米纳科夫：马格尼茨基

МИНИСТЕРСТВО НАУКИ И ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ РФ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ
«ВОРОНЕЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»
А. Ю. Минаков
М. Л. МАГНИЦКИЙ.
ИЗ ИСТОРИИ СТАНОВЛЕНИЯ
РУССКОГО КОНСЕРВАТИЗМА
ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX в.
Учебное пособие
Воронеж
Издательский дом ВГУ
2021
УДК 94(470):329.11”18”
ББК 66.1(2)522-17
М61
Р е ц е н з е н т ы:
доктор исторических наук, профессор А. В. Мирошников,
доктор исторических наук, профессор М. Д. Карпачев
Минаков А. Ю.
М61 М. Л. Магницкий. Из истории становления русского консер-
ватизма первой четверти XIX в. : учебное пособие / А. Ю. Ми-
наков ; Воронежский государственный университет. – Воронеж :
Издательский дом ВГУ, 2020. – 234 с.
ISBN 978-5-9273-3160-4
Пособие представляет собой опыт научной биографии Михаила
Леонтьевича Магницкого (1788–1844) – государственного деятеля эпо-
хи Александра I, получившего наибольшую известность в бытность его
попечителем Казанского учебного округа в 1819–1826 гг. Долгое время
М. Л. Магницкий являлся одной из самых негативно мифологизирован-
ных фигур русской истории первых десятилетий XIX в. Анализ основных
этапов его политической и идейной биографии позволяет в полной мере
показать специфику его мировоззренческой эволюции в контексте станов-
ления русского консерватизма.
Для студентов-историков, философов, филологов, политологов и всех
интересующихся проблемами русской общественной мысли.
УДК 94(470):329.11ˮ18ˮ
ББК 66.1(2)522-17
В основу пособия положено исследование, проведенное при финан-
совой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект
№ 15-11-36005).
© Минаков А. Ю., 2021

© Воронежский государственный
университет, 2021
ISBN 978-5-9273-3160-4 © Оформление, оригинал-макет.
Издательский дом ВГУ, 2021
2
ОГЛАВЛЕНИЕ
Список сокращений ....................................................................................... 4

Введение ......................................................................................................... 5
Ранние годы М. Л. Магницкого: западник и либерал, правая рука
М. М. Сперанского, его государственная деятельность до опалы .......... 10
Опала М. Л. Магницкого, ее причины. Вице-губернаторство
в Воронеже и губернаторство в Симбирске .............................................. 19
Консервативный поворот в области просвещения и науки.
Сближение М. Л. Магницкого с А. Н. Голицыным.
Ревизия Казанского университета 1819 г. .................................................. 41
Деятельность М. Л. Магницкого на посту попечителя Казанского
учебного округа. Проект создания «христианского просвещения
и науки». Контрреформа в Казани, ее основные принципы .................... 52
«Антифилософская» позиция: неравная борьба М. Л. Магницкого
с просветительской философией и естественным правом.
Проект «русского права» на «византийских началах» ............................. 71
Апологет православия и самодержавия – за десять лет до уваровской
«триады». Цензурный проект: кто подлинный автор «чугунного
устава»? ......................................................................................................... 76
Сближение М. Л. Магницкого с А. А. Аракчеевым и «православной
оппозицией». Его борьба с мистиками, Библейским обществом
и А. Н. Голицыным ...................................................................................... 85
Новая опала М. Л. Магницкого................................................................... 98
Антимасонский трактат для Николая I. Магницкий – создатель
одной из ранних версий мифа об «иудео-масонском заговоре» ............ 102
Сотрудничество М. Л. Магницкого в журнале «Радуга» ....................... 107
Духовно-религиозный облик М. Л. Магницкого. Последние годы
жизни и труды ............................................................................................ 114
Заключение ................................................................................................. 119
П р и л о ж е н и е ....................................................................................... 121
3
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ВЕ – Вестник Европы
РА – Русский архив
РВ – Русский вестник
РС – Русская старина
4
ВВЕДЕНИЕ
Имя Михаила Леонтьевича Магницкого, государственного дея-
теля эпохи Александра I, обычно ассоциируется лишь с ярлыками,
которыми щедро снабжала в течение полутора столетий его имя
отечественная историография – «крайний реакционер», «дикий
мракобес», «разрушитель Казанского университета»1. Можно при-
вести еще несколько более развернутых определений, даваемых в
1
См. о нем: Феоктистов Е. М. Магницкий. Материалы для истории
просвещения в России // РВ. 1864. № 6–8 ; Загоскин Н. П. История импера-
торского Казанского университета за первые сто лет его существования
(1804–1904). Казань, 1902–1904. Т. 1–4 ; Попов Н. А. Общество любителей
отечественной словесности и периодической литературы в Казани с 1804
по 1834 г. // РВ. 1859. Т. 23 ; Скабичевский А. М. Очерки истории русской
цензуры (1800–1863). СПб., 1892 ; Сухомлинов М. И. Исследования и ста-
тьи по русской литературе и просвещению : в 2 т. СПб., 1889. Т. 1. Из но-
вейших работ см.: Вишленкова Е. А. Ревизор, или случай университетской
проверки 1819 года // Отечественная история. 2002. № 4. С. 22–35.
Нами были опубликованы следующие работы о Магницком: Консерва-
тивный проект М. Л. Магницкого : страница истории идейных поисков
русской православной оппозиции в 20-е гг. XIX в. // Вестник Воронеж. гос.
ун-та. Сер. 1. Гуманитарные науки. 2000. № 1. С. 137–151 ; «Назвал я здеш-
ний край турецкою провинциею» : деятельность М. Л. Магницкого на по-
сту воронежского вице-губернатора // Исторические записки : научные тру-
ды ист. ф-та ВГУ. Воронеж, 2003. Вып. 9. С. 27–39 ; «Погром» или ревизия?
(предисловие к публикации архивного документа «Отчет по обозрении Ка-
занского университета» Магницкого М. Л.) // Консерватизм в России и
мире : в 3 ч. Воронеж, 2004. Ч. 3. С. 122–125 ; Михаил Леонтьевич Магниц-
кий // Против течения : исторические портреты русских консерваторов
первой трети XIX столетия / отв. ред. А. Ю. Минаков. Воронеж, 2005.
С. 267–307 ; Михаил Леонтьевич Магницкий // Вопросы истории. 2010.
№ 11. С. 36–49 ; «Журнал крайне православного духа»: «Радуга» А. И. Бюр-
гера и М. Л. Магницкого // Вестник Сургут. гос. пед. ун-та. 2011. № 1 (12).
С. 134–138 ; Русский консерватизм в первой четверти XIX века : моногра-
фия. Воронеж, 2011 ; Вера не по разуму // Родина. 2011. № 12. С. 86–88 ;
Русская партия в первой четверти XIX века. М., 2013 ; Магницкий М. Л.
Православное просвещение / сост., предисл. А. Ю. Минакова, имен. указ.
Е. П. Гришиной, комм. С. В. Хатунцева / отв. ред. О. А. Платонов. М., 2014 ;
М. Л. Магницкий как религиозный тип в царствование Александра I и Ни-
колая I // Христианское чтение. 2017. № 2. С. 174–202.
5
исторической литературе его персоне: «Магницкий, при всех сво-
их дарованиях, был, без сомнения, не что иное, как обскурант и ре-
троград, и тем более упорным, что был прежде либерал, а потому,
как все ренегаты, явился самым неукротимым «погасителем», до
того, что фамилия его обратилась еще при жизни в бранное слово;
таковым пребудет она в России до тех пор, пока не заглохнет мысль
и не умолкнет живое слово, будящие ее к развитию»2. «Изображать
его (Магницкого. – А. М.) деятельность... значило бы рисовать кар-
тину темных интриг, клевет, доносов, неблаговидных отношений
его к различным лицам, от которых ожидал он покровительства» 3.
Немалую роль в создании подобного крайне негативного об-
раза М. Л. Магницкого сыграла и русская литература XIX в.
А. С. Пушкин во «Втором послании цензору» мимоходом упомя-
нул его как одного из тех чиновников Александровского царство-
вания, кто «усердно задушить старался просвещенье», в «чьи па-
костные руки… были вверены печальные науки». А. Ф. Воейков в
сатире «Дом сумасшедших» нарисовал образ «бешеного глупца» и
«безумца», который вполне может укусить слишком близко подо-
шедшего посетителя «Желтого дома», неистового стяжателя, са-
диста, инквизитора, гонителя философии, беспринципного карье-
риста, убеждения которого определялись исключительно колеба-
ниями правительственного курса:
Ах, зачем не при Нероне
Я рожден на белый свет!
Благотворный бы представил
Инквизиции проект;
При себе бы сечь заставил
Философов разных сект.
Я, как дьявол, ненавижу

Бога, ближних и царя;
Зло им сделать – сплю и вижу
2
Ч-в [Чумиков А. А., Чумиков А. П.]. Михаил Леонтьевич Магницкий.
Новые данные к его характеристике. 1829–1834 // РС. 1875. Т. XIV, кн. 11.
С. 491.
3
Феоктистов Е. М. Магницкий. Материалы для истории просвещения
в России // РВ. 1864. № 6. С. 466.
6
В честь Христова алтаря!
Я за деньги – христианин,
Я за орден – мартинист,
Я за землю – мусульманин,
За аренду – атеист!4
В сказке М. Е. Салтыкова-Щедрина «Медведь на воеводстве»
ее главный герой майор Топтыгин рассчитывает, став воеводой в
лесной трущобе, «как приедет на место, так сейчас же разорит ти-
пографию». «Оказалось, однако ж, что во вверенной ему трущобе
ни одной типографии нет; хотя же старожилы и припоминали, что
существовал некогда… казенный ручной станок, который лесные
куранты тискал, но еще при Магницком этот станок был публич-
но сожжен, а оставлено было только цензурное ведомство, которое
возложило обязанность, исполнявшуюся курантами, на скворцов».
Когда «майор спросил, нет ли в лесу, по крайней мере, универси-
тета или хоть академии, дабы их спалить; но оказалось, что и тут
Магницкий его намерения предвосхитил: университет в полном
составе поверстал в линейные батальоны, а академиков заточил в
дупло, где они и поднесь в летаргическом сне пребывают».
В «Войне и мире» Л. Н. Толстого (гл. 18, т. 2) М. Л. Магниц-
кий мельком упоминается как рассказчик анекдотов и французских
шутливых стихов в тесном дружеском кругу сотрудников либерала
М. М. Сперанского, персонажа, изображаемого Л. Н. Толстым, по
мотивам доктринального характера, с крайней неприязнью. Эта не-
приязнь великого писателя распространяется и на М. Л. Магницкого.
Деятельность М. Л. Магницкого нашла отражение и в совет-
ской поэзии. Правда, эстетические достоинства ее значительно
уступали дореволюционным аналогам. В поэме Е. А. Евтушенко
«Казанский университет» имеется глава, специально посвященная
М. Л. Магницкому. Приведем некоторые избранные места из этого
опуса:
За что такое выдвиженье?
За соблазнительный совет,
что подлежит уничтоженью
Казанский университет.
4
Воейков А. Ф. Дом сумасшедших // РС. 1875. Т. XII. С. 587.
7
***
За православие лютуя,
являя ревностную страсть,
он веру принял бы любую,
но только ту, за коей власть.
***
И тот, кто подлостью осилен,
но только подлостью был жив,
тот в книге памяти России
уничтоженью подлежит.
Бесспорно, обладающий целым рядом негативных личных ка-
честв, М. Л. Магницкий еще при жизни был превращен в результа-
те морального и литературного террора в совершенно нелепую и
отталкивающую карикатуру, как, впрочем, и другие представите-
ли «русской партии» в царствование Александра I (в особенности
А. А. Аракчеев, Ф. В. Ростопчин, архимандрит Фотий (Спасский),
Д. П. Рунич. В несколько меньшей мере «пострадали» А. С. Шиш-
ков, Н. М. Карамзин, С. Н. Глинка, С. А. Стурдза). Априори пред-
полагалось, что все действия и высказывания консерваторов были
продиктованы исключительно конъюнктурными соображениями,
карьеризмом, ренегатством, невежеством, аморализмом, склонно-
стью к ханжеству, лицемерию, приспособленчеством, догматиз-
мом, алчностью и склонностью к воровству, сословным эгоиз-
мом, классовым своекорыстием и т. п. Подобная резкость оценок
большей частью объясняется не столько реальными негативными
качествами вышеназванных лиц, сколько политической тенден-
циозностью магистрального направления общественной мысли и
исторической науки, в которых на протяжении значительного пе-
риода абсолютно преобладали представители либерального и ра-
дикального течений, для которых русский консерватизм выступал
главным политическим противником, в борьбе против которого
зачастую любые средства были хороши. В рамках левого дискур-
са объективный подход к изучению эволюции взглядов и логике
деятельности русских консерваторов практически исключался.
Между тем консервативное направление в отечественной мыс-
ли было одним из важнейших и влиятельных, и без учета того,
какую роль оно играло в политических и культурных процессах,
невозможно полное и адекватное изучение русской истории ХIХ –
8
начала ХХ вв. М. Л. Магницкий же был одним из весьма ярких (до
экстравагантности) и по-своему оригинальных деятелей русского
политического консерватизма на этапе его зарождения. Репутация
его как реакционера отнюдь не избавляет историка от обязанно-
сти детально исследовать поучительную биографию этой яркой
личности и довольствоваться исключительно устоявшимися кари-
катурными ярлыками. Обращение исследователя к анализу всей
совокупности источников, освещающих деятельность М. Л. Маг-
ницкого, существенно корректирует историографические мифы,
возникшие из памфлетов и мемуаров, созданных в процессе лите-
ратурной травли «православной партии» первой четверти XIX в.5
В приложении к данному пособию опубликованы наиболее
важные и интересные воспоминания о М. Л. Магницком с ком-
ментариями С. В. Хатунцева. В подготовке данных материалов для
публикации приняли участие А. С. Глазева, А. Е. Гребенщиков,
Е. Ю. Назаренко, А. О. Мещерякова.
5
Из них наиболее важными являются: Показания Магницкого // Девят-
надцатый век. Исторический сборник. М., 1872. Т. 1 ; Инструкция директо-
ру Казанского Университета // Сборник постановлений по Министерству
народного просвещения. Царствование Александра I. 1802–1825. Изд-е
2-е. СПб., 1875. Т. 1 ; Два мнения попечителя Казанского учебного округа,
М. Л. Магницкого // РА. 1864 ; Два доноса в 1831 году. Всеподданейшие
письма М. Магницкого императору Николаю об иллюминатах // РС. 1899.
№ 1–3 ; Морозов П. Т. Мое знакомство с М. Л. Магницким. М., 1877 ; Ла-
жечников И. И. Как я знал Магницкого // РВ. 1866. № 1 ; Панаев В. И. Вос-
поминания // ВЕ. 1867. Т. 4, кн. 12 ; Фортунатов Ф. Н. Памятные записки
вологжанина // РА. 1867. № 12.
РАННИЕ ГОДЫ М. Л. МАГНИЦКОГО:
ЗАПАДНИК И ЛИБЕРАЛ,
ПРАВАЯ РУКА М. М. СПЕРАНСКОГО,
ЕГО ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ДО ОПАЛЫ
Михаил Магницкий родился 23 апреля 1778 г. в Москве и был

правнуком Л. Ф. Магницкого, создателя знаменитого первого рус-
ского учебника «Арифметика», по которой обучался М. В. Ломо-
носов. Его отец, Леонтий Иванович Магницкий, начал службу в
1759 г. при Елизавете Алексеевне сержантом гвардии и дослужил-
ся до генерал-адъютанта и прокурора в камер-коллегии, c 1810 г.
служил в чине действительного тайного советника прокурором
московской синодальной конторы6. По свидетельству современни-
ка, Н. М. Лонгинова, секретаря императрицы Елизаветы Алексеев-
ны, семья Магницких была небогатой, и отец будущего попечите-
ля Казанского округа «почти милостынею питался в Москве, пока
сын доставил ему место, чин, ленту, пенсию и жалованье»7.
В 1781 г. году М. Л. Магницкий, по обычаю того времени, был
записан в гвардейский Преображенский полк. Образование Миха-
ил получил в 1790-е гг. в благородном пансионе при Московском
университете. На доске почета, заведенной в пансионе в 1791 г.,
его имя было записано золотыми буквами третьим по счету, в то
время как имя В. А. Жуковского значилось там же тринадцатым.
За блестящие успехи в изучении наук М. Л. Магницкий получил
золотую медаль из рук поэта М. М. Хераскова. В любой компании
М. Л. Магницкий неизменно выделялся артистизмом и обаянием
См.: Чистович И. А. История перевода библии на русский язык. М.,

6
1997. С. 70.
7
Письмо Н. М. Лонгинова в Лондон к графу С. Р. Воронцову // РА.
1882. № 2. С. 182.
10
и вызывал симпатии у большинства окружающих, как «человек
острого, высокого ума, с необыкновенно увлекательным даром
слова»8. Когда он говорил, то «одно живое слово, одно блестящее
замечание сменялось у него другим; за эпиграммою следовал фарс,
там опять какое-нибудь передразнивание, какая-нибудь острая вы-
ходка, напоминавшая лучшие парижские гостиные; какая-нибудь
арлекинада, от которой все помирали со смеху; и все это с раз-
носторонним талантом было приправлено то смехотворной импро-
визацией, то прочитанным или тут же вымышленным рассказом»9.
Ко всему прочему он обладал привлекательной внешностью, свет-
скими манерами, которые производили на всех, особенно женщин,
сильное впечатление. Обучаясь в пансионе, М. Л. Магницкий пи-
сал недурные стихи, чем даже обратил на себя внимание Н. М. Ка-
рамзина, который опубликовал некоторые из них в издаваемом им
альманахе «Аониды»10. Даже недоброжелатели М. Л. Магницкого
свидетельствовали, что «прекрасное его стихотворение: Соловей
(«Песня моей Катеньке». – А. М.) – очень славилось в свое вре-
мя»11. Это стихотворение М. Л. Магницкого попало в «Сборник
любовной лирики XVIII в.» наряду со стихами Сумарокова, Дер-
жавина, Дмитриева и Карамзина12. О «прекраснейших стихах»
М. Л. Магницкого упоминал и П. А. Вяземский13.
В качестве яркого образчика его поэтического творчества, по-
своему небесталанного, приведем «Оды к российскому юноше-
ству на публичном акте 1794 года Декабря 21 дня в Благородном
пансионе при Императорском Московском университете»:
Перуном Россы ополчены,
Как буря страшная пройдут,
Рассыплют грады вознесены,
Столпы вселенной потрясут,
8
Лажечников И. И. Как я знал Магницкого // РВ. 1866. № 1. С. 122.
9
Корф М. А. Жизнь графа Сперанского : в 2 т. СПб., 1861. Т. 1. С. 278–
279.
10
См.: Фортунатов Ф. Н. Памятные записки вологжанина // РА. 1867.
№ 12. С. 1703.
11
Панаев В. И. Воспоминания // ВЕ. 1867. Т. 4, кн. 12. С. 73.
12
Сборник любовной лирики XVIII в. СПб., 1910. С. 143–144.
13
См.: Вяземский П. А. Запросы господину Жуковскому от современни-
ков и потомков // Вяземский П. А. Полн. собр. соч. Т. 1. СПб., 1878. С. 10.
11
От груди громы отразятся,
Застонут царства под пятой,
В ничто, в ничто преобратятся
Могущественной их рукой14.
Свою карьеру М. Л. Магницкий начал с воинской службы.

В традициях того времени он был записан еще в трехлетнем воз-
расте унтер-офицером в лейб-гвардии Преображенский полк, куда
поступил на действительную службу в 1795 г. ординарцем майора
Д. В. Голицына, будущего московского генерал-губернатора, в том
же году был послан в Польшу и в течение короткого времени дослу-
жился до капитана (1796)15, после чего перешел 30 января 1798 г.
с военной службы на гражданскую в ведомство государственной
коллегии иностранных дел16, затем в канцелярию вице-канцлера.
В чине коллежского асессора 29 сентября 1798 г. М. Л. Магницкий
был направлен в канцелярию русского посольства в Вене, где слу-
жил секретарем в течение двух лет17, приняв должность у Д. П. Ру-
нича18. Там он был прикомандирован к фельдмаршалу А. В. Су-
ворову для ведения его переписки, а также «отправлял при нем
политические и военные дела». По словам А. С. Стурдзы, оставив-
шего интересные воспоминания о М. Л. Магницком, «даровитому
юноше досталось в завидный удел не раз вслушиваться в разгово-
ры великого Суворова, ловить то приветливые к себе, то игривые
слова героя, который останется навсегда представителем русского
ума и военной доблести русских»19.
В 1802 г. он был отправлен с русским послом в Париж20. Впо-
следствии в одной из официальных бумаг М. Л. Магницкий так пи-
сал об этом периоде своей жизни: «Находился секретарем посоль-
14
РГАЛИ. Ф. 377. Оп. 1. Е. х. 79. Л. 122 об.
15
См.: ГАРФ. Ф. 109. Оп. 3. Д. 879. Л. 119.
16
См.: Там же.
17
См.: Там же.
18
См.: Кондаков Ю. Е. Либеральное и консервативное направления в
религиозных движениях в России первой четверти XIX века. СПб., 2005.
С. 47.
19
Стурдза А. С. Воспоминания о Михаиле Леонтьевиче Магницком //
РА. 1868. Кн. 2. С. 928.
20
См.: РГИА. Ф. 733. Оп. 40. Д. 203. Л. 9.
12
ства в Париже и в продолжение двух лет заведывал всеми делами
посольства»21. Там он занимался обменом пленных, составлением
дипломатических бумаг в канцелярии посольства. М. Л. Магниц-
кий обратил на себя внимание Наполеона, который в то время был
первым консулом Французской республики, и его супруги Жозе-
фины, причем Бонапарт предсказывал М. Л. Магницкому блестя-
щее будущее на родине: «Этот молодой человек далеко пойдет в
своем отечестве». В Париже его называли «русским львом». О его
отношении к Наполеону сохранились противоречивые свидетель-
ства. Так, одни утверждали, что он был «отчаянным обожателем»
французского диктатора, за что якобы и был в 1812 г. отправлен
Александром I в ссылку. Другие, напротив, приводили резко отри-
цательные высказывания о гениальном корсиканце, оставленные
М. Л. Магницким: «Он (Наполеон. – А. М.) был в беспрестанном
движении и напоминал гиену, посаженную в клетку. Во всем у него
были видны сатаническая гордость и презрение к людям... Презри-
тельная бесцеремонность его доходили до крайности»22.
По возвращении из-за границы в Петербург в 1803 г. М. Л. Маг-
ницкий поступил на службу сначала в ведомство вице-канцлера, а
затем был назначен начальником отделения Экспедиции государ-
ственного благоустройства в департаменте Министерства вну-
тренних дел в чине коллежского советника, что, по утверждению
мемуариста В. И. Панаева, «в особенности и сблизило его с тог-
дашним директором оного, Сперанским»23, который занимал в то
время пост директора департамента. М. Л. Магницкий становится
своим человеком в доме М. М. Сперанского.
По свидетельству Н. М. Лонгинова «у Сперанского никто,
кроме Магницкого, не был в секрете» (т. е. в особом доверии. –
А. М.)24. Вероятно, это объяснялось идейной близостью двух мо-
лодых людей, которые в тот период были убежденными либерала-
ми-западниками. Ф. Ф. Вигель вспоминал про М. Л. Магницкого,
что в молодости тот носил вместо трости якобинскую дубинку с
21
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 879. Л. 119.
22
Морозов П. Т. Мое знакомство с М. Л. Магницким. М., 1877. С. 9.
23
24
1882. № 2. С. 179.
13
серебряной бляхой, на которой красовалась надпись по-француз-
ски: «droits de l`homme» (права человека. – А. М.)25. Насколько ли-
беральными были по тому времени взгляды М. Л. Магницкого,
можно судить по его собственному рассказу о том, как в 1803 г. он
вернулся из Парижа «с проектом конституции и запискою о лег-
ком способе ввести ее». По его словам, проект был представлен
Александру I, который по этому поводу «приказал сказать... что
его (Магницкого. – А. М.) не забудет, и, действительно, через семь
лет сдержал слово, назначив его статс-секретарем»26. Историкам,
однако, ничего не известно об упомянутом конституционном про-
екте М. Л. Магницкого, так что здесь приходится верить ему на
слово. Известно также, что в 1810 г. М. Л. Магницкий был введен
М. М. Сперанским в масонскую ложу «Полярная звезда»27. Впро-
чем, особый характер их отношений злые языки склонны были
объяснять не только общностью убеждений и масонской соли-
дарностью. Так, Н. И. Шениг утверждал, что «Сперанский был в
тесной дружбе с Магницким и, как полагают, в связях с его жено-
ю»28. Может быть, именно поэтому Ф. Ф. Вигель характеризовал
М. Л. Магницкого как одного из тех приверженцев М. М. Сперан-
ского, «которые вместе с Европейским образованием проповеды-
вали и Европейскую безнравственность»29. По словам А. И. Ми-
хайловского-Данилевского, М. Л. Магницкий в глазах дворянского
общества имел перед М. М. Сперанским «то преимущество, что
происходил из дворянского рода, почему имел менее завистников,
нежели первый, возникший из поповичей»30.
С 1804 г. М. Л. Магницкий стал редактором официального жур-
нала Министерства внутренних дел («С.-Петербургский журнал»),
25
Фортунатов Ф. Н. Памятные записки вологжанина // РА. 1867. № 12.
С. 1708.
26
Два доноса в 1831 году. Всеподданнейшие письма М. Магницкого им-
ператору Николаю об иллюминатах // РС. 1899. № 2. С. 293.
27
См.: Семевский В. И. Декабристы-масоны // Минувшие годы. 1908.
Т. 5–6. С. 403.
28
Воспоминания Николая Игнатьевича Шенига // РА. 1880. Т. 3, кн. 2.
С. 312.
29
Вигель Ф. Ф. Записки. М., 1892. Ч. 2. С. 26.
30
Михайловский-Данилевский А. И. Из воспоминаний // РВ. 1890.
Т. 210, № 9. С. 168.
14
контроль за которым был поручен М. М. Сперанскому. В этом пе-
риодическом издании, помимо отчетов, помещались важнейшие
правительственные акты и статьи научного содержания, «в нем
старинный наш приказный язык, видимо, стал облекаться в новые
формы»31.
В июне 1804 г. М. Л. Магницкий был послан с секретным пору-
чением Александром I в Псков для ревизии губернии. В итоге, по
донесению М. Л. Магницкого, псковский губернатор был смещен
за «лихоимство»32.
На дальнейшей служебной карьере М. Л. Магницкого сказа-
лась еще одна инспекционная поездка в 1805 г. во время аустер-
лицкой кампании в сравнительно недавно присоединенный к Рос-
сийской империи польско-литовский Виленский край, где он про-
верял работу учебных заведений, пытаясь выявить французскую
агентуру. Таковую М. Л. Магницкий не обнаружил, однако подал
подробнейшую записку о состоянии дел в недавно присоединен-
ном к Российской империи крае, о настроении польского дворян-
ства и пр. Впоследствии он утверждал, что якобы открыл в Ви-
ленском университете «заговор, в пользу французов сделанный»33,
причем университет представлял собой не что иное, как «гнездо
будущих возмущений»34. Польские националисты вели дело к мак-
симальному ограничению русского имперского влияния и всемер-
ному насаждению в крае польских и католических начал. Однако
никаких практических выводов из донесения М. Л. Магницкого
правительством тогда сделано не было. А. Чарторыйский, который
был в то время попечителем виленского учебного округа, отделал-
ся выговором, а сам М. Л. Магницкий получил орден св. Анны
2-й степени, причем в рескрипте, сопровождавшем эту награду,
не было указано, за что ее дают35. А. Чарторыйский впоследствии
31
Дубровин Н. Ф. Русская жизнь в начале XIX века. СПб., 2007. С. 272–
273.
32
Показания Магницкого // Девятнадцатый век. Исторический сбор-
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 235.
33
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 879. Л. 120.
34
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 236.
35
См.: Там же.
15
утверждал: «Виленский университет был чисто польским, в четы-
ре года вся русская Польша покрылась школами, в которых про-
цветало польское национальное чувство. Университет, в который
я назначил самых выдающихся литераторов и ученых в стране,
наряду с заслуженными иностранными профессорами, руководил
этим движением необыкновенно усердно и разумно. Последствия
этого, о которых русские потом глубоко сожалели, в то время, ка-
залось, естественно проистекали из благородных намерений импе-
ратора в отношении поляков»36.
Возможно, именно опыт ревизии Виленского университета и
репутация профессионального «разоблачителя» впоследствии по-
влияли на решение о назначении М. Л. Магницкого попечителем
Казанского университета.
В ноябре 1808 г. М. Л. Магницкий подал Александру I всепод-
даннейшее письмо «Нечто об Общем Мнении в России и верховной
Полиции»37. В нем он заявлял: «не дерзкие общественные говору-
ны потрясают Государства: их потрясает общее мнение и люди, им
управляющие»38. В России же общественное мнение «взяло, с не-
которого времени направление, против Правительства». «Вредное
направление умов» возникло вследствие воздействия духа Фран-
цузской революции, неумелых, насильственных правительствен-
ных мер, призванных предотвратить революционное брожение, и
пропаганды «русской партии»: «Люди, закоснелые в старинных
предрассудках и никогда не прощающие Правительству политиче-
ского их ничтожества, стали осуждать, так называемый ими дух
подражания всему иностранному»39. Исправить положение можно,
если последовать примеру Наполеона, который, возродив империю
и монархию, «окружил Монархию всем, что в понятиях человече-
ских есть наивеличественнейшего». М. Л. Магницкий предлагал
наделить особыми привилегиями и богатством «первейших» госу-
дарственных чиновников, ликвидировать «вражду» между граж-
данскими чиновниками и военными, очистить от мздоимцев про-
36
Клиер Дж. Д. Россия собирает своих евреев. М., 2000. С. 204.
37
РГИА. Ф. 1167. Комитет 6 декабря 1826 г. Оп. 1. Опись дел архива
Государственного совета. Т. XIV. Д. 25/21.
38
Там же. Л. 4–4 об.
39
Там же. Л. 7–7об.
16
слойку земских исправников и уездных судей, отправляющих пра-
восудие, обеспечить их достаточным жалованием. Он писал также
о необходимости выдвижения русских по происхождению деяте-
лей на первостепенные посты в государстве: «Преимущественное
помещение природных граждан на первые места Правительства, и
особенно по Части воинской, где при малейшей неудаче Иностра-
нец обвиняется в мнении народном изменою, большую доверен-
ность народа Правительству обретает употребление природного
языка и введение оного во всем великолепии и изяществе Его в
Акты управления, и разные обнародования, образуя вкус народ-
ный, убеждает его на меры Правительством принятые и внутрен-
ним в них убеждением, дает ему некоторый род участия в оных»40.
Надо полагать, под русскими первейшими чиновниками, носите-
лями русского языка и изящного стиля, имелись в первую очередь
М. М. Сперанский и сам М. Л. Магницкий. В 1810 г. Александр I
совершенно неожиданно для многих приблизил М. Л. Магницкого
к себе в качестве статс-секретаря департамента законов в Государ-
ственном совете с пожалованием в действительные статские совет-
ники. Вероятно, это произошло и вследствие «дружеской связи»
М. Л. Магницкого с М. М. Сперанским41. Весной 1811 г. М. Л. Маг-
ницкий начал выполнять все военные дела «в высшем их отноше-
нии», составлять инструкции командующим русскими армиями.
Кроме того, император дал ему в марте 1811 г. «поручение обра-
зовать устройство Министерства военного и полиции»42. В марте
1811 г. он был назначен директором Комиссии составления воен-
ных уставов и уложений, активно участвовал в подготовке и про-
ведении военной реформы 1810–1812 гг., в том числе в составле-
нии «Учреждения для управления большой действующей армии»
и других актов, касавшихся военного ведомства. М. Л. Магницкий
вместе с М. Б. Барклай де Толли возглавил комиссию составления
уставов и уложений для всех подразделений военного министер-
ства, т. е. выступил в роли военного законодателя. Уставы регла-
40
РГИА. Ф. 1167. Комитет 6 декабря 1826 г. Оп. 1. Опись дел архива
Государственного совета. Т. XIV. Д. 25/21. Л. 33 об.–34.
41
См.: Панаев В. И. Воспоминания // ВЕ. 1867. Т. 4, кн. 12. С. 73.
42
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 879. Л. 120–120 об.
17
ментируют всю деятельность армии, поэтому можно утверждать,
что Александр I поручил ему одно из самых важных дел, какое
только мог получить высокопоставленный чиновник перед гран-
диозной схваткой Российской империи с одним из самых удачли-
вых в мировой истории полководцев – Наполеоном.
М. Л. Магницкий смог за несколько месяцев составить все не-
обходимые уставы и подать их на высочайшее рассмотрение, за
что и был пожалован аннинской лентой.
Один из исследователей биографии М. Л. Магницкого вполне
справедливо утверждал: «Если бы в это время совершенно пре-
кратилась его деятельность, он унес бы с собою репутацию рев-
ностного поборника широко задуманных преобразований, глав-
ным двигателем которых был М. М. Сперанский»43. Однако судьба
распорядилась иначе.
43
Феоктистов Е. М. Магницкий. СПб., 1865. С. 3.
ОПАЛА М. Л. МАГНИЦКОГО, ЕЕ ПРИЧИНЫ.
ВИЦЕ ГУБЕРНАТОРСТВО В ВОРОНЕЖЕ
И ГУБЕРНАТОРСТВО В СИМБИРСКЕ
Блистательная карьера М. Л. Магницкого внезапно пресеклась.

17 марта 1812 г. он был объявлен государственным преступником
и отправлен в изгнание. При аресте М. Л. Магницкий, как вспоми-
нал А. И. Михайловский-Данилевский, «не так равнодушно, как
Сперанский, принял известие о своем заточении; он начал возра-
жать, что не можно брать гражданина под стражу без суда, что мы
живем не в Турции, и тому подобное»44. Причиной ареста и ссыл-
ки явилось падение его покровителя и друга М. М. Сперанского,
при котором он одно время состоял своего рода «правой рукой»
и «ревностным исполнителем его планов»45. М. М. Сперанский
был обвинен в «намерении ниспровергнуть существующий поря-
док», в «преступных сношениях с французским правительством»
и сослан Нижний Новгород. М. Л. Магницкий же был отправлен
в Вологду.
Существует несколько версий, согласно которым М. Л. Маг-
ницкий невольно способствовал опале себя и М. М. Сперанского.
Так, историк М. И. Сухомлинов утверждал: «Будучи весьма близ-
ким лицом к Сперанскому, Магницкий, как уверяют, был отчасти
причиною его падения. Оскорбленный тем, что Сперанский не от-
крыл ему содержания важных бумаг, за которыми застал его, явив-
шись к нему неожиданно, Магницкий дал заметить французскому
44
Т. 210, № 9. С. 168.
45
В. К. «Магницкий» // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и
И. А. Ефрона. СПб., 1896. Т. 35. С. 328.
19
посольству, что знает его тайны, и этот неосторожный намек подал
повод к толкам, расспросам и секретным депешам, кончившимся
ссылкою Сперанского»46. Другую версию привел в своих воспо-
минаниях Н. И. Шениг: «Жена одного оставленного по высочай-
шему повелению вице-губернатора, подруга жены Магницкого по
институту, приехала хлопотать об оправдании мужа и бросилась
к старой своей приятельнице, чтоб чрез нее действовать на Спе-
ранского. Тот взялся хлопотать и доложил Государю. Александр
Павлович, будучи одарен необыкновенной памятью, вспомнил об
отставленном и решительно отказал. Сперанский через несколь-
ко времени повторил представление, но получил отказ вторично.
Между тем просительница неотвязно приступала к Магницкой, и
та при ней написала записку к Сперанскому, прося уведомить, есть
ли надежда на определение отставленного? Через несколько ми-
нут Сперанский написал в ответ: «Что мне делать с бестолковой,
плешивой головой, которая никаких резонов слышать не хочет и,
с свойственным ему упрямством, во второй раз отказала мне ре-
шительно!». Магницкая показала ответ сей сидевшей у нее при-
ятельнице, а та припрятала эту записку в карман и распрощав-
шись поехала к Балашову, объяснила ему свою просьбу и пока-
зала собственноручную записку Сперанского. Балашов вспрыгнул
от радости, обещал ей выхлопотать определение мужа, и тут же,
взяв с собою графа Армфельдта, поскакал к Государю и предста-
вил ему этот документ». На следующий день М. М. Сперанский с
М. Л. Магницким были отправлены в ссылку47.
Вологодскому губернатору было предписано оказывать со-
сланному «всякую пристойность по чину», но вместе с тем при-
нять строгие меры для наблюдения за ним, т. е. доносить министру
полиции обо всем «замечательном на счет изгнанника» и о всех
лицах, с которыми он будет иметь знакомство. Письма М. Л. Маг-
ницкого, а также те, которые будут приходить к нему, приказыва-
46
Сухомлинов М. И. Исследования и статьи по русской литературе и
просвещению. СПб., 1889. Т. 1. С. 216.
47
См.: Воспоминания Николая Игнатьевича Шенига // РА. 1880. Т. 3,
кн. 2. С. 312.
20
лось представлять в подлиннике тому же министру для доклада
императору48.
М. Л. Магницкому многое пришлось пережить в ссылке.
На улицах на него указывали пальцем, дети кричали вслед: «Из-
менник!». Проходу не было не только его семейству, но и слугам.
Акушер отказывался приезжать к его беременной жене. В лавках
ему продавали товары по ценам, завышенным в сравнении с обыч-
ными, в пять раз. За снимаемый семейством Магницких дом, вме-
сто обычных трехсот рублей, пришлось платить тысячу рублей в
год. Они были вынуждены продавать все, что у них было, вплоть
до платья. После взятия французами Москвы купцы из мясных ря-
дов решили убить М. Л. Магницкого. В своих показаниях Алексан-
дру I он пишет: «В течение нескольких месяцев, – каждую ночь, с
больною беременною женою и малолетним сыном ожидал я напа-
дения пьяной черни»49.
Вологодский губернатор пытался заставить слуг М. Л. Магниц-
кого доносить на него, запугивал тех, кто готов был познакомить-
ся с ним, ссылкой в Сибирь, распространял слухи, что изгнанник
ходит гулять с женою за город якобы для того, чтобы взбунтовать
окрестных крестьян, которым он говорит, что пострадал «за них»50.
Четыре года провел М. Л. Магницкий в Вологде под строгим
надзором полиции. Все это время он был «весьма сдержан в сво-
ем поведении и переписке»51, при том что «жена его, от жестокого
климата, потеряла здоровье, а дочь умерла»52. Магницкие избегали
обращаться к местным врачам, поскольку те были «опаснее самих
болезней»53.
Некоторое время М. Л. Магницкий продолжал оставаться на
либеральных позициях. По словам Н. М. Лонгинова, «Магниц-
48
См.: Ч-в [Чумиков А. А., Чумиков А. П.]. Михаил Леонтьевич Магниц-
кий в 1812–1844 гг. // РС. 1875. Т. 14, кн. 12. С. 641.
49
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 879. Л. 44–48.
50
Там же. Л. 47.
51
Ч-в [Чумиков А. А., Чумиков А. П.]. Михаил Леонтьевич Магницкий
в 1812–1844 гг. // РС. 1875. Т. 14, кн. 12. С. 642.
52
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 237.
53
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 879. Л. 49.
21
кий в Вологде громогласно везде проповедывал вольность», а
П. И. Бартенев добавлял к этому, что «Магницкий в Вологде при-
знавался князю П. А. Вяземскому, что он со Сперанским замыш-
ляли ограничение самодержавия»54, граф же А. И. Рибопьер рас-
сказывал про М. Л. Магницкого, будто бы он хвалился в Вологде
тем, что он и М. М. Сперанский собирались «остричь когти льву»
(т. е. императору Александру. – А. М.), «доверчиво склонившему к
ним свою голову»55. Отметим, что М. М. Сперанский сам, будучи
сосланным, не забывал о своем друге и его жене и оказывал им ма-
териальную поддержку.
М. Л. Магницкий начал бороться за свое освобождение уже
в первый год ссылки. 17 декабря 1812 г. датировано его письмо
Александру I, в котором он «приносит благодарность за воспоми-
нания о его просьбе и за доставление средства к оправданию»56.
Мы не можем сейчас сказать, о какой просьбе идет речь, что это за
средства к оправданию и почему это письмо написано М. Л. Маг-
ницким из Грузино, имения А. А. Аракчеева. Для этого требуются
дополнительные архивные разыскания. Следующее письмо им-
ператору он отправляет из Вологды через полтора года, 30 июня
1814 г. В нем в свойственной ему витиеватой манере он пишет о
том, что не может «видеть себя поверженным в политический гроб
позорной ссылки»57 и взывает к милосердию императора: «Третий
уже год претерпеваю я, с злополучным семейством моим ужасней-
шее наказание, какое может постигнуть человека, в образованном
обществе живущего: лишение чести, личной свободы и последне-
го куска хлеба, без суда, без объявления преступления и невин-
но»58. Письма М. Л. Магницкого в конце концов достигли цели.
30 августа 1816 г. он получил назначение на должность воро-
нежского вице-губернатор, причем сверх жалования по должно-
54
1882. № 2. С. 181.
55
Цит. по: Загоскин Н. П. История Императорского Казанского универ-
ситета (за первые сто лет его существования). 1804–1904. Казань, 1903.
Т. 3. Окончание ч. 2-й и ч. 3-й (1814–1819 и 1819–1827). С. 270.
56
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 879. Л. 2 об.–3.
57
Там же. Л. 6.
58
Там же. Л. 4.
22
сти ему со следующего года был определен еще дополнительный
оклад в 6 тысяч рублей. Этому предшествовала встреча М. Л. Маг-
ницкого с всесильным А. А. Аракчеевым «с дозволением прине-
сти свои оправдания»59, но не следует думать, что речь шла о зау-
рядном протекционизме со стороны одного из «столпов реакции».
Ведь одновременно с М. Л. Магницким обращался к А. А. Арак-
чееву с просьбой походатайствовать за него перед императором
Александром и М. М. Сперанский. Возможно, что в сближении
М. Л. Магницкого с А. А. Аракчеевым определенную роль могли
сыграть особые отношения М. Л. Магницкого с П. И. Мелиссино,
бывшим некогда опекуном и покровителем А. А. Аракчеева60. Воз-
вращение к государственной деятельности М. М. Сперанского и
М. Л. Магницкого произвело сильное впечатление на русское об-
щество.
Именной указ Александра I о возвращении М. М. Сперанского
и М. Л. Магницкого из ссылки гласил: «Перед начатием войны в
1812 году, при самом отправлении Моем к армии, доведены были
до сведения Моего обстоятельства, важность коих принудила Меня
удалить от службы тайного советника Сперанского и действитель-
ного статского советника Магницкого, к чему, во всякое другое
время, не приступил бы Я без точного исследования, которое в тог-
дашних обстоятельствах делалось невозможным. По возвращении
Моем, приступил Я к внимательному и строгому рассмотрению
поступков их и не нашел убедительных причин к подозрениям.
Потому, желая преподать им способ усердною службою очистить
себя в полной мере, всемилостивейше повелеваю: тайному совет-
нику Сперанскому быть Пензенским гражданским губернатором,
а действительному статскому советнику Магницкому – Воронеж-
ским вице-губернатором»61. По словам А. И. Михайловского-Да-
нилевского, при написании этого указа возникло «столько затруд-
59
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 237.
60
Магницкий издал отдельной брошюрой «Печальную песнь на кончи-
ну его превосходительства господина тайного советника имп. Московского
ун-та куратора... Н. И. Мелиссино» ( М., 1795).
61
Цит. по: Михайловский-Данилевский А. И. Из воспоминаний // РВ.
1890. Т. 210. С. 164.
23
нений, что статс-секретарь Марченко, которому было приказано
оный изготовить, четыре раза посылал его исправлять к Государю,
и Его Величество каждый раз был оным недоволен. Сие произо-
шло от того, что Император неопределительно дал свои повеле-
ния, приказав сказать в указе, что, назначая места Сперанскому и
Магницкому, он имел в виду предоставить им возможность выслу-
житься, обнаруживая мысль, что они виноваты, потому что проща-
ют только виновных, но сего последнего выражения Государю не
хотелось произнести. Наконец, – пишет Михайловский-Данилев-
ский, – после многократных поправок, ночью подписан сей указ,
который неясностью и двусмысленностью своею показывает, что
сочинитель оного был в великом затруднении, что именно он на-
меревался выразить»62. Сообщая об указе цесаревичу Константину
Павловичу в Варшаву, генерал-адъютант Сипягин писал: «Неожи-
данное происшествие сделалось на сих днях предметом изумления
и общих разговоров в городе. Сперанский и Магницкий определе-
ны к местам. Случай сей произвел почти такое же волнение в умах,
как и бегство Наполеона с острова Эльбы»63.
Впоследствии М. Л. Магницкий вспоминал, что по возвраще-
нии его из ссылки Александр при первой встрече заявил ему: «Как
мне было вас не удалить; мне донесли о времени и о месте ваших
свиданий с Коленкуром»64.
Можно определенно утверждать, что с 1816 г. М. Л. Магницкий
становится информатором и креатурой А. А. Аракчеева, что было
не известно подавляющему большинству историков, пишущих о
М. Л. Магницком. После появления указа между М. Л. Магниц-
ким и А. А. Аракчеевым завязалась деловая переписка. В письме
от 6 сентября 1816 г. из Вологды с выражением благодарности за
«реабилитацию» М. Л. Магницкий пишет: «Я прошу позволения
вашего, Милостивый Государь, и впредь обременять, иногда, ваше
62
Т. 210. С. 163–164.
63
Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Его жизнь и царство-
вание. СПб., 1898. Т. 4. С. 55.
64
Т. 210, № 9. С. 169.
24
сиятельство моими письмами по самонужнейшим предметам»65.
Благодарность была принята. В ответном письме от 25 сентября
1916 г. А. А. Аракчеев заявлял: «Благодарность, которую вашему
Превосходительству угодно было изъяснить на мой щет в пись-
ме из вологды (сохраняем орфографию оригинала. – А. М.) от 6-го
сентября, принадлежит непосредственно всемилостивейшему на-
шему Государю, я был только готовый исполнитель воли Его вели-
чества». Далее А. А. Аракчеев заявлял: «Мне приятно будет, ежели
вы иногда почтите меня своими письмами; но я желал бы, чтобы
дела по службе не были их целью. – Сей род писем часто бывает
причиною неприятных впечатлений в начальстве, мимо которого
идут оне; потому я стараюсь избегать их»66. Просьба эта выглядела
странно, поскольку одной из причин назначения М. Л. Магницко-
го было как раз то, что Александр I дал ему «важные и доверенные
поручения, для поверки или обнаружения дел бывшего в то время
там губернатора» (М. И. Бравина. – А. М.)67 и не писать об этом
М. Л. Магницкий не мог в принципе.
В день его назначения воронежским вице-губернатором преж-
ний вице-губернатор П. А. Сонцов без объяснения причин был пе-
реведен на аналогичную должность в Псков68. Воронежский же гу-
бернатор М. И. Бравин в это время вынужден был отойти от дел,
поскольку его деятельность проверяла сенатская ревизия, обнару-
жившая многочисленные злоупотребления.
Можно лишь приблизительно говорить о том, сколько времени
фактически провел на посту вице-губернатора М. Л. Магницкий.
Даты официальных указов о его назначении и отставке являются
формальными, поскольку он не сразу прибыл в Воронеж и не сра-
зу покинул его после появления указа о назначении в Симбирск.
Сохранилось его письмо от 21 апреля 1817 г., в котором он докла-
дывает неизвестному адресату о том, что его рапорт (возможно,
написанный по поводу прибытия в Воронеж. – А. М.) был вскрыт
65
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 879. Л. 126.
66
67
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 237.
68
См.: Акиньшин А. Н. Воронежские губернаторы // Воронежский
курьер. 1999. 26, 28 авг.
25
«по дороге»69. На май–июнь приходится несколько донесений о
различных ревизиях в Воронежской губернии, предпринятых по
инициативе М. Л. Магницкого70. Последнее его официальное пись-
мо из Воронежа датировано 20 июля 1817 г.
Можно утверждать, что М. Л. Магницкий будучи вице-губер-
натором выполнял с июня 1817 г. по сути дела губернаторские обя-
занности. В некоторых документах он именуется как «правящий
должность губернатора»71.
В опубликованных «Показаниях о службе действительно-
го статского советника», написанных для А. Х. Бенкендорфа в
1829 г.72, М. Л. Магницкий лишь кратко упоминал о наиболее важ-
ных, с его точки зрения, делах, осуществленных им в Воронежской
губернии. Так, он смог раскрыть значительные злоупотребления
воронежских властей, отказавшись подписать в губернском прав-
лении смету земских повинностей и подавши мнение, в котором
доказывал, что «под именем земской повинности, в продолжение
трех лет совершенно ограблена губерния на несколько миллионов,
которые следует взыскать с виновных»73. М. Л. Магницкий так-
же провел расследование «весьма известного дела Сенявина», по-
лучил предварительно личное распоряжение по этому поводу от
Александра I74. «Я не усумнился написать все, что знал, – вспоми-
нал М. Л. Магницкий, – и что потом обнаружено, то есть: убийство
двух человек, все интриги и подкупы, для закрытия его бывшие»75.
Воронежская служба М. Л. Магницкого сопровождалась так-
же следствием по делу богатого откупщика Бородина, в котором
оказалась замешанной местная администрация. Этот откупщик
69
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 880. Л. 1.
70
См.: ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 880. Л. 3–11.
71
ГАВО. Ф. 30. Оп. 1. Д. 413.
72
Письма главнейших деятелей в царствование императора Алексан-
дра I (1807–1829). СПб., 1813. С. 498.
73
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 240.
74
См.: ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 880. Письмо Магницкого без обра-
щения с сообщением о том, что будет поручен пересмотр дела Сенявина
28 июня 1817. Воронеж.
75
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 240.
26
своим «тиранством» и притеснениями вынудил крестьян подать
на него жалобу императору. В свою очередь Бородин обратился
к местному начальству, представив подачу крестьянской жалобы
как «бунт». Вместо царской защиты прибыла воинская команда,
расправившаяся с крестьянами. Со слов М. Л. Магницкого, он «от-
крыл истину, освободил людей, умиравших от затеснения тюрь-
мы, обличил и откупщика в обмане и губернское правление в ли-
хоимстве подлинными письмами Бородина». В итоге все действия
М. Л. Магницкого были «утверждены» царем, имение Бородина
взято в опеку, сам он предан уголовному суду76.
Краткие «Показания...» существенно дополняются материалом,
содержащимся в его «Отчете о трехнедельном77 управлении Воро-
нежскою губерниею», который был послан им Аракчееву 20 июля
1817 г. Это довольно объемистая копия, написанная четким писар-
ским почерком на 20 пожелтевших страницах, которая хранилась
в личном деле М. Л. Магницкого в канцелярии А. А. Аракчеева
и ныне находится в Государственном архиве Российской Федера-
ции. Отчету предпосылалось письмо М. Л. Магницкого, в котором
говорилось: «...я представил непременною обязанностью предста-
вить все действия мои по службе вашему, мой Государь, руковод-
ству. Посему и имею честь представить... список с отчета моего,
по кратковременному управлению здешнею губерниею... Вы изво-
лите увидеть из оного, сиятельнейший граф, состояние бывшего
здесь управления и порядка»78.
Описание в отчете основных губернских учреждений напоми-
нает в ряде случаев страницы гоголевского «Ревизора» или ще-
дринской «Истории одного города». Приведем наиболее яркие и
показательные факты79. Губернское правление «по необычайно-
му множеству распложенных переписок и запущению собствен-
ных его дел потеряло всякий способ надзора за порядком мест ему
подчиненных, едва успевает очищать бумаги в него вступающие
76
См.: Показания Магницкого // Девятнадцатый век. Исторический
сборник. М., 1872. Кн. 1. С. 240.
77
Речь идет о фактическом выполнении губернаторских обязанностей.
78
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 879. Л. 129–129 об.
79
См.: ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 779. Л. 133–143. Все цитаты далее
даны по данному тексту.
27
и действие свое в понуждение низших полицейских мест ограни-
чило непрестанными денежными штрафами, кои по маловажно-
сти своей и частому повторению не имеют уже никакой силы <...>
дела следственные производятся чрезвычайно медленно и слабо,
а уголовные умножаются <...> тюрьмы наполнены колодниками».
В результате город «наполнен безпашпортными, беглыми и при-
станодержателями беглых и воров, оставлен без ночной стражи
и подвержен от сего величайшей опасности». И это при том, что
полиция «получала значущие суммы на содержание будочников,
издерживала их неизвестно куда; ибо по личному осмотру Проку-
рора не оказалось их налицо и будки стоят пустые; но ни денег нет,
ни отчета в оных»!
Особенно сильное впечатление оставляет сделанное М. Л. Маг-
ницким описание положения дел по Приказу общественного при-
зрения. Так, воспитательный дом в Воронеже находился в «тесном
и сыром строении, которое осенью и зимою, по общему показа-
нию живущих в нем, так сыро, что без опасности для здоровья,
несколько часов (! – А. М.) пробыть в оном не можно». М. Л. Маг-
ницкий между тем обнаружил в этом здании «младенцев на полу
лежащих за неимением колыбелей», «полумертвых страдальцев,
покрытых разными нечистотами и сыпями и непохожих на детей,
вверенных благотворному Правительству нещастными матерями».
Неудивительно, что за четыре года «из 562 воспитанников умерло
543 и сохранилось 19 младенцев». При этом директор сего заведе-
ния жил в отдельном благоустроенном доме, предназначенном для
детей, которых он спровадил в описанную развалюху. На их содер-
жание ему была выделена приличная сумма в 27 тысяч рублей, но
совершенно очевидно, что она была разворована.
В городской больнице Воронежа в 1817 г. дела обстояли немно-
гим лучше. За четыре предшествующих года в ней из 6579 боль-
ных умерло 730 (каждый восьмой!). Больные были «чрезвычайно
стеснены и прилипчивые и самые отвратные болезни не отделе-
ны от прочих», причем, писал М. Л. Магницкий, болезни «самые
простые не вылечиваются по нескольку лет». Никакого надзора за
больницей со стороны местного начальства не было. То же самое
происходило в доме умалишенных: больных там никто не лечил,
буйные сумасшедшие не были отделены от прочих. Для иллюстра-
28
ции нравов, там царящих, достаточно привести следующие строч-
ки из отчета М. Л. Магницкого: «Старуха 90 лет, совсем раздетая,
жаловалась мне, что смотритель отнял у нее одежду, из милосер-
дия ей данную». А дом смирительный и рабочий М. Л. Магницкий
не без юмора охарактеризовал так: «Сие заведение есть скопище
людей ничего не делающих и ничем не смиряемых <...> Они не
имеют никакого занятия и вместо исправления развращаются в
праздности».
Помимо этого, М. Л. Магницкий обнаружил, что дома «богатых
людей везде освобождены под предлогом бывших самых малых
(воинских. – А. М.) постоев и облегчены в постое, а домы бедных,
духовенства и недостаточных чиновников самых несправедливым
образом обременяются». В отчете вице-губернатор утверждал, что
в городе «торгуют люди в великом множестве, никакого права на
торговлю не имеющие <...> от чего Правительство теряет, вероят-
но, довольно важных доходов», отмечая при этом «нечистоту мяс-
ных рядов, дурное качество продающейся говядины и непомерную
дороговизну оной, выше Московской цены».
Меры М. Л. Магницкого, предпринятые в течение короткого
времени для исправления дел, представляются вполне разумными
и эффективными. Он приказал надежным чиновникам в сжатые
сроки проделать «невероятную работу»: составить описание не-
рассмотренных дел, накопившихся в губернском правлении и кан-
целярии губернатора, взять их выполнение под особый контроль,
взыскать 2-миллионную недоимку в казну, подсчитать точное чис-
ло содержащихся в тюрьмах арестантов, составить обывательские
книги с тем, чтобы знать точное число проживающих в городе лю-
дей. Были предприняты меры по прекращению произвола квартир-
ной комиссии, которая определяла порядок при постое войск в до-
мах горожан, наведен порядок в пожарной части, проверены весы
и меры на рынках и в торговых лавках и т. д.
После удаления с поста прежнего полицмейстера, несущего от-
ветственность за многие преступления, была произведена ревизия
воронежской полиции, в том числе и в уездах, начато расследо-
вание обстоятельств исчезновения денежных сумм, перечислен-
ных на содержание полицейских-будочников, раскрыто несколько
крупных краж. М. Л. Магницким было строжайше предписано,
29
чтобы при донесениях о скоропостижно умерших и найденных
трупах делалось вскрытие и медицинское освидетельствование, от
чего ранее медицинские чиновники уклонялись.
В губернском приказе общественного призрения М. Л. Маг-
ницким были расследованы вскрытые злоупотребления, произве-
дена проверка счетов поставщиков, смещены с занимаемых долж-
ностей смотрители воспитательного дома и дома умалишенных.
Выжившие же в чудовищных условиях дети были срочно отправ-
лены по деревням на воспитание сельским жителям.
Помимо всего прочего, М. Л. Магницкий рекомендовал выдви-
нуть или поощрить нескольких дисциплинированных и честных
чиновников и, напротив, сместить тех, кто нес непосредственную
ответственность за замеченные им преступления и злоупотребле-
ния.
Следует отметить, что М. Л. Магницкий также пытался как мог
облегчить положение крестьян во вверенной ему губернии. В пись-
ме к А. А. Аракчееву он писал о тяжбе «Верейских однодворцев»
с неким Чуриковым, который «отнял у прекраснейшего казенно-
го селения земли, лес, каменные ломни и, наконец, реку». Тяжба
тянулась несколько лет и сопровождалась многочисленными фак-
тами произвола по отношению к крестьянам со стороны местных
властей: судебные места решали дело в пользу Чурикова, крестья-
не арестовывались, сдавались в рекруты, причем все это происхо-
дило при попустительстве губернатора. М. Л. Магницкий просил
А. А. Аракчеева способствовать разрешению дела в пользу кре-
стьян80.
Разумеется, что отчет М. Л. Магницкого носил по необходимо-
сти односторонний характер, поскольку речь в нем шла о злоупо-
треблениях и проштрафившихся чиновниках. Однако на его стра-
ницах есть краткие упоминания и о тех людях, которые искренне
стремились к улучшению жизни населения губернии. Например,
вице-губернатор дал высокую оценку местному духовному на-
80
См.: ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 779. Л. 129 об.–132. Вероятно, это
был не единичный факт вмешательства М. Л. Магницкого в отношения по-
мещиков и крестьян. В ГАРФ хранится письмо Магницкого «о предстоя-
щей ему ревизии в имении кн. Касаткиной, в связи с жалобами на нее кре-
стьян» от 30 мая 1817 г. (Ф. 109. Оп. 3. Д. 880. Л. 5).
30
чальству, которое по своей инициативе занялось оспопрививани-
ем (чего не делали Врачебная управа и соответствующий Коми-
тет). Особенно М. Л. Магницкий отметил деятельность префекта
Воронежской семинарии протоиерея Иоанна (Зацепина), который
«по побуждениям религии делает то, что были обязаны привести
в действие и местное начальство и врач управы».
Нет оснований сомневаться в том, что деятельность М. Л. Маг-
ницкого в Воронеже способствовала искоренению, хотя бы и ча-
стичному, злоупотреблений местных властей, бессмысленного бу-
маготворчества, воровства и волокиты. В тот период М. Л. Маг-
ницкий оставался на былых либеральных позициях, поддерживал
тесные связи с М. М. Сперанским, который в целом благожела-
тельно оценивал его деятельность (так, весною 1818 г. он писал
в одном из частных писем, что М. Л. Магницкий «ведет себя как
рыцарь, искоренитель всех злоупотреблений»81). Экзамен, устро-
енный ему императором Александром I, М. Л. Магницкий выдер-
жал с честью, подтвердив репутацию «разоблачителя».
Воронежский период в биографии М. Л. Магницкого формаль-
но закончился с принятием указа от 14 июня 1817 г., согласно ко-
торому он был назначен на должность гражданского губернатора
в Симбирск, став ближайшим соседом назначенного губернатором
в Пензу М. М. Сперанского. 29 июня в Воронеж был назначен но-
вый губернатор Н. П. Дубенской, а 31 августа 1817 г. был возвра-
щен на должность вице-губернатора П. А. Сонцов. В конце июля
М. Л. Магницкий покинул Воронеж. Начался новый этап его поли-
тической биографии.
В Симбирске он смог вновь подтвердить репутацию «ловко-
го, распорядительного и энергичного администратора»82, веду-
щего активную борьбу с разного рода злоупотреблениями и пре-
ступлениями, деятельно и энергично защищавшего местных кре-
стьян от насилия и злоупотреблений помещиков. М. Ф. Де-Пуле
вспоминал: «В то время известность Магницкого еще была без
81
82
Попов Н. А. Общество любителей отечественной словесности и пе-
риодической литературы в Казани с 1804 по 1834 г. // РВ. 1859. Т. 23. С. 74.
31
пятен, а во мнении некоторых… он, как друг Сперанского, как
жертва клеветы, еще много выигрывал. На первых порах он обна-
ружил свою деятельность некоторыми либеральными выходками
в пользу помещичьих крестьян…»83.
Сохранился колоритный рассказ М. Л. Магницкого о первых
днях на посту гражданского губернатора. Первый служебный день
в новом качестве М. Л. Магницкий начал с приема местных чи-
новников. По его словам, он «увидел такую коллекцию, какой сро-
ду не видывал: точно четвероногие стали на задние лапы и наде-
ли ошейники... На всех лицах были видны пошлость и страх»84.
М. Л. Магницкий знал, с каким окружением ему придется в бли-
жайшее время иметь дело, а потому его первая речь носила весьма
оригинальный и явно приноровленный к специфическим особен-
ностям собравшейся публики характер: «Господа, строгим к вам
быть нельзя, – обратился к чиновникам М. Л. Магницкий, – и не
буду убеждать вас не брать взяток, потому что это противно ва-
шей натуре, но скажу вам одно: берите, но не дерите». Сразу же
после этой примечательной речи, воспринятой чиновной братией
с глубочайшим удовлетворением, к нему на прием заявился бога-
тый и влиятельный купец-татарин Ахмет Аксенов, который ранее
к прежним губернаторам свободно входил без доклада. Без обиня-
ков Аксенов выложил на стол М. Л. Магницкому небольшой узе-
лок: «Это на поклон вашему превосходительству маленький по-
дарок, всего двадцать тысяч. Будешь милостив, каждый год буду
приносить по пяти тысяч. Ты небогат, жалованье небольшое, а
расходы велики; прими, не побрезгуй малым приношением», – за-
явил купчина. М. Л. Магницкий, вспыхнув, заявил, что взяток не
берет, и выгнал Аксенова из кабинета. Деньги были отданы им в
Приказ общественного призрения на содержание немощных и си-
рот. Затем в доме Аксенова был произведен обыск, в ходе которо-
го было обнаружено 300 тысяч фальшивых ассигнаций – сумма
по тем временам огромная. Правда, печатного станка обнаружить
не удалось, поскольку один из чиновников уведомил Аксенова о
83
Де-Пуле М. Ф. Отец и сын. Опыт культурно-биографической хрони-
ки // РВ. 1875. Т. 118. Июль. С. 66.
84
Морозов П. Т. Мое знакомство с М. Л. Магницким. М., 1877. С. 7–14.
32
предстоявшем обыске и получил за извещение сто рублей. При
обыске в тюфяке была также найдена секретная переписка тата-
рина с высокопоставленными сановниками из Петербурга и Мо-
сквы, которые благодарили купца за присылку денег и обещали за
то «всегдашнее покровительство». Всю эту переписку М. Л. Маг-
ницкий представил министру внутренних дел, чем нажил себе не-
мало врагов. Попав в тюрьму, Аксенов писал жалобы, где, между
прочим, утверждал, что его разоблачитель «хуже сатаны» и уверял,
что он «человек самый опасный, замышляющий зло против целой
России».
По делу другого богача-татарина Абдуллы Еремеева, «грабив-
шего целый уезд», М. Л. Магницкому удалось разоблачить в «ли-
хоимстве» сенатскую канцелярию.
Впоследствии М. Л. Магницкий с отвращением и ужасом вспо-
минал о нравах, встреченных им в Симбирске. Наказания плеть-
ми, кнутами и т. д. являлись «краеугольной основой всей адми-
нистративной машины». Вскоре по прибытии М. Л. Магницкого
в Симбирск советник губернского правления рапортовал губерна-
тору о мерах, принимаемых им для удержания крестьян в повино-
вении помещикам: он наказывал их розгами и палками, заковывал
в кандалы. Докладывая об этом, он невинно добавил, что теперь,
«истощив все меры кротости, полагает нужным прибегнуть к ме-
рам строгости»85.
М. Л. Магницким была объявлена непримиримая война злоу-
потреблениям симбирского дворянства. Н. П. Загоскин писал по
этому поводу: «Магницкий страшно возмущался дикими проявле-
ниями рабовладельческих инстинктов местных помещиков и ак-
тивно противостоял им, восстановив против себя все крепко спло-
ченное и сильное симбирское дворянство»86. Симбирские помещи-
ки жаловались, что М. Л. Магницкий притесняет их, наводит на
них ужас и «бунтует крестьян», что он возбудил против себя «него-
дование всей губернии». Сам М. Л. Магницкий официально пока-
85
Загоскин Н. П. История Императорского Казанского университета
(за первые сто лет его существования). 1804–1904. Казань, 1903. Т. 3. Окон-
чание ч. 2-й и ч. 3-й (1814–1819 и 1819–1827). С. 272.
86
Там же.
33
зывал впоследствии, что «в то время когда я был губернатором во-
семь помещиков за тиранство предал я суду, в том числе известного
богача Наумова, который имея 30 тысяч рублей дохода, употреблял
для истязания крестьян железную шапку в 16 фунтов веса»87.
Имеется мемуарное свидетельство, согласно которому имен-
но из-за конфликта с Наумовым М. Л. Магницкий вынужден был
покинуть должность губернатора. В. И. Панаев вспоминал, что
М. Л. Магницкий по доносу («говорят, им же самим направленно-
му») на Наумова, в котором утверждалось, что последний «будто
бы тиранствует над своими людьми, заковывает их в цепи, сажает
в колодки, в рога», внезапно появился «с большой свитой и ко-
мандой» в имении Наумова и устроил обыск в подвалах старого
барского дома. При этом были найдены некие орудия пыток «не-
сколько десятков лет лежавшие без употребления». М. Л. Маг-
ницкий приказал их «торжественно, при стечении всего народа,
бросить в реку». После этого среди крестьян, бывших свидетеля-
ми происшедшего, начались «волнение и неповиновение» в ре-
зультате чего Наумов «принес жалобу высшему правительству».
В. И. Панаев утверждал, что начавшееся дело достигло комитета
министров и могло бы кончиться «весьма невыгодно для госпо-
дина Магницкого», если бы не покровительство князя А. Н. Го-
лицына, который смог замять дело и способствовал назначению
М. Л. Магницкого на ответственный пост в Министерство ду-
ховных дел и народного просвещения88. Весьма пристрастный к
М. Л. Магницкому В. И. Панаев заявлял, что разоблачительный
пафос деятельности симбирского губернатора был продиктован
исключительно карьеристскими соображениями, поскольку-де
«ему известны были филантропические чувствования государя,
его тайные помышления – об уничтожении рабства, о сокраще-
нии власти помещиков»89.
В своих воспоминаниях М. Ф. Де-Пуле пишет о том, что эти события

87
произошли в деревне Головкиной, владении М. М. Наумова. См.: Де-

Пуле М. Ф. Отец и сын. Опыт культурно-биографической хроники // РВ.
1875. Т. 118. Июль. С. 66.
88
89
Там же.
34
По поводу своего губернаторства в Симбирске М. Л. Магниц-
кий впоследствии писал: «Дворянство видело во мне, по его мне-
нию, предателя собственного моего сословия, из преданности к
правительству; весь многочисленный класс подьячих и лихоим-
цев – опасного и смелого обличителя; получестные их покровите-
ли – человека жестокого и злонамеренного»90.
К симбирскому периоду деятельности М. Л. Магницкого от-
носится и его конфликт с правительствующим Сенатом, весьма
характерный для административных нравов того времени. В од-
ном из своих представлений сенату М. Л. Магницкий употребил
выражение: «правительствующий Сенат думает» – и был одернут
за «вольнодумство», так как от оскорбленного Сената последовала
резолюция «дать знать симбирскому губернатору, чтобы он впредь
от подобных выражений воздержался, потому что правительству-
ющий Сенат не думает, а определяет»91.
Поведение М. Л. Магницкого в Симбирске несомненно созда-
ло ему массу врагов снизу доверху и предопределило его отстав-
ку. Отставка была добровольной: «...явился я в Петербург, – писал
он, – просить увольнения от нестерпимого звания губернатора:
ибо борясь со всеобщим злом в одном маленьком углу Империи,
не только другим, но и самому себе казался я тем несчастнейшим
Донкишотом, что прекратить драку с мельницами, по совести не
мог»92. «С радости» по поводу его удаления с поста губернатора
«было выпито все шампанское в Симбирске, так что на другой
день... отъезда не осталось ни одной бутылки»93.
Между прочим, М. М. Сперанский, внимательно следя за ад-
министративной деятельностью М. Л. Магницкого, не одобрял его
решительных действий: «Сосед мой (по губернаторству. – А. М.)
Магницкий, – писал М. М. Сперанский А. А. Столыпину весною
90
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 241.
91
чание ч. 2-й и ч. 3-й (1814–1819 и 1819–1827). С. 272.
92
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 241.
93
35
1818 г., – ведет себя как рыцарь, искоренитель всех злоупотребле-
ний. К сожалению в губернии образуется на него сильное противо-
действие; поселяется общее мнение, что он действует единствен-
но по видам «выслуги», хотя, конечно, у него и в мыслях этого не
было и одна обыкновенная резкость его характера и худое зрение
не позволяют ему понять свое положение во всех его последствиях
и во всей его совокупности – порывает его в ето стремление. Со-
веты мои – ничтожны... Для меня это было бы более равнодушно,
если бы я менее его любил и если бы, притом, в некоторых остан-
ках прежнего мнения, поведение его не отливалось на мне... Он
путается и совершенно себя запутает. Одна отставка может спасти
его от великих бед. Строптивость удивительная! Решительно ни к
какому управлению он не способен: упал и в духе и в уме...»94.
«Магницкий отправился в Москву, – писал М. М. Сперанский
тому же адресату спустя несколько месяцев, – Я с ним совершенно
закончил свои отношения, которые, впрочем, все это время были
натянуты. Он – отжил, и сам это чувствует. Он не может желать, да,
по счастью, и не желает ничего, кроме насущного хлеба и уедине-
ния или самой простой инвалидной службы»95.
К концу 1818 г. между М. Л. Магницким и М. М. Сперан-
ским происходит полный разрыв. В письме к дочери Елизавете
М. М. Сперанский советует ей избегать семьи Магницких, – «отвя-
зывать себя от них сколько можете и как можете», держать себя по
отношению к ним «в осторожности и в независимости». «Я могу
его жалеть, но всегда буду радоваться его счастью» – февраль
1819 г., из письма к дочери96.
В Симбирске в деятельности и мировоззрении М. Л. Магниц-
кого впервые возникли некоторые новые черты, которые впослед-
ствии однозначно были истолкованы его либеральными биогра-
фами как проявление «мракобесия» и «реакции». Он, в духе того
времени, увлекся западноевропейским мистицизмом. В письме к
М. М. Сперанскому от 12 сентября 1817 г. М. Л. Магницкий пи-
сал: «Молитесь за нас, как мы за вас уже несколько лет молим-
94
95
Там же. С. 274.
96
См.: Там же.
36
ся. Особливо за обедней в страшные минуты совершения таинства
вспоминайте о друзьях ваших. Не забудьте прислать мне продол-
жение переписки вашей о молчании. Вообразите, что Хвостова с
вами встретилась, в полученной здесь книжке ‟Сионского вестни-
ка” помещено ее сочинение отменно близкое к вашим мыслям»97.
Далее он просил совета у М. М. Сперанского, как более опытного
в духовной сфере единомышленника: «Скажите, как мне принять-
ся за открытие здесь библейского общества»98. Можно утверждать,
зная дальнейшую эволюцию взглядов М. Л. Магницкого, что ду-
ховный поворот к мистицизму был достаточно глубоким и искрен-
ним, хотя враждебно настроенные к нему мемуаристы объясняли
резкое изменение его образа жизни исключительно карьерист-
скими побуждениями: «Будучи блестящим светским человеком,
весьма остроумным и насмешливым, напитанным философиею
XVIII столетия, – писал, к примеру, В. И. Панаев, – вдруг дела-
ется он жарким фанатиком; ездит по церквам, беседует с духов-
ными лицами, посещает чаще обыкновенного больницы, тюрьмы
(что император обыкновенно делал в своих вояжах)... выходит из
кареты, несмотря на грязь и холод, чтобы принять благословение
бегавшего по симбирским улицам, так называемого Блаженного,
в надежде, что об этом дойдет до Голицына (министра духовных
дел и народного просвещения, проводящего в своем ведомстве по-
литику в духе идей Священного союза. – А. М.), а чрез него может
быть и до государя»99. А. И. Михайловский-Данилевский писал по
этому поводу следующее: «по возвращении из ссылки увидели в
нем такового поборника ханжества и самодержавной власти, како-
вых представляют средние века в некоторых фанатических мона-
хах»100. Сам А. И. Михайловский-Данилевский «едва удерживался
от смеха, видя... бывшего статс-секретаря Александра, ежеминут-
но возводящего глаза на небо, твердящего при каждом случае кста-
ти и некстати о милосердии Божием, о посте и о грехопадении»101.
97
ОР РНБ Ф. 731. Сперанский М. М. Магницкий (М. Л.); попечитель
Казанского учебного округа. Письма (2) М. М. Сперанскому 12 сентября –
28 ноября 1817 г. Симбирск, Л. 1–1 об.
98
Там же. Л. 1 об.
99
100
Т. 210, № 9. С. 168.
101
37
В своих воспоминаниях он также приводил изумивший его раз-
говор с М. Л. Магницким: «Знаете ли, – сказал ему Магницкий, –
каким образом император назначает епископов в епархии? Когда
ему Синод представит трех кандидатов, то государь, написавши
имена их на особых бумажках, кладет их в сосуд, который закры-
вает платком, потом становится на колена, возносит к Всевышне-
му теплые молитвы свои, да руководствует его в выборе пастыря,
и, совершив молитву, вынимает наудачу имя которого-нибудь из
кандидатов. По сей причине, – прибавил Магницкий, – мы видим
у нас столько благочестивых архиереев». – «Не надежнее ли, – от-
ветил Данилевский, – справиться о поведении и познаниях канди-
дата?» – «Что человеческое мудрствование против благости Божи-
ей?» – возразил Магницкий102.
Современники, впрочем, считали, что карьера М. Л. Магниц-
кого объяснялась не только крайним показным благочестием, но
и использованием клеветы и интриг против своих соперников.
Так, тот же А. И. Михайловский-Данилевский приводит отзыв о
М. Л. Магницком, слышанный им от М. И. Кутузова в 1813 г. в Ка-
лише. Фельдмаршал сказал: «Государь говорил мне на сих днях о
Магницком, как о человеке, одаренном обширным умом, но кото-
рый в разговорах своих с императором всех очернял и опорочивал,
что, однако же, он делал с особенным искусством»103.
Будучи губернатором, М. Л. Магницкий открыл в Симбирске
отделение Библейского общества и стал его вице-президентом, что
впоследствии буквально вменялось ему в вину либерально настро-
енными современниками. Речь М. Л. Магницкого при открытии
Библейского общества в Симбирске произвела сильное впечатле-
ние в столице. «На этих днях читал я библейскую речь вашего гу-
бернатора, – писал по этому поводу весной 1818 г. Н. М. Карамзин
своему брату в Симбирск, – Я слышал, что она полюбилась импе-
ратору и князю Голицыну, а это – главное»104. Поскольку Библей-
102
Цит. по: Шильдер Н. К. Император Александр Первый. Его жизнь и
царствование : в 4 т. СПб., 1898. Т. 4. С. 479.
103
Там же. С. 479–480.
104
чание ч. 2-й и ч. 3-й (1814–1819 и 1819–1827). С. 281.
38
ское общество занималось и благотворительностью, то М. Л. Маг-
ницкий основал в Симбирске «Женское общество христианского
милосердия».
Библейское общество воспринималось многими его членами
как средство быстро сделать карьеру, что, впрочем, до известной
степени соответствовало замыслам его российских основателей.
В воспоминаниях М. Ф. Де-Пуле рассказывается о том, как один из
членов Библейского общества в Симбирске, внесший взнос в де-
сять рублей, был принят М. Л. Магницким «очень любезно», при
этом М. Л. Магницкий заявил: «Будьте уверены, что библейские
члены всегда будут помогать друг другу»105.
Ненавистник М. Л. Магницкого Н. И. Греч утверждал, что
М. Л. Магницкий в Симбирске устроил «нечто вроде крестового
похода против произведений печати», когда он не только «при-
нуждал всех чиновников и дворян вступать в оное (Библейское об-
щество. – А. М.) членами, но и стал жечь на площади сочинения
Вольтера и других подобных писателей XVIII века»106. Накануне
этого он якобы «организовал» анонимное письмо в центральный
комитет Библейского общества, в котором содержался проект все-
общего уничтожения зловредных книг. Есть достаточные осно-
вания сомневаться в причастности М. Л. Магницкого к этой ак-
ции, во всяком случае, обвинения Н. И. Греча представляются нам
безосновательными и клеветническими, поскольку никаких ауто-
дафе на площадях Симбирска М. Л. Магницкий не устраивал107.
Заметим, что сожжение книг практиковалось в то время в Запад-
ной Европе, в частности в Германии, причем инициатива подоб-
ных акций могла исходить не только из реакционной среды, но и
из стана либералов. К примеру, С. М. Соловьев писал в своем ис-
следовании, посвященном изучению внешней политики Алексан-
дра I: «В 1817 году в протестантской Германии с великим торже-
ством праздновали трехсотлетие реформации. 18 октября студенты
105
Де-Пуле М. Ф. Отец и сын. Опыт культурно-биографической хрони-
ки // РВ. 1875. Т. 118. Июль. С. 67.
106
Греч Н. И. Записки о моей жизни. М., 1990. С. 218–219.
107
В причастности М. Л. Магницкого к этой акции сомневался мемуа-
рист М. Ф. Де-Пуле. См.: Де-Пуле М. Ф. Отец и сын. Опыт культурно-био-
графической хроники // РВ. 1875. Т. 118. Июль. С. 68.
39
и некоторые профессора собрались близ Эйзенаха, в историческом
замке Вартбурге: говорились зажигательные речи, пелись зажи-
гательные песни, и дело кончилось тем, что по примеру Лютера,
сжегшего папскую буллу, сожжены были сочинения, написанные
в консервативном духе, направленные против либерального дви-
жения. Суд и приговор был произнесен над сочинениями – один
только шаг к исполнению приговора и над сочинителями»108. Это
была своего рода идеологическая подготовка убийства К. Зандом
известного немецкого консерватора А. Коцебу.
Явную клевету Н. И. Греча несколько оправдывает то обсто-
ятельство, что «усердие не по разуму» и разного рода экстрава-
гантные заявления и поступки довольно часто были свойственны
М. Л. Магницкому. Но в описываемый период его позиция мало
чем отличалась от позиции М. М. Сперанского, который был по-
клонником мистицизма, в своих письмах к А. Н. Голицыну востор-
гавшимся манифестом, провозгласившим соединение Министер-
ства просвещения с ведомством духовных дел, расхваливавшим
деятельность Библейского общества, оказывающим личное свое
содействие библейскому делу в Пензе, просящим у Александра I
краткого отпуска, необходимого ему, как он подчеркивал, специ-
ально для посещения Саровской пустыни, где он надеялся найти
силу «внутреннего христианства»109. Вряд ли можно признать про-
явлением «реакции» тогдашние заявления М. Л. Магницкого вроде
следующего: «я думаю, что христианин не может иначе действо-
вать, как истребляя зло и неправду, сколько можно человеколюби-
вее и хладнокровнее. Иначе, каким образом созидать Царствие Бо-
жие, не разрушая и даже дозволяя распространяться царствию его
противника?»110.
108
Соловьев С. М. Император Александр I. Политика, дипломатия. М.,
1995. С. 466.
109
Томсинов В. А. Светило российской бюрократии. Исторический пор-
трет М. М. Сперанского. М., 1991. С. 245.
110
ОР РНБ Ф. 731. Сперанский М. М. Магницкий (М. Л.); попечитель
Казанского учебного округа. Письма (2) М. М. Сперанскому 12 сентября –
28 ноября 1817 г. Симбирск, Л. 3.
КОНСЕРВАТИВНЫЙ ПОВОРОТ
В ОБЛАСТИ ПРОСВЕЩЕНИЯ И НАУКИ.
СБЛИЖЕНИЕ М. Л. МАГНИЦКОГО
С А. Н. ГОЛИЦЫНЫМ.
РЕВИЗИЯ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 1819 г.
С начала 1819 г. М. Л. Магницкий начал играть одну из клю-

чевых ролей в ощутимо наметившемся консервативном поворо-
те в политике Российской империи. Он во многом был вызван
причинами, которые носили не только специфически-российский
характер. Потрясения первых десятилетий XIX в., крушение ка-
завшегося незыблемым традиционного монархического миро-
порядка вызвали к жизни волну мистических умонастроений,
которые на политическом уровне нашли свое отражение в акте
Священного союза. Этот акт, по словам историка русской науки
и просвещения М. И. Сухомлинова, «послужил основанием для
реформы народного просвещения в России: то, что в акте выра-
жено общими чертами в нескольких словах, разрослось в целую
систему в понятиях и действиях...»111. Резко усилилось влияние
религии на все стороны образования и культурного процесса.
В 1817 г. Министерство народного просвещения было соеди-
нено со Святейшим Синодом. Новое учреждение возглавил князь
А. Н. Голицын. Его руководящими деятелями стали лица, реши-
тельно осуждавшие систему народного просвещения, создан-
ную либералами-реформаторами первой половины царствования
Александра I, среди которых выделялись А. С. Стурдза и Д. П. Ру-
111
просвещению : в 2 т. СПб., 1889. Т. 1. С. 160.
41
нич. Одно из первых мест среди деятелей министерства занял
М. Л. Магницкий. Н. К. Шильдер даже утверждал, что он был
«главным действующим лицом» «сугубого министерства»112.
В правительственном либерализме той эпохи, в «слепом до-
верии» к просветительским идеям XVIII в. консерваторы видели
источник политических потрясений и религиозных смут. Под их
давлением был поставлен вопрос о ликвидации практически всех
существовавших университетов. «Постоянною темою совещаний
Главного правления училищ было водворение в общественном
воспитании начала веры и монархизма, торжество Откровения и
покорности властям над порывами разума и воли, предоставлен-
ных самим себе и не подчиненных никакому авторитету, – писал
по этому поводу М. И. Сухомлинов. – Соединение веры и знания
провозглашено было целью умственного развития, но под соеди-
нением понимали не равноправный союз двух начал, а полное го-
сподство одного над другим. Отвергая свободу научного исследо-
вания и увлекаясь крайнею нетерпимостью, отрицали построение
науки на независимых основаниях, и научный элемент даже в сфе-
ре богословия считали несовместным с идеею чистой, неиспыту-
ющей веры»113. М. Л. Магницкий же шел дальше всех и был убе-
жден в том, что вообще необходимо «создать новую науку и новое
искусство, вполне проникнутые духом Христовым, взамен ложной
науки, возникшей под влиянием язычества и безверия»114.
Причины быстро распространявшихся, как лесной пожар, ли-
беральных, атеистических и революционных идей М. Л. Магниц-
кий усматривал в почти открытой их проповеди с университетских
кафедр и со страниц университетских пособий: «правительство
наказывает молодых людей за то, что они выучились тому, чему
их так усердно учили, – говорил он. – В самом деле, не преподает-
ся ли открыто, что Французская революция была благодетельным
явлением... Мне говорят, что не должно смешивать веры с наукою
и что последняя должна быть самостоятельною и независимою;
112
вание : в 4 т. СПб., 1898. Т. 4. С. 294.
113
просвещению : в 2 т. СПб., 1889. Т. 1. С. 159–169.
114
42
но я убежден, что только в послушании вере наука может делать
истинные успехи. Ее история это ясно показывает: без веры нау-
ка не имеет прочного основания и не разрешает вопросов, самых
близких человеку»115. В России же западноевропейский опыт, счи-
тал он, может оказаться особенно опасным: «Мы заимствовали
просвещение от земель иностранных, не приспособив его к наше-
му положению (не обрусив) (курсив здесь и далее Магницкого. –
А. М.), и сверх того в самую неблагоприятную минуту, в XVII-м и
начале XVIII-го столетия, то есть во время опасной его заразы, –
писал М. Л. Магницкий. – Мы пересадили ядовитое растение сие
в наш холод, где оно вредит медленно, ибо растет худо. По сча-
стью, равнодушие к нему управляющих и национальная лень на-
ших ученых остановили его на одной точке»116.
М. Л. Магницкий в данном случае разделял убеждения, вообще
характерные для консервативной мысли того времени. Так, извест-
ный западноевропейский консерватор Жозеф де Местр, живший
в России с 1803 по 1817 г., так описывал состояние дел в россий-
ском образовании того времени: «Это единственная страна во все-
ленной, где не интересуются верой у воспитателей юношества...
Гимназии и провинциальные универсальные университеты суть
истинные клоаки, откуда выходят бешеные враги всякой морали,
всякой веры и всякого чинопочитания. Я знал людей, поставлен-
ных обучать юношество (и какое!), которых наши предки просто
повесили бы, да и мы сами, при всем теперешнем слабоволии и
безразличии, с позором изгнали бы... Такова самая глубокая рана
Российской Империи, и она с каждым днем расширяется и растрав-
ляется... Сюда являются часто не просто посредственности, но раз-
вращенные и даже бесчестные, дабы продать свою ложную науку
за деньги. Особенно сегодня на Россию набегает сия пена, которую
политические бури гонят из других стран. Сии перебежчики при-
носят с собою лишь наглость и пороки»117.
115
116
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 243.
117
Местр Жозеф де. Петербургские письма // Звезда. 1994. № 11.
С. 173–179.
43
Выход для России виделся М. Л. Магницкому и его единомыш-
ленникам в том, чтобы поставить систему образования таким об-
разом, чтобы она соответствовала национальным особенностям:
«Россия имеет особенный характер, – утверждал он. – Следова-
тельно и просвещение ее должно быть соображено с сими отли-
чительными ее свойствами; ибо, иначе, всякое его противодей-
ствие непременно произведет вредное потрясение, сперва нрав-
ственное, потом гражданское и наконец политическое»118. Здесь,
несколько забегая вперед, отметим, что национальное просвеще-
ние М. Л. Магницкий понимал вполне в духе Жозефа де Местра,
утверждавшего: «Повсюду, где просвещение перестало быть рели-
гиозным, больше нет национального просвещения. Подготовят ма-
тематиков, физиков и т. д.; но речь-то должна идти о человеке. Од-
нако система просвещения, способная создать некий публичный
дух, будет религиозной или не сможет установиться119».
С 1819 г. М. Л. Магницкий начинает присутствовать на всех
Генеральных собраниях Библейского общества в Петербурге.
В конце-концов ему удалось овладеть «полным доверием слабо-
характерного князя Голицына»120, и по его протекции был назна-
чен высочайшим повелением членом Главного правления училищ
Министерства духовных дел и народного просвещения 25 января
1819 г.121 Вскоре последовало второе высочайшее распоряжение,
согласно которому М. Л. Магницкий командировался в Казань,
для ревизии Казанского университета, который находился неда-
леко от Симбирска. В. И. Панаев писал в своих воспоминаниях,
что М. Л. Магницкий «сам напросился на это поручение», так как
ему «легко было, по близкому расстоянию Симбирска от Казани,
уверить князя, что он хорошо знает, в каком жалком (будто бы) по-
ложении находится университет, ему нужно было безотлагательно
118
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 243.
119
Местр Жозеф Мари де. Рассуждения о Франции. М., 1997. С. 73.
120
вание : в 4 т. СПб., 1898. Т. 4. С. 294.
121
См.: РГИА. Ф. 733. Оп. 40. Д. 203. Дело об увольнении М. Л. Маг-
ницкого. Послужной список Действительного Статского Советника Маг-
ницкого. Л. 11.
44
блеснуть перед соседним, не любившим его, Симбирском, таким
важным поручением, таким доверием правительства, и в то же вре-
мя иметь случай показать перед новым начальством и государем
ревность свою, особливо в религиозном отношении»122.
А. Н. Голицын уведомил о новом поручении М. Л. Магницкого
следующим письмом от 10 февраля: «Милостивый государь мой
Михаил Леонтьевич. – Государю Императору благоугодно было
изъявить высочайшее соизволение, чтобы вы отправились в Ка-
зань для обозрения университета и училищ того округа... Вслед-
ствие этого поручено вашему превосходительству отправиться в
Казань, как скоро будет вам это возможно. На прогон и путевые из-
держки получите вы три тысячи рублей. По прибытии вашем в Ка-
зань, нужно будет вам обратить особенное внимание на состояние
Казанского университета, как по учебной так и по хозяйственной
части... После осмотра представите вы мне свое заключение и мне-
ние обо всем из чего должно открыться, может ли этот университет
с пользою существовать впредь. И в том случае, если университет
должен быть упраздненным, то прибавьте предложение ваше, на
каком основании должны быть управляемы учебные заведения, к
округу казанскому причисленные. При этом приложите особую за-
писку о тех предметах, которые требуют особенного уважения»123.
Как видим, А. Н. Голицын допускал возможность «упразднения»
университета. Сам М. Л. Магницкий в дальнейшем утверждал,
что идея «уничтожения» университета изначально принадлежала
А. Н. Голицыну124.
М. Л. Магницкий, находившийся тогда в Симбирске, немед-
ленно отправился в Казань, где 8 марта 1819 г. с его участием со-
стоялось экстренное заседание университетского Совета. На нем
М. Л. Магницкий впервые увидел личный состав университета и
огласил требования, необходимые для целей его ревизии. На вы-
полнение всей отчетной работы М. Л. Магницкий отвел три дня.
122
123
Цит. по: Загоскин Н. П. История Императорского Казанского уни-
верситета (за первые сто лет его существования). 1804–1904. Казань, 1903.
124
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 237.
45
Часть отчетов ему была представлена в этот же день. Одновремен-
но он предпринял личный осмотр университета и его учреждений.
На время пребывания в Казани М. Л. Магницкому были предо-
ставлены права попечителя учебного округа; университетский со-
вет обязан был удовлетворять безотлагательно всем его требовани-
ям, а «сношениям университета с министром предназначено было
происходить не иначе как чрез его посредство»125.
К 16 марта ревизия была завершена, а 9 апреля, по возвраще-
нии его в Петербург, им было представлено подробное донесение о
состоянии осмотренного им университета126. При этом он, соглас-
но его воспоминаниям, «имел счастие, при изъяснении Императо-
ра рыдать в объятиях сего ангела Божия и вышел из кабинета его
как бы никогда не страдавшим»127.
Ревизия Казанского университета, осуществленная М. Л. Маг-
ницким, обычно интерпретировалась в отечественной историогра-
фии исключительно как «погром», как одна из самых зловещих мер
александровской политики того времени. Миф о «погроме» явился
одним из важнейших элементов, на которых держалась историогра-
фическая конструкция «реакционного поворота 1820-х гг.», в кото-
рой ревизия приобрела характер важнейшего, знакового события,
ключевого для внутренней политики этого периода, став своего рода
символом мракобесия, обскурантизма и крайней реакции. Историки
и публицисты обвиняли М. Л. Магницкого в невежестве, незнании
особенностей университетской жизни, предвзятости, карьеризме,
интриганстве. Утверждалось, что сроки, в которые была проведена
ревизия, были чрезмерно краткими для того, чтобы выявить объек-
тивную картину состояния Казанского университета. По свидетель-
ству современника, М. Л. Магницкий пробыл в Казани всего шесть
дней. А если так и было, то «возможно ли в течение шести дней во-
йти в подробности управления, ознакомиться с ученою, учебною,
хозяйственною, счетною и полицейскою частями оного, познать ум-
125
Феоктистов Е. М. Магницкий. Материалы для истории просвеще-
ния в России // РВ. 1864. № 6. С. 481–482.
126
См.: Там же. С. 482.
127
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 238.
46
ственные и нравственные качества двадцати пяти профессоров?»128
Подразумевалось, что ревизия была вызвана политическими, а не
академическими мотивами, тем более не какими-либо вопиющими
злоупотреблениями, поскольку университет был заведомо вне подо-
зрений в силу того, что являлся «заповедником» свободы и прогрес-
са. Общим местом стало утверждение об изгнании М. Л. Магницким
из университета 11 лучших профессоров из 25 с последующей их
заменой на благонадежных гимназических учителей – людей, заве-
домо недостойных, интриганов и льстецов, пресмыкаюшихся перед
новым попечителем.
Утверждения эти, сформулированные в 60-е гг. XIX в. преиму-
щественно либеральными мемуаристами, публицистами и истори-
ками, повторяются из исследования в исследование, создавая ил-
люзию исчерпанности темы. Однако обращение к самим материа-
лам ревизии позволило существенно уточнить картину129.
Так, в отчете о ревизии почти не прослеживаются консерватив-
ные политические мотивы, которыми он, по утверждению либе-
ральных историков, руководствовался в огромной степени. В этом
документе совершенно очевидно на 9/10 преобладают мотивы ака-
демического свойства (качество преподавания и пр.), стремление
проверить финансовое состояние университета, его администра-
тивно-хозяйственной части и пр.
Текст доклада, равно как и подробности биографии М. Л. Маг-
ницкого, позволяют утверждать, что он был чиновником достаточ-
но сведущим и компетентным в вопросах университетской жизни.
С нашей точки зрения, нет оснований говорить и о поверхностно-
сти и поспешности ревизии из-за отсутствия времени у М. Л. Маг-
ницкого. Изучение дел на месте длилось почти две недели, а отчет
составил четыре тома (5 тыс. листов)130.
Итоговый текст отчета о ревизии рисует несомненные вопи-
ющие недостатки, злоупотребления и должностные преступления
128
129
См.: РГИА. Ф. 733. Санкт-Петербургский учебный округ. Оп. 39.
Д. 259. Дела о ревизии Казанского университета М. Л. Магницким и про-
веденных реакционных предприятиях. Л. 14–53.
130
См.: Вишленкова Е. А. Ревизор, или случай университетской провер-
ки 1819 года // Отечественная история. 2002. № 4. С. 24.
47
в деятельности Казанского университета. Речь шла о воровстве
очень значительных сумм из университетского бюджета, огромных
по тем временам расходов на обучение с минимальной отдачей,
липовой отчетности, фальсификациях экзаменов, сомнительном
уровне квалификации значительной части преподавателей и про-
фессуры и их не менее сомнительном моральном уровне, развали-
вающихся учебных корпусах, злоупотреблениях в использовании
имеющихся площадей, когда студенты вынуждены были ютиться в
грязных помещениях, в антисанитарных условиях, при неисправ-
ных противопожарных средствах; закупке дров, свечей, провианта
по завышенным ценам у «своих» подрядчиков. М. Л. Магницкий
обнаружил, что хозяйственные дела университета оказались запу-
щенными до последней степени. «Университетские дома пришли
в упадок, хотя и отпущена была при прежних министрах значи-
тельная сумма для поддержания их в надлежащем виде. Учащиеся
чрезмерно стеснены в помещении и даже слушают лекции в спаль-
нях», – писал он в своем донесении131.
Большая часть профессоров не пользовалась уважением сту-
дентов. На заседаниях университетского Совета ссоры между
различными профессорскими «партиями» доходили до того, что
«прохожие, слыша споры и крики профессоров, останавливались
толпами под окнами Совета»132.
Был М. Л. Магницкий недоволен и моральным обликом части
профессуры и студентов. В собранном им «досье» имелись сведе-
ния о том, что некоторые из профессоров «напивались вместе со
студентами, держали распутных женщин, ездили на казенных эки-
пажах в непотребные дома и давали в комнатах своих лекции». Не-
кий адьюнкт, «давая лекции на дому... вводил непристойные рас-
сказы и часто оканчивал свои уроки тем, что студенты напивались
с ним допьяна»133. А студент К. «в трактире задолжал 35 руб. 30 к.,
131
См.: Феоктистов Е. М. Магницкий. Материалы для истории про-
свещения в России // РВ. 1864. № 6. С. 489.
132
Скабичевский А. М. Очерки истории русской цензуры (1800–1863).
СПб., 1892. С. 135.
133
ния в России // РВ. 1864. № 7. С. 20.
48
отдал в задаток золотое кольцо и велел за собою идти служителю
трактира, мещанину Петру Евсееву для получения денег, коих не
только не отдал на квартире своей, но раздев Евсеева, отнял у него
собственных его денег 30 р. и свое кольцо, бил плетью и остриг
ему волосы»134. И т. д. и т. п.
При этом характеристики, данные М. Л. Магницким профес-
сорско-преподавательскому составу университета, были зачастую
точны и объективны. Отметим, что он выделил как выдающихся
ученых знаменитых Н. И. Лобачевского («есть человек отлично
знающий») и астронома И. М. Симонова («подающий самую боль-
шую надежду на будущее время»), участника полярной экспеди-
ции Беллинсгаузена и Лазарева.
Из текста отчета ясно, что речь идет о системе мер, целесо-
образность которых можно оспаривать, но которые сами по себе
не были реакционными и обскурантскими: укрепление уже суще-
ствовавшей гимназии, с отделением при ней, в котором готовились
бы учителя для обширного региона, создание пансиона для «бла-
городного юношества», создание татарского училища, основание
медико-хирургического института с анатомическим театром, боль-
ницами и ветеринарным отделением и т. д. Можно дискутировать
о степени их приемлемости в тех исторических условиях, но они
явно исключают те крайне негативные характеристики, которые
для них использовались.
Если говорить о ревизии как об акте политической реакции,
то в ее материалах есть лишь отдельные акценты, которые можно
интерпретировать как консервативные или реакционные. Такого
рода мотивы прослеживаются тогда, когда М. Л. Магницкий отме-
чает отсутствие в учебных программах Закона Божия (что проти-
воречило общему курсу Министерства духовных дел и народного
просвещения), невежество студентов в знании этой дисциплины,
дух деизма, свойственный студенческой массе, выдвигает претен-
зии к преподаванию философии (при этом его обвинения своди-
лись к тому, что профессор философии «руководствуется духом
134
ния в России // РВ. 1864. № 7. С. 20.
49
не весьма полезным и по счастию преподает лекции свои так дур-
но, что их никто не понимает»). Кроме того, в отчете имеется не-
сколько выпадов против преподавания философии (просветитель-
ской, рационалистической, материалистической): «без всякого со-
мнения все правительства обратят особенное внимание на общую
систему их учебного просвещения, которое сбросив скромное по-
крывало философии стоит уже посреди Европы с поднятым кин-
жалом».
При осмотре Казанского университета М. Л. Магницкий был
поражен тем, что обнаружил в числе его почетных членов абба-
та Грегуара, одного из радикальных членов Парижского Конвента,
подписавшего смертный приговор Людовику XVI. В самой Фран-
ции Грегуар числился среди цареубийц, которые не допускались
в царствование Бурбонов ни к каким должностям. М. Л. Магниц-
кий вспоминал по этому поводу: «В бумагах университета я нашел
письмо Грегуара, в котором он благодарит университет за избра-
ние и посылает для его библиотеки все свои сочинения, а в них на
первой странице красуется его знаменитая речь о свойствах царей.
Цари, говорит Грегуар, в человечестве то же, что чудовища в фи-
зическом мире»135. В итоге Грегуар лишен был звания почетного
члена Казанского университета136.
Кроме того, ревизор нашел на кафедрах университета «господ-
ство опасного духа свободомыслия», систему «непростительно
снисходительных для студентов экзаменов», а также «вольнодум-
ство, разврат и буйство в студенческих кружках и деморализацию
профессоров как в общественной их деятельности, так и в част-
ной жизни»137. Кафедры богословия в Казанском университете не
было, что, с его точки зрения, было непростительно.
По итогам ревизии М. Л. Магницкий заключил, что Казанский
университет «по непреложной справедливости и по всей строго-
сти прав подлежит уничтожению»138. Он даже предлагал «торже-

135
См.: РГИА. Ф. 733. Оп. 39. Д. 356. О почетном члене Казанского

136
университета Грегуаре. 1821.

137
Скабичевский А. М. Очерки истории русской цензуры (1800–1863).
СПб., 1892. С. 135.
138
50
ственно разрушить самое здание университета»139. В другом ва-
рианте это звучало следующим образом: «завалить эту помойную
яму, распространяющую заразу и отраву по всей стране»140.
139
И. А. Ефрона. СПб., 1896. Т. 35. С. 328.
140
Евтухова Е. «Разрывы и связи» в русском кантианстве : между Каза-
нью и Петербургом // Казань, Москва, Петербург : Российская империя
взглядом из разных углов. М., 1997. С. 351. См. также: Alexandre Koyre. La
philosophie et le probleme national en Russie au debut du XIXe siecle. Paris,
1912. Р. 71.
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ М. Л. МАГНИЦКОГО
НА ПОСТУ ПОПЕЧИТЕЛЯ
КАЗАНСКОГО УЧЕБНОГО ОКРУГА.
ПРОЕКТ СОЗДАНИЯ ХРИСТИАНСКОГО
ПРОСВЕЩЕНИЯ И НАУКИ . КОНТРРЕФОРМА
В КАЗАНИ, ЕЕ ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ
Александр I, однако, не согласился со столь радикальной ме-

рой: «Зачем разрушать, можно исправить»141. В итоге решено было
ограничиться частичным преобразованием университета. 8 июня
1819 г. М. Л. Магницкий был назначен, по представлению А. Н. Го-
лицына, попечителем Казанского учебного округа, а 14 июня полу-
чили высочайшее утверждение основания реформы университета.
Решено было ввести преподавание богопознания и христианского
учения, уволить ненадежных профессоров, учредить должность
директора для экономической, полицейской и нравственной части,
преобразовать гимназию и главное народное училище. Можно со-
гласиться с мнением Ф. А. Петрова, что ревизия «имела не толь-
ко чисто локальную цель, но и являлась попыткой создания моде-
ли нового устройства университетов, поскольку именно там было
предпринято наиболее полное применение идей, выработанных
Ученым комитетом и Главным правлением училищ Министерства
духовных дел и народного просвещения»142.
Цит. по: Панаев В. И. Воспоминания // ВЕ. 1867. Т. 4, кн. 12. С. 76.

141
Петров Ф. А. Российские университеты первой половины XIX века.

142
Формирование системы университетского образования : в 4 кн. Книга вто-

рая: Становление системы университетского образования в России. Ч. 3.
М., 1999. С. 92.
52
С этого момента начался новый этап политической карьеры
М. Л. Магницкого. В организационном плане в Казанском уни-
верситете произошли следующие изменения. Была ликвидирована
университетская автономия, выборное начало, мера, традиционно
оцениваемая крайне негативно. К примеру, А. М. Скабичевский по
этому поводу писал: «Вообще отношения Магницкого к профес-
сорам отличались полным произволом: почти все они были обя-
заны ему своим назначением, и от него зависело вполне лишить
их места под предлогом вредного направления, несогласного с
истинным благочестием. Всякий, кто дозволил бы себе действо-
вать сколько-нибудь самостоятельно, подвергался всевозможным
мелочным преследованиям, которые делали его положение невы-
носимым. О правах совета не могло быть при этом и речи: все де-
лалось волею Магницкого, и огромное большинство преподавате-
лей заботилось лишь о том, чтобы предугадать его волю. Интриги,
происки, доносы в среде этих лиц достигали невероятных разме-
ров. Магницкий присвоил себе право назначать профессоров по
собственному усмотрению, лишь для формы давая об этом знать
совету; многие из них не имели никаких ученых степеней и обяза-
ны были получением мест покровительству сильных лиц, которым
Магницкий старался угождать; другие были иностранцы, с недав-
них пор поселившиеся в России»143.
М. Л. Магницким были уволены одиннадцать профессоров
(из общего числа в двадцать пять человек!). Свои действия он объ-
яснял следующим образом: «…одни (профессора. – А. М.) были
заражены атеистическими и лжелиберальными теориями и искус-
но передавали их студентам при удобном случае; другие не имели
враждебных намерений против веры и правительства, но действо-
вали в том же смысле из тщеславия, почитая, что быть человеком
вполне православным и монархическим значит быть отсталым.
Наконец, все они были не труженики науки, а торгаши ею»144. Мас-
штабы чистки «лучших профессоров» были явно преувеличены
в литературе, а ее мотивы искажались. Увольнения происходили
прежде всего по причине преклонного возраста, низкой квалифи-
143
Скабический А. М. Очерки истории русской цензуры (1700–1863).
СПб., 1892. С. 140.
144
53
кации, пристрастия к алкоголю и т. д. По идейным мотивам был
уволен лишь один профессор И. Е. Срезневский, преподающий
философию145.
В целях предупреждения возникновения каких-либо тайных
политических организаций правительство при активном участии
М. Л. Магницкого потребовало от профессоров и преподавателей
подписки, что они «ни к каким ложам масонским или другим тай-
ным обществам не принадлежат»146.
Во главе хозяйственного и полицейского управления был по-
ставлен директор, статус которого был выше ректорского; ему по-
ручался надзор за «нравственным образованием» студентов. Ди-
ректору предоставлены были обширные права; он вполне заменял
собою попечителя, который оставался в Петербурге, но «деятельно
сносился с своим посредником»147.
Была осуществлена ревизия университетской библиотеки.
В ней было уничтожено все, что, по мнению М. Л. Магницкого,
было проникнуто «вредным направлением». В первую очередь
он торжественно сжег на университетском дворе книги вышеупо-
мянутого аббата Грегуара. Впрочем, именно библиотека из всех
учебно-вспомогательных учреждений удостоилась относитель-
ного одобрения суровым ревизором: «В библиотеке есть многие
важные, редкие и дорогие издания по богословской и медицинской
части. Библиотека эта представляет довольно обширное, но весьма
недостаточное и случайное собрание книг»148.
Мероприятия М. Л. Магницкого преследовали одну цель: пе-
ресоздать русские университеты и всю систему общественного
воспитания в России. Принципы, на которых должна была осуще-
ствиться эта радикальная реформа, были изложены М. Л. Магниц-
145
См.: Вишленкова Е. А. Ревизор, или случай университетской провер-
ки 1819 года // Отечественная история. 2002. № 4. С. 29.
146
Михайлова С. М. Развитие ориенталистики в Казанском университе-
те // Казань, Москва, Петербург : Российская империя взглядом из разных
углов. М., 1997. С. 280. См. также: ЦГАРТ. Ф. 92. Оп. 1. Ед. хр. 1511. Л. 1.
147
риодической литературы в Казани с 1804 по 1834 г. // РВ. 1859. Т. 23. С. 83–
84.
148
(за первые сто лет его существования). 1804–1904. Казань, 1903. Ч. 2. С. 44.
54
ким в знаменитой инструкции директору Казанского университета
от 17 января 1820 г. Она определяла дух и направление, которо-
му обязаны были следовать в преподавании различных дисциплин
ученые университета и по своей форме представляла синтез бю-
рократического документа и религиозно-философского трактата.
Главной целью университетского образования инструкция
объявляла воспитание «верных сынов Православной Церкви,
верных подданных Государю, добрых и полезных граждан Оте-
честву». Для этого, в первую очередь, требовалось сформировать
в студентах «первую добродетель гражданина»: покорность и по-
слушание. Студенты обязаны были ежедневно «отправлять» долж-
ные молитвы в положенное время и в присутствии инспектора, а в
воскресные дни и в дни церковных праздников ходить с инспекто-
ром к Божественной литургии, приучаться «к делам милосердия
небольшими, по состоянию каждого милостынями, посещением
больных товарищей в праздничные дни, и тому подобного». При-
чем студенты, «отличающиеся Христианскими добродетелями»,
должны были предпочитаться всем прочим, и руководство уни-
верситета обязано было принять их «под особенное покровитель-
ство по службе и доставить им все возможные по оной преиму-
щества». Директор университета обязан был наблюдать, чтобы
студенты «постоянно видели вокруг себя примеры строжайшего
чинопочитания со стороны учителей и надзирателей». Он должен
был «иметь достовернейшие сведения о духе университетских
преподавателей, часто присутствовать на их лекциях, по време-
нам рассматривать тетради студентов, наблюдать, чтобы не про-
шло что-нибудь вредное в цензуре», чтобы «дух вольнодумства
ни открыто, ни скрытно не мог ослаблять учение церкви в препо-
давании наук философских, исторических или литературы». Ему
вменялся в обязанность «выбор честных и богобоязненных надзи-
рателей», а также «сообщение с полициею для узнания поведения
их вне университета, запрещение вредных чтений и разговоров»,
а также «предупреждение всех тех пороков, коим подвергается
юношество в публичном воспитании».
В основе преподавания всех наук «должен быть один дух Свя-
того Евангелия». В университете вводилось богословское отделе-
55
ние, профессор которого обязан был преподавать библейскую и
церковную историю. В преподавании философии основополага-
ющим становился следующий принцип: «все то, что не согласно
с разумом Священного Писания, есть заблуждение и ложь, и без
всякой пощады должно быть отвергаемо <...> только те теории фи-
лософские основательны и справедливы, кои могут быть соглаша-
емы с учением Евангельским: ибо истина едина, а бесчисленны
заблуждения». Основанием философии должны служить послания
апостола Павла к колоссянам и к Тимофею, в которых призыва-
лось уклоняться от «басен», «скверных суесловий», «словопрений
лжеименного разума» и «учений бесовских». Начала политических
наук преподаватели должны извлекать из Моисея, Давида, Соломо-
на, отчасти из Платона и Аристотеля, «с отвращением указывая на
правила Махиавеля и Гоба» (Макиавелли и Гоббса. – А. М.), в силу
безнравственности последних. Преподавание политического права
должно было показать, что «правление Монархическое есть древ-
нейшее и установлено самим Богом, что священная власть Монар-
хов в законном наследии и в тех пределах, кои возрасту и духу каж-
дого народа свойственны, нисходит от Бога, и законодательство, в
сем порядке установляемое, есть выражение воли Вышнего».
Профессора физики, естественной истории и астрономии, со-
гласно инструкции, обязаны «указать на премудрость Божию и
ограниченность наших чувств и орудий для познания непрестанно
окружающих нас чудес», а также показать, что «обширное царство
природы, как ни представляется оно, премудро и в своем целом
для нас непостижимо, есть только слабый отпечаток того высшего
порядка, которому, после кратковременной жизни, мы предопреде-
лены», указать «на тверди небесной пламенными буквами начер-
танную премудрость Творца и дивные законы тел небесных, от-
кровенные роду человеческому в отдаленнейшей древности».
Студенты медицинского факультета должны были быть предо-
стережены своими профессорами от ослепления, «которому мно-
гие из знатнейших Медиков подверглись, от удивления превосход-
ству органов и законов животного тела нашего, впадая в гибельный
материализм». Им должно быть внушено, что «Святое Писание не-
раздельно полагает искусство врачевания, без духа Христианской
56
любви и милосердия, есть ремесло, само по себе, особливо, когда
отправляется для одной корысти <...> низкое».
В лекциях по словесности на первом плане должна быть Би-
блия, разбор «красот языка Славянского», а также «образцовых
творений» М. В. Ломоносова, Г. Р. Державина, И. Ф. Богдановича
и И. И. Хемницера, с тем чтобы отвергать все, что «введено в язык
произволом и смелостью», как «неклассическое и недостойное
подражания». В курсе древних языков необходимо знакомить слу-
шателей преимущественно с творениями христианских писателей:
святых Иоанна Златоуста, Григория Назианзина, Василия и Афа-
насия Великих. При изложении арабской и персидской литературы
преподаватель не должен «вдаваться излишне во все, что собствен-
но принадлежит к их религии, к преданиям Магомета и первых
учеников его», а «ограничиться преподаванием языков арабского и
персидского в том единственно отношении, в котором они по тор-
говым и политическим связям для России могут быть полезны».
В курсе истории профессор обязан прежде всего проследить
роль христианства и христианской церкви, показать что «Отече-
ство наше в истинном просвещении упредило многие современ-
ные государства, и докажет сие распоряжениями по части учебной
и духовной Владимира Мономаха». Кроме того, он должен «рас-
пространиться о славе, которою Отечество наше обязано Авгу-
стейшему дому Романовых, о добродетелях и патриотизме его ро-
доначальника и достопримечательных происшествиях настоящего
царствования»149. Спустя несколько лет, М. Л. Магницкий допол-
нил эти положения следующим образом: «Проповедуют в исто-
рии, что мир существует несколько тысяч лет; в Казани следуют
хронологии книг священных»150.
Проект М. Л. Магницкого, изложенный в Инструкции, пред-
полагающий максимальное внедрение религиозных начал в систе-
149
Все цитаты из инструкции М. Л. Магницкого даны по следующему
изданию : Сборник постановлений по Министерству народного просвеще-
ния. Царствование Александра I. 1802–1825. Изд-е 2-е. СПб., 1864. Т. 1.
С. 1317–1337.
150
Сборник исторических материалов, извлеченных из архива I-го От-
деления с.е.и.в.к. СПб., 1876. Вып. 1. С. 371.
57
му образования, в то время не мог быть в принципе реализован в
России. Для этого не имелось ни интеллектуальной базы, ни со-
ответствующих кадров. М. Л. Магницкий явно пытался обогнать
время в попытках противостоять надвигающемуся всемирному
революционному урагану. Он оказался одним из тех, кто чувство-
вал приближение новых «темных веков», тех опасностей, которые
несла миру эпоха Просвещения, и пытался выработать против них
своего рода консервативное «противоядие». В этом отношении он,
бесспорно, был не просто консерватором, но и бескомпромиссным
реакционером, если понимать слово «реакция» как охранительное
реагирование на наступление на традиционный миропорядок раз-
рушительных для него идей и политических сил. Главным «проти-
воядием» от революционных процессов для него явилась религия
(вначале «общехристианская», затем – Православие), влияние ко-
торой он стремился со свойственными ему энергией и фанатизмом
распространить на все сферы жизни государства и общества.
Профессура Казанского университета была освобождена от
необходимости ежегодно предоставлять попечителю конспекты
своих лекций. Объяснялось это тем, что М. Л. Магницкий уста-
новил за ними надзор несколько иного рода, который оказался, по
его словам, весьма действенным: «Касательно направления всех
преподаваемых наук, – доносил он, – стараюсь убедиться личным,
сколько можно ближайшим познанием образа мыслей каждого из
преподавателей. Для сего стараюсь привлекать их к короткому в
своем деле знакомству и кроме того имею всегда назначенные дни
для обедов и беседы у себя. Сим средством в свободе приватных и
приятных отношений, в коих открывается без принуждения образ
мыслей каждого, могу легче узнать направление их мыслей, гораз-
до надежнее нежели в конспекте, часто из чуждых рассуждений за-
имствованном и не всегда довольно надежном, ибо преподаватель
легко в самом преподавании от него удалиться может»151.
Руководства немецких ученых, как «растлевающие душу»,
были изъяты из университетских курсов. Преподавание многих
учебных предметов, основываясь на богословских началах, выгля-
151
Цит. по: Феоктистов Е. М. Магницкий. Материалы для истории
просвещения в России // РВ. 1864. № 7. С. 30.
58
дело так, словно было призвано готовить студентов к принятию
духовного сана. Профессор Городчанинов, преподающий россий-
скую поэзию и историю российской словесности, в своей книге
«Опыт краткого руководства к эстетическому разбору по части
российской словесности» призывал студентов: «Советую чаще
читать ‟Рассуждение о старом и новом слоге российского язы-
ка” г. Шишкова. Превосходная классическая книга! Особливо со-
ветую гг. студентам трудиться в преложении некоторых псалмов,
как то делали знаменитые наши стихотворцы: Ломоносов, Сума-
роков, Державин, Дмитриев, Николев и пр.»152 По воспоминаниям
И. И. Лажечникова, тот же Городчанинов рекомендовал «духовное
красноречие», где образцом слога, по предложению М. Л. Магниц-
кого, служили некоторое время Четьи-Минеи (полное собрание
житий святых)153. Имена же Н. М. Карамзина, К. Н. Батюшкова,
В. А. Жуковского, А. С. Пушкина запрещалось произносить на
лекциях как «неклассические».
Профессор математики Никольский, говоря о полном согласии
законов математики с истинами христианства, утверждал, что ее
законы полностью согласуются с истинами христианского учения:
«Математику, – говорит он, – обвиняют в том, что она, требуя на
все доказательств самых строгих, располагает дух человеческий
к недоверчивости и пытливости, отчего и бывает, что люди в ней
пристрастные, во всяком случае, даже и тогда, когда дело идет о
вере, ищут очевидных убеждений и, не находя оных, делаются ма-
териалистами, допускающими только то, в чем уверяют их чув-
ства. Причиною вольнодумства не математика, а господствующий
дух времени. В математике содержатся превосходные подобия свя-
щенных истин, христианскою верою возвещаемых. Например, как
числа без единицы быть не может, так и вселенная, яко множество,
без Единого владыки существовать не может. Начальная аксиома
в математике: всякая величина равна самой себе: главный пункт
веры состоит в том: Единый в первоначальном слове своего мо-
152
риодической литературы в Казани с 1804 по 1834 г. // Русский вестник.
1859. Т. 23. С. 87.
153
См.: Лажечников И. И. Как я знал Магницкого // Русский вестник.
1866. № 1. С. 137.
59
гущества равен самому себе. В геометрии треугольник есть пер-
вый самый простейший вид, и учение об оном служит основанием
других геометрических строений и исследований. Он может быть
эмблемою: силы, действия, следствия; времени, разделяющегося
на прошедшее, нстоящее и будущее; пространства, заключающего
в себе длину, широту и высоту или глубину; духовного, веществен-
ного и союза их. Святая церковь издревле употребляет треуголь-
ник символом Господа, яко верховного геометра, зиждителя всея
твари. Две линии, крестообразно пресекающиеся под прямыми
углами, могут быть прекраснейшим иероглифом любви и право-
судия. Любовь есть основание творению, а правосудие управляет
произведениями оной, нимало не преклоняясь ни на которую сто-
рону. Гипотенуза в прямоугольном треугольнике есть символ сре-
тения правды и мира, правосудия и любви, чрез ходатая Бога и че-
ловеков, соединившего горнее с дольним, небесное с земным»154.
(Слово о пользе математики, говоренное 5-го июля 1816 года про-
фессором Никольским).
В столь же пиэтическом духе профессором Пальминым была
составлена инструкция для преподавания по кафедре политиче-
ской экономии: «Непреложный закон всякого домостроительства
постановлен в сей заповеди, данной первому человек по падении
его: в поте лица твоего снеси хлеб твой. Вследствие сего, основ-
ными началами как частного, так и народного хозяйства должны
быть следующие главные правила: трудись, снискивай познания,
приспособляя их и исполняя предприятия; что произведешь таким
образом, тем и пользуйся. Но мы существуем не для одного со-
хранения кратковременной жизни своей, не для одного телесного
благополучия своего, и даже не для одного благоденствия земного
отечества: не пекитесь – говорил Искупивший нас от клятвы – о
том, что съесть, чем утолить жажду, во что одеться; не собирайте
себе сокровищ на земле; просящему дай, хотящему у тебя занять не
откажи, и т. д. Посему преподаватель политической экономии по-
ставит себе в непременную обязанность делать своим слушателям
напоминания, что все наше имущество, как малое, так и большое,
154
60
содержит в себе только условную цену, именно в качестве средства
к достижению высших благ, дабы тем предупредить, сколько воз-
можно, то пагубное влияние любостяжания, которое и без всякого
учения весьма легко овладевает человеческим сердцем и превра-
щает людей в машины, а еще боле – ту суетную расточительность,
которая пожирает и самое мнимое богатство наше. Но таким обра-
зом пределы сей науки слишком расширятся. В отвращение сего
преподаватель не только оставит все рассуждения, до политики,
в собственном смысле взятой, касающиеся – так как он, стоя на
средней ступени в обществе, не может видеть существенных ни-
тей их; но пройдет молчанием и все другие предметы, действу-
ющие лишь случайно на умножение или уменьшение богатства,
как например, распоряжения, относящиеся к торговле и ремеслам,
разные привилегии, водворение переселенцев и т. п., а вместо сего,
при всяком удобном случае, будет устремлять мысли слушателей
к тому произведению богатсва, к тому разделению и потреблению
его, которые превращают оное из телесного в духовное, из тлен-
ного в нетленное. Сии случаи встретит он, говоря, например, о ис-
тинной и обменной цене вещей, о выгодах и невыгодах разделе-
ния работы, о сбережениях, нужных для составления капиталов, о
так называемых невещественных произведениях, о плодотворных
и бесплодных издержках, словом сказать, почти во всякой статье
найдет он соприкосновенность между богатством мира сего и со-
кровищем вечности, между имуществом плоти и духа нашего, и
не преминет указать, где теряется между первым и вторым равно-
весие в ущерб последнему. Таким образом, соединит он низшую,
условную экономию с высшею, истинною, и составит из нее науку
в строгом смысле нравственно-политическую»155.
Профессор анатомии и физиологии Фукс цель анатомии опре-
делял следующим образом: «Анатомия показывает строение чело-
веческого тела, а физиология объясняет действие органов в сое-
динении бессмертной души с телом. Цель анатомии – находить в
строении тела премудрость Творца, создавшего человека по образу
и подобию своему. Тело наше – храм души, и потому необходимо
155
Сухомлинов М. И. Иследования по русской литературе и просвеще-
нию : в 2 т. СПб., 1889. Т. 1. С. 226–227.
61
знать его и хранить чистым и неоскверненным; при тесной связи
тела и души надо всячески остерегаться, чтобы не впасть в ужас-
ный материализм, подобно некоторым безумным врачам. Так как
мы, по падении праотцев наших, подверглись многоразличным бо-
лезням, то Господь чрез науку анатомию подал нам средство не
только к облегчению, но и к истреблению болезней»156.
Университетское начальство крайне возмутила процедура дли-
тельного вымачивания трупов в воде с целью изготовления скеле-
тов для университетского анатомического театра. Директор уни-
верситета Владимирский писал в совет университета, обнаружив,
что в отдаленном от главных университетских зданий доме не-
сколько лет стоят кадки с человеческими и животными трупами,
залитые водой, издающие дикий смрад: «Превращение трупов в
скелеты есть необходимость для науки, весьма жестокая в отноше-
ния почтения к нашим умершим; но сия жестокость в благоустро-
енных заведениях смягчается скрытным производством и благо-
честивым погребением частей тела, от костей отпадавших. Здесь
торжественно издеваются над прахом усопших, чего и язычники
не делали. Нет пощады народным уважениям, трепещет христи-
анское сострадание: какое же впечатление воспитанникам, и какое
зрелище для тех, кои и без того почитают медицину варварскою
наукою?»157
Историк Баженов «читал всеобщую историю, руководству-
ясь известным сочинением Боссюэта, с дополнениями из Ролле-
ня, Флери, Ферранда, Лангле-дю-Френуа и других скромных, но
благоразумных историков». В «Казанском вестнике» 1823 г. он по-
местил свой «Опыт исторического рассуждения о действиях Про-
мысла в устроении царств земных и народов»158.
Одновременно с «реформированием» Казанского университе-
та М. Л. Магницкий вынашивал прожектерский план создания Ин-
ститута восточных языков в Астрахани, намеревался «поставить
университет в сношения с учеными сословиями Индии» и возло-
156
Сухомлинов М. И. Иследования по русской литературе и просвеще-
нию : в 2 т. СПб., 1889. Т. 1. С. 226–227.
157
Там же. С. 228–229.
158
риодической литературы в Казани с 1804 по 1834 г. // РВ. 1859. Т. 23. С. 87.
62
жить на него собирание сведений об учении браминов, «указав
источник последнего в преданиях патриарха и апостолов, в Индии
сохранившихся; и <...> может быть, доказать Европе сведениями
положительными и письменными, от самих Браминов получен-
ными, что каста их не что иное есть, как общество, соединенное
преданиями патриархов и освещенное преданиями апостольской
же проповеди в Индии; к чему служит поводом название Брамы,
от имени Абрама тем с большим основанием производимое, что
по учению Браминов и жена Брамы называлась Сара-Веда, то есть
госпожа Сара»159. В данном случае он следовал идее, впервые раз-
витой немецким консерватором-романтиком Ф. Шлегелем, а затем,
уже в России, создателем знаменитой формулы-триады «Право-
славие, самодержавие, народность» С. С. Уваровым. Последний,
подобно М. Л. Магницкому, видел в усвоении восточных языков и
культуры Востока «источник новой национальной политики, дол-
женствующей спасти нас от дряхлости преждевременной и от Ев-
ропейской заразы»160.
Стоит отметить, что в отличие от борцов с галломанией, ка-
ковыми были представители «первой волны» александровского
консерватизма: Г. Р. Державин, Н. М. Карамзин, А. С. Шишков,
С. Н. Глинка – М. Л. Магницкий явно испытывал сильное католи-
ческо-французское влияние в духе Жозефа де Местра, очевидно
усматривая в нем противоядие либеральному духу немецких уни-
верситетов. Он даже предложил учредить в Казанском универси-
тете кафедру французской литературы. «Весь вред, замечаемый в
наших университетах, – говорит он, – произошел от образования,
книг и людей, заимствованных из германских университетов. Там
зараза неверия и начал возмутительных, возникшая в Англии, уси-
ленная в прежней Франции, сделалася полною системою и, так
сказать, классическою. Там поддерживается она самим вероиспо-
веданием и ныне зреет во всей силе. Наука и литература северной
Германии так заражены этою язвою, что могут быть употребляемы
159
ния в России // РВ. 1864. № 7. С. 42.
160
Цит. по: Зорин А. Л. Идеология «Православия-самодержавия-народ-
ности» и ее немецкий источники // В раздумьях о России. М., 1996. С. 110–
111.
63
только с величайшею осторожностью. Во Франции, напротив того,
кровавый опыт этих начал уже изведан, и с исчезающим револю-
ционным поколением исчезает дух неверия и безначалия. Прави-
тельство и учебные заведения следуют твердо принятому плану
соединения веры с ведением. Язык французский, в литературе,
во всех науках естественных и математических, сделался до того
классическим, что профессору химии, медицины, физики, матема-
тики и астрономии невозможно не читать специальных сочинений
на французском языке тем более, что французы весьма редко пи-
шут на латинском. У нас французский язык стал общеупотреби-
тельным, и странно было бы не знать его, а во многих родах служ-
бы это знание необходимо, и т. д.»161.
Не случайно в октябрьском номере «Казанского вестника» за
1821 г. была помещена статья «Нечто об иностранных универси-
тетах», подписанная «Из Саратова», в которой французские уни-
верситеты противопоставлялись германским: «Ныне в некоторой
части Европы буйная мода почитает университеты какими-то вста-
вочными в гражданский порядок республиками. После распутства
и вольнодумства века Людовика XV, лет за шесть до революции, во
французских университетах было совсем другое правило. В шесть
часов утра, по первому удару колокола, входили в спальную сту-
дентов их инспектор, приветствуя их словами: ‟Слава Отцу и
Сыну и св. Духу”; они отвечали ‟Аминь”. Затем ударял второй зво-
нок: прилежнейшие шли в домашнюю церковь, и там в молчании,
на коленях пред алтарем, молились. По третьему звонку все сту-
денты входили в аудиторию по два в ряд и читали вслух: ‟помилуй
мя, Боже!” Каждый профессор (вероятно и философии) перед на-
чалом своей лекции становился на кафедре на колени и призывал
на себя и слушателей своих небесного духа премудрости и разума.
Экзамен на ученые степени происходил в комнате, обитой черным
сукном; экзаменаторы, под председательством ректора, сидели за
столом, который также покрыт был черным сукном и на котором,
посреди двух зажженных больших свеч, стояло распятие… Что ка-
сается до ошибки тех судей, которые почитают введение христиан-
161
просвещению. СПб., 1889. Т. 1. С. 190.
64
ских установлений в университеты какою-то странною и небыва-
лою новостью, то ошибка эта происходит единственно от того, что
они принимают лоскут земли северной Германии за целый просве-
щенный мир»162.
Самые главные изменения коснулись студенческой жизни,
причем, по словам Н. К. Шильдера, «распоряжения Магницкого
привели к тому, что вверенный его попечению университет при-
нял характер какого-то монашеского средневекового ордена, в
котором он действовал, руководствуясь неограниченным произ-
волом»163. Все студенты были распределены не по курсам, а по
степени «нравственного содержания». К первому разряду отно-
сились «отличные», «весьма хорошие» и «хорошие» студенты, ко
второму – «испытуемые», «посредственные» и «исправляемые» и,
наконец, «находящиеся под особым присмотром». Студенты, при-
надлежащие к каждому из этих разрядов, располагались на разных
этажах (по сложившемуся в то время обычаю значительная часть
студентов жила в самом высшем учебном заведении) и собирались
вместе только на лекциях. Но и здесь принимались меры для того,
чтобы предотвратить какое бы то ни было общение между ними.
Надзор за студентами доходил до такой степени, что не только по-
сещать знакомых, но и переходить с одного этажа на другой за-
прещалось без билета от инспектора. Надзиратели обязаны были
водить студентов из одной комнаты в другую, осматривать волосы,
платья, кровати. Посторонние лица могли посещать университет
только в праздники, да и то под непосредственным наблюдением
надзирателя. Такая атмосфера неизбежно порождала практику до-
носительства студентов друг на друга и на присматривающее за
ними начальство. За все нарушения заведенных правил студенты
подвергались наказаниям, перечень которых был весьма обширен.
Это могло быть лишение пищи на несколько дней, заключение в
карцер, или в «комнату уединения», где двери и окна были заго-
рожены железными решетками, на одной из стен висело распятие,
162
Скабический А. М. Очерки истории русской цензуры (1700–1863).
СПб., 1892. С. 134–135.
163
вание : в 4 т. СПб., 1898. Т. 4. С. 295.
65
а на другой картина Страшного Суда. «Провинившийся студент
именовался не виноватым, а грешным, запирался в карцер, с ли-
шением как можно более света, был навещаем там священником,
который увещевал его, потом исповедовал и удостаивал св. Тайн;
после чего освобождался он, как совершенно исправившийся!»164
(по этому поводу А. И. Михайловский-Данилевский писал так: «а
учеников вместо наказания за ребяческие шалости их он заставлял
поститься и исповедоваться»165). «Попечитель Казанского учебно-
го округа предписал директору университета сделать распоряже-
ние, чтобы по всем учебным заведениям введено было награждать
учащихся за успехи: 1) евангелием на русском и славянском язы-
ках, 2) чтением из евангелистов и 3) книгою о подражании Христу.
Главное правление постановило как общее правило для всех учи-
лищ, чтобы при раздаче наград выбирать книги большею частью
св. Писания или, по крайней мере, духовного содержания, подоб-
ные названным»166.
Во время попечительства М. Л. Магницкого в Казанском уни-
верситете стала практиковаться такая мера, как отправка студентов
в солдаты без суда и следствия, ей подверглись двое студентов, Ле-
венгоф и Бовин – за «неумеренное употребление крепких напит-
ков»167.
Каждый день в университете проходил следующим образом.
В пять часов утра комнатные служители будили звонком студен-
тов, которые в течение десяти минут должны были одеться, за-
стелить свои кровати и ожидать прихода помощника инспектора.
Далее следовала небольшая молитва, по окончании которой все
студенты под наблюдением надзирателя шли в столовую. Завтрак
проходил в полном молчании под чтение Священного писания.
164
165
Т. 210, № 9. С. 168.
166
просвещению. СПб., 1889. Т. 1. С. 201–202.
167
О системе наказаний для студентов см.: Феоктистов Е. М. Магниц-
кий. Материалы для истории просвещения в России // РВ. 1864. № 7. С. 24–
26.
66
В восемь часов все собирались в большом главном зале, а отту-
да уже по парам в сопровождении старших расходились по ау-
диториям, где для каждого было определено место. Инспектор,
ректор, директор один за другим являлись в аудитории для ос-
мотра. В двенадцать часов дня все вновь собирались в большой
зале, откуда по парам шли в столовую. После обеда дозволялась
кратковременная прогулка во дворе или в саду университета.
По окончании вечерних лекций, ужина и молитвы студенты рас-
ходились по спальням и уже через десять минут во всем здании
гас свет. Начинался ночной дозор. Двое часовых до самого рас-
света ходили по коридорам каждого этажа навстречу друг другу,
а дежурный помощник инспектора в течение ночи несколько раз
осматривал спальни168.
Как писал В. В. Григорьев, «система преобразования обще-
ственного воспитания, выработанная тогда Главным Правлением
Училищ нашла полнейшее применение: Университет в самом ско-
ром времени принял вид средневекового католического монасты-
ря»169, а инструкции М. Л. Магницкого «имели целью обратить
Казанский университет в иезуитский коллегиум, что и было до-
стигнуто на некоторое время»170.
Однако не только студенты подвергались надзору; обществен-
ная и даже личная жизнь профессоров стала также предметом
строгого контроля. И. И. Лажечников вспоминал по этому поводу:
«За профессорами наблюдали, чтоб они не пили вина. Из числа их,
некоторые весьма воздержные, но привыкшие пред обедом выпи-
вать по рюмке водки, в свой адмиральский час, ставили у наруж-
ной дверей на караул прислугу, чтобы предупредить грозу нечаян-
ного дозора. Таким образом, прислушиваясь к малейшему стуку и
беспрестанно оглядываясь, преступник дерзал ключом, привешен-
168
свещения в России // РВ. 1864. № 6. С. 22–26 ; Скабичевский А. М. Очерки
истории русской цензуры (1800–1863). СПб., 1892. С. 138–139.
169
Григорьев В. В. Императорский С.-Петербургский университет в те-
чение первых 50 лет его существования. СПб., 1870. С. 34.
170
67
ным у пояса, отворять шкаф, где, в секретной глубине, хранилось
ужасное зелье»171.
М. Л. Магницкий явно был склонен переоценивать результаты
своей деятельности. В отчете Казанского университета за 1819/20
учебные годы утверждалось: «Смиренномудрие, терпение и лю-
бовь сопровождают поступки студентов, а любезная учтивость
украшает их наружное обращение. Всегда видят они вокруг себя
назидательные примеры жизни благочестивой. Прежний дух пар-
тий и раздоров исчезает. Связуемые духом христианской любви,
все чины, все сословия университета взаимно друг к другу оказы-
вают чинопочитание и уважение. Под видом благочестия все при-
емлет новый вид... Вольнодумство, прежде под различными вида-
ми в недре университета скрывавшееся, удаляется от сего жилища
наук, где обитает страх Божий»172.
Между тем очевидно, что принудительное насаждение дисци-
плины и религиозности в светской среде не могло не вызвать опре-
деленных негативных последствий. М. И. Сухомлинов по этому
поводу отмечал: «Религиозность ограничивалась иногда одною
только внешностью, и за набожною обстановкою скрывались не-
достойные религии свойства: лицемерие, раболепство, отсутствие
убеждений и нравственных начал. У некоторых из лиц, игравших
роль в событиях Казанского университета, пиэтизм был маскою,
надетою по необходимости и расчету, в угоду сильным мира»173.
Это мнение разделяет и В. В. Григорьев: «Неизбежным следствием
злоупотребления религиею (которая была только выставлена нача-
лом воспитания, тогда как в действительности им руководили дру-
гие начала, несовместные с чистотою и искренностью учения Спа-
сителя, и недостойные его святого знамени) явились: упадок рели-
гиозного чувства и нравственности, застой в области умственной,
научной, лицемерие и раболепство. Истинные ревнители Право-
171
Лажечников И. И. Как я знал Магницкого // РВ. 1866. № 1. С. 138–
139.
172
Цит. по: Сухомлинов М. И. Исследования и статьи по русской лите-
ратуре и просвещению : в 2 т. СПб., 1889. Т. 1. С. 221.
173
68
славия и Русской народности возмущены были обращением Рус-
ских юношей в питомцев иезуитских школ и развитием ханжества
с сильным католическим оттенком»174. Еще категоричнее в своей
оценке результатов деятельности М. Л. Магницкого Н. К. Шиль-
дер: «Разврат не мог быть глубже и плачевнее»175.
М. И. Сухомлинов, который в целом негативно оценивал итоги
попечительства М. Л. Магницкого, упоминал и о том, что послед-
ний «снаряжал ученые экспедиции по различным отраслям наук,
в разные страны, на запад и на восток», отправлял ученых в Гер-
манию, Францию и Англию «для изучения математических наук и
устройства кабинетов», а для «отыскания рукописей древних клас-
сиков положено было объехать армянские монастыри, по поводу
открытой в Италии драгоценной рукописи Евсевия на армянском
языке...»176.
Кроме того, по свидетельству И. И. Лажечникова, М. Л. Маг-
ницким «сделано было много на увеличение и украшение зданий
университета, на устройство церкви (по образцу домашней князя
А. Н. Голицына в Петербурге), библиотеки, физического кабинета,
обсерватории, одним словом, все, что можно было сделать денеж-
ными средствами, щедро ему отпускаемыми»177.
Но так или иначе большинство авторов самых различных идей-
ных направлений сходятся в том, что в попечительство М. Л. Маг-
ницкого ученая жизнь в Казанском университете не развивалась.
Справедливости ради, стоит отметить, что примерно такая же си-
туация существовала в Казанском университете и до попечитель-
ства М. Л. Магницкого. В первую треть XIX в. русская наука пере-
живала стадию становления и лишь в более поздний период стала
приносить зрелые плоды.
174
Григорьев В. В. Императорский С.-Петербургский университет в те-
чение первых 50 лет его существования. СПб., 1870. С. 44.
175
вание : в 4 т. СПб., 1898. Т. 4. С. 295.
176
177
Лажечников И. И. Как я знал Магницкого // РВ. 1866. № 1. С. 135–
137.
69
Нельзя оставить без внимания наблюдение Ф. А. Петрова: «ре-
волюционным движением Казанский университет, в отличие от
Московского и Виленского, практически не был затронут»178.
178
Петров Ф. А. Российские университеты первой половины XIX века.
Формирование системы университетского образования : в 4 кн. Книга вто-
рая: Становление системы университетского образования в России. Ч. 3.
М., 1999. С. 107.
АНТИФИЛОСОФСКАЯ ПОЗИЦИЯ:
НЕРАВНАЯ БОРЬБА М. Л. МАГНИЦКОГО
С ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОЙ ФИЛОСОФИЕЙ
И ЕСТЕСТВЕННЫМ ПРАВОМ.
ПРОЕКТ РУССКОГО ПРАВА
НА ВИЗАНТИЙСКИХ НАЧАЛАХ
В феврале 1823 г. попечитель Казанского учебного округа

обратился с официальной запиской к А. Н. Голицыну, в которой
высказывал мнение, что «если правительство не хочет допускать
распространения различных гибельных учений, то не должно до-
вольствоваться одним надзором за направлением профессоров, а
должно прибегнуть к решительной мере и вовсе изъять некоторые
науки из учебного преподавания»179. Имелись в виду прежде всего
естественное право и философия. По словам М. Л. Магницкого,
«наука естественного права сделалась умозрительною и полною
системою всего того, что видели в революции французской на са-
мом деле, стала опаснейшим подменом Евангельского Откровения
и, наконец, отвергнув алтарь Христов, наносит святотатственные
удары престолу царей, властям и таинству супружеского сою-
за»180. Более того, М. Л. Магницкий был убежден в том, что пре-
подавание философии подрывает существующий строй. В своей
докладной записке, поданной в Главное правление училищ, он пи-
сал: «я трепещу перед всяким систематическим неверием филосо-
фии, сколько по непобедимому внутреннему к нему отвращению,
179
ния в России // РВ. 1864. № 8. С. 412.
180
Два мнения попечителя Казанского учебного округа, М. Л. Магниц-
кого // РА. 1864. С. 862–863.
71
столько и особенно потому, что в истории XVII-го и XVIII-го сто-
летий ясно и кровавыми литерами читаю, что сначала поколеба-
лась и исчезла вера, потом взволновались мнения, изменился образ
мыслей только переменою значения и подменом слов, и от сего
неприметного и как бы литературного подкопа, алтарь Христов и
тысячелетний трон древних государей взорваны; кровавая шапка
свободы оскверняет главу помазанника Божия и вскоре повергнет
ее на плаху. Вот ход того, что называли тогда только философия
и литература и что называется уже ныне либерализм!» (здесь и
далее курсив Магницкого. – А. М.)181. Впоследствии в издаваемом
им журнале «Радуга» он в более развернутом виде повторил свои
инвективы против философии: «Все учения философские будучи
отрицательны, или что одно и то же, разрушительны, имеют об-
щим началом господство человека; а как скоро человек признает
себя самовладыкою, то он тем самым есть уже бунтовщик против
Бога и против всякой власти, Богом установленной; бунтовщик же
только ненавидеть может, следовательно, общее чувство, фило-
софскими учениями рождаемое, есть ненависть <...> Кто усомнит-
ся, взгляни на то, что делали они (философы) в течение последних
40 лет <...> Какое остервенение самых зверских страстей; какое
утончение злобы; какие неслыханные преступления»182.
В неопубликованной записке, озаглавленной «О способе, кото-
рым Германская Философия заразила все науки и даже те, которые
никакой связи прежде с нею не имели», М. Л. Магницкий в свой-
ственной ему экзальтированной манере утверждал, что «новейшая
философия... представляет собой столь искусный подмен Еван-
гельского учения, что неопытная юность, увлекаемая воображе-
нием и гордостию, с восторгом сбрасывает золотые узы Религии,
исторгается из Священного мрака ее таинств, бежит к ложному
свету разума, находит свободу страстей, не наказанность порока,
довольство чувственных наслаждений и фанатически сей выгод-
ный и спокойный образ мыслей, сие опьянение души, принима-
181
кого // РА. 1864. С. 864.
182
С. 484.
72
ет»183. Далее философия, «не нападая прямо на Религию, подры-
вает... ее, подменивая системою новых идей, совершенно ей про-
тивоположных, и очаровательных для гордого разума и свободы
страстей. За сим... неверие века сего отравляло своим ядом все на-
уки и сделало из познаний, для общества полезных, совершенный
заговор противу Бога и Царей»184.
М. Л. Магницкий утверждал, что между новейшею философи-
ей и масонством существует тесная связь. С этою целью он подверг
подробному тенденциозному разбору книгу «Истинный иллюми-
нат или точный и не исправленный устав иллюминатства», сопо-
ставляя правила, выраженные в этой книге, с основными началами
философской системы Шеллинга185. Заключение М. Л. Магницко-
го клонилось к безусловному запрещению преподавания филосо-
фии в университетах: «Нет никакого способа… излагать эту науку
не только согласно с учением веры, ниже безвредно для него»186.
Философия «есть ни что иное, как настоящий иллюминатизм (ил-
люминатство выступало в воззрениях Магницкого синонимом ма-
сонства. – А. М.), обязанный новому только своему имени тем, что
христианские правительства у себя публичное преподавание его
дозволяют и даже платят жалование распространителям оного»187.
Преподавание естественного права и философии все-таки
не было запрещено, несмотря на все усилия М. Л. Магницкого.
Тем не менее вместо римского права в университете было вве-
дено преподавание византийского права, и в качестве источника
последнего рассматривалась церковная «Кормчая книга». Новый
попечитель устроил в 1823 г. с «обличительной» целью особую
«кафедру конституций», английской, французской и польской.
О конституционном правлении М. Л. Магницкий вообще не мог
183
ГАРФ. Ф. 1165. Оп. 3. д. 59. Записка о тайных обществах, получен-
ная от Магницкого М. Л. в 1824 г. (об иллюминатах, обществе Иоахима, о
распространении немецкой философии. 1824. Л. 37.
184
185
свещения в России // РВ. 1864. № 8. С. 409–411.
186
187
кого // РА. 1864. Стлб. 865.
73
говорить без брезгливости. Это была, по его мнению, полная
ложь и бессмыслица – распустить народ и связать власть; дать
свободу ногам и оковать голову188. Народные собрания, считал
он, терпимы и сносны, пока довольствуются субсидиями и ролью
актеров, забавляющих публику, но когда они вздумают серьезно
мешаться в их дела, их разгоняют Кромвели и Наполеоны189.
5 августа 1823 г. М. Л. Магницкий отсылает царю «Мнение
русского дворянина о гражданском уложении для России»190. В нем
содержалось предложение создать «уложение истинно Русское».
Тогдашнее российское законодательство не устраивало М. Л. Маг-
ницкого потому, что было результатом заимствования западноев-
ропейского юридического опыта. Последий же, считал он, возник
на основе чуждых начал: языческого римского права и церковного
католического права, а потому был неприменим к русским услови-
ям191. М. Л. Магницкий предлагал взять за основу нового уложе-
ния «византийское право». В его трактовке это было право, «сое-
диненное с правом каноническим греческой церкви, совершенно
очищенное от всех языческих примесей, то право византийское,
которое и ученые наши и новейшие законодатели отвергали так,
как будто оно никогда не существовало». Между тем, настаивал
М. Л. Магницкий, «оно одно есть истинное наследие наше после
Греческой империи»192 и развивалось в России в течении несколь-
ких веков, вплоть до Соборного уложения царя Алексея Михай-
ловича. Затем «златая цепь нашего отечественного законодатель-
ства» была порвана так, что даже «следа ее ни в законодательстве,
ни в правоведении нашем не осталось»193. М. Л. Магницкий ри-
торически вопрошал: «Не входило ли в систему неверия отвести
нас от законодательства отцов наших, непрестанно освящаемо-
го верою и божественными писаниями, дабы не отвергая прямо,
188
См.: Морозов П. Т. Мое знакомство с М. Л. Магницким. М., 1877.
С. 19.
189
190
дра I (1807–1829 год). СПб., 1883. С. 369–374.
191
См.: Там же. С. 370–371.
192
193
74
сгладить неприметно ту печать самодержавия, которая все древние
наши законы знаменует?» Для исправления положения он предла-
гал создать особую комиссию, которая бы занялась систематиче-
ским сбором существующих законов, и особый комитет, который
«занялся бы историческим обозрением права византийского всего
нашего законодательства, в добром духе», т. е. где было бы «все
согласное с православием, все приличное самодержавной власти,
обычаям и духу народа нашего собственного», «на духе нашего ве-
роисповедания и на праве каноническом Греко-Российской церкви
утвержденное». По мнению М. Л. Магницкого, создание подобно-
го «Русского уложения» воочию продемонстрировало бы намере-
ние «воскресить действительные наши права» на наследие «Им-
перии Греческой»194. Вероятно, М. Л. Магницкий интуитивно или
же с подачи церковных кругов уловил ту мысль, что Россия унас-
ледовала комплекс религиозных, культурных и юридических цен-
ностей прежде всего от Византии. Отметим также, что некоторые
положения «Мнения» М. Л. Магницкого пересекались с содержа-
нием карамзинской «Записки о древней и новой России» (в частно-
сти, с требованием создания «русского права» на основе собствен-
ной правовой традиции).
194
дра I (1807–1829 год). СПб., 1883. С. 374. Последнее предложение
М. Л. Магницкого следует воспринимать в контексте тогдашних междуна-
родных событий: в 1821 г. началось греческое восстание против турецкого
владычества, заставившего Россию в конечном счете отказаться от следо-
вания принципу легитимизма во внешней политике, который лежал в осно-
ве деятельности Священного Союза.
АПОЛОГЕТ ПРАВОСЛАВИЯ И САМОДЕРЖАВИЯ
ЗА ДЕСЯТЬ ЛЕТ ДО УВАРОВСКОЙ ТРИАДЫ .
ЦЕНЗУРНЫЙ ПРОЕКТ: КТО ПОДЛИННЫЙ
АВТОР ЧУГУННОГО УСТАВА ?
7 ноября 1823 г. М. Л. Магницкий отправил Александру «Запи-

ску о народном воспитании», которая является, с нашей точки зре-
ния, одной из этапных вех в истории русского консерватизма алек-
сандровской эпохи. Начиналось это «собственноручное всеподда-
нейшее письмо» в характерной для М. Л. Магницкого манере: «сей
плод моего усердия к церкви и Царю, в обыкновенном служебном
порядке не вмещающийся, куда понесу, Государь, ежели не к ногам
Вашим?»195
В этой записке М. Л. Магницкий предлагал царю проект созда-
ния целостной системы «народного воспитания», которой, по его
словам, покуда еще нет ни в одном из существующих христиан-
ских государств: «самоважнейшая часть управления как бы бро-
шена везде на произвол исполнителей и ежели получила некото-
рое устройство, то как бы случайно и от обстоятельств». Напротив
же, «люди злонамеренные» (в их число М. Л. Магницкий отно-
сил Талейрана, Наполеона и Вейсгаупта) целенаправленно «заня-
лись составлением полной системы народного воспитания». Это
привело к тому, что «большая часть лучших учителей», которые
должны учить наследника престола, «заражены опаснейшими на-
чалами неверия идей возмутительных». Мало того: «Нет книги, по
которой бы безопасно можно было учить его истории всеобщей и
Сборник исторических материалов, извлеченных из архивов I Отде-
195
ления с.е.и.в.к. СПб., 1876. Вып. 1. С. 363. Далее цитаты приводятся по

этому изданию (с. 363–374).
76
Российской. Нет курса прав, который можно было преподать ца-
ревичу Российскому в истинном его смысле. Нет истории систем
философских, которая бы не развратила мыслей».
Созданная антихристианская система народного воспитания
является плодом реализации «правильного, обширного и давно
втайне укоренившегося плана и заговора». Судя по некоторым де-
талям, М. Л. Магницкий имеет в виду прежде всего масонство,
но прямо не говорит об этом, предпочитая возлагать ответствен-
ность за происходящее в мире зло прежде всего на «князя тьмы
века сего».
В записке содержится религиозно-философская трактовка
М. Л. Магницким тех процессов, которые происходят в мире, и
таких характерных явлений нового времени, как «общественное
мнение», «свобода книгопечатания», «конституции». В его изо-
бражении все вышеперечисленное есть не что иное, как порожде-
ние дьявольских сил: «Князь тьмы века сего производит большую
часть влияний своих на мир и миродержителей гражданских чрез
общее мнение, которое есть как бы труба, коею он, как в древно-
сти оракулы, произносит свои заключения, суды и приговоры, сеет
лжи и клеветы, распространяет нелепые предсказания и нечести-
вые понятия. У большей части народов, и в том числе у нас, гул
сей, совершенно вопреки истине, почитается гласом Божиим (глас
народа – глас Божий). В конституциях, сем неистовом порожде-
нии бунта народного, главным их основанием положена свобода
книгопечатания, или, что одно и то же, беспрепятственное волне-
ние и необузданность мнения общественного, т. е. труба для гла-
голов князя тьмы, как можно более широкая, громкая и всегда от-
верзтая; а как он знает, что доброе воспитание народное, улучшая
сердце и образ мыслей падшего человека, составить может и об-
щее мнение доброе, т. е. из трубы, для него нужной, может сделать
проток благодати не только на поколение настоящее, но и на буду-
щие; то он, отвлекая всеми способами внимание правительств и
людей благонамеренных от сего важного предмета, указывает его
одним своим чадам и последователям, как рычаг, которым можно
потрясти весь мир гражданский».
М. Л. Магницкий явно переходил за границы дозволенного,
когда утверждал, что предлагаемые им планы можно осуществить
77
лишь вопреки «духу времени», которым ранее руководствовался
Александр I: «Духу времени сие не понравится, но если бы вы зна-
ли, кто этот дух времени, которому вы служите, то старались бы
не делать ему угодного». Подобного рода напоминания о былых
либеральных увлечениях не могли не вызвать у монарха сильное
раздражение.
В обоснование вышеизложеннного М. Л. Магницкий ссылает-
ся на революционные события, которые прокатились по Европе в
1820–1821 гг.: «единомыслие разрушительных учений в Мадриде,
Турине, Париже, Вене, Берлине и Петербурге не может быть слу-
чайным».
Исходя из своего видения общеевропейских процессов, в ко-
торых главную роль играют некие темные силы, М. Л. Магницкий
предлагал Александру воспользоваться тактикой и указаниями
врагов монархии и христианства, поскольку «из них же можно, как
кажется, почерпнуть и противуядие, как то делается в медицине,
когда кровью бешеной собаки исцеляется ее укушение», т. е. соста-
вить на определенных началах план «народного воспитания», ко-
торый бы охватывал все учебные заведения Российской империи.
В качестве «основного начала» народного воспитания
М. Л. Магницкий называл православие. На мистической стороне
православия он не заостряет внимание. Оно интересует его глав-
ным образом с точки зрения политической, как учение, освящаю-
щее царскую власть: «Верный сын церкви православной, единой
истинной веры Христовой, знает, что всякая власть от Бога, и по-
сему почитает он всех владык земных, Нерона и Калигулу; но ис-
тинным помазанником, Христом Божиим, не может признавать ни-
кого, кроме помазанного на царство церковью православною. Итак
мы одни, по слову Оригена, исповедуем обе религии: и первого и
второго величества. У нас одних корона самодержавия лежит на
алтаре Божием, неприкосновенна для рук черни, но приемлется в
таинственном священнодействии, из рук церкви. Над нею крест,
над державою крест, над скиптром крест. Тут нет ничего челове-
ческого. Нашего Государя мы открыто во всяком училище отече-
ства нашего называем и должны называть помазанником Божиим,
и все знают и веруют, что это правда. Пусть скажут сие в училищах
Пруссии, Нидерландов, Англии о их государях, там рассмеются».
78
Высказывания М. Л. Магницкого о православии явно отража-
ли позицию тех церковных кругов, которые были недовольны «пе-
тровской революцией». Так, поминая недобрым словом «Лефор-
тов и Биронов», он утверждал, что «дух времени» «более ста уже
лет» нападает на православие: «Пусть заглянут в акты синода и
тайной канцелярии от начала XVIII столетия до конца его и меж-
ду прочим в дела о Феофилакте (Лопатинском. – А. М.), епископе
Тверском, и члене синода Арсение (Мацеевиче. – А. М.)». Однако,
несмотря на то, что православие оказалось ослабленным борьбой
с «духом века сего», оно остается единственной верой истинной,
«в которой слово Божие не только сохранено во всей чистоте не-
прерывной иерархиею Апостольскою; но и засвидетельствовано,
подписано кровью мучеников всех веков прошедших и даже еже-
дневных» (М. Л. Магницкий ссылался на то, что в Греции был на-
печатан мартиролог, в котором перечислялись сотни современных
мучеников за веру, погибших от рук турок).
Понимаемое таким образом православие теснейшим образом
связано с самодержавием. Без первого невозможно второе. Более
того, «самодержавие вне православия есть одно насилие», утверж-
дал М. Л. Магницкий. Православие и самодержавие, таким обра-
зом, «два священных столпа, на которых стоит империя». Говоря о
том, что «православие и благоговение к помазаннику Божию долж-
ны быть основанием русского народного воспитания», М. Л. Маг-
ницкий уже в 1823 г. приближался к триединой формуле, представ-
ленной впоследствии С. С. Уваровым.
Но эти начала русской жизни, «хотя еще не поколебались, но
уже ослаблены». Для их восстановления необходимо распростра-
нить на все учебные округа империи действие знаменитой ин-
струкции от 17 января 1820 г. для Казанского университета, кото-
рую мы анализировали выше: «Ежели сие признано полезным в
16 губерниях сего округа, почему не сделать того же в прочих?»
Таким образом, в условиях явного кризиса идеологии «про-
свещенного абсолютизма», т. е. той идеологической доктрины,
которой российская монархия придерживалась в течение весьма
длительного времени, М. Л. Магницкий фактически дал идеоло-
гическое обоснование и выражение консервативному повороту в
политике самодержавия, причем с православно-патриотических,
79
а не с мистико-космополитических позиций. Следует согласить-
ся с А. В. Предтеченским, сделавшим вывод, что М. Л. Магниц-
кий «предвосхитил то, что через десять лет было сформулирова-
но С. С. Уваровым и принято в качестве официальной правитель-
ственной политики»196. Утверждение же известного исследователя
внутренней политики александровского царствования С. В. Миро-
ненко о том, что «в оставшиеся несколько лет александровского
царствования новая доктрина не была сформулирована»197, как ви-
дим, нуждается в известной корректировке. Доктрина была сфор-
мулирована в основных чертах, но так и не реализована на прак-
тике.
Какую роль в общественном воспитании в идеале должно было
играть православное духовенство и как критически оценивал эту
роль в современной русской действительности М. Л. Магницкий,
видно из документа, в котором он описывал пьянство в среде вос-
питанников петербургской духовной семинарии: «семинаристы
<...> идут ночью в кабак; куда впускаются заднею дверью, пьют,
закупают запас вина для товарищей и приносят его в семинарию».
Затем происходил «дележ принесенного вина, из больших супо-
вых чаш, разливными ложками»198. Последствия этого развлечения
для семинаристов бывают самыми плачевными: «часто с 11-ти лет,
крепостию, столь несвойственного самой слабости их органов,
напитка, растрачивают навсегда телесные и душевные силы свои,
впадают между собою в самые гнусные и даже противоестествен-
ные нечистоты»199.
Между тем по окончании семинарии они должны поступать в
духовную академию, а оттуда – в священники, монахи, и «прямо в
архимандриты»200. Такое положение было не только в Петербурге,
но и в других местах. В результате «Духовенство наше заражается
тем грубым развратом, который служит от людей, смешивающих
196
Предтеченский А. В. Очерки общественно-политической истории
России в первой четверти ХIХ века. М., 1957. С. 416.
197
Мироненко С. В. Самодержавие и реформы. Политическая борьба в
России в начале XIX в. М., 1989. С. 219.
198
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 880. Л. 131–131 об.
199
200
80
Церковь с недостойными ее служителями, ей нареканием, а усерд-
ным сынам ее, постоянным предметом сердечного сокрушения»201.
Для М. Л. Магницкого, выступающего с позиций тотального «ох-
ранения нравственности народной», подобная ситуация была аб-
солютно недопустима: «благочестие и добрая жизнь лиц духовных
нигде не служит так непосредственно основанием добродетели на-
родной, как у нас, по свидетельству самой Религии нашей (курсив
М. Л. Магницкого. – А. М.) и посему нигде разврат Духовенства
не может быть так вреден и для Церкви и для Государства»202. По-
этому истоки страшного зла, поражающего русскую землю: «суть
наши Семинарии», в особенности Петербургская, которая «есть
гнездо самого грубого разврата и гнуснейших пороков»203. Рецепт,
предлагаемый М. Л. Магницким для спасения народной нрав-
ственности, был прост: «Правительство может начать обнаруже-
ние сего зла, или приступит к сему делу, поимкою семинаристов на
самом преступлении. Они сами расскажут все прочее»204.
Помимо деятельности, связанной с университетской полити-
кой, М. Л. Магницкий принял участие как в создании, так и спу-
стя некоторое время в ликвидации так называемых ланкастерских
школ. В свое время деятелей Библейского общества привлек опыт
работы подобных школ в Англии. А. Н. Голицын учредил специ-
альный комитет для составления пособий по ланкастерской мето-
дике, в который вошли М. Л. Магницкий, Д. П. Рунич, И. И. Мар-
тынов. Архимандрит Филарет (Дроздов) даже составил табли-
цы для ланкастерских школ по изучению Священного Писания.
До 1822 г. несколько таких школ были открыты. Однако они были
использованы в своих целях противниками правительства, буду-
щими декабристами, для пропаганды среди солдат.
В 1818 г. было учреждено «Санкт-Петербургское общество
учреждения училищ по методе взаимного обучения». Оно было
составлено из членов масонской ложи «Избранного Михаила»,
подпавшей под власть декабристского «Союза Благоденствия».
201
ГА РФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 880. Л. 136 об.
202
203
204
81
Во главе комитета, руководившего деятельностью общества, стали
Ф. П. Толстой, Ф. Н. Глинка, Н. И. Греч, В. К. Кюхельбекер и др.
Историк Ю. Е. Кондаков отмечал по этому поводу: «Задачи, сто-
ящие перед обществом, были аналогичны планам императора по
просвещению народа, с той лишь разницей, что просвещение это
нужно было для революции. Декабристы планировали под видом
школ развернуть агитацию среди солдат»205.
В Семеновском полку перед известным бунтом действовала
по инициативе «Общества» ланкастерская школа, где препода-
вал Н. И. Греч. В 1820 г. «Общество» подпало под подозрение, и
в связи с этим была предпринята ревизия, во главе которой стояли
М. Л. Магницкий и Д. П. Рунич. Они нашли, что таблицы, состав-
ляемые для обучения солдат, содержат в себе многие «вредные по-
нятия», включенные туда «злонамеренно». В 1821 г. было принято
решение о закрытии «Общества»206.
Еще одной сферой деятельности, в которой М. Л. Магницкий
проявил свою кипучую энергию, была работа в Комитете по со-
ставлению цензурного устава в 1820–1823 гг. Либеральный устав
о цензуре 1804 г. к двадцатым годам ХIХ в. был признан несовер-
шенным. Все более укреплялось мнение, что «слово человеческое
есть проводник адской силы философии XVIII в., а книгопечата-
ние ее орудие»207. Поэтому вместе с учреждением Министерства
духовных дел и народного просвещения на очередь стал вопрос о
резком ужесточении цензуры.
Руководителем работы по составлению нового цензурного
устава стал М. Л. Магницкий, изложивший предварительно свое
«Мнение о цензуре вообще и началах, на которых предполагает
цензурный комитет составить для оной устав». Согласно этому
проекту, запрету подвергались все произведения, которые прямо
или косвенно отвергали или подвергали сомнению учение Свя-
щенного Писания и Евангельского Откровения. Также запреща-
лись сочинения, содержавшие в себе «какой-либо дух сектантства
205
Кондаков Ю. Е. Духовно-религиозная политика Александра I и рус-
ская православная оппозиция (1801–1825). СПб., 1998. С. 87.
206
См.: Там же. С. 87–88.
207
Рождественский С. В. Исторический обзор деятельности Мини-
стерства народного просвещения (1802–1902). СПб., 1902. С. 160.
82
или смешивающее чистое учение веры евангельской с древними
подложными учениями, либо с так называемой естественной маги-
ей, кабалистикой и масонством»208. Не разрешалось также публи-
ковать «все те сочинения, в коих своевольство разума человеческо-
го пытается изъяснить и доказать философией недоступные для
него святые таинства веры»209. Наконец, в проекте рекомендова-
лось запрещать те произведения, которые хоть малейшим образом
ослабляют или подрывают авторитет существующей власти.
В 1820 г. при главном правлении училищ был образован осо-
бый комитет, который, начав свои действия в июне 1820 г., выра-
ботал проект устава в окончательной редакции в мае 1823 г. В ко-
митет входили Фус, Рунич, Лаваль, Мещерский и Магницкий210.
Последний был «душою и руководителем предпринятого дела»211.
М. Л. Магницкий изложил в особой записке «Мнение о цензу-
ре вообще и началах, на которых предполагает цензурный комитет
составить для оной устав», а затем, приняв в соображение замеча-
ния своих сочленов, представил проект нового устава и секретной
инструкции цензурному комитету.
Цель нового устава заключалась, по свидетельству комитета, в
противодействии «пагубному духу времени», выразившемуся в по-
литических потрясениях Европы, обнаруживших сильное влияние
и на общественное мнение, и на литературу. В нем утверждалось,
что все европейские государства: Франция, Испания, Австрия,
Папская область, Англия, Дания – старались оградить себя от «за-
разы вредных книг» мерами и постановлениями более или менее
благоразумными и строгими. Признавалось, что распространение
разрушительных начал и мнений с помощью книгопечатания опас-
но для всякого благоустроенного общества, и потому цензурные
установления всюду шли рядом с усилением просвещения и раз-
вратом общественного мнения.
А. П. Пятковский утверждал, что «цензурный комитет рисовал-
ся М. Л. Магницкому в образе инквизиционного трибунала, кото-
208
Цит. по: Сухомлинов М. И. Исследования и статьи по русской лите-
ратуре и просвещению : в 2 т. СПб., 1889. Т. 1. С. 469.
209
210
211
Там же.
83
рый не только охраняет религию и гражданский порядок, но сам,
во всеоружии власти и по непосредственному ‟благословению го-
споднему”, нападает на их мнимых или действительных врагов и
одерживает победу тем успешнее, то противная сторона совершен-
но лишена всяких способов к защите»212.
Цензурный проект М. Л. Магницкого был настолько жёсток,
что вызвал критику даже со стороны отнюдь не отличавшегося
либерализмом архимандрита Филарета Дроздова (в будущем из-
вестного митрополита Московского), который находил, к примеру,
излишним присутствие духовного лица в числе членов цензурных
комитетов. И, тем не менее, именно этот проект Магницкого оста-
вил свой след в анналах истории, поскольку впоследствии, уже в
царствование Николая I некоторые его основные идеи легли в ос-
нову предельно сурового, так называемого «чугунного», цензурно-
го устава 1826 г.
212
Пятковский А. П. Из истории нашего литературного и общественно-
го развития. СПб., 1889. Ч. 1. С. 256–257.
СБЛИЖЕНИЕ М. Л. МАГНИЦКОГО
С А. А. АРАКЧЕЕВЫМ И ПРАВОСЛАВНОЙ
ОППОЗИЦИЕЙ. ЕГО БОРЬБА С МИСТИКАМИ,
БИБЛЕЙСКИМ ОБЩЕСТВОМ
И А. Н. ГОЛИЦЫНЫМ
В 1824 г. М. Л. Магницкий принял деятельное участие в интри-

гах А. А. Аракчеева, который использовал в своих целях «право-
славную партию», т. е., его, М. Л. Магницкого, митрополита Сера-
фима (Глаголевского) и архимандрита Фотия Спасского, для того,
чтобы добиться отставки главного своего соперника А. Н. Голицы-
на213. В 1823 г. произошло знакомство Фотия с Магницким, кото-
рый к тому времени окончательно утвердился в православии и стал
активным участником «православной оппозиции». Положение его
было сложным – консерваторы не верили в искренность его кон-
серватизма, либералы считали ренегатом, это сильно осложняло
ему жизнь и портило репутацию. Современники объясняли логику
его поведения исключительно карьеристскими и конъюнктурными
мотивами. В частности, его обвиняли в предательстве А. Н. Голи-
цына, объясняя это тем, что он, поддерживая А. А. Аракчеева, рас-
считывал занять пост министра народного просвещения214. Архи-
мандрит Фотий Спасский в своих записках совсем иначе объяснял
213
В. И. Панаев отмечал, что «все сказанные три лица, пользовались
благорасположением и милостями князя Голицына, а последний, т. е. Маг-
ницкий, был осыпан его благодеяниями, ибо, кроме сказанного выше, он
исходатайствовал ему в течение пяти лет (как тогда говорили) около двух-
сот тысяч рублей ассигнациями негласного пособия» (Панаев В. И. Воспо-
минания // ВЕ. 1867. Т. 4, кн. 12. С. 80).
214
85
логику поведения М. Л. Магницкого: «М. Л. Магницкий, так как
был в курсе многих дел зловерия, многие вещи раскрывал важные.
Он был предан православию и делал внушения графу А. А. Арак-
чееву против врагов веры»215. Свое кредо М. Л. Магницкий выра-
зил в письме от 7 апреля 1824 г. Александру I: «коренное средство
к истреблению... тайных обществ (имеются в виду прежде всего
масонские ложи, тесно связанные с разного рода мистиками, неко-
торыми инославными конфессиями и так называемыми «декабри-
стами». – А. М.)... есть одно: возвысить, утвердить, приблизить к
Державной власти Православную Церковь, непрестанно боримую;
ограничить терпимость, ее гонящую...»216.
В 1823 г. деятели православной оппозиции перешли в насту-
пление на «мистическую партию», А. Н. Голицына, воспользо-
вавшись, в первую очередь, так называемым «делом Госснера».
Пастор И.-Е. Госснер, эмигрировавший в Россию из Германии в
результате религиозных гонений, был активным деятелем Библей-
ского общества, вызывавшим особенное отторжение у православ-
ной оппозиции. Его книга «Дух жизни и учения Иисуса Христа,
в размышлениях и замечаниях о всем Новом Завете» (в русском
переводе без заглавного листа книга называлась «О Евангелии от
Матфея») была пропущена цензурой в мае 1823 г. В ней он высме-
ивал обряды христианской церкви, объявлял их греховными, кри-
тиковал духовенство как посредника между Богом и человеком.
При этом в книге содержались фрагменты, которые легко можно
было истолковать как открытый призыв к христианам не повино-
ваться властям, преследующим «истинных» христиан. Подобная
книга была исключительно удобна для критики со стороны право-
славной оппозиции и не замедлила воспользоваться предоставив-
шейся ей возможностью. Дело в том, что книгу предложил пере-
вести с немецкого А. Н. Голицын и он же пропустил ее в печать.
215
Автобиография Юрьевского архимандрита Фотия // РС. 1896. Июль.
С. 177–180.
216
Из «Записки о тайных обществах, полученной от Магницкого М. Л.
в 1824 г. (об иллюминатах, об-ве Иоахима, о распространении немецкой
философии. 1824). ГАРФ. Ф. 1165. Особенная канцелярия министерства
внутренних дел. Оп. 3. Д. 59. 1824. Л. 45–45 об.
86
В марте 1824 г. листы книги И.-Е. Госснера по инициативе
М. Л. Магницкого были выкрадены из типографии и переданы
митрополиту Серафиму, написавшему опровержение на нее. При-
ложив около тридцати листов из книги, он послал опровержение
императору.
После этого М. Л. Магницкий и его единомышленники упроси-
ли митрополита Серафима нанести визит во дворец и лично пред-
ставить Александру I, какая опасность угрожает церкви от издания
и распространения этой книги. «Для этого нарочно было избрано
необыкновенное время – шесть часов вечера, чтобы необычайно-
стию самого посещения встревожить Императора. Митрополит
упал к ногам его и требовал удаления князя Голицына, которого
управление, по его словам, колеблет церковь православную. Та-
кая сцена не могла не подействовать. Государь старался успокоить
митрополита, сказал, что обратит внимание на его жалобу и, если
найдет действия министра ошибочными, устранит от управления
вверенными ему частями. Впрочем, подробности этого разговора,
за кончиною всех действующих лиц, останутся навсегда неизвест-
ными. Магницкий, вслед за митрополитом, отправился на адми-
ралтейский бульвар, а оттуда прошел к подъезду Государя – где
уже столпилось довольно народу, привлеченного каретою митро-
полита – с тем, чтобы видеть, с каким лицом выйдет он из двор-
ца, веселым или печальным? Удостоверившись же, по довольному
выражению лица владыки, что дело идет хорошо, он поспешил в
невский монастырь поздравить его с успехом». Рассказ этот, за-
писанный со слухов Н. И. Гречем, как считает И. Е. Чистович, не-
оспорим в одном: «факт жалобы м. Серафима на кн. Голицына,
лично принесенной Государю, не подлежит сомнению».
Акция возымела действие. Рассмотрение книги И.-Е. Госснера
было поручено президенту Российской академии А. С. Шишкову,
а переводчик, цензор и содержатель типографии Н. И. Греч отданы
под суд, И.-Е. Госснер же выслан за границу. 6 апреля 1824 г. Алек-
сандр I запретил «серому кардиналу» Р. А. Кошелеву появляться
при дворе. С этого момента ситуация начинает переламываться в
еще большей степени (после запрета деятельности масонских лож)
в пользу православной оппозиции.
87
15 мая 1824 г. А. Н. Голицын был отправлен в отставку. Новым
министром просвещения был назначен отличавшийся православ-
но-коннсервативными взглядами А. С. Шишков. Однако именно
при нем в министерстве возник «заговор» против М. Л. Магниц-
кого, который подробно описан в воспоминаниях чиновника осо-
бых поручений при министре народного просвещения В. И. Па-
наева. К «заговорщикам», помимо В. И. Панаева, принадлежали
также Д. И. Языков (директор департамента просвещения), князь
П. А. Ширинский-Шихматов (впоследствии он стал министром на-
родного просвещения при Николае I). В. И. Панаев неоднократно
пытался убедить А. С. Шишкова в том, что М. Л. Магницкий явля-
ется не «фанатиком», а «черным человеком», действующим «смо-
тря по обстоятельствам, куда ветер веет». В. И. Панаев доказывал
это А. С. Шишкову следующим образом: «при князе Голицыне он
(М. Л. Магницкий. – А. М.) был ревностным покровителем библей-
ских обществ и распространял их силой в обширном своем округе,
требуя, чтобы каждый вступающий студент имел при себе Библию,
Новый Завет с переводом на русский язык и псалтирь по русски;
при вас, коль скоро почуял, что вы намерены ходатайствовать о за-
крытии этих обществ – начал их преследовать; тоже и о ланкастер-
ских школах: прежде требовал распространения их до Камчатки,
вам же донес, что эта выдумка никуда не годная и вредная, и что
они должны быть закрыты... При Голицыне никто из профессоров
не смел публично прикоснуться к рюмке вина, директор тотчас бы
донес попечителю, теперь – пей себе сколько угодно»217.
В итоге А. С. Шишков стал тайно поддерживать «заговор-
щиков». Душой заговора был В. И. Панаев, которого вдохновлял
М. М. Сперанский (он порвал дружеские отношения с М. Л. Маг-
ницким к 1818 г.), подговаривающий его делать доносы на М. Л.
Магницкого А. С. Шишкову («это государственный злодей! Это
архангел с пламенным мечом...») и «соединиться» вместе всем
противникам Магницкого218. В. И. Панаев тайно в течение несколь-
ких недель с разрешения Шишкова, просматривал дела Казанского
университета и писал обширный донос на М. Л. Магницкого с тем,
чтобы представить его при случае Александру. Делал он это с та-
217
Панаев В. И. Воспоминания // ВЕ. 1867. Т. 4, кн. 12. С. 101–102.
218
88
ким усердием, что «захворал глазами так, что должен был лечиться
серьезно, сидеть в темной комнате, ставить пиявки, мушки»219.
Сразу после отставки А. Н. Голицына М. Л. Магницкий по-
слал письмо в Библейское общество с заявлением о выходе его из
его членов. В этом послании от 24 мая он писал, что в персидском
переводе Евангелия, выпущенного Библейским обществом220, име-
ется «богохульная ошибка» и нет гарантий, что подобного нет в из-
даниях на других языках, делаемых в спешке. М. Л. Магницкий на-
стаивал, чтобы «сие важное дело исследовано было основательно
и чтобы все оставшиеся экземпляры сего издания были сожжены».
«Ежели, – писал М. Л. Магницкий, – в преложении на персидский
язык, один из классических восточных, могло проскользнуть по
ошибке богохульство, то чего не может быть в тех торопливых пе-
реводах на многие языки диких, у коих нет еще и письмен? После
сего, величайшего на земле, несчастия для Библейского Общества,
можно ли еще думать, чтоб на деле его было Божие благослове-
ние? Каждый член Общества не будет ли отвечать пред Богом за
все дела его, участвуя в них и деньгами и согласием? По всем сим
неоспоримым, по чувству моему, уважениям обличающей меня со-
вести, готовился я просить увольнения меня от Библейского Обще-
ства; но удержан был тем только, что надеялся видеть скорое его
падение от других причин. Ныне правление казанского универси-
тета, представляя мне о раздаче книг священного писания учени-
кам в награду за успехи, упоминает и о Евангелии на персидском
языке, из чего вижу я, что книга сия не только не уничтожена, но и
распространяется библейскими отделениями. Почитая сей случай
вызовом меня, согласно с чувством совести моей, на то действие,
от которого одно благоприличие доселе меня удерживало, прием-
лю я смелость покорнейше просить ваше высокопреосвященство
(митрополита Серафима. – А. М.) принять торжественное отрече-
ние мое от всех богопротивных, по моему разумению, действий
219
220
Издание Нового Завета на персидском языке было сделано в 1815 г.
Неточности и ошибки, вкравшиеся в текст перевода от «недостаточного
надзора за корректурою», были предметом обсуждения в особом комитете
за два года до появления письма М. Л. Магницкого; продажа и использова-
ние этого издания были приостановлены. См.: Чистович И. А. История пе-
ревода библии на русский язык. М., 1997. С. 73.
89
Библейского Общества и благоволить исходатайствовать мне со-
вершенное от оного увольнение. 24 мая 1824 г.»221.
Комитет Библейского общества в ответ на письмо М. Л. Маг-
ницкого вынес следующее решение: «По рассмотрении дела об
ошибках, вкравшихся в издание Нового Завета на персидском язы-
ке, оказалось, что Магницкий в деле разбирательства этого дела не
принимал и не мог принимать участия, что раздача экземпляров
этого издания остановлена повсюду назад тому более года, и что
если оная производится еще и поныне под ведомством казанско-
го университета, то сие от собственного его небрежения. Комитет
постановил: письмо г. Магницкого, как оскорбительное и поно-
сительное по содержанию своему и выражениям для комитета и
для всех участвующих в деле Российского Библейского Общества,
представить Государю Императору, яко августейшему покровите-
лю Общества сего, а г. Магницкого исключить из числа членов Об-
щества»222. По представлению этого решения Александру на имя
митрополита Серафима последовал из Красного Села высочайший
рескрипт от 16 июля 1824 г.: «прочитав представленное вами мне
письмо к вам действительного статского советника и сведения, до
предмета оного письма касающиеся, я поручаю вам, призвав к себе
его, сделать ему строгое замечание, что неприлично ему было по-
местить в письме к вам такие выражения, которые могли оскорбить
членов комитета Российского Библейского Общества; равномерно
объявить ему, что невыгодное его заключение о действиях сего Об-
щества не у места, ибо оно составлено из особ, достойных уваже-
ния, и наконец, что он, не желая участвовать более в трудах сего
Общества, мог сие изъявить просто и вежливо»223. Ю. Е. Кондаков
считает, что на этом «деятельность М. Л. Магницкого в стане по-
борников православия прекращается»224. Если брать во внимание
связи М. Л. Магницкого с Фотием и митрополитом Серафимом, то
это действительно так. Но следует иметь в виду, что до конца своей
221
Чистович И. А. История перевода библии на русский язык. М., 1997.
С. 73.
222
223
Там же.
224
Кондаков Ю. Е. Духовно-религиозная политика Александра I и рус-
ская православная оппозиция (1801–1825). СПб., 1998. С. 183.
90
жизни М. Л. Магницкий пребывал на позициях «воинствующего»
православия и уже никогда с них не сходил.
Трудно признать справедливость утверждений вроде того, что
М. Л. Магницкий «вмешался в дела Библейского Общества и при-
том самым жалким образом»225. М. Л. Магницкий в данном случае
поступал как вполне идейный деятель русской православной оп-
позиции, стремящейся прекратить деятельность этого общества,
служившего главным проводником мистико-космополитических
идей, враждебных православной церкви и, бесспорно, способство-
вавший достижению поставленной цели. Ошибки в персидском
переводе «Нового завета» были лишь предлогом для того, чтобы
нанести серьезный удар по обществу. Подробно свою позицию
М. Л. Магницкий обосновал в опубликованной И. А. Чистовичем
записке «О злых действиях тайных обществ, выдумавших библей-
ское общество в Европе и неусыпно через оное все к своей цели
направляющих»226.
В ней утверждалось, что Библейское общество является ору-
дием в руках иллюминатов (Собственно иллюминатами называ-
лась тайная организация, основанная в 1776 г. немецким мистиком
Адамом Вейсгауптом. Принципы организации были заимствованы
им у иезуитов и масонов, в основе ее был строгий иерархический
225
Чистович И. А. История перевода библии на русский язык. М., 1997.
С. 69.
226
Текст записки см.: Чистович И. А. История перевода библии на рус-
ский язык. М., 1997. С. 253–257. Она была найдена в бумагах митрополита
Евгения (Болховитинова), вызванного в 1824 г. в Святейший Синод для
содействия новгородскому митрополиту Серафиму в закрытии Библейско-
го общества и в прекращении перевода Священного Писания на русский
литературный язык, а также рассмотрения содержания неправославных
книг на русском языке. И. А. Чистович опровергает авторство А. С. Шиш-
кова и убедительно доказывает, что она принадлежит перу М. Л. Магниц-
кого. Об этом он заключает «по буквальному почти сходству 4-го пункта
этого приложения с заявлением Магницкого относительно погрешности в
переводе нового завета на персидский язык, и по тому, что сочинитель ста-
тьи говорит о бывших в Российском Библейском Обществе разговорах по
поводу этой неправильности, как лично слышавший их или присутство-
вавший при них. Шишков не был членом Библейского Общества, а Маг-
ницкий присутствовал в собраниях Общества и принимал участие в рас-
суждениях о персидском переводе нового завета». (С. 257–258).
91
порядок. Члены организации следовали принципу «цель оправды-
вает средства». Только высшему разряду посвященных открыва-
лась тайная цель общества: замена христианской религии деизмом
и монархической формы правления – республиканской. В 1785 г.
орден был запрещен. Следует иметь в виду, что М. Л. Магницкий
обычно называл иллюминатами масонов и мистиков всех направ-
лений), стремящихся «разрушить церковь». М. Л. Магницкий заяв-
лял, что «Библейское общество в системе у методистов-иллюмина-
тов (ибо есть методисты простые и методисты иллюминаты) есть
то же, что масонские ложи в системе иллюминатства Вейсгаупта,
то есть низшая степень, в которую принимаются без разбора вся-
кого рода лица, дабы потом избирать из них орудия двух родов: 1-е,
людей с отличными способностями; 2-е, слепых фанатиков».
М. Л. Магницкий, подразумевая, что руководство в Министер-
стве духовных дел и народного просвещения оказалось в руках ил-
люминатов, обвинял это Министерство в том, что оно «устремило
все выгоды честолюбия на пропаганду сего (библейского. – А. М.)
общества и на его начало». Это привело к тому, что «начальники
областей и губерний, равно как все почтовое начальство, увере-
ны были, что они исполняют дело самое угодное правительству».
Это было достигнуто, по М. Л. Магницкому, в результате того, что
«Воззвание» о содействии обществу было разослано в нескольких
тысячах экземпляров в отсутствие императора в России. В его же
отсутствие «были посланы славный методист Патерсон и помощ-
ник Попова Серов для истребования на местах во всех губерни-
ях строгого отчета в медленности действий библейских обществ.
Они объехали многие губернии, и когда в Санкт-Петербурге ус-
лышали, что Его Величество возвращается из Тропау или Лейба-
ха (не помню), то Патерсону велено проехать к границе Персии в
виде путешествия, а Серову, не доделав своего поручения, скорее
возвращаться». Кроме того, Библейское общество «служит надеж-
нейшим покровом для пересылки денег и переписок методистов
и разъездов членов Библейского Общества, закрытием для путе-
шествия и личных сношений их агентов во все концы в России, в
Константинополь, Германию и Швецию». Таким образом, в изло-
жении М. Л. Магницкого, широкое распространение Библейско-
го общества было вызвано тайной деятельностью иллюминатов в
92
«сугубом» министерстве и благодаря служебному подлогу, став-
шему возможным в отсутствие императора.
М. Л. Магницкий следующим образом описывал тот вред, ко-
торый принесла деятельность Библейского общества в России. По-
скольку все конфессии и секты были уравнены с православием, то
раскольники-старообрядцы «под предлогом крестьянских сотова-
риществ... со смелостью открыли свои секты, собрания и скопища
раскольнические и учению своему дали ход, презирая св. церкви,
собираются явно в избах для своих толков, что прежде тайно у них
было». При этом «Библейское Общество с ними переписывалось.
Письма их хвалило и печатало, называя благочестивыми крестья-
нами тех, которые опаснее самых духоборцев».
Критике со стороны М. Л. Магницкого подверглось издание
«под ложным и тщетным предлогом всеобщего требования (кото-
рого не было)» Пятикнижия Моисеева на русском языке «отдель-
но от пророческих книг ветхого завета» и Евангелия. С его точки
зрения, это издание призвано было «сделать тем ересь молоканов
(субботников) и обращение в иудейство, ибо простой народ, видя
книгу заключающую закон Божий и не зная ничего далее, легко
мог бы ею прельститься по неведению».
В вину Библейскому обществу М. Л. Магницкий ставил то,
что оно «поспешно и дурно перевело новый завет» на русский ли-
тературный язык, «отняв славянский текст»: «ныне книги священ-
ные... более или менее искажены; и вместо священного языка на
площадной дурно переложены... и старым расколам, и вновь хо-
тящим быть дверь явно растворена». Особо М. Л. Магницкий го-
ворил о «богохульстве», допущеном в персидском переводе Еван-
гелия, и возможности повторения сего на других языках: «Если
на сем языке восточном выделанном могли произойти подобные
ужасы, то чего нет на тех 30-ти, или более, диких наречиях, у коих
нет ни письмян, ни выражений не только для предметов духовных,
но ниже для самых обыкновенных в жизни: как-то стул, шляпа, и
проч. По неимению письмян на сих языках, употреблены русские
и от того переводы сии вышли столь соблазнительны, что, читая
несколько листов в библейском комитете, члены оного, кроме тех,
которые готовы были плакать, смеялись над чтением мордовских
и чувашских евангелий. Не простее ли было обучить дикарей сих
93
славянской грамоте ежели, бы Библейское Общество не имело
других вредных целей (курсив М. Л. Магницкого. – А. М.)?».
Кроме того, М. Л. Магницкий отмечал «подлог весьма ковар-
ный» для католиков, когда, по его словам, для них под видом «ита-
льянской библии продавался перевод Лютеровой библии на сей
язык».
Таковы были основные обвинения М. Л. Магницкого в адрес
Библейского общества. При этом он отмечал, что вышеизложен-
ное – «капля в море» в сравнении с теми фактами, которые могут
открыться при специальном рассмотрении документов Библейско-
го общества особой комиссией.
В заключение М. Л. Магницкий предлагал «истребить опас-
ное и злое действие тайных обществ чрез Библейское общество»
следующим образом: «В начале учреждено было Библейское об-
щество единственно для раздачи св. писания иноверцам, в России
обитающим; то весьма легко и справедливо обратить его к сему
началу, предложив вместе с сим на собранные с русских деньги
печатать для раздачи даром и дешевой продажи православное ис-
поведание и церковные книги. Англичане поймут сию перемену
и сами от Общества отступят, иноверцы иностранные и русские
последуют за ними: собственность Общества останется той самой
церкви, которую разрушить стремились тайные общества чрез Би-
блейское Общество».
После письменного внушения со стороны самодержца отно-
сительно обстоятельств выхода М. Л. Магницкого из членов Би-
блейского общества политическая звезда попечителя Казанского
учебного округа стала клониться к закату. В середине 1824 г. наме-
тились первые признаки закулисного «выдавливания» М. Л. Маг-
ницкого с политической арены. Так, 30 июня 1824 г. Д. П. Рунич
не допустил к печатанию рассуждения М. Л. Магницкого о кон-
ституциях, хотя они были написаны в критическом духе и восхва-
ляли самодержавие227. Еще в 1823 г. М. Л. Магницкий представил
в цензуру переводное сочинение под названием «Нечто о консти-
туциях», не указав при этом своего имени. А. Н. Голицын, узнав о
поступлении в цензуру такого сочинения, встревожился от одно-
го только его названия, затребовал рукопись к себе и оставил ее в
227
См.: Чистович И. А. История перевода библии на русский язык. М.,
1997. С. 257–258.
94
своем кабинете. Казалось, на этом дело и остановилось. Однако в
1824 г., уже после отставки А. Н. Голицына, из Министерства на-
родного просвещения М. Л. Магницкий, недовольный отсутстви-
ем какого бы то ни было определенного решения, открыто назвал
себя переводчиком этого сочинения и стал требовать от цензурно-
го комитета объяснений, каким законом руководствовался послед-
ний, не дозволяя печатать его перевода.
В итоге цензурный комитет признал перевод М. Л. Магницкого
соотвествующим духу самодержавия, но в то же время указал ряд
причин, по которым этот перевод не мог быть напечатан: «во-пер-
вых, нет ни нужды, ни пользы, ниже приличия рассуждать публич-
но о конституциях в государстве, благоденствующем под прав-
лением самодержавным; во-вторых, некоторые суждения о сем
предмете политики могут оказаться неприятными и для союзных
с Россиею иностранных держав, имеющих правление конституци-
онное; в третьих, издание в свет сего сочинения на русском языке
может подать повод издателям периодических сочинений и других
книг писать о конституциях, а публике делать свои заключения и,
может быть, превратные толкования насчет появления сих особого
рода сочинений»228.
Зимой 1825 г. М. Л. Магницкий попытался нанести еще один
удар по существующей университетской системе, представив
А. С. Шишкову донос о «дурном направлении преподавания в
Дерптском университете, о господствующем там либерализме и
слабом управлении». Александр I приказал А. С. Шишкову осмо-
треть университет, но результаты проверки оказались «превосход-
ными», вопреки доносу М. Л. Магницкого229.
Вскоре после этого последовал первый открытый демарш
А. С. Шишкова против М. Л. Магницкого. Всем попечителям
учебных округов был разослан циркуляр, согласно которому они
обязаны были находиться при своих университетах. Все они, кро-
ме М. Л. Магницкого, и так находились при своих университе-
тах. М. Л. Магницкий же за все шесть лет своего попечительства
управлял вверенным ему университетом, живя, как член главного
228
вание : в 4 т. СПб., 1898. Т. 4. С. 305.
229
95
правления училищ, почти постоянно в Петербурге и в Казани появ-
ляясь лишь изредка. Таким образом, было очевидно, что циркуляр
был направлен своим острием против него.
М. Л. Магницкий немедленно отправился в Грузино к своему
покровителю А. А. Аракчееву. Тот рассудил: «нельзя не испол-
нить воли начальства, надобно ехать, пробыть в Казани некоторое
время, возвратиться, и тогда уже принять меры в отвращение по-
добных действий министерства»230. М. Л. Магницкий прогостил в
Грузине пять дней. Там он видел некий сон, раскрывающий, так
сказать, провиденциальный смысл происходящего в России и опи-
санный им и поднесенный А. А. Аракчееву. Приведем его в пере-
сказе В. И. Панаева: «Сон этот приснился будто бы от того, что
граф, показывая ему все заведения и примечательности Грузина,
подвел между прочим к могильному памятнику, сооруженному им
над прахом столетнего своего крестьянина и рассказал о доброде-
тельной жизни покойника. Утомленный утреннею ходьбою, гость
лег после обеда отдохнуть, – заснул, и вдруг якобы явился ему этот
столетний старец, велел следовать за собою и повел по Грузину,
говоря: «Давеча граф все тебе показывал, а теперь покажу я, по
своему». Это новое путешествие по тем же местам состояло из не-
померной лести графу, с придачею пророчества, что Грузино, так
часто и с таким удовольствием посещаемое государем, чуть ли не
сравняется некогда со столицею. Вдохновенный вожатый указывал
уже Магницкому на дворцы, палаты, храмы с золочеными главами
и пристань, усеянную кораблями, а тот все это видел». А. А. Арак-
чееву понравился этот «панегирик-бред», и он, прислав рукопись в
Петербург, приказал переплести ее в сафьян231.
5 августа 1825 г. М. Л. Магницкий отправился в Казань, где
устроил экзамены, освятил университетский храм, открыл публич-
ное собрание и произнес речь, исполненную самовосхваления, а
затем устроил бал, на котором «студенты, прежние затворники,
танцевали теперь до утра»232.
В Казани он, вероятно, получил точные сведения о тех, кто
устроил против него интригу. Узнав о смерти жены А. С. Шиш-
230
Панаев В. И. Воспоминания // ВЕ. 1867. Т. 4, кн. 12. С. 104–105.
231
232
Там же. С. 105, 107.
96
кова, М. Л. Магницкий имел неосторожность публично заявить:
«этот женолюб, этот старый дурак вскоре последует за своею су-
пругою: я ворочусь в Петербург и сорву голову Панаеву, Языкову и
Шихматову». Слова эти немедленно были сообщены «заговорщи-
ками» А. С. Шишкову233.
Тем временем М. Л. Магницкий вернулся в Петербург, куда
приехал по вызову А. А. Аракчеева «разделить горе» по поводу
смерти Настасьи Минкиной, любовницы всесильного фаворита.
В эти же дни последовала кончина Александр I в Таганроге. Это
событие резко повлияло на судьбу М. Л. Магницкого.
Дело в том, что М. Л. Магницкий в 1824 г. неоднократно жа-
ловался А. С. Шишкову, что «правительство изгоняет вредных
профессоров, а члены императорской фамилии дают им места».
А. С. Шишков отказался дать этим бумагам какой-либо ход, и
М. Л. Магницкий, вероятно, через А. А. Аракчеева доставил их
Александру. Речь шла о том, что изгнанные из Петербургского уни-
верситета за «безбожие и вольнодумство» профессора К. Ф. Гер-
ман и К. И. Арсеньев были определены в другие учебные заве-
дения по ходатайствам вдовствующей императрицы Марии Федо-
ровны и великого князя Николая Павловича234. Случилось так, что
докладные записки М. Л. Магницкого оказались в руках Николая
Павловича. Их отдал ему князь А. Н. Голицын, которому было по-
ручено разобрать бывшие в кабинете скончавшегося монарха бу-
маги. Причастность М. Л. Магницкого к былому заговору против
своего благодетеля А. Н. Голицына сыграла ему дурную службу.
А. Н. Голицын вошел в особо доверительные отношения к Нико-
лаю Павловичу, хотя и не занимал при нем важных государствен-
ных постов. В итоге будущий царь начал крепко недолюбливать
М. Л. Магницкого и всецело склонен был верить характеристикам,
даваемыми несметными недоброжелателями попечителю Казан-
ского учебного округа.
233
См.: Панаев В. И. Воспоминания // ВЕ. 1867. Т. 4, кн. 12. С. 108–109.
234
97
НОВАЯ ОПАЛА М. Л. МАГНИЦКОГО
1 декабря 1825 г. к М. Л. Магницкому явился обер-полицей-

мейстер и довел до него приказ военного генерал-губернатора Ми-
лорадовича немедленно покинуть Петербург и выехать в Казань.
На следующий день к нему был прислан квартальный надзиратель
с тройкой почтовых, и он был вынужден отправиться фактически
в новую ссылку.
М. Л. Магницкий пытался оправдаться перед А. С. Шишко-
вым. В письме от 24 октября 1824 г. М. Л. Магницкий напоминал
А. С. Шишкову о том, что «при вступлении вашем в Министер-
ство Просвещения, удаляясь от всякого вида искательств, просил
я увольнения в Царское село; дабы дать людям мне недоброже-
лающим совершенную свободу делать такие на мой щет внуше-
ния, какие заблагорассудят»235. Если насчет последнего желания
М. Л. Магницкого можно усомниться, то не подлежит cомнению
факт прошения об отставке в мае 1824 г. Из письма М. Л. Магниц-
кого видно, что А. С. Шишков встретился с ним в Царском Селе и
предоставил М. Л. Магницкому возможность подать записку, в ко-
торой тот утверждал, «что задолго до последовавших в мае месяце
перемен (отставки А. Н. Голицына с поста министра духовных дел
и народного просвещения и назначения А. С. Шишкова на долж-
ность министра народного просвещения. – А. М.) и именно за три
года (т. е. в 1821 г. – А. М.), когда все молчало, действуя по совести
и верности к Государю, я один открыто и официально (выделено
М. Л. Магницким. – А. М.) противился тем козням, коих вред столь
положительно и торжественно ныне обнаружен»236. М. Л. Магниц-
кий далее пишет: «Ваше превосходительство все представления
235
РГИА. Ф. 1673. Оп. 1. Д. 1. Л. 5–5 об.
236
Там же. Л. 6.
98
мои изволили рассмотреть и признать основательными»237. Далее
М. Л. Магницкий жаловался А. С. Шишкову на «горестное и неза-
служенное положение, в которое поставлен я происками сильной
тайной партии, с которою в течение уже шести лет (т. е. с 1818 г. –
А. М.) нахожусь в весьма неравной борьбе»238. Дальнейший текст
письма не оставляет сомнения, что М. Л. Магницкий имел в виду
масонов: «Всякий, кто прочтет мои представления, обличавшие
действия тайного общества на народное наше воспитание, на цер-
ковь и на власть Державную; легко поверит, что я должен был пре-
терпеть жестокое гонение и действительно не осталось на службе
унижения, которого бы не испытал я»239. М. Л. Магницкий утверж-
дал, что его «прежний начальник», т. е. А. Н. Голицын, уверял, что
он был «чем-то оклеветан пред Его Величеством. Нынешним ле-
том слух сей сделан публичным и распространен до того, что не
только нанес величайший вред делам моим, но самой службе моей
и прискорбное нарекание чести»240. В заключение М. Л. Магниц-
кий просил Шишкова «разрешить прискорбную участь мою оправ-
данием меня в мнении Его Величества»241.
В начале 1826 г. Николай I назначил ревизию Казанского
университета, которая была начата 8 февраля 1826 г. и продол-
жалась около месяца. В середине марта ревизор генерал-майор
П. Ф. Желтухин представил А. С. Шишкову подробное донесе-
ние242. Одним из главных обвинений, высказанных П. Ф. Желту-
хиным в адрес М. Л. Магницкого, было следующее: «Не справед-
ливо ли, что подобный порядок свойственен более монастырю
нежели учебному заведению? Не справедливо ли, что он может
истребить последнюю нравственность или породить лицеме-
ров?»243. Кроме того, П. Ф. Желтухин обвинял М. Л. Магницкого
во введении чрезмерно строгих правил и даже «подозрительном
покровительстве крещеным евреям». Инспектором университета
237
РГИА. Ф. 1673. Оп. 1. Д. 1. Л. 6.
238
239
Там же. Л. 7.
240
Там же. Л. 7 об.–8.
241
242
свещения в России // РВ. 1864. № 8. С. 437.
243
Там же.
99
в Казани был назначен «иностранец из Евреев, недавно приехав-
ший в Россию, принявший здесь православную веру, и которому
привычки, образ жизни, даже язык русского общества, совершен-
но незнакомы»244.
М. Л. Магницкий на это возражал, что правила для студентов
были «не вновь выдуманы и не произвольно собраны мною, но
взяты из Ролленя, Боссюэта, Флёри, Фенелона, целою Европою
признанных законодателей в воспитании, и если г. ревизор хочет
начала сии осмеивать, то я буду отвечать только, что Бакон, Ролен,
Боссюэт и Фенелон согласны с нами в способах монархического
воспитания». Кроме того, М. Л. Магницкий указывал на то, что по-
рядки, господствовавшие в Парижском университете до револю-
ции, были еще более строгими, нежели в Казани. Профессора пе-
ред началом лекции становились на кафедре на колени и произно-
сили молитву, экзамены на получение ученой степени происходили
в комнате, обитой черным сукном, причем на столе, посреди двух
зажженных свеч, стояло распятие. Распятие и картины Страшного
суда в студенческом карцере «нужны и должны быть там, где обуз-
дывается порочность страстей нравственными средствами, для
приведения сими священными изображениями проступившегося
в чувство раскаяния»245. Относительно назначения инспектора ев-
рейского происхождения М. Л. Магницкий заявлял: «…что может
быть благонадежнее, как ученый Еврей, сделавшийся христиани-
ном в совершенном возрасте, по глубокому убеждению в истинах
веры? Господин ревизор называет его переменившим религию, за-
бывая, что так переменяли ее и все апостолы. Переменившими ре-
лигию называются отпадшие от религии истинной, а принявшие
ее именуются обратившимися»246.
Помимо всего прочего, ревизоры заявили о том, что при
М. Л. Магницком произошла «громадная растрата денег»247. Од-
нако комментатор к автобиографическим показаниям М. Л. Маг-
ницкого по этому поводу отмечал: «Казанское дело продолжалось
244
ния в России // РВ. 1864. № 8. С. 438.

245
Там же. С. 438–439.
246
247
И. А. Ефрона. СПб., 1896. Т. 35. С. 329.
100
семь лет. На Магницкого насчитывали то 90 тысяч, то 56 тысяч,
то 24 тысячи рублей; семь лет держали имение под запрещением.
Кончилось тем, что определено было взыскать с него 438 рублей
15 копеек ассигнациями!» И далее он пишет: «Магницкий был че-
ловек беспокойный, рвавшийся из своего круга, чтобы иметь бо-
лее значения, но уже, конечно, не был корыстолюбцем или мелким
злоупотребителем»248. М. Л. Магницкий в свою защиту утверждал,
что стал «жертвою партии, питавшей к нему ненависть за его стро-
гие принципы благочестия и уважения к существующему поряд-
ку»249, и считал себя пострадавшей стороной, подчеркивая, что все
его доводы в собственную защиту были рассмотрены уже после
увольнения в отставку.
В конце 1826 г. казанский губернатор, которому было поручено
«строго наблюдать» за М. Л. Магницким, донес, что «Магницкий
сближается с людьми, известными в Казани по своей ничтожности,
неспокойному характеру и ябедам, старается через них ослаблять
власть местного начальства, выдавал себя за чиновника тайной по-
лиции, уполномомоченного для надзора в Казанской губернии...
имел влияние на ход училищных дел»250. В своих воспоминани-
ях хорошо осведомленный В. И. Панаев приводит несколько иную
версию. По его словам, вскоре после опалы М. Л. Магницкого «по-
летели в Петербург доносы, писанные женскою рукою на разные
лица, на нового губернатора... Доносы эти препровождались к гу-
бернатору, для секретного узнания о сочинителях. Оказалось, что
сочинители собирались у М. Л. Магницкого, писали под его ру-
ководством, под его редакциею»251. Так или иначе, он не только
лишился места попечителя учебного округа, но на его имущество
был наложен секвестр, а затем он в сопровождении фельдфебеля
был сослан в Ревель, где жил около шести лет.
248
ник. М., 1872. Кн. 1. С. 252.
249
ния в России // РВ. 1864. № 8. С. 444.
250
[Б. а.] Михаил Леонтьевич Магницкий в 1812–1844 гг. // Русская ста-
рина. 1875. Т. XIV, кн. 12. С. 644.
251
АНТИМАСОНСКИЙ ТРАКТАТ ДЛЯ НИКОЛАЯ I.
МАГНИЦКИЙ СОЗДАТЕЛЬ ОДНОЙ
ИЗ РАННИХ ВЕРСИЙ МИФА
ОБ ИУДЕО МАСОНСКОМ ЗАГОВОРЕ
По словам А. И. Михайловского-Данилевского, который встре-

тился с ним в 1830 г., М. Л. Магницкий «очаровал там добрых, не-
дальновидных эстляндцев»252.
Через несколько лет после декабристского мятежа правитель-
ство обратилось к вопросу о «зловредности тайных обществ». Од-
ним из инициаторов этого обращения явился опальный М. Л. Маг-
ницкий. В начале 1831 г. он подал императору Николаю I ряд запи-
сок под общим заглавием «Обличение всемирного заговора против
алтарей и тронов публичными событиями и юридическими акта-
ми»253. В этом любопытном документе он подробно осветил исто-
рию создания в Мюнхене общества так называемых иллюминатов.
В «Обличении» подробно излагался некий план захвата иллюми-
натами-масонами власти в европейских государствах и установле-
ния мирового господства. М. Л. Магницкий писал о том, что це-
лью иллюминатов является «освобождение народов от государей,
дворянства и духовенства». Развивая эту мысль, он утверждал, что
«Орден совершенствующихся» стремится к «разрушению не толь-
ко алтарей и тронов, но и всех правительств, какого бы рода они
ни были, и даже самых оснований всякого гражданства и образо-
ванности» и следующим образом обрисовывал тактику иллюмина-
тов по захвату власти: «Иллюминаты должны стараться завладеть
252
Т. 210. № 9. С. 169.
253
Два доноса в 1831 году. Всеподданнейшие письма М. Магницкого
императору Николаю об иллюминатах // РС. 1899. № 1–3.
102
всеми правительственными местами, помещая на них своих адеп-
тов»254.
М. Л. Магницкий утверждал, что европейские правительства
слабо действовали против масонов: они лишь ограничились отстав-
ками и изгнанием за границу лиц, подозреваемых в причастности к
иллюминатскому заговору. Таким образом, они распространились
по всей Европе, а часть из них обосновалась в России. Объявляя
якобинцев «ударной силой» масонов, автор записки заявлял, что
никто в мире не может устоять против них, кроме России, посколь-
ку она «страшна масонам своей физической силой, духом... истин-
ной и несокрушимой религией, преданностью к... самодержцам,
искреннею, чудесною, святою, потому что она основана на вере, на
чувстве, на тысячелетнем предании любви народной»255.
Показательно, что в своих записках М. Л. Магницкий факти-
чески занялся разоблачением своего бывшего начальника и ли-
берального единомышленника М. М. Сперанского. Прежде всего
М. Л. Магницкий заявил, что тот являлся главой тайного загово-
ра в России, и благодаря покровительству Сперанского, проповедь
иллюминатства велась в Российской империи с «адскими ухищ-
рениями» посредством как учебной, так и научной литературы.
М. Л. Магницкий ставил в вину М. М. Сперанскому приглашение
профессора еврейского языка И. А. Фесслера256 в Россию. По сло-
вам М. Л. Магницкого, И. А. Фесслер был чрезвычайно опасен,
ибо, отвергая христианство и желая заменить веру иллюминат-
ством, профессор доказывал, что Христос был отнюдь не Спасите-
лем, а «сыном Эссеянина, обманывающим народ для утверждения
своего учения»257. М. М. Сперанский, по словам М. Л. Магницко-
го, получил из рук профессора «талисман», т. е. некий перстень,
сделавший его полновластным руководителем русских масонов.
При всем при том М. М. Сперанский изображался М. Л. Магниц-
254
императору Николаю об иллюминатах // РС. 1899. № 1–3. С. 69.
255
256
О Фесслере см.: Попов Н. Игнаций Аврелий Феслер. Биографиче-
ский очерк // ВЕ. 1879. Кн. 12. Декабрь. С. 587–643.
257
императору Николаю об иллюминатах // РС. 1899. № 2. С. 296.
103
ким как жертва иллюминатов, «кои ищут... обольстив значущих в
правительстве людей разными обманами... управлять ими в видах
своего общества»258.
В своем доносе М. Л. Магницкий перечислял десятки высо-
копоставленных чиновников, находившихся в тайном обществе,
причем сам признавался в том, что какое-то время был членом
масонской ложи «Полярная звезда»259. Далее в своих записках
М. Л. Магницкий обвинял университеты в преподавании панте-
изма, материализма и прагматизма, ибо занятия «точными дисци-
плинами» (статистика, экономика и т. д.) при соответствующей ин-
терпретации со стороны либеральной профессуры очень быстро
могут убедить студентов в том, что «лица правительственные, ду-
ховенство, дворянство, армия суть классы не производящие (трут-
ни общества)»260. Бывший попечитель Казанского учебного округа
считал даже книгопечатание злом, с которого началось проникно-
вение масонства в Россию. Не случайно, по его мнению, для ма-
сонских кругов было характерно стремление «завладеть всеми от-
раслями литературы и всех их отравить ядом иллюминатства»261.
Современный израильский исследователь С. Ю. Дудаков в сво-
ей монографии по истории русского антисемитизма утверждает,
что самым примечательным в этом доносе М. Л. Магницкого было
то, что «впервые участниками “мирового заговора масонов” стали
и евреи»262. Говоря о возникновении различных ересей, М. Л. Маг-
ницкий возлагал за это вину на еврейство, которое, по его утвер-
ждениям, превратно истолковывает Библию, особенно в пророче-

258
императору Николаю об иллюминатах // РС. 1899. № 1–3. С. 297.

259
Этот факт подтверждает либеральный историк В. И. Семевский, ко-
торый в статье «Декабристы-масоны» (Минувшие годы. 1908. Т. 5–6.
С. 403) писал, что в числе бумаг, найденных в кабинете императора Алек-
сандра I после его смерти, есть донос некого полковника Полева, в котором
называются следующие члены ложи иллюминатов: Сперанский, Фесслер,
Магницкий, Злобин и др.
260
Два доноса в 1831 году. Всеподданейшие письма М. Магницкого
императору Николаю об иллюминатах // РC. 1899. № 3. С. 623.
261
Там же. С. 75–76.
262
Дудаков С. Ю. История одного мифа. Очерки русской литературы
ХIХ–ХХ вв. М., 1993. С. 59.
104
ствах о пришествии Христа. Евреи, пользуясь незнанием христи-
анами древнееврейского языка, «издают под видом молитвенных
книг разные возмутительные против народа и правительств хри-
стианских» сочинения263. Указывая на евреев как на всеобщую «де-
морализующую силу», М. Л. Магницкий писал об использовании
их со стороны иллюминатов для достижения тайных целей: «Люди
сего рода в Россию приезжать могут, по большей части, под име-
нем приказчиков торговых домов, от коих и действительно, для за-
крытия себя, легко иметь им некоторые поручения наших произ-
ведений и проч., ибо ныне капиталы всей Европы приведены уже
в руки жидов (четыре брата Ротшильда)...»264. Кроме того, он заяв-
лял, что центр мирового заговора находится в Лондоне, где иллю-
минаты даже учредили университет без преподавания христиан-
ской теологии, но зато с обучением «жидов»265.
Анализ доноса М. Л. Магницкого доказывает, что, похоже, ему
принадлежит приоритет в русской консервативной мысли в декла-
рировании связи между масонством и еврейством. По сути дела,
бывший попечитель Казанского учебного округа оказался в этом
отношении своеобразным предтечей публикатора и комментатора
«Протоколов сионских мудрецов» С. А. Нилуса.
В том же 1831 г. М. Л. Магницкий отправил Николаю I пись-
мо, в котором он нижайше просил дозволения императора посвя-
тить ему сделанный М. Л. Магницким перевод книги немецкого
философа К. Л. фон Галлера «О восстановлении политической на-
уки»266. В письме также говорилось: «Перевод, на который ныне
дерзаю склонить внимание Ваше, есть обращик, представляющий
план и дух довольно обширного, великого творения, известного Ге-
ния, друга алтарей и тронов – Галлера. – Все, прежде и после его,
защищавшие святое дело Цезарей, были партизаны, более или ме-
263
См.: Два доноса в 1831 году. Всеподданнейшие письма М. Магниц-
кого императору Николаю об иллюминатах // РC. 1899. № 3. С. 625.
264
265
См.: Там же. № 1. С. 87.
266
Правильнее было бы перевести – «Реставрация науки о государ-
стве». См.: Haller C. L. von. Restauration der Staatwissenschaft oder Theorie
des natuerlichgeselligen Zustands der Chimaere des kuenstlichbuergerlichen
entgegensetzt. Winterthur, 1822.
105
нее для врага беспокойные, но он один дал ему и выиграл сражение
общее. Он один, подобно Кеплеру, открывшему новые законы дви-
жения тел небесных, открыл новый закон мира политического <...>
При повсеместно господствующем духе Книга сия не может пойти в
ход, иначе, как за торжественною колесницей победителя Крамолы
и Спасителя общего спокойствия»267. К письму прилагался краткий
перевод предисловия и оглавления книги Галлера.
Взгляды К. Л. фон Галлера получили очень широкое распро-
странение в консервативных кругах Пруссии в 20–30-е гг. XIX в.
В упомянутой книге он подверг резкой критике естественное пра-
во и предложил свою трактовку происхождения и оправдания мо-
нархической власти. Всякое законное государственное устрой-
ство основано у него не на человеческой воле и рефлексии, как то
утверждали идеологи Просвещения, а на праве сильного над сла-
бым. Государство и государственная власть по Галлеру возникают
не искусственно – посредством человеческой воли и договора, но
естественно – при помощи силы и превосходства268.
М. Л. Магницкий явно рассчитывал на то, что Николай I, ко-
торый в это время был крайне заинтересован в разработке новой
идеологической государственной доктрины, призванной заменить
«просвещенный абсолютизм», обратит на сделанный им перевод
благосклонное внимание и, соответственно, в его судьбе произой-
дут благоприятные изменения. Однако его постигло разочарова-
ние. III Отделение сообщило ему об отказе царя в разрешении пе-
чатать перевод.
267
ГАРФ. Ф. 109. СА. Оп. 3. Д. 881. Л. 4 об.–5.
268
Подробнее о взглядах Геллера см.: Мусихин Г. И. Авторитет и тради-
ция в мировоззрении немецкого и российского консерватизма // Историче-
ские метаморфозы консерватизма. Пермь, 1998. С. 107–108.
СОТРУДНИЧЕСТВО М. Л. МАГНИЦКОГО
В ЖУРНАЛЕ РАДУГА
О дальнейших годах жизни М. Л. Магницкого имеются лишь

отрывочные сведения. Известно, что, будучи в ссылке в Ревеле, он
негласно сотрудничал с 1832 по 1833 г. с ежемесячным педагоги-
ческим, философским, литературным журналом, названным «Ра-
дугой» («Журнал философии, педагогии и изящной литературы».
Редактором «Радуги» был Андрей Иванович Бюргер (1804–1876).
Для «Радуги» была характерна резко критическая позиция по от-
ношению к западной философии, науке и литературе (по словам
авторов либеральной ориентации, в ней господствовали «глумле-
ние над западным просвещением и западной философией в осо-
бенности», а содержанием всех статей были «вариации на одну и
ту же тему: гонение на западную цивилизацию и порицание рус-
ских за сближение с Западом»269.
В 1875 г. в журнале «Русская старина» историк А. А. Чуми-
ков запустил в оборот версию, что «Радугой» негласно руководил
с 1832 по 1833 г. именно М. Л. Магницкий. Доказательством для
А. А. Чумикова в данном случае послужили «общий дух» и направ-
ление журнала, на основании чего он делал вывод: «ни несчастье,
ни ссылка (имеются в виду опала, постигшая М. Л. Магницкого в
1826 г., когда он был лишен звания и должности попечителя Ка-
занского учебного округа и сослан в Ревель. – А. М.) не были в со-
стоянии изменить натуры ‟погасителя” Магницкого, <…> лишен-
ный возможности распространять свои убеждения практическим
269
И. А. Ефрона. СПб., 1896. Т. 35. С. 329 ; Ч[умико]в А. А. Михаил Леонтье-
вич Магницкий. Новые данные к его характеристике. 1829–1834 // РС.
1875. Т. XIV, кн. 14. Ноябрь. С. 485.
107
способом, он обратился к теоретическому, в видах чего и был им
основан журнал, как орудие пропаганды. Что же касается участия
г. Бюргера в издании этого журнала, то оно было только случайное,
хотя и необходимое, как официальная фирма. Г. Бюргер был пер-
вою жертвою проповеди Магницкого в Ревеле, и преданным адеп-
том фанатического учения»270. А. А. Чумиков также утверждал, что
большинство статей в «Радуге» написаны были М. Л. Магницким
и поэтому печатались без подписи автора271. Несмотря на бездока-
зательность, версия А. А. Чумикова о М. Л. Магницком как созда-
теле журнала, негласном редакторе и авторе большинства статей с
подачи «Русской старины» проникла вначале в энциклопедический
словарь Брокгауза и Ефрона, а оттуда в современные энциклопеди-
ческие издания272. Между тем А. И. Бюргер был вполне самостоя-
тельной фигурой и целиком определял линию журнала. Для него
«Радуга» была «верным субъективным выражением собственной
души моей, именно только сердечным дневником моим»273. Отно-
сительно направления «Радуги» А. И. Бюргер утверждал: «журнал
мой крайне православного духа»274, но при этом категорически от-
вергал обвинения в обскурантизме: «я <…> был не враг и европей-
ского просвещения, и не был обскурантом»275. Н. И. Греч в 1831 г.
давал следующую характеристику А. И. Бюргеру: «происхождени-
ем немец, душою русский, просвещением европеец»276.
А. И. Бюргер обучался в Московском университете на словесном
отделении «философским и камеральным наукам» в 1824–1828 гг.
В 1828 г. он начал работать в Ревельской гимназии в должности
старшего учителя русского языка. По словам Ф. Н. Фортунатова,
лично знавшего А. И. Бюргера, в то время он был лютеранином, со-
270
Чумиков А. А. Михаил Леонтьевич Магницкий. Новые данные к его
характеристике. 1829–1834 // РС. 1875. Т. XIV, кн. 14. Ноябрь. С. 487.
271
272
См.: В. К. «Магницкий» // Энциклопедический словарь Ф. А. Брок-
гауза и И. А. Ефрона. СПб., 1896. Т. 35. С. 329 ; Чернов А. В. Магницкий
Михаил Леонтьевич // Русские писатели. 1800–1917 : биографический сло-
варь. М., 1994. Т. 3. С. 449.
273
ОР ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 380. Л. 16 об.
274
Там же.
275
276
Там же.
108
знававшим, что «в православии находится истина, которую тщетно
искал он у немецких философов»277. Взгляды А. И. Бюргера носи-
ли консервативный характер. Он отвергал само понятие прогресса,
противопоставляя ему инволюцию. По его словам, движение рода
человеческого к совершенству – это «движение… не вперед, а об-
ратно, к началу своему, к первобытному состоянию, когда человек
еще был совершенное понятие триипостасного Бога»278.
Журнал «Радуга» был основан еще до знакомства А. И. Бюрге-
ра с М. Л. Магницким, с которым он впервые встретился уже по-
сле того, как первый номер был подписан в печать279. Число статей
М. Л. Магницкого в «Радуге» было сравнительно невелико, они
были «только в пяти книжках первого года, [со] 2-й до 6-й включи-
тельно, под заглавием ‟Отломков от философского мозаика” или
с подписью псевдонимом Простодумова»280. А. И. Бюргер высоко
ценил литературные труды своего сотрудника: «статьи Магницко-
го, при всей односторонности их и при всем их саркастическом
тоне против науки, очень похожи на тон Вольтера против Церкви,
и по теперешнему моему взгляду доказывают писателя с очень за-
мечательным талантом»281.
Несмотря на подобную оценку литературных достоинств
М. Л. Магницкого, А. И. Бюргер не слишком доверял ему из-за
того, что тот неосторожно поделился с ним некоторыми подробно-
стями о своей противоречивой духовно-религиозной биографии:
«он сам однажды сказал мне, что когда он заблуждался, то чуть ли
не в разное время не ко всем сектам принадлежал, и к масонам, и к
иллюминатам и пр. и пр. и жену свою вовлекал в них»282. Сотруд-
ничество с М. Л. Магницким привело к тому, что уже с выходом
первых номеров «Радуги» А. И. Бюргера стали подозревать в том,
что он находится под его сильным влиянием283. В связи с подоб-
277
Фортунатов Ф. Н. Памятные записки вологжанина // РА. 1867.
№ 12. Стлб. 1696.
278
Радуга. 1832. № 1. С. 17.
279
ОР ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 380. Л. 33 об.
280
281
Там же. Л. 23–23 об.
282
Там же. Л. 32 об.–33.
283
См.: Там же. Л. 32–32 об.
109
ными подозрениями А. И. Бюргер вынужден был под давлением
со стороны негласного покровителя журнала С. С. Уварова отка-
заться от какого-либо сотрудничества с М. Л. Магницким: «я дал
ему слово, продолжать журнал, не иметь уже больше сношений с
Магницким, что я в точности и исполнил после 6-й книги первого
года…»284. Аналогично повел себя и Д. Н. Блудов, который «было
рассердился за Магницкого, но скоро и перестал сердиться, когда
узнал всю правду и до конца своей жизни покровительствовал»
А. И. Бюргеру285. Разрыв А. И. Бюргера с М. Л. Магницким под
давлением С. С. Уварова и Д. Н. Блудова произошел летом 1832 г.286
Все неподписанные статьи в «Радуге» принадлежали редактору287.
В первом номере «Радуги» за 1832 г. были опубликованы статьи
Бюргера, имевшие программный характер. Главная их мысль со-
стояла в том, чтобы российское образованное общество покончи-
ло с неумеренным восхищением культурой Запада и обратилось к
православию: «Долго ли, долго ли нам еще вертеться около Фран-
цузов и Немцев как около солнцев? <...> вероломные топи с ковар-
ными огоньками, по ним блуждающими, с смертоносными испаре-
ниями, их обвивающими, покрывают великую часть сих звезд оча-
ровательниц»288. А. И. Бюргер критически оценивал современную
немецкую философию: «Напрасно будем изучать смесь истины с
ложью в творениях Кантов и Шеллингов <…> Вы сами от них от-
вратитесь, узнав неглубокость их ведения»289. Особенно негативно
оценивал современную западноевропейскую философию на стра-
ницах «Радуги» М. Л. Магницкий: «Все учения Философские, бу-
дучи отрицательны, или что одно и то же, разрушительны, имеют
общим началом: Господство человека; а как скоро человек призна-
ет себя Самовладыкою, то он тем самым есть уже бунтовщик про-
тив Бога и против всякой власти, Богом установленной; Бунтов-
щик же только ненавидеть может, следовательно, общее чувство
философскими учениями рождаемое, есть ненависть. – Да и кто в
284
ОР ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 380. Л. 40.
285
См.: Там же. Л. 39–40 об.
286
См.: Там же. Л. 39 об.
287
См.: Там же. Л. 23.
288
Радуга. 1832. № 1. С. 3–4.
289
Там же. С. 9.
110
том усомнится, вспомнив царство Философии под видом разных
Французских революций? – Кто усомнится, взглянув на то, что де-
лала она в течение последних сорока лет и еще недавно под гла-
зами нашими вокруг нас? – Какое остервенение самых зверских
страстей; какое утончение злобы; какие неслыханные преступле-
ния! – Что это иное, как не самая адская ненависть, со всеми ее
ужасами? – Ненависть к Богу; ибо хотела бы уничтожить не толь-
ко Его Религию, Его служение; но и самое имя Его. Ненависть к
священной Иерархии, которую клевещет, гонит и казнит, по нена-
висти к Богу, везде, где может. Ненависть к Царям, к Дворянству,
ко всем существующим установлениям. Ненависть ко всякой пре-
держащей власти; и наконец, любовь к своеволию! Ненависть к
законам, которые охраняют тишину, обуздывая страсти; ненависть
к исполнителям законов. – Ненависть в Государстве, в семействах.
Ненависть всемирная, обнаруживающаяся в мятежах, в убийствах,
в пламенном желании разрушения»290.
Из всех публикаций в «Радуге» наибольший общественный ре-
зонанс вызвала статья А. И. Бюргера «Судьба России»291, в которой
тот проводил мысль, что через Петра I «сам Промысел для того
собственно и Россию сблизил с Европою и одел по европейски и
пр., чтобы со временем самую Европу из ее цивилизации возвы-
сить до степени православия России»292. А. И. Бюргер утверждал,
что «угнетение Татарское и удаленность от Западной Европы были,
может быть, величайшими благодеяниями для России, ибо сохра-
нили в ней чистоту веры Христовой»293. Священное Писание было
на протяжении сотен лет непонятно для германцев, «между тем
как Славянский перевод Библии может понимать даже ныне почти
всякий мужик»294. Поэтому «знание Священного писания стояло в
России выше нежели в Германии»295. При этом «плоды… привер-
290
Отломок от философского мозаика «Особенный характер европей-
ского духа времени» (Выписка из французской книги) // Радуга. 1832. № 4.
С. 238–240.
291
Радуга. 1833. № 8.
292
ОР ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 380. Л. 31 об.
293
Радуга. 1833. № 8. С. 592.
294
Там же. С. 593–594.
295
111
женности в Вере оказывались не только главною характеристиче-
скою чертою Русского народа – преданностью воли личной Богу
и Царю, но также и высшею степенью нравственной чистоты в
сравнении с тою, какая была известна у Европейцев»296, «не только
покорностью властям, радушным гостеприимством, чистосерде-
чием, дружелюбием, благочестием и прочими… чертами отлича-
ются Русские от утонченных, но хитрых, самолюбивых, упорных
и пр. Европейцев, а множеством особенных черт, явно служащих
доказательством благодатного влияния Вероучения на Россию»297.
Если в России были пороки, то их происхождение было резуль-
татом западноевропейского влияния: «неумеренное пьянство пе-
решло в Россию от западных Европейцев… Да и сколько других
родов разврата получила Россия впоследствии также из Западной
Европы»298. В силу этого Россия имела «внутреннее превосход-
ство» перед государствами Европы. «Петр пожертвовал народною
личностью Россию, снял с нее национальный характер ее, сделал
ее ученицею Европы. Для чего все это?»299 «Петр I поставил Рос-
сию могущественною рукой на высокую ступень, на которой «ей
суждено, – не сравняться с сими державами и народами и не пре-
взойти их, нет, а возвысить их до себя, просветить их светом, про-
никнуть жизнью, одушевить любовью, в ней одной со всею чисто-
тою сохранившимися»300. По мнению А. И. Бюргера, «скоро долж-
но настать время, когда успокоившись от брожений своих, народы
Европы узнают и душу России, и, узнавши – сами неодолимо захо-
тят тесно сдружиться с нею, слиться в один состав с нею, отдаться
ей, как брат отдается брату, захотят, отказавшись от заблуждений
своих, петь один с нею чистый гимн Свету, Жизни и любви»301.
«Еще малозаметно это влияние России на Европу; но оно уже
сильно, и скоро, может быть, она и не как Государство только, а
и как Церковь будет средоточием для прочего мира, – будет пред-
ставительницею Нового Израиля»302. Высокую оценку этой статье
296
Радуга. 1833. № 8.
297
298
299
300
Там же. C. 400.
301
302
Там же.
112
давали митрополит Филарет (Дроздов), А. С. Шишков, этнограф и
археограф И. М. Снегирев, журналист и цензор К. С. Сербинович,
Д. И. Языков303.
А. И. Бюргер придавал большое значение исторической публи-
цистике и намеревался «всю историю переработать по православ-
ному, потому что вся она рассказывается до сих пор Западом все с
его неправославных и враждебных православию точек зрения»304.
Полемизируя с Н. М. Карамзиным, описавшим преимущественно
историю государства российского, А. И. Бюргер утверждал, что
стержневым направлением русской исторической науки должна
стать история русской православной церкви, «с которою вместе
развивалась бы необходимо и История гражданственности и на-
родности в России… чтобы показать, как при всех переворотах,
случавшихся с Россиею, она твердо шла по пути определенному
для ее внутренней, духовной Церковной жизни»305. После отказа
от сотрудничества с М. Л. Магницким «Радуга» просуществовала
еще около года. Число подписчиков «Радуги» было ограниченным:
200 – в начале издания и несколько десятков – во второй половине
1833 г. Большая часть тиража расходилась по казенным учебным
заведениям. В 1832 г. вышло 12 книг журнала, в 1833 г. № 6, 7, 8
вышли одной книгой, после чего издание прекратилось. А. И. Бюр-
гер в 1833 г., «прощаясь с подписчиками, уведомил их, а также и
тогдашних своих единоверцев, что он принимает православие, что
и последовало 6 августа 1833 года»306. В 1834 г. А. И. Бюргер уехал
в Петербург, где работал в Министерстве внутренних дел чинов-
ником по особым поручениям. В 1845 г. А. И. Бюргер, состоя при
генерал-губернаторе Остзейских губерний Головине, принимал
деятельное участие в распространении православия среди эстон-
цев и латышей. Находясь на службе при хозяйственном отделении
Св. Синода с 1863 г. Бюргер возобновил издательство «Радуги» и
издал в 1864–1866 гг. 15 номеров журнала307.
303
ОР ИРЛИ. Ф. 265. Оп. 2. Д. 380. Л. 32, 40 об., 42.
304
305
Судьба России. 1833. № 8. С. 404.
306
Фортунатов Ф. Н. Памятные записки вологжанина // РА. 1867.
№ 12. Стлб. 1696.
307
См.: Там же.
ДУХОВНО РЕЛИГИОЗНЫЙ ОБЛИК
М. Л. МАГНИЦКОГО.
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ И ТРУДЫ
Годы ссылки проходили большей частью впустую для этого де-

ятельного и энергичного человека. Поэтому в 1834 г. он обратил-
ся с покаянным письмом к князю А. Н. Голицину, после которо-
го ему было разрешено перебраться в Одессу, где он вел большей
частью домашний образ жизни, занимаясь совершенствованием
своих знаний греческого языка и переводом книг древних писате-
лей. М. Л. Магницкому на некоторое время удалось сблизиться с
наместником края, умным и общительным графом М. С. Воронцо-
вым. Он даже посвятил ему «Краткое руководство к деловой и госу-
дарственной словесности для чиновников, вступающих в службу»,
написанное в ссылке. Эта работа, по позднейшим оценкам филоло-
гов, «показывает Магницкого как талантливого стилиста, отличает-
ся строгостью, возвышенной поэтизацией “служебного слога”»308.
В 1836 г. М. Л. Магницкий написал книгу «Наставительный от-
рывок из современной истории западной Европы, открывающий
истинную причину бедствий, ее терзающих, для предостережения
молодых людей и умов, еще не зараженных иноземной холерою
духа времени». Желая напечатать ее, М. Л. Магницкий обратился
за разрешением к главе III Отделения А. Х. Бенкендорфу, который,
однако, ответил ему, что в представленном «сочинении, назначен-
ном преимущественно для предостережения молодых людей, го-
ворится о предметах, которых им полезнее вовсе не знать, и что
они, читая это сочинение, найдут в нем изложение таких вредных
308
Русские писатели. 1800–1917. Биографический словарь. М., 1994.
Т. 3. С. 449.
114
мнений, о которых до того времени оставались, может быть, в со-
вершенной неизвестности»309.
Судьба была неблагосклонна к М. Л. Магницкому: в начале
1839 г. одесские власти под предлогом, что он начал «водиться с
праздными людьми в Одессе, занимается интригами, пересудами,
сплетнями и неосновательными доносами, затрудняет начальство
и возбуждает вредное для службы несогласие»310, приказали ему
покинуть Одессу. М. Л. Магницкий сначала просил позволить ему
жить в Успенском монастыре, недалеко от Одессы, но после отка-
за переехал в Херсон под надзор полиции и провел там два года в
полном одиночестве. О пребывании М. Л. Магницкого в Херсо-
не имеются неопубликованные воспоминания директора херсон-
ской гимназии Ф. Ляликова «Встреча с М. Л. Магницким в 1839»,
написанные в 1875 г. М. Л. Магницкий, по словам мемуариста,
жил скромно и одиноко «в довольно просторной комнате с самым
обыкновенным убранством, в углу на столике стояло несколько
икон так просто без киота и перед ними горела большая восковая
свеча, около лежали грудой толстые книги в кожаных переплетах с
застежками, похожие на четь-минеи или церковные служебники».
«Жил он в Херсоне тихо и редко у кого бывал. Постоянно в храме,
дома за книгою, любил в хорошую погоду ходить по окрестностям
города. Никаких неприятных встреч с кем либо у него не было».
В Херсоне М. Л. Магницкий заболел водянкой, которая, к удив-
лению врачей, завершилась его выздоровлением после принятия
причастия. В то время у него появляются стариковские причуды,
к примеру, он питал отвращение к только появившимся железным
дорогам и уверял, что «скакание по ним произведет новую болезнь
и послужит средством к быстрому распространению существую-
щих болезней»311.
В 1841 г. ему разрешили вернуться в Одессу. Сохранилась ха-
рактеристика М. Л. Магницкого того времени, данная А. С. Стурд-
зой: «...быстрота и меткость ума еще не покидали бодрого стар-
ца; он все еще был душою наших дружеских бесед, несравненным
309
[Б. а.] Михаил Леонтьевич Магницкий в 1812–1844 гг. // РC. 1875.
Т. XIV, кн. 12. С. 647.
310
Там же.
311
115
ценителем ученых и литературных трудов, строгим обличителем
гордой философии по стихиям мира и в полном смысле стои-
ком-христианином. Только мало-помалу крепло и обнаруживалось
в нем благодатное отчуждение от мирских видов и пристрастий,
прилежание к келейной молитве и безусловное младенческое по-
слушание всем уставам матери нашей Православной церкви»312.
Не доверять оценке А. С. Стурдзы нет оснований, хотя зача-
стую М. Л. Магницкого обвиняли в ханжестве и лицемерии, в от-
сутствии подлинной веры: «Внешняя его набожность ничем не от-
личалась от обрядностей и обычаев людей его круга: он стоял и
держал себя в церкви точно так же, как бы случайно зашедший
туда, отъявленный, но благовоспитанный вольнодумец»313. Подоб-
ного рода суждения представляются ложными. Несомненно, что
М. Л. Магницкий был человеком искренне верующим и что зало-
гом самобытности России и ее главной духовной ценностью он
считал православие. В то время подобное воззрение было, мягко
говоря, не в моде среди представителей высшего слоя, в лучшем
случае равнодушного к вопросам религии либо состоявшего в ма-
сонских ложах или же исповедующих деизм, атеизм и т. п. Неуго-
монный М. Л. Магницкий же и здесь упрямо шел поперек тече-
ния. Один из типичных представителей тогдашнего дворянского
общества так негодовал по поводу набожности М. Л. Магницкого:
«Умнейший человек, но суеверен как крестьянин. Представьте: у
него огромные иконы, перед которыми теплится день и ночь лам-
пада!»314. М. Л. Магницкий не раз давал волю своему негодованию
против «разных аристократических замашек и капризов в деле
веры», не перенося на дух «разделения в вере между аристократа-
ми и мужиками, между господами и слугами», и суждений вроде:
«Как же я позволю священнику помазать мне лоб, чтобы одно и
то же было для лакея и для барыни!». Или: «Как это в причастии
ложечка для всех одна: побывает во рту у мужика и потом и мне
Стурдза А. С. Воспоминание о Михаиле Леонтьевиче Магницком //
312
РА. 1868. Кн. 2. С. 931.

313
С. 478.
314
116
дадут ее в рот!» Подобные заявления возмущали М. Л. Магницко-
го, он видел в них неверие в силу православных обрядов и таинств.
На благотворительных вечерах с танцами и концертами он без це-
ремоний говорил великосветским дамам, что они служат дьяволу.
Когда тем же дамам случалось говорить ему: «Как это говорится
при крещении детей: дуни и плюни на него? Что, мы разве чертей
рождаем?!» – то он твердо отвечал им на прекрасном французском
языке: да, да, нужно изгонять дьявола из того, что вы рождаете.
Лица духовного звания утверждали, что М. Л. Магницкий в
вере был «совершенный простец». Сам же бывший попечитель Ка-
занского округа в узком кругу заявлял: «Моя вера – кучерская...
мы с кучером ходим в одну церковь... В какую церковь мой кучер,
туда и я. А если в ней несколько священников, то если я застану в
церкви кого-либо из них, – то – это он, мой духовник»315. Он глу-
боко верил в силу молитвы: «Сказано: просите и дастся вам; я так
и верю. У Бога, как у отца, нужно прямо просить того, в чем есть
нужда. Если нуждаешься в сапогах, так и молись: Господи, дай мне
сапоги! Если у меня нет дров, я буду просить и молиться об этом,
и Бог так сделает, что у меня будут дрова». Когда у него случались
семейные раздоры с женой-француженкой, то он видел в них «на-
важдение дьявола» и поэтому «всякий раз кропил стены святою во-
дою и курил в комнатах херувимским ладаном. Этим он прогонял
бесов как причину раздора». Последним и решающим аргументом
М. Л. Магницкого в спорах о вере было: «Постойте, постойте...
будете умирать так же, как ваша кухарка, и тогда вспомните мои
слова». За подобные действия и высказывания большая часть тог-
дашнего русского образованного общества считала М. Л. Магниц-
кого «чуть не помешанным»316.
О последних двух годах жизни М. Л. Магницкого сведения
скудны. Известно, что, поселившись в Одессе, он не на шутку ув-
лекся астрономией, поскольку в его глазах эта наука была зримым
доказательством бытия Божьего. В течение двух-трех лет он брал
уроки астрономии у ученого А. И. Маюрова. Увлечение это выли-
315
Мацеевич Л. С. Одесские заметки о Магницком // РА. 1898. № 2.
С. 225–226.
316
117
лось в статью «Взгляд на мироздание», которая была опубликова-
на в «Москвитянине» в 1843 г. и представляла по сути небольшой
богословский трактат. В этой статье, подводящей итоги его бурной
жизни, М. Л. Магницкий так описывал свое миросозерцание : «Что
все мироздание, вся эта бездонная синева, которая над нами, око-
ло нас и под нами, искрится мириадами солнцев, есть вселенский
храм, достойный сего Бога нашего, где все бесчисленные обители
общего Отца Небесного населены существами, бесчисленнно раз-
нообразными, но разумными и свободными, и что на каждом из
сих миров святится верою, любовью и надеждой, имя Того, Кто
живя в средоточном солнце своей славы, в сем святилище все-
ленского Своего храма, принес себя на жертву, на спасение всего
мира, на земле, которая есть алтарь Его, столь же смиренный, как
и Агнец, на нем закланный?»317
Известно, что в конце жизни М. Л. Магницкий испытывал се-
рьезные денежные затруднения, и бывший его покровителем князь
А. Н. Голицын, описывая «несчастное положение старика Магниц-
кого», просил Николая I увеличить ему пенсию. 21 ноября 1844 г.
М. Л. Магницкий скончался от воспаления легких и был похоро-
нен на Первом христианском кладбище Одессы. Так закончил свой
земной путь один из зачинателей русского политического консер-
ватизма.
317
М. М.[агницкий]. Взгляд на мироздание // Москвитянин. 1843. Ч. IV,
№ 11. С. 136, 141.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
М. Л. Магницкий смог создать свой собственный консерватив-
ный проект, отличающийся достаточной степенью масштабности
и в какой-то степени реализованный в правительственной полити-
ке не только Александра I, но и Николая I. Этот проект имел ряд
существенных особенностей. Его невозможно адекватно исследо-
вать без понимания того, что его автор одно время разделял либе-
ральные ценности и являлся одним из лидеров «либеральной бюро-
кратии» той эпохи, а затем радикально пересмотрел свои взгляды,
став убежденным консерватором и антизападником. Опыт прео-
доления либерализма и масонства предопределили существенные
особенности проекта М. Л. Магницкого. Он в большей степени,
нежели кто бы то ни было из светских идеологов консерватизма
александровского царствования, подвергся всестороннему влия-
нию церковно-православных кругов (возможно, благодаря тесным
контактам с архимандритом Фотием (Спасским) и митрополитом
Серафимом (Глаголевским)), отразив их позицию в русской кон-
сервативной мысли.
Немалую роль в его посмертной судьбе и создании вокруг име-
ни «черной легенды» сыграло то обстоятельство, что М. Л. Маг-
ницкий оказался, пожалуй, первым крупным русским либералом
александровского царствования, перешедшим на консервативные
позиции. Поэтому реакция на его «ренегатство» оказалась исклю-
чительно острой, поскольку до этого подобных прецедентов не
было.
Очевидно, что М. Л. Магницкий являлся одной из тех ключе-
вых фигур русской истории первой четверти ХIХ в., стараниями
которых был осуществлен консервативный поворот в правитель-
ственной политике, острие которого было направлено против иде-
ологии эпохи Просвещения и Великой Французской революции,
т. е. против атеизма, рационализма, масонства, конституционализ-
ма, либерализма и т. д. Попытка реализации подобной идеологии
на практике в первые два десятилетия правления Александра I по-
родила традиционалистскую реакцию, что резко ускорило станов-
119
ление различных вариантов русского консерватизма. М. Л. Маг-
ницкий был ярким представителем того варианта, который опи-
рался на Православие и исходил из убеждения в том, что Россия
должна идти по самобытному пути развития. Таким образом,
М. Л. Магницкий, с определенными оговорками, в идейном плане
оказался непосредственным предшественником графа С. С. Уваро-
ва с его знаменитой триединой формулой «Православие, самодер-
жавие, народность».
ПРИЛОЖЕНИЕ
ИЗБРАННЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ О М. Л. МАГНИЦКОМ

ЕГО ДРУЗЕЙ И ВРАГОВ
(примечания С. В. Хатунцева)
Ф. Ф. Вигель318. Записки
(печатается по: Вигель Ф. Ф. Записки : в 2 кн.
М. : Захаров, 2003. Кн. 1. С. 234–235)
…Михаил Леонтьевич Магницкий всегда ругался дерзко над

общим мнением, дорожа единственно благосклонностью предер-
жащих властей. Это один из чудеснейших феноменов нравствен-
ного мира. Как младенцы, которые выходят в свет без рук или без
ног, так и он родился совсем без стыда и без совести. Он крещен
во имя архангела Михаила; но, кажется, вырастая, он еще гораздо
более, чем соименный ему Сперанский, предпочел покровитель-
ство побежденного архистратигом противника. От сего бесплот-
ного получил воплощенный враг рода человеческого сладкоречие,
дар убеждения, искусство принимать все виды. Если верить аду, то
нельзя сомневаться, что он послан был из него, дабы довершить
совращение могучего умом Сперанского, и, вероятно, сего другого
демона, не совсем лишенного человеческих чувств, что-то похо-
жее на раскаяние заставило под конец жизни от него отдалиться.
В действиях же, в речах Магницкого все носило на себе печать
отвержения: как он не веровал добру, как он тешился слабостями,
глупостями людей, как он радовался их порокам, как он восхищал-
ся их преступлениями! Как часто он должен был проклинать судь-
бу свою, избравшую Россию ему отечеством, Россию, не знавшую
ни революций, ни гонений на веру, где так мало средств соблаз-
318
Вигель Ф. Ф. (1786–1856) – один из самых знаменитых русских ме-
муаристов, знакомый А. С. Пушкина, член Арзамасского кружка.
121
нять и терзать целые народонаселения, столь бесплодную землю
для террориста или инквизитора!
Он был воспитан в Московском университетском пансионе,
писал изрядно русские стихи и старее двадцати лет оставил Рос-
сию. Пробыв года два или три за границей при миссиях венской,
а потом парижской, возвратясь, он стал коверкать русский язык и
никогда уже не мог отвыкнуть от дурного выговора, к которому
себя насильно приучил. Когда я начал знать его, он был франт, на-
хальный безбожник и выдавал себя за дуэлиста; но был вежлив,
блистателен, отменно приятен и изо всего этого общества мне бо-
лее всех полюбился. Много еще можно говорить об нем, но я бере-
гу его для продолжения сих записок, когда мне придется рассказы-
вать последние деяния сего апостола зла.
П. А. Вяземский319. Старая записная книжка

(печатается по: Вяземский П. А. Старая записная книжка.
М., 2003. С. 71–71, 188–191, 198–199)
Магницкий зашел однажды к Тургеневу (Александру) и застал
у него барыню-просительницу, которая объясняла ему свое дело.
Магницкий сел в сторону и ожидал конца аудиенции. Докладывая
по делу своему, на какое-то замечание Тургенева барыня говорит:
«Да помилуйте, ваше превосходительство, и в Евангелии сказано:
на Бога надейся, а сам не плошай». – «Нет уж, извините, – вскочил
со стула и, подбежав к барыне, с живостью сказал ей Магницкий. –
Этого, милостивая государыня, в Евангелии нет». И он возвратил-
ся на свое место.
Когда в 1812 году Магницкий жил в ссылке, в Вологде, ка-
кой-то доморощенный поэт написал следующие стихи:
Вяземский П. А. (1792–1878) – князь, русский поэт, литературный

319
критик, историк, переводчик, публицист, мемуарист, государственный дея-

тель. Первый председатель Русского исторического общества, действи-
тельный член Академии Российской, ординарный член Императорской
Санкт-Петербургской Академии наук. Близкий друг и постоянный корре-
спондент А. С. Пушкина.
122
Сперанский высоко взлетел,
Россию предать хотел:
За то сослан в Сибирь
Копать имбирь.
Магницкий сидит,
Туда же глядит.
Стихи дают некоторое понятие об общем расположении к двум

политическим ссыльным.
Следующий случай еще сильнее может служить тому призна-
ком. Рассказывали, что Магницкий пошел в лавку и, купив само-
вар, велел отнести его к себе на квартиру, сказав свою фамилию.
Услышав ее, купец выгнал его из лавки и самовара не продал. Этот
анекдот, может быть, и выдуман, но он ходил по Вологде и, следо-
вательно, имеет свое значение. <…>
Когда Магницкий второй ссылкой своей был сослан в Ревель,
Сперанскому были приписаны следующие слова: «Как можно по-
сылать Магницкого в Ревель? Туда ездят за здоровьем, а он присут-
ствием своим и воздух заразит».
Вот как нередко развязываются политические дружбы и связи!
Не известно, до какой степени Магницкий способен был зара-
зить воздух, но, по слухам, несомненно, что он в ссылочных пили-
гримствах своих затронул не одно женское сердце. Он и в Ревеле
был еще видный, статный и красивый мужчина. Черты лица пра-
вильные, лицо выразительное, взгляд уклончивый и вместе с тем
вкрадчивый. Внешние приемы его отличались изящностью, ще-
гольством, вежливостью и навыком к избранному обществу. Какие
ни были бы политические замыслы его, наружность и обращение
его постоянно носили отпечаток аристократический, свойствен-
ный всем благовоспитанным людям того времени. Одним словом,
был виден в нем светский человек, в хорошем и полном значении,
чего не было в Сперанском ни в первой поре возвышения, ни во
второй поре восстановления его.
<…>
Магницкого не знавал я на поприщах государственной деятель-
ности: ни в Петербурге, где он вращался спутником или отблеском
светила, ни в Симбирске, где был он губернатором, ни в Казани,
123
где управлял он университетом и учебным округом. Узнал я только
Магницкого сосланного, и то видел его всего два раза, или, точнее,
один раз: первый, мельком в постороннем доме, другой, у себя,
накануне отъезда моего из Вологды. Посещение его продолжалось
около двух часов. Он показался мне человеком умным и образован-
ным, с некоторыми оттенками литературы, хотя, впрочем, не знаю
почему. Певец во стане русских воинов, который тогда прислан мне
был из Петербурга, напоминал, по мнению его, английского поэта
Драйдена в его Торжестве Александра. Говорил он правильно и
бойко как по-русски, так и по-французски. Озлобления и желчи в
нем я не заметил, а также и чванства прежнего блеска и чванства
падения своего (Есть люди, которые, так сказать, щеголяют и пыль
пускают в глаза опалою своей.). Ничего не было в нем ссыльного:
он казался, как и все мы, москвичи, временно выселенными из Мо-
сквы, по независимым от нас обстоятельствам. И только! На пер-
вых порах знакомства и, так сказать, при первой встрече со мной,
он был довольно откровенен, хотя, разумеется, не вполне разобла-
чил таинства деятельности Сперанского, которого был он подма-
стерьем, и, так сказать, приказчиком. Не объяснил он подробно и
причины крутого падения обоих.
Общее впечатление, оставшееся во мне после этой беседы,
следующее. В замыслах Сперанского не было ничего преступно-
го и, в юридическом смысле, государственно-изменнического, но
было что-то предательское в личных отношениях Сперанского к
Государю. Неограниченная доверенность Александра не встреча-
ла в любимце и сподвижнике его полной взаимности. Напротив,
могла встретить она поползновение употребить если не во зло,
то, нередко, через край, эту царскую доверенность. Кажется, не
подлежит сомнению, что в окончательных целях не было един-
ства между императором и министром; сей последний хотел идти
далее и в особенности скорее. С другой стороны, в приятельских
разговорах, чуть ли даже не в переписке, пускаемы были шут-
ки, насмешливые прозвища, заимствованные, между прочим, из
сказок Вольтера. Все это, когда сделалось известным, не могло
не иметь прискорбного отголоска в чувствах государя. Несколь-
ко мнительный и, при всей кротости своей, самолюбивый Алек-
124
сандр чувствовал себя нравственно и лично оскорбленным в этом
тайном неуважении к нему Сперанского. В этом мог он видеть
даже предательство и, во всяком случае, имел полную причину
признать это неблагодарностью. Прибавьте к тому почти общее
недовольство при оглашении государственных мер, вымышляе-
мых Сперанским, неудовольствие, имевшее в Карамзине красно-
речивого обличителя, а в Великой княгине Екатерине Павловне,
в графах Ростопчине и Армфельдте, в Балашове320 и, может быть,
во многих других, – деятельных и сильных и уже не просто тео-
ретических поборников; примите притом в соображение, что на
Россию надвигалась туча, разразившаяся грозой 1812 года, и из-
вестны были наполеоновские и вообще французские сочувствия
Сперанского; совокупите все эти обстоятельства, подведите их
под один итог, и тогда, если еще не вполне, то по крайней мере не-
сколько объяснится и оправдается неожиданное и всех изумившее
падение могучего счастливца.
В рассказе своем Магницкий живописно изображал некоторые
подробности этого падения и роковой аудиенции, на которой со-
вершился разрыв. Сперанский прямо из дворца отправился к Маг-
ницкому, чтобы уведомить его о случившемся, но у подъезда дома,
им занимаемого, узнал он, что Магницкий вывезен был под по-
лицейским надзором. Не мудрено было догадаться ему, что та же
участь ожидает и его. Подъехав к себе и выходя из кареты, увидел
он, через окно, силуэтку Балашова, которая рисовалась на стене
кабинета его: подлинные слова, сказанные Магницким, который,
вероятно, передавал их из письма к нему Сперанского.
Изо всего разговора моего с Магницким осталось во мне впе-
чатление, что в нем не было основы государственного человека.
<…>
Возвратимся на несколько минут к Магницкому, который одно
время был отблеском, отражением Сперанского. Многие привык-
ли видеть в нем только лешего казанских лесов или Казанского
университета. Как бы то ни было, но имел он и некоторые чело-
320
Балашов А. Д. (1770–1837) – русский государственный деятель, пер-
вый министр полиции Российской империи (1810–1812), одновременно
губернатор Санкт-Петербурга (1809–1812), генерал от инфантерии.
125
веческие черты. Зачем же не приводить и их в известность? Он,
кажется, был воспитанником благородного пансиона при Москов-
ском университете, и воспитанником, кончившим курс свой с бле-
стящим успехом. Вообще в нем было много блеска и представи-
тельности. В начале своей служебной деятельности проходил он
через дипломатические должности при посольствах наших в Вене
и Париже. В молодости писал он стихи, которые Карамзин печатал
в Аонидах своих. В некоторых поэтических попытках его проры-
вается стремление усвоить себе иные поэтические замашки Дер-
жавина. Вообще эти попытки могли быть задатками, надеждами
на будущее.
Изменил и признаюся,
Виноват перед тобой:
Но утешься: я влюбился,
Изменю еще и той.
Кончалась она следующими стихами:
Лучше, лучше не влюбляться,

Понемножку всех любить,
Всех обманывать стараться,
Чтоб обманутым не быть.
Песенка эта, видите ли, не отличается строгим нравоучением.

Вероятно, попадись она писанная студентом во времена Казанско-
го попечительства, куратор торжественно предал бы ее публично-
му костру.
В первых годах столетия Нелединский321 написал ему шуточ-
ное и приятельское послание. Нелединский был старше его годами
и выше по общественному положению, он вообще был разборчив
и воздержан в сношениях своих с людьми. Это обстоятельство так-
же служит благоприятным свидетельством в пользу обвиненного,
то есть Магницкого, qui depuis… mais alors il etait vertueux (Кото-
рый потом… но тогда он был добродетелен.)
321
Нелединский-Мелецкий Ю. А. (1751–1828) – русский поэт; тайный
советник, сенатор, статс-секретарь Павла I.
126
Но если и не совсем vertueux? То по крайней мере в то вре-
мя был он человек, как водится, не только так себе, как гово-
рится, но и в некотором отношении отличающийся от толпы и
даже сочувственный. Честолюбие и одностороннее стремление,
доводящее до фанатизма, могут исказить и подавить лучшие вну-
тренние качества, умственные и нравственные. С другой сторо-
ны, развивают они и воплощают недобрые зародыши, которые, в
том или другом виде, в той или другой степени силы, гнездятся
в глубоком тайнике каждого человека. Вот, кажется, история и
Магницкого.
Мы, вообще, очень любим бичевать и добивать забитых. Мы
злорадствуем, когда безответственно и безнаказанно предают нам
кого-нибудь на заедение. Вот, например, Магницкий. Он уже при
жизни своей испытал кару власти и общественного мнения. Зачем
еще предавать его и загробным пыткам? Не требуем, чтобы при-
крывали молчанием и забвением все темное и недоброе в минув-
шем, но можно и должно требовать суда хладнокровного, нелице-
приятного. Уж если где должны быть принимаемы в соображение
les causes attenuantes (облегчающие обстоятельства), то именно в
суде и приговорах над деятелями минувшего времени, уже сошед-
шими с лица земли. Они не могут оправдывать себя, но могут по-
яснить многое, которое, может быть, не вполне оправдало бы их,
но, по крайней мере, уменьшило бы их вину, часто плод обстоя-
тельств, общественной температуры и других трудно одолеваемых
условий. Перед виновными или над виновными людьми бывают
и виновны обстоятельства и влияния. Обязанность и дело судьи
распутывать и определять эти сложные и нередко многосложные
узлы. Наши судьи часто лицеприятны, они выдвигают на отдель-
ную скамью обвинения лицо, которое они подозревают или кото-
рого не возлюбили, и устремляют на него все улики, все возмож-
ные натяжки, не возлагая на себя труда проверить, прочистить сре-
ду, окружающую его.
127
Воспоминания В. И. Панаева322
(печатается по: Панаев В. И. Воспоминания // ВЕ. 1867. Т. 3.
Сентябрь. С. 72–121)
В марте месяце 1812 года, когда гвардия выступала уже в по-
ход и все предвещало неизбежную войну с Франциею, Петербург,
а потом, можно сказать, и вся Россия, изумлены были внезапным
известием, что государственный секретарь, тайный советник Спе-
ранский, ближайший к императору человек, один из самых дове-
ренных, способнейших и деятельнейших его сотрудников, взят,
по возвращении от государя, тогдашним министром полиции, ге-
нералом Балашовым, и выслан с фельдъегерем в Нижний Новго-
род. Вместе с тем, в тот же день (17 марта) вывезен был в Вологду
другой замечательный человек, действительный статский совет-
ник Магницкий, занимавший должность статс-секретаря в госу-
дарственном совете и находившийся в дружеских со Сперанским
отношениях. Может быть, когда-нибудь я скажу мое мнение о при-
чинах временного падения Сперанского, этого даровитого, этого
необыкновенного государственного деятеля, а теперь займусь го-
сподином Магницким, снискавшим впоследствии громкую, хотя и
незавидную известность. Я делаю это более потому, что мне дове-
лось принять весьма близкое участие во вторичном, окончатель-
ном его падении.
Магницкий (Михаил Леонтьевич) происходил от того Магниц-
кого, который в царствование Петра Великого издал первый на
русском языке курс математики. Книга эта принадлежит теперь к
библиографическим редкостям. Она была напечатана в большую
четвертку; на фронтисписе изображен храм, посвященный мате-
матике, на столпах которого надписи, означающие подразделения
наук (арифметика, геометрия и проч.), а внизу двоестишие:
Математика что деет:

На столпах то все имеет.
Панаев В. И. (1792–1859) – поэт и чиновник, тайный советник,

322
статс-секретарь, академик Российской академии (1841), почетный член

Императорской академии художеств, Казанского университета.
128
Потомок его, герой моего рассказа, в молодости также зани-
мался литературою; но писал не такие стихи, как его предок; пре-
красное его стихотворение, «Соловей», очень славилось в свое
время. Домашнее или публичное получил он воспитание – я не
знаю; но оно могло называться блестящим, и при его даровани-
ях, увлекательном разговоре и видной, красивой наружности, мно-
го способствовало успехам его и по службе, и в большом свете.
В 1801 году, будучи 22 лет, он является уже на дипломатическом
поприще – сначала при посольстве в Вене, а потом в Париже, где
обратил на себя внимание супруги первого консула, Жозефины.
При учреждении министерств поступил он начальником экспеди-
ции департамента министерства внутренних дел, что в особенно-
сти и сблизило его с тогдашним директором оного, Сперанским.
Вследствие этой дружеской связи, в 1810 году он назначен был в
должность статс-секретаря в государственном совете, преобразо-
ванном по плану Сперанского, а в декабре следующего 1811 года,
за участие в составлении учреждения большой действующей ар-
мии, награжден орденом св. Анны 1-й степени. Но этот быстрый
ход по службе был через три месяца, как мы видели выше, прерван
удалением его в Вологду. Тем же указом, состоявшимся, помнится,
30 августа 1816 года, которым Сперанский назначен Пензенским
губернатором, Магницкий определен вице-губернатором в Воро-
неж. Через год был он уже симбирским губернатором, и здесь-то
начинается второй, важнейший по последствиям, период полити-
ческой его жизни, где он является совершенно иным человеком.
В это время император Александр, вполне проникнутый глубо-
кими убеждениями, что не одними человеческими силами и сред-
ствами, бывшими в его распоряжении, совершил он дело освобо-
ждения Европы, начал более и более предаваться богомыслию, те-
плее и теплее развивать в душе своей чувство безусловной веры в
промысл Божий, в его чудесные проявления. Отсюда охлаждение
к свету, к увеселениям, склонность к уединению, к мистицизму,
недоверие к людям, особливо чуждым смирения, так сильно в нем
преобладавшего, и расположение к тем, которые казались ему бла-
гочестивыми, религиозными. Такое состояние духа, при всей свой-
ственной ему скрытности, не могло оставаться незамеченным. Яви-
129
лись последователи, подражатели; одни, как и он сам, по искренне-
му убеждению, другие, и, разумеется, большая часть, по расчету.
К числу первых принадлежал, и стоял во главе их, известный князь
Александр Николаевич Голицын; к числу последних присоединил-
ся, хотя и издалека, симбирский губернатор. Многие сомневались
в чистоте религиозных чувств князя Голицына; но я, служивший
в то время под его начальством и бывший в коротких отношениях
с самыми близкими к нему людьми, могу утвердительно сказать,
что этот достойный человек, при добрейшем доверчивом сердце,
склонный по характеру своему к созерцательности, оттого может
быть и переходил за черту, не знал пределов своей ревности; от-
того верил ложному благочестию других и, к сожалению, подчи-
нялся вредному их влиянию. Напротив, Магницкий действовал
совсем иначе – именно по расчету, из видов честолюбия. Будучи
блестящим светским человеком, весьма остроумным и насмешли-
вым, напитанным философиею XVIII столетия, вдруг делается он
жарким фанатиком; ездит по церквям, беседует с духовными лица-
ми, посещает чаще обыкновенного больницы, тюрьмы (что импе-
ратор обыкновенно делал в своих вояжах); учреждает в Симбир-
ске, едва ли не первый из губернаторов, в подражание столице и
в угождение князю Голицыну, общество библейское; выходит из
кареты, несмотря на грязь и холод, чтобы принять благословение
бегавшего по симбирским улицам так называемого Блаженного, в
надежде, что об этом дойдет до князя Голицына, а чрез него может
быть и до государя. По близости в свое время к графу Кочубею, к
Сперанскому, ему известны были филантропические чувствования
государя, его тайные помышления – об уничтожении рабства, о со-
кращении власти помещиков. Магницкий начинает действовать в
этом смысле. По какому-то доносу (говорят, им же самим направ-
ленному), что один из значительнейших симбирских помещиков,
Наумов, будто бы тиранствует над своими людьми, заковывает их в
цепи, сажает в колодки, в рога, – он, без всякого предварения, вне-
запно с большою свитою и командою, отправляется в село его, Го-
ловкино, и, собрав всех крестьян, идет прямо к подвалам старин-
ного барского дома. С трудом отперты были заржавленные замки
и отодвинуты засовы. В подвалах действительно найдены цепи,
130
колодки, рога, оставшиеся от прежних владельцев Головкина и
несколько десятков лет лежавшие без употребления. Губернатор
приказывает взять их и торжественно, при стечении всего народа,
бросить в реку. Можно предполагать, что, любя разглагольствова-
ние и обладая талантом хорошо говорить, большею частью резко
и фигурно, он не воздержался от какой-нибудь, приличной насто-
ящему случаю, предики323; потому что между крестьянами вскоре
оказались волнение, неповиновение. Оскорбленный помещик при-
нес жалобу высшему начальству; началось дело, достигшее коми-
тета министров, и кончилось бы весьма невыгодно для Магницко-
го, если бы не поспешил к нему на помощь князь Голицын: дело
прекращено тем, что Магницкий уволен от должности губернато-
ра и определен членом главного училищ правления, а чрез месяц
(в феврале 1819 года) послан ревизовать Казанский университет,
с тем, чтобы после подробного и личного всех частей обозрения,
представил свое заключение: может ли университет с пользою су-
ществовать впредь?
Тогда говорили, и не без основания, что Магницкий сам напро-
сился на это поручение. Ему легко было, по близкому расстоянию
Симбирска от Казани, уверить князя, что он хорошо знает, в каком
жалком (будто бы) положении находится университет, ему нужно
было неотлагательно блеснуть перед соседним, не любившим его,
Симбирском, таким важным поручением, таким доверием прави-
тельства, и в то же время, иметь случай показать пред новым на-
чальством и государем ревность свою, особливо в религиозном от-
ношении. Тогда было это очень кстати по причинам либеральных
волнений в университетах германских и появления карбонарства в
Италии, тревоживших наше правительство. Все это расчел он хо-
рошо и верно.
Пробыв в Казани не более шести дней, Магницкий, по возвра-
щении в Петербург, представил министру просвещения подроб-
ный отчет об осмотре университета, описав его самыми черными
красками, например: «Здания в развалинах, неопрятность студен-
ческих и гимназических комнат поразительна, в печах нет вьюшек
и заслонок, нечистоты кухонь без отвращения нельзя представить,
323
Проповедь, нравоучение.
131
огромные суммы растрачены безотчетно; совет университетский,
состоящий из 25 человек, сделался посмешищем самих своих чле-
нов, из которых теперь пятеро молодых, люди порядочные, но и те,
по невинному чувству уважения и благодарности, всегда поддер-
живали зло; профессоры вообще невежды, вольнодумцы и деисты;
студенты не знают даже числа заповедей».
Донесение свое, к которому приложено было описание показа-
ний, свойств и способностей каждого профессора, в выражениях
самых едких и оскорбительных, Магницкий заключил мнением,
что, «по непреложной справедливости и по всей строгости прав,
университет подлежит уничтожению, которое должно быть произ-
ведено в виде публичного разрушения».
Во всем этом грозном донесении не было и сотой доли прав-
ды. Да и возможно ли в течение шести дней войти в подробно-
сти управления, ознакомиться с ученою, учебною, хозяйственною,
счетною и полицейскою частями оного, познать умственные и
нравственные качества двадцати пяти профессоров? Кто другой,
с такою неслыханною самонадеянностью, без представления фак-
тических доказательств, без следствия, решился бы произнести
смертный приговор столь важному государственному учрежде-
нию?
Доверчивый министр, оглушенный резким красноречием реви-
зора, не усомнился в том же смысле донести обо всем императо-
ру. С трепетом благомыслящие люди, а в особенности воспитан-
ники Казанского университета, находившиеся в столице, ожидали
решения его участи. Но мудрость и великодушие государя спасли
университет. Зачем разрушать, можно исправить, сказал он мини-
стру, и повелел удалить те лица, кои того заслуживают, для заме-
щения праздных кафедр приискать способных профессоров в дру-
гих округах, в случае недостатка – выписать из чужих краев людей
известной нравственности.
В июне того же 1819 года Магницкий назначен попечителем
Казанского университета. С сего времени наступает новая эпоха
этого заведения, ознаменованная изгнанием или добровольным
удалением отличнейших профессоров и принятием на их место
новых, столько же неизвестных в ученом свете, сколько известны
132
были их предместники; множеством странных нововведений, за-
крытием одних, учреждением других, разъединением или соеди-
нением кафедр, определением нового начальственного лица, под
названием директора университета; изданием инструкции дирек-
торской и ректорской, совершенно нарушающих устав, унижаю-
щих достоинство ректора, замедляющих новою инстанциею те-
чение дел и дающих произвольное направление преподаванию
наук. Сверх того эта эпоха, именовавшаяся возобновлением или
преобразованием, отличалась от прежней видимою заботливостью
об одной наружности и пренебрежением сущности; распростра-
нением между наставниками и воспитанниками духа лицемерия
и ханжества, как верного средства к снисканию благосклонности
попечителя; происками и враждою членов университета, щедры-
ми наградами и возвышением окладов доверенных лиц, частою
оных переменою; наконец огромными, безотчетными издержками
по части строительной. Сверх того профессорам и всем служащим
запрещалось употребление вина; в торжественные же дни здоро-
вье высших начальников и государя должны были они пить медом.
Провинившийся студент именовался не виноватым, а грешным (!),
запирался в карцер, с лишением как можно более света, был наве-
щаем там священником, который увещевал его, потом исповедо-
вал и удостаивал св. таин; после чего освобождался он, как совер-
шенно исправившийся! Изгнав профессора Арнгольда, человека,
по отзыву его, безнравственного, не имеющего понятия о науке
(хирургии), которую преподавал, Магницкий силился (при новом
уже министре Шишкове) определить его опять на ту же кафедру,
потому что он, как сказано в представлении, исправился, принял
православную веру и написал превосходную диссертацию, в ко-
торой доказал, что главная и единственная причина всех болезней
есть грех (!).
В таком виде, в таком духе продолжалось управление Казан-
ского университета около шести лет. В промежутке этого време-
ни, именно в 1823 году, приехал я в Казань для свидания с род-
ными. Тут картина жалкого положения университета раскрылась
передо мною во всей полноте и усилила мое негодование к вино-
внику этого зла, возбужденное уже пресловутою его ревизиею. Я
133
не скрывал в тамошнем обществе моего мнения об этом, и никак
не подозревал, что приверженцы попечителя обо всем ему со-
общают. Я служил тогда, как упомянуто выше, под начальством
князя Александра Николаевича Голицына и пользовался уже ли-
тературною известностью, следственно был небезынтересен для
агентов Магницкого, а мнение мое могло иметь для них некото-
рый вес.
Казанскою епархиею управлял тогда знаменитый архиепископ
Амвросий, прославившийся проповедью, сказанной им лет за де-
сять перед тем в Туле, по случаю дворянских выборов, а губер-
ниею – вице-губернатор Александр Яковлевич Жмакин. С первым
познакомился я еще в 1820 г. и питал к нему глубокое уважение;
со вторым – в этот мой приезд, и очень полюбил его за необыкно-
венный ум, отличные по службе способности и очаровательную
любезность. А как старшая дочь его была девица замечательной
красоты, первая невеста в городе, то и не мудрено, что к концу пре-
бывания моего в Казани я на ней помолвил.
Два эти человека, каждый с своей стороны, сообщили мне
многое об удивительных действиях Магницкого, жалуясь при том,
что он, при столкновении некоторых университетских дел с епар-
хиальными и губернскими, высказывает в сношениях своих тон
самовластия и вредит им в Петербурге – архиерею, поддерживая
игуменью Казанского девичьего монастыря, Назарету, на него кле-
ветавшую, а Жмакину – помогая казанскому губернатору Нилову,
которого ревизовавший губернию достопочтенный сенатор Сой-
монов устранил от управления губерниею, вверив оное Жмаки-
ну, и который сильно хлопотал в столице, чтобы возвратиться на
прежнее место и столкнуть Жмакина; сблизился же он с Ниловым
в доме графини Анны Алексеевны Орловой и в келье известно-
го архимандрита Юрьевского монастыря, Фотия, когда последний,
приезжая в Петербург, живал в Невском монастыре. Отзывы этих
уважаемых мною лиц, архиерея и управляющего губерниею, толь-
ко что распаляли мое негодование и конечно не положили хране-
ния устам моим.
Граф Аракчеев находился тогда на верху своего могущества.
<…>
134
Несмотря на силу свою, Аракчеев завидовал однако ж близо-
сти к императору и влиянию на него трех человек, управлявших
важнейшими частями – финансовою, военною, народного про-
свещения и соединенных с оным дел духовных. Ему тесно было
при них около государя, а притом они составляли ему оппозицию
в государственном совете и комитете министров. То были: граф
Дмитрий Александрович Гурьев324, князь Петр Михайлович Вол-
конский325 и часто упоминаемый князь Александр Николаевич Го-
лицын. Ему нужно было от них избавиться. Он начал с графа Гу-
рьева, который портфель министра финансов должен был передать
генерал-лейтенанту Канкрину (впоследствии граф и полный гене-
рал)326. Не устоял потом и князь Петр Михайлович Волконский,
уступивший звание начальника главного штаба генерал-лейтенан-
ту Дибичу (впоследствии граф и фельдмаршал)327. Оставался князь
Голицын. Его сломить было несколько труднее, как по более те-
плому расположению к нему государя, скрепленному одинаковым
религиозным направлением, так и потому, что части народного
просвещения и духовных дел были для Аракчеева terra incognita,
страна совершенно неизвестная. Нужны были знающие помощни-
ки. Выбор пал на митрополита Серафима, архимандрита Фотия и
Магницкого. Как последовало это соединение – покрыто мраком
неизвестности. Оно тем более удивительно, что все сказанные три
лица пользовались благорасположением и милостями князя Голи-
цына, а последний, т. е. Магницкий, был осыпан его благодеяни-
ями, ибо, кроме сказанного выше, он исходатайствовал ему в те-
чение пяти лет (как тогда говорили) около двухсот тысяч рублей
ассигнациями негласного пособия.
<…>
324
Гурьев Д. А. (1751–1825), граф – министр финансов.
325
Волконский П. М. (1776–1852) – русский военный и придворный,
генерал-фельдмаршал (1843), министр Императорского двора и уделов
(1826–1852).
326
Канкрин Е. Ф. (1774–1845) – писатель и государственный деятель,
генерал от инфантерии, министр финансов России в 1823–1844 годах.
327
Дибич-Забалканский И. И. (1785–1831) – русский генерал-фельд-
маршал (1829), граф (1827).
135
Итак, в марте месяце 1824 года, за неделю до праздника Пас-
хи возвратился я в Петербург. В тот же вечер пришел ко мне Иван
Иванович Ястребцов – мы жили в одном доме, принадлежащем
комиссии, делами которой он управлял – и с беспокойством со-
общил мне, что против князя Голицына существует заговор, со-
ставленный четырьмя вышесказанными лицами, что они ожидают
только выхода в свет печатающейся книги пастора Госснера: Тол-
кование Евангелия от Матфея, переведенной по желанию князя,
в несколько рук, под наблюдением какого-то старичка, статского
советника Брискорна, чтобы начать действовать открыто, и что
доверчивый князь по-видимому не подозревает угрожающей ему
опасности. Мы долго с горем об этом толковали.
В день Светлого праздника отправился я к заутрене в церковь
Инженерного замка, чтобы тамошнему протоиерею, Малову, из-
вестному своими проповедями, обыкновенно говоренными им без
тетради, лично вручить письмо от казанского преосвященного. По-
чтенный Малов обошелся со мною со свойственною ему любез-
ностью, и настоятельно просил – посетить его в среду вечером.
Я пришел в назначенное время, и мы тотчас же сблизились, как
будто век были знакомы. Оказалось при этом, что мы земляки, ка-
занцы. Малов также сообщил мне подозрения свои об умышлении
сказанных лиц против князя Голицына, отзываясь с негодованием
о предательстве Магницкого и фанатизме Фотия; узнав же от меня,
что творится в Казанском университете, убеждал передать все это
лично приятелю его, князю Платону Александровичу Ширинско-
му-Шихматову328, надворному советнику (впоследствии тайный
советник и министр народного просвещения), служащему началь-
ником отделения в инженерном департаменте, и тут же в замке жи-
вущему, которому Магницкий предлагает место директора Казан-
ского университета, но тот колеблется. В следующий понедельник,
как мы условились, приезжаю опять к протоиерею; нахожу у него
князя Шихматова, человека лет тридцати пяти, необыкновенно
скромного, что выражалось во всех его манерах, даже в голосе, и
по возобновленной просьбе, пересказываю все, что было мне из-
Ширинский-Шихматов П. А. (1790–1853) – министр народного
328
просвещения в 1850–1853 гг., академик Императорской академии наук

(1841) и писатель.
136
вестно о действиях Магницкого. Князь объявил, что после этого он
не примет предлагаемой ему должности.
Не более, как через месяц, подкоп, подведенный под князя Го-
лицына, взорвался, но не убил его, а только перекинул с одного ме-
ста на другое. Вот как это происходило. По мере того, как печатал-
ся перевод сказанной книги Госснера, некто коллежский асессор
Платонов, сирота, воспитанный митрополитом Платоном и потому
получивший это прозвание, ходил по поручению Магницкого в ти-
пографию и покупал у наборщиков оттиснутые листы, платя по гри-
веннику за каждый; когда же последний лист был отпечатан, книга,
прежде выпуска оной в свет, переплетена и представлена государю.
Вслед за тем митрополит отправился во дворец. Для этого нарочно
было избрано необыкновенное время – шесть часов вечера, чтобы
необычайностью самого посещения встревожить императора. Ми-
трополит упал к ногам его и требовал удаления князя Голицына, ко-
торого управление, по его словам, колеблет церковь православную.
Такая сцена не могла не подействовать. Государь старался успоко-
ить митрополита, сказал, что обратит внимание на его жалобу, и
если найдет действия министра ошибочными, устранит от управ-
ления вверенными ему частями. Подробности этого разговора, за
кончиною всех действующих лиц, останутся навсегда неизвестны-
ми, но главный результат, как тогда шептали, был таков: Магниц-
кий, сблизившийся впоследствии с моим тестем, на беду последнего
(о чем упомянуто ниже), сказывал ему с торжеством, что он вслед
за митрополитом отправился на Адмиралтейский бульвар, а оттуда
прошел к подъезду государя, где уже столпилось довольно народу,
привлеченного каретою митрополита, с тем, чтобы видеть, с каким
лицом выйдет он из дворца – веселым или печальным? Удостове-
рившись же по довольному выражению лица владыки, что дело идет
хорошо, поспешил в Невский монастырь поздравить его с успехом.
Я уверен, что митрополит, этот полупросвещенный преемник
высокообразованного, даровитого Михаила329, и Фотий, этот ис-
ступленный полупомешанный фанатик, действовали более по вну-
329
Михаил (Десницкий) (1762–1821) – с 1818 года – на Санкт-
Петербургской кафедре в сане митрополита, первенствующий член
Святейшего Правительствующего Синода. Богослов и проповедник, автор
ряда богословских сочинений.
137
треннему своему убеждению, по своей нетерпимости, были только
орудиями Аракчеева и Магницкого. Предательство же последнего
объяснить нетрудно. Он постигал постепенно возрастающую силу
Аракчеева, знал, что ему хотелось низвергнуть Голицына, видел,
что места графа Гурьева и князя Волконского заменены людьми,
хоть даровитыми, но незначительными по происхождению, по чи-
нам, по занимаемым пред тем должностям, и мог надеяться, что
Аракчеев, за оказанную услугу, возведет его в звание министра. Он
однако ж ошибся в своем преступном расчете.
Прежде всего последовало высочайшее повеление о рассмотре-
нии книги Госснера комитетом, составленным из генерал-губерна-
тора графа Милорадовича, министра внутренних дел В. С. Ланско-
го и президента Российской академии, адмирала А. С. Шишкова.
Понятно, что только последний из них мог настоящим образом
заняться порученным комитету делом, и занялся с усердием, тем
более жарким, что не любил князя Голицына (в зависимости ко-
торого состоял по званию президента академии330). Не любил как
лично, по щекотливым отношениям подчиненного, будучи стар-
ше его летами и службою, так и за стеснительную цензуру, дей-
ствительно слишком придирчивую и препятствовавшую развитию
литературы, за что Голицын тогдашними литераторами был про-
зван не министром, а гасильником просвещения. Впрочем в неко-
торое, хотя неполное, оправдание князя Александра Николаевича
надобно сказать, что все это делалось по преобладающему влия-
нию других – главное – Магницкого, а потом Рунича331, попечителя
Петербургского университета, и Попова, директора департамента
просвещения, фанатика, сосланного впоследствии в Зилактовский
монастырь близ Казани.
330
Имеется в виду Академия Российская (она же – Императорская Рос-
сийская академия, Российская академия). Создана Екатериной II и княги-
ней Е. Р. Дашковой по образцу и подобию Французской Академии в 1783 г.
А. С. Шишков был президентом Российской академии с 1813 г. В 1841 г.,
после его смерти, преобразована во 2-е Отделение Императорской
Санкт-Петербургской Академии Наук.
331
Рунич Д. П. (1780–1860) – государственный деятель Российской
империи, был помощником почт-директора в Москве, затем членом глав-
ного правления училищ и попечителем Петербургского учебного округа.
138
Вскоре по распространении слуха о существовании комите-
та, пришел ко мне добрый друг мой и товарищ по университету,
Александр Максимович Княжевич (тогда начальник отделения в
департаменте казначейства, ныне министр финансов), сказать, что
в тот день заходил к ним в департамент квартальный надзиратель и
спрашивал, где живет профессор Яковкин; что, вероятно, его оты-
скивают по участию в переводе Госнеровой книги, и что я, по бла-
горасположению ко мне Шишкова, мог бы у него об этом осведо-
миться, и по возможности защитить Яковкина. Как сказано, так и
сделано. Но прежде надобно сообщить о профессоре Яковкине и
о знакомстве моем с достопочтенным Александром Семеновичем
Шишковым.
Я сделался ему известным со времени выхода в свет (в 1820 г.)
моих идиллий, экземпляр которых послал ему, равно как и ко всем
первенствующим тогдашним писателям, и чрез несколько дней
уехал в отпуск. Что же сделал Шишков, никогда в глаза меня не
видевший? Идиллии мои внес он в Императорскую Российскую
Академию и предложил затем их рассмотреть, а академия не толь-
ко что их одобрила, но и присудила мне меньшую золотую медаль.
Живя в деревне, я ничего подобного и ожидать не мог, даже не
знал, что академия награждает писателей, как вдруг получил о том
предварительное извещение от Ястребцова, а вслед и отношение
секретаря академии, с препровождением медали. Награда эта тем
более была мне приятна, что, получив ее в сельском нашем уедине-
нии, я мог порадовать ею матушку, нежно любивших меня сестер
и прочих родных. Возвратясь в Петербург, я не замедлил предста-
виться Александру Семеновичу332 и лично благодарил его. С тех
пор он оказывал мне постоянную благосклонность, но я мало ею
пользовался. Чуждый всякого искательства, притом довольно за-
стенчивый, я всегда как-то дичился людей значительных, и конеч-
но терял чрез то много, поэтому редко посещал Шишкова, и только
лет через десять, когда избран был в члены Российской Академии,
сделался коротким в его доме.
Иван Федорович Яковкин был добрый, почтенный человек,
учености времен прежних, времен Брянцова, Барсова, Чеботарева,
332
А. С. Шишкову.
139
и столько ж, как они, преисполненный благонамеренности и про-
стодушия. Он был главным помощником попечителя Румовского
при учреждении и устройстве Казанского университета. Румов-
ский имел к нему полную доверенность, профессора завидовали,
студенты любили его. Огорченный Магницким, он был отставлен,
хоть и с пенсионом, но, для большего уничижения, не из государ-
ственного казначейства, а из Человеколюбивого общества. Огор-
ченный старик приехал в Петербург, чтобы как-нибудь поправить
дела. Мы все, находившиеся в столице, воспитанники Казанского
университета, приняли его с распростертыми объятиями, дали ему,
сложившись, обед в квартире гг. Княжевичей, за которым он чуть
ли не более пролил слез умиления, чем выпил шампанского, и ста-
рались по мере сил быть ему полезными. Однажды, за год пред
госнеровской историей, сидя у меня, он с горем сообщил мне, что
бедность заставила его принять на себя перевод некоторых статей
книги Госнера, но примолвил: немец кажется завирается; я де-
лаю свои примечания. Квартальный надзиратель потому вероятно
и обратился к Княжевичам с вопросом о квартире Яковкина, что
Магницкий мог в свое время как-нибудь проведать об упомянутом
обеде и не забыл этого.
Вследствие тревожного известия, сообщенного мне Княжеви-
чем, я на другое же утро отправился к Шишкову, опасаясь впро-
чем, что занятый важным делом, он, пожалуй, и не примет; однако
ж меня позвали в кабинет. Александр Семенович сидел за пись-
менным столом; пред ним лежала разогнутая книга, – справа и сле-
ва бумаги.
– Не помешал ли я вашему высокопревосходительству?
– Нет; садись пожалуйста; поговорим.
– Вы верно заняты книгою, возбудившею внимание целого Пе-
тербурга?
– Да.
– Как вы ее находите?
– Очень вредною, богопротивною. И прочитал мне с негодо-
ванием некоторые места, действительно противные догматам пра-
вославной веры, но вставленные, как мне показалось, не столько
по дурному умыслу, сколько по излишней учености, по желанию
140
выказать глубокие познания свои в церковной истории и всю тон-
кость своих исследований. Тут я объяснил ему цель моего посеще-
ния, обстоятельства, побудившие Яковкина принять участие в пе-
реводе этой книги и его об ней суждение, прося не смешивать его
с другими переводчиками, и, в случае нужды, защитить. Шишков
взял лежавший с правой стороны лист бумаги, взглянул на него и
сказал: «Яковкина в списке нет». Я обрадовался. Разговор о насто-
ящих событиях продолжился. Заметив, что старик мало или почти
ничего не знал о гнусной неблагодарности Магницкого, о прежних
отношениях его к князю Голицыну, я с жаром и подробно переска-
зал ему о том. Это было в день Вознесения, 15 мая. Возвратившись
от Шишкова, поспешил успокоить Княжевичей.
На другое утро, в семь часов, когда я еще спал, вошел ко мне в
спальню и разбудил меня Ястребцов. «Опасения наши, сказал он,
совершились: князь Голицын более не министр; вчера состоялся
указ о назначении на его место Шишкова. Вставайте, одевайтесь и
поезжайте поздравлять нового министра».
<…>
Но прежде, чем отправлюсь обедать к Александру Семенови-
чу, следует упомянуть, что книга Госнера была истреблена, а сам
он выслан за границу; что новое министерство принялось за рас-
смотрение некоторых других книг, или запрещенных прежним
(как, например, «Плач на гроб младенца» Станевича), или покро-
вительствуемых (как книга Таулера333, перевод Ястребцова); что
князь Голицын назначен главноначальствующим над почтовым
департаментом; что директора департамента просвещения Попова
переместит он в директора особой своей канцелярии, а директору
департамента духовных дел иностранных исповеданий Тургеневу
и правителю дел комиссии духовных училищ Ястребцову испро-
сил годовые отпуски с благородной целью устранить их от гонений
восторжествовавшей партии; что исправляющими должность ди-
ректоров департамента просвещения и департамента иностранных
исповеданий Шишков назначил статских советников: Дмитрия
Ивановича Языкова и Григория Ивановича Карташевского, людей
333
«Благоговейные размышления о жизни и страданиях Иисуса Хри-
ста».
141
ему известных, весьма достойных и просвещенных. Хотя я давно
пользовался их знакомством, особливо последнего, но они никогда
прежде у меня не бывали, а теперь оба меня посетили, сообщив,
между прочим, что Александр Семенович в это короткое время не
раз уже заводил с ними речь обо мне; что он желает иметь при себе
канцелярию и чуть ли метит <…> меня – в правители оной; след-
ственно, очень жаль, что я уезжаю, и так надолго. Я действительно
взял отпуск на пять месяцев, не зная положительно, когда назначен
будет день свадьбы.
За столом у министра было гостей немного – человек двенад-
цать и с дамами. После обеда повел он меня в свой кабинет, запер
за собою дверь и прочитал неконченное еще письмо свое к госу-
дарю, где он выражал сожаление, что не спрошено наперед его со-
гласие, говорил, что он стар, стоит уже одною ногою в гробе, что
чувствует себя неспособным нести возложенное на него бремя; да-
лее объяснял – в чем, по его понятиям, состоит истинное просве-
щение. После того завел он со мною речь о Екатерине, которую,
можно сказать, обожал; сообщил мне много любопытного о ее
царствовании и прочитал описанный им случай самоотвержения
государыни, с каким согласилась она на женитьбу любимца свое-
го, Дмитриева-Мамонова334, и даже сама, скрепя сердце, убирала к
венцу его невесту335. В шесть часов вошел человек доложить, что
коляска готова. «Поедем со мною в Катерингоф, и дорогою еще
поговорим», – сказал Александр Семенович. Известно, что в Тро-
ицын день ежегодно бывает в Катерингофе большое гулянье, тогда
оно было блистательным, ныне только многолюдное. Как ни лест-
но было бы мне, молодому человеку, сесть в одну коляску с но-
вым министром, на которого обращены были все взоры, и явиться
с ним посреди лучшей петербургской публики, но мне было не до
того; я думал о дороге, о моей невесте, и – отказался.
– Извините, сказал я, дня через три мне надобно ехать, а хлопот
и сборов осталось еще довольно.
– Жаль, так стало быть мы теперь и простимся?
Дмитриев-Мамонов А. М. (1758–1803) – граф, один из фаворитов

334
Екатерины II.
335
Щербатова Д. Ф. (1762–1801).
142
– Дозвольте.
Старик обнял меня и поцеловал. – Когда ж возвратишься?
– Месяца через четыре, если не более.
– Долго же прогостишь. А что ж ты думаешь о себе?
– Теперь, право, ничего не могу сказать. Все мои мысли заняты
женитьбою.
– Ну, однако ж, чего бы желал ты?
Я вполне понял, к чему клонится вопрос, и отвечал:
– Если ваше высокопревосходительство в прошлогоднее мое
отсутствие, по собственному вашему вызову, так заботились о по-
мещении меня в канцелярию государственного совета336, то теперь
когда вы министр…
– Ну что ж?
– Теперь прошу вас только не забыть, что я ворочусь женатым.
– Хорошо, не забуду.
При этом слове он взял меня за руку и крепко пожал. Мы рас-
стались. Всякий, думаю, согласится со мною, что при тогдашних
обстоятельствах я не мог дать ему положительного ответа. Мне
оставалось только намекнуть, что женатому человеку нужно место
повыгоднее относительно содержания.
На другое утро, в Духов день, пришли ко мне товарищи мои
по университету: Еварест Андреевич Грубер (ныне попечитель
Казанского университета) и профессор Василий Ильич Темьян-
ский337) и сообщили мне известие, что князь Шихматов определен
директором Казанского университета. Это меня поразило. Я хотел
336
Перед отъездом моим в прошедшем году Александр Семенович од-
нажды сказал мне: «Тебе бы лучше служить в Государственном Совете,
там же, кстати, составляются теперь новые штаты. Если хочешь, я похло-
почу». Я искренно благодарил, но позволил себе выразить желание сохра-
нить вместе с тем и настоящее место, так как оно давало мне квартиру. Он
обещал иметь это в виду. И действительно, как узнал я по возвращении, он,
при всем нерасположении своем к князю Голицыну, два раза об этом с ним
объяснялся. Штаты, однако ж, тогда не состоялись и намерение осталось
без исполнения.
337
Темьянский, как отличный натуралист, был послан в кругосветное
плавание; но корабль потерпел бурю у берегов Норвегии, и он воротился.
По этой неудаче он оставил ученую службу; умер, к сожалению, в зрелых
еще летах. Это был весьма достойный человек.
143
непременно прежде отъезда объясниться по этому обстоятельству
с протоиереем Маловым, и хотя свободного времени было у меня
мало, однако ж вечером я к нему поехал. Нашел у него множество
гостей (на его улице был праздник – гулянье в Летнем саду); все
комнаты были ими заняты, ни одного уголка свободного, где бы
поговорить про себя: хозяин повел меня в кладовую. «Скажите,
батюшка, – спросил я, – правда ли, что князь Шихматов определен
в директоры Казанского университета?» – К сожалению, правда.
– Что ж это значит? Не при вас ли он говорил, что не примет этой
должности? – Да; не понимаю. Может быть обстоятельства: он че-
ловек семейный, а там содержание лучше. – Да безопасны ли мы с
нашей откровенностью, при теперешнем раздражении господству-
ющей партии?
– О, этого я уж не думаю; будьте покойны.
Шихматов, уступив в это время настоянию Магницкого, на-
шел, однако, возможность под разными предлогами не ехать в Ка-
зань. Чрез посредство брата своего, морского капитана, известного
стихотворениями своими в возвышенном библейском тоне и при-
нявшего впоследствии сан иноческий, которого Александр Семе-
нович, за его кротость, благочестье, талант и славянизм, любил как
сына, он надеялся найти в министре более сильного покровителя,
чем Магницкий, и достигнуть более видного места. И действи-
тельно, месяца через четыре он был уже правителем дел вновь уч-
редившейся канцелярии министра народного просвещения. А как,
в продолжение этого времени, успел он, по ходатайству Магниц-
кого, получить чин коллежского советника и анненский второй
степени орден, к которому представлен был еще прежним началь-
ством, но представление залежалось в комитете министров, то раз-
гневанный Михаил Леонтьевич, приехав поздравить его с новым
назначением, прекратил свои к нему посещения и даже избегал с
ним встречи. – Винить ли Шихматова, что он ловким маневром
ускользнул из-под власти такого человека?
Я не видал, как текло время мое в Казани, наслаждаясь супру-
жескою жизнью, в которую вступил 27 июля, ежедневною увлека-
тельною беседою моего тестя (Денис Давыдов называл его Валь-
тер-Скоттом), ласками матери, дяди, сестер, братьев, которые все
144
одобряли мое супружество, любили жену мою, наконец, самым
искренним, радушным расположением высшего круга общества,
знавшего меня еще в юности и жившего тогда весело и привольно.
К концу моего отпуска жена моя была уже почти в половине
беременности; наступила осень, самая дурная, долго затянувша-
яся, так что Волга стала окончательно только 29 декабря. Ехать в
Петербург было невозможно.
В ноябре тесть мой получил письмо от Карташевского, кото-
рый писал: «Что вы держите Владимира Ивановича? Высылайте
его сюда; мы с Языковым давно уже бережем для него, каждый у
себя, место начальника отделения; но долго ждать нельзя; вакан-
ции требуют замещения». Я тотчас написал к Княжевичу, чтобы
он побывал у Григория Ивановича и сказал бы, что я предостав-
ляю ему заместить ваканции, кем ему угодно, поелику прощаясь с
министром, заметил из слов его, что ему приятнее было бы, чтобы
я служил собственно по министерству просвещения. – Это была
маленькая ложь; но я не хотел простым, сухим отказом оскорбить
доброжелательного Карташевского.
Не прежде, как 20 февраля следующего, 1825 года, мог я вы-
ехать из Казани. В Москве нашел Ивана Ивановича Ястребцова,
который, пользуясь годичным отпуском, жил там, на своей родине.
От него, от профессоров Каченовского, Мерзлякова, Перевощико-
ва (тоже доброго товарища по Казанскому университету) с сожа-
лением узнал я, что, по слухам, Магницкий также почти овладел
Шишковым, как некогда Голицыным; что дела идут хотя не совсем
в том духе, но не лучше прежнего.
По приезде в Петербург отправляюсь в тот же вечер к князю
Шихматову, чтобы узнать, что делается. Князь подтвердил мне
слышанное мною в Москве.
– Были ли вы у министра? – спросил он.
– Нет еще, собираюсь завтра.
– Не откладывайте; да напомните ему о себе, о вашем к нам
перемещении.
– Я не могу говорить о себе; у меня язык не поворотится. Да и к
чему, если Александр Семенович приказал сохранить для меня не
одно, а даже два места, на выбор.
145
– Так, я знаю; а все-таки лучше, если поговорите.
На другой день иду к министру. Он принял меня по-прежнему
очень благосклонно. Первые вопросы относились к моей женить-
бе, с изъявлением желания, чтобы я познакомил с ним жену мою.
– А что Казанский университет?
– Хуже всякой семинарии.
Вместо того, чтобы остановиться на таком резком ответе и по
крайней мере спросить, – почему? – он переменил разговор во-
просом: не написал ли я чего-нибудь нового? Это было уже ясным
подтверждением, что влияние Магницкого сильно. Собственно о
месте ни я, ни он не проронили ни слова.
На пятый день пребывания моего в Петербурге неожиданно
приезжает из Москвы Ястребцов. «Я соскучился по вас, говорит
он, обнимая меня, теперь же вы с милою супругою: буду около вас
доживать годовой мой отпуск. А что ваше определение?
– Пока ничего еще не знаю.
– Вот видите ли, вы здесь пять дней, и не знаете: а я приехал
только сегодня, да знаю. Вас обнесли чарочкой: место начальника
отделения, которое столько времени берегли для вас, отдано Фар-
форовскому, не далее, как третьего дня; об вас же вчера пошла за-
писка в Комитет министров с назначением в чиновники особых
поручений. Разница: там жалованья 2,500 р. и квартира, а тут толь-
ко 2,000 р.
Такое известие не могло меня не взволновать. Скачу к Шихма-
тову. Ни у Языкова, ни у Карташевского, за хлопотами по новому
домашнему устройству, мне не удалось еще быть.
– Скажите, князь, что это значит?
– Да ведь я говорил вам, чтоб напомнили о себе Александру
Семеновичу.
– Послушайте, если вы знали, как видно по всему, что тут есть
интрига, если слышали мой ответ, что не могу о себе говорить, то
почему не выразились яснее или не остерегли Александра Семено-
вича? Я был с вами откровеннее.
– Ваше определение до меня не касается – отвечал Шихматов
(это по части Дмитрия Ивановича Языкова). – Тут, кажется, не без
греха с его стороны. Он очень дружен с Ниловым, земляком своим
146
и товарищем по воспитанно, а тот, по дому Державиной и графини
Орловой – с Магницким; в отделении же, которое вам назначалось,
производятся дела Казанского университета, понимаете! Узнавши
о вашем приезде, вдруг заторопились: представили Александру
Семеновичу записку в Комитет о назначении в начальники отде-
ления столоначальника Фарфоровского; Александр Семенович, по
усилившейся в нем забывчивости, подписал; когда ж представили
другую о вас, – он вспомнил, что готовил это место вам, и рассер-
дился; но его успокоили тем, что Фарфоровский, служа в этом от-
делении пятнадцать лет столоначальником, очень опытен в делах,
и что записка о нем отправлена уже в Комитет.
На другой день являюсь к министру: «Здравствуй, Владимир
Иванович, садись».
Я поклонился, но не сел.
– Что ж ты не садишься?
– До сих пор я имел честь быть вашим знакомым, – теперь я
ваш подчиненный; позвольте прежде поблагодарить.
Он встал с своего места; обошел вокруг письменного стола, за
которым сидел, и, потрепав меня по плечу, сказал: «Я очень рад,
что будем служить вместе».
– Но позвольте откровенно сказать: не то вы мне готовили, не
то я получил.
– Что ж делать, братец: тот, кто теперь определен, говорят, че-
ловек опытный и давно тут служит.
– С тою же откровенностью скажу вам, что я охотно бы усту-
пил первенство г. Фарфоровскому, если б меня об этом спросили:
я его знаю; а то ждавши меня целые восемь месяцев, вдруг, когда я
был уже здесь, выхватили место, так сказать, из-под носа.
– Ну, не сердись, успокойся, после как-нибудь поправим дело.
Поступок Языкова, если это было так, как объяснял князь Ших-
матов, крайне огорчил меня, потому что я любил и уважал его за
его доброту, простую русскую приветливость, большие познания и
необыкновенное трудолюбие. Впрочем, не мудрено: в последнюю
бытность мою в Казани, я еще с большим негодованием отзывался
о Магницком, будучи, так сказать, свидетелем его Иудина преда-
тельства), а клевреты его, разумеется, доносили; следственно, ему
147
был повод постараться не допустить меня до управления отделени-
ем, заведовавшим делами Казанского университета; на Языкова же
действовал он посредством Нилова. Конечно, ни Языков, ни князь
Шихматов не питали расположения к Магницкому; скорее он был
им, как и всем порядочным людям, противен, но они, зная силу его
у графа Аракчеева, конечно, боялись его и при случае угождали.
Нейтралитета князя Шихматова в моем деле, к сожалению,
также похвалить нельзя.
В досаде на Языкова я решился вовсе к нему не ехать, несмо-
тря на то, что некоторым образом поступил в его зависимость. Так
проходило около месяца, в продолжение которого я отыскивал и
нашел себе квартиру в Фурштадтской улице, потому что казенную
должен был оставить; снабдил ее мебелью и всеми нужными для
жизни человека семейного принадлежностями. К тому же при-
ближалось разрешение жены моей, а это также требовало своих
забот и подготовлений. Наконец, я мог начать делать визиты для
возобновления знакомств и приняться за исполнение поручений
моего дяди, моего тестя. В числе их была просьба последнего вру-
чить лично Сперанскому письмо его, по делам княгини Шаховской
(впоследствии графини Полье и княгини Бутера), которыми Спе-
ранский заведовал в качестве опекуна; главная же цель состояла
в том, чтобы я, воспользовавшись этим свиданием, объяснил Ми-
хайлу Михайловичу странное положение моего тестя, три года от-
лично управляющего губерниею и до сих пор не утвержденного в
должности. Поручение это принял я с удовольствием уже и пото-
му, что мне давно хотелось поближе всмотреться в этого необык-
новенного человека, а я видал его только издали.
Приезжаю. Сперанский жил тогда в доме Лазаревых на Не-
вском проспекте. Молодой, благообразный швейцар деликатно
спрашивает меня: кто я, какого чина, зачем, по своему или чужому
делу? Сказываю. «Извините, продолжает швейцар, я не могу те-
перь доложить о вас его превосходительству, а пришлите вечерком
человека, тогда я скажу примет ли вас Михаил Михайлович и в ка-
кое время. У нас такой обычай». Я подивился несколько этому обы-
чаю, но тогда же сообразил, что Сперанский, после своего паде-
ния, вероятно стал очень осторожен насчет знакомства и сношений
148
с новыми лицами, особливо если предположить, что могуществен-
ный, стоокий Аракчеев, может быть, наблюдал за ним. – Вечером
человек мой возвратился с ответом, что Сперанский просит меня
завтра в семь часов утра. Такое раннее назначение подтверждало
мою догадку.
В маленькой, узенькой комнатке четвертого этажа сидел Ми-
хаил Михайлович за книгою, в гороховом сюртуке, когда в семь
часов следующего утра я вошел к нему. Он принял меня весьма
приветливо; сказал, что давно знает меня по имени, по моим ли-
тературным трудам и очень рад лично познакомиться. Обращение
его было так просто, так обязательно, что я, после первых минут
некоторого смущения, скоро ободрился и говорил о моем тесте с
увлечением. После этого Сперанский спросил меня:
– Где вы служите?
– С весьма недавнего времени чиновником особых поручений
при министре народного просвещения.
– Спрашивал он вас о Казанском университете?
– Спрашивал.
– Что ж вы сказали?
– Я сказал, что университет хуже всякой семинарии.
– А он что на это?
– Он замолчал и обратил разговор на другой предмет.
– Так вы остановились? Жаль.
– Нечего было делать; но при первом удобном случае я непре-
менно возобновлю этот прерванный разговор.
При этом Сперанский быстро привстал, схватил меня за руку
и сказал:
– Я вас об этом прошу. Нет ли около Александра Семеновича
еще таких же добрых людей. Соединитесь все!
Выходка эта чрезвычайно меня удивила, что и выразилось на
моем лице. Михаил Михайлович тотчас это приметил и продолжал:
– Вы удивляетесь?
– Потому (с замешательством произнес я), потому что вы ка-
жется находились в дружеских отношениях с г. Магницким.
– Да, я был его – его другом (он сделал ударение на слове был)
и потому-то так хорошо его знаю. Я вам его опишу; это государ-
149
ственный злодей! Это архангел с пламенным мечом, который сто-
ит подле почтенного старца Шишкова и препятствует его уважать
как бы следовало.
Это неожиданное откровенное объяснение, эти слова, произ-
несенные с таким жаром, произвели на меня сильное впечатление.
Я и без того, как бочонок с порохом, был начинен негодованием к
Магницкому, а тут еще брошена в него искра, и кем же? Человеком,
на которого с юношеских лет привык я смотреть как на явление
необычайное, как на лицо историческое, с огромным авторитетом.
Я вышел от него взволнованный донельзя и прямо к Языкову, за-
бывая все мое против него неудовольствие. Частное зло, мне при-
чиненное, исчезло при мысли о возможном отвращении вреда об-
щего. Дмитрий Иванович не вышел, а выбежал ко мне навстречу и,
обнимая меня, сказал: «Не сердитесь на меня, любезнейший Вла-
димир Иванович; я право не так виноват, как вы думаете; увидите
после сами».
Что он хотел дать мне этим понять – не знаю; вероятно общее
на все министерство влияние Магницкого и свое бессилие, или
слова эти вылились просто от замешательства.
«Забываю все, отвечал я, и приехал к вам объясниться по пред-
мету гораздо важнейшему. Я сейчас от Сперанского». Тут я пе-
редал Языкову разговор мой с Михайлом Михайловичем во всей
подробности и продолжал: «Не обидно ли слышать такие слова от
государственного человека, которого мнение имеет такой вес в пу-
блике? Не кладут ли они пятна на наше министерство, и не долж-
ны ли мы общими силами постараться освободить старика от се-
тей обаятеля?»
Языков отвечал, что все это так, что преобладание Магницко-
го велико, что старик подчиняется ему, но не по убеждению, как
князь Голицын, а по какой-то невнимательности, по какому-то рав-
нодушию; что он, Языков, ничего один сделать не может.
– А князь Шихматов?
– К сожалению, мы с ним не в ладах; соблюдаем одну наруж-
ность.
– Хотите ли с ним поладить?
– Охотно.
150
– Так я сейчас же к нему поеду и постараюсь убедить. Ежели
согласится – приезжайте ко мне завтра в семь часов вечера. Его я
также приглашу, и дам вам знать.
С Шихматовым такой же разговор, те же доводы, тот же ответ:
«мы не в ладах», и наконец то же согласие помириться.
На другой день они просидели у меня целый вечер, и за ста-
каном пунша, – неизбежное в те времена угощение, – совершен-
но примирились. Положено действовать соединенными силами,
пользоваться случаями к остережению Александра Семеновича,
указывая на жалкий пример князя Голицына, на мнение публики,
строже разбирать неуместные представления Магницкого и смелее
писать ответные бумаги.
По случаю разрешения жены моей, я недели две не выходил
из дома. Приезжает князь Шихматов и сообщает мне, что Магниц-
кий донес министру о дурном направлении преподавания в Дерпт-
ском университете, о господствующем там либерализме и слабом
управлении, прося настоятельно донести о том до Высочайшего
сведения; что Государь приказал министру осмотреть университет,
так как он недалеко; что Александр Семенович едет и берет его,
Шихматова, с собою.
По возвращении министра князь Шихматов опять ко мне зае-
хал рассказать о последствиях их путешествия. Ничего подобно-
го, о чем доносил Магницкий, не оказалось; министр, принятый
отлично, остался очень доволен университетом и в таком смысле
доложил Государю. Чрез полчаса приехал и Языков. Мы потолко-
вали о новой проделке Магницкого и условились ехать на днях в
Царское Село, обедать к министру (он жил тогда там с больною
супругою), с тем, чтобы я завел с ним речь о дерптской поездке.
Когда в избранный день карета наша, около трех часов попо-
лудни, подъехала к дому, занимаемому Александром Семенови-
чем, он сходил с крыльца, чтобы идти прогуливаться. Поздоровав-
шись с нами, спутникам моим предложил посидеть пока у Дарьи
Алексеевны, а меня пригласил с собою в сад. Я обрадовался: какой
благоприятный случай! мы одни, на просторе.
Идем.
– Как вы совершили ваше путешествие в Дерпт?
151
– Слава Богу, хорошо; спасибо и погода стояла хорошая.
– А как нашли университет?
– Прекрасный университет; я очень доволен.
– О чем Магницкий доносил вам?
Тут старик остановился и, повернувшись ко мне, продолжал:
– Странный он, братец, человек.
– Не странный, а черный человек.
– Нет, он фанатик.
– Если б он был только фанатик, то не действовал бы, смотря
по обстоятельствам, куда ветер веет. Например: при князе Голи-
цыне он был ревностным покровителем библейских обществ и
распространял их силой в обширном своем округе, требуя, чтобы
каждый вступающий студент имел при себе Библию, Новый за-
вет с переводом на русский язык и псалтирь по-русски; при вас,
коль скоро он почуял, что вы намерены ходатайствовать о закры-
тии этих обществ – начал их преследовать; то же и о ланкастер-
ских школах: прежде требовал распространения их до Камчатки,
вам же донес, что это выдумка никуда не годная и вредная, и что
они должны быть закрыты. При Голицыне определил в директо-
ры университета какого-то ханжу, теперь же дворянина, светского,
любезного человека, успевшего прожить четыре тысячи душ. При
Голицыне никто из профессоров не смел публично прикоснуться к
рюмке вина, директор тотчас бы донес попечителю, теперь – пей
сколько угодно.
Александр Семенович засмеялся, по-прежнему завел речь о
другом. Попытка не удалась.
– Представьте, говорит мне Языков, когда вскоре потом я к
нему заехал, какое вчера министр наш получил отношение от Маг-
ницкого. Вы помните, что еще при князе Голицыне профессоры:
Герман, Плисов, Куницын, Арсеньев, были, по настоянию Рунича
и Магницкого, исключены из университета, по открытому, якобы,
в преподаваниях их безбожию и вольнодумству, а в недавнем вре-
мени Герман определен инспектором классов в Смольный мона-
стырь, Арсеньев – преподавателем в Инженерное училище, след-
ственно первый – императрицею Мариею Федоровною, а послед-
ний – Великим Князем Николаем Павловичем. Теперь, сообщая об
152
этом в своем отношении, Магницкий выражается так: «Правитель-
ство изгоняет вредных профессоров, а члены императорской фа-
милии дают им места; покорнейше прошу довести о сем до сведе-
ния Государя Императора». Я предлагал Александру Семеновичу
отбрить его порядком; но он приказал оставить без ответа (?!).
Магницкий не унялся, настрочил другое отношение, в котором
писал, что две недели не получает он ответа на первую свою бума-
гу, что если министр не хочет доложить по ней Государю, так он
сам доложит.
Это уже взяло старика за живое: он велел ему отвечать, что
не его, министра, дело входить в распоряжения членов император-
ской фамилии по их учебным заведениям, и что если он, Магниц-
кий, напишет ему третью такую бумагу, то он доложит Государю
о его дерзости.
Сообщая мне об этом, Языков присовокупил: – Знаете ли, ка-
кая мысль пришла в голову мне? Хорошо бы разобрать критиче-
ски его ревизию Казанского университета. Есть где разгуляться.
Не возьметесь ли вы? Вам более других известны и местные об-
стоятельства и действующие лица.
– Давайте, давайте!
– Но надобно прежде доложить Александру Семеновичу. Я ду-
маю, он теперь согласится. Тогда пришлю вам дела; однако ж не
иначе, как ночью. Имею причину подозревать, что у Магницкого
есть шпионы, которые за ним наблюдают.
Министр согласился; дела действительно доставлены были
мне ночью. Я принялся за них с жаром, – занимался, можно ска-
зать, день и ночь, и кончил с небольшим в две недели, повредив
несколько, от излишнего напряжения, глаза.
Случилось, что в один день, по какой-то надобности, вышел я
со двора. Без меня приезжает Симонов, мой товарищ по универси-
тету, впоследствии один из лучших наших астрономов, и тогда уже
приобретший большую известность кругосветным путешестви-
ем – человек весьма любезный и обходительный, облагодетель-
ствованный Магницким и у него в ту пору живший. Камердинер
мой доложил, что меня нет дома. «А барыня?» Одевается. «Так
доложи ей, я подожду», и вошел в растворенную дверь кабинета;
153
а там лежали на столе дела ревизии Казанского университета и мое
писанье, моя против Магницкого филиппика. Я очень встревожил-
ся, когда по возвращении домой узнал о том, тем более, что одно
дело оказалось раскрытым не на той странице, как было оставле-
но. Значит, он пересматривал бумаги; да и самое посещение, веро-
ятно, имело целию исполнение приказания Магницкого, который,
конечно, узнал о данном мне поручении и хотел поразведать более.
Предположение мое делается вероятным еще и потому, что Симо-
нов мог бы и пораньше, месяца за два назад, навестить старого то-
варища, женатого притом на дочери человека, в доме которого он
был обласкан. Не осуждаю строго Симонова, если и действитель-
но был он подослан: он слишком был обязан Магницкому, сделав-
шему много истинного ему добра. Во все последующее время, до
конца жизни своей, Симонов сохранял ко мне искреннее располо-
жение, и старался доказывать то при всяком случае.
<…>
Памятный этот день провел я, как, без сомнения, и каждый из
жителей столицы, в большой тревоге, и особливо когда послыша-
лись выстрелы. Не было никакой возможности узнать, что делает-
ся, на чьей стороне перевес? Никто из знакомых к нам не заезжал,
посылаемые люди возвращались с ответом, что ни ко дворцу, ни
к Адмиралтейству нельзя сквозь войска пробраться. Пожары, гра-
бежи разъяренных пьяных солдат, в случае успеха возмутившихся
полков, представлялись также воображению. Утомленный телом
и духом, я в первом часу ночи лег наконец в постель, но свечи не
гасил. Вдруг в передней раздался колокольчик. Доложили, что при-
ехал князь Тенишев.
Князь Дмитрий Васильевич Тенишев, очень умный и дельный
человек, барин богатый, бывший в начале царствования Алек-
сандра Павловича астраханским губернатором, жил в это время
по тяжебному делу в Петербурге, в Почтамтской улице, недалеко
от Исакия. Хотя он слишком вдвое был меня старее, но любил со
мною беседовать, и вообще по благосклонности своей оказывал
мне большое расположение. Он сел ко мне на постель и сказал,
что приехал дальною околицею, мимо Большого театра, и по Фон-
танке, ближе от него проезда не было, все оцеплено; что никак не
154
мог утерпеть, чтобы хоть ночь не повидаться со мною и не пого-
ворить о событиях дня; что некоторые генералы и флигель-адъю-
танты приезжали к нему с площади и сообщали о происходившем
(о том-то и о том-то); что, между прочим, государь, видя возмуще-
ние лейб-гренадерского полка, сказал: «Этот полк не возмутился
бы, если б Желтухин338 был здесь».
– Послушайте, Владимир Иванович, – присовокупил князь, –
сообщите эти слова Петру Федоровичу и посоветуйте ему поско-
рее сюда приехать. При таком мнении о нем нового государя он
может только выиграть.
– Но мне кажется, лучше бы вам, князь, написать к нему об
этом, ведь он вам зять.
– Да; но я должен вам признаться, что мы с ними не в хороших
отношениях; мудрено ужиться с человеком желчным, строптивым,
гордым. Мое письмо не подействует; а вас он любит и скорее по-
слушается.
Исполняя поручение князя Тенишева, я тотчас написал к Петру
Федоровичу и получил в ответ, что он через три недели выедет.
При высылке Магницкого из Петербурга министерство народ-
ного просвещения возобновило наступательные против него дей-
ствия. Положено – послать нарочного чиновника обревизовать
на месте его управление, и выбор пал на меня, без моего ведома.
Хорошо, что доброжелательный Карташевский нарочно приехал
предупредить меня о том: «Откажитесь, – говорил он, – что вам за
охота возиться с человеком, с которым всякое столкновение опас-
но; довольно, кажется, вы сделали для министерства, обличив его
самыми его действиями и выставив его на ладонку». Я немедлен-
но отправился к Языкову и решительно заявил, что не еду. Вме-
сто меня назначен бы коллежский советник Есипов, некогда сара-
товский прокурор, отрешенный от должности, и чрез двадцать лет
потом, по ходатайству Александра Семеновича причисленный к
министерству. Он известен был в обществе под именем глухого
Есипова. Мне приказано было приготовить его к исполнению воз-
лагаемого на него поручения, почему он и провел у меня несколь-
338
Желтухин П. Ф. (1777–1829) – генерал-лейтенант, командир
лейб-гвардии Гренадерского полка в 1817–1819 гг.
155
ко вечеров, а между тем министр ожидал первого доклада, чтобы
представить государю известную мою записку и испросить разре-
шение на задуманную ревизию.
Новый император принял Александра Семеновича с первым
докладом в Новый год, выслушав мою записку, одобрил представ-
ление о ревизии, но сказал: «Есипова твоего я не знаю; пускай он
едет, а главным ревизором будет генерал-майор Желтухин, нахо-
дящийся в бессрочном отпуску в Казани; сообщи ему об этом мое
повеление, да уведомь Ивана Ивановича (Дибича); с Есиповым же
пошли к нему эту записку для руководства».
Александр Семенович возвратился не совсем довольный тем,
что первый доклад его утвержден не вполне. «Какой это гене-
рал-майор Желтухин? – спросил он князя Шихматова, пересказы-
вая ему слова государя. – Ты знаешь его?» Тот отвечал, что нет и
никогда не видывал. Послали за Языковым: ответ тот же, с при-
бавлением, что иногда видал его, и что он командовал прежде
лейб-гренадерским полком.
Князь Шихматов в тот же день приехал ко мне передать обо
всем этом, и когда услышал от меня, что выбор государя, по моему
мнению, очень хорош, ибо Желтухин человек строгий, взыскатель-
ный по службе, и что я хорошо знаком с ним, то просил меня зав-
тра же ехать к министру и успокоить его на этот счет.
Я действительно успокоил Александра Семеновича и вместе с
тем объяснил, что Желтухин по моему вызову намерен был скоро
выехать из Казани, и что если не остановить его, то повеление мо-
жет разойтись с ним. Поэтому просил разрешения немедленно со-
общить ему полуофициально, но глухо, по секрету, что он получит
весьма лестное и важное высочайшее поручение в Казани, и что
следственно повременил бы с выездом. Министр разрешил; пись-
мо послано, для большей верности и личного вручения, чрез моего
тестя; Желтухин остановился. При отправлении Есипова я предло-
жил ему написать с ним другое письмо, в котором мог бы спросить
Петра Федоровича, какого он вообще мнения о Магницком, – а по
ответу его мы могли бы судить, как он будет действовать. Зная,
что Желтухин года полтора назад, потерявши единственную дочь
(супруга его скончалась прежде), впал в уныние, предался бого-
156
молению, стал ездить к митрополиту, к графине Орловой, я, при-
знаться, опасался, что встречаясь с тем же Магницким, он мог, при
таком же состоянии духа, с ним сблизиться. Мера эта была также
одобрена; а ответ Петра Федоровича: «Знаю я этого лицемера», –
рассеял все сомнения и ободрил министерство.
Как одного помощника в лице Есипова было бы для Желту-
хина недостаточно, то министр испросил и объявил местному ге-
нерал-губернатору Бахметьеву высочайшее повеление – оказывать
ему со стороны губернского начальства возможное содействие и
командировать по требованиям его чиновников. Бахметьев пере-
дал это повеление моему тестю, а тот предложил Желтухину взять
советника казенной палаты Карнеева, молодого человека, хорошо
владеющего пером и посещавшего университетские лекции. Вот
начало счастья нынешнего статс-секретаря Карнеева.
Желтухин окончил поручение скоро, месяца в два, так что в
апреле ждали его уже в Петербурге и говорили, что государь на-
мерен вознаградить его званием казанского военного губернатора.
Это меня встревожило. Как, думал я, неужели тесть мой, столько
времени, к общему удовольствию и с такою же пользою управля-
ющий губерниею, должен вовсе лишиться надежды быть утверж-
денным в должности генерал-губернатора?! И решился действо-
вать. Соображая время отправления к Желтухину вопроса, согла-
сен ли он принять это звание, со временем выезда его из Казани,
я предполагал, что он разъедется с отношением Дибича и приедет
в Петербург ничего о том не зная. Еще с большей вероятностью
полагал я, что такое назначение не должно быть ему лестно, как ге-
нералу заслуженному. На этом соображении основал я план моих
действий. Прежде всего узнал, где остановился Желтухин. Оказа-
лось – у родственника своего, генерала Салова. Потом поехал в
этот дом, дал швейцару синенькую339 и просил немедленно уведо-
мить меня, когда приедет Петр Федорович. Чрез несколько дней
швейцар прислал мне сказать, что генерал сейчас только (часов в
11 вечера) приехал. Рано утром еду к нему. Он обнимает меня, це-
лует, но сухо, лаконически говорит: «ваши вам кланяются». Это
339
Пятирублевый кредитный билет.
157
меня удивило, зная, как он хорош был с моим тестем. Известно ли
вам, спросил я, намерение государя относительно вас?
– Да, мне сказывал Иван Иванович, я прямо от заставы проехал
вчера к нему.
– Мне кажется, для вас не может быть лестным такое назна-
чение; а притом, приняв звание военного губернатора, вы прегра-
дили бы дорогу моему тестю, которому всегда отдавали должную
справедливость, а это и могло бы служить для вас самым легким и
пристойным пред государем средством к уклонению.
– Об этом после; а теперь поговорим о главном, нашем деле.
Кажется я, благодаря вам, кончил его удачно. Мне хотелось бы зав-
тра прочитать с вами доклад мой, прежде, нежели представить его
государю. Приезжайте ко мне обедать, да пригласите также Языко-
ва и князя Шихматова. Хоть я их не знаю, но им нужно тут быть;
сами же приезжайте немного пораньше.
Я ушел, не солоно хлебавши. Заехал к Языкову, к Шихматову,
пригласил их, и на другой день явился в половине четвертого.
Желтухин сидел на диване в гостиной, с самым довольным вы-
ражением лица.
– Поздравьте меня, Владимир Иванович, я был сегодня у госу-
даря, и представил ему доклад мой.
– Как?
– Да; он прислал за мною сегодня в 8 часов утра; принял меня и
выслушал очень благосклонно. Но, представьте, какую диверсию
сделал мне Магницкий? Я хотел выпросить Есипову Анну второй
степени, а Карнееву – Владимира четвертой340, но государь показал
мне письмо Магницкого, за неделю до моего приезда полученное,
в котором Магницкий, жалуясь на меня, говорит, что военный ге-
нерал, незнакомый с ученою частью, не мог правильно судить о
его действиях, а тем менее Есипов, изгнанный некогда из службы,
распубликованный сенатским указом, – и приложил к письму са-
мый указ, изволил сказать, что после этого он не может дать Еси-
пову ордена, а даст обоим чиновникам денежное награждение.
Помолчав немного, Желтухин сказал: «Государь, между про-
чим, спрашивал меня и о вашем тесте».
340
Ордена Российской империи.
158
Видя двух, сидевших в гостиной, неизвестных мне господ, и
опасаясь, что Желтухин, явно переменившийся к моему тестю,
брякнет при них о нем что-нибудь неприятное, я не решился сде-
лать дальнейшего вопроса и промолчал.
Когда вошли Языков и Шихматов, я, разумеется, их ему пред-
ставил, а за обедом сел между ними, чтобы им не так скучно было
в незнакомом обществе, гостей же было довольно. Желтухин, со-
блюдавший диету, ходил вокруг стола, потчевал нас и подливал
вина, но мне, как говорится, кусок не шел в горло: так тревожила
меня судьба тестя.
После обеда я всячески сноравливал, чтобы поговорить с ним
отдельно. Наконец, мне это удалось. Он взял меня по-прежнему
под руку и отвел в угол гостиной.
– Что же спрашивал государь о моем тесте?
– Спрашивал, каков он?
– Что ж вы отвечали?
– Что он человек хороший.
– Только-то?
Тут невольно я выдернул руку из-под его руки. Желтухин про-
должал:
– Я не мог сказать более; наши прежние отношения кончились.
Вы может быть знаете?
– В первый раз слышу. Объясните ради Бога, отчего такая пе-
ремена?
– Судите сами, мог ли я сохранить с ним прежние отношения?
Я ревизую человека, находящегося под гневом правительства,
а Александр Яковлевич его принимает, ласкает, а мачеха вашей
супруги каждое воскресенье ездит в университетскую церковь к
обедне. Следует ли так поступать начальнику губернии? Да хоро-
шо ли это и относительно к вам? Разве не знал он, какое близкое
участие принимали вы в этом деле? Разве не вы обо всем подроб-
но ему сообщали? Процесс мой с архиереем о мельнице вдруг по-
вернулся в его пользу, потому что и архиерей сошелся с Магниц-
ким. В прощеный день, поздно вечером, соблюдая старинный об-
ряд и отлагая в сторону, что я давным-давно генерал, а тесть ваш
статский советник, но помня, что он правитель губерниею, – еду
159
к нему. Говорят, нет дома. Чьи же эти сани? Магницкого. Меня не
принимают, а он там. Судите сами.
Я был оглушен этим длинным монологом. Не мог внутренно не
убедиться в промахе моего тестя, но однако ж сказал:
– Этому главная причина должна быть жена моего тестя, жен-
щина пустая, тщеславная, имеющая, как всем известно, такое силь-
ное влияние на мужа. Увлечь ее ничего не стоило Магницкому. Что
ж касается до процесса с архиереем, то сенатор Соймонов, встре-
тившийся с вами прошедшею весною на станции, с удовольстви-
ем рассказывал мне о готовности вашей сделать уступки и хвалил
ваше великодушие.
Желтухину подали карточку, чтобы посадить его в вист; мы ра-
зошлись.
Дней через десять, 6-го мая, он прислал мне копию с имен-
ного указа, в тот день состоявшегося, об удалении Магницкого от
должности. Вслед за тем назначен в Казань губернатором статский
советник барон Розен, а тесть мой остался по-прежнему вице-гу-
бернатором. Вот что наделало сближение его с Магницким. Хотя
промах его объясняется с одной стороны его гостеприимством, его
необыкновенною ко всем приветливостью и суетностью жены, а с
другой – известиями, что Аракчеев, явившийся к новому государю
и в буквальном смысле упавший ему в ноги, был потом однаж-
ды приглашен государем сесть с ним от развода в сани и повезен
в Аничковский дворец, стало быть покровитель Магницкого еще
силен; но все-таки Александр Яковлевич был сам виноват в беде
своей.
Положение его меня огорчало. Я решился ехать к Сперанскому,
возобновить в памяти его то, что год назад говорил ему об уме,
способностях и службе моего тестя, и просить его покровитель-
ства.
«Напишите к нему, – сказал Михаил Михайлович, – чтобы он
приехал в Москву к коронации. Граф Виктов Павлович с удоволь-
ствием отзывался о нем, видавшись с ним в проезд его чрез Ка-
зань, года три назад; он будет в Москве, Бахметьев тоже; как-ни-
будь общими силами поможем».
160
Я написал. Александр Яковлевич приехал в Москву и вскоре
определен губернатором в Симбирске.
Магницкому, по удалении от должности, велено было оставать-
ся в Казани, а губернатору секретно предписано наблюдать за ним.
В надежде на милости, обыкновенно в дни торжеств коронацион-
ных изливаемые, он не устыдился обратиться к князю Голицыну,
и описывая свое недостаточное состояние, горестную необходи-
мость жить с женою врознь, на два дома, умолял о возобновлении
ему если не оклада попечительского, то по крайней мере о про-
должении тех шести тысяч рублей, которые он же, князь, неког-
да выпросил ему по особому указу. Князь Голицын, как истинный
христианин, сделал это.
Казалось, хотя наконец теперь следовало бы Магницкому
уняться, жить покойно, смирно. Но нет; полетели в Петербург
безыменные доносы, писанные женскою рукою на разные лица,
на нового губернатора, даже на моего тестя, хотя он находился
уже в Симбирске. Доносы эти препровождались к губернатору,
для секретного узнания о сочинителях. Оказалось, что сочините-
ли собирались у Магницкого, писали под его руководством, под
его редакциею. Барон Розен донес о том высшему правительству,
присовокупляя, что частые посещения Магницким архиерея, где
он сидит иногда до двух часов ночи, подозрительны и служат не к
чести преосвященного. Прискакал фельдъегерь, взял Магницкого
и отвез в Ревель, где определено ему жить под наблюдением мест-
ного начальства, архиерей же был переведен на Тверскую, низшую
епархию.
Когда Магницкий выезжал с фельдъегерем из Казани, у него не
было шубы. Бывший профессор, а в то время губернский проку-
рор, Солнцев, которого он сначала возвел в звание ректора, а потом
отдал под суд, дал ему свою.
Из Ревеля лет через шесть Магницкий писал к князю Голи-
цыну: «Может быть вы не знаете, сколько я был пред вами вино-
ват? Сознаюсь в том и повергаюсь перед вами, умоляя, простите
меня». Голицын отвечал: «Я очень хорошо знал, сколько вы передо
мною виноваты и простил вас тогда же». Магницкий написал дру-
161
гое письмо: «Благодарю за великодушное прощение, но если вы
истинный христианин, то заплатите мне за зло добром: извлеките
меня из настоящего положения; по крайней мере, исходатайствуй-
те мне другое местопребывание, в лучшем климате; ревельский
мне вреден». Князь отвечал уже не письмом, а перемещением его в
Одессу, где он и умер 21 ноября 1844 года, за день до кончины кня-
зя Александра Николаевича, последовавшей в крымском его уеди-
нении. Сближение замечательное.
Много прошло времени с тех пор, когда все это происходило,
от тридцати двух, почти до сорока лет. Из множества лиц, упомя-
нутых в моем рассказе, остаются в живых не более пяти человек.
Грустный счет, указывающий на столько могил, вместивших в себя
и добродетели, и слабости, и страсти почивших. Выводить ли ка-
кое-либо решительное заключение о тех из них, которые рельеф-
нее высказывались, более других действовали, от которых более
зависели события и частию моя личность? Тревожить ли прах их?
Дела их говорят за себя тише или громче. Небольшие неприятно-
сти, испытанные мною при столкновении с некоторыми из этих
лиц, давно забыты мною, изглажены приятными отношениями
еще при их жизни. Если ж я в моем повествовании не совсем рав-
нодушно отзывался об этих неудовольствиях, это потому, что дол-
жен был перенести себя в то время и при воспоминании невольно
оживлялся чувствами, тогда меня волновавшими. Только главное
лицо, Магницкий – да простит мне тень его – подлежит строгому
суду истории, только почтенного старца Шишкова хотелось бы мне
оправдать в его загадочном невнимании к поступкам последнего.
Да оно потому и было загадочным, что было искусственным: он
видел, понимал все; но разве легко ему было при глубокой старо-
сти, сопровождаемой преждевременною дряхлостью и склонной к
спокойствию, вступать в открытую борьбу с подобным человеком,
борьбу, которая, при защите всемогущего Аракчеева, неизвестно
чем бы кончилась. Красноречивый защитник правды в государ-
ственном совете не имел уже прежнего мужества, прежнего оду-
шевления.
162
Н. И. Греч341. Воспоминания старика
(печатается по: Греч Н. И. Записки о моей жизни. М., 1990.
С. 209–210, 219, 222–223, 226–228)
В марте 1812 года произошла история со Сперанским. В то вре-

мя, как я сказал, занимались преобразованием Государственного
совета. И Сенат положено было переделать. Сперанский, в звании
государственного секретаря, которое он сочинил сам для себя, ра-
ботал 17 марта с Александром до одиннадцати часов вечера. Когда
ударил этот час, государь сказал: «Довольно поработали!» – встал
(кажется, перекрестил Сперанского) и сказал: «Прощай, Михаил
Михайлович! Доброй ночи! До свидания». Михаил Михайлович
отправился. Выехав из Зимнего дворца, он увидел свет в кварти-
ре Магницкого (который жил на Дворцовой площади, в верхнем
ярусе дома Кушелева, где ныне здание Главного штаба) и взду-
мал к нему заехать. Всходит и видит ужасное расстройство. Все
двери настежь. Жена Магницкого (француженка) встречает его в
исступлении и объявляет ему, что министр полиции лишь только
арестовал ее мужа и отвез неизвестно куда. Сперанский изумился,
но догадался в ту же минуту, что подобная участь ожидает и его,
утешал несчастную женщину, как мог, обещал ей постараться о ее
муже и поехал домой. Он имел время подумать, потому что жил на
краю города, на углу Сергиевской и Таврической улицы, насупро-
тив Таврического сада. Въехав на двор, увидел экипаж – Балаше-
ва и кибитку тройкой и догадался, в чем дело. Какая причина (не
говорю вина) побудила поступить со Сперанским так нечестно?
Я думаю, что единственною тому причиною было его плебейское
происхождение. Воспитанные французскими гувернерами, бари-
чи не могли перенести мысли, что ими управляет попович, и об-
виняли его в делах, которые, по его докладу, решали и утвердили
сами. В биографии Штейна утверждается, что Сперанский учре-
ждал тайные общества при помощи Феслера и Розенкампфа: это
вздор. Магницкий – дело другое, но и он виновен был не в измене,
341
Греч Н. И. (1787–1867) – русский издатель, редактор, журналист, пу-
блицист, беллетрист, филолог, переводчик.
163
а только в легкомыслии и болтливости. Различие характера и души
обоих сосланных оказалось впоследствии во всем своем свете.
<…>
Хорошее дело, перевод Библии на русский язык, к сожалению,
не исполнилось, но это можно было сделать в тиши, без шума,
без лицемерия и изуверства. Кто не принадлежал к Обществу Би-
блейскому, тому не было хода ни по службе, ни при дворе. <…>
К ревнителям Библии, глупым и умным, присоединились злодеи
и негодяи и употребили во зло слабости и заблуждение государя.
Самый злой, коварный и вредный был из них Михаил Леонтьевич
Магницкий. По возвращении из ссылки был он назначен сначала
вице-губернатором в Воронеже, потом гражданским губернатором
в Симбирске. Заметив, откуда дул ветер, он вздумал им восполь-
зоваться. Не только завел он в Симбирске Библейское Общество
и принуждал всех чиновников и дворян вступать в оное членами,
но и стал жечь на площади сочинения Вольтера и других подоб-
ных писателей XVIII века: он знал их очень хорошо, ибо до ссылки
своей был безбожником и кощуном первого класса. Это аутодафе
понравилось государю, и хотя для виду порицали в газетах излиш-
нее усердие губернатора, но на деле увидели в нем сильного по-
борника и верного друга. Он был назначен членом Главного прав-
ления училищ и попечителем Казанского университета. Что он
там делал, какими негодяями и бездельниками окружил себя, как
жестоко, нагло и насмешливо гнал честных и полезных людей, не
соглашавшихся быть его клевретами, шпионами и рабами, об этом
можно написать несколько томов. Искренним другом и чтителем
его был попечитель С.-Петербургского учебного округа Дмитрий
Павлович Рунич, старавшийся превзойти даже Магницкого в его
сатанинских подвигах.
<…>
Тогдашние происшествия в Европе, неудовольствия Германии
на исход Венского конгресса, обманувший надежды немцев, по-
жертвовавших всем для свержения иноземного ига, в ожидании
лучшей будущности; волнения в университетах, умерщвление Ко-
цебу студентом Зандом – все это заставляло призадумываться и ис-
кать средств к успокоению умов и к прекращению беспорядков.
164
Вздумали водворять религию распространением Библии и сочи-
нений Эккартсгаузена и Юнг-Штиллинга. Вошли в моду Лабзин,
Попов, Магницкий, Рунич, Кавелин и тому подобные ханжи, лице-
меры и плуты завладели Голицыным и его министерством. Глав-
ную роль играл при том Магницкий. Ему отдан был на съедение
Казанский университет. Приехав туда и взглянув на профессоров,
он тотчас отличил подлецов от порядочных людей: первых при-
ближал к себе, возвышал, представлял к наградам; других пресле-
довал, обижал и выгонял. И в этом поступал он, как кровожадные
члены Комитета Общественного блага (du salut public)342 во Фран-
ции. Является к нему профессор, толкует с ним, сообщает свои
мнения, может быть, приносит жалобы. Магницкий слушает его
внимательно, благосклонно. По окончании речи говорит: «Я имел
до вас просьбу и надеюсь, что вы ее исполните». Профессор кла-
няется. «Вот лист гербовой бумаги, потрудитесь написать проше-
ние об увольнении вас от службы и будьте уверены, что оно вскоре
будет исполнено». Студентов заставлял он ходить в церковь как
можно чаще; инспектору и профессорам предписано было присма-
тривать, кто из них молится с большим усердием; по гримасам их
повышал и награждал. Ханжество, лицемерие, а с тем вместе раз-
врат и нечестие дошли там до высшей степени. Особенно отли-
чался подлостями всякого рода профессор Пальмин, поступивший
туда из плохих учителей С.-Петербургской гимназии. Когда иезуи-
тский устав Казанского университета был введен в Петербургский,
казанский ректор Никольский поздравил петербургскую обитель
благочестия и просвещения отношением, составленным трудами
благочестивого Пальмина.
Эта бумага сделалась известною и возбудила общий смех. Маг-
ницкий видел, что его дураки пошли слишком далеко, и обратил
свой гнев на Пальмина. Это же обстоятельство подало Магницко-
му средство, или, лучше сказать, предлог, расторгнуть связь свою
с Голицыным и передаться Аракчееву.
342
Комитет общественного спасения (фр. Comité de salut public) – орган
якобинской диктатуры с сентября 1793 по июль 1794 г. Ответственен за
проведение широкомасштабного «красного» террора.
165
Рунич был ревнителем, поклонником, подражателем и карика-
турою Магницкого. Тот был хитрый и расчетливый плут, насме-
хался над всем в свете, дурачил, кого мог, и пользовался слабо-
стями и глупостью людей. Рунич был дурак, хвастун, пустомеля;
фанатизм его был не естественный, а прививной: попадись он в
руки Рылеева, он был бы повешен вместе с ним. Подражая во всем
Магницкому, восхищаясь его робеспиеровскими343 подвигами в
Казани, Рунич хотел повторить то же с большим блеском и громом
в Петербурге.
<…>
И Магницкий не избежал своей участи. Ниже сказано, как он
поехал на поклонение в Грузино. Там он всячески льстил и пре-
смыкался, но вряд ли умел надуть Змея Горыныча344. Аракчеев,
употребив его в свою пользу, бросил бы как выжатый лимон. Маг-
ницкий, уезжая, поднес Аракчееву описание вещего сна, будто бы
виденного им, когда он ночевал в Грузине: в этом сне видел он
дивные вещи в будущем и предсказывал успехи и всякое счастье
поборнику православия. Воротясь в Петербург, занялся он каки-
ми-то планами о преобразовании просвещения и духовной части
в России.
27 ноября 1825 года Магницкий сидел в своем кабинете и со-
чинял – Бог знает что. Входит к нему ренегат, примкнувший к пра-
вославию, но человек честный, сенатор Матвей Петрович Штер.
Магницкий показывает ему с торжеством написанную им бумагу.
«Открою глаза государю! – говорит он. – Увидит всю мерзость лю-
дей!»
– Вы пишете к государю? – спросил Штер.
– К государю, а что?
– Государь скончался.
343
Робеспьер М. (1758–1794) – один из лидеров Французской револю-
ции, глава якобинцев, самого радикального крыла революционеров, нахо-
дившегося у власти. Враги называли Робеспьера «Бешеная Гиена». Спо-
собствовал казни короля Людовика XVI и его супруги Марии Антуанетты,
созданию революционного трибунала, казни лидеров жирондистов, эбер-
тистов и дантонистов. Развернул массовый террор против «врагов револю-
ции» однако и сам был гильотинирован.
344
Прозвище А. А. Аракчеева.
166
Магницкий опустился на стул и преклонил голову, закрыв глаза
руками. Между тем Штер сообщал ему подробности плачевного
события. Чрез несколько минут Магницкий вскочил и закричал:
«Пишу к императору Константину Павловичу». Единственным
делом, которое дозволил себе Николай Павлович, до вступления
своего на престол, была высылка Магницкого. Ему велено было
ехать в место служения своего, Казань. Он барахтался несколько
времени, но принужден был повиноваться. Вскоре он был уволен
от службы, с приказанием жить в Ревеле. Впоследствии жил он в
Одессе, где и умер. Все его старания выкарабкаться оттуда были
напрасны.
У Магницкого был один сын, хорошенький собою, умный
мальчик, служивший в гвардейских гусарах. За какую-то шалость
он был выписан из гвардии. Я видел его потом у Ростислава (Фео-
фила Матвеевича Толстого). Он был человек образованный и при-
ятный. Женатый уже, он влюбился в другую замужнюю женщину,
сошел с ума и умер. Дочь его незамужняя, дурно воспитанная, упа-
ла до степени публичной женщины: «аз есмь Господь Бог твой, Бог
ревнитель, отдавый грехи отец на чада до третьего и четвертого
рода ненавидящим меня!» (Исх. ХХ, 5).
Голицын, Попов и вся эта шутовская компания восхищалась
плодами трудов своих. Но – on n’est jamais trahi que par les siens,
что значит по-русски: «не выкормя, не выпоя, ворога не узнаешь».
Аракчеев издавна, со всею злобою зависти, смотрел на успехи и
распространение силы Голицына. Под влиянием его внушений
составилась партия антиголицынская, ничем не лучше в нрав-
ственном отношении: ее составляли петербургский митрополит
Серафим, отданный преосвященным митрополитом Московским
Платоном из семинаристов в монахи, чтоб спасти его от позор-
ного наказания за какое-то мерзкое преступление; петербургский
обер-полицмейстер, пьяный Иван Васильевич Гладков; сестра
его, игуменья Казанского женского монастыря Назарета, Праско-
вья Михайловна Нилова, урожденная Бакунина, и еще некоторые
особы, собиравшиеся у вдовы Державина. Чрез кого действовать
на Голицына, не знали. Думали, думали и, наконец, догадались
пощупать Магницкого, не согласится ли святой человек сыграть
167
роль Иуды, изменить своему благодетелю. Между тем В. М. По-
пов не согласился на предложение Магницкого об исключении
из службы казанского профессора Пальмина (величайшего ско-
та), которого он сам недели за две представил к ордену за хри-
стианскую его душу, и положение Комитета министров было уже
утверждено государем. К тому Магницкий получил все, чего мог
ожидать: аренду, земли, пенсион, единовременное награждение:
с чего было ему оставаться у Голицына? Он склонился на пред-
ложения благородного Аракчеева и поехал на поклонение в его
Мекку (Грузино). Там Иуда Искариотский раскрыл пред Вель-
зевулом все подробности, все таинства библейского союза, всю
нелепость, все ухищрения их: он мог сделать это легко и скоро,
ибо сам был в этих проделках главным действующим лицом. Но-
вые друзья условились, как погубить Голицына, и действительно
в том успели.
Из записок Д. П. Рунича
(печатается по: Из записок Л. П. Рунича // РС. 1901.
№ 5. С. 375–377)
Магницкий, возвращенный из ссылки и занявший место

гражданского губернатора в Симбирске, был одним из самых
ревностных сотрудников петербургского отделения библейскаго
общества.
При открытии, по его предложению, заседаний симбирскаго
комитета, коего он был избран или назначен председателем, он
произнес речь, доставившую ему впоследствии то влияние, коим
он пользовался в деле народного просвещения, и дружбу князя Го-
лицына; дружба эта в свою очередь была одною из главных причин
падения самого князя, министерства духовных дел и народного
просвещения и библейскаго общества! Магницкий был назначен
членом главной дирекции училищ и вскоре после этого попечи-
телем Казанского университета с правом управлять бесконтроль-
но этим университетом, находящимся в 1.500 вер. от Петербурга.
Говорят, что когда князь Голицын просил императора Александра
168
о назначении Магницкого в его министерство, то государь ему
заметил, что он ошибается насчет своего нового протеже, на что
Голицын, основывая свою просьбу на исправлении Магницкого,
утверждал, что он перешел от неверия и революционных взгля-
дов к религии и монархическим принципам! Магницкий состоял
при посольстве в Париже при Наполеоне и имел свободный доступ
в Мальмэзон345. При его уме, красноречии и такте добиться этого
было не трудно.
В 1799 г. он занял мое место в Вене, 20 лет спустя, т. е. в 1819,
мы заседали вместе в главной дирекции училищ. Магницкий,
сподвижник Сперанского, был человек слишком выдающийся,
чтобы прозябать в обществе или в делах! Он был характера неза-
висимого и не мог чувствовать себя удовлетворенным, когда его
стесняла какая-либо власть, державшая его на втором плане. Он
знал отлично, что с его способностями можно руководить всяким
начальником, и так ловко умел приобрести влияние на дела, что, не
занимая первого места, он властвовал над тем, кто был на этом ме-
сте, но с другой стороны, он не мог оставаться безгласным, и если
видел, что его влияние слабело, то он тотчас бросался в другую
сферу, обещавшую ему более обширную деятельность. Несмотря
на это свойство, не чуждое интриги, я могу сказать по совести, что,
увлекшись происками, которые погубили его, он не преследовал
при этом никаких личных целей; ибо, интригуя, человек не станет
жертвовать самыми заветными своими интересами только ради
удовольствия интриговать. Можно интриговать по увлечению, но
не из расчета, в особенности, когда ничто не сулит наверно благо-
приятных результатов.
Магницкий с первого шага объявил себя противником совре-
менной философии и антимонархического принципа. Он энергич-
но напал на то и другое, не щадя личностей, которые держались
противоположных взглядов. Сделавшись попечителем Казанского
университета, он ввел в нем новые правила, совершенно отличные
от тех, которые соблюдались в русских и иностранных универ-
345
Мальмезон – усадьба в 20 км от Парижа, наиболее известная как
резиденция Наполеона Бонапарта и Жозефины Богарне.
169
ситетах; он хотел, чтобы занятиями и поведением студентов ру-
ководила одна православная религия. Он запретил философские
теории как теории, допуская преподавание их лишь в качестве
опасных и предосудительных заблуждений, отвергаемых истин-
ной философией. Он нападал также энергично на свободомыслие,
наносившее хотя бы самое малейшее посягательство на монар-
хический принцип, и уволил многих профессоров, в либерализме
или неспособности коих он видел источник нравственной распу-
щенности, губившей молодежь и дурно влиявшей на нравы. Его
деятельность, врожденное красноречие, его ум, окрепнувший в
борьбе с пагубными идеями современной философии, снискали
ему полное доверие министра и в то же время восстановили про-
тив него даже тех, которым нечего было бояться с его стороны, и
создали ему множество тайных врагов среди состава преподава-
телей и их покровителей. Магницкий не щадил ни протестант-
ства, ни масонства, ни современной литературы; одним словом,
он объявил войну насмерть неологизму, который, надобно сказать
по правде, не оставил ни одной религиозной или нравственной
истины, не исказив ее ложными толкованиями или не осмеяв ее,
начиная от Вольтера и кончая Маратом. В этом отношении он был
неумолим. Всякое сочинение, вышедшее из-под его пера, всякое
слово, вышедшее из его уст, было ядовитою стрелою, направлен-
ною против неверия, философии, против так называемых либе-
ральных идей. Каждое его сочинение, каждое его слово создавало
ему новых врагов. Я не буду защищать усердия, коим не руково-
дит осторожность. Но я не могу также согласиться с теми, кто на-
зывает Магницкого плутом (fourbe), ибо повторяю, ни один плут
не станет действовать единственно с целью нажить себе врагов и
сделаться со временем их жертвою. Я близко знал этого человека.
Он был прекрасный муж, прекрасный отец, прекрасный учитель;
он был добр, сострадателен и приятен в обращении. Если его ув-
лекало самолюбие, то этого нельзя ставить ему в вину. С его умом
и способностями позволительно быть самолюбивым. Да и у кого
нет самолюбия, хотел бы я знать?
170
П. П. Гёце346.
Князь Александр Николаевич Голицын и его время
(печатается по: Гёце П. П. Из записок. Князь Александр
Николаевич Голицын и его время // РА. 1902. Сентябрь.
Кн. 3. С. 91–94)
Михаил Леонтьевич Магницкий, некогда приятель и соучаст-
ник в ссылке Сперанского, который впоследствии отзывался о нем
презрительно, служил вице-губернатором в Воронеже, а затем гу-
бернатором в Симбирске, при полной неспособности к управле-
нию. Человек с большими дарованиями, которыми умел блистать в
беседе, он сгорал честолюбием, не разбирал средств для его удов-
летворения и был во всяком случае весьма опасным пройдохой.
В былое время вел он жизнь разгульную, славился как пересмеш-
ник, а теперь приспособился к боголюбивому направлению прави-
тельства и выставлял себя избранным орудием Промысла.
Чтобы расположить к себе князя Голицына, он устроил в Сим-
бирске отделение Библейского Общества, в котором говорил на-
зидательные речи. Вскоре его уволили от губернаторства, но, бла-
годаря князю Голицыну, он не только не подвергся взысканию со
стороны Комитета Министров, но сделался членом Главного Прав-
ления училищ с жалованием в 6 т. р. асс. Каждый воскресный и
праздничный день являлся он к обедне в домовую церковь мини-
стра. Как теперь вижу его, на глазах князя Голицына кладущего
земные поклоны. Внешности был он привлекательной, строен, с
правильными, несколько резкими чертами лица. Мне он был про-
тивен, и я всячески уклонялся от сношений с ним, часто видя его
у моего министра.
Симбирск близко от Казани. Магницкий уверил князя Голицы-
на, будто знает отлично о состоянии Казанского университета, на-
говорил ему про него всевозможных клевет, и в Феврале 1819 года
ему поручено обревизовать его. Он уехал в Казань, пробыл там с
346
Гёце (Гётце) П. П. (1793–1880) – в 1812 г. окончил Дерптский уни-
верситет со степенью кандидата философии, с 1817 г. на службе в Департа-
менте духовных дел иностранных исповеданий (с 1821 г. – чиновник осо-
бых поручений при А. Н. Голицыне), с 1826 г. служил в Министерстве фи-
нансов; в 1850 г. – тайный советник, в отставке с 1860 г.).
171
неделю времени и по возвращении доложил министру, что 25 про-
фессоров Казанского университета, кроме 5-ти младших, суть ате-
исты и деисты, что студенты не знают даже десяти заповедей и
что потому следует университет закрыть. Обольщенный мнимым
благочестием, великосветскими приемами и красноглагольствием
Магницкого, добродушный министр не усумнился представить
Государю донесение его. То было время, когда в Германии пре-
следовали студентов и демангов. Судьба Казанского университета
висела на волоске; по его закрытии приняты были бы конечно и
другие меры против просвещения. Но слава Александру Первому!
«Зачем, отозвался он, разорять, когда можно поправить? Негодных
профессоров можно удалить и заменить их хорошими, а за неиме-
нием выписать из чужих краев.
Князь Голицын полагал, что преобразование Казанского уни-
верситета всего лучше поручить тому же Магницкому. В июне
1819 года он подал Государю к подписанию указ о назначении его
попечителем Казанского учебного округа, и между ними произо-
шел такой разговор:
Государь. Достаточно ли ты знаешь Магницкого?
Кн. Голицын. Да, Ваше Величество, я знаю его уже с давних
пор. Мне известны и прежние его заблуждения. Но теперь он ис-
правился и вошел в себя.
Государь. Итак, ты стоишь на том, чтоб я назначил его попечи-
телем?
Кн. Голицын. Если Ваше Величество благоволите его назна-
чить, он хорошо исполнять будет свою должность, в этом я уверен.
Государь. Хорошо! Я держусь правила предоставлять моим
министрам выбор подчиненных; и скажу тебе наперед, что Маг-
ницкий будет первый на тебя доносчик.
Так верно определил Государь свойства Магницкого. Князь не
предал значения этому благоволительному предостережению, и
хотя знал Государя с молодых его лет, к несчастью позабыл про
то, что всякий, самый лживый донос пробуждал его подозритель-
ность.
Первым делом нового попечителя было удалить всех дельных
профессоров, именно с немецкими фамилиями и не принадлежа-
172
щих к Православной церкви и, вопреки мысли Государя, заме-
стить их личностями темными. Никого не пригласили из-за грани-
цы. Своими нелепыми мерами в шестилетнее управление округом
Магницкий привел его в полнейшее расстройство. Он приказал
взять из университетской библиотеки казавшиеся ему подозри-
тельными книги, именно на языках иностранных, и сжечь их, а
другие книги запереть и не давать их никому, даже профессорам,
хотя по закону им предоставлено право получать сочинения и за-
прещенные цензурой. Во все его управление не пpиобретено ни
одной новой книги. Он хвастался введенною им дисциплиною.
Всем его подчиненным, профессорам, учителям и учащимся за-
прещалось пить вино, как грех. За здоровье предписано пить мед.
Если казенный студент приличился в употреблении вина, его са-
жали в темный карцер, одевали в мужицкий кафтан и обували в
лапти. К нему отряжался священник для поучения, и только тогда
отпускали его на волю, когда он исповедался и причастился. В слу-
чае преступления более тяжкого, нежели употребление вина, Маг-
ницкий не стесняясь в наказаниях, даже, вопреки закону, без суда
отдавал таких студентов в солдаты. У каждого учащего и учаще-
гося обязательно было по экземпляру Священного Писания. Все
болезни, объявлял попечитель, суть ни что иное, как последствия
грехов. Система тайных доносов введена, как в Иезуитской Колле-
гии, и учащаяся молодежь конечно развращалась.
По примеру Магницкого действовал в Петербургском универ-
ситете Рунич, временно занявший место Уварова. Он удалил луч-
ших профессоров, в том числе известного в Немецкой литературе
Эрнста Раупиха, Куницына, Германа, Арсеньева и др. Не препят-
ствуя Магницкому и Руничу действовать по-тамерлановски, князь
Голицын не был однако врагом просвещения. Он желал преуспея-
ния университетов, и попечитель Дерптского университета граф
Ливен не встречал у него отказа в своих представлениях; но, слиш-
ком доверившись Магницкому, он считал, что принимаемые им и
Руничем меры необходимы, а директор Департамента Попов не в
состоянии был разубедить его. Магницкий ездил с ним в больницу
к какому-то мнимо-бесноватому, из которого изгонял бесов свои-
ми заклинаниям и который корчился в судорогах, когда Магницкий
173
произносил имя Христа. Лишь впоследствии князь узнал, какая
змея согрелась у него за пазухою.
С давнего времени Магницкий был в близких сношениях с ар-
химандритом Фотием и митрополитом Серафимом и подогревал
их злобу против князя Голицына. Через них он подольстился и к
Аракчееву, которому хотелось, опираясь на духовенство, свергнуть
князя Голицына и охладить к нему Государя. Магницкий уже меч-
тал, с помощью Аракчеева, заступить место своего начальника и
благодетеля. Некоторые утверждают даже, что у него была состав-
лена уже записка, как управлять государством по образцу преобра-
зованного им Казанского университета.
И. Лажечников347. Как я знал М. Л. Магницкого

(печатается по: Лажечников И. Как я знал М. Л. Магницкого //
РВ. 1866. № 1, т. 61. С. 121–146)
С каким удовольствием принимаешься за перо, когда хочешь
изобразить личность, оставившую по себе светлый след на земле,
какому бы роду служения отечеству или человечеству ни посвя-
тила она себя. Потомство поминает его имя с благоговейной бла-
годарностью; отец приводит сына поклониться его могиле и нау-
читься на ней урокам чести и долга. Это имя звучит так гармониче-
ски, согревает сердце таким благотворным огнем. Напротив того,
с каким тяжелым чувством приступаешь к изображению человека,
который будучи одарен лучшими дарами природы и воспитания
и имея в руках своих средства разливать добро и свет на все его
окружающее, употребил во зло эти дары для удовлетворения од-
них своих страстей.
Обстоятельства поставили меня в близкие отношения к
М. Л. Магницкому, когда он стоял на вершине своего служебного
поприща и во время его падения я пользовался его горячим поры-
вистым благорасположением, слыл даже лет пять его любимцем
и испытал столь же порывистое недоброжелательство, которого
настоящую причину не мог никогда знать. Таков он был во всех
347
Лажечников И. И. (1792–1869) – русский писатель, один из зачина-
телей русского исторического романа.
174
своих действиях. То что я буду рассказывать о нем на немногих
страницах, сколько память не изменит мне, может служить до-
полнением к статье г. Феоктистова, помещенной в Русском Вест-
нике 1864 года348, и новыми материалами для истории просвеще-
ния России. Предупреждаю, что я по пути моего рассказа буду
иногда разбрасывать заметки, хотя и отступающие зигзагами от
главного предмета моего <…> но которые могут быть интерес-
ны, как обрисовывающие тогдашнюю эпоху, или поучительны
для нынешних современников. Неминуемо придется мне часто
говорить о себе.
Оставив в 1820 году военную службу, я стал, следуя своим на-
клонностям, искать места по учебному ведомству. Бывший мой
начальник граф Остерман-Толстой перед отъездом своим в чу-
жие края письменно просил тогдашнего попечителя Харьковского
учебного округа Корнеева доставить мне место директора училищ
в этом округе. Между тем в ожидании ответа, который несколько
замедлился, дали мне знать, что в Казанском округе открылась ва-
кансия директора пензенских училищ, и советовали мне прямо об-
ратиться к попечителю округа М. Л. Магницкому. Этот совет был
приправлен разными жаркими похвалами лицу, к которому я дол-
жен был адресоваться.
Магницкий был тогда лицо сильное, пользовавшееся неограни-
ченной доверенностью министра духовных дел и народного про-
свещенья князя А. Н. Голицына, оторвавшего его у сердца своего
от невзгод, его поразивших, в одну и ту же грозу, павшую на голову
Сперанского. Я слышал о Магницком как о человеке острого высо-
кого ума, с необыкновенно увлекательным даром слова, изустным
и письменным, с блестящим научным образованием (он получил
воспитание в благородном пансионе при Московском университе-
те, где имя его красовалось золотыми буквами). Чарующая извест-
ность дружеского расположения к нему Сперанского придавала
еще более блеска его имени.
Вооруженный аттестатом моего бывшего начальника, копией
с письма его к попечителю Харьковского учебного округа, неофи-
348
Феоктистов Е. Магницкий. СПб., 1865.
175
циальным письмом статс-секретаря Н. М. Лонгинова349, при кото-
ром прислан мне был высочайший подарок за посвящение имени
государыни Елизаветы Алексеевны моих «Походных записок», я
явился к Магницкому. Он, по-видимому, жил очень скромно; един-
ственный слуга его тотчас доложил обо мне, и я тотчас был принят
в кабинет. Предо мною предстал человек высокого роста, с при-
влекательной наружностью, с голубыми умными глазами, с при-
ветливой речью. Он выслушал мою просьбу, быстро рассмотрел
мои бумаги, сделал мне несколько вопросов о моих религиозных
убеждениях (я был заранее предупрежден, что мне предстоит этот
искус, но не имел нужды лицемерить), проницательно посматри-
вая на меня, и, как мне казалось, прислушиваясь к моему голосу,
будто испытывал меня в искренности моих ответов, и, наконец,
сказал мне: «Признаюсь, ваша молодость несколько смутила было
меня, но рекомендация лиц, мною уважаемых, и ваши религиозные
правила, в которых, не сомневаюсь, ручаются мне, что вы будете
руководить юношество по истинному пути, и потому извольте по-
скорее подавать просьбу. Раз убежденный, я не люблю мешкать».
На другой день пошло обо мне представление к министру и, как
нарочно, встретилось с представлением попечителя Харьковского
учебного округа об определении меня директором училищ Хер-
сонской губернии, вследствие чего министр велел спросить меня,
на какое именно место желаю быть определен. Я предпочел Пензу,
как город ближайший к Москве, имеющий более здоровую мест-
ность, нежели Херсон, и представлявший мне ту выгоду по служ-
бе, что я знал уже лично моего будущего начальника, которым я
тогда, еще очень молодой человек, подчиняющий свои соображе-
ния первым чистым впечатлением, очаровался. К тому же Магниц-
кий, как я сказал, был в то время сила, обещавшая сделать много
хорошего для вверенного ему округа.
Это было время мистического настроения общества, у одних
искреннего, у других притворного, из угождения или подража-
ния сильным лицам. Начиная с первого камня того дивного храма,
349
Эту чистую, безукоризненную личность имел я честь встречать не-
редко в доме графа Остермана-Толстого.
176
который задуман был в гениальной голове Витберга350, но не мог
быть осуществлен по причинам, от него не зависевшим, и сколько
могли определить слухи тогда носившиеся, будто по недоброже-
лательству графа Аракчеева к князю А. Н. Голицыну, покровите-
лю художника, – начиная с этого камня и продолжая поэтическими
экстазами г-жи Крюденер, разными тайными и открытыми обще-
ствами, масонскими ложами и оргиями, описанными в «Воспо-
минаниях» Вигеля, все тогда было запечатлено религиозным или
политическим мистицизмом. Несмотря что все эти общества ос-
новывались для усовершенствования рода человеческого, люди не
делались лучше. Взяточничество было в полном разгаре; все было
продажное: места, жена, убеждения, обязанности...
<…> Я приехал в Пензу в самый разгар библейских обществ.
Губернией управлял тогда Ф. П. Лубяновский (ныне маститый се-
натор). Он принял меня с обычной своею любезностью, обещал
мне быть полезным, чем может, по моей должности и тотчас пред-
ложил меня в члены губернского библейского общества. Вслед
затем я должен был открыть отделение общества при гимназии.
Цель была прекрасная, но, как у нас делалось, все заботы членов
ограничились одной наружной деятельностью, формализмом, без
всякого разумного сочувствия к делу. О миссионерстве, как в чу-
жих краях, о распространении нравственно-религиозных понятий
в народе, не было и помину. О том как легко у нас вспыхивают
подобные учреждения по наитию сильных лиц и как скоро они га-
снут, не оставляя по себе животворного следа, когда эти лица исче-
зают или сходят с своих высоких ступеней, можно судить по тому,
как недолго продержались наши провинциальные библейские об-
щества. Отчего ж это? Оттого что эти благие учреждения вызваны
были не общественной нравственной потребностью, а желанием
подражать, угождать личностям.
350
Один приятель его, подозревавший, по прочтении моего «Басурма-
на», что я в Аристотеле-Фиораванти хотел олицетворить Витберга, повез
меня к нему, когда он незадолго до того возвратился из Вятки, места своего
временного изгнания, и жил в Петербурге на Песках в большой бедности.
Гениальный художник был так снисходителен, что занялся более часа разъ-
яснением идеи трехстепенного храма Спасителя на Воробьевых горах.
177
Главная забота членов состояла в том, чтобы продать, кому бы
то ни было, как можно более книг Священного Писания. Во всех
домах лежала на виду, в простом кожаном или богатом переплете,
Библия, в которую иной из обладателей ее никогда не заглядывал;
у кого не было такой выставки, считался чуть ли не еретиком. Пер-
вый греховодник, первый взяточник, погрязшая в разных интригах
женщина надевали на себя личину христианского миссионера. Де-
ятельность по этой продаже поглощала у меня много времени, да и
случалось приплачивать из своего тощего кошелька за те книги, за
которые бедные ученики не могли внести денег.
Заботы тогдашнего христианнейшего Казанского университета
и, по примеру его, подведомых ему гимназий ознаменовались еще
тем, что собирали со всего города нищую братию и угощали ее
трапезой, за которою прислуживали ученики.
<…> По возвращении моем в Пензу попечитель писал мне:
«Получив с удовольствием донесение ваше об осмотре Саратов-
ской гимназии и подведомых ей училищ, я усматриваю, что по-
ручение мое исполнили вы наилучшим образом. Отдавая полную
справедливость трудам вашим, усердию к службе и основатель-
ным сведениям по управлению учебными заведениями в христи-
анском духе, мне весьма приятно уверить вас, милостивый госу-
дарь мой, заранее, что не премину ходатайствовать, дабы отличные
заслуги ваши были награждены примерно. Между тем предлагаю
вам место директора Казанской гимназии, и в случае вашего на сие
согласие, прошу поспешнее уведомить меня».
Заметьте слова: «в христианском духе». Уж, конечно, в этом
духе, потому что я исполнил мои обязанности по долгу совести.
К этой заметке надобно присовокупить, что я не только пример-
ной, и никакой награды не получил. Письмо было от 18-го марта
1823 года. Означаю числа, чтобы показать фазисы расположения
ко мне Магницкого.
<…> Не прошло месяца с этого письма, как я получил от по-
печителя официальную бумагу, от 13 июня 1823 года, за № 846-м,
следующего содержания:
«Государь император, по докладу господина министра духов-
ных дел и народного просвещения, высочайше повелеть соизволил
178
назначить Казанскому университету, вместо штатной его суммы,
оброчные статьи, в ведении казенных палат находящиеся, в губер-
ниях Казанского округа, по моему избранию. Прилагая при сем
список предварительно избранным мною статьям по Пензенской
губернии, я прошу вас, милостивый государь мой, собрать о них
подробнейшие и, сколько возможно, положительные сведения на
самом месте отдачи их в оброк, или от людей совершенно знаю-
щих истинный доход каждой из сих статей.
Сведения сии должны состоять в следующем:
1) Какой выгоды может ожидать университет Казанский от об-
рочных статей Пензенской губернии, когда получит их в свое веде-
ние, независимо от платы, ныне содержателями их вносимой, ко-
торую можно узнать под рукою в казенной палате?
2) Сколько получает содержатель оных действительного дохо-
да?
3) Тот ли содержит статью, кто заключил на сие контракт, или
передана она другому, чрез сколько именно рук и по какой цене
переходила?
4) О мельницах вы в особенности удостоверитесь, верна ли
опись казенной палаты, то есть столько ли поставов находится при
мельнице как показано в описи, и в каком она положении, то есть
новая или ветхая.
5) Рыбные ловли должны быть описаны с такою же точностью,
как в рассуждении выгоды их, так и относительно дохода, ныне
содержателями оных собираемого; ибо ежели бы оказалось в неко-
торых уездах, что крестьяне не имеют на душу узаконенной про-
порции земли, то вместо оной могут быть взяты все без исключе-
ния мельницы и рыбные ловли. Для сведений, кои нужно будет по-
лучить в уездах, вы можете отправиться на основании 78§ Устава
учебных заведений.
Впрочем, вы ограничитесь осмотром только означенных в спи-
ске статей; но ежели узнаете от себя другие, лучшие, то для блага
университета доставьте мне о них подобные же описания.
Ежели посредством вашим значительно, – я разумею, вдвое
или более против настоящей цены, – может подняться оная, то
усердие ваше я доведу до сведенья господина министра духовных
179
дел и народного просвещения и буду просить его сиятельство о
представлении его императорскому величеству.
Попечитель Казанского учебного округа Михаил Магницкий».
Можно судить по этой бумаге, как важно было поручение, мне
сделанное, с какими затруднениями оно было сопряжено и какого
доброжелательства должен я был ожидать от лиц, заведовавших
оброчными статьями. Однако ж смущаться и раздумывать было не-
когда: во главе послания стояло имя, перед которым расступаются
все затруднения, и я принялся ретиво исполнять это поручение, ко-
торого мысль, вероятно, принадлежала горячей, эксцентрической
голове Магницкого. Так сужу, потому что эта мера не касалась ни
одного учебного округа, кроме Казанского.
Пустившись, как новый Язон, отыскивать для университета
золотое руно, и запасшись под рукой, вооруженной магическим
жезлом, делающим в мире чудеса, некоторыми основными сведе-
ниями, я признал за лучшее отправиться на самые места оброч-
ных статей. Беседуя с крестьянами как простой путешественник, я
узнал, что мне нужно было знать, лучше и вернее, нежели мог бы
это сделать от чиновников, заинтересованных в этом деле. След-
ствием моих разысканий было донесение попечителю, что если
исполнение предполагаемого поручать людям, которые будут бо-
лее хлопотать о пользе казны, нежели своего кармана, то оброч-
ные статьи могут дать без сравнения высшую цену (не помню, ка-
кая была мною означена), чем они дают ныне. Но все мои труды и
даже расходы по моему путешествию, не вознагражденные ничем,
пропали даром. Поступил ли тогда новый министр финансов, не
любивший играть в проекты, и нашел дело, затеянное Магницким,
неудобоисполнимым, мне не известно; знаю только, что предпо-
ложение и осталось предположением. Чтобы не начинать его на-
прасно, стоило только сообразить, как удобно было бы членам ми-
нистерства народного просвещения заниматься учебною частью и
заведовать оброчными статьями. Что же делать? Кошке игрушки,
а мышке слезки.
<…> Определенный директором Казанской гимназии, которая
тогда именовалась Императорскою, в память того что ее основал
император Павел Петрович, едва ли не в посещение свое Казани
180
(тогда же подарена была ей богатая библиотека князя Потемки-
на-Таврического, перешедшая потом в университет), я отправил-
ся в начале следующего лета к месту своего назначения. Во вре-
мя пути меня окурял, как будто против миазмов, ожидавших меня
в Казани, медовой аромат гречневых полей, расстилавшихся на
несколько десятков верст. По нескольким станциям я мчался как
вихрь на лихих татарских конях, управляемых бешеным татари-
ном-ямщиком. Казалось, я не чувствовал расстояний.
Вскоре по приезде моем в Казань поручена мне и должность
директора училищ губернии, с двойным жалованьем, по этому ме-
сту и месту директора гимназии, – новый знак внимания ко мне
попечителя. Ни прежде, ни после меня никто не занимал этих мест
в одно и то же время.
Осенью 1825 года приехал в Казань Магницкий. После пред-
варительных экзаменов в гимназии, продолжавшихся несколько
дней и ежедневно им посещаемых, происходил торжественный
акт. Читая отчет об управлении гимназии за академический год,
я окончил его следующей речью (напечатанной впоследствии во
II-й части «Славянина», журнала, издававшегося в 1827 году Во-
ейковым351): «При этом торжественном случае могу ли я умолчать
об одном из приятнейших предположений наших? В то время,
когда единодушным соревнованием наших соотечественников по
всему протяжению России возводятся памятники великим мужам
ее: Ломоносову на берегах Двины, меценату Демидову в стенах
Ярославля, герою Донскому на полях Краснохолмских, Ришелье
у вод Черного моря, – в то самое время, когда благодарность не
есть только долг, а собственное наше удовольствие и слава, оста-
нется ли Казанская гимназия равнодушной к памяти Державина,
получившего в ней начальное образование? Здесь гений долго ис-
пытывал силы свои; здесь одобрение наставников было первым
лавровым листком того венца, которым со временем почтило его
восторженное отечество. Отсюда, презирая свое будущее попри-
ще, вышел он на первые опыты славы. Смело можем сказать: Дер-
жавин был наш воспитанник. Кому же уступим честь первенства
351
Воейков А. Ф. (1778/1779–1839) – русский поэт, переводчик, литера-
турный критик, издатель, журналист. Член Российской академии.
181
в почтении достойным образом памяти великого? Я полагал бы
воздвигнуть ему здесь приличный памятник с его изображением и
надписью: «Воспитаннику своему Гаврилу Романовичу Держави-
ну Казанская гимназия». За усердное выполнение этого дела руча-
ются мне любовь к просвещению почтеннейших сочленов моих и,
конечно, здешних сограждан, которых в сем случае предупредил
я только словом, а не чувствованиями». Присутствующий на акте
управлявший тогда губернией А. Я. Жмакин объявил тут же, что
он готов собранием пожертвований осуществить предположение
мое в случае соизволения на то правительства. Последствия из-
вестны: памятник Державину стоит на площади против универ-
ситета. Горжусь, что я положил первый камень в основание этого
памятника.
При выходе с акта попечитель горячо благодарил и обнимал
меня, и тут же предложил мне место инспектора студентов в уни-
верситет. Вскоре в Московских Ведомостях изъявлена мне благо-
дарность за отличное устройство гимназии. Как я ни отговаривал-
ся от предлагаемой мне должности, как я ни представлял, что буду
полезнее на прежнем своем месте, Магницкий настаивал, чтоб я
занял ее; скрепя сердце я должен был повиноваться. Инспекто-
ром был тогда Г. Ф. Вишневский, благородный, добрый, истин-
ный джентльмен по своей жизни и в обращении с студентами. Его
жена, урожденная Еропкина, умная, примерная мать, нежная спут-
ница его жизни, в которой они испытали много невзгод, содержала
женский пансион, прекрасно устроенный, с целью оградить свое
семейство от нужды и дать приличное воспитание детям. Негодо-
вал ли попечитель на мягкость характера Вишневского или по дру-
гой причине желал его удаления, мне неизвестно. Он не был еще
уволен от должности инспектора, и мне поручено было пока ис-
правление ее; следственно, я поступал на место, которое еще было
номинально занято.
Я переехал в университет, и за мною затворились двери в свет-
лый мир моей жизни.
Магницким сделано было много на увеличение и украшение
зданий университета, на устройство церкви (по образцу домашней
князя А. Н. Голицына в Петербурге), библиотеки, физического ка-
182
бинета, обсерватории, одним словом, все, что можно было сделать
денежными средствами, щедро ему отпускаемыми. И это все оста-
лось бы навсегда памятником попечительства его, если бы в этих
сооружениях не вмешались расчеты, о которых, основываясь на
фактах, упоминает г. Феоктистов в своей статье. Что до меня, то я,
по своей должности не вмешиваясь в экономические дела универ-
ситета и не стараясь разведывать темные пути, которыми они про-
водились, не скажу ничего ни за, ни против. Правда, у Магницкого
был чиновник, правая рука его, который любил занимать деньги, и
когда кредиторы напоминали ему о долге, старался чем-нибудь от-
мстить им. Если б я не боялся резко выразиться, я упомянул бы при
этом французскую пословицу: Tel maitre tel valet352. Здание универ-
ситета соответствовало своему назначению, но чтоб эти палаты,
эти камни, прекрасно сложенные и изукрашенные, можно было в
самом деле признать тем, чем они титулуются на фронтоне золо-
тыми буквами, надо чтобы дал им высокий смысл животворный
дух прогресса, чтобы юноши, посещающее аудитории, находили в
них для ума и сердца здоровую, с потребностями времени и успе-
хами наук обновляемую пищу. Что ж, если для утоления голода хо-
чешь припасть к груди матери, а тебе предлагают коровий рожок,
хоть бы и в золотой оправе, с прокислым молоком?
С попечительством Магницкого была учреждена и новая долж-
ность директора университета. До меня занимал ее медик Влади-
мирский, очень недолго. Прекрасный сначала, он через несколько
месяцев никуда не годился. Люди переставлялись как шашки в ру-
ках опрометчивого игрока. На его место поступил доктор меди-
цины и хирургии, надворный советник Трифон Егорович Л-ров.
Хирургические операции он вздумал делать и над университетом.
Раздражительный от природы и по болезни, он по временам до-
ходил до исступления. Говорили, что он родом из южных славян,
но в нем были все инстинкты их азиатских соседей. Он постоянно
употреблял опиум в сильных приемах. В один из пароксизмов сво-
его раздражения он прописал себе такую ужасную дозу, что апте-
карь не решился отпустить ее без рецептуры официального врача
Фукса (который был и ректором университета). Можно судить, как
352
Каков поп, таков и приход (фр.).
183
приятно было мне находиться в ежедневных сношениях с такой
личностью. Расскажу только один пример его любезного обраще-
ния со мной. Раз я как-то заболел и послал к нему вместо себя
своего помощника, надзирателя, служившего и соглядатаем за мо-
ими действиями, с ежедневной рапортичкой. Взбешенный, что не
я сам пришел, и не разбирая причины, по которой я не мог придти,
он приказал моему помощнику сказать мне, что он плюет на мои
рапортички. Этого я не мог вынести; хотя больной, я оделся, от-
правился к нему и расквитался с ним по правилам Ветхого Завета,
после чего ему так не поздоровилось, что он был вынужден при-
бегнуть к усиленному приему опиума. Через месяц, два, он пошел
к праотцам своим.
Уже до меня в университете была ломка всему, что в нем пре-
жде существовало. Начальники, профессоры, студенты – все под-
чинялось строгой клерикальной дисциплине. Науки отодвинулись
на задний план. Гонение на философию доходило до смешного фа-
натизма, если фанатизм, в чем бы он ни проявляется, может быть
когда-либо смешон. Например, во всех аудиториях на кафедрах
вычеканен был золотыми буквами текст, приноровленный против
этого злохудожественного учения. Руководства немецких ученых,
как растлевающие душу, были изгнаны из университетских курсов;
преподавание многих учебных предметов, основываясь на бого-
словских началах, как будто готовило студентов в духовное звание.
Профессор русской литературы читал большей частью духовное
красноречие; образцом слога, по предложению попечителя, слу-
жили некоторое время Чети-Минеи. Имена Карамзина, Батюшко-
ва, Жуковского, Пушкина не смели произносить на лекциях. За то,
что профессор всеобщей истории строго придерживался подобных
начал и читал ее по Боссюэту, он прозван был русским Боссюэтом.
Также и несколько других профессоров облечены были в почетные
имена европейских ученых – имена, которые так же шли к тогдаш-
ним казанским знаменитостям, как бородачу-прасолу353 кафтан
маркиза или сутана кардинала. Профессор поэзии, добрый стари-
чок, в иссохшей голове и сердце которого не было и чутья поэзии,
353
Прасол – оптовый скупщик скота и разных продуктов (обычно мяса,
рыбы) для перепродажи.
184
почитатель не только Хераскова, но и графа Хвостова, удостоился
названия пресловутого во время оно французского литературного
законодателя (не помню хорошо, Лагарпа или Боало, которого он
перевел несколько сатир). На лекциях его разбирали одни пере-
ложения Псалмов. Только с увольнением Магницкого он дерзнул
написать и напечатать в «Казанском Вестнике» пасторальное сти-
хотворение в подражание идиллии И. И. Дмитриева, кончавшейся
стихом: «Ты рвешь цветы с ее могилы». С каким восторгом подал
он мне номер журнала, в колыбели которого почивало это ново-
рожденное дитя, и потирая себе руки, сказал: «Вот-ста каковы мы
теперь», как будто посягнул на отчаянный подвиг.
Долгом почитаю оговорить, что и в мое время, помимо без-
дарностей, были достойные преподаватели и ученые, служившие
науке с любовью и пользой, как то: медики Фукс и Лентовский,
естествоиспытатель и археолог Эйхвальд, ориенталисты Казембек
и Эрдман, астроном Симонов, математик Брашман. Говорили, что
профессор математики Лобачевский пишет какой-то курс этой нау-
ки, долженствующий сделать в ней громадный переворот; но когда
издан был этот курс, оказалось, по суждению компетентных кри-
тиков, что гора родила мышь. В одно время был любимцем Маг-
ницкого француз Жобар, знаменитый борьбой с ним, утомивший
своими жалобами трех министров: князя Голицына, Шишкова и
графа Уварова до того, что ему велено было выехать из России.
Бешеный его характер свернул ему голову, умную, начиненную хо-
рошими познаниями. Г. Феоктистов достаточно упоминает о нем в
своей статье. Лектор немецкого языка К., ловкий человек, бывший
прежде католиком, потом лютеранином, перешел наконец в право-
славие. Церемония миропомазания была торжественная. Магниц-
кий, бывший не даром его крестным отцом, исходатайствовал ему
Владимирский крест 4-й степени. Не только студенты, даже про-
фессоры воспитывались в строгой дисциплине. «Вы жалуетесь, –
говорил мне профессор Никольский, подняв руку и сложив три
пальца в виде благословения, между тем как в душе своей нена-
видел меня, – вы жалуетесь, государь мой, что ныне служба здесь
тяжела. Посмотрели бы, что было до вас». И начал он мне пове-
дывать чудеса только что минувшего времени. За профессорами
185
наблюдали, чтоб они не пили вина. Из числа их, некоторые весьма
воздержные, но привыкшие пред обедом выпивать по рюмке водки
в свой адмиральский час354, ставили у наружных дверей на караул
прислугу, чтобы предупредить грозу нечаянного дозора. Таким об-
разом, прислушиваясь к малейшему стуку и беспрестанно огляды-
ваясь, преступник дерзал ключом, привешенным у пояса, отворять
шкаф, где в секретной глубине хранилось ужасное зелье. У одного
из ученых мужей, которому прописали вино в микстуре, был ди-
ректором, внезапно посетившим его, запечатан сосуд, вмещавший
в себе запрещенное питье. Медик, осмелившийся прописать такое
лекарство, равно как и пациент его, остались на замечании. Толь-
ко один доморощенный Боссюэт, настоящий революционер про-
тив магометова кодекса, не являлся на лекции по целым неделям.
На торжественных университетских обедах и в мое время пили то-
сты не шампанским, а медом. Студенты подчинялись строгим мо-
настырским правилам. Не говоря об общих утренних и вечерних
молитвах при восстании от сна и отходе ко сну, везде в учебных за-
ведениях соблюдаемых произносились еще молитвы перед завтра-
ком, обедом и ужином и после них. За завтраком дежурный студент
читал вслух духовную книгу, за обедом тоже, за ужином тоже, и
все это при неминуемом стуке тарелок, ложек, ножей и вилок, при
разносе прислугой кушаньев. Прекрасные, святые слова непре-
менно ударяли в слуховой орган, в нем и пропадали, потому что
нельзя было в одно время слушать внимательно и утолять голод.
Много ли этих слов в эти часы пали на сердца слушателей? Все
что для молодых людей должно было быть духовной потребно-
стью, делалось уже докучным бременем, противно словам Боже-
ственного Учителя: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко». Студент,
ставивший свечи к образам и клавший большое число земных по-
клонов, был на замечании отличного. Всякий здравомыслящий че-
ловек убежден, что нравственно-религиозные начала должны быть
поставлены в основание всякого воспитания, необходимы на всех
путях жизни, но разве эти начала не могут ужиться мирно с нау-
Адмиральский час – укоренившееся со времен Петра I шуточное

354
выражение, обозначавшее час, когда следовало приступать к водке перед

обедом.
186
ками, разве должны вытеснять их из учебных заведений? Обста-
новка карцера и дисциплина для содержавшихся в нем доставили
бы богатые сюжеты для кисти Гогарта355. С удовольствием могу
сказать, что ни один студент не был посажен мною в это чисти-
лище. От стен университета, хотя и обновленных, веяло каким-то
холодом, какою-то гнилью старых аббатств. К чести студентов мо-
его краткого инспекторства я должен сказать, что не слыхал ни об
одном буйном или безнравственном поступке их. <…>
Магницкий был в Петербурге. В это время стали приходить
оттуда и разноситься у нас вести, что он отшатнулся от бывшего
своего покровителя князя А. Н. Голицына, и вместе с графом Арак-
чеевым, под крыло которого перебежал, начал действовать против
него разными интригами. Еще в бытность свою в Казани он стал
холоднее относиться к князю и горячее к графу, с которым будто
бы затевает новое христианское общество. Христианское! Едва ли
не в то время, когда владыка Грузина ходил обвязанный платком,
омоченным в крови своей любимицы, которую зарезали крепост-
ные люди, не вынесшие ее тирании. Едва ли не в это же самое вре-
мя написал Магницкий свой знаменитый сон в Грузине. Вероятно,
под покровом господствующей тогда силы он стремился на место
другой, колеблющейся. Честолюбие ослепило его.
Скончался император Александр Павлович; на престол всту-
пил новый государь. Быв еще великим князем, он видел, как «без
лести преданный» во зло употреблял царское доверие и возбуждал
против себя всеобщую ненависть. Участь Аракчеева была реше-
на. Помню еще живо резко замечательный вечер (директор Л-ров
был тогда). Я сидел в своей комнате в нижнем этаже университета.
Студенты уже спали; кругом царствовала глубокая тишина. Вдруг
слышу какую-то тревогу, все в доме засуетилось, дежурный над-
зиратель прибегает ко мне и дрожа вполголоса объявляет мне, что
приехал неожиданно попечитель в сопровождении полицейского
чиновника...
355
Хогарт У. (1697–1764) – английский художник, основатель и круп-
ный представитель национальной школы живописи, иллюстратор, автор
сатирических гравюр.
187
Несколько дней не принимал он к себе никого, кроме своих ин-
тимных. Наконец, я явился к нему. Он принял меня сухо, холодно;
мутные глаза его выражали мне какое-то недоброжелательство.
Что было особенно причиной этого обращения со мной, я до
сего времени не знаю. Догадываюсь только, что вскрыли мое пись-
мо, где я описывал некоторые эксцентричности его управления
университетом, и письмо было им прочитано; может быть, он уз-
нал, что я ел скоромное в постный день, или что-нибудь подобное.
Министр не согласился уволить инспектора Вишневского; он
поступил снова на свое место после четырехмесячного моего ин-
спекторства, показавшегося мне годами. В это время я получил от
попечителя Московского учебного округа Писарева приглашение
служить под его начальством. Обращаюсь к Магницкому с прось-
бой уволить меня в отпуск; он мне решительно отказывает, и когда
я спрашиваю о причине этого отказа, наотрез и даже с сердцем
отвечает: «Не отпускаю, и только». Я несу тяжелое ярмо его неудо-
вольствия и ограничиваюсь должностью директора училищ.
Магницкий пытается еще раз съездить в Петербург и так же
неблагополучно возвращается назад.
Во дни своего падения он предается мистическим галлюцина-
циям, спит на медвежьей шубе, разосланной на полу, рассказывает
своим приближенным, как посетила его в прошедшую ночь Пре-
святая Дева и пр. Приезжает ревизор, генерал Желтухин, попечи-
тель уничтожен. Он высылается на житье то в Ревель, то в Одессу,
или Херсон, и влачит жизнь свою не сопутствуемый ничьей любо-
вью, кроме родных, ничьим сожалением. А сколько мог бы он сде-
лать добра, сколько благотворного света мог бы он, по своему уму
и образованию, разлить на свое ведомство, если бы не увлекли его
на ложный путь эксцентрический его характер и ложное честолю-
бие. Спрашивают меня, действительно ли он был по убеждению
фанатик. Да, он был фанатик, когда думал этим выиграть у силь-
ных лиц; не знаю, чем бы он был, если бы ветер подул на него с
другой стороны.
<…> Прекрасным, красноречивым словом проводил Магниц-
кий прах Сперанского в его вечное жилище. Кто из читавших это
слово не помнит того места, где он описывает, как некогда бед-
188
ный семинарист с котомкой на плечах вступал в ворота Алексан-
дро-Невской Лавры, и как теперь вступает он, по окончании своей
славной, полезной отечеству жизни, в те же ворота – графом, укра-
шенный высшими знаками отличия, провожаемый русским венце-
носцем и первыми сановниками империи!
Жаль, что не могу сказать: это была последняя, лебединая
песнь Магницкого...
И. Лажечников.
25-го октября 1865 г.
П. Т. Морозов356
Мое знакомство с М. Л. Магницким
(печатается по: Морозов П. Т. Мое знакомство
с М. Л. Магницким. М., 1877. С. 1–23)
Было навечерие нового года (одного из тридцатых; какого
именно, не припомню). Я жил тогда в Одессе и издавал основан-
ный мною Новороссийский Календарь. Надо было проведать, как
идет продажа моего издания накануне календарного года. Рише-
льевская улица, где жил мой книгопродавец Сорон, пестрела гу-
ляющими и экипажами. Кратковременная стужа, посещающая
Одессу в конце декабря, прекратилась; южный ветер нес с берегов
Босфора влажное тепло и множество судов, вступавших длинною
вереницею в гавань. Было свежо, но приятно. В палисадниках и на
соборной площади появилась зелень, оазисы которой виднелись
далеко по степи за городом; а море уже приняло яхонтовый празд-
ничный цвет, гремя и шумя волнами и как будто беседуя о бес-
конечном. Все было светло, радостно; везде представлялось изо-
билие. У зеленщиков на Греческой улице, на лотках, красовались
огромные кочны цветной капусты и ползали гигантские омары,
только что привезенные из Царяграда. Хороша была в тридцатых
годах Одесса. Но главную прелесть составляла дружба членов ее
общества, которое составляло как бы одну семью, при всем раз-
нообразии положений и народностей. Дело в том, что был центр,
356
Морозов П. Т. (1808–1881) – член Общества сельского хозяйства
Южной России, писатель.
189
все соединявший и примирявший: то был мудрый и общительный
граф М. С. Воронцов357.
В Одессе много жило тогда замечательных людей, которых
можно было встречать на дообеденной прогулке по Ришельевской
улице, заменявшей нам Невский проспект. Мое путешествие к
книгопродавцу Сорону было счастливо в этом отношении. Неда-
леко от театра я встретил А. С. Стурдзу358, медленно пробиравше-
гося по тротуару. Он не скоро отвечал на мое приветствие, потому
что по близорукости с трудом узнавал людей. Рассмотрев меня, он
сказал: А это вы? Qù dirigez vous vos pas?359 Я отвечал, что иду к
Сорону справиться о продаже календаря. Как теперь помню тог-
дашние слова Стурдзы: «Носится слух, – говорил мне он, – об ос-
вобождении крестьян; но поверьте, что крестьянский вопрос тесно
связан с восточным. Если восточные христиане и наши крестьяне
будут освобождены под влиянием западного лжелиберализма, то
участь тех и других сделается еще хуже; но главное, в тех и других
поколеблется вера. Я лучше люблю видеть Грецию под игом турок,
а крестьян в крепостной зависимости, нежели дожить до лжели-
берализма у нас и в Элладе. – Приходите к нам обедать: я вам по-
кажу любопытные письма из Греции; по ним видно, что убийство
Каподистрии подготовлено Англиею. Но будет же конец ее злоде-
яниям; ударит, наконец, давно ожидаемый час освобождения вос-
точных христиан и, исполнив долг, возложенный на нее Провиде-
нием, Россия распустит свое многочисленное воинство и займется
устройством не только своего царства, но и одряхлевшей Европы».
Увы, предчувствия опытного дипломата до сих пор не сбылись, но
сбудутся непременно: я в этом совершенно уверен.
357
Воронцов М. С. (1782–1856) – русский государственный деятель,
генерал-фельдмаршал, генерал-адъютант, герой войны 1812 года. В 1815–
1818 гг. – командир русского оккупационного корпуса во Франции. В 1823–
1844 гг. – новороссийский и бессарабский генерал-губернатор; в этой долж-
ности много способствовал хозяйственному развитию края, строительству
Одессы и других городов. В 1844–1854 гг. – наместник на Кавказе.
358
Стурдза А. С. (1791–1854) – дипломат и писатель из аристократиче-
ского рода Стурдза, исследователь политических и религиозных вопросов.
Cын молдавского боярина, на русской дипломатической службе достиг
чина тайного советника.
359
Куда вы направите ваши шаги? (фр.)
190
Вслед за Стурдзою встретился мне добрейший И. Н. Инзов,
который говорил мне много о процветании его немецких колоний
и просил зайти посмотреть редкие семена, которые привезли к
нему. К нам подошел граф Ланжерон и сказал: Eh bien, messieurs,
l’annee commence bien; mais je crois qu’il finira mal360. Обратившись
ко мне, он спросил: comment va votre commerce?361 Я торговлею не
занимаюсь, отвечал я. – Vous vous etes donné retiré les poches bien
remplis!362 – Да что вы, граф? Я никогда торговлею не занимался. –
Ah, je vous ai pris pour m-r Philbert. Pardon, a present je vois que vous
etes m-r Morosow363. Граф был воплощенная рассеянность. Распро-
щавшись с нами, он быстро пошел к магазину Шарля, стал глядеть
на выставленные для продажи маски и повторял: Ah, les masques!
Il faut les voir! A present on ne peut pas aller sans masque: il est plus
indispensable que l’habit364.
У входа в магазин Сорона я встретил ехавшего верхом графа
Михаила Семеновича, который приветствовал всех с такою до-
брою и грациозною улыбкою, что подобной ей ни у кого не встре-
тишь. Наконец я достиг книжной лавки и не без волнения серд-
ца спросил, как идет продажа календаря. – Прекрасно, – отвечал
Сорон, – у меня остается только три экземпляра, присылайте еще
и получайте деньги». Я поспешил воспользоваться его предложе-
нием, потому что многим задолжал. Кончив счет с Сороном, я за-
метил недалеко от меня стоявшего генерала Алексея Ивановича
М…ва (Макарова. – Прим. ред.), славившегося в Одессе математи-
ческими сведениями, большим телескопом и страшно-холодным
домом. Возле него стоял старик высокого роста с очень тонкими
чертами лица и вообще прекрасною наружностию, показывав-
шею, что он привык видеть не только хорошее, но и высшее обще-
ство. Знаете ли вы, сказал мне на ухо Алексей Иванович, кто это
360
Ну, господа, год начался хорошо, но я думаю, что это плохо кончится
(фр.).
361
Как идет ваша торговля? (фр.)
362
Вы известны тем, что хорошо набили себе карманы! (фр.)
363
Ах, я принял вас за месье Фильберта. Простите, теперь я вижу, что
вы г-н Морозов (фр.).
364
Ах, маски! Нужно их видеть! Сейчас нельзя ходить без маски: это
так же важно, что одежда (фр.).
191
со мною? – Нет, – отвечал я. – Это Михаил Леонтьевич Магниц-
кий. Вслед за сим он представил меня как молодого литератора,
издавшего два Альманаха и знакомого с естественными науками.
Магницкий подал мне руку, сказал какой-то комплимент и вскоре
вышел. «Умнейший человек (сказал мне М…в), но суеверен, как
крестьянин. Представьте: у него огромные иконы, перед которыми
теплится день и ночь лампада». Алексей Иванович воспитывался
в Париже и вышел оттуда если не с энциклопедическими сведе-
ниями, то с духом энциклопедистов XVIII века. Он не понимал,
как умный человек может молиться высшему творческому разуму.
По его мнению, ум должен быть вроде ползучих по земле расте-
ний, боящихся света солнечного. Бессознательно был он одним из
членов той враждебной России партии, которая внесла к нам пре-
зрение ко всему отечественному и религиозному и вместе с сле-
пым подражанием Западу.
Так началось мое личное знакомство с М. Л. Магницким, но
заочное знакомство с ним было давно сделано по слухам и по рас-
сказу известного также татарина Ахмета Аксенова, и вот каким об-
разом.
Я учился в университетском пансионе и проводил праздники
и вакации365 у дяди моего Д. А. Яковлева, где квартировал Ахмет
Аксенов вместе с привезшим его знаменитым в тогдашнее время
адвокатом Овчинниковым, который, как давно знакомый моему
дяде, въехал прямо к нему без церемонии и привез с собою своего
клиента: по законам тогдашнего гостеприимства, остановиться в
гостинице, имея родных и знакомых, было неприлично. Дядя мой с
удовольствием поместил у себя Овчинникова и Ахмета; они жили
у него около года на полном его содержании. Аксенов и брат его
Абдул были преданы Магницким суду по подозрению в делании
фальшивых ассигнаций, и Овчинников взялся доказать их невин-
ность за 10 т. рублей, разумеется, ассигнациями366. Ахмет был ода-
рен природным умом и получил магометанское образование, ко-
Вакации – каникулы.
365
Ассигнации – бумажные деньги, выпускавшиеся в России с 1769 г.

366
В связи с резким обесценением и введением серебряного монометаллизма

аннулированы 1 января 1849.
192
торое преподается учеными муллами детям богатых татар. Он не
только хорошо говорил по-русски, но и правильно писал на этом
языке. Сверх того он знал арифметику и решал в голове сложные
задачи. Особенно хвалился он знанием Корана и всех его толкова-
ний. «Коран, батюшка (говаривал Ахмет) невелик, но толкований
больно много». Кроме разных легенд о Пророке, Ахмет рассказы-
вал мне содержание дела, по которому он судился в Сенате. По сло-
вам его, Магницкий произвел у него ночью обыск и, отыскав одну
фальшивую ассигнацию, по его же распоряжению подброшенную,
велел сковать и посадить в острог его и все его семейство, от чего
он впал в тяжкую болезнь, а жена его лишилась жизни. Ахмет счи-
тал Магницкого хуже сатаны и уверял, что он человек самый опас-
ный, замышляющий зло против целой России.
Симбирские помещики, приезжавшие к моему дяде, также
дурно отзывались о Магницком, говоря, что он притесняет поме-
щиков и бунтует крестьян. Один профессор Казанского универси-
тета громко жаловался на Магницкого, объясняя, что он в высшей
степени притесняет профессоров и даже заставляет их давать под-
писки в том, что не будут пить пуншу, который, по словам почтен-
наго профессора, сильно способствует обильному отделению вся-
кой испарины, а в том числе и мыслей.
Все эти рассказы, слышанные мною в детстве, ожили в моей
памяти при личном знакомстве с Магницким. Но ужели, думал я,
этот учтивый красавец-старик – тот самый человек, который на-
водил ужас на симбирских помещиков и профессоров Казанско-
го университета? Скоро я должен был сильно усумниться во всем
мною слышанном о злодеяниях, приписываемых Михаилу Леон-
тьевичу.
Мы обменялись с Магницким визитами и часто видались в
разных домах, особенно же на вечерах у графини Эдлинг, сестры
Стурдзы. Эти вечера по четвергам представляли много привле-
кательного и поучительного. Там собирались каждую неделю
А. С. Стурдза и Александр Григорьевич Тройницкий, издатель
Одесского Вестника на французском языке Рене, полковник Ми-
клевич, восторженный музыкант и ревностный почитатель Ме-
стра, а также много молодых людей из Ришельевского лицея. Маг-
193
ницкий говорил большею частью на французском языке и удивлял
нас парадоксальностью своих замечаний. Так, однажды графиня
Эдлинг сказала ему: «Вот теперь многие из французских писате-
лей стали говорить с уважением о предметах религиозных». «Тут
нет ничего отрадного, – возразил Магницкий, – это воры, похитив-
шие церковные сосуды, которые звенят украденным серебром».
Много Магницкий рассказывал о своей жизни в Париже при Напо-
леоне I-м. Вот что сохранилось в моей памяти из этих рассказов. Я,
говорил Магницкий, находился при нашем посольстве во Франции
и часто видал Наполеона I-го. Он был в беспрестанном движении
и напоминал гиену, посаженную в клетку. Во всем у него были
видны сатаническая гордость и презрение к людям, хотя он был
очень любезен с нами и называл молодых людей, служивших при
посольстве, мальчиками-министрами (garcons-ministres). Презри-
тельная бесцеремонность его доходила до крайности. Раз был бал в
Тюльери, гостей собралось много, но хозяин долго не показывался.
Наконец мы увидели, что он идет из внутренних комнат, перевали-
ваясь с ноги на ногу. Из такой походки придворные заключили, что
император не в духе. Не отвечая никому на приветствия, Наполеон
подошел к столу, сильно ударил кулаком и сказал: «Австрия объяв-
ляет мне войну; завтра пойду в поход, а через неделю буду в Вене».
После этих слов он ушел обратно, и все гости разъехались. Угроза
Австрии была для них единственным угощением.
Но более всего Магницкий любил говорить о Казанском уни-
верситете и Симбирском губернаторстве своем. «Вы не можете
представить, – говорил он, – что такое чиновник в провинции и
профессор-сотрудник. Я приехал в Симбирск поздно ночью; не-
медленно явился ко мне полицеймейстер. Я спросил его, что у них
делается. Он отвечал: сего дня был завтрак у Ахмета Аксенова, а
вечером по случаю царского дня, горели вензеля Государя Импера-
тора и вашего превосходительства. – Откуда вы взяли мой вензель,
спросил я, и куда его поместили? – У нас в прозрачной картине под
вензелем Государя Императора сделана четырехугольная вырезка,
в которую вставляется вензель губернатора. Узнав о вашем назна-
чении, мы вынули начальную букву имени прежнего губернатора
и поставили букву М., которая и была прекрасно освещена. – Куда
194
же вы девали вензель старого губернатора? – Сдали в архив и при-
шли к делу о почестях, воздаваемых губернаторам и иным высо-
копоставленным лицам. – Нельзя ли, сказал я, подарить мне мой
вензель? На другой день вензель был ко мне принесен, и я храню
его, как вещь весьма курьезную. Лишь только рассвело, в прием-
ной зале моей стали собираться чиновники. Я не замедлил к ним
выйти и увидел такую коллекцию, какой с роду не видывал: точ-
но четвероногие стали на задние лапы и надели шитые ошейники.
На некоторых виднелись ленты и звезды. Физиономии были раз-
личные. Одни были круглы, как полная луна; другие худы, длин-
нолицы, с изображением страха и ожидания наказаний, словно по-
мешанные собаки. На всех лицах были видны пошлость и страх.
Я начал мое знакомство с председателя Уголовной Палаты и спро-
сил его, много ли у него решено дел в течение года. Он отвечал,
что не припомнит и знает только, что преступников не щадили и
произведено 1000 ударов кнутом и 2000 плетьми. Вскоре первый
советник Губернского правления выступил вперед и произнес мне
приветственную речь, в которой умолял меня подражать милосер-
дию Божию и не быть строгим к их грехам. Я отвечал им: Господа,
строгим к вам быть нельзя; и не буду убеждать вас не брать взяток,
потому что это противно вашей натуре, но скажу вам одно: берите,
но не дерите. С этими словами я удалился, и чиновники разошлись,
по-видимому довольные моим приемом. Едва я вошел к себе в ка-
бинет, как мне доложили о прибытии купца 1-й гильдии, Ахмета
Аксенова. Я не хотел его принимать, но приятель мой А. А. Столы-
пин сказал мне: ‟Примите; это человек замечательный, он страшно
богат и имеет большое влияние на дела. К прежним губернаторам
Ахмет ходил без доклада”. Я велел просить. Вошел старик полный,
румяный, с улыбкою самодовольствия на лице. Поздравляю ваше
превосходительство с приездом, сказал он очень развязно и поло-
жил на стол бывший у него в руках узел. Что это за узел? – спросил
я. – Это на поклон вашему превосходительству маленький пода-
рок, всего 20 т. Будешь милостив, каждый год буду приносить по
5-ти т. Ты не богат, жалованье небольшое, а расходы велики; при-
ми, не побрезгуй малым приношением. Магомет сказал: ‟Яблочко
из рук друга лучше царства от человека нелюбящего”. Я вспыхнул
195
и сказал, что взяток не беру, а подобных ему людей умею обличать
и преследовать. Узел был брошен мною татарину в лицо. Он его
спокойно поднял, поклонился и, выходя, сказал: ‟Будь умник, ваше
превосходительство; возьми подарок и не заводи пустых дел; меня
не перетянешь”. Я велел отослать оставленные Ахметом деньги
в Приказ общественного призрения и стал собирать сведения о
соблазнителе губернаторов. По справкам оказалось следующее.
За несколько лет перед сим Ахмет явился к одному из Симбир-
ских губернаторов и сказал следующий спич: ‟В. п.367, знаешь, что
в Буинском уезде появились разбойники; твоя полиция не сладит
с ними, а я их переловлю: дай мне только приказ требовать людей
и лошадей для преследования злодеевˮ. Губернаторский секретарь
сильно подкреплял предложение Ахмета, и просимый им откры-
тый лист был ему выдан. Вооруженный таким документом, Ахмет
стал требовать в чувашских селениях людей и лошадей в самую
рабочую пору. Взвыли чуваши от такого гонения и стали просить
помилования. Ахмет дал на их мольбы такой ответ: ‟Слушайте,
чуваши! Беспокоить вас не стану, но и вы с своей стороны испол-
ните мою просьбу. Вы платите в казну подати; платите их мне, а я
уже за вас буду взносить в казначейство; ведь вам же будет легче.
Да вот еще что: у вас много мельниц, отдайте мне их все на арен-
ду за сходную ценуˮ. Чуваши согласились и поблагодарили еще за
такую милость. В самом деле, с тех пор они стали жить спокойно:
Ахмет взыскивал с них двойные подушные, половину взносил в
казначейство, половину оставлял у себя. Мельницы доставили ему
большой доход от продажи муки, а более от особенно выгодной
фабрикации: он учредил на этих мельницах заготовление фальши-
вых ассигнаций в огромном количестве и скупал на них пшеницу.
При таком искусном устройстве финансов Ахмет быстро разбога-
тел и, назначив жалованье всем губернским и уездным властям,
стал силою непреодолимою».
«С этою-то силою (продолжал Магницкий) мне пришлось бо-
роться, не страшась слов, сказанных Ахметом при выходе из мо-
его кабинета: ‟меня не перетянешьˮ. Вскоре я увидел, что мои
чиновники и полиция на стороне Ахмета и ловить его не будут.
367
Ваше превосходительство.
196
Я просил Столыпина дать в мое распоряжение откупную стражу.
Он согласился, и я с помощью его объездчиков обыскал мельни-
цы Ахмета. При обыске нашлось 300 т. фальшивых ассигнаций,
но инструментов не отыскано: после узнал я, что один объездчик
уведомил Аксенова о предстоявшем обыске и получил за извеще-
ние сто рублей. Проведав о беде, Ахмет прекратил свою фабрика-
цию и инструменты зарыл в землю, но произведений спрятать не
успел. После такой улики, какой было отыскание 300 т. новеньких
фальшивых ассигнаций, я счел себя вправе арестовать великого
симбирского деятеля и назначил следствие. Сверх того при обыске
найден тюфяк, заключавший в себе секретную переписку Ахме-
та с Петербургом и Москвою; тут были письма многих лиц, кото-
рые благодарили Ахмета за присылку денег, означая их употребле-
ние, и обещали всегдашнее покровительство. Деньги, смотря по
их роду, назывались: ассигнации – документами князя Хованско-
го; серебряные рубли – груздями, а полуимпериалы – рыжиками.
Всю эту переписку я представил министерству внутренних дел и
таким неосторожным поступком нажил себе много неприятелей.
Следствие над Ахметом было произведено плохо и принесло не-
мало пользы следователю: по окончании его он купил большой
дом и стал жить богато. Несмотря на все снисхождения, оказыва-
емые местными властями Ахмету, Уголовная Палата приговорила
его брата Абдулмена к ссылке в Сибирь на поселение; но по жало-
бе Ахмета Сенат отменил это решение и приговорил к наказанию
одного Абдулмена, взявшего все на себя. Братья обещались ему
выплатить большую сумму денег, на которую он устроился в Си-
бири очень прилично и завел там какую-то фабрику, на которой,
как говорят, продолжал выделку фальшивых ассигнаций. ‟Много,
говорил Ахмет, выбрано в моем лесу груздей и рыжиков, которые
дурак губернатор не хотел взять; мне сделал убыток, а себя погу-
бит. Видно, что башка неторговая; считать не умеетˮ.
Таким образом, мне пришлось выслушать историю Ахмета
сначала от него самого, а потом от Магницкого.
У Михаила Леонтьевича был портфель курьезных бумаг, со-
бранных им во время его службы, которые иногда он приносил на
вечера к графине Эдлинг. Из этих бумаг в моей памяти сохранил-
197
ся рапорт одного советника Симбирского губернского правления,
адресованный губернатору, следующего, примерно, содержания:
«Имею честь донести вашему превосходительству, что, прибыв в
селение такое-то для усмирения бунтующих крестьян, я наказы-
вал их розгами, бил палками, заключал в кандалы; но, истощив
все меры кротости, я не мог их привесть к повиновению, а пото-
му полагаю, что нужно прибегнуть к мерам строгости». Вот с ка-
кими людьми, говорил Магницкий, мне приходилось иметь дело.
О жестокости симбирских помещиков у него были ужасные рас-
сказы. Преследованием виновных в этих жестокостях он возбудил
против себя негодование целой губернии. Магницкий при каждом
случае вспоминал о проявлении этого негодования. Так на обеде,
данном Одесским обществом градоначальнику Алексею Иракли-
евичу Левшину, он, сидя возле меня, сказал мне: Это напоминает
мне мой отъезд из Симбирска. – Вам тоже давали обед? – спросил
я. – Нет, – отвечал он, – но с радости о моем удалении было выпито
все шампанское в Симбирске, так что на другой день моего отъез-
да не осталось ни одной бутылки.
Кончив борьбу с симбирскими чиновниками, татарами и поме-
щиками, Магницкий начал ее с профессорами Казанскаго универ-
ситета. «Здесь (говорил он) мне было еще труднее. При осмотре
университета я отменно был удивлен, найдя в числе его почетных
членов аббата Грегоара, одного из самых яростных членов Париж-
ского Конвента, подписавшего смертный приговор Людовику XVI-
му. Грегоар в самой Франции считался в числе цареубийц, которые
не допускались в царствование Бурбонов ни к каким должностям.
В бумагах университета я нашел письмо Грегоара, в котором он
благодарит университет за избрание и посылает для его библио-
теки все свои сочинения, а в них на первой странице красуется
его знаменитая речь о свойствах царей. Цари, говорит Грегоар, в
человечестве то же, что чудовища в физическом мире. История ца-
рей есть мартирология368 народов. Вот какие назидательные книги
Мартиролог (тж. мартироло́гий; от греч. μάρτυς – свидетель; греч.

368
μαρτύριον – доказательство) – список признанных мучеников, имена кото-

рых приводятся в календарном порядке в соответствии с датой их мучени-
чества. В настоящее время слово «мартиролог» часто используется для
198
хранились в Казанском университете для чтения молодых людей!
Министр просвещения, которому я донес о моем открытии, пред-
писал мне исключить Грегоара из числа почетных членов Казан-
ского университета и сочинения его истребить, что мною было ис-
полнено с большим удовольствием и торжественностию: я велел
сжечь их на университетском дворе. Вскоре я убедился, что дух
Григоара пребывал в университете. Профессоров я должен был
разделить на два класса: одни были заражены атеистическими и
лжелиберальными теориями и искусно передавали их студентам
при удобном случае; другие не имели враждебных намерений
против веры и правительства, но действовали в том же смысле из
тщеславия, почитая, что быть человеком вполне православным и
монархическим значило быть отсталым. Наконец все они были не
труженики науки, а торгаши ею. Очищение и усмирение личного
состава университета, к чему я считал долгом прибегнуть как хри-
стианин и Русский, наделали мне много опасных врагов, оклеве-
тавших меня в Петербурге и бывших причиною назначения надо
мною следствия».
Магницкий рассказывал нам все подробности этого следствия,
произведенного генералом Желтухиным; но о том много говорено
и писано в разных журналах. Я положил себе правилом (говаривал
Магницкий) посвятить всю жизнь свою борьбе с лжеучением. Я
говорил в Главном правлении училищ: правительство наказывает
молодых людей за то, что они выучились тому, чему так усердно
их учили. В самом деле, не преподается ли открыто, что Француз-
ская революция была благодетельным явлением, что она провоз-
гласила права человечества, и не выставляются ли Брут и Кассий
образцами, достойными подражания? Когда-нибудь убедятся, что
я говорю правду и приступят к сериозному преобразованию наших
учебных заведений; теперь же они из молодых людей делают ка-
ких-то евнухов, вырезывая у них веру, любовь и все, что составля-
ет достоинство человека. Мне говорят, что не должно смешивать
веры с наукою и что последняя должна быть самостоятельною и
независимою; но я убежден, что только в послушании вере наука
обозначения перечня лиц, подвергшихся преследованиям или страданиям

и т. п.
199
может делать истинные успехи. Ее история это ясно показывает:
без веры наука не имеет прочного основания и не разрешает во-
просов самых близких человеку. Квинтилиян369 говорил когда-то
римлянину: «Пусть другие изучают движение светил и занимают-
ся изысканием мрамора. Это не твое дело, римлянин: твое дело
повелевать вселенною». Подобную речь, по мнению Магницкого,
можно обратить к русскому человеку, сказав ему: «Твое дело оза-
рять и согревать вселенную светом православия и теплотою хри-
стианской любви; твое дело создать новую науку и новое искус-
ство, вполне проникнутые духом Христовым, в замене ложной на-
уки, возникшей под влиянием язычества и безверия».
О конституционном правлении Магницкий говорил с презре-
нием. Это, по его мнению, полная ложь и бессмыслица – распу-
стить народ и связать власть; дать свободу ногам и оковать голову:
что может быть нелепее этого?
Конституция, возражали мы Магницкому, ограждает от произ-
вола и притеснений со стороны власти. – Ваши так называемыя на-
родные собрания (отвечал нам в своих беседах Магницкий) терпи-
мы и сносны, пока довольствуются субсидиями и ролью актеров,
забавляющих публику; но когда оне вздумают сериозно мешаться
в дела, их разгоняют Кромвели370 и Наполеоны; или правительство
падает, и государство дорогой ценой восстановляет правильное те-
чение общественного порядка, а иногда и навек погибает. Чест-
ный, правдивый человек и не согласится быть конституционным
Наполеоном.
Но посмотрите, говорили мы, на Англию и Америку. – Большая
ошибка, отвечал Магницкий, принимать два современные факта
один за причину другого и делать выводы, подобные следующим
изречениям: палка в углу стоит, следовательно, не идет дождь.
В Англии процветают торговля и земледелие и есть конституция;
из этого заключают, что причина благоденствия Британских остро-
вов происходит от конституции, тогда как она заключается в свой-
Марк Фабий Квинтилиан (ок. 35 – ок. 96) – римский ритор (учитель

369
красноречия), автор «Наставлений оратору».

370
Кромвель О. (1599–1658) – вождь Английской революции, в 1653–
1658 гг. – лорд-протектор Англии, Шотландии и Ирландии.
200
ствах англо-саксонского племени, деятельного, рабочего и прак-
тичного. О нем можно сказать, что оно одно может переносить
неудобства конституционного правления. Франция хотела подра-
жать Англии, но подверглась ужасным бедствиям. Что касается до
Америки, то она еще не прожила ста лет и уже страдает от многих
общественных болезней и без сомнения сделала бы неизмеримо
более, если бы не тратила много времени на выборы, на которых
голоса явно продаются.
Магницкий имел отвращение от железных дорог и уверял, что
скакание по ним произведет новую болезнь и послужит средством
к быстрому распространению существующих болезней. Одна дама
сказала Магницкому: Вы часто говорите правду; но для чего быть
очень односторонним? – А позвольте спросить вас, – сказал Миха-
ил Леонтьевич, – сколько сторон будет на страшном суде? – Разу-
меется – две, – отвечала она. – Вот я стараюсь выбрать правую, и
это вы называете односторонностию.
Живя в Одессе, Магницкий занимался литературою. Многие из
его статей помещены в Одесском альманахе и Вестнике. Он очень
не любил одесскую полицию, собирал о ней многие сведения,
представлял их бывшему одесскому градоначальнику Александру
Петровичу Толстому, от которого они поступили в министерство
внутренних дел. В Петербурге нашли, что Магницкий мешается
не в свои дела и не живет спокойно: ему было велено выехать из
Одессы в Херсон.
По ходатайству графа Воронцова Магницкому вновь позволе-
но было возратиться в Одессу; но он жил здесь недолго и скончал-
ся в Одессе, 75 лет от роду.
Что сказать еще о Михаиле Леонтьевиче? Нет сомнения, что
он пламенно желал добра, но ревность его была не по разуму. Ему
вредила болезнь, которой он не подозревал в себе и которою стра-
дает русское общество. Это внутренний деспотизм, желание ис-
полнить немедленно свою волю, страсть к ломке и нововведениям,
презрение к советам других людей. Такая болезнь заражает и те-
перь многих, особенно лжелибералов. Посмотрите на многих гу-
бернаторов: они не принесли ожидавшейся от них пользы, потому
что хотели быть не правителями, а преобразователями, и вместо
201
созидания занимались одною ломкою. Председатель земского со-
брания не входил в него со смирением для того, чтобы научиться
у коллективного ума; нет, он входил туда с предвзятыми идеями и
полным презрением ко всему, что с ними несогласно. Либеральные
учреждения ничего не значат, если деспотизм не истреблен в серд-
цах; а это может сделать только живая вера в Спасителя, соединен-
ная с исполнением Его заповедей о любви и смирении. Не даром
сказано: где дух Господень, тут свобода.
Магницкий верил этому, но не был вполне проникнут духом
Христовым, хотя старался привлечь его. Дух истинного благоче-
стия не легко и не скоро приобретается.
Сверх того, в Магницком не было уменья действовать на людей
и управлять ими. Он скоро приходил к столкновениям и ссорам; он
любил щеголять в обществе остротами и изяществом языка, по-
лагая, что вполне усвоил себе хороший тон избранного общества.
Во всяком случае, обвинение в лицемерстве и жестокости, па-
давшее на Магницкого, должно быть признано клеветою. Люди,
лично знавшие Магницкого, не могут читать без негодования напр.
«Сумасшедший Дом» Воейкова, где так беспощадно поруган Маг-
ницкий, льются через край личная глубокая ненависть, площадная
брань и отсутствие той сдержанности, какую всякий должен иметь
по отношению к человеку, бывшему во власти и находящемуся в
несчастии.
Павел Морозов.
Из одесских воспоминаний П. Т. Морозова

(печатается по: Морозов П. Т. Из Одесских воспоминаний
П. Т. Морозова // РА. 1877. Кн. 3. С. 324–330)
В один из «одесских четвергов» графини Эдлинг, когда я вошел
в гостиную, общество сидело вокруг большого стола и слушало
чтение А. С. Стурдзы, брата домохозяйки. Протяжным и отчет-
ливо-определительным голосом читал он из своих записок отры-
вок о характере русского народа. По словам Стурдзы, этот народ
представляет счастливое соединение гения азиатского с европей-
ским. От первого заимствовал он покорность властям и какую-то
202
величавую преданность судьбе, возвышенную христианством; от
последнего – деятельность в торговле и промышленности и спо-
собность к ним, угадывающую требования утонченной роскоши,
которой сам он непричастен. Что касается до политических связей,
то А. С. Стурдза полагал, что только православные народы могут
быть нашими верными союзниками. На католиков и лютеран наде-
яться невозможно: они утратили дух Христов, дух любви и едине-
ния и прониклись духом ненависти, раздора и политического ос-
лепления под влиянием папской власти, лютеранства и происшед-
шего от них образа мыслей, называемого философиею XVIII века.
России, утверждал Стурдза, предназначено спасти и устроить За-
падную Европу, как она это сделала в 1812 году, который неминуе-
мо должен повториться в более обширных размерах. Либо гегемо-
ния России, либо гибель Западной Европы от превратных учений и
бешеных страстей. Титул больного человека принадлежит не одно-
му султану, но и тайным друзьям его, оплакивающим освобожде-
ние Греции и Провидением устроенное сражение при Наварине,
в котором, видимо, явилась мышца высокая, проведшая Израиля
сквозь Черное море.
По окончании чтения кто-то прочел все, что мог припомнить из
стихотворения на Наваринское сражение, напечатанного в Journal
des Debats. Стихотворение это, в самом деле, прекрасно. У меня
остались в памяти первые стихи:
Gloire a toi, Albion, reine des ondes,
Gloire a l’aigle des tzars, qui plane sur deux mondes,
Gloire a nos fleurs de lys don’t l’eclat est si bea371.
По окончании чтений графиня Эдлинг сказала мне: «Не знаете
ли куда девался Магницкий? Его давно нигде не видно». Ни я и ни-
кто из бывших на вечере не могли отвечать на этот вопрос удовлет-
ворительно. Известный собиратель новостей, барон Ф. объявил о
слухах до него дошедших. Одни говорили, что Магницкий бежал в
Константинополь и сделался поставщиком невольников и неволь-
ниц; другие утверждали, что видели его на дороге в Москву. Пол-
ковник Д. уверял даже, что Магницкого схватили ночью и увезли
371
Слава тебе, Англия, царица волн; слава царскому орлу, парящему
над двумя мирами; слава нашим лилиям, блеск которых так прекрасен.
203
в Сибирь. На другой день я отправился на квартиру Магницкого,
где мне сказали, что он уехал из Одессы, не объявив никому, куда
отправляется. Прошла неделя, и наступил новый четверговый ве-
чер графини Эдлинг, на который собрались обычные посетители,
Стурдза, Тройницкий, Розберг, я и др. Полковник Д. сообщил слух,
что под мостом, ведущим через балку, близ дома купца Новикова,
найдена голова Магницкаго, которую известный антиквар Бларам-
берг набальзамировал и поместил в своем музее древностей, где
выдает ее за голову понтийского царя Скилюра372. Этот слух раз-
несся по городу, и на другой день толпа любопытных осаждала
домик Бларамберга, требуя показать голову Магницкого. Испуган-
ный антикварий вынес бюст, найденный в Керчи, который, по его
разысканиям, не мог быть ничьим, кроме Понтийскаго царя Ски-
люра, и объявил, что Магницкий никогда в Понте не царствовал;
потом (как рассказывал одесский острослов Д.) «каламбура два-
три толпе влепил, да тем и заключил».
Антикварий Бларамберг известен многими сочинениями о
древностях Новороссийскаго края; он собрал большое количество
Этрурских373 ваз, обломков и медалей, между которыми с особен-
ною гордостию показывал одну медаль, выбитую, по его мнению,
в память сражения при Акциуме374, вознесшего императора Авгу-
ста в главу Римской республики. Бларамберг с любовию к древно-
стям соединял страсть к каламбурам и удивительную к ним спо-
собность. Я обедал у него часто по воскресеньям. У него собира-
лось французское общество. Гости старались подражать хозяину;
непрестанно сыпался огонь каламбуров на всех языках.
Раз, пред самым обедом, пошел проливной дождь, и мы, т. е. я,
поэт Туманский и Безак, жившие вместе и постоянно посещавшие
воскресные обеды Бларамберга, не могли к нему отправиться по
372
Скилур – царь Тавроскифии II в. до н. э. При нем Скифское государ-
ство простиралось до Днепра и Южного Буга. Основал новую столицу –
Неаполь Скифский.
373
Этрурия – область древней Италии. Названа по имени жителей стра-
ны – этрусков.
374
Решающее морское сражение вблизи мыса Акциум (31 г. до н. э.)
между флотами Марка Антония и Октавиана Августа, завершившее пери-
од гражданских войн в Риме.
204
неимению крытого экипажа. Антикварий наш догадался, что мы
не будем и придумал послать обед к нам на дом. В три часа явился
в нашей квартире посланец с огромным узлом и запискою, напол-
ненною прекурьезными каламбурами на языке г-жи Курдюковой.
Вот некоторыя из мест этой записки: Ce pois vous montrera tout le
poids qui est sur mon Coeur a cause de votre absence375; желе скажет
вам, сколько я жалею о том, что вы не приехали; le jambon vous
dira le regret des gens bons, qui sont reunis autour des ravigotes; si le
rostbeef n’est pas coupable, c’est moi qui suis coupable376.
Кроме каламбуров и радушного гостеприимства, на обеды к
Бларамбергу привлекали две дочери его, которые считались первы-
ми красавицами в Одессе. Однажды на бале у графа Воронцова Ту-
манский сказал Пушкину: «Ну придумай какой-нибудь экспромт».
– Изволь, – отвечал Пушкин и импровизировал следующие
стихи:
Так, вы над всеми взяли верх;
Пред вами преклоню колена,
О величавая Елена,
О Зинаида Бларамберг.
На обедах Бларамберга много было шутливых толков об исчез-
новении Магницкого.
Прошло около месяца. У меня был небольшой вечер; гости мои
сидели за чайным столом. Михаил Петрович Розберг, объяснявший
с Шеллинговой точки зрения ношение духа над водами хаоса, ду-
нул в самом деле на свечку и погасил ее, сказав: вот будет нечаян-
ный гость. На этот раз примета сбылась: зажженная свеча осветила
входящего Магницкаго. «Вы ли это, Михаил Леонтьевич? Откуда в
час полночи?» – спросила его жена моя. «А вот у вас кстати само-
вар; сделайте-ка моего чаю». При этих словах Магницкий вынул
из кармана несколько пакетов с чайными пробами. «Я ездил в Мо-
скву, чтобы избавить вас от скверного кантонского чая, которым
наводнена Одесса; на будущей неделе у меня откроется магазин
375
Этот горошек покажет вам всю тяжесть, которая лежит на моем
сердце из-за вашего отсутствия (фр.).
376
Окорок расскажет вам о сожалении хороших людей, которые объе-
динены вокруг соуса; если ростбиф не будет признан виновным, винова-
тым буду я (фр.).
205
настоящих кяхтинских чаев. Мне стало досадно смотреть на бессо-
вестное надувательство англичан продажею нам по дорогим ценам
никуда не годного чаю», – говорил нам потом Магницкий. «При-
знаюсь, я вообще не люблю Западную Европу, но Англию нена-
вижу. Она, по моему мнению, скопище лицемеров, лже-либералов
и ненавистников рода человеческого. Выгода Англии совершенно
противоположна выгодам материка Европы. Наполеон I-й был глу-
боко убежден в этом. Не будет мира в Европе, – говорил он, – пока
Англия не будет обессилена, и ослабление Англии сделал задачею
своей жизни». – «Но Россия, – возразил Тройницкий, – ведет об-
ширную торговлю с Англией и получает от нее большие выгоды». –
«Это совершенная неправда, – возразил Магницкий. – Вся внешняя
торговля ничего нам не приносит кроме убытка. Во-первых, наши
деньги принимаются по произвольно-уменьшенной цене, так что
мы теряем около 20 % на одном курсе, который составляет каку-
ю-то контрибуцию или плату за вход на европейский базар. Отчего,
например, наш рубль, равный 4-м франкам, идет при плате за ино-
странный товар за 3½ франка и ниже? Объясните мне это. Обида и
притеснения явны; всякий русский человек их почувствует; а по-
нять, что 4 = 3 ½ мы не в состоянии».
Австрийский консул Том: Вы забываете, что здесь дело идет
только о бумажном рубле.
Магницкий: Скажите же нам, г. консул, что такое русский бу-
мажный рубль?
Том: Бумажный знак, который имеет только номинальную цен-
ность.
Магницкий: Извините: посмотрите хорошенько на эту ассиг-
нацию, что на ней находится? 1) объявление, что ассигнация обе-
спечивается имуществом и доходами всей империи; 2) орел Рус-
ский, который, как мы недавно слышали в стихах на Наваринское
сражение, парит над двумя мирами и не может падать ни на поле
битвы, ни на арене финансовой. Если вексель с двумя надежными
подписями считается верною бумагою, то, как может подлежать
упадку наша ассигнация, которая есть вексель за подписью всех
русских людей? 377.
377
Вспомним, что до 1812 г. Магницкий был правою рукою Сперанского.
206
А. Г. Тройницкий. Однако падает, и в 1812 году доходила до
25 копеек за рубль!
Магницкий: Тут виноват министр финансов граф Гурьев, ко-
торый стал принимать в казну за 25 рублей 100 рублевую ассигна-
цию, выпущенную за 100 целковых. Монетная единица была поте-
ряна из виду, и учредился нелепый лаж.
– Вы, Михаил Леонтьевич, далеко ушли от наших вопросов,
сказал я ему; удовлетворите прежде нашему, исполненному уча-
стия, любопытству: скажите, что делали вы в Москве?
Магницкий: Странствовал по чайным торговцам и много про-
шел мытарств. Прежде всего я обратился к К. Меня подвезли к
большому дому, где я по задней лестнице, темной и грязной, дол-
жен был взобраться в 4-й этаж. Здесь нашел я хозяина. Он сидел
на деревянных креслах в виде буквы Х. без всякой подушки. Я сел
против него на такие же кресла. Х. стал против икса и означил, что
мы два друг другу неизвестные существа. Нас разделял простой
сосновый стол с полкою посредине и ящиками, для выдвигания
которых были вбиты гвозди; стены были грязны и покрыты ли-
тографиями с фигурами китайцев. Я объяснил К. мое намерение
открыть в Одессе торговлю кяхтинским чаем и уменьшить привоз
туда кантонскаго чая. «Этим, – прибавил я, – расширится ваша тор-
говля и дастся маленький щелчок англичанам». «Так-с, – отвечал
мне К. – Дело недурное, а сколько у вас капитала, батюшка? Самая
малая доля, которую мы можем принять для того, чтобы допустить
к участию в наших делах и тайнах, это 500 т. рублей». «Ну, – отве-
чал я, – у меня далеко нет этого». «Стало быть, проваливайте, отец
родной. Ваше предложение нам неподходно; а если хотите торго-
вать чаем в Одессе, то купите у нас на наличные деньги 100 цыби-
ков378 и заплатите за открытие вам некоторых тайн, необходимых в
нашей торговле. Сделав это, наживайтесь с Богом». Я сказал, что
это мне неподходно. «Ну так проваливайте, батюшка; мне теперь
говорить более некогда». И я должен был провалиться с высоты
4-го этажа на грязный двор. Не буду описывать моих переговоров
с прочими чайниками. Все те же слова и та же обстановка. Один
из моих патронов спросил меня: «А долго ли вы были молодцом?»
378
Цыбик – обшитый кожей ящик, содержащий чай.
207
(т. е. приказчиком). Наконец мне удалось найти доброго человека
Б., который согласился отпустить мне чай в кредит и на свой счет
его отправить.
– А тайны чайной торговли он вам открыл? – спросила графиня
Эдлинг.
– Открыл, – отвечал Магницкий, – но взял честное слово нико-
му их не открывать.
Чрез несколько времени на магазине Сорона появилась выве-
ска с надписью: The des caravans и изображением верблюдов, везу-
щих цыбики; но покупщиков явилось мало: одесские жители, при-
выкшие к дешевому кантонскому чаю, продолжали употреблять
его, несмотря на статьи Одесского вестника о низкой доброте это-
го чая. Скоро замысловатая вывеска была снята, а Магницкий и
подобранная им компания ликвидировали свои счеты с большим
убытком.
– Что делать! – отвечал Магницкий спрашивавшим его о при-
чине неудачи в торговле. – С англичанами бороться трудно, но
было бы возможно. Эта борьба необходима. Я не охотник до На-
полеона 1-го; все им предпринятое было безумно, кроме континен-
тальной системы и свекловичного сахара. За это можно помянуть
добром пленника св. Елены. Свекольный сахар утвердился, и фа-
брикация его доставляет огромные пособия сельскому хозяйству.
Что касается до континентальной системы, то это орудие когда-ни-
будь тоже будет употреблено в пользу. Континентальная система и
тесный союз России с Францией: вот что может освободить Евро-
пу от британского насилия, которое подчиняется в свою очередь
жидовской эксплуатации. Связь англичан с жидовскими банкира-
ми и грабеж, ими производимый, прикрыт непроницаемым лице-
мерством.
Через несколько дней после этой выходки я встретил Магниц-
каго у А. С. Стурдзы, где мы оба получили приглашение посетить
его сестру графиню Эдлинг в ее бессарабском имении Манзыре.
Приняв с благодарностию приглашение, мы отправились вчетве-
ром из Одессы по Тираспольской дороге. Со мною ехали: Ф. М. Га-
малей, председатель Одесского коммерческого суда и Магницкий
с сыном. Оставив Одессу в четыре часа пополудни, мы на рассвете
208
приехали в Тирасполь, находящийся на берегу Днестра; на другой
стороне реки возвышалась Бендерская крепость с белыми башня-
ми и стенами. Грозная твердыня эта укрывала когда-то в стенах
своих свирепых пашей с сильным гарнизоном и Карлом XII. Те-
перь там, как и везде у нас, исправник, уездный судья, повытчики,
квартальные и все старые знакомые власти. Странным показалось
мне встретить на Днестре таможню, в которой осмотрели наш эки-
паж, как будто бы мы ехали за границу и как будто не было в Бен-
дерах Земского суда и прочих принадлежностей Руси. В настоя-
щее время таможни на Днестре сняты. Переправа через быстрый
Днестр совершилась скоро, и мы очутились на земле, о которой
сказал поэт:
Сия пустынная страна
Священна для души поэта,
Она Державиным воспета
И славой Русскою полна.
Чрез несколько часов мы надеялись пить чай в Манзыре, но
вышло иначе. На первой Бессарабской станции писарь встретил
нас страшным в былое время для путешествующих словом: «нет
лошадей». Мы, по обыкновению, стали спорить, требовать; более
всех горячился молодой Магницкий, на имя которого была взята
подорожная. Смотритель показывал книгу и успокоивал скорым
возвращением лошадей; но когда Михаил Леонтьевич стал поддер-
живать требование сына, то смотритель, вспомня о своем четы-
рнадцатиклассном достоинстве, стал посреди комнаты фертом и,
обратясь к старику Магницкому, сказал, указывая на его сына: «Ну,
пусть его благородие бранит меня, он офицер, а вы какое имеете
право обращаться ко мне с требованиями? По подорожной, напи-
санной по указу Его Императорского Величества и проч. и проч. и
проч., вы ничто иное как будущий379». – «Нет, – отвечал Магниц-
кий, – я не будущий, а прошедший». – «Извините, – возразил смо-
тритель, – вы едете как будущий. Если бы вы были прошедший,
379
Будущий – в подорожных означает «спутник, человек, едущий при
другом». Подорожная – до появления железнодорожного сообщения –
официальный документ, удостоверяющий право пассажира пользоваться
для передвижения определенным количеством почтовых лошадей.
209
то в подорожной было бы сказано с двумя будущими и одним про-
шедшим, а этого там нет. Вот и выходит, что вы настоящий буду-
щий. Я десять лет смотрителем и подорожные изучил. Раз проез-
жающий офицер хотел надуть меня, уверяя, что я обязан будто бы
давать ему безденежно лошадей и все съестное, находящееся на
станции; он ссылался на слова: ‟и проч. и проч. и проч.ˮ; но я отве-
чал, что это неправда и вытребовал за все деньги, потом донес об
этом происшествии уездному почтмейстеру, прося разрешения; но
он предписал мне исполнять закон буквально, а все-таки не объяс-
нил, правда ли был проезжий, уверявший меня, что и проч. и проч.
и проч. суть три кушанья, которые сверх лошадей должны быть
отпускаемы безденежно». – «Скажите спасибо за доброе предзна-
менование, – сказал, смеясь Ф. М. Гамалей Магницкому, – четыр-
надцатиклассный предсказывает вам счастливую будущность. Мо-
жет быть, вас снова призовут на службу». – «Моя служба, – возра-
зил Магницкий, – немногие остающиеся мне дни жизни кончить в
мире и покаянии».
От нечего делать мы принялись пить чай, по окончании которо-
го смотритель, получивший за самовар хорошее вознаграждение,
явился с отрадным вопросом: «Не прикажете ли закладывать?»
К обеду мы приехали в Манзырь, где нашли самый радушный при-
ем и хозяйство, устроенное образцовым образом.
По возвращении в Одессу я узнал, что предзнаменование,
сделанное Магницкому названием его будущим, отчасти испол-
нилось, хотя в самом ничтожном размере. Михаила Леонтьевича
избрали директором Одесского клуба, которым он управлял три
года и сделал в нем значительное умножение сумм. Но смотри-
тель не вполне угадал будущее Магницкого, который впрочем не
верил ни приметам, ни предсказаниям. Он любил повторять стихи
Виктора Гюго:
Tu ne prendras pas
Demain a l’eternel.
Demain c’est Waterloo,
Demain c’est St. Helene,
Demain c’est le tombeau380.
380
Твое завтра не вечно. Завтра – это Ватерлоо; завтра – это св. Елена;
завтра – это могила.
210
После Магницкого не осталось ровно никакого состояния, кро-
ме разных рукописей. Из них любопытными мне показались сле-
дующие: 1) Собрание копий курьезных бумаг из деловой перепи-
ски; 2) Статья об иллюминатах и тайных обществах.
Тайные общества, особенно иллюминаты, по мнению Магниц-
кого, имеют целию: уничтожить на земле два великих учреждения:
царство и священство. Из копий курьезных бумаг я припоминаю
следующие: 1) Рапорт Бахчисарайской полиции князю Воронову
о том, что в городе Бахчисарае происходило землетрясение и что
причина этого землетрясения полициею не открыта. 2) Указ Се-
ната на имя Симбирского губернатора Магницкого с замечанием
за то, что он написал в своем рапорте Правительствующий Сенат
думает. В указе сказано: «Дать знать Симбирскому губернатору,
чтобы он вперед от подобных выражений воздержался, потому
что Правительствующий Сенат не думает, а определяет. 3) Указ
Сената о сложении штрафа, наложенного на Мордвинова и Сто-
лыпина за фруктовую водку, выгнанную ими без платежа акциза
из крымских арбузов, потому что арбуз не есть фрукт, а продукт.
4) Письмо председателя Бессарабского уголовного суда К., писан-
ное в ответ на конфиденциальный вопрос князя Воронцова о том,
почему в представленном генерал-губернатору приговоре крестья-
нин Архипов, обвиненный в маловажной краже, приговорен к ста
ударам плетьми. В этом письме гуманный председатель пишет, что
он также находит приговор чрезмерно строгим, но изменить его
не мог, потому что писец оставил мало места для означения рукою
председателя числа ударов. Ни одно из чисел кроме ста не подхо-
дило к пробелу, он и поставил сто; переписка же приговора потре-
бовала бы много времени и могла бы навлечь на суд обвинение в
медленности, чего он никогда не заслуживал. Князь Воронцов не
утвердил приговора об Архипове, а представил его в Сенат вме-
сте с письмом деятельного председателя, который был отставлен
с награждением чином и пенсиею, а приговор был смягчен. 5) Ра-
порт губернской типографии губернатору, вымышленный Магниц-
ким в припадке острословия. В этом рапорте типография доносит,
что от невнимания наборщиков перевелись л (люди), а в изобилии
находится ч (червь); д (добро) также почти вовсе нет: оно избито
211
прессом до того, что выходит в виде нуля, а с (слово), перетертое
посередине немецкими наборщиками, выходит в виде двух крюч-
ков. На это последовал будто бы такой ответ: места, где нужны
л (люди), вовсе упразднить в тексте. Русское с (слово) заменить
чем-нибудь другим, например вместо осел печатать орел. В видах
же соблюдения казенного интереса должен быть пущен в ход забы-
тый ч (червь): так вместо пасть можно писать часть, когда дело
идет о нападениях волков. Но вместо Порта отнюдь не ставить
чорта, а также начальника порта не именовать начальником чорта;
а вместо лестный можно писать честный и пр.
Л. С. Мацеевич Одесские заметки о Магницком381

1. Неизданная рукопись Магницкого
(печатается по: Мацеевич Л. С. Одесские заметки о Магницком
[Неизданная рукопись Магницкого. Из воспоминаний о Магниц-
ком протоиерея М. К. Павловского. Могила Магницкого] //
РА. 1898. № 2. Стлб. 223–229)
В библиотеке Одесской духовной семинарии хранится толстая
переплетенная рукопись, пожертвованная ей протоиереем Михаи-
лом Карповичем Павловским, бывшим профессором богословия в
Новороссийском университете. В начале этой рукописи о. протои-
ерей сделал такую собственноручную приписку:
Рукопись эта подарена мне Михаилом Леонтьевичем Магниц-
ким, скончавшимся в Одессе в 1844 году. Рукопись составлена
Магницким в бытность его попечителем в Казани, по известным
Катехизическим наставлениям Флери, с приспособлениями к уче-
нию Православной Церкви. Цель составления рукописи, как объ-
яснял мне Магницкий, была – издать ее в свет как дополнение к
Катехизису преосв. Филарета, чего, впрочем, не успел он сделать
за увольнением своим от службы и переселением на жительство из
Казани в Одессу, в начале 30-х годов. Магницкий много хлопотал
над этой рукописью. Из поправок, сделанных на рукописи рукою
Магницкого, видно, что самое название рукописи немало затрудня-
381
Мацеевич Л. С. (1843–?) – археолог, преподаватель латинского языка
в Одесской духовной семинарии.
212
ло его. То название, какое в оригинале употреблено: «Пространные
Наставления в Священной Истории и в догматах веры», почему-то
не удовлетворяло переводчика: он называет труд свой то «Новым
сокращением Священной Истории», то «Беседами или разговора-
ми отца с сыном», то «Домашним повторением Православного за-
коноучения», то наконец «Ручным, семейственным Богословием».
Жертвую рукопись сию в библиотеку Одесской семинарии с по-
корнейшею просьбою не забыть в молитвах семинарской церкви,
которую создать да благопоспешит Господь, и составителя рукопи-
си, моего духовного сына, раба Божия Михаила, в вере и покаянии
скончавшегося. Одесса, 2-го июня 1874 года. Протоиерей Михаил
Карпов сын Павловский.
Прибавим от себя. Рукопись эта написана крупным писар-
ским почерком. Во многих местах есть поправки рукою Магниц-
кого. Разделяется она на две части. Первая – историческая, и ей,
по-видимому, решено было дать такое заглавие: «Новое сокра-
щение Священной Истории для старшего возраста». Заглавие это
дает нам понятие, что это новый труд Магницкого сравнительно с
известною в печати книгою его: «Священная История для детей
первого и второго возраста». Разделяется это «новое сокращение»
на параграфы, которые называются уроками. Последний урок LIII
(53) озаглавливается так: «О соборах и символах веры». Вторая
часть рукописи, догматическая, должна была, по-видимому, в кон-
це концов носить такое заглавие: «Семейственное богословие или
беседы отца с сыном о догматах веры». Отдельные параграфы ее
носят названия сначала бесед, потом разговоров, а в конце – тоже
уроков. Последний урок LI (51) об Елеосвящении.
2. Из воспоминаний о Магницком
протоиерея М. К. Павловского
Протоиерей М. К. Павловский, первый магистр 6-го курса Ки-
евской Д. Академии, еще доселе здравствует в Одессе. Он уже
88-летний старец. Это замечательнейший из старожилов Одессы.
Живя в ней с 1833 г., он приобрел всеобщее глубокое уважение как
законоучитель, профессор богословия, проповедник и духовник.
213
У него много самых интересных воспоминаний. Он был в друже-
ских отношениях с Магницким, Стурдзою, архиманд. (потом епи-
скопом) Порфирием Успенским, семейством князей Репниных и со
многими другими достопамятными людьми, знаком был с Гоголем,
когда тот жил в Одессе. Мы имели счастие не раз беседовать с глу-
бокоуважаемым отцем-протоиереем, слышать его воспоминания и
всякий раз, придя домой, старались записать что-либо из того, о
чем он вспоминал. В настоящий раз сообщаем нечто из воспоми-
наний его о Магницком.
…Магницкий был оригинальный человек… Его звали чудаком,
фанатиком, иезуитом. Но когда-нибудь его лучше оценят. Образо-
ваннейший человек, прекрасно писал, остроумнейший в беседе…
Но в вере совершенный простец. «Моя вера – кучерская, говорил
он: мы с кучером ходим в одну церковь». Я после был его духовни-
ком, а прежде у него духовник был прот. Сотниченко. Магницкий
говорил мне: «Я не ищу магистра, а рыбаря. В отношении ума я
знаю и умею много; но в вере я такой, как и мой кучер, и такого
мне надо духовника. Я всегда держался такого правила: куда быва-
ло ни приеду, где будет моя квартира, в том приходе я и в церковь
хожу. В какую церковь мой кучер, туда и я. А если в ней несколько
священников, то если я застану в церкви кого-либо из них, то – это
он, мой духовник».
Он верил в действия херувимскаго ладана, освященной воды и
помазания елеем; верил, что всем этим можно прогонять Диавола.
Козни Диавола он видел везде и во всем. И когда говорится в писа-
нии: Диавол, аки лев рыкая ходит, иски кого поглотити, то это так
так и нужно понимать, буквально. Он видел присутствие Диавола
в вихре, в буре… У него часто бывали семейные раздоры. Жена
его – француженка, обращенная в православие; но после она опять
перешла в католичество и была предана последнему до фанатизма.
Хотела и внуков своих обратить в католичество, т. е. детей сына.
Этот сын служил по почтовой части382, часто ездил в Крым к князю
382
Этому не противоречит показание П. И. Бартенева (РА. 1868.
С. 930), что сын Магницкого служил в гвардии. Действительно, сначала
он был в военной службе, а потом перешел в гражданскую и именно по
почте. В Новороссийском Календаре на 1843 г. он значится так: «Помощ-
ник окружного почт-инспектора подполковник Михаил Михайлович Маг-
214
А. Н. Голицыну. И доселе есть в Одессе внучка Магницкого, Юлия
Михайловна Истичинская, акушерка383. Так вот, когда из-за этого у
него бывали семейные раздоры, которые его страшно огорчали, то
он видел здесь наваждение Диавола и поэтому всякий раз кропил
стены св. водою и курил в комнатах херувимским ладаном. Этим
он прогонял бесов как причину раздора. Веруя сам просто, он и от
других требовал такой же простоты. Он не мог выносить разделе-
ния в вере между аристократами и мужиками, между господами и
слугами. Об этом у него были постоянные споры в собраниях, осо-
бенно с дамами. Везде в лучших домах он был принят. Тогда труд-
но было ездить за границу, и в Одессу съезжалось на жительство
много аристократических фамилий, и он у них бывал. Вот тут-то
давал он волю своему негодованию против разных аристократиче-
ских замашек и капризов в деле веры. «Как это я позволю священ-
нику помазать мне лоб, чтобы одно и то же было для лакея и для
барыни!» Или: «Как это в причастии ложечка для всех одна: побы-
вает во рту у мужика, а потом и мне дадут ее в рот!». Вот подобные
суждения возмущали его: в них он видел неверие в силу обряда и
таинства. Восставал он также против благотворительных вечеров
с танцами и концертов, и дамам без церемонии говорил и доказы-
вал, что в этом случае они служат диаволу. И все это излагал он
им на прекрасном французском языке… Дамы говорили ему: «Как
это говорится при крещении детей: дуни и плюни на него? Что, мы
разве чертей рождаем?!» А он твердил им: да, да нужно изгонять
Диавола из того, что вы рождаете… Те уходили от него со смехом
и считали его чуть не помешанным… А он только просто верил в
то, что церковь содержит. «Постойте, постойте, – говорил он им в
след, – будете умирать также, как ваша кухарка и тогда вспомните
мои слова…».
Когда он был раз болен отеком ног, то доктора решили пустить
ему кровь; но он ни за что не соглашался. «Как это? Ту кровь, что
смешалась во мне с кровию Христа, я буду выбрасывать из себя?»
ницкий». В том же календаре на 1845 г. (за 1844 г. у нас нет под руками) он
значится также помощником, но уже с чином колежского ассесора. Следов.
в год смерти отца он уже не служил в гвардии в Петербурге. – Прим. Маце-
евича.
383
Это было говорено в 1889 году. – Прим. Мацеевича.
215
Когда я стал убеждать его: «Нет, Михаил Леонтьевич, нужно согла-
ситься; они же, доктора, знают уже, что как лучше». – «Так и вы
туда же? Нет, вот лучше елеосвящение мне сделайте. Это будет дей-
ствительнее»… Вообще, он глубоко верил в силу молитвы. «Сказа-
но: просите, и дастся вам; я так и верю. У Бога, как у отца, нужно
прямо просить того, в чем есть нужда. Если нуждаешься в сапогах,
так и молись: Господи, дай мне сапоги! Если у меня нет дров, я буду
просить и молиться об этом, и Бог так сделает, что у меня будут
дрова. Я просто могу формулировать все свои просьбы к Богу».
Имел он в Одессе много друзей, но особенно любил семейство
Папандопуло. Это была вдова генерала. У ней две дочери кончили
курс в Екатерининском институте, в Петербурге. Мать и дочери
прекрасно образованные и религиознейшие. Мать Александра, а
дочери Клеопатра Эммануиловна и Мария Эммануиловна. Одна из
них так девицею и осталась (слишком была умна), а другая вышла
замуж за доктора Энно384. В этой прекрасной семье воспитывались
две мои дочери (тогда я овдовел) как у родных; а третью мою дочь
взяла на воспитание княжна Варвара Николаевна Репнина и увезла
в Москву. У Попандопуловых была дача за городом, ее звали Ма-
рьевская обитель. Это был оазис среди степи. Вот туда-то часто
ездил Магницкий и писал туда записки из города. У меня теперь
есть они, все эти записки385.
Когда умерла моя жена в 1843 году, 24-х лет от роду, Магниц-
кий очень горячо отнесся к моему горю и написал мне по этому по-
воду свои Мысли, где нарисовал образ моей жены. Очень искренно
и чистосердечно написано. Мысли эти хранятся у меня как дорогой
памятник минувшего. И письма ко мне есть Магницкого. Одни из
Херсона, куда его на время перевели из Одессы, а другие из Одес-
сы в Кременчуг, куда и ездил одно время с детьми развлечься.
Есть еще рукопись Христианская Логика; цензура не пропу-
стила.
384
Это Клеопатра Эммануиловна. Нам говорили, что большею частью
на данные ею средства построена нынешняя Греческая церковь в Одессе. –
Прим. Мацеевича.
385
Некоторые из них были читаны мною у о. протоиерея. Очень остро-
умные. – Прим. Мацеевича.
216
Умер Магницкий 21 ноября 1844 г. От простуды у него сде-
лалось воспаление в груди. 19 ноября он написал ко мне дрожа-
щею рукой записку с просьбою приехать исповедать и приобщить.
Хоронил его архиепископ Херсонский Гавриил (Розонов). Какое
совпадение! Когда-то, в 1813 г., в Вологде, куда Магницкий был
сослан, Гавриил, будучи еще архимандритом и ректором семина-
рии, познакомился с ним, и жену его католичку присоединил к пра-
вославию. И вот ему же теперь пришлось хоронить Магницкого!
По совету этого же Гавриила Магницкий примирился в Одессе со
Сперанским, который был здесь в 1837 г., и написал к нему заме-
чательное письмо. У меня есть копия этого письма, сообщенного
мне самим Магницким386. Кстати, скажу вам: Сперанский был раз
во время моего богослужения в церкви Института благородных де-
виц, где я был тогда законоучителем. О присутствии Сперанского
я намекнул в произнесенном тогда мною поучении, что вы можете
видеть в печатном издании моих проповедей387. Когда Сперанский
скоро после этого умер (в начале 1839 г.), то Магницкий с радо-
стью высказывал, что примирился с ним в последнее свое свида-
ние и написал Думу на его смерть.
В дружеских беседах Магницкий был остроумным и занима-
тельным рассказчиком. Вот два анекдота, которые он рассказывал
из своей жизни. 1) Когда он назначен был в Симбирск губернато-
ром и когда ему представились в первый раз подведомственные чи-
новники, то, вышедши к ним, он сказал: «Господа, берите, только
386
Письмо это напечатано первый раз в Херсонских Епарх. Вед. 1860 г.
№ 11. Затем помещено в Русском Архиве 1868 г., в тексте упомянутых
выше «Воспоминаний о Магницком А. С. Стурдзы» (с. 933–934). Здесь же
напечатана и предсмертная записка Магницкого к духовнику его прот.
М. К. Павловскому (с. 935). – Прим. Мацеевича.
387
Действительно, справившись в книге: «Слова и речи протоиерея
Михаила Павловского, Одесса 1851 г.», мы нашли в «Слове, произнесен-
ным к воспитанницам Института 1-го Августа 1837 г.» такие строки в за-
ключении: «Много утешает меня то, что наставление это (О преданности
вере) слышите вы от меня в присутствии мужа, обессмертившаго имя свое
благодетельными услугами нашим законам отечественным, того мужа, ко-
его просвещенной опытности и святой ревности к отечественным законам
Промысл судил просвещать тот великий ум и то юное и благое сердце цар-
ские, на которые теперь столько светлых надежд, столько высоких ожида-
ний у всей России!.. О, вполне уверен, что сделанное вам мною наставле-
ние теперь памятно будет для вас, как памятен будет для всех нас настоя-
щий день! Аминь» (с. 198). – Прим. Мацеевича.
217
не дерите! и прием кончился… (Или в другой редакции: Господа,
можете брать, только прошу не драть!). 2) Когда ему из уездов
представлялись донесения по рубрикам, и в каждой рубрике была
все отметка не было, все не было (напр.: пожаров не было, побега
арестантов не было и т. п.), тогда он издал такое предписание:
«О том, чего не было, впредь не доносить»388.
3. Могила Магницкого
Магницкий погребен на так называемом Старом Кладбище.
Всякий раз, бывая здесь, мы искали могилу его, но долго не могли
найти. Наконец, 24 августа 1894 г., посетив Старое кладбище по по-
воду освящения надгробного памятника другому замечательному в
разных отношениях одесситу, Николаю Григорьевичу Тройницкому
(8 окт. 1892 г.), родному брату Александра Григорьевича, бумаги
коего недавно печатались в Р. Архиве, мы решились в этот раз упо-
требить все усилия, чтобы найти могилу Магницкого, и вот, при
помощи кладбищенского служителя Симсона, нашли, наконец, ее.
Благодаря времени, она, заслоненная другими могилами, с раз-
нообразными на них памятниками, очутилась уже в глубине клад-
бища, тем более что и с самого начала она помещена была в поря-
дочном удалении от входа в главные ворота, направо. На ней следы
запустения. Все засорено пылью и листьями, падающими с окру-
жающих деревьев. Не видно, чтоб сюда проложена была «тропа»
и чтобы чьи-нибудь дружественные руки поддерживали чистоту в
той ограде, где находятся могила и памятник на этой могиле. Крест
на памятнике давно упал с пьедестала. На пьедестале такая над-
пись с фронта:
Михаил Леонтьевич
Магницкий
Родился в Москве, скончался в Одессе 21 Ноября 1844 г.
С правой стороны:
Помяни мя, Господи, во царствии Твоем. Претерпевый до кон-
ца, той спасен будет.
388
Вот еще сведение о Магницком от старожила Одессы, купца Лог.
Мих. Посохова: «Магницкий очень любил толокно. Не мог без него обой-
тись. И мы для него нарочно выписывали из Москвы толокно. Только он
один и требовал». – Прим. Мацеевича.
218
Михаил Леонтьевич Магницкий
в 1823–1845 гг.
(печатается по: Михаил Леонтьевич Магницкий в 1823–1845 гг.
[две собственноручные записки императора Николая I
и воспоминания о пребывании Магницкого в Одессе до смерти].
Сообщ. В. Ф. Кеневич и Н. Н. Мурзакевич // РC. 1874.
№. 11. C. 273–275)
I.
Приводимые ниже две собственноручные записки императо-
ра Николая Павловича обязательно сообщены мне графом Ар. Ар.
Голенищевым-Кутузовым, внуком Павла Васильевича, к которому
они адресованы.
Павел Васильевич состоял при особе императора Николая, ког-
да он еще великим князем совершал путешествие за границу, и до
конца жизни пользовался его расположением. После смерти Мило-
радовича он был назначен генерал-губернатором Петербурга. Со-
стоя в этой должности, он нередко получал от государя записки, в
которых сообщались различного рода распоряжения. Две из них
относятся к Магницкому. Чтобы вполне определить их значение,
необходимо напомнить некоторые факты из жизни попечителя ка-
занского округа.
Еще в 1823 г. Магницкий обратился к министру народного
просвещения, князю Александру Николаевичу Голицыну, с офи-
циальной запиской, в которой доказывал необходимость изъятия
из учебного преподавания некоторых наук, по его мнению, вред-
ных для государства, – философии, естественного права и новой
истории. Эта записка рассматривалась в главном правлении учи-
лищ в течение всего 1824 года и к окончательному обсуждению ее
преступлено было только в 1825 году, т. е. тогда, когда кн. Голицын
оставил министерство, и на его место был назначен адмирал Шиш-
ков. Эта перемена была началом падения Магницкого.
Что послужило окончательным поводом к назначению ревизии
Казанского университета – неизвестно. Знаем, что одно из первых
распоряжений императора Николая по восшествии на престол со-
стояло в повелении, данном в начале 1826 г. генералу Желтухину,
проживавшему в Казани, подробно осмотреть университет; Маг-
219
ницкому же повелевалось оставаться в Казани до окончания произ-
водившегося над ним дела. Ревизия началась 8-го февраля 1826 г. и
продолжалась целый месяц, так что в половине марта 1826 г. отчет
Желтухина был представлен министру.
В это-то время Магницкий, не подчиняясь распоряжению госу-
даря, поспешил в Петербург, чтобы личным ходатайством откло-
нить удар, обрушившийся на него. К этому времени относятся и
записки императора Николая.
1.
Я слышал, будто бы Магницкий сюда прибыл; я считаю весь-
ма нужным велеть за ним близко присматривать; за ним должно
что-нибудь крыться, и верно, по крайней мере, ничего полезного.
2.
Прошу вас, любезный Павел Васильевич, приказать Магницко-
му явиться к генералу Бенкендорфу, пусть он ему врет, что хочет, а
мне самому нет время с ним говорить.
Если он сегодня не успел кончить, то можно его до завтра оста-
вить под надзором.
Как известно, Магницкий ничего не достиг в Петербурге и был

выслан.
Сообщ. В. Ф. Каневич.
II.
Магницкий был выслан в Ревель в 1826 г., при восшествии
на престол императора Николая. Здесь Магницкий принял живое
участие в издании журнала, называемого «Радуга», редактором ко-
торого был кандидат Московского университета, Андрей Ивано-
вич Бюргер; он же и учитель, кажется, русского языка в гимназии.
Журнал этот был посылаем в училищные библиотеки, но в Ревеле
не водворил русского языкознания.
В 1834 году служивший в гвардейской кавалерии сын Михаи-
ла Леонтьевича, Михаил Михайлович, переведенный из гвардии
в армию за участие в какой-то дуэли, был принят начальником
поселенной резервной кавалерии, графом Ив. Иос. Виттом, адъ-
220
ютантом; после известного Вознесенского смотра в 1837 г. сын
упросил гр. Витта исходатайствовать чрез гр. Воронцова дозволе-
ние переселиться его отцу в Одессу для совместного житья. Хо-
датайство гр. Воронцова было уважено, и старик Магницкий, в
признательность за перевод на юг, посвятил графу изданную им в
1835 году книжку: «Краткое руководство для деловой и государ-
ственной словесности». Сблизясь с А. С. Стурдзой и с сестрою
Р. С., графиней Эдлинг, в ее доме, он познакомился с гр. Виттом,
Л. А. Нарышкиным, А. П. Лачиновым и мало-помалу пристал к
оппозиционным мнениям этого круга. Говорят, что он и чинов-
ник одесского военного губернатора, М. И. Топильский, состави-
ли годичный рапорт по управлению одесским градоначальством
за 1839 г. в таких чертах, что он возбудил деятельность комите-
та министров, кончившуюся переселением всегда увлекающего-
ся Магницкого в Херсон. Скромное и сдержанное пребывание в
тихом городе обратили внимание графа Воронцова, который, во
уважение хилого здоровья Магницкого, исходатайствовал ему у
государя императора возвращение снова в Одессу. Это было вско-
ре после выезда графа наместником на Кавказ, в 1845 г. Во второе
пребывание Магницкий, кроме Стурдзы, сблизился с А. И. Ма-
юровым (правильнее Майоровым; дед его из лейб-кампанцев
1741 г.), слывшим за сильного математика и химика, чего на деле
не являлось. По знакомству, начатому в 1812 г., в Вологде с тамош-
ним архимандритом, Гавриилом (Розановым), впоследствии архи-
епископом Херсонским, Магницкий сделался его посетителем и
почитателем, несмотря на то, что добрый пастырь иногда сдержи-
вал его в увлечениях. Жена Магницкого, яростная католичка, не
любившая невестку – православную, нужда и старость тревожная
уложили, наконец, в могилу набожного человека. Архиепископ и
одесский губернатор проводили гроб Михаила Леонтьевича до
могилы на городском кладбище при малочисленных прежних зна-
комых. Стурдза почтил память Магницкого теплыми и отчасти
восторженными похвалами.
Одесса.
Сообщ. Н. Н. Мурзакевич
221
А. С. Стурдза. Воспоминания
о Михаиле Леонтьевиче Магницком389
(печатается по: Стурдза А. С. Воспоминание о Михаиле Леонтье-
виче Магницком // РА. 1868. Кн. 2. С. 926–938)
Переживать милых сердцу нашему родителей, родных и дру-
зей, провожать современников до заветного святилища могилы, и
каждый раз больнее и глубже ощущать свое одиночество – таков
горький удел долголетнего бытия на земле! На дне роковой чаши
сей, растворяемой и гневом Божиим за грех, и милосердием Его к
грешникам, есть несколько едких капель того таинственного вина
умиления, от которого упоенная жизнью душа пробуждается, со-
влекает с себя последние пристрастия и емлется верою за неви-
димое и вечное. Но при каждой новой утрате, с каким ужасом от-
крываем мы в себе две грозные, мало прозреваемые нами истины:
в 1-х жалкую немощь нашей веры в невидимое и грядущее; во 2-х
суету жизни плотской, уносимой по частям долу или выспрь, –
жизни, которая есть не что иное, как медленное умирание.
Когда раб Божий Михаил друг наш успе, когда иерей Бога
Вышнего, общий друг наш, всподвизавшийся ему в молитве до по-
следнего вздоха, прямо от одра страдальца зашел ко мне, в слезах,
с печальною вестию, тогда первый порыв горести вскоре сменила
в душе моей тяжкая дума о ничтожестве жизни и скорбей и тлен-
ных наших житейских мечтаний!.. И подлинно, давно ли масти-
тый друг и собеседник наш услаждал нас пылкостию и богатством
ума своего и вместе укреплял нас твердостию веры, возмужавшей
в нем от множества скорбей и напастей? В 10 дней совершилось
389
Александр Скарлатович написал эту статью вскоре по смерти
М. Л. Магницкого, под живым впечатлением дружеской скорби; но тогда
не успел напечатать ее ни в Одесском вестнике, ни в Москвитянине, по
причинам от него не зависевшим. Теперь тех причин нет. А статья и теперь
имеет свое значение, заявляя несколько новых сведений о Магницком и
рисуя его с той стороны, с которой почти не касались составители статей о
нем. Audiatur et altera pars. Свящ. Н. Неводчиков. <…> Само собой разуме-
ется, что мы помещаем статью Стурдзы единственно как памятник истори-
ко-литературный, без малейшего намерения оценивать нравственный ха-
рактер и общее направление деятельности Магницкого. – Прим. П. Барте-
нева.
222
разрушение его земной храмины, являвшей дотоле все признаки
долголетия, закаленного как ценный металл огнем искушений. Не
верится родным и друзьям, чтобы вдруг не стало его в кругу на-
шем; не верится нам, маловерным, чтобы нежный отец семейства,
каким был М. Л. Магницкий, мог столь безмятежно, смиренно и
даже радостно расстаться с настоящею жизнию, и ношу ее и уды
сбросить с себя одною силою духа, для которого сквозь мрачную
завесу смерти уже виднелась и просиявала блаженная страна обе-
тований Христовых.
М. Л. Магницкий, скончавшийся в Одессе ноября 21-го
1844 года, в день Введения во храм Пресв. Богородицы, прожил
на земле 66 лет и в течение сего времени служил царю и отечеству
на разных высоких степенях государственного управления; удален
был от дел вместе с незабвенным М. М. Сперанским; занимал по-
следовательно и попеременно, в продолжение четырех царствова-
ний, сперва дипломатические места в Вене и Париже; потом долж-
ность статс-секретаря с 1-го января 1810 до рокового 1812 года;
из временного бездействия в Вологде вызван снова к должностям
вице-губернатора Воронежского и губернатора Симбирского; а по-
том назначен попечителем Казанского учебного округа; но с 1826
года сошел навсегда с тернистого поприща забот и дел в мирное
убежище домашней жизни.
Да позволено будет нам войти в некоторые хронологические
подробности.
Действительный статский советник Михаил Леонтьевич Маг-
ницкий (сын действит. же ст. советника) родился в 1778 г. апреля
23-го дня; воспитанный в Московском университетском благород-
ном пансионе, покойник любил припоминать то время, когда за
блестящие успехи получил он награду из рук знаменитого стар-
ца Хераскова. Как водилось в старину, молодой Магницкий начал
служение свое с ружья, и, дослужившись до капитанского чина, пе-
решел из военной службы в гражданскую 8-го октября 1797 г., а с
1798 г. сентября 29 пожалован в коллежские асессоры и отправлен
канцелярским служителем к Венскому посольству, при коем нахо-
дился до 1800 г. Здесь даровитому юноше досталось в завидный
удел не раз вслушиваться в разговоры великого Суворова, ловить
223
то приветливые к себе, то игривые и колкие слова героя, который
останется навсегда представителем русского ума и воинской до-
блести Русских. Яркий облик летописного мужа глубоко врезался
в памяти Магницкого. Он любил и умел рассказывать о Суворове
с оригинальною прелестию, достойною Суворова. Из Вены Миха-
ил Леонтьевич перечислен был к Парижской миссии, при которой
служил он под начальством посланника Колычева и пользовался
случаями наблюдать вблизи тогдашнего первого консула мятежной
французской республики и вместе высший круг отборного париж-
ского общества. В 1803 г., марта 14-го, Магницкий определен был
начальником экспедиции во вновь учрежденное министерство вну-
тренних дел. Отсюда начинается его беспредельная деятельность
по части государственного управления. Он дважды посылан был
в Псков и в Вильну с важными поручениями, приобретал опыт-
ность, обнаруживал редкие способности и, быстро повышаясь в
чинах, добытых рвением и трудом, Магницкий был пожалован в
действительные статские советники и в статс-секретари Е. И. В.
по департаменту законов в государственном совете, 1810 г. января
1-го дня. Покойник действовал заодно с М. М. Сперанским; но ему
в особенности поручено было составление военных уставов и уло-
жений для большой действующей армии. Кроме ордена св. Влади-
мира 3-й ст., украшавшего грудь его, Магницкий получил орден св.
Анны 1-го класса 12 декабря 1811 г.
Наставала тогда для России грозная година искушений и не-
приятельского нашествия; Сперанскому и Магницкому повелено
было выехать из столицы; последнему назначено местопребыва-
ние в Вологде. Тяжелое испытание было некратковременно; ибо
хотя высочайшим указом, в коем изъяснены причины удаления
сих двух заслуженных сановников, Магницкий оправдан и опре-
делен тогда же Воронежским вице-губернатором, однако же указ о
сем состоялся не прежде 30-го августа 1816 г. Из Воронежа М. Л.
перемещен был гражданским губернатором в Симбирск 1817 г.
июня 14-го. Издержавшему на службе все свое родовое имущество
пожалованы были добавочные оклады, и для благородной, беско-
рыстной деятельности его открылось тогда новое поприще; он по-
жалован членом главного правления училищ, послан был в Казань
224
для обревизования тамошнего университета и учебного округа, ко-
торого наконец сделался попечителем. В совете министра духов-
ных дел и народного просвещения незабвенного князя А. Н. Го-
лицына сошелся я в первый раз с М. Л. Магницким. Но вскоре мы
опять разошлись: меня снова повлекло за границу быстрое течение
тогдашних политических событий; а Магницкий, потрудившись
около 5 лет в звании попечителя Казанского округа, уволен от сего
звания 6-го мая 1826 г. и с тех пор проживал уединенно в Ревеле,
откуда переселился в Одессу. Здесь суждено было нам опять встре-
тить друг друга, уже не на открытом море житейских треволнений,
но причалив к берегу и бросив якорь в той пристани, откуда бурное
прошедшее яснеет для умственного взора, очищенного христиан-
ским самосознанием.
С 1834 г. М. Л. Магницкий с семейством своим водворился в
Одессе, увидел около себя малюток, детей единственного своего
сына, и постоянно пребывал в тесном кругу немногих собеседни-
ков и друзей, умевших ценить его ум, познания, обходительность,
живое участие характера пылкого и благородного в происшестви-
ях отечественных и всемирных. Но и в этом предсмертном уедине-
нии постигла его прискорбная нечаянность: страдалец принужден
был переехать в Херсон, где он пробыл два года в разлуке с семей-
ством, под гнетом телесного недуга, в произвольном одиночестве
и духовном безмолвии. Там отшельника постигла водяная болезнь,
которая, к удивлению врачей, кончилась выздоровлением тотчас
после принятия страждущим и крепко веровавшим целебного та-
инства елеосвящения.
Заметим, что то же самое случилось с ним за несколько лет
в Ревеле, когда по его желанию преподано было болящему таин-
ственное помазание во имя Господне.
Из Херсона покойник возвратился в Одессу, в объятья родных
и друзей уже не тем юношей в сединах, каким он казался нам в пер-
вые годы пребывания его в нашем городе. Со всем тем быстрота и
меткость ума еще не покидали бодрого старца; он все еще был ду-
шою наших дружеских бесед, несравненным ценителем ученых и
литературных трудов, строгим обличителем гордой философии по
стихиям мира и в полном смысле стоиком-христианином. Только
225
мало-помалу крепло и обнаруживалось в нем благодатное отчуж-
дение от мирских видов и пристрастий, прилежание к келейной
молитве и безусловное, младенческое послушание всем уставам
матери нашей Православной Церкви. Крутость воли, увлекавшая
некогда Магницкого далеко за пределы предположенной им благой
цели, начала приметным образом уступать влиянию внутреннего
самоотвержения. От множества неудач в жизни он перестал дове-
рять успеху в делах и предприятиях самых общеполезных. Однако
под корою недоверчивого равнодушия сердце его горячо билось
сочувствием к малейшим успехам дела Божия на земле. Быв неког-
да ревностным участником в трудах упраздненного ныне Россий-
ского библейского общества, Магницкий вдруг отстал от него по
внутреннему убеждению, навлек этим на себя много кривых тол-
ков и нажил не менее врагов. Конечно, уклончивая осторожность
не всегда управляла его поступками: он не умел соизмерять по-
рывы ревности своей внешним обстоятельствам. Зато М. Л. Маг-
ницкий никогда не был человекоугодником, и более всего доро-
жил сокровищем совести и веры, которую стяжал и усвоил себе
после сильной внутренней борьбы со страстьми и заблуждениями
юношеских лет. Припоминая себе это бурное время жизни своей,
покойник обыкновенно приписывал грехам юности всякое новое
искушение и бедствие, его постигавшее. Любимая поговорка его в
таких случаях: поделом вору мука, – и сим приговором истинного
смирения ограничивались жалобы страдальца. Теснили ль его об-
стоятельства, или осуждали люди, или угрожала скудость средств,
он всегда винил самого себя и крепче лишь прижимал к груди на-
ложенный свыше крест.
В 1838 г. посетил Одессу в первый и последний раз граф
М. М. Сперанский. Несмотря на старую дружбу, позднейшие пре-
вратности разъединили как-то между собою знаменитых тружени-
ков. Магницкому сперва не хотелось домогаться свидания с пер-
востепенным государственным сановником. Он колебался, потом
внял голосу мудрости и приязни, который заставил его написать к
Сперанскому следующее замечательное письмо:
«Как скоро узнал я, мой почтеннейший М. М., что вы сюда при-
ехали, первое движение моего сердца, первое чувство всего мо-
226
его семейства было – обнять старого благодетеля и друга. Но за
глупым сердцем говорил разум: ты в опале, люди придворные этой
чумы боятся; тот, которого в углу твоем почитаешь ты другом, на
большом театре мира не раз показал тебе противное, толкал ногой
мертвеца политического; чуждался всего, тебе принадлежащего;
угодники, его окружающие, тебя бегали, – что за охота бросаться в
холодную ванну? Вчера приезжает ко мне здешний архиерей, друг
моего вологодского изгнания, свидетель моих к вам чувств. Пер-
вое слово о вас: как я с вами увидался? – Никак. – За что поссори-
лись? – Не ссорились, и ничего друг против друга не имеем. – Что
ж это значит? – и, подумав, добрый пастырь решил: есть в кото-
ром-нибудь недостаток смирения. – В обоих, отвечал я; но как в
слове смиренномудрого был завернут дух, то оно так принялось у
меня на сердце, что в тот же день решился я перед вами смириться.
И подлинно, шли мы с вами далеко и долго, разными дорогами и
пришли – ко гробу! Еще шаг, и увидимся там, куда ни мешки, ни
орденские мантии не пролезают; надобно бросить все горючее в
дороге, чтобы там не вспыхнуло. – Угодно ли?»
Могло ль не подействовать на высокую душу Сперанского
столь искреннее излияние знакомой ему души? После этих рази-
тельных строк старые друзья имели частые свидания, но послед-
ние для них в юдоли плача, где не всегда сердце сердцу весть дает.
Если в предыдущих очерках сколько-нибудь удалось нам пред-
ставить читателям нашим Магницкого, каким он был на закате
дней своих, то не трудно будет им угадать – каковым соделала его
сила Божия в борьбе со смертию. Покойный заболел от просту-
ды в ненастную и бурную погоду, сокрушившую на нашей гавани
мореходные суда. Он затворился дома, но не слег; лечил себя до-
машними лекарствами, и три дня спустя, в угодность озабоченной
супруге своей, пригласил к себе просвещенного врача, который, с
первого взгляда заметив в больном признаки воспаления в груди,
настоятельно потребовал кровопускания. Но, увы, напрасны были
все убеждения: больной отказывался от средства, никогда в жизни
им не испытанного, и, как бы торопясь в далекий, безвозвратный
путь, решительно отклонил от себя чашу земного бытия. Болезнь
усилилась; внутренние лекарства не помогали; больной страдал
227
без малейшей жалобы или стона, страдал и помышлял о вечности.
Нас, друзей своих, принимал он с обычным радушием, с изуми-
тельным присутствием духа, не изменявшим ему ни на минуту. Бе-
седуя однажды при мне с другим посетителем, больной указал на
меня и примолвил: Вот за кого я боюсь, когда А. С. заходит ко мне
в дурную погоду. Ноября 19-го, после страдальческой ночи, боль-
ной начертал слабевшею рукою духовному отцу своему следую-
щие строки: «Лобзаю отеческую руку за возношение любви; но так
как прошлая ночь была очень дурна и кашель может усилиться; то
я желал бы завтрашний день пораньше или сегодня вечером ис-
поведаться, а после завтрашней литургии приобщиться, и потому
желал бы условиться о часах и приличных экипажах, которые бу-
дут готовы». Все совершилось по желанию сердца сокрушенного и
смиренного жаждавшего вечной жизни. Тщетно окружавшие его,
говоря о возможности выздоровления, напоминали ему о детях и
внуках – собравшийся в путь раб Божий отклонял от себя сует-
ные надежды, и в ответ тихим голосом повторял: нет, пора, пора!
Во вторник, 21-го ноября, почувствовав близость смерти, опять
послал за духовником, который поспешил к нему в продолжении
2 ½ часов непрестанно молился у постели его, совоздыхая верою и
любовию к небесному Разрешителю всех уз греха и плоти, Госпо-
ду Иисусу. Ровно в 6 часов вечера преставился раб Божий Михаил,
только 12-ю часами опередивший в вечности благодетеля своего,
любвеобильного князя А. Н. Голицына.
Итак, самым поучительным трудом и подвигом в жизни раба
Божия Михаила Магницкого была истинно христианская, благо-
ухавшая верою и смирением кончина его. Но поучение сие, сре-
ди шума мирской суеты, заключилось по необходимости в тесный
круг родных его, друзей и домочадцев, и едва ли теперь донеслось
бы тяжелым стоном к отсутствующему, нежно-любимому, един-
ственному сыну почившего.
Осталось однако ж после него, и немало, плодов ума и серд-
ца, произведений живописного пера его, которые, к сожалению,
по большей части хранятся в рукописях или рассеяны в периоди-
ческих изданиях – от Аонид до современных нам Москвитянина и
Одесского вестника. Я никогда не видал человека, не встречал пи-
228
сателя, который бы так мало дорожил авторскою знаменитостию,
как М. Л. Магницкий. Существенная польза, требование обстоя-
тельств или переливавшееся из глубины души убеждение – вот что
побуждало покойника приниматься за перо. Шёпот или гром хвалы
и удивления вовсе его не трогали; он, по примеру Фокиона, после
шумных афинских рукоплесканий, готов был спросить: «друзья, не
проговорился ли я, что меня стали хвалить афиняне?» – и в таких
случаях улыбка глубокой иронии бегло оттенялась на устах знато-
ка жизни и людей. Мы имеем в числе напечатанных трудов Маг-
ницкого: Сборник лучших мест из Российской истории Карамзина;
Священную историю для детей первого и второго возраста; Руко-
водство к деловой и государственной словесности, посвященное
графу М. С. Воронцову; Думу на гробе М. М. Сперанского; Взгляд
на мироздание, и множество критических мелких статей, запрятан-
ных в хаосе книжной промышленности, как то в журналах: Радуге,
Москвитянине и т. д. Незабвенный для друзей своих, он почтил па-
мять искренно любившей его сестры моей страницами, исполнен-
ными глубокого чувства и парения мыслей. Мало кому известная
история: Камень веры Стефана Яворского ожил под резцом его в
чертах неизгладимых. А под спудом в рукописи лежат: Торжество
веры, сочинение, переделанное им с французского подлинника:
La Christ devant le Siècle. Он же перевел огромное творение Галлера:
О науке права и политики по началам христианским. Еще доныне
из духовной цензуры не возвращен богоугодный труд покойника:
извлечение и переложение на русский язык лучших мест св. Дими-
трия Ростовского о покаянии и приготовлении к святым тайнам.
М. Л. Магницкий постоянным направлением всех досугов своих к
цели, вкупе выспренней и смиренной, доказал, что ему было не до
славы, умирающей в искре и звуке. Ему только хотелось быть яро-
стию скорописца, по указаниям свыше и для пользы людей, судив-
ших о нем по самым жалким предубеждениям.
Он исполнил на деле слово Спасителя: аще точию любящия
вас любите, кая вам благодать есть? Мир душе и праху твое-
му, друг и наставник наш в тайнах доброго, последнего подвига!
Кончина твоя доказала, что не на песке, а на камени утверждался
внутренний храм веры и поклонения твоему Триединому. По вере
229
твоей будет тебе и там, откуда благословение отеческое твоего
сердца да снидет и почиет на осиротелом твоем семействе!
А. Стурдза.
Одесса
Декабря 4 дня 1844 г.
В. Н. Ильин. М. Л. Магницкий
(Из истории евразийских идей)390
(печатается по: Евразийская хроника. Париж, 1928.
№ 10. С. 85–86)
Характерные особенности евразийской идеологии почти це-
ликом выявились уже в XIX в. Четыре крупных мыслителя уча-
ствовали в ее разработке. Имена их более или менее известны: это
Н. Я. Данилевский, А. С. Хомяков, К. Н. Леонтьев и М. Л. Магниц-
кий (1778–1855).
Если первые три, несмотря на бесчисленные рогатки на пути
их признания, все же оказались оцененными по заслугам, что, увы!
далеко еще не означает широкой читаемости, то четвертый – по
сей день пребывает в состоянии какой-то завороженной окамене-
лости, в которое его поставило veto интеллигентщины и клеймо
обскуранта. С точки зрения западничающих шаблонов демократи-
ческого «свободолюбия» и трафаретной, столько же элементарной,
сколь и бессмысленной историософии «прогресса», Михаил Леон-
тьевич Магницкий действительно обскурант «потемнитель», ибо
для него были тьмой божки, болванчики западной цивилизации и
западничающей историософии; и он не постеснялся на деле пока-
зать свое отношение к ним, т. ск. потемнить тьму.
390
Ильин В. Н. (1891–1974, Париж) – видный русский философ, бого-
слов, литературный и музыкальный критик, композитор. Эмигрировал в
1919 г., с 1925 г. – профессор Богословского православного института в
Париже. Принимал участие в евразийских изданиях, однако в 1929 г. свое
сотрудничество с евразийцами прекратил. Статья В. Н. Ильина о М. Л. Маг-
ницком, хотя и содержала ряд ошибочных положений, ознаменовала начав-
шуюся переоценку деятельности М. Л. Магницкого в русской пореволюци-
онной мысли.
230
Но так ли уже это худо? И не существует ли иного «разреза»
исторического бытия, где идеология М. Л. Магницкого приобрета-
ет совсем иные смысл и значение? На этот вопрос можно и нужно
ответить утвердительно.
Именно таким разрезом является «взгляд на Россию не с Запа-
да, а с Востока». Основной заслугой М. Л. Магницкого является
смелое и решительное перемещение точки зрения на восток, и в
связи с этим полный переворот, радикальная трансформация всех
оценок и прогнозов. Мысль Магницкого сосредоточена на трех ос-
новных вопросах, имеющих прямое и основополагающее значе-
ние для евразийской идеологии в ее современном виде.
1) Вопрос историософский (Философия истории России).
Здесь он констатирует вопреки западничающим тенденциям Ка-
рамзина «спасительное значение татарского нашествия», которое
было «может быть величайшим благодеянием для России». Основ-
ной смысл этого «благодеяния» – «спасение от Европы» и «сохра-
нение чистоты веры Христовой»391.
«Спасение от Европы» необходимо для того, «чтобы превзой-
ти ее», т. е. другими словами, лишь оставаясь самобытной, Россия
сможет предельно усовершенствоваться; в сближении же с Евро-
пой нуждается не Россия, «как обыкновенно думают, но Европа»392.
391
Статья «Судьба России» в «Радуге» за 1832–1833. – Прим.
В. Н. Ильина. «Радуга. Журнал философии, педагогии и изящной литера-
туры» – ежемесячный журнал, издававшийся с 1832 по 1833 г. в Ревеле
Андреем Ивановичем Бюргером (1804–1876). Для «Радуги» была харак-
терна резко критическая позиция по отношению к западной философии,
науке и литературе (по словам авторов либеральной ориентации, в ней го-
сподствовали «глумление над западным просвещением и западной фило-
софией в особенности», а содержанием всех статей были «вариации на
одну и ту же тему: гонение на западную цивилизацию и порицание русских
за сближение с Западом».
392
Там же. – Прим. В. Н. Ильина. Следует отметить, что статья «Судьба
России» (1833. № 8) принадлежит не М. Л. Магницкому, а А. И. Бюргеру.
См.: Минаков А. Ю. Православный немец в Остзейском крае в николаев-
ское царствование : А. И. Бюргер – издатель журнала «Радуга» // Германия
и Россия : события, образы, люди : сб. рос.-герм. исслед. Воронеж, 2006.
Вып. 4. С. 7–14. Таким образом, собственно Магницкому принадлежат
лишь последующие в статье положения.
231
2) Сущность философии. В связи с центральным положе-
нием философии о Христе, т. е. Православия в миросозерцании
М. Л. Магницкого, неправославные, и, тем более нехристианские
философские системы являются для него ересями, облеченны-
ми в новые формы393, а история философии превращается в ере-
сеологию. (Любопытно отметить, что аналогичную точку зрения
на новую философию принял известный Otto Willmann в своей
«Geschichte des Idealismus», чем вызвал большое неудовольствие
позитивистов вроде Вундта и др.)
3) Проблема философии права. Здесь М. Л. Магницкий являет-
ся решительным противником доктрины естественного права. Это
вполне понятно, ибо будучи последовательным противником про-
светительского рационализма, антропологического идеализма и
антропологической автономии и ратуя во имя христианской теоно-
мии, он не мог не видеть прямой связи теории естественного пра-
ва с безбожием Канта и современной ему революционностью394.
Отсюда и его вражда к известному Куницыну. Современные ев-
разийцы в общем не являются противниками естественного права
(скорее наоборот), исходят же при его обосновании из совершен-
но иных, положительно-религиозных, конкретно-метафизических
предпосылок православной антропологии, но просветительской
формы естественного права, оспаривавшейся М. Л. Магницким,
конечно, также как и он, принять не могут. Искривленные пути но-
вой русской истории превратили этот живой и оригинальный ум в
обскуранта и гасителя. И действительно, до революции, раскрыв-
шей необъятные перспективы и по-новому осветившей людей и
события прошлого, личность попечителя Казанского университета
была трудно переваримой, особенно вследствие примеси отврати-
тельного официального ханжества, портившего его оригинальный
православно-философский стиль. По своей динамике М. Л. Маг-
393
Статья «Отломки от философского мозаика степного отшельника
М. Простодумова, помещика села Спасское», Саратовской губернии (Там
же). – Прим. В. Н. Ильина.
394
«Мнение о естественном праве», также «Донесение министру ду-
ховных дел» (Русский Архив. 1864. № 1). – Прим. В. Н. Ильина. Правиль-
но: Два мнения попечителя Казанского учебного округа М. Л. Магницкого
// РА. 1864. № 1. С. 321–329.
232
ницкий – типичный разрушитель – ибо видел вокруг себя многое,
действительно подлежавшее «разрушению». Революционные и
охранительные тенденции причудливо, порой странно и безо-
бразно спелись в нем – в этом его рок. В нем чувствуется лично
ему даже не принадлежащая, но через него действующая скрытая
конструктивно-разрушительная мощь, ничего общего не имею-
щая с интеллигентским всеподтачиванием и немощной утопи-
ческой мечтательностью о «прекрасной жизни через 300 лет» –
реализовавшейся в настоящем как кровавая действительность
военного коммунизма. Трагедия М. Л. Магницкого в том, что его
идеями надлежало делать не реакцию, а охранительную револю-
цию. Но он очутился со своими идеями в том лагере, где не толь-
ко никаких идей не понимают, но и не понимают, зачем их нужно
понимать.
Учебное издание
Минаков Аркадий Юрьевич
М. Л. МАГНИЦКИЙ.
ИЗ ИСТОРИИ СТАНОВЛЕНИЯ
РУССКОГО КОНСЕРВАТИЗМА
ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XIX в.
Учебное пособие
Редактор В. Г. Холина
Компьютерная верстка Л. О. Мещеряковой
Подписано в печать 04.03.2021. Формат 60×84/16.

Уч.-изд. л. 12,4. Усл. п. л. 13,6. Тираж 100 экз. Заказ 213
Издательский дом ВГУ

394018 Воронеж, пл. Ленина, 10
Отпечатано в типографии Издательского дома ВГУ
394018 Воронеж, ул. Пушкинская, 3

米纳科夫：马格尼茨基

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

米纳科夫：马格尼茨基

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

МИНИСТЕРСТВО НАУКИ И ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ РФ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ

© Минаков А. Ю., 2021

Список сокращений ....................................................................................... 4

Я, как дьявол, ненавижу

Михаил Магницкий родился 23 апреля 1778 г. в Москве и был

См.: Чистович И. А. История перевода библии на русский язык. М.,

Свою карьеру М. Л. Магницкий начал с воинской службы.

Блистательная карьера М. Л. Магницкого внезапно пресеклась.

В своих воспоминаниях М. Ф. Де-Пуле пишет о том, что эти события

произошли в деревне Головкиной, владении М. М. Наумова. См.: Де-

С начала 1819 г. М. Л. Магницкий начал играть одну из клю-

Морозов П. Т. Мое знакомство с М. Л. Магницким. М., 1877. С. 17.

См.: РГИА. Ф. 733. Оп. 39. Д. 356. О почетном члене Казанского

университета Грегуаре. 1821.

Александр I, однако, не согласился со столь радикальной ме-

Цит. по: Панаев В. И. Воспоминания // ВЕ. 1867. Т. 4, кн. 12. С. 76.

Петров Ф. А. Российские университеты первой половины XIX века.

Формирование системы университетского образования : в 4 кн. Книга вто-

В феврале 1823 г. попечитель Казанского учебного округа

7 ноября 1823 г. М. Л. Магницкий отправил Александру «Запи-

ления с.е.и.в.к. СПб., 1876. Вып. 1. С. 363. Далее цитаты приводятся по

В 1824 г. М. Л. Магницкий принял деятельное участие в интри-

1 декабря 1825 г. к М. Л. Магницкому явился обер-полицей-

ния в России // РВ. 1864. № 8. С. 438.

По словам А. И. Михайловского-Данилевского, который встре-

Два доноса в 1831 году. Всеподданнейшие письма М. Магницкого

императору Николаю об иллюминатах // РС. 1899. № 1–3. С. 297.

О дальнейших годах жизни М. Л. Магницкого имеются лишь

Годы ссылки проходили большей частью впустую для этого де-

РА. 1868. Кн. 2. С. 931.

ИЗБРАННЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ О М. Л. МАГНИЦКОМ

…Михаил Леонтьевич Магницкий всегда ругался дерзко над

П. А. Вяземский319. Старая записная книжка

Вяземский П. А. (1792–1878) – князь, русский поэт, литературный

критик, историк, переводчик, публицист, мемуарист, государственный дея-

Стихи дают некоторое понятие об общем расположении к двум

Кончалась она следующими стихами:

Лучше, лучше не влюбляться,

Песенка эта, видите ли, не отличается строгим нравоучением.

Математика что деет:

Панаев В. И. (1792–1859) – поэт и чиновник, тайный советник,

статс-секретарь, академик Российской академии (1841), почетный член

просвещения в 1850–1853 гг., академик Императорской академии наук

Дмитриев-Мамонов А. М. (1758–1803) – граф, один из фаворитов

В марте 1812 года произошла история со Сперанским. В то вре-

Магницкий, возвращенный из ссылки и занявший место

И. Лажечников347. Как я знал М. Л. Магницкого

Адмиральский час – укоренившееся со времен Петра I шуточное

выражение, обозначавшее час, когда следовало приступать к водке перед

Ассигнации – бумажные деньги, выпускавшиеся в России с 1769 г.

В связи с резким обесценением и введением серебряного монометаллизма

Мартиролог (тж. мартироло́гий; от греч. μάρτυς – свидетель; греч.

μαρτύριον – доказательство) – список признанных мучеников, имена кото-

обозначения перечня лиц, подвергшихся преследованиям или страданиям

Марк Фабий Квинтилиан (ок. 35 – ок. 96) – римский ритор (учитель

красноречия), автор «Наставлений оратору».

Из одесских воспоминаний П. Т. Морозова

Л. С. Мацеевич Одесские заметки о Магницком381

Как известно, Магницкий ничего не достиг в Петербурге и был

Минаков Аркадий Юрьевич

Подписано в печать 04.03.2021. Формат 60×84/16.

Издательский дом ВГУ

Вам также может понравиться