Народники. Вып. 3

ВОРОНЕЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ
УНИВЕРСИТЕТ
НАРОДНИКИ
В ИСТОРИИ РОССИИ
Межвузовский сборник научных трудов
Выпуск3
Воронеж
«ИСТОКИ»
2019
ББК 63.3(2Рос)
Н 30
Р е д а к ц и о н н а я к о л л е г и я:
д-р ист. наук Г. Н. Мокшин (отв. ред.),
д-р ист. наук В. В. Блохин,
д-р ист. наук В. В. Зверев,
д-р ист. наук М. Д. Карпачев
Н 30 Народники в истории России : Межвузовский сборник

научных трудов. Вып. 3 / редколл. : Г. Н. Мокшин (отв. ред.) и др. –
Воронеж : Истоки, 2019. – 284 с.
ISBN 978-5-4473-0237-5
В предлагаемом сборнике опубликованы статьи специалистов

в области народниковедения из различных российских вузов.
Исследуются проблемы истории и историографии русского
народничества второй половины ХIХ – начала ХХ в. Развиваются
современные подходы к осмыслению явления народничества и его
места и роли в общественной и культурной жизни России. Просле-
живаются исторические судьбы народников после 1917 г.
Для научных работников, аспирантов, студентов и всех инте-
ресующихся историей России нового времени.
ББК 63.3(2Рос)
ISBN 978-5-4473-0237-5 © Истоки, 2019

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие………………………………………………………………...4
Раздел I. Историография народничества
Терехова С. А. «Чигиринский заговор» в современной российской
историографии.……………………..…………….………………..….………..7
Калинчук С. В. История «Черного передела» в марксистской
историографии 1920-х – начала 1990-х гг. …………………….…………..17
Степаненкова З. В. Взгляды и деятельность В. В. Берви-Флеровского
в отечественной историографии постсоветского периода…..…………….26
Мокшин Г. Н. Современная литература об идеологе культурного
народничества Я. В. Абрамове…...……….………..…………….……….….39
Квасов О. Н. Проблема революционного террора начала ХХ века
в исследованиях 1990–2010-х гг. …………………….…….…………..…… 50
Левин С. В. Н. А. Троицкий во главе саратовской научной школы
изучения народничества…………………………………..................……….64
Раздел II. Общие проблемы истории народничества
Сажин Б. Б. Проблема рационализации народных религиозных
движений в идеологии революционного народничества...……….….….…75
Милевский О. А. Экономический терроризм в программно-тактических
построениях народнических организаций 1870-х – начала 1880-х гг. …...93
Цымрина Т. В. Программные установки народовольческих
организаций второй половины 1880-х гг. ……………………………….…118
Квасов О. Н. О статистических параметрах народнического террора
(1866–1900 гг.).……………………………….…………….……………....133
Леонов М. И. Народничество в партийных и общественных
отношениях рубежа XIX–XX вв. ..…..……………………………..…...…146
Протасова О. Л. К вопросу о возможностях создания в России
единой неонароднической партии……………………………………....162
Разиньков М. Е. Трудовая народно-социалистическая партия
в Воронежской губернии в 1917–1918 гг.: политический карлик или
центр самоорганизации интеллигенции?.......................................................181
Раздел III. Идеологи народничества
Блохин В. В. Н. Н. Златовратский и Н. К. Михайловский:
две модели народничества…....…..……………………………………...… 201
Касторнов С. Н. Я. В. Абрамов о роли земства в подъеме
благосостояния народа………………………………......…….…….………211
Зверев В. В. Загадки уничтоженной книги…………………....………...223
Талеров П. И. Марксист Г. В. Плеханов против анархизма.………..….239
Коновалова О. В. В. М. Чернов об особенностях революционного
процесса в России..……..………..………………………………………….251
Список сокращений…………………………….…………….….……..272
Именной указатель……………..……….………….…………………...273
Сведения об авторах…………………......….………………………….282
ПРЕДИСЛОВИЕ
История российского народниковедения насчитывает почти три
десятка лет. За эти годы на смену «единственно верной» марксист-
ской концепции народничества, для которой критика народнической
доктрины – один из способов самоутверждения русского марксизма,
приходит так называемый «академический» подход. Это означает,
что современные исследователи изучают историю народничества,
опираясь не на цитаты из сочинений В. И. Ленина, а на источники и
принцип историзма.
Становление современной парадигмы изучения народничества
происходило в 1990-е гг. У ее истоков стояли такие известные со-
ветские историки как В. Ф. Антонов, М. Г. Седов, Б. С. Итенберг,
Н. А. Троицкий, Е. Р. Ольховский, В. Н. Гинев, М. Д. Карпачев и их
ученики. Всех их объединяло стремление понять внутреннюю логику
развития народнического движения, так сказать, взгляд «изнутри».
На основе данного подхода сложилась новая концепция народниче-
ства как модели самобытной модернизации страны. Ее главное пре-
имущество – признание народнической интеллигенции в качестве
самостоятельного субъекта российской истории. Прежде ей отводи-
лась роль выразителей интересов крестьянства.
Надо заметить, что преодоление «классового» подхода проходи-
ло без оживленных дискуссий, путем естественной смены поколе-
ний исследователей. Этому способствовал утвердившийся в постсо-
ветском обществознании принцип плюрализма (взаимодополняемо-
сти различных исследовательских подходов).
В настоящее время тон в изучении народничества задают иссле-
дователи, защитившие кандидатские и докторские в 1990–2000-е гг.
Это более сотни специалистов (историков, филологов, философов,
социологов, политологов) из Москвы, Петербурга, Воронежа, Орла,
Тамбова, Саратова, Сургута, Барнаула и др. городов России1.
В современном народниковедении сложились три главных на-
правления исследований. Это изучение истории революционного
народничества 1860–1890-х гг., легально-реформаторского народни-
чества последней трети ХIХ – начала ХХ в. и неонародничества
конца ХIХ – начала ХХ в. Такая специализация – естественный путь
накопления и углубления знаний о народничестве. Однако есть
здесь и оборотная сторона: отсутствие обобщающих академических
трудов, в которых охватывались бы все этапы его истории: от 1840-х
4
до 1930-х гг. Исследователи судят о народничестве по тому направ-
лению и периоду, которые изучают, а при таком подходе трудно из-
бежать односторонностей. Не случайно в современной литературе
нет четкого определения понятия «народничество», основ его идео-
логии, не говоря уже об общепринятой типологии течений и перио-
дизации истории.
Наличие существенных противоречий в понимании явления на-
родничества, его смысла и значения, сильных и слабых сторон, ска-
зывается и на отношении к народникам в обобщающих историче-
ских трудах и учебно-справочной литературе. Оппозиционность, ан-
тибуржуазность и «народопоклонство» народнической интеллиген-
ции, ее постоянные колебания между террором и культурничеством,
все чаще воспринимаются как органические недостатки русского
народничества, а само оно скорее как предтеча большевизма, а не
его альтернатива. При этом вопрос о том, что русское народничест-
во – это естественная реакция передовой общественности на из-
держки ускоренной, по сути «верхушечной», модернизации страны,
уходит на задний план.
Все это актуализирует необходимость консолидации усилий на-
родниковедов по разработке современных концепций истории на-
родничества. Данный сборник, по замыслу его издателей, призван
стать площадкой для свободного обмена мнениями по существу за-
тронутых выше вопросов.
В третий выпуск сборника вошли восемнадцать статей специа-
листов по истории классического русского народничества и неона-
родничества из 13 научных и учебных центров России.
В первом разделе сборника рассматриваются вопросы, связанные
с малоизученными страницами истории русского народничества: «Чи-
гиринским заговором» 1877 г. (С. А. Терехова), организацией «Чер-
ный передел» (С. В. Калинчук) и проблемой возрождения революци-
онного террора в начале ХХ в. (О. Н. Квасов). Две статьи посвящены
современной литературе о В. В. Берви-Флеровском (З. В. Степанен-
кова) и Я. В. Абрамове (Г. Н. Мокшин). И в статье С. В. Левина изу-
чается вклад в развитие отечественного народниковедения одного из
его корифеев – Н. А. Троицкого. Каждый из перечисленных сюже-
тов по-своему дополняет общую картину становления и эволюции
современной российской историографии русского народничества.
Общие проблемы истории народничества анализируются во вто-
ром разделе сборника. Это проблема привлечения старообрядцев и
5
сектантов к борьбе с российским самодержавием (Б. Б. Сажин), во-
прос о становление теории аграрного и фабричного терроризма в
идеологии революционного народничества 70-х – начала 80-х гг.
ХIХ в. (О. А. Милевский), идейно-тактическая эволюция народо-
вольческих кружков во второй половине 1880-х гг. (Т. В. Цымрина)
и попытки систематизации сведений о террористической деятельно-
сти народников в последней трети ХIХ в. (О. Н. Квасов). Особенности
социалистической идеологии неонароднических организаций конца
ХIХ – начала ХХ в. анализируются в статье М. И. Леонова, а пробле-
ма их объединения в единую партию на центральном и местном
уровнях в статьях О. Л. Протасовой и М. Е. Разинькова.
Третий раздел посвящен пяти видным идеологам народничества
второй половины ХIХ – начала ХХ века. В статье В. В. Блохина рас-
сматриваются взгляды Н. Н. Златовратского и Н. К. Михайловского,
олицетворяющих две модели народничества: «крестьянофильского»,
т.е. идеализирующего народ, и «критического», отводящего роль
главного творца прогресса демократической интеллигенции. Якову
Абрамову посвящено сразу две статьи (С. Н. Касторнова и В. В. Зве-
рева), что отражает возросший интерес современных исследователей
к идейному наследию одного из главных теоретиков умеренно право-
го народничества 1880–1890-х гг. П. И. Талеров изучает влияние
«бунтарского» прошлого Г. В. Плеханова на его критику анархизма
после перехода на марксистские позиции. А в статье О. В. Коновало-
вой исследуется непростая эволюцию взглядов главного идеолога
партии эсеров В. М. Чернова на революцию и ее влияние на ход рус-
ской истории.
Наши авторы не были ограничены в выборе тем для своих статей
и подходов к их изучению. Не препятствуя постановке и обсужде-
нию «старых и новых» вопросов, порой вызывающих неоднозначное
мнение рецензентов2, редколлегия сборника надеется таким образом
стимулировать дальнейшее изучение народнической проблематики.
––––––––––––––––––
Только в первых двух выпусках нашего сборника опубликованы статьи
1
более трех десятков исследователей.

2
См., напр.: Гинев В. Н. О старом и новом в современном народникове-
дении [Рец. на Вып. 1. Воронеж, 2013] // Вестник РУДН. Сер. История Рос-
сии. 2014. № 2; Арсланов Р. А. Народниковедение на подъеме!? [Рец. на
Вып. 2. Воронеж, 2016] // В ритме времени : Фронтовик. Учитель. Историк.
Памяти… Б. С. Итенберга : сб. ст. и мат. М., 2018.
Геннадий Мокшин
6
Раздел I
ИСТОРИОГРАФИЯ НАРОДНИЧЕСТВА

Терехова С. А.
«Чигиринский заговор» в современной

российской историографии
История изучения «Чигиринского заговора», организованного

революционерами-народниками Я. В. Стефановичем, Л. Г. Дейчем и
И. В. Бохановским в 1876–1877 гг. с целью поднять государствен-
ных крестьян Чигиринского уезда Киевской губернии на восстание
против власти с помощью подложного царского манифеста, дли-
тельное время находилась в зачаточном состоянии.
Либеральные историки в дореволюционный период освещали
этот вопрос, оценивая действия революционеров в Чигиринском уез-
де весьма негативно. Например, В. Я. Богучарский не скрывал своего
неприятия «Чигиринского заговора», «составлявшего, – по его мне-
нию, – одну из самых темных страниц русского освободительного
движения»1. Сходных с ним оценок придерживались и другие уче-
ные. Так, Л. Е. Барриве высказывался в том духе, что широкое кре-
стьянское движение в пореформенный период могло возникнуть «в
исключительных случаях при наличии острого недовольства, или же
для этого приходилось пользоваться подложными царскими мани-
фестами, прибегать ко лжи и обману», хотя и признавал, что «”чи-
гиринское дело” произвело огромное впечатление»2. Такие же мыс-
ли озвучивали А. А. Корнилов3, Б. Б. Глинский4 и А. Тун5.
После «Великой русской революции» 1917 г. первых историков-
марксистов «Чигиринское дело» в чистом виде интересовало мало.
Если они его и касались, то только в контексте иллюстрации оши-
бочности народнической теории «о социалистических инстинктах
русского мужика». В частности, подобного подхода придерживался
Н. А. Рожков6. В это же время усилиями историков в научном оби-
ходе закреплялся взгляд о «наивном монархизме крестьян», выво-
димый из работ В. И. Ленина7.
В дальнейшем, вплоть до конца 1980-х гг., в силу сложившейся
политической конъюнктуры, исследователи предпочитали крайне
7
осторожно высказываться на тему «Чигиринского заговора», пре-
имущественно старясь обходить ее стороной. И даже в перестроеч-
ный и постперестроечный период диапазон подходов к изучению
«Чигиринского дела» не слишком изменился. Его по-прежнему рас-
сматривали как доказательство нереволюционности крестьянских
масс, а отсюда делался вывод, что в сложившихся исторических ус-
ловиях в народе оставалось возможным «только авторитарное дви-
жение»8.
В 1992 г. появилось исследование И. Л. Кислицыной, в котором
немалое место отводилось истории «Чигиринского заговора»9. Оно
было выполнено в традиционном для советской историографии
ключе под сильным влиянием работ Д. П. Пойды10 и других пред-
ставителей марксистского направления 1960-х гг. Отсюда и сходный
спектр оценок чигиринских событий. В частности, указание на то,
что «создание “бунтарями” тайной крестьянской организации оказа-
ло революционизирующее воздействие на крестьян Чигиринского
уезда»11, и что «Чигиринское дело» «способствовало усилению бое-
вого характера народничества»12. А еще оно ускорило переход ин-
теллигенции к «борьбе за политическую свободу»13.
Своеобразной квинтэссенцией оценки «Чигиринского дела» в
советской историографии стало мнение Н. А. Троицкого. «Чигирин-
ское дело, – писал известный историк, – осталось беспрецедентным
в практике народников, но не случайным эпизодом. Оно отразило в
уродливой форме (как ранее нечаевщина – по отношению к самим
народникам) революционный порыв народников по отношению к
крестьянству. Непоколебимо веруя в революционность крестьян-
ских масс, и не осязая ее, народники ради того, чтобы поднять кре-
стьянство на выступление, готовы были эксплуатировать сущест-
вующее крестьянское мировоззрение, наивную веру крестьян в царя.
К чести народников, они в большинстве своем отвергли чигирин-
щину, как и в свое время нечаевщину, и сберегли нравственную ос-
нову русского освободительного движения»14.
То есть, опираясь только марксистскую методологию, историки
не обращали должного внимания на социокультурную подоплеку
произошедших в Чигиринском уезде событий.
Однако за последнюю четверть века в российской исторической
науке произошли существенные изменения. Исчезновение идеоло-
гического диктата со стороны власти дало возможность использова-
8
ния современных методологических подходов. А это в свою очередь
позволило исследователям во многом по-новому взглянуть и на
«Чигиринское дело».
За отправную точку были взяты новейшие отечественные разра-
ботки по социальной психологии русского крестьянства (И. Л. Анд-
реев, А. В. Гордон, С. Д. Домников, О. Г. Усенко, Л. В. Милов,
П. С. Кабытов, М. Д. Карпачев; и др.15), а также работы западных уче-
ных, изучавших протестное движение крестьян в дореволюционной
России (П. Аврич, Дж. Александер, Дж. Биллингтон, Дж. Блам,
П. Паскаль, М. Перри, Д. Филд16). Результатом стал настоящий про-
рыв в изучении различных аспектов «Чигиринского заговора».
Чтобы лучше понять подоплеку «Чигиринского дела», исследо-
ватели прежде всего обратились к изучению его предыстории. Так, в
2013 г. в статьях С. А. Тереховой впервые было обращено внимание
на крестьянских вожаков чигиринских волнений начала 1870-х гг., и
в первую очередь на Ф. Д. Прядко17. Чуть позднее появились статьи
на эту тему Ю. А. Пелевина и В. Я. Мауля.
Большая статья Пелевина, опубликованная в 2014 г. журнале
«Российская история» в методологическом отношении носила пере-
ходный характер. В ней в рамках ранее сложившихся в советское
время представлений достаточно много места было посвящено ана-
лизу деятельности «южных бунтарей» и описанию фактической
канвы «Чигиринского дела»18, правда, без привлечения дополни-
тельных архивных материалов19. Новым было то, что при оценке
произошедших на Чигиринщине событий Пелевин акцентировал
внимание на том, что в этом деле «наглядно проявился монархизм и
религиозность, а не революционизм и социалистичность порефор-
менной деревни»20.
Совершенно иное измерение рассматриваемой темы задал исто-
рик-крестьяновед В. Я. Мауль. Уже в первой своей статье о «Чиги-
ринском заговоре» он использовал методологию микроистории, на-
правленную на изучение судьбы «маленького человека», волею об-
стоятельств втянутого в орбиту макроисторических процессов21. Но
еще более важными с методологической точки зрения стали его рабо-
ты, посвященные анализу «Чигиринского дела» сквозь призму кре-
стьянской психологии. На наш взгляд, попытка ученого понять и ин-
терпретировать события прошлого, взглянув на них глазами самих
участников и их современников, оказалась достаточно успешной22.
9
Комментируя труды своих предшественников, Мауль как-то за-
метил, что у него вызывает «искреннюю досаду» тот факт, что «в
историографии исключительно редко обращалось внимание на те
специфические обстоятельства, в силу которых долго и покорно
сносившие административный произвол мирные труженики села
вдруг обнаружили в себе яростную бунтарскую энергию, удиви-
тельную способность к социальной мобилизации, структурной са-
моорганизации и строгой конспирации»23.
Данный подход действительно оказался весьма плодотворным.
Ведь не секрет, что практически на всем протяжении изучения собы-
тий, связанных с обращением к идее «народного монархизма», носи-
телей такового – простой народ – преимущественно изображали толь-
ко в качестве объекта воздействия, «невежественной, темной и безли-
кой массой», этаким «коллективным бессознательным», пораженным
вирусом «наивного монархизма», а потому легко манипулируемым и
позволяющим авантюристам различного толка вовлечь себя в сети
противогосударственных действий. Как иронично отмечал И. Л. Анд-
реев, «универсальность этого тезиса просто подкупает. Наивный мо-
нархизм, как отмычка пригодная ко всем замкам… Наивный – значит
простодушный, почти детский – здесь и размышлять не над чем»24.
Современные исследователи «Чигиринского заговора» стали ис-
ходить из того, что сегодняшний уровень развития исторических
знаний вполне позволяет отойти от подобных упрощенческих моде-
лей. Для этого надо попытаться проникнуть в психологию крестьян –
участников чигиринских событий, посмотреть на дело их глазами,
«взять за основу их критерии» и оценки происходящего» 25. Исходя
из таких рассуждений, предпринимались первые попытки по-иному
посмотреть на чигиринские события.
В последние годы изучение истории «Чигиринского заговора»
идет в нескольких перспективных направлениях.
Первое из них – это выявление роли отдельных революционеров
в чигиринских событиях и оценка «Чигиринского заговора» в на-
родническом лагере26. Следует отметить, что в статьях по данной
тематике исследователи обращали серьезное внимание на то, что в
революционном лагере не было единства по вопросу оценки и ис-
пользования опыта Чигирина, но при этом отмечалось, что «Чиги-
ринское дело» и особенно позиция его непосредственных организа-
торов, оказала существенное влияние на распад «Земли и воли» и
10
сыграла важную роль в формировании программно-тактических по-
строений «Черного передела»27.
Второе направление в углубленном изучении историками «Чи-
гиринского дела» было связанно с работами В. Я. Мауля по изуче-
нию различных аспектов поведенческой психологии крестьянских
вожаков и трансформации под влиянием революционного окруже-
ния их традиционной монархической психологии в иные более зре-
лые идейно-политические представления28. В частности, исследова-
телю удалось установить, что по возвращению из Сибири в родные
места, некоторые из крестьян, например Ф. А. Чепурной и С. К. Шу-
тенко, становились распространителями протестных настроений
среди односельчан и даже были вновь привлечены властями к суду
и вторично сосланы в Сибирь.
В результате Мауль пришел к следующему выводу. Чигиринский
уезд неслучайно и в дальнейшем неоднократно становился «крате-
ром вулкана повстанчества», подтверждая провидческие опасения
прозорливых современников, что «в более или менее отдаленном
будущем, движение, подобное настоящему, может возродиться в
более широких и грозных формах»29.
Отдельное ответвление данной темы – особенности жизни и пове-
дения крестьян-чигиринцев в сибирской ссылке. Мауль изучает эти
вопросы на примере биографий Л. Тененика и И. Пискового30, а при
раскрытии сюжетов их ссыльной жизни исследователь обращается и к
популярному в современной историографии гендерному подходу31.
Стремление нового поколения ученых к воссозданию детальной
истории «Чигиринского заговора» породило еще одно направление
исследований. Это изучение биографий лиц косвенно причастных
или даже вовсе непричастных к событиям, происходящим на Чиги-
ринщине, но, тем не менее, ставших их реальными политическими
жертвами. В развитии этих сюжетов о поломанных судьбах и на-
стоящих человеческих трагедиях историки активно использовали
методологию «personal history», включающую в себя и микроисто-
рический подход. При этом вслед за Х. Медиком, под микроистори-
ей авторы этих работ понимали «не разглядывание мелочей, а рас-
смотрение в подробностях», характеризуя такой подход «интересом
к преимущественно частным историческим “микромирам”, или “ма-
лым жизненным мирам”, тем самым “малым областям”32, в центре
которых стоит отдельный человек». Помещенная под такой герме-
11
невтический «микроскоп», событийная канва чигиринских и сопря-
женных с ними событий и их последствий позволила очень ярко
изобразить ряд конкретных судеб людей «второго плана», которые
волею обстоятельств в ходе расследования «Чигиринского дела»
оказались под катком карательной политики российских властей и в
той или иной мере стали ее прямыми жертвами33.
Особенно трагична судьба студента Владимира Малавского, ко-
торый действительно был знаком с некоторыми из «южных бунта-
рей», но полностью не разделял из взглядов. Он не был причастен к
каким-либо революционным деяниям и тем более ничего не знал о
готовящемся крестьянском выступлении на Чигиринщине. Однако
случайный его арест на квартире, где после раскрытия «Чигирин-
ского заговора» была оставлена полицейская засада, дорого ему
обошелся. Малавский был привлечен к дознанию по «Чигиринскому
делу», получил длительный срок тюремного заключения, был от-
правлен на Карийскую каторгу, по пути туда попытался бежать, но
неудачно. В итоге он был отправлен в Шлиссельбургскую крепость,
где вскоре умер от чахотки34.
В комплексном виде (и с позиции революционеров-народников,
и с обращением к исследованию глубинных пластов «народного мо-
нархизма») история «Чигиринского заговора» была исследована в
диссертации автора данной статьи, защищенной в 2016 г.35
К сожалению, помимо серьезных историков, в последнее время
на чигиринскую тему обратили внимание поклонники жанра фолк-
хистори со всеми свойственными им спекулятивными приемами. В
качестве примера можно привести статью Н. Д. Литвинова и В. П. Жу-
равеля, написанную в духе конспирологических теорий36. Не связы-
вая себя требованиями принципа историзма, ее авторы бездоказа-
тельно заявляют, что «Чигиринское восстание» было формой евро-
пейской гибридной войны, инспирированной спецслужбами евро-
пейских государств. Исходя из своего абсурдного утверждения, они
приходят к столь же нелепому выводу, будто события в Чигирин-
ском уезде напрямую вынудили Россию пойти на дипломатические
уступки в ходе Берлинского конгресса 1878 г. В методологическом
плане эта псевдонаучная статья опирается на якобы террорологиче-
ский подход, для которого, видимо, опора на реальные факты и здра-
вый смысл вовсе не обязательна. И авторов совершенно не заботит то
обстоятельство, что многочисленные документы, хранящиеся в раз-
12
личных архивных фондах, не дают ни малейших оснований для столь
смелых безапелляционных суждений. Впрочем, Н. Д. Литвинову и К°
подобное не впервой. Они и раньше отличались подобными конспи-
рологическими сочинениями, о чем уже не раз писали российские
историки37. Но, к сожалению, подобную практику пресечь не удает-
ся, что явно не идет на пользу современной исторической науке!
Однако в целом, оставляя за скобками этот квазинаучный опус,
хотелось бы отметить, что в настоящее время события «Чигиринско-
го заговора» изучаются исследователями достаточно подробно и с
учетом современного уровня отечественной исторической науки.
Более того. Как видно из представленного историографического об-
зора, в Сургуте и Нижневартовске сложился сплоченный коллектив
исследователей, специализирующихся на разработке нового меж-
дисциплинарного подхода к изучению данной темы на стыке исто-
рии народничества и коллективного сознания пореформенного рус-
ского крестьянства.
––––––––––––––––––
1
Богучарский В. Я. Активное народничество семидесятых годов. М.,
1912. С. 253.
2
Барриве Л. Е. Освободительное движение в царствование Александра
Второго. Исторические очерки. М., 1909. С. 142.
3
Корнилов А. А. Общественное движение при Александре II (1855–1881).
Исторические очерки. М., 1906. С. 218.
4
Глинский Б. Б. Революционный период русской истории (1861–1881 гг.).
Исторические очерки. СПб., 1913. С. 124–128.
5
Тун А. История революционного движения в России. Пг., 1917. С. 120.
6
Рожков Н. А. Русская история в сравнительно-историческом освеще-
нии. М. ; Л., 1928. Т. 7. С. 179–181.
7
См. напр.: Ленин В. И. Аграрная программа социал-демократии в первой
русской революции // Полн. собр. соч. Изд. 5. М., 1967–1981. Т. 16. С. 193–
413; Он же. Новая аграрная политика // Там же. Т. 16. С. 422–426.
8
Пирумова Н. М. Социальная доктрина М. А. Бакунина. М., 1990. С. 251.
9
Кислицына И. Л. Бакунизм на юге России (70-е гг. XIX века). Владиво-
сток, 1992. С. 135–161.
10
Пойда Д. П. Крестьянское движение на правобережной Украине в по-
реформенный период (1866–1900 гг.). Днепропетровск, 1960.
11
Кислицына И. Л. Указ. соч. С. 155.
12
Там же. С.159.
13
Там же. С. 161.
14
Троицкий Н. А. Крестоносцы социализма. Саратов, 2002. С. 203.
13
См., напр.: Андреев И. Л. Анатомия самозванчества // Наука и жизнь.
15
1999. № 10. С. 110–118; Он же. Искушение властью // Бремя власти. М.,

2008. С. 383–460; Он же. Самозванство и самозванцы на Руси // Знание–
сила. 1995. № 8. С. 47–56; Гордон А. В. Крестьянские восстания в Китае
XVII–XIX вв. Методологические проблемы изучения крестьянских движе-
ний в новейшей западной историографии. М., 1984; Он же. Крестьянство
Востока : исторический субъект, культурная традиция, социальная общ-
ность. М., 1989; Домников С. Д. Мать-земля и Царь-город. Россия как тра-
диционное общество. М., 2002; Усенко О. Г. К определению понятия «мен-
талитет» // Российская ментальность : методы и проблемы изучения (Миро-
восприятие и самосознание русского общества. Вып. 3). М., 1999. С. 23–77;
Он же. Психология социального протеста в России XVII–XVIII веков.
Тверь, 1994–1997. Ч. 1–3; Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности
российского исторического процесса. М., 1998; Кабытов П. С. Русское кре-
стьянство в начале ХХ века. Самара, 1999; Карпачев М. Д. О правосознании
воронежской деревни на рубеже XIX–XX вв. // Российская империя : стра-
тегии стабилизации и опыты обновления. Воронеж, 2003. С. 255–264.
16
См., напр.: Avrich P. Russian Rebels 1600–1800. N.Y., 1972; Алексан-
дер Дж. Т. Емельян Пугачев и крестьянское восстание на окраине России в
1773–1775 гг. Уфа, 2011; Он же. Российская власть и восстание под пред-
водительством Емельяна Пугачева. Уфа, 2012; Биллингтон Дж. Икона и то-
пор. Опыт истолкования истории русской культуры. М., 2001; Blum J. Lord
and Peasant in Russia from the Ninth to Nineteenth Century. Prinston, 1961;
Паскаль П. Пугачевский бунт. Уфа, 2010; Perrie M. Pretenders and Popular
Monarchism in Early Modern Russia : The False Tsars of the Time of Troubles.
Cambridge, 1995; Филд Д. Размышления о наивном монархизме в России от
эпохи Пугачева до революции 1905 г. // Экономическая история. Обозре-
ние. Вып. 8. М., 2002. С. 110–115.
17
Терехова С. А. Из истории аграрного движения в Чигиринском уезде Ки-
евской губернии в начале 70-х гг. XIX в. : крестьянский вожак Ф. Д. Прядко //
Культура, Наука, Образование : проблемы и перспективы : материалы Все-
рос. науч.-практ. конф. Нижневартовск, 2013. С. 69–71; Она же. К вопросу об
истоках «Чигиринского заговора» : крестьянское движение в Чигиринском
уезде Киевской губернии в начале 70-х гг. XIX в. // Вестник Сургутского
государственного педагогического университета. 2013. № 4 (25). С. 94–99.
См. так же: Милевский О. А. Ирландский фактор в русском освободитель-
ном движении 1860–1880-х гг. : к постановке проблемы // Вестник Сургут-
ского государственного педагогического университета. 2013. № 4 (25).
С. 78, 80–81.
18
Пелевин Ю. А. Южные бунтари и «Чигиринский заговор» // Российская
история. 2014. № 1. С. 130–150.
19
Одним из первых исследователей, кто обратил внимание на необходи-
мость серьезной разработки архивных материалов по «Чигиринскому делу»,
14
был В. Я. Мауль. См.: Мауль В. Я. Волнения крестьян Чигиринского уезда
Киевской губернии в 1870-е гг. (по материалам Государственного архива Рос-
сийской Федерации) // Архивы и архивное дело на Юге России : история, со-
временность, перспективы развития : материалы Всерос. науч. конф. Ростов-
на-Дону, 2015. С. 123–128.
20
Пелевин Ю. А. Указ. соч. С. 150.
21
Мауль В. Я. Ложное эхо «Чигиринского заговора» в судьбе обер-кон-
дуктора Чайковского // Новый исторический вестник. 2014. № 4 (42).
С. 114–126.
22
Мауль В. Я. Заговор от имени царя (о некоторых чертах психологии
Чигиринских крестьян) // Культура, наука, образование : проблемы и пер-
спективы : материалы IV Всерос. науч.-практ. конф. Ч. 1. Нижневартовск,
2015. С. 251–254; Он же. «Чигиринский заговор» и крестьянская психоло-
гия // Quaestio Rossica. Vol. 5. 2017. № 1. Р. 221–240.
23
Мауль В. Я. Заговор от имени царя (о некоторых чертах психологии
Чигиринских крестьян). С. 252.
24
Андреев И. Л. Анатомия самозванчества. С. 112; Он же. Самозванство
и самозванцы на Руси. С. 48–49.
25
Усенко О. Г. Новые данные о монархическом самозванчестве в России
второй половины XVIII века // Мининские чтения : материалы науч. конф.
Нижний Новгород, 2005. С. 74–75.
26
Милевский О. А., Терехова С. А. На пути к марксизму : «Чигиринское
дело» в революционной судьбе Л. Г. Дейча // Маркс. Марксизм. Марксисты.
XIII Плехановские чтения : материалы междунар. науч.-практ. конф. СПб.,
2018. С. 170–178.
27
Милевский О. А. Пропаганда «действием» в тактических построениях
революционеров-бакунистов в середине 1870-х гг. // Василий Федорович
Антонов. Памяти учителя : воспоминания и статьи. М., 2015. С. 122–123;
Терехова С. А. Влияние «Чигиринского заговора» на программно-такти-
ческие построения народнической организации «Черный передел» // Истори-
ческий журнал : научные исследования. 2015. № 6 (30). С. 717–726; Она же.
«Чигиринский заговор» в оценках революционной печати 1878–1880-х гг. //
Новое слово в науке : перспективы развития : материалы VI Междунар. на-
уч.-практ. конф. Чебоксары, 2015. № 4 (6). С. 36–38.
28
Мауль В. Я. Вожаки «Чигиринского заговора» в кольце революционно-
го окружения // История, философия, педагогика, психология, право : сб.
науч. ст. с международным участием к 100-летию Российской революции
1917 г. Рязань, 2017. С. 107–113.
29
30
Мауль В. Я. Лазарь Тененик на воле и в неволе (судьба крестьянского
вожака «Чигиринского заговора» // Вестник Рязанского университета. 2017.
№ 1 (54). С. 7–17; Он же. Сибирская ссылка в судьбе крестьянского вожака
15
«Чигиринского заговора» (эпизод из истории революционного движения) //
Революционная Сибирь : истоки, процессы, наследие : сб. ст. Всерос. науч.
конф. Сургут, 2017. С. 32–40; Он же. Как поссорились Иван Иванович с Его-
ром Гавриловичем (из истории якутской политической ссылки) // Вестник
Томского государственного университета. История. 2017. № 48. С. 80–87.
31
Мауль В. Я. Не пойду в Сибирь за мужем… (аспекты гендерной исто-
рии «Чигиринского заговора») // Европа, Россия, Азия : сотрудничество,
противоречия, конфликты : сб. ст. III Междунар. науч.-практ. конф. Рязань,
2018. С. 476–481.
32
Медик Х. Микроистория // Thesis. 1994. Вып. 4. С. 193, 195.
33
Мауль В. Я. Ложное эхо «Чигиринского заговора» в судьбе обер-кон-
дуктора Чайковского; Милевский О. А. «Маленькая» личность на фоне боль-
ших чигиринских событий : судьба сельского учителя Ильи Фролова // Ис-
торический журнал : научные исследования. 2016. № 5 (36). С. 553–562.
34
Милевский О. А. Революционер поневоле : Судьба студента Владимира
Малавского // Новый исторический вестник. № 1 (51). 2017. С. 96–115.
35
Терехова С. А. Революционеры-народники и идея «народного монар-
хизма» (на примере «Чигиринского заговора») : дис. … канд. ист. наук. Во-
ронеж, 2016.
36
Литвинов Н. Д., Журавель В. П. Чигиринское восстание, как форма ев-
ропейской гибридной войны на территории России. 1876–1877 // Юридиче-
ская наука : история и современность. 2018. № 2. С. 64–85.
37
См., напр.: Милевский О. А. «Бомбисты»-разрушители или «тирано-
борцы» : «Народная воля» в оценках постсоветской историографии //
Вестник Сургутского государственного педагогического университета.
2018. № 3 (54). Ч. 1. С. 145–146.
16
Калинчук С. В.
История «Черного передела» в марксистской

историографии 1920-х – начала 1990-х гг.
В истории общественного движения в России группа «Черный

передел» занимает особое место. Собрав в своих рядах не только
наиболее значительных мыслителей и организаторов народническо-
го подполья, но и будущих лидеров российской социал-демократии
(достаточно упомянуть о Г. В. Плеханове), она уже одним этим впи-
сала особую страницу в предысторию русской революции. Однако
историографическая судьба этой организации оказалась едва ли не
более тяжелой, чем судьбы ее участников.
Исследовательская литература, посвященная «Черному переде-
лу», весьма малочисленна. Из специальных исследований мы можем
назвать только одну статью Ш. М. Левина, работы Е. Р. Ольховско-
го, о которых будет сказано ниже, и нашу кандидатскую диссерта-
цию 1999 г.1 Даже в современных обобщающих трудах по истории
народничества (напр., Н. А. Троицкого2, В. В. Зверева3) чернопере-
дельчеству уделяется сравнительно мало внимания. Особенно по
сравнению с «Народной волей». Дело в том, что история «Черного
передела», как и в эпоху господства марксистской историографии,
по-прежнему рассматривается как бесперспективный вариант разви-
тия народнической теории. В лучшем случае – как переходный этап
от революционного народничества к марксизму или к позднему (ле-
гально-либеральному) народничеству.
Так или иначе, но наибольший вклад в изучение идеологии и
практики «Черного передела» внесли историки-марксисты 1920-х –
начала 1990-х гг. Поэтому рассмотрим этот период историографии
чернопередельчества более подробно.
1920-е гг. отмечены большим исследовательским интересом к
прошлому революционного движения в России. Это время стало и на-
стоящим издательским бумом для мемуарной литературы и других
источников, связанных с народническим движением 1870–1880-х гг.
Однако если говорить об исторической литературе, то с сожалением
приходится констатировать, что основное внимание исследователей
в этот период было сосредоточено на народовольческих и социал-
демократических организациях.
17
История «Черного передела» в этот период изучалась главным
образом в контексте истории Коммунистической партии (РСДРП),
как подготовительная ступень к образованию первой марксистской
группы «Освобождение труда»4.
Пожалуй, наиболее интересный вариант тогдашней трактовки
чернопередельческой идеологии предложил М. Равич-Черкасский в
предисловии к сборнику «Южно-русские рабочие союзы». Автор
обратил внимание на федералистский элемент в идеологии органи-
зации и на отражение этого настроения в программных документах
и деятельности как самого «Черного передела», так и революцион-
ных групп, возникших на его основе5. Правда, изучение чернопере-
дельчества как идеологии не входило в задачу исследователя; тем не
менее, он является, вероятно, единственным из отечественных исто-
риков, обратившим внимание на эту проблему.
В статье «Народничество 80-х годов», принадлежащей перу
Н. Сергиевского, чернопередельчество провозглашается основой
программ трудовиков и энесов, то есть приближается к правому, как
тогда писали «либеральному» народничеству6. Однако в основном
«Черный передел» рассматривался как предтеча поворота русско-
го освободительного движения от народничества к марксизму, что
вызывало ряд недоразумений. Так, одно из самых ранних программ-
ных заявлений чернопередельцев – «Письмо к бывшим товарищам»,
написанное О. В. Аптекманом осенью 1879 года, в «Истории рево-
люционного движения в России» Ф. Кона оценивалось то как «соци-
ал-демократическое», то как «предсоциал-демократическое»7. Кста-
ти, в этой работе истории «Черного передела» посвящена всего одна
глава, к сожалению, основанная на этом «телеологическом» подхо-
де, результатом которого является искусственная модернизация воз-
зрений чернопередельцев, стремление придать им марксистское
звучание.
Несомненный историографический интерес представляет также
книга В. А. Ваганяна о лидере «Черного передела» Г. В. Плеханове.
В ней впервые представлена попытка оценить литературное насле-
дие «первого русского марксиста» с точки зрения эволюции его на-
роднических взглядов, и дается подробный анализ работ рубежа
1870/80-х гг.8
Конец 1920-х – начало 1930-х годов ознаменовались мощным
идеологическим давлением на историческую науку. История рево-
18
люционного народничества становится в отечественной историо-
графии запретной темой. Это характерное «молчание» продолжа-
лось до середины 1950-х годов. Впрочем, по мнению историка
В. Ф. Антонова, причина этого явления сама по себе весьма показа-
тельна: на историю народничества был наложен запрет, потому что
народничество отождествлялось с народовольчеством, а народо-
вольчество – с индивидуальным террором9. Следовательно, и в этот
период чернопередельчество не рассматривалось официальной со-
ветской наукой как самостоятельное явление, могущее вызывать ка-
кой-либо интерес.
Новый этап в изучении народничества вообще и истории «Чер-
ного передела» в частности наступает с середины 50-х годов ХХ ве-
ка и продолжается около десятилетия. Качественной особенностью
этого периода стало появление первых специальных работ по исто-
рии «Черному переделу». Существенно изменяется круг изучаемых
вопросов и привлекаемых источников.
В 1961 г. увидела свет во многом новаторская статья Ш. М. Ле-
вина, посвященная проблеме отношения чернопередельцев к поли-
тической борьбе. Автор характеризует идеологию раннего чернопе-
редельчества как последовательно народническую, свободную от
примесей марксизма, и одним из первых пытается установить связь
между духовной эволюцией чернопередельцев-эмигрантов и их еди-
номышленников в России. Статья интересна также стремлением ис-
следователя определить место «Черного передела» в истории рус-
ской общественной мысли, ориентируясь на самостоятельную цен-
ность этой идеологии. Левин полагает, что деятельность чернопере-
дельцев, выступая противовесом некоторым ошибочным действиям
народовольцев, помешала последним «безраздельно овладеть всей
революционной ареной» и помогла сохранить в качестве одной из
ценностей революционной идеологии принцип «освобождение на-
рода – дело самого народа»10.
Качественный перелом в изучении истории «Черного передела»
связан с именем Е. Р. Ольховского. В его работах, произошло, во-
первых, существенное расширение объекта исследования и, следо-
вательно, круга привлекаемых источников. В отличие от своих
предшественников, ограничивавшихся только историей группы
Плеханова и ее ближайшего наследника – Северно-русского обще-
ства «Земли и воли», Ольховский рассматривал в контексте эволю-
19
ции чернопередельчества ряд организаций, существовавших в раз-
личных городах Российской империи в период с 1879 по 1889 год.
По сути, в его работах речь идет не только о группе, возникшей по-
сле Воронежского съезда и издававшей газету «Черный передел»,
но и обо всем нетеррористическом направлении в народничестве
1880-х годов.
Подробно анализируя идейное содержание программы чернопе-
редельцев, автор создает картину постепенной эволюции их к при-
знанию необходимости политической борьбы, отхода от анархизма
и аполитизма под влиянием марксистской теории и собственного
политического опыта. Одновременно с этим, Е. Р. Ольховский уде-
ляет большое внимание тому влиянию, которое оказывали народо-
вольцы и чернопередельцы друг на друга, определяя четыре направ-
ления идейной эволюции деятелей «Черного передела»: попытки
удержаться на ортодоксальной землевольческой позиции, «сполза-
ние» к либеральному народничеству, переход к народовольчеству
или к марксизму11.
Обширный очерк истории «Черного передела» содержится на
страницах монографии С. С. Волка, посвященной «Народной воле».
Автор подробно разбирает историю возникновения организации, ее
деятельности в 1879–1883 годах, специально останавливаясь на ис-
тории взаимоотношений двух революционных организаций, воз-
никших на руинах «Земли и воли», эволюцию Плеханова и его со-
ратников к марксизму12. Но в задачу автора также не входило иссле-
дование особенностей чернопередельчества как такового.
Главным положительным итогом этого периода изучения исто-
рии «Черного передела» было включение его деятельности в общий
контекст развития революционного движения в России, определение
собственного места этой организации в истории общественной мыс-
ли и политической борьбы. Новый методологический подход, осно-
ванный на замене узкого понятия «чернопередельчество» более ши-
роким – «нетеррористическое народничество», позволил более гиб-
ко подойти и к проблеме факторов, определивших его эволюцию.
К концу 1960-х годов исследовательский интерес к «Черному
переделу» снова ослабевает. Лучшей иллюстрацией этого могут
служить монографии М. Г. Седова и В. А. Твардовской, посвящен-
ные истории революционного народничества на рубеже 70/80-х го-
дов ХIХ века, но написанные почти исключительно на народоволь-
20
ческом материале13. Например, Твардовская обращается к взглядам
чернопередельцев на капитализм, политическую борьбу, государст-
во только для иллюстрации общей тенденции развития народниче-
ской мысли, которую определяли народовольцы14.
В течение последующих лет история «Черного передела» осве-
щалась в основном в контексте биографий его участников, главным
образом Г. В. Плеханова. Среди них следует особо упомянуть рабо-
ты М. Т. Иовчука, И. Н. Курбатовой и Б. А. Чагина15. Очевидно, что
главный вопрос, который интересует авторов этих исследований –
постепенный генезис марксистского мировоззрения в сознании Пле-
ханова, вследствие чего народническому периоду, как правило, уде-
ляется меньшее внимание.
Общим для всех биографических работ, посвященных Г. В. Пле-
ханову, является безусловное признание его фактически единолич-
ным руководителем «Черного передела», иногда доходящее до того,
что эволюция взглядов Плеханова полностью отождествляется с
эволюцией чернопередельчества как идеологии. Исследователи об-
ращают внимание на то решающее воздействие, которое имели на
Плеханова идеи К. Маркса, сводя к этому воздействию все факторы,
обусловившие его духовное развитие.
Стоит также упомянуть о монографии И. С. Вахрушева, посвя-
щенной изучению издательской деятельности «Черного передела».
По мнению автора, в 1879 – начале 1880 г. чернопередельцы были
анархистами, последователями М. А. Бакунина. Влияние бакунизма
особенно заметно проявилось в статьях Г. В. Плеханова в № 1 «Чер-
ного передела». Чернопередельцы считали, что революция принесет
народу и экономическое, и политическое освобождение, и предосте-
регали народовольцев от одностороннего увлечения политической
борьбой, так как опасались, что она приведет к отрыву революцио-
неров от народа и, следовательно, лишит их социальной базы16.
С началом перестройки для марксистской историографии черно-
передельчества, как и для советской исторической науки в целом,
наступает заключительный этап (1985–1991 гг.). Из исследований
этого времени следует отметить работу Т. А. Аркушенко17, посвя-
щенную взаимоотношениям эмигрантской группы чернопередель-
цев с представителями польского и украинского революционного
движения. Для этой работы, как и для всей отечественной историо-
21
графии, характерно жесткое противопоставление позиций чернопе-
редельцев и украинофилов, представленных М. П. Драгомановым.
Одной из немногих публикаций, специально затрагивающих ис-
торию идейной эволюции «Черного передела» является обобщаю-
щая монография В. А. Малинина18. Ее характерной особенностью
является то, что глава, посвященная «Черному переделу», включена
в раздел под названием «Теория и практика народовольчества». Уже
этим автор заявляет, что он полностью отказывает чернопередельче-
ству в какой-либо самостоятельной ценности. В целом трактовка
идеологии «Черного передела» в этой работе достаточно традици-
онна и выдержана скорее в духе критики народнической доктрины,
характерной для 1930-х годов. Автор считает чернопередельчест-
во «вчерашним днем революционного движения» и присоединяется
к выводу о том, что его эволюция была обусловлена, с одной сторо-
ны, нарастающей ролью капитализма в русском обществе, а с дру-
гой – влиянием марксизма. Кроме того, автор ошибочно относит об-
разование «Черного передела» к 1878, а не 1879 году, и столь же
ошибочно причисляет к Южно-русскому рабочему союзу С. Ф. Ко-
валика19.
Гораздо больший интерес, на наш взгляд, представляет моногра-
фия Н. М. Пирумовой «Социальная доктрина М. А. Бакунина», одна
из глав которой специально освещает влияние бакунизма на идеоло-
гию ряда народнических групп 70–80-х годов, в том числе и на «На-
родную волю» и «Черный передел». Автор приходит к выводу о
том, что роль анархизма в его бунтарском, бакунинском варианте в
формировании программных положений обеих организаций, была
весьма велика, причем даже формальный отход от анархизма, сде-
ланный народовольцами, не означал их полного отказа от этой тео-
рии. Причем гораздо более влиятельным выступал не теоретиче-
ский, а, если можно так выразиться, психологический аспект этой
преемственности. «Черный передел» в монографии рассматривается
как децентрализованная организация (в отличие от «Народной во-
ли»), отстаивавшая идеалы и принципы классического народничест-
ва 1870-х годов20.
Определенную историографическую ценность представляет так
же монография А. С. Бережанского о Г. В. Плеханове. В отличие от
своих предшественников исследователь охватывает гораздо более
широкий период жизни своего героя – от образования «Земли и во-
22
ли» до группы «Освобождение труда» – и детально рассматривает
биографию Плеханова на каждом этапе этого временного отрезка.
Автор подробно останавливается на психологических аспектах
идейной эволюции Плеханова, на личных влияниях, оказанных на
него другими людьми21.
В целом для последнего этапа советской историографии «Черно-
го передела» характерно следование выводам, сделанным в преды-
дущий период изучения истории этой организации. Вместе с тем
нельзя не отметить повышение интереса исследователей к психоло-
гическому фону, на котором развивались отношения членов рево-
люционных организаций, к той роли, которую играли в истории
идей конкретные личности; взаимосвязь между явлениями общест-
венной жизни и их отражением в сознании стала изображаться как
более гибкая.
Основные итоги изучения истории чернопередельчества в совет-
ской историографии на настоящий момент таковы.
Во-первых, причиной возникновения организации считается рас-
кол «Земли и воли», произошедший вследствие разногласий между
сторонниками и противниками индивидуального политического
террора. Во-вторых, Г. В. Плеханов рассматривается как инициатор
возникновения и идейный глава «Черного передела», эволюция
взглядов которого определяла и изменение идейной платформы всей
организации. Изменение это протекало по линии признания необхо-
димости политической борьбы и завоевания гражданских свобод и
Конституции в народовольческой или марксистской форме. Объяс-
нялось оно влиянием народовольчества, марксизма и собственного
политического опыта Плеханова и его соратникоав. Федералистс-
кие элементы, наличествовавшие в программах и печатных заявле-
ниях чернопередельческих организаций, факторы, вызвавшие их
появление и эволюцию, в отечественной историографии не рассмат-
ривались.
Таким образом, степень изученности чернопередельческой идео-
логии к концу советской эпохи представляется нам крайне невысо-
кой. Сформировавшаяся исследовательская традиция в основном
игнорирует ряд принципиально важных положений этой идеологии,
в особенности идею федерализма, применявшуюся не только в орга-
низационном, но и в политическом аспекте. Понимание факторов
эволюции чернопередельчества ограничивалось лишь социально-
23
экономическими и политическими причинами этой эволюции; на
психологические аспекты взаимоотношений между лидерами рево-
люционных организаций обращалось мало внимания.
Взгляды чернопередельцев также оказались представленными в
марксистской литературе односторонне и, как правило, без отраже-
ния той внутренней межличностной борьбы, которой было отмечено
развитие народнического движения в 70–80-е годы ХIХ века и кото-
рая зачастую приводила к образованию новых народнических групп,
что, в свою очередь, требовало идеологического обоснования.
Между тем, история формирования и эволюции политических
взглядов чернопередельцев, а равно и палитра факторов, опреде-
лявших эти процессы, оказываются богаче и шире, чем их можно
себе представить, если оперировать понятиями, которые считались
общепринятыми в историографии прошлых лет.
Эти обстоятельства оставляют современной исторической науке
широкое поле для исследований, в основе которых могут быть по-
ложены новые методы изучения исторической действительности.
––––––––––––––––––
Калинчук С. В. Группа «Черный передел» и проблема федерализма в дви-
1
жении революционного народничества в 70–80-х годах XIX века : автореф.

дис. … канд. ист. наук. СПб., 1999.
2
Троицкий Н. А. Крестоносцы социализма. Саратов, 2002. С. 253–259.
3
Зверев В. В. Русское народничество. М., 2009. С. 144–146.
4
Невский В. Очерки по истории Российской Коммунистической партии.
Ч. 1. Пг., 1923.
5
Южно-русские рабочие союзы : сб. ст. Харьков, 1925.
6
Сергиевский Н. Народничество 80-х годов // Историко-революционный
сборник. Т. 3. М. ; Л. 1926; См. также: Он же. «Черный передел» и народни-
ки 80-х годов // Каторга и ссылка. 1931. № 1.
7
Кон Ф. История революционного движения в России начиная с 1860-х
годов до конца ХIХ века. Харьков, 1929.
8
Ваганян В. А. Плеханов : опыт характеристики социально-политических
воззрений. М., 1924.
9
Антонов В. Ф. Народничество в России : утопия или отвергнутые воз-
можности? // Вопросы истории. 1991. № 1. С. 6.
10
Левин Ш. М. «Черный передел» и проблема политической борьбы //
Вопросы истории сельского хозяйства, крестьянства и революционного
движения в России. М., 1961. С. 253.
11
Ольховский Е. Р. К истории «Черного Передела» (1879–1881 гг.) // Об-
щественное движение в пореформенной России. М., 1965; Он же. К исто-
риографии «Черного передела» // История СССР. 1967. № 2; Он же. «Чер-
24
ный передел». (Из истории общественной мысли и революционного движе-
ния в конце 70-х и 80-х годах XIХ века) : дис. … канд. ист. наук. Л., 1968.
12
Волк С. С. Народная воля. 1879–1882. М. ; Л., 1966. Гл. 13. «Народная
воля» и «Черный передел». С. 388–403.
13
Седов М. Г. Героический период революционного народничества. М.,
1966; Твардовская В. А. Социалистическая мысль России на рубеже 1870–
1880-х гг. М., 1969.
14
Там же. С. 131, 145, 149 и др.
15
Иовчук М. Т., Курбатова И. Н. Плеханов. М., 1971; Чагин Б. А., Курба-
това И. Н. Плеханов. М., 1973.
16
Вахрушев И. С. Очерк истории русской революционно-демократичес-
кой печати 1873–1886 годов. Саратов, 1980.
17
Аркушенко Т. А. Новые источники по истории российской политиче-
ской эмиграции начала 1880-х годов. // Исследование памятников письмен-
ной культуры в собраниях и архивах отдела рукописей и редких книг. Л.,
1988.
18
Малинин В. А. История русского утопического социализма. Вторая по-
ловина ХIХ – начало ХХ века. М., 1991.
19
Там же. С. 189–193.
20
Пирумова Н. М. Социальная доктрина М. А. Бакунина. М., 1991. Гл. 5.
§ 3 (Бакунизм в «Черном переделе» и «Народной воле»). С. 281–282.
21
Бережанский А. С. Г. В. Плеханов : от народничества к марксизму. Во-
ронеж, 1990.
25
Степаненкова З. В.
Взгляды и деятельность В. В. Берви-Флеровского в

отечественной историографии постсоветского периода
В последнее время в отечественной научной литературе вновь
наметился интерес к деятельности Василия Васильевича Берви-
Флеровского – ученого, публициста, общественного деятеля второй
половины XIX в. Показательно, что только за последние 10 лет его
творческое наследие послужило материалом для защиты трех канди-
датских диссертаций (по социологии, отечественной истории и поли-
тическим наукам). В этот же промежуток времени вышло в свет три
монографии, посвященных анализу отдельных сторон его деятельно-
сти1. Тем не менее, лишь в работе О. Н. Грищенко и Т. Н. Емелья-
новой содержится подробный историографический обзор работ, свя-
занных с именем Берви-Флеровского, который, к сожалению, закан-
чивается 1990 годом.
Между тем, ряд проблем, связанных с оценкой роли Берви-
Флеровского в общественном и революционном движении второй
половины XIX в., остается по-прежнему нерешенным. Так, напри-
мер, в исторической литературе, как и раньше, дискутируется во-
прос о революционности Берви-Флеровского, по этому поводу вы-
сказываются различные, зачастую полярные точки зрения. Все это
ставит на повестку дня вопрос об оценке воззрений и деятельности
Берви-Флеровского в отечественной историографии, особенно в
постсоветский период.
Исследование личности и творчества Берви-Флеровского имеет
свою довольно длительную историю – с конца 60-х гг. XIX в. по се-
годняшний день. И если о систематическом изучении творчества
мыслителя в дореволюционный период говорить не приходится, то
результаты работы советских исследователей впечатляют. В это
время появились труды биографического характера, освещающие
как жизненный путь ученого в целом2, так и отдельные этапы его
биографии3, включая пребывание в ссылках4; была предпринята по-
пытка осмысления его места в ряду идеологов народничества5; спе-
циальному исследованию подверглись социально-экономические6,
философские7 и конкретно-исторические взгляды В. В. Берви-Фле-
ровского8; отечественными литературоведами были проанализиро-
26
ваны художественные произведения Флеровского и отображение его
идей в творчестве ряда русских писателей XIX века9.
Не ставя перед собой цели подробного анализа литературы со-
ветского периода, отмечу, что в это время прослеживается тенден-
ция к преувеличению революционности Берви-Флеровского, при-
ближению его к марксистским идеалам, прежде всего в области фи-
лософии (см., например, работу П. С. Прибутько)10. Марксистская
методология, бывшая в это время основным инструментом исследо-
вания, наложила свой отпечаток и на интерпретацию общественно-
политических и философских взглядов ученого.
Новый период в изучении творчества Берви-Флеровского начина-
ется со времени социальных потрясений конца 1980-х – начала 1990-х
годов. Как и раньше, деятельность и мировоззрение мыслителя рас-
сматриваются в основном в связи с народническим движением.
В исторической литературе высказывалась мысль, что в постсо-
ветский период с одной стороны несколько снижается интерес исто-
риков к революционному движению вообще и к исследованию на-
родничества в частности11, с другой – начинают затрагиваться темы,
ранее табуированные политическим режимом12.
Следует отметить, что эти характеристики не до конца примени-
мы к литературе о Берви-Флеровском. Примерно с начала 1990-х
годов исследования этой, несомненно, масштабной личности про-
должаются. Главной особенностью рассматриваемого периода мо-
жет считаться обращение к отдельным составляющим воззрений
Берви-Флеровского, иногда с использованием новых методологиче-
ских подходов, при некотором снижении интереса к его участию в
революционном движении и биографическим материалам.
На этом этапе продолжается разработка мировоззренческих,
прежде всего, философских идей Берви-Флеровского. В 1992 году
была защищена диссертация В. П. Евланникова13, которая произво-
дит двойственное впечатление. С одной стороны диссертационное
сочинение отличается оригинальностью, автор явно выходит за рам-
ки привычных подходов к изучению творчества Берви-Флеровского.
На основании анализа ряда его художественных произведений
В. П. Евланников впервые предпринял попытку проследить пред-
ставления Берви-Флеровского о формировании революционного
сознания разночинца. С другой – он необоснованно трактует эволю-
цию взглядов Флеровского на роль революции в развитии общества,
27
причисляя его к леворадикальному крылу революционного народ-
ничества. Недостаточно аргументированным и оторванным от об-
щих воззрений Берви-Флеровского на исторический процесс пред-
ставляется вывод Евланникова об окончательном переходе мыс-
лителя «в лагерь радикалов-революционеров, “русских бланки-
стов”»14, равно как и его тезис о «цельной схеме материалистическо-
го философского мировоззрения В. В. Берви-Флеровского»15. Кроме
того, автор допускает в своей работе ряд фактических ошибок16. От-
мечу, что в последних публикациях за авторством В. П. Евланникова
и Г. Е. Евланниковой, нуждающихся, похоже, в отдельном анализе,
по-разному оцениваются воззрения Берви-Флеровского. То он «за-
нимает положение, близкое к марксизму, и подготавливает предпо-
сылки его формирования в России»; то «в политическом спектре
общественной жизни», обозначаемом «триадой “левый фланг-центр-
правый фланг”, …Берви-Флеровский в основном присутствует в
центре, критикуя своих соратников, пребывающих на его крайних
полюсах»17; то «тяготел к либерализму»18. Возможен и еще один ва-
риант: «Вначале он был приверженцем либеральной идеи, затем тя-
готел к радикальным взглядам»19.
Примерно в это же время появилась серия работ О. Н. Грищен-
ко . Отметим, что основные идеи, изложенные автором в этих рабо-
20
тах, получили свое освещение в монографии О. Н. Грищенко и

Т. Н. Емельяновой21, вышедшей в свет в 2008 г. Авторы выделяют
основные этапы творческой деятельности Берви-Флеровского, пыта-
ются проследить эволюцию его мировоззрения. Несомненной заслу-
гой исследователей может считаться подробное рассмотрение исто-
рии создания «Азбуки социальных наук», анализ ее содержания, в
ходе которого вычленяется суть представлений ученого о ходе ис-
торического развития человечества. Авторы детально разбирают
идеи Флеровского об общественном прогрессе и его составляющих
(экономический, интеллектуальный, нравственный прогресс, про-
гресс организаций). Кроме того, в монографии подробно охаракте-
ризованы воззрения Берви-Флеровского на западные и восточные
цивилизации, а также на особую роль России.
В целом, отмечая некоторую близость замысла и реализации исто-
риософской концепции Берви-Флеровского в «Азбуке социальных
наук» к работе И. Г. Гердера, упомянутые исследователи отстаивают
мысль об оригинальности идей Берви-Флеровского.
28
Существует и еще одно исследование, проведенное на территории
ближнего зарубежья. В 2002 г. в Казахстане была защищена канди-
датская диссертация О. В. Кайрамбаевой «Жизнеучение В. В. Бер-
ви-Флеровского в контексте поиска альтернативной религии», по-
священная анализу состава и сущности его философии религии.
Полный ее текст, равно как и автореферат диссертационного сочи-
нения, к сожалению, оказался мне недоступен. Однако, судя по ан-
нотации, автор определяет философскую теологию мыслителя как
новаторскую, нетеистическую, связанную с целостным мировоззре-
нием22.
В одной из своих статей Кайрамбаева высказывает любопытную
мысль о том, что философия «мировой жизни» Берви-Флеровского
(«религия братства», «новая религия любви», «новое истинное ми-
ровоззрение») может быть представлена как «жизнеучение, то есть
как разновидность теории ценностного типа, включающей програм-
му обновления человечества, реализуемую не только в контексте
теоретизирования, но и непосредственно в реальной жизни ее созда-
теля»23. С ее точки зрения, в размышлениях Берви-Флеровского о
месте человека в мире «просвечивают религиозные мотивы о боже-
ственном предназначении человека к осуществлению хозяйствова-
ния на земле, несмотря на весь антицерковный пафос мыслителя,
который давал основание исследователям его творчества причис-
лить его к лагерю атеистов»24.
Можно отметить и несколько статей А. А. Ширинянца, вклю-
ченных в последние издания философских и политических энцикло-
педий, которые посвящены исследованию концепции «органическо-
го коммунизма»25.
В первое десятилетие XXI в. появилось и несколько работ, в ко-
торых рассматриваются воззрения Берви-Флеровского на проблему
свободы слова. Л. М. Макушин подробно анализирует концепцию
терпимости Берви, базирующуюся, по его мнению, на «этико-
прагматическом» и «инструментально-целевом» основаниях26. Ис-
следователь справедливо отмечает, что Берви-Флеровский, по сути,
выдвигает «идею общественного диалога», для осуществления кото-
рого необходима свобода речи.
Статья Е. П. Прохорова посвящена сравнительному изложению
взглядов Берви-Флеровского, А. Д. Градовского и К. К. Арсеньева
на отдельные проблемы свободы печати27. Автор выделяет те прин-
29
ципы, которые, по мнению всех трех ученых, должны лечь в основу
справедливого законодательства о печати. Несмотря на некоторую
нечеткость изложения, связанную с избранной автором формой по-
дачи материала, справедливой представляется мысль Прохорова об
определенной общности взглядов рассматриваемых общественных
деятелей. Проявляется она не только в обсуждении юридических
вопросов с социально-политических позиций, но и в осознании не-
обходимости изменения существующего законодательства о печати,
в восприятии установления свободы речи как необходимой ступени
на пути консолидации общества.
В монографии Л. М. Макушина также содержатся сведения о
критике закона о печати 1865 г. юристами-публицистами, теорети-
ками и историками права. Среди прочих обозначена и позиция Бер-
ви-Флеровского28.
На первый взгляд этой же проблематике посвящена статья кан-
дидата филологических наук Е. Унжаковой29. Однако содержание
публикации сводится к краткому пересказу биографии Берви-
Флеровского и отдельных тезисов его книги «Свобода слова, терпи-
мость и наши законы о печати», сопровождающемуся рассуждения-
ми о неубедительности аргументов автора. По сути, Унжакова ис-
пользует работу Берви-Флеровского для того, чтобы подчеркнуть
невозможность существования информации, неконтролируемой ад-
министративной или финансовой силой, и поставить вопрос о форме
и целях этого контроля. Не вступая в полемику по этому поводу, за-
мечу, что автор критикует идеи, высказанные в конце 60-х годов
XIX в., с позиций современности без учета конкретно-исторических
условий их возникновения. Не соответствующим действительности
представляется и утверждение Унжаковой о том, что Берви-Фле-
ровский «хотел сохранить и упрочить русскую неограниченную мо-
нархию, но при этом кардинально переделать социальные отноше-
ния в России». Неясно также, почему для автора «остается загад-
кой», успел ли «добрейший Берви», умерший через год после рево-
люции, осознать действенность идей коммунизма, ведь в списке ли-
тературы указана, кроме прочих «тоненьких книжек», и работа
М. М. Плакиды, в которой достаточно подробно описываются по-
следние годы жизни Берви-Флеровского30. Возможно, статью Унжа-
ковой можно было бы не рассматривать столь подробно хотя бы в
силу жанровых особенностей (она опубликована в разделе «Архео-
30
рецензия»), однако, в одном из последних диссертационных сочине-
ний она указана в ссылках31 наряду с трудами В. А. Томсинова и
А. А. Ширинянца, что и послужило поводом для ее анализа.
В начале 2000-х гг. появились исследования, предметом которых
стали правовые взгляды Берви-Флеровского. Впервые к этой пробле-
матике обратился В. А. Томсинов. В 2001 г. была опубликована его
статья, в которой исследователь приводит краткую биографию мыс-
лителя и общую характеристику его правовых воззрений32. Позднее
эта работа была включена автором в текст монографии о российских
правоведах XVIII–XIX вв. в качестве одного из очерков33.
Томсинов кратко останавливается на ранних публикациях Берви-
Флеровского, приводит характеристику его взглядов на право собст-
венности на землю, на налоговое законодательство, на вопросы сво-
боды печати, на необходимость введения международного уголов-
ного закона, который бы определял наказание для виновников воен-
ных конфликтов. В целом, Томсинов совершенно справедливо отме-
чает, что Берви-Флеровский был «больше социологом и экономи-
стом, нежели правоведом», в силу чего правовые идеи Берви зачас-
тую с трудом вычленяются из его социально-экономических и об-
щефилософских воззрений.
Несколько позднее была опубликована статья Д. В. Бахарева и
З. В. Степаненковой, в которой дается сравнительный анализ взглядов
Ф. М. Достоевского, В. В. Берви-Флеровского и П. Ф. Якубовича на
причины преступности. Исследователи приходят к выводу о том,
что все трое писателей, испытавших на себе тяготы тюремной жиз-
ни, единодушно связывают преступления с общественными усло-
виями России второй половины XIX века34.
Гуманизация исторической науки, возрастание интереса к чело-
веку как настоящему предмету ее исследования обусловили попытку
рассмотрения творческого наследия Берви-Флеровского с использо-
ванием подходов интеллектуальной истории. В 2014 г. была защи-
щена диссертация З. В. Степаненковой, направленная на рассмот-
рение общественно-политических взглядов Берви-Флеровского в
проблемном поле интеллектуальной истории35. Публикации автора
посвящены преимущественно характеристике воззрений Берви-Фле-
ровского на реформы 60-х годов XIX века36, часть из них – воспри-
ятию идей мыслителя современниками и пути их трансляции во
времени и пространстве37.
31
В 2009 г. вышла в свет и еще одна книга о Берви-Флеровском,
стоящая несколько особняком среди прочих изданий. Это работа
Я. М. Монина, изданная в серии «Российские ученые социалистиче-
ской ориентации»38. Деятельность Берви-Флеровского рассмотрена
автором на широком историческом фоне с использованием значи-
тельного количества архивных источников и специальной литерату-
ры. Однако выраженная идеологическая направленность и полемич-
ность работы привела к определенной односторонности выводов ав-
тора. Так, сомнения вызывают тезисы Монина об осознании Берви-
Флеровским «исторической необходимости борьбы с царским само-
державием» уже на первом этапе его деятельности39; о том, что с на-
чала 1870-х гг. Берви становится во главе «всего развития русской
социалистической мысли» и может считаться «руководителем, вож-
дем революционно-демократических сил России»40; о восприятии
им капитализма как «закономерного прогрессивного явления»41 и
т.п. В целом, автор слишком преувеличивает как степень революци-
онности взглядов Берви-Флеровского и близости их к марксизму,
так и его роль в российском революционном движении.
Стоит отметить и еще несколько работ, имеющих отношение к
деятельности Берви-Флеровского42. В статье Б. Ф. Егорова43 под-
черкивается утопический характер идей Берви-Флеровского, его ос-
торожное отношение к революциям, «близость к либералам» во вто-
рой половине жизни.
В последние годы к изучению творческого наследия Берви-
Флеровского обратились социологи и представители политических
наук. В 2010–2012 гг. в печати появилась серия статей Н. В. Чуми-
чевой, в которых выявляется вклад Берви-Флеровского в станов-
ление и развитие отечественной социологии44. В 2012 г. по резуль-
татам исследования ей была защищена кандидатская диссертац-
ия45. Несомненной заслугой Чумичевой является вычленение основ-
ных методологических подходов Флеровского к характеристике
социальной структуры и социальной динамики российского общест-
ва, выявление особенностей разработанной им комплексной мето-
дики конкретных социологических исследований. Автор отмечает,
что Берви-Флеровский по праву считается основоположником про-
мышленной социологии в России46; подчеркивает, что он стоял на
позициях демократа-просветителя, сторонника мирного преобразо-
32
вания современного общества посредством глубоких и последова-
тельных реформ.
В это же время публикуются работы А. М. Репьевой. В 2015 г.
она защитила диссертацию на соискание ученой степени кандидата
политических наук, посвященную анализу концепции «органическо-
го коммунизма» Берви-Флеровского47. Исследовательница выявляет
конкретно-исторические предпосылки и условия формирования
концепции «органического коммунизма» Берви-Флеровского, ана-
лизирует отдельные категории, используемые ученым для теорети-
ко-методологических обоснований концепции «органического ком-
мунизма».
В целом, для современного этапа характерно некоторое сниже-
ние количества исследований, посвященных непосредственно жизни
и деятельности Берви-Флеровского, и появление работ, выходящих
за грани истории как дисциплины (история журналистики, историо-
софия, история права, история социологии, политические науки).
Эта особенность прежде всего является результатом изменения
социокультурного контекста развития общественных наук. Речь
идет, во-первых, об усилившемся интересе к проблемам граждан-
ского общества, развитию межкультурного диалога и, во-вторых, об
интеграции гуманитарных наук.
Усиление внимания к антропологическим процессам, поворот
исторической науки к человеческой личности повлекли за собой по-
явление работ, основанных на применении новых подходов: исполь-
зование художественных произведений Берви-Флеровского для по-
нимания процессов формирования сознания революционера-разно-
чинца, анализ особенностей восприятия его образа революционной
молодежью и т.д., что намечает новые перспективы для изучения
научного, публицистического и художественного творчества Берви-
Флеровского.
Следует отметить и изменения в оценке революционной деятель-
ности ученого. Так, Е. П. Прохоров относит Берви-Флеровского к
представителям либерально-демократического лагеря; Б. Ф. Егоров
подчеркивает его близость к либералам (правда, уже во второй по-
ловине жизни) и осторожное отношение к революциям; З. В. Сте-
паненкова отмечает, что Берви-Флеровский допускал возможность
революции, но не считал ее обязательно необходимой; Н. В. Чуми-
чева и А. М. Репьева говорят о неприятии Берви-Флеровским ре-
33
волюционных методов. Исключением является крайне идеологи-
зированная работа Я. М. Монина, свидетельствующая о продолже-
нии полемики по поводу взглядов и личности Берви-Флеровского.
В целом, в литературе сложились две точки зрения. Согласно одной
из них Берви-Флеровский рассматривается как революционер-
народник, в большей или меньшей степени близкий к марксизму,
согласно другой, доминирующей в последнее время, – подчеркива-
ется близость мыслителя к либеральному лагерю, хотя конкретных
историко-сравнительных исследований в этом направлении не про-
водилось.
Возможно, подобная интерпретация воззрений В. В. Берви-Фле-
ровского связана не только с новым прочтением его работ, но и с
изменившейся политической атмосферой в обществе, а также с воз-
растающим интересом к психологии и облику революционера, кото-
рый, то предельно возвеличивается, то подвергается дегероизации и
демонизации. В этом плане определенную опасность представляет
примитивная перестановка полюсов при оценке того или иного собы-
тия или исторического деятеля. От «математической смены плюса на
минус» без проведения серьезного научного исследования, в частно-
сти, предостерегает своих коллег известный российский народнико-
вед В. В. Зверев48.
––––––––––––––––––
Грищенко О. Н., Емельянова Т. Н. В. В. Берви-Флеровский и его фи-
1
лософские взгляды. Красноярск, 2008; Монин Я. М. В поисках истины

(О В. В. Берви-Флеровском). СПб., 2009; Евланникова Г. Е. Социальная
философия В. В. Берви-Флеровского. СПб., 2012.
2
Аптекман О. В. В. В. Берви-Флеровский (по материалам б. III Отде-
ления и Д.Г.П.) Л., 1925; Плакида М. М. Бесстрашный труженик. Сталино,
1960.
3
Кункль А. А. Долгушинцы. М., 1931.
4
Рабинович Г. Х. В. В. Берви-Флеровский в Томске // Томску – 375 лет.
Томск, 1979. С. 68–78; Михайлов Б. Г. Предвестники бури. Очерки о рево-
люционных народниках-вологжанах. Архангельск, 1977. С. 7–10; и др.
5
Пантин И. К. Социалистическая мысль в России : переход от утопий к
науке. М., 1973; Заблоцкий В. П. В. В. Берви-Флеровский в российском
освободительном движении : автореф. дис. … канд. ист. наук. Днепропет-
ровск, 1990; и др.
6
Подоров Г. М. Экономические воззрения В. В. Берви-Флеровского. М.,
1952; Плакида М. М. Экономические взгляды В. В. Берви-Флеровского : ав-
тореф. дис. … канд. экон. наук. Жданов, 1962; и др.
34
7
Мудров А. И. Философские и общественно-политические взгляды
В. В. Берви-Флеровского : автореф. дис. … канд. философ. наук. М., 1958;
Рязанцев Т. С. Философские взгляды В. В. Флеровского // Ученые за
писки Коми гос. пед. ин-та. Сыктывкар, 1960. С. 83–121; Прибутько П. С.
Философские вопросы революции, войны и мира в мировоззрении
В. В. Берви-Флеровского : автореф. дис. … канд. философ. наук. Киев,
1983; и др.
8
Дружинин Н. М. Исторические взгляды В. В. Берви-Флеровского //
Проблемы истории общественного движения и историографии. М., 1971.
С. 312–329; и др.
9
Каминский В. И. В. В. Берви-Флеровский в русском общественно-
литературном движении 70–80-х годов // Из истории русских литературных
отношений XVIII–XIX вв. М. ; Л., 1959. С. 256–265; Биличенко Н. А. Образ
Симонсона в романе Л. Н. Толстого «Воскресенье» // Русская литература.
1972. № 4. С. 161–165; и др.
10
П. С. Прибутько полагает, что идея революции была «стержнем обще-
теоретических и исторических построений идеолога революционного на-
родничества» (Указ. соч. С. 12), что последний «пытался практически ре-
шить задачу революционного освобождения трудового народа» (Там же.
С. 11). Сомнения вызывает и тезис автора о взгляде В. В. Берви-Фле-
ровского на историю человеческого общества как на «историю борьбы
классов» (Там же. С. 12).
11
12
Зеленин Ю. А. Советская историография классического народничества
в России : автореф. дис. … канд. ист. наук. Барнаул, 2011. С. 8.
13
Евланников В. П. Теория революции в социологии В. В. Берви-Фле-
ровского : автореф. дис. … канд. философ. наук. СПб., 1992.
14
15
16
Так, В. П. Евланников приписывает вступительную статью к двухтом-
ному изданию сочинений В. В. Берви-Флеровского М. М. Плакиде, тогда
как ее автором является Г. М. Подоров (Указ. соч. С. 4); Плакиде же при-
писывается биографическая работа 1959 года издания «В. В. Берви-Фле-
ровский» (Там же), в то время как книга М. М. Плакиды «Бесстрашный
труженик» вышла в 1960 г., а книга Г. М. Подорова «Экономические воз-
зрения В. В. Берви-Флеровского» – в 1952 г. и т.п.
17
Евланников В. П., Евланникова Г. Е. Основные проблемы социальной
философии В. В. Берви-Флеровского // Евразийский Научный Журнал.
2016. № 2. С. 100–102.
18
Евланников В. П., Евланникова Г. Е. Буржуазный либерализм как спе-
цифический моральный идеал народничества // Международный научный
журнал «Инновационная наука». 2016. № 6. С. 98–99.
35
Евланников В. П., Евланникова Г. Е. Антропологические основания в
19
социологии В. В. Берви-Флеровского // Международный научный журнал

«Инновационная наука». 2016. № 4. С. 63. В данном случае исследо-
ватели приводят цитату из статьи Г. И. Федотовой «В. В. Берви-Фле-
ровский и революция» (Современные концепции развития науки : сб. ст. Уфа,
2016. Ч. 3. С. 59), не оспаривая ее и не сопровождая какими-либо критиче-
скими замечаниями, что, видимо, свидетельствует о согласии с позицией
автора.
20
Грищенко О. Н. О Гартмане в России. Э. Гартман и В. В. Берви-Фле-
ровский // Отечественная философия : опыт, проблемы, ориентиры иссле-
дования. «Вехи» и «веховцы». Русские мыслители и западные традиции. М.,
1992. Вып. VII. С. 167–176; Она же. В. В. Берви-Флеровский о смысле
жизни // Социальная теория и современность. О смысле жизни. М., 1992.
С. 117–124; Она же. Последние работы В. В. Берви-Флеровского // Оте-
чественная философия : опыт, проблемы, ориентиры исследования. XX
век. Неизвестное, забытое… М., 1993. Вып. X. С. 8–41; Она же. Письма
В. В. Берви-Флеровского П. Л. Лаврову // Отечественная философия :
опыт, проблемы, ориентиры исследования. XIX век. Неизвестное, забы-
тое… М., 1993. Вып. XII. С. 54–62; Она же. «Азбука социальных наук»
В. В. Берви-Флеровского (опыт историософии) : автореф. дис. … канд. фи-
лософ. наук. М., 1993.
21
Грищенко О. Н., Емельянова Т. Н. Указ. соч.
22
Кайрамбаева О. В. Жизнеучение В. В. Берви-Флеровского в контек-
сте поиска альтернативной религии : автореф. дис. … канд. философ. наук.
Алматы, 2002.
23
Кайрамбаева О. В. Философско-антропологические аспекты жизне-
учения В. В. Берви-Флеровского // Философский альманах. Современность :
мир мнений. Алматы, 2012. № 3–4. С. 22.
24
25
Ширинянц А. А. Берви-Флеровский Василий Васильевич // Русская
философия : Энциклопедия. М., 2014; Он же. Берви-Флеровский // Револю-
ционная мысль в России XIX – начала XX века : Энциклопедия. М., 2013;
Он же. Берви-Флеровский В. В. // Философы России XIX–XX столетий.
Биографии, идеи, труды. М., 2002; и др.
26
Макушин Л. М. Берви-Флеровский и его книга «Свобода речи, терпи-
мость и наши законы о печати» // Роль СМИ в достижении социальной то-
лерантности и общественного согласия : материалы междунар. конф. Ека-
теринбург, 2002. С. 160–179.
27
Прохоров Е. П. Обсуждение проблем свободы печати в России во вто-
рой половине XIX в. // Вестник Московского университета. Сер. 10. Журна-
листика. М., 2003. № 4. С. 90–100.
36
28
Макушин Л. М. Цензурный режим и журналистика : От «чугунного»
устава 1826 г. до закона о печати 1865 г. : в 2 кн. Екатеринбург, 2009. Кн. II.
С. 126.
29
Унжакова Е. Свобода слова как панацея : аргументы мечтателя // Оте-
чественные записки. 2003. № 4.
30
Плакида М. М. Бесстрашный труженик. С. 206–207.
31
Репьева А. М. Концепция «органического коммунизма» В. В. Берви-
Флеровского : автореф. дис. … канд. полит. наук. М., 2014. С. 6.
32
Томсинов В. А. Василий Васильевич Берви : правовед и революционер
(1829–1918) // Законодательство. 2001. № 2. С. 79–84.
33
Томсинов В. А. Российские правоведы XVIII–XIX веков : Очерки жиз-
ни и творчества : в 2 т. М., 2007. Т. 1. С. 468–479.
34
Бахарев Д. В., Степаненкова З. В. Вопрос о причинах преступности в
работах русских писателей и публицистов второй половины XIX в. // Исто-
рия государства и права. 2012. № 4. С. 25–28.
35
Степаненкова З. В. Общественно-политические взгляды В. В. Берви-
Флеровского в проблемном поле интеллектуальной истории : автореф. дис. …
канд. ист. наук. Омск, 2014.
36
Степаненкова З. В. Разработка отдельных положений судебной ре-
формы в ранних работах В. В. Берви-Флеровского // Уральский историче-
ский вестник. Екатеринбург, 2011. № 3 (32). С. 122–128; Она же. Берви-
Флеровский о результатах земской реформы // Вестник Сургутского госу-
дарственного педагогического университета. Сургут, 2012. № 4 (19). С. 80–
88; и др.
37
Степаненкова З. В. О восприятии и распространении идей В. В. Бер-
ви-Флеровского // Культура, наука и образование : проблемы и перспекти-
вы : материалы III Всерос. науч.-практ. конф. Нижневартовск, 2014. Ч. 1.
С. 144–146; Она же. Репрезентации образа В. В. Берви-Флеровского в кон-
тексте самоидентификационных представлений народников // Вестник Сур-
гутского государственного педагогического университета. Сургут, 2018.
№ 3 (54). С. 161–171; и др.
38
Монин Я. М. Указ. соч.
39
40
41
42
Ашмарина С. В. Берви-Флеровский В. В. // Общественная мысль Рос-
сии XVIII – начала XIX века : Энциклопедия. М., 2005. С. 44–46; Есин Б. И.
Демократический журнал «Дело» (1866–1884). М., 2008.
43
Егоров Б. Ф. В. В. Берви-Флеровский как утопист // Отечественная
история и историческая мысль в России XIX–XX веков : сб. ст. СПб., 2006.
С. 218–222.
37
Чумичева Н. В. В. В. Берви-Флеровский – видный представитель на-
44
роднической социологии // Известия Саратовского университета. Новая се-

рия. Сер. Социология. Политология. 2011. Т. 11. Вып. 1. С. 39–42; Она же.
Вклад В. В. Берви-Флеровского в формирование эмпирической социоло-
гии в России // Известия Саратовского университета. Сер. Социология. По-
литология. 2011. Т. 11. Вып. 2. С. 49–51; Она же. Книга В. В. Берви-
Флеровского «Положение рабочего класса в России» – крупный вклад в
становление отечественной промышленной социологии // Известия Сара-
товского университета. Сер. Социология. Политология. 2012. Т. 12. Вып. 1.
С. 48–49.
45
Чумичева Н. В. Социологические взгляды В. В. Берви-Флеровского
на пути перехода российского общества к новому социальному строю : ав-
тореф. дис. … канд. социолог. наук. Саратов, 2012.
46
47
Репьева А. М. Указ. соч.
48
Зверев В. В. Русское народничество. М., 2009. С. 286.
38
Мокшин Г. Н.
Современная литература об идеологе

культурного народничества Я. В. Абрамове
Писатель, публицист и литературный критик Яков Васильевич

Абрамов (1858–1906) принадлежит к числу видных теоретиков и
практиков культурно-народнического движения последней трети
ХIХ в. Главной задачей отечественной интеллигенции он считал ос-
вобождение простого народа от двух главных зол тогдашней рус-
ской жизни: невежества и нищеты. В середине 1880-х гг. в обста-
новке общей «идейной растерянности» именно Абрамов призовет
интеллигенцию идти в деревню, чтобы устраивать там школы и
больницы, защищать юридические права крестьянства, оказывать
ему агрономическую помощь.
Успех пропаганды Абрамовым необходимости и возможности
культурно-просветительской деятельности в провинции, а точнее в
органах местного самоуправления, вызвали резкую критику в его
адрес со стороны Н. В. Шелгунова. Именитый шестидесятник всерь-
ез опасался, что на призывы Абрамова к новому «хождению в на-
род» могут откликнуться сто тысяч интеллигентов, что неизбежно
отвлечет их от выполнения другой важной общественной задачи:
борьбы за расширение политических прав и свобод.
Статьи Шелгунова на рубеже 1880/90-х гг. создадут Абрамову
репутацию главного теоретика «малых дел» («восьмидесятничест-
ва»), якобы защищающего интересы нарождающегося мещанства.
Интересно, что сам Абрамов искренне недоумевал, почему его счи-
тают проповедником «каких-то малых дел», а не «великой культур-
ной работы», о пользе которой он действительно писал в своих
статьях1. Однако в начале ХХ века с легкой руки П. Б. Струве тео-
рию «малых дел» станут называть «абрамовщиной»2. В отечествен-
ной историографии данная точка зрения окончательно утвердится в
середине 1960-х гг. после появления соответствующей статьи в «Со-
ветской исторической энциклопедии»3.
Отношение к Абрамову и другим народникам-культурникам на-
чинает меняться только в 1990-е гг., когда историки сняли с них об-
винения в «реакционности» и «оппортунизме». Но споры о месте и
39
роли Абрамова в позднем народничестве не утихают до сих пор. И
эта полемика – одна из наиболее интересных страниц современной
историографии правого народничества.
Дело в том, что в последние десять лет Яков Абрамов – один из
самых востребованных представителей культурного народничества
последней трети ХIХ – начала ХХ в. О нем написаны десятки иссле-
дований, включая несколько книг и коллективных сборников науч-
ных трудов. Активно переиздаются художественные и публицисти-
ческие произведения писателя и общественного деятеля4. Составля-
ются библиографические указатели его трудов5.
Чтобы установить причины интереса к Абрамову со стороны на-
учного сообщества, рассмотрим основные этапы становления и раз-
вития современного абрамоведения. Точкой отсчета для нас служит
1990 г., когда в статьях В. И. Харламова об идеологии правого на-
родничества был озвучен новый, социокультурный подход к ее изу-
чению, основанный на анализе менталитета умеренной интеллиген-
ции. Харламов первым отказался от известного марксистского тези-
са о «реакционности» доктрины народников-культурников, заменив
«реакционность» на «консерватизм»6. Применительно к Абрамову
под ним понималось: 1) отстаивание принципа «все для народа и че-
рез народ»; 2) признание факта утверждения капитализма в деревне;
3) призыв к «интеллигентному пролетариату» идти «в народ» для
оказания ему практической поддержки в борьбе с новыми буржуаз-
ными порядками. Все это открыло дорогу для первых публикаций
об Абрамове его земляков – историков В. В. Зверева, Э. В. Кемпин-
ского и С. Я. Новака. Однако другое важное «открытие» Харламова,
установившего, что главным создателем теории «малых дел» («не-
делизма») следовало считать не Якова Абрамова, а И. И. Каблица-
Юзова, давшего ей социологическое обоснование7, развитие не по-
лучило.
В современной историографии темы можно выделить три этапа,
которые разделяют две точки роста – 1997 и 2008 годы.
До середины 1990-х гг. публикации о Я. Абрамове были крайне
редки. Всего три за шесть лет8. Из них две – газетные статьи, по-
священные Абрамову как теоретику «малых дел». Примечательно,
что Б. П. Балуев – автор первой обобщающей монографии по исто-
рии «либерального народничества» – об Абрамове упоминает
вскользь, как об «ортодоксальном» народнике (разумеется, что он не
40
мог внести существенный вклад в развитие идеологии позднего на-
родничества)9. Главным источником сведений о политической био-
графии Абрамова оставалась энциклопедическая статья Т. П. Агап-
киной10.
Первая половина 1990-х гг. – это переходный период в историо-
графии правого народничества. Классовый подход, хотя и очищенный
в труде неомарксиста Балуева от «очернительных» оценок народни-
ческих теоретиков, отживал свой век. Тогда же в трудах В. В. Звере-
ва начинается становление нового подхода, основанного на интер-
претации народничества как идеологии самобытной модернизации
России. Разработку истории культурно-народнического направле-
ния, по признанию самого историка, он начал с изучения взглядов
Якова Абрамова. Здесь Зверев следовал за своим непосредственным
предшественником – Харламовым, считавшим, что публицистика
Абрамова отражала тенденцию «окрестьянивания» культурного на-
родничества в 80-е гг. ХIХ в. Зверев развил этот подход в концеп-
цию поляризации «реформаторского» народничества на народни-
ков-политиков – сторонников социалистических преобразований
страны, и народников-культурников, которые стремились к изыска-
нию путей безболезненного приспособления крестьянской общины
к капиталистическим порядкам. В развернутом виде данная концеп-
ция получила отражение в монографии Зверева по истории «рефор-
маторского народничества»11.
Одновременно со Зверевым к изучению жизни и деятельности
Абрамова обратился соискатель института истории РАН С. Я. Но-
вак. В 1997 г. журнал «Отечественная история» опубликовал его
статью «Я. В. Абрамов – пионер “теории малых дел”». Автор не
только обобщил основные факты политической биографии своего
героя, но и дал позитивную оценку культурнической деятельности
интеллигенции, теоретическим обоснованием которой стала «теория
малых дел». Примечательно, что в отличие от Зверева (его статья об
эволюции идеологии позднего народничества вышла в том же номе-
ре журнала), Новак впервые в современной историографии признал
основой мировоззрения Абрамова идею самоорганизации народа на
социалистических началах12.
Публикация в ведущем российском историческом журнале двух
«сочувственных» статей об Абрамове и его идейном окружении
свидетельствовала об окончательной реабилитации народников-
41
культурников как представителей русского освободительного дви-
жения. После 1997 г. имя «автора» теории «малых дел» появится в
обобщающих исследованиях по истории пореформенной России13, в
вузовских14, а затем и в школьных учебниках15. Правда, аргумента-
ция этого далеко не бесспорного факта сводится к одному единст-
венному высказыванию Абрамова, растиражированному Харламо-
вым, Зверевым и Новаком: «из этих маленьких дел слагается жизнь
миллионов». Хотя в статье народнического публициста, откуда оно
было взято, речь вообще-то идет о судебных делах16.
Новейший этап в изучении идейного и художественного насле-
дия Я. В. Абрамова начинается в 2008 г., когда на его родине в
г. Ставрополе стараниями проф. В. М. Головко и его коллег прошли
первые научные «Абрамовские чтения», а в 2017 г. – уже девятые.
За это время об Абрамове написано более сотни статей (за преды-
дущий период – всего семь). Появилось первое монографическое
исследование о литературном творчестве писателя (В. М. Голов-
ко)17. Регулярно издаются коллективные сборники трудов, целиком
посвященные Я. В. Абрамову и его месту и роли в истории общест-
венной и культурной жизни пореформенной России. Следует отме-
тить и первую публикацию в 2013 г. архивных документов о жизни
и деятельности Абрамова ведущим археографом Государственного
архива Ставропольского края Е. Б. Громовой18.
В настоящее время над разработкой идейного и художествен-
ного наследия Якова Абрамова работает целая плеяда историков и
филологов из Москвы (В. В. Зверев, С. Я. Новак, Б. Б. Сажин), Став-
рополя (Э. В. Кемпинский, С. И. Головко, Л. Р. Мельник), Воро-
нежа (Г. Н. Мокшин), Орла (С. Н. Касторнов) и Ростова-на-Дону
(Е. Е. Воронцова).
Обозначим основные направления развития современного абра-
моведения.
Прежде всего, это изучение политической биографии Абрамова в
статьях Н. Я. Новака, Э. В. Кемпинского, Н. Д. Судавцова и А. В. Каз-
начеева19. Исследователи обычно выделяют в ней три этапа: 1858–
1879 гг. – детство и юность будущего писателя и общественного
деятеля, его учеба в Ставропольской гимназии и Кавказской духов-
ной семинарии; 1880-е гг. – постоянное проживание Абрамова в Пе-
тербурге, где он сотрудничал в «Отечественных записках», «Усто-
ях», «Деле», «Неделе», «Северном вестнике» и др. изданиях народ-
42
нического направления и приобрел всероссийскую известность;
3) 1890-е – 1906 г. – возвращение в Ставрополь, работа в городской
думе, активное занятие журналистикой, в том числе и в центральной
печати.
К сожалению, в целом биография Абрамова изучена неравно-
мерно. В ней по-прежнему много белых пятен, особенно на стыках
между обозначенными выше этапами. Например, почему после за-
крытия «Отечественных записок» Абрамов перешел в крайне пра-
вую «Неделю», где верховодил антипод Н. К. Михайловского –
И. И. Каблиц? Или почему в 1890 г. на пике популярности он уезжа-
ет из столицы на свою малую родину? В литературе об Абрамове
эти вопросы специально не рассматривались.
Второе направление – это исследования, посвященные художест-
венному наследию Якова Абрамова и его отношениям с известными
писателями-современниками (М. Е. Салтыков-Щедрин, Г. И. Успен-
ский, Вс. М. Гаршин, А. П. Чехов, С. Н. Кривенко и др.). Во многом
это заслуга В. М. Головко и его коллег филологов. Кроме того уси-
лиями земляков Абрамова, прежде всего Л. Р. Мельник, стала изу-
чаться его публицистика на страницах газет «Сын отечества», «При-
азовский край», «Бессарабец» и др. Поставлен вопрос о вкладе Аб-
рамова в развитие столичной и провинциальной журналистики как
одного из самых ярких представителей ее «золотого века»20.
Сложнее обстоит дело с анализом общественно-политических
взглядов Абрамова. Казалось бы, это направление исследований
должно задавать тон всему нынешнему абрамоведению. В действи-
тельности здесь все по-прежнему вращается вокруг давно устарев-
шей идеологемы: Абрамов – автор теории «малых дел» («абрамов-
щины»)21. Отдельные работы, посвященные изучению публицистом
проблемы земства и земской интеллигенции, положения порефор-
менной русской деревни, темы раскола и сектанства, судьбам горцев
Северного Кавказа (С. Н. Касторнов, Б. Б. Сажина, З. Х. Ибрагимова
и др.22) пока не вылились в обобщающие исследования. Неслучайно,
инициатива в монографической разработке проблемы места и роли
Абрамова в истории пореформенной русской общественной мысли
сейчас принадлежит не историкам, а филологам, которые далеко не
всегда позиционируют своего героя как народника.
Особо следует отметить все возрастающий интерес к Абрамову
со стороны историков отечественной педагогики. Длительное со-
43
трудничество Абрамова в журнале «Русская школа», где он вел хро-
ники народного образования и народных библиотек, его активная
поддержка культурно-просветительского движения в провинции и,
наконец, обоснование им необходимости «великой культурной ра-
боты» – все это оказалось востребованным в наше время, когда воз-
никла настоятельная потребность в возрождении культуры как дви-
жущей силы общественного развития. Многочисленные диссерта-
ции, книги и статьи на эту тему со ссылками на труды Абрамова так
же можно выделить в отдельное направление современной историо-
графии его идейного наследия23.
Изучая биографию и взгляды Якова Абрамова исследователи не-
избежно сталкиваются с вопросом о месте и роли Абрамова в обще-
ственном движении последней трети ХIХ – начала ХХ в. На этот
счет в современной историографии существует как минимум три
точки зрения.
Первой из них придерживается В. В. Зверевым – один из веду-
щих современных специалистов по истории русского народничест-
ва. По мнению исследователя, Я. В. Абрамов был представителем
так называемого ортодоксального, «почвеннического» течения в на-
родничества. Как и Каблиц-Юзов, Абрамов идеализировал патриар-
хальное крестьянство и его устои и недооценивал особой (руково-
дящей) роли в преобразованиях страны свободолюбивой русской
интеллигенции. Отсюда его призыв к новому «хождению» в народ
для занятия там «малыми делами» (труд учителя, врача, агронома,
земского статистика и т.д.). В консервативное царствование Алек-
сандра III эта теория, отрицающая необходимость борьбы за ради-
кальные политические преобразования страны, имела определен-
ный успех. Но с очередным пробуждением русского общества в се-
редине 1890-х гг. быстро утратила популярность, а сам Абрамов
оказался на обочине русского освободительного движения24.
Вторая точка зрения принадлежит В. М. Головко – пожалуй,
лучшему современному знатоку Абрамова как писателя и журнали-
ста. Головко первым попытался представить своего героя не как
«ортодоксального» народника, живущего задачами сегодняшнего
дня, а как идеолога «демократического просветительства», утвер-
ждавшего необходимость работы в народе в целях обеспечения
мирного, постепенного социокультурного прогресса. Правда, дока-
зывается это весьма оригинально. По утверждению исследователя,
44
приверженцы теории «малых дел» (И. И. Каблиц, С. Н. Кривенко,
В. П. Воронцов) рассматривали проблемы народной жизни «с опо-
рой на самобытные социальные институты русской деревни», «с
учетом моральной природы русского крестьянства, то есть в свете
теории „почвы”», тогда как Абрамов никогда не апеллировал к общи-
не и «почве». Он якобы вообще не разделял народнических иллюзий
и был гораздо ближе к либеральному культурничеству И. С. Тургене-
ва, Л. А. Полонского, К. Д. Кавелина, чем к правым народникам25.
Очевидно, что позиция Головко – это хотя и крайняя, но вполне
закономерная и давно назревшая реакция на утвердившее в отечест-
венной историографии понимание «абрамовщины» как квинтэссен-
ции идеологии правого народничества (теории «малых дел»).
Автор данных строк, так же как и Головко, не считает Абрамова
главным защитником и тем более автором теории «малых дел». Но и
не стремится отлучить его от правого народничества. На наш взгляд
Яков Абрамов – это главный идеолог так называемого «культурно-
го» народничества 1880-х гг., объединяющего сторонников куль-
турно-просветительской деятельности интеллигенции в народе. На-
родники-культурники отказывались не от социалистического идеа-
ла, а от идеи перехода к нему в ближайшее время, т.е. минуя кро-
потливую работу по созданию соответствующих культурно-исто-
рических предпосылок26.
Главная заслуга Абрамова в том, что он сумел перевести идею
постепенности как основополагающего принципа общественного
развития на язык практических формул и увлечь ими демократиче-
скую интеллигенцию. По сути, речь шла о создании социальной ба-
зы для реализации культурнической стратегии народнической ин-
теллигенции, альтернативной концепции политической демократи-
зации страны Н. К. Михайловского и его многочисленных едино-
мышленников. Абрамов раздвигает узкие рамки интеллигентности,
заданные идеологами революционного народничества, создав поло-
жительный образ нового типа интеллигента – «культурного» или
«социального» работника (врача, учителя, технолога, агронома, ста-
тистика). Так в общественном сознании на место интеллигентов-
бомбистов приходят интеллигенты-труженики27.
К сожалению, влияние публицистики Абрамова на этот процесс
изучено недостаточно, в том числе и по причине анонимности боль-
шинства его статей в газете «Неделя» второй половины 1880-х гг.
45
Еще сложнее установить, нашел ли призыв Абрамова к новому по-
ходу интеллигенции в деревню сочувствие в сердцах «трудовой»
интеллигенции («умственного пролетариата»). Но сам факт значи-
тельного увеличения числа земских служащих во второй половине
1880-х – начале 1890-х (в литературе на этот счет существуют тер-
мины: «хождение в земство» и «второе хождение в народ»28) позво-
ляет предположить, что так оно и было.
Подводя итоги изучению взглядов и деятельности Я. В. Абрамо-
ва в современной российской историографии, можно сделать сле-
дующие выводы.
Очевидно, что интерес к Якову Абрамову со стороны современ-
ных исследователей обусловлен не столько богатством его идейного
наследия (увы, во многом оно остается неизученным), сколько раз-
носторонним характером его литературно-общественной деятельно-
сти: очеркиста, журналиста, редактора, расколоведа, педагога, глас-
ного городской думы и т.д. Причем в настоящее время во многом
стараниями земляков Абрамова количество публикаций о нем идет
по нарастающей.
Деятельность Абрамова как идеолога правого народничества то-
же изучалась. И если сравнивать с советской эпохой, то намного ус-
пешней. Однако приращение нового знания касалось главным обра-
зом его программы преобразований, отстаиваемой на страницах га-
зеты «Неделя» второй половины 1880-х – начала 1890-х гг. Неслу-
чайно направление и характер эволюции взглядов Абрамова по-
прежнему вызывают полярные оценки. Одни исследователи счита-
ют, что в молодости он был связан с революционными народника-
ми, а потом сближается с либералами, другие доказывают его вер-
ность идеалам крестьянского социализма.
На наш взгляд, в легально-народническом лагере Я. В. Абрамов
стоял гораздо ближе к широкому культурничеству С. Н. Кривен-
ко, чем к крестьянофильскому (консервативному) народничеству
И. И. Каблица (Юзова). По крайней мере, Абрамова нельзя заподоз-
рить в пренебрежительно-враждебном отношении к «идейной» рус-
ской интеллигенции и ее «великой» культурно-просветительской
миссии.
Однако развенчать миф об Абрамове как о главном теоретике
«малых дел», якобы отрицающем необходимость дел «больших»
(радикальных общественных преобразований), не так-то просто.
46
Слишком глубоко он укоренился в отечественной историографии.
Кроме того, у нас до сих пор нет подробной политической биогра-
фии этого писателя и публициста, не говоря уже о специальном мо-
нографическом исследовании его общественно-политических взгля-
дов. Написание таких работ – наиболее актуальная задача современ-
ного абрамоведения.
––––––––––––––––––
1
Абрамов Я. Старые нападки // Русь. 1897. 22 мая.
2
См.: Струве П. На разные темы // Мир Божий. 1901. № 6. С. 24, 27.
3
См.: Твардовская В. А. «Малых дел теория» («абрамовщина») // Совет-
ская историческая энциклопедия. Т. 8. М., 1965. Стб. 980.
4
Опальные русские писатели открывают Кавказ. Антология : в 3 т.
Ставрополь, 2011. Т. 3. С. 11–171; Абрамов Я. В. В поисках за правдой : [сб.
рассказов]. Ставрополь-Кемерово, 2017. 199 с.; и др.
5
Исследователь жизни народной : Яков Васильевич Абрамов : библио-
графический обзор / Сост. М. В. Агаркова, Э. В. Кемпинский, Е. Б. Егорова.
Ставрополь, 1995; За лучшую будущность России : к 150-летию со дня ро-
ждения Якова Васильевича Абрамова, общественного деятеля, публициста,
критика : биобиблиогр. материалы / сост. В. М. Головко, Э. В. Кемпинский,
М. В. Агаркова. Ставрополь, 2008; Абрамов Яков Васильевич : Биобиблио-
графический указатель (1880–2017 гг.) / составление, предисловие и вспо-
могательные указатели Г. Н. Мокшина. Воронеж, 2017.
6
Харламов В. И. Публицисты «Недели» и формирование либерально-
народнической идеологии в 70–80-х годах XIX в. // Революционеры и либе-
ралы России. М., 1990. С. 182.
7
Харламов В. И. Каблиц (Юзов) и проблема «народ и интеллигенция» в
легальном народничестве на рубеже 70–80-х гг. XIX в. // Вестник Моск. ун-
та. Сер. 8, История. 1980. № 4. С. 50.
8
Воронцова Е. Е. Теоретик «малых дел» Яков Васильевич Абрамов
(1858–1906) // Приазовский край. 1991. № 8. С. 3; Данилова Е., Зверев В.
Отец теории малых дел знал, что делать // Общая газета. 1995. № 42 (118).
19–25 окт. С. 9; Кемпинский Э. В., Новак С. Я. Общественно-политическая
деятельность Я. В. Абрамова в конце ХIХ – начале ХХ вв. // Страницы ис-
тории России : межвуз. сб. науч. ст. Ставрополь, 1996.
9
Балуев Б. П. Либеральное народничество на рубеже ХIХ–ХХ веков. М.,
1995. С. 110.
10
Агапкина Т. П. Абрамов Яков Васильевич // Русские писатели, 1800–
1917 : биогр. словарь. М., 1989. Т. 1. С. 12–13.
11
Зверев В. В. Реформаторское народничество и проблема модернизации
России. От сороковых к девяностым годам ХIХ в. М., 1997. С. 177.
47
Новак С. Я. Я. В. Абрамов – пионер «теории малых дел» // Отечествен-
12
ная история. 1997. № 4. С. 84.

13
Павлова Н. Г. Интеллигенция и марксизм : анатомия споров. Барнаул,
2002. С. 34, 36, 49; Шубин А. В. Социализм. «Золотой век» теории. М., 2007.
С. 477; Захарова Л. Г. Александр II и отмена крепостного права в России.
М., 2011. С. 483, 491.
14
Лачаева М. Ю. Исторические представления народников // Историо-
графия истории России до 1917 года : учебник для студ. высш. учеб. заве-
дений : в 2 т. М., 2003. Т. 2. С. 335, 336, 351, 369; Олейников Д. И. История
России с 1801 по 1917 год. Курс лекций : пособие для вузов. М., 2005.
С. 228, 230; Цимбаев Н. И. История России ХIХ – начала ХХ вв. М., 2010.
С. 234.
15
Левандовский А. А. История России, ХIХ век : учебник для 8 класса
общеобразовательных учреждений. 2-е изд. М., 2006. С. 251.
16
[Абрамов Я. В.] Преувеличенные обвинения // Неделя. 1885. № 49.
Стб. 1716.
17
Головко В. М. Яков Абрамов : самоактуализация в художественном
творчестве. Ставрополь, 2008.
18
Громова Е. Б. Я. В. Абрамов : документальная память // Я. В. Абрамов
в истории культуры и общественной мысли России / под ред. проф. В. М. Го-
ловко. Ставрополь, 2013. С. 224–249.
19
Кемпинский Э. В., Новак С. Я. Общественно-политическая деятель-
ность Я. В. Абрамова в конце ХIХ – начале ХХ вв. // Страницы истории
России : межвуз. сб. науч. ст. Ставрополь, 1996; Казначеев А. В. Из истории
разночинского революционного движения на Ставрополье (вторая половина
ХIХ – начало ХХ вв.) // Вестник Пятигорского гос. ун-та. 2005. № 2; Судав-
цов Н. Д. Я. В. Абрамов – гласный Ставропольской городской думы.
Я. В. Абрамов в истории культуры и общественной мысли России / под ред.
В. М. Головко. Ставрополь, 2013.
20
Головко В. М. М. Е. Салтыков-Щедрин в творческой судьбе Я. Абрамо-
ва // Литературное Ставрополье : альманах. 2015. № 4; Ахмадулин Е. В., Во-
ронцова Е. Е. Я. В. Абрамов (1858–1906) : столичный публицист в провин-
циальной прессе // I-формат. Журналистика провинции : науч.-публ. альма-
нах. Ставрополь, 2009. Вып. 5; Петренко Д. И., Бондарева Н. С. Остросоци-
альная публицистика Я. В. Абрамова (1858–1906) : актуальные проблемы
общественной жизни Российской империи на рубеже веков // Научный диа-
лог. 2017. № 7; Мельник Л. Р. Яков Абрамов – публицист газеты «Бессара-
бец» на рубеже XIX–XX веков // I-формат. Журналистика провинции : на-
уч.-публ. альманах. Ставрополь, 2012. Вып. 8.
21
Подробнее см.: Мокшин Г. Н. Что такое «абрамовщина»? (К истории
одного мифа о Я. В. Абрамове) // НаукаПарк. 2015. № 10 (40).
48
22
Касторнов С. Н. Народники-реформисты о социальных и обществен-
но-политических проблемах России второй половины ХIХ – начала ХХ вв.
Сравнительный анализ : автореф. дис. ... канд. ист. наук. Орел, 2002;
Сажин Б. Б. Проблема старообрядчества в публицистике Я. В. Абрамова //
Известия Иркутского государственного университета. Сер. Политология.
Религиоведение. 2017. № 19; Ибрагимова З. Х. Чеченский народ в Россий-
ской империи : адаптационный период. М., 2006.
23
Ивенина Т. А. Просветительство во имя народа : проблемы культурно-
просветительской работы в России в 90-е годы ХIХ века. М., 2003; Поздня-
ков А. Н. Воскресные школы в России ХIХ века как опыт общественно-
педагогического движения // Образование в современном мире : сб. науч.
ст. Саратов, 2004; Головко С. И. Формирование прогрессивных идей на ор-
ганизацию общественного пользования книгами в России в конце ХIХ – на-
чале ХХ вв. // Вестник Ставропольск. гос. ун-та. 2011. № 5. Вып. 76.
24
Зверев В. В. Эволюция народничества : «теория малых дел» // Отечест-
венная история. 1997. № 4. С. 93.
25
Головко В. М. Габитус Якова Абрамова как просветителя и писателя //
Экскурсия в мир литературы Ставрополья. Ставрополь, 2008.
26
Подробнее см.: Мокшин Г. Н. Культурническое народничество и со-
циализм // Вестник ВГУ. Сер. История. Политология. Социология. 2012.
№ 1.
27
Мокшин Г. Н. Кто такие народники-культурники? // Вестник ВГУ. Се-
рия. История. Политология. Социология. 2016. № 3. С. 84.
28
Веселовский Б. К вопросу о классовых интересах в земстве. Вып. 1.
СПб., 1905. С. 4; Харламов В. И. Публицисты «Недели» и формирование
либерально-народнической идеологии в 70-х – 80-х годах ХIХ в. С. 178.
49
Квасов О. Н.
Проблема революционного террора начала ХХ в.

в исследованиях 1990-2010-х гг.
За последние три десятилетия вышло большое количество разно-

образной печатной продукции по проблеме революционного терро-
ра. Однако ее качество далеко не всегда отвечает научным принци-
пам и объективности. Помимо этого, как справедливо отмечает
О. А. Сухова, важным фактором стало отсутствие «целостной кон-
цепции, выстроенной с учетом новейших достижений в сфере мето-
дологии истории»1. На ход научной дискуссии о терроризме оказы-
вают влияние и незавершенные споры по различным проблемам
российской истории на стыке XIX и XX веков.
Далеко не оконченной является дискуссия о революционной по-
зиции российского крестьянства в событиях начала ХХ в. Достаточ-
но очевидно, что однозначная точка зрения советской историогра-
фии о втягивании крестьянства в революционную борьбу и полити-
зации его взглядов под влиянием пролетарского движения и рево-
люционных событий, в современных условиях стала изменяться.
Под воздействием, в том числе зарубежных исследований, утверди-
лась точка зрения о сложном характере и детерминизме крестьян-
ского протестного поведения. О «многослойности и синкретизме
крестьянского сознания», о тесном переплетении в нем революцио-
наризма и традиционализма отмечается в крупных исследованиях
О. Г. Буховца, О. А. Суховой, А. Н. Медушевского и др.2 Данная по-
зиция видится конструктивной и для анализа крестьянского индиви-
дуального и группового экстремизма, что проявлялось в причинах
покушений на административных и государственных чиновников,
экспроприаций казенных учреждений, поджогов и пр. В исследова-
ние А. Г. Рамазанова отстаивается точка зрения, что все формы кре-
стьянских протестов, в том числе и разрушительные, имели логич-
ность и обоснованность в рамках традиционного крестьянского мен-
талитета3. Такое понимание проблемы, позволяет более четко разде-
лить широкое понятие «революционный терроризм» на две части −
политический (партийный) и социальный (в терминологии XIX −
начала XX вв. «аграрный» и «фабричный») террор, что дает воз-
50
можность объяснить многие противоречия и вопросы эскалации
российского революционного экстремизма рубежа веков.
Актуальным вопросом историографии остается дефиниционная
проблема. Так, характеризуя эсеровский терроризм, М. И. Леонов
замечает: «Едва ли можно отнести к террору старого типа, даже во-
обще к террору, убийство провокаторов и шпионов»4. Единодушно
определяя терроризм как форму крайнего экстремизма, исследова-
тели спорят о сущности и границах феномена5. Отсутствие четких
критериев методики заставляет историков руководствоваться ин-
туицией или категориями современного уголовного права, что не
всегда оправдано, применительно к событиям рубежа XIX–XX вв.
В 1990-е гг. собранные количественные данные, позволили ха-
рактеризовать эсеров как одну из самых многочисленных партий,
имеющую поддержку не только в мелкобуржуазной среде, но и в
рабоче-крестьянских слоях населения. Однако подсчеты террори-
стической статистики не выходили за рамки конкретизации наибо-
лее известных актов. Признанные исследователи партии эсеров в
своих работах представили статистику эсеровских терактов, совер-
шенных в 1902–1911 гг. Так, Д. Б. Павлов определил совокупную
цифру в 233 покушения, К. В. Гусев − 263, а М. И. Леонов – 2476.
При этом, если Павлов с Леоновым, в основном солидарны в под-
счетах, указывая за 1905 г. 59 терактов, в 1906 г. − 93 и в 1907 − 81,
то Гусев дает иные цифры, соответственно − 56, 74 и 57. Данные
цифры террористической активности партии, которая правомерно
считалась одной из наиболее экстремистских в левом лагере, ярко
контрастируют с совокупными цифрами количества террористиче-
ских жертв за первое десятилетие ХХ в., определяемыми в 17 тыс.
человек7. Несопоставимость данных цифр и отсутствие конструк-
тивного объяснения расхождения, иллюстрируют наше современное
представление о российском терроризме начала ХХ в.
Современные российские исследователи значительно увеличили
внимание к личностным портретам известных террористов (Е. С. Са-
зонову, М. М. Спиридоновой, Б. В. Савинкову, Н. С. Климовой и
др.)8, провокаторству9, проблеме источников финансирования рево-
люционных партий и движений10. Эти темы напрямую или косвенно
касаются проблематики терроризма и способствуют конкретизации
и увеличению объективной информации о феномене.
51
Различные сложности источникового и идеологического харак-
тера создавали значительные трудности в изучении анархизма, од-
нако с 1980-х гг. пробудился интерес и к анархистскому
движению11. Практически все исследователи придерживаются неко-
торых стереотипных характеристик анархо-экстремизма: утопич-
ность и стремительная криминализация движения, импульсивность
и неуправляемость анархистского экстремизма и самих боевиков.
Данные характеристики достаточно уверенно позволяют говорить о
том, что именно анархистский терроризм был наиболее «мелким» в
определении объектов насилия и количественно многочисленным.
Но опираться на конкретные цифры и статистику нет возможности,
− таких подсчетов практически не проводилось. Это же замечание
относится и к современным исследованиям12. Интересные и разно-
образные статистические сведения об анархизме, в первую очередь,
социального характера предложены В. Д. Ермаковым13. Эти данные,
учитывая специфику движения, в определенной мере можно экстра-
полировать и на анархистских террористов.
В этот период начал формироваться массив справочной литера-
туры по терроризму14. Издаваемые преимущественно по личной
инициативе, нередко без рецензентов и поддержки научных коллек-
тивов, эти издания в подавляющем большинстве иллюстрируют со-
временные фактологические и научные противоречия феномена.
Так, к примеру, помимо общих для всех изданий проблем с датиро-
ванием и подбором исторических фактов, Ф. А. Раззаков категорич-
но заявляет, что железнодорожная авария царского поезда у ст. Борки
(17.10.1888) произошла вследствие «взрыва бомбы», но «полиции так
и не удалось схватить его зачинщиков и раскрыть заговор» (С. 7). В
словаре С. А. Ланцова, помимо перепутанных и неверно обозначен-
ных дат покушений Боевой организации ПСР (С. 35), Евно Азеф
указан с отчеством «Фишевич», хотя он Фишелевич (С. 12), а оправ-
дательный приговор суда присяжных над В. Засулич произошел
«при активном участии известного юриста А. Ф. Кони» (С. 52) и пр.
В целом, характеризуя массив справочной литературы, можно кон-
статировать, что издание качественного научного справочника по
истории российского революционного терроризма еще впереди.
С ростом критики советского прошлого, в научной полемике и
публицистической литературе на большевиков стали возлагать от-
ветственность и за распространение индивидуального терроризма в
52
начале ХХ в. Проведенное в нескольких работах переосмысление
большевистского экстремизма позволило сформировать более взве-
шенное и объективное отношение к полемике о терроризме начала
ХХ в. и боевым призывам В. И. Ленина к партийным организациям
в 1905–1906 гг.15. С другой стороны, начала меняться оценка «мел-
кобуржуазного революционизма» эсеров. Об идентичности боевых
действий эсеров и социал-демократов высказался М. И. Леонов: «В
целом действия боевых дружин, в которых основную массу состав-
ляли рабочие и крестьяне, скорее относились к проявлениям «парти-
занской войны» как по формам и средствам своего осуществления,
так и по связи с чувством непосредственного протеста экзальтиро-
ванных лиц»16.
Террористические угрозы 1990-х гг. активизировали интерес к
правоохранительной системе Российской империи, ее противостоя-
нию с революционным экстремизмом и терроризмом17. Значительно
выросло число публикаций документальных источников и исследо-
ваний регионального характера, в которых рассматривается право-
охранительная система Российской империи18. Данные работы по-
зволяют понять, как воспринимался терроризм царской властью, как
видела механику революционного процесса и террористической
деятельности полиция, какими средствами политическому сыску
удалось противодействовать революционно-террористическим про-
тивникам.
Исследования 1990-х гг. уже носили отпечаток современных оте-
чественных событий, появилась самостоятельность в выводах, за
счет иностранных архивов расширилась источниковая база, критиче-
ски были осмысленны зарубежные террорологические исследо-
вания19. Среди работ, которые выходили в эти годы, необходимо
выделить статью полковника юстиции Ю. С. Горбунова, одним из
первых критически подошедшего к попыткам классификации терро-
ризма российских и зарубежных исследователей и предложившего
структурно-функциональный анализ террористической деятельнос-
ти20. В ходе дискуссий и обсуждения мер противодействия экстре-
мизму большинство юристов склонилось к мнению, что терроризм
необходимо трактовать в рамках двух понятий: как криминологиче-
ское и социально-политическое (общеправовое) явления. В первом
случае, он характеризуется конкретными уголовными деяниями, во
втором − это социальное явление, которое включает в себя помимо
53
специфической организационной структуры и деятельности, особую
террористическую идеологию и мифологию. Такой подход дает
возможность не только деполитизировать явление, но и более полно
представить сущность терроризма, его многогранность.
Только в конце века терроризм стал пониматься исследователя-
ми как целостное явление, что вызвало необходимость создания
концептуальных методик изучения этого социального феномена.
Исторический анализ развития терроризма предложили М. П. Одес-
ский и Д. М. Фельдман. Обстоятельные историко-культурологичес-
кие исследования этих авторов, существенно расширяют границы
феномена терроризма рассмотрением его как политики «управления
посредством устрашения, подавляющего социум»21. В 1990-е гг.
прошло несколько важных дискуссий и конференций, на которых
феномен терроризма рассматривался в контексте различных отече-
ственных исторических обстоятельств и процессов22. Попытки вы-
яснить генетические корни российского терроризма начала ХХ в.
предприняли и другие исследователи23. Значительно увеличился ин-
терес к темам связанным с террористической деятельностью, вопро-
сам, затрагивающим взаимовлияние революционного экстремизма и
различных сфер общественной жизни24. Во многих работах рассмат-
риваются не только конкретные события, но и многообразные ас-
пекты террористической деятельности революционеров25.
Внутри- и внешнеполитические события последних двух десяти-
летий определенно продемонстрировали устойчивое нарастание тер-
рористических тенденций. Отечественная наука на это отреагирова-
ла большим количеством различных исследований, в которых фено-
мен терроризма исследуется как с узкодисциплинарных позиций, так
и с позиций междисциплинарного синтеза26. На террорологическую
тематику за короткий период по разным отраслям наук защищено бо-
лее 70 кандидатских и докторских работ. На данный момент, можно
говорить о появлении «общей теории террористической деятельно-
сти» и новой дисциплины «террологии/террорологии», имеются
учебные программы, читаются специальные курсы, хотя сущность,
функции и содержание этих дисциплин еще дискутируются, равно,
как и не определено общепринятое название дисциплины27.
Важной вехой исторических исследований революционного тер-
роризма начала ХХ в. стала публикация диссертационного исследо-
вания американского историка Анны Гейфман28. В работе наряду с
54
известными актами, были собраны наиболее неприглядные и от-
вратные явления революционного терроризма и экстремизма, при-
меры отступничества и жестокости боевиков. Сугубо критический
взгляд на российский революционный терроризм позволил автору
представить в полном цвете «подкладку революции», однако, по
нашему мнению, не позволил дать объективное объяснение причин
и факторов столь интенсивного всплеска террористической актив-
ности в России. Кроме того, односторонне критическое представле-
ние о революционном движении, лишение его исторической и соци-
альной обусловленности, приводит к «демонизации» его участников
и извращает сущность исторического процесса. Не обладая доста-
точными объективными данными для обоснования своей точки зре-
ния, сторонники таких взглядов, зачастую довольствуются простой
сменой оценочных категорий, абсолютизацией единичных фактов,
публицистически категоричными заявлениями или конспирологиче-
скими домыслами, реанимируя аргументацию историков охрани-
тельного (консервативного) направления конца XIX в. Так, импера-
тор Николай II превратился в либерала и реформатора, а проведе-
нию так необходимой стране на рубеже веков «модернизации пре-
пятствовали не взгляды Николая II, а, прежде всего, оппозиция и ре-
волюция, борьба с которыми отвлекала власть от исполнения ре-
форматорских планов»29, само же революционное насилие достигло
беспрецедентного размаха благодаря «попустительству властей, не
сумевших осознать причины террора и твердо на него ответить»30.
Таким свойством стали отличаться публикации ура-патриотичес-
кого направления31, журнальные статьи и литература сотрудников
силовых структур (журналы «Агентура», «Спецназ России», «Кри-
минал», «Братишка» и др.), издания авторов конспирологического
направления (журналы «Молодая гвардия» (А. Иванов), «Наш со-
временник» (С. Ю. Куняев), «Кубань», «Слово», «Волхв» (В. Н. Без-
верхий), «Элементы» (А. Г. Дугин), «Великоросс» (Е. И. Филин), га-
зеты − «Лимонка» (Э. Лимонов), «Дуэль» (Ю. И. Мухин) и др.)32.
Игнорирование принципов историзма и объективности свойственно
значительному количеству такого типа работ. Стремясь в своих
произведениях, в том числе, и к решению профилактической задачи,
заключающейся в отвращении читателя от попыток использовать
насилие в достижении своих политических целей, авторы чрезмерно
произвольно интерпретируют многие эпизоды революционного
55
прошлого, делают допущения, не имеющие убедительных обосно-
ваний. Так, о первопричине подрывного иностранного участия в по-
явлении и развитии народовольческого терроризма, рассуждают
Н. Д. Литвинов, В. Лопатников, Н. В. Стариков, В. Н. Смирнов и др.
Аргументированность доводов основана лишь на многочисленных
фактах пребывания революционеров за границей, наличия там лабо-
раторий, издательств, центров подготовки кадрового состава и фи-
нансовой поддержке. Этого далеко не достаточно, чтобы говорить о
злонамеренном, подрывном участии государств принявших эмиг-
рантов. При этом с современной юридической точки зрения эти до-
воды позволяют относить деятельность российских революционеров
к фактам международного терроризма. Применимо к кавказским со-
бытиям начала ХХ в., провоцирующую роль иностранных нефтяных
и марганцепромышленных капиталов в развитие революционного
движения, аргументировано отмечает историк А. В. Островский33.
Однако последний, прямо не решается ассоциировать данные факты
ни с политикой правительств иностранных государств, ни с узкоко-
рыстными интересами зарубежных корпораций. Нередко даже в ка-
чественных научных публикациях авторы оперируют конспироло-
гическими доводами. Так, Ю. Ф. Овченко причины убийства Г. Га-
пона (28.03.1906) связал с ролью «спецслужб иностранных госу-
дарств в активизации революционного движения в России, участие
еврейских диаспор в выделении на российскую революцию крупных
сумм, а также хранившиеся у Гапона какие-то документы, компро-
метирующие лидеров революционного движения»34.
Известный правовед, доктор юридических наук В. Е. Петрищев
категорично, но безосновательно утверждает, что народники «ис-
кренне верили, что наиболее эффективным и единственно правиль-
ным путем построения новых, справедливых, демократических от-
ношений в России является путь антиправительственного террора»,
а «эсерами террор воспринимался как главное средство, стержень
тактики политической борьбы, вокруг которого в качестве допол-
няющих выступали иные методы: забастовки, демонстрации, агита-
ционно-пропагандистская деятельность». Не согласен профессор
Петрищев и с устоявшимися в исторической науке обвинениями Де-
партамента полиции «в активном применении провокации»35. Кроме
констатации отсутствия исторической объективности в таких ут-
56
верждениях, стоит учитывать, что они еще более уводят нас от кон-
структивного понимания самого террористического феномена.
На рубеже веков стали осуществляться региональные исследова-
ния революционного и партийного террора, выходить публикации с
анализом местного революционного экстремизма, его особенностей,
статистики36. Зачастую эти исследования носят описательный, фак-
тологический характер, что уже само по себе достаточно ценно,
учитывая фрагментарность, малое количество источников и публи-
каций и, как следствие, слабую изученность именно местного тер-
роризма. Ряд региональных исследований имеет историко-терроро-
логическую проблематику37. Именно на совокупных статистических
данных появилась возможность делать выводы, которые уточняют
или отменяют имеющиеся стереотипы. Так, большинство исследо-
вателей приходят к выводу, что пик террористической активности
пришелся на вторую половину Первой российской революции:
«…массовый терроризм получил распространение в губерниях
Верхневолжья только в 1906–1907 гг., что было связано с заверше-
нием процесса образования боевых дружин, а также готовностью
разных социальных слоев принимать участие в осуществлении тер-
рористических актов»38. Практически все исследователи соглашают-
ся с тем, что в конце Первой революции «терроризм в провинции
постепенно вырождается в уголовный разбой и ограбления»39. В
большинстве исследований прямо указывается, что действия боеви-
ков или отдельные теракты имели «позитивный отклик у широких
масс населения», а «переход наиболее радикальной части крестьян
на сторону ультралевых организаций анархистов и максималистов
был закономерен и повсеместен»40. С другой стороны, научных ис-
следований и выводов малое количество. Практически нет терроро-
логических исследований национальных окраин, без чего, учитывая
его масштабы и воздействие на политический процесс не сделать
полного анализа террористического феномена в Российской импе-
рии начала ХХ в.
Особую важность для понимания проблематики революционного
террора имели исследования О. В. Будницкого. Кроме важных пуб-
ликаций малодоступных и новых источников, ему удалось исчерпы-
вающе исследовать проблемы факторов революционного террориз-
ма и генезиса террористической идеологии41. Он аргументировано
обосновал заметное влияние террористических идей на развитие ре-
57
волюционного движения и важную роль терроризма в политическом
процессе Российской империи. Будницким отмечено, что «террор
действительно заставлял правительство идти на уступки», то, что он
был «наиболее эффективным средством борьбы при ограниченности
сил революционеров», и то, что посредством широко практикуемого
терроризма, «общество привыкало к насилию»42. Объективность су-
ждений, взвешенность формулировок и отсутствие ангажированно-
сти в публикациях автора, во многом определили форму и ход со-
временной научно-исторической дискуссии по революционно-
террористической проблематике.
На новый уровень исследования российского революционного
терроризма вывел К. Н. Морозов. Используя обширную источнико-
вую базу, ему удалось по новому рассмотреть ранее известные и но-
вые проблемы43. Исследуя историю партии эсеров, он сформулиро-
вал существенные и объективные выводы об эволюции эсеровских
взглядов на терроризм, изменениях тактической линии ЦК.
Заключая историографический анализ можно отметить, что за
более чем полуторавековую историю исследований российского ре-
волюционного движения второй половины XIX − начала ХХ вв.,
только в последнее десятилетие исследователи изучают собственно
феномен революционного терроризма. Очевидно, что понимание
этого феномена основывается на многочисленной базе предыдущих
исторических работ. Исследователями собран статистический мас-
сив данных центрального террора, частично регионального и мест-
ного, изучены факторы развития террористических тенденций в
российском революционном движении, идеология и генезис рево-
люционного терроризма, исследованы стратегические и тактические
нюансы использования террора различными партиями. В тоже время
только частично исследованы субъекты террористического движе-
ния, организация и система террористических подразделений, не-
достаточно полно представляется местный революционный терро-
ризм, практически не ясны взаимосвязи революционного, социаль-
ного и националистического терроризма, немногочисленны исто-
риографические исследования феномена44.
На данный момент можно констатировать наличие нескольких
историографических концепций трактовки терроризма: охранитель-
ной, сформировавшейся в самодержавной России на основе сугубо
критического отношения к революции; либеральной − распреде-
58
ляющей ответственность за насилие, как на революционеров, так и
на самодержавие; революционной − характеризующей терроризм
как одну из возможных форм революционной тактики; историко-
культурологической − объясняющей проявления террора, сложив-
шейся общественной обстановкой и исторической традицией ис-
пользования насилия в политических целях; эволюционной – обос-
новывающей появление революционного терроризма процессом по-
степенного обострения длительных конфликтных противоречий. В
последнее время активное развитие получила охранительно-
либеральная концепция, в рамках которой, используя некоторые на-
учные положения либеральной трактовки, акцентировано перекла-
дывается ответственность за всплеск террористического насилия ис-
ключительно на революционное меньшинство общества
С другой стороны, ощущая недостаток обобщающих историче-
ских исследований революционного терроризма, самостоятельные
изыскания предпринимают исследователи террорологического на-
правления. Имея определенную перспективную методику и специ-
фический подход, значительная часть исследователей терроризма
(террологов) предпочитают делать смелые допущения, интерпрета-
ции и необоснованные выводы, игнорируя принципы исторической
науки. Такие выводы не приближают нас к объективному представ-
лению российского политического процесса второй половины XIX −
начала ХХ вв. и не способствуют пониманию террористического
феномена, тем более не приближают к выработке методик противо-
действия экстремизму и терроризму. Для научного и объективного
постижения революционного терроризма необходимо совмещение
исторического и террорологического научного анализа, что позво-
лит сделать не только важные исторические выводы, но и вырабо-
тать перспективные суждения, а соответственно разработать анти-
террористические методики и стратегии.
––––––––––––––––––
1
Сухова О. А. Революционный терроризм в России конца XIX − начала
ХХ вв. : историография, методология, факты // Исторический вестник. 2012.
№ 2. С. 172.
2
Буховец О. Г. Социальные конфликты и крестьянская ментальность в
российской истории начала ХХ века: новые материалы, методы, результаты.
М., 1996; Сухова О. А. «Общинная революция» в России : социальная пси-
хология и поведение крестьянства в первые десятилетия ХХ в. (по материа-
59
лам Среднего Поволжья). Пенза, 2007; Медушевский А. Н. Великая реформа
и модернизация России // Российская история. 2011. № 1. С. 3–27.
3
Рамазанов А. Г. Правосознание крестьянства в революционную эпоху
(на материалах Самарско-Симбирского Поволжья) : автореф. дис. … канд.
ист. наук. Самара, 1995. С. 14.
4
Леонов М. И. Партия социалистов-революционеров в 1905–1907 гг. М.,
1997. С. 129.
5
Семенов Е. Ф. Некоторые проблемы исследования террора, терроризма
и государственного терроризма в современной отечественной истории //
Вестник НГУ. Сер. История. Филология. 2007. Т. 6. Вып. 1. С. 125–134.
6
Павлов Д. Б. Из истории боевой деятельности... С. 149; Гусев К. В. Ры-
цари террора. М., 1992. С. 34; Леонов М. И. Партия эсеров : середина
90-х гг. XIX века – 1907 г. // Политические партии в российских революци-
ях в начале ХХ в. М., 2005. С. 401–413.
7
Geifman A. Thou shault kill : Revolutionaru tettorism in Russia. 1894–1917.
Princeton, 1993. Р. 21; «Круглый стол» : Террор и культура в русской исто-
рической перспективе // Москва. 1997. № 8. С. 155; Будницкий О. В. Терро-
ризм в российском освободительном движении. С. 25.
8
Городницкий Р. А. Егор Сазонов : мировоззрение и психология эсера-
террориста // Отечественная история. 1995. № 5. С. 168–174; Лавров В. М.
Мария Спиридонова : террористка и жертва террора. М., 1996; Фролова Е. И.
Борис Савинков : террор как трагедия // Вопросы истории. 2009. № 3. С. 81–
99; Кан Г. С. Наталья Климова. Жизнь и борьба. СПб., 2012.
9
Розенталь И. С. Провокатор. Роман Малиновский : Судьба и время. М.,
1996; Прайсман Л. Г. Террористы и революционеры, охранники и провока-
торы. М., 2001; Овченко Ю. Ф. Провокация на службе охранки // Новый ис-
торический вестник. 2003. № 9. C. 28–45.
10
Фельштинский Ю. Г. Как добывались деньги на революцию // Вопросы
истории. 1998. № 9. С. 34–51; Сикорский Е. А. Деньги на революцию : 1903–
1920 гг. Факты. Версии. Размышления. 2-е изд. Смоленск, 2004.
11
Корноухов Е. М. Борьба партии большевиков против анархизма в Рос-
сии. М., 1981; Канев С. Н. Революция и анархизм : Из истории борьбы ре-
волюционных демократов и большевиков против анархизма (1890–1917 гг.).
М., 1987.
12
Ударцев С. Ф. Анархистское движение в России : история и современ-
ность. СПб., 1997; Пейч Д. И. Анархистский террор в России 1905–1907 гг. :
автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 2013.
13
Ермаков В. Д. Портрет российского анархиста начала ХХ в. // Социс.
1992. № 3. С. 97–99.
14
Жаринов К. В. Терроризм и террористы : Ист. справочник. Минск, 1999;
Ланцов С. А. Террор и террористы : Словарь. СПб., 2004; Журавель В. П.,
Шевченко В. Г. Энциклопедический словарь. О терроризме, террорологии и
антитеррористической деятельности. М., 2006.
60
15
Максимов А. В. И. Ленин о терроризме // Диалог. 1998. № 3. С. 42–79;
Портнягина Н. А. Восприятие политического терроризма русским марксиз-
мом в начале ХХ в. // Страницы российской истории : Проблемы, события,
люди : сб. науч. тр. СПб., 2008. С. 114–124.
16
Леонов М. И. Партия социалистов-революционеров в 1905–1907 гг.
С. 129.
17
Суворов А. И. В противоборстве с террористами : Из истории борьбы
правоохранительных органов дореволюционной России с политическим
терроризмом. Монография. М., 1999; Алексеенко Д. М. Из опыта борьбы
спецслужб Российской империи с террористами // Высокотехнологичный
терроризм : Материалы российско-американского семинара. М., 2007; Ов-
ченко Ю. Ф. Безопасность империи. (Политический розыск – средство обес-
печения безопасности Российского самодержавия. 1880–1917 гг.). М., 2012.
18
Щеткин С. В. Деятельность Челябинского жандармского отделения в
конце XIX − начале ХХ вв. // История правоохранительных органов России.
Челябинск, 2000. С. 66–86; Шамаев В. Г. На страже государственной безо-
пасности : из истории Воронежского губернского жандармского управле-
ния. Воронеж, 2005; Овченко Ю. Ф. Московская охранка на рубеже веков.
1880–1904 гг. М., 2010.
19
Ляхов Е. Г. Терроризм и межгосударственные отношения. М., 1991;
Замковой В., Ильчиков М. Терроризм – глобальная проблема современно-
сти. М., 1996; Терроризм : современные аспекты : сб. науч. ст. М., 1999.
20
Горбунов Ю. С. К вопросу о классификации терроризма // Московский
журнал международного права. 1993. № 1. С. 51–63. В дальнейшем, про-
фессор Ю. С. Горбунов свое видение терроризма представил в многочис-
ленных публикациях и монографии «Терроризм и правовое регулирование
противодействия ему». М., 2008.
21
Одесский М. П., Фельдман Д. М. Поэтика террора и новая администра-
тивная ментальность : очерки истории формирования. Пособие по спецкур-
су. М., 1997. С. 93.
22
Индивидуальный политический террор в России. XIX − начало XX в.:
мат. конф. М., 1996; Террор и культура в русской исторической перспекти-
ве. «Круглый стол» // Москва. 1997. № 8. С. 153–168; История и террор :
межвуз. науч. конф. Пермь, 1998; Освободительное движение в России : со-
временный взгляд или приверженность традициям? «Круглый стол» // Оте-
чественная история. 1999. № 1. С. 3–18.
23
Нечипоренко О. М. Истоки и специфика российского политического
терроризма // Актуальные проблемы Европы. 1997. № 4. С. 165–172; Вар-
фоломеев Ю. В. «Русский способ» : Феномен революционного терроризма в
России начала ХХ в. // Российский исторический журнал. 2008. № 2. С. 3–
51; Ибатуллин Р. У. Интеллигенция и терроризм в России в начале ХХ в. //
Исторический вестник. М., 2012. Т. 2 (149). С. 48–65.
61
Могильнер М. Б. Мифология «подпольного человека» : радикальный
24
микрокосм в России начала ХХ века как предмет семиотического анализа.

М., 1999; Петухов В. Б. Серебряный век русской культуры и терроризм.
Ульяновск, 2006; Сафронова Ю. Русское общество в зеркале революцион-
ного террора. 1879–1881 гг. М., 2014.
25
Шарапов А. К. Террористический аспект в политической борьбе лево-
радикальных сил России на рубеже XIX и ХХ в. // Вестник алтайской нау-
ки. 2009. № 3. С. 176–189; Островская О. А. Досуг в структуре повседнев-
ности террористов-эсеров : постановка вопроса // Вестник Пермского ун-та.
История. 2013. Вып. 3 (23). С. 70–78; Закиров Р. С. Убийство вел. кн. Сер-
гея Александровича эсером И. П. Каляевым 4 февраля 1905 г. (по материа-
лам периодической печати) // Исторические науки. 2012. № 1. С. 37–42.
26
Ольшанский Д. В. Психология терроризма. М., 2002; Гурба В. Н. Мно-
голикий терроризм : подходы к многоуровневой модели исследования //
Философия права. 2009. № 1. С. 59–63; Антонян Ю. М. Терроризм : крими-
нологическое и уголовно-правовое исследование. М., 2010; Вахрушев В. А.
Исторические аспекты терроризма // Вестник академии военных наук. 2011.
№ 2 (35). С. 187–196; Портнягина Н. А. «Зато у нас есть Вера Фигнер» : ре-
волюционный терроризм начала ХХ века глазами женщин // Вестник СПб.
ун-та. Сер. 2: История. 2012. Вып. 1. С. 24–30.
27
Кафтан В. В. Введение в террологию. Логико-гносеологические основа-
ния институционализации. М., 2009; Барышников С. Г. Функция специально-
методологических оснований построения системы знаний о террористиче-
ской деятельности // Вестник Дагестанского гос. ун-та. 2011. № 5. С. 267. Ба-
рышников С. Г. Общая теория террористической деятельности : объект, пред-
мет, особенности и задачи исследования // Вестник Пермского нац. исследо-
вательского политехн. ун-та. Соц.-экон. науки. 2011. № 12. С. 39–44.
28
Гейфман А. Революционный террор в России. 1894–1917 / Пер. с англ.
М., 1997.
29
Куликов С. В. Император Николай II как реформатор : к постановке
проблемы // Российская история. 2009. № 4. С. 58.
30
Носков М. А. Российский терроризм начала ХХ века в восприятии вла-
стей и оппозиции // Вестник МГУ. Сер. 8: История. 2011. № 1. С. 90.
31
См.: Мультатули П. В. Строго посещает Господь нас гневом своим…:
Император Николай II и революция 1905–1907 гг. СПб., 2003; Глушков Е. Ф.
Отбитый штурм : 1900–1913 гг. М., 2008; и др.
32
Примеры книжных изданий: Лопатников В. Пьедестал. Время и слу-
жение канцлера Горчакова. М., 2004; Стариков Н. В. От декабристов до
моджахедов. СПб., 2008; и др.
33
Островский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? М., 2004.
34
Овченко Ю. Ф. Безопасность империи. С. 26.
35
Петрищев В. Е. История терроризма в России // Современный терро-
ризм : состояние и перспективы. М., 2000. С. 14, 20.
62
36
Киселев А. А. Бомба для генерал-губернатора. Революционный террор и
чиновники МВД белорусских губерний в 1905–1907 гг. // Белорусская дум-
ка. 2008. Июнь. С. 48–53; Славнитский Н. Р. Террористические акты в
Санкт-Петербурге и деятельность петербургских военно-полевых судов в
годы министерства П. А. Столыпина // История в подробностях. 2011. № 8.
С. 36–42; Салтык Г. А. «Местный террор» в России в 1905–1907 гг. : люди
и судьбы. По архивным документам Курской губ. // Вестник архивиста.
2013. № 2 (122). С. 148–162.
37
Толочко А. П., Курусканова Н. П. О роли террора в деятельности эсе-
ровского подполья в Сибири (1905 − февраль 1917 гг.) // Исторический еже-
годник. 1997. С. 14–24; Квасов О. Н. Революционный терроризм в Цен-
тральном Черноземье в начале ХХ в. (1901–1911 гг.). Воронеж, 2005; Куз-
нецов В. Н. Революционный террор и акты экспроприаций в Поволжье в на-
чале ХХ в. // Вопросы истории. 2010. № 12. С. 24–38; Сидоренко Н. С. По-
литический экстремизм на Урале в начале ХХ в. // Исторический вестник.
М., 2012. Т. 2 (149). С. 66–89.
38
Рыбкин А. А. Политический терроризм в провинции в 1905–1907 гг. : на
материалах Костромской, Тверской, Ярославский губерний : автореф. дис. …
канд. ист. наук. Кострома, 2007. С. 20.
39
40
Поляков А. Б. Кризис эсеровских террористических организаций Пен-
зенской губернии во второй половине 1906–1907 гг. и убийство С. В. Алек-
сандровского // Исторические, философские, политические и юридические
науки, культурология и искусствоведение. Тамбов, 2012. С. 141.
41
Женщины-террористки в России. Ростов н/Д., 1996; История террориз-
ма России в документах, биографиях, исследованиях. Изд. 2. Ростов н/Д.,
1996.
42
История терроризма в России… С. 13, 14, 15.
43
Морозов К. Н. Научно-технический прогресс на службе у террора: пла-
ны «авиационного» и «подводного» покушения Боевой организации ПСР на
Николая II (1907–1911 гг.) // Духовность. Журнал гуманитарных исследова-
ний. Кн. третья. Сергиев Посад, 2003. С. 23–51.
44
Гинев В. Н. Народовольческий террор в историографических оценках и
мнениях // Проблемы социально-экономической и политической истории
России XIX–XX вв. СПб., 1999. С. 26–43; Бакаев А. А. Отечественная исто-
риография политического терроризма в Российской империи начала XX в.
М., 2005; Сухова О. А. Революционный терроризм в России конца XIX −
начала ХХ вв. : историография, методология, факты. С. 137–173.
63
Левин С. В.
Н. А. Троицкий во главе саратовской научной школы

изучения народничества
Весомый вклад в разработку народнической темы внесли сара-

товские историки. Их работам всегда был присущ высокий научно-
исследовательский уровень, нестандартный творческий подход, но-
ваторские методики, обширная источниковая основа, глубокий и со-
держательный анализ историографии, убедительная аргументация
своих положений, обоснованность выводов. Основоположником и
бессменным лидером саратовской исторической школы изучения
народнического движения долгие годы оставался такой признанный
в нашей стране и за рубежом специалист по народничеству, как Ни-
колай Алексеевич Троицкий (1931–2014).
Разрабатывать данное направление он начал еще во второй поло-
вине 1950-х гг., опубликовав в 1959 г. в журнале «Исторический ар-
хив» (№ 4) небольшую заметку, касавшуюся уточнения даты рожде-
ния А. И. Желябова. Спустя многие годы Николай Алексеевич так
определил свой интерес к народничеству: «Проблема народничества –
одна из самых сложных, острых и спорных в нашей исторической
науке, проблема поистине с многострадальной судьбой»1. В 1963 г.
последовали кандидатская диссертация, посвященная «Большому об-
ществу пропаганды (“чайковцы”)», действовавшему в 1871–1874 гг. в
Петербурге и монография с одноименным названием. В них, по при-
знанию самого автора, доказано следующее: «1) организация т[ак]
н[азываемых]“чайковцев” – не кружок, а широко разветвленное об-
щество, федерация ряда кружков; 2) идейная платформа общества –
народническая, но не лавристская и не бакунистская, а оригиналь-
ная, свободная от крайностей лавризма и бакунизма; 3) численный
состав и размах деятельности общества значительно превосходит
сложившиеся о них представления; 4) само название“чайковцы” (по
имени Н. В. Чайковского, который не был ни основателем, ни руко-
водителем организации) исторически случайно и настолько неспра-
ведливо, что пора заменить его названием, которое авторитетно за-
свидетельствовал видный “чайковец” Н. А. Морозов: Большое об-
щество пропаганды»2. После этого Троицкий обращается к теме, ко-
торая составит, пожалуй, самую значительную часть его научного
64
наследия – политические процессы в России 1870–1880-х гг. «Еще до
защиты кандидатской диссертации, – вспоминал он, – я начал рабо-
тать над докторской темой, избрав новое для отечественной историо-
графии научное направление – историю политических процессов в
России. Ранее, кроме работ об отдельных процессах, лишь процессы
начала 1860-х годов были предметом обобщающего исследования (в
книге М. К. Лемке). Меня же заинтересовали процессы 1870–1880-х
годов. Их было столько (больше 200), и они так воздействовали на
русское освободительное движение, имели такой (общероссийский и
мировой) резонанс и сопровождались такими последствиями, что
1870–1880-е годы можно назвать эпохой политических процессов»3.
В 1965 г. выходит статья Троицкого о процессе «193-х» в сбор-
нике научных статей «Общественное движение в пореформенной
России», посвященном 80-летию историка Б. П. Козьмина. Она же, в
сокращенном варианте, была предоставлена автором для «Совет-
ской исторической энциклопедии» в 1968 г.
Думается, не будет преувеличением считать, что, как авторитет-
ный специалист по народническому движению, Троицкий заявил о
себе весной 1966 г. на всесоюзной дискуссии по проблемам народни-
чества, состоявшейся в Институте истории АН СССР и ставшей зна-
менательным явлением в советской исторической науке. Он выступал
докладчиком от группы историков (Э. С. Виленская, Б. С. Итенберг,
И. К. Пантин, Ю. З. Полевой, М. Г. Седов, В. А. Твардовская, Р. В. Фи-
липпов), которые в противовес группе участников дискуссии во
главе с М. В. Нечкиной (Г. С. Азаров, Х. С. Гуревич, В. А. Дьяков,
Г. И. Ионова, И. Д. Ковальченко, И. В. Кузнецов, А. Ф. Мартынов,
И. С. Миллер, Н. Н. Новикова, М. Г. Рабинович, Е. Л. Рудницкая,
О. Д. Соколов, Р. А. Таубин) считали ошибочной трактовку народ-
ничества как упадок, своего рода «идейный спад и тупик», регресс
разночинского этапа освободительного движения после периода
«революционной демократии» А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевско-
го. Дискуссия получилась острополемической и очень полезной для
историков. «Как бы то ни было, – резюмирует Н. А. Троицкий в
своих воспоминаниях, – “народническая” дискуссия 1966 г. из всех
(довольно многочисленных) научных форумов, в которых мне дове-
лось участвовать, осталась в моей памяти как самое интересное и
значимое событие. При всех своих издержках она была полезной
для исторической науки. Кое-что из того, в чем ранее не видно было
65
и проблеска ясности, забрезжило осознанием, а главное, рельефнее
обозначились позиции сторон и самый предмет спора»4.
Занимаясь политическими процессами, Троицкий не сосредотачи-
вался только на противостоянии карательных органов самодержавия
и народников; он глубоко и содержательно исследовал правовые и
морально-нравственные аспекты политических процессов, их отраже-
ние в сознании русской и зарубежной прогрессивной общественно-
сти, правящих кругов, отечественной и мировой художественной куль-
туре. Успех научной работы Троицкого был определен, как личными
качествами исследователя (собранность, целеустремленность, настой-
чивость в достижении поставленной цели и заявленных задач, уме-
ние четко и рационально организовать рабочий распорядок и строго
его придерживаться, наблюдательность и т.д.), так и продуктивным
использованием междисциплинарного похода в исследовании.
Закономерным итогом и важным этапом в научной биографии
Троицкого стала защищенная им в 1971 г. докторская диссертация
«Политические процессы в России 1871–1891 гг.» – новое слово в
изучении истории русского освободительного движения второй по-
ловины XIX в., в частности, и весомый вклад в отечественную исто-
рическую науку, в целом. «Тема диссертации, – отмечает в своих
воспоминаниях Троицкий, – объединяет и как бы фокусирует два
объекта исследования – освободительное движение и карательную
политику царизма, ибо процессы изучаются, с одной стороны, как
орудие карательной политики, а с другой стороны как арена, своего
рода второй фронт освободительной борьбы в разных ее проявлени-
ях, включая революционное, либеральное, массовое движение. Ус-
пешно развивать это научное направление можно лишь на стыке ря-
да гуманитарных наук: истории, политологии, правоведения, лите-
ратуроведения, искусствоведения. Мне пришлось исследовать не
только политические и юридические аспекты судебных процессов
(институты и нормы права, уставные и нравственные принципы и
особенности поведения обвиняемых, адвокатуру на политических
процессах и т.д.), но и отражение их в национальном сознании, в
отечественной и мировой культуре – в художественной литературе,
живописи, музыке, театре, кино»5.
Всего же политическим процессам историк посвятил свыше 10
монографий и более 200 статей [подсчеты мои. – С. Л.]. Среди учени-
ков Троицкого изучение данной проблемы не нашло своего продол-
66
жения. Лишь Д. В. Чернышевский выбрал темой своей кандидатской
диссертации карательную политику самодержавия, несколько сдви-
нув хронологические границы (с 1881 по 1894 гг.) и высказав при
этом довольно спорную точку зрения, что она стала спонтанной, бес-
системной, а в отдельных случаях и оправданной реакцией прави-
тельства на «террористическую угрозу» со стороны революционеров6.
Одним из итогов многолетнего изучения политических процес-
сов над народниками стала фундаментальная работа Троицкого
«Адвокатура в России и политические процессы 1866–1904 гг.», в
которой на основе широкого спектра источников и литературы даны
биографические очерки о выдающихся русских адвокатах, участво-
вавших в политических процессах. По признанию самого автора,
«было бы неправильным писать о “тираноборцах” и ничего не ска-
зать о тех, кто их защищал на суде»7. Многие адвокаты, выступая на
политических процессах, «проявляли сочувствие и оказывали со-
действие освободительному движению, а иные из них сами активно
участвовали в движении (включая даже акции революционного ха-
рактера), подвергались за это репрессиям»8. В своей юбилейной ста-
тье, посвященной 70-летию Н. А. Троицкого, А. И. Аврус и С. А. Ме-
зин отметили, что XIX в. «подарил ему две главные проблемы науч-
ного творчества: народническое движение и Отечественная война
1812 года»9. К этому следует добавить еще одну научную проблему –
история русской адвокатуры.
Нельзя не обратить внимания на то, что Троицкий был непревзой-
денным мастером научно-биографического жанра. Как справедливо
заметил один из учеников Троицкого, составитель библиографическо-
го указателя его трудов и автор вступительной статьи к нему,
Ю. Г. Степанов, использование жанра научной биографии позволило
автору «совместить глубокое, основанное на первоисточниках изло-
жение сути событий, с яркими портретными зарисовками»10.
Многие аспиранты и соискатели Троицкого написали и успешно
защитили кандидатские, а Д. М. Легкий и Ю. В. Варфоломеев – док-
торские диссертации по профессиональной, общественно-полити-
ческой деятельности и взглядам русских адвокатов, выступавших на
политических процессах11. При этом сложились, своего рода, два на-
правления жанра – биографии народников и адвокатов, защищавших
их на суде. Первое направление явно преобладало. Так, именно в
жанре научной биографии выполнены кандидатские диссертации
67
А. В. Воронихина о В. Н. Фигнер, Д. В. Рязанова о М. Ф. Грачевском,
С. В. Левина о С. А. Харизоменове, Т. А. Михалкиной о М. А. Натан-
соне, О. Г. Дмитриевой о С. Г. Ширяеве12 и др. Последними исследо-
ваниями самого Троицкого в жанре научной биографии стали статья
о «сибирской Вере Засулич» – народнице М. И. Кутитонской, заму-
ченной самодержавием на каторге, и фундаментальная монография о
«нравственном диктаторе» партии «Народная воля» С. Л. Перовской,
которая вышла из печати уже после смерти историка13.
Наряду с политическими процессами Троицкий рассмотрел бук-
вально все аспекты проблемы народничества. В его богатейшем на-
учном наследии о народниках присутствует книга, посвященная даже
рысаку по кличке «Варвар», на котором народовольцы уходили от
полицейских преследований. Эта работа стоит особняком в ряду ис-
следований Николая Алексеевича, поскольку написана в научно-
популярном стиле, представляя собой скорее историческую беллетри-
стку. Но изложенные в ней события, действующие лица реальные;
книга написана на основе архивного материала и опубликованных
источников личного происхождения – мемуаров участников тех со-
бытий. «В этой книге нет вымысла. Все, о чем здесь рассказано, бы-
ло в действительности и было именно так, как об этом рассказано», –
категорично заявляет автор в предисловии14.
Причиной, побудившей Троицкого заняться написанием такой
оригинальной работы, стала любопытная архивная находка: «Как-то
я просматривал в Российском государственном военно-историчес-
ком архиве (РГВИА) розыскные дела Петербургского военно-окруж-
ного суда за 1878 год. Досье “Об убийстве шефа жандармов
Н. В. Мезенцова” заинтриговало. В роли подследственного на стра-
ницах этой детективной хроники оказался рыска “Варвар” – единст-
венный из участников убийства, “личность” которого властям удалось
установить. Сопоставив по всем правилам уголовного розыска прямые
и косвенные улики, следователи не только доказали причастность
“Варвара” к умерщвлению шефа жандармов, но, кроме того, инкрими-
нировали рысаку и участие в побеге П. А. Кропоткина. Так состоялось
мое первое знакомство с “Варваром”»15. Справедливости ради, нужно
указать, что книга, состоящая из пяти отдельных очерков, была напи-
сана еще в 1970-е гг., ее в рукописи читал и дал критический, «но не
похоронный», по выражению Троицкого, отзыв писатель Ю. В. Три-
фонов16. Здесь нелишне будет добавить, что Николай Алексеевич со-
68
стоял в деловой и дружеской переписке с писателями: Ю. В. Давы-
довым, В. И. Савченко, В. П. Ерашовым, Н. М. Строковским.
В конце 1990-х – начале 2000-х гг. Н. А. Троицкому самому
пришлось выступить, образно говоря, в роли адвоката народников,
защищая их от несправедливых обвинений со стороны историков,
политиков, журналистов в «чрезмерном увлечении» террором, от
уничижительного клейма «бомбисты»17. Он аргументировано дока-
зывал, что террор не был для народников приоритетным средством
политической борьбы с правительством, а являлся вынужденным
ответом на правительственные репрессии: «Террор народников
(землевольцев и народовольцев) был исторически обусловлен, навя-
зан им как ответ на “белый” террор царизма»18. Террором всегда за-
нимались «ничтожно малые» силы народников. «Что же касается
террора, – писал Троицкий, – то он был делом рук лишь членов и
ближайших агентов Исполнительного комитета и нескольких сме-
нявших друг друга метальщиков, техников, наблюдателей. В подго-
товке и осуществлении всех восьми народовольческих покушений
на царя участвовали из рядовых членов партии 12 человек, извест-
ных нам поименно. Таков был удельный вес террора в практике
“Народной воли”»19. Кроме того, Троицкий отмечал тот факт, что
народники, готовя покушение на какого-нибудь правительственного
чиновника, всячески старались избегать при этом «посторонних, не-
винных жертв»20. Как ученый-исследователь Николай Алексеевич
никогда не менял своих методологических установок в угоду изме-
нившейся после распада СССР политической конъюнктуре. Он не
боялся и не стеснялся заявлять, что придерживается ленинской пе-
риодизации русского освободительного движения. Ее, со своими
добавлениями и замечаниями, он привел в подготовленном им курсе
лекций по истории России XIX в., и в одной из своих статей21.
Все работы Троицкого написаны стилистически безупречно и
хотя научным языком, но без тяжелых словесных конструкций, что
делает их интересными и востребованными не только специалиста-
ми-историками, но и рядовыми читателями. Выдвинутые в них по-
ложения убедительно аргументированы, круг источников и литера-
туры поражает своим многообразием и разнообразием, многие ар-
хивные документы выявлены автором и впервые введены в научный
оборот. Несомненным достоинством многих книг Троицкого являет-
ся наличие в них справочного аппарата, иллюстративного и фотома-
69
териала. Особую ценность данному аспекту придает тот факт, что
ряд фотографий приводятся впервые; они обнаружены автором в ар-
хивах в процессе кропотливой, но плодотворной поисковой работы.
Думается, можно с полным основанием утверждать, что к сере-
дине 1990-х гг. на историческом факультете (сейчас это Институт
истории и международных отношений) Саратовского государствен-
ного университета оформилось целое научное направление, научная
школа изучения народничества. В пользу этого свидетельствует
присутствие всех, фигурально выражаясь, необходимых элементов:
наличие ведущего, признанного российским сообществом истори-
ков, специалиста; его учеников; крупных научных работ, а также
периодического специализированного издания. Межвузовский сбор-
ник научных статей «Освободительное движение в России» начал
издаваться в СГУ с 1971 г., и до 1981 г. выходил под редакцией еще
одного известного исследователя русской общественной мысли и
освободительного движения XIX в. – В. В. Пугачева, а с 1981 г. –
Н. А. Троицкого. Сборник сразу же стал авторитетным изданием и
был востребован как отечественными, так и зарубежными истори-
ками. Достаточно сказать, что в разные годы в его редколлегию вхо-
дили такие маститые ученые, как: В. Ф. Антонов, П. А. Зайончков-
ский, М. Д. Карпачев, В. В. Мавродин, С. Б. Окунь, Е. И. Покусаев,
И. В. Порох, В. В. Прозоров, В. А. Федоров и др. В нем публикова-
лись ведущие специалисты по истории русского освободительного
движения и общественной мысли XIX–XX вв.
Работы Н. А. Троицкого по истории народничества высоко оце-
нили не только отечественные, но и зарубежные историки, напри-
мер, Ф. Вентури (Италия), Е. Ламперт (Англия), Х. Вада (Япония),
Д. Филд (США). Со многими из них Троицкий долгие годы перепи-
сывался, посылал им свои научные труды и получал их работы. В
1982 г. американский историк польского происхождения Р. Пайпс,
отвечая на критическую рецензию некоего А. Шанецкого, на книгу
«Россия при старом режиме», назвал Троицкого «ведущим исследо-
вателем» народничества22.
На мой взгляд, не меньшее значение, чем положительные отзывы
коллег, имели для Троицкого мнения, замечания, уточнения, поло-
жительные оценки, благодарность потомков тех о ком он писал.
«Моя публикация, – вспоминал он, – неизвестных ранее стихов ев-
ропейски знаменитого революционера, первого переводчика “Капи-
70
тала” К. Маркса на русский язык, единственного россиянина – члена
Генерального совета I Интернационала Г. А. Лопатина заслужила
благодарность Елены Бруновны Лопатиной – внучки Германа Алек-
сандровича, с которой мы долгое время (до ее смерти в 1993 г.) под-
держивали дружеские отношения»23. Историк состоял в переписке и
с внучатой племянницей С. Л. Перовской – С. Г. Перовской, сыном
члена Исполнительного комитета «Народной воли» и хозяйки не-
скольких конспиративных квартир по изготовлению взрывчатых
веществ А. В. Якимовой – А. М. Диковским, сыном землевольца
А. Ф. Михайлова и народоволки Г. Н. Добрускиной – Ф. А. Михай-
ловым. «Все они <…> делились со мной воспоминаниями о револю-
ционном прошлом своих родителей, дедов и бабушек…», – с благо-
дарностью писал об общении с ними Н. А. Троицкий24.
Достойный вклад в исследование темы народничества внесли
ученики Н. А. Троицкого.
А. В. Воронихин на богатом разноплановом материале рассмот-
рел участие В. Н. Фигнер в народническом движении25. Он считает,
что распространенное мнение о ее активном участии в деятельности
землевольческих поселений, существовавших в Саратовской губер-
нии в 1877–1879 гг., не совсем верно. Устроившись фельдшером в
земскую больницу д. Вязьминово Петровского уезда, она не имела
возможности вести революционную пропаганду среди приходивших
на прием крестьян, как планировала, поскольку: а) больной человек –
не лучший объект для пропаганды; б) количество приходивших на
прием крестьян было столь велико (ежедневно Фигнер принимала
до 40 человек, в первый месяц на прием пришли 800 крестьян)26, что
времени на разговор на другие темы, попросту, не хватало. Несо-
мненной заслугой Воронихина можно считать введение им в науч-
ный оборот некоторых новых, ранее неизвестных исследователям,
региональных архивных источников. В результате поисков в госу-
дарственном архиве Саратовской области ему удалось обнаружить
новые документы о пребывании Фигнер в Саратовской губернии.
С. В. Левин, рассматривая участие С. А. Харизоменова в народ-
ническом движении 1870-х гг., доказал, что он являлся автором од-
ного из вариантов программы «Земли и воли», а также, одним из ор-
ганизаторов и активным участником землевольческих поселений в
Саратовской губернии. Харизоменов всегда оставался убежденным
противником террора, как средства политической борьбы с прави-
71
тельством и после распада «Земли и воли» на «Народную волю» и
«Черный передел» отошел от нелегальной деятельности, занявшись
изучением крестьянских промыслов и земской статистикой. Хари-
зоменов был великолепным конспиратором. Его настоящая фамилия
так и осталась неизвестной полиции27.
Д. В. Рязанов всесторонне исследовал участие в народническом
движении М. Ф. Грачевского28. По его мнению, на формирование
революционных взглядов Грачевского заметное влияние оказало
«Большое общество пропаганды», с членами которого он регулярно
общался. Народник всегда придерживался леворадикальных взгля-
дов, являлся убежденным сторонником террора как формы полити-
ческой борьбы с правительством. Своим самосожжением в Шлис-
сельбургской крепости Грачевский выразил протест не только про-
тив условий содержания в ней заключенных, но и против самодер-
жавия в целом.
О. Г. Дмитриева составила сравнительно полную и объективную
биографию С. Г. Ширяева, содержательно исследовала его общест-
венно-политические взгляды, участие в народническом движении29.
На основе широкого круга эго-источников автор пришла к выводу,
что к террору Ширяев обратился как к орудию мести за сосланного
на каторгу брата и казненных товарищей. В диссертации Дмитрие-
вой впервые в отечественной историографии народнического дви-
жения подробно освещается его «саратовский период» жизни и дея-
тельности. Думается, не будет значительным преувеличением зая-
вить, что диссертация Дмитриевой – наиболее солидная на сего-
дняшний день научная биография Ширяева.
Представляется закономерным, что в центре внимания учеников
Н. А. Троицкого оказывались народники, чьи жизнь и деятельность
были связана с Саратовским краем. В. Н. Фигнер и С. А. Харизоменов
вели революционную пропаганду в Саратовской губернии, а послед-
ний, став руководителем статистического отдела при губернской зем-
ской управе, поселился в Саратове и прожил в нем до конца своей
жизни. М. А. Натансон в 1889–1894 гг. проживал в Саратове, работая
на местной железной дороге. М. Ф. Грачевский и С. Г. Ширяев явля-
лись уроженцами губернии. Пожалуй, можно с полным основанием
выделить еще один аспект в направлении научной работы Троицкого –
краеведческий, который успешно разрабатывался его учениками.
72
Таким образом, можно констатировать, что саратовская истори-
ческая научная школа на протяжении четверти века оставалась од-
ной из ведущих по изучению народничества. Ее достижения при-
знаны не только отечественными, но и зарубежными историками.
Решающая роль в ее становлении и развитии принадлежит, безус-
ловно, Николаю Алексеевичу Троицкому – признанному авторитету
в исследовании народничества, одному из корифеев российской ис-
торической науки.
––––––––––––––––––
1
Троицкий Н. А. Русское революционное народничество 1870-х годов
(история темы) : пособие к спецкурсу для студентов истфака. 2-е изд. Сара-
тов, 2003. С. 4.
2
Троицкий Н. А. Книга о любви (Записки историка). Саратов, 2006. С. 96.
3
4
5
6
См.: Чернышевский Д. В. Карательная политика царизма. 1881–1894 гг.
Саратов, 1990.
7
Из бесед с Н. А. Троицким // Личный архив С. В. Левина.
8
Троицкий Н. А. Адвокатура в России и политические процессы 1866–
1904 гг. Тула, 2000. С. 7.
9
Аврус А. И., Мезин С. А. 70-летие Николая Алексеевича Троицкого //
Освободительное движение в России : межвуз. сб. науч. тр. / под ред. В. С. Пар-
самова. Саратов, 2003. Вып. 20. С. 4.
10
Николай Алексеевич Троицкий. Библиографический указатель / сост. и
авт. вступ. статьи Ю. Г. Степанов. Саратов, 2002. С. 6. Несколько забавных
историй из практик российских адвокатов, в частности Ф. Н. Плевако,
Н. А. Троицкий привел в составленном им сборнике исторических анекдо-
тов «Улыбки истории» (Саратов, 2006).
11
Легкий Д. М. Адвокатура в общественной жизни Российской империи
(По материалам деятельности Д. В. Стасова) : дис. ... д-ра ист. наук. Саратов,
2005; Варфоломеев Ю. В. Николай Константинович Муравьев : научная био-
графия : дис. ... д-ра ист. наук. Саратов, 2007.
12
Воронихин А. В. В. Н. Фигнер в русском освободительном движении
1873–1884 гг. : автореф. дис. … канд. ист. наук. Саратов, 1992; Рязанов Д. В.
М. Ф. Грачевский в русском освободительном движении 1874–1882 гг. : ав-
тореф. дис. … канд. ист. наук. Саратов, 1997; Левин С. В. С. А. Харизоме-
нов : общественная и научная деятельность : автореф. дис. … канд. ист. на-
ук. Саратов, 1999; Михалкина Т. А. М. А. Натансон в российском освободи-
тельном движении 1889–1919 гг. : автореф. дис. … канд. ист. наук. Саратов,
2003; Дмитриева О. Г. Степан Григорьевич Ширяев. Жизнь. Деятельность.
Личность (1857–1881) : автореф. дис. … канд. ист. наук. Саратов, 2008.
73
См.: Троицкий Н. А. Сибирская Вера Засулич (Мария Игнатьевна Кути-
13
тонская) // Вестник Сургутского государственного педагогического универ-

ситета. 2013. № 4 (25). С. 59–69; Он же. Софья Львовна Перовская. Жизнь.
Личность. Судьба. Саратов, 2014.
14
Троицкий Н. А. «Варвар» или правда о трех побегах и двух казнях. Са-
ратов, 2013. С. 4.
15
Там же.
16
17
См., напр.: Троицкий Н. А. Об ответственности авторов, редакторов и
рецензентов научных исследований // Чолбан (Якутск). 1992. № 10. С. 129–
138; Он же. Друзья народа или бесы? Как и кого защищали народники //
Родина. 1996. № 2. С. 67–72; Он же. «Народная воля» и ее красный террор //
Индивидуальный политический террор в России (XIX – начало XX вв.) : ма-
териалы конф. М., 1996. С. 17–23; Он же. Прямой ответ на «круглый стол» //
Отечественная история. 1999. № 6. С. 184–186; Он же. Еще один суд над пар-
тией «Народная воля» // Освободительное движение в России : межвуз. сб.
науч. тр. / под ред. Н. А. Троицкого. Саратов, 1999. Вып. 17. С. 146–150; Он
же. «Пустопорожнее словоблудие» (о книге А. Н. Боханова «Император
Александр III» и не только о ней) // Там же. 2000. Вып. 18. С. 145–160;
Он же. За что я люблю народовольцев // Там же. 2001. Вып. 19. С. 159–163;
Он же. Самообличение «разоблачителя» // Там же. С. 186–191; Он же. Исто-
рия или истерия [Интервью] // Общественное мнение. 2009. № 9. С. 17–18.
18
Троицкий Н. А. Крестоносцы социализма. Саратов, 2002. С. 307–308.
19
Троицкий Н. А. Сказания о правде и кривде в исторической науке. СПб.,
2013. С. 71.
20
21
См.: Троицкий Н. А. Россия в XIX веке. Курс лекций. Саратов, 1997; Он
же. Революционная ситуация в России как историографический феномен (к
постановке вопроса) // Освободительное движение. 2003. Вып. 20. С. 218–225.
22
Пайпс Р. Ответ на рецензию А. Шанецкого, посвященную книге «Рос-
сия при старом режиме» // Память. Исторический сборник. Париж, 1982.
Вып. 5. С. 473. В статье А. И. Авруса и С. А. Мезина приведены ошибочные
выходные данные сборника статей «Память…», в котором был опубликован
ответ Р. Пайпса на рецензию А. Шанецкого. (См.: Аврус А. И., Мезин С. А.
Указ. соч. С. 4. Прим.).
23
Троицкий Н. А. Книга о любви. С. 159.
24
Троицкий Н. А. Софья Львовна Перовская. С. 15.
25
Воронихин А. В. Указ. соч.
26
Фигнер В. Н. Запечатленный труд // Собр. соч. : в 7 т. 2-е изд. М., 1932.
Т. 1. Ч. 1. С. 161–162.
27
Левин С. В. Указ. соч.
28
Рязанов Д. В. Указ. соч.
29
Дмитриева О. Г. Указ. соч.
74
Раздел II
ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ НАРОДНИЧЕСТВА

Сажин Б. Б.
Проблема рационализации народных религиозных

движений в идеологии революционного народничества
В 1870-х гг. вопрос о народных религиозных движениях, оппози-

ционных официальному православию, являлся одним из основных в
идеологическом пространстве российского революционного народни-
чества. В религиозных нон-конформистах радикальная интеллигенция
видела народных анархистов и естественных своих союзников, кото-
рых можно было поднять на борьбу с самодержавием. Известно, что
во время «хождения в народ» значительная часть народников вела
революционную агитацию в селах старообрядцев и сектантов.
В историографии проблемы, связанные с отношением револю-
ционных народников к теме религиозного нон-конформизма, иссле-
дованы еще не достаточно полно. Так, не изучен вопрос о роли кон-
цепции рационализации народного мировоззрения в процессе идеа-
лизации «религиозных отщепенцев». Согласно выдвигаемой в на-
стоящей статье гипотезе, идеи о развитии «критической мысли» в
среде старообрядцев и сектантов появились из-за стремления рево-
люционных народников согласовать свои взгляды с теоретическими
концептами идеологов народничества, М. А. Бакунина и П. Л. Лав-
рова. Целью работы является раскрытие основных положений кон-
цепции развития рационализма в народных религиозных движениях
и ее места в системе взглядов революционного народничества.
Многие молодые люди, участвовавшие в «хождении в народ»,
руководствовались идеями Бакунина и Лаврова. Вместе с тем, ни
тот, ни другой прямо не призывали своих последователей вести аги-
тацию или пропаганду среди старообрядцев и сектантов. Только в
сочинениях Бакунина, особенно ранних, в отношении народных ре-
лигиозных движений можно встретить характеристики, которые
могли повлиять на решение радикально настроенной молодежи аги-
тировать среди старообрядцев и сектантов. Так, например, в статье
75
«Русским, польским и всем славянским друзьям» (1862 г.) автор от-
мечал: «В расколе продолжилась и сохранилась для народа пре-
рванная Петром история народной России. В расколе – его мучени-
ки, святые герои, его заветные мечты и надежды, в нем пророческие
утешения народа. Раскол двинул вперед его социальное воспитание,
дал ему тайную, но, тем не менее, могущественную политическую
организацию, сплотил его в силу. Раскол подымет его во имя свобо-
ды на спасение России»1. Спустя десятилетие, в книге «Государст-
венность и анархия» Бакунин также пишет о старообрядцах и сек-
тантах как о людях «менее всего признающих и государство, и даже
самого императора»2.
Вместе с тем, нельзя не учитывать взгляды Бакунина, высказан-
ные им в отношении религии. Идеолог анархизма считал религию
одной из основ существования государства, причиной духовной де-
градации личности и отсутствия свободы в обществе. Философ от-
мечал: «Существование Бога логически связано с самоотречением
человеческого разума и человеческой справедливости, оно является
отрицанием человеческой свободы и необходимо приводит не толь-
ко к теоретическому, но и к практическому рабству… Бог существу-
ет, значит человек раб… Будучи рабами Бога, люди должны быть
также рабами церкви и государства, поскольку это последнее благо-
словлено церковью… Духовное рабство какого угодно характера,
будет всегда иметь своим естественным последствием рабство по-
литическое и социальное… Она (религия. – Б. С.) убивает в нем (на-
роде. – Б. С.) разум, это главное орудие человеческого освобожде-
ния, и, наполняя умы божественными нелепостями, доводит народ
до отупения, главного источника всякого рабства»3.
Можно ли эти характеристики религии соотнести с общинами
старообрядцев и сектантов? Скорее всего, да. Не случайно в книге
«Государственность и анархия» ее автор определяет «раскольников»
фактически как религиозных фанатиков4. Симптоматично также, что
в «Прибавлении А» Бакунин, перечисляя отрицательные черты ха-
рактера русского народа, с которыми, по его мнению, необходимо
решительно бороться, – «патриархальность, «поглощение лица ми-
ром», «вера в царя», – добавляет к ним еще одну – «христианскую
веру, официально-православную или сектаторскую»5.
Таким образом, ответить положительно или отрицательно на во-
прос о влиянии Бакунина на решение народников поднять на револю-
76
ционную борьбу старообрядцев и сектантов пока затруднительно.
Тем не менее, та часть радикальной интеллигенции, интересовав-
шаяся внецерковными движениями, не могла оставить без внимания
взгляды Бакунина на религию и должна была соотнести их со свои-
ми тактическими установками с целью вовлечения в реализацию
своих планов как можно большего количества единомышленников.
Непримиримую позицию в отношении религиозных нон-кон-
формистов занял П. Л. Лавров. В 1873 и 1876 гг. он публикует в
журнале «Вперед» две статьи «Религиозные социалисты» и «Хри-
стианский идеал перед судом социализма». В этих работах, Лавров,
критикуя религиозные увлечения революционной молодежи и ее
желание видеть в старообрядцах и сектантах союзников в борьбе с
самодержавием, пытается обосновать положение о несовместимости
христианского учения и социализма. Как отмечал мыслитель, «в ря-
дах наших социалистов – сторонников воспитательного значения ме-
стных бунтов, даже между самыми заметными их представителями,
мне случалось не раз слышать речи, высказывающие склонность
вести пропаганду на почве раскольничьих верований, с полным
убеждением, что эта пропаганда может быть успешна в смысле дей-
ствия на массы, и искренна со стороны проповедников-социалистов
из среды нашей интеллигенции». Опровергая подобные настроения,
Лавров критикует с точки зрения рабочего социализма формы хри-
стианского идеала. Первая форма – «это идеал христианского аске-
та, отрицающего все мирское в виду внемировых задач, в виду за-
гробного блаженства». Этот идеал, по мнению мыслителя, «эгои-
стический в самом полном, хотя не совсем обыкновенном, значении
термина». «Идеальный христианский аскет этого рода, – пишет Лав-
ров, – есть прямая противоположность социалисту, потому что для
него не существует общества и общественных связей. Он всегда
один пред лицом своего бога, грозящего ему в будущем адом или
приманивающего раем. Он чужд всем задачам социализма. Он не
любит никого, кроме своего бога и себя в фантастической форме
своей бессмертной души. Братство, равенство, свобода, справедли-
вость, развитие – слова, не имеющие для него никакого смысла».
«Само собой, – заключает идеолог народничества, – что союз социа-
листов с признанными или гонимыми группами сектантов, когда в
этих последних группах выше всего стоит это «спасение души»,
есть самая грубая нелепость»6.
77
Вторая форма христианского идеала – это христианская любовь
и христианское смирение. Согласно этим идеям, как считает Лавров,
истинный христианин должен стремиться «здесь, на земле, не к
борьбе против зла, а к смирению и терпению перед этим злом». По-
этому социалист «не может искренне считать идеал христианской
любви источником нового социально-революционного идеала, по-
тому что первый заключает в себе учение смирения и терпения, уче-
ние презрения к земным благам, в виду благ небесных, учение, от-
рицающее всякий насильственный революционный порыв»7.
Немаловажное значение имеют рассуждения Лаврова о соотно-
шении религиозного и научного типов мышления. Только на основе
рационализма можно было выстраивать социалистические идеалы,
Религиозная же форма мысли, по своей сути, заключает «признание
известного авторитета, которому поклоняются и верят, противоре-
чие которому считается преступлением». Ни о каком прогрессе в
данном случае и речи быть не могло, «пока религиозная мысль гос-
подствовала в обществе, в нем преобладало стремление к застою,
неподвижности». Поэтому даже коммуны, на разных этапах истории
создававшиеся религиозными диссидентами, почти всегда «прино-
сили самые уродливые результаты»8.
Таким образом, один из идеологов народничества высказался
определенно отрицательно по предмету возможной агитационной и
пропагандистской работы среди старообрядцев и сектантов. Основ-
ным возражением с его стороны стало положение о несовместимо-
сти религиозных форм мировосприятия с идеями социализма. Баку-
нин же, не осуждая и не поддерживая прямо идеи народников всту-
пить в союз с представителями внецерковных движений, тем не ме-
нее, ясно выразил свое мнение о регрессивной роли религии в обще-
ственном развитии.
После «хождения в народ» часть народников не изменила отно-
шение к религиозным нон-конформистам. Опыт деятельности в на-
роде подтвердил многие предположения об оппозиционности старо-
обрядцев и сектантов по отношению не только к господствующей
церкви, но и к местным властям, о попытках реализации в общест-
венной жизни евангельских начал, близких к социалистическим
идеалам. Среди революционных народников выделяются деятели,
пытающиеся убедить своих критически настроенных товарищей в
целесообразности привлечения «религиозных отщепенцев» к борь-
78
бе. Одним из вопросов, который, на наш взгляд, требовал принци-
пиального разрешения – это проблема соотношения религиозности
старообрядцев и сектантов с их предполагаемыми социалистиче-
скими устремлениями, т.е. необходимо было примирить требования
идеологов народничества с установками революционеров.
Среди революционеров, действовавших на юге страны, таким
пропагандистом работы среди религиозных диссидентов стал
И. М. Ковальский. Он два года тесно общался с членами секты
«штундистов», очень распространенной в то время на территории
Украины. Ковальскому принадлежит авторство статьи «Успехи ра-
ционализма на юге России», опубликованной в журнале «Отечест-
венные записки» в 1878 г. Статья подводила итоги опыту работы с
южнорусскими сектантами и указывала, вероятно, возможные пути
деятельности народников в их среде. В работе Ковальский как раз и
пытался обосновать тезис о постепенном угасании элементов религи-
озного мировоззрения в новейших сектах при неизбежном для этого
процесса росте социальных и политических тенденций в их учениях.
Ковальский обращает внимание читателей на стремительное раз-
витие на юге России рационалистического сектантства и на то, что
этот рост вызван не религиозными причинами, а экономическими.
Ухудшение материальных условий жизни способствовало формиро-
ванию в народе критической мысли, «отрицанию» окружающей
действительности. Процессы эти протекали в рамках рационалисти-
ческого сектантства. Ковальский подчеркивал, что «штундизм»,
особенно «младоштундизм» является передовой ступенью в эволю-
ции сектантства от мистицизма к рационализму.
Рационализация мысли подразумевало ее свободу, независи-
мость от незыблемых ранее догм и положений. Рационализм низво-
дит «с пьедестала» все то, «что было окружено ореолом святости
или Божественного вмешательства». Ковальский отмечал, что
«штундизм» новообращенному «дает…учение, которое единственно
развивает ум, чувство и вырабатывает стойкость воли, направленной
на отстаивании своих убеждений и на проведение их в жизнь во что
бы то ни стало». «Штундисты» – «диалектики», свободно толкуют
Священное Писание и в этой работе «не останавливаются ни пред
чем»9. Более того, Евангелие не представляет уже для них «незыб-
лемых истин». Библию можно «читать, обсуждать и рассматривать
сообразно с разумом каждого штундиста»10.
79
Далее, Ковальский демонстрирует читателям-единомышленникам
те изменения в жизни и мысли сектантов, к которым приводит ра-
ционализация сознания человека. Во-первых, это стремления людей
к самоуправлению, т.е. анархии. Народник отмечает, что «по но-
вейшему учению штундистов, в секте исчезают последние следы
иерархии». Все важнейшие дела сектантской общины решаются на
собраниях, они имеют «важное воспитательное значение» и «в них
лежат задатки дальнейшего развития штунды»11.
Во-вторых, менялось отношение «штундистов» к власти. Не
имея возможности прямо говорить о таких изменениях, народник
цитирует из письма одного «штундиста» следующие слова, сказан-
ные по поводу преследования со стороны властей: «А что это за об-
раз зверя, как не их (Откров. Гл. 13 и 14). Этот образ убивает людей,
но и ему тоже будет участь чрез людей, которым Бог внушит эту
мысль. «Выйди народ мой, скажет Господь, и воздайте им так, как
они воздавали вам, и вдвое воздайте им по делам их. (Откров. 18, ст.
5, 6)»12.
«Штундисты» уже проводят открытые демонстрации, связанные
с отрицанием икон. Иногда случаются столкновения с полицией.
При этом, подчеркивает Ковальский, сектанты «готовы пострадать
за свою веру, за свое дело». Народник констатирует: «Первое уже,
что бросается сразу в глаза, это непринужденное отношение штун-
диста ко всякой власти. Он убежден, что власть существует для
злых, а не для добрых (Рим. Гл. 13 ст. 3), а когда не будет преступ-
лений, тогда упразднится всякое начальство и всякая власть»13.
Видно, что и в данном случае, подчеркивается анархизм стремлений
сектантов.
В-третьих, в жизни «штундистов» реализовываются идеи братст-
ва, близкие к социалистическим. «Основной догмат «штунды», по
мнению автора статьи, – «Бог, как сила всемогущая, не нуждается
ни в какой помощи, ни в каких жертвах со стороны слабого челове-
ка, а, наоборот, Он Сам Вседержитель и Спаситель; поэтому Он и
нам заповедал поступать так, чтобы сильный не пользовался насчет
слабого». Сектанты «всегда готовы помочь меньшему брату», с этой
целью у них создаются братские кассы. Хотя у «штундистов» на
этом пути еще не все получается, тем не менее, они «ревностно ста-
раются о введении в жизнь опытного христианства», искренне хотят
«установить личную и общественную жизнь на евангельских нача-
80
лах». Одним словом, заключает Ковальский, у сектантов «выработка
личности в нравственном и умственном отношении… достигает
высшего развития»14.
Таким образом, Ковальский в статье показывает своим товари-
щам, что ослабление религиозной составляющей в мировосприятии
сектантов ведет к усилению их отрицательного отношения к власти,
анархистских стремлений, перестройке отношений между людьми
на основах взаимопомощи и братства, готовности отстаивать в
борьбе свои идеалы. Следовательно, работу «бунтаря» можно рас-
сматривать и как ответ на критику Лаврова, и как попытку преодо-
ления противоречия между идеализацией народниками религиозно-
го нон-конформизма и взглядами Бакунина.
В Санкт-Петербурге часть «активных» народников, участников
появившейся в 1876 г. организации «Земля и воля» также пыталась
привлечь религиозных нон-конформистов к борьбе с царизмом. Ли-
дером этой группы революционеров стал А. Д. Михайлов. Он также
утверждал, что «десятки рационалистических согласий свидетельст-
вуют о прогрессивной мысли» русского народа15. А о старообряд-
цах-«странниках» землеволец говорил, что они «самостоятельно
приближались к западноевропейским социалистическим учениям»16.
Симптоматично упоминание В. Н. Фигнер о желании Михайлова
создать среди «религиозных отщепенцев» новую рационалистиче-
скую секту17. Землеволец разработал план совместных действий со
староверами и представления о рационализации мысли последних
играли не последнюю роль в этом замысле. Согласно нашей гипоте-
зе, Михайлов задумал рационализировать учение старообрядцев-
беспоповцев об антихристе с целью организации крупномасштабно-
го вооружённого восстания староверов на основе традиционных
крестьянских требований («земля и воля») и соответственно интер-
претированного эсхатологического учения беспоповцев18.
Планы столичных революционеров, как и их единомышленников
на юге России, как видно, также противоречили взглядам Лаврова и
требовали соотнесения с идеями Бакунина, на идеологию которого
ориентировалась землевольческая программа. Идеи землевольцев о
рационализации мысли в среде религиозных нон-конформистов не
получили теоретического оформления. Однако, вероятно, косвенное
представление о взглядах столичных революционеров в этой области
народной психологии и, соответственно, соотношении этих воззре-
81
ний с идеями Лаврова и Бакунина может дать анализ ранней публи-
цистики И. И. Каблица, посвященной «религиозным отщепенцам».
Каблиц известен, прежде всего, как идеолог реформаторского,
правого народничества, однако в начале 1870-х гг. он являлся убеж-
денным анархистом, представителем крайнего направления баку-
низма, «вспышкопускателем». Во время «хождения в народ» агити-
ровал на землях Войска Донского, среди старообрядцев. Первая его
статья, посвященная теме религиозного нон-конформизма, была
опубликована в конце января 1878 г., в популярной столичной газе-
те «Неделя». В это время Каблиц находился на нелегальном поло-
жении, тесно был связан с революционной молодежью, в том числе,
и с членами организации «Земля и воля».
На наш взгляд, содержание работ народника о старообрядчестве
и сектантстве, опубликованных в конце 1870-х гг., следует рассмат-
ривать в рамках революционного, анархо-бакунистского дискурса. В
данном случае, можно согласиться с точкой зрения В. И. Харламова,
охарактеризовавшего статьи публициста по теме народных религи-
озных движений как попытку «продолжения подпольной темы в ле-
гальных условиях»19. В то время Каблиц имел репутацию идеолога
столичных «бунтарей» и, по-видимому, его ранние публикации по
вопросам религиозного нон-конформизма (в основном, это были
статьи о старообрядцах-беспоповцах) имели цель теоретически
обосновать наличие анархо-социалистического потенциала у этой
части русского народа.
В целом, роль народных религиозных движений в сформировав-
шихся к концу 1870-х гг. взглядах Каблица на общественное разви-
тие России можно представить следующим образом. Старообрядцы
и сектанты в течение всей своей истории сохраняли под религиоз-
ной оболочкой и реализовывали на практике древнерусские образцы
жизнедеятельности, сконструированные на принципах общинного
самоуправления. Религиозные диссиденты, находясь по сравнению с
остальным православным населением, на более высоком нравствен-
ном и умственном уровнях развития, являлись основной движущей
силой социального прогресса в России, конечным этапом которого
станет создание анархо-социалистического общества. При этом ос-
новное внимание уделялось эволюции религиозных воззрении среди
старообрядцев и сектантов, то есть процессу «рационализации»,
развитию критической мысли, под которыми подразумевались по-
82
степенный отход от религиозных форм мировосприятия с после-
дующим ростом анархо-социалистических стремлений. Итоговый
результат прогресса религиозного нон-конформизма ставился на-
родником в зависимость от условия предоставления полной свободы
развития всем политическим и социально – экономическим стрем-
лениям данного слоя русского населения.
В конце 1870-х гг. Каблиц рассматривал государство как поли-
тический феномен, который, являясь по своей сущности антинарод-
ным явлением, представлял собой естественную преграду на пути
общественного прогресса, насилием ограничивая и трансформируя
его ход в регрессивную плоскость. Отсюда происходила политиче-
ская идеализация «религиозных отщепенцев», главным образом, бес-
поповства, а еще точнее, наиболее крайних его ответвлений. В них в
наивысшей степени выразилась общенародная ненависть к россий-
скому самодержавному деспотизму, разряжавшаяся время от времени
вооруженными бунтами, что, в свою очередь, ставило религиозных
оппозиционеров выше православных и по уровню развития «револю-
ционных чувств». Поэтому одной из задач ранней публицистики
Каблица являлось предоставление фактических данных для доказа-
тельства возможности революционного союза «бунтарей» и «рели-
гиозных отщепенцев» для борьбы с российским самодержавием.
Как отмечалось выше, идея развития рационализма в среде ста-
рообрядцев и сектантов была одной из основных в раннем творчест-
ве Каблица. На первый взгляд, такое внимание народника к вопро-
сам интеллектуального развития может выглядеть странным, учиты-
вая его воззрения на социальный прогресс. В статье «Ум и чувство
как факторы прогресса» Каблиц недвусмысленно констатировал ан-
тагонизм «между умом и чувством», между умственными и нравст-
венными способностями личности. По мнению публициста, «каждая
из способностей человека развивается самостоятельно и своим раз-
витием не усиливает развития другой» и было бы «нелепостью» го-
ворить «о связи развития альтруистических чувств с умственным
развитием»20. Зачем же тогда Каблицу понадобилось обосновывать
тезис о развитии рационализма в старообрядчестве и сектантстве,
если движение к анархо-социалистическому идеалу зависело в пер-
вую очередь от «чувств», а не от «ума»?
Такое несоответствие можно объяснить противоречивостью са-
мих социологических конструктов народника. В той же статье он
83
утверждает, что общественный прогресс зависит от симбиоза «воз-
растающей силы социальных инстинктов» и развития «умственной
деятельности», хотя предпочтение при этом отдавалось нравствен-
ной эволюции21. Однако, на наш взгляд, обоснование концепции ра-
ционализации религиозной мысли в публицистике Каблица была
вызвано, как отмечалось выше, в первую очередь, необходимостью
опровергнуть положения Лаврова и согласовать идеализацию старо-
обрядцев и сектантов с постулатами классического бакунизма.
Сам Каблиц определял рационализм как учение, стремящееся
«освободить ум человека от всякого стеснения»22. Перечень «стес-
нений» раскрывается в статье «Малорусская штунда». В списке мы
встречаем: 1) отсутствие «религиозного энтузиазма», 2) неприятие
«аскетизма», 3) наметившийся отказ от обрядности, 4) отвержение
духовной иерархии23. В главной своей работе, посвященной этой
теме, «Успехи рационализма в староверии» народник утверждал да-
же, что между беспоповцами «усиливается полное неверие и безбо-
жие», что они «делаются неверующими, сохраняя тот же союз меж-
ду собою, те же отношения к правительству». При этом, по мнению
Каблица, «рационализм, благодаря беспоповцам, широко разливает-
ся по русской земле», а сами староверы «мало-помалу превращают-
ся в чистых деистов»24.
Характерно, что упоминание Каблицем в качестве черты рациона-
лизма отторжение сектантами аскетизма отводит нас к статьям Лав-
рова, утверждавшего в качестве неотъемлемой черты христианского
учения отказ от мира и его потребностей. Но главное, «бунтарь» пы-
тается донести до своих читателей-единомышленников идею о том,
что рационализм приводит к постепенному исчезновению религиоз-
ных форм мировосприятия у староверов и сектантов, что должно
было примирить их идеализацию с основами учения Бакунина.
Следует напомнить, что, согласно взглядам Бакунина, религия
детерминировала авторитарный тип мышления, что прямо противо-
речило анархистским принципам жизнедеятельности. Каблиц же
пытался доказать наличие у религиозных народных движений по-
тенциала к реализации анархо-социалистического идеала. В статье
«Народ и государство» публицист отмечал: «Раскол имеет социаль-
но-образовательное значение… Социальное значение раскола оче-
видно, потому что самое проявление его уже доказывает независи-
мое отношение народа к господствующей церкви и государственной
84
власти; политическое будущее его, при развитии социалистической
пропаганды, несомненно»25. Н. С. Русанов, вспоминая революцион-
ную сходку в Петербурге в 1878 г., указывал на следующее заявле-
ние Каблица: «А социалистический сознательный идеал? Но разве
вы не знаете, что в России по одним авторам 9 млн., по другим 11, а
по некоторым даже 13 миллионов народу – раскольников – живут,
оторвавшись от официальной церкви и представляя самую благо-
приятную почву для социалистической пропаганды?»26
Неудивительно, что Каблиц в своих статьях всячески старался
принизить или свести на нет роль религии в жизнедеятельности ста-
рообрядцев и сектантов. Уже в первой статье, посвященной внецер-
ковным движениям, «Брачники и безбрачники» народник, объясняя
религиозную форму общественных стремлений староверов, пишет,
что она более привычна народу, «он с ней сжился и даже не может
иметь другой для выражения своих идей при том уровне научных
знаний, который был и есть в народе». Только «в книгах религиоз-
ного содержания» массы могли искать объяснение собственных же-
ланий, светская же литература «с этими идеями были малодоступны
народу»27.
В другом месте Каблиц пишет о недопустимости искать причину
возникновения старообрядчества и сектантства в религии. Цитируя
А. П. Щапова и Н. И. Костомарова, он утверждал положение о при-
сущем русскому народу религиозном индифферентизме. Эту мысль
можно также соотнести с воззрениями Бакунина, отмечавшего, на-
пример, что «в православной же и казенной церкви царствует мерт-
вый, рутинный церемониал рядом с глубочайшим индифферентиз-
мом»28. «Казалось, – резюмировал публицист «Недели», – трудно
здесь распространиться расколу… А между тем, мы видим сильное
распространение раскола и его упорную борьбу. Чем же это объяс-
нить? Нам кажется, что лучшим объяснением будет то, что в раско-
ле главной движущей силой является не религия, а нечто другое»29.
Это туманное «нечто другое» есть не что иное, как «протест» на-
рода «против социального строя», сложившегося в стране в ХVII в.,
то есть самодержавия. И в данном случае, религиозную составляю-
щую социально-политического протеста публицист объяснял тем,
что «богословие было единственной наукой, известной тогдашнему
русскому человеку, и нет ничего удивительного в том, что он выра-
зил свои чувства и стремления в терминах и понятиях этой науки»30.
85
Детальное освещение данный вопрос получает в статье Каблица
«Развитие рационализма в староверии». В ней, раскрывая характер
эволюции религиозного учения в старообрядчестве, публицист де-
монстрировал устойчивые тенденции у этой части народных масс к
рационализации своих воззрений. «Раскольники, или, лучше сказать,
громаднейшее большинство беспоповцев, – отмечал народник, – на-
чинают защищать… права разума и свободного толкования… Почти
все беспоповские секты допускают, как и протестанты, полную сво-
боду исследования и основывают свое учение не на предании, а на
логическом выводе»31. Здесь же, как упоминалось выше, Каблиц
пишет о постепенном превращении религиозных нон-конформистов
«в чистых деистов».
Вероятно, тезис о постепенном исчезновении религиозности
среди староверов означал не только (в соответствии с бакунинскими
концептами) уничтожение рабства духовного, политического и со-
циального, но и усиление в этой части народа анархо-социалис-
тических стремлений. Так, например, на основании учения беспопов-
цев, отрицавших необходимость священства, утверждалась мысль об
осознанной потребности народа воплотить в жизни анархистские
принципы свободы и равенства. Эти базовые компоненты будущего,
более справедливого общества выводились из фиксируемого народ-
ником тезиса о неприятии беспоповцами священства как иерархиче-
ской системы. «Церковь, по их мнению, – указывал публицист, –
есть собрание верующих, которое не нуждается в иерархии, так как
архиереем в нем сам Христос». В другом месте Каблиц пишет, что
«одной из неприятнейших черт православия беспоповцы считают
иерархию». Если раньше беспоповцы «по нужде» не могли иметь у
себя традиционную церковную иерархию, то сейчас они постепенно
стали смотреть на невозможность священства, отталкиваясь от
принципа равноправия людей32.
Таким образом, староверы-беспоповцы, по мнению Каблица,
стремились к равноправию, к равенству в человеческих взаимоот-
ношениях. Можно соотнести данное положение еще с одной идеей
Бакунина. Так, идеолог анархизма считал, что свобода личности
возможна только в равенстве: «Свобода каждого может… найти
осуществление только при равенстве всех… Осуществление свобо-
ды в равенстве есть справедливость»33. Можно предположить, что
под тезисом о рационализации мысли у беспоповцев маскировалась
86
идея об эволюционном развитии нравственных чувств человека,
стремящегося к равноправию в отношениях к себе подобным, что
подразумевало в качестве итогового результата реализацию полной
свободы личности, живущей и действующей в безгосударственном
обществе.
Следует отметить, что мысль Каблица об усилении стремлений у
старообрядцев и сектантов к анархо-социалистическому идеалу (эво-
люция нравственных чувств) в рамках процесса рационализации соз-
нания могла соответствовать учению об эволюции «альтруистических
чувств» в обществе Герберта Спенсера, социальная философия ко-
торого оказала существенное влияние на творчество публициста
«Недели». По мнению английского мыслителя, которое народник
воспроизвел в заметке «Ученый раритет», альтруистические чувст-
ва, постепенно усиливающиеся в обществе, «побуждают к отмене
законов, которые не воплощают в себе идеи справедливости; <…> и
даже принуждают к отступлению от господствующей религии, – до-
ходящему или до неверия в те из приписываемых божеству свойств
и действий, которые не одобряются этим верховным нравственным
судьею, или до полного отвержения веры, которая приписывает бо-
жеству такие свойства и действия»34.
На наш взгляд, Каблиц считал, что именно религиозные нон-
конформисты воплощали собою эволюцию альтруистических чувств
русского народа. Так, он отмечал, «что формы общинного союза за-
висят главным образом от развития социальных или скажем «об-
щинных чувств», а, в свою очередь, «корень для развития альтруи-
стических чувств – чувства общественности и симпатии»35. А старо-
обрядцы и сектанты как раз и «являются… представителями уси-
ленной общинности»36. В одной из статей публицист представил
общину секты «молокан» как образец «самопожертвования в пользу
ближнего»37. То есть, религиозные диссиденты в своих общинах
приближались к реализации идеала «все для других» или «каждому
по потребности»38. Поэтому, когда Каблиц подчеркивает, что «умст-
венные и нравственные особенности нашего народа проявились по
преимуществу в расколе», то в данном случае эти слова можно ин-
терпретировать как неявное указание на анархо-социалистический
потенциал старообрядцев и сектантов39. Следует также отметить,
что презентация «усиленной общинности» религиозных оппозицио-
неров как итог их нравственного и умственного развития может рас-
87
сматриваться как ответ Лаврову на его критику попыток создания
братств и коммун у сектантов.
Другим важным элементов учения староверов, которое подверг-
лось рационализации, стала эсхатология. Вероятно, то внимание,
которое уделял учению беспоповцев об антихристе Каблиц, сближа-
ет его концепцию с взглядами землевольцев и указывает на его воз-
можное участие в разработке планов А. Д. Михайлова.
Каблиц отмечал, что «основным понятием религиозного миросо-
зерцания беспоповцев есть понятие о господстве антихриста в наше
время». При этом народник подчеркивал преобладание у современ-
ных ему старообрядцев «духовного» восприятия антихриста, что
также являлось следствием рационализации мысли в сознании этой
части народных масс. Подобное эсхатологическое учение привлека-
ло народника, прежде всего тем, что оно отказывало в легитимации
власти. Каблиц отмечал: «Антихрист, по их мнению (беспоповцев. –
Б. С.), «как дух богомерзкого отступления, дух вечной погибели,
живет и действует преимущественно в лицах правительственных
(властодержцах)». При этом антигосударственные настроения ста-
роверов постоянно усиливаются, так как «громаднейшее число бес-
поповцев, которое в последние десятилетия еще больше увеличи-
лось, исходя из своего понятия об антихристе, решает, что за “ны-
нешнюю власть молиться есть богомерзкое предание и скверное ра-
зумение”»40. «Из понятия о власти, – резюмировал Каблиц, – выте-
кают у беспоповцев “все частные понятия о принадлежности власти,
о законах, о судопроизводстве, о всех предметах, напоминающих
эту власть, вообще о всех обычаях государственных. На всем этом
лежит печать антихриста, все это ненавистно для раскольника”, по-
тому что проникнуто, по его мнению, антихристовым духом»41.
Можно сказать, что особенности эсхатологического учения старове-
ров также осмысливались народников в качестве доказательства
роста в крестьянской среде стремлении к анархии.
Процесс рационализации сознания староверов произвел опреде-
ленные изменения в их эсхатологических воззрениях. Каблиц отме-
чал: «Стремление выбиться из-под всего, что стесняет мысль и со-
весть человека, все более и более проявляется у беспоповцев; между
ними распространяются учения вроде того, что “несомненно одно,
что антихрист давно уже пришел и что теперь все обетования Божии
о церкви кончились и мы живем в будущем веке, то есть на новом
88
небе и новой земле…” Эти мнения, что мы живем на “новом небе”,
что все “обетования Божии” уже исполнились и т.д., открывают
полный простор для мысли и чувств самого верующего; все, напи-
санное евангелистами и другими святыми мужами, относится к
прошлому; в настоящем же единственным мерилом правды стано-
вится совесть самого верующего». Соответственно, рационализация
эсхатологии, так или иначе, усиливала анархистский потенциал «ре-
лигиозных отщепенцев». «При этом, – подчеркивал Каблиц, – одни
секты идут дальше, другие останавливаются на полудороге»42.
Отсюда то пристальное внимание, которое Каблиц (как и вообще
революционные народники) уделял наиболее радикальным старооб-
рядческим согласиям – «странникам» и «немолякам». Первые, на-
пример, по мнению публициста, – «самые чуткие натуры», зани-
мавшие «издавна передовую линию раскольничьей дружины»; они
«особенно повлияли» «на увеличение немолящихся за властей»;
«странники» «и теперь впереди остальных староверов на пути к ра-
ционализму»43.
Неудивительно, что рационализм крайних ответвлений беспо-
повского старообрядчества ближе всего подводил к практической
реализации анархо-социалистических конструктов. Социальную ор-
ганизацию «странников», народник, по-видимому, в «бунтарский»
период своей жизни, вообще осмысливал как воплощение анархист-
ского идеала человеческого общежития. В этом отношении приме-
чательно следующее описание Каблица: «Село Сопелки… как сре-
доточие наибольшего страннического населения, естественно, обра-
зовало центр, средоточие всего союза или согласия великорусских и
сибирских пристаней. А совокупность всех этих областных, мест-
ных общин или пристаней, великорусских и сибирских, образовало
федерацию, или целый союз согласья бегунов, концентрированный
около села Сопелок. Вследствие такого союзного устройства, каж-
дая областная пристань составляла самобытную, самоуправляемую
паству или общину, имела свой совет и суд. В Сопелках же “был, в
случаях нужный, общий, главный сход, совет и суд бегунов”, сюда
являлись даже из Сибири»44.
Необходимо отметить, что такая организация социального про-
странства жизнедеятельности «странников» вполне соответствовала
бакунинскому идеалу анархии, то есть «самостоятельной свободной
организации всех единиц или частей, составляющих общины, и их
89
вольной федерации между собою, снизу-вверх не по приказанию ка-
кого бы то начальства, даже избранного, и не по указаниям какой-
либо ученой теории, а вследствие совсем естественного развития
всякого рода потребностей, проявляемых самою жизнью»45.
Как видно, анализ Каблицем эволюции религиозной мысли ста-
роверов мог подводить заинтересованных читателей его работ к за-
ключению о сложившемся в народе анархо-социалистическом по-
тенциале, который может быть реализован после совершения в Рос-
сии социальной революции. Вероятно, также, что положение о раз-
витии критической мысли позволяло еще сильнее аргументировать
идею о революционном союзе народников и религиозных нон-
конформистов. Уже сейчас, отмечал народник, «большая часть раз-
дорников… поют: “победы благоверным христианам на сопротив-
ные даруй”»46.
Отметим также, что указание на радикальные потенции старооб-
рядчества могли быть замаскированы под описанием учения о «но-
вом небе» и «новой земле», а также под упоминанием о предпола-
гаемом деизме, распространявшемся среди беспоповцев. И то, и
другое направляли энергию верующего человека к земным делам,
активируя ее на изменение социального порядка в обществе. Таким
образом, Каблицу с помощью концепции рационализации учений
народных религиозных движений удалось не только ответить на
критику Лаврова, но и адаптировать идеалистические представления
революционных народников о старообрядчестве и сектантстве с
теоретическими концептами идеолога анархии Бакунина.
Итак, подводя итоги, следует отметить следующее. В 1870-е гг. в
среде революционных народников была популярна идея о привле-
чении старообрядцев и сектантов к борьбе с российским самодержа-
вием. Вместе с тем, социально-экономическая и политическая идеа-
лизация религиозных диссидентов могла вступать в противоречие с
теоретическими концепциями идеологов народничества П. Л. Лав-
рова и М. Д. Бакунина. По этой причине, в среде «активных» народ-
ников, заинтересованных в союзе со староверами и сектантами, раз-
рабатывается доктрина рационализации религиозной мысли этой
части народных масс. Утверждалось, что учения внецерковных дви-
жений постепенно утрачивают свой религиозный характер и одно-
временно с этим процессом усиливается анархо-социалистический
потенциал старообрядцев и сектантов. Основной вклад в развитие
90
данной доктрины внесли И. М. Ковальский, А. Д. Михайлов и
И. И. Каблиц – самые активные сторонники привлечения религиоз-
ных нон-конформистов к революционной борьбе.
––––––––––––––––––
1
Бакунин М. А. Русским, польским и всем славянским друзьям // «Коло-
кол», газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Вольная Русская типография.
1857–1867. Лондон-Женева. Факсимильное издание. М., 1962. Вып. V.
С. 1022.
2
Бакунин М. А. Государственность и анархия // Бакунин М. А. Полн. собр.
соч. : в 2 т. Т. 2. СПб., 1906. С. 90.
3
Бакунин М. А. Федерализм, социализм и антитеологизм // Бакунин М. А.
Избр. соч. : в 5 т. Т. 3. Пг. ; М., 1920. С. 150–151.
4
Бакунин М. А. Государственность и анархия. С. 90.
5
Бакунин М. А. Прибавление А // Революционное народничество 70-х гг.
ХIХ века. Сборник документов и материалов : в 2 т. Т. 1. М., 1964. С. 46.
6
Лавров П. Л. Христианский идеал перед судом социализма // Встань, че-
ловек! М., 1986. С. 96, 110–112.
7
Там же. С. 114–119.
8
Лавров П. Л. Религиозный социализм // Встань, человек! С. 55, 60, 70.
9
Ковальский И. М. Рационализм на юге России // Отечественные записки.
1878. № 5. С. 217–218.
10
Там же. № 3. С. 215.
11
Там же. № 5. С. 221, 230.
12
13
Там же. С. 216, 228.
14
Там же. С. 208, 210.
15
Прибылева-Корба А. П., Фигнер В. Н. Народоволец Александр Дмитрие-
вич Михайлов. Л. ; М., 1925. С. 91.
16
17
Из автобиографии Веры Фигнер // Былое. 1917. № 3 (25). С. 168.
18
Сажин Б. Б. А. Д. Михайлов и старообрядчество (к вопросу о тактике
революционного народничества) // Старообрядчество : история, культура, со-
временность. Вып. 15. М., 2015. С. 17–28.
19
Харламов В. И. Из истории либерального народничества в России в кон-
це 70-х – начале 90-х годов ХIХ в. Общественно-политические воззрения
Каблица /Юзова/ : автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 1980. С. 8. См. также:
Сажин Б. Б. Тема старообрядчества в ранней публицистике И. И. Каблица :
взгляд революционера-анархиста // Старообрядчество : история, культура, со-
временность. Вып. 16. М., 2018. С. 164–168.
20
[Каблиц И. И.]. Ум и чувство, как факторы прогресса // Неделя. 1878.
№ 6. Стб. 189.
21
Там же. Стб. 229.
91
Юзов И. Русские диссиденты. Староверы и духовные христиане. СПб.,
22
1881. С. 176.
23
24
Там же. С. 79, 91.
25
Каблиц И. И. Народ и государство. «Начало». Апрель 1878. № 3 // Рево-
люционная журналистика семидесятых годов. Второе приложение к сборни-
кам «Государственные преступления в России», издающимся под редакцией
Б. Базилевского (В. Богучарского). Б. м., Б. д. С. 46.
26
Русанов Н. С. На родине. 1859–1882. М., 1931. С. 146.
27
Юзов И. Русские диссиденты. С. 93.
28
Бакунин М. А. Государственность и анархия. С. 90–91.
29
Юзов И. Русские диссиденты. С. 9–10.
30
31
32
Там же. С. 66, 74, 69.
33
Бакунин М. А. Революционный катехизис // Бакунин М. А. Избранные
философские сочинения и письма. М., 1987. С. 275.
34
Каблиц И. Ученый «раритет». Н. И. Хлебников. Цивилизация : формы ее
происхождения, развития и причины падения // Неделя. 1879. № 41–42.
Стб. 1219.
35
Каблиц И. Из журналов и книг («Из деревенского дневника» Г. Иванова) //
Неделя. 1878. № 40. Стб. 1313; Он же. Ум и чувство, как факторы прогресса.
Стб. 188.
36
37
Каблиц И. И. Из журналов и книг. Стб. 1313, 1315.
38
[Каблиц И. И.] Ум и чувство, как факторы прогресса. Стб. 227.
39
40
41
42
Там же. С. 66, 79–80.
43
Там же. С. 65, 78.
44
Там же. С. 115–116.
45
Бакунин М. А. Государственность и анархия. С. 39.
46
92
Милевский О. А.
Экономический терроризм в программно-

тактических построениях народнических организаций
1870-х – начала 1880-х гг.
Проблема экономического (аграрного и фабричного) терроризма

в теории и политической практике революционных народников не
является чем-то абсолютно новым в российской исторической науке.
Этот вопрос, например, затрагивали советские историки, среди кото-
рых можно назвать имена Н. Сергиевского, С. Н. Валка, Е. Р. Оль-
ховского и др. В настоящее время специалисты предпочитают кон-
центрировать свое внимание преимущественно на политическом
терроре «Народной воли». Они зачастую оставляют за бортом ис-
следований изучение проявлений аграрного терроризма у народни-
ков, а ведь подобная тактика имела историческое продолжение – она
использовалась в революционной практике начала XX в.1 В годы
Первой русской революции в партии «эсеров» идеи аграрного тер-
роризма, проповедуемые наиболее экстремистски настроенными ее
представителями, например, группа Е. И. Лозинского – М. И. Соко-
лова2, зазвучали достаточно громко и подкреплялись попытками
создания боевых групп и проведения террористических актов3.
Поэтому целью данной работы является не только анализ про-
граммно-тактических построений революционно-народнических ор-
ганизаций на предмет предполагаемого использования ими тактики
аграрного и фабричного террора, но и выявление истоков возникно-
вения подобных идей.
В начале 1870-х гг. в бытность существования первых народни-
ческих кружков и идейного оформления их теоретической доктри-
ны, которая, как справедливо отмечал Н. А. Троицкий была «отра-
жением интересов крестьянства»4, тактические расчеты революцио-
неров строились исходя из посыла о том, что крестьянство является
решающей революционной силой. Идейными наставниками «пере-
довой молодежи» тогда выступали П. Л. Лавров и М. А. Бакунин.
Базовая идея автора знаменитых «Исторических писем» Лаврова
заключалась в обращении к интеллигенции работать среди народа
во имя его духовного преображения и политического освобождения
не на основе существующих политических порядков, а на иной – со-
93
циалистической основе. Однако, по его мнению, ни народ, ни на-
родническая интеллигенция не готовы к революции, т.е. нужно дол-
гое «подготовление» ее «путем развития научной социологической
мысли и пропаганды социалистических идей в народе».
Антиподом Лаврова выступал другой «властитель дум молоде-
жи» Бакунин. В 1873 г. увидела свет его основная работа «Государ-
ственность и анархия» со знаменитым «Прибавлением А», в кото-
ром он предлагал иной вариант подготовки крестьянской револю-
ции: «Другой путь боевой, бунтовской... Народ наш явным образом
нуждается в помощи. Он находится в таком отчаянном положении,
что ничего не стоит поднять любую деревню. Но хотя и всякий
бунт, как бы неудачен он ни был, всегда полезен, однако частных
вспышек недостаточно. Надо поднять вокруг все деревни. Что это
возможно, доказывают нам громадные движения народные под во-
дительством Стеньки Разина и Пугачева»5.
Чистых бакунистов первоначально было немного, однако посте-
пенно анархистские идеи начинают обретать все больше адептов.
«Теория Бакунина лучше отвечала настроению радикальной моло-
дежи, – писал П. Б. Аксельрод. Эта теория подкупала нас своей про-
стотой, прямолинейностью, тем, что она без всяких оговорок ради-
кально разрешала все вопросы»6. С идеями М. А. Бакунина о том,
что русский народ готов к революции, а мужик «социалист по ин-
стинкту и революционер по природе»7 активно соглашались многие
«горячие головы» в народнических кружках.
Однако из этих мыслей «апостола разрушения» следовал и еще
один важный вывод о том, что для разжигания народной революции
нужна спичка в виде спорадически возникающих бунтов. В свою
очередь их подготовка уже напрямую была связана с использовани-
ем оружия, в том числе и против прямых притеснителей крестьян
(помещиков, урядников, царских чиновников т.д.). То есть вольно
или невольно, но в головах анархистски ориентированной молодежи
формировалось представление о необходимости использования на-
сильственных действий для осуществления тотальной социальной
революции.
Революционный активизм, порожденный яростной проповедью
М. А. Бакунина, так описывал В. К. Дебагорий-Мокриевич: «”Баку-
нисты” признавали бунтовской путь, так как, по их мнению, благо-
даря общему недовольству существующим строем бунт всегда имел
94
шансы перейти во всенародное восстание или, другими словами в
революцию. Но даже в худшем случае, будучи подавленным бунт
все-таки являлся школою, которая воспитывала народ в желатель-
ном направлении и революционизировала его, т.е. делала способ-
ным к созданию революции»8.
А вот как тот же Дебогорий-Мокриевич характеризовал свои
взгляды и взгляды своего окружения: «Будучи сторонниками бун-
товской программы, мы защищали и доказывали ее справедливость
всеми способами. Но главным образом на помощь призывали исто-
рию… Мы толковали о том, что у нас на окраинах сохранилось мно-
го революционных традиций, что на Волге до сих пор поют песни
про Пугачева и Стеньку Разина, а на Днепре – про гайдамаков»9.
Не следует забывать и того обстоятельства, что недавние и даже
непосредственно наблюдаемые российскими народниками события
в Европе, особенно в Ирландии, давали для подобной точки зрения
немалые материалы к размышлению. Тем более необходимо отме-
тить, что ирландская тема, построенная на своеобразном паралле-
лизме исторических судеб Ирландии и России, активно эксплуати-
ровалась в среде отечественной либерально-демократической жур-
налистики на протяжении всей второй половины XIX в.
Если другие европейские и мировые события, такие например,
как борьба за объединение Италии, Гражданская война в США, или
балканский вопрос занимали журнальные полосы, что называется
«по факту», то к ирландской тематике публицисты обращались бо-
лее ли менее регулярно10, начиная со знаменитой статьи Н. М. Сати-
на в «Современнике»11. Причем в статьях в российских подцензур-
ных изданиях, повествующих о бедах ирландского народа, литера-
торы-демократы не забывали подчеркивать и то, чем это чревато для
властей, а именно указывали на факты не исчезающего в этой анг-
лийской колонии аграрного терроризма12.
Развернувшееся в Ирландии в 1860-х гг. движение фениев, по
оценкам историка А. В. Мирошникова: «В течение нескольких лет
находилось в центре внимания населения Ирландии, Великобрита-
нии, Северной Америки. Тема фенианства не сходила со страниц то-
гдашних газет и журналов. Техническое состояние средств массовой
информации той поры позволило фенианской эпопее довольно бы-
стро стать объектом пристально внимания мировой общественно-
сти»13. Естественно следили за ним и русские революционеры. Со-
95
хранилось, например, свидетельство П. А. Кропоткина (периода
«чайковцев») о его интересе к организации крестьянского движения
в России по ирландскому образцу14.
Так что в головах части народников бунтовские идеи М. А. Ба-
кунина, как бы соединялись с практикой ирландского аграрного
движения. Думается, что именно на сочетании теоретических по-
строений Бакунина и опыте ирландских тайных организаций Кро-
поткиным была написана программа кружка «чайковцев» («Большое
Общество пропаганды») – «Должны ли мы заняться рассмотрением
идеала будущего строя?»15. Мемуаристы отмечали, что идея об ор-
ганизации боевых крестьянских дружин для открытых вооруженных
выступлений активно отстаивалась им в период обсуждения в Цен-
тральном кружке его записки16.
Хотя по воспоминаниям Н. А. Чарушина эти предложения не
нашли полной поддержки и сочувствия, тем не менее в окончатель-
ном тексте записки П. А. Кропоткина они, хотя и с оговорками на
каждую конкретную ситуацию все же воспроизведены. Например,
«что касается местных волнений с какой-нибудь частной целью,
напр[имер]. демонстрация против мастера или управляющего на
фабрике, демонстрация против какой-нибудь стеснительной меры,
волнения в деревне… то мы смотрим на них, как на воспитательное
средство массы и как на средство для народных агитаторов ближе
узнать людей… Всякая агитация, не подкрепляемая никаким делом,
скоро перестает поддерживать бодрость в деятельных людях… Ста-
раться воздержаться от протеста, когда он настойчиво напрашивает-
ся сам, значит развивать равнодушие к окружающему и даже род ие-
зуитизма»17.
К этим же планам Петр Кропоткин возвращался и несколько
позднее, в начале 1874 г., когда уже начался разгром «чайковцев».
По воспоминаниям очевидцев: «Он сетовал на то, что в свое время
его не послушали, а теперь лучшие силы кружка погибают бесплод-
но, когда они могли бы погибнуть более ярко, оставив после себя
несомненный след в истории революционного движения»18.
В России застрельщиками бунтарства выступили революционе-
ры-южане. Уже в 1874 г., участвуя в «хождении в народ», они пыта-
лись действовать по бакунистским лекалам. Духом анархизма была
проникнута деятельность «киевской коммуны» и ряда других на-
роднических кружков на Украине19. Впрочем, каких-либо успехов
96
на поприще организации отдельных бунтов, не говоря уже о чем-
то большем, достигнуто не было. Однако провал «хождения в на-
род» 1873–1874 гг. не охладил пыл бакунистов. Наоборот. В конце
1874 г. наиболее активными из них создается новый кружок, поло-
живший начало организации «южных бунтарей». Инициатива его
создания принадлежала Я. В. Стефановичу и В. К. Дебагорию-Мок-
риевичу.
Ставший членом этого кружка Л. Г. Дейч вспоминал, что «на
основании опыта, приобретенного ими из хождения в народ, они
полагали, что единственная возможная деятельность, могущая дать
какие-либо положительные результаты, это агитация на почве не-
обходимости отобрать землю у помещиков и передать крестьянам
в общинное пользование. Особенно успешной такая агитация, по
их мнению, должна была оказаться в местностях, в которых уже
происходили крестьянские волнения на почве земельного недоволь-
ства… при арестах бакунисты должны были оказывать вооружен-
ные сопротивления»20. Таким образом, основным тактическим
принципом «южных бунтарей» становится «агитация делом» с це-
лью осуществления насущных требований и стремлений народа21. К
началу 1875 г. идеи использования этой доктрины для организации
народной революции обрели немало сторонников и не только на
юге России.
Подобные же мысли нашли свое выражение и в программах ряда
революционных народнических организаций. Характерный тому
пример «Устав Всероссийской социально-революционной организа-
ции» (февраль 1875 г.). В этом документе в разделе IX «Об агита-
ции» в «пункте С», который назывался «Чистая агитация», сформу-
лировано следующее: 1. В мирное время: а) она ведется посредством
организации шаек22… в) цель подобных шаек – наводить страх на
правительство и привилегированные классы… г) поднимать дух на-
рода и этим делать его более способным к принятию революцион-
ных идей»23.
Провал «хождения в народ» заставил революционный лагерь пе-
ресмотреть свои взгляды на дальнейшую работу в деревне. Но нель-
зя не согласиться с Н. А. Троицким и в том, что «пересмотр тактики
народников в 1875–1876 гг. был частичным. Исходный тактический
принцип остался незыблемым: пропаганда народнических идей в
деревне, среди крестьян. Новая тактика выразилась лишь в измене-
97
нии способов пропаганды и в усовершенствовании ее организа-
ции»24.
Именно в таких условиях в 1876 г. в Санкт-Петербурге создается
новая народническая организация, получившая в дальнейшем назва-
ние «Земля и воля». В рамках ее создания шла выработка будущей
программы движения и повестка реальной работы. Программа
«Земли и воли» активно обсуждалась и неоднократно корректирова-
лась25. Влияние на ее разработчиков идей М. А. Бакунина было
чрезвычайно сильным. Естественно, что в контексте разработки
программы стали и вопросы непосредственно связанные с практи-
кой реализации идеи народного восстания. Ю. А. Пелевин на основе
детального знакомства с этой проблемой отмечал, что «для решения
поставленных задач выдвигалось два главных направления в прак-
тической деятельности: организаторская среди народа и “дезоргани-
зация правительства”»26.
В данном случае обратимся к деятельности среди народа. О ней
один из вожаков «Земли и воли» А. Д. Михайлов писал: «В народе
характер деятельности определялся на основе предыдущей практики
следующий: повседневная постоянного типа, сближение с естест-
венными воззрениями народа, подготовка их и сплочение в кружок
по районам волостей и уездов с помощью завербованных вожаков,
доведение местных аграрных и других вопросов до высшей степени
интенсивности»27. Последний пункт фактически и обозначал ис-
пользование доктрины «пропаганды действием»28.
На практике за основу была взята идея создания боевых отрядов
по типу ирландских риббонитов29. В частности, знакомство с черно-
выми вариантами программы «Земли и воли» позволяет увидеть, что
много места в них уделялось как раз разработке вопросов, связан-
ных с организацией крестьянской борьбы за справедливый земель-
ный передел, который мыслился, как «переход всей земли в руки
сельского рабочего сословия и равномерного ее распределения»30.
На кого же предполагали революционеры опереться для борьбы с
правительством.
Обратимся к «разделу А» программы «Земли и воли» (Часть ор-
ганизаторская), причем следует отметить, что в этом разделе очень
много сохранившейся правки, т.е. можно предположить, что прора-
батывали его максимально основательно и в активных дискуссиях.
В этом плане интересны следующие пункты:
98
в) заведение возможно более широких и прочных связей в мест-
ностях, где недовольство наиболее заострено, и устройство прочных
поселений и притонов среди крестьянского населения этих районов.
г) привлечение на свою сторону по временам появляющихся в
разных местах разбойничьих шаек типа понизовой вольницы.
Далее после пункта «д» шла запись: «Деятельность людей, взяв-
шихся за исполнение этих пунктов, должна заключаться, в видах за-
острения и обобщения народных стремлений, в агитации (примеча-
ние на полях: «Кроме того: путь действия, т.е. бунты, стачки, всяко-
го рода волнения мы считаем наилучшим средством для организа-
ции революционных сил». – О. М.) в самом широком смысле этого
слова, начиная с легального протеста против местных властей и
кончая вооруженным восстанием, т.е. бунтом. В личных знакомст-
вах, как с рабочими, так и с крестьянами (в особенности с расколь-
никами), агитаторы, конечно, не могут отрицать важности обмена
идей и пропаганды»31.
Активно вопросы, связанные с тяжелым и бесправным положе-
нием крестьянства и вытекающими из такового положения аграр-
ными выступлениями в России и ролью революционной организа-
ции в их подготовке, использовало и самое авторитетное тогда неле-
гальное издание – «Земля и воля», а чуть ранее ее предшественница
газета «Начало»32. Причем многое в землевольческой журналистике
было так или иначе связано с использованием идеи агарного терро-
ра. Уже в передовице № 1 «Земли воли» аграрный вопрос и пробле-
мы его разрешения, в том числе и через использование насилия, ста-
ли центральными, с налетом сильнейшего анархического компонен-
та: «Отнятие земель у помещиков и бояр, а иногда поголовное ис-
требление всего начальства, всех представителей государства и уч-
реждение «казачьих кругов», т.е. вольных автономных общин с вы-
борными, ответственными и всегда сменяемыми исполнителями на-
родной воли – такова была всегда неизменная «программа» народ-
ных революционеров-социалистов: Пугачева, Разина и их сподвиж-
ников»33.
Показательно здесь и еще одно обстоятельство. Сторонники
«пропаганды действием» искали теоретическое подкрепление своих
идей в историческом прошлом народа, и таким образом подчеркива-
ли генетическую связь своей борьбы с освободительными тради-
99
циями русского этноса. Главной же задачей момента являлось пере-
несение этой борьбы на народную почву.
В это время самым удачным примером подобных действий была
попытка создания с помощью подложного царского манифеста в
1876–1877 гг. «южными бунтарями» – Я. В. Стефановичем, Л. Г. Дей-
чем и И. В. Бохановским из крестьян в Чигиринского уезда Киев-
ской губернии подпольной организации «Тайная дружина», куда к
лету 1877 г. входило около 1150 крестьян34. «Чигиринский заговор»,
несмотря на конечную неудачу, вызвал широкий отклик и бурное
обсуждение в революционном лагере, именно как пример перенесе-
ния теории «пропаганды действием» на революционную практику35.
Это нашло отклик и в публицистике «Земли и воли»: «В настоящее
время мы имеем уже один факт, первостепенной важности, знаме-
нующий собой этот переход социалистов на почву чисто народную.
Стефанович с друзьями в чигиринской глуши создает первую в на-
шей революционной истории народную организацию, безусловно,
революционную и народно-социалистическую, которая в несколько
месяцев охватывает собою до 1,5 тысяч крестьян. Революционеры-
социалисты здесь становятся впервые действительно признанными
вождями народных масс»36. Имена же героев «Чигиринского дела»,
еще и совершивших успешный побег из Киевской тюрьмы, стали на
тот момент самыми известными в народнической среде.
Опыт «Чигиринского заговора» буквально подталкивал самых
нетерпеливых и решительных народников к следующему шагу – пе-
реходу к активной фазе насильственных действий на селе, а именно
к использованию тактики аграрного террора. Об этом в частности
особенно активно говорили на юге России. Из обширных показаний
предателя Ф. Е. Курицына, например, известно, что продолжателями
дела Я. В. Стефановича и Кo желали выступить революционеры,
группирующиеся вокруг В. А. Осинского (именно он был одним из
устроителей побега вожаков «Чигиринского дела» из тюрьмы. –
О. М.) и Д. А. Лизогуба. Но если Осинский являлся в первую оче-
редь активным сторонником использования городского террора в
политических целях, то Лизогуб больше склонялся к аграрному тер-
рору, как важнейшему фактору «пропаганды действием».
В своей записке (начало 1879 г.) Ф. Курицын в частности указы-
вал: «Лизогуб говорил, что Стефанович по отношению к бунту но-
ватор, что им многое было упущено из виду, и что в решительную
100
минуту он столкнулся с такими обстоятельствами, которых прежде
не предвидел... И далее, в народе, также как и в городе, необходим
террор, т.е. убивать тех из близко стоящих к народу властей, кото-
рых он более всего ненавидит, и при этом распускать по поводу вся-
кого убийства прокламации и слухи»37.
Вдохновитель и организатор «Чигиринского заговора» Яков
Стефанович главную цель существующего момента также видел в
том, что русские социалисты должны «явиться инициаторами в деле
организации народных сил» с целью реализации «созданных народ-
ной жизнью идеалов»38. «Мы думаем, – писал Стефанович, – что
наиболее действительный способ воздействия на людей вообще, в
каком бы то ни было направлении, есть путь живого примера. Там
же, где народ особенно задавлен, где его чувства и мысли забиты
государственным гнетом, как это у нас, живой пример или путь
пропаганды делом, а не словом, как импульсирующее средство,
приобретает особую важность»39.
Говоря же о способах «пропаганды действием», Стефанович,
кроме традиционных указаний на организацию крестьянских бун-
тов, особенно выделял именно факты аграрного терроризма: «Мы не
станем изображать разнообразных видов деятельности в той града-
ции, какую, по-нашему, они должны иметь по степени их полезно-
сти делу организации народных сил. Упомянем только, что такие
факты, как убийства особенно вредных шпионов, шеф ли то, или
просто становой пристав, возымели бы еще большее значение при
организациях в крестьянстве»40.
Такие идеи имели немало сторонников в «Земле и воле». В неко-
торых ее статьях можно обнаружить отсылки к примерам подобных
действий. Так, в корреспонденции «Каменская станица» о волнени-
ях донских казаков по поводу введения новых правил пользования
общественными лесами есть весьма примечательное место, повест-
вующее о выстреле в окно хаты, в которой помещался землемер,
принявший сторону властей и поддерживающий неправедное, по
мнению казаков, решение. «К выстрелу население относится сочув-
ственно и жалеет только, что таксатор не был убит». «Вообще, как
бы ни было различно сопротивление, недовольство везде одинаково
сильно. Припоминаются какие-то предсказания «стариков», которые
давно говорили, что придет время, когда будут стеснять казаков, ко-
гда у них отберут все угодья и тогда произойдут на тихом Дону сму-
101
ты и будет кровопролитие»41. То есть уже в этой корреспонденции
отчетливо заметно сочувственное отношение землевольцев к подоб-
ной системе действий.
Далее, исходя из складывающихся в стране политических и эко-
номических условий, революционеры в России пришли к следую-
щим выводам: «Короче сказать, одно из требований западноевро-
пейского социализма, коллективизм владения, составляет у нас су-
ществующий факт <…>. Таким образом, мы a priori пришли к тем
практическим задачам, которые давно ставили себе титаны народно-
революционной обороны: Болотников, Разин, Пугачев и другие. Мы
пришли к “Земле и Воле”. Но тем самым центр тяжести нашей дея-
тельности переносится из сферы пропаганды лучших идеалов обще-
ственности на создание боевой народно-революционной организа-
ции, для осуществления народно-революционного переворота в
возможно более близком будущем»42, а, как уже указывалось выше,
в рамках практических действий народно-революционной организа-
ции аграрный террор выступал одним из важнейших компонентов.
И об этом явно свидетельствовали строки из передовой в № 5
«Земли и воли»: «Каждый из нас хорошо понимает, что рано или
поздно – чем раньше, тем лучше – народу придется себе силой до-
бывать землю и волю, силой сбросить с себя эксплуататоров всех
сортов <…>. Возьмем, например, такой случай. Деревня навлекла на
себя и “вмешательство вооруженной команды”. Нет возможности
защитить крестьян. Но несколько соединенных банд, успевают со-
единиться, выбрать подходящее место и время, напасть где-нибудь в
лесу на возвращающийся с победой отряд, попытаться отбить у него
арестованных крестьян и т.п.»43.
А далее уже прямо указывалось: «Например, революционерам
удастся убить виновного в погроме станового исправника, помещи-
ка, изменившего крестьянского старшину и т.п. <…>. Во всех этих
случаях разгром нисколько не ошеломит крестьян, и революционная
агитация выйдет из борьбы с незапятнанной честью и с новым дове-
рием со стороны крестьян»44. Ну и венчала эту апологию аграрного
терроризма следующая сентенция: «Составляя необходимую опору
для современной революционной работы, банды, вместе с тем, обра-
зовывали бы первые кадры революционной армии. Пополняясь и
непрерывно возрастая от прилива наиболее энергичных бунтовских
личностей из среды самого народа, они с течением времени дали бы
102
нам по разным концам России несколько десятков или сотен отря-
дов, сформировавшихся из людей, привыкших ко всевозможным
опасностям, на все готовых и связанных между собою общей цен-
тральной организацией»45.
О впечатлении передовой статьи в № 5 «Земли и воли», напи-
санной Л. А. Тихомировым, на революционное сообщество сохра-
нились воспоминания О. В. Аптекмана: «...новым являлся лишь аг-
рарный деревенский террор, как особая форма народнической борь-
бы в деревне, противополагаемая прежней исключительной форме
агитации в деревне – бунтам. Собственно и это – деревенский тер-
рор – не был открытием самого Тихомирова: мысль эта уже носи-
лась, так, сказать, в воздухе и была принесена в Петербург “дере-
венщиной”»46.
В плане же обращения к подобной революционной практике рус-
ские революционеры пока чувствовали себя не слишком подготов-
ленными, что отмечал в своих «Заметках русских социалистов-
террористов за 1878 г.», арестованный и казненный 20 апреля 1879 г.
за вооруженное сопротивление офицер В. Д. Дубровин. Он подчерки-
вал, что «русский социалист не обладает к сожалению, теми револю-
ционными сведениями, какие имеются на этот счет (т.е. на счет
свойств оружия и искусства им владеть) у революционеров других
стран… На Западе, в особенности в таких странах, как Франция, Ита-
лия, Испания, приходилось с малолетства приниматься за кинжал и
револьвер, приходилось воспитываться среди возбуждающих волне-
ний революционной борьбы, приходилось чуть ли не ежегодно при-
сутствовать и принимать участие в шумных демонстрациях и видеть с
малолетства, как их отцы и братья геройски умирали на баррикадах,
защищая священные права человеческой свободы». Далее автор ста-
тьи, в которой цитировались фрагменты записей Дубровина, обра-
щался к своим товарищам с просьбой-призывом следующего характе-
ра: «В интересах того святого дела, которому мы служим запасаться
хорошим оружием и более или менее искусно владеть им»47.
Поэтому нет ничего удивительно в том, что именно во второй
половине 1870-х гг. значительное количество русской радикальной
молодежи направилось на Балканы, где завязывалась борьба мест-
ных народов за свою свободу против Османской империи. Кроме
славянской солидарности, здесь, несомненно, был и еще один мо-
тив: овладение хотя бы первичными военными навыками.
103
Так, из выехавших в Боснию и Герцеговину 50–60 русских доб-
ровольцев, революционеров было не менее 30 человек48. Уже в
сербско-черногорско-турецкой войне 1876 г. революционеров – доб-
ровольцев было в 3–4 раза больше, чем в Боснии – около 100 чело-
век, а в Русско-турецкой войне принимало участие более 200 пред-
ставителей революционной России49. Один из участников балкан-
ской эпопеи бакунист М. П. Сажин позже вспоминал: «В то время я
очень интересовался всем, что касается партизанской войны: усерд-
но штудировал книгу нашего партизана двенадцатого года Дениса
Давыдова, мемуары итальянского бандита Гаспарони, много лет
воевавшего с жандармами и солдатами в Абруцах»50.
О влиянии тех же балканских событий на тактику, например,
«южных бунтарей», вспоминал непосредственный участник тех со-
бытий М. Ф. Фроленко: «Революционеры назвали себя бунтарями и
стали высматривать, не надумают ли где крестьяне самостоятельно
бунтовать, тогда они явились бы к ним в качестве союзников, уже
вооруженных и несколько подготовленных к бою. Чигиринское
движение послужило основой для этой программы, но главное, что
натолкнуло на нее, восстание в Герцеговине и Черногории»51.
К началу 1879 г. в российском революционном движении сложи-
лась весьма непростая ситуация. Ведущая тогда народническая ор-
ганизация «Земля и воля» вступила в стадию жесткого идейно-
теоретического кризиса. Народничество «розовой юности» – эпохи
«хождения в народ» – постепенно сходило на нет52. В жестких спо-
рах «политиков» и «деревенщиков» вырисовывалась новая реаль-
ность. Если первые все активнее использовали обращение к идеям
«дезорганизации правительства», в том числе и через акты полити-
ческого терроризма, то вторые (хотя и не все) более склонялись к
идее использования так называемого «авторитарного метода» для
подъема крестьян на прямое выступление против власти, примером
которого стал «Чигиринский заговор» и аграрного терроризма. Не-
посредственный свидетель тех событий О. В. Аптекман вспоминал:
«Землевольцев “Чигиринское дело” совершенно ослепило. Не гово-
ря уже о нашем неисправимом романтике В. А. Осинском, но даже
более спокойные из землевольцев, как, например, Адриан Михай-
лов, увлеклись этим делом, можно сказать до самозабвения»53.
Об этом же свидетельствовал и Г. В. Плеханов, отмечавший, что
«лично я никогда не допускал, что революционер может действо-
104
вать от имени царя. Но справедливость заставляет меня сказать
здесь, что в “бунтарском” обществе “Земля и воля”, к которому я
принадлежал в эпоху чигиринской попытки Стефановича и Дейча,
мое отрицательное отношение к приему, ими употребленному, раз-
делялось далеко не всеми. Я думаю даже, что значительное боль-
шинство землевольцев относилось к нему вполне одобрительно»54.
Для преодоления накопившихся разногласий было решено со-
звать общий съезд «Земли и воли». Он проходил в Воронеже в июне
1879 г. и закончился компромиссом, т.к. «система аграрного терро-
ра, узаконенная съездом, вполне умещалась в рамки дезорганиза-
торской деятельности, допускающейся старой землевольческой про-
граммой»55. Но перемирие «деревенщиков» с «террористами» дли-
лось недолго. В июле из-за границы прибыли Стефанович, Дейч, Ак-
сельрод и Засулич, которые встали в оппозицию к террористической
деятельности и разрыв стал неизбежен56. Более того, нельзя не согла-
ситься с мнением исследователей Ю. А. Пелевина57 и С. А. Терехо-
вой58, что именно Стефанович выступил в роли катализатора уско-
рившего распад «Земли и воли».
Разделение в августе 1879 г. «Земли и воли» на «Народную волю»
и «Черный передел» привело к тому, что магистральным для России
стало политическое движение, развиваемое народовольцами. И толь-
ко «Черный передел» по-прежнему делал ставку на использование аг-
рарного и фабричного терроризма59. Об этом прямо было заявлено
уже в № 1. «Черного передела» (15 января 1880 г.): «Неожиданный,
смелый удар сверху, целый ряд систематических нападений снизу
разрушат старый экономический и государственный строй»60.
Чернопередельцы надеялись на повторение чигиринской попыт-
ки и строили планы организации крестьянского движения на
Украине61. Недаром из 27 листов № 1 «Черного передела» в девяти
речь шла о «Чигиринском заговоре»62. Немало места отводилось ему
и во втором номере издания.
Кроме того, в своих статьях революционеры из «Черного пере-
дела» напрямую стали обращаться к ирландскому опыту. Так, в том
же № 1 Г. В. Плеханов, сравнивая воззрения революционеров-
народников и ирландских патриотов, подчеркивал их видовые отли-
чия (при схожести способов борьбы), отмечая, что «современные
ирландские агитаторы были бы народниками-революционерами, ес-
ли бы, вместо более менее паллиативных мер, они указали низшему
классу ирландского населения на аграрную революцию, как единст-
105
венный выход из его бедственного положения». «Но как в совре-
менной Ирландии, так и в древнем Риме, – продолжал Плеханов, –
аграрная революция могла бы лишь передать право поземельной
собственности в руки всего народа, не внося нового принципа в от-
ношения людей к земле. Она могла бы только раздробить частную
поземельную собственность, но не уничтожить ее совсем»63.
Причина, по мысли Г. Плеханова, в исчезновении в этих странах
поземельной общины. В этом-то и есть базовые отличия России от
той же Ирландии, где у населения «успело изгладиться всякое пред-
ставление о коллективной поземельной собственности»64. Но это что
касается вопросов революционной теории. Другое дело в вопросах
революционной практики, где опыт ирландских аграрных выступле-
ний мог пригодиться русским революционерам.
Можно предположить, что обращение чернопередельцев к ир-
ландскому опыту объяснялось событиями того времени, происхо-
дившими в этой стране. Именно в период активных дискуссий о бу-
дущем российского революционного движения в «Земле и воле» в
Ирландии начинается движения за гомруль, организованное Ч. Пар-
неллом. Созданная им и бывшим фением М. Дэвитом в 1879 г. «Ир-
ландская национальная земельная лига»65 все громче заявляла о се-
бе. Лига начала активно действовать в 1880 г. Центральный пункт ее
программы требовал создания крестьянской собственности вместо
существующей системы аренды. Тогда же в среде лигистов зазвуча-
ли слова, ставшие вскоре всемирно известными, например, «бой-
кот», а с этой тактикой напрямую соседствовали и выступления
крайних сторонников лиги, исповедующих традиционную для Ир-
ландии тактику аграрного терроризма. Число аграрных преступле-
ний к началу 1880-х гг. резко возросло. В 1877 г. их было 236, в
1878 г. – 301, в 1879 г. – 863, в 1880 г. – 2589, в 1881 г. – 4 439, в
1882 г. – 3432. К числу аграрных преступлений относились поджоги,
убийства и покушения на убийство лендлордов и их управляющих,
калечение скота66.
События в Ирландии, связанные с активной и весьма успешной
деятельностью «Земельной лиги», да еще в свете неурожая и голода
в России (1880 г.) и как следствие некоторого оживления крестьян-
ского движения, привлекли к действиям лиги особое внимание рос-
сийской печати. Либерально-демократическая журналистика начала
1880-х гг. была насыщена материалами по Ирландии67, да и освеще-
106
ние происходящих там событий, в связи с некоторой цензурной
либерализацией эпохи М. Т. Лорис-Меликова стало более свобод-
ным, что естественно открывало перед публицистами большие
возможности68.
Таким образом, даже из российской печати революционеры мог-
ли получить вполне подробную информацию о том, что происходи-
ло в Ирландии и каковы способы действия представителей лиги. В
свою очередь активизация аграрного движения в Ирландии совпала
с пересмотром русскими народниками некоторых своих теоретико-
тактических постулатов и думается хотя бы и косвенно ирландская
практика аграрной борьбы повлияла на программы и особенно на
тактические установки народнических групп, не примкнувших к
«Народной воле».
В частности, после того, как стало ясно, что повторение чиги-
ринского опыта невозможно, революционеры-чернопередельцы на-
чали отходить от тактики организации крестьянских бунтов в пользу
подготовки отдельных актов аграрного терроризма, как наиболее
эффективных в пропагандистском плане. Однако времени на реали-
зацию подобных инициатив «Черному переделу» было отпущено не
много.
В начале 1880 г. «Черный передел» был резко ослаблен. Все на-
чалось с отъезда за границу его лидеров – Г. В. Плеханов, Я. В. Сте-
фанович, Л. Г. Дейч и В. И. Засулич. А разгром типографии 29 янва-
ря 1880 г. и последовавшие затем арест О. В. Аптекмана и еще не-
скольких крупных революционеров69 фактически уничтожил «пер-
вое поколение» организации.
Такое положение дел привело к тому, что в 1880 г. на обломках
кружка М. Р. Попова – Д. Т. Буцинского (входил в «Черный пере-
дел». – О. М.) в Киеве Е. Н. Ковальская и Н. П. Щедрин создали
«Южно-русский рабочий союз» (далее «Союз». – О. М.). Как отме-
чают историки: «Программа образованного ими союза мало чем от-
личалась от чернопередельческой; они остались народниками с ук-
лоном в сторону землевольчества по политическому вопросу, а в
вопросах тактики приближались к народовольцам, ибо основным
орудием их борьбы был террор, но не центральный, как у народо-
вольцев, а террор экономический, сначала фабричный, а впоследст-
вии, после перехода к работе в деревне среди чиншевиков и аграр-
ный»70.
107
Причем в этом случае влияние ирландского опыта следовало
прямо из текста программы «Союза» (первый вариант программы. –
О. М.): «Агитация для стачек и вообще массовых протестов не мо-
жет быть практикуема рабочими, ибо, кончаясь арестами и ссылка-
ми наиболее выдающихся лиц из рабочих, она только застращивает
рабочих. Обратимся к новым средствам:
1) Ввиду того, что теперешние политические условия не позво-
ляют рабочим широкой пропаганды своих идей агитации, могущих
содействовать делу организации рабочих, и виду привлечения сим-
патий рабочих на свою сторону и приобретения влияния на них, ра-
бочие выдвигают на первый план своей деятельности фабричный
террор. Ирландская народная партия рииббоменов, действуя этим
путем, добилась такого сильного сочувствия и влияния в народе, что
являлась действительным правительством: предостережения и при-
казания риббоменов наводили страх на землевладельцев и их аген-
тов... Таким путем Ирландия дошла до такого положения вещей, что
правительство в настоящее время не может воспрепятствовать ора-
торам на митингах (сходках) проповедовать открытое восстание...
3) Тайная организация на почве местных интересов с целью ор-
ганизации рабочих для немедленной борьбы с эксплуататорами пу-
тем поджогов, убийств и проч.
История Ирландии красноречиво говорит, что такой способ ор-
ганизации имеет наиболее шансов на успех, ибо он основан на жи-
вом немедленном деле, и притом, деле, в котором рабочие прямо за-
интересованы...»71.
Во втором варианте программы, составленной уже после ареста
Е. Н. Ковальской и Н. П. Щедрина, аграрный террор прописывался
еще более подробно. Этот пункт гласил: «Сельский народный тер-
рор, который практикуясь на почве чисто народных интересов, на-
правляясь против ближайших врагов и угнетателей народа – стано-
вых исправников, урядников, помещиков, кулаков и пр. – и пользу-
ясь излюбленными приемами самого народа, каковы поджоги, убий-
ства... с одной стороны способствовал бы организации народа в бое-
вую компактную массу (путем сплочения крестьян в отдельные
кружки для достижения посредством такого террора исполнения
своих требований, начиная от мелких чисто местных, и постепенно
переходя к более широким и общим, и, с другой, популяризовал бы
в глазах народа социально-революционную партию) путем ассоциа-
108
ции представлений людей, терроризирующих правительство в лице
его столпов, и людей терроризирующих становых и кулаков поме-
щиков, выяснял бы ее истинные цели, ее отношение к народу и, что
очень важно, вливал бы энергию и решимость в его душу, указывая
ему на союзника и защитника столь сильного»72. Есть в этом вари-
анте программы и отдельный пункт, посвященный фабричному
террору73.
По-видимому, столь явное следование программы «Союза» ир-
ландскому опыту можно объяснить еще и близостью разработчиков
программы к окружению М. Р. Попова (арестован в феврале 1880 г.).
В этом отношении весьма показательны строки из письма народника
П. О. Иванова (проходил по делу «Южно-русского рабочего сою-
за»74. – О. М.) к М. Р. Попову. Представленное письмо повествует о
событиях связанных с работой революционеров в деревне в начале
1880 г. Автор сообщает: «Из нескольких мест мы получили сле-
дующие известия: крестьяне хотят уничтожать подати, не знают
только, как это делать. В одном месте это желание разрешилось не-
большим бунтом, кончившимся, конечно, ничем, кроме арестов, но,
тем не менее, движение есть еще довольно значительное». И далее
сообщая, что некоторые крестьяне согласны выступить с оружием и
просят совета, автор письма прямо подчеркивал, что: «В таких об-
стоятельствах… мы еще не ответили, но решили предложить им
правильный, в систему организованный путь аграрных преступле-
ний на манер ирландских фениев. С этой целью мы, имея список
помещиков и кулаков с обозначением их состояния, разложим их
подати и пошлем из Киева или Питера печатные приглашения от
имени общества “Земли и воли” уплатить требуемую сумму в счет
податей, формулируя так: до нашего сведения довели… а потому…
в случае же не внесут, – после этого начнутся систематические под-
жоги по группам». Это, по мысли автора письма, первая стадия раз-
вития, а далее «вторая будет подобная, т.е. новые требования – тер-
рор и организация»75.
В плане реализации концепции «фабричного террора» члены
«Союза» 17 августа 1880 г. провели одну весьма громкую акцию –
обратились к инспектору арсеналов с заявлением, в котором выдви-
гали требования экономического характера по поводу притеснения
рабочих Киевского арсенала – сокращение рабочего дня до 10 часов,
увеличение оплаты труда и ограничение штрафов, предание суду
109
ряда начальствующих лиц и т.д. В конце обращения были следую-
щие слова: «Союз предупреждает, что в случае неисполнения изло-
женных требований киевских арсенальных рабочих в 14-дневный
срок, он предаст начальство арсенала своему суду, и наказание не
замедлит постичь виновных»76.
В результате арсенальное начальство пошло на ряд уступок, в
частности, уменьшило рабочий день на 2 часа, устранило заведую-
щего слесарной мастерской штабс-капитана Прохорова от выдачи
жалования, рабочим увеличило время на опоздание. Исходя из дос-
тигнутых результатов, 24 октября 1880 г. появилось еще одно заяв-
ление «Союза» (революционеры пока обещали воздерживаться от
насильственных действий. – О. М.) с требованием о выполнении ос-
тальных пунктов77. Их неисполнение в дальнейшем привело к тому,
что членами «Союза» было принято решение об убийстве заведую-
щего киевскими арсенальными мастерскими полковника Коробкова.
По этому поводу уже была подготовлена прокламация (4 декабря
1880 г.)78. Но террористический акт не был осуществлен в связи с
тем, что его тогда посчитали несвоевременным из-за возможных
смертных приговоров для арестованных членов «Союза»79.
15 января 1881 г. «Союзом» была выпущена еще одна проклама-
ция в духе обращения к тактике «аграрного терроризма». Это было
«предостережение с угрозой смерти собственнику селе Ходорково
Киевской губернии, предписывая ему покончить полюбовно тяжбу
его с десятком крестьян-арендаторов»80.
«Южно-русский рабочий союз» просуществовал недолго – уже в
октябре 1880 г. были арестованы его лидеры Н. П. Щедрин и
Е. Н. Ковальская, а процесс по делу организации состоялся 26–29
мая 1881 г.81 Однако представители народничества чернопередель-
ческого направления и после этих погромов не сошли на нет. Чер-
нопередельцы «второго призыва» попытались сгруппировать силы
вокруг разработанной ими программы «Народной партии». Про-
грамма была напечатана в апреле 1881 г.82
В ней очень подробно были прописаны пункты об экономиче-
ском терроре. Во втором разделе («Практический путь для достиже-
ния непосредственной задачи партии») в пункте «с» читаем: «Как
отдельная личность начинает верить в свои силы, только испытавши
их на практике, так в массе эта вера создается активной борьбой
со своими непосредственными врагами. Народная партия должна,
110
поэтому пользоваться каждым случаем столкновения народа с
администрацией, помещиками и пр., освещая эти столкновения ре-
волюционной идеей, способствуя, хотя бы и временному, успеху
их, и практикуя, сообразно обстоятельствам, аграрный и фабричный
террор»83.
В дальнейшем после ареста в апреле 1881 г. большой группы
представителей «Черного передела» деятельность отдельных круж-
ков организации не прекратилась, хотя часть революционеров сли-
лась с народовольцами. Прямыми продолжателями дела чернопере-
дельцев в столице стало созданное осенью 1881 г. «Общество рабо-
чей кассы» (Н. Н. Лавров, Г. А. Ефрон, А. Д. Соколов). Всего оно
объединяло около 100 человек и выросло из чернопередельческих
рабочих кружков 1879–1881 гг.84
В основном оно было ориентировано на пропаганду среди рабо-
чих. Н. Н. Лавров разработал «Устав рабочей кассы», а вместе с
уставом было принято и обращение. В этом документе говорилось,
что причины всех бед трудящихся – частная собственность и суще-
ствующий государственный строй. Воззвание рекомендовало рабо-
чим «соединиться, стать грозой для своих недругов и устроить свою
жизнь так, как учит социализм», т.е. без господ, помещиков, фаб-
рикантов и т.д.85 Исходя из таких призывов и под влиянием теории
«фабричного террора» у «Общества» в апреле 1882 г. возникла
идея поджечь фортепьянную фабрику Шредера. Однако поджог
не удался, тогда же были проведены аресты идейных руководителей
общества86.
Положения об аграрном терроре можно обнаружить и в програм-
ме Донского общества «Земля и воля» (1882 г.). В разделе о практи-
ческой деятельности общества в пункте № 4 говорилось о терроре,
как средстве для обуздания «административного произвола», для
«самосохранения лиц и организаций» и как орудие мести «народным
угнетателям и чересчур хищным народным эксплуататорам»87.
В 1883–1884 гг. на фоне гибели «великого ИК» и кризиса в «На-
родной воле», после предательства С. П. Дегаева, на первые роли
стало выдвигаться молодое поколение народовольцев, ставших в
оппозицию к заграничному центру (Л. А. Тихомиров – М. Н. Оло-
венникова-Ошанина). На политической арене появилась «Молодая
партия “Народной воли”». Ее лидерами стали П. Ф. Якубович и
Н. М. Флеров.
111
Главными требованиями «молодых народовольцев» было изме-
нение программы организации по следующим пунктам: перевести
террор из сферы общеполитической в сферу социальную, т.е. ввести
«аграрный и фабричный террор», а также увеличить самостоятель-
ности местных групп88. В результате в Париже в феврале 1884 г. был
созван съезд организации. На нем избрали новый руководящий
центр «Народной воли» и Распорядительную комиссию в составе:
Г. А. Лопатина, Н. М. Саловой и В. И. Сухомлина. Одной из глав-
ных задач комиссии было снятие противоречий между центром и
«молодыми народовольцами» и восстановление морального автори-
тета организации.
Основным пунктом противоречий как раз и выступал «аграрно-
фабричный террор». Народовольцы «первого созыва» были его
ярыми противниками. От лица Распорядительной комиссии перего-
воры с «молодыми народовольцами» вел Г. А. Лопатин. В письмах
за границу он иронично называл их «красными петухами».
Переговоры проходили непросто. Лопатин от лица народоволь-
ческого центра попытался доказать своим молодым товарищам, что
они лишь «раздражают общество» и «не сделают ровно ничего,
только нашумят мерзких слов, а не сделают даже мерзких дел»
(имелись в виду акты аграрно-фабричного террора). А «если бы да-
же и сделали, то восстановили бы против себя даже народ». В лю-
бом случае «пусть они сперва попробуют это дело на практике, а
потом уж проповедуют печатно, до чего тогда, наверное, не дой-
дет». Ведь даже в крепостное время из этого террора ничего не вы-
шло. И никогда не выйдет, поскольку это всегда личный протест
(как вооруженное сопротивление или тюремный скандал), а не сис-
тема борьбы против общественных форм89.
Ценой немалых усилий Г. А. Лопатин смог склонить «молодых
народовольцев» на свою сторону в отношении оценки «аграрно-
фабричного террора». В результате в № 10 «Народной воли» (сен-
тябрь 1884 г.) была помещена статья Л. А. Тихомирова, посвящен-
ная анализу сложившегося в стране политического момента. В ней
он в частности резко высказался против попытки включения в про-
грамму деятельности «Народной воли» фабричного и аграрного тер-
рора. Отметая такого рода тактику, Тихомиров обращал внимание
на то, что это отвлекло бы значительные силы от реализации глав-
ных целей организации. А саму тактику он называл «делом частной
112
мести», участвовать в котором «для партии – это позор, это всена-
родное признание своей политической бессодержательности»90.
Таким образом, «Народной воле» удалось сохранить не только
единство организации, но и отстоять право на использование терро-
ра исключительно как способа политической борьбы.
В заключении хотелось бы отметить, что включение в програм-
мы ряда революционных организаций конца 1870-х – 1884 гг. поло-
жений об аграрно-фабричном терроре означало возрождение в но-
вых условиях тактических установок старого «аполитичного» на-
родничества. Пока эти пункты программы (кроме нескольких не-
удачных попыток. – О. М.) не были задействованы на практике, так
и оставшись теоретическими рассуждениями. Но активная пропа-
ганда массового террора как орудия «народной» борьбы «посеяла
ветер», который в годы Первой русской революции превратится в
настоящую бурю – стихийные погромы и поджоги крестьянами дво-
рянских усадеб, убийства, грабежи и насилия…
К чести «Народной воли» следует признать, что в своих про-
граммно-тактических построениях она более чем какая-либо другая
из народнических организаций руководствовалась не эмоциями, не
бунтарскими прошлым народничества, не ирландским опытом, а
чувством политического реализма, который в начале 1880-х гг. все
более толкал народовольцев в сторону борьбы, пусть и при помощи
террора, за политические свободы. Об этом ясно свидетельствуют
письма из Петропавловской крепости лидера организации А. Д. Ми-
хайлова91 и письмо ИК «Народной воли» к Александру III от 10 мар-
та 1881 г.
––––––––––––––––––
1
Квасов О. Н. Эволюция террористической платформы народничества :
от народовольчества к эсерам // Народники в истории России : межвуз. сб.
науч. тр. Вып. 2. Воронеж, 2016. С. 107–120.
2
Будницкий О. В. Терроризм в российском освободительном движении :
идеология, этика, психология (вторая половина XIX – начало XX в.). М.,
2000. С. 178.
3
См. подробнее: Павлов Д. Б. Эсеры-максималисты в первой русской ре-
волюции. М., 1989; Гейфман А. Революционный террор в России, 1894–
1917 гг. М., 1997. С. 103–120; и др.
4
5
Бакунин М. А. Государственность и анархия. М., 2014. С. 664.
6
Аксельрод П. Б. Пережитое и передуманное. Берлин, 1923. С. 111.
113
7
Бакунин М. А. Речь на конгрессе Лиги мира и свободы в 1868 г. // Баку-
нин М. А. Избр. соч. : в 5 т. Т. III. Пг. ; М., 1920. С. 112.
8
Дебагорий-Мокриевич В. К. От бунтарства к терроризму. Кн. 1. М., 1930.
С. 108.
9
10
См.: Милевский О. А. Ирландский фактор в русском освободительном
движении 1860–1880-х гг. : к постановке проблемы // Вестник Сургутского
государственного педагогического университета. 2013. № 4 (25). С. 70–89.
11
Сатин Н. М. Ирландия // Современник. 1847. № 11. С. 1–34.
12
См., напр.: [Благосветлов Г. Е.] Ирландия // Дело. 1866. № 1. С. 277–
297; Л. П. Ирландия перед судом общественного мнения Англии // Вестник
Европы. 1868. № 3. С. 870–901; Иностранное обозрение // Вестник Европы.
1869. № 3. С. 453–454; 1870. № 2. С. 425–433; № 5. С. 405; Политическая и
общественная хроника // Дело. 1870. № 3. С. 1–11; № 4. С. 100–113; Аграрный
вопрос в Ирландии // Отечественные записки. 1872. № 7. С. 27–56; и др.
13
Мирошников А. В. Ирландия и фении. 1850–1860. Воронеж, 1995. С. 6.
14
Кропоткин П. А. Записки революционера. М., 1990. С. 295.
15
Революционное народничество 70-х годов XIX века. Сб. документов и
материалов : в 2 т. Т. 1. 1870–1875 гг. М., 1964. C. 55–118.
16
Чарушин Н. А. О далеком прошлом. Из воспоминаний о революцион-
ном движении 70-х годов XIX века. М., 1973. С. 211–212.
17
Революционное народничество 70-х годов XIX века. Т. 1. C. 108–109.
18
См., напр.: Чарушин Н. А. Указ. соч. С. 212; Фроленко М. Ф. Избран-
ное. М., 1932. Т. 1. С. 62.
19
Кислицына И. Л. Бакунизм на юге России (70-е годы XIX века). Влади-
восток, 1992. С. 99–120.
20
Дейч Л. Г. За полвека. Т. 1. Ч. 2. М., 1922. С. 8–9.
21
Аптекман О. В. Общество «Земля и воля» 70-х гг. По личным воспоми-
наниям. Пг., 1924. С. 139, 181.
22
По поводу выражения «организация шаек» И. С. Джабадари оставил
специальное указание в своих воспоминаниях. Он объяснял выбор данного
словосочетания следующим: «Мы просто хотели… найти такое название
для свободных вооруженных революционных отрядов, которое даже по
имени не напоминало бы правительственные военные организации», как
например, слово «дружина», которое по существу подходило больше, чем
слово «шайка». См.: Джабадари И. С. Процесс 50-ти (Всероссийская Соци-
ально-Революционная Организация, 1874–1877 гг.) // Былое. 1907. № 10.
С. 176.
23
Революционное народничество 70-х годов XIX века. Т. 1. C. 121–122.
24
Троицкий Н. А. Крестоносцы социализма. С. 171–172.
25
Пелевин Ю. А. Идейные основы «Земли и воли» в 1870-х гг. // Вопросы
истории. 2013. № 3. С. 3–19.
26
114
27
28
Идея «пропаганды действием» получила свое законченное теоретиче-
ское воплощение в статье «Пропаганда действием», написанной П. А. Кро-
поткиным совместно с анархистом П. Брусом и напечатанной в «Бюллетене
Юрской федерации Интернационала» 5 августа 1877 г.
29
Риббонизм (риббониты) – название происходит от слова «риббон»
(лента), т.к. члены этой группы носили зеленые ленточки. Риббониты при-
меняли в своей борьбе методы аграрного террора против лендлордов, мид-
лмэнов и представителей колониальной администрации.
30
Архив «Земли и воли» и «Народной воли». М., 1932. С. 58.
31
32
Революционная журналистика семидесятых годов / Под. ред. В. Бази-
левского. Ростов н/Д, 1907. С. 16–19, 47–48, 60–62.
33
34
Дейч Л. Г. Заговор среди крестьян Чигиринского уезда // Исторический
архив. 1921. Вып. 1. С. 77.
35
Терехова С. А. Чигиринский заговор» в оценках революционной печати
1878–1880-х гг. // Новое слово в науке : перспективы развития : материалы
VI Междунар. науч.-практ. конф. Чебоксары, 2015. № 4 (6). С. 36–38.
36
Революционная журналистика семидесятых годов. С. 76.
37
Революционное народничество 70-х годов XIX века. Сб. документов и
материалов : в 2 т. Т. 2. 1876–1882 гг. М. ; Л., 1965. С. 118.
38
Стефанович Яков. Наши задачи на селе (письмо в «Общину») // Общи-
на. Социально-революционное обозрение. Париж, 1878. № 8–9. С. 37.
39
40
41
Революционная журналистика семидесятых годов. С. 126–127.
42
43
44
Там же. С. 238–239.
45
46
«Черный передел». Орган социалистов-федералистов 1880–1881 г. М. ;
Пг., 1923. С. 60.
47
Революционная журналистика семидесятых годов. С. 298.
48
Гросул В. Я. Революционная Россия и Балканы (1874–1883). М., 1980.
С. 91.
49
50
Сажин М. П. Воспоминания. 1860–1880-х гг. М., 1925. С. 99.
51
Фроленко М. Ф. Избранное. М., 1932. Т. 1. С. 203.
52
Вахрушев И. С. Очерки истории революционно-демократической печа-
ти 1873–1886 годов. Саратов, 1980. С. 120.
53
Аптекман О. В. Указ. соч. С. 281.
115
54
Плеханов Г. В. Предисловие к русскому изданию А. Туна «История ре-
волюционного движения в России» // Плеханов Г. В. Соч. : в 24 т. Т. XXIV.
М. ; Л., 1927. С. 123–124.
55
Ольховский Е. Р. К истории «Черного передела» (1879–1881 гг.) // Об-
щественное движение в пореформенной России. Сб. статей к 80-летию со
дня рождения Б. П. Козьмина. М., 1965. С. 125.
56
Аптекман О. В. Указ. соч. С. 374.
57
Пелевин Ю. А. Южные бунтари и «Чигиринский заговор» // Российская
история. 2014. № 1. С. 146.
58
Терехова С. А. Влияние «Чигиринского заговора» на программно-такти-
ческие построения народнической организации «Черный передел» // Истори-
ческий журнал : научные исследования. 2015. № 6 (30). С. 717–726.
59
Ольховский Е. Р. Указ. соч. С. 157.
60
«Черный передел». Орган социалистов-федералистов 1880–1881 г. М. ;
Пг., 1923. С. 140.
61
Сергиевский Н. «Черный передел» и народники 80-х годов // Каторга и
ссылка. 1931. № 1 (74). С. 10.
62
63
Плеханов Г. В. Передовая из «Черного Передела» № 1 // Плеханов Г. В.
Соч. : в 24 т. Т. 1. М. ; Л., 1923. С. 119.
64
Там же.
65
Керженцев П. Ирландия в борьбе за независимость. М., 1936. С. 112–
114.
66
Там же. С. 122–123.
67
См., напр.: R. Хроника. – Корреспонденция из Лондона // Вестник Ев-
ропы. 1879. № 4. С. 361–370; Б. Л. Ирландский вопрос // Слово. 1880. № 1.
С. 79–90; Вильям Эварт Гладстон // Отечественные записки. 1880. № 6.
С. 597–654; [Жаклар В.] Ж-ка Английские затруднения и ирландские дела //
Дело. № 3. 1881. С. 166–196; [Кравчинский С. М.] Б. Ирландские дела // Де-
ло. 1881. № 8. С. 149–177; № 9. С. 195–217; Н. Ч. Очерк аграрного движе-
ния 1879 и 1880 годов в Ирландии // Слово. 1881. № 2. С. 1–24; № 3. С. 29–
51; Лафан. Ирландская месть // Отечественные записки. 1881. № 10. С. 511–
540; Б. Л. Ирландский вопрос // Отечественные записки. 1881. № 7. С. 249–
279; № 8. С. 573–599; № 9. С. 225–258; Политика и народ. По поводу
ирландского вопроса // Вестник Европы. 1881. № 2. С. 870–881; Сулли-
ван А. М. Новая Ирландия // Русская мысль. 1881. № 4, 5, 7–10; 1882. № 6,
7, 9; и др.
68
Милевский О. А. Указ. соч. С. 81–86.
69
Ольховский Е. Р. Указ. соч. С. 132–133.
70
Сергиевский Н. «Черный передел» и народники 80-х годов. С. 13–14.
71
См.: Южно-русские рабочие союзы. М., 1924. С. 109–110; Ковальс-
кая Е. Н. Южно-русский рабочий союз. М., 1926. С. 263–264.
72
116
73
Там же.
74
75
Революционное народничество 70-х годов XIX века. Т. 2. С. 163.
76
Южно-русские рабочие союзы. С. 116–118;
77
Там же. С. 119–120.
78
Там же. С. 120–122.
79
80
Хроника социалистического движения в России 1878–1887. Официаль-
ный отчет. М., 1906. С. 204.
81
Троицкий Н. А. Безумство храбрых. Русские революционеры и кара-
тельная политика царизма.1866–1882 гг. М., 1978. С. 319.
82
Сергиевский Н. «Черный передел» и народники 80-х годов. С. 18.
83
Сергиевский Н. Народничество 80-х годов. Приложение // Историко-
революционный сборник. Т. 3. М. ; Л., 1926. С. 186.
84
85
86
Там же. С. 157–158.
87
Революционное народничество 70-х годов XIX века. Т. 2. С. 157.
88
Валк С. Н. Молодая партия «Народная воля» // Проблемы марксизма.
1930. № 1. С. 95–119.
89
Валк С. Н. Распорядительная комиссия и «Молодая партия “Народной
воли”» // Каторга и ссылка. 1931. № 2. С. 121.
90
Литература партии «Народная воля». М., 1930. С. 220.
91
Письма народовольца А. Д. Михайлова. М., 1933. С. 217.
117
Цымрина Т. В.
Программные установки
народовольческих организаций
второй половины 1880-х гг.
В 1884 г. «Народная воля» как централизованная революционная

организация прекратила свое существование. Однако отдельные
народовольческие кружки действовали до конца 1890-х гг.1
В данной статье мы рассмотрим вопрос о программе и тактике
действий народовольческих организаций в условиях идейно-органи-
зационного кризиса, охватившего революционное народничество во
второй половине 1880-х гг. Прежде всего речь пойдет о «Террори-
стической фракции партии “Народной воли”» и южнорусской наро-
довольческой организации. Последняя имела отделения в Таганроге,
Новочеркасске, Туле, Харькове, Екатеринославе, Киеве, Одессе, ус-
тановила связь с Петербургом, Москвой, Минском, городами По-
волжья. В 1885 г. Екатеринославский съезд южнорусских народо-
вольцев принял решения по важнейшим в то время вопросам
программы и тактики и избрал Центральную группу. Именно южно-
русская организация выпустила последние номера «Народной воли»
и «Листка “Народной воли”».
Политические и философские взгляды народовольцев второй по-
ловины 80-х гг. ХХ в. отражены в программе «Террористической
фракции партии “Народной воли”» (1886) и двух проектах програм-
мы народовольческой организации 1888–1890 гг. Эти документы
свидетельствуют о том, что в целом мировоззрение народовольцев
оставалось прежним. Однако под влиянием марксизма в нем наме-
тились изменения, которые проявились более заметно в 90-х гг.
XIX в., а в начале ХХ в. привели к окончательному переходу народ-
ничества в новую историческую форму – партию эсеров.
Во второй половине 80-х гг. ХIХ в. народовольцы сохранили ве-
ру в возможность радикального обновления существующего обще-
ственного строя. Это подтверждает программа «Террористической
фракции партии “Народной воли”»: «Только на известной ступени
экономического развития общества, при достаточной зрелости его,
возможно осуществление социалистического идеала, и не только
полное осуществление, но и каждый шаг к нему возможен только
118
как результат изменения в отношении общественных сил в стране,
как результат количественного или качественного увеличения силы
в рабочем классе. Только через сознание и волю самого народа мо-
гут воплотиться в его жизнь какие-либо принципы, и только извест-
ные экономические условия обуславливают прочную подготовку
народного сознания к восприятию социалистических идей. Парал-
лельно с экономическим развитием страны идет ее политическая
жизнь»2. Следовательно, решающую роль в революции играет на-
род, революционеры могут придать народному движению организо-
ванный характер, влиять на его ход, но не могут вызвать револю-
цию, если для нее нет объективных предпосылок.
Но и правительство не может подавить революционное движе-
ние репрессивными методами, не приводя систему управления госу-
дарством в соответствие с объективными потребностями страны. Об
этом говорилось в прокламации «Союза землячеств» Петербурга
(1886 г.): «Если царь-убийца и его ненавистная клика думают с по-
мощью столь зверских приемов парализовать усилия революционе-
ров, то они ошибутся. Революционная мысль носится неизмеримо
выше тюрем и виселиц. При каждом новом ее призыве выступают
новые бойцы, чтобы занять место мучеников, павших в упорном
бою. Являются и мстители, и, несмотря на бесчисленную рать поли-
цейских и жандармов, вопреки страшным репрессиям, по временам
раздается взрыв бомбы-освободительницы»3.
Своей ближайшей целью народовольцы по-прежнему считали
политическую революцию, самодержавие рассматривали как глав-
ное препятствие на пути прогресса. Составитель программы эмиг-
рантской народовольческой организации К. Р. Качоровский считал
возможными три варианта преобразования государственного строя
России: 1) уступки со стороны правительства и установление кон-
ституционной монархии, 2) демократическая революция и буржуаз-
ная республика, 3) социалистическая революция и социалистическая
республика. Социалистическую революцию в ближайшем будущем
автор считал маловероятной. Наиболее вероятным, по его мнению,
был второй путь4. Поэтому союз с либералами возможен и желате-
лен. Качоровский полагал, что террор может заставить правительст-
во пойти на уступки, но может и вызвать усиление реакции. Реакция
вызовет всеобщее недовольство, и тогда или произойдет революция,
или правительство будет вынуждено провести реформы. Качоров-
119
ский также считал возможным союз с либералами в борьбе за поли-
тическую свободу. В программе эмигрантов были сформулированы
цели демократической революции: ликвидация самодержавия, сво-
бода совести, слова, печати, собраний, общественных организаций.
Парламент должен быть внесословным и внеклассовым, власть пра-
вительства следует ограничить5.
Программа петербургской организации народовольцев также со-
держит требования созыва Земского собора (Учредительного собра-
ния), всеобщего избирательного права, свободы совести, слова, из-
бирательной агитации, собраний, общественных организаций, мест-
ного самоуправления, постоянного народного представительства,
выборности всех должностных лиц, «самостоятельности мира, как
экономической к административной единицы», замены постоянной
армии территориальной6. Это полностью совпадает с программой
«Террористической фракции партии “Народной воли”»7.
На Екатеринославском съезде южнорусских народовольцев тоже
шли споры между сторонниками и противниками политической борь-
бы. Против нее выступал В. Л. Бражников, так как главным направле-
нием деятельности партии он считал социалистическую пропаганду и
подготовку социалистической революции7. Большинство участников
съезда высказалось за продолжение борьбы против самодержавия8.
Однако конечной целью поздних народовольцев был социализм.
Под социализмом они так же, как и в 1879–1884 гг. подразумевали
общество, в котором средства производства принадлежат трудя-
щимся, поэтому предлагали передать землю крестьянам, промыш-
ленные предприятия – рабочим. Эта мысль была высказана в про-
грамме эмигрантов: «Мы ставим себе основною и окончательною
целью заменить во всех странах, где нам приходится действовать,
нынешний капиталистический общественный строй – строем социа-
листическим, где разделение классов общества должно исчезнуть,
все средства и орудия производства находились бы в руках самих
производителей...»9. Положение о национализации средств произ-
водства было только в программе «Террористической фракции пар-
тии “Народной воли”»10.
Демократию народовольцы считали необходимым условием и
важнейшим признаком социализма, поэтому ни в одном программ-
ном документе не упоминается о диктатуре какого-либо класса или
партии.
120
Поздние народовольцы считали, что переход к социализму будет
поэтапным, демократическая революция предшествует социалисти-
ческой. Наиболее четко эта мысль сформулирована в программе
эмигрантской организации: «Парламентаризм нового политического
строя в Росси не может быть еще социалистическим, так как в ней
не может существовать не только преобладание рабочей политиче-
ской партии (необходимое условие этой формы парламентаризма),
но сама эта партия еще не организована»11. Приведенная цитата
свидетельствует о том, что автор данного документа считал созда-
ние рабочей партии необходимым условием перехода к социализму.
Тех же взглядов придерживался и К. Р. Качоровский: «Всю сово-
купность этих реформ может осуществить лишь рабочая социали-
стическая партия, к которой присоединилась бы большая часть кре-
стьянства и пролетариев. В создании такой партии заключается по-
ложительная задача нашей деятельности»12.
Движущими силами социалистической революции Качоровский
считал крестьянство, рабочий класс, интеллигенцию, но в демокра-
тической революции главную роль отводил интеллигенции.
По мнению А. И. Ульянова (автора программы «Террористиче-
ской фракции партии “Народной воли”»), рабочие «будут иметь ре-
шающее влияние при политической и экономической борьбе», кре-
стьянство может оказать «бессознательную поддержку своим общим
недовольством». Однако главная движущая сила демократической
революции – интеллигенция. Единственной опорой правительства
Ульянов считал армию, поэтому доказывал необходимость привле-
чения ее на сторону революции13.
Во второй половине 80-х гг. XIX в. народовольцы признали по-
беду капитализма в России, но отношение к нему было неоднознач-
ным. Если Ульянов был убежден, что развитие капитализма создает
необходимые предпосылки для социализма14, то Качоровский отри-
цательно оценивал пореформенный период, т.к. переход к капита-
лизму был сопряжен с разорением крестьян и разрушением общины.
Однако и он отмечал, что после крестьянской реформы 1861 г. уро-
вень культуры народа повысился, рабочие по развитию превосходи-
ли крестьян15.
Представление о соотношении объективных и субъективных
факторов в истории, о роли различных классов в революции, при-
знание победы капитализма сближали поздних народовольцев с
121
марксистами. Наиболее острые разногласия между ними, на наш
взгляд, сводились к национальному вопросу. Марксисты, будучи
интернационалистами, исходили из интересов рабочих независимо
от их национальности и гражданства. Народовольцы были патрио-
тами, т.к. руководствовались интересами России, русского народа.
Сближение народовольцев с марксистами началось еще в первой
половине 80-х гг. XIX в. В дальнейшем этот процесс только набирал
силу. Так, в 1885–1886 гг. в библиотеке рабочей группы московской
народовольческой организации наряду с народнической литерату-
рой была и марксистская16.
Влияние марксизма заметно и в программе «Террористической
фракции партии “Народной воли”»17. В петербургской организации
«милитаристов»18 и в созданном в Киеве тайном обществе «заго-
ворщиков» народовольцы и марксисты работали совместно. Однако
в 1887–1888 гг. в Харькове народовольцы вели дискуссии с
марксистами19. Отношения между народовольцами и марксистами
во второй половине 1880-х гг. наиболее точно охарактеризовал
Ф. В. Смирнов: «Вообще же споры марксистов с народниками в это
время имели самый товарищеский характер, и представители обоих
направлений продолжали уживаться в одних и тех же кружках»20.
К сожалению, народовольцы восприняли не только положитель-
ные, но и отрицательные стороны марксизма, прежде всего, интер-
национализм. Особенно ярко это проявилось в эмигрантской печати.
Например, в № 4 «Вестника “Народной воли”» (1885 г.) читаем:
«Целый ряд условий, неблагоприятных для развития узкого патрио-
тизма в большинстве племен России, целый ряд условий, опреде-
ленных воспитанием интеллигенции, выработали наш космополи-
тизм, необходимый для социалистического миросозерцания. С дру-
гой стороны, демократизм нашей интеллигенции и все ее воззрения
на условия прогресса подготовили в среде социалистов-револю-
ционеров их глубокое уважение к праву и воле национальности, по-
скольку она является в виде такого общества, в виде чего-то коллек-
тивного, сознающего свое единство. Это воззрение могло бы, каза-
лось, держаться в среде социалистов тем прочнее, что оно дает для
практической программы действий ясное и точное мерило при каж-
дом столкновении с национальными стремлениями. Таким отноше-
нием не может, однако, удовлетвориться слепое чувство привязан-
ности к особенностям своего национального типа, лежащее в основе
122
патриотизма. Это чувство, уже осужденное прогрессом человечества
на вымирание, держится, однако, в душе каждого глубокими корня-
ми, выращенными отживающим периодом истории»21.
Итак, автор проповедует космополитизм, так как считает его «не-
обходимым для социалистического миросозерцания», утверждает, что
в России нет условий для развития национального патриотизма, счи-
тает его пережитком прошлого, и, в то же время, признает «право и
волю национальности». Такая непоследовательность нехарактерна
для народовольцев 1879–1884 гг. Прокламации, программные доку-
менты, периодические издания этого периода свидетельствуют о том,
что «Народная воля» выражала интересы русского народа22.
Изменения во взглядах народовольцев на национальный вопрос
отразились и в программе эмигрантской организации 1888–1890 гг.
Ее автор признавал право наций на самоопределение, однако, при
этом утверждал, что для русских социалистов-революционеров «са-
мое разделение народностей не имеет значения»23. В тоже время ус-
пех демократической революции в России требовал учета политиче-
ских предпочтений и потребностей русского народа24. Таким обра-
зом, взгляды эмигрантов на национальный вопрос были весьма про-
тиворечивыми.
Говоря о влиянии на народовольцев марксистских идей, нельзя
не отметить, что многие революционеры в России оставались на
прежних позициях. Это подтверждает Е. И. Яковенко: «И те из нас,
кто, может быть, и не вполне понимал, но скорее чувствовал, что
отказаться от русского социализма нельзя, не могли примириться с
новыми течениями, идущими с Запада. Поэтому террористический
кружок 1-го марта 1887 г. ставил себя под щит народовольчества,
назвавшись фракцией партии “Народной воли”»25.
Важное место в народовольческих программах второй половины
1880-х гг. занимал вопрос о тактике действий в условиях нарастания
в стране политической реакции. Его суть очень точно отразил
народоволец Л. Я. Штернберг. В своем выступлении на Екатерино-
славском съезде «Народной воли» он доказывал необходимость
возобновления революционной пропаганды, так как борьба предсто-
яла длительная, и добиться успеха только с помощью террора было
невозможно26.
Все народовольческие организации 1885–1890 гг., включая «Тер-
рористическую фракции партии “Народной воли”», сформировались
123
на основе студенческих кружков. Поэтому основным направлением
деятельности народовольцев в этот период была революционная
пропаганда среди интеллигенции и учащейся молодежи.
Рассмотрим деятельность народовольческих кружков в основных
университетских центрах страны. Начнем с харьковской группы
народовольцев. Их «Программа практической деятельности» ориен-
тировалась на организацию студенческих и ученических кружков,
библиотек, «приобретение связей в обществе»27.
В декабре 1887 г. в харьковском университете начались студен-
ческие волнения. В аудиториях проходили собрания, распростра-
нялись прокламации. Студенты требовали встречи с ректором. Актив-
ное участие в студенческих волнениях приняли народовольцы
В. Н. Головкин, Кожевников, Стонжальский, С. М. Стояновский,
Л. В. Фрейфельд. Кожевников написал прокламацию от имени харь-
ковской народовольческой организации и распространял ее в уни-
верситете. Народовольцы проводили вечера для студентов и рабо-
чих28. Когда в университет прибыла полиция, студенты организова-
ли шествие по Екатерикославской улице Харькова. В итоге демонст-
рация была разогнана, а университет закрыт.
События в Харькове в 1887 г. свидетельствует о том, что во
второй половине 1880-х гг. изменилось отношение народовольцев к
студенческому движению. Если в 1881–1884 гг. они считали его
бесполезным, то в 1885–1890 гг. принимали активное участие в нем.
В Петербурге осенью 1885 г. народовольцы предприняли попыт-
ку восстановить «Союз молодежи». Организация имела свою типог-
рафию и устав29. В 1886 г. «Союз землячеств» столицы создавал сту-
денческие кружки самообразования. Составить программу чтения
было поручено Е. И. Яковенко, экономическую часть написал
В. П. Воронцов – автор книги «Судьбы капитализма в России»
(СПб., 1882). Участники кружков не только изучали социалистичес-
кую литературу, но и вели пропаганду среди рабочих. М. И. Калинин
печатал на гектографе брошюру А. Н. Баха «Царь-голод»30.
В Москве народовольцы П. Аносов, Н. Каратыгин, В. Барыков
создали студенческую революционную организацию «Центральное
землячество». Ее основными целями были помощь политическим
заключенным и взаимопомощь студентов. «Центральное землячест-
во» руководило студенческим движением. Организация состояла из
отдельных групп и землячеств. Они были полностью самостояте-
124
льны в своих внутренних делах, имели право вносить предложения,
касающиеся деятельности всей организации, однако, предложения
одной группы не были обязательны для всех. Связующим звеном
между ними была «Союзная касса». Она собирала деньги и
распоряжалась ими, поддерживала связь с другими студенческими
организациями, создавала комиссии. Члены комиссий избирались
землячествами или назначались «Союзной кассой». В отдельных
случаях она имела право принимать решения без согласия
землячеств, но была обязана отчитываться перед ними во всех своих
действиях. Все споры между землячествами и «Союзной кассой»
разрешались Судебной комиссией, состоявшей из представителей
всех землячеств31.
«Центральное землячество» по своей организационной структуре
было близко к «Союзу землячеств», однако, отличалось от него
более высокой степенью централизации. Организация выпускала и
распространяла прокламации «Кара» и «Новейшие подвиги
сибирских палачей». В 1890 г. она была раскрыта полицией32.
Народовольцы вели пропаганду не только среди студентов, но и
в средних учебных заведениях. Известно, например, что Владимир-
ская группа народовольцев сформировалась на основе гимназичес-
кого кружка, организованного С. А. Островским. Пропаганду среди
гимназистов и реалистов вел также Г. А. Яблочков. Кроме того,
владимирские народовольцы организовали библиотеку в местной
семинарии. Семинаристы читали «Исповедь» и «В чем моя вера?»
JI. H. Толстого, «Что делать?» Н. Г. Чернышевского, «Исторические
письма» П. Л. Лаврова, роман Сергея Кравчинского «Андрей Кожу-
хов», брошюру В. Г. Богораза «Борьба общественных сил в Рос-
сии»33.
Методы пропаганды народовольцев среди студентов и учащихся
в целом остались прежними. Как и раньше, самообразование сочета-
лось с революционной деятельностью. Однако изменилось отноше-
ние народников к борьбе студентов за свои права. Ее активная
поддержка теперь рассматривалась как один из доступных способов
революционизации интеллигентной молодежи.
Как и 1879–1884 гг., народовольцы вели пропаганду среди рабо-
чих. В этом вопросе их активно поддерживал К. Р. Качоровский. Он
считал пропаганду и участие народовольцев в рабочем движении ос-
новными направлениями деятельности партии наряду с террором34.
125
Приведем несколько конкретных примеров успешной деятельно-
сти поздних народовольцев в рабочей среде. Так, в декабре 1885 г.
Т. М. Романченко и Г. Г. Рудометов организовали несколько круж-
ков на Тихорецкой и Екатеринодарской железной дороге. В марте
1886 г. Романченко уехал в Екатеринодар и организовал там артель-
ную мастерскую. Рудометов доставлял туда нелегальную литера-
туру35.
Занимались с рабочими и таганрогские народовольцы. Н. К. Си-
гида вела занятия в рабочих кружках и тогда, когда была хозяйкой
типографии36. В Туле народовольцы организовали кружки в желез-
но-дорожных мастерских, на патронном и оружейном заводах37.
«Программа практической деятельности» харьковской организа-
ции предусматривала пропаганду демократических и социалисти-
чес-ких идей во всех слоях русского общества, в том числе среди
рабочих. Кружки здесь организовывал М. В. Гельрот. Занятия по
общеобразовательным предметам вел В. П. Денисенко, по полит-
экономии – Н. В. Григорьев38. Рабочие кружки были хорошо законс-
пирированы, и до 1889 г. полиция не знала об их существовании.
Рабочая группа была и в московской организации39. Ее руко-
водителями были И. И. Тихомиров и М. Л. Соломонов40. В Екатери-
нославе пропаганду среди рабочих вели А. Л. Карпенко, В. Кудря-
шов, И. Жильцов41.
В столице А. И. Ульянов руководил рабочими кружками в Галер-
ной гавани42. Занимались с рабочими и члены «Союза землячеств».
В демонстрации 19-го февраля 1886 г. вместе со студентами
участвовали рабочие43.
Что же касается крестьянства – основной почвы народнического
социализма – здесь успехи народовольцев были гораздо скромнее.
Хотя народовольцы в принципе не отказывались от работы в де-
ревне, систематическая пропаганда среди крестьян в 80-х гг. XIX в.
не велась. Сказывалось сложившееся на рубеже 1870/80-х гг. убеж-
дение народников-политиков в неготовности мужика к активному
участию в революционном движении. Так, харьковские народо-
вольцы считали своим приоритетом работу в городе. Пропаганда в
деревне не возбранялась, «поскольку она не вредит концентрации
сил в городах»44. Но и только.
Об успешной пропаганде народовольцев среди крестьян извест-
но не много. Например, 19-го февраля 1886 г. член кружка донцов и
126
кубанцев Ф. Приходько рассказывал крестьянам о значении рефор-
мы 1861 г., и они его внимательно слушали45. Очевидно, такие слу-
чаи можно пересчитать по пальцам.
Во второй половине 1880-х гг. кружковая пропаганда народо-
вольцев сочеталась с открытыми революционными выступлениями.
«Программа практической деятельности» харьковской группы пря-
мо предусматривала организацию демонстраций и стачек46. 19-го
февраля 1886 г. кружок студентов-технологов организовал демонст-
рацию в честь 25-летия освобождения крестьян47. Такая же демонст-
рация прошла в Петербурге. Именно она положила начало «Союзу
землячеств». 17-го ноября 1886 г. «Союз» организовал вторую де-
монстрацию. Ее нравственное значение для русской интеллигенции,
особенно для студентов, высоко оценила А. И. Ульянова: «Демонст-
рация эта была в то время полного отсутствия каких-либо общест-
венных проявлений событием очень ярким и значительным, она за-
ставила нас, молодежь 80-х годов, не избалованную такими случая-
ми, глубоко почувствовать и сладкое чувство солидарности, и воз-
мущение произволом»48.
Еще одним важным направлением деятельности народовольче-
ских организаций была организация террористических актов.
Во второй половине 1880-х гг. отношение народовольцев к тер-
рору, несмотря на неудачу их предшественников, не претерпело
значительных изменений. Так, большинство участников Екатерино-
славского съезда 1885 г. голосовали за систематический террор, но
против экспроприации. Против террора были только А. Н. Макарь-
евский, С. К. Турский и Л. Ф. Ясевич49.
Весной 1885 г. Б. Д. Оржих планировал покушение на министра
внутренних дел Д. А. Толстого. Но стало известно, что министр
психически болен, и покушение было отменено50. «Программа прак-
тической деятельности» харьковской группы предусматривала убий-
ство высших чиновников и провокаторов, приобретение и изготов-
ление оружия, а также взрывы и поджоги жандармских управлений
и нападение на государственные учреждения51. Однако большинство
местных народовольцев, как и раньше, относились к подобным дей-
ствиям отрицательно, и харьковская организация не совершила ни
одного такого акта.
«Террористическая фракция партии “Народной воли”» готовила
покушение на самого царя. Оно не состоялось потому, что 1-го марта
127
1887 г. Александр III не выезжал из дворца52. В тот же день все
непосредственные участники покушения (вместе с бомбами) были
случайно арестованы полицией на Невском проспекте.
А. И. Ульянов рассматривал террор не только как средство
дезорганизации правительства и давления на него, но и как пропа-
ганду действием и неизбежное следствие отсутствия политической
свободы53. К. Р. Качоровский считал террор единственно возмож-
ным в тех условиях методом борьбы с правительством. По его мне-
нию, террор должен заставить правительство провести демократи-
ческие преобразования. Правда, террор мог повлечь за собой усиле-
ние реакции, но она неизбежно вызовет революцию54.
В 1888–1889 гг. петербургская организация, группа С. М. Гинс-
бург и эмигранты готовили еще одно покушение на царя. Однако
после ареста Гинсбург петербургские народовольцы пришли к
выводу о нецелесообразности отдельных террористических актов до
восстановления организации и признавали только систематический
террор. Общее мнение выразил уже упомянутый Качоровский:
«Цель нашей деятельности – прочная постановка террора как
системы, цель эта достигается крепкой, достаточно многочисленной
и приспособленной к условиям времени и места организации.
Последнее еще не выполнено, поэтому всякую террористическую
попытку сейчас мы считаем вредной и не соответствующей целям
систематического террора, который, повторяем, мы считаем единст-
венно целесообразным»55.
Эмигранты-народовольцы также рассматривали террор как одно
из основных направлений деятельности революционной партии56.
Только в отличие от Качоровского, они настаивали на немедленном
переходе к террору против правительства.
Во второй половине 80-х гг. XIX в. в России действовали рево-
люционные организации, близкие по своей программе к народо-
вольцам. Разногласия между ними носили чисто тактический харак-
тер. Так, «Милитаристы» считали армию главной движущей силой
демократической революции и планировали организовать военный
заговор по примеру декабристов. В то же время социалистическую
революцию, по их мнению, должен совершить народ. «Милитарис-
ты» вели пропаганду среди юнкеров и офицеров, организовывали
кружки самообразования в военных училищах и зимой 1885–86 г.
128
предприняли попытку объединить их в одну организацию. В январе
1887 г. почти все руководители организации были арестованы.
Социалисты-федералисты выступали за более тесное сближение
с либералами. За короткое время организация из московской превра-
тилась во всероссийскую, организовав выпуск газеты «Самоуправ-
ление», которая распространялась по всей стране. Однако в октябре
1888 г. полиция арестовала всех руководителей организации, кроме
О. Н. Фигнер.
Тайное общество «заговорщиков» было не столько действующей
организацией, сколько своеобразной революционной школой. Его
лидеры считали необходимым условием победы революции созда-
ние массовой социалистической партии. Ее ядром, по их мнению,
должна была стать организация учащейся молодежи. Основным
направлением деятельности «заговорщиков» была организация сту-
денческих кружков самообразования. Их участники изучали не
только социалистическую литературу, но и правила, конспирации.
Именно повышенное внимание к конспирации, а не стремление
захватить власть путем заговора, дало название этой организации.
Благодаря высокому уровню конспирации, тайное общество «заго-
ворщиков» просуществовало до 1903 г., когда оно самораспус-
тилось. Одни его члены вступили в партию эсеров, другие – в
РСДРП. «Милитаристы» и социалисты-федералисты поддерживали
связь с народовольцами. «Заговорщики» действовали обособленно,
но не по идейным, а по конспиративным соображениям. В этих
организациях наряду с представителями других политических тече-
ний работали народовольцы. Разногласия между ними и «Народной
волей» были незначительными. Следовательно, их объединение с
«Народной волей» в случае ее восстановления как общероссийской
партии было возможно.
Анализ программных документов народовольческих организа-
ций второй половины 1880-х гг. позволяет сделать вывод, что
политические взгляды народовольцев в целом остались прежними.
Как и в первой половине 1880-х гг., народовольцы признавали
решающую роль народа в истории и объективный характер ее
законов. Однако мысль о необходимости экономических предпо-
сылок для перехода к социализму в программных документах этого
периода выражена более четко, чем в «Программе Исполнительного
комитета». Народовольцы признали победу капитализма, т.к. в
129
середине 80-х гг. ХIХ века в России завершился промышленный
переворот. Большинство народовольцев по-прежнему полагали, что
демократическая революция предшествует социалистической, поэто-
му своей ближайшей задачей считали политическую революцию.
В условиях политической реакции основной социальной базой
революционно-народнического движения становится студенчество.
И «Террористическая фракция партии “Народной воли”», и петер-
бургская организация 1888–1890 гг., и организация социалистов-
федералистов сформировались на основе революционных студен-
ческих кружков. Поэтому вторую половину 80-х гг. XIX в. можно
назвать «студенческим» периодом в истории революционного дви-
жения. Определенные успехи были достигнуты в рабочей среде. А
вот пропаганда среди крестьян хотя и признавалась целесообразной,
но ограничивалась единичными попытками.
Идея систематического террора против правительства с целью
его дезорганизации также сохраняла свою популярность. Южно-
русская организация готовила покушение на министра внутренних
дел Д. А. Толстого, «Террористическая фракция партии “Народной
воли”» и группа С. М. Гинсбург – на царя. Но ни один террористи-
ческий акт народовольцев не увенчался успехом, что, на наш взгляд,
было обусловлено случайными обстоятельствами. Стоит также
заметить, что народовольцы по-прежнему считали террор крайним и
в принципе аморальным средством борьбы, недопустимым в
демократическом обществе.
––––––––––––––––––
1
Подробнее см.: Сенчакова Л. Т. «Народная воля» после 1-го марта 1881
года // Преподавание истории в школе. 1965. № 6; Цымрина Т. В. «Народная
воля» после 1 марта 1881 г.: автореф. дис. … канд. ист. наук. Ростов-на-
Дону, 2000; Савицкая Е. А. Развитие идеологии революционного народни-
чества в 80–90-х гг. XIX в. // Воронеж народниковедческий. Воронеж, 2012.
2
Программа «Террористической фракции партии “Народной воли”» //
Русская революция в судебных процессах и мемуарах. Кн. 3. М., 1924.
С. 211.
3
К истории покушения А. И. Ульянова и других 1-го марта 1887 г. //
Красный архив. 1926. № 2. С. 223.
4
ГАРО. Ф. 829. Оп. 2. Д. 5. Л. 7, 10.
5
Там же. Л. 9, 11, 17.
6
Там же. Л. 15–16.
7
Программа «Террористической фракции партии “Народной воли”».
С. 212.
130
8
Денисенко В. П. Харьковская группа партии «Народной воли» в 1885–
1887 гг. // Народовольцы 80-х и 90-х гг. М., 1929. С. 134.
9
ГАРО. Ф. 829. Оп. 2. Д. 5. Л. 7.
10
С. 212.
11
ГАРО. Ф. 829. Оп. 2. Д. 5. Л. 9.
12
Там же. Л. 16.
13
С. 211.
14
Там же.
15
ГАРО. Ф. 829. Оп. 2. Д. 5. Л. 14–15.
16
Терешкович К. М. Несколько слов по поводу воспоминаний М. Р. Гоца //
Народовольцы посла 1-го марта 1881 г. M. ; Л., 1928. С. 110.
17
С. 211–212.
18
«Милитаристы» – военно-революционная организация, действующая в
Петербурге в 1884–1886 гг. Объединяла представителей военно-учебных
заведений, служащих военного ведомства, морских офицеров.
19
Фрейфельд Л. В. Светлой памяти Софьи Михайловны Гинзбург //
Каторга и ссылка. 1924. № 5 (12). С. 262.
20
Смирнов Ф. В. Отголоски «Народной воли» в Ярославле и Рыбинске в
1882–1887 гг. // Народовольцы. М., 1931. С. 243.
21
«Народная воля» в документах и воспоминаниях. М., 1930. С. 225.
22
Там же. С. 45; Русская революция в судебных процессах и мемуарах.
С. 165, 168–169; Литература партии «Народная воля», СПб., 1907. С. 108–
110, 124–125, 148–149.
23
ГАРО. Ф. 829. Оп. 2. Д. 5. Л. 12.
24
25
Яковенко Е. И. К 40-летию 1-го марта 1887 г. // Каторга и ссылка. 1927.
№ 3. С. 27.
26
Шехтер А. Н. Южнорусская народовольческая организация // Народо-
вольцы после 1-го марта 1881 г. М., 1928. С. 134–135.
27
Денисенко В. П. Указ. соч. С. 132–133.
28
См.: Головкин B. H. Из воспоминаний народника // Народовольцы. М.,
1931. С. 227. Фрейфельд Л. В. Светлой памяти Софьи Михайловны Гинс-
бург. С. 262.
29
Брамсон М. В. Отрывки из воспоминаний // Народовольцы после 1-го
марта 1881 г. С. 85–86.
30
Яковенко E. И. Указ. соч. С. 85–86.
31
ГАРО. Ф. 829. Оп. 2. Д. 5. Л. 25.
32
33
Воспоминания B. C. Турковского // Народовольцы. С. 251–252, 256.
34
ГАРО. Ф. 829. Оп. 2. Д. 5. Л. 17.
131
35
См.: Романенко Т. М. Рабочая организация в Ростове // Народовольцы
после 1-го марта 1881 г.; Пешекеров П. К. Рабочий-народоволец Г. Г. Рудо-
метов // Каторга и ссылка. 1929. № 11. С. 366.
36
Кулаков А. А. Из воспоминаний о Н. К. Сигиде // Каторга и ссылка.
1929. № 11. С. 137.
37
Головкин В. Н. Указ. соч. С. 214–230.
38
39
Гоц М. Р. Московская центральная труппа партии «Народная воля» //
Народовольцы после 1-го марта 1881 г. С. 97–99.
40
Терешкович A. M. Указ. соч. С. 110.
41
Оржих Б. Д. В рядах «Народной воли» // Народовольцы. С. 109.
42
Никонов С. А. Из воспоминаний о А. И. Ульянове // Пролетарская
революция. 1929. № 2–3.
43
Яковенко Е. И. К 40-летию 1-го марта 1887 г. С. 15; Смирнов Ф. В.
Отголоски «Народной воли» в Ярославле и Рыбинске в 1882–1887 гг. //
Народовольцы. С. 245–246.
44
45
Смирнов Ф. В. Указ. соч. С. 245.
46
47
Головкин В. Н. Указ. соч. С. 219–220.
48
Жизнь, как факел : История героической борьбы и трагической гибели
Александра Ульянова, рассказанная его современниками / сост. А. И. Иван-
ский. М., 1966. С. 311.
49
Шехтер А. Н. Указ. соч. С. 134–135, 141.
50
Оржик Б. Д. Указ. соч. С. 97–100.
51
Денисенко В. П. Указ. соч. С. 130.
52
Лукашевич И. Д. 1-е марта 1887 г. М., 1923. С. 21.
53
Русская революция в судебных процессах и мемуарах. Кн. 3. М., 1924.
С. 212.
54
ГАРО. Ф. 829. Оп. 2. Д. 5. Л. 17.
55
56
Там же. Л. 8.
132
Квасов О. Н.
О статистических параметрах
народнического террора (1866-1900 гг.)
Экстремистские и террористические тенденции формировались в

российском освободительном движение поступательно и последова-
тельно в прямой взаимосвязи с общими закономерностями и факто-
рами развития кризиса российских государства и общества второй
половины XIX – первой трети ХХ вв. Общественные и революцион-
ные представления о социальном насилии и агрессии менялись по
ходу развития революционного движения и леворадикальной тео-
рии, достигнув своего пика и кульминации в сталинском терроре
1930-х гг.
Тяжелым и трагическим для всего российского революционного
движения являлся поиск ответа на вопрос о природе необходимого
реформизма и радикализма, соотношения и примата социального
и политического насилия. Начальная трактовка народничества пол-
ностью базировалась на первенстве социальных, общинных факто-
ров как необходимом условии преобразований. В дальнейшем анар-
хисты сохранили примат социальной революции перед реформами, а
народники после разочарований в крестьянском революционизме по-
степенно стали больше внимания уделять политическим факторам.
Экстремистские взгляды на формы борьбы отразили проклама-
ции начала 1860-х гг. «Письмо из провинции» (1860), «К молодому
поколению» (1861), «Молодая Россия» (1862). При некоторой экст-
равагантности, маргинальности и неожиданности предлагаемого в
них социального и политического насилия, имеется достаточно мно-
го фактов того, что эти взгляды были встречены с интересом, в оп-
ределенной степени даже с пониманием. Несмотря на то, что сугубо
критическую позицию на эти произведения высказали А. И. Герцен
и Н. Г. Чернышевский, с одобрением и поддержкой этих лозунгов
выступили М. А. Бакунин и Н. П. Огарев.
Практическая реализация этих взглядов нашла осуществление в
индивидуальном акте Д. В. Каракозова и групповом самосуде, ини-
циированном С. Г. Нечаевым. Попытки практической реализации
декларируемых экстремистских взглядов проявились в поиске оп-
тимального устройства партийных организаций и дискуссии о мо-
133
ральных границах революционной деятельности (ишутинский «Ад»,
бакунинский и нечаевский «Катехизисы»).
Нечаев, Бакунин и Огарев развили активную публицистическую
деятельность, в которой пропагандировали социальный экстремизм,
революционный аморализм, массовые убийства государственных
служащих и новые формы революционной борьбы – партизанство1.
Первоначально в революционной среде превалировали бакунинские
взгляды и идеи на активизацию социальной агрессии, который пы-
тался всевозможными способами (социальный терроризм и банди-
тизм) ее провоцировать2. В интерпретации же Нечаева социальное
насилие все более приобретало выраженные политические (государ-
ственные) формы и становилось персонально и социально акценти-
рованным.
Важную роль в развитие политического экстремизма сыграла
точка зрения П. Л. Лаврова о релятивизме революционной морали3.
Несмотря на то, что большая часть народников первоначально при-
няла его взгляды либо критически (чайковцы), либо нейтрально,
опыт ожесточенной борьбы, царские репрессии и безальтернатив-
ный характер противостояния привели в конечном итоге к торжест-
ву «революционной морали».
Развитие и становление политического экстремизма в России
также трудно представить без идей П. Н. Ткачева, который обосно-
вал отсутствие социальной революционности крестьянства и народа,
важность централизованной партии, возможность при помощи по-
литического насилия захвата этой партией государственной власти
(бланкизм, якобинство) и передачу ее народу. В его революционной
концепции «индивидуальный террор» понимался только как «одно
из средств, а не цель». Он одним из первых дал теоретическое обос-
нование терроризма и стал его пропагандировать.
Таким образом, народнический терроризм имел обширное теоре-
тическое обоснование, на которое в свою очередь оказывали влияние,
как самодержавная репрессивная политика, так и закономерности раз-
вития конспиративной, нелегальной деятельности. И если изучение
теоретических и идеологических основ экстремизма в российском ос-
вободительном движении ведется достаточно давно и в целом доста-
точно плодотворно, то исследование собственно экстремистских про-
явлений и террористических прецедентов второй половины XIX в.,
как ни странно, в полной мере еще не описано и не исследовано.
134
Затрагивая тему народнического терроризма, исследователи
предпочитают в основном дискутировать о его политических аспек-
тах и общественном влиянии. Основные покушения народовольче-
ского периода изучены досконально, но выходя за пределы цен-
трального террора, начинаются споры, причиной которых подчас
является слабая фактологическая база, неопределенная содержа-
тельная трактовка и дефиниционные противоречия.
До покушения Д. В. Каракозова помимо противоречивых суж-
дений о возможном убийстве императора или новой «пугачевщине»,
сведений о террористических планах революционеров, а тем более
усилиях практического их осуществления не имеется. Активный
всплеск терроризма в 1860-е гг. был инициирован польскими экс-
тремистами, но этот терроризм являлся ярко выраженным национа-
листическим и прямой взаимосвязи с российскими революционны-
ми процессами не имел. Покушение на императора 25 мая (6 июня)
1867 г. в Париже также осуществил польский эмигрант А. Березов-
ский, у которого связей с русскими революционерами не было. Да-
леко неоднозначные суждения о пожарах, поразивших столицу и
многие крупные города России в начале 1860-х гг., которые совре-
менники приписывали то революционерам, то польским экстреми-
стам, остаются в большей степени интересны общественно-полити-
ческой реакцией на достаточно тривиальные городские пожары для
русских «деревянных» городов4.
В тоже время, очевидно, что отправная точка российского рево-
люционного терроризма – каракозовское преступление, родилось не
на пустом месте, однако, его идейное и организационное основание
имеет скорее маргинальный, если не сказать исключительный ха-
рактер. Хотя сведения о «цареубийственных разговорах» и упоми-
наются в документах, в частности, в народнической «Сморгонской
Академии» (1867-й – начало 1869 г.), реальных оснований на их
реализацию обнаружить сложно5.
Изучение террористических проявлений сталкивается не только
с понятийными неопределенностями, но и с фактическими, стати-
стическими противоречиями. Часть исследователей склонна катего-
рично разделять акты местного и центрального террора. Разумеется,
акты центрального террора напрямую влияли на идейные метамор-
фозы народничества и политический климат в империи. Но на разви-
тие общероссийского политического процесса оказывали воздействие
135
и провинциальные экстремистские проявления. Это касается первен-
ствующей роли южных народников в инициировании террористиче-
ских актов, в реакции Александра II на череду покушений на юге, в
рекрутировании рядового состава террористов и т.д.
Более того, возникает вопрос критериев при разделении актов
центрального и местного террора. Выстрел Каракозова, учитывая ста-
тус объекта покушения, несомненно, центральный акт, но беря во
внимание малочисленный состав группы, отсутствие единства мне-
ний, особенности подготовки, инициативный характер преступления
и прочее вызывает сомнение не только возможность назвать его цен-
тральным, но и вообще отнести к террористическим проявлениям. Не
меньше вопросов относительно статуса центрального акта вызывают
инициативные покушения И. О. Млодецкого на начальника Верхов-
ной распорядительной комиссии М. Т. Лорис-Меликова и Н. М. Сан-
ковского на министра внутренних дел П. А. Черевина. Оценивая акты
центрального террора народников, определенно к таковому можно
отнести не более десятка, а остальные покушения это акты иного ха-
рактера и типа. Инициативных актов экстремизма к рубежу веков бу-
дет становиться все больше. И если ранее это было в большем коли-
честве насилие крепостных над помещиками и управляющими, то к
концу века социальная основа значительно расширилась.
Обращая внимание на эту тенденцию, известная исследователь-
ница революционного терроризма Анна Гейфман отмечает: «…но
большая часть немногочисленных терактов этого времени все-таки
была совершена боевиками нового типа: малоизвестными лицами,
экстремистами с неопределенными идейными убеждениями, не
принадлежавшими ни к каким организациям и действовавшими по
собственной инициативе»6. Целесообразно ли относить такого типа
покушения к «террористическим», а преступников называть «боеви-
ками»? По всей видимости это не политический, а социальный экс-
тремизм, который был всегда и на сращивание которого с политиче-
ским террором под руководством партии столько безуспешных сил
приложили эсеры в Первую российскую революцию.
Большое количество неопределенностей относительно местного
революционного террора связано не только с фактическими вопро-
сами прецедентов, но и с их осмыслением. Подчас исследователи
расходятся во мнениях. Возьмем, к примеру, провинциальные взры-
вы7. Обоснованно ли относить их к революционным актам, как осо-
136
бую их разновидность с эксцитативными мотивами, или это были
хулиганские выходки фрондирующих подростков?
Очень часто исследователи сталкиваются с проблемами недоста-
точности фактов для интерпретации событий, что не позволяет выра-
ботать более объективную картину для суждений и обоснований сво-
их позиций. Ряд упоминаемых в воспоминаниях и исследовательской
литературе событий другими источниками не верифицируются. К
примеру, якобы планируемые покушения на императора Николая I в
1829 и 1843 гг.8 или убийства революционерами в 1878 г. «шпионов»
Розенцвейга и Фетисова9. Упоминаемая известным жандармским ис-
ториком А. И. Спиридовичем рассылка в 1887 г. членами харьков-
ского революционного кружка неких почтовых пакетов со взрывча-
тым веществом, которое «при неосторожном обращении с ним» взры-
валось бы, также иными свидетельствами не подтверждается10.
Помимо того современные концепции развития и характера рево-
люционного движения вызывают не только научные дискуссии, но и
идейные споры. При этом выраженным предметом споров является
подчас именно террористическая деятельность народников. Характер-
но, что аргументом известного спора между Г. С. Каном и Н. А. Тро-
ицким стало не только влияние народнического экстремизма на об-
щественное развитие страны11, но и вопрос о количественных пара-
метрах народнического терроризма, их объектной направленности.
Так, Троицкий, считая, что оппонент преувеличивает размеры народ-
нического террора, во-первых, отнес эти революционные теракты к
«казням», а, во-вторых, отметил, что «за все шесть лет своей “крова-
вой оргии” (1879–1884) народовольцы казнили 6 (шесть) человек:
царя Александра II – Вешателя, шефа тайной полиции Г. П. Судей-
кина, военного прокурора В. С. Стрельникова, двух шпионов
(С. И. Прейма и Ф. А. Шкрябу) и одного предателя (А. Я. Жаркова).
Даже “Земля и воля”, которую “разоблачители” народничества не
считают такой террористической и “кровавой”, как “Народная воля”,
за 3,5 года своего существования совершила больше политическ-
их убийств – 9: шефа жандармов Н. В. Мезенцова, харьковско-
го военного губернатора Д. Н. Кропоткина, жандармского офицера
Г. Э. Гейкинга и шести шпионов (А. Г. Никонова, Н. В. Рейнштейна,
В. А. Тавлеева, Н. Ф. Шарашкина, Т. Курилова, В. Барановского)»12.
Большой почвой для различных суждений, расхождений и дис-
куссии является вопрос о видах террористической агрессии народ-
137
ничества. Безусловно, что разнообразие форм политического экс-
тремизма детерминировано историческими факторами и обстоя-
тельствами. Тираномахия и цареубийство – формы свойственные
определенному периоду общественного развития, как и то, что уго-
ловно-правовой критерий современного терроризма базируется в
первую очередь на его общественной опасности. Если по поводу ре-
волюционных покушений на императора, разного уровня государст-
венных служащих и убийств провокаторов/шпионов/предателей сло-
жилась более-менее общая трактовка как актах террора, то относи-
тельно других экстремистских форм, используемых народниками в
своей борьбе, дискуссия далеко не завершена. Так, уже в одном из
первых исследований народничества проф. А. Тун отмечал: «Рядом
с политическими убийствами практиковались и другие боевые сред-
ства, имевшие второстепенное значение. Я имею в виду добывание
денежных средств при помощи воровства и подлогов. Но это были
действия отдельных лиц и кружков, за которые Исполнительный ко-
митет не принимал на себя ответственность. В кишиневском казна-
чействе предприятие в декабре 1880 г. не пошло дальше попытки; по-
сле удавшегося покушения в Херсоне, в июне 1879 г. деньги, больше
миллиона рублей, были через несколько дней найдены нетронутыми;
какой-то украинский друг народа проявил свою “ушкуйническую”
деятельность в почтовом ведомстве. Исполнительный комитет заявил,
что он считает допустимой “конфискацию” государственных капита-
лов, но не воровство у частных лиц или в благотворительных учреж-
дениях; он отрицал, чтобы в Московском Воспитательном доме были
похищены 300.000 рублей его агентами»13.
Однако очевидно, что применительно ко второй половине XIX в.
экспроприации, силовое освобождение заключенных, вооруженное
сопротивление при аресте также можно относить к формам террори-
стического насилия. Объясняется это тем, что, во-первых, в основа-
нии этих акций спланированные вооруженные действия групп лиц,
во-вторых, заведомая угроза жизни представителям власти и такая
же угроза жизни революционерам в случае неудачи, в-третьих, для
общественно-политической ситуации и правовой культуры второй
половины XIX в. даже такое сопротивление требованиям властей
рассматривалось как вопиющее, несущее в себе силовой аспект про-
тивостояния, в-четвертых, такие действия революционеров имели
выраженный политический характер, это была явная «политика».
138
Более того, по всей видимости, к экстремистским акциям рево-
люционеров необходимо отнести и осуществленные при определен-
ных обстоятельствах публичные демонстративные обструкции чи-
новникам в виде пощечин, а также «оскорбление действием» в от-
ношении тюремного персонала в местах заключения14.
Определенную путаницу вносит сама терминологическая неяс-
ность слова «покушение». Исследователи нередко трактуют ее раз-
лично. Стоит учесть, что к покушению относят организацию и по-
пытки организации преступных действий, в том числе, если они не
осуществились по независящим от преступников обстоятельствам.
Поэтому подчас игнорируются многочисленные сведения о терро-
ристических планах в революционных организациях, которые по
тем или иным причинам не были реализованы. Так, народовольцы в
марте-апреле 1880 г. вели подготовку к покушению на правителя
канцелярии Одесского генерал-губернатора С. Ф. Панютина, но
«отказались, решив сосредоточиться на цареубийстве»15; киевский
кружок братьев А. И. и В. И. Бычковых, И. Левинского, А. И. Бо-
гдановича, В. Е. Гориновича и др. кроме неудачного покушения на
шпиона Забрамского готовил покушение на киевского губернатора
П. И. Гессе, командующего округом генерала П. С. Ванновского,
прокурора В. С. Стрельникова и очень досаждавшего революционе-
рам жандармского капитана Г. П. Судейкина. Были также планы
экспроприации кассы в Университете, захвата денежной почты ме-
жду Бердянском и Мариуполем и т.д.16; в 1884 г. «готовилось, но не
состоялось покушение на министра внутренних дел Д. А. Толсто-
го»17; в 1889 г. из-за провала группы С. М. Гинзбург не удалось
осуществить совместное с поляками покушение на Александра III18.
Но эти сведения практически игнорируются, как несущественные и
нетипичные. Характерно, что покушение «Террористической фрак-
ции партии “Народной воли”» связывают только с днем ареста боеви-
ков (1 марта 1887 г.), хотя шесть террористов группы (три металь-
щика и три сигнальщика) выходили на встречу предполагаемой ка-
реты императора и готовы были его убить еще 26, 27 и 28 февраля.
Террор 1890-х годов был представлен трагическими отголосками
былых революционных битв, авантюрными попытками на пустом
месте организовать центральный акт, как-то планы покушения на
Николая II во время коронации, разбудить с помощью аграрного или
фабричного террора социальные катаклизмы, реанимировать пар-
139
тийную организацию при помощи нескольких терактов. Т. В. Цым-
рина совершенно верно отмечает, что «в 90-х гг. XIX в. народоволь-
цы не совершили ни одного террористического акта»19. Однако сто-
ит учитывать, что значительное количество политических убийств,
террористических актов или попыток организации таковых не бе-
рутся во внимание исследователями, оставаясь просто упоминае-
мыми мимоходом, вскользь, характеризуя не тенденцию, а как бы
исключение из правил, на которое и не стоит обращать внима-
ние. Скудная информация о таких событиях: убийство в 1893 г. пре-
дателя членами петербургского отделения партии «Народного пра-
ва» Б. Еллинским и С. Солодовниковым20 или покушение в 1899 г.
одним из сибирских политических ссыльных на убийство земского
заседателя Преловского21.
И, напротив, в литературе накопилось изрядное количество эпи-
зодов, которые не корректно именуются террористическими или от-
носятся к проявлениям революционного экстремизма. К примеру,
«террористами» называют страдавших «умственными расстрой-
ствами» В. Андрианова, который застрелил на приеме московского
городского голову Н. А. Алексеева22 и семинариста В. Гиацинтова,
бросившегося с ножом в 1893 г. на К. П. Победоносцева23. Нередко
«терактом» называют крушение царского поезда у станции Борки на
Курско-Харьково-Азовской железной дороге (17.10.1888)24.
Таким образом, по нашему мнению, возникла определенная ис-
следовательская необходимость сформировать список террористи-
ческих проявлений народнического движения, который позволил бы
более определенно судить об экстремистских тенденциях в россий-
ском революционном движении последней трети XIX в. Совокупно
террористическая активность революционеров этого периода выли-
лась в организацию 35 покушений на жизнь разного уровня государ-
ственных служащих и императора, в ходе которых погибло 33 и бы-
ло ранено 81 человек, в том числе случайных жертв. Попытки пере-
числить имеющиеся террористические акты предпринимались и ра-
нее, к примеру, в бурцевском «Календаре» или в разнообразных
хрониках революционного движения. Не конкретизируя достоинст-
ва и недостатки этих попыток, хотелось бы отметить то, что предла-
гаемый список опирается, в первую очередь, на неоднократно упо-
минаемые в исследовательской литературе сведения. Составитель
этой хроники будет благодарен всем желающим не только конкре-
140
тизировать этот список и сделать замечания по его содержанию, но
и, что особенно важно, указать на отсутствующие здесь факты.
***
4 апреля 1866 г. Неудачное покушение члена ишутинской орга-
*
низации Д. В. Каракозова на императора Александра II (первое ре-

волюционное покушение на императора).
21 ноября 1869 г. Организованное С. Г. Нечаевым, убийство
студента Земледельческой академии И. И. Иванова – члена группы
«Народная расправа».
11 июня 1876 г. Покушение на убийство предателя/провокатора
Н. Е. Гориновича, организованное киевским кружком «южных бун-
тарей». Участвовали: Л. Г. Дейч, И. В. Дробязгин, Л. О. Майдан-
ский, В. А. Малинка. Последние трое – казнены.
6 сентября 1876 г. Убийство в Одессе В. А. Тавлеева – участника
«хождения в народ», давшего откровенные показания на следствии.
19 июля 1877 г. Убийство дезорганизаторской группой «Земли и
Воли» агента полиции Н. Ф. Шарашкина.
24 января 1878 г. Покушение В. И. Засулич на петербургского
генерал-губернатора Ф. Ф. Трепова и несостоявшееся покушение
М. А. Коленкиной на товарища обер-прокурора Уголовного касса-
ционного департамента Сената В. А. Желеховского.
1/2 февраля 1878 г. Убийство в Ростове-на-Дону за откровенные
показания на следствии члена рабочего кружка А. Г. Никонова.
23 февраля 1878 г. В Киеве южным Исполнительным комитетом
Русской социально-революционной партии было проведено неудач-
ное покушение на товарища губернского прокурора М. М. Котля-
ревского. Исполнитель – В. А. Осинский.
5 апреля 1878 г. Нападение неизвестных на ректора Киевского
университета действительного статского советника О. П. Матвеева.
Ректор получил травму головы.
24/25 май 1878 г. Убийство адъютанта киевского ГЖУ барона
Г. Э. Гейкинга. При бегстве террорист Г. А. Попко застрелил пре-
следовавшего его крестьянина и ранил городового.
Август 1878 г. Подготовка кружком С. Виттенберга неудавшегося
покушения при помощи взрыва на Александра II в Николаеве.
*
Все даты приводятся по старому стилю.
141
4 августа 1878 г. Землевольцем С. М. Кравчинским заколот шеф
жандармов Н. В. Мезенцов.
Декабрь 1878 г. Неудачная попытка ограбления почтовой кареты
житомирской народнической группой.
8 декабря 1879 г. А. Ф. Говорухин и Е. И. Минаков совершили
нападение на члена одесского революционного кружка Н. Гоштоф-
та, заподозренного в предательстве.
9 февраля 1879 г. Убийство харьковского генерал-губернатора
князя Д. Н. Кропоткина. Террорист Г. Д. Гольденберг скрылся.
26 февраля 1879 г. В московской гостинице убит агент полиции
Н. В. Рейнштейна.
Март 1879 г. Убийство участника житомирского революционно-
го кружка Т. Курилова, заподозренного в предательстве.
13 марта 1879 г. Неудачное покушение Л. Ф. Мирского на шефа
жандармов генерал-адъютанта А. Р. Дрентельна.
26 марта 1879 г. Убийство в Киеве П. Горским, О. Бильчанским и
А. С. Овчинниковым агента полиции В. Барановского.
Апрель 1879 г. Неудачная попытка К. Ф. Багряновского экспро-
приировать денежный ящик Курского пехотного полка (г. Житомир).
2 апреля 1879 г. Покушение А. К. Соловьева на императора
Александра II (второе покушение).
2/3 июня 1879 г. Экспроприация Херсонского казначейства. Не-
смотря на удачную экспроприацию, вывезти и использовать деньги
революционеры не смогли. По делу привлекались к ответственности
Е. Н. Южакова, Е. И. Россикова, Н. А. Франжоли, И. Ф. Фроленко и др.
Июль 1879 г. Экспроприация почты около г. Каменец-Подольска
(похищено 9 тыс. руб.).
Осень 1879 г. Подготовка подрыва железнодорожного полотна
под царским поездом (г. Одесса). Отсутствие императора, расстрои-
ло планы террористов.
18 ноября 1879 г. Неудачное покушение на взрыв царского поез-
да под Александровском (Екатеринославская губ.) на Лозовско-
Севастопольской железной дороге (третье покушение).
19 ноября 1879 г. Взрыв народовольцами свитского поезда под
Москвой на Московско-Курской железной дороге (четвертое поку-
шение на царя). Пострадавших нет.
5 февраля 1880 г. Убийство в Петербурге А. Пресняковым по
распоряжению Исполнительного комитета «Народной воли» преда-
теля-чернопередельца А. Я. Жаркова.
142
5 февраля 1880 г. Взрыв в цокольном этаже Зимнего дворца, ор-
ганизованный С. Н. Халтуриным по поручению Исполнительного
комитета «Народной воли». Погибло 11 и ранено 56 человек, импе-
ратор не пострадал (пятое покушение).
20 февраля 1880 г. Неудачное покушение не входившего в ка-
кую-либо революционную организацию И. О. Млодецкого на началь-
ника Верховной распорядительной комиссии генерал-адъютанта
М. Т. Лорис-Меликова.
4 марта 1880 г. Неудачная попытка студента К. В. Поликарпова
застрелить тайного агента Киевского ГЖУ Забрамского.
17 августа 1880 г. Несостоявшаяся попытка взорвать Каменный
мост (Санкт-Петербург) во время проезда императора Александра II
(шестое покушение).
Декабрь 1880 г. Покушение с помощью подкопа на кражу из
Кишиневского губернского казначейства. Из-за опасения провала
подкоп остановлен.
1 марта 1881 г. Убийство Александра II в результате двойного
покушения народовольцев Н. И. Рысакова и И. И. Гриневицкого.
29 июня 1881 г. Убийство провокатора С. И. Прейма в 1881 г.,
организованное рабочим кружком народовольцев.
13 ноября 1881 г. Неудачное покушение несвязанного с револю-
ционными организациями Н. М. Санковского на товарища минист-
ра внутренних дел П. А. Черевина.
27 декабря 1881 г. Убийство на Карийской каторге осужденного
П. Г. Успенского группой революционеров-каторжан, подозревав-
ших его в предательстве.
18 марта 1882 г. Народовольцами Н. А. Желваковым и С. Н. Хал-
туриным совершено убийство генерал-прокурора Южного края, во-
енного прокурора г. Одессы В. С. Стрельникова.
16 сентябрь 1882 г. Покушение на убийство Забайкальского во-
енного губернатора генерал-майора Л. И. Ильяшевича ссыльно-по-
селенкой М. И. Кутитонской.
17, 22 и 24 октября 1883 г. Неудачные вооруженные покушения
на экспроприацию денежной почты под Харьковом. Участвовали:
Я. Л. Бердичевский, П. Л. Антонов, В. Панкратов, Н. Мартынов,
В. Гончаров и П. А. Елько.
16 декабря 1883 г. Убийство инспектора тайной полиции Г. П. Су-
дейкина.
143
8 января 1884 г. Убийство киевской «южнорусской боевой дру-
жиной» под Харьковом агента полиции Ф. А. Шкрябы.
Май 1884 г. Неудачная попытка Н. М. Флерова и П. И. Богданова
на аудиенции убить министра внутренних дел Д. А. Толстого. Ми-
нистр на прием не вышел.
8 августа 1884 г. Неудачное покушение М. В. Калюжной на на-
чальника Одесского ГЖУ полковника А. М. Катанского.
17 ноября 1884 г. Неудачная вооруженная попытка экспроприа-
ции денежной почты под Воронежем. Участвовали: П. Л. Антонов,
В. В. Ливадин, С. Кузин. Убит почтальон.
26, 27, 28 февраля и 1 марта 1887 г. Неудачные попытки поку-
шения на императора Александра III членов группы А. И. Ульянова.
Император из дворца не выезжал.
Февраль 1892 г. Неудачное покушение Н. И. Кочурихина на
убийство казанского губернатора.
1893 г. Убийство боевиками петербургского отделения партии
«Народного права» Б. Еллинским и С. Солодовниковым предателя.
4 сентября 1900 г. Убийство по приговору местной политической
колонии колымского исправника В. К. Иванова ссыльным А. А. Ер-
гиным.
––––––––––––––––––
1
Исаков В. А. М. А. Бакунин и революционное заговорщичество // Elec-
tronic scientific and educational journal “History”, 2015. Вып. 3 [Электронный
ресурс]. URL: http://history.jes.su/s207987840001005-4-1 (дата обращения:
11.01.2019).
2
Раздел 2. Нечаевско-бакунинская агитационная кампания 1869–1870 гг. //
Революционный радикализм в России : век девятнадцатый : Документаль-
ная публицистика. М., 1997. С. 173–314.
3
Лавров П. Л. Социальная революция и задачи нравственности // Лав-
ров П. Л. Философия и социология : в 2 т. М., 1965. Т. 2. С. 448.
4
Рейсер С. Петербургские пожары 1862 г. // Каторга и ссылка. 1932.
Кн. 10 (95). С. 79–109.
5
Щербакова Е. И. «Отщепенцы». Путь к терроризму (60–80-е годы XIX
века). М., 2008. С. 88–89.
6
Гейфман А. Революционный террор в России. 1894–1917. М., 1997. С. 27.
7
Организованные членами местного революционного кружка в стенах
воронежской духовной семинарии взрывы печей в квартире инспектора
(03.11.1879) и в квартире у ректора протоиерея Певицкого (07.05.1881), в
ноябре 1886 г. взрыв в квартире инспектора могилевской гимназии Зиорова,
144
взрыв в Знаменском монастыре (г. Курск) с целью уничтожить «чудотвор-
ную» икону (08.03.1898) и пр.
8
Календарь русской революции издательства «Шиповник» / Под общей
редакцией В. Л. Бурцева. Пг., 1917. С. 118, 231.
9
Карелин А. Анархисты в народническом движении 70-х годов // Очерки
истории анархического движения в России : сб. ст. М., 1926. С. 203; Тун А.
История революционного движения в России. СПб., 1903. С. 182.
10
Спиридович А. И. Революционное движение в России. Вып. II. ПСР и
ее предшественники. Пг., 1918. С. 6–7.
11
Анализ этой дискуссии см.: Мокшин Г. Н. Н. А. Троицкий и совре-
менное российское народниковедение // История и историческая память :
межвуз. сб. науч. тр. Саратов, 2016. Вып. 13/14. С. 140–151.
12
Троицкий Н. А. «Самообличение «разоблачителя» (о «письме в редак-
цию» Г. С. Кана)» // Освободительное движение в России : межвуз. сб. на-
уч. тр. Вып. 19. Саратов, 2001. С. 180–185.
13
Тун А. История революционного движения в России. С. 206.
14
Квасов О. Н. Публичная пощечина : «Оскорбление действием» или фор-
ма политической борьбы конца XIX века // Столица и провинция : история
взаимоотношений. Воронеж, 2012. С. 65–67.
15
Воронихин А. В. Вера Фигнер: путь в террор. С. 75–85 // Освободитель-
ное движение в России : межвуз. сб. науч. тр. Саратов, 1997. Вып. 16. С. 78.
16
Волк С. С. Народная воля. 1879–1882. М. ; Л., 1966. С. 269.
17
Из истории «Земли и воли» и «Народной воли». Споры о тактике : сб.
документов / Отв. ред. В. Н. Гинев. М. ; СПб., 2012. С. 29.
18
Очерки революционных связей народов России и Польши. 1815–1917 гг.
М., 1976. С. 271.
19
Цымрина Т. В. «Народная воля» после 1-го марта 1881 г. : дис. … канд.
ист. наук. Ростов-на-Дону, 2000. С. 219.
20
Троицкий Н. А. Царизм под судом прогрессивной общественности :
1866–1895 гг. М., 1979. С. 102.
21
Обзор революционного движения в округе Иркутской судебной палаты
за 1897–1907 гг. СПб., 1908. С. 145.
22
Суворов А. И. Политический терроризм в России в XIX – начале ХХ
века и российское общество. Учебное пособие. М., 1999. С. 14.
23
Степанов Ю. Г. Обер-прокурор под прицелом // Освободительное
движение в России : межвуз. сб. науч. тр. Саратов, 2001. Вып. 19. С. 51–63.
24
Богданович А. Три последних самодержца. М., 1990. С. 91–92, 109, 113,
151; Изнар Н. Н. Записки инженера. Воспоминания // Вопросы истории.
2004. № 5. С. 80–82; Таубе М. А. «Зарницы» : Воспоминания о трагической
судьбе предреволюционной России (1900–1917). М., 2007. С. 26–29.
145
Леонов М. И.
Народничество в партийных и общественных

отношениях рубежа XIX-XX вв.
К 90-м гг. XIX в. первая модификация народнического социа-

лизма исчерпала себя. С середины 90-х гг. XIX в. практически все
группы и кружки радикально настроенных сторонников идей «рус-
ского социализма» стали называть себя «социалистами-революцио-
нерами». Бытие и имя информативно связаны1. К 90-м гг. XIX в. имя
«народоволец» воспринималось эксплицитно отрицательно. Отказ
от этого имени свидетельствовал об изменении семантического про-
странства русской интеллигенции.
В 80-е годы XIX века в русском обществе стал моден марксизм.
Санкционирующий авторитет науки оказался настолько притягате-
лен, что и приключенческий роман мог рассчитывать на успех толь-
ко, если герой пользовался «научным методом». Социалистами ста-
новились в младые годы. В комнатах курсисток в красном углу на-
ходились портреты К. Маркса и Ф. Энгельса и их книги; цитатами
из «Капитала» клялись. Адепты «русского социализма» вспоминали
реакцию юных неофитов (чаще всего неофиток) нового вероучения:
«Народничество – хи-хи; народник – ха-ха». Уничижительный смех
убивал. Поколение 1870-х гг. рождения «ушло в марксизм», «остав-
ляя эсерам, за малым исключением, «старых да малых»2. В. М. Чер-
нов, П. Б. Струве, В. И. Ленин и многие, многие другие неустанно
повторяли: в 80-е годы XIX века народнический социализм «уста-
рел», «изжил себя»3. Понятия «устарел», «изжил» относятся не к об-
ласти научных знаний, а к моде. Противиться ей, а также изменени-
ям представлений (в пореформенной России проявления капитализ-
ма стали очевидны, таяли надежды на немедленную социальную ре-
волюцию) адепты «русского социализма» не могли. Умеренное на-
родничество теряло позиции, на первый план выходило радикальное
направление. Годы первой русской революции знаменовались появ-
лением, наряду с партией эсеров, народно-социалистической партии
и союза социалистов-революционеров-максималистов и складыва-
нием их партийной периферии.
Первая организация «социалистов-революционеров» была осно-
вана в 1893 г. в Берне. Знаменательные вехи истории партии эсеров
146
рубежа XIX–XX вв.: начало – середина 90-х гг. XIX в. – появление
первых организаций; конец 1901 г. – соглашение об объединении
и провозглашение партии; май 1904 г. – публикация проекта про-
граммы; конец 1905 – начало 1906 гг. – I съезд и конституирование
партии.
Нелегальный образ действий предопределял архитектонику пар-
тии. В ней проявились характерные черты менталитета русских ре-
волюционеров, склонных к заговорщичеству. В традициях мирового
и русского социалистического движения, эсеры стремились спло-
тить всех, разделяющих основные принципы, создать партию рево-
люции, но не орден меченосцев, ориентированный на беспрекослов-
ное выполнение предписаний руководителей и захват власти. «Вре-
менный организационный устав» соответствовал критериям II Ин-
тернационала. Членом партии считался каждый, «принимающий
программу партии, подчиняющийся постановлениям ее съездов и
участвующий в одной из ее организаций». Многие функционеры
были недовольны «недостаточной партийной сознательностью», от-
сутствием дисциплины, плохой организованностью. Впрочем, «Ус-
тав» был известен далеко не всем им.
За период с середины 1890-х гг. по конец 1901 г. выявлено
29 эсеровских организаций; с 1902 и до конца 1904 гг. – 96, из них
54 «партийных», и 42 «непартийных4. На конец 1905 г. установлены
174 организации, к рубежу 1906–1907 гг. – 523. Основной ареал их –
губернии Поволжья, Нечерноземного Центра, южнорусские, северо-
украинские, Урала. На национальных окраинах Империи располага-
лась малая часть групп и комитетов5.
Численность эсеровских организаций до 1905 г. с приемлемой
точностью выявить едва ли возможно. О членских билетах, заявле-
ниях, формальных обязательствах речи не велось. М. А. Натансон
емко и образно характеризовал ситуацию: «Как принимались чле-
ны? Кого считали хорошим человеком, того и принимали»6. Другие
видные партийные функционеры говорили о том же7. Партийной
статистики не существовало, сведения жандармских управлений не-
достаточно репрезентативны.
В конце 1901 г. во всех эсеровских организаций было не более
чем несколько сот человек, перед 1905 г. ориентировочно – от 1,5 до
2 тыс. Решительно преобладала интеллигенция. «Союз» эсеров со-
стоял исключительно из интеллигентов; в небольшом числе рабочие
147
были в организациях «Партии» эсеров; и только в «Рабочей партии
политического освобождения России» ремесленники и рабочие со-
ставляли значительную часть8.
В конце 1906 – начале 1907 гг. в партии насчитывалось несколь-
ко более 65 тыс. человек. Значительную часть составляли те, кто не
принимал активного участия в партийных делах, «попутчики»,
«пассивные». Документы свидетельствуют о преимущественно ве-
ликорусском (имея в виду русских, украинцев и белорусов) нацио-
нальном составе партии эсеров. В пользу этого суждения свидетель-
ствует и ареал организаций. В высшем эшелоне руководства партии
более 38% составляли евреи. С достаточной долей вероятности
можно сказать, что представители интеллигентских профессий (вме-
сте с учащимися) составляли около 12%, рабочие – около 43%, кре-
стьяне (вместе с солдатами) – около 45 %.
Функциональность партия эсеров определяла интеллигенция.
Партия – ее детище. Интеллигенты были идеологами, редакторами
партийных изданий, организаторами, ораторами, членами ЦК, чис-
ленно преобладали в губернских, городских и почти во всех уездных
комитетах. Огромную роль играла учащаяся молодежь. Многие ко-
митеты в значительной части состояли из студентов и даже гимна-
зистов. Интеллигенты составляли большинство общепартийных фо-
румов, в то время как рабочих на них были единицы. Крестьяне же
делегировались на общепартийные съезды, кроме съездов крестьян-
ских работников, в исключительных случаях. Простонародье было
более объектом, нежели субъектом партии.
Эсеры-интеллигенты в большинстве своем близко стояли к на-
роду по происхождению и имущественному положению. Лиц с за-
конченным высшим образованием в партии было мало. Из 39 членов
политического руководства только 14 имели высшее образование.
Из 61 делегата I общепартийной конференции (август 1908 г.) 38
имели высшее и незаконченное высшее образование, 9 – низшее. В
партии, особенно в ее руководстве, было довольно много представи-
телей народнической и народовольческой генераций. Было много
молодежи и относительно мало тех, кто родился в 70-е гг. XIX в.
В отличие от партий кадетов и октябристов в «верхах» РСДРП и
ПСР всего несколько человек имели высшее образование. Их при-
знанные лидеры, идеологи Г. В. Плеханов, Ю. О. Мартов, Л. Д. Троц-
кий, Н. И. Бухарин, А. С. Мартынов, В. М. Чернов, М. Р. Гоц,
148
Г. А. Гершуни, в лучшем случае, один-два года обучались в вузах, а
чаше всего их образование заканчивалось гимназией либо реальным
училищем. Почти все рядовые функционеры-эсеры приобрели зна-
ния в сельскохозяйственных, земледельческих, фельдшерских учи-
лищах, на курсах учителей и т.д. Они принадлежали к значительно
менее обеспеченной нецензовой интеллигенции, чей социальный
статус был невысок.
Русская интеллигенция, составляя часть интеллектуальной эли-
ты, противополагала себя власти, ее институтам, идеологии, объекту
служения. Диалог власти и интеллигенции осуществлялся в едином
семантическом пространстве. Интеллигенция и народ говорили на
разных языках. В семантике народа «революционер», «студент»,
«жид» были синонимом чужого9. Три кита кредо русской интелли-
генции: свобода, равенство и братство – были чужды простому на-
роду, особенно крестьянству. Уваровская триада была ближе его
психоментальности. Царь был сакральной фигурой. Народ ожидал
от него, как и от Бога, милости. Православие составляло основу ду-
ховной жизни крестьянина и рядового рабочего. В основе этики рус-
ской народной жизни, ее оценок и критериев лежали православные
постулаты10. Свой край, свой язык, свои обычаи народ противопос-
тавлял инородным, чужим.
Интеллигенция эксплицировала свои корпоративные интересы
как общенациональные. Она представляла западную культуру, но,
сообразно с возложенной на себя функцией, полагала, что реципи-
ентом этой культуры должен стать народ11. На первом месте у ин-
теллигенции стояли политические интересы, свободы и равенство,
западный уклад жизни. Народ думал в первую очередь об улучше-
нии своей обыденной жизни12. Самоидентификация небольшой
группы высококвалифицированных рабочих выразилась, прежде
всего, в стремлении выглядеть, «как горожане»13.
В первую очередь к эсерам шли рабочие, связанные с деревней.
Вместе с тем, партия имела многочисленные организации и даже
преобладала на ряде крупных предприятий Петербурга, Москвы, Ба-
ку, Брянска, Екатеринослава, городов Урала. Эсеры победили на
выборах во II Государственную Думу на крупнейших металлургиче-
ских и металлообрабатывающих заводах Петербурга, а также на
крупных предприятиях Брянска, Баку, Златоуста14. В 1905–1907 гг.
влияние эсеров на рабочих увеличилось, однако, преимущество ос-
149
тавалось за социал-демократами. Отдельные рабочие входили в го-
родские комитеты еще до революции. В 1905–1907 гг. они были в
Севастопольском, Ташкентском, Тульском, Брянском, Московском,
Петербургском и некоторых других комитетах. Петербургский ра-
бочий союз в 1905 г. добился автономии, а затем стал преобладать в
городской организации. Показательно, что из 66 делегатов конфе-
ренции Петербургской организации (4 февраля 1907 г.) 29 были ра-
бочими.
Основной массив сельских организаций партии находился в рай-
оне русского черноземного клина, в регионе патриархального об-
щинного земледелия, в промышленно слаборазвитых губерниях. Со-
гласно всем свидетельствам, в партийные организации входили кре-
стьяне-середняки и бедняки. Наиболее влиятельны были, как прави-
ло, крестьяне средних лет. Роль крестьян была значительной в сель-
ских, волостных и районных организациях. В уездных комитетах их
стало больше с конца 1905 г. В губернских комитетах они встреча-
лись в исключительных случаях.
Количественное преобладание простонародья меняло социаль-
ный облик партии. Крайне важную роль рабочие и крестьяне играли
в ретрансляции программных лозунгов. Теоретические таинства бы-
ли им неведомы. Сколько-нибудь обстоятельно знакомились с от-
дельными разделами программы единицы рабочих и крестьян, но
тысячи рассказывали о ней в качестве «разъездных агитаторов»15.
Они были «своими» и на фабрике, и в деревне. Их язык был языком
народа. Это был самый эффективный способ коммуникации партий-
ных лозунгов. Агитаторы из народа пользовались большой попу-
лярностью. Они говорили то, что хотел услышать простой человек.
«Политическое образование» рабочие, реже крестьяне, получали
в «пропагандистских школах» первого и второго уровня. В «школах
первого уровня» интеллигенты-агитаторы, чаще всего студенты и
гимназисты, в самой доступной форме излагали основы партийного
миросозерцания, читали одну-две популярные брошюры. Затем наи-
более отличившиеся продолжали обучение в «школе второго уров-
ня», где их знакомили с основными положениями программы, бро-
шюрами А. Баха и т.п. Всего было не более десяти занятий. Выпуск-
ники таких «школ» считались вполне подготовленными агитаторами
и пропагандистами. Десятки миллионов прокламаций, популистских
150
брошюр, написанных интеллигентами, приобретали особое звучание
после того, как их на свой лад перетолковывали агитаторы из народа.
С 1905 г. явственно проявилась тенденция, которую сами эсеры
определяли понятием «усиление». «Непартийные организации»
присоединялись к партии, повсеместно возникали новые партийные
комитеты и группы, союзы рабочих, крестьян, студентов, военно-
служащих, боевые дружины, огромными тиражами издавались лис-
товки, газеты, брошюры. Партийные организации играли заметную
роль в массовых выступлениях. Со времени «октябрьских свобод»
простонародье составляло большинство партии. Союзы Всероссий-
ский Крестьянский, Железнодорожный, Почтово-Телеграфный, учи-
телей, солдат и матросов, офицеров, студентов и учащихся входили
в партийную периферию. Определенное влияние эсеры оказывали
на многие Советы рабочих депутатов, стачечные комитеты, некото-
рые профессиональные союзы, Трудовую группу в I и II Государст-
венных Думах. Лидеры заявляли о 300 тыс. «сочувствующих». По
основным характеристикам эсеры стали в ряд партий, которых в ли-
тературе традиционно называют «массовыми».
С 1905 г. в народничестве обострились противоречия. Умерен-
ные народники, в первую очередь публицисты «Русского богатст-
ва», были недовольны крайним радикализмом, нацеленностью на
вооруженное восстание партии эсеров, некоторыми ее теоретиче-
скими установками, они сами предполагали возглавить широкую ле-
гальную народническую организацию16. В свою очередь, крайне ра-
дикально настроенные народники призывали к аграрному и фабрич-
ному террору, экспроприациям, всемерному применению политиче-
ского террора, тяготились партийной дисциплиной. Осенью 1906 г.
раскол в народническом движении получил свое окончательное
оформление.
В ноябре 1906 г. конституировалась партия народных социали-
стов. В начале 1907 г. функционировало 56 групп энесов общей чис-
ленностью около 1500–2000 человек. По социальному составу пар-
тия была преимущественно интеллигентской, ее группы действова-
ли в основном в городах; сельские организации были единичным
явлением17.
В октябре 1906 г. самоопределился Союз социалистов-револю-
ционеров-максималистов. В 1906 г. существовали 52 максималист-
ских организации, в 1907 г. – 69 общей численностью 2–2,5 тыс.
151
членов, главным образом представителей средних и низших слоев
города. Средний возраст максималиста не превышал 25 лет. Основ-
ным тактическим средство максималист считали террор; от мас-
сового движения они оторвались; в 1907 г. только три максима-
листские организации уделяли некоторое внимание агитации кресть-
янства18.
Символ веры народничества – социализм. Не отвлеченная док-
трина, в непролазные, серые и стылые дебри которой рисковали за-
браться единицы, а созданное воображением многоцветное панно
разумно устроенной, удивительно счастливой, радостной жизни. В
голубой дали, залитой солнечным светом, представал мир будущего,
в котором, как прорицал Л. Д. Троцкий, «человек станет несравнен-
но сильнее, умнее, тоньше, его тело гармоничнее, голос музыкаль-
нее…. Средний человеческий тон поднимется до уровня Аристоте-
ля, Гете, Маркса»19. Социалистической верой проникались в отроче-
стве и юности. Редкие социалисты штудировали «Капитал» К. Мар-
кса. Абсолютное большинство, как исповедовалась В. И. Засулич,
«урывками, в недосказанном, недоконченном виде успевали знако-
миться с социалистическими теориями, схватывая сперва всего пол-
нее лишь этическую их сторону: несправедливость существующего
строя, обязательность борьбы и т.д.»20.
Атеистическим катехизисом русской радикальной молодежи
второй половины XIX – начала XX вв. был роман Н. Г. Чернышев-
ского «Что делать?». Художественные достоинства его были неве-
лики. «Господи, как гнусно написано», «форма скверная, язык от-
вратительный», «оканчивается фаланстером, борделью», «какое
дрянное поколение, которого эстетика этим удовлетворена», – отзы-
вался об этом сочинении А. И. Герцен. Впрочем, он тотчас же ого-
варивался: в романе «бездна хорошего, здорового», «бездна отга-
док»21. В суждении Н. С. Лескова: «Роман явление очень смелое,
очень крупное. Роман странно написан, в нем совершенно пренеб-
реженно то, что называется художественность. Роман г. Чернышев-
ского со стороны искусства ниже всякой критики; он просто сме-
шон». И по оценке отца русской социал-демократии Г. В. Плеханова
«роман действительно очень тенденциозен, художественных досто-
инств в нем очень мало». Бывший марксист Н. А. Бердяев был еще
жестче: «Художественных достоинств этот роман не имеет, он на-
писан не талантливо»22.
152
Тем не менее, вокруг этого романа «создалась атмосфера благо-
честивого поклонения, его читали, чуть ли не коленопреклонно, с
таким благочестием, какое не допускает ни малейшей улыбки, с ка-
ким читаются богословские книги»23. Н. Г. Чернышевский сотворил
образ, а перед образом логика бессильна. Роман явился своего рода
откровением, превратился в программу, стал своего рода знаменем24.
Его эстетика, как бы ни печалился по этому поводу А. И. Герцен,
была изоморфна эстетике русских социалистов-революционеров;
Рахметов, создал их школу жизни.
В популярной народнической литературе начала XX в. социа-
лизм преподносился как такой строй жизни, при котором нет част-
ной собственности на орудия труда и средства производства, купли-
продажи, а есть общий труд на всеобщую пользу; и потому при со-
циализме «не будет дармоедов, ничего не делающих и живущих за
счет чужого труда, не будет также и бедных, надрывающихся под
непосильным трудом. Все будут трудиться и довольства хватит на
всех»25. Чтобы войти в социализм, повторяли авторы изданий для
народа, нужно машины и фабрики отнять у капиталистов, земли – у
помещиков, «отнять и никому не давать в частные руки, в частную
собственность», но «впереди всего стоят политические права». Мно-
гократно переиздаваемая эсеровская партийная прокламация эту
идею выразила высоким стилем: «Далек от нас храм Братства, вход
в него через преддверие Свободы»26. Крестьян убеждали, что если
бы они работали артелями на обобществленной земле, сколько у ка-
ждого «сил и уменья хватит», то «мир уже делил бы урожай между
всеми, сколько кому нужно»27.
Эсеровскую доктрину создал В. М. Чернов. По общему мнению,
он был единственным теоретиком партии. Г. А. Гершуни, М. Р. Гоц,
М. Б. Ратнер, Н. И. Ракитников, Н. С. Русанов, Л. Э. Шишко, в меру
своих сил, занимались теоретическими штудиями по частным во-
просам, но только В. М. Чернов охватывал всю систему эсеровского
миросозерцания. Он же был автором программы партии, многих
программных статей.
На рубеже XIX–XX вв. В. М. Чернов синтезировал первую пара-
дигму «русского социализма» и марксизм бернштейнианской эволю-
ционно-реформистской интерпретации. Эта концепция известна как
«эсеровский социализм». В представлениях о сути социализма эсе-
ры-максималисты и энесы принципиально не расходились с эсерами.
153
В определении социализма эсеры шли проторенными путями
партий II Интернационала28. Надежды народников 70-х гг. XIX в.
немедленно осуществить социалистическую революцию, совершить
«прыжок из царства необходимости в царство свободы» они не
разделяли29. Кардинальный пункт их доктрины – неизбежность пе-
реходного периода между существующим и социалистическим
строем. Новые представления выразилось в расчленении программы
на программу-максимум и программу – минимум. Семантика и по-
нятийный аппарат, структурированность, формулирование происхо-
дящих в мире явлений и конечной цели, политического, финансово-
го, рабочего разделов программы эсеров близки, во многом иден-
тичны соответствующим разделам документов партий II Интерна-
ционала и РСДРП. Своеобразно трактовались капитализм, классовая
стратификация, путь крестьянства к социализму и обеспечение этого
пути.
Необходимое условие достижения социалистического общества
в доктрине эсеров – политическое господство «организованного в
политическую партию рабочего класса». В программных докумен-
тах партии эта мысль формулировалась так: «Осуществление полно-
стью партийной программы, т.е. экспроприация капиталистической
собственности и реорганизация производства и всего общественного
строя на социалистических началах, предполагает полную победу
рабочего класса, организованного в социально-революционную пар-
тию, и в случае надобности установление его временной революци-
онной диктатуры»30. Положение о диктатуре – отличительная черта
программ радикальных российских социалистических партий. Со-
гласно программе РСДРП «необходимое условие этой социальной
революции составляет диктатура пролетариата, т.е. завоевание про-
летариатом такой политической власти, которая позволит ему пода-
вить всякое сопротивление эксплуататоров».
В редакции Г. В. Плеханова подчеркнута карательная на неопре-
деленное время функция диктатуры; в редакции В. М. Чернова – со-
зидательная и временно карательная (о карательной функции дикта-
туры он прямо не говорил, но таков был ее смысл)31. Понятие дикта-
туры русские социалисты заимствовали у К. Маркса, который,
должно отметить, не посвятил «диктатуре пролетариата» ни одной,
пусть даже небольшой, статьи. По подсчетам дотошных марксове-
дов, основоположники марксизма в публикациях, письмах, набро-
154
сках и других документах, не предназначавшихся для печати, ис-
пользовали это бабувистское выражение 12 раз; около ста раз они
употребили выражение «политическое господство пролетариата»,
далеко не адекватное понятию «диктатура пролетариата»32. Запад-
ноевропейские социалистические партии полагали альтернативу
«революция или реформа» сугубо теоретическим упражнением. Ни
одна из них не пыталась целенаправленно готовить, тем более осу-
ществить революцию с целью захвата власти. «Социал-демократи-
ческая партия – партия революционная, но не устраивающая рево-
люцию», – такими словами определял кредо европейских социали-
стов признанный авторитет II Интернационала К. Каутский. Русские
социалисты отделяли революцию от реформы непреодолимой про-
пастью, им были чужды сомнения в целесообразности революцион-
ных потрясений.
С начала 70-х гг. XX в. В. Г. Хорос и В. Н. Гинев, наряду с тра-
диционным термином «народничество», стали употреблять и термин
«неонародничество»33. Они не выходили за рамки марксистской па-
радигмы и семантики: эсеры, которых они в первую очередь и глав-
ным образом именовали «неонародниками», были в их освещении
носителями «мелкобуржуазного», утопического, ошибочного, про-
тивостоящего истинно научному марксистскому учению социализ-
ма, который явился как реакция на марксизм, как вариант отражения
марксизма мелкобуржуазной социологией, и характеризовался «эк-
лектичностью», неорганическим сочетанием ненаучного мелкобур-
жуазного и научного пролетарского социализма. Первым «эклекти-
ческими» воззрения эсеров назвал Г. В. Плеханов. Вслед за ним
В. И. Ленин характеризовал доктрину В. М. Чернова, как «чисто эк-
лектическое соединение народничества и марксизма при помощи
критики»34.
Подавляющее большинство отечественных исследователей сто-
ронилось нового термина. Г. Д. Алексеева с достаточным основани-
ем писала, что «нуждается в серьезном обосновании сам термин
“неонародничество”, которым В. И. Ленин, как известно, никогда не
пользовался применительно к народничеству начала XX в.», и под-
черкивала, что «новации были не настолько значительными, чтобы в
корне изменить идейно-теоретические основы этого течения. Его
сущность оставалась та же, что и в XIX в.»35. В современной исто-
риографии некоторые исследователи применяют этот термин как
155
яркий образ, некоторые в духе позднесоветской историографии,
большинство авторов употребляет термин «народничество». На мой
взгляд, распространенное мнение об «эклектичности» эсеровского
социализма убедительно только для приверженцев «единственно
правильной научной теории». Действительность несоизмеримо бо-
гаче любой описывающей ее системы. Жесткая конфронтация эсе-
ров и социал-демократов осуществлялась в пределах одной глобаль-
ной рационалистической дискурсивной социалистической концеп-
ции. Особую остроту ей придавали претензии, как первых, так и
вторых на преобладание в одних и тех же социальных структурах: в
городе – рабочих и учащихся, в деревне – крестьян36.
О социальной неоднородности русского общества, наличии
классов землевладельцев, капиталистов и рабочих речь шла во всех
программных заявлениях партии. В «рабочий класс» эсеры включа-
ли пролетариат, крестьянство и «трудовую» интеллигенцию. Они
были решительными противниками квалификации крестьянства как
класса «мелкобуржуазного». Утверждение, что носителем социали-
стических идей, лидером революционного движения эсеры объявля-
ли только или в первую очередь крестьянство, противоречит фак-
там. Пролетариат они неизменно именовали инициатором, «веду-
щим отрядом» революционного движения, усилиями которого
одержаны основные победы, и призывали крестьян брать пример с
рабочих, учиться у них вести дружную и упорную борьбу.
Аграрная программа эсеров, программа социализации земли,
ставила целью создание условий для «некапиталистической эволю-
ции». Проектировалось экспроприировать частное землевладение,
обратить землю в общенародное достояние, передать в распоряже-
ние общинам и ассоциациям, обеспечить уравнительно-трудовое
пользование ею. Как доктрина, эта программа интегрировала явле-
ния докапиталистического и индустриального строя, используя се-
мантику и идеологические модели, заимствованные у Запада, моде-
лировала дорогу в земной рай для структур традиционного земле-
дельческого общества. Энесы выступали за национализацию земли с
передачей ее только тем, кто будет обрабатывать ее своим трудом.
Реализация обеих программ предполагала предельную дестабилиза-
цию существующего строя, применение радикальных разрушитель-
ных средств. В позитивистской, дискурсивной форме в этих про-
граммах учитывались базисные основания космоса русского кресть-
156
янства: греховность частной поземельной собственности, «равенст-
во» и «справедливость». Это создавало возможность восприятия
прокламируемых народниками XX лозунгов аграрного переустрой-
ства простонародьем, особенно в ситуации социальной деструкции.
В I Государственной Думе аграрный законопроект эсеров подпи-
сали 33 депутата, во II Думе – 104. В большинстве своем – это были
подписи депутатов-крестьян. Во вторую Государственную Думу под
эсеровским флагом прошли 62 депутата (в думской группе эсеров
числилось 38–39 человек). На выборах в Учредительное собрание в
годы Великой Смуты за эсеров голосовали десятки миллионов чело-
век. Партию поддерживали, за нею шли, с нею солидаризовались
крестьяне, рабочие, а также часть нецензовой интеллигенции37. Тру-
довический проект 104-х в I Государственной думе складывался в
значительной мере под влиянием идей публицистов «Русского бо-
гатства». Во II Государственную думу энесы провели 9 депутатов,
затем их партийная фракция увеличила свой состав до 19 членов.
Индикатором Смуты начала XX в. явился индивидуальный поли-
тический террор. С 1901 по 1911 год его жертвами стали около 17 ты-
сяч человек. Пик террористической вакханалии пришелся на 1905–
1907 гг., когда было убито и ранено более 9 тысяч человек, в боль-
шинстве – сотрудники государственного аппарата, начиная от мини-
стров, генерал-губернаторов и генералов до городовых и стражни-
ков. Террористические настроения в партии эсеров преобладали.
Вместе с тем, и «в низах», и «в верхах» партии было немало индиф-
ферентных к террору. На первое место эсеры выдвигали значение
террора как средства обороны, на второе, как средства агитации, и
лишь затем, как средства дезорганизации власти. Теоретически они
объявили террор подчиненным средством, на практике копировали
приемы народовольцев. Организации террористов, по общему мне-
нию, «почти» оторвалась от партии, «ушли от мира», «заключились
в себе»38.
Согласно партийной статистике, эсеры совершили 216 покуше-
ний, в том числе в годы революции – 170. 58 покушений было на
счету специализированных террористических подразделений, 158 –
местных «боевых дружин». В эсеровском терроре непосредственно
участвовало не более 2% членов партии. Эсеры-максималисты,
сконцентрировавшие, в конечном итоге, усилия на терроре и экс-
проприаций, совершили свыше 50 покушений. Эсеровский террор
157
был доминантным. Он разрушал нравственные устои, инициировал
«террористический ажиотаж». Грань между политически мотивиро-
ванными убийствами, «экспроприациями» и уголовными преступ-
лениями зачастую была размыта.
Эксплицитно положительную нравственную мотивацию «убий-
ствам во имя свободы» создавала интеллигенция. «Было что-то жут-
кое и нездоровое» в единодушии, «с которым вся оппозиция, и со-
циалисты и либералы, отказывались осудить террор», – отмечала
А. В. Тыркова-Вильямс39. Либералы финансировали покушения; со-
циал-демократы участвовали в политических убийствах. Благодат-
ную почву террор и экспроприации находили в маргинальных слоях.
Террористский индивидуализм противоречил вековой традиции
крестьянства действовать «миром». Убийства потрясали власти,
приводили в растерянность, заставляли предпринимать экстраорди-
нарные меры40.
Народничество начала XX в. представляло существенное явле-
ние политической и общественной жизни России. Доктрины и про-
граммы народнических партий и организаций носили общенацио-
нальный характер; одновременно для них было характерно желание
учесть особенности исторического развития России и интересы кре-
стьянства. Лицо народничества XX в. определяла интеллигенция.
Лозунги, которые сформулировали народники, не только «провоци-
ровали» стихийный бунт, были его «детонатором»41, но были при-
влекательны для широких масс простонародья, которые поддержи-
вали народнические объединения, солидаризировались с ними и в
значительном числе входили в их состав.
––––––––––––––––––
1
Лосев А. Имя. СПб., 1997; Флоренский П. Имена. М., 2001.
2
Качоровский К. Р. Отчет для себя. «Мои итоги» // ГАРФ. Ф. 5847. Оп. 1.
Д. 67.
3
Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1991. С. 262; К
истории партии Народного Права // Красный архив. Исторический журнал.
Т. 1. М., 1922. С. 285; Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. М., 1967–1981.
Т. 17. С. 341; Т. 21. С. 257–258; Т. 22. С. 269, 366.
4
С момента образования партии и до конца 1904 г. существовали «пар-
тийные» и «непартийные» организации. Первые подписывали свои издания
так: «комитет» или «группа» «партии социалистов-революционеров»; вто-
рые: «комитет» или «группа» «социалистов-революционеров», т.е. не счи-
тались организациями партии эсеров. (РГАСПИ. Ф. 673. Оп. 1. Д. 200;
Ф. 673. Оп. 1. Д. 202). В «Отчете Амстердамскому конгрессу» II Интерна-
158
ционала, составленном в середине 1904 г., перечислены 41 комитет и груп-
пы. Во второй половине 1904 г. к партии примкнули восемь «непартийных»
организаций и объявили о себе два областных комитета. О трех организа-
циях Средней Азии и Сибири, которые выпускали издания за подписью ко-
митетов партии эсеров, руководящие инстанции информации не имели. См.:
Rapport du Parti Socialiste Révolutionnaire de Russe au Congress Socialiste In-
ternational ď Amsterdam. Paris, 1904. P. 34–35. См. также: ГАРФ. Ф. 5805.
Оп. 2. Д. 115. Л. 4.
5
Леонов М. И. Партия социалистов-революционеров в 1905–1907 гг. М.,
1997. С. 45.
6
ГАРФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 123. Л. 4.
7
Из истории партии С.-Р. Показания В. М. Чернова по делу Азефа в
следственной комиссии партии С.-Р. // Новый журнал. Нью-Йорк, 1970.
№ 100. С. 287; Лойко Л. П. От «Земли и воли» к РКП(б) : 1877–1928. Вос-
поминания. М. ; Л., 1929. С. 125.
8
Леонов М. И. Рабочие в программе и тактике эсеров (конец XIX – нача-
ло XX в.) // Предприниматели и рабочие России в трудах историков XX ве-
ка. Кострома, 2001. С. 85–88.
9
См.: Волк С. С. Народная воля. 1879–1882. М. ; Л, 1966. С. 382.
10
Православная жизнь русских крестьян XIX–XX веков. Итоги этногра-
фических исследований. М., 2001. С. 4–5, 168–181; Громыко М. М. Тради-
ционные нормы поведения и нормы общения русских крестьян XIX в. М.,
1986.
11
См.: Успенский Б. Этюды о русской культуре. СПб., 2002. С. 393–413.
12
В I Государственной Думе крестьяне-депутаты ни разу не выступили
по политическим вопросам; во II – по заданию фракции один крестьянин.
То же было в III и IV Думах. На съездах Всероссийского крестьянского
союза крестьяне брали слово лишь тогда, когда речь шла о земле и эконо-
мическом устройстве деревенской жизни.
13
Хаймсон Л. К вопросу о политической и социальной идентификации
рабочих России в конце XIX – начале XX в. // Рабочие и интеллигенция
России в эпоху реформ и революций. 1861 – февраль 1917. СПб., 1997.
С. 28–55.
14
Леонов М. И. Партия социалистов-революционеров в 1905–1907 гг.
С. 359–361; Хильдермайер М. Представления партии социалистов-револю-
ционеров о рабочем классе (1900–1914 гг.) // Рабочие и интеллигенция Рос-
сии в эпоху реформ и революций. С. 318–324.
15
Приведем некоторые примеры. В Вятской губернии в 1906 г. пропаган-
ду в деревне вели преимущественно крестьяне. В Псковской губернии в
1906 г. агитировали 360 крестьян. На первой конференции крестьянских ра-
ботников Киевской губернии, состоявшейся в марте 1907 г., присутствовали
более 300 крестьян-агитаторов.
16
НИОР РГБ. Ф. 678. Картон 1. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 37–39, 50–51.
159
17
Ерофеев Н. Д. Народные социалисты в первой русской революции. М.,
1978. С. 130–133. Позднее исследователь писал о 50–60 группах энесов чис-
ленностью ок. 2 тыс. членов. См.: Политические партии России. Конец XIX –
первая треть XX века : Энциклопедия. М., 1996. С. 622. См. также: Сыпчен-
ко А. В. Народно-социалистическая партия в 1907–1917 гг. М., 1999. С. 37–
39, 51–53.
18
Павлов Д. Б. Эсеры-максималисты в первой российской революции. М.,
1989. С. 164, 194–197, 217.
19
Троцкий Л. Литература и искусство. М., 1924. С. 194.
20
Засулич В. И. Избранные произведения. М., 1983. С. 33.
21
Герцен А. И. Собр. соч. : в 30 т. М., 1963. Т. 29. С. 157–160, 163, 167–
168, 185.
22
Лесков Н. С. Николай Гаврилович Чернышевский в его романе «Что
делать?» (Письмо к издателю «Северной пчелы») // Северная пчела. 1863.
№ 142. 31 мая; Плеханов Г. В. Соч. : в 24 т. М., [1925]. Т. 5. С. 303; Бердя-
ев Н. А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и нача-
ла XX века. М., 1990. С. 333.
23
Скабичевский А. М. Литературные воспоминания. М., 2001. С. 190.
24
Кропоткин П. А. Идеалы и действительность в русской литературе.
СПб., 1907. С. 306–307.
25
Народное дело. Женева, 1902. № 1. С. 2.
26
Ко всем подданным русского царя. Издание партии социалистов-
революционеров. 3 апреля 1902 г. Б.м., 1902.
27
Народное дело. 1903. № 3. С. 58; [Рубакин Н. А.] Несправедливое уст-
ройство русского государства или почему теперь бунтует русский народ.
Б.м., 1902. С. 31; Что такое социализм и революция. Одесса, 1904. С. 1–7.
28
Программа партии социалистов-революционеров. (Утвержденная съез-
дом партии) // Протоколы первого съезда партии социалистов-революцио-
неров. М., 1906. С. 358, 360.
29
Революционная Россия. 1902. № 8. С. 4; 1903. № 32. С. 5; 1904. № 40.
С. 3; 1904. № 53. С. 6–7; 1905. № 61. С. 1–2; Протоколы первого съезда пар-
тии социалистов-революционеров. С. 109, 154–155; Вадимов В. К вопросу о
программе-максимум и программе-минимум // Сознательная Россия. 1906.
№ 1; Чернов В. М. Анархизм и программа-минимум // Сознательная Россия.
1906. № 4.
30
Программа партии социалистов-революционеров. С. 360; Проект про-
граммы партии социалистов-революционеров // Революционная Россия.
1904. № 46. С. 2–3.
31
Принцип диктатуры В. М. Чернов относил к социалистической тради-
ции. «В революционных тайных обществах, вдохновленных традициями
Бабефа, – писал он, – выставлен был уже и тот принцип, который Маркс ок-
рестил именем принципа «диктатуры пролетариата». В Sociétê des Saisons
говорилось: «Но так, как социальное тело заражено гангреной, то для пере-
160
хода к здоровому состоянию народ в течение некоторого времени будет
иметь потребность в установлении революционной власти». Идея эта у
Маркса получила только новое словесное выражение – “die Diktatur des Pro-
letariats” // [Чернов В. М.] К теории классовой борьбы // Революционная
Россия. 1903. № 26. С. 9.
32
Ойзерман Т. И. Марксизм и утопизм. М., 2003. С. 374, 383.
33
Хорос В. Г. Народническая идеология и марксизм. М., 1972; Гинев В. Н.
Аграрный вопрос и мелкобуржуазные партии в России в 1917 г. К истории
банкротства неонародничества. Л., 1977.
34
Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 7. С. 383.
35
Алексева Г. Д. Народничество в России в XX в. Идейная эволюция. М.,
1990. С. 13, 14, 25.
36
См.: Леонов М. И. Партия эсеров : середина 90-х годов XIX века – 1917
год // Политические партии в российских революциях в начале XX века. М.,
2005. С. 402–404; Он же. Социальная доктрина эсеров // Судьбы демокра-
тического социализма в России. М., 2014. С. 56–73.
37
Леонов М. И. Партия эсеров в 1905–1907 гг. С. 362–365; Он же. Эсеры
и II Дума // Вопросы истории. 1997. С. 25–32; Протасов Л. Г. Всероссий-
ское Учредительное собрание : история рождения и гибели. М., 1997.
38
Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. Б.м., 1911.
С. 11; Чернов В. М. Записки социалиста-революционера. Кн. 1. Берлин; Пе-
тербург; М., 1922. С. 11.
39
Тыркова-Вильямс А. Воспоминания. М., 1988. С. 456.
40
Спиридович А. И. Партия социалистов-революционеров и ее предшест-
венники. Пг., 1918. С. 127; Мосолов А. А. При дворе последнего императора.
М., 1993. С. 123; Герасимов А. В. На лезвии с террористами. Воспоминания.
М., 1991. С. 83–84.
41
Российская многопартийность и российские кризисы XX–XXI вв. М.,
2016. С. 285, 349.
161
Протасова О. Л.
К вопросу о возможностях создании в России

единой неонароднической партии ∗
Последняя четверть XIX века в России ознаменовалась началом

модернизационных процессов в экономике, следствием чего явились
ростки более или менее массового общественного, а затем и поли-
тического активизма. Население страны, постепенно овладевая гра-
мотой, потянулось и за ответами на сакраментальные вопросы: «кто
виноват?» и «что делать?». В России активно шло, выражаясь совре-
менным политологическим языком, агрегирование (координация и
согласование) социально-политических настроений, а с начала ХХ в.
началось оформление партий классического, европейского образца –
с уставами, программами, стратегиями и тактиками, фиксированным
членством и установками не на философско-просветительский, а на
публично-политический «формат» деятельности. Партии и стали
выполнять функцию артикуляции политических интересов, что зна-
чительно ускорило вхождение в общественно-политическую сферу
широких демократических масс: последние теперь могли четко по-
нимать, с кем и на каком основании объединяться и чего конкретно
требовать.
Для крестьянства, по-прежнему составлявшего львиную долю
российского населения, таким политическим «магнитом» естествен-
ным образом должны были стать – и стали – представители народ-
нической (точнее, поскольку речь идет о 1890–1900-х гг., неонарод-
нической) идеологии, не разделявшие трудящихся на группы по
степени их ценности для социализма. Для неонародников основным
критерием классового деления общества являлось не отношение к
собственности, а источник дохода, поэтому в одном лагере оказыва-
лись те, кто жил эксплуатацией чужого труда, а в другом – «трудо-
вой народ», то есть пролетариат, трудовое крестьянство и трудовая
интеллигенция.
Для постановки проблемы данной работы следует указать основ-
ные неонароднические политические силы – это эсеры, народные
∗
Статья подготовлена при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного
проекта № 19-09-00059А.
162
социалисты и трудовики (последние не как выразители социалисти-
ческой идеологии, а как часть особенно интересовавшего народни-
ков социального класса – крестьянства – в политике). Упущенные
возможности интеграции: эсеры и народные социалисты в декабре
1905 г., народные социалисты и трудовики в 1906 г., все вместе (уже
не в единую партию, а в тесную коалицию) в 1917 г.
Помимо этого необходимо отметить деструктивные процессы в
ПСР, значительно сократившие организационный потенциал партии
в самый ответственный период ее деятельности – Великой Россий-
ской революции. Речь идет не только о расколе на ПСР и ПЛСР, но
и о серьезных идейных и психологических расхождениях между т.н.
«правыми» и «центром» умеренного эсерства. М. И. Леонов отмеча-
ет: «”Идеологическая дисциплина” не особенно заботила эсеров,
среди них одни (Н. И. Ракитников, И. А. Рубанович, Н. С. Русанов)
тяготели к марксизму, другие (Н. П. Огановский, Я. Л. Юделев-
ский), антимарксистски настроенные, тяготели к народничеству,
третьи (В. М. Чернов, Л. Э. Шишко, П. А. Вихляев) стремились со-
четать марксизм с “русским социализмом”, четвертые (Н. В. Чай-
ковский, П. С. Поливанов) симпатизировали либерализму, анархиз-
му и т.п.»1 Были и ротации. Так, Н. В. Чайковский, «дедушка рус-
ской революции», в ПСР действительно состоял, но 1910 г. из нее
вышел и занялся кооперативным движением. В 1916–1917 он был
членом ЦК Трудовой группы, а в июне 1917 г. стал одним из ини-
циаторов создания объединенной ТНСП и сам от Трудовой группы
вошел в ее актив, баллотировался уже от этой партии во Всероссий-
ское Учредительное собрание2. Н. П. Огановский, напротив, в 1917 г.
перешел в ПСР из народно-социалистической партии, сочтя послед-
нюю недостаточно перспективной в условиях революции3.
К. Н. Морозов также подчеркивает, насколько сильно отличались
социалисты разных партий по темпераменту: «Самыми рассудочны-
ми, осторожными, склонными больше к словам, чем к действиям, в
революционном движении считались меньшевики. А самыми бесша-
башными и склонными к авантюризму, с самым ярким революцион-
ным темпераментом считались (по убыванию) анархисты, максима-
листы, левые эсеры, эсеры и большевики (в 1917 г. большевики уди-
вили всех)»4. Добавим от себя, что народные социалисты, не вошед-
шие в этот «реестр», находились где-то рядом с меньшевиками
и «правыми» эсерами, фактически оформившимися в фракцию в
163
1917 г. (Н. Д. Авксентьев, В. В. Руднев, И. И. Бунаков-Фондаминский,
М. В. Вишняк). Последним Чернов в 1921 г. сказал так: «Мы по от-
ношению друг к другу варвары, говорящие на разных языках»5.
Потенциальное (опять же несостоявшееся) объединение неона-
родников в эмиграции, даже если не считать эту идею эфемерной, в
рамках данной проблемы предметному рассмотрению не подлежит
из-за того, что политическая жизнь российских социалистов-эмиг-
рантов была уже не настоящей борьбой за власть и влияние в массах,
а, скорее, своеобразным ностальгическим дискуссионным клубом
бывших политиков, навсегда оторванных от отечественной арены.
В исторической литературе советского периода и современных
интернет-источниках можно встретить безапелляционные утвер-
ждения о том, что народно-социалистическая партия – это некогда
правая часть партии эсеров6, впоследствии отколовшаяся от нее.
Сами лидеры народных социалистов утверждают иное: в ПСР они
никогда не входили, хотя были к ней идейно и организационно
близки, активно сотрудничая с эсерами в одних и тех же периодиче-
ских изданиях и даже оказывая конспиративные услуги. Действи-
тельно идея создания партии народных социалистов зародилась в
кружке публицистов, связанных с влиятельным «толстым» журна-
лом «Русское богатство», редакционную линию которого определяли
народнические корифеи Н. К. Михайловский (до своей смерти в ян-
варе 1904 г.) и В. Г. Короленко. С конца 90-х гг. XIX в. в журнале
начали сотрудничать А. В. Пешехонов, Н. Ф. Анненский, В. А. Мя-
котин, С. Я. Елпатьевский. Именно они в сентябре 1906 г. основали
Народно-социалистическую партию (НСП)7.
Есть свидетельства, что название «народные социалисты», удач-
но оттенявшее народническую преемственность и подчеркивавшее
внеклассовый характер новой политической силы, в журналистской
среде появилось раньше – уже в конце 1905 г.8 Инициаторы новой
партии пришли к выводу, что революционная интеллигенция само-
стоятельно, в одиночку, даже при посредстве террора, не сумеет до-
биться политической свободы. Тактика редакции журнала была на-
правлена на идейное объединение интеллигенции и либеральных
кругов с целью конституционного преобразования страны9. В том
числе поэтому за народными социалистами закрепилось название
«либеральные народники», хотя характеристики «эволюционные»
или «умеренные», на наш взгляд, лучше отражает их суть.
164
Рассмотрим основные попытки объединения неонародников в
событийной последовательности, затем обратимся к анализу причин
и последствий их неудач.
В последних числах декабря 1905 г. на Иматре (Финляндия) со-
стоялся первый, учредительный, съезд давно уже действовавшей и
многим известной партии социалистов-революционеров, приняв-
ший, наконец, программу и устав. На съезд были приглашены четы-
ре представителя от «Русского богатства» – члены редакционного
комитета А. В. Пешехонов, В. А. Мякотин, Н. Ф. Анненский и
П. Ф. Якубович10 (Якубович стал единственным из этой делегации,
кто впоследствии не вошел в народно-социалистическую партию, а
присоединился к ПСР). Приглашенные публицисты не имели права
представительства на партийном съезде (этот факт сам по себе сви-
детельствует об их непринадлежности к партии), но были там же-
ланными гостями. Все они пользовались немалым авторитетом в об-
разованном обществе, и присоединение их эсеры сочли бы для себя
лестным и полезным.
Однако уже в первом заседании явно обозначились расхождения
по ряду вопросов организационно-тактического характера. Камнем
преткновения стал вопрос открытости либо конспиративности пар-
тии. Для Пешехонова и Мякотина открытая общественная арена была
главным полем деятельности, а для Анненского – самого старшего из
всех – и вовсе единственно приемлемым. Н. Ф. Анненский, которого,
наряду с В. Г. Короленко, все считали «душой» журнала (а впослед-
ствии – и партии), органически не терпел нелегальщину, ненавидел
террор и «якобинство». Некоторые правые народники в 1904 г. рабо-
тали вместе с будущими кадетами в «Союзе освобождения», и
П. Н. Милюков вспоминал, что «своим благоразумием Н. Ф. Аннен-
ский выделялся даже в среде либеральных «освобожденцев»11.
Проявили солидарность с Николаем Федоровичем и более моло-
дые его соратники, ранее довольно толерантные к эсеровским мето-
дам борьбы. Теперь, когда пришло время формализовать партийные
начала, они упорно настаивали на открытости партии, объясняя свои
мотивы. Так, с точки зрения А. В. Пешехонова, всякой конспира-
тивной организации присущ ряд пороков. Это должна быть своего
рода секта, с очень небольшим количеством членов, хорошо знаю-
щих друг друга, «моральная чистота которых стоит вне сомнения»12.
Отношение к сектантству любого рода у общественности, не говоря
165
уже о власти, всегда более чем настороженное, и это существенно
затрудняет пропагандистскую, политико-просветительскую дея-
тельность в массах. Когда же число членов партии начинает быстро
увеличиваться, то оставаться ей в подполье, где нет гласности и где
контроль до крайности затруднен, прямо опасно»13.
«Права представительства на партийном съезде мы еще не име-
ли, – вспоминал Пешехонов, – но были там, – сужу по тому, как нас
приняли, как к нам относились, как нас потом удерживали, – желан-
ными гостями»14. Подчеркнем: именно гостями, – если бы Пешехо-
нов с товарищами входили в состав партии, у них, конечно, было бы
право представительства. Так как не планировалось формального
размежевания (что могло бы произойти, если бы в ПСР имелось на-
стоящее правое крыло из будущих энесов), то, вполне естественно,
подразумевалась возможность оформления единой неонародниче-
ской партии – эсеров. Однако гости съезда поставили вопрос об об-
разовании иной, новой партии.
По мнению группы «Русского богатства», создать новые формы
общественной жизни может только открытая партия, организован-
ная на демократических началах. Если разрушительная работа еще
может производиться небольшими группами, созидательное творче-
ство под силу лишь большим организованным массам, для сплоче-
ния которых конспиративной организации недостаточно. Поэтому
вместо «кружковщины» необходимо создать партию открытую, силь-
ную и тесно связанную с народом: посредством такого альянса буду-
щие энесы надеялись приостановить правительственную реакцию.
Не будучи уверены в том, что в условиях «свинцовых мерзо-
стей» получится совсем обойтись без террора, правонароднические
лидеры планировали сохранить боевые функции за старой организа-
цией, которая должна была оставаться строго конспиративной и со-
вершенно самостоятельной партией. Параллельно было задумано
создание партии открытой, построенной на демократических нача-
лах, с подотчетностью и контролем. Внутри НСП «узкоспециаль-
ная» террористическая организация создана так и не была (социаль-
ный состав партии, в основном интеллигентский и не слишком «мо-
лодой», чтобы тяготеть к экстремизму, исключил такую возмож-
ность). В крайних случаях народные социалисты оставляли за собой
право оказывать некоторое содействие Боевой организации эсеров.
Однако после окончательного партийного размежевания таких слу-
166
чаев отмечено не было, а упреки в легализме энесы всегда париро-
вали с большим достоинством, подчеркивая, что легальность и от-
крытость – не одно и то же.
Расхождения с эсерами коснулись и программного пункта: на-
родные социалисты не вписали в свой проект программы требова-
ния республики, в чем эсеры усмотрели желание приспособиться к
полицейским условиям того времени. «Если в программе н.-с. пар-
тии не было “республики”, то было полное “народовластие”, – мы
сознательно предпочитали сущность форме, – пояснял позже Пеше-
хонов. – В программе, кроме того, было “Учредительное собрание”,
наличность какового по тогдашним временам ни в каком случае не
могла содействовать приспособлению»15.
В. А. Мякотин аргументировал возмутившее эсеров отсутствие
разделения программы умеренных народников на «минимум» и
«максимум» тем, что их программа «революционна не только в ко-
нечном пункте, но и на всем протяжении пути к социализму, и ее
нельзя делить на две части»16. Само понимание «революционности»
у энесов было более философским, стратегическим, и это затрудня-
ло понимание прогрессивности их взглядов оппонентами, привычно
трактовавшими революцию как скачкообразный системный перево-
рот, совершаемый насильственными средствами.
По свидетельству М. В. Вишняка, первый партийный съезд стал
«звездным часом» Чернова, показавшего себя мастером компромис-
сов (это дарование Чернова, многократно проявленное в его даль-
нейшей деятельности публичного политика, у его сторонников вы-
зывало восхищение, у оппонентов – неизменный сарказм17). Съезд
по составу был очень пестрым. «Всю эту разноголосицу приводил к
некоему общему знаменателю В. М. Чернов. Он был головой выше
других членов съезда… В то время он в совершенстве владел искус-
ством составлять растяжимые формулы и так, и так»18. Однако ди-
пломатического таланта Чернова оказалось недостаточно для того,
чтобы склонить группу «Русского богатства» на сторону нелегаль-
ности, тактических крайностей, социализации земли, непременного
и срочного требования республики и пр.
Правые народники ушли со съезда; помимо них, съезд покинула
крайне левая группа партии – близкие к анархистам эсеры-макси-
малисты, недовольные включением в партийную программу пункта
«минимум». Максималистов эсеры считали «одним из течений
167
внутри партии, совершенно подчиняющимся партийной дисципли-
не»19, поэтому признавали за ними право на свободную критику и
столь же свободную теоретическую защиту своих взглядов. Недо-
пустимым объявлялись: пропаганда лозунгов максимализма (как
противоречащих общепартийным) в массах, «всякая попытка со
стороны максималистов к созданию особой организации внутри
ПСР как угрожающая партийному единству»20.
Предоставляя всем течениям равную свободу в честной идейной
борьбе, лишь бы она оставалась на товарищеской почве, Совет партии
эсеров запрещал такие идеологические «диверсии», как: проповедь
против принципа социализации средств производства, проповедь ан-
типарламентаризма как догмы (т.е. принципиальное отрицание уча-
стия в представительских учреждениях современного государства),
проповедь свободы т.н. частных экспроприаций, антагонизма между
работниками физического труда и революционно-социалисти-ческой
интеллигенции, а также «классового антагонизма между трудовой ин-
теллигенцией, трудовым крестьянством и пролетариатом и невоз-
можности объединения их в единую социалистическую партию»21.
Не удрученные первым неудачным опытом единения с родст-
венной по народническому духу партией, умеренные народники за-
нялись самооформлением в политическую партию с руководящим
ядром. Чтобы не остаться просто кучкой интеллектуалов, им объек-
тивно нужны были связи, контакты, структуры, поддержка снизу.
Поэтому не случайно взоры всех народнических течений естествен-
ным образом обратились к крестьянским депутатам I Государствен-
ной Думы и Всероссийского Крестьянского союза.
У народников из «Русского богатства» здесь были известные
преимущества перед эсерами. Их контакт с депутатами-кресть-
янами, особенно с членами Всероссийского Крестьянского союза,
упрощался тем, что аграрная программа ВКС была почти идентична
правонароднической, и некоторые из них были тесно связаны с
Союзом, даже входили в его руководящие органы. Так, А. В. Пеше-
хонов, В. А. Мякотин, В. Г. Богораз-Тан, В. И. Чарнолусский со-
стояли в Северном бюро содействия Союзу22, участвовали в работе
съезда Крестьянского союза северных областей. Лидеры Союза
стремились сохранить массовый, внепартийный характер организа-
ции, однако левые партии старались использовать Всероссийский
Крестьянский союз для пропаганды своих взглядов в крестьянской
168
среде. В руководящих органах Союза шла острая борьба между сто-
ронниками сближения и даже слияния с партией эсеров и теми, кто
отстаивал внепартийность Крестьянского союза или стремился к
сближению с трудовиками. При активном содействии представителей
демократической интеллигенции большинство крестьян-депутатов
I Государственной Думы объединилось во фракцию, названную Тру-
довой группой. Работа с Трудовой группой стала своего рода конку-
рентной борьбой между эсерами и народными социалистами за целе-
вую аудиторию – крестьянских депутатов, через которых предполага-
лось расширить влияние и на более широкие крестьянские массы.
В Первой Думе будущие энесы одержали несомненную победу
над эсерами, и свой дебют они могли считать как нельзя более удач-
ным. Программа Трудовой группы давала простор интенсификации
крестьянского хозяйства на основе семейно-трудового начала, раз-
вития кооперации и широкой государственной поддержки. Крестья-
не, не откликнувшись на эсеровский лозунг социализации земли,
приняли пункт о ее национализации, базовый в народно-социалис-
тической теории, разработанной А. В. Пешехоновым. Правда, о по-
беде можно говорить только с учетом конкретной ситуации: в Думе
заседали представители наиболее хозяйственной, зажиточной части
крестьянства, не желавшие насильственных способов решения зе-
мельного вопроса, которые угрожали бы их благосостоянию; к тому
же энесы учли собственническую натуру крестьянства (как бы по-
марксистски это ни звучало, факт есть факт). У эсеров была значи-
тельно шире социальная опора, которая захватывала низы деревни,
однако не была представлена в Думе.
В 1907–1914 гг. политическая деятельность социалистов в ос-
новном была ограничена публицистикой (для народников «Русского
богатства» это был настоящий творческий расцвет, несмотря на цен-
зурные и судебные преследования за «крамолу»). Партийная жизнь
на время замерла. Актив ПСР в основном была сосредоточен в
эмиграции. С осени 1914 г. народники вновь начали предпринимать
(пока нелегально) шаги по объединению своих сил. 20 октября 1914 г.
на квартире видного энеса, историка С. П. Мельгунова состоялось
совместное собрание народников «различных оттенков» с целью
«попытаться добиться единения и общими усилиями издавать газе-
ту»23. Результатом совещания явилось решение об организации в
Петербурге общенароднического еженедельника «Наша жизнь», но-
169
минальным редактором которого был эсер И. З. Штейнберг, факти-
ческим – энес А. В. Пешехонов24. Издание было остановлено вла-
стями после первого же номера.
Несмотря на неудачу, народники продолжили попытки объеди-
нения; работа в этом направлении велась и в 1915 году. А. Ф. Керен-
ский, бывший тогда трудовиком, совершил ряд поездок по России в
агитационных целях и для подготовки народнической конференции.
16–17 июля Керенский собрал на своей квартире в Петрограде неле-
гальное общероссийское совещание эсеров, энесов и трудовиков, на
котором присутствовало около 30 человек из разных российских
городов25. На совещании было выбрано «Центральное бюро объеди-
ненного народничества» («Бюро съездов») из 9 человек, поставив-
шее целью «восстановление различных народнических организаций
и устройство периодических съездов по мере надобности»26. В него
вошли по три представителя от эсеров, народных социалистов и
трудовиков от Петрограда, Москвы и провинции. В июле – августе
1915 г. состоялось несколько собраний народников, на которых при-
сутствовали представители эсеров, трудовиков и энесов. Были пред-
приняты определенные шаги и в направлении создания блока левых
партий. 14 августа 1915 г. прошло совместное совещание социал-
демократов, эсеров и энесов, принявшее решение об издании единой
газеты. На нее не было изыскано средств, но С. П. Мельгунов считал,
что издание не состоялось не только по причине отсутствия денег, а
был еще «некто в сером в виде старых традиций». По-видимому,
Мельгунов имел в виду давние разногласия народников, в первую
очередь, эсеров, что мешало успешному проведению в жизнь реше-
ний июльского совещания27.
Итак, с вступлением России в мировую войну народнические силы
заметно активизировались в поисках почвы для организационного аль-
янса, но до 1917 г. фактических результатов их инициативы не дали.
Хотя между трудовиками и неонародническими партиями (осо-
бенно народными социалистами) с самого начала установились
дружба и сотрудничество, объединения так и не происходило долгие
годы. До Февральской революции Трудовая группа не решалась
вставить в свою программу «социализм», но в республиканских ус-
ловиях и она объявила себя социалистической. Это снимало основ-
ное препятствие к объединению с родственной партией народных
социалистов. 12 апреля 1917 г. был формально заключен «народни-
170
ческий блок» в Петроградском Совете. Но эсеры, поначалу скло-
нявшиеся к объединению с энесами и трудовиками, вскоре оставили
эту мысль, рассчитывая целиком на свои силы. Вполне вероятно, на
изменение решения эсеров повлиял тот факт, что 1917 г. их партне-
ры встретили как разрозненные интеллигентские группы, которые,
по мнению эсеров, не могли принести им политического придано-
го28. Кроме того, как полагает Д. А. Колесниченко, эсеры не хотели
открыто действовать в союзе с кадетами, что пришлось бы делать,
вступи они в организационный альянс с энесами. К тому времени
эсеры и сами уже не были партией однородной, хотя формально и
сохраняли единство. «Воленародовцы», их правое крыло, были, по-
жалуй, ближе к энесам, нежели к левым товарищам по партии; од-
нако пока они хранили призрачное единство, оберегая престиж сво-
ей партии. По словам В. М. Зензинова, «вхождение в нашу партию
аморфной массы трудовиков может разрыхлить нашу среду и при-
дать социалистическому характеру нашей партии некоторую неоп-
ределенность»29. В результате «народнический блок» сохранился
только как объединение фракций энесов и трудовиков, которое со-
стоялось в июне 1917 года, чему предшествовали съезды тех и дру-
гих. Приветствовавший съезд энесов от имени Трудовой группы ве-
теран народнического движения Н. В. Чайковский обратился к на-
родным социалистам «как к самой близкой нам партии – и по навы-
кам, и по темпераменту. И мы, и народные социалисты не бросаем в
массы неосуществимых лозунгов»30. Однако, по мнению С. П. Мель-
гунова, окончательного, полного слияния энесов и трудовиков так и
не произошло из-за стремления трудовиков «приблизиться к тактике
левых групп революционной демократии»31.
В осенне-зимнем окончательном расколе ПСР народные социа-
листы увидели драматические последствия прежде всего для Учре-
дительного собрания, на выборах в которое эсеры имели ошеломи-
тельный успех и получили свыше 19360 тыс. (39,8%) голосов32. При
этом избиратели голосовали еще за единую партию, до ее офици-
ального распада на две принципиально разные в политическом
смысле организации. Действительные предпочтения электората, та-
ким образом, оказались сильно искажены, что вызвало вполне спра-
ведливое возмущение конкурентов. А. В. Пешехонов в сердцах на-
звал В. М. Чернова «двуликим лидером, который… идет направо –
песнь заводит, налево – сказку говорит»33, поставленным во главе
171
эсеровского списка «только в виде флага»; за ним идут реальные
кандидаты, но идут в разные стороны. Поведение фракции эсеров в
Учредительном собрании, как и председательская речь Чернова,
удостоились жесткой критики в остальном народническом лагере.
После захвата власти большевиками и разгона Учредительного соб-
рания представители неонароднических партий часто совместно ра-
ботали в органах так называемой «демократической контрреволю-
ции», но о формальном партийном объединении речь уже, конечно,
не шла. Тем более, что очень скоро все небольшевистские партии в
Советской России оказались под запретом.
Скажем буквально два слова об эмиграции, где с начала 1920-х гг.
оказалось большинство лидеров российского демократического со-
циализма. Некоторые эсеры (А. А. Аргунов, С. П. Постников) в
1920-х гг. не оставляли мысли об интеграции народнических сил в
разных формах, но предложения по осуществлению этой идеи не
встречали ответного энтузиазма либо из-за идейной аморфности
планируемых организаций, либо из-за нежелания некоторых активи-
стов участвовать в одном объединении с тем или иным политиче-
ским «антиподом». Чисто партийные границы к тому времени давно
начали размываться. ПСР былого, даже относительного, единства за
границей так и не обрела и существовала в виде различных групп,
разногласия между которыми со временем становились все острее. В
середине 1920-х гг. произошел раскол и в народно-социалистической
партии из-за призыва А. В. Пешехонова к возвращению в Россию,
невзирая на советский режим. Народник утверждал, что длительное
пребывание вдали от родины ведет к утрате органической связи с
ней. Зато это заявление, породившее настоящую информационно-
полемическую бурю в эмигрантской среде, консолидировало социа-
листов не только друг с другом, но и с либералами: все дружно осу-
дили позицию Пешехонова.
В 1930-е гг. В. М. Чернов оставался деятельным борцом за со-
хранение (увы, тщетное!) единства в рядах эсеровской эмиграции. В
марте 1939 г. он рассказывал в своем письме к Ц. Шапиро: «В Па-
риже есть довольно большие скопления эсеровских сил, но за два-
дцать почти лет в ряды партии не завербовано ни одного нового эсе-
ра, даже дети эсеров уходят, разбредаются кто куда, только не в эсе-
ровские ряды…»34. Он завидовал меньшевикам, у которых за грани-
цей, несмотря на пестроту социал-демократического лагеря, было
172
твердое организационное ядро, и мечтал о создании политического
«клуба», который способствовал бы превращению эсерства из на-
ционально-русского течения в международное35. Чернов сетовал,
что русский социализм упустил шанс занять руководящее место в
мировом рабочем движении, а это, по его мнению, в межвоенное
время было бы вполне возможно, поскольку «марксизм или трещит
по всем швам, или логически и неумолимо приводится к абсурду в
большевизме»36. Народник не терял надежды, что «именно эсерству
суждено впитать в себя, притянуть к себе и образумившихся, опамя-
товавшихся идейных коммунистов, и разбуженных от догматическо-
го сна “довоенных социалистов”»37. Здесь Чернов выступал уже ско-
рее не как русский эсер, а как представитель международного демо-
кратического социализма, желая зажечь всех социалистов новым ду-
ховным энтузиазмом, который помог бы народам избавиться от ан-
тидемократических режимов, наводнивших межвоенную Европу.
В чем коренные отличия между главными неонародническими
силами, оказавшиеся главной помехой их интеграции? Программ-
ные разногласия (например, по аграрному вопросу – социализация у
эсеров и национализация у энесов) были, безусловно, принципиаль-
ны, но в рамках данной проблемы, пожалуй, все же вторичны: слу-
чись объединение неонародников, возможно, и были бы приняты
некие компромиссные решения. Но не случилось, хотя точек сопри-
косновения было достаточно. Народные социалисты придавали го-
сударству как абсолютно необходимому при любом строе институту
(они всегда подчеркивали свой этатистский настрой) большее зна-
чение, чем эсеры, но и основная часть последних отнюдь не состоя-
ла из воинствующих либертаристов. Кроме того, энесы заявляли о
своем предпочтении общинной формы организации труда индиви-
дуальной – в этом их явная солидарность с эсерами.
Основная первичная причина неудачи консолидации лежит в об-
ласти политической психологии, далее в ход пошли центробежные
процессы и инерция. Изначальные организационно-тактические
расхождения усиливал и азарт конкурентной борьбы, в том числе за
влияние в среде депутатов-крестьян Государственной думы и в кре-
стьянских организациях, публицистическая полемика, зачастую го-
раздо более острая, чем действительные, человеческие отношения
между деятелями обеих партий. Разное поведение на публичной
арене, разная степень успешности, наконец, различные сформиро-
173
вавшиеся в период Первой русской революции партийные имиджи
также «разводили» врозь некогда близких по взглядам политиков.
Эсеры постепенно становились массовой партией, а в 1917 г. и вовсе
побили все российские рекорды по численности (и при этом социо-
демографической и идейной разномастности) своих членов. Они с
самого начала старались расширять свои ряды и вели большую про-
пагандистскую работу в крестьянской среде. Народные социалисты
не стремились к такому «прозелитизму», свою работу концентриро-
вали не на «народе», а на представлявших его общественных орга-
низациях, и вообще оставались преимущественно интеллигентской
партией. Кстати, это нельзя счесть слабостью энесов, хотя «интел-
лигентский» характер правонароднической партии также вызывал
сомнения в ее дееспособности у соседей «слева». Напротив, по убе-
ждению энесов, слабость социалистов-революционеров проявилась,
в том числе, именно в недостатке интеллигентских «ресурсов»,
часть которых была «оттянута» от народничества кадетами. Эта
группа людей, первоначально настроенная социалистически, рабо-
тая в либеральной партии, естественно, стала постепенно отходить
от социализма и усиливать ряды «буржуазных» политических орга-
низаций. Так, по мнению правых неонародников, эсеры своим упор-
ным пристрастием к нелегальности и радикализму отпугнули ряд
перспективных союзников из интеллигенции, чье участие могло
оказаться очень и очень полезным в деле развития разумных социа-
листических идей и продвижения их в массы.
Средний возраст энесов был выше, чем у «среднестатистическо-
го» эсера примерно на 5–7 лет. Это естественно: радикализм при-
влекает молодых, народные социалисты (впрочем, как и большинст-
во эсеров) от своего былого радикализма неуклонно избавлялись с
годами. По данным 1917 г., кандидаты в Учредительное собрание от
ПСР и ТНСП так обозначили род своих занятий: партийные функ-
ционеры у эсеров – 34,9%, у энесов – всего 2,4%; служащие эсеры –
19,7%, энесы – 32%, представители «интеллигентных профессий»
эсеры – 29,6, энесы – 60,1%. Большинство (56,7%) народных социа-
листов – люди с полным высшим образованием. Энесы – самые
большие «гуманитарии» на российской революционной почве:
12,8% – с историко-филологическим образованием, 11,9% – дипло-
мированные врачи. Эсерам не было равных по доле аграриев с неза-
конченным высшим и средним специальным образованием (24%)38.
174
Несмотря на проигрыш в образованности по средним общепар-
тийным показателям, эсеры, имея в своих рядах сильных теоретиков
(чего стоит хотя бы В. М. Чернов!), разрабатывали собственную фи-
лософскую платформу, охотно и убедительно рассуждая о марксизме
с его достоинствами и недостатками, европейской социал-демок-
ратии, этике в политике и пр. Народные социалисты концентрировали
свою творческую энергию на разработке конкретных программных
пунктов и рекомендаций в соответствии с реальными обстоятельст-
вами российской общественно-политической среды. Их лидеры и
идеологи, как и у эсеров, были активными, известными и очень пло-
довитыми публицистами, но тематика их работ была по большей час-
ти строго злободневной – «хроники внутренней жизни», иностранные
обозрения, обзоры «на очередные темы» содержали минимум фило-
софии и максимум информативности с практическим анализом си-
туации, критикой власти и политических оппонентов и т.п.
Человеческий, личностный фактор также вполне мог стать пре-
поном к объединению. Лидеры масштабных организаций, каковыми
являются политические партии, не могут не быть амбициозны, не
могут (хотя бы подсознательно) не подчиняться психологическим
законам конкуренции. Нигде нет документальных намеков на то,
что, например, Пешехонов или Мякотин претендовали на лидерство
в единой (если бы она состоялась) партии, но и идти на компромисс
по принципиальным для себя вопросам они, уже широко известные
в определенных общественных кругах деятели, не сочли возмож-
ным. Доминирование на учредительном съезде ПСР Чернова скорее
всего ускорило этот процесс взаимного отторжения – слишком раз-
ными были психотипы лидера эсеров и приглашенных на съезд пра-
вых народников. Отсутствие человеческой симпатии между Черно-
вым и Пешехоновым, идеологами революционных и умеренных на-
родников, усугубилось в дальнейшем: в 1917 г. взаимные трения
обострились, в немалой степени в связи с тем, что Пешехонов пре-
тендовал во Временном правительстве на пост министра земледе-
лия, наотрез отказавшись быть заместителем при Чернове. Жене
Пешехонова «не раз приходилось слышать, сколько неприятных
диссонансов вносит «селянский министр» в трудную работу социа-
листов во Временном правительстве»39. После 1917 г. встречи Пе-
шехонова с Черновым носили случайный характер, и, по словам Ан-
тонины Федоровны Пешехоновой, «за границей до 27 года А. В. от-
175
носился к Чернову как к совершенно чужому, чуждому ему челове-
ку»40. Между тем в Чехии они жили по соседству.
Внутрипартийные отношения, особенно у эсеров, тоже не были
идиллическими. В 1917 г. разлад в умеренно-эсеровской среде, ка-
тализатором которого стало отношение к войне, усилился приходом
в ее ряды новых членов. Большая и разномастная партия, заполу-
чившая в начале 1917 г. множество новых сторонников («мартов-
ских эсеров»), не могла оставаться даже «биполярной» – авторитет-
ных лидеров, центров притяжения партийных масс было больше.
Давние эсеровские авторитеты были возмущены приходом таких
неофитов-«парвеню», каким был для них, например, А. Ф. Керен-
ский, своей популярностью в массах и публичным красноречием от-
бивавший поклонников у Чернова. Некоторое время этот внутри-
партийный разлад удавалось скрыть от партийных масс, однако со
временем делать это становилось все сложнее.
Противоречия сопровождались и принципиальными разногла-
сиями внутри партии по поводу организации революционной вла-
сти, темпов проведения государственных преобразований, внешне-
политического курса России. Если черновцев можно условно на-
звать «центристами» (или «левоцентристами»), то Керенский и его
«группа поддержки», неформально возглавляемая «бабушкой рус-
ской революции» Е. К. Брешко-Брешковской, составляли правый
партийный фланг. Справедливо утверждение Б. И. Колоницкого, что
такая опека со стороны старой эсерки, подчеркивавшей статус Ке-
ренского как «любимого внука», была важным политическим ресур-
сом, но некоторых видных деятелей партии постоянное использова-
ние авторитета легендарной народницы, критиковать которую эсеры
не решались, вызывало естественное раздражение41. Предметом
иронии эсеров с большим революционным стажем становились и
самоаттестации Керенского как ветерана освободительного движе-
ния, многолетнего борца с царским режимом. По признанию Керен-
ского, ради целей революции он готов был жертвовать «партийной
догмой», хотя, по некоторым свидетельствам, «главный эсер 1917
года» никогда не читал программы ПСР42. Тем временем именно с
Керенским в 1917 г. у широких кругов населения ассоциировалась
партия эсеров, именно его многие считали лидером и руководителем
ПСР, и именно его авторитет способствовал привлечению в партий-
ные ряды новых членов.
176
Когда популярность Керенского после неуспехов Временного
правительства летом 1917 г. пошла на убыль, рабочий класс и кре-
стьянская часть армии свое разочарование Керенским автоматиче-
ски перенесли и на партию социалистов-революционеров в целом.
Дальнейшее обострение отношений между Керенским и централь-
ными органами партии, в первую очередь Черновым, осенью 1917 г.
сказалось и на критическом состоянии общепартийных дел. Зато в
1920 г., ввиду радикально изменившейся политической, в том числе и
внутрипартийной, обстановки, В. М. Чернов написал А. Ф. Керенско-
му письмо, в котором содержалось, образно говоря, предложение
«раскурить трубку мира»: «…Мне хочется обратиться к Вам со сло-
вами дружеского, сердечного одобрения и участия… Мертв духовно
и политически лишь тот, кто ничего не забывает и ничему не науча-
ется. …У Вас есть крупные достоинства, которые я всегда ценил: и
это прежде всего Ваш богатый революционный темперамент. В на-
шей партии, увы, так мало людей с темпераментом, этим величай-
шим из даров природы! И я не могу примириться с тем, чтобы наша
партия надолго потеряла тот революционный капитал, который она
имеет в Вашем лице»43.
Что могло бы измениться, если бы (хотя история этого не допус-
кает, позволим себе такой мысленный эксперимент) неонародники
все же смогли объединиться? По большому счету, вероятнее всего,
было бы то же самое. Основные массы последователей (вместе с аг-
регированными идеями) были уже в начале века оттянуты эсерами.
Народные социалисты имели авторитет, но не в широких массах, а в
политических и научно-публицистических кругах. Возможно, это
уважение в глазах, например, либералов базировалось именно на
самостоятельности их позиции, ее независимости, в первую очередь –
независимости как раз от эсеров. Количественно народные социали-
сты не могли существенно усилить то, что уже было у эсеров. По-
мочь спаять разрозненную эсеровскую массу своим авторитетом или
консенсусными предложениями по основным «точкам разрыва» они
также были бы бессильны. Трудовики в объединенной партии (с июня
1917 г. – ТНСП) продолжали оставаться как бы отдельным сегментом,
вошедшим в нее на ассоциативной основе. В ситуации системного
кризиса 1917 г. коалиция социалистов, со всем накопленным ею к то-
му времени политическим опытом, при всех представленных ею кон-
структивных проектах реформ государственной власти и местного
177
самоуправления, даже при массовой поддержке снизу оказалась не-
эффективной как государственно-управленческая сила.
В отношении этики в политике между правыми и левыми народ-
никами было сходства гораздо больше, чем различий – формулу
«цель оправдывает средства» не признавали ни те, ни и другие.
Правда, на заре своей политической деятельности относительно
умеренные эсеры (В. М. Чернов) и даже некоторые энесы (А. В. Пе-
шехонов и В. А. Мякотин) допускали применение террора как
«энергичного средства в борьбе против самодержавного насилия»44,
оправдывая его в самых крайних случаях (которых, по несчастью,
было много в эпоху «беззакония и рабства»). Но для обеих партий в
равной степени права личности, политические свободы и политиче-
ская демократия были важнейшим элементом идейных конструкций,
интересы личности не приносились в жертву групповому, классово-
му, коллективному. Обе партии понимали насущную потребность
работы по развитию именно личностного самосознания «трудового
народа» – без этого не может строиться прогрессивное, социалисти-
ческое общество. Лидер эсеров В. М. Чернов провозглашал: «Со-
циализм без общественной и личной свободы – не социализм вовсе,
а только авторитарная казарма или каторга»45. Данная позиция у
умеренных неонародников возражений не вызывала. Для народных
социалистов не было довода: «это разрушает общину или вредит го-
сударству»; довод мог быть только один: «это пагубно для лично-
сти»46. Признавая «верховенство человеческой личности», предста-
вители этой партии «всякого темного, забитого и голодного челове-
ка» желали «сделать умным, сильным и довольным – сделать счаст-
ливым»47. К личности предъявлялось единственное основополагаю-
щее требование – труд.
Гуманизм, твердые этические принципы, приверженность демо-
кратическому социализму роднят две неонароднические партии, на-
чинавшие свой путь в политике с общего старта – социологической
«школы» Н. К. Михайловского, но затем довольно далеко разошед-
шиеся в разные стороны. У всех неонародников было много общего:
«целевая аудитория» – широкая и действительно демократическая,
включавшая всех российских тружеников, схожие этические уста-
новки, единое стремление к социализму как общественному строю
будущего. Препятствиями к созданию общей платформы стали рас-
хождения: коренные – по организационному вопросу, частные – по
178
тактическому, принципиальные, но отчасти решаемые – по вопро-
сам программы. Человеческий фактор (психологические, межлично-
стные непонимания, антипатии) дополнял, а иногда и обусловливал
обоюдное отторжение позиций. Логика политической борьбы, пыл
межпартийной конкуренции и вся перечисленная выше совокуп-
ность противоречий привели к объективному результату: объедине-
нию неонароднических сил, несмотря на все попытки, не суждено
было состояться.
––––––––––––––––––
1
Леонов М. И. Социальная доктрина эсеров // Судьбы демократического
социализма в России : сб. материалов конф. М., 2014. С. 58–59.
2
Всероссийское Учредительное собрание : Энциклопедия. М., 2014.
С. 490–491.
3
4
Морозов К. Н. Феномен субкультуры российского революционера нача-
ла ХХ в. // Человек и личность в истории России, конец XIX–XX век : мате-
риалы международного коллоквиума. СПб., 2013. С. 139.
5
6
См., напр.: Гармиза В. В. Эсеры // Советская историческая энциклопе-
дия : в 16 т. М., 1976. Т. 16. С. 597.
7
Сыпченко А. В. Народные социалисты и террор [Электронный ресурс].
Режим доступа: http://www.memo.ru/history/terror/sypchenko.htm (дата обра-
щения 16.06.2017).
8
Протасов Л. Г., Протасова О. Л. Народные социалисты // Родина. 1994.
№ 10. С. 77.
9
Сыпченко А. В. Указ. соч.
10
См.: Пешехонов А. В. Почему мы тогда ушли? // Русское богатство.
1917. № 11–12. С. 328.
11
Милюков П. Н. Воспоминания : в 2 т. Т. 1. Нью-Йорк, 1955. С. 338.
12
Пешехонов А. В. Указ. соч. С. 328.
13
Там же.
14
15
Там же. С. 330–332.
16
17
Сам М. В. Вишняк, имея расхождения по многим существенным во-
просам с В. М. Черновым, не испытывал к нему пиетета как к партийному
вождю, однако, старался придерживаться принципа объективности; харак-
теристика Чернова, данная Вишняком, хотя и выражена в несколько ирони-
ческом тоне, вполне точна.
18
Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции. М., 1997. С. 686.
19
ГАВО. Ф. И-214. Оп. 1. Д. 2. Л. 110.
20
Там же.
179
21
Там же.
22
Ерофеев Н. Д. Народные социалисты в первой русской революции. М.,
1979. С. 95.
23
См.: Сыпченко А. В. Народно-социалистическая партия в 1907–1917 гг.
М., 1999. С. 169.
24
Там же.
25
26
27
28
Колесниченко Д. А. Трудовая народно-социалистическая партия (неко-
торые вопросы программы и тактики // Непролетарские партии России в
1917 году и в годы гражданской войны. М., 1980. С. 120.
29
Дело народа. 1917. 7 апреля.
30
Цит. по: Гинев В. Н. Аграрный вопрос и мелкобуржуазные партии в
России в 1917 г. М., 1977. С. 142.
31
Мельгунов С. П. Воспоминания и дневники. Вып. 2 (ч. 3). М., 2003.
С. 4–5.
32
Всероссийское Учредительное собрание : Энциклопедия. С. 307.
33
Народная мысль (Шадринск). 1917. 20 ноября.
34
«Мы, русские, другие, мы созданы для испытаний». Письма В. М. Чер-
нова. 1920–1941. Саратов, 2014. С. 224–225.
35
36
37
Там же.
38
См.: Протасова О. Л. Деятели демократического социализма в контек-
сте политической культуры российского общества первой четверти ХХ ве-
ка. Тамбов, 2017. С. 64–65.
39
НИОР РГБ. Ф. 225. К. 1. Д. 65. Л. 42.
40
Там же.
41
Колоницкий Б. И. Образы А. Ф. Керенского в газете «Дело народа»
(март – октябрь 1917 года) // Судьбы демократического социализма в Рос-
сии. С. 206.
42
Лутохин Д. А. Зарубежные пастыри. М., 1991. С. 63.
43
Цит. по: «Мы, русские, другие, мы созданы для испытаний». Письма
В. М. Чернова. С. 30.
44
Чернов В. М. Террористический элемент в нашей программе // Револю-
ционная Россия. 1902. Июнь. № 7. С. 4.
45
Цит. по: Морозов К. Н. «Партия трагической судьбы» : вклад партии
социалистов-революционеров в концепцию демократического социализма и
ее место в истории России // Судьбы демократического социализма в Рос-
сии. С. 44.
46
Пешехонов А. В. Программные вопросы. Пг., 1917. С. 11.
47
180
Разиньков М. Е.
Трудовая народно-социалистическая партия

в Воронежской губернии в 1917-1918 гг.: политический
карлик или центр самоорганизации интеллигенции? *
Воронежская организация народных социалистов зародилась

еще во время первой российской революции и была генетически
связана скорее с кадетами, нежели с эсерами и возглавлялась врачом
Н. А. Вырубовым1. Очевидно и то, что организация распалась после
окончания революции. Известно также, что четверо депутатов Госу-
дарственной Думы второго созыва (земский врач Д. В. Уразов, кас-
сир сельскохозяйственного общества Ф. В. Меняйленко, крестьяне
К. А. Чернышев, Г. Г. Ходыкин) состояли в Трудовой группе и фрак-
ции Крестьянского союза. Однако в дальнейшем в воронежской по-
литической жизни они себя не проявили. Известно, что Уразов уехал
из Воронежа и участвовал в Государственном совещании 1917 г., а
К. А. Чернышев был расстрелян большевиками в 1920 г.
Новый интерес к умеренному социализму возникает в ходе рево-
люции 1917 г. По крайней мере, с мая проявляет себя трудовая
группа. Активизация ее была связана с предстоящими выборами в
воронежскую городскую думу. 16 мая состоялось открытое собра-
ние трудовой группы, где М. М. Харитоновым был зачитан доклад
«Трудовая группа и ее задачи»2. На следующий день член трудовой
группы Е. А. Лимбах приняла участие в предвыборном заседании
Воронежского Союза Женщин, на котором была избрана одной из
пяти кандидаток по совместному списку с союзом квартиронанима-
телей. Лимбах зачитала доклад о положении школы грамотности для
женщин3. 19 мая было проведено предвыборное заседание самой
трудовой группы4.
В июне, появляются сведения о воронежской группе народных
социалистов. Показательно, что она довольно четко отделяла себя от
трудовиков. В созданном 21 июня Воронежском студенческом со-
циалистическом культурно-просветительном организационном бю-
ро отдельными списками идут энесы (В. Проскуряков, Н. Куберская,
*
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках науч-
ного проекта № 19-09-00115/19.
181
С. Дольский) и трудовики (Б. Немчинов, З. Петрова, Н. Дамаскина)5.
То же самое наблюдалось и на самом студенческом съезде в Воро-
неже 14–17 июня 1917 г., куда прошли 6 энесов и 4 трудовика6.
Можно предположить, что группа трудовиков существовала еще
до революции, а отделение народно-социалистической партии поя-
вилось уже в ходе нее и было связано непосредственно с централь-
ными организациями партии.
Умеренно-социалистические взгляды представителей обеих ор-
ганизаций вели их к мысли об объединении. Уже на заседании тру-
довой группы 13 июня шла речь о возможности полного объедине-
ния с энесами, причем участники признали отсутствие препятствий
для такого объединения. Здесь же был выбран комитет группы и де-
легат на Всероссийский съезд трудовиков (С. Н. Наумов)7. На сту-
денческом съезде, проходившем на следующий день, энесы и трудо-
вики поддержали общесоциалистические резолюции, вступив, таким
образом, в конфликт с кадетами и большевиками (кадеты вообще
покинули съезд в знак протеста).
Вместе с тем, энесы не поддержали резолюцию о войне, которую
подписали трудовики, совместно с эсерами, меньшевиками и груп-
пой беспартийных8. Очевидно также, что слияние двух организаций
затянулось до августа 1917 г. На заседании 18 июня трудовики при-
няли решение о том, что отдадут голоса социалистическому блоку, в
который входили все социалистические партии и профсоюзные ор-
ганизации, кроме большевиков и социал-демократов интернациона-
листов9. Собравшиеся 4 июля энесы обсуждали необходимость са-
мостоятельного участия в выборах10, а избранный председателем
новой думы Н. В. Чехов (4 августа) значился как трудовик11.
Однако объединительная тенденция возобладала. Еще 12 июля, на
заседании, по всей вероятности, обеих групп С. Н. Наумова зачитал
доклад о Петроградском соединенном съезде трудовой группы и на-
родно-социалистической партии. При этом указывалось, что группы
задекларировали объединение в одну партию12. В свете вышесказан-
ного не совсем понятны результаты выборов в гордуму, поскольку
известно, что энесы все же проигнорировали социалистический блок
и выступили совместно с украинскими эсерами и социал-демок-
ратами, набрав по городу всего 400 голосов и проведя 2 депутатов13.
Как бы то ни было, собрания объединенной Трудовой народно-
социалистической партии зафиксированы лишь с середины августа14.
182
Известно, что на 14 сентября 1917 г. намечался губернский съезд
Трудовой народно-социалистической партии15, однако, о нем ничего
неизвестно, поскольку единственный источник, дающий связную и
периодическую информацию о деятельности энесов – газета «Воро-
нежский телеграф», целый месяц не выходила из-за забастовки пе-
чатников. По всей видимости, он состоялся, но информации о нем
пока не найдено.
Из приведенной выше информации видно, что группы трудови-
ков и энесов были немногочисленны. Ситуацию, на первый взгляд,
не меняют указания на то, что энесы участвовали и проводили своих
гласных на городских выборах в июле – августе в Валуйках, Остро-
гожске (здесь энесы выступили в блоке с эсерами, в т.ч. украински-
ми) и Боброве16, поскольку количество избранных депутатов вряд ли
превышало 1–3 человек. Затея, наверняка исходившая от трудови-
ков, о реанимации деятельности Всероссийского крестьянского сою-
за натолкнулась на сопротивление эсеров и закончилась провалом.
На состоявшемся 9 июля в Валуйках уездном крестьянском съезде
инициаторы съезда сделали доклад о целях крестьянского союза.
Однако выступившие эсеры указали на ненужность такого союза,
ввиду существования советов крестьянских депутатов. В результате
«были оглашены резолюции Всероссийского Съезда Крестьянских
Депутатов и доложено о присоединении Валуйского съезда Кресть-
янских Депутатов к этим резолюциям. После оглашения постанов-
ления ИК Совета Крестьянских Депутатов о недопустимости орга-
низации крестьянского союза собрание постановило: присоединить-
ся к этому постановлению». Решение объяснялось тем, что создание
такого союза привело бы к «раздроблению сил крестьянства»17.
Контакты с воронежским Советом также указывают на немногочис-
ленность организации. В сентябре 1917 г. Трудовой народно-
социалистической партии было предоставлено место в Совете, но
исполком энесов уже не пустили18.
Тем не менее, есть факты, которые требуют взглянуть на Трудо-
вую народно-социалистическую партию более внимательно. Дело в
том, что представители этой, в общем-то, карликовой, организации,
занимали ведущие позиции в городском самоуправлении не только
Воронежа, но и уездов. Так, председателем Воронежской городской
думы в августе 1917 г. стал энес (тогда трудовик) Н. В. Чехов, ост-
рогожским городским головой был избран энес Н. В. Соколовский,
183
председателем гордумы Боброва – энес С. Г. Матвеев. Председате-
лем губернского исполнительного комитета был энес Б. А. Келлер,
избранный 25 июня губернским комиссаром (между прочим в ГубИК
состоял еще один энес – профессор Розанов). Таким образом, видно,
что народные социалисты летом 1917 г. сменяли на постах либера-
лов и цензовых земцев.
Наиболее очевидный ответ на парадоксальность этих назначений
(все названные города, включая Валуйки, были откровенно эсеров-
скими центрами, и ПСР побеждала на муниципальных выборах),
то, что энесы были компромиссными фигурами, удерживающи-
ми непростую политическую ситуацию в определенном равновесии.
Идеологическая близость к ПСР давала возможность контакта с этой
лидирующей партией, а умеренность политических позиций предос-
тавляла шанс либеральным силам, прежде всего, кадетам.
Однако анализ социальной базы и тех общественно-полити-
ческих сил, вместе с которыми упоминаются деятели партии энесов,
дает важное уточнение к этому выводу. Исследователи, сосредота-
чиваясь на партийной борьбе, упускают из внимания тот факт, что в
борьбе за места в местном самоуправлении принимали участие не-
партийные силы. Проще говоря, общественно-политические движе-
ния, либо иные факторы гражданского общества. Так, в Воронеже в
думу прошли 6 депутатов блока беспартийных демократических ор-
ганизаций (союзы инженеров и техников, квартиронанимателей,
женщин, лиц конторского и канцелярского труда, служащих на фаб-
риках и заводах), 7 – от союза домовладельцев, 2 – от районных из-
бирательных участков, 1 – от торгово-промышленной группы; в Ва-
луйках – 2 делегата от торгово-промышленных заведений; в Бобро-
ве – 14 от домовладельцев и мещан, 5 – от земских служащих и ин-
теллигентов, 7 – от союза рабочих и работниц, торгово-промыш-
ленных служащих и солдат конского запаса; в Острогожске – 1 от
квартиронанимателей, торгово-промышленных служащих и служа-
щих в правительственных учреждениях, 6 – от союза домовладель-
цев, 1 – от союза служащих и рабочих городского самоуправления.
Существенную активность проявляли еврейские организации непар-
тийной или не социалистической направленности. Так, в Острогож-
ске на выборах 2 делегата прошли от еврейского общества, в Воро-
неже по 2 делегата провели Еврейский общественный комитет и
«Еврейская сионистская организация и группа беспартийных».
184
Теперь обратим внимание на те редкие упоминания о деятельно-
сти членов трудовой группы и группы энесов в первой половине
1917 г. и увидим среди них упоминания о плотных контактах с Сою-
зом женщин и союзом квартиронанимателей. Изучая социальный
состав членов Трудовой народно-социалистической партии, в т.ч. по
спискам кандидатов в Учредительное собрание, мы легко заметим
здесь представителей женской организации, студентов, профессуру
СХИ (последний был прямо-таки «рассадником» правого социализ-
ма), учителей, земских служащих, гласных дум, кооператоров, су-
дью. Забегая вперед, отметим, что в ходе выборов в Учредительное
собрание воронежским комитетом сионистов была получена теле-
грамма «от Московского районного комитета партии…: “В выборах
в Учредительное собрание рекомендуем поддерживать список на-
родных социалистов и кооперативов…”»19. Можно смело предполо-
жить, что из 56 упомянутых выше «внепартийных» гласных воро-
нежской и уездных дум 24 (43 %) относились к общественным
группам, с которыми напрямую контактировали и чью поддержку
получали энесы.
Однако дело этим не ограничилось. В сентябре – октябре Трудо-
вая народно-социалистическая партия активизировала свою дея-
тельность в связи с выборами в Учредительное собрание. Как уже
говорилось, в середине сентября, скорее всего, прошел губернский
съезд партии. К середине октября был сформирован предвыборный
список. В него вошли три представителя от центральных партийных
органов: лидер партии А. В. Пешехонов; «член правления совета
всероссийских кооперативных съездов, бывший товарищ министра
продовольствия, деятель всероссийского крестьянского союза, зна-
ток земельного вопроса. Кандидат Центрального Комитета партии»
В. И. Анисимов; «товарищ министра внутренних дел, член правле-
ния совета всероссийских кооперативных съездов, земский и коо-
перативный деятель. Кандидат Центрального Комитета партии»
В. В. Хижняков.
Прочие 16 человек выдвигались от Воронежа и уездов: «член
правления совета всероссийских кооперативных съездов, председа-
тель правления Воронежского союза кредитных и ссудно-сбе-
регательных товариществ», участник Государственного совещания
Д. Г. Лихоносов; «председатель Воронежской городской думы, один
из основателей Всероссийского учительского союза 1905 г., деятель
185
по народному образованию, старый народник. Кандидат Централь-
ного комитета партии» Н. В. Чехов; «крестьянин Воронежского уез-
да, кооператор» Ф. П. Лузганов; профессор Воронежского сельско-
хозяйственного института М. П. Дукельский; «член совета главного
земельного комитета…, преподаватель Воронежского сельскохозяй-
ственного института» Н. П. Макаров; «мировой судья Коротоякско-
го уезда, агроном» П. А. Саввин; «гласный Воронежской городской
думы, участник всероссийского крестьянского союза в 1906–7 гг.»
С. Н. Наумов; «гласный Валуйской городской думы, агроном»
Н. К. Головин; «учитель, один из основателей Воронежского союза
деятелей средней школы» М. М. Харитонов; «народный учитель,
ныне прапорщик, председатель полкового комитета, бывший член
исполнительного комитета Воронежского совета…» Я. М. Калинов-
ский; «городской голова г. Острогожска, учитель» Н. В. Соколов-
ский; «редактор журнала “Кооперативная Нива”, работник по на-
родному образованию, уроженец Новохоперского уезда» Г. И. Фо-
мин; «учитель, общественный деятель, уроженец Богучарского уезда»
Ф. А. Дорошевский; «гласный Бобровской городской думы» П. В. Го-
лынец; «член правления Воронежского союза кредитных и ссудно-
сберегательных товариществ, кооперативный деятель» Н. И. Попов;
«председатель Бобровской городской думы, земский работник»
С. Г. Матвеев20.
Обращает на себя внимание обилие в списке кооператоров и
учителей. Известно, что 29 октября кооператоры поддержали в Во-
ронеже список партии, мотивируя сходством программ21.
К концу октября – началу ноября предвыборные собрания энесов
проходили особенно часто: 26, 27, 29 октября, 8, 11, 12 ноября
(перерыв в собраниях был явно связан с ситуацией большевистско-
левоэсеровского переворота в Воронеже). Помимо организацион-
ных докладов о текущем моменте и московском съезде, звучали раз-
вернутые сообщения о программных целях партии, явно рассчи-
танные на присутствие посторонней публики, а также устраивались
дебаты.
На происходившем уже после получения известий о большеви-
стском перевороте в Петрограде собрании 29 октября звучали речи о
необходимости мира без аннексий и контрибуций, но и о том, что
партия «определенно на точке зрения активной обороны страны»
(профессор М. П. Дукельский). Видный деятель кооперативного
186
движения Д. Г. Лихоносов высказался в поддержку коалиционного
правительства, что в той ситуации уже звучало оппозиционно,
поскольку имелось в виду, конечно, правительство Временное.
Н. В. Чехов, в свою очередь, призвал к культурнической работе.
Ф. А. Попов подробно изложил программу партии по аграрному во-
просу. Возможные проблемы партии на выборах виделись в нарас-
тающем абсентеизме. Как и воронежские меньшевики, энесы объяс-
няли численную слабость своей партии своей честной позицией:
нежеланием поддаваться экстремизму, впадать в популизм и дема-
гогию. Преподаватель СХИ Н. П. Макаров, признавая тяжелое по-
ложение современной ему России, заявлял «своей образной и кар-
тинной речью приковывающий к себе внимание всего зала», что он
«не смотрит мрачно на будущее России», и что она выйдет из мрач-
ного тупика. «Беда лишь в том, – сетовал Н. П. Макаров, – что у нас
мало людей, которые были бы способны к органической государст-
венной работе». Таких людей он и призвал избирать в Учредитель-
ное собрание.
На этом же собрании прозвучала критика в адрес партии со сто-
роны одного из лидеров воронежских эсеров. «С возражениями пре-
дыдущим ораторам выступает Ю. Н. Подбельский…, полагающий,
что н.-с. партия в сущности стоит очень далеко от “народа”. Тактика
ее половинчата, как половинчата и программа, в особенности, аг-
рарная, почему оратор и призывает собрание не отдавать голосов
н.с. партии, а голосовать за список партии с.р., программу которой
оратор называет “монолитом” – в виду ее целостности и определен-
ности. Выступление Подбельского было встречено собранием весь-
ма холодно, в то время как речи возражавших ему Н. П. Макарова,
М. П. Дукельского, а затем С. Н. Наумова – покрывались аплодис-
ментами». Интересно, что энесы пытались указать на сближение с
позицией правых эсеров, которые, по словам Н. П. Макарова, на тот
момент уже обсуждали возможность передачи земли крестьянам че-
рез выкуп (не через конфискацию)22.
Очевидные разногласия возникли и с кадетами. Приглашенный
на одно из предвыборных заседаний энесов А. И. Шингарев туда не
пришел, и дело ограничилось выступлением С. Н. Наумова на пред-
выборном собрании кадетов, где Шингарев, в свою очередь, подверг
критике программу народных социалистов23.
187
Итоги выборов оказались в общем неутешительными для энесов.
На фоне побед кадетов в Воронеже и уездных городах (разительное
отличие от летних выборов в органы городского самоуправления),
рост голосов, поданных за энесов, выглядел гораздо скромнее. Уве-
личив втрое свою социальную поддержку в Воронеже (с 400 до 1289
голосов), энесы собрали всего 5,7 % голосов избирателей (против
54,2 % у кадетов). Сходный результат был и в уездах. Например, в
Землянске энесы получили 3,6 %. Всего же по губернии энесы пока-
зали наихудшие результаты, набрав 6116 голосов, из более чем мил-
лиона поданных (0,6 %)24. Представляется, что подобные результаты
обескуражили в общем-то наивную в политическом смысле провин-
циальную интеллигенцию, а разгон Учредительного собрания в ян-
варе 1918 г. свел на нет смысл организационной деятельности пар-
тии (последнее собрание воронежских энесов фиксируется 2 февра-
ля 1918 г.)25.
Однако, неутешительная ситуация с выборами и организацион-
ной деятельностью энесов не должна заслонить от нас весьма инте-
ресные факты связанные с развитием политической культуры обще-
ства. Как известно, под политической культурой понимаются «цен-
ности, ожидания и неявные политические правила, выражавшие и
определявшие коллективные намерения и действия»26. Очевидно,
что на уровне ценностей, да и прямых контактов энесы оказались
связаны с многообразными общественными силами, выступившими
в 1917–1918 гг. в политике.
Во-первых, следует назвать кооператорское движение. В начале
октября 1917 г. кооператоры провели съезд в Воронеже, что говорит
об их значительной активизации27. Следует отметить, что политика
здесь особо не обсуждалась, однако, из заседаний отдела Трудовой
народно-социалистической партии, из перечня выдвинутых канди-
датов в Учредительное собрание, а также из приведенного выше за-
явления кооператоров в конце октября 1917 г. видно, что кооперато-
ры вступили в самый тесный контакт с энесами.
Насколько велика была эта социальная сила? По подсчетам
А. Н. Татарчукова, «суммируя приведенные данные, мы получим
общее число членов всех этих разнородных кооперативных органи-
заций 13193 или, помножая на 4 (средний состав семьи), 52 772 чел.
кооперированного населения, т.е. приблизительно половину всего
городского населения» Воронежа28. Интересно, что, как и в случае с
188
энесами, лидеры кооперативного движения были тесно связаны с
органами местного самоуправления (как правило – земствами), за-
нимали в уездах серьезные посты, сопоставимые с постами энесов.
Так, главой острогожской потребительской кооперации был предсе-
датель уездной земской управы, комиссар Временного правительст-
ва А. В. Пассек; председатель коротоякской уездной земской управы
В. Н. Ровнев был и председателем Коротоякского общества потреби-
телей29. Плотные контакты с кооперацией в лице Д. Г. Лихоносова
фиксируются до предполагаемого момента распада группы энесов в
феврале 1918 г.
Следующей общественно-политической силой, с которой энесы
поддерживали самый близкий контакт, были учительские организа-
ции. Очевидно, что ячейка активистов существовала в сельскохо-
зяйственном институте, где работали Б. А. Келлер, М. П. Дукель-
ский и Н. П. Макаров. В свидетельствах о деятельности партии фи-
гурирует М. М. Харитонов – один из руководителей Воронежского
союза деятелей средней школы. Наконец, крупным деятелем систе-
мы образования был лидер энесов Н. В. Чехов. Последний совмещал
должность председателя городской думы с должностью редактора
«Воронежского телеграфа», который самым подробным образом ос-
вещал не только мероприятия народных социалистов, но и общест-
венно-политических сил, связанных с их организацией.
Среди них обращает на себя внимание воронежский союз интел-
лигенции. Это общественно-политическое образование, вероятнее
всего, было результатом попытки реанимации деятельности Коми-
тета объединенных общественных организаций и учреждений (КО-
ОУ), возникшего в марте 1917 г. и объединявшего вначале практи-
чески все воронежские общественно-политические силы, но не вы-
шедшим в политическом влиянии за рамки «дискуссионного клуба».
С другой стороны, «похороны» его к концу августа 1917 г., вместе с
Городским Исполнительным Комитетом, оказались преждевремен-
ными. Активность КООУ прослеживается вплоть до 1918 г. Обра-
щаясь к единственному сохранившемуся делу КООУ, мы видим
здесь в качестве председательствующих на заседаниях все тех же
Чехова (март) и Наумова (июль)30. В сентябре 1917 г. в КООУ пред-
седательствовал Х. П. Глонти (помимо всего прочего находившийся
в редакции «Воронежского телеграфа»), участвовал В. В. Нагурс-
кий31. Они же в октябре стали фигурировать в качестве активистов
189
Союза интеллигенции (в т.ч. Нагурский как председатель)32. Таким
образом, связь КООУ, Союза интеллигенции и Трудовой народно-
социалистической партии можно считать доказанной.
Союз организовался в 20-х числах октября 1917 г., после собра-
ний «многих представителей воронежской интеллигенции» 4 и 6 ок-
тября. Позиционировавший себя как межпартийная организация,
Союз, тем не менее, ставил задачу организацию выборов в Учреди-
тельное собрание33. Активно заявив о себе в ходе октябрьско-ноя-
брьских событий в Воронеже, Союз исчезает уже в декабре 1917 г.
Тем не менее, с декабря 1917 г. упоминается Союз интеллигентных
служащих, который очевидно, стал результатом раскола профсоюза
служащих городского самоуправления из-за трений по поводу вы-
плат зарплат (Союз интеллигентных служащих занимал примири-
тельные позиции в этой борьбе). К началу января союз насчитывал
300 чел. С февраля 1918 г. фиксируется союз интеллигентных безра-
ботных, в который входили конторско-канцелярские служащие (со-
ставлявшие там большинство), учителя, фельдшеры, юристы, торго-
во-промышленные служащие и «представители неквалифицирован-
ного интеллигентского труда». В союзе состояло 200 человек, но
всего по городу таковых насчитывалось 65034. Соответственно, во-
первых, напрашивается мысль, о преемственности трех перечислен-
ных организации, во-вторых, обращает на себя внимание стремле-
ние интеллигенции самоорганизовываться как особая социокуль-
турная группа.
Еще одной организацией, с которой, несомненно, контактирова-
ли энесы, был союз инженеров и техников. Существовавший с вес-
ны 1917 г., союз занимался защитой интересов теперь уже «техниче-
ской» интеллигенции. Известен майский протест союза с Советом и
ГорИКОС, которые устроили обыск у инженера Трубочного завода
Стрижевского и директора А. Е. Забугина, надеясь найти документы,
доказывающие, что завод разоряют специально35. В ноябре 1917 г.
союз инженеров и техников выступил с поддержкой Союза интелли-
генции, пожелал сотрудничать с ним в деле работы лекционно-
агитационной комиссии, пропагандирующей Учредительное собра-
ние, выделил ему 300 рублей в качестве помощи36. Известно также,
что КООУ, после фактического изгнания его из Дома народных ор-
ганизаций к началу сентября 1917 г., заседал в помещении союза
инженеров и техников37.
190
В деятельности союза обозначилась еще одна тенденция, харак-
терная для народных социалистов – сближение с меньшевиками. В
феврале 1918 г. на заседаниях союза регулярно читались лекции о
состоянии российской промышленности, рабочем контроле, прини-
мали участие в сборе средств для безработных38. Проблемой борьбы
с безработицей в это же время активно занимались меньшевики, а
Ф. Н. Рындин, читавший доклад о рабочем контроле в союзе инже-
неров и техников, читал его и в созданном меньшевиками рабочем
клубе «Освобождение труда». В этом же клубе 27 февраля и 5 марта
1918 г. выступал М. П. Дукельский, а 10 марта, на вечере памяти
Н. А. Некрасова, – Н. В. Чехов39. Темы лекций Дукельского – «для
чего нужна химия» (применительно к производству продуктов пи-
тания) и «Откуда мы брали свой сахар», очевидно, были ориентиро-
ваны на безработных и нищающих рабочих.
Народные социалисты проявляли интерес к организационно
оформленным национальным группам, прежде всего, украинцев и
евреев. Существуют и любопытные свидетельства об их сближении
с русскими националистами. Помимо упоминавшегося блока энесов
с украинскими социалистами в ходе июльских выборов в гордуму и
такого же блока в Острогожске в августе, а также поддержки сиони-
стами энесов на выборах в Учредительное собрание, следует обра-
тить внимание на следующие факты. В конце 1917 г. «украинская»
тема неоднократно появлялась в публикациях Н. В. Чехова40. «Во-
ронежский телеграф» регулярно давал сведения о собраниях воро-
нежской сионистской организации и украинской громады. В Валуй-
ках энесы присутствовали на заседании комитета спасения родины и
революции 5 декабря 1917 г., обсуждавшем возможность проведения
выборов в украинское Учредительное собрание41.
Что касается русских националистов, то в конце декабря 1917 –
январе 1918 гг. в «Воронежском телеграфе» появились сообщения о
попытках организации Великорусского союза. Были опубликованы
воззвания, где великороссов призывали объединяться для защиты
своих интересов, в т.ч. и в Учредительном собрании42. Инициатором
организации отдела союза в Воронеже был «делегат Одесского ве-
ликорусского вече Кекушев», много выступавший по поводу укра-
инского и русского вопросов. 11 января 1918 г. Кекушев выступил
на заседании энесов, встретив сочувствие. С. Н. Наумов заявил, что
великорусское движение, как движение федералистское, согласуется
191
с программой партии. Общая резолюция собрания поддержала дви-
жение, но особо отметила значение федерализма в построении но-
вой России43. Иначе говоря, энесы явно опасались реанимации им-
перского национализма, которая имела место в кадетской партии в
дальнейшем.
Не совсем ясны отношения энесов с воронежским женским сою-
зом. Изначальные контакты весны 1917 г. к концу года становятся
малозаметными. Пожалуй, единственным исключением стала пуб-
ликация в «Воронежском телеграфе» на всю первую полосу воззва-
ния Всероссийской лиги равноправия женщин о необходимости не-
медленно прекратить братоубийственную войну, вызванную, види-
мо, ожесточенными боями в Москве44.
Таким образом, становится понятным, что осенью – зимой
1917/18 гг. Трудовая народно-социалистическая партия, с ее адми-
нистративными и информационными рычагами, с ее стремлением к
эволюционному социализму и возможностью контактировать с раз-
личными политическими силами, становится центром притяжения
для многообразных общественных объединений интеллигенции и
связанных с ней социальных группы. Для этих групп было харак-
терно стремление к самоорганизации на основе не только политиче-
ской, но и культурнической, а также экономической работы. Этот
итог выглядит гораздо более весомым по сравнению с мизерными
результатами голосования в Учредительное собрание, поскольку
очевидно, что энесам удалось аккумулировать энергию значитель-
ной части «думающей публики» не только в Воронеж, но и в уездах.
Успехи меньшевиков среди этих социальных групп оказались гораз-
до скромнее. Более значительную конкуренцию в данной среде
представляли, видимо, кадеты, однако, идеологически это была уже
партия, далекая от социализма.
Несмотря на «миролюбивый» состав этого «интеллигентского»
блока, Трудовой народно-социалистической партии удалось стать,
наряду с кадетами и эсерами, одним из «центров силы» сопротивле-
ния большевистско-левоэсеровскому перевороту в преддверии Уч-
редительного собрания.
Для того чтобы понять мотивы такого объединения, необходимо
разобраться в тех ценностях, которые предлагали лидеры и идеологи
умеренного социализма своим сторонникам. Понятно, что выступ-
ления энесов во многом транслировали программные установки
192
Трудовой народно-социалистической партии (оборончество при не-
обходимости заключения демократического мира, коалиционное
правительство, отношение к аграрному вопросу, религии и т.п.), но
часть из этих установок интересовала их особенно. На них мы и об-
ратим внимание.
Одной из важнейших тем выступлений энесов, ключевым идео-
логом которых в Воронеже стал Н. В. Чехов, стало сопротивление
нарастающей ситуации гражданской войны. В этом отношении они
осудили и корниловское выступление, а заодно и тех воронежских
кадетов, которые полагали необходимым такое выступление, и, ко-
нечно, большевистско-левоэсеровский переворот в конце октября
1917 г.
Угроза германской опасности вела к призывам к созданию дей-
ствительно единого правительства. Подобные высказывания можно
отметить не только в сентябрьских, но и ноябрьских выступлениях,
причем немецкое наступление увязывалось с опасностью реставра-
ции царизма45. Одновременно октябрьские столкновения восприни-
мались как насилие, нарушение прав на всеобщее избирательное
право, свободу слова, печати, неприкосновенность личности и
жилища46. Интересно, что КООУ осудил примерно за это же пове-
дение социалистов в ходе корниловского мятежа. На заседании
11 сентября председатель президиума Благонадеждин «с грустью
отметил», «что в пережитые корниловские дни население Воронежа
было лишено свободного слова, благодаря введению цензуры и [вы-
ступил] <…> против одностороннего представительства в революци-
онный комитет…»47. В дальнейшем (в конце 1917 г.) «Воронежский
телеграф» печатал статьи, где с интересом и даже симпатией рас-
сматривались события на Дону, где формировались антибольшеви-
стские силы.
К этим установкам примыкала идея необходимости регулярной
государственнической работы, даже в момент глубокого кризиса
власти, который произошел осенью 1917 г. Так, в думе энесы под-
держали резолюцию меньшевиков 31 октября (т.е. сразу же после
октябрьского переворота): «Воронежская городская дума не может
ставить себе агрессивных задач и организовывать военную борьбу в
стенах города, исполнительный комитет совета рабочих и солдат-
ских депутатов, совет крестьянских депутатов, железнодорожный
союз, партийные организации, профессиональные союзы и другие
193
демократические организации сплотятся для охраны в эти тяжелые
дни нормального хода городской жизни и, опираясь на поддержку
всех живых сил города, предлагает управе добиваться, прежде всего,
непрерывной работы продовольственной организации, охраны по-
рядка в городе, возвращения к нормальной жизни введенных в город
войск, прекращения беспорядочной стрельбы, восстановления теле-
графного сообщения, восстановления торговой жизни, прекращения
самочинных обысков…»48. Интересно, что здесь активисты энесов и
групп, примыкающих к ним, стремились опереться на гражданское
общество, развернув целую кампанию по созданию комитетов само-
охраны (в дальнейшем эта идея эволюционировала в идею помощи
милиции от лица народных дружинников).
Еще одним аспектом идеологии была культурническая работа. В
этом плане характерны выступления Н. В. Чехова с призывами изу-
чать украинский язык в школах, в уездах с преобладающим украин-
ским населением. Однако начавшееся движение в пользу присоеди-
нения к Украине украиноязычных территорий губернии встретило
среди энесов сдержанно-негативную реакцию и поддержку нарож-
давшегося на Украине великорусского движения49.
Воронежскую интеллигенцию все эти идеи весьма привлекали.
Так, в декларации об образовании Союза интеллигенции мы можем
найти и призывы к объединению, не только политическому, но и со-
циальному. Участники союза были уверены в мощной преобразую-
щей силе культурнической работы: «крестьянство и рабочий класс
поймут, что интеллигенция, защищая интересы культуры, защищает
интересы трудовых классов». Звучали призывы к борьбе интелли-
генции за то, чтобы «расширять возможность лицам из народа раз-
вивать свои духовные силы, становиться в ряды интеллигенции, она
должна приближать к народу источники света – высшие учебные за-
ведения»50. В последнем случае имеются в виду организационные
усилия по созданию в Воронеже университета, импульсы к чему ис-
ходили из этой же среды51. Параллельно видно, что активистов сою-
за беспокоила аполитичность интеллигенции и, несомненно, что они
видели в блоке с энесами возможность для политического просве-
щения интеллектуалов.
Наконец, из декларации следует еще один троп, характерный для
социалистической, да и либеральной, интеллигенции – осуждение
194
самодержавия и его политики, как репрессивной, раскалывающей
общество системы52.
Точно такие же заявления звучали в Комитете объединенных
общественных организаций, который помимо прочего подверг кри-
тике авантюризм лиц, проникнувших в государственную сферу в ре-
зультате революционных событий, и заявил о том, что обществу
«необходима немедленная организация коалиционного правительст-
ва на общенациональной платформе»53. Культурническая работа
приветствовалась среди кооператоров и в союзе инженеров и техни-
ков. Последний «привлек рабочих, заинтересовав их осведомлением
в области технических знаний»54.
Не чужды были энесам и вопросы организации образования.
Кроме поддержки нарождавшемуся воронежскому университету,
целую бурю эмоций вызвало закрытие большевиками воронежских
гимназий в феврале – марте 1918 г. под предлогом реформы образо-
вания и наличия «белой гвардии» среди учащихся.
Следует отметить и наличие элементов радикализма в действиях
энесов и сил, близких к ним. Так, кооператоры жаловались на то,
что кулачество скупает паи кооперативов и в реальности они стано-
вятся не центрами экономической самоорганизации граждан, а слу-
жат интересам кулачества55. Соответственно подразумевалось защи-
тить этих граждан от кулаков. Судя по материалам «Воронежского
телеграфа» энесы не видели особых проблем в насильственных изъ-
ятиях хлеба у крестьян. Иначе говоря, они допускали возможность
насильственного решения некоторых проблем в деревне.
Таким образом, выступая против гражданской войны, за демо-
кратические преобразования и созидательно-культурническую рабо-
ту, стремясь сохранить постфевральскую государственность, энесы
и примыкающие к ним социальные силы высказались против боль-
шевистского переворота, ориентируясь на Учредительное собрание
как на единственный источник легитимной власти в послеоктябрь-
ской России.
Что касается конкретных действий, то сразу же после столкнове-
ний 30–31 октября 1917 г., энесы выступили в городской думе с
призывами к восстановлению порядка в Воронеже. 7 ноября
Н. В. Чехов в довольно резких выражениях высказал претензии к
председателю ВРК А. С. Моисееву по поводу отсутствия расследо-
вания убийства офицеров и полковника В. Д. Языкова. Последовав-
195
ший ответ Моисеева в «Известиях ВРК» о том, что полковник гото-
вил вооруженный переворот, не удовлетворил Чехова, и он заявил о
насилии со стороны большевиков, нарушении прав на всеобщее из-
бирательное право, свободу слова, печати, неприкосновенность
личности и жилища, призвав еще раз начать расследование56. Энесы
поддержали идею создания районных городских комитетов самоох-
раны в начале ноября 1917 г., которые, как представляется, изна-
чально виделись их создателям как некая народная альтернатива
большевистскому произволу на улицах (в т.ч. произволу левоэсе-
ровской «рабочей дружины»)57.
Очень важным представляется тот факт, что именно энесы стали
важнейшими инициаторами создания в Воронеже Союза защиты
Учредительного собрания. На созванном 13 декабря единственном
заседании Союза председательствовал все тот же Чехов58.
Организации, близкие к энесам, подержали антибольшевистские
забастовки ноября – декабря 1917 г. в Воронеже. 17 ноября собрание
Союза интеллигенции призвало «оказать всемерную поддержку го-
родскому самоуправлению и союзу служащих правительственных
учреждений г. Воронежа в их борьбе с узурпаторской властью
большевиков и призвать все другие общественные организации
примкнуть к союзу для совместных действий»59. 18 ноября солидар-
ность с забастовщиками высказал союз инженеров и техников60, од-
новременно, союз осудил Викжель за то, что тот сдал позиции
большевикам.
С несколько более умеренных позиций выступил союз деятелей
средней школы, который 26 ноября высказался против забастовки в
учебных заведениях, но выступил в защиту городского самоуправ-
ления, как единственно легитимных органов (имелась в виду, преж-
де всего, городская дума) и провозгласил единственной законной
властью… Временное правительство!61 В начале декабря заявления
против власти большевиков последовали от КООУ и крупного коо-
ператива «Солидарность».
Вместе с тем, для воронежской интеллигенции волнения, связан-
ные с поддержкой Учредительного собрания и протестами против
узурпации власти большевиками, стали пиком протестной активно-
сти. Оппозиционные настроения в этой среде можно проследить до
лета 1918 г., однако параллельно началось «встраивание» социали-
стической интеллигенции и служащих в советскую систему.
196
Крупным столкновением с властью стал конфликт, произошед-
ший на съезде деятелей народного образования в Воронеже 17–18
августа 1918 г., когда после доклада Н. В. Чехова выступил член го-
родского отдела по народному образованию Вирде, заявивший, что
«собрание не соответствует своему назначению, так как он не видит
здесь на съезде представителей от населения, от рабочих комитетов,
совдепа, комитетов бедноты. Он говорит, что здесь должны быть
только учителя интернационалисты, те учителя, которые идут с на-
родом, а не учителя контрреволюционеры, которые здесь занимают
место. Т. Вирде считает также съезд неправильно сконструирован-
ным, так как по положению Нар[одного] Ком[иссариата] Прос-
в[ещения] здесь должно быть представительство от учащих не более
1/3 всех членов Совета». В итоге фракция коммунистов вынесла ре-
золюции, о том, что проходит не съезд, а совет. «Учителя старой ни-
колаевской закваски из чувства злобы, что им не удалось провести
своих на выборах, сорвали съезд и демонстративно покинули зал за-
седания»62.
Однако нам известна и дальнейшая судьба Н. В. Чехова, встро-
ившегося в систему уже советского образования. Известно о его за-
явлениях о возможности работать с большевиками уже в 1918 г. Ле-
том 1919 г. он переехал в Москву и с 1920 г. работал в структурах
Наркомпроса63, стал профессором, доктором педагогических наук и
заслуженным деятелем науки РСФСР (1940).
Аналогичная история произошла с другим видным энесом – гу-
бернским комиссаром Б. А. Келлером, который уже в ходе октябрь-
ских событий отходит от активной политической деятельности и в
дальнейшем на должности комиссара фигурирует, как и.о.64 (Впро-
чем, Келлер еще участвовал в работе последнего губернского зем-
ского собрания65). В дальнейшем он был членом воронежского обл-
исполкома, с 1930 г. – членом ВКП(б), академиком АН СССР (1931)
и ВАСХНИЛ (1935). Среди статей Келлера мы находим такие тру-
ды: «Завет Ленина в отношении науки», «Фридрих Энгельс и совет-
ская биология», «Космическая роль растений и стахановские уро-
жаи». В любом случае мы видим человека, инкорпорированного в
советскую науку в т.ч. идеологически.
Подобные истории в биографиях воронежских интеллектуалов –
не редкость66. Естественно, что простые участники организаций так
же, как правило, не проявляли излишнего радикализма. Специфику
197
мышления деятелей союза канцелярских служащих, например, пока-
зывает следующая цитата. 10 июля 1917 «правителю» дел канцеля-
рии управления ЮВЖД поступила следующая просьба от профсою-
за конторщиков: «При Воронежском Профессиональном Обществе
лиц конторского и канцелярского труда открыто Бюро Труда, целью
которого является приискание занятий членам О-ва и их семья и оп-
ределение их на места. Поставляя Вас об этом в известность, Прав-
ление Профессионального общества покорнейше просит Вас пойти
навстречу членам Об-ва и не отказать в сообщении об имеющихся у
Вас вакансиях»67. Вряд ли люди, писавшие письма в подобном «ста-
рорежимном» духе были способны на существенное сопротивление
власти.
Таким образом, отвечая на вопрос, поставленный в заглавии ста-
тьи, мы можем утверждать, что в 1917–1918 гг. социалистическая
интеллигенция и служащие проявили существенную социально-
политическую активность, и что Трудовая народно-социалистичес-
кая партия стала политическим центром объединения этих сил.
––––––––––––––––––
1
Разиньков М. Е., Михалев О. Ю., Рылов В. Ю. Воронежская губерния в
первой российской революции (1905–1907 гг.). Воронеж, 2006. С. 145–146.
2
Воронежский телеграф. 1917. 16 мая. С. 1.
3
Там же. 1917. 19 мая. С. 2.
4
Там же.
5
Там же. 1917. 28 июня. С. 2.
6
Лавыгин Б. М. 1917-й год в Воронежской губернии (Хроника). Воронеж,
1928. С. 56.
7
8
9
10
Воронежский телеграф. 1917. 4 июля. С. 3.
11
Там же. 1917. 5 августа. С. 2.
12
Лавыгин Б. М. Указ. соч. С. 72.
13
14
Воронежский телеграф. 1917. 18 августа. С. 2.
15
Там же. 1917. 10 сентября. С. 4.
16
Лавыгин Б. М. Указ. соч. С. 71, 83; Воронежский телеграф. 1917. 25 ок-
тября. С. 1.
17
Лавыгин Б. М. Указ. соч. С. 71.
18
ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 3. Л. 58 об., 73.
19
Воронежский телеграф. 1917. 11 ноября. С. 3.
198
20
Там же. 1917. 25 октября. С. 1.
21
Там же. 1917. 29 октября. С. 1–2.
22
Там же. 1917. 1 ноября. С. 1–2.
23
Там же. 1917. 12 ноября. С. 3.
24
Там же. 1917. 16 ноября. С. 1–2; 26 ноября. С. 3; Протасов Л. Г. Всерос-
сийское Учредительное собрание: история рождения и гибели. М., 1997.
С. 363.
25
Воронежский телеграф. 1918. 1 февраля. С. 3.
26
Резник А. В. Троцкий и товарищи : левая оппозиция и политическая
культура РКП(б), 1923–1924 годы. СПб., 2017. С. 19.
27
Воронежский телеграф. 1917. 28 октября. С. 1–2.
28
Татарчуков А. Н. Из прошлого воронежской кооперации. Городские по-
требительские общества. Материалы по истории кооперативного движения в
Воронежской губ. Воронеж, 1923. С. 44.
29
Там же. С. 47–52.
30
ГАВО. Ф. И-217. Оп. 1. Д. 1.
31
Воронежский телеграф. 1917. 14 сентября. С. 2.
32
Там же. 22 октября 1917 г. С. 1–2.
33
Там же. 20 октября 1917 г. С. 1, 2; 22 октября 1917 г. С. 1–2.
34
Воронежский телеграф. 1918. 2 марта (17 февраля). С. 2.
35
ГАВО. Ф. И-217. Оп. 1. Д. 1. Л. 54; Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 10. Л. 68.
36
Воронежский телеграф. 1917. 11 ноября. С. 3.
37
ГАВО. Ф. Р-2393. Оп. 1. Д. 8. Л. 536.
38
Воронежский телеграф. 1918. 30 января. С. 3; 1 марта (16 февраля). С. 2.
39
Там же. 1918. 27 (14) февраля. С. 3; 8 марта (23 февраля). С. 3; 10 марта
(25 февраля). С. 4.
40
Там же. 1917. 1 ноября. С. 1; 15 декабря. С. 1.
41
Там же. 1917. 15 декабря. С. 3.
42
Там же. 1917. 23 декабря. С. 1–2.
43
Там же. 1918. 13 января. С. 3.
44
45
Там же. 1917. 1 сентября. С. 1; 8 ноября. С. 1; 10 ноября. С. 3.
46
47
Там же. 1917. 14 сентября. С. 2.
48
49
Там же. 1917. 1 ноября. С. 1; 15 декабря. С. 1, 3; 1918. 13 января. С. 3.
50
51
Карпачев М. Д. Воронежский университет : Вехи истории. 1918–2003.
Воронеж, 2003. – С. 64, 66.
52
Воронежский телеграф. 1917. 9 ноября 1917 г. С. 2.
53
Там же. 1917. 14 сентября. С. 2
54
Там же.
199
55
Там же. 1917. 12 ноября. С. 2
56
Там же. 1917. 7 ноября. С. 3; 14 ноября. С. 1–2.
57
Там же. 1917. 4 ноября. С. 3; 8 ноября. С. 2–3.
58
Там же. 1917. 14 декабря. С. 3.
59
60
61
62
Воронежский красный листок. 1918. 18 августа. С. 3–4.
63
Седельникова М. В. Н. В. Чехов – видный деятель народного просвеще-
ния. М., 1960. С. 86–91.
64
Воронежский телеграф. 10 декабря 1917 г. С. 3.
65
Филипцева С. В. Завершение деятельности губернского земства в Воро-
неже в 1918 г. // Из истории воронежского края : сб. ст. Вып. 18. Воронеж,
2011. С. 209.
66
Разиньков М. Е. Преподаватели Воронежского лесного института и рево-
люционные потрясения первой четверти ХХ века // Экологические и биоло-
гические основы повышения продуктивности и устойчивости природных и
искусственно возобновленных лесных экосистем : материалы междунар. на-
уч.-практ. конф. : в 2 т. Воронеж, 2018. Т. 1. С. 24–33.
67
ГАВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 319. Л. 13.
200
Раздел III
ТЕОРЕТИКИ И ПРАКТИКИ НАРОДНИЧЕСТВА

Блохин В. В.
Н. Н. Златовратский и Н. К. Михайловский:
две модели народничества
«Нет, судите наш народ не по тому,
чем он есть, а по тому, чем желал бы стать».
(Ф. М. Достоевский. «Дневник»)
Крестьянство – держава всему!
(Н. Н. Златовратский. «Устои»)
В современной литературе все активнее ставится вопрос о типо-

логии народничества, выделении в нем различных течений, что, без-
условно, объяснимо сложностью самого явления, включающего в
себя различные идейные комплексы1. В этом смысле сравнение на-
родничества Н. Н. Златовратского и Н. К. Михайловского позволяет
определить «реперные» точки, базовые смысловые узлы, форми-
рующие систему народнического мировоззрения.
Николай Константинович Михайловский неоднократно обра-
щался к творчеству Николая Николаевича Златовратского в ряде ре-
цензий 1878 г., 1884 гг., начала 1890-х гг. и высоко оценивал лите-
ратурный талант писателя. «Как художник, г. Златовратский не ну-
ждается в похвалах. Его талант общепризнан, и такие произведения,
как “Крестьяне-присяжные”, “В артели”, а также многие из позд-
нейших рассказов всегда останутся в числе украшений русской ли-
тературы, хотя и не первостепенных. Нельзя, к сожалению, то же
сказать о самом большом его беллетристическом произведении,
“Устоях”»2.
В то же самое время, общественно-политическая позиция писа-
теля вызывала у Михайловского очевидно несогласие, касавшегося
базовой темы народнического мировоззрения – взаимоотношений
народа и интеллигенции. Безусловно, эта проблема является стерж-
невой, смыслообразующей в теории и практике народничества, от
201
разрешения которой завесили перспективы, пути и методы социаль-
ной реконструкции России.
Исторически бесспорен факт социокультурного раскола между
интеллигенцией и народом, т.е. крестьянской массой. Интеллиген-
ция, как творческое меньшинство, формировалась под идейным
влиянием современной западной науки и была ориентирована на то,
чтобы просвещать отсталый и политически инертный, пребываю-
щий в религиозной жизни, народ. Однако решение политических за-
дач по развитию России требовало преодоления культурного отчуж-
дения между интеллигентским меньшинством и народом. С этой
точки зрения логичным являлся вопрос об основании единения на-
рода и интеллигенции, о том, каковы основные ориентиры и прин-
ципы такого объединения.
Для Н. К. Михайловского, «западника» в народничестве, очевид-
на была приоритетная роль интеллигенции, которая, возмещая свой
«долг перед народом», должна была просвещать его, указывать путь
к социальной истине. Оснований для такого идейного лидерства у
интеллигенции было немало. Во-первых, она опиралась на самые
последние достижения социальной науки, обладала преимуществом
коллективного разума. Во-вторых, интеллигенция имела нравствен-
ные обязательства возместить те «долги», которые имела в годы
крепостничества и народного бесправия. Европейская образован-
ность разночинцев, обретенная ценой крестьянской эксплуатации,
побуждала их вернуть долги народу, выполнить работу «больной
совести» (Г. Успенский).
По убеждению Михайловского, и нравственно, и рационально
интеллигенция стояла выше народа, который в ее глазах представ-
лялся темной, забитой массой. Однако такой взгляд на взаимоотно-
шения народа и интеллигенции разделяли далеко не все народники.
Среди них был писатель-народник Н. Н. Златовратский.
Прежде всего, эти различия в позициях касались понимания са-
мого народа. Н. К. Михайловский упрекает писателя в идеализации
народной жизни. «Со времен “Записок Охотника” общая тенденция
всех наших сколько-нибудь замечательных писателей о народе со-
стояла в нравственной реабилитации его в глазах образованного
общества, в стремлении доказать, что мужик – не только человек,
которому ничто человеческое не чуждо, но что в нравственном от-
ношении он и чище, и крепче, и надежнее людей привилегирован-
202
ных классов… Тенденция, бесспорно, превосходная, не только чрез-
вычайно гуманная, но и глубоко правдивая. Тем не менее, крайняя
односторонность ее бросается в глаза»3.
Причину идеализации народа Михайловский видел в том, что
Златовратский не изучил народ посредством строгой науки. «Идеа-
лизировать предмет не значит изучать его…»4, – отмечал критик.
Игнорирование науки может породить искаженное, одностороннее
представление об объекте исследования. «В ряду народных беллет-
ристов г. Златовратский занимает по своему таланту очень заметное
место; но нигде та односторонность основной тенденции, о которой
мы сейчас говорили, не выразилась с такой полнотой и ясностью,
как именно в его произведениях. г. Златовратский, можно сказать,
влюблен в народ и, как все влюбленные, он не может и не хочет ви-
деть недостатков любимого предмета»5. Это наблюдение критика
позволило ему заключить: «г. Златовратский – не фальсификатор, а,
так сказать, дистиллятор действительности»6.
Предметом идеализации писателя, по убеждению Н. К. Михай-
ловского, является общинный быт. «Приступая к наблюдениям над
деревенской жизнью, он (Златовратский. – В. Б.) старается проник-
нуть прямо в душу и сердце деревенского жителя и уяснить народ-
ные идеалы. При этом, он путем априорных заключений, заранее
определяет для себя, где следует ему искать истинных, исконных
народных идеалов, а именно в общине и артели. Но община и артель
не всегда являются в действительности в их чистом и совершенном
виде, вполне соответствующим народным идеалам… они постоянно
видоизменяются и искажаются вследствие различных влияний»7.
Критикуя Н. Н. Златовратского за излишнюю идеализацию кре-
стьянской жизни, Михайловский решительно противопоставлял пи-
сателя «мистическому народничеству» славянофилов и Ф. М. Дос-
тоевского. Для Златовратского «в каждом деревенском мире самыми
крепкими и верными носителями исконных народных идеалов яв-
ляются старики. Молодость и зрелый возраст этих стариков протек-
ли в такое время, когда общинные народные идеалы сохранялись в
более чистом виде, потому что мало еще подвергались различным
внешним влияниям… Из этого проистекает пристрастие г. Злато-
вратского к деревням наиболее захолустным, забытым, и в этих де-
ревнях к самым древним старцам. Уж из этого одного вы видите,
как далек г. Златовратский от тех публицистов-идеалистов, которые
203
воображают, что весь деревенский мир преисполнен идеальных со-
вершенств и что где есть община, там и рай земной. Напротив того,
г. Златовратский утверждает, что исконные народные идеалы в чис-
том и неискаженном виде встречаются очень редко, что они непре-
менно затмеваются, гаснут, и что различные враждебные влияния
грозят совсем искоренить их из народного сознания. Отсюда проис-
текает та томительная грусть, те тревожные опасения и сетования,
какие проникают во все произведения г. Златовратского8. Эту черту
нравственного идеала писателя отмечает и А. М. Скабичевский.
«Эти общественные и нравственные устои, по мнению Златоврат-
ского, заключаются в двух веками созданных народом формах об-
щежития: в общине и артели, с их индивидуально – нравственными
идеалами единения в духе мира, любви и братской солидарности как
в трудах, так и в пользовании их продуктами. В этих формах все
спасение и единственная возможность осуществления нравственных
идеалов, обретения душевного равновесия и счастья; вне же их – ес-
ли не опошление, то вечное томление, неудовлетворенность жиз-
нью, угрызения и гибель»9.
Образ народа, действительно, представлен писателем в слишком
идеализированном виде. Он защищает то, что все дальше и дальше
уходит в прошлое, становится мифом. Однако не стоит забывать,
что в отличие от идеологов крайне правого народничества Злато-
вратский не видит в сохранении крестьянской общины националь-
ной идеи, не актуализирует общинность, а лишь только «грустит»,
наблюдая за разрушением традиционных устоев.
Оборотной стороной идеализации народа явилось критическое
отношение Златовратского к интеллигенции – этой «альфе и омеги»
русского революционного социализма. Показательны литературные
типажи, выведенные писателем на страницах повести «Золотые
сердца» (1877 г.). Это два интеллигента – Петр Морозов и Иван
Башкиров.
Начнем с Морозова, которого Златовратский представляет как
типичного представителя тогдашней русской интеллигенции. «Ему
лет под тридцать пять. В его боковом кармане (к которому он, по
случайной привычке, так часто отправлял на ревизию свою правую
руку) лежало пять дипломов, выданных на разные ученые степени
из разных высших учебных заведений. Он перекочевывал из одного
в другое десять лет: кончив курс в Московском университете по
204
юридическому факультету, перешел на второй курс математическо-
го факультета Петербургского университета; кончив здесь, пере-
брался на третий курс Земледельческого института, отсюда на тре-
тий курс Технологического института и уже здесь закончил свою
студенческую карьеру, набив карман разными дипломами, как пас-
портами на свободный проезд по всевозможным карьерам… Запас-
шись столькими учеными дипломами, он, тем не менее не придавал
им никакого значения...»10.
В этой нарочитой гиперболе о «пяти дипломах» очень хорошо
угадывается образ молодого российского интеллигента, который в
усвоении книжного знания, подчас абстрактного, находил теорети-
ческие ответы на русские вопросы. Однако Морозов своим дипло-
мам не придавал «никакого значения». Тем самым Златовратский
подчеркивал оторванность науки от жизненной практики. Как вид-
но, герой Златовратского не стремился к какой-то грандиозной со-
циальной цели, а всецело ушел в жизненную практику помощи кре-
стьянам в конкретных делах. «Его деятельность и виды приняли на
некоторое время другое направление: он задумал устроить образцо-
вое заведение сельского хозяйства, применительно к экономическим
средствам среднего крестьянского хозяйства. Сзывал к себе мужи-
ков-хозяев, поил их водкой, показывал им плодопеременные систе-
мы, опыты возращения леса и кукурузы, великолепную рожь, ро-
дившуюся у него... Мужики от всего этого ахали, приходили в вос-
торг и говорили, что его, должно быть, бог возлюбил – потому ему и
счастие...
– Врете вы! – кричал он. – Почему же у вас нет:
– Мы, должно, господа прогневили...
– Врете вы... Смотрите: вот и вот почему; делайте так...»11.
Такая деятельность Морозова нисколько не похожа на фанатично-
го революционера-народника или теоретика-интеллигента, перед на-
ми предстает, скорее, земский деятель с его стремлением вникнуть в
нужды крестьянские, помочь им в решении конкретных задач.
Любопытен в этой связи и второй персонаж – Иван Башкиров.
Будучи сыном отставного лекаря, он окончил университет с его
культом книги. «Каждая книга, которую он прочитывал, целиком
укладывалась в его голове. Читал он немало, и так как прочитанное
не улетучивалось у него, то “двухэтажная башка” его представляла
собою какой-то чудовищный архив, в котором он, впрочем, не ока-
205
зывал никакого желания разбираться (выделено мной. – В. Б.).
Обладающие огромной памятью обыкновенно бывают слабы в ана-
лизе и обобщениях: их будто гнетет избыток знания. Да, Ванюшка и
любил больше жизнь, чем отвлечение (выделено мной. – В. Б.).
С четвертого курса он уже имел случай прямо прилагать свое зна-
ние. Постоянно толкаясь и живя в подвалах, он неустанно лечил
массу люда: швеек, прачек, плотников, столяров, фабричных; ставил
им горчичники, прописывал слабительные, крепительные, вырезал
чирьи, опухоли, вправлял вывихи»12.
Как видно из характеристики Ивана Башкирова ему претила вся-
кая мертвая, книжная мысль, его манила практика повседневного
труда и помощи людям. Низкий статус науки в понимании Башки-
рова проявился в отказе от диссертации, когда она у него была поч-
ти готова. «С этих пор он еще дальше ушел от образованного об-
щества и, наконец, мало-помалу потерял даже всякую нравст-
венную связь с ним (выделено мной. – В. Б.). В обществе сначала
считали его оригиналом, потом стали называть полоумным. И вот в
то время как ему нужно было защищать диссертацию, когда ему
предложили остаться при клиниках, он вдруг все бросил и ушел в
подвалы, в которых в то время свирепствовал тиф. Наконец на него
махнули рукой. Он в представлении общества стал тем же, чем
обыкновенные юродивые…»13.
Скрытая критика интеллигенции Златовратским присутствует в
том, что Башкиров не имел цельного мировоззрения, сложившейся
системы взглядов, что было, как известно, важнейшим императивом
интеллигенции, К целостному непротиворечивому мировоззрению
призывали П. Л. Лавров и Н. К. Михайловский.
«Что у него были “принципы”, об этом без смеха не могли бы и
говорить его товарищи. Они его считали “осиной”, “деревом” и кре-
стили его этими именами, когда он равнодушно и лениво слушал их
горячие споры о “народе”, о “язвах”, о различных “измах” и пр. А
между тем, если у него и не было цельного миросозерцания, по не-
умению его, вследствие умственной лени, предаваться спекулятив-
ным упражнениям, то было много кое-каких оригинальных “основ-
ных положений”, “устоев”. У человека непосредственной жизни
всегда есть эти устои, заменяющие цельное миросозерцание; на этих
устоях держится, бессознательно для него, все его нравственное
здание, хотя они стоят у него одиноко и, по-видимому, ничем один с
206
другим не связаны. Такие устои в особенности очевидны в народе», –
отмечает Златовратский14.
Интеллигент Иван Башкиров не имел теоретических «устоев»
интеллигента, но жил, впитав в себя народные устои. Таким обра-
зом, для Златовратского в отличие от Михайловского, для которого
интеллигенция была «солью земли», интеллигентское самосознание
отодвигалось на второй план перед народными устоями.
Контрапунктом мировоззрения обоих народником являлся, не-
сомненно, вопрос о путях постижения народной жизни. В «Откли-
ках» Михайловский упрекает Златовратского в замене науки верой,
в отказе от рационального познания мира, от приоритетности ума
над чувством, что является отходом от наследства 1860-х гг. «В тес-
ной связи с этим находятся и выражения “вера сердца”, “золотые
сердца” и неоднократное противопоставление разными действую-
щими лицами “ума” и “сердца”. И здесь мы опять встречаемся с от-
казом от наследства 60-х годов ХIХ в., который, впрочем, лично
г. Златовратским никогда не был заявлен»15.
Поворот Златовратского от холодной рассудочности интелли-
гентского познания в пользу чувства и иррациональной «любви
сердца» означал пересмотр ведущей роли интеллигенции по отно-
шению к народу. Не случайно, Златовратский вел разговор об идеа-
лах народа, а не его интересах, которые формулировала интелли-
генция в лице Николая Михайловского. Идеал в отличие интереса
мог заключать в себе не столько экономическое или политическое
содержание, но вбирать духовно-нравственные элементы, культур-
ное и ценностное содержание. Жить идеалами народа – не одно и то
же, что научно формулировать его интересы, привнося их со сторо-
ны, образованной публики. С этой точки зрения примечательны рас-
суждения героя Златовратского, Морозова об идеализме:
– А ведь русский романтизм имеет глубокие корни в тысячелет-
ней невеселой народной жизни, – заметил я.
– Это совершенно верно. Этою жизнью народ дошел до замеча-
тельных обобщений. Но все эти обобщения романтичны и неизме-
римо далеки от действительной жизни. Они далеко опередили его
культуру – и вот почему ему теперь так “неможется”. Мой дед лю-
бил петь и рассказывать про поволжскую вольницу, про Ермака, про
Сибирь... При этом плакал. Да и есть о чем!.. Наш теперешний бур-
лак – и Ермак! А ведь дети одной реки! Как же можно было не быть
207
моему дедке романтиком! В своих рассказах он-то возил меня с пес-
нями по Волге, то тянул лямку по ее песчаным берегам, то уходил в
сибирские леса, на Лену, Иртыш. В трескучие морозы мы валили
вековые деревья, звенели топоры, жужжали пилы, раздавались вы-
стрелы, падал пушной зверь, трещал огромный костер… Вероятно,
вследствие этого во мне так сильна “колонизаторская”, “пионер-
ская” жилка. Вот почему я и бросаюсь на такие предприятия, кото-
рые носят приблизительно этот колонизаторский характер, как, на-
пример, мое сельскохозяйственное заведение или артель, значению
которых я, впрочем, не верю ни на грош. Дальше идти нельзя, ибо
наткнешься на “законные основания”, а удовлетвориться этим не в
силах! Туда бы вот, в глубь доисторических времен, где еще “закон-
ных оснований” не было!...»16.
Показательно, что здесь Златовратский близок идеям Ф. М. Дос-
тоевского, представителя того ненавистного для Михайловского
«мистического», т.е. религиозного народничества. Достоевский пи-
сал в конце 1878 г.: «Нет, судите наш народ не по тому, чем он есть,
а по тому, чем желал бы стать. А идеалы его сильны и святы, и они
то и спасли его в века мучений; они срослись с душой его искони и
наградили ее навеки простодушием и честностью, искренностью и
широким всеоткрытым умом, и все это в самом привлекательном
гармоничном соединении. А если при том и так много грязи, то рус-
ский человек и тоскует от нее всего более сам, и верит, что все это
лишь наносное и временное, наваждение дьявольское, что кончится
тьма и что непременно воссияет когда-нибудь вечный свет»17.
Схожим образом размышлял и Златовратский, полагая, что на-
родные идеалы скрыты в глубинах общинного быта, разрушаемого
капитализмом.
Отстаивая идеалы простого народа, Златовратский не забывал и
о необходимости защиты его интересов. Только интересы народа в
понимании писателя сводились к претворению в жизнь все тех же
народных идеалов, а не оторванных от жизни идей и формул ради-
кальной русской интеллигенции. Соответственно историческая мис-
сия демократической интеллигенции заключалась в том, чтобы
«сознать подлинные идеалы народа и помогать ему в их осуществ-
лении». Только так можно было сделать народ субъектом своей ис-
тории, а не объектом воздействий интеллигенции, «хотя бы самых
благожелательных»18.
208
В 1885–1886 гг. в Москве на съезде народников – единомышлен-
ников Н. Н. Златовратского – была сформулирована программа-
минимум народнической интеллигенции. В основу ее был положен
тезис писателя о необходимости «самой широкой» пропаганды сре-
ди народа «общего братства и равенства» и «грядущего торжества
народной правды, как высшей справедливости».
Собственно сама программа включала следующие положения:
а) учреждение местных (областных) и общего соборов из сво-
бодно-избранных представителей всех классов и национальностей
государства;
б) национализация всех земель и природных богатств страны;
в) признания общины как формы земледельческого союза, и
производительных артелей пользующихся преимущественным по-
кровительством государства» и
г) суда представителей общественной совести по всем преступ-
лениям19.
Заметим, что такое понимание народнической программы сбли-
жает Н. Н. Златовратского (и его ближайшее окружение) с позицией
еще одного известного идеолога «крестьянофильского» народничест-
ва – И. И. Каблица. Он также предлагал смотреть на ближайшие за-
дачи русской жизни глазами мужика20.
Соответствовал ли такой подход интересам самого народа? Увы,
мы не можем ответить на этот вопрос однозначно. Но одно несо-
мненно – это устойчивость общинной крестьянской традиции, по
причине неразвитости частного крестьянского хозяйства, что на-
глядно проявилось при проведении в стране столыпинской аграрной
реформы. До 1917 г. капитализм в России так и не сумел разрушить
глубинное общинное ядро русской жизни.
Анализ народничества Златовратского позволяет утверждать, что
его основные положения были близки к программе самой массовой
крестьянской организации России – Всероссийского крестьянского
союза, который в годы революции 1905–1907 гг. выступил за созыв
Учредительного собрания, масштабную национализацию земли,
всемерную государственную помощь крестьянству. Данная про-
грамма в целом была ориентирована на реформистские, мирные ме-
тоды преобразования страны.
Что же касается Н. К. Михайловского, то по сравнению с
Н. Н. Златовратским он был более радикальным народническим
209
мыслителем, т.к. считал своей приоритетной задачей борьбу за де-
мократические свободы и конституцию. Эта позиция, конечно,
больше соответствовала чаяниям так называемой «передовой» рус-
ской интеллигенции.
––––––––––––––––––
1
Подробнее см.: Мокшин Г. Н. Проблема типологии идейно-тактических
направлений в легальном народничестве // Общественная мысль и общест-
венное движение в России пореформенного времени : сб. ст. Воронеж, 2005.
С. 80–93; Коржавин В. К. Народничество 70-х годов. Калининград, 2007.
С. 12; Жукоцкий В. Д., Жукоцкая З. Р. Русская Реформация ХХ века : статьи
по культурософии советизма. М., 2008. С. 91–95.
2
Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. : в 10 т. СПб., 1906–1913. Т. VIII.
Стб. 724.
3
Там же. Т. Х. Стб. 866.
4
5
6
7
8
Там же.
9
Скабичевский А. М. История новейшей русской литературы 1848–1892 гг.
СПб., 1897. С. 265.
10
Златовратский Н. Н. Деревенский король Лир. Повести, рассказы, очер-
ки. М., 1988. С. 138.
11
12
13
Там же.
14
15
Михайловский Н. К. Указ. соч. Стб. 729.
16
Златовратский Н. Н. Указ. соч. С. 145.
17
Достоевский Ф. М. Дневник. Статьи. Записные книжки : в 3 т. Т. 2. 1875–
1877 гг. М., 2005. С. 51.
18
Сакулин П. Н. Народничество Н. Н. Златовратского // Голос Минувшего.
1913. № 1. С. 129.
19
20
Подробнее см.: Жвания Д. Д. И. И. Каблиц о крестьянской общине и са-
мобытной модернизации России // История и историография правого народ-
ничества. Воронеж, 2014.
210
Касторнов С. Н.
Я. В. Абрамов о роли земства

в подъеме благосостояния народа
Яков Васильевич Абрамов (1858–1906) – видный народнический

публицист последней трети ХХ в., ведущий сотрудник газеты «Не-
деля». Как и другие представители умеренно-правого народничест-
ва, он считал своим долгом отстаивать интересы крестьянства, пока-
зывать властям и общественности пути выхода из аграрного кризи-
са, ориентируясь при этом на легальную работу в народной массе1.
В деле улучшения положения крестьянства Абрамов большое зна-
чение придавал земствам и земской интеллигенции. По его мнению,
земская инициатива сыграла важную роль в деле развития народного
здравоохранения и образования, в понижении выкупных платежей,
отмене подушной подати, облегчении для крестьянских обществ
арендования казенных земель, в принятии мер по устройству куста-
рей и переселенцев, в принятии лесоохранительного закона и т.д.2
В 1888–1889 гг. народнический публицист пишет о деятельности
земств серию очерков, впоследствии переизданных в виде книги
«Что сделало земство и что оно делает» (1889). В ней он попытался
выработать «правильную» точку зрения для оценки общих результа-
тов земской работы3.
С момента своего возникновения земские учреждения стали
главным «убежищем» либерально-демократической интеллигенции,
желавшей служить не царю, а народу. Однако в «героические» 60–
70-е годы ХIХ в. (во многом под влиянием революционной пропа-
ганды) деятельность органов местного самоуправления считалась
мизерной и бесплодной, т.к. она не могла избавить трудящиеся мас-
сы от «общих» причин их страданий. Лишь полное разочарование в
идее быстрого и радикального решения проблемы народа, заставила
значительную часть интеллигенции отказаться от социального уто-
пизма и перейти к вопросу об организации помощи миллионам кре-
стьян в их повседневной борьбе за существование.
Рассмотрим основные направления деятельности земских учре-
ждений в интерпретации Я. В. Абрамова.
Обзор деятельности русского земства народнический публицист
начинает с заботы земства о народном здравии, как одной из важ-
211
нейших задач государственного масштаба, учитывая высокую
смертность населения (особенно в раннем возрасте). Сразу отметим,
что, по мнению Абрамова, земская медицина добилась неплохих ре-
зультатов, имеющих огромное санитарное и экономическое значе-
ние. Об этом, в частности, свидетельствовало изменение отношения
к врачам и больницам со стороны сельского населения4.
Плохое состояние здоровья простого народа Абрамов считал
прямым следствием его бедности и нищеты. Само устройство жи-
лищ крестьян и их обстановка влияли самым неблагоприятным об-
разом на народное здравие. При скученности населения в тесном
помещении «нет ничего удивительного, что заразные болезни, по-
павшие в какую-нибудь семью, поражают не отдельных ее членов, а
почти всегда или весь состав семьи, или большую часть его». Это
наглядно видно на таких болезнях, как чесотка и сифилис5.
На здоровье сельских жителей южных районов, как отмечал Аб-
рамов, сказывалось отсутствие воды, либо низкое ее качество. А без
воды не было и бань – «могущественного терапевтического средст-
ва, приносящего пользу при многих заболеваниях». Впрочем, не
лучше обстояли дела в той части России, где бани имели широкое
распространение. Публицист показывает, что они часто, «рядом с
приносимою пользой, причиняют и громадное зло, служа, благодаря
своему устройству и отсутствию каких-либо предосторожностей при
пользовании ими, источником распространения разных заразных
болезней, в особенности сифилиса»6.
Абрамов указывает и на то, что условия крестьянских работ «как
будто нарочно приспособлены к тому, чтобы калечить организм и
вызывать всевозможные заболевания». Особенно это отражается на
здоровье крестьянок. «Ни много рожавшая женщина с ослабленны-
ми маточными связками, ни родильница в период обратного разви-
тия ее полового аппарата, ни беременная женщина, ни девушка в
период первых активных гиперемий полости таза», – никто не сво-
боден от труда, как бы специфически вреден для них он ни был. А
между тем, калеченье женского организма «ведет к ухудшению здо-
ровья всего следующего поколения»7.
Другим важнейшим фактором, влияющим на здоровье народа, по
мнению Абрамова, являлось его питание. Основная масса крестьян
довольствовалась продуктами питания, недостаточными по количе-
ству и неудовлетворительными по качеству. В результате желудоч-
212
но-кишечные заболевания занимали первое место в ряду болезней,
распространенных в народе8.
Опираясь на цифры земской статистики по Задонскому уезду
Воронежской губернии, Абрамов устанавливает прямую связь меж-
ду смертностью и обеспеченностью крестьян землей: «в то время
как по всему этому уезду из 1000 человек населения умирает 27,9,
среди безземельных крестьян смертность поднимается до 33,5 на
1000, в семьях, имеющих до 5 десятин земли на двор, она равна 32, в
семьях с 5–14 десятин – 28,1, с 15–25 десятин –23,1, и в семьях,
имеющих более 25 десятин земли, 21,7, т.е. смертность падает с воз-
вышением благосостояния и усиливается с понижением его, причем
в наиболее бедной группе населения смертность на 50 % выше, чем
в наиболее зажиточной»9.
При этом публицист не был склонен упрощать ситуацию. Он
указывал на то, что, рядом с чисто экономическими факторами, на
состояние народного здоровья оказывали влияние и привычки, вы-
работанные целыми веками предшествовавшей жизни, культурного
состояния населения. Этим он объясняет и парадоксальный, на пер-
вый взгляд, факт большей болезненности и смертности в более за-
житочных группах населения. Причину этого Абрамов видит в том,
что «та группа крестьянского населения, которая поднялась выше
общего уровня экономического состояния, сохраняет те же антиги-
гиенические привычки, так же мало заботится, например, о чистоте
кожи или о лучшем питании детей, как и остальная масса»10.
Многие привычки, выработанные неблагоприятными условиями
жизни народа, Абрамов считал пагубными в санитарном отношении.
Вся жизнь крестьянина «обставлена антигигиеничными привычка-
ми». И если многого в деле охранения своего здоровья крестьяне не
могут сделать в силу бедности, то многого они не делают и в силу
«вкоренившихся привычек и отсутствия элементарнейших гигиени-
ческих понятий»11.
В качестве иллюстрации Абрамов приводит предоставленные
земской статистикой факты о смертности детей в Кузнецком уезде
Саратовской губернии в 1880-х гг. В уезде жили русские, татары и
мордва. Из 100 родившихся умирало на первом году жизни у рус-
ских 36, у мордвы 24 и у татар 12. Экономические условия жизни
всех трех групп населения одинаковы, но, как указывает Абрамов,
не одинаковы способы выкармливания детей. Русские матери «чуть
213
не с первых дней жизни ребенка суют ему в рот соску и прикармли-
вают кашей, отчего несчастная дети мрут как мухи от желудочно-
кишечных расстройств». Между тем, татарки, согласно предписани-
ям Корана, кормят детей исключительно грудью, не прибегая даже к
соске. Мордовки занимали среднее место между русскими и татар-
ками: они прикармливали детей кашей, но редко прибегали к соске.
Результат, как отмечает народнический публицист, «получается
изумительный: у мордвы умирает вдвое более однолетних детей, а у
русских даже втрое более чем у татар»12.
Неблагоприятные условия крестьянской жизни наиболее сильно
отражались на детском здоровье. Настоящим бедствием Абрамов
считал «чудовищную, не имеющую более нигде в цивилизованных
странах места, смертность детей крестьянского населения». Публи-
цист отмечал «громадное экономическое значение этого факта, ли-
шающего нашу страну рабочих сил»13. Особенно убийственным яв-
лялся недостаток коровьего молока. Во многих местах четвертая или
третья часть семей не имела коров, а кое-где это число доходило
почти до половины всех семей. Как писал Абрамов, «в таких семьях
дети прямо обречены на смерть, так как здесь суррогатом материн-
ского молока является исключительно жвачка из прокисшего ржа-
ного хлеба»14.
Экономические и бытовые условия народной жизни, как показы-
вал публицист, определяли и отношение народа к болезням, уста-
навливали размеры и формы обращения к врачебной помощи. Дере-
венское население было вынуждено лечиться не тогда, когда в том
имелась надобность, а тогда, когда для того имелся досуг. При этом
«масса болезней, пустых в начале, запускается и делается крайне
серьезными, единственно вследствие того, что нельзя было, некогда
обратиться к врачу». Зачастую успешно начатое лечение не доводи-
лось до конца, благодаря тому, что «подоспело рабочее время, или
просто какая-нибудь случайная работа, или, наконец, просто прошел
дождь и из грязи трудно пробраться в селение, где есть амбулато-
рия»15. Все вышеперечисленное приводит к тому, что «деревенский
народ мрет, как мухи, и вполне здоровый человек представляет в
деревне истинную редкость»16.
Для устранения причин «народной болезненности», по убежде-
нию Абрамова, требовались следующие меры: «нужно переделать
всю жизнь народа, совершенно изменить его экономическое поло-
214
жение, чтобы каждая семья могла иметь просторный чистый дом,
достаточно молока, хорошую одежду и пищу, чтобы не было надоб-
ности заставлять работать женщину на сносях или тотчас же по раз-
решении от бремени и т.д.; нужно затем перенести большую часть
населенных пунктов на новые, удобные в гигиеническом отношении
места, нужно снабдить их здоровою, чистою водой, нужно изменить
радикально вековые привычки народа, нужно просветить его, дать
ему знание своего тела и влияния на здоровье внешних факторов и
т.д.»17. Разумеется, подобного рода преобразования народной жизни
стояли вне задач земской медицины18.
Другое направление земской деятельности – содействие повы-
шению уровня грамотности сельского населения. Абрамов был убе-
жден, что школа оказывает облагораживающее и развивающее
влияние на сельских жителей19. Он приводил факты, свидетельство-
вавшие о том, что пьянство среди грамотных крестьян развито го-
раздо слабее, чем среди неграмотных. Даже если грамотные пьют,
то «не позволяют себе того бесшабашного разгула, которому пре-
даются крестьяне из числа нетронутых влиянием школы». Наруше-
ния закона также допускаются в большей степени неграмотными.
Грамотные крестьяне читают имеющихся в волостных правлениях
законы, толкуют их, по мере возможности, неграмотным, и «реже
соглашаются устроить какое-нибудь грязное дело, чем неграмот-
ные». Экономическое положение учившихся в школе отличается от
положения неграмотных: «первые живут чище и опрятнее послед-
них, а также и зажиточнее, потому что работают производительнее,
бережливы и расчетливы»20.
Еще одно важное направление деятельности земств – это меро-
приятия экономического характера. Абрамов не сомневается в том,
что они напрямую связаны с заботой земских деятелей о подъеме
благосостояния сельского населения21
Публицист признает, что в первое время существования земства
«разговоров о данном предмете на земских собраниях было много,
но в практику из этих разговоров не переходило почти ничего». Ис-
ключением являлось Тверское губернское земство, которое с самого
начала своего существования образовало особый капитал для содей-
ствия развитию экономического благосостояния населения. Капитал
этот был употреблен на выдачу ссуд разнообразным промысловым
артелям. Дело шло бойко и эффектно с внешней стороны. Однако
215
уже к 1871 году из 14 сыроварных артелей осталось только три,
а скоро прекратилось и всякое отношение земства к сыроварному
делу. Такая же участь постигла и остальные артели, которые погиб-
ли уже в середине 1870-х годов. Причин неудачи Тверского земства
было много, и между ними одно из первых мест занимает отсутст-
вие у земских деятелей первого периода необходимого опыта. Это
отсутствие опыта, по мысли народнического автора, заставляло дру-
гие земства и совсем удерживаться от экономических
мероприятий22.
Только в 1880-е гг., как отмечает Абрамов, «начинает приобре-
тать господство мысль о необходимости и обязательности для зем-
ства всестороннего вмешательства в местную экономическую
жизнь, принятия земством на себя забот о процветании и развитии
экономических сил населения вообще»23. При этом количественные
размеры мероприятий земства по улучшению экономического по-
ложения населения были невелики.
Абрамов детально проанализировал мероприятия земств в облас-
ти поддержки крестьянства в деле увеличения его землевладения, по
улучшению сельского хозяйства, по организации народного кре-
дита24.
В области содействия росту крестьянского землевладения, как
отмечал публицист, наиболее заметной в 1880-х гг. являлись дея-
тельность Тверского губернского и Псковского уездного земств.
Тверское земство в самом начале его существования образовало
особый капитал для целей улучшения экономического положения
населения, получивший название капитала ссудной кассы и достиг-
ший к концу 80-х гг. около 100 тыс. руб. В 1875 г. началась выдача
ссуд крестьянам для приобретения земли. За 12 лет было выдано
ссуд на сумму 210 тыс. руб., при помощи которых крестьянами было
приобретено около 20 тыс. десятин земли. По словам Абрамова,
«ссуды возвращаются замечательно правильно и аккуратно; ссуд-
ный капитал не только не понес никаких убытков от операций, но
даже возрос, благодаря накоплению процентов (ссуды выдавались
из 6%)»25. С открытием в Твери в 1883 г. отделения Крестьянского
поземельного банка, Тверское земство признало, что назначение
земского ссудного капитала должно измениться. Однако в 1884–1887
годах им были выданы значительные ссуды в тех случаях, когда по-
лучение ссуды крестьянами из банка представляло затруднение.
216
Что касается Псковского уездного земство, то оно, как отмечал
Абрамов, помогало крестьянам приобретать землю при посредстве
общества взаимного кредита, учрежденного в 1873 г. с денежною
помощью данного земства. С 1873 по 1889 г. общество выдало
в ссуду 202 селениям 240865 рублей. На эту сумму было приобрете-
но около 5 тыс. десятин земли. Деятельность общества с открытии-
ем Крестьянского поземельного банка «получила еще более опреде-
ленное значение, помогая покупателям в тех случаях, когда, вслед-
ствие неимения денег для доплаты продавцу к назначенной бан-
ком ссуде, выгодная и крайне необходимая покупка земли не со-
стоялась бы»26.
Открытие в 1882 г. Крестьянского поземельного банка внушило
некоторым земствам ложную идею, что теперь им не остается ника-
кого дела по содействию крестьянам в приобретении земли27. На са-
мом деле существование доплат к банковским ссудам, достигающих
в среднем 30 % покупной суммы, а в отдельных случаях доходящих
до размера ссуд, – приводит к тому, что содействием банка не может
пользоваться наиболее бедная часть крестьянства. А ведь именно
эту часть крестьянства, по мнению народнического публициста,
земство и должно взять на попечение и оказывать ей помощь в при-
обретении земли28.
Абрамов считал, что для содействия покупке земли крестьянами
земства могут делать «позаимствования из состоящих в их ведении
капиталов». Можно было использовать страховой капитал, который
по большинству губерний «достиг в настоящее время громадных
размеров и с каждым годом возрастает». Земства могли также поль-
зоваться содействием частных земельных банков, являясь посредни-
ками между ними и крестьянами. Наконец, они могли бы организо-
вывать специальные кредитные учреждения, вроде вышеупомянуто-
го псковского общества взаимного кредита. При этом земству при-
дется ассигновать только основной капитал кредитного учреждения,
а дальнейшие средства явятся в виде частных вкладов29.
Деятельность земств, направленную на улучшение сельского хо-
зяйства, Абрамов считал несравненно обширнее и разнообразнее
деятельности по увеличению крестьянского землевладения. Это бы-
ли мероприятия, имеющие целью улучшение скотоводства, по под-
нятию полевой, огородной и древесной культуры и, наконец, созда-
217
ние особых учреждений, имеющих целью заботиться о процветании
сельского хозяйства30.
Забота земства о развитии скотоводства выражалась в выдаче
субсидий государственному коннозаводству или в принятии на себя
расходов по помещению в разных пунктах губернии или уезда про-
изводителей-жеребцов, принадлежащих управлению государствен-
ным коннозаводством. Кроме того, земства устраивали выставки
крестьянского скота с выдачей денежных наград за лучшие экземп-
ляры. Правда, результаты этих мер, по мнению Абрамова, были
весьма противоречивы. Некоторые земства, тратившие не малые
деньги на содержание случных конюшен, в которых управление го-
сударственных коннозаводством ставило своих жеребцов, отказа-
лись от этих трат, найдя их существование бесполезным для коне-
водства массы населения. Другие же земства находили эту меру по-
лезной. Некоторые земства приобретали для доставления населению
улучшенных производителей, более подходящих к условиям типа
рабочей лошади, необходимой в народном хозяйстве. К тому же они
обставляли более удобно пользование производителями со стороны
населения. Несколько земств пошли по тому же пути в деле улуч-
шения рогатого скота31.
Абрамов обращал внимание и на то, что некоторые земства пре-
доставляли населению возможности приобретать лошадей, которые
играли громадную роль в крестьянском хозяйстве: «без лошади кре-
стьянин перестает уже быть хозяином и неизбежно переходит в раз-
ряд полных пролетариев». Правда, ссуды на приобретение лошадей
выдавались немногими земствами и только в отдельных случаях,
«когда к ним обращаются с просьбою о ссуде крестьяне, у которых
погиб скот от той или другой причины; при этом ссуды выдаются
всего 2–8 человекам в год». К числу мер, имеющих значение для
поддержки скотоводства, публицист относил также и попытки неко-
торых земств устроить страхование скота32.
Что касается земских мероприятий по улучшению полеводства,
то, как указывал Абрамов, наиболее распространенными мерами
были выписка улучшенных сельскохозяйственных орудий и семян
хлебных растений и распространение их в населении. Почин в этом
деле был подан в середине 1870-х годов Вятским и Пермскими зем-
ствами. Отрадный факт заключался в том, что число земств, счи-
тающих своей обязанностью содействовать распространению в на-
218
селении улучшенных семян и сельскохозяйственных орудий, с каж-
дым годом возрастало. Деятельность тех земств, которые взялись за
данное дело ранее других, с каждым годом расширялась33.
Позитивно Абрамов оценивал и деятельность земств по распро-
странению улучшенных сортов хлебных и огородных растений, по
содействию лесоразведению, а также по содействию пчеловодству и
шелководству34.
А вот в вопросе об организации земствами кредитования сель-
ского населения был приобретен только некоторый отрицательный
опыт. Не был выработан сам тип кредитного учреждения, наиболее
подходящего к условиям крестьянской жизни. Публицист призна-
вал, что задача, предстоящая здесь земству, «трудна, но трудность и
возможность ошибок не должны смущать земских деятелей. Не
ошибается только тот, кто ничего не делает»35.
Я. В. Абрамов, вслед за В. П. Воронцовым и С. Н. Кривенко,
поддерживал предложения известного либерального деятеля князя
А. В. Васильчикова, предлагавшего организовать под эгидой земств
специальные учреждения для покупки крестьянами земли у поме-
щиков. С другой стороны, он, как и вышеуказанные авторы, считал,
что не выдерживал критики предлагаемый Васильчиковым принцип
акционирования и самопомощи при организации ссудо-сберегатель-
ных товариществ36.
Помимо организации помощи крестьянству со стороны земств,
Абрамов в 1885 г. на страницах газеты «Неделя» выдвинул лозунг о
необходимости перемещения т.н. «безместной» (безработной) ин-
теллигенции или «умственного пролетариата» из столиц и крупных
городов в провинцию на «культурную работу»37. Под ней подразу-
мевалась конкретная деятельность по удовлетворению неотложных
потребностей народа. Деревне, постоянно внушал публицист своим
читателям, нужны были не «герои», а «простые» интеллигентные
труженики (учитель, врач, акушерка, ветеринар, адвокат, агроном),
хорошо знающие свою специальность и не боящиеся серой, буднич-
ной работы. Никакого геройства тут действительно не требовалось,
ибо главным препятствием к успешной созидательной деятельности
в народе являлись не стесненные властью «внешние условия», а от-
сутствие навыков правильной организации и ведения дела и обяза-
тельной для его успеха веры в собственные силы38.
219
Абрамов рекомендовал интеллигенции идти на службу в земские
учреждения, рассматривавшиеся им в качестве своеобразного фор-
поста, где будут концентрироваться необходимые силы для борьбы
«с представителями своекорыстия и личных интересов»39.
Народник был убежден, что, помимо государства, земства, ин-
теллигенции, сами представители народа также должны приклады-
вать усилия к подъему производительности, к улучшению его орга-
низации. По его мнению, не будет особого толка до тех пор, пока в
числе производителей, живущих своим трудом, «не будет людей
инициативы, людей, имеющих возможность ознакомиться с успеха-
ми техники производства, могущими оценить их и ввести в практи-
ку, и, наконец, могущими стать организационным элементом в уст-
ройстве народного труда»40.
Абрамов обращал внимание на то, что и на Западе было время,
когда народная масса была так же бедна, как и наша. Экономиче-
ский подъем этой массы, обусловленный увеличением производи-
тельности ее труда и созданием его организации, сделался возмож-
ным только тогда, когда среди людей труда явились люди интелли-
гентные. Они явились «частью из среды самого народа, получив
<...> умственное развитие», а частью из классов, стоящих над наро-
дом, «сев на землю» или взявшись за ремесло». Благодаря появле-
нию этого элемента стали возможными все те улучшения, «как в
технике народного труда, так и в его организации, которые подняли
экономический, а через это и культурный уровень народных масс
Запада»41.
Нельзя не согласиться с выводом современного историка
В. В. Зверева о том, что представления Я. В. Абрамова о задачах
русской интеллигенции отражали общее стремление образованных и
критически мыслящих людей в условиях контрреформаторской по-
литики Александра III найти применение своим силам и заняться
практической работой42.
В вопросе о роли земства в решении насущных проблем хозяйст-
венной жизни крестьянства Абрамов был прагматичен и реалисти-
чен. Однако «все попытки энтузиастов земского движения (к кото-
рым, без сомнения, относился и сам Абрамов) использовать органы
местного самоуправления для эффективного влияния на положение
российской деревни давали результаты, несоизмеримые с издержка-
ми морального плана»43. И хотя постепенно масштаб деятельности
220
земств расширялся, увеличивался их бюджет, в целом для России
этого было явно недостаточно.
––––––––––––––––––
1
Касторнов С. Н. Народники-реформисты о социальных и общественно-
политических проблемах России второй половины XIX – начала XX в.
Сравнительный анализ : дис. ... канд. ист. наук. Орел, 2002. С. 175–176.
2
Абрамов Я. В. Что сделало земство и что оно делает (Обзор деятельно-
сти русского земства). СПб., 1889. С. 6–7.
3
Там же. С. 170, 251.
4
Мокшин Г. Н. Идеологи легального народничества о русской интелли-
генции. Воронеж, 2007. С. 238.
5
Абрамов Я. В. Что сделало земство и что оно делает. С. 60, 69, 77.
6
Там же. С. 7–8.
7
Там же. С. 8.
8
Там же. С. 9.
9
Там же. С. 9–10.
10
Там же.
11
12
Там же. С. 10–11.
13
14
15
Там же. С. 22–23.
16
17
Там же.
18
Там же.
19
20
Там же.
21
Там же. С. 167–168.
22
Там же. С. 169–170.
23
24
Там же.
25
Там же. С. 171–172.
26
Там же.
27
28
Там же. С. 175–176.
29
Там же. С. 176–177.
30
31
Там же. С. 177–179.
32
Там же. С. 179–180.
33
Там же. С. 180, 188.
34
Там же. С. 188–189.
35
221
36
[Воронцов В. П.] В. В. К вопросу о развитии капитализма в России //
Отечественные записки. 1880. № 9. Отд. 2. С. 33–34; Кривенко С Н. К во-
просу о мелком земельном кредите // Отечественные записки. 1879. № 9.
Отд. 2. С. 15–16; Абрамов Я. В. Крестьянский кредит // Отечественные за-
писки. 1884. № 1. Отд. 2. С. 33, 34.
37
[Абрамов Я. В.] Правда ли, что нет дела? // Неделя. 1885. № 32.
38
Мокшин Г. Н. От «малых дел» к широкой «культурной работе»: эво-
люция народнической мысли в 1880–1890-е гг. // Воронеж народниковедче-
ский : сб. ст. Воронеж, 2012. С. 102–103; Абрамов Я. Геройство и безде-
лие // Неделя. 1894. № 37. Стб. 1181.
39
[Абрамов Я. В.] Самоуправление и интеллигенция // Неделя. 1885. № 40.
Стб. 1379.
40
Абрамов Я. В. Тяготение к земле // Культурное народничество 1870–
1900-х гг. : хрестоматия. Воронеж, 2016. С. 192.
41
Там же. С. 192–193.
42
Зверев В. В. Эволюция народничества. «Теория малых дел» // Отечест-
венная история. 1997. № 4. С. 88.
43
222
Зверев В. В.
Загадки уничтоженной книги
В 2017 г. вышла в свет книга Я. В. Абрамова «В поисках за прав-

дой: сборник рассказов». На этой лаконичной информации, кажется,
можно было и остановиться. Мало ли сегодня выходит разнообраз-
ной содержательной (или мало содержательной) литературы. Одна-
ко есть один факт, который принципиально меняет отношение к
этой публикации: своего часа сборник рассказов ожидал ни много
ни мало 133 года. Тираж книги, подготовленный в 1884 г. петер-
бургским издательством Ф. Ф. Павленкова, по решению цензуры
был уничтожен непосредственно в типографии. Сохранился всего
один экземпляр «репрессированного» издания, естественно ставше-
го библиографической редкостью. И только сейчас, благодаря на-
стойчивости и решительности известного исследователя творчества
Абрамова В. М. Головко и финансовой поддержке краевой админи-
страции Ставрополья, книга, пусть и небольшим тиражом в 700 эк-
земпляров, стала доступна читателям.
Наше обращение к вышедшему сочинению продиктовано не
только особенностью его «биографии», хотя и эта тема небезыинте-
ресна в исследовательском плане. Любой исторический источник
несет многоплановую информацию: об истории создания, об авторе,
общественно-политическом, художественно-эстетическом, этическом
его содержании. Традиционно литературные произведения привле-
кают внимание филологов, что вполне логически объяснимо и науч-
но оправдано. Но вместе с тем и для историков беллетристика от-
крывает дополнительные возможности для проникновения в про-
шлое, для понимания закономерностей и особенностей происхо-
дивших событий, вовлеченности отдельных личностей в сложные и
неоднозначные общественные процессы. Нет слов, конечно же, ли-
тература «поставляет» весьма «капризный» и неподатливый матери-
ал. По степени субъективности освещения минувшего он вбирает в
себя и взгляды автора, и непосредственное (опосредованное) влия-
ние разнообразных научных, идеологических теорий и концепций,
личных симпатий и антипатий. Нельзя забывать и о степени отклика
общества на прозвучавшие мотивы, о принятии или, напротив, от-
торжении высказанных идей. Все это так. Но, тем не менее, разные
223
жанры литературного творчества – весомый знак эпохи. В полной
мере данное определение можно отнести и к конкретной работе.
Как представляется, опубликованная книга содержит значитель-
ный массив сведений, скрытых, однако, под маской нарочито реали-
стических образов, которые формируют цепочку загадок, требую-
щих последовательного разрешения. Эти загадки начинаются уже с
названия работы. Почему автор избирает стилистически «корявое»
«В поисках за правдой», хотя казалось бы правильнее было бы оза-
главить «В поисках правды» или, скажем, избрать компромиссное –
«В поисках. За правдой»? Вторая загадка касается максимально стро-
гого наказания автора, лишившегося своего детища буквально сразу
после его рождения. Что заставило цензуру осудить книгу по столь
безжалостной статье? Какая крамола была заключена в этом неболь-
шом по объему сочинении? Неужели книга принадлежала к числу из
ряда вон выходивших по степени радикализма, по категории призы-
вов к изменению существовавшего общественного устройства? И в
связи с этим закономерен еще один вопрос: какие особенности отли-
чали художественную прозу Абрамова от его современников?
Чтобы ответить на эти вопросы, обратимся к содержанию работы
и творческой манере автора. И начнем, пожалуй, с последнего.
Абрамов документально точен, как в передаче деталей, так и в
построении повествования. Беллетристика не просто соседствует с
публицистикой, публицистика насквозь ее пронизывает. Собственно
все рассказы Абрамова построены на личном опыте, почерпнутым
из его путешествий, можно сказать, даже из своеобразного хожде-
ний в народ и общения с народом. В. М. Головко абсолютно прав,
когда указывает, что «действие рассказа “Иван босый” разворачива-
ется в селе Александровском, “прототипом” которого является ре-
альное село с таким названием, расположенном ныне в Ставрополь-
ском крае», а «ставропольская станица Ладовская Балка…, судя по
всему, была “прототипом” Круглой Балки и Шалашной, в которых
происходит действие в …рассказах “Ищущий правды” и “Бабушка-
генеральша”»1.
Правда, присутствие автора в разных частях книги различно.
Скажем, в рассказах «Среди сектантов» и «Мещанский мыслитель»
он – действующий персонаж, активно выражающий отношение к
описываемому событию, через собственные размышления раскры-
вающий сущность привлекающего его явления. В цикле «Ищущий
224
правды» и в рассказе «Иван босый» автор – скорее, сторонний
наблюдатель, присутствующий в повествовании, минимально ком-
ментирующий, но не влияющий на происходящее. Но и в первом,
и во втором случае без его участия невозможно понять не только
логику описываемого, но и причину, по которой и было создано
произведение.
Следует отметить еще одну особенность творчества Абрамова –
его достоверность в описании окружающей природы, особенностей
застройки жилищ и поселений, деталей быта, характера разговорной
речи и т.п. Он не просто точен, но и буквально «вписан» в регио-
нальный колорит.
Так, рассказ «Среди сектантов» начинается с сообщения о
страшной жаре в полдень в юго-восточных степях Ставрополья, в
районе Моздока2. Конечно же, этот факт не является главным и оп-
ределяющим, он скорее фон, на котором развиваются события, но
его документальность настраивает читателя на доверительное отно-
шение к автору. Этой же цели служит и подмеченное Абрамовым
существование в южных русских селениях традиции именовать со-
седей не столько по официальным фамилиям, сколько «по улишно-
му», по прозвищам. Так, в описываемой им станице Шалашной бы-
ли «…Рыло и Косорылый, Оценок и Налыгач, Отче Наш и Простре-
ли твое пузо и т.д.»3.
Характерны в этом отношении и используемые Абрамовым, при-
сущие разговорной речи только данной местности, слова и выраже-
ния. Так, скажем, жителям центральной России было бы непонятно
название блюда «квас с яйцами»4, если подразумевать под ним из-
вестный национальный напиток. В то же время квасом на Ставропо-
лье, по крайней мере, в степных его районах, по сию пору называют
окрошку. Не распространено в традиционных областях расселения
русского народа слово «шабай», явно пришедшее из украинского
языка5. Также из наречия малороссов пришли существительные
«дрючок» (толстая палка, посох, жердь), худоба (домашний скот) и
прилагательное «швыткий» (быстрый, юркий)6. Выдают южнорус-
скую речь глагол «оборкаться»7 (привыкать) и специфичное словцо
«фотоген»8, обозначающее каменноугольное масло, употребляемое
для сжигания в лампах.
Избранная Абрамовым документальная манера изложения мате-
риала облегчает понимание основной задумки сочинения – досто-
225
верного, а не идеализированного крестьянского мира, далекого от
идеологических конструкций теоретиков разных направлений обще-
ственной мысли. Этой же цели служат созданные портреты главных
героев сочинения. Среди них наличествуют как коллективные пред-
ставители крестьянства – основной массы населения России, так и
отдельные личности. В числе первых – шалапуты, скопцы – члены
сект, распространивших свою деятельность, начиная со второй по-
ловины 1870-х гг. К категории отдельных героев принадлежат муж-
чины и женщины, придерживающиеся традиционных ценностей
крестьянского мира.
Шалапуты – представители иного восприятия православия, жи-
вущие по моральным законам, отличающимся от традиционного
христианства. Их сила не только в отрицании церковных догматов,
но и в следовании собственным представлениям о добре и справед-
ливости. Они противопоставляют сплоченность и солидарность пре-
следованиям государственной и церковной власти. Они судят своих
единомышленников по собственным законам, наказывают и проща-
ют не по приговору чуждого им государственного учреждения, а по
решению суда совести общего собрания общины. Они, будучи каза-
ками, а, значит, людьми военными, не собираются нести службу,
прекрасно осознавая, чем это может им грозит9. Многие из них гра-
мотны, все придерживаются строгих правил поведения в жизни, от-
ветственности друг перед другом10. Более того, причисляя себя к
числу так называемых «духовных людей», они не отделяют себя от
«мирских людей», считая, как и автор, что «…в “мирских” есть не-
что, могущее создавать “духовных”»11.
И в этом Абрамов видит внутреннее сходство этой части народа
и интеллигенции. Говоря о своем общении с Марьей Евграфовой,
придерживавшейся взглядов и правил жизни шалопутов, он видит в
ней представительницу «…той части народа, которая, подобно нам
(интеллигентам. – В. З.), мучится сомнениями, ставит вопросы и
ищет их разрешения». В своих исканиях представители просвещен-
ной части общества прошли такой же трудный и извилистый путь
исканий, что и совестливая часть русского народа. По словам Абра-
мова, вначале образованные люди, «…увлекшись удовлетворением
одних “утробных” потребностей и совсем позабывши о потребно-
стях “внутреннего человека”, дошли, наконец, чуть не до людоедст-
ва…», и только затем явилось «…ощущение страшной нравственной
226
пустоты», «…страстное желание “жить лучше”, проснулась страш-
ная жажда идеалов». Но сами по себе люди науки, искусства и обра-
зования «…не могли собственными силами создать эти идеалы… и
решили поискать их в народной среде»12.
Признание Абрамова весьма показательно в плане пересмотра
частью народнической интеллигенции взглядов на общественный
прогресс, на роль в нем образованного меньшинства страны. Пора-
жение революционеров 1870-х гг. весьма остро поставило вопрос о
взаимоотношениях с народом, (крестьянством), который оказался
глух к призывам свергнуть царский режим и перейти к социалисти-
ческому переустройству общества. Желание не поучать людей тру-
да, а изучать их повседневный быт, мироустройство и мировоззре-
ние начинает превалировать в начале 1880-х гг., и Абрамов был да-
леко не одинок в этом отношении. Он только подтверждал общую
тенденцию.
Наряду с этим Абрамов обращался и к другому важному вопросу
жизни шалапутов – их высокому материальному благосостоянию.
Тем более что он волновал и односельчан шалапутов: «…каким об-
разом они ухитряются быть зажиточными при тех условиях, при ко-
торых православные неминуемо попадают в кабалу и бедствуют?»13.
Главную причину этого Абрамов находил в словах своего ста-
ринного товарища Полуектова, лучше его знакомого с жизнью и бы-
том шалапутов. Постоянно общаясь с ними, приятель автора свиде-
тельствовал о склонности «иных» сельских жителей к коллективиз-
му: живут они общиной, когда даже между отдельными дворами
уничтожаются изгороди и заборы, не говоря уже о том, что полевое
хозяйство ведется сообща. «Полученное зерно делится на четыре
части: семена для будущего посева, запас на случай неурожая, хлеб
на продовольствие и на продажу. Хлеб, назначенный на продоволь-
ствие, распределяются между общинами по числу едоков. Деньги,
вырученные от продажи хлеба, делятся на три части. Одна часть…
самая большая, распределяется между общинами, сообразно с их
нуждами и предстоящими расходами. Так, например, если у какой-
нибудь общины пал скот или нужно произвести только обыкновен-
ные расходы. Другая часть денег, вырученная от продажи хлеба, от-
правляется в общую шалапутскую кассу целой области; наконец,
третью часть в Тамбовскую губернию»14, где находятся главные
вдохновители секты в стране.
227
Задумываясь о причинах распространения влияния секты шала-
путов в России, Абрамов прозорливо подмечал, что «…если поко-
паться в “народной душе”, то в глубине ее можно найти те самые
начала, на которых основывалась и строилась система шалапутского
учения: шалапуты только сбрасывали мусор, который от времени
накопился на этих основных началах, и придавали им дальнейшее
развитие»15. И речь отнюдь не шла о пресловутой склонности рус-
ского крестьянина к социалистическим принципам жизнедеятельно-
сти. Напротив, крестьянин по своим настроениям консервативен, а
не социалистичен.
Консервативность взглядов людей деревни покоилась на вере в
непоколебимость и справедливость веками вырабатывавшихся норм,
навыков и привычек. Устоявшийся и отфильтрованный в толще ве-
ков стиль работы, его сезонный характер, потребление в основном
продуктов собственного труда, низкий уровень товарности произ-
водства, – все это определяло органичную связь крестьянина с зем-
лей, характер использования природных богатств. Труд в поле осно-
вывался на накопленном опыте, интуиции, наблюдательности. Тех-
нические усовершенствования мыслились и воспринимались как не-
обходимые дополнения к природному процессу, но ни в коем случае
не как его кардинальная ломка или проведение непродуманных экс-
периментов. По крестьянской логике, человек должен был брать от
земли не более того, что было необходимо для жизни, ограничи-
ваться разумной достаточностью и тем самым уже заботиться о ее
будущем плодородии.
По словам Л. Н. Толстого, «постоянное думанье о земле» было
отличительной чертой существования сельского жителя, сближало
его с природой, устанавливало их нерушимую связь. Трудолюбие и
долготерпение крестьянина спасали его от голодной смерти и обес-
печивали необходимый прожиточный минимум. Но не более того.
Неизменность процесса производства, использование главным обра-
зом мускульной силы человека и животных исключали широкое
разделение труда и его интенсификацию. Крестьянин был обречен
на выживание. Постоянная опасность недорода, стихийных бедст-
вий заставляла вырабатывать необходимые формы взаимопомощи и
взаимоподдержки: совместное (общинное) владение землей, ее пе-
риодические переделы, общее пользование выгонами, лесами, рабо-
та в пользу пострадавших и обездоленных. Напряженность, как пра-
228
вило, возникала не на имущественной почве, а из-за расхождения
интересов разных поколений, особенно когда наступала пора смены
главы большой крестьянской семьи.
Русский крестьянин был силен своей общинностью, которая
диктовала неписанные законы общения между его членами. Нормы
уважения были четко определены. Наибольшим почтением пользо-
вался «исправный хозяин», трудолюбивый и рачительный, «пра-
вильно» ведущий себя по отношению к родным и близким, воспи-
тывающий детей в страхе и покорности. Нерадивых и лодырей об-
щина никогда не жаловала. Лень не украшала человека и считалась
одним из смертных грехов, равным которому могло быть, пожалуй,
только пьянство. В крестьянском сознании эти пороки были между
собой тесно связаны. Правда, средний общинник не прочь был вы-
пить (и скажем прямо – выпить немало). Но только по праздникам и
после напряженного труда. Как хорошо подметил Н. А. Некрасов,
«он до смерти работает – до полусмерти пьет».
Традиция и обычай, определявшие повседневную жизнь кресть-
янина, сказывались и на его отношении к власти. В его представле-
нии царь рисовался по образу и подобию идеального главы семьи:
жесток и крут, но справедлив. Его слово – закон, а нарушителей
ждет суровое, но заслуженное наказание. Провиденциальное назна-
чение главы государства виделось в гарантии существования усто-
явшего быта, стереотипов действия и мышления. При территори-
альной ограниченности крестьянского мира, политической пассив-
ности жителей деревни основная масса населения России представ-
ляла надежную опору трона. А представления о справедливом уст-
ройстве мира не шли дальше требований решения локальных и
сиюминутных задач. Другими словами, это была утопия сохранения
существующих порядков с их частичной и незначительной модифи-
кацией.
Присущая всему крестьянскому миру система трудовых и этиче-
ских ценностей получила название «моральной экономики», под ко-
торым понимается определенный тип хозяйственных отношений,
суть которых состоит не в производстве на продажу, и не в извлече-
нии прибыли, что характерно для рыночного хозяйства, а для непо-
средственного потребления в рамках относительной обособленности
хозяйств. В соответствии с основной целью производства формиру-
ется и определенная система идей, базой которой становится об-
229
щинная этика Библии. Разрушить ее была крайне трудно, более того,
в течение многих веков она была надежной защитой крестьянского
мира. В России она выдержала и монгольское иго, и установление
крепостничества, и произвол власти, но оказалась бессильна перед
силой капиталистического Молоха. Однако не все представители
крестьянского мира смирились с подобным положением.
Абрамов в рассказе «Среди сектантов» нарисовал образ народ-
ных «отщепенцев», отринувших неправедный мир и пытающихся
создать и противопоставить ему организованное по своему разуме-
нию сообщество. Делалось это целенаправленно и с полным осозна-
нием того, что за осуществленный выбор придется страдать. И эти
грядущие страдания, порождаемые непониманием окружающих,
преследованиями власти только объединяли и сплачивали сектан-
тов, убеждая в справедливости сделанного. Многое в творческих за-
мыслах Абрамова перекликалось с книгой Н. В. Соколова «Отще-
пенцы», изданной в 1866 г., и в которой рассматривались взгляды
стоиков, первых христиан, сектантов, социалистов-утопистов. Раз-
личие состояло, пожалуй, только в том, что Абрамова интересовала
не история идей, а история людей, причем людей физического, а не
интеллектуального труда. Сферой его внимания становится именно
народная среда, в которой формировалась и существовала своя
правда жизни. Пусть она и была выражена контурно, была не до
конца осознана, втиснута в рамки религиозного мировоззрения. Но в
ее поиске и была та сила, которая притягивала к ней последовате-
лей, искренних сторонников и еще не до конца определившихся в
собственных взглядах людей.
С композиционной точки зрения помещение на первое место
рассказа «Среди сектантов» было хорошо продуманным и логически
выстроенным решением. Абрамов ненавязчиво вводил читателей в
круг проблем, которые волновали противников существовавших по-
рядков, но параллельно с этим подталкивал к выводу о необходимо-
сти задумываться над причинами преображения обывателя, его пре-
вращения в активного и деятельного защитника собственной систе-
мы ценностей. Не менее важными были и вопросы об элементах
этой системы, предпосылках их формирования, исторической обу-
словленности. Большинство из обозначенных проблем решались на
примере конкретных персонажей, принадлежавших к разным воз-
растным и социальным группам.
230
Личности, выведенные Абрамовым на страницы книги, в первую
очередь – обычные люди. Обычные и в смысле их происхождения, и
сословной принадлежности, и характера воспитания. Григорий Пет-
рович Востряков, герой рассказа «Мещанский мыслитель», испытал
в недолгой жизни многие унижения, был хорошо знаком с «целена-
правленным воспитанием» в виде побоев и подзатыльников, обяза-
тельным для мальчика, отданного «в люди». Ощущение несправед-
ливого мироустройства толкало его к осмыслению собственного
места в обществе и к определению моральных устоев существова-
ния. Не раз от безысходности, от скрытого горя, несчастья, нужды и
страдания задумывался он о самоубийстве, и только случайная
встреча с «ординарным» гимназистом седьмого класса Вороховым
круто поворотила его жизненный маршрут. Востряков обучился у
гимназиста чтению и письму. Полученное образование подтолкнуло
к поиску средства, «…с помощью которого можно было бы сделать
всех счастливыми»16.
Ход мыслей и настроений в общем-то традиционен для русского
человека: уж если добиваться великой цели, то не в собственных
эгоистических интересах, а во имя всего мира. Традиционным было
и обращение Вострякова к Евангелию. Для большинства населения
страны формой восприятия и осмысления мироустройства остава-
лась религия, а религиозное сознание диктовало свои нормы жизни
и поведения. Востряков задумывался над многими местами Еванге-
лия, благоговел перед нравственными требованиями святой книги,
высота которых покорила его ум. Но все же и в ней он не нашел от-
ветов на мучавшие его вопросы. Не получил он ответа на них и в со-
временной художественной литературе. Его волновало не то, как
люди живут (это было хорошо известно ему самому), а то, как нуж-
но жить17.
Подсказку в своих поисках Востряков нашел в биографиях вели-
ких людей, которые в своей жизни постоянно и упорно решали по-
ставленные задачи, стойко переносили выпадавшие на их долю
страдания и преследования. Пример самопожертвования, помно-
женный на моральный императив Евангелия, изменил образ жизни
молодого мещанина и его отношение к современному обществу. В
повседневной жизни Востряков превратился в аскета: отказался от
употребления спиртных напитков, мало ел, легко одевался в любую
погоду18. В жизни духовной он намеревался полностью уничтожить
231
несправедливый мир и создать такое общежитие, в основание кото-
рого будет положена любовь. В своих обращениях к появившимся
сторонникам Востряков «…развивал оба принципа, ссылаясь на
Евангелие и подкрепляя их массою цитат из священного Писания»19.
Итог такой «пропагандисткой» деятельности был столь же зако-
номерен, сколь и предсказуем. По словам Абрамова, был Востряков
судим как сектант за то, что «…смеялся над церковью, отвергал та-
инства…», а также за то, что, якобы «…пользуясь невежеством сво-
их последователей, обирал их в свою пользу». Был он причислен
обывательскими слухами к секте шалопутов, на суде держался твер-
до, обличал мир, погрязший во зле. Приговорен к ссылке на
поселение20.
Итак, исходный побудительный мотив изменения жизненного
поведения молодого мещанина – неприятие существовавшего миро-
порядка и поиск способа его преобразования. Средство – духовное
преображение и готовность во имя этого страдать. В общем, тради-
ционное христианское убеждение, что нет большего подвига, чем
положить «душу своя за други своя». Не менее традиционны и цен-
ности, которых придерживались Востряков и другие герои Якова
Абрамова.
Центральный персонаж цикла рассказов «Ищущий правды» «не-
людимец» Афанасий Иванович Лопухин принадлежит к категории
лиц, которые особенно были нелюбимы кулаками, поскольку по
своему хозяйственному положению они независимы, самостоятель-
ны, хозяйственны. За что, собственно, и получили такое сельское
прозвище. Они не хотят принадлежать к тому меньшинству, которое
богатеет и грабит односельчан, «…они не должны никому, но им
никто не должен; их не грабят, и они не грабят». Таких, выражаясь
по-местному, «не забротаешь», т.е. не подчинишь власти рубля и
копейки местного богатея21.
А власть эта в станице становилась все более могущественной,
разрушая привычную картину существования крестьянского «ми-
ра», где в прежние времена, по мнению Афанасия Ивановича, царил
дух справедливости и равенства, где «каждый за всех и все за одно-
го». Но это крестьянское общество мало-помалу стало превращаться
«…в собрание людей, ничем не связанных друг с другом, людей,
интересы которых не только не солидарны, но часто прямо противо-
положны»22. Влюбленный в старое устройство Лопухин сам наблю-
232
дал, как ради даровой водки некогда искренние и работящие мужи-
ки могли одобрить на общинной сходке выдачу девушки за местно-
го дурачка только потому, что этого захотел его отец, местный бога-
тей и староста.
Особенно поразил Афанасия Ивановича случай, происшедшей в
станице с Бабушкой-генеральшей, женщиной, своей личной храбро-
стью, упорством и желанием «постоять за мир», заслужившей это
почетное звание. «Мир» чтил заслуги семидесятилетней старухи,
обращался к ней за советами, поскольку, обладая богатым житей-
ским опытом, она многому могла научить станичников. Окруженная
всеобщим почитанием, бабушка, принадлежавшая к состоятельным
членам «общества», по-божески относилась к должникам, которым
ссуживала деньги, продлевала им «время кредита» в случае небла-
гоприятных условий хозяйственной деятельности. Естественно, ни-
какой речи не могло быть о процентах, как и о расписках. У нее
почти никогда не возникало проблем с получением долга. В редких
лишь случаях прибегала она к прилюдному «увещеванию» человека,
после которого пристыженный должник возвращал деньги «в самом
непродолжительном времени»23. Бабушка блюла неписанные законы
стыда и совести, разрешая возникшие проблемы «по милу, по любу»
и этим колола глаза местным кулакам во главе с неким Распоясо-
вым, которые в любой момент готовы были, в случае невозврата
долга, «описать» имущество и пустить станичника по миру.
Но наступили новые времена, когда «самый жалкий мужичонка,
не способный ни на какую работу» «молодой парень Хопер, по
уличной кличке “Журавль”»24, поднявшийся на мелочной торговле и
неоднократно занимавший у бабушки деньги, посмел нарушить ста-
розаветные правила и не вернул причитавшуюся ей сумму. Трагизм
состоял даже не в этом, а в том, что свой отказ Хопер мотивировал
отсутствием подтверждающего факт займа документа, что не вызва-
ло у односельчан «…ни одного слова сожаления об обманутой и так
позорно оплеванной генеральше… Исключение составляли только
несколько стариков, да три-четыре “нелюдимца”: они молча, насу-
пившись, слушали толки шалашкинцев и …молча разошлись по до-
мам»25.
Среди них оказался и Афанасий Иванович. Случившееся произ-
вело на него страшное впечатление. Крах устоев старого мира уби-
вал его душу. И хотя он «…не был безусловным поклонником ста-
233
рины; он знал и в старых порядках много дурного. Но там дурное
вознаграждалось хорошим. Но, чтобы чем-нибудь вознаграждались
нынешние безобразия, этого Афанасий Иванович не видел». И он
пришел к выводу – «везде один разврат»26.
Последним ударом, разрушившим этическую шкалу ценностей
трудолюбивого сельского труженика, стал случай с одним из бед-
нейших членов станицы Шалашной Антошкой, принадлежавшим к
категории «голопятых», другими словами, совсем «упалых» хозяев.
Не всегда было так. Еще недавно числился он «справным» земле-
дельцем, именовался Антоном Ивановичем, но в результате несча-
стного случая обеднел, опустился, пристрастился к спиртному, и,
находясь под влиянием винных паров, честил при всем народе так
нелюбимого всеми в станице Распоясова и кулаков. Долго терпел
эти выходки местный богатей, но, узнав стороной, что есть возмож-
ность по приговору сельского схода выселить Антошку в места не
столь отдаленные, прибегнул к известному средству убедить «обще-
ство» в необходимости принятия этого решения: «пожертвовал»
«миру» два ведра водки. И тем добился искомого27.
Одним из немногих шалашниковцев, кто пытался этому поме-
шать, был Афанасий Иванович, но ничего не добился. После этого
случая он совсем «задурил»: забросил работу, за что был подвергнут
содержанию в «холодной». А затем и исчез из станицы.
Как оказалось, отправился он искать настоящую правду. Посе-
щал святые места, но и там не обнаружил истины. Более того, обще-
ние с попутчиками-богомольцами, монахами, священнослужителя-
ми убедили его в том, что «Бог у людей вместо покрышки»28. И нет
нигде ни святости, ни справедливости. Эта мысль доводила Афана-
сия Ивановича до безысходности, до мыслей о самоубийстве. И
только встреча со стариком-скопцом дала ему надежду и опору на
будущее спасение. Его вдохновили слова «о близком наказании жи-
вущих не по правде». Он искренне верил в то, что те, «кто издевает-
ся над добрыми людьми, кто отнимает у своего ближнего кусок хле-
ба, кто обращает “святое место” в торжище, – все эти люди должны
погибнуть, все они заслужили гибель. Они попрали правду – и за это
будут наказаны»29.
Но для этого и он сам должен совершить подвиг самопожертво-
вания. Под воздействием продуманной и методичной агитации
скопца Афанасий Иванович превратился в адепта нового для него
234
вероучения, а результатом его деятельности стало «насильственное
оскопление до 80 человек». Преступник был сыскан, осужден и от-
правлен с кандалами на ногах в Сибирь. «Скопцы, однако, не оста-
вили его: на прощание они ссудили его деньгами и одеждою, на них
единоверцы Пермской губернии помогли ему бежать из одной из
пересыльных тюрем»30.
Еще один персонаж рассказов Абрамова – Иван Босый, обычный
крестьянин, работавший много и напряженно, как и окружавшие его
селяне. Особых богатств не нажил, наоборот, «жил ни бедно, ни бо-
гато, а так, что называется, перебивался с хлеба на квас». «Особен-
ной наклонности к трезвости в нем не замечалось, но и пьян он бы-
вал не более одного раза в неделю…». «По природе своей …был до-
вольно мягкий человек. В драках не участвовал; жену и сына бил
всего раза по два в год, и то слегка». Жил он преимущественно во-
просами «чисто хозяйственного характера: …думал о посеве, о по-
косе, об уборке хлеба, размышлял о том, как сделать все по возмож-
ности лучше, скорее и спорее; старательно соображал, как распреде-
лить собранные им продукты хозяйства, чтобы их хватило на целый
год, до “нови”…»31.
Однако весь привычной ход жизни был сломан фактом совер-
шенного в селе убийства, причем «из-за причин экономического ха-
рактера», когда два соседа, два больших друга не смогли поделить
поровну выращенный на одной десятине лен. После этого Иван
«…пересмотрел всю нравственную область деревенской жизни и
нашел в ней тысячи “непорядков”», «…у Ивана составилось пред-
ставление о мире как об огромном пустом пространстве, в котором
царят лишь грабеж и поругание сильного над слабым». Под воздей-
ствием этого убеждения «он отверг все жизненные обычаи и повел
жизнь дикаря, отказался от своей семьи, фактически отделился от
официального “обчества”, забыл про подати и отказался повино-
ваться светским и духовным властям»32.
За это его объявляли сумасшедшим, содержали в доме умали-
шенных, но он не сдавался и, возвращаясь в село, вступал в кон-
фликты с местным священником, вздорил с урядником. Это, как и в
случае с Лопухиным, был протест русского мужика, пришедшего к
выводу, что «правды-то нигде нет»33, но ее требуется найти. Правда,
протест был скорее пассивным, выразившемся в уходе от неспра-
ведливого мира, непримиримом отрицании утверждавшихся обыча-
235
ев и правил. По житейскому обиходу ближе всех были ему шалопу-
ты, к секте которых он не принадлежал, но любил «и стоял за них
горой. При нем нельзя было дурного слова сказать о шалапутах: он
набрасывался с палкой на хулителя и избивал его». Шалапуты пла-
тили ему такой же приязнью – всегда был он дорогим гостем и же-
ланным собеседником, несмотря на свойственную ему нелюдимость
и вспыльчивый характер34.
Как нам кажется, Абрамов далеко не случайно начинал сборник
рассказом о шалапутах и упоминал о них в последнем рассказе. Он
тем самым «закольцовывал» собственное повествование. Для него
было важно показать процесс поисков совестливой частью народа,
оставшейся верной традиционным представлениям о праведном
труде, чести, долге и достоинстве. Именно для этого он и выбирал
стилистически неправильное, но акцентировано народное выраже-
ние «В поисках за правдой». Это одновременно указывало и на сфе-
ру художественного исследования, и на используемый метод погру-
жения в крестьянскую среду. Главным героем его повествования
становится не отечественная интеллигенция, а настоящий, не выду-
манный сельский труженик, попавший в жернова новых экономиче-
ских и социальных отношений.
У Абрамова столкновение старого и нового дается как противо-
поставление реального и должного. Должного, естественно, в кре-
стьянском понимании. Для жителей деревни приверженность стари-
не всегда являлось свидетельством жизненно необходимого миро-
устройства и стабильности существования. Все, что противостояло
апробированному многовековому опыту, отвергалось и предавалось
анафеме. А человек, преступивший неписаные законы становился
чужим для традиционного общества. Но так было ранее. В новые
времена в свои права вступали иные правила жизни.
Осознание этого факта выступало побудительным мотивом по-
иска правды, которая одновременно содержала в себе понятия спра-
ведливости и любви. Идеологической формой противостояния ок-
ружающему миру становилась религиозная утопия, отличная от ка-
нонических верований русской православной церкви. Секты, поя-
вившиеся в России в 1870-е гг., стали местом сосредоточения про-
тивников установившихся капиталистических порядков, которые
одновременно отстаивали иное мироустройство. Оно, конечно же,
было выстроено по лекалам прошлого, но во имя этого идеала рус-
236
ский мужик готов был пойти на всемерные испытания, считая их
вынужденной, но необходимой жертвой. Приученный всем строем
своего существования к долготерпению и преодолению трудностей,
он готов был во имя великой цели переносить и преследования вла-
стей, и враждебное непонимание окружающих.
Естественно, подобные идеи, воплощенные в реальных предста-
вителях деревенского мира, будто бы шагнувших на страницы книги
из современности, не могли не вызвать соответствующей реакции
власть предержащих. Опасность виделась и в антикапиталистиче-
ском пафосе, и в документально достоверном повествовании, не го-
воря уже о подтачивающем основы православия фактическом оп-
равдании сектантства. И прозвучавшая правда народной жизни, и
талантливо переданные поиски народом правды были опасны.
Судьба книги Абрамова была предрешена.
…Известным преувеличением будут слова о том, что любая
власть сторонится правды. Но та власть, которая боится правды, об-
речена на недолгое и безрадостное существование.
––––––––––––––––––
1
Головко В. Яков Абрамов в поисках правды // Абрамов Я. В. В поисках
за правдой. Ставрополь ; Кемерово, 2017. С. 18.
2
Абрамов Я. В. В поисках за правдой. С. 21.
3
4
5
6
Там же. С. 69, 97, 118.
7
8
Там же. С. 114. Не могу не привести личное свидетельство достоверно-
сти приводимых Абрамовым фактов и его буквальной скрупулезности. По
рассказам моей бабушки, еще в 1920-х гг. в восточных районах Ставро-
польского края керосин называли «фитогоном».
9
Там же. С. 40, 46.
10
Там же. С. 38, 48.
11
12
13
14
15
16
17
18
19
237
20
21
22
23
24
25
26
27
Приходится соглашаться с замечанием известного консерватора
В. П. Мещерского о том, что «в волостных судах царит “не совесть, а вод-
ка”. Цит. по: Куликова Г. С. Консерваторы и земство : планы и результаты
деятельности. М., 2019. С. 110.
28
Абрамов Я. В. В поисках за правдой. С. 135.
29
30
31
Там же. С. 153, 157, 159.
32
Там же. С. 160–162.
33
34
238
Талеров П. И.
Марксист Г. В. Плеханов против анархизма
Народник, пропагандист марксизма, видный деятель российского

и международного социалистического движения, философ и револю-
ционер Георгий Валентинович Плеханов (1856–1918) некоторое вре-
мя был не чужд анархистским идеям и якобинским суждениям, как и
многие российские революционные народники 1870–1880-х гг.
Продолжатель бакунинских идей безгосударственности Плеханов,
можно сказать, в чем-то удивительно и фатально повторил судьбу
своего предшественника: прожил ровно столько же, уйдя из жизни
на 62-м году в день рождения М. А. Бакунина – 30 мая 1918 г. (по
новому стилю).
А с другим классиком анархизма П. А. Кропоткиным Георгий
Валентинович оказался в одном лагере «оборонцев», разошедшись
со своими сторонниками в вопросах победы/поражения России в
первой мировой войне. Так же как и Кропоткин, Плеханов долгое
время (37 лет) жил в эмиграции и буквально за несколько месяцев
до Петра Алексеевича так же вернулся на родину, в революционный
Петроград, полный желания активных действий в строительстве но-
вой, свободной от феодальной зависимости жизни. Но время быв-
ших народников, увы, ушло, и тот и другой были вынуждены рети-
роваться под натиском нарастающего насилия дышавшего смертью
социального противостояния. Попытки Временного правительства
привлечь бывших оппонентов царского режима к государственной
службе были отвергнуты обоими решительно и принципиально, хо-
тя каждым по-своему1. Оба вынуждены были уехать в провинцию от
шума революционных будней: Плеханов – в санаторий Питкеярви в
район Териок (пригород Петрограда), Кропоткин – в Дмитров (Мос-
ковская губ.), откуда затем каждый в свое время отправились в по-
следний путь, уже навсегда успокоившись от жизненных тревог.
На этом фатальном совпадении общие сходства и заканчиваются.
Начиная свою непростую, наполненную трагическими страницами,
общественно-политическую деятельность как народник, проповед-
ник анархистских идей Бакунина, Плеханов совершил резкий пово-
рот к марксизму, став проводником материалистической диалектики
К. Маркса и Ф. Энгельса, создав первую марксистскую рабочую
239
партию и сформировав идейно-политический базис для ленинской
РСДРП(б). Но и с В. И. Лениным их пути разошлись чуть ли не сра-
зу как эта партия сорганизовалась.
Переходя в лагерь меньшевиков, Плеханов, вероятно, отдавал
должное тем давним взглядам безудержной свободы и радикализма,
которыми зачастую пронизан российский анархизм. Но против тако-
го анархизма, анархии, анархо-синдикализма Георгий Валентинович
выступал в те годы очень резко, бескомпромиссно критикуя с пози-
ций марксизма не только отечественных апологетов антиэтатизма,
но и их зарубежных предшественников и единомышленников. По
мнению Н. А. Бердяева, Плеханов этого периода – «западник, ра-
ционалист, просветитель и эволюционист. Ему чужды русские ир-
рациональные мотивы. Он защищает науку и философию против ре-
волюционного обскурантизма Бакунина и Ткачева»2.
Еще в отроческом возрасте Плеханов приехал учиться в Петер-
бург в Константиновском юнкерском училище, познакомился с пе-
редовой публицистикой того времени, а, поступив после блестящей
сдачи вступительных экзаменов в Петербургский горный институт,
без колебаний его оставил, предпочтя революционную деятельность
на благо освобождения угнетенного русского народа.
Бунтарские идеи Михаила Бакунина впитывались народниками-
революционерами последней трети XIX в. всеми фибрами души.
Хождение в народ стало для русской интеллигентной молодежи по-
вальным явлением. Сблизившись с «бунтарями», Георгий Плеханов
ревностно принялся, по любимому выражению Бакунина, за святое
дело бунта. Это произошло в 1876 г. (заметим, что летом этого года
Михаил Александрович завершил свой жизненный путь, найдя упо-
коение на бернском кладбище в Швейцарии).
Войдя весной 1879 г. в редакцию «Земли и Воли», Плеханов
опубликовал две статьи под общим заглавием «Закон экономическо-
го развития общества и задачи социализма в России», в которых от-
разилась народническая концепция автора. В существенных пунктах
она совпадала с концепцией М. А. Бакунина: здесь было и отрица-
ние политики, и русская община, и «титаны народно-революцион-
ной обороны»: Разин, Пугачев и др. Но была и существенная разни-
ца, которая, главным образом, состояла в поразительной ясности по-
становки вопросов и глубокой продуманности, стройности всей сис-
темы взглядов автора. Бакунин, хоть и стал антиподом Маркса, его
240
конкурентом в тактике революционного движения, в свое время от-
дал должное марксистскому учению3, но, вместе с тем, не заострял
вопроса о задачах социализма в России так, как это сделал молодой
бакунист Плеханов: к чему обязывает русских социалистов учение
Маркса?
То «великое уважение» к Марксу, которое, по собственным сло-
вам Плеханова, он впервые вынес из сочинений Бакунина, было яв-
но сильнее у ученика, чем у учителя, хотя сам ученик был в то вре-
мя еще очень далек от марксизма. Во второй своей статье о «Законе
экономического развития» Плеханов анализирует свой бунтарский
опыт, критически высказываясь в адрес отдельных революционных
деятелей, принимающих «априорные теоретические решения» в от-
ношении революционной агитации и пропаганды, отвлеченных от
существующих в народе настроений и насущных нужд.
Когда на воронежском съезде землевольцев в июне 1879 г. был
поднят вопрос об усилении «дезорганизаторской деятельности» и
террора, правоверный народник и пламенный бунтарь Плеханов ре-
шительно выступил против, небезосновательно полагая, что такая
деятельность существенно отвлекает революционеров от пропаган-
дистской работы в народной среде. Кто забывает о классовой борьбе
и о том, что «освобождение народа должно быть делом самого на-
рода», тот предает само народное дело. Тогда же «Земля и Воля»
раскололась, во главе «Черного передела» стал Плеханов. В эту пору
наметился постепенный отход Георгия Валентиновича от бакунизма
в сторону марксизма и, как известно, «мертворожденные» чернопе-
редельцы дали жизнь российской социал-демократии… В 1880-м
Плеханов вынужден был эмигрировать на долгие и драматичные для
него 37 лет.
Вышедшая в 1885 г. книга Плеханова «Наши разногласия» с
большой откровенностью отразила эволюцию взглядов автора, ко-
торый подверг старые революционные теории беспощадной крити-
ке. Именно здесь произошло резкое размежевание с бунтарским
прошлым: «”русский социализм” до сих пор еще носит очень длин-
ную бакунистскую косу за своей спиной», пишет бывший бакунист,
и во всех своих разновидностях, – в виде ли чистого бакунизма, на-
родничества или же в виде бланкизма, – представляет собой один из
видов утопического социализма, т.е. такого социализма, который не
основывает своих выводов на данных точного изучения действи-
241
тельности, а заменяет его декретированием произвольно придуман-
ных систем4.
Георгий Плеханов уходил от своего бунтарского прошлого в
конце 1880-х гг., когда в Европе, наоборот, нарастало анархистское
движение и пропаганда безгосударственности. В 1888 г. Плеханову
было предписано покинуть пределы Швейцарии, а в 1894-м – Фран-
ции, куда он переехал из Кларана. Основание и там, и там было од-
но – приверженность анархистскому мировоззрению, которое к это-
му времени русский революционер уже не только не проповедовал,
но и резко критиковал5. Но кто ж в чиновничьих структурах разби-
рается в тонкостях политической мысли, тем более – идеологиче-
ской борьбы… Георгий Валентинович вернулся в Швейцарию и по-
селился в Женеве лишь в 1895 г., когда, благодаря хлопотам супруги
Розалии Марковны, Женевский госсовет отменил свое постановле-
ние о высылке.
Критиковать анархизм и его апологетов Плеханов стал еще в се-
редине 1880-х гг., уже в «Наших разногласиях» обратив внимание
читателя на вопиющее противоречие у Бакунина между теоретиче-
скими положениями «программы» и намеченными ею практически-
ми задачами. По мнению Плеханова, Бакунин пытался «найти оп-
равдание для рекомендуемого им способа действий в самом ходе
развития народного миросозерцания, но, употребивши в дело не-
подходящий критерий, он вынужден был подставить на место исто-
рического развития русской общественной жизни логические скачки
своей собственной мысли»6.
Более глубокому анализу и жесткой критике анархизм подверг-
нут в достаточно объемной работе Плеханова «Анархизм и социа-
лизм». Бакунин назван здесь не просто утопистом – изобретателем
анархистского коллективизма (в отличие от индивидуалистичного
анархизма Штирнера и Прудона), прицепившем утопию свободы к
«утопии равенства», а, более того, – декадентом утопизма: «Если
Прудон был утопистом, то Бакунин был им вдвойне. <…> Если Пру-
дон – безукоризненный прудонист, то Бакунин – прудонист, фаль-
сифицированный примесью «достойного ненависти» коммунизма и
даже “марксизма”». Поскольку эти две утопии не «желали» мирно
уживаться, так как, по образному выражению Плеханова, «они
громко вскрикивали при склеивании, он [Бакунин] бросил обе в до-
менную печь «непрерывный революции», где, разумеется, им при-
242
шлось замолчать – по той простой причине, что как та, так и другая
совершенно улетучились». Приводя обширные цитаты из работ
классика российского анархизма, Плеханов делает неутешительный
вывод о том, что отрицание политической деятельности пролетариа-
та в пользу первоначального экономического освобождения застав-
ляет анархистов перманентно вертеться в заколдованном круге «не
находя другой возможности освободиться, кроме логического salto
mortale»7. Порабощение рабочих капиталом означает и их нравст-
венное подчинение, а парламентская среда непременно развращает
рабочих депутатов, что становится главным аргументом анархистов,
выступающих против политической деятельности вообще и социал-
демократов в частности. Опираясь на марксистскую теорию, Плеха-
нов выступает не столько против анархизма и бакунизма, сколько
предлагает через политическую деятельность рабочих, отделивших-
ся от всех эксплуататорский партий, завоевать и расширить полити-
ческие свободы, двигаться по пути революции политической, кото-
рая есть также и социальная (социалистическая).
Не менее жестко в главе «Эпигоны» рассматриваемого сочине-
ния автор подвергает критике и анархистский коммунизм, главным
идеологом которого, как известно, был П. А. Кропоткин. Сторонни-
ки этого течения обвиняются в метафизичности. В доказательство
автор приводит многочисленные цитаты из работ Жана Грава, Элизе
Реклю8 и самого Кропоткина.
Погоня за наилучшим идеалом будущего общества, который пы-
тается отстаивать классик анархизма, представляет собой, по мне-
нию Плеханова, не более, как «утопический метод чистейшей во-
ды». Сам идеал будущего, к которому анархо-коммунисты присту-
пят, благодаря организаторскому таланту народа, после разрушения
государства, экспроприации богатых, инвентаризации всеобщего
богатства и последующим его распределением, кажется автору не-
вероятным (но это так): «есть анархия, но есть и организация; суще-
ствуют правила, обязательные для каждого; несмотря на это, каж-
дый делает, что ему угодно». Скептически пишет Плеханов о замене
в анархистском социуме всех авторитетов договором: «(снова вы
здесь, господин Прудон! мы видим, что вы все еще здравствуете!), в
силу которого бесконечно свободные индивидуумы “обязуются” ра-
ботать в той или другой “свободной коммуне”. Договор это – спра-
ведливость, свобода и равенство, это – Прудон, Кропоткин и прочие
243
угодники». Критически относится автор и к творящему чудеса в
анархистской аргументации «свободному соглашению», посредст-
вом которого будут удовлетворятся потребности будущего общества
и которое уже проявило себя в капиталистическом обществе. Пле-
ханов отмечает нелогичность и даже абсурдность отдельных выво-
дов эпигонов, когда берется «предпосылкой именно то, что должно
быть доказано». Анархисты беспрерывно воспевают «мудрость,
доброту и предусмотрительность человека “будущего”». По их мне-
нию, он будет настолько совершенен, что, без сомнения, будет
знать, как организовать коммунистическое производство. «Он будет
настолько совершенен, что, восхищаясь им, – иронизирует Плеха-
нов, – задаешься вопросом, почему же не доверить ему немного
“власти”»9.
Цитируемая выше брошюра «Анархизм и социализм» была под-
готовлена Плехановым в 1894 г. по поручению Vorstand'a герман-
ской социал-демократической партии (напечатана немецким книго-
издательством «Vorwärts») в то время, когда анархизм обратил вни-
мание общественности своей «пропагандой действием». Работа бы-
ла написана по-французски, потом рукопись была переведена и из-
дана на немецком. Ф. Энгельс ревностно содействовал этому изда-
нию. Если социал-демократы приняли книгу с сочувствием и пони-
манием, то анархисты заявили о ложном понимании их теории и о
клевете на анархистскую деятельность. Плеханова объявили «пожи-
рателем» анархистов10.
Начиная с анализа мировоззрения социалистов-утопистов XVIII –
начала XIX в. (Морелли, Фурье, Сен-Симона, Оуэна) и исходя из те-
зиса, что «утопистом является всякий, кто задумает совершенную
социальную организацию, исходя при этом из какого-нибудь абст-
рактного принципа», Плеханов приводит точку зрения научного со-
циализма (главным образом – К. Маркса) и затем переходит к разбо-
ру анархистских доктрин в их историческом развитии – от М. Штир-
нера и П.-Ж. Прудона до П. Кропоткина, завершая анализом анархи-
стской тактики с неутешительным выводом: «во имя революции
анархисты служат делу реакции; во имя нравственности они одоб-
ряют самые безнравственные действия, во имя индивидуальной
свободы они попирают ногами все права своих ближних»11, зачас-
тую своими бессмысленными терактами провоцируют насилие и
террор со стороны государства.
244
Вопросам революционных действий в продолжение темы была
посвящена и другая брошюра Плеханова, выпущенная тем же изда-
тельством и в тот же год в Берлине: «Сила и насилие. – К вопросу о
революционной тактике». Автор говорит здесь о том, что научный
социализм решает противоречие между целями и средствами, в от-
личие от анархистов, призывающих использовать в качестве рево-
люционных средств лишь незаконные, поскольку государственные
законы, как и само государство, анархисты отрицают и не признают.
Кроме того, «для анархистов революционные средства и насильст-
венные действия обозначают одно и то же, являются одной и той же
вещью». Но, по мнению автора, это не одно и то же, главным обра-
зом, потому, что насилие зачастую не приближает, а отдаляет нас от
революционной цели. Сила не тождественна насилию, т.к. послед-
нее не всегда увеличивает первую. Более того, теракты анархистов
чаще всего провоцируют реакцию, препятствующую развитию ра-
бочего движения. Поэтому, делает вывод Плеханов, «анархическое
действие, как бы насильственно оно ни было, является не чем иным,
как антиреволюционным средством». И далее: «Революционен
лишь тот образ действий, который, с одной стороны, увеличивает
силы революции, а с другой, – соответствует намерениям тех, кото-
рые к нему прибегают». Самым же революционным средством со-
циал-демократов автор считает развитие классового самосознания
пролетариата, и это средство «остается всегда неизменным, несмот-
ря на различие в обстоятельствах времени и места», а все насильст-
венные взрывы в мире и заговоры «революционеров старой ро-
мантической школы – не что иное, как невинная, детская игра»12.
Позже Плеханов продолжит подвергать современный анархизм
уничижительной критике через призму марксизма. «Анархистская
тактика и анархистская мораль теперь заслуживают такого же стро-
гого осуждения, как и тогда», – напишет он спустя 27 лет, в 1911 г.,
в предисловии к 3-му (берлинскому) изданию своей книги «Анар-
хизм и социализм». И хотя, по мнению автора, анархизм умирает,
теряя свою актуальность и все более отходя в область истории, вме-
сте с тем, «он вне всякого сомнения доказал, что он все еще имеет
влияние, и, кроме того, еще и потому, что в Западной Европе он на-
шел себе наследника в “революционном” синдикализме». Так,
итальянец А. Лабриола объявил синдикализм возвращением к пру-
донизму, отождествляемому с «теорией пролетарского социализма».
245
Сама тактика синдикализма сильно смахивает на тактику старого
анархизма, взяв из нее путчизм как одну из важнейших форм анар-
хистской «пропаганды действием». В своей критике парламента-
ризма «революционные» синдикалисты используют все ту же ста-
рую характеризующуюся удивительной слабостью анархистскую
аргументацию. Вместе с тем, в отличие от анархизма, который в
упорном отстаивании принципа абсолютной свободы индивидуума
доходит до абсурда, «революционный» синдикализм, по утвержде-
нию Плеханова, наоборот, совершенно непоследователен: «Он ко-
кетничает с анархистским принципом абсолютной свободы индиви-
дуума, но в то же время заменяет анархистский девиз: “делай то, что
тебе нравится”, категорическим императивом: “повинуйся поста-
новлениям твоего синдиката”. Он разделяет отвращение анархизма
ко всяким законам, но в то же время требует, хотя бы только своими
действиями, законов для защиты интересов рабочего класса»13.
Синдикалистские взгляды А. Лабриоло14, нашедшие отражение в
книге «Реформизм и синдикализм» и статье «Синдикализм и рефор-
мизм в Италии»15, Плеханов подробно анализирует в большой рабо-
те, озаглавленной соответственно: «Артуро Лабриоло». Досталось
от критика и А. В. Луначарскому, написавшему к русскому изданию
книги сочувственное послесловие, в котором, по образному выра-
жению Плеханова, он расшаркивается перед «революционным»
синдикализмом. Вновь Георгий Валентинович обращается к рас-
смотрению предлагаемой синдикалистами-анархистами социально-
экономической организации будущего общества, полагая, что идеал
общества, построенного «без законов», – сплошное недоразумение
(«круглый квадрат», «сапоги всмятку»): «Анархисты противопола-
гают договор закону. Но <…> договор не исключает закона, а пред-
полагает его». Законы нужны для устранения общественного зла.
«Закон, – доказывает Плеханов, – должен служить выражением воли
общества»16. (Однако «должен» и «служит» суть большая разница,
отметим в скобках, как и понятие «общество» может быть весьма
ограниченным).
Эфемерной также считает критик борьбу, направленную на раз-
рушение государства, и замену его синдикатом, вослед Ф. Энгельсу
полагая, что «с устранением капиталистических отношений произ-
водства устранится также и современное буржуазное государст-
во», являясь категорией исторической. Вместе с тем, синдикаты, ко-
246
торым собственность не принадлежит и которые отражают интересы
рабочих профессий, не могут взять на себя превращение капитали-
стической собственности в общественную, что может явиться лишь
делом партии. В конечном счете, подобно реформистам, отмеже-
ваться от которых стремится Лабриоло, «социальная революция» у
синдикалистов сводится к «ряду последовательных вторжений в
экономический процесс», т.е. опять-таки государство заменяется до-
говором. «Артуро Лабриола – родной брат Эдуарда Бернштейна» –
утверждает Плеханов. Поэтому и с теориями синдикализма «надо
бороться так же энергично, как с родственными им теориями ре-
формизма». Сравнению социально-политических взглядов синдика-
листов и реформистов с точки зрения марксизма посвящена и другая
статья Плеханова «Энрико Леонэ и Иваное Бономи», в которой ав-
тор приходит к выводу, что «синдикалистская критика «традици-
онного социализма» опирается <…> на те же теоретические по-
ложения, которые служили некогда анархистам в их борьбе против
политики и тактики Маркса в Интернационале». В целом, уже в
другой работе утверждает Плеханов, «синдикалистская теория <…>
отличается как от анархизма, так и от социализма в том смысле, что
она представляет собою винегрет из положений, заимствованных у
того и у другого»17.
Во всех своих работах с критикой анархизма во всех его прояв-
лениях Плеханов руководствуется марксистской теорией, проводни-
ком которой он последовательно выступал и от которой не отступал
ни на йоту, считая единственно правильным использованный осно-
вателями марксизма научный материалистический подход в анализе
общественной жизни. Анархическое учение он считал донельзя
идеалистичным: «Анархисты много говорят о свободе, о правах че-
ловеческой личности, о вреде всякой власти и проч. и проч., но они
совершенно не принимают в соображение объективных условий
развития человечества, тех условий, которые не только не создаются
волею человека, но, напротив, сами своим влиянием определяют на-
правление его воли и его действий»18. Невозможно сводить исклю-
чительно к идейной эволюции всю общественную эволюцию, кото-
рая должна лишь предшествовать революции, наоборот, эволюция
идей «при всяком общественном движении <…> сама обусловли-
вается объективным ходом общественного развития»19. В противо-
положность идеалистическому анархистскому учению, материализм
247
(в марксистском понимании) ставит задачу, в применении к общест-
венной науке «показать, каким образом развитие человечества со-
вершалось под влиянием не зависевших от его воли объективных
условий его существования». А тот, кто хотя бы отчасти сим-
патизирует анархизму и принимает «немного всерьез это учение,
поневоле будет увлекаться по временам идеалистическими объясне-
ниями истории, хотя бы он, по основным взглядам своим, и был
убежденным материалистом»20.
И как приговор анархизму звучат слова: «Анархический идеал
неосуществим не потому, что он слишком хорош, а потому, что он
слишком не хорош в логическом отношении; потому что он заклю-
чает в себе неразрешимое противоречие. <…> В том-то и беда анар-
хизма, что его “наука” совсем не научна. Оттого-то его теоретики, –
между которыми есть, бесспорно, вполне честные, очень умные и
даровитые люди, – и запутываются в самых безвыходных противоре-
чиях». Последний тезис, правда, противоречит более раннему беспо-
щадному высказыванию автора: «беспристрастному человеку очень
трудно сказать, где кончается анархист и начинается бандит» и
«проблему эту тем труднее решить, что есть немало людей, которые
в одно и то же время являются и «бандитами» и “анархистами”»21.
Больше века прошло с тех пор, когда Г. В. Плеханов резко вы-
ступал против анархизма, пропагандируя материалистическое по-
нимание социального развития. История не стоит на месте, меняют-
ся и взгляды, и идеи, и сами люди и общество. Скорую кончину
анархизму предрекал не только Плеханов. Ему вторили и консерва-
торы, и либералы, и большевики-ленинцы. В советской историогра-
фии немало работ, посвященных уничижительной критики этого
«позорного» явления22. Но жив курилка! Более того, антиэтатиче-
ские идеи оказываются востребованными как никогда прежде в на-
шем XXI веке, что объясняется неспособностью государства эффек-
тивно управлять обществом. Родимые пятна буржуазного государ-
ства: коррупция, бюрократизм, инфляция, безработица, нищета –
побуждают людей к социального протесту. Идеи анархизма оказы-
ваются им более понятны и близки, чем сложные научные выкладки
марксистских теорий, к которым после распада СССР выработалось
стойкое отторжение. Вот почему плехановская критика анархизма
не теряет своей актуальности и поныне является ярким образцом
применения марксистской методологии научного анализа. С другой
248
стороны, практическое восприятие этой критики, как современни-
ками самого мыслителя, так и нашими, особенно – анархистами,
весьма неоднозначно.
По мнению многих авторитетных исследователей Плеханов был
представителем «книжного», в значительной мере догматического
варианта марксизма, для которого были характерны «экономиче-
ский детерминизм, безоговорочное признание мессианской роли ра-
бочего класса как освободителя всех людей труда, соединение со-
циалистических и демократических идеалов и безграничная вера в
возможность их достижения»23. Нужно также отметить, что, как это
ни прискорбно, но научный подход имеет свои изъяны, главным из
которых является абстрагирование от тех или иных фактов и явле-
ний, которые, по мнению исследователя, могут иметь несуществен-
ное значение в доказываемой им теории. Увлеченность самим твор-
ческим процессом зачастую уводит ученого в сторону от истины,
которую он хотел познать, погружает в мир иллюзий и простраций,
особенно в отсутствие критического взгляда на вещи…
Необходимо, кроме всего прочего, учесть и произошедшие за
долгие годы изменения в сфере социально-политических движений.
Классический анархизм существенно мутировал и, перейдя в своем
развитии в постклассическую стадию, сегодня имеет большее раз-
нообразие форм, чем сто лет назад. Хотя в целом анархистское дви-
жение и поныне остается на идеалистических позициях, оно во мно-
гом играет немаловажную социальную роль в широкой палитре со-
временной политики.
––––––––––––––––––
1
Вместе с тем, и Г. В. Плеханов, и П. А. Кропоткин были приглашены
лично А. Ф. Керенским на состоявшееся в августе 1917 г. Государственное
совещание демократических сил, где оба получили возможность выступить
со своими оценками текущего положения дел в России и перспектив разви-
тия страны.
2
Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 60.
3
Позже Г. В. Плеханов скажет, что М. А. Бакунин был лишь «софистизи-
рован» учением К. Маркса.
4
Плеханов Г. В. Соч. : в 24 т. Т. 2. М. ; Л., 1923–1927. С. 97–98.
5
Парадоксально, но факт: именно в 1894 г. вышли сочинения Г. В. Пле-
ханова «Анархизм и социализм», «Сила и насилие», содержащие едкую
критику анархизма.
6
Плеханов Г. В. Указ. соч. Т. 2. С. 143.
7
Там же. Т. 4. С. 211, 221, 222; курсив автора.
249
8
Анализу взглядов Э. Реклю посвящена статья «Э. Реклю как теоретик
анархизма», в которой Г. В. Плеханов доказывает несостоятельность анар-
хистского понимания роли личности и идей в историческом развитии обще-
ства. См.: Плеханов Г. В. Указ. соч. Т. ХVI.
9
Плеханов Г. В. Указ. соч. Т. 4. С. 227, 231, 232, 234, 237; курсив автора.
10
Тютюкин С. В. Г. В. Плеханов. Судьба русского марксиста. М., 1997.
С. 139.
11
Плеханов Г. В. Указ. соч. Т. 4. С. 173, 245; курсив автора.
12
Там же. С. 251–253, 256; курсив автора.
13
Там же. Т. 16. С. 193, 200.
14
Говорить о А. Лабриола, по признанию Г. В. Плеханова, скучно и про-
тивно, но все-таки надо, «потому что как ни бедны его умственные силы,
как ни скуден запас его знаний, как ни жалка его нравственная личность, но
он в самом деле является, – и является не только в Италии, – одним из са-
мых выдающихся теоретиков синдикализма». (Там же. С. 45).
15
«Reforme e Rivoluzione Sociale». На русском языке см.: Лабриола А.
Реформизм и синдикализм, с предисл. автора к рус. изд. СПб., 1907. 267 с.
Статья напечатана в «Mouvement Socialiste» (декабрь 1905 г.).
16
Плеханов Г. В. Указ. соч. Т. 16. С. 12, 13; курсив автора.
17
Там же. С. 14, 48–49, 82, 142; курсив автора.
18
Там же. Т. 7. С. 27.
19
Там же. Т. 16. С. 167.
20
Там же. Т. 7. С. 27.
21
Там же. Т. 16. С. 172, 182, 193.
22
См., напр., работы С. Н. Канева, Ф. Я. Полянского, Е. М. Амелиной,
С. И. Ерофеева, М. П. Зяблюка, А. С. Лешукова, П. И. Моисеева, Д. И. Про-
някина и др.
23
Тютюкин С. В. Указ. соч. С. 375.
250
Коновалова О. В.
В. М. Чернов об особенностях
революционного процесса в России
Проблематика, связанная с осмыслением идеологом и теорети-

ком неонародничества Виктором Михайловичем Черновым револю-
ционного процесса в России, кажется не новой и весьма очевидной.
О чем может рассуждать социалист-революционер, политик накану-
не, в период и после революционного взрыва в стране, как не о ре-
волюции?
Творческое наследие Чернова, посвященное осмыслению рево-
люции, весьма многопланово. В нем лидер эсеров выступал не
столько как известный политический деятель, сколько как исследо-
ватель-ученый. Он являлся ученым не только по духу своих работ.
Его заслуги перед наукой были официально признаны научной об-
щественностью. Малоизвестным остается тот факт, что 28 декабря
1931 г. общее годичное собрание Научного совета Украинского Со-
циологического института в Праге единогласно постановило: «наде-
лить профессора В. М. Чернова за выдающиеся исторические заслу-
ги, оказанные в течение 35-летней деятельности в области теорети-
ческой и прикладной социологии, социальной философии и полити-
ки… степенью Доктора социологии»1.
В научном творчестве Чернова в исследовании революционного
процесса можно условно выделить два периода: дореволюционный
(до 1917 г.) и постреволюционный.
Разрабатывая идеологию неонародничества в конце XIX – начале
XX в. на основе синтеза идей русской субъективной школы социо-
логии и марксизма с новейшими достижениями западноевропейской
мысли, Чернов представил методологическую основу для изучения
революционного процесса в России. Основными его наработками в
дореволюционный период можно считать обоснование диалектиче-
ской взаимосвязи между понятиями «объективности» и «субъектив-
ности» в историческом исследовании, признание относительности
понятия прогресса, обоснование единства и целостности историче-
ского процесса, при котором дифференциация экономической, поли-
тической, культурной, идеологической сферы возможна лишь как
научная абстракция. Эти установки стали основой для его теории о
251
типах капиталистического развития, «положительных» и «отрица-
тельных» сторонах капитализма2.
В этот период он обосновывал положение об особом «паразити-
ческом» типе капитализма, свойственном России, для которого ха-
рактерны преобладание «темных» сторон капитализма над «светлы-
ми», эксплуатация капиталом непосредственных производителей без
соответствующей реорганизации производства из мелкого в круп-
ное, основанное на новейших технологиях. Чернов считал, что скла-
дывание специфического типа капитализма в России связано с есте-
ственноисторическими условиями развития страны, поздним вступ-
лением ее на путь капитализма, аграрной спецификой хозяйства3.
Особенности социально-экономического развития России нераз-
рывно сказались на политических отношениях. В начале ХХ в.
в стране, по мнению Чернова, отчетливо проявился социально-
политический раскол, поляризация общественных сил. На одном
полюсе оказались «трудовой рабочий класс» (пролетариат и трудо-
вое крестьянство) и демократическая интеллигенция. На другом –
складывался «тройственный союз дворянства, буржуазии и бюро-
кратии – трех основных реакционных сил».
Анализируя представленные концептуальные позиции Чернова
до революции 1917 г., нельзя не признать значительное влияние, ко-
торое на них оказала марксистская парадигма. Прежде всего, это
можно усмотреть в обосновании объективной неизбежности рево-
люции в России и положительном отношении к ней. Правда, в мар-
ксизме это было связано с наивысшими достижениями и исчерпани-
ем потенций капитализма, а у Виктора Михайловича с «паразитиче-
ским» типом капитализма. В марксизме – социально-политической и
культурной готовностью пролетариата взять на себя новую миссию
по управлению общественной жизнью, а у Чернова – поляризацией
социально-политических сил и формированием передового блока
прогрессивных классов.
При этом Чернов в отличие от марксистов доказывал, что тесная
связь буржуазии с царизмом обусловила ее аполитичный характер, а
наступательный характер рабочего движения придавал ей консерва-
тивную окраску. Поэтому в России не возможна буржуазная рево-
люция в западноевропейском варианте. Движущие силы революции –
пролетариат и трудовое крестьянство неизбежно выведут револю-
цию за буржуазные рамки. Определяя характер революционного
252
процесса в России, Чернов говорил о революции переходного типа,
социальной, народно-трудовой.
Эти исходные теоретико-методологические положения находи-
лись в основе программно-тактических установок партии социали-
стов-революционеров. На первом буржуазно-демократическом этапе
революции предполагалось сформировать широкий блок со всеми
оппозиционными и революционными силами. На втором этапе – уг-
лубления демократических реформ и наполнения их реальным соци-
альным содержанием – власть должна перейти в руки блока социа-
листических партий. Наряду с классовой борьбой партия эсеров
обосновывала целесообразность индивидуального политического
терроризма против наиболее одиозных реакционных фигур правя-
щего самодержавного режима.
Несомненная идеологизация исторического процесса, идеализа-
ция и романтические представления о революции, терроризме, тру-
довом рабочем классе, абстрактное умозрительное упрощение дей-
ствительности, – все это можно усмотреть в мировоззрении Чернова
в дореволюционный период, что позже признал и он сам. Однако,
несмотря на все это, общий его прогноз – неизбежность революции
и раскола российского общества – оказался, к сожалению, верным.
После революции и гражданской войны для Чернова, покинувше-
го Россию осенью 1920 г., начались долгие годы эмиграции, на про-
тяжении которых он неоднократно возвращался к проблеме револю-
ции, изучению революционных событий, осмыслению их с научных
позиций. В 1918–1920-е гг. вышли его первые аналитические статьи,
посвященные опыту создания коалиции либералов и социалистов во
Временном правительстве и Уфимской директории, Корниловскому
мятежу, роли советов в революции, охлократическому перерождению
революции. В них он еще раз выносил на суд общественности про-
граммно-тактические установки партии эсеров, пытался разобраться
в ошибках и просчетах противоборствующих политических сил,
причинах победы большевиков, сути и характере революционных
событий4. Это работы стали основой для создания фундаментального
труда о русской революции. Оставалось найти материальные и орга-
низационные возможности для реализации научных замыслов.
Актуальность и значимость такой работы была очевидна. К кон-
цу 1920-х – началу 1930-х гг. увидели свет работы правых и левых
политических оппонентов эсеров – «Очерки русской смуты» генера-
253
ла А. И. Деникина (1921–1926 гг.), «История второй русской рево-
люции» П. Н. Милюкова (1921–1923 гг.), «История Русской Рево-
люции» Л. Троцкого (1930 г.) и т.п. В них эсеры представлялись то,
как пособники большевиков, то, как фразеры и утописты, а то и как
«вероломные соглашатели» с буржуазией. Необходимо было систе-
матизировать и представить позицию самой массовой и популярной
весной 1917 г. партии социалистов-революционеров, осветить собы-
тия с точки зрения «центровой революционной демократии».
Казалось «лед тронулся», когда во время поездки Чернова с лек-
ционным турне в США, 26 июля 1929 г. был заключен контракт с
книжным издательством «Джанатан Кейп и Хариссон Смит» об изда-
нии его книги о русской революции. По возращении в Прагу Чернов
сразу приступил к работе над книгой. Он подготовил первый том тру-
да и выслал его в издательство, приступив к работе над вто-
рым томом. Однако издательство было признано банкротом, книга не
опубликована, даже возникла проблема с возвращением рукописи
автору5. Только благодаря материальной и организационной под-
держке эсеровских эмигрантов США, Европы и стараниям Б. В. Со-
синского (зятя Чернова) удалось в 1934 г. опубликовать на русском
языке первый том работы Чернова. Она получила название «Рожде-
ние революционной России (Февральская революция)» (Париж; Пра-
га; Нью-Йорк, 1934. 445 с.).
Одновременно была достигнута договоренность о переводе кни-
ги Чернова на английский язык с выпускником Гарвардского уни-
верситета профессором Филиппом Мозели. В процессе переговоров
и переписки выяснилось, что издать два тома на английском языке
будет весьма проблематично. Поэтому Чернову пришлось сущест-
венно переработать свой труд таким образом, чтобы сократить тео-
ретико-социологическую часть и добавить новый материал, не во-
шедший в первый том русского издания, и все представить в одной
книге. Как написал Виктор Михайлович Филиппу Мозели 4 ноября
1934 г.: «Американское издание все же и теперь не будет лишь пе-
реводом русского издания, ибо это целый труд, тогда как русское
издание – лишь часть его, и доведено лишь до образования коали-
ционного правительства»6.
В 1936 г. увидела свет работа Чернова на английском языке «The
Great Russian Revolution» (New Haven, 1936, 446 с.). Именно она в
2007 г. была переведена на русский язык и стала доступна русскому
254
читателю в виде «Великая русская революция. Воспоминания предсе-
дателя Учредительного собрания. 1905–1920» (М., 2007. 429 с.).
Для сравнения замыслов В. М. Чернова и того, что удалось опуб-
ликовать, представим оглавление, вышедших книг в 1934, 1936 г. и
неопубликованного второго тома. Следует сказать, что по поводу
названия последнего на русском языке нам встретилось две версии.
Первая представлена в конце изданного первого тома – «От Февраля
к Октябрю (коалиционный период революции)7, а вторая – «Демо-
кратическая республика в России и ее падение» – в письме Чернова
Мозели8.
№ «Рождение рево- «От Февраля к Ок- «The Great Russian

глав люционной Рос- тябрю (коалицион- Revolution». New Ha-
сии (Февраль- ный период револю- ven, 1936 / «Великая
ская револю- ции) / Демократиче- русская революция.
ция)». Париж; ская республика в Воспоминания пред-
Прага; Нью- России и ее падение седателя Учредитель-
Йорк, 1934 ного собрания. 1905-
1920». М., 2007
1 Что такое рево- Под знаком коалиции Крах династии
люция?
2 Дух русской ре- Аграрное движение Последователи Распу-
волюции тина и сепаратный мир
3 Социальная база Рабочее движение Думская оппозиция
абсолютизма
4 Социальная база Национальное движе- Дума против револю-
революции ние ционной бури
5 Обреченная дина- Революция и ино- Советская демократия
стия странная политика
6 Распутинцы и се- Коалиция в опасности Позиция социалисти-
паратный мир ческих партий
7 Думская оппози- Генерал Корнилов Революция и рабочие
ция и власть
8 Дума под шква- Программа «корни- Крестьяне и революция
лом революции ловцев»
9 Советская демо- Мятеж Трагедия русской ар-
кратия мии
10 Позиция социа- Армия после мятежа Временное правитель-
листических пар- ство
тий
255
11 Трагедия русской Агония коалиционной Временное правитель-
армии власти ство и его внешняя по-
литика
12 Революция в ра- К.-д. партия Конфликт в промыш-
бочих кварталах ленности
13 Революция в де- С.-д. партия (меньше- Правительство и аграр-
ревне виков) ный конфликт
14 Власть и страна Партия С.-Р. Тупик в национальной
политике
15 Власть и внешняя Ленин Тупик во внешней по-
политика литике
16 Армия и револю- Эволюция большевиз- Армия и революция
ция ма
17 К психологии и Канун гражданской Контрреволюция и ге-
логике револю- войны нерал Корнилов
ции
18 Параллели и кон- Мятеж и его последст-
трасты вия
19 Партия социалистов-ре-
волюционеров
20 Сползание к больше-
визму
Как видим, английская версия книги за счет сокращения теоре-

тико-социологических размышлений автора включила в себя часть
материалов из неопубликованного на русском языке второго тома
книги Чернова. Поэтому, можно вполне согласиться с Виктором
Михайловичем, что английская версия – это не столько перевод,
сколько новая работа, не имевшая в свое время аналога на русском
языке.
В переписке с Мозелем, Чернов в письме от 11 октября 1934 г.
познакомил переводчика со своими дальнейшими планами и объяс-
нял, почему в английскую версию он не представил главу «Ленин».
«Так как затем, – писал Виктор Михайлович, – я приступлю к окон-
чательной редакции еще одной книги – «Октябрьский переворот и
гражданская война в России», которая вчерне почти вся у меня гото-
ва, то, быть может, – в соответствии с Вашим метким замечанием –
я перенесу именно в эту третью книгу главу «Ленин», которая ста-
нет, вместо заключительной главы – вступительною»9.
256
Таким образом, мы видим, что в грандиозном замысле Чернова –
события революции и гражданской войны должны быть представле-
ны в трех книгах. К сожалению, автору не удалось реализовать свой
замысел в полном объеме. Вероятно, часть того, что Виктор Михай-
лович хотел включить в третий том работы, вошло в изданные в
Нью-Йорке после кончины Чернова воспоминания «Перед бурей»
(1953 г.).
Следует отметить, что социолого-исторический анализ револю-
ционных событий в двух изданных книгах Чернова о революции, во
многом отличался от вышеуказанных работ мемуарно-хроноло-
гического характера его правых и левых оппонентов. Виктор Ми-
хайлович стремился показать развитие революционного процесса в
России на широком фоне социальных исторических процессов, про-
исходивших в стране, комплексно проанализировать причины и ха-
рактер происходящих событий. Социальному размаху революцион-
ной стихии, например, посвящены специальные главы его работ, та-
кие как «Социальная база революции», «Революция в рабочих квар-
талах», «Революция в деревне» в «Рождение революционной России
(Февральская революция)» и «Конфликт в промышленности», «Пра-
вительство и аграрный конфликт», «Тупик в национальной политике»
в «The Great Russian Revolution». Весьма новаторским для своего вре-
мени из уст социалиста звучал вывод Чернова о том, что «Подлинная
движущая сила социальных движений – это не столько неудовлетво-
рительность низким уровнем жизни и прямой эксплуатацией, сколько
степень социальных контрастов, поражающая воображением масс».
«Атмосфера революции была создана не столько пониманием мате-
риальных и экономических классовых интересов, сколько иррацио-
нальным ощущением, что дальше так жить нельзя»10.
В работах 1930-х гг. Чернов пересматривал ряд собственных по-
ложений дореволюционного периода. К числу таковых можно отне-
сти безапелляционное утверждение о неизбежности революции в
России. В работе «The Great Russian Revolution», анализируя ситуа-
цию осенью 1915 г., лидер эсеров признавал возможность для ма-
невра у политической элиты, при успешности которого революции
можно было избежать. «В таких условиях, – отмечал Чернов, – у
правительства было три выхода: пойти на уступки организованному
обществу, найти второго Столыпина и доверить ему диктаторскую
власть или заключить сепаратный мир и таким образом вырваться из
257
тисков кризиса». Вместе с тем, «люди, близкие к царю, все еще счи-
тали, что сепаратный мир вызовет немедленную революцию. Второ-
го Столыпина не находилось: высший слой бюрократии деградиро-
вал так же стремительно, как и династия. Сдаться организованному
обществу было невозможно из-за честолюбия придворной камари-
льи, религиозного и династического мессианства царя и императри-
цы и ненависти к обществу, которая въелась в плоть и кровь высшей
бюрократии»11.
С учетом трагической судьбы последнего русского императора,
опираясь на опубликованные воспоминания о царской семье, Чер-
нов с долей определенного сочувствия представлял социально-
психологический портрет Николая II, которого раньше социалисти-
ческая пресса третировала не иначе как «Николай кровавый». «Тра-
гическая чета… (Николай и его супруга. – О. Ч.) были выкованы…
как будто по специальному заказу истории для ликвидации дина-
стии», – так начинается V глава «Обреченная династия» в «Рожде-
ние революционной России» и 1 глава «Крах династии» в «The Great
Russian Revolution». «Шапка Мономаха» была явно непосильно тя-
желой для головы, на которую она свалилась. Сразу же согнувшись
под ее тяжестью, Николай всю жизнь старался выпрямиться и не
показать вида, что ему не по себе», – писал Чернов12.
На характер будущего императора, по мнению Чернова, оказало
влияние несколько факторов. В детстве цесаревичу приходилось
подстраиваться под «тяжеловесный деспотизм» своего отца. «Сла-
бая и как бы женственная натура Николая быстро приспособилась к
его тиранической воле, не терпевшей в семье никаких противоре-
чий». Далее, подчеркивал он, «в семье жила память о взорванном
бомбою террористов деде». К тому же сам цесаревич чуть не по-
страдал от удара саблей японского самурая в период путешествия в
Японию и на Дальний Восток13.
«Роль мужчины в царственной чете» выпало на долю императ-
рицы Александры Федоровны», – приходил к выводу Чернов, изу-
чив опубликованную переписку супругов. «…Она хотела быть доб-
рым гением своего мужа, и была его злым гением, уже по одному
тому, что немилосердно разгоняла вокруг него всех, кто обладал
хоть сколько-нибудь самостоятельной индивидуальностью», – кон-
статировал он (С. 116). «Такой гордой, властолюбивой, презираю-
щей людей натуре судьба послала в качестве спутника жизни чело-
258
века недалекого нерешительного, вечного неудачника, подавленного
своими неудачами и втайне озлобленного ими; недоверчивого ко
всем, терзаемого уязвленным самолюбием и органическим неверием
в себя; ищущего подпоры извне, но в то же время мучительно зави-
дующего тем, кто способен быть такою подпорою, и не прощающе-
го им их превосходства; завистливого, двуличного, упрямого, несча-
стного и по-детски жалеющего самого себя»14. «Николаю II нужно
было родиться не императором, а помещиком средней руки», – ре-
зюмировал Чернов, – «а вместо этого история взвалила на его неук-
люжие плечи тяжелую ношу – быть главным действующим лицом в
заключительной, трагической главе истории заканчивающей свое
существование трехсотлетней династии»15.
Чернов видел причины революции в России ни в чьих-то персо-
нальных ошибках и просчетах, а в развивающихся в стране цивили-
зационных и модернизационных противоречиях, усугубленных вой-
ной. «Отдельные группы личности были всего лишь более или ме-
нее слепым орудием этого исторического процесса», – писал он в
«The Great Russian Revolution»16. На страницах представленных книг
Чернов дает психологические характеристики общественно-полити-
ческим деятелям того времени. Так, рассматривая персональный со-
став первого Временного правительства, он сравнивал политические
таланты П. Н. Милюкова и А. Ф. Керенского. Лидер партии кадетов,
по наблюдению мемуариста, «человек многосторонне образован-
ный… одаренный гибким умом, уравновешенный и спокойный…
любил политику, стремился к власти и обладал дисциплиной зака-
ленного профессионального борца». Он «был бесконечно умнее Ке-
ренского, но неизмеримо уступал ему в импульсивности», «имел
много качеств, необходимых видному политическому деятелю, за
исключением одного-двух». «Его главным недостатком было полное
неумение чувствовать психологию масс»17.
Моральным и психологическим антиподом Милюкову в прави-
тельстве был Керенский – человек «от природы энергичный, им-
пульсивный, впечатлительный, беспокойный, ищущий». «Милюков
жил разумом, а Керенский – интуицией… Последний был неврасте-
ником и временами впадал в настоящую истерию». Этим он весьма
импонировал толпе. «В Керенском <…> было много актерского», он
чувствовал, что «ему суждено стать «солистом» революции, «неко-
ронованным королем»18. Чернов признавал, что в свое время он воз-
259
лагал большие надежды на Александра Федоровича и даже на
III съезде ПСР искренне заступился за него «перед ненавидящими
его левыми и произнес целую речь в его защиту». Однако это не
спасло его самого от подозрений «восторженных поклонников Ке-
ренского в том, что именно из-за него Керенского не выбрали в
Центральный Комитет». Смертельно обиженный Керенский готовно
поверил в эту легенду». После отставки Церетели Чернов писал, что
он «жестоко разочаровался» в Керенском, а после корниловского
мятежа «начал считать связь с ним роковой для партии»19.
Представляет особый интерес политико-правовые и институцио-
нальные аспекты анализа революционного процесса Черновым. Рас-
сматривая юридическую сторону решения вопроса об отречении
императора и передачи власти Временному правительству, эсер от-
мечал, что «с точки зрения закона революции действительно не бы-
ло». «Царь добровольно отрекся от престола в пользу Михаила, а
Михаил в пользу Учредительного собрания». Царским указом, под-
писанным за час до отречения, князь Г. Е. Львов назначался предсе-
дателем Совета министров. «В юридическом смысле революцию ис-
ключили». Однако либералы не учли одного важного момента, иро-
низировал Чернов, «революция могла не понять, что ее исключили».
Цензовые элементы не учитывали, что революция – есть перерыв в
праве, есть рождение нового права20.
Характеризуя сложившиеся отношения между Исполнительным
комитетом Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов и
Временным правительством на первом этапе революции, Чернов
констатировал, что реально Совет превратился в единственный ис-
точник власти, формально передав власть цензовой демократии.
Вместе с тем, он не считал ситуацию «двоевластием», как это делал
В. И. Ленин, подчеркивая, что Петроградский Совет вовсе не был
создан как второй властный центр для противодействия Временному
правительству. В период апрельского кризиса отношения между пра-
вительством и Советом складывались таким образом: «с одной сторо-
ны была официальная власть, не имевшая реальной силы, с другой –
реальная сила без официальной власти; безвластное правительство и
«бесправительственная» власть существовали одновременно21.
В отличие от Ленина, Чернов не видел в Советах прообраз ново-
го органа власти трудящихся, даже когда они невольно брали на се-
бя властные полномочия, регулируя вопросы снабжения продоволь-
260
ствия, руководство войсками. Для него их роль в революции своди-
лась к возможности объединения усилий всех социалистических
партий и профессиональных групп в борьбе за интересы трудящих-
ся, в условиях, когда в стране отсутствовала единая социалистиче-
ская партия и широко развитое профессиональное движение. Сове-
ты, по Чернову, «лишь боевая классовая организация критического
переходного периода»22.
Чернов признавал, что, отказавшись от всяких форм контроля за
правительством и, предоставив вопрос о его составе на усмотрение
буржуазии, члены Совета допустили непростительную ошибку.
Формально Временное правительство всех составов не было ответ-
ственно ни перед каким народным представительством: ни перед
цензовым (думским), ни перед трудовым (советским). Даже Мос-
ковское государственное совещание, Демократическое совещание и
Предпарламент были лишь совещательными учреждениями и не
имели законодательной власти. Формально это означало, что Вре-
менное правительство было коллегиальным, но «бесхарактерным
диктатором, практиковавшим диктатуру на холостом ходу»23.
Оценивая эффективность деятельности первого состава Времен-
ного правительства, Чернов констатировал, что оно «не сумело оп-
равдать ни одной из возлагавшихся на него надежд», даже в тех во-
просах, в которых считалось особенно компетентно. Прежде всего,
это проблема местного самоуправления. «Революция создала в про-
винции междуцарствия. Старый бюрократический аппарат был либо
уничтожен, либо парализован всеобщим бойкотом». В этом случае,
по убеждению Чернова, анархию можно было избежать одним из
двух способов, либо как в период Французской революции, заме-
нить «монархическую централизацию еще более энергичной и бес-
пощадной революционной централизацией, покрыв страну сетью
революционных комиссаров, облеченных диктаторской властью»,
либо создать новую структуру демократической власти на основе
выборов и «широкой местной автономии». «Увы, не было сделано
ни того, ни другого», – констатировал мемуарист. «Для первого спо-
соба у цензового правительства не хватало решимости и уверенно-
сти в себе». Ликвидировав власть губернаторов и предводителей
дворянства, Временное правительство заменило ее властью предсе-
дателей губернских и уездных земств и комиссаров. При этом «ко-
миссары Временного правительства посланы в губернии не для ко-
261
мандования местными органами, а лишь для того, чтобы связать их
с центральным правительством и облегчить процесс их организа-
ции». Вместо дееспособной иерархической структуры власти, свя-
зывавшей центр и регионы, появилась лишь «сеть советников, инст-
рукторов и информаторов»24.
Далее Чернов представляет пеструю картинку российской дейст-
вительности революционного периода: «Повсюду расплодились
«комитета народной власти», «общественные комитеты», «исполни-
тельные комитеты» и другие органы с не менее пышным названия-
ми, непонятно как организованные, с разным кругом полномочий,
никому не подчинявшиеся обладавшие неограниченной властью. Их
взаимоотношения определялись только настойчивостью одних и ус-
тупчивостью других». В конце концов «хаотическое множество ор-
ганов власти превращалось в свою диалектическую противополож-
ность – отсутствие какой бы то ни было власти вообще». Выход из
создавшегося положения был и заключался, по мнению Чернова, в
немедленном опубликовании и введение в действие «хотя бы неко-
торых из законов, подготовленных прогрессивными фракциями Го-
сударственной думы», направленных на реформирование всей сис-
темы самоуправления в стране, пусть даже несовершенных, с точки
зрения их юридической проработки. «Жизнь не могла ждать, пока со-
зреют нужные законы; чем дольше существовали самозваные органы
исполнительной и даже законодательной власти, тем труднее было их
уничтожить и заменить настоящими», – подчеркивал он. Более того,
«легкость, с которой большевики в конце 1917 г. уничтожили демо-
кратические земства и думы, не успевшие пустить корни, частично
объясняется задержкой создания последних и долгим периодом, в те-
чение которого организации типа Советов и революционных комите-
тов безо всяких помех выполняли функции власти»25. Такую же бес-
помощность Временное правительство продемонстрировало в рабо-
чем, крестьянском и национальном вопросах. «Финальным аккордом
стала его неспособность решить… проблему войны, мира и внешней
политики в целом», – резюмировал Чернов26.
В данной ситуации вопрос об армии являлся одним из ключевых.
В самой армии к этому времени накопилось множество противоре-
чий, поводов для недовольства. Чернов усматривал определенную,
почти кармическую, закономерность в отношениях между солдатами
и офицерами: «чем сильнее рядовых унижали рукоприкладством те-
262
лесными наказаниями, тем сильнее они стремились унижать и даже
терроризировать офицеров». Провал военной стратегии, бездарность
командования, отсутствие необходимого снаряжения и снабжения,
страх за собственную жизнь и желание обеспечить собственную безо-
пасность приводило к тому, что «рядовые настаивали на обсуждении
приказов, что уничтожало саму основу существования армии»27.
Отношения Временного правительства и руководством армии
строились непросто. «Русское профессиональное офицерство», –
цитирует Чернов Деникина, – в целом придерживалось монархиче-
ских убеждений», являлось сторонником старых порядков, и с недо-
вольством восприняло приказ Гучкова «обращаться с солдатами
вежливо». «Эти офицеры не могли не сопротивляться революцион-
ному духу, проникшему в армию. Столкновение было неизбежно».
Разрушалось, то без чего не могла существовать армия – ее единст-
во, констатировал эсер. Спасти армию от разложения в революци-
онный период, по мнению Чернова, могли две важных меры. Первая –
это обновление командного состава, которого, безусловно, «нельзя
было предоставлять рядовым», поскольку «революционная армия
требует строгого соблюдения дисциплины не меньше, чем староре-
жимная». Вторая – «революционизация» идеологической состав-
ляющей военной службы таким образом, чтобы военнослужащие
соблюдали дисциплину «не из страха перед наказанием, а по убеж-
дению благодаря новому осознанию своего гражданского долга».
Чернов был уверен, что только «революционный дух (не вместо
дисциплины, а как основа новой дисциплины) мог заменить уста-
ревший лозунг «За веру, царя и отечество». Более того, он подчер-
кивал, что именно по этому пути пошли большевики в годы граж-
данской войны, что и явилось одним из факторов победы их над бе-
лым движением28.
Однако такую идеологическую и организационную перестройку,
по убеждению Чернова, «могли провести лишь люди, которые не
имели ничего общего с ненавистным старым режимом» и говорили с
солдатами на одном языке. Социальной основой такой перестройки
должен был стать союз рядовых со средним боевым офицерством,
«которые вели ту же окопную жизнь и установили дружеские отно-
шения с подчиненными». Именно из среды такого офицерства сле-
довало назначать новых руководителей армии, уверен Чернов. Пер-
вый военный министр Временного правительства Гучков сделал по-
263
пытку «освежить» командирский корпус, отправив в отставку около
сотни генералов, – признавал эсер. Однако новый министр Керен-
ский, не только не продолжил эту линию, но «даже не прикоснулся
к этой задаче»29.
Медлительность с принятием своевременных решений являлась
не только особенностью деятельности Временного правительства
первого и последующих составов, но и, как отмечал Чернов, «глав-
ной болезнью революции 1917 г.». Революция «промедлила и с соз-
данием коалиционного правительства, и с созданием однородного».
Идея однородного социалистического правительства была предло-
жена Черновым в августе-сентябре 1917 г., но не была поддержана
руководством партии, где возобладали правые элементы. Только че-
рез три недели после свержения Временного правительства и при-
хода к власти большевиков 14 ноября 1917 г. (по ст. ст.) ЦК ПСР
принял резолюция, в основе которой был положен «черновский
план» создания «правительства трудящихся»30.
Чернов признавал, что после неудачи корниловского мятежа,
будь он настойчив как Ленин, то «мог бы много достичь». Но ему
помешал фетиш сохранения единства партии. Для профессиональ-
ного политика, лидер эсеров придерживался слишком демократиче-
ских привычек и не обладал честолюбием и властолюбием, которые
необходимы для успеха на политической арене.
О себе самом, Виктор Михайлович оставил такие комментарии:
«Чернов, больше теоретик, оратор, публицист, лектор, ученый, чем
профессиональный политик. Истинно славянская широта натуры,
мягкость и уступчивость сочетались в нем с тенденцией уходить в
мир идей, социальных диагнозов и прогнозов… и предоставлять
конкретную организацию текущей работы другим», доверяя «людям
больше, чем следует политику»31. В этом плане он, конечно, проиг-
рывал лидеру большевиков, обладающим «импонирующей цельно-
стью» натуры, большим боевым темпераментом и огромным запа-
сом энергии, воли, незаурядным умом, преданностью революцион-
ному делу32. Не случайно он сравнивал Ленина с «блестящим фех-
товальщиком», который орудует на политической арене с фантасти-
ческой быстротой, неутомимостью, почти инстинктивным чутьем
опасности и непреклонной верой в победу33.
Однако резкое изменение курса большевиков в апреле 1917 г. и
последующие успехи партии в деле завоевания поддержки масс – это
264
не только заслуга Ленина. По убеждению Чернова, данный процесс
лишь отражал усиление охлократических тенденций в революции.
«Во время войны толпа деклассированных неимоверно увеличилась».
Это было связано и с массовыми эвакуациями, и изменениями кадро-
вого состава фабричных рабочих, ростом безработицы, деморализа-
цией тыловых гарнизонов, ростом дезертирства. Сильнее всего эти
процессы были выражены в столице. Ленин, вернувшись в Россию,
уловил произошедшие перемены, и сделал ставку в своей политике
«не на социально зрелый промышленный пролетариат, а на деклас-
сированные толпы «бедноты», «угнетенных классов», моряков и
солдат – иными словами, на пеструю и ненадежную «улицу». Говоря
словами Чернова, лидер большевиков вовремя сошел «с пути Мар-
кса» и встал «на путь Бакунина»34.
Рассматривая июльские события 1917 г., Чернов также настаивал
на том, что вовсе не большевики были их устроителями и организато-
рами. Источником движения явились некие «таинственные силы».
Здесь он отчасти соглашается с П. Н. Милюковым, который обращал
внимание на эту неизвестную составляющую революционного про-
цесса в «Истории Второй русской революции»35. К таким «таинствен-
ным силам», по Чернову, вполне могли быть отнесены анархисты,
уголовники, черносотенные элементы и «германские агенты», кото-
рые «тоже старались провоцировать и раздувать все внутренние вол-
нения и беспорядки»36. «Июльские дни застали большевиков врас-
плох… – тем более что Ленина в это время в Петрограде не было.
Растерянные и неспособные справиться со стихийным движением,
большевики устремились вперед сломя голову… После своего воз-
вращения Ленин одобрил это решение». В результате поражения
июльского выступления большевики, казалось, потерпели фиаско –
частично Красная гвардия была разоружена, вожди ушли «в подпо-
лье». Однако в целом, по признанию Чернова, эксперимент оказался
успешным: «несмотря на полное отсутствие организации, несмотря на
стихийность движения, большевики владели Петроградом двое суток,
оставив правительству роль беспомощного наблюдателя». В этот по-
воротный момент истории большевизма, подчеркивал эсер, «выясни-
лось громадное значение, которое имел для партии Ленин». «Тем, кто
боялся авантюрности такой тактике, он противопоставил свою непре-
клонную решимость, силу воли и преданность идее. Для него июль-
ские дни стали нечаянным переходом Рубикона»37.
265
В 1930-е гг. Чернов вынужден был признать, что требования, с
которыми вышли большевики на улицы Петрограда в июле 1917 г.
об удалении из правительства «десяти министров-капиталистов»
были все-таки верными, «большевики были правы: участие в прави-
тельстве буржуазных министров не давало решить ни один насущ-
ный вопрос»38.
Медлительность была характерна для всей деятельности Вре-
менного правительства, но тяжелейшим из его грехов, по мнению
Чернова, стала задержка с созывом Учредительного собрания» под
формальным предлогом «военное время». Постоянный перенос вы-
боров делегатов впоследствии «дал большевикам один из их силь-
нейших козырей» для завоевания власти39. Вообще Чернов придавал
Учредительному собранию особое значение, рассматривая его как
воплощение идеи народного суверенитета и веря в него. В период
революции эсер был убежден, что именно оно признано заново «уч-
редить» все, необходимые для будущего строя «учреждения», опре-
делив круг их обязанностей и прав. «Учредительное собрание – есть
полновластный демиург, творец новых начал общежития, принци-
пиально осуществляющий революционный разрыв с прошлым. Ве-
ха, знаменующая начало новой эры»40.
В воспоминаниях «Перед бурей» Чернов, комментируя решения
IV съезда партии эсеров в декабре 1917 г. о их тактике, раскрыл суть
предложенной им резолюции и поддержанной большинством: «в
Учредительном собрании Партия социалистов-революционеров, под
контролем Центрального комитета, должна противопоставить боль-
шевистскому методу раздачи невыполнимых обещаний тактику
серьезного и глубокого законодательного творчества… В первую
очередь при этом должны быть поставлены вопросы о мире, о земле,
о контроле над производством и о переустройстве Российской Рес-
публики на федеративных началах…». Что бросается в глаза? По
нашему мнению, это то, что эсеры вдруг, как и либералы, большое
значение стали придавать «серьезному и глубокому законодатель-
ному творчеству», тогда, когда социально-политического смысл мо-
мента совершенно этому не соответствовал.
Далее в резолюции говорилось: «партия обязана приложить всю
свою энергию к сосредоточению вокруг охраны прав Учредительного
собрания достаточных организованных сил, чтобы, в случае надобно-
сти, принять бой с преступным посягательством на верховную волю
266
народа, откуда бы оно ни исходило и какими бы лозунгами не при-
крывалось»41. При этом, как писал Чернов, «мы не хотели в Петрогра-
де ни в коем случае подавать повода к вооруженному столкновению»,
«мы знали, что большевики в Питере полные господа положения, но
не теряли надежды». На что? На то, что большевики не посмеют разо-
гнать Учредительное собрание. Или они «пустят» мирные колонны
демонстрантов в район Таврического дворца и депутаты «будут ок-
ружены живою стеной от всякой попытки разгона», или «если не пус-
тят, <…> будут разгонять вооруженной силой… прольется кровь без-
оружных», то, возможно, против этого выступят сами же верные
большевикам части и перейдут на сторону Учредительного собра-
ния, так же как это произошло против царя в феврале?42
Откуда такая абсолютная вера в чудодейственную силу Учреди-
тельного собрания? Даже когда реальное соотношение социально-
политических сил было не в пользу его сторонников, эсеры продол-
жали отстаивать идею Учредительного собрания: и в период коали-
ционного правительства, и когда большевики захватили власть и го-
товили его разгон, и в период поражения Комуча, и торжества Кол-
чаковского переворота? Конечно, в конце концов, эсеры получили
большинство голосов на выборах в Учредительное собрание, счита-
ли, что основная часть страны на демократических выборах их под-
держала, поэтому им «выгодно было верить», что защищая права
Учредительного собрания, они защищали не столько свою партию,
сколько волю народа.
О другой причине говорил Чернов в своих работах о революции.
Одна из психологических особенностей революции, отмечал эсер, в
том, что она «как будто сама себя гипнотизирует своим сходством
с… Великой Французской революцией». Он вполне соглашался с
высказываниями Гендрик де-Мана, что у всех ведущих российских
социалистических деятелей того времени «доминировала идея, что
русская революция должна воспроизвести во всех своих фазах при-
мер Великой Французской революции. Магическое влияние этой
последней чувствовалось в тайниках их аффективной жизни». Так
вот и само Учредительное собрание, «задолго до этого вошедшее в
программы всех революционных партии, было всего лишь под-
строчным переводом французской “Конституанты”. Даже больше-
вики, решившиеся это Учредительное собрание разогнать, долго но-
сились с мыслью… объявить оставшееся левое меньшинство Учреди-
267
тельного Собрания русским “революционным Конвентом”». Такая
«игра в аналогии», подчеркивал Чернов, психологически вполне ес-
тественна. «Вещи познаются сравнением, неизвестное всегда хочется
свести на известное». Однако сквозь призму пережитого опыта, он
признавал, что аналогия «есть довольно опасная умственная игрушка
для всех тех, кто не отдает себе настоящего отчета о законных пре-
делах ее применения»; «огромная субъективная иллюзия»43.
Вместе с тем, по наблюдению Чернова, такие аналогии родились
не на пустом месте. Все великие революции ознаменованы такой
«духовной встряской», которая не оставляла «камня на камне в при-
вычном миросозерцании и мироощущении масс народных», оказы-
вая «неизгладимое и бесповоротное» влияние на человеческие умы.
В этом смысле они «сходны с эпохами зарождения и победоносного
шествия новых мировых религий». В отличие от предыдущих евро-
пейских «одноэлементных революций», Великая Французская рево-
люция сочетала в себе антимонархические, антиклерикальные, ан-
тифеодальные, буржуазные, аграрно-крестьянские и пролетарские
компоненты, т.е. являлась «революцией универсального типа».
«Этот универсальный характер был еще в большей степени присущ
Великой Русской революции», – подчеркивал Чернов. «В этой рево-
люции Россия одновременно переживала… и религиозную рефор-
мацию, и антирелигиозную борьбу энциклопедистов, революцию
политическую, и революцию социальную, и ряд революций нацио-
нальных, и революцию аграрную и пролетарскую “Коммуну”»44.
Другим общим аспектом между Великой Французской и Великой
Русской революции был «симбиоз революции и войны». Однако здесь
же Чернов находил и коренное различие. Во Франции полнокровная
революция от избытка своих сил «перелилась» во внешнюю войну. В
России же неудачная война, истощившая все ресурсы страны, поро-
дила революцию, как шанс спасения от самой войны45. В этом аспекте
революция в России «военно-разгромного типа» и близка к герман-
ской и австро-венгерской революциям.
Русская революция, хотя и была подготовлена всем историче-
ским прошлым России, не успела окончательно созреть, т.к. была
прервана войной. Именно «фактический проигрыш в войне», по
мысли Чернова, придал русской революции несоответствующую ей
внешнюю форму «военно-разгромной революции» фасадного типа.
Вот почему так легко и бескровно пал самодержавный режим, соз-
268
давая у оказавшихся у власти партий и лиц иллюзию «революции в
мягких туфлях». Вот почему было неизбежно дальнейшее углубление
революции, которое могло пойти или более медленно и постепенно,
или путем второй революции, «отбрасывающей все сентиментальные
иллюзии и желающей завладеть страной и жизнью… как следует и
всецело – чего бы то ни стояло»46. Чернов практически подводил чи-
тателя к мысли о неизбежности Октябрьской революции. Ведь «уг-
лубление революции» из-за ошибок и просчетов демократических
партий пошло под видом октябрьского переворота большевиков.
В. М. Чернов рассматривал революцию и гражданскую войну в
России, как составные части единого революционного процесса.
Причины массовой жестокости и насилия, как со стороны белых, так
и красных, он видел в особенностях российской истории: отсталости
страны, веками накапливавшимися противоречиями, максимализ-
мом русской жизни, феномене «военного психоза». «Революция, – и
это признал социалист-революционер, – далеко не самый эконом-
ный способ движения вперед. Напротив, она связана с колоссаль-
ным расточением сил, с грандиозным количеством жертв. Ее оправ-
дание не в том, что ценою этих жертв она пришпоривает ленивую
клячу-историю к более быстрому бегу. Нет… Ее оправдание, выс-
шее и бесспорное, в том, что она является единственным способом
двинуться вперед там и тогда, где и когда упорство и слепота гос-
подствующих.. классов пытаются глухою стеною остановить мощ-
ное и неудержимое историческое движение»47.
Как видим, от романтического представление о революции как
движущей силе истории в 1930-е гг. у Чернова не осталось и следа.
«Революции не “делаются” революционерами, а происходят подоб-
но землетрясениям и извержениям вулканов»48. И еще одно проро-
чество вчерашнего «героя революции». Возможно, в будущем чело-
вечество осознает, что насилие порождает насилие и выработает бо-
лее гуманные способы взаимоотношений между людьми, странами и
народами и «сдаст в исторический архив не только революции, но и
саму память о них…»49.
––––––––––––––––––
1
Hoover Institution Archives. B. I. Nicolaevsky Collection. Box 390. F. 1. См.
фото диплома: Коновалова О. В. В. М. Чернов о путях развития России. М.,
2009. Фото-вкладка.
2
См. подробнее: Коновалова О. В. Идеология неонародничества (по рабо-
там В. М. Чернова // Народники в истории России : межвуз. сб. науч. тр. Во-
269
ронеж, 2016. С. 225–243; Она же. Методологические основы неонародниче-
ства в работах В. М. Чернова // Вопросы историографии, истории и археоло-
гии : сборник трудов, посвященный 60-летию исторического факультета Ом-
ского педагогического университета. Омск, 1996. С. 24–26.
3
Коновалова О. В. Преодоление народнических догм. В. М. Чернов о типах
капитализма // Свободная мысль. 2001. № 4. С. 55–70
4
Чернов В. М. Советы в нашей революции // Год русской революции
(1917–1918) : сб. ст. М., 1918. С. 47–66; Он же. Охлос и демос // Из недавнего
прошлого : сб. ст. Пг., 1919. С. 199–225; Он же. Революция или контррево-
люция : К третьей годовщине октябрьского переворота // Революционная
Россия. 1920. № 1. Приложение. С. 1–8; Он же. Из итогов прошлого опыта
(«Персональная коалиция» и «Директория» // Там же. 1922. № 23. С. 3–12; Он
же. «Подпольное» и «надпольное» в подготовке корниловского движения
(По поводу «Очерков русской смуты» генерала Деникина) // Воля России.
1923. № 3–4. С. 25–40; Он же. Параллели и контрасты // Революционная Рос-
сия. 1925. № 41. С. 1–5; Он же. Уроки прошлого. Армия и революция // Там
же. 1926. № 46. С. 13–17; Он же. Аккорды и диссонансы революции // Там
же. 1927. № 62. С. 7–13; и др.
5
Подробные перипетии с изданием труда В. М. Чернова прекрасно изло-
жены исследователями А. И. Аврусом и А. П. Новиковым в статье «История
и судьба одной книги». См.: Диалог со временем. Альманах интеллектуаль-
ной истории. Вып. 22. М., 2008. С. 356–372.
6
Бахметьевский Архив Колумбийского университета США (Columbia Uni-
versity rare book and manuscript library Bakhmeteff archive) (BAR): Mozely pa-
pers, box 1, Chernov, Viktor Mikhailovich.
7
Чернов В. Рождение революционной России (Февральская революция).
Париж; Прага; Нью-Йорк, 1934. 446 с.
8
BAR. Mozely papers, box 1, Chernov, Viktor Mikhailovich.
9
Там же.
10
Чернов В. Великая русская революция. Воспоминания председателя Уч-
редительного собрания. 1905–1920. М., 2007. С. 416.
11
Там же. С. 65–66.
12
Чернов В. Рождение революционной России. С. 102.
13
14
15
16
Чернов В. Великая русская революция. С. 374.
17
Там же. С. 165–167.
18
19
20
21
22
Чернов В. Рождение революционной России. С. 222.
270
23
Международный архив и коллекции Международного института соци-
альной истории г. Амстердама (International Archives and Collection at the In-
ternational Institute Social History) (IISH), V. M. Chernov Collection, box 16.
24
Чернов В. Великая русская революция. С. 171–172.
25
Там же. С. 173–174.
26
27
28
29
Там же. С. 298–299.
30
31
32
Чернов В. М. Ленин // Дело народа. 1917. № 26. 16 апреля. С. 1.
33
HIA, NC, box 385, f. 4.
34
Чернов В. Великая русская революция. С. 390–394.
35
Милюков П. Н. История второй русской революции. М., 2001. С. 37–40.
36
37
38
39
40
Чернов В. М. Учредительное Собрание и Советы // Дело народа. 1917.
№ 238. 21 декабря. С. 1.
41
Чернов В. М. Перед бурей : Воспоминания. Минск, 2004. С. 346.
42
43
Чернов В. Рождение революционной России. С. 401–407.
44
45
Чернов В. Рождение революционной России. С. 414–416.
46
Там же. С. 439–442.
47
48
Там же. С. 21, 30.
271
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ВАСХНИЛ – Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук

им. В. И. Ленина (Москва)
ВГУ – Воронежский государственный университет
Викжель – Всероссийский исполнительный комитет
железнодорожного профсоюза
ВРК – Военно-революционный комитет
ВСК – Всероссийский крестьянский союз
ГАВО – Государственный архив Воронежской области
ГАКО – Государственный архив Курской области
ГА РФ – Государственный архив Российской Федерации
(Москва)
ГАРО – Государственный архив Ростовской области
ГЖУ – Губернское жандармское управление
ГорИКОС – Городской исполнительный комитет
общественного спасения
Д.П.Г. – Департамент государственной полиции
ИК – Исполнительный комитет
НИОР РГБ – Научно-исследовательский отдел рукописей
Российской государственной библиотеки (Москва)
НГУ – Новосибирский государственный университет
НСП – Народно-социалистическая партия
ПЛСР – Партия левых социалистов-революционеров
ПСР – Партия социалистов-революционеров
РГАСПИ – Российский государственный архив социально-
политической истории (Москва)
РФФИ – Российский фонд фундаментальных исследований
(Москва)
СГУ – Саратовский государственный университет
СХИ – Сельскохозяйственный институт
ТНСП – Трудовая народно-социалистическая партия
ЦК – Центральный комитет
ЮВЖД – Юго-Восточная железная дорога
272
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Абрамов Я. В. 3, 5, 6, 39–49, 211– Багряновский К. Ф. 141
238 Базилевский В. см. Богучарский В.
Авксентьев Н. Д. 164 Бакаев А. А. 63
Аврус А. И. 67, 270 Бакунин М. А. 13, 21, 22, 25, 75–78,
Агапкина Т. П. 41, 47 81, 82, 84–86, 90–94, 96, 98, 113,
Агаркова М. В. 47 114, 133, 144, 239, 240, 242, 249, 265
Азаров Г. С. 65 Балуев Б. П. 40, 41, 47
Азеф Е. 52, 159, 161 Барановский В. 137, 142
Аксельрод П. Б. 94, 105, 113 Барриве Л. Е. 7, 13
Александер Дж. Т. 9 Барыков В. 124
Александр II, император 136, 137, Барышников С. Г. 62
141–143 Бах А. Н. 124, 150
Александр III, император 44, 113, Бахарев Д. В. 31
128, 139, 144, 220 Безверхий В. Н. 55
Александра Федоровна, императри- Берви-Флеровский В. В. 3, 5, 26–38
ца 258 Бердичевский Я. Л. 143
Александровский С. В. 63 Бердяев Н. А. 158, 160, 249
Алексева Г. Д. 155 Бережанский А. С. 22, 25
Алексеев Н. А. 140 Березовский А. 135
Алексеенко Д. М. 61 Бернштейн Э. 247
Амелина Е. М. 250 Биличенко Н. А. 35
Андреев И. Л. 9, 10, 14, 15 Биллингтон Дж. 9, 14
Андрианов В. 140 Бильчанский О. 142
Анисимов В. И. 185 Благонадеждин 193
Анненский Н. Ф. 164, 165 Благосветлов Г. Е. 114
Аносов П. 125 Блохин В. В. 2, 3, 6, 201
Антонов В. Ф. 4, 15, 19, 24, 70 Богданов П. И. 144
Антонов П. Л. 143, 144 Богданович А. Т. 139, 145
Антонян Ю. М. 62 Богораз-Тан В. Г. 125, 168
Аптекман О. В. 18, 34, 103, 104, 107, Богучарский В. Я. 7, 13, 92
114–116 Болотников И. И. 102
Аргунов А. А. 172 Бондарева Н. С. 48
Аристотель 152 Бономи И. 247
Аркушенко Т. А. 21, 25 Боханов А. Н. 74
Арсеньев К. К. 29 Бохановский И. В. 7, 108
Арсланов Р. А. 6 Бражников В. Л. 120
Ахмадулин Е. В. 48 Брамсон М. В. 131
Ашмарина С. В. 37 Брешко-Брешковская Е. К. 176
Брус П. 115
Б. Л. 116 Будницкий О. В. 57, 58, 60, 113
Бабеф Г. 160 Бунаков-Фондаминский И. И. 164
273
Бурцев В. Л. 145 Гинзбург С. М. 128, 131, 139
Бухарин Н. И. 148 Гладстон В. Э. 116
Буховец О. Г. 50, 59 Глинский Б. Б. 7, 13
Буцинский Д. Т. 107 Глонти Х. П. 189
Бычков А. И. 139 Глушков Е. Ф. 62
Бычков В. И. 139 Говорухин А. Ф. 142
Головин Н. К. 186
Ваганян В. А. 18 Головкин B. H. 124, 131, 132
Вада Х. 70 Головко В. М. 42–45, 47, 48, 223, 224,
Вадимов В. 160 237
Валк С. Н. 93, 117 Головко С. И. 42, 49
Ванновский П. С. 139 Голынец П. В. 186
Варфоломеев Ю. В. 61, 67, 73 Гольденберг Г. Д. 142
Васильчиков А. В. 67, 73, 219 Гончаров В. 143
Вахрушев В. А. 62, 115 Горбунов Ю. С. 53, 61
Вахрушев И. С. 21, 25, 115 Гордон А. В. 9, 14
Вентури Ф. 70 Горинович Н. Е. 139, 141
Веселовский Б. К. 49 Городницкий Р. А. 60
Виленская Э. С. 65 Горский П. 142
Вирде 197 Горчаков А. М. 62
Виттенберг С. 141 Гоц М. Р. 131, 132, 148, 153
Вихляев П. А. 163 Гоштофт Н. 142
Вишняк М. В. 164, 167, 179 Грав Ж. 243
Владимир Мономах, вел. князь 258 Градовский А. Д. 29
Волк С. С. 20, 25, 145, 159 Грачевский М. Ф. 68, 72, 73
Воронихин А. В. 68, 71, 73, 74, 145 Григорьев Н. В. 126
Воронцов В. П. 45, 124, 219, 222 Гриневицкий И. И. 143
Воронцова Е. Е. 42, 47, 48 Грищенко О. Н. 26, 28, 34, 36
Вырубов Н. А. 181 Громова Е. Б. 42, 48
Громыко М. М. 159
Гапон Г. 56 Гросул В. Я. 115
Гармиза В. В. 179 Гурба В. Н. 62
Гартман Э. 36 Гуревич Х. С. 65
Гаршин Вс. М. 43 Гусев К. В. 51, 60
Гаспарони 104 Гучков А. И. 263
Гейкинг Г. Э. 137, 141
Гейфман А. 54, 62, 113, 136, 144 Давыдов Д. 104
Гельрот М. В. 126 Давыдов Ю. В. 69
Герасимов А. В. 161 Дамаскина Н. 182
Герцен А. И. 65, 91, 133, 152, 153, 160 Данилова Е. 47
Гершуни Г. А. 149, 153 Дебагорий-Мокриевич В. К. 94, 97,
Гессе П. И. 139 114
Гиацинтов В. 140 Дегаев С. П. 111
Гинев В. Н. 4, 6, 63, 145, 155, 161, 180
274
Дейч Л. Г. 7, 15, 97, 100, 105, 107, Желваков Н. А. 143
114, 115, 141 Желеховский В. А. 141
Деникин А. И. 254, 263, 270 Желябов А. И. 64
Денисенко В. П. 1267, 131, 132 Жильцов И. 126
Джабадари И. С. 114 Жукоцкая З. Р. 210
Диковский А. М. 71 Жукоцкий В. Д. 210
Дмитриева О. Г. 68, 72–74 Журавель В. П. 12, 16, 60
Добрускина Г. Н. 71
Дольский С. 182 Заблоцкий В. П. 34
Домников С. Д. 9, 14 Забрамский 139, 142
Дорошевский Ф. А. 186 Забугин А. Е. 190
Достоевский Ф. М. 31, 201, 203, 208, Зайончковский П. А. 70
210 Закиров Р. С. 62
Драгоманов М. П. 22 Замковой В. 61
Дрентельн А. Р. 142 Засулич В. И. 52, 68, 74, 105, 107,
Дробязгин И. В. 141 141, 152, 160
Дружинин Н. М. 35 Захарова Л. Г. 48
Дубровин В. Д. 103 Зверев В. В. 2, 3, 6, 24, 34, 40–42,
Дугин А. Г. 55 44, 47, 49, 220, 222, 223
Дукельский М. П. 186, 187, 189, 191 Зеленин Ю. А. 35
Дьяков В. А. 65 Зензинов В. М. 171
Дэвит М. 106 Зиоров 144
Златовратский Н. Н. 3, 6, 201–210
Евланников В. П. 27, 28, 35, 36 Зяблюк М. П. 250
Евланникова Г. Е. 28, 34–36
Егоров Б. Ф. 32, 33, 37 Ибатуллин Р. У. 61
Егорова Е. Б. 47 Ибрагимова З. Х. 43, 49
Еллинский Б. 140, 144 Иванов А. 55
Елпатьевский С. Я. 164 Иванов В. К. 144
Елько П. А. 143 Иванов Г. см. Успенский Г.
Емельянова Т. Н. 26, 28, 34, 36 Иванов И. И. 141
Ерашов В. П. 69 Иванов П. О. 109
Ергин А. А. 144 Иванский А. И.132
Ермак 207 Ивенина Т. А. 49
Ермаков В. Д. 52, 60 Изнар Н. Н. 145
Ерофеев Н. Д. 160, 180 Ильчиков М. 61
Ерофеев С. И. 250 Ильяшевич Л. И. 143
Есин Б. И. 37 Иовчук М. Т. 21, 25
Ефрон Г. А. 111 Ионова Г. И. 65
Исаков В. А. 144
Жаклар В. 116 Итенберг Б. С. 4, 6, 65
Жаринов К. В. 60
Жарков А. Я. 137, 142 Каблиц (Юзов) И. И. 40, 43–47, 82–
Жвания Д. Д. 210 92, 209, 210
275
Кабытов П. С. 9, 14 Кони А. Ф. 52
Кавелин К. Д. 45 Коновалова О. В. 3, 6, 251, 269, 270
Казначеев А. В. 48 Коржавин В. К. 210
Кайрамбаева О. В. 29, 36 Корнилов А. А. 7, 13
Калинин М. И. 124 Корнилов Л. 255, 256
Калиновский Я. М. 186 Корноухов Е. М. 60
Калинчук С. В. 3, 5, 17, 24 Короленко В. Г. 164, 165
Калюжная М. В. 144 Костомаров Н. И. 85
Каляев И. П. 62 Котляревский М. М. 141
Каминский В. И. 35 Кочурихин Н. И. 144
Кан Г. С. 60, 145 Кравчинский С. М. 116, 125, 142
Канев С. Н. 60, 250 Кривенко С. Н. 43, 45, 46, 219, 222
Каракозов Д. В. 133, 135, 136, 141 Кропоткин Д. Н. 137, 141
Каратыгин Н. 124 Кропоткин П. А. 68, 96, 115, 239,
Карелин А. 145 243, 244, 249
Карпачев М. Д. 2, 4, 9, 14, 70, 199 Куберская Н. 181
Карпенко А. Л. 126 Кудряшов В. 126
Касторнов С. Н. 3, 6, 211, 221 Кузин С. 144
Катанский А. М. 144 Кузнецов В. Н. 63
Каутский К. 155 Кузнецов И. В. 65
Кафтан В. В. 62 Кулаков А. А. 132
Качоровский К. Р. 119, 121, 125, Куликов С. В. 62
128, 158 Куликова Г. С. 238
Квасов О. Н. 3, 5, 6, 63, 113, 133, 145 Кункль А. А. 34
Кейп Д. 254 Куняев С. Ю. 55
Кекушев 191 Курбатова И. Н. 21, 25
Келлер Б. А. 197 Курилов Т. 137, 142
Кемпинский Э. В. 40, 42, 47, 48 Курицын Ф. Е. 100
Керенский А. Ф. 170, 176, 177, 180, Курусканова Н. П. 63
249, 259, 260, 264 Кутитонская М. И. 68, 74, 143
Керженцев П. 116
Киселев А. А. 63 Лабриола А. 245–247, 250
Кислицына И. Л. 8, 13, 114 Лавров В. М. 60
Климова Н. 51, 60 Лавров Н. Н. 111
Ковалик С. Ф. 22 Лавров П. Л. 26, 75, 77, 78, 81, 82,
Ковальская Е. Н. 107, 108, 110, 116 84, 88, 90, 91, 93, 94, 125, 134, 144,
Ковальский И. М. 79–81, 91 206
Ковальченко И. Д. 65 Лавыгин Б. М. 198
Кожевников 124 Ламперт Е. 70
Козьмин Б. П. 65, 116 Ланцов С. А. 52, 60
Коленкина М. А. 141 Лафан 116
Колесниченко Д. А. 171, 180 Лачаева М. Ю. 48
Колоницкий Б. И. 176, 180 Левандовский А. А. 48
Кон Ф. 24 Левин С. В. 3, 5, 64, 68, 71, 73, 74
276
Левин Ш. М. 19, 24 Мартынов А. С. 148
Левинский И. 139 Мартынов А. Ф. 65
Легкий Д. М. 67, 73 Мартынов Н. 143
Лемке М. К. 65 Матвеев О. П. 141
Ленин В. И. 4, 7, 13, 53, 61, 146, Матвеев С. Г. 184, 186
155, 158, 161, 197, 240, 256, 260, Мауль В. Я. 9–11, 15, 16
264, 265, 271 Медик Х. 11, 16
Леонов М. И. 3, 6, 51, 53, 60, 61, Мезенцов Н. В. 68, 137, 142
146, 159, 161, 163, 179 Мезин С. А. 67, 73, 74
Леонэ Э. 247 Мельгунов С. П. 169–171, 180
Лесков Н. С. 152, 160 Мельник Л. Р. 42, 43, 48
Лешуков А. С. 250 Меняйленко Ф. В. 181
Ливадин В. В. 144 Мещерский В. Г. 238
Лизогуб Д. А. 100 Милевский О. А. 3, 6, 14–16, 93,
Лимбах Е. А. 181 114, 116
Лимонов Э. 55 Миллер И. С. 65
Литвинов Н. Д. 12, 13, 16, 56 Милов Л. В. 9, 14
Лихоносов Д. Г. 185, 187, 189 Милюков П. Н. 165, 179, 254, 259,
Лозинский Е. И. 93 265, 271
Лойко Л. П. 159 Минаков Е. И. 142
Лопатин Г. А. 71, 112 Мирошников А. В. 95, 114
Лопатина Е. Б. 71 Мирский Л. Ф. 142
Лопатников В. 56, 62 Михаил Александрович, вел. князь
Лорис-Меликов М. Т. 107, 136, 142 260
Лосев А. 158 Михайлов А. Д. 81, 88, 91, 98, 113,
Лузганов Ф. П. 186 117
Лутохин Д. А. 180 Михайлов А. Ф. 71, 104
Львов Г. Е. 260 Михайлов Б. Г. 34
Ляхов Е. Г. 61 Михайлов Ф. А. 71
Михайловский Н. К. 3, 6, 43, 45, 201–
Мавродин В. В. 70 203, 206–210, 251
Майданский Л. О. 141 Михалев О. Ю. 198
Макаров Н. П. 186, 187, 189 Михалкина Т. А. 68, 73
Макарьевский А. Н. 127 Млодецкий И. О. 136, 142
Максимов А. В. 61 Могильнер М. Б. 62
Макушин Л. М. 29, 30, 36, 37 Мозели Ф. 254–256
Малавский В. 12, 16 Моисеев А. С. 195, 196
Малинин В. А. 22, 25 Моисеев П. И. 250
Малинка В. А. 141 Мокшин Г. Н. 2, 3, 5, 6, 39, 42, 47–
Малиновский Р. 60 49, 145, 210, 221, 222
Ман Г. 267 Монин Я. М. 32, 34, 37
Маркс К. 15, 21, 71, 146, 152, 154, Морелли 244
160, 161, 239–241, 244, 247, 249, 265 Морозов К. Н. 58, 163, 179, 180
Мартов Ю. О. 148 Морозов Н. А. 64
277
Мосолов А. А. 161 Павленков Ф. Ф. 223
Мудров А. И. 35 Павлов Д. Б. 51, 60, 113, 160
Мультатули П. В. 62 Павлова Н. Г. 48
Мухин Ю. И. 55 Пайпс Р. 70, 74
Мякотин В. А. 164–168, 175, 178 Панкратов В. 143
Пантин И. К. 34, 65
Нагурский В. В. 189, 190 Панютин С. Ф. 139
Натансон М. А. 68, 72, 73, 147 Парнелл Ч. 106
Наумов С. Н. 182, 186, 187, 189, 191 Парсамов В. С. 73
Невский В. 24 Паскаль П. 9, 14
Некрасов Н. А. 191, 229 Пассек А. В. 189
Немчинов Б. 182 Певицкий 144
Нечаев С. Г. 133, 134, 141 Пейч Д. И. 60
Нечипоренко О. М. 61 Пелевин Ю. А. 9, 14, 15, 98, 105,
Нечкина М. В. 65 114, 116
Николай I, император 137 Перовская С. Г. 68, 71, 74
Николай II, император 55, 62, 63, 139, Перовская С. Л. 71
258, 259 Петренко Д. И. 48
Никонов А. Г. 137, 141 Петрищев В. Е. 56, 62
Никонов С. А. 132 Петрова З. 182
Новак С. Я. 40–42, 47, 48 Петухов В. Б. 62
Новиков А. П. 270 Пешекеров П. К. 132
Новикова Н. Н. 65 Пешехонов А. В. 164–172, 175, 179,
Носков М. А. 62 179, 180, 185
Пешехонова А. Ф. 175
Овченко Ю. Ф. 56, 60–62 Пирумова Н. М. 13, 22
Овчинников А. С. 142 Писковой И. 11
Огановский Н. П. 163 Плакида М. М. 30, 34
Огарев Н. П. 91, 133, 134 Плевако Ф. Н. 73
Одесский М. П. 54, 61 Плеханов Г. В. 3, 6, 17–25, 104–107,
Ойзерман Т. И. 161 116, 148, 152, 154, 155, 160, 239–250
Окунь С. Б. 70 Плеханова Р. М. 242
Олейников Д. И. 48 Победоносцев К. П. 140
Оловенникова-Ошанина М. Н. 111 Подбельский Ю. Н. 187
Ольховский Е. Р. 4, 17, 19, 20, 24, Подоров Г. М. 34, 35
93, 116, 117 Поздняков А. Н. 49
Ольшанский Д. В. 62 Пойда Д. П. 8, 13
Оржих Б. Д. 127, 132 Покусаев Е. И. 70
Осинский В. А. 100, 104, 141 Полевой Ю. З. 65
Островская О. А. 62 Поливанов П. С. 163
Островский А. В. 56 Поликарпов К. В. 142
Островский С. А. 125 Полонский Л. А. 45
Оуэн Р. 244 Поляков А. Б. 63
Полянский Ф. Я. 250
278
Попко Г. А. 141 Россикова Е. И. 142
Попов М. Р. 107, 109 Рубакин Н. А. 160
Попов Н. И. 186 Рубанович И. А. 163
Попов Ф. А. 187 Руднев В. В. 164
Порох И. В. 70 Рудницкая Е. Л. 65
Портнягина Н. А. 61, 62 Рудометов Г. Г. 126, 132
Постников С. П. 172 Русанов Н. С. 85, 92, 153, 163
Прайсман Л. Г. 60 Рыбкин А. А. 63
Прейм С. И. 137, 143 Рылов В. Ю. 198
Преловский 140 Рындин Ф. Н. 191
Пресняков А. 142 Рысаков Н. И. 143
Прибутько П. С. 27, 35 Рязанов Д. В. 68, 72–74
Прибылева-Корба А. П. 91 Рязанцев Т. С. 35
Прозоров В. В. 70
Пронякин Д. И. 250 Саввин П. А. 186
Проскуряков В. 181 Савинков Б. 51, 60
Протасов Л. Г. 161, 179, 199 Савицкая Е. А. 130
Протасова О. Л. 3, 6, 162, 179, 180 Савченко В. И. 69
Прохоров 110 Сажин Б. Б. 3, 42, 43, 49, 75, 91
Прохоров Е. П. 29, 30, 33, 36 Сажин М. П. 104, 115
Прудон П.-Ж. 242 Сазонов Е. 51, 60
Прядко Ф. Д. 9, 14 Сакулин П. Н. 210
Пугачев В. В. 70 Салова Н. М. 112
Пугачев Е. 14, 94, 95, 99, 102, 240 Салтык Г. А. 63
Салтыков-Щедрин М. Е. 43, 48
Рабинович Г. Х. 34 Санковский Н. М. 136, 143
Рабинович М. Г. 65 Сатин Н. М. 95, 114
Равич-Черкасский М. 18 Сафронова Ю. 62
Раззаков Ф. А. 52 Седельникова М. В. 200
Разин Ст. 94, 95, 99, 102, 240 Седов М. Г. 4, 20, 25, 65
Разиньков М. Е. 3, 6, 181, 198, 200 Семенов Е. Ф. 60
Ракитников Н. И. 153, 163 Сен-Симон А. 244
Рамазанов А. Г. 50, 60 Сенчакова Л. Т. 130
Распутин Г. Е. 255 Сергей Александрович, вел. кн. 62
Ратнер М. Б. 153 Сергиевский Н. 18, 24, 93, 116, 117
Рейнштейн Н. В. 137, 142 Сигида Н. К. 126, 132
Рейсер С. 144 Сидоренко Н. С. 63
Реклю Э. 243, 250 Сикорский Е. А. 60
Репьева А. М. 33, 37, 38 Скабичевский А. М. 160, 204, 210
Ровнев В. Н. 189 Славнитский Н. Р. 63
Рожков Н. А. 7, 13 Смирнов В. Н. 56
Розенталь И. С. 60 Смирнов Ф. В. 122, 131, 132
Розенцвейг 137 Смит Х. 254
Романенко Т. М. 132 Соколов А. Д. 111
279
Соколов М. И. 93 Ткачев П. Н. 134, 240
Соколов Н. В. 230 Толочко А. П. 63
Соколов О. Д. 65 Толстой Д. А. 127, 130, 139, 144
Соколовский Н. В. 183, 186 Толстой Л. Н. 35, 125, 228
Соловьев А. К. 142 Томсинов В. А. 31
Солодовников С. 140, 144 Трепов Ф. Ф. 141
Соломонов М. Л. 126 Трифонов Ю. В.
Сосинский Б. В. 254 Троицкий Н. А. 3–5, 8, 13, 17, 24,
Спенсер Г. 87 35, 64–74, 93, 97, 113, 114, 117, 137,
Спиридович А. И. 137, 145, 161 145
Спиридонова М. 51, 60 Троцкий Л. Б. 148, 152, 160, 199
Сталин И. В. 62 Тун А. 7, 13, 116, 138, 145
Стариков Н. В. 56, 62 Тургенев И. С. 45
Степаненкова З. В. 3, 5, 26, 31, 33, Турковский B. C. 131
37 Турский С. К. 127
Степанов Ю. Г. 67, 73, 145 Тыркова-Вильямс А. В. 158, 161
Стефанович Я. В. 7, 97, 100, 101, 105, Тютюкин С. В. 250
107, 115
Столыпин П. А. 63, 257, 258 Ударцев С. Ф. 60
Стонжальский 124 Ульянов А. И. 121, 126–128, 130, 132,
Стояновский С. М. 124 144
Стрельников В. С. 137, 139, 143 Унжакова Е. 30
Строковский Н. М. 69 Уразов Д. В. 181
Струве П. Б. 39, 47, 146 Усенко О. Г. 9, 14, 15
Суворов А. И. 61, 145 Успенский Б. 159
Судавцов Н. Д. 42, 48 Успенский Г. И. 43, 92, 202
Судейкин Г. П. 137, 139, 143 Успенский П. Г. 143
Сулливан А. М. 116
Сухова О. А. 50, 59, 63 Федоров В. А. 70
Сухомлин В. И. 112 Федотова Г. И. 36
Сыпченко А. В. 160, 179, 180 Фельдман Д. М. 54, 61
Фельштинский Ю. Г. 60
Тавлеев В. А. 137, 141 Фетисов 137
Талеров П. И. 3, 6, 239 Фигнер В. Н. 62, 68, 71–74, 81, 91,
Татарчуков А. Н. 188, 199 145
Таубе М. А. 145 Фигнер О. Н. 129
Таубин Р. А. 65 Филд Д. 9, 14, 70
Твардовская В. А. 20, 21, 25, 47, 65 Филин Е. И. 55
Тененик Л. 11, 15 Филиппов Р. В. 65
Терехова С. А. 3, 5, 7, 9, 14–16, 105, Филипцева С. В. 200
115, 116 Флеров Н. М. 111, 144
Терешкович К. М. 131, 132 Флоренский П. 158
Тихомиров И. И. 126 Фомин Г. И. 186
Тихомиров Л. А. 103, 111, 112 Франжоли Н. А. 142
280
Фрейфельд Л. В. 124, 131 Шанецкий А. 70, 74
Фроленко И. Ф. 142 Шапиро Ц. 172
Фроленко М. Ф. 104, 114, 115 Шарапов А. К. 62
Фролов И. 16 Шарашкин Н. Ф. 137, 141
Фролова Е. И. 60 Шевченко В. Г. 60
Фурье Ш. 244 Шелгунов Н. В. 39
Шехтер А. Н. 131, 132
Хаймсон Л. 159 Шингарев А. И. 187
Халтурин С. Н. 143 Ширинянц А. А. 29, 31, 36
Харизоменов С. А. 68, 71–73 Ширяев С. Г. 68
Харитонов М. М. 181, 186, 189 Шишко Л. Э. 153, 163
Харламов В. И. 40–42, 47, 49, 82, 91 Шкряба Ф. А. 137, 144
Хижняков В. В. 185 Шредер 111
Хильдермайер М. 159 Штейнберг И. З. 170
Хлебников Н. И. 92 Штернберг Л. Я. 123
Ходыкин Г. Г. 181 Штирнер М. 242, 244
Хорос В. Г. 155, 161 Шубин А. В. 48
Шутенко С. К. 11
Церетели И. Г. 260
Цимбаев Н. И. 48 Щапов А. П. 85
Цымрина Т. В. 3, 6, 118, 130, 134, Щедрин Н. П. 107, 108, 110
140, 145 Щербакова Е. И. 144
Щеткин С. В. 61
Чагин Б. А. 21, 25
Чайковский 15, 16 Юделевский Я. Л. 163
Чайковский Н. В. 64, 163, 171 Южакова Е. Н. 142
Чарнолусский В. И. 168
Чарушин Н. А. 96, 114 Яблочков Г. А. 125
Чепурной Ф. А. 11 Языков В. Д. 195
Черевин П. А. 136, 143 Якимова А. В. 71
Чернов В. М. 3, 6, 146, 148, 153, 154, Яковенко Е. И. 123, 124, 131, 132
159–161, 163, 164, 167, 171–173, 175– Якубович П. Ф. 31, 111, 165
180, 251–271 Ясевич Л. Ф. 127
Чернышев К. А. 181
Чернышевский Д. В. 67, 73 Avrich P. 14
Чернышевский Н. Г. 65, 125, 133, 152,
153, 160 Blum J. 14
Чехов А. П. 43
Чехов Н. В. 182, 183, 186, 187, 189, Geifman A. 60
191, 193–197, 200
Чумичева Н. В. 32, 33 Perrie M. 14
Шамаев В. Г. 61 R. 116
281
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
Блохин Владимир Владимирович – д-р ист. наук, профессор ка-

федры истории России Российского университета дружбы народов
(г. Москва), blohin.vladimir.1960@mail.ru.
Зверев Василий Васильевич – д-р ист. наук, профессор, ведущий
научный сотрудник Института российской истории Российской ака-
демии наук, v.v.zverev@bk.ru.
Калинчук Сергей Викторович – канд. ист. наук (г. С.-Петербург),
kasv2@yandex.ru.
Касторнов Сергей Николаевич – канд. ист. наук, доцент кафед-
ры всеобщей истории Орловского государственного университета
им. И. С. Тургенева, kastsergej@yandex.ru.
Квасов Олег Николаевич – д-р ист. наук, доцент кафедры фило-
софии и социально-гуманитарных наук Воронежского государст-
венного лесотехнического университета имени Г. Ф. Морозова,
kvasovoleg@yandex.ru.
Коновалова Ольга Викторовна – д-р ист. наук, профессор кафед-
ры гуманитарных и социально-экономических дисциплин СибЮИ
МВД России (г. Красноярск); профессор кафедры истории России
Гуманитарного института Сибирского федерального университета
(г. Красноярск), olgav--k@yandex.ru.
Леонов Михаил Иванович – д-р ист. наук, профессор кафедры
российской истории Самарского национального исследовательского
университета, mleonov40@mail.ru.
Лёвин Сергей Владимирович – д-р ист. наук, доцент кафедры ис-
тории Балашовского института Саратовского государственного уни-
верситета им. Н. Г. Чернышевского, serg.lewin@yandex.ru.
Милевский Олег Анатольевич – д-р ист. наук, профессор, глав-
ный научный сотрудник лаборатории исторических исследова-
ний Сургутского государственного педагогического университета,
olegmilevsky@mail.ru.
Мокшин Геннадий Николаевич – д-р ист. наук, профессор кафед-
ры истории России Воронежского государственного университета,
mok410@mail.ru.
Разиньков Михаил Егорович – канд. ист. наук, доцент ка-
федры социально-гуманитарных наук Воронежского государст-
282
венного лесотехнического университета имени Г. Ф. Морозова,
razinkov_mihail@-mail.ru.
Протасова Ольга Львовна – канд. ист. наук, доцент кафедры
«Связи с общественностью» Тамбовского государственного техни-
ческого университета, olia.protasowa2011@yandex.ru.
Сажин Борис Борисович – канд. ист. наук, преподаватель фа-
культета религиоведения Свято-Филаретовского православного ин-
ститута, Prug-1@yandex.ru.
Степаненкова Зоя Васильевна – канд. ист. наук, доцент кафедры
социально-гуманитарных дисциплин Сургутского государственного
педагогического университета, zoyastep@mail.ru.
Талеров Павел Иванович – канд. ист. наук, директор Учебного
центра Санкт-Петербургского филиала Национального исследова-
тельского университета «Высшая школа экономики», t5591p@mail.ru.
Терехова Светлана Анатольевна – канд. ист. наук, доцент
кафедры социально-экономического образования и философии
Сургутского государственного педагогического университета,
skills@surgpu.ru.
Цымрина Татьяна Валерьевна – канд. ист. наук, сотрудник Та-
ганрогского филиала учебного центра «Годограф», tvc71@mail.ru.
283
Научное издание
НАРОДНИКИ
В ИСТОРИИ РОССИИ
На обложке
репродукция с картины В. Е. Маковского
«Осужденный»
Художественный редактор Е. Ю. Бочарникова
Компьютерная верстка Г. Н. Мокшина
Издательство «Истоки».
394026, г. Воронеж, ул. Солнечная, 33.
Телефон/факс (473) 239-55-56
Подписано в печать 04.06.2019 г. Формат 60x84/16
Гарнитура Times New Poman. Бумага офсетная.
Печать офсетная. Усл. печ. л. 16.51.
Тираж 300 экз. Заказ 5822.
Отпечатано в типографии «ИСТОКИ»

в соответствии с качеством
предоставленного оригинал-макета.
394026, г. Воронеж, ул. Солнечная, 33.

Телефон/факс (473) 239-55-54.
E-mail: istoki-vrn@mail.ru

Народники. Вып. 3

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Народники. Вып. 3

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

ВОРОНЕЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

Н 30 Народники в истории России : Межвузовский сборник

В предлагаемом сборнике опубликованы статьи специалистов

ISBN 978-5-4473-0237-5 © Истоки, 2019

более трех десятков исследователей.

«Чигиринский заговор» в современной

История изучения «Чигиринского заговора», организованного

1999. № 10. С. 110–118; Он же. Искушение властью // Бремя власти. М.,

История «Черного передела» в марксистской

В истории общественного движения в России группа «Черный

жении революционного народничества в 70–80-х годах XIX века : автореф.

Взгляды и деятельность В. В. Берви-Флеровского в

тах, получили свое освещение в монографии О. Н. Грищенко и

лософские взгляды. Красноярск, 2008; Монин Я. М. В поисках истины

социологии В. В. Берви-Флеровского // Международный научный журнал

роднической социологии // Известия Саратовского университета. Новая се-

Современная литература об идеологе

Писатель, публицист и литературный критик Яков Васильевич

ная история. 1997. № 4. С. 84.

Проблема революционного террора начала ХХ в.

За последние три десятилетия вышло большое количество разно-

микрокосм в России начала ХХ века как предмет семиотического анализа.

Н. А. Троицкий во главе саратовской научной школы

Весомый вклад в разработку народнической темы внесли сара-

тонская) // Вестник Сургутского государственного педагогического универ-

Проблема рационализации народных религиозных

В 1870-х гг. вопрос о народных религиозных движениях, оппози-

Экономический терроризм в программно-

Проблема экономического (аграрного и фабричного) терроризма

В 1884 г. «Народная воля» как централизованная революционная

Экстремистские и террористические тенденции формировались в

низации Д. В. Каракозова на императора Александра II (первое ре-

Народничество в партийных и общественных

К 90-м гг. XIX в. первая модификация народнического социа-

К вопросу о возможностях создании в России

Последняя четверть XIX века в России ознаменовалась началом

Трудовая народно-социалистическая партия

Воронежская организация народных социалистов зародилась

В современной литературе все активнее ставится вопрос о типо-

Я. В. Абрамов о роли земства

Яков Васильевич Абрамов (1858–1906) – видный народнический

Загадки уничтоженной книги

В 2017 г. вышла в свет книга Я. В. Абрамова «В поисках за прав-

Марксист Г. В. Плеханов против анархизма

Народник, пропагандист марксизма, видный деятель российского

Проблематика, связанная с осмыслением идеологом и теорети-

№ «Рождение рево- «От Февраля к Ок- «The Great Russian

Как видим, английская версия книги за счет сокращения теоре-

ВАСХНИЛ – Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук

Блохин Владимир Владимирович – д-р ист. наук, профессор ка-

Художественный редактор Е. Ю. Бочарникова

Компьютерная верстка Г. Н. Мокшина

Отпечатано в типографии «ИСТОКИ»

394026, г. Воронеж, ул. Солнечная, 33.

Вам также может понравиться