Indrik 2013 Lukin

П. Е.
Лукин
У
П. Е. Лукин
чебное пособие знако-
мит читателя с важней-
шими событиями и про-
цессами этнополитической
и культурной (в широком
Славяне НА БАЛКАНАХ
смысле) истории славянского
населения Балканского
полуострова в эпоху Сред-
невековья. Автор последова-
В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
Славяне НА БАЛКАНАХ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

тельно рассматривает про-
блемы становления славян
как отдельной этноязыковой
общности и расселения
одной из ее ветвей на Балка-
нах, противостояния между
славянами и Византией и
Очерки
становления у балканских истории
славян самостоятельной
государственности, при- и культуры
нятия ими Христианства
и их конфессионально-
культурного размежевания
на участников, византийско-
го и латинского культурных
«кругов». Заключительные
разделы книги посвящены
проблемам османского пе-
риода в истории славянских
народов Балкан, включая
«деформации» их религи-
озно- и социокультурной
структуры.
Для специалистов-исто-
риков, преподавателей,
студентов и аспирантов,
изучающих историю сла-
вянских народов, а также
всех, интересующихся
историей славян и Балкан-
ского полуострова.
П. Е. Лукин
СЛАВЯНЕ НА БАЛКАНАХ
Очерки
истории и культуры
Учебное пособие
МОСКВА «ИНДРИК» 2013

УДК 94(497.1/2)
Л 84
Допущено Учебно-методическим объединением

по классическому университетскому образованию в качестве
учебного пособия для студентов высших учебных заведений,
обучающихся по направлению подготовки 030600 «История»
На обложке: Охридское озеро

(Бывшая югославская республика Македония).
Фото А.А. Сафонова
Лукин П.Е.
Славяне на Балканах в Средневековье:
Очерки истории и культуры. Учебное пособие. —
М.: «Индрик», 2013. — 288 с., ил.
ISBN 978-5-91674-264-0
Учебное пособие знакомит читателя с важнейшими событиями и

процессами этнополитической и культурной (в широком смысле)
истории славянского населения Балканского полуострова в эпо-
ху Средневековья. Автор последовательно рассматривает про-
блемы становления славян как отдельной этноязыковой общно-
сти и расселения одной из ее ветвей на Балканах, противостоя-
ния между славянами и Византией и становления у балканских
славян самостоятельной государственности, принятия ими хри-
стианства и их конфессионально-культурного размежевания на
участников византийского и латинского культурных «кругов».
Заключительные разделы книги посвящены проблемам осман-
ского периода в истории славянских народов Балкан, включая
«деформации» их религиозно- и социокультурной структуры.
Для специалистов-историков, преподавателей, студентов и
аспирантов, изучающих историю славянских народов, а также
всех, интересующихся историей славян и Балканского полу-
острова.
© Текст, П.Е. Лукин, 2013

© Оформление,
ISBN 978-5-91674-264-0 Издательство «Индрик», 2013
Оглавление
К читателю .......................................................... 10
Очерк I
ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЛАВЯН
И НАЧАЛО ИХ ИСТОРИИ ......................................... 14
I.1. Славяне в настоящем и прошлом: современные

нации, средневековые народности и древнеславянская
этническая общность. — I.2. Этногенез славян как
научная проблема. — I.3. Лингвистика и проблема
этногенеза славян. — I.4. Археология и проблема
этногенеза славян. — I.5. Этнос вообще. — I.6. Ранние
славяне как этнос. — I.7. Первые письменные известия
о славянах. — I.8. Античная наука о Центральной
и Восточной Европе. — I.9. Славяне и венеды. —
I.10. Славяне в начале своей истории. — I.11. Славяне
и анты.
Очерк II
РАССЕЛЕНИЕ СЛАВЯН
НА БАЛКАНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ ............................ 42
II.1. Балканские земли накануне расселения славян. —

II.2. Славяне на Балканах: от набегов к расселению. —
II.3. Авары и Аварский хаганат. — II.4. Падение визан-
тийской Дунайской границы. — II.5. Трагедия автохто-
нов и историческая судьба их потомков. — II.5.1. Влахи
в Средневековье. — II.5.2. Албанцы в Средневековье. —
ОГЛАВЛЕНИЕ
II.6. Начало новой эпохи. — II.7. Славяне на Балканах:

закрепление на занятых землях, хозяйственные и со-
циальные перемены. — II.8. «Византийская Реконки-
ста». — II.9. Историческая судьба славян Византии.
Очерк III
БОЛГАРЫ И БОЛГАРИЯ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
(до османского завоевания) ................................... 64
III.1. Славяне в Мисии. — III.2. Протоболгары на ру-

беже Античности и Средневековья. — III.3. Образова-
ние Первого Болгарского царства. — III.4. В противо-
борстве с Византией. — III.5. Укрепление болгарской
государственности. — III.6. Принятие христиан-
ства. — III.7. Формирование болгарской народности. —
III.8. Болгария на пике могущества. — III.9. Болгаро-
византийский договор 927 г. — III.10. Византийское
завоевание. — III.11. Болгарские земли под властью
6 Византии. — III.12. Образование Второго Болгар-
ского царства. — III.13. В борьбе за «византийское
наследство». — III.14. Упадок Второго Болгарского
царства. — III.15. Временная стабилизация и распад. —
III.16. Османская держава и начало ее экспансии на
Балканах. — III.17. Османское завоевание.
Очерк IV
СЕРБЫ, СЕРБИЯ И БОСНИЯ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
(до османского завоевания) .................................... 94
IV.1. Расселение сербов на Балканском полуострове. —

IV.2. Под византийской «опекой». — IV.3. Принятие
христианства. — IV.4. Княжество Часлава и Дуклян-
ская держава. — IV.5. Образование державы Немани-
чей. — IV.6. Формирование сербской народности. —
IV.7. Подъем державы Неманичей, образование «цар-
ства сербов и греков» и его распад. — IV.8. Моравская
Сербия и османское завоевание. — IV.9. Босния в Ран-
нее Средневековье. — IV.10. Под сюзеренитетом Вен-
герской короны. — IV.11. Богомильство. — IV.12. На
пути к формированию отдельной народности. —
IV.13. Подъем, упадок и османское завоевание.
Очерк V
ХОРВАТЫ, ХОРВАТИЯ И СЛАВОНИЯ
В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ.
СРЕДНЕВЕКОВАЯ Д АЛМАЦИЯ И ЕЕ ГОРОДА ............. 118
V.1. Расселение хорватов на Балканском полуостро-

ве. — V.2. Образование державы Трпимировичей и
формирование «ядра» хорватской народности. —
V.3. Принятие христианства. — V.4. Посавская область
в Раннее Средневековье. — V.5. Венгры и Венгерское
королевство. — V.6. Независимая Хорватия: взлеты и
падения. — V.7. Хорватия и Славония под властью вен-
герских королей. — V.8. Хорватия и Славония между
Османами и австрийскими Габсбургами. — V.9. Далма-
ция античная и Далмация средневековая. — V.10. Под
суверенитетом Византии. — V.11. Славянизация, ста-
новление городских коммун и материальное процве-
тание. — V.12. Далмация между Венгрией, Венецией и
Османами. — V.13. Гуманизм, Ренессанс и барокко в
Далмации. 7
Очерк VI
СЛАВЯНЕ И БАЛКАНСКАЯ СРЕДА.
ХОЗЯЙСТВО И ОБЩЕСТВО В БАЛКАНСКИХ
СЛАВЯНСКИХ СТРАНАХ ВИЗАНТИЙСКОГО КРУГА
(до османского завоевания) .................................. 140
VI.1. Славяне на Балканах: аккультурация и цивили-

зационное размежевание. — VI.1.1. Фактор среды. —
VI.1.2. Фактор военно-политической конъюнктуры. —
VI.1.3. Фактор церковно-конфессиональной конъ-
юнктуры. — VI.2. Земледелие как основа хозяйствен-
ной практики. — VI.3. Аграрно-правовой строй. —
VI.3.1. Отношения собственности. — VI.3.2. Отношения
между собственниками и государством. — VI.3.3. Отно-
шения между крупными земельными собственниками
и зависимыми держателями. — VI.4. Города и город-
ская жизнь.
Очерк VII
ОБЩЕСТВО И ГОСУДАРСТВО
В БАЛКАНСКИХ СЛАВЯНСКИХ СТРАНАХ
ВИЗАНТИЙСКОГО КРУГА
VII.1. Византинизированное самодержавие и феодали-

зация на местах. — VII.2. Имперский характер госу-
дарственности. — VII.2.1. Этническая разнородность
населения. — VII.2.2. Политические институты и эт-
ническое самоопределение. — VII.2.3. «Политическая
ортодоксия».
Очерк VIII
ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА БАЛКАНСКИХ
СЛАВЯНСКИХ СТРАН ВИЗАНТИЙСКОГО КРУГА
8 VIII.1. Под знаком язычества. — VIII.2. Христиа-

низация и конфессиональное самоопределение. —
VIII.3. Становление и развитие профессионального
творчества. — VIII.4. Характер и специфика накануне
османского завоевания. — VIII.4.1. Ценностное содер-
жание. — VIII.4.2. Средства выражения.
Очерк IX
БАЛКАНСКИЕ СЛАВЯНЕ ПОД ВЛАСТЬЮ
ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ:
«ОСМАНСКИЙ МИР» ........................................... 224
IХ.1. «Османский мир». — IХ.2. Балканские земли и их

население в составе Османской империи. — IХ.2.1. Ко-
чевники и оседлые. Тимарная система. — IХ.2.2. Аске-
ри и райя. Система девширме. — IХ.2.3. Мусульмане,
христиане и иудеи. Система миллетов.
Очерк X
БАЛКАНСКИЕ СЛАВЯНЕ ПОД ВЛАСТЬЮ
Н А ПОРОГЕ НОВОГО ВРЕМЕНИ ............................ 250
Х.1. Общая этнокультурная ситуация в балканских

землях. — Х.2. Религиозно-культурная деформация
балканских народов. — X.3. Социокультурная де-
формация балканских народов. — X.4. Закат импе-
рии. — Х.4.1. Внешние неудачи. — Х.4.2. Разложение
тимарной системы. Чифтлики и откупа. — Х.4.3. Про-
винциальный сепаратизм. — Х.4.4. Гайдучество. —
Х.5. Османское общество на пороге Нового времени:
в поисках альтернативы.
Вместо заключения .............................................. 280
Избранная библиография ........................................ 283

9
Сокращения ............................................................. 287
К читателю
В основе предлагаемой вниманию читателя кни-

ги лежат материалы, связанные с участием их
автора в чтении лекционного курса по истории
южных и западных славян на историческом факульте-
те Московского государственного университета имени
М.В. Ломоносова.
Чтение этого курса ведется преподавателями и со-
трудниками действующей на факультете с 1939 г. ка-
федры истории южных и западных славян, а сам курс
имеет своим предметом историю тех славянских наро-
дов и стран, которые в отечественной традиции принято
считать зарубежными. Если следовать современному
государственно-политическому делению, то можно ска-
зать, что в рамках курса речь идет об истории Болгарии,
Македонии (бывшая югославская республика), Сербии,
Черногории, Боснии и Герцеговины, Хорватии, Слове-
нии, Чехии, Словакии, Польши и еще некоторых других
стран. Однако на деле содержание курса гораздо шире,
чем это может показаться по его названию. Фактически
он воспроизводит картину истории Центральной, Юго-
Восточной и отчасти Восточной Европы на всем ее про-
тяжении и во всей ее полноте, включая не только этни-
ческую, но и все прочие ее составляющие. Естественно,
что в рамки этой картины попадает не только славян-
ское, но и неславянское население, проживавшее и про-
живающее в этом огромном пространстве, равно как и
все те великие и малые силы, которые действовали в нем
в тот или иной период и формировали его исторический
облик. В целом, университетский курс истории южных
и западных славян представляет собой естественное и
К ЧИТАТЕЛЮ
необходимое дополнение к соответствующим курсам по оте-

чественной и всеобщей истории.
Что же касается предлагаемой книги, то она соответствует
первой части этого курса, которая охватывает время от по-
явления первых достоверных известий о славянах до окон-
чания средневековой эпохи. Однако сама книга отнюдь не
тождественна собственно лекционным материалам авто-
ра, отличаясь от них как по объему и плотности сюжетного
ряда, так и по степени детализации, избранной при рассмо-
трении того или иного сюжета. Скорее, книга представляет
собой нечто вроде «стимулирующего дополнения», которое
призвано пробудить и поддержать интерес со стороны слу-
шателей (и читателей!) к истории славянского Средневековья
в его балканском варианте, а также возместить недостаток ау-
диторного времени, отпущенного учебным планом на озна-
комление с ней. Наметить, в главных чертах, общую панора-
му средневековой истории славян на Балканах, «вписать» ее
в более или менее широкий культурный контекст, отобразить
ее как региональное, так и цивилизационное своеобразие,
связанное с многовековым присутствием в регионе Визан- 11
тийской и Османской империй, — вот, пожалуй, то главное,
чего хотел бы достигнуть автор.
В то же время, предлагаемая книга адресована не только
учащейся, но и гораздо более широкой читательской аудито-
рии. Как надеется автор, ее могут составить и просто любители
истории, и все, кто в силу тех или иных причин и мотивов инте-
ресуется прошлым славян и Балканского региона, и историки-
профессионалы. Тем более что большинство из последних так
или иначе причастно к учебно-педагогической деятельности и
потому может найти для себя небесполезным предлагаемый
опыт обобщения и последовательного изложения средневеко-
вой истории славян на Балканах.
Вместе с тем, книга ни в какой степени не претендует на
то, чтобы стать альтернативой существующему университет-
скому учебнику по истории южных и западных славян1. От-
ношение между книгой и данным учебником представляется
автору как своего рода «дополнение-диалог», призванный,
опять-таки, пробудить и поддержать интерес читателя к пред-
мету. Именно этим объясняется некоторая избирательность в
1 История южных и западных славян / Под ред. Г.Ф. Матвеева, З.С. Не-
нашевой. Т. 1. Средние века и Новое время. Т. 2. Новейшее время. М., 1998
(последующие издания: М., 2001. М., 2008).
К ЧИТАТЕЛЮ
привлечении фактического материала, неравномерность в его

«масштабировании» и вообще авторское, субъективное на-
чало, допущенное при его изложении. Что, как рассчитывает
автор, сделает это изложение более «живым», нежели это воз-
можно в жанре учебника.
Вообще, работая над книгой, автор ориентировался как на
жанровый образец на известные «Очерки истории Византии и
южных славян», написанные в свое время А.П. Кажданом и
Г.Г. Литавриным2, а также на недавние «Очерки истории на-
родов России в древности и раннем средневековье» В.Я. Пе-
трухина и Д.С. Раевского3. Автор не мог не учитывать и появ-
ления в русском переводе курса лекций выдающегося чешско-
го историка Ф. Дворника, посвященного славянской истории
XIII—XVIII вв.4 Что получилось в итоге — судить читателю.
Однако сам автор считает своим долгом сразу предупредить,
что предлагаемое им изложение средневековой истории сла-
вян на Балканах носит самый краткий, обобщенный и, подчас,
даже схематичный характер, а потому не может быть свобод-
но от упрощений, искажений и, возможно, ошибок того или
12 иного рода. Иногда это изложение будет переходить в от-
кровенно гипотетическую, авторскую реконструкцию, кото-
рая, как и всякая реконструкция, не может претендовать ни
на абсолютную полноту, ни на абсолютную достоверность.
В интересах возможной корректировки ви́дения событий, о
которых идет речь, со стороны заинтересованного читателя
автор решился снабдить свой текст пусть и облегченным, но
все же достаточно обширным справочно-библиографическим
аппаратом, отражающим основные работы по тому или ино-
му сюжету, опубликованные на русском языке на протяжении
нескольких последних десятилетий. Чтобы читатель имел воз-
можность сопоставить между собой наиболее важные из этих
сюжетов, в текст были введены своего рода внутренние ссыл-
ки, в которых римские цифры указывают на соответствующий
очерк, а арабские — на конкретный раздел. Так или иначе, ав-
тор очень надеется, что критика, которую, возможно, вызовет
его книга со стороны предполагаемой аудитории, будет небес-
полезна для дальнейшего научно-педагогического поиска в
избранном направлении.
2 Каждан А.П., Литаврин Г.Г. Очерки истории Византии и южных славян.
М., 1958 (изд. 2, исправл.: СПб., 1998).
3 Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в древ-
ности и раннем средневековье. М., 1998 (изд. 2, перераб. и доп.: М., 2004).
4 Дворник Фр. Славяне в европейской истории и цивилизации. М., 2001.
К ЧИТАТЕЛЮ
В заключение хотелось бы выразить самую глубокую бла-

годарность всем тем, без кого эта книга никогда не смогла бы
появиться на свет. Прежде всего, это Н.В. Лукина, А.А. Са-
фонов и В.Б. Прозоров, бывшие первыми читателями и кри-
тиками ее текста на разных стадиях его существования, и
М.Н. Бутырский, А.С. Добычина, А.А. Сафонов и И.К. Фо-
менко, любезно поделившиеся с автором своими иллюстра-
тивными материалами. Также это Б.Н. Флоря, С.А. Иванов,
Д.И. Полывянный, А.А. Турилов, А.М. Кузнецова и Л.В. Лу-
ховицкий, ознакомившиеся с рукописью готовой книги и вы-
сказавшие ряд чрезвычайно ценных замечаний, которые автор,
в меру своих сил, постарался учесть. Не менее признателен ав-
тор и своим коллегам по кафедре истории южных и западных
славян, в окружении которых не только велась его работа над
книгой, но и вообще происходило его становление в качестве
университетского преподавателя. Особенно благодарен автор
своему неизменному научному руководителю, профессору
Л.В. Гориной, а также заведующему кафедрой, профессору
Г.Ф. Матвееву, который в свое время побудил его взяться за
эту работу. И, наконец, хочется поблагодарить всех студентов, 13
с которыми довелось встретиться на экзаменах в университете,
чьи вопросы и ответы, пусть и не всегда удачные, сыграли в
этой работе далеко не последнюю роль.
Очерк I
П РОИСХОЖДЕНИЕ СЛАВЯН
И НАЧАЛО ИХ ИСТОРИИ
I.1. Славяне в настоящем и прошлом:

современные нации, средневековые
народности и древнеславянская этническая
общность. [16] — I.2. Этногенез славян как
научная проблема. [18] — I.3. Лингвистика
и проблема этногенеза славян. [19] —
I.4. Археология и проблема этногенеза
славян. [22] — I.5. Этнос вообще. [25] —
I.6. Ранние славяне как этнос. [27] —
I.7. Первые письменные известия о
славянах. [28] — I.8. Античная наука
о Центральной и Восточной Европе. [30] —
I.9. Славяне и венеды. [31] —
I.10. Славяне в начале своей истории. [34] —
I.11. Славяне и анты. [39]
В наше время славяне представляют собой
целую группу народов, родственных друг
другу в этноязыковом отношении и истори-
чески связанных с Центральной, Восточной и Юго-
Восточной Европой по месту своего преимуществен-
ного проживания.
В зависимости от географического положения основ- 15
ного исторического ареала того или иного из этих наро-
дов их принято условно делить на три ветви:
– восточную, представленную современными русски-
ми, украинцами и белорусами;
– западную, в лице современных поляков, чехов, сло-
ваков и т.н. лужицких сербов (или сорбов);
– и южную, к которой относятся современные болга-
ры, македонцы (не путать с античными македоня-
нами!), сербы, черногорцы, хорваты, словенцы и т.н.
боснийские мусульмане (или босняки).
Все вместе и во всем многообразии своей жизни в ее
настоящем и прошлом, славяне образуют предмет изуче-
ния для отдельной, комплексной и междисциплинарной
отрасли научного гуманитарного знания, называемой
славистикой и сложившейся в русле европейской науки
в основном в конце XVIII — первой половине XIX в.1
1 О становлении зарубежной и отечественной славистики см.: Лап-

тева Л.П. История славяноведения в России в XIX веке. М., 2005.
С. 15—234; Она же. Славяноведение в Московском университете в
XIX — начале XX века. М., 1997. С. 9—108.
См. также: Славяноведение в дореволюционной России: Изучение
южных и западных славян. М., 1988. С. 9—175.
СЛАВЯНЕ НА БАЛКАНАХ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
I.1. Славяне в настоящем и прошлом: современные нации,

средневековые народности и древнеславянская этническая
общность. — Современные славяне существуют как пусть и
родственные, но все же разные народы, которые, наряду с па-
мятью о взаимном родстве, периодически «оживающей» под
действием разного рода внешних и внутренних факторов, об-
ладают собственной этноязыковой индивидуальностью. Это
выражается в бытовании у них не только общего самоназва-
ния «славяне» — как бы оно ни произносилось в языке того
или иного народа, — но и отдельных, «частных», собственно
О
народных самоназваний, которые могут быть и неславянского
Ч происхождения2.
Е Еще одним характерным атрибутом современных славян
Р
К
выступает наличие у них самостоятельной государственности,
позволяющее рассматривать их в качестве не просто этноязы-
1 ковых общностей, но полноценных наций Нового и Новей-
шего времени.
Исключением, в этом отношении, могут считаться разве
что лужицкие сербы, образующие этническое меньшинство в
16 современной Германии.
Как и у других европейских (и не только) народов, нации у
славян представляют собой образования не чисто этнические,
но, скорее, этнополитические и этнокультурные. Ибо их су-
ществование обеспечивается не только и даже не столько об-
щим этническим происхождением их участников, сколько их
культурно-идеологическим и особенно политическим един-
ством в рамках соответствующего национального государства.
Примечательно, что в свое время формирование многих сла-
вянских наций было неразрывно связано с борьбой за культур-
ное и, в конечном счете, политическое обособление от много-
2 Об особенностях этнонимии славянских народов и бытовании у них
представлений о взаимном родстве применительно к разным историческим
эпохам см.: Иванов В.В., Топоров В.Н. О древних славянских этнонимах
(Основные проблемы и перспективы) // Из истории русской культуры. Т. 1.
Древняя Русь. М., 2000. С. 413—440; Макарова И.Ф. Идея славянско-
го единства в памятниках болгарской литературы начала XV в. // Славяне
и их соседи. Международные отношения в эпоху феодализма. М., 1989.
С. 75—86; Мыльников А.С. Картина славянского мира: взгляд из Восточ-
ной Европы. Представления об этнической номинации и этничности XVI —
начала XVIII века. СПб., 1999; Он же. Картина славянского мира: взгляд
из Восточной Европы. Этногенетические легенды, догадки, протогипотезы
XVI — начала XVIII века. СПб., 1996; Романенко С.А. Югославия, Россия
и «славянская идея». Вторая половина XIX — начало XXI в. М., 2002.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЛАВЯН И НАЧАЛО ИХ ИСТОРИИ
национальных империй — Австрийской (Австро-Венгерской),

Османской и др., почему и носит в историографической тради-
ции условное наименование Национального возрождения.
Между тем, подобную картину существования славян
в виде отдельных народов можно было наблюдать и в эпоху
Средневековья — с той разницей, что сами эти народы были
тогда еще не столь многочисленны и выступали в качестве еще
не наций, но средневековых народностей. По сравнению
с позднейшими нациями, народности в несколько большей
степени основывались на единстве собственно этнического
происхождения. Хотя оно и в этом случае было опосредовано
единством государственного подданства, а также культурной
и особенно церковно-конфессиональной принадлежностью,
столь значимой в ту эпоху. Не удивительно поэтому, что в сво- 1
ем большинстве средневековые славянские народности — каж-
дая в свое время — сложились именно в рамках соответствую-
-1
щих славянских государств и связанных с ними тем или иным
образом христианских церковных организаций.
Особняком, в этом отношении, стоят, пожалуй, лишь
средневековые словенцы и словаки, оформившиеся в виде на- 17
родностей в рамках «чужой» государственности и в условиях
плотного иноэтничного окружения: первые — в средневеко-
вой Германской империи, вторые — в средневековом Венгер-
ском королевстве. Видимо, это и стало причиной того, что в их
собственно народных самоназваниях оказалось продублиро-
вано самоназвание общеславянское, отражающее память об
их происхождении и родстве с другими славянами.
Особую этнокультурную группу некогда составляли т.н.
полабские славяне. Заселив междуречье Одера (слав. Одра)
и Эльбы (слав. Лаба) еще в Раннее Средневековье, они были
впоследствии поглощены Германской империей и почти пол-
ностью ассимилированы — за исключением лужицких сербов.
И только на самом раннем, догосударственном и дохри-
стианском этапе своей истории славяне, не зная иного деле-
ния, кроме племенного, выступали как относительно единая
этническая общность, которая условно может быть названа
древне- или раннеславянской3.
3 Об основных исторических формах этносоциальной организации славян
в Средневековье, Новое и Новейшее время (племенная общность — народ-
ность — нация) подробнее см.: Литаврин Г.Г. Этнос — народность — нация //
Человек на Балканах в эпоху кризисов и этнополитических столкновений
XX в. СПб., 2002. С. 15—23.
Когда, где и при каких обстоятельствах эта общность офор-

милась, какие этноязыковые образования были ее исторически-
ми предшественниками и, в известном смысле, «предками» —
об этих и некоторых других вопросах и пойдет речь ниже.
I.2. Этногенез славян как научная проблема. — Эти во-

просы входят в рамки комплексной научной проблемы сла-
вянского этногенеза — т.е. происхождения ранних славян как
этноса, — которая была и остается для славистики одной из
О
центральных и в этом качестве неизменно привлекает к себе
Ч внимание представителей самых разных славистических дис-
Е циплин: историков, археологов, лингвистов и др.
Р
К
Вместе с тем, эта проблема до сих пор остается и одной из
самых сложных в собственно исследовательском плане. Как и во
1 многих других случаях, это обусловлено состоянием наличной
источниковой базы, которая совсем не так велика и разнообраз-
на, как того хотелось бы самим славистам, особенно историкам.
Своя письменная практика у славян начала развиваться срав-
18 нительно поздно — только с принятием ими христианства, что
произошло, в основном, в IX—X вв., когда существование самих
славян уже давно было свершившимся фактом. Как следствие,
первым славянским автором, чье ви́дение истоков славянской
истории дошло до нашего времени, стал только легендарный
древнерусский летописец, монах Киево-Печерского монасты-
ря Нестор, включивший соответствующее повествование во
вводную часть «Повести временных лет» (начало XII в.)4. Что
же касается более раннего времени, то для него в качестве син-
хронных источников могут быть использованы письменные
Обзор основных подходов к научному изучению феномена этничности

на материале средневековой и современной Европы, включая вопрос о со-
отношении между средневековыми этноязыковыми общностями и позд-
нейшими нациями, см.: Дмитриев М.В. Проблематика исследовательского
проекта «Confessiones et nationes. Конфессиональные традиции и протона-
циональные дискурсы в истории Европы» // Религиозные и этнические тра-
диции в формировании национальных идентичностей в Европе. Средние
века — Новое время. М., 2008. С. 15—42.
4 Полное собрание русских летописей. Т. 1. Лаврентьевская летопись.
М., 1997. Стлб. 1—17.
О раннеславянских этногенетических легендах и их отражении в позд-
нейших письменных памятниках см.: Тржештик Д. Славянские этно-
генетические легенды и их идеологические функции // Раннефеодальные
славянские государства и народности (проблемы идеологии и культуры). Со-
фия, 1991 (=Studia Balcanica. 20). С. 35—42.
памятники лишь неславянского происхождения — по отноше-

нию к самим славянам «внешние», «чужие», да и то не особен-
но многочисленные. Еще хуже обстоит дело в том случае, ког-
да речь заходит непосредственно о происхождении славян как
таковом и об их предполагаемой предыстории, для которой
письменных памятников, привычных для большинства истори-
ков, практически нет, а весь материал, который можно привлечь
к соответствующему исследованию, ограничивается почти ис-
ключительно памятниками языка и материальной культуры5.
Не удивительно, что в этих условиях важнейшее значение
для решения проблемы славянского этногенеза приобретают
данные, накопленные в русле лингвистики и археологии.
1
I.3. Лингвистика и проблема этногенеза славян. — Свое главное
внимание исследователи-лингвисты сосредоточивают преимуще-
-
2.3
ственно на славянском глоттогенезе — т.е. истории происхожде-
ния и развития славянских языков. Самих же славян они склонны
рассматривать прежде всего как общность языковую — т.е. общ-
ность носителей одного или нескольких родственных языков. 19
Так или иначе, но средствами лингвистики достоверно
установлено, что языки всех современных и средневековых
славянских народов восходят к одному исходному языку, ко-
торый условно принято называть праславянским и относить
к индоевропейской языковой семье. Как таковой этот язык
просуществовал примерно до конца XI — XII в., когда распал-
ся на отдельные, самостоятельные средневековые славянские
языки, ставшие, в свою очередь, лингвистическими «маркера-
ми» соответствующих средневековых народностей6.
5 О письменных и других памятниках, отобразивших начало славянской

истории, равно как и ее последующее продолжение в эпоху Средневековья,
см.: Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 1999; Источникове-
дение истории южных и западных славян (феодальный период). М., 1999;
Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 1 (I—VI вв.) / Сост.
Л.А. Гиндин, С.А. Иванов, Г.Г. Литаврин. М., 1991. Т. 2 (VII—IX вв.) / Сост.
С.А. Иванов, Г.Г. Литаврин, В.К. Ронин. М., 1995; Хрестоматия по истории
южных и западных славян. Т. 1. Эпоха феодализма. Минск, 1987.
О специфических трудностях, с которыми сопряжена реконструкция
этнических процессов в дописьменную эпоху, см.: Петрухин В.Я., Раев-
ский Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневеко-
вье. Изд. 2, перераб. и доп. М., 2004. С. 19—28.
6 О праславянском и позднейших славянских языках см.: Бирнбаум Х. Прасла-
вянский язык. Достижения и проблемы в его реконструкции. М., 1987; Супрун А.Е.
Праславянский язык. Минск, 1993; Языки мира: Славянские языки. М., 2005.
Таким образом, непосредственные предки славян — носи-

тели праславянского языка, или праславяне — должны были
быть потомками древних индоевропейцев, происхождение ко-
торых восходит к т.н. праиндоевропейской языковой общно-
сти, существовавшей примерно до конца IV тыс. до н.э. где-то
на стыке Восточной Анатолии, Южного Кавказа и Северной
Месопотамии. Последующий распад этой общности привел
к распространению индоевропейских диалектов и языков на
гигантской территории — от Западной Европы до Централь-
ной Азии и Индостана, по мере того, как их носители, расселя-
О
ясь со своей прародины, «наслаивались» на неиндоевропей-
Ч ское население, ассимилировали его и создавали с ним новые
Е языковые образования7.
Р
К
Что касается праславян, то из общей массы древних индо-
европейцев и их потомков они выделились не сразу и не прямо.
1 Долгое время будущие праславяне вместе с будущими носи-
телями многих других европейских языков составляли некую
«промежуточную» языковую общность, условно именуемую
древнеевропейской. Она существовала непосредственно в Ев-
20 ропе и объединяла в своем составе предков не только прасла-
вян, но и позднейших германцев, кельтов, италиков, иллирий-
цев и балтов.
Очень важно, что средствами уже не лингвистики, но ар-
хеологии для древнеевропейской языковой общности уста-
новлен ряд более или менее точных археологических соответ-
ствий, относящихся к эпохе бронзы (в терминологии архео-
логов). Прежде всего в этом качестве должна быть упомянута
т.н. древнеямная культурно-историческая общность,
которая существовала в степях Нижнего Поволжья и Север-
ного Причерноморья в конце IV — начале II тыс. до н.э. и
ознаменовала собой продвижение западной ветви индоевро-
пейцев в Европу. Другое подобное соответствие представля-
ет собой т.н. среднеевропейская культурно-историческая
общность полей погребений (или погребальных урн), су-
ществовавшая в XIII—VIII вв. до н.э. на территории средней
полосы Западной, Центральной и Восточной Европы — от
верховьев Сены и Луары на западе до верховьев Буга и Дне-
стра на востоке.
7 О древних индоевропейцах, их языке, культуре, прародине и расселе-

нии в места позднейшего проживания см.: Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В.
Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-
типологический анализ праязыка и протокультуры. Т. I—II. Тбилиси, 1985.
К сожалению, памятники языка почти не поддаются абсо-

лютной датировке, и средства лингвистики не позволяют точ-
но определить, когда именно праславянский язык оформился в
качестве самостоятельного, а его носители-праславяне обосо-
бились от других древнеевропейцев. Так что предлагаемые на
этот счет датировки варьируют в промежутке между, по край-
ней мере, серединой I тыс. до н.э. и серединой I тыс. н.э. Од-
нако можно считать несомненным, что произошло это значи-
тельно позже, чем в других случаях, и едва ли не в самую по-
следнюю очередь. Не исключено также, что непосредственно
перед этим будущие праславяне какое-то время образовывали
еще одну «промежуточную» языковую общность вместе с бу-
дущими балтами, хотя предполагаемое существование этой
балто-славянской общности до сих пор остается предметом 1
научной дискуссии.
В то же время, наблюдения лингвистов над праславянским
-3
языком дают возможность представить, где могла находить-
ся та территория, на которой проживали праславяне в период
своего выделения из древнеевропейской или балто-славянской
общности и которую, следовательно, можно было бы рассма- 21
тривать в качестве славянской прародины. Речь идет о ре-
зультатах анализа древнейшего пласта праславянской лексики
в той части, в какой она отобразила в себе особенности «вме-
щавшей» самих праславян природной среды. Так, выясни-
лось, что в древнейший период своего самостоятельного суще-
ствования праславяне должны были проживать на равнинной
местности с относительно умеренным климатом, лесами, ре-
ками и озерами, удаленной как от морей, так и от гор и степей.
Кроме того, выявленные в древнейшей праславянской лексике
следы межъязыковых контактов позволили установить, с кем
первоначально соседствовали и взаимодействовали прасла-
вяне на границах своей прародины. И, судя по этим следам,
с одной стороны, это были германцы, с другой — предки за-
падных балтов (пруссов, ятвягов и др.). Несколько позже, на
юго-востоке, праславяне вступили во взаимодействие также с
каким-то ираноязычным населением (поздние скифы, сарма-
ты, аланы).
Среди прочего, германские заимствования представляют со-
бой такие важные термины, относящиеся к военно-политической
сфере, как, например, «князь» (праслав. *kъne˛dzь), «полк»
(праслав. *pъlkъ), «шлем» (праслав. *selmъ), возможно —
«меч» (праслав. *mecь/mьcь). Германскими заимствованиями
являются и термины «хлеб» (праслав. *хlebъ) и «плуг» (прас-

лав. *plugъ), отражающие характер хозяйственно-бытовой
практики праславян. Иранское же происхождение имеют, в
частности, термины «кут» (праслав. *kotъ — «загон, неболь-
шой хлев»), «топор» (праслав. *toporъ), «ватра» (праслав.
*vatra — «огонь»), а также такой важнейший в перспективе
духовной культуры термин, как «бог» (праслав. *bogъ).
Сопоставив все это с физико-географической и исто-

рико-языковой картой Древней Европы, нетрудно заме-
О
тить, что искомая территория славянской прародины долж-
Ч на была располагаться в лесной зоне Центральной и Вос-
Е точной Европы — где-то к востоку от Вислы и к северу от
Р
К
Карпатских гор.
1 Впрочем, в славистике известны и иные варианты лока-

лизации славянской прародины. Так, многие слависты поме-
щают ее в Среднем Повисленье и, шире, Висло-Одерском ре-
гионе. Еще один вариант, особенно широко распространен-
ный в прошлом, связывает ее с Подунавьем, где праславяне
22 могли выделиться среди других древних индоевропейцев еще
в эпоху бронзы — чтобы затем переместиться к северу, а поз-
же снова вернуться сюда в русле т.н. Великого переселения
народов (см. ниже)8.
Между тем, помимо данных лингвистики, для решения
проблемы славянского этногенеза не менее важны и данные
археологии.
I.4. Археология и проблема этногенеза славян. — Археоло-

ги, стараясь учитывать результаты исследований своих коллег-
лингвистов, работают над выявлением тех археологических
культур, носителями которых могли быть как собственно сла-
вяне, завершившие свой этногенез, так и их непосредственные
предки-праславяне. При этом археологи нередко обнаружи-
8 Подробнее см.: Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян.

Лингвистические исследования. М., 2002.
См. также: Авенариус А. Ранние славяне в Среднем Подунавье: авто-
хтонная теория в свете современных исследований // Славяноведение. 1993.
№ 2. С. 27—41; Гиндин Л.А. Значение лингво-филологических данных для
изучения ранних этапов славянизации карпато-балканского пространства //
Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских
государств и народностей. М., 1987. С. 22—26.
вают склонность к буквальному отождествлению археологи-

ческих культур и этноязыковых общностей, воспринимая са-
мих славян преимущественно как носителей более или менее
однородной материальной культуры, поддающейся изучению
методами археологии9.
Прежде всего, археологи пытаются проследить выделе-
ние славян — или, во всяком случае, праславян — из соста-
ва вышеупомянутой (см. I.3) древнеевропейской общности
(в терминологии лингвистов), прибегая с этой целью к мето-
ду археологической ретроспекции. Суть этого метода со-
стоит в движении от достоверно славянских археологических
памятников эпохи Средневековья к памятникам все более
и более раннего времени на основе выявления генетических
связей между ними. 1
Между тем, самой ранней по времени существования архе-
ологической культурой, оставленной достоверными славяна-
-4
ми, может быть признана только пражско-корчакская куль-
тура конца V — VIII в. н.э., ареал которой широкой полосой
тянулся от верховьев Эльбы на западе до Среднего Днепра на
востоке, включая Южное Повисленье, а также подступы к Ду- 23
наю. Примечательно, что эта территория в значительной мере
совпадает с предполагаемым ареалом проживания носителей
древнейшей праславянской лексики, выявленной и проанали-
зированной лингвистами (см. I.3)10.
Наиболее характерными памятниками пражско-кор-
чакской культуры, среди прочего, считаются следующие:
— жилище в виде полуземлянки с печью (или очагом) в одном
из углов;
9 О том, как видится проблема славянского этногенеза с точки зрения

современной археологии, подробнее см.: Седов В.В. Происхождение славян
и местонахождение их прародины. Расселение славян в V—VII вв. // Очер-
ки истории культуры славян. Вып. 1. М., 1996. С. 15—56; Он же. Славяне
в древности. М., 1994; Он же. Славяне в раннем средневековье. М., 1995;
Он же. Славяне: Историко-археологическое исследование. М., 2002;
Он же. Этногенез ранних славян // Вестник Российской Академии Наук.
2003. Т. 73. № 7. С. 594—605; Славяне: Этногенез и этническая исто-
рия (междисциплинарные исследования). Л., 1989; Щукин М.Б. Рождение
славян. Из истории вопроса. Два пути ретроспективного поиска // Стра-
тум: структуры и катастрофы. Сборник символической индоевропейской
истории: Археология, источниковедение, лингвистика, философия исто-
рии. СПб., 1997. С. 110—147.
10 О пражско-корчакской культуре подробнее см.: Русанова И.П. Славян-
ские древности VI—VII вв. Культура пражского типа. М., 1976.
— лепная керамика (горшки) пражского типа;

— погребения с крайне бедным инвентарем (в сравнении,
например, с германскими) и по обряду трупосожжения,
остатки которого со временем стало принято помещать
под курганную насыпь.
Добавим, что помимо пражско-корчакской к числу древ-
нейших археологических культур, оставленных достоверны-
ми славянами, относятся также и несколько более поздние
по времени культура длинных курганов и культура сопок,
носителями которых были, соответственно, древнерусские
О
летописные кривичи и словене ильменские.
Ч
Е Итак, на интересующей нас — в качестве предполагае-
Р
К
мой славянской прародины — территории лесной зоны Цен-
тральной и Восточной Европы обнаруживается своего рода
1 временнóй археологический «зазор». Его нижнюю грани-
цу задает распад около рубежа VIII–VII вв. до н.э. архео-
логической общности полей погребений, соответствующей
древнеевропейской языковой общности (в терминологии
24 лингвистов). А его верхнюю границу определяет формиро-
вание к концу V в. н.э. пражско-корчакской археологиче-
ской культуры, чья славянская принадлежность не вызывает
сомнений.
Заполнить этот более чем тысячелетний «зазор» архео-
логи пытаются, привлекая к исследованию материалы дру-
гих археологических культур, выделяемых применительно
к соответствующему времени на той же или на сопредель-
ных территориях и обнаруживающих родство между собой
по тем или иным признакам. Особенно настойчиво древ-
нейших славян — или праславян — стараются опознать
среди носителей пшеворской культуры, существовавшей в
бассейне Вислы и Одера во II в. до н.э. — первой половине
V в. н.э.11
Из числа других археологических культур, материалы ко-
торых чаще всего привлекаются к исследованию в том же ка-
честве, отдельного упоминания заслуживают зарубинецкая и
черняховская (особенно ее Подольско-Днепровский регион).
Первая была распространена в бассейне Припяти, Средне-
го Днепра и Десны во II в. до н.э. — II в. н.э. Вторая охваты-
11 О пшеворской культуре см.: Славяне и их соседи в конце I тысячелетия

до н.э. — первой половине I тысячелетия н.э. М., 1993. С. 53—66.
вала огромную территорию в Северном Причерноморье —

от Нижнего Дуная и Прикарпатья на западе до Северского
Донца на востоке — и датируется II — началом V в. н.э.12
Однако на многие вопросы, связанные с проблемой славян-

ского этногенеза, средствами только и исключительно археоло-
гии ответить невозможно. Так, серьезные сомнения вызывает
давнее мнение о славянской — или праславянской — принад-
лежности носителей пшеворской культуры. Ибо пшеворское
население, как теперь установлено, объединяло в своем составе
представителей нескольких этноязыковых групп, две из кото-
рых к тому же могут быть вполне уверенно отождествлены с
безусловными неславянами: кельтами и германцами (готами).
1
Полиэтничными и разноязыкими были и те общества,
что оставили после себя зарубинецкую и черняховскую -5
культуры. Среди носителей первой также очевидно при-
сутствие кельт ского элемента. Что же до второй, то она
вообще представляет собой результат чрезвычайно свое-
образного симбиоза германских, иранских и еще каких-то
«варварских» традиций с влияниями ближайших к ее ареа- 25
лу римских провинций.
Какой этноязыковой облик имела другая — отличная от
кельтов и германцев — часть пшеворского населения? Как
они сами называли себя и свой язык? Кем они себя сознава-
ли? На эти вопросы археологические памятники, уже хотя
бы в силу своей неодушевленности и «немоты», ответить не
в состоянии. И это тем более важно, что до некоторого вре-
мени (см. ниже) нам также ничего не известно о том, кем
сознавали и как называли себя и свой язык носители пра-
славянского языка (см. I.3), чей предполагаемый ареал про-
живания и в самом деле близок к пшеворскому. Ибо опреде-
ление «праславянский» применительно к этому языку было
принято только в науке Нового времени и носит условный,
искусственный, сугубо научный характер.
I.5. Этнос вообще. — Между тем, вопросы о самосознании и

самоназвании носителей праславянского языка в древнейший
период его существования продиктованы отнюдь не праздным
12 О зарубинецкой и черняховской культурах см.: Славяне и их соседи в

конце I тысячелетия… С. 20—52, 123—170.
любопытством. Для решения проблемы славянского этногене-

за они имеют принципиальное значение.
Как стало особенно ясно в последние десятилетия, ис-
токи всякого этнического процесса, включая этногенез, не
ограничиваются рамками только объективной реальности и
уходят в глубины реальности субъективной, точнее — в мир
индивидуального и коллективного самосознания. Так что
роль главного этногенетического — т.е. этнообразующего —
фактора может быть признана именно за этническим са-
мосознанием, через которое всякий этнос и обретает свое
О
бытие, отделяя себя и «своих» от всех прочих — «чужих»,
Ч малопонятных и если не прямо враждебных, то потенциаль-
Е но опасных. Вообще, в русле современного гуманитарного
Р
К
знания «взаимное различение» представляется «непремен-
ным свойством» этносов, а сама «этничность» выступает как
1 «категория сопоставительная»13.
Таким образом, этногенез — и не только славян, но и
всякого этноса вообще — не сводится ни к глоттогенезу, ни
к развитию материальной культуры людских сообществ на
26 той или иной территории в какой-либо период времени. На-
против, всякий этногенез представляет собой прежде всего
процесс возникновения и закрепления среди его участников
определенного этнического самосознания, которое, в свою
очередь, рано или поздно должно получить словесное вы-
ражение в виде соответствующего самоназвания. И только
подтвержденное источниками — причем, по определению,
письменными — наличие такого самоназвания у какого-
либо сообщества и позволяет рассматривать его как более
или менее сложившийся этнос и излагать его историю в этом
качестве 14.
Но вернемся непосредственно к этногенезу славян, пони-
мая под ними теперь уже общность не просто языковую или
археологическую, но собственно этническую — в современ-
ном и самом строгом значении этого понятия.
13 Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983. С. 49.

14 Применительно к славянам см. дискуссию: Васильев М.А. Следует
ли начинать этническую историю славян с 512 г.? // Славяноведение.
1992. № 2. С. 3—20; Иванов С.А. Откуда начинать этническую исто-
рию славян? (по поводу нового труда польских исследователей) // Со-
ветское славяноведение. 1991. № 5. С. 3—13; Он же. Славянская этнич-
ность как методологическая проблема // Славяноведение. 1993. № 2.
С. 23—26.
I.6. Ранние славяне как этнос. — Итак, общее этниче-

ское самоназвание действительно имелось и имеется у всех
без исключения средневековых и современных славянских
народов. Что и указывает на их взаимное этническое род-
ство и генетические связи с древнеславянской общностью
(см. I.1).
В период существования праславянского языка (см. I.3)
это общее самоназвание должно было иметь праславянскую
форму словене (праслав. *slověne). А смысл его, скорее все-
го, был связан с понятием слово (праслав. *slovo) и пред-
ставлением о полноценном, «правильном» языке и понятной
речи. Таким образом, очевидно, что в свете своего этниче-
ского самосознания, выразившегося в самоназвании, ранние
славяне самоопределялись как «настоящие», «подлинные» 1
люди, противостоящие чужакам-немцам (в ед. ч. праслав.
*němьcь) — т.е. буквально «немым», «не владеющим сло-
-6
вом», «ненастоящим»15.
Это общее определение для неславян, искони принятое
в славянской среде, неоднократно фиксировалось в средне-
вековых письменных памятниках разного происхождения. 27
Впервые, в греческой форме   , его воспроизводит в
одном из своих сочинений византийский император Кон-
стантин VII Багрянородный (913—959)16.
Сама же бинарная оппозиция по принципу пони-
мания или непонимания «правильного» языка («слове-
не» — «немцы») отнюдь не представляет собой чего-либо
исключительного. Широко известно противопоставление
эллины (греч.) — варвары (греч.   ), сло-
жившееся у античных греков. Не менее примечательны
еще два примера:
— во-первых, самоназвание современных албанцев —
шкиптар (алб. shqipëtar — букв. «тот, кто понимает и
говорит понятно» на языке shqip)17; отсюда происходит
широко распространенное среди современных южных
славян обозначение албанцев как «шиптаров»;
15 Подробнее см.: Иванов В.В., Топоров В.Н. О древних славянских этно-

нимах… С. 415—418.
16 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. Изд. 2. Т. III.
М., 1987. С. 62.
На это обстоятельство указал автору С.А. Иванов, которому выражаем
самую глубокую благодарность.
17 Иванова Ю.В. Албанцы и их соседи. М., 2006. С. 90, 120.
— во-вторых, самоназвание венгров — мадьяр (венг. mag-

yar — букв. «говорящие», от финно-угорск. mon «гово-
рить» и er «человек»)18.
Еще одним характерным общим определением, приме-
нявшимся славянами для обозначения своих неславянских
соседей — в данном случае финно-угорских, — было широко
распространенное в восточнославянской среде слово чудь (др-
рус. ×þäü), смысл которого не нуждается в пояснениях.
Все вышеизложенное побуждает поставить конкретный

О
вопрос: когда именно, в какое время, носители древнего язы-
Ч ка, известного в современной науке как праславянский, обрели
Е собственно славянское этническое самосознание и самоназва-
Р
К
ние? Когда они сами осознали и назвали себя славянами?
Естественно, что ответ на этот вопрос нужно искать в пись-
1 менных источниках, с которыми более всего привыкли иметь
дело историки.
28 I.7. Первые письменные известия о славянах. — Между

тем, первые достоверные письменные известия о народе, са-
моназвание которого должно было звучать как «словене» (или
похожим образом), относятся только к VI в. н.э.
Самое раннее из этих известий дошло до нас в передаче ве-
ликого византийского историка того времени Прокопия Кеса-
рийского и содержится в его знаменитом труде о войнах импе-
ратора Юстиниана I (527—565). Среди прочего, здесь расска-
зывается о том, как часть германского народа герулов, который
проживал тогда к северу от Дуная и проходившей по нему ви-
зантийской границы, решила, после неудачного столкновения
с другими германцами (лангобардами), переселиться на новое
место жительства. Герулы двинулись еще дальше в сторону от
Дуная и, как пишет Прокопий, «прошли поочередно все пле-
мена склавинов (       )» (Войны. VI.15.1—2).
Эти события приблизительно датируются временем около ру-
бежа V–VI вв. Но несомненно, что за формой склавины (со
вставной буквой «каппа»), обусловленной особенностями
родного для Прокопия греческого языка, скрывается не что
иное, как именно славянское этническое самоназвание в его
предполагаемой праславянской форме «словене» (см. I.3, I.6).
И что народ, с которым встретились герулы к северу от Ду-
18 Контлер Л. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы. М., 2002. С. 46.
ная, и в самом деле представлял собой ранних славян19. При-

мечательно, что вероятное место жительства этого народа по
своему географическому положению вполне соответствует
территориальному ареалу пражско-корчакской археологиче-
ской культуры (см. I.4), славянская принадлежность которой
тем самым получает новое подтверждение.
В дальнейшем «склавины» (греч. ), перейдя к
вторжениям из-за Дуная в балканские провинции Ранней Ви-
зантии (см. ниже), буквально «врываются» в поле зрения визан-
тийских авторов. Так что более или менее подробные сведения
о них оказываются представлены в сочинениях уже не только
самого Прокопия, но и многих других его соотечественников,
близких ему по времени жизни и деятельности: Агафия Мири-
нейского, Иоанна Малалы, Иоанна Эфесского и др. Наконец, 1
во второй половине VI в. упоминания о «склавах» (лат. Sclavi)
или «склавинах» (лат. Sclavini) появляются и у некоторых за-
-7
падных авторов (Мартин Бракарский, Иоанн Бикларский), а на
самом исходе века действия «склавов» на подступах к Италии
с неподдельной тревогой обсуждает в своих письмах Римский
папа Григорий I Великий (590—604)20. 29
Итак, судя по всем этим известиям, в VI в. носители пра-
с лавянского языка и пражско-корчакской археологической
культуры уже безусловно располагали собственно славянским
самосознанием и существовали как более или менее сложив-
шаяся этническая общность. Но когда именно они оформи-
лись в этом качестве — только в VI в. или же ранее? Ведь даже
древнейшее известие о «склавинах», переданное Прокопием
Кесарийским, могло «запоздать» на какое-то время, в тече-
ние которого сами «склавины»-славяне могли «скрытно»
проживать на своей прародине, не имея возможности сооб-
щить свое имя античным и (или) византийским ученым.
К сожалению, перед этим вопросом историки — как и
представители других славистических дисциплин — оказыва-
ются бессильны. Для того чтобы ответить на него и уточнить,
когда именно праславяноязычные предки славян стали сла-
вянами в этническом смысле, недостает главного — письмен-
ных источников.
19 Свод древнейших письменных известий… Т. 1. С. 176—177; Иванов С.А.,
Гиндин Л.А., Цымбурский В.Л. Комментарий к разделу «Прокопий Кеса-
рийский» // Там же. С. 210—211 комм. 15.
20 Об относящихся к славянам свидетельствах византийских и западных
авторов VI в. см. соответствующие разделы в кн.: Свод древнейших пись-
менных известий… Т. 1. С. 98—399. Т. 2. С. 350—352.
I.8. Античная наука о Центральной и Восточной Европе. —

Стоит напомнить, что земли Центральной и Восточной Ев-
ропы, где располагался первоначальный ареал проживания
носителей праславянского языка, ученым античного Сре-
диземноморья были известны очень слабо. Сами античные
авторы в Центральной и Восточной Европе практически не
бывали, а сведения о ней получали в лучшем случае из вто-
рых рук 21.
Далекие земли к северу от Дуная и к востоку от Вис-
лы в античной науке именовались Скифией или, позже,
О
Сарматией. Недостаток реальных знаний о жителях этой
Ч огромной страны «восполнялся» за счет книжной тради-
Е ции, а сами знания подводились под ее условные, клиширо-
Р
К
ванные и нередко очень архаичные категории. Собственно
говоря, таков и был метод античной науки, позволявший
1 вписывать новые знания в рамки традиционной картины
мира 22 .
Примечательно, что в этом прямо признается великий
античный географ Страбон (География. I.2.27): «… Из-
30 вестные народы северных стран назывались одним име-
нем скифов или номадов… ибо вследствие неведения от-
дельные народы в каждой стране подводились под одно
общее имя»23.
Впоследствии, уже в собственно Средневековье, созна-
тельная архаизация — в духе античной традиции — этниче-
ской, географической и другой ученой терминологии ста-
нет одной из самых характерных особенностей творчества
византийских историков и ученых авторов вообще. Так что
в их сочинениях средневековые болгары нередко будут фи-
гурировать под именем мисов (греч.  ) , сербы — три-
баллов (греч.  ) , русские — тавроскифов (греч.
  ), венгры — пеонов (греч.  ), османские
турки — персов (греч.  ), и т. д.24
21 Подробнее см.: Подосинов А.В. На закате Античности (источники

IV—V вв.) // Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 1999.
С. 49—52; Он же. Образ Восточной Европы в Античности // Там же.
С. 57—59; Он же. Общие особенности античных письменных источни-
ков // Там же. С. 54—57; Он же. Что знали о Восточной Европе римля-
не? // Там же. С. 41—49.
22 Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России… С. 150.
23 Цит. по: Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов Рос-
сии… С. 76.
24 Подробнее см.: Бибиков М.В. Византийские источники по истории
Древней Руси и Кавказа. СПб., 1999. С. 83—122.
I.9. Славяне и венеды. — Между тем, касаясь положения дел

в рамках «варварского» (с их точки зрения) мира, такие из-
вестные античные авторы первых веков новой эры, как Плиний
Старший (Естественная история. IV.13), Тацит (Германия.
46.1—2) и Птолемей (Географическое руководство. III.5.1,
III.5.5, III.5.7—10) упоминают в связи с Вислой некий народ ве-
нетов, или венедов (греч.  ,  и т.п., лат. Venethi,
Venedi и т.п.)25. Причем, по заключению Тацита, эти «венеты/
венеды», хотя и отличались по своему образу жизни от хорошо
знакомых ему германцев, однако, скорее, могли быть причисле-
ны все же именно к ним, нежели к кочевникам-сарматам26.
Трудно удержаться от соблазна и не предположить, что
под именем «венетов/венедов» на самом деле могли скрывать-
ся ранние славяне. Такое предположение действительно было 1
высказано еще в первой половине XIX в., принято многими
авторитетными учеными-славистами того времени и в конце
-
8.9
концов легло в основу целостной концепции славянского эт-
ногенеза, которая до сих пор остается широко представлена в
научной и учебной литературе.
Однако помимо сторонников эта «венедская концепция» 31
имеет и немало противников, и целый ряд уязвимых мест, на
которые эти противники указывают. Прежде всего, сами сла-
вяне никогда не называли себя «венетами» или «венедами».
Для них это было не самоназвание, но иноназвание, которое
«извне» могли давать им их соседи на западных окраинах их
исторического ареала.
Так, в латинской письменности средневекового Запада
термин «венеты/венеды» в разных вариантах его письмен-
ной передачи (лат. Venedi, Venetii, Winedi, Winidi и т. п.) для
обозначения достоверных славян стал широко применяться
уже с VII в.27 Еще позже вендами или виндами (нем. Wen-
den, Winden, wendisch, windisch) славян стали называть немцы
на линии германо-славянских контактов — от Прибалтики до
Восточных Альп. Похожим образом своих русских — т.е. вос-
точнославянских — соседей именуют и прибалтийские финны
(ср. эст. Wene, Welane).
25 Свод древнейших письменных известий… Т. 1. С. 24—25, 39, 50—51.

26 Там же. С. 39.
27 Ронин В.К. Комментарий к разделу «”Житие св. аббата Колумбана и его
учеников” Ионы из Боббьо» // Свод древнейших письменных известий…
Т. 2. С. 360—362; Он же. Комментарий к разделу «Т.н. Хроника Фредега-
ра» // Там же. С. 379.
Напротив, в традиционной восточнославянской картине

мира, отразившейся в русских былинах, Веденецкая земля
помещается далеко на чужбине, едва ли не на краю света 28.
Еще важнее то, что сам термин «венеты/венеды» в русле

античной традиции носил условный, книжный характер и не
имел строго конкретного этнического содержания. В своей
первоначальной греческой форме энеты (греч.    ) он
восходил еще к Гомеровскому эпосу и служил ученым гре-
кам и римлянам для обозначения малоизвестного «варвар-
О
ского» населения на северной периферии привычного для
Ч них мира. Примечательно, что предполагаемое место жи-
Е тельства «венетов/венедов» с течением времени отодвига-
Р
К
лось все дальше от Средиземноморья — по мере того, как
его окрестности осваивали сами греки и римляне. При этом
1 «венеты/венеды» устойчиво ассоциировались у них с леген-
дарной рекой Эридан, по которой, согласно традиционным
представлениям, в Средиземноморье поступал янтарь с бе-
регов Северного океана.
32 Так, в Гомеровские времена «энетов» помещали на
северо-западе Малой Азии. Потом, пока греки не освоили
побережье Северной Адриатики, «венетов» стали усматри-
вать в одном из североиталийских народов (ср. названия об-
ласти Венето и города Венеция в современной Италии — итал.
Veneto, Venezia). Далее, место жительства «венетов/венедов»
«перенесли» в Среднее Подунавье, где в I в. н.э. возникла
римская крепость Виндобона (лат. Vindobona — современ-
ная Вена). А еще позже «венетов/венедов» стали связывать с
бассейном Вислы и Венедским заливом Сарматского океа-
на — т.е. побережьем Балтийского моря, откуда янтарь и в са-
мом деле поступал в Средиземноморье29.
Наконец, далеко не так убедительно, как это может по-
казаться на первый взгляд, выглядит и главный аргумент сто-
ронников «венедской концепции», которые в этом качестве
ссылаются на сообщение еще одного современника Прокопия
Кесарийского — автора готского происхождения Иордана, пи-
савшего на латыни.
28 Иванов В.В., Топоров В.Н. О древних славянских этнонимах… С. 420—423.

29 Подробнее см. комментарии Ф.В. Шелова-Коведяева к разделам «Пли-
ний», «Тацит» и «Птолемей» в кн.: Свод древнейших письменных изве-
стий… Т. 1. С. 24—25, 31—35, 40—44, 55—59.
Это сообщение содержится в известном сочинении «О про-

исхождении и деяниях народа готов» (иначе «Гетика»), где
Иордан, среди прочего, указав на местоположение области
Дакия, «укрепленной … наподобие венца крутыми Альпами»
(т.е. Карпатами. — П. Л.), далее рассказывает буквально сле-
дующее: «У их [Альп] левой стороны, которая склоняется к се-
веру, от истока реки Вистулы [Вислы] на огромных простран-
ствах обитает многочисленное племя венетов. Хотя теперь их
названия меняются в зависимости от различных родов и мест
обитания, преимущественно они все же называются славяна-
ми и антами (principaliter… Sclaueni et Antes nominatur). Сла-
вяне живут от города Новиетуна и озера, которое называется
Мурсианским [Балатон?], вплоть до Данастра [Днестра] и на
севере до Висклы [Вислы]; болота и леса заменяют им города. 1
Анты же, самые могущественные из них, там, где Понтийское
[Черное] море делает дугу, простираются от Данастра вплоть
-9
до Данапра [Днепра]. Эти реки удалены друг от друга на мно-
го переходов» (Гетика. 34—35)30.
Как видим, Иордан прямо возводит происхождение сла-
вян, именуемых им «склавенами», к легендарным «вене- 33
там». Однако не исключено, что и в этом случае мы имеем
дело лишь с умозрительной, сугубо книжной конструкцией,
в рамках которой реальные знания в очередной раз оказыва-
ются подведены под архаизированные клише античной нау-
ки. Ибо современниками самого Иордана, которых он, веро-
ятно, мог наблюдать и лично, были только «склавены». Тогда
как «венеты» явно были известны ему лишь по сообщениям
авторитетных для него древних авторов, живших задолго до
него самого.
Примечательно, что, когда Йордан ведет речь о «склаве-
нах», реку, до которой простирается территория их прожи-
вания, он называет ее нарочито обыденным, «варварским»
(вероятно, готским) именем «Вискла» (Viscla). Тогда как в
связи с «венетами» для обозначения той же реки Йордан ис-
пользует книжное, архаизированное и как бы «облагорожен-
ное» название «Вистула» (Vistula).
Во всяком случае, Иордан ни разу прямо не утверждает,
что «венеты» всегда назывались «склавенами», а сами «скла-
вены» когда-либо раньше называли себя «венетами». Напро-
тив, из его рассказа следует, что лишь в его время — т.е. только
30 Свод древнейших письменных известий… Т. 1. С. 107—109.

в VI в. — из тех, в ком раньше ученые греки и римляне видели

«венетов», одна — и только одна! — часть стала называться
«склавенами»31.
Как же все-таки относиться к «венедской концепции»?

Вероятно, разумнее всего будет проявить осторожность и
признать, что при существующем состоянии источниковой
базы — а оно едва ли сильно изменится в будущем — воз-
можность отож дествления со славянами «венетов/венедов»
Плиния, Тацита и Птолемея полностью и безоговорочно
О
нельзя ни принять, ни отвергнуть. Среди этих «венетов/ве-
Ч недов» в бассейне Вислы в первые века новой эры и в самом
Е деле могли присутствовать непосредственные предки сла-
Р
К
вян — праславяне. Но кем именно они себя сознавали и как
сами себя называли — это, к сожалению, остается неизвестно
1 вплоть до времени Прокопия Кесарийского, самого Иордана
и всех других авторов VI в., начавших писать о «склавинах»,
«склавенах» и т. д. (см. I.7).
В целом, происхождение славян как этнической общности,
34 в силу крайнего недостатка необходимых для соответствую-
щего исследования письменных источников, представляет со-
бой предмет не столько достоверного исторического знания,
сколько гипотетической реконструкции. И все же, если соеди-
нить древнейшие сохранившиеся письменные известия о сла-
вянах с данными, накопленными в русле современной линг-
вистики (см. I.3), археологии (см. I.4), этнологии (см. I.5) и
других научных дисциплин, начало славянской истории мож-
но представить в следующем виде32.
I.10. Славяне в начале своей истории. — Итак, незадолго до

начала или, во всяком случае, в первые века новой эры в лесной
зоне Центральной и Восточной Европы, к востоку от Вислы и
31 Ср.: Шелов-Коведяев Ф.В. Комментарий к разделу «Птолемей» // Свод
древнейших письменных известий… Т. 1. С. 57—58; Анфертьев А.Н. Ком-
ментарий к разделу «Иордан» // Там же. С. 127—132.
См. также: Подосинов А.В. Были ли венеды славянами? Античные и
раннесредневековые источники о славянах // Древняя Русь в свете зарубеж-
ных источников. М., 1999. С. 59—61.
32 Подробнее см.: Петрухин В.Я. Праславянская культура и древние сла-
вяне // История культур славянских народов. Т. I. Древность и Средневеко-
вье. М., 2003. С. 16—44; Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории
народов России… С. 148—181; Седов В.В. Происхождение славян… С. 15—56;
Щукин М.Б. Рождение славян… С. 110—147.
к северу от Карпат, проживало некое «варварское» племенное

население, отличное как от своих западных соседей-германцев,
так и от иранцев на юго-востоке (см. I.3).
Это население уже тогда могло обладать известным свое-
образием в качестве носителя оформляющегося праславян-
ского языка (см. I.3). Однако при этом оно все еще не имело
сколько-нибудь отчетливого и устойчивого этнического са-
мосознания — по крайней мере такого, чтобы обособиться от
своих ближайших, в языковом отношении, «родственников» в
лице будущих балтов, с которыми оно, вероятно, по-прежнему
составляло т. н. балто-славянскую общность (см. I.3). Среди
прочего, определенное значение для сохранения этой общ-
ности могло иметь и то нивелирующее воздействие, которое
оказывал на ее материальную культуру ремесленный импорт 1
из ближайших римских провинций, надежно документиро-
ванный археологическими находками33.
-
10
Что и когда подтолкнуло это, условно говоря, балто-
славянское население к взаимному этноязыковому размеже-
ванию?
Во-первых, это могло быть связано с миграцией германцев 35
(готов) из Южной Прибалтики и Повисленья в Северное При-
черноморье в III—IV вв. н.э.34
Во-вторых — с прекращением провинциально-римского
импорта после того, как во второй половине IV — первой по-
ловине V в. в Северном Причерноморье и Подунавье утверди-
лись кочевники-гунны, отсекшие от римских провинций лес-
ную зону Центральной и Восточной Европы35.
В-третьих, свою роль должны были сыграть и наметив-
шиеся с конца IV в. неблагоприятные перемены в состоянии
местной природной среды, выразившиеся, в частности, в отно-
сительном похолодании и повышении уровня рек, озер и по-
чвенных вод. Очевидно, что все это должно было существенно
33 Об этнополитической ситуации в Центральной и Восточной Европе на
рубеже эр подробнее см.: Щукин М.Б. На рубеже эр: Опыт историко-архео-
логической реконструкции политических событий III в. до н.э. — I в. н.э. в
Восточной и Центральной Европе. СПб., 1994.
34 О готах и их миграциях см.: Буданова В. П. Готы в эпоху Великого
переселения народов. Изд. 2. СПб., 1999; Вольфрам Х. Готы. От истоков
до середины VI века (опыт исторической этнографии). СПб., 2002; Щукин
М.Б. Готский путь (готы, Рим и черняховская культура). СПб., 2005.
35 О гуннах и других кочевниках Евразии того времени см.: Засецкая
И.П. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (конец
IV — V в.). СПб., 1994; Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи
древней Евразии. СПб., 2005. С. 9—41 и сл.
осложнить ведение здесь хозяйственной деятельности и в

какой-то момент нарушить прежнее равновесие.
Как следствие, не позднее V в. праславяне начинают
обособляться от балтов и приходят в движение не только в
пределах, но и за пределы своей прародины (см. I.3), по-
рождая несколько разнонаправленных потоков миграции.
Так, двигаясь в направлениях на северо-восток и восток —
в сторону озер Псковского и Ильмень, а также Верхнего и
Среднего Поднепровья — праславяне не встречают сколько-
нибудь ощутимого сопротивления и расселяются среди срав-
О
нительно редкого тамошнего населения, преимущественно
Ч балтоязычного. На западном направлении — вплоть до Эль-
Е бы — праславяне также относительно свободно занимают
Р
К
земли, незадолго перед тем оставленные германцами, кото-
рые в своей основной массе перемещаются дальше на запад,
1 в пределы гибнущей Западной Римской империи. И только
на юге праславяне сталкиваются с жесткой преградой в виде
укрепленной Дунайской границы (Лимеса) Восточной Рим-
ской империи — т.е. Ранней Византии.
36 В Среднем Подунавье, включая земли бывшей римской
провинции Паннония, носители праславянского языка мог-
ли проживать под властью гуннов уже в середине V в. — если
судить по некоторым сведениям из несохранившегося полно-
стью сочинения византийского автора того времени Приска
Панийского. Однако и в этом случае речь может пока идти
только о праславянах. Ибо сведений об их самосознании и
самоназвании в сохранившихся фрагментах сочинения При-
ска нет36.
Именно здесь, на подступах к Дунаю, праславяне ока-
зываются в наиболее плотном окружении других «варва-
ров», вовлеченных в т. н. Великое переселение народов 37,
и как никогда ранее сталкиваются с необходимостью этни-
36 Подробнее см.: Гиндин Л.А. К хронологии и характеру славянизации

карпато-балканского пространства (по лингвистическим и филологическим
данным) // Формирование раннефеодальных славянских народностей.
М., 1981. С. 52—96.
См. также разделы «Приск» и «Strava» в кн.: Свод древнейших пись-
менных известий… Т. 1. С. 81—96, 161—169.
37 Подробнее см.: Буданова В.П. Варварский мир эпохи Великого пере-
селения народов. М., 2000; Буданова В.П., Горский А.А., Ермолова И.Е.
Великое переселение народов: этнополитические и социальные аспекты.
М., 1999.
ческого самоопределения. Это же через какое-то время и

приводит к возникновению среди них собственно славян-
ских самосознания и самоназвания, которые затем из при-
дунайских земель распространяются вглубь распадающейся
балто-славянской общности и стимулируют выделение из
нее и славянизацию все новых и новых групп праславяноя-
зычного населения.
С Дунаем связывает начало славянской истории и древ-
нерусский летописец Нестор. Именно сюда он «приводит»
славян, рассказывая в категориях библейской традиции о рас-
селении народов после вавилонского столпотворения: «по
мнозѣхъ же врем ѧ нѣх. сѣли суть словѣни по Дунаеви. гдѣ есть
ныне Оугорьска [венгерская — П. Л.] земл ѧ и Болгарьска. [и]
1
ѡ т т ѣхъ Словѣнъ разидошас ѧ по землѣ. и прозвашас ѧ имены
своими. гдѣ сѣдше на которомъ мѣст ѣ»38. -
10
Наконец, еще одним ранним очагом славянизации рассе-
ляющихся праславян могли стать окрестности озера Ильмень,
где, столкнувшись с изначально чуждыми им финно-уграми,
будущие словене ильменские, по указанию того же Нестора,
«прозвашас ѧ своимъ (т.е. собственно этническим, не племен- 37
ным. — П. Л.) им ѧ немъ»39.
Примечательно, что по времени все это более или менее
точно совпадает с возникновением как первого письменного
известия о «склавинах», переданного Прокопием Кесарий-
ским (см. I.7), так и первых памятников пражско-корчакской
археологической культуры (см. I.4), считающейся надежным
археологическим «маркером» ранних славян. И что, в проти-
воположность этому, балты, от которых обособляются славя-
не, ни тогда, ни позже так и не порождают ни общей археоло-
гической культуры, подобной пражско-корчакской, ни общего
самоназвания. Ибо сам термин «балты» представляет собой
искусственное наименование, условно принятое в науке по
отношению к позднейшим латышам, литовцам и другим род-
ственным им народам40.
38 Полное собрание русских летописей. Т. 1. Лаврентьевская летопись...

Стлб. 5—6.
39 Там же. Стлб. 6.
40 О балтах, а также финно-уграх как ближайших соседях славян в Восточ-
ной (и не только) Европе см.: Дини П.У. Балтийские языки. М., 2002; Ушин-
скас В. Роль культуры штрихованной керамики в этногенезе балтов // Сла-
вяне: Этногенез и этническая история (междисциплинарные исследования).
Л., 1989. С. 62—67; Финно-угры и балты в эпоху Средневековья. М., 1987.
Так или иначе, но применительно к VI в., когда в сочине-

ниях византийских (и не только) авторов, одно за другим, на-
чинают появляться известия о «склавинах», существование
славян как особой этнической общности уже не вызывает со-
мнений.
В гипертрофированном виде значение этих известий, как
и значение византийского фактора для всего процесса сла-
вянского этногенеза, выступает в рамках концепции, выдви-
нутой недавно американским археологом (румынского про-
исхождения) Ф. Куртой. Согласно этой концепции, славян-
О ская идентичность вообще представляла собой изобретение
Ч
Е
(invention) византийских политиков и стратегов VI в. и лишь
Р впоследствии была усвоена потомками тех, к кому они его
К применили41.
1 Тем не менее, завершение этногенеза славян следует, ви-
димо, связывать все же только с формированием отдельных,
самостоятельных средневековых славянских народностей
(см. I.1). Ибо только в рамках народностей славянское эт-
38 ническое самосознание приняло устойчивый, необратимый
характер, соединившись с другими составляющими индиви-
дуальной и коллективной идентичности их участников, вклю-
чая прежде всего сознание государственного подданства,
церковно-конфессиональной принадлежности и языковой
индивидуальности, обусловленной распадом праславянского
языка (см. I.3)42.
Между тем, само формирование средневековых славян-
ских народностей и их выделение из общеславянского (древ-
не- или раннеславянского) этнического массива имели место в
рамках уже гораздо более широкого территориального ареала,
41 Подробнее см.: Иванов С.А. «В тени Юстиниановых крепостей»? Ф. Кур-

та и парадоксы раннеславянской этничности // Studia Slavica et Balcanica
Petropolitana (=Петербургские славянские и балканские исследования). 2008.
№ 2 (4). С. 5—12; Курта Ф. Археология идентичностей в Восточной Европе
(VI — первая половина VII в.) // Там же. С. 133—154; Шувалов П.В. Изобре-
тение проблемы (по поводу книги Флорина Курты) // Там же. С. 13—20.
42 Общую картину формирования средневековых славянских народно-
стей см.: Литаврин Г.Г., Наумов Е.П. Этнические процессы в Центральной
и Юго-Восточной Европе и особенности формирования раннефеодальных
славянских народностей // Раннефеодальные государства и народности
(южные и западные славяне VI—XII вв.). М., 1991. С. 232—249; Флоря Б.Н.
Формирование славянских народностей. Их этническое самосознание в
эпоху Раннего Средневековья и перспективы его дальнейшего развития //
Очерки истории культуры славян. Вып. 1. М., 1996. С. 387—401.
нежели исконная славянская прародина. Среди прочих вошли

в этот ареал и земли Балканского полуострова, подвергшиеся
во второй половине VI — начале VII в. масштабной славянской
колонизации и, в конечном счете, ставшие родиной средневе-
ковых балканских славянских народов: болгар, сербов, хор-
ватов, средневековых боснийцев. Именно их история и ста-
нет предметом дальнейшего изложения. Однако прежде чем
приступить к нему, целесообразно остановиться еще на одном
дискуссионном вопросе, связанном с проблемой славянско-
го этногенеза: могут ли быть отождествлены со славянами те
анты (лат. Antes), которых в VI в. Иордан, наряду со «скла-
венами», возвел к легендарным «венетам/венедам» античной
книжной традиции (см. I.9).
1
I.11. Славяне и анты. — Итак, по словам Иордана, те, кого
-11
раньше знали как «венетов», в его время стали называться раз-
ными именами «в зависимости от родов и мест обитания», но
«преимущественно… все же … славянами и антами».
Помимо самого Иордана об антах, которые в первой по- 39
ловине VI в., подобно «склавинам», неоднократно вторгались
из-за Дуная в балканские владения Ранней Византии, много и
подробно рассказывает Прокопий Кесарийский. Так, он пря-
мо сообщает о том, что у «склавинов» и антов (греч. )
были единый язык, одинаковые внешний облик, образ жизни
и нравы, религиозные верования и обряды, общественное и
военное устройство, а некогда даже имя у них было одно и то
же — споры (греч.  ) (Войны. VII.14)43. Однако между
собой «склавинов» и антов Прокопий все же отчетливо и по-
следовательно различает, считая их, по всей видимости, от-
дельными, самостоятельными народами, несмотря на все их
сходство и общее прошлое.
Сведения об антах содержатся в сочинениях и других ви-
зантийских авторов VI в. Причем, как и Прокопий, все они
так же последовательно отличают «склавинов» от антов и ни-
когда не путают лиц того и другого происхождения. В послед-
ний раз анты упоминаются в титулатуре императора Ираклия
(610—641), относящейся ко времени около 612 г., после чего
они больше никогда не появляются в синхронных письменных
памятниках. Добавим, что для антов установлено точное архе-
ологическое соответствие в виде пеньковской археологической
43 Свод древнейших письменных известий… Т. 1. С. 183—185.
культуры, существовавшей в V—VII вв. н.э. в лесостепной зоне

от Приднестровья до Среднего Поднепровья, включая его ле-
вобережную часть вплоть до Северского Донца.
Вместе с тем, в распоряжении современной науки нет бук-
вально ни одного свидетельства о том, что сами анты когда-либо
считали и называли себя славянами. Судя по всему, они отлича-
ли себя от «склавинов» так же отчетливо и последовательно, как
и их византийские современники. При этом сам термин «анты»,
скорее всего, имеет не праславянское, а иранское происхожде-
ние, которое обосновано также для целого ряда антских личных
О
имен, известных по письменным памятникам.
Ч
Е
Имя «анты» (ср. др.-инд. Antas — «конец, край», а также
Р осетинск. ättiyá — «задний») могло иметь значение «живущие
К на окраине», «окраинные жители».
1 Примечательно, что территория проживания антов дей-
ствительно представляла собой окраину основного историче-
ского ареала как для иранцев того времени, так и для прасла-
вян (см. I.3).
40 С учетом всех этих обстоятельств, прямое и безоговорочное

отождествление антов и ранних славян вызывает большие сомне-
ния. Скорее, антов можно представить как некое полиэтничное
и разноязыкое военно-политическое объединение, большую —
или даже бо́льшую — часть которого составляли носители пра-
славянского языка, находившиеся в родстве со «склавинами»-
славянами. Однако процесс утверждения у праславяноязычных
антов славянского самосознания и самоназвания по каким-то
причинам оказался заторможен или даже прерван. Что как раз
и могло быть связано с тем влиянием со стороны позднеантич-
ного ираноязычного населения Северного Причерноморья (сар-
матов, аланов), которому они подвергались в составе антского
объединения. Впоследствии, с началом VII в. и в силу каких-то
перемен в их внешнем и внутреннем положении, этот процесс
мог снова ускориться или возобновиться. В итоге прежние анты
могли осознать себя в полной мере славянами, принять славян-
ское самоназвание и, таким образом, с точки зрения византий-
цев и других «внешних» наблюдателей, стать неотличимыми от
изначально близких к ним «склавинов». Естественно, что после
этого само имя антов должно было исчезнуть из византийских и
иных синхронных письменных памятников44.
44 Об антах и возможности прямого отождествления их с этническими

славянами подробнее см.: Бибиков М.В. Кто были анты? Славяне и анты
На этом закончим обсуждение проблемы происхожде-

ния ранних славян как этнической общности и перейдем не-
посредственно к истории той ее части, которая, расселяясь со
своей прародины в южном направлении, проникла на земли
Балканского полуострова, сделала их своей новой историче-
ской родиной и со временем положила начало балканским сла-
вянским народам45.
1
-11
41
глазами византийцев. V—VII вв. // Древняя Русь в свете зарубежных источ-

ников. М., 1999. С. 79—90; Васильев М.А. Анты, словене, немцы, греки:
славянский культурно-лингвистический мир и его соседи в раннесредне-
вековое время // Славяноведение. 2005. № 2. С. 3—19; Он же. Славяне
и анты: к проблемам этногенетических и раннеэтноисторических процессов
в славяноязычном мире // Славяноведение. 1993. № 2. С. 7—14; Он же. Эт-
ногенетические и раннеэтноисторические процессы в славяноязычном мире
в позднеримское и раннесредневековое время: анты и словене // Славяно-
германские исследования. Т. 1, 2. М., 2000. С. 412—435; Седов В.В. Анты //
45 Общую картину расселения славян с их прародины в места позднейшего
проживания см.: Седов В.В. Происхождение славян… С. 56—115.
Очерк II
РАССЕЛЕНИЕ СЛАВЯН
НА БАЛКАНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ
II.1. Балканские земли накануне расселения

славян. [43] — II.2. Славяне на Балканах:
от набегов к расселению. [46] — II.3. Авары
и Аварский хаганат. [47] — II.4. Падение
византийской Дунайской границы. [48] —
II.5. Трагедия автохтонов и историческая
судьба их потомков. [48] — II.5.1. Влахи
в Средневековье. [50] — II.5.2. Албанцы
в Средневековье. [52] — II.6. Начало
новой эпохи. [54] — II.7. Славяне на
Балканах: закрепление на занятых землях,
хозяйственные и социальные перемены. [56] —
II.8. «Византийская Реконкиста». [59] —
II.9. Историческая судьба славян Византии. [61]
И так, не позднее рубежа V–VI вв. славяне, рассе-
ляющиеся со своей прародины (см. I.10), долж-
ны были появиться на левобережье рек Сава и
Дунай, утвердившись на землях бывших римских про-
винций Паннония (к северу от Савы и к западу от Сред-
1i
-1
него Дуная) и Дакия (к северу от Нижнего Дуная).

Дальше к югу, за Савой и Дунаем, перед славянами 43
лежал Балканский полуостров, к тому времени уже не-
сколько столетий находившийся под властью Римской, а
затем преимущественно Восточной Римской империи —
т.е. Ранней Византии, как в наше время принято условно
называть это государство1.
II.1. Балканские земли накануне расселения славян. —

Балканский полуостров, с его сильно расчлененным (преи-
мущественно горным) рельефом, в то время — как, впро-
чем, и до, и после того — являл собой причудливую мозаи-
ку природно-климатических зон, хозяйственно-бытовых
укладов, религиозных и этноязыковых общин.
1 Об истории и культуре Византии см.: Византия между Западом и
Востоком. Опыт исторической характеристики. Изд. 2. СПб., 2001;
История Византии. В 3 т. М., 1967; Каждан А.П. Византийская
культура (X—XII вв.). Изд. 2, испр. и доп. СПб., 2000; Культура Ви-
зантии. IV — первая половина VII в. М., 1984; Культура Византии.
Вторая половина VII — XII в. М., 1989; Культура Византии. XIII —
первая половина XV в. М., 1991; Лемерль П. История Византии // На
перекрестке цивилизаций: Сборник (П. Лемерль. История Византии.
Д. Кицикис. Османская империя). М., 2006. С. 1—102; Острогор-
ский Г. История Византийского государства. М., 2011; Шейнэ Ж.-К.
История Византии. М., 2006.
Здесь проживало население, в самой высокой степени разно-

родное по своему этническому происхождению и языку, в составе
которого преобладали потомки трех крупнейших древне- или па-
леобалканских народов: античных греков (эллинов), фракийцев и
иллирийцев. Кроме них на полуострове во множестве присутствова-
ли выходцы и потомки выходцев из Италии, Малой Азии и других
владений империи, а также разнообразные «варвары», обосновав-
шиеся здесь по воле или с санкции имперских властей.
Между тем, по своему цивилизационному облику это раз-
нородное население на Балканах все еще принадлежало Позд-
О
ней Античности. На большей части полуострова — особенно в
Ч приморских районах, на равнинах и в речных долинах — по-
Е прежнему господствовала позднеантичная хозяйственно-
Р
К
экономическая организация, включая отношения полной
(в юридическом смысле) частной собственности римского типа
1i и характерные формы рабской и иной зависимости. Здесь сохра-
нялись многочисленные города, действовали хорошо обустроен-
ные пути сообщения, велась широкая и разнообразная торговля,
имело место интенсивное денежное обращение. В свою очередь,
44 все это поддерживала ранневизантийская — фактически поздне-
римская — провинциальная администрация, а в правовом отно-
шении оформляли нормы римского права.
Стоит напомнить, что именно ранневизантийские юри-
сты на протяжении V—VI вв. дважды осуществили кодифика-
цию римского права — сначала в 429—438 гг. в виде Кодекса
императора Феодосия II (408—450), а затем в 528—534 гг.
в виде еще более грандиозного правового свода императора
Юстиниана I (527—565).
Специфически позднеантичный характер сохраняла в инте-
ресующее нас время и духовная культура балканского населения.
Хотя господствующей на Балканах религиозной доктриной и
практикой уже успело стать ортодоксальное (православное) хри-
стианство, признанное в конце IV в. единственным официальным
вероисповеданием империи и располагавшее уже во многом сло-
жившимися догматикой, обрядностью и церковной организацией.
Примечательно, что последний на Балканах центр антич-
ного язычества и связанной с ним культурно-образовательной
практики — знаменитая Афинская Академия, восходящая к
Платону, — был закрыт только в 529 г., при Юстиниане I.
В этих условиях исконные этнические традиции балканского
населения все отчетливее уступали место новой, специфически
РАССЕЛЕНИЕ СЛАВЯН НА БАЛКАНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ
византийской идентичности, основанной на общем имперском

подданстве, исповедании христианства и причастности к бла-
гам позднеантичной цивилизации. В собственно языковом пла-
не этому сопутствовало широкое развитие процессов языковой
романизации и эллинизации. Как следствие, в придунайских
областях полуострова — к северу от Балканских гор — и на по-
бережье Адриатического моря в повседневной речи местного
населения утвердилась латынь (разумеется, весьма далекая от
классической), а на побережье Черного моря и к югу от Балкан-
ских гор возобладал греческий. И только в самых глухих, осо-
бенно горных, районах полуострова их жители — прежде всего
фракийского и иллирийского происхождения — продолжали со-
хранять в более или менее целостном виде свою этноязыковую,
религиозную и культурную самобытность, включая остатки 1i
язычества, патриархальный хозяйственно-бытовой уклад и со-
циальную организацию, основанную на кровном родстве2.
-1
Примерно в таком виде земли Балканского полуострова и
должны были увидеть военные отряды придунайских — пан-
нонских и дакийских — славян, когда с началом VI в. они стали
переходить через Дунай и совершать нападения на византий- 45
ские владения, лежавшие на его правом (южном), собственно
балканском берегу3.
2 О важнейших составляющих византийской идентичности, а также эт-
ноязыковых процессах, развивавшихся на Балканах накануне расселения
здесь славян, подробнее см.: Черняк А.Б. Византийские свидетельства о ро-
манском (романизованном) населении Балкан V—VII вв. // Византийский
временник. 1991 (1990). Т. 51. С. 132—141. 1992. Т. 53. С. 97—105; Шуку-
ров Р.М. Конфессия, этничность и византийская идентичность // Религиоз-
ные и этнические традиции в формировании национальных идентичностей в
Европе. Средние века — Новое время. М., 2008. С. 243—262.
3 О нападениях славян на балканские владения Ранней Византии и по-
следующей славянской колонизации Балканского полуострова подробнее
см.: Иванова О.В., Литаврин Г.Г. Славяне и Византия // Раннефеодальные
государства на Балканах. VI—XII вв. М., 1985. С. 34—68; Седов В.В. Про-
исхождение славян и местонахождение их прародины. Расселение славян в
V—VII вв. // Очерки истории культуры славян. Вып. 1. М., 1996. С. 109—
115; Он же. Славяне: Историко-археологическое исследование. М., 2002.
С. 403—430; Тохтасьев С.Р. Древнейшие свидетельства славянского языка
на Балканах // Основы балканского языкознания: Языки балканского ре-
гиона. Ч. 2 (Славянские языки). СПб., 1998. С. 29—57; Шувалов П.В. Про-
никновение славян на Балканы // Там же. С. 5—28.
См. также: Иванов С.А. Оборона балканских провинций Византии и
проникновение «варваров» на Балканы в первой половине VI в. // Визан-
тийский временник. 1984. Т. 45. С. 35—53; Он же. Оборона Византии и
география «варварских» вторжений через Дунай в первой половине VI в. //
Византийский временник. 1983. Т. 44. С. 27—47.
II.2. Славяне на Балканах: от набегов к расселению. — Вторга-

ясь на территорию балканских владений Ранней Византии, славяне
подвергали разгрому и грабежу неукрепленные, главным образом
сельские, поселения. Осада и захват укрепленных городов и кре-
постей довольно долго оставались для них непосильной задачей.
Завладев достаточной (с их точки зрения) военной добы-
чей, славяне с приближением зимы возвращались обратно за
Дунай, в свои поселения, чтобы там провести зиму и потом
снова вернуться на Балканы. С течением времени действия
славян становились все более уверенными, а их нападения —
О
все более частыми и разрушительными.
Ч
Е
Для славян Паннонии главным местом проникновения на
Р Балканы был, по всей видимости, район города Сингидун (лат.
К Singidunum — современный Белград) и устья реки Марг (лат.
1i Margus — современная Морава). Для славян же Дакии — район
т.н. Железных ворот, или Катаракт (греч.    — ме-
сто, где Дунай, сужаясь, пробивает путь через отроги Карпатских
гор), и устья реки Тимак (лат. Timacus — современный Тимок).
Переправившись через Дунай и проникнув в долины его
46 правых, балканских притоков Марга и Тимака, уходящие в юж-
ном направлении вглубь полуострова, славяне могли достигать
района города Наисс (лат. Naissus — современный Ниш), а затем
и области Македония — в самом сердце Балкан. Отсюда же, в
свою очередь, по долинам рек Аксий (греч.  — слав. Вардар)
и Стримон (греч.    — слав. Струма) для славян открыва-
лись пути для продвижения еще дальше на юг и юго-восток — в
сторону Эгейского моря, области Фракия и еще более отдален-
ных областей Северной, Центральной и Южной Греции.
Так продолжалось до середины VI в., когда в действиях
славян на Балканах произошла принципиальная перемена —
от грабительских набегов силами военных отрядов славяне
перешли к массовому переселению на Балканы вместе с семья-
ми и движимым имуществом. Сметая имперские гарнизоны и
администрацию, славяне оседали на равнинах, в долинах рек и
межгорных котловинах, вытесняя местное население в сторону
морского побережья или в горы, малопригодные для земледе-
лия. К концу VI в. славяне проникли далеко вглубь полуостро-
ва, выйдя к побережью Эгейского и Адриатического морей и
прорвавшись в Южную Грецию — на Пелопоннес.
Стремление придунайских славян к переселению на Бал-
каны должно было усилиться еще более после того, как в нача-
ле второй половины того же, VI в. они столкнулись с аварами
(греч. , лат. Avari и т.п.; ср. др.-рус. Wáðè) — очеред-
ным, после гуннов (см. I.10), объединением воинственных

кочевников, преимущественно тюркоязычных (не путать с
позднейшими аварцами Дагестана!), которое вторглось в По-
дунавье из степей Северного Причерноморья4.
II.3. Авары и Аварский хаганат. — Утвердившись в 560-х гг.

в Среднем Подунавье, включая бывшую римскую Паннонию,
авары подчинили своей власти местное оседлое земледельческое
население, состоящее из паннонских славян, остатков романизо-
ванных автохтонов и осколков различных германских племен.
Таким образом, здесь, во главе с аварским хаганом, возникла
мощная и агрессивная кочевая держава — т. н. Аварский хаганат,
центр которого располагался, вероятно, в бассейне реки Тиса. Ис- 1i
пользуя хозяйственно-демографический и военный потенциал
подчиненных земледельцев, авары на протяжении долгого вре-
-
2.3
мени терроризировали соседние с их державой государства и зем-
ли — вплоть до рубежа VIII–IX вв., когда сам хаганат рухнул под
ударами франков Карла Великого (768—814), а также в результате
внутренних неурядиц и восстаний подвластных народов. 47
Одной из первых жертв аварской агрессии стали балкан-
ские владения Византии, куда авары начали вторгаться уже в
570-е гг., захватывая и разрушая то, что еще уцелело от сла-
вянского грабежа. Вместе с тем, авары пытались закрепить и
даже расширить свое господство над придунайскими славяна-
ми — не только в Паннонии, но и в Дакии. Что, в свою очередь,
и подталкивало самих славян к переселению на Балканы.
Некоторое представление об этническом составе насе-
ления Аварского хаганата и источниках его военной мощи в
конце VI в. можно составить на примере одного из эпизодов
аварско-византийского противостояния, описанного визан-
тийским историком VII в. Феофилактом Симокаттой.
4 Об аварах и других кочевниках Евразии Раннего Средневековья, а также

об истории их столкновений и (или) взаимодействия со славянами подробнее
см.: Авенариус А. Авары и славяне. «Держава Само» // Раннефеодальные
государства и народности (южные и западные славяне VI—XII вв.). М., 1991.
С. 26—37; Дайм Ф. Авары и Византия. История любви и ненависти // Ма-
териалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Вып. XIV. Симферо-
поль, 2008. С. 450—461; Он же. История и археология авар // Там же. Вып.
IX. Симферополь, 2002. С. 273—384; Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г.
Степные империи древней Евразии. СПб., 2005; Петрухин В.Я., Раевский
Д.С. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье.
Изд. 2, перераб. и доп. М., 2004. С. 182—202, 234—245.
Так, по сообщению Феофилакта, в ходе одного из сраже-

ний с аварами византийцам удалось нанести им поражение и
захватить большое количество пленных. Произведенный под-
счет показал, что только 3 000 из них были собственно авара-
ми, тогда как другие «варвары» насчитывали 4 000, «да еще»
2 200, а славяне — целых 8 000 (свыше 46% от общего числа
всех пленников!) (История. VIII.3.13)5.
II.4. Падение византийской Дунайской границы. — Между

О
тем, на Нижнем Дунае все еще продолжала действовать византий-
Ч ская армия, отстаивая, несмотря ни на что, уже почти прорванную
Е Дунайскую границу («Лимес») империи и хотя бы отчасти сдер-
Р
К
живая переселение на Балканы славянских «варваров».
Однако в 602 г. в этой армии вспыхнул солдатский мятеж
1i под предводительством центуриона Фоки, в результате кото-
рого был свергнут и убит император Маврикий (582—602),
трон вместо него на несколько лет занял сам предводитель мя-
тежников Фока (602—610), а византийская оборона на Ду-
48 найской границе рухнула окончательно и бесповоротно.
Тем самым балканские владения империи — а вернее то, что
от них к тому времени еще оставалось — оказались совершенно
открыты для аварских вторжений и нарастающей славянской
колонизации. Теперь этот процесс окончательно принял не-
обратимый характер, а его масштабы и скорость стали опреде-
ляться уже не столько противодействием со стороны имперских
властей, сколько военным и демографическим потенциалом са-
мих славян.
Все это дополнялось непрекращающимися вторжениями
аваров, а также новой войной, которую на востоке начал против
Византии Сасанидский Иран, использовав как предлог убий-
ство императора Маврикия и воцарение «узурпатора» Фоки.
II.5. Трагедия автохтонов и историческая судьба их потом-

ков. — Как следствие, в первые десятилетия VII в. власть Визан-
тии пала почти на всей территории Балканского полуострова —
5 Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 2. (VII—IX вв.) /
Сост. С.А. Иванов, Г.Г. Литаврин, В.К. Ронин. М., 1995. С. 40—41; Иванов
С.А. Комментарий к разделу «Феофилакт Симокатта» // Там же. С. 62.
См. также: Литаврин Г.Г. Известия Менандра Протиктора об отношениях
аваров и славян // Литаврин Г.Г. Византия и славяне (сборник статей). СПб., 1999.
С. 557—567; Он же. О походе аваров в 602 г. против антов // Там же. С. 568—578.
особенно в его внутренних районах, удаленных как от столично-

го Константинополя, так и от морского побережья.
Теперь все, что принадлежало империи на Балканах, сво-
дилось лишь к Восточной Фракии (в непосредственной близо-
сти от столицы), городу Фессалоника (современные Салоники)
и его ближайшим окрестностям в приморской полосе Южной
Македонии, отдельным районам в Центральной Греции (с Афи-
нами), восточной части Пелопоннеса (от Коринфа до мыса Ма-
лея), а также отдельным городам и крепостям на Черноморском
и Адриатическом побережье.
Для самой Византии — особенно в свете последующих со-
бытий (см. ниже) — важнейшее значение имело удержание Фес-
салоники, которая в 580-е — 670-е гг. пережила несколько пол-
1i
номасштабных осад, предпринятых славянами самостоятельно
или в союзе с аварами. Тем не менее, под их натиском город -
4.5
все-таки устоял. Что, как полагали его жители, стало возможно
благодаря чудесной помощи его небесного покровителя, св. му-
ченика Димитрия Фессалоникийского (слав. Солунского).
На остальной же части Балканского полуострова прочно утвер- 49
дились славянские «варвары». И именно к ним теперь и на долгое
время перешла роль главного действующего лица балканской исто-
рии — особенно в этнодемографическом отношении. В свою очередь,
для автохтонного, «коренного», ранневизантийского населения Бал-
кан (см. II.1) все это обернулось подлинной трагедией, заставляющей
вспомнить современное понятие гуманитарной катастрофы.
Разумеется, это не означает, что славяне, расселяясь на
Балканах, осуществляли по отношению к местным автохтонам
что-либо подобное «этническим чисткам» и геноциду, ставшим
печально известной приметой балканской действительности в
Новое и Новейшее время. Для этого у славян не было ни техни-
ческих средств, ни особой необходимости, коль скоро само фи-
зическое пространство Балкан было достаточно емким, чтобы
вместить в себя массы новых пришельцев.
Ср., например, слова, с которыми, по указанию сирийского
автора конца VI в. Иоанна Эфесского (в позднейшей, XII в., пе-
редаче Михаила Сирийца), славяне и авары еще в 580-е гг. об-
ращались к выжившим византийцам: «Выходите, сейте и жни-
те — только половину налога мы будем забирать у вас»6.
6 Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 1 (I—VI вв.) / Сост.

Л.А. Гиндин, С.А. Иванов, Г.Г. Литаврин. М., 1991. С. 284—285.
И все же, крушение едва ли не всех основных форм прежней

жизни, связанных так или иначе с существованием Восточной
Римской империи, должно было поставить автохтонное на-
селение Балканского полуострова в очень сложное положение.
Частично это население понесло серьезные потери непосред-
ственно в ходе боевых действий, а также от голода и других
невзгод военного времени. Частично — бежало в те районы
на полуострове и за его пределами (вплоть до Южной Италии
и Сицилии), где власть империи, несмотря ни на что, устояла
под натиском «варваров». Часть балканских автохтонов, попав
О
в плен к аварам, была угнана ими на север, в непосредственные
Ч владения хаганата (см. II.3). Часть — изолирована расселяю-
Е щимися славянами и позже ассимилирована. И, наконец, еще
Р
К
одна часть ушла в горы, оставив славянам равнины, долины
рек и другие места, удобные для земледелия, и утратив всякие
1i связи с имперским центром. Что обусловило полное исчезно-
вение сведений о ней в византийских (и не только) письменных
памятниках нескольких следующих столетий.
Именно к этой, укрывшейся в свое время в горах, части бал-
50 канских автохтонов и восходит происхождение двух чрезвы-
чайно своеобразных этноязыковых общностей Балкан эпохи
Средневековья, ставших известными с конца Х — ХI в. под име-
нами влахов и албанцев. Долгое время занимая отдельную и
относительно изолированную пространственно-экологическую
«нишу», те и другие сумели избежать ассимиляции со стороны
не только пришельцев-славян, но и позднейших византийских
греков, которые, в свою очередь, сами были потомками грекоя-
зычного населения ранневизантийского времени. Еще одним
характерным отличием средневековых влахов и албанцев стала
специфическая хозяйственная практика, основанная на полу-
кочевом и (или) пастушеском скотоводстве и предполагавшая
перемещение-кочевание как «по горизонтали», из одного гор-
ного района в другой, так и по высоте — от мест зимовок на вы-
сокогорные летние пастбища и обратно.
В целом, влахи и албанцы стали постоянными и нередко
ближайшими соседями славян по Балканскому полуострову и
в этом качестве заслуживают пусть и самого краткого, но все
же отдельного обсуждения.
II.5.1. Влахи в Средневековье. — Что касается влахов (греч.

, слав. Âëàñè, в ед. ч. Âëàõü; ср. др.-рус. Âîëîõè), то они
представляли собой средневековых потомков позднеримского и
ранневизантийского романоязычного населения — прежде всего

романизованных фракийских племен гетов и даков, в свое время
проживавших по обоим берегам Нижнего Дуная (см. II.1)7.
В письменных источниках первые упоминания о вла-
хах появляются со второй половины Х в., а сам этот термин-
иноназвание восходит, по всей видимости, к имени романизо-
ванного кельтского племени вольков (лат. Volcae), присутство-
вавшего некогда в Среднем Подунавье.
Позднее термин «влахи» мог использоваться не только
в собственно этническом, но и в профессиональном, и даже
конфессионально-сословном смысле, обозначая, соответ-
ственно, горных пастухов-скотоводов или последователей
византийского православного христианства (см. V.8).
1i
На протяжении всего Средневековья и даже Нового вре-
мени влашские скотоводческие общины-катуны (болг. и серб.
-5 1
катун, рум. catun, алб. katund, новогреч.    — букв.
«поселок, лагерь пастухов-скотоводов») дисперсным образом
проживали и передвигались в горных районах на огромном
пространстве, включавшем в себя не только всю северную по- 51
ловину Балканского полуострова — от Эгейского до Адриати-
ческого побережья — но и Прикарпатье, где романоязычное
население сохранялось еще со времен римского правления
в Дакии. При этом в XI—XIII вв. значительная часть влашских
общин сосредоточивалась в горах Пинда и на прилегающих к
ним землях в области Фессалия, в Северной Греции, где ви-
зантийские авторы того времени даже выделяли особый район
под названием Великая Влахия (греч.    ). Важ-
но, что уже тогда первые группы влахов приступили к спуску
в пределы относительно менее высотного пояса, переходя
к оседлости и земледелию и даже проникая в число жителей
близлежащих городов.
7 О средневековых влахах подробнее см.: История Румынии. Коор-
динаторы И.-А. Поп, И. Болован. М., 2005. С. 111—364; Королюк В.Д.
Славяне и восточные романцы в эпоху Раннего Средневековья. М., 1985;
Краткая история Румынии. С древнейших времен до наших дней. М., 1987.
С. 16—104; Литаврин Г.Г. Влахи византийских источников X—XIII вв. //
Литаврин Г.Г. Византия и славяне (сборник статей). СПб., 1999. С. 130—
166; Семенова Л.Е. Дунайские княжества в международных отношениях в
Юго-Восточной Европе (конец XIV — первая треть XVI в.). М., 1994; Она
же. Княжества Валахия и Молдавия. Конец XIV — начало XIX в. (Очерки
внешнеполитической истории). М., 2006. С. 12—231; Широков О.С. Введе-
ние в балканскую филологию. М., 1990. С. 145—156, 160—165; Этническая
история восточных романцев (древность и средние века). М., 1979.
Позднее главные центры сосредоточения влашского на-

селения переместились на левобережье Нижнего Дуная и в
Восточное Прикарпатье, где в XIV в. сложились два отдельных
княжества — Валахия и Молдавия. В XV—XVI вв. эти княже-
ства попали в вассальную зависимость от Османской империи,
а в 1859—1862 гг. объединились — за исключением восточной
части Молдавии (см. ниже) — в единое княжество Румыния
(Romania), в 1878 г. получившее полную государственную не-
зависимость. В свою очередь, восточная часть исторической
Молдавии — Бессарабия, будучи присоединена в свое время
О
к Российской империи, в дальнейшем составила одну из ре-
Ч спублик Советского Союза, а ныне существует в качестве са-
Е мостоятельного государства Молдова (Moldova).
Р
К
В конечном счете, средневековые влахи Балканского по-
луострова, Подунавья и Прикарпатья стали предками совре-
1i менных румын и молдаван, а также относительно малочислен-
ных восточнороманских групп с характерным самоназванием
аромуны (или аромыны; одно из иноназваний — цинцари) в
современных балканских странах.
52
II.5.2. Албанцы в Средневековье. — Что же касается албан-

цев (не путать с жителями позднеантичной и раннесредневе-
ковой Кавказской Албании!), то вопрос об их происхождении
остается предметом острой и крайне политизированной дис-
куссии — даже по специфическим меркам современных бал-
канских национальных историографий8.
Тем не менее, имеются веские основания для того, что-
бы считать средневековых, а через их посредство и современ-
8 О средневековых албанцах подробнее см.: Иванова Ю.В. Пробле-

мы становления албанского этноса // Иванова Ю.В. Албанцы и их соседи.
М., 2006. С. 52—96; Краткая история Албании. С древнейших времен до
наших дней. М., 1992. С. 23—72; Широков О.С. Введение в балканскую фи-
лологию… С. 145—150, 156—160, 165—168.
О Кавказской Албании см.: Акопян А.А. Албания — Алуанк в греко-
латинских и древнеармянских источниках. Ереван, 1987; Алиев К. Античная
Кавказская Албания. Баку, 1992; Мамедов Т.М. Кавказская Албания IV—VII вв.
Баку, 1993; Мамедова Ф. Политическая история и историческая география Кав-
казской Албании (III в. до н.э. — VIII в. н.э.). Баку, 1986; Тревер К.В. Очерки по
истории и культуре Кавказской Албании: IV в. до н. э. — VII в. н.э. М.; Л., 1959.
О характерных особенностях современного этноисторического мифот-
ворчества (с политическим подтекстом) см.: Шнирельман В.А. Националь-
ные символы, этноисторические мифы и этнополитика // Македония: про-
блемы истории и культуры. М., 1999. С. 9—24.
ных албанцев потомками античных иллирийцев (с отдельными

фракийскими и, позже, влашскими «вкраплениями») — в той
их части, которая менее всего была затронута римским и ран-
невизантийским влиянием (см. II.1). В письменных источни-
ках первые упоминания об албанцах или, точнее, арбанитах
(греч. ,   , слав. Àðáàíàñè) и особой горной
стране Албанон, или Арбанон (греч. , ), пер-
воначально бывшей главным местом их сосредоточения, от-
носятся ко второй половине XI в. Эта страна располагалась, по
всей видимости, на территории современной Северной Албании
и, с некоторыми перерывами, вплоть до начала XIII в. остава-
лась под номинальным суверенитетом Византии. Первое соб-
ственно албанское государственное образование — своего рода
княжество — возникло здесь только в самом конце XII в. Однако 1i
и после того первоначальное «ядро» албанского исторического
ареала долгое время продолжало находиться в формальной за-
-5
висимости от других государств, включая славянские.
Между тем, с конца XIII в. — в силу целого комплекса при-
родно-экологических, хозяйственно-демографических и других
причин (к сожалению, все еще очень слабо изученных) — албанцы 53
начинают массовый спуск за пределы своей горной страны, рас-
селяясь и оседая на близлежащих землях (ср. II.5.1). Этот процесс
охватил не только современную Южную Албанию, славянское на-
селение которой было уже очень скоро ассимилировано албанца-
ми, но и историческую Южную Сербию (Косово и Метохия), За-
падную Македонию (Полог и другие районы) и Северную Грецию
(Эпир). В этих условиях в албанской среде резко ускорился процесс
становления собственной государственности, вследствие чего уже
во второй половине XIV в. у албанцев возникло несколько более
или менее устойчивых княжеств во главе с предводителями наи-
более влиятельных группировок военно-родовой знати.
Дальнейшая этнополитическая консолидация албанцев, ко-
нечным результатом которой могло бы стать образование обще-
албанского государства, была прервана османским завоеванием.
К концу XV в. весь основной ареал проживания албанцев — не
только их исконная горная страна, но и освоенные ими соседние
земли — вошел в состав Османской империи, правление которой
здесь продолжилось вплоть до Балканских войн 1912—1913 гг.
Многовековое пребывание под властью Османов для са-
мих албанцев, как и для всех других балканских (и не только)
народов, обернулось значительными и, нередко, необрати-
мыми переменами в самых разных областях жизни.
Так, именно в этот период значительная часть албанцев

перешла в ислам, тогда как ранее они, хотя бы формально,
исповедовали христианство — православие или католичество.
В специфических условиях османского правления смена веры
открыла перед албанцами дополнительные возможности для
освоения новых земель путем вытеснения местного христи-
анского населения. А это, в свою очередь, и задало во многом
тот негативный стереотип притеснителя-арнаута (турецкое
обозначение албанцев — тур. Arnavut), через призму которого
их стали воспринимать их соседи-христиане, а также многие
О
представители европейской и отечественной общественной
Ч мысли Нового и даже Новейшего времени.
Е С другой стороны, именно в последние века османского
Р
К
правления (XVIII—XIX вв.) среди албанцев сложилось и по-
1i
лучило широкое распространение их современное самона-
звание шкиптар (алб. shqipëtar) (см. I.6).
В настоящее время албанцы располагают двумя отдельны-

ми, независимыми национальными государствами: собствен-
54 но государством Албания (алб. Shqipëri, Shqipni), возникшим
в период Балканских войн 1912—1913 гг., и частично признан-
ным государством Косово (алб. Kosova), провозглашенным в
2008 г. албанским населением исторической Южной Сербии.
Кроме того, значительные по численности, компактные и очень
сплоченные албанские общины проживают на территории со-
предельных государств: Македонии (бывшая югославская ре-
спублика), Черногории и Греции.
II.6. Начало новой эпохи. — Итак, в первые десятилетия VII в.,

в результате предшествующих аваро-славянских вторжений
и ширящейся славянской колонизации, власть Византии на
большей части Балканского полуострова практически переста-
ла существовать (см. II.5).
Вместе с этой властью под ударами аваро-славянских «вар-
варов» погибла и та ранневизантийская цивилизация, которая
ранее задавала тон в жизни местного автохтонного населения
(см. II.1). Провинциальная администрация была уничтожена или
расстроена. Само это население частью погибло, частью было за-
хвачено «варварами», частью искало спасения в бегстве. Города
были или разрушены, или оставлены своими жителями, или, в
лучшем случае, пришли в упадок, резко сократившись в размерах
и почти утратив собственно городской облик. Торговля замерла.
Денежное обращение прекратилось. Римское право едва ли не

утратило всякий смысл и оказалось обречено если не на полное
забвение, то, во всяком случае, на «опрощение».
В целом, история Балкан во многих отношениях была от-
брошена далеко назад и должна была начинаться заново. За-
тянувшаяся здесь Поздняя Античность закончилась. Насту-
пала новая эпоха — Средневековье.
К этому обязательно стоит добавить, что еще одним важ-
нейшим событием того времени стала потеря Ранней Визан-
тией ее прежних богатейших владений на Ближнем Востоке
(Месопотамии, Сирии, Палестины) и в Северной Африке
(прежде всего Египта). Будучи захвачены сначала Сасанид-
ским Ираном, а после арабами-мусульманами, они на не-
1i
сколько столетий стали оплотом арабского Халифата в его
противостоянии с христианской империей. И вряд ли не прав -6
О.Г. Большаков, когда оценивает арабское завоевание как
«второй после смерти Феодосия9 раздел Римской империи,
с той лишь существенной разницей, что теперь одна из по-
ловин оказалась под властью иной религиозно-политической
системы, что обусловило также идеологическое и культурное 55
разъединение»10.
В свою очередь, после утраты большей части балканских,
ближневосточных и североафриканских провинций лишь
центральное «ядро» былой Восточной Римской империи, со-
средоточенное вокруг столичного Константинополя — как
в Малой Азии, так и на востоке Балкан, — «сохраняло преж-
нюю линию развития», перерождаясь в собственно средневе-
ковую Византию11.
Между тем, к середине VII в. приток славянских пересе-
ленцев на Балканы из-за Дуная стал постепенно сходить на
нет. А на самом полуострове в действиях и общем положении
славян, по сравнению с предшествующим временем, намети-
лись многозначительные перемены12.
9 Имеется в виду император Феодосий I Великий (379—395), после смер-

ти которого Римская империя окончательно разделилась на Восточную и
Западную.
10 Большаков О.Г. Византия и Халифат в VII—X вв. // Византия между За-
падом и Востоком. Опыт исторической характеристики. Изд. 2. СПб., 2001.
С. 354.
11 Там же. С. 358.
12 О положении балканских славян в первые века после их расселения на
Балканах подробнее см.: Иванова О.В. Формы политической организации
II.7. Славяне на Балканах: закрепление на занятых землях,

хозяйственные и социальные перемены. — Прежде всего,
славяне на Балканах чем дальше, тем все заметнее ослабляли
натиск на уцелевшие здесь византийские центры и анклавы ав-
тохтонного населения, закрепляясь на уже занятых землях и
переходя к их полноценному хозяйственному освоению.
Естественно, что последнее было едва ли возможно без
учета специфических особенностей местной природной среды
(рельефа, климата, почв и т. д.). Что, в свою очередь, для са-
мих славян стало мощным стимулом к установлению мирных
О
контактов с выжившими автохтонами и заимствованию у них
Ч соответствующих хозяйственно-бытовых навыков и опыта.
Е Не удивительно поэтому, что уже относительно вскоре по-
Р
К
сле своего утверждения на Балканах славяне, утратив многие
важнейшие составляющие своей исконной материальной куль-
1i туры, стали в археологическом отношении практически неот-
личимы от своих соседей по полуострову13.
Так, на Балканах славяне уже довольно скоро отказыва-
ются от традиционных полуземлянок в пользу наземных жи-
56 лищ, переходят к использованию и изготовлению гончарной
керамики вместо лепной и даже умерших начинают хоронить
по обряду трупоположения, а не трупосожжения, как это
было ранее (см. I.4).
Что же касается отношений между славянами, с одной сто-
роны, и властями и населением уцелевших византийских цен-
тров — с другой, то в качестве характерного примера, отражаю-
щего всю их сложность и противоречивость, можно указать на
события, которые имели место во время последней славянской
славянского общества в центральной и южной частях Балканского полу-

острова в VII—VIII вв. // Этносоциальная и политическая структура ран-
нефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987. С. 56—65;
Иванова О.В., Литаврин Г.Г. Славяне и Византия // Раннефеодальные
государства на Балканах. VI—XII вв. М., 1985. С. 68—90; Литаврин Г.Г.
Еще раз о занятиях и общественной организации славян на Балканах в VI—
VII вв. // Литаврин Г.Г. Византия и славяне (сборник статей). СПб., 1999.
С. 539—547; Он же. Этносоциальная структура славянского общества в
эпоху поселения на Балканах (VI—VII вв.) // Там же. С. 527—538.
13 О материальной культуре славян в период их расселения и закреп ления
на Балканах подробнее см.: Иванова О.В. Некоторые вопросы экономиче-
ского развития славян в долинах Струмы и Вардара в VII—VIII вв. // Форми-
рование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981. С. 215—231;
Седов В.В. Славяне. Историко-археологическое исследование... С. 404,
414—423 и сл.
осады Фессалоники в 674—678 гг. Пока одни славяне, утвер-

дившиеся на землях области Македония, в очередной раз пы-
тались овладеть городом, другие славяне — из соседней области
Фессалия — продали его жителям продовольствие, в котором
те так нуждались. Примечательно, что сама осада была нача-
та македонскими славянами после того, как имперские вла-
сти арестовали и вывезли в Константинополь князя одного из
местных славянских объединений (см. ниже), находившегося в
тот момент в самой Фессалонике14.
Помимо хозяйственно-бытового уклада, значительные пере-

мены претерпела и социальная организация славян на Балканах.
К началу расселения на полуострове славяне, по всей видимости,
уже достигли в своем развитии того этапа племенного строя, ко- 1i
торый в историографической традиции принято условно назы-
вать военной демократией. Между тем, в условиях длительных
-7
и ожесточенных военных действий, которыми сопровождалось
само это расселение, а также сильной расчлененности балкан-
ского рельефа, прежние племенные связи у славян должны были
быть если не нарушены совершенно, то, во всяком случае, за- 57
метно ослаблены. Одновременно с этим в их среде должно было
произойти возвышение наиболее сильных, удачливых и потому
авторитетных военных вождей, которые окружали себя посто-
янными личными дружинами, брали на себя руководство во-
енными действиями и присваивали все более значительную часть
военной добычи. Опираясь на все это, такие вожди постепенно
закрепляли за собой княжескую власть над соплеменниками,
становясь все более независимыми от племенных старейшин, на-
родных собраний и других ограничений, а затем старались рас-
пространить эту власть и на другие славянские группы — иной,
чем их собственная, племенной принадлежности.
Как следствие, уже в VII в. под властью таких «новых князей»
у славян на Балканах складываются относительно устойчивые
14 Уникальное сообщение об этих событиях сохранилось в составе одно-

го из собраний рассказов о чудесах небесного покровителя Фессалоники, св.
Димитрия. См.: Свод древнейших письменных известий… Т. 2. С. 145—167.
См. также: Иванова О.В. Комментарий к разделу «Чудеса св. Димитрия
Солунского» // Там же. С. 197—205; Она же. Славяне и Фессалоника во
второй половине VII в. по данным «Чудес св. Димитрия»: постановка во-
проса // Славянские древности: Этногенез, материальная культура Древней
Руси. Киев, 1980. С. 81—107; Она же. К вопросу об этнополитической си-
туации в районе Фессалоники в начале 80-х годов VII в. // Античная балка-
нистика. М., 1987. С. 42—48.
военно-территориальные — надплеменные! — объединения,

которые византийские авторы того времени начинают обозна-
чать выразительным термином славиния (греч. )15.
Подобных объединений на полуострове должно было воз-
никнуть довольно много, а некоторые из них даже известны
нам по своему местонахождению и своим названиям, часть из
которых воспроизводила прежние племенные наименования,
удержанные их носителями в ходе переселения на Балканы.
Так, в области Македония сложились «славинии» берзи-
тов (или Берзития — греч. ,  ), другувитов
О (греч. ) и еще несколько. В Фессалии известна
Ч
Е
«славиния» велегезитов (греч. ), в Эпире — вай-
Р юнитов (греч. ), на юге Пелопоннеса (в районе
К горы Тайгет в прежней Лаконии) — «славинии» милингов и
1i эзеритов (греч.  , ).
Казалось бы, в рамках балканских «славиний» процесс ослаб-
ления и распада племенных порядков со временем должен был бы
достигнуть своего логического завершения, а сами «славинии»
58 должны были бы превратиться в настоящие ранние государства —
или сохраняя свое раздельное существование, или объединив-
шись в какие-то еще более крупные образования.
В связи с этим отметим, что в качестве важнейших призна-
ков, позволяющих квалифицировать то или иное объединение
«варваров» раннесредневековой Европы как, по крайней мере,
возникающее государство, можно выделить следующие:
— наличие во главе данного объединения наследственного
верховного правителя, происходящего из одного и того
же рода;
— наличие в распоряжении такого правителя постоянной лич-
ной дружины, играющей роль военно-административного и
судебного аппарата (хотя бы в зачаточном виде);
— наличие системы постоянных даней и трудовых повинно-
стей, наложенной на подвластное население в интересах ма-
териального обеспечения самого правителя и его дружины.
В действительности, однако, судьба многих балканских
«славиний» оказалась совершенно иной — прежде всего на
юге и отчасти на востоке и в центре Балкан. Ибо здесь процесс
15 О «славиниях» подробнее см.: Литаврин Г.Г. Славинии VII—IX вв. —

социально-политические организации славян // Литаврин Г.Г. Византия и
славяне (сборник статей). СПб., 1999. С. 518—526.
естественного развития «славиний» в сторону собственной го-

сударственности был прерван в результате ответного контрна-
ступления, которое Византия, несмотря на все свои внешние и
внутренние затруднения, сумела организовать на полуострове
начиная со второй половины VII в.
С полным правом это византийское контрнаступление мо-
жет быть условно названо Византийской Реконкистой.
II.8. «Византийская Реконкиста». — Для того, чтобы сама

Византия после всех своих неудач на Балканах смогла все же
перейти здесь в контрнаступление, огромное значение имели
события 626 г.
Речь идет о беспрецедентном поражении, которое потер- 1i
пело под стенами Константинополя разноплеменное и разноя-
зыкое воинство, приведенное для осады византийской столицы
-8
аварским хаганом (см. II.3) и состоявшее не только из собствен-
но аваров, но и подвластных (или союзных) им славян и дру-
гих «варваров». Следствием этого поражения стало не только
ослабление власти хагана над его прямыми владениями в Сред- 59
нем Подунавье, но и падение аварского влияния в соседних об-
ластях на Балканах, население которых должно было снова, в
какой-то мере, считаться с существованием империи.
Провал аваро-славянской осады Константинополя в 626 г.
был тем более впечатляющим, что его не смогли предотвратить
действия другого и еще более опасного противника Византии —
Сасанидского Ирана (см. II.4). Ибо его войско, выдвинувшее-
ся на подступы к городу с востока — в соответствии с планом
вступивших в союз аварского хагана и иранского шаха — так
и не смогло преодолеть Босфор и оказать осаждавшим ту по-
мощь, на которую те рассчитывали.
Важно также, что свое торжество над «варварами»-
язычниками византийцы объясняли чудесным вмешатель-
ством самой Богоматери и именно после этих событий стали
считать ее главной небесной заступницей Константинополя.
Что же касается собственно «Византийской Реконкисты»,
то начало ей было положено успешным походом против сла-
вян — вероятно, во Фракии — предпринятым в 658 г. импера-
тором Константом II (641—668). За этим походом последовал
целый ряд действий самого разного рода — от полномасштаб-
ных военных кампаний до адресных дипломатических акций,
посредством которых Византия и в самом деле сумела добиться
реванша над славянами во многих из своих прежних балкан-

ских владений. Так, уже к середине IX в. прямое имперское
правление было восстановлено (или убедительно подтвержде-
но) над Южной Фракией и Южной Македонией, в Северной,
Центральной и Южной Греции, а также на побережье Адриа-
тического моря — в Далмации.
Из числа важнейших событий, ознаменовавших собой
развитие византийского контрнаступления на Балканах после
658 г., отдельного упоминания заслуживают следующие:
– поход 688 г., предпринятый императором Юстинианом II
О (685—695, 705—711) против славян Южной Фракии и Юж-
Ч
Е
ной Македонии и восстановивший прерванное ранее сухопут-
Р ное сообщение между Константинополем и Фессалоникой;
К – реорганизация провинциального управления в подкон-
1i трольных империи балканских землях на принципах т.н.
фемного строя и образование здесь в 680-е — 690-е гг.
отдельных фем (греч. ), т.е. военно-административных
округов — «Фракия» и «Эллада»;
– поход 783 г., предпринятый военачальником империи Став-
60 ракием против славян Македонии и Греции и обеспечивший
образование фем «Македония» и «Пелопоннес»;
– действия императора Никифора I (802—811) в 805—807 гг.
на Пелопоннесе, приведшие к окончательному подчинению
местных славян и, во всяком случае, к полномасштабному
восстановлению здесь византийской провинциальной ад-
министрации.
Во всех этих землях — за исключением Далмации, где разви-
тие событий вообще представляет собой особый случай (см. V.9—
V.10) — восстановление византийской власти существенно укре-
пило положение уцелевшего грекоязычного населения. Что не
удивительно, поскольку официальным языком империи к тому
времени уже стал греческий, вытеснивший латынь как из админи-
стративной и церковной практики, так и из повседневной жизни.
В свою очередь, византийский имперский центр действо-
вал по отношению к местным славянам и их объединениям в
виде «славиний» (см. II.7) в высшей степени осмотрительно и
осторожно. Он дальновидно воздерживался от немедленного
распространения на них такого же военно-административного,
судебного и налогового режима, какой настойчиво устанавли-
вал в других своих владениях, где за лояльность местного насе-
ления можно было не опасаться. Фактически Византия шла на
предоставление славянам особого статуса, причем всякий раз в
индивидуальном порядке — с учетом всех нюансов существую-

щей в данной местности и на данный момент времени военно-
политической и этнодемографической конъюнктуры.
Итак, первоначально «славиниям» оставляли широкую
внутреннюю автономию под властью собственных князей, до-
вольствуясь с их стороны признанием верховенства империи и
исполнением перед ее властями некоторых, хотя бы и символи-
ческих, обязательств. Позднее, по мере укрепления в данном
районе имперского авторитета, внутреннюю самостоятельность
таких зависимых «славиний» старались как можно более сузить,
превращая их в особые полуавтономные образования — ар-
хонтии, правители-архонты которых (от греч.  — букв.
«начальник») уже назначались империей. В итоге все обычно
заканчивалось полным подчинением путем преобразования 1i
такой «архонтии» в подразделение местной единицы импер-
ского провинциального деления.
-9
Еще одним эффективным средством подчинения славян на
Балканах и решения за их счет своих внутренних и внешних
проблем для империи была целенаправленная миграционная
политика, в рамках которой она неоднократно и в массовом по- 61
рядке переселяла в свои восстанавливаемые балканские владе-
ния своих подданных из Малой Азии — греческого, армянско-
го и иного происхождения. Подчиненных же славян с Балкан,
наоборот, перебрасывали в Малую Азию, где им предостав-
ляли земельные наделы на условиях несения военной службы
и исполнения других обязательств. Именно так значительное
и компактное славянское население еще до конца VII в. появи-
лось — и неоднократно пополнялось в дальнейшем — на северо-
западе Малой Азии, в области Вифиния.
II.9. Историческая судьба славян Византии. — Между тем,

признавая над собой власть империи и втягиваясь в жизнь ее и
без того полиэтничного общества, славяне — и в первую оче-
редь их знать — со временем начинали открывать для себя, а
потом и ценить те совершенно немыслимые для них ранее пер-
спективы, которые были связаны с имперским подданством16.
16 О том, как представляли себе Византию и византийцев славянские и
другие «варвары» раннесредневековой Европы, см.: Литаврин Г.Г. Пред-
ставления «варваров» о Византии и византийцах в VI—X вв. // Византий-
ский временник. 1986. Т. 46. С. 100—108.
См. также: Литаврин Г.Г. Византийцы и славяне — взаимные представления
// Литаврин Г.Г. Византия и славяне (сборник статей). СПб., 1999. С. 590—602.
Особое значение в этом отношении имело принятие хри-

стианства. Ибо выходцам из славянской среды оно открывало
доступ к императорской службе и тем самым давало шанс резко
повысить свой социальный и имущественный статус — причем
по сравнению не только с соплеменниками, но и с «природны-
ми» византийцами.
Примеров карьерного взлета этнических славян на визан-
тийской службе известно немало. О некоторых из них стоит
упомянуть отдельно.
Так, уже в 766 г. этнический славянин, евнух Никита, в
О качестве ревностного сторонника иконоборчества был возве-
Ч
Е
ден на кафедру главы византийской церкви — Константино-
Р польского патриарха (766—780).
К В 799 г. князь «славинии» велегезитов (в Фессалии) (см. II.7)
1i по имени Акамир оказался вовлечен в заговор, который возник
в соседней византийской феме «Эллада» против императрицы-
иконопочитательницы Ирины (797—802), в пользу опальных
сыновей покойного императора-иконоборца Константина V Коп-
ронима (741—775).
62 В 820—823 гг. едва ли не всю империю потряс мятеж,
поднятый с целью захвата императорской власти провинци-
альным малоазиатским военачальником Фомой Славянином,
прозвище которого говорит само за себя.
И, наконец, примерно тогда же широкую известность
приобрел выдающийся защитник иконопочитания, монах-
отшельник с вифинского Олимпа (Улу-даг в современной
Турции), св. Иоанникий Великий (после 752 — 846), проис-
ходивший из вифинских славян (см. II.8).
В целом, славяне, поглощенные Византией в ходе ее бал-
канского контрнаступления, в русле неизбежных контак-
тов с властями, нарастающей христианизации и ширящегося
взаимодействия с преимущественно грекоязычными соседя-
ми — будь то потомки автохтонов или переселенцы из Малой
Азии — чем дальше, тем все отчетливее византинизирова-
лись по своему культурному облику и эллинизировались по
языку. Что в конце концов привело к полной утрате ими своей
первоначальной, собственно славянской этноязыковой иден-
тичности и превращению в «обычных» грекоязычных ромеев
(греч.) — т. е. буквально «римлян», кем по-прежнему
продолжали считать себя подданные империи. Произойти это
превращение в основном должно было, по всей видимости, не
позднее конца X в., хотя отдельные группы славян — особенно
в труднодоступных районах — могли сохранять свою само-

бытность и дольше17.
Характерный пример последнего рода представляли со-
бой потомки милингов на юге Пелопоннеса (см. II.7), кото-
рые даже в XIII—XIV вв. сохраняли память о своем невизан-
тийском происхождении и даже определенную администра-
тивную самостоятельность по отношению к официальным
властям.
Итак, на юге и отчасти на востоке и в центре Балканского
полуострова «Византийская Реконкиста» привела, в конечном
счете, к полному торжеству империи над славянами. Однако
в других частях полуострова ее результаты оказались гораздо
скромнее или вообще не оправдали надежд, которые связыва- 1i
ло с ней константинопольское правительство.
Дело не только в том, что центральные, северные и особен-
-9
но западные и северо-западные области Балкан дальше всего
отстояли от столичного Константинополя и других центров,
удержанных здесь в свое время империей (см. II.5) и способных
предоставить ей базу для предполагаемого реванша. Не менее 63
важно и то, что в этих областях сама империя встретилась с
конкуренцией со стороны целого ряда других сил, преследо-
вавших по отношению к славянам по сути те же намерения,
но только в собственных интересах. Как следствие, местные
«славинии» (см. II.7) оказались или вообще недоступны для
византийского натиска, или подверглись ему не в то время и
не в той мере, в какой это могло бы иметь место при других
обстоятельствах.
Главной же из этих конкурирующих сил, с которыми стол-
кнулась Византия в борьбе за возвращение своих прежних
балканских владений, стала Болгарская держава, условно обо-
значаемая в историографической традиции как Первое Бол-
гарское царство.
17 О восстановлении власти Византии на Балканах и интеграции славян в

состав ее имперского общества подробнее см.: Иванова О.В. О путях инте-
грации иноплеменников в Византийской империи в VII—X вв. (преимуще-
ственно на примере славян) // Византия между Западом и Востоком. Опыт
исторической характеристики. Изд. 2. СПб., 2001. С. 48—80; Она же. Рас-
пространение христианства у славян в Византии (VII—X вв.) // Принятие
христианства народами Центральной и Юго-Восточной Европы и крещение
Руси. М., 1988. С. 9—29; Иванова О.В., Литаврин Г.Г. Славяне и Визан-
тия… С. 84—90.
Очерк III
БОЛГАРЫ И БОЛГАРИЯ
(до османского завоевания)
III.1. Славяне в Мисии. [66] —

III.2. Протоболгары на рубеже Античности
и Средневековья. [67] — III.3. Образование
Первого Болгарского царства. [68] —
III.4. В противоборстве с Византией. [69] —
III.5. Укрепление болгарской государ-
ственности. [72] — III.6. Принятие
христианства. [74] — III.7. Формирование
болгарской народности. [76] —
III.8. Болгария на пике могущества. [77] —
III.9. Болгаро-византийский договор
927 г. [78] — III.10. Византийское
завоевание. [79] — III.11. Болгарские
земли под властью Византии. [81] —
III.12. Образование Второго Болгарского
царства. [85] — III.13. В борьбе за
«византийское наследство». [87] —
III.14. Упадок Второго Болгарского
царства. [88] — III.15. Временная
стабилизация и распад. [90] —
III.16. Османская держава и начало ее
экспансии на Балканах. [91] — III.17.
Османское завоевание. [93]
К олыбелью балканской (ср. III.2) Болгарии и бол-
гар как одной из славянских народностей эпохи
Средневековья (см. I.1, I.10) суждено было стать
землям на северо-востоке Балканского полуострова, от-
носящимся к историко-географическим областям До-
бруджа (болг. Добруджа, рум. Dobrogea) и Мисия (иначе
Мизия, или Мезия — греч.  , лат. Moesia) — между 65
Нижним Дунаем, Балканскими горами и побережьем
Черного моря1.
1 Об основных вехах этнополитической истории болгар и Болгарии
в Средневековье (до османского завоевания и в первые десятилетия
после него) подробнее см.: Иванов С.А. «Болгарская апокрифическая
летопись» как памятник этнического самосознания болгар // Развитие
этнического самосознания славянских народов в эпоху зрелого фео-
дализма. М., 1989. С. 70—76; Он же. К вопросу об элементах этно-
политического сознания в «Болгарской апокрифической летописи» //
Раннефеодальные славянские государства и народности (проблемы
идеологии и культуры). София, 1991 (= Studia Balcanica. 20). С. 131—
136; Он же. К проблеме этнополитического самосознания болгар в
эпоху византийского господства // Этнические процессы в Централь-
ной и Юго-Восточной Европе. М., 1988. С. 22—27; Краткая история
Болгарии. С древнейших времен до наших дней. М., 1987. С. 13—160;
Литаврин Г.Г. Болгария и Византия в XI—XII вв. М., 1960; Он же.
Особенности развития самосознания болгарской народности со вто-
рой четверти X до конца XIV в. // Развитие этнического самосознания
славянских народов в эпоху зрелого феодализма. М., 1989. С. 36—69;
Он же. Становление Второго Болгарского царства и его международ-
ное значение в XIII столетии // Литаврин Г.Г. Византия и славяне
(сборник статей). СПб., 1999. С. 363—374; Он же. Формирование и
развитие Болгарского раннефеодального государства (конец VII — на-
чало XI в.) // Раннефеодальные государства на Балканах. VI—XII вв.
М., 1985. С. 132—188; Он же. Формирование этнического самосозна-
ния болгарской народности (VII — первая четверть X в.) // Развитие эт-
III.1. Славяне в Мисии. — После 602 г. (см. II.4) на вос-

токе Мисии утвердилось славянское объединение, обозначен-
ное в одном из позднейших византийских источников как так
называемые «Семь родов» (греч.  ) — вероятно,
«славиния» (см. II.7).
С началом второй половины VII в. это объединение, по
всей видимости, уже признавало над собой византийское вер-
ховенство (ср. II.8). Однако его окончательному поглощению
империей помешали события, произошедшие здесь в 680—
681 гг. и связанные с действиями новой группы «варваров».
О
В отличие от оседлых земледельцев-славян эти новые «варва-
Ч ры» были скотоводами-кочевниками, тюрками по языку, но-
Е сили тюркское же самоназвание булгары (тюркск. Bular, греч.
Р
К
  , лат. Bulgari и т. п.), а возглавлял их хан с иранским
именем Аспарух.
1ii Иранское имя тюркского хана — характерная черта той
чрезвычайно сложной этноязыковой ситуации, которая имела
место в Подунавье на исходе Античности и в начале Средневе-
ковья в обстановке Великого переселения народов (ср. I.10).
66 Еще один выразительный пример этого рода можно обна-
ружить в «Истории» византийского автора первой половины
VII в. Феофилакта Симокатты. Среди прочего, в ней рассказы-
вается о некоем гепиде (гепиды — один из германских народов
Раннего Средневековья), христианине по вероисповеданию,
который жил среди славян, а затем, попав в плен к византийцам,
не только рассказал им все, что знал о своих прежних соратни-
ках, но и помог нанести им жестокое поражение. В частности,
этот гепид подал в нужный момент условный знак византий-
скому отряду, запев аварскую песню (История. VI. 8—9)2.
Итак, по своему природному языку предатель-гепид был
германцем. Живя среди славян, он должен был пользоваться
праславянским языком (см. I.3). Попав к византийцам — го-
ворить с ними на их языке, которым в то время в дунайской
армии империи все еще оставалась латынь (см. II.1; ср. II.8).
нического самосознания славянских народов в эпоху Раннего Средневековья.

М., 1982. С. 49—82; Он же. Эволюция этнического самосознания болгар-
ской знати в эпоху византийского господства // Элита и этнос средневековья.
М., 1995. С. 170—177; Литаврин Г.Г., Макарова И.Ф. Этническое самосо-
знание болгар в конце XIV — начале XVI века // Этническое самосознание
славян в XV столетии. М., 1995. С. 191—215.
2 Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 2 (VII—IX вв.) /
Сост. С.А. Иванов, Г.Г. Литаврин, В.К. Ронин. М., 1995. С. 23—25.
Наконец, «аварская песня» в его исполнении указывает на

то, что он должен был, в какой-то мере, владеть еще и языком
аваров, который в то время, видимо, был широко известен по
всему Подунавью (см. II.3). Очевидно, что как для самого
гепида, так и для славян изначальная языковая принадлеж-
ность не имела принципиального значения, а переход, при
тех или иных обстоятельствах, на чужой язык не вызывал ни
затруднения, ни подозрений3.
III.2. Протоболгары на рубеже Античности и Средневековья. —

В современной науке кочевых тюрок-«булгар» принято обо-
значать условным, искусственным термином прото- или
праболгары, чтобы таким образом отличать их от позднейших 1i1
болгар как одного из южнославянских народов.
Ученым Поздней Античности протоболгары были известны,
-
1.2
возможно, еще с середины IV в., когда их первые группы, дви-
гаясь из Центральной Азии, достигли Кавказа и Закавказья.
Во всяком случае, уже в латинском т.н. Анонимном хро-
нографе 354 г. среди «варварских» народов, неподвластных 67
римлянам и проживающих на Кавказе, оказывается упомя-
нут (между «скифами» и лазами) некий народ Vulgares.
В конце IV — первой половине V в. протоболгары входили
в состав Гуннской державы (см. I.10), а после ее распада про-
должили кочевать отдельными ордами на огромной территории
к северу и к востоку от позднеримских и ранневизантийских вла-
дений — от Среднего Подунавья до Северного Кавказа. С кон-
ца V в. протоболгары, за которыми в позднеантичной ученой
традиции закрепилось ставшее нарицательным имя гуннов (греч.
  , лат. Hunni), наряду со «склавинами»-славянами (см. I.7,
II.2) и другими «варварами», неоднократно совершали граби-
тельские набеги на земли балканских провинций Ранней Визан-
тии. Позже, во второй половине VI в. часть протоболгарских орд
попала под власть или в зависимость от Аварского хаганата (см.
II.3) и была вынуждена принимать участие едва ли не во всех
действиях его разноплеменных и разноязыких полчищ.
В первой половине VII в. главным местом сосредоточения
протоболгар стало Западное Предкавказье и Приазовье. Здесь,
с центром в районе античной Фанагории (на Таманском полу-
3 Иванов С.А. Комментарий к разделу «Феофилакт Симокатта» // Свод

древнейших письменных известий… Т. 2. С. 53—54. Комм. 73.
острове), под верховенством хана Кубрата из рода Дуло, всту-

пившего в союзные отношения с Византией, в 630-е гг. воз-
никло могущественное протоболгарское объединение, которое
под пером позднейших византийских авторов получило вы-
разительное наименование Старой Великой Болгарии (греч.
   ). Впрочем, подлинным государ-
ством, в строгом смысле слова, это объединение так и не стало
и после смерти самого Кубрата, в начале второй половины VII в.
распалось на несколько самостоятельных орд во главе с сыно-
вьями покойного хана. Они, в свою очередь, вскоре столкну-
О
лись с хазарами и конкурирующим тюркским родом Ашина и
Ч по-разному повели себя перед лицом их притязаний. Так, один
Е из сыновей Кубрата, по имени Батбаян, признал власть хазар и
Р
К
остался в Приазовье. Другой, Котраг, увел свою орду в Среднее
Поволжье, где положил начало т.н. Волжской Болгарии, стоя-
1ii щей у истоков истории современных волжских татар и чувашей.
Наконец, еще один сын Кубрата откочевал со своей частью про-
тоболгар на запад степями Северного Причерноморья — он-то
и был тем самым Аспарухом, появление которого на Нижнем
68 Дунае помешало окончательному восстановлению византий-
ской власти над Мисией (см. III.1)4.
III.3. Образование Первого Болгарского царства. — Итак,

в 670-х гг. Аспарух со своими протоболгарами достиг Ниж-
него Дуная и обосновался недалеко от его устья на его левом
(северном), «варварском» берегу.
4 О тюрках-протоболгарах, хазарах и Хазарском каганате, а также Волжской
Болгарии подробнее см.: Артамонов М.И. История хазар. Изд. 2. СПб., 2002;
Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э. Праболгары на Средней Волге. У ис-
токов истории татар Волго-Камья. Самара, 1998; Казаков Е.И. Культура ранней
Волжской Болгарии. Этапы этнокультурной истории. М., 1992; Кляшторный
С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи древней Евразии. СПб., 2005. С. 60—68;
Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы
и Кавказа. М., 1990; Он же. Хазарское государство и его роль в истории запад-
ной Евразии // Славяне и их соседи. Вып. 10. Славяне и кочевой мир. К 75-летию
академика Г.Г. Литаврина. М., 2001. С. 59—72; Петрухин В.Я., Раевский Д.С.
Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. Изд. 2,
перераб. и доп. М., 2004. С. 203—225, 229—233; Плетнева С.А. От кочевий
к городам. Салтово-Маяцкая культура. М., 1967; Она же. Очерки хазарской ар-
хеологии. Изд. 2. М.; Иерусалим, 2000; Она же. Хазары. Изд. 2, доп. М., 1986;
Полубояринова М.Д. Русь и Волжская Булгария в X—XV вв. М., 1993; Степи
Евразии в эпоху Средневековья. М., 1981. С. 77—80; Фахрутдинов Р.Г. Очерки
по истории Волжской Булгарии. М., 1984; Хузин Ф.Ш. Волжская Булгария в до-
монгольское время (X — начало XIII в.). Казань, 1997.
Отсюда Аспарух стал совершать вылазки на правый, бал-

канский берег Дуная, где проживало уже признавшее — хотя бы
формально — зависимость от Византии славянское объединение
(«славиния») «Семь родов» (см. III.1). В 680 г. встревоженный
император Константин IV Погонат (668—685) организовал
против Аспаруха военную экспедицию, которая, однако, за-
кончилась поражением и отступлением византийского войска.
Преследуя отступающих византийцев, Аспарух и его протобол-
гары вторглись в Добруджу, а затем в Мисию, после чего здесь
и произошло то главное, что похоронило планы константино-
польских стратегов в отношении местных славян. Будучи заин-
тересован не только в лояльности, но и в поддержке славян в ин-
тересах дальнейших действий против империи, Аспарух сумел
найти общий язык с их верхушкой и «перетянул» ее на свою сто- 1i1
рону, в полной мере использовав для этого славу своей недавней
победы. Сохранив за славянами широкую внутреннюю авто-
-
3.4
номию, включая собственных князей и другие властные инсти-
туты, Аспарух добился от них признания своего верховенства и
согласия на исполнение в пользу протоболгар соответствующих
обязательств — в виде уплаты даней, несения трудовых повин- 69
ностей и предоставления военной поддержки силами княжеских
дружин и племенных ополчений (ср. II.8).
Опираясь на все это и закрепившись как в Добрудже, так
и в Мисии, Аспарух уже в следующем, 681 г. перешел к на-
падениям на те византийские владения, что лежали к югу от
Балканских гор — во Фракии. В конце концов, в августе 681 г.
правительство империи было вынуждено пойти на договор
с Аспарухом, обязавшись ежегодно производить денежные
выплаты протоболгарам в обмен на мир и тем самым факти-
чески признав новую «варварскую» державу на части своих
бывших балканских владений.
Именно эту державу сами византийцы в дальнейшем и
стали называть Болгарией (греч.  ), а в позднейшей
историографической традиции ей было присвоено условное
наименование Первого Болгарского царства.
III.4. В противоборстве с Византией. — Итак, с утвержде-

нием в Добрудже и Мисии протоболгар Аспаруха в расстанов-
ке сил на Балканах произошла многозначительная перемена.
Теперь здесь на пути реваншистских замыслов Визан-
тии (см. II.8) стояли не только славяне, обладавшие зачатка-
ми собственной политической организации в виде «славиний»
(см. II.7), и не только Аварский хаганат, оправившийся от по-

ражения 626 г. (см. II.8) и восстановивший свое влияние на
северо-западе и западе полуострова. Еще одним и при этом го-
раздо более опасным противником империи в борьбе за Балка-
ны выступила Болгария, создавшая отчетливую угрозу на под-
ступах к самой имперской столице — Константинополю.
Как следствие, прежнее византийско-славянское противо-
борство на северо-востоке, востоке, а затем и в центре Балкан-
ского полуострова сменилось противоборством византийско-
болгарским, успех в котором долгое время сопутствовал имен-
О
но Болгарии, а не Византии.
Ч
Е
Правда, это византийско-болгарское противоборство
Р нередко перемежалось более или менее продолжительными
К мирными передышками и даже периодами, когда обе сторо-
1ii ны поддерживали между собой союзнические отношения.
Так, уже в 705 г. сын и преемник Аспаруха, хан Тервель
(ок. 700 — после 719) в ответ на обращение свергнутого и
скитавшегося на чужбине императора Юстиниана II (685—
695, 705—711) оказал тому помощь в борьбе за возвращение
70 на императорский трон. За это Тервель после повторного во-
царения Юстиниана II был удостоен в Константинополе бес-
прецедентных почестей, в числе которых ему даже пожалова-
ли титул кесаря (греч. ) — в то время второй по высоте
после собственно императорского.
В 717—718 гг. тот же Тервель оказал Византии очень существен-
ную поддержку, когда предпринял решительные действия против
арабов, осадивших Константинополь. Что, по всей видимости,
было обусловлено особым (секретным) приложением к новому до-
говору, заключенному между Болгарией и Византией в 716 г.
Так или иначе, но к началу второй половины IX в. — когда
сама Болгария с принятием христианства от Византии вошла в
орбиту ее церковно-политического влияния (см. ниже) — бол-
гарские владения охватывали уже не только земли Добруджи и
Мисии, но и значительную часть Фракии и почти всю Македо-
нию, за исключением ее приморской полосы с Фессалоникой
(ср. II.5). Кроме того, воспользовавшись падением Аварского
хаганата под ударами франков на рубеже VIII–IX вв. (см. II.3),
Болгария распространила свою власть в западном направле-
нии, вверх по течению Дуная, вплоть до Белграда и даже уста-
новила контроль над восточной частью Среднего Подунавья —
дальше на запад господствовали франки (см. V.4). При этом
болгарский контроль еще со времен Аспаруха действовал так-
же и на левобережье Нижнего Подунавья — вероятно, вплоть

до Прикарпатья и Приднестровья.
Позднее, к исходу Х в. болгарское влияние на востоке
Среднего и на левобережье Нижнего Подунавья сошло на нет
под натиском новых кочевых народов: в первом случае — вен-
гров, положивших начало средневековому Венгерскому госу-
дарству (см. V.5), во втором случае — печенегов.
Наконец, именно около середины IX в. предметом болгар-
ских притязаний впервые стали и земли ранних сербов, рас-
полагавшиеся на западе Балканского полуострова — вплоть до
побережья Адриатического моря (см. IV.1—IV.2).
Между тем, сама Болгария в это время уже разительно от-
личалась от той «варварской» державы, на договор с которой 1i1
была вынуждена пойти Византия в августе 681 г.
Прежде всего, присоединение к Болгарии новых балканских
-4
земель, давно и плотно колонизированных славянами, не могло
не повлечь за собой резкого падения относительной численно-
сти тюрок-протоболгар в составе ее населения. Тогда как сами
славяне теперь, наоборот, должны были образовать в нем не 71
просто убедительное, как раньше, но абсолютное, подавляющее
большинство. Кроме того, оседлые земледельцы-славяне высту-
пали носителями гораздо более перспективного хозяйственно-
культурного типа, нежели кочевники-протоболгары. Во вся-
ком случае, именно славяне своим повседневным трудом, даня-
ми и повинностями в пользу болгарских ханов создавали основу
материального обеспечения их военных и иных мероприятий.
А позже, по мере того, как сами протоболгары начали оставлять
кочевой образ жизни и переходить к оседлости, именно славяне
должны были стать для них источником недостающих земле-
дельческих навыков и соответствующего опыта.
Эти этнодемографические и хозяйственно-культурные пере-
мены представляли собой для Болгарии тем более серьезный
вызов, что имели место на фоне ее продолжающегося противо-
стояния с Византией, исход которого во многом зависел от спо-
собности той и другой стороны заручиться поддержкой своих
действительных и предполагаемых славянских подданных.
В самом деле, возможность перехода, при тех или иных
обстоятельствах, на сторону Византии — с ее имперской го-
сударственностью, карьерными возможностями и благами
цивилизации — для славян Болгарии отнюдь не была чисто
умозрительной альтернативой.
Так, в начале 760-х гг. свыше 200 тысяч славян из Бол-

гарии спонтанно, без побуждения со стороны византийских
властей, переселились на территорию империи — в область
Вифиния на северо-западе Малой Азии, где еще со второй
половины VII в. проживало значительное славянское насе-
ление, перемещенное сюда с Балкан имперским правитель-
ством (см. II.8).
Ответом со стороны Болгарии на этот вызов уже в начале

IX в. стали масштабные преобразования, предпринятые хана-
О
ми Крумом и Омуртагом и окончательно превратившие саму
Ч Болгарию из очередной «варварской» державы, созданной
Е воинственными кочевниками — каких было немало на исходе
Р
К
Античности и в Раннее Средневековье (ср. II.3, III.2) — в под-
линное государство.
1ii
III.5. Укрепление болгарской государственности. — Итак,
долгое время Болгария представляла собой довольно рыхлое
72 образование — нечто вроде протоболгарско-славянской «фе-
дерации», строящейся по этно-территориальному принципу.
Господствующее положение в этой «федерации» занимало
сосредоточенное в Добрудже и на востоке Мисии (см. III.1, III.3)
тюркско-протоболгарское кочевое «ядро» во главе с ханом,
который имел постоянную резиденцию в укрепленной столи-
це, специально возведенной с этой целью на месте славянского
поселения Плиска (недалеко от города Шумен в современной
Болгарии). Именно хан и приближенная к нему протоболгар-
ская знать и олицетворяли собой Болгарскую державу как целое,
исполняя важнейшие военные, управленческие и даже религи-
озные функции в пределах ее совокупных владений. На пери-
ферии же — к югу, юго-западу и западу от этого господствующе-
го «ядра» — располагались зависимые от хана земледельческие
«славинии», пользующиеся широкой внутренней автономией
по образцу той, что в свое время была оставлена Аспарухом за
славянами из объединения «Семь родов» (см. III.3; ср. II.8).
Такое устройство Болгария сохраняла вплоть до правления
Крума (803—814), когда в нем наметились многозначительные
перемены. В обстановке очередного военного столкновения с
Византией, которое, среди прочего, оказалось ознаменовано
разгромом вторгшейся в Болгарию императорской армии и ги-
белью самого императора Никифора I (802—811), Крум сумел
значительно укрепить позиции центральной ханской власти,
передав новоприсоединенные к болгарским владениям земли

во Фракии в ве́дение своих непосредственных ставленников.
Кроме того, именно Крум, по всей видимости, первым из бол-
гарских ханов стал широко привлекать выходцев из славянской
и даже византийской среды (перебежчики и т. д.) к исполнению
ответственных поручений общегосударственного характера.
Так, в 812 г., направляя в Константинополь свое посоль-
ство, Крум назначил его главой не кого-нибудь, но именно
славянина по имени Драгомир.
Также предполагается, что именно Крум, под впечатлени-
ем от падения Аварского хаганата (см. II.3), ввел в Болгарии
единое и общеобязательное для всего ее населения законода-
тельство — хотя в последнее время это предположение ставит- 1i1
ся под сомнение.
После смерти Крума его дело продолжил его сын и преем-
-5
ник Омуртаг (814—831). Заключив с Византией в 815 (или 816)
г. полномасштабный мирный договор сроком на 30 лет, Омур-
таг упразднил автономию всех еще оставшихся к тому времени
болгарских «славиний» и в полной мере подчинил ханской вла- 73
сти болгарских славян — без «посредников» в лице их собствен-
ных князей, напрямую (ср. II.8). Параллельно с этим Омуртаг
ввел в болгарских владениях новое внутреннее деление, кото-
рое вместо прежнего этно-территориального получило строго
административно-территориальный характер. Так что именно
с правления Омуртага Болгария стала делиться на несколько
(свыше десяти) военно-административных округов — т.н. ко-
митатов, которые возглавляли особые правители-кoмиты
(от римско-византийского термина comes, греч. ), на-
значавшиеся самим ханом и состоявшие в прямом подчинении
у него. Очевидно, что все это должно было нанести сильнейший
удар по патриархальным племенным институтам и связям, еще
сохранявшимся как у славян, так и у самих тюрок-протоболгар,
и вместе с тем резко расширить сферу разного рода взаимодей-
ствия между ними. Что в свою очередь, в условиях абсолютного
численного преобладания славян над протоболгарами, не могло
не интенсифицировать процесс культурной, а затем и этноязы-
ковой ассимиляции протоболгар славянами5.
5 О взаимодействии между славянами и протоболгарами в условиях про-
должающегося противостояния между Болгарией и Византией см.: Васютин
С.А., Пугачев А.Ю. Тюрко-болгары, Византия и славяне в конце VII — VIII ве-
ках: модель военно-политической адаптации кочевников в полупериферийной
зоне земледельческой цивилизации // Славяноведение. 2009. № 4. С. 3—16;
Отчетливые признаки этого стали заметны уже в правле-

ние самого Омуртага, сыновья которого — Енравота, Звини-
ца и, вероятно, Маламир (хан в 831—836 гг.), — носили не
тюркские, но славянские имена.
В таком виде Болгария и достигла второй половины IX в., ког-

да в ее внешнем и внутреннем положении произошла новая пере-
мена, чрезвычайно важная по своим близким и далеким послед-
ствиям. Речь идет о введении христианства, которое было офи-
циально принято в Болгарии от Византии в 864—865 гг., при
О
хане Борисе (852—889), получившем в крещении имя Михаила в
Ч качестве духовного сына императора Михаила III (842—867).
Е
Р
К
III.6. Принятие христианства. — Не вдаваясь в детали тех
1ii обстоятельств, которыми руководствовались, принимая реше-
ние о крещении, сам Борис и его ближайшее окружение, отме-
тим, что введение в Болгарии новой веры сопровождалось же-
стокими репрессиями в отношении все еще сохранявшей свою
74 относительную обособленность тюркско-протоболгарской
знати. Ибо именно она более всего противилась принятию
христианства, рассматривая его прежде всего как веру своего
многовекового противника — Византии.
Так, при подавлении антихристианского мятежа в 866 г.
по приказу Бориса-Михаила были уничтожены 52 знатных
протоболгарских рода, связанных с мятежниками и, очевид-
но, бывших главными хранителями исконных протоболгар-
ских религиозно-культурных традиций.
Окончательно языческая оппозиция в Болгарии была
сломлена, по всей видимости, в 893 г., когда Борис-Михаил,
оставив ради этого монастырь, куда удалился в 889 г., от-
странил от власти своего старшего сына и непосредственного
преемника Владимира-Расате, пытавшегося отойти от про-
византийского курса своего отца. Высшая власть в Болгарии
была после этого передана другому сыну Бориса-Михаила —
Симеону (см. ниже).
Литаврин Г.Г. Славяне и протоболгары: от хана Аспаруха до князя Бориса-

Михаила // Славяне и их соседи. Вып. 10. Славяне и кочевой мир. К 75-летию
академика Г.Г. Литаврина. М., 2001. С. 6—15; Тыпкова-Заимова В. Южные
славяне, протоболгары и Византия. Проблемы государственного и этническо-
го развития Болгарии в VII—IX вв. // Раннефеодальные государства и народ-
ности (южные и западные славяне VI—XII вв.). М., 1991. С. 37—51.
Не менее сложной задачей для самого хана и его окружения

стало и решение вопроса о статусе будущей церковной органи-
зации в Болгарии, прямое подчинение которой византийской
Константинопольской патриархии грозило обернуться уста-
новлением политической зависимости от империи. Чтобы из-
бежать того и другого, Борис-Михаил вступил в изощренную
дипломатическую «игру» как с императорским и патриаршим
Константинополем, так и с франками и папским Римом, искус-
но используя в собственных интересах взаимные противоречия
между ними. Что, в свою очередь, позволило ему добиться об-
разования для Болгарии в 870 г. отдельной архиепископии с
центром в Плиске (см. III.5) — формально связанной с Кон-
стантинопольской церковью-«матерью», организованной по
византийскому образцу, но обладающей при этом высокой сте- 1i1
пенью внутренней самостоятельности6.
Еще одним важнейшим событием правления Бориса-Ми-
-6
хаила стало проникновение в Болгарию т.н. Кирилло-Мефо-
диевской традиции, включая особую славянскую азбуку-
глаголицу, т.н. старославянский книжно-богослу жебный
язык, выполненные с их помощью тексты и навыки ведения 75
церковной жизни на их основе. Все это в 885—886 гг. принес-
ли с собой Климент и Наум, впоследствии прозванные Охрид-
скими (по месту своего служения), Константин, известный
позднее как епископ Преславский (см. ниже), и другие учени-
ки славянских первоучителей Константина-Кирилла Фило-
софа и Мефодия (см. VIII.4.2). В Болгарии славяноязычные
богослужение, книжность и письменность были введены в
практику не только новообразованной болгарской церкви, но
и местных государственных канцелярий, сменив принятые в
них ранее греческий язык и греческое письмо. К тому же сама
Кирилло-Мефодиевская традиция была на болгарской почве
дополнена новыми составляющими, включая вторую славян-
скую азбуку-кириллицу и чрезвычайно широкий круг новых
6 О принятии христианства в Болгарии, становлении и развитии в ней
церковной организации и церковной жизни в целом подробнее см.: Ли-
таврин Г.Г. Введение христианства в Болгарии (IX — начало X в.) //
Принятие христианства народами Центральной и Юго-Восточной Ев-
ропы и крещение Руси. М., 1988. С. 30—67; Он же. Христианство в
Болгарии в 927—1018 гг. // Христианство в странах Восточной, Юго-
Восточной и Центральной Европы на пороге второго тысячелетия.
М., 2002. С. 133—189.
См. также: Степанов Ц.Й. Болгары и христианство до 864 года: исто-
риографический ракурс (1989—2009) // Славяноведение. 2010. № 4.
С. 3—10.
переводных и оригинальных церковнобогослужебных (и не

только) текстов. В дальнейшем для христианской Болгарии и
болгар Кирилло-Мефодиевская традиция стала одной из глав-
ных опор их культурной и этноязыковой идентичности, сыграв
важную роль в ее сохранении после византийского завоевания
начала XI в. (см. ниже)7.
Наконец, на исходе IX в. политическая и церковная столи-
ца Болгарии была перенесена из все еще полуязыческой Пли-
ски в новый город Преслав (также недалеко от современного
Шумена), который с самого начала замышлялся и строился
О
как столица христианского государства — по образцу самого
Ч Константинополя.
Е
Р
К
III.7. Формирование болгарской народности. — Итак, в
1ii результате отмеченных выше политико-административных
(см. III.5) и религиозно-культурных (см. III.6) перемен взаи-
модействие между обеими основными этноязыковыми груп-
пами в Болгарии — тюрками-протоболгарами и славянами —
76 к началу Х в. перешло в новое качество. Ибо теперь его течение
определялось единством уже не только их государственного, но
и церковного подданства, вовлекавшего их, равным образом,
в русло византийского христианства и Кирилло-Мефодиевской
традиции.
Как следствие, не позднее середины X в. остатки про-
тоболгар должны были быть окончательно ассимилирова-
ны славянами, которые при этом приняли на себя тюркское
по происхождению имя болгары (ст.-слав. Áëúãàðû). Что и
означало формирование в рамках Болгарского государства и
церкви отдельной славянской народности (см. I.1, I.10) — бол-
гарской по политическому и церковному подданству, болгар-
ской же по самоназванию, праславянской (см. I.3), а позже
славяно-болгарской по языку и византийско-христианской по
религиозно-культурному облику.
Между тем, само Болгарское государство именно в это вре-
мя достигло пика своего военно-политического могущества и
территориального расширения.
7 О деятельности Константина-Кирилла Философа и Мефодия, станов-
лении Кирилло-Мефодиевской традиции и перенесении ее в Болгарию
подробнее см.: Полывянный Д.И. Культурное своеобразие средневековой
Болгарии в контексте византийско-славянской общности IX—XV вв. Ивано-
во, 2000. С. 30—44; Флоря Б.Н. Сказания о начале славянской письмен-
ности. СПб., 2000.
III.8. Болгария на пике могущества. — Это произошло в

правление второго преемника Бориса-Михаила (см. III.6), его
третьего сына Симеона (893—927), который прежде чем взой-
ти на трон успел получить в Константинополе блестящее ви-
зантийское образование в придворной среде. Примечательно,
что, встав во главе необратимо славянизирующейся Болгарии,
Симеон носил титул уже не хана, но князя (ст.-слав. êúí#¾ü),
привычный в славяноязычной среде.
Несмотря на свое византийское образование, Симеон еще
менее, чем его отец, готов был служить послушным орудием
для империи и жестко отстаивал собственные интересы перед
ее притязаниями, не останавливаясь даже перед применени-
ем военной силы. А в 913 г. Симеон, знавший едва ли не все
детали имперской государственно-политической доктрины и 1i1
практики и слывший в Константинополе полугреком 8, вообще
счел для себя возможным попытаться объединить Болгарию и
-
7.8
Византию под своим скипетром. Для этого он воспользовался
малолетством тогдашнего императора Константина VII Ба-
грянородного (913—959). Подступив с болгарским войском
под стены византийской столицы, Симеон добился от опе- 77
кунов Константина признания за собой титула царя болгар
(греч.     ) и согласия на брак самого Кон-
стантина с одной из своих дочерей. Тем самым Симеон рас-
считывал стать тестем юного императора, а затем соправите-
лем и, в конечном счете, открыть для себя дорогу к император-
ской власти.
Впрочем, планам Симеона так и не суждено было осуще-
ствиться, поскольку вступивших с ним в соглашение опекунов
Константина VII вскоре сменили новые лица, которые не пре-
минули разорвать само соглашение, столь унизительное (с их
точки зрения) для империи. В ответ Симеон возобновил воен-
ные действия, разбивая одну византийскую армию за другой
и «перехватывая» из-под власти Константинополя все новые
и новые земли. На западе Балкан Симеон утвердил свое вер-
ховенство над сербскими княжествами (см. IV.1—IV.2) и даже
пытался распространить его на Хорватию — хотя и безуспеш-
но (см. V.1—V.2, V.6). При этом Симеон, не отказываясь от
титула «царя болгар» (ст.-слав. ö(hñ)àðü — хотя точная фор-
мула титула Симеона остается не вполне ясной), открыто вы-
двинул притязания на византийский императорский титул и,
8 Лиутпранд Кремонский. Антаподосис. Книга об Оттоне. Отчет о по-

сольстве в Константинополь. М., 2006. С. 64.
чтобы в полной мере воспроизвести официальный имперский

церемониал, даже провозгласил болгарского архиепископа па-
триархом, а саму болгарскую церковь — патриархией. Войну с
Византией Симеон не прекращал вплоть до самой смерти, ко-
торая постигла его в 927 г. — казалось бы, в зените славы.
В действительности, однако, амбициозное правление Си-
меона настолько истощило Болгарию, что уже его сын и пре-
емник Петр (927—969) стал искать мира с империей, который
и был заключен вскоре после его воцарения.
О
Ч III.9. Болгаро-византийский договор 927 г. — По условиям
Е мирного договора, Болгария удостоилась со стороны империи
Р
К
беспрецедентных уступок.
В частности, Византия снова обязалась производить в
1ii пользу Болгарии денежные выплаты (ср. III.3), за Петром был
официально признан титул «царя болгар», а за болгарской цер-
ковью — достоинство автокефальной (в церковно-правовом
отношении полностью самостоятельной) церковной организа-
78 ции в ранге патриархии.
Кроме того, замуж за Петра была выдана византийская
царевна Мария, прозванная Ириной (греч.  — букв.
«мир»), которая была дочерью и внучкой старших соправи-
телей Константина VII — соответственно, Христофора Лака-
пина (921—931) и его отца Романа I Лакапина (920—944).
Именно Роман Лакапин, армянин по происхождению,
сумел в свое время опередить болгарина Симеона, стал тестем
юного императора и таким образом открыл себе самому и
своим сыновьям путь к императорской власти (ср. III.8).
Итак, после подписания Болгарией и Византией мирного

договора в 927 г. между ними, казалось, были восстановлены
партнерские отношения. Однако на деле это партнерство ока-
залось далеким от равноправного, и «младшим» партнером в
нем стала именно Болгария. Фактически со стороны империи
ей была навязана незавидная роль защитного «буфера», кото-
рый должен был прикрывать византийские владения на Балка-
нах от ударов кочевников-венгров и других «варваров» с севе-
ра, включая возникшую к тому времени Древнюю Русь9.
9 О ранних венграх см.: Цукерман К. Венгры в стране Леведии: новая

держава на границах Византии и Хазарии ок. 836—889 г. // Материалы по
Между тем, спустя четыре десятилетия Византия вообще

взяла курс на прямое подчинение Болгарии, прибегнув с этой
целью к интриге, выдержанной в лучших традициях импер-
ской стратегии и дипломатии.
III.10. Византийское завоевание. — Сначала, в 968 г. на

Болгарию «натравили» русского, киевского князя Свято-
слава Игоревича (ок. 945 — 972), который разбил болгарское
войско и занял северо-восточную часть болгарских владений,
включая столичный Преслав (см. III.7).
Правда, вскоре после этого Святослав повел собственную
«игру» и при поддержке части болгарской знати сам начал воен-
ные действия против империи в надежде закрепиться на благо- 1i1
датных Балканах. Тем не менее, в 971 г. вставший во главе визан-
тийского войска император Иоанн I Цимисхий (969—976) сумел
-
9.10
изгнать Святослава из Болгарии и захватил ее северо-восточные
земли, включая обе столицы — Преслав и Плиску.
Однако на этом война на Балканах для Византии отнюдь не
закончилась, и ожидаемое подчинение Болгарии «законной» 79
власти империи не состоялось. Пока византийцы сражались со
Святославом на северо-востоке прежних болгарских владений,
на их юго-западе, в Македонии, возвысился провинциальный
болгарский правитель по имени Самуил, имевший смешанное
болгарско-армянское происхождение.
Достоверно известно, что Самуил был сыном местного
болгарского комита (см. III.5) Николы и некоей Рипсимии —
судя по имени, безусловно армянки — и имел братьев Моисея,
Аарона и Давида, которых вместе с ним самим византий-
цы стали называть комитопулами (греч.     —
букв. «отпрыски комита»).
Опираясь на хозяйственно-демографический потенциал ма-
кедонских земель, еще не подорванный военными действиями,
археологии, истории и этнографии Таврии. Вып. VI. Симферополь, 1998.

С. 663—688; Шушарин В.П. Ранний этап этнической истории венгров:
Проблемы этнического самосознания. М., 1997.
О становлении Древней Руси см.: Петрухин В.Я. Древняя Русь: На-
род. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. 1. Древняя Русь.
М., 2000. С. 11—410; Он же. Начало этнокультурной истории Руси IX—
XI веков. Смоленск; М., 1995; Он же. Русь в IX—X веках. От призвания ва-
рягов до выбора веры. М., 2013; Франклин С., Шепард Дж. Начало Руси.
750—1200. СПб., 2000.
Самуил в 976 г. возглавил сопротивление Византии, а в 997 г. —

после смерти последнего представителя прежней болгарской
династии, сына царя Петра и Марии-Ирины (см. III.9), скопца
Романа — сам провозгласил себя царем болгар. Примечательно,
что именно в Македонии располагались столицы Самуила — Во-
ден (в настоящее время Эдесса в современной Греции), Преспа
(там же) и, наконец, Охрид (в бывшей югославской республике
Македония). Сюда же была перенесена и кафедра Болгарской
патриархии (III.8), продолжившей, тем самым, свое существо-
вание — как и сама болгарская государственность.
О Необходимо отметить, что вопреки утверждениям многих
Ч
Е
современных историков, так или иначе связанных с бывшей
Р югославской республикой Македония, царь Самуил (997—
К 1014) целенаправленно и последовательно выступал продол-
1ii жателем именно болгарской государственно-политической
традиции. А среди членов его семьи — как и среди славянских
жителей Македонии того времени — бытовало именно бол-
гарское самосознание.
Среди прочего, об этом прямо свидетельствует знамени-
80 тая надпись 1016 г. из македонского города Битола, выпол-
ненная по повелению и от имени самодержца болгарского и
родом болгарина Ивана Владислава (1015—1018) — родного
племянника и одного из преемников Самуила 10.
Сопротивление болгар войскам империи не удавалось сло-
мить еще несколько десятилетий, на протяжении которых царь
Самуил не только успешно противостоял их натиску, но и су-
мел очистить от них болгарские земли, захваченные ранее Ио-
анном Цимисхием. При этом Самуил и сам не раз совершал
походы вглубь собственно византийских владений — вплоть до
Пелопоннеса — и, как в свое время Симеон (см. III.8), даже су-
мел установить свое верховенство над сербскими княжествами
(см. IV.1—IV.2).
Тем не менее, с началом следующего, XI в. император Ва-
силий II (976—1025) сумел переломить ход военных действий
в пользу империи. В 1014 г. силы Самуиловой Болгарии были
подорваны страшным поражением, которое византийцы на-
несли болгарскому войску у горы Беласица (на стыке совре-
менных Болгарии, Греции и бывшей югославской республики
10 Полный текст этой надписи в русском переводе см. в кн.: Родник зла-
тоструйный. Памятники болгарской литературы IX—XVIII веков / Перевод
И. Калиганова и Д. Полывянного. М., 1990. С. 180.
Македония), у крепости Ключ (греч.   ) в долине реки

Струмица (недалеко от города Петрич в современной Болга-
рии). По приказанию императора, захваченные болгарские
пленные — в источниках фигурирует цифра 14 (или даже 15)
тысяч человек, что может оказаться преувеличением — были
сначала ослеплены, а после отправлены назад к Самуилу во
главе с поводырями, которым ради этого сохранили по одно-
му глазу (из расчета один поводырь на каждую сотню слеп-
цов). Именно в связи с этим деянием Василий II и заслужил
свое грозное прозвище в позднейшей историографической
традиции — Болгаробойца (греч.   ). Что же до
Самуила, то он не смог вынести зрелища этой страшной «про-
цессии» и скоропостижно умер, после чего среди его ближай-
ших родственников началась борьба за царский трон. В этих 1i1
условиях сопротивление болгар стало быстро слабеть, и уже
в 1018 г. византийские войска полностью заняли болгарские
-11
земли — Первое Болгарское царство пало, а его бывшие владе-
ния были «возвращены» под «законную» (ср. II.1, II.8, III.1)
власть империи.
Тем самым Византия устранила своего не только давнего, 81
но и самого опасного противника на Балканах, одновременно
восстановив свое военно-политическое преобладание прак-
тически на всем полуострове. В этом отношении завоевание
Болгарии стало своего рода кульминацией той «Реконкисты»,
которую империя вела здесь еще со второй половины VII в.
(см. II.8). В дальнейшем свое восстановленное преоблада-
ние на Балканах Византия будет успешно отстаивать вплоть
до 1180 г., когда со смертью императора Мануила I Комнина
(1143—1180) начнется стремительный и окончательный закат
ее могущества.
Что же касается самих болгар и занимаемых ими земель, то
на протяжении всего этого времени — с начала XI и вплоть до
конца XII в. — они так и будут оставаться в составе империи под
управлением ее регулярной провинциальной администрации.
III.11. Болгарские земли под властью Византии. — Под вла-

стью Византии болгарские земли не составили какого-либо
административного единства и были распределены между не-
сколькими новообразованными византийскими фемами — от-
дельными военно-административными округами, которые
еще со второй половины VII в. служили основой провинциаль-
ного деления империи (ср. II.8).
Самыми крупными из них были фема Парадунавон,

или Паристрион (греч.   ,  — букв.
«Подунавье»), и фема Болгария (греч.  ). Первая
охватила северо-восточную часть болгарских земель — между
Нижним Дунаем и Балканскими горами, где в свое время
протекало противоборство между Византией и Святославом
(см. III.10). Вторая располагалась на их юго-западе и в основ-
ном совпадала по территории с «ядром» Самуилова царства
(см. III.10), хотя ее административным центром был сделан
не Охрид, но город Скопье.
О
Ч Правда, для значительной части болгар утрата собственной
Е государственности была в какой-то степени компенсирована
Р
К
сохранением церковной самостоятельности в рамках имперской
церковно-политической системы. Ибо в вe´дение византийской
1ii Константинопольской патриархии была передана только одна
часть из прежних болгарских епархий (епископских округов).
Другая же — и при том бо́льшая — часть была оставлена под
управлением отдельной автокефальной архиепископии, об-
82 разованной вскоре после завоевания с центром в прежней по-
литической и церковной столице Охриде. В ве́дение этой архи-
епископии были переданы еще и некоторые епархии в соседних
сербских землях, остававшиеся под ее церковной властью вплоть
до образования в 1219 г. самостоятельной сербской церкви
(см. IV.3, IV.5). В качестве своего рода преемницы Болгарской
патриархии предшествующего времени, Охридская архиепи-
скопия в своем официальном наименовании сохранила эпитет
Болгарская (греч.    — букв. «всея Болгарии»),
а ее архиепископы в иерархии церковнослужителей империи за-
няли место сразу же после патриархов и перед архиепископами
Кипра, обладавшими автокефалией еще с конца V в.
Итак, бывшие владения поверженной императором Васили-
ем II Болгарии были встроены прямо и непосредственно в рам-
ки имперской системы. Между тем, решая эту крайне непро-
стую задачу — вводя в только что завоеванной стране издавна
принятые в империи порядки и нормы, — император проявил
замечательные в своем роде дальновидность и гибкость.
Прежде всего, это выразилось в том, что населению болгар-
ских земель был фактически предоставлен льготный налоговый
режим. Ибо натуральные платежи и трудовые повинности, ко-
торыми это население в свое время было обязано перед болгар-
ской казной, в той же форме и в том же объеме были сохранены
для него и по отношению к новой византийской власти. И толь-
ко в самом конце 1030-х гг. — спустя два десятилетия после за-

воевания — на земли бывшей Болгарии были распространены
нормы общеимперской налоговой практики.
Не меньшую гибкость по отношению к своим новым болгар-
ским подданным император Василий II проявил и при реоргани-
зации местного церковного управления. Духовенство болгарско-
го происхождения — в той части, в какой оно было готово при-
знать власть империи над своей паствой, — было оставлено на тех
же церковных должностях, какие оно занимало накануне завое-
вания. И если достоинство самостоятельной болгарской церкви
было понижено (от патриархии до архиепископии), то возглавил
ее все-таки болгарин Иоанн Дебарский — вплоть до 1037 г., когда
после его смерти на Охридскую кафедру был возведен архиепи-
скоп Лев, византиец по происхождению. В дальнейшем подобная 1i1
смена должна была произойти и на других местных церковных
кафедрах — по мере ухода из жизни тех поколений церковнос-
-11
лужителей, чья карьера началась еще во времена Первого Бол-
гарского царства. Как следствие, к исходу XI в. на высшем уров-
не церковного управления в рамках Охридской архиепископии
возобладало пришлое, грекоязычное духовенство, тем самым 83
придав ей отчетливый византийско-греческий облик.
Наконец, вниманием со стороны императора Василия не
была обделена и местная болгарская знать, возвысившаяся во
времена Первого Болгарского царства — разумеется, также лишь
в той части, в какой она выразила готовность признать новую
власть. Таких болгар еще в период завоевания стали принимать
на императорскую службу, наделяя титулами и земельными по-
жалованиями и побуждая к установлению родственных связей
с исконной знатью империи. Однако при этом болгар стара-
лись переводить с Балкан в другие владения империи, включая
Малую Азию (ср. II.8), а новые звенья византийского государ-
ственного аппарата, образованные в болгарских землях, пред-
почитали доверять лицам собственно византийского происхо-
ждения — особенно на высшем управленческом уровне11.
И все же, несмотря на полтора с лишним века прямого ви-
зантийского правления, болгары в своем большинстве так и не
утратили своей собственной, славяно-болгарской этноязы-
ковой идентичности и не растворились среди грекоязычных и
11 Об удельном весе выходцев из болгарской среды и их потомков в соста-

ве византийской знати XI—XII вв. см.: Бибиков М.В. К вопросу об инозем-
цах в Византийской государственной элите // Элита и этнос средневековья.
М., 1995. С. 135—140.
иных подданных Византии — какой контраст по сравнению со

славянским населением юга и востока Балкан и северо-запада
Малой Азии (см. II.9)! В этом отношении византийское прав-
ление — каким бы парадоксальным ни могло показаться это
утверждение на первый взгляд — лишь высветило в полной
мере ту зрелость, какой болгарская народность (см. III.7) до-
стигла в предшествующее время.
Немалое значение для сохранения болгарами собствен-
ной идентичности — даже в тех случаях, когда это сопрягалось
с искренней лояльностью по отношению к самой Византии —
О имело и обстоятельство прямо противоположного рода. Речь
Ч
Е
снова идет об имперском характере византийского государ-
Р ства и общества (ср. II.1, II.9).
К Как известно, официально принятые в Византии военно-
1ii административные, судебно-правовые, налоговые и иные по-
рядки исходили из принципов римского права, а потому пред-
полагали равенство прав и обязанностей перед властями для
всех подданных империи независимо от этноязыковых раз-
личий между ними — как, в свою очередь, и для самих властей
84 по отношению к подданным. По авторитетному заключению
Г.Г. Литаврина, которое относится как раз к интересующему
нас времени, «мы не знаем каких-либо мер константинополь-
ского правительства, направленных на насильственную асси-
миляцию рассеянных групп или значительных анклавов ино-
племенников… Ближайшая цель [византийского] государства
состояла в обеспечении повиновения иноплеменников, уплаты
ими налогов и несения иных повинностей. Репрессии осущест-
влялись лишь в ответ на восстания. Ассимиляционную роль
играло в сущности лишь одно, зато наиболее могущественное
средство — христианизация. Служба в таких случаях велась на
греческом языке. Общение на этом языке с Богом и властями
быстро приводило к распространению билингвизма среди нео-
фитов. В городах процесс протекал, несомненно, более интен-
сивно. Однако в целом он затягивался на многие столетия»12.
12 Литаврин Г.Г. Византийское общество и государство в X—XI вв. Про-

блемы истории одного столетия: 976—1081 гг. М., 1977. С. 171.
См. также: Иванова О.В. Стереотип болгар в сочинениях Феофилакта Ифе-
ста // Славяне и их соседи. Этнопсихологические стереотипы в Средние века.
М., 1990. С. 105—116; Литаврин Г.Г. Условия развития болгарской культуры в
XI—XII вв. // Литаврин Г.Г. Византия и славяне (сборник статей). СПб., 1999.
С. 410—420; Он же. Феофилакт Болгарский между Охридом и Константино-
полем // Florilegium: К 60-летию Б.Н. Флори. М., 2000. С. 179—186.
При этом, к моменту византийского завоевания болгары

не только не были неофитами христианства, но и располага-
ли собственным и уже достаточно долгим и плодотворным
опытом церковной жизни по византийскому образцу и в рус-
ле Кирилло-Мефодиевской традиции (см. III.6). Сохраняв-
шиеся в болгарских землях — хотя и не повсеместно — сла-
вяноязычные книги и богослужение должны были ничуть
не меньше поддерживать славяно-болгарскую идентичность,
чем воспоминания о некогда существовавшем Болгарском
царстве, его правителях и их былых победах.
Не удивительно, что из общего числа антиправительствен-

ных выступлений, неоднократно происходивших в болгарских
землях под властью Византии и связанных сплошь и рядом с 1i1
проблемами общеимперского характера (налоговое бремя,
злоупотребления местных властей и т.д.), два представляли
-
12
собой масштабные восстания, нацеленные именно на воз-
обновление самостоятельной болгарской государственности.
Первое из этих восстаний имело место в 1040—1041 гг., было
спровоцировано правительственной налоговой реформой 85
конца 1030-х гг. и протекало под руководством Петра Деля-
на — одного из потомков царя Самуила (см. III.10). Второе,
в 1072 г., возглавил приглашенный восставшими болгарами
сербский княжич, сын правителя т.н. Дуклянской державы
(см. IV.4), Константин Бодин. Оба восстания охватили юго-
запад бывших болгарских владений — земли области Македо-
ния — и оба потерпели поражение.
Однако в конечном счете сохранение болгарами собствен-
ной идентичности стало важнейшей предпосылкой для обра-
зования нового болгарского государства, получившего в позд-
нейшей историографической традиции условное наименование
Второго Болгарского царства.
III.12. Образование Второго Болгарского царства. — Бла-

гоприятные условия для этого сложились после смерти импе-
ратора Мануила I Комнина — в 1180-е гг., когда сама Визан-
тия вступила в состояние жесточайшего кризиса, подготов-
ленного общим ходом ее развития в предшествующее время
и не укрывшегося от внимания ни ее внешних врагов, ни ее
собственных подданных.
Итак, поздней осенью 1185 г. в болгарских владениях им-
перии — а точнее в глубине северных предгорий Балканских
гор, обращенных в сторону Дуная, — началось и в следующем,

1186 г. получило широкий размах новое антивизантийское
восстание, которое оказалось поддержано не только местным
славяно-болгарским населением, но и местными влахами (см.
II.5.1), а также тюркоязычными кочевниками-куманами (ина-
че половцами), господствовавшими тогда к северу от Дуная13.
Уже в 1187 (или 1188) г. тогдашний император Исаак II Ангел
(1185—1195, 1203—1204) был вынужден пойти на перемирие
с повстанцами, признав свою неспособность покончить с ними
силой оружия. Это фактически означало победу восстания,
О
хотя военные действия на этом и не прекратились.
Ч Подготовили и возглавили это восстание выходцы из мест-
Е ной землевладельческой знати — лица не чисто болгарского, но
Р
К
смешанного болгарско-куманского или, возможно, болгарско-
влашского происхождения — братья Иван Асень, также носив-
1ii ший тюркское (куманское?) имя Белгун, и Феодор, принявший
имя Петра в память об одном из царей Первого Болгарского
царства (см. III.9). Их главным оплотом была неприступная
горная крепость Тырново — видимо, центр их земельных вла-
86 дений. А сами они — сначала Феодор-Петр (1186—1197), затем
Иван Асень (1187—1196) — приняли на себя заветный титул
«царя болгар» (ср. III.8—III.9), положив начало новой болгар-
ской династии Асеневцев.
Так на исторической сцене Балкан появилось Второе Бол-
гарское царство, чтобы в дальнейшем сойти с нее только под
натиском османских турок в самом конце XIV в. Что касается
его территории, то преимущественно она охватывала ниж-
нюю (относительно течения Дуная) часть Мисии, Добруджу и
южные склоны Балканских гор, включая прилегающие к ним
благодатные подбалканские котловины (ср. III.1, III.3). Кро-
ме того, под властью возродившейся Болгарии в разное время
оказывались и другие земли из числа ее былых владений пе-
риода Первого царства: прежде всего, в Северной Фракии и в
т.н. Славянской (Северной и Средней) Македонии, а также в
районах Белграда и Браничева (в современной Сербии). Сто-
лицей Второго Болгарского царства стало Тырново, быстро
превратившееся в значительный город. Здесь же была утверж-
дена и кафедра самопровозглашенной новой Болгарской ар-
хиепископии, которой Иван Асень и Феодор-Петр поручили
13 О куманах (половцах) и других кочевых народах Северного Причерно-

морья того времени см.: Плетнева С.А. Половцы. М., 1990; Степи Евразии
в эпоху Средневековья. М., 1981. С. 213—222.
церковное управление на подконтрольных им землях, изъяв

их из ве́дения имперских церковных центров — Константино-
поля и Охрида (см. III.11).
Между тем, последующая история Болгарии оказалась не-
разрывно связана с судьбой ее бывшей имперской метропо-
лии — Византии, и всей прежней зоны ее военно-политического
и церковного влияния.
III.13. В борьбе за «византийское наследство». — Прежде

всего, Болгария сыграла одну из ключевых ролей в той оже-
сточенной и чрезвычайно запутанной борьбе за «византий-
ское наследство», которая развернулась на Балканах и в Ма-
лой Азии после распада самой Византии, вызванного захва- 1i1
том Константинополя крестоносцами IV крестового похода в
1204 г.14
-
13
Главными соперниками в этой борьбе, помимо самой Бол-
гарии, стали еще несколько государств, возникших на месте
рухнувшей Византии или располагавшихся по соседству. Так,
на Балканах это были т.н. Латинская империя крестоносцев 87
с центром в захваченном ими Константинополе, греческая
Эпирская держава под властью династии Ангелов и грече-
ская же Никейская империя во главе с Ласкарисами. В Ма-
лой Азии — крестоносцы, никейцы, греческая Трапезундская
империя Великих Комнинов, а также Румский (или Коний-
ский) султанат тюркско-мусульманской династии Сельджу-
кидов, который еще с конца XI в. владел значительной частью
Малой Азии15. Победа в конце концов досталась Никейской
империи, правитель которой Михаил VIII Палеолог (1259—
1282), «перехвативший» власть у Ласкарисов, в 1261 г. осво-
бодил Константинополь и «восстановил» Византию, хотя и
далеко не в том виде, в каком ее мечтали увидеть вновь сами
византийские греки.
14 О IV крестовом походе и других крестовых походах см.: Бармин А.В.
Четвертый крестовый поход: некоторые итоги изучения // Византийский
временник. 2009. Т. 68 (93). С. 152—164; Заборов М.А. Крестоносцы на
Востоке. М., 1980; Он же. Папство и крестовые походы. М., 1960.
15 О проникновении тюрок в Малую Азию, султанате и династии Сельджу-
кидов см.: Гасратян М.А., Орешкова С.Ф., Петросян Ю.А. Очерки истории
Турции. М., 1983. С. 4—15; Гордлевский В.А. Государство Сельджукидов
Малой Азии // Гордлевский В.А. Избранные сочинения. Т. 1. Исторические
работы. М., 1960. С. 29—318; Еремеев Д.Е., Мейер М.С. История Турции
в средние века и новое время. М., 1992. С. 37—92; Райс Т.Т. Сельджуки.
Кочевники — завоеватели Малой Азии. М., 2004.
В самом начале этой борьбы именно Болгарии довелось

раз и навсегда подорвать силы Латинской империи. Произо-
шло это в результате поистине катастрофического поражения,
которое в 1205 г. нанес крестоносцам в Восточной Фракии, у
города Адрианополь (в настоящее время Эдирне в Турции),
тогдашний болгарский царь Калоян (1197—1207) — младший
брат Ивана Асеня и Феодора-Петра (см. III.12). На поле боя
полег цвет крестоносного рыцарства, сам латинский император
Балдуин I Фландрский (1204—1205) попал в плен к болгарам,
а византийские греки на Балканах и в Малой Азии получили
О
драгоценную передышку, чтобы организовать сопротивление
Ч ненавистным «латинянам».
Е И все же подлинный пик военно-политического могущества
Р
К
и территориального расширения Второго Болгарского царства
пришелся на время правления сына Ивана Асеня и племян-
1ii ника Феодора-Петра и Калояна, Ивана Асеня II (1218—1241).
Важнейшее значение для этого имела новая громкая военная
победа болгар, а именно — разгром войска греческой Эпир-
ской державы в 1230 г. у Клокотницы, во Фракии (возле горо-
88 да Хасково в современной Болгарии). Пленив при этом самого
эпирского правителя Феодора Ангела (ок. 1215 — 1230) и при-
соединив к Болгарии значительную часть эпирских владений во
Фракии, Македонии и даже в албанских землях (см. II.5.2) —
вплоть до Адриатического побережья — Иван Асень II на целое
десятилетие сделал Болгарию ведущей военно-политической
силой Балкан. Кроме того, заключив союз с греческой Никей-
ской империей, Иван Асень II в 1235 г. добился с ее стороны
официального признания своего царского титула, а со стороны
пребывавшего в Никее православного патриарха Константи-
нополя — признания самостоятельности Тырновской церкви
(см. III.12) в качестве патриархии (ср. III.9).
Однако вскоре после смерти Ивана Асеня II (1241) по-
ложение дел в Болгарии переменилось самым драматическим
образом, и во второй половине XIII в. она вступила в период
глубокого упадка, ознаменовавшийся внутренними потрясе-
ниями, внешними угрозами и территориальными потерями.
III.14. Упадок Второго Болгарского царства. — Прежде

всего, на фоне распрей внутри самой правящей династии Асе-
невцев и общего ослабления центральной царской власти в
Болгарии значительно возросли притязания местной земле-
владельческой знати.
Отдельные знатные группировки, связанные с тем или

иным членом династии или ее родственником (не всегда кров-
ным), отчаянно соперничали между собой в стремлении «про-
двинуть» на царский трон каждая своего кандидата. В эту
междоусобную борьбу активно вмешивались внешние силы, а
в пограничных районах действия болгарской знати сплошь и
рядом принимали характер откровенного сепаратизма. В до-
вершение ко всему с 1242 г. Болгария стала подвергаться на-
бегам монголов, которые не только причинили ей огромные
людские и материальные потери, но и привели к установлению
ее даннической зависимости от Золотой Орды16.
Все это до крайности обострило в Болгарии общую соци-
альную напряженность, которая в 1277 г. вылилась в широкое
и разнородное по составу оппозиционное движение под пред- 1i1
водительством свинопаса Ивайло, продолжавшееся до 1280 г. -
14
Примечательно, что Ивайло не только успешно противо-
стоял монгольским отрядам, но и сумел разбить царское вой-
ско, собственноручно убив при этом самого царя Константи-
на Тиха (1257—1277).
После этого Ивайло не побоялся достичь соглашения с 89
овдовевшей царицей Марией Палеологиной, которая, в свою
очередь, предпочла сдать болгарскую столицу именно ему,
а не ставленнику своего родного дяди, византийского импе-
ратора Михаила VIII Палеолога (см. III.13). Войдя в Тырно-
во (см. III.12) и женившись на своей неожиданной союзнице,
Ивайло на короткое время сам стал болгарским царем (1278—
1279) — пока не погиб в ставке монгольского военачальника
Ногая в результате византийских интриг.
Внутренними смутами во Втором Болгарском царстве не
преминули воспользоваться и Золотая Орда, зависимость от
которой особенно усилилась на исходе XIII в., и его относи-
тельно более благополучные соседи по Балканскому полу-
острову. Так что в середине —второй половине XIII в. Болгарии
довелось испытать на себе натиск со стороны не только Никей-
ской империи и возродившейся в 1261 г. Византии (см. III.13),
16 О монгольской экспансии в XIII в. и Золотой Орде см.: Егоров В.Л.
Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. Изд. 3. М., 2010;
Трепавлов В.В. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: про-
блема исторической преемственности. М., 1993; Он же. Золотая Орда в
XIV столетии. М., 2010; Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Ев-
ропы под властью золотоордынских ханов. М., 1966; Он же. Общественный
строй Золотой Орды. М., 1973.
но и Венгрии (см. V.5), включая ее балканских вассалов разно-

го происхождения, и все более крепнущей Сербии (см. IV.7).
Неизбежным следствием этого натиска стали значительные
территориальные потери — как на юге и юго-западе, так и на
северо-западе. Так, среди прочего, именно тогда Второе Бол-
гарское царство безвозвратно утратило свои владения в Ма-
кедонии, захваченные Никейской империей и, следовательно,
в 1261 г. вошедшие в состав Палеологовской Византии, а так-
же земли в районах Белграда и Браничева, ставшие объектом
«перекрестных» притязаний венгерской и сербской знати.
О
Ч
Е III.15. Временная стабилизация и распад. — Начало и пер-
Р
К
вые десятилетия следующего, XIV в. оказались ознаменованы
для Болгарии относительной внешней и внутренней стаби-
1ii лизацией, сопровождавшейся некоторым укреплением в ней
центральной власти, а главное — прекращением ее зависимо-
сти от Золотой Орды. При этом под власть тырновских царей
вернулись некоторые ранее утраченные ими земли — как, пре-
90 жде всего, протяженная полоса вдоль южных склонов Балкан-
ских гор, на пограничье с Палеологовской Византией, а также
район придунайского города Видин, соседний с владениями
Сербии и Венгрии.
В правление царя Ивана Александра (1331—1371), проис-
ходившего из новой, связанной с Видином династии Шишма-
новцев, была достигнута прочная нормализация отношений
между Болгарией и ее западной соседкой Сербией. Что было
особенно важно в условиях продолжающегося с переменным
успехом болгарско-византийского соперничества за контроль
над причерноморскими городами и землями к югу от Балкан-
ских гор. Кроме того, при Иване Александре Болгария даже
пережила несомненный культурный подъем — последний
перед османским завоеванием. Однако и в это время действие
центробежных сил не прекратилось, и сам Иван Александр
фактически разделил свое царство, передав одному из своих
сыновей, Ивану Срацимиру, в качестве особого удела земли на
северо-западе страны, с центром в Видине.
В 1371 г., после смерти Ивана Александра, Второе Болгар-
ское царство окончательно распалось на два отдельных обра-
зования, во главе которых встали сыновья покойного царя, не
прекращавшие взаимной вражды. Тырновским царством —
со столицей в Тырново (см. III.12) — остался править царь Иван
Шишман (1371—1395). А новое, окончательно обособившееся
Видинское царство — со столицей в Видине — закрепил за со-

бой царь Иван Срацимир (1356—1396), вынужденный к тому
же признать вассальную зависимость от Венгерской короны.
Еще раньше, около середины XIV в. отдельное княжество
оформилось и в области Добруджа в низовьях Дуная (вбли-
зи его впадения в Черное море) — на крайнем северо-востоке
прежних болгарских владений, где проживало смешанное
болгарско-влашское (см. II.5.1) население.
Само название «Добруджа» происходит от имени одного
из правителей этого княжества, Добротицы (? — до 1387), ко-
торый носил византийский титул деспота (греч.    —
букв. «владыка»), признавал зависимость от Византии и со
временем сделал своей столицей черноморский город Варна.
1i1
Очень важно, что распад Второго Болгарского царства
вскоре был дополнен распадом и церковной области Тырнов- 15.16
-
ской патриархии (см. III.13). Ибо видинский царь Иван Сра-
цимир изъял Видинскую и Софийскую митрополии, оказав-
шиеся в его владениях, из-под церковной власти Тырновского
патриарха и передал их в ве́дение византийского патриарха 91
Константинополя. В свою очередь, то же самое произошло и
в Добрудже, где Константинопольской кафедре была перепод-
чинена митрополия Варны.
Тем временем на Балканах уже полным ходом шло наступ-
ление турецких акынджи (букв. «удальцов-завоевателей») из
Малой Азии, за которыми стояла молодая, но стремительно
крепнущая Османская держава.
III.16. Османская держава и начало ее экспансии на Бал-

канах. — Не имея возможности сколько-нибудь подробно
рассмотреть историю образования и возвышения Османской
державы, отметим лишь самое главное17.
17 Об Османской державе, ее экспансии и последующем многовековом го-
сподстве на Балканском полуострове подробнее см.: Гасратян М.А., Ореш-
кова С.Ф., Петросян Ю.А. Очерки истории Турции… С. 15—163; Ереме-
ев Д.Е., Мейер М.С. История Турции… С. 114—245; История Османского
государства, общества и цивилизации. Т. 1—2. М., 2006; Кицикис Д. Осман-
ская империя // На перекрестке цивилизаций: Сборник (П. Лемерль. Исто-
рия Византии. Д. Кицикис. Османская империя). М., 2006. С. 103—223;
Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточной
Европы в XV—XVI вв. М., 1984; Османская империя и страны Центральной,
Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. Ч. 1—2. М., 1998—2001;
Хитцель Ф. Османская империя. М., 2006.
Зародилась эта держава на рубеже XIII–XIV вв. на северо-

западе Малой Азии как небольшое пограничное владение (удж)
первоначально мало кому известного бея Османа (ок. 1282—
1326), сына полулегендарного Эртогрула из тюркско-огузского
племени кайа. Произошло это на беспокойном пограничье
между остатками малоазиатских владений Палеологовской Ви-
зантии и целым рядом отдельных турецко-мусульманских об-
разований (бейликов) которые возникли на месте пришедшего
к тому времени в полный упадок Сельджукидского султаната
(см. III.13) — на гребне второй волны тюркской колонизации
О
Малой Азии, вызванной монгольской экспансией. В дальней-
Ч шем потомки Османа из основанной им династии сами вклю-
Е чились в борьбу за наследие Сельджукидов и, одержав верх над
Р
К
всеми другими турецкими беями, объединили Малую Азию
под своей властью. Однако главным направлением османской
1ii экспансии еще долго оставалось именно западное — ведущее из
Малой Азии на Балканы, где не только Болгария, но и другие
христианские государства также переживали распад на отдель-
ные образования. Что и создавало здесь своего рода военно-
92 политический вакуум, буквально втягивавший в себя новых
завоевателей.
Первым плацдармом непосредственно на Балканах осман-
ские турки овладели в 1352—1354 гг., утвердившись на полу-
острове Херсонес Фракийский (позднее Галлиполийский полу-
остров) — после того как еще в 1346 г. первый османский отряд
был направлен преемником Османа, беем Орханом (1326—
1362) на помощь своему византийскому союзнику Иоанну
Кантакузину (император в 1347—1354 гг.). В свою очередь,
сам Кантакузин именно благодаря союзу с Орханом, за кото-
рого выдал замуж собственную дочь, и вышел победителем из
византийской гражданской войны 1341—1347 гг., став сопра-
вителем юного императора Иоанна V Палеолога (1341—1391).
Опираясь на этот плацдарм и оценив в полной мере ту беспре-
цедентную разруху, в которую повергла Византию недавняя
гражданская война, османцы уже в 1360-е гг. захватили все
византийские, а также болгарские владения во Фракии — к югу
от Балканских гор. Примечательно, что именно сюда, во Фра-
кию, в город Эдирне (бывший византийский Адрианополь),
к концу 1370-х гг. даже была перенесена османская столица,
ранее располагавшаяся в малоазиатской Бурсе (в свое время
византийская Пруса — в области Вифиния).
Однако необратимый характер османская экспансия на
Балканах приобрела уже после того, как в 1371 г. на реке Марица
у Черномена, недалеко от Эдирне, османцы разгромили высту-

пивших против них двух фактически самостоятельных серб-
ских правителей, братьев Вукашина и Углешу Мрнявчевичей,
которые перед тем владели обширными землями в Македонии
(см. IV.7).
III.17. Османское завоевание. — Перед лицом османской

угрозы, общей для всех балканских государственных образо-
ваний, болгарские цари Тырнова и Видина (см. III.15) не по-
желали объединиться ни друг с другом, ни со своими соседями.
Как следствие, после Марицкой битвы 1371 г. ни тот, ни другой
не смогли сохранить независимость и один за другим призна-
ли себя вассалами уже именовавшегося султаном османского 1i1
правителя Мурада I (1362—1389).
Помимо болгарских царей то же самое были вынуждены сде-
-
17
лать тогда и некоторые другие балканские правители, включая
самого византийского императора Иоанна V Палеолога. Что, в
свою очередь, означало превращение Османской державы в глав-
ную военно-политическую силу Балкан, втягивавшую в орбиту 93
своего притяжения местные государственные образования.
Так или иначе, но с этого момента началась агония Второго
Болгарского царства, продлившаяся еще примерно два деся-
тилетия. В 1393 г., при новом султане Баязиде I (1389—1402),
под османским натиском пало Тырново. Остатки Тырновской
Болгарии, сосредоточенные вокруг города Никополь на Ду-
нае, разделили участь своей столицы в 1395 г. А в следующем,
1396 г., разгромив западных крестоносцев у того же Никопо-
ля, Баязид захватил Видин и, вместе с ним, всю Видинскую
Болгарию, царь которой опрометчиво поддержал крестонос-
цев. В это время Османская держава владела уже почти всей
Македонией (см. IV.7) и приступила к подчинению Добруджи
(см. III.15), которая окончательно перешла под ее власть в на-
чале следующего, XV в.
Так под османским натиском пало Второе Болгарское цар-
ство, а сами болгары и бо́льшая часть занимаемых ими земель
вступили в период многовекового османского правления.
Очерк IV
СЕРБЫ, CЕРБИЯ И БОСНИЯ
IV.1. Расселение сербов

на Балканском полуострове. [96] —
IV.2. Под византийской «опекой». [96] —
IV.3. Принятие христианства. [98] —
IV.4. Княжество Часлава и Дуклянская
держава. [99] — IV.5. Образование державы
Неманичей. [100] — IV.6. Формирование
сербской народности. [103] — IV.7. Подъем
державы Неманичей, образование «царства
сербов и греков» и его распад. [104] —
IV.8. Моравская Сербия и османское
завоевание. [107] — IV.9. Босния в
Раннее Средневековье. [111] — IV.10. Под
сюзеренитетом Венгерской короны. [111] —
IV.11. Богомильство. [112] — IV.12. На пути к
формированию отдельной народности. [114] —
IV.13. Подъем, упадок и османское
завоевание. [115]
П рименительно к Раннему Средневековью исто-
рия сербов и тех земель Балканского полуостро-
ва, которые составляли основной ареал их про-
живания до османского завоевания, известна относитель-
но очень слабо — по причине крайней узости наличной
источниковой базы. Даже происхождение самого имени
сербы (ст.-слав. Ñðüáëè, греч. , , лат. Servi и 95
т.п.) до сих пор не имеет однозначного объяснения и оста-
ется предметом дискуссии, в рамках которой для него не
исключаются иранские корни (ср. I.11).
Тем не менее, можно достаточно уверенно полагать,
что на Балканах сербы появились в ходе второй волны
славянской колонизации (ср. II.2, II.4) — в конце 620-х
или в 630-е гг.1
1 Об основных вехах этнополитической истории сербов и Сербии
в Средневековье (до османского завоевания) подробнее см.: Наумов
Е.П. Процессы развития этнического самосознания в Сербии и Бос-
нии в XII—XIV вв. // Развитие этнического самосознания славянских
народов в эпоху зрелого феодализма. М., 1989. С. 94—116; Он же.
Становление и развитие Сербской раннефеодальной государственно-
сти // Раннефеодальные государства на Балканах. VI—XII вв. М., 1985.
С. 189—218; Он же. Формирование этнического самосознания древ-
несербской народности // Развитие этнического самосознания славян-
ских народов в эпоху Раннего Средневековья. М., 1982. С. 181—195;
Толстой Н.И. Этническое и культурное самосознание сербов в связи
с развитием письменности (литературы) и литературного языка в XII—
XIV вв. // Развитие этнического самосознания славянских народов в
эпоху зрелого феодализма. М., 1989. С. 117—129; Турилов А.А. Эт-
ническое и культурное самосознание сербов в конце XIV — XV веке //
Этническое самосознание славян в XV столетии. М., 1995. С. 157—176;
Чиркович С.М. История сербов. М., 2009. С. XX—XXXVIII, 1—141;
Он же. Сербия: Средние века. М., 1996.
IV.1. Расселение сербов на Балканском полуострове. — Во

всяком случае, это имело место в правление византийского
императора Ираклия (610—641) и произошло, по всей види-
мости, с формального согласия имперского правительства, ко-
торое видело в сербах противовес аварам и рассчитывало на их
поддержку в борьбе против Аварского хаганата (см. II.3, II.8).
В конце концов, сербы расселились на западе Балканского
полуострова, подчинив ранее обосновавшиеся здесь славянские
группы, — вплоть до побережья Адриатического моря. С кон-
ца VII и до рубежа VIII–IX вв. сербы и занятые ими земли
О
находились в сфере влияния усилившегося на время Аварского
Ч хаганата, а во второй половине IX в. попали в зависимость от
Е Византии, под «опекой» которой и оставались, с некоторыми
Р
К
перерывами, на протяжении трех следующих столетий.
Впрочем, зависимость ранних сербов от Византии носила
1v по большей части формально-декларативный характер. Не-
редко империи приходилось ее подтверждать или вообще вос-
станавливать заново, прибегая с этой целью к военному или
дипломатическому давлению. И уж тем более речь не могла
96 идти об установлении над сербами прямого имперского прав-
ления силами регулярной провинциальной администрации
(ср. II.8, III.11). Все-таки слишком далеко отстояли занятые
сербами земли от главных центров, удержанных в свое вре-
мя империей на Балканах (см. II.5)! И слишком много сил и
средств отнимало у нее противостояние Первому Болгарскому
царству (см. III.4)! При том что и болгарские правители, начи-
ная с середины IX в., сами неоднократно пытались подчинить
сербов своему верховенству (см. III.4, III.8, III.10).
В целом, ранние сербы долгое время оставались в стороне от
главных событий, происходивших на Балканах после заверше-
ния славянской колонизации. А это, в свою очередь, создавало
относительно благоприятные условия для того, чтобы сложив-
шиеся у них военно-территориальные объединения — вроде
«славиний», известных на юге, в центре и в некоторых других
районах Балкан (см. II.7, III.1) — могли продолжать свое есте-
ственное развитие в сторону собственной государственности.
IV.2. Под византийской «опекой». — Во второй половине

IX — начале X в. у сербов и в самом деле оформились сразу не-
сколько более или менее устойчивых княжеств, каждое из ко-
торых по сво́ему строило отношения как с имперским центром
в Константинополе, так и с непосредственными соседями.
СЕРБЫ, CЕРБИЯ И БОСНИЯ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
Такой своего рода политический полицентризм был во

многом обусловлен преимущественно горным характером
местного рельефа, который затруднял сообщение между от-
дельными княжествами и препятствовал их объединению в
рамках одного и сколько-нибудь прочного государства. Что,
в свою очередь, не могло не способствовать сохранению над
сербами византийской «опеки».
Главные из этих ранних сербских княжеств возникли в

приморских областях — с юга на север — Дукля, Захумье и
Пагания, а также во внутренних, континентальных областях
Босния и Сербия, лежавших вдали от Адриатического моря, в
глубине Балканского полуострова.
Дукля (с XI в. Зета, с XV в. Черногория) располагалась в 1v
сербском приморье, в бассейне рек Зета и Морача, от визан-
тийского в то время города Котор (см. V.10) до Скадарского
-
1.2
озера на юге. Само название «Дукля» происходит от назва-
ния античного города Доклея (или Диоклея — греч.   ,
  , лат. Doclea), существовавшего здесь (недалеко от со-
временной Подгорицы) и разрушенного аварами и славянами 97
в начале VII в. (см. II.2—II.4).
В свою очередь, Захумье (или Захлумье, позднее Хум) —
т.е. страна «за холмом» или «за горой» (если смотреть из глу-
бины Балканского полуострова в сторону Адриатики) — лежало
между византийским в то время городом Дубровник (см. V.10)
и рекой Неретва. С «холмом», отразившимся в этом названии
(греч.    , лат. Zachulmia, Chelmania и т.п.),
может быть, вероятно, отождествлена гора возле позднейшего
города Благай (в современной Боснии и Герцеговине).
Еще дальше на север, от реки Неретва до реки Цетина, нахо-
дилась Пагания (греч.  ), или страна арентанов (греч.
) — т.е. «неретвлян». Название этой области было
связано, с одной стороны, с рекой Неретва (греч. ), а
с другой — с тем, что местные жители дольше, чем их соседи,
противились принятию христианства и сохраняли язычество.
Позднее, во второй половине XI в. Пагания вошла в состав со-
седней Хорватии (см. V.6).
За этими приморскими сербскими областями, как бы
охватывая их «с тыла», располагались области Босния (греч.
     ) и собственно Сербия (в узком смысле —
греч.  ,  ), которая с конца ХII в. в русле местной
и западной, «латинской», письменной практики стала име-
новаться Рашкой — т.е. «Рашской», или «Расской» страной
(слав. Ðàøüêà çåìë", лат. Rascia, Rassia и т. п.). Именно Сер-

бия, примыкавшая на востоке непосредственно к владениям
Первого Болгарского царства (см. III.4), и была самым об-
ширным из всех сербских образований Раннего Средневеко-
вья. Что же касается ее позднейшего наименования «Рашка»,
то оно происходит от названия крепости Рас (вблизи города
Нови Пазар в современной Сербии), которая возникла на ме-
сте античного поселения Арса (греч. ), в Х в. лежала на
границе между Сербией и Болгарией, а в ХII в. окончательно
перешла к Сербии и стала столицей ее правителей.
О Другие сербские княжества, менее значительные и менее
Ч
Е
устойчивые, известны в соседних и тесно связанных между
Р собой приморских областях Требинье (между городами Ко-
К тор и Дубровник) и Конавле (от окрестностей Дубровника до
1v входа в залив Бока Которская).
Еще одна важнейшая особенность положения сербских зе-
мель в Раннее Средневековье — помимо отсутствия политического
единства и формальной зависимости от Византии — состояла в том,
98 что в них не было единой церковной организации, которая могла
бы объединить все проживавшее здесь христианское население.
IV.3. Принятие христианства. — Христианство среди ранних

сербов утвердилось в основном в 870-е гг., в правление визан-
тийского императора Василия I Македонянина (867—886).
Хотя случаи принятия новой веры представителями сербской
верхушки, судя по некоторым относительно более поздним
сведениям, имели место еще в период расселения самих сербов
на Балканах — при императоре Ираклии, в VII в. (см. IV.1).
Не исключено, что принятие ранними сербами христиан-
ства вообще представляло собой не единовременный акт, но
долгий процесс, обусловленный контактами между самими
сербами и христианским населением формально византийских
городов Адриатического побережья (см. V.10) — задолго до со-
ответствующей инициативы из далекого Константинополя.
При этом единая и тем более сколько-нибудь самостоятель-
ная церковная организация в сербских землях так и не сложи-
лась, а духовное попечение о местном христианском населении
делили между собой сразу несколько епископских кафедр, свя-
занных к тому же не только с византийским Востоком, но и с
«латинским» Западом.
Как следствие, после т.н. Великой схизмы 1054 г. сербские

земли образовали своего рода промежуточную зону между
византийским православием и римо-католичеством, где пере-
секались и долго не могли возобладать друг над другом влия-
ния и того, и другого2. Впрочем, это не помешало проникно-
вению сюда Кирилло-Мефодиевской традиции (см. VIII.4.2),
провод ником и носителем которой выступало славяноязычное
духовенство из соседней Болгарии (см. III.6), а позже из цер-
ковной области Охридской архиепископии (см. III.11) — тем
более что именно в ее ве́дении состояли некоторые местные
епархии, включая епархию самого Раса (см. IV.2)3.
IV.4. Княжество Часлава и Дуклянская держава. — Вме- 1v

сте с тем, было бы глубоко неверно считать, что самим ранн-
им сербам не было свойственно стремление к преодолению
-
3.4
политической разобщенности и объединению в рамках одной
общесербской державы.
Так, во второй четверти X в. значительная часть серб-
ских земель — собственно Сербия, Босния, а также Требинье 99
(см. IV.2) — объединилась на несколько десятилетий под вла-
стью князя Часлава (после 927 — ок. 960), происходившего
из рода князей Сербии и опиравшегося на Византию в борьбе
с болгарскими притязаниями (ср. III.8—III.9).
Спустя век с небольшим, в середине — второй половине XI в.
еще более широкое объединение — Дукли, Требинья, Захумья,
Сербии и Боснии (см. IV.2) — было достигнуто в рамках т.н.
Дуклянской (или Зетской) державы. Ее создали правители
Дукли (иначе Зеты) Стефан Воислав (ок. 1040 — ок. 1052),
его сын Михаил (ок. 1052 — 1081) и внук Константин Бодин
2 О «Великой схизме» 1054 г. и ее предыстории подробнее см.: Бар-

мин А.В. Полемика и схизма. История греко-латинских споров IX—XII ве-
ков. М., 2006; Он же. Столкновение 1053—1054 гг. // Византия между За-
падом и Востоком. Опыт исторической характеристики. Изд. 2. СПб., 2001.
С. 140—159.
3 О принятии Христианства в сербских землях, становлении и развитии
в них церковной организации и церковной жизни в целом подробнее см.:
Акимова О.А. Христианство в далматинских, хорватских и сербских землях
в X—XI вв. // Христианство в странах Восточной, Юго-Восточной и Цен-
тральной Европы на пороге второго тысячелетия. М., 2002. С. 267—339
(особенно с. 328—339); Наумов Е.П. Общественно-политические сдвиги в
сербских и хорватских землях и христианская миссия на Балканах // Приня-
тие христианства народами Центральной и Юго-Восточной Европы и кре-
щение Руси. М., 1988. С. 68—103.
(1081 — ок. 1101), на этот раз в борьбе уже с самой Византией

(ср. III.11). Около 1077 г. Михаил, ориентировавшийся на пап-
ский Рим, даже получил от папы Григория VII (1073—1085)
право на королевский титул (лат. rex). А в 1089 г. при сыне и
преемнике короля Михаила, Константине Бодине, в примор-
ском городе Бар (см. V.10) было даже основано католическое
архиепископство, претендовавшее на церковную власть в его
владениях. Однако сколько-нибудь значительной внутрен-
ней зрелостью и прочностью Дуклянская держава не обладала.
В начале XII в., после смерти самого Бодина, она распалась,
О
и положение в сербском этнополитическом ареале во многом
Ч вернулось к предшествующему состоянию.
Е И все же, это возвращение к прошлому в сербских землях
Р
К
не стало не только полным, но и сколько-нибудь долговечным.
Напротив, уже очень скоро здесь наметились существен-
1v ные перемены, дальнейшее развитие которых к концу того
же, XII в. привело к радикальному преобразованию местного
государственно-политического, церковно-конфессионального
и этнокультурного «ландшафта».
100
IV.5. Образование державы Неманичей. — Прежде всего, с

началом XII в. прежнее влияние Византии на западе Балканско-
го полуострова столкнулось со встречными притязаниями со сто-
роны Венгрии (см. V.5), которая в 1102 г. присоединила к своим
владениям соседнюю с сербскими землями Хорватию (см. V.6), а
к 1138 г. установила свой сюзеренитет над Боснией (см. ниже).
В обстановке частых войн между Византией и Венгрией (в
1127—1129, 1150—1151, 1161—1164, 1166—1167 гг.) внутреннее,
континентальное княжество Сербия (или Рашка) (см. IV.2),
оказавшееся на «водоразделе» византийско-венгерского про-
тивостояния, пережило новое возвышение и переняло у при-
морской Дукли (см. IV.2, IV.4) роль главного оплота борьбы
за освобождение сербов из-под византийской «опеки». С 1168
г. властью великого жупана Сербии (слав. æqïàíü — титул,
скорее всего, аварского (ср. IV.1) происхождения) обладал вы-
ходец из знатного местного рода Стефан Неманя (1168—1196).
Долгое время он был вынужден признавать зависимость от
византийского императора Мануила I Комнина (1143—1180),
однако при этом готовился к решительным действиям, время
для которых пришло со смертью самого императора, ознаме-
новавшей собой начало буквально «обвального» крушения
позиций древней империи (ср. III.12).
В связи с этим уместно привести слова современника со-

бытий, выдающегося византийского церковного деятеля и
ученого Евстафия Фессалоникийского (ок. 1115 —1195/96).
«Кажется, — не мог сдержать он тревоги за будущее своей ро-
дины, — будто Божественной волей было решено, чтобы вме-
сте с императором Мануилом Комнином умерло все здоровое
в царстве ромеев, и чтобы с заходом этого солнца все мы были
погружены в непроглядную тьму»4.
Стефан Неманя не только отказал в лояльности новым

властям слабеющей Византии, но и нанес несколько ощути-
мых ударов по ее непосредственным владениям в союзе с вен-
герским королем Белой III (1172—1196). Не остановившись на
этом, к концу 1180-х гг. Стефан Неманя сумел распространить 1v
свое верховенство на бóльшую часть сербских земель, при-
соединив к Сербии-Рашке или поставив в зависимость Зету
-5
(прежнюю Дуклю), Захумье, Требинье (см. IV.2) и даже фор-
мально византийские перед тем города южной части Адриа-
тического побережья (см. V.10). Тем самым Стефан Неманя
заложил основы объединенной Сербской державы, править в 101
которой в дальнейшем было суждено его прямым потомкам —
великим жупанам, королям и даже царям (см. ниже) из дина-
стии Неманичей.
Правда, в 1190 г. в сражении на реке Морава Стефан Не-
маня все-таки потерпел поражение от императора Исаака II
Ангела (1185—1195) и, по условиям заключенного с ним до-
говора, должен был снова признать над собой верховенство
империи.
Однако и византийская сторона при этом также пошла
на значительные уступки. Сын Немани, Стефан Неманич
(будущий Стефан Первовенчанный) получил в жены пле-
мянницу самого Исаака II (дочь его брата и будущего им-
ператора Алексея III — первый брачный союз между пред-
ставителями правящих семей Сербии и Византии). Кроме
того, Стефана Неманича почтили титулом севастократора
(греч.   ) — в то время третьим по высоте после
императорского.
Окончательное оформление Сербской державы и прекра-
щение ее какой бы то ни было зависимости от Византии при-
шлись на время правления сына и преемника Стефана Немани,
4 Цит. по: История Византии. В 3 т. Т. 2. М., 1967. С. 333.
Стефана Неманича (1196—1228). Среди прочего, этому благо-

приятствовали захват Константинополя крестоносцами, рас-
пад самой Византии и тот беспрецедентный хаос, который все
это вызвало в ее бывших владениях и во всей прежней зоне ее
церковно-политического влияния (см. III.13). В условиях этого
хаоса Стефан Неманич вступил в переговоры с папской курией
в Риме и в 1217 г. сумел получить от папы Гонория III (1216—
1227) королевскую корону, утвердив за собой и своими буду-
щими преемниками титул краля (слав. êðàëü) — т.е. короля (лат.
rex) — за что и был наделен именем «Первовенчанный».
О
Еще одно чрезвычайно значимое для сербов событие про-
Ч изошло двумя годами позже, в 1219 г. Тогда, при поддержке
Е православного патриарха Константинополя, находившегося
Р
К
в Никее и действовавшего в интересах Никейской империи
(см. III.13), Сербия была изъята из ве́дения Охридского ар-
1v хиепископа (см. III.11), который, в свою очередь, поддержи-
вал эпирского правителя Феодора Ангела, соперничавшего с
никейцами в борьбе за «византийское наследство» (см. III.13).
Вместо этого в границах Сербии была образована отдельная и,
102 что самое главное, автокефальная (в церковно-правовом отно-
шении полностью самостоятельная) архиепископия, которую
возглавил монах Савва Неманич — третий, младший сын Сте-
фана Немани и родной брат короля Стефана Первовенчанного.
В дальнейшем Савва Неманич, будучи канонизирован вскоре
после своей кончины (1235), стал одним из наиболее почи-
таемых сербами православных святых и своего рода главным
«небесным покровителем» Сербии. Что же касается местопо-
ложения новообразованной сербской архиепископской кафе-
дры, то она была установлена в монастыре Жича, возведенном
Стефаном Первовенчанным в центральной части тогдашних
сербских владений, а позже, на исходе ХIII в. была перенесена
на юг, в Печский монастырь в области Метохия (в настоящее
время — на территории частично признанного государства Ко-
сово, см. II.5.2).
Образование автокефальной Сербской архиепископии для
подданных Неманичей обеспечило единство не только их цер-
ковного подчинения, но и конфессионально-культурного об-
лика. Ибо, организованная по византийскому образцу, Серб-
ская архиепископия именно за византийским православием
закрепила роль господствующей в Сербии религиозной док-
трины и практики, при этом в полной мере востребовав до-
стижения Кирилло-Мефодиевской традиции (см. III.6, IV.3,
VIII.4.2).
IV.6. Формирование сербской народности. — События

конца XII — начала XIII в. ознаменовали собой важнейший
рубеж в истории средневековых сербов, причем с точки зре-
ния не только их государственно-политического и церковно-
конфессионального положения, но и самого их существования
как отдельного славянского народа, отличного от всех его эт-
нических «родственников» и соседей.
В самом деле, объединение в рамках Сербского королевства
и православной Сербской архиепископии населения большей
части тогдашних сербских земель должно было дать мощный
толчок его этнокультурной консолидации, предполагающей
распространение и закрепление у него специфически сербской
идентичности и сербского имени. Более того! Теперь такая
идентичность, буквально по определению, должна была исхо- 1v
дить из факта сербского государственного и церковного под-
данства и без этого становилась, по меньшей мере, непрочна,
-6
если не вообще невозможна. Что очень важно для понимания
того, как развивалась этнокультурная ситуация в тех первона-
чально сербских областях, которые остались за рамками Сер-
бии Неманичей — особенно в Боснии (см. ниже). 103
Все это позволяет предполагать, что именно в Сербии
Неманичей в первые десятилетия XIII в. и завершилось фор-
мирование средневековой сербской народности (см. I.1, I.10),
вобравшей в себя потомков не только разных сербских объ-
единений Раннего Средневековья, но и отдельные группы
иного этнического происхождения — например, влашского
(см. II.5.1)5. Таким образом, формирование сербской народ-
ности оказалось процессом гораздо более медленным и позд-
ним по времени завершения, чем это имело место в случае
народности болгарской (см. III.7). А что до причин такого
относительного запаздывания, то их, вероятно, нужно ис-
кать в тех особенностях внутреннего и внешнего положения
сербских земель в Раннее Средневековье, о которых шла речь
выше (см. IV.1—IV.4).
5 Подробнее см.: Наумов Е.П. Балканские влахи и формирование древ-

несербской народности (к анализу влашских имен из сербских грамот
XIII в.) // Этническая история восточных романцев (древность и средние
века). М., 1979. С. 18—60; Он же. Процессы формирования средневековой
сербской народности и балканские влахи (в XII—XIII вв.) // Формирование
раннефеодальных славянских народностей. М., 1981. C. 186—203.
См. также: Наумов Е.П. Этнические процессы в Центральной Сербии
в начале XIV в. // Этнические процессы в Центральной и Юго-Восточной
Европе. М., 1988. С. 80—93.
Так или иначе, но если до образования державы Немани-

чей сербы и занятые ими земли в основном оставались на зад-
нем плане балканской исторической сцены, то теперь они вы-
ступили на ее передний план в качестве одного из ее главных
действующих лиц.
IV.7. Подъем державы Неманичей, образование «царства

сербов и греков» и его распад. — Примерно с середины XIII в.
держава Неманичей вступила в период устойчивого хозяйст-
О
венно-экономического и демографического роста.
Ч К концу XIII в. Сербия Неманичей усилилась настолько,
Е что перешла к масштабной территориальной экспансии, ко-
Р
К
торую стала развивать прежде всего в южном направлении, а
также на восток и на север — за счет слабеющей Палеологов-
1v ской Византии и распадающегося Второго Болгарского царства
(см. III.14). В частности, именно тогда произошло установление
сербской власти над Северной Македонией, которую Византия
официально признала сербским владением после женитьбы в
104 1299 г. короля Стефана II Уроша Милутина (1282—1321) на
дочери императора Андроника II Палеолога (1282—1328), Си-
мониде. Правда, не обошлось и без некоторых потерь — на-
пример, в 1320-е гг., когда венгерский вассал, правитель со-
седней Боснийской державы (см. ниже) Степан II Котроманич
(1318—1353) захватил у Неманичей Хумскую землю (прежнее
Захумье) (см. IV.2).
Высшей точки в своем могуществе и территориальном рас-
ширении Сербия Неманичей достигла около середины XIV в.
в правление знаменитого Стефана IV Душана (1331—1355).
Своего рода прелюдией к этому в 1330 г. — еще при отце Ду-
шана, Стефане III Дечанском (1321—1331) — стала победа сер-
бов над болгарами у города Вельбужд (Кюстендил в современ-
ной Болгарии), после которой именно Сербия на несколько
десятилетий стала главной военно-политической силой Бал-
кан. Молодой Стефан Душан сыграл в этом сражении очень
важную роль и вскоре сам занял королевский трон, устранив
отца при поддержке оппозиционно настроенной зетской (см.
IV.2, IV.5) знати.
Уже в 1334 г. король Душан значительно расширил серб-
ские владения в Македонии, среди прочего, захватив у Визан-
тии церковную столицу Охридской архиепископии (см. III.11),
город Охрид. Еще более впечатляющие приобретения он сде-
лал в 1340-е гг., воспользовавшись обстоятельствами граж-
данской войны, которая в 1341 г. началась в самой Византии

между сторонниками и противниками притязавшего на импе-
раторскую власть Иоанна Кантакузина (см. III.16). В эти годы
сербский правитель сумел подчинить себе не только остав-
шиеся районы Македонии (за исключением Фессалоники и ее
ближайших окрестностей), но и албанские земли (см. II.5.2),
и даже всю Северную Грецию (Фессалию, Эпир и некоторые
другие области), и сам стал помышлять о заветном Константи-
нополе. Неслучайно, утверждая свою власть в захваченных им
византийских владениях, Душан претендовал на то, что дей-
ствует в них в качестве участника (слав. ÷üñòüíèêü) власти
законного императора Иоанна V Палеолога (1341—1391).
Свое наглядное выражение могущество и притязания Сте-
фана Душана получили в 1345 г., когда он провозгласил себя 1v
царем сербов и греков или, в греческом варианте, Сербии и Ро-
мании (греч.  — букв. «страна римлян», т.е. Визан-
-7
тия). В следующем, 1346 г. Душан торжественно короновался в
этом качестве, предварительно объявив сербского архиепископа
патриархом, а сербскую церковь — патриархией. Примечатель-
но, что местом царской коронации Душана стал город Скопье — 105
важнейший центр Северной Македонии, перешедшей под серб-
скую власть от Византии примерно за полвека перед этим.
Также стоит отметить, что управление исконными серб-
скими землями царь Душан формально передал своему сыну
Урошу, наделив его титулом сербского короля, тогда как ново-
присоединенные византийские, «царские» земли он оставил
за собой, в полной мере сохранив здесь прежние византий-
ские порядки. Что же касается верховной власти, то в обеих
частях новопровозглашенного «царства» она, как и раньше,
принадлежала самому Душану.
Однако возникшее под властью Стефана Душана обшир-
ное и внутренне чрезвычайно разнородное «царство сербов и
греков» оказалось недолговечным. Почти сразу после смерти
в 1355 г. самого царя оно начало распадаться на отдельные об-
разования во главе с бывшими соратниками и родственниками
Душана, неприкрыто соперничавшими между собой. Одно за
другим такие образования стали возникать не только в недавно
присоединенных Македонии и Северной Греции, но и в старых,
собственно сербских землях. Так, в Северной Греции обособи-
лись сводный брат покойного царя, византиец по матери, Си-
меон Урош Палеолог, сам притязавший на царский титул, и его
зять Фома Прелюбович. В Македонии — братья Мрнявчевичи
и племянники Душана (по сестре), братья Драгаши (Деянови-

чи). В Центральной Сербии возвысились жупан Никола Алто-
манович и князь Лазарь Хребелянович, а в Южной Сербии —
Вук Бранкович, позднее ставший зятем и союзником Лазаря.
Восстановили свою самостоятельность Зета, перешедшая под
власть албанского рода Балшичей, и собственно албанские
земли, в которых возвысились роды Топиа, Спата, Кастриоти
и др., создавшие собственные «мини-державы». Окончатель-
но «царство сербов и греков» прекратило свое существование
в 1371 г. со смертью сына и преемника Душана, царя Стефа-
О
на V Уроша (1355—1371) — последнего прямого представителя
Ч династии Неманичей по мужской линии. С этого времени уже
Е никто из сербских правителей не притязал на царский титул, и,
Р
К
как таковой, он был на сербской почве утрачен6.
Кроме того, 1371 год оказался отмечен еще одним собы-
1v тием чрезвычайной важности — как для самой средневековой
Сербии, так и для средневековой Болгарии, Византии и всего
Балканского полуострова в целом. Речь идет об уже упоми-
навшейся (см. III.16) битве на реке Марица, в которой были
106 разгромлены османскими турками и погибли братья Мрняв-
чевичи — Вукашин и Углеша. Оба они в свое время были при-
ближенными царя Душана, а после его смерти утвердились на
землях области Македония в качестве фактически самостоя-
тельных правителей с титулами краля (Вукашин) и деспота
(Углеша), полученными от «слабого» царя Уроша. В свою
очередь, самим туркам победа на Марице окончательно от-
крыла путь вглубь Балканского полуострова и, в частности,
позволила установить контроль над большей частью Македо-
нии, где местные владетели, включая сына Вукашина, короля
Марко (1371—1395), признали вассальную зависимость от сул-
тана Мурада I (1362—1389). В последние годы того же, XIV в.
их земли были окончательно присвоены сыном и преемником
Мурада, султаном Баязидом I (1389—1402) и включены не-
посредственно в состав Османской державы.
Между тем, к концу 1380-х гг. угроза османского завоева-
ния вплотную нависла и над т.н. Моравской Сербией, которая
представляла собой самый значительный «осколок» былого
«царства» Стефана Душана.
6 Подробнее см.: Турилов А.А. Последний отголосок идеи «царства сербов

и греков» (Градозданная надпись Вука Бранковича 1378—1379 гг.) // Славя-
не и их соседи. Вып. 8. Имперская идея в странах Центральной, Восточной и
Юго-Восточной Европы. М., 1998. С. 126—140 (особенно с. 126—128).
IV.8. Моравская Сербия и османское завоевание. — Тер-

ритория и главные центры Моравской Сербии — города Ниш,
Крушевац, Ново Брдо, Рудник и др. — лежали в основном в
бассейне реки Морава, откуда и происходит условное название
этого образования.
Правил в этой части сербских земель князь Лазарь Хребе-
лянович (см. IV.7), который был связан (через свою супругу
Милицу) с одной из ветвей потомков Стефана Немани и по-
тому мог достаточно убедительно претендовать на наследие
Неманичей (см. IV.5). Лазарь располагал сильным войском,
содержать которое ему позволяли доходы от контроля над
такими известными в то время центрами горнорудного дела
и металлургии (особенно серебра), как Рудник и Ново-Брдо.
Еще одно важное преимущество правителя Моравской Сер- 1v
бии перед его соперниками состояло в том, что он всячески
поддерживал сербскую церковь, фактически заняв по отно-
-8
шению к ней то место, которое ранее принадлежало самому
царю Душану. Так, Лазарь внес очень существенный вклад в
разрешение многолетнего конфликта между сербской и визан-
тийской церквями, который в свое время был вызван провоз- 107
глашением Сербской патриархии и некоторыми другими дей-
ствиями Душана (см. IV.7). И только взаимное примирение,
достигнутое около 1375 г. при самом активном участии Лазаря,
сделало возможным официальное признание Сербской патри-
архии со стороны константинопольского духовенства.
И все же, главное событие, увенчавшее собой правление и
саму жизнь князя Лазаря, произошло в 1389 г., когда он вы-
вел свое войско и отряды своих союзников, включая боснийцев
(см. ниже) и даже албанцев (см. II.5.2), на Косово поле (не-
далеко от современной Приштины) против войска османского
султана Мурада I. Собственно военные результаты Косовской
битвы, ознаменованной гибелью обоих правителей — Мурада,
заколотого в своем шатре сербским героем Милошем Обили-
чем, и самого Лазаря, плененного и казненного османцами, —
были неоднозначны. Однако дальнейшее развитие событий
выявило все же превосходство Османов7. Перед угрозой со
стороны соседней с его владениями Венгрии, сын и преемник
погибшего Лазаря, Стефан Лазаревич (1389—1427) предпочел
7 О Косовской битве 1389 г. и ее последствиях подробнее см.: Наумов Е.П.

Косовская битва (1389 г.) в истории международных отношений на Балка-
нах // Славяне и их соседи. Международные отношения в эпоху феодализма.
М., 1989. С. 52—75.
стать вассалом нового султана Баязида I, прозванного за свои

стремительные действия Йылдырым (букв. «Молниенос-
ный»). В качестве вассала Стефан Лазаревич со своим войском
был вынужден неоднократно принимать участие в военных
походах султана и, в частности, сыграл очень заметную роль в
разгроме османцами западных крестоносцев в 1396 г. у Нико-
поля на Дунае (ср. III.17).
Между тем, в 1402 г. в битве у Анкары в Малой Азии сам
султан Баязид потерпел сокрушительное поражение от средне-
азиатского правителя Тимура (Тамерлана) (1336—1405). По-
О
пав в плен к Тимуру, Баязид вскоре умер, между его сыновья-
Ч ми началась долгая и ожесточенная борьба за власть, а в целом
Е Османская держава оказалась едва ли не на краю гибели и на
Р
К
два десятилетия была вынуждена приостановить свою экспан-
сию. В свою очередь, Стефан Лазаревич, который, в отличие
1v от малоазиатской турецкой племенной знати, стойко сражал-
ся под Анкарой в рядах султанского войска, после пленения
Баязида сумел вернуться к себе на родину через Константи-
нополь, где был удостоен торжественной встречи и высокого
108 титула деспот (греч.    — букв. «владыка»). Именно
с этим обстоятельством и связано то условное наименование
Деспотовина, которое употребляется в современной науке
по отношению к Моравской Сербии последних десятилетий ее
существования.
Что же касается дальнейшего правления Стефана Лаза-
ревича, то оно протекало в условиях, которые во многом на-
поминали положение Сербии-Рашки в XII в. (см. IV.5). Как
и Рашка, Сербская деспотовина оказалась между двумя со-
предельными с ней и при этом гораздо более могущественны-
ми государствами. Но если с северо-запада над Сербией по-
прежнему нависала Венгрия, то с юго-востока ей грозила уже
не Византия, но держава Османов, сумевшая пережить по-
следствия Анкарской катастрофы и восстанавливавшая силы
для нового натиска. В этих условиях Стефан Лазаревич избрал
путь своеобразного «двойного вассалитета», установив тесные
связи с Венгрией и не пренебрегая Османами. Это позволило
ему не только сохранить за собой реальную самостоятельность,
но и обеспечить для своих владений относительно мирную пе-
редышку и даже сделать ряд новых территориальных приобре-
тений. Так, в качестве вассала венгерского короля Сигизмунда
(венг. Жигмонда) Люксембурга (1387—1437) Стефан Лаза-
ревич в 1403 г. получил право на владение Белградом, сделав
его своей столицей. Позже еще одним важным успехом стало
присоединение значительной части Зеты (см. IV.2, IV.5, IV.7),

которую завещал деспоту ранее правивший в ней его племян-
ник (по сестре), Балша III Балшич (1403—1421).
В 1427 г., после смерти бездетного Стефана Лазаревича,
власть над Сербской деспотовиной получил другой его племян-
ник (по другой сестре), Георгий Бранкович (1427—1456), ста-
равшийся следовать курсу своего дяди. Среди прочего, Георгий
Бранкович также принял из Константинополя титул деспота и
признал венгерский сюзеренитет. При этом Белград он все же
должен был возвратить Венгрии, после чего столица деспото-
вины была перенесена в специально построенную для этого —
с разрешения Османов — крепость Смедерево на Дунае.
Тем временем османская экспансия на Балканах возобно-
вилась, и в 1439 г. Сербская деспотовина была в первый раз 1v
захвачена османцами. Правда, в 1444 г. успешное начало
очередного антиосманского крестового похода, руководимо-
-8
го польско-венгерским королем Владиславом III (венг. Улас-
ло I) Ягеллоном (1440—1444) и знаменитым венгерским
полководцем Яношем Хуньяди (ок. 1408—1456), позволило
Георгию Бранковичу восстановить деспотовину. Однако уже в 109
конце того же, 1444 г. крестоносцы были наголову разгромле-
ны османцами у черноморского города Варна (в бывшей Бол-
гарии), а сам деспот Георгий, вовремя уклонившийся от уча-
стия в этом сражении, снова признал себя османским вассалом.
В этом качестве он даже был вынужден направить сербский
отряд для участия в осаде Константинополя, который после
ожесточенного штурма 29 мая 1453 г. пал к ногам султана
Мехмеда II Фатиха (букв. «Завоевателя») (1451—1481)8.
Именно тогда был навсегда положен конец существованию
христианской империи Восточного Рима, имперское достоин-
ство, бывшие владения и многое из культурно-цивилизационного
наследия которой перешли к Османам (см. IX.1).
Всего через несколько лет судьбу Византии разделила и
Сербская деспотовина. Ее агония началась в 1456 г. со смер-
тью самого Георгия Бранковича, а закончилась уже в 1459 г.,
когда османцы вновь овладели ее столицей Смедерево. Хотя и
после того потомки Георгия Бранковича еще довольно долгое
время продолжали действовать в Венгрии под покровитель-
ством ее короля, сына Яноша Хуньяди, Матвея (венг. Матья-
ша) Корвина (1458—1490).
8 Подробнее см.: Рансимен С. Падение Константинополя в 1453 г. М., 1983.
После падения Сербской деспотовины других сколько-

нибудь значительных христианских владений на месте былого
«царства» Стефана Душана (см. IV.7) практически не оста-
лось — за исключением албанских образований (см. IV.7) и
Зеты, где османское влияние во многом было нейтрализовано
встречными притязаниями со стороны Венеции (ср. V.12).
Так, албанская знать еще в 1443 г. — после первых успехов
начавшегося тогда крестового похода под руководством Вла-
дислава Ягеллона и Яноша Хуньяди — отвергла признаваемое
перед тем верховенство Османов, после чего успешно проти-
О
востояла их натиску под предводительством капитана Ал-
Ч бании Георгия Кастриоти (Скандербега). И только после его
Е смерти (1468) Османам удалось подчинить албанские земли —
Р
К
окончательно в 1478—1479 гг.
В свою очередь, в Зете, опираясь на помощь Венеции, про-
1v должали держаться представители недавно возвысившегося
здесь рода Црноевичей.
Один из них, Георгий Црноевич (1490—1496) даже успел
открыть в Цетинском монастыре одну из первых славянских
110 типографий, которая в 1493—1496 гг. под руководством иеро-
монаха Макария выпустила печатные издания (на церковносла-
вянском языке) нескольких православных богослужебных книг.
Однако в последние годы XV в. натиск Османов возоб-
ладал и в Зете, после чего былые владения Неманичей и их
преемников окончательно вступили в период многовекового
османского правления.
Между тем, та этнополитическая (и не только) реальность,
которая в западной части Балкан в свое время пришла на сме-
ну сербским образованиям Раннего Средневековья (см. IV.2),
отнюдь не ограничивалась только Сербией Неманичей. Еще
одной — и не менее важной — ее составляющей была т.н. Бос-
нийская держава, территориальное ядро которой образовала
раннесредневековая Босния, оставшаяся за рамками державы
Стефана Немани (см. IV.5)9.
9 Об этнополитической истории Боснии и ее населения в Средневековье

(до османского завоевания) подробнее см.: Акимова О.А., Турилов А.А.
Этническое и культурное самосознание населения Боснии в XV веке // Эт-
ническое самосознание славян в XV столетии. М., 1995. С. 177—191; Нау-
мов Е.П. Процессы развития этнического самосознания в Сербии и Боснии
в XII—XIV вв. // Развитие этнического самосознания славянских народов в
эпоху зрелого феодализма М., 1989. С. 94—116.
См. также прим. 1 к данному очерку.
IV.9. Босния в Раннее Средневековье. — Напомним, что

первоначально Босния, название которой, по всей видимости,
имеет иллирийское происхождение (см. II.1), представляла со-
бой одну из внутренних, континентальных сербских областей,
располагаясь вдали от Адриатического побережья, в глубине
Балканского полуострова (см. IV.2).
Применительно к Раннему Средневековью история Бос-
нии известна еще слабее, чем история других тогдашних
сербских образований — по причине еще более узкой источ-
никовой базы. Впрочем, можно вполне уверенно полагать,
что примерно до начала XII в. история их всех протекала в
основном в одном и том же русле. Так, во всяком случае, во
второй четверти X в. Босния входила в число владений или,
скорее, зависимых территорий утвердившегося в Сербии кня- 1v
зя Часлава (см. IV.4), а во второй половине XI в. принадлежа-
ла — видимо, на тех же условиях — правителям Дуклянской
-
9.10
державы (см. IV.4).
Однако с началом XII в. Босния стала все отчетливее обособ-
ляться от остальных сербских земель — как в государственно-
политическом, так и в церковно-конфессиональном и культур- 111
ном отношениях.
Примечательно, что уже около середины XII в. визан-
тийский историк Иоанн Киннам по поводу Боснии счел не-
обходимым отметить не только то, что река Дрина отделяет
ее от Сербии, но и то, что эта «Босния не подчинена ар-
хижупану сербов, а народ ее имеет особый образ жизни и
управления»10.
Чем же было вызвано это обособление Боснии, наметив-
шееся в XII в.?
IV.10. Под сюзеренитетом Венгерской короны. — Как уже

было отмечено выше (см. IV.5), в это время на западе Балкан-
ского полуострова влияние Византии подверглось серьезному
испытанию на прочность со стороны Венгрии.
Подобно соседней области Сербии, или Рашке (см. IV.2,
IV.5), Босния оказалась на «водоразделе» между противо-
борствующими сторонами. Но если Сербия-Рашка еще не-
сколько десятилетий оставалась преимущественно в сфере
10 Цит. по: Наумов Е.П. Становление и развитие сербской раннефеодаль-

ной государственности… С. 210.
влияния Византии, то Босния уже к 1138 г. попала в вассаль-

ную зависимость от Венгерской короны. Правда, в 1167 г. ви-
зантийскому императору Мануилу I Комнину все же удалось
установить свое верховенство как над самой Боснией, так и
над ее сюзереном — Венгрией. Однако после смерти само-
го императора (1180) византийское верховенство рухнуло в
отношении и Венгрии, и Боснии, причем на этот раз окон-
чательно и бесповоротно (ср. III.12, IV.5). Зато вассальная
зависимость самой Боснии от Венгерской короны не прекра-
тилась и продолжала сохраняться — то ослабевая, то вновь
О
усиливаясь — вплоть до османского завоевания второй по-
Ч ловины XV в.
Е Впрочем, эта зависимость Боснии от Венгрии, продол-
Р
К
жавшаяся около трех веков, так и не привела к ее полному
включению в «политическое тело» Венгерского королевства.
1v Так, в Боснии действовала собственная, именно боснийская
землевладельческая знать, положение которой на деле не
слишком зависело от воли венгерского короля. Располага-
ла Босния и собственным правителем, который носил титул
112 бана (слав. áàíü, лат. banus — по всей видимости, аварского
(ср. IV.1) происхождения), сам происходил из среды местной
знати и был связан с ней не менее тесно, чем со своим сю-
зереном из Венгрии. Нередко вассальная зависимость Бос-
нии от Венгерской короны вообще становилась формально-
дипломатической фикцией, тогда как реальная власть в стра-
не сосредоточивалась в руках местной знати и бана, опирав-
шегося на ее поддержку.
В частности, именно так обстояло дело сразу после
окончательного освобождения Боснии из-под визан-
тийской «опеки» — в правление бана Кулина (ок. 1180 —
ок. 1204).
IV.11. Богомильство. — Другим фактором, определившим

особое положение Боснии — причем по сравнению не толь-
ко с сербскими, но и со всеми другими балканскими землями
того времени, — была сложившаяся здесь церковно-конфес-
сиональная и культурная ситуация. Во всяком случае, она
оказалась совершенно иной, чем в Сербии Неманичей, где, с
образованием в 1219 г. автокефальной Сербской архиеписко-
пии, византийское православие окончательно закрепило за со-
бой роль господствующей на местной почве религиозной док-
трины и практики (см. IV.5).
Итак, права и обязанности духовного попечения над на-

селением Боснии формально принадлежали церковным цен-
трам, связанным с западным, «латинским» христианством и
Римской церковной кафедрой (ср. IV.3, IV.4). После перехо-
да Боснии в вассальную зависимость от Венгерской короны
здесь активизировались действия католического духовенства
и монашеских орденов, которые стремились утвердить сре-
ди местного населения ортодоксальное католичество. Что,
в свою очередь, деятельно поддерживали венгерские коро-
ли и отдельные представители местной знати. Тем не менее,
в своем большинстве жители Боснии, включая знать и самих
банов, формально соглашаясь признать себя католиками под
внешним давлением, на деле следовали учению еретиков-
богомилов (иначе патаренов) и были приверженцами т.н. 1v
Боснийской церкви.
Богомильская ересь возникла еще в X в. в Болгарии как
-11
своеобразная ответная реакция ее населения на введение
христианства и последующие амбициозные, но чрезвычай-
но обременительные для подданных церковно-политические
мероприятия ее правителей — особенно Симеона (см. III.6, 113
III.8). Богомильство продолжало традиции византийского
павликианства, а через его посредство еще и дуалистических
учений Поздней Античности (манихейства и др.). Несмотря
на периодически возобновлявшиеся преследования со сторо-
ны церковных и светских властей — как в Первом и Втором
Болгарских царствах, так и в Византии и в Сербии Немани-
чей — богомильство сохранялось на Балканах на протяжении
многих столетий (не только до, но и после османского завоева-
ния). Более того, в ХII в. богомильство даже вышло за пределы
Балканского полуострова и оказало заметное влияние на раз-
витие антиклерикальных ересей в Западной Европе (катаров,
альбигойцев и некоторых др.)11.
Вероятно, именно в Боснии балканское богомильство до-
стигло своего наибольшего успеха. Чему не могли не способ-
ствовать особенности ее государственно-политического, да и
просто географического положения. К сожалению, подроб-
ности организации и обрядовой практики образованной бос-
нийскими богомилами их собственной «еретической церкви»,
во главе которой стоял дед, а иерархию составляли гости и
крестьяне, известны очень слабо. Противоречивые суждения
11 О богомильской ереси и ее истории подробнее см.: Ангелов Д. Богомиль-

ство в Болгарии. М., 1954.
высказываются в современной науке и относительно степени

ее влияния на повседневную жизнь боснийского населения,
а также относительно ее способности служить фактором его
этноконфессиональной самоидентификации. И все же нали-
чие в Боснии альтернативной, по сравнению с католичеством
и православием, религиозной доктрины и практики, которая
к тому же опиралась на славяноязычные религиозные тексты,
должно было создавать для местного населения совершенно
особый духовно-религиозный и даже психологический климат.
Недаром, по заключению некоторых современных иссле-
О дователей, «отличительной чертой распространенных здесь
Ч
Е
представлений» были именно «множественность и вариатив-
Р ность политических и конфессиональных приоритетов, кото-
К рые и обеспечили быстрое вхождение в иную политическую
1v и конфессиональную систему при сохранении своего языка и
элементов культуры»12.
В последнем случае речь идет уже об османском завоева-
нии Боснии и последовавшем за ним массовом и преимуще-
ственно добровольном переходе ее жителей в ислам.
114
IV.12. На пути к формированию отдельной народности. —

В конечном счете, под действием этих и некоторых других
факторов население Боснии после XII в. не только вполне от-
четливо обособилось от своих сербских соседей, но и стало об-
ретать признаки особой этнополитической и этноконфессио-
нальной общности.
С большей или меньшей натяжкой эту общность, вероят-
но, можно было бы квалифицировать как формирующуюся
средневековую народность (см. I.1, I.10). Хотя успела такая
«боснийская» народность окончательно консолидироваться до
османского завоевания или нет, остается предметом острой и
весьма политизированной дискуссии.
В связи с этим стоит отметить, что в официальных доку-
ментах боснийские баны называли своих подданных сербами
12 Акимова О.А., Турилов А.А. Этническое и культурное самосознание…

С. 189.
См. также: Акимова О.А. Межконфессиональные отношения в Боснии
(конец XIV — XV век) // Славяне и их соседи. Вып. 7. Межконфессиональ-
ные связи в странах Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в
XV—XVII веках. М., 1999. С. 15—39.
еще в ХIII в., тогда как в первой половине следующего, ХIV в.

по отношению к ним уже стал употребляться термин бошня-
ни — т.е. «боснийцы», — хотя сам язык местного официаль-
ного делопроизводства по-прежнему продолжал именовать-
ся «сербским»13.
Между тем, в XIV в. Боснии и Боснийской державе дове-

лось пережить замечательный в своем роде подъем, обеспе-
ченный мощным хозяйственно-экономическим и демографи-
ческим ростом и преобразивший самые разные стороны мест-
ной жизни.
IV.13. Подъем, упадок и османское завоевание. — С на- 1v

чалом этого подъема возможности и, соответственно,
притязания боснийской знати возросли настолько, что в 12.13
-
1320-е гг. даже позволили ей захватить у Сербского ко-
ролевства Неманичей и удержать за собой Хумскую землю
(прежнее Захумье) (см. IV.2, IV.5, IV.7). В свою очередь,
это еще более осложнило имевшую место в боснийских вла- 115
дениях конфессиональную и этнокультурную ситуацию.
Ибо население Хумской земли к тому времени уже свыше
100 лет находилось под властью Неманичей, исповедовало
православие и обладало устойчивой сербской идентично-
стью (см. IV.6).
Во второй половине XIV в., в правление бана Твртко I
Котроманича (1353—1391) Боснийская держава достигла в
своем подъеме и территориальном расширении абсолютно-
го пика. Среди прочего, этому немало способствовали рас-
пад соседнего «царства сербов и греков», смерть царя Уроша
(1371) и утрата на сербской почве царского титула (см. IV.7).
Воспользовавшись этими обстоятельствами, бан Твртко в
1377 г. принял на себя громкий титул краля — т. е. коро-
ля — сербов, Боснии, Приморья и западных стран, ко-
торый отражал не только реальный объем его власти, но и
его притязания на территориально-политическое наследие
былого королевства Неманичей. Примечательно, что сам
Твртко подчеркивал свое родство с Неманичами (по женской
линии) и принял — в качестве тронного — традиционное для
них имя «Стефан», а его коронация, возможно, имела место
в сербском монастыре Милешева у находившихся там мощей
13 Чиркович С.М. История сербов… С. 60.
св. Саввы Неманича (см. IV.5)14. В 1389 г. король Твртко

даже послал свой отряд на помощь правителю Моравской
Сербии, князю Лазарю, выступившему на Косово поле про-
тив османского султана Мурада I (см. IV.8).
Этот впечатляющий подъем оказался, однако, недолго-
вечным, и после смерти короля Твртко I (1391) Боснийская
держава довольно скоро пришла в упадок. Королевская власть
в ней резко и необратимо ослабла. Едва ли не повседневной
реальностью местной жизни стали войны между отдельными
представителями и целыми группировками местной знати,
О
которые в своих притязаниях безо всякого стеснения искали
Ч поддержки у соседних, далеко не дружественных правителей
Е и государств. Исключения в этом боснийская знать не делала
Р
К
даже для османских турок, которые в первой половине XV в.
уже стояли буквально на пороге Боснии (см. III.16—III.17,
1v IV.7—IV.8). Стабилизации внутреннего положения в стране
не могли способствовать и новые попытки утвердить в ней
ортодоксальное католичество.
В 1459—1460 гг. — непосредственно накануне османско-
116 го завоевания — еретическая «Боснийская церковь» вообще
практически перестала существовать. Ибо тогда под давлени-
ем короля-католика Томаша Остоича (1443—1461) одна часть
богомилов перешла в католичество, а другая бежала в земли
более толерантного к ним боснийского владетеля Стефана
Вукчича. При этом некоторые из богомилов, включая самого
«деда», приняли православие, хотя и в том, и в другом случае
искренность их обращения остается под вопросом.
Как следствие, Боснийская держава фактически распалась
на несколько отдельных образований во главе с предводите-
лями местной знати. Одно из них включило в себя Хумскую
землю (см. выше), а также еще одну старую сербскую область,
Требинье (см. IV.2), и вскоре приобрело новое наименование —
Герцеговина. Это наименование связано с тем, что местный
владетель Стефан Вукчич Косача в 1448 г. признал себя васса-
лом германской Священной Римской империи и принял при-
чудливый титул герцога св. Саввы, имея в виду все того же св.
Савву Неманича.
14 Подробнее см.: Акимова О.А., Турилов А.А. Этническое и культур-
ное самосознание… С. 183—184; Ракова Сн. Преемственность в боснийской
средневековой владетельской идеологии // Раннефеодальные славянские
государства и народности (проблемы идеологии и культуры). София, 1991
(=Studia Balcanica. 20). С. 74—78.
С началом второй половины XV в. — после того, как осман-

ский султан Мехмед II Фатих овладел Константинополем,
остатками Моравской Сербии (см. IV.8) и других прежних
христианских государств Балканского полуострова — участь
раздираемой внутренними распрями Боснийской державы
была предрешена. В 1463 г. под османским натиском пала
Босния, а в 1480-е гг. ее судьбу разделила и Герцеговина.
1v
-
13
117
Очерк V
ХОРВАТЫ, ХОРВАТИЯ
И СЛАВОНИЯ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ.
СРЕДНЕВЕКОВАЯ Д АЛМАЦИЯ
И ЕЕ ГОРОДА
V.1. Расселение хорватов на Балканском

полуострове. [119] — V.2. Образование
державы Трпимировичей и формирование
«ядра» хорватской народности. [121] —
V.3. Принятие христианства. [122] —
V.4. Посавская область в Раннее
Средневековье. [125] — V.5. Венгры
и Венгерское королевство. [126] —
V.6. Независимая Хорватия: взлеты и
падения. [127] — V.7. Хорватия и Славония
под властью венгерских королей. [130] —
V.8. Хорватия и Славония между Османами
и австрийскими Габсбургами. [131] —
V.9. Далмация античная и Далмация
средневековая. [134] — V.10. Под
суверенитетом Византии. [134] —
V.11. Славянизация, становление городских
коммун и материальное процветание. [136] —
V.12. Далмация между Венгрией, Венецией и
Османами. [137] — V.13. Гуманизм, Ренессанс
и барокко в Далмации. [139]
И стория хорватов в Раннее Средневековье из-
вестна не намного лучше, чем история сербов,
и по той же самой причине: в силу крайней
узости наличной источниковой базы.
В этот период наименование хорваты (греч.   ,
v
-1
лат. Chroati и т.п.) применительно к разным славянским

группам зафиксировано, помимо Балканского полу- 119
острова, во многих областях Центральной и Восточной
Европы (например, в Восточной Чехии). Примечательно,
что это наименование имеет не славянское, а, скорее все-
го, иранское происхождение. Вероятно, это объясняется
тем, что первые носители хорватского имени происходили
не из праславянской (см. I.3), а из ирано- или даже тюр-
коязычной среды, как-то связанной с аварами и Аварским
хаганатом (см. II.3), и лишь впоследствии передали это
имя славянам как вторичным носителям (ср. I.11, III.7) —
будь то до или в ходе их переселения на Балканы и в дру-
гие места позднейшего проживания.
V.1. Расселение хорватов на Балканском полуострове. —

Что же касается непосредственно Балканского полуостро-
ва, то здесь носители хорватского имени появились тогда
же, когда и ранние сербы (см. IV.1) — в 620-е или 630-е гг.,
на гребне второй волны славянской колонизации (ср. II.2,
II.4) и на фоне противостояния между Византийской им-
перией и Аварским хаганатом (ср. II.8)1.
1 Об основных вехах этнополитической истории хорватов и Хорватии

в Средневековье подробнее см.: Акимова О.А. Развитие средневековых
Вообще, ранние сербы и ранние хорваты состояли между

собой в очень близком родстве, а по особенностям своей повсед-
невной речи составляли одну и ту же диалектную группу в рам-
ках праславянского языка и общности его носителей (см. I.3).
Ранние хорваты утвердились на северо-западе Балканского

полуострова на землях, прилегающих к побережью Адриатиче-
ского моря между рекой Цетина (на юге) и полуостровом Истрия
(на севере) — примерно там, где тянется горный хребет Велебит.
С начала новой эры будущие хорватские земли принадлежа-
О
ли Римской империи. В IV в., в ходе ее разделения на Западную
Ч и Восточную, они отошли к Западной империи и оставались в
Е ее составе вплоть до ее падения в 476 г. Вскоре после этого над
Р
К
ними установилась власть Остготского королевства, основан-
ного в Италии Теодорихом (493—526)2, а в 537—538 гг., при
v Юстиниане I (527—565), ими овладела Восточная Римская
империя — т.е. Ранняя Византия. Несмотря на все эти военно-
политические потрясения, незадолго до появления хорватов
здесь по-прежнему в самых разных областях жизни преоблада-
120 ло наследие Поздней Античности, и, в частности, действовали
позднеримские города, к которым тяготело местное романское
и романизованное население — преимущественно иллирийское
представлений о происхождении хорватов // Этнические процессы в Централь-

ной и Юго-Восточной Европе. М., 1988. С. 28—34; Она же. Развитие этни-
ческого самосознания хорватов в XII—XIV вв. // Развитие этнического самосо-
знания славянских народов в эпоху зрелого феодализма. М., 1989. С. 130—151;
Она же. Формирование хорватской раннефеодальной государственности //
Раннефеодальные государства на Балканах. VI—XII вв. М., 1985. С. 219—249;
Она же. Этническое и культурное самосознание хорватов в XV веке // Этниче-
ское самосознание славян в XV столетии. М., 1995. С. 138—156; Майоров А.В.
Великая Хорватия: Этногенез и ранняя история славян Прикарпатского регио-
на. СПб., 2006; Мартынова М.Ю. Некоторые особенности этнической исто-
рии хорватов (О контактах с римской культурой) // Романия и Барбария. К эт-
нической истории народов зарубежной Европы. М., 1989. С. 96—115; Наумов
Е.П. Возникновение этнического самосознания раннефеодальной хорватской
народности // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпо-
ху Раннего Средневековья. М., 1982. С. 167—181; Толстой Н.И. Этническое и
культурное самосознание хорватов в связи с развитием письменности (литера-
туры) и литературного языка в XII—XIV // Развитие этнического самосозна-
ния славянских народов в эпоху зрелого феодализма. М., 1989. С. 152—164;
Фрейдзон В.И. История Хорватии. Краткий очерк с древнейших времен до об-
разования республики (1991 г.). СПб., 2001. С. 6—70.
2 О падении Западной Римской империи и образовании на ее месте гер-
манских, «варварских» королевств см.: Корсунский А.Р., Гюнтер Р. Упадок
и гибель Западной Римской империи и возникновение германских коро-
левств (до середины VI в.). М., 1984.
ХОРВАТЫ И ХОРВАТИЯ, СЛАВОНИЯ И Д АЛМАЦИЯ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
по происхождению (см. II.1). Между тем, в самом начале VII в.

(ср. II.4) эти города подверглись нападениям аваров и зависимых
от них славян и в большинстве случаев были или разгромлены
ими, или оставлены своими жителями, после чего их окрестности
заселили славяне. В свою очередь, вскоре носители хорватского
имени образовали еще один «варварский» слой, «наложившийся»
на остатки автохтонного населения и на славян «первой волны»,
которые успели обосноваться здесь до прихода самих хорватов.
Вплоть до рубежа VIII–IX вв. земли будущей Хорватии под-
вергались военно-политическому давлению со стороны Авар-
ского хаганата и в какой-то мере находились в зависимости от
него. С началом же IX в. — после того, как сам хаганат пал под
ударами франков Карла Великого (768—814) и поднявшихся
против аваров местных славян — здесь на несколько десятиле- v
тий утвердилось верховенство Франкской империи3. -2
V.2. Образование державы Трпимировичей и формирование
«ядра» хорватской народности. — Именно в эти десятилетия
там, где в свое время расселились носители хорватского имени, 121
обнаружило свое существование устойчивое территориально-
политическое образование во главе с наследственными кня-
зьями из местной династии, условно названной в позднейшей
историографической традиции династией Трпимировичей —
по имени одного из первых достоверно известных ее представи-
телей, Трпимира (ок. 845 — ок. 864).
Главенствующую роль в этом объединении играли сами хор-
ваты, с которыми постепенно сливались не только славяне «пер-
вой волны», но и потомки выживших автохтонов и даже отдель-
ные аварские группы, осевшие здесь и оставившие после себя ха-
3 О франках, самом Карле Великом и Франкской империи см.: Карл Вели-

кий: реалии и мифы. М., 2001; Лебек С. Происхождение франков. V—IX века.
М., 1993; Левандовский А.П. Карл Великий. Через Империю к Европе.
М., 1995; Тейс Л. Наследие Каролингов. IX—X века. М., 1993.
См. также: Кланица З. Падение Аварской державы в Подунавье // Эт-
носоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских госу-
дарств и народностей. М., 1987. С. 74—82; Ронин В.К. Славянская полити-
ка Людовика Благочестивого: 814—829 гг. // Из истории языка и культуры
стран Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 1985. С. 5—33; Он же.
Франко-хорватские отношения в трактате Константина VII Багрянород-
ного «Об управлении империей» // Византийский временник. 1983. Т. 44.
С. 60—67; Тржештик Д. Возникновение славянских государств в Среднем
Подунавье // Раннефеодальные государства и народности (южные и запад-
ные славяне VI—XII вв.). М., 1991. С. 69—86 (особенно с. 69, 73—80).
рактерные топонимы и личные имена с основой обр-. Еще до того,

как франкское верховенство сменило собой аварское, между ними
всеми имело место определенное взаимодействие, сглаживающее
исходные хозяйственно-культурные и этноязыковые различия.
Более широким и интенсивным это взаимодействие должно было
стать под властью лояльных к франкам князей Трпимировичей:
франкская экспансия, подобно аварской, не могла не сопрово-
ждаться подвижками значительных людских коллективов самого
разного происхождения, которые, в свою очередь, в новых усло-
виях были вынуждены находить некий взаимоприемлемый образ
О
сосуществования на одной территории.
Ч Как следствие, не позднее второй половины IX в. в княже-
Е стве Трпимировичей сложилось представление о его правителе
Р
К
как о князе хорватов (лат. dux Chroatorum), о его владениях как
о Хорватии (греч. , лат. Chroatia), а само имя хорва-
v тов при этом перешло на всех его подданных независимо от их
этнического происхождения и племенной принадлежности. Воз-
никновение этого представления и ознаменовало собой станов-
ление собственно хорватской государственности и, вместе с тем,
122 первоначального «ядра» новой отдельной славянской этнополи-
тической и этнокультурной общности — средневековой хорват-
ской народности (см. I.1, I.10). Хотя ее окончательное оформле-
ние, сопровождавшееся восприятием и закреплением хорватской
идентичности и хорватского имени среди соседних групп населе-
ния — как собственно славянского, так и иного происхождения —
растянулось по времени вплоть до конца эпохи Средневековья.
V.3. Принятие христианства. — Еще одним фактором, спо-

собствовавшим слиянию подданных Трпимировичей в еди-
ную общность, стало христианство.
Оно утвердилось в оформляющейся Хорватии еще в пер-
вой половине IX в. — в условиях франкского верховенства и, по
всей видимости, усилиями франкских миссионеров. Хотя хор-
ватская верхушка — как и сербская (см. IV.3) — судя по неко-
торым относительно более поздним сведениям, впервые могла
принять крещение еще в VII в. от миссионеров из Рима, кото-
рых направил к самим хорватам византийский император Ира-
клий вскоре после их переселения на Балканы (см. V.1).
Также нельзя полностью сбрасывать со счетов и соответ-
ствующее влияние со стороны соседних городов византий-
ской в то время Далмации: Задара, Сплита и др. (см. ниже).
Очень важно, что хорватские христиане с самого начала —

буквально с купели! — оказались связаны с церковными и куль-
турными традициями преимущественно западного, «латинско-
го» христианства. Чему, среди прочего, способствовало само гео-
графическое положение Хорватии. В X в., после церковных собо-
ров, состоявшихся в далматинском городе Сплит в 925 и 928 гг.,
над ней утвердилась духовная юрисдикция Римской церковной
кафедры, которая была представлена здесь прежде всего Сплит-
ским архиепископством. Как следствие, в XI в. Хорватия и ее на-
селение были окончательно вовлечены в русло западного христи-
анства и стали неотъемлемой частью средневековой «латинско»-
католической церковно-политической и конфессионально-
культурной общности4.
Это обстоятельство имело огромное значение для укреп- v
ления оформляющейся хорватской народности, а также для
распространения хорватской идентичности среди тех групп
-3
католического населения, которым впоследствии было суж-
дено войти в рамки Хорватской державы или, во всяком слу-
чае, в одну, общую с ней систему церковно-политических
связей. Так, общая принадлежность к западному христиан- 123
ству и церковной власти папского Рима сблизила хорватов с
изначально романскими по языку жителями городов сосед-
ней Далмации — несмотря на то, что они еще долго формаль-
но оставались под суверенитетом православной Византии.
В то же время эта принадлежность резко отделила хорватов
от родственного им в этноязыковом отношении, но право-
славного по вероисповеданию славянского населения других
областей Балканского полуострова5.
В первую очередь речь идет о соседних с хорватами сербах,
которые, как уже отмечалось (см. V.1), состояли с хорватами
4 О принятии христианства в Хорватии, становлении и развитии в ней цер-

ковной организации и церковной жизни в целом подробнее см.: Акимова О.А.
Христианство в далматинских, хорватских и сербских землях в X—XI вв. // Хри-
стианство в странах Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европы на по-
роге второго тысячелетия. М., 2002. С. 267—339 (особенно с. 267—327); На-
умов Е.П. Общественно-политические сдвиги в сербских и хорватских землях
и христианская миссия на Балканах // Принятие христианства народами Цен-
тральной и Юго-Восточной Европы и крещение Руси. М., 1988. С. 68—103.
5 О роли церковно-конфессионального фактора в этнической истории
средневековых хорватов подробнее см.: Романенко С.А. Католицизм и пра-
вославие в формировании хорватской и сербской наций на территории Хор-
ватии, Славонии и Далмации // Роль религии в формировании южнославян-
ских наций. М., 1999. С. 54—64.
в очень близком родстве, были практически неотличимы от

них по языку повседневного общения, но при этом с течени-
ем времени вошли преимущественно в русло византийского
православия (см. IV.5—IV.6).
С учетом этой рано определившейся принадлежности

Хорватии и хорватов к западному христианству не может
быть оставлена без отдельного упоминания одна очень важ-
ная особенность их церковной и культурной практики, ко-
торая отчетливо выделяла их среди всех других средневеко-
О
вых славянских народов и стран «латинско»-католического
Ч церковного и культурного круга. Состояла эта особенность
Е в том, что хорваты еще в конце IX — начале X в. восприня-
Р
К
ли и удержали Кирилло-Мефодиевскую традицию, включая
письменность посредством глаголической азбуки, славян-
v ский книжно-богослужебный язык, выполненные с их помо-
щью тексты и навыки ведения церковной жизни на их основе
(ср. III.6, IV.3, VIII.4.2). Правда, в хорватской среде все это
было приспособлено к нуждам и требованиям именно запад-
124 ного христианства, включая римский богослужебный обряд.
Но как бы то ни было, славяноязычные письменность, книж-
ность и богослужение по глаголическим книгам в хорватских
землях сохранялись на протяжении всего Средневековья и
даже в Новое время — вплоть до XX в.
Последний точно датируемый текст на глаголице был на-
писан в Хорватии в 1864 г., а последнее печатное издание
хорватской глаголической мессы вышло в Риме в 1905 г. и ис-
пользовалось затем вплоть до 1927 г.6
Более того, начиная с XII—XIII вв. глаголица в хорват-
ских землях использовалась не только в церковной, но и в
других областях жизни. Так что с помощью глаголицы здесь
создавались тексты и юридического, и даже делового харак-
тера — причем на языке, близком к живой, повседневной на-
родной речи.
Между тем, большое значение для истории средневековых

хорватов и Хорватии имеет еще один своеобразный сюжет, раз-
витие которого, начавшись в Раннее Средневековье, впослед-
ствии вышло за рамки средневековой эпохи и продолжилось в
Новое и даже Новейшее время.
6 Романенко С.А. Католицизм и православие… С. 73.

V.4. Посавская область в Раннее Средневековье. — Речь идет

об этнополитической ситуации в соседней с Хорватией Трпими-
ровичей (см. V.2) области, которая непосредственно граничила
с ней с севера и, с географической точки зрения, отчасти рас-
полагалась уже за пределами Балканского полуострова.
Эта область охватывала плодородные равнинные земли
между реками Сава и Драва и некогда входила в состав позд-
неримской провинции Нижняя Паннония, одним из главных
центров которой был город Сисция (лат. Siscia — в настоящее
время Сисак в современной Хорватии). С XIII в. за этой об-
ластью закрепилось выразительное наименование Славония
(лат. Sclavonia, Slavonia), а в современной научной и учебной
литературе ее часто обозначают как Посавская Хорватия (по
реке Сава) — хотя сами местные жители не отождествляли себя v
с хорватами вплоть до Позднего Средневековья.
Не позднее начала VI в. здесь среди остатков позднеантич-
-4
ного романского и романизованного населения расселились
во множестве ранние славяне, завершавшие свой этногенез
(см. I.10). Со второй половины VI и затем вплоть до рубежа
VIII–IX вв. здесь господствовал Аварский хаганат (см. II.3), 125
контроль которого над местным земледельческим населением
должен был быть особенно эффективным вследствие равнин-
ного характера местности и близости самой Посавской обла-
сти к главным центрам аварского могущества. Последующее
падение Аварского хаганата привело не только к подвижкам
и еще более широкому расселению здесь славян, но и к неиз-
бежному в этих условиях ослаблению в их среде патриархаль-
ных племенных институтов и связей. Однако сколько-нибудь
устойчивого и самостоятельного государственного образова-
ния у посавских славян так и не возникло, а прежнее господ-
ство аваров сменилось верховенством франков (ср. V.1—V.2).
Среди прочего, франки оказались достаточно сильны, чтобы
в 819—822 гг. подавить восстание местного славянского кня-
зя Людевита, а затем отразить встречные притязания Первого
Болгарского царства, которое тоже пыталось заполнить собой
военно-политический «вакуум», образовавшийся здесь после
падения Аварского хаганата (см. III.4).
Наконец, спустя несколько десятилетий утратило свою убе-
дительность и франкское верховенство, после чего Посавская
область стала объектом притязаний со стороны кочевников-
венгров, которые на исходе IX в. появились в Среднем Поду-
навье, чтобы затем окончательно закрепиться на его землях и
создать здесь свое собственное государство.
V.5. Венгры и Венгерское королевство. — Венгры, неоднократно

упоминавшиеся выше, представляли собой народ финно-угорского
происхождения, первоначально кочевой по образу жизни.
Примерно с середины I тыс. н.э. венгры кочевали в степях
Северного Причерноморья, взаимодействуя с разными тюрк-
скими группами и народами и периодически попадая в зави-
симость от создаваемых теми объединений.
Именно в русле этого взаимодействия на венгров, самона-
звание которых было мадьяры (см. I.6), и перешло имя одно-
го из тюркских племен, оногуров, от которого, в свою очередь,
О происходит обозначение венгров в позднейших европейских
Ч
Е
языках (ср. лат. Hungarus, др.-рус. Îóãðèíú — «венгр»).
Р
К
В последние годы IX в. венгры были вытеснены из Причер-
номорья тюркоязычными кочевниками-печенегами и, перейдя
v через Карпаты, продвинулись под руководством своего вождя
Арпада в Среднее Подунавье, где еще относительно недавно го-
сподствовали авары (см. II.3). Отсюда венгры, как прежде авары,
стали совершать грабительские рейды на Балканы и в Западную
126 Европу, пока в 955 г. не были разгромлены германским коро-
лем (с 962 г. — императором) Оттоном I (936—973) в битве на
реке Лех недалеко от Аугсбурга. Это поражение не только резко
ослабило натиск венгров на Западную Европу, но и подтолкну-
ло их к окончательному закреплению в Среднем Подунавье. Что,
в свою очередь, стало для них мощным стимулом для перехода
к оседлости. С другой стороны, этому переходу способствовало
также влияние местного славянского населения, которое было
подчинено и впоследствии частично ассимилировано венграми, а
до того успело приобрести опыт собственной государственности —
в рамках прежде всего т.н. Великоморавской державы7.
В конечном счете, к исходу X в. в Среднем Подунавье воз-
никло новое, собственно Венгерское государство, в котором
7 О Великоморавской державе и значении ее наследия для истории Цен-
тральной (и не только) Европы в Средневековье см.: Великая Моравия. Ее
историческое и культурное значение. М., 1985; Краткая история Чехосло-
вакии. С древнейших времен до наших дней. М., 1988. С. 14—22; Мельни-
ков Г.П. Культура Великой Моравии // История культур славянских народов.
В 3 т. Т. I. Древность и Средневековье. М., 2003. С. 91—97; Тржештик Д.,
Достал Б. Великая Моравия и зарождение Чешского государства // Ран-
нефеодальные государства и народности (южные и западные славяне VI—
XII вв.). М., 1991. С. 87—106 (особенно с. 87—99).
См. также: Марсина Р. Славяне и мадьяры в конце IX — X в. // Раннефе-
одальные государства и народности (южные и западные славяне VI—XII вв.).
М., 1991. С. 106—116.
потомкам Арпада и их преемникам (из других династий) было

суждено править над чрезвычайно разнородным в этноязыко-
вом отношении населением — как собственно венгерского, так
и славянского, влашского (см. II.5.1) и иного происхождения.
В 1000 г. венгерский правитель Стефан (венг. Иштван) I Свя-
той (ок. 974 — 1038) принял от римского папы Сильвестра II
(999—1003) королевскую корону, после чего за Венгрией
закрепилось достоинство королевства. Господствующей ре-
лигиозной доктриной и практикой в нем стало западное, «ла-
тинское» христианство, приобщение к которому со временем
предопределило и соответствующую цивилизационную при-
надлежность Венгрии — к средневековой западнохристиан-
ской, «латинско»-католической общности8.
v
Впрочем, в некоторых частях венгерских владений — осо-
бенно в Южной Венгрии, непосредственно соприкасавшейся с -
5.6
балканскими землями, — долгое время было широко распро-
странено и византийское православие (примерно до начала
XIII в.), а некоторые группы венгерских подданных, особенно
влахи, следовали ему на протяжении всего Средневековья.
127
Вернемся, однако, к событиям IX в. и Хорватии Трпимировичей.
V.6. Независимая Хорватия: взлеты и падения. — Согласно Вер-

денскому договору 843 г. о разделе Франкской империи между по-
томками Карла Великого, право верховного сюзеренитета над Хор-
ватским княжеством отошло к Итальянскому королевству Каро-
лингов. После этого зависимость Хорватии от франков стала быстро
слабеть, а в 876 г. — после смерти итальянского короля и императора
Людовика II (855—875) — прекратилась окончательно.
Правда, вскоре после этого свое верховенство Хорватии стала
пытаться навязать Византия. Однако, в конечном счете, эти по-
пытки оказались неудачными. Несмотря на то, что и в X, и даже в
XI в. хорватские правители неоднократно принимали из далекого
8 Об истории венгров и Венгрии в Средневековье подробнее см.: Жем-

личка Й., Марсина Р. Возникновение и развитие раннефеодальных центра-
лизованных монархий в Центральной Европе (Чехия, Польша, Венгрия) //
Раннефеодальные государства и народности (южные и западные славяне
VI—XII вв.). М., 1991. С. 167—189 (особенно с. 180—187); Краткая история
Венгрии. С древнейших времен до наших дней. М., 1991. С. 9—133; Конт-
лер Л. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы. М., 2002. С. 25—
229; Шушарин В.П. Ранний этап этнической истории венгров: Проблемы
этнического самосознания. М., 1997.
Константинополя пышные имперские титулы, это отражало не

столько их реальную зависимость от Византии, сколько их соб-
ственные внутри- и внешнеполитические притязания. А с ними
империя не могла в той или иной мере не считаться, нуждаясь в
союзе с хорватами для защиты своих интересов на Адриатике.
Расцвет Хорватии Трпимировичей обычно связывают с
правлением князя Томислава в начале X в. (ок. 910 — ок. 928).
Прежде всего, Томислав сумел отразить натиск венгров, которые
незадолго перед тем появились на землях Среднего Подунавья,
к северу от Хорватии, и представляли для нее более чем реальную
О
угрозу (см. V.5). Предполагается, что в ходе противостояния с
Ч венграми Томислав даже присоединил к Хорватии на некоторое
Е время Посавскую область (см. V.4). Кроме того, около 926 г. То-
Р
К
мислав сумел отразить вторжение войска тогдашнего болгарского
правителя Симеона (см. III.8). Наконец, не исключено, что око-
v ло 925 г. Томислав даже принял на себя титул короля (лат. rex) —
или, скорее, заявил о своих притязаниях на него.
Однако после смерти Томислава могущество Хорватии
резко упало. Прежде всего, это было следствием значительно-
128 го ослабления в ней центральной княжеской (или королевской)
власти и, вместе с тем, усиления хорватской знати. В свою оче-
редь, это стало периодически приводить к острым конфликтам
между ними. Естественно, что пользоваться — в своих интере-
сах — таким положением дел в Хорватии не упускали возмож-
ности ее соседи, из которых особую угрозу для нее представ-
ляли собой Венгрия, сложившаяся как государство на исходе
X в. (см. V.5), и Венеция, стремившаяся занять место слабею-
щей Византии на восточном побережье Адриатики9.
Во второй половине XI в., в правление Петра Крешимира
IV (ок. 1058 — 1074) и сменившего его Димитрия Звонимира
(1074—1089), Хорватия пережила еще один период относи-
тельного подъема, отмеченный некоторой внутренней стаби-
лизацией и несомненными внешнеполитическими успехами.
Так, при Петре Крешимире в состав Хорватского государства
была включена первоначально сербская область «неретвлян»,
или Пагания, располагавшаяся вдоль Адриатического побере-
жья между реками Цетина и Неретва (см. IV.2). Кроме того,
Петр Крешимир, по всей видимости, был первым хорватским
9 О средневековой Венеции и ее экспансии на Адриатике и в Восточном

Средиземноморье см.: Норвич Дж. История Венецианской республики.
М., 2009; Оке Ж.-К. Средневековая Венеция. М., 2006; Соколов Н.П.
Образование Венецианской колониальной империи. Саратов, 1963.
Античный театр.
II в. н. э.
Пловдив (Болгария).
Фото А. С. Добычиной
Античные надгробия.
II—III вв. н. э.
Монастырь Грачаница
(Косово).
Фото А. А. Сафонова
Храм Св. Софии. 2 половина V в. София (Болгария).
Фото А. С. Добычиной
Храм св. Георгия. IV в. София (Болгария).

Фото П. Е. Лукина
Райский сад. Напольная мозаика большой базилики. V в.
Античное городище Гераклея Линкестис (Herakleia Lynkestis)
Фото П. Е. Лукина
Храм Св. Софии. Конец X — середина XI в. Охрид

(Бывшая югославская республика Македония). Фото А. А. Сафонова
Евхаристия (фрагмент). Настенная роспись середины XI в.
Храм Св. Софии. Охрид (Бывшая югославская республика Македония).
Фото М. Н. Бутырского
Оплакивание Христа (фрагмент). Настенная роспись 1164 г.

Храм св. Пантелеймона. Монастырь св. Панте леймона, Нерези
Храм св. Пантелеймона. 1164 г. Монастырь св. Пантелеймона, Нерези
Рождество Богородицы (фрагмент). Введение Богородицы во храм

(фрагмент). Настенная роспись 1164 г. Храм св. Пантелеймона.
Монастырь св. Пантелеймона, Нерези (Бывшая югославская
республика Македония). Фото М. Н. Бутырского
Храм Богородицы Эвергетиды («Благодетельницы»).
Конец XII в. Монастырь Студеница (Сербия).
Богородица Студеницкая. Настенная роспись 1208/9 г.
Храм Богородицы Эвергетиды. Монастырь Студеница (Сербия).
Храм свв. Николая и Пантелеймона. XI в. — 1259 г.
Бояна, София (Болгария). Фото П. Е. Лукина
Царь Константин Тих Асень Севастократор Калоян
Севастократорисса Десислава Св. Николай Мирликийский
Настенные росписи 1259 г. Храм свв. Николая и Пантелеймона.

Бояна, София (Болгария). Фото М. Н. Бутырского
Храм свв. Иоакима и Анны («Кралева церковь»). 1314 г.
Монастырь Студеница (Сербия).
Король Стефан II Урош Милутин. Настенная роспись 1314 г.
Храм свв. Иоакима и Анны («Кралева церковь»).
Монастырь Студеница (Сербия). Фото М. Н. Бутырского
Рождество Богородицы. Настенная роспись 1314 г.

Храм свв. Иоакима и Анны («Кралева церковь»).
Монастырь Студеница (Сербия). Фото М. Н. Бутырского
Храм свв. Архангелов. 1341—1349 гг. Монастырь Лесново
(Бывшая югославская республика Македония)
Царь Стефан Душан. Настенная роспись 1347—1348 гг.
Храм свв. Архангелов. Монастырь Лесново
(Бывшая югославская республика Македония). Фото М. Н. Бутырского
Деспот Иоанн Оливер. Настенная роспись 1347—1348 гг.

Храм свв. Архангелов. Монастырь Лесново
(Бывшая югославская республика Македония). Фото М. Н. Бутырского
Дубровник (Хорватия). Фото И. К. Фоменко
Храм Спасителя. 1520 г. Монастырь францисканцев. XIV—XV вв.

Дворец князя (ректора). 1435—1442 и после 1463 г.
Хамам (баня) Даут-паши. 1484—1497 гг. Скопье

(Бывшая югославская республика Македония). Фото А. А. Сафонова
Куршумли-хан (постоялый двор). 1550 г. Мечеть Баня-баши-джами.
Скопье (Бывшая югославская республика XVI в. София (Болгария).
Македония). Фото А. А. Сафонова Фото А. С. Добычиной
Тюрбе (усыпальница) Дамада Али-паши. XVIII в.

Калемегдан, Белград (Сербия). Фото А. А. Сафонова
правителем, кто установил свое верховенство над городами

прилегающей к его владениям части Далмации (см. ниже).
Примечательно, что при этом Петр Крешимир претендо-
вал на то, что действует в далматинских городах от лица их
номинального суверена — византийского императора. Что и
в самом деле имело под собой определенное основание. Ибо
еще во второй половине IX в., при Василии I Македонянине
(867—886), имперские власти в далеком Константинополе
признали за князьями хорватов право на сбор с этих городов
символической дани.
В свою очередь, Димитрий Звонимир овладел верхов-
ной властью в Хорватии в 1074 г. при поддержке со стороны
Венгрии, фактически став узурпатором. До этого он носил
v
титул хорватского бана (лат. banus) — аварский (ср. IV.10,
V.1) по происхождению и второй по высоте после княже- -6
ского (или королевского) — и был, вероятно, наместником
Петра Крешимира на значительной части его формальных
владений. С венгерской правящей династией Арпадов Ди-
митрия Звонимира связывали не только вассальные, но и
родственные узы — через его супругу Елену, приходившу- 129
юся сестрой венгерскому королю Владиславу (венг. Ласло)
I (1077—1095). Опираясь на эти связи и утвердившись на
хорватском троне, Димитрий Звонимир сумел снова присо-
единить к Хорватии Посавскую область, а в 1075 г. офици-
ально получил от римского папы Григория VII (1073—1085)
титул короля (лат. rex) в обмен на поддержку в борьбе с гер-
манским императором Генрихом IV (1056—1106). Наконец,
если не Петр Крешимир, то именно Звонимир был тем хор-
ватским правителем, кто распространил свое верховенство
на часть далматинских городов — при сохранении за ними
широкой внутренней автономии.
Однако после того, как в 1089 г. король Звонимир умер —
а, возможно, был убит своими противниками из числа хорват-
ской знати, — его тесные связи с Венгрией в условиях так и не
преодоленной внутренней слабости самого Хорватского коро-
левства позволили венгерскому королю Владиславу I не только
заявить о своих правах на хорватский трон, но и приступить к
осуществлению их на деле. Уже в 1091 г. Владислав I овладел
Посавскими землями, а в 1102 г. его преемник, король Каль-
ман (1095—1116) присоединил к Венгрии и собственно Хор-
ватию, добившись от хорватской знати признания в качестве
хорватского короля и короновавшись хорватской короной.
Добавим, что именно после этого и произошло оконча-

тельное вовлечение Венгрии в дела Балканского полуостро-
ва, а в его западных областях развилось то противоборство
между венгерским и византийским влияниями, о котором не-
однократно упоминалось выше (см. IV.5, IV.10).
V.7. Хорватия и Славония под властью венгерских королей. —

Впрочем, переход Хорватии под власть венгерских королей отнюдь
не означал ее полного растворения среди других владений Венгер-
ской короны — Короны св. Стефана (венг. Иштвана) (см. V.5).
О
Хорватская знать, влившись в феодальную иерархию Венгер-
Ч ского королевства и образовав с собственно венгерской знатью
Е единый господствующий класс, ревностно поддерживала пред-
Р
К
ставление о том, что в число венгерских владений Хорватия во-
шла не через завоевание — прямой захват вооруженной силой, —
v но в результате добровольного присоединения и в качестве осо-
бого образования, не подлежащего упразднению. Впоследствии
на основе этого представления среди хорватской знати сложилась
целостная политико-правовая концепция Тройственного (или
130 Триединого) королевства Хорватии, Славонии и Далмации,
связанного правовыми — т.е. договорными — отношениями с
Венгерской короной и потому занимающего в составе ее владе-
ний особое положение. Впрочем, законченный вид эта концеп-
ция приобрела только к концу XVI в. и в совершенно особых
условиях (см. ниже).
Вместе с тем, под властью венгерских королей собственно
Хорватия продолжала оставаться отчетливо обособлена от Посав-
ской области, или Славонии — как эта область стала именоваться
с XIII в. (см. V.4). Вообще, Славония была гораздо глубже, чем
Хорватия вовлечена в русло венгерской социально-политической,
хозяйственно-экономической и культурной практики. Также
важно, что в XIII—XIV вв., когда во владениях Венгерской короны
оформилась сословная организация общества, в Хорватии и Сла-
вонии возникли раздельные органы сословно-территориального
представительства — сáборы, где местная феодальная знать мог-
ла заявлять и отстаивать свои сословные интересы. Кроме того,
верховную власть венгерского короля в Хорватии и Славонии
представляли отдельные баны (первоначально в Хорватии этим
лицом был герцог из королевского рода), которые происходили из
местной знати и были связаны с ней едва ли не более тесно, чем с
самим королем. В периоды ослабления его власти они начинали
вести себя как вполне самостоятельные правители, мало считаясь
с нуждами Венгерской короны как целого.
В частности, именно так обстояло дело в конце XIII и в пер-

вые десятилетия XIV в., когда титул бана Хорватии принадлежал
представителям знатного, влиятельного и чрезвычайно амбици-
озного хорватского рода Шубичей (позднее графы Зринские).
Не удивительно, что в этих условиях население Славонии еще

очень долго сохраняло свою собственную, отдельную от хорватской,
этнополитическую и этнокультурную идентичность и начало вос-
принимать себя как хорватов в основном только в XVII в. (ср. V.2).
V.8. Хорватия и Славония между Османами и австрийскими

Габсбургами. — Между тем, во второй половине XV в. хорват-
ские и славонские владения Венгерской короны стали подвер- v
гаться все более частым и разрушительным нападениям осман-
ских турок (см. III.16—III.17, IV.8, IV.13).
-
7.8
В начале следующего, XVI в. как над Хорватией и Славони-
ей, так и над собственно венгерскими землями вплотную навис-
ла угроза османского завоевания. Прелюдией к нему послужило
взятие османцами в 1521 г. Белграда, который перед тем долгое 131
время играл роль важнейшего форпоста Венгерской короны на
южных рубежах ее владений. Финал же последовал после того,
как всего через пять лет, в 1526 г., у города Мохач (в Южной
Венгрии) венгерская армия потерпела катастрофическое по-
ражение от войска султана Сулеймана I Кануни (букв. «Зако-
нодателя») (1520—1566). Среди прочего это поражение было
ознаменовано гибелью самого короля Людовика (венг. Лайоша)
II Ягеллона (1516—1526), который одновременно с венгерским
занимал еще и трон Чешского королевства.
В этих условиях среди феодальной знати Венгерской коро-
ны произошел раскол. Меньшая ее часть последовала примеру
чешских сословий и избрала королем эрцгерцога австрийского
Фердинанда I Габсбурга (1527—1564) — брата Карла V Габ-
сбурга, испанского короля и германского императора (1519—
1556)10. Напротив, бо́льшая часть венгерской знати избрала на
трон Венгрии Яна Запольского (венг. Яноша Запольяи), ко-
торый искал поддержки у султана Сулеймана и даже признал
себя его вассалом. Борьба между Фердинандом I Габсбургом и
Яном Запольским и их сторонниками продолжалась еще около
10 О возвышении династии Габсбургов и ее владениях в первой половине

XVI в. см.: Воцелка К. История Австрии. Культура, общество, политика.
М., 2007. С. 73—84, 115—124.
двух десятилетий, в то время как в самих землях Венгерской

короны не прекращалось османское наступление.
В итоге, к середине XVI в. прежние владения Венгерской
короны оказались буквально «разорваны» между Османами и
австрийскими Габсбургами, закладывавшими тогда основы сво-
ей центральноевропейской монархии. В юго-восточной части
прежних венгерских владений оформилось отдельное княжество
Трансильвания, в котором проживало смешанное венгерское,
влашское, славянское и даже немецкое население и которое пере-
шло в вассальную зависимость от Османов. Центр и юг венгерских
О
владений, включая бóльшую часть Хорватии и Славонии, вошли
Ч непосредственно в состав Османской империи. А на севере Вен-
Е грии и на оставшейся части Хорватии и Славонии утвердилась
Р
К
власть Габсбургов, удержавших за собой права на венгерский коро-
левский титул, — за что они вплоть до 1606 г. должны были платить
v дань Османам. Примечательно, что сами хорваты по отношению
к этой последней части хорватско-славонских земель употребляли
выразительное определение остатки остатков (лат. reliqua reli-
quarum) некогда славного Хорватского королевства11.
132 Что же касается важнейших обстоятельств последующей
истории этих «остатков» — до конца эпохи Средневековья, —
то отдельного упоминания заслуживают два из них, тесно свя-
занные между собою.
Во-первых, удержанные Габсбургами «остатки остатков»
Хорватии и Славонии на протяжении еще около полутора веков
испытывали на себе прямой военный натиск Османов, играя
роль «переднего края» обороны наследственных владений габ-
сбургской монархии: Нижней и Верхней Австрии, Штирии,
Каринтии, Крайны и некоторых др.12
Во-вторых, здесь очень существенно изменилась этноконфес-
сиональная ситуация, равно как и сама система государственного
управления. В большой степени и то, и другое было вызвано мас-
совым притоком сюда православных сербов и других беженцев из
османских владений — вплоть до влахов (см. II.5.1), с которыми
этих беженцев отождествляли австрийские власти. Им всем Габ-
сбурги охотно предоставляли земельные наделы в пограничной
с османскими владениями полосе и значительные привилегии в
обмен на военную службу по защите соответствующей границы.
11 Фрейдзон В.И. История Хорватии… С. 56.
12 Подробнее см.: Ивонин Ю.Е. Политика Габсбургов в Юго-Восточной
Европе в XVI—XVIII веках // Славяне и их соседи. Средние века — Ран-
нее Новое время. Вып. 9. Славяне и немцы. 1000-летнее соседство: мирные
связи и конфликты. М., 1999. С. 152—167.
Уже во второй половине XVI в. здесь были заложены осно-

вы отдельного военно-административного образования в ве́ -
дении центральных правительственных учреждений в Вене —
Хорватско-Славонской военной границы (или Крайны —
нем. Militärgrenze, хорв. Vojna krajina). В 1630 г. ее жители-
граничары, согласно Валашским статутам (лат. Statuta
Valachorum), получили права относительно широкого внутрен-
него самоуправления в качестве особой конфессионально-
соcловной общины. А в целом, Военная Граница после этого
была окончательно отделена от «гражданской» Хорватии и вы-
ведена из-под контроля ее собственных органов власти. В по-
следнем случае речь идет прежде всего об институтах хорватского
бана и хорватского сабора, которые возникли в результате слия-
ния около середины XVI в. первоначально раздельных органов v
управления прежних, «догабсбургских» Хорватии и Славонии
(см. V.7). Что, в свою очередь, было обусловлено перемещением
-8
хорватской знати в Славонию под османским натиском.
Еще позднее, на рубеже XVII–XVIII вв. на землях «осво-
божденной» к тому времени австрийцами исторической Юж-
ной Венгрии под властью Габсбургов возникло еще одно от- 133
дельное образование с особым статусом и преимущественно
сербским населением, за которым со временем утвердилось
характерное название Воеводина (серб. Воjводина).
Это стало следствием массового переселения сюда право-
славных беженцев с Балкан, в том числе из южносербских об-
ластей Косово и Метохия, которое произошло в 1690 г. по-
сле ряда военных неудач австрийских войск в ходе очередной
австро-османской войны. Переселенцы получили от Габсбур-
гов свободу вероисповедания, церковную автономию и право
выбора собственного митрополита, кафедра которого была
помещена в городе Сремски Карловцы13.
Не менее причудливой, чем у средневековой Хорватии,
оказалась историческая судьба и у средневековой Далмации,
значительная часть которой уже в ту эпоху вошла в рамки хор-
ватского этнополитического и этнокультурного ареала14.
13 Подробнее см.: Костяшов Ю.В. Великое переселение сербов 1690 г. //
Демографические процессы на Балканах в Средние века. Калинин, 1984.
C. 117—130; Он же. Сербы в Австрийской монархии в XVIII веке. Калинин-
град, 1997. С. 18—26, 48—60.
14 Об истории средневековой Далмации подробнее см.: Акимова О.А. «Ла-
тиняне» и «славяне»: Романские культурные традиции и этносоциальное раз-
витие городов-коммун на Балканах // Элита и этнос в средневековье. М., 1995.
V.9. Далмация античная и Далмация средневековая. —

Средневековая Далмация включала в себя не всю, но лишь
часть территории одноименной позднеримской провинции
(лат. Dalmatia), которая располагалась на северо-западе Бал-
канского полуострова, имела своим центром город Салона (лат.
Salona — в настоящее время Солин в современной Хорватии) и
охватывала все пространство между Адриатическим морем и
рекой Сава (ср. V.1).
В отличие от этой античной Далмации, Далмация средне-
вековая ограничивалась лишь узкой полосой Адриатического
О
побережья — между морем и горами Динарского нагорья — и
Ч прилегающими к нему островами.
Е
Р
К
V.10. Под суверенитетом Византии. — В Раннее Средне-
v вековье на этой узкой полосе продолжали существовать го-
рода с романским и романизованным населением, которые
по-прежнему признавали над собой — хотя бы формально —
верховный суверенитет византийского императора в далеком
134 Константинополе, периодически подтверждаемый импера-
торским флотом (см. II.5).
Часть из этих городов восходила непосредственно к эпохе
Античности, ибо в начале VII в. сумела устоять перед аваро-
славянским натиском — как, например, Задар (лат. Jadera),
Трогир (лат. Tragurium), Котор (лат. Dekaterae), Улцинь (лат.
Ulcinium). Другие далматинские города были заново основа-
ны беженцами из тех близлежащих позднеантичных центров,
которые были разгромлены «варварами». К числу таких но-
вооснованных городов с античной предысторией относятся
Сплит, Дубровник, Бар и др.
С. 271—276; Мананчикова Н.П. Дубровник XIII — первой половины XV века:

Проблемы торговли. Воронеж, 1999; Она же. Социально-политическое раз-
витие и проблемы торговли Дубровника в XIII — первой половине XV века.
Воронеж, 2008; Подопригорова Н.Н. Дубровник: структура власти и правя-
щая элита (вторая половина XIII — первая половина XV в.). Воронеж, 2003;
Фрейденберг М. М. Деревня и городская жизнь в Далмации XIII—XV вв. Ка-
линин, 1972; Он же. Дубровник и Османская империя. Изд. 2, перераб. и доп.
М., 1989; Фрейденберг М.М., Чернышов А.В. Города-коммуны Далматин-
ского побережья (VII — середина XIII в.) // Раннефеодальные государства на
Балканах. VI—XII вв. М., 1985. С. 250—284; Они же. Коммунальный строй
далматинских городов XII—XIV вв. Калинин, 1983; Фрейдзон В.И. Исто-
рия Хорватии... С. 9—51, 82—88; Шаферова Л.А. Котор XII — начала XV вв.
Социально-экономические отношения южнодалматинского города. Красно-
ярск, 1990.
Так, средневековый Сплит возник на месте позднеантичного

поселения Аспалат (или Спалат — греч.   , лат. Spalatum)
со знаменитым дворцом императора Диоклетиана (284—305),
где обосновались беженцы из Салоны (см. V.1, V.9). Дубровник
(лат. Ragusium, греч. , ) был основан бежен-
цами из располагавшегося поблизости Эпидавра (Цавтат в совре-
менной Хорватии). Бар — беженцами из Доклеи (см. IV.2).
Несмотря на формальный суверенитет Византии, в своих от-

ношениях с расселившимися по соседству славянскими «варва-
рами» и в своей внутренней жизни эти города оставались вполне
самостоятельными. И в них продолжали поддерживаться и разви-
ваться традиции позднеримского муниципального строя — в той
мере, в какой они могли быть приспособлены к новым условиям. v
На рубеже VIII–IX вв. Далмация стала предметом спора
между Византией и Франкской империей Карла Великого. Од-
-
9.10
нако в 812 г., при заключении между ними мирного договора (во
франкской столице Аахен), франки были вынуждены уступить
и признать права на Далмацию за императором Константино-
поля, сохранив за собой лишь те земли, где вскоре обнаружила 135
свое существование «страна хорватов» (см. V.1—V.2). Позиции
Византии на далматинском побережье Адриатики еще более
окрепли в конце 860-х гг., при императоре Василии I Маке-
донянине (867—886), когда здесь даже была образована от-
дельная фема (военно-административный округ) «Далмация»,
правителем которой стал происходивший из местной среды гра-
доначальник (лат. prior) города Задар.
Свою убедительность суверенитет Византии над далматин-
скими городами утратил только во второй половине XI в., после
чего настойчивые попытки подчинить себе какие-либо из них стали
предпринимать едва ли не все те новые силы, которые стремились
заместить слабеющую империю на восточном побережье Адриа-
тики: и Венеция, и Хорватия (см. V.6), и Венгрия (см. V.5), и серб-
ская Дуклянская держава (см. IV.4), и некоторые другие.
В 1167—1180 гг. византийское влияние в Далмации было вновь
восстановлено императором Мануилом I Комнином (1143—1180),
чтобы окончательно и бесповоротно пасть буквально сразу после
его смерти (ср. III.12, IV.5, IV.10). К исходу XII в. над городами
Северной и Средней Далмации — Задаром, Сплитом, Трогиром
и др. — утвердился сюзеренитет Венгрии (ср. V.6—V.7). Города
Южной Далмации — Котор, Бар, Улцинь и др. — признали вер-
ховенство великого жупана Сербии Стефана Немани (см. IV.5).
И только Дубровник продолжал оставаться под номинальным
суверенитетом империи, пока в 1205 г. им не овладела Венеция —

вслед за Задаром, захваченным Венецией еще в 1202 г., непо-
средственно в ходе IV крестового похода (ср. III.13).
V.11. Славянизация, становление городских коммун и ма-

териальное процветание. — Тем временем сами далматинские
города в своих внутренних делах по-прежнему сохраняли ши-
рокую автономию и переживали замечательную в своем роде
историческую эволюцию, которая в конце концов превратила
О
их в одно из самых ярких явлений не только балканского, но и
Ч общеевропейского Средневековья.
Е Важнейшими чертами этой эволюции могут считаться следующие:
Р
К
— сохранение и непрерывное продолжение позднеантич-
ных традиций в самых разных областях местной жизни —
v т.е. континуитет между Античностью и Средневековьем,
причем в самом строгом значении этого понятия;
— восстановление в начале X в. в полном объеме духовной
юрисдикции Римской церковной кафедры; что, в свою оче-
136 редь, закрепило принадлежность местного населения к за-
падному, «латинскому» христианству;
— постепенная славянизация — а, во многих случаях, даже хор-
ватизация (см. V.3) — подавляющей части городских жителей,
которая в основном должна была завершиться к началу XIII в.,
став результатом широкого и разностороннего взаимодействия
между городскими общинами и их славянским окружением;
— культурное и, в частности, политико-правовое влияние со
стороны соседней Италии, в русле которого в далматинских
городах к середине XIII в. оформились городские комму-
ны и утвердился т.н. коммунальный строй;
— и, наконец, завидное материальное благополучие, которое в
XIII—XIV вв. перешло в подлинное процветание; оно было
в самой высокой степени основано на той посреднической
роли, которую далматинские купцы — особенно из Дубров-
ника, а также Котора — стали играть в торговле между вну-
тренними, континентальными областями Балканского по-
луострова и странами Средиземноморья.
Последнее обстоятельство, среди прочего, позволяет хотя
бы отчасти представить себе причины того ожесточенного со-
перничества — прежде всего между Венгрией (со стороны ма-
терика) и Венецией (со стороны моря), — предметом которо-
го Далмация и ее города стали накануне и после падения над
ними византийского суверенитета.
V.12. Далмация между Венгрией, Венецией и Османами. —

Это соперничество зародилось еще в XI в. (ср. V.6), особен-
но обострилось после 1180 г. (см. V.10) и не утихало потом на
протяжении практически всего XIII, XIV и XV вв.
В конце концов, в первой половине XV в. над большей ча-
стью далматинских городов утвердилось верховенство Вене-
ции, которая еще в 1409 г. выкупила формальные права на
Далмацию у одного из тогдашних претендентов на венгерский
трон, Владислава Неаполитанского15.
Так, Задар (итал. Zara), в 1358 г. вновь ставший венгерским
владением (ср. V.10), перешел к венецианцам в 1409 г. Сплит
(итал. Spoleto) и Трогир (итал. Traù), попавшие под власть Вен-
грии (ср. V.10) еще в 1107 г. — в 1420 г. Котор (итал. Cattaro), с
v
1186 г. принадлежавший Сербии Неманичей (см. IV.5), а после
ее распада (см. IV.7) Венгрии — также в 1420 г. Улцинь (итал. -
11.12
Dulcigno), бывший владением Сербии Неманичей с 1181 и Зеты
Балшичей (см. IV.7) с 1396 г. — в 1421 г. Бар (итал. Antivari),
принадлежавший Неманичам с 1183 г., а после Балшичам и де-
споту Стефану Лазаревичу (см. IV.8) — в 1443 г.
137
Вплоть до Наполеоновских войн и Кампоформийского мира
1797 г. большей части Далмации так и суждено было оставаться под
венецианским правлением, итоги которого в исторической пер-
спективе едва ли поддаются однозначной оценке. С одной сторо-
ны, венецианцы предотвратили поглощение Далмации — казалось
бы, неизбежное — Османской империей, которая с конца XV в.
безраздельно господствовала в непосредственно примыкавших к
самой Далмации Зете (см. IV.8) и Герцеговине (см. IV.13).
Правда, позднее, в 1571 г. Венеция все же утратила в
пользу Османов некоторые из городов Южной Далмации,
включая Бар и Улцинь.
Кроме того, венецианцы выступали проводниками разно-
образных итальянских влияний, приобщение к которым вовле-
кало далматинское общество в русло итальянской ренессансной
культуры, приобретшей в XV—XVI вв. общеевропейское значе-
ние. С другой стороны, в своих далматинских владениях Вене-
ция отнюдь не горела желанием поддерживать то, в чем издавна
15 О действиях Венеции на восточном побережье Адриатики и в славян-

ских землях Балкан в Позднее Средневековье подробнее см.: Воробьева И.Г.
Венецианская республика и югославянские земли в XV—XVII веках. Учеб-
ное пособие. Калинин, 1987.
усматривала источник угрозы для своего монопольного поло-

жения на Адриатике. Жесткий контроль метрополии и нередко
прямые ограничения в ее интересах были наложены не только
на прежние формы общественно-политической жизни в Дал-
мации, но и на торгово-экономическую деятельность ее насе-
ления. С началом следующего, XVI в. тяжесть венецианского
правления усугубило еще и постепенное перемещение основных
маршрутов европейской морской торговли из Средиземноморья
в Атлантику и на Тихий океан, обусловленное османской угро-
зой и обеспеченное освоением морского пути в Индию вокруг
О
Африки, открытием Нового Света и другими великими дости-
Ч жениями того времени. В конечном счете, для городов венеци-
Е анской Далмации все это обернулось сначала стагнацией, а затем
Р
К
явным упадком — пусть и не скорым, зато необратимым.
Счастливое исключение на фоне упадка венецианской Дал-
v мации составил Дубровник (итал. Ragusa), который еще в XIV в.
превратился в процветающую городскую республику.
Законодательная власть в Дубровнике принадлежала
Большому Совету (лат. Consilium majus), члены которого из-
138 бирались из среды городского патрициата (лат. nobiles). В свою
очередь, он избирал Малый Совет (лат. Consilium rogatorum)
и Сенат, который обладал верховной исполнительной вла-
стью и в этом качестве избирал городского ректора (лат. rec-
tor) или князя, т.е. собственно градоправителя.
В 1205 г. — после IV крестового похода, распада Византии и
начала борьбы за «византийское наследство» (см. III.13) — Ду-
бровником овладела Венеция (см. V.10). Однако в 1358 г. Ве-
нецию сменила Венгрия, а в 1526 г. — после роковой для самой
Венгрии битвы у Мохача (см. V.8) — протекторат над городом
перешел к Османам. Дубровник, который к тому времени при-
обрел богатый опыт лавирования между разными «покровите-
лями» ради извлечения собственной выгоды из их соперниче-
ства, обязался ежегодно выплачивать султану, в знак подчине-
ния, 12,5 тысяч золотых дукатов. Взамен город сохранил полную
самостоятельность в своих внутренних делах и обеспечил для
себя роль главного посредника в торговле между балканскими
владениями Османов и христианской Европой. Под османским
протекторатом процветание Дубровника продолжалось вплоть
до 1667 г., когда он стал жертвой катастрофического землетря-
сения, от которого ему так и не суждено было оправиться.
В заключение стоит сказать хотя бы несколько слов о еще
одной стороне жизни Далмации и ее городов в Позднее Сред-
невековье, без учета которой невозможен ни один, хотя бы и

самый краткий, очерк их истории.
V.13. Гуманизм, Ренессанс и барокко в Далмации. — Уже

в первой половине XV в., опередив в этом отношении многие
другие страны позднесредневековой Европы, далматинские го-
рода стали местом развития первых гуманистических штудий
(лат. studia humanitatis). Это было обусловлено не только давни-
ми связями самих этих городов с соседней Италией, но и во-
обще всей местной исторической и культурной средой, не знав-
шей разрыва с Античностью и буквально «нафаршированной»
ее материальными остатками.
Как следствие, Далмация превратилась в один из важнейших v
очагов интеллектуального и художественного творчества в русле
европейского Ренессанса, а позже, в XVII в. — барокко. Поэзия,
-
13
драматургия, историография, книгопечатание, архитектура —
трудно найти область, в которой бы не отметились, так или иначе,
творцы, выросшие или принятые в стенах далматинских городов.
Примечательно, что наибольшего размаха и наивысшего совер- 139
шенства это ренессансное и барочное творчество достигло имен-
но в Дубровнике, продолжающееся торгово-экономическое про-
цветание которого гарантировало спрос и материальную под-
держку для самых смелых творческих инициатив16.
Так, именно дубровчанином был Мавро Орбини — ав-
тор изданного в 1601 г. (на итальянском языке) знаменитого
сочинения «Царство славян» (Il Regno degli Slavi), которое
стало первым сводным трудом по истории всех известных в то
время славянских народов и в этом качестве впоследствии
было широко востребовано деятелями славянского Нацио-
нального возрождения (см. I.1).
16 О развитии в Далмации культуры Возрождения и главных ее представителях,

особенно в области словесного творчества, подробнее см.: Голенищев-Куту-
зов И.Н. Итальянское Возрождение и славянские литературы XV—XVI веков.
М., 1963; Мельников Г.П. Культура Словении, Хорватии и Далмации, Слова-
кии в Средние века и эпоху Возрождения // История культур славянских на-
родов. В 3 т. Т. 1. Древность и Средневековье. М., 2003. С. 463—471.
С важнейшими архитектурно-художественными памятниками далма-
тинского Ренессанса и барокко можно познакомиться по кн.: Комелова Г.Н.,
Уханова И.Н. Сплит. Дубровник. Л., 1976; Трифунович Л. Югославия.
Памятники искусства. Београд, 1989.
Очерк VI
СЛАВЯНЕ И БАЛКАНСКАЯ СРЕДА.
ХОЗЯЙСТВО И ОБЩЕСТВО
В БАЛКАНСКИХ СЛАВЯНСКИХ
СТРАНАХ ВИЗАНТИЙСКОГО КРУГА
VI.1. Славяне на Балканах: аккультурация

и цивилизационное размежевание. [141] —
VI.1.1. Фактор среды. [142] — VI.1.2. Фактор
военно-политической конъюнктуры. [145] —
VI.1.3. Фактор церковно-конфессиональной
конъюнктуры. [147] — VI.2. Земледелие как
основа хозяйственной практики. [151] —
VI.3. Аграрно-правовой строй. [154] —
VI.3.1. Отношения собственности. [159] —
VI.3.2. Отношения между собственниками
и государством. [161] — VI.3.3. Отношения
между крупными земельными собственниками
и зависимыми держателями. [162] —
VI.4. Города и городская жизнь. [165]
В ыше, за некоторыми исключениями (см. V.8, V.12),
изложение средневековой истории славянских
народов и стран Балканского полуострова было
доведено до времени османского завоевания. С это-
го времени в истории славян на Балканах начался со-
vi
-1
вершенно особый период — как по продолжительности,

так и по содержанию, — безусловно требующий отдель- 141
ного рассмотрения. Однако прежде чем приступить к
нему, целесообразно представить хотя бы самые общие
культурно-цивилизационные итоги того исторического
пути, который они проделали в предшествующий, до-
османский период.
VI.1. Славяне на Балканах: аккультурация и циви-

лизационное размежевание. — Ко времени осман-
ского завоевания средневековые славянские народы
Балкан по своему культурно-цивилизационному об-
лику уже очень сильно отличались от своих древнесла-
вянских «предков». Не меньше отличий обнаруживали
они и в сравнении со своими средневековыми этниче-
скими «родственниками» в других регионах Европы,
и даже между собой.
Все это было обусловлено, с одной стороны, аккуль-
турацией — т.е. «врастанием», «укоренением» — самих
славян в природную, историческую и культурную сре-
ду Балканского полуострова, а с другой — развившим-
ся среди них цивилизационным размежеванием под
действием местной военно-политической и церковно-
конфессиональной конъюнктуры.
VI.1.1. Фактор среды. — Действие этого фактора на балкан-

ских славян стало прямым и неизбежным следствием самого
их расселения и последующего постоянного проживания на
Балканах 1.
Прежде всего, здесь славяне попали в условия совершен-
но иной природной среды, нежели та, что имела место на их
центрально- и восточноевропейской прародине (см. I.3, I.10)2.
Иные рельеф, почвы, климат, температурный и влажностный
режим — все это потребовало от славян внести значительные
изменения в дотоле привычную хозяйственно-бытовую прак-
О
тику. Что, в свою очередь, стало для них мощным стимулом
Ч к установлению мирных контактов с остатками автохтонного
Е населения с целью освоения необходимых производственных
Р
К
навыков и соответствующего опыта (см. II.7).
В дальнейшем эти контакты между недавними пришель-
vi цами и уцелевшими автохтонами перешли в постоянное взаи-
модействие между потомками тех и других, охватившее едва
ли не весь спектр их повседневной, массовой, т.н. народной
культуры, включая связанную с природно-хозяйственным
142 циклом обрядность, домостроительство, язык повседневного
общения и даже эмоционально-психологический склад. При
этом славяне не только испытывали, но и сами, в той или иной
степени, оказывали встречное влияние на своих соседей по
полуострову — будь то византийские греки, влахи (см. II.5.1),
албанцы (см. II.5.2) или новые пришельцы, появлявшиеся и
оседавшие здесь в разное время. Как следствие, все они вместе,
сообща, вырабатывали — а точнее воспроизводили на каждом
новом витке балканской истории — некий специфически бал-
канский образ жизни, в рамках которого славяне Балкан, чем
дальше, тем все отчетливее обособлялись от славянского на-
селения других регионов Европы3.
1 Об аккультурации в природную, историческую и культурную среду Бал-
канского полуострова на примере болгарских славян и протоболгар подроб-
нее см.: Полывянный Д.И. Культурное своеобразие средневековой Болгарии
в контексте византийско-славянской общности IX—XV вв. Иваново, 2000.
С. 18—30.
2 Краткий очерк географии Балканского полуострова см.: Гийу А. Визан-
тийская цивилизация. Екатеринбург, 2005. С. 52—65.
3 О межэтническом взаимодействии на Балканах в эпоху Средне-
вековья (до османского завоевания) подробнее см.: Гиндин Л.А., Орел
В.Э. Ранние этноязыковые контакты славян на Балканах и лексика юж-
ных славян // Развитие этнического самосознания славянских народов
в эпоху Раннего Средневековья. М., 1982. С. 33—49; Литаврин Г.Г.
Народы Балканского полуострова в составе Византийской империи в
СЛАВЯНЕ И БАЛКАНСКАЯ СРЕДА. ХОЗЯЙСТВО И ОБЩЕСТВО
Не случайно поэтому средневековые — как, впрочем, и

современные — славянские народы Балкан подлежат изуче-
нию средствами еще одной, помимо славистики, комплекс-
ной и междисциплинарной отрасли научного знания — бал-
канистики. Она рассматривает Балканский полуостров как
целостное, устойчивое и отличное от всей остальной Европы
пространство, в котором действует собственная, специфиче-
ски балканская «матрица» исторического и культурного раз-
вития, подчиняющая себе местное население независимо от
его исходного этнического происхождения4.
Процесс «врастания» пришельцев-славян в историче-
скую и культурную среду их новой балканской родины целе-
сообразно проиллюстрировать примерами из местной топо-
vi
нимии, а также из истории повседневных — разговорных, не
книжных — языков самих балканских славян и других мест- -1
ных народов.
Что касается топонимии, то заслуживает упоминания
прежде всего факт восприятия и сохранения славянами боль-
шого числа прежних, дославянских названий природных
объектов и городских центров античного происхождения, 143
переданных славянам остатками автохтонного населения или
его средневековыми потомками.
XI—XII вв. // Формирование раннефеодальных славянских народностей.

М., 1981. С. 170—185; Он же. Этнические и политические симпатии на-
селения пограничных областей между Византией и Болгарией в первой
половине XIV столетия // Славяне и их соседи. Славянский мир между
Римом и Константинополем. Вып. 11. М., 2004. С. 163—170; Он же. Эт-
ническое самосознание населения пограничной зоны между Византией и
Болгарией в X—XIV вв. // Этнические процессы в Центральной и Юго-
Восточной Европе. М., 1988. С. 64—79; Литаврин Г.Г., Наумов Е.П.
Межэтнические связи и межгосударственные отношения на Балканах
в VI—XII вв. // Раннефеодальные государства на Балканах. VI—XII вв.
М., 1985. С. 285—313.
О формировании современной этнографической карты Балканского по-
луострова и народной культуре его жителей — как славянского, так и несла-
вянского происхождения — см.: Иванова Ю.В. Города и села, дома и усадьбы
у народов Юго-Восточной Европы // Иванова Ю.В. Албанцы и их соседи.
М., 2006. С. 180—212; Она же. Историко-этнографическая область Юго-
Восточная Европа // Там же. С. 8—21; Она же. Природная среда и культур-
ные традиции // Там же. С. 131—180; Она же. Формирование этнографиче-
ской карты Юго-Восточной Европы // Там же. С. 21—52.
4 Об этой балканской «матрице», обнаруживающей себя в т.н. балкан-
ской модели мира, подробнее см.: Цивьян Т.В. Лингвистические основы
балканской модели мира. М., 1990. С. 64—108.
Конкретные примеры такого рода представляют собой, в

частности:
— названия рек: Морава (от лат. Margus), Тимок (от лат. Tima-
cus), Искыр (от лат. Escus), Янтра (от лат. Iatrus), Струма (от
греч. ), Места (от греч. ) и др.;
— название горного хребта Шар (болг., мак., серб. Шар-
планина), который отделяет область Македония от обла-
стей Косово и Метохия (от лат. Scardus — при посредстве
раннеалб. языка);
— названия городов: Ниш (от лат. Naissus — при посредстве
О
раннеалб. языка), Скопье (слав. название от греч. ;
Ч алб. название — Shkup от лат. Scupi), Охрид (от греч.
Е , -   — при посредстве раннеалб. языка), Средец
Р
К
(от лат. Serdica — позднее София), Бдин (от лат. Bononia
vi
— позднее Видин), Пловдив (от фрак. Pulpudeva; греч. на-
звание — ) и др.
Не менее примечателен и факт сохранения в позднейшей
неславянской среде множества славянских названий, вытес-
нивших в свое время первоначальные античные. Так, даже на
144 Пелопоннесе — где после восстановления византийской вла-
сти славяне подверглись относительно быстрой византини-
зации и эллинизации (см. II.8—II.9) — может быть выделено
свыше 400 топонимов славянского происхождения 5.
Что же касается балканских славянских языков, то под
влияние местной языковой среды они попали еще на этапе
своего выделения из праславянского (см. I.3). Как следствие,
в самом их внутреннем строе со временем — и в основном еще
до османского завоевания — развился целый ряд новых черт,
которые противопоставили их всем остальным славянским
языкам и, наоборот, нашли соответствие во встречном раз-
витии языков других балканских народов.
Наиболее яркими из этих общих черт, развившихся в бал-
канских языках в условиях долгого сосуществования и взаи-
модействия между их носителями, стали, в частности, сле-
дующие:
— утрата или сокращение падежной системы — т.е. более
или менее полный переход от синтетического языкового
строя к аналитическому;
5 The Oxford Dictionary of Byzantium. Prepared at Dumbarton Oaks. New York;

Oxford, 1991. Vol. 3. P. 1620.
См. также: Малингудис Ф. Славяно-греческий симбиоз в Византии в
свете топонимии // Византийский временник. 1987. Т. 48. С. 44—52.
— образование глагольных форм будущего времени посред-

ством добавления к основному глаголу вспомогательных
глаголов с первоначальным значением «хотеть», «желать»;
— развитие определенного артикля — в том числе в пост-
позиции (когда артикль с конца присоединяется к основе
соответствующего слова).
Полнее и последовательнее всего эти и некоторые другие
специфически балканские языковые особенности оказались
представлены у болгар, славян Македонии, балканских вла-
хов и албанцев, в меньшей степени — у греков, позднейших
румын и южных сербов. А это обстоятельство, в свою очередь,
позволило современным лингвистам объединить их языки
условным понятием Балканского языкового союза 6.
vi
Другим важнейшим фактором, под знаком которого про-
текала история балканских славян до османского завоевания,
-1
стал фактор местной военно-политической конъюнктуры.
VI.1.2. Фактор военно-политической конъюнктуры. — 145

Действие этого фактора на славян определялось переменами в
соотношении сил между балканскими, а также небалканскими
государствами в борьбе за господство или преобладание на по-
луострове7.
Не вдаваясь в детали, которые отчасти были рассмотрены
выше, напомним лишь о том, как тесно все это было связано с
судьбой Восточной Римской империи, т.е. Византии8. В конце
концов, именно она практически безраздельно господствовала
на Балканах накануне появления здесь самих славян (см. II.1,
V.1). В начале VII в. под натиском славянских и других «варва-
ров» это господство пало почти на всем полуострове, а главной
действующей силой в большинстве из его областей на несколько
десятилетий, а то и веков стали славяне (см. II.2—II.6). Затем
6 О межъязыковом взаимодействии на Балканах, Балканском языковом
союзе и характерных особенностях балканских языков, включая славянские,
подробнее см.: Основы балканского языкознания: Языки балканского ре-
гиона. Ч. 1 (Новогреческий, албанский, романские языки). Л., 1990. Ч. 2
(Славянские языки). СПб., 1998; Широков О.С. Введение в балканскую
филологию. М., 1990. С. 3—5, 58—144, 185—190.
7 Подробнее см.: Литаврин Г.Г., Наумов Е.П. Межэтнические связи и
межгосударственные отношения… С. 285—313.
8 Целостный очерк истории балканских славян в связи с историей Визан-
тии см.: Каждан А.П., Литаврин Г.Г. Очерки истории Византии и южных
славян. Изд. 2, исправл. СПб., 1998.
наступил черед имперского реванша, и на Балканах началось

постепенное восстановление военно-политического, а также
церковного и культурного влияния Византии (см. II.8—II.9,
III.4, IV.1, V.10). В первые десятилетия XI в. она вернула себе
если не господство, то, во всяком случае, убедительное преоб-
ладание на полуострове, сокрушив Первое Болгарское царство
и поглотив его былые владения (см. III.10—III.11). В середине —
второй половине XI в. позиции империи на Балканах заметно
ослабли, однако были вновь укреплены императорами из дина-
стии Комнинов (1081—1185), пока со смертью Мануила I Ком-
О
нина (1180) они не оказались подорваны снова — на этот раз
Ч уже необратимо. Последовавший при императорах из новой
Е династии Ангелов (1185—1204) стремительный закат еще со-
Р
К
всем недавно могущественной империи закончился ее полным
крушением в 1204 г. в результате захвата ее столицы Констан-
vi тинополя крестоносцами с «латинского» Запада (см. III.13).
Что же касается Поздней Византии, «возобновленной» в 1261 г.
никейским правителем Михаилом VIII Палеологом (см. III.13),
то она лишь очень отдаленно напоминала ту прежнюю им-
146 перию, которая некогда господствовала на Балканах. К на-
чалу XIV в. Палеологовская Византия по своему реальному
военно-политическому весу окончательно низошла до уровня
других государств полуострова, чтобы затем, после долгой аго-
нии, разделить с ними одну судьбу под натиском османских за-
воевателей (см. III.16—III.17, IV.8, IV.13, V.8).
По мере того, как на Балканах ослабевали военно-
политические позиции Византии, здесь все более настойчиво и
уверенно заявляли о себе «внешние», небалканские силы, стре-
мившиеся занять место приходящей в упадок империи. Так, со
стороны запада и северо-запада в XI—XIV вв. здесь действовали
средневековая Венгрия (см. III.14, III.15, IV.5, IV.10, V.5—V.7,
V.10, V.12), Венеция (см. V.10, V.12), крестоносцы (см. III.13) и
другие «латиняне». Со стороны северо-востока Балканы с на-
чала 1240-х гг. и вплоть до самого конца XIII в. неоднократно
подвергались набегам монгольской Золотой Орды (см. III.14).
Наконец, с востока с началом XIV в. над полуостровом навис-
ла тень стремительно крепнущей державы Османов, незадолго
перед тем возникшей на северо-западе соседней с Балканами
Малой Азии (см. III.16). В дальнейшем именно этой держа-
ве и суждено было заполнить собой тот своего рода военно-
политический вакуум, который возник на Балканах в резуль-
тате упадка Византии и других местных государств, включая
славянские (см. III.17, IV.7—IV.8, IV.13; ср. V.8, V.12).
Еще один — третий по счету, но не по значению — фак-

тор, под знаком которого протекала история балканских сла-
вян до османского завоевания, представляла собой церковно-
конфессиональная конъюнктура на полуострове.
VI.1.3. Фактор церковно-конфессиональной конъюнктуры. —

Действие этого фактора было обусловлено тем, что в свое вре-
мя славяне Балкан приняли христианство из разных церков-
ных центров, связанных не только с византийским Востоком,
но и с «латинским» Западом (см. III.6, IV.3, V.3).
Как следствие, после «Великой схизмы» 1054 г. земли бал-
канских славян пересек межцерковный и межконфессиональный
барьер, разделивший «латинское» католичество и византийское vi
православие (ср. IV.3). Окончательно это разделение закрепи-
лось в XIII в., чему немало способствовали действия западных
-1
крестоносцев и папской курии в период IV крестового похода
и после него (см. III.13). К началу османского наступления на
Балканах (см. III.16) оно отчетливо осознавалось уже не только
местным духовенством обеих конфессий, но и самыми широ- 147
кими кругами простых верующих, приняв характер жесткого и
бескомпромиссного взаимного противостояния9.
В конечном счете, средневековые славянские народы и
страны Балкан были вовлечены в состав разных церковно-
конфессиональных и культурных общностей, пришедших
на смену единому, неразделенному (за исключением ере-
сей) христианству предшествующего времени: в одних слу-
чаях — византийско-православной, в других — «латинско»-
католической, западнохристианской. Что, в свою очередь, если
придерживаться т.н. цивилизационного подхода, столь попу-
лярного в русле современного гуманитарного знания, позво-
ляет ставить вопрос об их разной цивилизационной принад-
лежности.
Тема церковно-конфессиональной принадлежности эпо-
хи Средневековья как «маркера» цивилизационной принад-
лежности занимает важное место в национальных идеоло-
гиях современных славянских народов Балкан — особенно в
случаях полемики между ними в интересах взаимного разме-
жевания.
9 Подробнее см.: Флоря Б.Н. У истоков религиозного раскола славянского

мира (XIII век). СПб., 2004.
В качестве примера можно привести характерные вы-

сказывания одного из ведущих деятелей хорватского на-
ционального движения в Далмации в 1860-е — 1880-е гг.
М. Павлиновича, выступавшего под многозначительным
девизом «хорват и католик»: «Различие сербства и хорват-
ства — две истории, два государства, две религии, две куль-
туры, две цивилизации, наконец, два алфавита. Это разли-
чия вопреки общности крови и языка…». И еще: «Хорват-
ство принадлежит Западу, сербство — Востоку. Историю не
смешать»10.
О
Не менее примечательна и широко известная фраза, бро-
Ч шенная спустя чуть более 100 лет, осенью 1991 г. сербом
Е Р. Младичем (в то время одним из высших офицеров Югос-
Р
К
лавской народной армии) во время переговоров с руководством
vi
хорватского города Задар в той же Далмации: «Мы в XI в. ели
золотыми ложками, в то время как вы и ваши европейцы [вы-
делено мной. — П. Л.] жили в болоте!»11.
Итак, в средневековой Болгарии и Сербии Неманичей и их

148 преемников возобладало византийское православие (см. III.6,
III.11, IV.5), в русле которого они вошли в состав средневеко-
вой византийско-православной общности, в наши дни неред-
ко именуемой Византийским Содружеством (по аналогии с
Британским Содружеством наций)12.
Впрочем, было бы глубоко ошибочным полагать, что
средневековые болгары и сербы, войдя в орбиту цивилиза-
ционного влияния православной Византии, совершенно не
имели каких-либо контактов с «латинско»-католическим За-
падом. Напротив, такие контакты происходили едва ли не
постоянно — в том числе и на официальном уровне.
Так, Сербия Неманичей и их преемников (см. IV.5, IV.7—
IV.8), вплоть до самого османского завоевания, поддержи-
вала тесные и разносторонние связи с соседней католической
10 Цит. по: Фрейдзон В.И. История Хорватии. СПб., 2001. С. 185.

11 Ямбаев М. Разыскивается Гаагским трибуналом // Завтра. 1998. № 37 (250).
Ср.: Булатович Л. Генерал Младич. Военный преступник? М., 1998.
С. 200.
12 О концепции «Византийского Содружества», а также критических за-
мечаниях, высказанных в разное время в ее адрес, подробнее см.: Литав-
рин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX — начало XII в.). СПб., 2000.
С. 338—359; Оболенский Д. Византийское Содружество наций. Шесть ви-
зантийских портретов. М., 1998.
Венгрией (см. V.5). Среди прочего, это неоднократно при-

водило к брачным союзам между представителями правящих
династий обеих стран.
В свою очередь, история средневековой Болгарии во-
обще знает факт церковной унии с Римом, заключенной в
1204 г., после нескольких лет переговоров, царем Калояном
(см. III.13) и папой Иннокентием III. Правда, эта уния но-
сила формально-дипломатический характер и не привела к
сколько-нибудь существенным переменам ни в богословской
доктрине, ни в богослужебной и дисциплинарной практи-
ке болгарской Тырновской церкви. Для самого Калояна за-
ключение унии было элементом изощренной дипломатиче-
ской игры, посредством которой он рассчитывал получить от
папского Рима то, чего не мог добиться от императорского vi
и патриаршего Константинополя. Речь идет о признании за
Тырновской церковью, самопровозглашенной еще при Асене
-1
и Петре (см. III.12), достоинства независимой патриархии, а
за самим болгарским правителем — заветного царского титу-
ла, в глазах самих болгар равного императорскому (ср. III.9).
На деле же вышло, что папа признал Тырновского архиепи- 149
скопа лишь своим примасом (лат. primas), но не самостоя-
тельным патриархом, а самого Калояна — лишь королем (лат.
rex), но не императором. Как следствие, уния, заключенная
Калояном, уже очень скоро оказалась фиктивной и была
окончательно разорвана в 1234—1235 гг. Иваном Асенем II
при установлении союзных отношений с православной Ни-
кейской империей (см. III.13).
В свою очередь, средневековые Хорватия, Славония и горо-

да далматинского побережья практически с самого начала со-
стояли под юрисдикцией Римской церковной кафедры (см. V.3,
V.11), вследствие чего их население было вовлечено в русло за-
падного, «латинско»-католического христианства и тем са-
мым — в цивилизационную орбиту европейского Запада13.
Правда, западные влияния здесь были все же достаточно
разнородны. Так, Хорватия и Славония, перейдя около на-
чала XII в. к Венгерской короне (см. V.6—V.7), со временем
сблизились с собственно Венгрией и другими странами Цен-
тральной Европы. Особенно отчетливой эта близость стала в
Позднее Средневековье, когда «остатки остатков» хорватско-
13 Подробнее см.: Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.

славонских владений Венгерской короны, избежав османского

завоевания, попали под власть австрийских Габсбургов и стали
частью их центральноевропейской монархии (см. V.8)14.
В то же время, города далматинского побережья развива-
лись в русле средиземноморской и прежде всего итальянской
городской культуры (см. V.11). А с начала XV и вплоть до са-
мого конца XVIII в. бо́льшая часть из них вообще находилась
под властью Венеции (см. V.12).
Наконец, совершенно особая ситуация имела место в сред-

О
невековой Боснийской державе, где, несмотря на формальный
Ч сюзеренитет Венгерской короны и присутствие католическо-
Е го духовенства (см. IV.10), было известно и православие, а
Р
К
большинство населения вообще поддерживало собственную,
«Боснийскую церковь», основанную на богомильской ере-
vi си (см. IV.11). Тем самым, с точки зрения цивилизационной
принадлежности, боснийские владения фактически представ-
ляли собой нечто вроде «ничьей земли». Что, в свою очередь,
позднее стало одной из причин впечатляющего религиозно-
150 цивилизационного успеха ислама, принесенного на местную
почву османскими завоевателями.
Как именно менялся под действием всех вышеупомяну-
тых факторов культурно-цивилизационный облик балканских
славян, рассмотрим ниже на примере тех из них, кого при-
нято относить к числу народов и стран византийского круга —
т.е. средневековых болгар и сербов15.
Для удобства изложения распределим конкретный мате-
риал между тремя самостоятельными тематическими разде-
лами, соответствующими трем основным областям, которые
условно могут быть выделены в жизненной практике всяко-
го общества в целом и всякого из его членов в отдельности:
— область хозяйственно-экономической практики и организации;
— область социально-политической практики и организации;
— область духовной культуры.
14 О своеобразии исторического развития центральноевропейского регио-

на в эпоху Средневековья см.: Флоря Б.Н. Центральная Европа в Европе
Средневековья // Центральная Европа как исторический регион. М., 1996.
С. 26—48.
15 О важнейших составляющих византийской цивилизационной модели
подробнее см.: Гийу А. Византийская цивилизация…; Каждан А.П. Ви-
зантийская культура (X—XII вв.). Изд 2, испр. и доп. СПб., 2000; Литав-
рин Г.Г. Как жили византийцы. СПб., 2006; Хвостова К.В. Византийская
цивилизация как историческая парадигма. СПб., 2009.
Также поясним сразу, что предлагаемый обзор будет но-

сить предельно сжатый, обобщенный и нередко схематичный
характер. Что не позволит учесть в полной мере местную —
собственно болгарскую и (или) сербскую — специфику и дина-
мику в развитии некоторых важнейших явлений общевизан-
тийского (в цивилизационном смысле) порядка, как и вообще
избежать искажений того или иного рода.
Итак, расселение славян в будущих болгарских и сербских
землях, среди прочего, сопровождалось крушением той ран-
невизантийской — фактически позднеантичной — цивилиза-
ции, которая господствовала здесь в предшествующее время и
опиралась прежде всего на многочисленные города, сосредо-
точивавшие в себе высокоразвитые ремесло, торговлю и иные
неаграрные виды деятельности (см. II.1—II.6). vi
В свою очередь, хозяйственная, социальная и вообще жиз-
ненная практика пришельцев-славян — как, позже, и соб-
-2
ственно средневековых болгар и сербов — носила почти ис-
ключительно сельский, аграрный характер. А ее материальной
основой было прежде всего земледелие, прочными навыками
которого сами славяне обладали еще на своей центрально- и 151
восточноевропейской прародине (см. I.3, I.10).
VI.2. Земледелие как основа хозяйственной практики. —

Очень важно, что еще на прародине славяне были, по всей ви-
димости, знакомы с пашенным земледелием. Хотя в отдельных
районах со специфическими природными условиями они еще
долго могли практиковать подсечно-огневую и другие менее
развитые его формы.
Среди прочего, включая обширный археологический ма-
териал, на эту исконную связь славян с земледелием указы-
вают и особенности самого процесса их расселения на Бал-
канах. Ибо славяне стремились закрепиться прежде всего
именно на равнинах, в речных долинах и межгорных котло-
винах, наиболее удобных для земледелия, вытесняя остатки
автохтонного населения (см. II.5) в горы и (или) в другие ме-
ста, менее выгодные в этом отношении. Впоследствии именно
земля — причем земля, пригодная для обработки и поддер-
живаемая в хозяйственном обороте, а, значит, обеспеченная
рабочей силой и другими необходимыми средствами — слу-
жила для средневековых болгар и сербов главным источни-
ком дохода, а для их государственности — главным объектом
налогообложения.
Однако было бы неверным полагать, что хозяйственная

практика будущих болгарских и сербских, да и вообще всех
ранних славян ограничивалась только земледелием. Поми-
мо него славяне занимались разведением крупного и мел-
кого домашнего скота. Не пренебрегали они ни различными
лесными промыслами, ни охотой, ни рыболовством — в той
мере, в какой это позволяли природные условия конкрет-
ного места их проживания. Наконец, пусть и неспешно, но
развивались в славянской среде и ремесло, и начатки тор-
говли, хотя их окончательное выделение в сколько-нибудь
О
самостоятельные и профессиональные виды деятельности
Ч произошло у славян все же много позднее — уже в собствен-
Е но Средневековье 16.
Р
К
Между тем, после расселения и закрепления славян на
Балканах их хозяйственная практика претерпела значитель-
vi ные перемены, обусловленные как специфическими особен-
ностями местной природной среды, так и соответствующими
влияниями со стороны выживших автохтонов и их потомков
(см. II.7, VI.1.1). Прежде всего, у славян существенно расши-
152 рился сам сельскохозяйственный репертуар, будучи дополнен
целым рядом новых для них занятий, с которыми они не были,
да и просто не могли быть знакомы на своей прародине. В пер-
вую очередь речь идет об интенсивном огородничестве и садо-
водстве, включая возделывание таких знаковых для Балкан и
всего Средиземноморья культур, как виноград — что подразу-
мевает виноделие — и олива (там, где она произрастала и пло-
доносила). Кроме того, славяне освоили едва ли не весь арсенал
традиционной балканской агротехники и сопутствующего ей
культурного опыта — от использования на пашне в качестве
тягловой силы волов (или быков) до предписаний местного
аграрного календаря с его четким делением годового цикла на
два сезона: летний и зимний17.
16 Подробнее см.: Свердлов М.Б. Становление феодализма в славянских
странах. СПб., 1997. С. 22—26; Журавлев А.Ф. Материальная культура
древних славян по данным праславянской лексики // Очерки истории куль-
туры славян. Вып. 1. М., 1996. С. 116—144.
17 Подробнее см.: Иванова О.В. Некоторые вопросы экономического
развития славян в долинах Струмы и Вардара в VII—VIII вв. // Форми-
рование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981. С. 215—231;
Седов В.В. Славяне. Историко-археологический очерк. М., 2002. С. 404,
414—423 и сл.
См. также: Седов В.В. Новые явления в материальной культуре древних
славян в эпоху Раннего Средневековья // Очерки истории культуры славян.
Вып. 1. М., 1996. С. 225—259.
В русле христианской традиции и, в частности, визан-

тийского православия к датам, знаменующим собой грани-
цы между аграрными сезонами, было приурочено празд-
нование памяти св. воина Георгия (23 апреля по ст. ст.) и
св. Димитрия Фессалоникийского (Солунского — 26 октя-
бря по ст. ст).
Примечательно, что после османского завоевания то же
деление аграрного года было удержано (или воспринято) и в
среде турецко-мусульманского населения — с той разницей,
что обе даты стали отмечаться как праздники Хыдреллез
(в первом случае) и Касым (во втором)18.
В целом, ко времени завоеваний Василия II Болгаро-

бойцы (см. III.10) болгарские и сербские славяне долж- vi
ны были располагать уже вполне зрелой и совершенной
агротехникой, знавшей, среди прочего, применение на-
-2
чальных форм сево оборота по системе двухполья. В даль-
нейшем эта агротехника поддерживалась у них без каких-
либо принципиальных изменений вплоть до самого конца
Средневековья (и до, и после османского завоевания) — 153
за исключением разве что постепенного, но далеко не по-
всеместного перехода к трехполью, наметившегося при-
мерно с XIII в.
Важно также, что преимущественно земледельческий
характер хозяйственной практики у славян на Балканах не
смогло поколебать и неоднократное появление здесь раз-
ных, главным образом тюркоязычных, групп скотоводов-
кочевников: будь то авары (см. II.3, IV.1), протоболгары (см.
III.2—III.3) или печенеги и узы, которых в XI в. расселяли в
завоеванной Болгарии византийские власти (см. III.11)19. Бу-
дучи относительно малочисленными, пришельцы-кочевники
в окружении славянского большинства через какое-то время
сами переходили к оседлости и, в конечном счете, сливались
со славянами, перенимая у них не только хозяйственные, но
и другие культурные навыки и традиции — вплоть до языка и
этнической идентичности (ср. III.7).
18 Подробнее см.: Еремеев Д.Е. Этногенез турок (происхождение и основ-

ные этапы этнической истории). М., 1971. С. 244—245.
19 О хозяйственно-бытовой практике и других сторонах жизни сред-
невековых кочевников подробнее см.: Плетнева С.А. Кочевники Сред-
невековья. Поиски исторических закономерностей. М., 1982.
VI.3. Аграрно-правовой строй. — Сразу отметим, что пред-

лагаемый ниже очерк аграрно-правового строя средневеко-
вых доосманских Болгарии и Сербии учитывает положение
дел лишь на равнинах, в долинах и других местах сосредото-
чения оседлого земледельческого населения, состоявшего под
наиболее плотным контролем со стороны соответствующего
государства. Что же касается горных районов, где действова-
ли подвижные общины пастухов-скотоводов — прежде всего
влашского и албанского происхождения (см. II.5.1—II.5.2) —
то здесь картина должна была быть существенно иной.
О
Вне поля зрения останутся и те формы аграрно-правовых от-
Ч ношений, которые имели место на пригородных землях, в окрест-
Е ностях городов Южной Далмации, находившихся под протекто-
Р
К
ратом сербских правителей (см. IV.5, V.10, V.12).
vi Время Первого Болгарского царства

и ранних сербских княжеств
Это время может быть примерно соотнесено с периодом
Раннего Средневековья — если придерживаться периодизации,
154 принятой в отечественной традиции и разработанной прежде
всего на материале западноевропейской истории.
Реконструкция аграрно-правовых отношений, имевших
место в тогда еще только оформлявшихся болгарских (см. III.3
и сл.) и сербских (см. IV.1 и сл.) землях, представляет собой
задачу исключительной сложности — по причине крайнего не-
достатка соответствующих источников и их чрезвычайно не-
равномерного распределения между отдельными временными
отрезками и территориальными зонами. Так, аутентичных до-
кументов собственно болгарского и сербского происхождения,
прямо и непосредственно связанных с поземельными отноше-
ниями, от этого времени не сохранилось. В этих условиях лю-
бой вариант реконструкции аграрно-правового строя Перво-
го Болгарского царства и ранних сербских княжеств обречен
оставаться не более чем научной гипотезой, уязвимой для кри-
тики того или иного рода. И все же, некоторые положения на
этот счет могут быть высказаны достаточно уверенно.
Итак, расселившись в будущих болгарских и сербских землях
и сокрушив здесь позднеантичные хозяйственные и социальные
порядки (см. II.1—II.6), славяне принесли на их место свои соб-
ственные, неразрывно связанные с действием такого важного
института их (и не только их) общества, как община. Точнее,
речь идет о территориальной — хотя и с сильными кровнород-
ственными пережитками — т.н. земледельческой общине, кото-
рая все еще сохраняла верховные права на весь принадлежащий

ей земельный фонд и периодически перераспределяла его между
отдельными, преимущественно т.н. большими семьями, объ-
единяющими несколько поколений ближайших родственников.
Однако в дальнейшем — по мере закрепления самих славян на
их новой, балканской родине (см. II.7) — община в славянской
среде перешла в новое качество, превратившись из земледельче-
ской в сельскую, носившую уже чисто территориальный, сосед-
ский характер. В рамках сельской общины коллективные права
ее членов распространялись уже только на неподеленные угодья
(лесные, пастбищные и т.д.), тогда как пахотные и иные наделы,
не говоря о приусадебных участках, перераспределению больше
не подлежали, перейдя в полное распоряжение выделяющихся
из больших семей — семей малых (или нуклеарных). Именно vi
эти малые семьи — из отдельных супружеских пар с их детьми,
еще не успевшими завести собственную семью, — обладая са-
-3
мостоятельными домохозяйствами, и перенимали у общины
роль основного и, во всяком случае, первичного звена склады-
вающейся у славян хозяйственной и социальной организации20.
Что же касается более высокого уровня, чем отдельное се- 155
мейное домохозяйство и община, то здесь действовали прежде
всего формы централизованного принуждения со стороны
крепнущей болгарской и сербской государственной власти:
будь то взыскание натуральных даней или привлечение к тру-
довым повинностям в пользу местных правителей и их военно-
административного аппарата21.
20 Об институте общины, его эволюции и роли в хозяйственной и соци-
альной практике балканского населения в Средневековье подробнее см.:
Антониадис-Бибику Э., Гийу А. Византийская и поствизантийская сель-
ская община // Византийский временник. 1988. Т. 49. С. 24—39 (осо-
бенно с. 24—30); Вин Ю.Я. К вопросу об этнодемографической структуре
сельской общины в Южной Македонии. Проблема большесемейной общи-
ны по материалам грекоязычных актов поздневизантийского времени //
Демографические процессы на Балканах в Средние века. Калинин, 1984.
C. 65—84; Он же. Проблема социальной структуры сельской общины в
поздней Византии (XIII—XV вв.) // Византийский временник. 1998. Т. 55
(80). Ч. 2. С. 21—25; Он же. Проблемы сельской общины в поздней Визан-
тии (XIII—XV вв.) // Византийский временник. 1996. Т. 56 (81). С. 45—56;
Он же. Синтез византийской и славянской социокультурной традиции в сре-
де сельского населения Византии конца XII — XIV в. // Славяне и их сосе-
ди. Вып. 11. Славянский мир между Римом и Константинополем. М., 2004.
C. 146—162; Иванова Ю.В. Основные проблемы изучения сельской общины
на Балканах в работах советских ученых. М., 1964.
21 Подробнее см.: Литаврин Г.Г. Славяно-балканский регион в VI—
XII вв.: Болгарская зона в VII—XII вв. // История Европы с древней-
Время Второго Болгарского царства

и Сербии Неманичей и их преемников
Это время примерно совпадает с периодом Развитого
Средневековья и непосредственно предшествует османскому
завоеванию.
По сравнению с тем, что, вероятно, можно было наблю-
дать в болгарских и сербских землях ранее, аграрно-правовой
строй Второго Болгарского царства (см. III.12 и сл.) и Сербии
Неманичей и их преемников (см. IV.5 и сл.) обнаруживает
О
разительные перемены. Причем общий характер, направле-
Ч ние и конкретное содержание этих перемен представляют со-
Е бой предмет уже не только гипотетической реконструкции, но
Р
К
вполне достоверного знания, опирающегося на аутентичный
документальный материал местного происхождения. Пре-
vi жде всего, это жалованные грамоты, изданные в пользу тех
или иных земельных собственников болгарскими и сербскими
правителями и отдельными местными владетелями22. Конечно,
эти грамоты не столь многочисленны, как хотелось бы, и про-
156 ливают свет далеко не на все реалии местной аграрно-правовой
практики. Однако они позволяют вполне уверенно опознать
ту цивилизационную традицию, которая определяла ее тече-
ние, и реконструировать в свете этой традиции то, что не было
прямо засвидетельствовано сохранившимися документами.
Итак, судя по документам, аграрно-правовая практика в
рамках Второго Болгарского царства и Сербии Неманичей и
их преемников развивалась под знаком все возрастающего ви-
зантийского влияния и ориентировалась на соответствующие
порядки более или менее современной им Византии — Ком-
ниновской (1081—1185), Ангеловской (1185—1204) и Палео-
логовской (1261—1453)23.
ших времен до наших дней. В 8 т. Т. 2. Средневековая Европа. М., 1992.

С. 157—165; Наумов Е.П. Славяно-балканский регион в VI—XII вв.: Серб-
ская, хорватская, словенская и далматинская зоны в VI—XII вв. // Там же.
С. 165—171; Свердлов М.Б. Становление феодализма в славянских странах…
С. 51—74, 130—151.
22 Тексты (фрагменты) некоторых из этих грамот в русском переводе см. в
кн.: Хрестоматия по истории южных и западных славян. Т. 1. Эпоха феода-
лизма. Минск, 1987. С. 62—67, 93—94, 96—97, 98—99.
23 О важнейших особенностях аграрно-правовой практики в самой Ви-
зантии и средневековых славянских странах ее цивилизационного круга
подробнее см.: Гийу А. Византийская цивилизация… С. 250—313; Го-
рина Л.В. Социально-экономические отношения во Втором Болгарском
царстве. М., 1972. С. 42—91; Литаврин Г.Г. Византийское общество и
Впрочем, действие этого византийского влияния не было,

да и просто не могло быть одинаково сильным сразу во всех
болгарских и сербских владениях того времени.
В болгарских землях, включая «Славянскую» (Север-
ную и Среднюю) Македонию, аграрно-правовые порядки
византийского происхождения утвердились раньше, шире и
прочнее всего. И это не удивительно, если учесть, что с на-
чала XI и до конца XII в. болгарские земли непосредственно
входили в состав империи (см. III.11), управлялись ее регу-
лярной провинциальной администрацией и использовались
ее центральным правительством в качестве фонда для зе-
мельных пожалований.
Напротив, в землях сербских византийское аграрно-
правовое влияние долгое время сказывалось слабо или от- vi
сутствовало совершенно — особенно в таких отдаленных от
Константинополя и труднодоступных областях, как, на-
-3
пример, Зета (см. IV.2). Однако с конца XIII в. это визан-
тийское влияние стало неуклонно возрастать по мере того,
как крепнущая Сербия Неманичей утверждала свою власть
над бывшими болгарскими и византийскими владениями 157
(см. III.14, IV.7).
Своего пика византийское влияние на аграрно-
правовую практику средневековой Сербии достигло около
государство в X—XI вв.: Проблемы истории одного столетия, 976—1081 гг.

М., 1977. С. 7—109; Он же. Особенности социальной структуры византий-
ского крестьянства в IX—XII вв. // Классы и сословия средневекового обще-
ства. М., 1988. С. 54—64; Он же. Парик и арендатор // Литаврин Г.Г.
Византия и славяне (сборник статей). СПб., 1999. С. 72—82; Он же. Про-
блема государственной собственности в Византии X—XI вв. // Там же.
С. 8—37; Наумов Е.П. Господствующий класс и государственная власть в
Сербии в XIII—XV вв. Динамика социальной и политической системы серб-
ского феодализма. М., 1975. С. 36—176; Хвостова К.В. Византийская ци-
вилизация… С. 20—64, 91—123; Она же. Особенности аграрно-правовых
отношений в Поздней Византии (XIV—XV вв.): историко-социологический
очерк. М., 1968; Она же. Социально-экономические процессы в Поздней
Византии и их понимание византийцами-современниками (XIV—XV вв.).
М., 1992; Шаферова Л.А., Чернова М.А. Аграрные отношения в Серб-
ском средневековом государстве в XII — первой половине XV в. Красно-
ярск, 2009.
См. также: Литаврин Г.Г. Славяно-балканский регион в XII—XV вв.:
Болгария в конце XII — XIV в. // История Европы с древнейших времен
до наших дней. В 8 т. Т. 2. Средневековая Европа. М., 1992. С. 355—364;
Наумов Е.П. Славяно-балканский регион: Югославянские земли северо-
западного субрегиона в XIII—XV вв. // Там же. С. 364—371; Свердлов М.Б.
Становление феодализма в славянских странах… С. 189—217.
середины XIV в. при царе Душане (см. IV.7). В самом деле,

провозглашенное им «царство сербов и греков» охватывало
не только старые, исконно сербские земли, но и почти всю
область Македония, включая ее Греческую (южную) часть,
а также Эпир, Фессалию и некоторые другие греческие об-
ласти. Как следствие, византийские порядки, издавна дей-
ствовавшие на местной почве, стали неотъемлемой частью
сербской аграрно-правовой практики. Что вполне соответ-
ствовало политико-дипломатическим притязаниям самого
царя Душана.
О
Тем не менее, и в это время в пределах сербских владений
Ч оставались обширные зоны, где византийское влияние в об-
Е ласти аграрно-правовых отношений ощущалось очень слабо
Р
К
или вообще никак — например, в той же далекой и труднодо-
vi
ступной Зете.
Главным проводником византийского влияния в русле

аграрно-правовой практики была сама болгарская и сербская
государственность, активно перенимавшая соответствующий
158 византийский опыт в интересах укрепления своего налогово-
го и иного контроля над подданными. В качестве первичного,
основополагающего звена хозяйственной организации у мест-
ного населения теперь уже в полной мере выступало отдельное
малосемейное домохозяйство, над которым по-прежнему до-
влела община со всеми ее территориально-соседскими и иными
связями и, нередко, большесемейными пережитками. Однако
при этом самой общине приходилось действовать в совершенно
иных условиях, нежели раньше. И даже само ее существование
поддерживалось уже не только соседскими и родственными свя-
зями между ее членами, но и государственной властью, превра-
тившей общинную солидарность в залог коллективной налого-
вой ответственности перед казной.
В целом, аграрно-правовая практика во Втором Болгарском
царстве и в Сербии Неманичей и их преемников определялась
развитием отношений троякого рода:
— отношений собственности вообще и, в первую очередь,
собственности на землю;
— отношений между собственниками и государством;
— отношений между крупными земельными собственниками
и зависимыми держателями.
Рассмотрим эти аграрно-правовые сюжеты по возможно-
сти более подробно.
VI.3.1. Отношения собственности. — Итак, отношения соб-

ственности в рамках Второго Болгарского царства и Сербии
Неманичей и их преемников носили подлинно частный ха-
рактер, предполагая за собственниками право на полное и от-
носительно свободное отчуждение имущества (через продажу,
обмен, дарение и т. д.).
Что же касается основных видов собственности земель-
ной, то их представляли частная собственность отдельных лиц,
коллективная собственность свободных сельских общин на
их неподеленные угодья, а также собственность государства,
практически не отличимая от личного домена его правителя
и распространяющаяся на все остальные земли, включая пу-
стоши и неудобья.
В свою очередь, частная собственность отдельных лиц vi
условно может быть подразделена на две категории — мелкую
и крупную. Мелкая земельная собственность была представ-
-3
лена участками свободных крестьян-налогоплательщиков каз-
ны, которые вплоть до самого османского завоевания остава-
лись довольно заметной группой среди местного населения —
хотя ее величина едва ли поддается сколько-нибудь точному 159
определению. Крупную земельную собственность составляли
владения прежде всего самих местных правителей, связанной
с ними тем или иным образом светской землевладельческой
знати, а также церковных учреждений: архиерейских кафедр
(патриархов, архиепископов, митрополитов, епископов), мо-
настырей и даже некоторых отдельных храмов. Крупная зе-
мельная собственность могла складываться самыми разными
путями: от скупки земельных участков у разорившихся мел-
ких собственников до получения в дар от местных правите-
лей целых сел, относившихся перед тем к их личным доменам.
В целом, именно крупное светское и церковное землевладение
и должно было выступать в качестве ведущей организацион-
ной формы аграрного производства — в отличие от предше-
ствующего времени, когда эта роль принадлежала мелкому
землевладению свободных общинников-крестьян.
Кроме того, в русле болгарской и сербской аграрно-
правовой практики имели место и условные пожалования.
Речь идет, в первую очередь, о таком характерном институ-
те византийского происхождения как прония (слав. ïðîíè" и
т.п., от греч.  — букв. «промышление», «попечение»).
В теории, в соответствии с идеалами официального византий-
ского права, этот институт предполагал следующее. Получате-
лю пронии при условии несения им государственной службы —
прежде всего военной — правитель государства передавал

право присваивать часть государственных налогов (см. ниже),
положенных к уплате с населения определенной территории,
а также осуществлять здесь некоторые административно-
судебные функции. Однако на практике, в условиях зыбко-
сти границ между государственным и частным управлением —
причем не только в Болгарии и Сербии, но и в самой Визан-
тии — прония выступала как своего рода условное земельное
владение, принимая сплошь и рядом наследственный характер.
А оказавшиеся в поле ее действия мелкие собственники, испы-
О
тывая давление того или иного рода со стороны ее получателя,
Ч уступали ему свои земельные участки и пополняли ряды за-
Е висимого крестьянства (см. ниже).
Р
К
Вместе с тем, было бы глубоко неверно считать пронию бук-
вальным аналогом западноевропейского феодального лена, с
vi которым она имела целый ряд принципиальных различий — по
крайней мере формально. Прежде всего, право пронии пред-
ставляло собой невещное пожалование. Его предметом были
не сама земля как таковая и не работающее на этой земле кре-
160 стьянское население, но лишь определенный набор налоговых и
управленческих функций, репертуар и объем которых устанав-
ливались государством и потому относились к сфере публич-
ного, а не частного права. Не случайно поэтому т.н. высшую
юрисдикцию (по важнейшим судебно-правовым казусам) над
населением территории, пожалованной в пронию, государство
старалось удержать за собой, а само это пожалование ограни-
чить сроком жизни его получателя. Наконец, источником пожа-
лований на правах пронии и в теории, и на практике выступало
только само государство в лице соответствующего правителя, но
никак не частные лица — сколь бы ни велики были их личное
земельное богатство и политический вес24.
Завершая обсуждение отношений собственности, бытовав-
ших в рамках Второго Болгарского царства и Сербии Немани-
чей и их преемников, стоит отметить еще два обстоятельства.
Во-первых, здесь так же, как в Византии, и в отличие от
того, что имело место во многих странах «латинского» Запада,
крупная земельная собственность оставалась территориаль-
но раздроблена и не образовывала сплошных хозяйственных
комплексов. Это в большой степени было обусловлено силь-
24 Об институте пронии, а также подлинном смысле его названия в русле

византийской аграрно-правовой и социально-политической практики под-
робнее см.: Хвостова К.В. Византийская цивилизация… С. 46—64.
но расчлененным — преимущественно горным — характером

балканского рельефа, дробившего местную пространствен-
ную среду на множество отдельных, слабо связанных между
собой «микропространств».
Во-вторых, как и в Византии, ни во Втором Болгарском
царстве, ни в Сербии Неманичей и их преемников не сложи-
лась иерархическая структура землевладения с несколькими
уровнями соподчинения — во всяком случае в том виде, в ка-
ком она развилась на Западе в качестве материальной основы
тамошней вассально-ленной иерархии.
VI.3.2. Отношения между собственниками и государством. —

Отношения между собственниками и государством во Втором vi
Болгарском царстве и в Сербии Неманичей и их преемников
развивались прежде всего в русле налоговой практики.
-3
И в том, и в другом случае речь идет о действии общего-
сударственных и относительно централизованных налоговых
систем, которые строились по образцу византийской и рас-
сматривали налоговые обязательства, обусловленные наличи- 161
ем собственности, как непременное следствие политического
подданства. Тем самым налоговая практика исходила — по
крайней мере в теории — не из верховного права соответству-
ющего государства на объекты собственности, включая зе-
мельный фонд, но из идеи государственного суверенитета над
подвластной территорией и ее населением. Что, в свою очередь,
вводило налоговые платежи в поле публичного права и делало
их принципиально отличными от частноправовой феодальной
ренты западного типа.
Помимо общих принципов организации налогообложе-
ния, византийское происхождение имели и многие принятые
в болгарской и сербской практике конкретные налоги — как,
вероятно, и способы их исчисления и взыскания с налогопла-
тельщиков и даже сами их названия: будь то прямые грече-
ские заимствования или их буквальные славянские переводы
(«кальки»).
Соответствующие примеры во множестве представлены
в текстах сохранившихся болгарских и (или) сербских жало-
ванных грамот.
Так, обращают на себя внимание обозначения налого-
вого сборщика как практор (слав. ïðàõòîðü и т.п., от греч.
), отдельного налогооблагаемого домохозяйства как
стась (слав. ñòàñü, от греч. ), неподеленных общин-

ных угодий как правины (слав. ïðàâèíè и т.п., от греч. ),
а также названия налогов дымнина (слав. äèìíèíà и т.п., от
греч.  — форма подворного обложения) и волобер-
щина (слав. âîëîáåðmèíà и т.п., от греч.    —
форма поземельного обложения).
Еще одна характерная черта болгарской и сербской на-

логовой практики состояла в том, что по образцу византий-
ского института экскуссии (греч.    , от лат. excusa-
О
tio — букв. «освобождение») местные правители, в стремлении
Ч приобрести или, наоборот, оказать поддержку тем или иным
Е крупным земельным собственникам — из числа как светской
Р
К
знати, так и церковных учреждений, — могли жаловать для их
земельных владений и занятого в них населения частичное или
vi даже полное освобождение от налоговых и иных обязательств
перед казной. Примечательно, что последнее — по сути пол-
ный налоговый иммунитет — имело место, как правило,
по отношению к владениям именно церковных учреждений,
162 включая многие монастыри. В свою очередь, сами налоговые
обязательства, от взыскания которых отказывалось государ-
ство, при этом не столько упразднялись, сколько переходили
в распоряжение соответствующего земельного собственника,
утрачивая прежний публичноправовой и принимая частно-
правовой — фактически рентный — характер.
VI.3.3. Отношения между крупными земельными соб-

ственниками и зависимыми держателями. — Что же каса-
ется отношений между крупными земельными собственника-
ми и зависимыми держателями, то здесь в аграрно-правовой
практике Второго Болгарского царства и Сербии Неманичей
и их преемников можно было наблюдать много такого, что
находило прямые соответствия не только в Византии, но и на
«латинском» Западе.
Болгарские и сербские крупные земельные собственники —
будь то светская знать или церковные учреждения — отнюдь
не сами обрабатывали принадлежащие им земельные участки.
Напротив, этим занимались привлеченные ими мелкие зави-
симые держатели — т.е. крестьяне, зависимые от собственников
в поземельном отношении, но лично свободные (не рабы, хотя
и болгарскому, и сербскому средневековому обществу инсти-
тут рабства был известен). На условиях внесения соответству-
ющему собственнику определенной ренты (в натуральной, де-

нежной или отработочной форме) такие зависимые держатели
получали от него земельные наделы, на которых могли вести
собственное хозяйство с правом передавать его по наслед-
ству — естественно, вместе с лежащими на полученном наделе
рентными обязательствами. Одновременно зависимые держа-
тели принимали на себя еще и бремя государственных налогов,
которое перекладывал на них собственник земли (см. VI.3.2)
сообразно размеру и доходности предоставленных в держание
наделов.
Необходимым условием возникновения подобных отно-
шений была предварительная дифференциация местного на-
селения на несколько категорий, главными из которых долж-
vi
ны были стать следующие:
— относительно крупные собственники, располагающие -3
пусть и территориально раздробленными, но в совокуп-
ности обширными земельными владениями и ищущие
рабочую силу для их обработки;
— мелкие собственники, личные участки которых слишком
малы для обеспечения их самих и их семей; 163
— и, наконец, те, кто совсем утратил какую-либо земельную
собственность и иные средства к существованию.
Во всяком случае, потенциальные зависимые держатели
не должны были иметь никакой возможности обойтись без
обработки дополнительного надела — хотя бы и взятого у
другого лица под определенные обязательства. В такое поло-
жение их мог поставить широкий спектр обстоятельств само-
го разного рода:
— дробление семейных участков в результате выделения до-
лей для новых наследников;
— бремя государственных налогов, усугубленное каким-
либо семейным несчастьем, войной или природным бед-
ствием;
— прямое насилие со стороны влиятельных лиц светско-
го или духовного звания — особенно в условиях, когда
управление данной местностью принадлежало таким ли-
цам в качестве пронии (см. VI.3.1).
Что же до конкретных форм и названий видов поземельной
зависимости и рентных обязательств, принятых в болгарской и
сербской аграрно-правовой практике, то, судя по сохранившимся
документам, они также развивались под византийским влиянием
и воспроизводили соответствующие византийские образцы.
Так, наиболее распространенную категорию поземельной

зависимости представляла собой парикия, а относившиеся к ней
крестьяне именовались париками (слав. ïàðèêü и т.п., от греч.
 — букв. «пришлец, присельник»; в сербской практике
в этом значении употреблялся термин меропх — слав. ìåðîïàõ).
Отработочные же повинности зависимых крестьян в пользу соб-
ственников, предоставивших им земельные наделы в держание,
назывались ангариями (от греч. ) — как и соответству-
ющие повинности в пользу государственной казны.
О
Именно наличие подобных отношений — рентной эксплу-
Ч атации мелких зависимых держателей крупными земельными
Е собственниками — и позволяет многим исследователям рас-
Р
К
сматривать аграрно-правовой строй Второго Болгарского цар-
ства и Сербии Неманичей и их преемников как феодальный.
vi Хотя правомерность такой оценки по отношению к аграрно-
правовым порядкам византийского типа признается в совре-
менной науке далеко не единодушно и в целом остается пред-
метом научной дискуссии.
164 В связи с этим стоит напомнить, что полноценные — в из-
вестном смысле, «классические» — феодальные отношения
западного типа могут быть описаны как целостное и взаимо-
связанное единство из трех (как минимум) составляющих:
— рентной эксплуатации мелких зависимых держателей круп-
ными землевладельцами в рамках феодальной вотчины-
сеньории;
— двусторонних отношений службы-покровительства в рам-
ках иерархической системы вассально-ленных связей с не-
сколькими уровнями соподчинения;
— частной власти вышестоящих над нижестоящими, ко-
торая бы исключала обязательства перед некоей общей
для тех и других инстанцией (в соответствии с известным
феодальным принципом вассал моего вассала — не мой
вассал)25.
На этом оставим тему аграрно-правовых отношений в
средневековых доосманских Болгарии и Сербии и обратимся к
особенностям бытовавшей в городской жизни.
25 О самом понятии «феодализм» и конкретных явлениях, к которым его

принято прилагать в русле современного исторического знания, подробнее
см.: Феодализм перед судом историков // Одиссей. Человек в истории. 2006.
М., 2006. С. 5—200; Феодализм: понятие и реалии. М., 2008.
VI.4. Города и городская жизнь. — Прежде всего, напом-

ним, что начало эпохи Средневековья в будущих болгарских
и сербских землях, помимо прочего, было ознаменовано стре-
мительной и практически полной дезурбанизацией.
Речь идет о гибели тех многочисленных ранневизантий-
ских городов, которые существовали здесь накануне аваро-
славянских вторжений и славянской колонизации, составляя
материальную (и не только) основу позднеантичной циви-
лизации (см. II.1—II.6). В большинстве из этих городов, раз-
громленных аваро-славянскими «варварами» и (или) поки-
нутых прежним населением, надолго прекратилась всякая
жизнь. И лишь единичные из них, сократившись в разме-
рах и почти утратив собственно городской облик, продол-
жили свое существование под властью новых, «варварских» vi
(с точки зрения византийцев) государственных образований
(ср. V.9—V.10).
-4
Время Первого Болгарского царства
Итак, в строгом смысле слова, городская жизнь в оформ- 165
лявшихся тогда болгарских (см. III.3 и сл.) и сербских (см. IV.1
и сл.) землях практически отсутствовала. Ибо существовав-
шие здесь редкие укрепленные поселения исполняли функ-
ции главным образом крепостей и административных центров
крепнущей на местной почве «варварской» государственности
и лишь в самую последнюю очередь служили местами сосре-
доточения ремесла и торговли. Что не удивительно, посколь-
ку в то время они в славянской среде еще только выделялись
в сколько-нибудь самостоятельные и профессиональные виды
деятельности.
Известные исключения, в этом отношении, представляли
собой разве что столицы Первого Болгарского царства — Пли-
ска, Преслав, а также Охрид, в которых относительно высокое
развитие ремесла и торговли стимулировалось специфически-
ми нуждами центральных органов государственной и, с при-
нятием христианства, церковной власти, равно как и ее носи-
телей, имевших здесь свои резиденции.
Однако в целом хозяйственно-экономическая практи-
ка в болгарских и, тем более, сербских землях носила почти
исключительно натуральный характер, а денежное обраще-
ние отсутствовало — как и чеканка собственной монеты. Так,
даже в Первом Болгарском царстве — при всех притязаниях
его правителей и всех успехах, достигнутых ими на поприще
военно-политического соперничества с Византией — налоги

с подданных взимались в натуральной форме (продуктами
сельскохозяйственной деятельности). Тогда как крупные де-
нежные суммы, получаемые от Византии в качестве компен-
сации за поддержание мира, или подвергались тезаврации,
или возвращались обратно в империю как плата за импорт из
нее предметов роскоши и престижа для правящей светской и,
позже, церковной элиты26.
О
Ч В интересующем нас отношении это время уже очень зна-
Е чительно отличалось от предыдущего.
Р
К
Причем в болгарских землях, включая «Славянскую» (Се-
верную и Среднюю) Македонию, эти отличия стали заметны
vi задолго до образования Второго Болгарского царства — еще
в период византийского правления (см. III.11). Прекраще-
ние военных действий, интеграция в общеимперскую систе-
му путей сообщения и торговых связей, перевод налоговых
166 обязательств из натуральной в денежную форму в результате
правительственной реформы конца 1030-х гг. — все это дало
мощный толчок развитию здесь общественного разделения
труда, отношений обмена и денежного обращения. В сербских
же землях подобную роль сыграл подъем горнорудного дела и
металлургии (особенно выплавки серебра), начавшийся около
середины XIII в. и во многом обусловленный появлением здесь
сасов (букв. «саксов», «саксонцев») — горняков и металлургов
немецкого происхождения, выходцев из Трансильвании, чьи
компактные поселения получили под властью сербских прави-
телей широкую внутреннюю автономию.
Так или иначе, но хозяйственно-экономическая практика
в рамках Второго Болгарского царства и Сербии Неманичей
и их преемников знала уже и профессиональную ремесленно-
торговую деятельность, и регулярное денежное обращение.
Причем в последнем случае здесь использовалась не только ино-
странная (византийская, венецианская и др.), но и собственная
монета, к чеканке которой болгарские и сербские правители
смогли — или даже были вынуждены — приступить в XIII в.
26 Подробнее см.: Тодорова Е. К вопросу о товарообмене на Балканском

полуострове в период раннего средневековья // Этносоциальная и полити-
ческая структура раннефеодальных славянских государств и народностей.
М., 1987. С. 165—174.
Закономерным следствием и вместе с тем надежным «инди-

катором» этих перемен в болгарских и сербских землях стала их
повторная (со времен Античности) урбанизация — т.е. возрож-
дение здесь старых и возникновение новых городов, действую-
щих теперь в качестве уже не только военно-административных
и церковных центров, но и средоточий профессионального ре-
месла и торговли. В болгарских землях эта урбанизация нача-
лась еще в XI—XII вв. — в условиях византийского правления и
в русле того общего подъема провинциальной городской жизни,
который происходил тогда по всей империи в ущерб столичному
Константинополю. В землях же сербских урбанизация намети-
лась значительно позже и была тесно связана с упоминавшимся
выше подъемом горнорудного дела и металлургии.
vi
Примечательны в этом отношении «говорящие» назва-
ния таких известных в свое время городов, как, например, -4
Рудник (в Центральной Сербии), Ново Брдо (букв. «новая
гора» — в Косово) или Сребреница (в соседней с владениями
Неманичей Боснии).
Кроме того, по мере территориального расширения Сер- 167
бии Неманичей под ее властью оказалось — так сказать, в «го-
товом виде» — немало городских центров, которые перед тем
успели сложиться в рамках соседних с ней государств, включая
прежде всего Византию, а также возродившуюся в конце XII в.
Болгарию.
Что же касается непосредственно самой городской жиз-
ни в болгарских и сербских владениях, то она, как и местная
аграрно-правовая практика, развивалась под знаком сильней-
шего византийского влияния и заметно отличалась от город-
ской жизни «латинского» Запада 27.
Прежде всего, за некоторыми исключениями (см. ниже), ни
болгарские, ни сербские города, как и их население, не обладали
27 О важнейших особенностях городской жизни в самой Византии и сред-
невековых славянских странах ее цивилизационного круга подробнее см.:
Горина Л.В. Социально-экономические отношения во Втором Болгарском
царстве… С. 92—145; Литаврин Г.Г. Византийское общество и государ-
ство… С. 110—155; Он же. Провинциальный византийский город на рубеже
XII-XIII вв. (по материалам налоговой описи Лампсака) // Литаврин Г.Г.
Византия и славяне (сборник статей). СПб., 1999. С. 113—129; Полывян-
ный Д.И. Квартальная община в болгарском городе в XIII—XIV вв. // Демо-
графические процессы на Балканах в Средние века. Калинин, 1984. C. 27—
39; Хвостова К.В. Византийская цивилизация… С. 174—193; Шаферова
Л.А. Города Сербского средневекового государства (XIII — первая половина
XV в.). Красноярск, 2002.
каким-либо особым административно-судебным статусом —

не говоря уже о полноценном городском праве, подобном за-
падноевропейскому (Магдебургскому, Нюрнбергскому и др.).
Это обстоятельство было связано не только и, вероятно, даже
не столько с уровнем экономического развития самих городов,
сколько с далеко зашедшей к тому времени византинизацией
болгарской и сербской государственности (см. ниже). Ибо она
в своем отношении к городам лишь воспроизводила порядки,
принятые в Византии и не предполагавшие ни действия в го-
родах иного права, кроме общегосударственного, ни сколько-
О
нибудь последовательного выделения горожан из общей массы
Ч подданных.
Е Так или иначе, но и болгарские, и сербские города состояли
Р
К
в прямом ведении специальных должностных лиц, именовав-
шихся, по византийскому образцу, кефалиями (слав. êåôà-
vi ëè" и т.п., от греч.  — букв. «глава»). Назначались они
или непосредственно самим правителем соответствующего
государства, или представляющим его главой провинциально-
го управления в данном районе, а полномочия их, как пра-
168 вило, охватывали не только сами вверенные им города, но и
окрестную территорию. Таким образом, города были прочно
встроены в систему провинциального управления и во многих
случаях играли роль своего рода провинциальных «столиц».
В свою очередь, горожане в качестве подданных никак в
принципе не противопоставлялись сельскому населению и
точно также должны были нести бремя налоговых и иных обя-
зательств перед соответствующей казной. Как следствие, го-
рода и (или) их кварталы могли выступать в качестве таких же
налоговых округов, что и сельские общины (см. VI.3), а любая
сколько-нибудь устойчивая форма солидарности между го-
рожанами оборачивалась для них коллективной ответствен-
ностью перед властями. Примечательно, что в сохранивших-
ся источниках нет никаких свидетельств о существовании
в болгарских и собственно сербских городах каких-либо по-
стоянных профессионально-производственных объединений,
тождественных западноевропейским цехам и в той же мере
располагающих внутренним самоуправлением. Впрочем, в
некоторых городах, имевших опыт относительно продолжи-
тельного пребывания в составе Византии, вполне могли сохра-
няться византийские формы «корпоративного» объединения
городских жителей: будь то аналоги подконтрольных властям
торгово-ремесленных корпораций (в ед. ч. греч. ,
), известных по знаменитой константинопольской
«Книге эпарха» X в.28, или религиозные братства (в ед. ч.

греч. ), связанные с тем или иным приходским хра-
мом или городским монастырем.
В то же время нельзя не отметить, что эта общая картина
знала все же и определенные исключения — во всяком случае
в сербских владениях. Так, состоявшие под сербским протек-
торатом «латинские», западные по своему цивилизационно-
му облику города Южной Далмации (Котор и др.) (см. IV.5,
V.10, V.12) располагали полноценным коммунальным само-
управлением и даже собственным законодательством в виде
городских статутов (с XIV в.)29. Широкую автономию
сохраняли и горно-металлургические центры в собственно
сербских землях, выросшие из поселений пришлых горняков
и металлургов «сасов». vi
Не случайно для одного из них — города Ново Брдо (в -4
Косово) — в последний период существования средневековой
сербской государственности деспотом Стефаном Лазареви-
чем (см. IV.8) даже был издан (в 1412 г.) специальный право-
вой акт, известный как «Закон о рудниках»30.
169
Между тем, по своему собственно хозяйственно-эконо-
мическому значению города средневековых доосманских
Болгарии и Сербии в подавляющем большинстве случа-
ев оставались не более чем локальными центрами, которые
обеспечивали товарный обмен (сельскохозяйственной и ре-
месленной продукцией) лишь в рамках самого города и его
сельской округи. И лишь отдельные города — прежде всего на
морском побережье и на Дунае — сумели достичь большего,
включившись в систему международной торговли, связывав-
шей Балканы со странами Средиземноморья и еще более от-
даленными регионами.
В целом, даже в наиболее успешных городах ремесло и
торговля сохраняли преимущественно мелкотоварный ха-
рактер, ориентируясь не столько на постоянный рыночный
спрос, сколько на конкретный заказ или, в лучшем случае,
ярмарочную продажу. Чему, в свою очередь, соответствовали
характерные формы их организации — в виде относительно
небольших мастерских и лавок, которые, как правило, при-
надлежали одной семье, располагались в одном помещении
28 Византийская книга эпарха. М., 1962.

29 См.: Хрестоматия по истории южных и западных славян… Т. 1. С. 113—115.
30 Там же. С. 116—117.
и обслуживались силами их непосредственных владельцев,

а также немногочисленных подмастерьев и учеников. При
этом многие горожане попутно не прекращали заниматься
и специфически сельскими видами деятельности (садовод-
ством, огородничеством и т. д.). Что придавало самим горо-
дам отчетливо полуаграрный — хотя и весьма живописный и
уютный — облик.
Что же касается международной торговли, предполагавшей,
по условиям той эпохи, относительно крупные размеры совер-
шаемых сделок, то она была связана прежде всего с экспортом
О
именно сельскохозяйственной продукции и сырья. Причем
Ч в качестве продавцов сплошь и рядом выступали не профес-
Е сиональные торговцы, а непосредственно местные крупные
Р
К
земельные собственники. Ибо они располагали не только до-
статочными для реализации объемами товарной продукции,
vi но и необходимыми площадками в самих городах (складами,
пристанями и т. д.) и потому вполне могли обходиться без
каких-либо посредников.
В связи с этим нельзя не отметить, что балканскому
170 Средневековью — за исключением владений крестоносцев,
возникших на бывших византийских землях после IV кре-
стового похода (см. III.13) — остался неизвестен такой харак-
терный феномен «классического» западного феодализма, как
замок. Ибо местная землевладельческая знать предпочитала
располагать свои резиденции не в сельской глуши, но именно
в городах.
Однако ведущая роль в международной торговле принад-
лежала даже не крупным земельным собственникам. Задолго
до начала османского наступления на Балканах ее сосредо-
точили в своих руках иностранные купцы — прежде всего из
итальянских морских республик Венеции и Генуи, а также из
далматинского Дубровника (см. V.10, V.11). Действуя в Болга-
рии и Сербии, они, как и в Византии, мастерски использова-
ли в своих интересах таможенные и другие льготы (вплоть до
права экстерриториальности), предоставляемые им местными
правителями. Как следствие, торговцы собственно болгарско-
го, сербского и даже византийского происхождения из между-
народной торговли постепенно вытеснялись, а если и допуска-
лись до ведения дел, то лишь в качестве младших партнеров,
незаменимых при ознакомлении с особенностями местных
нравов, деловых традиций, хозяйственно-экономической и
политической конъюнктуры.
Подводя итоги, можно сказать, что ко времени османского

завоевания ни болгарские, ни сербские, ни византийские го-
рода так и не стали очагами качественно новой хозяйственно-
экономической, социально-политической и культурной реаль-
ности, как это произошло в свое время на «латинском» Западе.
Повторная урбанизация в болгарских, сербских и византий-
ских землях, каких бы успехов она ни достигла, так и не из-
менила традиционного течения местной жизни, по-прежнему
сохранявшей специфически аграрный — а, значит, консерва-
тивный — характер. Что, в свою очередь, ставило их по от-
ношению ко все более преуспевающему Западу в положение
отсталой периферии, способной служить не более чем источ-
ником аграрно-сырьевых ресурсов, рынком сбыта готовой
продукции и местом приложения накопленных капиталов. vi
-4
171
Очерк VII
В БАЛКАНСКИХ СЛАВЯНСКИХ
СТРАНАХ ВИЗАНТИЙСКОГО КРУГА
VII.1. Византинизированное самодержавие

и феодализация на местах. [183] —
VII.2. Имперский характер государ-
ственности. [187] — VII.2.1. Этническая
разнородность населения. [187] —
VII.2.2. Политические институты и
этническое самоопределение. [189] —
VII.2.3. «Политическая ортодоксия». [191]
Р ассмотрев основные черты хозяйственно-экономи-
ческого облика средневековых доосманских Болгарии и
Сербии (см. VI.2—VI.4), перейдем к очерку бытовав-
шей в них социально-политической практики и организации.
Сразу отметим, что и в том, и в другом случае речь пой-
дет об обществах, которые, с точки зрения современной клас-
сификации, представляли собой общества аграрного типа. 173
Именно аграрное производство — в первую очередь земледе-
лие — обеспечивало их физическое существование. Именно
с аграрным производством была связана повседневная жиз-
ненная практика самой многочисленной группы в составе их
населения — крестьянства 1. И именно аграрное производство,
в конечном счете, определяло их совокупную социально-
имущественную структуру и политическую организацию —
особенно в том, что касается ее первичных, основополагаю-
щих звеньев.
Итак, расселившись в будущих болгарских и сербских зем-
лях, где перед тем господствовали институты ранневизан-
тийской — фактически позднеримской — государственности
1 О крестьянстве на Балканах в эпоху Средневековья (до османского
завоевания) подробнее см.: Бромлей Ю.В., Королюк В.Д., Литаврин
Г.Г. Становление крестьянства в южнославянских и западнославянских
странах (до конца XII в.) // История крестьянства в Европе. Эпоха фео-
дализма. В 3 т. Т. 1. Формирование феодально-зависимого крестьянства.
М., 1985. С. 350—372; Фрейденберг М.М. Крестьянство на Балканах в
XII—XVIII вв. Учебное пособие. Калинин, 1984. С. 4—30; Он же. Кре-
стьянство на Балканах (Сербия, Хорватия, Болгария) в XII—XIV вв. //
История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. В 3 т. Т. 2. Кре-
стьянство Европы в период развитого феодализма. М, 1986. С. 250—
287; Хвостова К.В. Византийское крестьянство в XII—XV вв. // Там же.
С. 210—232.
(см. II.1, II.6), сами славяне еще достаточно долго оставались

носителями племенного строя2.
Правда, племенные порядки и связи в славянской среде
уже тогда должны были быть заметно ослаблены. Прежде все-
го, речь идет об уже упоминавшемся (см. II.7) сосредоточении
княжеских полномочий в руках наиболее удачливых и автори-
тетных военных вождей, опирающихся на постоянные личные
дружины и все более независимых от племенных старейшин,
народных собраний и т.п. Что, в свою очередь, создавало воз-
можности для возникновения у славян первых надплеменных,
О
военно-территориальных объединений — «славиний», как их
Ч именовали византийские авторы (см. II.7).
Е Между тем, на низовом, повседневном уровне социаль-
Р
К
ной организации у славян также имели место многозна-
чительные перемены, связанные с трансформацией такого
vii важного института их общества, как община. Еще при самом
расселении славян на Балканах — или относительно вскоре
после него — кровнородственная община у них должна была
перейти в территориальную земледельческую, хотя преоб-
174 ладание в ее рамках все еще принадлежало большим семьям,
объединяющим несколько поколений ближайших родствен-
ников. А позже, по мере закрепления славян на полуострове,
земледельческая община у них должна была уступить место
сельской, которая носила уже чисто территориальный, со-
седский характер и состояла уже не из больших, но малых
(нуклеарных) семей — из отдельных супружеских пар с их
еще не обособившимися детьми (см. VI.3).
Разумеется, все эти перемены, подготавливавшие станов-
ление в будущих болгарских и сербских землях новой, соб-
ственно средневековой и «варварской» (с точки зрения визан-
тийцев) государственности, развивались крайне неравномерно,
будучи опосредованы, среди прочего, теми или иными осо-
бенностями местной природной среды и военно-политической
конъюнктуры (ср. VI.1.1—VI.1.2). И если в первом случае та-
кая государственность — в виде Первого Болгарского цар-
ства — зародилась уже к концу VII и окрепла в начале IX в.
(см. III.3, III.5), то во втором случае это стало возможно толь-
ко во второй половине IX — X в. (см. IV.1—IV.2)3.
2 О социальной организации славян накануне и в период их расселения с
прародины в места позднейшего проживания подробнее см.: Свердлов М.Б.
Становление феодализма в славянских странах. СПб., 1997. С. 26—42.
3 О становлении и развитии ранней болгарской и сербской государствен-
ности подробнее см.: Ангелов Д. Проблемы предгосударственного периода
Время Первого Болгарского царства

Как и в случае аграрно-правового строя (см. VI.3), рекон-
струкция социально-политической практики в тогда еще толь-
ко оформлявшихся болгарских и сербских землях сопряжена с
большими сложностями, связанными с крайним недостатком
соответствующих источников и их чрезвычайно неравномер-
на территории будущего Болгарского государства // Этносоциальная и поли-

тическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей.
М., 1987. С. 7—15; Койчева Е. О характере аристократии в раннефеодаль-
ных государствах на Балканах // Там же. С. 151—164; Койчева Е., Кочев Н.
Болгарское государство с середины VIII до конца IX в. // Раннефеодальные
С. 51—68; Литаврин Г.Г. Византийская система власти и болгарская госу-
дарственность (VII—XI вв.) // Литаврин Г.Г. Византия и славяне (сборник
статей). СПб., 1999. С. 218—228; Он же. К проблеме становления Болгар-
ского государства // Там же. С. 192—217; Петров П. Военно-политические
союзы болгарских славян в VII в. // Этносоциальная и политическая струк-
тура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987.
С. 44—56; Ракова С., Матанов Х. Процессы государственного развития у 175
хорватов и сербов в IX—XII вв. // Раннефеодальные государства и народно-
сти (южные и западные славяне VI—XII вв.). М., 1991. С. 150—167 (особенно
с. 158—165); Тыпкова-Заимова В. Структура Болгарского государства (ко-
нец IX — XI в.) и проблема гегемонии на Балканах // Там же. С. 137—150;
Она же. Формы власти в Византии и балканских государствах (до X в.) //
государств и народностей. М., 1987. С. 116—124; Она же. Южные славяне,
протоболгары и Византия. Проблемы государственного и этнического раз-
вития Болгарии в VII—IX вв. // Раннефеодальные государства и народности
(южные и западные славяне VI—XII вв.). М., 1991. С. 37—51.
См. также: Литаврин Г.Г. Славяно-балканский регион в VI—XII вв.:
Болгарская зона в VII—XII вв. // История Европы с древнейших времен
Наумов Е.П. Славяно-балканский регион в VI—XII вв.: Сербская, хорват-
ская, словенская и далматинская зоны в VI—XII вв. // Там же. С. 165—171;
Свердлов М.Б. Становление феодализма в славянских странах… С. 51—74,
130—151.
Общую картину становления государственности у раннесредневековых
славян см.: Рогов А.И., Флоря Б.Н. Образование государства и формирова-
ние общественно-политической идеологии в славянских странах // Раннефе-
одальные государства и народности (южные и западные славяне VI—XII вв.).
М., 1991. С. 207—217; Флоря Б.Н. Формирование государственности и
зарождение политической мысли у славянских народов // Очерки истории
культуры славян. Вып. 1. М., 1996. С. 260—272; Он же. Эволюция социаль-
ных и общественно-политических структур и возникновение государства //
Раннефеодальные государства и народности (южные и западные славяне
VI—XII вв.). М., 1991. С. 190—207.
ным распределением между отдельными временными отрез-

ками и территориальными зонами. Однако в главных чертах
такая реконструкция может быть выполнена все же вполне
уверенно и представлена в следующем виде.
Само местное население в это время по своему социально-
имущественному облику оставалось все еще в самой высокой
степени однородным. Абсолютное большинство в нем состав-
ляло свободное общинное крестьянство. Землевладельческая
знать еще только формировалась — будь то на основе старой
племенной знати или новой служилой, обязанной своим воз-
О
вышением местным правителям — равно как и ремесленно-
Ч торговая прослойка в относительно немногочисленных укреп-
Е ленных поселениях (см. VI.4). Наконец, после утверждения
Р
К
здесь христианства и по мере становления на местной почве
постоянных церковных организаций (см. III.6, IV.3) в каче-
vii стве еще одной социальной группы стало складываться хри-
стианское духовенство, включая монашество.
Что же касается собственно социально-политической ор-
ганизации, то для подавляющей части местного населения
176 в качестве ее первичного звена чем дальше, тем все отчетли-
вее начинала выступать малая семья, включенная в систему
территориально-соседских и иных связей в рамках сельской
общины. Тогда как на более высоком уровне, чем семья и об-
щина, на смену угасающим традициям племенного строя
приходили отношения подданства на территориальной основе,
налагаемые крепнущей государственной властью и сопряжен-
ные с разного рода обязательствами в ее пользу (см. VI.3).
Именно на этом, относительно наиболее высоком уровне,
с интересующей нас точки зрения, вероятно, и можно было
наблюдать главные различия между болгарскими и сербскими
землями, обусловленные, в первую очередь, особенностями
местной военно-политической конъюнктуры. Ибо в землях
сербских государственная власть вырастала непосредственно
из самой славянской среды — как результат пусть и не осо-
бенно скорого, зато непрерывного развития местных славян-
ских объединений, подобных тем «славиниям», с которыми
столкнулась Византия на востоке, юге и в центре Балкан (см.
II.8). Напротив, во владениях Первого Болгарского царства
государственность — хотя ее и подготовили в какой-то степени
местные «славинии» — была представлена все же преимуще-
ственно институтами протоболгарского происхождения, ко-
ренившимися в традициях древних тюрок и их кочевых держав
(см. III.3, III.5).
Так, высшую военную, административно-судебную, на-

логовую, а до принятия христианства и религиозную власть в
Болгарии осуществлял ее верховный правитель, носивший на
протяжении почти двух веков характерный тюркский титул
хан — точнее, кана сюбиги (букв. «вождь войска»).
Отказ от этой титулярной практики произошел только на
исходе IX в., когда сын крестителя Болгарии Бориса-Михаила,
Симеон, взойдя на престол, принял привычный для славя-
ноязычного населения титул князя, а позже, вступив в борьбу
за императорский трон в заветном Константинополе, провоз-
гласил себя царем — вероятно, «болгар и ромеев (византий-
цев)» (см. III.8).
В свою очередь, в осуществлении своих полномочий вер-
ховный правитель Болгарии опирался на кавхана и ичиргу-
боила (букв. «внутреннего боила»), в ве́дении которых нахо-
дилось непосредственное руководство военной организацией
государства и, соответственно, действием центральных орга-
нов власти в столице и ее ближайших окрестностях.
В связи с этим стоит отметить, что первоначально власть 177
правящего в Болгарии того или иного хана представляла со-
бой не более чем реализацию авторитета его рода как тако-
вого. А он, в свою очередь, мог утратить свое преобладание
в пользу другого рода, располагающего собственным канди-
датом на ханскую власть. И только впоследствии — вероятно,
в связи с реформами Крума и Омуртага (см. III.5) — власть
хана укрепилась настолько, что приобрела в полной мере лич-
ный (не родовой) и наследственный характер.
Не исключено, что последнее обстоятельство, помимо
нарастающей славянизации болгарского общества, также
стояло за тем византинизированным греческим титулом от
Бога архонт [букв. «начальник». — П.Л.] многих болгар
(греч. ), который принял
сам Омуртаг в дополнение к своему традиционному тюрк-
скому титулу.
Наконец, на менее высоком уровне центрального управле-
ния и непосредственно на местах, в «провинции», болгарскую
государственность представляли носители разных тюркско-
протоболгарских титулов и должностей, известных по сохра-
нившимся протоболгарским и славяно-болгарским надписям,
а также некоторым другим источникам. Примечательно, что
сами эти титулы оставались в употреблении даже после того,
как на исходе IХ в. в болгарских государственных канцеляриях

были приняты славянские язык и письмо (см. III.6) — вплоть
до византийского завоевания (см. III.10).
Характерный пример такого рода дает известная славя-
ноязычная надпись, открытая при раскопках одной из церк-
вей второй болгарской столицы Преслава (см. III.6). Эта над-
пись относится ко времени около середины X в. и выполнена в
память о некоем Мостиче — судя по имени, несомненно сла-
вянине — который именуется в ней чергубылем, действовав-
шим при царях Симеоне и Петре (см. III.8—III.9). Причудли-
О вое слово ÷ðüãqáûë" в этой надписи представляет собой не
Ч
Е
что иное, как воспроизведение упомянутого выше тюркско-
Р протоболгарского титула «ичиргубоил»4.
К Добавим, что тюркское и, скорее всего, именно про-
vii тоболгарское происхождение имеет еще и такой известный
средневековый славянский термин, как боярин (ст.-слав.
áîë"ðèíú). Его возводят к тюркско-протоболгарскому тер-
мину боил, которым обозначались представители высшего
слоя протоболгарской знати — низшему соответствовал тер-
178 мин багаин.
Еще одним важным и вместе с тем показательным — как
живой остаток еще не забытого племенного прошлого — поли-
тическим институтом Первого Болгарского царства был извест-
ный по византийским источникам конвент (греч. , от
лат. conventus — букв. «сходка»). Этот «конвент» представлял
собой собрание взрослых и полноправных мужчин-воинов —
первоначально только тюрок-протоболгар — которое могло
периодически созываться для обсуждения важнейших вопро-
сов общегосударственного значения (войны и мира, передачи
ханской власти в пределах правящего рода или от одного рода
к другому и т. д.).
Последний по времени «конвент», известный по сохра-
нившимся источникам — и, видимо, с уже гораздо более ши-
роким представительством — был созван в Болгарии в 893 г.
в связи с передачей высшей власти отозванному из Кон-
стантинополя Симеону от его низложенного старшего брата
Владимира-Расате (см. III.6).
Примечательно, что память о тюркско-протоболгарских
политических институтах и титулах у населения болгарских зе-
4 Надписът на чъргубиля Мостич. София, 1955.
мель продолжала сохраняться на протяжении еще нескольких

десятилетий после падения самого Первого Болгарского цар-
ства (см. III.10) — когда ни о каких остатках тюрок-протоболгар
(в этническом смысле) уже давно не было речи5.
Между тем, полной зрелости средневековая болгарская и,
тем более, сербская государственность достигла все же только в
рамках Второго Болгарского царства (см. III.12 и сл.) и, соответ-
ственно, Сербии Неманичей и их преемников (см. IV.5 и сл.).
Прежде всего, к этому времени осталась в прошлом былая
социально-имущественная однородность самого болгарско-
го и сербского населения. Теперь в его составе в полной мере
выделились такие характерные для Средневековья группы,
как светская землевладельческая знать и зависимое крестьян-
ство — при сохранении все еще заметного слоя свободных
крестьян-налогоплательщиков казны (см. VI.3.1, VI.3.3), —
консолидировалось духовенство, окрепла прослойка го-
родских ремесленников и торговцев. Другой характерной 179
в интересующем нас отношении приметой этого времени
стало укрепление малой семьи в качестве первичной формы
социальной организации. Хотя при этом над ней отнюдь не
перестали довлеть территориально-соседские и иные связи в
рамках общины: у крестьян сельской, а у горожан, вероятно,
квартальной (в крупных городах) или общегородской (в го-
родах малых). Однако самые впечатляющие перемены прои-
зошли все же на уровне, более высоком, чем семья и община,
где действовали институты собственно государственности
(в строгом смысле слова).
Речь, в который раз (ср. VI.3), идет о византийском влия-
нии и о сознательном воспроизведении в Болгарии и Сербии
соответствующих византийских порядков — из времени по-
следних Комнинов (1081—1185), Ангелов (1185—1204) и Па-
леологов (1261—1453)6.
5 Подробнее см.: Иванов С.А. К вопросу об элементах этнополитическо-

го сознания в «Болгарской апокрифической летописи» // Раннефеодальные
славянские государства и народности (проблемы идеологии и культуры). Со-
фия, 1991 (=Studia Balcanica. 20). С. 131—136.
6 О важнейших особенностях социально-политической практики в са-
мой Византии и средневековых славянских странах ее цивилизационного
круга подробнее см.: Гийу А. Византийская цивилизация. Екатеринбург,
2005. С. 101—249; Грачев В.П. Сербская государственность в X—XIV вв.
Впрочем, как и в случае аграрно-правового строя, само это

византийское влияние действовало крайне неравномерно.
Полнее и точнее всего византийская государственно-
политическая «модель» была воспроизведена во Втором
Болгарском царстве, которое едва ли не с самого начала
строилось по образцу своей бывшей имперской метропо-
лии — при том что, с точки зрения последней, оно еще долго
не могло восприниматься иначе, как «мятежная провин-
ция» (см. III.12)7.
Что же касается Сербии, то здесь процесс освоения ви-
О
зантийского государственно-политического наследия осо-
Ч бенно активизировался с конца XIII в. В самой высокой сте-
Е пени это было связано с переходом под власть Неманичей
Р
К
бывших болгарских и византийских владений в Македонии
vii
(см. IV.7), где византийские порядки давно успели укоре-
ниться едва ли не во всех областях жизни. Примечательно,
что уже в 1298 г. знаменитый византийский государствен-
ный деятель и ученый Феодор Метохит, посетив Сербию
с дипломатической миссией — в связи с подготовкой брака
180 между сербским королем Милутином и византийской ца-
ревной Симонидой (см. IV.7) — смог отметить, что местный
двор устроен по образцу константинопольского, а сам ко-
роль прямо подражает императору8.
Критика теории «жупной организации». М., 1972; Литаврин Г.Г. Визан-

тийское общество и государство в X—XI вв.: Проблемы истории одного сто-
летия, 976—1081 гг. М., 1977. С. 156—287; Медведев И.П. Правовая куль-
тура Византийской империи. СПб., 2001; Наумов Е.П. Господствующий
класс и государственная власть в Сербии XIII—XV вв. Динамика социаль-
ной и политической системы сербского феодализма. М., 1975. С. 177—303;
Хвостова К.В. Византийская цивилизация как историческая парадигма.
СПб., 2009. С. 65—90, 124—173; Щапов Я.Н. Византийское и южносла-
вянское правовое наследие на Руси в XI—XIII вв. М., 1978.
См. также: Литаврин Г.Г. Славяно-балканский регион в XII—XV вв.:
Болгария в конце XII — XIV в. // История Европы с древнейших времен
Наумов Е.П. Славяно-балканский регион: Югославянские земли северо-
западного субрегиона в XIII—XV вв. // Там же. С. 364—371; Свердлов М.Б.
Становление феодализма в славянских странах… С. 189—217.
7 О том, как в этих условиях решали проблему легитимации своей вла-
сти сами правители возродившейся Болгарии, см.: Иванов С.А. Формы
легитимации верховной власти в Болгарии XI—XIII вв. // Анфологи-
он. Славяне и их соседи. Власть, общество, культура в славянском мире
в Средние века. К 70-летию Бориса Николаевича Флори. Выпуск 12.
М., 2008. С. 66—75.
8 Чиркович С. Сербия: Средние века. М., 1996. С. 134.
Своего пика византийское влияние на сербскую государ-

ственность достигло около середины XIV в. в рамках провоз-
глашенного Стефаном Душаном «царства сербов и греков»
(см. IV.7), в котором, среди прочего, была едва ли не букваль-
но воспроизведена тогдашняя имперская иерархия титулов и
должностей.
Тем не менее, и при царе Душане, и до, и после него в
сербской среде, помимо византийского, действовали и иные
влияния — вплоть до западных, «латинских», шедших прежде
всего со стороны соседней Венгрии (см. V.5; ср. IV.10, V.7).
Характерное следствие этих западных влияний представлял
собой, в частности, сам королевский титул, употреблявшийся
сербскими правителями начиная со Стефана Первовенчан-
ного (см. IV.5) и заканчивая Вукашином и Марко Мрнявче-
вичами (см. IV.7).
Так или иначе, но к началу османского наступления на

Балканах более или менее глубокая и последовательная визан-
тинизация затронула едва ли не все важнейшие составляющие
и болгарской, и сербской государственности. 181
Прежде всего, это имело место в том, что относилось к
сфере официальной владетельской идеологии и ее пропаганды
средствами того или иного рода — от книжно-письменных до
изобразительных. Это, в частности, находило наглядное вы-
ражение уже в самой титулатуре и знаках отличия, которые
принимали на себя болгарские и сербские правители и которые
они, в свою очередь, жаловали наиболее доверенным и (или)
влиятельным представителям местной светской землевладель-
ческой знати.
Как пример, достаточно воспроизвести титулатуру двух
современных друг другу царей — болгарина Ивана Алексан-
дра (см. III.15) и серба Стефана Душана (см. IV.7). Титул
первого в 1356 г. выглядел следующим образом: Iwàííú
Àëåkàíäðú âú Õðèñòà Áîãà âhðåíü öàðü è ñàìîäðüæåöü
âñhìü Áëúãàðwìü è Ãðúêwìü9. Титул второго в одной из
грамот, изданных после его царской коронации, был пере-
дан так: Ñòåôàíü âü Õðèñòà Áîãà áëàãîâhðíü öàðü è
9 Титул на миниатюре с изображением самого Ивана Александра и членов

его семьи в т.н. Лондонском (по месту хранения) четвероевангелии, выпол-
ненном в 1356 г. по его заказу и для его личной библиотеки (Британский
музей, Лондон, Add. 39627). — Джурова А. 1000 години българска ръко-
писна книга. Орнамент и миниатюра. София, 1981. Илл. 180.
ñàìîäðüæüöü Ñðüáëåìü è Ãðüêîìü, Ïîìîðèþ è Çàïàäíîè

ñòðàíh10.
Ср. титул их современника, византийца Иоанна Канта-
кузина (см. III.16, IV.7), обладавшего императорской вла-
стью в 1347—1354 гг.: Иоанн во Христе Боге верный царь
и император римлян Палеолог Ангел Кантакузин (греч.
       
   )11.
Что же касается болгарской и сербской знати, то ее высший
слой щеголял пышными византийскими титулами деспот
О
(слав. äåñïîòü и т.п., от греч.   ), севастократор
Ч (слав. ñåâàñòîêðàòîðü и т.п., от греч.   ), про-
Е тосеваст (слав. ïðîòîñåâàñòü и т.п., от греч.   )
Р
К
и др., хотя они так и не вытеснили до конца прежние славян-
vii
ские — как, например, «князь» или «жупан».
Отчетливо византинизировано в Болгарии и Сербии было и

официальное государственное законодательство, подчинившее
себе обычное право и значительно сузившее сферу его действия.
182 В связи с этим нельзя не упомянуть такой знаковый для
сербского и, шире, всего византийско-славянского Средневе-
ковья памятник, как «Законник» Стефана Душана. Принятый
в 1349 и дополненный в 1354 г., «Законник» был неразрывно
связан с царскими притязаниями самого Душана и в самой вы-
сокой степени основывался на правовом наследии Византии12.
По византийскому образцу строилась и действовала система
болгарского и сербского государственного управления — цен-
трального и провинциального, включая иерархию и наимено-
вания соответствующих должностных лиц и даже формуляры
официальных документов.
10 Титул из грамоты, изданной Стефаном Душаном в 1348 г. в македон-
ском городе Прилеп в пользу т.н. Карейской келлии на Афоне (Хилендарский
монастырь, Афон, Хил. 149). — Славева Л., Мошин В. Српски грамоти од
Душаново време. Прилеп, 1988. № 61. С. 181.
11 Титул на миниатюрах с изображениями Иоанна Кантакузина в т.н. Па-
рижской (по месту хранения) рукописи его богословских сочинений, выпол-
ненной в 1371—1375 гг. (Национальная библиотека, Париж, gr. 1242). — Ла-
зарев В.Н. История византийской живописи. М., 1986. Табл. 558—559.
12 Русский перевод «Законника» см. в кн.: Москаленко А.Е. Возникно-
вение и развитие феодальных отношений у южных славян: хорваты и сербы.
Учебно-методическое пособие. М., 1978. С. 80—102.
См. также: Хрестоматия по истории южных и западных славян. Т. 1.
Эпоха феодализма. Минск, 1987. С. 108—112.
Так, функции своего рода главы правительства в Болга-

рии и Сербии, как и в Палеологовской Византии, исполнял
великий логофет (слав. ëîãîfåòü и т.п., от греч. ),
финансовыми вопросами ведал протовестиарий (слав.
ïðwòîâåñòèàðü и т.п., от греч. ), а наиболее
торжественную разновидность жалованных грамот пред-
ставляли собой хрисовулы (слав. õðèñîâqëü и т.п., от греч.
 — букв. «златопечатник»).
Множество византийских заимствований как в Болгарии, так

и в Сербии имело место и в организации, вооружении и тактике
военных сил, в которых главная роль, как в свое время в самой
Византии, перешла от ополчения, набираемого среди свободно-
го общинного крестьянства, к отрядам светской землевладель- vii
ческой знати, включая держателей проний (см. VI.3.1), а также
разного рода наемникам — вплоть до турецких.
-1
Наконец, как уже говорилось (см. VI.3.2), совершенно
византинизирована и в Болгарии, и в Сербии была налоговая
система, в действии которой для большинства болгарского и
сербского населения чаще всего и обнаруживало свое суще- 183
ствование соответствующее государство.
VII.1. Византинизированное самодержавие и феодализа-

ция на местах. — Итак, в целом Второе Болгарское царство
и, в меньшей степени, Сербия Неманичей и их преемников
представляли собой относительно централизованные монар-
хии, военные, административно-судебные и налоговые пол-
номочия которых формально распространялись на всю под-
властную им территорию и все постоянно проживающее здесь
население.
В свою очередь, сама монархическая власть и в том, и в
другом случае носила наследственный и — что особенно важ-
но — по-византийски самодержавный характер. Так что поле ее
действия практически не знало ограничений со стороны каких-
либо иных институтов со строго определенной и юридически
оформленной компетенцией — за исключением разве что ду-
ховной жизни, которой руководила церковь. Примечательно
в связи с этим, что ни в Болгарии, ни в Сербии так и не сло-
жилась та стройная система сословно-территориального пред-
ставительства, которая действовала на «латинском» Западе и
была увенчана такими органами как, например, английский
Парламент или французские Генеральные Штаты.
Никакие «конвенты» (см. выше) во Втором Болгарском

царстве уже неизвестны. И только в Сербии созывались сáборы
(слав. ñüáîðü и т.п.) с участием светской знати и высшего духо-
венства.
В частности, именно такими саборами — в македонских
городах Скопье в 1349 и Серры в 1354 г. — и были приняты
вышеупомянутые «Законник» Стефана Душана и дополне-
ния к нему.
Впрочем, созывались эти саборы все же нерегулярно — от
О
случая к случаю, в разных местах и по конкретной надобности.
Ч Четкой компетенции они не имели и фактически были при-
Е званы обеспечить (или продемонстрировать) широкую под-
Р
К
держку тому, что уже было предрешено в узком кругу между
самим правителем и наиболее влиятельными представителя-
vii ми местной правящей светской и церковной элиты. Тем более
что она и в Сербии, и в Болгарии располагала такой «площад-
кой» для обсуждения насущных дел, как своего рода высший
(«царский») совет при особе правителя. Состоял этот совет
184 из носителей высших титулов и должностей и в русле местной
письменной практики мог именоваться синклитом (от греч.
 — букв. «созванное [сословие]») — как назывался в
Византии совещательный и церемониальный орган, восходив-
ший к позднеримскому сенату.
Еще одной характерной «незападной» чертой Второго
Болгарского царства и Сербии Неманичей и их преемни-
ков — помимо отсутствия в них сколько-нибудь полноцен-
ной системы сословно-территориального представительства
и вообще замедленного формирования самих сословий как
таковых — было отсутствие иерархической, с несколькими
уровнями соподчинения, системы вассально-ленных связей.
Что, в свою очередь, подкреплялось отсутствием иерар-
хической организации и в местной системе землевладения
(см. VI.3.1).
Правда, среди землевладельческой знати в Болгарии
имело место деление на великих и малых боляр (в ед. ч.
слав. áîë#ðèíü и т.п.), а в Сербии — на великих и малых
властелей (в ед. ч. слав. âëàñòåëèíü и т.п.). Однако отно-
шений иерархического соподчинения между ними, судя по
сохранившимся источникам, все же не существовало. А раз-
ница в их официальном именовании и правовом положении
была обусловлена, с одной стороны, различиями в размерах
земельного и иного богатства, которым они располагали, а с

другой — различиями между титулами и должностями, ко-
торые им жаловали местные верховные правители.
Вместе с тем, даже с формальной точки зрения степень поли-

тической централизации ни во Втором Болгарском царстве, ни в
Сербии Неманичей и их преемников не стоит преувеличивать.
Так, во-первых, отчетливо обособленное положение в бол-
гарских и сербских владениях занимали общины скотоводов-
горцев влашского и албанского происхождения (см. II.5.1—
II.5.2), которые заведомо не поддавались такому же плотному
контролю со стороны государства, какой был возможен по от-
ношению к оседлому сельскому и городскому населению до-
лин и равнин. Как следствие, влахи и албанцы несли гораздо vii
более умеренное бремя налоговых и иных обязательств, чем
оседлое население, жили по нормам своего обычного права
-1
и под началом собственных предводителей из числа военно-
родовой знати, именовавшихся примикюрами (слав. ïðèìè-
êþðü и т.п., от греч.  ) и иным образом. Кроме того,
широкой автономией в Сербии пользовались и поселения гор- 185
няков и металлургов «сасов» (см. VI.4, VI.4.1), а состоявшие
под сербским протекторатом города Южной Далмации (Ко-
тор и др.) вообще располагали полноценным коммунальным
самоуправлением (см. IV.5, V.10, V.12, VI.4.1).
Во-вторых, и болгарские, и сербские правители ши-
роко жаловали не только налоговые (см. VI.3.2), но и
административно-судебные привилегии крупным земель-
ным собственникам из числа светской знати и особенно цер-
ковных учреждений. Будучи во многом похожи на запад-
ноевропейский феодальный иммунитет, такие привилегии в
действительности воспроизводили еще одну разновидность
византийской экскуссии (см. VI.3.2), предполагая более или
менее полную передачу от государства самим собственникам
соответствующих полномочий по отношению уже не к иму-
ществу, но к зависимым людям.
В-третьих, определенные объемы таких полномочий при-
менительно к тем или иным местностям и их жителям жало-
вались частным лицам под условием несения ими какой-либо
государственной службы (прежде всего военной) в рамках еще
одного характерного института византийского происхожде-
ния — пронии (см. VI.3.1).
И, наконец, в-четвертых, и в том, и в другом государстве
практиковалась передача целых районов под управление бли-
жайших родственников действующего правителя (ср. III.15, IV.7)

в качестве своего рода уделов или апанажей (франц. apanage, от
лат. ad panem — букв. «для хлеба», «для кормления»).
Что же касается реальной политической практики, то и в
Болгарии, и в Сербии, как и в самой Византии, она вообще
протекала под знаком прогрессирующей децентрализации,
связанной прежде всего с ростом могущества и притязаний
местной землевладельческой знати. Чутко реагируя на малей-
шие колебания внешне- и внутриполитической конъюнктуры,
включая те или иные затруднения внутри самих правящих
О
династий, добиваясь от их представителей все новых приви-
Ч легий, а при случае даже присваивая их явочным порядком,
Е и болгарская, и сербская, и византийская знать недвусмыслен-
Р
К
но стремилась к возможно более полной самостоятельности
от соответствующего государственного центра. Причем в по-
vii граничных районах все это сплошь и рядом оборачивалось от-
кровенным сепаратизмом, когда даже формальный переход в
подданство соседнего государства со стороны того или иного
местного владетеля на деле мог представлять собой не более
186 чем способ обеспечить свою независимость — как от прежнего,
так и от нового суверена13.
Иными словами, и в Болгарии, и в Сербии, и в Византии под
звуки традиционной самодержавной риторики происходила
своего рода приватизация политической власти — особенно на
местах — со стороны феодализирующейся (см. VI.3.3) землев-
ладельческой знати. Что, в свою очередь, все отчетливее пре-
вращало эти государства в рыхлые конгломераты отдельных,
более или менее самостоятельных и устойчивых, «квазифео-
дальных» образований (см. III.15, IV.7) и, в конечном счете,
стало одной из главных причин успеха османских завоевателей
(см. III.16—III.17, IV.8).
В последнем случае имеется в виду не только поистине са-
моубийственная неспособность местных правящих элит оста-
вить взаимное соперничество и объединить силы в борьбе
с общим врагом. И не только те материальные и людские поте-
ри, на которые это соперничество обрекало местное население,
истощая его хозяйственно-демографический и, следовательно,
оборонительный потенциал.
13 Подробнее см.: Матанов Х. Региональные особенности процессов об-

разования государств на Балканах в период феодальной раздробленности //
Ср., например, страшные слова, брошенные византийцем

Иоанном Кантакузином в разгар византийской гражданской
войны 1341—1347 гг., когда, домогаясь императорской вла-
сти, сам Кантакузин решился призвать на помощь османских
турок (см. III.16): «Если не я, то и он [имеется в виду юный
Иоанн V Палеолог. — П. Л.] пусть не царствует! Пусть во-
обще не над кем будет царствовать!» (выделено мной. —
П. Л.)14.
Не менее значимую роль в конечной судьбе средневековой

доосманской государственности на Балканах сыграло и неиз-
бежное отчуждение от нее широких масс ее собственных под-
данных, в глазах которых ни одно из местных государствен-
ных образований не могло в полной мере считаться «своим» vii
и рассчитывать на безусловное предпочтение — даже в плане
этнической солидарности.
-2
В связи с этим обстоятельством ни в коем случае нельзя
обойти вниманием еще одну важнейшую особенность средне-
вековой болгарской и сербской государственности, принци-
пиально отличавшую ее от позднейшей национальной госу- 187
дарственности болгар и сербов Нового и Новейшего времени.
А именно: ее «наднациональный», а точнее, с учетом реалий
эпохи Средневековья, «надэтнический», имперский характер,
наиболее последовательно реализованный и оформленный
именно в рамках Второго Болгарского царства и Сербии Не-
маничей и их преемников.
VII.2. Имперский характер государственности. — Прежде

всего, ни то, ни другое государство по составу своего населе-
ния никогда не было этнически однородным, «чистым».
VII.2.1. Этническая разнородность населения. — Конечно,

в болгарских владениях относительное численное преоблада-
ние принадлежало этническим болгарам, а в сербских — сер-
бам. Хотя сколько-нибудь точно определить, в каких именно
величинах выражалось это преобладание, наличная источни-
ковая база не позволяет.
Однако кроме самих болгар и сербов здесь проживало —
в виде более или менее компактных анклавов или даже сме-
14 Цит. по: История Византии. В 3 т. Т. 3. М., 1967. С. 150.
шанным образом, чересполосно — и население иного этни-

ческого происхождения, причем далеко не всегда собствен-
но балканского. В первую очередь, речь идет, разумеется, о
византийских греках (см. II.1, II.5, II.8), влахах (см. II.5.1) и
албанцах (см. II.5.2). Далее должны быть упомянуты пусть
и не столь многочисленные, зато очень сплоченные общи-
ны армян и евреев, консолидированные на основе не толь-
ко этноязыковой, но и религиозно-конфессиональной при-
надлежности: армян — к монофизитскому христианству и
армяно-григорианской церкви, евреев — к иудаизму15. Так-
О
же не следует забывать и о потомках тюркоязычных кочевни-
Ч ков: печенегов и узов, которых власти Византии в XI в. рассе-
Е ляли в своих болгарских владениях (см. III.11), а также кума-
Р
К
нов (половцев), значительное число которых переместилось
на Балканы из Северного Причерноморья в первой половине
vii ХIII в. под натиском монгольских завоевателей (ср. III.12)16.
Вообще, конкретный этнический состав населения доосман-
ских Болгарии и Сербии в разные периоды мог быть чрезвы-
чайно пестрым — в зависимости от того, какие земли теряло
188 или, наоборот, приобретало то и другое государство в борьбе
за преобладание на Балканах 17.
Эту этническую разнородность и пестроту никак не
учитывала система болгарского и сербского провинциаль-
ного управления, строившаяся строго по территориально-
му принципу и предполагавшая деление государственной
территории на большее или меньшее число отдельных адми-
нистративных единиц с центрами в важнейших городах и
(или) крепостях.
15 Об армянах в Средневековье, включая армянские общины за предела-
ми их исконной этнической территории, см.: Тер-Саркисянц А. История и
культура армянского народа с древнейших времен до начала XIX в. М., 2005.
С. 134—310, 334—414.
О балканских евреях см.: Макарова И.Ф. Проблемы этногенеза евреев
в болгарских землях и особенности межэтнического взаимодействия в XV —
начале XVII вв. // Славяне и их соседи. Вып. 5. Еврейское население в Цен-
тральной, Восточной и Юго-Восточной Европе. Средние века — новое вре-
мя. М., 1994. С. 114—122; Фрейденберг М.М. Евреи на Балканах на исходе
Средневековья. М.; Иерусалим, 1996; Он же. Очерки истории балканского
еврейства. Тель-Авив, 1998.
16 О печенегах, узах и куманах (половцах) см.: Плетнева С.А. Половцы.
М., 1990; Степи Евразии в эпоху Средневековья. М., 1981. С. 213—222.
17 Применительно ко времени Первого Болгарского царства подробнее см.:
Иванова О.В. Восстание 930 г. в Болгарии и болгаро-византийские отноше-
ния // Славяне и их соседи. Международные отношения в эпоху феодализ-
ма. М., 1989. С. 34—44.
Так, достоверно известно, что в Болгарии при Иване Асене II

(см. III.13) существовало девять таких единиц, называвшихся хо-
рами (от греч.   — букв. «страна», «земля», «область») и орга-
низованных по примеру византийских фем ХI—ХII вв. (ср. III.11.).
В свою очередь, в Сербии в правление Стефана Душана
широкое распространение получила т.н. система кефалий
(известная здесь и ранее), в соответствии с которой подвласт-
ная территория делилась на множество сравнительно неболь-
ших по размеру административно-судебных округов во главе
с «кефалиями» (см. VI.4.1) — по образцу провинциального
деления Палеологовской Византии.
Помимо собственно подвластного населения, ни в Болгарии,

ни в Сербии никогда не была этнически однородна и местная vii
правящая элита, включая как светскую землевладельческую знать,
так и сами династии, связанные взаимным родством вследствие
-2
неоднократных брачных союзов между их представителями.
Так, супругой сербского короля, а позже «царя сербов и
греков» Стефана Душана была болгарка Елена — родная се-
стра болгарского царя Ивана Александра. При этом сам Ду- 189
шан был сыном болгарской царевны Феодоры Смилец, доче-
ри болгарского царя Смилеца (1292—1298), которая, в свою
очередь, по матери приходилась внучкой знатному византий-
цу, севастократору Константину Палеологу — родному брату
самого императора Михаила VIII Палеолога (см. III.13).
Не менее причудливым было происхождение и у шурина
Стефана Душана, болгарского царя Ивана Александра. По от-
цовской линии он был связан с куманским (половецким) родом
Тертеров, из которого происходили болгарские цари Георгий
Тертер I (1280—1292), Феодор Святослав (1300—1321) и Ге-
оргий Тертер II (1321—1322), а по материнской линии — как с
потомками Ивана Асеня II, так и с Видинскими владетелями
конца ХIII — начала ХIV в. из рода Шишманов, также куман-
ского по происхождению.
VII.2.2. Политические институты и этническое самоопре-

деление. — Безусловно, существование политических инсти-
тутов, чьи официальные наименования включали в себя эпи-
теты «болгарский», «сербский» и т.п., должно было так или
иначе поддерживать этническую идентичность самих болгар и,
соответственно, сербов.
Однако действие этих институтов отнюдь не предпола-

гало какой-либо этнической избирательности. И если оно все
же имело какие-то особенности по отношению к той или иной
группе подданных, то объяснялось это отнюдь не ее этниче-
ской принадлежностью. Скорее, дело состояло в той мере, в ка-
кой данная группа была готова исполнять и на деле исполняла
требования официальных властей, и в какой сами власти счи-
тали возможным предъявлять к ней эти требования — с учетом
особенностей места и образа ее жизни, а также текущей внеш-
не- и внутриполитической конъюнктуры.
О Правда, в некоторых сербских грамотах XIV в. — впер-
Ч
Е
вые в т.н. Святостефанской, или Баньской грамоте, из-
Р данной королем Стефаном II Урошем Милутином (см. IV.7)
К в 1314—1316 гг. в пользу монастыря Баньска — содержатся
vii нормы, ограничивающие право зависимых от того или ино-
го монастыря крестьян-сербов жениться на влашках. Однако
объясняется это отнюдь не какой-либо фобией по отноше-
нию к самим влахам и уж тем более не заботой о «чистоте
сербской крови». Напротив, законодатели стремились лишь
190 предотвратить размывание пожалованной соответствующим
монастырям доходной базы. Ибо монастырский крестьянин,
женившись на влашке, получал возможность перейти в ско-
товодческую общину своей супруги, забросив земельный на-
дел в родном селе и тем самым лишив монастырь ожидаемых с
этого надела доходных поступлений (ср. VI.3, VII.1)18.
Вообще, в Болгарии и Сербии, как в принципе и в других
государствах той эпохи (причем не только балканских), какие-
либо целенаправленные, а тем более институциональные
мероприятия в пользу соответствующих — своего рода «ти-
тульных» — этнических групп никогда не практиковались.
Так что этническое самоопределение фактически оставалось
частным делом самих подданных. А взаимодействие между
ними — в одних случаях сопровождавшееся ассимиляцией,
в других, наоборот, консервацией меньшинств — определялось
не столько прямым вмешательством соответствующих властей,
сколько конкретными условиями общественного и индивиду-
ального бытия в рамках данного государства в тот или иной
промежуток времени.
18 Подробнее см.: Наумов Е.П. Этнические процессы в Центральной Сер-

бии в начале XIV в. // Этнические процессы в Центральной и Юго-Восточной
Европе. М., 1988. С. 87—89.
Так обстояло дело на практике. Что же касается идеологии,

которая за ней стояла, то она не имела ничего общего с позд-
нейшей балканской интерпретацией идеи национального го-
сударства — как высшей формы существования и высшего до-
стояния своего народа, призванного обеспечить его этнопо-
литическое доминирование на всей территории, где когда-либо
имело место его присутствие.
VII.2.3. «Политическая ортодоксия». — Напротив, в пол-

ном соответствии с общим духом эпохи, мотивация, к кото-
рой прибегали идеологи средневековой болгарской и сербской
государственности с целью обосновать за ней право на суще-
ствование, носила специфически религиозный характер19. vii
Примечательно, что в случае средневековой Болгарии пер-
вые конкретные сведения такого рода относятся еще ко време-
-2
ни до принятия христианства, когда источником сакральной
санкции государственной власти выступали главные действу-
ющие силы тюркско-протоболгарской языческой мифологии.
Так, уже хан Омуртаг в дополнение к своему традици- 191
онному ханскому титулу принимает новый греческий титул
«от бога архонт многих болгар» (см. выше). Хотя под «богом»
здесь, разумеется, имелся в виду отнюдь не христианский Бог,
но, по всей видимости, тюркское божество Тенгри-хан, ото-
ждествляемое с небом.
После же принятия христианства источником искомой са-
кральной санкции для идеологов болгарской и сербской госу-
дарственности становится именно христианское вероучение,
следуя которому, они стремятся тем или иным образом «впи-
сать» свои государства и действия их правителей в общий план
Божественного Промышления (греч.    — т. е. «прония»)
(ср. VI.3.1.) о мире и человеке.
19 О том, как сами средневековые болгары и сербы трактовали свою

социально-политическую практику, подробнее см.: Акимова О.А. Развитие
общественной мысли в раннесредневековых государствах на западе Балкан //
Общественная мысль славянских народов в эпоху Раннего Средневековья.
М., 2009. С. 151—219; Иванов С.А. Болгарская общественная мысль эпохи
Раннего Средневековья // Там же. С. 9—30; Он же. Общественная мысль в
Болгарии в XI—XIII вв. // Власть и общество в литературных текстах Древней
Руси и других славянских стран (XII—XIII вв.). М., 2012. С. 95—124; Фло-
ря Б.Н., Турилов А.А. Общественная мысль Сербии конца XII—XIII в. //
Там же. С. 125—168.
Это стремление к религиозному оправданию государствен-

ности находило зримое выражение уже в самой титулатуре бол-
гарских и сербских правителей (см. выше), равно как и в особен-
ностях всего официального придворного церемониала, включая
ритуал коронации, совершавшийся главой местной церковной
организации в храме и непосредственно в ходе богослужения.
Не менее наглядно это стремление обнаруживало себя и в фор-
мулярах официальных документов. Так что даже в жалован-
ных грамотах конкретные хозяйственные, административно-
судебные и фискальные распоряжения обязательно предваря-
О
лись ссылками на церковное вероучение — хотя бы в виде т.н.
Ч invocatio (букв. «призывание [имени Божьего]»), — а нередко
Е даже пространными и изощренными рассуждениями на богос-
Р
К
ловские темы.
Гораздо важнее, однако, другое, а именно: религиозная
vii ортодоксия — т.е. следование признанному и поддерживае-
мому носителями государственной власти вероисповеданию,
в роли которого и в Болгарии, и в Сербии Неманичей и их
преемников выступало византийское православие — рассма-
192 тривалась как непременное условие политической лояльности,
перерастая в своеобразную политическую ортодоксию. Как
следствие, и в Болгарии, и в Сербии, не говоря уже о самой
Византии, каноны Православной Церкви имели силу государ-
ственных законов, составляя вместе с ними единое и неразде-
лимое целое, а «ассимиляционное» давление государства было
направлено не на этнические меньшинства, но на иноверцев и
христианских еретиков20.
Еще одной составляющей «политической ортодоксии»,
утвердившейся в христианских Болгарии и Сербии — теперь
уже не во внутри-, но во внешнеполитическом плане — было
представление об их принадлежности к единому, общему с
Византией церковно-политическому пространству, в кото-
ром их собственные правители, имея свою долю власти и ав-
торитета, уступали роль верховного главы и арбитра право-
20 О внутренней логике и конкретных проявлениях «политической орто-

доксии» в самой Византии, бывших (или способных быть) образцами для
воспроизведения в сходных обстоятельствах на болгарской и сербской почве,
см.: Дагрон Ж. Император и священник: Этюд о византийском «цезарепа-
пизме». СПб., 2010; Медведев И.П. Правовая культура Византийской им-
перии… С. 72—84; Шмеман А. Догматический союз. Вступительная лекция
в курс истории Византийской церкви, прочитанная 11 октября 1945 г. // Ре-
троспективная и сравнительная политология. Публикации и исследования.
Вып. 1. М., 1991. С. 105—119.
славному византийскому императору21. Это общее церковно-

политическое пространство рассматривалось в образах и ка-
тегориях христианской священной истории и эсхатологии —
т.е. церковного учения о конечной судьбе сотворенных Богом
мира и человека.
Итак, в перспективе византийско-православной эсхатоло-
гии сама Византия и ее император занимали не просто выдаю-
щееся, но совершенно исключительное — по сути первенству-
ющее — положение. Православный Греческий царь, как назы-
вали средневековые болгары и сербы византийского импера-
тора, признавался с их стороны наследником самого святого
и равноапостольного царя Константина — первого римского
императора (306—337), принявшего христианство и ставше-
го идеальным образцом благочестивого правителя для всего vii
средневекового христианского мира. А Греческое царство со
столицей в Царьграде-Константинополе воспринималось как
-2
продолжение Римской империи, признавшей христианство
в правление Константина и принявшей его под свое попече-
ние. Тем самым Византия отождествлялась с последним ве-
ликим земным «царством», существование которого должно 193
было продлиться до прихода антихриста — после чего ожида-
лись второе пришествие Христа, страшный суд и конец времен.
Естественным выводом из такого эсхатологически мотивиро-
ванного отношения к Византии было признание за ней и ее
императором приоритета во всем, что касалось защиты право-
славной веры и поддержки православной церкви в ее земном
служении. Единственным ограничением для этого признания
могла быть лишь та мера, в какой Византия и ее император
сами соответствовали своему высокому предназначению.
При этом правящая элита христианской Болгарии начи-
ная со времени царя Симеона (см. III.8) даже осмеливалась
притязать на то, что западная часть Константинова «цар-
ства», отождествляемая с Балканами, отошла именно к бол-
гарам, тогда как «грекам» остался лишь его азиатский восток
вместе со столичным «Царьградом»-Константинополем22.
21 Об этом представлении, отражающем основные положения византийской

имперской доктрины, подробнее см.: Медведев И.П. Империя и суверенитет в
Средние века (на примере истории Византии и сопредельных стран) // Про-
блемы истории международных отношений. Памяти акад. Е.В. Тарле. Л., 1972.
С. 412—424.
22 Подробнее см.: Полывянный Д.И. Средневековая Болгария между Восто-
ком и Западом. Мировые координаты болгарской державной идеи // Славяне
Не менее значимым был и другой ряд образов, кон-

кретизировавший положение византийско-православного
церковно-политического пространства в «координатах»
христианской священной истории и задававший для него
специфически библейскую перспективу. В свете последней
само это пространство как таковое и все проживающее в нем
православное население, независимо от каких-либо этноя-
зыковых и прочих мирских разделений, выступали как но-
возаветное осуществление ветхозаветных пророчеств. Бла-
гочестивые верующие, соединенные со Христом и между
О
собой в едином Теле Православной Церкви, представлялись
Ч как новый избранный Богом народ — Новый Израиль, Кон-
Е стантинополь — как Новый Иерусалим, его «Великая цер-
Р
К
ковь» (константинопольская Св. София) — как Новый Храм
(иерусалимский), а правящий в Константинополе православ-
vii ный император — как Новый Соломон и Новый Констан-
тин в одном лице. Не удивительна поэтому та ревность, с
какой правители христианских Болгарии и Сербии, не жа-
лея для этого ни личных сил, ни материальных, ни иных
194 средств, стремились уподобить самих себя, свои столицы и
учреждаемые в них порядки соседнему «Греческому царю»
в «Царьграде»-Константинополе и принятым там церковно-
политическим ритуалам.
Эта ревность обнаружила себя уже в только что приняв-
шем христианство Первом Болгарском царстве, вторая, хри-
стианская столица которого, Преслав (см. III.6), изначально
замышлялась и строилась по образцу Константинополя. Что,
в свою очередь, по замыслу царя Симеона, должно было при-
дать дополнительный вес его притязаниям (см. III.8). Неслу-
чайно много позднее Преслав стал известен среди османских
завоевателей как Эски-Стамбол — «Старый Стамбул (Кон-
стантинополь)».
Та же ревность имела место и во Втором Болгарском
царстве, столица которого Тырново (см. III.12) болгарски-
ми книжниками того времени нередко прямо именовалась
Новым Царьградом. Столь высокое достоинство новой
и их соседи. Вып. 8. Имперская идея в странах Центральной, Восточной и

Юго-Восточной Европы. М., 1998. С. 19—25.
См. также: Тыпкова-Заимова В. Владетельская идеология на Балканах
(Опыт сравнительного изучения) // Раннефеодальные славянские государ-
ства и народности (проблемы идеологии и культуры). София, 1991 (=Studia
Balcanica. 20). С. 10—18.
болгарской столицы, среди прочего, должно было под-

крепить сосредоточение в ее храмах мощей христианских
святых, которые переносили в Тырново из разных мест
болгарские цари — особенно Калоян и Иван Асень II (см.
III.13)23. Тем самым в Тырново, вероятно, предполага-
лось отобразить то прославленное на весь христианский
мир собрание священных реликвий, включая Страстные
реликвии самого Христа, которое принадлежало визан-
тийским императорам и до крестоносного погрома 1204 г.
хранилось в т.н. Фаросской церкви Большого император-
ского дворца в Константинополе 24.
Не была исключением и Сербия Неманичей и их преем-
ников. Так, последняя столица Сербской деспотовины — Сме-
дерево на Дунае (см. IV.8) — была возведена в 1428—1430 гг. vii
именно по образцу Константинополя. Примечательно, что
работами по ее строительству руководил знатный византиец
-2
Фома Кантакузин, состоявший на службе у тогдашнего де-
спота Георгия Бранковича (см. IV.8), который, в свою оче-
редь, был женат на родной сестре самого Фомы, Ирине Кан-
такузине. Несколько раньше, в начале XV в., предшественник 195
Георгия Бранковича, деспот Стефан Лазаревич, сделав своей
столицей Белград (см. IV.8), вообще стремился уподобить его
самому Иерусалиму в Святой Земле25. И, видимо, именно в
Белграде хранилась в специально изготовленном для этого
драгоценном ковчеге реликвия десницы «святого и равноапо-
стольного царя» Константина. После взятия города осман-
цами в 1521 г. (см. IV.8, V.8) она была подарена султаном
Сулейманом I Кануни тогдашнему православному Констан-
23 О церковно-политических программах правителей Первого (по-

сле принятия христианства) и Второго Болгарского царства, а также
конкретных мероприятиях и книжно-письменных памятниках, в кото-
рых эти программы нашли свое отражение, подробнее см.: Полывян-
ный Д.И. Культурное свое образие средневековой Болгарии в контек-
сте византийско-славянской общности IX—XV веков. Иваново, 2000.
С. 44—70, 131—154, 170—182.
24 О Фаросской церкви и хранившихся в ней реликвиях см.: Лидов А.М.
Церковь Богоматери Фаросской. Императорский храм-реликварий как кон-
стантинопольский Гроб Господень // Лидов А.М. Иеротопия. Простран-
ственные иконы и образы-парадигмы в византийской культуре. М., 2009.
С. 71—109.
25 Подробнее см.: Полывянный Д.И. Культурное своеобразие средневеко-
вой Болгарии… С. 210—212; Турилов А.А. Этническое и культурное самосо-
знание сербов в конце XIV — XV веке // Этническое самосознание славян в
XV столетии. М., 1995. С. 158—160.
тинопольскому патриарху, а еще позже перенесена в Москву,

где и находится по сей день (в Московском Кремле)26.
В заключение стоит отметить, что представление о су-

ществовании общего византийско-православного церковно-
политического пространства и принадлежности к нему хри-
стианской Болгарии и христианской Сербии отнюдь не было
чисто умозрительной конструкцией, эксплуатируемой в русле
официальной риторики в интересах правящих светских и цер-
ковных элит. Напротив, это представление опиралось на реаль-
О
ный и едва ли не повседневный жизненный опыт самых широ-
Ч ких масс рядового болгарского и сербского населения. Ибо не
Е только сами болгары и сербы бывали подданными Византии,
Р
К
но и византийцы, в свою очередь, не так уж редко оказывались
среди подданных болгарских и сербских правителей. И точ-
vii но так же, как болгары и сербы, сами византийцы готовы были
трактовать перемену своего конкретного подданства как про-
сто переход из одной части общего церковно-политического
пространства в другую. Что особенно часто имело место в Се-
196 верной Фракии, «Славянской» (Северной и Средней) Маке-
донии и других пограничных районах, неоднократно перехо-
дивших от одного государства к другому.
В частности, это хорошо известно на примере болгарско-
византийского пограничья первой половины XIV в., в то вре-
мя включавшего в себя Северную Фракию и города Черно-
морского побережья (см. III.15).
По авторитетному заключению Г.Г. Литаврина, посвя-
тившего этой теме специальное исследование, политическая
лояльность по отношению к формально «своему» государству
и этническая солидарность по отношению к «своему» народу
чем дальше, тем все меньше значили в глазах местных жите-
лей. Так что они с легкостью готовы были признать над собой
власть сильнейшей стороны, лишь бы отвести — или хотя бы
уменьшить — угрозу для своих семей и своего имущества. Тот
или иной город запросто мог отказать в убежище остаткам
26 Об этой реликвии, ее ковчеге и их причудливой, но характерной судьбе

см.: Моршакова Е.А. Ковчег для десницы св. царя Константина // Христи-
анские реликвии в Московском Кремле / Ред.-сост. А.М. Лидов. М., 2000.
С. 126—128. Кат. № 33; Турилов А.А. Культурные связи Московской Руси
и Сербии в XIV—XVI вв. // Москва—Сербия, Белград—Россия. Сборник до-
кументов и материалов. Т. 1. Общественно-политические связи XVI—XVIII
вв. Белград; Москва, 2009. С. 113—114.
формально «своего» войска, разбитого под его стенами, и

перейти в подданство победившего неприятеля. В других
случаях сами городские гарнизоны, по согласию с горожана-
ми, без боя сдавали противнику вверенные им города и вме-
сте с ними переходили к нему на службу. Напротив, сознание
конфессионально-церковной общности в этих условиях воз-
растало и укреплялось как никогда ранее. Среди прочего это
проявлялось в отказе от пленения побежденных единовер-
цев — в отличие от того, что можно было наблюдать раньше,
теперь их просто разоружали и отпускали на свободу 27.
vii
-2
197
27 Литаврин Г.Г. Этнические и политические симпатии населения погра-

ничных областей между Византией и Болгарией в первой половине XIV сто-
летия // Славяне и их соседи. Славянский мир между Римом и Константи-
нополем. Выпуск 11. М., 2004. С. 163—170.
См. также: Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX — на-
чало XII в.). СПб., 2000. С. 338—359; Полывянный Д.И. Византийско-
славянская общность в представлениях болгар X—XIV вв. // Славяне и их сосе-
ди. Греческий и славянский мир в средние века и раннее новое время. Сборник
статей к 70-летию академика Г.Г. Литаврина. М., 1996. С. 100—108.
Очерк VIII
ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА
БАЛКАНСКИХ СЛАВЯНСКИХ СТРАН
ВИЗАНТИЙСКОГО КРУГА
VIII.1. Под знаком язычества. [199] —

VIII.2. Христианизация и конфес-
сиональное самоопределение. [202] —
VIII.3. Становление и развитие
профессионального творчества. [206] —
VIII.4. Характер и специфика накануне
османского завоевания. [211] —
VIII.4.1. Ценностное содержание. [214] —
VIII.4.2. Средства выражения. [216]
Р ассмотрев основные черты хозяйственно-эконо-
мической и социально-политической практики и
организации, имевших место в рамках средневе-
ковых доосманских Болгарии и Сербии (см. VI.2—VI.4,
VII), перейдем к очерку духовной культуры их населения,
viii
-1
охватывавшей разнообразные виды и формы его инди-

видуальной и коллективной рефлексии над окружающим 199
миром и опытом жизни в нем.
Итак, сколь бы ни были разнонаправлены векторы
личных духовных и интеллектуальных симпатий среди
современных ученых-славистов, едва ли кто из них не
согласится с тем, что важнейшую роль в определении
духовно-культурного облика средневековых Болгарии
и Сербии ко времени османского завоевания играло ви-
зантийское православное христианство. Именно поэто-
му речь ниже и пойдет, главным образом, о том, к чему
привело вхождение болгарского и сербского населения
в его русло.
Однако прежде целесообразно наметить хотя бы са-
мые общие контуры той духовно-культурной реальности,
которая существовала в будущих болгарских и сербских
землях в самом начале эпохи Средневековья — в первое
время после того, как в них и вообще на Балканах утвер-
дились славянские «варвары».
VIII.1. Под знаком язычества. — Прежде всего, напом-

ним, что аваро-славянские вторжения и славянская коло-
низация второй половины VI — начала VII в., сокрушив
в будущих болгарских и сербских землях власть Ранней
Византии (см. II.1—II.6), среди прочего, положили конец суще-

ствованию здесь еще и ранневизантийского христианства как
сколько-нибудь регулярной, организованной и массовой религи-
озной практики.
Действовавшая ранее на местной почве ранневизантийская
церковная организация, наравне со светской, провинциальной
администрацией, была уничтожена. Культовые центры раз-
граблены и (или) заброшены. Профессиональное интеллекту-
альное и художественное творчество, так или иначе связанное
с христианством, прекратилось. В целом, остатки христианских
О
традиций если и продолжали удерживаться в том или ином виде
Ч среди выживших автохтонов и их потомков, то стали практи-
Е чески неразличимы на фоне язычества, принесенного сюда
Р
К
славянами с их исконной прародины (см. I.10).
В свою очередь, само это славянское язычество, уходя кор-
viii нями в балто-славянское и, глубже, индоевропейское прошлое
(см. I.3, I.10), представляло собой отдельное, самостоятельно
развившееся ответвление религиозно-мифологических верова-
ний и обычаев древних индоевропейцев. К сожалению, языче-
200 ская доктрина и практика будущих болгарских и сербских, как
и вообще ранних балканских славян, известны современной
науке гораздо слабее, чем это имеет место в случае других ран-
неславянских групп. Так, до нас не дошло никаких сведений о
существовании у балканских славян какого-либо «пантеона»
высших божеств, подобного древнерусскому, организован-
ному Киевским князем Владимиром (980—1015) незадолго
до крещения Руси, или тому, что развился у полабских славян
прежде чем они были поглощены и христианизованы средне-
вековой Германской империей (см. I.1). Хотя не подлежит со-
мнению, что и среди балканских славян имело место почитание
верховного божества-громовержца, владыки небес и вод, тож-
дественного древнерусскому Перуну. Что же касается низшей
языческой мифологии, представленной духами природных сти-
хий и окрестных урочищ, домашнего очага, усопших предков и
т.д., то у славян на Балканах она была развита ничуть не меньше,
чем у их этнических «родственников» в других регионах ран-
несредневековой Европы — тем более что она впитала в себя еще
и целый ряд верований, восходящих к дохристианскому насле-
дию древнебалканских народов (см. II.1)1.
1 О древнем славянском язычестве и проблемах, с которыми в наше вре-

мя сталкивается его научная реконструкция, подробнее см.: Васильев М.А.
Язычество восточных славян накануне крещения Руси: Религиозно-
Сто́ит воспроизвести древнейшее по времени описание

славянского язычества, оставленное Прокопием Кесарийским
(см. I.7) и относящееся к тем «склавинам» и антам, с которы-
ми столкнулась в VI в. Ранняя Византия на своей Дунайской
границе (см. I.10—I.11).
Итак, «склавины» и анты, как пишет Прокопий, «счи-
тают, что один из богов — создатель молнии, именно он есть
единый владыка всего, и ему приносят в жертву быков и вся-
ких жертвенных животных. Предопределения же они не зна-
ют и вообще не признают, что оно имеет какое-то значение,
по крайней мере в отношении людей, но когда смерть уже
у них в ногах, охвачены ли они болезнью или выступают на
войну, они дают обет, если избегнут ее, сейчас же совершить
богу жертву за свою жизнь; а избежав [смерти], жертвуют, что viii
пообещали, и думают, что этой-то жертвой купили себе спасе-
ние. Однако почитают они и реки, и нимф, и некоторые иные
-1
божества и приносят жертвы также и им всем, и при этих-то
жертвах совершают гадания» (Войны. VII.14.23—24)2.
Особенно непростое положение сложилось в территори- 201

ально-политических рамках возникшего в конце VII в. Перво-
го Болгарского царства (см. III.3 и сл.). Ибо здесь, волею об-
стоятельств, были вынуждены сосуществовать сразу два раз-
ных варианта язычества: собственно славянский, неразрывно
связанный с земледельческим хозяйственно-бытовым укладом
самих болгарских славян, и тюркско-протоболгарский, сопря-
женный с кочевым бытом и другими культурными традиция-
ми древних тюрок. Кроме того, с началом IX в. в болгарских
владениях стало заметно еще и присутствие византийского
христианства — в лице как византийских пленных (или пере-
бежчиков), так и населения новоприсоединенных к Болгарии
земель во Фракии и Македонии (см. III.4), успевших побыть
мифологическое взаимодействие с иранским миром. Языческая реформа
князя Владимира. М., 1999; Левкиевская Е.Е. Низшая мифология славян //
Очерки истории культуры славян. Вып. 1. М., 1996. С. 175—195; Петрухин
В.Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской куль-
туры. Т. 1. Древняя Русь. М., 2000. С. 235—261; Он же. Праславянская
культура и древние славяне // История культур славянских народов. В 3-х тт.
Т. 1. М., 2003. С. 44—58; Толстой Н.И. Очерки славянского язычества.
М., 2003; Он же. Язычество древних славян // Очерки истории культуры
славян. Вып. 1. М., 1996. С. 145—160; Топоров В.Н. Боги древних славян //
Там же. С. 160—174.
2 Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 1 (I—VI вв.) /
Сост. Л.А. Гиндин, С.А. Иванов, Г.Г. Литаврин. М., 1991. С. 183—185.
перед тем какое-то время в зоне «Византийской Реконкисты»

(см. II.8). Однако в официальной практике болгарских ханов и
представлявших их верховную власть центральных и провин-
циальных должностных лиц (см. III.5, VII) место господству-
ющего религиозного культа было закреплено все же именно за
тюркским язычеством самих ханов.
Такой общий вид духовно-культурная ситуация в оформ-
лявшихся тогда болгарских и сербских землях сохраняла
вплоть до официального принятия местными правителями и
их подданными христианства в начале второй половины IX в.
О
(см. III.6, IV.3) и последующего становления здесь постоян-
Ч ной церковной организации, располагающей более или менее
Е многочисленными кадрами церковнослужителей местного
Р
К
происхождения.
viii
VIII.2. Христианизация и конфессиональное самоопреде-
ление. — Не вдаваясь в детали того, как именно все это про-
исходило, отметим, что становление в болгарских и сербских
202 землях полноценной церковной организации и, следовательно,
немыслимая в ее отсутствие реальная христианизация мест-
ного населения во многом были обусловлены состоянием и
действиями местной государственной власти. И если в Болга-
рии отдельная, единая для всей страны, собственно болгарская
церковь сложилась уже к исходу IX в. (см. III.6), а в 927 г. даже
обрела полную каноническую (церковно-правовую) само-
стоятельность (см. III.9), то в сербских землях подобное стало
возможно гораздо позднее — лишь в 1219 г. (см. IV.5).
Однако в целом и в том, и в другом случае события разви-
вались в одном направлении. Ибо широкие массы болгарско-
го и сербского населения, поколение за поколением, все глуб-
же вовлекались в русло церковной жизни, овладевая основа-
ми христианского вероучения и дисциплины и приобщаясь
к христианской обрядовой практике — будь то соблюдение
постов и участие в таинствах, совершение коллективной и
индивидуальной молитвы или почитание икон и священ-
ных реликвий. Конечным же результатом всего этого стало
утверждение христианства в качестве господствующей в бол-
гарских и сербских землях религиозной доктрины и практи-
ки. Причем господство это определялось не только поддерж-
кой со стороны местной государственной власти, следующей
принципу «политической ортодоксии» (см. VII.2.3), но и
постепенным превращением самого христианства в главный
источник искомой местным населением мировоззренческой

истины и поведенческой нормы, исходя из которых оно и
оценивало реалии своего бытия3.
Разумеется, такой глубочайший религиозный и вообще
духовно-культурный переворот не мог произойти в одночасье
и представлял собой долгий процесс, который в болгарских
землях в основном должен был завершиться еще до византий-
ского завоевания начала ХI в. (см. III.10), а в землях сербских —
с образованием Сербской архиепископии, два века спустя4.
Парадоксальным образом — но только на первый взгляд —
об этом свидетельствует факт возникновения в Болгарии в
Х в. и последующего широкого распространения в болгар-
ских и сербских землях богомильской ереси (см. IV.11). Ибо
viii
богомильство, став первой средневековой христианской
ересью, оформившейся на славянской почве, родилось все -2
же внутри, а не вне христианства, как результат неортодок-
сального переосмысления именно христианской доктрины
и практики, а не язычества — ни славянского, ни тюркско-
протоболгарского.
203
Между тем, даже не успев окончательно завершиться, этот
духовно-культурный переворот получил своеобразное «уточ-
нение» в условиях того нарастающего отчуждения между ви-
зантийским и «латинским», западным христианством, кото-
рое в 1054 г. вылилось в «Великую схизму», а затем привело
3 О соотношении христианского и языческого в мировосприятии средне-

вековых славян, а также некорректности в применении к нему понятия «дво-
еверие» см.: Петрухин В.Я. Древняя Русь… С. 288—323; Толстой Н.И.
Язычество древних славян… С. 146—148.
4 О принятии Христианства в Болгарии и в сербских землях, становлении
и развитии здесь церковной организации и церковной жизни в целом подроб-
нее см.: Акимова О.А. Христианство в далматинских, хорватских и сербских
землях в X—XI вв. // Христианство в странах Восточной, Юго-Восточной и
Центральной Европы на пороге второго тысячелетия. М., 2002. С. 267—
339 (особенно с. 328—339); Литаврин Г.Г. Введение Христианства в Бол-
гарии (IX — начало X в.) // Принятие Христианства народами Центральной
и Юго-Восточной Европы и крещение Руси. М., 1988. С. 30—67; Он же.
Христианство в Болгарии в 927—1018 гг. // Христианство в странах Вос-
точной, Юго-Восточной и Центральной Европы на пороге второго тыся-
челетия. М., 2002. С. 133—189; Наумов Е.П. Общественно-политические
сдвиги в сербских и хорватских землях и христианская миссия на Балканах //
Принятие христианства народами Центральной и Юго-Восточной Европы и
крещение Руси. М., 1988. С. 68—103.
См. также: Степанов Ц.Й. Болгары и христианство до 864 года: историо-
графический ракурс (1989—2009) // Славяноведение. 2010. № 4. С. 3—10.
к полному церковно-конфессиональному размежеванию меж-

ду ними5. Очевидно, что ни болгарские, ни сербские христиане
не могли остаться в стороне от этого размежевания — тем более
что действовавшее среди них духовенство прямо и настойчиво
побуждало их к скорейшему и как можно более твердому кон-
фессиональному самоопределению6.
Конечный исход этого самоопределения предугадать не-
трудно, если учесть, какую роль играли Византия и ее церковь
в становлении и развитии христианской жизни в болгарских и
сербских землях.
О Так, нельзя не отметить, что одним из главных участни-
Ч
Е
ков (с византийской стороны) богословской полемики сере-
Р дины XI в., приведшей к «Великой схизме», был не кто иной,
К как Охридский архиепископ Лев (1037—1056) (см. III.11),
viii который в 1054 г. легатами Римского папы был подвергнут
отлучению вторым по счету после самого Константинополь-
ского патриарха Михаила Кирулария (1043—1058).
В самом деле, единственными реально известными — на
204 личном опыте — формами христианской жизни для болгарско-
го (см. III.6) и значительной части сербского (см. IV.3) населе-
ния изначально были именно византийские. Тем самым пред-
почтение византийского христианства перед «латинским» со
стороны болгарских и сербских христиан во многом было пре-
допределено изначальными, «стартовыми» условиями их цер-
ковной жизни, ставшими для них привычными еще до «Ве-
ликой схизмы». Не удивительно, что позднее — в свете опыта
встреч с католиками в период крестовых походов и особенно во
время и после IV крестового похода (см. III.13) — у большин-
ства болгарских и сербских христиан представления об истин-
ном, наиболее «полном» и спасительном христианстве ока-
зались отождествлены именно с византийским православием.
5 О «Великой схизме» 1054 г. и ее предыстории подробнее см.: Бар-
мин А.В. Полемика и схизма. История греко-латинских споров IX—XII веков.
М., 2006; Он же. Столкновение 1053—1054 гг. // Византия между Запа-
дом и Востоком. Опыт исторической характеристики. Изд. 2. СПб., 2001.
С. 140—159.
6 О том, как это происходило в Древней Руси, см.: Живов В.М. Slavia
Christiana и историко-культурный контекст «Сказания о русской грамоте» //
Из истории русской культуры. Т. 1. Древняя Русь. М., 2000. С. 552—585.
См. также: Рогов А.И. Отражение в идеологической жизни славян раз-
деления церквей в 1054 г. // Раннефеодальные славянские государства и на-
родности (проблемы идеологии и культуры). София, 1991 (=Studia Balcanica.
20). С. 88—96.
Во всяком случае, это произошло не позднее конца XIII в. А в

следующем, XIV в. с этим отождествлением соединилось от-
четливое неприятие римо-католичества как латинской ере-
си — причем не только со стороны образованного духовенства
и монашества, но и широких масс простых верующих7.
Среди прочего, это неприятие отразилось в целом ряде
специальных статей, включенных в знаменитый «Законник»
«царя сербов и греков» Стефана Душана (см. VII, VII.1).
Этими статьями «Законник» предписывал наказывать —
по закону святых отцов — католических священников, дер-
зающих обращать православных в «латинскую веру», требо-
вал, чтобы обратившиеся снова вернулись в православие, и
даже запрещал браки между православными и «латинянами»
viii
(католик, соединивший свою судьбу с православной, что-
бы сохранить семью и имущество, должен был сам принять -2
православие).
Примечательна уже сама терминология, использован-
ная в «Законнике». Так, по авторитетному заключению
Б.Н. Флори, «если Православие последовательно именуется
в нем ”христианской верой” а его приверженцы ”христиана- 205
ми”, то представитель другой стороны — это приверженец
”веры латинской”, которая здесь же определяется как ересь, а
сам он в дальнейшем называется ”полуверцем”. В этом вы-
боре терминов, как представляется, очень четко отразилось
понимание ”латинского” мира как мира чужого, враждебного,
стоящего, по существу, за пределами христианской ойкуме-
ны. От внешних воздействий со стороны этого мира следо-
вало всячески оградиться, и этой цели служили предписания
”Законника”»8.
Однако только этим переворотом, преобразившим духов-
ную культуру болгарского и сербского населения с точки зре-
ния ее внутреннего, ценностного содержания, дело не ограни-
чилось. Еще один переворот произошел в ней во всем том, что
относилось к способам выражения, воспроизведения и пере-
дачи этого содержания — т.е. к тому, что может быть условно
названо средствами выражения.
7 Подробнее см.: Флоря Б.Н. У истоков религиозного раскола славянско-
го мира (XIII век). СПб., 2004. С. 8—119.
О самом византийском православии в единстве его богословской док-
трины и церковной практики см.: Мейендорф И.Ф. Византийское богословие.
Исторические тенденции и доктринальные темы. Минск, 2001.
8 Флоря Б.Н. У истоков религиозного раскола… С. 111—112.
VIII.3. Становление и развитие профессионального твор-

чества. — Сутью этого второго духовно-культурного перево-
рота было становление и развитие среди самого христианизи-
рованного и воцерковленного болгарского и сербского населе-
ния профессионального интеллектуального, художественного
и иного духовно-культурного творчества.
Речь идет о профессиональных творческих практиках,
предполагающих полную занятость, требующих специально-
го обучения и способных обслуживать нужды христианского
общества в наиболее престижных и значимых для него сфе-
О
рах. При этом сами эти практики отнюдь не сводились только
Ч к собственно технологическим приемам и навыкам, но несли в
Е своем русле еще и общие художественно-эстетические прин-
Р
К
ципы, систему жанров и образцовых произведений (для каж-
дого жанра), стилевые каноны и стандарты художественного
viii качества, необходимые для оценки того или иного готового
произведения. А еще — стандарты творческого мастерства не-
посредственных исполнителей и формы их отношений с заказ-
чиками, инициирующими и материально обеспечивающими
206 их творчество. Иными словами, это вся совокупность факто-
ров, определяющих характер, течение и конечные результаты
творческого процесса.
Становление и последующее развитие всего этого в болгар-
ских и сербских землях было в самой высокой степени связано
с организацией в них регулярного церковного богослужения —
первоначально хотя бы только в относительно немногочислен-
ных соборных храмах и в дни главных праздников церковного
календаря. В самом деле, как церковная жизнь была немыс-
лима без богослужения, так и богослужение, в свою очередь,
нуждалось в обширном, разнообразном и весьма сложном
материально-художественном оснащении. Ибо оно предпола-
гало наличие не только устроенных особым образом храмовых
зданий, но и необходимых для них комплектов — хотя бы ми-
нимальных — богослужебных книг, священнических облаче-
ний и иной специальной утвари, монументальных (настенных)
и переносных иконных изображений и еще многого другого.
Применение должным образом всего этого оснащения было по
силам лишь для более или менее подготовленных церковнослу-
жителей. А его создание, поддержание в исправном состоянии
и пополнение требовали квалифицированных архитекторов и
строителей, живописцев и книжных писцов, ювелиров и масте-
ров шитья и вообще представителей едва ли не всех видов про-
фессионального творчества, известных в ту эпоху.
В болгарские и сербские земли все это пришло, по большей

части, из Византии в русле византийского церковнобогослу-
жебного обряда, который в Болгарии утвердился уже к концу
IX в. (см. III.6), а в Сербии возобладал с образованием в 1219 г.
автокефальной Сербской архиепископии (см. IV.5)9.
Впрочем, было бы ошибкой считать, что профессиональное
духовно-культурное творчество в болгарских и сербских землях
развивалось только под знаком влияния Византии и не имело
совершенно никаких контактов с соответствующим творче-
ством «латинского» Запада. Как раз наоборот: такие контакты
не только регулярно происходили на протяжении всего Сред-
невековья (и до, и после османского завоевания), но и привели
к возникновению целого ряда выдающихся художественных и
viii
вообще исторических и культурных памятников.
В качестве конкретных примеров достаточно указать на -3
соборные храмы многих сербских монастырей конца XII—
XIV в.: Студеницы, Жичи, Милешевы, Сопочан, Дечан и
др., — в которых романские и даже готические архитектурные
формы и скульптурный декор соединились с настенными рос-
писями, выполненными в лучших традициях византийской 207
монументальной живописи.
Что касается самой Византии, то применявшиеся в русле
ее церковной жизни профессиональные творческие практи-
ки имели античное происхождение и были адаптированы для
выражения духовных ценностей византийского христианства
задолго до того, как крещение болгарских и сербских прави-
телей и их подданных сделало возможным перенесение их на
болгарскую и сербскую почву. Само это перенесение перво-
начально могло выражаться только в «импорте» готовых про-
изведений и приглашении собственно византийских творцов
и целых творческих коллективов (артелей) местными за-
казчиками — в лице как самих правителей и приближенных
к ним лиц, так и высокопоставленного духовенства. Однако
с увеличением частоты и масштаба подобных заказов — чему
не могло не способствовать поступательное развитие мест-
ной хозяйственно-экономической и социально-политической
практики (см. VI.2—VI.4, VII) — у приезжих византийцев
9 О византийском церковнобогослужебном обряде как целостном и взаи-

мосвязанном комплексе литургического, богословского и художественного
творчества см.: Тафт Р. Византийский церковный обряд. Краткий очерк.
СПб., 2000.
должно было появиться более или менее устойчивое окружение

из помощников и учеников местного происхождения. А они, в
свою очередь, по мере освоения необходимых знаний и опы-
та, должны были рано или поздно перейти к самостоятельно-
му творчеству по примеру своих учителей и с ориентацией на
указанные теми конкретные образцы из неисчерпаемой сокро-
вищницы византийского художественного наследия.
Значение последнего обстоятельства для становления про-
фессионального творчества среди относительно недавно кре-
щеного болгарского и сербского населения трудно переоце-
О
нить. Ибо возможность опереться на соответствующие визан-
Ч тийские достижения избавила его от необходимости самостоя-
Е тельно преодолевать целый ряд сложнейших интеллектуально-
Р
К
художественных, производственно-технологических и иных
проблем, решения которых в свое время уже были найдены
viii византийцами и теперь могли быть «просто» заимствованы
у них в более или менее «готовом виде». Как следствие, соб-
ственно болгарское, а затем и сербское профессиональное
творчество — сколь бы ограниченным ни был его первона-
208 чальный масштаб — буквально сразу вышло на такой идейно-
художественный и исполнительский уровень, какой мог быть,
в принципе, сопоставим со средним уровнем давно христиа-
низированных болгарских и сербских соседей на византийском
Востоке и «латинском» Западе.
В Болгарии этот знаковый рубеж был достигнут уже в на-
чале X в. в ходе целенаправленной и тщательно скоордини-
рованной — по сути программной — деятельности, которую
инициировала местная правящая элита во главе с князем, а
затем царем Симеоном (см. III.8). Главным центром этой
деятельности была вторая, собственно христианская бол-
гарская столица Преслав (см. III.6). А ее результатом стало
создание здесь своеобразного славяноязычного (см. ниже)
аналога тогдашней византийской церковной культуры, не-
редко именуемого в современной науке Преславской ци-
вилизацией 10.
Еще один очаг профессионального творчества в русле ви-
зантийской традиции возник в болгарской Македонии, где в
городе Охрид и его окрестностях действовали при поддерж-
10 О церковно-политической и культурной программе царя Симеона см.:

Полывянный Д.И. Культурное своеобразие средневековой Болгарии в кон-
тексте византийско-славянской общности IX—XV веков. Иваново, 2000.
С. 57—70.
ке властей выдающиеся церковные деятели и книжники Кли-

мент (ум. 916) и Наум (ум. 910) Охридские. Накопленное
в Преславе и Охриде беспрецедентно широкое — если не по
масштабу, то по видовому и жанровому охвату — творческое
наследие, с одной стороны, стало мощным фактором визан-
тинизации болгарской духовной культуры. А с другой — при-
дало этой культуре такой запас внутренней прочности, что ее
не смог «растворить» в себе даже тот обильный поток визан-
тийских влияний, который устремился в болгарские земли по-
сле византийского завоевания начала ХI в. (см. III.10—III.11).
В дальнейшем собственно болгарское профессиональное
творчество пережило новый подъем после образования Вто-
рого Болгарского царства (см. III.12), в рамках которого уже не
только правители и духовенство, но и окрепшая светская зем- viii
левладельческая знать в одних случаях востребовала древнее
преславское и охридское наследие, в других — предпочла ему
-3
новые, более современные на тот момент заимствования из ви-
зантийской традиции.
Следует непременно добавить, что болгарское наследие пе-
риода Первого Болгарского царства сыграло чрезвычайно важ- 209
ную роль в становлении христианской культуры Древней Руси —
хотя это почти совпало по времени с падением самой Болгарии
под византийским натиском. Во всяком случае, именно болгар-
ские памятники легли в основу древнерусской церковнобогослу-
жебной книжности и письменной практики.
Среди прочего, на это прямо указывает орфография
надписей на монетах крестителя Руси князя Владимира,
следующая болгарским нормам (неполногласное юж.-слав.
злато вместо полногласного вост.-слав. золото и т. д.).
К болгарским же оригиналам восходят и тексты древнейших
сохранившихся русских книг: восковых табличек начала XI в.
с текстом Псалтири (найденных при раскопках в Новгороде
в 2000 г.), Остромирова евангелия 1056—1057 гг., Избор-
ника киевского князя Святослава 1073 г. (первоначально —
царя Симеона) и др.11
11 О роли болгарского наследия в становлении древнерусской культурной

традиции подробнее см.: Полывянный Д.И. Культурное своеобразие средне-
вековой Болгарии… С. 70—80; Рогов А.И. Культурные связи Киевской Руси
с другими славянскими странами в период ее христианизации // Принятие
христианства народами Центральной и Юго-Восточной Европы и крещение
Руси. М., 1988. С. 207—221; Успенский Б.А. История русского литератур-
ного языка (XI—XVII вв.). Изд. 3, испр. и доп. М., 2002. С. 35—47.
Что же касается сербских земель, то здесь на уровень, близ-

кий к преславскому и охридскому, профессиональное творче-
ство смогло выйти только в конце XII — начале XIII в., с об-
разованием и укреплением державы Неманичей. Важнейшее
значение для этого имела церковно-политическая деятельность
самого Стефана Немани и его ближайших родственников и
потомков, заказы которых привлекли в их владения как никог-
да ранее широкий круг творческих лиц византийского и иного
происхождения, включая выходцев из «латинской» Далмации
(см. IV.5, V.10). Помимо самих Неманичей, спрос на профес-
О
сиональное творчество был поддержан духовенством образо-
Ч ванной в 1219 г. Сербской архиепископии, а затем и все более
Е крепнущей местной землевладельческой знатью. Особенно
Р
К
широкий размах этот спрос приобрел с началом XIV в., когда
правящая сербская элита стала открыто притязать не только на
viii территориальное, но и на церковно-политическое и культур-
ное наследие Византии (см. IV.7). Как следствие, именно в это
время собственно сербское профессиональное творчество до-
стигло полной зрелости и, пережив окончательную византи-
210 низацию, реализовало многие из последних великих замыслов
византийского гения.
По авторитетному заключению С. Чурчича, «именно
на этот период, когда сербские короли открыто соревнова-
лись с византийскими императорами не только в офици-
альном величии и репрезентативной роскоши, но также и в
покровительстве искусствам, приходится наибольший вклад
Сербии в мировую культуру. Примерно с 1310 г. именно
Сербия стала главным культурным центром на Балканском
полуострове»12.
В подобной оценке может присутствовать некоторая доля
преувеличения, однако хотя бы в одной области она, безу-
словно, соответствует истине. Речь идет о таких абсолютных
вершинах византийской духовной культуры как храмовая ар-
хитектура и монументальная живопись, развитие которых в
См. также: Калиганов И.И. Болгаро-русские культурные связи эпохи

Средневековья (Критический обзор мнений и задачи изучения) // Славяно-
ведение. 1998. № 2. С. 27—45; Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древ-
няя Русь (IX — начало XII в.). СПб., 2000. С. 300—317; Он же. Культур-
ный переворот в Болгарии и Древняя Русь // Литаврин Г.Г. Византия и
славяне (сборник статей). СПб., 1999. С. 397—409.
12 Чурчич С. Наследие // Косово. Православное наследие и современная
катастрофа. М., 2007. С. 22—23.
этот период в значительной степени переместилось именно

на сербскую почву. Так, только король Милутин (см. IV.7),
согласно сербской книжной традиции, выступил заказчиком
создания или обновления целых 40 храмовых архитектурно-
художественных ансамблей, которые, в свою очередь, рас-
полагались не только в пределах, но и за пределами сербских
владений — вплоть до самого Константинополя и даже Иеру-
салима 13.
Развитие в болгарских и сербских землях профессионально-

го духовно-культурного творчества в русле византийской тради-
ции вело, среди прочего, к византинизации еще и самого внеш-
него облика местной пространственной среды, наполнявшейся
характерными памятниками в виде храмовых и монастырских viii
ансамблей, собраний рукописных книг и икон, дворцов свет-
ской знати и высокопоставленного духовенства и т. д.14
-4
В целом, к началу османского наступления на Балканах
христианизированная и воцерковленная духовная культура
Болгарии и Сербии имела уже совсем иные характер и вну-
треннее строение, нежели в дохристианское время15. 211
VIII.4. Характер и специфика накануне османского за-

воевания. — Прежде всего, эта духовная культура не толь-
ко вполне завершила конфессиональную переориентацию на
ценности византийского православия, но и стала как никогда
ранее сложной, многосоставной и многослойной — подобно
тому, как это имело место и во всех других областях местной
жизни (см. VI.2—4, VII).
13 Чиркович С. Сербия. Средние века. М., 1996. С. 233.

14 О важнейших из этих памятников см.: Вельманс Т., Корач В., Шу-
пут М. Византийский мир. Храмовая архитектура и живопись. М., 2006.
С. 443—514; Джурич В. Византийские фрески. Средневековая Сербия,
Далмация, славянская Македония. М., 2000; Иконы из Болгарии XIII—
XIX веков. Выставка. Государственный исторический музей, Москва. 2 сен-
тября — 31 октября 2009 г. Каталог. София, 2009; Трифунович Л. Юго-
славия. Памятники искусства (от древности до наших дней). Београд, 1989;
Христианское искусство Болгарии. Выставка. 10 октября — 8 декабря 2003
г. Москва. [Государственный исторический музей. Каталог]. М., 2003.
15 Общую панораму болгарской и сербской духовной культуры эпохи
Средневековья см.: Калиганов И.И. Культура средневековой Болгарии //
История культур славянских народов. В 3 т. Т. 1. Древность и Средневековье.
М., 2003. С. 98—157; Он же. Культура средневековой Сербии // Там же.
С. 158—210.
Во всяком случае, в духовной культуре предосманских

Болгарии и Сербии отчетливо оформились две целостные, за-
конченные, но не изолированные друг от друга подобласти,
находящиеся между собой, скорее, в отношениях иерархиче-
ского соподчинения. На «низовом» уровне, в русле повсед-
невной жизненной практики, имели место разнообразные
проявления относительно массовой, т.н. народной культуры.
С одной стороны, она удерживала, пусть и в переосмысленном
виде, многое из общеславянского наследия дохристианского
времени. С другой — была насыщена не менее многочислен-
О
ными «балканизмами», обусловленными взаимодействием
Ч самих болгарских и сербских славян с их соседями по по-
Е луострову (см. VI.1.1)16. В свою очередь, «выше» развивалась
Р
К
культура ученая, или профессиональная, относительно более
престижная и элитарная, связанная прежде всего с придвор-
viii ной и церковной жизнью. Именно она опиралась на професси-
ональное творчество и была более всего затронута собственно
византийскими влияниями того или иного рода17.
Оформление в духовной культуре предосманских Болгарии
212 и Сербии этой второй, отчетливо и последовательно византи-
низированной подобласти стало одновременно и следствием, и
условием их принадлежности к тому церковно-политическому
и культурному сообществу, которое объединяло в своем со-
ставе средневековые народы и страны с преобладанием визан-
тийского православия (см. VI.1.3). В свое время выдающийся
британский византинист и славист (русского происхождения)
Д. Оболенский предложил для этого сообщества выразитель-
ное наименование «Византийского Содружества» (Byzantine
Commonwealth) — по аналогии с современным Британским
16 О народной культуре болгарских и сербских славян, включая проник-

шие в нее «балканизмы», см.: Плотникова А.А. Народная культура юж-
ных славян // История культур славянских народов. В 3 т. Т. 3. Культура
XX века: от модерна до постмодернизма. Народная культура славянского ре-
гиона. М., 2008. С. 462—477; Славянская мифология. Энциклопедический
словарь. Изд. 2, испр. и доп. М., 2002; Славянские древности. Этнолингви-
стический словарь / Под ред. Н.И. Толстого. Т. 1. М., 1995. Т. 2. М., 1999.
Т. 3. М., 2004. Т. 4. М., 2009; Толстой Н.И. Язык и народная культура.
Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.
17 О византийской культуре (в широком смысле) и приобщении к ней сла-
вянского населения Балканского полуострова см.: Вин Ю.Я. Синтез визан-
тийской и славянской социокультурной традиции в среде сельского населения
Византии конца XII — XIV в. // Славяне и их соседи. Славянский мир между
Римом и Константинополем. Выпуск 11. М., 2004. С. 146—162; Каждан
А.П. Византийская культура (X—XII вв.). Изд. 2, испр. и доп. СПб., 2000.
Содружеством наций18. А в сущности, независимо от крити-

ки, которую вызвала и вызывает в свой адрес сама концепция
Д. Оболенского19, речь идет о сложившемся вокруг Византии —
в полной мере не позднее начала XIV в. — своего рода общем
культурно-информационном пространстве (ср. VII.2.3), меж-
ду участниками которого имел место широкий и интенсивный
обмен духовными и культурными ценностями, средствами их
выражения, а также их профессиональными носителями и
творцами.
Частным случаем этого обмена было и самое разносто-
роннее византийско-славянское духовно-культурное обще-
ние и сотрудничество, главными центрами которого высту-
пали, прежде всего, сам столичный Константинополь, Фесса-
viii
лоника, по праву считавшаяся вторым по значению городом
империи, и столицы собственно славянских государственных -4
образований. Далее в этом ряду следовали местные церковные
кафедры (патриархов, митрополитов, архиепископов и епи-
скопов), а также крупные и влиятельные монастыри, состо-
явшие под нарочитым покровительством местных правящих
светских и церковных элит. 213
Особенно значимую роль из этих монастырей играли
прославленные обители Святой Горы Афон, в Южной Маке-
донии (недалеко от Фессалоники): собственно византийско-
греческая Великая Лавра (осн. в 963 г.), болгарский мона-
стырь Зограф (осн. в X в.), русский монастырь св. Пантелей-
мона, или Россик (осн. в этом качестве в 1169 г.), сербский
Хилендар (осн. в 1198 г.) и др.
Наконец, не менее важным центром византийско-славян-
ского общения и сотрудничества был также Синайский мона-
стырь св. Екатерины (первоначально Неопалимой Купины),
возникший еще в VI в. и в интересующее нас время лежавший
далеко за пределами не только болгарских и сербских, но и
собственно византийских владений.
И все же, духовную культуру предосманских Болгарии и
Сербии ни в коем случае нельзя считать полным и буквальным
воспроизведением византийской. Между ними имелись весьма
существенные различия — как по внутреннему, ценностному
содержанию, так и по средствам выражения.
18 Оболенский Д. Византийское Содружество наций. Шесть византийских

портретов. М., 1998.
19 См. прим. 12 к очерку VI.
VIII.4.1. Ценностное содержание. — Прежде всего духовная

культура Болгарии и Сербии — при всей ее византинизации —
отобразила в себе ценности лишь одной из двух культурных
традиций, существовавших в самой Византии20.
Речь идет о византийско-православной традиции в
строгом смысле слова — традиции собственно религиозно-
церковной, или, условно говоря, аскетической. Главным ее
оплотом и в Болгарии, и в Сербии, и в Византии было мо-
нашество, служившее в русле византийского христианства
преимущественным поставщиком кадров для замещения
О
церковных кафедр и других ответственных должностей цер-
Ч ковного управления.
Е Однако помимо религиозно-церковной на византийской
Р
К
почве развивалась и другая традиция — светской греческой
учености, или, условно говоря, предгуманистическая. Вме-
viii сте со многими элементами светского, не строго церковного
образования средневековая православная Византия унасле-
довала эту традицию из своего античного прошлого, а носи-
телями ее были византийские интеллектуалы — по большей
214 части миряне. Огромное значение для всего этого имел бю-
рократизированный характер самой византийской государ-
ственности, в силу которого империя — как ни одно другое
современное ей государство на христианском Востоке и Запа-
де — нуждалась во множестве не просто элементарно грамот-
ных, но по-настоящему образованных чиновников. Не уди-
вительно, что со стороны византийской светской и даже цер-
ковной элиты восходившая к Античности светская греческая
ученость неоднократно становилась предметом сознательно-
го и целенаправленного «возрождения», периоды которого
условно именуются в современной науке византийскими
ренессансами: Македонским, Комниновским, Палеологов-
ским (по императорским династиям). В свою очередь, для
выходцев из относительно более низких слоев византийского
общества хорошее светское образование сулило доступ к им-
ператорской службе и, как следствие, возможность завидной
20 Подробнее см.: Живов В.М. Особенности рецепции византийской куль-

туры в Древней Руси // Из истории русской культуры. Т. 1. Древняя Русь.
М., 2000. С. 586—617; Успенский Б.А. История русского литературного
языка… С. 62—64.
Хотя эти работы посвящены Древней Руси, содержащиеся в них наблю-
дения и выводы в принципе справедливы и по отношению к средневековым
Болгарии и Сербии. См. также: Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древ-
няя Русь… С. 318—325.
социально-имущественной карьеры. Все это придавало свет-

скому знанию и образованию в Византии беспрецедентно
высокий авторитет и престиж — во всяком случае, по меркам
той эпохи — и поддерживало среди самих византийцев созна-
ние неоспоримого (с их точки зрения) культурного превос-
ходства над соседями: будь то «латиняне» или православные
болгары и сербы21.
Между тем, сами средневековые болгары и сербы не имели
в своем прошлом ничего подобного тому, чем для византий-
цев была греко-римская Античность. И если они все же вос-
приняли и усвоили некоторые переосмысленные элементы
античного знания, то лишь в русле византийского христиан-
ства — в той мере, в какой эти элементы были приспособлены
для выражения его духовных ценностей и присутствовали в его viii
интеллектуально-художественном «инструментарии»22.
Такое избирательное отношение в средневековых хри-
-4
стианских Болгарии и Сербии к духовно-культурному на-
следию Византии было в самой высокой степени обусловлено
характером сложившейся в них школьно-образовательной
практики. Ибо не только ее становление после принятия 215
христианства, но и все ее последующее развитие на болгар-
ской и сербской почве были сосредоточены почти исклю-
чительно в церковно-монастырской среде. Само школьное
обучение строилось здесь на текстах церковнобогослужебных
книг (Псалтири и др.). А в целом средневековая болгарская и
сербская школа готовила своих воспитанников не столько к
земному преуспеянию, сколько к достижению религиозного
спасения на путях церковной карьеры и (или) личного хри-
стианского благочестия.
При этом в большинстве случаев работа над текстами в
ходе школьного обучения носила, в известном смысле, «пас-
сивный» характер, почти не выходя за рамки элементарных
навыков их чтения и понимания. Что же касается воспроизве-
дения этих текстов — по условиям той эпохи, исключительно
рукописного, а тем более их создания путем самостоятельного,
21 О предгуманистической традиции византийской духовной культуры —

особенно в Палеологовское время, см.: Медведев И.П. Византийский гума-
низм XIV—XV вв. Изд. 2. СПб., 1997.
22 О масштабе и особенностях рецепции элементов античного знания в ду-
ховной культуре средневековых славянских народов и стран византийского
круга см.: Буланин Д.М. Античные традиции в древнерусской литературе
XI—XVI вв. München, 1991.С. 9—95, 264—276.
«авторского» творчества или перевода, то для этого требова-

лись не только специализированная книжно-письменная вы-
учка, но и широкая богословская эрудиция, помноженная на
личный духовный опыт. Естественно, что всем этим обладал
лишь относительно узкий круг профессиональных писцов,
книжников и, во всяком случае, лиц духовного звания, свя-
занных с тем или иным церковным центром и обладающих
доступом к его книжному фонду.
Еще одно важнейшее отличие духовной культуры предос-

О
манских Болгарии и Сербии — в сравнении с собственно ви-
Ч зантийской — имело место в том, что касается принятых в ней
Е средств выражения.
Р
К
viii VIII.4.2. Средства выражения. — Это отличие состоя-

ло в том, что в своей богослужебной, книжно-письменной и
школьно-образовательной практике болгарское и сербское на-
селение имело возможность пользоваться не греческим, как
216 большинство византийцев, но своим собственным языком —
гораздо более понятным для местного духовенства и для про-
стых верующих.
Речь идет о том строго нормированном книжно-бого-
служебном языке, который в свое время был создан славян-
скими первоучителями Константином-Кириллом Филосо-
фом и Мефодием на основе повседневной речи славян ви-
зантийской Южной Македонии и пришел в оформлявшиеся
болгарские и сербские земли в русле Кирилло-Мефодиевской
традиции (см. ниже)23. В его первоначальном состоянии,
остающемся предметом гипотетической реконструкции, этот
язык в современной науке принято называть старославян-
ским. А его позднейшее историческое «продолжение», на-
дежно документированное сохранившимися рукописными
и иными памятниками, носит название церковнославян-
ского языка.
Как составная часть Кирилло-Мефодиевской традиции,
церковнославянский язык в той или иной степени был известен
23 О языкотворческой деятельности Константина-Кирилла Философа и
Мефодия см.: Верещагин Е.М. Вхождение славянства в христианскую куль-
туру: деятельность первоучителей Кирилла и Мефодия // История культур
славянских народов. В 3 т. Т. 1. М., 2003. С. 59—90; Он же. Кирилл и Ме-
фодий как создатели первого литературного языка славян // Очерки истории
культуры славян. Вып. 1. М., 1996. С. 306—319.
во многих средневековых странах Центральной, Восточной

и Юго-Восточной Европы — причем не только православ-
ных (Босния (см. IV.11), Хорватия (см. V.3), в меньшей сте-
пени — Чехия) и не только славянских (Валахия и Молдавия
(см. II.5.1)). Таким образом, церковнославянский представлял
собой общий книжно-богослужебный язык для большей ча-
сти средневековых славянских народов и существовал в виде
нескольких региональных вариантов — редакций, или изво-
дов. Естественно, что в болгарской и сербской среде церков-
нославянский использовался в болгарском и, соответственно,
сербском изводе. Впрочем, какие бы различия ни наблюда-
лись между отдельными изводами, в своей основе церковнос-
лавянский оставался все же единым языком. Что открывало
перед его носителями возможность самого широкого духовно- viii
культурного общения и сотрудничества, включая обмен вы-
полненными с его помощью книжными текстами24.
-4
Прежде всего такому обмену подвергались тексты, прямо
и непосредственно связанные с церковной жизнью и бого-
служением по византийскому обряду. Вот почему книжный
фонд, сложившийся в средневековых славянских странах 217
византийского церковно-политического и культурного кру-
га, в этой части оказывается общим и единым — как по своей
структуре, так и по репертуару, а в древнерусских рукописях
находится такое множество списков переводных и оригиналь-
ных текстов болгарского и сербского происхождения 25.
24 О церковнославянском языке подробнее см.: Пиккио Р. Церков-

нославянский язык // Пиккио Р. Slavia Orthodoxa: Литература и язык.
М., 2003. С. 363—402; Он же. Церковнославянский, «древнеславян-
ские языки» и изводы // Там же. С. 403—428; Толстой Н.И. Древнесла-
вянский литературный язык в XII—XIV вв. (его функции и специфика) //
Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху зрело-
го феодализма. М., 1989. С. 14—24; Он же. К вопросу о древнеславян-
ском языке как общем литературном языке южных и восточных славян //
Толстой Н.И. История и структура славянских литературных языков.
М., 1988. С. 34—52.
25 О межславянском общении и сотрудничестве в русле церковнославян-
ской книжности в эпоху Средневековья см.: Горина Л., Даскалова Б. Ше-
девры болгарской книжности на русской земле. София, 2011; Мошин В.А.
О периодизации русско-южнославянских литературных связей X—XV вв. //
Русь и южные славяне: Сборник статей к 100-летию В.А. Мошина (1894—
1987). СПб., 1998. С. 7—113; Турилов А.А. Межславянские культурные
связи эпохи Средневековья и источниковедение истории и культуры сла-
вян: Этюды и характеристики. М., 2012; Он же. Slavia Cyrillomethodiana:
Источниковедение истории и культуры южных славян и Древней Руси.
Наиболее широкий масштаб и совершенный вид богослу-

жебная, книжно-письменная и школьно-образовательная
практика на церковнославянском языке получила в средне-
вековых странах византийского круга: Болгарии, Сербии,
Древней Руси, а также Валахии и Молдавии, где проживало
значительное славяноязычное население. В этом отношении
эти страны образовывали нечто вроде особого культурно-
языкового пространства — Византийской или Православной
Славии (Slavia Byzantina, Slavia Orthodoxa). В свою очередь,
ей противостояла Славия Латинская, иначе Римская или
О
Католическая (Slavia Latina, Slavia Romana, Slavia Catholica),
Ч оформившаяся в рамках средневековой западнохристианской,
Е «латинско»-католической общности26. В странах «Латинско-
Р
К
Католической Славии» церковнославянская практика, как и
Кирилло-Мефодиевская традиция в целом, или вообще не была
viii воспринята в свое время (Польша), или впоследствии оказалась
в той или иной степени прервана (Чехия) или во всяком случае
потеснена (Хорватия) латиноязычной практикой, господство-
вавшей здесь вплоть до Позднего Средневековья27.
218 Что же касается Кирилло-Мефодиевской традиции как та-
ковой, то она может быть описана как целостный и взаимосвя-
занный комплекс из нескольких основных составляющих:
— особой славянской азбуки — глаголицы и (или) кириллицы
(см. ниже);
— особого книжно-богослужебного языка — старославян-
ского/церковнославянского;
— выполненных с помощью этих азбуки и языка церковнобо-
гослужебных текстов (переводных и оригинальных);
Межславянские культурные связи эпохи средневековья. М., 2010; Тури-
лов А.А., Флоря Б.Н. Христианская литература у славян в середине X —
середине XI в. и межславянские культурные связи // Христианство в стра-
нах Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европы на пороге второго
тысячелетия. М., 2002. С. 398—458; Успенский Б.А. История русского
литературного языка… С. 65—74, 269—285.
О развитии книжного творчества непосредственно в болгарской и серб-
ской среде см.: Гаврюшина Л.К. Сербская литература // История литератур
западных и южных славян. Т. 1. От истоков до середины XVIII в. М., 1997.
С. 188—240; Калиганов И.И. Болгарская литература // Там же. С. 111—187.
26 Подробнее см.: Пиккио Р. Slavia orthodoxa и Slavia romana // Пиккио Р.
Slavia Orthodoxa: Литература и язык. М., 2003. С. 3—82; Он же. Открытые
вопросы в изучении Slavia orthodoxa и Slavia romana как вариантов славян-
ской культуры // Там же. С. 102—121.
27 О языковой и, в частности, книжно-языковой ситуации в обеих «Слави-
ях» см.: Дуличенко А.Д. Зарождение славянских литературных языков (до
XIII в.) // Очерки истории культуры славян. Вып. 1. М., 1996. С. 412—427.
— и, наконец, практических навыков ведения церковной жиз-

ни на основе всего вышеперечисленного.
Основоположниками Кирилло-Мефодиевской традиции
были выдающиеся византийские миссионеры, уроженцы Фес-
салоники (слав. Солунь), братья Константин (в конце жизни
Кирилл) Философ и Мефодий28. Однако местом становления
и первоначального распространения этой традиции была все
же не сама Византия, но т.н. Великоморавская держава, воз-
никшая в 830-е гг. на территории современных Моравии и
Западной Словакии, а позже присоединившая к своим вла-
дениям (в качестве зависимых областей) будущую Чехию и
некоторые другие земли в Центральной Европе 29. В эту дер-
жаву, куда уже успели принести христианство миссионеры
из Франкской империи Каролингов, Константин Философ и viii
Мефодий были направлены из Константинополя около 863 г.
в ответ на обращение со стороны великоморавского прави-
-4
теля Ростислава (846—870), искавшего способ нейтрализо-
вать угрозу церковно-политической зависимости от франков.
Именно в ходе этой т.н. Моравской миссии Константин и
Мефодий заложили основы славяноязычной богослужебной, 219
книжно-письменной и образовательной практики, одновре-
менно передав ее навыки своим ученикам из местных урожен-
цев. Кроме того, братья сумели подготовить образование для
Великой Моравии, при поддержке и под юрисдикцией папско-
го Рима, отдельной архиепископии, во главе которой был по-
ставлен Мефодий (сам Константин умер в Риме в 869 г., при-
няв перед смертью монашество и имя «Кирилл»).
Между тем, едва успев оформиться, Кирилло-Мефодиев-
ская традиция оказалась на грани исчезновения, когда после
смерти Мефодия в 885 г. пришедшее к руководству Морав-
ской архиепископией восточнофранкское (немецкое) духовен-
ство повело борьбу против славяноязычного богослужения и
28 О миссионерской деятельности Константина-Кирилла Философа и Ме-
фодия в контексте византийского миссионерства IX в. см.: Иванов С.А. Ви-
зантийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» христианина?
М., 2003. С. 140—177.
29 О Великоморавской державе см.: Великая Моравия. Ее историческое и
культурное значение. М., 1985; Краткая история Чехословакии. С древней-
ших времен до наших дней. М., 1988. С. 14—22; Мельников Г.П. Культура
Великой Моравии // История культур славянских народов. В 3 т. Т. I. Древ-
ность и Средневековье. М., 2003. С. 91—97; Тржештик Д., Достал Б.
Великая Моравия и зарождение Чешского государства // Раннефеодальные
С. 87—106 (особенно с. 87—99).
подвергло жестоким преследованиям его сторонников. Еще

одним ударом по наследию Константина-Кирилла и Мефодия
стал распад самой Великоморавской державы, наметивший-
ся на исходе IX в., а в начале X в. завершившийся ее полным
крушением под натиском кочевников-венгров (см. V.5). Тем
не менее, буквально каким-то чудом, Кирилло-Мефодиевская
традиция избежала подобной участи и обрела своего рода но-
вую жизнь, благодаря деятельности тех из учеников покойных
первоучителей, кто сумел найти приют в соседних странах с
недавно крещеным славянским населением — Чехии, Хорва-
О
тии и особенно Болгарии.
Ч В Чехии и Хорватии Кирилло-Мефодиевское наследие
Е было приспособлено к церковнобогослужебным реалиям за-
Р
К
падного, «латинского» христианства, утверждение которого в
этих странах тогда уже вполне определилось (см. V.3). В Бол-
viii гарии же это наследие, в известном смысле, «вернулось» на ту
же почву византийского христианства, которая в свое время
взрастила самих Константина-Кирилла Философа и Мефодия.
Здесь, благодаря решительной и последовательной поддержке
220 со стороны местных правителей Бориса-Михаила и Симеона
(см. III.6, III.8, VIII.3), Кирилло-Мефодиевская традиция
была не только воспринята, но и наделена столь высоким офи-
циальным статусом, какого она перед тем, вероятно, не имела
и в Великой Моравии. К тому же в Болгарии она была вско-
ре дополнена новыми составляющими, включая вторую сла-
вянскую азбуку-кириллицу и беспрецедентно широкий фонд
новых переводных и оригинальных церковнобогослужебных
(и не только) текстов. Не удивительно поэтому, что именно че-
рез болгарское посредство Кирилло-Мефодиевская традиция,
главным образом, и была в дальнейшем воспринята право-
славным населением сербских земель (см. IV.3) и Древней
Руси, а также позднейших Валахии и Молдавии30.
30 О становлении и распространении Кирилло-Мефодиевской традиции,
а также ее последующей судьбе в разных частях славянского ареала эпохи
Средневековья подробнее см.: Рогов А.И. Кирилло-Мефодиевские тради-
ции у западных славян в эпоху Средневековья (до конца XIV в.) // Тради-
ции древнейшей славянской письменности и языковая культура восточных
славян. М., 1991. С. 174—187; Толстой Н.И. Роль кирилло-мефодиевской
традиции в истории восточно- и южнославянской письменности // Тол-
стой Н.И. История и структура славянских литературных языков. М., 1988.
С. 140—153; Турилов А.А. Slavia Cyrillomethodiana… С. 18—38, 103—114;
Флоря Б.Н. Сказания о начале славянской письменности. СПб., 2000;
Флоря Б.Н., Турилов А.А., Иванов С.А. Судьбы Кирилло-Мефодиевской
традиции после Кирилла и Мефодия. СПб., 2000.
В заключение стоит отметить еще несколько обстоятельств,

связанных с развитием церковнославянской богослужебной,
книжно-письменной и школьно-образовательной практики в
странах «Православной Славии».
В соответствии с замыслом своих создателей и первых но-
сителей церковнославянский язык обслуживал прежде всего
нужды церковной жизни и богослужения по византийскому
обряду. Однако при этом довольно долго использовались не
одна, а две отдельные славянские азбуки — глаголица и ки-
риллица. Первоначальной азбукой, созданной непосредствен-
но Константином-Кириллом Философом и Мефодием, была
именно глаголица, знаки которой, уже благодаря самим их
начертаниям, были пригодны для целей миссионерской про-
поведи. Ибо они были составлены путем сочетания отдельных viii
элементов, символизирующих основные положения христиан-
ского вероучения: креста (как символа спасительных Страстей
-4
Христовых), круга (как символа Божественного совершенства
и бесконечности) и треугольника (как символа Св. Троицы).
Что же до кириллицы, то она возникла на основе греческого
алфавита уже в Болгарии около рубежа IX–X вв. — вероятно, 221
в связи с практикой болгарских государственных канцелярий,
в которых перед тем долгое время использовалось греческое
письмо, а начертания греческих знаков успели стать привыч-
ными. Впоследствии именно из Болгарии кириллица распро-
странилась в другие (преимущественно православные) сред-
невековые страны со славяноязычным населением, чтобы за-
тем совершенно вытеснить глаголицу из письменной практики
среди не только самих болгар, но и других народов «Право-
славной Славии».
Со временем знаки церковнославянской азбуки — особен-
но кириллицы — стали применяться для создания отдельных
записей, а затем и полноценных текстов не только церковно-
богослужебного, но и административно-судебного, делового
и даже нарочито бытового характера. Относясь по своему со-
держанию к сфере не «высокого» (сакрального), но «низкого»
(профанного), такие тексты выпадали из поля действия строгих
норм церковнославянского языка и неизбежно начинали отра-
жать особенности повседневной диалектной речи местного на-
селения. Тем самым наличие в странах «Православной Славии»
церковнославянской практики выступило мощным стимулом
для становления в них письменности на местных средневеко-
вых славянских языках — после их выделения из праславян-
ского (см. I.3), — которые таким образом обретали письменную
форму и превращались из бесписьменных языков в письменные.

А это, в свою очередь, готовило местную культурную и языко-
вую среду для восприятия в будущем полноценных славянских
литературных языков Нового времени.
Первые и относительно точно датированные памятни-
ки, отразившие применение церковнославянской азбуки вне
собственно церковной жизни, относятся уже к X — началу
XI в. Характерные примеры такого рода представляют собой
официальные и частные надписи, происходящие из преде-
лов Первого Болгарского царства, а также широко извест-
О ная надпись бытового характера на сосуде из Гнездова (под
Ч
Е
Смоленском).
Р В дальнейшем речь идет уже не об отдельных примерах,
К но о целых жанровых группах средневековой письменности,
viii каждая из которых оказалась представлена по меньшей мере
несколькими памятниками. Это и законодательные своды
(как, в частности, собственно сербская версия «Законника»
Стефана Душана), и художественные произведения (напри-
мер, болгарский перевод т.н. «Троянской притчи»), и, разу-
222 меется, знаменитые древнерусские берестяные грамоты (из
Новгорода, Пскова и других мест)31.
В то же время, развитие церковнославянской практики в
странах «Православной Славии» отнюдь не исключало для
местных уроженцев возможность овладеть греческим языком
и приобщиться к сокровищам не только собственно визан-
тийской книжности, но и античной греческой словесности32.
А для болгар и сербов такая возможность была тем более ре-
альна, что основной исторический ареал их проживания рас-
полагался буквально по соседству с самой Византией. К тому
же в этом ареале на протяжении всего Средневековья (и до,
и после османского завоевания), помимо славяноязычных
церковных и культурных центров, действовали и грекоязыч-
ные, в которых богослужение велось на греческом языке, су-
31 О функционально-жанровом строении средневековой книжности и

письменности в «Православной Славии» и распределении языковых средств
в его рамках см.: Толстой Н.И. Древнеславянский литературный язык…
С. 16—23; Он же. Отношение древнесербского книжного языка к старосла-
вянскому языку // Толстой Н.И. История и структура славянских литера-
турных языков. М., 1988. С. 164—173.
32 Ср.: Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // О России и русской
философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья.
М., 1990. С. 411—414.
ществовало греческое книгописание и имелись богатые собра-

ния греческих книг. Не удивительно поэтому, что в Древней
Руси болгары и сербы воспринимались как прежде всего ав-
торитетные посредники и проводники именно «греческого» —
т. е. византийского — церковного и культурного влияния33.
И если даже с их стороны предпочтением пользовались не
античные, но собственно христианские составляющие визан-
тийского наследия, то обусловлено это было не столько нали-
чием церковнославянской практики, сколько специфическими
ценностными приоритетами, возобладавшими в их духовной
культуре (см. VIII.4.1).
viii
-4
223
33 Подробнее см.: Успенский Б.А. История русского литературного языка…

С. 41—45, 275—284.
О проникновении греческого языка и связанной с ним книжно-письмен-
ной традиции на Русь см.: Там же. С. 47—64.
Очерк IX
БАЛКАНСКИЕ СЛАВЯНЕ
ПОД ВЛАСТЬЮ
«ОСМАНСКИЙ МИР»
IХ.1. «Османский мир». [226] —

IХ.2. Балканские земли и их население
в составе Османской империи. [229] —
IХ.2.1. Кочевники и оседлые. Тимарная
система. [233] — IХ.2.2. Аскери и райя.
Система девширме. [236] —
IХ.2.3. Мусульмане, христиане и иудеи.
Система миллетов. [240]
И так, рассмотрев основные событийные вехи и важ-
нейшие культурно-цивилизационные итоги того
исторического пути, который средневековые славян-
ские народы Балкан проделали в доосманское время, обратимся
к следующему периоду их истории, открытому османским заво-
еванием основного территориального ареала их проживания1.
Напомним, что в случае болгарских земель, а также «Сла- 225
вянской» (Северной и Средней) Македонии, которая на про-
тяжении XIII—XIV вв. успела побывать в составе и болгар-
ских, и византийских, и сербских владений, это произошло
уже на исходе XIV в. (см. III.17, IV.7). В случае сербских зе-
мель — окончательно, во второй половине следующего, XV в.
(см. IV.8). Боснией и Герцеговиной Османы овладели, соответ-
ственно, в 1463 и в 1480-е гг. (см. IV.13). Хорватией, а также
Славонией, если не считать «остатки остатков», удержанные
австрийскими Габсбургами — после 1526 г. (см. V.8). И только
города Далмации, за некоторыми исключениями, смогли из-
бежать завоевания и остались под властью Венецианской ре-
спублики (см. V.12).
Тем временем, судьбу собственно славянских земель Бал-
канского полуострова разделили и его неславянские земли,
где под османским натиском во второй половине XV — на-
чале XVI в. пали последние остатки византийских, албан-
ских и разного рода «латинских» владений. После Мохач-
ской битвы 1526 г. (см. V.8) фронт османского наступления
окончательно переместился за пределы Балкан — в Централь-
ную Европу. А к середине того же, XVI в. это было допол-
нено формированием на северных подступах к полуострову
1 См. прим. 17 к очерку III.
своеобразного «буферного пояса» из вассальных по отноше-

нию к Османам княжеств Трансильвания (Эрдель), Валахия
(Эфляк) и Молдавия (Богдан) (см. II.5.1, V.8). Что означало
окончательное превращение балканских владений Османов в
глубокий тыл для их все еще непобедимого воинства.
В целом, именно в это время, ознаменованное правлением
султана Сулеймана I Кануни (1520—1566), сама держава Османов
вступила в период своего наивысшего могущества и благополучия,
который в дальнейшем, в период упадка, ее правящая элита будет
вспоминать и стремиться вернуть как своего рода Золотой век.
О
Ч
Е IХ.1. «Османский мир». — Прежде всего, к середине XVI в.
Р
К
держава Османов многократно увеличила размеры своих пря-
мых и вассальных владений, которые теперь охватывали не
ix только практически весь Балканский полуостров и прилегаю-
щие к нему земли Центральной и Юго-Восточной Европы, но
и северный берег Черного моря, Малую Азию, весь Ближний
Восток и даже Северную Африку. Это, в свою очередь, открыло
226 для Османов возможность освоения богатейшего культурно-
цивилизационного наследия местного населения и его пред-
шествующих, доосманских государственных образований.
При этом речь идет отнюдь не только о наследии малоази-
атского султаната Сельджукидов (см. III.13, III.16) и вообще
ближневосточной государственности исламского и даже доис-
ламского времени — с ее пафосом «справедливости», стремле-
нием к детальной регламентации жизни подданных и опытом
организации совместного проживания разных этноязыковых и
религиозно-конфессиональных общин. Еще одним источни-
ком для заимствований со стороны Османов стало и наследие
погибшей под их натиском Византии — особенно в том, что ка-
сается организации налоговой практики и военно-служебного
землевладения как материальной основы воинских сил. Кроме
того, от поверженной Византии Османы переняли само им-
перское достоинство Восточного Рима, на что была призвана
указать характерная формула кайсер-и Рум (букв. «Римский
кесарь»), включенная в султанскую титулатуру завоевателем
Константинополя Мехмедом II Фатихом (см. IV.8)2. Вообще,
2 Об этой формуле и имперских притязаниях османских султанов подроб-
нее см.: Абрахамович З. Османский султан как восточноримский император
(кайсер-и Рум) // Turcica et Ottomanica: сб. в честь 70-летия М.С. Мейера.
М., 2006. С. 105—106.
См. также: Орешкова С.Ф. Византия и Османская империя: проблемы
вплоть до начала XVI в., расширяя свои владения и будучи

мусульманами по вероисповеданию, султаны из Османской
династии сплошь и рядом следовали не столько предписани-
ям собственно исламской традиции, сколько управленческому
опыту своих предшественников и соображениям практической
целесообразности. И только после завоевания в 1516—1517 гг.
Сирии, Палестины, Египта и Аравии с главными центрами
исламского культа (в Мекке и Медине) в действиях Османов
окончательно возобладала ориентация на традиционную мо-
дель исламской государственности, восходившую к арабскому
Халифату (ср. II.6).
В конечном счете, в XVI в. под властью Османов возник
своего рода новый, Османский мир (Pax Ottomanica), охва-
тивший огромные территории и десятки народов сразу в трех ix
частях Старого Света и занявший, в цивилизационном отно-
шении, срединное положение между христианским Западом и
-1
мусульманским Востоком.
Что же касается непосредственно балканских славян и зе-
мель, составлявших основной ареал их проживания, то в рам-
ках «Османского мира» их положение ничем в принципе не 227
отличалось от положения всех других земель и народов Бал-
канского полуострова. Во всяком случае, никакого особого
статуса — с учетом этноязыкового своеобразия жителей — сла-
вянские земли не получили и никакого отдельного образования
(или образований) не составили. И уже поэтому их положе-
ние нельзя рассматривать изолированно, вне их естественного
балканского и даже общеосманского окружения. Тем более что
они вошли в состав основного территориально-политического
«ядра» Османской империи, объединившего Балканы, Малую
Азию и прилегающее к ним морское пространство Восточного
Средиземноморья с его островами.
Прежде всего, Османы, пусть и не сразу, принесли на Бал-
каны относительно прочный внутренний мир — во всяком
случае такой, какого здесь не было уже очень долгое время.
Ибо, завоевав полуостров и впервые со времен Ранней Ви-
зантии (см. II.1, V.1) практически полностью объединив его
в составе одного государства, Османы положили конец тому
ожесточенному соперничеству, которое десятилетиями, а то
преемственности // Византия между Западом и Востоком. Опыт историче-
ской характеристики. Изд. 2. СПб., 2001. С. 474—494; Она же. Османская
империя и Византия: к вопросу имперской преемственности // Славяне и их
соседи. Вып. 8. Имперская идея в странах Центральной, Восточной и Юго-
Восточной Европы. М., 1998. С. 80—84.
и веками подряд вели между собой местные государства и от-

дельные «квазифеодальные» образования, истощая и обе-
скровливая местное население (ср. VII.1). Вкупе с падением
всех прежних межгосударственных границ и барьеров это соз-
дало на Балканах как никогда ранее благоприятные условия
для хозяйственно-экономического и демографического вос-
становления, а затем и для роста, ставшего особенно заметным
с началом XVI в.
Конкретные показатели этого роста надежно докумен-
тированы налоговыми описями, сохранившимися от балкан-
О ских владений Османов — хотя и с разной степенью полно-
Ч
Е
ты — и отразившими их состояние на тот или иной момент.
Р Так, судя по данным, относящимся к 1520—1535 гг. (на-
К чало правления Сулеймана I Кануни) и еще не учитываю-
ix щим земли к северу от Дуная, в европейских — т.е. балкан-

ских — владениях Османской империи в то время прожива-
ло уже почти 6 млн человек 3. Для сравнения: оценки при-
мерной численности населения Балканского полуострова
в предшествующие периоды, выполненные современными
исследователями (при отсутствии материалов, подобных
228 османским описям), предполагают совершенно иную кар-
тину: примерно 2 млн человек для исхода Античности и
примерно 3 млн для XI в.4
Вообще, в XVI в. Османская империя пережила самый
настоящий демографический взрыв, в результате которого
только за период с 1520 по 1580 г. в ряде ее европейских, пре-
жде всего балканских, владений численность населения вы-
росла более чем на 70%5.
Характерным «индикатором» этих перемен к лучшему,

связанных с включением балканских земель в рамки «Осман-
ского мира», стало возобновление здесь процесса урбанизации
3 История Османского государства, общества и цивилизации. Т. 1. М., 2006.
С. 391, 392 табл. 1.
4 Шевеленко А.Я. Природные условия, этнодемографические процессы,
развитие производительных сил // История Европы с древнейших времен до
наших дней. В 8 т. Т. 2. Средневековая Европа. М., 1992. С. 37.
5 Орешкова С.Ф. Основные проблемы социально-экономического разви-
тия: Османская империя // История Европы с древнейших времен до наших
дней. В 8 т. Т. 3. От Средневековья к Новому времени (конец XV — первая
половина XVII в.). М., 1993. С. 145.
Подробнее см.: Мейер М.С. Особенности демографических процессов
в Османской империи XV—XVI вв. и их социально-экономические послед-
ствия // Демографические процессы на Балканах в Средние века. Калинин,
1984. С. 3—27.
(см. VI.4), выразившееся не только в восстановлении старых,

но и в возникновении новых городских центров. Хотя, разу-
меется, и в том, и в другом случае это сопровождалось внедре-
нием в них новых, собственно османских форм организации
городской жизни (см. ниже)6.
Иными словами, османское завоевание Балканского полу-
острова отнюдь не представляло собой всеобъемлющей ката-
строфы, после которой его история должна была бы начинать-
ся заново, «с чистого листа» (ср. II.6). Однако установивший-
ся на Балканах «Османский мир», как и всякий другой, имел
и свою цену, которую, среди прочего, определяли глубокие и
зачастую необратимые перемены в положении и состоянии
местных народов.
ix
IХ.2. Балканские земли и их население в составе Осман-
-2
ской империи. — Для балканских народов османское заво-
евание обернулось прежде всего утратой их прежней, доо-
сманской государственности, включая как сами политические
институты, так и опыт взаимодействия с ними в связи с теми 229
или иными сторонами повседневной жизненной практики.
На смену всему этому пришли новые, собственно османские
военно-административные, религиозно-судебные и налого-
вые порядки, отчетливо пересекавшиеся между собой и все
вместе составлявшие систему османского провинциального
управления7.
Центральным звеном этой системы выступали санджаки
(или лива) — своего рода военно-административные округа,
сопряженные с системой военно-служебного землевладения
(см. ниже). В свою очередь, санджаки делились на вилайеты
6 Подробнее см.: Литаврин Г.Г. О соответствиях между византийскими

и османскими формами организации экономики города в XV—XVI вв. //
Литаврин Г.Г. Византия и славяне (сборник статей). СПб., 1999.
С. 180—191; Тодоров Н. Балканский город XV—XIX веков: Социально-
экономическое и демографическое развитие. М., 1976; Фрейденберг М.М.
Образ балканского города в путевых записках западных путешественни-
ков XVI века // Источниковедение балканского средневековья. Калинин,
1988. C. 39—65.
7 О важнейших особенностях османской властной системы в широком
цивилизационном контексте подробнее см.: Османская империя. Государ-
ственная власть и социально-политическая структура. М., 1990; Османская
империя. Система государственного управления, социальные и этнорелиги-
озные проблемы. М., 1986; Фадеева И.Л. Концепция власти на Ближнем
Востоке. Средневековье и Новое время. Изд. 2. М., 2001. С. 80—149.
(«субокруга») и нахии («волости»), а, с другой стороны, объ-

единялись в еще более крупные военно-административные
образования в виде бейлербейликов (или эялетов). Приме-
чательно, что самый первый из них, бейлербейлик Румелия
(букв. «страна римлян» — т.е. византийцев), был образован
именно на Балканах — еще в конце 1360-х гг., после завоева-
ния Фракии — и в дальнейшем охватывал бо́льшую часть бал-
канских владений Османов.
Также стоит отметить, что сами санджаки, создававшиеся
по мере завоевания Османами тех или иных территорий, по
О своим границам нередко отчетливо воспроизводили прежнее,
Ч
Е
доосманское государственное деление.
Р Так, созданные в болгарских землях Никопольский, Ви-
К динский и Силистренский санджаки примерно соответство-
ix вали владениям былых Тырновского и Видинского царств и
Добруджанского княжества (см. III.15), а Смедеревский сан-
джак в сербских землях — владениям Сербской деспотовины
в последние годы ее существования (см. IV.8).
230 На менее высоком уровне, чем санджаки, важнейшее зна-

чение имело действие каза (или кадилыков) — религиозно-
судебных округов с центрами в отдельных городах и во главе с
исламскими судьями-кадиями, которые исполняли судебные
и некоторые другие функции на основе исламского религиоз-
ного права и надзирали за общим порядком на вверенных им
территориях. Каза объединялись в две огромные религиозно-
судебные области во главе с казаскерами (иначе кадиаске-
рами — букв. «войсковыми судьями»), именовавшиеся «Ру-
мелия» и «Анатолия» и охватывавшие, соответственно, евро-
пейскую и азиатско-африканскую части империи. Наконец,
еще одним началом османского провинциального управления
было налоговое, замыкавшееся на ведомства дефтердаров
«Румелии» и «Анатолии», которые отвечали за налоги и фи-
нансы — так же, соответственно, в европейских и азиатско-
африканских владениях.
И только на самом низшем уровне, непосредственно на
местах, Османы допустили существование остатков прежней,
доосманской управленческой структуры, в той или иной степе-
ни видоизменив их сообразно с нуждами своей империи. В го-
родах это были, во-первых, махаллы — квартальные общины,
объединенные принадлежностью к одному вероисповеданию
и группировавшиеся вокруг соответствующих культовых цен-
тров: мечетей, церквей, синагог. А во-вторых — эснафы, кото-
рые представляли собой постоянные объединения городских

жителей по производственно-профессиональному принци-
пу, подобные европейским цехам или, скорее, византийским
торгово-ремесленным «корпорациям» (ср. VI.4).
В религиозном плане эснафы носили преимущественно
смешанный характер и контролировались мухтесибом (ина-
че — ихтисаб агасы), который нес ответственность перед
местным кадием и не только исполнял полицейские функции,
но и следил за состоянием ремесла и торговли, ценами на по-
требительском рынке, городским благоустройством и т. д.
В сельской местности это были сельские общины (ср. VI.3,

VII), которые, как и городские квартальные, сохраняли вну- ix
треннее самоуправление и взаимодействовали с вышестоящи-
ми властями через своих представителей. Примечательно, что
-2
в этой роли и в селах, и в городах выступали не только сами
главы общинного самоуправления, называвшиеся кетхудами,
коджабаши, кнезами и иным образом, но и представители
низшего, приходского духовенства, поскольку сами общины, 231
как правило, совпадали с общинами последователей того или
иного вероисповедания (см. ниже). Именно здесь — в рамках
общинного самоуправления — для народов, включенных в со-
став Османской империи, и открывалась та своего рода эколо-
гическая ниша, где они могли сохранять и поддерживать свою
исконную самобытность.
Последствия этого шага со стороны Османов были двоя-
кими. С одной стороны, это значительно облегчало для них
бремя контроля над завоеванными территориями, так как из-
бавляло от необходимости вмешиваться во все тонкости по-
вседневной жизни местного населения и тем самым снижало
уровень напряженности в отношениях с ним. С другой сто-
роны, это создавало предпосылки для появления в будущем
более или менее автономных образований в труднодоступных
районах. Что стало характерной чертой османской действи-
тельности уже в XVII в., а в некоторых случаях и раньше.
Так, на Балканах подобные образования сложились у
горцев области Химара в прибрежной полосе Южной Ал-
бании, в преимущественно славянской Черногории, у сме-
шанного — в значительной степени славянского — населе-
ния области Загори (или Загорохориа) в греческом Эпире,
в области Мани на юге Пелопоннеса, а также на некоторых
островах Эгейского моря. Османская власть присутствовала

здесь лишь номинально. Налоги местные жители платили не-
регулярно — и то нередко лишь после того, как против них
предпринимались карательные действия того или иного рода,
которые сами были сопряжены со значительными расходами
и не гарантировали окончательного успеха.
И тем не менее, даже строптивые горцы и островитяне

должны были считаться с порядками, установленными Осма-
нами. Ибо, отстаивая свое особое положение, они все же ста-
О
рались обосновать его ссылками на соответствующие приви-
Ч легии, якобы пожалованные им султанами прошлых времен и
Е постепенно признававшиеся, «задним числом», действующи-
Р
К
ми султанскими властями.
Важно также, что в условиях исчезновения доосманской
ix государственной структуры проводимая султанскими властями
политика невмешательства во внутренние дела местных общин
неизбежно влекла за собой архаизацию социальных отношений
в их рамках, сопровождавшуюся возрождением многих реалий
232 племенного прошлого — вплоть до кровной мести.
Между тем, еще одной характерной особенностью власт-
ной системы, объединившей Балканы с другими владениями
Османов, была последовательно реализованная в ней установ-
ка на неравенство среди подданных, значение которой было
тем более велико, что сама эта система была приложена к на-
селению, чрезвычайно разнородному по своему облику — как
в хозяйственно-бытовом, так и в этноязыковом и религиозно-
культурном отношениях.
В самом деле, чего и кого только нельзя было встретить в
османских владениях: неприступные горы, цветущие долины
и бесплодные пустыни, живописные острова и унылые степи,
суровых кочевников, привязанных к земле крестьян и утон-
ченных горожан, строгих мусульман и далеких от исламской
ортодоксии дервишей, христиан едва ли не всех конфессий и
иудеев, славян и греков, влахов и албанцев, армян, турок и кур-
дов, арабов и евреев… Вероятно, такого разнообразия не было
больше ни в одном государстве Позднего Средневековья!
В полной мере отдавая себе отчет в этом разнообразии,
Османы сознательно отказывались от унификации поддан-
ных по какому-либо одному общеобязательному «шаблону»,
предпочитая брать на себя роль «регулятора» в отношениях
между разными группами, которые, со своей стороны, могли
подстраиваться под предоставляемые им разные управлен-

ческие режимы, сохраняя при этом важнейшие черты своего
традиционного облика. Главными же признаками, по которым
султанские власти дифференцировали подвластное население,
были следующие:
— место и образ жизни, в соответствии с которыми поддан-
ные империи делились на кочевников и оседлых, а среди
последних выделялись горожане и сельские жители;
— место в системе государственного управления, с точки зре-
ния участия в уплате налогов или, наоборот, в их распре-
делении и присвоении;
— религиозно-конфессиональная принадлежность.
Рассмотрим эти сюжеты подробнее.
ix
IХ.2.1. Кочевники и оседлые. Тимарная система. — Итак,
-2
овладев Малой Азией и обширными землями на Ближнем Вос-
токе и в Северной Африке, Османы не могли игнорировать ве-
ками протекавшее здесь взаимодействие между оседлым насе-
лением и разного рода кочевниками — арабского, тюркского и 233
иного происхождения, — периодически вторгавшимися в зем-
ледельческие районы или постоянно проживавшими на их пе-
риферии. Напротив, опираясь на опыт своих предшественни-
ков, Османы настойчиво старались ввести это взаимодействие
в рамки государственной регламентации. Так что, допуская за
кочевниками широкую внутреннюю автономию, султанские
власти разными способами поощряли оседание их на землю и,
во всяком случае, стремились минимизировать давление с их
стороны на оседлое население, служившее главным источни-
ком налоговых поступлений.
В известной степени все это было актуально и для балкан-
ских владений Османов, где под категорию кочевников подпа-
дали тюркоязычные кочевые группы, переселившиеся из Ма-
лой Азии и именовавшиеся в османской документации юрю-
ками, татарами и иным образом8, а также не перешедшие
8 Подробнее см.: Ахмедова А.О., Муртузалиев С.И. Миграция тюркских

племен и демографические процессы в болгарских землях (середина XIII —
начало XVII века) // Славяне и их соседи. Вып. 10. Славяне и кочевой мир.
К 75-летию академика Г.Г. Литаврина. М., 2001. C. 153—164; Еремеев Д.Е.
Юрюки (турецкие кочевники и полукочевники). М., 1969; Орешкова С.Ф.
Юрюки — мусульманские кочевники Балканского полуострова (XV—XVII) //
Славяне и их соседи. Вып. 10. Славяне и кочевой мир. К 75-летию академика
Г.Г. Литаврина. М., 2001. C. 165—171.
еще к оседлости группы местных скотоводов-горцев влашского

и албанского происхождения (см. II.5.1—II.5.2). Однако по-
давляющее большинство среди османских подданных на Бал-
канах составляло все же оседлое население — сельское и город-
ское. А в нем, в свою очередь, абсолютно преобладали сель-
ские жители, которые неизбежно включались в поле действия
сложившегося в империи Османов аграрно-правового режима,
и прежде всего системы военно-служебного, или тимарного,
землевладения, которая составляла основу как организации и
материального обеспечения османских воинских сил, так и на-
О
логовой практики.
Ч Тимарная система представляла собой один из самых яр-
Е ких примеров преемственности между собственно османски-
Р
К
ми порядками и наследием предшествующих, доосманских
государств. В самом деле, предшественницей тимарной си-
ix стемы в большой степени была практика условных пожало-
ваний по системе икта, известная в Малой Азии во времена
Сельджукидского султаната (см. III.13, III.16). С другой сто-
роны, тимарная система явно учитывала опыт византийской
234 пронии (см. VI.3.1), с которой Османы познакомились уже
после перехода на византинизированные Балканы. Не уди-
вительно поэтому, что тимарная система отсутствовала в
арабских и была введена в действие только в малоазиатских,
балканских и центральноевропейских владениях Османской
империи.
Здесь бо́льшая часть пригодного для обработки земельного
фонда считалась «завоеванной мечом» и потому провозгла-
шалась собственностью самого Османского государства в лице
султана, будучи отнесена к категории мири (в полной фор-
ме — арази-и эмирийе, арази-и мемлекет). Она регулярно
подвергалась детальному описанию с точки зрения возможной
доходности, облагалась налогами и повинностями, репертуар
и величину которых устанавливали султанские власти, и де-
лилась на отдельные участки разной величины в зависимости
от доходности. В свою очередь, налоговые поступления с этих
участков передавались в пользование не только должностным
лицам государственного управления, включая правителей
санджаков и бейлербейликов (см. IХ.2), но и состоявшим в их
подчинении конным воинам султанского войска — т.н. сипа-
хи (иначе спахиям). И если первые обладали таким правом
только на срок исполнения ими своих должностей, то вторые
могли передавать его своим наследникам — разумеется, если
те принимали на себя и продолжали исправно нести соответ-
ствующие служебные обязательства. Основная, собственно

военная разновидность таких служебных пожалований (дир-
ликов), предназначенная для сипахи, обозначалась термином
тимар — от чего и происходит название всей системы.
Примечательно, что первоначально, в XIV—XV вв., дер-
жателями тимаров могли становиться даже христиане по ве-
роисповеданию.
Так, достоверно известно, что в санджаке Арванид, об-
разованном в албанских землях, в 1431—1432 гг. из 335 ти-
маров христианам принадлежали 56, одним тимаром владел
митрополит, а тремя тимарами — епископы. В вилайете Вук
(Косово) в 1454—1455 гг. христианами были 27 держателей
тимаров из 1709.
ix
Для балканской землевладельческой знати доосманского
времени такая возможность давала шанс сохранить свое отно- -2
сительно высокое социально-имущественное положение и при
Османах и тем самым служила одним из самых веских мотивов
для перехода на сторону завоевателей. И только в XVI в. такие
сипахи-христиане сошли со сцены — или погибнув на султан-
ской службе, или утратив свои тимары в пользу мусульман по 235
рождению, или сами перейдя в ислам.
Что же касается местного земледельческого, крестьянско-
го населения, распределенного между отдельными тимарами
и другими служебными пожалованиями, то оно по-прежнему
продолжало пользоваться своими наделами — однако уже
в новом качестве. Ибо теперь оно было подведено под кате-
горию лично свободных, наследственных держателей, обязан-
ных только налогами и повинностями перед государством, а не
земельной рентой в пользу частных крупных земельных соб-
ственников, как это во многих случаях имело место до осман-
ского завоевания (см. VI.3.3)10.
9 Цветкова Б.А. Новые данные о христианах-спахиях на Балканском по-
луострове в период турецкого господства // Византийский временник. 1958.
Т. 13. С. 186—187, 196.
10 О положении крестьянства на Балканах в период и после османского
завоевания подробнее см.: Фрейденберг М.М. Крестьянство на Балканах
в XII—XVIII вв. Учебное пособие. Калинин, 1984. С. 30—71; Он же. Кре-
стьянство в Балкано-Карпатских землях (Сербия, Хорватия, Болгария, Ду-
найские княжества) в XV—XVI вв. // История крестьянства в Европе. Эпоха
феодализма. В 3 т. Т. 2. Крестьянство Европы в период развитого феодализ-
ма. М, 1986. С. 458—475.
См. также: Антониадис-Бибику Э., Гийу А. Византийская и поствизан-
тийская сельская община // Византийский временник. 1988. Т. 49. С. 30—38.
Между тем, наличие налоговых обязательств перед госу-

дарством или права на участие в распределении и присвоении
налоговых платежей было еще одним характерным дифферен-
цирующим признаком, принятым в Османской империи по
отношению к подвластному населению.
IХ.2.2. Аскери и райя. Система девширме. — В соответ-

ствии с этим признаком, османские подданные четко делились
на два основных «класса»: аскери и райя (реайя).
О
«Класс» аскери (букв. «военные») включал в себя не
Ч только собственно воинов султанского войска и глав военно-
Е административного управления (и те, и другие относились к
Р
К
разряду сейфие — букв. «людей меча»), но всех, кто по ми-
лости султана был избавлен от производственной деятельно-
ix сти и осуществлял государственное и религиозное управление.
Кроме военных это были служащие султанского двора (са-
рай халкы), духовенство (ильмие — букв. «люди науки») и
должностные лица центральных и провинциальных ведомств
236 и канцелярий (калемие — букв. «люди пера»). Члены «клас-
са» аскери не платили налоги и, наоборот, сами имели право
на сбор в свою пользу определенной доли из них, могли ездить
верхом и опоясываться мечом.
К «классу» райя (букв. «пасомые») принадлежали все, кто
занимался производительным трудом, а не управлением, и
должен был обеспечивать «класс» аскери посредством упла-
ты налогов и несения трудовых повинностей. Очень важно,
что первоначально, в период восхода и расцвета Османской
империи, понятие и статус райя охватывали соответствую-
щие группы населения не только немусульманского, но и
мусульманского вероисповедания. И только к XVIII в. они
были сужены на практике — но не в теории — только до не-
мусульман.
При этом в Османской империи отсутствовало сословное
деление общества — во всяком случае в том виде, в каком оно
существовало в тогдашней христианской Европе. А ве́дение
султанских властей распространялось на жизнь, достоинство
и имущество всех подданных, независимо от их социально-
имущественного положения, семейно-родственных связей,
этноязыковой и религиозно-конфессиональной принадлеж-
ности. Каких-либо строгих правовых гарантий настоящего
и будущего не было ни у кого, и все зависело от соединения
воли и милости султана, личных качеств и стечения обстоя-
тельств — того, что обозначалось турецким словом кысмет

(букв. «судьба», «доля», «участь, определенная заранее для
всякого человека»)11. Стремительное возвышение того или
иного лица к высотам власти, почета и материального благо-
получия легко могло обернуться не менее стремительным па-
дением, последствия которого при этом обращались не только
на само это лицо, но и его семью.
Не удивительно, что на фоне христианской Европы
османское общество, за отдельными исключениями, отлича-
лось отсутствием родовой, наследственной аристократии со
сколько-нибудь значительным числом поколений в пределах
одного рода. Наследственное закрепление высокого поло-
жения и материального богатства за членами той или иной
семьи настойчиво пресекалось султанскими властями, кото- ix
рые использовали для этого самые разные средства: от ско- -2
рых и частых переводов по службе с одного места на другое
(нередко весьма отдаленное от предыдущего) до опал, казней
и конфискаций имущества. Строгость и последовательность
в осуществлении этого идеала сошли на нет только в XVII в. —
по мере ослабления личного контроля султанов над состоя- 237
нием государственных дел и в условиях наметившегося тогда
упадка империи в целом.
Впрочем, для состоятельных мусульман обезопасить свое
материальное положение от посягательств султанских властей
в принципе было вполне возможно — в частности, при помо-
щи характерного способа, который хотя и вступал в известное
противоречие с официальной нормой, однако более чем им-
понировал настроениям господствующей в империи мусуль-
манской общины.
Этот способ состоял в следующем. Имущество, обладание
которым подпадало под категорию собственности (мюльк), а
не служебного пожалования — каким был, например, тимар
(см. IХ.2.1) — можно было пожертвовать в дар какому-нибудь
исламскому религиозному учреждению (мечети, обители
дервишей, приюту для неимущих и т. д.). В результате такой
передачи это имущество переходило в категорию «священ-
ной собственности» (вакуф) и становилось неотчуждаемым,
а его даритель получал наследственные права попечителя над
ним. Что, в свою очередь, обеспечивало для самого дарите-
ля и его потомков не только уважение со стороны исламского
11 Об этом понятии см.: Седакова И.А. Балканские мотивы в языке и куль-

туре болгар. Родинный текст. М., 2007. С. 49—67.
духовенства и рядовых мусульман — с чем власти не могли не

считаться — но и право на присвоение определенной доли до-
ходов с предмета дарения.
Правда, в балканских землях, считавшихся «завоеванны-
ми мечом» (см. IХ.2.1), такие дарения (вакуфы) — как и объ-
екты собственности (мюльки), на основе которых они были
созданы, — с официальной точки зрения, рассматривались как
«неистинные» и теоретически могли быть конфискованы.
Единственной группой османского населения, статус ко-
О
торой напоминал сословный, были султанские рабы, или ка-
Ч пыкулу (букв. «рабы врат» — имеются в виду врата султанско-
Е го дворца). Первоначально их набирали из числа пленных по
Р
К
системе пенчик, согласно которой султан имел право на пятую
часть всей военной добычи. А с начала XV в. главную роль в
ix пополнении рядов капыкулу стала играть система девширме
(букв. «сбор» или «набор»), предполагавшая следующее.
В некоторых (но не всех) районах империи каждые 3–5 или
более лет среди сельского, крестьянского населения христиан-
238 ского — преимущественно православного — вероисповедания
производился набор наиболее крепких и способных мальчи-
ков и подростков в возрасте от 8 до 18 лет (предпочтительно
14—18 лет). Их набирали обычно из расчета один новобранец
от 40 домохозяйств, но это соотношение могло меняться (в за-
висимости от потребности). Набору не подлежали сыновья го-
родских ремесленников и торговцев, а также те, кто успел же-
ниться и кто знал турецкий язык. Из двух сыновей брали только
одного, а единственных сыновей, как и сирот, не брали вообще.
Отобранных новобранцев доставляли в Стамбул (Истанбул —
прежний Константинополь), обращали в ислам и передавали
для воспитания в турецкие крестьянские семьи Анатолии или
Румелии (см. IХ.2) — тех, кто прибыл из одной области, направ-
ляли в другую — для овладения турецким языком и исламским
образом жизни. Затем для новобранцев-девширме начиналась
собственно подготовка к будущей службе, которая могла быть
как дворцовой, так и военной. В последнем случае прошедших
соответствующую подготовку выпускников-девширме зачис-
ляли в состав элитных военных корпусов, главным из которых
был корпус янычаров (йени чери — букв. «новое войско»). При-
мечательно, что духовную опеку над янычарами осуществляли
суфийские дервиши из ордена бекташи, практика которого да-
леко отстояла от исламской ортодоксии и допускала синкретизм
суфийской традиции и народного христианства.
Первоначально система девширме применялась в Руме-

лии — главным образом, в болгарских и албанских землях, на
Пелопоннесе и в некоторых других районах. Позднее ее рас-
пространили на сербские и венгерские земли, Боснию, Герце-
говину, а также на Анатолию.
Что же касается количественного масштаба этой систе-
мы, то он был далеко не так велик, как можно подумать. Так,
по некоторым данным, в 1527 г. общее число капыкулу со-
ставляло всего 28 тысяч человек, а в среднем в XVI в. чис-
ло новобранцев, ежегодно набираемых по системе девширме
в пределах всей империи, колебалось от одной до трех тысяч
человек 12.
Практика девширме позволяла Османам решать сразу не- ix

сколько важных задач. Во-первых, она помогала восполнить
недостаток — первоначально очень острый — находившихся
-2
в их распоряжении воинских сил, так необходимых для про-
должения завоеваний. Во-вторых, христианское население
уже завоеванных территорий лишалось важной части своего
генофонда — своего рода биологической элиты. Что, в свою 239
очередь, должно было заметно снизить потенциал каких-либо
антиосманских действий с его стороны. Наконец, в-третьих,
капыкулу, вырванные из своего прежнего окружения и лишен-
ные его поддержки, всецело зависели от султана из Османской
династии и по необходимости становились надежным опло-
том его власти, против любых внешних и внутренних угроз.
В последнем случае речь идет прежде всего о старой турецко-
малоазиатской племенной знати, которая в свое время конку-
рировала с Османами и долго не могла смириться с их возвы-
шением (см. III.16).
Начиная с правления Мехмеда II Фатиха (1451—1481),
именно капыкулу составляли основу правящей элиты импе-
рии, поставляя кандидатов для замещения высших должно-
стей центрального и провинциального управления. Для вы-
ходцев из турецко-мусульманской среды доступ в ряды ка-
пыкулу был абсолютно закрыт и оставался таковым вплоть до
конца XVII в. — за исключением мусульман Боснии, добив-
шихся права на девширме от самого Мехмеда II вскоре после
12 Кицикис Д. Османская империя // На перекрестке цивилизаций: Сбор-

ник (П. Лемерль. История Византии. Д. Кицикис. Османская империя).
М., 2006. С. 154—155. См. также: История Османского государства… Т. 1.
С. 265—269 и сл.
завоевания их страны (см. IV.13). Для тех же, кто по рожде-

нию принадлежал к числу православных подданных султана,
система девширме представляла собой едва ли не единствен-
ный доступный «социальный лифт», посредством которого
они могли подняться к вершинам государственной власти и
личного могущества — хотя бы и ценой отчуждения от своей
первоначальной религиозно-культурной среды.
Так, в правление Сулеймана I Кануни (1520—1566) и его
сына Селима II Сары (1566—1574) из девяти великих везиров,
которые считались вторыми лицами в государстве после само-
О го султана и руководили его придворным советом (диван-и
Ч
Е
хумаюн), восемь были немусульманами по рождению 13.
Р Входил в это число и такой великий османский деятель,
К как Мехмед-паша Соколлу (Соколович) — серб из Боснии,
ix достигший на пути девширме положения командующего сул-
танским флотом (с 1546 г.), бейлербея Румелии (с 1549 г.), а
затем и великого везира (с 1565 г.) и зятя султана Селима II.
Наконец, в качестве еще одного важнейшего признака, по ко-
240 торому султанские власти дифференцировали своих подданных,
выступала их принадлежность к тому или иному представленно-
му в Османской империи религиозному вероисповеданию.
IХ.2.3. Мусульмане, христиане и иудеи. Система милле-

тов. — Выше уже отмечалось, что, включив в состав своей им-
перии огромные территории сразу в трех частях Старого Света
с чрезвычайно разнородным в религиозно-конфессиональном
отношении населением, Османы во многом опирались на опыт
исламских государств Раннего и Развитого Средневековья,
включая прежде всего малоазиатский султанат Сельджукидов
и арабский Халифат (см. IХ.1).
И дело не только в том, что Османы стали наследниками
этих государств по своим малоазиатским, ближневосточным
и североафриканским владениям. Малоазиатские турки, сто-
явшие, в известном смысле, у колыбели Османской державы
(см. III.16), были мусульманами — правда, не всегда ортодок-
сальными — еще до своего утверждения в Малой Азии. Мусуль-
манами были и основатели Османской династии. Не удиви-
тельно поэтому, что Османы с самого начала ориентировались
13 Еремеев Д.Е. Этногенез турок (происхождение и основные этапы этни-

ческой истории). М., 1971. С. 148.
на ценности исламской религиозно-культурной традиции и

из наследия своих предшественников с особенной ревностью
воспринимали то, что содержалось в ее русле или, по крайней
мере, могло быть с ней согласовано.
Между тем, сама исламская традиция не предполагала ка-
кого бы-то ни было разделения между религиозной и светской,
собственно политической властью. Строго говоря, исламская
традиция вообще не допускала иной власти, кроме религи-
озной, и рассматривала государственность лишь как средство
осуществления исламского религиозного права — шариата,
основанного на Коране и некоторых других источниках 14. Со-
ответственно, правитель исламского государства был призван
представлять на земле и выражать волю не своих подданных,
но самого Аллаха, для чего и должен был быть наделен всеми ix
теми властными полномочиями, которыми в свое время обла-
дал считавшийся посланником Аллаха основоположник ис-
-2
лама Мухаммед (ок. 570 — 632).
Естественно, что в Османской империи такие всеобъем-
лющие религиозно-политические, а по сути теократические
полномочия принадлежали правившим в ней султанам — по- 241
томкам Османа (см. III.16). Важно отметить, что как они сами,
так и большинство мусульман их империи были последовате-
лями суннитской ветви ислама, а точнее — ее ханифитской
«школы» (масхаба), основоположником которой был знамени-
тый ученый-законовед Абу-Ханифа (ум. 767). Значение этого
обстоятельства для становления османской властной системы и,
в конечном счете, для жизни всего османского общества трудно
переоценить. Ибо из всех разновидностей суннитского ислама
ханифитская была наиболее гибкой, наиболее открытой для вза-
имодействия с окружающим миром во всем его многообразии и
изменчивости и, в частности, наиболее склонной к терпимости
по отношению к немусульманам, которые в османских владени-
ях были представлены прежде всего многочисленными христиа-
нами разных конфессий, а также последователями иудаизма15.
14 О шариате и других составляющих религиозной доктрины и практики

ислама подробнее см.: Еремеев Д.Е. Ислам: образ жизни и стиль мышления.
М., 1990; Ислам. Энциклопедический словарь. М., 1990; Мусульманское
право (структура и основные институты). М., 1984; Сюкияйнен Л.Р. Шари-
ат и мусульманско-правовая культура. М., 1997.
15 О религиозно-политическом климате в Османской империи в период
ее восхода и расцвета подробнее см.: Фадеева И.Л. Официальные доктри-
ны в идеологии и политике Османской империи (османизм — панисламизм).
XIX — начало XX в. М., 1985. С. 6—18.
Как следствие, продолжая прагматичную политику своих

предшественников в лице Сельджукидских султанов и многих
халифов и следуя ханифитской интерпретации ислама, Осма-
ны проводили по отношению к христианам и иудеям замеча-
тельную в своем роде политику веротерпимости, хотя и не
равноправия.
Для османских христиан и иудеев эта веротерпимость
должна была выглядеть особенно привлекательно в свете того
горького опыта контактов с западными христианами, кото-
рый они приобрели еще до османского завоевания — в период
О крестовых походов и особенно во время и после IV крестового
Ч
Е
похода (см. III.13).
Р Не менее выигрышно веротерпимость Османов смотре-
К лась и на фоне тех религиозно-конфессиональных конфлик-
ix тов, которые в Позднее Средневековье имели место непосред-
ственно на христианском Западе. Речь идет прежде всего об
изгнании мусульман и иудеев из Испании после завершения
Реконкисты (1492), о реализации в Германии Аугсбургского
религиозного мира (1555) с его принципом Чья власть, того
242 и вера (Cujus regio, ejus religio) и, разумеется, о печально зна-
менитой «Варфоломеевской ночи» во Франции (1572).
Конечно, неприязнь к франкам, как на христианском и
мусульманском Востоке издавна называли выходцев с Запада,
далеко не всегда приводила местное население к безусловно-
му расположению в пользу Османов, а тем более к открытому
переходу на их сторону 16. Однако во многих случаях такое
«османофильство» все же действительно имело место. И да-
леко не случайно последний командующий византийским
императорским флотом Лука Нотара произнес — буквально
накануне падения Константинополя (1453) — знаменитую
фразу: «Лучше видеть царствующей в Городе турецкую чал-
му, чем латинскую тиару»17. К тому же у многих христиан
— особенно из числа монашествующих — отношение к Осма-
нам было отчетливо окрашено в эсхатологические тона
(ср. VII.2.3). В такой перспективе османское завоевание
16 Подробнее см.: Макарова И.Ф. Католики в общественном сознании

болгар XV—XVI вв. (Стереотип восприятия католиков в болгарском обще-
стве конца XIV — XVI вв.) // Славяне и их соседи. Вып. 3. Католицизм и
православие в средние века. К XVIII Международному конгрессу византи-
нистов. М., 1991. С. 16—28.
17 Византийские историки о падении Константинополя в 1453 г. СПб., 2006.
С. 87 (Дука. История. 37, 10).
воспринималось не только как неизбежная и заслуженная

Божья кара за совершенные и совершаемые грехи, но и как
явный признак близящегося конца света, второго прише-
ствия Христа и Страшного суда.
Добавим, что, по подсчетам современного греческого ис-
следователя Э. Гара, за все время с XV в. по 1840 г. и приме-
нительно ко всей Османской империи достоверно докумен-
тировано не более 190 случаев новомученичества христиан,
причем 55 из них связаны с возвращением в христианство тех,
кто перед этим успели стать мусульманами18.
Итак, с точки зрения исламской традиции безусловному

обращению в ислам или истреблению, подобно отступникам
от него, подлежали лишь собственно язычники — «многобож- ix
ники». По отношению же к христианам и иудеям, вера которых
основывалась на «Священных Писаниях» — так же ниспос-
-2
ланных свыше, как и Коран — цель исламской государствен-
ности состояла не в обращении или истреблении, но прежде
всего в подчинении. Подчинившиеся и признавшие господство
мусульман христиане и иудеи могли рассчитывать с их сторо- 243
ны на веротерпимость и даже на покровительство. В русле
исламского права они подводились под категории ахль-аль-
китаб (букв. «люди Книги», «люди Писания») и ахль-аз-
зимма (букв. «люди договора, покровительствуемые»). При
этом предписания ислама на христиан и иудеев, естественно,
не распространялись, и потому они имели право на образова-
ние отдельных религиозно-правовых общин с широкой вну-
тренней автономией — причем не только в собственно рели-
гиозных, но и в некоторых светских вопросах. В Османской
империи такие религиозно-правовые общины со временем об-
разовали целостную систему, получив при этом наименование
миллетов (букв. «народов»).
В принципе, таким же миллетом — только господствую-
щим (миллет-и хакиме) — была и община (умма) «право-
верных» мусульман-суннитов, к которой принадлежали сами
султаны и та правящая элита, посредством которой они осу-
ществляли свою власть. Что же касается миллетов немусуль-
ман, то они, пусть и в качестве подчиненных (миллет-и мах-
кюме), сохраняли право на свободное исповедание своей веры,
поддержание своих религиозных учреждений и школ — коль
18 Gara E. Neomartyr Without a Message // Archivum Ottomanicum. 2005/06.

Vol. 23. P. 107.
скоро они носили религиозный характер, на совершение своего

богослужения и жизнь по нормам своего религиозного права.
Управлялись немусульманские миллеты их собственным духо-
венством, которое выступало в роли их полномочного пред-
ставителя и посредника в отношениях между ними и султан-
скими властями. Это же духовенство несло и ответственность
за соблюдение членами своих миллетов возложенных на них
налоговых и иных обязательств — как и вообще за соблюдение
всяческой лояльности перед господствующей мусульманской
общиной. Взамен духовенство пользовалось налоговыми и
О
иными льготами, а на церковное имущество распространялся
Ч статус «священной собственности» (вакуф), не подлежащей
Е какому бы то ни было отчуждению (см. IХ.2.2).
Р
К
Среди немусульманских миллетов самым многочислен-
ным, влиятельным и даже уважаемым со стороны султанских
ix властей был «Римский» (Рум-миллети) — т.е. Византийский
или Греко-Православный, объединявший в своем составе всех
подданных султана православного вероисповедания. Их всех,
независимо от этноязыковых и прочих нерелигиозных разли-
244 чий, Османы отождествляли с православными византийцами
(рум, от греч.  — букв. «римляне»), империю которых
они окончательно завоевали в 1453 г. (см. IV.8). Соответствен-
но, главой этого миллета (миллетбаши) признавался право-
славный Константинопольский патриарх, которому со стороны
султана жаловалось достоинство везира, бунчук с тремя лоша-
диными хвостами (на бунчуке самого султана их было четыре,
позже шесть) и почетный эскорт из янычар (см. IХ.2.2).
Греко-Православный миллет оформился во второй по-
ловине XV в. на основе специального соглашения между за-
воевателем Константинополя султаном Мехмедом II Фатихом
и новоизбранным после падения города патриархом Геннади-
ем Схоларием (1454—1456, 1463, 1464—1465). В результате
этого соглашения сам Геннадий Схоларий и его преемники на
Константинопольской кафедре получили по отношению к сво-
им единоверцам право судопроизводства по семейно-брачным,
наследственным и т. п. делам, право взимать в свою пользу цер-
ковные сборы разного рода и некоторые другие права. С дру-
гой стороны, теперь именно Константинопольские патриархи
стали нести перед султаном верховную ответственность — не-
редко собственной головой — за исполнение его православ-
ными подданными налоговых и других возложенных на них
обязательств. В свою очередь, непосредственно на местах, «в
провинции», такими же правами и ответственностью перед
султанскими властями было наделено местное православное

духовенство. Как следствие, после османского завоевания
Константинопольская патриархия не только сохранила свою
церковную власть, но и получила некоторые вполне светские
полномочия, каких у нее никогда не было в период существо-
вания самой Византии.
Более того, в дальнейшем Константинопольские патриархи
даже сумели значительно расширить пределы своей собствен-
но церковной власти. Ибо в начале второй половины XVIII в. в
их прямое ве́дение перешли епархии, до того относившиеся к
двум другим древним православным церковным кафедрам на
Балканах, самостоятельность которых Османы долгое время
поддерживали как «противовес» кафедре Константинополя.
В первом случае имеется в виду исторически сербская Печская ix
патриархия (см. IV.7, IV.8), обновленная в 1557 г. при под-
держке великого везира Мехмеда-паши Соколлу (см. IХ.2.2)
-2
и упраздненная в 1766 г.19 Во втором случае — болгарская по
имени Охридская архиепископия (см. III.11), действовавшая
преимущественно в Македонии и утратившая свою многове-
ковую автокефалию в пользу Константинополя в 1767 г. 245
Что же касается болгарской Тырновской патриархии (см. III.13),
то она была упразднена Османами еще в самом начале XV в. —
после того, как пало Второе Болгарское царство (см. III.17),
умер в ссылке последний Тырновский патриарх Евфимий, а
местное церковное управление оказалось совершенно рас-
строено в обстановке военного времени. Бо́льшая часть преж-
них болгарских епархий была передана Османами в ве́дение
Константинопольской патриархии, а Видинская и Софийская
митрополии, вопреки протестам Константинополя, отошли к
автокефальной в то время архиепископии Охрида (ср. III.15).
Перемены в распределении епархий между разными право-
славными церковными кафедрами на Балканах происходили
и позже, и, в частности, после обновления Печской патриар-
хии (1557) ей были переданы несколько епархий с преимуще-
ственно болгарской паствой и таким древним и почитаемым,
исторически болгарским церковным центром, как Рильский
монастырь. Таким образом, православное население болгар-
ского происхождения в первые века османского правления
19 О положении Сербской православной церкви под властью Османов см.:

Наумов Е.П. Османское государство и Сербская православная церковь //
Османская империя. Система государственного управления, социальные и
этнорелигиозные проблемы. М., 1986. C. 117—135.
было разделено между юрисдикциями сразу нескольких глав-

ных православных церковных кафедр Балкан и только в 1766—
1767 гг. сосредоточилось, в полной мере, в ве́дении православ-
ных патриархов Константинополя20.
Помимо Греко-Православного, в Османской империи
оформились, хотя и не одновременно, еще два немусульман-
ских миллета:
— Армянский миллет (Ермени-миллети), объединивший в
своих рамках последователей армяно-григорианской (мо-
нофизитской) церкви во главе с армянским католикосом;
О
— и Еврейский миллет (Йахуди-миллети) для последовате-
Ч лей иудаизма, впоследствии возглавленный главным рав-
Е вином Стамбула (хахамбаши).
Р
К
Для католиков, в силу их относительной малочисленности,
отдельный миллет образован не был. Формально их припи-
ix сывали к «армянам», а фактически они вообще выпадали из
системы миллетов — как и представители других относитель-
но немногочисленных религиозных общин (сиро-яковитской,
несторианской и др.).
246 В основном католики были сосредоточены в хорватских и
боснийско-герцеговинских землях.
Кроме того, в XVII в. в результате активной деятельности
католических миссионеров, действовавших под руководством
особой папской конгрегации (Congregatio de propaganda fi-
dei), заметная католическая община сложилась в болгарских
землях. Она обладала развитой церковной организацией, а
ее членами, через обращение в католичество, стали не только
некоторые прежние православные, но и потомки доосман-
ских еретиков-богомилов (см. IV.11), известные в османский
период под характерным именем павликяни («павликиане»).
20 О положении православной Константинопольской патриархии под вла-

стью Османов подробнее см.: Ломизе Е.М. Константинопольский патриархат
и османская религиозная политика в конце XIV — первой половине XV в. //
Византийский временник. 1992. Т. 53. С. 89—96; Муртузалиев С.И. По-
ложение зимми и Константинопольской патриархии в Османской империи
XV—XVI вв. // Византийский временник. 2006. Т. 65 (90). С. 178—185;
Рансимэн С. Великая Церковь в пленении. История Греческой церкви от па-
дения Константинополя в 1453 г. до 1821 г. СПб., 2006.
См. также: Ломизе Е.М. К вопросу о раннеосманской религиозной по-
литике в отношении христиан на завоеванных землях // Славяне и их соседи.
Вып. 4. М., 1992. С. 11—20; Он же. Становление политики Мехмеда II в
отношении христиан (православных и католиков) после падения Константи-
нополя (1453) // Там же. С. 20—30.
Правда, в самом конце того же века эта община практически

прекратила существование, поскольку в условиях очередной
войны между Османами и австрийскими Габсбургами была
вовлечена в антиосманские действия в пользу австрийцев и
подверглась преследованиям со стороны султанских властей.
Однако право на веротерпимость и покровительство со

стороны исламской общины и султанских властей, которым
обладали христиане и иудеи в Османской империи, отнюдь
не предполагало их равенства с мусульманами — ни в теории,
ни на практике. Пользоваться этим правом христиане и иудеи
могли только до тех пор, пока сами соблюдали возложенные на
них откровенно дискриминационные обязательства и огра-
ничения, важнейшими из которых были следующие: ix
— беспрекословное повиновение по отношению к султанским
властям и ко всем мусульманам — независимо от их поло-
-2
жения и происхождения;
— отказ от миссионерской деятельности среди мусульман,
включая новообращенных, и вообще от всяких посяга-
тельств на ислам как на господствующее вероисповедание; 247
— запрет на ремонт существующих и строительство новых
культовых сооружений без официального разрешения сул-
танских властей — при том что немусульманская богослу-
жебная практика вообще должна была проходить как мож-
но более тихо и скромно, чтобы не задевать религиозные
чувства проживающих поблизости мусульман;
— запрет на езду верхом и ношение некоторых видов одеж-
ды, дозволенных только для мусульман, с учетом не
только ее покроя и материала, но и цветов; таким обра-
зом, среди всех османских подданных немусульманам
надлежало выделяться уже по своему внешнему виду,
который любому встречному должен был указать на их
религиозно-правовой статус и установленные для них
рамки поведения;
— запрет на ношение оружия и доступ к военной службе, как
и вообще к обсуждению и исполнению государственных
дел, автоматически закрывающий для немусульман воз-
можности какой-либо военной и вообще политической ка-
рьеры в империи;
Правда, из этого ограничения для некоторых лиц и даже
целых общин христианского вероисповедания все же делались
исключения.
Так, в XIV—XV вв. христиане допускались в число по-

лучателей тимаров (см. IХ.2.1) и, следовательно, в ряды сул-
танского войска. Кроме того, христиане могли исполнять
обязанности сельской стражи и другие функции военно-
вспомогательного и полицейского характера. Более того,
целые христианские общины могли быть наделены статусом
дервенджи, который предполагал обязанности по охране
горных проходов и перевалов на важнейших путях сообще-
ния и влек за собой значительные налоговые привилегии.
Наконец, к концу XVII в. именно христиане закрепили за
О
собой должности официальных переводчиков (драгоманов)
Ч в центральных ведомствах османского государственного
Е управления. Точнее, эти должности стали наследственным
Р
К
достоянием богатой и влиятельной группы стамбульских
ix
греков, которая к тому же установила свой контроль и над
замещением высших должностей православной Константи-
нопольской патриархии. Составляли эту группу несколько
семейно-родственных «кланов» разного происхождения:
Маврокордато, Ипсиланти и др., — претендовавших на род-
248 ство с византийской знатью доосманского времени. Местом
их проживания был стамбульский квартал Фанар (Фенер),
где располагалась патриархия, по которому они сами полу-
чили общее наименование фанариотов.
— далее, все немусульмане были неравноправны с мусульма-

нами в рамках шариатского судопроизводства, где свиде-
тельские показания одного мусульманина приравнивались
к показаниям трех немусульман — и это при том что вся-
кие споры между мусульманами и немусульманами под-
лежали разрешению только в шариатском суде у местного
шариатского судьи-кадия;
— и, наконец, все немусульмане были неравноправны с му-
сульманами с точки зрения налоговых обязательств перед
государством; все мужчины-немусульмане, способные
носить оружие (в возрасте от 15 до 75 лет), должны были
платить особый налог, называемый джизье (джизья), как
своего рода компенсацию за освобождение от тягот воен-
ной службы; кроме того, все домохозяева-немусульмане
должны были платить харадж — дополнительный по-
земельный налог, трактуемый султанскими властями как
плата за пользование земельными наделами, собствен-
ником которых считалось само Османское государство
(см. IX.2.1).
На практике джизье и харадж часто смешивались и даже

отождествлялись друг с другом, а в XIX в. в ходе перестрой-
ки Османской империи по европейскому образцу они были
официально объединены в единый налог.
В целом, в рамках османской властной системы, со все-

ми ее религиозно-теократическими притязаниями, реальное
жизненное положение того или иного лица или группы лиц —
как и возможные перемены в нем — определялось не столько
этноязыковой и семейно-родственной, сколько религиозно-
конфессиональной принадлежностью. Что, в свою очередь, не
могло не сказаться на состоянии подвластных Османам бал-
канских народов, включая, разумеется, и славянские.
ix
-2
249
Очерк X
БАЛКАНСКИЕ СЛАВЯНЕ
ПОД ВЛАСТЬЮ
Н А ПОРОГЕ НОВОГО ВРЕМЕНИ
Х.1. Общая этнокультурная ситуация в

балканских землях. [251] — Х.2. Религиозно-
культурная деформация балканских
народов. [257] — Х.3. Социокультурная
деформация балканских народов. [263] —
X.4. Закат империи. [267] — X.4.1. Внешние
неудачи. [268] — X.4.2. Разложение тимар-
ной системы. Чифтлики и откупа. [269]—
X.4.3. Провинциальный сепаратизм. [272] —
X.4.4. Гайдучество. [273] — X.5. Османское
общество на пороге Нового времени:
в поисках альтернативы. [276]
П режде чем обратиться непосредственно к об-
суждению перемен в состоянии славянских и
других народов Балканского полуострова под
действием османской властной системы, целесообраз-
но обозначить контуры той общей этнокультурной си-
x
-1
туации, которая сложилась в балканских землях после

османского завоевания. 251
Х.1. Общая этнокультурная ситуация в балканских

землях. — Итак, под властью Османов здесь, как и рань-
ше (см. II.1, VII.2.1), продолжилось совместное, а во мно-
гих районах даже смешанное, чересполосное проживание
этнически чрезвычайно разнородного населения.
Прежде всего, это были представители тех крупных и по-
тому особенно устойчивых народов, которые успели офор-
миться на Балканах еще до османского завоевания: болгары
(см. III.7), сербы (см. IV.6) и хорваты (см. V.2), собственно
греки, выделившиеся из общей массы грекоязычных «роме-
ев» византийского времени (см. II.1, II.5, II.8), а также бал-
канские влахи (см. II.5.1) и албанцы (см. II.5.2).
Добавим, что вопрос о времени и обстоятельствах
«кристаллизации» собственно греческого народа сре-
ди всего средневекового грекоязычного населения, так
или иначе связанного с существованием Византии, до
сих пор остается предметом научной дискуссии. Впро-
чем, едва ли можно сомневаться в том, что в решающую
стадию этот процесс должен был вступить еще нака-
нуне османского завоевания — в условиях неизбежной
эрозии традиционного имперского сознания под натиском

горькой действительности и частичной секуляризации поздне-
византийской «ученой» культуры, вновь обратившейся к своим
античным истокам в русле т.н. «Палеологовского Ренессанса»
(см. VIII.4.1). Во всяком случае, именно с XV в. среди поздне-
византийской интеллектуальной элиты получает распростра-
нение самоидентификация в качестве уже не только «ромеев»,
но и потомков древних «эллинов»1.
К этим основным доосманским народам Балкан при-

О
мыкали и другие, относительно меньшие по численности
Ч этноязыковые общности, происхождение которых восходило
Е также к доосманскому времени, хотя само их существова-
Р
К
ние в сохранившихся источниках было засвидетельствовано
только в османский период. Из них стоит отдельно упомя-
x нуть о тюркоязычных, оседлых и православных по вероиспо-
веданию гагаузах (на северо-востоке болгарских земель), а
также о православных, грекоязычных кочевниках (или по-
лукочевниках) каракачанах (на юге болгарских и на севере
252 греческих земель)2.
Кроме того, свое присутствие на Балканах сохраняли
и даже наращивали представители народов небалканского
происхождения, из которых особенно заметные и сплочен-
ные общины составляли армяне и евреи, включая сефар-
дов — беженцев из испанских владений, изгнанных отту-
да католическими властями после завершения Реконкисты
(1492) (ср. VII.2.1).
Что же касается перемен, вызванных османским завоева-
нием, то самой заметной из них стало появление на Балканах
различного по образу жизни тюркоязычного населения — как
кочевого (или полукочевого), так и оседлого, сельского и город-
ского. Речь идет не только о самих завоевателях и их потомках,
но и о других тюркоязычных переселенцах из Малой Азии, ко-
торые продолжали прибывать на Балканы по воле султанских
властей — в рамках особой практики, называвшейся сюргюн, —
или в русле естественного миграционного процесса, действо-
вавшего в османских владениях. При этом распределялось
это тюркоязычное население между отдельными балканскими
1 Подробнее см.: Ломизе Е.М. Византийский патриотизм в XV в. и про-
блема церковной унии // Славяне и их соседи. Этнопсихологические стерео-
типы в Средние века. М., 1990. С. 94—105.
2 О гагаузах и каракачанах см.: Еремеев Д.Е. Этногенез турок (проис-
хождение и основные этапы этнической истории). М., 1971. С. 67—68.
областями крайне неравномерно. И лишь на востоке Балкан,

включая исторические болгарские земли, оно образовыва-
ло значительные по численности и компактные массивы — не
только в городах, но и в сельской местности3. В целом, тюркоя-
зычные выходцы из Малой Азии и их потомки всегда состав-
ляли в балканских землях отчетливое меньшинство по сравне-
нию с «коренным», доосманским населением, которое, в свою
очередь, воспринимало их как чужаков и подводило под общее
наименование турок и т. п.
В связи с этим сто́ит добавить, что именно восточная часть
Балканского полуострова вместе с Малой Азией и образовали
тот территориальный ареал, где к середине XVI в. сформиро-
валось «ядро» собственно турецкой средневековой народ-
x
ности, впоследствии ставшей основой для консолидации со-
временной турецкой нации4. -1
Между тем, перемены в этнокультурной ситуации на
Балканах, вызванные османским завоеванием, затронули
не только этнический состав местного населения, но и само
внутреннее состояние представленных в нем народов и от- 253
дельных этноязыковых общностей — каким бы ни было их
происхождение.
Важнейшее значение для этого имели уже неоднократ-
но упоминавшиеся религиозно-теократические притязания
османской государственности как таковой и особенно дей-
ствие системы миллетов (см. IХ.2.3), чего не могло не учи-
тывать бытовавшее среди самих османских подданных инди-
видуальное и коллективное (общественное) сознание. Теперь
в его структуре на первый план отчетливо выходило осознание
религиозно-конфессиональной общности в рамках того или
иного миллета — тем более что это целенаправленно поощря-
ло соответствующее духовенство — тогда как собственно эт-
ническое самосознание (см. I.5) отходило на задний план или
вообще «размывалось», «растворялось» среди разных форм
локальной солидарности: соседской, общинной и т.д.
3 Подробнее см.: Ахмедова А.О., Муртузалиев С.И. Миграция тюркских

племен и демографические процессы в болгарских землях (середина XIII —
начало XVII века) // Славяне и их соседи. Вып. 10. Славяне и кочевой мир.
К 75-летию академика Г.Г. Литаврина. М., 2001. C. 153—164; Муртуза-
лиев С.И. К вопросу о тюркско-исламской колонизации в болгарских землях
в XV—XVI вв. // Османская империя. Государственная власть и социально-
политическая структура. М., 1990. C. 149—158.
4 Еремеев Д.Е. Этногенез турок… С. 135, 158, 210, 219 и др.
И это при том что чувство этнической солидарности у

доосманских народов Балкан было и так в значительной сте-
пени ослаблено еще накануне османского завоевания — в об-
становке тех нескончаемых войн, которые вели между собой
их доосманские государственные образования (см. VII.2.3).
Как следствие, с каждым новым поколением, вступающим в

жизнь на Балканах в условиях прямого османского правления,
собственно этнические различия, разъединявшие местное на-
селение, все более теряли в его глазах свою практическую акту-
О
альность. Что, в свою очередь, открывало простор для самого
Ч широкого и интенсивного — как никогда ранее — этнокультур-
Е ного взаимодействия между представителями разных местных
Р
К
народов и этноязыковых групп, объединенных общим верои-
споведанием и относящихся к одному и тому же миллету.
x В рамках господствующего мусульманского миллета, при-
надлежность к которому достигалась через обращение в ислам,
это взаимодействие приводило к сближению с собственно турка-
ми и, нередко, к языковой, а затем и к этнической тюркизации
254 («отуречиванию»). Особенно часто это происходило в тех случа-
ях, когда принятие ислама сопровождалось полным и, во всяком
случае, длительным разрывом с прежним этноязыковым окру-
жением (например, при переходе в турецкую семью в результате
брака, похищения и т.д.). С другой стороны, в случае относи-
тельно массовой и единовременной исламизации, позволявшей
сохранить не только прежнюю этноязыковую, но и социальную
среду (со всеми присущими ей семейно-родственными, сосед-
скими и прочими связями), тюркизация как правило оказыва-
лась невозможна. Тем более что со стороны султанских властей и
даже самих малоазиатских турок, из среды которых вышли соз-
датели Османского государства, оно само никогда не рассматри-
валось как собственно «турецкое» и не называлось «Турцией».
В официальных документах его именовали просто «Высоким
государством» (Девлет-и Алийе) или «Владением Османов»
(Мемалик-и Османийе). Не было этнических характеристик и в
титулатуре самого султана, провозглашавшей его, среди прочего,
«падишахом правоверных», «братом солнца и луны», «тенью
Аллаха на земле» и даже «римским кесарем» (кайсер-и Рум).
Таким образом, османская государственность воспринималась
и описывалась в категориях принципиально надэтнических и
носила имперский характер не только по реализованным в ней
религиозно-теократическим принципам (см. IХ.2.3; ср. VII.2.3),
но и буквально по самому имени.
Все это вполне соответствовало этническому составу населе-

ния Османской империи, в котором даже к концу XVIII в. турки
составляли не более одной трети. Сплошь и рядом они прожи-
вали вперемежку с представителями других народов и только в
Малой Азии образовывали компактное большинство5.
При этом этническое самоназвание тюрк бытовало пре-
имущественно среди низших слоев турецко-мусульманского
населения, незнакомых с арабской наукой и персидской
придворной культурой — главным образом у крестьян. Го-
рожане же, а тем более правящая элита предпочитали са-
моопределение или по религиозной принадлежности —
как «мусульмане», или по политическому подданству — как
«османцы» (османлы). Вообще, имя «турок» и эпитет «ту-
рецкий» содержали в своем значении уничижительные от- x
тенки: «грубый», «неотесанный», «мужиковатый», «дере-
венщина» и т.д. Для самих мусульман они были обидными
-1
даже в XIX в., и так их называли преимущественно именно
немусульмане (и иностранцы)6.
Подобное религиозно- и этнокультурное взаимодействие и 255

сближение развивалось и в рамках подчиненных немусульман-
ских миллетов, включая особенно интересующий нас Греко-
Православный миллет. Здесь это взаимодействие и сближение
охватывало православных греков, болгар, сербов и всех дру-
гих приверженцев византийского православия, состоящих под
руководством православного духовенства и представленных
перед лицом правящего султана православным патриархом
Константинополя как главой их миллета (миллетбаши).
Особенно широко и интенсивно это сближение развива-
лось между православными болгарами и греками, которые во
многих районах — во Фракии, в Македонии, на побережье
Черного моря и в других местах — проживали смешанно, бук-
вально друг возле друга7.
5 Фадеева И.Л. Официальные доктрины в идеологии и политике Османской

империи (османизм — панисламизм). XIX — начало XX в. М., 1985. С. 19.
6 Еремеев Д.Е. Этногенез турок… С. 134—135.
См. также: Жуков К.А. Об этническом самосознании турок в XIII—
XV вв. // Османская империя. Государственная власть и социально-полити-
ческая структура. М., 1990. C. 132—148.
7 Подробнее см.: Макарова И.Ф. Болгары и греки в Османской империи:
опыт межэтнического общения в XV—XVI вв. // Славяне и их соседи. Вып.
6. Греческий и славянский мир в средние века и раннее новое время. Сбор-
ник статей к 70-летию академика Г. Г. Литаврина. М., 1996. С. 153—162.
Среди прочего, религиозно- и этнокультурное взаимо-

действие и сближение в рамках Греко-Православного мил-
лета нередко приводило к языковой и этнической эллиниза-
ции («огречиванию») отдельных лиц и даже целых семейно-
родственных групп, оторвавшихся от своей первоначальной
этноязыковой среды и перешедших в греческую (в результате
брачных союзов, в связи с торговлей и т.д.).
Вообще, положение под властью Османов этнических гре-
ков, в сравнении с положением других доосманских народов
Балкан, может быть признано наиболее благополучным.
О За спиной у греков стояла былая слава погибшей Визан-
Ч
Е
тии, а также свидетельствовавшая об их великом прошлом
Р греческая светская (нецерковная) культурно-образовательная
К традиция — восходившая к эпохе Античности, сохранявшая-
x ся в Византии (см. VIII.4.1) и ревностно «возрождаемая» в
ренессансной Европе.
Греки располагали самой многочисленной, успешной,
материально состоятельной и политически влиятельной диа-
спорой за пределами османских владений. И это при том что
256 значительная часть греческого территориально-исторического
ареала долгое время оставалась вне власти Османов (как, на-
пример, остров Крит — до 1669 г.) или вообще избежала
османского завоевания (Ионические острова).
Кроме того, в собственно османских владениях имен-
но греки доминировали во внутренней жизни Греко-
Православного миллета. Ибо в его структуре бо́льшую часть
церковных кафедр и должностей, требующих серьезной
церковной и светской образованности, занимали выходцы
именно из греческой среды. Как следствие, греческий язык,
греческая письменность и греческие книги со временем на-
ходили все более широкое распространение в православной
церковно-административной и богослужебной практике не
только в собственно греческой, но и в иноязычной среде (осо-
бенно в болгарских землях).
Наконец, к концу XVII в. греки под властью Османов
стали располагать такой сплоченной и влиятельной группой,
как стамбульские фанариоты (см. IХ.2.3).
И все же, в условиях прямого османского правления в бал-
канских землях — каким бы долгим оно ни было в том или ином
случае — ни один из представленных в составе их населения преж-
них, доосманских народов не утратил до конца своей этноязыко-
вой идентичности и не сошел с исторической сцены (ср. II.9).
Исключение, в этом отношении, составила разве что средне-

вековая боснийская общность (см. IV.12), которая, судя по все-
му, так и не успела окончательно консолидироваться ко времени
османского завоевания (см. IV.13), а после него «размылась»
между католиками-хорватами, православными-сербами и новой
этнорелигиозной общностью мусульман-босняков, порожден-
ной массовой исламизацией боснийского населения (см. ниже).
Однако в том, что касается их религиозно-культурного обли-

ка, доосманские народы Балкан, включая славянские, претерпе-
ли глубокую и, в ряде случаев, необратимую деформацию8.
X.2. Религиозно-культурная деформация балканских наро- x

дов. — Эта деформация была связана с утверждением и широ-
ким распространением на Балканах новой и почти неизвестной
-2
здесь ранее религиозной доктрины и практики — ислама. Что не
удивительно, коль скоро ислам не только был вероисповеданием
8 О положении и состоянии балканских славянских народов под властью
Османов и значении религиозно-конфессионального фактора для их исто- 257
рии в этот период подробнее см.: Вяземская Е.К. (при участии А.В. Карасе-
ва). Конфессия и национальность в историческом развитии Боснии и Герце-
говины // Роль религии в формировании южнославянских наций. М., 1999.
С. 112—117; Грозданова Е. Болгарская историография о некоторых проблемах
истории болгарского народа под османским господством (XV—XVII вв.) //
Османская империя. Система государственного управления, социальные и
этнорелигиозные проблемы. М., 1986. C. 136—153; Достян И.В., Кара-
сев А.В. Православная церковь и складывание сербской нации // Роль религии
в формировании южнославянских наций. М., 1999. С. 136—154; Желязко-
ва А. Босния под Османской властью в XV—XVII вв. // Османская империя.
Государственная власть и социально-политическая структура. М., 1990.
C. 167—185; Макарова И.Ф. Болгарский народ в XV—XVIII вв.: Этнокуль-
турное исследование. М., 2005; Она же. Болгары и Османская империя в
XV—XVI веках: роль имперского фактора в формировании этнического са-
мосознания // Славяне и их соседи. Вып. 8. Имперская идея в странах Цен-
тральной, Восточной и Юго-Восточной Европы. М., 1998. С. 85—96; Она
же. О влиянии конфессионального сознания на этническую историю бол-
гар (XV — начало XIX в.) // Славяноведение. 2008. № 2. С. 41—54; Она
же. Структура автостереотипа болгар в условиях османского владычества
(XV—XVI вв.) // Славяне и их соседи. Этнопсихологические стереотипы в
Средние века. М., 1990. С. 116—128; Макарова И.Ф., Жила Л.И. Конфес-
сии и формирование болгарской нации // Роль религии в формировании юж-
нославянских наций. М., 1999. С. 195—204; Фрейденберг М.М. Дубров-
ник и Османская империя. Изд. 2, перераб. и доп. М., 1989; Фрейдзон В.И.
История Хорватии. Краткий очерк с древнейших времен до образования
республики (1991 г.). СПб., 2001. С. 42—65; Чиркович С. История сербов.
М., 2009. С. 143—185 и сл.
самих османских султанов и всей правящей элиты империи, но и

вообще занимал в ее прямых владениях, к которым относились
балканские земли, господствующее положение (см. IX.2.3)9.
Первоначально носителями исламской практики на Балка-
нах были воины султанского войска и должностные лица введен-
ного здесь османского военно-административного, религиозно-
судебного и финансового управления — перешедшие сюда еще в
ходе завоевания или получившие здесь служебные пожалования
того или иного рода (см. IX.2.1). Вместе с ними, естественно,
прибыли и члены их семей, и обслуживающее их религиозные
О
нужды исламское духовенство. Кроме того, носителями исла-
Ч ма были юрюки и другие тюркоязычные кочевники (см. IX.2.1),
Е которых в ходе завоевания и сразу после него османские сул-
Р
К
таны в больших количествах переводили в балканские земли из
Малой Азии. Приток мусульманского населения на Балканы не
x прекращался и в последующее время, представляя собой орга-
ничную часть внутриимперского миграционного процесса.
И все же, в балканских землях убедительное, а во многих
районах и подавляющее большинство продолжали составлять
258 немусульмане: православные, католики, монофизиты-армяне
и иудеи, — пользующиеся широкой религиозно-правовой
автономией в рамках системы миллетов и руководимые соб-
ственным духовенством (см. IX.2.3).
Так, в частности, по данным османских налоговых опи-
сей даже в XVI в. соотношение между немусульманами и
мусульманами в балканских владениях Османской империи
было 4:1 (в пользу первых), и лишь к началу XIX в. удельная
численность мусульман в составе местного населения превы-
сила одну треть10.
Что же касается общего положения немусульман под вла-
стью Османов, то для их имущества, чести и самой жизни
главную угрозу представляло собой не столько их формальное
9 Об исламской религиозной практике в Османской империи и, в частно-
сти, на Балканах подробнее см.: Желязкова А. Некоторые аспекты распро-
странения ислама на Балканском полуострове в XV—XVIII в. // Османская
империя. Система государственного управления, социальные и этнорелиги-
озные проблемы. М., 1986. C. 103—116; История Османского государства,
общества и цивилизации. М., 2006. Т. 2. С. 128—171; Стайнова М. Ислам и
исламская религиозная пропаганда в Болгарии // Османская империя. Си-
стема государственного управления, социальные и этнорелигиозные про-
блемы. М., 1986. C. 83—102.
10 Мейер М.С. Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса.
М., 1991. С. 88.
неравноправие с мусульманами (см. IX.2.3), сколько реальное

отсутствие соответствующих гарантий для всех султанских
подданных независимо от вероисповедания. Ибо положение
каждого из них легко могло перемениться в любую сторону в
зависимости от воли правящего султана, личных качеств и сте-
чения обстоятельств (см. IX.2.2). Другое дело, что положение
немусульман, в силу их неравноправия, было особенно уязви-
мым, поскольку для них любой — хотя бы и чисто бытовой —
конфликт с любым мусульманином, не говоря уже о султанских
властях, мог привести к самым трагическим последствиям.
В этих условиях со стороны отдельных лиц, семейно-
родственных групп и даже целых общин из состава немусуль-
манского населения, особенно городского, становится нередким
отказ — пусть даже формальный, только по видимости — от сво- x
его первоначального вероисповедания и переход в ислам. Ко-
нечно, сам по себе такой переход далеко не всегда был следстви-
-2
ем собственно духовных перемен, связанных с поиском религи-
озной истины — как не был он по бо́льшей части и результатом
прямого давления со стороны султанских властей и (или) мест-
ной мусульманской общины. Сплошь и рядом за обращением в 259
ислам стояли по-человечески вполне понятные — в известном
смысле, даже «низкие» — мотивы, как то: добиться карьерно-
го успеха, снизить тяжесть налогового бремени, решить в свою
пользу судебное дело у местного шариатского судьи-кадия и т.д.
Так или иначе, но в принципе исламизация носила преимуще-
ственно добровольный характер. А увеличению абсолютной и
относительной численности мусульманского населения на Бал-
канах она содействовала в куда большей степени, чем, например,
практика девширме (см. IX.2.2), которая отнюдь не отличалась
таким размахом, как об этом обычно думают в наше время, и
такой строгостью, чтобы от нее, при желании, нельзя было бы
уклониться. В ряде случаев исламизация приняла подлинно
массовый характер и за относительно короткое время переме-
нила преимущественный религиозно-культурный облик значи-
тельных групп балканского населения11.
Прежде всего, это произошло у албанцев (см. II.5.2), ко-
торые в своем большинстве и подобно другим горцам никогда
11 О развитии процесса исламизации среди балканского населения под-

робнее см.: Муртузалиев С.И. Религиозно-правовая политика Порты и
роль налоговой системы в исламизации балканских народов (XV — начало
XVII века) // Славяноведение. 2005. № 2. С. 83—87.
не отличались строгим соблюдением какой-либо религиозной

ортодоксии — ни христианской, ни, позже, исламской.
Также это имело место и среди бывших подданных Бос-
нийской державы (см. IV.9 и сл.), у которых подобная гиб-
кость в выборе веры была обусловлена, вероятно, долгим ба-
лансированием между формальным католичеством и реаль-
ным богомильством (см. IV.11, IV.13).
Наконец, еще одним районом массовой и относительно
единовременной исламизации стали Родопские горы на юге
исторических болгарских земель (во Фракии).
О
Ч Исламизация не только увеличивала абсолютную и относи-
Е тельную численность мусульманского населения на Балканах,
Р
К
но и подтачивала этнокультурную идентичность самих мест-
ных доосманских народов, раскалывая их на отдельные части,
x противостоящие друг другу по признаку религиозной принад-
лежности. В самом деле, с принятием ислама местные жители
и дальше продолжали сохранять свой язык и многие другие со-
ставляющие своей «низовой», народной культуры, неразрывно
260 связанной с повседневной хозяйственно-бытовой практикой
(ср. VI.1.1, VIII.4). Однако при этом они резко меняли свой
религиозно-правовой статус — с подчиненного на господствую-
щий. А в том, что касается «высоких», престижных сфер жиз-
ни и «ученой», профессиональной культуры, они переходили
в русло исламской религиозно-культурной традиции, сближав-
шей их с исконными мусульманами (ср. VIII.4). Как следствие,
в районах относительно массового и компактного проживания
«новых мусульман» со временем оформились особые — в из-
вестном смысле «пограничные» — этнорелигиозные общности,
которые хотя и не слились окончательно с тюркоязычными по-
томками завоевателей и переселенцев из Малой Азии, однако
отчетливо обособились от основных массивов своих этнических
«родственников» и бывших единоверцев.
Примечательно, что последние именовали «новых му-
сульман» турками или потурченцами (от глагола «потур-
чить, -ся» — букв. «сделать, -ся турком», «обратить, -ся в ту-
рецкую веру»). Хотя в разных районах Балкан в этом качестве
могли использоваться и другие обозначения — как, например,
помаки (для болгар-мусульман Родопского края)12.
12 О помаках подробнее см.: Маркова Л.В. Болгары-мусульмане (помаки) //

Этнические меньшинства в современной Европе. М., 1997. C. 131—171.
Между тем, каким бы ни было происхождение мусуль-

манского населения на Балканах, его принадлежность к
исламу предполагала с его стороны не только соблюдение
предписанных исламом обрядовых и поведенческих норм,
но и развитие специфической культурной практики, особен-
но в сфере профессионального творчества. Выражая духов-
ные ценности исламской общины (уммы) и обслуживая ее
религиозные и светские нужды, эта практика была заметно
обогащена художественным и производственным опытом
подчиненного немусульманского населения. Однако в це-
лом, по своим общим принципам и конкретным формам,
она оставалась все же преимущественно ориентальной —
коль скоро ее истоки вели на Ближний Восток. Естествен-
но, что в рамках османской властной системы, со всеми ее x
религиозно-теократическими притязаниями (см. IX.2.3),
именно эта религиозно-культурная практика — исламская
-2
по содержанию и ориентальная по формам — занимала го-
сподствующее положение и пользовалась поддержкой со
стороны султанских властей.
В свою очередь, развитие этой практики в балканских 261
землях — прежде всего в городах — наполняло их характер-
ными архитектурно-художественными памятниками самого
разного рода: мечетями (джами) и религиозными школами
(медресе), обителями дервишей (текке) и усыпальницами
почитаемых мусульманами духовных и светских лиц (тюрбе),
благотворительными учреждениями (имарет) и др. Одно-
временно здесь возникали и памятники вполне утилитарного,
нерелигиозного назначения, привычные для ориентальной
жизненной практики и не менее ориентальные по своему об-
лику: мосты и акведуки, постоялые дворы (караван-сарай,
хан) и крытые рынки (безистан), общественные бани (ха-
мам) и т. д.
Фактически речь идет о возобновлении на Балканах —
впервые со времен Римской империи и Ранней Византии! —
масштабных работ по созданию светской, «гражданской»
инфраструктуры, поощряемых и нередко прямо финанси-
руемых властями.
Так, только прославленный зодчий Мимар Синан
(1489/90—1578/88) и его ученики возвели на Балканах
при поддержке Мехмеда-паши Соколлу (см. IХ.2.2) 81 ме-
четь (джами), 55 религиозных школ (медресе), 19 усыпаль-
ниц (тюрбе), 14 благотворительных учреждений (имарет),
6 акведуков, 8 мостов, 16 караван-сараев, 35 общественных

бань (хамам) и еще несколько десятков других сооружений
разного назначения 13.
Становясь со временем все более многочисленными и

представительными, эти памятники придавали ориентальные
черты всему местному городскому и, в меньшей степени, сель-
скому пейзажу (ср. VIII.3)14. Все это дополняли разнообраз-
ные ориентальные (турецкие и иные) заимствования в языки и
повседневный хозяйственно-бытовой уклад местных жителей,
О
включая и немусульман по вероисповеданию15.
Ч В конечном счете, нарастающая исламизация и ориентали-
Е зация балканских владений Османов вели к тому, что со сто-
Р
К
роны «внешних» — прежде всего европейских — наблюдателей
они начинали восприниматься как Европейская Турция.
x В частности, именно так была названа книга, изданная
одним из основоположников русской университетской сла-
вистики В.И. Григоровичем после его знаменитого путеше-
ствия по землям Балкан в 1844—1845 гг. — «Очерк ученого
262 путешествия по Европейской Турции» (Казань, 1848).
Тем временем, в той своей части, которая, несмотря ни на
что, сохранила верность христианству и не перешла в ислам,
славянские и другие доосманские народы Балкан претерпели
еще одну характерную деформацию — уже не религиозно-, но
социокультурную, обусловленную утратой их прежней, до-
османской социально-политической и культурной элиты.
13 Стайнова М. Османска култова архитектура (XV—XVIII в.) // Из кул-
турното развитие на балканските народи (XV—XX в.). София, 1985. С. 244.
14 Об интеллектуальном, художественном и ином культурном творчестве,
развивавшемся в Османской империи в русле исламской религиозной прак-
тики, подробнее см.: Веймарн Б.В. Классическое искусство стран ислама.
М., 2002. С. 93—112; История Османского государства… Т. 2.
О главных архитектурно-художественных памятниках, возникших
в славянских землях Балкан в османский период, см.: Иконы из Болгарии
XIII—XIX веков. Выставка. Государственный исторический музей, Москва.
2 сентября — 31 октября 2009 г. Каталог. София, 2009; Трифунович Л.
Югославия. Памятники искусства (от древности до наших дней). Београд,
1989; Христианское искусство Болгарии. Выставка. 10 октября — 8 декабря
2003 г. Москва. [ГИМ. Каталог]. М., 2003.
15 О повседневной жизни в Османской империи, включая характерные для
ее населения ценностные ориентации в хозяйственной деятельности и социаль-
ном поведении, см.: Иванов С.М. Османская империя в мировой экономиче-
ской системе (вторая половина XIX — начало XX века). СПб., 2005. С. 198—
216; Льюис Р. Османская Турция. Быт, религия, культура. М., 2004.
X.3. Социокультурная деформация балканских народов. —

Речь идет, прежде всего, об утрате собственной светской зем-
левладельческой знати, которая или погибла непосредствен-
но в ходе османского завоевания, или бежала и затерялась в
незанятых Османами странах, или обеднела и утратила свое
прежнее положение, или, наконец, приняла ислам и подвер-
глась османизации (вплоть до тюркизации).
Принципиальное исключение, в этом отношении, пред-
ставляли собой только хорваты. Ибо их феодальная знать как
особая социальная группа в целом пережила османское за-
воевание, переместившись в те «остатки остатков», власть над
которыми сумели удержать австрийские Габсбурги (см. V.8).
Как следствие, здесь и дальше продолжили действовать — пусть
и не без ограничений со стороны Габсбургов — прежние фор- x
мы сословно-территориальной организации, и вообще сохра-
нились многие важные составляющие доосманского наследия,
-3
успевшие стать для самих хорватов традиционными.
Гораздо хуже обстояло дело у греков. Хотя для них утрата
прежней, еще византийского времени, светской знати отчасти
была компенсирована наличием в их среде высшего духовен- 263
ства, связанного с Константинопольской патриархией, разви-
тием купечества — особенно в диаспоре — и формированием
фанариотской общины (см. IX.2.3, X.1).
И, наконец, совсем тяжелое положение сложилось у болгар
и сербов, приблизившихся к исходу Средневековья в качестве
обществ с отчетливо неполной социальной структурой, кото-
рая в их случае оказалась представлена преимущественно лишь
крестьянами, ремесленниками, мелкими торговцами, низшим
духовенством и монашеством (ср. VII).
Впрочем, даже здесь имела место определенная градация,
и положение сербов в некоторых отношениях было все же от-
носительно более благополучно, чем болгар. Во всяком случае,
сербы, утратив светскую землевладельческую знать, долгое
время сохраняли в структуре своего общества не только низ-
шее, но и высшее духовенство, действовавшее в рамках исто-
рически сербской Печской патриархии, обновленной в 1557 г.
(см. IX.2.3). И только после ее окончательного упразднения
(1766) высшие должности православного церковного управ-
ления в сербских землях стали постепенно переходить в рас-
поряжение преимущественно (но не исключительно) греков,
оттеснявших местных уроженцев на второй план. Что же ка-
сается болгар, то они под властью Османов утратили не толь-
ко светскую знать, но и собственное более или менее высоко-
поставленное духовенство, наличие которого в свое время обе-

спечивалось существованием самостоятельной Тырновской
патриархии (см. III.13, IX.2.3).
Итак, для христианской по вероисповеданию части болгар-
ского и сербского населения пребывание под властью Османов
обернулось пусть и не всегда скорым, но все же очень резким
социальным «опрощением» — своего рода демократизацией.
Та же судьба постигла и ее культуру. Ибо ее наиболее «высо-
кие» и вместе с тем наиболее византинизированные подобла-
сти (см. VIII.4) оказались обречены на необратимое угасание
О
вслед за доосманской светской знатью и высокопоставленным
Ч духовенством, которые в свое время составляли их преимуще-
Е ственную социальную базу. Тем самым культуру болгар и сер-
Р
К
бов христианского вероисповедания в подданстве у Османов
ожидало, за отдельными исключениями, низведение до уров-
x ня повседневной хозяйственно-бытовой практики — к тому
же затронутой ориентализацией — сельской или квартальной
общины, местного церковного прихода и относительно незна-
чительного монастыря.
264 Особенно глубокий и, в конечном счете, необратимый
упадок пережил тот творческий — в том числе человеческий,
«кадровый» — потенциал, который в свое время был накоплен
болгарами и сербами в области профессионального творчества
(см. VIII.3).
Во-первых, теперь это творчество еще более жестко, чем
раньше, оказалось привязано к церковнобогослужебной прак-
тике, лишившись возможности обслуживать помимо нее соб-
ственно светские — прежде всего придворные — нужды исчез-
нувшей при Османах прежней светской знати.
Во-вторых, даже в рамках церковнобогослужебной прак-
тики спрос на профессиональное творчество явно не мог
остаться таким же, каким был в доосманское время — ни по
количественному масштабу, ни по интеллектуальному и худо-
жественному качеству. И дело здесь отнюдь не сводится только
к тем достаточно строгим ограничениям, которые были на-
ложены в Османской империи на религиозную практику не-
мусульман (см. IX.2.3). Не меньшее значение имела и общая
социально-имущественная деградация христиан болгарского
и сербского происхождения, сузившая круг потенциальных
заказчиков и дарителей до, главным образом, приходских и
монастырских общин и местного — т.е. не особенно высокого —
духовенства. В этих условиях носители профессионального
творчества — зодчие, живописцы, книжные писцы и т.д., —
были вынуждены или приспосабливаться к их относительно

скромным запросам и материальным возможностям, обрекая
себя на неизбежную профессиональную деградацию, или ис-
кать другие источники существования. Подняться над этой
скромностью и материальной скудостью в большинстве слу-
чаев можно было, только переключившись на обслуживание
заказов господствующей османской и, следовательно, мусуль-
манской элиты — что вело к потере собственного творческого
лица — или вообще покинув пределы османских владений.
Последнюю альтернативу можно проиллюстрировать
двумя широко известными примерами, которые представля-
ют собой личные и творческие судьбы малоазиатского грека
Мимара Синана (см. X.2) и грека с острова Крит Доменикоса
x
Теотокопулоса (1541—1614). Первый из них, пройдя по пути
девширме (см. IX.2.2), стал величайшим османским зодчим, -3
подняв османскую архитектуру на высоту, недосягаемую
прежде ни в одной исламской стране. Второй, побывав сна-
чала в Венеции, владевшей в то время его родным островом,
а затем в Риме, стал великим живописцем католической Ис-
пании под именем Эль Греко 16. 265
Наконец, в-третьих, в интересах поддержания своего про-

фессионального творчества на прежнем уровне ни христиане-
болгары, ни христиане-сербы не могли опереться на помощь со
стороны своих давних и многоопытных учителей — христиан-
греков, которые в принципе находились в таком же положе-
нии, что и они сами17. И это при том что под власть Османов
вообще перешли все главные центры прежней византийско-
православной общности, в свое время генерировавшие наи-
более значительные богословские замыслы, интеллектуальные
решения и художественные открытия (см. VI.1.3, VIII.4).
Правда, не только болгары, сербы и греки, но и вообще все
османские подданные православного вероисповедания в сво-
ей церковной и связанной с ней культурной практике имели
возможность прибегать к щедрым пожертвованиям, шедшим
16 О значении этих примеров в широкой историко-культурной перспекти-

ве подробнее см.: Полевой В.М. Искусство Греции. Древний Мир. Средние
века. Новое время. В 2 т. Изд. 2. М., 1984. С. 331.
17 О положении греков под властью Османов, а также конкретных фор-
мах их культурного творчества, бывших во многих случаях общими для всех
османских подданных православного вероисповедания, подробнее см.: По-
левой В.М. Искусство Греции… С. 325—386.
в пользу их наиболее известных церковных кафедр и монасты-

рей с северной периферии былого византийско-православного
мира. Речь идет не только о разнообразных предметах цер-
ковнобогослужебной утвари, но и о значительных денежных
суммах и других благодеяниях, которые жаловали своим еди-
новерцам вассальные от Османов князья Валахии и Молдавии
(см. II.5.1), а также далекие, зато независимые Московские го-
судари, сами притязавшие на церковно-политическое наследие
православного «Греческого царства» (см. VII.2.3)18.
Другое дело, что в роли заказчиков и дарителей ни валаш-
О
ские и молдавские князья, ни даже московские цари (с 1547 г.)
Ч не могли сравниться с византийскими императорами. А на-
Е ходившийся в их распоряжении творческий потенциал не мог
Р
К
восполнить утраченный византийский, в сравнении с кото-
x
рым он был исторически вторичен и подчас откровенно «про-
винциален» (ср. VIII.3).
В целом, византинизированная церковная культура, став-

шая ко времени османского завоевания традиционной для
266 болгарского, сербского, греческого и иного православного
населения на Балканах, под властью Османов приобрела на-
рочито консервативный, а во многом даже инерционный ха-
рактер. Чем дальше, тем все отчетливее она теряла способность
к самостоятельному творческому развитию в поисках ответов
на вызовы времени и обстоятельств, равно как и проникавших
в Османскую империю влияний со стороны католического и
18 О русско-балканских церковных и культурных связях периода Позд-
него Средневековья см.: Дылевский Н. Рыльский монастырь и Россия в
XVI—XVII веках. София, 1974; Калиганов И.И. Георгий Новый у вос-
точных славян. М., 2000; Россия и греческий мир в XVI веке. В 2 т. Т. 1.
М., 2004; Россия и Христианский Восток. Вып. I. М., 1997. Вып. II–III.
М., 2004; Связи России с народами Балканского полуострова. Первая
половина XVII в. Сб. статей. М., 1990; Тихомиров М.Н. Исторические
связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969; Тури-
лов А.А. Культурные связи Московской Руси и Сербии в XIV—XVI вв. //
Москва—Сербия, Белград—Россия. Сб. документов и материалов. Т. 1.
Общественно-политические связи XVI—XVIII вв. Белград; М., 2009.
С. 78—141; Фонкич Б.Л. Греческие рукописи и документы в России в XIV —
начале XVIII в. М., 2003; Он же. Греческо-русские культурные связи в
XV—XVII вв. (греческие рукописи в России). М., 1977; Ченцова В.Г. Ико-
на Иверской Богоматери (Очерки истории отношений Греческой церкви с
Россией в середине XVII в. по документам РГАДА). М., 2010; Чеснокова
Н.П. Христианский Восток и Россия: политическое и культурное взаимо-
действие в середине XVII века (По документам Российского государствен-
ного архива древних актов). М., 2011.
протестантского Запада. В конечном счете, она необратимо

приближалась к тому, чтобы перестать быть источником миро-
воззренческих истин, поведенческих норм, интеллектуальных
и художественных образцов для своих приверженцев и пре-
вратиться лишь во внешний признак («маркер») их социально-
имущественной, культурной и этнической (национальной)
принадлежности. Впрочем, окончательно все это произойдет
только в Новое время, к порогу которого балканскому насе-
лению — как православного, так и иного вероисповедания —
суждено было подойти по-прежнему в качестве подданных
османских султанов.
Однако вернемся непосредственно к самой Османской им-
перии, «Золотой век» которой, ознаменованный правлением
Сулеймана I Кануни (1520—1566), оказался недолог. Спустя x
всего несколько десятилетий, уже на исходе XVI в. империя
Османов вступила в период неумолимо множащихся внешних
-4
и внутренних затруднений, в дальнейшем переросших во все-
объемлющий кризис, последствия которого довелось испытать
на себе, наравне с прочими, и ее балканским владениям19.
Ниже попытаемся выделить основные тенденции этого 267
долгого периода, выйдя с этой целью в ряде случаев за вре-
менные рамки собственно средневековой эпохи, принятые в
отечественной традиции20.
X.4. Закат империи. — Приближение кризиса было столь

стремительно, что в балканских владениях Османов это мож-
но было почувствовать буквально за считанные годы.
Так, постоянно проживавший здесь дубровчанин Па-
вел Джорджич, сравнивая положение дел в 1580 и в 1595 г.,
19 О развитии кризисных явлений в Османской империи на протяжении

XVII—XVIII вв. и положении ее балканских владений в это время подробнее
см.: Витол А.В. Османская империя (начало XVIII в.). М., 1987; Грачев В.П.
Балканские владения Османской империи на рубеже XVIII—XIX вв. Вну-
треннее положение, предпосылки национального освобождения. М., 1990;
История Балкан. Век восемнадцатый. М., 2004; Мейер М.С. Новые явления
в социально-политической жизни Османской империи во второй половине
XVII—XVIII вв. // Османская империя. Система государственного управле-
ния, социальные и этнорелигиозные проблемы. М., 1986. C. 155—185; Он же.
Османская империя в XVIII веке…; Османская империя и страны Централь-
ной, Восточной и Юго-Восточной Европы в XVII в. Ч. 1—2. М., 1998—2001.
20 Нижеследующий текст написан при участии А.А. Сафонова, которому
автор выражает самую глубокую благодарность.
прямо указывал, что еще накануне этого пятнадцатилетия

«христиане жили очень хорошо — как по свободе, которую
им предоставили, так и по благосостоянию. С другой сторо-
ны, турки были добрыми, не мучили христиан и никому не
дозволяли их мучить. Кроме того, правосудие было весьма
строгим»21.
X.4.1. Внешние неудачи. — Внешняя экспансия в разных

частях света, рост налогового бремени за счет чрезвычайных
О
сборов и неизбежных при этом злоупотреблений должностных
Ч лиц, да и вообще многолетняя мобилизация людских и матери-
Е альных ресурсов на военные и иные нужды, — все это не мог-
Р
К
ло не сказаться на состоянии хозяйственно-демографической
базы Османской империи.
x К тому же на исходе Средневековья империя начала про-
игрывать христианской Европе если не в военно-организа-
ционном, то, во всяком случае, в военно-техническом от-
ношении. Будучи скованы жесткой внутрицеховой и госу-
268 дарственной регламентацией, османские военные производ-
ства (оружия, пороха и других необходимых припасов) по-
прежнему сохраняли специфически средневековый характер
и не могли угнаться за европейскими мануфактурами — ни
по собственно экономическим показателям, ни по внедре-
нию последних новинок военно-технической мысли. Тем
более что Османская империя вообще не пережила ничего
подобного той «естественно-научной революции», которая
имела место в Европе в XVII в.
В этих условиях в многовековом противостоянии ислам-
ской Османской империи и христианской Европы наметился
перелом. Его приближение уже в 1571 г. ознаменовало собой
знаменитое морское сражение у Лепанто (Навпакт в совре-
менной Греции), когда османский флот потерпел невиданное
ранее поражение от объединенных флотов Испании, Венеции,
Римского папы и других участников антиосманской Священ-
ной лиги. Отныне «миф о непобедимости» Османов был не-
обратимо развеян, а в целом на европейском театре военных
действий их сил стало хватать преимущественно лишь для
удержания ранее завоеванного.
21 Цит. по: Боjановски-Дизе Д. Прилог за изучување на општествено-

економски односи во Македониjа. XV—XVI век. Скопjе, 1974. С. 366.
Примечательно, что уже в 1606 г., заключив мирный

договор с австрийскими Габсбургами после очередной, т.н.
Долгой войны (1593—1606), Османы впервые признали
Габсбургов равноправной договаривающейся стороной и со-
гласились на прекращение выплаты теми дани за удержанные
земли Венгерской короны (см. V.8) — вместо этого Габсбурги
обязались единовременно выплатить 200 тысяч дукатов.
Наконец, в 1683 г. перелом в военном противостоянии

«креста и полумесяца» стал свершившимся фактом в резуль-
тате катастрофического разгрома османского войска под сте-
нами Вены силами пришедшего к ней на помощь короля Речи
Посполитой Яна III Собесского (1674—1696). И уже к 1699 г.
под натиском образованной Габсбургами, Речью Посполитой x
и Венецией новой Священной лиги, к которой присоединилось
и Московское царство, Османы были вытеснены из Централь-
-4
ной Европы (Венгрии, Славонии, Трансильвании) и даже из
некоторых областей непосредственно на Балканах (Мореи на
Пелопоннесе и ряда городов на Адриатике).
Среди прочего, этому предшествовали успешные дей- 269
ствия венецианцев в Южной и Центральной Греции, включая
осаду и взятие Афин в 1687 г., а также впечатляющий рейд
австрийских войск вглубь Балканского полуострова в 1689 г.,
достигший городов Скопье (в Северной Македонии) и Ниша
(на болгарско-сербском этническом пограничье).
X.4.2. Разложение тимарной системы. Чифтлики и откупа. —

В обстановке учащающихся поражений, османские сипахи —
воины султанского войска (см. IX.2.1) — лишенные перспек-
тив военной добычи, теряют прежнее рвение к возложенным
на них обязательствам. Формально числясь на службе, сипахи
стремятся всеми правдами и неправдами избежать призыва и
осесть в своих тимарах (см. IX.2.1) в расчете взыскать с припи-
санных к ним крестьян-райятов (см. IX.2.1, IX.2.2) те мате-
риальные блага, которые раньше приносила война.
В этих условиях тимар постепенно утрачивает ту ведущую
роль, которую он играл в османском аграрно-правовом строе
«классического» периода (вторая половина XV — XVI в.), и
уступает место чифтлику. Прежде так назывался скром-
ный личный домен сипахи, в котором он останавливался и с
которого «кормился», бывая в своем тимаре. Что в условиях
регулярно возобновлявшихся войн не могло быть таким уж ча-

стым и продолжительным. Теперь же значение чифтлика как
источника средств, призванных обеспечить искомый уровень
потребления, резко возрастает, а сам чифтлик становится по-
стоянно действующим аграрным хозяйством — нередко весьма
крупных размеров.
При этом чифтлики росли не только в рамках, но и за счет
тимаров самих рядовых сипахи. Ибо в условиях прогрессиру-
ющего падения контроля султанских властей над положением
дел в «провинции» представители военно-административной
О
верхушки и даже столичного правительственного аппарата пу-
Ч тем разнообразных махинаций с официальными документами
Е начинают присваивать себе участки, предназначенные для си-
Р
К
пахи, — фактически изымая их из государственного земельного
фонда (см. IX.2.1) и обращая в личную собственность. В любом
x случае все это происходило за счет приписанных к тимарам и
другим служебным пожалованиям крестьян, вынужденных
уступать права на свои наделы под гнетом налогового бреме-
ни, задолженности перед частными кредиторами или в резуль-
270 тате прямого насилия при попустительстве коррумпированных
должностных лиц местного управления.
Так или иначе, но владельцы чифтликов (чифтлик-
сахибии) извлекали свои основные доходы теперь уже не за
счет присвоения установленной государством и обусловленной
службой доли налоговых поступлений с того или иного служеб-
ного пожалования, но от хозяйственной деятельности непо-
средственно в своих чифтликах. Что, в свою очередь, не толь-
ко самым пагубным образом сказывалось на боеспособности
сипахийского войска, но и привело со временем к социально-
имущественной деградации едва ли не большей части самих
сипахи — как не выдержавших конкуренции на хозяйственном
поприще с более удачливыми выходцами из господствующей
мусульманской общины.
При этом сами чифтлики в качестве новой формы орга-
низации аграрного производства обнаружили гораздо более
высокую товарность, прибыльность и общую эффективность,
чем поглощенные ими мелкие крестьянские хозяйства, открыв
возможности для освоения новых земельных угодий (посред-
ством ирригации и т.д.), новых сельскохозяйственных культур
(включая заимствованные из Нового Света) и других новшеств.
В противоположность этому, под гнетом растущего налогово-
го бремени многие из сохраняющихся крестьянских хозяйств
погрязали в долгах и разорялись — даже без вмешательства со
стороны владельцев чифтликов. А сами крестьяне, теряя свои

наделы, были вынуждены переходить к работам в чифтликах
или вообще бежать из своих сел в надежде найти иные средства
к существованию.
Как следствие, дороги Османской империи наполнились
разного рода «деклассированными элементами»: бывшими
сипахи, разорившимися на службе или лишенными тимаров
за уклонение от нее, безземельными крестьянами, т.н. левен-
дами — вольными людьми без определенных занятий, стре-
мящимися попасть на службу к какому-нибудь влиятельному
лицу. Нередко, не имея возможности и (или) желания вернуть-
ся к прежнему образу жизни, они сбивались в шайки и пере-
ходили к прямому разбою — тем более что действовавшая в го-
родах жесткая цеховая и общинная регламентация (см. IX.2.) x
препятствовала их закреплению в городской среде, лишая
последней возможности легального заработка. Свою роль в
-4
образовании этой массы «избыточного» населения, «перева-
рить» которую османская социально-экономическая система
оказалась не в состоянии, сыграл и «демографический взрыв»
1520-х — 1580-х гг. (см. IX.1). 271
Между тем, еще один удар по стабильности в Османской
империи нанесла общеевропейская т.н. революция цен, обу-
словленная масштабным притоком в Европу драгоценных ме-
таллов из недавно открытого Нового Света. Эта «революция»
состояла в беспрецедентном по величине и продолжительности
росте цен едва ли не на все виды товаров, который усугублялся
встречным ростом расходов на военные и иные нужды со сто-
роны самих европейских государств и династий. Так, важную
роль в этом двояком росте цен и расходов сыграла политика
испанских и австрийских Габсбургов, втянувшихся в долгое
и чрезвычайно затратное противостояние не только с Осма-
нами, но и с Францией, Англией, протестантами в Германии
и сословной оппозицией в чешских и венгерских землях. Для
финансирования расходов в оборот вбрасывалось все большее
количество денег, общая денежная масса стремительно увели-
чивалась — теми же темпами росли и цены.
Османской империи эта «революция цен» достигла уже к
концу XVI в. Что не удивительно, поскольку между османскими
владениями и христианской Европой отнюдь не существовало
какого-либо «железного занавеса», но, напротив, поддержива-
лись и развивались постоянные и разносторонние торговые свя-
зи. Тем более что некоторые европейские страны даже удостои-
лись со стороны османских султанов, причем в одностороннем
порядке, т.н. капитуляций — специальных соглашений, уста-

навливающих таможенные и иные привилегии для их поддан-
ных при ведении дел в османских владениях. Примечательно,
что первая такая капитуляция была заключена с Францией как
союзником в противостоянии Габсбургам — еще в 1536 г.
При этом действия османских властей в налоговой и во-
обще хозяйственно-экономической сфере по-прежнему пред-
усматривали детальную регламентацию доходов и расходов —
причем не в относительных, но в абсолютных величинах и с
ориентацией на показатели ушедшего «Золотого века». Как
О
следствие, с каждым новым витком роста цен падал уровень
Ч доходов не только держателей служебных пожалований (см.
Е IX.2.1) и других представителей «класса» аскери (см. IX.2.2),
Р
К
но и государственной казны, порождая все более острую не-
хватку средств, необходимых для финансирования ее расхо-
x дов. На это султанские власти — особенно с началом XVII в. —
отвечали введением все новых и новых чрезвычайных сборов,
постепенно принимающих постоянный характер, и передачей
сбора налогов с целых районов на откуп (ильтизам) частным
272 лицам, готовым взяться за это рискованное, но прибыльное
занятие. Закрывая на какое-то время бреши в казне, практика
откупов неизбежно порождала чудовищные злоупотребления
со стороны самих откупщиков (мультазимов) и устанавли-
вавших с ними «взаимовыгодное сотрудничество» должност-
ных лиц провинциального управления и, в конечном счете,
только подрывала налогооблагаемую базу — в виде прежде
всего крестьянских хозяйств.
Что же касается самих османских султанов и вообще правя-
щей элиты империи, то они были слишком привержены все еще
живой памяти о «Золотом веке» и вообще слишком консер-
вативны по своим взглядам, чтобы сколько-нибудь эффектив-
но противостоять нарастающему кризису, который требовал с
их стороны не только быстрых, но и нестандартных решений.
В надежде вернуть былые стабильность, процветание и могу-
щество, обеспокоенные сановники и другие неравнодушные к
своей родине лица побуждали султанов к восстановлению по-
рядков Мехмеда II Фатиха и Сулеймана I Кануни, не пони-
мая, что те времена ушли безвозвратно.
X.4.3. Провинциальный сепаратизм. — В условиях нарас-

тающей неспособности османского имперского центра найти
выход из создавшегося положения, в отношениях между ним и
османской «провинцией» происходит принципиальная переме-

на. Столичная правящая верхушка, прежде активно вбиравшая
в свои ряды наиболее энергичных и удачливых выходцев с мест,
теперь «закрывается» для них и «замыкается» сама на себя.
В свою очередь, в самой «провинции» из среды местных
мусульман, сосредоточивших в своих руках сколько-нибудь
значительное влияние и богатство путем создания чифтликов,
участия в откупе налогов и иным образом, выдвигаются но-
вые, первоначально неформальные лидеры — аяны (лица, вы-
дающиеся по своему положению и влиянию) и деребеи (круп-
ные землевладельцы). Представляя собой новую, собственно
землевладельческую знать — причем мусульманскую по веро-
исповеданию — аяны и деребеи стремились «конвертировать»
свое положение в реальную власть на местах. Ее они сначала x
приобретали де-факто, используя нарастающее отчуждение
«провинции» от столицы, затем легитимизировали, добиваясь
-4
от ослабевшего центра передачи в их руки важнейших долж-
ностей местного управления, и, наконец, закрепляли за свои-
ми ставленниками и (или) прямыми потомками.
Как следствие, в османских владениях — особенно погра- 273
ничных и вообще удаленных от столичного Стамбула — во
множестве возникают «квазифеодальные» образования наи-
более состоятельных и влиятельных местных аянов и деребеев,
которые умело используют в своих интересах ширящееся не-
довольство имперским центром. Создавая собственные (глав-
ным образом наемные) вооруженные формирования, они все
более уверенно оппонируют последнему. Что ставит и без того
приходящую в расстройство империю перед новой и ранее
практически неизвестной угрозой — провинциальным сепара-
тизмом местной мусульманской знати.
X.4.4. Гайдучество. — Еще одним характерным проявле-

нием поразившего Османскую империю кризиса был неви-
данный прежде рост индивидуальных и групповых действий,
игнорирующих или прямо попирающих нормы религиозного,
государственного и обычного права.
Преступность того или иного рода имела место в империи
и раньше — как и в любом другом государстве и в любую эпоху.
Однако с конца XVI в. противоправные действия — особенно
связанные с насилием и коррупцией — становятся массовы-
ми и переходят в новое качество. Отныне они представляют
собой уже не столько исключение, сколько правило жизни в
османских владениях, создавая для нее постоянный, обыден-

ный и общеизвестный «фон», не считаться с которым невоз-
можно ни для местных жителей, ни для властей.
Наиболее тяжелое положение складывалось в пограничных
районах, которые периодически становились ареной противо-
борства между армиями самих Османов и их противников, а
также в горных областях, особенно отдаленных. В горах пра-
вительственный контроль вообще никогда не был особенно
эффективным, а сами горцы: будь то албанцы на западе Бал-
кан (см. II.5.2) или курды на востоке Малой Азии, — и раньше
О
не брезговали ни разбоем на горных дорогах, ни насилием над
Ч соседним земледельческим населением.
Е По мере углубления кризиса и обострения общего соци-
Р
К
ального напряжения в империи, в ряды преступного мира
вливаются дезертиры из разбитых османских армий, отча-
x явшиеся левенды (см. X.4.2) и другие изгои, «выбитые» об-
стоятельствами из привычной жизненной «колеи». Сплошь и
рядом они, в той или иной пропорции, образуют постоянные
вооруженные отряды, в летний период (см. VI.2) уходя в горы
274 для активных действий, а на зиму спускаясь в ближайшие села
и даже небольшие города и находя кров у вольных и неволь-
ных пособников среди формально законопослушного населе-
ния. Основным занятием таких отрядов становится разбой на
дорогах, противостояние сельской и горной страже, сведе́ние
счетов с личными врагами и наиболее ненавистными из мест-
ных должностных и вообще влиятельных лиц.
Все это создает постоянную угрозу для общественного
спокойствия и благополучия в понимании султанских властей
и связанной с ними местной верхушки, побуждая их бороться
с разбойниками всеми доступными средствами или взывать о
помощи к далекой столице. Что же до рядовых жителей, то они,
будучи поставлены между разбойниками и властями и имея
достаточно причин для негативного отношения к тем и другим,
стремятся прежде всего сохранить свою и членов своей семьи
жизнь и имущество, всякий раз делая выбор в пользу сильней-
шего — в зависимости от обстоятельств.
В свою очередь, многие из тех, кто уходил в разбойники,
подводили под это своего рода идейное обоснование, перво-
начальный толчок которому могли дать обстоятельства самого
разного рода: злоупотребления или жестокость, испытанные
лично или кем-то из близких, невозможность найти правду у
коррумпированных должностных лиц и т.д. Тем самым раз-
бойничество могло восприниматься как борьба за восстанов-
ление попранной «справедливости», хотя было бы большой

ошибкой отождествлять его с национально-освободительной
борьбой в позднейшем понимании. Ибо в рядах разбойников
сплошь и рядом действовали сообща выходцы из самой разной
этноязыковой и религиозно-культурной среды. А среди жертв
их нападений лица турецко-мусульманского происхождения
оказывались чаще не столько по причине последнего, сколько
из-за своей, как правило, более высокой, имущественной со-
стоятельности и более глубокой вовлеченности в действия сул-
танских властей.
Горные разбойники османского времени, героизированные в
позднейших национальных историографиях современных бал-
канских стран, часто именовались гайдуками (от тур. haydud,
haydut — букв. «разбойник», «скиталец», «погонщик скота»). x
Впрочем, в этом значении могли использоваться и другие -4
термины — прежде всего связанные с местной языковой средой.
Так, греки именовали разбойников клефтами (греч.
  — букв. «воры»), а противостоящих им сельских
стражников — арматолами (греч.   ) . В свою оче-
редь, у славяноязычного населения Адриатического побере- 275
жья морские разбойники, действовавшие то против Венеции,
то против Османов, назывались ускоками (хорв. uskoci).
Росту гайдучества во многом способствовали внешние вой-

ны, которым сопутствовали как усиление налогового и иного
бремени, так и неоднократные попытки военных противников
Османов — австрийцев, венецианцев и др., — привлечь гай-
дуков на свою сторону в интересах ведения своего рода пар-
тизанской войны в тылу султанских войск. При этом военные
неудачи Османов не только не приносили чаемой передыш-
ки, но, наоборот, сплошь и рядом оборачивались массовыми
трагедиями для мирных жителей, когда отступающие войска
именно за их счет вымещали горечь от испытанных поражений
и восполняли упущенную добычу. Естественно, что в специ-
фических условиях османского режима первыми и главными
жертвами в таких случаях оказывались именно немусульмане,
изначально неравноправные с мусульманами (см. IX.2.3) и
потому наиболее уязвимые для насилия и произвола.
Наконец, на западе и в центре Балкан (албанские и южная
часть сербских земель, Македония, Эпир) для населения, а так-
же самих властей, кровно заинтересованных в налоговых по-
ступлениях с него, все бо́льшую угрозу представляли продол-
жающиеся спуск и расселение в долинах воинственных горцев.
Речь идет, прежде всего, об албанцах, которые, приняв ислам,

получили дополнительные возможности для вытеснения со
спорных земель их прежнего населения (см. II.5.2, X.2).
Так, в 1704 г. везир Хусейн-паша, оценивая последствия
албанской экспансии, был вынужден прибегнуть к следую-
щим выражениям: «Грабят имущество и говорят райе: ”Вы
гайдуки”!… Мучают их, грабят имущество и вынуждают бе-
жать в горы… и стать гайдуками»22.
Положение начинало напоминать заколдованный круг:
О
спускающиеся горцы притесняли жителей долин, жители до-
Ч лин бросали свои села и уходили в другие места, а наиболее
Е озлобленные из них поднимались в горы и начинали действо-
Р
К
вать как прежние горцы, пополняя старые и образуя новые от-
ряды гайдуков.
x
X.5. Османское общество на пороге Нового времени: в поис-
ках альтернативы. — Естественно, что нараставший в Осман-
276 ской империи кризис не мог не отражаться на настроениях ее
поликонфессионального и полиэтничного общества. И чем
меньше оно было готово мириться с текущим положением дел,
тем охотнее начинало искать желательную или, по крайней мере,
приемлемую для себя альтернативу.
Из всех условных «сценариев», которые, при поддержке
той или иной части османского общества, могли бы определить
дальнейшее развитие событий в балканских владениях Осма-
нов, главными представляются следующие.
1. Восстановление строгих порядков времен восхода и
расцвета империи, ознаменованных правлением Мехме-
да II Фатиха и Сулеймана I Кануни. Об этом османская
правящая элита мечтает на протяжении всего XVII и даже в
XVIII в., однако напрасно. Ибо нельзя повернуть историю
вспять и «отменить» в указном порядке глубинные проблемы,
разъедающие саму империю изнутри, и внешние угрозы, по-
рожденные опережающим развитием ее противников.
2. Разрыв с собственным прошлым и осуществление
реформ по европейскому образцу — как в военной, так
и в иных сферах. Такую задачу впервые поставил в конце
XVIII в. султан-реформатор Селим III (1789—1807). Однако
22 Цит. по: Стоjановски А. Дервенџиството во Македониjа. Скопjе, 1974.

С. 126.
предпринятая им попытка ее практического решения окон-

чилась неудачей, трагической для него самого. Позднее его
дело было возобновлено султаном Махмудом II (1808—1839),
а затем получило масштабное продолжение в период т.н. Тан-
зимата (букв. «приведение в порядок», «упорядочивание»,
«преобразования»), начавшийся в 1839 г. и продолжавшийся
вплоть до провозглашения первой османской конституции в
1876 г.23
Правда, в конечном счете османские реформы оказались
и запоздалыми по времени, и не особенно успешными в том,
что касается внедрения провозглашенных принципов в реаль-
ную практику, особенно на местах. Не решив до конца старых
и породив множество новых проблем, не удовлетворив самих
реформаторов и вызвав ненависть и нередко открытое сопро- x
тивление со стороны исламского духовенства и других наи-
более консервативных слоев османского общества, реформы
-5
только усилили внутреннюю нестабильность в империи и дей-
ствие раздирающих ее центробежных сил.
3. Бегство из владений Османов в соседние страны,
особенно в близкие по господствующему вероисповеданию. 277
Естественно, что более всего такой «сценарий» импониро-
вал балканским жителям христианского вероисповедания.
Он начал действовать еще в период восхода Османской им-
перии — во времена османского наступления на Балканах.
Позднее, после окончательного закрепления здесь власти
Османов, отток местного христианского населения происхо-
дил в Валахию и Трансильванию, сохранявшие под верховен-
ством Османов отдельную государственность (см. II.5.1, V.8),
и в земли Венгерской короны, включая хорватско-славонские
«остатки остатков», удержанные австрийскими Габсбургами
(см. V.8).
Наиболее известный пример такого рода представляет со-
бой сербское «Великое переселение» 1690 г., приведшее к
образованию под властью Габсбургов на «освобожденных»
ими землях исторической Южной Венгрии привилегиро-
ванной и преимущественно сербской по населению области
Воеводина (см. V.8).
23 Об османских реформах и реформаторах конца XVIII — XIX в., включая
султанов Селима III, Махмуда II и их соратников и последователей, см.: Ду-
лина Н.А. Танзимат и Мустафа Решид-паша. М., 1984; Петросян И.Е., Пе-
тросян Ю.А. Османская империя: реформы и реформаторы (конец XVIII —
начало XX в.). М., 1993; Фадеева И.Е. Мидхат-паша. Жизнь и деятельность.
М., 1977.
4. Поддержка действий враждебных Османам хри-

стианских держав и их армий в надежде перейти под их
власть, кажущуюся более предпочтительной по срав-
нению с османской. Этот «сценарий», как и предыдущий,
импонировал прежде всего балканским христианам и пе-
риодически находил практическую реализацию во многих
районах Османской империи, оказавшихся в зоне военного
противостояния между ней и ее христианскими противни-
ками — в лице Габсбургов, Венеции, а с XVIII в. и России.
Среди прочего, это имело место в Хорватии и Славонии (см.
О
V.8), которые после 1699 г. постепенно перешли под власть
Ч Габсбургов, в северной части сербских земель (с Белгра-
Е дом), принадлежавших Габсбургам в 1718—1739 гг., и даже в
Р
К
Морее (Пелопоннес), где в 1699—1718 гг. правила Венеция
(см. X.4.1).
x Однако действительные результаты той или иной реализа-
ции этого «сценария» далеко не во всем соответствовали ожи-
даниям, которые связывали с ним сами османские христиане.
Так, «освобождение» австрийцами хорватских и славонских
278 земель поставило их население под жесткий контроль абсолю-
тистской монархии Габсбургов, а в дальнейшем сделало еще и
объектом притязаний со стороны растущего венгерского на-
ционализма — поскольку формально «Тройственное (Триеди-
ное) королевство Хорватии, Славонии и Далмации» остава-
лось связано с Венгерской короной (см. V.7). В то же время там,
где после ухода иностранных войск все же восстанавливалась
власть Османов, местное христианское население оказывалось
один на один с торжествующими мусульманами. Чему, в свою
очередь, оно сплошь и рядом предпочитало бегство вслед за
несостоявшимися «освободителями».
5. Борьба за «революционный» выход из Османской
империи с целью создания собственного, отдельного го-
сударства по европейскому образцу. Несмотря на мно-
говековое противостояние между Османской империей и
христианской Европой, в которой оно отчетливо восприни-
малось как противостояние «креста и полумесяца», земли
Балканского полуострова, все еще остававшиеся (за неко-
торыми исключениями) под властью Османов, отнюдь не
были полностью изолированы от европейских влияний того
или иного рода.
С началом XVIII в. на Балканы проникают идеи евро-
пейского Просвещения, укореняясь в сознании тонкого слоя
местных христиан — более или менее состоятельного, образо-
ванного и знакомого с западным миром24. Этот слой состав-

ляли прежде всего выходцы из среды относительно крупных
торговцев, ведущих дела с европейцами и бывающих за гра-
ницей, а также отдельные представители стамбульской фана-
риотской общины (см. IX.2.3) и даже православного духовен-
ства. На исходе XVIII и в начале следующего, XIX в. многих
из них вдохновили события Великой Французской революции
и Наполеоновских войн — тем более что во временно оккупи-
рованной французами Далмации (в 1805—1813 гг.), а также на
Ионических островах (в 1798 и 1807—1814 гг.) и в самом деле
имели место преобразования по французскому образцу.
Все это будит надежды на возможность революционного из-
менения османских порядков в духе якобинской республики и в
интересах всех народов империи: от греков до самих турок, — или x
вообще на выход из нее с целью «восстановления» собственной
государственности и самостоятельного движения к европейско-
-5
му идеалу. И если первой альтернативе, провозглашенной около
1796 г. в «Греческой конституции» первого греческого револю-
ционера Ригаса Фереоса Велестинлиса (ок. 1757–1798), так и не
суждено было осуществиться, то вторая альтернатива действи- 279
тельно нашла воплощение в последующих событиях на бо́льшей
части Балканского полуострова. Что, в свою очередь, и озна-
меновало собой здесь окончательный переход от Средневеко-
вья к собственно Новому времени.
24 О распространении идей Просвещения в Центральной и Юго-Восточ-

ной Европе и, в частности, на Балканах см.: Желтяков А.Д., Петросян Ю.А.
История просвещения в Турции (конец XVIII — начало XX в.). М., 1965; Из
истории общественной мысли славянских народов Центральной и Восточ-
ной Европы (конец XVIII — 70-е гг. XIX в.). М., 1985; Культура народов
Центральной и Юго-Восточной Европы в эпоху Просвещения. М., 1988;
Лещиловская И.И. Сербская культура XVIII в. М., 1994; Общественно-
политическая мысль европейского Просвещения. М., 2002.
Вместо заключения
И так, на исходе Средневековья и в начале Нового

времени история славянских, как и всех других,
народов Балканского полуострова оказалась не-
разрывно связана с судьбой Османской империи, подобно
тому, как ранее она была тем или иным образом связана
с существованием другой «универсальной» по своим за-
мыслам и притязаниям империи — Византийской.
Так, завершение эпохи Античности и переход к Ран-
нему Средневековью произошли на Балканах в услови-
ях практически повсеместного крушения византийской
власти под ударами аваро-славянских «варваров» и в
результате славянской колонизации второй половины
VI — начала VII в. В свою очередь, переход к Поздне-
му Средневековью в балканских землях был отмечен их
османским завоеванием и включением в рамки «Осман-
ского мира». Наконец, начало собственно Нового вре-
мени здесь было ознаменовано распадом Османской
империи, окончательно прекратившей существование в
1918—1922 гг., и становлением на ее месте новых, евро-
пеизированных национальных государств народов, не-
когда состоявших под ее властью1.
1 О становлении национальных государств и вообще между-

народных отношениях на Балканах в период распада Османской
империи см.: Балканы в конце XIX — начале XX века. Очерки ста-
новления национальных государств и политической структуры в
Юго-Восточной Европе. М., 1991; В «пороховом погребе Европы».
1878—1914 гг. М., 2003; История Балкан. Век девятнадцатый (до
Крымской войны). М., 2012; История Балкан. Судьбоносное двад-
цатилетие (1856—1878). М., 2013; Международные отношения на
Балканах. 1815—1830. М., 1983; Международные отношения на
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Все это неизбежно порождает вопрос: как все-таки вышло,

что обе эти империи, веками господствовавшие на Балканах (и не
только), в конце концов пали, оставив после себя столь яркие, сколь
и неоднозначные воспоминания — нередко созвучные тем словам,
что были некогда произнесены вождем галлов Бренном в захва-
ченном Риме: «Горе побежденным!» (Плутарх. Камилл. 28)2.
Между тем, сам этот вопрос в сознании современников и
потомков породил множество если не «мифов», то, во всяком
случае, версий, призванных объяснить его тем или иным об-
разом и при этом обнаруживших удивительную устойчивость
перед напором фактического материала, накопленного в русле
научной историографии. Основными из этих версий, вероят-
но, могут быть признаны следующие.
Первая версия — своего рода «морально-теологическая»,
согласно которой крах Византийской и Османской империй был
предопределен упадком морали и религиозного благочестия
(соответственно, христианско-православного и исламского)
среди их правящих элит и рядовых подданных. Вторая версия,
«освободительная», гласит, что обе империи были сокрушены
самими народами, некогда ими «порабощенными», но никогда 281
не прекращавшими бороться против имперского «ига». Тре-
тья, «модернизационная», связывает гибель обеих империй с
их общим цивилизационным «отставанием» от «передовой»
Европы, сводимой при этом лишь к той ее части, где истори-
чески преобладало западное христианство. И, наконец, версия
четвертая — своего рода «конспирологическая»: древние, но
все еще способные к новому расцвету империи пали в резуль-
тате «происков» их внешних врагов, создавших против них не-
что вроде «всемирного заговора» и вовлекших в него отдельных
«предателей» из числа их собственных подданных.
Спорить о том, какая из этих версий более всего соответству-
ет исторической истине, можно до бесконечности. Можно со-
ставлять соответствующие выборки из подлинных письменных
и иных памятников и интерпретирующих их научных работ...
Можно проводить самые захватывающие параллели с падением
империй или их подобий в древности и в наше время — от Ассирии
Балканах. 1830—1856. М., 1990; Международные отношения на Балканах.

1856—1878. М., 1986; На путях к Югославии: за и против. Очерки истории
национальных идеологий югославянских народов. Конец XVIII — начало
XX в. М., 1997; Формирование национальных независимых государств на
Балканах (конец XVIII — 70-е гг. XIX в.). М., 1986.
2 Плутарх. Сравнительные жизнеописания. В 2 т. Изд. 2, испр. и доп.
Т. 1. М., 1994. С. 166.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
до Советского Союза… И каждая из версий найдет свою благо-

дарную аудиторию: будь то профессиональные историки, инте-
ресующиеся историей любители или идеологи и пропагандисты,
действующее в угоду власть предержащим3. Не вступая в поле-
мику ни с теми, ни с другими, ни с третьими, отметим в заключе-
ние лишь одно обстоятельство, с которым, возможно, согласится
хотя бы часть сторонников всех вышеперечисленных версий.
Едва ли кто, после некоторого размышления, станет спорить,
что по меньшей мере одним из главных факторов — если не дей-
ствующих лиц — исторического процесса выступает само время4.
Всякий народ, всякое государственное образование, всякая ци-
вилизационная общность в своем бытии необратимо переходит
из одного возраста в другой: из «юности» в «зрелость», затем в
«старость». Чем больше поколений стоит за спиной, чем сильнее
довлеет над обществами и их элитами бремя опыта и традиций,
тем менее гибко способны они реагировать на вызовы со сторо-
ны их собственного внутреннего состояния и внешнего окру-
жения. В «реке времени» все, что имеет начало, находит и свой
конец, оказывающийся началом чего-то нового.
282 Между тем, историю собственно Балканского полуострова
движет не простое, но именно балканское время, круговой, ци-
клический бег которого представляет собой одно из самых яр-
ких проявлений «балканской матрицы», запечатленной в модели
мира местных народов5. Как следствие, балканская история — как
никакая другая! — движется если не строго по кругу, то по спи-
рали, меняясь, виток за витком, в частных деталях и формах, но
повторяясь в чем-то самом существенном, самом главном. Отно-
сится ли к этому главному судьба «универсальных» образований,
включивших в свое время или способных в будущем включить
Балканы в поле действия своих институтов — кто знает…
Но попытаться выявить и, по возможности, объяснить это
главное — будь то на примере славянских, будь то на примере
других народов Балкан — не в этом ли состоит одно из самых
захватывающих вдохновений историка-балканиста?
3 Ср., например, дискуссию, развернувшуюся в 2008 г. в российском об-

ществе и средствах массовой информации после демонстрации по телевиде-
нию документального фильма архимандрита Тихона (Шевкунова) «Гибель
империи. Византийский урок».
4 Ср.: Иванов С.А. Факты, основанные на событиях // Ежедневный журнал.
1 февраля 2008 г. [31.05.2011. http://www.ej.ru/?a=note&id=7768].
5 Подробнее см.: Цивьян Т.В. Движение и путь в балканской модели мира.
Исследования по структуре текста. М., 1999. С. 20; Она же. Лингвистиче-
ские основы балканской модели мира. М., 1990. С. 73.
Избранная библиография
1. Ангелов Д. Богомильство в Болгарии. М., 1954.

2. Бирнбаум Х. Праславянский язык. Достижения и проблемы в
его реконструкции. М., 1987.
3. Буланин Д.М. Античные традиции в древнерусской литературе
XI—XVI вв. München, 1991.
4. Васильев М.А. Язычество восточных славян накануне креще-
ния Руси: Религиозно-мифологическое взаимодействие с иран-
ским миром. Языческая реформа князя Владимира. М., 1999.
5. Власть и общество в литературных текстах Древней Руси и дру-
гих славянских стран (XII—XIII вв.). М., 2012.
6. Воробьева И.Г. Венецианская республика и югославянские земли в
XV—XVII веках. Учебное пособие. Калинин, 1987. 283
7. Голенищев-Кутузов И.Н. Итальянское Возрождение и сла-
вянские литературы XV—XVI веков. М., 1963.
8. Горина Л.В. Социально-экономические отношения во Втором
Болгарском царстве. М., 1972.
9. Грачев В.П. Сербская государственность в X—XIV вв. Критика
теории «жупной организации». М., 1972.
10. Дворник Фр. Славяне в европейской истории и цивилизации.
М., 2001.
11. Джурич В. Византийские фрески. Средневековая Сербия, Дал-
мация, славянская Македония. М., 2000.
12. Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 1999.
13. Из истории русской культуры. Т. 1. Древняя Русь. М., 2000.
14. Иконы из Болгарии XIII—XIX веков. Выставка. Государственный
исторический музей, Москва. 2 сентября — 31 октября 2009 г.
Каталог. София, 2009.
15. История Европы с древнейших времен до наших дней. В 8 т. Т. 2.
Средневековая Европа. М., 1992. Т. 3. От Средневековья к Ново-
му времени (конец XV — первая половина XVII в.). М., 1993.
16. История культур славянских народов. В 3 т. Т. 1. Древность и Сред-
невековье. М., 2003. Т. 3. Культура XX века: от модерна до постмо-
дернизма. Народная культура славянского региона. М., 2008.
17. История литератур западных и южных славян. Т. 1. От истоков
до середины XVIII в. М., 1997.
18. История южных и западных славян. Учебник. Т. 1. Средние
века и Новое время / Под ред. Г.Ф. Матвеева, З.С. Ненашевой.
М., 2008.
ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ
19. Источниковедение истории южных и западных славян (феодальный

период). М., 1999.
20. Каждан А.П., Литаврин Г.Г. Очерки истории Византии и южных
славян. Изд. 2, исправл. СПб., 1998.
21. Комелова Г.Н., Уханова И.Н. Сплит. Дубровник. Л., 1976.
22. Королюк В.Д. Славяне и восточные романцы в эпоху Раннего Сред-
невековья. М., 1985.
23. Краткая история Болгарии. С древнейших времен до наших дней. М., 1987.
24. Лаптева Л.П. История славяноведения в России в XIX веке. М., 2005.
25. Лаптева Л.П. Славяноведение в Московском университете в XIX —
начале XX века. М., 1997.
26. Литаврин Г.Г. Болгария и Византия в XI—XII вв. М., 1960.
27. Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX — начало XII в.).
СПб., 2000.
28. Литаврин Г.Г. Византия и славяне (сборник статей). СПб., 1999.
29. Майоров А.В. Великая Хорватия: Этногенез и ранняя история славян
Прикарпатского региона. СПб., 2006.
30. Макарова И.Ф. Болгарский народ в XV—XVIII вв.: Этнокультурное
исследование. М., 2005.
31. Мананчикова Н.П. Дубровник XIII — первой половины XV века: Пробле-
мы торговли. Воронеж, 1999.
32. Мананчикова Н.П. Социально-политическое развитие и проблемы
284 торговли Дубровника в XIII — первой половине XV века. Воронеж,
2008.
33. Москаленко А.Е. Возникновение и развитие феодальных отношений у
южных славян: хорваты и сербы. Учебно-методическое пособие. М., 1978.
34. Мыльников А.С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Ев-
ропы. Представления об этнической номинации и этничности XVI —
начала XVIII века. СПб., 1999.
35. Мыльников А.С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Ев-
ропы. Этногенетические легенды, догадки, протогипотезы XVI — на-
чала XVIII века. СПб., 1996.
36. Наумов Е.П. Господствующий класс и государственная власть в Сер-
бии в XIII—XIV вв. Динамика социальной и политической системы
сербского феодализма. М., 1975.
37. Оболенский Д. Византийское Содружество наций. Шесть византийских
портретов. М., 1998.
38. Общественная мысль славянских народов в эпоху Раннего Средневе-
ковья. М., 2009.
39. Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточ-
ной Европы в XV—XVI вв. М., 1984.
40. Османская империя и страны Центральной, Восточной и Юго-Восточ-
ной Европы в XVII в. Ч. 1—2. М., 1998—2001.
41. Основы балканского языкознания: Языки балканского региона. Ч. 2
(Славянские языки). СПб., 1998.
42. Очерки истории культуры славян. Вып. 1. М., 1996.
43. Петрухин В.Я., Раевский Д.С. Очерки истории народов России в
древности и раннем средневековье. Изд. 2, перераб. и доп. М. 2004.
44. Пиккио Р. Slavia Orthodoxa: Литература и язык. М., 2003.
45. Подопригорова Н.Н. Дубровник: структура власти и правящая элита

(вторая половина XIII — первая половина XV в.). Воронеж, 2003.
46. Полывянный Д.И. Культурное своеобразие средневековой Болгарии в кон-
тексте византийско-славянской общности IX—XV веков. Иваново, 2000.
47. Принятие христианства народами Центральной и Юго-Восточной Ев-
ропы и крещение Руси. М., 1988.
48. Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху зре-
лого феодализма. М., 1989.
49. Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху Ран-
него Средневековья. М., 1982.
50. Раннефеодальные государства и народности (южные и западные сла-
вяне VI—XII вв.). М., 1991.
51. Раннефеодальные государства на Балканах. VI—XII вв. М., 1985.
52. Раннефеодальные славянские государства и народности (проблемы идео-
логии и культуры). София, 1991 (=Studia Balcanica. 20).
53. Родник златоструйный. Памятники болгарской литературы IX—XVIII ве-
ков / Пер. И. Калиганова, Д. Полывянного. М., 1990.
54. Роль религии в формировании южнославянских наций. М., 1999.
55. Русанова И.П. Славянские древности VI—VII вв. Культура пражского типа.
М., 1976.
56. Русь и южные славяне: Сб. статей к 100-летию В.А. Мошина (1894—1987).
СПб., 1998.
57. Свердлов М.Б. Становление феодализма в славянских странах. СПб., 1997. 285
58. Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 1 (I—VI вв.) / Сост.
Л.А. Гиндин, С.А. Иванов, Г.Г. Литаврин; М., 1991. Т. 2 (VII—IX вв.) /
Сост. С.А. Иванов, Г.Г. Литаврин, В.К. Ронин. М., 1995.
59. Седов В.В. Славяне в древности. М., 1994.
60. Седов В.В. Славяне в раннем средневековье. М., 1995.
61. Седов В.В. Славяне. Историко-археологическое исследование. М., 2002.
62. Славяне и их соседи. Международные отношения в эпоху феодализма.
М., 1989.
63. Славяне: Этногенез и этническая история (междисциплинарные иссле-
дования). Л., 1989.
64. Славяноведение в дореволюционной России: Изучение южных и запад-
ных славян. М., 1988.
65. Славянская мифология. Энциклопедический словарь. Изд. 2, испр. и доп.
М., 2002.
66. Славянские древности: Этногенез. Материальная культура Древней Руси.
Киев, 1980.
67. Славянские древности. Этнолингвистический словарь под редакцией Н.И. Тол-
стого. Т. 1. М., 1995; Т. 2. М., 1999; Т. 3. М., 2004; Т. 4. М., 2009.
68. Супрун А.Е. Праславянский язык. Минск, 1993.
69. Толстой Н.И. История и структура славянских литературных языков.
М., 1988.
70. Толстой Н.И. Очерки славянского язычества. М., 2003.
71. Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифо-
логии и этнолингвистике. М., 1995.
72. Трифунович Л. Югославия. Памятники искусства (от древности до на-
ших дней). Београд, 1989.
73. Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвисти-

ческие исследования. М., 2002.
74. Турилов А.А. Межславянские культурные связи эпохи Средневековья и
источниковедение истории и культуры славян: Этюды и характеристики.
М., 2012.
75. Турилов А.А. Slavia Cyrillomethodiana: Источниковедение истории и
культуры южных славян и Древней Руси. Межславянские культурные
связи эпохи средневековья. М., 2010.
76. Успенский Б.А. История русского литературного языка (XI—XVII вв.).
Изд. 3, испр. и доп. М., 2002.
77. Флоря Б.Н. Сказания о начале славянской письменности. СПб., 2000.
78. Флоря Б.Н. У истоков религиозного раскола славянского мира (XIII век).
СПб, 2004.
79. Флоря Б.Н., Турилов А.А., Иванов С.А. Судьбы Кирилло-Мефодиевской
традиции после Кирилла и Мефодия. СПб., 2000.
80. Формирование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981.
81. Фрейденберг М.М. Деревня и городская жизнь в Далмации XIII—XV вв.
Калинин, 1972.
82. Фрейденберг М.М. Дубровник и Османская империя. Изд. 2, перераб.
и доп. М., 1989.
83. Фрейденберг М.М., Чернышов А.В. Коммунальный строй далматинских
городов XII—XIV вв. Калинин, 1983.
286 84. Фрейдзон В.И. История Хорватии. Краткий очерк с древнейших времен
до образования республики (1991 г.). СПб., 2001.
85. Хрестоматия по истории южных и западных славян. Т. 1. Эпоха феода-
лизма. Минск, 1987.
86. Христианское искусство Болгарии. Выставка. 10 октября — 8 декабря 2003 г.
Москва. [Государственный исторический музей. Каталог]. М., 2003.
87. Христианство в странах Восточной, Юго-Восточной и Центральной
Европы на пороге второго тысячелетия. М., 2002.
88. Цивьян Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира. М., 1990.
89. Чиркович С. История сербов. М., 2009.
90. Чиркович С. Сербия. Средние века. М., 1996.
91. Шаферова Л.А. Города Сербского средневекового государства (XIII —
первая половина XV в.). Красноярск, 2002.
92. Шаферова Л.А. Котор XII — начала XV вв. Социально-экономические
отношения южнодалматинского города. Красноярск, 1990.
93. Шаферова Л.А., Чернова М.А. Аграрные отношения в Сербском средне-
вековом государстве в XII — первой половине XV в. Красноярск, 2009.
94. Широков О.С. Введение в балканскую филологию. М, 1990.
95. Этнические процессы в Центральной и Юго-Восточной Европе. М., 1988.
96. Этническое самосознание славян в XV столетии. М., 1995.
97. Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских
государств и народностей. М., 1987.
98. Языки мира: Славянские языки. М., 2005.
Сокращения
алб. — албанский. праслав. — праславянский.

болг. — болгарский. прим. — примечание.
букв. — буквально. раннеалб. — раннеалбанский.
в. — век. РГАДА — Российский государствен-
вв. — века. ный архив древних актов.
венг. — венгерский. рум. — румынский.
вост.-слав. — восточнославянский. с. — страница.
в т. ч. — в том числе. сб. — сборник.
вып. — выпуск. св. — святой.
г. — год. серб. — сербский.
гг. — годы. сл. — следующий, следующие.
греч. — греческий. слав. — славянский.
доп. — дополненный. см. — смотри.
др.-инд. — древнеиндийский. СПб. — Санкт-Петербург.
др.-рус. — древнерусский. ср. — сравни.
др. — другой, другие. стлб. — столбец.
ед. ч. — единственное число. ст.-слав. — старославянский.
изд. — издание. ст. ст. — старый стиль.
илл. — иллюстрация. т. — том, тома.
испр. — исправленный. табл. — таблица.
итал. — итальянский. т. д. — так далее.
кат. — каталожный. т. е. — то есть.
кн. — книга. т. н. — так называемый, так называемые.
комм. — комментарий. т. п. — тому подобный, тому подобные.
Л. — Ленинград. тур. — турецкий.
лат. — латинский. тыс. — тысячелетие.
М. — Москва. тюркск. — тюркский.
мак. — македонский. ум. — умер.
млн. — миллион. финно-угорск. — финно-угорский.
н. э. — наша эра. фрак. — фракийский.
нем. — немецкий. франц. — французский.
новогреч. — новогреческий. хорв. — хорватский.
ок. — около. цит. — цитировано.
осетинск. — осетинский. ч. — часть.
осн. — основан, основанный. эст. — эстонский.
перераб. — переработанный. юж.-слав. — южнославянский.
У Ч Е Б Н О Е И З Д А Н И Е
Павел Евгеньевич Лукин
СЛАВЯНЕ НА БАЛКАНАХ
Очерки
истории и культуры
Уч е б н о е п о с о б и е
Редактор Г. В. Кошелева
Оригинал-макет А. С. Старчеус
ИЗДАТЕЛЬСТВО «И НДРИК»
INDRIK Publishers has the exceptional right

to sell this book outside Russia
and CIS countries. This book as well as other INDRIK publications
may be ordered by
e-mail: nina_dom@mtu-net.ru
or by tel./fax: +7 495 959-21-03
Налоговая льгота —
общероссийский классификатор продукции (ОКП) — 95 3800 5
ЛР № 070644, выдан 19 декабря 1997 г.

Формат 6090 /16. Печать офсетная.
1
19,0 п. л. Тираж 500 экз.

Отпечатано с оригинал-макета
в ППП «Типография «Наука»
121099, Москва, Шубинский пер., 6
П. Е. Лукин
У
П. Е. Лукин
чебное пособие знако-
мит читателя с важней-
шими событиями и про-
цессами этнополитической
и культурной (в широком
Славяне НА БАЛКАНАХ
смысле) истории славянского
населения Балканского
полуострова в эпоху Сред-
невековья. Автор последова-
Славяне НА БАЛКАНАХ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

тельно рассматривает про-
блемы становления славян
как отдельной этноязыковой
общности и расселения
одной из ее ветвей на Балка-
нах, противостояния между
славянами и Византией и
Очерки
становления у балканских истории
славян самостоятельной
государственности, при- и культуры
нятия ими Христианства
и их конфессионально-
культурного размежевания
на участников, византийско-
го и латинского культурных
«кругов». Заключительные
разделы книги посвящены
проблемам османского пе-
риода в истории славянских
народов Балкан, включая
«деформации» их религи-
озно- и социокультурной
структуры.
Для специалистов-исто-
риков, преподавателей,
студентов и аспирантов,
изучающих историю сла-
вянских народов, а также
всех, интересующихся
историей славян и Балкан-
ского полуострова.

Indrik 2013 Lukin

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Indrik 2013 Lukin

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

П. Е.

Славяне НА БАЛКАНАХ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

МОСКВА «ИНДРИК» 2013

Допущено Учебно-методическим объединением

На обложке: Охридское озеро

Учебное пособие знакомит читателя с важнейшими событиями и

© Текст, П.Е. Лукин, 2013

I.1. Славяне в настоящем и прошлом: современные

II.1. Балканские земли накануне расселения славян. —

II.6. Начало новой эпохи. — II.7. Славяне на Балканах:

III.1. Славяне в Мисии. — III.2. Протоболгары на ру-

IV.1. Расселение сербов на Балканском полуострове. —

V.1. Расселение хорватов на Балканском полуостро-

VI.1. Славяне на Балканах: аккультурация и цивили-

VII.1. Византинизированное самодержавие и феодали-

8 VIII.1. Под знаком язычества. — VIII.2. Христиа-

IХ.1. «Османский мир». — IХ.2. Балканские земли и их

Х.1. Общая этнокультурная ситуация в балканских

Вместо заключения .............................................. 280

Избранная библиография ........................................ 283

В основе предлагаемой вниманию читателя кни-

необходимое дополнение к соответствующим курсам по оте-

привлечении фактического материала, неравномерность в его

В заключение хотелось бы выразить самую глубокую бла-

I.1. Славяне в настоящем и прошлом:

1 О становлении зарубежной и отечественной славистики см.: Лап-

I.1. Славяне в настоящем и прошлом: современные нации,

национальных империй — Австрийской (Австро-Венгерской),

Когда, где и при каких обстоятельствах эта общность офор-

I.2. Этногенез славян как научная проблема. — Эти во-

Обзор основных подходов к научному изучению феномена этничности

памятники лишь неславянского происхождения — по отноше-

5 О письменных и других памятниках, отобразивших начало славянской

Таким образом, непосредственные предки славян — носи-

7 О древних индоевропейцах, их языке, культуре, прародине и расселе-

К сожалению, памятники языка почти не поддаются абсо-

являются и термины «хлеб» (праслав. *хlebъ) и «плуг» (прас-

Сопоставив все это с физико-географической и исто-

1 Впрочем, в славистике известны и иные варианты лока-

I.4. Археология и проблема этногенеза славян. — Археоло-

8 Подробнее см.: Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян.

вают склонность к буквальному отождествлению археологи-

9 О том, как видится проблема славянского этногенеза с точки зрения

— лепная керамика (горшки) пражского типа;

11 О пшеворской культуре см.: Славяне и их соседи в конце I тысячелетия

вала огромную территорию в Северном Причерноморье —

Однако на многие вопросы, связанные с проблемой славян-

I.5. Этнос вообще. — Между тем, вопросы о самосознании и

12 О зарубинецкой и черняховской культурах см.: Славяне и их соседи в

любопытством. Для решения проблемы славянского этногене-

13 Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983. С. 49.

I.6. Ранние славяне как этнос. — Итак, общее этниче-

15 Подробнее см.: Иванов В.В., Топоров В.Н. О древних славянских этно-

— во-вторых, самоназвание венгров — мадьяр (венг. mag-

Все вышеизложенное побуждает поставить конкретный

28 I.7. Первые письменные известия о славянах. — Между

ная, и в самом деле представлял собой ранних славян19. При-

I.8. Античная наука о Центральной и Восточной Европе. —

21 Подробнее см.: Подосинов А.В. На закате Античности (источники

I.9. Славяне и венеды. — Между тем, касаясь положения дел

25 Свод древнейших письменных известий… Т. 1. С. 24—25, 39, 50—51.

Напротив, в традиционной восточнославянской картине

Еще важнее то, что сам термин «венеты/венеды» в русле