Сырых В.М. Логические основания общей теории права PDF

Институт законодательства
и сравнительного правоведения
при Правительстве Российской Федерации
В.М. СЫРЫХ
ЛОГИЧЕСКИЕ
ОСНОВАНИЯ ОБЩЕЙ
ТЕОРИИ ПРАВА
В двух томах
МОСКВА
Юридический Дом «Юстицинформ»
2001
Институт законодательства
и сравнительного правоведения
при Правительстве Российской Федерации
В.М. СЫРЫХ
ЛОГИЧЕСКИЕ
ОСНОВАНИЯ ОБЩЕЙ
ТЕОРИИ ПРАВА
Том 1
Элементный состав
2(е издание,
исправленное и дополненное
МОСКВА
Юридический Дом «Юстицинформ»
2001
УДК 340.01
ББК 67.0
С95
Книга издана в авторской редакции
Сырых В.М.
C95 Логические основания общей теории права: В 2 т. Т. 1: Элементный со(
став. — 2(е изд., испр. и доп. — М.: Юридический Дом «Юстицинформ»,
2001. — 528 с.
ISBN 5(7205(0399(4 (в пер.)
В книге впервые в отечественной и зарубежной юридической литературе предпри(
нята попытка раскрыть сложную, противоречивую взаимосвязь основных компонен(
тов общей теории права: предмета и объекта, философского и эмпирического осно(
ваний, а также теории и метода.
Углубленное изучение логического строя общей теории права позволило автору обо(
сновать взгляд, согласно которому данная фундаментальная отрасль правоведения
представляет собой единое, целостное образование и вопреки сложившимся у рос(
сийских правоведов представлениям не может быть расчленена на философию пра(
ва, социологию права и некую «теорию юридического профиля». В работе приводятся
дополнительные аргументы в пользу необходимости четкого отграничения предмета
общей теории права от ее объекта, а теории — от метода (приемов и способов) науч(
ного познания.
Книга предназначена для ученых(юристов, аспирантов и всех, кто интересуется на(
уковедческими, методологическими проблемами правоведения. УДК 340.01
ББК 67.0
© Сырых В.М., 2000

ISBN 5720503994 (в пер.) © Оформление. Юридический Дом «Юстицинформ», 2001
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ ............................................................................ 10
Раздел I.
ПРЕДМЕТ, ОБЪЕКТ И ТЕОРИЯ
КАК КОМПОНЕНТЫ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ПРАВА
Глава 1. Общая теория права как наука ..................................... 14
1.1. Является ли наукой общая теория права? .......................... 14
1.2. Философия науки о структуре науки .................................. 22
1.3. Откуда есть пошла общая теория права ............................. 33
Глава 2. Понятие предмета общей теории права ......................... 43

2.1. К истории исследований предмета общей
теории права ........................................................................ 43
2.2. Диалектический материализм о понятии
объективного закона ........................................................... 49
2.3. Об объективных законах общей теории права ................... 55
2.4. Правовые принципы как закономерности права ............... 63
2.5. О комплексных закономерностях общей теории права ..... 71
2.6. О генетической (исторической) связи
правовых явлений ................................................................ 76
2.7. О содержании предмета общей теории права..................... 91
Глава 3. Понятие объекта общей теории права ........................... 97

3.1. К истории исследований объекта общей теории
права .................................................................................... 97
3.2. Содержание объекта общей теории права ........................ 102
3.3. Понятие и виды юридической практики .......................... 115
Оглавление
Глава 4. Теория как компонент общей теории права .................. 128

4.1. Что в общей теории права есть теория? ............................ 128
4.2. К вопросу о логической структуре общей
теории права ...................................................................... 140
4.3. Форма общей теории права .............................................. 151
Раздел II.
ФИЛОСОФСКИЕ И ЭМПИРИЧЕСКИЕ
ОСНОВАНИЯ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ПРАВА
Глава 5 . Философские основания общей теории права ............. 164
5.1. Советская философия права: новая версия
метафизически истолкованной диалектики ..................... 164
5.2. Диалектический материализм как философия ................ 179
5.3. Почему, преломляя категории диалектики,
советские юристы наломали немало дров? ....................... 194
5.4. Принципы диалектической логики и их роль в развитии
теории права ...................................................................... 210
5.5. Вправе ли философия права претендовать на статус
теории познания права? .................................................... 227
5.6. Следует ли общей теории права пролонгировать
договор о дружбе и сотрудничестве
с историческим материализмом? ...................................... 250
5.7. О философии права, лишенной и софии, и права ........... 274
Глава 6. Эмпирическое основание общей теории права ............. 293

6.1. Понятие и структура эмпирического основания
общей теории права ........................................................... 293
6.2. Факт как вид научного эмпирического знания ................ 306
6.3. Воистину ли норма права истинна? ................................. 315
6.4. О системе эмпирических знаний в составе общей
теории права как науки ..................................................... 331
6.5. Почему социология права и в зрелом возрасте
не выходит из пеленок? ..................................................... 336
6.6. Как компаративисты, свободно ориентируясь
в правовой географии мира, уже 100 лет плутают
в трех соснах ...................................................................... 352
6
Оглавление
Раздел III.
МЕТОД ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ПРАВА
Глава 7. Методология системного анализа метода
общей теории права ......................................................... 359
7.1. Понятие метода общей теории права ............................... 359
7.2. О теоретической функции правовых понятий
и категорий общей теории права ....................................... 368
7.3. О принципах системного анализа метода общей
теории права ...................................................................... 383
Глава 8. Методы эмпирического познания объекта

8.1. Методы сбора и изучения эмпирических фактов ............. 391
8.2. Методы систематизации единичных фактов
(качественный анализ) ...................................................... 407
8.3. Методы количественного анализа единичных фактов .... 420
8.4. Объяснение единичных и обобщенных фактов ............... 428
Глава 9. Методы теоретического познания предмета

9.1. Восхождение от конкретного к абстрактному
как способ образования правовых понятий ...................... 436
9.2. Проблемы системно<структурного познания права ........ 452
9.3. Метод восхождения от абстрактного к конкретному ....... 467
Глава 10. Логическая структура метода общей теории права ..... 484
10.1. Гносеологическая природа теоретического
(логического) метода общей теории права ....................... 484
10.2. Об историческом и прогностическом методах как компо<
нентах метода общей теории права ................................... 494
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ............................................................. 503
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ, ИСПОЛЬЗОВАННОЙ

ПРИ НАПИСАНИИ МОНОГРАФИИ ............................ 507
7
СЫРЫХ ВЛАДИМИР МИХАЙЛОВИЧ — доктор юридических наук,
профессор, родился 27 июля 1941 г. в Алтайском крае. В период с 1966
г. по 1969 г. обучался в аспирантуре очного обучения ВЮЗИ (Всесоюз(
ного заочного юридического института) в г. Москве. Под руководством
А.М. Васильева подготовил и в мае 1970 г. защитил кандидатскую дис(
сертацию по теме: «Структура, система, генезис как элементы исто(
рического и логического познания права». С июля 1970 г. и по настоя(
щее время работает в Институте законодательства и сравнительного
правоведения при Правительстве Российской Федерации. С ноября
1992 г. возглавляет отдел социологических проблем реализации зако(
нодательства. В июне 1995 г. защитил докторскую диссертацию в фор(
ме научного доклада по теме «Метод общей теории права». В июле
1996 г. получил аттестат профессора.
В.М. Сырых — автор более 200 публикаций, в том числе четырех
монографических работ и учебных пособий. Палитра научных интере(
сов автора достаточно разнообразна и не ограничивается только сфе(
8
рой общей теории права. В числе основных итогов, результатов науч(
ных исследований В.М. Сырых, где наиболее полно проявился твор(
ческий потенциал автора, можно выделить исследования и работы по
следующим проблемам:
методологические проблемы общей теории права и правове'
дения в целом. По этой тематике подготовлены и успешно защище(
ны кандидатская и докторская диссертации, издана монография «Ме(
тод правовой науки: основные элементы и структура» (М.,1980. —
10 авт. л.), опубликовано более 40 материалов в центральных юриди(
ческих журналах СССР и Российской Федерации, коллективных моно(
графиях, ученых труда Института законодательства и сравнительного
правоведения и других изданиях;
проблемы законотворческой деятельности государства, за'
конодательной техники и технологии, истории развития россий'
ского государства и права. В числе основных работ по этим пробле(
мам можно выделить «Теорию государства и права» (М.,1998. —
32 авт. л.), «Историю государства и права России: советский и совре(
менный период» (М., 1999. — 30,5 авт. л.), «Основы правоведения» (М.,
1997. — 14 авт. л.), «Законотворческие ошибки: понятие, виды, пути
выявления и исправления» (В кн.: Российское законодательство: про(
блемы и перспективы. — М., 1995);
социологические проблемы правоведения, теория и методо'
логия изучения эффективности норм права, прогнозирования
эффективности норм права, проведения конкретных социально'
правовых исследований, рассмотренные, в частности, в сборниках
«Эффективность закона (методология и конкретные исследования)».
(М., 1977); «Закон и общественное мнение». (М., 1994); «Методоло(
гия и методика прогнозирования эффективности действия правовых
норм». (М. 1986) и др.;
проблемы совершенствования и развития образовательного
законодательства Российской Федерации. Так под редакцией и при
непосредственном участии В.М. Сырых подготовлены «Комментарий
к Федеральному закону «О высшем и послевузовском профессиональ(
ном образовании» (М., 1998. — 23 авт. л.); учебное пособие «Образо(
вательное право» (М.–Уфа, 1999. — 7 авт. л.); «Обзор и анализ законо(
дательства в области образования Российской Федерации» (М.–Уфа,
1999. — 2 авт. л.) и др.
В.М. Сырых принимает активное участие в подготовке научно(прак(
тических работ, комментировании действующего законодательства,
пропаганде правовых идей и знаний среди населения. Так, он является
соавтором «Комментария к Конституции Российской Федерации» (2(е
издание. — М., 1996), «Комментария к Кодексу законов о труде Россий(
ской Федерации» (2(е издание. — М.,1998), имеет ряд публикаций в
прессе (в журнале «Крокодил», газетах «Известия», «Неделя» и др.)
9
ВВЕДЕНИЕ
Книга ориентирована прежде всего на молодого читателя, ко<

торый находится на распутье и ему приходит в голову праздная
мысль, скорее всего «от лукавого»: «А не заняться ли мне нау<
кой?» В отличие от А.П. Чехова, рекомендовавшего укрощать тягу
ребенка к писательству ежедневным его битьем розгами и стро<
гим наказом «Не пиши, не пиши», мы находим более современ<
ный и демократичный способ формирования установок на не<
приятие науки.
Рекомендуем прочесть эту книгу. Она одинаково будет полез<
на и тем, чей интерес к науке недостаточно устойчив, и тем, кто
не видит себя иначе как в роли первооткрывателя «белых пятен»
общей теории права. Сразу же заверим, что таких пятен в данной
науке предостаточно. Важно, чтобы, затушевывая пятна, не зак<
расить ее действительного, истинного знания.
Основной замысел работы — показать общую теорию права
как сложное системное образование, состоящее из шести элемен<
тов: предмета, объекта, философского и эмпирического основа<
ний, теории и метода. Закономерная, объективная связь между
этими компонентами образует логическую структуру (строй) об<
щей теории права. И тот, кто всерьез думает заниматься наукой,
проблемами общей теории права, должен с самого начала осоз<
навать, насколько сложна и трудна сфера, в которой он желает
проявить себя как творческая личность. И данная книга может
стать ему чем<то вроде абриса пути к научной истине.
В современных условиях, когда все лежащее на поверхности уже
открыто по десятому разу, каждый шаг вперед становится возмож<
ным лишь при условии творческого освоения наличных знаний в
области правоведения, философии и других наук и, самое главное,
с учетом законов, по которым развивается и функционирует наука.
Уповать на конституционное право свободы слова и мысли как един<
ственное основание и надежный гарант плодотворного научного
творчества могут лишь люди, мало что мыслящие в науке.
10
Введение
Книга окажет неоценимую помощь и тем, кто еще раздумы<

вает о разумности и целесообразности прочного марьяжа с нау<
кой. Удостоверившись в том, насколько высоки ее запросы к
претенденту на руку и сердце и какой капризной, ревнивой и не<
доступной она может быть сама, читатель сможет выработать у
себя стойкую аллергию к научной деятельности и поищет своего
счастья в лоне более доступной и менее капризной юридической
практики.
Необходимость специального исследования логико<методо<
логических проблем общей теории права и правовой науки в це<
лом обусловливается также современным бытием самой науки,
состоянием научных исследований в этой сфере.
Во<первых, логико<методологический раздел общей теории
права, как и правоведения в целом, значительно отстает от уров<
ня теоретического «освоения» права, его закономерностей и не в
полной мере учитывает современную философскую трактовку ло<
гико<гносеологических проблем научного познания. Юристы по<
прежнему отождествляют предмет и объект науки, теорию и ме<
тоды ее познания, верят в могущественную силу системно<струк<
турного подхода, а наиболее передовые умы — в синергетику, пре<
дается забвению системная связь методов научного познания, и
каждый отдельно взятый специальный или частный метод непре<
менно возводится в ранг теоретического, способного раскрыть
объективные закономерности и образовать самостоятельную от<
расль правоведения.
Между тем если раньше недостаточный уровень методологи<
ческих исследований в сфере правовой науки в значительной сте<
пени компенсировался способностью исследователя интуитив<
но следовать логике предмета изучения и получать новые объек<
тивно<истинные знания, то в современный период, характери<
зующийся достаточно высоким уровнем развития данной науки,
интуиции становится явно недостаточно. Все острее ощущается
потребность в знаниях о том, каким требованиям должна удов<
летворять общая теория права как система теоретических знаний
и какими путями, способами можно достичь такого уровня зна<
ний. И если краснодеревщик с помощью топора не способен со<
здать высококачественную мебель, то юристы тем более не могут
позитивно решить современные проблемы общей теории права,
соотнесенные с глубинными закономерностями права, без овла<
дения современным методологическим инструментарием.
11
Введение
Проведенные в последние десятилетия учеными<юристами

России исследования методологических проблем правоведения
убедительно доказали их жизненность, плодотворность и необ<
ходимость. Все наиболее ощутимые результаты в развитии пра<
вовой науки, которые может себе поставить в заслугу юридичес<
кая мысль 60–90<х гг., были достигнуты благодаря использова<
нию новых или существенной модификации традиционных ме<
тодов познания, и в первую очередь конкретно<социологичес<
ких и статистических методов, сравнительно<правового приема,
методов, обеспечивающих применение современной вычисли<
тельной техники для решения задач правовой науки и практики.
Именно с помощью этих методов удалось преодолеть догматизм
и схоластику советского правоведения, которыми оно страдало
в 30–50<х гг., расширить эмпирическую базу научных исследо<
ваний, осуществить углубленный анализ механизма социально<
го действия права, разработать и внедрить методологию изуче<
ния эффективности норм права, расширить тематику компара<
тивистских исследований зарубежного законодательства, ис<
пользовать современную вычислительную технику для создания
информационно<поисковых систем по законодательству.
Во<вторых, конституционная свобода мысли и слова рядом
российских правоведов воспринимается как свободное парение
мысли в каком угодно направлении и с каких угодно методоло<
гических позиций. С легкостью необыкновенной подвергаются
сомнению очевидные и общепризнанные истины, а вместо них
из анналов, а точнее отвалов, истории правовой науки откапыва<
ются, поднимаются на щит, реанимируются давно отвергнутые
юристами несостоятельные идеи. Между тем действительная сво<
бода юриста<теоретика, как и любого иного исследователя, пред<
ставляет собой его несвободу, обязанность неукоснительно сле<
довать только тем путем, который ведет к объективно<истинно<
му знанию. А чтобы не сбиться с этого пути, уметь отличать зер<
на от плевел, нужен четкий план пути движения к новым знани<
ям и надежное средство передвижения. Все это способен обеспе<
чить только надежный, соответствующий современному уровню
развития науки метод теоретического познания права.
В<третьих, «бум» методологических исследований советских пра<
воведов, который наблюдался на протяжении 20 с лишним лет (со
второй половины 60<х до конца 80<х гг.), не получил достойного за<
вершения. Был подготовлен ряд монографий, сборников статей по
12
Введение
проблемам методологии познания права, где содержалось немало

оригинальных, заслуживающих внимания идей и положений. Одна<
ко фундаментального труда, который бы подвел итоги титанической
работы советских юристов в этой сфере, собрал воедино оригиналь<
ные подходы и представил бы системное решение проблем методо<
логии познания права конца ХХ в., не получилось. Попытки
В.М. Чхиквадзе подготовить трехтомный курс по этим проблемам не
получили поддержки у руководства «флагмана» тех лет — Института
государства и права АН СССР — и все закончилось традиционной
для тех лет полумерой. Коллектив, собранный по преимуществу из
маститых авторов, сумел опубликовать лишь сборник статей «Мето<
дологические проблемы советской юридической науки». (190. Здесь
и далее ссылки на источники оформляются следующим образом: первая
цифра соответствует номеру источника, помещенного в списке испольF
зованной литературы, приведенном в конце монографии; вторая цифра
обозначает страницы, где находится соответствующее положение, циF
тата. Если издание является многотомным, то дополнительно указываF
ются сведения о томе, к которому дается отсылка.) И если сегодня не
сделать того, что надлежало завершить еще вчера, значит, утратить
то многое позитивное, что было отражено в многочисленных и раз<
розненных публикациях советских правоведов по вопросам методо<
логии познания права.
В<четвертых, автор желал бы реализовать и собственные твор<
ческие замыслы. Его первые шаги в науке были связаны с мето<
дологическими проблемами правоведения. Занимаясь ими от слу<
чая к случаю на протяжении 30 с лишним лет, автор хотел бы за<
вершить свой научный путь, вернувшись к его истокам. Тем бо<
лее что сегодня поле методологических проблем, некогда плотно
заполненное исследователями, оказалось на редкость свободным.
Книга представляет собой первый том задуманного труда. В ней
рассматривается системное строение общей теории права как на<
уки и как теории, т.е. особого ядра, наиболее глубинной системы
знаний о праве, его закономерностях.
Второй том планируется посвятить проблемам реального бы<
тия общей теории права, или, как теперь принято говорить, науки
в действии, уделив первостепенное внимание процессам проведе<
ния правовых исследований, специфике правопознания, механиз<
мам перехода от старых знаний к новым теоретическим знаниям.
13
Раздел I.
ПРЕДМЕТ, ОБЪЕКТ И ТЕОРИЯ
КАК КОМПОНЕНТЫ
ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ПРАВА
Глава 1.
Общая теория права как наука
1.1. Является ли наукой общая теория права?

Для российских правоведов вопрос, вынесенный в заголовок,
покажется странным и надуманным, а позитивный ответ на него
единственно возможным. «Марксистско<ленинская теория госу<
дарства и права есть наука», — утверждал А.И. Денисов в 1948 г. в
первых строках своего учебника «Теория государства и права» (94.
С. 3, 4). В истинности подобного утверждения не сомневались
О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородский в 1961 г. (118. С. 6), равно как
и авторы курса «Марксистско<ленинская общая теория государ<
ства и права» в 1970 г. (4. Т. 1. С. 9–23).
Эту же мысль без каких<либо колебаний и сомнений прово<
дил в своих работах и лауреат Государственной премии СССР
С.С. Алексеев в 70–80<х гг. Правда, впоследствии он будет слезно
каяться и посильно очищаться от марксизма, но это будет потом.
Пока же С.С. Алексеев находится под обаянием марксизма<ле<
нинизма и твердо верит в то, что «марксистско<ленинская общая
теория права представляет собой основанную на марксизмелени
низме систему объективно верных, обобщенных теоретикомето
дологических знаний о правовой действительности» (15. Т. 1. С. 13).
А одно из основных достоинств теории он видит в том, что она
«поднялась на уровень подлинной науки, раскрыла глубинные
закономерности права» и «приобрела значение теоретико<мето<
дологической науки» (15. Т. 1. С. 14).
Не вызывает какой<либо критики тезис о признании общей
теории права наукой и в настоящее время, в конце ХХ столетия.
Так, А.Б. Венгеров уверяет своих читателей в том, что теория го<
сударства и права является «общетеоретической частью юриди<
ческой науки» и представляет собой систему объективных зна<
14
Глава 1. Общая теория права как наука
ний о наиболее общих закономерностях возникновения, разви<

тия и функционирования государства и права, а также органи<
чески связанных с ними и сопутствующих им иных социальных
явлениях и процессах (59. С. 12).
Единодушие российских правоведов, с которым они утверж<
дают научный характер общей теории права, ее безусловную при<
надлежность к системе научных знаний, сохраняется лишь на аб<
страктном уровне. Когда же речь заходит о действительном со<
держании данной отрасли правоведения, то от этого единодушия
остаются, как говорится, «ножки да рожки». Каждый автор по<
своему видит и интерпретирует систему знаний, отражающих,
опосредствующих предмет общей теории права. Расхождения ох<
ватывают не только частные, периферийные вопросы теории, но
и ее суть, ядро, связанное с определением сущности и социаль<
ной природы права как тотальной целостности, как одного из
ведущих компонентов социальной реальности, человеческого
общежития.
Эти расхождения начинаются с того самого момента, когда
российские правоведы прочно усвоили тезис об общей теории
права как науке, продолжающей и творчески развивающей
марксистско<ленинское учение о праве. Официальное грехо<
падение состоялось 16 июля 1938 г., когда на первом Всесоюз<
ном совещании по вопросам науки советского права и госу<
дарства Прокурор СССР А.Я. Вышинский предложил юрис<
там понимать право как совокупность правил поведения, вы<
ражающих волю господствующего класса, установленных в за<
конодательном порядке, а также обычаев и правил общежи<
тия, санкционированных государственной властью, примене<
ние которых обеспечивается принудительной силой государ<
ства в целях охраны, закрепления и развития общественных
отношений и порядков, выгодных и угодных господствующе<
му классу (66. С. 85).
С небольшими изменениями это определение права домини<
рует в российском правоведении и по настоящее время. Нередко
подобная трактовка права приписывается К. Марксу и Ф. Эн<
гельсу на том основании, что в одном из их произведений содер<
жалась следующая фраза о буржуазном праве: «Ваше право есть
лишь возведенная в закон воля вашего класса, воля, содержание
которой определяется материальными условиями жизни вашего
класса» (3. Т. 4. С. 443).
15
Раздел I
Между тем это явное недоразумение. Основатели марксизма,

будучи последовательными диалектиками, никогда не разделя<
ли позитивистских трактовок права. Их понимание права было
принципиально иным. И в приведенной цитате они не давали
определения права. Наоборот, утверждали, что в условиях бур<
жуазного общества, как и в любом ином классовом обществе,
подлинного права нет и быть не может. То, что понимается бур<
жуазией как право, в действительности «лишь возведенная в за<
кон воля вашего класса».
Признание советскими юристами обусловленности воли ма<
териальными, экономическими отношениями общества, одна<
ко, не устраняло основных пороков позитивистского правопо<
нимания ни в теории, ни в практической деятельности. В первые
десятилетия советская власть возводила в ранг права явный про<
извол, грубейшим образом нарушала права советских граждан, а
правовая наука освящала этот произвол, выдавая его за самые что
ни есть демократические права и свободы. Словом, «марксистс<
кое» понимание права не давало никаких гарантий того, что со<
ветские законы содержали только право и ничего кроме права.
Воля класса обусловлена своей материальной основой не пря<
мо и непосредственно, а через сложную систему социальных яв<
лений и их связей. Без выявления этой закономерной связи верно
констатируемая зависимость воли от ее материальной основы ос<
тается абстракцией, которая не меняет сущности позитивистской
трактовки права. Поэтому советские юристы были марксистами
по преимуществу в собственном воображении, больше говорили
о материальной обусловленности права, чем реально ее исследо<
вали.
В советском варианте общей теории права влияние марксиз<
ма более или менее явственно ощущалось лишь при трактовке
вопросов, связанных с причинами и закономерностями возник<
новения права, его историческим развитием, типологией и клас<
совой природой. Остальные проблемы общей теории права (ис<
точники, система права, правоотношения, реализация права, пра<
вонарушение, юридическая ответственность и др.) интерпрети<
ровались с традиционных позитивистских позиций, основанных
на главном постулате позитивизма, что позитивный закон и есть
действительное, единственно возможное реальное право.
Но можно ли такое эклектическое соединение марксизма с по<
зитивизмом, конгломерат принципиально противоположных
16
правовых учений всерьез воспринимать и выдавать за подлинную

науку, за систему объективных, подлинно научных знаний о пред<
мете общей теории права? Советские авторы не только полагали,
что можно, но и неукоснительно верили в это. Они были глубоко
убеждены в том, что стоят на передовых рубежах правовой науки
и искренне жалели своих буржуазных коллег, чьи взгляды «в силу
классово<эксплуататорской ограниченности и методологической
несостоятельности представляли и представляют собой ныне по
своей сущности либо откровенные реакционные учения, либо
научные дисциплины чисто эмпирического типа, некоторые по<
зитивные результаты которых, впрочем, и здесь искажаются со<
циальными и гносеологическими пороками правоведения эксп<
луататорского общества» (15. С. 14–15).
Но в конце ХХ в. оценка научной значимости марксистско<
ленинской общей теории права существенно корректируется. Так,
Ф.М. Раянов полагает, что «до недавнего времени в СССР и дру<
гих соц. странах теория государства и права называлась марксис<
тско<ленинской наукой и полностью основывалась на идеоло<
гии. По существу она перестала быть наукой, потому что одно<
сторонне была подчинена интересам социалистического и ком<
мунистического строительства» (273. С. 4).
В негативном восприятии общей теории права, разработан<
ной советскими правоведами, Ф.М. Раянов отнюдь не одинок.
В 90<х гг. российское правоведение вступило в новую фазу своего
развития. Официальной гегемонии марксистской теории права в
умах российских правоведов пришел конец. Большинство ее адеп<
тов, как правило из числа тех, кто наиболее рьяно отстаивал чис<
тоту марксистско<ленинского видения проблем права, активно и
бескомпромиссно боролся со всяким инакомыслием, сегодня ока<
зались в стане столь же бескомпромиссных критиков. Некогда бла<
гочестивые адепты марксистской теории права бросают в пред<
мет своего многолетнего обожания и поклонения не то что кам<
ни, а целые булыжники.
Сползание российских правоведов с марксистских позиций
было тихим и будничным. Не было бурных дискуссий, «круглых
столов» и застолий, диспутов, организуемых правофланговым
российской юридической прессы — журналом «Государство и
право», и иных научно<практических мероприятий, проводимых
в целях консолидации лучших теоретических умов для преодо<
ления марксизма в российском правоведении и формирования
17
Раздел I
основ новой, современной и конечно же подлинной науки — об<

щей теории права. Но тем не менее процесс шел достаточно ин<
тенсивно, и сегодня можно выделить три основных подхода к оцен<
ке научности марксистской теории права как в ее первозданном
виде, так и в позитивистской версии, созданной советскими пра<
воведами: компромиссный, реформистский и радикальный.
Сторонники компромиссного подхода признают, что маркси<
стское видение сущности права, закономерностей его развития в
значительной степени устарело, превратилось в догму и подле<
жит пересмотру. Вместе с тем в марксизме имеются и положи<
тельные суждения и выводы, «сохраняющие свое значение и для
наших дней. Поэтому отвергать их с «порога» так же глупо, как и
слепо исповедовать». Соответственно следует отклонять попыт<
ки объявить все марксистское учение ложным (224. С. 6; 340. С. 8).
Реформаторы настроены более решительно и настаивают на
коренном пересмотре марксистской теории права как в ее дев<
ственном виде, так и советской позитивистской версии.
Так, А.Б. Венгеров убежден в том, что в современных усло<
виях «происходит отказ от ограничений и догм марксистско<
ленинского этапа развития общественной науки… Такие, каза<
лось бы, неоспоримые на предыдущем этапе его положения и
догмы, как вывод об определяющем классовом факторе в воз<
никновении государства и права, о прямой связи государства и
права с общественно<экономической формацией, о последова<
тельной смене типов государства — от рабовладельческого к со<
циалистическому — и о социалистическом типе как высшем,
об «отмирании» государства и права и ряд других, не выдержа<
ли испытание временем, оказались несостоятельными и утопи<
ческими» (59. С. 16–17).
С не меньшим пренебрежением Анатолий Борисович отно<
сится и к методологии общей теории права. По его мнению, «око<
стеневавшая и догматически толкуемая марксистско<ленинская
методология, которая лежала в основе всех монографий, учеб<
ников и учебных пособий по теории государства и права, уже не
могла быть использована для познания и объяснения новых го<
сударственно<правовых явлений и процессов» (59. С. 5).
И нужно ли удивляться тому, что задача перехода «к одному
из немарксистских направлений научного изучения государства
и права» признается единственно возможным выходом из такой
тупиковой ситуации (59. С. 16)! Правда, не уточняется, к какому
18
именно берегу следует плыть и какого курса держаться. Главное,

чтобы отойти от марксизма.
Представители третьего, радикального подхода полагают, что
ни та, ни другая теории никогда не были подлинной наукой, а
потому никакой реставрации, доработке не подлежат. Российс<
кие правоведы должны создать новую теорию права, которая бы
отвечала современным реалиям и показывала оптимальные пути
правового строительства и развития общества в начале третьего
тысячелетия.
Наибольшие успехи в этом направлении достигнуты В.С. Нер<
сесянцем. Суть его критики марксизма и новой теории права из<
ложена в монографии «Философия права» (216). Основной па<
фос критики марксизма сводится к доказательству того, что мар<
ксизм как теория полностью себя исчерпал и в современных ус<
ловиях ничего позитивного дать не может.
Законодательство при социализме, построенном по рецептам
Маркса, является не чем иным, как неправовым законодатель<
ством. «Соответственно и у так называемого «социалистического
права» отсутствует минимально необходимое качество права, пред<
ставленное в правовом принципе формального равенства и сво<
боды индивидов» (216. С. 34). Однако подобный характер социа<
листического права обусловливается не ошибками, допущенны<
ми при строительстве социализма в СССР, а прямо и непосред<
ственно вытекает из самой марксистской теории, отражает ее суть.
«Что же касается социализма советского образца, — уверяет
В.С. Нерсесянц, — то это самый настоящий пролетарско<комму<
нистический, последовательно марксистско<ленинский, а пото<
му и сталинский, единственно возможный антикапиталистический
социализм. Он представляет собой полную реализацию до логи<
ческого конца основной идеи коммунистически ориентирован<
ного социализма — отрицания частной собственности. Поэтому
и можно уверенно сказать: ни другого по своей сути социализма,
ни коммунизма как такового нет и не может быть. В этом прежде
всего и состоит всемирно<историческое значение опыта нашего
социализма» (216. С. 327).
Достойно заменить марксистско<ленинскую теорию права и
ее советскую версию, по мнению В.С. Нерсесянца, может раз<
работанная им либертальная теория права, в основе которой
лежит представление о праве как всеобщей и необходимой сво<
боде людей.
19
Раздел I
Итак, на место марксизма претендует принципиально новая и,

как уверяет автор, весьма перспективная теория права. Первый
грач, как водится, весны не делает, но все же ее открывает. При<
мер заразителен. Легкость, с которой В.С. Нерсесянц низверг идо<
ла советских правоведов, несомненно подвигнет и других авторов
на коренное реформирование общей теории права, поэтому в са<
мое ближайшее время можно ожидать уже караван новых теорий
права, претендующих на последнее слово в науке.
Несомненно, каждый автор искренне верит в свои идеи. Ис<
следователь, являющий юридической общественности положе<
ния, в которые сам не верит, считает их научной мифологией и
заблуждением, предстает обыкновенным шарлатаном, обманщи<
ком и проходимцем в науке.
Но автор может и добросовестно заблуждаться в оценке науч<
ной значимости своих работ и полученных научных результатов,
переоценивать их значение в развитии правовой науки, прини<
мать за науку положения, лежащие за ее пределами. Завышенная
оценка своих любимых детищ вообще удел всех родителей. Кто
из нас не переоценивал качества своего ребенка, не видел в нем
больших способностей и талантов при их полном отсутствии либо
весьма скромных творческих потенциях?
Но как быть читателям? Не могут же они всерьез на веру вос<
принимать уверения автора в том, что его научные положения и
выводы и есть подлинная наука, ее последнее слово? Получает<
ся, что современный юрист либо иной специалист, желающий
углубить свои познания в области общей теории права, должен
предварительно решить проблему выбора теории, способной на
должном научном уровне освещать закономерности функциони<
рования и развития права.
Словом, возникает ситуация, которую образно и четко выра<
зил еще А.С. Пушкин, сказав: «Кого ж любить, кому же верить,
кто не изменит нам один?» Поставленную таким образом про<
блему великий поэт решил достаточно просто, порекомендовав:
«Трудов напрасно не губя, любите самого себя, достопочтенный
мой читатель». Этот совет заслуживает внимания при условии,
что лицо, делающее выбор, уже обладает достаточными позна<
ниями в области общей теории права и способно само генериро<
вать научные знания. Но как быть тому, кто находится в положе<
нии ищущего истину и не способен еще отличить плодоносную
теорию от пустоцвета, кто за громкими и привлекательными фра<
20
зами о формальном равенстве, свободе и всеобщем добре не ви<

дит их научной и практической бесперспективности?
Вообще<то правоведение должно само обосновывать свой на<
учный статус и содержать развитый перечень критериев, руко<
водствуясь которыми, можно было бы вполне удовлетворитель<
но отличать научное знание о праве от всех иных форм правово<
го сознания и сознания вообще. Более того, такие критерии дол<
жны бы стать если не настольной книгой каждого ищущего ис<
тину в праве, то по крайней мере неотъемлемой частью его мето<
дологических принципов и правил познания предмета правове<
дения. Ибо весьма трудно заниматься научной деятельностью, не
имея сколько<нибудь четких представлений о требованиях, ко<
торым должны удовлетворять конечные результаты такого вида
деятельности.
К сожалению, этому важнейшему направлению научных ис<
следований ученые<юристы не уделяли надлежащего внимания.
Несерьезный подход советских юристов к столь серьезному воп<
росу научной рефлексии в какой<то мере можно объяснить их
самоуверенностью, самоуспокоенностью, вытекающей из пре<
тензий советского правоведения на роль наследника и достой<
ного продолжателя подлинной научной марксистско<ленинской
теории права. В этих условиях казалось, что любой вывод совет<
ского правоведа, подкрепленный одной или несколькими цита<
тами из работ основоположников, и является последним что ни
на есть подлинно научным словом о праве. Все, что лишено опо<
ры на цитаты из классиков или решения очередного съезда партии
либо пленума ее Центрального Комитета, — это от лукавого, ан<
тинаучно и за пределами марксистско<ленинского правоведения.
Сейчас иные времена. Надежный компас верного движения
советских правоведов в лабиринтах научного и ненаучного зна<
ния не оправдал возлагавшихся на него надежд. Как уже говори<
лось, советские правоведы были больше позитивистами, чем мар<
ксистами. И в нынешних условиях, когда имеется множество кон<
курирующих учений о праве, каждое из которых претендует на
последнее слово в науке, без четкого осознания требований к под<
линно научному знанию о праве уже не обойтись в процессе на<
учного творчества и при оценке наличных теоретико<правовых
знаний. Но такие критерии пока что отсутствуют.
В этой ситуации нет иного выхода, как обратиться к философ<
скому понимаю науки, ее специфическим признакам как одной
21
Раздел I
из форм общественного сознания, отличающим науку от религии,

философии, мифологии, а также актов обыденного сознания. Ибо
правоведение, будучи одной из важнейших отраслей обществоз<
нания, выступает таковой в той мере, в какой оно удовлетворяет
общим требованиям, предъявляемым к любому научному знанию
независимо от его предметной принадлежности к философским,
математическим, естественным или социальным наукам.
1.2. Философия науки о структуре науки

Закономерности становления, развития науки, ее структуры
как специфического феномена социального бытия интенсивно
изучаются в рамках особого философского направления, охва<
тываемого понятием «философия науки». В рамках этого направ<
ления наиболее заметные успехи были достигнуты такими круп<
ными философскими школами, как неокантианство, позитивизм
и неопозитивизм, критический рационализм, а также советски<
ми философами. Поскольку среди различных философских школ
и направлений не имеется единого понимания науки, ее струк<
туры и закономерностей, то нам не остается ничего иного, как
изложить традиционные для российского правоведения взгляды
российских философов в области философии и методологии на<
учного познания.
Современные исследования российских философов в этой
сфере характеризуются попытками органически сочетать диалек<
тико<материалистическое понимание науки как одной из форм
общественного сознания с осмыслением достижений других фи<
лософских школ в области анализа научного знания и с учетом
современного состояния науки, способов ее функционирования
и воздействия на практику и другие сферы социального бытия.
Наука рассматривается как сложный саморегулирующийся ме<
ханизм, ориентированный на дальнейшее углубление и развитие
знаний о закономерностях природы, общества или мышления.
При этом выделяются два взаимосвязанных аспекта науки: 1) си<
стема научных знаний; 2) деятельность ученых, направленная на
приращение, получение новых научных знаний, на дальнейшее
развитие науки.
Например, «Философский словарь» определяет науку как сфе<
ру исследовательской деятельности, направленной на производ<
ство новых знаний о природе, обществе и мышлении и включа<
ющей в себя все условия и моменты этого производства: ученых с
22
их знаниями и способностями, научные учреждения, эксперимен<

тальное оборудование, методы научно<исследовательской работы,
а также всю сумму наличных знаний, выступающих в качестве либо
предпосылки, либо средства, либо результата научного производ<
ства (365. С. 303–304).
Одновременно философы да и представители конкретных
наук нередко рассматривают науку только как систему налич<
ных знаний либо только как деятельность по получению науч<
ных знаний.
Так, А.М. Минасян утверждал, что наука — это не сумма го<
товых знаний, а прежде всего процесс их производства, направ<
ленный как на воспроизводство научных знаний, так и на удов<
летворение непосредственных потребностей практики (196.
С. 182). Среди российских правоведов, наоборот, преобладает
взгляд на правовую науку как на систему знаний и упускается
из виду ее второй аспект — научная деятельность. Практически
все, в том числе и современные учебные издания, определяют
теорию государства и права как науку, содержащую знания о
государстве и праве.
М.Н. Марченко отходит от традиционной трактовки содер<
жания данной науки, дополняет ее статический аспект динами<
ческим, но всю динамику почему<то сводит лишь к критике «ме<
тодологических позиций и выводов одной научной школы с ме<
тодологических позиций другой» (339. С. 12). Анализ же про<
цедур, способов получения и применения наличных знаний в
познавательной деятельности остается за пределами предмета
данной науки.
И как следствие одностороннего подхода к содержанию пра<
вовой науки ее методологические исследования сводились по пре<
имуществу к анализу наличных знаний, систематизации поня<
тий общей теории права и теории государства, выявлению взаи<
мосвязи категорий диалектики и понятий правовой науки. Сам
же познавательный процесс выведения понятий и категорий и
иных научных знаний, этапы, стадии, процедуры и другие воп<
росы исследовательской деятельности юристов изучались бесси<
стемно, как правило, в связи с другими методологическими про<
блемами правоведения. В результате, как мы уже убедились, юри<
сты не имеют даже надежных критериев отличения подлинно
научных знаний от иных результатов познавательной деятельно<
сти. Далеко не все российские правоведы оказались готовыми и к
23
Раздел I
правильной оценке современной ситуации, когда на повестку дня

стал вопрос о смене марксистско<ленинской парадигмы в право<
вой науке и использовании достижений зарубежных юристов в ис<
следовании политико<правовых явлений и процессов современ<
ной России.
Поскольку правовая наука, как и любая иная система науч<
ного знания, представляет собой органическое единство ста<
тики (итог, результат познания) и динамики (деятельности,
обеспечившей эти наличные знания, а равно и деятельности по
использованию наличных знаний для движения к новым науч<
ным результатам), то любая трактовка ее содержания без учета
органической связи названных частей будет неполной и одно<
сторонней.
Науку следует отличать от других тесно связанных с ней форм
сознания, и прежде всего обыденного сознания.
Познание выступает необходимым условием всей жизни и де<
ятельности человека, успешного принятия им повседневных мно<
гочисленных и многообразных решений и их воплощения в кон<
кретных делах и поступках с целью удовлетворения собственных
материальных и духовных потребностей. Эти познавательные
акты осуществляются человеком на основе собственного жизнен<
ного опыта и здравого смысла и являются актами обыденного соF
знания. «Здравый человеческий рассудок, — полагал Ф. Эн<
гельс, — весьма почтенный спутник в четырех стенах домашнего
обихода» (3. Т. 19. С. 204).
На уровне обыденного сознания представляется возможным
правильно отражать отдельные стороны, признаки реально суще<
ствующих процессов и явлений, определять пути и способы дос<
тижения поставленных целей, принимать иные волевые решения.
Однако на этом уровне познающий субъект не может объяснить
надлежащим образом причины возникновения, существования
или изменения наблюдаемых им процессов и явлений, а также
раскрыть закономерности природы, общества или мышления.
Задачи, которые оказываются не по силам обыденному созна<
нию, успешно решаются наукой. А.И. Ракитов называет следую<
щие шесть основных признаков науки.
1. Наука есть знание, зафиксированное в определенной сис<
теме знаков, построенной на основании точных правил.
2. Следовательно, наука всегда фиксируется в максимально оп<
ределенном (для каждого исторического уровня) языке.
24
3. Наука есть система знаний о законах функционирования и

развития объектов.
4. Наука представляет собой знание, эмпирически проверяе<
мое и подтверждаемое.
5. Наука представляет собой систему непрерывно возрастаю<
щих, пополняющихся знаний. Это пополнение происходит при
помощи наиболее совершенных методов.
6. Наука обладает составом, в который входят предмет, теория
и гипотеза, метод и факт, описание эмпирического материала
(276. С. 116).
С небольшим изменением перечень признаков науки, данный
А.И. Ракитовым, воспроизводится П.В. Копниным (150. С. 309–
310) и другими авторами. Признаки науки, выделенные А.И. Ра<
китовым, в целом верно отражают ее специфику, сложный ха<
рактер взаимосвязи между ее компонентами и не утратили свое<
го значения по настоящее время.
Наука представляет собой неотъемлемую часть социального
бытия, является совокупным результатом деятельности общества
и может существовать только в форме, доступной для широкого
круга специалистов, а также и иных лиц. Результаты научных ис<
следований всегда объективируются с помощью специального на<
учного или общепринятого литературного языка на бумажных и
иных материальных носителях. В отдельных отраслях научного
знания (математике, технических науках) может создаваться спе<
циализированный искусственный язык.
Наука является знанием о закономерностях функционирова<
ния и развития явлений и процессов реально существующего
мира во всем многообразии его связей, зависимостей и опосред<
ствований. Каждая отдельная научная отрасль отражает какую<
либо конкретную совокупность объективных закономерностей,
понимаемую как предмет этой науки. Наличие своего, не дубли<
руемого другими науками предмета является необходимым усло<
вием обособления, выделения той или иной системы знаний в
отдельную отрасль.
Познание предмета во всей его полноте и всесторонности в каж<
дой конкретной науке происходит не сразу, а в процессе последо<
вательного восхождения от эмпирически наблюдаемых явлений
и процессов к теоретическим знаниям сущности и необходимос<
ти. Такой путь познания обусловливается тем, что объективные
закономерности не существуют в чистом виде, а проявляют себя
25
Раздел I
лишь в массе конкретных явлений и процессов. «Если бы форма

проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, — го<
ворил К. Маркс, — то всякая наука была бы излишня» (3. Т. 25,
ч.II. С. 384).
Совокупность явлений и процессов объективной реальности,
которую изучают науки в процессе познания своего предмета, по<
нимается как объект этих наук.
В связи с изложенной последовательностью развития науч<
ных знаний в науке выделяют два уровня познания: эмпиричес<
кий и теоретический. Названные уровни различаются задача<
ми, объектом познания и формами объективации, выражения
научных знаний.
Эмпирическое познание отражает исследуемый объект со сто<
роны его внешних связей, таким, каким он существует в объек<
тивной реальности, тогда как сущность исследуемого остается еще
нераскрытой и непознанной. Основной формой эмпирических
знаний выступают единичные либо обобщенные факты. Высший
уровень знаний, которого можно достигнуть в процессе эмпири<
ческого исследования, предстает в форме статистического зако<
на. Такой закон отражает устойчивую повторяющуюся связь двух
или более явлений, процессов, но не раскрывает причин, зако<
номерностей, порождающих такую устойчивую связь.
Поэтому индуктивные обобщения, в том числе и статистичес<
кий закон, являются важным, но не конечным результатом науч<
ного познания. Ибо наряду с общими, устойчивыми и необходи<
мыми связями и отношениями, признаками, свойствами индук<
тивные обобщения могут отражать и второстепенные, случайные
связи, зависимости, свойства и признаки. Познание явлений и
процессов в их объективной, необходимой и закономерной свя<
зи осуществляется на стадии теоретического познания.
Основная задача теоретического познания «заключается в том,
чтобы видимое, лишь выступающее в явлении движение свести
к действительному внутреннему движению» (3. Т. 25, ч. I. С. 343).
Теоретический уровень познания начинается с формирования со<
вокупности понятий, отражающих некоторые устойчивые, по<
вторяющиеся, общие свойства, признаки наблюдаемых явлений
и процессов. Один из распространенных приемов данной стадии
познания характеризуется созданием неких идеализированных
объектов (теоретических конструктов). Такому объекту припи<
сываются такие признаки, свойства, которые у реально существу<
26
ющих явлений и процессов либо отсутствуют, либо проявляются

не столь интенсивно и очевидно. (Например, «абсолютно чер<
ное тело», «черная дыра», «материальная точка», «число».)
На стадии абстрагирования эмпирически наблюдаемая реаль<
ность «испаряется до степени абстрактных определений», пред<
стает как множество понятий, абстракций. Основной недоста<
ток этого уровня познания состоит в том, что с помощью таких
абстракций отражаются лишь отдельные стороны, свойства ис<
следуемого вне их связи и зависимости с другими свойствами и
признаками. Этот уровень познания, недостаточный с точки зре<
ния конечных целей науки, является необходимым этапом науч<
ного познания. Ибо только такие абстрактные определения по<
зволяют осуществить познание предмета науки во всей его пол<
ноте и всесторонности.
По мнению Г. Гегеля и К. Маркса, завершающая стадия тео<
ретического познания осуществляется в процессе восхождения
от абстрактного к конкретному, представляющему собой способ,
«при котором мышление усваивает себе конкретное, воспроиз<
водит его как духовно конкретное», как «синтез многих опреде<
лений, следовательно, единство многообразного» (3. Т. 12.
С. 727). В результате представляется возможным выявить и по<
нять закономерности, иные связи и зависимости между отдель<
ными свойствами и признаками исследуемых явлений, привес<
ти полученные знания в определенную систему и выразить их в
форме теории.
Теория чаще всего понимается «как система научного знания,
описывающая и объясняющая некоторую совокупность явлений
и сводящая открытые в данной области закономерные связи к
единому объединяющему началу» (150. С. 504). Специфика тео<
рии состоит в том, что, во<первых, она предстает как наиболее
глубокое и системное знание о необходимых сторонах, связях ис<
следуемого, его сущности и закономерностях; во<вторых, знания
о закономерностях исследуемого в теории являются логически
непротиворечивыми и основанными на каком<либо едином,
объединяющем начале — определенной совокупности исходных
теоретических или эмпирических принципов. Так, в геометрии
такими исходными принципами выступают аксиомы.
Совокупность теоретических или эмпирических принципов,
законов, положенных в основу теории, понимается как собствен<
ное основание теории.
27
Раздел I
В связи с тем что познание представляет собой сложный, диа<

лектически противоречивый процесс, его результаты могут со<
держать не только истинные, но и недостоверные или неточные,
неполные знания. Поэтому не все реально существующие тео<
рии удовлетворяют данному определению, но каждый исследо<
ватель, создающий теорию, стремится к тому, чтобы она макси<
мально полно соответствовала своему идеалу, своей сущности.
Более того, в рамках одной науки, как правило, существуют не<
сколько конкурирующих между собой теорий.
Возможности исследователя в получении объективно<истин<
ных знаний значительно увеличиваются благодаря применению
специальных приемов, способов научного познания. Каждая на<
ука имеет свой метод, т. е. совокупность приемов, способов по<
знания, творческое применение которых значительно увеличи<
вает возможности познающего субъекта постигать истину, полу<
чать достоверные и объективные эмпирические и теоретические
знания. В числе современных способов научного познания ши<
рокое применение имеют всеобщий философский метод позна<
ния, общие методы — абстрагирование, моделирование, анализ
и синтез, системно<структурный подход и др. Одновременно каж<
дая наука вырабатывает с учетом специфики своего предмета и
объекта ту или иную совокупность частных, применяемых толь<
ко в ее пределах методов.
В процессе познания своего предмета наука не ограничивает<
ся только собственными знаниями, а весьма широко и активно
использует знания других наук, которые выступают ее внешни<
ми основаниями. В современной философской литературе в этом
качестве признаются три блока: идеалы и нормы исследования,
научная картина мира и философские основания. Система норм
и идеалов, предъявляемых к познавательным процедурам, выра<
жает некоторую обобщенную схему метода научного познания, а
поэтому должна содержать как общие, так и специальные нормы
и идеалы научного познания.
Научная картина мира складывается в результате синтеза зна<
ний, получаемых в различных науках о природе и обществе. В поз<
нании научная картина мира функционирует как исследовательс<
кая программа, которая целенаправляет постановку задач эмпи<
рического и теоретического поиска и выбора методологических
средств их решения. Ломка сложившейся научной картины мира
означает изменение стратегии исследования и представляет со<
28
бой научную революцию. Философские идеи и принципы актив<

но участвуют в поиске новых подходов к исследуемым явлениям,
построении новых теорий, обосновании полученных результатов,
формировании методов научного познания (317. С. 7–11; 274.
С. 207–208).
Отдельные авторы в основание науки включают также мате<
риальную действительность и практическую деятельность чело<
века, т.е. те компоненты реального бытия, которые составляют
ее объект (150. С. 498). При этом целесообразно отличать само
реальное бытие, предметно<практическую деятельность челове<
ка и систему материальных источников, сохраняющих, фикси<
рующих сведения об этом бытии. Например, современный юрист
лишен возможности непосредственно наблюдать юридическую
практику, ставшую достоянием истории. О ней он может судить
лишь по письменным источникам (документам) и иным матери<
альным объектам, несущим достоверные свидетельства о том, как
действовали правоохранительные и иные органы в соответству<
ющий период истории человечества, какими были действующее
право, режим законности и др.
Таким образом, эмпирическое основание науки надлежит рас<
сматривать как сложное образование, включающее в себя не толь<
ко материальную действительность, реально существующий мир,
но и систему источников, материальных носителей, фиксирую<
щих, закрепляющих результаты, плоды предметно<практической
деятельности человека.
В числе основных компонентов науки, аккумулирующих си<
стему знаний о ее предмете, чаще всего выделяют только тео<
рию. В какой<то мере это объясняется тем, что положения фи<
лософии науки обосновываются преимущественно логической
структурой математических, технических или естественных
наук, где фактор развития, изменения не имеет большого зна<
чения. Однако в сфере обществознания историческое развитие
социального бытия составляет важнейшую и необходимую часть
объекта этих наук. Поэтому представители общественных наук
в процессе формирования теории вынуждены основательно за<
ниматься исследованиями истории развития объекта науки, а по<
лученные знания систематизировать в виде еще одного компо<
нента — истории.
История представляет собой ту же теорию, с той лишь разни<
цей, что она раскрывает предмет науки не в ее современном, став<
29
Раздел I
шем состоянии, а в динамике, в историческом развитии, в хроно<

логической последовательности — от стадии становления иссле<
дуемого до его современном состояния.
Кроме того, любая отдельная наука независимо от того, входит
ли она в сферу технических, математических, естественных или
социальных наук, имеет достаточно длительную историю своего
развития. История науки так же нуждается в обстоятельном изу<
чении, как и ее предмет. Знание истории развития научной мыс<
ли, закономерностей ее становления и функционирования позво<
ляет увидеть путь, которым шла научная мысль к современному
пониманию предмета науки, методологию научного поиска, име<
ющие важное значение для дальнейших научных исследований.
При этом важно выделять два вида исторических исследований:
историю становления и развития научных знаний, учений, тео<
рий, а также историю становления и развития научных учрежде<
ний, организации науки как особого социального института, об<
щественных отношений, в которые вступали ученые в процессе
своей исследовательской деятельности. В частности, высказыва<
ется мнение о том, что одними из самых важных и широко обсуж<
даемых историками науки проблем являются проблемы «воссоз<
дания духовного мира ученого прошлых эпох и вычленения в его
взглядах тех элементов, которые являются научными с позиций
сегодняшнего дня» (57. С. 84).
Таким образом, по нашему мнению, имеются достаточные ос<
нования для того, чтобы в логической структуре науки выделить
еще один ее компонент — историю объекта науки, а также и са<
мой науки.
Наука, понимаемая как совокупность наличных знаний, на<
ходится в статике, покое и сама по себе не способна к самодви<
жению, саморазвитию. Динамический аспект в науке становит<
ся возможным постольку, поскольку общество в лице его отдель<
ных представителей или научных учреждений оказывается спо<
собным генерировать новые знания. Поэтому, рассматривая на<
уку в динамике, как вид деятельности общества по производству
новых научных знаний, мы должны назвать и главное действую<
щее лицо этого процесса — познающего субъекта: индивидуума
или научное учреждение.
Субъект исследования понимается «как научный работник, т.е.
человек, обладающий набором вполне определенных «свойств»:
1) нормальными и достаточно развитыми органами чувств, что<
30
бы быть способным к чувственному познанию объекта исследо<

вания; 2) развитой способностью к абстрактному мышлению,
учитывающему законы логики; 3) хорошей памятью, обеспечи<
вающей ему необходимый запас знаний; 4) творческим вообра<
жением, позволяющим выдвигать новые идеи. Кроме того, науч<
ный работник обязательно должен обладать определенными ме<
тодологическими правилами и философским мировоззрением»
(100. С. 231–232). В связи с тем что в ХХ в. наука приобрела ха<
рактер общественного производства, субъектом познания, «как
правило, выступает не изолированный индивидуум, а научный
коллектив... это обстоятельство, однако, не умаляет значение
индивидуальной научной деятельности в рамках такого учреж<
дения. В последнем существует разделение труда (например, один
исследователь специализируется на теоретической работе, а дру<
гой — на экспериментальной)» (100. С. 232).
Полученные в ходе исследования знания включаются в состав
науки, если удовлетворяют следующим требованиям:
1) знания должны быть объективированы в форме, обеспечи<
вающей их восприятие другими заинтересованными лицами, т.е.
введены в научный оборот, доступны не только авторам исследо<
вания, но и другим специалистам для изучения и применения в
дальнейшей научной, образовательной и практической деятель<
ности. Основными формами объективации научных знаний вы<
ступают монографии, научные отчеты, статьи, доклады, брошю<
ры и др.;
2) знания должны соответствовать критериям, предъявляемым
к подлинно научному знанию, — являться истинными, правиль<
но отражающими соответствующие реалии объективного мира.
Российские философы, продолжая традиции диалектического
материализма, не меняют своих воззрений на практику как кри<
терий истины. При этом не забывают и о том, что «критерий прак<
тики никогда не может по самой сути дела подтвердить или оп<
ровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого пред<
ставления. Этот критерий тоже настолько «неопределенен», что<
бы не позволять человеческим знаниям превратиться в «абсолют»,
и в то же время настолько определенен, чтобы вести беспощад<
ную борьбу со всеми разновидностями идеализма и агностициз<
ма» (6. Т. 18. С. 145–146).
В связи с изложенными ограничениями применения практи<
ки как критерия истинности научных знаний разрабатываются и
31
Раздел I
применяются дополнительные критерии отличения научного зна<

ния от ненаучного. В их числе чаще всего называются логическая
правильность знаний, соответствие полученных знаний философ<
ским основаниям науки, идеалам и нормам исследования, карти<
не научного мира и другим общим принципам и законам, крите<
рий простоты и др. Всякое научное знание, включаемое в систему
научных знаний, должно быть надлежащим образом обосновано
наличными теоретическими знаниями и эмпирическими факта<
ми;
3) знания должны содержать новизну, т.е. не быть известными
никому до получения результатов исследования и их объектива<
ции. Понятие научной новизны А.И. Ракитов раскрывает следу<
ющим образом. Он полагает необходимым составить упорядо<
ченный список единиц знания в соответствующей науке. Каж<
дая единица содержит знания об объективном законе, результате
эмпирического наблюдения, методе или поставленной пробле<
ме. «Та или иная единица научного знания считается новой, если
она отвечает требованиям научности и к моменту ее создания от<
сутствует в списке установленных знаний» (276. С. 149–150).
Всякое новое научное знание, особенно если оно выражено в
форме понятия, категории, закона или теории, вступает в проти<
воречие с системой наличных знаний. Основным же способом
снятия такого противоречия является борьба, порой достаточно
острая, между сторонниками противоречащих друг другу знаний
(точек зрения, школ, учений). В ходе взаимной критики уточня<
ются позиции авторов, приводятся новые аргументы, формули<
руются новые знания и др. В конечном итоге борьба завершается
признанием одной из точек зрения, школ, учения устаревшими,
утратившими свое научное значение. Но такие результаты и со<
ставляют суть развития науки, ее переход от несовершенных, не<
полных, неточных знаний к новым, более совершенным.
Процесс движения к новым знаниям, новым состояниям в
развитии науки может идти эволюционным путем, за счет по<
степенного накопления эмпирических и теоретических знаний.
Однако рано или поздно в науке совершается качественный ска<
чок, происходит смена одной научной теории (научной пара<
дигмы) другой. Одним из направлений борьбы между предста<
вителями различных точек зрения, научных школ и теорий за
право представлять последнее слово в науке, научную истину
является борьба с так называемыми псевдоисследованиями и
32
ненаучными знаниями в форме научного мифотворчества (лож<

ных знаний), компиляции либо плагиата. С позиций материа<
листической гносеологии и логики наука не может и не должна
мириться с любыми претензиями ложного, не соответствующего
критериям истины знания, должна вести интенсивную борьбу
за чистоту своих знаний.
Однако с позиций критического рационализма (П. Фейера<
бенд), каждый ученый вправе разрабатывать и пропагандировать
свою собственную теорию, не обращая внимания на имеющиеся
логические противоречия, несоответствие знаний основаниям
науки, критику других ученых. Развитие науки, полагает П. Фей<
ерабенд, иррационально: новые теории побеждают не потому, что
они ближе к истине, точнее и глубже отражают объективную ре<
альность, а вследствие того, что они наиболее интенсивно про<
пагандируются их сторонниками (274. С. 203).
П. Фейерабенд прав в том, что каждый человек, обладая «есте<
ственным» правом свободы мысли и слова, может развивать и про<
пагандировать все, что ему придет в голову. Но понимаемая таким
образом свобода в сфере науки означает не что иное, как право на
собственное, оригинальное непонимание науки. Там же, где ин<
дивидуум ставит своей непосредственной задачей получение и раз<
витие научных знаний и стремится решить эту задачу, его «есте<
ственной» свободе приходит конец, он становится несвободным.
Подлинно научная мысль должна верно отражать объективный
мир, быть истинной. А этого сделать нельзя иначе, как встав на
плечи предшествующим поколениям и усвоив все то, что было
достигнуто ими и сохранено в современном, наличном состоянии,
науки, и, таким образом, подчинив свою свободу познанной не<
обходимости. Но такая несвобода и является единственно верным
путем к подлинной свободе в науке и способности генерировать,
создавать новые знания, имеющие важное теоретическое и прак<
тическое значение. Ибо, как утверждал еще Г. Гегель, свобода есть
осознанная необходимость.
1.3. Откуда есть пошла общая теория права

Положения философии науки о понятии и структурной орга<
низации науки являются всеобщими, а потому и применимыми
к общей теории права. Ее претензии на научный статус являются
состоятельными в той мере, в какой она содержит объективно<
истинные знания и удовлетворяет соответствующим философским
33
Раздел I
требованиям. При этом нужно учитывать два фактора: 1) уровень

знаний, достигнутых данной отраслью правоведения в настоящее
время; 2) философские и методологические представления рос<
сийских теоретиков права о том, каким должен быть предмет и
объект данной отрасли правоведения и какими путями, способа<
ми можно достигнуть познания предмета науки во всей его пол<
ноте и всесторонности.
Философские и методологические основания играют решаю<
щую роль в развитии науки вообще, и общей теории права в час<
тности. От того, какие основания избираются теоретиками пра<
ва, каким образом понимаются ими предмет и задачи данной
науки, насколько эффективно и творчески используются приемы,
методы научного познания, зависят и конечные результаты на<
учного познания. Объективно<истинные знания о праве не мо<
гут быть выше результатов, которые «теоретически» планируют
получить специалисты с помощью соответствующих философс<
ких оснований и основанных на них методов исследования. На<
оборот, даже при правильном выборе исходных философских и
методологических посылок результаты оказываются чаще всего
менее весомыми, чем ожидалось в начале исследования.
Советские правоведы не единожды предпринимали попытки
создать наиболее развернутое учение о праве как тотальной це<
лостности (Е.Б. Пашуканис, С.С. Аскназий, А.М. Васильев и др.)
при помощи метода восхождения от абстрактного к конкретно<
му, творческие потенции которого наиболее ярко проявились при
исследовании К. Марксом буржуазных экономических отноше<
ний общества. Но ожидаемые результаты оказались более чем
скромными. Вместо подлинной и целостной теории авторы в
лучшем случае открывали дополнительные связи между отдель<
ными понятиями и высказывали порой остроумные догадки о
том, как нужно строить подлинную теорию права. Но еще даль<
ше от позитивных результатов в познании находятся те авторы,
которые пытаются ухватить научную истину с помощью средств,
научные потенции которых вызывают серьезные и вполне обо<
снованные сомнения.
С этих позиций следует признать, что общей теории права не
совсем повезло в философских и методологических основаниях.
Философский позитивизм, породивший данную науку, дал ей жи<
вительные силы для того, чтобы выстоять в борьбе с господство<
вавшими в ХIХ в. такими научными дисциплинами, как филосо<
34
фия права и энциклопедия права, и занять лидирующее положе<

ние в правоведении в ХХ в. Однако этих сил оказалось явно не<
достаточно для того, чтобы решить главную задачу любой науки —
раскрыть закономерности функционирования и развития права,
составляющие ее предмет. Не удалось даже проникнуть в сущность
права, понять его действительные связи с законом, государством
и другими социальными явлениями.
Вопрос о создании общей теории права был поставлен на по<
вестку дня в ХIХ в., в связи с тем что буржуазия ряда европейс<
ких стран, успешно выполнив свою историческую миссию, за<
воевала политическую власть и создала собственные государ<
ства. В новых условиях буржуазию больше заботили проблемы
упрочения своей политической власти, укрепления установлен<
ного правопорядка, нежели реальное осуществление принци<
пов естественного права.
Лишенная практической ценности, теория утрачивает свои
приоритеты и в научной сфере. Юристы активно ищут теорию,
которая не подрывала бы доверия гражданского общества к во<
леустановленному буржуазному праву, не провоцировала насе<
ление на восстание идеями о примате его естественных прав над
позитивными законами, а также пропагандой права на сопро<
тивление властям, нарушающим естественные права человека.
Прорыв был осуществлен практически одновременно в Англии
и Германии.
Как полагал Н.М. Коркунов, термин «общая теория права» был
введен в научный оборот немецким ученым Фальком, предла<
гавшим еще в 20<х гг. ХIХ в. заменить философию права общей
теорией права (152. С. 25). Основоположником же этой юриди<
ческой науки считается английский юрист Д. Остин, издавший в
1832 г. цикл своих лекций под названием «О предмете науки пра<
ва». Посмертно супруга Д. Остина опубликовала в начале 60<х гг.
другой его труд «Лекции о юриспруденции или философии по<
ложительного права». Названные работы не только заложили кра<
еугольные камни юридического позитивизма как одного из ве<
дущих научных направлений правоведения, но и возвели для него
прочный фундамент.
Д. Остин полагал, что в системе юридических наук должно
существовать общее правоведение, ставящее своей задачей ис<
следование понятий, лежащих в основе позитивного права раз<
личных государств. Поскольку такую же задачу традиционно
35
Раздел I
решала философия права, то Остин предложил называть новую

отрасль правоведения философией положительного права, ко<
торая, однако, существенно отличалась от традиционно пони<
маемой философии права. Если последняя формулировала свои
подходы к праву и его принципы рациональным путем, умоз<
рительно, через логическое выведение права из общих понятий
справедливости, добра, свободы, то в новой отрасли правове<
дения предлагалось изучать только реально действующее пози<
тивное (положительное) право и методом индукции выводить
общее и необходимое в праве. Позитивный закон, таким обра<
зом, становился действительным правом и единственным
объектом юридического исследования и формулирования тео<
ретических знаний о праве. Д. Остин особо подчеркивал, что
даже законодательная политика не входит и не может входить в
науку о праве.
В Германии движение за создание общей теории права нача<
лось лишь в 70<х гг. ХIХ в. Обосновывая необходимость замены
естественного права общей теорией права, А. Меркель по<ново<
му определил исходные начала новой науки. По его мнению, каж<
дая специальная юридическая наука имеет общую часть. Так, уго<
ловное правоведение исследует понятия преступления и наказа<
ния. В общей части гражданского права анализируется понятие
договора независимо от различных договоров, встречающихся в
жизни и признанных законодательством. Следовательно, нужна
специальная наука, которая бы свела воедино и систематизиро<
вала общие части всех юридических наук. Такой наукой и долж<
на стать общая теория права, имеющая своим объектом исклю<
чительно положительное право.
Позитивистская теория права, сведя право к позитивному за<
кону, значительно упрощала свой предмет и объект и соответ<
ственно всю проблематику методологии научного познания пра<
ва, его сложных связей и зависимостей от иных социальных яв<
лений. Догматический, конкретно<социологический, историчес<
кий и иные методы эмпирического познания, практикуемые дан<
ной теорией, обеспечивали выполнение ее задач, не выходя за
пределы чисто индуктивных, статистических обобщений. В ре<
зультате сложнейшая проблематика, связанная с решением ло<
гико<гносеологических, методологических проблем познания
права, сокращалась до минимума, до изучения процедур толко<
вания и систематизации нормативно<правового материала.
36
На призывы создать общую теорию права взамен философии

права и энциклопедии права охотно откликнулись не только не<
мецкие ученые. Теория права прочно утверждается и в российс<
ком правоведении благодаря специальным курсам, изданным
Н.М. Коркуновым, Л.И. Петражицким, В.М. Хвостовым,
Г.Ф. Шершеневичем.
Триумфальное шествие общей теории права в российском пра<
воведении было обусловлено двумя факторами:
1) отсутствием философии права в системе юридических наук,
преподаваемых в юридических учебных заведениях России. Вме<
сто нее читался, как правило, курс естественного права. Так, в
1757 г. доктор права Венского университета Дильтей преподавал
на юридическом факультете Московского университета пять кур<
сов по естественному, римскому, феодальному, государственно<
му, уголовному праву. Первый российский профессор права
С.Е. Десницкий, преподававший в Московском университете с
1767 г. по 1787 г., также не читал философии права. По его мне<
нию, в числе общих дисциплин юрист должен изучать граммати<
ку, риторику, логику, физику, естественное право и право римс<
кое. Лишь усвоив эти курсы, студент может вступить «в учение за<
кона отечественного с несказанными выгодами и успехом». Тра<
диция преподавать российским юристам общие сведения о праве
в форме энциклопедии права сохранялась до конца ХIХ в.;
2) пониманием энциклопедии права как дисциплины, при<
знанной дать общие понятия о праве, его компонентах, т.е. всего
того, что составило основу общей теории права. Например,
«Очерки юридической энциклопедии» Н. Реннекампфа, издан<
ные в 1868 г., безо всякого труда и какой<либо «натяжки» можно
было назвать и общей теорией права (278). Очерки содержали
основные разделы общей теории права, в том числе раскрывали
понятия права, правонарушения, описывали систему права и
правоведения, а также давали характеристику методам научного
познания и практического действия.
Весомые аргументы в пользу общей теории права привел
Н.М. Коркунов в «Лекциях по общей теории права» (152). Пони<
мая задачи курса в чисто позитивистском духе, как извлечение об<
щих начал права из накопленного специальными юридически<
ми науками материала, автор приходит к выводу о том, что фи<
лософия права и энциклопедия права утрачивают самостоятель<
ное значение и являются «подготовительными стадиями к обра<
37
Раздел I
зованию одной обобщающей дисциплины — общей теории пра<

ва» (152. С. 28).
Свой курс «Лекций по общей теории права» Н.М. Коркунов
делит на четыре книги, в которых рассматривает большую часть
вопросов, входящих и в современные курсы (понятие права, ха<
рактеристика объективных и субъективных сторон права, обще<
ственные условия развития права, система источников положи<
тельного права и их применение и др.).
Еще более «современным» оказался курс Г.Ф. Шершеневича
«Общая теория права» (380), в котором автор также предстал стой<
ким и последовательным проводником идей юридического по<
зитивизма. Он полагал, что стремление ограничить задачи фи<
лософии права одной теоретической областью приводит к тому,
что философия права превращается в теорию права, которая по<
лучает название общей, чтобы отличить ее от тех теорий, кото<
рые создаются в пределах специальных юридических наук. Одна
же из основных задач общей теории права заключается в том, что<
бы дать понятие о положительном праве. Вниманию исследова<
теля подлежит только то право, которое действует, но не то пра<
во, которое должно было бы действовать. Этим ограничением из<
бегается при определении понятия опасность смешения права с
правовым идеалом, со справедливостью (380. С. 272).
Согласно научному фольклору советский курс общей теории
права 40–50<х гг. был не чем иным, как курсом Г.Ф. Шершеневи<
ча, лишь немного причесанным под марксизм. И действительно,
большая часть проблем теории права трактовалась авторами со<
ветских учебников в чисто позитивистском духе, так, как их трак<
товал Г.Ф. Шершеневич (вопросы источников права, примене<
ния норм права, понятия и структуры нормы права, правоотно<
шений, системы права и др.). Сходство трактовок основных воп<
росов права Г.Ф. Шершеневичем и советскими авторами обус<
ловливалось их общим пониманием права как закона. Классо<
вый подход, который придавал марксистский привкус понима<
нию права советскими правоведами, был чисто косметическим
и, как уже говорилось ранее, не менял сути позитивистских трак<
товок права.
Сведение права к позитивному закону освобождало советских
юристов от обязанности изучать связи и зависимости права, ле<
жащие за пределами действующего законодательства. Апологе<
тика советских законов, решений съездов и пленумов партии ус<
38
пешно осуществлялась с применением всего арсенала методов

научного познания, разработанного юридическим позитивизмом,
и не требовала творческого владения материалистической диа<
лектикой, о необходимости применения которой советские юри<
сты говорили неустанно на протяжении 70 с лишним лет, но так
и не освоили ее сколько<нибудь сносно.
Сказанное не умаляет заслуг советских теоретиков права в раз<
работке и углублении проблем системы права, механизма право<
вого регулирования, источников права, законодательной техни<
ки, систематизации законодательства, правоотношений, право<
применения, законности и правопорядка, понятий правонару<
шения и юридической ответственности. Уверения в том, что со<
ветская теория права не была наукой, могут даваться либо из конъ<
юнктурных соображений, либо лицами, не способными к серь<
езному анализу наличных научных знаний. Другое дело, что ус<
пехи советских юристов могли быть намного весомей и зримей,
сумей они оторваться от пуповины позитивизма и на деле, а не
только на словах и в помыслах перейти на позиции диалектико<
материалистической теории права.
В современном российском правоведении юридический пози<
тивизм успешно сохраняется уже в первозданном, не причесан<
ном под марксизм виде и весьма явственно проявляется как в пра<
вопонимании, так и в философских, методологических основа<
ниях данной науки и даже в какой<то степени оправдывается.
В этом отношении симптоматичным представляется вывод
В.В. Лазарева и С.В. Липеня о том, что современный юридичес<
кий позитивизм, «оставаясь в целом базовым методологическим
подходом для разработки многих тем теории права, для учебных
курсов по отраслевым юридическим наукам», может идти в каких<
то отдельных вопросах навстречу социологическим и психологи<
ческим теориям (166. С. 394–395).
Даже такой самый яростный критик советской теории права и
агитатор создания новой, «подлинно научной теории права», как
А.Б. Венгеров не мог придумать ничего иного, как повторить по<
зитивистское понимание права, облекая его в современную тер<
минологию, говоря о «большой социальной ценности», «регуля<
тивной системе», «социально необходимом развитии». В то же вре<
мя прекрасно понимая, что ослиные уши позитивистского опре<
деления права этими современными терминами все равно не скро<
ешь, А.Б. Венгеров пытается дополнительно мотивировать свою
39
Раздел I
позицию. Мол, все это «имеет длительную историю», переносит

«через века самое основное — подход к праву как целостному со<
циальному институту, имеющему нормативно<регулятивную со<
циально полезную природу» (59. С. 386–387).
Используя всю ту же позитивистскую методологию, российс<
кие правоведы остаются верными и прежним решениям методо<
логических и теоретических вопросов общей теории права. Ска<
занное в полной мере относится и к логической структуре общей
теории права.
Во<первых, российские правоведы по<прежнему не различа<
ют предмета и объекта общей теории права. В их определениях
предмета данной науки причудливо уживаются подлинные ком<
поненты предмета с феноменами, образующими ее объект. Со<
блазна соединить предмет и объект общей теории права не избе<
жал даже высококвалифицированный состав авторов академи<
ческого курса «Общая теория государства и права», «многие из
которых получили всеобщее признание в юридическом мире и
являются ведущими учеными нашей страны» (223. Т. 1. С. 5). «Вы<
сококвалифицированные» авторы вообще не сочли нужным вы<
делять в общей теории государства и права ее объект. По их мне<
нию, и закономерности государства и права, и государственно<
правовая действительность — все это от начала до конца есть еди<
ное — предмет науки (223. Т. 1. С. 10–15).
Во<вторых, признание закономерностей права как предмета
общей теории права носит чисто формальный характер. Ибо ник<
то еще в процессе изложения данного курса не выделил и даже
не предпринимал попыток к тому, чтобы сформулировать и на<
звать конкретные закономерности права. Априорно сформули<
рованное определение предмета науки остается не более чем пу<
стым обещанием, научной мифологией. И в этой ситуации нуж<
но либо отказаться от попыток признавать то, чего юристы не
могут наглядно и убедительно «отоварить», либо активизировать
поиски компонента теоретического знания, без которого не су<
ществует самой науки. Но поиски осложняются отсутствием у
юристов четких представлений о том, что же такое объективная
закономерность, каковы ее критерии и какие конкретно элемен<
ты права могут быть хоть как<то соотнесены с этой трудноулови<
мой частью предмета теории права.
В<третьих, полный разброд наблюдается в понимании фило<
софской основы современной общей теории права. Одни авторы
40
обходят молчанием этот «деликатный» в нынешних условиях воп<

рос, другие полагают возможным сохранить традиционный для
российского правоведения диалектико<материалистический ме<
тод, третьи же призывают решительно отмежеваться от него как
источника всех мыслимых и немыслимых грехов советского пра<
воведения. По мнению четвертых, все разговоры о выборе над<
лежащего философского основания представляют собой не бо<
лее чем рудимент прежнего однополярного мышления. «Государ<
ство и право могут изучаться во всем мире с самых различных
философских, мировоззренческих и идеологических позиций.
Это вполне понятно и естественно. В связи с этим Конституция
России, равно как и конституции ряда других стран, признает и
закрепляет «идеологическое многообразие» (339. С. 17–18).
В<четвертых, достаточно вольно российскими правоведами
трактуется понятие юридической теории. Если с точки зрения
философии науки теория представляет собой ядро науки, наибо<
лее высокую форму теоретического познания ее предмета, то для
некоторых авторов юридической теорией может быть все, что
признает в этом качестве сам автор. «Теорией» может объявлять<
ся отдельный принцип (например, теория разделения властей),
совокупность теоретических знаний о том или ином правовом
явлении (например, теория нормы права, теория законности,
теория правонарушений и др.), отдельное учение о сущности и
социальной природе права. Не существует четкого различия меж<
ду частично совпадающими по содержанию понятиями «теория»,
«учение», «школа», «концепция», «доктрина». Так, одно и то же
учение о социальной природе и сущности права в пределах даже
одного издания могут называть одновременно и школой, и кон<
цепцией, и теорией (например, психологическая школа права,
психологическая теория права, психологическая концепция пра<
ва и др.). Легкость, с которой российские правоведы признают
ту или иную совокупность знаний теорией, становится особенно
опасной в современных условиях, когда авторы, искренне стре<
мясь усовершенствовать наличные знания о праве, могут прикле<
ивать ярлык «теория» на товар, не в полной мере соответствую<
щий заявленному качеству.
В<пятых, логика и история развития науки убедительно пока<
зывают ту простую истину, что всякие устремления «доработать»,
«усовершенствовать», «развить» прежнюю теорию либо создать
качественно новую оказываются реальными в той мере, в какой
41
Раздел I
исследователям удается усовершенствовать методологию научно<

го познания. В области общей теории наблюдается прямо проти<
воположная картина: исследователей, желающих вывести совет<
скую теорию права на передовые рубежи современной полити<
ко<правовой мысли, предостаточно, тогда как желающих зани<
маться методологией правопознания практически нет.
Между тем современные представления о методологии науч<
ного познания никак не соответствуют тем задачам, которые ста<
вят перед собой российские правоведы — представители общей
теории права. Хотя российские правоведы и называют достаточ<
но широкий спектр приемов, способов познания права и в це<
лом верно определяют содержание метода общей теории права,
но практически не принимают действенных мер по преодолению
недостатков методологии советской общей теории права — не вы<
являют «функциональных» связей между отдельными методами
познания, специфики их применения в познании права, не ве<
дут поиск путей для восхождения от абстрактного к конкретно<
му как завершающей стадии теоретического познания. Да и кон<
кретные исследования российских правоведов осуществляются
далеко не той совокупностью методов, которую они называют в
соответствующих разделах теории государства и права.
Изложенным далеко не исчерпывается перечень неточных, не<
полных, дискуссионных знаний о логической структуре общей
теории права, составляющих ее компонентах. Однако и приве<
денные примеры убедительно свидетельствуют о серьезных про<
белах в знаниях российских правоведов о критериях, которым
может и должна удовлетворять общая теория права в качестве
фундаментальной науки, ее основных компонентах и их органи<
ческой связи. В то же время эти знания имеют принципиально
важное значение, поскольку дают надежные ориентиры россий<
ским правоведам в их исканиях и устремлениях поднять общую
теорию права до уровня подлинной науки, представить ее как
действительно фундаментальную отрасль правоведения. Это об<
стоятельство в значительной степени оправдывает и наше иссле<
дование, ставящее своей непосредственной задачей раскрытие ло<
гического строя общей теории права, ее основных компонентов
и их содержания, а также связей и зависимостей, в которые всту<
пают эти компоненты между собой.
Важным представляется и исследование общей теории права
как динамической системы процессов познания права, механиз<
42
ма перехода от системы наличного знания к новому, более глубо<

кому и точному знанию. Практически это важнейшее логико<ме<
тодологическое направление общей теории права и правоведе<
ния в целом сегодня остается менее всего исследованным, хотя
именно оно в период основательных потрясений общества и на<
уки должно быть изучено в первую очередь.
Поставленные подобным образом задачи научного исследо<
вания определяют и структуру работы. Прежде всего планирует<
ся дать обстоятельный анализ логической структуры общей тео<
рии права, раскрыть содержание и связи ее основных компонен<
тов: предмета, объекта, философского и эмпирического основа<
ния, теории и метода.
Глава 2.
Понятие предмета общей теории права
2.1. К истории исследований предмета общей теории

права
Юридическая наука как относительно самостоятельный ком<
понент обществознания имеет свой специфический предмет.
Предмет науки — это философское понятие, употребляемое
для обозначения системы законов материального и духовного
мира, изучаемых наукой в целом либо ее отдельными отраслями.
По отношению к предмету науки предмет правоведения вообще
и общей теории права в частности представляет собой особен<
ное, которое удерживает в себе все сущностные признаки родо<
вого понятия и таким образом представляет собой определенную
совокупность, систему закономерностей. И задача правоведов со<
стоит прежде всего в том, чтобы последовательно учитывать фи<
лософское понимание данной категории в сфере своей науки.
Понятно, что этим проблема познания предмета правоведения
не ограничивается.
Знание и правильное применение общего является необходи<
мым условием познания конкретного. Поэтому главная и наибо<
лее сложная проблема правоведов заключается в том, чтобы на
основе философского понимания предмета науки раскрыть со<
вокупность конкретных закономерностей, изучаемых как общей
теорией права, так и другими юридическими науками. Решение
этой проблемы, как и ряда других науковедческих разделов пра<
43
Раздел I
воведения, пока что находится в стадии разработки и выражается

по преимуществу в системе гипотетических, дискуссионных выс<
казываний и положений.
И поныне, в конце ХХ в. взгляды большинства российских
правоведов на проблему соотношения предмета и объекта пра<
вовой науки вообще и общей теории права в частности не пре<
терпели сколько<нибудь существенных изменений по сравне<
нию с представлениями, сложившимися в начале этого века. Ряд
дореволюционных российских правоведов понимали предмет
общей теории государства (общей теории права) как совокуп<
ность, состоящую из права, государства и их закономерностей.
В частности, В.В. Ивановский полагал, что общая теория госу<
дарства, как и другие науки, призвана раскрывать явления и за<
кономерности их существования и дать ответы на вопрос о том,
«что такое государство, какое место оно занимает среди других
явлений, каковы его элементы и каковы законы развития госу<
дарства» (114. С. 6.).
Интерес к проблемам предмета и метода общей теории госу<
дарства и права в советском правоведении возникает сразу же
после смерти И. Сталина и первых признаков ослабления жес<
ткого государственного контроля за «неукоснительным следо<
ванием» советских правоведов сталинскому курсу и их оценка<
ми существующих политико<правовых реалий. Уже в 1955 г.
С. Н. Братусь опубликовал статью «Теория государства и права,
ее предмет и место среди общественных наук», в которой при<
знал, что данная наука изучает сущность и закономерности раз<
вития государства и права, формы их проявления, их историчес<
кую сущность (45).
Аналогичным образом данный вопрос трактуется и в большин<
стве современных учебников по теории государства и права. Мас<
титые профессора по<прежнему уверяют своих студентов в том,
что предметом теории государства и права выступают такие явле<
ния, как государство и право, основные закономерности их воз<
никновения и развития, их сущность, назначение и функциони<
рование в обществе.
Между тем подобное понимание предмета теории государства
и права имеет один существенный недостаток — предмет науки
берется вне соотношения с объектом и фактически поглощает
его. В предмет теории государства и права включается как его не<
посредственное содержание — закономерности функционирова<
44
Глава 2. Понятие предмета общей теории права
ния и развития исследуемых явлений, так и компоненты, входя<

щие в объект науки, каковыми выступает форма проявления этих
закономерностей в реальной жизни, конкретно<исторические про<
цессы возникновения, развития и современного существования
государства и права. Отождествление предмета и объекта науки
приводило к тому, что проблема объекта правовой науки, в том
числе и теории государства и права, не подвергалась специально<
му углубленному изучению, а сложная, диалектически противо<
речивая связь объекта и предмета науки оставалась нераскрытой.
Изложенное понимание предмета теории государства и права
является в советском и российском правоведении господствую<
щим, но отнюдь не единственным. Обоснование последователь<
ного различения предмета и объекта науки было дано О.А. Кра<
савчиковым в 1961 г. применительно к науке гражданского пра<
ва. Попытка провести грань между предметом и объектом тео<
рии государства и права предпринималась П.Е. Недбайло в 1971 г.
в монографии «Введение в общую теорию государства и права»
(210). Он справедливо обратил внимание читателей на то, что
предмет науки определяет точку зрения на объект и находится
между субъектом и объектом исследования, выступает как свое<
образный посредник между ними. Однако раскрывая содержа<
ние предмета теории государства и права, автор повторил своих
предшественников, признав, что предметом данной науки явля<
ются государство и право как специфические явления обществен<
ной жизни в их общих закономерностях возникновения, разви<
тия, назначения и функционирования в общественной жизни.
Обстоятельный анализ объекта общей теории права дал
В.А. Шабалин. Он аргументированно показал необходимость вы<
деления объекта данной науки из ее предмета, сложность и необ<
ходимость специального изучения проблемы объекта правоведе<
ния вообще и общей теории права в частности. При этом автор
сделал заметный шаг на пути разработки названной проблемы,
обосновав понимание объекта правоведения как самой реальной
жизни. В.А. Шабалин справедливо полагает, что объект познания
«невозможно вычленить полностью не только из целостной струк<
туры общества, но и трудно отделить, элиминировать от познаю<
щей (и преобразующей одновременно) деятельности субъекта. Ин<
тересующий нас объект уже в первом приближении нельзя рас<
сматривать в качестве оторванной от субъекта познания и проти<
вопоставленной ему объективной реальности, он может быть пред<
45
Раздел I
ставлен как одна из сторон, сфер, структур жизнедеятельности го<

сударственно организованного общества» (376. С. 47). Эта сфера
имеет сложное строение и предстает как совокупность экономи<
ческих, правовых и иных тесно связанных с ними правовых отно<
шений, правовых установлений и институтов и соответствующих
им взглядов, представлений и идей (376. С. 58.).
Попытка обосновать и развить взгляд на предмет и объект об<
щей теории права как качественно различные компоненты тео<
рии государства и права предпринималась в работах П.М. Раби<
новича (270), а также автора данной книги (332). Совокупные уси<
лия сторонников изложенной позиции не остались незамечен<
ными. Советскими правоведами был прочно усвоен тезис о не<
обходимости различения названных компонентов науки. Но чаще
всего он признавался абстрактно и никак не влиял на трактовку
предмета теории государства и права или общей теории права.
Последний определялся традиционно, вопреки первоначальным
методологическим установкам как совокупность закономернос<
тей и явлений.
Симптоматична в этом отношении работа В.А. Козлова «Про<
блемы предмета и методологии общей теории права» (143). Под<
готовленная в конце 80<х годов с учетом многолетних исследова<
ний проблемы предмета и объекта общей теории права моногра<
фия претендовала на то, чтобы «по<новому взглянуть на сложив<
шееся понимание предмета правовой науки, обратить внимание
не только на специфику изучаемой правовой реальности, но и на
собственные закономерности развития правовой науки, влияю<
щие на становление ее предмета» (143. С. 7). Однако новизна в
этом вопросе свелась к традиционному отождествлению пред<
мета и объекта общей теории права.
Первоначально В.А. Козлов предстает ревностным сторонни<
ком «относительной самостоятельности объекта и предмета на<
уки» и признает, что «в качестве объекта правовой теории высту<
пает правовая действительность — предельно широкая категория,
охватывающая все многообразие социально<правовых явлений
и процессов, отдельные стороны и моменты которой в настоя<
щее время могут быть и не затронуты вниманием правовой на<
уки» (143. С. 13). Однако развивая и обосновывая данный тезис,
он приходит к прямо противоположному выводу и включает пра<
вовую действительность в предмет общей теории права. «Иными
словами, — резюмирует автор, — в предмет правопознания вклю<
46
чается вся правовая действительность, и общая теория права, рас<

крыв закономерности ее развития и функционирования, возвра<
щается вновь ко всему многообразию правовой действительнос<
ти, но уже не как к непосредственной данности, а как к явлению,
содержащему познанную сущность» (143. С. 32).
Один из аргументов изложенного понимания предмета общей
теории права, по мнению В.А. Козлова, состоит в том, что пра<
воведы не имеют единых представлений о том, как следует пони<
мать закономерности, свойственные праву, и что они из себя пред<
ставляют. Предложенные в юридической литературе классифи<
кации закономерностей носят весьма абстрактный характер и
представлены в виде определенных их разрядов, в лучшем случае
проиллюстрированных той или иной закономерностью.
Действительно, представления российских, равно как и за<
рубежных, правоведов относительно объективных законов пра<
ва, закономерностей иных явлений, изучаемых правовой нау<
кой, весьма абстрактны и гипотетичны. Речь о них ведется лишь
при освещении предмета общей теории права, форм теорети<
ческого права и некоторых иных общих проблем правоведения.
Однако там, где излагаются конкретные проблемы правоведе<
ния, ученые<юристы стараются не употреблять всуе этот тер<
мин. И получается, что юристы прекрасно наслышаны о зако<
нах диалектики, трех законах формальной логики, о законах
политической экономии, но о юридических закономерностях
практически ничего конкретного сказать не могут и чаще всего
не способны выделить закономерные связи из всех иных связей
и зависимостей правовых явлений.
Ни в общей теории права, ни в иных отраслях правоведения
не существует устоявшихся знаний, которые бы единодушно или
большинством юристов признавались объективными законами
правоведения, результатом познанных объективных закономер<
ностей права либо иных правовых явлений. И не случайно пред<
ставители отраслевых юридических наук крайне редко исполь<
зуют понятия «объективный закон», «юридическая закономер<
ность», предпочитая им термины «принцип», «связь», «сущ<
ность».
Названный пробел правоведения не оставался вне внимания
советских правоведов. Попытки обосновать понятие правовой за<
кономерности и раскрыть систему таких закономерностей пред<
принимались ими неоднократно. И если общее понимание зако<
47
Раздел I
номерностей права авторами интерпретировалось более или ме<

нее одинаково, то систему конкретных закономерностей каждый
автор трактовал достаточно оригинально. Так, С.Н. Братусь в ка<
честве специфических закономерностей права понимал его прин<
ципы. А.М. Васильев интерпретировал марксово положение о том,
что право никогда не может быть выше, чем экономический строй
и обусловленное им культурное развитие общества, в качестве «ос<
новного закона правовой формы общественной жизни».
Комплексный анализ специфических государственно<право<
вых закономерностей был дан П.М. Рабиновичем в работе «Уп<
рочение законности — закономерность социализма» (270). Ав<
тор предпринял попытку раскрыть общее понятие государствен<
но<правовой закономерности, механизм проявления социальных
и экономических закономерностей в правовой сфере и дать раз<
личные виды классификации государственно<правовых законо<
мерностей. Все виды государственно<правовых закономерностей
им были классифицированы по пяти основаниям: 1) по систем<
ному расположению в социальном пространстве (внешние и
внутренние); 2) по историческим пределам действия (всеобщие,
общие и особенные); 3) по степени охвата государственно<пра<
вовой сферы (общие и частные); 4) по типу связей государствен<
но<правовых явлений (генетические и структурно<функциональ<
ные); 5) по форме осуществления (статические и динамические)
(270. С. 37–52).
С.С. Алексеев признал, что изложенная П.М. Рабиновичем
классификация государственно<правовых закономерностей «имеет
немалый познавательный эффект», и тем не менее предложил иную
классификацию. По его мнению, правовые закономерности под<
разделяются на четыре вида: 1) общие закономерности возникно<
вения и развития права; 2) общие структурно<функциональные
закономерности права; 3) специальные закономерности возник<
новения и развития права; 4) специальные структурно<функцио<
нальные закономерности права. В числе конкретных закономер<
ностей права он, в частности, назвал следующие: 1) повышение в
праве уровня нормативных обобщений; 2) усиление специализа<
ции права, развитие структуры права; 3) совершенствование, уп<
рочение обеспечительных юридических механизмов; 4) закономер<
ные связи между общими дозволениями и запрещающими нор<
мами, общими запретами и управомочивающими нормами и др.
При этом делался весьма оптимистичный прогноз о том, что пра<
48
вовой прогресс, весь ход правового развития неизбежно приводит

к формированию социалистического права нового, высшего ис<
торического типа (15. Т. 1. С. 123–134).
Наличие столь разноречивых мнений и оценок системы объек<
тивных законов правовой науки является одним из основных фак<
торов верности правоведов традиционному пониманию предме<
та общей теории права и иных отраслей правоведения. Трудно
верить в самое привлекательное теоретическое положение, ис<
тинность которого является неочевидной или вовсе сомнитель<
ной. Поэтому тезис о том, что предмет юридических наук может
пониматься только как система соответствующих закономерно<
стей, будет оставаться гипотетичным, а для значительной части
правоведов и сомнительным до тех пор, пока не будут добыты
убедительные доказательства реального бытия объективных за<
конов права.
Первый шаг, который надлежит сделать на пути раскрытия
действительного предмета общей теории права, состоит в том,
чтобы напомнить юристам признаки, характеризующие любой
объективный закон природы, общества или мышления. Такое
понятие, как известно, является философским. Именно данная
наука формулирует теоретические и методологические основа<
ния конкретно<научного знания и формулирует всеобщие тре<
бования, которым должно удовлетворять любое теоретическое
знание в форме научного закона. Философская категория «закон»
является единственным мерилом, которое позволяет не только
отличать закономерные связи права, иных явлений от незаконо<
мерных, случайных, но и признавать конкретные правовые за<
кономерности в качестве разновидности всеобщей закономерной
связи явлений природы и общества.
2.2. Диалектический материализм о понятии

объективного закона
Диалектический материализм трактует категорию «закон» как об<
щие, необходимые, повторяющиеся, устойчивые, действующие при опF
ределенных условиях связи сущностей явлений, процессов, порядок или
последовательность их возникновения, изменения и развития.
Научный закон представляет собой форму теоретического
мышления и обладает всеми признаками теоретического знания.
Как и понятия, категории, он отражает общее, устойчивое, необ<
ходимое в природе, обществе и мышлении.
49
Раздел I
Подобно сущности, закон тесным образом связан с явлени<

ем, обнаруживает, проявляет себя в объективной реальности в
форме конкретных событий, фактов, явлений. При этом закон
всегда выступает общим основанием качественно однородных
явлений и процессов. Его действие проявляется в наличии ка<
ких<либо свойств, признаков, связей, которые присущи всему
массиву таких явлений или большей их части. Однако в отличие
от абстрактно всеобщих связей, не связанных с сущностью яв<
лений, характеризующих и нечто случайное, закон является та<
ким видом общего, которому присущи свойства устойчивости и
необходимости.
Закон тем и отличается от явления, что охватывает собой то
прочное, постоянное, что неизменно сохраняется, удерживается
явлением в процессе его развития, изменения. Согласно Г. Геге<
лю царство законов есть спокойное отображение существующе<
го или являющегося мира. Законы отражают покой, постоянство
в бесконечном развитии природы и общества и тем самым обес<
печивают преемственность между отдельными стадиями, этапа<
ми в развитии конкретного. Именно устойчивость, неизменяе<
мость закона делают его особенно привлекательным в практи<
ческой деятельности человека. Познание объективного закона
позволяет человеку не только предвидеть будущее и выбирать
правильные варианты своего поведения, но и создавать новое —
предметы, машины, механизмы и т. д., осуществлять целенап<
равленное управление обществом, готовить и принимать эффек<
тивно действующие нормы права.
Признаки закона как некоего общего и устойчивого в явлени<
ях и событиях являются внешним проявлением третьего призна<
ка — необходимости. По образному выражению К. Маркса, за<
коны действуют и осуществляются с железной необходимостью
(3. Т. 23. С. 6). Это означает, что закон неизбежно проявляет себя
и предотвратить его действие, когда для этого имеются все необ<
ходимые условия, невозможно.
Однако закон, будучи особой формой теоретического мыш<
ления, отличается от понятий и категорий. Его основная специ<
фика выражается том, что закон выступает формой отражения
существенной и необходимой связи. Если с помощью понятий и
категорий фиксируется сущность явлений и процессов, их внут<
ренние, глубинные, устойчивые признаки, то закон опосредству<
ет, отражает устойчивые, повторяющиеся, необходимые связи
50
между сущностями. Поэтому процесс познания объективного за<

кона возможен лишь в условиях достаточно развитого уровня на<
уки, когда уже имеется определенная совокупность понятий, ка<
тегорий и ставится реальная задача поставить их в закономер<
ную, системную связь друг с другом.
Понимание закона как объективной, необходимой связи яв<
лений и процессов четко осознается и последовательно прово<
дится далеко не всеми учеными<юристами. В частности, А.Б. Вен<
геров уверен в том, что закономерности права не выступают са<
мостоятельным компонентом теории. По его мнению, «изучение
закономерностей права — их описание, объяснение, прогнозиро<
вание — закрепляется теорией права в понятиях, категориях, кон<
струкциях. Формируется понятийный аппарат теоретического зна<
ния, который приобретает большую социальную ценность. Иное
понятие, сформулированное теорией права и отражающее реаль<
ные правовые явления и процессы, не менее значимо для обще<
ственного развития, чем, например, открытия естественнонауч<
ного характера» (59. С. 305).
Научная и практическая значимость понятий и категорий на<
уки, в том числе и правоведения, не подвергается сомнению. Од<
нако бесспорно и другое — понятия и категории не являются
единственной формой теоретического мышления. Особый вид
теоретического знания составляют познанные объективные за<
коны. Конечно, их содержание, как и всякой иной научной мыс<
ли, формулируется, закрепляется с помощью понятий и катего<
рий. В то же время логическая природа и содержание научных
законов качественно отличны от понятий и категорий.
По своей логической природе научный закон представляет со<
бой разновидность суждения, которое несет принципиально но<
вое теоретическое знание по сравнению с понятиями и катего<
риями, используемыми для закрепления содержания закона. По<
нятия водорода и кислорода, отражающие характерные свойства
соответствующих газов, не содержат ни малейших признаков ве<
ществ, образуемых при их соединении, и в частности воды. За<
кономерная же связь кислорода и водорода закрепляется в фор<
ме суждения, согласно которому соединение двух атомов водо<
рода и одного атома кислорода образует воду — жидкость без цвета
и запаха.
Аналогичным образом дело обстоит и в правоведении. Его до<
статочно развитый понятийный аппарат создает лишь необходи<
51
Раздел I
мую теоретическую основу для познания объективных законов

права, но не позволяет автоматически, формально<логически вы<
водить их из наличной системы правовых понятий и категорий.
Познание объективных законов составляет самостоятельный и
наиболее сложный этап теоретического познания, который еще в
основном предстоит преодолеть юристам на пути создания цело<
стной и непротиворечивой теории права. Попытки отождествле<
ния закономерностей с понятиями и категориями фактически ни<
велируют эту главную и наиболее сложную задачу теоретического
познания, создают видимость того, что правоведение в его нынеш<
нем состоянии достигло конечных высот и может спокойно по<
чивать на лаврах, лишь время от времени с помощью синергетики
по мере необходимости отличая закономерные процессы и явле<
ния от случайных.
Объективная закономерность может быть познана и эмпи<
рическим путем, из непосредственного опыта, практики. Од<
нако научное обоснование закономерной связи, условий ее
действия и механизма реализации становится возможным
лишь в рамках наличного теоретического знания. Наиболее же
плодотворные результаты в познании закономерного достига<
ются в тех случаях, когда задача системного изучения предме<
та науки осознается ее представителями в качестве отдельного
и актуального направления научных исследований и одновре<
менно имеются надлежащие теоретические и методологичес<
кие средства. Как мы уже видели на опыте исследований зако<
номерностей общей теории права, без разработки таких средств
познание предмета науки не идет далее гипотетичных и раз<
норечивых положений, а ее представители путаются в трех со<
снах, не имея больших шансов на то, чтобы отличить законо<
мерные связи от всех иных.
В ходе научного анализа закономерных связей важно учиты<
вать не только присущие им признаки, но и способы, форму про<
явления закономерного в реальной жизни. Особое значение здесь
имеют три обстоятельства: 1) любой объективный закон действу<
ет, проявляет себя при конкретных, строго определенных усло<
виях; 2) общественные законы обнаруживают себя по преиму<
ществу как законы<тенденции; 3) объективные законы<тенден<
ции следует отличать от статистических закономерностей, фик<
сирующих корреляционные, устойчивые связи между социальны<
ми явлениями и процессами.
52
Тот факт, что объективные законы действуют в строго опреде<

ленной среде, при наличии той или иной обязательной совокуп<
ности условий, был обнаружен специалистами в области физики,
химии и других естественных наук. Констатируя обусловленность
объективных законов конкретными, обязательными условиями,
Ф. Энгельс отмечал, что «вода при температуре от 00 до 1000 С жид<
ка — это вечный закон природы. Но чтобы он имел силу, должно
быть налицо: 1) вода, 2) данная температура и 3) нормальное дав<
ление... Законы метеорологии тоже вечны, но только для Земли
или же такого небесного тела, которое обладает величиной, плот<
ностью, наклоном оси и температурой Земли, и при предположе<
нии, что это тело окружено атмосферой из такой же смеси кисло<
рода и азота» (3. Т. 20. С. 553).
С усложнением сферы действия законов возрастает и число обя<
зательных условий, при которых они проявляют себя. В обществе
как наиболее сложной форме движения материи весьма редко воз<
никают ситуации, когда налицо имеются все необходимые для со<
ответствующего закона условия. Поэтому действие социальных
законов не проявляется столь очевидно и бесспорно, как в науках
о неживой природе. Социальные законы не действуют с матема<
тической точностью, как законы физики или химии, а проявляют
себя в виде тенденции, предрасположенности определенных со<
бытий, явлений, процессов к определенному результату. Такой
результат в каждом отдельном случае, явлении может быть, а мо<
жет и не быть. Лишь взяв большие исторические периоды исто<
рии общества, можно увидеть, как действуют социальные зако<
ны, каким образом они определяют содержание и динамику соот<
ветствующих явлений и процессов.
Забвение отмеченной особенности проявления социальных
законов может приводить к неточным утверждениям, а то и вов<
се к ошибкам. Так, в ранг объективных закономерностей неред<
ко возводят так называемые статистические закономерности,
которые свидетельствуют о регулярности или устойчивой повто<
ряемости какого<либо признака, свойства в массиве наблюдае<
мых фактов.
Статистические закономерности фиксируют общие, повторя<
ющиеся связи и тем самым свидетельствуют о существовании не<
коей общей, устойчивой основы повторяемости наблюдаемых
связей. Эта повторяемость может быть следствием не только
объективных законов, но и случайных факторов. Более того, ста<
53
Раздел I
тистические закономерности могут отражать и мнимые, т.е. лож<

ные, связи, которые исчезают, когда раскрывается их подлинная
причина. Например, можно установить тесную корреляционную
связь между интенсивностью движения городского транспорта и
приливами. Но это вовсе не значит, что прилив является причи<
ной интенсивного движения автомобилей и иных транспортных
средств в городе. Ибо причиной их одновременной вариации слу<
жит фактор, не учитываемый в этом соотношении, — вращение
Земли.
Вследствие того что статистические закономерности не рас<
крывают необходимости, они являются неопровержимыми пре<
имущественно по отношению к той совокупности явлений, ко<
торая была изучена в процессе статистического анализа. Распро<
странение этих закономерностей на все явления носит условный,
или, как говорил Г. Гегель, проблематичный характер. Статисти<
ческие закономерности позволяют выявлять устойчивое, повто<
ряющееся, но чтобы объяснить причины такого постоянства, тре<
буется специальное исследование. Лишь в рамках конкретной
науки можно раскрыть причины статистической закономернос<
ти и выявить, что же лежит в ее основе — случайные или необхо<
димые связи.
В свете изложенных требований надлежит рассматривать воп<
рос о системе объективных законов права, составляющих пред<
мет общей теории права и других отраслей правоведения. Задача
нашей работы, однако, не сводится к открытию каких<либо но<
вых, еще не известных юристам объективных законов либо сис<
темному освещению всех закономерностей, изучаемых общей
теорией права. Это задача специальных исследований. Для нас
важно показать, что определенная часть известных правоведам
многообразных связей правовых явлений и процессов является
закономерной и что предмет общей теории права, как и любой
иной науки, состоит из системы закономерностей. При этом не
имеет существенного значения, насколько развитой и многооб<
разной предстает эта система на нынешнем этапе развития пра<
воведения.
Незначительное число знаемых современными юристами
объективных законов будет свидетельствовать скорее о недоста<
точно высоком уровне познания правовых закономерностей, не<
жели об их отсутствии в праве. В противном случае пришлось бы
признать, что правоведение не имеет собственного предмета и его
54
претензии на научный статус лишены каких<либо объективных

оснований.
Совокупность объективных законов права составляет осно<
ву всей многообразной связи правовых явлений и является мно<
гоуровневой. Сложное иерархическое соподчинение объектив<
ных законов отражает специфику системного строения право<
вой надстройки. В ней, как минимум, можно выделить четыре
уровня связей:
1) связи элементов наиболее простых явлений вроде нормы
права, правоотношения, нормативно<правового акта, выступа<
ющих компонентами других, более сложных системных образо<
ваний;
2) связи между элементами таких сложных в системном отно<
шении правовых явлений, как система права, правосознание и
система правоотношения;
3) связи между системой права, правосознанием и системой
правоотношений как элементами правовой надстройки;
4) связи правовой надстройки и ее компонентов с другими со<
циальными явлениями.
Связи, присущие каждому из названных уровней правовой
надстройки, содержат как закономерные, необходимые, так и слу<
чайные, второстепенные связи. Поэтому дальнейшим шагом на
пути познания объективных закономерностей права является вы<
яснение специфических закономерностей, действующих на каж<
дом уровне системного строения правовой надстройки.
2.3. Об объективных законах общей теории права

В юридической литературе был высказан взгляд, согласно ко<
торому объективной юридической закономерностью признава<
лась структурная связь элементов правовых явлений. Так,
Л.С. Явич полагал, что структурность нормы права придает во<
леизъявлению качественную определенность, а трехчленность
структуры нормы права представляет собой объективный закон
(389. С. 72, 73). Разделяя данное положение Л.С. Явича, П.М.
Рабинович распространил его на другие государственно<право<
вые явления. Он признал, что в области права структурными за<
кономерностями выступают также связи институтов и отраслей
права, производящие систему объективного права, взаимные
связи элементов единой юридической надстройки, определен<
ные юридические связи и отношения субъектов права, порож<
55
Раздел I
дающие правопорядок, связи, конституирующие систему норма<

тивных актов и, в частности, отображающие такое их свойство,
как юридическая сила (270. С.42).
Положение о том, что связи элементов правовых явлений пред<
ставляют собой разновидность юридических закономерностей,
заслуживает самого пристального внимания, но нуждается в двух
уточнениях. Во<первых, в этом качестве может выступать не лю<
бая связь элементов правовых явлений, а только их основная
структурная связь. Во<вторых, необходимыми свойствами объек<
тивного закона обладает лишь основная структурная связь так на<
зываемых органически целостных явлений (систем). Однако для
обоснования и раскрытия этих положений необходимо прежде
всего напомнить некоторые исходные положения теории систем.
Согласно теории систем любое явление, состоящее из двух и
более составных частей (элементов), представляет собой систе<
му. В свою очередь, все системы делятся на два вида: органичес<
кие и суммативные. К органическим системам относятся такие
целостные явления, образования, которые обладают свойством
интегративности, т.е. обладают совокупностью свойств, призна<
ков, функций, которые не присущи составляющим его частям.
Например, исправный автомобиль способен перевозить грузы и
пассажиров, тогда как составляющие его элементы такой способ<
ностью не обладают. Суммативные системы в отличие от орга<
нических представляют собой механический агрегат, совокуп<
ность составляющих его элементов, где целое лишь количествен<
но отличается от составляющих его частей, например куча пес<
ка, неисправный автомобиль и др.
Соотношение органической системы с ее элементами носит
сложный диалектический характер. Органическая система не
просто воспринимает свои компоненты как таковые, а изменя<
ет их применительно к собственной природе, наделяя новыми
признаками и свойствами. Так, общественные отношения, об<
лекаясь в правовую форму, приобретают ее специфические чер<
ты. Условия возникновения, субъекты, содержание, меры защи<
ты от нарушений и другие черты правоотношений регламенти<
руются правовыми нормами. Благодаря праву общественные от<
ношения приобретают устойчивый, общеобязательный харак<
тер, надежно защищаются государством от любых попыток на<
рушений субъективных прав либо неисполнения юридических
обязанностей.
56
Любое явление правовой надстройки обладает признаками, оп<

ределяющими его в этом качестве. Определение «правовой», «пра<
вовая» как раз и указывает, что речь идет не о любом социальном
явлении, а лишь об определенной разновидности, выступающей
в качестве составного элемента правовой надстройки и обладаю<
щей ее специфическими свойствами.
Определяющая роль системы по отношению к образующим
ее элементам не означает, однако, их полного детерминирова<
ния. Каждый элемент в определенных пределах обладает отно<
сительной самостоятельностью. Это проявляется в том, что эле<
мент органической системы, как правило, обладает собственной
структурой и характерными, только ему присущими свойствами.
Например, такой элемент правовой надстройки, как система пра<
ва, является совокупностью органически взаимосвязанных отрас<
лей права. В свою очередь, каждая отрасль права является систе<
мой по отношению к составляющим ее правовым институтам и
нормам права. Последние здесь рассматриваются в качестве про<
стейшего элемента. Но и правовая норма также является систе<
мой и может быть расчленена на три элемента: гипотезу, диспо<
зицию и санкцию.
Таким образом, соотношение между органической системой
и ее элементами выражается в том, что, с одной стороны, систе<
ма по отношению к своим элементам играет определяющую роль.
Она модифицирует их применительно к собственной природе,
наделяет их специфическими свойствами. С другой стороны, эле<
менты в определенных пределах обладают относительной само<
стоятельностью, некоторыми специфическими свойствами и
могут оказывать обратное воздействие на систему. Именно такая
связь системы и ее элементов является устойчивой и необходи<
мой, т.е. обладает всеми свойствами объективного закона, что убе<
дительно иллюстрирует любое органически целостное правовое
явление, в частности правонарушение.
Правонарушение состоит из четырех элементов: субъекта,
объекта, субъективной и объективной сторон. Как органическая
система правонарушение обладает интегративностью. Оно харак<
теризуется противоправностью и выступает основанием юриди<
ческой ответственности. Никакие иные явления, равно как и от<
дельные элементы правонарушения, этими свойствами не обла<
дают. В то же время каждый элемент правонарушения обладает
совокупностью только ему присущих признаков.
57
Раздел I
Объект правонарушения — это общественные отношения, зак<

репленные нормами права и охраняемые государством от нару<
шений. Объективная сторона правонарушений выражается в со<
вокупности таких явлений, как противоправное деяние, вредо<
носные последствия и причинная связь между противоправным
деянием и наступившими вредоносными последствиями. Субъек<
том правонарушения признаются лишь деликтоспособные граж<
дане, а также юридические лица и государственные органы.
Субъективную сторону правонарушения составляет психическое
отношение правонарушителя к совершенному противоправно<
му деянию, выраженное в форме вины.
Основная структурная связь правонарушения характеризует<
ся тем, что совокупность признаков каждого элемента определя<
ется спецификой системы и вне ее теряет какой<либо смысл, не
имеет реального значения. Такая связь элементов в теории сис<
тем понимается в качестве синтетической.
Общественные отношения, реализуясь в правомерном по<
ведении их участников, не признаются и не могут признавать<
ся объектом правонарушения. В этом качестве общественные
отношения не выступают и в случаях причинения им ущерба
действиями сил природы, животных или неделиктоспособных
людей, поскольку в таких деяниях отсутствуют другие элемен<
ты правонарушения. Объектом правонарушения обществен<
ные отношения становятся лишь в результате наступления вре<
доносных последствий совершенного противоправного, ви<
новного деяния или же при наличии угрозы наступления та<
кового. Только в органическом взаимодействии с субъектом,
объективной и субъективной сторонами общественные отно<
шения образуют такое специфическое явление, как правона<
рушение.
Основная структурная связь правонарушения является устой<
чивой, повторяющейся и необходимой, т.е. обладает всеми при<
знаками объективного закона. Как осознанный субъектом акт
противопоставления собственной воли воле государства, выра<
зившийся в совершении противоправного деяния, правонаруше<
ние является таковым лишь при наличии изложенного способа
взаимосвязи его компонентов. Необходимость проявляется в том,
что правонарушение утрачивает свою сущность при любой, са<
мой незначительной попытке изменить его состав или взаимосвязь
элементов.
58
Другой разновидностью объективного закона может служить

основная структурная связь правовых явлений иерархического
типа. Данный тип связи характеризует такое соотношение элемен<
тов системы, при котором все ее элементы 1) имеют какой<либо
общий признак; 2) строго ранжированы относительно друг друга;
3) в своей совокупности образуют качественно новое правовое яв<
ление — органическую систему. Данный тип связи, в частности,
характерен для системы нормативно<правовых актов.
Характерным признаком системы нормативно<правовых ак<
тов является наличие у каждого ее элемента признаков, харак<
терных для нормативно<правовых актов. Законы и указы, по<
становления и распоряжения, приказы и инструкции, иные
компоненты системы неизменно содержат оригинальные нор<
мы права либо решения о признании нормативно<правовых
актов утратившими силу. Именно в силу этих общих качеств
правовые акты признаются элементами системы нормативно<
правовых актов.
Число элементов самой системой не регулируется, а опреде<
ляется критерием классификации — юридической силой норма<
тивно<правовых актов. Юридическая же сила, в свою очередь,
определяется местом, которое занимает издающий их орган в ме<
ханизме государства. Иерархия органов государственной власти
определяет и иерархическую связь принимаемых ими норматив<
но<правовых актов.
Благодаря иерархической связи происходит упорядочение эле<
ментов в структурном ряду. Акты большей юридической силы со<
держат первичные, исходные нормы, обязательные для актов
меньшей юридической силы. Последние в свою очередь содер<
жат новые нормы, обязательные для актов меньшей юридичес<
кой силы.
Иерархическая связь нормативных актов является определя<
ющим моментом в характеристике системы. Нормативные уста<
новления любого акта, вступающего в противоречие с конститу<
цией, иными законами, подлежат незамедлительной отмене, т.е.
не являются элементами данной системы, а представляют собой
разновидность правонарушений.
Следовательно, не любой акт, принятый органами государ<
ства и представляющий собой результат их правотворческой де<
ятельности, направленной на установление новых норм права,
изменение или отмену действующих, является нормативным.
59
Раздел I
Каждому нормативно<правовому акту как минимум необходи<

мо наличие еще двух признаков, а именно: компетентности, т.е.
издания по кругу вопросов, регулирование которых отнесено к
ведению данного органа; и иерархической связи с остальными
элементами структуры, выражающейся в отсутствии противо<
речий его предписаний конституции и другим вышестоящим
актам.
Компетентность и иерархическая соподчиненность — призна<
ки нормативно<правовых актов, наличие которых обусловлено
свойствами самой системы как единого, гармоничного образо<
вания. Без упорядочения структурного ряда посредством иерар<
хической связи система нормативно<правовых актов не была бы
единым и непротиворечивым образованием и, следовательно, не
смогла бы обеспечить эффективного регулирования обществен<
ных отношений. Поэтому система нормативно<правовых актов
представляет собой не просто сумму нормативно<правовых ак<
тов, а единое, целостное, непротиворечивое образование, обла<
дая определенной совокупностью принципов, не характерных для
ее элементов в отдельности, вне системы. Все это говорит о том,
что система нормативно<правовых актов обладает интегрально<
стью и является органической системой.
Иерархическая связь в данной системе является не только об<
щей, но и необходимой. Любое государство, которое желает быть
правовым и обеспечить реальное действие принципа верховен<
ства права и закона, должно не только провозглашать принцип
иерархической соподчиненности нормативно<правовых актов.
Государство стремится также создать систему институтов, мето<
дов, способных обеспечить неукоснительное соблюдение этого
принципа. Стремление современных государств создавать кон<
ституционные суды или иные органы, призванные выявлять и
устранять коллизии законов конституции, убедительно свиде<
тельствует о том, что иерархическая связь нормативно<правовых
актов является действительно необходимым условием надлежа<
щего функционирования всех компонентов системы норматив<
но<правовых актов.
Структурные связи иерархического и синтетического типа
присущи значительной части правовых явлений (норме права,
правоотношению, механизму правового регулирования, систе<
ме права, отдельным правовым институтам и отраслям права и
др.) и представляют собой не что иное, как разновидность объек<
60
тивных правовых закономерностей. Такие связи выступают объек<

тивным способом согласования, объединения компонентов явле<
ния в единое целое, органическую систему и обеспечивают устой<
чивый характер интегративных свойств, признаков системы. Ха<
рактеризующаяся подобным образом связь и понимается фило<
софами как объективный закон (242. С. 84).
В то же время не все связи компонентов правовых явлений
можно автоматически причислять к закономерным. Имеется не<
мало явлений, представляющих собой суммативные явления.
Связь элементов таких явлений характеризуется тем, что ни сис<
тема в целом, ни ее элементы не получают качественно новых
свойств. Суммативное целое как простой конгломерат отличает<
ся от составляющих его частей только в количественном отно<
шении. Целое больше своих частей. Такие связи преобладают пре<
имущественно у систем, представляющих собой классификацию
каких<либо видов явления, при отсутствии между этими видами
иерархической связи.
Так, система субъектов права характеризуется единством со<
держания ее элементов и неурегулированностью системой их числа
и порядка расположения. Каждый элемент этой системы (граж<
дане, государство, государственные органы, юридические лица,
общественные объединения, общественные формирования) об<
ладает ее общим признаком — праводееспособностью.
Праводееспособность субъектов права возникает в процес<
се правотворческой деятельности органов государства. Ее со<
вершенствование, изменение также осуществляется компетен<
тными органами государства в соответствии с потребностями
общества. А поэтому и число элементов системы субъектов
права, обладающих различной по содержанию и объему пра<
водееспособностью, не зависит от самой системы и не регули<
руется ею. В этой системе остается неурегулированным и по<
рядок расположения элементов в структурном ряду. Воздей<
ствие системы субъектов права на элементы сводится к тому,
что система включает в себя не любые явления, а только те из
них, которые обладают праводееспособностью. Но в результа<
те такой связи ни у элементов, ни у системы в целом не появ<
ляются качественно новые свойства. Именно такая связь и при<
знается суммативной.
Подобным образом характеризуется структурное строение и
других систем<классификаций. Их суммативный характер оп<
61
Раздел I
ределяется тем, что система, объединяя в некое целостное обра<

зование элементы, никак не влияет на них. Классификацион<
ный критерий, на основании которого части объединяются в
целое, возникает за пределами системы и никак от нее не зави<
сит. «Мышление, — говорил Ф. Энгельс, — если оно не делает
промахов, может объединить элементы сознания в некоторое
единство лишь в том случае, если в них или в их реальных про<
образах это единство уже до этого существовало. От того, что
сапожную щетку мы зачислим в единую категорию с млекопи<
тающими — от этого у нее еще не вырастут молочные железы»
(3. Т. 20. С. 41).
Из признания основания классификации как признака, уже
присущего явлениям, вытекает вывод о том, что число элемен<
тов системы<классификации никак не регулируется ею. Взяв ус<
тойчивый, мало изменяемый признак, мы получаем несложную
систему, состоящую из двух или трех элементов. Система видов
диспозиции правовых норм, например, может быть двучленной,
если основанием классификации выступает объем выраженных
в нормах правил поведения, и четырехчленной, когда основани<
ем классификации берется способ выражения правил поведения.
В первом случае диспозиции подразделяются на казуальные и аб<
страктные, во втором — на простые, описательные, отсылочные
и бланкетные.
Независимость числа элементов от самой системы<классифи<
кации делает ее открытой. Система сохраняет свои качества (слож<
ность состава, связь и суммативную целостность) при любой со<
вокупности составляющих ее элементов. Однако, как мы уже ви<
дели на примере системы нормативно<правовых актов, системы<
классификации, в которых основной структурной связью высту<
пает иерархическая связь, представляют собой разновидность
органических, а не суммативных систем.
Правовые закономерности в виде основной структурной связи
органически целостных правовых явлений относятся к числу наи<
более простых закономерностей, которые изучают общая теория
права и отраслевые юридические науки. Они характеризуют не<
посредственное строение правовых явлений и служат лишь ито<
гом, результатом начального этапа познания права как тотально<
го целого во всем многообразии его закономерных и необходи<
мых связей. Поскольку право действует в тесной взаимосвязи с
другими компонентами общества, постольку проявляющиеся в
62
этих сферах закономерные связи права и иных правовых явлений

также составляют предмет правоведения, в том числе и общей тео<
рии права.
2.4. Правовые принципы как закономерности права

Многообразие закономерных связей правовых явлений не ис<
черпывается их основной структурной связью, особенно если речь
идет о таких сложных в структурном отношении явлениях, как
отрасль права, система права, внешние связи правовых явлений с
другими социальными явлениями. В числе разновидностей юри<
дических закономерностей нередко называются принципы права
в целом, а также принципы отдельных отраслей права. При этом
правовые принципы понимаются как категории правосознания,
т.е. элементы правовой науки, отражающие основополагающие
идеи и начала права, правового регулирования. Принципы же пра<
ва составляют ту совокупность правовых принципов, которая по<
лучила закрепление в системе действующих норм права.
Обоснованность претензий правовых принципов на роль юри<
дических закономерностей видится в том, что они выступают иде<
ологической, научно обоснованной формой отражения объектив<
ных законов. Иначе говоря, правовой принцип есть не что иное,
как познанный юристами объективный юридический закон. Так,
Г.С. Остроумов полагал, что общеправовые принципы должны
быть специфическим отражением в категориях правосознания
(прежде всего в категориях взаимосвязанных юридических прав
и обязанностей) основных объективно обусловленных законо<
мерностей развития политико<правовой структуры общества (233.
С. 23). Трактовка принципа как объективного закона права и дру<
гих правовых явлений и процессов дается в работах С.Н. Брату<
ся, П.М. Рабиновича, А.Ф. Шебанова, Л.С. Явича, других авто<
ров и, по нашему мнению, является правомерной.
Значительная часть правовых принципов обладает всеми не<
обходимыми свойствами объективных законов. Из понимания
принципа как руководящего начала соответствующего явления,
процесса вытекает его общий и устойчивый характер. Коль ско<
ро принцип есть «исходное начало», «руководящая идея», «ос<
нова», то, следовательно, он характеризуется не просто абстрак<
тной всеобщностью, а такой всеобщностью, которая напрямую
связана с сущностью, основой явлений и процессов и является
весьма устойчивой, постоянной.
63
Раздел I
Правовые принципы обладают и необходимостью. При на<

личии соответствующих условий они проявляются неизбежно
в системе общественных и правовых отношений независимо от
их осознания и закрепления в действующем законодательстве.
Однако в самом законодательстве, системе действующих норм
права правовые принципы приобретают общеобязательное зна<
чение постольку, поскольку они закреплены законодателем.
Вывод С.С. Алексеева о том, что принципы права «реально за<
ложены в право независимо от того, сформулированы ли они в
научном познании или нет», является проблематичным
(9. Вып. 1. С. 15). Этот вывод был подвергнут справедливой кри<
тике П.М. Рабиновичем, по мнению которого, принципы пра<
ва сами по себе не могут быть «растворены» в праве до того, как
сформулируются в качестве суждений, идей правосознания за<
конодателя (270. С. 62).
Действительно, необходимый характер принципов права со<
стоит вовсе не в их автоматическом действии в системе норм
права, без осознания законодателем и закрепления в действую<
щем законодательстве. Если бы дело обстояло таким образом,
то законодательствование представляло бы собой безграничное
поле деятельности той самой кухарки, которая, по мысли
В.И. Ленина, в настоящее время должна была управлять советс<
ким государством. Не нужно проводить ни специальных науч<
ных исследований, ни сложных процедур по подготовке, апро<
бации и согласованию подготовленных законопроектов. Форму<
лируй все, что приходит в голову, а необходимо действующие пра<
вовые принципы внесут необходимые коррективы и все расста<
вят на свои места.
Однако необходимость принципов права проявляется иным
образом. В тех случаях, когда принципы права не осознаются уче<
ными<юристами, не закрепляются прямо и непосредственно дей<
ствующим законодательством, правовые нормы оказываются не<
совершенными, малоэффективными и не приводят к ожидаемым
результатам. В обществе сохраняются устойчивые потребности,
которые не получают надлежащего удовлетворения, а фактичес<
кие отношения складываются вопреки законодательным установ<
лениям, в обход норм права. В этих условиях общество, правовая
наука и юридическая практика вынуждены постоянно принимать
меры по усовершенствованию таких норм права, пока случайно,
методом проб и ошибок либо в процессе теоретического анализа
64
не будет открыта их сущностная основа и выражающий эту осно<

ву правовой принцип.
Так, современное уголовно<процессуальное право в качестве
одного из своих принципов признает презумпцию невиновнос<
ти. Признание обвиняемого виновным в совершении преступ<
ления при условии доказанности его вины в установленном за<
коне порядке характеризует демократическую основу уголовно<
го процесса, ориентирует суд, иные правоохранительные органы
на поиск истины по делу и надежно гарантирует граждан от фак<
тов необоснованного, произвольного привлечения их к уголов<
ной ответственности. Однако презумпция невиновности не сра<
зу была осознана в этом качестве.
Впервые закрепленная в 1789 г. в Декларации прав человека и
гражданина, презумпция невиновности более полутора столетий
оставалась по преимуществу теоретическим принципом, подвер<
гавшимся постоянной критике со стороны реакционных ученых<
юристов и практических работников. В частности, признавалось,
что презумпция невиновности — «это такая нелепость, такое из<
вращение логического и юридического смысла, что не может быть
допущена даже в качестве приема выражения» (322. С. 188). Прак<
тическое следствие такого «теоретического» подхода к презумп<
ции невиновности выражалось в грубейших нарушениях прав
граждан, переложении на них бремени доказывания своей неви<
новности и соответственно необоснованном привлечении к уго<
ловной ответственности.
Всесторонний процесс демократизации права и законодатель<
ства, который был характерен для второй половины ХХ в., убе<
дительно показал, что гражданин должен быть надежно защи<
щен от произвольного вмешательства государства в его жизнь, а
принцип презумпции невиновности является важнейшим эле<
ментом таких взаимоотношений государства и личности. С уче<
том такого значения презумпция невиновности вполне законо<
мерно стала общепризнанным принципом международного пра<
ва, конституций демократических государств и красной нитью
проходит через все институты уголовно<процессуального права.
Разделяя тезис о правовых принципах как видах юридических
закономерностей, полагаем необходимым отметить, что далеко не
все положения, квалифицируемые юристами как правовые прин<
ципы, отражают юридические закономерности. Систему право<
вых принципов и принципов права в настоящее время составля<
65
Раздел I
ют достаточно разнородные положения правоведения и других со<

циальных наук, в том числе:
экономические законы и принципы (закон распределения ма<
териальных благ по труду в соответствии с его количеством и ка<
чеством признавался принципом советского трудового права,
принцип многообразия форм собственности — гражданского
права, приоритет сельскохозяйственного использования зе<
мель — принципом земельного права);
политические принципы (народовластие, демократический
централизм, участие трудовых коллективов и трудящихся в уп<
равлении делами государства и общества и др.);
этические категории (справедливость, гуманизм);
правовые принципы (законность, равноправие граждан и
иных лиц перед законом, сочетание убеждения и принуждения,
неразрывная связь прав и обязанностей, ответственность за вину).
В ранг правовых принципов не могут возводиться экономи<
ческие и иные социальные закономерности, учитываемые в сис<
теме права и закрепленные в его действующих нормах. Как изве<
стно, правоведение не может успешно развиваться, не обраща<
ясь к положениям и выводам экономической и других соци<
альных наук, не изучая механизма проявления социальных зако<
нов в правовой сфере. При этом юрист не просто заимствует эко<
номические и иные социальные принципы. Для него важно знать
не только саму закономерность, но и то, в каких юридических
свойствах права она отражается, какие конкретные модифика<
ции именно этих свойств произойдут в праве вслед за опреде<
ленными изменениями в соответствующих экономических и
иных сферах и каковы критерии, которые позволяют определить
соответствие той или иной правовой формы социальному содер<
жанию отношения.
По изложенным причинам неюридические объективные за<
кономерности, применяясь в праве, не становятся автоматичес<
ки правовыми принципами. Впервые это аргументированно по<
казал С.Н. Братусь. «Нельзя согласиться с тем, — писал он, — что
основными принципами советского гражданского права являют<
ся экономические законы и различные черты и стороны социа<
листических производственных и иных отношений... надо пока<
зать, как основные принципы социализма трансформируются в
юридические принципы или, иначе говоря, установить, каково
юридическое выражение принципов социализма, имея в виду, что
66
именно различные формы их юридического выражения и будут

принципами права в целом или его отдельной отрасли» (44. С. 48).
Правовые принципы как основа правовых явлений и процес<
сов являются необходимым, имманентно присущим им свой<
ством. Обусловливающие суть правового явления экономичес<
кие и социальные закономерности остаются внешними по отно<
шению к праву и его явлениям. Поэтому реальный результат воз<
действия неправовых факторов на право неизбежно проявляется
в самом праве, его явлениях. В процессе познания юрист должен
не только выявить действие какого<либо социального явления,
фактора на право, но и раскрыть результаты и механизм такого
влияния, показать, как тот или иной экономический, социоло<
гический закон действует в правовой сфере. Механическое пере<
несение неюридических законов на право чревато ошибками и
заблуждениями в познании права.
В недавнем прошлом советские юристы практически едино<
душно признавали принцип оплаты труда по его количеству и
качеству ведущим принципом советского трудового права. Между
тем данный принцип является не чем иным, как экономическим
законом распределения материальных благ в условиях социали<
стического общества, получившим закрепление в Конституции
СССР и других основополагающих законодательных актах.
Законодательное опосредование экономического закона рас<
пределения по труду не расширяет сферу его действия и не пре<
вращает его автоматически в юридический закон. Как правиль<
но отметил по этому поводу А.А. Фатуев, юристам нельзя вос<
принимать идеи, выводы, категории других наук безо всякой об<
работки. Для права важно не только материальное содержание
тех или иных норм, но и правомочия и обязанности сторон по
поводу сущностных экономических и иных связей. Работы, в
которых «экономические категории буквально автоматически на<
кладываются на трудовое правоотношение», не способствуют
раскрытию предмета правоведения, специфических закономер<
ностей права (360. С. 17–18).
Между экономическими и юридическими закономерностями
имеется диалектически противоречивая связь. На правовое раз<
витие наряду с экономическими закономерностями и процесса<
ми оказывают влияние и другие социальные факторы: уровень
политической и правовой культуры общества, национальные и
иные особенности страны. Вследствие этого правовые законо<
67
Раздел I
мерности представляют собой как бы равнодействующую много<

различных сил и в ряде случаев могут на первый взгляд противо<
речить экономическим требованиям. Таков, например, принцип
частичной материальной ответственности работников за вред,
причиненный предприятию в связи с исполнением трудовых обя<
занностей.
Еще в условиях СССР страна несла значительные материаль<
ные потери от выпуска бракованной продукции и непроизводи<
тельных расходов сырья и материалов. Отсюда, казалось бы, ло<
гически вытекал вывод о том, что требования юридических норм
о материальной ответственности работников во многом расхо<
дятся с современными требованиями экономики, что необходи<
мо предоставить предприятиям право самим определять условия
привлечения к ответственности различных категорий работни<
ков с учетом местных особенностей, а законодательно регулиро<
вать нужно лишь порядок привлечения к повышенной матери<
альной ответственности.
Однако подобные предложения экономистов являются несо<
стоятельными. Материальная ответственность по трудовому пра<
ву, за исключением установленных законом специальных случа<
ев, не преследует цели возмещения полного материального ущер<
ба. Проблема повышения качества труда, борьбы с браком, не<
производительными потерями времени не только экономичес<
кая, но и социальная и не может решаться только с учетом требо<
ваний экономики. Более существенную роль в условиях СССР
играли воспитательные меры, повышение производственного и
общеобразовательного уровня работников, механизация и авто<
матизация трудовых процессов и другие факторы.
Таким образом, экономические и юридические принципы<за<
кономерности не являются тождественными. Они действуют в ка<
чественно различных сферах, каковыми являются базис и над<
стройка. Чтобы разработать юридический механизм, адекватно
отражающий требования экономических законов, раскрыть спе<
цифику его применения на уровне юридических принципов и кон<
кретных норм права, представляется необходимым осуществить
достаточно сложные познавательные акты с целью установления:
юридических принципов и способов правового регулирования,
призванных обеспечить неукоснительное действие экономичес<
ких законов в системе правовых отношений, придать им обще<
обязательное значение;
68
принципов и способов управления государством соответству<

ющей сферой общественных отношений; структуры и компетен<
ции его органов; форм и методов участия государства, его орга<
нов и должностных лиц в обеспечении реального действия норм
права, охране прав и свобод граждан и иных лиц;
принципов и способов ответственности лиц, виновных в не<
надлежащем исполнении действующих в обществе юридических
принципов и норм права.
Ограничение правовых исследований механическим повтором
экономических категорий и законов не продвигает познание и
решение собственно правовых проблем. Правовое исследование
в конечном итоге должно раскрывать специфические закономер<
ности права и давать решение собственных юридических про<
блем. Юридические принципы, закономерности являются тако<
выми в той мере и постольку, в какой мере и поскольку они отра<
жают общие, устойчивые и необходимые связи правовых явле<
ний и процессов. Все иные принципы, даже если они и исполь<
зуются юристами, лежат за пределами предмета правоведения и
никак не могут признаваться в качестве специфических право<
вых принципов.
Если правовая наука не сможет решить поставленных задач
по переводу экономических законов в правовые принципы и
нормы права, а действующее законодательство и государство не
создадут надлежащих правовых средств, способных обеспечить
действие экономических законов, то общество, его экономика
могут оказаться в кризисном состоянии. Выход из такого состоя<
ния может осуществиться не ранее чем общество и государство
осознают экономические закономерности, правильно переведут
их в форму правовых принципов и норм права, а также окажутся
способными обеспечить реальное действие этих норм права.
Аналогичным образом в праве действуют политические и иные
социальные закономерности. Каждая из них в процессе перево<
да в юридический принцип неизбежно приобретает правовую
форму и становится необходимым способом взаимосвязи право<
вых норм, иных юридических явлений. При этом один и тот же
неюридический принцип в разных отраслях права может прояв<
ляться в разной форме, с учетом специфики предмета и метода
правового регулирования. Например, принцип справедливости
как этическая основа права в уголовном праве понимается как
соответствие наказания и иных мер уголовно<правового харак<
69
Раздел I
тера, применяемых к лицу, совершившему преступление, харак<

теру и степени общественной опасности преступления, обстоя<
тельствам его совершения и личности виновного. В уголовном
же судопроизводстве справедливость понимается прежде всего
как обоснованность осуждения. Иную форму выражения этот
принцип имеет в гражданском, налоговом праве и других отрас<
лях. И раскрытие формы проявления неюридических принци<
пов в отдельной отрасли права составляет непосредственную за<
дачу ее представителей.
Следовательно, из совокупности многообразных по содер<
жанию и сфере действия принципов права статус юридической
закономерности имеют те из них, которые характеризуют не<
посредственно правовые, а не иные социальные связи и отно<
шения.
Другое важное условие признания правового принципа в ка<
честве юридической закономерности сводится к тому, чтобы
принцип отражал связь, а не какое<либо иное свойство, признак,
компонент правовых явлений. Не все правовые положения, из<
вестные как принципы права, удовлетворяют этому условию. Зна<
чительная их часть опосредует какой<либо устойчивый и необ<
ходимый признак, свойство права, иного явления. Так, УК РФ в
качестве одного из своих принципов признает вину, которая яв<
ляется одним из элементов состава правонарушения. Гражданс<
кий процесс основывается на таких принципах, как гласность,
диспозитивность, состязательность, непрерывность, характери<
зующих необходимые атрибуты современного демократическо<
го судопроизводства по гражданским делам. В числе основных
принципов законности чаще всего называют ее единство и все<
общность.
По нашему мнению, названные и иные правовые принципы,
характеризующие какое<либо устойчивое, необходимое свойство,
признак права или иных явлений, не могут признаваться в каче<
стве юридической закономерности, поскольку не соответствуют
одному из ее основных критериев — не отражают объективной
связи между явлениями. Между тем именно это свойство науч<
ного закона отличает его от понятий, категорий и других форм
теоретического мышления.
Принципы права, признаваемые в качестве юридических за<
кономерностей, подобно основной структурной связи, а также
закономерной связи сущности и явления, содержания и формы,
70
причины и следствия, необходимости и случайности, качества,

количества и меры, должны отражать связи и отношения право<
вых явлений и процессов. Отличие же принципов права от иных
юридических закономерностей состоит в том, что они отражают
связь, соотнесенную с началом, основой, основанием определен<
ных, весьма сложных в структурном отношении явлений и про<
цессов (отрасли права, системы права в целом, механизма право<
вого регулирования, механизма правотворчества либо правопри<
менения и др.). Открытие таких принципов представляет собой
весьма сложную познавательную задачу, и далеко не каждый, даже
плодотворно работающий в правовой науке ученый может по<
хвастаться открытием какого<либо нового правового принципа
в форме юридической закономерности. Тем не менее такие прин<
ципы имеются и вполне правомерно рассматриваются в качестве
самостоятельного компонента предмета общей теории права и
других отраслей правоведения.
2.5. О комплексных закономерностях общей теории

права
Право как органическая часть общества находится в тесной,
устойчивой и необходимой связи с остальными компонентами
системного целого. В сложной и развитой совокупности взаимо<
связей и зависимостей право обусловливается экономическими,
материальными отношениями общества и одновременно влияет
на них, способствует развитию этих отношений либо тормозит
их. Закономерная связь экономики и права характеризуется тем,
что право не может быть выше, чем экономический строй и обус<
ловленное им культурное развитие общества.
В юридической литературе высказывалось достаточно аргу<
ментированное мнение о том, что данная закономерность пред<
ставляет собой основной закон правовой формы, поскольку вы<
ступает «не просто как необходимая, а как самая главная и глу<
бокая связь в развитии права. Это соотношение конкретизирует<
ся во всех правовых структурах, в том, что правовые установле<
ния, правовые отношения, правопорядок и уровень правового
регулирования в целом соответствуют экономическому строю и
обусловленному им культурному развитию общества». В то же
время данный закон понимался как закон общей теории права в
связи с тем, что он «характеризуется со стороны его местонахож<
дения в теории права» (52. С. 122).
71
Раздел I
Принцип закономерной связи экономики и права и в настоя<

щее время активно используется в познании правовых явлений и
процессов, в исследованиях механизма детерминирования пра<
ва экономикой и способов оказания обратного воздействия пра<
ва на экономику. И в этом смысле вполне правомерна трактовка
закономерной связи экономики и права как неотъемлемой части
предмета общей теории права.
Однако закон, характеризующий связь права и экономики, не
может быть отнесен к предмету только теории права. Сфера его
действия является более широкой, нежели юридические законо<
мерности. Выявление и обоснование закономерной связи права
и экономики явилось прежде всего результатом развития общей
социологии и распространения материализма на изучение обще<
ства, закономерностей его функционирования и развития как си<
стемного целого, а также углубленного изучения в сфере поли<
тической экономии буржуазных экономических отношений и
раскрытия действительного источника развития, «самодвижения»
общества и его компонентов, в том числе и права. Закон носит,
таким образом, комплексный характер, одновременно изучается
различными социальными науками, и относить его к предмету
одной из них не представляется возможным.
Комплексный характер имеют также связи права с государ<
ством, моралью, правовой психологией и другими компонента<
ми правовой надстройки.
Закономерная связь государства и права составляет предмет
как теории государства, так и теории права с той лишь разницей,
что каждая из них рассматривает эту связь сообразно специфике
своего предмета. Теория права уделяет первостепенное внима<
ние правовым формам деятельности государства, в том числе
процессам подготовки и принятия нормативно<правовых актов,
путям и способам обеспечения общеобязательного действия норм
права, укрепления в обществе законности и правопорядка. Тео<
рии государства также приходится жертвовать «чистотой» пред<
мета и рассматривать ряд правовых вопросов, связанных с обо<
снованием внутренней организации государства, реализацией
правовых форм его функций, характеристикой политического
режима. Именно в силу неразрывной связи государства и права в
рамках правоведения существуют учебный курс и, по мнению
значительной части ученых<юристов, особая наука в виде теории
государства и права.
72
Однако наибольшее развитие комплексный подход к изучению

закономерной связи права и государства получает в рамках тео<
рии правового государства. Правовое государство понимается как
орган управления делами гражданского общества, призванный
обеспечить реальное действие верховенства права и закона, равен<
ство всех лиц перед законом, всемерное уважение прав и свобод
личности, гарантии свободной деятельности человека в экономи<
ческой, политической и иных сферах общества. Все принципы
правового государства, в том числе и те, которые на первый взгляд
входят в предмет одной теории, отражают закономерную связь го<
сударства и права, их взаимную обусловленность.
Так, принцип верховенства закона отражает закономерную
связь сугубо правовых явлений — нормативно<правовых актов,
их соотношение друг с другом. Однако объективные основы это<
го принципа коренятся в политических отношениях, способах
формирования и выражения воли народа как источника государ<
ственной власти. Верховенство закона становится необходимым
потому, что закон принимается представительным органом госу<
дарства, формируемым непосредственно населением в ходе пря<
мых и всеобщих выборов. В свою очередь, объективная основа
принципа связанности государства правом вытекает из природы
права как регулятора общественных отношений, его способнос<
ти закреплять интересы той или иной части гражданского обще<
ства в качестве общеобязательных, обеспечивать им надлежащую
правовую защиту.
Значительную роль в функционировании и развитии права иг<
рают его комплексные закономерные связи с остальными над<
строечными явлениями. Например, на протяжении длительного
времени правоведами изучаются проблемы правовой психологии.
Особый интерес к ним проявился во второй половине ХХ в., когда
юристы стали активно разрабатывать проблемы эффективности
действия норм права, правового сознания, личности преступни<
ка и причин правонарушений, социально<психологических ме<
ханизмов действия норм права, престижа права и др.
Психологические феномены — потребности, ценности, инте<
ресы, воля — являются необходимыми частями процесса форми<
рования права, правоприменения и правореализации. Прежде
чем реализоваться в конкретном поведении граждан и иных лиц
нормы права, законодательные предписания должны быть вос<
приняты, осознаны субъектом права. И в этом сложном механиз<
73
Раздел I
ме восприятия норм права, выработки собственного к ним отно<

шения и выбора конкретного поведения, соответствующего либо
противоречащего нормативным предписаниям, важную роль иг<
рают психология человека, его ценностные ориентации и уста<
новки. Общеизвестно, что значительная часть норм права дей<
ствует недостаточно эффективно потому, что закрепленные ими
интересы не соответствуют интересам субъектов конкретных пра<
воотношений, граждане и иные лица ориентированы на иную
шкалу ценностей и отношений по сравнению с ценностями, ко<
торые правотворческий орган стремился закрепить и провести с
помощью права в реальную жизнь.
Чтобы плодотворно решать проблемы социального действия
права, повысить его эффективность в решении экономических,
политических и иных задач современного общества, правоведы
должны проводить специальные исследования механизма вза<
имодействия юридических и социально<психологических зако<
номерностей, а также специфики проявления последних в пра<
вовом сознании населения. Особое внимание уделяется созда<
нию научно обоснованной системы рационального воздействия
права на волю и сознание человека, на его эмоции и чувства и
преодолению негативных правовых установок, ориентирующих
граждан на юридически нейтральное или противоправное по<
ведение.
Закономерности функционирования и развития правовой
психологии, их соотношение с социально<психологическими за<
конами весьма интенсивно исследует и социальная психология.
Психологи, в частности, предпринимают попытки разработать
основы социально<психологического механизма действия соци<
альных, в том числе и правовых, норм на уровне сознания и по<
ведения личности, выявить именно психологические и социаль<
но<психологические закономерности правомерного поведения
человека, установить, какие обстоятельства способствуют превра<
щению выработанных обществом норм поведения в правовые ус<
тановки личности.
Таким образом, предметы правовой науки и социальной пси<
хологии совпадают в части закономерностей функционирования
и развития правовой психологии. И провести четкую грань меж<
ду предметами юридической науки и социальной психологии не
представляется возможным, поскольку юристы и психологи ис<
следуют одну и ту же совокупность, систему закономерностей.
74
Различие наук видится лишь в результатах, уровнях исследования.

При анализе социально<психологических феноменов и их зако<
номерностей, осуществляемом правовой наукой, главный акцент
делается на выявление правовых связей и отношений, тогда как в
социально<психологических исследованиях изучение закономер<
ностей, присущих правовой психологии, рассматривается как один
из важных аспектов перехода к познанию общих закономернос<
тей функционирования и развития социальной психологии.
Наличие комплексных закономерностей у права и других со<
циальных явлений делает невозможным познание предмета об<
щей теории права без системного и целенаправленного вторже<
ния в сферу неюридического. Нежизненность правовых теорий,
основанных на познании только юридических явлений и про<
цессов, убедительно показала история буржуазного правоведе<
ния. Догматический подход не выдерживается до конца даже в
рамках позитивистской теории права, сводящей право к закону
и ориентированной на изучение нормативно<правовых актов.
Более того, позитивисты не отрицают необходимости и полез<
ности изучения социальной обусловленности права, взаимосвя<
зи правовой и социальной сфер, считая это предметом иных
наук — политики и социологии права.
Комплексные закономерные связи права с другими соци<
альными явлениями следует отличать от правовых принципов,
представляющих собой правовую форму выражения социальных,
неюридических закономерностей.
Во<первых, как было показано ранее, правовые принципы<
закономерности целиком и полностью действуют в сфере пра<
ва, характеризуют связи и зависимости между правовыми явле<
ниями, их компонентами. Область же действия комплексных
закономерностей права и других социальных явлений является
более широкой. Они действуют одновременно и в правовой, и в
неправовой сферах (экономике, политике, социальной психо<
логии и др.).
Во<вторых, выявление и обоснование правовых принципов
составляет задачу только юристов, тогда как познание комплек<
сных социальных закономерностей осуществляется юристами со<
вместно с представителями других социальных наук. При этом
проведение междисциплинарных исследований справедливо рас<
сматривается как необходимое условие успешного развития со<
циальных наук и решения ими актуальных проблем современнос<
75
Раздел I
ти. И наоборот, чрезмерное обособление наук, ограничение их

предмета совокупностью «чистых» проблем становится серьез<
ным препятствием на пути научно<технического прогресса.
Комплексный характер имеют практически все проблемы, ко<
торые были поставлены и разработаны советскими юристами в
70–80<е гг. Это проблемы эффективности действия норм права,
социальной обусловленности законодательства, правового вос<
питания, юридического прогнозирования, социального контро<
ля, юридической конфликтологии. Социологизация правоведе<
ния, как справедливо отмечают В.Н. Кудрявцев и В.П. Казимир<
чук, и по настоящее время «является объективно требуемой тен<
денцией, соответствующей современному этапу его развития. В
этом смысле можно утверждать, что ввиду социального характе<
ра теория права не может не быть социологической» (157. С. 14).
Однако вопреки этому магистральному развитию правоведе<
ния, в том числе и общей теории права, в настоящее время по
ряду объективных и субъективных причин социально<правовые
исследования российскими правоведами практически не прово<
дятся. Их научная деятельность сводится по преимуществу к ком<
ментированию действующего законодательства и написанию
учебников, научно<популярных изданий, что влечет за собой ут<
рату богатого опыта и методологии решения наиболее сложных
правовых задач, отбрасывает правовую науку в лучшем случае на
50 лет назад, когда догматика и умозрение были основными ору<
диями творческой деятельности советских правоведов.
В силу изложенных обстоятельств комплексные закономер<
ности права и других социальных явлений следует рассматривать
в качестве самостоятельного вида закономерностей, изучаемых
общей теорией права.
2.6. О генетической (исторической) связи правовых

явлений
Вышеизложенные виды правовых закономерностей относят<
ся к числу функциональных, структурных связей и свидетельству<
ют о том, как взаимодействуют явления между собой в статичес<
ком состоянии. Однако общество в целом и все его компоненты,
в том числе и право, находятся в постоянном изменении и разви<
тии. Эти процессы носят объективный характер и осуществля<
ются в соответствии с так называемыми историческими, генети<
ческими закономерностями. Эти закономерности «обусловлива<
76
ют как количественные изменения, так и качественные преобра<

зования государственно<правовых явлений, в частности переход
их от одного типа (фазы, стадии) к другому. Такие закономерно<
сти отражают содержание, направленность, интенсивность из<
менений» (270. С. 40).
Российские правоведы включают исторические законы права
в предмет общей теории права, однако их специфика, а тем бо<
лее их конкретный перечень, система остаются малоисследован<
ными. Вне поля зрения правоведов оказываются и такие осново<
полагающие понятия, как генезис правовых явлений и их гене<
тическая связь, ибо прежде чем говорить о закономерной исто<
рической связи, нужно иметь четкие представления о том, какая
связь является генетической и каким образом она проявляется в
реальных, конкретно<исторических процессах.
Генезис характеризует конкретные процессы становления яв<
ления, его изменения и развития. Подобные динамические про<
цессы имеют место там, где реально происходит модификация,
совершенствование конкретных сторон, связей, свойств и дру<
гих компонентов правовых явлений. «Невозможно говорить о
развитии объекта, для которого или в силу его бесструктурнос<
ти, или в силу неподвижности структуры нельзя зафиксировать
ряда исторических состояний. Но и наоборот: если мы говорим
о развитии объекта, то независимо от большей или меньшей
сложности мы должны иметь дело с его историческими состоя<
ниями» (319. С. 31).
Изменение, развитие протекает во времени. Поэтому необхо<
димым, хотя и специфичным компонентом генезиса выступает
время. Как объективная форма бытия материи время абсолютно.
Нельзя себе представить ни одного явления, которое, возникнув,
не просуществовало бы в течение определенного времени. Од<
нако для каждого конкретного явления оно предстает в форме
его автономного времени, проявляющегося в скорости протека<
ния процессов изменения, развития этого явления.
Автономность времени генезиса конкретных явлений выра<
жается в двух моментах.
Во<первых, процесс изменения, развития явления в опреде<
ленных пределах может не совпадать с аналогичным процессом
другого, даже тесно связанного с ним явления. Одни явления
могут опережать развитие других, тогда как третьи существенно
отстают в своем развитии. Так, правовая идеология пролетариата
77
Раздел I
возникает задолго до становления социалистического права. С за<

воеванием политической власти пролетариат России, опираясь на
основополагающие выводы, положения правовой идеологии, со<
здает новый тип права. Действие права, в свою очередь, способ<
ствует созданию, упрочению и развитию социалистических отно<
шений в экономике и других сферах общества.
Во<вторых, одно и то же явление на различных этапах своей
истории способно развиваться и, как правило, развивается не с
одинаковой скоростью. Переход от одного состояния к другому
в одних случаях занимает достаточно длительный период, в дру<
гих он протекает более быстро. Становление и развитие рабовла<
дельческой общественно<экономической формации заняло боль<
ший временной отрезок, чем все последующие за ним этапы вме<
сте взятые. Феодальный этап в истории человеческого общества
просуществовал более длительный период времени, чем капита<
листический, но был менее продолжительным по сравнению с
рабовладельческой формацией.
Автономное время генезиса выступает его общим свойством,
которое связывает отдельные стадии, этапы исторического раз<
вития явления в единый целостный процесс. Только наличие об<
щего автономного времени у тех или иных исторических состоя<
ний исследуемого делает их компонентами одного и того же ге<
незиса. В противном случае речь может идти лишь об историчес<
ких состояниях в развитии разных явлений. Указывая на разли<
чия между историческими моментами в существовании одного
капитала и аналогичными моментами капиталов, применяемых
в различных отраслях производства, К. Маркс отмечал : «То, что
мы раньше рассматривали как изменения, которые совершают<
ся с одним и тем же капиталом последовательно во времени, те<
перь мы рассматриваем как одновременно существующие раз<
личия между капиталистическими предприятиями, действующи<
ми одно рядом с другим в различных сферах производства» (3. Т. 25,
ч. I. С. 156).
Временная связь компонентов генезиса выражается в истори<
чески определенной последовательности их существования. По<
явление нового состояния означает смену предшествующего. Од<
нако каковы те объективные основания, которые позволяют от<
личать одно состояние в развитии явления от другого? Как об<
разно заметил К. Маркс, эпохи истории общества в отличие от
эпох истории Земли не отделены друг от друга абстрактностроги<
78
ми границами. Непрерывным представляется и генезис государ<

ства и права. Поэтому членение их истории на этапы всегда вызы<
вало затруднения у представителей теории государства и права.
Вспомним хотя бы, какие дискуссии были в советской литературе
по поводу периодизации истории советского государства и права
в 60<х годах.
Так, А. К. Стальгевич, рассматривая вопросы развития социа<
листического государства, расчленяет его исторический путь на
две фазы, понимаемые им в качестве синонима исторического
периода (313. С. 5).
Возражая против такой периодизации истории советского го<
сударства и права, А.П. Косицын считал, что такое деление и сам
термин «фаза» оказались несостоятельными и не выдержали ис<
пытания временем. Социалистическое государство, по его мне<
нию, прошло два этапа: на первом этапе оно выступало как госу<
дарство диктатуры пролетариата, на втором — оно является об<
щенародным. А между этими этапами лежит период перераста<
ния диктатуры пролетариата в общенародное государство, кото<
рый не является самостоятельным этапом, а представляет собой
нечто качественно меньшее (153. С. 11,45).
Ф.М. Бурлацкий, в свою очередь, обосновывая три этапа в раз<
витии советского государства, считал, что выделение процесса
перестания государства диктатуры пролетариата в общенародное
государство в период, а не самостоятельный этап просто «игра в
слова» (46. С. 105).
Недостаток данной полемики, как и других дискуссий по по<
воду периодизации государства и права, состоял в том, что авто<
ры пытались выявить различия в понятиях «фаза», «период» и
«этап», не имея общих представлений о том, что же из себя пред<
ставляет структурная часть генезиса государства и права вообще
и что же следует брать за основу периодизации исследуемых яв<
лений. Для того чтобы выявить видовые отличия, характеризую<
щие этап, фазу и период, нужно знать признаки родового поня<
тия, каковым в данном случае выступает понятие «структурный
элемент генезиса», и способы членения генезиса на составляю<
щие его компоненты.
Структурный элемент генезиса в философской литературе по<
нимается как этап, представляющий собой одно из звеньев «в пос<
ледовательном ряду качественных изменений, которое характе<
ризуется относительной самостоятельностью, специфическими
79
Раздел I
закономерностями. Подобно элементам структуры этапы могут

быть определены как генетические подсистемы, каждая из кото<
рых имеет свою собственную структуру и генезис» (102. С. 20).
Эти же признаки характеризуют и этап как относительно са<
мостоятельный элемент истории государства и права. Характер<
ным признаком этапа является его некое единство, устойчивость,
неизменяемость на определенном отрезке истории государства
и права. Этап занимает такой временной период, когда исследу<
емое явление (право или государство) находится в устойчивом
состоянии, статике и не претерпевает каких<либо изменений.
Смена одного этапа в развитии исследуемого другим происходит
тогда, когда исследуемое утрачивает ряд своих признаков и пере<
ходит в новое качество.
Для признания нового этапа в развитии исследуемого явле<
ния не требуется обязательного изменения всех сторон, призна<
ков этого явления. Вследствие исторической преемственности в
развитии явлений и процессов каждый новый этап сохраняет,
удерживает значительную часть компонентов, присущих пред<
шествующим этапам. Периодизация ведется с учетом динамики
главных, существенных признаков исследуемого, изменение ко<
торых отражает суть и специфику исторического процесса в це<
лом, наиболее полно характеризует логику развития исследуемо<
го. Существование нового этапа признается реальностью тогда,
когда сущность исследуемого явления претерпела значительные
качественные либо количественные изменения, стала иной.
Периодизация всей многовековой истории права, от момен<
та его становления до современного состояния, основные эта<
пы в его развитии определяются сообразно изменениям основ<
ного признака права — его классовой сущности. В соответствии
с таким основанием членения вся история права предстает как
последовательное развитие рабовладельческого, феодального,
буржуазного и социалистического типов права. Такое деление
истории права отражает его логику развития, а также специфи<
ческие особенности каждого исторического типа права, выра<
жающего волю определенного обладающего политической вла<
стью класса.
Каждый исторический тип права как мера свободы полити<
чески господствующего в обществе класса характеризовался и оп<
ределенным своеобразием норм, закрепляющих правовой статус
остальных классов, слоев общества. Так, рабовладельческое пра<
80
во закрепляло бесправное положение раба. Раб не имел прав не

только гражданина страны, но и человека. Согласно законам
Древнего Рима рабы признавались вещью и им не гарантирова<
лось даже право на жизнь. Феодальное право закрепляло и про<
водило в жизнь волю феодалов, освящало их сословные приви<
легии, власть над крепостными крестьянами. Буржуазное право,
будучи выразителем воли буржуазии, иначе устанавливает пра<
вовое положение рабочих масс. Оно формально всем гражданам
без каких<либо исключений предоставляет равные права, свобо<
ды, гарантирует защиту личности от произвола государства, его
органов и должностных лиц.
Исторический тип права, обладая однотипной классовой сущ<
ностью, также имеет собственную логику развития, собственную
историю. Поэтому основанием членения истории права в пре<
делах его исторического типа могут выступать признаки, свой<
ства, характеризующие качественное своеобразие права, напри<
мер развитость системы отраслей права, механизм его реализа<
ции в конкретных отношениях, состояние законности и другие
компоненты. В исторически короткие периоды основанием пе<
риодизации могут служить и некоторые количественные изме<
нения, происходящие в исследуемом явлении, например приня<
тие новой конституции, нового основополагающего для опреде<
ленной отрасли права кодекса, иного нормативно<правового
акта, усиление каких<либо тенденций в правовой политике го<
сударства и др.
Вследствие многообразия и сложности правовых явлений и
процессов их развития историки государства и права и по насто<
ящее время испытывают значительные затруднения с выработ<
кой критериев для выделения периодов внутри отдельных типов
государства и права и выход из этого положения видят в установ<
лении единых критериев, годных для всех правовых явлений и
процессов в рассматриваемый период (123. С. 8).
Что касается генетического членения, в качестве его основа<
ния не может быть взят любой признак, элемент исследуемого.
Это приводило бы к искусственному разрыву закономерного ис<
торического процесса на ряд ступеней, не соответствующих его
действительному процессу развития. Однако и неправомерно
стремиться к выявлению универсальных критериев генетического
членения. Основание генетического членения определяется в
каждом конкретном исследовании не абстрактно, а дифферен<
81
Раздел I
цированно, исходя из специфики исследуемого явления, позна<

вательных задач, временных параметров, подлежащих изучению,
и других факторов. Основание генетического членения не может
устанавливать единый стандарт для всего исторического много<
образия, а наоборот, оно должно наиболее ярко вскрывать логи<
ку исторического развития исследуемого.
В одних случаях таким основанием может быть главный эле<
мент явления, в котором с наибольшей полнотой выражается
его сущность (как, например, воля класса, выраженная в зако<
не, — при выделении исторических типов права). В других слу<
чаях основанием членения может быть элемент, который на ран<
них стадиях исследуемого был неразвитым, но со временем его
значение постепенно усиливалось, и в современный период или
в определенной перспективе этот элемент будет играть ведущую
роль в функционировании и развитии исследуемого (например,
периодизация истории советского права по такому признаку, как
совокупность прав человека и гражданина в советском законо<
дательстве, позволяет не только определить логику развития со<
ветского права, но и выделить его зигзаги, отходы от генераль<
ной линии исторического развития социалистического обще<
ства и права в сторону грубейших нарушений прав и свобод че<
ловека).
Благодаря правильно выбранному основанию членения хро<
нологическая последовательность исторических событий и фак<
тов дополняется генетической связью между отдельными каче<
ственно различными состояниями в развитии исследуемого.
При этом каждый этап, за исключением стадии становления ис<
следуемого, возникает на основе предшествующего и в свою
очередь выступает исходным началом, основой другого, более
зрелого состояния. Анализируя выявленные этапы, можно рас<
крыть их связи, обнаружить элементы, изменение которых по<
влекло за собой качественное преобразование явления в целом,
компоненты, остававшиеся на протяжении нескольких или всех
этапов без изменения, и другие существенные аспекты истории
исследуемого.
Связь между отдельными этапами понимается как генетичес<
кая связь. Эта связь бывает двух видов: основная генетическая,
характеризующая соотношение генезиса со всеми его элемента<
ми, и локальная, присущая отдельным следующим друг за дру<
гом этапам.
82
Основная генетическая связь характеризует исследуемое со сто<

роны роста, изменения и развития, показывает последователь<
ность возникновения и смены структурных состояний на протя<
жении всего его существования. При этом основная генетичес<
кая связь отражает автономное время генезиса исследуемого, ха<
рактеризует интенсивность процессов его становления, развития
и заката. Данный вид связи объединяет, цементирует в единое
целое все качественно различные состояния в развитии исследу<
емого как единого исторического процесса.
Каждый новый этап удерживает определенные моменты пред<
шествующего ему состояния, а нередко и более ранних этапов.
Вследствие такой преемственности отдельный элемент генезиса
не может быть понят в отрыве от предшествующих ему истори<
ческих процессов. В этом и состоит суть принципа историзма в
общей теории права, согласно которому право, как и любое со<
циальное явление, следует рассматривать исторически, в разви<
тии, изменении, как закономерный процесс смены одного исто<
рического типа права другим. Членение единого неразрывного
процесса развития на стадии, этапы есть лишь один из приемов,
способов его познания.
Локальная генетическая связь характеризует соотношение
между отдельными этапами в развитии исследуемого. Она рас<
крывает сложный процесс изменений одного из состояний гене<
зиса исследуемого, всю динамику его перехода в новое состоя<
ние, осуществляемого путем отмирания одних частей, появле<
ния новых, совершенствования других. Новое, ставшее состоя<
ние с иной совокупностью и набором структурных элементов, в
свою очередь, будет характеризоваться и иной генетической свя<
зью с этапом, который придет ему на смену. Поэтому локальная
генетическая связь является более конкретной и разнообразной
по формам проявления, нежели основная генетическая связь.
Генетическая связь — это связь между компонентами, частями
исторически развивающегося явления, характеризующая динами<
ку перехода одного состояния к другому и понимаемая таким об<
разом она отличается от всех иных видов связи, в том числе и при<
чинно<следственных связей. Этого обстоятельства, в частности,
не учитывает П.М. Рабинович, полагающий, что «генетические
закономерности отображают причинно<следственные зависимо<
сти (могущие быть как непосредственными, так и опосредован<
ными) государственно<правовых явлений, вскрывают факторы,
83
Раздел I
обусловливающие образование новых, ранее не существовавших

явлений». Примером таких связей, по мнению П.М. Рабинови<
ча, может служить связь между нормой права и юридической
значимостью определенных факторов, между правонарушени<
ем и юридической ответственностью определенного субъекта
(270. С. 39–40). Отождествление генетических и причинно<след<
ственных связей допускали и историки права, пытавшиеся про<
вести научную периодизацию истории российского государства и
права сообразно развитию экономических и иных социальных
явлений и процессов.
Причина и процесс развития не являются синонимами и ха<
рактеризуют качественно различные связи исторического разви<
тия объективной реальности. Причина отражает источник, ме<
ханизм изменения, развития исследуемого. Процесс развития ха<
рактеризует непосредственно рост, динамику конкретного, его
переходы от одного состояния к другому, связь между различны<
ми этапами в процессе этого роста.
Таким образом, генетическая связь — это всегда внутренняя
связь, которая характеризует процессы, происходящие непосред<
ственно с самим явлением, его сущностью, формой и содержа<
нием. Все, что лежит за пределами явления, выступает его конк<
ретно<исторической средой, которая оказывает то или иное вли<
яние, воздействие на это явление и может выступать в качестве
причины его развития, находиться с ним в причинно<следствен<
ной, но не генетической связи.
Общеизвестно, что развитие права детерминируется экономи<
ческим, материальным развитием общества, что именно эта сфера
социального бытия выступает в конечном итоге причиной изме<
нения, совершенствования права, его перехода в новое качество.
Но такая тесная связь права и экономики не позволяет подме<
нять генетические связи права причинно<следственными. Мож<
но лишь говорить о совпадении этих связей на протяжении боль<
ших временных отрезков в переделах одной общественно<эко<
номической формации. Именно так понимали К. Маркс и Ф. Эн<
гельс соотношение права и экономики, говоря об детерминиро<
ванности первого вторым.
«Чем дальше удаляется от экономической та область, кото<
рую мы исследуем, — писал Ф. Энгельс, — чем больше она при<
ближается к чисто абстрактно<идеологической, тем больше бу<
дем мы находить в ее развитии случайностей, тем более зигза<
84
гообразной является ее кривая. Если Вы начертите среднюю ось

кривой, то найдете, что чем длиннее изучаемый период, чем
шире изучаемая область, тем более приближается эта ось к оси
экономического развития, тем более параллельно ей она идет»
(3. Т. 39. С. 176).
В тех случаях, когда рассматривается сравнительно короткий
период в развитии права, в пределах одной общественно<эконо<
мической формации, то его генетические связи и причинно<след<
ственные связи с экономическими материальными отношения<
ми общества не только не совпадают, но и могут принципиально
различаться. Правовое развитие может идти в направлении, пря<
мо противоположном тому, которого требует базис общества.
Так, вряд ли только экономическими причинами можно
объяснить формы, методы и сроки возникновения, развития и
распада советского государства и права, все пройденные ими эта<
пы на протяжении семидесяти с лишним лет. Правовое регули<
рование в СССР всегда имело своей непосредственной целью
активное содействие становлению, закреплению социалистичес<
ких общественных отношений и перерастанию их в коммунис<
тические, создание необходимых условий для всемерного совер<
шенствования экономики и обеспечения населения необходи<
мыми материальными благами. Однако экономические потреб<
ности общества, потребности развития экономики советским
законодателем не всегда понимались правильно и своевремен<
но. Поэтому в истории права можно выделить ряд этапов, плохо
увязанных с действительным экономическим развитием советс<
кого общества, требованиями экономики.
Период культа личности Сталина, типичного авторитарного
режима, периоды активного построения коммунизма, а затем раз<
витого социализма, перестройки существенным образом моди<
фицировали, меняли действующее право, были самостоятельны<
ми этапами в истории советского права. Однако их действитель<
ными причинами выступает отнюдь не экономика, а политичес<
кие и международные события, идеологические установки партии
и субъективные представления ее лидера о путях приведения со<
ветского народа к благополучию и всеобщему счастью.
Кстати, и сама партия время от времени публично признавала
свой волюнтаризм, каясь в «ошибках», допущенных И. Стали<
ным, Н.С. Хрущевым, Л. И. Брежневым, признаваясь в невер<
ной законодательной политике. Так, на мартовском (1965 г.)
85
Раздел I
Пленуме ЦК КПСС отставание сельского хозяйства объяснялось

субъективистской хозяйственной политикой, закрепленной в
ряде нормативных актов, изданных без учета экономических за<
конов социализма.
Ясно, что этапы истории советского права, обусловленные
субъективными причинами, находятся между собой в сложной
генетической связи, но не определяются непосредственно при<
чинно<следственными связями права с экономическими отно<
шениями социализма. Генетическая связь как внутренняя связь
характеризует любое соотношение между ставшими и предше<
ствовавшими им состояниями, всеми переходами, зигзагами и
отступлениями от потребностей экономического развития обще<
ства, имевшими место в истории права. Причинно<следственная
связь права и экономики проявляет себя лишь в конечном итоге
и не отражает всего многообразия генетических связей.
Характерно, что стереотип, основанный на подмене генети<
ческих связей права причинно<следственными связями, настоль<
ко вошел в сознание российских правоведов, что они от него не
могут отрешиться и по настоящее время. Стремясь преодолеть
«ограниченность и односторонность взгляда на историю в свете
господствовавшей в течение ряда десятилетий марксистской пя<
тичленной формационной периодизации исторического процес<
са», они впадают в другую «ограниченность и односторонность».
Поиск критериев периодизации истории государства и права по<
прежнему ведется на путях, далеких от собственных внутренних
процессов данных явлений. Так называемый цивилизационный
подход не только не приближает юристов к пониманию и рас<
крытию внутренней логики истории права, а отдаляет от нее.
Один внешний критерий периодизации истории права — «эко<
номические отношения» цивилизационный подход пытается за<
менить рядом факторов и явлений (образ жизни человека, его ми<
ровоззрение, способы ориентации, система ценностей и др.),
которые влияют на правовое развитие весьма условно и в любом
случае не так существенно, как экономика (122. С. ХI–ХII).
История государства и права как наука достигает своей конеч<
ной цели не сведением известных фактов, событий к каким<либо
внешним по отношению к праву явлениям, а раскрытием зако<
нов развития права, его исторической логики, механизмов сме<
ны одного исторического состояния другим. И те историки пра<
ва, которые подменяют эту логику истории систематизацией пра<
86
вовых систем сообразно тем или иным внешним факторам, в луч<

шем случае останавливают исследование на половине пути, а в худ<
шем случае уводят познание в сторону, выдают очередную мод<
ную, конъюнктурную теорию исторического процесса за действи<
тельное решение проблемы.
С учетом изложенного представляется возможным дать сле<
дующее определение генезиса, его компонентов и генетической
связи.
Генезис — это история становления и развития явления, представF
ляющая собой органическое единство количественно или качественF
но различных исторических состояний (этапов), которые, будучи
объективированным выражением действия процессов изменения и
развития, отражают их автономное время и находятся между собой
в генетической связи.
Этап понимается как структурная часть генезиса, которая орга<
нически связана с его предшествующими и последующими эта<
пами и характеризуется индивидуальным в количественном или
качественном отношении состоянием. Этапы, охватывающие ка<
чественные изменения в структуре исследуемого явления, как
правило, обладают собственным автономным развитием, соб<
ственным генезисом.
Генетическая связь представляет собой соотношение, взаимо<
действие генезиса в целом и его компонентов, а также соотноше<
ние между ставшим состоянием в развитии исследуемого и ушед<
шими в историю этапами. Генетическая связь характеризует внут<
ренние процессы развития, «самодвижения» явления и потому
не может отождествляться с другими связями, в том числе и при<
чинно<следственными связями, лежащими вне явления и ока<
зывающими определенное влияние на процессы развития этого
явления.
Понимание генезиса, его структурного строения создает не<
обходимую основу и для решения такого дискуссионного в исто<
рии права вопроса, каким является вопрос о природе историчес<
ких закономерностей права и их конкретных проявлениях.
Из общего понимания закона как устойчивой, необходимой и
повторяющейся связи следует, что исторические законы как раз<
новидность закона вообще должны удовлетворять всем этим при<
знакам. Следовательно, они характеризуют не любую генетичес<
кую связь, а такую связь, которая является устойчивой, повторя<
ющейся и необходимой. Однако с помощью этой логически сфор<
87
Раздел I
мулированной дефиниции достаточно трудно выявить конкрет<

ные исторические закономерности, т.е. определить, какая же ге<
нетическая связь является закономерной, а какая носит случай<
ный характер.
Даже историки права, признающие существование истори<
ческих закономерностей, не могут, ни четко сформулировать
признаки этих законов, ни определить, какие же конкретно ге<
нетические связи следует квалифицировать как закономерные.
Так, О.А. Жидков, разделяя и поддерживая мнение Г.Б. Гальпе<
рина о наличии исторических закономерностей права, пишет:
«В общих рамках историко<правового исследования теоретичес<
кий подход позволяет выявить в огромном многообразии фак<
тов и явлений определенные структурно<генетические связи,
воспроизвести в историко<правовом анализе множество ступе<
ней при переходе от эмпирического уровня к выявлению сущ<
ности первого, второго и т.д. порядка. Особая значимость тео<
ретического уровня в историко<правовом анализе определяет<
ся тем, что исследователю, действующему на «стыке» наук, при<
ходится постоянно прибегать к использованию понятийного
аппарата и инструментария не только юридической, но и дру<
гих общественных наук» (107. С. 6).
Если ведущий российский историк права сводит исторические
закономерности к абстрактным «определенным структурно<гене<
тическим связям», а свидетельство теоретического подхода в ис<
торическом исследовании видит в применении понятийного ап<
парата теории права и других наук, то, видимо, и другие предста<
вители данной науки имеют аналогичные представления по это<
му вопросу. И не только они. В российской философской литера<
туре вопрос о природе исторических закономерностей также яв<
ляется дискуссионным, а предложенные пути его решения по пре<
имуществу гипотетичными.
Во<первых, термин «исторические законы» применяется как
родовое понятие для обозначения всех законов, действующих в
обществе, в отличие от законов, царящих в сфере природы.
Во<вторых, наиболее четкий критерий отличения историчес<
ких законов от так называемых структурных, функциональных
социологических законов видится в том, что «конкретная исто<
рическая закономерность есть результат пересечения, сочетания
закономерностей разных систем». Другое существенное отличие
социологических законов от исторических законов видится в том,
88
что первые могут быть обнаружены только при рассмотрении ис<

торических эпох и больших периодов, тогда как историческая за<
кономерность «проявляется на протяжении ограниченных отрез<
ков времени, в конкретной обстановке» (90. С. 59–64).
В<третьих, имеются солидные аргументы об отсутствии исто<
рических законов, которые бы имели самостоятельное бытие вне
и помимо социологических, структурно<функциональных зако<
нов. Как полагает С. Попов, объективный исторический про<
цесс — продукт деятельности людей. При этом любой вид дея<
тельности совершается по определенным и специфическим за<
конам. «Но объективно не существует какой<нибудь «специфи<
ческой исторической деятельности». Вся деятельность людей
носит исторический характер в том смысле, что возникает на оп<
ределенном этапе общественного развития, изменяется и разви<
вается. Но коль скоро не существует такой «специфической ис<
торической деятельности», то и не существует «специфических
исторических законов» (256. С. 150–152).
По нашему мнению, позиция С. Попова заслуживает внима<
ния и поддержки. Неудачные попытки философов выделить ис<
торические законы как нечто отличное от действующих социо<
логических законов, а ученых<юристов выявить конкретные ис<
торические законы, действующие в сфере права, косвенно сви<
детельствуют в пользу такого подхода. Даже такие всемогущие
чародеи и волшебники, как Тит Кузьмич и Фрол Фомич, вынуж<
дены были признать свое бессилие в поиске Того<Чаво<Не мо<
жет быть. «Ведь его ж на свете нету, сколько землю не копыть»,—
заявили они.
Современное, ставшее состояние права является устойчивым,
функционирует и модифицируется сообразно структурно<функ<
циональным законам либо вопреки им. Как уже говорилось ра<
нее, среди этих законов мы выделяет основную структурную связь
правовых явлений, связь компонентов правовой надстройки, свя<
зи права как тотального целого с другими компонентами обще<
ства. В соответствии с познанными законами люди, государство
и общество действуют в правовой сфере целесообразно и реали<
зуют свои цели: создают систему норм права, осуществляют их
реализацию в конкретных отношениях и охраняют от наруше<
ний. Каких<либо специальных исторических закономерностей
здесь нет, поскольку право и все его компоненты находятся в ста<
тике, устойчивом состоянии.
89
Раздел I
Там же, где имеет место динамика, изменение, действуют те

же самые функционально<структурные законы. Люди осознают
несовершенство действующих норм права, иных компонентов
нормативно<правового регулирования, их несоответствие объек<
тивным юридическим процессам и социальным закономернос<
тям и принимают меры по совершенствованию реального бытия,
политико<правовой практики. И вновь в этом изменении, раз<
витии правовой сферы не находится места каким<то особым ис<
торическим законам. И как следствие, философы пытаются уви<
деть специфику исторических законов не в их отдельном бытии
от структурно<функциональных законов, а в их комплексном
характере как некоем усредненном результате, объединяющем
действие многих законов в какой<либо одной сфере.
Историческая закономерность, полагает А.И. Гуревич, «выра<
стет из взаимодействия многих закономерностей, управляющих
различными системами: они складываются на основе действия
не одних лишь социологических законов, но также и закономер<
ностей чисто хозяйственных, демографических, закономернос<
тей биологической и психической жизни человека, духовной
жизни общества, законов природы, во взаимодействие с которой
вступают люди» (90. С. 55).
Однако и этот аргумент нельзя признать удачным. Объектив<
ные законы различаются по степени общности. Одни из них дей<
ствуют на протяжении всей истории человечества. Действие дру<
гих ограничивается одной формацией, тогда как третьи действу<
ют только в определенной сфере и достаточно короткий срок.
Каждый закон представляет собой одну из конкретных связей
между отдельными сущностями и характеризуется специфичес<
ким содержанием. Совокупным же результатом действия зако<
нов выступает, как известно, явление, предметно<практическая
деятельность, а не новый закон. Именно на уровне непосред<
ственного бытия происходит переплетение хозяйственных, де<
мографических и прочих законов, в том числе и законов биоло<
гии и природы. Явление же как непосредственное, наличное бы<
тие не представляет собой никакого закона. В лучшем случае оно
предстает конкретным проявлением закона, а то и вовсе проти<
воречит ему.
При наличии особых исторических законов оказалось бы не<
возможным общепризнанное единство исторического и логичес<
кого методов познания. В диалектической логике логический (те<
90
оретический) метод представляется «не чем иным, как тем же ис<

торическим методом, только освобожденным от исторической
формы и мешающих случайностей» (3. Т. 13. С. 497). Объектив<
ной основой единства данных методов выступает их способность
обеспечивать познание одних и тех же объективных законов.
Логический метод, отмечал Ф. Энгельс, обеспечивает «отра<
жение исторического процесса в абстрактной и теоретически пос<
ледовательной форме; отражение исправленное, но исправлен<
ное соответственно законам, которые дает сам действительный
исторический процесс, причем каждый момент может рассмат<
риваться в той точке его развития, где процесс достигает полной
зрелости, своей классической формы» (3. Т. 13. С. 497).
Исследование ставшего состояния, или, иначе говоря, струк<
туры исследуемого, позволяет познать действующие на момент ис<
следования законы, т.е. структурно<функциональные законы. Если
бы существовали особые, отличные от них исторические законы,
то исторический метод имел бы несомненное преимущество пе<
ред логическим, позволял бы познать то, что логическому методу
оказывалось не по силам. На деле же исторический метод не име<
ет значительных преимуществ перед логическим. И историческое
исследование, по мнению Ф. Энгельса, вносит лишь большую яс<
ность в полученные результаты, делает их более популярными и
тем самым доступными для широкого круга читателей.
Таким образом, признавая наличие генетических связей как свя<
зей между различными этапами в развитии права, иных явлений,
мы полагаем, что эти связи не могут характеризоваться как особые
исторические закономерности. В правовой сфере, как и обществе
в целом, закономерное и необходимое выражается в форме струк<
турно<функциональных законов. С учетом этого обстоятельства
надлежит определять и предмет общей теории права.
2.7. О содержании предмета общей теории права

Наличие у права развитой и сложной совокупности объектив<
ных закономерностей позволяет рассматривать предмет общей
теории права как систему закономерностей, без отнесения к это<
му компоненту науки правовых феноменов и иных социальных
явлений.
В конечном итоге общая теория права призвана раскрывать
общие закономерности права как тотального целого, как компо<
нента общества в целом. В число этих закономерностей входят:
91
Раздел I
во<первых, основная структурная связь явлений и процессов,

изучаемых данной наукой: нормы права, правоотношения, пра<
вонарушения, механизмов правотворчества, применения ответ<
ственности и др.;
во<вторых, закономерная связь, которая характеризует соот<
ношение сложных в структурном отношении явлений: систему
права, правосознания, систему законодательства, систему пра<
воотношений;
в<третьих, закономерная связь права и других социальных яв<
лений: экономики, политики, культуры, иных сфер социального
бытия. Однако эта группа закономерностей не является чисто
правовой, а находится на стыке общей теории права, социоло<
гии, политической экономии, политологии и других социальных
наук. Изучение этих закономерностей оказывается возможным
только путем выхода за сферу правового в область экономичес<
ких, политических и иных социальных закономерностей. Поэто<
му предмет общей теории права в этой части носит комплексный
характер и частично пересекается с предметами других соци<
альных наук.
Вышеназванные закономерности составляют так называемую
онтологическую часть предмета общей теории права. До недав<
него времени к изучению этой части предмета сводились все ис<
следования в области общей теории права. Однако начиная с 60<х
годов в сфере общей теории ведется разработка методологичес<
ких проблем познания права. В ходе их разработки было выясне<
но, что изучение данных проблем не составляет временной кам<
пании, обусловленной конъюнктурой тех лет, а является необхо<
димым условием успешного постижения правоведами предмета
общей теории права и других юридических наук. При этом ока<
залось, что методы, с помощью которых может быть познан пред<
мет общей теории права, представляют собой специфические
правила, принципы, отражающие особые, так называемые гно<
сеологические, закономерности. Эти закономерности хотя и ос<
новываются на «онтологических» закономерностях права, его
компонентов, но их разработка требует специальных исследова<
ний и представляет большую научную ценность.
В связи с этим закономерности познания предмета общей те<
ории права признаются необходимым компонентом ее предмета
и подлежат столь же интенсивной разработке, как и «онтологи<
ческие» закономерности. В силу современного достаточно высо<
92
кого уровня теоретических знаний, накопленных в сфере общей

теории права, всякое движение вперед в получении новых объек<
тивно<истинных знаний становится возможным постольку, по<
скольку ученым<юристам удается освоить новый метод научного
познания или существенным образом модифицировать уже из<
вестные приемы. Правоведение стоит на пороге освоения мето<
да восхождения от абстрактного к конкретному, который обес<
печит завершение процесса теоретического познания права и
позволит поставить всю систему понятий и категорий общей те<
ории права в надлежащую закономерную связь (см. главу 9).
В силу органической связи объективных закономерностей пра<
ва и методов, способов его познания предмет общей теории пра<
ва включает в себя также и закономерности познания права.
Достаточно распространенное мнение о том, что предметом
общей теории права выступают закономерности функциониро<
вания и развития права, является неточным в том смысле, что
содержит в себе тавтологию. Ибо, как было показано, особых
исторических законов развития права, которые были бы отлич<
ными от законов его функционирования, не существует. Законы
функционирования права выступают одновременно и законами
его развития.
Таким образом, предмет общей теории права представляет собой
систему общих закономерностей права как тотального целого, а такF
же социологических, экономических, политических и иных законоF
мерностей, которые влияют на действие и развитие права, его закоF
номерностей, и систему закономерностей познания предмета данF
ной науки.
Изложенное понимание предмета общей теории права разде<
ляется не всеми российскими правоведами. В юридической ли<
тературе, особенно в последний период, рядом авторов был выс<
казан взгляд, согласно которому претензии общей теории права
на охват всех без исключения общих закономерностей права при<
знаются несостоятельными. Приоритет отдается философии пра<
ва, которая якобы должна отражать наиболее глубинные законо<
мерности права, быть мировоззренческой наукой и даже подни<
маться до «высот философского обобщения». Удел же общей те<
ории права низводится до сведения воедино общезначимых, по<
вторяющихся в отраслевых науках положений о законе, праве,
правоотношениях, юридических фактах, т.е. решения тех задач,
которые сформулировал еще создатель данной науки Д. Остин
93
Раздел I
(16. С. 156). Из общей теории права изымаются также проблемы,

связанные с изучением процессов социального действия права,
его воздействия на поведение людей. Все эти проблемы отпоч<
ковываются в самостоятельную науку — социологию права.
Хотя между сторонниками изложенного взгляда на предмет
общей теории права и нет полной ясности в том, какие конкрет<
но проблемы надлежит отнести к философии права, социологии
права, общей теории права, вопрос о существовании философии
права и социологии права наряду со значительно урезанной в
предмете общей теорией права признается решенным и переве<
денным в плоскость практических действий. Интенсивно гото<
вятся и публикуются курсы философии права и социологии пра<
ва (16; 216; 347 и др.).
По нашему мнению, попытки разделить единый предмет об<
щей теории права на три самостоятельные или относительно са<
мостоятельные юридические науки являются дискуссионными.
Их воплощение в практике научных исследований приводит к
искусственному расчленению органически целостных общих
правовых закономерностей на части, вследствие чего вновь об<
разованные отрасли правоведения в виде философии права, со<
циологии права и общей теории права неизбежно дублируют друг
друга, создают иллюзию возможности решения глубинных про<
блем правоведения априорным путем, за счет дедуктивного при<
менения тех или иных философских принципов, категорий.
Так, Ю.В. Тихонравов полагает, что философия права есть
прежде всего учение о смысле права (347). Априори можно было
предположить, что в разделе его «Основ философии права», рас<
крывающем смысл права, мы найдем только высокие абстрак<
ции, описывающие и объясняющие основополагающие харак<
теристики права. Однако раздел получился преимущественно по
«ведомству» общей теории права. В нем долго и подробно объяс<
няется проблема стимулирования в праве, соотношение право<
вого регулирования и правового воздействия, значение стиму<
лов и наказания, ответственности. При этом широко привлека<
ется материал трудового, гражданского, административного, уго<
ловно<процессуального права и др. А в последующих главах ав<
тор и вовсе переходит к изложению истории правовых учений,
давая обстоятельную характеристику юридическому позитивиз<
му, естественному праву, социологическим теориям права. И если
все это от начала до конца является философией права, то что же
94
тогда остается на долю общей теории права и истории правовых

учений?
Не сумел последовательно развести предметы философии пра<
ва и общей теории права и С.С. Алексеев. Понимая философию
права как «вершину обобщенных юридических знаний», как ми<
ровоззренческую науку, он в качестве проблем данной науки рас<
сматривает историю становления и развития советского права и
правовой науки, дает оценку современному законодательству
Российской Федерации, анализирует другие вопросы, имеющие
весьма далекое отношение и «к вершине» правовых знаний, и к
мировоззренческим вопросам права. Когда же С.С. Алексеев из<
лагает проблемы общей теории права, которые, по его мнению,
должны быть не более чем вынесенными за скобки вопросами
отраслевых наук, то стиль изложения сохраняется таким же. Идут
обширные ссылки на Канта, И.А. Покровского, также время от
времени критикуются советское право и его идеологи и, самое
главное, рассматривается вопрос о соотношении права и циви<
лизации, который явно выходит за рамки обобщений отрасле<
вых наук и должен входить в философию права. Ибо трудно най<
ти более философский вопрос, чем анализ права в контексте ми<
ровой цивилизации.
Неизбежная путаница в предметах общей теории права и фи<
лософии права является одним из убедительных свидетельств
того, что конструкция взаимного существования этих наук явля<
ется нереальной и нежизненной. Философия права, общая тео<
рия права и социологии права как отрасли правоведения были
выделены еще 150 лет назад, когда общая теория права должна
была отвоевать себе место под солнцем у весьма почтенной по
возрасту и положению философии права. Борьба завершилась в
пользу общей теории права. Уже в конце ХIХ в. авторитетные
российские теоретики права убедительно доказали искусствен<
ность деления единого предмета на две дисциплины и целесооб<
разность их объединения в рамках общей теории права (152; 380).
Объединение этих наук российскими учеными позитивно ска<
залось и на конечных результатах, способствовало успешному раз<
витию общей теории права, углублению знаний о праве и его за<
кономерностях. Там же, где общая теория продолжала действо<
вать на «паях» с философией права, она сохранялась как чисто
эмпирическая наука, дисциплина низшего теоретического поряд<
ка (351. С. 168). В то же время ни одна из действовавших и дей<
95
Раздел I
ствующих философий права не привела юристов к познанию глу<

бинных закономерностей права, действительного источника его
развития, «самодвижения».
Философия, имеющая своим предметом общие закономерно<
сти движения и развития природы, общества и мышления, каче<
ственно отличается от конкретных наук, предметом которых вы<
ступают специфические законы, действующие в соответствую<
щей сфере. И в силу этого качественного различия предметов с
помощью философского знания нельзя формально<логически,
прямо и непосредственно вывести конкретно<научные знания.
По крайней мере никому еще это сделать не удавалось. Позна<
ние предмета конкретных наук осуществляется компетентными
специалистами с помощью специальных методов и при опоре на
философию. Последняя выступает основанием каждой конкрет<
ной науки, но ни полностью, ни частично не входит в предмет
конкретных наук. Наличие философских разделов в конкретных
науках было характерно для их неразвитых состояний, и в насто<
ящее время, когда науки преодолели младенческий возраст и са<
мостоятельно генерируют знания, попытки сохранения таких раз<
делов выглядят не более чем анахронизмом (см. главу 5).
Неубедительными представляются и предложения выделить
социологию права из общей теории права. Юридические зако<
номерности, связи, которые составляют предмет общей теории
права, как уже говорилось, нельзя выявить и обосновать без изу<
чения реальной жизни, политико<правовой практики, образую<
щей объект данной науки. Поэтому отделение социологии права
от общей теории права практически будет означать лишение об<
щей теории права одного из ее основных компонентов — объек<
та и, следовательно, сделает ее ущербной, односторонней, оста<
ющейся либо в рамках догматического изучения права, либо тай<
но или явно дублирующей социологию права, наряду и парал<
лельно с ней изучающей социально<правовые процессы, реаль<
ную жизнь права. Ибо научное познание начинается не с анали<
за сущности и закономерностей права, а с изучения эмпирии,
наличного бытия права, юридической практики.
Как объективная реальность право и практика его реализации
в конкретных отношениях содержат в себе все «онтологические»
закономерности, входящие в предмет общей теории права. И те
авторы, которые включают в предмет данной науки право, иные
правовые явления и их закономерности, не замечают того, что
96
при таком понимании предмета закономерности повторяются

дважды: как элемент, часть явлений и как самостоятельный ком<
понент предмета данной науки. Между тем право и иные явле<
ния составляют самостоятельный компонент логических осно<
ваний общей теории права — ее объект.
Глава 3.
Понятие объекта общей теории права
3.1. К истории исследований объекта общей теории

права
Признание объекта общей теории права в качестве ее относи<
тельно самостоятельного элемента, отличного от того, что пони<
мается под предметом данной науки, имеет принципиально важ<
ное значение. Ибо с помощью данной категории определяется
круг явлений и процессов объективной реальности, с познания
которых начинается сложный, противоречивый и чреватый
ошибками и заблуждениями процесс познания предмета науки.
Следует сразу оговориться, что круг авторов, последователь<
но разделяющих понимание объекта общей теории права как са<
мостоятельного компонента общей теории права, не очень ве<
лик. Еще меньше число авторов, предпринявших попытки обо<
сновать, конкретизировать и развить этот подход. И тем не ме<
нее среди его сторонников можно констатировать как минимум
три разные позиции относительно конкретного состава явлений
и процессов, образующих объект данной науки.
Первая попытка рассмотреть объект общей теории права в ка<
честве ее самостоятельного компонента была предпринята
В.А. Шабалиным в 1972 г. в работе «Методологические проблемы
правоведения». Он справедливо обратил внимание на недостаточ<
ную разработанность проблемы и на необходимость понимания
объекта как непосредственного бытия права, как социального
процесса, «который и надо попытаться видеть таким, каков он
есть: в движении и взаимодействии с субъектом, определяющим
свою точку зрения на него, цели познания и практического ис<
пользования» (376. С. 47).
Автор предложил рассматривать объект общей теории права
как сложное образование, состоящее из трех иерархически со<
члененных этажей<элементов. Первый этаж объекта общей те<
97
Раздел I
ории права, полагал В.А. Шабалин, составляет правовая фор<

ма экономических и иных тесно связанных с ними отноше<
ний. Второй этаж составляют правовые институты и основан<
ная на них специализированная юридическая практика: пра<
вовые нормы, правоотношения, законность, правопорядок,
правотворчество, судопроизводство, арбитраж, надзор за за<
конностью, охрана общественного порядка и др. Последний
этаж объекта научного познания составляют правовое созна<
ние, сама юридическая наука и правовая культура в целом.
Кроме того, все компоненты объекта общей теории права тес<
ным образом связаны с множеством других социальных явле<
ний и процессов. Однако вопрос о том, входят ли эти соци<
альные процессы и явления в объект науки, автором не рас<
сматривался и остался открытым.
Поддержав идею четкого разграничения предмета и объекта
правовой науки, П.М. Рабинович основное внимание уделил
предмету правоведения, обоснованию его понимания как систе<
мы закономерностей о праве. Вопрос о содержании и структуре
объекта правоведения им не был рассмотрен сколько<нибудь об<
стоятельно (270. С. 9–66). Этот пробел был частично восполнен
В.А. Козловым в работе «Проблемы предмета и методологии об<
щей теории права» (143).
По мнению В.А. Козлова, объектом правовой теории высту<
пает правовая действительность, понимаемая им как «предельно
широкая категория, охватывающая все многообразие социаль<
но<правовых явлений и процессов, отдельные стороны и момен<
ты которой в настоящее время могут быть и не затронуты внима<
нием правовой науки» (143. С. 13). Данная категория понимает<
ся автором как система юридических и неюридических явлений
и процессов, связанных между собой и подчиняющихся законо<
мерностям развития более широкого системного (социального)
целого. В число основных элементов объекта правового позна<
ния В.А. Козлов включал систему юридических норм, установ<
ленных государством, поведение участников общественных от<
ношений и общественные отношения, урегулированные правом.
Особо важное значение он придавал общественным отношени<
ям, характеризуя их в качестве важнейшей стороны правовой ре<
альности, своеобразной онтологии права, «без понимания кото<
рой невозможно определить системную целостность объекта пра<
вопознания» (143. С. 20).
98
Глава 3. Понятие объекта общей теории права
Интерпретируемая подобным образом правовая действитель<

ность, по мнению В.А. Козлова, выступает не только объектом
теории права и частью ее предмета. Этот достаточно неожидан<
ный для его исходной позиции вывод обосновывается тем, что
общая теория права, раскрыв закономерности развития и функ<
ционирования правовой действительности, «возвращается вновь
ко всему многообразию правовой действительности, но уже не
как к непосредственной данности, а как к явлению, содержаще<
му познанную сущность» (143. С. 32).
Попытку обосновать содержание объекта правовой науки и
ее отдельных отраслей предпринимал и автор настоящей рабо<
ты. В 1980 г. в монографии «Метод правовой науки: основные эле<
менты, структура» мною было предложено понимание объекта
правовой науки, ее отдельных отраслей как совокупности норм
права, юридической практики и социальной практики в той час<
ти, в которой она обусловливает формирование и развитие права
(332. С. 55). Аналогичная позиция излагалась мною и в других
работах.
Изложенные взгляды на объект общей теории права не были
подвергнуты критике в юридической литературе, но и не полу<
чили поддержки у других авторов. За последние десять лет рос<
сийские правоведы не проводили специальных исследований
объекта правовой науки и ее отдельных отраслей, предпочитая
руководствоваться традиционным подходом к данной проблеме,
основанным на отождествлении объекта и предмета науки. Од<
нако длительное умолчание о проблеме, отсутствие у ученых<
юристов интереса к ней и другим методологическим вопросам
правоведения не снимают их с повестки дня и не умаляют их ак<
туальности. Любой пробел в науке по принципиально важной
теоретической и методологической проблеме, как и шило в меш<
ке, утаить нельзя, а натыкаться на него приходится достаточно
часто.
Выделение объекта общей теории права предполагает прежде
всего поиск дополнительных аргументов в пользу понимания
объекта общей теории права как ее самостоятельного компонен<
та. В частности, решающее значение здесь имеет сущностная и
функциональная характеристика этого компонента науки.
Потребность в обособлении объекта науки от ее предмета была
вызвана отнюдь не честолюбивым желанием философов открыть
новую категорию, а объективными причинами — наличием гно<
99
Раздел I
сеологических проблем, удовлетворительное объяснение которых

в рамках традиционного понимания предмета науки не представ<
лялось возможным. Речь идет прежде всего о проблеме начала на<
учного познания.
Диалектико<материалистическая теория познания связывает
начало научного познания с внешним, объективно существую<
щим вне и помимо познающего субъекта миром, исходит из прин<
ципов, согласно которым:
исходный пункт научного познания составляет объективная
реальность, внешний мир. Формы бытия, отмечал Ф. Энгельс,
«мышление никогда не может черпать и выводить из самого себя,
а только из внешнего мира» (3. Т. 20. С. 34);
исследуемый предмет, явление должен быть взят не в форме
объекта, а как человеческая, чувственная деятельность, практи<
ка (3. Т. 3. С. 1);
процесс познания явлений объективной реальности начина<
ется с их конкретно<чувственного восприятия и представления.
Для раскрытия закономерностей исследуемого «нужно эмпири<
чески начать понимание, изучение, от эмпирии подниматься к
общему» (6. Т. 29. С. 187).
Проблема начала познания права включает в себя два ас<
пекта: филогенетический, т.е. историческое развитие юриди<
ческой науки как системы знаний о закономерностях функ<
ционирования и развития правовых явлений, и онтогенетичес<
кий, т.е. развитие правовых знаний отдельной личности, от<
дельного ученого.
Отдельный познающий субъект имеет перед собой два ком<
понента: объективную реальность и систему теоретических и эм<
пирических знаний, отражающих ее. Поэтому, чтобы субъект мог
дать новые теоретические знания, он должен усвоить знания, по<
лученные его предшественниками. Современный исследова<
тель — это прежде всего высококвалифицированный специалист
в той области юридических знаний, дальнейшему развитию ко<
торой он посвящает свою научную деятельность. Однако это вовсе
не означает, что начало его познавательных актов находится в те<
оретических знаниях, а не в самом конкретном явлении, что на<
учный анализ «начинается не с непосредственно эмпирических
данных социальной действительности, а с определенных абст<
ракций, отражающих социальные явления, отдельные стороны
действительности» (124. С. 74).
100
На возможность такого неверного понимания исходного пун<

кта в теоретическом исследовании указывал еще К. Маркс. «Кон<
кретное, — писал он, — потому конкретно, что оно есть синтез
многих определений, следовательно, единство многообразного.
В мышлении оно поэтому выступает как процесс синтеза, как ре<
зультат, а не исходный пункт, хотя оно представляет собой дей<
ствительный исходный пункт» (3. Т. 12. С. 727). Поэтому в фило<
генетическом плане наука, ее теоретико<понятийный аппарат
представляет собой не начало, а результат мыслительной деятель<
ности человека, итог ее многовекового развития, в ходе которого
многие гипотетические, ошибочные положения опровергались
новыми теоретическими данными либо практической деятель<
ностью человека.
Процессы усвоения индивидуумом наличных теоретических
знаний также нельзя представлять как чисто умозрительные акты,
полностью лишенные какой<либо связи с реальными процесса<
ми и явлениями. Последние представлены в учебной литературе
в виде конкретных примеров, иллюстрирующих те или иные те<
оретические положения, а также воспринимаются познающим
субъектом непосредственно в процессе его практической деятель<
ности как субъекта конкретных правоотношений.
Любой акт логического (теоретического) познания независи<
мо от того, желает этого познающий субъект или нет, содержит в
той или иной форме знания, отражающие объективную реальность.
Как убедительно показал Ф. Энгельс на примере с Е. Дюрингом,
попытки представить познание как саморазвитие неких исходных
логических принципов, «так называемых простейших элементов
общества», не имеющих никакой связи с существующей объектив<
ной реальностью и поэтому обладающих всеобщим значением, в
действительности оказываются глубоко земными и реальными.
«Наш идеолог может вертеться и изворачиваться, как ему бу<
дет угодно, — отмечает Ф. Энгельс, — историческая реальность,
выброшенная им за дверь, возвращается через окно. И вообра<
жая, что он создает нравственное и правовое учение для всех ми<
ров и всех времен, он на самом деле дает искаженное,— ибо оно
оторванное от реальной почвы,— и поставленное вверх ногами
отражение, словно в вогнутом зеркале, консервативных или ре<
волюционных течений своего времени» (3. Т. 20. С. 98).
Чтобы избежать такого искаженного, однобокого изображения
действительности, необходимо брать исходным пунктом позна<
101
Раздел I
ния не логические понятия, категории, а саму объективную ре<

альность, отражением которой эти понятия и категории являют<
ся. Именно эта реальность содержит в себе источник собственно<
го развития, движения и, в конечном итоге, источник развития
науки и вследствие этого выступает исходным пунктом, началом
познания. Наличие теоретических знаний не может освободить
исследователя от изучения исследуемого на уровне его эмпири<
ческого бытия, поскольку любая абстракция, любое определение
имеют свои конкретно<исторические границы, за пределами ко<
торых они теряют всякий смысл и значение.
Объективная реальность, которая выступает началом теоретиF
ческого познания и противостоит познанным закономерностям как
своей бледной, неполной а иногда и искаженной копии, отраженной
в форме понятий, категорий и иных абстракций, понимается как
объект науки. Именно из потребности строгого отделения познан<
ных закономерностей от самой объективной реальности, где эти
закономерности действуют, а также последовательного примене<
ния материалистически истолкованной проблемы начала в на<
учном познании в гносеологии формулируется принцип, требу<
ющий последовательного и строгого отличения объекта науки от
ее предмета.
Неукоснительное следование этому принципу представителей
конкретных наук обеспечивается прежде всего установлением
объекта науки, т.е. совокупности конкретных явлений и процес<
сов, системное изучение которых позволяет воспроизвести пред<
мет науки во всей его полноте, всесторонности и объективности.
Эта же задача непосредственно стоит и перед правоведами и уже
получила определенное, хотя и неоднозначное решение.
3.2. Содержание объекта общей теории права

Характерная особенность объекта общей теории права состо<
ит в том, что он не представляет собой объективной реальности,
отличной от той, которая исследуется остальными юридически<
ми науками. Совокупность всех объектов этих наук образует еди<
ный объект общей теории права, что прямо и непосредственно
вытекает из содержания предмета общей теории права.
Общие закономерности функционирования и развития пра<
ва, иных явлений, а также свойства, связи, которые исследуются
всеми или большинством юридических наук, составляют суть и
непосредственное содержание предмета общей теории права. По<
102
этому понятия и категории последней широко используются пред<

ставителями конкретных юридических наук в процессе познания
исследуемых ими явлений и процессов. Так, учение о сущности
права, нормативно<правовых актах, правосознании, правоотно<
шениях используется для раскрытия сущности отраслевых норм
права, их системного строения, форм и способов реализации в кон<
кретных отношениях.
Активное, творческое применение понятий и категорий об<
щей теории права в познании предмета конкретных юридичес<
ких наук становится возможным при том непременном условии,
что эти понятия и категории являются истинными, что они вер<
но отражают устойчивые, необходимые, общие связи, свойства
исследуемых конкретных явлений и процессов. Обеспечить же
истинность понятийного аппарата общей теории права, его спо<
собность выступать надежным средством научного познания, а
также своевременно освобождаться от устаревших понятий, при<
водить их в соответствие с новыми закономерностями и процес<
сами нельзя иначе, как последовательно изучая все те процессы
и явления, которые составляют объект остальных юридических
наук. И как показывает опыт, представители общей теории права
весьма активно и охотно используют в своих исследованиях на<
учно<обоснованный эмпирический материал, собранный и сис<
тематизированный представителями отраслевых и иных юриди<
ческих наук.
Диалектика соотношения общего, особенного и отдельного ле<
жит в основе взаимосвязи понятий и категорий общей теории пра<
ва с реальными конкретными явлениями и процессами, в кото<
рых это общее проявляется. Характерная особенность этой свя<
зи состоит в том, что отдельные события, факты, процессы со<
держат в себе не только всеобщее, но и специфические, особен<
ные черты, признаки, связи, изучаемые конкретными юридичес<
кими науками. Поэтому реальные события, явления, факты без
какого<либо труда и насилия над их содержанием и сущностью
можно соотнести с конкретными юридическими науками, пред<
ставить их как часть объекта этих наук. В то же время выявить
факты, события, которые бы входили в объект только общей те<
ории права, можно лишь в узкой сфере, характеризующей реаль<
ное состояние научных исследований предмета данной науки.
Так, каждая норма права входит в какую<либо конкретную от<
расль права (конституционное, гражданское, административное,
103
Раздел I
трудовое право и др.) и, следовательно, в объект соответствующей

юридической науки. Но нет ни одной нормы права, которая бы
входила напрямую в объект общей теории права, минуя объекты
остальных юридических наук. Аналогичным образом происходит
дифференциация правоотношений по отраслям права и юриди<
ческим наукам. Одновременно эти же нормы и правоотношения
содержат все те всеобщие черты, связи, свойства, которые изуча<
ются общей теорией права и соответственно входят в ее объект.
С учетом изложенной взаимосвязи объектов конкретных юри<
дических наук и общей теории права вопрос о содержании объекта
последней не может быть решен без обращения к объектам дру<
гих юридических наук и обобщения всего позитивного, что было
достигнуто ими в этом вопросе.
Специфику объекта юридической науки составляет прежде
всего право как регулятор общественных отношений классового
общества. Собственно, оно и составляет основное отличие юри<
дических наук от других частей обществознания. Юридические
науки обособились во всей системе общественных знаний как раз
потому, что они целиком специализировались на изучении пра<
ва, правового регулирования. Именно перед ними стоит задача
познать закономерности функционирования и развития права, с
тем чтобы обеспечить эффективное нормативно<правовое регу<
лирование общественных отношений и деятельности государ<
ственных органов по реализации, применению действующих за<
конов и иных норм права.
Право в определенных случаях может изучаться в отрыве от
породивших его экономических и иных общественных отноше<
ний. Из принципа материальной обусловленности права, одна<
ко, нельзя делать категоричный вывод о том, что «всегда необхо<
димо исследовать политическое содержание закона, его социаль<
ное назначение, обусловленность общественными отношения<
ми и т.д.» (323. С. 79). Данный вывод не подтверждается практи<
кой научных исследований. Право есть форма общественных от<
ношений. Это бесспорно. Однако подобно любой форме оно об<
ладает определенной совокупностью признаков, свойств и свя<
зей, которые присущи ему как специфическому явлению соци<
альной реальности и независимы от его содержания — матери<
альных процессов общества. Таковы, например, его свойства
формальной определенности и нормативности, связи между от<
дельными элементами на уровне правовой нормы и правового
104
института, а также закономерности выражения правовых норм в

нормативных актах.
Познание всех специфических черт права является важней<
шей задачей всей юридической науки. Исследования, раскрыва<
ющие эти черты права, имеют важное значение в сфере как об<
щей теории права (учение о правовой норме, законодательной
технике и др.), так и отраслевых юридических наук (вопросы вза<
имосвязи правовых норм между собой, внутри отдельных инсти<
тутов и всей отрасли права).
Изучение права, всех его связей с экономикой и другими со<
циальными процессами, однако, не приводит к познанию фун<
даментальных проблем права, выявлению его закономерностей
функционирования и развития как особого социального явления
современного общества. Правовая наука, ограничивающая себя
изучением правовых норм, как достаточно убедительно показы<
вает история развития юридического позитивизма, не способна
поднятся до уровня познания своего предмета во всей его полно<
те и всесторонности.
Теоретический анализ сущности, социального назначения
права, закономерностей его функционирования и развития, т.е.
основополагающих проблем правоведения, невозможен без уче<
та связи права с другими социальными явлениями и процесса<
ми. Поэтому вполне правомерно, что в объект всех юридических
наук, в том числе и общей теории права, включаются не только
юридические, но и иные социальные феномены. Наиболее ост<
ро потребность в изучении неправовых явлений и процессов осоз<
нается представителями науки уголовного процесса в связи с тем,
что важнейшую часть ее объекта составляют не только уголовно<
процессуальные отношения между участниками уголовного про<
цесса, но и непосредственная деятельность суда, прокуратуры и
органов следствия, основанная на процессуальном законе при
расследовании и разрешении уголовных дел.
Деятельность названных органов в сфере уголовного процес<
са, как и любая иная предметно<практическая деятельность,
включает в себя цели, средства, результат и процесс деятельнос<
ти, т.е. является разновидностью правоприменительной практи<
ки. Понимание деятельности только как процесса или ее резуль<
тата оказывается недостаточным уже при изучении механизма и
эффективности воздействия уголовно<процессуального законо<
дательства на общественные отношения, эффективности дея<
105
Раздел I
тельности органов суда, прокуратуры и следствия. Так, обобщая

результаты прокурорско<следственной и судебной деятельнос<
ти, возможно выявить факторы, связанные с применением уго<
ловно<процессуальных норм, установить полноту и пределы до<
казывания, выявить ошибки и недостатки в применении мате<
риального и процессуального законодательства, разрешении
спорных вопросов, возникающих в юридической практике, эф<
фективность осуществления правоприменительными органами
своих полномочий и некоторые другие вопросы (133. С. 4).
В то же время из материалов обобщения судебно<прокурорс<
кой практики не представляется возможным выявить причины
ошибок и недостатков в деятельности органов следствия, про<
куратуры и суда, обусловленных личностью работника, его про<
фессиональными навыками и нравственно<психологическими
качествами (мировоззрением, уровнем правосознания, отноше<
нием к работе, степенью удовлетворенности ею и др.), а также
условиями его работы, включающими в себя служебную нагруз<
ку, состояние научной организации труда, материальное и мо<
ральное стимулирование результатов труда, своевременность
выплаты заработной платы и др. Между тем знание этих сторон
деятельности судебных органов весьма важно. Без них, в част<
ности, нельзя определить эффективность норм уголовного про<
цесса, правоприменительной деятельности суда, прокуратуры и
органов следствия.
Не представляется возможным изучать закономерности
функционирования и развития правоотношений в сфере уго<
ловного процесса в отрыве от остальных сфер общества. Будучи
правовой формой идеологических общественных отношений,
правоотношения в сфере уголовного процесса в конечном ито<
ге детерминируются материальным и культурным развитием
общества, состоянием демократии и законности. Зависимость
процессуальной формы от уровня культуры и социальных усто<
ев общества особенно ярко проявляется в больших историчес<
ких периодах. Так, обязательным и необходимым элементом
китайского права выступала палка как орудие получения дока<
зательств по уголовным делам и наказания виновных. Средне<
вековое уголовное уложение не мыслило эффективной деятель<
ности органов правосудия без применения самых изощренных
пыток. Гласный свободный судебный процесс полностью соот<
ветствует представлениям цивилизованного общества о правах
106
и свободах человека, личности и способах получения доказа<

тельств его виновности в совершении преступлений. Каждая из
названных форм судебного процесса является продуктом свое<
го времени, соответствует уровню культурного и материально<
го развития общества.
О социальной обусловленности процессуального законода<
тельства убедительно свидетельствует и вся история советс<
кого уголовного процесса, основные этапы становления и раз<
вития которого в конечном итоге отразили основные этапы ис<
тории советского общества. В частности, в 30<е гг., в период
усиления массовых репрессий и судебного произвола, суще<
ственные изменения претерпевает и уголовно<процессуальное
законодательство. Все те элементарные нормы, которые по<
зволяли советским людям защищать себя от произвола госу<
дарства, грубого вмешательства в их жизнь, сохраняли свое
действие лишь формально. Кроме того, по делам, связанным
с обвинением людей в совершении наиболее тяжких преступ<
лений, был введен упрощенный порядок рассмотрения уголов<
ных дел, что позволяло государству признавать политическим
и иным опасным преступником любого самого законопослуш<
ного гражданина.
Осуществленная в конце 50<х гг. реформа уголовно<процес<
суального законодательства, выразившаяся в восстановлении де<
мократических начал, укреплении процессуальных гарантий и за<
конности в деятельности суда, прокуратуры и следственных ор<
ганов, явилась следствием качественных изменений, которые
произошли в тот период в советском обществе, его политичес<
ком строе и культурном уровне. В эту реформу весомый вклад
внесла и советская юридическая наука, и прежде всего наука уго<
ловно<процессуального права, разработавшая теоретические ос<
новы и практические рекомендации о совершенствовании уго<
ловно<процессуального законодательства с учетом нового этапа
в развитии советского общества, его социально<политической
ориентации.
Естественно, что адекватное отражение в процессуальной пра<
вовой форме ее социально<политических предпосылок было до<
стигнуто в результате изучения не только деятельности судебных
и прокурорских органов по разрешению уголовных дел, но и за<
кономерностей развития советского общества, его социально<по<
литических ориентаций и устремлений, т.е. того, что составляет
107
Раздел I
непосредственный источник, социальную обусловленность уго<

ловно<процессуального законодательства.
Таким образом, если наука уголовного процесса ставит своей
непосредственной задачей раскрытие закономерностей функци<
онирования и развития правовых отношений в сфере уголовно<
го правосудия — а именно такие задачи она и призвана решать
как система подлинно научного, объективно<истинного знания,
то эта отрасль правоведения не может ограничивать свой объект
лишь нормами права, уголовно<процессуальными отношения<
ми и правоприменительной практикой. Объект этой науки, бе<
зусловно, должен включать и общественно<исторические усло<
вия формирования и функционирования уголовно<процессуаль<
ного права, или, иначе говоря, общественную и политическую
практику.
Объект науки уголовного процесса должен также включать в
себя следующие неюридические явления и процессы:
во<первых, деятельность государства по совершенствованию
данной отрасли, т.е. правотворческую практику. Изучение пос<
ледней имеет место в процессе историко<политического тол<
кования норм права, а также в исследовании истории становле<
ния и развития уголовно<процессуального законодательства,
объяснении причин, в силу которых был избран тот или иной
вариант нормативно<правового регулирования общественных
отношений;
во<вторых, правосознание в форме правовой идеологии и
правовой психологии. Ибо наука уголовного процесса изучает
не только закономерности функционирования и развития со<
ответствующей отрасли права, но и историю научных знаний
об этой отрасли, влияние науки на правоприменительную прак<
тику и др. Изучение правовой психологии участников уголов<
ного процесса, правосознания работников суда, прокуратуры,
органов следствия осуществляется в исследованиях эффектив<
ности действия норм уголовно<процессуального законодатель<
ства либо выступает объектом специальных исследований;
в<третьих, поведение участников уголовно<процессуальных
отношений, влияние их предметно<практической деятельнос<
ти на эффективность действия норм действующего уголовно<
процессуального законодательства.
Такое понимание объекта науки уголовного процесса в пол<
ной мере соответствует философскому требованию брать иссле<
108
дуемый предмет не в форме объекта, а как чувственную деятель<

ность, практику и является необходимым условием плодотвор<
ного комплексного исследования уголовно<процессуального за<
конодательства, закономерностей его функционирования и раз<
вития, его обусловленности материальными и иными компонен<
тами социального бытия.
Социально<политическая и юридическая практика должна
включаться и в объект общей теории права и иных юридичес<
ких наук, которые, подобно науке уголовного процесса, при<
званы в пределах своего предмета изучать такие аспекты, как:
1) социальная обусловленность законодательства, конкретные
формы воздействия на него экономических и иных социальных
факторов, образующих конкретно<историческую обстановку
функционирования и развития законодательства; 2) механизм
и закономерности воздействия законодательства на различные
стороны материальной и духовной жизни общества; 3) эффек<
тивность законодательства и правоприменительной деятельно<
сти органов государственной власти и органов местного само<
управления.
Общая теория права и отраслевые юридические науки в це<
лях успешного осуществления поставленных перед ними задач
не могут не исследовать всех тех сторон, явлений социальной
жизни, которые обусловливают формирование права и высту<
пают в качестве составных частей механизма его действия и ко<
торые не могут быть изучены при помощи догматических, фор<
мально<юридических методов. Закономерности развития пра<
ва нельзя выявить ни из самих норм, ни из правоприменитель<
ной деятельности органов исполнительной власти, суда и орга<
нов местного самоуправления, так как в сложной системе взаи<
мосвязей и взаимозависимостей эти два компонента социаль<
ной реальности в конечном итоге оказываются производными,
зависимыми от материальных, экономических отношений об<
щества. Поскольку эта зависимость проявляется не прямо и не<
посредственно, а через систему иных социальных явлений (со<
циальные слои общества, их соотношение, потребности, цели,
интересы), то объектом научных исследований юриста неизбеж<
но выступает социально<политическая практика, обусловившая
формирование права и его закрепление в системе общеобяза<
тельных правил поведения. При этом социально<политическая
практика в объект отраслевых юридических наук входит не пол<
109
Раздел I
ностью, а постольку, поскольку это необходимо для раскрытия

закономерностей функционирования и развития соответству<
ющей отрасли правоведения.
Не ограничиваются формально<логическим анализом зако<
нодательства, практики его применения и исследования ме<
ханизма правового регулирования, действия права, его отдель<
ных отраслей и институтов. Здесь необходим анализ реально<
го поведения субъектов права, осуществляемый конкретно<со<
циологическими методами. Ибо только он позволяет раскрыть
механизм социального действия норм права, соответствие пра<
вовой нормы целям правового регулирования, определить пути
совершенствования законодательства и практики его приме<
нения, выявить соотношение различных методов правового ре<
гулирования и закономерностей общественного развития (368.
С. 257–282).
Процесс перехода норм права в правовые отношения и ре<
альное поведение (правомерное или противоправное) охваты<
вает такие объективные элементы социального бытия, как ма<
териальное положение общества и участников правоотношений,
состояние правопорядка и законности, политическая стабиль<
ность в стране, а также субъективные факторы: мировоззрен<
ческие позиции и правовую психологию субъектов права, их
профессиональный и жизненный опыт, правовые установки и
ценностные ориентации и др.
Все это свидетельствует о том, что объект общей теории пра<
ва, равно как и иных отраслей правоведения, представляет со<
бой сложное образование, состоящее из норм права, правосоз<
нания, правоотношений, социально<политической и иной пред<
метно<практической деятельности.
Признание социально<политической практики как одного из
компонентов объекта юридической науки и ее отдельных от<
раслей составляет коренное отличие российского правоведения,
стоящего на материалистических позициях, от иных политичес<
ких и правовых теорий. Интепретация объекта юридической
науки как совокупности норм права и правовых отношений яв<
ляется вполне приемлемой и для ряда ученых<юристов, не раз<
деляющих положений материализма в философии и правове<
дении. Так, российский правовед Н.М. Коркунов считал необ<
ходимым за основу изучения права брать не нормы, а юриди<
ческие отношения. «Только изучение юридических отноше<
110
ний, — писал он, — а не толкование отдельных законодательных

постановлений дает обобщенное и систематическое знание пра<
ва, знание научное» (152. С. 348). Аналогичного мнения придер<
живался и известный немецкий юрист Р. Иеринг.
Анализ правовых отношений (по сравнению с догматичес<
ким изучением права) несомненно расширяет возможности
юридической науки, однако оставляет за ее пределами те сфе<
ры социального бытия, которые являются в конечном итоге ис<
точником изменения и развития права и регулируемых им об<
щественных отношений. Вследствие этого правовые теории, в
том числе и те, которые исследуют правовые отношения, вклю<
чают их в объект науки, не поднимаются до раскрытия подлин<
ных закономерностей функционирования и развития права.
Только правоведение, способное последовательно придержи<
ваться теории материалистического понимания общества и про<
водить эту теорию в конкретных исследованиях, правильно оп<
ределяет источник движения права и соответственно область со<
циального бытия, без анализа которых не может быть познано
право в его сущности и необходимости.
Поэтому и в настоящее время первоочередная задача россий<
ских правоведов видится в сохранении и дальнейшем развитии
лучших материалистических традиций в правовой науке при ре<
шении фундаментальных проблем правоведения, в том числе и
при трактовке содержания предмета и объекта общей теории пра<
ва и иных юридических наук. И по настоящее время не утратил
своей актуальности тезис авторов работы «Теоретические пробле<
мы методологии исследований государства и права» о том, что
«игнорирование отношений, оказывающих на государство и пра<
во определяющее воздействие или находящихся с ними в какой<
то другой связи, возвращает нас на позиции юридического пози<
тивизма, где государство и право превращаются в самостоятель<
ные области, имеющие независимое историческое развитие и
поддающиеся независимой исторической обработке» (361. С. 66).
Ученые<юристы, признавая необходимость изучения соци<
альных, неправовых факторов, оказывающих влияние на разви<
тие и функционирование права, расходятся в понимании резуль<
татов этих исследований, их влияния на структуру правовой на<
уки и содержание конкретных юридических наук. С момента воз<
рождения социологических исследований в советском правове<
дении, т.е. с конца 60<х – начала 70<х гг., и по настоящее время
111
Раздел I
российские юристы ведут спор о том, приводит ли изучение взаи<

мосвязи социальных факторов и права к появлению новых отрас<
лей правоведения в виде социологии права или ей подобной от<
расли научного знания.
Конечно, ни одна отрасль правоведения не сможет успешно
развиваться и решать поставленные перед нею задачи, не прово<
дя собственными силами исследований влияния социально<по<
литических факторов на право и наоборот, не изучая результатов
воздействия на социально<политическую сферу соответствующих
норм права. Именно таким путем шло в 80<х гг. интенсивное раз<
витие науки уголовного права, уголовного процесса, государ<
ственного права и других юридических наук, представители ко<
торых творчески освоили конкретно<социологические методы и
успешно использовали их в познании своего объекта. Однако ни
в тот период, ни в настоящее время юристами не проведено ни
одного социально<правового исследования, которое бы вписы<
валось в рамки чистой социологии права.
Дело в том, что социология права не обладает собственным
предметом — закономерностями функционирования и разви<
тия правовых явлений. И как ни камуфлируй это обстоятель<
ство наукоообразными фразами, как ни объявляй ее «опреде<
ленным образом структурированной системой социальных зна<
ний о праве как особом социально<юридическом феномене в
его генезисе, а также действии, т.е. как социально детермини<
рованном и социально действующем (социально направленном)
явлении, процессе» дело не двигается с мертвой точки. Ибо сто<
ронники социологии права не могут определить ее предмет,
подменяют его перечислением явлений, процессов, которые со<
циология права может изучать. Но все эмпирические исследо<
вания, которые может проводить социология права — пробле<
мы механизма и эффективности действия норм права, их соци<
альной обусловленности, правовой социализации личности и
др., осуществляются представителями общей теории права и
других отраслей правоведения. Именно они обладают собствен<
ным предметом и применительно к его содержанию могут раз<
рабатывать закономерности функционирования и развития пра<
ва (см. главу 6).
Конкретно<социологические исследования как один из эта<
пов на пути познания предмета юридических наук выступают их
необходимым познавательным средством, а не вынужденной
112
мерой, обусловленной «недостаточным развитием отдельных раз<

делов общественных наук».
Ни экономисты, ни социологи, ни представители иной об<
щественной науки не могут дать юристам всех данных относи<
тельно связей и зависимостей права от экономических, соци<
ально<политических, психологических и иных социальных фак<
торов, которые можно получить с помощью конкретно<социо<
логических правовых исследований. Каждая социальная неюри<
дическая наука изучает социальную реальность и осуществляет
сбор эмпирических фактов применительно к своему предмету
исследования. При этом она раскрывает лишь одну сторону со<
циальной жизни, тогда как юриста интересуют данные о комп<
лексном влиянии экономических, политических и иных фак<
торов на право и другие явления, изучаемые правоведением.
Юрист не ограничивается констатацией данных фактов, а до<
водит свой анализ до выявления механизма объективации, от<
ражения неправовых факторов в праве. Этот анализ и составля<
ет, собственно, основное отличие эмпирических исследований
в сфере правоведения от аналогичных исследований в других
социальных науках.
В ходе конкретно<социологических исследований юрист не<
избежно использует теоретико<понятийный аппарат и эмпири<
ческую информацию других социальных наук. Однако сам факт
такого заимствования не меняет сути исследований в сфере пра<
воведения и не ведет к расширению предмета юридической на<
уки. Ибо эмпирический базис не входит в ее предмет.
Таким образом, право, правовая практика, а также социальноF
политическая и иная (неюридическая) практика в той части, в каF
кой она обусловливает формирование и развитие правовых явлений
и процессов, выступают действительным объектом общей теории
права и иных отраслей правоведения. Иная, более узкая, интер<
претация объекта данных наук является неправомерной и прак<
тически не преодолевает позитивистской трактовки данного воп<
роса, оставляет правоведение в рамках чистого права, лишенно<
го возможности не только изучать действительный источник раз<
вития права, но и даже методологически и теоретически правиль<
но поставить эту проблему.
Объект, будучи самостоятельным и необходимым компонен<
том общей теории права, имеет важное теоретическое и методо<
логическое значение, позволяет не только углубить представле<
113
Раздел I
ния юристов о системном строении теории, но и позитивно ре<

шить ряд других фундаментальных проблем.
Во<первых, благодаря категории «объект общей теории пра<
ва» представляется возможным выделить и конкретизировать
явления и процессы, иные компоненты объективной реальнос<
ти, которые могут и должны выступать исходным началом по<
знания предмета данной науки. Не только право и правовые про<
цессы, но и практическая деятельность общества в целом явля<
ется той средой, в которой право действует и объективирует свои
закономерности и свою сущность, и, следовательно, должна
быть взята в качестве объекта общей теории права.
Во<вторых, категория «объект общей теории права» позво<
ляет правильно понять и объяснить соотношение юридичес<
ких наук на эмпирическом, объектно<субъектном уровне и, в
частности, ту ситуацию, когда общая теория права имеет об<
щий с другими отраслями правоведения объект. Совпадение
объектов общей теории права и других юридических наук не
умаляет самостоятельности общей теории права, поскольку об<
щество и его основные сферы предстают полисистемным ком<
плексным образованием и могут выступать одновременно
объектом многих наук.
В<третьих, четкое и последовательное отличение объекта об<
щей теории права от ее предмета дает объективные критерии
для признания той или иной совокупности научных знаний в
качестве самостоятельной отрасли правоведения. В частности,
с этих позиций удается объяснить такой факт, как неоснователь<
ность претензий социологии права на самостоятельное суще<
ствование в качестве самостоятельной юридической науки. На<
личие у социально<правовых исследований специфического
объекта исследования и особых приемов его изучения само по
себе не образует самостоятельной науки, поскольку у таких ис<
следований отсутствует особый специфический предмет — си<
стема закономерностей. А при отсутствии этого важнейшего
качества ни одно направление научных исследований не спо<
собно завершиться формированием новой отрасли знаний.
Чтобы правильно применять категорию «объект общей тео<
рии права» в познании, при решении конкретных теоретических
и методологических проблем правоведения, крайне важно отре<
шиться от устаревших трактовок судебной, правоприменитель<
ной и иной юридической практики.
114
3.3. Понятие и виды юридической практики
В современном российском правоведении высказываются раз<

личные и достаточно противоречивые взгляды на понятие судеб<
ной и иной юридической практики. Одни авторы (С.Н. Братусь,
А.В. Венгеров, С.С. Алексеев) понимают судебную практику как
объективированный опыт правовой деятельности компетентных
органов государственной власти и должностных лиц, связанный
с выработкой таких своеобразных нормативных регуляторов, как
правоположения. По мнению других авторов (И.Я. Дюрягин,
А. Герлох, В. Кнапп), юридическая практика представляет собой
только юридическую деятельность. Иная позиция представлена
группой авторов (В.К. Бабаев, В.Н. Карташов, В.И. Леушин),
которые рассматривают юридическую практику в единстве пра<
вовой деятельности и сформированного на ее основе социально<
правового опыта (223. Т. 2. С. 343).
Правильный подход к пониманию понятий «юридическая прак<
тика», «судебная практика», «правоприменительная практика»
можно выработать лишь с учетом философского подхода к фунда<
ментальной гносеологической категории «практика». Как всеоб<
щая философская категория она лежит в основе видовых понятий
и определяет их необходимые признаки, позволяющие признавать
те или иные дискретные моменты социальной деятельности об<
щества и его членов в качестве самостоятельной формы, вида прак<
тики. Любое правильно выделенное видовое понятие не может не
содержать всех признаков своего родового понятия.
Диалектический материализм понимает практику как целе<
направленную, чувственно<предметную коллективную деятель<
ность людей, направленную на создание материальных благ, пре<
образование природы или общества. Практика представляет со<
бой целостную систему, составными частями которой выступа<
ют: а) цели человека, б) средства, в) результат, г) сам процесс де<
ятельности. Лишь в единстве всех названных компонентов чув<
ственно<предметная деятельность людей является практической
деятельностью. Ни один элемент, составляющий содержание
практики, сам по себе, вне связи с другими элементами не явля<
ется практикой и соответственно не обладает ее функциями в
познании.
Как справедливо отмечает И.С. Нарский, категория практики
представляет собой специфическую философскую категорию, ко<
115
Раздел I
торая не может заменить собой ни «материи», ни «сознания», ни

«познания», ни «труда». Она есть альфа и омега отношения людей
к миру. Материя — это предмет, средства и цели практики; созна<
ние — ее целеполагающий момент, познание есть сторона, резуль<
тат и предмет критериальной оценки практики, а труд — основ<
ной фундаментальный вид практической деятельности (206. С. 17).
При этом важно учитывать, что практика не может сводиться к
деятельности отдельной личности, государственных органов или
государства в целом, а представляет собой предметно<практичес<
кую деятельность общества в целом на всем протяжении его су<
ществования. В историческом материализме человек во всем мно<
гообразии его социальных связей и отношений понимается не как
отдельный индивидуум или совокупность таковых, а как целост<
ное сложное образование в форме общества. Отдельный человек
сам по себе, вне его общественных связей представляет собой био<
логическое существо. Действительным субъектом предметно<
практической деятельности, направленной на создание матери<
альных благ и преобразование природы и общества, выступает
человек как общество с его орудиями и средствами производства,
определенным экономическим и политическим строем.
Понимаемая таким образом практика выступает действитель<
ной основой юридической науки, началом познания и критери<
ем истинности ее теоретических положений и выводов. При этом,
однако, нельзя забывать о том, что критерий практики не может
по самой сути дела подтвердить или опровергнуть какого бы то
ни было человеческого представления, а доказывает истинность
теории в целом, а не какой<либо ее отдельной части или форму<
лировки, понятия.
В то же время понимание практики как критерия истиннос<
ти нельзя понимать упрощенно и, в частности, как требование
непременного соответствия теоретических положений существу<
ющей практике, реальным событиям, процессам и фактам. Бес<
спорно, без правильного понимания реально существующего
мира, практики никакое теоретическое познание невозможно.
Исследователь должен начинать познание с верного, истинного
усвоения эмпирической реальности, но наука не останавливает<
ся на простой констатации «сущего», того, что имеется в действи<
тельности. Проникая во внутренние, глубинные стороны, про<
цессы явлений, наука раскрывает исследуемое на уровне «долж<
ного», закономерного. Естественно, что при этом теоретическая
116
интерпретация объекта исследования и его отдельные проявления,

эмпирическое существование могут не совпадать и чаще всего не
совпадают.
«Научные истины всегда парадоксальны, если судить на ос<
новании повседневного опыта, который улавливает лишь обман<
чивую видимость вещей», — подчеркивал К. Маркс (3. Т. 16.
С. 131). Поэтому требование соответствия теоретических поло<
жений, выводов об исследуемом его отдельным эпизодическим
проявлениям без доказательства того, что они объективно необ<
ходимы, закономерны, ведет к апологетике существующего по<
ложения дел или, словами К. Маркса, к оправданию кнута на том
основании, что этот кнут — старый, унаследованный, историчес<
кий (3. Т. 1. С. 416).
С изложенных позиций становится очевидной неполнота и од<
носторонность понимания судебной практики как результата де<
ятельности судебных органов в виде устоявшейся линии по раз<
решению определенной категории дел. Такой взгляд на судеб<
ную практику сложился в российском правоведении в ХIХ в. сре<
ди авторов, не разделявших и не знавших философских воззре<
ний диалектического материализма на практику. Однако факт
признания этого взгляда и его развитие некоторыми советскими
правоведами вопреки диалектико<материалистическому фило<
софскому мировоззрению является еще одной иллюстрацией
того, что советские юристы в своих работах не всегда были вер<
ны и последовательны в своих официальных философских уста<
новках.
Наиболее глубокое обоснование судебной практики как ре<
зультата, итога деятельности было дано С.Н. Братусем и А.Б. Вен<
геровым в работе «Судебная практика в советской правовой сис<
теме» (325). При этом авторы несколько расширили содержание
данного понятия, включив в него и саму деятельность судебных
органов, связанную с выработкой правоположений.
По мнению С.Н. Братуся и А.Б. Венгерова, судебная практи<
ка представляет собой единство: а) того вида судебной деятель<
ности по применению правовых норм, который связан с выра<
боткой правоположений на основе раскрытия смысла и содер<
жания применяемых норм, а в необходимых случаях их конкре<
тизации и детализации, и б) специфического результата, итога
этой деятельности (самих правоположений). Таким образом, по<
лагают сторонники этого подхода, «судебная практика — одно<
117
Раздел I
временно и динамика указанного вида судебной деятельности, и

ее статика» (325. С. 16–17).
И все же, несмотря на стремление несколько расширить со<
держание понятия «судебная практика», С.Н. Братусь и А.Б. Вен<
геров неправомерно ограничивают и упрощают содержание этой
основополагающей категории правоведения, связывая судебную
деятельность с разработкой только правоположений.
Судебная практика в СССР представляла собой сложное, мно<
гогранное и многоуровневое явление. В соответствии с действо<
вавшим в тот период законодательством народные суды рассмат<
ривали все уголовные и гражданские дела, за небольшим исклю<
чением. Краевые, областные, городские суды, суды автономных
областей и национальных округов рассматривали наиболее слож<
ные дела по первой инстанции, отнесенные законом к их компе<
тенции, дела по жалобам и протестам на решения, приговоры и
определения народных судов, не вступившие в законную силу ре<
шения, приговоры, определения народных судов, а также осу<
ществляли контроль за деятельностью народных судов. Верхов<
ные суды союзных республик рассматривали наиболее важные
дела, осуществляли надзор за судебной деятельностью судебных
органов республики, а также давали руководящие указания по
вопросам применения законодательства республики при рассмот<
рении уголовных и гражданских дел. Верховный Суд СССР как
высший судебный орган осуществлял надзор за судебной деятель<
ностью судебных органов Союза ССР и союзных республик, да<
вал руководящие разъяснения по вопросам применения законо<
дательства и др.
Согласно позиции С.Н. Братуся и А.Б. Венгерова большая
часть названной многообразной деятельности судов СССР не
является судебной практикой. Они решительно отвергают мысль
о том, что «к судебной практике относится любое решение на<
родного суда, определение кассационной или надзорной инстан<
ции или даже сумма решений по конкретной группе дел», и ис<
ключают из судебной практики всю деятельность, приводящую
к подобным результатам (325. С. 8). Тем самым С.Н.Братусь и
А.Б. Венгеров вступают в противоречие с философской катего<
рией «практика» и никак не объясняют причины своего отхода
от родовой категории.
Между тем в конкретных науках философские категории не
могут интерпретироваться в узком, упрощенном смысле, как бы
118
ни были убедительны аргументы, оправдывающие такое упро<

щенное толкование. Решающим критерием отнесения той или
иной деятельности к практике является характер деятельности,
а не ее результаты. Этим подходом надлежит руководствоваться
и при характеристике понятия «судебная практика». Последняя
как разновидность практики вообще представляет собой всю
предметно<практическую деятельность судебных органов по
разрешению уголовных и гражданских дел независимо от того,
объективируются ее результаты в форме правоположений или
просто решений по конкретным делам.
Непоследовательное согласование понятия «судебная прак<
тика» с его родовой категорией «практика» не мешает правиль<
ному решению вопросов о роли судебной практики в советской
правовой системе, о соотношении источников права и др. Од<
нако при изучении гносеологических вопросов правовой науки,
проблемы начала и критериев истинности познания такое по<
нятие судебной практики может привести к негативным послед<
ствиям, что, в частности, и имело место в СССР в 40–50<х гг.
«Создавался своеобразный замкнутый круг, — справедливо от<
мечал В.П. Казимирчук, — узкое понимание и подход к прак<
тике приводили к ограниченному притоку широких и значи<
тельных вопросов, что, в свою очередь, не создавало основы для
формулирования наукой выводов по узловым, кардинальным
проблемам общественной жизни, государственно<правового
строительства и т.п.» (124. С. 188).
И наоборот, подход к судебной практике как к понятию,
обозначающему всю деятельность судебных органов по отправ<
лению правосудия, не только соответствует философской ка<
тегории, что важно само по себе, но и способствует успешно<
му решению целого ряда проблем правовой науки. В частно<
сти, изучение судебной практики, т.е. непосредственной дея<
тельности судебных органов, выводит науку уголовного и граж<
данского процесса из сферы формально<логического анализа
судебных решений в область социологии — изучения этой де<
ятельности в комплексе, во взаимосвязи с другими социальны<
ми факторами, что позволяет поставить на подлинную науч<
ную основу изучение эффективности деятельности судебных
органов и эффективности действия норм уголовного, уголов<
но<процессуального, а также гражданско<процессуального за<
конодательства.
119
Раздел I
Не в полной мере философской категории «практика» соответ<

ствует и понимание юридической практики как деятельности.
Предметно<практическая деятельность является важнейшим, но
не единственным элементом практики, и поэтому акцентирова<
ние внимания только на этом элементе юридической практики,
без учета ее других компонентов является столь же неправомер<
ным, как и понимание судебной практики С.Н. Братусем и А.Б.
Венгеровым. Ближе всего к философскому пониманию практики
подходят российские правоведы, понимающие юридическую
практику как единство юридической деятельности и накопленного
социально<правового опыта.
Сторонник такого подхода к юридической практике В.Н. Кар<
ташов аргументированно раскрывает ее сложное строение, эле<
ментами которого выступают: 1) объекты, 2) субъекты и участ<
ники, 3) юридические действия и операции, 4) средства и спосо<
бы осуществления этих действий и операций, 5) принятые реше<
ния и результаты действий. Особое значение, по мнению автора,
здесь имеет юридический опыт, который может отражать как со<
вокупный итог всей практической деятельности, так и отдель<
ные ее моменты. Такой опыт «формируется в процессе выделе<
ния (отбора, селекции) в юридических действиях и операциях,
принятых решениях, социально<правовых результатах деятель<
ности наиболее целесообразного, передового, общего и полез<
ного, имеющего важное значение для правового регулирования
общественных отношений и дальнейшего совершенствования
юридической практики» (223. Т. 2. С. 346–348).
Отмечая наиболее полное соответствие между изложенным
пониманием юридической практики и философской категори<
ей «практика», нельзя сказать, что это соответствие является
полным. В числе основных элементов юридической практики
В.Н.Карташов не назвал такого ее необходимого элемента, как
целеполагание. Между тем юридическая практика, как и любая
предметно<практическая деятельность людей, их коллективов,
носит осознанный характер и осуществляется с определенны<
ми целями.
Правотворческий орган, принимая решение о внесении со<
ответствующих коррективов в систему действующих норм пра<
ва, всегда ставит не только правовые, но и социальные цели,
стремится улучшить нормативно<правовое регулирование, с тем
чтобы достичь определенных социально полезных результатов.
120
Другое дело, что эти цели по ряду субъективных или объектив<

ных причин могут оказаться нереальными, но без целеполага<
ния никакое правотворчество, сознательное и планомерное воз<
действие государства на общественные отношения осуществ<
ляться не может.
Не обходится без целеполагания и любой акт реализации норм
права, их воплощения в конкретные отношения. Граждане, дол<
жностные лица, органы государственной власти, иные лица, при<
нимая решение вступить в то или иное правоотношение, совер<
шить тот или иной юридически значимый акт, действуют всегда
осознанно и предвидят те конечные социальные или правовые
результаты, для достижения которых и были совершены конк<
ретные юридически значимые действия.
Таким образом, не имеется никаких объективных оснований
для того, чтобы понимать юридическую практику не в строгом
соответствии с философской категорией «практика», отрицать на<
личие в видовом понятии всех необходимых признаков родового
понятия. Вместе с тем задача юристов не сводится к простой кон<
статации всеобщих родовых признаков категории «практика» в
видовом понятии. Необходимо также раскрыть специфику юри<
дической практики по отношению к другим видам деятельнос<
ти, найти ее специфические признаки.
Как особый вид практической деятельности юридическая прак<
тика непосредственно связана с созданием и функционировани<
ем права. Но не всякая деятельность, связанная с правом, может
рассматриваться как юридическая практика. Например, в этом
качестве не может выступать материальная, предметная деятель<
ность, направленная на создание материальных благ, хотя многие
ее аспекты детальнейшим образом регулируются нормами права
и могут быть охарактеризованы в таких правовых категориях, как
исполнение, соблюдение, использование. Дело в том, что конеч<
ный результат материальной, экономической деятельности выра<
жается в созданных материальных ценностях и не влечет измене<
ний в юридической сфере общества. Между тем юридическая
практика неизбежно вносит определенные изменения в систему
действующих объективных прав, юридических обязанностей либо
субъективных прав и юридических обязанностей конкретного
лица.
Юридическая практика — это прежде всего деятельность, свя<
занная с созданием и совершенствованием системы норм права.
121
Раздел I
Суть правотворчества выражается в официально организационно

оформленной деятельности государства, его органов и должност<
ных лиц, в принятии законов и иных нормативно<правовых актов
в ходе референдумов либо предоставлении права организациям
самостоятельно принимать локальные нормативно<правовые
акты.
С правотворчеством как видом специфической правовой дея<
тельности тесно связан процесс формирования права в форме
подготовки гражданами, коллективами ученых, общественными
объединениями предложений по совершенствованию, измене<
нию действующих норм права или созданию новых нормативно<
правовых регуляторов. Специфика этого вида предметно<прак<
тической деятельности состоит в том, что он не входит непос<
редственно в правотворчество. Это положение обстоятельно рас<
крыто А.В. Мицкевичем, показавшим, что этап формирования
правовых взглядов отличен от этапа создания норм права не толь<
ко в юридическом плане, но и по уровню проявления или состо<
яния общественного сознания. Тем не менее формирование пра<
ва относится к юридической практике, составляет одну из ее раз<
новидностей (261. С. 35).
Самостоятельный вид юридической практики представляет
собой и правоприменение в форме оперативно<исполнительной
или правоохранительной деятельности. В ходе оперативно<ис<
полнительной деятельности осуществляется реализация норм
права путем принятия индивидуального правоприменительного
акта, специального решения, направленного на возникновение,
изменение или прекращение конкретных правоотношений. По<
добная деятельность входит в компетенцию государственных
органов исполнительной власти и органов местного самоуправ<
ления.
Правоохранительная деятельность государства, его органов
призвана обеспечить неукоснительное исполнение действующих
правовых предписаний путем осуществления надзора и контро<
ля за исполнением и соблюдением действующих норм, а также
пресечения всяких правонарушений и применения действенных
мер к восстановлению нарушенного порядка, прав граждан и
иных лиц, а также применению санкции к правонарушителю.
Правоохранительная деятельность осуществляется прокуратурой,
органами милиции, разного рода инспекциями и службами. Важ<
ную роль здесь играют общие и арбитражные суды. В соответ<
122
ствии с видами государственных органов, участвующих в обеспе<

чении задачи неукоснительного действия права, обычно выделя<
ют «прокурорско<следственную практику», а также практику кон<
ституционных, общих и арбитражных судов, судебную практику
по уголовным и гражданским делам и др.
В юридической литературе юридическая практика чаще всего
ограничивается вышеназванными формами. Так, С.С. Алексеев
понимает юридическую практику как объективированный опыт
индивидуально<правовой деятельности компетентных органов
(судов, других органов, осуществляющих применение норм пра<
ва) (15. Т. 1. С. 341). Подобным образом интерпретирует юриди<
ческую практику и В.Н. Карташов, хотя и понимает ее более
широко, нежели С.С. Алексеев.
Тем самым из содержания юридической практики исклю<
чается многообразная и наиболее распространенная деятель<
ность граждан и иных субъектов гражданского общества, свя<
занная с реализацией норм права или их нарушением. Это на<
пример, действия граждан и иных лиц, связанные с исполне<
нием юридической обязанности, возложенной государством
или вытекающей из деликта (уплата налогов, соблюдение дей<
ствующего законодательства, отбывание наказания за совер<
шенное правонарушение, возмещение причиненного ущерба
и др.); действия граждан и иных субъектов гражданского об<
щества по заключению и исполнению разного рода гражданс<
ко<правовых, трудовых и иных договоров; правонарушения;
деятельность по изучению действующих норм права и повы<
шению правовой культуры.
Между тем вся такая деятельность носит предметно<практи<
ческий характер и приводит к определенным изменениям в об<
ществе. Благодаря исполнению налоговых обязательств государ<
ство получает необходимые денежные средства. Исполнение за<
конов и иных нормативно<правовых актов обеспечивает в об<
ществе стабильный правопорядок, реальное действие прав и
свобод граждан, иных субъектов. Вступая в договоры, граждане
и иные лица переводят абстрактные нормы права на уровень
конкретных правовых притязаний и обязанностей. Следователь<
но, названные и иные юридически значимые действия субъек<
тов гражданского общества являются практическими. Одновре<
менно их следует рассматривать и как разновидность юриди<
ческой практики.
123
Раздел I
Правоотношения, в которые вступают граждане и иные

субъекты гражданского общества между собой, представляют
особый вид их юридической деятельности, отличный от того,
что принято называть материальным, фактическим содержани<
ем правоотношений. Юридическое содержание правоотноше<
ния переводит абстрактные права и обязанности на уровень от<
дельного и единичного и поэтому остается в сфере должного.
Вместе с тем такой перевод осуществляется не автоматически,
а требует обязательного проявления и согласования воли участ<
ников правоотношения в форме договора или иного соглашения.
Участники правоотношений самостоятельно, без участия госу<
дарства и его органов регулируют свое поведение, приобретают
конкретные права и обязанности, и нет никаких оснований этот
важнейший способ реализации права выносить за рамки юри<
дической практики.
Таким образом, юридическая практика охватывает всю пред<
метно<практическую деятельность общества и государства по
созданию норм права и их переводу на уровень конкретных пра<
воотношений. В нее входят процессы правотворчества и фор<
мирования права, правоприменения и реализации норм права
действиями граждан и иных субъектов гражданского общества,
направленными на возникновение, изменение или прекраще<
ние конкретных правоотношений. Понимаемая подобным об<
разом, она и составляет ту правовую реальность, которая выс<
тупает непосредственным объектом правоведения, в том числе
и общей теории права.
Предложенное В.А. Шабалиным понимание объекта право<
вой науки на первый взгляд во многом совпадает с нашим. И в
том и другом взгляде речь идет о реальном бытии права, кото<
рое подлежит научному теоретическому анализу. У В.А. Шаба<
лина объект общей теории права предстает как совокупность
правовых явлений, тогда как автор данной работы содержание
объекта сводит к юридической и социально<политической прак<
тике, включающей в себя весь спектр явлений, названных
В.А. Шабалиным. И все же понимание объекта науки как прак<
тики является более точным, нежели его трактовка как совокуп<
ности явлений и процессов.
Диалектический материализм признает началом познания не
явления и процессы, а предметно<практическую деятельность
людей, общественную практику. И этот философский принцип
124
является не формальным требованием, а характеризует один из

важнейших моментов объективно<истинного, научного позна<
ния — только предметно<практическая деятельность выступает
критерием истинности теоретических знаний, дает неоспоримые
доказательства способности человека познавать объективный мир
на уровне закономерного и преобразовывать этот мир. Научный
анализ социальных явлений и процессов, взятых вне практичес<
кой деятельности человека, общества, чреват заблуждениями и
ошибками, может приводить к результатам, прямо противопо<
ложным тем, которые способен породить и порождает объектив<
ный ход развития общества.
Еще менее приемлемой является предпринятая В.А. Козло<
вым попытка раскрыть содержание объекта данной науки через
категорию «правовая действительность». Данная категория по<
нимается им, а также Ю.А. Денисовым, Л.И. Спиридоновым,
Д.А. Керимовым как совокупность реально существующих пра<
вовых норм, правоотношений, правового поведения и др. (143.
С. 13–16).
Так, Ю.А. Денисов и Л.И. Спиридонов, с которыми полнос<
тью солидаризируется В.А. Козлов, отмечают, что правовая дей<
ствительность как предмет изучения предстает перед теоретиком
«и в виде изданных государством юридических норм, включен<
ных в кодексы, т.е. в форме так называемого «права в книгах»; и в
виде результатов применения этих норм, начиная с судебных ре<
шений и приговоров и кончая их реализацией (виндикация, не<
гоция, деятельность судебных исполнителей, отбывание уголов<
ного наказания, штраф и т.п.); и виде правовых взглядов, мне<
ний, воззрений, концепций; и в виде законопослушного, а в ши<
роком виде и правонарушающего поведения; и т.д.» (95. С. 120).
Д.А. Керимов понимает правовую действительность как ре<
ально существующие правовые нормы, правосознание и право<
отношения. При этом он особо подчеркивает, что социальная
действительность, составной частью которой является и право<
вая действительность, не должна пониматься «как то, что необ<
ходимо и закономерно ...социальная действительность включает
в себя также и случайное, а поэтому и незакономерное» (135.
С. 348–349).
Изложенное понимание правовой действительности не явля<
ется общепризнанным. Ряд правоведов полагают, что не все ре<
ально существующее может автоматически признаваться действи<
125
Раздел I
тельным. Так, по мнению Ю.А. Вехорева, реально существующие

незаконные нормативные акты, недействительные действия в
виде актов управления, сделок, договоров, а также правонару<
шения следует рассматривать как формы правовой недействи<
тельности (65. С. 15). Тезис о том, что не любой реально суще<
ствующий закон, норма права сами по себе являются действи<
тельными, последовательно проводил в своих исследованиях и
Л.С. Явич (185. С.79).
Признание того, что не все реально существующие правовые
явления и процессы являются действительными, соответствует
философскому пониманию категории «действительность», дан<
ному Г. Гегелем, К. Марксом и Ф. Энгельсом. Согласно Г. Гегелю
мышление способно подойти к пониманию действительности
лишь после того, как будет познана сущность, поскольку дей<
ствительность представляет собой единство сущности и существо<
вания. А поэтому «в отличие от голого явления действительность
как прежде всего единство внутреннего и внешнего так мало про<
тивостоит разуму, что она, наоборот, насквозь разумна, и то, что
неразумно, именно поэтому не должно рассматриваться как дей<
ствительное» (73. С. 314). Соответственно и в диалектическом
материализме действительность понимается как необходимо су<
ществующее, как результат закономерного развития природы,
общества и духовной культуры. Действительность противопос<
тавляется намерениям, нереализованным возможностям и види<
мости, скрывающей подлинную картину и содержание явлений,
процессов и событий.
С изложенных философских позиций следует подходить и к
трактовке понятия «правовая действительность». Творческое при<
менение философии в конкретных науках выражается прежде все<
го в последовательном и точном применении ее законов, катего<
рий и принципов к специфике исследуемых явлений, а не в
субъективном, произвольном толковании и неправильном при<
менении всеобщего. Поэтому понятие «правовая реальность» не
может противоречить ее философскому основанию, выраженно<
му категорией «действительность». И с этих позиций правовая
действительность представляет собой не любое реально сущее,
или, по образному выражению Г. Гегеля, «вульгарную действи<
тельность наличного бытия», а лишь правовые явления и про<
цессы, полностью соответствующие закономерному и необходи<
мому.
126
Но каким же образом исследователь может отличить вуль<

гарную действительность наличного бытия от подлинной дей<
ствительности? Понятно, что ни одно реально существующее
явление, процесс, норма права не имеют знака качества или
иных товарных ярлыков, свидетельствующих об их отнесен<
ности к категории вульгарной или подлинной действительно<
сти. Подобное знание достигается познающим субъектом на
стадии эмпирического обобщения, после успешного проведе<
ния таких познавательных процедур, как непосредственное
наблюдение наличного бытия, оценка и описание единичных
фактов, обобщение единичных фактов и объяснение обобщен<
ных фактов.
При этом задача отличения вульгарной действительности
от подлинной может быть решена сколько<нибудь успешно,
если познающий субъект располагает достаточно высоким
уровнем теоретических знаний о закономерном и необходи<
мом в соответствующей сфере реального бытия. Ибо иным
способом, кроме сравнения познанных фактов, явлений с на<
личными теоретическими знаниями и определения степени со<
ответствия этих фактов научным законам и категориям, иссле<
дователь не располагает. И не случайно в логике Г. Гегеля, рас<
крывающей диалектику познания, движения от одного уров<
ня знаний к другому, более высокому и более конкретному,
категория «действительность» следует позже категорий «бы<
тия и сущности».
Таким образом, правовая действительность, понимаемая в
строгом соответствии с ее философским основанием, не может
выступать началом и соответственно объектом общей теории
права. Знание правовой действительности достигается на завер<
шающем этапе эмпирического познания. При этом требуется
непременное наличие знаний о сущности и закономерностях
исследуемого, позволяющих отличить действительные явления
и процессы от случайных и незакономерных. Словом, перед по<
знающим субъектом правовая действительность предстает не в
виде некоего реального бытия, данного непосредственно, в чув<
ственном восприятии, а одним из итогов познавательной деятель<
ности. Познанию правовой действительности предшествует ана<
лиз непосредственного бытия права, юридической и социально<
политической практики, и, следовательно, это бытие является не<
посредственным объектом общей теории права.
127
Раздел I
Глава 4.
Теория как компонент общей теории права
4.1. Что в общей теории права есть теория?

Наиболее значимые результаты познания предмета общей те<
ории права в своей совокупности составляют самостоятельный
компонент данной отрасли правоведения — ее теорию. Получа<
ется нечто вроде тавтологии — теория имеет теорию. Однако осоз<
нание и последовательное проведение тезиса о том, что общая
теория права является теорией не всем своим содержанием, а
лишь строго определенной ее частью, является необходимым ус<
ловием правильного подхода и позитивного решения целого ряда
гносеологических и логических проблем данной науки.
Во<первых, значительная часть знаний, образующих содержа<
ние общей теории права как науки, составляет лишь внешний
фон, среду теории, но непосредственно в нее не входит. В част<
ности, не составляют теории эмпирические знания науки, раз<
ного рода гипотезы, ложные учения, теоретические знания об
отдельном фрагменте, части предмета науки. В содержание об<
щей теории права не входят и философские положения, выводы,
а также теоретические знания других неюридических наук, ис<
пользуемые для обоснования, подтверждения, доказывания тео<
ретических положений о праве, его закономерностях. Поэтому
весьма важно в совокупности знаний, присущих общей теории
права как науке, четко и правильно определять знания, образую<
щие ее ядро, глубинные сведения о предмете науки и в своей со<
вокупности, системе представляющих действительную теорию.
Во<вторых, любая наука приобретает свойства теории не сра<
зу, с момента своего становления, а проходит достаточно длитель<
ный и сложный путь развития, накопления теоретических зна<
ний о своем предмете. Между первым научным и чаще всего эм<
пирическим описательным исследованием соответствующей сфе<
ры научного знания и действительным теоретическим освоени<
ем предмета науки лежит, как правило, продолжительный пери<
од. Так, первые наиболее системные знания о государстве и пра<
ве были изложены в работах величайших мыслителей Древней
Греции Платона и Аристотеля. Завершение процесса формиро<
вания общей теории права как развитой теории, более или менее
полно отражающей свой предмет, приходится на середину – ко<
128
Глава 4. Теория как компонент общей теории права
нец ХIХ в. Достигнув теоретической зрелости, обладая системны<

ми теоретическими знаниями о предмете, наука переходит в но<
вое качество, становится действенным средством дальнейшего
научного анализа и предметно<практической деятельности. Сле<
довательно, весьма важно правильно определять момент, с кото<
рого наука, в данном случае общая теория права, преодолевает
стадию теоретико<эмпирического накопления знаний и становит<
ся теорией не только в воображении ее создателей, основополож<
ников, но и в действительности.
В<третьих, в российском правоведении вопрос о понятии и
признаках теории приобретает особую значимость в связи с по<
пытками некоторых авторов поставить под сомнение научный
характер некогда «подлинно научной», претендовавшей на ста<
тус «марксистско<ленинской» советской теории права.
Под научной теорией в философии понимают «истинное зна<
ние, существующее как некоторая система логически взаимо<
связанных предложений, отражающих («описывающих») суще<
ственные, т.е. закономерные, общие и необходимые связи той
или иной предметной области» (383. С. 216–217). В философс<
кой литературе бытуют и иные определения теории. Но в каж<
дом из них неизменно проводится мысль о том, что теория пред<
ставляет собой особую систему научных знаний, которая обра<
зует ее ядро, совокупность наиболее глубоких знаний об иссле<
дуемом предмете.
Содержание общей теории права как теории составляют сле<
дующие компоненты: 1) понятия и категории, отражающие сущ<
ность правовых явлений, исследуемых в рамках данной науки
(это, например, понятия «норма права», «правоотношение»,
«правонарушение» и др.) 2) правовые принципы и юридичес<
кие закономерности, отражающие предмет данной науки, наи<
более общие закономерности возникновения и функциониро<
вания права.
Однако теория не является простой суммой названных ком<
понентов. Она есть мыслительный аналог предмета науки и пред<
ставляет собой качественно новое знание, которое характеризу<
ется целым рядом специфических, только ему присущих призна<
ков, отличающих теорию от иных форм научного знания, в том
числе от проблематичных, дискуссионных, недостаточно обосно<
ванных научных положений, а также от эмпирических, фактоло<
гических либо вовсе ненаучных, мифологических высказываний.
129
Раздел I
В числе основных и необходимых признаков любой теории

чаще называют следующие:
1) предметность. Этот признак означает наличие у теории стро<
го определенного специфического предмета — той или иной со<
вокупности объективных закономерностей природы, общества
или мышления, знания о котором и составляют содержание этой
теории. Благодаря уникальному предмету теория предстает как
целостная система знаний, которая имеет собственное, не дуб<
лируемое другими науками содержание. В свою очередь, теория
обязуется также хранить свою предметную чистоту, беречь мо<
низм своего предмета и не вторгаться в пределы предметов дру<
гих наук. Применение философских категорий, иных научных
теорий в познании предмета соответствующей теории является
необходимой и оправданной мерой постольку, поскольку способ<
ствует познанию собственного предмета этой теории и не влечет
за собой разбавления ее понятийного аппарата чуждыми ей по<
нятиями и категориями;
2) системность. Теория представляет собой не просто механи<
ческое соединение отдельных, разрозненных сведений о ее пред<
мете, а такую совокупность знаний, которая является организо<
ванной внутри себя определенным образом, системой взаимо<
связанных понятий, категорий, суждений. Признается, что
«структура теории в содержательном плане отражает особенность
структур самих объектов и их познания, хотя в готовой теории
последовательность ее элементов и их связь однозначно не со<
впадает с последовательностью элементов объектов познания, с
очередностью этапов формирования элементов самой теории»
(185. С. 166). Совокупность теоретических знаний, не обладаю<
щая качеством системности, как правило, характеризует началь<
ные стадии формирования теории, когда познающий субъект еще
только выделяет отдельные стороны, свойства исследуемого
объекта и не видит их объективной связи и зависимости;
3) полнота. Теория представляет собой такую систему знаний,
которая достаточно полно описывает и объясняет ее предмет. Не
отрывочные, отдельные знания об исследуемом предмете, его ка<
кой<либо отдельно взятой части, а системные знания о предмете
как системном целом, или, как говорил Г. Гегель, а затем и
К. Маркс, как тотальном целом, во всем многообразии его сто<
рон, элементов, связей и зависимостей. Лишь при этом условии
теория достигает своей зрелости и соответствует своему понятию.
130
Предшествующие этому состоянию стадии теоретического позна<

ния являются либо теоретико<эмпирическими, описывающими
лишь отдельные части исследуемого объекта, либо гипотетичес<
кими. Ибо нельзя выявить закономерных связей и сущности от<
дельного явления, процесса, не изучив конкретно<историчес<
ких условий его существования, его обусловленности и зависи<
мости от системного целого, которое как раз и выступает пред<
метом данной теории;
4) логическая обоснованность и непротиворечивость. Всякая на<
учная теория содержит два класса суждений: исходные, базис<
ные положения, а также высказывания, которые выводятся из ис<
ходных положений и не могут им противоречить. Внутри себя те<
ория выступает логически непротиворечивой системой и не мо<
жет содержать положений, опровергающих другие ее положения.
Наличие логических противоречий признается убедительным сви<
детельством того, что наличные теоретические знания нуждают<
ся в уточнении, развитии. Надлежит либо привести в соответствие
с теорий противоречащее ей положение, либо изменить саму тео<
рию, не способную логически последовательно, без противоречий
отразить свой предмет;
5) истинность и достоверность. Данный признак свидетельству<
ет о том, что теория правильно отражает свой предмет, его зако<
номерности и вследствие этого может выступать средством даль<
нейшего научного познания и практического действия. Именно
в практике, в процессе предметной деятельности по преобразо<
ванию природы и общества человек может убедиться в истинно<
сти или ложности теории. Вместе с тем нельзя преувеличивать
значение практики как критерия истинности и забывать о том,
что она «никогда не может по самой сути дела подтвердить или
опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого
представления. Этот критерий тоже настолько «неопределенен»,
чтобы не позволять знаниям человека превратиться в «абсолют»,
и в то же время настолько определенен, чтобы вести беспощад<
ную борьбу во всеми разновидностями идеализма и агностициз<
ма» (6 . Т. 18. С. 146).
Лишь совокупность научных знаний, обладающая всеми на<
званными признаками, может квалифицироваться как научная
теория. Отсутствие хотя бы одного из существенных признаков
теории свидетельствует о том, что наличное знание является ка<
ким угодно, но только не теоретическим (см.: 100;162;185; 383).
131
Раздел I
Так, В.А. Штофф, автор приведенного выше определения тео<

рии, подчеркивает, что «если от гипотезы теория отличается по<
ложительной определенностью своей истинной оценки, являясь
знанием достоверным, то от других видов достоверного знания,
которое выражено, в частности, в фактофиксирующих предло<
жениях, от протокольных предложений, статистических данных
и т.п., словом, от научных фактов теория отличается своей логи<
ческой организацией и своим объективным содержанием, состо<
ящим в отражении сущности явлений, а следовательно, своим
познавательным значением и функциями. Будучи по своему
объективному содержанию знанием сущности, т.е. общих зако<
нов, необходимых связей, отношений, детерминации и т.п., тео<
рия дает возможность понять объект познания... в его внутрен<
ней связи и целостности как систему, строение и поведение ко<
торой подчиняются определенным законам» (383. С. 217–218).
В составе общей теории права как науки имеется весьма ши<
рокий спектр знаний, не обладающих статусом теории. Это:
1) научные гипотезы о праве, его свойствах и закономерностях;
2) «устаревшие» понятия и их определения, смысл и содержа<
ние которых существенно отличаются от их трактовок, даваемых
в современной теории права. Например, современная теория
права не может признавать своим компонентом определение раба
как «говорящего животного», а в царе, монархе видеть «помазан<
ника Божиего». Признавая правонарушение только как винов<
ное деяние, теория права преодолевает средневековый принцип
объективного вменения и привлечения к ответственности живот<
ных, сил природы и неделиктоспособных лиц;
3) правовые учения, теории, мифологический, ненаучный ха<
рактер которых бесспорно доказан современным правоведени<
ем, историческим развитием общества, общественно<историчес<
кой практикой;
4) относительно самостоятельные фрагменты, разделы общей
теории права, которые содержат теоретические знания о той или
иной совокупности правовых явлений, их закономерностях, на<
пример теоретические знания о нормах права, источниках пра<
ва, механизме правового регулирования. Такие фрагменты, бу<
дучи теоретическими по своему содержанию, отражают предмет
общей теории права лишь частично, неполно и соответственно
не обладают критерием полноты, характеризующим действитель<
ную теорию;
132
5) эмпирические научно обоснованные факты, составляющие

эмпирическое основание теории, но не входящие в ее содержа<
ние (см. главу 6);
6) методологические принципы, требования, методы и иные
компоненты, составляющие содержание такого относительно са<
мостоятельного компонента общей теории права, как метод (см.
главу 7);
7) философские категории, законы, методологические прин<
ципы, теоретические положения специальных, неюридических
наук, которые используются в теории права. Все эти знания ле<
жат за пределами предмета данной теории, разрабатываются пред<
ставителями иных наук и выступают в качестве оснований об<
щей теории права (см. главу 5).
Таким образом, многое из того, что входит в содержание
общей теории права как науки, не входит в ее содержание как
теории. Тавтология в виде признания общей теории права те<
орией имеет своим источником ошибку в субъекте данного
суждения. Термин «общая теория права», понимаемый как со<
вокупность всех общих, в том числе и теоретических, знаний
о праве, оказывается намного уже действительного объема от<
ражаемого им понятия. Поэтому с точки зрения терминоло<
гической чистоты целесообразно общую теорию права как
науку обозначить иным, соответствующим ее содержанию
термином.
Представители иных, неюридических наук нередко общие на<
учные знания об исследуемом выделяют в самостоятельную от<
расль науки и обозначают термином, в котором содержится наи<
менование науки и предикат «общая», «общий». Например, име<
ется «общее языкознание», «общая психология», «общая биоло<
гия» и т.д. Полагаем возможным по этому же принципу образо<
вать и термин для обозначения общей теории права как науки,
назвав ее общим правоведением. Термин же «общая теория пра<
ва» сохранить лишь за той частью «общего правоведения», кото<
рая действительно является теорией.
Таким образом, общая теория права как теория представляет соF
бой систему объективноFистинных знаний, которая наиболее полно
и последовательно (без логических противоречий) отражает общие
закономерности становления и функционирования права в форме поF
нятий, категорий, научных закономерностей, принципов и теоретиF
ческих конструкций и иных теоретических знаний.
133
Раздел I
Факт неполного совпадения общей теории права как науки с

ее ядром, достоверными теоретическими знаниями (теорией)
российские правоведы учитывают весьма редко и в результате с
легкостью необыкновенной навешивают ярлык «теория» на дав<
но отвергнутые правоведением учения о праве и государстве, ги<
потетические, дискуссионные положения, признают теорией
отдельные фрагменты данной науки либо эмпирические, факто<
логические высказывания. В частности, в современной юриди<
ческой литературе теорией признается и теологическое учение о
происхождении права и государства, и патриархальная концеп<
ция происхождения государства, антинаучный характер которых
был убедительно доказан еще буржуазными идеологами ХVII–
ХVIII вв. В ряде случаев теорией объявляются и отдельные фраг<
менты общей теории права, например говорят о теории норма<
тивно<правовых актов, теории нормы права, теории правоотно<
шений, теории правосознания и др. В то же время отрицается
научное значение теории права, разработанной советскими уче<
ными<юристами.
Применяемое всуе понятие «теория» утрачивает в правоведе<
нии свой действительный смысл и одновременно порождает ил<
люзию о принадлежности знаний «ненадлежащего, а то и вовсе
сомнительного качества» к действительному теоретическому зна<
нию. Между тем хорошо известно, что качество субъекта, явле<
ния носит объективный характер и не зависит от его имени. Как
ни записывай муху в слоны, все равно она тяжести носить не смо<
жет. Как ни обряжай Российское государство в тогу правового
или социального государства, реальное положение дел с состоя<
нием преступности в стране, безработицей или выплатой пен<
сий этим не улучшишь. Равным образом и знание, признаваемое
нами теорией, но в действительности таковым не являющееся,
не ликвидирует пробелов в науке, не углубит наших знаний о за<
кономерностях функционирования и развития права.
Современные представления о теории, ее признаках стано<
вятся особенно актуальными для российского правоведения в
связи с оценкой как ранее бытовавших теоретических знаний о
праве, так и вновь «добытых» положений, выводов, которые, по
мнению их авторов, претендуют на последнее слово в юриди<
ческой науке, способное противостоять и даже успешно зага<
сить последние едва тлеющие угольки марксистско<ленинско<
го учения о праве.
134
Все чаще в юридической литературе встречаются положения,

констатирующие полный крах марксистско<ленинского учения
о праве либо его близкий конец. Так, член<корреспондент РАН
С.С. Алексеев высказывает твердую уверенность в том, что «ком<
мунизм как социальная система и тотальное идеологическое ми<
ровоззрение обанкротился. Факт, ставший к настоящему вре<
мени вполне очевидным, достоверным, многократно подтвер<
жденным, переходящим в разряд достояния истории. Вместе с
коммунизмом рухнули и основы коммунистической философии
права, само ее существо как идеологии, принципы и постула<
ты» (16. С. 523–524). К аналогичным выводам приходит и дру<
гой член<корреспондент РАН В.С. Нерсесянц, уверенный в том,
что советский социализм — это ошибка. В то же время «ни дру<
гого по своей сути социализма, ни коммунизма как такового нет
и не может быть» (216. С. 327). Еще дальше в описании краха мар<
ксистского учения идет Ю.В. Тихонравов, заверяющий своих чи<
тателей в том, что коммунизм в настоящее время «превратился в
частное исповедание нескольких десятков интеллектуалов и
группы фанатиков» (347. С. 53). Словом, очередной акт похорон
кота мышами идет полным ходом.
Однако действительный научный подход к оценке имеющих<
ся в настоящее время теорий права не имеет ничего общего с
огульным охаиванием марксистско<ленинской теории права, ут<
ратившей статус официальной государственной доктрины, рав<
но как и с переоценкой научных достоинств доктрин, предла<
гаемых российскими правоведами в последнее время. Один и
тот же формальный критерий — признаки научной теории —
должен быть приложен ко всем правовым учениям независимо
от того, кто их автор и как к ним относится современная госу<
дарственная власть России. И только с учетом соответствия или
несоответствия этому стандарту можно говорить, какое же уче<
ние действительно является теоретическим, подлинно научной
теорией.
Следует прежде всего отметить некорректность используемо<
го С.С. Алексеевым термина «коммунистическая философия пра<
ва», «марксистская философия права».
Во<первых, ни К. Маркс, ни Ф. Энгельс свои правовые взгля<
ды никогда не называли «философией права» по той простой при<
чине, что, как уже говорилось ранее, они отрицали наличие в спе<
циальных науках философских разделов в виде философии ре<
135
Раздел I
лигии, философии права, рассматривали их как атавизм, резуль<

тат недостаточной развитости и неспособности специальных наук
объяснить основополагающие закономерности бытия. Поэтому
не следует приписывать К. Марксу и Ф. Энгельсу невежества, ко<
торым они не обладали.
Во<вторых, и это самое главное, ни К. Маркс, ни Ф. Энгельс
не имели специальных работ по общей теории права наподобие
«Философии права» Г. Гегеля, где бы они полно, последователь<
но и системно изложили свое теоретическое понимание права.
Их высказывания по вопросам права разбросаны по многочис<
ленным работам, зачастую носят афористичный характер и не
освещают предмет общей теории права во всей его полноте и все<
сторонности. Достаточно сказать, что основоположники марк<
сизма не дали даже собственного определения права.
Таким образом, высказывания К. Маркса и Ф. Энгельса по воп<
росам права заложили лишь основы теории права, ее краеуголь<
ные камни, но в своей совокупности, системе они не освещают
предмет данной науки сколько<нибудь полно и всесторонне и тем
самым не отвечают одному из обязательных признаков теории —
признаку полноты. Поэтому правовые взгляды основоположни<
ков марксизма не являются ни «теорией права», ни тем более «мар<
ксистской философией права», а представляют собой лишь осно<
вы теории права либо основы марксистского учения о праве.
Общая теория права была создана советскими правоведами за
70 лет существования советского государства, но она соответство<
вала марксистскому учению о праве не больше, чем взгляды со<
временного С.С. Алексеева его собственным взглядам в бытность
ведущим идеологом советского права. В советской теории права
марксизм значился только в ее наименовании, а по своему со<
держанию это была типичная позитивистская теория.
Тем не менее никто из советских правоведов, в том числе и
С.С. Алексеев, ни на йоту не сомневался в том, что созданная
ими общая теория права и есть последнее слово научного анали<
за права, подлинно научная теория. Она соответствовала всем
признакам научной теории: предметности, системности, полно<
те, логической последовательности. Налицо было и соответствие
теории практике. Целый лагерь социалистических стран «одер<
живал» победу за победой, успешно восходя от стадии общена<
родного государства к развитому социализму и используя право
как действенного орудие своего прогрессивного развития.
136
Сегодня советская общая теория права утратила один из важ<

нейших признаков — возможность воплощать свои положения,
теоретические обобщения и выводы в ходе строительства в СССР
социалистического общества. Но является ли данное обстоятель<
ство бесспорным свидетельством ошибочности социалистичес<
кого пути развития общества, в том числе и утраты советской
общей теорией права статуса науки, научной теории?
Позитивный ответ С.С. Алексеева, В.С. Нерсесянца на постав<
ленный вопрос свидетельствует об упрощенном, механистичес<
ком понимании ими практики как критерия истины, равно как и
путей воплощения теоретических знаний в предметно<практи<
ческую деятельность государства и общества. «Что же это вооб<
ще за идеи, — недоумевает В. С. Нерсесянц, — которые никак не
воплотятся в жизнь в практические дела?! И почему то, что нельзя
было (несмотря на неимоверные усилия) реализовать в прошлом,
удастся осуществить в будущем? Неужели истории больше делать
нечего, как повторяться по желанию и заказу соответствующих
идеологов?» (216. С. 326).
Зигзагообразный, а не прямолинейный путь развития челове<
ческого общества с неоднократными возвратами казалось бы дав<
но канувших в Лету политических режимов для историков явля<
ется общеизвестным и бесспорным фактом. Поэтому нет ника<
кой гарантии того, что прошлое на новом, более высоком этапе
развития общества не вернется и не повторится. Кроме того, по<
чему вдруг социализм стал достоянием истории, если сегодня при
этом строе живет каждый пятый житель земного шара? Со сме<
ной социального строя в России и других странах Европы соци<
ализм в целом и социалистическая теория права в частности не
утрачивают статуса научных теорий, а продолжают развиваться с
учетом опыта стран, сохранивших социалистический путь свое<
го развития, а также потребностей международного рабочего дви<
жения в современных условиях и деятельности политических
партий, осуществляющих руководство этим движением.
В то же время тезис о практике как критерии истины нельзя
понимать механистически, как требование обязательного соот<
ветствия теоретических знаний тому, что имеется реально, в не<
посредственном бытии. В отличие от истории суть теории состо<
ит не в том, чтобы наблюдать и описывать то, что есть реально.
Ибо это является хвостизмом, самым наихудшим его состояни<
ем. Вместо того чтобы выискивать в реальном бытии устойчи<
137
Раздел I
вое, необходимое, прогнозировать будущие состояния исследуе<

мой реальности и разрабатывать пути, способы оптимального,
прогрессивного перехода к новым состояниям, теория занима<
ется апологией существующего и тем самым полностью дискре<
дитирует себя. Собственно, этим весьма интенсивно занимались
советские правоведы 70 с лишним лет и собственноручно сруби<
ли сук, на котором они сидели, создав нынешнее кризисное со<
стояние общей теории права.
Теория признается истинной в том случае, когда она исхо<
дит из реальных, а не воображаемых фактов и из них, из суще<
ствующей практики делает свои теоретические обобщения. Из
реально сущего подлинно научная теория должна вывести дол<
жное и необходимое. При этом между сущим и должным нет
прямой, непосредственной и очевидной связи. Мышление, го<
ворил Г. Гегель, «знает себя свободным только тогда, когда от
ступает от общепризнанного и значимого и может изобрести для
себя нечто особенное» (72. С. 47). Критерий практики подтвер<
ждает либо опровергает истинность теории в целом, а не какой<
либо ее отдельной формулировки, отдельного понятия, катего<
рии, закона (6. Т. 18. С. 146).
Социалистическая общая теория права, равно как и ее осно<
ва — марксистское учение о праве, в своих выводах и обобще<
ниях опирается на многовековую историю человеческого обще<
ства, его современное состояние, учитывает опыт государствен<
но<правового строительства, накопленный человечеством. По
степени обоснованности своих выводов практикой, реальными
политико<правовыми процессами социалистическая теория
права и в настоящее время не уступает ни теории естественного
права, ни юридическому позитивизму, ни другим теориям, ко<
торые российские правоведы пытаются представить подлинны<
ми научными теориями современного правоведения.
Таким образом, социалистическая теория права в полной
мере обладает всеми признаками научной теории и должна при<
знаваться в этом качестве независимо от идеологических уста<
новок и ценностных ориентаций российских правоведов.
Наличие же в сфере общей теории права конкурирующих те<
орий составляет характерную особенность ее современного бы<
тия в Российской Федерации. Помимо социалистической тео<
рии права российские правоведы предпринимают попытки ис<
следовать закономерности функционирования и развития со<
138
временного права с позиций теории естественного права, усо<

вершенствовать позитивистскую теорию права. В числе право<
вых теорий, заслуживающих внимания российских правоведов
называются также психологическая теория права, разработан<
ная Л.И. Петражицким, социологическая теория права. Пред<
принимаются попытки создать новые правовые теории, позво<
ляющие преодолеть недостатки существующих учений и дать
подлинно научное объяснение современных правовых явлений
и процессов, вооружив законодателя надежными и действен<
ными рекомендациями.
Вариационный характер общей теории права некоторыми рос<
сийскими правоведами оценивается как благо, как реальная воз<
можность расширить и углубить имеющиеся представления о пра<
ве, его закономерностях. Мол, каждая правовая теория «имеет
свои преимущества и недостатки, их появление и развитие обус<
ловлено естественным развитием человеческого общества и сви<
детельствует о необходимости и социальной ценности права в
жизни людей» (338. С. 223).
Однако в действительности многообразие теорий права, плю<
рализм в понимании и оценке российскими правоведами ее пред<
мета, системы закономерностей возникновения и функциони<
рования права имеет больше негативных, чем позитивных сто<
рон. В отличие от Януса истина не может быть многоликой. Ее
постижение — сложный, диалектически противоречивый акт
познания, допускающий существование не только плодоносных
теорий, но и пустоцветов. Поэтому наблюдаемое ныне многооб<
разие теорий права есть объективный факт, свидетельствующий
о сравнительно невысоком уровне теоретических представлений
российских правоведов о праве, его закономерностях, о том со<
стоянии теории, когда исследователи еще не способны отличить
плодоносную теорию права от пустоцветов и вынуждены в поис<
ках истины о праве впустую перерабатывать «тысячи тонн сло<
весной руды».
Вопрос же о том, какая из конкурирующих ныне теорий права
наиболее полно и верно отражает закономерности данной науки,
объясняет и прогнозирует политико<правовые процессы совре<
менности, требует содержательного анализа этих теорий и соот<
ветственно лежит за пределами исследуемых в данной работе про<
блем логических оснований данной науки. Однако в поисках ис<
тинной теории надежным ориентиром могут служить не только
139
Раздел I
общие признаки научной теории, но и требования, которые

предъявляются к ее логической структуре, способам организа<
ции, взаимосвязи ее компонентов.
4.2. К вопросу о логической структуре общей теории

права
Органическая целостность предмета науки обеспечивает и си<
стемную целостность отражающей его теории. В конечном итоге
в идеале теория должна максимально полно отражать все зако<
номерные связи и зависимости своего предмета, быть максималь<
но точным мыслительным аналогом отражаемой объективной ре<
альности. Поэтому соответствие отражаемого отраженному дол<
жно быть не только на уровне понятий и категорий, отражаю<
щих сущность соответствующих явлений, процессов, но и на
уровне закономерных связей, присущих исследуемым сущнос<
тям. В теории эта закономерная связь представляется двояким
способом: 1) как локальная закономерная связь между отдель<
ными сущностями, выраженная в форме научного закона или
научного принципа; 2) как системная, тотальная связь, выражен<
ная в форме многоразличной связи и зависимости всех ее ком<
понентов, понятий, категорий и законов.
Связь всех компонентов теории, которая объединяет, организует
их в некое единство, системное целое, и понимается как логическая
структура теории. Понятно, что логическая структура является
наиболее точным показателем развитости, научной зрелости те<
ории, ее способности полно и точно опосредствовать всю слож<
ную и многообразную объективной связь и зависимость компо<
нентов своего предмета и объекта.
На стадиях формирования, становления научная теория ха<
рактеризуется неразвитостью своей логической структуры, что на<
ходит выражение в механическом соединении ее отдельных по<
нятий, категорий и законов. Правомерность их вхождения в тео<
рию обусловливается по преимуществу предметной общностью,
их соотнесенностью в качестве разных сторон, элементов иссле<
дуемого объекта, тогда как действительные органические связи,
зависимости этих элементов остаются недостаточно либо вовсе
не изученными. В результате недостаток знаний объективных
связей и зависимостей восполняется субъективными представ<
лениями исследователей и произвольным конструированием вза<
имосвязей между отдельными темами, разделами теории.
140
Соответственно задача адекватного и полного отражения за<

кономерных связей предмета теории в ее логической структуре
предстает альфой и омегой всех научных изысканий, а ее реше<
ние — необходимым условием перехода теории в зрелое состоя<
ние. В социальных науках единственно верным способом фор<
мирования логической структуры теории признается метод вос<
хождения от абстрактного к конкретному, разработанный Г. Ге<
гелем и успешно примененный К. Марксом для исследования
буржуазных экономических отношений. Его труд «Капитал» и по
настоящее время признается образцом подлинно научного изу<
чения проблем экономической теории и социологии в целом, а
примененный метод — единственно возможным в научном от<
ношении способом теоретического познания социальных явле<
ний и процессов.
В качестве самостоятельной темы научных исследований
проблема логической структуры общей теории права была ар<
гументированно поставлена и частично решена в ряде работ
советских правоведов (21; 143; 310). Наиболее интересной в этом
плане является работа А.М. Васильева «Правовые категории.
Методологические аспекты разработки системы категорий те<
ории права» (52).
По нашему мнению, А.М. Васильев достаточно верно раскрыл
понимание логической структуры общей теории права как внут<
ренней организации «системы выражаемых ею теоретических
знаний, которая проявляется в последовательной и необходимой
связи образующих ее элементов, упорядоченных в целостное об<
разование как наука» (52. С. 36). При этом автор справедливо под<
черкнул три принципиально важных момента:
1) неспособность понятий и категорий, взятых по отдельнос<
ти, вне их взаимосвязи, стать теорией и выразить конкретную ис<
тину;
2) объективный характер логической структуры данной науки,
необходимость верного отражения ею закономерностей разви<
тия и функционирования права. «Логическая оценка структуры
и формы теоретических знаний о праве становится возможной
потому, что сами они подвергаются рассмотрению как опреде<
ленный объективный феномен» (52. С. 43);
3) возможность приобретения теорией научного статуса лишь
после того, как «подытоженные ею знания развернуты в поня<
тийной форме и через систему абстрактных категорий дают кон<
141
Раздел I
кретное представление о сущности изучаемого явления, о зако<

номерности его развития и формах проявления» (52. С. 37).
А.М. Васильев также обоснованно рассматривал логическую
структуру общей теории права как иерархическую систему, в ос<
нове которой лежит определенная фундаментальная, основная
категория, а связь между нею и другими категориями носит слож<
ный, неоднолинейный характер. «Правовые категории, — пола<
гал он, — взаимно перекрещиваются и в определенных пунктах
совпадают, выступают как подсистемы понятий, характеризую<
щих ее различные стороны. Поэтому создается как бы понятий<
ная сеть, имеющая узлы переходов, совпадений и различий, ко<
торая отображает теоретически сущность и структуру, закономер<
ное в развитии и функционировании правовой формы» (53. С. 23).
В понятийной сети теории права, равно как и любой иной те<
ории, имеются два вида понятий, теоретических суждений: 1) по<
нятия, суждения, выступающие исходным началом, основой те<
ории; 2) суждения, понятия, конкретизирующие и развивающие
базовые понятия, суждения. В целом же логическая структура те<
ории предстает как логически непротиворечивое единство тео<
ретических знаний, сформированных по правилам и принципам
логики и с учетом специфических закономерностей исследуемо<
го объекта. Поэтому основополагающую роль в структуре тео<
рии играет ее начало.
Характерная особенность современных теорий права, в том
числе и логической структуры теории права, обоснованной
А.М. Васильевым, состоит в том, что в качестве их начала высту<
пают теоретические знания в форме аксиом или определенных те<
оретических допущений, не имеющих достаточного теоретичес<
кого обоснования в рамках этой теории.
По мнению А.М. Васильева, основополагающей, фундамен<
тальной категорией теории права выступает категория «сущность
права», понимаемая как «государственная воля господствующе<
го класса», однако серьезных резонов в пользу такого понима<
ния сущности права автор не приводит. Он берет данную катего<
рию такой, какая она есть, как она традиционно интерпретиру<
ется другими советскими правоведами. Логическая же структура
теории представляет собой дедуктивное развертывание этой фун<
даментальной категории в понятиях менее общего плана: «нор<
ма права», «система права», «форма права», «законность», «осу<
ществление права», «правоотношение», «правопорядок». И весь
142
этот путь построения логической структуры теории права А.М. Ва<

сильев представляет как вариант применения в правоведении мар<
ксова метода восхождения от абстрактного к конкретному.
Априорно формулируется начало и других признаваемых рос<
сийскими правоведами теорий права. Позитивистский принцип
теории права сводит право к позитивным законам, принимаемым
государством, его органами, и понимается как возведенная в за<
кон воля государства. Естественная теория права также начина<
ется теоретическим постулатом о существовании природных, ес<
тественных прав человека, которые определяют смысл и содер<
жание норм позитивного права, установленных государством.
Психологическая школа имеет собственное «теоретическое» на<
чало, согласно которому право сводится к некоему мыслитель<
ному содержанию, выражающему реальную психологическую
связь обязанности и правомочия. Этим же путем идет новорож<
денная либертальная концепция права, претендующая на роль
светоча в конце туннеля и эффективный способ решения свое<
образной юридической «теоремы Геделя» — понимания права.
Однако сформулированное в рамках этой теории понимание пра<
ва как нормативной свободы посредством принципа формаль<
ного равенства людей в общественных отношениях также явля<
ется больше постулатом, чем научно обоснованным теоретичес<
ким положением.
Априоризм в понимании теоретического начала каждой из на<
званных теорий права громким эхом отдается в конечных выво<
дах, неизбежно порождает ту или иную совокупность неразре<
шимых и не решаемых в рамках этих теорий проблем и тем са<
мым значительно сокращает реальность их претензий на подлин<
но научное, объективно<истинное знание своего предмета.
В частности, позитивизм оказывается неспособным отличить
подлинное право, возведенное в закон, от произвола, ставит права
человека в прямую зависимость от правотворческой деятельнос<
ти государства, его органов. В то же время вопреки своей базис<
ной максиме «право есть закон» признает наличие пробелов в пра<
ве и допускает существование правовых отношений в отсутствие
соответствующих норм права.
Представители естественной теории права правомерно обра<
щают внимание на теоретические и практические просчеты по<
зитивизма, но в свою очередь оказываются неспособными не
только определить систему природных, естественных прав чело<
143
Раздел I
века, но и найти критерии этих прав. В результате каждый иссле<

дователь их формулирует субъективно, произвольно и зачастую
весьма проблематично. Так, Г. Гроций признавал естественным
правом рабство, Потье — господство мужа над женой. Современ<
ный российский правовед С.С. Алексеев не повторяет ошибок
своих предшественников, но порождает новые, утверждая, на<
пример, наличие у животных разума и первичных зачатков «того,
что позже на языке людей получило название «право» (16. С. 431).
Каждая из вышеназванных правовых теорий в своей базис<
ной категории опирается на тот или иной реальный и достаточ<
но очевидный факт. Позитивизм нисколько не грешит перед
истиной, связывая право с законом. На стадии объективации
как регулятора общественных отношений оно становится знае<
мым и общеобязательным только в форме законов, иных нор<
мативно<правовых актов. Критерии отличения подлинного пра<
ва от произвола лежат за пределами действующих законов, в
самой реальной жизни, а точнее в закономерностях обществен<
ного развития, уровне развития экономики и культуры. И в этом
реальном факте естественная школа права безусловно права.
Никто не может отрицать и значения психологических, эмоци<
ональных моментов в регулировании поведения личности, вы<
боре ею того или иного варианта правомерного либо противо<
правного поведения, равно как и свойства права выступать фор<
мальным регулятором отношений между фактически неравны<
ми субъектами права.
Однако, опираясь на очевидный и реальный факт, теории пра<
ва впадают в односторонность, абсолютизируют его в ущерб дру<
гим реальным фактам и в своем исходном принципе, начале со<
держат неточное, неверное суждение, теоретическое обобщение.
И в результате вся теория приобретает односторонний, кособо<
кий вид, который бросается в глаза представителям других тео<
рий права, но упорно не замечается основателями и последова<
телями этой теории. Обоснование некорректности, противоре<
чивости, односторонности начала и содержания теории, таким
образом, дается ее теоретическими конкурентами, в то же время
не замечающими или не придающими серьезного значения соб<
ственным.
Все недочеты, ошибки естественной школы права обстоятель<
но проанализированы юридическими позитивистами. Но и пред<
ставители естественной школы права не остаются в долгу, выя<
144
вив и обстоятельно обосновав все недостатки теорий своих оппо<

нентов. В целом же получается парадоксальная картина — совре<
менные ученые, представители общей теории права лучше знают
причины, по которым они не могут раскрыть свой предмет во всей
его полноте и всесторонности, чем пути, способы преодоления не<
достатков и превращения наличных знаний в действительно на<
учную теорию.
Этот парадокс не удастся преодолеть сочинением либерталь<
ных и иных новых теорий права, основанных на некоем новом
теоретическом допущении, принципе, отражающем объективную
реальность в одностороннем, абсолютизированном виде, и тем
самым множащих ошибки действующих теорий права. Конструк<
тивное развитие логической структуры общей теории права в со<
временный период предполагает прежде всего уточнение и над<
лежащее теоретическое обоснование действующими теориями
права своих начал, освобождение их от положений, гиперболи<
зирующих и абсолютизирующих те или иные стороны объектив<
ной реальности.
В основу конструктивной критики теоретических начал над<
лежит положить методологические принципы, сформулирован<
ные К. Марксом в процессе поиска и обоснования исходной кле<
точки, теоретического начала «Капитала». Иных принципов в
этой области, которые были бы апробированы практикой науч<
ных исследований и показали свою правильность и действен<
ность, современная социология не знает.
Прекрасно понимая порочность теорий, началом которых вы<
ступает некое теоретическое допущение, К. Маркс исходный
пункт своих исследований определил следующим образом:
1) теоретический анализ, осуществляемый методом восхож<
дения от абстрактного к конкретному, должен начинаться с изу<
чения простейшей абстракции, отражающей такое отношение ис<
следуемого объекта, которое является простейшим и потому не<
разложимым на составные части;
2) исходная абстракция в своей основе, зародыше должна со<
держать все противоречия исследуемого объекта, на основе ко<
торых вырастают и развиваются все остальные связи и отноше<
ния;
3) восхождение от абстрактного к конкретному осуществля<
ется в процессе раскрытия внутренних противоречий самой вещи
как источника возникновения и развития этой вещи;
145
Раздел I
4) последовательность рассмотрения и соответственно распо<

ложения категорий в логической структуре теории определяется
отношениями, в которых находятся отражаемые ими стороны,
процессы в наиболее зрелом на момент исследования состоянии
объекта. Причем это отношение может быть прямо противопо<
ложным тому, которое представляется естественным или соот<
ветствующим последовательности исторического развития
(3. Т. 12. С. 725–735; Т. 13. С. 489–499).
С учетом изложенных требований исходной клеточкой эко<
номических исследований К. Маркс взял такое простейшее по<
нятие, как «товар». «Политическая экономия,— писал Ф. Эн<
гельс,— начинается с товара, с того момента, когда продукты
обмениваются друг на друга отдельными людьми или перво<
бытными общинами. Но он является товаром только потому,
что в этой вещи, в этом продукте завязывается отношение меж<
ду двумя лицами ...это отношение мы анализируем. Уже самый
факт, что это есть отношение, означает, что в нем есть сторо<
ны, которые относятся друг к другу. Каждую из этих сторон
мы рассматриваем отдельно; из этого вытекает характер их от<
ношения к друг к другу, их взаимодействие. При этом обнару<
живаются противоречия, которые требуют разрешения... мы
проследим, каким образом они разрешались, и найдем, что это
было достигнуто установлением нового отношения, две про<
тивоположные стороны которого нам надо будет развить и т.д.»
(3. Т. 13. С. 497–498).
Руководствуясь методологическими положениями К. Маркса,
советские правоведы неоднократно пытались определить нача<
ло общей теории права, но существенно разошлись в понимании
того, какая категория может выступать в этом качестве. По мне<
нию Л.И. Спиридонова, это должна быть категория «владение»,
М.Ф. Орзиха — понятие «правотворчество», В.С. Нерсесянца —
«свобода», А.М. Васильева — «государственная воля господству<
ющего класса» (310; 229; 213; 52). К сожалению, предлагаемые
начала общей теории права пока что не привели к ожидаемым
конечным результатам — воспроизведению права как тотально<
го целого, во всем многообразии его закономерных связей и за<
висимостей. Поэтому основополагающий вопрос формирования
логической структуры данной науки по<прежнему остается од<
ним из актуальных в современном правоведении и ждет своего
компетентного решения.
146
Современное право, каким бы сложным и противоречивым оно

ни было, обязательно имеет объективную основу — простое, ус<
тойчивое, повторяющееся отношение, в котором в снятом виде
содержатся закономерности и противоречия современного пра<
ва и которое опосредствует закономерную связь и зависимость
права от материальных и иных условий жизни общества. Такое
отношение, как и другие компоненты правовой системы, явля<
ется уникальным в том смысле, что право в его современном,
равно как и предшествующих ему состояниях имеет одну, а не
несколько основ. Отношение, будучи основой правовой систе<
мы, предстает и единственным действительным началом общей
Представители каждой теории права, критически переосмыс<
ливая отношение к признаваемым ими априорно сформулиро<
ванным началам теории, хотя и разными путями, но вынуждены
будут прийти к одному и тому же результату — действительному
пониманию начала теории права — базисного отношения, выс<
тупающего основой действующего права и познающей его тео<
рии. Таким образом, то, что сегодня представителей разных тео<
рий права разъединяет, при надлежащем научном анализе их дол<
жно объединить.
Единое понимание начала теоретического анализа права, его
закономерностей при условии верного использования метода вос<
хождения от абстрактного к конкретному должно привести и к
одинаковым результатам в познании. Теории права должны стать
едиными не только по своему началу, но и по конечным резуль<
татам. Причины многообразия теорий права объясняются совре<
менным недостаточно высоким уровнем научного познания пра<
ва, неспособностью современных исследователей осуществить
подлинно научный анализ предмета общей теории права и пото<
му вынужденных рассматривать одни и те же закономерности в
разных «теоретических» очках.
Недостаточно высокий уровень теоретического анализа пра<
ва, формулирования его логической структуры весьма ярко про<
является и во взглядах на структуру общей теории права как ме<
ханическое суммативное образование, допускающее как произ<
вольное расположение отдельных разделов теории относитель<
но друг друга, так и расчленение общей теории права на три са<
мостоятельные части: философию права, социологию права и
общую теорию права (аналитическую юриспруденцию).
147
Раздел I
Характерной чертой логической структуры общей теории пра<

ва, равно как и любой иной теории, является строго определен<
ная последовательность расположения понятий и категорий от<
носительно друг друга. Для теорий считаются неприемлемыми
любые произвольные, механические способы упорядочения ка<
тегорий, понятий по какому<либо их внешнему признаку, напри<
мер в алфавитном порядке. Системная целостность права как со<
циального явления, основные части которого находятся в тесной
органической взаимосвязи, определяет и аналогичную связь меж<
ду понятиями, категориями, отражающими соответствующие
элементы права. Только при этом условии теория способна мак<
симально точно и полно передать всю сложную связь и зависи<
мость между реально действующими правовыми явлениями, а
также между ними и иными социальными явлениями, образую<
щими конкретно<историческую среду действия права. Однако
формирование логической структуры теории права, адекватно и
полно отражающей ее предмет, правовые закономерности, пред<
ставляет собой еще более сложную познавательную задачу, чем
верное определение начала теории.
Предпринятые советскими правоведами попытки упорядочить
совокупность понятий и категорий общей теории права, выявить
их связи и представить как логически целостную, взаимосвязан<
ную систему не оказали заметного влияния на воззрения россий<
ских правоведов. В юридической литературе система общей тео<
рии права по<прежнему трактуется по преимуществу как меха<
ническое образование, расположение компонентов которого от<
носительно друг друга определяется чаще всего субъективным ус<
мотрением автора, а не их объективной взаимосвязью.
В теории права, кажется, нет ничего более изменчивого, не<
постоянного, чем ее система, совокупность и последователь<
ность изложения ее тем, или, говоря языком А.М. Васильева,
основной структурный ряд теории и ее опорные понятийные
ряды. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить
систему курсов «Теория государства и права», подготовленных
разными авторскими коллективами либо отдельными автора<
ми. В частности, трудно понять логику авторов, помещающих
главу «Толкование права» после главы «Применение права» (ибо
в процессах реализации права толкование всегда предшествует
его применению), а главы по таким сквозным для всей теории
права проблемам, как правосознание и правовое регулирова<
148
ние, — в конец учебника. Непонятны и мотивы, по которым

темы, посвященные описанию конкретно<исторических форм
действия современного права, так называемых «правовых се<
мей», рассматриваются раньше тем, посвященных раскрытию
структуры и содержания права, способов и путей его воплоще<
ния в реальной жизни.
Между тем даже при современном уровне развития общей те<
ории права можно найти принцип, благодаря которому в рамках
отдельной теории можно упорядочить совокупность ее понятий,
категорий, свести их к некоторому системному единству. Так, в
позитивистской теории таким принципом может выступать ка<
тегория «регулирование», а структурный ряд фундаментальных
понятий будет представлен следующим образом: «норма права»,
«правосознание», «правовое регулирование», «правовая система»,
«исторический тип права».
В структурном ряду категории располагаются по мере услож<
нения их структуры. При этом каждая последующая категория
прямо и непосредственно связана с предшествующей.
«Норма права» является наиболее простой категорией теории
права и выступает в качестве регулятора общественных отноше<
ний. Поэтому с нее и начинается структурный ряд.
Адресатом действия нормы выступает личность, обладающая
правосознанием и соответственно являющаяся субъектом, спо<
собным воплотить эти веления в реальную жизнь. Вне познава<
тельно<оценочных актов личности норма права утрачивает ка<
кой<либо смысл и значение, превращается, как говорил Л.И. Пет<
ражицкий, в клочок бумажки с кляксами. Кроме того, правосоз<
нание выступает регулятором индивидуального поведения лично<
сти в не меньшей степени, чем норма права. Следовательно, тес<
ная связь нормы и правосознания делает необходимым их совме<
стное расположение в одном ряду.
Соотношение нормы права и правосознания носит сложный
и противоречивый характер. Если на стадии реализации норма
права имеет приоритет перед правосознанием, то на стадии пра<
вотворчества правосознание выступает творцом, конструктором
права. Все возможные связи и отношения нормы права и право<
сознания опосредствуются в рамках правового регулирования, что
и обусловливает необходимость помещения в структурном ряду
категории «правовое регулирование» сразу же после правового
сознания.
149
Раздел I
Категория «правовое регулирование» предстает как единство

трех взаимосвязанных компонентов: правотворчества, реали<
зации норм права и применения юридической ответственнос<
ти — и тем самым охватывает все процессы, явления, характе<
ризующие действие права в обществе. По сравнению с ней ка<
тегория «правовая система» является более богатой и содержа<
тельной. Ибо правовая система не только характеризует про<
цессы правового регулирования, но и раскрывает их специфи<
ку действия в современном обществе, современных государ<
ствах.
Категория «исторический тип права» характеризует те же пра<
вовые системы, но в историческом аспекте — от момента возник<
новения права как социального явления до его современного став<
шего состояния.
Каждая категория основного структурного ряда в свою оче<
редь образует самостоятельный структурный ряд. В него входят
понятия, характеризующие структуру, содержание и форму яв<
ления, процесса, отображенного соответствующей правовой ка<
тегорией.
Наиболее сложным и развитым оказывается структурный ряд,
основанный на категории «правовое регулирование». Образую<
щие его категории «правотворчество», «реализация норм права»
«юридическая ответственность» закладывают основу структур<
ных рядов, объединяющих значительную часть понятий теории
права. Так, структурный ряд «правотворчество» образуют такие
категории, как «правотворческий процесс», «источники права»,
«система права», «система законодательства». Структурный ряд
«реализация права» состоит из понятий «толкование права»,
«формы реализации права», «правоотношение», «юридические
факты», «правомерное поведение». Структурный ряд «юридичес<
кая ответственность» включает в себя такие понятия, как «пра<
вонарушение», «государственное принуждение», «применение
ответственности».
Таким образом, благодаря изложенной группировке все кате<
гории и понятия ставятся во взаимную связь друг с другом и в
своей совокупности образуют теорию права как органически це<
лостную систему знаний открытого типа, которая может менять
свой состав категорий, при этом сохраняя неизменным ее ядро —
основной структурный ряд и понятия, конкретизирующие, раз<
вивающие категории основного структурного ряда.
150
С позиций системного понимания общей теории права со<

мнительными представляются попытки советских и российс<
ких правоведов разделить единый предмет теории права на три
части, выделив из общей теории права философию права и со<
циологию права. В основе таких попыток, по нашему мнению,
лежит неоправданное смешение собственно правовых катего<
рий, составляющих содержание общей теории права, с поня<
тиями и категориями философии, социологии, используемы<
ми в процессе выведения, обоснования теоретико<правовых
знаний.
4.3. Форма общей теории права

Общая теория права представляет собой систему знаний об
общих закономерностях существования и развития права, акку<
мулирующих коллективный опыт и результат многовековой по<
знавательной деятельности специалистов в данной отрасли пра<
воведения. Эти знания объективируются в форме публикаций
либо рукописей и приобретают самостоятельное, независимое от
их автора бытие. Каждый желающий может ознакомиться с ними,
дать им соответствующую оценку и использовать в процессе но<
вых научных исследований, движения к новых знаниям. Инди<
видуальные, оригинальные знания о праве, не объективирован<
ные вовне, составляют часть индивидуального правосознания, но
не входят в систему общественного правосознания в форме на<
личных научных знаний.
Таким образом, под формой, источником общей теории права поF
нимается письменный документ, содержащий то или иное знание об
объекте и предмете данной науки. При этом не имеет значения,
насколько полно и системно источник раскрывает исследуемое.
Формой общей теории права признается и академический курс,
излагающий максимально полно ее предмет, и отдельная статья,
содержащая теоретические знания по какому<либо частному воп<
росу теории. Для источника решающее значение имеет предмет<
ная сопричастность к содержанию данной отрасли правоведения.
Однако в море современных научных источников далеко не
всякий письменный документ, содержащий информацию о все<
общих закономерностях права, автоматически признается фор<
мой общей теории права. Как форма определенного содержания
источник данной отрасли правоведения должен одновременно
обладать следующими признаками:
151
Раздел I
1) быть выраженным в форме, характерной для научных работ;

2) иметь новизну, т.е. содержать новое, не присущее совокуп<
ности наличных источников знание;
3) соответствовать всем требованиям, предъявляемым к науч<
ному знанию, быть обоснованным, достоверным и истинным.
В настоящее время наиболее распространенной формой на<
учной работы выступает публикация, т.е. письменный источник,
изданный определенным тиражом, делающим работу доступной
для широкого круга читателей. Имеется несколько видов науч<
ных публикаций. Это, в частности:
1) монография, т.е. научная работа, в которой излагаются зна<
ния по всем проблемам общей теории права либо какой<либо их
части. От всех иных публикаций монографии отличаются значи<
тельным объемом, как правило, превышающим десять авторс<
ких листов. Так, наиболее полное, системное изложение курса
«Марксистско<ленинская общая теория государства и права», из<
данного в СССР в начале 70<х годов, занимает около 140 авторс<
ких листов (4);
2) брошюра, представляющая собой печатное произведение
небольшого объема, как правило, издаваемое в целях популяри<
зации наличных знаний общей теории права и не содержащее
новых, оригинальных взглядов. Объем брошюры может состав<
лять несколько авторских листов;
3) научная статья — основная форма публикаций, помещае<
мых в научных журналах, тематических сборниках, а также науч<
ных или ученых записках юридических учебных или научных
учреждений. Научная статья содержит в концентрированном виде
постановку либо решение какой<либо научной проблемы, оцен<
ку наличных взглядов авторов по определенному вопросу. Объем
статей сравнительно небольшой и колеблется в пределах от 0,5
авторского листа до нескольких листов. Несмотря на небольшие
объемы, отдельные статьи, содержащие оригинальные положе<
ния и выводы, имеют достаточно долгий век и переживают мно<
гие монографии. Например, в современных исследованиях ме<
тодологии правоведения широкое распространение имеет статья
А.А. Пионтковского «К методологии действующего права», опуб<
ликованная 50 лет назад (246);
4) рецензия — небольшая статья, в которой дается содержа<
тельная оценка какой<либо одной научной публикации — моно<
графии, брошюры, статьи либо совокупности публикаций по оп<
152
ределенной тематике. В рецензии могут содержаться как позитив<

ные, так и критические оценки рецензируемых работ;
5) тезисы доклада или сообщения на научной, научно<прак<
тической конференции. Этот вид научной публикации является
самым миниатюрным и занимает не более двух<трех страниц ма<
шинописного текста. Цель тезисов — ознакомить слушателей с
основными положениями публичного выступления автора, его
оригинальной позиции по теме выступления. В условиях СССР,
когда значительная часть ученых<юристов не могла пробиться на
страницы немногочисленных журналов либо попасть в темати<
ческие планы государственных издательств, тезисы докладов ос<
тавались едва ли не главной формой обнародования результатов
их научной работы;
6) наряду с перечисленными типичными источниками науч<
ных публикаций существуют и нетипичные. Чаще всего в этом
качестве выступает опубликованное рукописное и эпистолярное
наследие выдающихся ученых, в котором в незавершенной фор<
ме могут содержаться отдельные принципиально важные теоре<
тические положения по вопросам общей теории права.
В числе рукописных изданий российских правоведов можно
выделить диссертации, представляемые на соискание ученой сте<
пени кандидата или доктора юридических наук, авторефераты
диссертаций, а также рукописи работ, депонированных специа<
лизированными институтами информации.
Как научные публикации, так и рукописные работы в сфере
общей теории права представляют собой итог специфической на<
учной деятельности, направленной на получение новых знаний
в этой отрасли правоведения. В идеале каждый автор стремится
к созданию новой научной концепции о праве либо значитель<
ной модификации, расширению и дополнению существующих
знаний по той или иной проблеме (теме). Однако события тако<
го рода в сфере общей теории права случаются не так уж часто.
К таким результатам приходят далеко не все, кто занимается на<
учной деятельностью, что объясняется не только способностями
исследователей, но и объективными причинами: сложным харак<
тером закономерностей права, наличием весьма высокого уров<
ня знаний о праве, когда всякое новое движение вперед предпо<
лагает не только наличие оригинальных идей, но и применение
новых способов научного познания. При этом каждый отдель<
ный вопрос, отдельная проблема общей теории права могут быть
153
Раздел I
решены только по частям, в процессе проведения серии исследо<

ваний, итоги которых в сравнении с созданием новой научной те<
ории являются менее весомыми.
Следовательно, для правильной оценки результатов исследо<
вания важно не только абстрактное понимание новизны науч<
ных исследований, но и понимание конкретных форм, в кото<
рых эта новизна находит выражение, проявляется в научных ра<
ботах и публикациях. Проблема новизны имеет важное научное
значение, особенно в процессе присуждения ученых степеней,
когда имеется настоятельная потребность в четком отграничении
подлинно научных, творческих работ от работ, характеризующих<
ся компилятивным изложением материала либо недостаточно вы<
соким уровнем теоретического обобщения исследуемого матери<
ала. Между тем проблема новизны в общей теории права не только
не изучена сколько<нибудь обстоятельно, но и даже не была пред<
метом специального исследования. В результате представления
правоведов о теоретической новизне носят не всегда компетент<
ный характер.
Например, в авторефератах, представленных на соискание уче<
ной степени доктора или кандидата юридических наук по специ<
альности «теория государства и права», новизну теоретической
работы понимают как просто описание предмета научного ис<
следования, или как констатацию какого<либо эмпирического
факта, или присоединение к определенной, высказанной в лите<
ратуре точке зрения. Типичными примерами могут служить сле<
дующие высказывания: «автор проанализировал субъективные
права и юридические обязанности субъектов конкретных отно<
шений», «выявлена степень реальной распространенности нор<
мативных правоконкретизирующих положений, содержащихся
в руководящих разъяснениях судебных органов», «субъектом ло<
кального регулирования может быть не только трудовой коллек<
тив, но и коллектив любой организации, корпорации, ассоциа<
ции», «человек и его жизнь — абсолютные ценности, права и сво<
боды человека — универсальны, наполнены глубоким гуманис<
тическим и демократическим содержанием».
Между тем не всякое новое знание относительно предмета или
объекта общей теории права является теоретическим. С учетом
конкретного вклада в разработку проблем данной науки можно
выделить четыре вида работ: 1) теоретические, 2) прикладные, 3)
эмпирические, 4) квазинаучные.
154
Работа, претендующая на роль теоретической, выполненной

по проблематике общей теории права, должна содержать поло<
жения, выводы, благодаря которым происходит совершенство<
вание, развитие наличных, объективированных знаний относи<
тельно предмета данной науки. Форма таких знаний, как уже
говорилось ранее, может быть различной, но с одним непремен<
ным условием — наличие новизны именно на теоретическом
уровне знаний.
В то же время на уровне формы имеются знания, которые по
тем или иным причинам пока что не входят непосредственно в
содержание теории, но по своей направленности, степени обо<
снованности обладают значительной частью признаков, прису<
щих теоретическому знанию. Речь идет прежде всего о научных
проблемах и гипотезах.
По образному выражению П.В. Копнина, проблема представ<
ляет собой знание о незнании. Проблема есть знание, поскольку
основывается на достижениях науки и фактах практики, и не<
знание — потому что результаты, к которым придет исследова<
тель, пока что неизвестны (151. С. 357).
Постановка и обоснование новых проблем общей теории права
составляют непосредственную задачу значительной части как мо<
нографий, так и отдельных статей. Так, в преодолении пренебре<
жительного отношения к методологическим проблемам право<
ведения, которое имело место среди советских юристов в 50<х–
начале 60<х годов, сыграли работы Л.С. Явича, М.С. Строговича,
А.А. Пионтковского и других авторов, показавших, что успеш<
ное развитие правовой науки невозможно без глубокого и сис<
темного изучения ее методологических проблем. И хотя работы
ограничивались в основном лишь анализом общих черт соотно<
шения диалектико<материалистического метода и частнонаучных
приемов правоведения, их вклад в разработку метода общей тео<
рии права весьма значителен, поскольку связан с постановкой
проблемы, обоснованием ее актуальности и необходимости даль<
нейшей творческой разработки.
В современных условиях, когда от общей теории права требу<
ется теоретическое осмысление современных политико<право<
вых процессов, определение путей практического использования
права как средства решения стоящих перед обществом и госу<
дарством проблем, российские правоведы ставят и обосновыва<
ют весьма широкий комплекс проблем, связанных с разработкой
155
Раздел I
надежных гарантий прав и свобод личности, повышением роли

права и закона в системе социальных регуляторов, укреплением
законности и правопорядка в обществе. Практически каждая тре<
тья статья, публикуемая в «Журнале российского права», ставит
определенную научную или научно<практическую проблему, тре<
бующую настоятельного разрешения и ориентирующую на ак<
тивную творческую разработку.
Таким образом, правильно поставленная проблема по тому или
иному вопросу общей теории права оказывает значительное вли<
яние на развитие последней, выявляя пробелы данной науки, обо<
сновывая необходимость их оперативного устранения и мобили<
зуя усилия правоведов на разработку наиболее важных направ<
лений научных исследований.
Однако научное познание достигает своей конечной цели не
постановкой проблемы, а ее позитивным решением. Одной из
форм таких решений является объяснение исследуемых событий,
явлений или процессов. Как правило, новое объяснение носит
характер гипотезы. Практически и до настоящего времени в об<
щей теории государства и права не найдется ни одного вопроса,
где юристы не имели бы нескольких, порой взаимоисключаю<
щих позиций, точек зрения. Дискуссионной является даже кате<
гория «право», которая является основополагающей для общей
Разнообразие позиций по отдельным вопросам общей теории
права объясняется спецификой познания как сложного, проти<
воречивого акта, включающего в себя «возможность фантазии,
отлета от жизни», относительностью теоретических знаний, не<
возможностью их полной проверки в практической деятельнос<
ти и другими факторами.
Гипотезы имеют право на существование, если содержащиеся
в них выводы, положения получены с соблюдением требований
методологии научного познания, подтверждаются определенным
фактическим материалом, соответствуют исходным теоретичес<
ким принципам общей теории права, последовательно согласо<
вываются с другими положениями науки либо имеют достаточ<
ное обоснование причин несоответствия новых гипотетических
знаний наличным знаниям данной науки.
Вероятностный, относительный характер знания составляет
специфическую особенность гипотез<позиций. Аргументы, обо<
сновывающие гипотезу, являются достаточно убедительными,
156
чтобы признать ее в качестве достоверного знания, но в то же

время недостаточно обоснованными, чтобы признать ее в каче<
стве единственного правильного знания. Таковы бытующие в
юридической литературе точки зрения на структуру и сущность
правовой нормы, стадии правотворчества, основные отрасли
права, предмет и пределы правового регулирования, соотноше<
ние права, экономики и политики, содержание правоотноше<
ния и др.
По степени достоверности, объективной истинности все су<
ществующие ныне общие теории и философии права с большим
основанием можно отнести к гипотетическим знаниям, чем к
подлинной теории. Ни одному из правовых учений и действую<
щих теорий не удалось раскрыть и обосновать должным образом
смысл и социальное назначение права. Различные подходы и тол<
кования этого основного вопроса общей теории права и право<
ведения в целом сохраняют свое научное и теоретическое значе<
ние, поскольку более глубокой формы теоретического осозна<
ния права человечество еще не достигло и за неимением лучшего
готово довольствоваться гипотетическим, неточным, приближен<
ным знанием.
Вероятностный, относительный характер знания, содержаще<
гося в гипотезах, не умаляет их роли в развитии общей теории
права. Выдвижение новой гипотезы, как правило, приводит к по<
лемике сторонников старой и новой точек зрения, которая не<
редко принимает затяжной характер. В обоснование своей пози<
ции ученые привлекают дополнительный фактический матери<
ал, используют новые способы познания, предпринимают попыт<
ки опереться на основополагающие принципы науки. В конеч<
ном итоге полемика, как правило, существенно продвигает впе<
ред решение исследуемой проблемы.
Советскими правоведами был проведен ряд дискуссий в сфе<
ре общей теории права. Среди них наибольшее значения для раз<
вития науки имели дискуссии по вопросам системы права, про<
веденные в 1938–1941 гг. и в 1958–1961 гг., по вопросам реализа<
ции норм права в конкретных отношениях — в 1953–1956 гг.
Особым этапом в развитии советского и российского правове<
дения стала дискуссия о понимании права, начало которой при<
ходится на конец 70<х годов. Традиционная трактовка советски<
ми юристами права как закона была подвергнута основательной
критике сторонниками так называемого широкого понимания
157
Раздел I
права, которые сумели привести заслуживающие внимания дока<

зательства правомерности критического подхода к прежней трак<
товки права, но не раскрыли сути действительного понимания
права. Справедливо упрекая своих оппонентов в одностороннос<
ти и забвении роли социологических факторов в генезисе права,
сторонники «широкого» понимания права сами впали в односто<
ронность и неполноту, признавая правом либо общественные от<
ношения, либо правосознание, либо субъективные права и обя<
занности субъектов общественных отношений. И хотя позитив<
ное решение проблемы понимания права откладывается на буду<
щее, и скорее всего далекое будущее, тем не менее дискуссия име<
ла принципиально важное значение. Благодаря ей значительная
часть юристов перестала «обожествлять» позитивистское понима<
ние права, видеть в нем альфу и омегу общей теории права, все<
рьез задумалась над вопросом, а что есть право, и значительно ак<
тивизировала свои усилия в поиске позитивного ответа на этот
вопрос.
Особую форму новизны научных исследований в области об<
щей теории права составляют знания, содержащие только оцен<
ку наличных научных знаний, без развития знаний о праве и его
закономерностях. Такого рода оценочные знания содержатся в
рецензиях, обзорах литературы, публикуемых в виде отдельных
статей либо части монографического исследования.
Аналитические материалы, в которых оценивается или опре<
деленным образом систематизируется наличное научное знание,
имеют самостоятельную научную ценность. Новизна теоретичес<
ких знаний в данном случае относится не к знаниям об объекте
науки, а к сфере самой теории, положениям и выводам, сформу<
лированным в конкретных исследованиях. При этом основное
внимание обращается на те недостатки, которые присутствуют в
соответствующих работах. В частности, как показал проведенный
автором анализ рецензий, помещенных в журнале «Советское го<
сударство и право» за 1970<1971 гг., наряду с положительной оцен<
кой теоретических положений рецензируемых работ в публика<
циях содержался и значительный критический анализ. В 70 ре<
цензиях было дано 185 критических замечаний, из которых 53
указывали на априорность выводов, 58 — на нарушение требова<
ний диалектической логики (полноты, всесторонности, конкрет<
ности, исторического подхода), 74 — на нарушение правил и за<
конов формальной логики.
158
Таким образом, работы, содержащие оценочный анализ работ

в сфере общей теории права или систематизирующие теоретичес<
кие знания, позволяют определить неточные, недостаточно обо<
снованные положения науки, выявить пробелы, нарушения тре<
бований логики и иных приемов методологии научного познания
и в конечном итоге наметить конкретные пути дальнейшего твор<
ческого развития наличного знания. В современных условиях, ког<
да наука становится сферой деятельности большого коллектива
людей, имеет решающее значение в управлении делами общества,
совершенствовании законодательства, становится явно недоста<
точно отдельных эпизодических работ по критическому анализу
и систематизации научных знаний. На повестку дня ставится за<
дача создания новой научной дисциплины — юридического нау<
коведения, т. е. науки о юридической науке, ставящей своей не<
посредственной целью исследование закономерностей функцио<
нирования и развития правовой науки, выявление эффективнос<
ти научных исследований в сфере права, наиболее типичных оши<
бок и заблуждений, допускаемых учеными<юристами, и подготов<
ку предложений о путях совершенствования деятельности науч<
ных юридических учреждений либо отдельных исследователей
права и его закономерностей.
Работы, имеющие надлежащий уровень теоретической новиз<
ны, следует отличать от прикладных исследований, работ, направ<
ленных на внедрение теоретических знаний в практическую де<
ятельность правотворческих или правоприменительных органов,
решение иных практических задач. В числе таких работ можно
назвать: 1) научно<практические работы, разного рода коммен<
тарии, подготавливаемые с целью пропаганды, разъяснения тех
или иных положений общей теории права для юристов<практи<
ков и населения; 2) прогнозы эффективности действия норм пра<
ва, будущих состояний правовых и иных явлений и процессов,
даваемые с целью дополнения, совершенствования эмпиричес<
кой базы общей теории права, решения тех или иных теорети<
ческих или практических проблем; 3) работы, содержащие пред<
ложения по совершенствованию, развитию законодательства или
практики его применения.
Прикладные исследования в сфере общей теории права цели<
ком и полностью вписываются в рамки научного знания и пред<
стают конкретным результатом осуществления одной из основ<
ных функций общей теории права и правоведения — давать глу<
159
Раздел I
бокое научное обоснование юридической практике, органично

внедрять теорию в практическую, предметную деятельность.
Однако новизна в данном случае относится не к новому теорети<
ческому знанию, к открытию новых, ранее неизвестных сторон,
закономерностей права, а к реализации, воплощению достиже<
ний науки в практическую деятельность.
В юридической литературе и по настоящее время бытует мне<
ние о законотворческой и иной правотворческой деятельности
как разновидности научной, теоретической деятельности. Рос<
сийские правоведы еще не отказались полностью от представле<
ний советских теоретиков права о том, что «правотворческое по<
знание не имеет каких<либо принципиальных отличий от науч<
ного познания вообще».
Между тем, признавая наличие тесной взаимосвязи между
общей теорий права, юридической наукой и правотворчеством,
нельзя не видеть принципиального отличия научного, теоре<
тического познания права от процессов его проектирования,
подготовки предложений по совершенствованию законода<
тельства.
Правотворческий орган, безусловно, должен стремиться к
тому, чтобы его нормативно<правовые установления максималь<
но полно соответствовали объективным закономерностям. Но эта
задача правотворческим органом решается не за счет самостоя<
тельного теоретического поиска таких закономерностей, а за счет
использования наличных теоретических знаний, добытых уче<
ными<юристами в ходе специальных исследований. Соответ<
ственно и предложения по совершенствованию норм права, ко<
торые формулируют ученые<юристы, также являются видом при<
кладной научной деятельности, но не особым видом теоретичес<
ких знаний.
Особым видом научных работ в сфере теории права выступа<
ют работы, новизна которых ограничивается сугубо эмпиричес<
ким уровнем. Такие работы вводят в научный оборот ранее неиз<
вестные факты, описывают реальное состояние правовой прак<
тики в той или иной сфере и тем самым позволяют подтвердить,
опровергнуть, уточнить наличные теоретические знания либо
иным способом оказывают влияние на процессы развития, со<
вершенствования общей теории права. Для изучения, сбора и
обобщения эмпирической информации о праве используется
достаточно развитая система специальных методов, в том числе
160
методов толкования права, критики исторических источников,

конкретно<социологических методов, сравнительно<правового
метода и др.
Эмпирические работы следует отличать и от теоретических,
и прикладных. Эмпирические работы, как и прикладные иссле<
дования, не содержат новых знаний на теоретическом уровне.
В то же время между эмпирическими и прикладными работами
имеется принципиальное различие. Если последние объекти<
вируют результаты исследований, проводимых с целью внедре<
ния теоретических знаний в практику, то эмпирические работы
содержат результаты научного анализа реального состояния
правовой и иной практики, изучения наличного бытия права и
иных правовых явлений. Например, дают описание какого<либо
исторического источника, состояния правонарушений в стра<
не за какой<либо определенный период, сравнительный анализ
фактов сходства и различия в нормативно<правовых актах не<
скольких государств.
В своей совокупности эмпирические работы выступают ис<
точниками эмпирической базы общей теории права, без кото<
рой последняя не может сколько<нибудь успешно развиваться
и в полной мере выполнять свое социальное назначение.
От теоретических и иных научных работ в сфере общей те<
ории права следует отличать квазинаучные работы, не содер<
жащие нового знания ни на теоретическом, ни на эмпиричес<
ком уровне, являющиеся научными лишь по форме. Это прежде
всего работы, представляющие собой плагиат, либо выполнен<
ные методом компиляции, либо объективирующие знания, ко<
торые не обладают признаками научного знания, являются раз<
новидностью мифологии, содержат заблуждения и очевидные
ошибки.
Научный плагиат как результат присвоения научной работы
без согласия ее автора встречается весьма редко. Более распрост<
раненным является плагиат в форме научного батрачества, когда
ученый в силу исполнения служебных обязанностей или по воз<
мездному договору подготавливает научную работу для другого
лица, занимающего высокий государственный либо обществен<
ный пост или обладающего другими «достоинствами».
Компиляция в той или иной степени присутствует в любой
работе, поскольку наука в целом носит компилятивный харак<
тер. И каждый исследователь, прежде чем дотянуться до новых
161
Раздел I
знаний, внести свой вклад в развитие теории, обязательно дол<

жен встать на плечи своим предшественникам, усвоить по воз<
можности максимально глубоко наличные знания в соответству<
ющей сфере науки, в данном случае общей теории права. Науч<
ная этика обязывает автора ссылаться на оригинальные поло<
жения, высказанные другими учеными, тогда как общепризнан<
ные, устоявшиеся положения в науке ссылки на источник и ав<
тора не требуют. Однако грань между признанными и ориги<
нальными научными положениями в общей теории права, как
и во всем правоведении, носит условный характер и практичес<
ки зависит от субъективного усмотрения автора, готовящего
новый труд.
Автор работы, содержащей новые теоретические или эмпи<
рические знания либо имеющей прикладной характер, факты
компиляции, заимствования общеизвестных знаний как бы ам<
нистирует продуктивными, полезными для науки и практики ре<
зультатами. Но иногда встречаются работы, в которых содержат<
ся только заимствованные мысли, положения. При этом автор
пытается их выдать за собственные и оригинальные, поскольку
ссылок на источник оригинальных мыслей не делает. Такие ква<
зинаучные труды ничего, кроме вреда, не приносят.
По любой проблеме число работ исчисляется сотнями, а то и
тысячами. Никакой эрудит не запомнит, кто, что, где написал.
Ведь говорят же, что, взяв с миру по нитке, можно сшить рубаш<
ку. Соответственно, собирая по цитатке, нищий умом может спо<
койно создать себе имидж ученого, незаслуженно иметь научные
степени и звания. Хотя все это к подлинной науке никакого от<
ношения не имеет, но позволяет компилятору паразитировать за
чужой счет и, может быть, даже преуспевать в научной деятель<
ности.
Таким образом, проблемы формы общей теории права, форм
новизны знаний о праве имеют не только академический инте<
рес, но и важное практическое значение. Позитивное решение
названных проблем способствует как верному определению ма<
гистральных направлений научных исследований в сфере общей
теории права, так и органичному взаимодействию между теоре<
тическими и прикладными исследованиями ее предмета и объек<
та, а также ставит задачу ведения действенной борьбы за чистоту
науки, против всяких форм научного приспособленчества и иж<
дивенчества.
162
Другой весьма важной проблемой формы общей теории права

является проблема оценки результатов использования в правовых
исследованиях положений философии и иных наук.
Каждый компонент общей теории права (правовое понятие,
категория, научная закономерность) представляет собой знание,
истинность и достоверность которого обосновываются эмпири<
ческими данными, юридическими, а также философскими и ины<
ми знаниями. Поэтому на уровне формы общая теория права не
существует в чистом виде, предстает как комплекс знаний, в ко<
тором теоретические положения о праве перемежаются с фило<
софскими и иными теоретическими положениями неюридичес<
ких наук. Особенно много философского и неюридического ма<
териала привлекается в процессе изучения, обоснования проблем,
связанных с уяснением смысла, социального назначения и дей<
ствия права, раскрытия его связей с экономикой и иными соци<
альными явлениями.
Отсутствие юридической «чистоты» на уровне формы общей
теории права порождает значительные сложности в понимании
ее логической структуры. Одни авторы полагают, что данная от<
расль правоведения является единой по содержанию и един<
ственной наукой, предметом которой выступают общие зако<
номерности функционирования и развития права. Применение
философии и других наук в познании предмета общей теории
права не меняет ее структуры, поскольку все заимствованные
знания входят в предмет других наук и юристами непосредствен<
но не разрабатываются. Однако имеется и прямо противополож<
ный взгляд, согласно которому общие закономерности функ<
ционирования и развития права должны быть разнесены как
минимум по трем дисциплинам сообразно применяемым мето<
дам познания: философии права, социологии права и общей те<
ории права.
В связи с тем что проблема членения логической структуры
общей теории права на отдельные научные дисциплины являет<
ся сложной и требует обстоятельного изучения, ее рассмотрение
переносится в последующие главы.
163
Раздел II
Раздел II.
ФИЛОСОФСКИЕ И ЭМПИРИЧЕСКИЕ
ОСНОВАНИЯ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ПРАВА
Глава 5 .
Философские основания
общей теории права
5.1. Советская философия права: новая версия

метафизически истолкованной диалектики
Взаимосвязь общей теории права и философии является не
только давней, но и родственной. В недрах философии были
сформулированы первые системные знания о государстве и пра<
ве, основных компонентах и формах существования. Первые фи<
лософии права получили жизнь в рамках определенных фило<
софских систем как их необходимая часть системного видения
природного бытия и общества. Однако со временем общие про<
блемы теории права настолько возмужали и окрепли, что могли
вести свое самостоятельное существование в сфере юридических
наук, оторвавшись от материнского крова и опеки.
В России представители общей теории права (Г.Ф. Шерше<
невич, М.Н. Коркунов и др.) достаточно убедительно показали
что общая теория права есть философия действительности, что
«философия права превращается в теорию права, которая по<
лучает название общей, чтобы отличить ее от тех теорий, кото<
рые создаются в пределах специальных юридических наук» (380.
С. 39–40).
Однако нельзя согласиться с Ю.А. Тихонравовым в том, что
лавры победителя философии права принадлежат только юри<
дическому позитивизму (347. С. 10). Нокаутирующий удар фи<
лософии права, равно как и философским дисциплинам в дру<
гих отраслях научного познания, был нанесен не позитивизмом,
а диалектическим материализмом.
К. Маркс и Ф. Энгельс аргументированно доказали, что кон<
кретные науки не нуждаются в каких<либо существующих внут<
164
Глава 5 . Философские основания общей теории права
ри них особых философских разделах. Наличие таких разделов в

виде натурфилософии, философии истории, права, религии ха<
рактеризует определенную ступень познания природы и обще<
ства, когда закономерные связи и зависимости исследуемых яв<
лений не были открыты. Поэтому в поисках ответа на неясные
вопросы сочинялись умозрительные философские доктрины.
«Философия истории, права, религии и т.д., — писал Ф. Эн<
гельс, — состояла в том, чтобы место действительной связи, ко<
торую следует обнаруживать в событиях, занимала связь, измыш<
ленная философами; что на историю, — и в ее целом, и в отдель<
ных частях, — смотрели как на постепенное осуществление идей,
и притом, разумеется, всегда любимых идей каждого данного фи<
лософа. Таким образом, выходило, что история бессознательно,
но не необходимо работала на осуществление известной, зара<
нее поставленной идеальной цели» (3. Т. 21. С. 305).
Там, где наука преодолевает свой младенческий возраст и от
философских мечтаний переходит к изучению реальной жиз<
ни, объективных закономерностей природы или общества и пре<
успела в этом направлении, философия в ее прежнем понима<
нии становится анахронизмом. Предмет позитивной науки со<
ставляют все без исключения закономерности функционирова<
ния и развития соответствующей сферы реального бытия, как
всеобщие, так и особенные и отдельные. Из прежней филосо<
фии «самостоятельное существование сохраняет еще учение о
мышлении и его законах — формальная логика и диалектика.
Все остальное входит в положительную науку о природе и исто<
рии» (3. Т. 20. С. 25).
Таким образом, и общая теория права, ориентированная на изу<
чение действительных закономерностей права, а не априорно вы<
водимых философами или юристами связей или «естественных»
прав человека, должна быть единой и единственной наукой о наи<
более общих закономерностях функционирования и развития пра<
ва. В философском, равно как и эмпирическом, обосновании нуж<
даются как проблемы, связанные с пониманием и объяснением
смысла, социальной сути права, так и специальные правовые воп<
росы, достаточно отдаленные от фундаментальных проблем пра<
воведения. Даже суть и структуру нормы права не раскроешь дол<
жным образом без использования таких философских категорий,
как сущность, содержание, форма, связь, признак, качество и др.
Поэтому критерий применимости философских категорий и за<
165
Раздел II
конов в познании права, его закономерностей не может служить

аргументом для обособления той или иной части проблем общей
теории права в специальную юридическую дисциплину вроде фи<
лософии права.
Общая теория права как самостоятельная отрасль правове<
дения имеет свой специфический предмет, который характери<
зуется единством и целостностью. Все его закономерности об<
ладают монизмом и относятся к одному и тому же явлению —
праву. Монизм предмета обусловливает и единство отражающей
его науки — общей теории права. Согласно материалистичес<
кому взгляду познанные закономерности являются истинными
постольку, поскольку они соответствуют объективным связям
и отношениям.
Будучи целостной, единой по своему предмету, общая теория
права в процессе его познания использует весь арсенал современ<
ного научного знания: философию, социологию, политологию,
экономические науки и др. Но, как уже говорилось ранее, все
эти знания имеют значение для теории права не сами по себе, а в
той степени и постольку, поскольку они способствуют познанию,
обоснованию чисто юридических знаний, отражающих специ<
фику предмета данной науки.
Вследствие этого эмпирические, философские и иные неюри<
дические знания, которые используются для обоснования обще<
теоретических положений о праве, в содержание общей теории
права не входят. Они выступают ее основаниями и не образуют
какой<либо новой, самостоятельной дисциплины внутри право<
ведения. Разработка проблем философии, политики, экономи<
ки осуществляется науками, лежащими за пределами предмета
правоведения.
Изложенный взгляд на предмет общей теории права последо<
вательно проводился советскими правоведами до начала 70<х го<
дов, до выхода монографии Д.А. Керимова «Философские про<
блемы права» (135). Ревизия марксистских положений о соотно<
шении философии и специальных наук советскими правоведа<
ми велась мучительно долго, застенчиво, стыдливо, с массой ого<
ворок и недомолвок. Двадцать с лишним лет советские неофи<
лософы права метались между Сциллой и Харибдой: желанием
оставаться надежными восприемниками марксистско<ленинско<
го научного наследия в области права и честолюбивыми устрем<
лениями вознести свои мысли о праве до уровня философских
166
обобщений. Конечный итог многолетних терзаний и сомнений за<

вершился не в пользу марксизма.
Существование философии права было признано состоявшим<
ся фактом, хотя должного научного обоснования этот факт так и
не получил. Для утверждения философии права как самостоя<
тельной отрасли правоведения нужно было доказать:
1) что ей присущи особый предмет, некие специфические за<
кономерности, которые не охватываются предметом общей тео<
рии права и которые последняя не исследовала и исследовать не
может;
2) что включенные в состав философии права понятия, кате<
гории, обобщения действительно являются философскими, т.е.
характеризуются всеми необходимыми признаками именно фи<
лософского, а не конкретно<научного знания;
3) что имеются объективные причины, в силу которых фило<
софское понимание объективной взаимосвязи материалистичес<
кой диалектики и конкретных наук в сфере правоведения не дей<
ствует. Соотношение общей теории права и философии представ<
ляет исключение из общего правила, последняя не выступает ос<
нованием науки, а взаимодействует с правоведением иными, бо<
лее сложными путями, и результаты такого уникального соотно<
шения объективируются в виде особой юридико<философской
дисциплины — философии права.
Ни на один из этих вопросов советские правоведы не ответи<
ли позитивно, да и не испытывали большого желания отвечать
на них как на стадии постановки проблемы, так и в настоящее
время, на современном этапе. Объективный анализ проблемы был
низведен до уровня одностороннего подбора фактов, мнений и
не всегда компетентного комментирования исследуемой пробле<
мы. Тон же такому «научному» анализу проблемы был задан уже
упоминавшейся объемной работой Д.А. Керимова «Философс<
кие проблемы права» (135).
Как отмечает автор, в монографии была предпринята попытка
использовать «категории диалектики, имеющие основополагающее
и первостепенное значение для познания сущности права и его важ<
нейших проявлений»: сущности и явления, содержания и формы,
отдельного, особенного и общего, целого и части, системы, струк<
туры и элемента, действительности и возможности, необходимости
и свободы. И все это согласно названию монографии является не
чем иным, как пресловутыми философскими проблемами права.
167
Раздел II
Д.А. Керимов далее уверял своих читателей в том, что фило<

софские проблемы права его книгой не исчерпываются. Он лич<
но применил категории и законы диалектики «лишь к сущност<
ным проявлениям права». «Что же касается исчерпывающего ис<
пользования законов и категорий диалектики при иссследова<
нии правовых явлений, то эта задача под силу лишь коллективу
ученых или во всяком случае требует продолжительных изыска<
ний» (135. С. 35).
Однако Д.А. Керимов был заранее уверен в том, что после<
дующая разработка советскими юристами философских про<
блем права приведет к новому качеству — «к вычленению в си<
стеме юридических наук специальной философско<правовой
науки». Правда, автор еще не знал, каким будет предмет этой
науки и как он будет соотноситься с предметом общей теории
права, о чем честно тут же признался. «Во всяком случае, — пи<
сал он, — прежде чем ответить на вопрос о существовании мар<
ксистско<ленинской философии права, следует определить ее
предмет, а это в свою очередь потребует соответствующего на<
копления разработанных философских проблем права»
(135. С. 34).
«Открытие» Д.А. Керимовым марксистско<ленинской филосо<
фии права представляется особенно важным. Творческая мысль
резво убежала от марксизма. Начав исследование с аморфных
«философских проблем права», она тут же желает образовать но<
вую отрасль правоведения и тем самым вернуться назад, к состо<
янию, которое основоположниками марксизма было отвергнуто
сто лет назад. В то же время автор никак не отреагировал на по<
ложения Ф. Энгельса об отсутствии каких бы то ни было фило<
софских разделов в специальных науках.
Этот недостаток монографии был отмечен в рецензии Г.А.
Злобина, который писал: «Мы не знаем доводов, которые мог<
ли бы поколебать аргументацию общеизвестных положений Ф.
Энгельса о том, что проникновение диалектики в головы есте<
ствоиспытателей положило конец натурфилософии... Если ав<
тору известны новые факты и аргументы, доказывающие, что
наряду с общей теорией права в системе марксистско<ленинс<
кого учения об обществе стала необходимой и специальная фи<
лософия права, то этими фактами и аргументами следовало по<
делиться с читателями именно в рецензируемой книге, ибо труд<
но представить себе более «философскую проблему права».
168
Между тем Д.А. Керимов вскользь касается столь принципи<

ального вопроса» (112).
Последней фразой Г.А. Злобин пытается смягчить критику.
В действительности же этот вопрос не только в рецензируемой,
но и во всех последующих работах Д.А. Керимов не рассматривал.
Как будто он ничего не слышал и не знает о соответствующих
положениях Ф. Энгельса. Свою позицию относительно филосо<
фии права как самостоятельной отрасли правоведения Д.А. Ке<
римов строит на единственной цитате из произведений молодо<
го К. Маркса, который намеревался «провести некоторую систе<
му философии через всю область права». И, как уверяет Д.А. Ке<
римов, Маркс свою юношескую мечту воплотил в жизнь, «когда
он касался правовых проблем во многих своих бессмертных про<
изведениях» (136. С. 50).
Другой существенный недостаток монографии по проблемам
философии права, на который также указал ее другой рецензент —
П.Е. Недбайло, состоял в компилятивном способе изложения ма<
териала (211). Мысль Д.А. Керимова в ряде случаев идет не от
факта к факту или от нового теоретического положения к факту,
а вращается вокруг цитат из работ классиков марксизма, фило<
софов и теоретиков права. Временами за цитатами не видно мыс<
лей самого автора. Видимо, это обстоятельство он понимал и сам.
Чтобы как<то сократить поток цитат, он встает и вовсе на непри<
емлемый для ученого путь: на цитирование чужого текста без ссы<
лок на его источник. Пытался даже писать под В.И. Ленина, пе<
рефразировав его отдельные положения.
Факты заимствования чужих положений без ссылки на ис<
точник П.Е. Недбайло объяснил небрежностью Д.А. Керимова.
Мол, при цитировании он иногда ссылается на источник, а кое<
где не ссылается. Не принято было в те времена члену<коррес<
понденту АН СССР публично выговаривать за факты научной
недобросовестности. Между тем присвоение Д.А.Керимовым
мелких цитаток из чужых работ не является следствием небреж<
ности, а представляет собой целенаправленный и сознательно
используемый прием. Подобные факты можно обнаружить и в
его монографии «Конституция СССР и развитие политико<пра<
вовой теории» (137), получившей государственную премию
Азербайджанской ССР, и в «Философских основаниях полити<
ко<правовых исследований» (138), и в «Основах философии
права» (139).
169
Раздел II
Как бы то ни было, в начале 70<х годов монография Д.А. Кери<

мова сыграла свою роль, выступив материализованным доказа<
тельством реальности «философских проблем правовой науки».<
Термин «философские проблемы права» прочно вошел в созна<
ние советских юристов, стал их ординарным правовым терми<
ном. Постепенно расширялся и круг юристов, готовых признать
философию права как относительно самостоятельную часть пра<
воведения или общей теории права.
Пока Д.А. Керимов в ожидании «соответствующего накоп<
ления разработанных философских проблем права» кокетни<
чал и уклонялся от прямого ответа на вопрос о том, есть фило<
софия права или нет и каков ее предмет, С.С. Алексеев и
Л.С. Явич ответили прямо и однозначно: «Да, есть». Оба авто<
ритетных ученых в области теории права признали, что теория
права распадается на три части: философию права, социологию
права и третью часть, которую С.С. Алексеев назвал позитив<
ной теорией, а Л.С. Явич — юридической концепцией (14. Т. 2.
С. 392–397; 390. С. 9).
Увидев, что лавры первооткрывателя новой юридической на<
уки уходят, Д.А. Керимов отказался от мысли «ждать соответству<
ющего накопления». И он признал существование философии
права как части общей теории права (и государства) в моногра<
фии «Общая теория государства и права. Предмет. Структура.
Функции» (136). Правда, авторский взгляд на любимое детище
излагается весьма своеобразно. Отдельные, достаточно лапидар<
ные положения по этому вопросу оказались тщательно запрята<
ны в различных местах книги, подобно тому как хорошая хозяй<
ка прячет запасы спиртного от своего непутевого супруга<пья<
ницы.
На с. 48 Д.А. Керимов признается, что раскрыть свою пози<
цию относительно существования философии права его выну<
дил С.С. Алексеев, который никак не может понять, что же такое
философия права. Об этом Д.А. Керимов пишет так: «Чтобы из<
бежать подобных недоразумений в дальнейшем, следует, по<ви<
димому, более четко выразить нашу позицию. Суть ее состоит в
том, что общая теория государства и права включает в себя две
основные части: социологию государства и права и философию
государства и права, водораздел между которыми проходит, ус<
ловно говоря, по линии их онтологического и гносеологическо<
го изучения. Эта линия, действительно, носит условный харак<
170
тер прежде всего потому, что не может быть онтологии вне гносе<
ологии, равно как и наоборот. И именно поэтому и социология, и
философия государства и права составляют единый предмет на<
уки общей теории государства и права».
Вам что<нибудь ясно, кроме авторской веры в бессмертное су<
ществование философии права? А пройти же по линии «онтоло<
гического и гносеологического изучения» вообще вряд ли удаст<
ся с первого раза! Как понимать, что эта линия носит условный
характер и не существует онтологии вне гносеологии, равно как
и наоборот?
Деление философии на онтологию и гносеологию имеет дав<
нюю традицию и граница между ними проведена весьма четко и
однозначно. Первая представляет собой учение о бытии вообще,
тогда как вторая исследует взаимоотношения субъекта и объекта
в процессе познания и раскрывает критерии истинности и дос<
товерности знания. Другое дело, что философии, признающие
деление философских знаний на онтологию, гносеологию и ло<
гику, давно и безнадежно устарели. Сформулированный Г. Геге<
лем вывод о единстве диалектики, логики и теории познания и
был как раз результатом научно обоснованного отрицания пре<
жнего механического деления философии на онтологию и гно<
сеологию.
Но коль скоро Д.А. Керимову нравятся иные, додиалектичес<
кие философские конструкции, то он должен придерживаться
хотя бы общепринятых понятий и не напускать туману там, где
его нет и быть не может. Ничего не меняет в воззрениях на соот<
ношение онтологических и гносеологических проблем ссылка
Д.А. Керимова на то, что эти проблемы тесно взаимосвязаны и
не могут существовать друг без друга.
В любом органически целостном явлении компоненты тесно
взаимосвязаны, не существуют друг без друга и тем не менее они
являются относительно самостоятельными и различимыми в те<
ории и на практике. Например, все юристы без какого<либо тру<
да выделяют тесно взаимосвязанные компоненты нормы права:
гипотезу, диспозицию и санкцию, а в правонарушении — объект,
субъект, объективную и субъективную стороны. Отсутствие же
четкой линии между элементами единого целого возникает по
двум причинам: либо линию пытаются провести там, где ее нет,
либо познающий субъект еще не может установить закономер<
ные связи между компонентами исследуемого.
171
Раздел II
Основная беда Д.А. Керимова состоит в том, что деление об<

щей теории права на философию и социологию он выводит не из
предмета данной науки, а из соотношения основных компонен<
тов философии. По его мнению, деление общей теории права на
философию и социологию права оправдывается тем, что марк<
систско<ленинская философия состоит из двух частей — диалек<
тического материализма и исторического материализма, пред<
ставляющего собой общесоциологическую теорию (136. С. 49).
Однако насколько оправданны такие параллели? Подгоняя те<
орию права под структуру философии, не отсекаем ли мы у нее
какие<нибудь существенные элементы и связи?
Над этими вопросами Д.А. Керимов не задумывается. Между
тем в его кратких сентенциях по поводу соотношения филосо<
фии и социологии права оснований для постановки и рассмот<
рения названных вопросов более чем достаточно. В частности,
автор уверяет своих читателей в том, что в пределах философии и
социологии можно выделить следующие наиболее фундаменталь<
ные проблемы: 1) теорию познания, диалектику и логику позна<
ния правовых явлений и процессов; 2) происхождение, сущность
и формы права; 3) правосознание; 4) правотворчество, систему
права и систематику законодательства; 5) правореализацию, за<
конность и правопорядок.
Итак, дело осталось за малым — назвать, что же здесь непос<
редственно философия права, а что — социология. Однако этой
малости в работе нет. Д.А. Керимов, назвав основные пробле<
мы теории права, в спешном порядке бросается разъяснять их
значение для решения задач, поставленных ХХV съездом КПСС
в области государственно<правового строительства. Вывод о том,
что к сфере философии права он относит теорию познания, ди<
алектику и логику познания правовых явлений и процессов,
можно сделать лишь косвенно из фразы о том, что в настоящее
время происходит «зарождение и становление нового направ<
ления в лоне самой науки общей теории государства и права,
которое можно охарактеризовать как разработку логики, диа<
лектики и теории познания государственно<правового бытия»
(136. С. 50).
Но если это так, то философия права, понимаемая как теория
познания, диалектика и логика познания правовых явлений, ох<
ватывает весь предмет общей теории права без какого<либо ос<
татка на долю социологии права. В общепринятом понимании
172
диалектика права представляет собой не что иное, как закономер<

ности возникновения, функционирования и развития права. Но
именно эти закономерности и составляют предмет общей теории
права в ее традиционном понимании. Где же тот обещанный во<
дораздел, по которому можно и нужно делить онтологию и гносе<
ологию права? Читателям работ Д.А. Керимова оставалось лишь
терпеливо ждать последующих разъяснений, как уверяет Ю.В. Ти<
хонравов, «главного философа права» (347. С. 38).
Неясности с предметом философии права и ее реальным су<
ществованием в советском правоведении мог разъяснить Э.В.
Кузнецов, автор монографии «Философия права в России» (158),
содержащей главу с многообещающим заголовком «Философия
права и марксизм». Казалось бы, трудно обойти молчанием в этой
главе отношение Ф. Энгельса к философии права и ей подобным
философским довескам в специальных науках. И тем не менее
Э.В. Кузнецов предпочел трудности прямому ответу на нелицеп<
риятный для своего учителя Д.А. Керимова вопрос.
Правда, в отличие от учителя Э.В. Кузнецов не уверяет чита<
телей в серьезных намерениях Маркса или Энгельса с юношес<
ких лет развивать философию права. Однако материал подается
таким образом, что у каждого любителя быстрого чтения, но не
большого охотника до глубоких размышлений о прочитанном
неизбежно возникнет убеждение в существенном вкладе класси<
ков марксизма в развитие философии права.
Используется принцип детской головоломки «преврати козу
в волка». По условиям игры в слове «коза» нужно заменить одну
букву на другую, но так, чтобы получилось новое слово. И эту
процедуру проделывать до тех пор, пока не получится слово
«волк». Метаморфоза хотя и стервозного, но домашнего живот<
ного в свирепого хищника происходит мгновенно, в три этапа —
образованием слов «поза», «пола», «полк».
Э.В. Кузнецов начинает главу за упокой философии права как
учения, не способного ответить на вопрос, что такое право, а за<
вершает здравицей в честь марксистско<ленинской философии
права, значение которой «в углубленном познании права не сле<
дует недооценивать». Переход «упокоя» в «здравицу» проводит<
ся в три этапа.
Первоначально Э.В. Кузнецов утверждает, что марксизм внес
существенный вклад в исследование сущности и социальной при<
роды права, т.е. вопросов, которые традиционно входят в содер<
173
Раздел II
жание философии права. В работе излагаются положения клас<

сиков о сущности права, его связях с экономикой, классами и
классовой борьбой, обращается внимание на постановку этих
проблем в работах В.И. Ленина, Г.В. Плеханова, материалах съез<
дов партии.
С учетом изложенного Э.В. Кузнецов делает второй вывод:
«Критическое освоение философии права в марксистском пра<
вовом мышлении не означает, однако, полного отрицания всего
того, что было достигнуто этим направлением правовой мысли»
(158. С. 151).
Положим, что это так. А дальше что? Логика исследования тре<
бует ответа на вопрос, как же К. Маркс и Ф. Энгельс относились
к философии права. Рассматривали ли они свои исследования о
праве в качестве особой материалистически истолкованной фи<
лософии права или же игнорировали это учение? Если игнори<
ровали, то насколько верны их положения в современных усло<
виях повального заболевания юристов философией права?
Однако игра идет своим ходом. В третьем, завершающем вы<
воде Э.В. Кузнецов объявляет марксистское учение о правосоз<
нании, правовых идеалах и правах человека не более чем «пред<
метом марксистско<ленинской философии права». А от этого
вывода до завершающего — рукой подать. «Анализ вопросов фи<
лософии права в марксистско<ленинском правоведении в совре<
менный период приобрел особую актуальность и значимость»
(158. С. 153). А чтобы искоренить всякие сомнения в правомер<
ности подобного вывода, приводится обширный перечень совет<
ской и зарубежной литературы, изданной советскими и зарубеж<
ными неофилософами права. И оказывается, что наиболее изве<
стные теоретики права являются приверженцами философии
права. Это С.С. Алексеев, Л.С. Явич, Д.А. Керимов и еще 16 фа<
милий известных зарубежных теоретиков права.
Какой же начинающий ученый, увидев созвездие таких имен и
узнав из книги Э.В. Кузнецова о том, что философия права со<
ставляет «высший» ярус общей теории права, ее сущность, не дрог<
нет? Скорее всего он не устоит на ногах, бухнется на колени и в
благостном экстазе произнесет сакраментальные слова: «Верую в
тебя, философия права, верую! Присно и вовеки веков!».
Чтобы славная плеяда сторонников философии права не ре<
дела, а множилась, Д.А. Керимов в 1992 г. издает очередной труд
«Основы философии права» (139).
174
Как следует из предисловия, автору пришлось немало претер<

петь за веру в философию права от неких «официальных идеоло<
гических центров». Он жалостливо пишет, что в советский пери<
од «философия права — ядро методологического основания по<
знания правовых явлений и процессов — вообще отрицалась офи<
циальными идеологическими центрами безо всяких сколько<
нибудь разумных оснований. Поэтому отдельные философско<
правовые проблемы разрабатывались фрагментарно, от случая к
случаю» (139. С. 1).
Так, так... Оказывается, лучшие скворушкины песни не были его
собственным пением. За право находиться у кормушки этих «офи<
циальных идеологических центров» наш автор наступал на горло
собственным песням, пел осанну марксизму<ленинизму, широко ци<
тировал классиков, не теряя надежд на лучшие времена. Верил, что
когда<то наступит другой день и тогда, на восходе солнца удастся
пропеть свое собственное, выстраданное, самое сокровенное. Вот
он, счастливый миг, настал. Но лучше бы скворушка не пел!
«Основы философии права» большого прибавления к ранее
опубликованному не принесли. Не мудрствуя лукаво, Д.А. Кери<
мов соединил в одном труде две прежние монографии «Фило<
софские проблемы права» и «Философские основания полити<
ко<правовых явлений», выбросив из них абсолютное большин<
ство цитат из трудов классиков и ссылок на бывших авторитетов
советской философии. В результате то, что еле умещалось на 46 пе<
чатных листах, спокойно поместилось на 13.
И все же Д.А. Керимову не удалось полностью очистить свой
труд от всего чужого и заимствованного. Так, на с. 28 встречается
почти дословный текст из работы А.М. Васильева, на с. 31 — из
работы В.И. Ленина, на с. 41 — из работы К. Маркса. Фразу
К. Маркса об оборачивании метода в познании, приведенную в
работе «Философские основания политико<правовых явлений»
(138. С. 77), автор приписал себе (139. С. 41).
Однако Д.А. Керимов не только повторял известное и мало<
известное. В отсутствие «официальных идеологических центров»
он наиболее ярко раскрыл свое понимание философии и вопло<
тил свою давнюю мечту о той уникальной ситуации, когда мож<
но будет подняться на «такие уровни осмысления правовой ре<
альности, которые достигают высот философского осмысления».
При этом автор смело отошел от многих устоявшихся положе<
ний в философии, и в частности:
175
Раздел II
1) выделил в философии новый компонент в виде «общей фи<

лософии». Нововведение образовано по принципу «масло мас<
леное», ибо более общей науки, чем философия, пока что нет;
2) представил по<новому соотношение философии и филосо<
фии права. В ординарном понимании философия права должна
выступать частью философии, а у нашего автора наоборот — ди<
алектика низведена до структурного элемента философии права
(139. С. 17);
3) предмет диалектического материализма, традиционно по<
нимаемый как всеобщие законы природы, общества и мышле<
ния, Д.А. Керимов ограничил лишь общими законами «развития
природы и общества, в том числе и права», взаимосвязью «всех
общественных явлений под углом их места в общем историчес<
ком движении» (139. С. 6). Понятно, что наука, имеющая своим
предметом закономерности, обозначенные Д.А. Керимовым,
никакого отношения к диалектике не имеет;
4) в понимании К. Маркса и Ф. Энгельса диалектика, теория
познания и логика как три составные части диалектического ма<
териализма имеют общие закономерности, но различную номен<
клатуру категорий. У раскрепощенного от «официальных идео<
логических центров» Д.А. Керимова все части диалектического
материализма имеют общие не только законы, но и категории.
«Обобщенно говоря, — пишет он, — одна и та же система зако<
нов и категорий в диалектике выступает в качестве принципов
познания объективного мира, в гносеологии — как средство ре<
шения конкретных познавательных задач и в логике — как фор<
мы научного мышления» (139. С. 16);
5) особенно впечатляет откровенное признание Д.А. Керимо<
ва о роли категорий диалектики в познании права. После много<
летней пропаганды философских проблем права, многочислен<
ных трудов по применению в правоведении философских кате<
горий он пришел к выводу о том, что «всеобщие законы и катего<
рии диалектики сами по себе ничего не дают для познания конк<
ретных объектов. Познавательного успеха не достигнет тот, кто
механически их «прикладывает» к исследуемым проблемам в на<
дежде получить соответствующие знания» (139. С. 17).
Таким образом, серьезных научных аргументов в пользу фи<
лософии права Д.А. Керимовым и его сторонниками не было
представлено. Однако пока они пытались своему немарксистс<
кому видению проблемы соотношения диалектического матери<
176
ализма и общей теории права придать марксистскую форму, в рос<

сийском правоведении явственно проявился еще один, третий
вариант решения данного вопроса.
Ряд российских правоведов сочли возможным отказаться от
применения диалектического материализма как философской ос<
новы правопознания и реанимировать прежнее соотношение фи<
лософии и общей теории права, восстановив философию права в
качестве самостоятельной научной дисциплины. При этом пе<
ред предлагаемым новообразованием ставятся задачи «осмыслить
универсальные, общечеловеческие основания права, то есть та<
кие основания, которые вызывают право к жизни в любых куль<
турных основаниях». На долю же общей теории права оставляет<
ся изучение права как независимой от человека реальности, т.е.
законодательства и практики его реализации (347. С. 45, 51).
Поставленная подобным образом задача получила и конкрет<
ное решение в работах Ю.В. Тихонравова, В.С. Нерсесянца,
С.С. Алексеева и других авторов (347, 16; 216). При этом Ю.В. Ти<
хонравов и С.С. Алексеев философские основания права форму<
лируют в духе объективного идеализма, признавая дух, разум, «за<
мысел природы» источником основополагающих, исходных прин<
ципов права
Так, Ю.В. Тихонравов полагает, что право «ни при каких об<
стоятельствах не может быть выведено из чистого опыта» и соот<
ветственно «идеальные первоосновы права являются общезна<
чимым предметом философии права» (347. С. 51).
С.С. Алексеев и вовсе солидаризировался с Фихте, охаракте<
ризовав предмет философии права как «методологический уни<
версализм правовой науки, рефлексию ее духовных оснований,
контекст которых не может быть прерогативой какой<то избран<
ной философской системы» (16. С. 405). Перевод этого философ<
ского малопонятного определения был сделан С.С. Алексеевым
весьма просто и архиоригинально — мировоззренческие основы
права подлинно научно и полно объяснил И. Кант, и их восста<
новление в современном правоведении является одним из необ<
ходимых условий дальнейшего прогрессивного развития право<
вой науки России, и прежде всего освобождения ее от «грубо ма<
териалистического идеологизированного миропонимания», т.е.
от марксизма<ленинизма.
В.С. Нерсесянц с помощью создаваемой им философии права
хотел бы преодолеть односторонность марксизма и Г. Гегеля в по<
177
Раздел II
нимании сути и назначения права, положив в основу философии

права проблему различения права и закона и понимание права как
общеобязательной формы равенства, свободы и справедливос<
ти.(216. С. 39)
Сторонники восстановления философии права разошлись в
понимании не только исходных основ этой науки, но и ее содер<
жания и структуры. У Ю.В. Тихонравова и В.С. Нерсесянца фи<
лософия права предстала в виде двух частей: глав, посвященных
раскрытию сути и назначения права в жизни общества, и глав,
излагающих историю основных правовых учений. С.С. Алексеев
иным образом строит свою философию права, обстоятельно ха<
рактеризуя кантовское понимание естественного права, содер<
жание права как бытия разума, права человека и др.
Учитывая отсутствие «консенсуса» в понимании и подходах к
проблемам соотношения философии и общей теории права, а так<
же их значимость в характеристике логической структуры общей
теории права, представляется необходимым обстоятельно рас<
смотреть названные проблемы в плане как обоснования, раскры<
тия объективной связи философского и юридического знания,
так и критики запутавших ее авторов.
И здесь сразу возникает вопрос: какие конкретно из философ<
ских направлений, концепций или школ могут быть положены в
основу нашего анализа взаимосвязи общей теории права и фи<
лософии? Вопрос оказывается непростым, поскольку в современ<
ной литературе амплитуда суждений по нему колеблется между
такими взаимоисключающими положениями, как признание ди<
алектико<материалистического метода в качестве основы общей
теории права и его полное отрицание в этом качестве. На воору<
жение предлагается взять такие философские подходы, как иде<
ализм, позитивизм, экзистенциализм, утилитаризм, синергети<
ка и др. (166. С. 11; 204. С. 5; 338. С. 13).
И все же полагаем возможным не спешить с реализацией мод<
ных мнений и суждений, а начать анализ с традиционной для со<
ветского и российского правоведения философской основы,
представленной диалектическим материализмом. Выбор моти<
вируется следующими причинами:
1) структура, логика взаимосвязи между философией и конк<
ретно<научным знанием не зависят от содержания философских
направлений, философских дисциплин. Каждое направление,
философская дисциплина одинаковыми путями, способами вза<
178
имодействует с общей теорией права, выступая в качестве ее ми<

ровоззренческой, теоретической, методологической и гносеоло<
гической основы. Поэтому не имеет существенного значения, на
примере какой философской дисциплины будет проиллюстри<
рована исследуемая взаимосвязь;
2) советским и российским правоведением накоплен значи<
тельный опыт применения диалектико<материалистического
метода в познании предмета общей теории права, и обращение к
этому богатейшему опыту несомненно облегчит процесс поиска
истины;
3) не имеется каких<либо достоверных данных о том, что со<
временные философские дисциплины в чем<либо превосходят
диалектико<материалистический метод, будучи примененными
в конкретно<научном знании, приводят к более плодотворным
результатам, чем философский метод, разработанный К. Марк<
сом и блестяще примененный им к анализу социальных проблем.
5.2. Диалектический материализм как философия

Еще лет десять назад не было необходимости разъяснять юри<
стам, что из себя представляет диалектический материализм как
философия. Но в современных условиях такие пояснения пред<
ставляются необходимыми. Молодая поросль юристов, научное
мировоззрение которой формировалось в перестроечный и пос<
ледующий периоды, имеет весьма смутное и скорее искаженное
представление об этом философском учении, чему в немалой сте<
пени способствует и современная философская и юридическая
литература.
Не получит читатель верного понимания диалектического ма<
териализма и из трудов Д.А. Керимова, главного философа стра<
ны, сумевшего подняться «до уровня абстракций, идей и теорий
философского звучания». К сожалению, покоритель философс<
кого Синая не дает четких ориентиров относительно того, где на<
ходятся подобные высоты и каким путем их может достичь юрист,
пожелавший продолжить святое дело сохранения и преумноже<
ния достижений в области философии права. В то же время име<
ются достаточные основания полагать, что значительная часть
философско<правовых исследований Д.А. Керимова лежит дале<
ко за пределами философии марксизма.
Согласно поучениям Д.А. Керимова «философия научно объяс<
няет бытие в целом, во всей совокупности внутренней взаимосвя<
179
Раздел II
зи, взаимозависимости и взаимодействие его сторон, отношений,

процессов, изучает наиболее общие закономерности развития при<
роды и общества, в том числе и права... Общая философия имеет
своим предметом наиболее общие закономерности, взаимосвязи
всех общественных явлений под углом зрения их места в общем
историческом движении. Она исследует такое общественное яв<
ление, как право, не для того, чтобы подменить философию пра<
ва, а для того, чтобы, опираясь на выводы этой науки, определить
место права в общем историческом процессе, в развитии обще<
ства в целом» (139. С. 6).
В приведенном тексте марксизм никак не проявляется. Не<
когда любимые Д.А. Керимовым категории «диалектический ма<
териализм» и «исторический материализм» в работе «Основы фи<
лософии права» безжалостно выброшены и заменены термином
«общая философия». При этом последний термин тождествен ка<
тегории «диалектический материализм» не больше, чем мифо<
логический слонопотам — гиппопотамам и слонам.
Во<первых, если «общая философия» Д.А. Керимова объяс<
няет бытие в целом, то диалектический материализм подобным
делом никогда не занимался. У Ф. Энгельса и В.И. Ленина мож<
но найти немало положений, свидетельствующих об их негатив<
ном отношении ко всякого рода попыткам навязать диалекти<
ческому материализму задачи кантианской философии, сводя<
щиеся к формированию знаний о бытии в целом. По их мнению,
это задача не философии, а конкретных наук о природе, обще<
стве и мышлении.
Во<вторых, в общепризнанном понимании диалектика рас<
крывает наиболее общие законы развития природы, общества и
мышления. Керимовская же «общая философия» мышлением не
занимается, но изучает новый объект — «право». Какое философ<
ское направление так безграмотно трактует свой предмет, сказать
трудно. Тем не менее в том, что написано пером, сомневаться не
приходится.
В<третьих, неотъемлемым компонентом философии марксиз<
ма является исторический материализм. У Д.А. Керимова про<
блемы общества рассматривает вездесущая «общая философия»,
которая ничего общего с историческим материализмом не име<
ет. Последний рассматривает общество в целом, изучает его стро<
ение и закономерную связь между отдельными компонентами об<
щества и в силу специфики своего предмета не исследует непос<
180
редственно правовых закономерностей. У нашего автора общая

философия право не только исследует, но и находится в тягост<
ном ожидании от юридической науки выводов, позволяющих
«определить место права в общем историческом процессе».
Диалектический материализм его создатели К. Маркс, Ф. Эн<
гельс, а также В.И. Ленин определяли как науку о наиболее об<
щих законах движения и развития природы, общества и мышле<
ния (3. Т. 20. С. 145). Тезис о том, что исследуемые диалектичес<
ким материализмом законы являются наиболее общими для при<
роды, общества и мышления, нельзя понимать как простую ин<
дуктивную общность. Процесс познания этих законов осуществ<
ляется не путем формально<логического обобщения того, что
присуще каждой из названных сфер и соответственно является
общей для каждой из них, а в процессе специальных исследова<
ний. Раскрытие и обоснование законов диалектики, начало ко<
торому положили еще древние греки, в основном было заверше<
но Гегелем в начале ХIХ в. и представляет собой одно из выдаю<
щихся научных открытий человечества.
В основе диалектического материализма, как и иных фило<
софских учений, лежит проблема взаимодействия, взаимосвязи
материи и сознания. Ибо без ее решения и не может быть ника<
кой действительной философии. Любая проблема марксистской
философии, идет ли речь о взаимосвязи ее отдельных категорий
или о раскрытии места человека в окружающем мире, неизмен<
но рассматривается с позиций основного вопроса, признающего
первичной материю и вторичным — сознание.
Диалектический материализм полностью абстрагируется от
вопросов организации и строения мира в целом или бытия вооб<
ще. Решая такие вопросы с целью восполнения пробелов в есте<
ственнонаучных знаниях об окружающем мире, философы ан<
тичности и средневековья ограничивались умозрительными по<
строениями, мало соответствующими реальным процессам и яв<
лениям. Ни одна философия не способна раскрыть и научно
объяснить все конкретные законы объективной реальности. По<
добная задача оказывается посильной лишь для всей системы
специальных наук. Поэтому диалектический материализм не за<
нимается дублированием конкретных наук, описанием того, ка<
ким образом физики или химики мыслят строение и структуру
материи, формы ее существования и развития. Такое занятие ли<
шало бы диалектический материализм самостоятельного науч<
181
Раздел II
ного значения. Диалектический материализм играет чрезвычай<

но важную роль в познании как раз потому, что исследует соб<
ственную проблему — соотношение материи и сознания и свое
решение проводит красной нитью через остальные проблемы
философии.
В понимании К. Маркса и Ф. Энгельса мир, разделенный на
две большие сферы — материю и сознание, является единым. Ос<
нову единства составляет материальность мира. Материя и со<
знание не являются противостоящими друг другу сферами бы<
тия, как у метафизиков, а находятся в органическом взаимодей<
ствии. Мышление и познание предстают продуктами человечес<
кого мозга, мыслительной деятельности человека, но сам чело<
век представляет собой не что иное, как результат развития при<
роды, ее неотъемлемую часть. Следовательно, и сознание чело<
века в конечном итоге выступает продуктом природы, находится
с ней в органическом соответствии, единстве.
Поэтому материалистическая диалектика является наукой
«об общих законах движения как внешнего мира, так и челове<
ческого мышления: два ряда законов, которые по сути тожде<
ственны, а по своему выражению различны лишь постольку,
поскольку человеческая голова может применять их сознатель<
но, между тем как в природе, — а до сих пор большею частью и
в человеческой истории — они прокладывали себе путь бессоз<
нательно», — писал Ф. Энгельс, подчеркивая неразрывную связь
объективного и субъективного в законах и категориях диалек<
тики (3. Т. 21. С. 302).
Материальное единство мира делает ненужным и традицион<
ное членение домарксистской философии на две самостоятель<
ные части: онтологию — учение о бытии как таковом и гносео<
логию — учение о познании. Все категории диалектики одновре<
менно являются и онтологическими, и гносеологическими, но<
сят объективно<истинный характер, правильно отражают окру<
жающий мир и вследствие этого могут выступать особого рода
ступенями, опорными пунктами в дальнейшем познании, в от<
крытии новых истин.
Сложная и развитая проблематика диалектического материа<
лизма включает в себя проблемы понимания материи и созна<
ния, материальных основ сознания и его идеальной сущности,
структуры сознания, соотношения сознания и самосознания, вза<
имоотношения сознания и языка и др.
182
Основной вопрос философии, его материалистическая трак<

товка органически сочетаются и конкретизируются в теории раз<
вития. Как сложный, диалектически противоречивый процесс са<
модвижения явлений материального и духовного мира процесс
диалектического развития отражается в системе законов и кате<
горий. Это законы единства и борьбы противоположностей,
перехода количества в качество, отрицания отрицания, а также
категории движения, изменения, развития, противоречия, при<
чины и следствия, необходимости и случайности, отдельного и
общего, содержания и формы, возможности и действительнос<
ти, сущности и явления.
Каждая категория диалектики характеризует лишь отдельную
сторону, момент единого и целостного процесса развития и по<
тому отражает его неполно и односторонне. Но система таких за<
конов и категорий охватывает все наиболее важное, существен<
ное в процессах развития природы, общества и мышления. Ос<
новные черты диалектики как теории познания В.И. Ленин рас<
крывает следующим образом: «Развитие, как бы повторяющее
пройденные уже ступени, но повторяющее их иначе, на более вы<
сокой базе («отрицание отрицания»), развитие, так сказать, по
спирали, а не по прямой линии; — развитие скачкообразное, ка<
тастрофическое, революционное; — «перерывы постепенности»;
превращение количества в качество; — внутренние импульсы к
развитию, даваемые противоречием, столкновением различных
сил и тенденций, действующих на данное тело, или в пределах
данного явления, или внутри данного общества; — взаимозави<
симость и теснейшая, непрерывная связь всех сторон каждого яв<
ления (причем история открывает все новые и новые стороны),
связь, дающая единый, закономерный процесс движения» (3.
Т. 26. С. 55).
Приведенная цитата характеризует лишь основные черты ме<
ханизма развития. Полное представление об этом процессе мож<
но составить, последовательно изучив содержание каждой из от<
дельных пар категорий диалектики и ее законов, представив про<
цесс развития как единство противоречивых связей сущности и
явления, содержания и формы, причины и следствия, противо<
речия, возможности и действительности и др.
При этом важно не забывать того обстоятельства, что в диа<
лектике понимание процесса развития, по существу, лишено
предметности. Природа, общество и мышление — столь слож<
183
Раздел II
ные и качественно различные сферы бытия — в диалектике ока<

зываются лишенными плоти и крови, своих конкретных специ<
фических свойств и связей. Всеобщность законов и категорий
диалектики выражается не только в том, что они применяются к
любым явлениям и предметам материального и духовного мира,
но и в отсутствии временных ограничений их применения в по<
знании. Диалектика является объективно<истинным учением о
процессах и явлениях, существовавших в далеком прошлом, су<
ществующих в настоящее время, и о всем том, что возникнет в
ближайшем или отдаленном будущем. И в этом видится одна из
основных особенностей категорий и законов диалектики, отли<
чающих их от понятий и категорий конкретных наук, отражаю<
щих исторически преходящие процессы, стороны, связи и сохра<
няющих свое научное значение в той мере, в какой существует и
действует отраженный ими коррелят.
Возведенная на самый высокий уровень абстрактности диалек<
тика возвращается в предметность, включает в качестве состав<
ных частей диалектического материализма диалектическую логи<
ку, теорию познания и исторический материализм. «А диалекти<
ка,— отмечал В.И. Ленин, — в понимании Маркса и согласно так<
же Гегелю, включает в себя то, что ныне зовут теорией познания,
гносеологией, которая должна рассматривать свой предмет рав<
ным образом исторически, изучая и обобщая происхождение и
развитие познания, переход от незнания к познанию» (6. Т. 26.
С. 55).
Диалектика как теория познания и диалектическая логика рас<
крывают пути и способы достижения объективной истины, т.е.
таких результатов познания, которые в полной мере соответство<
вали бы принципам материального единства мира и правильно
отражали существующую реальность на уровне как сущего, так и
должного, закономерного. Ибо только познание необходимости
обеспечивает свободу действий человека и его эффективную де<
ятельность по преобразованию природы и общества.
В числе познавательных, логических средств материалисти<
ческая диалектика содержит:
категории, характеризующие структуру познания, его отли<
чие от иных видов человеческой деятельности, а также результа<
ты познания и критерии их истинности. Это категории «субъект»
и «объект», «истина», «практика», «свобода» и «необходимость»,
«эмпирическое» и «теоретическое», «конкретное» и «абстракт<
184
ное», формы диалектического мышления (суждение, понятие,

умозаключение, теория, проблема, гипотеза, идея) и др.;
принципы диалектической логики, представляющие собой
всеобщие закономерности развития объективно<истинного зна<
ния. В их числе называют: объективность, всесторонность и пол<
ноту познания, исторический и конкретно<исторический под<
ходы, необходимость рассмотрения внутренних противоречивых
сторон, тенденций исследуемого, борьба этих противоположно<
стей, переход каждого отдельного качества, стороны, свойства в
свою противоположность;
всеобщие философские методы познания: анализ и синтез, ин<
дукцию и дедукцию, сравнение, эксперимент, аналогию, моде<
лирование, абстрагирование, восхождение от абстрактного к кон<
кретному, исторический и логический методы и др.
Неотъемлемой частью философии марксизма выступает и ис<
торический материализм, дающий материалистическое понима<
ние истории общества. Благодаря историческому материализму
удалось довести философский материализм до раскрытия зако<
нов наиболее сложной формы движения, развития материи — че<
ловеческого общества и соответственно поднять социологию на
уровень подлинной науки.
Исторический материализм рассматривает историю общества
как естественноисторический, закономерный процесс смены од<
ной общественно<экономической формации другой. Движущей
силой такого развития выступают противоречия между произво<
дительными силами общества и производственными отношени<
ями. Поэтому основными категориями данной части философии
марксизма выступают категории «общество», «общественно<эко<
номическая формация», «способ производства», «производитель<
ные силы», «производственные отношения», «базис», «надстрой<
ка», «классы», «классовая борьба», «нации», «политика», «госу<
дарство», «право» и др.
Как неотъемлемая часть философии марксизма исторический
материализм непосредственно связан с решением основного воп<
роса философии, дополняет и развивает понимание сознания как
свойства высокоорганизованной материи и одновременно как
продукта общественно<исторического развития. Без учета соци<
ального фактора в сознании невозможно понять и объяснить ге<
незис и основные свойства сознания, его способность правиль<
но отражать мир, а также способности человека целенаправлен<
185
Раздел II
но и со знанием дела изменять и преобразовывать существую<

щий мир.
Исторический материализм играет значительную роль и в фор<
мировании теории развития, диалектики. Основанная на изуче<
нии форм движения и развития живой и неживой природы, диа<
лектика во многом оставалась гипотетической, поскольку не была
апробирована на уровне наиболее сложной формы движения, ка<
кой является человеческое общество. Именно с раскрытием
К. Марксом и Ф. Энгельсом закономерностей социального раз<
вития диалектика получила статус всеобщей науки. Более того, ма<
териалистическое понимание истории общества позволило ус<
пешно осуществить и завершить перестройку прежнего матери<
ализма и диалектики на строго научных началах.
Наблюдается устойчивая связь исторического материализма
и теории познания. Во<первых, одна из ее центральных про<
блем — проблема критерия истины — напрямую выходит на пред<
метно<практическую, социально значимую деятельность обще<
ства, на практику. Во<вторых, чувственно<предметное познание
мира осуществляется по преимуществу в процессе практической
деятельности человека и определяется ею. В<третьих, философ<
ские методы научного познания получили наиболее интенсив<
ное развитие после того, как были сформулированы основы ма<
териалистического понимания истории общества, создавшие не<
обходимую теоретическую и методологическую базу для дальней<
шего познания общества и его закономерностей.
Таким образом, достаточно беглое изложение философии мар<
ксизма показывает, что диалектический материализм включает в
себя философский материализм, диалектику, теорию познания
и диалектическую логику. В обществознании, в том числе в пра<
воведении, диалектический метод обогащается также и истори<
ческим материализмом, материалистическим пониманием исто<
рии человеческого общества. Без творческого использования за<
кономерностей развития общества невозможно успешное позна<
ние специфических закономерностей, составляющих предмет
правоведения или иных общественных наук.
Для правильного понимания диалектического и историчес<
кого материализма как всеобщего метода научного познания, его
познавательных потенций в конкретных науках необходимо пред<
варительно остановиться на следующих трех вопросах: 1) рас<
крыть функции философии марксизма; 2) показать органически
186
целостный характер диалектико<материалистического метода по<

знания, не допускающий механического расчленения его на от<
дельные законы и категории, принципы; 3) охарактеризовать
специфику предмета диалектического материализма по отноше<
нию к предметам конкретных наук.
В научном познании диалектический (и исторический) мате<
риализм выполняет мировоззренческую, аксиологическую, тео<
ретическую, методологическую и эвристическую функции.
Мировоззренческая функция характеризуется тем, что диалек<
тический материализм вооружает познающего субъекта матери<
алистическим пониманием природы и истории человеческого об<
щества, знанием источников, движущих сил и закономерностей
развития любого явления, процесса, закономерностей становле<
ния и развития человеческого общества. Тем самым он дает вер<
ные подходы к пониманию природы и сути исследуемых явле<
ний. В частности, с этих позиций юрист рассматривает право в
непрерывном движении, развитии, в его обусловленности мате<
риальным, экономическим движением общества, в неразрывной
связи с классами, государством, классовыми потребностями, ин<
тересами и волей.
Аксиологическая функция диалектического материализма со<
стоит в ориентации познающего субъекта на мировоззренческие
ценности в природе и обществе и выражается в интерпретацион<
но<критическом подходе к исследуемым явлениям. Философс<
ким эталоном оценок выступают законы и категории диалекти<
ческого и исторического материализма, а критерием направлен<
ности развития — социально<технический, научный и иной про<
гресс. С этих позиций ученый<юрист не может идеализировать
право, провозглашать его чуть ли не основой общества. Юрист,
стоящий на диалектико<материалистический позициях, видит
конкретно<историческую, классовую природу права и связанные
с этим позитивные и негативные моменты в правовом регулиро<
вании общественных отношений.
Теоретическая функция диалектического материализма состо<
ит в творческом и активном использовании всех законов и кате<
горий философии марксизма в процессе познания конкретных
явлений, в том числе и при постановке исследовательских про<
блем, обосновании гипотез, отборе теорий для исследования, а
также объяснении и описании результатов исследования. Как
подлинно научное, теоретическое знание диалектический и ис<
187
Раздел II
торический материализм в правоведении имеют основополагаю<

щее значение в постановке и решении фундаментальных проблем
правоведения, в том числе материалистического понимания сущ<
ности права, его функций, закономерностей становления и раз<
вития.
Методологическая функция диалектического материализма вы<
ражается в ориентации познающего субъекта на получение объек<
тивно<истинных знаний, на раскрытие путей и способов полу<
чения такого знания и форм его объективации, изложения. Как
всеобщие закономерности научного познания принципы диалек<
тической логики составляют исходную методологическую базу
для познания предмета любой специальной, конкретной науки,
показывают, каким должен быть путь достижения объективно<
истинных знаний. Руководствуясь принципами диалектической
логики, познающий субъект знает, что независимо от специфи<
ки объекта исследования необходимо рассматривать его полно и
всесторонне, в развитии, конкретности, в единстве его противо<
речивых сторон и т.д. Одновременно принципы диалектической
логики выступают и основой специальных и частных методов ис<
следования, определяют их связи и последовательность приме<
нения в познании.
Эвристическая функция материалистической диалектики вы<
ражается в ее способности играть действенную роль в определе<
нии перспективных направлений в сфере конкретных наук и про<
гнозировании результатов, которые могут быть получены по ито<
гам разработки этих перспективных направлений. Примером та<
кого использования материалистической диалектики можно на<
звать ленинское предвидение возможности проведения социа<
листической революции в одной, отдельно взятой стране, о со<
хранении в пролетарском праве принципов и положений буржу<
азного права, о неизбежности крушения колониальной системы,
о неисчерпаемости электрона, который в момент написания ра<
боты «Материализм и эмпириокритицизм» понимался физика<
ми единым и неделимым.
В то же время нельзя полагать, что эвристическая функция
диалектического материализма проявляется в любых оценках и
суждениях философов относительно путей развития конкретно<
научного знания. В частности, догматизм и формально<логичес<
кий подход, который проявили советские философы по отноше<
нию к кибернетике, генетике и некоторым другим перспектив<
188
ным направлениям естественнонаучной мысли ХХ века, не име<

ют ничего общего с диалектическим материализмом и не могут
служить аргументом о несовместимости философии марксизма
и конкретно<научного знания.
Диалектический материализм выступает действенным сред<
ством научного познания и реализует все свои функции не в лю<
бом акте познания, где только он произносится всуе либо при<
меняется какой<либо отдельной частью, подобно тому как совет<
ские юристы сводили диалектико<материалистический метод к
использованию его отдельных законов и категорий. В подобных
познавательных ситуациях диалектический материализм и близ<
ко не присутствует. Ибо отдельная часть, одна или несколько ка<
тегорий диалектики, иных философских положений, принципов
не могут заменить целого — философии марксизма — и обеспе<
чить системное проявление свойств этого целого, его функций.
Органическая целостность диалектического материализма
как всеобщего метода научного познания означает, что он обес<
печивает получение объективно<истинных знаний, реализует
свои функции при одном непременном условии, что применя<
ется в познании полностью всеми своими компонентами.
«В этой философии марксизма, — подчеркивал В.И. Ленин, —
вылитой из одного куска стали, нельзя вынуть ни одной основ<
ной посылки, ни одной существенной части, не отходя от объек<
тивной истины, не впадая в объятия буржуазно<реакционной
лжи» (6. Т. 18. С. 346).
Иное понимание и неполное использование диалектическо<
го материализма лишает его органической целостности и тем са<
мым способности реализовать свои потенции. Положение ослож<
няется еще и тем, что вырванные из контекста отдельные части
диалектического материализма служат внешней формой, при<
крытием догматизма и эклектики и иных форм заблуждений и
ошибок в познании.
Способность диалектического (и исторического) материализ<
ма выступать подлинно научным методом познания обусловли<
вается тем, что он в целом и все его компоненты являются объек<
тивно<истинными знаниями. В отличие от прежней философии,
являвшейся плодом кабинетных, умозрительных размышлений
ее создателей, диалектический материализм строит свои поло<
жения на строго научной основе — на результатах конкретных
наук о природе, обществе и мышлении. Все философские зако<
189
Раздел II
ны, категории и принципы носят объективный, подлинно науч<

ный характер потому, что выведены не умозрительно, а на осно<
ве критической переработки всей истории философии, истории
развития научной мысли и углубленного анализа конкретных об<
щественных наук: экономических, исторических, юридических,
социологических, а также отдельных областей естествознания и
математики.
Аналогичным образом должно строиться соотношение диа<
лектического и исторического материализма с конкретными на<
уками и в настоящее время. Успехи естественных, социальных,
психологических и иных наук позволяют углубить и расширить
представления человечества об окружающем мире и самом себе.
Соответственно создается необходимая объективная основа для
совершенствования и развития философских знаний, для при<
ведения их в форму, соответствующую современному уровню
знаний. Но для этого требуются специальные исследования фи<
лософов.
Без систематической и творческой работы по приведению
формы диалектического материализма в соответствие с новей<
шими достижения конкретных наук он может потерять доверие
со стороны представителей конкретных наук, что собственно и
происходит в настоящее время не только в правоведении, но и в
других сферах научного познания. Под предлогом критики диа<
лектического материализма, его несоответствия новейшим дос<
тижениям конкретных наук подвергается сомнению суть марк<
систской философии, ее способность быть подлинно научным
методом. В результате проигрывают и конкретные науки, и фи<
лософия. В частности, обращение российских правоведов к иде<
алистическим философским системам (кантианству, гегельян<
ству) уводит в сторону ученых<юристов значительно дальше от
объективно<истинных путей научного познания, чем неумелое
следование диалектико<материалистическому методу.
Советские правоведы больше призывали друг друга творчес<
ки применять диалектико<материалистический метод, чем дей<
ствительно его применяли. Процесс практического применения
данного метода проходил болезненно, трудно и чаще всего не<
верно. И тем не менее абстрактное, формально<логическое сле<
дование диалектике, материалистическому пониманию истории
человеческого общества позволяло советской юридической на<
уке пойти намного дальше в познании и объяснении правовых
190
явлений и процессов по сравнению с ныне исповедуемыми в Рос<

сийской Федерации правовыми теориями вчерашнего и позав<
черашнего дня, представляющими фантазии на темы правовых
теорий Канта и Гегеля.
Сегодня С.С. Алексеев упрекает «марксистско<ленинскую те<
орию права» в «бесплодности также с интеллектуальной и фи<
лософской сторон». «Ее философская основа — положения о
классовости права — не только свела этот институт цивилиза<
ции и культуры к одной политической стороне (причем ничего
принципиально нового в существующие представления при та<
ком подходе не добавляя), но и исказила смысл его социальной
силы и помешала подойти к его пониманию как объективиро<
ванного институционного образования. Рассматриваемый путь
в сфере юридических знаний показал свою тупиковость, бес<
плодность» (16. С. 171).
Приведенное высказывание С.С. Алексеева убедительно сви<
детельствует о том, что даже этот ведущий советский ученый<
теоретик, получивший за свои успехи на научном поприще го<
сударственную премию СССР, не только не умел применять ди<
алектику, но даже не знал ее действительного содержания. Все
богатство теоретического и методологического содержания ди<
алектического материализма он свел к одному принципу, абсо<
лютизировав его роль в научном познании. Ясно, что с такой
философской основой в познании права далеко не уйдешь и на
передовые рубежи не выйдешь. Но источником беды, вопреки
С.С. Алексееву, выступает не диалектический метод, а сам
С.С. Алексеев, не сумевший его творчески применить. Словом
повторяется известная ситуация из басни И.А. Крылова, герои<
ня которой, не сумев понять полезные свойства вещи, разувери<
лась в самой вещи.
Акцентируя внимание на взаимосвязи материалистической ди<
алектики и конкретных наук, необходимо видеть их качественное
различие в предметах изучения объективной реальности. Не толь<
ко Д.А. Керимов, но и некоторые философы (284. С. 28) верят в
то, что различие между философией и конкретными науками ви<
дится только в степени общности исследуемых ими закономерно<
стей. Из понимания того, что «общая философия имеет своим
предметом общие закономерности», а философия права «высту<
пает более конкретной ступенью в познании правовых явлений и
процессов», нетрудно логически представить восхождение юрис<
191
Раздел II
та на высоты философского обобщения как вполне возможное и

реальное действие.
На самом деле просто всеобщее не составляет прерогативы ди<
алектического материализма. Значительная часть и конкретных
наук в пределах своего предмета познает всеобщие связи и отно<
шения либо всеобщее имеет своим предметом (например, кибер<
нетика, математика, теория управления).
Ошибка в понимании предмета диалектического материализ<
ма как «всеобщего» кроется в неверной интерпретации извест<
ного определения диалектики как науки о всеобщих законах дви<
жения и развития природы, общества и мышления. В этом опре<
делении термин имеет строго определенную сферу применения —
относится только к законам движения и развития, которые дей<
ствуют во всех трех сферах: природе, обществе и мышлении. Но
в этих же сферах могут действовать и действуют иные всеобщие
законы, которые не входят в предмет философии, а рассматри<
ваются другими науками: математикой, кибернетикой и т.д.
Критерий отграничения всеобщего как предмета диалектичес<
кого материализма от всеобщего как предмета конкретных наук
кроется в специфике философии, призванной рассматривать со<
отношение материи и сознания. Диалектический материализм
исследует такое всеобщее, которое связано прямо и непосред<
ственно с решением этого основного вопроса философии. «Лю<
бая проблема марксистской философии так или иначе рассмат<
ривается через основной вопрос философии, противоречие между
материей и сознанием является исходным и ведущим в разреше<
нии всех проблем мировоззрения» (150. С. 23).
Внешним выражением специфического предмета диалекти<
ческого материализма служит присущая только ему номенклату<
ра понятий и категорий. Марксистская философия исключает
возможность возведения в ранг философских понятий и прин<
ципов, используемых конкретными науками для отражения, фор<
мулирования исследуемых ими всеобщих связей и зависимостей.
В тех случаях, когда диалектика с позиций своего предмета рас<
сматривает достижения конкретных наук, результаты философ<
ского осмысления действительности неизбежно формулируют<
ся в системе ее понятий и категорий.
Изложенное раскрывает причины, по которым математика,
кибернетика и другие конкретные науки, подымающиеся до вы<
сот всеобщих обобщений, оказываются не философскими, а спе<
192
циальными науками. Они исследуют определенный круг законо<

мерностей вне какой<либо связи и зависимости от основного воп<
роса философии и соответственно не могут претендовать на фи<
лософский статус. Равным образом и юридическая наука, как бы
этого ни хотелось Д.А. Керимову, никогда не станет философской
наукой, даже если поднимется ее «уровень философских обобще<
ний» благодаря творческой деятельности этого автора и его фило<
софским трудам.
Д.А. Керимов правильно исходит из возможности изучения
правоведением как общих закономерностей общественной жиз<
ни, определяющих развитие правовых явлений, так и относитель<
но самостоятельных специфических закономерностей, которые
вместе с тем выступают как общие для всех частей правового ме<
ханизма (139. С. 7). Однако не имеется никаких оснований при<
писывать результаты таких исследований некоей «философии
права».
Как часть обществознания правовая наука имеет своим пред<
метом закономерности функционирования и развития правовой
надстройки и призвана его исследовать на самых различных уров<
нях — от закономерностей, присущих правовой надстройке в це<
лом, до специфического предмета отдельных юридических наук.
Правоведение может уточнить и конкретизировать связи права с
другими компонентами общества: экономикой, политикой, фор<
мами общественного сознания в процессе комплексных иссле<
дований и раскрытия закономерностей воздействия общества, его
компонентов на право.
Теоретически можно допускать и возможность рассмотрения
ученым<юристом общих социологических закономерностей, изу<
чаемых историческим материализмом. Оправдание подобного
рода исследованиям видится в том, что правоведение не может
успешно развивать конкретное, специфическое знание без учета
воздействующих на право общих социологических закономер<
ностей. Но от такого «философского» экскурса никакой филосо<
фии права образоваться не может.
Вторжение юриста в сферу предмета исторического материа<
лизма, или, говоря высоким стилем Д.А. Керимова, постижение
высот философского обобщения, может характеризоваться раз<
личными результатами.
Первый вариант. Полученные результаты вносят изменения в
содержание исторического материализма, хотя признаюсь чест<
193
Раздел II
но, о таком чудо, юристе я ничего не слышал. Тем не менее по<

знанное целиком и полностью входит в предмет философии. Пра<
воведение остается «с носом». В лучшем случае ему можно толь<
ко гордиться своими «быстрыми разумом невтонами», способ<
ными двигать кое<что и помимо своей науки.
Второй вариант. Полученные знания дополняют и развивают
правовую науку, ее предмет. Правовед выступил в своей собствен<
ной ипостаси — отошел от права, чтобы полнее и глубже его по<
знать. Коль скоро были расширены знания о предмете правовой
науки, то полученные результаты при помощи и благодаря фи<
лософии являются подлинно юридическими, но никак не фило<
софскими. Ибо предметная принадлежность знаний определя<
ется не методом, с помощью которого были добыты знания, а
сферой научного знания, в которой новые положения, выводы
могут быть квалифицированы как новые.
Ни одна из составных частей диалектического материализма,
будучи примененной в познании права, его закономерностей, не
образует особого знания, которое можно было бы квалифициро<
вать в качестве особого философско<юридического знания, со<
ставляющего содержание специальной юридической дисципли<
ны в виде «философии права». Чтобы не быть голословными, рас<
смотрим конкретные способы, пути применения в познании
предмета общей теории права каждой из составных частей диа<
лектического материализма по отдельности. Начнем прежде всего
с проблем применения законов и категорий диалектики, кото<
рым советские правоведы отдавали несомненный приоритет и
изучали наиболее интенсивно.
5.3. Почему, преломляя категории диалектики,

советские юристы наломали немало дров?
В начале 60<х годов, когда искоренение сталинского видения ди<
алектики стало важнейшей задачей философов и обществоведов,
ученые<юристы активно подключились к этому очередному авралу
в обществознании и достаточно быстро освободились от всего вред<
ного и ненужного хлама, обратив первостепенное внимание на «су<
щественное и необходимое». Одним из таких направлений в этот
период и стали исследования специфики применения категорий и
законов диалектики в познании правовых явлений.
Направление возникло из потребности вооружить юристов
умением творчески и правильно использовать диалектико<мате<
194
риалистический метод. Теоретическое обоснование этой потреб<

ности строилось на двух общеизвестных и, как казалось в тот пе<
риод, очевидных тезисах: 1) законы и категории диалектики яв<
ляются всеобщим методом познания, и их использование уче<
ными<юристами является необходимым условием успешного раз<
вития правоведения; 2) «общие гносеологические законы и ка<
тегории диалектики не переходят в правовую науку в готовом и
неизменном виде. Наоборот, происходит наполнение их конк<
ретным содержанием, своеобразная «адаптация», они модифи<
цируются и, таким образом, получают специфическое выраже<
ние, имеющее значение применительно к правовой науке» (124.
С. 45–46). Отсюда делался вывод о том, что «важнейшей методо<
логической проблемой юридической науки является разработка
специфики применения законов и категорий материалистичес<
кой диалектики к изучению государства и права» (388. С. 73).
Итак, проблема превращения всех юристов в диалектически
мыслящих личностей решалась достаточно просто. Нужно было
лишь выявить специфику применения категорий материалисти<
ческой диалектики в понятном для юристов виде. А им уже не
остается ничего иного, как заглотнуть наживку и всю оставшую<
ся жизнь творить науку только на строго диалектико<материали<
стических началах, без какой<либо перспективы допустить науч<
ную ошибку, впасть в позитивизм, психологизм или иное болото
буржуазной правовой мысли.
Всякие сомнения относительно диалектической трактовки
проблем правоведения должны рассеиваться аки дым после оз<
накомления познающего субъекта с трудами правоведов, диалек<
тически «преломивших» материалистическую диалектику при<
менительно к праву. Настолько оказывается все просто и заман<
чиво, что отпадает всякая необходимость в изучении самой диа<
лектики в ее «чистом» и первозданном виде.
Но что же такое «специфика применения философских кате<
горий и законов в правоведении»? Каким путь она должна выяв<
ляться и в какого рода знаниях должна проявляться ?
Первоначально на роль специалистов по конкретизации фи<
лософских категорий и законов претендовали представители об<
щей теории права. Этим целям, собственно, и должна была слу<
жить возрождаемая ими философия права. Справедливость по<
добных претензий виделась в том, что общая теория права как
теоретическая основа остальных юридических наук «дает науч<
195
Раздел II
ное решение основного гносеологического вопроса применитель<

но к государству и праву» (377. С. 45). «Решая такие проблемы, —
полагал П.А. Рачков, — теория государства и права необходимо
становится связующим звеном между марксистской философи<
ей права и конкретными юридическими науками» (272. С. 65).
Подобный взгляд разделял и Д.А. Керимов, по мнению которо<
го, «общая теория государства и права, поднимаясь в познании
своего предмета от отдельного к всеобщему, все более приближа<
ется к философскому осмыслению изучаемой ею действитель<
ности» (135. С. 17).
Таким образом, конкретизация философских категорий по<
нималась как уточненная, дополненная, модифицированная об<
щая теория права. В качестве конкретных направлений доведе<
ния общей теории права до уровня философских модификаций
предлагалось исследовать специфику применения в познании
права категорий сущности и явления, содержания и формы, при<
чины и следствия и др.
Монопольное право общей теории права на философскую
проблематику, однако, подверглось основательной критике со
стороны представителей конкретных юридических наук, не по<
желавших рассматривать философские проблемы правоведения
только глазами представителей общей теории права. Наиболее
убедительно эти настроения выразил М.С. Строгович, изложив
свою позицию следующим образом: «Все юридические науки без
исключения — и общая теория государства и права, и каждая от<
дельная отраслевая юридическая наука — непосредственно опи<
раются на философию марксизма<ленинизма, черпают философ<
ские положения и основания непосредственно из сокровищни<
цы марксизма<ленинизма, не нуждаясь ни в каком «передатчи<
ке», «связующем звене» и т.д. ... Любая отраслевая юридическая
наука обречена на неуспех, в ней неизбежно происходят срывы,
ошибки, если она в какой бы то ни было мере отмежевывается от
философии, исходя из ложных соображений, будто философс<
кие вопросы правоведения — это дело только общей теории пра<
ва» (323. С. 76–77).
Впоследствии и представители общей теории права признали
правомерность претензий конкретных наук на разработку про<
блем применения категорий и законов диалектики с учетом спе<
цифики предмета этих наук (376. С. 18–25). Но такое, по нашему
мнению, верное понимание соотношения философии и конкрет<
196
ных юридических наук весьма основательно подрывало идею со<

здания философии права как науки или части теории права, при<
званной раскрыть специфику применения философских катего<
рий в рамках правоведения в целом.
Преломление оказывалось не единым актом на уровне общей
теории права, как это понимали сторонники философии права,
а широкомасштабной акцией в пределах предмета всех без како<
го<либо исключения юридических наук. Привести же серию этих
преломлений к общему знаменателю — единой философии пра<
ва — не представлялось возможным. Многообразие правовых яв<
лений делает малореальными поиски неких общих черт, харак<
теризующих специфику использования философских категорий
в правоведении.
Попробуйте, например, найти дополнительные признаки,
которые бы характеризовали специфику применения философ<
ской категории «сущность» в познании таких явлений, как нор<
ма права, правонарушение, федеральный налог на имущество
граждан, гражданско<правовой договор купли<продажи, право
государственной собственности на землю и обязанность граж<
дан воспитывать своих детей. А подобная процедура, если пос<
ледовательно исходить из идеи создания философии права, дол<
жна быть проделана и со всеми остальными категориями диа<
лектики.
Таким образом, исследования специфики преломления фи<
лософских категорий в праве могли проводиться в лучшем слу<
чае на уровне отдельных юридических наук. Соответственно и
правоведение должно было увеличиться ровно вдвое за счет об<
разования при каждой юридической науке особого компонента
в виде философии права. Наряду с философией права как частью
общей теории права должны были образоваться философия на<
уки семейного права, философия науки финансового права, фи<
лософия криминалистики и т.д.
Тем не менее подобных образований не появилось ни в одной
отрасли правоведения, в том числе и в общей теории права, хотя
специальных исследований в этом плане было проведено предо<
статочно. Особую активность проявили честолюбивые аспиран<
ты<теоретики, активно искавшие специфику преломления в пра<
ве практически всех основных категорий диалектики. Однако
проведенные исследования не привели к желательным для нео<
философов права результатам, которые можно было бы квали<
197
Раздел II
фицировать как новый вид знаний, как некое юридико<философ<

ское знание. Причина оказалась весьма банальной.
Сторонники философии права, подав прекрасную идею, за<
были или уклонились от главного — разработки способов, путей
реализации поданной идеи. Каждый желающий возвысить юри<
дическую науку до высот философских обобщений должен был
полагаться на собственные силы, опыт и интуицию.
Интуиция же направила энтузиастов самым простым путем:
первоначально излагались взгляды философов относительно со<
держания категорий, которые предполагалось преломить в пра<
ве. Затем выбирался взгляд, который наибольшим образом им<
понировал автору, и после всего этого наступал завершающий
этап конкретизации — анализ специфики проявления исследуе<
мой категории в праве. Такой анализ проводился чаще всего при<
менительно к какой<либо одной проблеме общей теории права
или иной отрасли правоведения. Основное внимание уделялось
степени соответствия положений юристов конкретным философ<
ским категориям. Далее мог идти юридический анализ пробле<
мы сам по себе, без какой<либо связи с философскими категори<
ями (См.: 364).
Понятно, что предложенное в результате такого «преломле<
ния» решение не могло претендовать на всеобщее в пределах об<
щей теории права и уж тем более правоведения в целом. То, что
приемлемо для одной юридической проблемы, не обязательно
должно быть таковым и для остальных. Для обнаружения дей<
ствительного всеобщего на уровне единичного и отдельного не<
обходим последовательный анализ всех или большинства таких
проблем.
Поэтому в некоторых работах использовался и другой способ
конкретизации философских категорий — предпринимались по<
пытки из философского содержания категорий вывести некото<
рые общие признаки, характерные для права и его компонентов,
а затем показать справедливость выведенного на отдельных при<
мерах из правовой науки или юридической практики. Коль ско<
ро вывести всеобщее для правоведения в целом или отдельной
науки из содержания философских категорий было практически
невозможно, то специфика использования философских катего<
рий в праве, которую якобы выявил исследователь, чаще всего
сводилась к механическому вкраплению в философские положе<
ния терминов «правовой», «правовая». Тем самым философским
198
по содержанию положениям придавалась видимость юридичес<

кой конкретизации, и не более того. Специфика преломления
философии в праве по<прежнему оставалась вещью в себе, кото<
рую нужно было еще выявить.
Оба способа конкретизации философских категорий в праве
органически сочетал Д.А. Керимов в работе «Философские про<
блемы права», которая является бесспорным образцом «философ<
ского» освоения правовой действительности и убедительным до<
казательством бесперспективности таких исследований.
Вот как, например, происходит процесс преломления кате<
гории «система» в праве. Первоначально автор являет себя ком<
петентным и скорее всего самым вдумчивым и самым умным
философом. В специальном параграфе «Понятие системы в пра<
ве» он со знанием дела цитирует одного из авторитетов филосо<
фии тех лет, академика Б.М. Кедрова, поддерживает положе<
ния других, не менее маститых философов и по<отечески мягко
журит авторов, чьи положения признает недостаточно коррек<
тными. Одновременно автор может быть и весьма жестким, су<
ровым к «вредным и ошибочным» положениям. Подобным об<
разом он относится к социологам и юристам, среди которых
«укоренилось не просто ошибочное, но и вредное мнение» (135.
С. 285).
По прочтении параграфа можно почерпнуть отдельные све<
дения об истории становления системного анализа за рубежом и
в СССР, а также о современном состоянии научных разработок
этого метода. В частности, оказывается, что «далекая от научной
скромности самореклама» системного подхода за рубежом пер<
воначально ввела в заблуждение и некоторых наших философов.
Но слава богу, нашлись достойные авторы, сумевшие показать,
кто есть кто, и сделать вывод о том, что работы классиков марк<
сизма «дают гораздо больше, чем исследования многих современ<
ных «системников» (особенно западных)» (135. С. 271–272);
применение категории «система», системного подхода к по<
знанию, в частности, правовых явлений имеет исключительно
важное значение, поскольку позволяет вскрывать внутреннее
единство права, органическую взаимосвязь и гармоничное взаи<
модействие частей, его составляющих (135. С. 274);
подлинные потенции категории «система» могут проявиться
лишь со временем. Зарубежная да и советская наука пока что не
имеют единого определения категории «система» и оказываются
199
Раздел II
«перед фактически неизбежным морем оттенков и истолкований

этого понятия» (135. С. 276).
Д.А. Керимов не замечает, как впадает в логическое противо<
речие. Если системный подход уступает диалектико<материали<
стическому методу, то каким образом недостаточно разработан<
ная категория «система» способна существенным образом моди<
фицировать процесс познания и, в частности, «вскрыть внутрен<
нее единство права, органическую взаимосвязь и гармоничное
развитие частей, его составляющих» (135. С. 274)?
Создание внутреннего единства права составляет конечную
цель всей юридической науки и правотворческой практики.
Сложность же этой глобальной задачи состоит в том, что внут<
реннее единство права достигается за счет правильного отраже<
ния закономерных связей и зависимостей общественных отно<
шений, которые к тому же находятся в постоянном развитии,
изменении. Поэтому научное постижение социальных законо<
мерностей и соответствующих им юридических принципов ста<
новится возможным с применением всего арсенала методологи<
ческих средств, которыми располагает юридическая наука, в том
числе и диалектико<материалистический метод в целом. Кроме
того, нельзя не учитывать и того обстоятельства, что эта задача
может быть решена в идеале путем последовательного развития
и совершенствования знаний о праве и его закономерностях.
Но положим, что Д.А. Керимов прав. Нашел он такой вол<
шебный «сезам», перед которым раскрываются тайны любых пра<
вовых проблем. Тогда следовало бы показать конкретно, каким
образом научное новообразование способно подменить диалек<
тико<материалистический метод, частью которого оно является.
Однако вместо серьезного научного обоснования методологичес<
ких возможностей категории «система» Д.А. Керимов переходит
к оценке определений, высказанных в философской литературе.
Естественно, ни одно из действующих определений удовлетво<
рить автора не смогло. В одном отождествляется система с це<
лым, другое оставляет читателей «в полном недоумении», тре<
тье, хотя и имеет некоторые преимущества перед другими, но все
же является несовершенным.
И тогда, махнув рукой на философов, наш автор дает собствен<
ное определение системы в праве, полагая, что данную катего<
рию следует понимать как «объективное объединение (соедине<
ние) по содержательным признакам определенных правовых ча<
200
стей в структурно упорядоченное целостное единство, обладаю<

щее относительной самостоятельностью, устойчивостью и авто<
номностью функционирования» (135. С. 278).
Как видим, определение с правом роднят только термины «в
праве», «правовой». Убери их, и изложенное немедленно взлетит
до высот «философских обобщений». Нет ничего специфически
правового и в комментариях, которыми Д.А. Керимов поясняет
свое определение. Все та же философская высь и безбрежность.
Редуцируя понятие «система в праве» из соответствующей фи<
лософской категории, автор, нарушает один из важнейших прин<
ципов диалектической логики — конкретность исследований. Не
реально действующее право, не конкретные формы взаимодей<
ствия его проявлений друг с другом и иными социальными явле<
ниями предстают источником объективно<истинных теоретичес<
ких знаний, а наоборот, исследователь приходит к анализу пра<
вовой реальности со своим априорно взятым аршином и начи<
нает под него подгонять правовую реальность.
Понятно, что не составит большого труда таким способом пе<
ревести все философские категории и законы на уровень права.
Знай только проставляй, где к месту, а где и не очень, соответ<
ствующие правовые термины «правовой», «правовая». Но и на<
учного значения подобного рода «исследования» также иметь не
будут.
Оставаясь на уровне философских категорий и законов, юрист
не на йоту не продвигает правовую науку вперед. Право хотя и
развивается по законам диалектики, но, как и любая иная сфера
социального бытия, имеет собственное содержание и законы, де<
терминирующие это содержание. Поэтому экскурсы юриста в фи<
лософию, иные области научного знания хороши в той мере, в
какой они приводят к раскрытию непосредственной диалектики
права, его собственных законов. Без соблюдения этого условия
нет и не может быть плодотворно работающего в правоведении
ученого. Он может себя проявлять талантливым философом, со<
циологом, политологом, но только не юристом.
Чтобы понятие «система в праве» спустить на правовую почву,
нужно осуществить анализ системного строения правовых явле<
ний. Но наивно было бы полагать, что такой путь обязательно при<
ведет к позитивным результатам, к выявлению специфики пре<
ломления философской категории «система» в праве. Скорее все<
го никакой специфики преломления выявить не удастся. Слож<
201
Раздел II
ность и многообразие системного строения правовых явлений не

позволяют дополнить, расширить содержание философских ка<
тегорий на уровне правоведения.
Следовательно, нужно было корректировать саму идею о воз<
можности «преломления», конкретизации философских катего<
рий в правовой науке. Но такой исход сторонников философии
права не устраивал, а потому Д.А. Керимов пытается применить
данное им определение «системы в праве» к одной проблеме об<
щей теории права — системе права. Однако и здесь категория не
дала ожидаемого приращения правовых знаний.
Располагая сведениями о том, что отрасль права является
объективным основанием и характеризуется относительной са<
мостоятельностью, устойчивостью и автономностью функциони<
рования, невозможно выделить и обосновать ни одной конкрет<
ной отрасли права. Во<первых, этими же признаками Д.А. Кери<
мов наделил и остальные компоненты системы права — право<
вые институты и даже нормы права. Во<вторых, дифференциа<
ция системы права на отрасли ведется при помощи двух крите<
риев: предмета и метода правового регулирования, содержащих
конкретные признаки, при наличии которых массив норм и ин<
ститутов образует целое — отдельную отрасль права. В выделен<
ной при помощи этих критериев отрасли права не стоит большо<
го труда найти все те признаки, которые Д.А. Керимов включает
в содержание «системы в праве». Но из всеобщих признаков фи<
лософской категории, даже с приставкой «в праве», никому не
удастся вывести юридические критерии деления системы права
на отрасли. И не случайно автор напрочь забывает о своих фило<
софских подпорках, когда раскрывает значение предмета и ме<
тода правового регулирования в образовании отраслей права,
когда полемизирует относительно понимания нормы права, рас<
сматривает иные сугубо правовые вопросы.
Изложенным методом Д.А. Керимов «преломляет» примени<
тельно к специфике права и другие философские категории —
части и целого, содержания и формы, сущности и явления. Сле<
дуя за автором, читатель «Философских проблем права» вынуж<
ден первоначально знакомиться с обзором взглядов философов
на соответствующую категорию, а затем читать о том, как автор
пытается проиллюстрировать всеобщее правовой материей, при<
мерами из правовой практики, а затем при рассмотрении конк<
ретных юридических вопросов выступает чистым юристом, рас<
202
сматривая их без какого<либо участия «преломленных» философ<

ских категорий.
При таком изложении материала невольно возникает вопрос:
а что же здесь относится к философии права — философские об<
зоры Д.А. Керимова, или же фрагменты, посвященные описанию
чисто правовых проблем, или же все это вместе, скопом? Но зап<
ряженные в одну повозку конь и трепетная лань, как известно,
не способны образовать лихую «пару гнедых». Так и философия
права, механически составленная их двух качественно различных
наук, заставляет мысль метаться между философией и правове<
дением, не порождая сколько<нибудь значимых результатов, спо<
собных двинуть научную мысль, породить подлинно научные
способы изучения права, его закономерностей.
Симптоматично, что с публикацией «Философских проблем
права» число охотников преломлять философские категории в
праве не возросло. Скорее наоборот, интерес к подобного рода
исследованиям стал заметно угасать. Одновременно стали выс<
казываться и иные взгляды на процесс философизации правове<
дения. Так, Л.И. Спиридонов уже в 1973 г. обращал внимание
юристов на небольшую ценность работ, в которых философские
категории непосредственно сопоставляются с отдельными сто<
ронами правовой действительности. Ибо, «применяя этот спо<
соб, исследователь<юрист в состоянии проиллюстрировать фи<
лософские понятия «примерами из юриспруденции», но отнюдь
не раскрыть собственную природу права» (310. С. 35). Действи<
тельным способом раскрытия диалектики права является способ
восхождения от абстрактного к конкретному.
А.М. Васильев не выступает прямо против предлагаемого Д.А.
Керимовым способа разработки философских проблем правове<
дения и тем не менее предлагает иной путь их решения. Он пола<
гает, что в логической структуре теории государства и права фи<
лософские положения занимают особое место — место основа<
ний данной науки (52. С. 76).
Неверной является и постановка российскими правоведами
вопроса о поиске категорий, которые работают в правоведении с
наибольшей нагрузкой (4. Т. 1. С. 116; 51. С. 103). Материалис<
тическая диалектика не знает деления своих категорий на основ<
ные, главные и вспомогательные, менее важные.
Всеобщий, универсальный характер марксистско<ленинской
диалектики выражается в ее применимости не только во всех сфе<
203
Раздел II
рах науки, но и в любом познавательном акте. «В любом предло<

жении можно (и должно), — отмечал В.И. Ленин,— как в «ячей<
ке» («клеточке») вскрыть зачатки всех элементов диалектики,
показав таким образом, что всему познанию человека вообще
свойственна диалектика» (6. Т. 29. С. 321).
В правовых исследованиях законы и категории диалектики ис<
пользуются и там, где их применение очевидно (содержание и
форма права, сущность права), и там, где исследуются вопросы,
на первый взгляд весьма далекие от философской проблемати<
ки, как, например, вопрос о понятии нормы права.
Чтобы раскрыть понятие «правовая норма», необходимо преж<
де всего отграничить правовые нормы от неюридических правил
поведения и от юридических индивидуальных предписаний.
Предпринятые в конце 50<х годов попытки установить критерии
такого отграничения эмпирическим путем, на основе только ана<
лиза конкретного правового материала, не привели сразу к пло<
дотворным результатам. Оставалось неясным главное — в чем зак<
лючаются сущность, содержание нормы права и какова подлин<
ная роль выявленных признаков: неконкретность адресата нор<
мы, многократность применения и др. Вследствие этого некото<
рые авторы поставили под сомнение общую природу правовой
нормы.
Только тогда, когда было установлено, что сущность нормы
права заключается в том, что норма представляет собой государ<
ственно<волевой регулятор общественных отношений, удалось
достаточно глубоко раскрыть ее содержание как государствен<
ного решения, правила поведения общего характера, что это со<
держание наиболее полно отражает не признак неконкретности
адресата (оказалось, что общий объект имеет и ряд ненорматив<
ных, так называемых директивных или распорядительных, пред<
писаний), а признак неоднократности исполнения. Более того,
последующими исследованиями было установлено, что эти эм<
пирически выявленные признаки являются признаками не пра<
вовой нормы как таковой (хотя бы и «внешними»), а тех право<
вых предписаний, в которых норма (чаще ее элементы) выража<
ется в нормативных актах.
В свою очередь, выявление сущности правовой нормы как го<
сударственного регулятора общественных отношений предпола<
гает анализ составляющих ее элементов, связей. Но прежде чем
говорить об элементах, связях правовой нормы, ее содержании и
204
сущности, необходимо иметь четкие представления о том, что та<

кое элемент, связь, сущность, содержание вообще и каковы те
признаки, по которым можно в процессе познания отделять су<
щественное от второстепенного, сущность от содержания, необ<
ходимость от случайности и т.д.
Любое конкретное явление наряду с присущими ему специ<
фическими признаками как частица, одно из проявлений мате<
риальной действительности характеризуется определенной сово<
купностью всеобщих черт, признаков. Для их выявления и при<
меняются философские категории. Как опорные пункты на пути
отыскания новых результатов данные категории дают критерии
для определения всеобщих черт, связей конкретного и объясня<
ют характер их соотношения. Так, при разложении целого на ча<
сти используются философские категории «элемент», «связь»,
«функция», «система». Изучение причинно<следственных связей
предполагает четкие представления о категориях «причина» и
«следствие» и их отличиях от понятий «повод», «мотив» и «сред<
ство».
Именно диалектика в целом, а не какая<то отдельная пара ее
категорий выполняет роль философского основания общей тео<
рии и способна обеспечить раскрытие диалектики исследуемого
явления.
Диалектика отдельного правового явления — это вся его слож<
ная и многообразная жизнь, выраженная в его внутренней струк<
туре, содержании, сущности, функциях, взаимосвязях с явлени<
ями и процессами, образующими конкретно<историческую сре<
ду его функционирования и развития. И было бы наивным пола<
гать, что выявить глубинные закономерные связи исследуемого
можно формально<логическим путем, последовательно приме<
няя к нему ту или иную пару философских категорий. Напри<
мер, первоначально выявить содержание и форму исследуемого,
затем определить его сущность и формы проявления, а далее пе<
рейти к поискам связей как причин и следствия, т.е. идти тем
путем, который проповедует Д.А. Керимов в своих философских
исследованиях.
Коль скоро каждое правовое явление находится в диалекти<
чески противоречивых отношениях с другими явлениями, про<
являет себя разным способом, то при формально<логическом со<
поставлении категорий диалектики одна и та же связь, соотно<
шение может пониматься различным образом. Все зависит от
205
Раздел II
того, как исследователь интерпретирует соответствующую кате<

горию диалектики и насколько верно она используется в позна<
нии. Диалектика же конкретного обнаруживается лишь при од<
новременном применении всех категорий диалектики и всего ар<
сенала приемов, способов научного познания, применяемых в
правоведении.
Признание всеобщности законов и категорий диалектики, их
применимости в познании всех, а не отдельных проблем право<
ведения делает проблематичным и даже вредным призыв напол<
нить философские категории конкретным правовым материалом,
конкретизировать их применительно к специфике правовой ма<
терии.
Следует отметить, что основоположники диалектического ма<
териализма вообще избегали выражения «конкретизировать за<
коны диалектики». Они говорили: «закон проявляется», «высту<
пает в другой форме», «прокладывает путь» и в соответствии с
этим задачу научного исследования сводили к «открытию зако<
нов развития в каждой отдельной области», к «отысканию зако<
нов в конкретном».
Между философским и специальным знанием имеется каче<
ственное различие, которое обстоятельно анализируется Ф. Эн<
гельсом на примере закона отрицания отрицания. Основные по<
ложения Ф. Энгельса здесь сводятся к следующему:
1) всеобщее (закон отрицания отрицания) абстрагируется пол<
ностью от особенностей каждого процесса, поскольку для каж<
дого предмета, явления существует особый вид отрицания отри<
цания. При этом не любое отрицание конкретного есть проявле<
ние закона отрицания отрицания. Признание вещи несуществу<
ющей, уничтоженной в диалектике не признается отрицанием.
Последнее имеет место только тогда, когда вещь воспроизводит,
проявляет себя в иных формах;
2) для раскрытия специфики проявления закона отрицания
отрицания важно знание не только всеобщего, но и конкретно<
го. «С одним знанием того, что ячменный стебель и исчисление
бесконечно малых охватываются понятием «отрицание отрица<
ния», я не смогу ни успешно выращивать ячмень, ни дифферен<
цировать и интегрировать» (3. Т. 20. С. 146);
3) формально<логическая подгонка конкретного под закон от<
рицания отрицания не имеет ничего общего с наукой. «При от<
рицании отрицания, сводящемуся к ребяческому занятию — по<
206
переменно ставить а и затем вычеркивать его, или попеременно

утверждать о розе, что она есть роза и что она не есть роза, — не
получится и не обнаружится ничего, кроме глупости того, кто пред<
принимает подобную скучную процедуру» (3. Т. 20. С. 146).
Задачи диалектического исследования природы Ф. Энгельс
видел не в том, чтобы внести диалектические законы в природу
извне, а в том, чтобы отыскать их в ней и вывести их из нее (3.
Т. 20. С. 12). При этом Ф. Энгельс неоднократно подчеркивал,
что процесс выведения всеобщего из особенного, равно как и
раскрытие диалектики конкретного явления, представляют со<
бой самостоятельные научные исследования (3. Т. 20. С. 145–146).
Таким образом, процесс выведения диалектики конкретного
явления, т.е. познания его закономерностей, можно рассматри<
вать и как процедуру конкретизации диалектического материа<
лизма применительно к этому явлению, но с тремя существен<
ными оговорками:
речь идет не о выявлении каких<то переходных знаний между
философией и конкретно<научным знанием, не о наполнении
философских категорий спецификой правовой материи, а о пря<
мом и непосредственном применении диалектического матери<
ализма к исследуемому предмету;
в познании используются не какие<то отдельные категории
диалектики, а вся их совокупность, понимаемая как диалекти<
ческий материализм в целом;
использование философских знаний в частно<научном иссле<
довании не ограничивается формально<логическим сопоставле<
нием сходных сторон, связей всеобщего и конкретного. Как
объективная логика диалектический материализм выступает ос<
нованием всей совокупности теоретических знаний и активно
применяется на всех этапах научного познания, в том числе в
процессе постановки научных проблем, выдвижения гипотез,
оценки имеющихся и вновь полученных знаний, их объяснения
и описания.
Как наука о всеобщих закономерностях развития природы, об<
щества и мышления диалектический материализм выступает в ка<
честве мировоззрения. Это означает, что разделяющий его поло<
жения юрист исходит из единства мира, его материальности, пер<
вичности материи и вторичности сознания, рассматривает явле<
ния объективной реальности, в том числе и право, как часть еди<
ного мира, которая находится в тесной взаимосвязи с другими
207
Раздел II
явлениями. При этом история развития права понимается как

строго закономерный, конкретно<исторический процесс.
Подход к изучению права с иных философских позиций, как
об этом свидетельствует история буржуазной юриспруденции, а
также современного российского правоведения, приводит к иде<
ализму, метафизике, эмпиризму, т.е. искаженному, односторон<
нему пониманию сущности и социального назначения данного
явления. Поэтому материалистическая диалектика является ми<
ровоззренческой основой конкретных наук в той мере и постоль<
ку, в какой мере и поскольку ее выводы получают воплощение в
результатах научного познания. Если знание законов или кате<
горий диалектики не реализуется в исследовании, то такое ис<
следование не является диалектическим. Великая основная мысль
о развитии мира «до такой степени вошла в общее сознание, что
едва ли кто<нибудь станет оспаривать ее в общем виде. Но одно
дело — признавать ее на словах, другое дело — применять ее в
каждом отдельном случае и в каждой данной области исследова<
ния» (3. Т. 21. С. 302).
Последовательно воплощая философские воззрения в позна<
ние правовых явлений, юрист получает возможность правильно
определить исходные теоретические и методологические посыл<
ки исследования, сформулировать гипотезы и сконцентрировать
внимание на их научном, теоретико<правовом обосновании. При
этом диалектический материализм ориентирует познающего
субъекта на поиск и открытие объективных знаний, а не мыслей,
оценок и мнений, иных форм выражения субъективного знания
об объективном. Нельзя забывать и о том, что только философия
исследует соотношение субъекта и объекта в познании и, следо<
вательно, без учета ее положений нельзя правильно определить
пути и способы постижения исследуемой проблемы.
Подобно опытному шахматисту, способному сразу отделить
сильные ходы от ошибочных и сосредоточить внимание на ана<
лизе наиболее перспективных вариантов продолжения партии,
правовед не будет задерживать своего внимания на теориях, по<
ложениях, явно не соответствующих законам и категориям ма<
териалистической диалектики, в частности не будет пытаться
раскрывать диалектику исследуемого в процессе анализа действу<
ющего законодательства или иных источников права. Позити<
вистский, нормативный подход к пониманию и сущности источ<
ников и закономерностей функционирования права нарушает
208
один из важнейших принципов диалектики — всеобщности связи

и зависимостей явлений объективного мира, первичности мате<
рии и вторичности сознания — и поэтому для юриста<марксиста
будет неприемлемым.
Не удастся раскрыть диалектику права, оставаясь в рамках пси<
хологической школы права, иных буржуазных теорий, рассмат<
ривающих право односторонне, неполно, упускающих его объек<
тивную связь с другими социальными явлениями и процессами,
а конечном итоге с действительными источниками его развития.
Законы и категории диалектического материализма наряду с
историческим материализмом, а также понятиями и категория<
ми правоведения, иных отраслей обществознания активно ис<
пользуются в процессе оценки и объяснения результатов юриди<
ческого исследования. Эта сторона философских знаний в юри<
дической литературе подчеркивается крайне редко. Между тем
она имеет принципиальное значение. На примере с нормой пра<
ва уже показывалось, как в процессе ее изучения применяется
практически весь понятийный аппарат диалектики. Ибо прежде
чем определить, какие свойства, связи, стороны конкретного
можно охарактеризовать как сущность, содержание, форму и т.д.,
нужно поставить выделенные компоненты в формально<логичес<
кое соответствие с той или иной философской категорией.
Непосредственное сопоставление философских категорий и
правовых понятий само по себе не содержит ничего порочного.
Ибо в этом и состоит теоретическая функция философских кате<
горий и, следовательно, один из подходов к познанию конкрет<
ного. Данный подход становится неправомерным лишь тогда,
когда научный анализ правовых явлений ограничивается нахож<
дением в них всеобщих сторон, связей, раскрываемых диалекти<
кой. Нахождение же всеобщего в конкретном не самоцель, а не<
обходимый момент на пути познания специфики и своеобразия
изучаемого явления.
Свидетельством прямого и непосредственного использования
диалектического материализма в конкретных юридических ис<
следованиях может служить и тот факт, что редко какая работа
обходится без использования той или иной совокупности фило<
софских категорий.
Прямое и непосредственное использование диалектического
материализма в правоведении является одним из важнейших мо<
ментов юридического правопознания, но не исключает исполь<
209
Раздел II
зования и других познавательных средств. Для выявления специ<

фических закономерностей правовых явлений необходим анализ
самих явлений, с тем чтобы «из собственных форм существующей
действительности развить истинную действительность как ее дол<
женствование и конечную цель» (3. Т. 1. С. 380).
Реализация этой задачи может быть осуществлена в процессе
исследования структуры явлений в их непосредственном конк<
ретно<историческом бытии, в их связи с другими правовыми яв<
лениями и иными сферами социального бытия. Такое исследо<
вание предполагает применение наряду с диалектико<материа<
листическим методом системы общих и частных приемов, а так<
же понятийного аппарата философии и конкретных наук. Полу<
ченные в итоге исследования правовые закономерности можно
сопоставить с соответствующими философскими категориями и
показать их соотношение как формы и сущности. Однако зако<
номерности конкретного нельзя вывести из всеобщих закономер<
ностей путем простого логического развития истины и, следова<
тельно, нет никаких оснований видеть в них только «конкрети<
зацию» философских категорий.
Как опорные пункты, ступеньки на пути познания конкрет<
ного законы и категории диалектического материализма приме<
няются прямо и непосредственно. Таким образом, нет никакой
необходимости в особых исследованиях специфики применения
философских категорий в праве, равно как и потребности в об<
разовании особой научной дисциплины в виде философии пра<
ва. Подобное направление научных исследований, как мы уже
убедились на примере работ Д.А. Керимова, ничего, кроме пере<
писывания философских цитат и запутывания юридических про<
блем, юристам дать не может. И вовсе не случаен плачевный итог
его разработок, когда в юбилейный год (двадцатилетие со дня
выхода своего труда «Философские проблемы права») он смог
подготовить и издать только работу, которая в основном повто<
ряла предшествующие публикации.
5.4. Принципы диалектической логики

и их роль в развитии теории права
В российском да и зарубежном правоведении неоднократно
предпринимались попытки признать философию права как на<
уку о юридическом мышлении, как методологическую часть об<
щей теории права или правоведения в целом. В настоящее время
210
наиболее активно такое понимание философии права пропаган<

дирует Д.А. Керимов, полагая, что «предмет философии права
можно охарактеризовать как разработку логики, диалектики и
теории познания правового бытия» (140. С. 4).
Однако такое понимание сути философии права не получило
поддержки у российских правоведов. Нет каких<либо объектив<
ных оснований менять решенный подобным образом вопрос и в
настоящее время. Поскольку логика и теория познания диалек<
тического материализма едины в основе, но различны по своему
содержанию, системе категорий и законов, то целесообразно
объективную связь этих частей философии и общей теории пра<
ва рассмотреть по отдельности, показав действительные причи<
ны, в силу которых ни та, ни другая часть диалектического мате<
риализма не может образовать какой<либо самостоятельной дис<
циплины вроде философии права .
Применением законов и категорий диалектики как опор<
ных пунктов, ступенек на пути познания конкретного далеко
не исчерпывается их теоретико<методологический арсенал.
Другой действенный путь использования диалектики в конк<
ретных науках характеризуется применением принципов диа<
лектической логики, представляющих собой закономерности
диалектического, научного познания. В числе этих принци<
пов чаще всего называют требования объективности, всесто<
ронности, конкретности и полноты познания, исторического
и конкретно<исторического подходов, раздвоения единого и
познания противоречивых его сторон, единства анализа и син<
теза и др. (6. Т. 29 С. 202–203; 379).
Связь между законами и категориями диалектики и выведен<
ными из них принципами диалектической логики является пря<
мой и непосредственной.
Требование объективности познания (не примеры, не отступ<
ления, а вещь в себе) целиком и полностью определяется мате<
риалистическим решением основного вопроса философии о вза<
имосвязи материи и сознания и соотношении общественного бы<
тия и общественного сознания. Материалистический подход к
сознанию как свойству высокоорганизованной материи отражать
в ощущениях, восприятиях и представлениях объективную ре<
альность, существующую по своим имманентным закономерно<
стям вне и независимо от сознания, в гносеологии означает, что
познание есть отражение в сознании людей свойств, связей, сто<
211
Раздел II
рон, предметов и явлений объективной реальности и что получе<

ние объективных, истинных знаний о закономерностях существо<
вания и развития материи не может осуществляться иначе как че<
рез рассмотрение, изучение самой объективной реальности, вещи
в себе.
Из положений объективной диалектики о всеобщности и мно<
горазличности отношений и постоянного изменения, развития
предметов и явлений материального и духовного мира в маркси<
стско<ленинской гносеологии устанавливается требование все<
сторонности исследования и исторического подхода. «Чтобы дей<
ствительно знать предмет,— говорил В.И. Ленин, — надо охва<
тить, изучить все его стороны, все связи и «опосредствования».
Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование все<
сторонности предостережет нас от ошибок и от омертвения. Это
во<1<х. Во<2<х, диалектическая логика требует, чтобы брать пред<
мет в его развитии, «самодвижении»... изменении» (6. Т. 42.
С. 290). Наличие в каждом явлении, процессе внутренних про<
тиворечий, взаимоисключающих и в то же время взаимоопреде<
ляющих сторон, моментов, борьба которых служит источником
движения, в диалектической логике обусловливает требование не<
обходимости раздвоения единого и познания противоречивых
частей его (6. Т. 29. С. 316).
В этом требовании основоположники марксизма видели одну
из основных, если не основную особенность диалектики как ме<
тода познания. Ф. Энгельс и В.И. Ленин, характеризуя суть ди<
алектического метода, обращали внимание именно на эту его
черту. При диалектическом методе, отмечал Ф. Энгельс, мы ис<
ходим из первого и наиболее простого экономического отно<
шения, которое мы находим. «Это отношение мы анализируем.
Уже самый факт, что это есть отношение, означает, что в нем
есть две стороны, которые относятся друг к другу. Каждую из
этих сторон мы рассматриваем отдельно... При этом обнаружи<
ваем противоречия, которые требуют разрешения... противоре<
чия эти развиваются на практике и, вероятно, нашли свое раз<
решение. Мы проследим, каким образом они разрешились, и
найдем, что это было достигнуто установлением нового отно<
шения, две противоположные стороны которого нам надо бу<
дет развить и т.д.» (3. Т. 13. С. 497–498).
Таким образом, требования объективности, историзма, раз<
двоения единого и познания противоречивых его сторон, беско<
212
нечности познания, равно как и другие принципы диалектичес<

кой логики, основываются на законах и категориях объективной
диалектики и представляют собой всеобщие закономерности
мышления.
Данные закономерности охватывают все стадии, этапы науч<
ного познания и ориентируют исследователя на то, как нужно
вести научный анализ конкретного, чтобы раскрыть и выразить
диалектику его развития в виде системы взаимосвязанных кате<
горий. В частности, принципы диалектической логики указыва<
ют, что объективный мир, существующий вне и независимо от
сознания, познаваем; что исходным пунктом, основой научного
познания является общественно<историческая практика; что на<
учный анализ исследуемого должен осуществляться объективно,
без приписывания ему чего<либо произвольного, субъективно<
го; что постижение диалектики конкретного осуществляется пу<
тем изучения его противоречий, а единственной формой позна<
ния диалектики конкретного является разработанный Марксом
метод восхождения от абстрактного к конкретному и др.
Любая наука может плодотворно развиваться, базируясь на ди<
алектико<материалистическом методе, при условии творческого
использования представителями этой науки всех принципов ди<
алектической логики, примером чему служит научная и практи<
ческая деятельность основоположников марксизма<ленинизма,
разработавших и применивших диалектико<материалистический
метод в обществознании и философии. Исследуя материалисти<
ческое понимание истории общества, К. Маркс и Ф. Энгельс от<
бросили метафизический метод, который «запутывается в нераз<
решимых противоречиях потому, что за отдельными вещами он
не видит их взаимной связи, за их бытием — их возникновения и
исчезновения, из<за их покоя забывает их движение» (3. Т. 19.
С. 204). Не был для них приемлем и поставленный на голову ди<
алектический метод Гегеля. Они создали принципиально новый
метод — метод материалистической диалектики, видя в нем одно
из основополагающих достижений своего учения.
В конкретных исследованиях принципы диалектической логи<
ки, равно как и диалектико<материалистический метод в целом,
реализуют и свою методологическую функцию в той мере, в ка<
кой познающий субъект действует методологически грамотно и
обеспечивает познание объективно<истинных знаний, раскрыва<
ет диалектику исследуемого. Имевшее место в советском право<
213
Раздел II
ведении слепое преклонение перед диалектико<материалистичес<

ким методом, его обожествление при одновременном неумении
использовать данный метод в конкретных исследованиях не спо<
собствовало ни укреплению его авторитета, ни успешному разви<
тию правоведения.
При ознакомлении с советской юридической литературой,
особенно авторефератами диссертаций на соискание ученых сте<
пеней кандидата или доктора юридических наук, невольно со<
здавалось впечатление, что все авторы без какого<либо исключе<
ния мыслят сугубо диалектически, сводят задачи всей своей на<
учной деятельности к дальнейшему углублению и творческому
использованию диалектико<материалистического метода, а в сво<
их вечерних молитвах просят бога направить их на путь диалек<
тико<материалистического понимания истины. Даже начинаю<
щий в науке соискатель кандидатской степени не мог удержать<
ся от соблазна констатировать в автореферате акт применения
диалектико<материалистического метода.
В действительности не только начинающие, но и маститые
ученые так и не смогли реализовать всех творческих потенций
диалектико<материалистического метода в правоведении. Пос<
ледний не обладает способностью дурака появляться там, где его
только что вспомнили. И сколько советские ученые не присяга<
ли на верность диалектико<материалистическому методу, дело не
пошло дальше общей постановки проблем взаимосвязи диалек<
тико<материалистического метода и конкретных способов позна<
ния права. Даже в работах, специально посвященных методоло<
гии правоведения, общей теории права, применению конкрет<
но<социологических методов, сравнительного правоведения, си<
стемно<структурного и других методов познания права, весьма
редко предпринимались попытки рассмотреть пути и способы
реализации принципов диалектической логики в системе позна<
вательных средств права, его закономерностей.
Типичной в этом отношении была редакционная статья жур<
нала «Советское государство и право» «О методологии научных
исследований в области государства и права», которой редакция
как бы подводила итоги предшествующих разработок проблем,
обозначенных в заголовке статьи, и определяла направления даль<
нейших исследований в этой сфере (228. С. 51–61). Ученым<пра<
воведам предлагалось обратить первостепенное внимание на про<
блемы, связанные с применением в правоведении законов и ка<
214
тегорий диалектического и исторического материализма, специ<

альных методов (формально<догматических, сравнительного пра<
воведения, конкретно<социологического и др.), с разработкой по<
нятийного аппарата правоведения. Однако вопрос о связи диа<
лектико<материалистического метода со специальными метода<
ми познания государства и права не был даже поставлен. И это
создавало иллюзорное впечатление, что в процессе разработки
специальных методов всеобщий, диалектико<материалистичес<
кий метод не имеет основополагающего значения, что без него
могут быть решены все те вопросы, которые названы в статье в
качестве актуальных проблем методологии правоведения.
Понятно, что научная разработка поставленных подобным об<
разом проблем использования диалектико<материалистическо<
го метода в правоведении не продвинулась сколько<нибудь су<
щественно и в 80<х гг. А в новых исторических условиях, когда
критика марксизма<ленинизма становится одним из важнейших
направлений идеологии, проводимой официальными властями,
многие ревнители диалектико<материалистического метода в
правоведении враз от него отказались. В их число без каких<либо
колебаний и сомнений поспешил войти и «главный философ
права» Д.А. Керимов. Как уже говорилось, в работе «Основы фи<
лософии права» он, сохранив многие положения диалектико<ма<
териалистической доктрины и даже цитаты из работ К. Маркса,
Ф. Энгельса и В.И. Ленина, счел необходимым закамуфлировать
свои философские позиции мало что говорящим термином «об<
щая философия».
Еще дальше пошел С.С. Алексеев, признав, что наиболее пло<
дотворные результаты в познании им были достигнуты не с по<
мощью диалектико<материалистического метода, его «идеологи<
зированных абстрактных категорий», а с опорой на достижения
«передовых философских наук» и, в частности, системно<струк<
турный подход (16. С. 172–175, 403). Не подвергая сомнению пло<
дотворные потенции системно<структурного подхода в работах
С.С. Алексеева, отметим, что данный подход является лишь час<
тью, причем не самой главной, диалектико<материалистическо<
го метода. Поэтому, если даже реализовав диалектико<материа<
листический метод лишь частично, можно достичь ощутимых ре<
зультатов в познании, то насколько бы выросли эти результаты,
сумей С.С. Алексеев применить диалектико<материалистический
метод в целом. В любом случае он удержал бы С.С. Алексеева от
215
Раздел II
впадения в идеализм и пустой траты времени на реанимацию тео<

рии, давно преодоленной историей и наукой.
Каждый новый шаг в познании объективной диалектики кон<
кретного, в данном случае права, становится возможным в той
мере, в какой познающий субъект действительно мыслит диалек<
тически. Суеверная же приверженность данному методу, абстрак<
тное признание его возможностей в познании, как мы видим на
примере с С.С. Алексеевым и истории советского правоведения,
ничего позитивного в познании не несет. Наибольших успехов в
познании добивается тот, кто способен осознанно и правильно
применять диалектико<материалистический метод, а при выбо<
ре и разработке конкретно<научных способов познания учиты<
вать и творчески применять всю совокупность, систему принци<
пов диалектической логики.
Несоблюдение или неточное применение хотя бы одного
принципа нарушает соответствие диалектики мышления ди<
алектике явлений и процессов и приводит к неполным, не<
точным, односторонним знаниям об исследуемом, о чем убе<
дительно свидетельствуют исследования советскими право<
ведами проблем социальной сущности и причин правонару<
шений.
Характерной чертой исследований, проводимых советскими
правоведами в 20<х гг., было наличие огромного эмпирического
материала, сбор которого осуществлялся с использованием ме<
тодов анкетирования, опроса, непосредственного наблюдения.
Но теоретический анализ этого материала, проводимый с нару<
шениями требований всесторонности, полноты исследования, не
только не приводил к раскрытию действительных причин пра<
вонарушений в советском обществе, но и по существу означал
отход от марксистско<ленинской методологии на позиции пози<
тивизма и вульгарного материализма.
Нарушение принципа объективности рассмотрения данной
проблемы, которое допускали советские правоведы в 30<х гг., за<
мена конкретного анализа общими положениями также не спо<
собствовали ее глубокому изучению. Вывод о том, что объектив<
ные причины преступности в СССР кроются в наличии капита<
листического окружения и пережитках прошлого в сознании лю<
дей, хотя и соответствовал действительному положению вещей,
но вместе с тем были слишком общим, не раскрывал механизма
действия этих причин и всех других сторон этой проблемы. Бу<
216
дучи односторонним и неполным, он оказал отрицательное влия<

ние на развитие правовой науки и практики.
Как всеобщие закономерности движения мышления к исти<
не принципы диалектической логики не раскрывают специфи<
ки познания конкретных явлений. Поэтому в специальных на<
уках, в том числе и в правоведении, данные принципы применя<
ются в единстве со специфическими правилами, принципами
познания, составляющими содержание специальных и частных
методов правоведения.
Любой специальный или частный метод познания, если он
правильно понимается и трактуется, основывается на определен<
ной совокупности принципов диалектической логики. Сказан<
ное не исключает возможности разработки специальных и част<
ных методов познания вне диалектико<материалистической те<
ории познания.
Например, методы толкования права долгое время разра<
батывались вне философии марксизма. Но такой путь разви<
тия специальных и частных методов оказывается трудным,
противоречивым, заводящим в тупик всякий раз, когда тре<
буется поставить это метод в надлежащую связь с другими
приемами научного познания. Даже буржуазные юристы, наи<
более глубоко разработавшие грамматический, логический,
систематический методы толкования права, не смогли опре<
делить место этих методов в системе других познавательных
средств правоведения. Предложенные решения колеблются
между двумя взаимоисключающими позициями: абсолюти<
зацией данных методов, выдвижением их на роль основных
приемов правового исследования в нормативистской теории
и полным отрицанием какого<либо научного значения — в со<
циологической.
Применение диалектико<материалистического метода не<
сомненно облегчило бы процесс разработки методов толкова<
ния права.
Прежде всего, принципы диалектической логики позволяют
определить систему методов, при помощи которой возможно пол<
ное и правильное уяснение смысла правовых норм. Эмпиричес<
кое знание выступает в качестве основы научного (теоретичес<
кого) познания, если оно получено в соответствии со всеми прин<
ципами диалектической логики, характерными для этапа изуче<
ния эмпирических фактов: требованиями брать точные и бесспор<
217
Раздел II
ные факты, брать эти факты в их конкретно<исторической обста<

новке, в их взаимосвязи и др.
При толковании права требование брать точные и бесспор<
ные факты конкретизируется в так называемых методах крити<
ки, направленных на установление подлинности правовых норм,
их юридической силы и аутентичности текста нормативно<пра<
вовых актов. Методы критики находят широкое применение в
процессе исследования текстов исторических источников. При<
менительно к толкованию современного права эти методы не
играют большой роли, поскольку нормативные акты публикуются
в официальных изданиях, гарантирующих их подлинность, а так<
же содержащих необходимые сведения об органах, принявших
толкуемый акт. Поэтому в современной юридической литерату<
ре методы критики, как правило, не называются в числе методов
толкования права.
Принцип конкретно<исторического подхода как основы ис<
торико<политического метода толкования права развивается в
требованиях рассматривать правовые нормы во взаимосвязи с
экономикой, политикой, другими социальными явлениями, ока<
зывающими влияние на возникновение и формулирование пра<
вовых норм. Названные явления в процессе толкования норм
права изучаются на уровне «сущего», поскольку для раскрытия
смысла норм права достаточно знания конкретных причин, обус<
ловивших их появление, целей издания этих норм, связей между
действующим и отмененным законодательством.
Конкретно<исторический подход находит свое выражение и в
логическом методе, в требовании рассматривать понятия в смыс<
ле, в котором их трактовал законодатель на момент принятия нор<
мативно<правового акта. Данное требование учитывает, с одной
стороны, способность понятий к изменению, развитию, а с дру<
гой — статический момент права. Воля законодателя, выраженная
в норме, может быть понята, если термины, в которых она выра<
жена, понимаются так же, как они понимались и законодателем.
Изучение норм в их связи с другими нормами и институтами
осуществляется при помощи системного метода, который форму<
лирует правила обнаружения связей, имеющих значение для рас<
крытия смысла отдельной правовой нормы или их совокупности.
Следовательно, применение всех названных методов толко<
вания права, а не какой<либо их части необходимо для познания
смысла правовых норм.
218
Принципы диалектической логики, будучи глубинной, сущно<

стной стороной методов толкования права, способствуют правиль<
ному определению основных направлений и пределов их разра<
ботки. В частности, с учетом принципа конкретно<историческо<
го подхода становится очевидной несостоятельность интерпрета<
ции историко<политического метода как способа выявления свя<
зи между отмененным и действующим законодательством. Конк<
ретно<историческая обстановка принятия нормативно<правово<
го акта включает в себя экономические потребности общества, по<
литический режим, задачи, поставленные законодателем и др., и,
следовательно, эти моменты необходимо анализировать, чтобы
уяснить действительный смысл закона.
Правила познания, содержащиеся в методах толкования пра<
ва, нельзя сформировать путем простого логического развития
диалектических принципов. Между этими методологическими
«нормами» имеется качественное различие, присущее всеобще<
му и единичному.
Чтобы вывести правила, составляющие содержание способов
толкования права, необходимо знание теории исследуемого пред<
мета. Данные методы выступают в качестве регламентирующего
познание средства постольку, поскольку верно отражают пред<
мет исследования — нормы права, их специфические черты,
практику правотворчества, правотворческую технику и др. или
же представляют собой модификацию, приспособление общело<
гических или грамматических правил (371. С. 15–40).
Все это свидетельствует о том, что методы толкования права
основываются на двух началах: принципах диалектической ло<
гики и теоретических положениях юридической науки. При этом
наиболее близкая и непосредственная связь наблюдается между
методами толкования и выводами юридической науки. Из истин<
ных теоретических положений о предмете познания, следователь<
но из него самого, выводятся верные методологические требова<
ния, вследствие чего, как уже отмечалось ранее, возможна разра<
ботка данных методов не только на диалектико<материалисти<
ческой философской основе.
Диалектический метод позволяет плодотворно решить и воп<
рос о месте методов толкования права в системе специальных и
частных методов общей теории права.
Чтобы правильно определить место методов толкования права
в системе познавательных средств правовой науки, необходимо ус<
219
Раздел II
тановить, насколько полно диалектико<материалистический ме<

тод реализуется в данных приемах.
По мнению А.Ф. Черданцева, «все вместе взятые способы тол<
кования (системный, языковой и т.д.) образуют единый диалек<
тико<материалистический метод исследования (толкования) со<
держания правовых норм» (371. С. 77). С этим выводом, однако,
согласиться нельзя. В методах толкования норм права не получа<
ет развития, конкретизации требование исследовать предмет в
развитии, самодвижении.
Как признает сам автор, требование диалектики брать пред<
мет в развитии, самодвижении вследствие стабильности, по<
стоянства правовых норм в процессе толкования находит ог<
раниченное применение. Это требование используется лишь
при интерпретации норм с оценочными терминами, которые
могут наполняться «конкретным содержанием в зависимости
от их конкретно<исторических условий и даже конкретно<ис<
торической ситуации применения норм права» (371. С. 82, 169).
По нашему мнению, данное требование диалектики неприем<
лемо и для толкования оценочных терминов. В случае, когда
интерпретатор самостоятельно осуществляет оценку терминов,
он не проводит исторических экскурсов, как того требует прин<
цип диалектики, а исходит из критериев, сложившихся к мо<
менту применения и толкования норм, содержащих оценоч<
ные термины (371. С. 173).
Для правильного воспроизведения смысла правовой нормы
достаточно статического подхода. Историко<политический ме<
тод толкования права не направлен на выяснение конкретно<ис<
торической обстановки принятия толкуемой нормы и не пресле<
дует целей раскрытия внутренних движущих сил, источника раз<
вития этих норм. Абстрагирование от процессов развития право<
вых норм означает, что в процессе толкования права ядро диа<
лектики — ее законы развития (переход количественных изме<
нений в качественные, единство и борьба противоположностей,
отрицание отрицания) не получают применения.
Учитывая органическую связь принципов диалектики, а так<
же то, что в методах толкования эти принципы проявляются не
полностью, без своего ядра, правильнее говорить о том, что в дан<
ном случае реализуется не диалектико<материалистический ме<
тод в целом, а лишь его определенная часть — принципы, регла<
ментирующие стадию изучения эмпирических фактов. Эти прин<
220
ципы диалектики сами по себе не делают процесс толкования нор<

мативных актов диалектическим.
Диалектика юридического познания определяется не итога<
ми толкования, а результатами познания, следующего за толко<
ванием норм права. Если формально<логическое, догматическое
изучение права возводится в абсолют и рассматривается в каче<
стве конечной цели правовой науки, то такое познание является
метафизическим. Если же результаты толкования дополняются
изучением права в развитии, «самодвижении» как одной из сто<
рон диалектического единства экономики и права, политики и
права, то такое исследование в целом, а не какой<то его отдель<
ной части является диалектическим. Но такое исследование тре<
бует последовательной реализации всех принципов диалектики
и более широкого применения общих и частных методов, в кото<
рых они реализуются.
Таким образом, диалектический метод, не проявляясь непос<
редственно на стадиях уяснения смысла нормативно<правовых
предписаний, оказывает основополагающее воздействие на раз<
витие методов толкования права, определяя их содержание и пре<
делы использования в познании.
В этом, собственно, и выражается одна из основных функций
диалектики как методологической основы научного познания.
Диалектика не дублирует общих и частных методов и не разраба<
тывает непосредственно специфических принципов познания
предмета конкретных наук. Ее назначение видится в другом — в
объединении этих методов в единую органическую систему, в оп<
ределении места каждого метода в этой системе или, что одно и
то же, в установлении пределов их использования в познании.
Совокупность принципов, составляющих основание общих,
специальных и частных методов, определяется стадией познания,
на которой эти методы применяются. Поэтому методы, исполь<
зуемые на различных стадиях, этапах научного познания, разли<
чаются не только непосредственным содержанием, но и своей
основой.
Так, конкретно<социологические методы (наблюдение, анке<
тирование, интервьюирование, анализ письменных источников)
применяются на стадии сбора эмпирической информации, и по<
этому их внутренней, глубинной основой выступают требования
брать точные и бесспорные факты, рассматривать факты во вза<
имосвязи, в их конкретно<исторической обстановке. В основе
221
Раздел II
статистических методов, применяемых на иной стадии познания,

нежели приемы сбора эмпирической информации, лежат другие
принципы диалектики, в частности требования учитывать диа<
лектику перехода количественных изменений в качественные,
взаимосвязь случайного и необходимого, общего, особенного и
единичного. В анализе и синтезе как формах теоретического
мышления реализуется диалектический принцип необходимос<
ти познания конкретного через раздвоение его противоречивых
сторон.
Таким образом, в каждом специальном и частном методе реа<
лизуется определенная часть принципов диалектической логи<
ки. Но это не диалектический метод в целом. Ибо в таких мето<
дах не получает конкретизации центральный закон диалектики —
закон единства и борьбы противоположностей. Диалектика кон<
кретного раскрывается при помощи метода восхождения от аб<
страктного к конкретному благодаря тому, что содержит прави<
ла, принципы познания, направленные на реализацию в позна<
нии названного принципа диалектики. Однако это обстоятель<
ство не дает никаких оснований для признания восхождения от
абстрактного к конкретному формой проявления, реализации ди<
алектики.
Качественное различие между диалектикой и восхождением
от абстрактного к конкретному проявляется в их целях и гносео<
логической природе. Если диалектический метод содержит об<
щие принципы, закономерности научного познания вообще, бе<
зотносительно к его конкретным формам, то метод восхождения
от абстрактного к конкретному применяется лишь на определен<
ной стадии теоретического познания — в процессе формирова<
ния системы понятий, категорий, раскрывающих диалектику
конкретного — и применительно к ней он содержит правила,
принципы познания.
Вследствие этого восхождение от абстрактного к конкретно<
му, с одной стороны, содержит требования, которые не присущи
диалектическому методу (в частности, требования, предъявляе<
мые к исходной клеточке, началу восхождения), а с другой — в
нем не конкретизируются принципы диалектической логики,
которые реализуются на начальных стадиях научного познания.
Таковы, например, требования анализа практики как исходного
пункта научного познания, требования учитывать диалектику
перехода количественных изменений в качественные и др.
222
Знание реального бытия исследуемого в познании достигается

при помощи конкретно<социологических методов толкования
права и др. Именно эти методы реализуют требования анализа
практики как исходного пункта науки. На уровне теоретическо<
го анализа данное требование остается общим принципом, ори<
ентирующим исследователя на необходимость анализа объектив<
ной реальности, безусловного согласования, проверки теорети<
ческих знаний фактами, практикой, но не получает конкретиза<
ции в методе восхождения от абстрактного к конкретному.
Равным образом требование учитывать диалектику перехода
количества в качество, реализуемое преимущественно в статис<
тических методах, хотя и не теряет своей актуальности в процес<
се формирования системы категорий, тем не менее не реализует<
ся в данном методе. В процессе изучения перехода количествен<
ных изменений в качественные применяются не какие<то спе<
циальные методы теоретического количественного анализа, а те
же статистические методы. Полученные с их помощью результа<
ты будут носить эмпирико<статистический характер, т.е. в про<
цессе теоретического анализа возможны экскурсы в эмпирику,
реальное бытие конкретного, но такие экскурсы по своей при<
роде остаются эмпирическими и являются лишь необходимым
этапом на пути к познанию конкретного, осуществляемому в про<
цессе восхождения к конкретному, а не самим восхождением.
Итак, несмотря на то что восхождение от абстрактного к кон<
кретному представляет собой форму реализации ядра диалекти<
ки — закона единства и борьбы противоположностей — и при<
меняется на завершающих стадиях научного познания, данный
метод нельзя рассматривать в качестве формы реализации диа<
лектического метода в целом. Ибо в нем не получают развития
требования диалектики, реализуемые на эмпирической стадии
научного познания. Не в отдельном методе, а в системе методов,
необходимых по предмету исследования, диалектика реализует<
ся полностью, и, следовательно, эту систему нужно рассматри<
вать в качестве формы ее реализации в научном познании.
Закономерная связь сущности и формы применительно к рас<
сматриваемой проблеме выражается в том, что принципы диа<
лектической логики в конкретных исследованиях реализуются в
форме специальных и частных методов познания, а диалектико<
материалистический метод — в форме метода общей теории пра<
ва. Как глубинная, существенная сторона метода общей теории
223
Раздел II
права принципы диалектической логики определяют содержание

и связи специальных и частных методов, лишают их претензий на
универсальность и абсолютность. В то же время принципы диа<
лектической логики реализуют свою методологическую функцию
в познании при том непременном условии, что они будут конкре<
тизированы в содержании соответствующего специального или ча<
стного метода.
Так, советские социологи и юристы единодушно в качестве
одного из основных достоинств конкретно<социологических ме<
тодов признавали их ориентированность на комплексное, сис<
темное изучение явлений в их конкретно<исторической обста<
новке. Однако верно интерпретируемый принцип диалектичес<
кой логики не всегда надлежащим образом реализуется в конк<
ретных исследованиях. В многообразии конкретно<исторических
связей и зависимостей социологический анализ подменяется изу<
чением связей на каком<либо одном уровне — юридическом, по<
литическом, психологическом и т.д.
Трудности полного осуществления требований конкретно<ис<
торического подхода в социально<правовых исследованиях кро<
ются прежде всего в том, что не разработаны сколько<нибудь об<
стоятельно специфические правила, принципы комплексного
анализа социально<правовых связей.
Разработка специальных и частных методов, их специфичес<
ких методологических требований ведется, основываясь на двух
началах: принципах диалектической логики и закономерностях
исследуемого предмета, раскрываемых конкретными науками, в
том числе и правоведением. При этом наиболее близкая и не<
посредственная связь наблюдается между положениями юриди<
ческой науки и методологическими нормами, правилами, выве<
денными на их основе.
Из любого объективно<истинного знания можно сформули<
ровать правила, принципы движения к новым знаниям. Соб<
ственно, этим и объясняется тот факт, что отдельные частные и
специальные методы возникли и долгое время развивались на ме<
тафизической философской и конкретно<научной основе. Одна<
ко конкретная наука заходит в тупик, когда требуется установить
надлежащую, действительную связь между отдельными конкрет<
ными методами. Для этого требуется выйти за пределы узкой об<
ласти исследований в сферу всеобщих закономерностей научно<
го познания. Диалектическая логика содержит такие закономер<
224
ности и позволяет правильно решать вопросы гносеологической

природы, содержания и взаимосвязи конкретных методов в по<
знании.
Итак, кажется, для философии права нашелся предмет — это
совокупность проблем, связанных с разработкой и совершенство<
ванием специальных и частных методов познания права, осно<
вой которых выступают принципы диалектической логики и ди<
алектико<материалистический метод в целом. Стало быть, мето<
дологические исследования процессов познания права и есть та
самая философия права, которую так упорно не замечали и не
признавали К. Маркс и Ф. Энгельс. Философия права, полагает
Д.А. Керимов, есть наука, в которой «диалектика «переплавляет<
ся» в такую систему гносеологического знания, которая служит
инструментом познания специфики, особенностей, характерных
черт правовых явлений и процессов» (139. С. 20).
И все же смеем огорчить «главного философа права». Для при<
знания философии права вовсе не достаточно констатировать
комплекс правовых проблем, который не охватывается предме<
том общей теории права или иных юридических наук и имеет
своим основанием философию, диалектический материализм.
Мы уже видели, что вся теория права основывается на категори<
ях и законах диалектики, но не становится философией права,
поскольку своим предметом имеет конкретно<научное, а не фи<
лософское знание.
Родственная связь между методологическими проблемами
правоведения и философией может устанавливаться при одном
непременном условии — при наличии у конкретно<научной ме<
тодологии всех тех признаков, которые характеризуют философ<
ское знание и отличают его от конкретно<научного. Не любое ме<
тодологическое знание автоматически становится философским.
Это обстоятельство признает и сам Д.А. Керимов. По его мне<
нию, общая философия не включает в себя нефилософскую часть.
А в эту нефилософскую часть входят, по убеждению Д.А. Кери<
мова, прежде всего общенаучные понятия и методы, которые
«настолько формализованы (например, в кибернетике), что к фи<
лософии прямо не относятся... Если все философские категории
являются вместе с тем и общенаучными, то далеко не всякое об<
щенаучное понятие является философским» (139. С. 11).
Кажется, мысль выражена вполне правильно. Общенаучные по<
нятия и методы математики, кибернетики, науки управления не
225
Раздел II
входят в сонм философских наук, хотя имеют общее методологи<

ческое значение и используются во многих специальных науках, в
том числе и в правоведении.
Но для Д.А. Керимова ситуация оказывается не столь уж без<
выходной. И общенаучные понятия могут стать философскими,
стоит лишь им немного поучаствовать в познавательных процес<
сах права. Ибо философия права, полагает наш автор, является
как бы ответвлением от общей философии и представляет собой
«общенаучный феномен, интегрирующий всю совокупность
принципов, путей, методов познания, выработанных всеми на<
уками и применяемых в процессе научного познания специфи<
ческой правовой действительности, ее развития и практическо<
го преобразования» (139. С. 18).
Но почему общенаучные методы, не будучи философскими
по своей сути, основе, становятся философскими после того, как
немного поучаствуют в познании права, Д.А. Керимов не пояс<
няет. Видимо, хранит сию тайну для последующих философских
публикаций. Между тем ларчик открывается достаточно просто.
Философы единогласно исключают математические, статис<
тические, кибернетические методы из числа философских по той
простой причине, что все эти методы вырастают из конкретных
наук, а не из философии, не из диалектического материализма.
Из изложенной позиции логически следует вывод, что методы
специальных наук, будучи примененными в познании, сохраня<
ют свою суть в качестве конкретных, а не философских методов.
Это же положение полностью распространяется и на систему ме<
тодов, примененных к познанию права, его закономерностей.
Ибо оснований для исключения из общего правила не имеется.
Однако Д.А. Керимов не учитывает этого правила и без каких<
либо объективных оснований приписывает философский харак<
тер специальным и общим методам на том основании, что они
применяются в правоведении и выступают элементами филосо<
фии права. Благодаря такой процедуре философия права приоб<
ретает свойства не только философии, но и философского камня:
способность придавать любым специальным и общим методам
познания, попавшим в ее сферу, свойства философского метода.
Искренне поздравляем Д.А. Керимова с таким изобретением. Ос<
тальным же правоведам не остается ничего иного, как учитывать
философское понимание о соотношении философского диалек<
тико<материалистического метода и методов конкретных наук.
226
5.5. Вправе ли философия права претендовать на

статус теории познания права?
Убедительные аргументы о недостаточности претензий фило<

софии права на специфическую теорию познания права были
приведены еще в начале ХХ в. русскими правоведами, в том чис<
ле Н.М. Коркуновым и Г.Ф. Шершеневичем. В частности,
Н.М. Коркунов по этому поводу писал, что «так как формы и ус<
ловия человеческого мышления всегда одни и те же, на какой бы
предмет ни было обращено мышление, то едва ли мышление о
предмете каждой отдельной науки может составить само по себе
предмет еще новой самостоятельной науки. Теория познания по
необходимости едина» (152. С. 24). Эти положения не утратили
своей актуальности и по настоящее время.
Диалектика как теория познания имеет своим предметом за<
кономерности познания объективной реальности, отражения че<
ловеком природной и социальной среды, а также самопознания
мышления. В данную систему философских знаний чаще всего
включают проблемы соотношения субъекта и объекта познания,
сущности и специфики познания как свойства высокоорганизо<
ванной материи отражать реальный мир, взаимосвязи чувствен<
ного и рационального, эмпирического и теоретического уровней
познания, закономерностей развития научного знания, ориен<
тированного на раскрытие самых глубинных, сущностных и не<
обходимых связей и сторон исследуемого.
Центральным для теории познания является вопрос о возмож<
ности познания объективных закономерностей и о критериях,
позволяющих отличать объективно<истинное знание от заблуж<
дений, мифов, гипотез и тому подобного неполного, неточного
знания, иллюзорных суждений и абстракций. В диалектико<ма<
териалистической теории познания истина рассматривается как
диалектически противоречивый и бесконечный процесс углуб<
ления и расширения знаний об объективном мире, основным и
решающим критерием которых выступает чувственно<предмет<
ная деятельность человека, т.е. общественно<историческая прак<
тика. Лишь в практической деятельности человек может прове<
рить и убедиться в том, насколько теоретические знания соот<
ветствуют реальным процессам, позволяют осуществить переход
из царства познанной необходимости в царство действий и по<
ступков.
227
Раздел II
Как неотъемлемая часть диалектического материализма его

гносеологическая проблематика возникает и развивается не на
пустом месте, а представляет собой «итог, сумму, вывод истории
познания мира». В объект данного раздела философии марксиз<
ма В.И. Ленин включал все области знания: историю философии,
историю познания вообще, историю отдельных наук, историю
умственного развития ребенка и животных, историю языка, а так<
же психологию и физиологию органов чувств (6. Т. 29. С. 314).
Таким образом, в своих категориях и законах теория позна<
ния опирается на весьма широкую эмпирическую базу — сово<
купность познавательных процессов, осуществляемых человече<
ством в процессе предметной и научной деятельности, и отража<
ет эти процессы в наиболее абстрактной форме.
Психология, лингвистика, науковедение, семиотика и другие
конкретные науки, специализирующиеся на изучении тех или
иных аспектов, сторон познавательной деятельности, имеют сво<
им предметом лишь определенную часть закономерностей по<
знавательной деятельности и тем самым отличаются от гносео<
логии, рассматривающей познание как единый целостный про<
цесс, в его всеобщих и основополагающих закономерностях. Од<
нако было бы неверным рассматривать гносеологию как простое,
формально<логическое выведение общих черт, признаков, при<
сущих отдельным видам и уровням познания. Ее законы и кате<
гории раскрывают такое всеобщее, которое опосредствует все
наиболее глубинное, устойчивое, необходимое в познавательных
процессах и поэтому выступает наряду с остальными разделами
философии теоретической и методологической основой всех кон<
кретных наук.
Суть теоретико<методологической функции гносеологии вы<
ражается прежде всего в ее способности ориентировать ученых
на осознанное и целенаправленное познание предмета конкрет<
ных наук. Однако в конкретных науках понятия и категории гно<
сеологии применяются несколько иначе, нежели законы и кате<
гории диалектики «сущность и явление», «содержание и форма»,
«причина и следствие» и др.
Законы и категории диалектики всеобщи. Закономерности же
функционирования и развития природы и общества, составляю<
щие предмет конкретных наук, в полной мере соответствуют за<
конам и категориям диалектики, но вместе с тем проявляются в
своей специфической форме. Познание и объяснение этой фор<
228
мы и составляет непосредственную задачу конкретных наук. Так,

философ не может сказать за юристов, что непосредственно яв<
ляется сущностью права, его содержанием и формой, какие имен<
но правовые закономерности характеризуют переход количе<
ственных изменений в качественные, диалектику единства и
борьбы противоположностей. Всеобщее оказывается лишь на<
чальным пунктом конкретного, но не самим конкретным.
Иное дело гносеология. Ее предмет составляют всеобщие за<
кономерности мыслительной и рассудочной деятельности чело<
века, в том числе и на уровне научного познания. Представите<
лям конкретных наук нет необходимости изобретать велосипед в
одиночку и заново размышлять над вопросами, что составляет
специфику научного познания, каковы его компоненты, формы
познания, механизм перехода от незнания к научному знанию,
способы и критерии проверки научных положений и выводов.
Все эти вопросы решены гносеологией. Поэтому ее категории и
законы понимаются и используются во всех конкретных науках
единообразно. Это, в частности, категории «объективная исти<
на», «абсолютная истина», «относительная истина», «рациональ<
ное и чувственное познание», «теоретическое и эмпирическое»,
«практика» и др.
Гносеология выступает как бы единым масштабом, стандар<
том оценки наличных знаний в качестве научных и тем самым
обеспечивает единство и целостность науки как социального
института. Каждая отдельная научная отрасль, каждая наука —
это не любой набор выводов, суждений, сформулированных
субъектом, «свободным» от методологических и иных положе<
ний диалектического материализма.
Масштаб является таковым постольку, поскольку понимает<
ся и применяется единообразно. Способом же, обеспечивающим
единообразие применения гносеологии в оценке научного зна<
ния, выступает формальная логика, и прежде всего ее требова<
ние о соотношении ближайшего рода и видовых отличий. Мно<
гообразные по содержанию и форме научные знания оказывают<
ся действительно научными, если они соответствуют всем при<
знакам родового, философского понятия «научное знание», в том
числе и его атрибутам истинности и объективности.
Неверное толкование гносеологических категорий, допускае<
мое представителями конкретных наук, порождает устойчивые не<
доразумения и ошибки в решении вопросов конкретно<научного
229
Раздел II
знания, создает дополнительные затруднения на пути успешного

развития науки. Убедительной иллюстрацией сказанному может
служить уже упоминавшаяся в работе ситуация, когда понимание
юристами судебной практики, не соответствующее содержанию
родовой философской категории «практика», привело к неверно<
му, упрощенному пониманию критерия истины в юридических
науках (см. главу 3).
Для того чтобы привести содержание понятия «судебная прак<
тика» в соответствие с его родовой категорией «практика», не тре<
бовалось проведения специальных юридических исследований.
Достаточно было верно уяснить содержание философской кате<
гории «практика» и, как того требует формальная логика, при<
писать признаки родового понятия видовому. Аналогичным об<
разом обстоит дело и с применением остальных категорий гно<
сеологии. В конкретно<научном знании всеобщее является та<
ковым постольку, поскольку единообразно понимается и приме<
няется всеми учеными, ведущими активную научно<исследова<
тельскую работу.
Следует, однако, отметить, что правильное понимание поня<
тий и категорий гносеологии составляет необходимое, но не един<
ственное условие их творческого использования в научном по<
знании. Для того чтобы добиться ощутимых успехов в науке, од<
ного понимания, каким должен быть научный процесс и чем дол<
жны характеризоваться его результаты, явно недостаточно. Дру<
гая, более сложная задача видится в том, чтобы получать конк<
ретно<научные знания, полностью удовлетворяющие требовани<
ям и критериям, установленным гносеологией диалектического
материализма.
Объективно<истинные знания в сфере конкретных наук, как
известно, являются результатом успешного и творческого вла<
дения частно<научной методологией, соблюдения всех требо<
ваний, которые содержатся в общих, специальных и частных
методах, используемых в соответствующей сфере познания.
Поэтому другая важнейшая функция гносеологии выражается
в ее непосредственном использовании в процессе разработки и
совершенствования метода конкретных наук. Как справедливо
полагает В.С. Швырев, «выдвигая некоторые «предельные ос<
нования», исходные принципы научного познания как наибо<
лее развитой, специализированной формы познавательного
процесса вообще и связывая их с философской проблематикой
230
взаимоотношения бытия и сознания, субъекта и объекта, прак<

тически преобразовательной деятельности и возможности ее
программирования в идеальном плане, гносеологический под<
ход к научному познанию задает теоретическую перспективу ло<
гико<гносеологическому анализу науки, ориентирует его на
дальнейшее углубление в предмет, препятствует абсолютизации
различного рода частных логико<методологических моделей и
подходов, претендующих на универсализм в исследовании на<
учного познания» (79. С. 129–130).
Иное понимание соотношения законов и категорий гносео<
логии диалектического материализма с познавательными процес<
сами в правовой науке обосновывает уже знакомый нам Д.А. Ке<
римов. По его мнению, правоведы должны проводить специаль<
ные исследования, направленные на раскрытие специфики при<
менения гносеологии в правовой науке и дает пример таких ис<
следований. В работе «Философские проблемы права» он «созна<
тельно пошел на усиление гносеологического аспекта темы». Раз<
работка этих же проблем была продолжена в работе «Философс<
кие основания политико<правовых исследований». В обстоятель<
ном разделе «Конкретно<абстрактное познание права» автор раз<
вивает и углубляет опыт своих предшествующих исследований
гносеологических проблем права. В частности, он пытается на<
полнить правовым содержанием известную философскую фор<
мулу «от живого созерцания к абстрактному мышлению, а от него
к практике», объясняет юристам, этим «неразумным хазарам» в
гносеологии, каким образом следует понимать соотношение чув<
ственного и рационального, построить модель познавательного
процесса права, раскрыть соотношение эмпирического и рацио<
нального познания права и др. (138. С. 85–198).
Отдавая должное попытке Д.А. Керимова облегчить жизнь сво<
им коллегам в части усвоения диалектико<материалистического
метода, смеем, однако, полагать, что ничего путного из этой за<
теи не получилось. Труды Д.А. Керимова приближают юристов к
правильному пониманию гносеологических проблем правоведе<
ния не больше, чем ежегодные послания Б.Н. Ельцина Федераль<
ному Собранию приближают россиян к социализму или право<
вому государству.
Своеобразие гносеологических проблем в правовой науке ав<
тор раскрывает по той же методе, что и процесс конкретизации
категорий диалектики в решении отдельных вопросов общей те<
231
Раздел II
ории права: та же философская абстрактность, такое же представ<

ление правовой материи с помощью понятий «правовой», «в пра<
ве». В работе широко используются такие понятия, как «право<
вые исследования», «правовые явления», «реальная правовая
жизнь», «правовая материя», «правовая реальность», «правовая
действительность», «правовые феномены» и др. Однако эти дос<
таточно широкие абстракции никак не опускают Д.А. Керимова
на конкретную правовую почву, не приближают мысль к обоб<
щенному анализу и конкретизации философских проблем сооб<
разно специфике права, его закономерностям.
Вполне возможно, что Д.А. Керимов чувствует себя первопро<
ходцем в работе «Основа философии права», уверяя читателей в
том, что:
«...мы вместе с тем решительно отрицаем его (Гегеля.— В.С.)
представление о мышлении как творце предметного мира»
(139. С. 42);
«...если мы намерены дальше проникать в глубинную сущность
наблюдаемых явлений и процессов правовой жизни, не останав<
ливаясь на познании лишь их предпосылок и оснований, то долж<
ны выявить и сформулировать общие закономерности возникно<
вения, движения, развития этих явлений и процессов» (139. С. 47);
«...познание приобретает рациональный характер, где эмпи<
рические данные и методы их получения оказываются бессиль<
ными» (139. С. 48);
«...как было показано, обнаружение сущности правовых яв<
лений и процессов начинается с анализа того, что дано на повер<
хности правовой действительности, т.е. непосредственной види<
мости правовых явлений и процессов» (139. С. 53).
Приведенные и многие другие выводы, содержащиеся в рабо<
те Д.А. Керимова, либо представляют собой классику и соответ<
ственно хрестоматию диалектического материализма, либо по<
ложения, высказанные советскими философами, чьи труды
Д.А. Керимов широко цитировал в своих ранних работах, но ре<
шительно выкинул ссылки на них в работе «Основы философии
права». Таким образом, гносеологические закономерности позна<
ния права автором не выводятся из предмета и объекта правовой
науки, из анализа познавательных актов, осуществляемых юрис<
тами, а заимствуются из философских работ и в лучшем случае
иллюстрируются какими<либо отдельными фактами из «правовой
жизни» и ее познавательных процессов.
232
Переложение Д.А. Керимовым общеизвестных философских

положений можно было бы рассматривать как попытку их попу<
ляризовать, системно изложить для юристов, что имело бы опре<
деленную научную ценность. Однако и этого свойства в фило<
софских сочинениях данного автора нет. Уж больно сложен, вы<
чурен и наукообразен его язык. Простые философские истины
порой облекаются в сложные и малопонятные фразы, которые
строятся к тому же не всегда по правилам грамматики. Попытай<
тесь, к примеру, понять, о чем пишет автор:
«...возвращение результата (познанной сущности конкретно<
го) к самой конкретности (к тому, с чего начиналось познание)
является этапом движения рационального познания эмпиричес<
кой данности, с которой она сливается и превращается в научно
познанную» (139. С. 50) (Если вам фраза окажется по зубам, то
попытайтесь узнать, что за особа скрывается за местоимением
«она».);
«...юридические абстракции о тех или иных правовых явлени<
ях вскрывают многообразие этих явлений и процессов в их взаим<
ной связи и обусловленности, единстве, полноте и необходимос<
ти, т.е. наиболее конкретно» (139. С. 58–59) (Сравните с ленин<
ским положением о том, что все научные абстракции отражают
природу глубже, вернее, полнее.);
«...в отличии от крайне узкой трактовки представления антро<
пологической философией, мы понимаем ее как концентрацию
всей массы эмпирических данных правовой жизни, известных че<
ловеку из всех каналов информации, накопленных им из обще<
ственно<правового эмпирического опыта» (139. С. 46). (Поняли,
о чем идет речь и какой предмет охватывается местоимением
«ее»?).
Когда же удается прорваться через такой квазинаучный язык
и понять, о чем идет речь, то оказывается, что не все предлагае<
мое автором, мягко говоря, укладывается в русло диалектико<ма<
териалистической мысли. Имеются положения сомнительного
качества вроде осетрины второй свежести.
Поскольку нельзя объять необъятное — все «новаторские» по<
ложения автора, то остановимся лишь на четырех принципиаль<
но важных гносеологических, «философских проблемах права».
Д.А. Керимов, раскрывая вопрос о способах вхождения прак<
тики в процесс научного познания, уверяет читателей в том, что
практика «врывается» в процесс исследования и аккумулируется
233
Раздел II
в нем, т.е. появляется в исследовании сама собой, помимо воли ,

желания и каких<либо дополнительный усилий со стороны ис<
следователя. Нет необходимости в произнесении каких<либо вол<
шебных слов, типа «сим<сим» или хотя бы простого русского «по<
жалуйста». Стоит только протереть утром глаза, сесть за пись<
менный стол с желанием произвести что<нибудь этакое, новень<
кое, а практика уж тут как тут. Стоит за спиной или сбоку и гово<
рит подобострастно: «Чего изволите, уважаемый академик? Ка<
ких Вам надобно фактов?»
Открытие произошло благодаря неточному пересказу Д.А. Ке<
римовым ленинского положения. Критикуя русских махистов за
их отрицание роли практики как критерия истины и соответ<
ственно за отход от теории познания марксизма, В.И. Ленин пи<
шет: «У Энгельса вся живая человеческая практика врывается в
самое теорию познания, давая критерий объективной истины»
(6. Т. 18. С. 198). Следовательно, практика «врывается» только в
одном конкретном случае — в марксистской теории познания.
Ни на какие другие теории познания и уж тем более конкретные
процессы исследования это положение не распространяется.
Но положим, что Д.А. Керимов прав. Тогда становится удиви<
тельным, почему практика, способная врываться в процесс по<
знания, нашего автора обходит за версту, не наполняет его фило<
софские работы политико<правовой практикой? Все работы под<
готовлены с помощью цитат и абстрактного комментирования.
Неясно также, почему в истории науки и философии идет дли<
тельная борьба с догматизмом и схоластикой, софистикой и ап<
риоризмом, схематизмом и рационализмом, почему каждая кон<
кретная наука так тщательно разрабатывает и совершенствует
свой методологический аппарат, способный правильно воспри<
нимать, воспроизводить объективную реальность во всей ее пол<
ноте и всесторонности. Почему в советской юридической науке
30–50<х гг. безраздельно господствовали догматизм и цитатни<
чество, формально<логическое толкование и апология законов,
иных актов, закреплявших произвол и насилие государства по от<
ношению к своим гражданам?
Названные ненаучные способы познания как раз и свидетель<
ствуют о том, что практика не является грубой, вульгарной деви<
цей, способной ворваться и силой овладеть исследователем, зас<
тавить его мыслить и писать конкретно<исторически. Наоборот,
это робкая, застенчивая девица, мало податливая на пустые раз<
234
глагольствования о соединении теории и практики. Чтобы добить<

ся ее благосклонности, нужна серьезная, порой гигантская рабо<
та ученого по изучению социального бытия, общественно<исто<
рической практики, а также по разработке приемов, способов ее
познания. Общепризнано, что успех теоретической части «Капи<
тала» К. Маркса во многом обусловлен большой работой по сбору
и анализу фактов, изучению буржуазных экономических отноше<
ний. Ленинское выражение о том, что К. Маркс опирался на Мон<
блан фактов, не так уж далеко от истины.
Итак, присутствие реальной, живой практики, объективно<ис<
тинных фактов в исследовании не обеспечивается автоматичес<
ки, само собой, а является результатом целенаправленных, твор<
ческих и порой титанических научных изысканий. То, что, по
мнению Д.А. Керимова, «врывается» в процесс исследования, в
действительности является не практикой, а ее бесплотным при<
зраком, фантомом в виде отрывочных, схематичных, мало свя<
занных и, как правило, недостаточно достоверных сведений о
реальной жизни, которые исследователь черпает из собственно<
го житейского опыта либо сообщений бульварной прессы.
В тех случаях, когда ученый, подобно Дюрингу, пытается вы<
вести всеобщие законы бытия или сформулировать принципы
философии права, фантом «практики» намертво удерживает его
на грешной земле, врывается в исследование помимо его воли
и желаний и ограничивает рассуждения о всеобщем и вечном
достаточно реальными земными порядками. «Философия, ко<
торая «не признает никакого просто видимого горизонта, но в
своем производящем мощный переворот движении разверты<
вает все земли и небеса внешней и внутренней природы», —
резюмирует Ф. Энгельс свои рассуждения об ограниченном и
земном характере правовых воззрений Дюринга, — эта фило<
софия имеет своим действительным горизонтом... границы ше<
сти старопрусских восточных провинций и, пожалуй, еще не<
скольких других клочков земли, где действует благородное прус<
ское право: за пределами же этого горизонта она не разверты<
вает ни земель, ни небес, а развертывает только картину соб<
ственного и грубейшего невежества относительно того, что со<
вершается в остальном мире» (3. Т. 20. С. 115).
Однако когда ставится задача познать законы функциониро<
вания и развития конкретного, к примеру законодательства Рос<
сийской Федерации, то фантом «практики» становится бессиль<
235
Раздел II
ным. Одна из важнейших проблем научного исследования как раз

и видится в том, чтобы фантом «практики» наполнить плотью и
кровью, сделать его реальным и конкретным, создать такую эм<
пирическую основу, которая обеспечивала бы успех теоретичес<
кого анализа, охраняла исследователя от возможных теоретичес<
ких ошибок и заблуждений.
Открытие Д.А. Керимова о способах вхождения практики в
познавательный процесс в значительной степени проясняет суть
его другого, также «новаторского», положения о начальной ста<
дии научного познания и его результатах. Оказывается, правовое
исследование начинается с того, что «выделяются лишь внешне
созерцаемые и выступающие на поверхности очевидности пра<
вовой жизни», что « еще невозможно определить смысл тех или
иных свойств изучаемых объектов». Смысл же подобной проце<
дуры видится в вычленении простейших форм «проявления пра<
вовой действительности, за которой скрывается их внутренняя
сущность» (139. С. 43).
К сожалению, автор не говорит, кем конкретно и где подоб<
ным образом ведется процесс научного познания права и что из
себя представляют «простейшие формы проявления правовой
действительности». Мало что проясняет и дополнение автора,
согласно которому «отмеченное «упрощение» мышлением иссле<
дуемых правовых явлений и процессов не более чем гносеологи<
ческий прием их дальнейшего постижения» (139. С. 43).
Между тем «упрощением» правовых явлений может занимать<
ся либо человек, который никогда юриспруденции не учился,
либо это должен быть тот самый исследователь, к которому по<
мимо его воли ворвалась практика и настолько напугала его, что
он забыл все, чему был обучен. Теперь же он решил самолично
заново открыть правовую науку, начав познание с непосредствен<
ного наблюдения и созерцания правовой жизни.
Нет необходимости говорить о том, что современный ученый<
правовед, способный вести научный поиск и получать новые на<
учные знания, должен быть высококвалифицированным специ<
алистом в области правоведения, философии и других наук, ис<
пользуемых в познании права. Поэтому он неизбежно обладает
определенными теоретическими знаниями, позволяющими ему
осуществлять научное исследование системно, целенаправлен<
но даже на стадии непосредственного изучения политико<пра<
вовой практики.
236
Сегодня любой начинающий социолог знает банальную ис<

тину о том, что бесполезно проводить социально<правовые, рав<
но как и другие исследования без четко поставленных задач,
сформулированных и подлежащих проверке гипотез и разрабо<
танного в соответствии с этими гипотезами социологического
инструментария в виде анкет, стандартных интервью и др. Ибо
в ходе исследования надлежит изучать не любые связи, свой<
ства, признаки исследуемого, а только те, которые с точки зре<
ния соответствующей теории являются существенными и не<
обходимыми.
Как справедливо отмечает Э.В. Ильенков, любому отдельному
индуктивному обобщению в сознании всегда предшествует некая
«априорная установка» — некое абстрактно<расплывчатое пред<
ставление, некий критерий отбора единичных фактов, из которых
затем извлекаются путем абстракции «общие признаки», фикси<
руемые «общим понятием»... Поэтому движение, которое внача<
ле представляется воспарением от чувственного данного к абст<
рактному (к «умопостигаемому»), оказывается бесконечным хож<
дением от абстрактного к абстрактному же, круговерчением в сфе<
ре абстракций» (120. С. 257–258).
Без теоретических знаний сбор и изучение эмпирических фак<
тов оказывается трудоемким и бесполезным занятием, подобно
стрельбе из пушки по воробьям. Из<за многообразия свойств, сто<
рон, связей бессистемное изучение практики потребует больших
временных и трудовых затрат, а результаты такого исследования
окажутся ничтожными и сведутся скорее всего к выявлению «вы<
ступающих на поверхности очевидностей правовой жизни», ко<
торые никакого научного значения не имеют. Ибо банальности
типа «Волга впадает в Каспийское море», «лошади кушают овес»
науку интересуют мало.
Эмпирическое изучение практики осуществляется или по
крайней мере должно осуществляться целенаправленно, для ре<
шения конкретных задач науки: проверки обоснованности тео<
ретических положений, результативности теоретических знаний,
воплощенных в практику, выявления эффективности законода<
тельства и др. Бесцельный сбор эмпирической информации яв<
ляется никому не нужным занятием, равно как и голое, оторван<
ное от жизни теоретизирование.
Выполнять же гносеологические установки Д.А. Керимова и за<
ниматься сбором очевидностей правовой жизни может лишь тот,
237
Раздел II
кто свято верит в первое открытие нашего автора, в то, что прак<
тика сама врывается в процесс исследования и с успехом воспол<
няет все огрехи, ошибки малопродуктивной деятельности учено<
го по сбору и изучению эмпирической информации. Но коль ско<
ро того момента, когда практика ворвется в исследование, при<
дется ожидать до второго пришествия, то большинство ученых<
юристов самостоятельно проводят эмпирические социально<пра<
вовые, историко<правовые, компаративистские исследования.
Занимающиеся сбором эмпирической информации правове<
ды уверены в полезности и необходимости такого рода занятий.
И тут их ждет новый сюрприз от Д.А. Керимова. Он смело броса<
ет перчатку философам и иным ученым, полагающим, что про<
цесс получения эмпирических знаний является начальной ста<
дией научного познания. Наш автор думает иначе. «В отличие от
сложившихся в философской литературе представлений, — пи<
шет он, — мы полагаем, что эмпирический материал есть не бо<
лее чем некоторая информация, но никаким «уровнем» позна<
ния не является» (139. С. 50).
Свою позицию Д.А.Керимов аргументирует тем, что научное
познание может быть только рациональным и включает в себя
переход от сущности первого порядка к сущности второго, тре<
тьего и т.д. порядков, формирование серии абстракций, гипотез,
конструирование теоретических моделей. «И если рациональное
познание отнюдь не сводится к накоплению эмпирических дан<
ных, то они не входят в сам процесс научного познания, хотя бы
даже его «низшего» уровня. Иначе пришлось бы признать, что
любой, например, конкретно<социологический сбор эмпиричес<
кого материала представляет собой научно<значимое познание»
(139. С. 50).
Нетрудно заметить, что, по версии Д.А. Керимова, облик уче<
ного, занимающегося изучением эмпирического материала, за<
метно деградирует. Сперва у него теряется память и он начинает
строить правовую науку заново и со значительного упрощения
реальных фактов. Теперь оказывается, что ученый должен быть
еще и малость «прибабахнутым». Ибо кто же в своем уме и доб<
ром здравии будет собирать эмпирический материал, который не
имеет никакой научной ценности. А между тем многие талант<
ливые и общепризнанные корифеи науки всю свою сознатель<
ную творческую жизнь отдали сбору и изучению эмпирических
фактов.
238
Так, около 40 лет Льюис Морган изучал быт, обычаи, историю

североамериканских индейцев, долгое время жил среди них, был
даже усыновлен ирокезами. Результаты своих наблюдений опуб<
ликовал в нескольких монографиях, наиболее известной из ко<
торых является «Древнее общество, или исследование линии че<
ловечества от дикости через варварство к цивилизации». И если,
по мнению Ф. Энгельса, этот труд составил эпоху, то, по выше<
изложенным меркам Д.А. Керимова,— это не более чем некото<
рая информация, не являющаяся никаким уровнем научного по<
знания. Примером длительной и плодотворной научной деятель<
ности по сбору эмпирической информации в наше время может
служить продолжающаяся несколько десятков лет работа архео<
логов по сбору берестяных грамот в Новгороде. Ее руководитель
В.Л. Янин за этот период стал не только доктором наук, но и ака<
демиком РАН.
С точки зрения философии Д.А. Керимова вся эта деятель<
ность не наука, а лишь ее эмпирическая основа, «очевидности»
жизни. Но с точки зрения конкретных наук да и теории позна<
ния сбор эмпирических фактов признается научной деятельнос<
тью. Иначе бы получалось, что ни одна наука не содержит пол<
ных и всесторонних сведений об исследуемых явлениях и про<
цессах, о формах проявления сущности.
Ошибка Д.А. Керимова состоит в том, что он противопос<
тавляет эмпирическое рациональному, что равносильно про<
тивопоставлению килограммов метрам. Эмпирическое и ра<
циональное — это гносеологические категории, характеризу<
ющие разные стороны познавательной деятельности, и в ка<
честве своего коррелята имеют разные категории: эмпиричес<
кому противостоит теоретическое, а рациональному — чув<
ственное.
Рациональное познание понимается как познание, выражен<
ное в понятиях и категориях и иных формах рассудочной мысли<
тельной деятельности. В отличие от него чувственное познание
выступает результатом непосредственного созерцания объектив<
ной реальности и деятельности органов чувств. Эмпирическое
знание даже в форме единичного факта всегда фиксируется с по<
мощью логических форм мышления (понятий, категорий, суж<
дений) и, следовательно, является рациональным. Тем самым оно
обладает признаком, который, по мнению Д.А. Керимова, харак<
теризует научное знание.
239
Раздел II
Перечень «открытий» Д.А. Керимова в теории познания мож<

но продолжать и далее. Однако и сказанного вполне достаточно,
чтобы убедиться в несостоятельности философии права как не<
коей научной теории, переводящей философские, гносеологи<
ческие положения на уровень правовой науки и конкретизирую<
щей всеобщее применительно к специфике правовых явлений и
процессов. Ученый, поставивший подобную задачу, не справил<
ся с ней. Вместо обобщенной конкретизации и адаптации мы
имеем сложные, наукообразные положения, которые оказыва<
ются либо переложением уже известных положений философии,
либо оригинальными, но достаточно проблематичными, а то и
вовсе неверными.
Индивидуальные особенности автора бесспорно сказывают<
ся на результатах исследования. Однако бесперспективность по<
пыток создать особую правовую теорию познания в конечном
итоге определяется не ими, а соотношением гносеологии с кон<
кретными науками, в том числе и с правоведением. Суть же это<
го соотношения видится в том, что наиболее полное, системное,
объективное изучение закономерностей научного мышления
может вести только теория познания, основывающая свои выво<
ды и положения на обобщении мыслительных процессов, осу<
ществляемых во всех сферах познания. Каждая отдельная наука,
опираясь на ограниченный опыт, в трактовке гносеологических
проблем будет неизбежно впадать в односторонность и субъек<
тивизм, о чем убедительно свидетельствует и негативный опыт
исследований Д.А. Керимова.
Поэтому, не отрицая научной значимости попыток ученых<
юристов рассматривать общие гносеологические проблемы на ма<
териалах правовой науки, следует все же отметить, что главным
источником позитивных знаний об этих проблемах и путях их
применения в конкретных исследованиях являются работы фи<
лософов, специализирующихся на разработке гносеологических
проблем диалектического материализма.
С этих позиций являются проблематичными и предложения
включить в предмет философии права гносеологическую пробле<
матику. Попытки проводить специальные исследования юриди<
ко<гносеологических проблем, как показывает негативный опыт
Д.А. Керимова, сводятся к хорошему или плохому, точному или
недостаточно точному переложению философских положений.
Никаких дополнительных закономерностей, характеризующих
240
процесс познания права, пока что выявить не представляется воз<

можным.
Однако, если популярные, годные для внутреннего пользова<
ния переложения, пересказы юристами знаний, добытых фило<
софией и другими неюридическими науками, выдавать за новые
юридические науки, то по такому принципу можно напечь но<
вых юридических наук сколько угодно. Пересказал, положим,
кто<то основы экономической науки — и, пожалуйста, он уже ро<
доначальник новой юридической науки вроде экономических
основ права. Новые науки в правоведении могут развиваться с
той же легкостью, с какой сегодня можно стать академиком юри<
дических и иных наук.
Процесс образования новых отраслей знания носит объектив<
ный характер и предполагает наличие какой<либо устойчивой
группы закономерностей в сфере права, не входящих в предмет
ни одной из существующих юридических наук. Следовательно,
чтобы признать правомерность претензий керимовской филосо<
фии права на разработку гносеологических проблем правоведе<
ния, необходимо доказать, что имеются особые юридико<гносе<
ологические закономерности, которые не входят в предмет ныне
действующих юридических наук либо являются для них нетипич<
ными и могут быть выделены в самостоятельную науку. Если бы
такие закономерности имелись, то юристы давно бы их выявили
или по крайней мере постоянно спотыкались бы о них.
Но, увы, ничего похожего в правоведении не имеется, хотя
гносеологические проблемы успешно изучаются и на научном
уровне, и в процессе реализации норм права. В правоведении
теория познания, ее положения не просто иллюстрируются пра<
вовыми примерами или выступают неким дополнительным сви<
детельством высокой эрудиции авторов, а предстают реальной
философской основой познавательных процессов, осуществляе<
мых учеными<юристами и практическими работниками.
Действие права неразрывно связано с сознанием, мыслитель<
ными процедурами, осуществляемыми гражданами, иными
субъектами в процессе толкования норм права, принятия реше<
ний вступить в конкретные отношения, изменить или прекра<
тить их. Прежде чем реализовать представленное законом, иным
нормативно<правовым актом право, субъект должен знать о его
существовании и содержании, о возможных способах его реали<
зации. В целях удовлетворения своей потребности субъект далее
241
Раздел II
избирает оптимальный вариант своего поведения и пытается реа<

лизовать его, вступив в конкретные отношения.
Ясно, что все эти действия могут привести к ожидаемым ре<
зультатам при условии, что субъект располагает достоверной,
истинной информацией как о действующем праве, так и о жиз<
ненных ситуациях, с которыми закон связывает процесс вступ<
ления в конкретные отношения и получения позитивных ре<
зультатов. Поэтому красной нитью через все юридические на<
уки проходит проблема разработки средств, способов, гарантий,
призванных обеспечивать достоверность, правдивость инфор<
мации о правовых нормах, о реальных жизненных ситуациях,
юридически значимых действиях и поступках конкретных лиц.
Проблема постижения истины является основополагающей и в
ходе правоприменительной деятельности органов государства
и должностных лиц.
Достаточно широк и разнообразен круг способов защиты пра<
вовой информации от недостоверных, вымышленных сведений.
Соответствие содержания нормативно<правового акта воле пра<
вотворческого органа достигается путем его опубликования в спе<
циальных официальных источниках, наличием официальных
реквизитов, позволяющих однозначно идентифицировать кон<
кретный нормативно<правовой акт среди других источников пра<
ва. Задачам обеспечения достоверности документов, индивиду<
альных правоприменительных актов служат особые требования
к их форме и содержанию, в том числе наличие подписей офи<
циальных лиц, удостоверение документа нотариусом или иным
должностным лицом либо компетентным органом.
Более сложной является система способов достижения до<
стоверности и доказуемости действий, событий, влияющих на
динамику конкретных правоотношений, их возникновение,
изменение или прекращение. Этим целям служат закреплен<
ные законом, иными актами особые требования к форме и
порядку вступления лиц в конкретные отношения, например
необходимость заключать гражданско<правовые договоры в
письменной форме, отражать в договоре его существенные ус<
ловия, вести бухгалтерский учет и отчетность по хозяйствен<
ной деятельности организаций, предприятий, учреждений,
осуществлять регистрацию поступающих в государственный
орган писем, жалоб, обращений, осуществлять архивное хра<
нение документов и др.
242
Особое значение в системе способов, призванных обеспечить

достоверность юридической информации, имеют такие юриди<
ческие средства, как преюдиции, презумпции и юридические
фикции.
Другим важнейшим направлением применения теории позна<
ния в юридической практике является юрисдикционная деятель<
ность государственных органов и должностных лиц, наиболее
сложной формой которой выступает деятельность судебных ор<
ганов по рассмотрению уголовных, гражданских и администра<
тивных дел. Одним из краеугольных камней этой деятельности
предстает процесс сбора и оценки доказательств с целью уста<
новления истины по делу и принятия законного и справедливо<
го решения.
И вновь теория познания устанавливает исходные и методо<
логические принципы, требования, применение которых состав<
ляет необходимое условие достижения объективной истины по
делу. В то же время непосредственная юридическая проблемати<
ка доказывания не сводится к простому переложению филосо<
фии. В центре внимания ученых<юристов находятся два круга
вопросов: каким образом получить необходимые по делу доказа<
тельства и при каких условиях собранные доказательства обес<
печивают постижение объективной истины по делу.
Нет сомнений в том, что объективная истина достигается в
равной мере при рассмотрении как уголовных, так и гражданс<
ких дел. Однако подобный познавательный результат достигает<
ся разными путями.
В гражданском процессе бремя доказывания правовых требо<
ваний, притязаний и возражений против них лежит соответствен<
но на истце и ответчике. Суд также принимает зависящие от него
меры для выяснения объективной истины по делу и поэтому не
связан фактами, приведенными в обоснование своих требований
и возражений против них истцом и ответчиком. В то же время
гражданский процесс в определенных ситуациях разрешает суду
принимать решение без выяснения отдельных фактических об<
стоятельств по делу. В частности, ответчик признается виновным,
если он признал иск либо не представил доказательств своей не<
виновности.
Возможны также ситуации, когда суд отказывается рассмот<
реть представленные сторонами доказательства на том основа<
нии, что форма представленных доказательств не соответствует
243
Раздел II
установленным законом требованиям. Так, стороны не могут ссы<

латься на свидетельские показания, если при заключении сдел<
ки была нарушена обязательная простая письменная форма. Зап<
рещается также доказывать с помощью свидетелей факт неполу<
чения денег или имущества по договору займа.
На иных принципах осуществляется поиск истины по уголов<
ным делам.
В основе способов, приемов, разрабатываемых с целью обес<
печения достоверности, истинности юридически значимых со<
бытий, действий, поступков, документов, бесспорно лежит тео<
рия познания, ее положения об источниках и границах позна<
ния, критерии истины, соотношении абсолютной и относитель<
ной истин. Однако непосредственный результат научно<практи<
ческого решения проблемы обеспечения истинности по уголов<
ным делам носит сугубо юридический характер и полностью впи<
сывается в предмет конкретных юридических наук: уголовного
процесса и криминалистики. Не отдельные примеры из юриди<
ческой практики, а сама правовая практика, познанная в полном
соответствии с теорией познания, — таков действительный итог
творческого применения теории познания в решении вышеиз<
ложенных юридических проблем.
Неясности, затруднения, которые испытывают юристы в про<
цессе применения теории познания, обусловливаются по преиму<
ществу неточным пониманием философских положений. Осо<
бенно часто такие затруднения возникают, когда соответствую<
щие гносеологические вопросы оказываются недостаточно раз<
работанными либо юристы используют философские источни<
ки, в которых гносеологические вопросы освещаются проблема<
тично, в порядке дискуссии, нечто вроде философских проблем
права Д.А. Керимова.
Именно это обстоятельство, в частности, породило длитель<
ную дискуссию представителей науки уголовного процесса от<
носительно способности суда устанавливать абсолютную истину
по делу. Ученые<процессуалисты, неверно понимая те или иные
гносеологические проблемы, ошибочно трактовали отдельные
вопросы теории доказательств в уголовном процессе.
Ряд авторов (Н.Н. Полянский, А.В. Ривлин, О.В. Иванов)
полагали, что философские положения относительно абсолют<
ной и относительной истин неприемлемы для оценки резуль<
татов деятельности суда. Данные философские категории ха<
244
рактеризуют познавательные процессы только в сфере науки,

связаны с оценкой закономерного и необходимого. Суд же не
открывает закономерностей такого рода, занимается сугубо
практическими вопросами, и поэтому результаты его позна<
ния следует оценивать в категориях достоверности и доказан<
ности.
Подобный взгляд на проблемы истины в уголовном процессе
стал возможен благодаря неверному пониманию предмета гно<
сеологии и сферы ее применения в научном познании и практи<
ческой деятельности. Поскольку гносеология — наука о законо<
мерностях не только научного, но и профессионального и даже
обыденного сознания, то ее положения в полной мере распрост<
раняются на познавательную деятельность судебных органов и
нет никаких оснований отказываться от оценки результатов по<
знания, осуществляемых данными органами, с позиции катего<
рий абсолютной и относительной истин.
Гносеологическая ошибка сторонников изложенного взгляда
была обстоятельно раскрыта другими авторами и в настоящее вре<
мя полностью преодолена.
Другой ошибочный подход к оценке результатов познания,
осуществляемого судом, связан с интерпретацией категории «аб<
солютная истина» как исчерпывающего знания об исследуемом
предмете. Поскольку суд не может с исчерпывающей полнотой
установить все детали по делу, следовательно, его знания можно
рассматривать только как «максимальное приближение к исти<
не, как максимальную вероятность события», т.е. как относитель<
ную истину.
М.С. Строгович — ученый, обладавший высокой философс<
кой культурой, обстоятельно показал, что относительную исти<
ну нельзя трактовать как максимальное приближение к истине.
Она также объективная истина, но только неполная, характери<
зующаяся незавершенностью процесса познания. Между тем «аб<
солютно все о событии, являющемся преступлением, и о совер<
шившем его лице суд вовсе не должен устанавливать, но то, что
суд должен установить для правильного разрешения дела, т. е.
совершено ли преступление, какое именно, совершил ли его об<
виняемый, — это должно быть установлено абсолютно верно»
(322. С. 75). Эти знания по делу должны быть абсолютной, нео<
провержимой в дальнейшем истиной. Иначе приговор будет нео<
боснованным.
245
Раздел II
Так правильное проецирование положений о соотношении

абсолютной и относительной истин на один из конкретных
вопросов правоведения позволило найти верный путь к его ре<
шению.
Таким образом, изложенной полемики могло не быть, пони<
май юристы правильно соответствующие положения гносеоло<
гии. Преодоление же неточных воззрений оказалось возможным
не за счет углубления и расширения знаний о каких<либо право<
вых явлениях и процессах, а путем уточнения неверно понятых
юристами положений гносеологии.
Популярная работа по проблемам гносеологии, системно из<
лагающая ее проблемы и иллюстрирующая философские поло<
жения примерами из правовой науки и юридической практики,
несомненно могла бы облегчить процесс усвоения юристами дан<
ной философской дисциплины. Однако такую работу вряд ли
можно рассматривать в угодном для Д.А. Керимова духе как фи<
лософию права (или ее отдельную часть) и ограничивать фило<
софское образование юристов работами подобного рода.
Популярная работа по гносеологии, как ни фаршируй ее при<
мерами, останется философской работой, подобно учебнику
М.С. Строговича «Логика», подготовленному специально для
юридических вузов страны. Ибо закономерности, раскрываемые
такой популярной работой, целиком и полностью будут лежать в
сфере философии. Еще меньше оснований видеть в популярных
работах основной источник философского образования ученых<
юристов. Популярная работа даже при самом добросовестном ее
написании будет неполной.
Ученый<юрист должен самостоятельно и квалифицированно
разбираться в гносеологических проблемах познания. Научное
исследование — это не строительство дома поточным методом,
когда один возводит стены, другой ставит оконные переплеты, тре<
тий монтирует сантехнику и т.д. Чтобы добиться успеха в науке,
юрист обязан выступать в трех, а то и четырех лицах: быть квали<
фицированным философом, прекрасным юристом, неплохим
экономистом или политологом и, может быть, немножко социо<
логом. Комплексный характер действия права, его закономерно<
стей познать нельзя успешно, оставаясь специалистом в области
права и полузнайкой в философии, экономических и политоло<
гических науках. Надлежащий уровень философского знания
можно получить, усвоив положения диалектического материа<
246
лизма, а также постоянно применяя их в процессе научного по<

знания либо решения практических вопросов.
Все ученые<юристы независимо от сферы их научных иссле<
дований и отраслевой принадлежности руководствуются в той
или иной степени требованиями и положениями теории позна<
ния. Прежде чем открывать научные истины, необходимо иметь
четкие представления о том, что такое научное познание, чем
оно отличается от обыденного и профессионального, какой уро<
вень знаний характеризует подлинно научные результаты ис<
следования, каким образом может быть обеспечена истина в по<
знании и др.
Прямое и непосредственное применение теории познания по<
зволяет ученым<юристам последовательно провести единые тре<
бования к процессу научного познания, за многообразием конк<
ретных знаний и предметов исследования увидеть то общее, что
позволяет квалифицировать полученные знания как научные, а
также осуществлять критику знаний, не в полной мере соответ<
ствующих положениям теории познания и другим частям диа<
лектического материализма.
Большинство работ, посвященных гносеологическим пробле<
мам правоведения, неизбежно основываются на философских
воззрениях по исследуемому вопросу и рассматривают опыт при<
менения этих философских воззрений в решении правовых про<
блем. Так, Ю.А. Суслов, рассматривая вопрос о роли научных
фактов в конкретно<социологическом исследовании, опирается
на положения и выводы, содержащиеся в работах философов
В.С. Швырева, В.А. Ракитова, Е.П. Никитина, В.А. Штоффа и др.
Именно в работах советских философов он находит необходи<
мые теоретические и методологические положения для оценки
соответствующих научных процедур в социально<правовых ис<
следованиях. Работы же юристов используются как конкретный
опыт применения философских положений в познании права,
как свидетельство их полезности в правоведении. Ю.А. Суслов
не ставит задачи поиска, выявления каких<то особых специфи<
ческих закономерностей проведения названных социологичес<
ких процедур в правоведении (327).
В настоящее время юристы не ведут дискуссий о том, что такое
научный факт, понятие, категория, эмпирический и теоретичес<
кий уровни научного познания, истинность и ее критерии. Спор
идет о пределах применения той или иной гносеологической ка<
247
Раздел II
тегории в правоведении и, в частности о том, можно ли характе<

ризовать правовую норму в категориях истины и заблуждения, что
такое юридическая закономерность, каково соотношение фунда<
ментальных и прикладных наук правоведения.
Дискуссия о том, обладает ли норма права истинностью, про<
должается не одно столетие и тем не менее пока что далека от
своего завершения. Большинство российских правоведов склон<
ны полагать, что атрибут истинности в полной мере присущ нор<
мам права. Их позиция особенно усилилась с выходом моногра<
фии В.М. Баранова «Истинность норм советского права» (31), в
которой автор предпринял попытку доказать, что истинность
является неотъемлемым, объективным свойством норм права.
В основе такого воззрения лежит представление о праве как
разновидности знания в виде «оценочно<познавательного обра<
за, отражающего тип, вид, уровень либо элемент развития про<
грессивной правовой человеческой деятельности» (31. С. 231).
Равным образом и правотворчество определяется как разновид<
ность научной либо ненаучной, но связанной с производством
знаний деятельностью.
Подобная интерпретация правотворчества и его результатов
возникла и сохраняется в правоведении благодаря тому, что в гно<
сеологии не имеется четких представлений о содержании кате<
гории «практика» и видах чувственно<предметной деятельности,
охватываемых этой категорией.
Правотворчество хотя и тесно связано с правовой наукой, но
по своей непосредственной сути представляет собой разновид<
ность проектно<исследовательской, конструкторской работы,
связанной с переводом теоретических знаний, конструкций в
сферу практической деятельности. Как уже говорилось ранее,
теоретические положения, выводы правовой науки также реали<
зуются на практике благодаря правотворчеству, призванному со<
здавать нормативно<правовые регуляторы общественных отно<
шений, т.е. предметно<практической деятельности людей. Пра<
вовая норма оказывается не столько знанием, сколько разновид<
ностью «очеловеченного» мира социальных явлений.
Будучи непосредственным компонентом практики, нормы
права выступают в качестве критерия, определителя истинности
теоретических положений правовой науки, ее способности адек<
ватно отражать реальный социальный мир и его закономернос<
ти. Но как критерий истины практика и соответственно такой ее
248
компонент, как нормы права, не могут оцениваться в категориях

истины или лжи, используемых только для оценки знаний. Для
норм права, как и иных созданных человеком вещей, механиз<
мов, используются критерии результативности, эффективности,
экономичности, полезности, словом все то, что характеризует
действие, процесс и их результаты. Авторы, обосновывающие
подход к нормам права как истинным или ложным, должны пос<
ледовательно его распространять на весь мир «очеловеченных»
вещей и в частности на машины, механизмы, здания, и тем са<
мым прийти к полному абсурду (см главу 6).
Как видим, в данном случае основная причина полемики кро<
ется не в некоей специфике применения всеобщего в конкрет<
ном правовом материале, а в пробельности теории познания, ее
неспособности дать обстоятельные и убедительные ответы на
некоторые вопросы, имеющие важное методологическое значе<
ние для конкретных наук.
Пытаясь восполнить пробелы гносеологии, юристы могут
предлагать свое видение философских проблем. Но в лучшем
случае предлагаемые ими решения не пойдут далее философс<
ких гипотез. Юрист располагает опытом познания в пределах
одной науки — правоведения и не может так глубоко, всесторон<
не видеть и понимать процессы познания, как философы, спе<
циализирующиеся в области теории познания. В гносеологии, как
и любой иной науке, каждый новый шаг вперед требует серьез<
ных творческих усилий и глубоких профессиональных знаний.
Изложенное, таким образом, позволяет сделать вывод о том,
что гносеологическая проблематика не может составлять содер<
жание философии права как некоей самостоятельной юридичес<
кой науки либо части общей теории права. Ибо особых гносео<
логических закономерностей познания права, отличных от тех,
что раскрываются гносеологией диалектического материализма,
выявить пока что не удалось.
Во<первых, правовая гносеология как наука оказывалась бы
адекватной всему правоведению, причем на уровне не только
научных исследований, но и практической деятельности. Ибо
работа любого юриста связана с познавательными процедура<
ми и соответственно компетентным использованием категорий,
принципов, требований теории познания. Сложность и много<
образие познавательных процедур, осуществляемых юристами,
делает бесперспективным поиск специфики преломления по<
249
Раздел II
нятий и категорий гносеологии в правоведении. Как показывает

опыт Д.А. Керимова, ничего нового, кроме хорошего или плохо<
го повтора философских положений и их иллюстрирования пра<
вовым материалом, сделать в этом направлении не представля<
ется возможным.
Во<вторых, проблематика общей теории права и отраслевых
юридических наук, связанная с раскрытием тех или иных про<
блем познания права — проблемы правового сознания, гносео<
логической природы права, пониманием юридической практи<
ки, теории доказательств в уголовном и гражданском процес<
сах и др., входит в предмет соответствующих юридических наук
и не может обособляться в особое структурное образование типа
гносеологии правоведения или философии права. Вряд ли юри<
дическая наука выиграет от того, что проблемы доказательств в
уголовном и гражданском процессе буду изучаться в рамках од<
ной научной дисциплины, да еще специалистами философии
права, некомпетентными в области уголовного и гражданского
процесса.
В<третьих, понятия и категории гносеологии выполняют
свою теоретическую функцию тем успешней, чем глубже и пол<
нее их понимают юристы и правильно используют в своей на<
учной или практической деятельности. Проблемы, которые воз<
никают в процессе реализации названных философских кате<
горий, чаще всего обусловливаются неверным пониманием от<
дельных положений теории познания либо неточным опреде<
лением сферы их применения в познании отдельных правовых
явлений. Преодоление подобного рода проблем становится воз<
можным на путях профессионального овладения юристами те<
орией познания. Гносеология, как и остальные разделы диалек<
тического материализма, составляет фундамент методологичес<
ких и теоретических исследований юристов и никак не втиски<
вается в тематику философии права.
5.6. Следует ли общей теории права пролонгировать

договор о дружбе и сотрудничестве
с историческим материализмом?
Созданная по рецептам Д.А. Керимова философия права об<
ладает монополией на использование исторического материализ<
ма или, в обозначении нашего автора, общей философии, «изу<
чающей всеобщие закономерности возникновения, формирова<
250
ния и развития общества как системного целого организма» (139.

С. 8). При этом оказывается, что философия права, после того
как она была оплодотворена общей философией, «определила за<
кономерности возникновения и развития права, механизм фун<
кционирования и формы регулирующего воздействия на обще<
ственные отношения, разработала основные категории юриди<
ческой науки» (139. С. 6–7).
Как видим, философия права выступает настоящим агрессо<
ром по отношению к социологии права, в которой Д.А. Керимов
признает обособленную часть общей теории права «в виде соци<
ологического истолкования правовых явлений». Напомним, что
автор, подчеркивая единый, неразрывный характер философии
и социологии права, тем не менее на пятой странице своего пос<
леднего философского труда их различает. Философия права при<
знается логикой, диалектикой и теорией познания. Социологии
же права достается в удел в основном онтологическое отображе<
ние объективной диалектики правовых явлений, их реальное раз<
витие и изменение (139. С. 5). Но уже на следующей странице он
без каких<либо оговорок и сожалений отдает социологию права
на заклание философии права и включает в предмет последней
закономерности возникновения и развития права, механизм фун<
кционирования и формы регулирующего воздействия, т.е. все то,
что «потом и кровью» добывает социология права.
Да что социология права! Своему любому детищу Д.А. Кери<
мов готов скормить и общую философию, наделив философию
права способностью изучать «общие закономерности обществен<
ной жизнедеятельности, определяющие развитие правовых яв<
лений» (139. С. 7). В эти общие закономерности практически
включается весь предмет исторического материализма. Ибо пра<
во как органическая часть общества испытывает на себе влияние
остальных компонентов социального целого и соответственно
правовые закономерности можно познать лишь опираясь на всю
совокупность «общих закономерностей общественной жизнеде<
ятельности», изучаемых историческим материализмом, то бишь
философией материализма.
Итак, какова же действительная роль исторического материа<
лизма (общей философии) в познании права и насколько основа<
тельны претензии керимовской философии права быть одновре<
менно и социологией права? В дальнейшем изложении мы не ста<
нем уподобляться Д.А. Керимову и прятаться за термин «общая
251
Раздел II
философия», а вернемся к общепринятому в диалектическом ма<

териализме термину «исторический материализм».
К. Маркс и Ф. Энгельс обстоятельно раскрыли сущность и со<
держание исторического материализма, его связь с диалектикой
как всеобщей методологией научного познания. Дискуссия о том,
представляет ли исторический материализм философскую науку
либо общую теорию социального развития или, наоборот, вхо<
дит в диалектический материализм, характеризует поиски новых
путей использования исторического материализма, при этом
никак не меняя исходных положений, сформулированных его ос<
нователями.
Исторический материализм, отмечал Ф. Энгельс, использу<
ется «для обозначения того взгляда на ход всемирной истории,
который конечную причину и решающую движущую силу всех
важнейших исторических событий находит в экономическом раз<
витии общества, в изменениях способа производства и обмена, в
вытекающем отсюда разделении общества на различные классы
и в борьбе этих классов между собой» (3. Т. 22. С. 306).
В числе основных источников, наиболее полно раскрываю<
щих содержание исторического материализма либо служащих об<
разцом применения его положений, Ф. Энгельс называл работы
К. Маркса «18 брюмера Луи Бонапарта» и «Капитал», а также свои
сочинения «Анти<Дюринг», «Людвиг Фейербах и конец немец<
кой классической философии» (3. Т. 37. С. 396).
Анализ названных и других работ основоположников истори<
ческого материализма, а также ленинских положений по этому
вопросу показывает, что исторический материализм понимался
ими как часть философии марксизма, предметом которого выс<
тупают наиболее общие законы развития человеческого обще<
ства. Прежде всего, исторический материализм объясняет содер<
жание общественного сознания общественным бытием, раскры<
вает закономерности развития человеческого общества, видит ос<
новной источник этого развития в материальных, экономичес<
ких отношениях, производстве и воспроизводстве действитель<
ной жизни.
Неотъемлемым компонентом исторического материализма яв<
ляется и учение о классах и классовой борьбе, которая является
не чем иным, как продолжением и развитием экономических про<
тиворечий классов в политической сфере и в формах обществен<
ного сознания.
252
Благодаря материалистическому пониманию истории общества

философский материализм был достроен доверху, что позволило
рассматривать историю общества во всей ее сложности, противо<
речивости, кажущейся случайности происходящих событий и яв<
лений как строго закономерный процесс. Последовательное при<
менение этого философского учения в познании общественных
явлений позволило устранить два главных недостатка буржуазных
исторических теорий: сведение социологического анализа к мо<
тивам исторической деятельности людей и изображение истори<
ческого процесса в виде совокупности отрывочно и произвольно
набранных фактов.
Как отмечал В.И. Ленин, «исторический материализм указал
путь к всеобъемлющему, всестороннему изучению процесса воз<
никновения и упадка общественно<экономических формаций,
рассматривая совокупность всех противоречивых тенденций, сво<
дя их к точно определяемым условиям жизни и производства раз<
личных классов общества, устраняя субъективизм и произвол в
выборе отдельных «главенствующих» идей или в толковании их,
вскрывая корни без исключения всех идей и всех различных тен<
денций в состоянии материальных производительных сил»
(6. Т. 26. С. 57–58).
К таким же результатам должно приводить и применение ис<
торического материализма в правоведении, и прежде всего в об<
щей теории права. Мысль о невозможности создания материа<
листической теории права без творческого освоения и использо<
вания исторического материализма была осознана учеными<юри<
стами еще в начале ХХ в. Одновременно первый опыт механи<
ческого перенесения в правоведение теории классовой борьбы
показал, что таким путем нельзя революционизировать прежнюю
теорию, а тем более построить новую. Ибо все дело свелось к ис<
тории хозяйственных форм (с более или менее юридической ок<
раской) либо истории учреждений. Марксистская же теория права
«должна не только исследовать материалистическое содержание
правового регулирования в различные исторические эпохи, но и
дать материалистическое истолкование самому правовому регу<
лированию как определенной исторической форме» (244. С. 48).
Догматизм в философии и обществознании, которым характе<
ризовались 30–50<е гг., препятствовал любому творческому раз<
витию правовой мысли, становлению теории права на материа<
листической основе. Клянясь в верности бессмертному учению
253
Раздел II
Маркса–Ленина и великому вождю Сталину, их творческому ди<

алектико<материалистическому методу, советские ученые тех лет
были по преимуществу догматиками, начетчиками и позитивис<
тами, т.е. адептами тех буржуазных теорий, которые они так не<
истово разоблачали и к которым высказывали самое негативное
отношение.
Начиная с 60<х гг., когда вопрос о творческом использова<
нии диалектического и исторического материализма был по<
ставлен в повестку дня в качестве актуального и архиважного
направления научных исследований, советские правоведы уде<
ляли больше внимания и диалектическому методу правовых ис<
следований, нежели историческому материализму. Достаточно
вспомнить хотя бы курс «Марксистско<ленинская общая тео<
рия государства и права. Основные институты и понятия» (4.
Т. 1). Оказалось, что среди обширных глав, излагающих пробле<
мы предмета и метода данной науки, исторический материализм
хотя и упоминался время от времени, но отсутствовало сколь<
ко<нибудь вразумительное изложение его значения и путей при<
менения в правоведении.
В общей теории права исторический материализм наиболее
полно использовался при объяснении причин происхождения
государства и права, описании их исторических типов, критике
буржуазных и иных политико<правовых учений. Советские юри<
сты проявляли завидную изобретательность в выявлении клас<
совых интересов критикуемых ими правовых теорий и сведе<
нии любых недостатков и заблуждений, обнаруженных в этих
теориях, к отсутствию классового подхода к оценке правовых
явлений. Но сами так и не смогли создать теорию права, спо<
собную с материалистических позиций, полно и последователь<
но раскрыть закономерности функционирования и развития
права, механизм его детерминированности, зависимости от ба<
зиса и иных социальных явлений.
В советском правоведении материализм уподоблялся золото<
носной жиле: где<то он присутствовал, и достаточно богато, но
гораздо чаще был скудным или отсутствовал вовсе. И не случай<
но в новых исторических условиях 90<х гг. шумной стаей появля<
ются работы, в которых теория, объясняющая процесс становле<
ния государства классовыми противоречиями общества, рассло<
ением родового строя на бедных и богатых, рабов и рабовладель<
цев, признается вульгарной и догматической. Все дело, оказыва<
254
ется, в «неолитической революции», переходе от присваивающей

к производящей экономике и потребностях в организационном
обеспечении производящей экономики.
Правовое государство лет 15–20 назад рассматривалось как чи<
сто буржуазное изобретение, основанное на «гипертрофии об<
ратного воздействия права на социальную жизнь и на фактичес<
ком сведении на нет проблемы социальной обусловленности пра<
ва» (351. С. 73). Теперь же такое государство становится основ<
ным направлением развития российской государственности и
срывает самые бурные аплодисменты российских правоведов,
признается последним словом юридической науки.
Наиболее радикальные российские правоведы обрушились и
на самое ядро исторического материализма, предлагая освобо<
дить теорию права от исторического материализма, отправить на
свалку классовый подход, поскольку «учение о классовой борьбе
неприменимо к обществу, в котором нет классов, но существует
сложная социальная структура» (373. С. 3).
Возможность поиска научных истин в правоведении, в реше<
нии его фундаментальных проблем вне материалистического ви<
дения общества и права является кажущейся. Диалектический ма<
териализм, пока что признаваемый российскими правоведами,
не может быть полным и последовательным там, где отрицаются
результаты использования этого метода для познания и обосно<
вания диалектики общества в целом. Ибо исторический матери<
ализм — это диалектический метод в социологии, результат его
продолжения и распространения на область общественных от<
ношений. Поэтому нельзя быть верным и последовательным ди<
алектиком на уровне всеобщего метода познания, отрицая этот
метод на социологическом уровне. Без опоры на исторический
материализм оказывается невозможным решение как раз наибо<
лее фундаментальных проблем общей теории права, о чем убе<
дительно свидетельствует многолетняя дискуссия относительно
сущности права.
Неумение юристов последовательно провести материалисти<
ческий подход к праву наиболее ярко выразился в том, что авто<
ры, критикующие позитивизм за сведение права к одной из его
форм выражения — закону, никак не могут найти и обосновать
«широкое» социологическое видение права. Прежде всего оста<
ются неясными те компоненты социального бытия, которые яв<
ляются правом вне его законодательного закрепления и высту<
255
Раздел II
пают мерилом, критерием оценки степени соответствия закона

праву.
Дело в том, что социальная природа права не выводится из
реальных жизненных процессов, а определяется априорно. Пер<
воначально выделяется явление, которое объявляется правом, а
затем под это понимание права подгоняются известные связи,
явления, их компоненты. И здесь мы вынуждены вернуться к фи<
лософским трудам Д.А. Керимова, который выступает ревност<
ным и давним сторонником «широкого» понимания права.
Для Д.А. Керимова «право и генетически, и функционально,
и с точки зрения развития — это определенная система обще<
ственных отношений, тех именно отношений, природа которых
объективно имеет правовой характер, которые запрограммиро<
ваны именно как правовые, требуют правового выражения» (139.
С. 79–80).
Словом, право есть общественные отношения, требующие
права. Налицо логическая ошибка, когда определяемое опреде<
ляется через самое себя. Но в данном случае нас интересует не
ошибка, а способ определения права. Автор не считает нужным
обосновывать свой взгляд. Он уверен в том, что является обще<
известным положением, согласно которому «право существует до
законодательства в соответствующих общественных отношени<
ях, сами фактические общественные отношения носят правовой
характер, являются непосредственно правом» (139. С. 79). И от
этого априорно взятого положения ведутся дальнейшие рассуж<
дения автора о несовпадении права и закона и правомерности
«широкого» понимания права.
Между тем хорошо, когда «хорошо известное» применяется
в познании других проблем теории права. Но если ставится за<
дача исследовать само «хорошо известное», то подобный аргу<
мент является несостоятельным. В ХVI в. все верили в то, что
Солнце вращается вокруг Земли и единодушно отвергли уче<
ние Коперника, утверждавшего прямо противоположное. И все
же оказалось, что прав был Коперник, а не запретившая его уче<
ние церковь.
Следовательно, Д.А. Керимов, желая обосновать свой под<
ход к праву, должен был не столько апеллировать к общеизвес<
тному, сколько поставить вопрос на конкретно<историческую
почву и показать, при каких условиях общественные отноше<
ния становятся правом и что же такое право в его непосредствен<
256
ной сущности, вне связи с общественными отношениями. Не

выполнив этого методологического требования, автор не толь<
ко не обосновал сколько<нибудь убедительно свою позицию, но
и в конечном итоге признал правом совсем иное — сложную
волевую систему, состоящую «из общеобязательных принципов,
предписаний и действий, объективно обусловленных соответ<
ствующими общественными отношениями и регулирующими
эти отношения» (139. С. 89).
Конечно, в абстрактной всеобщности правом можно признать
все что угодно: систему общественных отношений, законы и иные
нормативно<правовые акты, правосознание, психологию субъек<
тов правоотношений и социальную справедливость. Можно так<
же отличать естественное право от позитивного. Стоит лишь не<
много пофантазировать, а затем, поизмывавшись над старыми,
известными определениями права, философски глубокомыслен<
но произнести, что предложенное понимание права «отнюдь не
исключает, а наоборот, предполагает множество ее конкретизиру<
ющих частных определений, каждое из которых отражает частич<
ку, сторону, момент, особую форму жизни права» (139. С. 89).
Но если определение «отражает частичку, момент, особую
форму жизни права», то причем здесь сущность права? Именно
здесь и кроется основная ошибка российских правоведов. Пред<
лагаемое ими видение права в качестве его сущности на самом
деле оказывается специфическими признаками определенной
формы проявления сущности норм права, правоотношений или
правосознания. Многообразие форм проявления сущности по<
рождает и множество подходов к пониманию права. В результа<
те проблема поиска сущности права подменяется дискуссией о
том, какая форма права или совокупность таковых представля<
ет собой право. Отсюда логически вытекает и представление о
том, что являются неоправданными «предпринимаемые в
юридической литературе попытки сконструировать единое,
многоаспектное понятие, обнимающее все описанные ранее
значения права» (259. С. 29).
Вторая значительная ошибка авторов, участвующих в поиске
сущности права, выражается в стремлении провести поиск в гра<
ницах правовой науки, без привлечения и творческого исполь<
зования исторического материализма.
Спор о понимании права во многом повторяет ошибки фи<
зиков, полемизирующих относительно сущности воды. Можно
257
Раздел II
ли, в частности, ею признавать дождь, снег, туман, реки, озера

и тому подобные явления. Проблему не решали и выявленные
эмпирическим путем определения воды как жидкости без цве<
та и запаха, кипящей при 100 градусах и замерзающей при нуле
градусов. Ибо было неясно, а что же определяет именно эти
свойства воды, т.е. что же воду делает водой. И лишь в конце
ХVIII в. Лавуазье доказал, что по своей сущности вода есть со<
единение водорода с кислородом. Сущность исследуемого ока<
залась за пределами конкретных форм проявления воды, и, что<
бы познать сущность, потребовалось творческое воображение
и переход от эмпирического наблюдения в сферу теоретичес<
кого познания.
Этот же путь предстоит проделать и юристам, желающим по<
стичь сущность права: от эмпирически наблюдаемых, повторя<
ющихся признаков нормы права, правоотношений и правосоз<
нания, иных явлений нужно перейти на другой, более высокий
уровень научного познания, осуществляемый в правоведении,
как и иных социальных науках, методом восхождения от абст<
рактного к конкретному. В ходе такого восхождения историчес<
кий материализм, раскрывающий закономерности функциони<
рования и развития общества, его компонентов, должен быть ре<
ализован полностью, всеми его законами и категориями. Резуль<
татом же такой конкретизации, преломления исторического ма<
териализма будет выступать не отдельно взятая философия пра<
ва, а общая теория права в целом.
В своей абстрактной всеобщности право есть мера свободы ин<
дивидов, социальных групп, классов, иных субъектов обществен<
ных отношений. Это обстоятельно показал еще Гегель, и пока еще
никто не опроверг этого понимания права.
Назначение и сущность права как особого социального явле<
ния, выполняющего специфические функции и не дублирующего
других компонентов общества, в том и состоит, что оно выступа<
ет в роли меры свободы, которая позволяет в значительной сте<
пени сглаживать общественные и индивидуальные противоре<
чия, сохранять и развивать общество как единый целостный орга<
низм. Закрепляемые при помощи права социальные связи и дей<
ствия людей, иных субъектов вводятся в определенные грани<
цы, рамки, с тем чтобы каждый индивид, социальная группа,
класс могли в той или иной степени удовлетворять свои потреб<
ности в материальных и духовных благах и были защищены от
258
произвола отдельных личностей и иных субъектов обществен<

ных отношений.
Понимаемое подобным образом право выступает одним из не<
обходимых условий социализации личности, успешной совмест<
ной деятельности социальных групп и общества в целом в про<
цессе производства материальных и духовных благ, их распреде<
ления.
Другое дело, что Гегель ограничился описанием формы права
и, по образному выражению К. Маркса, вместо логики самого
дела показал дело самой логики. В «Философии права» оказались
нераскрытыми действительные связи и опосредствования права
с другими компонентами социального целого, не были показа<
ны их источники и закономерности развития, «самодвижение»
права, его исторически преходящий характер. Но это обстоятель<
ство никак не оправдывает современных авторов, когда они за<
малчивают учение Гегеля, пытаясь предложить иное понимание
права, выдать одну из форм его проявления за действительную и
единственную сущность. Успешное преодоление недостатков ге<
гелевского учения становится возможным благодаря материали<
стическому пониманию истории общества, позволяющему по<
дойти к праву как объективному явлению, имеющему свою ло<
гику, собственные закономерности. Основы этой логики, зако<
номерности права были раскрыты К. Марксом и Ф. Энгельсом.
В основе правопонимания К. Марксом и Ф. Энгельсом лежит
бесспорно гегелевский подход к праву как мере свободы. В пол<
ном согласии с Гегелем понималась ими и мера свободы. Под<
линно свободным, полагали основоположники марксизма, че<
ловек выступает не тогда, когда он действует по своему разуме<
нию, без какого<либо внешнего принуждения, а тогда, когда его
свободная воля основывается на познанных закономерностях.
Ибо свобода — это познанная необходимость, изученные чело<
веком и используемые им в практической деятельности объек<
тивные законы природы или общества. Свобода в сфере произ<
водства, по мнению Маркса, сводится к тому, что производители
рационально регулируют обмен веществ с природой, ставят его
под свой контроль, вместо того чтобы он господствовал над ними
как слепая сила.
Изложенное понимание свободы в первую очередь относится
к законодателю, который закрепляет меру свободы в качестве об<
щеобязательной для всех членов общества. Законы государства
259
Раздел II
являются всеобщим и подлинным выразителем правовой приро<

ды вещей. Правовая природа вещей не может поэтому приспособ<
ляться к закону — закон, напротив, должен приспособляться к ней.
Поэтому «законодатель же должен смотреть на себя как на есте<
ствоиспытателя. Он не делает законов, он не изобретает их, а толь<
ко формулирует, он выражает в сознательных положительных за<
конах внутренние законы духовных отношений» (3. Т. 1. С. 162).
Необходимым признаком права основоположники марксизма
признавали и принцип равенства, который более всего соответ<
ствует буржуазным экономическим отношениям, основанным на
формальном равенстве их участников: буржуазии и рабочих.
Будучи солидарными с Гегелем в понимании основы права,
К. Маркс и Ф. Энгельс коренным образом расходятся с ним в
понимании сущности и природы права. Как последовательные
материалисты они не ищут право в развитии духа и его последо<
вательном воплощении в правовой действительности, а все про<
блемы теории права переносят на сугубо земную почву. Для них
право, как и любые иные надстроечные явления, определяется
материальными экономическими отношениями. Мера свободы
членов классового общества не является действительно равной и
всеобщей, а определяется их принадлежностью к определенно<
му классу.
Класс представляет собой такую группу людей, которая ха<
рактеризуется одинаковым отношением к средствам производ<
ства, формой их участия в общественном производстве и соот<
ветственно способами получения для собственного потребления
доли произведенных материальных благ. Частная собственность
на средства производства делит общество на два антагонистичес<
ких класса: эксплуататоров, собственников средств производства,
и эксплуатируемых, лишенных средств производства. В различ<
ных общественно<экономических формациях эксплуататорами
выступали классы рабовладельцев, феодалов и буржуазии, а экс<
плуатируемыми классами — соответственно рабы, крестьяне и
рабочие.
Отношением классов к средствам производства определя<
ется мера их свободы, их классовое право. Содержание этого
права составляют притязания класса на определенную долю ма<
териальных и духовных благ, производимых обществом (1), на
участие в политической жизни общества, в управлении делами
государства (2) и на свободное выражение своего отношения к
260
социальному строю, а также самовыражение в литературе и дру<

гих сферах искусства (3). При этом следует различать объектив<
ную основу права отдельных классов и степень, уровень осоз<
нания ими этого права.
При рабовладельческом и феодальном строе мера свободы
рабов и крестьян не могла не отличаться от меры свободы, ко<
торой обладали эксплуататоры. В условиях малопроизводитель<
ного труда, дававшего ничтожный избыток необходимых жиз<
ненных средств, прогрессивное развитие общества могло осу<
ществляться только «при помощи усиленного разделения тру<
да, имевшего своей основой крупное разделение труда между
массой, занятой простым физическим трудом, и немногими
привилегированными, которые руководят работами, занимают<
ся торговлей, государственными делами, а позднее также ис<
кусством и наукой» (3. Т. 20. С. 186).
Следовательно, свобода эксплуатируемых в условиях рабов<
ладельческого и феодального строя была ограниченной и своди<
лась преимущественно к «праву» на тяжелый физический труд и
получение минимальных материальных благ, необходимых для
продолжения жизни. Для участия в делах государства, отправле<
ния правосудия, занятия искусством у рабов и крестьян, погло<
щенных тяжелым физическим трудом, не было ни времени, ни
соответствующих знаний и навыков. Мера свободы эксплуата<
торов, наоборот, предполагала их освобождение от тяжелого фи<
зического труда и занятие только общественными делами — ру<
ководством работами, государственными делами, отправлением
правосудия, искусством, наукой. Конечно, этот класс «никогда
не упускал случая, чтобы во имя собственных выгод взваливать
на трудящиеся массы все большее бремя труда».
Положение принципиально меняется в условиях буржуазного
общества, после того как «громадный рост производительных сил,
достигнутый благодаря крупной промышленности, позволяет рас<
пределить труд между всеми без исключения членами общества и
таким путем сократить рабочее время каждого так, чтобы у всех
оставалось достаточно свободного времени для участия в делах,
касающихся всего общества, как теоретических, так и практичес<
ких» (3. Т. 20. С. 187). И все же мера свободы пролетариата не со<
впадает с правом буржуазии. Формально провозглашенное равен<
ство в их правах не соответствует действительному экономичес<
кому и политическому положению рабочего класса, который в силу
261
Раздел II
существующих способов распределения вынужден отдавать зна<

чительную или большую часть произведенных им материальных
благ владельцам средств производства.
Обусловленность права экономическими отношениями, таким
образом, выражается в том, что формы и методы участия каждо<
го класса в общественном производстве материальных благ оп<
ределяют не только его притязания на ту или иную долю произ<
веденных материальных благ, но и его свободу в политических и
социальных отношениях, т.е. в сфере надстройки. Каждый класс
становится свободным в этой сфере в той мере, в какой он осво<
бождается от обязанности создавать материальные блага, участво<
вать в создании материальных условий для продолжения челове<
ческой жизни.
На начальных этапах истории классового общества полити<
ческой и иной социальной свободой обладала лишь незначитель<
ная часть общества за счет внеэкономического насильственного
принуждения большинства населения страны. Лишь в условиях
капиталистического общества, основанного на мощной индуст<
рии, эксплуатируемый класс впервые получает политическую и
иную социальную свободу, становится субъектом отношений в
сфере не только экономики, но и надстройки.
Политическая свобода как право рабочего класса, объектив<
но обусловленное его экономическим положением, была при<
знана и закреплена в законах буржуазного государства не сразу
и отнюдь не добровольно, а лишь под давлением длительной и
активной борьбы рабочего класса за свои политические и иные
права.
Следовательно, в обществе, разделенном на классы с их про<
тиворечивыми интересами, не существует единой меры свобо<
ды, единого права. Каждый класс имеет собственное право, ко<
торое не только отличается от права других классов, но и нахо<
дится с ним в антагонистических отношениях. В условиях плю<
рализма прав не представляется возможным осуществлять регу<
лирование общественных отношений таким образом, чтобы в
действующих общеобязательных нормах учитывались все проти<
воречивые интересы и права классов соответствующего общества.
Коллизия прав разрешается тем, что экономически господству<
ющий класс — собственник средств производства — берет в свои
руки государственную власть и проводит свое право в форме за<
конов, придает ему всеобщий характер и требует обязательного
262
исполнения установленных им законов от всех членов общества

под страхом государственного принуждения.
«Государственная воля, — отмечал Ф. Энгельс, — определя<
ется в общем и целом изменяющимися потребностями граждан<
ского общества, господством того или иного класса, а в после<
днем счете — развитием производительных сил и отношений
обмена» (3. Т. 21. С. 310). Именно выражение в законе воли од<
ного класса не позволяет видеть в нем подлинно всеобщее пра<
во, которое бы в равной степени отражало и охраняло права всех
членов общества. Этот недостаток в полной мере присущ и бур<
жуазному праву, представляющему собой возведенную в закон
волю буржуазии.
Многовековая история официального права, таким образом,
представляет собой не что иное, как историю законов, прини<
маемых господствующими классами в интересах упрочения сво<
его положения и отражающих по преимуществу их интересы.
Право эксплуатируемых классов в этих законах в лучшем слу<
чае находит искаженное, неполное отражение либо вообще от<
сутствует. В наиболее грубой и неприкрытой форме это нашло
отражение в законах рабовладельческого и феодального госу<
дарства. Классовую окраску носило и буржуазное право в пери<
од жизни и творчества классиков марксизма, хотя буржуазное
государство под влиянием борьбы пролетариата и принимало
определенные попытки привести свое законодательство в со<
ответствие с общим «понятием права», частично отразив в нем
интересы трудящихся масс.
В то же время не все эксплуатируемые классы способны пра<
вильно осознать свое право, свою меру свободы и бороться за его
воплощение в действующем законодательстве. Члены первобыт<
нообщинного общества были полностью зависимы от природы
и вообще были несвободны. Не поднимались до осознания свое<
го права рабы и крестьяне. Их восстания сводились к требовани<
ям либо личного освобождения, либо замены «плохой» власти
«хорошей», тогда как «разумность» строя, закреплявшего и охра<
нявшего эксплуатацию, не подвергалась сомнению и подлежала
сохранению либо незначительным, чисто косметическим усовер<
шенствованиям.
Не различают право и законы, выражающие право господству<
ющего класса, юридические позитивисты и иные теоретики, сво<
дящие право к закону. По мнению Ф. Энгельса, иллюзия о суще<
263
Раздел II
ствовании права только в форме закона, независимого от эконо<

мической и классовой основы права, происходит по двум при<
чинам.
Во<первых, правовая наука как система определенных зна<
ний о праве позволяет юристам предлагать новые теоретические
и практические решения на основе имеющихся знаний и по пре<
имуществу абстрактно<логическим путем. Экономические отно<
шения отражаются в правовой науке в виде юридических прин<
ципов. Процесс же такого отражения проходит мимо сознания
юриста, который «воображает, что оперирует априорными поло<
жениями».
Во<вторых, для отражения существующих экономических от<
ношений в законе требуется придать им форму юридического мо<
тива и последовательно согласовать с системой действующего за<
конодательства. «В современном государстве право должно не
только соответствовать общему экономическому положению, не
только быть его выражением, но также быть внутренне согласо<
ванным выражением, которое не опровергало бы само себя в силу
внутренних противоречий» (3. Т. 37. С. 418). В результате действу<
ющие отрасли законодательства рассматриваются как самостоя<
тельные сферы, имеющие свое независимое историческое раз<
витие, сами по себе поддающиеся систематическому изложению
и требующие последовательного искоренения внутренних про<
тиворечий.
Все такие «юридизированные» подходы классики марксизма
подвергали критике, противопоставляя им и обосновывая взгляд,
согласно которому источники развития права кроются не в зако<
нах государства, а в экономических отношениях общества. Раз<
работка материалистического подхода к пониманию права состав<
ляет суть и ядро марксистской теории права, хотя, как призна<
вался Ф. Энгельс, первостепенное внимание к проблемам зави<
симости права и иных надстроечных явлений от базиса общества
было обусловлено спецификой становления материалистическо<
го понимания общества и никак не умаляет значимости проблем
обратного воздействия надстройки, в том числе и права, на эко<
номическое развитие общества.
Детерминирующая роль экономических отношений в разви<
тии права, его принципов, полагали основоположники марксиз<
ма, проявляется независимо от действующего законодательства,
а то и вопреки ему. Обусловленность права базисом общества наи<
264
более ярко и бесспорно выражается в следующем: 1) мера свобо<

ды каждого класса, как уже говорилось ранее, определяется эко<
номическими условиями его существования; 2) основополагаю<
щие правовые принципы представляют собой «тот же базис, но
только в другой степени»; 3) экономические отношения проби<
вают себе дорогу вопреки законам государства, запрещающим,
устраняющим или ограничивающим такие отношения.
По мнению основоположников марксизма, определяющая
роль экономических отношений в развитии гражданского права
достаточно понятна и сводится к тому, что «оно санкционирует
существующие, при данных обстоятельствах нормальные, эко<
номические отношения между отдельными лицами» (3. Т. 21.
С. 311). Аналогичная связь между правом и экономикой наблю<
дается и в отраслях государственного, публичного права. Так,
основополагающие принципы буржуазного права — свобода и
равенство — вытекают не из идеи естественного права, а из бур<
жуазных отношений обмена.
Необходимым условием обмена товарами выступает равенство
участников данных отношений и свободное распоряжение при<
надлежащими им товарами. Независимость и равенство людей в
экономической сфере были распространены и на сферу полити<
ческих и иных настроечных отношений и в конечном итоге пре<
вратились во всеобщий принцип буржуазного права. О невозмож<
ности отношений, основанных на принципах всеобщего равен<
ства и всеобщей свободы, в условиях рабовладения и феодально<
го строя убедительно свидетельствует вся многовековая история
данных формаций.
Экономическими причинами объясняются и все остальные
институты публичного права, поскольку всякая политическая
борьба представляет собой борьбу классов, которая ведется в ко<
нечном счете за экономическое освобождение. В этом направле<
нии велась борьба между рабами и рабовладельцами, крестьяна<
ми и помещиками, феодалами и буржуазией и ведется в настоя<
щее время между буржуазией и рабочим классом. Поэтому госу<
дарство, политический строй является подчиненным, а граждан<
ское общество, царство экономических отношений — решающим
элементом.
Решающая роль экономических условий существования обще<
ства в развитии государства и права наглядно проявляется всякий
раз, когда государство пытается в законах закрепить не соответ<
265
Раздел II
ствующие им правовые порядки. К. Маркс и Ф. Энгельс скепти<

чески относились ко всяким предложениям создания права, ко<
торое было бы выше, чем экономический и обусловленный им
культурный уровень развития общества. Право не создает мате<
риальных благ, и с помощью закона нельзя распределять блага,
не созданные обществом, существующие лишь в воображении за<
конодателя. К примеру, буржуазные экономисты полагали, что
изменение номинальной стоимости денег декретами государства
является одним из действенных способов обогащения государ<
ства. Возражая подобным взглядам, К. Маркс справедливо отме<
чал, что можно только удивляться нашим правителям, которые
не спешат удесятерить богатство общества таким простым путем.
В действительности величина стоимости товара и его эквивален<
та — денег относится к сфере экономических реалий, не завися<
щих от воли и желаний законодателя.
Законы, принимаемые без учета существующих экономичес<
ких отношений или вопреки им, неизбежно посрамляют себя.
«Обратное действие государственной власти, — отмечал Ф. Эн<
гельс, — на экономическое развитие может быть троякого рода.
Она может действовать в том же направлении — тогда развитие
идет быстрее; она может действовать против экономического раз<
вития — тогда в настоящее время у каждого крупного народа она
терпит крах через известный промежуток времени; или она мо<
жет ставить экономическому развитию в определенных направ<
лениях преграды и толкать его в других направлениях. Этот слу<
чай сводится в конце концов к одному из предыдущих. Однако
ясно, что во втором и третьем случаях политическая власть мо<
жет причинить экономическому развитию величайший вред и
может вызвать растрату сил и материала в массовом количестве»
(3. Т. 37. С. 417).
Обосновывая материалистическое понимание права, источ<
ников его развития, К. Маркс и Ф. Энгельс были далеки от мыс<
ли упрощать этот сложный и противоречивый процесс взаимо<
действия права, законодательства, экономики и представлять
дело таким образом, что все процессы осуществляются сами со<
бой, автоматически, без участия человека, его познавательных
актов и его предметно<практической деятельности.
Определяя свою позицию по этому вопросу, Ф. Энгельс пи<
сал: «Экономическое положение — это базис, но на ход истори<
ческой борьбы также оказывают влияние и во многих случаях оп<
266
ределяют преимущественно форму ее различные моменты над<

стройки: политические формы классовой борьбы и ее результа<
ты — государственный строй, установленный победившим клас<
сом после выигранного сражения, и т.п., правовые формы и даже
отражение всех этих действительных битв в мозгу участников,
политические, юридические, философские теории, религиозные
воззрения и их дальнейшее развитие в систему догм. Существует
взаимодействие всех этих моментов, в котором экономическое
движение как необходимое в конечном счете прокладывает себе
дорогу сквозь бесконечное множество случайностей (то есть ве<
щей и событий, внутренняя связь которых настолько отдалена
или настолько трудно доказуема, что мы можем пренебречь ею,
считать, что ее не существует). В противном случае применять
теорию к любому историческому периоду было бы легче, чем ре<
шать простое уравнение первой степени» (3. Т. 37. С. 394–395).
Материальные, экономические закономерности развития об<
щества сохраняют свое действие в качестве его локомотива, ис<
точника дальнейшего развития и на будущее. Процесс разреше<
ния основного противоречия капиталистического общества, вы<
ражающегося в несоответствии общественного характера труда
частнособственническим формам присвоения его результатов,
неизбежно приведет к социализму, в котором политическая власть
будет принадлежать большинству населения, трудящимся во главе
с рабочим классом, пролетариатом.
В условиях социализма право выступает мощным орудием в
руках рабочего класса и всех трудящихся по переустройству об<
щества, уничтожению эксплуатации человека человеком, част<
ной собственности на орудия труда и средства производства, ста<
новлению и упрочению социалистических отношений во всех
сферах общества, созданию необходимых условий для социали<
зации личности, для активного участия в делах общества и госу<
дарства. При этом социализм не преодолевает основного недо<
статка буржуазного права в сфере распределения материальных
благ. Будучи формально равным, оно по своему содержанию ока<
зывается неравным. «Один рабочий женат, другой нет, у одного
больше детей, у другого меньше и так далее. При равном труде и,
следовательно, при равном участии в общественном потребитель<
ном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, ока<
жется богаче другого и тому подобное» (3. Т. 19. С. 19). Этот не<
достаток права при социализме неизбежен, обусловлен недоста<
267
Раздел II
точно высоким уровнем развития производительных сил общества,

а «право не может быть выше, чем экономический строй и обус<
ловленное им культурное развитие общества».
Ряд современных правоведов ставят под сомнение истин<
ность марксистского учения о социализме и соответственно
учения о праве в целом. Так, С.С. Алексеев объявляет основ<
ные идеи марксизма о коммунизме мечтой, утопией, «не согла<
сующейся с естественными законами и процессами развития
человеческого общества». Один из основных аргументов кри<
тики марксизма С.С. Алексеев видит в необоснованной выда<
че пролетариату «социального мандата на глубокие революци<
онные преобразования действительности» и связанной с этим
иллюзорной надежде на «быстрый путь к избавлению от эксп<
луатация и угнетения, надежду на светлое будущее людей труда»
(16. С. 477–481).
Отрицая научный характер учения К. Маркса, В.И. Ленина о
социализме и роли права в этом обществе, В.С. Нерсесянц пола<
гает, что данная концепция посягает на самую суть права, такие
его атрибуты, как формальное равенство и свобода, и трансфор<
мирует человека<индивида<личность «в живое орудие и вспомо<
гательное средство всеобщего целого, в простого исполнителя со<
ответствующих функций пролетарски организованной и социа<
листической общности — словом, в обезличенного, ординарно<
го, бесправного «винтика» (216. С. 133).
В обоснование своей позиции С.С. Алексеев и В.С. Нерсесянц
в самом общем, абстрактном виде апеллируют к опыту построе<
ния социализма в условиях советского государства. Мол, сами по<
нимаете и прекрасно помните, как все было плохо, отвратитель<
но и безобразно. Однако ни конкретных ссылок на работы К. Мар<
кса и Ф. Энгельса, ни серьезных фактов, обосновывающих столь
кардинальные выводы, оценки, меняющих научную парадигму
российских правоведов, у С.С. Алексеева, так же как и у В.С. Не<
ресянца, нет. Тем самым не выполняется элементарное требова<
ние научное анализа — требование обоснованности и истинности
сформулированных автором предложений, выводов.
Между тем любой исследователь, ориентированный на объек<
тивные результаты познания проблем, должен был признать, что
мандат на революционное переустройство общества пролетари<
ату дают не К. Маркс и не Ф. Энгельс, а сама история человече<
ства, объективный ход его развития, создающие необходимые
268
экономические, политические и социальные условия для перехо<

да власти в руки пролетариата. Равным образом у К. Маркса и
Ф. Энгельса нет и намека на призывы искусственно убыстрять
процесс перехода власти в руки пролетариата раньше, чем для это<
го созреют объективные предпосылки внутри страны или в ряде
стран. Поэтому отрицать право пролетариата на взятие власти в
свои руки и на применение насилия к той части населения, кото<
рая придерживается старых порядков и взглядов, столь же неле<
по, как и «естественное» право буржуазии на власть и насилие в
ходе буржуазных революций и буржуазного государства — на ох<
рану и защиту буржуазных порядков.
Следует, однако, признать, что С.С. Алексеев и действитель<
но не очень<то жалует революции и находит уязвимым и даже
трагически опасным постулат эпохи Просвещения «о неизбеж<
ности насилия в обстановке, когда у народа нет иного способа
«свергнуть тирана» (16. С. 549). Террор, революция и война, по<
лагает он, являются родными сестрами, имеют террористичес<
кую основу и заслуживают самых суровых оценок. Тем более что
буржуазные революции во Франции и других европейских стра<
нах вылились «в череду сменяющих друг друга полос реакции,
реставраций, «новых наполеонов», войн, революционных потря<
сений». Кроме того, любая революция неизбежно выливается «в
разгул стихии, массовое истребление людей, захват имущества —
те «революционные акции», в осуществление которых тут же
включились люди из криминального мира» (16. С. 458–459).
Но эти положения С.С. Алексеев сам признает не более чем
умозрительными соображениями, отдающими некоей романти<
ческой мечтательностью. Поэтому когда он переходит к анализу
конкретных фактов, то отбрасывает в сторону свое неприятие лю<
бых революций и использует самые лестные эпитеты и оценки в
характеристике результатов буржуазных революций, называет их
«историческими свершениями», «непосредственной предпосыл<
кой формирования гуманистической философии права», нача<
лом «процесса утверждения в обществе важнейшего элемента ли<
беральных цивилизаций» и др.
Однако хорошей же предстает теория, когда общая теоретичес<
кая посылка автора, сформулированная им умозрительно, посрам<
ляет себя при первом же столкновении с конкретными фактами
истории, вступает с ними в логические противоречия! Более того,
одни и те же социальные явления, свершаемые в разное время, у
269
Раздел II
автора получают принципиально разные оценки: Французская

революция признается великой, причем с большой буквы, тогда
как Октябрьская революция в России не заслуживает ни одного
доброго слова.
Логические противоречия между теорией и фактами, между
оценками тождественных фактов являются одним из убедитель<
ных свидетельств тому, что предлагаемые автором суждения, вы<
воды не соответствуют одному из элементарных атрибутов науч<
ного знания — логической последовательности — и не могут при<
знаваться в качестве достоверных, объективных. В утешение
С.С. Алексееву можем лишь сказать, что он не единственный и
далеко не последний из авторов, доверившихся «объективному
духу» и получивших результаты, прямо противоположные объек<
тивному ходу социального бытия, в том числе и развитию поли<
тико<правовых явлений.
В.С. Нерсесянц не допускает ошибок С.С. Алексеева, его суж<
дения последовательно согласованы друг с другом, но в оценках
марксистского учения о социализме и коммунизме он допускает
другую методологическую погрешность — односторонность в
оценках объективных реалий и конкретных фактов. Так, осуж<
дая социализм за отсутствие в нем свободы индивидуума, лично<
сти, за превращение человека в бесправный «винтик» единой ог<
ромной машины, В.С. Нерсесянц должен был на конкретных
цифрах и фактах доказать, что такое положение действительно
имело место, а затем объяснить, какими факторами было обус<
ловлено такое положение личности, вытекало ли оно непосред<
ственно из марксистской теории либо было обусловлено каки<
ми<то иными обстоятельствами.
Уж очень сомнительным представляется вывод о людях<вин<
тиках при социализме. Собственный научный путь автора как
нельзя лучше опровергает его. Как<то не хочется верить в то, что
он получил высшее юридическое образование в самом престиж<
ном юридическом вузе страны, стал авторитетным ученым лишь
в порядке исполнения обязанностей винтика огромной государ<
ственной машины, а не по собственному желанию и стремлению.
В то же время мы ни минуту не сомневаемся в том, что В.С. Нер<
сесянц искренне поет «осанну» современным формальным пра<
вам и свободам. Но насколько правомерно нынешнее положе<
ние ведущего и преуспевающего ученого России распространять
на россиян, которые лишены своей привычной работы и надле<
270
жащих материальных средств? Скорее всего ординарный социо<

логический опрос бывших квалифицированных специалистов, а
нынешних продавцов на рынках, рекламных агентов, подсобных
рабочих с целью уяснения, когда они чувствовали себя личнос<
тью, был бы отнюдь не в пользу автора и его концепции.
Однако все богатейшее наследие К. Маркса и Ф. Энгельса по
вопросам социализма и социалистического права в «Философии
права» представлено В.С. Нерсесянцем лишь двумя работами, ко<
торые, по его мнению, наиболее полно характеризуют исследуе<
мый предмет в той палитре, в которой и хотел бы автор его опи<
сать. Однако не приведено и не проанализировано ни одно из
многочисленных положений К. Маркса и Ф. Энгельса, утверж<
давших творческую, активную роль личности при социализме,
и, в частности, положения о том, что при социализме и комму<
низме обеспечивается наиболее полное, всестороннее развитие
всех членов общества, что полное и свободное развитие каждого
человека выступает основным принципом коммунистического
общества, что участие всех людей в общественном производстве
является источником гуманного развития и др.
А чтобы снять упреки в таком неполном и кособоком освеще<
нии марксизма, В.С. Нерсесянц приводит веский аргумент из
сферы практики. Мол, фиаско с построением социализма в СССР
стало возможным «не потому, что социализм был ненастоящий,
а потому, что коммунизм оказался иллюзией. Что же касается со<
циализма советского образца, то это — самый настоящий проле<
тарско<коммунистический, последовательно марксистско<ле<
нинский, а потому и сталинский, единственно возможный анти<
капиталистический социализм. Он представляет собой полную
реализацию до логического конца идеи коммунистически ори<
ентированного социализма — отрицания частной собственнос<
ти» (216. С. 327).
Во<первых, «марксистско<ленинский, а потому и сталинский
социализм» В.С. Нерсесянцем толкуется несколько своеобраз<
но. Суть идеи коммунистически ориентированного социализма
он видит в отмене частной собственности, тогда как, по мнению
авторов самой идеи, суть социализма в другом — в наличии вла<
сти в руках рабочего класса, пролетариата. Во<вторых, абстракт<
но утверждать, что между идеей и ее воплощением нет никакой
разницы, может только человек, который считает, что нет пло<
хих исполнителей, а есть плохие идеологи, что в невкусно приго<
271
Раздел II
товленном обеде виновата не жена, а поваренная книга. И даже

виновником неумелого применения советскими правоведами ди<
алектики является не кто иной, как ее основоположник. По этой
же логике К. Маркс должен отвечать и за «Философию права», в
которой нет не только диалектики исследуемого, но и даже мате<
риализма.
Не думаем, что В.С. Нерсесянц не видел алогизма в изложен<
ном утверждении, но он скорее всего сознательно использовал
его, чтобы освободить себя от конкретного анализа марксистс<
кого учения о социализме и коммунизме, которое далеко не со<
ответствует реальному социализму в СССР и еще больше не со<
ответствует оценкам, даваемым в работе «Философия права».
Действуя в соответствии с добрыми традициями философий
права ХVIII в., В.С. Нересесянц априорно выделил принципы
формального равенства, свободы и справедливости в качестве
сущности права. Названные принципы, как и любое иное апри<
орное знание, плохо согласуются с реальными процессами и яв<
лениями. И тогда во имя спасения предложенного права
В.С. Нерсесянц под «благовидным» предлогом отказывается ана<
лизировать реалии, способные взорвать его теоретические кон<
струкции. Словом, типичные действия в условиях крайней не<
обходимости.
Авторы, потратившие значительные усилия на развенчание
марксистской теории права, советской правовой науки и зако<
нодательства, скорее всего преуспели в обратном — ярко и убе<
дительно показали, что дальнейшее движение российского пра<
воведения вперед, к новым научным открытиям может лежать
только на путях материализма и научного (диалектического) ана<
лиза права.
Весьма маститые советские правоведы, какими по праву счи<
таются С.С. Алексеев и В.С. Нерсесянц, вполне правомерно по<
желавшие обогатить российскую общую теорию права новым пра<
вопониманием, столкнуть данную науку с мели, на которой она
сидит уже не один десяток лет, оказались далеко позади всех со<
временных исследований по данной проблематике. Априоризм,
идеализм и догматизм в оценке современных реалий советского
и российского права, положений К. Маркса и Ф. Энгельса по воп<
росам права, социализма и коммунизма вернули правовую мысль
к способам исследования и построения научных теорий в ХVII и
ХVIII вв., когда априоризм и идеализм были господствующими
272
направлениями развития философии в целом и такой ее части, как

философия права.
Стремление мыслителей к объективному научному анализу
привело научную мысль к материализму и диалектике, чьи твор<
ческие потенции как философской теории и метода доказаны не
абстрактно, не в форме уверений и божественных клятв, а всем
ходом развития науки на протяжении последних 100–150 лет.
И, следовательно, задача российских правоведов состоит в том,
чтобы выполнить задачу, с которой не справились советские юри<
сты: последовательно провести в правоведении материализм и ди<
алектику с учетом нынешнего состояния науки и современных
политико<правовых реалий.
В процессе решения поставленной задачи основополагающее
внимание надлежит уделить тем проблемам, которые сегодня оп<
ределяют передовые рубежи общей теории права, в том числе:
проанализировать основные направления в развитии совре<
менного права и законодательства, и в первую очередь процес<
сы, связанные с международным признанием так называемых
прав человека и их восприятием всеми национальными право<
выми системами земного шара, а не только семи<восьми разви<
тых государств, реальность и эффективность этих прав, причи<
ны и условия, препятствующие воплощению прав человека в кон<
кретных отношениях;
выяснить социальную природу и сущность законодательства
современных цивилизованных государств, содержание и направ<
ленность их социальной политики, связанной с созданием ми<
нимальных условий для жизни малообеспеченных и нуждающих<
ся слоев населения, определить, в какой мере эти процессы де<
формируют классовую структуру общества, создают подлинное
благоденствие и экономическое, фактическое равноправие всех
слоев общества;
завершить процесс познания сущности права, раскрыть его
конкретные связи с государством, определить действительные
возможности права в регулировании общественных отношений
и воздействии на государство и его органы. Сообразно познан<
ным закономерностям представляется возможным рекомендовать
оптимальные пути нормативно<правового регулирования обще<
ственных отношений, расширения социальной базы законода<
тельства, превращения его в выразителя подлинно всеобщей воли
всех социальных слоев и групп общества.
273
Раздел II
В процессе решения названных и иных задач, которые неиз<

бежно встанут на пути доведения общей теории права до уровня
ее действительного предмета — закономерностей функциониро<
вания и развития права, важную роль будет играть исторический
материализм. Опора на его категории, законы предостережет
юристов от сползания в идеализм, догматизм и некоторые иные
малоперспективные философские течения, позволит им верно
определить место права в системе социальных явлений и раскрыть
источник его развития, «самодвижения». Понимаемая подобным
образом методологическая роль исторического материализма бу<
дет реальной и значимой, если в познании права он будет приме<
няться полностью. Совокупный результат правильного приме<
нения диалектического метода и исторического материализма
будет характеризоваться раскрытием диалектики конкретного
права. И на пути к такому результату не требуется создания ка<
ких<то специальных, дополнительных дисциплин вроде фило<
софии права.
Таким образом, как показывает проведенный анализ, диалек<
тический и исторический материализм в познании права приме<
няется прямо и непосредственно. Иное толкование данной про<
блемы, исходящее из необходимости создания в сфере правове<
дения некоего новообразования вроде философии права, не со<
ответствует действительным связям философии и конкретных
наук, частным случаем которых выступает связь диалектическо<
го и исторического материализма с общей теорией права и пра<
воведением в целом.
Однако, как мы уже видели, в современном правоведении
предпринимаются попытки создать философию права на идеа<
листической основе. Хотя логическая структура и такой связи фи<
лософии и общей теории права не претерпевает каких<либо зна<
чительных изменений по сравнению с вышеизложенной, тем не
менее целесообразно рассмотреть и этот «новый» опыт, уходя<
щий своими корнями в ХVII–ХVIII вв.
5.7. О философии права, лишенной и софии, и права

Определенная часть современный авторов, разуверившись в
диалектико<материалистической трактовке права, обратила свои
взоры и возложила великие надежды на преодоление кризиса со<
временного российского правоведения с помощью философских
учений о праве, созданных еще в ХVIII — начале ХIХ в. Кантом и
274
Гегелем. За короткий срок вышел ряд публикаций, авторы кото<

рых решительно отмежевываются от диалектико<материалисти<
ческой философской основы и опираются на иные философские
учения (Ю.В. Тихонравов, В.С. Нерсесянц, С.С. Алексеев и др.).
Соответственно и предмет философии права обосновывается ина<
че, чем у Д.А. Керимова и иных авторов — сторонников создания
философии права на диалектико<материалистической основе.
Так, С.С. Алексеев полагает, что философия права призвана дать
мировоззренческое объяснение права, его смысла и предназна<
чения для людей, каждого человека, обосновать его под углом
зрения сути человеческого бытия, существующей в нем системы
ценностей (16. С. 394–395).
Таким образом, философия права признается юридической
наукой, призванной раскрыть мировоззренческие основы пра<
ва, его смысл и назначение, место и роль в системе других соци<
альных явлений и процессов. При этом исходной базой данной
науки выступает определенная совокупность философских прин<
ципов, с позиции которых и препарируется право, даются его
сущностные и содержательные характеристики. В результате
философия права предстает не неким опорным пунктом, сред<
ством для понимания права как тотального целого, его законо<
мерностей, как это утверждают Д.А. Керимов и его сторонники,
а общей теорией права, опосредствующей глубинные пласты,
срезы права. На долю же собственно общей теории права остает<
ся лишь изучение правовых связей и отношений на уровне нор<
мы права, системы права, правореализации и юридической от<
ветственности.
Однако, по нашему мнению, и такое понимание философии
права не колеблет объективной связи философии как основания
общей теории права, последовательно и полно проведенного в
системе всех категорий общей теории и не требующего создания
дополнительного «филиала» философии в правоведении. Ни од<
ной из версий нового понимания философии права не удалось
привести веских аргументов в свою пользу. Не удалось этого сде<
лать и С.С. Алексееву, который проявил наибольшую активность
в этом направлении, пытаясь реанимировать правовые воззре<
ния И. Канта.
Для нашей работы не имеет существенного значения вопрос
о том, насколько правильно применил С.С. Алексеев принци<
пы великого философа, насколько полно сохранил он дух «ка<
275
Раздел II
тегорического императива» в анализе современного права и что

конкретно в этом духе преумножил. Пусть этим занимается ис<
тория правовых и политических учений или же сам автор отчи<
тывается перед Кантом в присутствии Бога в «информацион<
ном» поле» или в закономерной логике объективных процес<
сов, поскольку это для него «одно и то же». Нас интересует дру<
гой вопрос: насколько оправдало себя предложенное деление
общих проблем правоведения на две дисциплины — аналити<
ческую юриспруденцию (общую теорию права) и философию
права? Опровергает ли оно принцип, согласно которому общая
теория права представляет собой одновременно и философию
права, включает в себя все те закономерности, которые сегодня
пытаются передать в ведение философии права как «вершине
обобщенных теоретических знаний»?
Чтобы предложенное С.С. Алексеевым деление общей тео<
рии права на аналитическую юриспруденцию и философию
права стало научно обоснованным и реальным фактом, требу<
ется как минимум выполнение трех непременных условий: 1)
способность кантовского априорного метода обеспечить полу<
чение объективно<истинных теоретических знаний о современ<
ном праве, его закономерностях; 2) действительное восполне<
ние С.С. Алексеевым в своей работе пробелов в знаниях наибо<
лее глубинных проблем правоведения, которые не были и не
могли быть получены в пределах традиционно понимаемого
предмета общей теории права; 3) последовательное и четкое
разграничение С.С. Алексеевым предметов общей теории пра<
ва и философии права, исключающее дискуссии относительно
предметной соотнесенности тех или иных тем, а также парал<
лелизм в их разработке, научном освоении.
Однако чудес в науке не бывает. Еще никому не удавалось с
помощью недостаточных познавательных средств углубить, раз<
вить наличные теоретические знания. Как показывает анализ
работы С.С. Алексеева «Право», ни одно из условий, способных
свидетельствовать в пользу самостоятельного и независимого сущеF
ствования философии права на кантовской идеалистической осноF
ве, не было выполнено. И такой результат стал возможен не по
вине автора, а в силу логики избранного им априорного, идеали<
стического метода научного исследования, ограниченные позна<
вательные возможности которого были убедительно показаны
еще Г. Гегелем.
276
С.С. Алексеев делает все от него зависящее, чтобы придать сво<

им воздушным построениям о разумном праве не только земной,
но и строго научный, объективный характер. Неоднократно он
пытается уверить своих читателей в том, что его характеристика
права, «даваемая на базе философских положений как исходной
основы, не покидает «почву права» и является характеристикой,
выводимой непосредственно из правовой материи, из его сути и
логики» (16. С. 397); что основной акцент в работе делается на рас<
крытии силы разума «в тех его проявлениях, когда он не замутнен
и не искажен импульсами и химерами подсознания, темными ин<
стинктами и страстями» (16. С. 398); что его философия права
«ищет опору в едином потоке философской мысли» (16. С. 402).
Особенно впечатляет уверение С.С. Алексеева в том, что проде<
ланная им работа не является продуктом «неких умозрительных
логических операций «за письменным столом» по соединению
фрагментов философии и правоведения. Это — обусловленная
логикой жизни и рассматриваемых областей знаний интеграция
философских идей и данных правоведения» (16. С. 402).
И все же вопреки правильно поставленным задачам С.С. Алек<
сееву не удалось устранить ни одного из пороков кантовской филоF
софии права, вдохнуть в ее априорные конструкции действительную
жизнь, рассмотреть предмет своего исследования объективно, пол<
но и всесторонне, а также и конкретно<исторически. Ибо связи с
реальной жизнью противится сам априорный метод, который бо<
ится реального бытия не меньше, чем черт ладана.
С.С. Алексеев берет за основу своей философии права исход<
ные категории кантовской философии права — «замысел приро<
ды» и «разум». Высшим же творением природы он признает че<
ловека как носителя разума и одновременно как источник нера<
зумного, совершаемого по мотивам, сотканным «из глупости, дет<
ского тщеславия, а часто из детской злобы и страсти к разруше<
ниям». Но, оказывается, именно в этом противоречии и заклю<
чается «замысел природы» (16. С. 424–425).
В то же время основания и смысл такого замысла у С.С. Алек<
сеева, как и у Канта, остаются необъясненными, «вещью в себе».
В полном соответствии с жанром работ по философии права он
отказывается разъяснять исходные начала естественного права,
предложив проделать такую работу каждому читателю самостоя<
тельно, «сообразно его миропониманию» (16. С. 425). Правда, ав<
тор сразу же предупреждает, что ничего хорошего из этого не вый<
277
Раздел II
дет у лиц, отягощенных грубо материалистическим идеологизи<

рованным миропониманием.
Таким образом, славная получается философия. Вместо
того чтобы выполнить основное предназначение науки и
объяснить свои исходные принципы на уровне закономерно<
го и необходимого, она пускает в ход основной аргумент изго<
товителей платья для голого короля. Если ты все додумал за
основоположников философии права, то можешь себя поздра<
вить с подлинно научным мировоззрением и спать спокойно.
Но если кто<то не сумел обнаружить всей мудрости «замысла
природы», то философия права здесь не при чем. Пеняй, брат,
на себя, на свое грубо материалистическое идеологизирован<
ное миропонимание.
Но Сергей Сергеевич настолько очарован философией
И. Канта, что не видит никакой крамолы в отсутствии научного
объяснения базисных категорий философии права, а также и в
том, что основные исходные принципы этой философии явля<
ются категорическими императивами, т.е. априорными, вечны<
ми и неизменными велениями, выводимыми из разума, но не
подлежащими опытной проверке. Хотя это заблуждение
С.С. Алексеева можно понять и даже посочувствовать ему. Жа<
луясь на недавнее суровое прошлое, он уверяет, что все советс<
кие авторы были пришиблены материализмом. Но кажется,
С.С. Алексееву досталось от «материализма» больше других, по<
скольку он потерял ориентацию если не в пространстве, то во
времени, признав Фихте современным автором, хотя этой совре<
менности уже почти 200 лет.
Безусловно, философия права Фихте, как и И. Канта, в свое
время (в ХVIII в.) была современной, носила явно антифеодаль<
ный характер, апологизировала буржуазный строй, его государ<
ство и право, возведя «материально мотивированные определения
буржуазной воли в чистые самоопределения «свободной воли»,
воли в себе и для себя, человеческой воли» (3. Т. 3. С. 184).
Поэтому если бы С.С. Алексеев хотел действительно выпол<
нить свое обещание наполнить философию права «реальной пра<
вовой жизнью», то он должен был прежде всего преодолеть анти<
историзм кантовской философии права, показать: 1) каким обра<
зом основные принципы естественного права, претендующие на
роль его научных законов, проявляли себя на стадии становления
общества и права; 2) каково было их содержание в рабовладель<
278
ческих и феодальных государствах и 3) как эти принципы действу<

ют в современном обществе.
Для того чтобы уверить читателя в наличии естественных,
природных прав человека, недостаточно постулировать их нали<
чие в буржуазном и современном обществе, а следует их вывести
из самой природы, начальных стадий естественного состояния
человека.
С.С. Алексеев прекрасно знает значение требования конк<
ретно<исторического подхода в общей теории права и даже пред<
принимает попытки реализовать его. В частности, он уверяет
читателя в том, что животные уже обладают зачатками разума и
естественного права, свидетельством чему могут служить такие
факты, как «ощущение особью «своего» места в биосоциальной
иерархической организации сообщества животных, «своей» мо<
нополии на самку или на «своих» детенышей, «своей» роли в
совместной охоте и возможности на получение доли в добыче»
(16. С. 431). Однако дальше этих гипотетических рассуждений
дело не идет.
Во<первых, С.С. Алексеев считает неуместным применять
свою философию на уровне «первичных норм биосоциальной ре<
гуляции первобытного общества» «ввиду низкого, примитивно<
го уровня разумной, интеллектуальной деятельности в первобыт<
ном обществе», а также недостаточной отдифференцированнос<
ти мононорм от духовных средств их освящения (в виде мифов,
первобытной морали и первобытной религии) (16. С. 397). По<
добный недостаток был присущ и юридическим нормам «на пер<
вых фазах своего формирования».
Во<вторых, критерий оценки правовых явлений С.С. Алек<
сеев берет не из права, его закономерностей, а формулирует его
субъективно, исходя из степени проявления в них разума. Если
верить С.С. Алексееву, то разум, который обнаруживается уже у
животных, надолго покидает человека. «Сверкнув как вековое
озарение в античности, сила разума в полной мере раскрылась в
возрожденческой культуре и особенно в эпоху Просвещения» (16.
С. 398). Соответственно и подлинная история естественного пра<
ва начинается именно с этого периода, поскольку «истинное со<
держание естественного права может быть охарактеризовано как
откровение эпохи Просвещения».
Современное победное шествие естественного права по госу<
дарствам и континентам стало возможным благодаря двум рево<
279
Раздел II
люциям в праве. Первая из них приходится на период буржуаз<

ных революций (конец ХVIII–начало ХIХ в.), а вторая — на сере<
дину и конец ХХ в. В этот период, полагает С.С. Алексеев, «вновь
произошли крупные перемены в праве, затронувшие юридичес<
кие системы развитых капиталистических стран и означавшие по
сути дела не что иное, как вторую (антитоталитарную) «револю
цию в праве» (16. С. 467).
Таким образом, относительно небольшой исторический пери<
од существования естественного права, казалось бы, освобождает
исследователя от проведения обстоятельных исторических экскур<
сов в глубь веков, где такого права не было и быть не могло.
Но такой вывод, вполне устраивающий представителя фило<
софии права, разум которого «не замутнен и не искажен импуль<
сами и химерами подсознания, темными инстинктами и страс<
тями» (16. С. 398), не совсем удовлетворяет лиц с «грубым мате<
риалистическим идеологизированным миропониманием». Ибо
у них возникает вполне законное подозрение, что под естествен<
ными природными правами человека, в том числе и теми, кото<
рые постулируются Кантом и его современным последователем
С.С. Алексеевым, понимаются основополагающие принципы
буржуазного права.
Автором естественных прав человека выступают не его при<
рода и некие изначальные его естественные состояния, а осно<
воположники философии права. Абсолютизировав ряд демокра<
тических и действительно важных для буржуазного и современ<
ного общества принципов права, они искусственно подгоняют
под эти принципы историю предшествующих состояний права,
а также искажают суть и дальнейшую перспективу развития пра<
вовых принципов, охватываемых понятием «естественное пра<
во». И тот факт, что зачатки такого права не обнаруживаются на
начальных стадиях истории человечества, свидетельствует ско<
рее о том, что естественное для буржуазных и современных иде<
ологов право в естественных, природных состояниях человече<
ства оказывается противоестественным.
Противоречие между теорией и фактами можно снять един<
ственным путем — рассмотрев историю становления и развития
исследуемого, в данном случае права. Не абстрактное отрицание
разума и естественного права на протяжении большей части ис<
тории человечества, а обстоятельный анализ истории регулиро<
вания отношений в условиях родового строя, рабовладения и фе<
280
одализма должен подтвердить этот основополагающий вывод фи<

лософов права, а также ответить на два вопроса: 1) почему права,
проявившиеся лишь в последнее время, действительно являются
естественными и природными; 2) каковы причины, в силу кото<
рых естественные права так и не смогли проявиться в естествен<
ных состояниях человека.
Итак, жизнь права в историческом аспекте в философии пра<
ва С.С. Алексеева не «задалась», не получила надлежащего осве<
щения. Но может быть, эта жизнь полно и всесторонне представ<
лена современным бытием права, во всей полноте и многообра<
зии этого явления? Увы, обещание автора рассмотреть реальную
правовую жизнь, «через которую философскоправовые идеи не
просто уточняются, корректируются, а формируются» (16.
С. 404), также оказалось невыполненным. Ибо согласно априор<
ному методу не философия согласуется с жизнью, а жизнь под<
гоняется под философию.
Не только С.С. Алексеев, но и известный Прокруст испыты<
вал искреннее желание находиться в гуще реальных событий.
Вполне возможно, что Прокруст имел искреннее намерение быть
добрым и хлебосольным хозяином. Его же беда состояла в том,
что он реальную жизнь воспринимал не такой как она есть, во
всем ее многообразии, а с позиций выработанного им стандарта
в форме лежанки. И все, что не отвечало стандарту, приводилось
в соответствие с ним: лишнее отсекалось, а короткое удлинялось.
Правда, после такой «стандартизации» жизни не оказывалось
самой жизни, но это обстоятельство менее всего волновало Про<
круста.
Испытанию «прокрустовым ложем» подвергает С.С. Алексе<
ев правовое бытие, реальную «правовую почву». Первоначально
он с помощью Канта и И.А. Покровского априорно формулиру<
ет стандарт, критерий оценки реальной правовой жизни. Это, как
мы уже знаем, «замысел природы» и «разум». И сообразно этой
единой мере все правовые явления распределяются по четырем
классам, группам: 1) разумные, т.е. соответствующие избранно<
му критерию; 2) неразумные — как антипод разумному, резуль<
тат проявления в человеке бесовских начал; 3) парадоксальные
— как результат некоего проявления неразумного в разумном,
либо, наоборот, разумного в неразумном, некий результат иска<
жения разумного «импульсами и химерами подсознания»; 4) про<
стые и очевидные явления и процессы.
281
Раздел II
К разумным приобретениям человечества С.С. Алексеев отно<

сит само естественное право и все его принципы, положения, в
том числе деление права на частное и публичное, догму права, ана<
литическую юриспруденцию и многое другое, что оказывается
осененным разумом и освященным естественным правом. И ко<
нечное же, в эту когорту входят все без какого<либо исключения
правовые положения И. Канта, А.И. Покровского и, разумеется,
С.С. Алексеева.
Систему же неразумных правовых явлений образует антипод
естественного права — «коммунистическая правовая филосо<
фия», советское право, сталинская тирания, идол социализма,
идол всевластия, химера социалистической законности, узко<
классовый идеологизированный подход к праву и другие поли<
тико<правовые явления советского государства.
Иным представляется перечень парадоксальных явлений. В
него С.С. Алексеев включил «неправое право» (С. 239), частное
право (С. 217), выполнение «правом сильного» упорядочиваю<
щих и грубо стабилизирующих функций (189), некоторые успе<
хи советской юридической науки. «Поразительным, невообра<
зимым (по своей сути) парадоксом» признается использование в
ходе приватизации такой юридической формы, как акционерные
общества (16. С. 543).
Простыми и «само собой разумеющимися» С.С. Алексеев
объявляет такие явления, как признание свободы в качестве ат<
рибута и формы проявления разума (С. 449), идеи правозакон<
ности (С. 475).
В результате такой классификации единый конкретно<исто<
рический процесс становления и развития права, его закономер<
ности и их реальное бытие в работе низводятся до односторонне
подобранных, весьма поверхностно, а порой и предвзято объяс<
ненных фактов, процессов и событий. Все объективное и необ<
ходимое в праве представлено как результат конкретного прояв<
ления божественного разума, хотя порой создается впечатление,
что С.С. Алексеев своими субъективными оценками и односто<
ронне подобранными фактами не только подменяет реальную
жизнь, но и претендует на прямую и непосредственную трансля<
цию этого всемирного разума в современном правовом мире.
Наиболее ярко односторонность оценок и суждений С.С. Алек<
сеева, а также неполнота анализируемого им материала прояви<
лись в подборе эмпирического материала, придающего видимость
282
объективности, истинности выводам и положениям автора, в

огульном охаивании советского права, в отсутствии обстоятель<
ного разбора философских и правовых учений, выступающих оп<
понентами естественно<правовой теории.
Данное автором обещание «образовать материал целостной
науки на основе данных, непосредственно вытекающих из суще<
ствующей правовой культуры, самой развивающейся правовой
материи — законодательства, общественно<политической и пра<
вовой практики его применения» (16. С. 404) на деле оказалось
весьма поверхностным и во многом вольным авторским видени<
ем политико<правовых процессов новейшей истории демокра<
тически развитых европейских стран и США. В результате фило<
софия права, претендующая не менее как на божественное от<
кровение и межпланетарное действие, в лучшем случае иллюст<
рируется отдельными примерами, характеризующими так назы<
ваемый европейский путь развития.
Может быть, во времена Канта европейский путь развития в
силу ограниченности знаний истории и путей развития народов,
проживающих на земном шаре, неразвитости социальных наук и
мог признаваться магистральным путем развития человечества,
а акты божественного разума проявляться исключительно в Ев<
ропе. Но современная социология и философия признает такой
взгляд ошибочным и неверным. И действительный последова<
тель учения Канта должен был весь пафос своей работы напра<
вить на преодоление этого недостатка бессмертной философии
и доказать, что и китаец, и индус, и мусульманин, и африканец,
реальное право которых, равно как и их философско<правовые
представления, временно замутнено «темными инстинктами и
страстями, импульсами и химерами подсознания», неизбежно
будут жить по канонам философии естественного права и право<
законности. Иначе можно попасть в ситуацию, в которую уже нео<
днократно попадали сочинители философий, годных для всех
времен и народностей, в том числе и печально известный Дю<
ринг. Его философия, так же как и философия права С.С. Алек<
сеева, претендовала на всеобщность, не признавала «никакого
видимого горизонта», но в действительности оказалась обобще<
нием «благородного прусского права», действовавшего в Прус<
сии и еще на нескольких других клочках земли (3. Т. 20. С. 115).
К сожалению, принцип объективности исследования не выдер<
живается С.С. Алексеевым и применительно к политико<право<
283
Раздел II
вой практике стран, которые, по его мнению, «идут впереди пла<

неты всей» и являют образец воплощения теории естественных
прав человека и правозаконности. Идущие от Бога и реализую<
щие замысел природы принципы с самого начала признаются
объективными, а уж потом в обоснование этой объективности при<
водятся и некоторые примеры.
Но философия права, по глубокому убеждению С.С. Алексее<
ва, не должна быть таковой. На всем протяжении книги он по<
стоянно упрекает, хотя и бездоказательно, марксизм за его «ре<
лигиозно<догматический характер», постулаты, «религиозного
типа идеологию». Безусловно, наука как особая форма познания
тем и отличается от религии, что ни одно теоретическое положе<
ние, принцип не берет на веру, признает их научными в той мере,
в какой они обосновываются реальными явлениями, фактами,
общественно<исторической практикой. Но это требование отно<
сится не только к оппонентам философии права, развиваемой
С.С. Алексеевым, но и к самому С.С. Алексееву и его теорети<
ческим конструкциям.
В работе, претендующей на последнее слова в сфере правове<
дения, нужно было не только провозгласить кантовские прин<
ципы двухсотлетней давности, не только признать их реальное
действие в передовых демократических государствах, но и на кон<
кретно<историческом материале, конкретных фактах и цифрах
показать сам процесс такого воплощения, его источники и дви<
жущие силы, состояние современного законодательства в этих
странах и практику применения, реализации принципов равно<
правия и свободы. И если реальный процесс полностью совпал
бы с теоретическими выкладками С.С. Алексеева, то только при
этом условии можно было бы говорить об объективном, истин<
ном характере его «божественного откровения» относительно
сути и назначения права в жизни общества.
Однако подобных конкретно<исторических данных в работе
нет, а отдельные приведенные в книге примеры в лучшем случае
вызывают у читателей, чей разум замутнен «грубо материалисти<
ческим идеологизированным миропониманием», ряд справедли<
вых вопросов, на которые в книге не содержится не только отве<
та, но и даже намека на желание автора отвечать на них.
Так, на с. 464–465 читатель, доверившись С.С. Алексееву, не<
много возрадовался за «откровение эпохи Просвещения», за Ве<
ликую французскую революцию и заложенные ею процессы «де<
284
мократического переустройства общества, демократические и

персоналистические правовые процессы в политической жизни».
Но на с. 479 он узнает прискорбную весть — ничего хорошего из
этих процессов не вышло: вопреки ожиданиям капитализм «обер<
нулся страшными бедами для человечества» и вообще носил ха<
рактер «системы разбойничье<криминального типа». И все же,
оказывается, еще не все потеряно. В 1950–1960 гг. «при домини<
ровании европейской догматической юридической культуры об<
щепризнанные права и свободы человека стали приобретать не<
посредственное юридическое значение» (16. С. 611). Однако
объективные причины, в силу которых стали возможными опи<
сываемые процессы в обществе, в работе не анализируются, зиг<
заги исторического процесса, его отходы от «божественного от<
кровения» никак не объясняются. Поэтому и уверения С.С. Алек<
сеева в подлинно научном, объективном характере его теорети<
ческих конструкций философии права остаются не более чем по<
ложениями, принимаемыми на веру, учитывая авторитет и науч<
ный имидж автора.
Вообще<то С.С. Алексееву, как и другим неофилософам права
не мешало бы поучиться у К. Маркса, Ф. Энгельса и того же
В.И. Ленина умению применять принцип объективности в ана<
лизе социальных явлений и процессов, в том числе и права.
Не выполнил С.С. Алексеев и другого своего обещания —
дать опору философии права «в едином потоке философской
мысли» (С. 402). Обещанный поток в его работе оказался то<
щим ручейком — по преимуществу разбирается одно из на<
правлений философско<правовой мысли ХVIII<ХХ вв., свя<
занное с обоснованием индивидуализма в философии и праве
и представленное учением одного немецкого ученого двухсот<
летней давности и работами его последователя из числа рос<
сийских правоведов почти столетней давности. Анализ слож<
ного и противоречивого процесса развития философской и
правовой мысли за последние двести лет, в котором были бы
представлены и иные взгляды на закономерности функцио<
нирования и развития общества и права, приведены заслужи<
вающие внимания критические замечания и в адрес И. Канта
и других представителей персонализма в философии и праве,
в работе С.С. Алексеева отсутствует. Основное жало критики
С.С. Алексеева направлено против «коммунистической марк<
систской философии права», которая якобы выступает в ка<
285
Раздел II
честве «своеобразного спутника<антагониста» философии

правозаконности.
Однако и здесь критика ведется отнюдь не научными способа<
ми. Автор больше приклеивает марксизму<ленинизму ярлыки,
способные вызвать у современного читателя, незнакомого с ра<
ботами К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, аллергию на это
учение, воспитать у него стойкое противоядие ко всякому про<
явлению марксистской идеологии, коммунизму, чем основатель<
но и по существу разбирает это учение.
Вот далеко не полный перечень определений и метафор, ко<
торые, по мнению С.С. Алексеева, объективно и полно характе<
ризуют суть и содержание политико<правового учения К. Марк<
са и Ф. Энгельса: «мечта, утопия, близкая к библейским пред<
ставлениям о «рае», построенная на иллюзиях, искушении, не<
терпении» (С. 477), «идеологические постулаты марксизма»
(С. 413), «доктринерски<классовой, ортодоксально марксистс<
кой» (С. 426), «марксистско<классовая идеология, по многим ха<
рактеристикам имеющая религиозно<догматический характер»
(С. 521), учение, сочетающее «в себе истинно научные элементы
с фанатичной, религиозного типа идеологией — идеологией на<
силия, ненависти и фальсификаций» (С. 522).
Ясно, что такие оценки не имеют ничего общего с наукой, на<
учными суждениями, необходимым атрибутом которых выступа<
ет объективность и научная обоснованность. По существу это бес<
пардонная научная брань, оскорбления и клевета, произнесенные
человеком, уверенным в своей безнаказанности и в угоду совре<
менной политической конъюнктуре. Но чья бы корова ни мычала
по поводу постулатов марксизма, Ваша, господин С.С. Алексеев,
мычать не должна. Ибо в современной «демократической» лите<
ратуре трудно найти труд, в котором бы так неприкрыто и очевид<
но постулировались исходные методологические принципы рабо<
ты Канта. Категорические императивы Канта, на которых висят
все конструкции работы «Право», представляют собой классичес<
кий образец философских постулатов. И этот их недостаток в на<
званной работе никак не преодолен.
В то же время конкретная критика марксизма С.С. Алексее<
вым носит поверхностный, неглубокий характер и содержит убе<
дительные свидетельства того, что он этого учения не знает, не<
редко собственные суждения выдает за марксизм, а уж затем их
яростно критикует.
286
Для того чтобы раскрыть закономерности функционирования

и развития капиталистического общества и с учетом выявленных
объективных законов общества обосновать историческую мис<
сию пролетариата, неизбежность смены буржуазного общества
социалистическим и коммунистическим, К. Марксу потребова<
лась вся его жизнь. А чтобы опорочить это учение, показать его
антинаучный характер, С.С. Алексееву оказалось достаточно и
половины страницы. Основные идеи марксизма о коммунизме,
пишет он, «не более чем мечта, утопия, не согласующаяся с есте<
ственными законами и процессами развития человеческого Об<
щества... В действительности в идеях коммунизма нет ничего, что
можно было бы отнести к «откровениям разума», истинного свер<
шения науки» (16. С. 477).
Этот серьезный вывод, квинтэссенция критического под<
хода С.С. Алексеева к своим теоретическим оппонентам, дол<
жен быть обоснован и развит в соответствии со всеми канона<
ми, присущими научному знанию: во<первых, следует назвать
объективные закономерности общества, которые делают не<
возможным его дальнейшее развитие по пути, начертанному
К. Марксом; во<вторых, необходимо показать механизм дей<
ствия этих законов в современных условиях, их действитель<
ное влияние на современные экономические, политические и
иные реалии; в<третьих, свои теоретические «находки» автор
обязан подтвердить, обосновать не ссылками на «разум» или
«замысел природы», а конкретными фактами и цифрами, как
это сделал К. Маркс при анализе буржуазных экономических
отношений.
Конечно, ученый, который находится на «ты» с «откровения<
ми разума», может и не растрачивать своего драгоценного време<
ни и труда на анализ и объективные оценки какого<то там рели<
гиозного ортодокса Маркса. Для него достаточно одной ссылки
на своего незабвенного учителя Канта, сказавшего, что разум при<
роды толкнул человека не в рай, а в обширный мир «забот, труда
и неведомых зол». Стало быть, о земном рае нужно забыть раз и
навсегда.
«Разум природы», «божественное откровение», может быть,
для С.С. Алексеева и являются истиной в последней инстанции,
но все же у нас возникают и некоторые сомнения. Ибо «боже<
ственное откровение», вещающее устами С.С. Алексеева, доволь<
но<таки часто подсовывает ему ложную информацию о марксиз<
287
Раздел II
ме, приписывает ему невежественные положения, которые марк<

сизм никогда не высказывал и высказывать не мог.
В частности, вопреки утверждениям С.С. Алексеева о суще<
ствовании некоей «коммунистической марксистской философии
права» учения с таким названием в марксизме не было, посколь<
ку, как уже говорилось, К. Маркс и Ф. Энгельс отрицали суще<
ствование каких<либо философских дисциплин в системе конк<
ретно<научного знания. Их философия ограничивалась диалек<
тическим и историческим материализмом.
К. Маркс и Ф. Энгельс никогда не понимали право как волю
господствующего класса. Наоборот, они уверяли буржуазию в том,
что действующие в обществе нормы права не являются действи<
тельным правом, а представляют собой лишь волю господствую<
щего класса, возведенную в закон.
К. Маркс и Ф. Энгельс никогда не сводили философскую ос<
нову общей теории права к положениям о классовой борьбе
(16. С. 171). Во<первых, они общую теорию права специально не
разрабатывали, а во<вторых, философской основой социальных
наук они признавали диалектический и исторический материа<
лизм, содержание которого намного богаче и сложнее, чем поло<
жения о классовой борьбе.
Кстати, уж заодно наябедничаем Вам, Сергей Сергеевич, на
«природный разум» и по другому поводу. Существенные промаш<
ки он делает не только в отношении марксизма, не знает также и
Г. Гегеля. На с. 396 он Вам нашептал следующую фразу: «В геге<
левской философии права (она так и названа великим филосо<
фом «философией права») столь много уделено места и внима<
ния не непосредственно юридическим явлениям, а широкому
спектру категорий — нравственности, моральности, состоянию
и развитию духа».
Однако все это, мягко говоря, недостоверная информация. Во<
первых, Г. Гегель свой труд не сводил к философии права, а трак<
товал его более широко, назвав «Очерки основных черт филосо<
фии права и естественного права и науки о государстве». Во<вто<
рых, в этой работе речь идет только о правовых явлениях. Мо<
раль и нравственность понимались Г. Гегелем как стадии разви<
тия идеи права. Понимание их как этических категорий, лежа<
щих за пределами права, Г. Гегелем не разделялось.
Перечень положений работы С.С. Алексеева «Право», не со<
ответствующих действительному положению дел даже на фак<
288
тическом уровне, можно было бы продолжать и дальше. Однако

и сказанного, на наш взгляд, вполне достаточно, чтобы убедить<
ся в недостаточно точных оценках С.С. Алексеевым основных
оппонентов пропагандируемой и развиваемой им философии
права.
С.С. Алексеев не нашел подлинно научных аргументов для обоF
снования и развития взглядов Канта и И.А. Покровского примениF
тельно к современным условиям. Все изложенное С.С. Алексеевым
в лучшем случае можно принять за гипотезу, которая даже в сознаF
нии ее автора не сложилась и не вызрела сколькоFнибудь четко и
логично, а потому нуждается в серьезном научном обосновании.
Хотя С.С. Алексеев и видит «моменты истины» в предлагае<
мой им философии права, но нам кажется, что к работе «Право»
больше подходит другой термин героев повести Богомолова «Мо<
мент истины» — «тянуть пустышку», т.е. делать работу, которая
заведомо не даст нужных результатов. Хотелось бы напомнить и
тот факт, что за «вытягивание пустышки» герои повести не могли
рассчитывать на какие<либо благодарности и поощрения от на<
чальства. Им полагалось не больше и не меньше как «клизма на
полведра скипидара с патефонными иголками».
Недостаточная обоснованность развиваемых и пропагандиру<
емых С.С. Алексеевым философских положений в определенной
мере является следствием неконструктивной трактовки им соот<
ношения предметов философии права и общей теории права, в
основе которой лежит искусственный разрыв единого предме<
та — общих закономерностей права — сообразно применяемому
методу познания и глубине проникновения в предмет науки.
Философия права признается С.С. Алексеевым вершиной
обобщенных юридических знаний, которая, однако, как и кош<
ка, гуляет сама по себе, не являясь «частью или простым продол<
жением теории права — ни первичных обобщенных данных юри<
дической догматики, ни данных правовой теории, осмысливаю<
щей логику права» (16. С. 394). Решающее значение в этой науке
имеет лишь мировоззренческое понимание права, т.е. раскрытие
его места в «развитии и судьбе общества, пути его развития, его
влияние на будущие перспективы человечества» (16. С. 395).
Общей теории права отводится более чем скромная роль. Хотя
она и признается базовой, фундаментальной основой всего ком<
плекса юридических знаний, не имеющей альтернативы, тем не
менее трактуется лишь как совокупность «выведенных за скоб<
289
Раздел II
ки» данных отраслевых юридических наук» (16. С. 156). В действи<

тельности эта юридическая наука предстает еще более убогой, со<
бранной, как говорится, с бору по сосенке.
Если верить С.С. Алексееву, то оказывается, что источни<
ком понятий «юридическая норма», «субъективные права»,
«юридические факты» стали «в основном частное право, граж<
данское законодательство», представления о внешних формах
права, юридической технике пришли из конституционного и
административного права, категории ответственности и вины —
из уголовного и опять же административного права и т.д. Сло<
вом, не серьезная и, как уверяли в недавнем прошлом, фунда<
ментальная наука правоведения, а какой<то попрошайка<воро<
бей, постоянно завтракающий в зоопарке у зверей и способный
лишь на то, чтобы у моржа попить водицы, съесть морковку у
слона, с журавлем поесть пшена. И только уверение С.С. Алек<
сеева в том, что это «самодостаточная юридическая наука», не<
множко успокаивает. Тем более что первоначальная трактовка
предмета общей теории права при дальнейшем изложении воп<
роса уточняется.
Данная наука, по мнению автора, помимо того что обобща<
ет данные отраслевых юридических наук, содержит также об<
щую теорию «философского» уровня, призванную «на основе
исходных правовых представлений освещать более глубокие
пласты правовой материи, ее механизмы, функционирование,
направления и типы правового воздействия на жизнь общества»
(16. С. 177). Таким образом, некогда единая общая теория пра<
ва предстает многоголовой, образует нечто вроде юридическо<
го Змея Горыныча и состоит из общей теории традиционного
(аналитического) уровня, общей теории «философского» уров<
ня и философии права.
Искусственность изложенной трактовки предмета общей те<
ории права ярко обнаруживает себя при изложении С.С. Алек<
сеевым проблем общей теории права и проблем философии
права. В общей теории права практически не остается места для
общей теории традиционного аналитического уровня, посколь<
ку при изложении ее вопросов невозможно ограничиваться
только догмой права, действующим законодательством. Вопре<
ки своим исходным установкам С.С. Алексеев, рассматривая
вопросы «атомистского» строения права, не ограничивается ана<
лизом законодательных текстов, а широко привлекает социо<
290
логический материал, сведения о реальном действии рассматри<

ваемых явлений, их реальную жизнь за пределами нормативно<
правовой системы. В то же время философия права, будучи вер<
шиной теоретических знаний о праве, широко использует все те
эмпирические основания, которые С.С. Алексеевым предписа<
ны непосредственно для общей теории традиционного аналити<
ческого уровня.
На невозможность построения философии права, оторванной
от правовых реалий, всего того, что составляет предмет научного
анализа общей теории права, обращал внимание еще Н.М. Кор<
кунов, аргументируя свою позицию следующим образом: возмож<
ность философии права познать самую сокровенную сущность
права не означает полного отрыва «сверхчувственного» познания
от познания эмпирического. «Представление об абсолютном, по<
ясненное знакомством с частными и относительными формами
его проявления, сделается более конкретным, более живым. Зна<
ние относительного, освященное пониманием лежащих на осно<
ве его абсолютных начал станет более осмысленным и глубоким»
(152. С. 23–24).
Именно так и поступает С.С. Алексеев. Стремясь придать сво<
им философским, априорным выводам «земной» характер, он в
третьей части работы «Право», призванной раскрыть проблемы
философии права, привлекает эмпирический материал о действо<
вавшем или действующем законодательстве, анализирует факты
политико<правовой жизни, рассматривает вопросы, отнесенные
им по «ведомству» общей теории права. Это, в частности, обшир<
ный материал, связанный с описанием истории развития советс<
кого права и правовой науки, вопросы, связанные с трактовкой
системы права, характеристика социальной политики развитых
стран Запада, анализ прав человека и др.
Факты отступлений С.С. Алексеева от его теоретических уста<
новок убедительно свидетельствуют о неразрывном единстве пред<
метов общей теории права и философии права. Даже априорно
сформулированные принципы права не могут оставаться в своей
абстрактности. Чтобы получить видимость жизни, они должны
быть согласованы с понятиями и категориями общей теории пра<
ва. При этом согласование философского и общетеоретического
знаний предполагает уточнение и конкретизацию положений, вы<
водов общей теории права сообразно всеобщим принципам, про<
возглашенным философами права, а также привлечение большо<
291
Раздел II
го эмпирического материала. Тем самым происходит неоправдан<

ное повторение, дублирование общей теории права на новом, бо<
лее высоком витке формирования философии права. И такое дуб<
лирование является неизбежным следствием противоречия меж<
ду представлением о философии права как науке, оторванной от
общей теории права, и стремлением авторов этого представления
придать философии права научный, объективно<истинный харак<
тер.
Философия права как любая научная теория должна верно,
объективно отражать свой предмет, соответствовать ему. Но та<
кое соответствие теории предмету достигается лишь тогда, когда
познающий субъект исходит из реальных, земных явлений и про<
цессов, а не из неких априорных, пришедших из космоса или
иных неземных сфер положений. Как убедительно показывает
история естественных и технических наук, успех научного ана<
лиза обеспечивается там и тогда, где и когда он основывается на
реальных, конкретных фактах, а сам анализ ведется не по апри<
орным философским схемам, а сообразно объективными зако<
нами природы.
Подобным образом должны поступать и правоведы, если они
всерьез озабочены нынешним кризисным состоянием правоведе<
ния и действительно хотели бы раскрыть смысл, содержание и со<
циальное назначение права. Но в процессе достижения такой цели
им не остается ничего другого, как, во<первых, подходить к праву
с материалистических позиций, во<вторых, рассматривать совре<
менное право как итог, результат действия общественно<истори<
ческого процесса, в котором все его законы находятся в тесной,
органической связи и зависимости. Именно последнее обстоятель<
ство и делает невозможным объективное изучение права метафи<
зическим путем, при котором единое и живое право разрывается
на части не по предмету, а по субъективному фактору — способу
научного познания. Мол, первоначально изучается философским
путем самое глубинное, конечное в вечном и необходимое в слу<
чайном, а затем ученый<юрист анализирует действующее право и
индуктивным путем формулирует некоторые теоретические обоб<
щения, достраивает философское знание до реальной правовой
почвы. Но таким образом, как показывает опыт С.С. Алексеева,
научных проблем решить нельзя, можно лишь их запутать, навес<
ти научный глянец на давно опровергнутые и наукой, и практи<
кой теории.
292
Чтобы выявить системную связь и органическую целостность

права, его законов нужно постоянно держаться этой связи, пос<
ледовательно восходя от наиболее простых явлений и процессов
права к более сложным и опосредованным. Такой путь познания
правовых закономерностей целиком и полностью лежит в русле
правоведения, является непосредственным делом юристов, и
только их. Философия и другие науки активно и широко приме<
няются юристами в процессе познания предмета правоведения,
но никаких дополнительных доброкачественных образований в
ее теле не создают.
Философия права, сыграв свою позитивную роль в формиро<
вании правоведения, в современных условиях представляется
анахронизмом. Современное правоведение имеет свое непосред<
ственное содержание и более глубокие знания о закономернос<
тях права, чем априорно созданные когда<то философии права.
Самые сложные, самые глубинные знания о праве составляют со<
держание единой целостной науки общей теории права, а фило<
софские положения, выводы служат ее теоретическим и методо<
логическим основанием.
Глава 6.
Эмпирическое основание
6.1. Понятие и структура эмпирического основания

Объект общей теории права, понимаемый как реально сущее,
непосредственное бытие права в его конкретно<исторических ус<
ловиях, как юридико<политическая и иная социальная предмет<
но<практическая деятельность людей, выступает исходным пун<
ктом, началом общей теории права. С анализа объекта начинает<
ся долгий и противоречивый путь восхождения к теоретическим
знаниям, к раскрытию предмета данной науки во всей его пол<
ноте и многообразии. Однако возможности исследователя непос<
редственно наблюдать реальную жизнь права, юридическую
практику весьма ограниченны.
Во<первых, большая часть правовых явлений и процессов яв<
ляется достоянием истории, характеризует предшествующие
этапы, стадии развития права, сведения о которых дошли до
293
Раздел II
нашего времени в виде разного рода материализованных, веще<

ственных свидетельств прошлой практической деятельности:
источников законодательства, правоприменительных актов,
материальных предметов в виде зданий юридических учрежде<
ний, предметов деятельности работников юстиции и правоох<
ранительных органов, статистических документов, воспомина<
ний современников и др.
Во<вторых, исследователь может непосредственно наблю<
дать лишь весьма незначительную часть современной полити<
ко<правовой практики. Большая часть такой деятельности из<
за ее многообразия остается вне поля чувственного восприя<
тия отдельного познающего субъекта. Исследователь не спо<
собен наблюдать своим «взором», самолично бытие права не
только во всех странах земного шара, но и даже в одной, от<
дельно взятой стране.
В<третьих, далеко не все правовые явления и процессы
можно наблюдать непосредственно. В частности, нельзя на<
блюдать реальное бытие правовой психологии, правового
сознания людей. Даже материальные свидетельства правово<
го сознания, выраженные в конкретных действиях, поступ<
ках, письменных документах, нельзя напрямую связывать с
действительным состояниям правового сознания личности,
социальных групп и общества в целом. Ибо действия и лич<
ные признания могут и не отражать подлинных мотивов, ин<
тересов, потребностей, оценок личности. Например, в совре<
менной литературе можно найти немало утверждений о том,
что значительная часть публикаций по правовым проблемам,
изданных в советском государстве, была написана под влия<
нием неких «идеологических официальных центров» и не со<
ответствует действительным воззрениям авторов этих публи<
каций.
В силу изложенных обстоятельств научный анализ реально<
го бытия права представителями общей теории права, равно как
и других юридических наук, как правило, осуществляется не пу<
тем непосредственного наблюдения, а в процессе анализа ма<
териальных источников, содержащих информацию, сведения об
исследуемых явлениях и процессах. Тезис историков о том, что
историю изучают при помощи текстов, является верным и для
значительной части теоретических исследований ставшего, со<
временного состояния исследуемого.
294
Глава 6. Эмпирическое основание общей теории права
Совокупность материальных источников, объективирующих, соF

храняющих информацию об объекте общей теории права, и составF
ляет эмпирическую базу, эмпирическое основание данной науки.
Для правильного понимания роли эмпирического основания
в формировании и развитии общей теории права важно учиты<
вать следующие три обстоятельства.
1. Эмпирическое основание науки не является непосредствен<
ной практической деятельностью, а выступает лишь ее материа<
лизованным, опредмеченным отражением, т.е. копией, тенью в
виде итоговых результатов деятельности либо ее описаний, оце<
нок, воспоминаний, в лучшем случае в виде кино< и фотомате<
риалов или видеозаписи. Между тем это обстоятельство не все<
гда различается достаточно четко, вследствие чего и саму право<
вую деятельность, и источники знаний о ней рассматривают как
равноценные, равнозначные носители информации о правовой
действительности, реальном бытии права. Так, Ю.А. Денисов и
Л.И. Спиридонов полагают, что правовая действительность пред<
стает перед теоретиком как «право в книгах», результаты приме<
нения норм права и в виде законопослушного и правонарушаю<
щего поведения (95. С. 120).
Конечно, юридически значимое поведение субъектов, их пра<
вовую деятельность можно рассматривать как объект научного
анализа, правопознания. Но тогда нужно развести самую реаль<
ную жизнь с ее слабой тенью, недостаточно верной копией, при<
знать , что источники в виде «законов в книгах» и правоприме<
нительные акты есть лишь объективированный итог, результат
этой деятельности, а не самостоятельное бытие права, существу<
ющее параллельно и независимо от деятельности человека. Ина<
че можно повторить ошибку юридического позитивизма, кото<
рый реальное бытие права свел к действующим источникам пра<
ва. Объективная связь между непосредственным бытием права и
источниками правопознания как раз и выражается через соотно<
шение двух понятий: «объект общей теории права» и «эмпири<
ческое основание общей теории права»
2. Признание эмпирического основания науки в качестве ис<
точника знаний о реальном бытии права не отрицает возможно<
сти исследователя изучать объект в его «чистом» виде, непосред<
ственном бытии права и его различных проявлениях. Как уже го<
ворилось, исследователь может получить эмпирические знания
и в ходе непосредственного наблюдения, т.е. изучать объект в «чи<
295
Раздел II
стом» виде, а не отраженном через призму правосознания челове<

ка, создававшего соответствующий материальный носитель ин<
формации о праве. Но поскольку возможности такого способа
познания весьма ограниченны и, кроме того, знания, получен<
ные непосредственным наблюдением, имеют приоритет перед
другими фактами лишь для самого исследователя, то основным
источником эмпирических знаний выступает все же не сама пред<
метно<практическая деятельность, а ее материализованные ре<
зультаты.
3. Эмпирическое основание, как и философское и иное ос<
нование науки, лежит за ее пределами и является результатом
реализации иных целей, чем задачи удовлетворения потребно<
стей общей теории права в объективных, реальных знаниях. В
процессе предметно<практической деятельности граждане,
иные субъекты, общество и государство вступают в правоотно<
шения, осуществляют нормативно<правовое регулирование за<
тем, чтобы удовлетворить свои насущные потребности, создать
более или менее справедливые способы распределения матери<
альных и духовных благ между всеми членами общества и в ко<
нечном итоге обеспечить прогрессивное развитие общества, а
также надежный и стабильный правопорядок. Поэтому мате<
риальные носители как свидетельства непосредственного бы<
тия права, юридико<политической деятельности государства и
общества выступают эмпирической базой общей теории права,
равно как и правоведения в целом, в той мере, в какой предста<
вители данных наук признают их в этом качестве, осуществля<
ют их научный анализ.
Иного мнения придерживается В.А. Козлов, полагая, что право
образует необходимый компонент эмпирической основы юри<
дической науки и на этом основании входит в ее структуру (143.
С. 19). По нашему мнению, изложенная позиция противоречит
пониманию науки как системы объективно<истинных знаний об
объективной реальности. Правоведение — это наука о законо<
мерностях права, и ее структуру, а также содержание образует не
сама объективная реальность в виде права, а специфические фор<
мы эмпирического и теоретического знания. Поэтому в юриди<
ческой науке право представлено не в своем первозданном виде,
а в форме эмпирических фактов, суждений об этом праве. И толь<
ко в порядке иллюстраций отдельные фрагменты права могут
включаться в текст научных работ прямо и непосредственно, но
296
такие иллюстрации остаются внешними по отношению к самому

содержанию науки и ее структуре.
Будучи выведенными за рамки правовой науки, общей тео<
рии права, нормы права, система права предстают в качестве од<
ного из компонентов объекта названных наук.
Таким образом, признание эмпирической базы как основания
общей теории права, которое представляет собой некое особое
звено, не совпадающее непосредственно ни с предметно<прак<
тической деятельностью, ни с теорией права, имеет важное зна<
чение. В частности, оно позволяет избежать неоправданного
отождествления самой практики с результатами ее отражения в
виде права и правоприменительных актов, с одной стороны, а с
другой — четко отличать структуру общей теории права и право<
вой науки от результатов практической деятельности, которые
составляют ее эмпирическое основание и лежат за ее пределами.
Весьма важным является и вопрос о структуре эмпирического
основания общей теории права, т.е. всей совокупности матери<
альных свидетельств о реальном бытии права, которые надлежит
использовать в процессе познания предмета данной науки. Сле<
дует, однако, отметить, что вопрос о системе источников, состав<
ляющих эмпирическое основание общей теории права, остается
малоизученным и практически не был даже поставлен в качестве
самостоятельной проблемы общей теории права. И в этом отно<
шении теоретики права идут позади представителей отраслевых
юридических наук. Если последние проблему источников отрас<
ли права осознают в качестве специальной научной проблемы и
даже посвящают ей специальные главы в учебниках (см.: 41; 350),
то и академические, и учебные курсы теории государства и права
абстрагируются от анализа собственной эмпирической базы, хотя
бы краткого изложения источников, из которых выводятся эм<
пирические знания о праве, его механизме и реальном действии.
Исключение составляет работа В.А. Козлова «Проблемы пред<
мета и методологии общей теории права», в которой предприни<
мается попытка рассмотреть в общем виде проблему эмпиричес<
кой основы правопознания (143. С. 10–39). Но и в этой работе не
дается сколько<нибудь полного изложения структуры источни<
ков знания об объекте данной науки.
Сложная и многообразная предметно<практическая деятель<
ность в сфере права отражается в столь же сложной, взаимопере<
секающейся системе свидетельств об этой деятельности. Поэто<
297
Раздел II
му, чтобы осуществить классификацию компонентов эмпиричес<

кого основания общей теории права, по нашему мнению, следу<
ет взять основанием классификации два признака: 1) сферы юри<
дической деятельности в виде правотворчества, реализации пра<
ва и правоприменения, а также сферу правового сознания, объек<
тивированного вне и помимо названных форм правовой деятель<
ности общества; 2) способы, формы выражения, характерные для
каждой сферы источников знаний о реальном бытии права, юри<
дико<правовой практике.
С учетом изложенных критериев классификации структура эм<
пирического основания общей теории права состоит из следую<
щих компонентов.
1. Источники права. Это итоговый результат правотворческой
деятельности, который объективируется в самых различных ис<
точниках, в том числе нормативно<правовых актах, нормативных
договорах, судебных прецедентах, правовых обычаях, религиоз<
ных текстах, а в некоторых случаях — в правовых доктринах. Об<
щая теория права, претендующая на раскрытие всеобщих зако<
нов функционирования и развития общества, в свое эмпиричес<
кое основание должна включать всю сумму ныне действующих
источников права, равно как и все исторические памятники пра<
ва, которые сохранились до настоящего времени. Конечно, ни
один исследователь не способен охватить все это многообразие
источников, однако в своих исследованиях он должен максималь<
но полно учитывать специфику правового регулирования в от<
дельных странах, регионах и не строить свои космические обоб<
щения на законодательстве какой<либо одной правовой семьи
или, что еще хуже, одного национального государства.
Как уже говорилось, в достаточно курьезное положение по<
падает С.С. Алексеев, утверждающий, что лежащие в основе права
«разум», «замысел» природы во главу права ставят право субъек<
та на права, а борьба субъекта за свое субъективное право пред<
стает важнейшим способом существования права. Однако, как
известно, почитаемые на Востоке конфуцианство, индуизм при<
держиваются прямо противоположных взглядов на смысл и на<
значение права. И если в понимании права сторонниками кон<
фуцианства и индуизма видеть только лишь его «неразумность»,
несоответствие «замыслу» природы, значит не только упрощать
научное объяснение реальных фактов, но и наносить оскорбле<
ние культуре других народов.
298
2. Акты официального и неофициального толкования законов и

иных нормативноFправовых актов. Это особый вид источников
правовой информации, создаваемых с целью разъяснения содер<
жания соответствующих норм права и органически связанных с
источниками права. В числе этих источников важное значение
имеют акты аутентичного и легального толкования, а также ком<
ментарии законов и иных нормативно<правовых актов, даваемые
учеными<юристами либо практическими работниками.
3. Правоприменительные акты, принимаемые органами госу<
дарственной власти и должностными лицами, органами мест<
ного самоуправления и другими уполномоченными государ<
ством лицами, а также юридические дела, в связи с которыми
компетентные органы и лица принимали правоприменитель<
ные акты. Особое место среди этих актов занимают приговоры
и иные решения судебных органов, принимаемые ими при рас<
смотрении уголовных, гражданских или административных дел.
Важность данных источников в познании предмета права обус<
ловливается тем, что они объективируют такую специфическую
правовую деятельность государства, как правоприменение, в том
числе и охрану общества от правонарушений и применение от<
ветственности, а также выступают одним из критериев эффек<
тивности, действенности нормативно<правовых регуляторов
общественных отношений.
4. Письменные документы (соглашения, договоры и др.), ко<
торые создают граждане и иные лица, реализуя свои права и всту<
пая в конкретные правоотношения, а также разного рода пись<
ма, жалобы, заявления, подготавливаемые в целях защиты сво<
их нарушенных прав. Все документы такого рода характеризу<
ют особую стадию бытия права, связанную с процессами само<
регулирования гражданами и иными субъектами гражданского
общества своего поведения на основе и с учетом действующих
норм права, с выражением их активной правовой позиции по
реализации и защите субъективных прав<дозволений. Докумен<
ты этой группы содержат объективную информацию о том, на<
сколько действенным регулятором выступают нормы права, а
заложенный в них механизм правового регулирования обеспе<
чивает достижение целей правотворческого органа, государства
и гражданского общества, какие правовые и иные факторы спо<
собствуют или препятствуют созданию в обществе эффектив<
ных норм права.
299
Раздел II
5. Письменные и иные источники, отражающие процессы праF

вотворческой и правоприменительной деятельности государства.
В системе этих источников особое место занимают: 1) стеног<
рафические отчеты о деятельности законотворческих органов
страны, в которых фиксируются в хронологическом порядке все
действия этих органов в процессе обсуждения и принятия зако<
нов и иных нормативно<правовых актов, в том числе публику<
ются выступления лиц, принимавших участие в обсуждении за<
конопроекта, вопросы, заданные разработчикам законопроек<
та, итоги голосования и др.; 2) стенограммы заседаний разного
рода комитетов, комиссий законотворческого органа, связан<
ных с подготовкой и обсуждением законопроектов, а также пра<
вотворческих органов, заседаний правительства, коллегий ми<
нистерств, иных органов исполнительной власти; 3) проекты
законов, иных нормативно<правовых актов, внесенные на рас<
смотрение правотворческого органа, но не принятые им либо
принятые в иной редакции, экспертные оценки проектов зако<
нов и иных нормативно<правовых актов, предложения по со<
вершенствованию действующего законодательства и др.; 4) про<
токолы судебных заседаний; 5) кино<, фото<, аудио<, видеома<
териалы. Последние имеют значительное преимущество перед
остальными источниками данной группы, поскольку обладают
не только высокой степенью достоверности, но и нагляднос<
тью, позволяют исследователю непосредственно наблюдать про<
исходящие события и возможность увидеть многие детали, ко<
торые не могут дать ни стенографические отчеты, ни протоко<
лы, ни иные письменные документы.
6. Научные публикации и рукописные научные работы. Этот вид
источников опосредствует, выражает один из наиболее глубоких
уровней отражения права — научное правосознание — и имеет
свою специфику. В эмпирический базис он входит не своим не<
посредственным содержанием — наличным эмпирическим и те<
оретическим знанием, а лишь частично: материальным носите<
лем этих знаний в виде публикации или рукописи. Выраженное
в источнике знание является научным фактом, с которым долж<
ны считаться другие исследователи. Поэтому работа всегда име<
ет индентифицирующие ее реквизиты (фамилию, имя, отчество
автора, наименование работы, год и место издания или подго<
товки рукописи), и все случаи заимствований чужого научного
труда надлежит оформлять в виде ссылки на использованный
300
труд, с приведением всех его реквизитов, а также указания место<

нахождения соответствующего положения в работе.
7. Письменные документы и иные источники, свидетельствуюF
щие об организации и деятельности научных и образовательных юриF
дических учреждений. В настоящее время существует достаточно
обширный перечень источников, фиксирующих наиболее важ<
ные события в научной жизни и жизни юридических образова<
тельных учреждений. Это, в частности, помещение в юридичес<
ких периодических изданиях отчетов, сообщений о проведенных
научных, научно<практических конференциях, симпозиумах,
семинарах, персоналий ведущих ученых, библиографий новых
вышедших из печати монографий и иных публикаций. Каждый
претендент на ученую степень доктора или кандидата юридичес<
ких наук обязан опубликовать автореферат своей диссертации.
И все же круг источников, призванных давать полную и все<
стороннюю информацию о жизни и деятельности научных кол<
лективов и образовательных юридических учреждений, нужда<
ется в дальнейшем совершенствовании и существенном расши<
рении. В частности, имеется настоятельная потребность в под<
готовке сборника персоналий российских ученых<юристов, вид<
ных юристов<практиков, обстоятельных работ по истории ста<
новления и развития юридических научных и образовательных
учреждений, истории становления и развития правовой науки в
России и др.
8. Формы первичной статистической отчетности судов, иных праF
воохранительных органов, а также заполненные респондентами в
ходе социально<правовых исследований анкеты, записи интер<
вью, ответы на тесты и иные источники, свидетельствующие о
реальном состоянии массовидных правовых явлений, правовой
психологии и иных компонентов правосознания. Исследователь<
ские коллективы, проводящие социально<правовые исследова<
ния с целью изучения отношения граждан, иных лиц к тем или
иным правовым явлениям, в свои конечных выводах, результа<
тах исследования используют лишь обобщенные данные. Пер<
вичные же формы исследования в виде заполненных анкет, иных
документов, как правило, уничтожаются сразу же или некоторое
время спустя, между тем они являются непосредственным зна<
нием наличного бытия (правосознания) и представляют значи<
тельную научную ценность, может быть даже большую, чем ито<
говая публикация, которая отражает первичный материал чаще
301
Раздел II
всего неполно, а в ряде случаев и неточно. Поэтому отношение к

хранению первичных форм исследований, по нашему мнению,
должно быть изменено кардинально, вплоть до принятия специ<
ального нормативно<правового акта, закрепляющего порядок
хранения таких документов.
9. Документы, которые объективируют, выражают правовую поF
литику государства, отношение государственных органов и дол<
жностных лиц к правовым ценностям, действующему состоянию
законодательства, состоянию законности и мерам по укреплению
правопорядка, а также документы, выражающие правовую идео<
логию политических партий, движений и иных общественных
объединений. В системе этих источников особое значение могут
иметь ежегодные послания президента, заявления правительства
страны, его руководителя, программы политических партий, их
доктрины, предвыборные платформы и др. Анализ источников
данной группы важен прежде всего тем, что он позволяет уви<
деть степень востребованности положений общей теории права
политическими партиями и государством, близость той или иной
теории права к конкретным политическим партиям и политике
государства и в конечном итоге степень отдаленности теории от
идеологии или, наоборот, их близкую связь.
10. Материалы прессы и иных средств массовой информации.
Этот источник может содержать три вида информации о праве,
его реальном бытии: а) официальную информацию о юридичес<
ки значимых действиях органов государства, тексты законов,
иных нормативно<правовых актов, выступлений должностных
лиц и др.; б) публикации журналистов по правовым вопросам,
содержащие оценку тех или иных правовых событий, законода<
тельных актов, деятельности государства, отдельных судебных ре<
шений и иных правоприменительных актов; в) публикации жур<
налистов, связанные с оценками правового положения граждан
и иных лиц, негативными моментами в реальном действии пра<
ва, злоупотреблениями должностных лиц и иными нарушения<
ми законности, прав и свобод граждан. Этот вид публикаций
представляет значительную ценность для правовой науки, в том
числе и общей теории права, поскольку содержащаяся в них ин<
формация нередко является уникальной, не дублируемой други<
ми источниками. Информация по правовой тематике, распрост<
раняемая прессой, радио, телевидением, может дать невоспол<
нимый материал по проблемам состояния правового сознания
302
журналистов, направленности их публикаций, степени воздей<

ствия на состояние правовой культуры населения и другим про<
блемам общей теории права.
11. Художественная литература. Эта форма общественного со<
знания отличается от науки способами постановки и решения
социально значимых, в том числе и правовых, проблем. В лите<
ратуре в форме, как правило, вымышленных индивидуализи<
рованных образов, ситуаций раскрывается наиболее типичное,
характерное для соответствующего общества, ставятся актуаль<
ные социально<политические, в том числе и правовые, пробле<
мы, содержатся весьма точные и достоверные описания опре<
деленных фрагментов правовой жизни общества. Поэтому ху<
дожественная литература не может исключаться из числа источ<
ников эмпирического основания общей теории права. И как
показывает опыт, обстоятельный научный анализ художествен<
ной литературы может давать богатый эмпирический материал
для правовой науки (82).
12. Источники морали, обычаев, религиозных и корпоративных
норм. Это могут быть религиозные тексты, их толкования, давае<
мые авторитетными богословами, уставы общественных объеди<
нений, сборники и комментарии обычаев, морали.
13. Письменные документы, отражающие состояние правовой
психологии населения, граждан, их оценку действующих законов,
происходящих правовых событий. В число этих источников вхо<
дят системные описания личных впечатлений, настроений, оце<
нок правовых и иных событий (дневники), отдельные эпизоди<
ческие воспоминания, обращения граждан в компетентные орга<
ны с предложениями подготовить и принять соответствующие
нормативно<правовые акты, непосредственные формулировки
предлагаемых нормативно<правовых решений.
Особую значимость в системе этих источников имеют доку<
менты, характеризующие правовую психологию правонаруши<
телей, мотивы их противоправного поведения, оценки норм
права и правоприменительной деятельности государства, отно<
шение к законопослушной части граждан и др., а также нормы
поведения, действующие в преступных группах или среди лиц,
отбывающих наказание в специальных исправительных учреж<
дениях, в «другой» жизни, отличной от официальной, поддер<
живаемой администрацией этих учреждений. Ибо в преступной
среде «возникают сложные конгломераты индивидов и неболь<
303
Раздел II
ших групп, признающих противоположные системы социальных,

этических, культурных ценностей и даже стремящихся руково<
дить этими системами» (249. С. 200). И недостаточное внима<
ние к этой стороне «жизни» права, которое наблюдается до на<
стоящего времени среди правоведов, является свидетельством
определенной неполноты эмпирической базы их правовых вы<
водов и обобщений.
Изложенная структура эмпирического основания общей те<
ории права характеризует круг источников, из которых пред<
ставители данной науки могут получать сведения о праве, иных
правовых явлениях. Однако объект данной науки состоит не
только из правовых, но и политических, экономических и дру<
гих социальных явлений, непосредственно влияющих на гене<
зис права, осуществление его функций как регулятора обще<
ственных отношений.
По нашему мнению, источники информации о неюриди<
ческих явлениях, образующих фон, конкретно<исторические
условия функционирования права, составляют эмпирическое
основание соответствующих неюридических наук и в структу<
ру правоведения не входят. Иначе мы пришли бы к выводу о
том, что эмпирическое основание общей теории права и пра<
воведения в целом включает в себя систему фактографичес<
ких источников, опосредствующих всю предметно<практичес<
кую деятельность общества без какого<либо исключения. А это
сделало бы эмпирическую базу общей теории права трудно<
обозримой и лишило бы ее ориентира на главные, «профиль<
ные» источники.
Ученые<юристы чаще всего заимствуют необходимые им фак<
тические данные из публикаций представителей соответствую<
щей неюридической науки. Хотя сказанное не исключает и си<
туаций, когда ученый<юрист самостоятельно изучает «непро<
фильные» для него источники и выявляет необходимую эмпири<
ческую информацию. Но в этом случае поиск источников и их
анализ осуществляются с учетом структуры эмпирической базы
представителями соответствующей науки и применяемых ими
способов систематизации этих источников.
Исследователь, пожелавший полно и всесторонне изучить ре<
альное бытие права, иных явлений и процессов, чаще всего стал<
кивается с двумя трудностями: поиском нужных источников и
их анализом, призванным освободить изложенные в них факты
304
от субъективизма автора источника и воссоздать исследуемое яв<

ление в его действительном, реальном бытии.
В Российской Федерации не существует единого хранили<
ща источников, образующих эмпирическое основание общей
теории права и правоведения в целом. Тексты законов и иных
нормативно<правовых актов, научные публикации, материа<
лы прессы хранятся в библиотеках, правоприменительные акты
и юридические дела — в архивах, рукописные материалы — в
специализированных информационных центрах. Часть мате<
риалов, имеющих значительную ценность для юриста, содер<
жится в специальных хранилищах, закрытых для широкой
юридической общественности, либо в архивах самого право<
творческого органа.
В этих условиях заслуживает внимания предложение
В.Б. Исакова о создании национального электронного архива
законодательства России с целью объединения в нем всего
массива законодательства — от «Русской правды» до ныне дей<
ствующих в Российской Федерации нормативно<правовых
актов, а также источников международного права, муници<
пального права. В него предлагается включить также архив
криминальной и судебной статистики, юридическую библио<
графию, рукописные работы, в том числе докторские и кан<
дидатские диссертации, прессу и др. (предложение было выс<
казано В.Б. Исаковым в докладе, сделанном на заседании эк<
спертного совета Государственной Думы 31 марта 1999 г.). Со<
здание такого архива, как правильно полагает В.Б. Исаков,
«даст в руки ученых фактологическую базу, которая позволит
перейти от бездоказательных версий и субъективных оценок
к точным фактически обоснованным выводам об особеннос<
тях правового развития России».
И все же те трудности, с которыми сталкивается современ<
ный исследователь на эмпирической стадии познания, не осво<
бождают его от обязанности в своих теоретических выводах и
суждениях опираться на полные и всесторонние знания о не<
посредственном бытии исследуемого, преодолевать трудности,
связанные с поиском необходимых по предмету источников и
выявлением в них достоверных, истинных фактов. Ибо в резуль<
татах исследований источники информации не отражаются в це<
лостном, неизменном виде, а предстают в форме отдельных суж<
дений, понимаемых как научные факты. Из наличного эмпи<
305
Раздел II
рического основания в состав науки, таким образом, входят лишь

научные факты, которые выявляются специалистами и приво<
дятся в их работах.
6.2. Факт как вид научного эмпирического знания

В философии науки не существует единого определения на<
учного факта. Наиболее четко проявляются два подхода. Либо
говорят о фактах как реальных явлениях, либо факты понима<
ют как высказывания ученых об этих явлениях, событиях. Од<
новременно предпринимаются попытки рассматривать факт и
как явление, и как знание ученого об этом явлении. В частно<
сти, утверждается, что у изложенных двух подходов к понима<
нию факта имеется «глубокое внутреннее единство, они не
столько противоречат, сколько дополняют друг друга; различие
состоит в том, что в первом случае больше внимания уделяется
содержанию факта, а во втором — его форме. Но как форма не
может существовать без содержания, так и научный факт не
может быть представлен ни как онтологический, ни как чисто
логический феномен, лишь в зависимости от целей исследова<
ния одной из этих сторон может быть уделено большее или мень<
шее внимание» (316. С. 79–80).
По нашему мнению, научный факт является частью науки, вхо<
дит в ее состав и может быть только знанием, а не самим реально
существующим процессом, предметом, событием. Ибо наука есть
знание, и только знание, и никакие иные компоненты в нее не
входят и входить не могут. Лишь у С.С. Алексеева философия пра<
ва понимается не только как идеи, но и как «реальная правовая
жизнь, через которую философско<правовые идеи не просто уточ<
няются, корректируются, а формируются» (16. С. 404). Но это ско<
рее всего описка или результат непонимания критериев научно<
го знания. Ибо, как мы уже убедились, в его «философии права»
реальная правовая жизнь не только не бьет ключом, но и не все<
гда присутствует в виде научных фактов, подтверждающих фи<
лософическое видение права.
Отождествление научного факта с самим явлением также не<
правомерно, как и отождествление человека с его фотографи<
ей. Реально существующее явление и результат его познания
хотя и находятся в тесной связи и зависимости, но тем не менее
представляют две качественно различные сферы — социальное
бытие и мышление. Поэтому научный факт — это прежде всего
306
знание о каком<либо событии, явлении, процессе или их сово<

купности.
По своей логической природе научный факт представляет соF
бой суждение в форме утверждения или отрицания. По существу
это ассерторическое суждение, в котором связь между подлежа<
щим и сказуемым определяется как фактически, реально суще<
ствующая либо несуществующая.
В зависимости от того, какая совокупность явлений и процес<
сов, их свойств, связей лежит в основе научного факта, выделяют
четыре вида фактов:
единичные факты, содержащие информацию о том или ином
правовом явлении, событии, его пространственно<временных ха<
рактеристиках, свойствах, связях. Например, утверждение о том,
Конституция РФ была принята в ходе всенародного референду<
ма 12 декабря 1993 г., что парламентом в России является Феде<
ральное Собрание;
единичные факты<иллюстрации. В таких суждениях не только
утверждается или отрицается что<либо о явлении, событии, но и
приводятся частично или полностью сведения о них, содержащи<
еся в другом источнике. Так, в работе дается отсылка к конкрет<
ному нормативно<правовому акту и одновременно приводится
часть или весь текст акта. К фактам<иллюстрациям относятся так<
же цитаты из работ других авторов, рисунки, фотографии, графи<
ческие схемы и др.;
обобщенные факты, содержащие информацию о наличии или
отсутствии какого<либо свойства, признака, связи у совокупно<
сти сходных явлений и процессов. Это, например, утверждение
о наличии в федеральных законах декларативных норм, пробе<
лов и противоречий. Разновидностью обобщенных фактов выс<
тупают и суждения, основанные на результатах сравнительно<
правового изучения законодательства двух и более государств;
статистические факты, представляющие собой количественные
характеристики того или иного явления, процесса, полученные в
результате специально организованного массового их наблюдения.
Это могут быть суждения об интенсивности проявления наблю<
даемого явления, основанные на результатах статистического ана<
лиза в виде группировок, динамических рядов, эмпирической ти<
пологизации либо корреляционного анализа. Статистические фак<
ты могут излагаться в виде разного рода таблиц либо вербальных
суждений типа «имеется прямая зависимость между загруженно<
307
Раздел II
стью судей и качеством их работы, поскольку коэффициент ран<

говой корреляции между этими факторами является достаточно
высоким и равен 0,65».
Как самостоятельный вид научных знаний факты следует от<
личать от других компонентов общей теории права, в том числе
от гипотез, а также всех форм теоретического знания: понятий и
категорий, принципов, теоретических суждений.
Научные факты — это всегда достоверные, истинные сужде<
ния. Они тем и отличаются от научных гипотез, что всегда содер<
жат истинные, а не проблематические, вероятностные и тем бо<
лее не ложные сведения. Как знание реального события, процес<
са факт является абсолютной, вечной истиной, остающейся не<
изменной даже в период смены одной научной теории другой.
Знание события, явления может быть расширено, дополнено
некоторыми новыми чертами, штрихами, но имевшиеся ранее
сведения от этого не теряют своей достоверности. Научный факт,
опровергнутый новым знанием, является с самого начала заблуж<
дением, ложным знанием, но никак не научным фактом.
Гносеологическая суть факта не меняется и на уровне обоб<
щений. Обобщенный или статистический факт позволяет выя<
вить общие, повторяющиеся черты, свойства совокупности на<
блюдаемых явлений, выявить их количественную сторону. Обоб<
щенные факты являются истинными и в дальнейшем неопровер<
жимыми только по отношению к изученным фактам. Распрост<
ранение этих выводов на всю совокупность явлений носит ус<
ловный, вероятностный, или, как говорил Г. Гегель, проблема<
тичный характер.
Достоверность, истинность как необходимый признак фак<
та вытекает из основного требования научного познания —
принципа объективности. Факт является первичным научным
знанием, фундаментом, на котором возводятся все последую<
щие этажи теоретического знания. И трудно требовать объек<
тивности, истинности от теоретического знания, основанного
на неточных, приблизительных, недостоверных фактах. Поэто<
му так высоко ценится в науке принципиальная, честная пози<
ция исследователя в оценке событий, политики государства и
т.д. Однако далеко не всякий российский правовед может так
же уверенно и твердо, как К.Маркс, сказать, что его «взгляды,
как бы о них ни судили и как бы они мало ни согласовывались с
эгоистическими предрассудками господствующих классов, со<
308
ставляют результат добросовестных и долголетних исследований»

(3. Т. 13. С. 9).
К сожалению, российские правоведы и по настоящее время
традиционно не уделяют должного внимания достоверности, обо<
снованности научных фактов. И в современной юридической ли<
тературе можно найти фактуальные утверждения, которые не об<
ладают атрибутом достоверности, истинности. Особенно часто
авторы грешат субъективными, недостоверными оценками и суж<
дениями о советском праве и советской правовой науке. Нега<
тивных фактов об этих явлениях можно набрать без труда и без
какого<либо насилия над реальным, объективным положением
дел. Но зачем же еще домысливать то, чего в действительности
не было? Приведем один пример из работы С.С. Алексеева «Пра<
во» (16).
Характеризуя историю и состояние исследований советски<
ми правоведами вопросов «юридической формы», роли методов
правового регулирования в образовании отраслей права, автор
пишет, что подобные исследования проводились «в обстановке
тяжелой идеологической, марксистской, ленинско<сталинской
идеологической тирании» и потому не были доведены до конца.
Между тем такие исследования «как видно теперь... в немалой
степени сообразуются с некоторыми гранями передовых и кон<
структивных философских представлений о праве» и могут быть
доведены до конца лишь в настоящее время, когда «уже не требу<
ется «оглядываться» на господствующую систему коммунисти<
ческих догм» (16. С. 592–593).
Может быть, только начинающий правовед и поверит в эти
сказки про «идеологическую тиранию», но Вы<то, Сергей Серге<
евич, прекрасно понимаете, что не было никакого запрета на ис<
следования роли метода правового регулирования в образовании
отраслей права. На закате «сталинской тирании» авторы учебни<
ка «Теория государства и права» прямым текстом написали, что
метод правового регулирования выступает дополнительным клас<
сификационным критерием деления норм права на отрасли (337.
С. 431). В 1961 г. С.С. Алексеев также без какого<либо «эзоповс<
кого словесного обличья» в монографии выделил целый параграф,
смело назвав его «Относительная самостоятельность метода пра<
вового регулирования» (10. С. 71–81). Свои убеждения относи<
тельно «юридической формы» С.С. Алекссев мог выразить и в
монографии «Структура советского права» (13) и во многих дру<
309
Раздел II
гих своих публикациях. И если автор почему<то не удовлетворен

итогами своих разработок данной проблемы, то он должен пе<
нять на себя, а не на внешние, им самим же придуманные обсто<
ятельства.
Фактуальные утверждения, не соответствующие объектив<
ной реальности, являются научными фактами лишь по своей
внешней форме, но по своей сути являются ложными, т.е. ква<
зифактами. Выявление таких фактов и борьба с ними составля<
ют одну из основных задач научного познания, научной крити<
ки, ибо освобождение науки от всего наносного, внешнего, от
заблуждений и измышлений является необходимым условием
объективного анализа предмета науки и ее успешного дальней<
шего развития.
Теоретические положения, выводы общей теории права осно<
вываются на весьма обширном достоверном эмпирическом ба<
зисе — конкретных фактах, свидетельствующих о действующих
или ранее действовавших правовых системах, механизме и прак<
тике их реализации в конкретных отношениях, о правотворчес<
кой и правоприменительной деятельности государства, его орга<
нов и должностных лиц, о правовой культуре и правовом созна<
нии общества и его отдельных слоев, состоянии и структуре пра<
вонарушений и о многом другом.
Представители общей теории права получают факты самосто<
ятельно в процессе толкования норм права, анализа иных пись<
менных источников, проведения конкретно<социологических
или сравнительно<правовых исследований, а также в процессе
непосредственного наблюдения правовых реалий. Значительная
часть научных фактов теоретиками заимствуется из публикаций
представителей отраслевых юридических наук, историков, а так<
же иных работ, содержащих достоверную эмпирическую базу.
Научный факт — важный, но специфичный компонент общей
теории права. От всех видов теоретического знания он отличает<
ся тем, что отражает сущее в его непосредственной данности и
не объясняет это сущее на уровне должного и необходимого.
Любой факт, взятый сам по себе в отрыве от соответствующей
теории, ее понятий и положений, не обладает свойствами теоре<
тического знания.
Научный единичный факт в отличие от понятий и категорий,
которые характеризуются абстрактностью и всеобщностью, все<
гда является конкретным, поскольку содержит информацию о не<
310
которых специфических, неповторимых чертах какого<либо со<

бытия, явления с четко фиксированными пространственными и
временными координатами. Любой факт<пример, которым ил<
люстрируется в работе то или иное теоретическое положение, обя<
зательно обладает некоторыми индивидуальными признаками
(местом, временем, участниками и ходом событий и др.).
Итак, на основе единичных, равно как и обобщенных, фактов
невозможно научное, полностью достоверное объяснение и пред<
видение событий, явлений, которые остались неизученными или
могут появиться в дальнейшем. Отмеченная особенность науч<
ных фактов обусловливается тем, что на эмпирическом уровне
существенное, закономерное, необходимое остается не выделен<
ным из менее существенного, несущественного и случайного.
Знания такого рода постигаются на более высоких этапах науч<
ного познания, нежели стадия изучения и сбора эмпирических
фактов.
Таким образом, научный факт представляет собой такой вид наF
учного знания, которое является достоверным, истинным суждениF
ем о явлениях, событиях, процессах, но не раскрывает их сущностF
ных, закономерных и необходимых сторон, связей, отношений.
В теоретическом исследовании научный факт выполняет не<
сколько взаимосвязанных функций. Особенно велика его роль
на начальной стадии познания, которая сводится к сбору и изу<
чению фактов. Исследователь первоначально рассматривает оп<
ределенный фрагмент реального бытия глазами автора источни<
ка. В конечном итоге он должен увидеть фрагмент собственны<
ми глазами, воссоздать его в мышлении и при помощи мышле<
ния во всей полноте и всесторонности. У исследователя не долж<
но оставаться неясных, недоуменных вопросов относительно
того, каково в действительности явление, каким образом возник
и развивался наблюдаемый процесс.
Задача изучения объекта исследования во всей его полноте и
всесторонности является достаточно сложной и требует приме<
нения специальных методов (см. главу 8). И там, где она решена
более или менее успешно, факт выступает формой научного зна<
ния, в которой исследователь объективирует результаты своего
познания.
На этапе теоретического познания факты витают в голове ис<
следователя как «предпосылка» объективного научного анализа,
как объективное знание, с которым должны сообразовываться
311
Раздел II
дальнейшие выводы и положения. С учетом познанных фактов

формулируются гипотезы, проверяется способность теоретичес<
ких знаний объяснять реальные факты, ведется поиск новых те<
оретических положений, способных объяснить факты, противо<
речащие наличному теоретическому знанию, формулируются по<
нятия и их определения.
В роли «предпосылки» теоретического знания научный факт
сохраняет свое значение и на стадии изложения результатов ис<
следования. Итоги нового теоретического знания объективиру<
ются в соответствующих для данной стадии познания формах:
понятиях, суждениях, принципах, гипотезах и др. В то же время
большая часть фактов, прошедших красной нитью через иссле<
дование и послуживших объективной основой полученных но<
вых теоретических знаний, остается за бортом документа, ухо<
дит в небытие, становится призраком. Но определенная часть
фактов все же воспроизводится в научной теоретической работе.
На этой завершающей стадии исследования научные факты ис<
пользуется в следующих случаях:
для описания объекта исследования, раскрытия присущих ему
наиболее важных сторон, связей, процессов изменения, разви<
тия. Поскольку общая теория права призвана не только объяс<
нять свой предмет, но и описывать формы его непосредственно<
го бытия, то научные факты широко используются для характе<
ристики действующих законов, описания их основных положе<
ний, практики организации и деятельности правотворческих и
правоохранительных органов;
для иллюстрации теоретических положений. Абстрактная
мысль не может долго находиться в своей оторванности от реаль<
ных правовых явлений и процессов. Время от времени и она нуж<
дается в соединении с реальными, земными процессами. В форме
факта<иллюстрации могут выступать сведения о действующих за<
конах, о состоянии реализации норм права, деятельности органов
государства, о положениях, высказанных другими авторами;
для облегчения процесса восприятия читателями сложного
или недостаточно четко сформулированного положения. Хоро<
шо подобранные, интересные примеры необходимы не только
для учебников по теории государства и права, но и для любой
теоретической работы. Ибо процесс восприятия нового всегда
представляет достаточно сложную задачу как для обучающегося,
так и искушенного в теории специалиста;
312
для обоснования достоверности, соответствия объективной ре<

альности положений, выводов, сформулированных автором. Осо<
бенно велика роль фактов в случаях, когда обобщение распрост<
раняется на всю генеральную совокупность исследуемых явле<
ний и процессов. Исследователь должен не только констатиро<
вать интенсивность проявления того или иного свойства, при<
знака, но и показать, что его вывод соответствует объективному
положению дел, основывается на фактах, а не на субъективных
представлениях. Именно это требование чаще всего игнорирует<
ся современными критиками советского права и советской пра<
вовой науки;
как аргумент, свидетельствующий о недостоверности, субъек<
тивности тех или иных положений, выводов. В работах по общей
теории права, как и другим юридическим наукам, тезис о несо<
ответствии утверждения реальным фактам выступает серьезным
аргументом, подтверждающим его недостаточную научную обо<
снованность. Однако это требование нельзя понимать лишь как
требование привести высказанное положение в соответствие с на<
личным бытием. Вполне возможно, что положение верно, и тог<
да нужно обстоятельно объяснить причины противоречия меж<
ду сформулированным положением и эмпирически наблюдае<
мым фактом;
как доказательство правомерности выдвижения соответству<
ющей гипотезы.
Названные функции на стадии изложения результатов иссле<
дования может выполнять любой достоверный, объективно<истин<
ный факт. Поэтому выбор совокупности фактов, которая в конеч<
ном итоге войдет в содержание научной работы, во многом субъек<
тивен и зависит не только от требований, определяемых предме<
том и задачами исследования, но и от случайных обстоятельств.
Истинность знаний о существенных закономерных связях пра<
вовых явлений не зависит от какой<либо группы фактов, конк<
ретизированной их местонахождением или определенным чис<
лом. Теоретические знания о законотворческой деятельности
субъектов Российской Федерации, основанные на материалах де<
ятельности представительных органов г. Москвы и Московской
области, не становятся предпочтительнее аналогичных знаний,
полученных в процессе изучения практики законотворческой де<
ятельности компетентных органов Новосибирской и Кемеровс<
кой областей.
313
Раздел II
Нет прямой связи и между истинностью теоретических поло<

жений и количеством фактов. Несомненно, чем шире эмпири<
ческая база теории, тем обоснованней выглядят ее положения.
Однако нет ни одного правового понятия, категории, достовер<
ность которых считалась бы доказанной при наличии определен<
ного числа эмпирических фактов. Совокупность выявленных и
обобщенных в ходе исследования фактов зачастую зависит от
сроков исследования, возможности выезда ученого в те или иные
регионы страны, от сохранности источников, склонности уче<
ного к тем или иным методам сбора эмпирической информации
и от других случайных обстоятельств.
Научные факты обладают относительно самостоятельным, не<
зависимым от конкретной теории бытием. Нормы права, право<
применительная или правотворческая деятельность государ<
ственных органов и должностных лиц, иные правовые явления и
процессы вследствие их многоаспектности, сложности могут изу<
чаться не только общей теорией права, но и другими юридичес<
кими науками, а также политологией, социологией, экономичес<
кими и иными науками.
Отсутствие у научных фактов свойств теоретического знания,
однако, нельзя понимать в том смысле, что научные факты не
входят в состав общей теории права как науки. Хотя В.А. Козлов
и причисляет автора данной монографии к ученым, отрицающим
наличие в общей теории права эмпирического базиса, но подоб<
ное мнение не соответствует действительности (143. С. 92). Ис<
точник, на который В.А. Козлов ссылается, приписывая не при<
надлежащие автору данной монографии положения, их не содер<
жит. Наоборот, прямо говорится о том, что «знания правовой и
иной социальной практики, составляют первооснову, эмпиричес<
кий базис правовой науки» (332. С. 72).
Если научные факты сами по себе, вне их теоретического ана<
лиза не образуют теории или какой<либо ее части, то и подлинно
научная теория не может оставаться в царстве чистой мысли, а
должна стоять на реальной почве, богатой и многообразной со<
вокупности, системе фактов. Ибо иным способом нельзя познать
закономерное и необходимое, сущность явлений и процессов, все
то, что составляет непосредственное содержание и душу теории.
В то же время теоретическое познание не останавливается на эм<
пирической стадии, преодолевает его, создав принципиально
новую систему знаний о необходимом и закономерном.
314
При этом в результатах, объективирующих итоги теорети<

ческого познания, вовсе не обязательно должны приводить<
ся эмпирические факты. Теоретическая работа может призна<
ваться объективно истинной не по формальному признаку на<
личия или отсутствия в ней научных фактов, а по действи<
тельному соответствию объективной реальности. «Филосо<
фия права» В.С. Нерсесянца критикуется вовсе не за то, что в
ней мало эмпирических фактов, облегчающих процесс вос<
приятия его либертальной концепции права, а за то, что зна<
чительная часть положений этой концепции плохо согласу<
ется с общеизвестными фактами, действительным механиз<
мом правового регулирования общественных отношений в
современном обществе.
Более того, одно и то же эмпирическое основание правовой
науки способно выступать «объективной» базой самых различ<
ных теорий. Достаточно сказать, что современная политико<пра<
вовая практика служит эмпирическим обоснованием доброму
десятку различных правовых теорий и школ. Именно в силу та<
кого противоречивого соотношения теории и ее эмпирических
знаний последние можно рассматривать в качестве части, струк<
турного компонента, который входит в состав общей теории права
как науки, но не составляет ее непосредственного содержания
как теории.
6.3. Воистину ли норма права истинна?

Извлечение правды из источников, составляющих эмпиричес<
кое основание общей теории права, осуществляется двумя путя<
ми, поскольку в источниках содержатся неравноценные свиде<
тельства о политико<правовой практике и иных формах предмет<
но<практической деятельности.
В социологии и истории свидетельства, следы прошлой пред<
метно<практической деятельности принято делить на прямые и
косвенные. К прямым свидетельствам относят материальные
предметы как непосредственные результаты деятельности и, сле<
довательно, часть самой практики: здания, сооружения, орудия
и предметы труда и др. Косвенными признаются памятники, ко<
торые содержат знания, оценки, сделанные очевидцами или ины<
ми субъектами. Такие знания содержатся, как правило, в пись<
менных источниках (документах) и они позволяют «узнать толь<
ко мысль того, кто их составил; это не что иное, как следы психо<
315
Раздел II
логических актов; но они могут дать косвенное средство к пости<

жению внешних фактов» (299. С. 16).
Деление свидетельств следов прошлого на прямые и косвен<
ные полностью приемлемо и для памятников юридико<поли<
тической деятельности. Ее прямыми свидетельствами выступа<
ют нормативно<правовые акты и акты применения норм права,
материальные придатки права в виде зданий юридических ор<
ганов, орудий труда юристов, тюрем, исправительных учрежде<
ний и другие предметы материальной культуры, обладающие до<
стоинством непосредственной действительности. Остальные ис<
точники общей теории права содержат косвенные сведения о
политико<правовой практике, и поэтому полученные в процессе
их изучения знания становятся научными фактами в той мере,
в какой они соответствуют непосредственной действительнос<
ти. Соответствие знания объективной реальности и понимает<
ся как истина.
В общей теории права категория истины применяется ко всем
видам знаний, в том числе к научным фактам, правовым поняти<
ям и категориям, научным закономерностям, правовым теориям
и концепциям. Но нормы права не могут характеризоваться с по<
зиции истинности и ложности.
На эту сторону правовых норм впервые обратил внимание
Н.Г. Романенко. По его мнению, создание правовых норм осуще<
ствляется путем «опредмечивания» в них знаний, а истинность
знаний проверяется путем «эксплуатации» данной совокупности
правовых норм (281). Внешне выраженная в виде суждения с де<
онтической модальностью, модель правовой нормы представля<
ет собой уже не мысль о будущем акте воздействия, а сам акт пред<
метно<практической деятельности.
Эти заслуживающие внимания положения, как и подход к про<
блеме истинности норм права, однако, не получили поддержки в
юридической литературе. Возражая Н.Г. Романенко, В.М. Бара<
нов полагает, что нормы права в полной мере обладают атрибу<
том истинности, поскольку с гносеологической точки зрения
представляют собой результаты производства научно<практичес<
ких знаний в процессе правотворческой деятельности (31. С. 220).
Итак, норма права истинна потому, что имеет научно<прак<
тическое значение. Однако гносеологии неизвестен такой «кен<
тавр», как «научно<практическое» знание. Это изобретение юри<
стов.
316
Все наличное знание по степени, глубине проникновения в

сущность явлений природы, общества и мышления подразделя<
ют на три вида: обыденное, научное и профессиональное.
Обыденное знание о праве присуще населению, не обладаю<
щему профессиональными юридическими знаниями. Научное
знание содержит сведения о глубинных сущностных сторонах,
связях правовых явлений и выражается в форме понятий, кате<
горий, закономерностей, теорий. Конкретные акты познания
относятся к научным в той мере, в какой они изменяют, допол<
няют, конкретизируют систему наличных научных знаний о пра<
ве. Этот критерий, собственно, и позволяет отличать научные зна<
ния от профессиональных. Последние также основываются на до<
стижениях науки, познанных ею закономерностях. Однако резуль<
таты профессионального познания юристов не выходят за преде<
лы предметно<практической деятельности. Как справедливо от<
мечает Н.Я. Соколов, профессиональное правосознание имеет
своих конкретных носителей — юристов<практиков, повседнев<
но участвующих в правотворческой и правоприменительной дея<
тельности и разъяснении законодательства (308. С. 101).
Конечно, и юрист<практик может заниматься научной дея<
тельностью: публиковать научные статьи, монографии, готовить
диссертации. Все такие познавательные акты признаются науч<
ными в той мере, в какой они вносят вклад в развитие правовой
науки, ибо решающим критерием отнесения знаний к научным
является не род занятий познающего субъекта, а как уже говори<
лось, достижение результатов, обогащающих и развивающих на<
уку. Поэтому знаний, которые были бы одновременно и научны<
ми, и профессиональными, в гносеологии и правоведении не су<
ществует.
Акты познания, осуществляемые в процессе правотворческой
деятельности, не выходят за пределы профессиональных знаний.
В правотворчестве надлежит различать две органически взаимо<
связанные, но качественно различные по своим целям и резуль<
татам стадии: процесс познания объективных закономерностей
и подготовку проекта нормативно<правового акта, закрепляюще<
го соответствующий вид поведения граждан, иных субъектов в
качестве общеобязательного.
Первая стадия, как известно, лежит за пределами правотвор<
ческого процесса и составляет один из важнейших этапов фор<
мирования права. Правотворческий орган, безусловно, должен
317
Раздел II
стремиться к тому, чтобы его нормативно<правовые установления

максимально полно соответствовали объективным закономерно<
стям. Ибо в этом соответствии видится одна из надежных гаран<
тий эффективного действия проектируемых новелл. В то же вре<
мя правотворческий орган выступает в роли проектировщика и
непосредственно не проводит научных исследований по выявле<
нию правовых закономерностей. Он оперирует имеющимися на<
личными знаниями, а также сведениями о результативности дей<
ствующих норм права, о правотворческой деятельности зарубеж<
ных стран. При этом чаще всего оказывается, что наука не распо<
лагает полными и точными знаниями объективных закономерно<
стей, а имеющиеся знания носят преимущественно дискуссион<
ный, проблематичный характер.
Сводя такие разнородные, неполные, противоречивые сведе<
ния в единое целое — в концепцию нормативно<правового акта,
правотворческий орган в лучшем случае может верно понять, ос<
воить и выразить в проектируемых новеллах теоретические зна<
ния объективных закономерностей. Конечно, в отдельных слу<
чаях, орган, готовящий проект, может восполнить пробел право<
вой науки и собственными силами провести теоретический ана<
лиз. Однако такая деятельность правотворческого органа носит
эпизодический характер и не меняет сути его предметно<прак<
тической деятельности. В целом уровень теоретичности норма<
тивно<правового акта не может быть выше наличных теорети<
ческих знаний.
Таким образом, познавательные процедуры, осуществляемые
в процессе подготовки проекта нормативно<правового акта, сво<
дятся к узнаванию наличных теоретических знаний, добытых в
ходе научных исследований. При этом «познание<узнавание»
является необходимой стадией перевода теоретических знаний в
предметно<практическую сферу. Теоретические положения мо<
гут длительное время оказываться не востребованными практи<
кой. К ним правотворческий орган прибегает лишь тогда, когда
всерьез вознамеривается положить их в основу проекта норма<
тивно<правового акта и реализовать в виде норм права.
Соответственно и новизна творений правотворческого орга<
на не выходит за пределы профессиональных, практических, т.е.
эмпирических знаний. Истинность же последних, как известно,
проверяется степенью соответствия реально существующим яв<
лениям и процессам. Так, истинные знания о норме права долж<
318
ны соответствовать ее содержанию, изложенному в тексте норма<

тивно<правового акта. Истинность выводов суда по уголовному
делу обеспечивается полными и всесторонними знаниями обсто<
ятельств ранее совершенного преступления. А каким же объек<
тивно существующим реалиям должна соответствовать вновь при<
нятая норма права?
Оказывается, что аналогичных норм права на эмпирическом
уровне в реальной жизни нет. Конечно, норма права не созда<
ется на пустом месте. Она вызывается к жизни определенными
потребностями общества, а в ряде случаев отражает и санкцио<
нирует сложившиеся в обществе социальные связи, например в
сфере производства, распределения и потребления материаль<
ных благ. Однако эти социальные явления как стимулы законо<
творчества преобразуются, видоизменяются таким образом, что
правовая норма во всех своих содержательных свойствах и ком<
понентах образует качественно новое явление и становится са<
мостоятельным компонентом, частью самой объективной ре<
альности.
Будучи субъективной по своему источнику, происхождению,
норма права становится объективной, реальной для граждан и
иных лиц. Именно с нею сообразуют субъекты конкретных пра<
воотношений свое поведение, учитывают ее, выбирая тот или
иной вариант юридически значимого поведения.
Тот факт, что законодатель не открывает научных истин, не
умаляет значения актов его непосредственного творчества по со<
зданию новых, неизвестных науке и практике законодательных
новелл. В целом новизна проектируемого закона характеризует<
ся тем, что он закрепляет модель определенного поведения
субъектов с целью установления новых порядков либо запрета
общественных отношений, которые, по мнению законодателя,
препятствуют общественному развитию, нормальному существо<
ванию гражданского общества и государства.
В законопроекте требуется в абстрактном виде отразить
наиболее существенные, необходимые, повторяющиеся призна<
ки моделируемого поведения таким образом, чтобы каждое са<
мое специфическое, запутанное общественное отношение име<
ло в действующей норме все необходимые признаки и характе<
ристики.
Перед законодателем, как правило, встают три задачи эврис<
тического поискового плана:
319
Раздел II
1) сформулировать эффективно действующие нормы права;

2) создать надежный механизм их реализации в конкретных
отношениях;
3) согласовать законодательные новеллы с системой действу<
ющего законодательства.
Формулируя нормативно<правовые предписания, законода<
телю важно не только видеть их взаимную связь и не допускать
создания норм права, лишенных гипотезы, диспозиции или сан<
кции, но и конструировать оптимальное содержание нормы пра<
ва. При этом целесообразно:
– закреплять такие правомочия, которые были бы реальны<
ми, доступными для субъектов права, чтобы полностью исклю<
чить случаи, когда управомоченный субъект не может реализо<
вать свое право из<за отсутствия или дефицита необходимых ма<
териальных или иных благ и др.;
– в качестве объектов правоотношений устанавливать такие
материальные, социальные и иные блага, которые представляли
бы реальную ценность для субъектов права, побуждали бы их к
активным действиям по реализации предоставленного правомо<
чия. Основная беда многих законов Российской Федерации как
раз и состоит в том, что закрепленные ими блага в качестве сти<
мула правомерного поведения мало интересуют либо вовсе не
интересуют граждан и иных лиц;
– обеспечивать соответствующей юридической обязаннос<
тью субъективные права граждан и иных лиц на положитель<
ные действия других лиц, чтобы не создавалось ситуаций, когда
закон закрепляет субъективные права, но не возлагает юриди<
ческих обязанностей удовлетворять интерес управомоченно<
го лица.
Искусство законодателя, далее, состоит в том, чтобы создать
надежный механизм реализации норм права в конкретных пра<
воотношениях. Для этого нужно не только иметь верные пред<
ставления о конкретно<исторических условиях действия проек<
тируемых норм, но и находить такие правовые средства, которые
бы обеспечивали их действие вопреки всей совокупности нега<
тивных явлений и процессов: недостаточно высокого уровня пра<
вовой и политической культуры граждан, бездеятельности пра<
воохранительных органов, кризисных явлений в экономике и
политике и др. Иначе действие негативных факторов будет более
интенсивным, чем правовых средств. Соответственно и резуль<
320
таты закона окажутся менее значимыми, чем планировал законо<

датель.
Необходимой частью проектирования закона является работа
по установлению и закреплению конкретных связей проектиру<
емых новелл с системой действующего законодательства, с тем
чтобы заблаговременно выявить и устранить все неоправданные
коллизии, противоречия. Новеллы должны стать действенным
элементом органически целостной системы права, пользоваться
защитой и поддержкой ее компонентов и в свою очередь обеспе<
чивать эффективное действие других норм права.
Названные задачи осложняются многовариантным характе<
ром их решения. Поскольку одна и та же закономерность прояв<
ляет себя в различных формах, то законодатель вынужден искать
ту единственную форму правового регулирования, которая наи<
лучшим образом соответствует объективным закономерностям в
данных условиях с учетом места и времени. Конечно, законода<
тель может ошибиться в своем выборе. Но он, безусловно, стре<
мится в момент подготовки проекта найти эффективную модель
правового регулирования. Об этом красноречиво свидетельству<
ют страсти, которые нередко кипят в процессе обсуждения и при<
нятия законов представительными органами государственной
власти.
Как показывает опыт, конкретный вид общественных отно<
шений регулируется далеко не тождественными нормами права
в разных странах и даже у разных субъектов одного и того же фе<
деративного государства. Соответственно различными бывают и
результаты действия таких норм. Один вариант нормативно<пра<
вового регулирования является весьма эффективным, другой —
менее плодотворным, а третий и вовсе не обеспечивает реализа<
ции целей, поставленных законодателем. Но независимо от ре<
зультатов действия каждая правовая норма, установленная зако<
нодателем, является результатом «опредмечивания» правовой на<
уки, ее теоретических положений и существует как объективная
реальность. С нею вынуждены считаться и сообразовывать свое
поведение граждане, иные лица.
Таким образом, законодатель осуществляет «опредмечивание»
теоретических положений правоведения, переводит их в реаль<
ный мир с целью его изменения и усовершенствования. Однако
воплощением теоретического в практической сфере занимается
не только законодатель. Весь созданный человеком материаль<
321
Раздел II
ный мир — здания, сооружения, машины, механизмы — можно

рассматривать как материализованное знание, реализованное в
металле, бетоне или камне. В гносеологическом же плане про<
цесс проектирования, конструирования, изобретательства мало
чем отличается от процессов подготовки проектов законов и иных
нормативно<правовых актов.
Теоретическое знание природы, ее закономерностей, достиг<
нутое системой естественных наук, лежит в основе современ<
ного способа производства материальных благ. Их конструиро<
вание и проектирование, подобно правотворчеству, являются не<
обходимой стадией воплощения теоретических знаний в мате<
риальных предметах, а творческий интеллектуальный труд про<
ектировщиков, конструкторов, технологов по своей интенсив<
ности вряд ли уступает работе лиц, занимающихся правотвор<
чеством.
Итак, законотворчество не является актом познания объек<
тивной реальности и закономерностей ее осуществления и раз<
вития. Наоборот, это акт творения самой объективной реаль<
ности в виде норм права и правоотношений. Понимаемая та<
ким образом законотворческая деятельность представляет со<
бой не что иное, как вид проектно<конструкторских работ, со<
циально<правовой инженерии.
Если законотворчество и проектно<конструкторское творче<
ство едины по своей гносеологической природе, то они долж<
ны в равной мере обладать всеми общими признаками, свой<
ствами и, в частности, характеризоваться одинаковым отноше<
нием к категориям истины и заблуждения. Если мы признали,
что эти категории присущи законодательству, то они должны
быть применимы и для характеристики проектно<конструктор<
ских творений. Следовательно, все созданные человеком мате<
риальные предметы можно и нужно оценивать в категориях ис<
тины и заблуждения.
На деле же подобная процедура выглядит не более чем детс<
кой забавой. Кто, например, возьмется всерьез утверждать, что
Эйфелева башня является истиной, а падающая Пизанская баш<
ня — ложью, что современная атомная подводная лодка есть ис<
тина, а пирога индейца — ложь, что деревянный дом менее ис<
тинен, чем каменный комфортабельный коттедж? Для матери<
альных предметов, созданных человеком, главным является
иное: способность удовлетворять его потребности и обеспечи<
322
вать достижение поставленных целей. А потому оценка таких

предметов осуществляется с точки зрения экономичности, по<
лезности, эстетичности, безопасности и иных качеств, непос<
редственно характеризующих эти предметы и осуществляемые
ими функции.
Категории истины и заблуждения мало что дают и для оцен<
ки норм права как регуляторов общественных отношений. И не
случайно в теории и на практике предпочитают оценивать нор<
мы права с помощью категорий «совершенны — несовершен<
ны», «современны — устарели», «эффективны — неэффектив<
ны». Проблематичность оценок нормативно<правовых предпи<
саний с позиций истины и заблуждения убедительно продемон<
стрировал и В.М. Баранов (31).
Справедливо полагая, что теорию следует обосновывать не
только абстрактно<логически, но и практически, показать ее
приемлемость на эмпирическом материале, автор приводит
весьма обстоятельный обзор ложных норм. Однако такой под<
ход скорее опровергает, чем подтверждает соответствующие
идеи. Дело в том, что В.М. Баранов использовал вовсе не те кри<
терии истины, которые провозгласил теоретически.
Если в философском понимании истина есть мерило соот<
ветствия мысли объекту, а истинность норм права — мера при<
годности норм права отражать прогрессивную человеческую де<
ятельность, то логично полагать, что здесь должен быть исполь<
зован именно этот критерий и показано, как конкретные нор<
мы права в зависимости от полноты и степени отражения «про<
грессивной человеческой деятельности» подразделяются на ис<
тинные и ложные. Между тем автор предал забвению свою тео<
рию, использовав ординарные, давно известные юридической
науке требования, принципы законотворческой техники.
В упомянутом обзоре В.М. Баранов к ложным нормам от<
носит:
1) нормы, обязывающие водителей иметь дисциплинарно<
квалификационный лист, поскольку такие нормы устанавлива<
ют дополнительные обязанности, не предусмотренные актами
высшей юридической силы;
2) нормы изданные некомпетентным правотворческим ор<
ганом, например Пленумом Верховного Суда СССР, не облада<
ющим правом дополнять и конкретизировать действующее за<
конодательство;
323
Раздел II
3) нормы, закрепляющие узковедомственные интересы право<

творческого органа;
4) нормы, «которые содержательно не согласуются (противо<
речат, неосновательно сужают или расширяют, неверно конкре<
тизируют и дополняют) с ранее установленными нормами пра<
ва, выраженными в актах вышестоящих государственных орга<
нов, особенно в законах»;
5) нормативно<правовые акты, определившие порядок и ус<
ловия переброски части стока вод северных и сибирских рек в
Волгу и Среднюю Азию, как недостаточно обоснованные в науч<
ном плане и др. (31. С. 240–262).
Соответствие нормативных регуляторов теоретическим по<
ложениям науки в гносеологии не оценивается при помощи
категорий истины и заблуждения. В этих целях используется
понятие правильности. От нормативных регуляторов требует<
ся, чтобы они были правильными, максимально полно соот<
ветствовали наличным, существующим теоретическим поло<
жениям науки.
«Правильность основывается на истинности, — пишет по это<
му поводу П.В. Копнин, — но не тождественна ей. В своей дея<
тельности человек осуществляет переход от истинности к пра<
вильности, равнозначный переходу от мысли на ее основе к дей<
ствию. В правильности мы как бы переходим в иную сферу, свя<
занную с истинностью и теоретической деятельностью, но одно<
временно и выходим за ее пределы — речь уже идет о поведении
человека, об оценке его поступков, действий с точки зрения тео<
ретической (соответствие с положениями, носящими объектив<
но<истинный характер) и в соответствии с практическими по<
требностями» (150. С. 511).
Изложенные положения об истинности и правильности пол<
ностью справедливы и по отношению к нормам права. Именно
правильность (а не истинность) характеризует их соотношение с
существующими положениями правовой науки и иных отраслей
обществознания. Ни один из сторонников истинности норм пра<
ва не способен конкретные нормы однозначно связать с объек<
тивными закономерностями и поставить в зависимость от них.
В соотношении «объективная закономерность–потребность–ин<
тересы–правовая наука–норма права» сравниваемые компонен<
ты составляют начальный и конечный пункты и соответственно
детерминированность норм права объективными закономерно<
324
стями проявляется лишь в конечном итоге и преимущественно

только в ходе практической деятельности.
Одна и та же объективная закономерность в различных кон<
кретно<исторических условиях проявляет себя по<разному, дей<
ствует инвариантно. И доказать преимущество какого<либо од<
ного варианта перед другим, апеллируя к познанным объектив<
ным закономерностям, не представляется возможным. Иначе
остаются непонятными нынешние полемики об отмене смерт<
ной казни, о законодательном разрешении частной собствен<
ности на землю, о процессах приватизации имущества государ<
ственных предприятий и по остальным кардинальным и част<
ным вопросам законодательной политики последних лет. И сто<
ронники, и противники нынешней реформы находят убедитель<
ные теоретические и эмпирические аргументы в свою пользу.
Рассудить же их может сама история, общественно<историчес<
кая практика. Но для этого нужно время, и скорее всего доста<
точно продолжительное.
В этих спорах решающее слово принадлежит правотворчес<
кому органу. Именно он закрепляет один из возможных вари<
антов правового регулирования в качестве общеобязательного,
полагая, что именно этот вариант наилучшим образом соответ<
ствует современным потребностям общества. И уже в процессе
действия устанавливается истинность, но не норм права, а по<
ложенных в их основу теоретических взглядов и представлений.
И там, где норма права действует неэффективно, правотворчес<
кий орган вынужден внести в нее коррективы с учетом имею<
щихся теоретических представлений о «должном» нормативно<
правовом регулировании в соответствующей сфере. Так, мето<
дом проб и ошибок, последовательно проверяя научные теории,
государство устанавливает более или менее эффективную сис<
тему действующего права.
Таким образом, в своей непосредственной сущности норматив<
но<правового регулятора общественных отношений нормы права
выступают тем средством, которое позволяет, во<первых, переве<
сти теоретические знания в практическую сферу и, во<вторых, под<
тверждать или опровергать их истинность. Для самих норм права
(как непосредственной юридической практики и соответственно
критерии истинности теоретических знаний) критерий истины
неприемлем. От них требуют иного — органичного соответствия
существующим прогрессивным положениям правовой науки и
325
Раздел II
обществознания в целом, т.е. всему тому, что охватывается поня<

тием правильности.
Правильность норм права и нормативно<правовых актов обес<
печивается их органичным соответствием следующим сферам на<
учного знания:
правилам законодательной техники, и прежде всего требова<
ниям точности и определенности нормативно<правовых предпи<
саний, научной обоснованности, беспробельности, соответствия
нормам Конституции РФ и иных актов высшей юридической
силы;
положениям юридической науки, а также экономической те<
ории, политологии и иных областей обществознания, раскрыва<
ющим объективные закономерности функционирования и раз<
вития общественных отношений, учет которых необходим при
подготовке нормативно<правовых актов;
правилам логики и грамматики, поскольку нормативно<пра<
вовой акт должен быть безупречен как по содержанию, так и по
форме. Соблюдение правил грамматики, ясное и четкое изложе<
ние мысли правотворческого органа обеспечивает правильное
восприятие этого акта большинством населения. Соблюдение
требований логики способствует последовательному развитию
мысли внутри отдельного акта и позволяет избежать логических
ошибок в определениях терминов и понятий в тексте норматив<
но<правового акта.
Неполное соответствие проектируемых или действующих
норм права существующим научным знаниям позволяет сделать
достаточно достоверный вывод о том, что такие нормы будут дей<
ствовать недостаточно эффективно либо вовсе бездействовать.
История убедительно свидетельствует, что любое волюнтаристс<
кое нормативно<правовое решение в лучшем случае останется
действующим на бумаге, а в худшем — порождает хаос в обще<
стве, нарушает права и свободы граждан, иных лиц, препятству<
ет действию объективных закономерностей и в конечном итоге
тормозит прогрессивное развитие общества. Таким образом, пра<
вильность (а не истинность или ложность) позволяет определить
наиболее глубинные свойства нормы права, ее способность выс<
тупать эффективным регулятором общественных отношений.
Соответственно эта категория и должна быть использована во всех
случаях, когда необходимо оценить содержание, основные свой<
ства и результаты действия норм права.
326
Нормы права не могут оцениваться при помощи критериев ис<

тины и заблуждения и тогда, когда они рассматриваются как ис<
точник знаний, выступают в роли объекта официального и нео<
фициального распространения нормативно<правовых знаний в
обществе, средства накопления и развития действующих юриди<
ческих знаний (31.С. 220).
Во всех названных случаях критерий истинности относится
не к самим нормам права, а к знаниям, которые получает позна<
ющий субъект в процессе толкования правовых источников. Дан<
ные акты как источники права, компонент правотворческой
практики несут в себе весьма широкий спектр самой различной
информации.
Субъекты правоотношения — граждане, иные лица изучают
нормативно<правовой акт прежде всего для того, чтобы уяснить
содержание воли правотворческого органа, установленные им
права и обязанности. Для социологов<юристов нормативно<пра<
вовой акт может выступать и в качестве средства воздействия на
правовое сознание и правовую психологию населения. Ученые<
историки в правовых источниках находят ценные сведения об об<
щественном и государственном строе давно минувших лет. Для
лингвиста нормативные акты содержат ценные сведения о языке
и стиле законодателя.
Результаты познания нормативно<правовых актов независи<
мо от того, кем и в каких целях они познаются, должны быть
истинными, т. е. правильно отражать признаки, свойства, со<
держание нормативно<правового акта. Но к самим нормам пра<
ва, как и любому иному предмету объективной реальности, это
требование уже применить нельзя. Будучи результатом деятель<
ности правотворческого органа, нормативно<правовые акты ма<
териализуют, объективируют его знание, отношение к существу<
ющей реальности в виде письменного документа, записи на маг<
нитном диске или иным способом и в этой своей предметности
(объективности) остаются неизменными на все последующее
время.
Таким образом, для признания норм права в качестве науч<
ных фактов не требуется проведения каких<то специальных ис<
следований с целью отделения подлинных, истинных норм от
ложных. Чтобы располагать подлинными нормами права, дос<
таточно удостовериться в том, что текст нормативно<правового
акта является официальным, т.е. имеет необходимые реквизи<
327
Раздел II
ты, помещен в источниках официального опубликования либо

представляет собой оригинал. Аналогичным образом надлежит
решать и проблему достоверности резолютивной части право<
применительного акта, представляющей собой государственно<
властное решение по делу.
Видом юридической практики выступает правопримени<
тельная деятельность государства и органов местного самоуп<
равления. Принимаемые ими правоприменительные акты мо<
гут содержать как первичную, так и косвенную информацию.
Волевые решения компетентных органов и должностных лиц,
объективированные в актах применения права, относительно
юридической квалификации дела и вытекающих из нее пра<
вовых последствий, представляют собой продолжение процес<
са правого регулирования общественных отношений в виде
применения абстрактной нормы к конкретному случаю. По<
этому все такие решения, как и сама норма права, обладают
достоинством непосредственной практики и не могут оцени<
ваться в категориях истины и заблуждения. Данные категории
применимы лишь к той части правоприменительного акта,
который содержит оценку добытых по делу фактических обсто<
ятельств.
Так, Н.А. Пьянов полагает, что нельзя включать в содержа<
ние истины по юридическим делам выводы, выражающие ин<
дивидуально<конкретные предписания правоприменительных
органов (например, выводы о наказании по уголовному делу).
Такие выводы не являются результатом познания какого<либо
объекта, они лишь фиксируют установленную по делам истину
(268 С. 14). Развернутые аргументы о невозможности оценивать
с позиции истины юридическую квалификацию и вывод суда о
виде и размере наказания лица, виновного в совершении пре<
ступления, приводят Л.Д. Кокорев и Н.П. Кузнецов в работе
«Уголовный процесс» (145). По их мнению, результаты юриди<
ческой квалификации носят формализованный характер и пол<
ностью лишены каких<либо элементов содержательного знания.
Лишен познавательного элемента и вывод суда о виде и разме<
ре наказания осужденного, поскольку он представляет собой во<
леизъявление, веление, «приказ» суда. «Решение суда по дан<
ному вопросу может быть законным или незаконным, справед<
ливым или несправедливым, но оно не может быть истинным
или ложным» (145. С. 39<40).
328
Иной, прямо противоположный взгляд на истину в уголовном

процессе обосновывается тем, что «юридическая оценка фактов,
правовая квалификация действия подсудимого существуют объек<
тивно, независимо от нашего сознания». В то же время «об истин<
ности приговора можно говорить только тогда, когда выводы суда
будут строго соответствовать объективным обстоятельствам совер<
шения преступления, общественной опасности преступного дея<
ния, личности виновного, его степени вины и тяжести содеянно<
го» (203. С. 51).
По нашему мнению, резолютивная часть правоприменитель<
ного акта не может рассматриваться с позиций истины или заб<
луждения. Однако основной аргумент сторонников этой пози<
ции — отсутствие «познавательного элемента» в этой части пра<
воприменительного акта — представляет собой лишь частное
следствие другой, более важной причины. Резолютивная часть
правоприменительного акта представляет собой решение, т.е. не<
посредственный результат юридической практики государства по
регулированию общественных отношений. В процессе правопри<
менения правовое регулирование переходит на уровень индиви<
дуального регулирования — правоприменительный орган на ос<
нове действующих норм права устанавливает права и обязаннос<
ти участников конкретных правоотношений. И как компонент
практики резолютивная часть правоприменительного акта харак<
теризуется присущими ей свойствами законности, правильнос<
ти и справедливости.
Процесс правоприменения представляет собой процедуру из<
мерения действий и поступков людей, иных лиц с помощью норм
права. Применяя такой масштаб, суд должен действовать в рам<
ках законности, не нарушать действующих норм права, правиль<
но, в строгом соответствии с нормами права и требованиями ло<
гики осуществлять квалификацию обстоятельств дела и выносить
решение. При этом решение должно быть справедливым и обо<
снованным.
Резолютивная часть правоприменительного акта, обладающе<
го свойствами правильности, законности, справедливости, обо<
снованности, может признаваться и объективной, но лишь в од<
ном<единственном аспекте — как соответствие принятого реше<
ния норме права. И в этом смысле можно согласиться с утверж<
дениями о том, что юридическая квалификация, равно как и мера
наказания по уголовному делу, носит объективный характер.
329
Раздел II
Понятно, что « признать юридическую квалификацию субъектив<

ной категорией — значит поставить применение уголовного за<
кона к конкретному факту совершения преступления в прямую
зависимость от субъективного усмотрения судей» (203. С. 49).
Однако нельзя забывать другого, более важного обстоятель<
ства — сам критерий оценки может быть субъективен, и тогда дей<
ствия, правильные (объективные) по своей форме, процедуре,
оказываются субъективными по своему непосредственному со<
держанию. «Объективные» по форме приговоры, вынесенные на
основании законов, грубо нарушающих права человека, его сво<
боды, как это было в условиях культа личности Сталина, в дей<
ствительности порождали субъективизм в правовой оценке дей<
ствий и поступков людей, иных лиц, находили общественную
опасность там, где действия были правомерными, социально ней<
тральными и даже безопасными.
Именно в силу того что правоприменитель призван приме<
нять действующие нормы права, критерий объективности ко<
торых лежит за пределами не только правоприменения, но и
правотворчества, резолютивные части правоприменительных
актов могут оцениваться только в категориях, присущих дан<
ному виду предметно<практической деятельности: правильно<
сти, законности, справедливости, обоснованности, эффектив<
ности и т.д. Критерий истинности правоприменителем при<
меняется лишь для оценки актов познания фактических об<
стоятельств дела.
Таким образом, в оценке сведений, содержащихся в источ<
никах, образующих эмпирическое основание общей теории
права, надлежит использовать два основных критерия: истин<
ность и правильность. Последний критерий следует приме<
нять в процессе анализа норм права и резолютивных частей
правоприменительных актов. Все остальные свидетельства
источников о правовых реалиях представляют собой резуль<
тат субъективного отражения непосредственного бытия пра<
ва, объективной реальности и, прежде чем получить статус
научного факта, должны пройти тщательную проверку на ис<
тинность, т.е. соответствие отражаемому им событию, факту,
процессу. Поскольку процедуры выявления информации от<
носительно объекта общей теории права и перевода этой ин<
формации в ранг научного факта достаточно сложны, требу<
ют нередко применения весьма сложных методов, то в общей
330
теории права, равно как и других сферах научного познания,

проводятся специальные исследования по сбору и выявлению
научных фактов.
6.4. О системе эмпирических знаний в составе

общей теории права как науки
Научные факты, не всегда получая прямое и непосредствен<
ное отражение в теории права, образуют ее эмпирический фун<
дамент, создание и укрепление которого составляет первостепен<
ную задачу представителей данной науки. При этом наблюдает<
ся разделение труда между учеными, специализирующимися на
анализе источников, образующих эмпирическое основание об<
щей теории права, и учеными, ставящими своей непосредствен<
ной задачей разработку и совершенствование наличных теоре<
тических знаний. Характерное деление физиков на «эмпириков»
и «теоретиков» с достаточной очевидностью проявляется и в сфе<
ре общей теории права.
Эмпирический уровень с присущими ему формами выраже<
ния научных знаний (единичные или обобщенные факты) имеет
самостоятельное и независимое от теоретического этапа иссле<
дования существование в случаях, когда: а) ставится задача сбора
и оценки фактов, не лежащих на поверхности и требующих при<
менения специальных и достаточно сложных приемов научного
познания, а также больших трудозатрат; б) выявленные и систе<
матизированные факты будут вызывать устойчивый, длительный
интерес со стороны других исследователей; в) эмпирическое опи<
сание того или иного правового явления значительно облегчает
процесс его непосредственного восприятия, дает максимально
полные количественные и качественные характеристики его ос<
новных сторон, связей, признаков и др.; г) исследователь по тем
или иным причинам не может дать решения научной проблемы
на теоретическом уровне.
В частности, сложным и трудоемким предстает процесс при<
менения конкретно<социологических методов. Социологический
инструментарий обеспечивает позитивные результаты в позна<
нии при условии его верного и творческого использования, что
оказывается по силам только специалистам, имеющим надлежа<
щую профессиональную подготовку. Без знаний основ социоло<
гии, ее методик нельзя сколько<нибудь компетентно составить
программу и формы исследования, а также провести статисти<
331
Раздел II
ческий анализ полученной информации. В то же время проведе<

ние массовых опросов, что, собственно, и составляет «изюмин<
ку» социологии, требует больших материальных и трудовых зат<
рат. В силу этих причин не всякий, кто проникся осознанием
необходимости применения социологических методов в позна<
нии права, сумеет надлежащим образом провести социально<
правовое исследование. Чаще всего такие исследования прово<
дятся достаточно большим коллективом специалистов и под эги<
дой какого<либо органа, учреждения, готового финансировать все
расходы, связанные с проведением исследования. А поэтому и
полученные результаты даже на уровне эмпирических фактов
имеют самостоятельную научную ценность.
Применение метода сравнения для анализа текстов норматив<
но<правовых актов предстает для правоведа достаточно ординар<
ным познавательным актом. Но там, где ставится задача собрать
и описать все или большую часть современных правовых систем,
возникают значительные сложности со сбором, а также толкова<
нием иноязычных нормативно<правовых источников. Поэтому
всякого рода системные описания правовых систем, представля<
ющие собой результат длительной работы квалифицированных
специалистов, имеют для теоретиков права значительный позна<
вательный интерес. Особенно убедительной иллюстрацией это<
му тезису может служить книга Р. Давида «Основные правовые
системы современности», вышедшая в 1967 г. и переведенная на
десять языков мира, имеющая высочайший рейтинг, определяе<
мый по числу ссылок на нее (92. С.5).
Примером эмпирического описания, облегчающего процесс
познания какого<либо правового явления, процесса, могут слу<
жить многочисленные и развернутые комментарии историчес<
ких источников, восходящих к временам становления и разви<
тия права. Современный теоретик права, исследующий процес<
сы становления права, вряд ли станет специально изучать старо<
славянскую грамматику, бытовую и юридическую лексику тех лет,
чтобы понять букву и дух «Русской правды». Скорее всего свой
научный интерес он удовлетворит чтением комментария, подго<
товленного каким<либо авторитетным специалистом по древне<
русскому праву. Таким образом, устойчивый интерес теоретиков
права к процессам и закономерностям становления права делает
нужными и необходимыми обстоятельные комментарии соответ<
ствующих исторических источников.
332
В силу названных и иных причин в сфере теории права посто<

янно формируется и пополняется массив эмпирических, научно
обоснованных фактов. При этом возникают целые научные на<
правления, специализирующиеся на выявлении научных фактов
об объекте общей теории права и описании реально бытующих
или ранее бытовавших правовых явлений и процессов. Это преж<
де всего сравнительное правоведение и социология права.
При всем многообразии оттенков и подходов к пониманию
научной природы сравнительного правоведения и его места в си<
стеме правоведения основополагающим и сквозным остается те<
зис о специализации этого направления научных исследований
на сравнительном изучении действующего законодательства или
его исторических источников. Многочисленные компаративис<
тские описания правовых систем современности, всего много<
образия форм непосредственного бытия действующего законо<
дательства, положенных в его основу принципов, а также источ<
ников, механизмов действия, оказывают благотворное воздей<
ствие на состояние и развитие общей теории права как теории.
Благодаря сравнительному правоведению значительно рас<
ширяется эмпирический базис общей теории права и преодоле<
вается известная односторонность в трактовке правовых поня<
тий и категорий, основанных на системном изучении какой<либо
одной национальной правовой системы. Как отмечают Р. Давид
и К. Жоффре<Спинози, «историческое происхождение класси<
фикаций, относительный характер концепций, социальная и
политическая обусловленность институций могут быть выявле<
ны с полной ясностью только тогда, когда мы посмотрим ни них
со стороны, выйдем из рамок собственной правовой системы».
Сравнительное право, таким образом, позволяет узнать, что в
некоторых других странах наши правовые институты, достоин<
ство которых мы подчеркиваем, оцениваются как ложно демок<
ратические и фарисейские формулы (92. С. 10).
Ценную эмпирическую информацию общей теории права по<
ставляет и социология права. Она выявляет научные факты, сви<
детельствующие о действии норм законодательства в реальной
жизни, в регулировании общественных отношений, о способно<
сти норм права реализовывать цели, поставленные перед ними
правотворческим органом, о совокупности социальных факто<
ров, способствующих или препятствующих выполнению правом
своих функций. Социология права, таким образом, дополняет на<
333
Раздел II
учные факты, добываемые сравнительным правоведением, расши<

ряет эмпирический анализ нормативных источников изучением
их действия в реальных, конкретных отношениях.
Коль скоро объект общей теории права не сводится только к
праву и его действию, то и совокупность направлений, связан<
ных с его всесторонним изучением, не ограничивается только
сравнительным правоведением и социологией права. Могут об<
разовываться и другие направления научных исследований, ста<
вящие своей непосредственной задачей сбор и систематизацию
научных фактов по проблемам, разрабатываемым общей теори<
ей права. Таковой, в частности, может стать социология и исто<
рия юридической науки, основу которой могут составить иссле<
дования проблем организации и функционирования юридичес<
кой науки, научных и образовательных юридических учрежде<
ний. Пока что в юридической литературе по этому направлению
имеются лишь отдельные публикации. Однако уже в настоящее
время достаточно остро ощущается потребность в теоретической
разработке проблем повышения эффективности научных иссле<
дований, подготовки научных кадров, организации научных ис<
следований и тем самым актуализируется заказ на проведение
эмпирических исследований в этой сфере.
Особое направление эмпирических исследований в сфере об<
щей теории права могут образовать также социология законотвор<
чества, социология правоприменения, социология правонаруше<
ний и др. Для нашего исследования не имеет большого значения
вопрос о том, сколько может существовать в сфере общей теории
права как науки ее эмпирических дисциплин. Для нас важен дру<
гой факт, что такие дисциплины имеются, что они характеризу<
ют начальный этап научного познания права, целиком и полно<
стью вписываются в структуру общей теории права, выступая
предтечей ее теоретического анализа.
Совокупность научных фактов, характеризующих объект об<
щей теории права, как непосредственный итог, результат науч<
ного анализа непосредственного бытия права составляет особую
форму знаний, которая качественно отличается от эмпиричес<
кого основания данной науки.
Во<первых, научные факты, полученные учеными, система<
тизируются и описываются в научных целях в научном источни<
ке — публикации или рукописи, а поэтому излагаются в систе<
матизированном виде, в форме, облегчающей их проверку на до<
334
стоверность, истинность (указывается источник получения фак<

тов, приводятся разного рода таблицы, описывается порядок про<
ведения и методы исследования и др.).
Во<вторых, научные факты должны быть очищены от субъек<
тивной формы их источника и представлять собой действитель<
но объективное, истинное знание. Реальному решению этой за<
дачи способствуют специальные приемы научного познания,
которые применяет ученый с целью освобождения рациональ<
ных зерен знания от шелухи и плевел. Конечно, ученый тоже
может ошибаться в понимании того, что есть истина, и призна<
вать какое<либо недостоверное знание высококачественным на<
учным фабрикатом. Но это уже не ошибка субъекта предметно<
практической деятельности, а иная, научная ошибка.
В<третьих, источники, содержащие научные факты, могут си<
стематизироваться по своему содержанию и в своей совокупнос<
ти образовывать некое автономное объединение — эмпиричес<
кую дисциплину в рамках общей теории права как науки. Источ<
ники, образующие эмпирическое основание общей теории пра<
ва, представляют собой суммативное образование, могут систе<
матизироваться лишь по внешним признакам, облегчающим их
учет, хранение и поиск.
Таким образом, стадия эмпирического познания объекта об<
щей теории права характеризует первый, но важный шаг на пути
теоретического познания права — обеспечивает получение сис<
темы истинных научных фактов и тем самым расчищает дорогу
для теоретического познания предмета данной науки. Научные
знания могут систематизироваться и в своей совокупности обра<
зовывать некие автономные эмпирические образования вроде
социологии права или сравнительного правоведения. Характер<
ная особенность таких дисциплин — их эмпирический, вспомо<
гательный по отношению к общей теории права как теории ха<
рактер. Девизом таких дисциплин могли бы стать слова Иоанна
Крестителя: «Он<то Идущий за мною, но Который встал впереди
меня».
Дисциплина, содержание которой сводится к количественно<
му или качественному описанию объекта, является эмпиричес<
кой. И будучи знанием, не поднявшимся до уровня форм теоре<
тического мышления, в содержание общей теории права как те<
ории не попадает и по своему статусу попасть не может. Но, яв<
ляясь объективно<истинным знанием, описанием объекта соци<
335
Раздел II
ально<правового исследования, такая дисциплина имеет научную

значимость и входит в состав общей теории права как науки, в ее
эмпирическое основание.
При этом нужно сразу же оговориться, что понимаемая по<
добным образом научная дисциплина, во<первых, является эм<
пирической; во<вторых, входит в состав общей теории права как
науки, но не общей теории права как теории; в<третьих, в силу
своей эмпирической природы она не может конкурировать с об<
щей теорией права как теорией, претендовать на ее предмет пол<
ностью или частично как в настоящем, так и в будущем.
Однако среди юристов, специализирующихся в сфере социо<
логии права или сравнительного правоведения, бытует иное по<
нимание роли этих наук в познании предмета общей теории пра<
ва. Предназначение названных дисциплин видится в теоретичес<
ком анализе предмета общей теории права и соответственно ста<
вится вопрос о переделе ее предмета в пользу современных науч<
ных новообразований. Вопрос о том, насколько новообразова<
ния в общей теории права являются доброкачественными, рас<
смотрим прежде всего на примере социологии права.
6.5. Почему социология права и в зрелом возрасте

не выходит из пеленок?
Требование объективности познания, максимально полного
изучения объекта общей теории права, переведенное в плоскость
конкретных действий, породило устойчивое представление о не<
обходимости образования в сфере данной науки особого направ<
ления научных исследований или даже самостоятельной научной
дисциплины в виде социологии права. Редко какой юрист, хотя
бы раз в жизни поучаствовавший в социально<правовом иссле<
довании, откажется от соблазна объявить социологию права са<
мостоятельной юридической дисциплиной.
Веру в социологию права как самостоятельную научную дис<
циплину сохраняют и такие авторитетные российские правове<
ды, как В.Н. Кудрявцев и В.П. Казимирчук. В работе «Современ<
ная социология права» они приходят к выводу о том, что «не бу<
дет ошибкой сказать, что на стыке социологии и правоведения
сложилась новая научная дисциплина — социология права, име<
ющая комплексный характер. И это объяснимо, ибо социально<
правовые исследования по самой своей природе носят комплек<
сный характер» (157. С. 28). «Социальные факторы, взаимодей<
336
ствующие с правовыми явлениями, а также механизм и законо<

мерности такого взаимодействия и составляют, на наш взгляд,
предмет социологии права» (157. С. 13).
Заметим попутно, что приведенное понимание предмета со<
циологии права является таковым не только на взгляд В.Н. Куд<
рявцева и В.П. Казимирчука, но и В.В. Лапаевой, изложившей
свое определение социологии права значительно раньше них и в
такой же редакции (168. С. 23). В то же время В.В. Лапаева менее
решительна в понимании социологии права как самостоятель<
ной научной дисциплины. Солидаризируясь с авторами «Право<
вой системы социализма» (259. С. 97), она полагает, что социо<
логия права пока что «представляет собой одно из направлений
научных исследований в рамках правоведения». Но в дальней<
шем, в перспективе «развитие социологических исследований в
праве приведет к выделению социологии права в самостоятель<
ную научную дисциплину» (168. С. 20).
Для того чтобы акт рождения социологии права как юриди<
ческой дисциплины состоялся, по мнению В.В. Лапаевой, над<
лежит решить три задачи: 1) углубить связи конкретно<социоло<
гических исследований с фундаментальной теорией; 2) разрабо<
тать собственный понятийный аппарат социологии права; 3) со<
здать единую концептуальную основу, способную объединить
теоретико<правовые исследования социологического профиля и
эмпирические социологические исследования в праве (168. С. 20).
Тезис о недостаточно зрелом возрасте социологии права и ее
не полностью раскрывшихся позитивных потенциях рефреном
проходит в большей части публикаций по проблемам социоло<
гии права. Так, В.А. Козлов и Ю.А. Суслов в 1981 г. полагали, что
социология права как одно из направлений советского правове<
дения пока накапливает тот фактологический материал, «на базе
которого развивается при соответствующем теоретическом обоб<
щении вся социология права» (144. С. 5). Два года спустя Ю.А. Сус<
лов по<прежнему констатировал невысокий уровень разработок
социологии права, не позволяющий даже дать строгую дефини<
цию ее предмета (327. С. 17). Заметного развития социологии права
не произошло и к концу 80<х гг. В.А. Козлов вновь уверил читате<
лей в том, что процесс становления социологии права продолжа<
ется и ее предмет можно определить лишь через описание круга
исследуемых юристами проблем (143 С. 58). И в настоящее вре<
мя, в конце второго тысячелетия, А.Б. Венгеров рассматривает со<
337
Раздел II
циологию права лишь «как вспомогательную дисциплину, предо<

ставляющую теории права важный эмпирический материал» (59.
С. 311), а С.С. Алексеев признает, что «при использовании социо<
логических методов в праве доминирующим все же признается
практический уровень изучения права» (16. С. 162).
Упорное нежелание или неспособность социологии права пе<
реходить в пору зрелости и мужания В.Н. Кудрявцев и В.П. Ка<
зимирчук попытались было объяснить ее младенческим возра<
стом. Мол, что с нее спрашивать, если «самый термин «социо<
логия права» как обозначение самостоятельного научного на<
правления был введен в научный оборот сравнительно недав<
но, в 1962 г., на V Международном социологическом конгрес<
се» (157. С. 16). Но потом все же вынуждены были признать,
что «это не означает, будто до того времени не существовало
социологического подхода к праву» (С. 16). А подход этот берет
свое начало от О. Конта, т.е. имеет весьма почтенный возраст,
как минимум 150 лет.
У социологии права имеются не только преданные поклонни<
ки, готовые ждать поры ее брачного возраста сколько угодно, но и
недоброжелатели, давно готовые объяснить, что из себя в действи<
тельности представляет данная особа. Так, русский позитивист
Г.Ф. Шершеневич отказался признать социологию права как на<
уку, стоящую рядом с догмой того или иной права. «Социологи<
ческое изучение правовых явлений возможно только для общей
науки социологии» (380. С. 54).
Более развернутую мотивацию причин неспособности соци<
ологии права быть отдельной юридической наукой дали с марк<
систских позиций Г.А. Злобин и С.А. Шлыков. По их мнению,
«выделение социологии права в отдельную науку означало бы
лишение общей теории права и отраслевых юридических наук
их социологической основы, т.е. по сути дела отбрасывало пра<
воведение на прежний домарксистский уровень, либо сведение
социологии права к совокупности специальных приемов и мето<
дов конкретных исследований, что... тоже неприемлемо. Пред<
ставляется, что это относится ко всем уровням юридической на<
уки. Если общая теория права выполняет функцию специальной
социологической теории — социологии права, то и любая отрасль
юридической науки — гражданское право, уголовное право, ад<
министративное право и др. — обладает определенным социо<
логическим содержанием, образующим суть теоретической ос<
338
новы этих наук». Все социологические аспекты правовой теории

совпадают с главными направлениями теоретических и конкрет<
но<эмпирических исследований в науке права (111. С. 12–13).
Разделяя мнение Г.А. Злобина и С.А. Шлыкова, мы также по<
лагали, что социология права не обладает собственным предме<
том и не имеет права на существование как самостоятельная на<
ука (332. С. 54). Именно это обстоятельство и затрудняет поиски
предмета социологии права ее сторонниками, заставляет их ка<
муфлировать отсутствие у этой науки специфических закономер<
ностей ссылками на недостаточно высокий уровень социально<
правовых исследований.
Четкий водораздел между общей теорией права и социологи<
ей права можно провести только с позиций нормативистского
понимания права, где право отождествляется с законом, иными
нормативно<правовыми актами, где процессы реального действия
права признаются реалиями, лежащими за пределами предмета
правовой науки. Следовательно, и социология права, ориенти<
руемая на изучение непосредственного бытия права, должна ле<
жать за пределами не только общей теории права, но и правове<
дения в целом.
Однако там, где ставится задача рассматривать право в един<
стве его юридической, догматической и социологической сторон,
расширить круг знаний о социально<правовом бытии как фун<
даменте, на котором надлежит уточнять и конкретизировать те<
оретические знания о праве, водораздел делается ненужным и
должен исчезнуть. Социологический и догматический подходы
сливаются в единый полноводный поток исследований объекта
общей теории права, призванный поставлять на уровень теоре<
тического анализа полную и всестороннюю информацию об
объекте данной науки.
Сторонники же социологии права как самостоятельной юри<
дической науки, существующей наряду и параллельно с теорией
права, по существу пытаются сохранить нормативистский под<
ход к социологии права с той лишь разницей, что социология
права не выводится за рамки правоведения, а признается юриди<
ческой наукой. Но при такой постановке вопроса не получается
принципиально новой, социологически ориентированной общей
теории права, ставящей своей непосредственной задачей пости<
жение закономерностей функционирования и развития права.
Равно как и социология права не становится самостоятельной
339
Раздел II
юридической дисциплиной. Дальше проведения социально<пра<

вовых эмпирических исследований, как мы уже видели, дело не
двигается.
Наметился достаточно устойчивый круг проблем, которые по<
зитивно решаются в ходе социально<правовых исследований. В их
число входят такие проблемы, как:
социальные источники права и оптимальность правотворче<
ства;
социальные функции права и эффективность действия норм
права;
состояние правосознания различных социальных групп на<
селения, общественное мнение и право, знание права и престиж
закона;
взаимодействие моральных и юридических норм, права и
правовых субкультур;
вопросы политики права, социологии деятельности органов
правосудия и арбитража;
состояние правонарушаемости и их социальные причины,
эффективность наказания и мер общественного воздействия
(143. С. 58; 144. С. 14–15).
В.Н. Кудрявцев и В.П. Казимирчук к «ведению» современной
социологии права относят также проблемы юридической конф<
ликтологии, изучающей правовые отношения, нормы и инсти<
туты под углом зрения использования их для предотвращения,
предупреждения или разрешения конфликтов (157. С. 212).
Проблемы, отнесенные к ведомству социологии права, с та<
ким же успехом могут быть отнесены и к теории права или отрас<
левым юридическим наукам. Ибо проблемы социальной обуслов<
ленности права, его оптимальности, функций права, эффектив<
ности норм права, правосознания, взаимодействия права и иных
социальных норм — все это прямо и непосредственно входит в
общую теорию права, в чем можно убедиться, открыв любой
сколько<нибудь полный учебник теории государства и права.
Уникальность и неповторимость социологии права в изучении
названных и других вопросов общей теории права состоит в том,
что она поставляет эмпирический материал, который был невоз<
можен в рамках позитивистски толкуемой общей теории права, —
знание социальных факторов, взаимодействующих с правовыми
явлениями, и механизма такого взаимодействия. И эта особен<
ность социологии права полностью согласуется с пониманием сто<
340
ронниками социологии права ее предмета. Но вся беда в том, что

понимаемый таким образом предмет социологии права на самом
деле не является таковым.
В предмете социологии права отсутствует главный признак
предмета любой науки — специфические закономерности, кото<
рые могла бы изучать социология права, не покушаясь на пред<
мет общей теории права. Социальные факторы взаимодействия
с правовыми явлениями и механизм такого взаимодействия, сло<
вом то, что социологи права понимают под ее предметом, на деле
оказываются объектом общей теории права. Именно она должна
изучать эти факторы, чтобы познать свой предмет.
Социология права, выполняя свое предназначение, поставляет
общей теории права уникальную информацию, но теоретичес<
кий анализ этой информации осуществляется в рамках общей те<
ории права. И как следствие такого разделения труда, социоло<
гия права не имеет собственного понятийного аппарата о праве
и вынуждена в ходе социально<правовых исследований широко
использовать понятийный аппарат общей теории права. Сама же
социология права для таких исследований поставляет лишь ме<
тодический инструментарий и технику социально<правовых ис<
следований. Словом, не имея собственного предмета познания,
социология права не может выразить себя и как теория, иметь
свой теоретико<понятийный аппарат.
На особенность такого распределения теоретико<методологи<
ческих обязанностей между общей теорией права и социологией
права справедливо обратил внимание К. Кульчар, отметив, что
рамки социологического подхода «в любом случае определяются
правовыми понятиями и потому едва ли социологии права сле<
дует оперировать правовыми понятиями, созданными только для
себя, вне существующих правовых понятий» (161. С. 124). Конеч<
но, социально<правовое исследование по любой из вышеназван<
ных тем проводится с широким применением понятийного ап<
парата общей теории права на всех его стадиях, в том числе при
составлении программы, разработке форм исследования и кон<
струировании эталонов социологических измерений, описании
и объяснении полученных результатов.
Успех исследования, как известно, определяется не количе<
ством собранной информации, а четкой ориентированностью на
изучение тех свойств, связей объекта, которые характеризуют его
устойчивые, сущностные и необходимые признаки и в своей со<
341
Раздел II
вокупности отражают исследуемый объект полно, всесторонне и

достоверно. Сбор информации без ориентации на конечный ре<
зультат исследования, без осознания вопросов, которые надле<
жит решить в процессе исследования, и путей их решения чаще
всего оказывается малополезным и никчемным занятием вроде
тех ситуаций, когда перевозка груза оказывается намного доро<
же самого груза.
Чтобы добиться позитивных, ожидаемых результатов, иссле<
дователь должен начинать исследование с определения про<
блемных ситуаций общей теории права и практики, подлежа<
щих изучению, выявления противоречий между наличными те<
оретическими знаниями и реальными фактами. Важно также
определить систему понятий, способную отразить главные, сущ<
ностные, устойчивые свойства, связи объекта и осуществить
перевод понятий в систему операциональных определений, по<
зволяющих фиксировать состояние исследуемого объекта и од<
новременно измерять интенсивность проявления его основных
свойств и качеств.
Но каким образом может решить все эти задачи исследова<
тель, если он не будет опираться на теоретические положения
общей теории права, на ее концептуальные представления об ис<
следуемом объекте, ее понятийный аппарат? Опыт и практика
социально<правовых исследований, проводимых по проблемам
общей теории права, убедительно показывают, что других теоре<
тических средств для этих целей не имеется.
Программа социально<правового исследования, ориентиро<
ванного на познание правовых явлений, их связей с другими со<
циальными факторами, готовится с преимущественным исполь<
зованием понятийного аппарата общей теории права, поскольку
не имеется каких<то иных форм мышления, способных сформу<
лировать задачи и цели исследования правовых проблем, зафик<
сировать параметры объекта, выдвинуть гипотезы и определить
способы их проверки. На этой же стадии осуществляется эмпи<
рическая интерпретация понятий общей теории права, отража<
ющих основных параметры объекта исследования.
Отсутствие глубоких теоретических знаний по предмету ис<
следования значительно осложняет процедуру вычленения сущ<
ностных, главных сторон исследуемого из второстепенных, слу<
чайных признаков, а также определение признаков, позволяю<
щих отличать данные явления от других, тесно связанных с ними
342
явлений. В конечном итоге это приводит к сбору неполной или

недостоверной информации.
Убедительной иллюстрацией этому служат исследования уров<
ня правового сознания граждан, проводившиеся в 70<х гг. в СССР.
В этот период проблема правовой психологии населения не была
изучена сколько<нибудь обстоятельно. Неясным было и содер<
жание понятия «знание права». Вследствие этого примененный
для изучения правосознания граждан инструментарий не гаран<
тировал того, что полученные с его помощью данные отражают
действительное состояние данного явления. Так, в составленной
учеными ЛГУ анкете из 35 вопросов по пяти различным отрас<
лям права ряд вопросов относился к правовому регулированию
отношений, редко встречающихся в жизни граждан, или же к
компетенции государственных органов, не связанной непосред<
ственно с реализацией субъективных прав и интересов граждан.
Таковы вопросы о том, имеет ли право на вознаграждение граж<
данин, нашедший клад в виде золотых монет и сдавший этот клад
соответствующим органам; может ли суд основывать решения на
сведениях, почерпнутых из местных газет; может ли райиспол<
ком указать колхозу, какие культуры он должен сеять, сколько
скота держать (61. С. 103–108).
Отрицательные ответы на такие вопросы еще не свидетель<
ствуют о низком уровне правовых знаний населения. Граждане
достаточно точно отвечают на вопросы, связанные с их непос<
редственными правоотношениями, и затрудняются отвечать на
вопросы, далекие от их личных интересов. Население не может
знать всех действующих нормативно<правовых актов. Ему дос<
таточно знать нормы, регулирующие политическую, обществен<
ную, трудовую деятельность граждан, порядок осуществления их
имущественных и личных неимущественных прав, определенные
нормы уголовного права.
В последующих исследованиях уровня правовых знаний на<
селения были получены результаты, которые существенно от<
личались как от данных, полученных ленинградскими учены<
ми, так и друг от друга. Расхождения в результатах вряд ли мож<
но объяснить только уровнем правового сознания граждан. На
результаты исследования, несомненно, влияло то, что опра<
шиваемым задавались различные по трудности вопросы. Меж<
ду тем правильно разработанный инструментарий должен
обеспечивать получение надежной информации. Чтобы раз<
343
Раздел II
работать такой инструментарий, необходимо прежде всего оп<

ределить круг юридических вопросов, знание которых яв<
ляется обязательным для граждан, раскрыть содержание по<
нятий «знание права», «незнание права», а также дать крите<
рии, позволяющие отличать «плохое знание» от «среднего» и
«хорошего», т.е. разработать проблему теоретически, в сфере
общей теории права.
Понятийный аппарат общей теории права выступает и сред<
ством объяснения и описания информации, полученной в ходе
социально<правовых исследований. Теоретико<методологическая
основа, определившая предмет исследования, совокупность
свойств, связей, процессов, подлежащих социологическому на<
блюдению, и важнейшие параметры сбора и обобщения единич<
ных фактов, не утрачивает своих качеств и на стадии объяснения
полученных фактов. Теория, с применения которой начинается
процесс социально<правового исследования, должна и завершить
его, как того требуют каноны индуктивного знания.
На основе полученной эмпирической информации надлежит
осуществить теоретический этап исследования при помощи спе<
циальных методов (объяснения, абстрагирования, идеализации,
моделирования и др.) и с применением всего понятийного аппа<
рата общей теории права. В итоге такого познания создаются но<
вые теоретические знания, в том числе может обосновываться сте<
пень способности той или иной части теоретических знаний и
теории в целом объяснять реальное бытие права, факты, выяв<
ленные в ходе исследования; выдвигаются гипотезы, требующие
дальнейшего развития теории, либо формулируются новые тео<
ретические знания — определения понятий, классификации на<
блюдаемых явлений, вводятся в научный оборот новые понятия
и др. И все эти знания лежат именно в сфере общей теории пра<
ва, а не социологии права.
В то же время было бы неправильным представлять дело та<
ким образом, что конкретно<социологические исследования ни<
как не влияют на ход развития теоретических знаний, ничего не
привносят в общую теорию права как теорию. Наоборот, именно
благодаря социологии теория права смогла преодолеть односто<
ронность в понимании своего объекта и выйти в сферу познания
тех социальных явлений и процессов, которые играют существен<
ную, если не основополагающую, роль в генезисе и функциони<
ровании права.
344
Наиболее полный перечень всего нового, что стало возмож<

ным в общей теории права благодаря признанию и применению
социологического подхода, дают представители социологии пра<
ва. В частности, Ю.А. Суслов справедливо отмечал, что «конк<
ретно<социологические исследования права выполняют весь ком<
плекс функций, свойственных эмпирическому уровню познания.
Вместе с исследованиями в отраслевых юридических науках они
способствуют расширению эмпирического базиса общей теории
права и обогащению ее процедурного арсенала, стимулируют раз<
витие предметной и методологической областей знания. Конк<
ретные исследования служат также способом уточнения и про<
верки конкретных выводов теории» (327. С. 49).
И никто этих заслуг социологии не умаляет. Действительно,
социологический подход к общей теории права дает намного
больше, чем позитивистский, догматический. А. Подгурецкий
прав в том смысле, что если исходить из вклада, который вно<
сит в теорию права социология права, то именно теорию права
следовало бы признать наукой, помогающей социологии права
(249. С. 27).
Но социологи впадают в ошибку, пытаясь разделить единый
предмет науки, каким являются общие закономерности функци<
онирования и развития права, на две различные юридические
дисциплины по методам познания, т.е. признаку, который для
предмета науки является внешним, а потому и ненаучным. Меж<
ду тем логика развития общей теории права состоит не в переде<
ле ее предмета и не в сохранении социально<правовых исследо<
ваний в качестве одного из направлений правоведения, а в том,
чтобы эти исследования превратились в единственно возможный
способ изучения права в его реальном бытии и непосредствен<
ной действительности, чтобы положение о комплексном и мно<
гоаспектном характере объекта не только признавалось комплек<
сным и многоаспектным в монографиях, но и последовательно
воплощалось в практике научных исследований. Лишь опираясь
на реальное знание политико<правовой практики и тесно связы<
вая ее с другими компонентами социального бытия, российские
правоведы могут достичь действительного знания предмета об<
щей теории права.
Обособление социально<правовых исследований от единого
потока исследований объекта общей теории права, которое мы
наблюдаем в настоящее время, умаляет действительную роль этих
345
Раздел II
исследований в научном познании, сохраняет мнение о них как о

каком<то неразвитом направлении правоведения, а потому и не<
способном проявить свои лучшие качества. Иллюзорные же на<
дежды на преодоление социологией права своего нынешнего ста<
туса как некоего формирующегося направления научных иссле<
дований и превращение ее в полную сил и энергии теорию не име<
ют объективных оснований.
Без собственного предмета, и соответственно собственного
понятийного аппарата о праве социология права в ее оторванно<
сти от общей теории права может существовать лишь как наука,
способная изучать и обобщать эмпирические факты, описывать
те или иные фрагменты политико<правовой практики, правовой
психологии населения и иных компонентов общественного и ин<
дивидуального сознания. Таким путем социология права добре<
ла до настоящего времени, и если этот путь будет продолжен и в
дальнейшем, то нынешний статус не самого процветающего и
важного в правоведении направления вряд ли удастся изменить.
Социология права в своей борьбе за признание, занятие дос<
тойного и заслуженного места под «научным» солнцем перепу<
тала место, на которое она претендует. Вместо того чтобы осво<
бодить общую теорию права от давно умершего и сдерживающе<
го ее развитие позитивистского понимания объекта данной на<
уки, представители социологии права стали покушаться на ее
живую и жизненно важную часть — объективно<истинные зна<
ния о праве, понятийный аппарат. Между тем действительное со<
отношение социологии права и общей теории права представля<
ется иным.
Действуя в пределах предмета общей теории права и исполь<
зуя все ее теоретические положения и выводы, социология права
должна передавать по принадлежности все те теоретические зна<
ния, которые были сформулированы по результатам социально<
правовых исследований. Ибо все эти знания полностью, без ка<
кого<либо остатка есть знания об общих закономерностях права,
т.е. предмете общей теории права. Однако из этого факта вовсе
не следует вывод о том, что социологи права не должны форму<
лировать теоретические знания на основе полученных ими эм<
пирических данных.
Ю.А. Суслов возражает против ограничения познавательных
функций конкретной социологии только сбором фактической
информации на том основании, что конкретно<социологическое
346
исследование (тип научной деятельности) не является тождествен<

ным методам сбора эмпирической информации (этапу деятель<
ности). И полагает, что в ситуациях, «в которых положения спе<
циальных социологических теорий не могут быть получены путем
внутреннего саморазвития общей теории права, конкретные ис<
следования способствуют их становлению, выдвигая первичные
описательные схемы и более широкие пояснительные модели»
(327. С. 48).
Это положение является типичным для социологов права, но
неверным как минимум в двух принципиальных вопросах. Во<
первых, допускается существование «внутреннего саморазвития
общей теории права». Но если бы это саморазвитие было возмож<
ным, реальным фактом, то для общей теории права всякая соци<
ология права была бы излишней. Конечно, определенный этап
общей теории права был пройден без социологии права, но этот
же этап и показал, что дальнейшее успешное развитие теории
права становится невозможным без опоры на знания реального
бытия права, которое и должна поставлять социология права.
Во<вторых, социологи забывают о такой мелочи, как смена их
ролей в исследовании. Когда они формулируют теоретические
знания, они изменяют своей социологии права и становятся ти<
пичными «ординарными» теоретиками. Не видеть этой смены ро<
лей так же неправомерно, как и не видеть разницы между мужем
и любовником. Отрицается не право конкретно<социологичес<
ких исследования подниматься до уровня теоретического анали<
за, а право записывать теоретические знания в актив социологии
права. Ибо все такие попытки представляют собой явное посяга<
тельство последней на не принадлежащие ей блага, грабеж и пуб<
личное «раздевание» общей теории права.
Таким образом, социология права может проявить свои дей<
ствительные качества лишь в органическом единстве с общей те<
орией права, в качестве важнейшего способа познания ее объек<
та, позволяющего преодолеть односторонность и неполноту, ко<
торыми последняя страдает с момента своего рождения. С этой
позиции являются неприемлемыми и попытки придать социо<
логии статус как теории «среднего уровня», так и особой методо<
логической дисциплины.
В.А. Козлов и Ю.А. Суслов, обосновывая понимание социо<
логии права как теории «среднего» уровня, пишут: «Переход от
общей теории права, направленной на изучение общих законо<
347
Раздел II
мерностей права, к конкретным социологическим исследовани<

ям и от этих исследований к теории требует концепции права
«среднего уровня», призванной перевести концептуальные по<
нятия общей социологии широкого диапазона в операциональ<
ные показатели, доступные эмпирическому анализу и измере<
нию, а результаты конкретных исследований обобщать на высо<
ком теоретическом уровне... Представляется, что социология
права в состоянии создать такого рода теорию «среднего уров<
ня» (144. С. 6).
Идея о подобном предназначении социологии права выска<
зывается давно, но до сих пор остается нереализованной, и даже
не предпринималось действенных попыток к ее осуществлению.
Не потому, что российские правоведы черствы и не хотят помочь
сиротинушке восстановить свое доброе имя, а потому, что идея
сформулирована некорректно и является нереальной.
Нельзя априорно составить словарь или иное системное со<
брание понятий общей теории права вкупе с исчерпывающим пе<
речнем их операциональных определений. Операциональные по<
казатели, доступные эмпирическому анализу и измерению, фор<
мулируются исследователем самостоятельно, с учетом специфи<
ки исследуемого объекта и задач исследования.
Содержание концептуальных понятий составляют общие, ус<
тойчивые, сущностные признаки, свойства явлений. Отсутствие
такого признака приводит к изменению сути самого явления. На<
пример, правонарушение характеризуется такими обязательны<
ми признаками, как виновность, противоправность, деликтос<
пособность и др. Если один из этих признаков отсутствует, то и
нет правонарушения, а имеется иное явление — объективно про<
тивоправное деяние, действие сил природы, нарушение мораль<
ных норм и др.
Между тем для целей измерения количественной стороны
исследуемых явлений этих свойств явно недостаточно. Необхо<
димо прежде всего: 1) найти такие черты, свойства исследуемо<
го, которые обладают способностью изменяться или отсутство<
вать полностью, не меняя сущности явления; 2) дать однознач<
ное определение этим признакам, чтобы можно было их пра<
вильно и безошибочно определять в процессе изучения конк<
ретных фактов. Эти требования, собственно, и реализуются в
процессе перевода концептуальных понятий в операциональ<
ные определения.
348
Одно и то же понятие может быть как концептуальным, так и

выступать в роли группировочного признака, выраженного с по<
мощью операционального определения.
В роли концептуального понятие выступает тогда, когда оно
охватывает всю совокупность наблюдаемых фактов и в процессе
исследования возникает необходимость в его разложении на со<
ставные, изменяющиеся признаки. Так, в исследованиях состоя<
ния преступности понятие «преступление» выступает концепту<
альным и конкретизируется в операциональных определениях
различных видов преступлений: хищения, хулиганство, государ<
ственные преступления и др. В случае же изучения отдельных ка<
тегорий преступлений, например хищений, возникает необхо<
димость в установлении операциональных определений разно<
видностей хищений: кража, мошенничество, растрата. Следова<
тельно, здесь концептуальным понятием является «хищение»,
которое по отношению к более общему понятию «преступление»
может выступать группировочным признаком, выраженным с
помощью операционального определения.
Практически нет чисто концептуальных понятий, а есть по<
нятия, которые в данном исследовании являются родовыми, со<
держат общие признаки наблюдаемых явлений и поэтому в кон<
кретно<социологическом исследовании переводятся в форму опе<
рациональных определений, и понятия, которые отражают спе<
цифические признаки исследуемых явлений и в данном иссле<
довании не разлагаются на операциональные определения. Од<
нако в другом исследовании понятия, раскрываемые при помо<
щи операциональных определений, по отношению к конкрети<
зирующим их понятиям могут выступать в роли концептуальных
понятий.
Таким образом, необходимость операциональных определе<
ний в социально<правовом исследовании вызывается тем, что
признаки, составляющие содержание концептуальных понятий,
являются слишком общими, чтобы по ним осуществить группи<
ровку. Операциональные определения не заменяют и не подме<
няют понятий, а устанавливают дополнительные, менее общие
признаки изучаемых явлений, по которым в соответствии с зада<
чами и целями исследования представляется возможным осуще<
ствить группировку и провести необходимые измерения.
Бесконечное многообразие свойств, признаков правовых яв<
лений, которые могут быть использованы в процессе социально<
349
Раздел II
правовых исследований в качестве средств измерения и подлежат

закреплению в форме операциональных определений, делает нео<
существимой и ненужной и саму идею об априорном формирова<
нии списка всех таких определений. Тем самым попытки придать
социологии права статус теории, хотя и «среднего» уровня, не име<
ют реальной почвы.
Социология права не может проявить себя и в качестве само<
стоятельной методологической дисциплины. Обосновывая пра<
вомерность такого понимания социологии права, И.С. Самощен<
ко обратил внимание на то, что социология представляет собой
общее учение о методе исследования общественных учений. Со<
ответственно и «социология права должна не только творчески
переработать это учение об инструментарии и методах исследо<
вания, но и внести свой вклад в создание оригинальных приемов
изучения специфических проблем» (265. С. 21–22). Именно этот
путь развития социологии права в советском правоведении ока<
зался наиболее перспективным и ознаменовался подготовкой
ряда интересных работ, имеющих своим непосредственным пред<
метом разработку и приспособление социологического инстру<
ментария применительно к специфике познания права, его не<
посредственного бытия (144; 168; 327; 384).
И тем не менее все эти исследования не образуют самостоя<
тельной юридической дисциплины, а являются лишь частью дру<
гой комплексной науки, предметом которой выступают законо<
мерности научного познания права, предмета общей теории права
и которая призвана рассматривать приемы, способы познания
права в системе, комплексе, а не по отдельности. Желание пред<
ставить исследования специфики отдельного метода познания
права — социально<правовых методов, толкования права, срав<
нительного правоведения — в виде самостоятельных отраслей
правоведения столь же неправомерно, как желание некоторых
теоретиков права объявить исследования нормы права, правоот<
ношений, правонарушений самостоятельными, автономными те<
ориями.
Система методов познания предмета общей теории права со<
стоит из определенной и достаточно развитой совокупности об<
щих, специальных и частных методов, которые находятся меж<
ду собой во взаимосвязи, целостности. Эта целостность и взаи<
мосвязь дают верные критерии для определения познаватель<
ных способностей каждого отдельного метода. Попытки науч<
350
ного анализа конкретно<социологических методов без приме<

нения системы других необходимых по предмету исследования
методов, таким образом, не позволяют верно определить суть
этих методов и соответственно избежать ошибок при их разра<
ботке, формулировании конкретных методологических требо<
ваний.
Необходимость изучения специфики применения конкрет<
но<социологических методов в познании права в комплексе с
другими познавательными средствами означает, что в системе
правоведения должна быть специальная наука, которая бы ис<
следовала все методы познания права во всех их связях и взаи<
мозависимостях. Именно такая наука может иметь специфи<
ческий предмет — закономерности научного познания права
полностью — и поэтому претендовать на статус самостоятель<
ной юридической науки. Социологи права в той части, в какой
они занимаются разработкой собственных методов познания
права, выступают в роли методологов и способствуют развитию
методологических, а не социологических проблем правоведе<
ния. А потому и их ценные разработки в этой сфере вполне пра<
вомерно признаются достоянием той отрасли правоведения,
которая исследует проблемы методологии познания права во
всей их полноте и единстве.
Следовательно, социология права представляла и представля<
ет собой лишь отдельное направление научных исследований, свя<
занных с познанием объекта общей теории права и разработкой
социологического инструментария таких исследований. Благо<
даря социально<правовым исследованиям теоретические пред<
ставления о комплексном характере объекта общей теории пра<
ва удается перевести в практическое русло и преодолеть извест<
ную односторонность, вытекавшую из позитивистской трактов<
ки объекта данной науки. Поэтому главное направление даль<
нейшего развития социологии права состоит не в ее обособле<
нии от теории права и продолжении позитивистских взглядов на
этот вопрос, а в том, чтобы поставить социологию права в надле<
жащую связь с теорией права и под флагом критики ошибок про<
шлого не наделать новых ошибок.
Ожидать от социологии больше того, что она может реально
дать, значить нарушать принцип объективности научного позна<
ния, приписывать социологии права качества, которыми она не
обладает и обладать не может.
351
Раздел II
6.6. Как компаративисты, свободно ориентируясь

в правовой географии мира, уже 100 лет
плутают в трех соснах
Сравнительное правоведение, как и социология права, было

вызвано к жизни стремлением правоведов к полному и многоас<
пектному изучению объекта правовой науки в целом и общей те<
ории права в частности. Наличие значительного числа действу<
ющих систем права и желание юристов знать, насколько далеко
расходятся эти системы в своем непосредственном содержании
и что их сближает, объединяет, актуализировало сравнительные
исследования в сфере правоведения.
Начало сравнительным исследованиям как самостоятельно<
му направлению научного анализа права было положено в конце
ХIХ — начале ХХ в. Первый международный конгресс по срав<
нительному праву, состоявшийся в Париже в 1900 г. не только при<
влек внимание правоведов к проблематике сравнительного ана<
лиза законодательства, но и способствовал выработке единых те<
оретических и методологических подходов к исследуемым про<
блемам. В настоящее время сравнительное правоведение пред<
ставлено не только множеством монографий, учебников и учеб<
ных пособий, специализированными журналами, но и междуна<
родной организацией в виде Международной академии сравни<
тельного права, призванной объединять усилия специалистов, ра<
ботающих в этом направлении, совершенствовать теоретический
и методологический инструментарий сравнительного анализа
правовых систем.
Как и социология права, сравнительное правоведение пре<
тендует на статус самостоятельной науки, теории, имеющей
специфический предмет и метод. «Сравнительное правоведе<
ние, — утверждает Ю.А. Тихомиров — является теоретической
или научной дисциплиной в ряде отраслей юридической на<
уки». Его предметом выступают общее и особенное в разных
правовых массивах и системах, сферы и аспекты их динамич<
ного соотношения между собой (345. С. 30). Соответственно
имеется и понятийный аппарат, который опосредствует пред<
мет науки и выражает его в качестве «мыслительной целост<
ности». В числе основных категорий данной теории Ю.А. Ти<
хомиров называет такие понятия, как «правовое сходство»,
«правовое различие», «коллизионные нормы», «гармонизация
352
законодательства», «сближение законодательства», «унифици<

рованные правовые акты» и др.
Аргументы и способы, которыми современные компаративи<
сты пытаются обосновать сравнительное правоведение в качестве
самостоятельной отрасли правоведения, наиболее полно изло<
жил А.Х. Саидов (287). Автор уверяет читателя в самых высоких
потенциях своей избранницы, ее способности иметь все внешние
и внутренние признаки, достойно характеризующие ее в каче<
стве самостоятельной науки.
В числе внешних факторов сравнительного правоведения «как
утверждающейся самостоятельной отрасли научного правового
знания» А.Х. Саидов называет:
«...во<первых, интенсивный рост проводимых сравнительно<
правовых исследований и научных публикаций;
во<вторых, появление систематизирующих и обзорных работ,
включая ретроспективные библиографии, хрестоматии, прове<
дение международных и двусторонних коллоквиумов и конфе<
ренций по наиболее актуальным проблемам;
в<третьих, издание специализированной периодической ли<
тературы с постоянными методологическими разделами, посвя<
щенными сравнительному правоведению;
в<четвертых, создание системы подготовки соответствующих
специалистов<компаративистов на факультетах университетов
или в других учебных центрах, издание учебных программ и по<
собий;
в<пятых, формирование национальных и международных на<
учно<исследовательских центров, школ, направлений» (287.
С. 41).
Внешние характеристики сравнительного правоведения
как отрасли права А.Х. Саидов дополняет конструктивными,
внутренними признаками, присущими любой самостоятель<
ной отрасли науки — ее специфическим предметом. «Круг
вопросов, составляющих предмет сравнительного правоведе<
ния», А.Х. Саидов характеризует следующим образом, вклю<
чив в него:
«...во<первых методологические проблемы сравнения в праве
(«теория сравнительно<правового метода»);
во<вторых, сопоставительное изучение основных правовых си<
стем современности (при этом весьма велико значение вопроса о
классификации этих систем);
353
Раздел II
в<третьих, традиционное «сравнительное законодательство»,

т.е. сравнение нормативных источников по конкретным право<
вым проблемам, по преимуществу на уровне и в рамках отраслей
права;
в<четвертых, так называемое функциональное сравнение и не<
которые другие социологически ориентированные виды сравни<
тельно<правовых исследований;
в<пятых, историко<сравнительное изучение права» (287. С. 31).
Симптоматичным является признание А.Х. Саидова о том, что
не одно поколение юристов<компаративистов пытается найти от<
вет на «простой с виду вопрос», что такое сравнительное право<
ведение (287. С. 13). С чего бы это? Вообще<то успехи научной
мысли в ХХ в. весьма разительны — созданы современные само<
леты, космические корабли, телевидение, спутниковая связь. А
вот юристы<компаративисты в своем простом вопросе, как ле<
бедь, рак да щука — ни с места, хотя тянут свой воз с завидным
упорством на протяжении всего века.
Результат говорит сам за себя — бесплодность многолетних
научных исследований «простого с виду вопроса» убедительно
свидетельствует о том, что в очередной раз юристами ведется по<
иск «того, Чаво не может быть».
Кстати, в аргументы, с помощью которых А.Х. Саидов обо<
сновывает правомерность понимания сравнительного правове<
дения как самостоятельной отрасли правоведения, не верит даже
он сам. А.Х. Саидов вовсе не уверен в способности своей избран<
ницы быть самостоятельной отраслью правоведения. В ряде слу<
чаев он называет ее самостоятельным научным направлением
юридических исследований, а затем и вовсе лишает ее самостоя<
тельности, утверждая, что «сравнительно<правовые исследования
и на уровне общей теории права, и в рамках отраслевых наук надо
считать одним из направлений как в общей теории права, так и в
отраслевых науках» (287. С. 136). И этот вывод является верным.
Никакой юридической компаративистики как самостоятель<
ной отрасли правоведения нет и быть не может, поскольку она
не имеет самостоятельного, отличного от других юридических
наук предмета — системы изучаемых только этой наукой зако<
номерностей. А.Х. Саидов прекрасно знает о том, что любая на<
ука должна иметь свой предмет на уровне закономерностей, и
вопреки этому требованию излагает предмет компаративистики
в виде совокупности исследовательских проблем.
354
Все то, что, по мнению А.Х. Саидова, составляет предмет срав<

нительного правоведения, на самом деле представляет собой пе<
речень проблем, исследуемых на эмпирическом уровне всеми
юристами<компаративистами. И сопоставительное изучение ос<
новных правовых систем современности, и традиционное «срав<
нительное законодательство», и функциональное сравнение, рав<
но как и историко<сравнительное изучение права,— все это опи<
сывается компаративистами, в том числе и А.Х. Саидовым на эм<
пирическом уровне. Вся «Особенная часть» его книги состоит из
описаний конкретных правовых систем современности: романо<
германской, скандинавской, семьи «общего права», мусульман<
ского, индусского права и других правовых семей. Никаких но<
вых открытий на уровне закономерного и необходимого в ней
нет. Классификация же правовых систем современности, прове<
денная компаративистами, целиком и полностью входит в пред<
мет общей теории права, призванной осуществлять типологию
права как в историческом, так и в современном, ставшем состоя<
нии. Равно как и в предмет данной науки входят методологичес<
кие проблемы сравнительного правоведения.
Несостоятельными являются и аргументы А.Х. Саидова о при<
знании сравнительного правоведения самостоятельной отраслью
правоведения на том основании, что по проблемам сравнитель<
ного правоведения интенсивно ведутся сравнительно<правовые
исследования, имеются обзорные работы, проводятся конферен<
ции, имеются периодические издания и др.
Попытка подменить теоретическое доказывание исследуе<
мой проблемы перечислением наличной деятельности сама по
себе не нова. Еще Диоген<киник доказывал собственной ходь<
бой наличие движения. И тем не менее активная научная дея<
тельность юристов<компаративистов не может служить аргумен<
том в пользу сравнительного правоведения как самостоятель<
ной отрасли права.
Последовательно применяя этот признак, в ранг науки можно
возвести многое из того, что является ее антиподом. Ибо все из<
ложенные формы научной деятельности компаративистов по раз<
витию, обоснованию любимого ими детища применялись алхи<
миками, астрологами и ныне успешно применяются различными
религиозными движениями, конфессиями. Но мы отличаем на<
уку от разного рода мифологий и религий не по тому, какие фор<
мы активности присущи ученым и иным деятелям, а по содержа<
355
Раздел II
тельным характеристикам различных форм сознания, в том числе

и их способности иметь и верно отражать предмет познания.
Понятно, что претензии сравнительного правоведения на роль
самостоятельной теории приветствуются далеко не всеми право<
ведами. Имеют место и проявления откровенного скептицизма.
В частности, Ж. Сталев считает, что сравнительно<правовое по<
знание завершает выполнение своих задач установлением совпа<
дений и различий между сравниваемыми правовыми института<
ми. Оценка этих институтов входит в задачи других юридических
наук. А поэтому сравнительное изучение целесообразно проводить
в рамках отраслевых юридических наук, без образования специ<
альной юридической дисциплины на базе одного сравнительного
метода. Иное решение приводило бы «к тяжелым и неудовлетво<
рительным последствиям» (312. С. 48–52).
Предпринимаются попытки нивелировать крайности изло<
женных подходов к сравнительному правоведению и вырабо<
тать некий усредненный вариант, представив данное направле<
ние научных исследований как некую вспомогательную науку
по отношению к теории права, поскольку «теоретический эле<
мент сравнительного правоведения латентен, не бросается в
глаза: вот почему оно легко производит впечатление теорети<
чески индифферентного». При этом отмечается, что результа<
ты сравнения могут быть использованы противоположными
теориями (312. С. 64–65).
Ряд компаративистов разделяют понимание сравнительного
правоведения как методологической науки о путях и способах
применения сравнительного метода в познании права. По наше<
му мнению, пишет А.А. Тилле, «сравнительное правоведение
имеет двуединый характер: во<первых, это метод исследования,...
во<вторых, это методологическая наука, изучающая сравнитель<
ный метод и особенности его применения в теории и практике
государства и права» (343. С. 11–12).
Аргументы, высказанные нами ранее в процессе характерис<
тики социологии права как эмпирической дисциплины в соста<
ве общей теории права, полностью применимы и для оценки по<
тенций сравнительного правоведения быть самостоятельной те<
орией (наукой) в системе юридических наук. Поэтому, не повто<
ряя уже известных читателю аргументов, полагаем возможным
ограничиться изложением нашего понимания проблемы взаимо<
356
связи сравнительного правоведения и общей теории права в те<

зисном виде.
1. У сравнительного правоведения отсутствует самостоятель<
ный предмет научного познания, который бы не дублировал той
или иной части предмета общей теории права. Если социология
права специфику своего предмета видела в комплексном харак<
тере познания права, в выходе за пределы его догматического
изучения, то сравнительное правоведение не может использовать
и этот аргумент. Его объект, понимаемый как правовые системы
отдельных стран, мира в целом, полностью совпадает с объектом
общей теории права как в позитивистской интерпретации, так и
с позиции объективной взаимосвязи предмета и объекта данной
науки. Все, что надлежит исследовать сравнительному правове<
дению, составляет ядро, специфику научного изучения и общей
2. Логическим следствием отсутствия у сравнительного пра<
воведения собственного, отличного от общей теории права пред<
мета является и неразвитость собственного понятийного аппа<
рата, широкое заимствование понятий и категорий у общей тео<
рии права или отраслевых юридических наук. Недостаточно пло<
дотворной оказалась и попытка Ю.А. Тихомирова систематизи<
ровать понятия собственно сравнительного правоведения. По<
нятия, которые он отнес к собственным разработкам данной на<
уки, давно и обстоятельно были использованы общей теорией
права в связи с теоретическим и эмпирическим анализом про<
блем источников права, норм права, раскрытием их иерархичес<
кой взаимосвязи.
3. Основной аргумент, который приводится в обоснование срав<
нительного правоведения как особой теоретической дисциплины,
сводится к тому, что на основе данных, полученных в ходе срав<
нительного изучения законодательства, компаративист может де<
лать теоретические обобщения. Этот факт является бесспорным.
Никто не отрицает способностей ни социолога, ни компаративи<
ста мыслить на теоретическом уровне и обогащать науку новыми
теоретическими положениями, выводами. Иначе значение срав<
нительно<правовых исследований низводилось бы до уровня по<
иска иллюстративного материала. Но там, где компаративист на<
чинает развивать теорию права, он тем самым изменяет своему
методу и своей дисциплине, становится ординарным теоретиком
права. Дисциплина, не имеющая собственного предмета, не мо<
357
Раздел II
жет иметь и собственной теории, поскольку ей нечего отображать

в форме понятий и категорий.
4. Нет объективных оснований рассматривать сравнительное
правоведение и как особую методологическую науку. Методоло<
гия правоведения, как уже говорилось ранее, не может распадать<
ся на отдельные дисциплины, призванные разрабатывать суть и
содержание какого<либо одного специального или частного ме<
тода. Имея органически целостный предмет — закономерности
познания законов функционирования и развития права, мето<
дология правоведения может рассматривать методы познания
права в комплексе, системе. Как правильно отметил Ж. Сталев,
«лишь в рамках единой общей теории методов правового позна<
ния могут быть надлежащим образом вскрыты сущность, место
и значение сравнительно<правового метода и его взаимоотноше<
ния с другими специальными методами правового исследования
и с общенаучным методом диалектического материализма. От<
рыв сравнительно<правового метода порождает опасность поте<
рять чувство меры в том, что касается его соотношения с други<
ми методами, — путь, который ведет к преувеличению роли срав<
нительно<правового метода или к нездоровому стремлению за<
менить им другие методы, абсолютно необходимые для целост<
ного познания права» (312. С. 51).
Таким образом, научное значение сравнительного правоведе<
ния состоит в том, что оно, не имея собственного предмета, спе<
циализируется на сравнительном изучении правовых систем с по<
мощью такого специфического метода, как сравнение. Благода<
ря такой специализации оно поставляет весьма ценную инфор<
мацию общей теории права и отраслевым юридическим наукам,
которую не каждый ученый может получить самостоятельно
вследствие как сложности сбора источников права, так и их тол<
кования, основанного на знании языка источника. Преодоление
названных трудностей становится возможным благодаря тому, что
определенная часть юристов сосредоточивается преимуществен<
но на сравнительном изучении правовых систем, а полученные
ими результаты систематизируются в виде специальной эмпири<
ческой дисциплины — сравнительного правоведения.
358
Раздел III.
МЕТОД ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ПРАВА
Глава 7.
Методология системного анализа
метода общей теории права
7.1. Понятие метода общей теории права

Метод образует самостоятельный компонент общей теории
права. По своему непосредственному содержанию он представ<
ляет собой определенную совокупность приемов, способов по<
знания объекта и предмета данной науки, содержание которых
составляет набор правил, принципов, ориентирующих, как сле<
дует поступать познающему субъекту при осуществлении той или
иной исследовательской процедуры. Их знание и творческое при<
менение приемов, способов научного познания в изучении пра<
ва и иных явлений и процессов в значительной степени облегча<
ет путь к объективно<истинным знаниям, оберегает от ошибок и
заблуждений.
«Метод, — говорил И.П. Павлов, — самая первая, основная
вещь. От метода, от способа действия зависит вся серьезность ис<
следования. Все дело в хорошем методе. При хорошем методе и
не очень талантливый ученый может сделать многое. А при пло<
хом методе и гениальный человек будет работать впустую и не
получит ценных, точных фактов» (236. С. 21).
В числе основных методов общей теории права в юридической
литературе называют достаточно развитую систему приемов, спо<
собов познания, в том числе: 1) всеобщий диалектико<материа<
листический метод; 2) приемы, разрабатываемые логикой (ана<
лиз и синтез, индукцию и дедукцию, сравнение, аналогию, моде<
лирование, абстрагирование, системно<структурный подход, эк<
сперимент и др.); 3) методы социальных (неюридических) наук:
конкретно<социологические, статистические, социально<психо<
логические, анализа исторических источников; 4) кибернетичес<
359
Раздел III
кие и математические методы; 5) собственные методы правоведе<

ния — приемы толкования права, сравнительно<правовой и др.
В конечном итоге совокупность приемов, способов, состав<
ляющих содержание метода общей теории права, определяется
основной задачей данной науки — воспроизвести ее предмет, по<
знать право как необходимую составную часть гражданского об<
щества и раскрыть законы, по которым право возникло, разви<
валось и действует в современном обществе. Сложный, диалек<
тический противоречивый процесс решения этой задачи пред<
полагает изучение не только права, но и иных социальных явле<
ний, а также требует проведения различных исследовательских
процедур, осуществляемых с применением соответствующих
приемов, способов научного познания. Поэтому многообразие
приемов, способов, из которых состоит метод общей теории пра<
ва, является необходимым условием его соответствия предмету
данной науки, надежным гарантом его успешного применения
учеными<юристами.
Совокупность приемов, способов познания предмета общей
теории права российскими правоведами понимается отнюдь не
однозначно. Среди высказанных в современной юридической ли<
тературе взглядов на метод общей теории права (теории государ<
ства и права) наиболее распространенными являются следующие:
1) метод общей теории права признается как способ (или со<
вокупность способов), с помощью которого изучается ее пред<
мет. Учение о методах познания, их применении представляет
собой методологию;
2) метод общей теории права понимается одновременно и как
методология права. Так, В.В. Лазарев и Е.И. Темнов пишут: «Как
же определить метод теории права и государства, ее методоло<
гию? Не претендуя на истину в последней инстанции, научную
методологию права и государства можно представить как примеF
нение обусловленной философским мировоззрением совокупно<
сти определенных теоретических принципов, логических при<
емов и специальных методов исследования государственно<пра<
вовых явлений» (166. С. 19; 339. С. 17);
3) в познании предмета общей теории права используется не
какой<либо один метод, а множество. Поэтому лучше говорить
не о методе общей теории права, а о методах данной науки. Так,
В.М. Корельский безусловно отличает методы научного позна<
ния от методологии. Для него «методы теории государства и пра<
360
Глава 7. Методология системного анализа метода общей теории права
ва — это приемы, способы, подходы, которые используются ею

для познания своего предмета и получения научных результатов».
Учение же о методах научного познания он понимает как мето<
дологию. Однако, в свою очередь, он не применяет термин «ме<
тод» для характеристики совокупности всех приемов, способов,
используемых в процессе познания предмета теории государства
и права (338. С. 11);
4) методология правоведения включает в себя приемы не толь<
ко научного познания, но и практической деятельности. Напри<
мер, В.А. Шабалин критикует авторов, которые сводят методо<
логию только к анализу методов научного познания, и предлага<
ет рассматривать ее как единую науку о методах, способах позна<
ния закономерностей права и его использования в практической
деятельности (376. С. 14–18).
По нашему мнению, не имеется каких<либо объективных ос<
нований для отоджествления терминов «метод» и «методология».
Понимание способов, приемов научного познания в качестве ме<
тода наиболее точно отражает роль этих средств в структуре на<
уки и научном познании.
Конечно, на первый взгляд между методологией и методом
нет существенного различия. То, что мы знаем о соответствую<
щем методе, то и применяем в познании, в процессе движения к
новым знаниям в качестве метода. И все же необходимо четко и
последовательно различать такие качественно различные компо<
ненты науки, как метод и методология.
Методология в точном значении этого слова представляет со<
бой учение о методах, особую науку, ставящую своей непосред<
ственной задачей разработку и совершенствование системы при<
емов, способов научного познания. Ибо «логос» не может быть
не чем иным, как учением, мыслью, понятием. Методология пра<
ва, будучи частью теории права или самостоятельной научной
дисциплиной (оставим пока в стороне вопрос о ее соотношении
методологии права и общей теории права), содержит знания о
том: 1) какие приемы, способы научного познания надлежит ис<
пользовать в познании предмета общей теории права; 2) какими
приемами, способами познания следует проводить ту или иную
исследовательскую процедуру; 3) каково содержание конкретных
приемов, способов, используемых для познания права, его зако<
номерностей; 4) каким образом взаимосвязаны методы в процессе
познания, движения к новым знаниям в процессе восхождения
361
Раздел III
от конкретного к абстрактному и, наоборот, от абстрактного к кон<

кретному.
Понимаемая подобным образом методология не является ме<
тодом в собственном смысле этого слова. И отождествление ме<
тодологии как науки с ее объектом является столь же некоррект<
ным, как общей теории права — с изучаемыми ею феноменами:
правотворчеством, правоприменением, законностью, законода<
тельством. Как справедливо отмечал В.А. Шабалин, когда гово<
рят о применении методологии, то предполагается, что она уже
имеется в наличии как таковая, сама по себе не нуждается в со<
вершенствовании. Между тем методология, как и всякая иная
наука, нуждается в постоянном совершенствовании, обновлении,
развитии (376. С. 17–18).
Методология права содержит определенную совокупность зна<
ний о методах изучения права, которая носит конкретно<исто<
рический характер и может по тем или иным причинам суще<
ственно отличаться от того, что является действительным мето<
дом познания. Как уже говорилось ранее, представления советс<
ких правоведов о восхождении от абстрактного к конкретному в
праве далеко не соответствуют действительному содержанию это<
го метода. Аналогичная ситуация сложилась и с системно<струк<
турным подходом в 70<х гг., когда значительная часть советских
ученых воспринимала этот метод в качестве принципиально но<
вого познавательного средства, способного вывести правовую
науку на новые горизонты теоретического освоения права. Коль
скоро такое понимание системного подхода не соответствовало
его действительным потенциям, то и реальные результаты при<
менения оказались намного скромнее тех надежд, которые пер<
воначально связывали с ним его сторонники.
Именно потому, что методы научного анализа права носят
объективный характер и их познание требует специальных ис<
следований, методология права, подобно любой иной теории, на<
ходится в постоянном развитии, совершенствовании, дополняет
несовершенные и неполные представления о методах познания
права новыми, более точными и более полными знаниями.
По изложенным мотивам методология права не может пони<
маться и как совокупность применяемых в процессе конкретных
исследований приемов, способов познания права. Представляя
собой один из необходимых моментов мыслительной деятельно<
сти познающего субъекта, осуществляемой по объективным за<
362
конам, методы существуют объективно. Этот их объективный ха<

рактер и закрепляется с помощью понятия «метод общей теории
права». Таким образом, четкое различение понятий «метод об<
щей теории права» и «методология права» позволяет особо под<
черкнуть и отразить одну из основополагающих характеристик
методов познания, их самостоятельное и независимое бытие от
учения о них с одной стороны и от реальной практики их приме<
нения в познании права — с другой.
Отказ от использования понятия «метод общей теории права»
и его замена понятием «методы познания права», которые до<
пускают отдельные российские правоведы, являются неправомер<
ными и влекут за собой упрощенное понимание сложной связи
и зависимости методов в процессе познания. Подобный взгляд
на метод общей теории права означает, что он не составляет еди<
ного, органически целостного образования, а носит сумматив<
ный характер, представляет собой механическое соединение не
связанных между собой приемов, способов познания права.
Имеются определенные предпосылки для трактовки метода
общей теории права как механического суммативого образова<
ния. Каждый метод разрабатывается применительно к опреде<
ленным познавательным процедурам и исключает применение
методов, способов, используемых для решения иных познаватель<
ных задач. Аналитическая деятельность, например, противосто<
ит синтезу, а формально<логический метод толкования права —
конкретно<социологическому или сравнительно<правовому, ме<
тоды сбора и обобщения эмпирических фактов — методам абст<
рагирования, восхождения от абстрактного к конкретному.
Однако суммативная связь методов познания права является
типичной обманчивой видимостью, подобной общеизвестной ил<
люзии движения Солнца вокруг Земли. Процесс воспроизведе<
ния мышлением предмета общей теории права является единым,
целостным актом познания, который хотя и распадается на от<
дельные части — стадии, но является единым по своему предме<
ту, целям и результатам. Лишь на завершающей стадии теорети<
ческого познания удается раскрыть предмет общей теории права
во всей его полноте и всесторонности, тогда как все предшеству<
ющие ему стадии создают необходимые условия для такого вос<
хождения, дают знания об объективной реальности, создают сеть
абстракций, выявляют наиболее простые законы функциониро<
вания и развития отдельных правовых явлений и др. Поэтому и
363
Раздел III
методы, с помощью которых проводятся соответствующие позна<

вательные процедуры, находятся в той же органической связи,
которая присуща им как отдельным сторонам, частям единого по<
знавательного процесса (см. главу 10).
Следовательно, когда мы рассматриваем совокупность при<
емов, способов познания права в качестве самостоятельного ком<
понента общей теории права, имеются все основания понимать
такую совокупность как «метод общей теории права», т.е. еди<
ное, органическое, целостное образование, имеющее собствен<
ное, не сводимое к составляющим его частям содержание.
Нельзя признать правомерной и попытку рассматривать ме<
тод общей теории права либо правоведения в целом как сово<
купность методов научного познания и практического действия.
Безусловно, значительная часть приемов, способов, исполь<
зуемых на эмпирической стадии научного познания права, мо<
жет применяться и с успехом применяется в законотворческой,
правоприменительной и иной предметно<практической дея<
тельности. Это, в частности, методы толкования права, а также
методы изучения и обобщения юридической практики, прогно<
зирования правовых явлений и процессов на отдаленную или
ближайшую перспективу. Однако это обстоятельство не дает ни<
каких оснований для объединения всех методов предметно<
практической деятельности юристов с приемами научного по<
знания права.
Предметно<практическая деятельность юристов состоит по
преимуществу из особых познавательных актов, направленных
на выяснение содержания действующих норм права, фактичес<
ких обстоятельств дела, степени вины правонарушителя, юри<
дическую оценку конкретных событий и фактов, подготовку ин<
дивидуальных актов применения норм права либо нормативно<
правовых предписаний. Однако все эти акты осуществляются с
практическими, а не научными целями и при помощи специаль<
ных, приспособленных для решения этих задач приемов. Деталь<
ное регулирование познавательных процедур в ходе предметно<
практической деятельности юристов и способов их применения
содержится в специальных методиках, инструкциях либо иных
нормативно<правовых актах. Разработка таких методик, инструк<
ций осуществляется наукой уголовного процесса, наукой граж<
данского процесса, криминалистикой либо составляет предмет
особой юридической дисциплины — юридической техники.
364
Теоретическое познание права составляет прерогативу юриди<

ческой науки и требует применения особых, неизвестных и ненуж<
ных для предметно<практической деятельности методов. Там, где
практические работники участвуют в теоретическом освоении
правовой действительности, имеет место ординарный акт теоре<
тического познания, а не предметно<практической деятельности.
Ибо отнесение познавательных актов к тому или иному уровню
осуществляется не по роду занятий познающего субъекта, его при<
надлежности к той или иной категории работников, а по итогам,
результатам, полученным в ходе познания.
Попытка Р. Лукича механически объединить в одной работе
анализ методов научного познания и предметно<практической
деятельности не увенчалась значительными успехами. Автор вы<
нужден был признать механический характер работы. «О столь
различных методах методология может высказать лишь немного
обобщающих суждений, ее общий раздел относительно невелик
по сравнению с тем частным разделом, в котором исследуются
различные методы познания и практики... Данное обстоятель<
ство лежит в основе выделения методологии познания права в
качестве особой дисциплины, отличающейся от методологии
практического занятия правом» (177. С. 25).
Поэтому содержание метода общей теории права могут со<
ставлять только приемы, способы, применяемые в процессе по<
знания ее предмета, направленные на приращение новых эм<
пирических или теоретических знаний в сфере данной науки.
Разработка представителями теории права юридической техни<
ки, связанной с процессами правотворчества и применения
норм права, составляет одно из направлений в сфере общей те<
ории права. Однако выявленные в процессе таких исследова<
ний приемы практической деятельности образуют самостоя<
тельный компонент предмета общей теории права и в ее метод
не входят.
Таким образом, метод — это необходимый компонент общей теF
ории права, представляющий собой органически целостную, сложF
ную систему приемов, способов, используемых для познания предF
мета данной науки, раскрытия закономерностей функционирования
и развития права во всей их полноте и всесторонности.
Если метод общей теории права представляет собой сложную
систему, то весьма важно определить структуру этой системы, ее
основные элементы и их связи.
365
Раздел III
В юридической литературе методы познания права нередко

подразделяются на три вида: 1) всеобщий диалектико<материа<
листический метод; 2) методы, общие для всех или большин<
ства наук, но специальные по отношению ко всеобщему и 3)
частноправовые методы.
Изложенное деление методов познания права нуждается в не<
которых уточнениях.
Совокупность общих методов, понимаемых как приемы, ис<
пользуемые во всех или в некоторых науках, включает в себя
качественно различные приемы. К общим методам, используе<
мым во всех науках, относятся: анализ и синтез, индукция и де<
дукция, аналогия, сравнение , эксперимент, которые разраба<
тываются логикой и используются для решения конкретных по<
знавательных задач. Так, синтез применяется в процессе соеди<
нения отдельных частей в целое, анализ — в процессе разложе<
ния целого на части и т.д.
В отличие от логических методов методы, применяемые в ряде
наук, как правило, основываются на каких<либо конкретных на<
учных дисциплинах (статистике, математике, кибернетике, пси<
хологии и др.). С их помощью представляется возможным изучать
определенные стороны, связи правовых явлений, и в частности
переход количественных свойств, признаков в качественные, а
также социально<правовую психологию населения и др. Поэтому
данные методы применяются не в любом исследовании, а лишь
там, где возникает необходимость в изучении определенных сто<
рон, отношений. В этом мы видим их принципиальное отличие от
логических методов, используемых в любом научном познании.
Отмеченное различие между логическими методами и мето<
дами конкретных наук делает необходимым и целесообразным
их дифференциацию на две группы — общие (логические) и спе<
циальные.
Дискуссионным в юридической литературе является вопрос
о понятии и системе частнонаучных методов правоведения. За<
дача, стоящая перед учеными<юристами, — найти приемы, зна<
чение которых ограничивалось бы только правовой сферой,—
оказалась достаточно сложной. Все методы, применяемые в по<
знании правовых явлений, имеют место и в других социальных
науках. Поэтому одни авторы считают, что в число данных ме<
тодов входят и некоторые специальные и даже логические ме<
тоды. Однако чаще всего к частнонаучным методам относят
366
формально<логический метод толкования права и сравнитель<

но<правовой метод.
Но можно ли эти методы безусловно относить к частнопра<
вовым методам, учитывая, что каждый из них представляет со<
бой модификацию общих, логических приемов? В основе срав<
нительно<правового метода лежит метод сравнения, а формаль<
но<логические методы толкования права основываются на за<
конах и методах формальной логики.
По мнению Ю.Я. Баскина и Д.И. Фельдмана, специальные
методы выступают как частные в связи с сущностью предмета ис<
следования. Кроме того, «характеристика того или иного метода
в качестве специального или частнонаучного зависит еще и от
круга (объема) изучаемых предметов» (32. С. 14). Подобное мне<
ние разделял и Т. Н. Радько. «Методы сравнительного правове<
дения и конкретных социальных исследований, — писал он, —
применяются не только в юриспруденции, но в том аспекте, в
каком они используются при исследовании функций права и
права вообще, эти методы выступают в качестве самостоятель<
ных частнонаучных» (275. С. 91).
Превращение формально<логических методов и методов
сравнения в частные методы правоведения нельзя объяснить
только фактом их применения к правовой материи. Ибо к этой
же материи применяются и методы системного анализа, мате<
матические приемы. Но, несмотря на это, Ю.Я. Баскин и Д.И.
Фельдман, а также Т. Н. Радько выделяют последние в качестве
общенаучных методов.
По нашему мнению, критерий отделения частноправовых ме<
тодов от общих и специальных связывается не столько с фак<
том их применения в познании права, сколько со степенью мо<
дификации, приспособления тех или иных методов примени<
тельно к специфике правовых исследований. Формально<логи<
ческий метод справедливо считается частноправовым, несмот<
ря на то что в его основе лежат общие, логические и специаль<
ные грамматические методы. В ходе многовековой практики
толкования права данные методы были творчески дополнены,
развиты специфическими правилами познания и в том виде, в
котором они существуют в настоящее время, могут применять<
ся только в правовой науке.
Моделирование, кибернетические методы и иные специальные
приемы вследствие их новизны и по ряду других причин пока что
367
Раздел III
не разработаны настолько глубокого и обстоятельно применитель<

но к специфике правовой материи, чтобы можно было говорить о
них как о частноправовых приемах. Лишь в ходе дальнейших ме<
тодологических исследований, при достаточно обстоятельной раз<
работке специфических правил, принципов применения специ<
альных методов для познания государственно<правовых явлений
можно будет решить вопрос о переходе данных методов в ранг ча<
стноправовых.
Таким образом, все многообразие методов познания права
можно свести к четырем видам: методу материалистической ди<
алектики, общим приемам (анализ и синтез, индукция и дедук<
ция, аналогия, сравнение и др.), специальным методам (статис<
тический, математический, кибернетический и др.) и частнопра<
вовым (формально<логические методы толкования права и срав<
нительно<правовой метод). Соответственно из этих же методов
состоит и метод общей теории права. В число его специфических
познавательных средств значительная часть российских право<
ведов включает также понятия, категории общей теории права и
познанные ею объективные закономерности. Правомерность та<
кой трактовки структуры методов общей теории права будет спе<
циально проанализирована в следующем параграфе.
7.2. О теоретической функции правовых понятий

и категорий общей теории права
В научном познании, движении к новым теоретическим зна<
ниям общая теория права и ее понятия, категории, закономер<
ности активно используются в процессе описания, объяснения и
прогнозирования исследуемых явлений. С их помощью иссле<
дователь усваивает знания о праве, его закономерностях, накоп<
ленные предшественниками, осуществляет описание наблюдае<
мых правовых явлений и процессов, излагает результаты теоре<
тического познания, а также дает объяснение новым научным
фактам и обусловившим их появление закономерностям.
Способность общей теории права, ее понятий и категорий
принимать активное участие в научных исследованиях на любых
стадиях, быть важнейшим компонентом движения познающего
субъекта к новым теоретическим знаниям значительной частью
советских и российских правоведов интерпретируется как пере<
ход теории в метод юридической науки или в его самостоятель<
ную часть. Подобный взгляд на понятия, категории общей тео<
368
рии права, зародившийся в 70<х гг., не преодолен полностью и по

настоящее время.
В частности, В.О. Тененбаум считал, что теория и метод — это
тождественные понятия, что задачи методологии права сводятся
к тому, чтобы «выделять основные моменты теоретической пос<
ледовательности в изучении государства, охарактеризовать фун<
кции различных понятий в этой теоретической последователь<
ности» (336. С. 67). В качестве исходной посылки трактовки ме<
тодологии правотворчества А.А. Ушаков выдвигал тезис, по су<
ществу созвучный мыслям В.О. Тененбаума. Для него учение о
методологии советского законодательства — это общая часть на<
уки о советском законотворчестве, которая выступает «в качестве
метода, если советский законодатель сознательно опирается на
него в процессе создания законов» (356. С. 30).
Другие авторы (П.Е. Недбайло, В.А. Шабалин, В.К. Бабаев и
др.) признают понятия и категории правовой науки в качестве ее
специфического метода наряду с диалектико<материалистичес<
ким методом, общими, специальными и частными приемами, ис<
пользуемыми для познания государства и права. Такой вывод обо<
сновывается тем, что понятия , категории, равно как и теория в
целом, отражают определенные стороны, процессы правовых яв<
лений и, будучи примененными в познании, выступают в каче<
стве специфических средств движения к новым результатам. В
то же время сторонники данной позиции расходятся в вопросе о
том, отражение каких сторон, процессов объективной реальнос<
ти дает право понятиям и категориям выступать в этом качестве.
По мнению В.А. Шабалина, методологическая роль присуща
понятиям правовой науки, которые отражают классово<полити<
ческую суть правовых явлений и указывают путь к достижению
новых результатов. Общие описательные понятия типа «норма
права», «правоспособность», «дееспособность» и др., «схватыва<
ющие внешние признаки, свойства в исторически преходящих
по своему внутреннему социально<политическому смыслу пра<
вовых явлениях... в методологическом отношении недостаточны»
(376. С. 29).
Аналогичное мнение высказывает В.К. Бабаев. Он считает, что
методологическая роль присуща только понятиям общей теории
государства и права, отраслевых юридических наук, имеющим
самый высокий уровень обобщения. В то же время такие поня<
тия, как «свидетель», «председательствующий», «истец», мето<
369
Раздел III
дологической нагрузки не несут и имеют чисто практическое зна<

чение (25. С. 129).
С точки зрения П.Е. Недбайло, понятия правовой науки (го<
сударство, орган государства, право, законность, приговор, до<
говор и др.) имеют важное методологическое значение. Все по<
добного рода понятия и теории приобретают значение метода
получения новых результатов в силу того, что они отражают
объективную реальность и используются как средства прираще<
ния новых знаний (209. С. 14).
Более конструктивную позицию по вопросу о роли понятий и
категорий в познании занимает А.М. Васильев. Он рассматрива<
ет понятийный аппарат общей теории права в качестве специ<
фического звена, элемента метода теории правоведения и пра<
вильно обращает внимание на то, что метод как рациональная
система приемов, правил действий ученого, процедура познава<
тельной деятельности основывается на теоретической базе, рас<
крывающей предмет науки (52. С. 65–74). К сожалению, А.М. Ва<
сильев не показал конкретных связей понятийного аппарата с ос<
тальными компонентами метода теории правоведения и практи<
чески ограничивает методологическую роль понятийного аппарата
теми же формами, что и авторы, рассматривающие понятия и ка<
тегории в качестве специфического метода познания.
Одновременно в литературе бытует и иной взгляд на роль по<
нятий и категорий правоведения в научном познании. Методом
признается относительно самостоятельная часть правоведения,
основанная на теоретико<понятийном аппарате, но не сводимая
непосредственно к нему.
Чтобы определить состоятельность претензий понятий и ка<
тегорий правоведения выступать методом научного познания или
его частью, необходимо прежде всего выявить формы, в которых
выражается теоретическая (методологическая) роль понятий и
категорий, а также установить, какая часть понятийного аппара<
та правоведения обладает этим свойством.
Аргументы, с помощью которых В.К. Бабаев, П.Е. Недбайло
и В.А. Шабалин пытаются ограничить круг понятий и категорий,
обладающих методологической ролью, являются проблематич<
ными. Способность раскрывать общие, сущностные стороны пра<
вовых явлений присуща не отдельным, а всем абстракциям пра<
воведения, поскольку это необходимые свойства понятия как
формы мышления.
370
Тезис о том, что «описательные понятия» правовой науки рас<

крывают лишь внешние описательные признаки явления, что
внутренней природы явление они не выражают, правилен лишь
в своей второй части. В первой же он противоречит философс<
кому пониманию понятий как форм мышления, отражающих
сущностные признаки, свойства явлений и процессов объектив<
ной реальности. Ибо отражение предметов и явлений со сторо<
ны существенных признаков, свойств и составляет суть понятий
как формы мышления.
Так называемые описательные правовые понятия отражают со<
вокупность признаков, которая присуща только определенному
явлению и без которой это явление не может существовать. На<
пример, понятие правонарушения как виновного противоправ<
ного деяния совершеннолетнего и вменяемого человека или орга<
низации выражает тот факт, что в любом цивилизованном обще<
стве только действия или бездействия людей, а не сил природы
или животных, запрещенные правом и совершаемые умышлен<
но или по неосторожности, признаются правонарушением. Без
этих признаков любое вредоносное деяние человека не может ква<
лифицироваться в качестве правонарушения.
Признаки правонарушения, без которых оно не может суще<
ствовать, выступать основанием юридической ответственности,
составляют его сущность как специфического правового явления.
Ибо сущность в философском понимании есть то, что необходи<
мо принадлежит предмету, явлению и без чего эти предметы, яв<
ления не могут существовать, быть тем, чем они являются.
Понятие «правонарушение» и иные правовые понятия, рас<
крывающие устойчивые, повторяющиеся признаки явлений, без
которых эти явления теряют свою качественную определенность,
строго говоря, нельзя называть описательными. Их содержание,
подобно содержанию теоретико<понятийного аппарата, отража<
ющего наиболее глубокую сущность правовых явлений, состав<
ляют существенные признаки. Но степень проникновения в сущ<
ность явлений здесь качественно различна.
Описательные понятия отражают сущность первого порядка,
наиболее близкую к поверхности явления и в этом смысле общую
для правовых явлений различных общественно<экономических
формаций. Понятия же, отражающие социально<политическую
суть права определенного исторического типа, характеризуют глу<
бинные, сущностные черты права на определенном этапе его раз<
371
Раздел III
вития, раскрывают закономерности, по которым идет развитие

исторически конкретного типа права.
В зависимости от глубины отражения сущности определяется
и сфера применения в познании правовых понятий и категорий.
Понятия, отражающие социально<политическую суть права, при<
меняются в изучении всех правовых явлений соответствующего
типа права. Ибо раскрытие классовой сущности этих явлений яв<
ляется необходимым условием их научного познания. Так назы<
ваемые описательные понятия, отражающие сущность первого
порядка, используются в процессе анализа отражаемых ими сто<
рон, аспектов правовой реальности и указывают путь к достиже<
нию новых результатов. Как верно отмечал А.М. Васильев, все
правовые понятия и категории, сформулированные правовой
теорией, «благодаря тому что в них подытожены содержательные,
предметные знания о правовых явлениях, выступают ступенька<
ми познания, опорными пунктами, через которые правовая на<
ука движется к новым результатам в познании» (51. С. 101).
Таким образом, если теоретическую (методологическую) роль
правовых понятий и категорий сводить к отражению ими сущ<
ностных сторон объективной реальности и благодаря такому от<
ражению — способности выступать средством движения к но<
вым результатам, то нужно весь теоретико<понятийный аппарат
правоведения признать его методом. Практически это означает,
что любое теоретическое исследование государственно<правовых
явлений может быть одновременно квалифицировано и как ме<
тодологическое. Именно так и поступил В.А. Шабалин. В моно<
графии «Методологические вопросы правоведения» он обстоя<
тельно рассматривает понятие права, раскрывает его творческую
роль, изучает механизм правового регулирования в свете общей
теории управления, исследует вопрос о роли социалистического
правового сознания в процессе правового управления (376).
Аналогичным образом поступил И.С. Ной в монографии «Ме<
тодологические проблемы советской криминологии», где он рас<
смотрел вопросы соотношения социального, психологического
и биологического феноменов при объяснении причин преступ<
ности, а также проблему соотношения предметов науки уголов<
ного права и криминологии (219).
Но выиграют ли методологические проблемы правовой науки
и правовая наука в целом от того, что теоретические исследова<
ния будут объявлены методологическими, а метод правовой на<
372
уки и ее отдельных отраслей сведен к изложению логических свя<

зей понятий и категорий правоведения? Нам представляется, что
нет. Наоборот, это создает реальную опасность отождествления
методологического и теоретического аспектов правовой науки,
подмены вопросов, связанных с разработкой ее метода, разра<
боткой понятийного аппарата науки.
Для того чтобы решить вопрос о способности понятий и кате<
горий правовой науки выступать в качестве метода или его час<
ти, недостаточно ограничиться констатацией данной способно<
сти. Во<первых, следует раскрыть формы и способы реализации
теоретической (методологической) роли понятий и категорий в
познании права. Во<вторых, изучить связь понятий и категорий
с общими, специальными и иными методами науки. К сожале<
нию, названные вопросы упускаются из виду и теми авторами,
кто отождествляет теорию и метод правовой науки, и теми, кто
рассматривает метод как совокупность понятийного аппарата
науки и системы общих, специальных и иных методов познания
права.
Не любой акт применения понятий и категорий для получе<
ния новых знаний обеспечивает реализацию их теоретической
функции. Сами по себе понятия и категории не гарантируют пра<
вильности движения мысли к новым знаниям и в ряде случаев
приводят к неполным, односторонним и вообще ненаучным зна<
ниям. Причина же ошибок и заблуждений кроется не в самих
понятиях и категориях, а в их неумелом или неправильном при<
менении познающим субъектом.
Как известно, процесс познания состоит из трех компонен<
тов: объективной реальности, непосредственного бытия приро<
ды и общества, актов познания, осуществляемых человеком, его
мозгом, и форм отражения объекта в сознании человека. Эти
формы и есть понятия, законы и категории. Это означает, что
понятия и категории не способны к саморазвитию вне и незави<
симо от мозга человека, т.е. познавательных актов, осуществляе<
мых субъектом. В то же время применение этих форм теорети<
ческого знания в процессе приращения, выведения новых зна<
ний есть творческий процесс, который протекает по определен<
ным правилам. Такие правила используются во всех процедурах,
в которых реализуется теоретическая функция понятий и кате<
горий. И соблюдение этих правил является необходимым усло<
вием получения объективно<истинного знания.
373
Раздел III
Теоретическая роль понятий и категорий правовой науки про<

является не в любом исследовании, а лишь там, где их творчес<
кое, умелое применение приводит к новым знаниям. В случаях,
когда исследование ограничивается повторением известных в
науке положений, содержит субъективные выводы автора, вряд
ли можно говорить о применении понятий и категорий как дей<
ственных методов познания, о реализации их теоретической фун<
кции. Ибо названные формы мышления здесь выступают не в
своей действительной ипостаси, а используются в качестве сред<
ства доказывания субъективных положений исследователя.
Теоретическая (методологическая) функция понятий и кате<
горий наиболее полно проявляется в таких познавательных про<
цедурах, как объяснение, описание и предсказание, осуществля<
емых по определенным методологическим правилам. Так, при
объяснении явлений, процессов, фактов используются правила,
принципы дедуктивного вывода (если представляется возможным
объяснить наблюдаемые феномены при помощи существующих
в теории положений) или правила, принципы познания, состав<
ляющие содержание методов анализа, синтеза, абстрагирования,
если новые факты и явления не могут быть объяснены в рамках
существующих теоретических знаний и для этого необходимо
предварительно раскрыть сущностные, закономерные свойства
и связи исследуемого.
Взаимосвязь понятий и категорий с правилами, принципами
познания наблюдается и в процессе реализации описательных и
предсказательных функций теории.
Понятия и категории используются в процессе группировки
наблюдаемых фактов, выработки гипотез исследования и в про<
цессе проведения других процедур, используемых на стадиях опи<
сания и последующей систематизации выявленных фактов. При
этом процесс описания осуществляется при помощи системы спе<
цифических принципов, требований, составляющих содержание
метода описания. Как отмечается в философской литературе,
описание — это не только процедура, но и общенаучный метод
познания, который имеет свою логику, и «было бы ошибкой сво<
дить структуру описания к формально<логической структуре тех
или иных его средств» (367. С. 12).
Равным образом в процессе научного прогнозирования поня<
тия и категории используются прежде всего в качестве основа<
ния предвидения и средства описания прогноза. В ходе предви<
374
дения понятия и категории применяются в соответствии с требо<

ваниями индуктивного или дедуктивного выводов, специальных
методов прогнозирования или общенаучных методов. Однако пло<
дотворность прогноза зависит не только от исходного теоретико<
понятийного аппарата, но и от правильности его применения в
познании, от того, насколько верно будут выявлены факторы, вли<
яющие на исследуемый процесс, его динамику, насколько правиль<
но будут соблюдены требования дедуктивного или индуктивного
выводов и иных методов познания.
Будучи применными в процедурах объяснения, описания или
предвидения, понятия и категории реализуют теоретическую, а
не методологическую функцию, выступают в качестве теорети<
ческих, а не методологических средств научного познания.
Во<первых, усвоение ученым известных в общей теории пра<
ва и иной отрасли правоведения положений, выводов, понятий
и категорий хотя и является необходимым условием успешного
проведения научного исследования, однако не входит в после<
днее, а предшествует ему. Чтобы исследователь мог получить но<
вые знания, он должен в совершенстве усвоить знания, накоп<
ленные его предшественниками. В то же время познание путем
усвоения существующих теоретических знаний нельзя рассмат<
ривать как реализацию методологической функции понятий и
категорий, поскольку в данном случае имеет место процесс ов<
ладения наличными знаниями, а не научное творчество, не не<
посредственное движение к новым в науке результатам.
Во<вторых, правила, принципы применения категорий и по<
нятий в процессе объяснения, описания и прогнозирования не
содержатся в них самих, а, как мы уже видели, входят в структуру
соответствующих методов, с помощью которых осуществляются
данные процедуры. И это вполне закономерно.
Понятия и категории как формы мышления отражают итоги,
результаты познания и не раскрывают ни правил, ни принципов,
с помощью которых они были получены, ни правил, принципов
их дальнейшего использования в научном познании для получе<
ния новых знаний. Предмет исследования определяет его метод
только в том смысле, что требует определенных методов. Метод
же как совокупность правил, принципов, обеспечивающих вер<
ное применение понятий и категорий в познании, должен отра<
жать специфику процесса познания, ориентировать познающе<
го субъекта, как нужно вести познание: какие и в какой последо<
375
Раздел III
вательности необходимо осуществлять процедуры, какие сторо<

ны исследуемого следует изучать, а от каких можно абстрагиро<
ваться, каким образом следует применять в познании теоретико<
понятийный аппарат и т.д., и тем самым указывать наиболее це<
лесообразный и экономичный путь достижения объективной
истины.
В<третьих, правила, принципы применения теоретико<поня<
тийного аппарата в познании не выводятся формально<логичес<
ки из наличных теоретических знаний, а требуют специальных
исследований и представляют собой ценное научное достижение.
«Изучающему историю наук, — говорил К.А. Тимирязев , — час<
то приходиться убеждаться в том, что изобретение или правиль<
ное применение нового приема исследования играет иногда не
менее важную роль в развитии знаний, чем даже новая идея, но<
вая теория» (344. С. 73).
Аналогичным образом оценивается появление нового мето<
да в общественных науках. Разработку диалектического метода
основоположники марксизма рассматривали как результат, не ус<
тупающий по своему значению основному материалистическо<
му воззрению (3. Т. 13. С. 487).
Чтобы сформулировать правила, принципы познания пред<
мета и объекта правоведения, требуется не только достаточно вы<
сокий уровень теоретических знаний об исследуемом, но и ре<
шение следующих четырех взаимосвязанных задач: 1) определе<
ние познавательных процедур, применительно к которым над<
лежит разрабатывать данные правила; 2) выявление требований
диалектической логики, которым должен удовлетворять процесс
познания и которые должны быть конкретизированы в соответ<
ствующих требованиях специального или частного метода; 3) ус<
тановление конкретной части теории права, которая может быть
в первую очередь положена в основу правил, принципов позна<
ния, так как ни правовая наука в целом, ни ее отдельные отрасли
в специальном или частном методе не реализуются полностью;
4) изучение возможности использования теоретических и мето<
дологических положений неюридических специальных наук, ибо
методы правовой статистики, грамматические и формально<ло<
гические методы толкования права, конкретно<социологические
приемы и др. основываются не только на положениях теорети<
ко<понятийного аппарата правовой науки, но и на закономер<
ностях, раскрываемых иными научными дисциплинами.
376
В то же время не любое положение, сформулированное на

основе теоретико<понятийного аппарата науки и относящееся
к процессу познания, может рассматриваться в качестве регла<
ментирующего его правила, принципа. Будучи структурной ча<
стью метода, правило познания должно характеризоваться оп<
ределенными свойствами, присущими методу познания. В чис<
ле этих признаков нередко называют ясность и общепонят<
ность, направленность, результативность, надежность, эконо<
мичность и др. (7. Т. 3. С. 411).
В числе наиболее важных свойств методов научного позна<
ния можно выделить детерминированность, т.е. отсутствие
произвола в применении правил, принципов познания; на<
правленность, т.е. подчиненность определенной цели позна<
ния; результативность или способность обеспечивать дости<
жение определенных познавательных результатов. Вследствие
целенаправленной разработки правил, принципов познания,
необходимости использования достижений правовой науки и
других наук, наличия специальных требований, предъявляе<
мых к этим правилам, проблема развития системы общих, спе<
циальных и частных методов составляет самостоятельное на<
правление научных исследований, не совпадающее с разработ<
кой теоретических проблем правоведения. И лишь тогда, ког<
да правила, принципы познания сформулированы, их связь с
теоретико<понятийным аппаратом проявляется более или ме<
нее очевидно.
Например, не представляет сколько<нибудь значительного
труда обнаружить обусловленность требований методов толко<
вания права положениями общей теории права, учением о пра<
вовой норме, ее структуре и формах выражения, теорией зако<
нотворческого процесса. Так, правило о том, что определение
термина, данное в федеральном кодексе, законе, сохраняет свое
значение по отношению ко всем нормам данной отрасли, есть
методологическое выражение известного соотношения кодек<
сов и иных федеральных законов с федеральными подзаконны<
ми актами и законами субъектов Российской Федерации. Ко<
декс или иной федеральный закон как акт высшей юридичес<
кой силы является обязательным для федеральных подзакон<
ных актов и нормативно<правовых актов субъектов Российской
Федерации. Поэтому и определения терминов, содержащиеся
в кодексе, будут верны для всех актов данной отрасли.
377
Раздел III
Положение о том, что при ссылке на принципы права (либо

отрасли права) необходимо определить эти принципы, указав
конкретную статью либо группу статей, из которых этот прин<
цип вытекает, направлено против ссылок на принципы права, не
закрепленные в законодательстве. Принцип права позволяет пра<
вильно интерпретировать норму в том случае, когда он действи<
тельно выступает в качестве основы, руководящей идеи конкрет<
ного закона, отрасли или института. Подтверждением этому мо<
жет служить конкретная статья, содержащая данный принцип,
либо группа статей, из которых этот принцип может быть выве<
ден. В противном случае неясно отношение законодателя к прин<
ципу, а поэтому ссылка на него является бездоказательной и не
может быть использована в качестве аргумента правильности
понимания смысла правовой нормы.
Несмотря на очевидность связи теоретических положений
правовой науки с правилами, принципами методов толкования
права, разработка последних составляла и поныне составляет одно
из важнейших методологических исследований правоведения
(370. С. 77).
Таким образом, действительная методологическая роль тео<
ретико<понятийного аппарата правоведения состоит не в том, что
он применяется в познании в качестве средства, отражающего
сущностные стороны, процесс правовых явлений, а в том, что он
выступает основой правил, принципов познания, составляющих
содержание разного рода специальных и частных методов. Имен<
но путем перевода закономерностей права в правила, принципы
познания осуществляется разработка и совершенствование ме<
тодов, используемых юристами в процессе научного познания.
Ибо таков путь разработки любого научного метода, поскольку
«объект и его закономерности не содержат в себе метода как та<
кового, последний создается и используется субъектом позна<
ния... Метод может быть определен как созданный субъектом на
основе объективно<истинного знания способ приведения во вза<
имодействие объектов познания для выявления их свойств и от<
ношений» (195. С. 27).
Исходя из закономерностей функционирования и развития
права ученые<юристы: 1) определяют круг методов, которые над<
лежит использовать в познании права; 2) конкретизируют обще<
научные методы (анализ и синтез, системно<структурный под<
ход, абстрагирование, моделирование и др.) применительно к
378
специфике предмета и объекта правоведения; 3) разрабатывают

содержание частных методов, используемых только в правоведе<
нии; 4) устанавливают пределы использования методов в позна<
нии права .
Система методов, используемых той или иной теорией права,
зависит прежде всего от понимания теорией своего предмета. Раз<
личное понимание природы права правовыми теориями и шко<
лами приводит к разноречивым, а порой и взаимоисключающим
решениям вопроса о методах общей теории права. Так, Г. Кель<
зен, основоположник «теории чистого права», определив норму
как идеальную мыслительную конструкцию, независимую от пси<
хологических переживаний и не имеющую коррелята в природе,
и устранив из сферы изучения правовой науки социальные, по<
литические и экономические явления, сводит метод правовой
науки к формально<логическим, догматическим приемам толко<
вания. В отличие от Г. Кельзена представители социологической
школы права абсолютизируют аспект социального действия права
и в число основных методов его изучения вводят конкретно<со<
циологические и статистические приемы, предпринимают по<
пытки использовать методы естественных наук, в частности экс<
перимент. В то же время из методов познания права исключены
формально<логические приемы толкования права и сравнитель<
но<правовой метод (351. С. 161–311; 288. С. 75–133).
Советские правоведы, которые разделяли диалектико<мате<
риалистический подход к познанию права, и полагали необхо<
димым изучать зависимость права и от экономических отноше<
ний общества, наиболее широко определяли и систему методов
познания права. В частности, в эту систему включали конкрет<
но<социологические и статистические методы для изучения со<
циального действия права, правового сознания граждан, причин
правонарушений; метод сравнительного правоведения для изу<
чения законодательства различных стран, формально<логичес<
кие методы толкования норм права. В правовых исследованиях
использовались также такие общенаучные методы, как анализ и
синтез, индукция и дедукция, аналогия, исторический и логи<
ческий методы и др.
Сказанное, однако, не означает, что в области методологии пра<
вовой науки отсутствуют нерешенные проблемы. Помимо того что
советские правоведы так и не сумели освоить восхождение от кон<
кретного к абстрактному в познании права, остается нерешенной
379
Раздел III
проблема совокупности специальных и частных методов, которые

могут быть применены юристами в процессе научных исследова<
ний. И по настоящее время метод общей теории права определя<
ется весьма произвольно и неполно. Так, по мнению В.М. Корель<
ского, общая теория государства и права имеет в своем арсенале
диалектико<материалистический метод, восхождение от конкрет<
ного к абстрактному и восхождение от абстрактного к конкретно<
му, системный и исторический методы, а также формально<юри<
дический метод сравнительного государствоведения и правоведе<
ния, моделирования и конкретно<социологические методы
(338. С. 13–16). Принципиальной иной предстает система мето<
дов данной науки в понимании А.Б. Венгерова. По его мнению,
диалектический метод должен быть заменен синергетикой, а сис<
тема специальных методов состоит из формально<логического ме<
тода толкования норм права, сравнительного метода и метода изу<
чения эффективности действия норм права и правового экспери<
мента. Кроме того, в теории права используются социологичес<
кий, статистический, кибернетический и исторический методы
(59. С. 318–331).
Проблема системы методов познания права остается нерешен<
ной не только по субъективным причинам. Научно<технический
прогресс неизбежно несет с собой новые теоретические знания и
новые методы исследования. Дальнейшее совершенствование ме<
тодовооруженности правовых исследований связывается с ис<
пользованием аппарата математической логики, внедрением со<
временной вычислительной техники для анализа и обобщения
научных фактов о праве и его действии в реальной жизни, освое<
нием и внедрением методов прогнозирования. По<прежнему ак<
туальным остается и вопрос о сфере действия того или иного спе<
циального или частного метода.
Все возникающие в сфере методологии познания права про<
блемы могут быть решены только самими учеными<юристами.
Ни философы, ни представители конкретных наук не могут дать
юристам всех рецептов научного познания.
Приспосабливая, модифицируя общие методы применитель<
но к специфике исследуемой материи, правовед исходит прежде
всего из теоретических положений правовой науки. Например,
сравнение как способ установления сходства и различия предме<
тов и явлений требует брать объектом сравнения предметы, яв<
ления, между которыми существуют определенные отношения,
380
связи, а основанием сравнения — наиболее существенные, важ<

ные стороны, аспекты. В числе основных объектов сравнитель<
ного правоведения называют правовые системы в целом, отрас<
ли, институты права и отдельные правовые нормы, принадлежа<
щие к одному или разным типам права, а также отрасли, инсти<
туты и правовые нормы в странах с федеративным государствен<
ным устройством. Выбор данных элементов права обусловлива<
ется не только наличием у них общих сторон, отношений, но по
крайней мере еще двумя критериями: а) задачами правовой на<
уки выявлять общие и специфические закономерности развития
права современных государств; б) закономерностями функцио<
нирования и развития права как социального явления. Объекта<
ми и основаниями сравнения юристы берут такие институты или
нормы права, их совокупность, которые наиболее ярко отража<
ют главные тенденции в развитии права современных демокра<
тических государств, стремление этих государств к унификации
и максимально возможному сближению действующего законо<
дательства.
Таким образом, общие принципы сравнения в методе срав<
нительного правоведения получают конкретизированное вы<
ражение. Исходя из теоретических положений о праве как со<
циальном явлении, ученые<юристы вырабатывают специфи<
ческие критерии, предъявляемые к объекту и основанию срав<
нения, а также называют основные явления и их признаки,
которые могут выступать в качестве объекта или основания
сравнения.
Разработка, конкретизация общих методов применительно к
специфике правовой материи является необходимым условием
их успешного применения в правовых исследованиях.
Общая теория статистики, например, в настоящее время рас<
полагает достаточно развитой системой приемов изучения коли<
чественной стороны социальных явлений. Однако эти методы не
находят широкого применения в правовых исследованиях и дело
не идет дальше весьма интересных монографических исследова<
ний и выявления проблем, которые могут быть решены с приме<
нением определенного математического аппарата, и «опримери<
вания» способностей отдельных математических методов в по<
знании права (67; 68).
Дело в том, что остается нерешенным ряд важных методоло<
гических вопросов, в том числе о соотношении качественного
381
Раздел III
и количественного подходов в познании права, о соотношении

идеализированных математических моделей и реальной право<
вой действительности, о сущности и содержании математичес<
кой абстракции в праве, о научном и практическом значении
математического моделирования и др. В разработке названных
вопросов и других проблем, связанных с применением в юрис<
пруденции математических и статистических методов, решаю<
щее слово принадлежит правовой науке. Именно она дает зна<
ние о закономерностях функционирования правовых явлений
и, следовательно, определяет конкретные сферы и пределы при<
менения математического и статистического аппарата, а также
дает оценку результатов, полученных с помощью данных мето<
дов (256. С. 150).
До тех пор пока не будет выявлена специфика применения в
правовой науке методов моделирования, эксперимента, прогно<
зирования и других общенаучных методов, несмотря на доста<
точно глубокую разработку в общетеоретическом плане, они, по<
добно статистическим и математическим методам, не смогут за<
нять надлежащего места в системе познавательных средств пра<
вовой науки.
Таким образом, метод представляет собой относительно самоF
стоятельный компонент общей теории права, непосредственное соF
держание которого составляют закономерности познания ее предF
мета и объекта, формулируемые в виде различного рода правил,
принципов познания и не содержащиеся непосредственно в поняF
тийном аппарате данной науки. Попытки рассматривать после<
дний в качестве специфического метода не могут быть призна<
ны правильными, поскольку основываются на отождествлении
теоретического и методологического аспектов общей теории
права.
Методологическая роль научных правовых абстракций состо<
ит не в том, что они выступают средством отражения сущност<
ных, закономерных сторон, связей правовых явлений, а в том,
что на основе этих знаний разрабатываются правила, принципы
применения понятий и категорий в конкретных познавательных
процедурах, в процессе движения к новым научным знаниям.
Научные абстракции сами по себе, вне «методологически грамот<
ной деятельности» познающего субъекта, не могут дать новых
знаний и, следовательно, выступать в качестве единственного или
специфического метода познания права.
382
7.3. О принципах системного анализа метода общей

теории права
В юридической литературе превалирует суммативный под<

ход к пониманию структуры метода общей теории права. При
описании состава метода общей теории конкретные методы рас<
сматриваются преимущественно со стороны их значения для
познания права, раскрытия тех или иных его сторон, тогда как
связь между методами, даже если она и признается в общем
виде, не получает соответствующего освещения. Так, даже ав<
торы академического курса «Марксистско<ленинская общая те<
ория государства и права» признают, что метод данной науки
представляет собой систему, состоящую из философских под<
ходов, общих, специальных и частноправовых методов. Одна<
ко в курсе нет описания связей методов между собой, их взаи<
модействия в процессе познания закономерностей государства
и права (4. Т. 1. С. 115–152). Из курса неясно, как соотносятся
конкретные методы между собой, являются ли они равнознач<
ными, равноценными для познания тех или иных сторон ис<
следуемого, а если нет, то в чем их различие, в какой последо<
вательности они применяются в познании.
Несистемное рассмотрение метода общей теории права на
первый взгляд кажется правомерным. Каждый метод разраба<
тывается применительно к определенным познавательным за<
дачам, чем исключается применение методов, способов, исполь<
зуемых для решения иных познавательных задач. Аналитичес<
кая деятельность, например, противостоит синтезу, а индук<
ция — дедукции. Аналогичное соотношение имеет место и на
уровне частных методов. Так, формально<догматический метод
противопоставляется социально<правовому или методу сравни<
тельного правоведения. Отсюда, собственно, и проистекает
вывод о необходимости отпочкования от общей теории права,
пользующейся формально<догматическим методом, социологии
права и сравнительного правоведения, основанных соответ<
ственно на социально<правовых и сравнительно<правовом ме<
тодах.
Суммативный подход не соответствует действительной при<
роде системного строения метода общей теории права как орга<
нически целостного образования и не способен раскрыть орга<
нические связи метода полно и всесторонне. В частности, при
383
Раздел III
таком подходе не получают сколько<нибудь четкого решения

следующие принципиально важные вопросы строения метода
общей теории права: 1) какие конкретно специальные и част<
ные методы образуют структуру данного метода; 2) каким об<
разом его компоненты связаны между собой; 3) способна ли
признаваемая теоретиками совокупность методов раскрыть
предмет общей теории права во всей его полноте и всесторон<
ности, и если да, то какие методы способны решить такую кар<
динальную задачу; 4) в каком направлении надлежит разви<
вать метод, чтобы обеспечить адекватное и полное отражение
предмета общей теории права в системе ее понятий, катего<
рий, принципов.
Не имея верных представлений по названным и другим воп<
росам системного строения метода общей теории права, россий<
ские правоведы трактуют их достаточно произвольно, высказы<
вают по преимуществу гипотетические положения, не имеющие
перспективы перерасти в объективно<истинное знание.
В частности, отсутствует единство взглядов даже на элемент<
ный состав метода общей теории права (см. табл. 1). Только два
метода — конкретно<правовых исследований и сравнительного
правоведения — признаются всеми авторами, тогда как действи<
тельный метод теоретического познания — восхождение от аб<
страктного к конкретному, способный раскрыть предмет общей
теории права во всей его полноте и всесторонности, называется
лишь двумя авторами.
Симптоматично и то, что за последние 30 лет взгляды россий<
ских правоведов на совокупность используемых ими методов не
претерпели существенных изменений. То, что в арсенал методо<
логических средств общей теории права включали авторы « Мар<
ксистско<ленинской общей теории государства и права» в 1970
г., признают и современные авторы, хотя значительная их часть
уже давно рассталась с марксизмом.
Между тем верное осознание правоведами совокупности при<
емов, которые они могут и должны применять в познании, явля<
ется важным и необходимым условием их плодотворной науч<
ной деятельности. Ибо трудно рассчитывать на значительные
успехи в научном поиске, не владея современными методами
познания и даже не зная, что в настоящее время составляет не<
посредственное содержание методологии современного право<
познания.
384
Таблица 1.
Без выявления взаимосвязи между методами, применяемыми

лишь на строго определенных стадиях научного познания, труд<
но установить их действительные познавательные возможности,
определить процедуры, для проведения которых эти методы наи<
более всего приспособлены. И в этих условиях неизбежны ошиб<
ки. Познавательные потенции одних методов явно переоцени<
ваются, как это, например, имело место в недалеком прошлом в
отношении системно<структурного подхода, конкретно<социо<
логических методов и др., тогда как возможности других явно не<
дооцениваются. Подобная картина, как мы увидим в дальней<
шем, наблюдается в отношении методов толкования права и вос<
хождения от конкретного к абстрактному.
Гносеологические возможности методов в познании предме<
та общей теории права, тех или иных его частей не раскрыва<
ются. Уверения авторов в применимости и полезности конк<
ретных методов в познании права остаются абстрактными и,
самое главное, без выявления способности названных мето<
дов в совокупности или по отдельности раскрыть предмет об<
щей теории права. Получается, что провозглашенное автора<
ми понимание предмета общей теории права как системы
385
Раздел III
объективных закономерностей остается без логического завер<

шения, т.е. без пояснения, каким же образом теоретики права
достигают столь значительных глубин в познании права и до<
стигают ли вообще.
Системный подход к познанию метода общей теории права
осуществляется с применением тех же принципов, способов по<
знания, которые используются и при исследовании предмета дан<
ной науки. Основное внимание при проведении такого анализа
метода общей теории права должно быть уделено: 1) изучению
методов в их непосредственном бытии, объективной реальнос<
ти; 2) обоснованию способов выявления объективной системной
связи между различными компонентами метода общей теории
права; 3) раскрытию основных компонентов данного метода и
их взаимосвязи друг с другом; 4) выявлению метода, способного
воспроизвести предмет общей теории права во всей его полноте
и всесторонности.
Первым и решающим шагом на пути такого анализа является
выполнение требования объективности исследования, т.е. изу<
чение методов познания права в их непосредственном бытии —
процессах познания, где наглядно и непосредственно проявля<
ются их действительные познавательные возможности. Методы
представляют собой определенную форму движения к новым
объективно<истинным знаниям и, подобно любой форме, могут
быть правильно поняты и объяснены как форма конкретного
содержания — процесса познания. Анализ структуры методов вне
процесса познания так же односторонен, как и изучение права
вне его связей с экономическими, материальными отношения<
ми общества.
Лишь сопоставляя результаты познания с целями, для дости<
жения которых разрабатывается метод, представляется возмож<
ным убедиться в том, насколько первоначальные субъективные
представления о гносеологической природе метода соответству<
ют его действительным потенциям. Правильность метода, как и
любого иного компонента науки, подтверждается деятельностью
людей в процессе духовного и предметно<практического освое<
ния объективной реальности.
Изучение метода общей теории права в том виде, в каком он
используется в конкретных исследованиях, позволяет обнаружить
реальные связи между его отдельными компонентами и крите<
рий выявления этих связей. Таким критерием выступает законо<
386
мерная связь между отдельными этапами, стадиями научного ана<

лиза.
Чтобы раскрыть действительную структуру метода общей те<
ории права, необходимо прежде всего иметь четкие представле<
ния об этапах, стадиях теоретического мышления, основанного
на эмпирическом изучении объективной реальности.
Постижение предмета общей теории права представляет со<
бой многоэтапный познавательный акт. Знания о закономерно<
стях функционирования и развития права формировались посте<
пенно, путем последовательного восхождения от непосредствен<
ного наблюдения правовых и иных социальных явлений к выяв<
лению их общих признаков, свойств и разработке совокупности
общих абстракций, а от них — к раскрытию сущностных и зако<
номерных процессов функционирования и развития права.
Потребовалось почти два тысячелетия для перехода от работ
Платона и Аристотеля, описывающих известные им правовые си<
стемы и государственные устройства, к созданию целостных уче<
ний (теорий) буржуазными просветителями (Локком, Руссо,
Монтескье и др.). Но и эти учения, абсолютизировав то или иное
свойство права, не вскрывали подлинных источников движения,
саморазвития права, т.е. оставляли неисследованными глубин<
ные процессы, закономерности права. Лишь в ХIХ в. благодаря
познанию сложных связей и зависимостей права от экономичес<
ких, материальных отношений общества общая теория права по<
лучила реальную возможность познать свой предмет во всей его
полноте и целостности, рассмотреть право как тотальное целое,
в его необходимых и закономерных связях.
Между отдельными стадиями, этапами научного познания су<
ществует тесная взаимосвязь. Как единый, целостный процесс
воспроизведения мышлением сущностных, закономерных сто<
рон исследуемых явлений в форме понятий и категорий научное
познание имеет своим конечным результатом новые теоретичес<
кие знания, теорию. Последней предшествует ряд этапов, кото<
рые необходимо связаны между собой и взаимно обусловливают
друг друга.
Чтобы познать сущность, причинность, необходимо последо<
вательно восходить от наблюдения и созерцания к формулиро<
ванию общих понятий. Эмпирические знания, которыми харак<
теризуется начальный процесс научного освоения объективной
реальности, составляют необходимую базу для последующих ста<
387
Раздел III
дий теоретического анализа. В то же время изучение эмпиричес<

ких фактов без надлежащей теоретической обработки порождает
реальную опасность низведения теории до уровня эмпирической
описательной науки, не способной за массой выявленных фак<
тов, событий видеть закономерные стороны и процессы.
Расчлененность познания на стадии, этапы внешне выража<
ется как разделение труда между отдельными исследователями.
Эмпирический материал, собранный одним, получает надлежа<
щую теоретическую обработку у другого. Например, Л. Морган
собрал богатейший материал о жизни североамериканских ин<
дейцев. Другой исследователь — Ф. Энгельс использовал фунда<
ментальные работы Л. Моргана для обоснования закономернос<
тей возникновения и развития частной собственности, государ<
ства и права и тем самым дал теоретическое решение этой карди<
нальной проблемы общей теорией государства и права.
Следовательно, тот факт, что научное познание может оста<
навливаться на эмпирическом уровне, не означает отсутствия
связи между данным и теоретическим уровнем познания. Он сви<
детельствует лишь о том, что познание достигает своего конеч<
ного результата не сразу, а последовательно восходит от простых
форм мышления к более сложным.
Связь между этапами, стадиями научного познания является
иерархической и выражается в том, что каждый последующий,
более высокий этап использует материалы, знания, полученные
на предшествующих ему стадиях. При этом исходной базой ана<
лиза выступает не любая совокупность сведений, знаний, а толь<
ко подлинно научные, т.е. объективно<истинные знания.
Плодотворность теоретического анализа зависит как от дей<
ствий познающего субъекта, его способностей и умения пользо<
ваться соответствующими приемами, так и от знаний, которыми
он оперирует. Так, нарушение требований конкретно<социоло<
гических методов при изучении правовой практики (односторон<
ний подбор фактов, поверхностная проверка их истинности, не<
репрезентативная выборка) приводит к сбору недостоверной ин<
формации.
Ясно, что основанные на такой информации теоретические
выводы независимо от правильности использования остальных
средств научного анализа будут носить необъективный характер.
Но и достоверные знания без надлежащего обобщения не дадут
плодотворных результатов. Лишь проведение всех необходимых
388
по предмету исследовательских процедур и получение научных

знаний на каждой стадии обеспечивают в конечном итоге пости<
жение предмета общей теории права. При этом каждая последу<
ющая стадия, не утрачивая степени объективности, научности
знания, углубляет и расширяет знания о необходимых и законо<
мерных сторонах, свойствах, связях исследуемого.
Раскрывая взаимосвязь между этапами научного познания,
Г. Гегель писал, что «познание движется от содержания к содер<
жанию. Это движение вперед определяет себя прежде всего таким
образом, что оно начинается с простых определений и что следу<
ющие за ними определенности становятся все богаче и конкрет
нее. Ибо результат содержит свое начало, и движение этого начала
обогатило его новой определенностью» (71. С. 306).
Иерархическая связь стадий научного познания обусловлива<
ет такую же связь между методами, используемыми на этих же
стадиях. Взаимосвязь между методами научного познания выра<
жается в том, что общие, специальные и частные методы не ох<
ватывают всего процесса познания и, как правило, имеют дело с
материалом, полученным при помощи методов, используемых на
начальных стадиях научного познания. Исключение составляют
лишь методы сбора эмпирических фактов: наблюдение, опросы,
методы толкования права. С их помощью осуществляется началь<
ная стадия познания — получение полной и достоверной инфор<
мации. На стадии сравнения эта информация анализируется с
целью выявления черт сходства и различия, присущих исследуе<
мому. На этапе обобщения, выведения общих, устойчивых при<
знаков, полученных в ходе сравнения, применяются статисти<
ческие и математические методы. Результаты обобщения состав<
ляют основу стадии абстрагирования.
Таким образом, соотнесение общих, специальных и частных
методов со стадиями научного познания, на которых эти методы
применяются, позволяет выявить их действительную взаимосвязь
и преодолеть упрощенное понимание метода общей теории пра<
ва как суммативного, механического образования. Наиболее пол<
но иерархические связи методов познания можно раскрыть, взяв
основанием членения разработанные диалектической логикой
стадии развития теоретического мышления, основанного на эм<
пирическом базисе. В числе этих стадий выделяют: 1) познание
единичного факта; 2) научное обобщение, раскрывающее специ<
фические и общие черты исследуемого, его сходство с другими
389
Раздел III
явлениями; 3) познание необходимости; 4) познание внутренней

закономерности. Наивысшая форма знаний на этой стадии вы<
ражается в виде всеобщего закона, принципа существования и
развития исследуемого; 5) познание предмета науки как тоталь<
ного целого, во всем многообразии его закономерных связей и
отношений.
Процесс познания права осуществляется в полном соответ<
ствии с данными стадиями научного познания. Постижение
предмета общей теории права основывается на эмпирическом
изучении объекта науки и последовательном восхождении от
обобщения единичных фактов к познанию необходимости и за<
кономерности.
Сообразно взятому основанию метод общей теории права,
его компоненты могут быть классифицированы на пять видов:
1) методы сбора и изучения единичных фактов; 2) методы обоб<
щения; 3) методы научной абстракции; 4) методы познания за<
кономерности; 5) методы познания предмета науки. Каждая
группа методов обеспечивает получение однопорядковых, од<
ноуровневых знаний и в своей совокупности образует единое
целое — относительно самостоятельный компонент метода об<
щей теории права.
Чтобы правильно определить стадию познания, на которой
применяется тот или иной общий, специальный или частный
метод, необходимо учитывать: 1) какие познавательные зада<
чи решаются с помощью соответствующего метода; 2) какие
результаты это метод дает в конкретных исследованиях; 3) если
результаты не в полной мере соответствуют задачам, которые
призван решать соответствующий метод, то выяснять причи<
ны такого несоответствия. Что лежит в его основе — непра<
вильно сформулированные исследовательские задачи, пере<
оценка возможностей метода в научном познании, недостаточ<
ный уровень его разработанности или некорректное, неточ<
ное использование?
Необходимо видеть качественное различие между методами
познания и научным исследованием. В юридической литературе
до сих пор бытуют представления о конкретно<социологических
и сравнительно<правовых методах как способах теоретического
познания на том основании, что в ходе конкретно<социологи<
ческих и сравнительно<правовых исследований могут быть по<
лучены теоретические знания.
390
Исследование действительно может охватить несколько ста<

дий, этапов познания, а в идеале — и весь процесс теоретическо<
го анализа от сбора единичных фактов до познания необходи<
мости и закономерности. Соответственно меняется и система ме<
тодов, используемых в познании. Теоретический анализ может
проводиться только с помощью методов абстрагирования, сис<
темного анализа либо восхождения от абстрактного к конкрет<
ному. Эмпирические методы на этом уровне оказываются бес<
сильными. И, следовательно, нет никаких оснований для того,
чтобы конечные результаты познания приписывать не всей не<
обходимой по предмету совокупности методов, а какому<либо
одному методу.
Системный анализ элементного состава метода общей теории
права не может ограничиваться лишь изучением используемых в
исследовании приемов. Анализ должен быть доведен до обосно<
вания элементного состава на уровне должного, т.е. такой сово<
купности методов, которая способна раскрыть предмет данной
науки во всей его полноте и целостности. Ибо задача теоретичес<
кого исследования сводится не только и не столько к описанию
сущего, наблюдаемого в объективной реальности, сколько к све<
дению сущего к должному и обоснованию первого вторым.
В итоге системный анализ метода общей теории права дол<
жен дать позитивный ответ на пока что неисследованный вопрос
о том, способны ли методы, используемые в сфере общей теории
права, раскрыть ее предмет. Если нет, то какими методами может
быть решена эта фундаментальная задача правоведения? Попытку
ответить на эти пока не решенные в правоведении вопросы ав<
тор предпринимает в следующей главе.
Глава 8.
Методы эмпирического познания
объекта общей теории права
8.1. Методы сбора и изучения эмпирических фактов

Специфика объекта общей теории права, совокупность состав<
ляющих его содержание правовых и иных социальных явлений и
процессов в конечном итоге определяет систему способов, при<
емов познания на начальной стадии научного анализа, каковой
выступает стадия сбора и изучения единичных фактов.
391
Раздел III
На этой стадии познания объекта общей теории права наиболь<

шее распространение имеют:
1) методы толкования права, с помощью которых уясняется
содержание, смысл правовых норм, воля законодателя, выражен<
ная в нормативно<правовом акте;
2) конкретно<социологические методы. Это достаточно раз<
витая и сложная группа методов и методик, сведенная в четыре
метода: наблюдение, анализ письменных источников (докумен<
тов), анкетирование и интервьюирование;
3) социально<психологические методы — тесты, шкалы, пред<
ставляющие собой разновидность конкретно<социологических
методов, модифицированных для изучения правовой психоло<
гии и правового сознания граждан, мотивов их правомерного либо
противоправного поведения;
Проблемы сути, содержания и структуры методов толкования
права постоянно находятся в центре внимания российских право<
ведов. Благодаря исследованиям, проведенным в последней трети
ХХ в., были преодолены отзвуки нигилистического подхода к дан<
ным методам в виде утверждений о их недостаточности для уясне<
ния терминов или смысла правовых норм, внесен определенный
вклад в решение проблем взаимосвязи методов толкования с прин<
ципами диалектической логики (см.: 208; 245; 371; 372). И хотя
история разработки первых собственных методов правовой науки
является весьма длительной, восходит к временам Древнего Рима,
тем не менее среди правоведов и по настоящее время идут споры о
системе этих методов и их научном значении.
В качестве самостоятельных методов толкования права в юри<
дической литературе выделяют грамматический, системный, ис<
торический, логический, телеологический, терминологический,
специально<юридический и функциональный.
Каждый метод применяется для решения специфических по<
знавательных задач, которые не могут быть решены другими ме<
тодами. Так, грамматический метод сводится к компетентному
применению правил грамматики в процессе толкования нормы
права и уяснения буквы закона. С его помощью определяется зна<
чение терминов, осуществляется синтаксический и стилистичес<
кий анализ текста нормативно<правового акта.
Логический метод осуществляется с использованием законов
логики для устранения неясностей, которые возникают при грам<
матическом толковании норм права. В процессе толкования ис<
392
Глава 8. Методы эмпирического познания объекта общей теории права
пользуются законы, принципы, правила логики для выявления

содержания юридических и иных понятий, выведения норматив<
ных суждений из общих норм права, уяснения смысла неясных
нормативно<правовых предписаний.
Системный метод толкования обеспечивает уяснение смысла
конкретной нормы путем тщательного анализа связей между нор<
мативно<правовыми предписаниями, содержащими ту или иную
часть, элемент нормы права. Такие предписания могут распола<
гаться в нескольких нормативно<правовых актах, что значитель<
но осложняет процесс системного анализа в ходе толкования
норм права.
Телеологический (целевой) метод толкования направлен на ус<
тановление целей нормативно<правовых актов. Потребность в
этом методе возникает всякий раз, когда нужно определить цели,
для достижения которых был принят нормативно<правового акт,
и с позиции выявленных целей толковать неясные, нечеткие по<
ложения, предписания нормативно<правовых актов.
С помощью исторического метода обеспечивается уяснение
конкретно<исторической обстановки, в которой был принят со<
ответствующий акт и которая оказала определенное влияние на
его содержание. Применение этого метода необходимо во всех
случаях, когда толкованию подвергается нормативно<правовой
акт, действующий достаточно длительный период, конкретно<ис<
торическая обстановка принятия которого может значительно от<
личаться от условий его применения.
Функциональный метод составляют правила, обеспечиваю<
щие уяснение содержания так называемых оценочных понятий
типа «уважительные причины», «значительный ущерб», «мелкая
кража» и др. Содержание этих понятий может меняться с учетом
конкретных условий применения нормативно<правового акта.
Один и тот же размер ущерба может оказаться значительным для
одной части населения и не признаваться таковым для обеспе<
ченных граждан. Соответственно и правильный учет содержания
оценочных понятий применительно к конкретным условиям ре<
ализации закона является необходимым условием правильного
толкования норм права.
Однако имеется немало высказываний против признания са<
мостоятельного значения логического, телеологического, терми<
нологического, специально<юридического и функционального
методов.
393
Раздел III
Так, возражая против выделения логического метода в качестве

самостоятельного приема толкования права, А.С. Пиголкин от<
мечает, что вследствие единства языковой и смысловой форм за<
кона текст закона можно изучать только одним приемом, в кото<
ром органически сочетаются грамматический и смысловой ана<
лизы. «Поэтому выделение логического толкования, устанавли<
вающего смысл правовой нормы, в отличие от грамматического,
устанавливающего значение текста правовой нормы, теоретичес<
ки неверно» (245. С. 43).
А.С. Пиголкин прав в том, что уяснение языковой и смысло<
вой форм закона представляет собой единый акт познания. Од<
нако это обстоятельство не может служить аргументом в пользу
защищаемой им позиции. Ибо значение логического метода не
сводится к установлению смысла конкретных терминов и пред<
ложений. Это задача семантики, одной из научных дисциплин
языкознания. Содержание же юридических, экономических, тех<
нических и иных понятий раскрывают соответственно юриди<
ческие, экономические, технические и другие науки. Поэтому в
процессе уяснения смысла конкретных слов, словосочетаний,
терминов используются прежде всего положения семантики,
правоведения и других наук.
Логика в этом процессе дает лишь общее направление, прин<
ципы мышления, указывая, например, на недопустимость под<
мены одного понятия другим, логических противоречий в про<
цессе суждения и т.д. Но она не содержит никаких указаний от<
носительно того, какие конкретно значения имеет тот или иной
термин и каким его значением необходимо руководствоваться в
конкретном контексте.
Недостаточно четкое различение А.С. Пиголкиным предмета
семантики и логики приводит к неточным выводам относитель<
но возможностей логики в толковании норм права. Так, автор уп<
рекает логический метод в том, что он не обеспечивает правиль<
ного понимания смысла термина «преступное действие или без<
действие» в ст. 413 ГК РСФСР 1922 г., где этот термин применя<
ется в смысле, отличном от его общеизвестного понимания как
синонима термина «преступление» (245. С. 54).
Логический метод действительно не обеспечивает правиль<
ного понимания смыла слов и словосочетаний, имеющих не<
сколько значений. Но это и не его задача. Полисемия (много<
значность) слов, а также правила уяснения их смысла в кон<
394
тексте — это область семантики, а не логики. Последняя исклю<

чает возможность существования понятий, обладающих одно<
временно различным, нетождественным содержанием, т.е. слу<
чаи, когда бы понятие не было равно самому себе (А=А). Вмес<
те с тем логический закон тождества и полисемия (многознач<
ность) слов не противоречат друг другу, поскольку действуют в
разных сферах. Полисемия представляет собой явление языко<
вой сферы, тогда как закон тождества действует в области мыш<
ления.
Следовательно, толкование термина «преступное действие или
бездействие» в ст. 413 ГК РСФСР в ином смысле, чем он упот<
реблен законодателем в тексте, — это следствие нарушения се<
мантических правил оперирования словами, имеющими несколь<
ко значений, а не односторонности и неполноты логического
метода.
Логический метод применяется отдельно от грамматическо<
го, системного и иных приемов толкования права в процессе вы<
ведения общих правоположений, принципов из правовых норм
или, наоборот, из общего правоположения — частных следствий,
осуществления логических операций с понятиями, формулиро<
вания выводов по аналогии и др. Все это дает основание рассмат<
ривать логический метод в качестве самостоятельного элемента
системы методов толкования права.
Неправомерность выделения телеологического, терминологи<
ческого, специально<юридического приемов толкования права
обстоятельно показана в работе А.Ф. Черданцева «Вопросы тол<
кования советского права (371. С. 77–83). Разделяя его аргумен<
тацию, мы, однако, не можем согласиться с выводом А.Ф. Чер<
данцева о том, что одним из методов толкования права является
функциональный метод, понимаемый им как способ изучения
факторов и условий, «в которых функционирует, действует, реа<
лизуется толкуемая норма и которые оказывают влияние на ее
содержание» (371. С. 167).
При такой интерпретации функционального метода сфера его
действия — связи норм права с политикой, правосознанием, мо<
ральными нормами и иными социальными явлениями — совпа<
дает с областью действия исторического метода. Частичное со<
впадение предметов этих методов признает и сам автор. Основ<
ное же различие он видит в том, что исторический метод толко<
вания применяется для изучения условий возникновения нормы
395
Раздел III
права, тогда как при помощи функционального метода исследу<

ются условия ее применения.
Однако А.Ф. Черданцев не показал, что принципиально но<
вое в методологическом отношении характеризует процесс по<
знания связей нормы с внешней средой на момент ее принятия в
отличие от познания этих же связей в процессе применения нор<
мы права. Указание на генетическое изменение, развитие связей
нормы права не может служить основанием разграничения ис<
торико<политического и функционального методов. Объект по<
знания как критерий классификации методов исследования пред<
полагает качественное различие в предметах, явлениях объектив<
ной реальности, а не то своеобразие, которое приносит процесс
их изменения и развития. Коль скоро объект познания на стади<
ях принятия нормы права и ее применения остается одним и тем
же, то и совокупность правил, приемов ее познания остается в
общем и целом одинаковой. И в силу этих обстоятельств функ<
циональный метод имеет то же содержание, что и исторический
метод, и, следовательно, поглощается последним.
Таким образом, система методов толкования права включает
в себя грамматический, системный, логический и исторический
методы. Остальные выделяемые в юридической литературе при<
емы не имеют самостоятельного значения и являются частью вы<
шеназванных приемов.
Толкование норм права по своей гносеологической природе
относится к эмпирическим исследованиям, поскольку имеет сво<
ей непосредственной целью установление единичного явления
(нормы права) и не раскрывает закономерных сторон исследуе<
мого, т.е. всего того, что составляет конечную цель и непосред<
ственный результат теоретических исследований. В соответствии
с этим методы толкования права также являются эмпирически<
ми. По существу это методы анализа письменных источников (до<
кументов), получившие в юриспруденции модификацию приме<
нительно к специфике познания нормативных актов как основ<
ной форме выражения, объективации воли законодателя.
Так, грамматический метод включает в себя не только обще<
языковые нормы: синтаксические, грамматические, без которых
вообще нельзя уяснить текст любого документа, но и ряд специ<
альных правил, имеющих методологическое значение в процес<
се уяснения смысла норм права. Таковы, в частности, правила о
необходимости придавать значение терминам в соответствии с
396
их легальным определением; о необходимости придавать словам

и выражениям тот смысл, который они имели в момент приня<
тия нормативно<правового акта; о том, что значение термина, ус<
тановленного законодателем, нельзя автоматически распростра<
нять на другие отрасли права и т.д. Специфические правила<нор<
мы содержат и другие способы толкования права.
Каждый прием при его правильном применении обеспечива<
ет получение истинных знаний определенного аспекта правовых
норм. Грамматический способствует верному познанию языко<
вой формы норм права, логический — их смысла, систематичес<
кий — их связей с другими правовыми нормами и институтами.
Лишь в своей совокупности методы толкования права позволя<
ют верно уяснить смысл нормы права и являются необходимым
компонентом метода общей теории права.
В юридической литературе и по настоящее время бытует пред<
ставление о том, что методы толкования права не являются науч<
ными, поскольку применяются не только учеными, но и юрис<
тами<практиками и даже людьми, не имеющими специального
юридического образования. Действительно, данные методы име<
ют весьма широкое применение в реальной жизни, и не всякий
интерпретатор в совершенстве владеет ими.
Однако это обстоятельство не означает, что имеются какие<то
специальные методы толкования права отдельно для научных ра<
ботников, для юристов<практиков и для населения. Как правиль<
но отмечает А.Ф. Черданцев, толкование права носит объектив<
ный характер. Интерпретатор не может по своему усмотрению
создавать различные способы толкования права (371. С. 31).
Методы, обеспечивающие правильное уяснение содержания
правовых норм, едины. Недостаточно правильное, неполное их
применение влечет за собой те же последствия, что и нарушение
других методов познания,— получение односторонних, неточных
знаний. Поэтому методы толкования права как приемы изуче<
ния содержания норм права (а других способов правовая наука
для этих целей не имеет) входят в арсенал научных методов пра<
воведения. Проблема же овладения методами толкования права
и их эффективного применения изучается не методологией, а
специальной наукой — праксиологией.
Для изучения процессов и явлений, составляющих конкретно<
исторические условия принятия и действия норм права, исполь<
зуются конкретно<социологические методы познания. В их числе
397
Раздел III
чаще всего называют наблюдение, анкетирование, интервьюиро<

вание, анализ письменных источников (документов), а иногда и
социально<правовой эксперимент.
Наблюдение представляет собой целенаправленное восприя<
тие познающим субъектом исследуемого объекта в его непосред<
ственной жизни, его бытии. Вместе с тем возможности наблюде<
ния как метода сбора фактов несколько ограниченны. Кроме того,
непосредственное наблюдение носит локальный характер. По<
этому непосредственное восприятие исследователем всех или
хотя бы большей части фактов, необходимых для теоретических
обобщений, приводит к большим затратам времени или вообще
является неосуществимым.
Основная масса социологических фактов чаще всего выводит<
ся из письменных источников (документов), образующих эмпи<
рическое основание общей теории права. Как уже говорилось,
получение достоверных знаний из письменных источников —
сложная и важная задача научного познания, разрешаемая при
помощи методов анализа (критики) письменных источников.
Факты, полученные в ходе наблюдения или анализа письмен<
ных источников, относятся к внешне объективированным дан<
ным, т.е. к самой деятельности или ее результатам, тогда как пси<
хическая сторона этой деятельности, как правило, остается не<
изученной. Между тем ее знание является необходимым услови<
ем всестороннего познания исследуемого. Так, знание психоло<
гической стороны деятельности работников суда или их мнения
по конкретным вопросам судебной практики позволяет выявить
субъективные, а в ряде случаев и объективные факторы, препят<
ствующие успешному осуществлению правосудия, установление
которых во многом затруднено или вообще невозможно в про<
цессе анализа письменных источников или непосредственного
наблюдения.
Изучение психологической, чувственной стороны практики
осуществляется при помощи методов анкетирования и интервью<
ирования. Выявленные с помощью этих методов факты носят
большей частью субъективный характер. По ним трудно прове<
рить соответствие высказанного мнения действительному отно<
шению респондента к предмету опроса. Кроме того, нельзя быть
уверенным и в том, что имеющиеся сведения отражают общее
мнение населения или мнение всех специалистов. Факты, добы<
тые при помощи анкетирования или интервьюирования, имеют
398
доказательственное значение, если они подтверждаются сведени<

ями, полученными в процессе анализа письменных источников
или наблюдения.
В юридической литературе в числе социологических методов
называют и социально<правовой эксперимент. В результате спе<
циального исследования сути данного метода С.В. Мотин при<
шел к выводу, что его следует понимать как «метод научного по<
знания и (или) способ совершенствования управления социаль<
но<правовых систем, организованный компетентным органом и
связанный с целенаправленным изменением социальных, госу<
дарственно<политических и правовых явлений, осуществляемый
в специально созданных и контролируемых условиях с целью
проверки гипотезы относительно целесообразности, эффектив<
ности и возможности широкого применения на практике новых
социально<правовых форм» (201. С. 14; см. также 260).
Социально<правовой эксперимент, бесспорно, может рассмат<
риваться в качестве одного из методов познания. Однако с его
применением связывается решение иных познавательных задач,
нежели простой сбор эмпирических фактов. Он выступает в ка<
честве особого метода проверки истинности и плодотворности
наличных теоретических знаний, возможности и целесообразно<
сти их внедрения в практическую деятельность. Наиболее часто
социально<правовой эксперимент находит применение в право<
творческой деятельности в виде принятия и введения в действие
экспериментальных норм в каком<либо отдельном регионе стра<
ны или для определенного круга лиц.
Однако эксперимент не содержит каких<либо новых, специ<
альных приемов познания объективной реальности, кроме уже
известных нам конкретно<социологических методов и методов
толкования норм права. Изучение социальной реальности, как
правило предшествующее принятию решения о проведении эк<
сперимента, осуществляется при помощи анкетирования, ин<
тервьюирования, наблюдения и анализа письменных источни<
ков. С использованием же этих методов фиксируются результа<
ты проведенного эксперимента. В связи с этим отнесение соци<
ально<правового эксперимента к методам сбора фактов, по на<
шему мнению, является неправомерным. Это скорее всего один
из способов прогнозирования, который входит в систему других
научных способов познания, нежели методы сбора и изучения
эмпирических фактов.
399
Раздел III
Система методов сбора и изучения единичных фактов являет<

ся открытой и может дополняться, совершенствоваться новыми
методами, которые могут появиться в социологии, психологии,
других науках и окажутся полезными для изучения объекта об<
щей теории права. Юристы и сами принимают меры по совершен<
ствованию системы этих методов, опираясь на компьютерные тех<
нологии и иные достижения научно<технического прогресса. Так,
в современных условиях значительно расширились возможности
правоведов в поиске необходимой им правовой информации бла<
годаря разработке и внедрению автоматизированных информаци<
онно<поисковых систем в области законодательства, использова<
нию иных современных способов сбора, хранения и поиска эм<
пирической правовой информации.
Многообразные по содержанию и сфере применения мето<
ды, используемые на данной стадии эмпирического познания,
преследуют общую цель — они призваны обеспечить получение
такой информации, которая была бы достоверной, полной и все<
сторонней. Как уже говорилось, в идеале требуется воспроиз<
вести объект общей теории права не как сумму, совокупность
отдельных событий, процессов, а воссоздать конкретно<исто<
рические условия существования современного права. Ибо не
отдельные примеры, а полная и всесторонняя информации об
исследуемой объективной реальности выступает той эмпири<
ческой базой, из которой вырастает подлинно научное теоре<
тическое знание.
Методы сбора и изучения фактов призваны обеспечить полу<
чение такой совокупности знаний, которая бы отвечала всем тре<
бованиям, предъявляемым к научным знаниям этого уровня, т.е.
объективности, полноты и всесторонности. Названные требова<
ния сформулированы диалектической логикой и, как мы уже го<
ворили, составляют содержание диалектико<материалистическо<
го метода. Одновременно названные требования выступают в ка<
честве основания методов толкования права и социально<право<
вых методов, определяют их цели и сферу применения в науч<
ном познании.
Целевая направленность методов толкования права и соци<
ально<правовых методов на получение объективных, истинных
знаний является очевидной и бесспорной. Ибо правда об иссле<
дуемом явлении, процессе, его непосредственном бытии состав<
ляет альфу и омегу любого научного исследования и отличает
400
науку от других форм общественного сознания — мифологии, ре<

лигии, литературы. Для достижения этой цели в процессе толко<
вания права рекомендуется, в частности: 1) пользоваться только
источниками официального опубликования; 2) в процессе толко<
вания не ограничиваться усвоением текста, «буквы» нормативно<
правового акта, а стремиться уяснить его «дух», суть каждой тол<
куемой нормы права; 3) учитывать конкретные связи нормы пра<
ва с другими нормами соответствующего института и отрасли пра<
ва и др.
Весьма развитой является и система требований социально<
правовых методов, направленных на получение достоверных,
объективно<истинных знаний. Так, в числе правил опроса, ос<
нованных на положениях психологии, социологии и других наук,
не рекомендуется задавать наводящие вопросы, внушающие оп<
ределенный ответ, задавать вопросы в общей, стереотипной фор<
ме, ставить лобовые вопросы и др. Чтобы получить искренние
ответы и тем самым оперировать научными фактами, социолог
стремится максимально сгладить, завуалировать неприятные,
«пугающие» респондента вопросы и, наоборот, акцентировать его
внимание на положительных, благоприятных сторонах опроса.
В то же время важно отметить, что конкретные правила, прин<
ципы методов толкования права и социально<правовых методов
не выводятся прямо и непосредственно из принципов диалекти<
ческой логики, а основываются на теоретических положениях
специальных наук: правоведения, социологии, психологии и др.
Определяя пути истинного познания исследуемого, названные
методы в своих требованиях, принципах ориентируются на на<
личные теоретические знания об исследуемом, его компонентах,
связях, переводят эти знания в форму методологических требо<
ваний, принципов. Ибо не существует иного объективного ос<
нования для специфических правил познания объекта общей те<
ории права. В то же время перевод теоретических знаний иссле<
дуемого явления в метод, правила познания осуществляется тем
успешнее, чем глубже и полнее наличная теория отражает зако<
номерности исследуемого.
Как показывает опыт, применение конкретно<социологичес<
ких методов в том виде, как они разработаны общей социологи<
ей, без надлежащей их «привязки» к специфике права, значитель<
но обедняет результаты исследований и даже может дискредити<
ровать сами методы. Подчеркивая основополагающее значение
401
Раздел III
этой стороны связи социологии и теории права, С.В. Боботов пи<

шет о том, что успехи в применении социологических методов в
познании права имели место там, где юристам удавалось приспо<
собить общий социологический инструментарий к специфике ис<
следуемых правовых явлений, дополнить его новыми понятиями
и процедурами. Так, им удалось многое уточнить в методе соотне<
сения исследуемой группы с эталонной группой, дать новый им<
пульс развитию понятия «субкультура» и значительно модифици<
ровать процедуры измерения действия латентных факторов (40.
С. 62–63).
Другим важным направлением совершенствования методов
сбора и изучения фактов является разработка приемов, позволя<
ющих познать явление в его конкретно<исторической обстанов<
ке и определить (измерить) степень воздействия этого явления
на окружающую среду, равно как и влияние на него отдельных
правовых и социальных факторов. Реализация этого принципа
диалектической логики в социально<правовых исследованиях со<
ставляет их наиболее сложную, но принципиально важную ста<
дию, которая, собственно, и придает особую ценность социаль<
но<правовым методам в системе других познавательных средств.
Именно эта сторона социально<правовых методов служила од<
ним из основных аргументов советских юристов, обосновываю<
щих необходимость возрождения данных методов и их широкое
внедрение в практику правовых исследований.
«Конкретное исследование, — полагал В.П. Казимирчук, —
охватывает изучение не только собственно правовых отношений
в широком значении этого слова, но и всех других неправовых
факторов, оказывающих влияние на право, а именно: экономи<
ческих, исторических, социально<психологических, этнографи<
ческих, языковых и других» (124. С. 128).
Однако правильно понимаемое советскими правоведами ме<
тодологическое положение о необходимости и важности конк<
ретно<исторического изучения исследуемого в ходе социально<
правовых исследований так и не было реализовано ими в систе<
ме конкретных приемов, способов познания. Чаще всего конк<
ретно<исторический анализ предлагалось заменить изучением
какого<либо одного или нескольких факторов. Так, было при<
знано возможным в ходе исследований эффективности норм пра<
ва, которые признавались становым хребтом всей социологии
права, анализ конкретно<исторических условий функциониро<
402
вания исследуемых норм подменить методом единственного раз<

личия. Целесообразность применения последнего обосновыва<
лась тем, что «вычленение» правового фактора сопряжено с ря<
дом трудностей и практически не во всех случаях осуществимо
(386. С. 182).
В качестве одного из примеров, иллюстрирующих позитивные
возможности метода единственного различия, авторы приводили
опыт изучения ими эффективности норм, регулирующих выпла<
ту рабочим и служащим вознаграждения по годовым итогам рабо<
ты предприятий. В ходе исследования текучесть кадров, дисцип<
лина и производительность труда были поставлены в прямую за<
висимость от размера вознаграждений по итогам работы за год.
Данный подход обосновывался тем, что для анализа были взяты
предприятия, выравненные по основным факторам, влияющим
на текучесть (условия труда, техническая вооруженность, размер
фондов заработной платы и материального поощрения в расчете
на одного работника и т.д.), вознаграждения (соотнесенного со
среднегодовой заработной платой работников).
Приведенные авторами данные действительно показывают,
что с повышением размера вознаграждения снижается текучесть
кадров и повышается производительность труда. Однако опира<
ясь только на эти цифры, нельзя с достоверностью сделать вывод
о взаимосвязи исследуемых явлений.
Одинаковые технико<экономические данные обследуемых
предприятий, по нашему мнению, не дают никаких оснований
для того, чтобы изменения в отдельных показателях их работы
поставить в прямую зависимость от размера годового вознаграж<
дения. Эти предприятия могут отличаться друг от друга «психо<
логическим климатом» на производстве, социально<бытовыми
условиями, наличием вакансий на других предприятиях и други<
ми факторами, способными влиять на состояние трудовой дис<
циплины, текучесть кадров и производительность труда.
Вследствие многообразия факторов, влияющих на отношение
человека к работе и на результаты его труда, вознаграждение по
итогам работы предприятий за год является одним из слагаемых
этих мероприятий и не самым ведущим. Неудовлетворенность
оплатой труда не является основной причиной увольнения ра<
ботников по собственному желанию. Примерно каждый четвер<
тый работник в тот период переходил на новое место работы с
понижением заработной платы (218. С. 28–29).
403
Раздел III
Следовательно, для доказательства того, что фиксируемая ста<

тистическими данными связь между размерами вознаграждения,
текучестью кадров и производительностью труда является дей<
ствительно реальной, необходимо установить, что данная связь
не зависит от совокупности других факторов и что нет фактора,
влияющего одновременно на размеры вознаграждения, текучесть
кадров и производительность труда и, следовательно, определя<
ющего их связь. Для ответа на все эти вопросы нет иного пути,
кроме изучения конкретных условий работы предприятий и вы<
явления всей совокупности факторов, влияющих на состояние
исследуемых явлений, и «вычленения» роли правового фактора.
Вероятностный характер выводов, полученных в процессе изу<
чения эффективности норм права, регулирующих выплату работ<
никам вознаграждения по годовым итогам работы предприятия,
непосредственно обусловлен спецификой метода единственно<
го различия. Данный метод, как и другие приемы изучения при<
чинных связей, разработанные Бэконом и Миллем, основыва<
ется на предположениях, весьма сильно упрощающих действи<
тельные связи и отношения. Поэтому выполнение всех условий
применения этих методов «сопряжено с большими трудностями
и всегда по существу осуществляется с той или иной степенью
приближения. Это определяет ограниченность возможностей
этих методов, взятых самих по себе, что проявляется в том, что
получаемые с их помощью результаты содержат неопределен<
ность, а заключения носят вероятностный характер» (7. Т. 3 .
С. 422).
Все это свидетельствует о том, что использование метода един<
ственного различия в конкретно<социологических исследовани<
ях, объект которых характеризуется сложным характером связей
и отношений, является весьма проблематичным и ни в коей мере
не может заменить изучения исследуемых явлений в конкретно<
исторических условиях их функционирования и развития.
Является проблематичной и попытка Л.И Спиридонова,
В.Б. Никитина и Э.А. Фомина изучать эффективность дей<
ствия нормы права путем изучения установок, ценностных
ориентаций и потребностей субъектов права, абстрагируясь от
конкретно<исторических условий, детерминирующих данные
психологические феномены, а также от конкретных условий
функционирования правовых норм и результатов их действия
(384. С. 102).
404
Авторы правильно обращают внимание на значение психи<

ческих феноменов субъектов права в социальном механизме
действия права. Нормативные предписания исполняются или
соблюдаются добровольно прежде всего потому, что они соот<
ветствуют потребностям, интересам, ценностным ориентаци<
ям субъектов права и превращаются в их правовые установки.
Поэтому знание установок индивидуумов и отдельных соци<
альных групп позволяет судить в той или иной степени о реали<
зации соответствующих правовых предписаний в фактических
отношениях. Однако психические феномены личности или со<
циальных групп — это лишь один из объектов исследований
эффективности норм права, который должен быть дополнен
изучением конкретно<исторических условий функционирова<
ния исследуемых норм и непосредственного бытия субъектов
права, определяющего развитие их правовой психологии.
Диалектико<материалистическая методология научного по<
знания требует не только строгого отделения субъективных мо<
тивов от объективных исторический условий, но и безусловно<
го сведения субъективных психических факторов к объектив<
ным и объяснения первых вторыми. Критикуя объяснение раз<
личий в путях развития социал<демократических партий Фран<
ции и Германии субъективными, психическими причинами,
В.И. Ленин метко замечает: «Чтобы объяснить единство герман<
ской и раздробленность французской социалистической партии,
вовсе нет надобности копаться в особенностях истории той и
другой страны, сопоставлять условия военного полуабсолютиз<
ма и республиканского парламентаризма, разбирать послед<
ствия Коммуны и исключительного закона о социалистах, срав<
нивать экономический быт и экономическое развитие... Все это
лишнее! Французы ссорятся потому, что они нетерпимы, нем<
цы едины потому, что они пай<мальчики» (6. Т. 6 .С. 11–12).
Трудности полной реализации требования конкретно<исто<
рического подхода в социально<правовых исследованиях кро<
ются прежде всего в том, что данные исследования требуют, как
правило, объединения представителей самых различных обла<
стей знания, изучающих соответствующие общественные от<
ношения. Такая помощь нужна при выработке гипотез относи<
тельно причин существования исследуемой проблемы и путей
ее разрешения, операциональных определений и т. д. вплоть до
решения вопросов об объектах и единицах наблюдения, сред<
405
Раздел III
ствах сбора материала, а также при анализе собранных матери<

алов. Поэтому без использования теории и методов политичес<
кой экономии, социальной психологии, демографии и многих
других наук нельзя успешно проводить конкретно<социологи<
ческие исследования в праве, разрабатывать методики таких
исследований.
Другой причиной, препятствующей правильной реализации
требования конкретно<исторического анализа исследуемых яв<
лений в процессе социально<правовых исследований, является
недостаточно интенсивная разработка частных правил, прин<
ципов реализации этого всеобщего требования диалектической
логики. Проблема недостаточно активно разрабатывалась в про<
шлые годы, а в настоящее время и вовсе снята с повестки акту<
альных методологических проблем общей теории права и пра<
воведения в целом. Между тем дальнейшее магистральное раз<
витие социально<правовых методов, повышение их роли в по<
знании объекта общей теории права и правоведения в целом
будет идти именно в этом направлении.
Эмпирическое основание общей теории права, стремящей<
ся к познанию наиболее общих закономерностей функциони<
рования и развития права, не может долго оставаться в том «чах<
лом», зачаточном состоянии, которым пока что довольствуют<
ся российские правоведы, временно увлекшиеся теорией есте<
ственного права или философией права. И если для развития
подобных теорий, как мы уже видели ранее, достаточно даже
априорных представлений автора теории о социально<правовой
действительности, то в самом недалеком времени, когда на по<
вестку дня вновь будет поставлена задача объективного анализа
права, социально<правовые методы вновь займут принадлежа<
щее им по праву ведущее место в системе способов изучения
объективной реальности.
Выявленные в процессе сбора и изучения объективные фак<
ты отражают единичные события, явления и составляют фун<
дамент, на котором возвышаются последующие этажи научно<
го познания, и прежде всего стадия обобщения единичных фак<
тов. Как особый этап на пути теоретического познания эта ста<
дия требует использования новых, специальных методов позна<
ния, тогда как методы толкования права, социально<правовые
и иные приемы сбора эмпирической информации здесь не по<
лучают непосредственно применения.
406
8.2. Методы систематизации единичных фактов

(качественный анализ)
Единичные факты, собранные при помощи методов толкова<

ния права или социально<правовых методов, будучи ограничен<
ными местом и временем, предстают как конечные и независи<
мые друг от друга эмпирические данности, а лежащие в их основе
закономерности, общие, устойчивые черты, признаки вуалируют<
ся многими побочными обстоятельствами, внешне выступающи<
ми как случайное и второстепенное. Лишь в массе однородных,
однотипных явлений, событий, процессов, при взаимном пога<
шении случайного и второстепенного закономерное и общее про<
является более или менее наглядно.
«Закономерность, — отмечал В.И. Ленин, — не может прояв<
ляться иначе как в средней, общественной, массовой закономер<
ности при взаимопогашении индивидуальных уклонений в ту или
другую сторону» (6. Т. 26. С. 68). Поэтому, чтобы раскрыть общие,
существенные черты и закономерные связи правовых и иных со<
циальных явлений, необходимо в массе наблюдаемых фактов, со<
бытий выявить повторяющееся, общее, устойчивое.
Восхождение от единичного к общему составляет самостоя<
тельный этап научного познания. Он называется индуктивным,
а совокупность применяемых на этом этапе методов — индук<
цией.
Индукция была известна уже представителям древнеиндийс<
кой и древнегреческой философии. В ХVП–ХIХ вв. в работах
Ф. Бэкона, Д. Милля и других авторов индукция была объявлена
основным методом движения к новым знаниям. Гносеологичес<
кая природа данного метода была раскрыта в рамках диалектико<
материалистического метода, показавшего действительные потен<
ции индукции в формировании научного знания и назвавшего
обстоятельства, препятствующие превращению индукции в ос<
новной прием научного познания.
Согласно диалектико<материалистическому методу индук<
ция, будучи приемом, при помощи которого осуществляется
переход от единичных фактов к общему, осуществляется путем
экстраполяции. Знания, полученные в процессе изучения той
или иной совокупности явлений и событий, переносятся на всю
генеральную совокупность предметов и событий. Поэтому ин<
дукция всегда содержит элемент неизвестного и является про<
407
Раздел III
блематичной. «Самая простая истина, самым простым, индук<

тивным путем полученная, всегда неполна, ибо опыт всегда не<
закончен» (6. Т. 29. С. 162).
Индукция может осуществляться как на качественном, так и
на количественном уровне. В правоведении качественный ана<
лиз осуществляется с применением методов сравнения, класси<
фикации и контент<анализа.
Как общенаучный метод сравнение представляет собой спо<
соб, при помощи которого устанавливается тождество или раз<
личие исследуемых объектов (явлений, вещей, процессов и т.д.)
путем их сопоставления, различения по какому<либо признаку,
свойству. Сравнение имеет смысл лишь в случаях, когда сравни<
ваемые объекты имею какое<либо сходство, тождество (в част<
ности, не рекомендуется сравнивать пуды с аршинами, а ежа с
сапожной щеткой).
Сравнение широко применяется в правоведении, в том числе
и в общей теории права, в процессе выявления общих и отличи<
тельных черт исследуемых ими явлений (норм права, источни<
ков права, индивидуальных предписаний, правонарушений и
др.). Ибо данная процедура неизбежно предшествует стадии фор<
мирования правовых понятий, категорий, законов. Прежде чем
познать наиболее важное, сущностное, необходимое, то, что со<
ставляет содержание понятия, закономерности, надо предвари<
тельно выявить, что же в исследуемом является общим и устой<
чивым. Получению этих сведений и способствует сравнительный
метод.
В правоведении сравнительный метод получил и несколько
специфическое применение в качестве основного способа ана<
лиза, сопоставления законодательств двух и более государств или
субъектов одного и того же федеративного государства. Благода<
ря сравнительно<правовым исследованиям сложилась и активно
развивается компаративистика как одно из важнейших направ<
лений научных исследований, претендующих на статус особой
юридической науки. Одновременно предпринимаются попытки
выдвинуть сравнительный метод на роль основного метода ком<
паративистики.
Однако и по настоящее время у правоведов нет четкой яснос<
ти в том, что же из себя представляет метод сравнения, приме<
ненный для познания действующих правовых систем, какова его
роль в познании права. Одни авторы видят в нем метод сравни<
408
тельного правоведения, который имеет своим объектом сходные

правовые институты различных стран (338. С. 16), другие — срав<
нительно<правовой метод (204. С. 6), а третьи — просто сравни<
тельный метод, используемый для выявления понятий, явлений
и процессов (224. С. 44).
В последнее время серьезную попытку раскрыть действи<
тельную природу и специфику данного метода предпринял
А.Х. Саидов в работе «Сравнительное правоведение» (287).
И все же, по нашему мнению, автор не сумел реализовать по<
ставленные задачи, повторив большинство неточных положе<
ний компаративистов по поводу природы сравнительно<право<
вого метода.
Справедливо обосновывая нетождественность сравнения и
сравнительного метода, автор пишет: «Сравнение может приме<
няться во всех областях научного познания и независимо от срав<
нительного метода, хотя первое не может быть механическим про<
тивопоставлением последнему» (287. С. 47). Итак, по мнению
А.Х. Саидова, сравнение может применяться независимо от срав<
нительного метода. Но он не поясняет, какой же метод следует
использовать в сравнении, проводимом без опоры на сравнитель<
ный метод. Более того, это положение прямо противоречит его
же утверждению (287. С. 46), согласно которому научное сравне<
ние представляет собой единство логического приема и процес<
са познавательной деятельности. Как может сравнение, будучи
единством и процесса, и метода, оставаться без одного из компо<
нентов своего единства — без метода?
Еще большее недоумение вызывает ссылка на работу «Метод
правовой науки» (332), в которой якобы отождествляется срав<
нение со сравнительным методом и даже со сравнительным пра<
воведением. Основанием для такого обвинения послужила сле<
дующая фраза: «К сравнительному правоведению относится то,
в чем есть элемент сравнения. Если же мы выходим за рамки срав<
нения, то выходим и за рамки сравнительного правоведения»
(287. С. 47).
Во<первых, в работе «Метод правовой науки» говорится, что
эта фраза принадлежит проф. А.В. Мицкевичу, и делается отсыл<
ка к соответствующему источнику. Возложение же всей полноты
ответственности за содеянное на одного из соучастников, при<
чем даже и не главного, а только присоединившегося, признает<
ся некорректным как в праве, так и в научной этике.
409
Раздел III
Во<вторых, ни приведенная А.Х. Саидовым фраза, ни работа в

целом не дают повода для отеческого назидания о недопустимос<
ти отождествления сравнения со сравнительным методом и даже
сравнительным правоведением. Как видно из приведенной цита<
ты, а также из контекста, из которого вырвана эта цитата, речь
идет о весьма ординарной вещи — о том, что не может быть цело<
го, в данном случае сравнительного правоведения, без его атрибу<
та — сравнительного метода. Кстати, и сам А.Х. Саидов признает
сравнительно<правовой метод в качестве необходимого методо<
логического аппарата сравнительного правоведения. И это впол<
не справедливо.
Не только сравнительное правоведение, но и все иные явле<
ния имеют так называемые атрибуты, т.е. признаки, без которых
явление не может существовать. Но никто еще не додумывался
упрекать авторов, признававших тот или иной признак явления
его атрибутом, в отождествлении явления с атрибутом. В этой ло<
гической ошибке А.Х. Саидову принадлежит несомненный при<
оритет.
Верно понимая сравнительно<правовой метод как один из
конкретных способов применения общенаучных методов в ис<
следовании правовых явлений, А.Х. Саидов не сумел раскрыть
действительную суть этого метода и его связь с другими приема<
ми, используемыми компаративистами. Так, он утверждает, что
сравнительно<правовой метод «нельзя рассматривать в качестве
некоего стандарта в исследовании» (287. С. 51). Это весьма сме<
лое заявление, которым подвергается сомнению общепризнан<
ная трактовка метода как совокупности методологических пра<
вил, требований, которым должен следовать познающий субъект.
И если, по мнению А.Х. Саидова, сравнительно<правовой метод
не содержит правил, принципов познания, не является стандар<
том познавательной деятельности, то в каком же качестве он вы<
ступает и почему при отсутствии необходимых свойств научного
метода он сохраняет способность претендовать на статус научно<
го метода.
Нельзя согласиться и с утверждением А.Х. Саидова о том,
что «ни один из методов на практике не действует в чистом
виде, он всегда взаимосвязан, переплетен с другими метода<
ми» (287. С. 51). Здесь автор впадает в типичную для компара<
тивистов ошибку: сравнительно<правовой метод он понимает
и трактует не как отдельный прием, призванный решать зада<
410
чи сравнения, сопоставления исследуемых правовых фрагмен<

тов, а как метод, адекватный всему сравнительно<правовому
исследованию и представляющий «собой стройную иерархию
разных уровней правового исследования». А поэтому, по мне<
нию А.Х. Саидова, применение сравнительно<правового ме<
тода есть не что иное, как сами сравнительно<правовые иссле<
дования (287. С. 51).
Словом, допускается отождествление сравнительного метода
и сравнения, против которого в общем виде справедливо предо<
стерегает А.Х. Саидов своих читателей. Отсюда и его неверные
уверения в том, что сравнительный метод в познании «выполня<
ет роль больше стратегии, чем тактики науки» (287. С. 49), что
«сравнение правовых систем одной и той же семьи позволяет изу<
чить их общие законы развития, выявить причины расхождений
в этих правовых системах» (287. С. 55).
Претензии сравнительно<правовых исследований на статус те<
оретических общеизвестны. Они являются логическим следстви<
ем основной мечты компаративистов образовать новую и само<
стоятельную отрасль права. И если эта мечта является по пре<
имуществу научной маниловщиной, то еще меньше оснований у
сравнительно<правового метода выполнять «роль стратегии на<
уки» и позволять изучать закономерности правовых систем.
При таком понимании сути сравнительно<правового метода
происходит подмена его гносеологической природы как метода
выявления сходных или различных сторон, свойств, связей пра<
вовых систем гносеологическими возможностями целой систе<
мы иерархически взаимосвязанных методов, обеспечивающих
познание предмета науки, закономерностей функционирования
и развития права.
Сравнительно<правовой метод (и это убедительно показыва<
ют все публикации в области компаративистики, в том числе и
работа А.Х. Саидова) позволяет констатировать общность действу<
ющих правовых систем, отдельных отраслей и правовых институ<
тов, норм права, нормативных предписаний. В то же время при<
чины повторяемости, устойчивости этой общности в ходе срав<
нительного исследования чаще всего остаются нераскрытыми.
На эту сторону сравнительного метода обращал внимание еще
Г. Гегель, отмечая, что «сравнительный метод можно применять с
одинаковым успехом во всех областях знания, но должны, кроме
того, особенно подчеркнуть, что одно лишь сравнение не может
411
Раздел III
дать удовлетворения научной потребности и что достигнутые этим

методом результаты должны рассматриваться как подготовитель<
ные, хотя и необходимые работы для подлинно постигающего по<
знания» (73. С. 274).
Эмпирический уровень знаний, получаемых с помощью срав<
нительно<правового метода, не умаляет его научной ценности.
Нельзя согласиться с выводами З. Петери о том, что сравнение
не является источником новых знаний, что полученные с его по<
мощью выводы служат лишь для классификации, систематиза<
ции и обобщения уже приобретенных знаний (312. С. 77–80).
Сравнение является важнейшим элементом формальной и диа<
лектической логик, призванным обеспечивать получение новых
знаний. Общеизвестны слова Ф. Энгельса о том, что «даже фор<
мальная логика представляет собой прежде всего метод для
отыскания новых результатов, для перехода от известного к не<
известному» (3. Т. 20. С. 138).
Сравнительный метод, равно как и его разновидность — срав<
нительно<правовой метод, призван выявлять общие и единич<
ные черты, стороны, связи исследуемых явлений и процессов и
устанавливать между ними отношения тождества и различия.
Знания такого рода не содержатся в единичных фактах, получен<
ных с помощью методов толкования права или иных способов
сбора единичных фактов, и получить эти знания иным путем,
помимо сравнения, не представляется возможным. При этом зна<
ние сходства и различия сравниваемых явлений, процессов име<
ет самостоятельную научную ценность, о чем убедительно сви<
детельствует история становления и развития сравнительного
правоведения. Зачем была бы нужна компаративистика, если бы
она не обеспечивала правовую науку и практику знаниями, ко<
торые можно получить и другим путем?
Иные знания о праве и правовых явлениях правовая наука по<
лучает приемами, способами научного познания, которые не со<
впадают со сравнительно<правовым методом, хотя и находятся с
ним в определенной взаимосвязи.
Перед сравнительно<правовыми исследованиями можно ста<
вить цели раскрытия закономерностей функционирования и раз<
вития исследуемых фрагментов. Но реализовав эти цели, мы по<
лучим ординарное теоретико<правовое исследование. И тогда лю<
бое исследование в области общей теории права, отраслевых юри<
дических наук можно назвать сравнительным, коль скоро оно ос<
412
новывается на данных сравнительного изучения правовых систем,

и, наоборот, сравнительно<правовое исследование — теоретичес<
ким.
Как уже говорилось, теоретические и эмпирические знания
представляют собой качественно противоположные, хотя и орга<
нически взаимосвязанные, элементы правовой науки. Абстракт<
ное, теоретическое знание исследуемых явлений и процессов ос<
новывается на изучении их непосредственного бытия, но в ко<
нечном итоге результат исследования объективируется, выража<
ется не в форме конкретных фактов, а в виде понятий, катего<
рий, принципов. Эмпирические данные в теоретическом иссле<
довании почти не приводятся или приводятся в качестве приме<
ров, наиболее ярких иллюстраций. Поэтому постановка перед
сравнительно<правовыми исследованиями задач получения тео<
ретических знаний о сравниваемых правовых системах и их фраг<
ментах не удовлетворит потребностей правовой науки и практи<
ки в сравнительном изучении законодательства на уровне сопо<
ставительного анализа конкретных фактов сходства и различия.
Еще меньше шансов у сравнительно<правового метода пре<
вратиться в метод теоретического познания. Данный метод, как
и любой иной способ научного познания, разрабатывается при<
менительно к определенной познавательной процедуре, стадии
научного познания. Как мы уже видели, методы толкования пра<
ва, социально<правовые приемы обеспечивают получение объек<
тивно<истинных знаний на стадии выявления единичных фак<
тов. И только. Все иные познавательные процедуры направлены
на решение иных познавательных задач и осуществляются с при<
менением методов, приспособленных для решения этих задач.
Так, анализ количественной стороны исследуемых явлений осу<
ществляется с применением системы статистических методов. На
стадии теоретического анализа применяются методы абстраги<
рования.
Сравнительно<правовой метод используется для выявлений
отношений сходства и различия между правовыми системами или
их фрагментами. И в этой сущности он является уникальным и
неповторимым. Никакой другой общий или специальный метод
не способен обеспечивать получение объективно<истинных зна<
ний такого уровня. По крайней мере в правоведении нет ника<
ких предложений о том, чтобы заменить сравнительно<правовой
метод каким<то другим, более плодотворным.
413
Раздел III
Одновременно и сравнительно<правовой метод не может пре<

тендовать на статус метода, который «позволяет изучать общие
закономерности правовых семей». Если бы эта задача была воз<
можной и реальной для сравнительного метода, то многовеко<
вые попытки юристов создать методологический инструмента<
рий, способный познать предмет правоведения, были бы не толь<
ко излишними, но и смешными. Зачем ломиться в открытую
дверь, когда компаративисты уже давно обладают методологи<
ческим «сезамом», способным открывать двери кладовых, где хра<
нятся самые глубинные тайны правовой науки?
Но в том<то и беда, что компаративисты в своих обещаниях
раскрывать закономерности правовых систем не идут дальше эм<
пирического описания правовых семей современности, которое
по уровню новизны и способам изложения материала больше тя<
готеет к истории права, чем к теории. Там же, где компаративис<
ты грозятся подняться до высот теоретического обобщения ис<
следуемых фактов, они должны применить излюбленный ими
сравнительно<правовой метод в совокупности, системе с мето<
дами теоретического познания права. Но коль скоро последни<
ми они владеют намного хуже своего профильного метода, то их
мечты о теоретическом уровне познания скорее всего останутся
таковыми до второго пришествия. А поэтому представления ком<
паративистов о сравнительно<правовом методе как способе тео<
ретического познания не соответствуют его действительной при<
роде и не колеблют общих представлений о нем как о способе,
применяемом на стадии выведения общего и особенного из дан<
ных, выявленных при помощи методов толкования права или
иных способов изучения и сбора единичных фактов.
Но даже при верном понимании гносеологической природы
сравнительно<правового метода как способа эмпирического по<
знания нельзя ставить знак равенства между данным методом и
сравнительно<правовым исследованием и подобно А.Х. Саидову
утверждать, что применение сравнительно<правового метода и
есть сравнительно<правовое исследование. Методологическая ос<
нащенность последнего не сводится к применению только срав<
нительно<правового метода.
В ходе сравнительно<правового исследования используются
прежде всего методы толкования права для уяснения содержа<
ния сравниваемых правовых систем или их фрагментов. Ибо
прежде чем заниматься сравнением, компаративист должен изу<
414
чить обстоятельно каждый из сравниваемых объектов по отдель<

ности, знать всех их нюансы и особенности. А получить такие
знания можно только в процессе толкования исследуемых пра<
вовых систем или их фрагментов. В случаях, когда компаративи<
сты пожелают дополнить результаты сравнительного анализа тек<
стов нормативно<правовых актов практикой их применения, дан<
ными об эффективности действия соответствующих норм права,
надлежит применить и социально<правовые методы.
Сравнительно<правовое исследование неизбежно заверша<
ется описанием и оценкой выявленных фактов сходства и раз<
личия. И на этой стадии сравнительного анализа используется
не сравнительно<правовой метод, а способ объяснения, т.е. под<
ведения единичного и особенного под известные компарати<
висту общие теоретические положения, принципы. Но сравни<
тельно<правовой метод в компаративистских исследованиях
является профильным, определяющим их специфику своеоб<
разие, придает уникальность, особую ценность системным зна<
ниям о правовых системах современности. И не имеется ника<
кой необходимости лишать данный метод его специфики, ис<
кусственно дотягивая его до уровня методов теоретического по<
знания.
Выявленные в ходе сравнения сходные правовые явления и про<
цессы чаще всего также являются качественно различными. При<
сущие им признак, свойство, взятые основанием сравнения и по<
зволившие объединиться исследуемым объектам в один класс,
одну эквивалентную группу, могут иметь разные формы своего
проявления. И поэтому в процессе научного познания важным
является вопрос о том, каким образом класс явлений, процессов,
будучи сходным, единым в своем основании может быть несход<
ным, различным по формам проявления этого основания. И эта
познавательная задача решается при помощи такого общего ме<
тода, как классификация.
Суть данного приема сводится к распределению предметов ка<
кого<либо рода на классы согласно присущим им признакам, от<
личающим их от предметов других родов, при этом каждый класс
занимает в получившейся системе определенное постоянное ме<
сто и, в свою очередь, может делиться на подклассы (173. С. 215;
321. С. 102–103). Классификация находит весьма широкое при<
менение в общей теории права, равно как и в других отраслях
правоведения. С ее помощью осуществляется выявление наибо<
415
Раздел III
лее важных видов норм права, нормативно<правовых предписа<

ний, видов толкования норм права, субъектов права, юридичес<
ких фактов, правоотношений. Прием классификации использу<
ется и компаративистами для раскрытия качественного своеоб<
разия и специфики правовой картины мира, деления правовых
систем современности, число которых приближается к двумстам,
на правовые семьи (континентальную, «общего права», смешан<
ную (религиозно<общинную) и др.).
Классификация может проводиться по самым различным при<
знакам, как внешним, так и содержательным, сущностным. В
зависимости от того, какой берется признак, классификации
подразделяются на два вида — искусственные и научные (есте<
ственные). В искусственных классификациях основанием берется
какой<либо внешний и, может быть, случайный для исследуемых
явлений признак. Основанием научных классификаций берется
сущностный, главный признак, свойство исследуемых явлений
и процессов.
Оба вида классификаций находят применение в правовой на<
уке, а в ряде случаев — и для систематизации одних и тех же яв<
лений. Например, нормативно<правовые акты могут инкорпо<
рироваться в сборниках по хронологии, т.е. по такому внешнему
признаку, как дата принятия актов. Но инкорпорация может про<
водиться и по предмету правового регулирования, который ха<
рактеризует сферу действия нормативно<правового акта, т.е. его
сущностный, главный признак. В этом случае нормативно<пра<
вовые акты дифференцируются по отраслям и институтам зако<
нодательства (см.: 253; 279).
В последнее время возможности классификации в познании
качественной специфики сходства и различия исследуемых яв<
лений значительно расширены благодаря разработке метода кон<
тент<анализа. Данный метод органически сочетает в себе прин<
ципы классификации и количественного анализа и применяется
для изучения совокупности однородных по содержанию или фор<
ме письменных источников (документов), например публикаций
в прессе, судебных приговоров, иных решений, нормативно<пра<
вовых актов. В частности, российскими правоведами данный
метод применялся для выявления роли прессы в правовом вос<
питании населения, при изучении активности участия прессы в
борьбе с незаконной охотой, при оценке качества судебного раз<
бирательства (327. С. 90; 199. С. 196–214).
416
Специфика данного метода состоит в том, что с его помощью

выявляется сходство и различие наблюдаемых явлений не по од<
ному или нескольким признакам, а по их заранее выделенной
совокупности, призванной охарактеризовать качественное сво<
еобразие каждого наблюдаемого явления, а затем измерить ин<
тенсивность проявления этого качества во всей наблюдаемой со<
вокупности явлений.
Классическим примером возможностей контент<анализа яв<
ляется анализ публикаций газеты «Истинный американец», про<
веденный в США Г. Ласвеллом и Н. Лейтнером, на основе кото<
рого Верховный суд США в 1943 г. принял решение о запреще<
нии газеты по мотивам ее профашистского характера. Авторы
контент<анализа выделили перечень высказываний газеты, со<
держащих негативную оценку действий органов государственной
власти США и одобрение действий Германии и Японии в ходе
второй мировой войны. При этом все высказывания были под<
разделены на две рубрики, отражающие позицию редакции газе<
ты: утверждала она соответствующие положения либо опровер<
гала их (табл. 2).
Таблица 2
Контент<анализ представляет собой совокупность правил,

требований, ориентирующих исследователя на проведение та<
ких процедур, как: 1) выбор объекта и гипотез исследования;
2) определение системы признаков, свойств объекта исследо<
вания, способных верно и полно отразить качественную ха<
рактеристику наблюдаемой совокупности и ее основные виды,
типы; 3) выявление индикаторов, которые бы позволяли в про<
цессе анализа документов верно и полно отразить качествен<
417
Раздел III
ное и (или) количественное своеобразие каждого из выделен<

ных признаков, свойств объекта исследования. В целях повы<
шения надежности и обоснованности выделенных свойств,
признаков и их индикаторов рекомендуется провести экс<
пертный опрос.
Вполне возможны ситуации, когда совокупность выделен<
ных для контент<анализа признаков и их индикаторов может
состоять из нескольких десятков единиц. Так, разработанная
Т. Г. Морщаковой шкала оценки качества рассмотрения уго<
ловных дел, закончившихся вынесением обвинительного
приговора, состояла из 7 признаков и 41 индикатора. Мень<
шее количество признаков и их индикаторов, полагает автор,
«только затрудняло бы применение шкалы, заставляя изуча<
ющего практику объединять в одно слишком разные наруше<
ния» (199. С. 206).
Ценность контент<анализа в научном познании, по мнению
М. Пенто и Р. Гравитца, во многом зависит от способности ав<
торского коллектива правильно выбрать гипотезы исследова<
ния и определить конкретизирующую их совокупность призна<
ков и индикаторов. В конечном итоге контент<анализ призван
«выявить наличие или отсутствие предполагаемых переменных
в наблюдаемой действительности, выявить порядок величин и
связь между переменными. Чтобы контент<анализ был интере<
сен, требуется хороший замысел, с помощью которого можно
было бы почувствовать и угадать действительные проблемы»
(269. С. 352).
Вопрос о целесообразности и полезности применения кон<
тент<анализа в научном познании пока что остается малоиссле<
дованным, и все авторы, затрагивающие данную тему, едино<
душно отсылают к американскому социологу Б. Берельсону. По
мнению же последнего, применение контент<анализа рекомен<
дуется во всех случаях, когда требуется высокая степень точно<
сти или объективности анализа, когда имеющийся материал
позволяет осуществить его количественную обработку или ког<
да данные весьма важны, но они столь избыточны и несистем<
ны, что их выявление и использование традиционными мето<
дами является затруднительным. Контент<анализ необходим
также при анализе ответов на открытые вопросы и в случаях,
когда признаки наблюдаемого объекта проявляются достаточ<
но часто (391. С. 122; 269. С. 350–351).
418
С учетом рекомендаций социологов о сферах применения

контент<анализа, опыта его применения российскими право<
ведами можно полагать, что данный метод может широко при<
меняться для изучения всех видов правовой деятельности госу<
дарства, его органов и правоприменительной практики, в том
числе:
в законотворческой деятельности для выявления степени со<
гласованности федерального законодательства и законодатель<
ства субъектов РФ, соответствия подзаконных нормативно<пра<
вовых актов действующим законам, интенсивности и своевре<
менности выполнения органами исполнительной власти зако<
нотворческих предписаний подготовить и принять соответству<
ющие нормативно<правовые акты, выявления и типологии за<
конотворческих ошибок и др.;
в процессе изучения и обобщения судебной практики по уго<
ловным и гражданским делам, в том числе для измерения каче<
ства судебного разбирательства, выявления типичных судебных
ошибок, направленности судебной политики, правосознания
судей и др.;
для изучения интенсивности участия прессы в правовой про<
паганде российского законодательства, правовой деятельности
государства, направленности и объективности публикаций в
прессе, выявления степени соблюдения редакциями газет и жур<
налов действующего законодательства, участия прессы в пред<
выборной кампании, агитации населения за тех или иных кан<
дидатов и др.
Изложенные методы систематизации фактов, выявленных в
процессе толкования норм права и социально<правовых
исследований, способствуют выявлению отношений сходства и
различия на качественном уровне, связанном с обнаружением
у объекта исследования тех или иных свойств, признаков, свя<
зей. В то же время качественная определенность явлений, про<
цессов, как известно, не ограничивается только характеристи<
кой их качества, а включает в себя и количественную характе<
ристику. Диалектика перехода количественных изменений в ка<
чественные и наоборот в полной мере присуща и явлениям, со<
ставляющим объект общей теории права. Поэтому совокупность
методов системного анализа фактов на качественном уровне
дополняется весьма развитой системой специальных приемов
количественного анализа — статистических методов.
419
Раздел III
8.3. Методы количественного анализа

единичных фактов
В правоведении количественный анализ осуществляется при

помощи статистических методов, применяемых на стадиях разра<
ботки группировочных показателей и иных средств измерения
исследуемых явлений, а также в процессе статистической обра<
ботки эмпирического материала. Выделение общего и устойчи<
вого из массы единичного и случайного осуществляется при по<
мощи развитой системы статистических и математических при<
емов, применяемых в процессе разработки средств измерения
исследуемых явлений и статистической обработки эмпиричес<
кого материала.
В правоведении чаще всего применяются наиболее простые
способы измерений по ординарным и номинальным шкалам, а
разработка средств измерения осуществляется преимуществен<
но методами группировки и квантификации.
Группировка понимается как распределение единиц изучае<
мого объекта на однородные группы по существенным для этого
объекта признакам, например распределение всех нормативно<
правовых актов Российской Федерации по видам, органам, их
принявшим, срокам и сфере действия. Типичным примером груп<
пировки выступает статистическое наблюдение деятельности су<
дебных органов, основанное на учете и анализе статистических
карточек на обвиняемого и подсудимого, рассмотренных судами
уголовных или гражданских дел.
С помощью группировок представляется возможным устано<
вить численность каждой отдельно взятой наблюдаемой совокуп<
ности явлений, процессов и тем самым выявить количественные
отношения между выделенными частями наблюдаемой совокуп<
ности, получить достоверную информацию о том, какие сторо<
ны, части исследуемого явления, процесса доминируют, преоб<
ладают. В основе метода группировки лежит поиск такого при<
знака, свойства, который был бы варьирующимся, т.е. характе<
ризовался различной интенсивностью проявления в количествен<
ном или качественном отношении. Общие для всей наблюдае<
мой совокупности признаки в статистическом обобщении прак<
тически бесполезны.
Так, анализируя судебную практику по делам о кражах, грабе<
жах, нельзя брать в качестве группировочного показателя фор<
420
мы вины, поскольку все кражи, все грабежи совершаются только

с прямым умыслом. Но в обобщениях по делам об убийствах, на<
несении телесных повреждений форма вины выступает важней<
шим показателем группировки. Без анализа соотношения дан<
ных преступлений, совершенных в форме умысла и неосторож<
ности, их субъективная сторона будет изучена неполно и одно<
сторонне.
Основанием группировки, как правило, надлежит брать при<
знаки, свойства, отражающие главное, необходимое в наблюдае<
мой совокупности. Все такие признаки напрямую связаны с сущ<
ностью явления, и данные об их количественном состоянии при<
ближают исследователя к познанию сущности исследуемого, сте<
пени его влияния на другие явления и процессы. И наоборот,
группировка по второстепенным признакам не только уводит ис<
следователя от раскрытия главного, но и способна завуалировать
это главное.
В социально<правовых исследованиях широкое применение
находят и вариационные показатели. В них выражается возраст
людей, время совершения исследуемых действий, уровень обра<
зования, размеры заработной платы и иные виды доходов. Вари<
ационные показатели имеют научное значение лишь в том слу<
чае, когда установленные между ними интервалы достаточно точ<
но отражают качественные особенности исследуемого предмета,
процесса.
Например, дифференциация населения по уровню образо<
вания на 14 групп (одно<, двух<, трех<, четырех<, пяти<, шести<
, семи<, восьми<, девяти<, десятилетнее< образование, среднее
(полное) общее образование, начальное профессиональное,
среднее профессиональное и высшее образование) не приво<
дит к сколько<нибудь новым, содержательным выводам по срав<
нению с классификацией, осуществленной по шести призна<
кам (начальное общее, основное общее, среднее полное общее,
начальное профессиональное, среднее профессиональное и
высшее профессиональное образование). Различие между вы<
деленными показателями общего образования носит арифме<
тический характер и сводится к качественному различию меж<
ду начальным общим, основным общим и средним полным об<
щим образованием.
С помощью группировок осуществляются самые элементар<
ные вычислительные операции (определение частоты распре<
421
Раздел III
деления, поиск средней тенденции по модальной частоте, со<

ставление динамических рядов и др.). Поэтому в современной
литературе значительное внимание уделяется проблеме коли<
чественного выражения качественных признаков исследуемых
правовых явлений с использованием в этих целях методов кван<
тификации. Благодаря данному методу осуществляется ранжи<
рование наблюдаемых явлений по признаку «больше<меньше»,
после чего каждому рангу присваивается определенный балл,
индекс, который в несколько упрощенном виде передает коли<
чественные отношения между различными формами проявле<
ния количества.
Полностью упорядоченный по количественному признаку ряд
разнородных явлений значительно расширяет возможности при<
менения математических и статистических методов. Здесь воз<
можно вычисление среднеарифметических отклонений от сред<
них величин, дисперсии, появляются новые возможности кор<
реляционного анализа. Можно использовать не только метод
ранговой корреляции, но и более точный коэффициент парной
корреляции по Пирсону.
Отмечая положительные стороны существующих приемов ус<
тановления количественных оценок для качественных показате<
лей, нельзя забывать и об их недостатках. В основе искусствен<
ного определения методом экспертных оценок или иным спосо<
бом количественных характеристик интенсивности выражения
свойств, качеств наблюдаемых явлений лежат не строгие науч<
ные доказательства, а интуиция, субъективное мнение ученого
либо специалиста<практика.
Конечно, интуиция, воображение, основанные на накоплен<
ных в ходе практической или научной деятельности знаниях, дают
возможность верно предугадывать какие<то стороны, аспекты яв<
лений, которые еще не изучены и научно не обоснованы, и в ча<
стности, в приближенном, упрощенном виде установить коли<
чественное соотношение между различными степенями прояв<
ления качества. Однако любая наука, в том числе и правоведе<
ние, не может плодотворно развиваться и оставаться наукой в
подлинном смысле этого слова, основываясь на неточных, при<
ближенных, недостаточно аргументированных знаниях. Поэто<
му существующие способы квантификации пока что могут ис<
пользоваться преимущественно для решения прикладных про<
блем правоведения.
422
После того как разработаны надежные средства измерения,

выбраны и формализованы группировочные признаки, а также
проведено статистическое наблюдение исследуемой совокупнос<
ти явлений, процессов, начинается завершающий этап статисти<
ческого анализа — обработка и обобщение полученной информа<
ции. Данная стадия включает в себя непосредственно техничес<
кую работу по группировке выявленных фактов и подсчету числа
единиц, содержащихся в каждом классе, группе и изучаемой со<
вокупности в целом. В итоге получаются абсолютные величины,
которые выражают результаты анализа в каких<либо поименован<
ных единицах (например, количестве правонарушителей, коли<
честве приговоров суда, вынесенных за определенный промежу<
ток времени и др.).
Абсолютные величины, как правило, преобразуются в обоб<
щающие показатели (относительные и средние величины), по<
зволяющие применять сложные приемы статистического анали<
за. Так, при помощи метода относительных величин представля<
ется возможным выявить соотношение между частью совокуп<
ности и совокупностью в целом, между отдельными частями со<
вокупности, а также отношения, характеризующие представле<
ние о количественных характеристиках основных признаков,
свойств, исследуемых явлений. При этом относительные вели<
чины дают более точное соотношение между отдельными сторо<
нами исследуемого и благодаря этому могут уточнять выводы,
сделанные на основе абсолютных чисел. Например, сопоставле<
ние относительных величин об образовании преступников и всего
населения в целом поставило под сомнение общераспространен<
ный вывод о том, что преступления совершают чаще всего лица,
имеющие начальное или незавершенное среднее образование
(197. С. 67).
В статистическом анализе не менее важную роль играют и
средние величины, отражающие размер варьирующегося при<
знака, характерного для некоторой совокупности в целом или
для ее отдельных частей. Средние величины позволяют осу<
ществить погашение случайных колебаний, различных инди<
видуальных особенностей и более наглядно представить об<
щие, устойчивые тенденции и стороны исследуемого. Таким
образом, благодаря обобщающим показателям исследователь
получает качественно новую информацию о наблюдаемых яв<
лениях, которая хотя и не распространяется на всех членов
423
Раздел III
наблюдаемой совокупности, но и не может быть привязана к

отдельному факту.
Методы группировки и обобщающих показателей позволяют
установить наличие или отсутствие связи, отношений между теми
или иными признаками. Однако при помощи этих приемов не
всегда можно определить, чем вызвана эта связь: случайными или
же какими<то постоянными, закономерными факторами. Нельзя
также установить показатель тесноты и формы связи. Между тем
эти данные имеют важное значение в понимании природы ис<
следуемой связи и выступают необходимым этапом на пути по<
знания объективной закономерности.
Знание тесноты связи позволяет делать вывод о степени веро<
ятности, с которой можно ожидать наличия этой связи у явле<
ний, не наблюдаемых в процессе исследования. Форма связи по<
казывает направление, в котором происходит изменение одного
признака при изменении другого. Современная статистика име<
ет достаточно развитую систему методов корреляции, примене<
ние которых позволяет на их основе получать следующую стати<
стическую информацию: а) получать бесспорные доказательства
отсутствия связи между исследуемыми факторами; б) устанавли<
вать наличие связи, определять ее тесноту и форму; в) проводить
многофакторный анализ.
В юридической литературе справедливо подчеркиваются зна<
чительные возможности корреляции в изучении эмпирически на<
блюдаемых связей. «Трудно назвать более пригодный инструмент
для решения проблемы «вычленения», чем корреляция, — пола<
гает Е.А. Павлодский,—позволяющая установить связь между от<
дельными признаками и в тех случаях, когда на результативный
признак воздействует несколько факторов. Особенность корре<
ляции состоит в возможности установления связи между резуль<
татом и действием правовой нормы, когда достигнутый резуль<
тат является следствием действия не только исследуемого факто<
ра, но и других социальных регуляторов. Так, на качество выне<
сенных судом решений, т.е. их законность и обоснованность, вли<
яют следующие факторы: квалификация судей, их среднемесяч<
ная загрузка, установленные сроки судопроизводства и др.» (385.
С. 47). Поэтому только при помощи корреляционного анализа
можно установить интенсивность влияния каждого из названных
признаков на совокупный результат — качество вынесенных су<
дами решений.
424
Однако в юридической литературе высказывается и иное мне<

ние о значении корреляционного анализа в познании права. В
частности, С.С. Остроумов считает, что не имеется сколько<ни<
будь настоятельной потребности в глубоком изучении учеными<
юристами методов корреляционного анализа, им достаточно
иметь о нем лишь общие представления (234. С. 123). Созвуч<
ные мысли были высказаны и В.В. Панкратовым. По его мне<
нию, приемы корреляционного анализа настолько «специализи<
рованны и сложны, что их использование может быть обеспече<
но лишь лицами, получившими математическую подготовку и
специализирующимися в каком<то конкретном виде анализа»
(237. С. 113).
Изложенные положения С.С. Остроумова и В.В. Панкра<
това не совсем точны. Среди математико<статистических ме<
тодов измерения тесноты корреляционной связи наряду со
сложными и более точными методами имеются очень простые,
хотя и менее точные. Одним из таких методов является пока<
затель корреляции рангов, который может быть использован
везде, где имеется необходимость в измерении корреляцион<
ной связи. Более того, он является единственным способом из<
мерения тесноты связи между признаками, не поддающимися
точному количественному измерению, как, например степень
общественной опасности видов преступлений, тяжесть нака<
зания и иные явления, дифференцируемые по степени прояв<
ления качественных свойств с помощью оценочных понятий
«больше<меньше».
Показатель корреляции рангов учитывает лишь согласован<
ность в изменениях сопоставляемых признаков. Однако в про<
цессе статистической характеристики тесноты связи далеко не
безразлично то обстоятельство, что в одном случае значитель<
ные изменения признака (фактора) влекут за собой столь же зна<
чительные модификации другого, связанного с ним признака,
а в другом — лишь слабые изменения последнего. Но более точ<
ные коэффициенты тесноты связи могут быть выявлены с по<
мощью более сложных методов, нежели метод ранговой корре<
ляции.
Еще одним, и весьма перспективным, направлением приме<
нения статистических методов в правоведении является мате<
матическое моделирование структур правовых и иных явлений,
их функций, связей с другими социальными явлениями. Мате<
425
Раздел III
матическая модель понимается как математический образ иссле<

дуемого явления, который в особой символической форме вы<
ражает его внутренние либо внешние структурные и количе<
ственные связи. С точки зрения своей формы математическая
модель представляет собой уравнение или их систему, матема<
тическую функцию, логико<математическую формулу либо иное
математическое средство моделирования исследуемых явлений
(67. С. 25–26).
Даже незначительный опыт математического моделирования,
накопленный российскими правоведами, свидетельствует о пра<
вомерности и целесообразности его применения в правовой на<
уке. Так, правильно построенные и проверенные математичес<
кие модели в криминологии дают возможность точно установить
меру влияния определенного фактора на состояние и динамику
преступности. Если рассматриваемый фактор оказывает значи<
тельное воздействие на динамику преступности, то математичес<
кая модель может дать точную количественную меру этого воз<
действия.
Основой математической модели выступает статистический
материал, описывающий количественную сторону исследуемых
явлений и процессов. Моделирование может осуществляться с
помощью уравнений регрессии (корреляционных уравнений).
Так, благодаря применению статистических и математических ме<
тодов советским криминологам в конце 70<х гг. удалось выявить
зависимость между изменениями социально<демографической,
образовательно<культурной и профессиональной структуры на<
селения и возможными тенденциями преступности. На основе
полученных данных представилось возможным составить надеж<
ный дальнесрочный прогноз.
Корреляционные связи и построенные на них математичес<
кие модели представляют собой так называемые статистические
закономерности, понимаемые как регулярность или последова<
тельность и повторяемость каких<либо свойств, признаков в массе
однородных фактов, событий. Найти регулярность в чередова<
нии или расположении единичных фактов, обнаружить повто<
ряемость при определенных условиях — значит найти закономер<
ность (181. С. 58).
По своей гносеологической природе статистические законо<
мерности отличаются от объективных социальных законов, в том
числе и закономерностей функционирования и развития право<
426
вых явлений. Это хотя и взаимосвязанные, но далеко не тожде<

ственные, однопорядковые категории.
Объективные социальные, в том числе и правовые, законо<
мерности — это, как уже говорилось ранее, существенные, об<
щие, необходимые и устойчивые связи. Лишь при наличии всех
этих признаков связь может рассматриваться в качестве объек<
тивной закономерности. В то же время эти закономерности в
реальной жизни не существуют в «чистом виде». Они «не име<
ют иной реальности, кроме как в приближении, в тенденции, в
среднем, но не в непосредственной действительности» (3. Т. 39.
С. 355).
Стремление рассматривать любой конкретный факт, событие
как непременную форму проявления объективных законов не<
редко порождает ошибочные выводы. Так, критикуя Булгакова,
который пытался опровергнуть положение К. Маркса о законо<
мерном соотношении переменного и постоянного капитала в
земледелии на том основании, что данное соотношение проти<
воречит отдельным фактам, В.И. Ленин писал: «Ошибка Булга<
кова состоит в том, что он слишком поспешно возвел отдельные
агрономические факты, не всмотревшись в их значение, на сте<
пень общих законов. Мы подчеркиваем «общих», потому что ни
Маркс, ни его ученики не смотрели никогда иначе на данный
закон, как на закон общих тенденций капитализма, отнюдь не
закон всех отдельных случаев» (6. Т. 4. С. 101).
Как форма проявления объективных законов статистические
закономерности раскрывают только устойчивые, повторяющие<
ся связи, которые детерминируются объективными закономерно<
стями и одновременно зависят от внешних, случайных факторов.
Более того, как уже говорилось, статистические закономерности
могут отражать мнимые, т.е. ложные, связи, которые исчезают, ког<
да раскрывается их подлинная причина. Суть статистической за<
кономерности, ее способность отражать объективные, устойчи<
вые связи и зависимости могут быть выявлены на последующих
стадиях научного познания.
Вследствие того что статистические закономерности не раскры<
вают необходимого, они являются неопровержимыми преимуще<
ственно лишь по отношению к той совокупности явлений, кото<
рая была изучена в процессе статистического анализа. Распрост<
ранение этих закономерностей на всю совокупность явлений но<
сит условный характер. В.И. Ленин отмечал, что статистические
427
Раздел III
схемы «сами по себе ничего доказывать не могут; они могут толь<

ко иллюстрировать процесс, если его отдельные элементы выяс<
нены теоретически» (6. Т. 4. С. 52).
Не обеспечивают адекватного отражения объективных зако<
номерностей и создаваемые математические модели правовых
явлений. Модели отражают либо внутреннюю структуру иссле<
дуемого, полностью абстрагируясь от его внешних связей (на<
пример, модели, построенные на основе цепей Маркова), либо,
наоборот, учитывают влияние только одного фактора (модели<
рование с помощью биноминального, нормального и пуассо<
новского законов распределения). Многомерный корреляцион<
ный анализ отражает совокупную связь многих факторов, но не
воспроизводит конкретно<исторической обстановки существо<
вания наблюдаемого объекта во всей полноте и многообразии
его внешних связей и зависимостей. Все это приводит к тому,
что полученные знания оставляют нерешенным основной воп<
рос — какова действительно объективная закономерность, ко<
торая лежит в основе наблюдаемой статистической закономер<
ности.
Поэтому статистический анализ, доведенный до констатации
статистических, обобщенных фактов, их корреляционных свя<
зей, является незавершенным. Единичные и обобщенные факты
нуждаются в обстоятельном теоретическом анализе, и прежде
всего в объяснении с позиции наличных теоретических знаний,
положений правовой науки.
8.4. Объяснение единичных и обобщенных фактов

Объяснение единичных и обобщенных фактов, выявленных
в ходе эмпирического изучения, выступает необходимым эта<
пом на пути формирования теоретических знаний. Буржуаз<
ная социология, в том числе и социология права, которая ви<
дит свое предназначение в сборе и систематизации конкрет<
ных эмпирических фактов, «по<прежнему не имеет единых
концептуальных и операциональных категорий, которые, бу<
дучи примененными на практике, могли бы длительное время
выдержать критику теоретиков. Без теоретического же начала
эмпирические исследования лишаются цельности и последо<
вательности, они утрачивают ту перспективу, к которой долж<
но стремиться всякое систематизированное знание о пред<
мете» (40. С. 51–52).
428
Эта характеристика буржуазной социологии права, данная

С.В. Боботовым в 1978 г., в настоящее время не разделяется со<
временными авторами. Так, В.Н. Кудрявцев и В.П. Казимир<
чук уверяют читателей в том, что именно «социологическая
юриспруденция» как в США, так и в Европе оказала позитив<
ное влияние на пересмотр консервативных традиций в теории
и методах познания права (157. С. 294–295).
Однако поток переводной социологической американской
и европейской литературы, которым пытаются смыть диалек<
тико<материалистические традиции российской социологии,
в том числе и социологии права, показывает справедливость
советских, а не современных оценок этой литературы.
Н. Смелзер, в частности, представляется российским читате<
лям одним из патриархов современной американской социо<
логии, автором выдающихся работ в области экономсоциоло<
гии, теории коллективного поведения, социальных изменений
и методологии сравнительных исследований. Учебник же
Н. Смелзера «Социология» (306) характеризуется российским
социологом В.А. Ядовым только в розовых и ярких красках
(306. С. 5–10). И что же мы видим в этом суперсовременном
учебном пособии?
В работе, претендующей на системное описания современ<
ного общества, всех его компонентов, проблема сексуальных
ролей и неравенства ставится намного выше вопросов, связан<
ных с раскрытием социологической природы права, его места
в системе иных компонентов общества. Если первая проблема
выделена в отдельную и обстоятельную главу, то все проблемы
социального действия права рассматриваются в отнюдь не
юридической главе «Девиация и социальный контроль». В ней
говорится о том, что девиация представляет собой процесс раз<
вития, распадающийся на восемь стадий, а среди «формаль<
ных организаций, контролирующих девиацию, основную роль
играют полиция, суды и тюрьмы. На вероятность ареста подо<
зреваемого влияют такие факторы, как его возраст, расовая и
классовая принадлежность, а также состав преступления» (306.
С. 241). Словом, современное и новое остается на уровне весь<
ма старой, давно навязшей в зубах юридической жвачки.
Первым шагом на пути решительного отхода от давно приев<
шегося и известного и является стадия объяснения собранных
единичных и обобщенных фактов.
429
Раздел III
Объяснить факт — значит установить его надлежащее место в

системе науки, раскрыв его сущность и связи с другими компо<
нентами научного знания, истинность которых уже доказана. С ло<
гической стороны объяснение рассматривается как дедукция, т.е.
подведение особенного под общее и всеобщее. Поэтому необхо<
димыми компонентами объяснения выступают: а) статистический
закон или факт, подлежащий объяснению; б) система теоретичес<
ких положений, законов, способных объяснить эту закономер<
ность или данный факт (20. С. 125; 366. С. 202).
Конечный результат объяснения эмпирической информации,
фактов, полученных в ходе социально<правовых исследований,
выражается в двух формах: 1) непосредственная сущность иссле<
дуемых явлений полностью раскрывается с помощью существу<
ющих теоретических знаний; 2) непосредственная сущность яв<
лений остается необъясненной в рамках имеющегося теоретико<
понятийного аппарата правоведения и иных социальных наук.
Статистические данные иллюстрируют правомерность или
несостоятельность теоретических знаний, которые были по<
ложены в основу социологического исследования в форме его
гипотез. Конечный же итог не содержит новых теоретических
знаний.
В литературе высказывается мнение о том, что попытки свя<
зать сущность социально<правового подхода с эмпирическим ха<
рактером исследования являются бесперспективными, посколь<
ку «обязательным для любого исследования является соединение
теоретического и эмпирического компонентов» (146. С. 30).
Теория безусловно присутствует на всех стадиях, этапах соци<
ально<правовых исследований. Однако этот факт сам по себе не
меняет эмпирического характера данных исследований, равно как
и правоприменительная деятельность, основанная на достижениях
правовой науки, не превращается в теоретическое исследование.
Основание членения работ на эмпирические и теоретические ви<
дится не в том, применяется или не применяется в ходе научного
анализа теория, а в том, к какому уровню относятся полученные в
результате исследования новые знания. Исследование является
эмпирическим, если его новизна выражается в форме единичных
или обобщенных фактов. Знания более высокого уровня при по<
мощи конкретно<социологических, статистических методов, ме<
тода сравнительного правоведения или классификаций получить
нельзя.
430
Знания эмпирического уровня нередко планируются в качестве

конечного результата социально<правовых или сравнительно<пра<
вовых исследований, в частности в процессе изучения эффектив<
ности действия норм права или практики их реализации в конк<
ретных отношениях, когда задачи исследования сводятся к опре<
делению на эмпирическом уровне эффективности действия ис<
следуемой нормы, выяснению типичных факторов, определяющих
уровень эффективности, и возможности воздействия на них с по<
мощью права.
Эффективность, понимаемая как соотношение между факти<
чески достигнутым результатом действия нормы и той целью, для
достижения которой соответствующая норма была принята, мо<
жет быть выявлена с помощью имеющихся теоретических знаний.
Первый компонент этого соотношения — фактически достигну<
тые результаты действия нормы — является эмпирическим, а вто<
рой компонент — цели — представляет собой реализацию опре<
деленных положений, выводов науки в правотворческой и право<
применительной практике.
Тот факт, что определенная часть конкретно<социологичес<
ких исследований ограничивается констатацией и обобщением
эмпирического материала, не означает, что исследования такого
рода вообще не имеют научной ценности. Сложный, диалекти<
чески противоречивый процесс познания закономерностей фун<
кционирования и развития правовых явлений невозможен без
знания социальной обусловленности правовых норм и их влия<
ния на развитие общественных отношений. Это один из осново<
полагающих принципов диалектико<материалистической теории
права, реализация которого в конкретных правовых исследова<
ниях положила начало превращению юриспруденции в подлин<
но научную теорию. Социально<правовые исследования, раскры<
вающие социальную обусловленность права, правовых институ<
тов, механизмов их функционирования, дают материал, который
составляет эмпирический базис науки как одного из ее необхо<
димых компонентов.
Эмпирическая информация о непосредственной жизни права,
его социальном действии не только иллюстрирует правомерность
существования одних теоретических положений и показывает не<
состоятельность других, но и способствует определению наибо<
лее актуальных и малоисследованных проблем правоведения. Наи<
более ярко эта сторона эмпирической информации проявляется
431
Раздел III
тогда, когда факты, содержащие новые свойства, стороны иссле<

дуемого явления, не могут быть объяснены в рамках существую<
щих научных знаний. Такие факты обнаруживают пробел в науке
и показывают, что существующая система знаний недостаточно
полно отражает сущностные стороны объективной реальности и
не способна на этом уровне объяснить ее новые тенденции и про<
явления.
«Наблюдение открывает какой<либо новый факт, делающий
невозможным прежний способ объяснения фактов, относящих<
ся к той же самой группе. С этого момента возникает потреб<
ность в новых способах объяснения, опирающаяся сперва толь<
ко на ограниченное количество фактов и наблюдений» (3. Т. 20.
С. 555). Эти слова Ф. Энгельса, раскрывающие механизм разви<
тия естественнонаучных знаний, полностью применимы и к пра<
воведению.
Для объяснения новых явлений в социально<правовой сфере
требуется знание их сущностных и закономерных сторон. А эти
стороны не могут быть выявлены, раскрыты с помощью только
конкретно<социологических и статистических методов или срав<
нительно<правового метода, позволяющих выявить лишь общее
и устойчивое.
Между тем эта особенность названных методов не всегда дос<
таточно четко учитывается при интерпретации их гносеологичес<
кой природы, в связи с чем в юридической литературе встречают<
ся высказывания о том, что в недалеком будущем в науке уголов<
ного процесса все проблемы будут решены математическим пу<
тем (240. С. 10), что при «проведении любого исследования в об<
ласти социальных наук следует считать важнейшими, основными
элементами этого исследования кропотливое собирание данных,
обоснование обобщений» (249. С. 327).
Во<первых, при характеристике любого общего или частного
метода неприемлемы термины «важнейший», «основной». В сис<
теме общих и частных методов нет деления на основные и нео<
сновные, менее значимые. Все методы независимо от сферы и ста<
дии применения в научном познании выполняют определенные
познавательные задачи и в этом смысле являются одинаково важ<
ными. Поэтому для правильного уяснения гносеологической при<
роды отдельного метода нужно не только акцентировать внима<
ние на его познавательных возможностях, но и видеть его место и
взаимосвязь с другими методами научного познания.
432
Во<вторых, «умозрительные» методы, которые А. Подгурецкий

противопоставляет конкретно<социологическим, в диалектико<
материалистической теории права не сводятся к догматической
обработке нормативного материала, а вбирают в себя практичес<
ки весь арсенал познавательных средств, разработанных диалек<
тической логикой, в том числе и метод восхождения от абстракт<
ного к конкретному.
Понимаемые таким образом «умозрительные» методы не от<
рицают конкретно<социологических методов, а находятся с ними
в органической и диалектико<противоречивой связи. В своих ис<
следованиях социолог использует теоретико<понятийный аппарат
правоведения, полученный при помощи «умозрительных», т.е. те<
оретических, методов. Любому индуктивному обобщению всегда
предшествует некая совокупность «умозрительных» знаний, при
помощи которой социолог формулирует гипотезы, осуществляет
наблюдение, проводит измерения, описывает и объясняет единич<
ные и обобщенные факты.
Если социолог игнорирует научную теорию , начинает иссле<
дование с «живых личностей», то в действительности он начи<
нает с того, что «вкладывает в эти личности такие «помыслы и
чувства», которые он считает рациональными... т.е. «начинает с
утопии» и тем самым извращает действительное положение ве<
щей (6. Т. 1. С. 424).
Обречен на неудачу социолог и в случае, если он опирается на
устаревшие теории или приступает к изучению и обобщению фак<
тов, не усвоив надлежащим образом необходимых для исследова<
ния теоретических знаний. Ярким примером того, что может по<
стичь социологию права, если она не основана на диалектико<
материалистическом методе и действительной теории права, слу<
жит, как уже говорилось, вся история буржуазной социологичес<
кой юриспруденции, которая, начав свой путь с отрицания и про<
тивопоставления теории права как позитивной науки, после про<
должительных попыток в конечном итоге была вынуждена кон<
статировать, что «прогресс не был поразительным» и самая важ<
ная задача для юридической науки — это развитие теории, кото<
рая вырастает из эмпирических исследований (351. С. 244).
Если конкретно<социологические исследования немыслимы
без подлинно научной правовой теории, то в процессе развития
правовой науки, углубления и расширения знаний о закономер<
ностях функционирования и развития правовых явлений сравни<
433
Раздел III
тельно<правовой, конкретно<социологические и статистические

методы являются необходимым, но недостаточным познаватель<
ным средством. Данные методы не могут решить всех теоретичес<
ких проблем правоведения, поскольку в науке не имеется одно<
значных логических правил, на основе которых можно было бы
из эмпирических знаний выводить теоретические положения, по<
добно тому как из посылок силлогизма вытекает его заключение.
Сформулированная в 20<х гг. нашего столетия доктрина логичес<
ких конструктов, согласно которой любое теоретическое утверж<
дение в принципе сводимо к некоторой совокупности утвержде<
ний эмпирического уровня, оказалась настолько несостоятельной,
что сами ее сторонники в конечном счете от нее отказались. Было
признано, что «теоретический язык науки» не сводится к «эмпи<
рическому языку», а находится с ним в отношениях частичной
интерпретации (307. С. 125).
Сущность и необходимость, будучи внутренними, глубинны<
ми сторонами явлений и процессов, не совпадающими с их внеш<
ней формой, непосредственному наблюдению недоступны и в
процессе эмпирических исследований остаются нераскрытыми.
«Если бы форма проявления и сущность вещей непосредственно
совпадали, — указывал К. Маркс, — то всякая наука была бы из<
лишня» (3. Т. 25, ч. II. С. 384).
Теоретический анализ эмпирического материала, направлен<
ный на установление сущности и необходимых элементов, — са<
мостоятельный этап научного исследования, качественно отли<
чающийся по целям и способам познания от социально<право<
вого исследования. В теоретической области, считал Ф. Энгельс,
эмпирические методы «оказываются бессильными, здесь может
оказать помощь только теоретическое мышление» (3. Т. 20.
С. 366). Применительно к правовым исследованиям это означа<
ет, что для успешного развития юридической науки важны со<
вершенствование, разработка не только приемов сбора, изуче<
ния и обобщения эмпирических фактов, но и методов теорети<
ческого исследования.
Но прежде чем переходить к характеристике методов теорети<
ческого познания, рассмотрим вопрос о соотношении методов
обобщения эмпирических фактов и лежащих в основе этих мето<
дов принципов диалектической логики.
Связь между применяемыми в теории права методами обоб<
щения эмпирических фактов и принципами диалектической ло<
434
гики проявляется в двух формах: 1) как связь между принципами

диалектической логики, применяемыми на уровне обобщения и
ранее реализованными на стадии сбора и изучения единичных
фактов; 2) как связь между принципами диалектики, имеющими
методологическое значение на уровне сравнительного и статис<
тического анализа и реализуемыми в правилах, принципах мето<
дов, применяемых на этой стадии научного познания.
В первом случае речь идет о требованиях объективности и пол<
ноты изучения фактов, необходимости брать их во взаимосвязи, в
их конкретно<исторических условиях, которые лежат в основе
методов сбора единичных фактов и сохраняют свое методологи<
ческое значение на стадии научного обобщения. Общеизвестно
положение В.И. Ленина о том, что только при соблюдении всех
названных требований диалектической логики статистический
анализ имеет научное значение (6. Т. 30. С. 350–351). Однако на<
званные принципы диалектической логики не конкретизируются
в правилах, требованиях методов, применяемых на стадии обоб<
щения: сравнительно<правового, метода классификации, статис<
тических приемов.
Обобщение по отношению к стадии сбора эмпирических фак<
тов представляет собой более высокий уровень познания. Оно
начинается тогда, когда исследователь уже располагает достовер<
ными, объективными данными, взятыми в их взаимосвязи, в их
конкретно<исторической обстановке, отражающими исследуемый
объект полно и всесторонне. Поэтому методы, применяемые на
стадии обобщения, не дублируют задач, решаемых на предшеству<
ющей стадии познания, и не содержат правил, принципов, при<
сущих методам сбора эмпирической информации.
В то же время принципы диалектической логики, требующие
объективности и полноты изучения фактов, исследования их во
взаимосвязи, в конкретно<исторических, условиях не утрачивают
своего методологического значения и на стадии обобщения. Они
служат критериями, которые исследователь должен предъявлять
к единичным фактам, чтобы получить объективные данные на
стадии обобщения. Лишь оперируя действительно научными фак<
тами, удовлетворяющими всем требованиям диалектической ло<
гики, можно рассчитывать на успех на стадии обобщения фактов,
на получение подлинно научных данных. Однако эти данные дол<
жны удовлетворять не только тем требованиям диалектической
логики, которые лежат в основе методов сбора информации, но и
435
Раздел III
требованиям логики, конкретизированным в методах обобщения

фактов.
В числе специфических принципов диалектической логики,
реализуемых на стадии обобщения фактов, можно назвать требо<
вание учитывать диалектику перехода количественных изменений
в качественные и наоборот, а также диалектику соотношения об<
щего, особенного и отдельного. Как было показано ранее, все ме<
тоды обобщения эмпирической информации призваны ориенти<
ровать исследователя на то, каким образом ему действовать, что<
бы выявить и раскрыть диалектику перехода количества в каче<
ство и наоборот, чтобы из массы случайного и второстепенного
выделить устойчивое и необходимое.
Глава 9.
Методы теоретического познания предмета
9.1. Восхождение от конкретного к абстрактному

как способ образования правовых понятий
Наличие фактов, которые не могут быть объяснены в рамках
существующих теоретических знаний (далее — необъясненные
факты), нельзя рассматривать как некую аномалию в развитии
общей теории права. Такие факты выступают закономерным след<
ствием противоречивой взаимосвязи данной науки с изучаемой
ею объективной реальностью, а также особенностями движения,
развитием научных знаний.
Противоречия между наличным содержанием общей теории
права и объективной социально<правовой реальностью обуслов<
ливаются такими внешними факторами, как:
появление новых компонентов правовой надстройки и иных
социальных явлений, требующих дальнейшего совершенствова<
ния нормативно<правового регулирования общественных отно<
шений;
накопление практического опыта, показывающего несостоя<
тельность той или иной юридической конструкции;
постановка перед правоведением новых задач, требующих даль<
нейшего развития теории.
Существование необъясненных фактов может обусловливать<
ся и внутренними (лежащими внутри науки) причинами. Науч<
436
Глава 9. Методы теоретического познания предмета общей теории права
ное теоретическое знание не возникает сразу в готовом виде. Как

спиралевидный процесс восхождения от конкретного к абстракт<
ному и от абстрактного к конкретному познание может обнару<
живать процессы и явления, которые являются новыми лишь для
науки, а в объективной реальности они существуют достаточно
длительный период, не претерпевая сколько<нибудь значительных
изменений. Выявление не объясненных в рамках наличных тео<
ретических знаний фактов может быть результатом изучения яв<
лений, не подвергавшихся ранее специальному исследованию,
либо применения новых методов, позволяющих исследовать сто<
роны, связи, которые ранее нельзя было выявить и изучить.
Благодаря необъясненным фактам обнаруживается недостаточ<
ность или противоречивость теоретических знаний. Естественно,
что знания такого рода не могут оставаться в прежнем виде. Об<
щая теория права, призванная раскрыть закономерности функ<
ционирования и развития своего предмета, стремится восполнить
обнаруженный пробел или дефект в знаниях, используя в этих
целях не только методы сбора и обобщения фактов. Данные при<
емы могут дать новый эмпирический материал, позволяющий
уточнить, расширить эмпирический базис данной науки, однако
для достижения конечной цели — раскрытия закономерностей
исследуемого — данных методов становится явно недостаточно.
Необходимой стадией на пути познания предмета общей тео<
рии права выступает стадия восхождения от конкретного к абст<
рактному. Именно с ней основоположники марксизма связывали
переход от многообразия сторон, связей, отношений, присущих
явлениям и процессам, к их сущностным сторонам и закономер<
ным связям. Такой переход представляет собой качественно но<
вый этап, скачок в развитии научного знания, обогащающий и
углубляющий эмпирические знания об исследуемом. «Мышление,
восходя от конкретного к абстрактному, не отходит, — если оно
правильное... от истины,— а подходит к ней. Абстракция материи,
закона природы, абстракция стоимости и т.д., одним словом, все
научные (правильные, серьезные, не вздорные) абстракции отра<
жают природу глубже, вернее, п о л н е е» (6. Т. 29. С. 152).
В философской литературе абстракция (понятие) как фор<
ма мышления интерпретируется в узком и широком смысле. В
узком смысле абстракция представляет собой результат отра<
жения, познания существенного, необходимого, присущего от<
дельному и особенному и вследствие этого включающему в себя
437
Раздел III
все богатство отдельного и особенного. В широком смысле аб<

стракция включает в себя наивысшую форму представлений —
общие, повторяющиеся признаки, полученные в процессе чув<
ственно<предметного изучения конкретного (280. С. 381–393;
147. С. 12–13). Абстракция, отмечал Ф. Энгельс, «суть не бо<
лее, как сокращения, в которых мы охватываем, сообразно их
общим свойствам, множество различных чувственно воспри<
нимаемых вещей» (3. Т. 20. С. 550).
Абстракция в широком смысле является результатом первона<
чального этапа теоретического мышления, осуществляемого при
помощи метода восхождения от конкретного к абстрактному. При<
менение этого метода необходимо в период становления, форми<
рования научных теорий, когда исследуемый предмет не изучен
сколько<нибудь обстоятельно и представляет собой «хаотическое
представление о целом». Чтобы выявить структуру, свойства, эле<
менты этого целого, нужно путем более близких определений ана<
литически подходить «ко все более и более простым понятиям: от
конкретного, данного в представлении, ко все более и более то<
щим абстракциям» (3. Т. 12. С. 726).
В правовой науке данный способ познания находил широкое
применение в период ее становления, формирования, когда от<
сутствовали теоретические представления о действующем праве
и нужно было дать теоретическое объяснение реально существу<
ющим правовым явлениям, раскрыть их устойчивые и необходи<
мые связи. Но и в современных условиях, когда имеется доста<
точно развитой понятийный аппарат общей теории права, восхож<
дение от конкретного к абстрактному находит применение в про<
цессе изучения новых явлений, фактов, которые не могут быть
объяснены при помощи имеющихся теоретических знаний.
Наличие развитой системы понятийного аппарата общей тео<
рии права, законов и категорий диалектики и иных наук в значи<
тельной степени облегчает процесс познания новых, еще не объяс<
ненных теорией фактов. Однако общие понятия и категории об<
щей теории права, равно как и философские положения, оказы<
ваются слишком абстрактными в исследованиях, цель которых
сводится к изучению непосредственной сущности явления, состав<
ляющих его компонентов. В этом случае явление должно быть
изучено из непосредственных форм его бытия. Стремление искать
ответы на конкретные вопросы в простом логическом развитии
общей истины В.И. Ленин считал опошлением марксизма и
438
сплошной насмешкой над диалектическим материализмом (6. Т. 3.

С. 14).
Чтобы выявить существенное и необходимое, скрытое в яв<
лениях и за явлениями, необходимо проделать весь тот путь, ко<
торым движется познающий субъект от чувственного восприя<
тия исследуемого к его сущности. Последняя не может быть по<
нята сразу. Познание сущности представляет собой сложный, ди<
алектически противоречивый процесс восхождения от сущнос<
ти первого порядка к сущности второго порядка и т.д. Как об<
разно замечает Б.М. Кедров, движение познания в этом отно<
шении подобно лифту в высотном здании: нельзя сразу с перво<
го его этажа подняться на самый верхний этаж, минуя второй,
третий и т.д. (134. С. 251).
Используя данный пример, можно сказать, что различие меж<
ду познанием сущности отдельного правового явления и позна<
нием закономерностей права в целом видится прежде всего в том,
что первая как менее глубокая сущность постигается на третьем
или четвертом этаже, тогда как сущность, закономерности права
в целом занимают последний этаж высотного здания, на который
к тому же не только не ходит лифт, но и еще не найдены входные
двери. Познание отдельного компонента механизма правового
регулирования в целом повторяет путь становления науки и начи<
нается с того, с чего начиналась правовая наука, — с восхождения
от конкретного к абстрактному.
В юридической науке образование абстракций осуществля<
ется тремя способами: на основе изолирующей абстракции, аб<
стракции отождествления и абстракции идеи, которые в своей
совокупности и составляют догматический метод в праве (54.
С. 316–317).
Суть изолирующей (аналитической) абстракции состоит в вы<
делении свойства или отношения у предметов, явлений при от<
влечении, абстрагировании ото всех иных их свойств и отноше<
ний и обозначении выделенного свойства определенным терми<
ном. В общей теории права метод изолирующей абстракции при<
меняется при образовании понятий, отражающих определенное
свойство, отношение правовых и иных социальных явлений. На<
пример, норма права как правило поведения людей имеет слож<
ную структуру и включает в себя гипотезу, диспозицию и санк<
цию. Но в процессе отражения такого ее свойства, как норматив<
ность, данные элементы не учитываются, в результате чего созда<
439
Раздел III
ется самостоятельный «абстрактный предмет» — нормативность,

который в реальной жизни сам по себе не существует.
Характерная черта изолирующей абстракции состоит в том, что
она отражает какое<то одно свойство, отношение, однако боль<
шая часть правовых понятий имеет своим содержанием не одни, а
несколько признаков. Такие понятия называются абстракцией
отождествления. В процессе их формирования используется ме<
тод отождествления совокупности (класса) явлений на основе
эмпирически фиксируемых признаков, свойств, отношений.
Абстракция отождествления сводится к следующему. Если мы
имеем предметы А, В, С, Е, состоящие из трех признаков, при этом
А включает в себя признаки « а, с, е»; В состоит из признаков «в, с,
а»; С — из «с, а, х»; Е — из «е, с, а», то общие для этих предметов
признаки «а, с», будучи абстрагированными от иных свойств, об<
разуют содержание понятия, которым охватывается группа, класс
предметов А, В, С, Е.
Абстракция отождествления представляет собой более высокий
этап познания, нежели изолирующая абстракция. Непосредствен<
ное отождествление возможно при условии, когда общие призна<
ки явлений установлены заранее и зафиксированы в форме изо<
лирующей абстракции. Ибо сравнивать и выявлять сходство и раз<
личие можно тогда, когда основание сравнения является реаль<
ным и известным.
В общей теории права методом абстракции отождествления об<
разованы понятия наиболее простых правовых явлений типа по<
нятий «норма права», «нормативное предписание», «нормативный
акт», «субъект правоотношения» и др.
В правовой науке понятия создаются не только путем отраже<
ния реально существующих явлений и процессов. В ряде случаев
процесс формирования понятий предшествует отражаемому в нем
явлению, правовому отношению. В процессе нормотворческой
деятельности достаточно часто конструируются новые правовые
явления, которые до их закрепления в нормативно<правовом акте
и вступления акта в силу в реальной жизни не существуют.
Например, в настоящее время реально не существует объекта,
который бы соответствовал понятию «Свод законов Российской
Федерации». Такой реально существующий объект может появить<
ся только после того, как ученые и практические работники опре<
делят все основные черты данного официального сборника феде<
ральных законов и иных нормативно<правовых актов федераль<
440
ных органов государственной власти. Подобным образом созда<

ется значительное число понятий, отражающих явления, процес<
сы, которые существуют только в правовой сфере и обязаны сво<
им появлением творческой деятельности законодателя. Это, на<
пример, понятия «потерпевший», «подозреваемый», «обвиняе<
мый», «следственный эксперимент» в науке уголовного процесса,
«истец», «ответчик», «преюдиция», «фикция» в науке гражданс<
кого процесса, «налог на добавленную стоимость», «подоходный
налог» в науке финансового права.
Образование таких абстракций представляет собой результат
логического развития правовых идей, принципов, на которых ос<
новываются действующее право, его отдельные институты и от<
расли. Поэтому абстракцию<идею нельзя рассматривать как фор<
му восхождения от конкретного к абстрактному. Данный метод
используется в процессе реализации теоретических знаний в прак<
тической деятельности, т.е. охватывает качественно иной этап,
нежели формирование абстракций на основе эмпирического на<
блюдения реально существующих явлений.
Таким образом, на первоначальном этапе изучения новых,
необъясненных фактов, которые предстают как «хаотическое
представление о целом» и не могут быть объяснены при помощи
наличных теоретических знаний, познающий субъект в процессе
восхождения от конкретного к абстрактному использует метод
изолирующей абстракции и метод абстракции<отождествления.
Понятия, образованные при помощи названных методов,
практически оставляют открытым вопрос о том, что отражаемые
ими признаки являются всеобщими. Вследствие того что индук<
тивные обобщения всегда неполны, нельзя быть уверенным в том,
что выделенные признаки являются общими для всего класса яв<
лений, и дальнейший опыт нередко уточняет, изменяет понятия,
сформированные путем непосредственного отождествления соот<
ветствующей группы явлений или процессов.
Так, сложившееся в юридической литературе понятие норма<
тивно<правового акта как акта, содержащего нормы права, вер<
но отражало специфику основной массы нормативно<правовых
актов. Однако в дальнейшем были обнаружены акты, которые
хотя и содержали нормы права, но не являлись источниками пра<
ва. Речь идет прежде всего о правовых актах правительств союз<
ных республик бывшего СССР, излагавших содержание общесо<
юзных актов с целью доведения их до сведения исполнителей.
441
Раздел III
Данные акты не являлись актами правительств союзных респуб<

лик и не могли рассматриваться в качестве источников права.
Были выявлены также нормативные акты, не содержащие непос<
редственно норм права, но имевшие значение для установления
новых норм права и являвшиеся источником права. Это, в част<
ности, акты, содержащие поручения издать конкретный норма<
тивно<правовой акт либо решения об изменении, дополнении
или признании утратившими силу конкретных нормативно<пра<
вовых актов. Вследствие отмеченных противоречий между реаль<
но существующими видами нормативно<правовых актов и их
понятием содержание последнего было уточнено и дополнено
(198. С. 21–29).
Приведение понятия в соответствие с эмпирически наблюдае<
мой совокупностью явлений не дает никаких гарантий относитель<
но того, что выделенные признаки являются действительно все<
общими. Абстракции, полученные в ходе восхождения от конк<
ретного к абстрактному, раскрывают сущность первого порядка,
наиболее близкую к поверхности явлений, их общие признаки и
по существу представляют собой форму проявления сущности вто<
рого, более глубокого порядка. Последняя, будучи устойчивой,
необходимой стороной явления, в иных конкретно<исторических
условиях может проявляться в других формах, и, следовательно,
общие признаки одной формы проявления сущности могут не со<
впадать с общими признаками других ее форм проявления. «Эм<
пирическое наблюдение само по себе никогда не может доказать
достаточным образом необходимость» (3. Т. 20. С. 544).
Понятия, образованные методами идеализированной абстрак<
ции или абстракции<отождествления, всегда являются как непол<
ными, так и односторонними. В общей теории права постоянно
возникают разногласия относительно их содержания. Немного
найдется в юридической литературе правовых понятий, относи<
тельно которых не имелось бы или не имеется в настоящее время
как минимум двух<трех различных точек зрения. При сближении,
согласовании порой прямо противоположных позиций нередко в
ходе длительных дискуссий то или иное понятие приобретает свое
научное содержание.
Проблема отграничения сущностных признаков явлений от ус<
тойчивых признаков их формы в логике решается с помощью та<
ких методов, как определение понятий через ближайший род и
видовое отличие, генетическое определение, которые позволяют
442
путем подведения понятия под более широкое по объему понятие

выявить специфические, существенные признаки определяемого
и тем самым избежать эклектической погони за полным переч<
нем признаков. Дать определение — «значит, прежде всего, под<
вести данное понятие под другое, более широкое» (6. Т. 18. С. 149).
Несомненно, что в любом научном исследовании должны учи<
тываться установленные формальной логикой правила определе<
ния понятий, согласно которым определения должны быть сораз<
мерными, а родовой признак — указывать ближайшее понятие,
не перескакивая через него, видовым признаком может быть при<
знак или совокупность признаков, свойственных только данному
понятию и отсутствующих в других понятиях, относящихся к это<
му же роду, и т.д.
Критикуя гегелевское определение понятия «политический
строй» как организма, представляющего собой развитие идеи к ее
различиям и к их объективной действительности, К. Маркс ука<
зывал, что данное понятие является ненаучным, поскольку в нем
нарушено правило определения понятия через ближайший род и
видовое отличие. «Тем, что я сказал: «этот организм (т.е. государ<
ство, политический строй) есть развитие идеи к ее различиям и
т.д.», я еще ничего не сказал о специфической идее политического
строя. То же положение может быть высказано с таким же основа<
нием о животном организме, как и о политическом организме. Чем
же, таким образом, отличается животный организм от полити
ческого? Из этого общего определения это отличие не вытекает»
(3. Т. 1. С. 229).
Вместе с тем возможности метода определения понятий через
ближайший род и видовое отличие и иные способы определения
понятий в поиске сущностных признаков в значительной степе<
ни ограниченны.
Во<первых, названные методы дают позитивные результаты
скорее при оценке найденных признаков, нежели в процессе их
поиска. Логические правила определения понятий «вообще не
ставят вопроса о том, что наполняет форму определения, не ста<
вят вопроса об истинности определения в целом, а лишь о фор<
мальной правильности его» (151. С. 260). Определение родо<ви<
довых признаков не представляет значительного труда или по
крайней мере значительно облегчается в случае, когда родовое
понятие является уже сформированным, а изучаемые предметы в
науке уже определенным образом классифицированы (321. С. 84).
443
Раздел III
Однако в процессе восхождения от конкретного к абстрактно<

му не только видовые, но и родовые признаки понятия могут быть
неизвестны или выявлены недостаточно четко, чтобы с их помо<
щью можно было определить видовые отношения между отдель<
ными понятиями. Так, один из дискуссионных вопросов системы
права — определение ее элементного состава — в настоящее вре<
мя представляется трудноразрешимым потому, что родовое поня<
тие — отрасль права не содержит критериев, руководствуясь ко<
торыми, можно определить, является тот или иной комплекс, со<
вокупность правовых норм отраслью права или представляет со<
бой иное образование.
Во<вторых, соблюдение требования определения понятий че<
рез ближайший род и видовое отличие не гарантирует само по себе
обнаружения действительно сущностных родовых признаков яв<
ления, о чем убедительно свидетельствуют определения понятия
«право», данные различными правовыми учениями, школами.
Будучи безупречными с точки зрения формальной логики, опре<
деления данных понятий чаще всего остаются описательными,
поскольку глубинная сторона явлений — их зависимость от дру<
гих социальных явлений и общества в целом в этих определениях
игнорируется.
В<третьих, переход от видовых к родовым понятиям и наобо<
рот представляет собой самостоятельное исследование, осуществ<
ляемое с помощью достаточно широкой системы общих и част<
ных методов. Различие между общим и особенным не сводится к
простому убавлению специфических признаков, как это утверж<
дается в формальной логике. Переход от одной степени общности
к другой означает появление качественно нового, невыводимого
формально<логического знания. В ходе его получения использу<
ется не только абстракция отождествления или иные логические
правила, но и весь арсенал общих и частных методов, применяе<
мых на стадии сбора и обобщения фактов: методы толкования
права, социально<правовые и статистические методы, анализ и
синтез, аналогия, сравнение и др.
В<четвертых, выявление родовых и видовых признаков поня<
тия не устраняет разногласий относительно содержания тех или
иных понятий.
Проиллюстрируем данные положения на примере формирова<
ния понятия «юридическая ответственность». В процессе выяв<
ления содержания этого понятия в общетеоретическом плане как
444
категории общей теории права учитывались его видовые призна<

ки, выведенные предварительно в отраслевых юридических науках.
Одновременно использовались и общие методы: сравнение, ана<
лиз и синтез, индукция и дедукция.
Так, при помощи сравнения осуществлялось сопоставление
имеющихся в литературе позиций различных авторов, выяв<
ление их сходства и различия, степени соответствия понятия
его эмпирическим коррелятам. При помощи анализа вычле<
нялись отдельные признаки ответственности. В процессе объе<
динения отдельных признаков в целое применялся синтез.
Индукция использовалась в процессе формирования родово<
го понятия «юридическая ответственность», а дедукция — при
обосновании понимания юридической ответственности с по<
зиции философского понимания «социальная ответствен<
ность».
Авторы, исследовавшие данную проблему, несмотря на то что
использовали одни и те же приемы, в конечном итоге пришли к
различным результатам. Если абстрагироваться от некоторых ню<
ансов и оттенков, которые привносил каждый автор в понимание
«юридической ответственности», то можно выделить две основ<
ные позиции: одна группа ученых понимает юридическую ответ<
ственность как меру принуждения к соблюдению норм права, при<
меняемую органами государства к тем, кто эти нормы нарушает;
другие авторы рассматривают ответственность как признаваемую
государством способность лица отдавать отчет в своем противо<
правном деянии и претерпевать меры государственного воздей<
ствия в форме лишения благ, непосредственно ему принадлежа<
щих (298; 87; 43).
Причина разногласий ученых относительно понятия «юриди<
ческая ответственность» является столь же типичной, как и при<
меняемые ими методы. В основу понятия положены различные
стороны процесса реализации санкции правовой нормы. При этом
в той или другой позиции не отрицается реальность существова<
ния признаков, составляющих содержание понятия, формулиру<
емого их оппонентами. Полемика идет относительно правомер<
ности их отнесения к данному понятию.
Сторонники первой точки зрения считают, что противополож<
ная позиция смешивает два различных, хотя и взаимосвязанных
явления: признание способности лица претерпевать меры госу<
дарственно<принудительного воздействия и реакцию государства
445
Раздел III
на противоправное поведение в форме возложения юридичес<

кой ответственности.
По мнению авторов иной позиции, концепции, которые сво<
дят юридическую ответственность к государственно<принуди<
тельным мерам, «игнорируют интеллектуально<волевой лично<
стный аспект ответственности», тогда как государственное при<
нуждение не относится к категории юридической ответственно<
сти, а является своего рода юридическим эффектом, материали<
зующим ответственность (87. С. 95).
В процессе абстрагирования неизбежно приходиться опреде<
лять пределы исследуемого и для этого вырывать его из всеоб<
щей связи и зависимости, рассматривая как нечто такое, что если
и предполагает существование иных явлений, то лишь в форме
внешнего, лежащего за пределами исследуемого. Но вследствие
многообразия связей и зависимостей в реальной жизни провес<
ти однозначную грань между отдельными явлениями и соответ<
ственно отражающими их понятиями, когда неизвестны их не<
обходимые, сущностные стороны, практически невозможно. То,
что, по мнению одних авторов, входит в содержание понятия, по
мнению других, остается за его пределами. Подобное расхожде<
ние во взглядах имеет место в юридической литературе при ин<
терпретации понятий «форма права», «содержание права»,
«структура права», «структура нормы права», «законодательство»,
«пробел в праве», «источник права» и др.
Для того чтобы выявить действительное содержание понятий,
необходимо рассматривать их во взаимосвязи и взаимозависи<
мости. Ибо понятия должны не только отражать некоторые свой<
ства, признаки явлений, но и находиться между собой во взаи<
мосвязи, адекватной объективной связи между исследуемыми
правовыми и иными социальными явлениями. Определить по<
нятие — это «значит выявить отношение данной категории к дру<
гим, ибо только в этих отношениях она определяет свое истин<
ное содержание» (149. С. 130).
Рассмотрение явлений во взаимосвязи, движении представ<
ляет собой новый этап научного познания, осуществляемый в по<
рядке, обратном восхождению от конкретного к абстрактному.
Характеризуя этот путь, К. Маркс писал, что от простых опреде<
лений и тощих абстракций, полученных в ходе аналитического
расчленения конкретного, необходимо пуститься в обратный
путь с целью воспроизведения конкретного как «богатой сово<
446
купности с многочисленными определениями и отношениями»

(3. Т. 12. С. 726).
Таким образом, начальный этап теоретического познания
необъясненных фактов приводит к образованию понятий, отра<
жающих сущность первого порядка — некие общие свойства, свя<
зи вновь выявленных исследуемых явлений, и тем самым созда<
ет основу для последующего этапа научного анализа, на котором
познание движется противоположным путем.
Как общенаучный метод восхождение от конкретного к абст<
рактному находится в неразрывной связи, во<первых, с метода<
ми сбора и обобщения фактов; во<вторых, с принципами диа<
лектической логики; в<третьих, с теоретико<понятийным аппа<
ратом правоведения.
Применяясь к данным представления и эмпирического созер<
цания, восхождение от конкретного к абстрактному не противосто<
ит методам сбора и обобщения фактов. Является неточным утвер<
ждение о том, что «исследования в области права могут носить либо
умозрительный, либо эмпирический характер» (249. С. 15).
Авторы, которые критикуют умозрительные исследования за
их отрыв от конкретно<социологических исследований, правы в
своей критике порочной практики выведения абстракций исхо<
дя из субъективных отрывочных представлений об объективной
реальности, отдельных примеров. Но подобная практика не оп<
равдывает выводов о необходимости разграничения конкретно<
социологических и умозрительных методов и применении кон<
кретно<социологических методов для формирования теоретичес<
ких знаний. Конкретно<социологические исследования могут
быть эмпирическими, если их результаты выражены в форме еди<
ничных или обобщенных фактов. И в этом смысле они противо<
стоят умозрительному изучению как наиболее высокому этапу
научного познания.
Но умозрительные исследования не только не отрицают кон<
кретно<социологических исследований, но и необходимо их
предполагают в качестве особого, самостоятельного этапа позна<
ния. Теоретическое мышление начинается там, где эмпиричес<
кое полностью себя исчерпало. Обнаружив новые явления, фак<
ты, оно не смогло их объяснить. Эту задачу призвано решить те<
оретическое познание. Новые, не объясненные наукой факты
составляют как бы мостик, по которому осуществляется переход
от эмпирического уровня знаний к теоретическому.
447
Раздел III
Теория вскрывает новые тенденции, процессы социального

бытия не путем логического развития мысли, умозрительно, а на
основе данных эмпирического уровня, и прежде всего фактов, сви<
детельствующих о наличии новых явлений или процессов в ре<
альной жизни, в непосредственном бытии. В то же время конеч<
ные результаты абстрагирования объективируются в форме поня<
тий. Эмпирические данные здесь не получают непосредственно<
го выражения. В лучшем случае они представлены в виде отдель<
ных примеров, иллюстраций.
Умозрительное исследование включает в себя конкретно<со<
циологическую стадию изучения эмпирической реальности и в том
случае, когда познающий субъект не проводит непосредственно
конкретно<социологических исследований, а использует данные
других исследований, официальную статистику, документы, ма<
териалы судебной и иной правоприменительной практики.
Недостатки умозрительных исследований видятся не в том, что
в них не содержатся эмпирические данные или познающий субъект
не приводит непосредственно конкретно<социологических иссле<
дований, а в том, что результаты таких исследований не соответ<
ствуют объективной реальности, отражают ее в искаженном, од<
ностороннем виде. Но «умозрительное» исследование, содержа<
щее такие результаты, является научным лишь по форме, а не по
своим результатам, т.е. по содержанию.
Тесная связь метода восхождения от конкретного к абстракт<
ному и эмпирических приемов выражается также в том, что в про<
цессе абстрагирования сохраняют свое методологическое значе<
ние принципы диалектической логики, реализуемые на эмпири<
ческом уровне научного познания. Определенная часть этих прин<
ципов, и в частности требования брать точные и бесспорные фак<
ты в их конкретно<исторической обстановке, брать всю совокуп<
ность относящихся к рассматриваемому вопросу фактов, без еди<
ного исключения, на стадии абстрагирования применяются без
конкретизации в правилах, принципах метода восхождения от
конкретного к абстрактному.
Последний не преследует целей сбора информации и не под<
меняет соответствующих методов. В то же время в процессе обра<
зования абстракций требования диалектической логики, реали<
зуемые в методах сбора и обобщения фактов, не утрачивают свое<
го значения. На стадии теоретического анализа эти требования
дают надежный критерий подхода к используемым фактам, ори<
448
ентируют исследователя на то, что только факты, собранные с со<

блюдением всех принципов диалектики, имеют научное значение
и выступают действительной эмпирической базой формирования
научных абстракций.
Другая часть принципов диалектической логики, реализуемых
в методах эмпирического уровня (например, требования учиты<
вать диалектику сущности и явления, общего, особенного и от<
дельного, количества и качества), выступает внутренней, глубин<
ной стороной метода восхождения от конкретного к абстрактно<
му. Основоположники марксизма, восприняв все то рациональ<
ное, что было разработано их предшественниками, значительно
модифицировали его, сформулировав ряд дополнительных требо<
ваний, которым должны удовлетворять научные абстракции. В их
числе можно назвать требования:
брать самый типичный случай, наиболее свободный от всяких
посторонних, усложняющих влияний и обстоятельств (6. Т. 6.
С. 328).
от общих абстракций идти к конкретно<историческим абстрак<
циям, раскрывающим основную историческую связь явлений с по<
рождающими их условиями. Один из основных недостатков ме<
тодологии исследований, проводимых буржуазными экономиста<
ми, К. Маркс видел в том, что они хотели разрешить противоре<
чие между общим законом и более развитыми конкретными от<
ношениями «не путем нахождения посредствующих звеньев, а
путем прямого подведения конкретного под абстрактное и путем
непосредственного приспособления конкретного к абстрактному»
(3. Т. 26, ч. III. С. 85).
раскрывать диалектику явления и сущности, отдельного, осо<
бенного и общего путем сведения внешних, видимых фактов к их
общему и сущности.
В научном познании названные требования диалектики в оп<
ределенной мере реализуются в форме метода восхождения от кон<
кретного к абстрактному. Абстракция отождествления и изолиру<
ющая абстракция выступают формами реализации требования
брать явления в чистом, свободном от посторонних явлений виде.
В методах определения через ближайший род и видовое отличие,
генетического определения учитывается диалектическая связь
общего, особенного и отдельного, явления и сущности.
Вместе с тем формально<логические методы не гарантируют
полного раскрытия сущности явления и формирования подлин<
449
Раздел III
но научных понятий, поскольку правил познания, конкретизи<

рующих принципы диалектической логики применительно к со<
держательной стороне абстрагирования, в настоящее время пока
что не имеется. Данное обстоятельство объясняется следующи<
ми причинами.
Во<первых, современная философская и конкретно<научная
мысль еще не до конца выявила каналы и пути, по которым осу<
ществляется переход от чувственного к логическому, теоретичес<
кому, поскольку процесс человеческого мышления до некоторой
степени изучали созерцательно, путем расчленения его на отдель<
ные формы (207. С. 46).
Во<вторых, исследуемая проблема является архисложной.
Процесс формирования научного теоретического знания не пред<
ставляет собой процедуру, подчиненную каким<то строго одно<
значным правилам, принципам, как это имеет место на эмпири<
ческом уровне. Новые теоретические знания хотя и основыва<
ются на эмпирических данных и предшествующих теоретичес<
ких знаниях предмета, но возникают не как простое суммирова<
ние, обобщение наличного эмпирического и теоретического зна<
ния, а как скачок, перерыв постепенности, качественный пере<
ход к новому знанию, которое ранее не было известно. При этом
в таком скачке неизбежно имеется элемент воображения, фан<
тазии, который не формализуется и не описывается в каких<либо
формальных правилах.
Фантазия, говорил В.И. Ленин, «чрезвычайно ценна. Напрасно
думают, что она нужна только поэту. Это глупый предрассудок! Даже
в математике она нужна, даже открытие дифференциального и ин<
тегрального исчислений невозможно было бы без фантазии. Фан<
тазия есть качество величайшей ценности» (6. Т. 45. С. 125).
Сказанное не означает, что данные принципы диалектики во<
обще не реализуются в научном познании. Их методологическая
роль бесспорна. Однако процесс реализации принципов диалек<
тической логики в этом случае значительно усложняется, так как
приходится применять их прямо и непосредственно, минуя ста<
дию конкретизации в общих методах. При этом принципы диа<
лектической логики не реализуются и в правилах, принципах по<
знания, разрабатываемых на основе закономерностей функцио<
нирования и развития права.
Исключение составляет требование конкретно<историческо<
го подхода к абстракциям. Ученые<юристы дополняют его специ<
450
фическими правилами, которые формулируются на основе тео<

ретико<понятийного аппарата общей теории права. Таковы, в ча<
стности, требования выявлять связи исследуемого с политикой,
экономикой, моралью и др.
Российским правоведам не удается конкретизировать прин<
ципы диалектической логики в специфических правилах позна<
ния права, его явлений по тем же причинам, что и философам:
из<за неразработанности проблемы теоретического познания
права и наличия в актах формирования правовых абстракций
элементов фантазии, воображения. Кроме того, если на уровне
эмпирического познания правовых явлений представляется воз<
можным формулирование правил, принципов познания приме<
нительно к специфике исследуемого, поскольку его сущностные
стороны, связи предполагаются выявленными и зафиксирован<
ными в той или иной совокупности понятий и категорий, то в
процессе восхождения от конкретного к абстрактному такой воз<
можности не имеется.
Постановка задачи сформулировать правила познания сущ<
ности конкретного явления, процесса, до того как эта сущность
выявлена, познана, равносильна желанию научить плавать преж<
де, чем войти в воду. На стадии формирования понятий сущность
остается неизвестной. Поэтому проблема конкретизации требо<
ваний диалектической логики и метода восхождения от конкрет<
ного к абстрактному в правовой науке может ставиться лишь в
плоскости их конкретизации применительно к сущности право<
вых явлений, закономерные связи и отношения которых, по мне<
нию представителей различных правовых школ и учений, уже
раскрыты.
Разработка правил, принципов познания права, применяемых
на стадии восхождения от конкретного к абстрактному, является
актуальной задачей общей теории права. Ее решение позволило
бы выявить общие принципы формирования абстракций право<
вой науки и на этой основе сформулировать специфические пра<
вила, конкретизирующие требования диалектики в процессе вы<
ведения правовых абстракций и способные ориентировать на
изучение специфических закономерностей, связей права, прису<
щих ему как компоненту единого целостного образования — об<
щественно<экономической формации в целом.
В юридической науке отдельными авторами отрицается науч<
ное значение восхождения от конкретного к абстрактному в со<
451
Раздел III
временных условиях. В частности, Л.И. Спиридонов рассматри<

вает его как «донаучный этап духовного освоения мира», представ<
ляющий собой «зигзаг движения познающей предмет мысли, не
приближающий исследователя к познанию сущности предмета, а
напротив, иногда отдаляющий от нее» (95. С. 88).
Правда, Л.И. Спиридонов оговаривается, что данная им харак<
теристика восхождения от конкретного к абстрактному не озна<
чает огульного отрицания современной правовой наукой предше<
ствующих ей стадий, этапов. Мол, речь идет о диалектическом
снятии прошлого, когда настоящее удерживает все положитель<
ное, что было достигнуто историческими предшественниками. Эта
оговорка бесспорно верна. Преемственность научных знаний от<
рицать невозможно. Современные юристы с успехом используют
все ценное, положительное, что было достигнуто в процессе мно<
говекового развития юридической науки от древних греков до ны<
нешних научных разработок. При этом в течение большей части
своей истории правоведение пользовалось именно методом вос<
хождения от конкретного к абстрактному. Да и в настоящее время
нет уверенности в том, что «донаучный этап» юристами успешно
преодолен, особенно когда предметом исследования выступают
новые, ранее неизвестные процессы и явления объективной ре<
альности. Ибо иного способа выявления новых, еще не исследо<
ванных ранее явлений и процессов общая теория права, равно как
и иная социальная наука, не знает.
Адаптированный к предмету общей теории права метод вос<
хождения от конкретного к абстрактному, несомненно, ускорил
бы процесс формирования научных правовых абстракций, способ<
ствовал бы сокращению дискуссий относительно содержания тех
или иных понятий и, самое главное, позволил бы перейти от кон<
статации внешних свойств, признаков исследуемого к выявлению
его более глубоких сторон и отношений.
9.2. Проблемы системноAструктурного познания

права
В настоящее время системно<структурный подход не в моде.
О нем даже вскользь, мимоходом не вспоминает значительная
часть авторов, пишущих по проблемам метода общей теории пра<
ва. Из современных авторов лишь С.С. Алексеев высказал о нем
теплые слова. Желая показать, как в условиях тоталитарного ре<
жима советского государства и застоя правовой науки он сумел
452
распознать нечто новое в системном строении права, С.С. Алек<

сеев воскурил фимиам системно<структурному подходу
(16. С. 172–173). Между тем в конце 60–70<х гг. данный подход
был настолько популярным и модным, что мог конкурировать на
равных с диалектико<материалистическим методом. Каждый дис<
сертант считал делом чести указать в своем автореферате систем<
но<структурный подход в качестве метода, обеспечившего успех в
подготовке и написании диссертации.
Значительная часть советских юристов говорила о нем как об
одном из основных направлений современной научной мысли,
развивающем определенные стороны методологии историческо<
го материализма и открывающем новые горизонты в науке управ<
ления, как о приеме, расширяющем горизонты более глубокого и
всестороннего познания сущности правовых явлений, их главных
(и неглавных) внутренних и внешних связей, позволяющем «по<
новому подходить...», «преодолеть характерный для механицизма
разрыв» и др. (205. С. 203; 126. С. 178).
Одновременно в юридической литературе давались и более уме<
ренные оценки методологическим возможностям системно<струк<
турного подхода в правовой науке (290; 155). При этом справед<
ливо обращалось внимание на исследования гносеологической
природы данного подхода, проведенные советскими философа<
ми, и их выводы о соотношении диалектико<материалистическо<
го метода и системно<структурного подхода. Так, по мнению В.А.
Лекторского и В.Н. Садовского, «общая теория систем Берталан<
фи содержит в неразвитой форме то, что четко сформулировали
классики диалектического материализма 50–70 лет тому назад»
(171. С. 77). К такому же выводу пришел и В.П. Кузьмин. «Если
кратко подвести итоги тому, что сделал К. Маркс для обоснова<
ния системности как одного из важнейших элементов мировоз<
зрения и научной методологии, то это можно было бы определить
как открытие некоего особого измерения действительности», —
пишет он в заключительной главе монографического исследова<
ния о вкладе К. Маркса в разработку системного анализа обще<
ства (159. С. 230–232).
Признавая приоритет основоположников диалектического ма<
териализма в разработке системного подхода, следует также учи<
тывать, что они не проводили специальных исследований по про<
блемам системно<структурного подхода как одной из сторон диа<
лектики. Поэтому не признавая разработку теории и методологии
453
Раздел III
системного подхода чем<то принципиально новым, неизвестным

методологии марксизма, нельзя и отрицать новизну тех положе<
ний, выводов теории систем, которые расширяют и дополняют
диалектический материализм.
В российском правоведении в рамках системных исследований,
проведенных в 70–80<х гг., достаточно четко выделялись два са<
мостоятельных направления: а) исследования проблем специфи<
ки применения общесистемных идей, представлений для реше<
ния конкретных научных проблем; б) исследования более или ме<
нее строгих формализованных концепций, основанных на обще<
системных представлениях и принципах.
В рамках первого направления ученые<юристы уделяли перво<
степенное внимание методологической роли категорийного ап<
парата теории систем для решения правовых проблем. Так, по
мнению Ц.А. Ямпольской, важная методологическая роль систем<
но<структурного подхода в исследовании проблем государствен<
ного управления состоит в том, что «использование выводов об<
щей теории систем с учетом особенностей предмета, т.е. данной
конкретной системы, и есть ключ к познанию многих еще неиз<
вестных сторон изучаемых явлений и процессов» (392. С. 21). В
применении понятий теории систем Ю.Я. Баскин и Д.И. Фельд<
ман видели специфику исследований в международном праве (32.
С. 62–75), а Б.Л. Назаров — в изучении внутренних и внешних
связей права (205. С. 202–205).
Категорийный аппарат теории систем играет несомненно важ<
ную роль в познании государственно<правовых явлений. Анализ
внутренней организации конкретного как целостной системы,
выявление составляющих ее элементов и связей, установление
способов взаимодействия с «внешней средой» — более сложным
образованием, где это конкретное выступает в качестве одного из
элементов, основывается в первую очередь на достаточно четких
представлениях о понятиях «система», «элемент», «связь» и т.д.
Ибо прежде чем говорить о системе, связях, функциях конкрет<
ного правового явления, необходимо знать, что такое элемент,
система, связь, функция вообще. Произвольное, неточное толко<
вание этих понятий, как правило, затрудняет позитивное реше<
ние исследуемой проблемы, приводит к неверным или неполным
выводам.
Убедительной иллюстрацией этому положению могут служить,
в частности, материалы дискуссии по вопросам системы советс<
454
кого права, проведенной журналом «Советское государство и пра<

во» в 1956–1958 гг. Отсутствие в то время специальных исследова<
ний в области теории систем несомненно затруднило позитивное
решение дискутируемых проблем. Отдельные авторы в поисках
более точного, углубленного понимания системы права и систе<
мообразующих факторов абсолютизировали ее отдельные свой<
ства и вследствие этого дали одностороннее понимание не только
системы права, но и некоторых других ее аспектов, в том числе и
критериев классификации правовых норм на отрасли и институ<
ты права.
Л.И. Дембо преувеличил роль правовых принципов в построе<
нии системы права и пришел к выводу, что главным классифика<
ционным критерием членения норм права на отрасли является не
предмет правового регулирования и не метод, а «определенный
принцип, имеющий ведущее значение для цементирования дан<
ного комплекса правоотношений» (96. С. 88–98).
В.Ф. Мешера, наоборот, абсолютизировав значение механичес<
ких суммативных связей правовых норм, считал, что понятие си<
стемы права сводится только к классификации правовых норм на
отрасли, и исключил лежащие в ее основе принципы права. «Речь
идет, — писал он, — не о природе советского права и не о системе
права в смысле совокупности принципов, а о классификации пра<
вовых норм» (194. С. 96). Поэтому основание такой классифика<
ции следует искать в самом классификационном материале — пра<
вовых нормах.
Позиции Л.И. Дембо и В.Ф. Мешера подверглись основатель<
ной критике, но вопрос о том, входят ли принципы советского
права в содержание системы права или нет, оставался открытым
до середины 70<х гг. Для его позитивного решения требовалось
знание признаков системы вообще, поскольку система права —
лишь конкретный случай ее проявления. Является ли система во<
обще простой суммой ее частей или же включает в себя какие<то
иные компоненты? Какова их роль? Могут ли они служить осно<
ванием классификации? Таков круг вопросов, ответ на которые
необходим для правильного разрешения противоречия во взгля<
дах Л.И. Дембо и В.Ф. Мешера на систему права.
Современная теория систем дала ответ на эти вопросы, пока<
зав, что органическая система обладает совокупностью каче<
ственно новых признаков, свойств, не присущих ее компонен<
там. Отрасль права, будучи разновидностью органической сис<
455
Раздел III
темы, обладает совокупностью качественно новых свойств, вы<

раженных в ее принципах. И Л.И. Дембо, обративший внима<
ние на это свойство системы права, был ближе к истине, чем его
оппонент В.Ф. Мешера. Ошибка же Л.И. Дембо состояла в дру<
гом — в абсолютизации принципа отрасли права как критерия
классификации правовых норм. Принцип отрасли права не за<
меняет основных классификационных критериев деления норм
права на отрасли — предмета и метода правового регулирования,
а служит вспомогательным, дополнительным к ним классифи<
кационным средством. (11. С. 42)
Таким образом, отсутствие обобщенного понимания систем<
но<структурных принципов в процессе конкретных исследований
не только приводит к отдельным неверным позициям в понима<
нии природы исследуемого (как это имело место у В.Ф. Мешера),
но и затрудняет верную оценку и восприятие отдельных правиль<
ных догадок и в целом осложняет процесс познания конкретного.
Для познания правовых явлений в методологическом отноше<
нии весьма ценны выводы теории систем о суммативной и орга<
нической системах. Качественное различие в способах внутрен<
ней организации суммативных и органически целостных явлений
обусловливает необходимость их четкого разграничения.
Подход к простой совокупности (сумме) отдельных частей как
органически целостному явлению и, наоборот, анализ органичес<
кого явления как суммативного приводят к неверному понимаю
природы исследуемого. В первом случае явление рассматривается
более сложным, чем оно есть в действительности. Во втором слу<
чае исследование становится неполным и односторонним. Меха<
ницизм, т.е. перенесение свойств суммативных явлений на орга<
нически целостные явления,— одна из черт метафизики. В отли<
чие от него подлинно научный метод в социологии, указывал В.И.
Ленин, состоит в том, что «общество рассматривается как живой,
находящийся в постоянном развитии организм (а не как нечто
механически сцепленное и допускающее поэтому всякие произ<
вольные комбинации отдельных общественных элементов)» (6.
Т. 1. С. 165).
Теория систем, дав четкое понимание систем органического
и суммативного типа и указав их основной разграничительный
признак — интегральность, т.е. наличие у органического явле<
ния качественно новых признаков, не присущих составляющим
его компонентам, тем самым способствует более точному и пра<
456
вильному определению внутренней организации правовых яв<

лений (cм.: 13; 252; 266).
Важное методологическое значение понятий «система», «струк<
тура», «элемент», «связь» в познании права нельзя, однако, пре<
увеличивать и забывать о том, что теория систем отражает лишь
часть всеобщих закономерных связей и отношений. Закономер<
ности такого рода отражаются также философскими категориями
и законами и некоторыми специальными науками (кибернетикой,
математикой и др.). Поэтому не имеется никаких оснований для
выделения и абсолютизации той или иной части общенаучных
категорий и в научном познании. Правильнее говорить о тесном
органическом единстве всех философских и общенаучных кате<
горий. Это во<первых. Во<вторых, категории диалектического ма<
териализма, равно как и общенаучные понятия, вследствие своей
всеобщности не решают, да и не могут решить конкретных науч<
ных проблем, в том числе и проблем правовой науки. Нахождение
всеобщего в конкретном не самоцель, а лишь необходимый мо<
мент на пути познания специфики и своеобразия исследуемого
явления.
Общее представление об исследуемом как совокупности взаи<
мосвязанных элементов для юристов несомненно важно, но явно
недостаточно. Ибо и объекты неживой природы, и живой мир, и
человек, и социальные явления в равной мере представляют со<
бой системы и обладают всеми компонентами и связями, кото<
рые изучаются теорией систем. Анализ всеобщих свойств внут<
ренней организации явлений при полном абстрагировании от их
специфических содержательных и существенных сторон являет<
ся ахиллесовой пятой его претензий на универсальный метод по<
знания. Теория систем сама по себе еще не ведет к открытию но<
вых сторон и новых аспектов в конкретных науках, в частности в
правоведении.
Полученные российскими правоведами знания о правовой над<
стройке в целом и ее отдельных элементах (правосознании, пра<
вовой системе, правоотношениях и других сложнейших в систем<
ном отношении явлениях) во всем богатстве и многообразии со<
ставляющих их частей и связей в общем и целом оказались согла<
сованными с современной теорией систем. Сегодня можно смело
и твердо говорить о том, что применение юристами данной тео<
рии не повлекло революции в праве, а лишь позволило уточнить
некоторые вопросы правовой науки.
457
Раздел III
Но какое новое научное положение не влечет за собой совер<

шенствования, развития предшествующих знаний? Вместе с тем
надежды на теорию систем как универсальный ключ к познанию
правовых проблем не оправдались, оказались иллюзорными. Дис<
куссии по поводу элементного и структурного строения системы
права, правовой нормы, правонарушений и ряда других правовых
явлений продолжаются и по настоящее время. Ибо спор ведется
по вопросам конкретных, специфических сторон, правовых явле<
ний, которые находятся вне предмета теории систем.
Так, В.М. Чхиквадзе и Ц.А. Ямпольская в свете требований сис<
темного анализа рассматривали систему права в виде пирамиды
иерархически взаимосвязанных отраслей права, на вершине кото<
рой находится конституционное право, затем наиболее крупные,
традиционные отрасли права и за ними по нисходящей — подотрас<
ли (375. С. 32–40). С.С. Алексеев с позиций этого же подхода, со<
глашаясь в принципе с иерархической взаимосвязью отраслей пра<
ва, давал иную характеристику пирамиды. (12. С. 10–18) По его мне<
нию, во главе пирамиды находятся профилирующие, основные от<
расли: конституционное, гражданское и административное право.
Второй слой образуют трудовое право, колхозное, семейное, про<
цессуальные отрасли и т.д. И, наконец, комплексные отрасли, та<
кие как морское, воздушное, горное, водное, лесное право и т.д.,
составляют «вторичную структуру», которая надслаивается над
структурой ведущих отраслей права.
В том и другом случае с точки зрения теории систем понима<
ние системы права является безупречным. Однако для подтверж<
дения или опровержения этих позиций требуется глубокое всесто<
роннее раскрытие природы права, правильное определение его ос<
новных отраслей, их взаимосвязи, установление основных крите<
риев классификации правовых норм на институты и отрасли пра<
ва, которое может быть достигнуто лишь в результате специаль<
ных исследований. В этих исследованиях наряду с понятиями те<
ории систем и философскими категориями важную методологи<
ческую роль будут играть положения общей теории права о взаи<
мосвязи права и экономики, о соотношении права и законодатель<
ства, о структуре правовой нормы, о предмете и методе правового
регулирования как основных критериях классификации правовых
норм на отрасли и т.д., а также выводы отраслевых наук об их сис<
теме, взаимосвязи между отдельными институтами и нормами
права и др.
458
Таким образом, говоря о важном методологическом значении

теории систем в правовой науке, необходимо правильно опреде<
лять сферу ее применения и, отмечая положительные стороны, не
забывать о ее действительных возможностях. Для познания пра<
вовых явлений теория систем применяется в органическом един<
стве с законами и категориями диалектического материализма.
И это их органическое единство нужно четко понимать теорети<
чески, чтобы избежать абсолютизации значения теории систем в
познании правовых и иных явлений и не отрывать ее от действи<
тельной философской основы. Иначе неизбежна дискредитация
теории систем, скептицизм относительно ее возможностей в кон<
кретно<научном познании.
Начиная с 70<х гг. в юридической литературе наблюдается ус<
тойчивый интерес к проблемам применения формализованных
концепций, основанных на теории систем, для решения задач пра<
вовой науки, в том числе формализации норм права, некоторых
правоприменительных процедур, а также для вычленения роли
действия права, его отдельных предписаний, изучения связей меж<
ду правовыми терминами и понятиями и др. (106; 221; 258).
Формализация понимается как изображение, выражение,
репрезентация содержательного посредством применения оп<
ределенной системы искусственных знаков, символов и соблю<
дения некоторых правил обращения с ними. Наиболее высо<
кий уровень формализации достигается при помощи аппарата
математической логики, поскольку любая математическая фор<
мула, освобождая от некоторого чувственного, эмоционально<
го «балласта» и отражая с оптимальной точностью наиболее
общие абстрактно<содержательные свойства объектов, иных
явлений, не только способствует сжатому выражению тех или
иных понятий, суждений, умозаключений, но и обеспечивает
их непротиворечивость, строго однозначные процедуры над
ними (369. С. 31).
Формализованный подход к исследованию правовых явлений
безусловно расширяет возможности ученых<юристов в познании
государственно<правовых явлений и решении практических задач
по созданию автоматизированных информационно<поисковых
систем, автоматизации отдельных процедур подготовки и приня<
тия управленческих решений. Однако формализация не представ<
ляет собой метода познания, способного в настоящее время или в
перспективе поглотить все иные подходы, способы познания го<
459
Раздел III
сударственно<правовых явлений. Наоборот, формализация входит

органической частью в другие методы исследования и приспосаб<
ливается, модифицируется для решения их задач.
Коль скоро содержательная информация имеет место на всех
стадиях, этапах научного познания, то всегда имеется потребность
в ее упорядочении, более компактном изложении, логическом
согласовании суждений, умозаключений и соответственно в при<
менении средств формализации.
Формализация является составной частью методов сбора и изу<
чения единичных фактов. При разработке вопросов анкеты и спо<
собов фиксации ответов респондентов учитывается не только со<
держательная сторона дела, но и возможность обработки матери<
алов исследования на электронно<вычислительных машинах.
Применение последних представляется возможным тогда, когда
содержательные знания формализованы, переведены на специаль<
ный искусственный язык.
Особенно велика роль методов формализации на стадии ин<
дуктивного обобщения единичных фактов и описания результа<
тов исследования. С помощью этих методов осуществляется вы<
явление и описание статистических связей и закономерностей,
вычленение результатов действия одного или нескольких соци<
альных, правовых и иных факторов. Формализация может при<
меняться и на стадии формирования теоретических знаний для
выявления связей между отдельными понятиями, обоснования
истинности или ложности некоторых видов знаний.
Вместе с тем на всех этапах, стадиях научного познания фор<
мализация не имеет основополагающего значения, поскольку:
а) в любой содержательной системе, даже полностью поддаю<
щейся формализации, всегда остается какая<то неформализован<
ная часть. Это положение имеет актуальное значение и для право<
ведения. Ибо не все связи, отношения государственно<правовых
явлений и отражающие их знания могут быть формализованы без
остатка (25. С. 31);
б) формализация дает положительные результаты тогда, когда
формализуемые стороны, связи, отношения выявлены содержа<
тельно. Как правильно отмечает Г.Т. Чернобель, никакую форма<
лизацию нельзя провести не только без предварительного изуче<
ния логической структуры содержания соответствующего вида, но
и без ясного определения и анализа формы ее внешнего выраже<
ния, четкой классификации системы, ее знаковых средств, выяв<
460
ления определенных синтаксических связей и отношений между

ними (369. С. 31);
в) формализация применяется для решения строго определен<
ных задач (для установления логических связей и отношений тео<
ретико<понятийного аппарата науки, обоснования истинности
или ложности некоторых видов знаний, применения вычислитель<
ной техники, позволяющей значительно облегчить процедуру про<
ведения вычислительных операций) и ни в коей мере не заменяет
других приемов, способов научного познания (383. С. 72–73).
Таким образом, применение в правоведении системного под<
хода как способа формализации дает позитивные результаты:
а) при решении определенного круга познавательных задач;
б) в органическом единстве с другими приемами, способами на<
учного познания; в) при условии содержательной разработки воп<
росов, подлежащих формализации. Все это дает основание для вы<
вода о том, что «системный анализ не заменяет и не может заме<
нить мировоззренческую основу юридической науки. Он играет
лишь вспомогательную роль» (265. С. 177).
Существование системного анализа как способа формализа<
ции не исключает применения системного анализа как способа
познания содержательных связей, отношений.
В этом понимании системный анализ основывается на теории
систем, но не сводится к ней. Знание, что такое изменение, раз<
витие, структура,— это лишь предпосылки для создания метода,
но не сам метод. На основе этих знаний можно и нужно вырабо<
тать определенного рода «предписания» изучения изменений си<
стемных объектов (320. С. 335). Поэтому, когда идет речь о сис<
темно<структурном подходе как методе, его соотношении с дру<
гими методами правовой науки, необходимо рассматривать мето<
дологическую роль составляющих его правил, принципов науч<
ного познания, не подменяя их раскрытием роли понятий теории
систем. Методологическая функция последних раскрывается в
ином аспекте — в соотношении с категориями, понятиями дру<
гих научных теорий.
Системно<структурный подход научного познания ставит сво<
ей целью системное изучение исследуемых явлений и в совокуп<
ности составляющих его правил, принципов познания, определя<
ет основные направления такого изучения. В юридической лите<
ратуре вопрос о принципах системного анализа государственно<
правовых явлений пока что не был исследован. Первая попытка
461
Раздел III
сформулировать принципы системно<структурного подхода в

философском плане была предпринята в работе «Проблемы ме<
тодологии системного исследования» (266). По мнению авторов,
«специфика системного исследования определяется не усложне<
нием методов анализа, а выдвижением новых принципов подхода
к объекту изучения, выдвижением новой ориентации всего дви<
жения исследования». Более конкретно это обнаруживается в сле<
дующих моментах:
1) при исследовании объекта как системы описание элементов
не носит самодовлеющего характера, поскольку элемент описы<
вается не «как таковой», а с учетом его «места» в целом;
2) один и тот же «материал», субстрат выступает в системном
исследовании как обладающий одновременно разными характе<
ристиками, параметрами, функциями и даже разными принци<
пами строения;
3) исследование системы оказывается, как правило, неотдели<
мым от исследования условий ее существования;
4) специфическим для системного подхода является проблема
свойств целого из свойств элементов и, наоборот, свойств элемен<
тов из характеристик целого и т.д. (266. С. 16–17).
Однако названные принципы системного подхода в действи<
тельности являются парафразом известных положений диалекти<
ческого и исторического материализма.
Основоположники марксизма, создавая подлинно научную со<
циологию, не только исходили из требования описывать элемен<
ты общества (государства, права, политики, науки и т.д.) в связи с
учетом их места в целом, но и определили главный элемент этого
целого (материальные, экономические отношения), без анализа
связи с которым не может быть правильно понято ни одно соци<
альное явление.
Характеристика исследуемого явления с позиций теории сис<
тем, данная во втором принципе системного подхода, лишь тек<
стологически отличается от известного ленинского положения о
том, что «всякая конкретная вещь, всякое конкретное нечто сто<
ит в различных и часто противоречивых отношениях ко всему ос<
тальному, ergo, бывает самим собой и другим» (6. Т. 29. С. 124). А
поэтому говорить о требовании всесторонности исследования как
новом принципе системного подхода безосновательно. Данный
принцип — важнейший элемент диалектического материализма,
который в отличие от системного подхода, определяя гносеоло<
462
гическое значение этого принципа, видит его ограниченность и

практическую неосуществимость. «Чтобы действительно знать
предмет, — говорил В.И. Ленин, — надо охватить, изучить все его
стороны, все связи и «опосредствования». Мы никогда не достиг<
нем этого полностью, но требование всесторонности предостере<
жет нас от ошибок и от омертвения» (6. Т. 42. С. 290).
Третий принцип системно<структурного подхода в диалекти<
ческой логике известен как требование конкретно<историческо<
го подхода.
В диалектическом материализме находил применение и чет<
вертый принцип системного подхода. Проблема порождения
свойств целого из свойств элементов и, наоборот, свойств элемен<
тов из характеристики целого рассматривалась основоположни<
ками диалектического материализма в процессе критики механи<
цизма в социологии, в ходе обоснования необходимости изуче<
ния социальных связей явлений как совокупности органически
взаимосвязанных и диалектически противоречивых частей, сто<
рон, элементов и раскрытия путей такого изучения. В раздвоении
единого и познании противоречивых его сторон основоположни<
ки диалектического материализма видели единственно правиль<
ный в научном отношении путь познания органически целостных
явлений. Требование раздвоения единого и познания противоре<
чивых его сторон — одна из основных, если не основная черта ди<
алектического метода (6. Т. 29. С. 316; 3. Т. 13. С. 498).
Тот факт, что принципы системно<структурного подхода по
существу представляют собой парафраз принципов диалектичес<
кой логики, не означает отсутствия у него специфических пра<
вил, принципов познания. Любой научный метод имеет соб<
ственное содержание. В данном случае имеет место ситуация,
когда выявлена гносеологическая природа метода, а его содер<
жание — правила, принципы, положения — еще не сформули<
ровано четко и однозначно. Поэтому в конкретных исследова<
ниях правила, принципы системного подхода подменяются по<
ложениями теории систем или же выделяются «каждым иссле<
дователем интуитивно и потому оказываются весьма разнород<
ными, затрудняющими сравнение результатов, полученных в
разных исследованиях» (266. С. 30).
Характеризуя состояние разработок системного анализа, со<
ставляющих его содержание принципов, И.В. Блауберг, В.Н. Са<
довский и Б.Г. Юдин признают, что «исчерпывающий перечень
463
Раздел III
принципов системного подхода не составлен еще никем», и на<

зывают следующие основные принципы системного исследо<
вания:
а) системное исследование характеризуется подходом к иссле<
дуемой системе как целому и вытекающими отсюда представле<
ниями о среде системы и ее элементах;
б) понятие системы конкретизируется через понятие связи;
среди различных типов связей особое место занимают системо<
образующие связи;
в) устойчивые связи образуют структуру системы, т.е. обеспе<
чивают ее упорядоченность; направленность этой упорядоченно<
сти характеризует организацию системы;
г) структура, в свою очередь, может характеризоваться как по
горизонтали, так и по вертикали;
д) связь между различными уровнями реализуется с помощью
управления (36. С. 49).
Пытаясь упредить упреки в том, что названные принципы си<
стемного подхода частично пересекаются с принципами диалек<
тико<материалистического метода, И.В. Блауберг, В.Н. Садовский
и Б.Г. Юдин подчеркивают, что системный подход и диалектика
располагаются на различных этажах методологического знания.
Системный подход «выступает в качестве значительно более уз<
кого методологического средства, используемого при решении
ряда комплексных задач в сфере науки, техники и управления» (36.
С. 49), и представляет собой «одно из связующих звеньев, посред<
ством которого осуществляется взаимодействие философской
методологии диалектического материализма и нижележащих уров<
ней научного знания» (36. С. 51).
Данная интерпретация соотношения системного подхода и ди<
алектико<материалистического метода в целом является правиль<
ной, однако недостаточно полной и не снимает вопроса о право<
мерности включения в содержание системного метода принци<
пов диалектической логики.
Во<первых, тот факт, что системный метод представляет собой
одно из связующих звеньев философской методологии и конкрет<
ных наук, не свидетельствует о правомерности включения прин<
ципов диалектической логики в прямом или модифицированном
виде в содержание системного подхода. Не только системный под<
ход, но и все остальные конкретные методы (приемы сбора эмпи<
рической информации, сравнения, статистики, восхождения от
464
конкретного к абстрактному и др.) представляют собой связую<

щее звено, форму конкретизации материалистической диалекти<
ки для решения конкретных научных задач. Однако содержание
этих методов, как правило, существенно отличается от конкрети<
зируемых ими принципов диалектической логики. В случаях, когда
тот или иной принцип диалектики не получает адекватного отра<
жения в специфических правилах конкретных методов (как, на<
пример, требование конкретно<исторического подхода в методах
анкетирования и интервьирования), то это свидетельствует о не<
достаточной разработанности метода, о несоответствии фактичес<
ких возможностей метода тем познавательным задачам, решению
которых он призван способствовать.
Аналогичное положение имеет место и в исследованиях сис<
темного подхода. Отсутствие сколько<нибудь четких правил, прин<
ципов системно<структурного подхода в философской литерату<
ре объясняют тем, что еще не создана теория систем, что в иссле<
дованиях самого содержания понятия «система» до сих пор не сло<
жилось общепринятой позиции по ряду вопросов принципиаль<
ного характера, что «системный подход продолжает выступать раз<
вивающимся и поэтому далеко не сложившимся конкретным ме<
тодологическим направлением, которое совершенствует и уточ<
няет понятия и принципы» (160. С. 71; 169. С. 76).
Во<вторых, в названных И.В. Блаубергом, В.Н. Садовским и
Б.Г. Юдиным принципах системного подхода не конкретизирует<
ся ядро диалектико<материалистического метода — требование
анализа единого через раздвоение и познание противоречивых его
сторон. Тем самым системный метод ориентирует исследователя
на рассмотрение менее главных сторон конкретного. Следователь<
но, если признавать данный подход в качестве связующего звена
диалектико<материалистического метода и нижележащих уровней
знаний, то нужно признать, что это звено конкретизирует не всю
диалектику, а лишь некоторую ее часть.
В<третьих, неясно соотношение системного подхода с методом
восхождения от абстрактного к конкретному. Именно этот, а не
какой<либо другой прием основоположники диалектического ма<
териализма называли единственно научным методом познания,
способом раскрытия системной логики системного объекта (3.
Т. 46, ч. 1. С. 37). Поэтому для обоснования гносеологической при<
роды системного подхода, его места среди других познавательных
средств необходимо прежде всего раскрыть соотношение данного
465
Раздел III
подхода с методом восхождения от абстрактного к конкретному.

В каком соотношении находятся эти два приема, являются ли они
тождественными по своим задачам и содержанию, либо же сис<
темный метод улучшает, развивает возможности восхождения от
абстрактного к конкретному, либо, наоборот, занимает по отно<
шению к нему подчиненную, вспомогательную роль.
Неопределенность места системного подхода среди других по<
знавательных средств и порождает трудности в формировании его
содержания. Попытка создать метод, содержащий принципы по<
знания связей, структуры явлений, процессов на всеобщем уров<
не сталкивается с тем фактом, что в данный метод включаются
принципы диалектической логики, «переодетые» в форму систем<
но<структурой терминологии.
Коль скоро системность есть имманентное свойство объектив<
ного мира, то диалектический метод как субъективное отражение
всеобщих закономерностей объективного мира не может быть
подлинно научным методом, не учитывая этого свойства материи
и не имея в качестве одного из своих компонентов принципов си<
стемно<структурного анализа. Именно системность объективно<
го мира, всеобщность и многоразличность отношений, сторон,
связей предметов и явлений материального и духовного мира, их
сложность, органический, диалектико<противоречивый характер
взаимосвязи обусловливают наличие в диалектико<материалисти<
ческом методе таких требований, как требованию всестороннос<
ти, материалистического и конкретно<исторического подхода к
познанию социальных явлений, необходимости анализа и позна<
ния противоречивых его сторон, бесконечности процесса позна<
ния и т.д., т.е. всех принципов, которые пытаются поставить в зас<
лугу современному структурно<системному подходу.
Право как объект познания правовой науки представляет со<
бой сложное полиструктурное образование иерархически взаимо<
связанных компонентов: отраслей, институтов и норм права. Ана<
логичными системами выступают и остальные компоненты пра<
вовой надстройки. Вследствие полиструктурности права можно
говорить по крайней мере о четырех уровнях системно<структур<
ного анализа: а) наиболее простых в структурном отношении яв<
лений (норм права); б) системных образованиях, где эти явления
выступают в качестве элементов; в) систем, включающих в себя
системные образования второго уровня; г) тотальной целостнос<
ти (право в целом).
466
Системное исследование правовых явлений на первом и вто<

ром уровнях позволяет выявить зависимости, связи между элемен<
тами и явлениями в целом как компонентами более сложного
структурного образования.
Системный анализ может применяться и на третьем и четвер<
том уровнях системных исследований, например для изучения
системы права и законодательства, системы отдельной отрасли
права. В этом случае его применение ограничивается изучением
какого<либо одного вида связей, отношений и не раскрывает ис<
следуемое во всем многообразии его связей, отношений, т.е. про<
цесс познания конкретного остается незавершенным. Последний
достигает своей конечной цели лишь тогда, когда воссоздает в си<
стеме взаимосвязанных категорий и понятий исследуемый объект
на уровне тотального целого, т.е. на третьем или четвертом уровне
системного анализа, при помощи метода восхождения от абстрак<
тного к конкретному.
Следовательно, системно<структурный подход как способ на<
учного познания может применяться в исследованиях, не дубли<
руя другие методы, лишь на строго определенном этапе познания,
в процессе изучения структуры менее сложных компонентов то<
тального целого. Применительно к этому этапу и надлежит разра<
батывать данный метод.
Если его задачи сводить к воспроизведению связей и зави<
симостей на уровне тотального целого, то в этом случае неиз<
бежно дублирование целей системного подхода и метода вос<
хождения от абстрактного к конкретному и совпадение их по
содержанию.
9.3. Метод восхождения от абстрактного

к конкретному
Разработанный Гегелем на идеалистической философской ос<
нове метод восхождения от абстрактного к конкретному получил
подлинно научную интерпретацию в работах основоположников
марксизма. К. Маркс, понимая восхождение как способ, при по<
мощи которого мышление усваивает себе конкретное, воспроиз<
водит его как духовно конкретное, рассматривал его в качестве
единственно возможного метода научного познания. Метод вос<
хождения от абстрактного к конкретному дает позитивные резуль<
таты тогда, когда в науке уже сложилась достаточно развитая сис<
тема абстракций, вычленены составляющие исследуемый объект
467
Раздел III
элементы, изучены их свойства и отношения, т.е. более или менее

полно завершен начальный этап теоретического анализа — вос<
хождение от конкретного к абстрактному.
Анализ экономических отношений капиталистического обще<
ства, отмечал К. Маркс, не может начинаться с реального и конк<
ретного — с населения, хотя оно является основой и субъектом
всего общественного производства (3. Т. 12. С. 726). Лишь после
того как путем анализа были выделены абстрактные всеобщие от<
ношения (разделение труда, деньги, стоимость), представилось
возможным осуществить восхождение от простейших абстракций,
взаимосвязанных категорий, фиксирующих существенные сторо<
ны, связи капиталистического способа производства как единого
целостного организма. Благодаря этому целое предстает перед
исследователем как богатая совокупность с многочисленными оп<
ределениями и отношениями.
Одним из первых, кто предпринял попытку применить метод
восхождения от абстрактного к конкретному в правовой науке,
был Е.Б. Пашуканис. Он считал, что для материалистического
изучения права и системы отражающих его категорий неприем<
лемы формально<логические, социологические и иные методы,
разработанные буржуазными юристами, что в этих целях должен
быть использован разработанный К. Марксом с материалисти<
ческих позиций и блестяще им примененный для исследования
буржуазных экономических отношений метод восхождения от
абстрактного к конкретному. «Критика буржуазной юриспруден<
ции с точки зрения научного социализма должна взять за обра<
зец критику буржуазной политической экономии, как ее дал
К. Маркс, — отмечал Е.Б. Пашуканис. — Для этого она должна...
не отбрасывать в сторону те обобщения и абстракции, которые
были выработаны буржуазными юристами, исходившими из по<
требностей своего времени и своего класса, но подвергнуть ана<
лизу эти абстрактные категории, вскрыть истинное их значение»
(244. С. 56).
Высказав ряд принципиально важных положений относитель<
но применения метода восхождения от абстрактного к конкрет<
ному, Е.Б. Пашуканис и другие авторы, однако, не смогли полно<
стью реализовать их в своих исследованиях и сформировать дей<
ствительную систему категорий общей теории права, раскрываю<
щую закономерности функционирования и развития права как
тотального целого.
468
Исследования проблемы применения метода восхождения от

абстрактного к конкретному не получили в первые годы советс<
кой власти широкого распространения.
Во<первых, в 20<х гг. методология исследования буржуазных
экономических отношений К. Маркса не была изучена. Научный
анализ методологии «Капитала» сам по себе представлял гранди<
озную задачу, которая во многом не решена до настоящего време<
ни. Е.Б. Пашуканис в своих исследованиях исходил преимуще<
ственно из трактовки метода восхождения от абстрактного к кон<
кретному, данной К. Марксом во введении к работе «К критике
политической экономии».
Во<вторых, Е.Б. Пашуканис не уделял достаточного внимания
выявлению специфики применения метода восхождения от абст<
рактного к конкретному в правоведении. Между тем творческое
применение этого метода неизменно предполагает его конкрети<
зацию, развитие применительно к специфике исследуемых явле<
ний. Система категорий «Капитала» не может механически при<
меняться в правоведении, поскольку имеет собственный предмет
и специфическую систему отражающих его категорий.
В<третьих, попытки применения метода восхождения от абст<
рактного к конкретному в правоведении в период его становле<
ния были преждевременными, потому что не был сформирован
понятийный аппарат, отражающий отдельные стороны, процес<
сы развития права. Восхождение от абстрактного к конкретному
как завершающая стадия теоретического познания дает плодотвор<
ные результаты тогда, когда полностью проделан предшествую<
щий этап восхождения от конкретного к абстрактному и создана
развитая сеть абстракций.
В конце 40<х гг. попытку разработать метод восхождения от
абстрактного к конкретному применительно к задачам науки
гражданского права предпринял С.И. Аскназий. Автор справед<
ливо обратил внимание юристов на то, что наука гражданского
права остается пока что догматической наукой, способной лишь
описать и классифицировать нормативно<правовой материал, в
лучшем случае подкрепив это аргументами из арсенала прими<
тивной социологии. Единственно научный способ превращения
правовых наук в подлинную науку С.И. Аскназий видел в твор<
ческом применении метода восхождения от абстрактного к кон<
кретному. В процессе восхождения исследователь проходит два
этапа: первый этап познания права и его институтов сводится к
469
Раздел III
выяснению закономерностей развития экономических отноше<

ний, которые лежат в основе соответствующих правовых инсти<
тутов. На втором этапе восхождения должно быть показано, как
на базе данной общественной формации и связанных с ней ме<
тодов воздействия на экономические отношения необходимо
складываются определенные правовые явления и институты.
В результате завершающего этапа восхождения правовые нормы
и отношения, выступавшие в начале познания как факт, оказы<
ваются «познанными» как необходимые во всех своих качествах
и определениях (21. С. 9–18).
Определенную часть методологических положений С.И. Аск<
назий успешно применил при решении отдельных проблем совет<
ской цивилистики. Но главная задача данного метода — создание
системы взаимосвязанных категорий — не была решена.
Нетрудно заметить, что этапы познания, выделенные С.И. Ас<
кназием, не совпадают с этапами восхождения от абстрактного к
конкретному у К. Маркса. Если К. Маркс говорит, что на первом
этапе образуется лишь сеть абстракций, то, по мнению С.И. Аск<
назия, на этом этапе достигается раскрытие сущности явлений,
т.е. результат, который составляет конечную цель восхождения от
абстрактного к конкретному.
Как мы уже видели из предшествующего изложения, правовая
наука начинает познание с изучения действующего законодатель<
ства, практики его применения и с необходимостью создает сеть
абстракций, отражающих свойства, признаки явлений, осуществ<
ляя, таким образом, восхождение от конкретного к абстрактному.
Поэтому с логической стороны не имеется сколько<нибудь суще<
ственных различий в восхождении от абстрактного к конкретно<
му в правовой науке и политической экономии.
Одна из основных причин неточной интерпретации данного
метода С.И. Аскназием кроется в понимании категории «конк<
ретное» как синонима реально существующего единичного, от<
дельного предмета, явления. Такое понимание данной категории
имеет место и в настоящее время (30. С. 46).
Однако у К. Маркса под конкретным понимается реальный
органически целостный, полиструктурный, исторически разви<
вающийся объект — товарно<капиталистическая формация в це<
лом, а не ее отдельные эпизодические проявления, чувственно
воспринимаемые вещи, события, явления, факты. Товар, сто<
имость и другие явления представляют собой лишь стороны,
470
моменты конкретного. Поэтому К. Маркс нередко использует в

качестве синонима «конкретного» понятия органически целого
или тотальности.
Понимаемое таким образом конкретное, будучи познанным,
выражается в виде системы взаимосвязанных понятий и катего<
рий, отражающих сущностные, закономерные стороны исследуе<
мого. «Конкретное потому конкретно, что оно есть синтез многих
определений, следовательно, единство многообразного. В мыш<
лении оно поэтому выступает как процесс синтеза, как результат,
а не как исходный пункт, хотя оно представляет собой действи<
тельный исходный пункт и вследствие этого также исходный пункт
созерцания и представления» (3. Т. 12. С. 727).
Теоретическое воспроизведение исследуемого объекта как
единства многообразного в системе взаимосвязанных категорий
составляет конечную цель восхождения от абстрактного к конк<
ретному.
В советской философской литературе в развитие понимания
конкретного, данного К. Марксом, отмечается несколько форм
тотальности, и в частности тотальность как общество в целом,
тотальность определенной сферы общественной жизни и то<
тальность как момент определенной ступени развития обще<
ства (366. С. 187).
С данных позиций конкретным в правовой науке выступает
не отдельный правовой институт или норма права, а право в це<
лом или отдельная отрасль права, т.е. такие структурные образо<
вания, которые представляют собой сложные исторически разви<
вающиеся и в то же время относительно самостоятельные систе<
мы. Норма права или отдельный правовой институт не представ<
ляют собой тотальной целостности, а выступают в качестве ее от<
дельных частей, вследствие чего их плодотворное исследование
предполагает изучение не только связей с экономическими мате<
риальными отношениями общества, но и зависимостей в системе
права в целом.
Подобно тому как конкретное в праве не сводится к отдель<
ным институтам и нормам права, так и в мышлении, в юридичес<
кой науке конкретное не сводится к знаниям социальной обус<
ловленности отдельных институтов и норм права, хотя исследо<
вания такого рода занимают значительную часть научно<иссле<
довательских работ российских правоведов. Ибо нельзя объяснить
правовой институт, его социально<экономическую обусловлен<
471
Раздел III
ность, не раскрыв предварительно его сущность, закономерности

функционирования и развития. Последние, будучи предметом
общей теории права и иных отраслевых юридических наук, и со<
ставляют конечную цель исследований в области юриспруденции.
Поэтому конкретное как итог познания, научного освоения
объективной реальности в правовой науке представляет собой аб<
страктную модель — систему категорий и понятий, которые отра<
жают сущностные, закономерные стороны права и находятся меж<
ду собой в той взаимосвязи, которая присуща отражаемым ими
сторонам, элементам конкретного.
Именно взаимосвязь понятий и категорий в пределах тоталь<
ного целого — отрасли права или права в целом, а не отдельного
института составляет специфическую черту восхождения от абст<
рактного к конкретному в правоведении. Там, где познание оста<
навливается на исследовании взаимосвязанных отдельных явле<
ний без синтеза их в пределах тотального целого, имеют место
системные исследования, подготавливающие основу, добротную
базу для такого восхождения, оставляя неосуществимой конечную,
наиболее сложную задачу теоретического познания.
Формирование системы понятий, категорий науки в процессе
восхождения от абстрактного к конкретному требует применения
и специфических познавательных средств. Как метод, применяе<
мый на более высокой стадии научного познания, восхождение от
абстрактного к конкретному не отрицает остальных известных
науке познавательных средств, применяемых на других стадиях
научного познания.
Исследуя экономические отношения буржуазного общества,
К. Маркс широко использовал весь арсенал общих и частных ме<
тодов познания. Характеризуя способы исследования товара в «Ка<
питале», В.И. Ленин отмечал: «Анализ двоякий, дедуктивный и
индуктивный,— логический и исторический (формы стоимости).
Проверка фактами... практикой есть здесь в каждом шаге анали<
за» (6. Т. 29. С. 302). Аналогичные мысли высказывал и Ф. Энгельс.
«Теоретическое исследование, писал он, «вовсе не обязано дер<
жаться только в чисто абстрактной области. Наоборот, оно нуж<
дается в исторических иллюстрациях, в постоянном соприкосно<
вении с действительностью» (3. Т. 13. С. 499).
Вместе с тем основоположники марксизма не рассматривали
восхождение от абстрактного к конкретному как сумму, совокуп<
ность общих и частных методов. Последние составляют лишь сто<
472
роны, моменты восхождения от абстрактного к конкретному и не

исчерпывают всего его содержания, подобно тому как органичес<
кое целое не разлагается без остатка на составляющие его элемен<
ты. Как специфический способ мышления восхождение от абст<
рактного к конкретному имеет собственное содержание — сово<
купность специфических требований, принципов, реализуемых на
данном этапе познания. В их числе основоположники марксизма
называли следующие требования:
а) началом восхождения от абстрактного к конкретному явля<
ется простейшая абстракция, отражающая такое отношение пред<
мета, которое является неразложимым в рамках исследуемого
предмета;
б) исходная абстракция в зародыше содержит все противоре<
чия исследуемого предмета, на основе которых вырастают другие
отношения и связи;
в) восхождение от абстрактного к конкретному осуществляет<
ся в процессе раскрытия внутренних противоречий самой вещи,
источника ее возникновения и развития;
г) последовательность рассмотрения и соответственно распо<
ложения категорий в науке определяется отношением, в котором
находятся отражаемые ими стороны, связи в наиболее зрелом на
момент исследования состоянии предмета, явления. Причем этом
отношение может быть прямо противоположным тому, которое
представляется естественным или соответствующим последова<
тельности исторического развития;
д) восхождение от абстрактного к конкретному не представля<
ет собой чисто логического процесса, «самодвижения» категорий,
а основывается на изучении реально существующего мира, обще<
ства, которое при исследовании постоянно должно витать в голо<
ве познающего субъекта как предпосылка и др. (3. Т. 12. С. 727–
735; Т. 13. С. 489–499; 6. Т. 29. С. 301–302, 316–322).
Названные и другие требования восхождения от абстрактного
к конкретному составляют исходные принципы, основу для вос<
произведения любой тотальной целостности как единства много<
образного. В случае, когда в познании те или иные требования
данного метода нарушаются или формирование системы понятий
науки осуществляется иными путями, исследование не может рас<
сматриваться в качестве частного случая применения восхожде<
ния от абстрактного к конкретному. Между тем данное обстоя<
тельство не всегда учитывается в юридической литературе, вслед<
473
Раздел III
ствие чего восхождением от абстрактного к конкретному в ряде

случаев объявляется дедуктивное развертывание категории «сущ<
ность права» в понятиях менее общего плана «норма права», «си<
стема права» и др. (52. С. 159–184).
Не отрицая правомерности и полезности дедуктивных иссле<
дований в правовой науке, считаем, однако, что они не являются
восхождением от абстрактного к конкретному, потому что здесь
не выдерживаются основные требования данного метода.
Во<первых, при дедуктивном развертывании категории
«сущность права» научный анализ начинается с наиболее глу<
бокой, сущностной стороны исследуемого, тогда как восхож<
дение от абстрактного к конкретному предполагает предвари<
тельное изучение наличного бытия, непосредственных форм
проявления конкретного. В «Капитале», например, начало ис<
следования сущности капитала приходится на четвертую главу,
а предшествующие главы посвящаются раскрытию капиталис<
тического способа воспроизводства в его непосредственном
бытии.
Во<вторых, исходной абстракцией выступает не самое простое,
обычное, массовидное явление, а категория «сущность права»,
которая отражает глубинные стороны исследуемого и вследствие
этого составляет не начальный, а конечный пункт восхождения
от абстрактного к конкретному. Исходной абстракцией теории
права Гегель называл владение. С таким пониманием начала со<
глашался и К. Маркс. Гегель, писал он, «правильно начинает фи<
лософию права с владения как простейшего правового отноше<
ния субъекта» (3. Т. 12. С. 728).
В<третьих, дедуктивное развертывание сущности права в по<
нятиях общей теории права позволяет схватить лишь одну сторо<
ну связи между понятиями — их субординацию по степени выра<
жения сущности права. В первом ряду находятся предельно ши<
рокие понятия, которые, по мнению А.М. Васильева, являются
наиболее близкими к сущности права: «норма права», «система
права», «реализация права» и др., во втором ряду — понятия, в
которых сущность права проявляется менее очевидно.
Другие связи понятий (генетические, функциональные) оста<
ются неисследованными. Поэтому автор вводит дополнительные
группировки понятий в генетическом и функциональном плане.
При таком подходе множественность группировок правовых по<
нятий вполне закономерна. Общий принцип (основание группи<
474
ровки) позволяет выявить лишь отдельные связи и отношения,

оставляя вне анализа иные, порой более важные связи, присущие
отдельным категориям.
Отмеченный недостаток группировок не присущ восхождению
от абстрактного к конкретному, ибо последовательность располо<
жения понятий здесь определяется не общим принципом, а тем
реальным отношением, которое существует между сторонами,
элементами конкретного. Поэтому теоретическое освещение пред<
мета в общем и целом совпадает с его историческим развитием.
В<четвертых, дедуктивное развертывание категории «сущность
права» в правовых понятиях, осуществляемое путем, обратным
восхождению от абстрактного к конкретному, приводит к иным
результатам. Если применение последнего позволяет воспроизве<
сти источник и механизм «самодвижения» конкретного, раскрыть
его как единство противоположных сторон и тенденций, то при
дедуктивном развертывании понятий данные вопросы постули<
руются, предполагаются известными.
Содержание категорий «сущность права», концентрирующей
в себе знание закономерностей развития права, его обусловлен<
ности материальными, экономическими отношениями общества,
механизма воздействия экономики на право и права на экономи<
ку при таком подходе не анализируется, а берется как данное, раз<
работанное общей теорией права. И в результате такого восхож<
дения А.М. Васильев не только не достиг поставленной в ходе ис<
следования задачи — не раскрыл закономерностей функциониро<
вания и развития права как тотальной целостности, но и не сумел
даже разглядеть такого существенного порока советской теории
права, как наличие в ней позитивистской, не имеющей ничего об<
щего с марксизмом трактовки сущности права.
Различия в результатах познания, осуществляемого в форме
восхождения от абстрактного к конкретному и при помощи де<
дуктивного развертывания правовых понятий, являются законо<
мерным следствием того, что к раскрытию диалектики конкрет<
ного, его сущностных сторон, связей ведет один путь — восхож<
дение от абстрактного к конкретному. Поэтому не имеется ника<
ких оснований для объявления отдельных стадий, этапов позна<
ния восхождением от абстрактного к конкретному. Иначе возни<
кает иллюзорное представление о том, что научное познание в сво<
ем развитии достигло конечных вершин, тогда как в действитель<
ности оно преодолело лишь первую, наиболее легкую часть пути.
475
Раздел III
В отличие от других методов научного познания восхождение

от абстрактного к конкретному является методом, направленным
на раскрытие диалектики конкретного, его «самодвижения», и
содержит правила, принципы познания, в которых реализуется
ядро диалектики — закон единства и борьбы противоположнос<
тей (280. С. 212).
Чтобы постичь диалектику конкретного, метод должен быть
имманентным предмету исследования, т.е. диалектическим. «Ког<
да собираются на охоту с гончими по чрезвычайно пересеченной
местности абстрактного мышления, тогда как раз нельзя садить<
ся на тяжеловоза»,— образно отмечал Ф. Энгельс, раскрывая не<
приемлемость метафизического метода для изучения диалектики
буржуазных экономических отношений. В этих целях К. Маркс
взял «на себя труд высвободить из гегелевской логики то ядро,
которое заключает в себе действительное открытие Гегеля в этой
области, и восстановить диалектический метод, освобожденный
от его идеалистических оболочек, в том простом виде, в котором
он и становится единственно правильной формой развития мыс<
ли» (3. Т. 13. С. 495–497).
Для воспроизведения в мышлении диалектически противоре<
чивых сторон исследуемого необходимо изучить их так, как они
существуют в самой реальности, не разрывая целое на отдельные
изолированные части, или, как говорится, не терять за деревьями
леса. Непременным условием такого познания является раздвое<
ние единого и познание противоречивых его сторон. С учетом дан<
ного принципа диалектической логики формируются требования,
предъявляемые к исходной клеточке, началу восхождения. Тако<
вым выступает не любое явление, предмет, а отношение, стороны
которого, взаимодействуя друг с другом, обнаруживают противо<
речия, требующие своего разрешения.
При восхождении от абстрактного к конкретному познание не
ограничивается только констатацией противоречий, а напротив,
свою основную задачу видит в изучении действительного процес<
са порождения крайностей, объяснения их как имманентных сто<
рон одной и той же сущности. Поэтому, проанализировав спосо<
бы, пути разрешения начального противоречия, исследователь
определяет новое, более сложное отношение, две противополож<
ные стороны которого подлежат дальнейшему изучению. И все
последующие пути, этапы познания представляют собой восхож<
дение от менее сложных к более сложным противоречиям, кото<
476
рыми характеризуются различные уровни организации структу<

ры конкретного.
Для воспроизведения конкретного, диалектически противоре<
чивого пути его развития необходимо исследовать все его сторо<
ны, связи и опосредствования, и прежде всего соотношение сущ<
ности и явления, содержания и формы, причины и следствия, изу<
чать конкретное в развитии, изменении, в конкретно<историчес<
ких формах его существования, в его реальной жизни. Таким об<
разом, метод восхождения от абстрактного к конкретному пред<
ставляет собой метод, в котором реализуется ядро диалектики —
закон единства и борьбы противоположностей и конкретизирую<
щие его категории. И в этом видится коренное отличие восхожде<
ния от абстрактного к конкретному от остальных приемов науч<
ного познания, которые не способны дать целостной картины ис<
следуемого объекта, диалектики его развития, поскольку направ<
лены на изучение определенной стороны, аспекта исследуемого и
вследствие этого реализуют в познании лишь определенную часть
принципов диалектической логики.
В юридической литературе высказывалось мнение о том, что
восхождение от абстрактного к конкретному является не един<
ственным, а одним из методов, в котором диалектический метод
применяется в целом и систематизированном виде. А поэтому
необходима последовательная разработка всех приемов, способов,
используемых для познания государственно<правовых явлений
(124. С. 77).
Верный вывод В.П. Казимирчука о необходимости комплекс<
ной, системной разработки методов правовой науки (к сожалению,
эта мысль, высказанная в 1965 г., остается нереализованной и по
настоящее время), однако, не доказывает его главного положе<
ния — многообразия форм реализации диалектики в целом и сис<
тематизированном виде. Автор не привел ни одного метода, ха<
рактеризующегося таким соотношением с диалектикой, помимо
восхождения от абстрактного к конкретному. Такой метод в дей<
ствительности нельзя отыскать. Частные и общие методы (соци<
ально<правовые, сравнительно<правовой метод и др.), применя<
ясь на начальных стадиях научного познания, реализуют в той или
иной степени лишь определенную часть принципов диалектики.
Познание, ограничивающееся лишь формально<логическими,
конкретно<историческими методами сбора и обработки инфор<
мации, не способно дать подлинно научного объяснения права,
477
Раздел III
вскрыть действительные причины его движения, развития. Об

этом убедительно свидетельствует вся многовековая история не<
марксистского правоведения. Основоположники марксизма<ле<
нинизма вскрыли сущность права и государства благодаря тому,
что разработали с материалистических позиций метод восхожде<
ния от абстрактного к конкретному, позволяющий исследовать
закономерности развития исследуемого, и творчески применили
этот метод в научном познании экономических отношений капи<
талистического общества, государства, права и других социальных
явлений.
Характеризуя метод «Капитала», В.И. Ленин отмечал, что та<
ков же должен быть и метод изложения (изучения) диалектики
вообще (ибо диалектика буржуазного общества есть лишь част<
ный случай диалектики) (6. Т. 29. С. 318).
Тот факт, что в процессе восхождения от абстрактного к конк<
ретному реализуется ядро диалектики, вовсе не означает, что эти
методы тождественны, что способ восхождения является самой
диалектикой, только систематически примененной (124. С. 77).
Между восхождением от абстрактного к конкретному и диалек<
тикой нельзя ставить знак равенства, как нельзя его ставить меж<
ду сущностью и формой ее проявления.
Качественное различие этих методов проявляется в их гно<
сеологической природе, целевой характеристике в научном по<
знании. Если диалектический метод содержит общие принци<
пы, закономерности познания вообще, безотносительно к его
конкретным формам, то метод восхождения от абстрактного к
конкретному применяется лишь на определенной стадии тео<
ретического познания — в процессе формирования системы
понятий, категорий, раскрывающих диалектику конкретного,
и применительно к ней он содержит правила, принципы позна<
ния. Вследствие этого восхождение от абстрактного к конкрет<
ному, с одной стороны, содержит требования, которые не при<
сущи диалектическому методу (в частности, требования,
предъявляемые к исходной клеточке, началу восхождения), а с
другой стороны, в нем не конкретизируются принципы диалек<
тической логики, которые реализуются на начальных стадиях
научного познания. Таковы, например, требования анализа
практики как исходного пункта научного познания, требова<
ния учитывать диалектику перехода количественных изменений
в качественные и др.
478
Названные принципы реализуются в методах, применяемых на

стадии изучения и обобщения фактов. Основоположники марк<
сизма неоднократно говорили о том, что в процессе восхождения
от абстрактного к конкретному познание не должно терять связи
с действительным ходом вещей, что «при теоретическом методе
субъект, общество должен постоянно витать в нашем представле<
нии как предпосылка» (3. Т. 12. С. 728).
Знание реального бытия исследуемого достигается при помо<
щи социально<правовых методов, методов толкования права и др.
Как мы уже видели ранее, именно эти методы реализуют требова<
ния анализа практики как исходного пункта научного познания.
На уровне же теоретического анализа данное требование остается
общим требованием, ориентирующим исследователя на необхо<
димость анализа объективной реальности, безусловного согласо<
вания, проверки теоретических данных фактами, практикой, и не
получает конкретизации, развития в требованиях метода восхож<
дения от абстрактного к конкретному.
Равным образом требование учитывать диалектику перехода ко<
личества в качество, реализуемое преимущественно в статисти<
ческих методах, хотя и не теряет своей актуальности, тем не менее
не реализуется в данном методе.
В процессе перехода количественных изменений в качествен<
ные на стадии теоретического анализа применяются не какие<то
специальные теоретические методы количественного анализа, а
те же статистические методы. Полученные с их помощью резуль<
таты по своей гносеологической природе будут носить эмпири<
ческо<статистический характер, т.е. в процессе теоретического
анализа возможны экскурсы в эмпирику, в реальное бытие иссле<
дуемого, но такие экскурсы по своей природе остаются эмпири<
ческими и являются лишь подготовительным этапом к восхожде<
нию от абстрактного к конкретному, а не самим восхождением.
Таким образом, несмотря на то что восхождение от абстракт<
ного к конкретному представляет собой форму реализации ядра
диалектического метода, его связь с ним носит тот же характер,
что и для остальных методов: в правилах познания данного мето<
да реализуются только те принципы диалектической логики, ко<
торые применяются на теоретической стадии научного познания
(требование исследовать отдельное путем раздвоения и познания
противоречивых его сторон или же требования изучать диалекти<
ку связи сущности и явления, изучать исследуемое в его конкрет<
479
Раздел III
но<исторических условиях и др.). Требования диалектики, реали<

зуемые на эмпирической стадии научного познания, в правилах,
принципах данного метода не реализуются.
Резюмируя изложенное, можно сказать, что метод восхожде<
ния от абстрактного к конкретному в праве, как и любой иной
сфере научного знания, представляет собой единственно науч<
ный метод теоретического познания права и его отдельных от<
раслей как тотальных ценностей, раскрытия диалектики их раз<
вития, самодвижения в сфере системы взаимосвязанных кате<
горий и понятий. Попытки иной трактовки данного метода не
соответствуют его действительной природе и не дают тех пози<
тивных результатов, которые присущи восхождению от абстрак<
тного к конкретному.
К данному методу неумолимо подводит весь многовековой
ход развития правовой науки. Применяемые ныне методы по<
знания права способствовали накоплению достаточно развито<
го понятийного аппарата, отражающего общие, устойчивые чер<
ты, свойства правовых явлений. Но наука не может останавли<
ваться на достигнутом.
Имеется ряд факторов, которые объективно обусловливают
дальнейшее развитие правоведения, и в первую очередь его фун<
даментальной отрасли — общей теории права. Это, во<первых,
потребности юридической практики в научно обоснованных
предложениях о путях и способах создания эффективно действу<
ющей системы норм права и механизма их реализации в конк<
ретных отношениях. Во<вторых, остается неизменным стремле<
ние ученых восполнить пробелы общей теории права, дать тео<
ретическое объяснение современным правовым явлениям и про<
цессам, в том числе и ответить на основные вопросы правоведе<
ния — что же является действительным правом, каковы его ат<
рибуты и каким образом следует поступать обществу и государ<
ству, чтобы обеспечить господство действительного права, а не
неких его суррогатов.
Следует признать, что в настоящее время проблемы восхожде<
ния от абстрактного к конкретному практически вычеркнуты из
перечня актуальных проблем российского правоведения. Как уже
говорилось, в российской юридической литературе весьма гром<
ко заявили о себе авторы, которые под флагом борьбы с марксиз<
мом предпринимают попытки связать наиболее перспективные
пути развития науки с априоризмом, субъективным или объектив<
480
ным идеализмом. Однако результаты, к которым пришли авторы

с такими познавательными средствами, убедительно свидетель<
ствуют не в пользу этих средств.
Диалектика конкретного, в том числе и права, может быть по<
знана только адекватными ей познавательными средствами, по<
добно тому как изготовление современного автомобиля или сборка
телевизора требует применения современных средств, а не допо<
топных орудий ХVIII или ХIХ вв. Априоризм, ограниченные воз<
можности которого убедительно проиллюстрировали его привер<
женцы в прошлом, не способен усилить своих познавательных
потенций и в настоящем. Он имеет все основания вслед за Ход<
жой Насреддином заявить, что камень, который не поднимал в
молодости, не поднимает и в старости.
Априоризм и идеализм в российском правоведении в со<
временных условиях являются временным отходом от магис<
трального пути развития правоведения, данью конъюнктур<
ным устремлениям властей предержащих. Действительный
научный поиск понимания права неизбежно приведет к мате<
риализму и диалектике, формой которых на завершающей ста<
дии теоретического анализа выступает восхождение от абст<
рактного к конкретному. В процессе же освоения юристами
этого метода, его адаптации к специфике правовых закономер<
ностей придется обратиться к опыту применения в «Капита<
ле» К. Маркса восхождения от абстрактного к конкретному,
ибо иных примеров плодотворного применения этого метода
в социологии нет.
В то же время самое глубокое усвоение юристами метода вос<
хождения от абстрактного к конкретному, примененного в иссле<
довании буржуазных экономических отношений, не освобождает
их от необходимости самостоятельно и творчески разрабатывать
этот метод. Л.И. Спиридонов прав в том, что система логических
категорий «Капитала» не может механически применяться при
создании любой социальной теории, что правовая наука имеет
специфический предмет исследования и, следовательно, собствен<
ную логическую структуру (310. С. 42–43). Прежде всего юристам
нужно выявить действительное начало, исходную клеточку тео<
ретического познания права, т.е. какое понятие должно быть по<
ложено в основу юридического восхождения от абстрактного к
конкретному: «норма права», «владение», «сущность права» или
какая<то иная абстракция.
481
Раздел III
И этот вопрос может быть позитивно решен уже в настоящее

время с применением современных наличных знаний в сфере об<
щей теории познания, давно уже преодолевшей стадию восхож<
дения от конкретного к абстрактному и непозволительно долго
застрявшей на стадии познания системного строения отдельных
компонентов механизма правового регулирования. Поэтому со<
временный уровень развития общей теории права не препятству<
ет исследованиям права как тотального целого, по крайней мере
проведению начальных процедур такого исследования.
Фактором, сдерживающим успешное восхождение юристов на
теоретический Олимп, выступает их недостаточная методологи<
ческая оснащенность. Предпринимавшиеся ранее попытки вос<
хождения от абстрактного к конкретному в праве потерпели не<
удачу именно по этой причине. Авторы не сумели справиться со
столь масштабной задачей теоретического анализа и попытались
выдать за метод восхождения от абстрактного к конкретному его
отдельные, частные познавательные процедуры.
С учетом этого обстоятельства вывод напрашивается сам со<
бой — нужно разработать правила, принципы действительного
восхождения от абстрактного к конкретному и, располагая над<
лежащими и надежными познавательными средствами, легко
и свободно воспарить в теоретические эмпиреи.
Российскими правоведами, как уже говорилось ранее, не
единожды предпринимались попытки уточнить и конкретизи<
ровать восхождение от абстрактного к конкретному примени<
тельно к предмету и специфике права как тотального целого (95;
124; 135; 138; 190; 332 и др.). Но тем не менее воз и ныне там.
Методологические рекомендации юристов не выходят за рам<
ки общих описаний данного метода, воспроизведения соответ<
ствующих положений К. Маркса по поводу восхождения от кон<
кретного к абстрактному в политической экономии. Такие рабо<
ты были несомненно полезны и интересны, но они не решили
главной задачи — не содержали системного и полного описания
специфики применения данного метода в общей теории права.
Метод по<прежнему остается внешним и мало приспособленным
к познанию сущности права как тотального целого. И скорее все<
го останется таковым до тех пор, пока его положения будут ил<
люстрироваться лишь отдельными примерами, а не подтверж<
даться позитивными результатами реального восхождения. Си<
туацию весьма точно характеризует известная фраза Наполеона
482
о том, что нужно вначале ввязаться в бой, а затем уже разрабаты<

вать тактику и стратегию его ведения.
Теория как объективная основа метода, способа научного по<
знания наиболее ярко и бесспорно проявляет себя на уровне эм<
пирических методов познания, применяемых в процессе позна<
ния новых фактов, процессов с позиции наличных теоретичес<
ких и основанных на них методологических принципов. Но как
быть, когда требуется вывести правило, принцип получения те<
оретического знания, когда само это теоретическое еще не вы<
явлено и познающему субъекту неведомо? Словом, повторяет<
ся ситуация, описанная мудрым схоластом, о том как научить<
ся плавать до вхождения в воду.
Выход видится один — исследователь, взявший на себя труд
по восхождению от абстрактного к конкретному в сфере общей
теории права, должен быть един в двух лицах — быть и теоре<
тиком, и методологом. Каждый последующий этап на пути к
познанию права как тотального целого должен сопровождать<
ся корректировкой наличных методологических средств и оп<
ределением тех из них, которые способны обеспечить успех
дальнейшего пути, перехода к новым, более высоким теорети<
ческим знаниям. Именно таким образом осуществлял восхож<
дение от абстрактного к конкретному К. Маркс в «Капитале» и
таков же должен быть путь юриста к полному и всестороннему
познанию предмета общей теории права.
Надежным же ориентиром на таком пути будут служить ди<
алектико<материалистический метод, принципы диалектичес<
кой логики и опыт К. Маркса в сфере исследования экономи<
ческих отношений буржуазного общества ХIХ в. Возврат рос<
сийских правоведов к К. Марксу так же неизбежен и закономе<
рен, как и смена темной ночи ясным днем. Как справедливо
замечает Г.В. Мальцев, «история, вообще говоря, работает с ог<
раниченным набором форм, которые, чередуясь, сменяют друг
друга: «новое — это хорошо забытое старое» (179. С. 392). Воп<
рос лишь в продолжительности ночи — будет ли она белой и
теплой или же полярной и холодной. Но этот процесс уже на<
прямую зависит от самих правоведов, от их желания находить<
ся в объятиях «теней минувшего» и решимости исследовать со<
временные проблемы правоведения с помощью априоризма,
идеализма и иных устаревших и соответственно негодных
средств.
483
Раздел III
Глава 10. Логическая структура

метода общей теории права
10.1. Гносеологическая природа теоретического

(логического) метода общей теории права
Проведенный анализ структуры метода общей теории права
свидетельствует о том, что он представляет собой не простое сум<
мативное объединение отдельных приемов, а органически целос<
тную систему со строго фиксированным числом компонентов и
иерархической связью в качестве основной структурной связи.
Метод общей теории права представляет собой двухуровневую
систему. Первый уровень составляют обязательные основные ком<
поненты: 1) методы сбора и изучения единичных фактов; 2) ин<
дуктивные методы — сравнительно<правовой и статистические
методы; 3) восхождение от конкретного к абстрактному; 4) сис<
темно<структурный подход; 5) восхождение от абстрактного к кон<
кретному.
Второй уровень образуют приемы, из которых состоят основ<
ные компоненты метода общей теории права. Это, например, ме<
тоды наблюдения, анкетирования, толкования права, различные
приемы статистического анализа и др. Методы второго уровня от
отношению к методу общей теории права как целостному образо<
ванию являются его субэлементами, т.е. вторичными, характери<
зующими структуру его отдельного компонента.
В метод общей теории права входит и диалектико<материали<
стический метод как его философское основание. Однако диалек<
тико<материалистический метод не образует особого, отличного
от остальных способов, приемов познания права компонента, а
реализуется в форме этих методов, лишая их претензий на уни<
версальность и абсолютность. Как сущность, основание принци<
пы диалектической логики определяют содержание общих, спе<
циальных и частных методов и их связи. Любой конкретный ме<
тод применяется в познании эффективно, обеспечивает решение
задач лишь постольку, поскольку он полно и верно адаптирует в
собственном содержании соответствующие принципы диалекти<
ческой логики.
Диалектико<материалистический метод определяет и связи
общих, специальных и частных методов, устанавливая: а) отно<
шения координации между методами, выполняющими одинако<
484
Глава 10. Логическая структура метода общей теории права
вые познавательные задачи и применяемыми на одной стадии на<

учного познания (методы сбора единичных фактов, методы обоб<
щения и др.); б) диалектически противоречивую связь между ме<
тодами, используемыми для познания противоречивых сторон,
процессов объективной реальности (например, связь восхожде<
ния от конкретного к абстрактного и от абстрактного к конкрет<
ному); в) отношения субординации между приемами, используе<
мыми на разных этапах научного познания.
Ни один общий, специальный или частный метод не реализует
диалектико<материалистического метода полностью, всех его эле<
ментов. Только теоретический (логический) метод общей теории
права, охватывающий все стадии этапы научного познания, явля<
ется и той самой формой, в которой диалектико<материалисти<
ческий метод реализуется полностью, всеми принципами диалек<
тической логики.
Как органически целостное образование теоретический метод
объединяет, организует в единое целое свои компоненты с помо<
щью иерархической связи, которая характеризуется следующими
чертами:
а) каждый метод занимает строго определенное место от отно<
шению к другим приемам, способам научного познания. Он зави<
сит от предшествующих ему в познании методов, поскольку при<
меняется к обработанному с их помощью материалу и, в свою оче<
редь, позволяет получить знания, которые служат началом дру<
гой, более высокой стадии научного познания, осуществляемой
при помощи других методов. Так, методы изучения единичных
фактов предшествуют в познании индуктивным методам, а они, в
свою очередь,— методам восхождения от конкретного к абстрак<
тному. Исследование не дает плодотворных результатов, если ка<
кой<либо метод будет применяться не в соответствии с его гносе<
ологической природой;
б) число основных элементов метода общей теории права явля<
ется постоянным и состоит из пяти элементов, до тех пор пока ос<
тается неизменным основание их классификации — стадии тео<
ретического познания, базирующегося на эмпирической основе.
В случае, когда какой<либо метод не используется или использует<
ся неверно, что с точки зрения результатов познания равносильно
неприменению метода, органическая связь между методами нару<
шается. В конечном итоге подобные методологические ошибки
обусловливают получение неполных, а порой и неверных знаний.
485
Раздел III
Так, несоблюдение требований социально<правовых методов,

предъявляемых к изучению государственно<правовой практики
(односторонний подбор фактов, поверхностная проверка их дос<
товерности, не конкретно<исторический подход и др.), приводит
к сбору недостоверной информации. Ясно, что основанные на ней
остальные стадии познания не дадут истинных знаний независи<
мо от того, что остальные методы познания будут использованы
правильно.
Равным образом исследование, ограниченное стадией эмпи<
рического анализа и соответственно применением методов сбо<
ра и обобщения эмпирических фактов, не будет содержать но<
вых теоретических знаний. Только последовательное примене<
ние всех основных элементов метода общей теории права позво<
ляет раскрыть ее предмет во всей полноте, всесторонности и
объективности.
Характеризуясь иерархической связью, теоретический метод
представляет собой органическую систему и обладает интегратив<
ностью — совокупностью свойств, не присущих его компонентам.
Интегративность метода общей теории права видится в том, что
именно он, а не какой<либо его отдельный компонент выступает
целостным способом познания предмета общей теории права. Ни
один общий, специальный или частный метод (помимо восхож<
дения от абстрактного к конкретному) не дает завершенного тео<
ретического знания. Но и восхождение от абстрактного к конк<
ретному, будучи методом формирования системы понятий, кате<
горий, не охватывает предшествующие ему стадии изучения и
обобщения эмпирической информации.
Принципы системно<структурной организации метода общей
теории права не утрачивают своего значения по отношению к ак<
там познания, совершаемым отдельным исследователем. Как и
всякое общее, метод, принципы его системно<структурной орга<
низации сохраняют свое действие по отношению к отдельным
актам познания, но не отражают всей его специфики. Вследствие
этого основная структурная связь методов общей теории права
может не совпадать с последовательностью применения методов
в индивидуальных актах познания.
Исследователь может и не начинать исследование со стадии
сбора и изучения единичных фактов. Научное познание вообще
немыслимо без предварительного изучения исследователем налич<
ных теоретических знаний об объекте познания. Приступая к сбору
486
фактов, ученый неизбежно опирается на предшествующие знания

в процессе выдвижения гипотез, описания и объяснения итогов
эмпирического познания. В любом научном исследовании необ<
ходимо также знать механизм образования понятий, предпосыл<
ки и условия, оказывающие влияние на их достоверность. При<
оритет теории над фактами в индивидуальном познании не ко<
леблет основного положения диалектической логики о практике
как исходном пункте научного познания. Равным образом несов<
падение основной структурной связи методов общей теории пра<
ва с последовательностью их применения в конкретных исследо<
ваниях, осуществляемых отдельными учеными, не опровергает
объективного характера структуры.
Иерархическая связь методов сохраняет свое значение, когда
определенный метод или совокупность таковых используются в
познании сообразно их природе, независимо от особенностей са<
мого исследования и первоначальных действий познающего
субъекта. Противоречие между основной структурной связью ме<
тода общей теории права и связью методов в конкретных иссле<
дованиях имеет место там, где пытаются применять их вопреки
действительной гносеологической природе. Но такое исследова<
ние является научным лишь в той части, в какой вопреки субъек<
тивному усмотрению исследователя метод был использован пра<
вильно и обеспечил получение объективно<истинных знаний.
Как органически целостное образование метод общей теории
права является теоретическим (логическим) методом, который не
сводится к совокупности составляющих его методов и характери<
зуется специфическими, только ему присущими чертами. В их
числе чаще всего называют две: а) абстрактно<теоретическую фор<
му рассмотрения и изложения материала исследования; б) при<
менимость к познанию статического (ставшего) состояния систе<
мы, ее структуры (28. С. 40–46; 361. С. 38).
Признание логического метода как метода познания современ<
ного состояния объекта исследования не означает того, что он не
может быть применен к изучению более ранних состояний явле<
ния. При помощи логического метода может быть исследовано
любое статическое состояние в развитии исследуемого.
Диалектическое единство непрерывного и прерывного, прису<
щее процессу развития, позволяет в любой временной момент рас<
сматривать его как определенное статическое состояние, являю<
щееся итогом, совокупным результатом предшествующего разви<
487
Раздел III
тия. А именно такое состояние и охватывается понятием «струк<

тура». Следовательно, логический метод не может иметь никако<
го временного ограничения.
Вместе с тем необходимо учитывать, что применение логичес<
кого метода к исследованию более позднего и более зрелого со<
стояния дает лучшие результаты, чем при исследовании более ран<
них состояний. Более позднее структурное состояние, являясь
итогом, наивысшим результатом развития, удерживает в себе все
прогрессивные тенденции прошлого развития. «Анатомия чело<
века — ключ к анатомии обезьяны. Наоборот, намеки более высо<
кого у низших животных могут быть поняты только в том случае,
если само это более высокое уже известно» (3. Т. 12. С. 731). По<
этому применение логического метода всегда целесообразно при
изучении наиболее позднего (на момент исследования) структур<
ного состояния.
Основоположники марксизма<ленинизма всегда стремились
рассматривать исследуемые явления в их наиболее высокой и зре<
лой стадии исторического развития. Так, К. Маркс исследовал
классовые отношения буржуазного общества на примере Фран<
ции, поскольку именно в этой стране борьба пролетариата и бур<
жуазии была наиболее острой и бескомпромиссной. В.И. Ленин —
в другой исторический период — внимательно изучал классовые
отношения в России, поскольку в конце ХIХ–начале ХХ в. в этой
стране политическая борьба между рабочим классом в союзе с
крестьянством, с одной стороны, и буржуазией и помещиками —
с другой, была самой острой и самой зрелой.
В связи с изложенным правомерно возникает вопрос о том,
может ли данный метод раскрыть общие, устойчивые черты в раз<
витии исследуемого, т.е. его генезис. Это весьма важный аспект
марксистского понимания теоретического метода. Его позитив<
ное решение, собственно, и отличает подлинно научное теорети<
ческое познание, основанное на диалектико<материалистическом
методе, от теоретического исследования, проведенного на мета<
физической философской основе.
Принцип историзма, будучи неотъемлемой частью диалекти<
ко<материалистического познания, безусловно, должен быть ре<
ализован в теоретическом методе, в процессе познания структу<
ры, статического состояния исследуемого. При этом, как справед<
ливо замечает В.С. Нерсесянц, речь идет «не о том, чтобы, с од<
ной стороны, дать логическое, а с другой стороны, историческое
488
освещение исследуемого объекта. Необходимо такое сочетание

логического и исторического, благодаря которому становится воз<
можным в теоретико<историческом удержать и отразить смысл
историко<генетического» (190. С. 177).
Проблема отражения историко<генетического при помощи те<
оретического метода была решена К. Марксом при исследовании
буржуазных экономических отношений. Теоретические предпо<
сылки такого подхода выражаются в следующем:
современное состояние предмета исследования в снятом виде
содержит его предысторию. Категории, выражающие отношения
буржуазного общества, «дают вместе с тем возможность проник<
новения в организацию и производственные отношения всех от<
живших общественных форм» (3. Т. 12. С. 731);
исторически первичное, сохранившееся в конкретном виде
простейшего отношения, содержит в себе, как в зародыше, все
противоречия, закономерности развития конкретного. «При этом
методе, — отмечал Ф. Энгельс, — мы исходим из первого и наи<
более простого отношения, которое исторически, фактически на<
ходится перед нами, следовательно, в данном случае из первого
экономического отношения, которое мы находим» (3. Т. 13.
С. 497);
теоретический анализ, выражающийся в последовательном
движении от простых и более абстрактных форм конкретного к
его более сложным образованиям, в общем и целом воспроизво<
дит генезис этого конкретного;
последовательность рассмотрения категорий в теоретическом
познании определяется не историей становления и развития от<
ражаемых ими отношений, а фактическими, реально существую<
щими связями внутри конкретного. «Было бы недопустимым и
ошибочным брать экономические категории в той последователь<
ности, в которой они исторически играли решающую роль. На<
оборот, их последовательность определяется тем отношением, в
котором они находятся друг к другу в современном буржуазном
обществе» (3. Т. 12. С. 734).
Проблема отражения генетико<исторического в теоретичес<
ком исследовании является актуальной и для правоведения.
«В связях и логической субординации правовых категорий, — пи<
сал А.М. Васильев, — неизбежно должна найти свое отражение
объективная диалектика генезиса и исторического развития пра<
ва» (52. С. 130). Созвучные положения высказывал и В.С. Нер<
489
Раздел III
сесянц, говоря о необходимости разработки системы взаимосвя<

занных понятий и категорий, которые в своей системной целос<
тности должны воспроизвести реальное историческое целое с
присущей ему структурой, взаимосвязями и закономерностями
развития (192. С. 40–46).
Правомерность применения такого подхода видится прежде
всего в том, что современное право, правовая надстройка удер<
живает в себе в снятом виде закономерности предшествующих
стадий развития.
Во<первых, в современном состоянии права сохраняют свое
действие закономерности, которые являются общими для всех
стадий, этапов исторического развития права. При этом «сам ис<
торический процесс развития предмета существенно облегчает
задачу теоретика, поскольку постепенно стирает с облика конк<
ретного те его случайные, исторически преходящие черты, ко<
торые лишь загораживают его необходимо всеобщие «парамет<
ры» (120. С. 273).
В частности, изучив современные правовые системы, пред<
ставляется возможным сделать вывод о том, что право, как и го<
сударство, всегда выступало в качестве необходимого средства
управления делами классового общества, надежно служило ин<
тересам социальных групп, обладающих политической властью
в обществе. Названные черты государства и права являются все<
общими и необходимыми. Только при наличии этих черт поли<
тическая власть и устанавливаемые ею социальные нормы выс<
тупают в качестве государства и права. Утрата какого<либо од<
ного из названных признаков означает либо неполное, односто<
роннее понимание сути исследуемых явлений, либо иное соци<
альное явление (например, социальные нормы родового строя,
«первобытную» демократию, при которой отсутствует специаль<
ный аппарат принуждения в виде армии, полиции и тюрем, а
политическая власть совпадает непосредственно со всем насе<
лением и представляет его интересы).
Во<вторых, источник и движущие силы современного права и
государства в общем и целом объясняют причины, в силу которых
данные явления возникли на определенном этапе развития обще<
ства и находились в постоянном развитии, изменении.
В<третьих, современное государство и право удерживают в
себе все прогрессивные стороны предшествующих стадий и эта<
пов. Преемственность в развитии государства и права выража<
490
ется в том, что каждое новое, ставшее состояние сохраняет, за<

имствует многие юридико<технические формы и методы осуще<
ствления государственной власти, использованные на предше<
ствующих стадиях. Даже в период самых радикальных преобра<
зований право сохраняло неизменным значительную часть сво<
их существенных признаков, и в частности способы регулирова<
ния общественных отношений, источники права, способы раз<
решения правовых конфликтов, системное строение отраслей за<
конодательства, юридическую технику (25. С. 70–91).
Таким образом, при помощи теоретического метода можно
раскрыть сущность, закономерности функционирования и раз<
вития права, причины, обусловившие его существование и раз<
витие. Однако действительная история права, конкретно<исто<
рические формы его существования, реальные события и факты
останутся неисследованными. Иначе говоря, в теоретическом ис<
следовании исторический процесс рассматривается не таким,
каким он существовал в объективной реальности, а абстрактно<
теоретически, исходя из закономерностей, выявленных в про<
цессе статического, ставшего состояния. И лишь это последнее
состояние рассматривается в его непосредственном бытии, со<
циально<правовой практике.
Проблематичными являются попытки рассматривать логичес<
кий (теоретический) способ общей теории права в качестве спо<
соба абстрактно<теоретического познания (361. С. 39). Между
тем данный метод является абстрактно<теоретическим в той
мере, в какой выступает и методом конкретно<исторического
познания. Интерпретация логического метода как абстрактно<
теоретического основывается на недостаточно точной интерпре<
тации известного положения Ф. Энгельса из предисловия к ра<
боте К. Маркса «К критике политической экономии».
Характеризуя логический метод, Ф. Энгельс пишет, что при
данном способе исследования ход мыслей начинается с того же,
с чего начинается и история, и «его дальнейшее движение будет
представлять собой не что иное, как отражение исторического
процесса в абстрактной и теоретически<последовательной фор<
ме; отражение исправленное, но исправленное соответственно
законам, которые дает сам исторический процесс, причем каж<
дый момент может рассматриваться в той точке его развития, где
процесс достигает полной зрелости, своей классической формы»
(3. Т. 13. С. 497).
491
Раздел III
Из приведенной цитаты видно, что абстрактно<теоретическое

рассмотрение Ф. Энгельс относил только к историческому про<
цессу, а не к объекту, исследуемому теоретическим методом.
Ни К. Маркс, ни Ф. Энгельс не понимали и не могли понимать
теоретический метод как способ абстрактно<теоретического ис<
следования. В этом же предисловии Ф. Энгельс отмечал, что для
К. Маркса был неприемлем идеалистический метод Гегеля, по<
скольку при исследовании экономических отношений нужно было
исходить «из самых упрямых фактов» (3. Т. 13. С. 495–496).
К. Маркс называл свой метод восхождением от абстрактного к
конкретному и рассматривал его как способ, при помощи которо<
го мышление усваивает себе конкретное, воспроизводит его как
духовно конкретное» (3. Т. 12. С. 727). Но в процессе теоретичес<
кого познания объективная реальность представлена только со<
временным состоянием исследуемого. К. Маркс указывал, что во
всякой социальной, исторической науке, «при развитии экономи<
ческих категорий нужно постоянно иметь в виду, что как в дей<
ствительности, так и в голове дан субъект — в данном случае со<
временное буржуазное общество» (3. Т. 12. С. 732).
История развития исследуемого не изучается во всей ее полно<
те, а воспроизводится в той мере, в какой она сохраняется в этом
современном состоянии. Такое рассмотрение исторического про<
цесса и является абстрактно<теоретическим, но оно не имеет ни<
чего общего с априорными выводами и бездоказательными поло<
жениями, поскольку в данном случае познание ведется в соответ<
ствии с действительными закономерностями исторического про<
цесса, присущими объективной реальности — современному со<
стоянию исследуемого. Именно это состояние, представляющее
собой стадию полной зрелости и классической формы историчес<
кого процесса и данное исследователю непосредственно в виде со<
циально<правовой практики, наличного бытия общества, высту<
пает исходным пунктом, началом теоретического познания.
Теоретический анализ превращается в априорное, умозритель<
ное исследование, если процесс формирования понятий осуще<
ствляется не на основе изучения непосредственного бытия, в про<
цессе формально<логического выведения понятий из других, хотя
бы и верных абстракций. Эмпирические факты органически вхо<
дят во все стадии, этапы собственно теоретического познания для
обоснования, проверки теоретических положений, выводов, для
решения вопроса о возможности применения имеющегося в на<
492
уке теоретико<понятийного аппарата к исследуемому состоянию

в развитии явления, процесса. Кроме того, эмпирические факты
являются одним из необходимых условий развития теории. Как
уже говорилось, появление новых, не объясненных наукой фак<
тов является одним из мощных факторов ее развития. Все это дает
основание для вывода о том, что «конкретная целостность в каче<
стве мыслительной целостности, мыслительной конкретности...
ни в коем случае не продукт понятия, размышляющего и само<
развивающегося вне созерцания и представления» (3. Т. 12. С. 727).
Если теоретик непосредственно изучает объективную реаль<
ность, наличное бытие, то он использует и соответствующие эм<
пирические методы познания. Но и в случае заимствования фак<
тов из каких<либо других работ он не может обойтись без приме<
нения эмпирических методов. Прежде чем оперировать фактами,
добытыми другими, исследователь должен убедиться в том, что они
являются подлинно научными, т.е. достоверными, полными и все<
сторонними. Так называемая критика фактов, добытых другими
авторами, в качестве одного из своих условий предполагает про<
верку правильности применения методов, с помощью которых
факты были получены. А это можно сделать лишь владея в совер<
шенстве эмпирическими методами.
Таким образом, теоретическое познание неразрывно связано с
эмпирической стадией научного познания, базируется на ней и
выводит из нее новые теоретические знания. А поэтому и логи<
ческий метод представляет собой способ конкретноFисторическоF
го познания закономерностей функционирования и развития пра<
ва как тотального целого, базирующегося на глубоком и всесто<
роннем изучении социально<правовой практики, ставшего, ста<
тического состояния и абстрактноFтеоретическом воспроизведении
закономерностей исторического процесса, предшествующего это<
му статическому состоянию.
Понимаемый таким образом логический метод представляет
собой целостное образование, состоящее из совокупности как
собственно теоретических методов (восхождения от конкретно<
го к абстрактному, системно<структурного подхода, восхождения
от абстрактного к конкретному), так и эмпирических приемов
сбора и обобщения фактов. Совокупность данных методов охва<
тывает все стадии научного познания, которые необходимо осу<
ществить в процессе воспроизведения предмета общей теории
права в виде системы взаимосвязанных понятий, категорий.
493
Раздел III
В логическом методе сохраняет свое действие и иерархическая

связь его компонентов в качестве основной структурной связи,
поскольку сам процесс теоретического познания, базирующего<
ся на эмпирической основе, при данном методе остается неиз<
менным.
Следует отметить, что теоретический метод, будучи профили<
рующим в системе познавательных средств предмета общей тео<
рии права, не исчерпывает всего содержания этой системы. В нее
входят также исторический метод и прогностические приемы.
Необходимость применения этих методов обусловливается по<
требностью в знаниях о прошлом и будущем состояниях права и
его отдельных компонентов. Знания такого рода хотя и не имеют
основополагающего значения в понимании предмета общей тео<
рии права, тем не менее являются полезными и необходимыми
для углубленного понимания современных явлений и процессов,
изучаемых теоретическим методом.
Поэтому представляется целесообразным кратко рассмотреть
гносеологическую природу этих методов и показать их связи с глав<
ным, профильным для общей теории права методом.
10.2. Об историческом и прогностическом методах

как компонентах метода общей теории права
В юридической литературе исторический метод весьма редко
называется в качестве компонента метода общей теории права, что,
по нашему мнению, является неправомерным.
Имея своим предметом закономерности права как тотального
целого, общая теория права призвана не только воспроизводить в
мышлении свойства, связи современных состояний в развитии
права, но и раскрывать логику его многовековой истории, все те
этапы, через которые право прошло в своем развитии. Иными сло<
вами, в теоретическом исследовании должен быть реализован
принцип историзма, ориентирующий исследователей на рассмот<
рение явлений в их становлении, развитии, в их конкретно<исто<
рической обстановке.
Логика исторического развития права, отраженная в его совре<
менном состоянии, не всегда способна удовлетворить потребность
специалистов в области общей теории права в знаниях истории и
конкретных путей развития права. Поэтому теоретики вынужде<
ны в силу тех или иных причин самостоятельно проводить исто<
рические экскурсы в область истории права.
494
Между тем не всякое исследование исторического процесса,

проведенное представителем теории права, является теоретичес<
ким. Работы, в которых описываются исторические события, про<
цессы, раскрывается их генетическая связь, независимо от того,
кем они проведены — теоретиком или историком, являются ис<
торическими. Исторический экскурс становится частью теорети<
ческого исследования тогда, когда он приводит к новому теорети<
ческому знанию.
Такое соотношение исторических и теоретических знаний име<
ет место в трех случаях: 1) когда исторические знания использу<
ются для обоснования, подтверждения теоретических положений,
выводов; 2) когда на основе исторических знаний раскрываются
внутренние движущие силы, источник развития исследуемых пра<
вовых явлений; 3) при решении вопросов типологии права, пери<
одизации истории российского и зарубежного права.
Сообразно способам применения исторического материала в
теоретическом познании определяется и круг исторических при<
емов, которые берет на вооружение теоретик в целях получения
нужного ему исторического материала. Это методы анализа (кри<
тики) исторических источников и метод генетического членения
(периодизации).
Для изучения исторических событий, процессов социально<
правовые методы сбора и изучения фактов — анкетирование, оп<
рос или непосредственное наблюдение — чаще всего оказывают<
ся неприемлемыми. Исторические факты извлекаются при помо<
щи так называемых методов анализа (критики) исторических ис<
точников, памятников духовной и материальной культуры, сохра<
нивших информацию о событиях, явлениях, интересующих со<
временного исследователя. Это могут быть источники права, выс<
казывания юристов, политических деятелей, решения, принима<
емые правотворческими и иными органами государства, статис<
тические данные и другие документы.
В правовой науке особое значение имеют методы реконструк<
ции первоначального текста нормативно<правовых актов, дошед<
ших до настоящего времени только в поздних и значительно из<
мененных редакциях.
Методы критики исторических источников способствуют не
только выявлению отдельных фактов, событий, но и обоснованию
их достоверности, истинности. Эта сложная познавательная за<
дача решается в процессе долгой и кропотливой работы по уста<
495
Раздел III
новлению подлинности исторического источника, а также сопос<

тавлению одного факта с другим, истинность которого уже уста<
новлена и не вызывает сомнения.
Исторические факты дают констатацию лишь сущего, того, что
было в действительности. В то же время вопрос о качественных
изменениях в развитии исследуемого остается открытым. Подоб<
ные знания можно получить с помощью метода генетического
членения (периодизации), позволяющего провести научно обосно<
ванное деление истории исследуемого на качественно различные
стадии, этапы, которые это исследуемое прошло в своем разви<
тии, и тем самым раскрыть логику и источники, движущие силы
исторического развития.
Суть генетического членения состоит в том, что, разбивая,
расчленяя единый, непрерывный процесс развития на ряд каче<
ственно различных состояний, соответствующих действительно<
му процессу развития, представляется возможным раскрыть за<
кономерности этого развития, механизм перехода от одного со<
стояния к другому. Поэтому теоретик, не желающий покидать
научную почву, должен уметь творчески применять метод гене<
тического членения, с тем чтобы не упускать из виду логику раз<
вития права и его компонентов и соответственно конкретно<ис<
торические пределы теоретических знаний, отражающих этот
процесс. Только при этом условии представляется возможным
избежать двух наиболее распространенных ошибок в теоретичес<
ком познании: отставания теории от реальных процессов право<
вого развития либо чрезмерного забегания вперед и апологии су<
ществующей реальности желаемыми, но чаще всего иллюзорны<
ми перспективами ее развития.
Характерная особенность применения исторического мето<
да в общей теории права состоит в том, что он применяется не
полностью. Совокупность приемов, используемых в сфере об<
щей теории права, не исчерпывает всего богатства содержания
исторического метода как способа познания предмета истори<
ческих наук. Не имеется никаких оснований для толкования те<
оретиками права исторического метода как эмпирического при<
ема, призванного изучать закономерные исторические процес<
сы, в которых проявляется действие законов общественного
развития, и не способного дать надлежащего объяснения исто<
рии становления и развития права и иных правовых явлений
(361. С. 36–37; cм. также: 69; 271).
496
В своей непосредственной целостности исторический метод

познания права, как это обоснованно показано в ряде работ рос<
сийских правоведов, является теоретическим. «История государ<
ства и права не могла бы претендовать на роль науки, если бы она
не уясняла основные закономерности развития, сущность, роль и
функции государства и права при различных общественно<эко<
номических формациях» (342. С. 85; 4. Т. 1. С. 90; 107).
Наблюдаемая в настоящее время описательность историко<
правовых исследований не может служить аргументом для обо<
снования взгляда на историко<правовой метод как сугубо эмпи<
рический прием познания, не способный дать нового теоретичес<
кого знания. Коллизия между сущим и должным в данном случае
подлежит разрешению путем доведения сущего до уровня долж<
ного, а не за счет низведения истинно должного до неправильно
понятого сущего.
Свои потенции в качестве способа теоретического познания ис<
торико<правовой метод может реализовать путем последователь<
ного восхождения от эмпирических фактов к детерминирующим
их закономерностям и обнаружения за массой случайного, второ<
степенного необходимого и закономерного. А эта задача не может
быть решена иначе как с помощью теоретических методов, при<
способленных к специфике исторического познания.
В российском правоведении определенный интерес проявля<
ется к проведению прогностических исследований, способных
дать надежную информацию о состоянии тех или иных правовых
явлений в будущем, в ближайшей или отдаленной перспективе.
Между тем такие исследования имеют сравнительно небольшую
историю. Первые публикации по этой проблематике появились в
середине 60<х гг. и были связаны с проблемами криминологичес<
кого прогнозирования. Имеется также ряд содержательных пуб<
ликаций, посвященных раскрытию и обоснованию системы ме<
тодов, используемых в процессе подготовки прогнозов эффектив<
ности действия норм права, развития системы права и правовой
науки (263; 67; 68; 191). Однако в работах, посвященных методу
общей теории права, прогностические приемы пока что не назы<
ваются в числе его компонентов.
Между тем прогнозирование является важнейшей функцией
общей теории права, а методы прогностических исследований со<
ставляют неотъемлемую часть методологического арсенала дан<
ной науки.
497
Раздел III
В сфере общей теории права прогнозирование может осуще<

ствляться двумя способами: формально<логически, на основе име<
ющегося теоретико<понятийного аппарата, и путем проведения
специальных исследований. Неточным является утверждение о
том, что ранее прогнозирование не применялось в правовой на<
уке, в том числе и в сфере общей теории права (263. С. 100–103).
Теоретико<понятийный аппарат сам по себе является эффек<
тивным средством предвидения путей дальнейшего развития
объективных явлений и процессов. Знание закономерных связей
и отношений правовых явлений позволяет предсказывать и пути
дальнейшего развития данных явлений, делать выводы о том, ка<
ким будет их последующее состояние в ближайшей или отдален<
ной перспективе. Однако такое предвидение осуществляется на
уровне общего, существенного, без раскрытия конкретно<исто<
рических форм проявления закономерного и необходимого в бу<
дущем.
Знание будущего на уровне конкретных явлений, процессов,
конкретно<исторических форм проявления соответствующих за<
кономерностей представляет собой принципиально новый вид
эмпирических исследований. В отличие от эмпирического базиса
общей теории права прогноз должен предвосхитить и правильно
предсказать будущее правовых явлений, возможное, но пока что
нереальное бытие.
Такого рода знания могут быть получены разными путями, в
том числе и на основе интуиции. Однако разновидностью науч<
ных исследований прогноз становится лишь тогда, когда он осно<
вывается на положениях и выводах общей теории права, иных
юридических наук и составляется с применением специальных
методов научного познания. Как разновидность научного знания
прогноз имеет доказательственную силу и надлежащее научное
объяснение. Конечно, предсказание может быть опровергнуто
дальнейшим ходом истории полностью или частично, но в момент
его подготовки знания о будущем обладают всеми признаками
научного знания в форме гипотезы, научного предположения.
Объект прогнозирования в сфере общей теории права доста<
точно разнообразен. Наиболее актуальное значение имеют про<
гнозы:
изменений, которые могут претерпевать система права, отдель<
ные отрасли и правовые институты, предмет правового регулиро<
вания, правовой режим и др.;
498
эффективности действия проектируемых законов, социальных

и юридических последствий, вызванных принятием конкретного
нормативного акта. Чтобы обеспечить стабильность законодатель<
ства, важно учитывать не только конкретно<исторические усло<
вия, имеющиеся на момент принятия акта, но и тенденции, ос<
новные направления развития общественных отношений на бли<
жайшую или отдаленную перспективу;
количественных и качественных параметров правового созна<
ния отдельных социальных групп, правовой психологии населе<
ния, общественного мнения относительно конкретных законов,
деятельности государственных органов и должностных лиц;
качественных и количественных изменений института прав и
свобод личности с учетом состояния экономики, политического
режима, иных социально<правовых факторов;
состояния законности в стране, динамики различных видов
правонарушений, влияния тех или иных юридических и соци<
альных мер, проводимых государством, на режим законности;
основных направлений и тенденций развития юридической на<
уки, возможностей появления новых, перспективных проблем
правоведения и временных параметров их разрешения, измене<
ний, которые могут произойти в системе научных юридических
учреждений, подготовке специалистов с высшим юридическим
образованием и научных кадров.
С учетом объекта и задач прогнозирования определяются ис<
следовательские процедуры и совокупность используемых при<
емов. Процесс составления прогнозов в сфере общей теории пра<
ва сводится к шести исследовательским процедурам:
1) определению качественных и количественных характерис<
тик объекта прогнозирования, динамики его изменения за какой<
либо конкретный срок;
2) выявлению внешних факторов — социально<правовых яв<
лений, которые оказывают положительное или негативное воз<
действие на исследуемый объект;
3) построению математической модели, описывающей сис<
тему связей и отношений исследуемого объекта с внешними
факторами;
4) изучению качественных и количественных характеристик
факторов, воздействующих на исследуемый объект, определе<
нию формы и тесноты связи между факторами и исследуемым
объектом;
499
Раздел III
5) предсказанию путей и способов изменения, развития вне<

шних факторов;
6) составлению прогноза будущих состояний исследуемого
объекта с учетом изменений внешних факторов, а также его внут<
ренних качественных и количественных характеристик.
Первые четыре процедуры прогнозирования полностью соот<
ветствуют процедурам социально<правового исследования, ори<
ентированного на изучение и описание конкретно<исторических
условий функционирования и развития исследуемого правового
явления. Соответственно традиционными будут и специальные
методы исследования. Это могут быть наблюдение, опрос, анализ
письменных документов, методы толкования права, а также ма<
тематические модели, описывающие связи исследуемого объекта
и внешней среды, интенсивность воздействия на него внешних
факторов.
Собственно прогнозирование начинается с пятой процедуры,
когда на основе полученной социально<правовой информации
ставится задача определить, каким образом будет меняться вне<
шняя среда, а вместе с нею и объект прогнозирования.
Следует отметить, что в настоящее время общая теория права
не располагает достаточным опытом прогнозирования и сколько<
нибудь развитым методологическим арсеналом, применяемым в
таких исследованиях. По мнению О.А. Гаврилова, специально ис<
следовавшего проблему методологии юридического прогнозиро<
вания, в правоведении могут быть использованы методы обобщен<
ного сценария, опроса экспертов, математические методы, мето<
ды анализа социально<экономических и социально<политических
факторов, правовых структур и функций, а также историко<пра<
вовой метод (68. С. 44–56).
Наибольшие возможности в прогнозировании дают матема<
тические методы, которые обеспечивают высокую точность и на<
дежность прогноза. Однако математический аппарат в настоя<
щее время не способен отразить всей совокупности связей объек<
та прогнозирования с внешней средой, что объясняется не толь<
ко уровнем его разработки и степенью адаптации к специфике
правовых явлений. Имеются определенные пробелы и в право<
вой науке. В частности, остается нерешенной проблема вычле<
нения действия социальных факторов на право, иные правовые
явления, установления количественной характеристики воздей<
ствия отдельных факторов на объект исследования. Для наибо<
500
лее эффективного использования статистических и математичес<

ких методов в процессе моделирования правовых явлений и со<
ставления прогнозов требуется дальнейший содержательный
анализ структуры правовых явлений, а также их внешних связей
и зависимостей.
Неприспособленность математического аппарата для постро<
ения правовых моделей и составления прогнозов пока что ком<
пенсируется методом экспертных оценок. Компетентные мнения
специалистов уже в настоящее время дают позитивные результа<
ты при прогнозировании эффективности конкретных норм пра<
ва, состояния законности, направленности правового сознания
населения, его политической и правовой активности, по другим
актуальным проблемам общей теории права. Кстати, подобным
способом составляется большинство прогнозов в сфере экономи<
ки, политики и техники.
Итак, методы прогнозирования как в совокупности ныне ис<
пользуемых приемов, так и в будущем, не представляют собой
некой универсальной формы научного познания, способной на
равных конкурировать с теоретическим (логическим) методом
общей теории права. Применяемые для решения прикладных
задач прогностические методы состоят из социально<правовых
методов сбора и изучения единичных фактов и статистико<ма<
тематических методов либо методов экспертных оценок, т.е. эм<
пирических приемов.
Своеобразие же методов прогнозирования состоит в том, что
их содержание адаптируется применительно к предмету и задачам
принципиально новых эмпирических исследований — раскрытию
и обоснованию будущих состояний правовых явлений. Поэтому
не все приемы, используемые для изучения и обобщения совре<
менного реального бытия правовых явлений, могут быть прямо и
непосредственно восприняты для целей прогнозирования. Но та<
кая адаптация к предмету прогностических исследований не ме<
няет сути эмпирических методов сбора и обобщения эмпиричес<
ких фактов.
Совершенствование и развитие методологии прогностических
исследований в сфере общей теории права откроет еще один дей<
ственный канал взаимосвязи юридической науки и практики —
позволит не только реализовать научные положения и выводы в
форме рекомендаций о должном в праве или предложений по со<
вершенствованию законодательства, но и обосновать надежность
501
Раздел III
предлагаемых мер на перспективу с учетом последующих соци<

альных и иных изменений.
Таким образом, исторический и прогностический методы орга<
нически дополняют теоретический метод общей теории права, ис<
пользуются в процессе исследования проблем, которые не могут
быть решены с помощью последнего, но решение которых имеет
определенный познавательный интерес и является необходимым
условием надлежащего осуществления общей теорией права ее
функций. И, следовательно, метод данной науки следует рассматF
ривать как совокупность теоретического метода, объединяющего в
себе значительную часть общих, специальных и частных методов
познания, а также непрофильных для теории права исторического и
прогностического методов.
502
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
1. Общая теория права как наука характеризуется достаточно слож<

ным структурным строением и состоит из следующих элементов:
предмета, представляющего собой систему общих закономер<
ностей права, а также социологических, экономических, полити<
ческих и иных закономерностей, которые влияют на действие и
развитие права, и систему закономерностей познания предмета
данной науки;
объекта, состоящего из права, правовой практики, а также со<
циально<политической и иной (неюридической) практики в той
части, в какой она обусловливает формирование и развитие пра<
вовых явлений и процессов;
эмпирического основания общей теории права, понимаемого
как совокупность материальных источников, объективирующих,
сохраняющих информацию об объекте общей теории;
философского основания, понимаемого как система философ<
ских знаний, на которой основывается мировоззренческая, гно<
сеологическая и методологическая позиция авторов соответству<
ющей теории (школы), направления права;
совокупности эмпирических знаний как системы достоверных,
истинных суждений о правовых явлениях, событиях, процессах,
полученных при помощи методов сбора и обобщения фактов и
объективированных в соответствующих научных публикациях или
рукописных работах;
собственно общей теории права, представляющей собой сис<
тему взаимосвязанных понятий, категорий, закономерностей и
отражающей предмет данной науки во всей его полноте и всесто<
ронности. В идеале общая теория права должна раскрыть право
как тотальную целостность, во всей полноте и всесторонности его
закономерных связей и зависимостей;
метода как системы общих, специальных и частных приемов,
при помощи которых познается объект общей теории права и осу<
ществляется переход от системы эмпирических знаний к теоре<
503
Заключение
тическим и формируется теория как система взаимосвязанных

понятий, категорий, закономерностей (см. схему).
С учетом изложенного системного строения общей теории пра<
ва становится очевидным, что термин «общая теория права» не
соответствует действительному содержанию обозначаемой им на<
уки. То, что обычно понимают как общую теорию права, включа<
ет в себя теоретические компоненты знания, эмпирические фак<
ты, метод и представляет собой науку, охватываемую понятием
«общее правоведение».
2. Все элементы общей теории права как науки характеризуют<
ся специфическим содержанием и находятся в постоянной, устой<
чивой и необходимой связи друг с другом. Предмет общей теории
права, будучи начальным и конечным пунктом научного позна<
ния права, не существует в чистом виде в объективной реальнос<
ти, а проявляется в виде явлений, процессов, охватываемых по<
нятием «объект» науки. Процесс отражения, познания предмета
общей теории права носит сложный, диалектически противоре<
чивый, многостадийный характер. Поэтому в системе общей тео<
рии права образуется развитая совокупность эмпирических зна<
ний в виде социологии права, сравнительного правоведения.
Понятия и категории как результат теоретического познания
предмета науки выполняют роль опорных пунктов, ступенек в
научном познании, в том числе выступают объективной основой
правил, принципов научного познания права, но сами по себе не
образуют метода. Последний предстает самостоятельным струк<
турным компонентом общей теории права, содержание которого
составляет система иерархически связанных общих, специальных
и частных методов, призванных обеспечить раскрытие предмета
данной науки во всей его полноте и всесторонности.
Особым компонентом общей теории права выступает ее фило<
софское основание, система философских взглядов, которую не<
избежно проводит любой автор в процессе разработки, развития
общетеоретических проблем права. Как основание философия
лежит в основе не только общей теории права, но и всего конк<
ретно<научного знания и должна быть последовательно проведе<
на в системе этого знания в виде мировоззренческих, гносеологи<
ческих и методологических принципов исследования. И в этой
своей функции философия не нуждается в каких<то дополнитель<
ных паллиативных философских образованиях на уровне конк<
ретных наук вроде философии права, философии истории и др.
504
СХЕМА
системного строения общей теории права
Общая теория права как наука
Познанный предмет общей Общая теория

теории права как тотальной права как теория
целостности
Общая теория права как система

понятий, категорий,
закономерностей Метод общей
социология сравнительное история

права правоведение науки
Эмпирические знания о праве
Философское
основание
общей
Эмпирическое основание
Объект общей теории права
Предмет общей теории права

как объективная реальность
505
3. С позиций изложенного понимания системного строения

общей теории права представляются неправомерными взгляды,
согласно которым отдельные компоненты данной науки недоста<
точно четко выделяются в качестве ее самостоятельных, автоном<
ных образований, вследствие чего:
1) отождествляются предмет и объект общей теории права, а
также методологическая функция правовых понятий и категорий
с методом данной науки;
2) система эмпирических знаний об объекте общей теории пра<
ва, получаемых методами сбора и обобщения фактов (социально<
правовыми методами, сравнительно<правовым методом), призна<
ется самостоятельной отраслью правоведения или неким теоре<
тическим образованием внутри общей теории права;
3) единый, органически целостный предмет общей теории пра<
ва искусственно разрывается по методам научного познания на
три части: философию права, социологию права, догму права;
4) социально<правовые методы, сравнительно<правовой и иные
эмпирические методы претендуют на роль методов теоретическо<
го познания права, его явлений и процессов.
4. Понятно, что не все задуманное автору удалось воплотить
надлежащим образом, раскрыть полно и всесторонне системное
строение общей теории права, все связи и зависимости ее компо<
нентов. И все же хочется надеяться, что:
во<первых, работа привлечет внимание российских правоведов
к проблемам логического строения общей теории права, будет спо<
собствовать их дальнейшей интенсивной и творческой разработке;
во<вторых, критика положений работы будет основательной,
но не суровой и беспощадной, чем<то вроде вердикта присяж<
ных — виновен, но заслуживает снисхождения. Ибо по мере сво<
их сил и способностей автор стремился следовать принципам на<
учного анализа, быть объективным и не притягивал в теорию пра<
ва за уши Бога, не шил белыми нитками дела К. Маркса, не пред<
принимал попыток пригвоздить к позорному столбу советское
государство и право, не пришивал демократических бантиков на
платье современным российским властям. А поэтому имею все ос<
нования сказать:
FECI QUOD POTUI, FACIANT MELIORA POTENTES.
506
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ,
использованной
при написании монографии
Многотомные издания
1. Аристотель. Сочинения. Т. 1–4. — М., 1975–1983.

2. Гегель Г. Сочинения. Т. 1– 14. — М., 1929–1958.
3. Маркс К., Энгельс Ф. Соч 1–50. — М., 1955–1981.
4. Марксистско<ленинская общая теория государства и права / Ред.
совет Чхиквадзе В. М. и др. — Т. 1– 4. М., 1970–1973.
5. Материалистическая диалектика / Под общ. ред. Константинова
Ф.В., Марахова В.Г. Т. 1–5. — М., 1981–1985.
6. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Изд. пятое. Т. 1–55. — М., 1967–1983.
7. Философская энциклопедия / Глав. ред. Константинов Ф.В.
Т. 1–5. — М., 1960–1970.
Монографии и статьи
8. Алексеев В.П. Предмет, структура и функции диалектического ма<

териализма. — М., 1978. — 336 с.
9. Алексеев С.С. Общая теория социалистического права.
Вып. 1–4. — Свердловск, 1962–1964 . С. 853.
10. Алексеев С.С. Общие теоретические проблемы системы советс<
кого права. — М., 1961. — 187 с.
11. Алексеев С.С. Общетеоретические принципы исследования сис<
темы права // Советское государство и право. 1971. № 3. С. 1–47.
12. Алексеев С.С. Об отраслях права // Советское государство и пра<
во. 1973. № 3. С. 10–18.
13. Алексеев С.С. Структура советского права. — М., 1975. — 264 с.
14. Алексеев С.С. Проблемы теории. Курс лекций в двух томах. —
Свердловск, 1972–1973. — 795 с.
15. Алексеев С.С. Общая теория права. Курс в двух томах. — М., 1981–
1982. — 720 с.
507
Список литературы
16. Алексеев С.С. Право. Опыт комплексного исследования. — М.,

1999. — 712 с.
17. Анализ развивающегося понятия / Под ред. Кедрова Б.М. — М.,
1967. — 439 с.
18. Андреев И.Д. Методологические основы познания социальных яв<
лений. — М., 1977. — 217 с.
19. Андреев И.Д. Проблемы логики и методологии познания. — М.,
1972. — 320 с.
20. Андреева Г.М., Никитин Е.П. Метод объяснения в социологии
/ В сб.: Социология в СССР. Т. 1. Ред Осипов Г.В. — М., 1965.
С. 140–174.
21. Аскназий С.И. Общие вопросы методологии гражданского права
/ Ученые записки ЛГУ. Юридические науки. Вып. 1. — Л., 1948.
С. 3–50.
22. Афанасьев В.Г. Системность и общество. — М.,1980. — 368 с.
23. Атаманчук Г.В. Государственное управление: проблемы методоло<
гии правового исследования. — М., 1975. — 239 с.
24. Бабаев В.К. Формальная определенность и возможности форма<
лизации законодательства // Советское государство и право. 1978,
№ 4. С. 44–51.
25. Бабаев В.К. Советское право как логическая система. — М.,
1978. — 212 с.
26. Баймаханов М.Т. Противоречия в развитии правовой надстройки
при социализме. — Алма<Ата, 1972. — 358 с.
27. Байтин М.И. Государство и политическая власть. — Саратов,
1973. — 240 с.
28. Байтин М.И. Сущность и основные функции социалистического
государства. — Саратов, 1979. — 302 с.
29. Бакрадзе К. Логика. — Тбилиси, 1951. — 455 с.
30. Банин В.А. Гносеологическая и правовая природа доказывания в
советском уголовном процессе. Вып. 1. — Уфа, 1975. — 93 с.
31. Баранов В.М. Истинность норм советского права. — Саратов,
1989. — 388 с.
32. Баскин Ю. Я., Фельдман Д.И. Международное право. Проблемы
методологии. — М., 1971. — 176 с.
33. Баталина Т. С. Некоторые методологические вопросы судебной
статистики. — Л.,1975. — 56 с.
34. Белкин Р.С., Винберг А.И. Криминалистика. Общетеоретические
проблемы. — М., 1973. — 264 с.
508
35. Библер В.С. Мышление как творчество. — М., 1975. — 399 с.

36. Блауберг И.В., Садовский В.Н., Юдин Б.Г. Философский прин<
цип системности и системный подход // Вопросы философии.
1978, № 8. С. 39–52.
37. Блауберг И.В., Юдин Э.Г. Становление и сущность системного
подхода. — М., 1973. — 176 с.
38. Блувштейн Ю.Д. Криминология и математика. — М., 1974. —
176 с.
39. Божьев В.П. Уголовно<процессуальные отношения. — М., 1975. —
176 с.
40. Боботов С.В. Буржуазная социология права — М., 1978. — 224 с.
41. Боголюбов С.А. Экологическое право. — М., 1999. — 448 с.
42. Братусь С.Н. Предмет и система советского гражданского права. —
М., 1963. — 196 с.
43. Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность.
М.,1976. — 214 с.
44. Братусь С.Н. Принципы гражданского права // Правоведение.
1960. № 1. С. 47–52.
45. Братусь С.Н. Теория государства и права, ее предмет и место сре<
ди общественных наук / Ученые записки ВИЮН. Вып. 2. — М.,
1955. С. 3–16.
46. Бурлацкий Ф.М. Государство и коммунизм. — М., 1962. — 195 с.
47. Быков В.В. Методы науки. — М., 1974. — 216 с.
48. Бэкон Ф. Сочинения. Т. 1–2. — М., 1971–1972. — 1172 с.
49. Вазюлин В.А. Становление метода научного исследования. — М.,
1975. — 222 с.
50. Васильев А.В. Правовое регулирование экономических отноше<
ний. — М., 1995. — 205 с.
51. Васильев А.М. Правовые категории и их место среди категорий
обществоведения. — Труды ВЮЗИ. Т. ХХХII. М., 1973. С. 76–200.
52. Васильев А.М. Правовые категории. Методологические аспекты
разработки системы категорий теории права. — М., 1976. — 264 с.
53. Васильев А.М. Категории теории права. Автореферат докторской
диссертации. — М., 1975. — 40 с.
54. Васьковский Е.В. Учение о толковании и применении гражданс<
ких законов. — Одесса, 1901. — 375 с.
55. Введение в теорию права (историко<методологический аспект).
Луковская Д.И., Гуцериев Х.С. и др. — СПб.,1996. — 54 с.
509
56. Власенко Н.А. Язык права. — Иркутск, 1997. — 176 с.

57. Ворожцов В.П., Москаленко А.Т. Методологические установки
ученого. Природа и функции. — М., 1986. — 336 с.
58. Воронович Б.А. Философский анализ структуры практики. М.,
1972. — 279 с.
59. Венгеров А.Б. Теория государства и права. Учебник. — М., 1998. —
624 с.
60. Вильнянский С.И. Лекции по советскому гражданскому праву. —
Харьков, 1958. — 339 с.
61. Вопросы теории и практики правовой пропаганды / Под ред. Ке<
римова Д.А. и Спиридонова Л.И. — Л.,1973. — 109 с.
62. Вопленко Н.Н. Официальное толкование норм права. — М.,
1976. — 118 с.
63. Вопленко Н.Н. Сущность, принципы и функции права. — Вол<
гоград, 1998. — 56 с.
64. Вахтомин Н.К. Генезис научного знания. Факт, идея, теория. —
М., 1973. — 284 с.
65. Вехорев Ю.А. Проблемы возможности и действительности в об<
щей теории социалистического права. Автореферат кандидатской
диссертации. — М., 1971. — 21 с.
66. Вышинский А.Я. Вопросы теории государства и права. — М.,
1949. — 424 с.
67. Гаврилов О.А. Математические методы и модели в социально<пра<
вовом исследовании. — М., 1980. — 184 с.
68. Гаврилов О.А. Стратегия правотворчества и социальное прогно<
зирование. — М., 1993. — 127 с.
69. Гальперин Г.Б., Королев А.И. Методологические и теоретические
вопросы истории государства и права СССР. — Л., 1974. — 103 с.
70. Гальперин Г.Б. Исторические законы и их роль в познании исто<
рико<правовых проблем. — Правоведение. 1980, № 5. С. 75–82
71. Гегель Г. Наука логики. Т. 3. — М.,1972. — 374 с.
72. Гегель Г. Философия права. — М.,1990. — 524 с.
73. Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т. 1. — М.,1974. —
452 с.
74. Герлох А. Право и система методов его исследования. Авторефе<
рат кадидатской диссертации. — Л.,1981. — 19 с.
75. Герцензон А.А. Введение в советскую криминологию. — М.,
1965. — 227 с.
510
76. Гревцов Ю.И. Очерки теории и социологии права. — СПб., 1996. —

156 с.
77. Глазырин В.В., Медведев Г.С., Казаринова С.Е., Чежина Е.А. Воз<
награждение по годовым итогам работы предприятия / Ученые тру<
ды ВНИИСЗ. Вып. 3. — М., 1975. С. 67–81.
78. Глебов А.П. Предмет и система теории государства и права как на<
уки и учебной дисциплины / В сб.: Право и политика: современ<
ные проблемы соотношения и развития. — Воронеж, 1996. —
С. 136–156.
79. Гносеология в системе философского мировоззрения / Отв. ред.
Лекторский В.А. — М., 1983. — 383 с.
80. Голованов В.Н. Гносеологическая природа законов науки. — М.,
1967. — 96 с.
81. Голованов В.Н. Законы в системе научного знания. — М., 1970. —
231 с.
82. Голяков И.Т. Суд и законность в художественной литературе. —
М., 1959. — 359 с.
83. Гончарук С.И. Законы развития и функционирования общества. —
М., 1977. — 143 с.
84. Гносеологические проблемы диалектического материализма / Под
ред. Георгиева Ф.И. Учебное пособие. — М., 1974. — 357 с.
85. Горский П.Д. Определение (логико<методологические пробле<
мы). — М., 1974. — 311 с.
86. Горский Г.Ф. Проблемы доказательств в советском уголовном про<
цессе. — Воронеж, 1978. — 308 с.
87. Горшенев В.М. Способы и организационные формы правового ре<
гулирования в социалистическом обществе. — М., 1972. — 258 с.
88. Гриценко И.И. Логическое и историческое — категории материа<
листической диалектики. — М., 1967. — 95 с.
89. Грязнов Б.С., Дынин Б.С., Никитин Е.П. Теория и ее объект. —
М., 1973. — 248 с.
90. Гуревич А.Я. Об исторической закономерности. — В сб.: Фило<
софские проблемы исторической науки. — М. 1973. С. 64–74.
91. Гульпе А.Н. К вопросу формирования методологии советской
правовой науки // Советское государство и право. 1991, № 4.
С. 144–149.
92. Давид Р., Спинози К.Ж. Основные правовые системы современ<
ности. — М., 1999. — 400 с.
511
93. Даниелян А.М. О предмете теории государства и права и ее систе<

ме // Правоведение. 1960. № 3. С. 117–121.
94. Денисов А.И. Теория государства и права. — М., 1948. — 532 с.
95. Денисов Ю.А. Спиридонов Л.И. Абстрактное и конкретное в со<
ветском правоведении. — Л., 1987. — 207 с.
96. Дембо Л.И. О принципах построения системы советского права
// Советское государство и право. 1956. № 8. С. 88–98.
97. Диалектика как методология научного познания / Под ред. Попо<
ва П.В. — М., 1978. — 289 с.
98. Диалектика, логика и методология науки / Отв. ред. Чупин П.П. —
Свердловск, 1977. — 139 с.
99. Диалектика научного познания: очерк диалектической логики
/ Ред. колл. Войшвилло Е.И. и др. — М., 1978. — 479 с.
100. Диалектика познания / Под ред. Кармина А.С. — Л., 1988. —
304 с.
101. Дмитриев А.В. Комплексное социально<экономическое исследо<
вание. — Л., 1978. — 198 с.
102. Добриянов В. Методологические проблемы теоретического и ис<
торического познания. — М.,1968. — 318 с.
103. Дружинин Н.К. Логика оценки статистических гипотез. —
М.,1973. — 212 с.
104. Жбанкова И.И. Философские принципы в научном познании. —
Минск, 1974. — 246 с.
105. Жевакин С.Н. Правовая социализация личности в контексте про<
блем преобразования российского общества. — Воронеж, 1995. —
95 с.
106. Жеребкин В.Е. Логический анализ понятия права. — Киев, 1976. —
150 с.
107. Жидков О.А. Некоторые теоретические проблемы науки всеобщей
истории государства и права / В сб.: Методология историко<пра<
вовых исследований. — М., 1980. — С. 3–16.
108. Загоскин Н.П. Метод и средства сравнительного изучения древ<
нейшего обычного права славян вообще и русских в особеннос<
ти. — Казань,1877. — 52 с.
109. Зивс С.Л. О методе сравнительного исследования в науке о госу<
дарстве и праве // Советское государство и право. 1964. № 3.
С. 23–35.
110. Зиманов С.З. Место общей теории права в советском правоведе<
нии // Советское государство и право. 1989. № 4. С. 11–18.
512
111. Злобин Г.А., Шлыков С.А. Наука права и марксистская социоло<

гия / Ученые труды ВНИИСЗ. Вып. 1. — М. 1974. С. 3–8.
112. Злобин Г.А. Рецензия на работу Керимова Д.А. Философские про<
блемы права. — М., 1972 // Советское государство и право, 1994.
№ 1. С. 146–148.
113. Зотов А.Ф. Структура научного мышления. — М., 1973. — 182 с.
114. Ивановский В.В. Учебник государственного права. — Казань,
1913. — 500 с.
115. Игошев К.Е. Типология личности преступника и мотивация пре<
ступного поведения. — Горький, 1974. — 167 с.
116. Ильенков Э.В. Диалектическая логика. Очерки истории и тео<
рии. — М.,1974. — 270 с.
117. Ильенков Э.В. Ленинская диалектика и метафизика позитивиз<
ма. — М., 1980. — 175 с.
118. Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории права. — М.,
1961. — 381 с.
119. Историческое и логическое в познании государства и права / Под
ред. Королева А.И. — Л., 1988.
120. История марксистской диалектики. От возникновения марксиз<
ма до ленинского этапа / Отв. ред. Розенталь М.М. — М., 1971. —
535 с.
121. История марксистской диалектики. Ленинский этап / Отв. ред.
Курсанов Г.А. — М., 1973. — 606 с.
122. История государства и права зарубежных стран / Под ред. Жидко<
ва О.А. и Крашенинниковой Н.А. Ч. 1. — М., 1996. — 480 с.
123. История государства и права России / Под ред. Титова Ю.П. —
М., 1996. — 500 с.
124. Казимирчук В.П. Право и методы его изучения. — М., 1965. —
204 с.
125. Казьмин И.Ф. Общие проблемы права в условиях научно<техни<
ческого прогресса. — М., 1986. — 192 с.
126. Каленский В.Г. Государство как объект социологического анали<
за. — М., 1977. — 182 с.
127. Канке В.А. Философия. — М., 1996. — 320 с.
128. «Капитал» Маркса, философия и современность / Под ред. Ро<
зенталя М.М. и др. — М., 1968. — 768 с.
129. Караваев Г.Г. Исторический материализм — метод познания об<
щественных явлений. Учебное пособие. — М., 1973. — 136 с.
513
130. Карбонье Ж. Юридическая социология. — М., 1986. — 352 с.

131. Карпец И.И. Наказание. Социальные, правовые и криминологи<
ческие проблемы. — М., 1973. — 287 с.
132. Карташов В.Н. Введение в общую теорию правовой системы об<
щества. Ч. 1–4. — Ярославль, 1996–1998. — 456 с.
133. Карташов В.Н. Методика изучения и обобщения юридической
практики. Учебное пособие. — Ярославль, 1991. — 64 с.
134. Кедров Б.М. Единство диалектики, логики и теории познания. —
М., 1963. — 295 с.
135. Керимов Д.А. Философские проблемы права. — М., 1972. — 472 с.
136. Керимов Д.А. Общая теория государства и права. Предмет. Струк<
тура. Функции. — М., 1977. — 136 с.
137. Керимов Д.А. Конституция СССР и развитие политико<правовой
теории. — М., 1979. — 243 с.
138. Керимов Д.А. Философские основания политико<правовых иссле<
дований. — М., 1986. — 332 с.
139. Керимов Д.А. Основы философии права. — М.,1992 . — 191 с.
140. Керимов Д.А. Предмет философии права // Государство и право.
1994. № 7. С. 4–11.
141. Кнапп В. О возможности использования кибернетических мето<
дов в праве. — М., 1965. — 288 с.
142. Ковалевский М.М. Историко<сравнительный метод в юриспру<
денции и приемы изучения истории права. — М., 1880. — 72 с.
143. Козлов В.А. Проблемы предмета и методологии общей теории пра<
ва. — Л., 1989. — 120 с.
144. Козлов В.А., Суслов Ю.А. Конкретно<социологические исследо<
вания в области права. — Л., 1981. — 110 с.
145. Кокорев Л.Д., Кузнецов Н.П. Уголовный процесс: доказательства
и доказывание. — Воронеж, 1995. — 272 с.
146. Комплексное изучение системы воздействия на преступность (ме<
тодологические и теоретические основы) / Под ред. Осипова
П.П. — Л.,1978. — 150 с.
147. Кондаков Н.И. Логический словарь. — М., 1975. — 655 с.
148. Копейчиков В.В. О предмете юридической науки и общей теории
права / В сб.: Актуальные проблемы теории социалистического
государства и права. Ред. колл. Поленина С.В. и др. — М., 1974.
С. 37–47.
149. Копнин П.В. Диалектика как логика. — Киев, 1961. — 448 с.
514
150. Копнин П.В. Гносеологические и логические основы науки. — М.,

1974. — 568 с.
151. Копнин П.В. Философские идеи В.И. Ленина и диалектическая
логика. — М., 1969. — 483 с.
152. Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. — Петербург,
1907. — 354 с.
153. Косицын А. П. Социализм и государство. — М., 1976. — 144 с.
154. Красавчиков О.А. Советская наука гражданского права. — Сверд<
ловск, 1961. — 456 с.
155. Кудрявцев В.Н. Причинность в криминологии. — М., 1968. —
175 с.
156. Кудрявцев В.Н. Право и поведение. — М.,1978. — 191 с.
157. Кудрявцев В.Н., Казимирчук В.П. Современная социология пра<
ва. — М. 1995. — 297 с.
158. Кузнецов Э.В. Философия права в России. — М., 1989. — 208 с.
159. Кузьмин В.П. Принцип системности в теории и методологии
К. Маркса. — М., 1976. — 247 с.
160. Куликов Е.Ю. К проблеме типологии системно<структурных пред<
ставлений / В сб.: Вопросы философии и социологии. — М.,
1973. — С. 69–72.
161. Кульчар Р. Основы социологии права. — М., 1981. — 255 с.
162. Кумпф Ф., Оруджев З. Диалектическая логика. Основные прин<
ципы и проблемы. — М., 1979. — 286 с.
163. Лазарев В.В. К вопросу о понятии и пределах эксперимента в об<
ласти государства и права // Правоведение. 1966. № 1. С. 17–23.
164. Лазарев В.В. Пробелы в праве и пути их устранения. — М.,1974. —
184 с.
165. Лазарев В.В. Эффективность правоприменительных актов. — Ка<
зань, 1975. — 207 с.
166. Лазарев В.В., Липень С.В. Теория государства и права. Учебник
для вузов. — М., 1998. — 448 с.
167. Лазарев Л.В. Контент<аналитическое исследование правовой про<
паганды // Советское государство и право. 1975. № 2. С. 117–122.
168. Лапаева В.В. Конкретно<социологические исследования в пра<
ве. — М., 1987. — 144 с.
169. Левин В.Г. О понятии сложной динамической системы / В сб.: Воп<
росы философии и социологии. — М., 1973. С. 75–78.
170. Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. — М., 1980. — 359 с.
515
171. Лекторский В. А., Садовский В.Н. О принципах исследования си<

стем и структур // Вопросы философии. 1960. № 8. С. 67–79.
172. Ленинская теория отражения и современная наука. Теория отра<
жения и обществознание / Ред. колл. Вылков Т. , Келле В.Ж. и
др. — София, 1973. — 370 с.
173. Логика / Под ред. Левина Г.А. — Минск, 1994. — 336 с.
174. Логика и эмпирическое познание / Отв. ред. Таванец П.В. — М.,
1972. — 287 с.
175. Лукашева Е.А. Принципы социалистического права // Советское
государство и право. 1970. № 6. С. 21–29.
176. Лукашева Е.А. Социалистическое правосознание и законность. —
М., 1973. — 344 с.
177. Лукич Р. Методология права. — М., 1981. — 303 с.
178. Мальцев Г.В. Социальная справедливость и право. — М., 1977. —
255 с.
179. Мальцев Г.В. Понимание права. Подходы и проблемы. — М.,
1999. — 419 с.
180. Мареев С.Н. Диалектика логического и исторического и конкрет<
ный историзм К. Маркса. — М., 1984. — 158 с.
181. Маслов П.П. Статистика в социологии. — М., 1971. — 248 с.
182. Матузов Н.И. Правовая система и личность. — Саратов, 1987. —
293 с.
183. Махненко А.Х. О методе сравнительного правоведения в иссле<
довании и преподавании государственного права зарубежных со<
циалистических стран // Правоведение. 1967. № 1. С. 95–103.
184. Методологические вопросы изучения социальных условий пре<
ступности / Ред. колл. Звирбуль В.И. и др. — М., 1979. — 143 с.
185. Методологические основы научного познания / Под ред. Попова
В.П. — М., 1972, — 272 с.
186. Методологические и теоретические проблемы юридической на<
уки / Под ред. Марченко М.Н. — М.,1986. — 240 с.
187. Методологические проблемы государства и права развитого соци<
ализма / Под ред. Денисова А.И., Кутафина О.Е. — М., 1983. —
168 с.
188. Методологические проблемы общественных наук / Под ред. Иль<
ичева Л.Ф. — М., 1979. — 472 с.
189. Методологические проблемы правоведения / Под ред. Марченко
М.Н. — М.,1994. — 176 с.
516
190. Методологические проблемы советской юридической науки / Ред.

колл. Васильев А. М. и др. — М., 1980. — 308 с.
191. Методология и методика прогнозирования эффективности дей<
ствия правовых норм (Глазырин В.В., Лапаева В.В. и др.). — М.,
ИНИОН № 25756 от 03. 07. 86. — 292 с.
192. Методология историко<правовых исследований / Ред колл. Гули<
ев В.Е. и др. — М., 1980. — 184 с.
193. Методология советского правоведения. Межвузовский сборник
научных трудов. Вып. 70. — Свердловск, 1978. — 123 с.
194. Мешера В.Ф. О делении советского права на отрасли // Советское
государство и право. 1957. № 3. С. 93–99.
195. Микешина Л.А. Стиль и метод научного познания / В сб.: Про<
блемы методологии науки и научного творчества. — Л., 1977.
С. 24–32.
196. Минасян А.М. Диалектический материализм (учение о созна<
нии). — Ростов<на<Дону, 1974. — 240 с.
197. Михлин А.С. Методика анализа данных о личности осужденного
198. Мицкевич А.В. Акты высших органов советского государства. —
М., 1967. — 175 с.
199. Морщакова Т. Г., Петрухин И.Л. Оценка качества судебного раз<
бирательства по уголовным делам. — М., 1987. — 389 с.
200. Мостепаненко М.В. Философия и методы научного познания. —
Л., 1972. — 263 с.
201. Мотин С.В. Использование экспериментального метода в соци<
ально<правовой сфере. Автореферат кандидатской диссертации. —
М., 1999. — 21 с.
202. Мотовиловкер Я.О. О принципах объективной истины, презумп<
ции невиновности, состязательности процесса. Учебное посо<
бие. — Ярославль, 1978. — 96 с.
203. Мухин И.И. Объективная истина и некоторые вопросы оценки
судебных доказательств при осуществлении правосудия. — Л.,
1971. — 183 с.
204. Назаренко Г.В. Теория государства и права. — М., 1999. — 175 с.
205. Назаров Б.Л. Социалистическое право в системе социальных свя<
зей. — М., 1976. — 311 с.
206. Нарский И.С., Практика, субъект, объективная реальность / В сб.:
Философия и социальный прогресс. — М., 1980. С. 6–20.
517
207. Наумов Ю. К. Активность субъекта в познании. — М., 1969. —

86 с.
208. Недбайло П.Е. Применение советских правовых норм. — М.,
1960. — 511 с.
209. Недбайло П.Е. Методологические проблемы советской юридичес<
кой науки / В сб.: Методологические проблемы советской юриди<
ческой науки. Ред. колл. Бабий Б.М. и др. — Киев, 1965. С. 7–36.
210. Недбайло П.Е. Введение в общую теорию государства и права. —
Киев, 1971. — 160 с.
211. Недбайло П.Е. Рецензия на работу Д.А. Керимова «Философские
проблемы права» // Советское государство и право. 1974. № 1.
С. 43–146.
212. Нерсесянц В.С. Государственно<правовые взгляды Маркса в пе<
риод деятельности в «Рейнской газете» // Советское государство
и право. 1968. № 3. С. 40–48.
213. Нерсесянц В.С. Право: многообразие определений и единство по<
нятия // Советское государство и право. 1983. № 10. С. 26–35.
214. Нерсесянц В.С Юриспруденция. Введение в курс общей теории
государства и права. — М., 1998. — 288 с.
215. Нерсесянц В.С. Философия права Гегеля. — М., 1998. — 352 с.
216. Нерсесянц В.С. Философия права. — М., 1998. — 652 с.
217. Никитин Е.П. Объяснение — функция науки. — М.,1970. — 280 с.
218. Никитинский В.И., Глазырин В.В., Казаринова С.Е. О методике
измерения эффективности правовых норм // Советское государ<
ство и право. 1975. № 9. С. 5–33.
219. Ной И.С. Методологические проблемы советской криминоло<
гии. — Саратов, 1975. — 221 с.
220. Нормы советского права / Под ред. Байтина М.И., Бабаева В.К. —
Саратов, 1987. — 248 с.
221. Оболонский А.В., Рудашевский В.Д. Методология системного ис<
следования проблем государственного управления. — М., 1978. —
191 с.
222. Общая теория государства и права / Отв. ред. Керимов Д.А., Пет<
ров В.С. Т. 1. — Л., 1968. — 304 с.
223. Общая теория государства и права. Академический курс / Под ред.
Марченко М.Н. Т. 1–2. — М. 1998. — 1056 с.
224. Общая теория права. Курс лекций / Под ред. Бабаева В.К. —
Н. Новгород, 1993. — 544 с.
518
225. Общая теория права / Под ред. Пиголкина А.С. — М., 1995. —
384 с.
226. Общая теория права и государства / Под ред. Лазарева В.В. — М.,
1994. — 360 с.
227. Общая теория советского права / Под ред. Братуся С.Н., Само<
щенко И.С. — М., 1966. — 491 с.
228. О методологии научных исследований в области государства и пра<
ва // Советское государство и право. 1980. № 12. С. 51–61.
229. Орзих М.Ф. Содержание методологии юридической науки // Пра<
воведение. 1973. № 1. С. 17–24.
230. Орзих М.Ф. Личность и право. — М., 1975. — 111 с.
231. Оруджев З.М. К. Маркс и диалектическая логика. — Баку, 1964. —
195 с.
232. Основы применения кибернетики в правоведении / Под ред. По<
левого Н.С., Витрука Н.В. — М., 1977. — 272 с.
233. Остроумов Г.С. Соотношение права и политического сознания //
Вопросы философии. 1964. № 5. С. 13–23.
234. Остроумов С.С. Советская судебная статистика. Учебник для ву<
зов. — М., 1976. — 415 с.
235. Очерки методологии познания социальных явлений. Угринович
М.Д. и др. — М., 1970. — 343 с.
236. Павлов И.П. Лекции по физиологии. — М., 1952.
237. Панкратов В.В. Методология и методика криминологических ис<
следований. — М.,1972. — 134 с.
238. Пашков А.С., Явич Л.С. Эффективность действия правовой нор<
мы // Советское государство и право. 1970. № 3. С. 48.
239. Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией
нравственности. Т. 1–2. — Петербург. 1909–1910. — 758 с.
240. Петрухин И.Л. Социологический метод исследования эффектив<
ности правосудия // Советская юстиция. 1971. № 4. С. 10–11.
241. Петрухин Л.И., Батурин Г.П., Морщакова Т. Г. Теоретические ос<
новы эффективности правосудия. — М.,1979. — 390 с.
242. Панибратов В.Н. Категория «закон». — Л., 1980. — 127 с.
243. Пашуканис Е.Б. Общая теория права и марксизм. — М., 1924. —
160 с.
244. Пашуканис Е.Б. Избранные произведения по общей теории пра<
ва и государства. — М., 1980. — 271 с.
519
245. Пиголкин А. С. Толкование нормативных актов в СССР. — М.,

1962. — 166 с.
246. Пионтковский А.А. К методологии изучения действующего права
/ Ученые записки ВИЮН. Вып. VI. — М., 1947. С. 17–59.
247. Пионтковский А.А. К вопросу об изучении общенародного права
248. Пионтковский А.А. Юридическая наука, ее природа и метод // Со<
ветское государство и право. 1965. № 7. С. 73–82.
249. Подгурецкий А. Очерк социологии права. — М., 1974. — 327 с.
250. Подкорытов Г.А. О природе научного метода. — Л., 1989. — 224 с.
251. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. — М.,
1998. — 353 с.
252. Поленина С.В. Теоретические проблемы системы советского за<
конодательства. — М., 1980. — 205 с.
253. Поленина С.В., Сильченко Н.В. Научные основы типологии нор<
мативно<правовых актов в СССР. — М., 1987. — 152 с.
254. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1, 2. — М., 1992. —
976 с.
255. Попов С. Общественные законы. — М., 1980. — 158 с.
256. Попов С. Существуют ли «специфические исторические законы»?
// Философские науки. 1971. № 6.
257. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. — М., 1979. —
231 с.
258. Пошкявичус В.А. Применение математических и логических
средств в правовых исследованиях. — Вильнюс, 1974. — 222 с.
259. Правовая система социализма. Понятие, структура, социальные
связи / Отв. ред. Васильев А. М. — М., 1986. — 367 с.
260. Правовой эксперимент и совершенствование законодательства
/ Под ред. Никитинского В.И., Самощенко И.С. — М., 1988. —
304 с.
261. Правотворчество в СССР / Под ред. Мицкевича А.В. — М.,1974. —
319 с.
262. Практика и познание / Ред колл. Горский Д.П. и др. — М., 1973. —
360 с.
263. Право и социология / Отв. ред. Тихомиров Ю.А., Казимир<
чук В.П. — М., 1973. — 359 с.
264. Правовая информация / Отв. ред. Шебанов А.Ф. — М., 1974. —
158 с.
520
265. Проблемы методологии и методики правоведения / Ред. колл. Ке<

римов Д.А. и др. — М.,1974. — 205 с.
266. Проблемы методологии системного исследования. Блауберг И.В.,
Малиновский А.А. и др. — М., 1970. — 454 с.
267. Проблемы теории государства и права / Отв. ред. Алексеев С.С. —
М., 1979. — 392 с.
268. Пьянов Н.А. Истина в правоприменительной деятельности. Ав<
тореферат кандидатской диссертации. — М., 1987. — 19 с.
269. Пэнто Р., Гравитц М. Методы социальных наук. — М.,1972. —
607 с.
270. Рабинович П.М. Упрочение законности — закономерность соци<
ализма. — Львов, 1975. — 260 с.
271. Разумовский И.П. Октябрьская революция и методология права
// Под знаменем марксизма. 1927. № 10–11. С. 5–12
272. Рачков П.А. Наука исторического материализма и теория государ<
ства и права // Советское государство и право. 1963. № 10.
С. 58–67.
273. Раянов Ф.М. Теория государства и права. — Уфа, 1998. — 171 с.
274. Радугин А.А. Философия. Курс лекций. — М., 1998. — 269 с.
275. Радько Т. Н. Методологические вопросы познания функций пра<
ва. — Волгоград, 1974. — 150 с.
276. Ракитов А. И. Курс лекций по логике науки. — М., 1971. — 270 с.
277. Ракитов А.И. Историческое познание. — М., 1982. — 303 с.
278. Реннекампф Н. Очерки юридической энциклопедии. — Киев.
1868. — 313 с.
279. Рожкова Л.П. Принципы и методы типологии государства и пра<
ва. — Саратов, 1984. — 116 с.
280. Розенталь М.М. Диалектика «Капитала» К. Маркса. — М.,1967. —
592 с.
281. Романенко Н.Г. Проблема истинности нормы советского права.
Автореферат кандидатской диссертации. — М., 1982. — 22 с.
282. Российское государство и правовая система. Современное разви<
тие, проблемы, перспективы / Под ред. Старилова Ю. Н. — Воро<
неж, 1999. — 704 с.
283. Рузавин Г.И. Методы научного исследования. — М., 1974. —
237 с.
284. Руткевич Н.М. Диалектика и социология. — М.,1980. — 365 с.
521
285. Сабо И. Социалистическое сравнительное право // Советское го<

сударство и право. 1975. № 7. С. 5–10.
286. Сабо И. Основы теории права. — М., 1974. — 269 с.
287. Саидов А.Х. Сравнительное правоведение. — Ташкент, 1999. —
383 с.
288. Сайдлер Г.Л. Юридические доктрины империализма. — М.,
1959. — 142 с.
289. Самощенко И.С. Понятие правонарушения по советскому зако<
нодательству. — М., 1963. — 285 с.
290. Самощенко И.С. Системно<структурный подход и система совет<
ского законодательства // Вопросы философии. 1979. № 2.
С. 64–74.
291. Самощенко И.С., Никитинский В.И., Венгеров А.Б. Об основах
методологии и методики изучения эффективности действия пра<
вовых норм / Ученые записки ВНИИСЗ. Вып. 25. — М.,1971.
С. 3–40.
292. Самощенко И.С., Сырых В.М. Диалектика и методы правовой на<
уки / Труды ВНИИСЗ. Вып. 5. — М., 1976. С. 3–16.
293. Самощенко И.С., Сырых В.М. Диалектика и методы толкования
права / Труды ВНИИСЗ. Вып. 6. — М., 1976. С. 3–15.
294. Самощенко И.С., Сырых В.М. Диалектика и сравнительно<пра<
вовой метод / Ученые труды ВНИИСЗ. Вып. 7. — М., 1976.
С. 3–14.
295. Самощенко И.С., Сырых В.М. О методологии советского право<
ведения // Советское государство и право. 1973. № 6. С. 29–36.
296. Самощенко И.С., Сырых В.М. О методах познания государствен<
но<правовых явлений // Советское государство и право. 1975.
№ 9. С. 10–16.
297. Самощенко И.С., Сырых В.М. Диалектика и методы правовой на<
уки // Общественные науки. 1981. № 4. С. 98–110.
298. Самощенко И.С., Фарукшин М.Х. Ответственность по советско<
му законодательству. — М., 1971. — 240 с.
299. Сеньобос Ш. Исторический метод в применении к социальным
наукам. — М., 1902. — 240 с.
300. Сергеевич В. Задача и метода государственных наук. — М., 1871. —
231 с.
301. Сергеевич В.И. Лекции и исследования по истории русского пра<
ва. — СПб. 1883. — 997 с.
522
302. Система советского законодательства / Отв. ред. Самощенко

И.С. — М., 1980. — 328 с.
303. Системный анализ и научное знание / Ред. колл. Горский Д.П. и
др. — М., 1978. — 244 с.
304. Скрипилев Е.А. Историко<сравнительный метод в правоведении
России / В сб.: Методология историко<правовых исследований. —
М., 1980. — С. 17–29.
305. Смирнов О.В. Основные принципы советского трудового права. —
М., 1977. — 176 с.
306. Смелзер Н. Социология. — М., 1998. — 688 с.
307. Современные проблемы познания диалектического материализ<
ма. Истина, познание, логика. Т. 2 / Под ред. Митина М.Б., Мо<
лодцова В.С. и др. — М., 1971. — 430 с.
308. Соколов Н.Я. Профессиональное сознание юристов. — М., 1988. —
224 с.
309. Солопов Е.Ф. Введение в диалектическую логику: философия в
системе науки и мировоззрения. — Л., 1979. — 212 с.
310. Спиридонов Л.И. Социальное развитие и право. — Л., 1973. —
205 с.
311. Спиридонов Л.И. Теория государства и права. — М., 1999. —
301 с.
312. Сравнительное правоведение. Сборник статей / Ред. Туманова
В.А. — М., 1978. — 246 с.
313. Стальгевич А.К. К вопросам развития социалистического государ<
ства в общественное коммунистическое самоуправление / В сб.:
Государство и коммунизм. — М., 1961. С. 3–24.
314. Старилов Ю.Н. Административное право. История. Наука. Пред<
мет. Нормы. Ч. 1. — Воронеж, 1998. — 392 с.
315. Степанян В.В. Социальная справедливость и социалистическое
право. — Ереван, 1987. — 112 с.
316. Степин В.С., Елсуков А.Н. Методы научного познания. — Минск,
1974. — 152 с.
317. Степин В.С. Научное познание и ценности техногенной цивили<
зации // Вопросы философии. 1989. № 10. С. 18.
318. Стефанов Н. Теория и метод в общественных науках. — М., 1967. —
272 с.
319. Столяров В.И. Процесс изменения и его познание. — М., 1966. —
217 с.
523
320. Столяров. В.И. О разработке диалектики как метода научного ис<

следования / В сб.: Диалектика и логика научного познания. —
М., 1966. С. 33–347.
321. Строгович М.С. Логика. — М., 1948. — 308 с.
322. Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства
в советском уголовном процессе. — М., 1955. — 383 с.
323. Строгович М.С. Философия и правоведение (некоторые методо<
логические вопросы юридической науки) // Советское государ<
ство и право. 1965. № 12. С. 74–82.
324. Строгович М.С. Методологические вопросы юридической науки
// Вопросы философии. 1965. № 12. С. 3–14.
325. Судебная практика в советской правовой системе / Отв. ред. Бра<
тусь С. Н. — М.,1975. — 328 с.
326. Сурилов А.В. О месте и значении общей теории государства и права
в системе юридической науки / В сб.: Проблемы правоведения.
Вып. 41. — Киев, 1980. С. 3–11.
327. Суслов Ю.А. Конкретные исследования и развитие социологии
права. — Л., 1983. — 142 с.
328. Сырых В.М. Некоторые вопросы применения исторического и ло<
гического методов в правовой науке / Ученые записки ВЮЗИ. Вып.
ХVIII. Часть II. — М., 1969. С. 37.
329. Сырых В.М. Философские проблемы методологии правовой на<
уки // Советское государство и право. 1977. № 10. С. 36–43.
330. Сырых В.М. Структура методов теоретического познания государ<
ства и права // Советское государство и право. 1980. № 6.
С. 12–20.
331. Сырых В.М. Воистину ли нормы закона истинны? // Государство
и право. 1996. № 7. С. 26–33.
332. Сырых В.М. Метод правовой науки. — М., 1980. — 176 с.
333. Сырых В.М. Метод общей теории права. Диссертация в форме на<
учного доклада. — М.,1995. — 74 с.
334. Сырых В.М. Теория государства и права. — М., 1998. — 512 с.
335. Тамаш А. Судья и общество. Диалектика правосознания и право<
применения. — М., 1980. — 141 с.
336. Тененбаум В.О. Введение в общую теорию государства. — Сара<
тов, 1976. — 110 с.
337. Теория государства и права / Отв. ред. Карева М.П. и др. — М.,
1955. — 460 с.
524
338. Теория государства и права / Под ред. Корельского В.М. и Пере<

валова В.Д. — М., 1997. — 570 с.
339. Теория государства и права / Под ред. Марченко М.Н. — М.,
1996. — 475 с.
340. Теория государства и права. Курс лекций / Под ред. Матузова Н.Г.
и Малько А.В. — М., 1999. — 672 с.
341. Теория государства и права. Философия права / Под ред. Ломоно<
сова А.М. — Йошкар<Ола, 1999. — 75 с.
342. Тилле А.А., Швеков Г.В. Сравнительный метод в юридических дис<
циплинах. — М., 1973. — 192 с.
343. Тилле А.А. Социалистическое сравнительное правоведение. — М.,
1975. — 207 с.
344. Тимирязев К.А. Сочинения. Т. VIII. — М., 1939.
345. Тихомиров Ю.А. Сравнительное правоведение. — М., 1996. —
367 с.
346. Тихомиров Ю.А. Курс административного права и процесса. — М.,
1998. — 798 с.
347. Тихонравов Ю.В. Основы философии права. — М., 1997. — 608 с.
348. Ткаченко Ю.Г. Методологические вопросы теории правоотноше<
ний. — М., 1980. — 186 с.
349. Трубецкой Е.Н. Лекции по энциклопедии права. — Одесса, 1919. —
160 с.
350. Трудовое право России / Отв. ред. Лившиц Р.З., Орловский Ю.П. —
М., 1998. — 480 с.
351. Туманов В.А. Буржуазная правовая идеология. — М., 1971. —
381 с.
352. Тюхтин В.С. Отражение, системы, кибернетика. — М., 1972. —
256 с.
353. Уледов А.К. Социологические законы. — М., 1975. — 317 с.
354. Управление. Социология. Право / Отв. ред. Павлов И.В. и др. —
М., 1971. — 267 с.
355. Урланис Б.Ц. Общая теория статистики. — М., 1973. — 440 с.
356. Ушаков А.А. Методология советского правотворчества // Советс<
кое государство и право. 1979. № 12. С. 29–37.
357. Ушаков А.А. Право, язык, кибернетика. // Правоведение. 1991.
№ 2. С. 34–41.
358. Фаткуллин Ф.Н. Проблемы общей теории социалистической пра<
вой надстройки. — Казань, 1980. — 247 с.
525
359. Фаткуллин Ф.Н. Проблемы теории государства и права. — Казань,

1987. — 335 с.
360. Фатуев А.А. Вознаграждение за труд по советскому трудовому
праву. — М., 1977. — 37 с.
361. Фельдман Д.И., Курдюков Г.И., Лазарев В.В. Теоретические про<
блемы методологии исследования государства и права. — Казань,
1975. — 118 с.
362. Философия. Учебник / Под ред. Лавриненко В.Н. и др. — М.,
1998. — 584 с.
363. Философия. Методология. Наука / Ред. колл. Лекторский В.А. и
др. — М., 1972. — 235 с.
364. Философские проблемы государства и права / Под ред. Явича Л.С.
и др. — Л., 1970. — 112 с.
365. Философский словарь / Под ред. Фролова И.Т. — М., 1986. —
590 с.
366. Хаан Э. Исторический материализм и марксистская социоло<
гия. — М., 1971. — 243 с.
367. Халин С.М. Описание как общий метод научного познания
/ В сб.: Философско<методологические вопросы естественнона<
учного и социального познания. — М., 1980. С. 12–18.
368. Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении. — М., 1980. —
351 c.
369. Чернобель Г.Т. Формализация норм права // Советское государ<
ство и право. 1979. № 4. С. 29–36.
370. Черданцев А.Ф. Толкование советского права. — М., 1979. —
166 с.
371. Черданцев А.Ф. Вопросы толкования советского права. — Сверд<
ловск, 1972. — 190 с.
372. Черданцев А.Ф. Логико<языковые феномены в праве, юридичес<
кой науке и практике. — Екатеринбург, 1993 — 190 с.
373. Четвернин В.А. Размышления по поводу теоретических представ<
лений о государстве // Государство и право. 1992. № 5. С. 3–11.
374. Чхиквадзе В.М. Государство, демократия, законность. — М.,
1967. — 502 с.
375. Чхиквадзе В.М., Ямпольская Ц.А. О системе советского права
376. Шабалин В.А. Методологические вопросы правоведения. — Са<
ратов, 1972. — 226 с.
526
377. Шебанов А.Ф. Общая теория государства и права как методоло<

гическая наука / В сб.: Некоторые вопросы советской правовой
науки. — Кишинев, 1968. С. 44–46.
378. Шебанов А.Ф. Форма советского права. — М.,1968. — 215 с.
379. Шептулин А.П. Диалектический метод познания. — М., 1983. —
320 с.
380. Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Вып. 1–4. — М., 1912. —
895 с.
381. Шляпочников А.С. Толкование советского уголовного закона. —
М., 1960. — 240 с.
382. Штейн В.А. Предмет и метод в истории права // Революция пра<
ва. 1929. № 5. c. 10–15.
383. Штофф В.А. Проблемы методологии научного познания. — М.,
1978. — 269 с.
384. Эффективность действия правовых норм / Ред. колл. Пашков А.С.
и др. — Л., 1977. — 143 с.
385. Эффективность закона. Методология и конкретные исследования
/ Под ред. Сырых В.М., Тихомирова Ю.А. — М.,1997. — 212 с.
386. Эффективность правовых норм (Кудрявцев В.Н., Никитинский
В.И., Самощенко И.С. и Глазырин В.В.). — М., 1980. — 280 с.
387. Юдкин А.И. Метод исследования системы производственных от<
ношений в «Капитале» К. Маркса. — М., 1985. — 150 с.
388. Явич Л.С. К вопросу о методологии юридической науки // Совет<
ское государство и право. 1963. № 5. С. 71–79.
389. Явич Л.С. Право и общественные отношения. — М. 1971. —
152 с.
390. Явич Л. С. Общая теория права. — Л., 1976. — 287 с.
391. Ядов В.А. Социологическое исследование: методология, програм<
ма, методы. — М., 1987 — 246 с.
392. Ямпольская Ц.А. О методе науки управления // Советское госу<
дарство и право. 1965. № 8. С. 2–21.
393. Ярошевский Т. М. Размышления о практике. — М., 1976. — 309 с.
527
Научное издание
Сырых Владимир Михайлович

доктор юридических наук, профессор
Логические основания
Том 1
Элементный состав
Генеральный директор «Юстицинформ»

В.А. Вайпан
Финансовый директор
В.В. Прошин
Зам. главного редактора
О.И. Кудрявцева
Корректор
Е.М. Бухтеева
Компьютерная верстка
К.И. Лапушкин
ЛР № 070363 от 05.06.97
Сдано в набор 28.10.2001. Подписано в печать 26.11.2001.
Бумага офсетная № 2. Формат 90х60/16. Гарнитура «Ньютон». Печать
офсетная. Печ. л. 33. Уч.(изд. л. 24,94. Тираж 1000 экз. Заказ
ЗАО «Юридический Дом «Юстицинформ»

117218, г. Москва, ул. Б. Черёмушкинская, 34
Отпечатано в типографии «Холдинг Принт»

123060, г. Москва, 1(й Волоколамский проезд, 10
Тел. 194(11(71

Сырых В.М. Логические основания общей теории права PDF

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Сырых В.М. Логические основания общей теории права PDF

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Институт законодательства

Книга издана в авторской редакции

© Сырых В.М., 2000

Глава 2. Понятие предмета общей теории права ......................... 43

Глава 3. Понятие объекта общей теории права ........................... 97

Глава 4. Теория как компонент общей теории права .................. 128

Глава 6. Эмпирическое основание общей теории права ............. 293

Глава 8. Методы эмпирического познания объекта

Глава 9. Методы теоретического познания предмета

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ............................................................. 503

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ, ИСПОЛЬЗОВАННОЙ

Книга ориентирована прежде всего на молодого читателя, ко<

Книга окажет неоценимую помощь и тем, кто еще раздумы<

Проведенные в последние десятилетия учеными<юристами

проблемам методологии познания права, где содержалось немало

1.1. Является ли наукой общая теория права?

ний о наиболее общих закономерностях возникновения, разви<

Между тем это явное недоразумение. Основатели марксизма,

правовых учений всерьез воспринимать и выдавать за подлинную

основ новой, современной и конечно же подлинной науки — об<

именно берегу следует плыть и какого курса держаться. Главное,

Итак, на место марксизма претендует принципиально новая и,

зами о формальном равенстве, свободе и всеобщем добре не ви<

из форм общественного сознания, отличающим науку от религии,

1.2. Философия науки о структуре науки

их знаниями и способностями, научные учреждения, эксперимен<

правильной оценке современной ситуации, когда на повестку дня

3. Наука есть система знаний о законах функционирования и

лишь в массе конкретных явлений и процессов. «Если бы форма

ющих явлений и процессов либо отсутствуют, либо проявляются

В связи с тем что познание представляет собой сложный, диа<

бой научную революцию. Философские идеи и принципы актив<

шем состоянии, а в динамике, в историческом развитии, в хроно<

бы быть способным к чувственному познанию объекта исследо<

применяются дополнительные критерии отличения научного зна<

ненаучными знаниями в форме научного мифотворчества (лож<

1.3. Откуда есть пошла общая теория права

требованиям. При этом нужно учитывать два фактора: 1) уровень

фия права и энциклопедия права, и занять лидирующее положе<

решала философия права, то Остин предложил называть новую

На призывы создать общую теорию права взамен философии

зованию одной обобщающей дисциплины — общей теории пра<

пешно осуществлялась с применением всего арсенала методов

позицию. Мол, все это «имеет длительную историю», переносит

обходят молчанием этот «деликатный» в нынешних условиях воп<

исследователям удается усовершенствовать методологию научно<

ма перехода от системы наличного знания к новому, более глубо<

2.1. К истории исследований предмета общей теории

воведения, пока что находится в стадии разработки и выражается

ния и развития исследуемых явлений, так и компоненты, входя<

ставлен как одна из сторон, сфер, структур жизнедеятельности го<

чается вся правовая действительность, и общая теория права, рас<

номерностей права авторами интерпретировалось более или ме<

вовой прогресс, весь ход правового развития неизбежно приводит

2.2. Диалектический материализм о понятии

Подобно сущности, закон тесным образом связан с явлени<

между сущностями. Поэтому процесс познания объективного за<

мую теоретическую основу для познания объективных законов

Тот факт, что объективные законы действуют в строго опреде<

тистические закономерности могут отражать и мнимые, т.е. лож<

претензии на научный статус лишены каких<либо объективных

2.3. Об объективных законах общей теории права

дающие правопорядок, связи, конституирующие систему норма<