Александр Моисеевич Пятигорский

Лекции по философии буддизма https://www.youtube.com/watch?v=v9Q-uFs36zM

Говорить о буддизме я буду не потому, что это нужно (это никому не нужно – в этом ее ценность)
или полезно (ни хрена это не полезно – и в этом ее ценность!), а потому, что это интересно.
Полезное сегодня – завтра бесполезно. А во-вторых – я это просто люблю. И больше объяснять не
буду.

Маленькое введение, чисто методологического характера, о двух философиях.

Когда я был совсем молодой и захотел заниматься буддистской философией, то один из моих
учителей сказал: «Послушай, а у тебя своя собственная философия есть?». Я развел руками: ну
какая там философия, мне было 26 лет! Я мог едва три слова произнести на тему.
Он говорит: «Нельзя заниматься никакой философией. Ни классической немецкой, ни Ницше, ни
Гегелем, не имея своей собственной. Потому что иначе ты будешь великим эрудитом, но -
философским попугаем. Только имея свою философию – пусть это будет философия жизни,
смерти, чего угодно – но ТВОЯ. Пусть самая примитивная. Тогда ты можешь заниматься другой
философией реально».Это первый момент.

Второй момент.
Дамы и господа, забудьте об одной оппозиции, которая в нас вложена с детства. Даже от предков
или дальше. Это придуманное, где-то между 17 и 18 веком н.э., противопоставление Запада и
Востока. Так как Запад и Восток – это чушь. Древне-индийская философия от древне-китайской
отличалась гораздо больше, чем они вместе отличались от Аристотеля.
Это очень важно понять – избавиться от штампов в изучении любой философии.

И третья оговорка. Я буду сегодня говорить не о буддийской религии, культуре или искусстве. Я –
человек узких интересов! Только о буддийской философии. О культуре и искусстве читайте
книжки, их достаточно.
Значит, забыли о Западе и Востоке. Мы сейчас говорим об Индии, а потом перестанем говорить об
Индии, а будем говорить только о буддизме. Потому что древние индийцы считали буддизм
чушью, не имеющей никакого отношения к индийской традиции. Это была чужая вещь. Буддизм
никогда не был философией, даже Северной Индии.
А всякая великая философия – чужда.
Она- чужая. Она чужая нации, родной религии, всему родному.

Буддизм – был чем-то чужим, а поэтому великим. Бойтесь своего в философии!

Свое в философии – это уже недо – философия.

Несколько слов о Древней Индии. А – не о Древнем Востоке.

Древняя Индия была совершенно особой культурно-религиозной сферой. Вопреки которой, и
против которой и на основе которой – вырос буддизм. Очень скоро он из Индии стал исчезать, и
сколько сегодня буддистов в Индии, я не знаю – нет и пол процента населения. Чужое рано ушло
– в Китай, в Японию, Манчжурию, Тибет, Центральную Азию.
Итак, основные черты Древнеиндийской культуры. Вообразите себе 12 век до н.э. . Ближний
Восток. Египет. Храмы, дороги, большие города. И – тексты, сотни тысяч текстов. Достаточно
сказать, что раскопанные за последние 80 лет библиотеки клинописных и иероглифических
(шумерских, вавилонских и других) текстов содержат их такое количество, которого ученым со
всеми компьютерами не прочесть еще лет за 400.
И вот в это время, в Индии – ни одного города, ни одной дороги нет, ни одного написанного
текста. Индо- арийцы, которым потом предстояло стать индийцами в своем движении, сначала от
Анатолии, через Северные Балканы и Причерноморье, потом от Причерноморья – в Прикаспий,
Приаралье, через Среднюю Азию. Дальше Юго-восточный Иран и Афганистан, и наконец –
Северная Индия.
Они привезли в Индию лошадей, потому что шли они с родины мирового коневодства, из
Анатолии. Новое оружие, сокрушающее все. Колесницы – танки древности, которых никто не
знал. Никто не мог сражаться с этими людьми, которые уже избороздили весь Передний Восток,
до Египта, и громили египтян.
Они привезли с собой… Дамы и господа, клянусь вас, я не расист. Но эти индоиранские племена ,
которые себя называли арийскими – это не выдумки немцев – они себя называли арийцами.
Слово «ария» придумали они, а не гитлеровская пропаганда.
Главное, что они привезли – это феноменально талантливых людей. Талантливых по способности
при очень низком уровне материальной культуры - заниматься бездной вещей.
Они привезли с собой священные тексты – веды. Пожалуй, это был первый комплекс священных
текстов в мировой истории, который попал в наши руки.

Священным текстом я называю тот религиозный культовый текст, который СЕБЯ так называет(не
ученые его так называют – а он – себя). Запомните – мы должны слушаться текста.
Что такое священный текст? – Его нельзя менять.
Его нельзя переводить. Он должен быть, как он есть. Его можно только комментировать и
объяснять ученикам.
Это были устные тексты – письменности у древних индийцев не было. Она уже расцветала везде –
в Китае уже были такие письменные традиции, которые были несопоставимы с тем, что делалось
в Индии.
Но были страшно талантливые люди, которые сохранили веды, и главную из них, ригведу. С
первыми комментариями в устной традиции, нетронутыми около 2 тысяч лет до того, как они
станут записанными. В это время записывались тысячи текстов, погибали города в Передней Азии.
Походы Александра, римляне, гибель Древнего Египта. Бездна текстов погибала. А тексты вед
остаются до сегодняшнего дня в устной передаче – нетронутыми. Вы понимаете, каковы была
феноменальная точность устной передачи – от жреца-учителя к ученику, и далее.
Нам это кажется фантазией, а любой серьезный этнограф, занимающийся Океанией, скажет нам,
что есть и тексты Маоли в устной передаче. И устные традиции других районов Юго-Восточной
Азии. Они оказываются более стойкими, чем письменные. Потому что с устной традицией ничего
ведь нельзя сделать – ее не тронешь, не разрушишь, не сожжешь. И она поддерживалась
непрерывно.
Это особенность древне-индийской культуры, этих арийцев. Этих племен, о которой нам поведала
одна великая дама – археолог. А ведь археологии у них – почти не было, они не строили, не ваяли
статуи, не писали фресок. Они не писали – ничего.
То есть, визуальная, зрительная культура была ничтожной. Все –в устной передаче, основной был
– древний текст.

Последняя черта – это ритуал. Вместе с текстами, передавались подробнейшие описания

религиозного культового ритуала.
И вот, вы можете себе представить? Эти древние арийцы, страшные воины, безжалостные
бандиты и разорители – они передавали тексты. Следовали текстам. Выполняли тексты.
Но главное – продолжали текстовую традицию.
И, при всей бедности древнеиндийской археологии (чего там копаться? Дорог, фресок, статуй,
живописи нет), главное – нет текстов.
Я думаю, что индийская культура своей оригинальность обязана именно этой
незафиксированности.
Тексты надо было передавать в устной традиции, для этого их надо было – запоминать. Один из
обобщителей индийской культуры Фриц Тайль в своей лекции недавно говорил, что появилась
новая, ранее неведомая черта культуры – ПАМЯТЬ. Память, которая существовала не как
исторический феномен, а как уже нечто осознанное, как объект работы.

Для этого нужна была феноменально развитая рефлексия: память о ритуале, о текстах. Тексты
были частью ритуала, не было ни одного ритуала без произнесения текста. Так сохранились
тексты, которые в переводе на нынешний язык составляют 14 тысяч страниц современного
книжного формата.
Сам факт их передачи был религиозным. Он лежал в основе богатейшего ритуала.

О ритуале. Ритуал взывал к богам – Агни, Варнуне и другим, которых было много, как в других
варварских культурах. Ежедневный минимум ведийского ритуала (а ритуализировано было ВСЁ)
содержал около 1700 действий, каждый день. Это все сохранилось и передалось, и это была сама
ритуалистическая религия в мире.
И – без храма, все на открытом воздухе или в доме. Понятно, что это становилось органичной
часть психологии. И сама психология была ориентирована на мнемонику – запоминание,
воспроизведение. А оттуда – два шага до рефлексии.

Древние индийцы жили в селениях.

Но тут важно то, что этот ритуал передачи текстов, пение и воспроизведение текстов,
запоминание и мышление о текстах – положил основу одной из самых удивительных культур
Древнего мира.

Теперь о двух занятных чертах этой культуры, ритуалистической и бесписьменной.

Первая черта – нанесла огромный урон нашему изучению.
(Они же не знали, что мы будем через 4 тысячи лет их изучать.)
Это – полное отсутствие в этих текстах истории страны. История их вообще не интересовала. И
попробуйте сказать, что, мол, это Восток. Кто были первые историки Востока? - Китайцы.

Рядом, у китайцев, с древнейших времен были тексты, пронизанные историзмом. А в Индии он

отсутствовал.
Когда мы читаем комментарии к ведам, там уже написано. Но веды-то были всегда! Истина,
высказанная в ведах – была всегда. Что за вздор – 5 тысяч лет назад, 500, миллион – их не
интересует. То есть, полное отсутствие интереса к «когда».

Отсюда – коренное отсутствие историзма, а ритуал – вечен.

Это очень интересный момент. С постепенным ростом влияния и господства жрецов – которые
играли гигантскую роль в этом ритуализме – брахманы.
Таким образом, когда нет временного измерения, это неизбежно ведет к абсолютизму.
Где кончается абсолютизм любой истины? – Раньше это было так, теперь – не так, а дальше может
снова стать так.
И в комментариях к ведам впервые появляется, что «было так, есть так и будет так» - во
вневременном обществе. Эта черта древнеиндийской культуры, с которой Древняя Индия
противостоит не Европе, а Древнему Китаю.
Опять – гипотеза Запада – Востока не имеет здесь никакой силы. Я уж не говорю о том, что
реально описание истории Индии началось только с приходом других народов.

Особенно когда в Индию стал проникать ислам, религия насквозь, еще больше, чем христианство,
историческая, породившая гениальную плеяду арабских историй.
Благодаря которым мы знаем не только об истории Индии, но и об истории России, пардон!
Индия же – оставалась безисторичной.

Как вы понимаете, в руках этих людей (брахманов) полностью было образование.

Любые макро – и микро- системы социокультурного бытия - были по необходимости в руках
брахманов. (Опять: устной, письменности не было, как и грамотности.)
Из-за их феноменальной памяти , их уникального умения сплавлять в одном культовом
религиозном действии – МЫСЛЬ, СЛОВО и МАТЕРИАЛЬНОЕ ДЕЙСТВИЕ.

Я думаю, что ни к чему в индийской религии так не подходит определение Вингенштейна, которое
он дал, очень плохо зная религию. Он сказал: «В чем отличие того, что мы называем религией, от
любой другой деятельности? – От реальной, а не выдуманной дураками» (он ненавидел
историков религии!). «В религии всё- это действие. Мысль религиозная – это действие. Слово,
молитва, мантра, заклинание – это действие. И действие – это действие».

Это идеально подходит к ведийской религии.

Так жили они-поживали, добра наживали. Безумно крепкие были люди в те времена.
Продолжалась традиция, и ритуал.
Но не забывайте – это были люди, в ментальной сфере – натренированные. Ведь не было
письменности.
Мы еще посмотрим, чего вас лишит Интернет.
Но письменность – лишила людей очень многого, прежде всего, необходимости непрерывного
ментально тренинга. Пойдите – запомните 14 тысяч страниц, да? И объясните ученику!
Тут нарастали латентные интеллектуальные ресурсы.

И так шли столетия. И ритуалы стали все более и более объясняться. Я повторяю: текст
религиозный – священен. Абсолютно священен.
Позвольте обратить ваше внимание вот на что.
В этом смысле основной тест, оба Завета христианства, и Ветхий, и Новый – не считаются по
христианской теологии священными. Они священны только по содержанию.
А священный текст – это священная вещь, о которой еще Иисус сказал: «Несите во все языки». То
есть, прозелитизм, перевод христианских текстов. Без этого тексты двух универсальных религий,
христианства и ислама, остались бы локальным явлением.

А в Древней Индии это было исключено – текст нельзя было менять – никак, но его можно было
комментировать. Но сам он должен был оставаться неприкосновенным, его нельзя было
переводить ни на какой другой язык. Поэтому древняя индийская религия так никогда и не стала
так называемой универсальной. Она стала религией ТОЛЬКО для древних индийцев.

Только одного языка – санскрита и его производных. То есть, замкнутая этнически.

Есть другие религии, замкнутые этнически, одна из них – Древнейший брахманизм. Она была
замкнута не только этнически, но и социально-культурно. На варну (не называйте это кастой
никогда – касты появились много позднее) брахманов, священнослужителей.
Она была также территориально локализована.
Я бы даже сказал, что первичная территория распространения среди племен этой ведийской
религии едва ли превосходила Великое княжество Московское или Киев с округой. Все было
локализовано, социально-культурно и этнически ориентировано.

Как мы видим, эта религия была на одном языке – ведийском санскрите, который никто не
понимал, даже жители соседней деревни, если не обучались у брахмана, не могли ее понять. И
так и не понимали, и великолепно существовали, не понимая своей собственной религии,
которую они почитали, не понимая ни слова.

Как и по сей день делает 90% человечества религиозного – не понимая слов своей религии.

Шло время. Комментарии разрешались. Люди все больше комментировали – а попробуйте

священные тексты комментировать 10 поколений подряд – и что начнется?
Начнется то, что германские филологи еще с конца 10 века называют разночтениями. Или
множественными интерпретациями.

А отсюда, если учесть феноменальное умственное развитие этих людей… Ведь вся та энергия,
которая уходила на ритуал – стала расходоваться по типу «давайте поговорим о том – о сем». И
тогда – куда это может увести? В нечто, скажем так, противоположное.
А без такого увода – вообще не может существовать ни одна культура.
Все монолитные, гомогенные культуры – они ведь очень быстро исчезали. Они очень быстро себя
исчерпывали.

И тут возникает очень интересная вещь, где это отсутствие историзма сыграло огромную роль.
Интересно то, что в позднейших комментариях уже стали описывать не только древние тексты, но
и людей, которые древним текстам учили и которые их комментировали. И возникает
интереснейшая картина.
Были жрецы, которые из поколения в поколение долдонили те же тексты, до мельчайших деталей
выполняя те же ритуалы. Но неизбежно среди них появлялось все больше и больше людей,
которые задавали гадкие вопросы. «А вдруг это не так?» - это страшный вопрос.
Разумеется, что на них сердились. Разумеется, их не могли терпеть. Но не забывайте, что это были
люди той же среды – сливки древнеиндийского общества, брахманы и воины.

Так возникает расшатывание этого религиозного монолита. Но в отличие от известных нам

случаев расшатывания и оппозиции, Древняя Индия выработала свой гениальный стереотип
реакции.
Возьмите христианство, ислам, да чего там – иудаизм. Они не терпели расшатывателей, их иногда
осуждали, или изгоняли, или на месте убивали. Иногда они сжигались на кострах, ко всеобщему
удовольствию. В Древней Индии выработался забавнейший стереотип: «Вы нас не трогайте,
хорошо? Пожалуйста, рассуждайте себе. Давайте так: мы будем в одной клеточке, а вы – в
другой».
То есть, идея религиозного и морального сосуществования была в этом народе более развита,
чем в каком бы то ни было другом.
И тут мы подходим еще к одной черте, и другой части лекции.
Я сейчас буду рассказывать вещи тривиальные, которые знает каждый начинающий индолог. До
нас дошло гигантское количество древних и средневековых индийских текстов на разных
индийских языках. Но я хочу подчеркнуть уникальный момент.
Общество (я говорю именно об обществе, а не о государстве), как оно описано в текстах,
оказывается феноменально здоровым. Вернее, люди. Древнейшие учебники по индийской
медицине, в отличие от того, что мы знаем о Риме, о Греции, о скифах – общество не болело
рядом болезней, которыми болели просто все окружающие народы.
То есть, как бы общий фон жизни был удивительно благополучным. Почитайте ведийские гимны в
замечательных переводах Татьяны Елизаренковой – это же удивительно, как жила
древнеиндийская деревня, а города еще не было.
Я сказал: не было дорог, не было храмов, не было городов и домов. Жили индоарийцы того
времени в избах, грубо говоря. Жили очень хорошо. Появились первые царства.
Войны шли все время. Разве можно себе представить древнего индоарийца без войны? Нет, это
было обязательное занятие.
Но и о войнах веды пишут, можно сказать, с упоением. Хорошо им помахать мечом, угонять в
плен женщин, хорошо им собирать урожай, хорошо им жениться. Более того, даже погребальное
действо воспринималось ими довольно оптимистически. Вот он умрет, но бог пошлет счастье его
семье, если все ритуалы будут сделаны.
Более того, в той информации, которая к нам поступает от первых, еще небольших городов – там
жизнь тоже была невероятно здоровой и содержательной.
Греки и некоторые другие иноземцы, уже писавшие, говорили о том, что удивительно, что там нет
голодных. Это не какой-нибудь рай, а здоровая жизнь на плодороднейшей земле, с высочайшим
уровнем жизнедеятельности: коневодство, скотоводство. Прибавьте к этому охоту, без которой
воин не мог прожить неделю. Эти люди жили полной жизнью.
Это все-таки была элита Индии – они никогда не составляли большинство. Это было арийское
меньшинство. И тогда же мы читаем определение арийцев, и это к цвету кожи не имело никакого
отношения или к разрезу глаз.

Ариец – это тот, кто выполняет ритуал, читает и знает тексты, и воюет на колеснице.

И, опять – непрерывное возникновение микро-элит. Альденбург говорил: «тех микро-элит,

которые ничего не решали, но все окрашивали». То есть мыслящих, рассуждающих
интеллектуальных элит.
Но тут появилась новая манера, новый тип жизни, который очень быстро стал новым типом
деятельности. О котором Щербацкой говорил: «что-то ВДРУГ…

А что такое «вдруг»? Я же не древний индиец, я по рождению и генетике вынужден думать обо
всем исторически. А «вдруг» - это в три – четыре поколения.
…вдруг люди стали уходить».
Кто? Самые активные, самые умные, самые интересные, самые содержательные.
А почему они стали уходить? Не потому, что они жили в нищете, или их угнетали, унижали. Они
стали уходить, говоря по-русски, от накрытого стола своей культуры. Почему?
На это нам отвечают уже будийские тексты.
Когда Будда спросил одного ученика, отчего тот ушел в отшельники, тот ответил: «Да не
интересно здесь стало – все одно и то же».

Вы можете представить европейскую культуру – от чего бежали протестанты, русские староверы?

От того, что их жгли, притесняли, облагали налогами, унижали. А там – видите ли, не интересно!
Но опять – мы говорим о каких-то элитах. Почему не интересно? Отвечают: «Одно и то же».

Опять скот, опять власть в деревне, опять царь, опять война, опять мир, опять молитва, опять
жертвоприношение. Надоела вся эта ерунда собачья!
Это очень трудно понять человеку, воспитанному в обстановке – это черта современной культуры
– запоздалого тотального экономизма.
Который не менее отупляет вас всех, чем марксизм 50 лет назад. Я надеюсь, вы не обижаетесь?
Уверяю вас, это похоже.

Только там были те микроэлиты, которые задавали тон и говорили, что все это чушь и ерунда, и
давайте уйдем отсюда в лес, в джунгли.
И началась болезнь, которую немецкий индолог Фровайнлер назвал «болезнью ухода».

То есть, мы можем себе представить, что в определенные отрезки времени – не будем

преувеличивать, довольно короткие, 6, максимум 7 поколений – возникла среда, которую можно
было бы назвать критической.
Она была критической не к экономической структуре общества, не к социальной. Она была
критической, и, может быть, это был первый опыт в мировой истории, когда какие-то
интеллектуальные микроэлиты (подчеркиваю – интеллектуальные – не метафора) подвергли
критике сам этос жизни общества, то, как мы живем.
Все, начиная с рождения до смерти – и погребальные обряды, обряды свадебные и рождения, и
войну, и мир, и экономику, и политику (сильно досталось и царям, и племенным вождям).

Важно то, что они занимались критикой, которая не замыкалась внутри определенных
микроструктур общества, а которая охватывала весь этос общества.
Разумеется, каждый древний индиец знал, что по ведийским предписаниям лучше всего должен
вести себя кто? Царь. Царь – глава племенного союза, он должен нести на себе всю
ответственность за политическую реализацию любой социальной структуры. Будь то деревня,
маленький город или армия, племенной совет и даже сама гигантская область.
Царь, который по идее, должен был определять все.
И самое замечательное, что сначала племенная власть, потом царская, подверглась жесточайшей
критике. Но эта критика не выделялась. Она не акцентировалась.

Это интереснейший момент. Главным фокусом критики становился не царь, не община, а Я. Я,

который действую, говорю и думаю, как все в моем обществе.
Значит, Я на самом деле и не действую, и не говорю, и не думаю.

Если я думаю как сосед, как отец, как мать – то какая же это мысль?
Как говорил один буддийский философ – что в голове у меня тот же порошок, что у соседа.
То есть, возникла идея АБСОЛЮТНОГО СУБЪЕКТА МЫШЛЕНИЯ.

Это связано с идеей ухода. Я сейчас цитирую один джайнский текст: «Ешь ты вместе с
домашними, совершаешь ритуал под руководством брахмана, вместе с домашними, идешь на
войну вместе с другими воинами. А вот две вещи ты делаешь один»,
и это написано еще в добуддийских текстах.
«Ты один уходишь в лес и один умираешь».

Значит, твоя абсолютная единственность реализуется только в этих двух актах.

И отсюда – новый постулат, который один буддолог называл «новый тип рефлексии». РЕФЛЕКСИЯ
О СЕБЕ КАК ОДНОМ, И В КАКОМ-ТО СМЫСЛЕ ЕДИНСТВЕННОМ.
Не в смысле «неповторимом», а в смысле том, что ты являешься субъектом действия,
деятельности, которую может сделать только один человек – умереть может только один человек.
Ты.
Кстати, это очень забавный индийский момент.
Древние индийцы делят смерть на две части: смерть вовремя и безвременная.
Сегодня вам брахман за 2 доллара там, на берегу реки, где сжигают трупы, объяснит различие. И я
не думаю, что его объяснение будет многим отличаться от того, которое давал его пра-пра-пра-
прадед 2 тысячи лет назад.
Он скажет: «Реальная смерть – это смерть тебя одного. Если ты умираешь от эпидемии чумы- это
плохая смерть, все мрут. Если от войны – это плохая смерть, все мрут. Ты должен умереть в
абсолютном одиночестве».

Забавно, что, когда началась эта мания отшельничества (примерно в 7 веке до н.э.), она очень
четко фиксируется по текстам. Дело дошло до того, что в некоторых областях Индии до 40%
молодых людей, особенно из знатных и богатых семей, уходили в отшельники. Чтобы одному
думать, одному созерцать, потому из этого развилась йога.
А это же катастрофа.

Потом, когда в Индии появился новый богатый класс – класс торговцев и купцов – становившийся
все более влиятельным, эта эпидемия распространилась тут же и на них. Более того, за 7-8
поколений они стали передовым отрядом аскезы.
Заметьте – самые талантливые, самые активные люди.

Я думаю, что этого феномена не было ни в одной древней культуре.

Это не было бегством – никто их не гнал, наоборот, все было в порядке. А – простите меня,
пожалуйста, надоели вы мне все, давайте я пойду, побуду один. Но опять это «один» тоже скоро
кончилось.
Почему? Потому что в нескольких районах Индии концентрация аскетов в лесах достигла такой
степени, что они стали смыкаться и кристаллизоваться в какие-то микросоциумы.
Для чего? Для одного - простите за вульгарность, для обмена опытом.

Это буквальный перевод, почти калька с двух санскритских слов.

«А как там, у тебя в школе великого сатья дас? А сколько месяцев вы проводите не дыша под
водой? Или в полном созерцании, с отключением всех органов чувств?»
Эти тексты нельзя читать без улыбки.
Тем не менее, это же были доблестные люди.
Они не хотели изменений в обществе. Они, в отличие от нас, не были дураками, и не думали, что
себя можно изменить, изменив порядок в обществе. Они понимали, то что бы то ни было в мире
можно изменить, только ЧЕРЕЗ СЕБЯ.

А неизмененный человек…
Кстати, дамы и господа, я очень субъективен. Я это все принимаю, не будучи ни отшельником,
поверьте мне. Я абсолютно убежден, что любое реальное изменение – ОБЩЕСТВЕННОЕ. Оно
актуализируется только через изменение индивида, а потом .. человека элиты. Именно
интеллектуальной элиты.
Почему? Потому что он нашел время подумать.
А когда ушел – с него никто о времени не спрашивает.

И вот создается новая культура, которую я называю культурой ухода и отшельничества. Что
забавно – от истории им как будто не надо было уходить.
В одном переводе отшельнику говорит Будда: «Главное – уходя, не смотри назад, на твой народ,
на твою семью, на твое царство, на твою деревню, город – их не существует. Ты ушел в место, где
нет времени, а есть одна высшая мудрость». Сейчас это звучит как романтический бред.
Но, между прочим, все интеллектуальные силы сосредоточились в отшельничестве.

И, в феноменально короткий срок, древние индийцы, которые ни одного храма не построили, ни

одной картинки не нарисовали, ни одной настенной надписи не сделали – они вдруг открыли
современную математику, именно эти отшельники.
Они открыли позиционное исчисление, придумали «0».
(А римляне с греками еще долго маялись… строчки выводили).
Они создали первую научную грамматику языка, своего санскрита, очень трудного для нас, и
определили первые интереснейшие законы психологии, о которых мы начнем говорить на
следующей лекции.
Впервые об этом периоде – как периоде человеческой истории, а не истории Индии – заговорил
замечательный немецкий философ Карл Ясперс. Он в 20е годы 20 века сказал, что никто не может
понять, почему с 6 по 4 век… (не слышно).

Видимо, возникла какая-то сила, которая в разных точках земного шара порождала какие-то
чрезвычайно схожие явления, основой которых была физическая центробежность и внутренняя
ментальная центростремительность. Стремление к себе, ментальное и физически, без всякой
вражды – как говорил Сократ, «вам хорошо бы без меня пожить, вы все равно, со мной или без
меня, теми же грязными свиньями остаетесь».
Настоящий философ называет белое белым, а черное черным. Афиняне это пережили. Правда
они, на всякий случай, решили разделаться с Сократом, но он, по выражению одного чешского
философа, сам лез на рожон лет 20 подряд. Есть мнение, что он сам это все подстроил, свой
конец, якобы в воспитательных целях, чтобы воспитать этих грязных свиней.
Но здесь было очень важное различие. Для Сократа и для Платона общество, в котором они жили,
они оценивали отрицательно по какой-то «комплексной этике».
Например, что было главной претензией греческого общества в этот период – к государству, в 4
веке? Оно бездарно и вольно, разумеется – но это было второе. А что первое? Вы будете
поражены: тотальное взяточничество.
Но древнеиндийские критики общества – пожимали плечами и говорили: «Ну, это ж такие
мелочи! Ведь главная беда общества в том, что они идиоты, они не могут думать». Когда
собираются вместе 2 человека, то двое умных, думая вместе, становятся уже средними. А пятеро
средних, уже думая вместе – полные идиоты.

Это полное опровержение того, что один ум хорошо, а два ума лучше.

Но важно отметить, что этот новый тип интенции был на самом деле новым типом
индивидуальной рефлексии.
Не думайте, пожалуйста, о плохом. И там, и там общество выжило. Оно погибло не от буддийских
философов и не от Сократа и его учеников. Тем не менее, произошла какая-то интереснейшая
отмеченность. Она носила чисто интеллектуальный характер, поэтому она имела две стороны,
негативную и позитивную.

В Древней Индии негативная сторона этой отмеченности была относительно слабой.

Будда, говоря об одном маленьком временном царстве, сказал: «Какие мудрые правители, какие
смелые мужи, воины, как хорошо землю возделывают, какие чудные сады! Но жить здесь
невозможно, потому что невозможно предаваться созерцанию – это не для созерцания, а для
ерунды».
А знаете, для общества такое отношение имманентно опасно. Часто общество предпочло бы,
чтобы боролись против него, чем вот такой рефлексивный скепсис «да черт с ним, мы –
обойдемся».
Многие общества это очень резко переживали – вообще это обидно, если без тебя обходятся,
лучше уж вражда. Это отношение к обществу, привитое в Древней Индии в отшельничестве, я бы
назвал отношением нейтрализации. Оно стало настолько сильным, что оно окрасило развитие
буддизма и дальнейшие ведантийские школы – такая релятивизация всех человеческих
отношений.

В раннем буддизме была введена совершенно новая характеристика – релятивизирующая. что?

социальные отношения. человеческие отношения. личные отношения. любые отношения.
Конечно, хорошим это не назовешь, да и плохим тоже. Это все – в общем, мелочи.

Это приводило к тому, что сама фигура мыслящего, медитирующего, рефлексирующего аскета
становилась аксеологически некоторой первоценностью. Что, конечно, объективно для общества
было чрезвычайно опасно. НЕ общество – а вот, ОНИ.
Эта релятивизация, или нейтрализация, привела к тому, что когда началось более или менее
систематическое изложение основных положений буддизма, учителями в 4 и 3 веке до н.э….
… а буддизм начинался также как устная традиция. Учитель говорил, ученик запоминал и
передавал, другой ученик комментировал. Так буддизм существовал, хоть и не так долго, как
веды, но по крайней мере 250 лет, пока цейлонский царь уже на другом языке не велел писать
тексты.
… теперь я хочу закончить описание этой нейтрализаторской черты.
Понимаете – у человека уже болит сердце, глядя на всю несправедливость, например,
губительный царь, живодер, или несправедливо что-то еще.
И на это – следует объяснение: а ты вообще где живешь? В царстве, да? Ах, да, тебя царь три года
награждал, а потом перестал. Так кабы ты сам не напросился к нему в казначеи, а с казначеями во
всех странах древности , да и сегодня, происходят периодически неприятности. Буддийские
тексты полны странными сообщениями – как царь казнил три года подряд трех казначеев, пардон
– министров финансов. За что? За то же самое. Крали.
Но это – не интересно, и Будда категорически прекращал разговоры на эту тему. Мол – это ты
выбрал. Что – я за тебя выбрал идти в казначеи, или я за тебя возглавил дружину царя? Было
такое, что пробили копьем одного командира дружины за то, что он вступил в отношения с
дочерью царя. Но никто ведь его не заставлял быть воином, потом дружинником, потом главой
дружины, а потом еще и связаться с дочерью твоего владыки.

Этот момент нейтрализации в каком-то смысле определил социальные отношения ранних

буддистов.
В Греции совпали все основные философии – с появлением буддизма.

Есть эпизод, когда к Будде приходит главный советник вождя соседнего племени и просит совета,
как победить соседей. Они скот угоняют, женщин забирают – ведут себя как нормальные
политические соседи во всем мире и будут вести. Будда посоветовал, во-первых, не торопиться
отменять старые законы и вводить новые. Во-вторых, чтобы законов было как можно меньше, а
не как можно больше. В-третьих, чтобы, когда выпускаете законы и правила, чтобы их все
понимали.
Тот ушел, сказал, что постараются.
А ученик воскликнул: «О Господи (так звали Будду), так ты всегда говорил, что война – это очень
плохо, а тут даешь совет, как победить!». А Будда на это ответил: «А он меня не спрашивал,
хорошо война или плохо. А спрашивал, как победить. А мудрый – дает ответ на вопрос».
Это очень типично для буддизма. Ты меня не спрашивал – так что ж я буду тебе ерунду говорить!

Тут мы подходим к древнему буддизму, который я условно называю древним историческим

буддизмом. Я не слишком убежден, что все это началось в 6 веке, но в 5 до н.э. – да.
Вокруг Будды уже работают (простите за модернизацию) феноменально способные молодые
люди, которые уже стали формулировать буддийский эзотеризм.
Эзотеризм – это никакая не мистика, это вовсе не охраняемая тайна, а то, что понятно только нам.
Вроде как у нас – сидят и обсуждают, и это все оттачивалось, кристаллизировалось.
Примерно за 2,5, максимум 3 поколения – 60-70 лет это превратилось в отточенное,
артикулированное, идеально выраженное учение.
Потому что люди работали, и им ничто не мешало, никакая ерунда вроде войны, мира и
экономических реформ. И самое главное, к чему пришла мысль этих людей, разумеется,
индуцированная Буддой. Как мысль Платона была индуцирована Сократом, мысль Сократа
старшими софистами.
Но главным выводом, в чем учение Будды не расходилось с древними ведийскими школами –
мир изначально существует – простите меня за безжалостную модернизацию – в двух вариантах.
1 вариант – движения, развития, нарастающего многообразия, непрерывного перемешивания и
борьбы, непрерывного динамизма.
2 вариант – ОДНОВРЕМЕННО (времени-то не было) с этим миром, который стал называться
сансара (означает – стечение, соединение многих притоков в одном) существует мир нирваны –
мир прекращения.
Что интересно философски – что мир сансары, то есть мир нашей с вами жизни, мир
динамического разнообразия и энтропии и мир нирваны – никак не соприкасаются.

МЕЖДУ НИМИ НЕТ КОММУНИКАЦИИ.

Никакой, ни естественной, ни сверхестественной. При этом эти оба мира существуют с любой
точки наблюдения.
Но, как всегда, подобного рода постулаты уже на фазе их кристаллизации, артикуляции –
нуждаются в корректировании.
Да, эти два мира совершенно изолированы, даже если они существуют внутри одного атома.
Кстати, слово атом придумали древние индийцы, с нынешним этимологическим значением.
Эти два мира – существуют везде, вы не можете найти место, где существует один мир.
Но первая же корректировка показала, что это – так, и все же в чем-то – не так. НЕ в нашей
философской точки зрения – а с их собственной, а их собственных беседах, это не противники им
навязали, а они сами так считали.
Да, они отделены и между ними нет коммуникации. НО – мир нирваны может постичь мир
сансары. А мир сансары – не может постичь мир нирваны. Потому что он непостижим.
А почему это все так?
Потому что мир сансары не может постичь и самое себя. Он лишен, у него нет имманентной ему
системы знаний. То есть он отличается от мира нирваны еще и тем, что мир нирваны постигает не
только самое себя, но и мир сансары. А мир сансары не постигает ни себя, ни мира нирваны.
И тогда была введена гениальная категория неведения, которая означала буквально –
непостижение самого себя.

То есть – ТОЛЬКО ТЕБЯ можно постичь, а ты- остаешься в полнейшем неведении.

Это произвело очень интересную дуалистическую модель: сансара и нирвана были
постулированы в структуре – при полном отсутствии коммуникаций – в структуре чрезвычайно
сложных отношений, объективных.
Что значит «объективных»? - С точки зрения нирваны.

Обо всем этом говорил Будда, а он – тоже был в нирване. Поэтому он, грубо говоря, выступал
перед своими учениками как наблюдатель из нирваны.
Который помогал им осознать самих себя в сансаре. В мире изменений, в мире энтропии. И
прежде всего – понять, что это и есть мир изменений.
Мы все живем в мире, который заранее, априорно, не отрефлексирован. Мы не можем являться
наблюдателями себя, то есть своего собственного ума.

? А социология? – При всем моем уважении к отцами социологии, не к той белиберде, в которую
она превратилась за последние 60 лет, социология никогда не могла провести эту работу
целиком. Она всегда останавливалась на каких-то определенных, легко наблюдаемых структурах,
как микро, так и макро. А потом возник философский метод определения микроструктур через
макроструктуры в социологии.
Но социология – это плохой пример. Было бы лучше, если бы вы спросили о психологии.
Она бы не могла ответить на эти вопросы – еще хуже.

А вот вы меня спросите – а какую ТЫ сейчас позицию занимаешь?

Я отвечу – я занимаю позицию человека, который сейчас пытается понять наблюдение Будды –
которое я не разделяю.
Наблюдатель –то может наблюдать сансару только тот, кто в нирване. А я, с вашего любезного
разрешения, не в нирване – я в сансаре. Если выразиться несколько иронически, я могу только
воспроизвести опыт, в своей рефлексии- тот, что Будда излагал в своих первых проповедях.

Все это – как-то понятно. Но на самом деле – абсолютно непонятно. Один из великих учеников
Будды выступал и сказал: «И правильно, что непонятно».

Теперь мы переходим ко 2. 1 – это разделение на сансару и нирвану.

Что такое понимание? Я что-то излагаю, и вы – поняли или не поняли.

На самом деле, в нашем научном жаргоне и в бытовом языке, понимание – это возможность
репродукции, правильного повторения сказанного. Чтобы вы в дополнение к ошибкам и
противоречиям, которые я сам мог допустить, не добавили еще и свои собственные.
В нашем языке понимание – это хотя бы частичное освобождение собеседника от его
субъективности в пользу моей субъективности, которую условно, на время урока, я назову
объективностью.
Здесь игра таких псевдоструктур сознания. И с буддийской точки зрения- понимание выбирается в
язык – а понимаешь ли ты, что я тебе сказал? А понимаешь ли ты значение всех слов?
И тут Будда нисколько не расходится с Аристотелем – ни с логикой, ни с антологией Аристотеля.
Ведь, если есть истина и есть живые существа, одаренные способностью разума мыслить о сущем,
то это мышление производится и регистрируется.
Эта рефлексия излагается в языке.
Так, слово «рояль» - не важно, написанное или произнесенное, имеет отношение к вот этому
предмету. Есть ли какая-то внутренняя, имманентная связь?
И тогда Будда сказал бы своему любимому ученику, что только полный дурак может
предположить, что слово «рояль» имеет отношение вот к этому роялю, который можно
потрогать, поиграть. И ученик спросил: «О Господи, так что же мы тогда говорим и зачем?». И
Будда отвечал: «Так вы же – люди, я же - с вами говорю».
Это концепция породила много идиотских фантазий о «молчи».

?? Вы говорите про язык как многообразие и всепреемлемость, а с другой стороны- надоело.

Возможно ли, что это связано с языком, с его переполнением смыслами. И вопрос: когда эти
переходы происходили в Индии, в Греции, появлялся ли какой-то новояз? Какие-то слова, которые
обобщались? – Я бы переформулировал: появлялись ли попытки? Да, появлялись. Кончались тем
же: побеждала уже не традиция, а скорее этос. Историческая или биологическая инерция
словоупортребления.
Ваш вопрос интересен – надо было переделать язык этики. То есть, реализации этоса на микро и
макросоциальных уровнях.
Язык стал делиться на две части, как устный таки и письменный. Из языка была вынута какая-то
часть. Ведь надо было учиться, писать – уже появилась письменность. Объяснять, переписывать,
диктовать. Это была одна часть.
И смыслы слов, предложений и целых текстов – надо принимать на веру, то есть по-старому.

Раз рояль, воин, лопата так называются – пусть будет так. Это первый шаг.
И вторая часть – каждое слово нами не познается во всем объеме как символ сути.
И это уже не слово – появились целые системы мантр. Слов, которые не имели нормальных
значений. Это были не те слова, которые можно было посмотреть в словаре.
Так, грубо говоря – первая половина – это слова, которые, если не знаешь, можно посмотреть в
словаре. А вторая половина – опять, как нирвана и сансара – не лезь на полку, не смотри в
словаре. Заучи это слово, как оно звучит. Оно имеет свой СИМВОЛИЧЕСКИЙ смысл. И ты должен
этот смысл УЗНАТЬ. Потому что этот смысл никак не входит в значение данного слова.
- (задавший вопрос) Позвольте комментарий. Я же случаю Вас, и я слушаю не как древний индиец,
не дихотомично, и в этом отношении я слушаю Вас как гипертекст, многослойно, и то, что Вы
говорите – рождает разные слои. Я о том, что они эту дихотомию сделали, а каждый раз
перезагрузка программы, как в компьютере, где мы перезагружает от начала и до конца. Может
быть, мы уже подошли к тому времени, когда нужно перезагружать сознание. Послушал лекцию
Пятигорского – раз, и перезагрузил?
- Вы оптимист. Я так не думаю. Если так, то это вирус.

?? ВЫ упомянули раннего Витенштейна о том, что в религии все есть, мантры, ритуалы, но ведь
это скорее к определению магии, чем религии?
- Нет. Во-первых, Витенштейн не был великим знатоком религии. Я сильно подозреваю, что ни
одной замечательной книги о Индии, которые при нем уже появились, он не читал. Но он хотел
сказать, что поскольку религия является действием и рефлексией этого действия, направленной
на определенный объект по ритуалу, соответственно – божественна, то не может быть , чтобы
здесь рефлексия замыкалась на рефлексии, а лингвистика на лингвистике. Это ДОЛЖНО быть
религиозное действие, а если его нет, то это либо вырожденная религия, либо вообще не
религия. Ты же, если в Богом говоришь – ты на него действуешь, а если не действуешь – то твоя
молитва не религия. Реальная религия – это воздействие.
Интересно, что в этом случае не будет рефлексивности, то есть обратного для тебя действия. Он
был врагом рефлексивности.
Лично я этим не занимаюсь, это чепуха, поэтому очень редко употребляю само слово рефлексия.

Я его цитирую, потому что в парафразе можно прочесть из древнеиндийской школы: «Все
истинное – в действии, закон – это действие, религия – это действие, культ – это действие,
мудрость – это действие, изучение знания – это действие». Это была школа, очень ведическая, как
бы говорящая: чем бы ты ни занимался – это все ритуальные действия.
Это почти по Виттенштейну. В своем роде – он был прав.

? Что происходило с ритуалом, когда появилось отшельничество? – Очень просто = ритуалы

обходились без этих людей. В их религии не было никакой схизмы, дальше – стала, но по другим
причинам. Вроде того, что мы уходим – а то, что остается тут – это не наше дело.
Они были истинными отшельниками – они не ненавидели. Ведь ненависть – это отношение, ты не
можешь быть отшельником, если ты против чего-то.
В каком-то смысле это способствовало развитию философии, ведь философия была, а люди –
уходили и снова приходили. То есть, нельзя сказать, что это не затронуло, но на уровне
интенционального поведения отшельников нет.

АКСИОМА СРЕДИННОСТИ
Первая аксиома буддийской философии. С одной стороны – элементарна, с другой трудна – для
нашей системы знаний и религиозно-философских представлений, которые условно можно
назвать европейской.
Поэтому эта тема, с моей точки зрения, недостаточно или неправильно освещена.
Начну с примера. Всякий христианин и другой – знает «любить ближнего как самого себя».
С позиции раннего исторического буддизма, который был по преимуществу философией
аскетической – любить ближнего как самого себя бессмысленно. Потому что те, к кому обращался
Будда – прежде всего не должны были любить самого себя. Так что это не работает: аскет должен
ЗАБЫТЬ О СЕБЕ.
Поэтому тут нужен какой-то, принципиально другой, подход – людей, которые самого себя не
любили. Аскетов, к которым обращался Будда.
Людей, которые ушли от своих семей, своих племен и сел, городов и стран, и часто даже не
упоминали их в своих разговорах – «какая ерунда- какая-то страна, нация, религия, племя,
кровь!».
Поэтому для такого человека, с точки зрения аскетической среды, это было вульгарно. В том
числе – и любовь к самому себе, и ближнему.

Это во многом определило феноменальную философичность и буддийской религии. Ведутся до

сих пор споры, что первично, философия или религия. Эти споры не интересны.

Я начну говорить об аксиоме срединности так, как о ней сам Будда и первые комментаторы
говорили в контексте . Контекст – это не ГДЕ был текст, а ЧЕМ был текст. Первая проповедь -
первый проворот колеса сансары – Будда обратился к своим первым 5 ученикам, которые все
были аскетами. С ними он проходил аскетическую практику в так называемом лесу, и потом с
ними говорил.
Он начал с понятия «крайности».
Кстати, дамы и господа, на каком языке Будда проповедовал – не забывайте, письменной
традиции тогда еще не было? Об этом мы не знаем ничего. Его ученики неоднократно замечали –
какое имеет значение, на каком языке?
Потому что любое сосредоточение на языке, будь то ведийский санскрит или любой из множества
родственных, мешает пониманию смысла.
И вот Будда начал с рассуждения о крайностях.
«О отшельники, есть две крайности. Одна крайность – это преданность чувствам. Погружение в
чувственность. Погружение в ублажение себя чувственными удовольствиями, утехами. Это
крайность изнеженности, полной удовлетворенности твоего тела. Это – крайность» - говорил
Будда.
«И тут есть два важных момента. Эта крайность, о отшельники – вредит чистоте сознания. Она
замутняет сознание».
Тут впервые в истории появляется это определение. Предаваться чувственным утехам и усладам –
это буквально переводится «вульгарно».
Вульгарно – от латинского вульгарис, простой.
Что значит вульгарно, и чего надо опасаться, Будда разъяснял. КАК ВСЕ, НЕ ТАК, КАК ТЫ.
Очень простой жизненный вызов. Если ты предаешься этой крайности внутри – становишься как
все. Вульгарным, не думающим человеком.
Как видите – ничего страшного, живем же все-таки. Но есть еще отшельники.
И – вторая крайность.
Крайность умерщвления плоти.
Необузданного самообуздания. Смертного аскетизма. Истощения плоти, полного искоренения
чувственности. Эта крайность также замутняет сознания и так же вульгарна, как и первая.

Для нас это странно: как можно называть такую благородную вещь, как борьба с плотью, таким же
вульгарным, как полное погружение в плоть. Но в том-то и дело, что там и там – мы говорим о
замутнении сознания.
Не искоренять надо чувственность, а ею полностью владеть. Не искоренять надо жизнь инстинкта,
а абсолютно ее контролировать сознанием.
Обе крайности вульнарны.

Здесь, собственно, и начинается буддийская философия, с этой аксиомы.

Но повторяю, дамы и господа, это не аксиома нравственности или морали, это аксиома
действительности. Какой действительности?
Действительность – только одна – действительность сознания.

Говорит Будда: «С кем я имею дело, говоря с вами? – С вашими сознаниями».

То, как вы себя ведете – мы можем оценивать только с точки зрения сознания.
Если сознание становится глубже, четче, яснее – это хорошо. Любой перекос в сторону
чувственности, в сторону дикой аскетической борьбы с чувственностью – это вред, приносимый
сознанию.

Как вы понимаете, это не могло найти сочувственного отклика в аскетической среде.

Второй очень важный момент.

Против состояния ухода в крайности - состояние срединности. Оно на самом деле есть состояние
очень высокое состояние сознания.
Не только как уход от крайности, холить свое тело или умерщвлять. Нет. На самом деле это
состояние устанавливает какую-то особую вертикаль, только пребывая в которой ученик
начинает быть способным не только к другим состояниям сознания, но и к другим способам
мышления.
Потому что тут же началась как бы генерализация этого принципа срединности. Ведь срединность
– это не только уход от крайности, что просто – это каждый из нас может.
Но самое сложное в том, что это имеет свой особый этимологический смысл, то есть особый
смысл в отношении знания. В конце концов, наше знание построено на принципе да/нет.
Хорошо/плохо, правильно/неправильно, ошибочно/безошибочно. И здесь дело становится боле
сложны: а как иначе знать?
Как иначе знать, когда сама структура нашего мышления ориентирована на да/нет, как и сам
строй нашего языка. Будь это родственный русскому санскрит, или родственный китайскому
тибетский или никакой определенности – не важно. Языковые структуры не могут обойтись без
да/нет, без позитива и негатива. И в дальнейшем, как мы видим потом у Аристотеля, в поздних
ивритских и арабских школах – также исключена какая бы то ни была третья возможность.
Собственно, ни одна страна не культивировала крайностей до такой степени. Там это была
субкультура, при этом возникла еще новая идея, до буддизма. Что именно крайний аскетизм,
полное отвержение твоей плоти даст тебе сверхъестественные, почти божественные способности.

В особенности это получило развитие в древнейшей системе, за два поколения до буддизма, в

джайнизме. Достаточно сказать, что последний великий джайнский гуру умер 35 лет назад, не
где-нибудь, а в столице современной Индии, Нью-Дели. Он просто вышел из дому, у него с
глазами было плохо, он был уже глубокий старик. А в жаровне горели угли, и он поставил туда
босую ногу, так и оставил ногу. Потому что он принят высший джайнский обет – непрепятствие
собственной смерти. Дальше этого пойти нельзя.

Так вот, Будда считал, что это глубоко неправильно, что это крайность. Что при всем благородстве
интенции освобождения от плоти и освобождения своего сознания от реакции на ощущения – это
излишек. Будда предостерегал своих учеников от того, что мы называем «слишком» - это смерть.
Он говорил: «Знаешь, если ты не можешь избавиться…

… а заметьте, дамы и господа, что интеллектуально избавиться от этого «слишком» - гораздо

труднее, чем избавиться от безумной чувственности, самопотакания, самоублажения. Потому что
это – да/нет, или победить, или умереть. Или, как это говорилось – лучше умереть свободным,
чем жить рабом.

… то в этом ты вульгарен.». Даже если ты великий ученый – но это ловушка вульгарности. Она
тебя подстерегает на каждом шагу, потому что так устроен твой ум. Он так работает – и вам это
любой кибернетик скажет – что без этого невозможно, это же страшно.
А Будда говорит: «Да, я потому вам это и говорю, что это невозможно».
Один из учителей говорил, чтобы заниматься тем, что интересно, ты должен пройти через
невозможное. Это повторял Ницше «Сверхчеловек – это прошедший через невозможное».
А что – невозможное? Отказ от строя собственного мышления, собственного языка. А от этого
избавиться невозможно – и по Декарту, и по Блюму.
То есть, пока что –мы не нашли возможностей другого строя нашего мышления
А с Интернетом – сумма получаемой информации потребует совершенного иного способа ее
переработки, нового способа работы интеллекта и новых интеллектов.

Но заметьте, что человек на той чудной лужайке, где Будда проповедовал пяти первым ученикам,
благодаря срединности – он создал непроходимую преграду между собой и своими учениками, с
одной стороны. И всеми остальными, то есть ближними.