Ссылка на материал: https://ficbook.

net/readfic/8770744

The most cold winter

Направленность: Слэш
Автор: Анна Элис (https://ficbook.net/authors/1931125)
Фэндом: Bangtan Boys (BTS)
Пэйринг и персонажи: Ким Тэхён/Чон Чонгук
Рейтинг: PG-13
Размер: 111 страниц
Кол-во частей: 6
Статус: завершён
Метки: Врачи, Hurt/Comfort, AU, Смерть второстепенных персонажей

Описание:
Тэхён понимает сразу: он не нравится Чон Чонгуку.

Посвящение:
darjjap.

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

Примечания:
The Best Pessimist - The Most Cold Winter.
 Оглавление

Оглавление 2
Prologue 3
Part 1 10
Part 2 26
Part 3 53
Part 4 73
Part 5 91
Примечание к части 114
Примечание к части Небольшая визуализация и музыка-вдохновитель (одна из
моих любимых композиций без слов): https://vk.com/wall-149273802_18755

Prologue

Одному спокойнее.

Тэхён прикрывает глаза, прислоняется затылком к холодной кирпичной стене и,

спрятав руки в карманы халата, громко вздыхает. На улице давно стемнело:
горят оранжевые лампы в фонарях, мелькают фары проезжающих мимо машин,
а деревья, растущие через дорогу и образующие собой то ли лес, то ли
заброшенный парк, кажутся огромным чёрным пятном, за которым, кроме
пустоты, ничего больше нет.

Дело близится к декабрю.

На этом балконе нельзя курить – в любой момент сюда может зайти кто-то из
пациентов, – и Тэхёну по-настоящему трудно бороться с желанием пару раз
затянуться, ведь сигарета – это один из немногих способов успокоить нервы, и
не малоэффективный, а, как внушил себе Тэхён, стопроцентно рабочий. Поэтому
он курит мысленно. Приподнимает веки, задумчиво устремляет взгляд в темень
напротив и неторопливо метафорически «курит». Обстоятельства вынуждают.

Существует ли в этом мире нормальность? И кто решает, где она начинается и

заканчивается? Может быть, безумие – это нормально? Может, истинные
безумцы – это те, кого принято считать психически здоровыми?

А может быть, их, психически здоровых, вообще нет?

Тэхён задаётся такими вопросами каждый день. Пытается найти тонкую грань
между гениальностью и помешательством (что, если это сумасшествие рождает
гениальность, а не наоборот?), бредом и здравым смыслом, фантазией и
реальностью, но порой не может объяснить разницу между этими вещами даже
самому себе.

А что насчёт чувств? К примеру, любовь. Кто решил, что это чувство –
эмоциональный процесс, переживание, субъективное и нерациональное
отношение к кому-либо? Может, это обычная химия? Или одержимость? Никто
ведь не знает и вряд ли когда-нибудь сможет узнать, что она такое.

Единственное, что точно знает Тэхён, – это то, что на нашей планете слишком
много людей сошли с ума из-за любви.

Кто-то сходит из-за неё с ума в эту секунду.

Пациентка N., двадцать девять лет. Не замужем, один ребёнок; род

деятельности – педагог-психолог. Вместе со своей семьёй – мамой, папой и
дочкой шести лет – решила провести отпуск на острове. N., со слов её матери,
прямо перед началом регистрации на рейс, увидела перед собой Богородицу,
которая, со слов больной, благословила её на брак с её любимым человеком. Со
слов матери, больная не состоит в отношениях с этим человеком и никогда не
состояла. Они лишь знакомые. Он – учитель на курсе английского, она – его
3/114
ученица. Более того, он женат, и у него двое детей. Остановило ли последнее
влюблённую больную? Нет.

Кто знает, как давно и как тщательно она выдумывала себе мир, в котором он
всегда рядом с ней? Сколько раз она представляла, что они вместе, как часто
убеждала себя в том, что он нужен ей, а она – ему, и всё в этом духе?

Пациентка вышла из кабинета Тэхёна около пятнадцати минут назад, оставив в

его голове рой вопросов. Сама она только и делала, что бредила весь приём – не
смогла пройти интервью, не дала ни одного вразумительного ответа, широко
(пугающе) улыбалась, счастливая из-за того, что получила благословение. И
ничего, абсолютно ничего не сказала по существу. Её мама и папа были
возмущены, кричали на Тэхёна, мол, у них в семье никогда не было «психов» и
за дочкой подобных выпадов тоже не наблюдалось, и до конца, до последней
минуты приёма отрицали тот факт, что их взрослому ребёнку нужно лечение и
помощь, которую Тэхён, не устающий это повторять, был готов оказать.

За назначенное лечение и помощь, к слову, «спасибо» никто не сказал.

Напротив, Тэхёна оставили виноватым, ведь это он поставил больной
предварительный диагноз, и он, в результате сбора анамнеза и личной беседы с
ней и её родителями, отнёс её к группе психически нездоровых людей.

Как поверить в то, что любовь – это светлое чувство, если каждую смену ты по
несколько раз убеждаешься в обратном?

Когда на балкон кто-то влетает – этот кто-то, судя по белому халату, явно врач,
– резко отворяет окно и высовывается из него, облокотившись о раму и опустив
голову вниз, Тэхён немного удивляется. И не потому, что дело близится к
декабрю и на улице очень холодно.

Кроме него самого сюда никто не приходит: врачи стараются побыстрее

закончить смену и уехать домой, пациенты тоже не любят засиживаться в
клинике. Следовательно, человек, стоящий к нему спиной, – недавно
устроившийся сюда доктор. Судя по рисункам мишек и зайчиков на его халате –
детский доктор.

Судя по его поведению – окончательно задолбавшийся детский доктор.

— Не лучший вариант, — хрипит Тэхён, продолжая стоять в той же позе.

Тот, заметно вздрогнув, поворачивает на него голову.

— Не лучший вариант для чего?

Да, доктор определённо новый. Прежде Тэхён его не видел.

Он чем-то напоминает Сокджина – у того тоже все эмоции на лице написаны.

Чем-то – Юнги: тот тоже задыхается, когда случается что-то плохое, и тоже
обдирает заусеницы до мяса. Чем-то – Хосока: Хосок такой же раздражающе
педантичный, ходит в брюках с идеальными стрелками и выглаженном до
последнего сантиметра халате (даже сидит ровно, чтобы его одежда не дай бог
не помялась). Чем-то – Чимина: у того такие же опухшие глаза (Чимин – книжный
червь: много читает, мало спит; ни много ни мало выпивает). Чем-то – Намджуна:
4/114
в Намджуне Тэхён тоже почувствовал что-то своё. При первой же встрече.

Чем-то – его самого. Тэхён, правда, пока не понимает, чем именно.

— Для самоубийства, — ровным тоном произносит он, смотря тому в глаза. — Тут
невысоко. Прыгнешь – сломаешь руки и ноги. Может, получишь сотрясение или
оставишь кожу на асфальте. Но точно выживешь.

Тот, не отводя от него взгляд, вскидывает бровь.

— Я не собирался прыгать.

— Я знаю, — выходит настолько уверенно, что задолбавшийся детский доктор на

мгновение теряется и перестаёт моргать. А после, помолчав какое-то время,
отворачивается и принимается наблюдать за машинами, проезжающими мимо
их клиники. — Это была попытка отвлечь тебя.

Сдаётся Тэхёну, провальная.

— Не думал, что здесь кто-то есть, — голос низкий, уставший.

— Ты мне не мешаешь, — у Тэхёна примерно такой же.

Он, наконец, отлипает от стены, подходит к доктору ближе и, отворив соседнее

окно, так же опирается локтями о раму, высунувшись наружу. И в самом деле
холодно. Очень. Люди, находящиеся на улице, идут по тротуару, пряча нос в
тёплых шарфах.

Если бы Тэхён был здесь один, он бы так же, как его новый коллега, опустил
голову вниз и приковал своё внимание к движущимся машинам, но в данный
момент человек, стоящий рядом, вызывает у него куда больше интереса. Тэхён
любит изучать людей.

Почти сразу его взгляд падает на бейдж, прикреплённый к карману чужого

халата. Чон Чонгук, детский онколог. Одна из самых тяжёлых врачебных
профессий. Если не самая тяжёлая. Тэхён пристально рассматривает его
профиль и внезапно осознаёт, что ошибался, думая, что у него получилось хоть
немного отвлечь Чонгука от случившегося. Точнее, от чувств, от которых тот так
рьяно пытается сбежать и прячется на этом балконе. Потому что у Чонгука по-
прежнему все эмоции на лице написаны – они без сомнения не позитивные. И по-
прежнему опухшие глаза.

Вряд ли из-за чтения по ночам и двойного виски со льдом вместо снотворного.

— В первый раз всегда сложно, — на грани слышимости изрекает Тэхён, смотря

на него с сожалением.

Догадаться о причине состояния Чонгука нетрудно. Особенно учитывая то, как

быстро по их клинике распространяется информация.

Взгляд Чонгука остаётся прикованным к дороге.

— Только не надо делать вид, что ты меня знаешь и понимаешь, — тихо, но

грубо бросает он.
5/114
Тэхён и не делает. Просто он слишком наблюдателен, а Чонгук, как бы ни
старался закрыться, всё равно себя выдаёт.

— То, как сильно напряжены твои мышцы, видно ещё со спины, — начинает
Тэхён, не упуская из внимания реакцию Чонгука на его слова: тот скользит
взглядом вбок, оставаясь стоять неподвижно, и прислушивается. — У тебя
учащённое дыхание, покрасневшая кожа на лице, вздутые вены на шее. Ты
негодуешь. И ты не согласен с тем, что произошло, — какое-то время Чонгук
обдумывает то, что сказал Тэхён, а затем поворачивается к нему лицом и
пронзительно на него смотрит. — Вместе с тем у тебя напряжено нижнее веко,
раскрыты губы, немного приподняты брови и… — Тэхён снижает громкость
своего голоса и медленно моргает, — я могу долго перечислять признаки. Это не
изменит того, к чему я веду, — он молчит пару секунд, взаимно всматриваясь в
Чонгука, и, должно быть, выглядит на его фоне самым спокойным человеком на
планете. — Тебе страшно.

Мне тоже было.

Тэхён никогда не испытывал сложностей в поддержании зрительного контакта с

другим человеком. Чего, видимо, не скажешь о Чонгуке. Так ничего и не ответив,
он опускает взгляд на бейдж Тэхёна, бегло читает его содержимое и, вновь
отвернувшись от него, грустно, даже разочарованно усмехается. Вероятно, ему
неприятно. Вероятно, только что где-то в глубине души у него родилась
неприязнь. И, вероятно, он относится к тому типу людей, которые не любят,
когда их считывают, как какой-то грёбаный код.

Тэхён понимает сразу: он не нравится Чон Чонгуку.

— И каким образом это касается тебя? — ожидаемо цедит тот, больше не

позволяя Тэхёну заглянуть в его глаза.

— Никаким, — не реагируя на провокацию, сдержанно отвечает Тэхён. — Но я

могу выслушать тебя и…

— А я тебя об этом просил? — в голосе очевидное презрение.

Нет. Не просил.

Просить о таком психотерапевта необязательно.

Когда Тэхён впервые потерял пациента, он вёл себя так же. Он тоже дико
негодовал и злился. На пациента, на себя, на весь мир. И ему тоже было
неописуемо страшно. Казалось, этот страх сведёт с ума и от него уже никогда
не получится оправиться. Спустя неделю Тэхён прекратил злиться на пациента и
весь мир. И обвинил во всём себя. Только себя. Ведь это он не помог, он не
вылечил, он не доглядел.

Тогда у Тэхёна никого не было рядом.

Когда Тэхён потерял пациента во второй раз, ему уже не было страшно. Ему
хотелось исчезнуть. Избавить этот мир от такого никчёмного доктора, как он. Он
даже сказать ничего не смог, просто ушёл в свой кабинет, закрылся в нём и
сидел, уставившись в стену. Так было и с третьим, и с четвёртым, и со всеми
6/114
остальными несправившимися больными. И, возможно, открой Тэхён дверь и
впусти к себе того же Намджуна, позволь он посидеть тому на соседнем стуле и
сказать что-то вроде «это полный отстой, друг, но ты сделал всё, что мог», Тэхён
справился бы намного быстрее. Собрался бы, сжал пальцы в кулаки, запретил
себе расклеиваться и успел помочь ещё нескольким людям.

Но тогда у Тэхёна никого не было рядом. Поэтому сейчас, находясь в двух шагах
от Чонгука, он меньше всего хочет, чтобы тот так же, как и он когда-то,
возненавидел себя за то, на что никак не мог повлиять.

— Я понимаю, — ненавязчиво подступается Тэхён, — ты не в том состоянии,

чтобы…

— Ты? — перебивает его Чонгук, резко переводя на него взгляд. — Понимаешь?

Тэхён, в очередной раз заглядывая в его глаза, осознаёт, что Чонгуку намного
хуже, чем это может показаться со стороны.

Первое, что Тэхён узнаёт о Чон Чонгуке: тот не умеет принимать помощь, в
которой остро нуждается.

— Чонгук, — впервые обращается к нему по имени Тэхён, — будет нелегко, но ты

справишься. Это пройдёт.

Тот, отступив от окна, начинает с горечью смеяться. Тихо, совершенно отчаянно.

Выглядит жутко. Так, словно Чонгук сам только что кого-то потерял. Кого-то из
своих близких. Словно он всеми силами пытается подавить истерику от
беспомощности, которая перемалывает его изнутри. В Тэхёне, развернувшемся к
нему лицом, начинает разрастаться жалость.

Ему жалко Чонгука, у которого весь халат в наклейках с принцессами Диснея,

черепашками Ниндзя и супергероями из комиксов. Ему жалко, потому что
Чонгук, по всей видимости, очень любит детей и переживает за каждого своего
маленького пациента, как за собственного ребёнка.

Чонгук отвечает сухо, отталкивает, безуспешно пытается скрыть свои эмоции,

но всё равно всем своим видом кричит «как же так?», «почему это случилось?»,
«неужели ничего нельзя изменить?». А Тэхён, который всегда знал, что нужно
сказать в определённый момент определённому человеку, как успокоить кого-
то, как помочь, боится открыть рот и сказать хоть что-то. Перед глазами
отчётливо стоит картинка с изображением того, как от одного лишнего слова
Чонгук ломается и падает на пол, раскрошившись в мелкую пыль, из которой его
уже никогда не собрать обратно. Прямо здесь, около его, Тэхёна, ног.

— Ему было пять лет, — сморщив лоб, пробует достучаться до него Чонгук и
указывает рукой на коридор, из которого на балкон прорывается свет. — Всего
пять лет, — повторяет почти шёпотом, едва заметно мотая головой. — Он любил
животных и хотел стать ветеринаром. Мечтал завести ещё одну собаку.
Посмотреть новый мультик, который выйдет через два дня. Увидеть океан и
северное сияние, — Чонгук подходит к Тэхёну максимально близко и
непонимающе смотрит на него. — Иди и скажи его маме и папе, рыдающим над
его кроватью, что это пройдёт.

Иногда Тэхён думает о том, что боль – это часть нашей жизни. Всех нас,
7/114
буквально каждого. Что не существует людей, которым не бывает больно. Зато
существуют те, которым больно всегда.

К таким людям можно отнести маму и папу пятилетнего пациента Чонгука. Они
никогда не забудут эту боль. Они уберут в коробки книжки и игрушки, сделают
ремонт в его комнате или, напротив, не притронутся ни к одной вещи, оставив
всё на своих местах, сохранят фотографии в фотоальбоме и воспоминания в
своей памяти. Скорее всего, даже смогут побороть страх и снова стать
родителями. Но боль не забудут.

Безусловно, со временем она притупится. Негативные эмоции и чувства

ослабеют, шрамы на сердце заживут, раны в груди затянутся. Но эта боль
никогда не исчезнет бесследно.

Тэхён понимает это лучше остальных, потому что не раз помогал людям,
оказавшимся в такой ситуации.

— Я мог бы…

…поговорить с родителями, собирается предложить Тэхён, но Чонгук не даёт

ему закончить.

— Занимайся своими делами, — тот пятится назад, злобно стискивая зубы. — А в

мои не лезь, — и стремительно удаляется по длинному пустому коридору,
оставив Тэхёна на балконе в одиночестве и с очередным роем вопросов в и без
того загруженной голове.

Иногда Тэхён думает о том, что боль – это часть нашей жизни. Всех нас,
буквально каждого. Его самого в том числе. Сейчас, провожая взглядом спину
Чонгука, Тэхён ловит себя на мысли о том, что в эту самую секунду огромное
количество людей на Земле безуспешно пытаются справиться с болью, но
категорически отказываются принять от кого-либо помощь.

Дело ведь не в том, что нужно учиться бороться самостоятельно и уметь

справляться с ударами, которые наносит жизнь и окружающие люди. Не в том,
что нельзя выставлять свои чувства напоказ и кому-либо доверять. Да, нужно. И
да, нельзя. Дело в том, что, когда ты ходишь по краю, потеряв всякий смысл,
правильно – не «я зарою всё глубоко внутри и справлюсь со всем сам», а «я
должен хотя бы попробовать обратиться за помощью». К человеку, который
действительно способен выслушать и помочь. Пока это не стало поздно.

Если бы Чонгук не ввалился на этот балкон, то Тэхён, который оказался здесь из-
за отменившейся записи (читайте как: случайно), не узнал бы, что конкретно в
этот миг, конкретно в этой клинике есть человек, который переживает худший
момент в своей жизни. Об этом не написали бы в соцсетях, Тэхёну не прислали
бы уведомление на рабочую почту. Никому не прислали бы. Пациенты и
медсёстры, проходящие мимо врача в забавном халате с мишками и зайчиками,
даже не задумались бы о том, что сегодня этому врачу пришлось пройти через
ад. А Чонгук, вероятнее всего, пришёл бы сегодня домой, упал в кровать и всю
ночь повторял «я никогда не прощу себя за это», внушив себе чувство вины и
отвращение, с которым не смог бы расстаться до конца своих дней. Которое,
возможно, погубило бы его.

Тэхён этого, разумеется, не допустит.

8/114
Прямо сейчас от невыносимой моральной боли может страдать любой человек, с
которым мы не находимся рядом. Который готов выговориться, но которого
никто не хочет слушать. Который привык делиться чувствами с аудиторией, но
которого никто не слышит. Который решился обратиться за помощью, но
которого никто не услышал.

Которого мы любим.
Которого мы ненавидим.
Которого мы не знаем.

Порой рассказать о своей боли недостаточно для того, чтобы её отпустить.

9/114
Примечание к части Все персонажи (фш) и фотографии ординаторской и
детского отделения: https://vk.com/wall-149273802_19283

Слово «психалгия» – не ошибка. Прекратите исправлять на «психология».

Part 1

«Безумие как гравитация – нужно только подтолкнуть».

Одному спокойнее.

Тэхён гасит свет в пустой ординаторской, включает подсветку кухонного

гарнитура и, подойдя к раковине, давит ладонью на помпу дезинфицирующего
мыла.

На часах полвосьмого утра.

Вот-вот начнётся пересменка: те, кто работал в ночную смену, умчатся домой, а
те, кто отдыхал ночью, приедут снова лечить людей; Тэхён же, которого дома не
ждёт ничего, кроме бесконечного копания в собственной голове и зачитанных
до дыр книг и статей, в очередной раз сделает вид, что не устал за эти
тринадцать часов, и останется, чтобы ещё чуть-чуть поработать.

Пациентка J., двадцать один год. Не замужем, детей нет; род деятельности –
художник. Поступила в отделение реанимации после девятой попытки суицида.
Причина: помешательство влюблённость.

Первые попытки носили импульсивный и демонстрационный характер и были

направлены на привлечение внимания к себе и к проблеме, о которой никто не
хотел слушать; последующие стали осознанными, с отсутствием
антисуицидального барьера – страха физической боли, страха причинения
моральной боли своим близким, страха смерти. Зато с патологическими
мотивами – мощнейшими переживаниями, невыносимыми страданиями, идеями
самообвинения и самоуничтожения.

Наркотическую и алкогольную зависимости отрицает. Принимать медикаменты,

необходимые для минимизации симптомов, отказывается. От помощи
родителей, друзей, специалистов – аналогично.

Тревога, панические атаки, психогенная боль. В сердце. Заболевания сердечно-

сосудистой системы и позвоночника исключены. В иную природу проявления
этих ощущений родные не верят. Как же так, как сердце может болеть, если все
обследования указывают на то, что оно исправно работает? Результат:
ухудшение состояния J. из-за непонимания родственников («ты просто слабая»,
«хватит ныть, займись делом», «не выдумывай») и отсутствия какой-либо
поддержки.

Тэхён знает, что такое психалгия, но всё равно раз за разом спрашивает: «Что
Вы чувствуете? На что это похоже?». Тэхён знает и ответ – на ад. Самый
настоящий. Физически ты абсолютно здоров – хоть завтра на международную
10/114
космическую станцию. Но ты чувствуешь эту боль. Она нестерпимая и кажется
тебе реальной. Да, в действительности её не существует, но ты слишком
отчётливо её ощущаешь. И она творит с твоим разумом страшные вещи. Толкает
тебя на отчаянные меры.

Иногда ты готов пойти на всё, лишь бы она ушла.

Лишать себя жизни J. начала в том числе и из-за «больного» сердца. Но как оно
вообще «заболело»? И почему она не смогла дать ни одного внятного ответа на
стандартные вопросы? Почему не смогла точно описать эту боль?

«Мне тяжело дышать.

Эта тяжесть нарастает внутри.
Я не могу справиться с ней.
Я должна избавиться от неё.

Я хочу умереть».

Тэхён выключает воду в кране, тянет на себя бумажное полотенце из рулона и,

задумчиво потупив взгляд, просушивает руки.

J. влюблена в человека, с которым никогда не сможет быть вместе – в актёра

любимого сериала. Не исключено, что не столько в человека, сыгравшего роль,
сколько в образ выдуманного сценаристами персонажа. Однако данный вариант
она отрицает. Тэхён, как ни странно, склонен ей верить («с сумасшедшими
проще некуда – они говорят, но их никто не слушает»).

J. не знает актёра лично и не видела его вживую. Она изначально осознавала,

что он не подозревает о её существовании, что они из совершенно разных
миров. Что они не то чтобы не познакомятся, не станут парой и не будут жить
долго и счастливо. Они, скорее всего, даже не встретятся друг с другом.
Остановило ли последнее влюблённую больную? Нет.

И всё же. Кто решил, что это чувство – эмоциональный процесс, переживание,
субъективное и нерациональное отношение к кому-либо? Может, это и впрямь
одержимость?

Грань между влюблённостью и сумасшествием крайне тонка и едва заметна. Не

все её видят, не все о ней помнят. Мало у кого остаётся способность здраво
мыслить, когда из-за кого-то начинает сносить крышу.

Но разве именно любовь сводит нас с ума?

Разве она нас ломает?

Вот пациентка N., вот пациентка J. – казалось бы, всё более чем очевидно. Обе
помешались на людях, которым они не нужны. Обе вообразили себе другой мир,
в котором нет невзаимности, боли и страданий. В котором они счастливы. В
котором любимый человек бережно склеивает то, что от них осталось.

А возвращаясь в свой, разбивались о реальность вдребезги.

Так в одной ли неразделённой влюблённости дело? Из-за неё ли J. вновь и вновь

пытается уйти из жизни, в которой, как она сама говорит, нет никакого смысла?

11/114
Люди убивают себя не потому, что не видят смысла жить и не хотят его искать.
А потому, что у них есть надежды, желания и мечты, которым не суждено
сбыться.

«Если хочешь прятаться за моей спиной,

я должен быть уверен в том,
что ты сумеешь её прикрыть».

Когда в ординаторскую кто-то влетает – этот кто-то, судя по чёрному пальто,

явно Намджун, – приветственно машет Тэхёну рукой и сразу же направляется в
его сторону, протягивая ему пакет с продуктами, Тэхён ничуть не удивляется.
Намджун знает, что он работал в ночную смену и ничего не ел (неправда, Тэхён
пил кофе), поэтому накупил продуктов. Судя по их количеству – на неделю
вперёд.

Тэхён, открывая пакет и заглядывая внутрь, тяжело вздыхает.

— И я не хочу, — опережает Намджун, тихонько хлопая его по плечу и отступая

назад, к шкафу для одежды, — но надо.

Верно. Надо. Иначе голодный обморок и, как любит шутить Сокджин,

питательная клизма.

— Проще сказать, чем сделать, — почти беззвучно начинает Тэхён, оставляя на

столе орехи и вафли, а остальное убирая в холодильник. — Кто из наших
сегодня в смене?

— Во взрослом – Хосок и Сокджин, — надевая халат, перечисляет Намджун, — в

детском – Юнги и Чонгук, — давно ли Чонгук стал «нашим», непроизвольно
проносится в мыслях Тэхёна. Нет, может быть, пока он не выходил из своего
кабинета, все успели подружиться с Чонгуком и окрестить его своим, но Тэхёну
почему-то кажется, что подружиться с весьма выделяющимся своей
эмоциональностью Чон Чонгуком не так уж легко. — Ну и Чимин, само собой, —
Чимин тоже психиатр и психотерапевт. Правда, в отличие от Тэхёна, и взрослый,
и детский. — Эй, — повышает голос Намджун, возвращая Тэхёна на землю и
обращая его внимание на себя, — ты чего приуныл? — не сразу, но Тэхён
реагирует, растерянно поворачивая к нему голову. Что Намджун только что
спросил? — Над чем твои шестерёнки опять так активно работают?

Над кем.

— Ни над чем, — задумчиво хрипит Тэхён, открывая навесной шкаф с чистой

посудой.

Чон Чонгук. Наклейки на халате, страх и недоумение во взгляде и «а я тебя об

этом просил?». Он оттолкнул Тэхёна и сделал это грубо. Он наглядно
продемонстрировал, что не собирается принимать помощь и сам со всем
справится. Без чьих-либо советов. Но он всё равно создал у Тэхёна впечатление,
скорее, беспомощного, чем раздражительного человека. Показался ему обычным
парнем, нуждающимся в поддержке, которую он, по всей видимости, привык
оказывать себе сам.
12/114
Есть ли у Чонгука кто-то, кто может его поддержать?

— Ты устал, — констатирует Намджун, бросая на Тэхёна сочувствующий взгляд,

и, прикрыв дверцу шкафа с одеждой, шагает к столу, расположенному в центре
ординаторской.

Наверное, Тэхёну не стоит так сильно беспокоиться о коллеге и так много о нём
думать. Но отвлечься у него не получается. Всё то время, пока он моет руки,
ровно раскладывает по тарелке вафли и ставит кружки на поддон кофемашины,
он размышляет над тем, что, вероятнее всего, на Чонгука, как это часто бывает,
многое навалилось в тот вечер, поэтому он и повёл себя агрессивно. И ровно по
той же причине попросил закрыть дверь с другой стороны, когда чуть позже
Тэхён заглянул к нему в кабинет и ненавязчиво пригласил его на чай (на
разговор за чаем).

В общем, наладить контакт с Чонгуком Тэхёну так и не удалось.

— Я охренеть как зол, — голос Сокджина, раздавшийся после звука распахнутой

двери, не спутать ни с чем.

Особенно, когда он зол.

— Хватит причитать, — слышится ворчание Хосока, шагающего следом за ним.

Юнги громко цокает языком и закатывает глаза.

— Я бы тоже, знаешь ли, причитал.

— Столько шума из ничего, — Чимин, как и всегда, сонно хлопает ресницами и

прижимает к себе пару книг.

— Из ничего? — продолжает возмущаться Сокджин, придерживая перед ним

дверь. — Я работаю все праздники – и Рождество, и Новый год!

— Да ладно тебе, — снисходительно отвечает ему… Чонгук? Тэхён, внимание

которого до этого момента было приковано к работающей кофемашине,
поднимает на него, входящего вместе со всеми, взгляд. — Я тоже работаю.

Чонгук выглядит вполне себе нормально. Точнее, притворяется, что так

выглядит. Однако Тэхёна подобным притворством не обмануть.

Люди, которые не умеют принимать помощь, очень часто изображают человека с

хорошим настроением и самочувствием. Элементарно для того, чтобы у
окружающих не возникало вопросов к их состоянию и причин оказать им
поддержку.

— Вас из одного автобуса, что ли, высадили? — усмехается Намджун,

поднимаясь на ноги и подходя к каждому из них для рукопожатия.

— Нет, — Чимину приходится перехватить книги левой рукой, чтобы протянуть

Намджуну правую. — Нас заставили ознакомиться с графиками на декабрь и
январь и не отпускали до тех пор, пока мы все не поставили подписи, — заметив
ещё одного человека в ординаторской, Чимин окончательно пробуждается. —
13/114
Тэхён, какого чёрта ты до сих пор на работе?

Тэхён, пропустивший его обращение мимо ушей, по-прежнему смотрит на

Чонгука.
Чонгук, услышавший знакомое имя, смотрит на Тэхёна в ответ.

— О, кстати, — поприветствовав Намджуна, Юнги подходит к Чонгуку и

закидывает руку ему на плечо, — ты уже познакомился с Тэхёном?

То, что происходит дальше, не становится для Тэхёна чем-то неожиданным –

Чонгук чересчур очевиден в своей враждебности. Он пренебрежительно отводит
от Тэхёна взгляд, поворачивается к нему спиной, снимая с себя шарф и длинный
чёрный пуховик и предсказуемо цедит в ответ:

— Познакомился.

Тэхён понимает сразу: понравиться Чон Чонгуку будет крайне сложно.

Намджун, прищурившись, поочерёдно смотрит на них обоих.

— Садитесь за стол, — всё же произносит он, дожидаясь, пока Чонгук освободит

руку и протянет её ему. — Я купил вафли.

— А я цельнозерновые хлебцы, — моментально доносится от Хосока. — Лови!

Тэхён, всё ещё наблюдающий за новым детским онкологом, ловит.

За стол Чонгук не садится. Ни тогда, когда Сокджин помогает Юнги расставить

чашки с чаем и кофе, ни тогда, когда Хосок заканчивает свою короткую лекцию
о том, что утром организму нужны полезные углеводы, ни тогда, когда Чимин в
очередной раз приглашает его ко всем присоединиться.

Ни даже тогда, когда Тэхён, подойдя к раковине и включив воду, вступается за

него, в приказном тоне озвучив: «Отстаньте от человека. Захочет – поест». Все
эти пять минут переодевающийся Чонгук реагирует на все фразы, кроме тех,
что произносит Тэхён. Его Чонгук игнорирует.

И возвращает к нему внимание только тогда, когда снова слышит от парней его
имя.

— Тэхён, — громче обычного говорит Намджун, отвлекая всех от обсуждения

нового графика, — давай садись. Ты уже мыл руки.

— В меня кинули хлебцы, — тот безуспешно давит на помпу своего мыла и

пытается выудить из пустого флакона хоть что-то, — которые в магазине
трогали все подряд.

Это и правда нужно объяснять?

Тэхён прекрасно знает, что парни сейчас переглядываются и пожимают

плечами, потому что спорить с ним – процесс времязатратный и бесполезный. Но
думает не о них. О Чонгуке. Почему – Тэхён сам не знает. Скорее всего, причина
в том, что он достаточно явственно чувствует, как тот, прекратив всякие
движения, прожигает недобрым взглядом дыру в его затылке.
14/114
Тэхён начинает нервничать.

После ночной смены нервы и так были ни к чёрту. А потом пришёл Чонгук,
которому он ничего плохого не сделал, но который продолжает вести себя так,
будто они враги номер один в этой клинике. Затем пришли шумные все и
развели свой пустой трёп, который Тэхён терпеть не может.

Ещё и мыло закончилось.

Приходится присесть вниз, чтобы залезть в большой нижний шкаф и достать

оттуда новый флакон. Под пристальным наблюдением Чонгука. Намджун,
наблюдающий за ними двумя, подмечает гораздо больше, чем хотел бы знать: и
изменения в поведении Тэхёна, который обычно так спокоен и сдержан, будто
он не человек, а робот, и внимание Чонгука к Тэхёну (почему-то только в те
моменты, когда последний на него не смотрит), который стоит, слегка
приподняв бровь и ненадолго задержав дыхание.

Когда они умудрились поссориться?

Поссориться с Тэхёном, на самом деле, проще простого. Он до жути

прямолинейный (и «до жути» – это вот прям слабо сказано), ни за что не встанет
на твою сторону, если ты не прав (даже если ты его лучший друг), может
сказать тебе в лицо то, что ты не хочешь о себе знать и что сам боишься
принять. Причин множество. Тэхён – та ещё заноза в заднице.

Чонгук же попросту на нервах из-за того, что происходит в его жизни.

Нет ничего удивительного в том, что Тэхён, человек с обострённым чувством

справедливости и вечным стремлением всех спасти, и Чонгук, человек,
считающий, что справедливости не существует вообще и с детства привыкший к
самостоятельности, разругались настолько, что при встрече оба не в состоянии
держать свои эмоции под контролем.

— Тэхён здесь? — вдруг раздаётся женский голос; Чонгук, догадавшись, что

Тэхён сейчас обернётся, резко переводит взгляд на своё отражение в зеркале. —
Не поможешь мне в детском?

— А больше некому? — тут же уточняет у неё Намджун, указывая рукой на

Тэхёна. — Он всю ночь не спал.

Можно подумать, с Тэхёном такое впервые.

— Детки его слушаются, — настаивает медсестра, оставаясь в дверном проёме.

— Нет проблем, — Тэхён, поставив новый флакон на раковину и быстро

сполоснув руки, наспех вытирает их.

По правде говоря, он и сам не против уйти из ординаторской. Куда угодно. Хоть

в детское отделение.

— Сначала перекуси, — останавливает его Чимин, хватая за рукав халата. — Ты

когда ел в последний раз?

15/114
Не то чтобы Намджун специально следил за Чонгуком. Вовсе нет. Но, сдаётся
ему, между ними с Тэхёном и впрямь что-то произошло. Что-то, что в какой-то
степени оттолкнуло их друг от друга и в то же время крепко связало. Звучит как
абсурд, но их связь однозначно чувствуется.

Как тогда объяснить тот факт, что Чонгук продолжает с интересом следить за
разговором Чимина и Тэхёна через отражение зеркала и не прекращает
застёгивать пуговицу на халате, которую давным-давно застегнул?

— Успею, — вырываясь из хватки Чимина, уверяет его тот.

— Тэхён, — голос Намджуна звучит строго.

Потому что он всегда беспокоится о Тэхёне больше, чем все парни, вместе
взятые.

— Потом.

Аппетита у Тэхёна нет.

Пройдя мимо Чонгука, не устающего его открыто игнорировать, и закрыв за

собой дверь ординаторской, Тэхён идёт следом за медсестрой, уставившись в
пол, и мысленно ищет причины недоброжелательности Чонгука. Прошло уже
достаточно времени, чтобы перебеситься, Чонгук должен был остыть и
перестать недолюбливать коллегу по работе просто за то, что он существует. Но
этого не случилось. Значит, всё гораздо сложнее?

Второе, что Тэхён узнаёт о Чон Чонгуке: тот несчастен настолько, что в попытке
избавиться от неприязни к самому себе он проецирует её на другого человека.

Дело отнюдь не в злости. В безысходности. И отчаянии.

Люди, которые слишком упорно делают вид, что им всё равно или что они
ненавидят тебя всей душой, показывают своим отношением лишь то, что они
выделяют тебя из всех остальных и относятся к тебе по-особенному.

Ведь к тем, на кого нам действительно наплевать, мы ничего, кроме

безразличия, не чувствуем.

*****

— Так-так, что такое? — Тэхён снимает обувь, останавливаясь около детского

уголка, подходит к девочке, плачущей громче всех, и берёт её на руки. — Кто
тебя обидел, котёнок?

По неразборчивому вою и идущим без остановки слезам, Тэхён предполагает,

что кто-то, кого он скоро отругает.

— Раскраски закончились, — играя с мальчиком в такой же больничной пижаме,

поясняет медсестра. — Старшая заказала, но курьер опять что-то напутал и…
как видишь, проблема вселенского масштаба.

16/114
Вот это проблемы, размышляет Тэхён, мне бы такие.

В конце коридора виднеются фигуры Чонгука и Юнги.

— Какие ты любишь раскраски? — спрашивает Тэхён и присаживается вместе с

малышкой на пол, прямо у низкого столика с карандашами и фломастерами,
бережно размещая её перед собой.

— С руса-а-алочкой, — протяжно тянет та, постепенно успокаиваясь.

Какая прелесть. Андерсен. Сказка с трагичным концом.

— А цветочки тебе нравятся? — следя краем глаза за остановившимися рядом со

стойкой поста детским онкологом и педиатром, обращается к ней Тэхён.

— Нра-а-авятся, — всхлипы становятся всё реже и тише.

— Тогда, — Тэхён расстёгивает пуговицу на рукаве халата и закатывает его до

локтя, кладя руку на стол, — держи фломастер, — он подхватывает пальцами
красный и протягивает его ей, — и раскрашивай их скорее.

Ровно три секунды она молчит, увлечённо разглядывая татуировки Тэхёна.

После, выхватив у него фломастер, начинает радостно кричать и размахивать
ручками.

Юнги и Чонгук поворачивают головы на звук.

— Ну надо же, — смех у Юнги добрый и довольный. — Каждый раз срабатывает.

Чонгук зависает. Он разглядывает Тэхёна, который осторожно обнимает

маленькую девочку, чтобы ей было удобно сидеть, который улыбается,
наблюдая за тем, как она старательно рисует на его руке, и не замечает никого
и ничего вокруг. В том числе и Чонгука.

Юнги не нуждается в напоминании о том, что Чонгук любит детей. И что ему
всегда нравились люди, которые любят детей. Сейчас, не отрывая от Тэхёна
недоверчивый взгляд, тот выглядит немного удивлённым, но уже не таким
обозлённым, как раньше.

Юнги считает, что это очень хороший знак.

— У него татуировки? — зрению Чонгука можно позавидовать. — Не замечал.

— Он покупает халаты из плотной ткани, — Юнги облокачивается о стойку и

начинает листать журнал, ища свою фамилию.

— И что у него набито? — скрыть свой нарастающий интерес у детского онколога

не выходит. — Какие-то цветы?

— На правой – розы, на левой – астронавты, звёзды, планеты. Короче, космос, —

расписавшись в своей строке, педиатр протягивает журнал Чонгуку. — Правая
для девочек, левая для мальчиков, — Юнги, признаться, находит это
очаровательным. — Удобно, да? — он улыбается, глядя на Тэхёна и маленькую
пациентку Чонгука.
17/114
Ответа от Чонгука не поступает.

Вскоре к девочке, которая раскрашивает татуировку Тэхёна, приезжают

родители. Они долго извиняются за её поведение и благодарят его за то, что он
с ней посидел («Вы новый врач?», «Нет. Я со взрослого отделения»), но Тэхён
убедительно просит их не благодарить его за такое.

А после, оставшись около детского столика в одиночестве, осознаёт, что упустил

из внимания момент, когда Чонгук пропал из поля его зрения. Исчез из
коридора. И, взглянув на одиноко стоящего у стойки Юнги, с облегчением
(разочарованно) вздыхает.

Им с Чонгуком надо поговорить. Иначе это недопонимание сожрёт их обоих.

Детское отделение светлое: стены покрашены в белый с голубым, везде горят

лампы или подсветка. У всех палат есть окна в коридор или прозрачные
стеклянные двери, чтобы у врача, проходившего мимо, а так же медсестёр и
родителей, была возможность оценить состояние ребёнка, не заходя внутрь. В
какой сейчас находится Чонгук – Тэхён не знает; тот мог начать обход и с конца,
и с начала. Поэтому, шагая по коридору в сторону Юнги, Тэхён заглядывает в
каждую палату по очереди. И находит Чонгука в той, что ближе всех к
сестринскому посту.

— Новый пациент? — как бы между делом интересуется Тэхён, посматривая на

Чонгука через большое оконное стекло.

Если бы кто-то знал, как Тэхён ненавидит этот вопрос. Нет ничего хуже
моментов, когда в сектор для онкологически больных детей поступает новый
пациент.

— Кто? — морщит лоб Юнги, следя за его взглядом, и тут же кивает, понимая, о
ком Тэхён ведёт речь. — А, да. Довольно тяжёлый случай.

Тэхён и сам видит. Неудивительно, что Чонгук начал обход с этой палаты.

— Мальчик или девочка? — из-за отсутствия волос на голове ребёнка трудно

определить его пол.

— Девочка. Чудо, а не дитя, — педиатр с нежностью улыбается уголком губ. —

Кстати, она тоже любит раскраски, так что ты можешь как-нибудь заглянуть к
ней со своими розами.

Тэхёну не до улыбок. Ему страшно за это Чудо. И страшно за Чонгука, которому –

это видно даже с расстояния – сложно сохранять позитивный настрой и задорно
смеяться, играя с ней в игрушки.

— Она поправится? — с надеждой в голосе спрашивает Тэхён, поворачиваясь к

Юнги.

Тот, заглянув ему в глаза, поджимает губы и отрицательно мотает головой.

«Иди и скажи его маме и папе, рыдающим над его кроватью, что это пройдёт».
18/114
Да, дело отнюдь не в злости.
Всё гораздо сложнее.

*****

— Слушай, — Юнги настигает Тэхёна спустя восемь часов, когда тот

возвращается в детское отделение по просьбе Чимина, — я понимаю, что ты с
ночной смены и устал, но… — он медлит, прежде чем закончить, и озирается по
сторонам, чтобы никто его не услышал, — ты не мог бы ещё ненадолго
задержаться?

Именно из-за таких вопросов Тэхён до сих пор на работе.

— Конкретизируй.

Внезапно дверь в палату, к которой они приближаются, открывается: Чонгук,

вышедший из неё в коридор, одаривает стоящего рядом Тэхёна нечитаемым
взглядом.

Чонгук бледный. И вблизи выглядит примерно так же, как Тэхён, который не
спал больше суток и не ел почти столько же – он морально вымотан. Тэхёну,
смотрящему ему прямо в глаза, хочется много что озвучить и сделать: втихаря
попросить для него выходной, выписать ему пару препаратов, заварить ему
успокаивающий чай. Сказать: «Ты очень сильный человек». «Я не представляю,
как ты со всем этим справляешься». «Позволь мне помочь». Обнять, в конце
концов.

Что угодно, только бы ему стало полегче.

— Всё нормально? — неуверенно доносится от Юнги.

Тэхён зрительный контакт с Чонгуком не разрывает. Ровно до тех пор, пока тот
не делает это сам.

— Не задавай глупых вопросов, — в грубой манере отзывается Чонгук и

проходит мимо них в свой кабинет.

«Занимайся своими делами. А в мои не лезь».

Вопрос определённо глупый. Как вообще при таком количестве больных детей
на одно отделение всё может быть нормально? Тэхён провожает взглядом спину
Чонгука, подмечает различные детали в его движениях и поведении и
приковывает своё внимание к покрасневшей коже его шеи. По всей видимости,
Чонгук её расчесал. Вероятнее всего, из-за нервозности.

Тэхён был прав в своём выводе: Чонгуку намного хуже, чем это может
показаться со стороны.

— На чём мы остановились? — будто ничего не произошло, продолжает Юнги. —

Ах да. Конкретизирую: только что пришли анализы той девочки, которая утром
раскрашивала тебе руку. С минуты на минуту к Чонгуку зайдут её родители, и
19/114
ему нужно будет сообщить им результат.

Понятнее не стало.

— А я здесь при чём?

— Чимин занят на приёме. Он не сможет подстраховать, — объясняет Юнги, —

поэтому я прошу остаться тебя.

С объяснениями у Юнги всегда было плохо.

— Подстраховать кого?

— Чонгука.

— Так, стоп, — останавливает его Тэхён, приподнимая руки и начиная

массировать виски. — Давай-ка с самого начала.

Юнги тут же принимается тараторить о том, что у Чонгука сейчас трудный

период в жизни. Что ему тяжело, что его мучают негативные мысли, что он
остро реагирует на любую мелочь. А у девочки, родители которой только что,
прямо у них на глазах, зашли в его кабинет, подтвердился диагноз – острый
лимфобластный лейкоз. Но прогнозы пока неплохие.

До туго соображающего Тэхёна доходит, к чему Юнги клонит: как они

отреагируют на это – чёрт их знает. При оглашении таких диагнозов реакции
людей бывают непредсказуемыми. И если сменщик Чонгука, врач с
пятнадцатилетним стажем работы в детской онкологии, повидал на своей
практике и не такое, и в девяноста пяти процентах случаев сам может
успокоить близких заболевшего ребёнка, то Чонгук сегодня, возможно, не
сумеет сориентироваться. Не из-за отсутствия большого опыта. Опыт – не всегда
показатель компетентности. А из-за своего состояния.

От смерти пациента не оправиться за пару дней. От чувства вины перед всеми

оставшимися родителями (заранее) – тем более.

И только Тэхён открывает рот, чтобы ответить, что да, разумеется, он останется
и не уйдёт, пока не удостоверится в том, что Чонгук со всем справился, только
он собирается присесть на мягкий диван, стоящий в нескольких метрах от
кабинета Чонгука, как в коридор вылетает мама, истерично размахивая руками и
истошно крича, что это какая-то ошибка, что они пойдут к другому врачу, что у
них здоровый ребёнок, у которого нет никакого лейкоза. И её не может
успокоить ни Чонгук, выбегающий за ней следом и протягивающий ей стакан
воды, ни её муж, отец больной девочки.

Тэхён и Юнги срываются к этой троице одновременно. Юнги утягивает на себя

Чонгука, у которого в глазах столько непонимания, растерянности и боли, что
Тэхён едва не передумывает поддержать родителей, а не его; мама, сразу же
узнавшая Тэхёна и моментально прекратившая кричать, бросается к нему,
умоляя сказать, что детский онколог Чон Чонгук просто перепутал результаты
биопсии костного мозга и что их кроха на самом деле здорова.

Тэхён, положив ладони на её плечи и заглянув в её глаза, строго, но тактично

просит её взять себя в руки и пройти за ним в кабинет. В коридоре у них
20/114
разговора не получится.

— Я… — заикается Чонгук, следя за тем, как за Тэхёном и родителями его

пациентки закрывается дверь, — они…

— Чонгук, хватит, — голос Юнги звучит мягко. — Прекрати.

Что с нами делает страх? Иногда он поднимает внутри нас «двигательную

бурю», иногда доводит до ступора. Его проявления всегда зависят от его
глубины.

Насколько глубок страх Чонгука?

— Но… — тот только и может, что открывать рот и отрывочно произносить слоги
и звуки.

— Тэхён поговорит с ними, окажет психологическую помощь и пригласит их

прийти к тебе завтра, — закрывает тему Юнги, кладя руку между его лопаток и
подталкивая его вперёд. — Идём.

Чонгук не ударяется в панику. Он застывает на месте со стаканом воды в руке. А

после, когда Юнги тащит его за собой в сторону лифта, подчиняется. Наверное,
он сам от себя такого не ожидал. Наверное, он не думал, что всё дойдёт до
такого. Предполагал, само собой, и был готов к самому худшему исходу, к самой
агрессивной реакции и самым громким крикам мамы и папы малышки. Но
сориентироваться вовремя всё равно не смог.

Юнги не очень понимает, как работают механизмы психики и как Чонгука можно
поддержать. Стоит ли лезть к нему с помощью, когда он в таком пограничном
состоянии? Он ведь поругался с психотерапевтом, который всегда знает, что
следует говорить и о чём следует молчать. Что, кроме новой причины злиться
или, не дай бог, повода для нервного срыва, может дать ему педиатр?

Юнги решает не рисковать и обратиться к Тэхёну.

Когда они заходят в ординаторскую, Чонгука уже не потряхивает, он не моргает

каждые полсекунды и дышит более-менее ровно. Но Намджун и Хосок, пьющие
чай за столом, и без того определяют по его виду, что с ним что-то не так. Его
движения становятся заторможенными, взгляд рассеянным, отсутствующим; он
передвигает ногами медленно, не отвечает на вопросы Юнги, осматривает
ординаторскую так, словно впервые здесь находится. И всё время ищет, ищет,
ищет.

Что или кого – никто, кроме него самого, не знает.

— Я сделаю нам чай, — ставит всех в известность Юнги, передавая Намджуну и

Хосоку одними губами «не спрашивайте».

Не сразу, но Чонгук распознаёт в его словах предложение помыть руки и сесть к

остальным за стол. Однако, остановившись напротив раковины и заметив, что
общее мыло в дозаторе закончилось, подвисает, в упор смотря на флакон,
которым утром пользовался Тэхён.

21/114
— Да, Чонгук, — слышится из-за спины от Намджуна, — я буквально только что
израсходовал наше мыло, но ты можешь позаимствовать у Тэхёна. Он не
запрещает брать его.

— Мы им, правда, не пользуемся, — усмехается Юнги, пытаясь разрядить

обстановку. — Там ядерный состав, и с непривычки оно сушит кожу.

Чонгуку это, очевидно, не кажется преградой. А вот то, что мыло Тэхёна тоже
оказывается пустым, – вполне.

— Здесь ничего нет, — прочищает горло Чонгук, застывая над раковиной с

протянутой рукой.

— Возьми новое, — не видит проблемы Намджун.

Какое-то время Чонгук молчит, переваривая информацию.

— Где?

— В нижнем шкафу, — враз дают ответ Юнги, Намджун и Хосок.

Точно. В шкафу.

Чонгук присаживается на корточки, чтобы не наклоняться низко, открывает обе

дверцы кухонного шкафа и, увидев три полки, полностью заставленные
большими коробками с мылом, непонимающе морщит лоб.

Этим утром Тэхён доставал и распечатывал новый флакон.

Это было всего восемь часов назад.

*****

Взрослое отделение, в отличие от детского, давно опустело, и Тэхёну это

бесспорно на руку – у него зверски болит голова. Он идёт к ординаторской с
мыслью о том, что прямо сейчас, несмотря на своё отвратительное
самочувствие, он пригласит Чонгука в бар после работы, о многом поговорит с
ним и многое обсудит. Дальше так продолжаться не может. Они ведь работают
вместе. Они делают общее дело – спасают людей.

Но, открыв дверь и сделав всего один шаг внутрь, Тэхён не успевает даже
сообразить и что-либо сделать перед тем, как Чонгук, сорвавшись с дивана,
стремительно направляется к нему, закрывает им дверь (и когда Тэхён говорит
«им», он имеет в виду «с применением силы», «впечатав спиной в дверь» и
«стукнув о неё головой») и сминает ткань халата на его груди.

Единственное, что Тэхён делает, оказавшись прижатым к твёрдой поверхности

Чонгуком, – зажмуривает глаза от усилившейся боли.

— Какого чёрта?! — подрывается на помощь Намджун. За ним бегут и Хосок с

Юнги. — Ты что творишь?

22/114
Тэхёну кажется, что кроме физической боли он ничего не чувствует. Что ему
размозжили мозг и размазали его грязным пятном по белому дверному полотну.
Что дыхание Чонгука, которое из-за их близости ощущается на щеках и губах, –
это воздух, который дует в лицо из-за того, что его везут в операционную, что
руки Чонгука – это электроды дефибриллятора, который реаниматологу
пришлось достать, потому что массаж сердца и медикаментозная экстренная
помощь не помогли. Что этот жар, появившийся в теле, и неспособность сделать
вдох – это предсмертное состояние. Агония.

Но потом он приоткрывает веки, упираясь взглядом в дрожащие губы Чонгука,

поднимается им выше, по его ямочке над губой, щекам, носу, и, остановившись
на его глазах и заглянув в них вблизи, понимает, что не имеет права умирать,
пока Чонгуку настолько плохо.

Тэхён должен его вытащить.

Он должен его спасти.

— Ты в своём уме? — оттаскивает его Хосок, самый сильный из них всех. Юнги
помогает его держать.

— Тэхён, — Намджуну плевать на Чонгука, пока Тэхён, приоткрыв рот,

маленькими порциями глотает воздух. У Тэхёна мигрень. Намджун лично
поставил ему этот диагноз после широкого обследования, и он точный. Иногда
от этой боли Тэхёна выворачивает над унитазом и он боится моргать и дышать.
Что с ним происходит сейчас, после того, как Чонгук сильно ударил его
затылком по дереву, Намджун и близко не представляет. — Давно болит?

Давно. Пить таблетку уже нет никакого смысла.

— Я в порядке, — врёт Тэхён, медленно перемещая взгляд с него на Чонгука,

вырывающегося из рук Хосока и Юнги.

Намджун – компетентный невролог. Притворством его тоже не обмануть.

— Тебе нечем заняться, да? — кричит на Тэхёна Чонгук. — У тебя мало своей
работы?

— Да что ты несёшь, чёрт возьми? — поворачивается к нему Намджун.

Тэхён смотрит исключительно на Чонгука. И внимательно его слушает.

— «Поговори с Тэхёном», «Тэхён – хороший человек. Ты просто его не знаешь», —

перечисляет тот, вероятно, передразнивая кого-то из их коллег, — «Подойди с
этим вопросом к Тэхёну», «Тэхён сделал это, чтобы тебе помочь», — Чонгук
стискивает зубы, — Тэхён, Тэхён, Тэхён, — повторяет он громче и с явным
пренебрежением. — Вся эта грёбаная клиника, из любого её уголка ведёт к тебе,
— цедит Чонгук, так же не отрывая от него взгляд. — Я столько вдохов в день не
делаю, сколько слышу твоё чёртово имя.

Говорят, люди на эмоциях – самые честные. Если это и правда так, то у Чонгука,
судя по его интонации и словам, в голове полнейший беспорядок.

— Что на тебя нашло? — сердито осаждает его Юнги. — Нельзя ненавидеть

человека только из-за того, что все о нём хорошо отзываются. Он никого об этом
23/114
не просил.

На мгновение во взгляде Чонгука пробегает осознание того, что он нанёс какой-

то ерунды. Но лишь на мгновение.

— А его и не надо просить, — он раскидывает руки в стороны, не разрывая

зрительный контакт с Тэхёном. — Ему дай любой повод доказать свою
значимость, он им тут же воспользуется.

Вот оно что, грустно усмехается Тэхён. Теперь это так называется. «Доказать
свою значимость».

— Тебе самому не противно? — разочарованно обращается к нему Намджун. —

Он стольким людям помог. Он нам всем помогает. Без каких-либо вопросов, — он
еле заметно мотает головой, не понимая, почему они обсуждают эту тему. — Он
твою задницу только что спас. Тебе пришёл на помощь, — выделяет, делая
длительную паузу. — Тебе и родителям твоего пациента.

Чонгук, отступив от парней, начинает с горечью смеяться. Тихо, совершенно

отчаянно. Выглядит жутко. Так, словно Чонгук опять кого-то потерял. Кого-то из
своих близких. Словно он всеми силами пытается подавить истерику от
беспомощности, которая перемалывает его изнутри.

В Тэхёне, не отворачивающемся от него, начинает разрастаться жалость.

— Пришёл на помощь? — с усмешкой цитирует Чонгук и указывает Тэхёну рукой

на шкаф под раковиной. — Чем ты можешь мне помочь, если ты себе помочь не в
состоянии?

В ординаторской повисает молчание. Все, кроме Чонгука, смотрят на Тэхёна с

извинением за услышанные им слова. Намджун больше ничего не говорит,
потому что не видит смысла объяснять что-либо Чонгуку, пока у того не
закончилась эта истерика, Юнги опускает веки и прикусывает губу – ему до слёз
обидно за Тэхёна.

Хосок, не выдерживая первым и единственным, убирает руку с плеча Чонгука,

встаёт прямо перед ним и ждёт, пока тот на него взглянет.

— Это уже перебор, — последнее, что он произносит перед тем, как уйти
обратно к столу и сесть к нему и всем остальным спиной; Юнги, передавая
Чонгуку своё отношение без слов, поступает с ним точно так же.

«Только не надо делать вид, что ты меня знаешь и понимаешь».

Тэхён медленно опускает взгляд и молча пятится к шкафу с одеждой. У него всё
ещё раскалывается голова, у него едва хватает сил на то, чтобы стянуть с себя
халат, надеть свой тёплый белый свитер и бежевое пальто, и, кивнув Хосоку,
Юнги и Намджуну, молча направиться к двери, нащупывая в кармане ключи от
машины.

Он не собирается ничего объяснять. И оправдываться не собирается. Чонгук

может думать всё, что хочет. Это его право. Тэхён сделал для него то, что
должен был. Ни больше, ни меньше. Он пришёл на помощь своему коллеге и
людям, которые нуждались в нём. Только и всего. А заслужил ли он то, что на
24/114
него вылили после, решать не ему.

Тэхён просто хочет, чтобы этот день поскорее закончился.

— Ты ни черта не смыслишь в моей работе, — спокойным голосом добивает

Чонгук, когда Тэхён останавливается в дверном проёме, намереваясь уйти. — Ты
не работал с детьми. Ты не понимаешь, каково это – бороться за хрупкие жизни,
которые вот-вот оборвутся, — Тэхён стоит к нему спиной, держа дверную ручку
в ладони, и слушает, слегка повернув голову в бок. — Ты когда-нибудь видел,
как маленькие дети кричат от боли? А как их родители плачут от
безысходности? — голос у Чонгука становится тихим, будто он говорит из
последних сил. И чуть-чуть виноватым. Тэхён, вслушиваясь в него, сводит брови
к переносице и прикрывает глаза. — Ты когда-нибудь слышал «доктор, я хочу
жить»?

Продолжения монолога не следует.

Через десять секунд тишины дверь в ординаторскую захлопывается.

«Будет нелегко, но ты справишься. Это пройдёт».

Намджун, отводя взгляд от закрытой двери, поворачивается к Чонгуку лицом и

осуждающе на него смотрит.

— А ты когда-нибудь слышал «доктор, я хочу умереть»?

Необходимо думать, прежде чем говорить что-либо тому, с кем нет возможности
быть рядом. Неважно – знакомому или нет. Никто не знает, что в этот самый
момент творится с человеком, который умеет скрывать свои чувства и на людях
привык только шутить и улыбаться. Который ставит смайлики в конце
предложения и всегда уверяет, что он в полном порядке. Который показывает,
что он сильный и сам со всем справится.

Может быть, сегодня у него начались серьёзные проблемы со здоровьем. Может,

пару часов назад он потерял близкого, и ему настолько тяжело, что он не в
состоянии произнести это вслух или напечатать об этом в сообщении. Может,
ему очень страшно в собственном доме, в собственной кровати, может, у него не
получается успокоиться. Может, ему совершенно некуда пойти, не у кого
попросить помощи, некому выговориться, не с кем поделиться.

Может, прямо сейчас он находится на грани.

Любая нечаянно брошенная в его сторону фраза может стать для него
триггером. Началом конца.

Порой человеку, внутри которого слишком долго копилась боль, достаточно

услышать всего одно слово, чтобы окончательно сломаться.

Всего одно слово.

25/114
Примечание к части Фото кухни-гостиной: https://drive.google.com/open?
id=1hRyGIg7eBaEtUbnWN3grT8jPyJt2fjv8

Прошу прощения за то, что главы не было так долго.

Запасайтесь вкусностями. Здесь около тридцати страниц. Хорошего вечера.

Part 2

«В нашей душе есть что-то такое,

что непреодолимо влечёт нас к безумию.
Каждый, кто смотрит вниз
с края крыши высокого здания,
чувствует хотя бы слабое
болезненное желание
спрыгнуть вниз».

Одному спокойнее.

Тэхён опирается спиной о неровную кирпичную стену, прячет руки в карманы

халата – окна закрыты, но на балконе всё равно достаточно холодно – и, устало
моргая, следит взглядом за автомобилями, проезжающими по полупустой
освещённой дороге.

На часах полшестого утра.

Пациент D., двадцать шесть лет. Не женат, детей нет; род деятельности –
фотомодель. Посещение психотерапевта не первичное, последнее датируется
трёхмесячной давностью. В анамнезе заболевания: нервная анорексия,
паническое расстройство, острая интоксикация, вызванная употреблением
стимуляторов. Текущий объективный статус: сознание ясное; ориентируется в
месте, пространстве, времени, собственной личности правильно; самооценка
снижена; мышление логичное, по скорости не изменено; речь эмоционально не
окрашенная, многосложная; фон настроения пониженный; когнитивные
функции сохранены и соответствуют возрасту и опыту; поза спокойная, без
динамики; фиксирован на своих переживаниях; критичность по отношению к
себе и своему состоянию сохранена; опасные тенденции присутствуют
(аутоагрессия, суицидальные высказывания).

Обратился с жалобами на приступы выраженной тревоги, нарушение сна и

«мысли о бесполезности своего существования». В ходе беседы выяснилось, что
перечисленное им – не причина, а повод прийти на приём. Причиной же
являлось отсутствие возможности с кем-либо поговорить.

Диагноз: рекуррентное депрессивное расстройство, текущий эпизод средней

тяжести.

Каково это – стремиться к всемирной известности? Какова обратная сторона

такой жизни?

26/114
Свою D. называет «бессмысленной гонкой».

То, на что люди готовы пойти ради популярности, и то, чем они готовы
пожертвовать ради демонстрации своего статуса, поражало Тэхёна всегда. Они
покупают брендовые вещи, арендуют шикарные машины, останавливаются в
номерах класса люкс, выбирают лучшее обслуживание. Гонятся за роскошью. Не
ради исполнения мечты, эмоций и впечатлений, а ради того, чтобы показать
другим людям, как они живут и что могут себе позволить.

В попытке создать иллюзию красивой и богатой жизни они упускают самое

главное. Они забывают жить. Проживать яркие мгновения и счастливые
моменты не через объектив камеры, а по-настоящему. Сохранять воспоминания
не в памяти телефона, а в своей собственной памяти. Выкладываться по полной
не для того, чтобы кому-то что-то доказать, а для того, чтобы гордиться самим
собой.

D. это тоже упустил. По той же самой причине.

Именно поэтому и озвучил слово «бессмысленная».

«Каждая дорогая покупка сопровождается желанием выложить новую фотку в

инстаграм. Раньше я просто искренне радовался и восхищался собой за то, что
сумел заработать или накопить нужную сумму, но не теперь. Теперь я цепляюсь
за любой шанс показать таким же, как я, что я от них не отстаю».

«Каждое путешествие сводится к тяге создать новый контент. Я делаю его не

потому, что сам этого хочу, а потому, что не могу прекратить бредить о том, что
в этот раз он точно выстрелит, что меня заметят, высоко оценят и будут
говорить только обо мне. Это уже не назвать отдыхом. Это очередная работа».

«Большинство отношений заводится ради выгоды. Иногда для обеих сторон,

иногда для одной. Как правило, не моей. А чувства, всё то, что должно
храниться внутри и раскрываться исключительно перед близким человеком,
превращается в показуху. В лишний повод для сплетен, шумихи, обсуждений –
всего того, что способствует взлёту рейтингов.
Зачастую эти отношения заканчиваются большой громкой ложью,
предательством или какой-нибудь подставой. И все плевать хотели, как ты с
этим справишься. И справишься ли вообще».

«Я перестал верить людям.

Я перестал верить в людей».

«Я устал разочаровываться в самом себе».

«И я настолько одинок, что мне некому об этом рассказать».

Тэхён слушал. Задавал наводящие вопросы, сам отвечал на вопросы, помогал

разобраться с тараканами в голове. Наверное, кто-то другой не попытался бы
понять D. и прямо сказал ему: «Зачем ты продолжаешь, если это доставляет
тебе столько проблем? Устройся на обычную работу и живи обычной жизнью.
Как все». Но Тэхён видел, что его пациент не как все, и знал, что тот никогда
таковым не будет. Поэтому сразу отбросил вариант убедить его сменить
профессию на другую.

D. пришёл не за тем, чтобы его учили жить.

27/114
Он пришёл за тем, чтобы его выслушали и оказали помощь.

Такие пациенты обращаются к врачу не для того, чтобы им наговорили всяких

глупостей, вроде «мне жаль, что тебе приходится проходить через такое» и «всё
наладится», а для того, чтобы в них нащупали стержень, надавили на этот
стержень, заставив их вспомнить о том, что он всё ещё внутри, и помогли
научиться бороться дальше. Разумеется, не без медикаментозной поддержки.

Депрессия средней степени тяжести словами не лечится.

К Тэхёну обращалось много людей, которые сами ставили себе данный диагноз.
К Чимину, который, в отличие от Тэхёна, принимает подростков, – ещё больше.
Эти люди ведут себя одинаково. В том числе и на тестировании – они выбирают
примерно одни и те же варианты ответов, которые впоследствии, при более
детальном обсуждении, не могут разъяснить. Каждый из них – хрестоматийный
пример тепличного цветка. В метафорическом смысле. Они не выносят
прямолинейности, потому что не хотят, чтобы их приводили в чувства. Им это не
нужно. У них нет с этим проблем. С ними необходимо быть тактичным, иначе они
встанут на дыбы и скажут, что ты худший доктор во Вселенной и ни черта не
понимаешь. Пытаться что-либо объяснить – бессмысленно. Им виднее. Они
приходят к тебе для того, чтобы ты сказал им то, что они хотят услышать.
Обязательно в мягкой форме. Чтобы ты пожалел их, подтвердил все диагнозы,
которые они поставили себе, пощёлкав верхние ссылки по запросу или послушав
рассказы своих друзей. И подсказал, как избавиться от симптомов. Которые друг
с другом не сочетаются (потому что в интернете обычно пишут всякую чушь и
она не подкреплена знаниями, полученными врачами на практике). А ты должен
и пожалеть, и немного приврать, ведь они именно за этим к тебе и обратились
(не за терапией – такие пациенты как раз-таки не терпят жалости к себе, ни в
каком её виде). Они приходят по ошибке. Им нужен другой врач. И психолог.

А такие, как D., люди с серьёзным заболеванием, напротив, сначала идут к

психологу. К человеку с гуманитарным образованием, который не имеет права
ставить диагнозы и лечить людей. Они боятся идти к врачу и до последнего
отрицают то, что они чем-то больны. А иногда и вовсе этого не понимают.
«Да нет у меня никакого расстройства. Просто настроение плохое».
«Я не понимаю, зачем меня сюда привели. Я здоров».
«Мне не нужны таблетки. Я не буду их пить».

Вот только депрессия средней степени тяжести словами не лечится.

Крайне важно видеть эту грань в общении с пациентом. Не ошибиться в ответе,

в своей интонации, в посыле и смысле, который ты хочешь донести. С кем-то из
них следует быть пожёстче – эти люди обращаются к тебе за тем, чтобы ты
разозлил их, настроил на борьбу с самим собой и всем миром (например, D.,
человек с той самой внутренней силой); с кем-то помягче – эти люди обращаются
в первую очередь за пониманием, которое они не могут получить от
родственников, друзей и знакомых; с кем-то необходимо соблюдение баланса
между допустимой грубостью и деликатностью. Существует много типов
пациентов, но их всех объединяют две вещи:
1) и снова: они не терпят жалости к себе;
2) они не терпят вмешательства в свою жизнь и пассивно-агрессивных советов.

Для любого пациента главное – получить помощь и лечение. Это всё, что имеет
для них значение. Так же, как пациенты, приходящие к травматологу с
28/114
переломом, к онкологу с опухолью, к стоматологу с зубной болью, люди
приходят к психиатру и врачу-психотерапевту для того, чтобы вылечиться. У них
точно так же нет времени на то, чтобы их гладили по рукам, жалели и
приговаривали: да, я понимаю, тебе сейчас плохо, тебе тяжело, но это скоро
пройдёт, твой перелом срастётся, твоя опухоль уменьшится, твои зубы
перестанут болеть.

Твоя депрессия… что? Срастётся? Уменьшится? Перестанет болеть? Нет, её тоже

нужно лечить. Это тоже нужно делать постепенно. Не будет такого, что в какой-
то момент она резко отпустит, и больной, позабыв о ней, пойдёт отдыхать в клуб
с друзьями, а наутро вернётся в прежнее состояние. Через пару дней вновь
соберётся с шумной компанией в кафе, отвлечётся от негативных мыслей и
будет хорошо проводить время, а спустя неделю опять начнёт грустить и думать
о самоубийстве. Это так не работает.

Люди с депрессией не забывают о ней ни на миг.

Депрессия – это не перелом, не опухоль и не зубная боль. От неё может

страдать человек, который физически абсолютно здоров. Но это не значит, что
ему легче, раз он болен ментально. Это не значит, что он так же, как и человек,
мучающийся от мигрени, не мечтает избавиться от своей боли.

Разница лишь в том, что первый точно знает, что рано или поздно приступ
закончится и голова перестанет так адски болеть. А второй не верит в то, что
этот ад, в котором его заперли изнутри и в котором уже очень давно не видно
просветов, когда-нибудь перестанет его душить.

«Все говорят, что всё будет хорошо.

Но никто не говорит, когда именно».

— Хреново выглядишь.

Сокджину, как и всегда, палец в рот не клади.

Выглядит Чонгук и правда хреново. Намджун смотрит на него, сидя за столом в

компании Юнги и Сокджина, размышляет об ухудшении его состояния, замечая
круги у него под глазами, и считает в уме, сколько часов прошло с тех пор, как
Чонгук, сорвавшись на Тэхёна, ушёл с работы домой.

Примерно тридцать четыре.

— У тебя разве не два выходных? — спрашивает Намджун, наблюдая за тем, как

Чонгук снимает с себя пуховик и остаётся в своём тёмно-сером худи и чёрных
джинсах.

— Я… — тот прочищает горло и, избегая пересечения взглядами с ним, убирает

верхнюю одежду в шкаф, — хочу заглянуть в отделение к детям…

— Поздравляю, парни. У нас завёлся второй Тэхён, — перебивает его Сокджин и

отпивает зелёный чай из кружки. Все, включая Чонгука, поворачивают на него
29/114
голову. — Что? — он непонимающе осматривает их по очереди и кивает на
Чонгука. — Я имею в виду, что он тоже ошивается на работе в свой выходной.

И Намджун, и Юнги ждут вспышки гнева со стороны Чонгука, но этого не

происходит. Чонгук лишь меняется в лице: становится виноватым, растерянным,
словно даже ранимым. Таким, будто ему только что надавили на больное или
сделали больно по новой.

Намджун, до сих пор испытывающий к нему негатив из-за позавчерашнего,

решает, что это всего-навсего хорошая актёрская игра.

— Хотя бы не в ночную смену, — добавляет вошедший в ординаторскую Чимин: у

него в волосах очки в круглой оправе, в руках пара карт и бумажный стаканчик с
кофе, а его слегка помятый халат расстёгнут. — Я всю ночь выгонял Тэхёна
домой.

Внимание Намджуна по-прежнему приковано к детскому онкологу. И он считает,

что нужно быть совсем идиотом и слепцом, чтобы не разглядеть, насколько тому
неприятно слышать это имя и участвовать в каких-либо разговорах, темой
которых является Тэхён.

— А что, если он синтезировал какое-то новое вещество и производит в

домашних условиях препарат, который позволяет ему мало спать, мало есть и
много работать? — встревает Сокджин, вызывая у Юнги улыбку своим
допущением. — Что-то вроде NZT из «Областей тьмы».

— Напрашивается другой вопрос, — Юнги откидывается на спинку стула, —

почему он всё ещё не поделился им с нами?

Все смеются. Все, кроме Намджуна и Чонгука. Этим двум, очевидно, не до смеха.

«Я столько вдохов в день не делаю, сколько слышу твоё чёртово имя».

— Мы можем поговорить? — неуверенно произносит Чонгук, обращаясь к

Намджуну. — Тет-а-тет.

У Намджуна нет никакого желания разговаривать с Чонгуком. Дураку ясно, о

чём пойдёт разговор. О ком, если быть точнее. Но он всё равно поднимается на
ноги, поправляет свой халат, проверяя, все ли пуговицы застёгнуты, и
направляется за Чонгуком в коридор, который сейчас, в семь пятьдесят утра,
ожидаемо пустует.

— В чём дело? — строго поторапливает его Намджун, вставая около стены и

упираясь в неё лопатками.

Чонгук оглядывается по сторонам, прежде чем начать.

— Кажется, мне нужны таблетки, — его голос звучит тихо.

Вблизи Намджун подмечает, что Чонгука немного трясёт.

— Почему не обратился к Чимину?

— У меня невроз, а не психоз.

30/114
Намджун вскидывает бровь и складывает руки на груди.

— Невроз? — в его тоне улавливается недоверие.

— Слушай, — Чонгук останавливается напротив и с мольбой смотрит ему в глаза,

— я не знаю, как это правильно называется, — он отводит взгляд и мотает
головой, — я выхожу из себя из-за звука работающего холодильника,
включенной в кране воды, чьего-то дыхания и голоса. Из-за малейшего шума. Я
постоянно чувствую раздражительность. Я кричу на всех подряд – на кота, на
родителей, на своих коллег, — он делает маленькую паузу, ненадолго опуская
веки. Намджун, конечно, не Чимин и не Тэхён, но то, что Чонгуку стыдно за
произошедшее между ним и Тэхёном, догадаться оказывается в состоянии. — Я
будто нуждаюсь в том, чтобы оскорбить кого-то, выместить на ком-то злость,
сделать кому-то больно. И я это делаю. Но проходит время, я остываю, начинаю
обдумывать то, что сделал и наговорил, и…

— Сожалеешь, — заканчивает за него Намджун.

— Да, но… — Чонгук отчаянно выдыхает и падает спиной на стену рядом с ним,
— потом всё возвращается. И я опять становлюсь придурком номер один.

Около минуты в коридоре висит тишина.

— Поговори с Тэхёном.

Чонгук, не сдержавшись, горько усмехается.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Как раз наоборот.

— Я и так напряг его из-за родителей своего пациента. А у него и без меня
хватает проблем, — он легонько бьётся затылком в стену и медленно моргает. —
Я посмотрел его медицинскую карту и там…

— Ты, прости, что? — Намджун резко поворачивает на него голову.

Чонгук от неожиданности вздрагивает.

— Я не…

— Понятия медицинская этика и врачебная тайна тебе знакомы?

Намджун зол. Не потому, что Чонгук влез в карту Тэхёна и не додумался об этом
промолчать, а потому, что у них всех, у всех врачей всех филиалов этой клиники
есть договорённость читать карты друг друга только в экстренных случаях.

В особенности это касается информации о психическом здоровье.

— Окей, я не должен был, — повышает голос Чонгук, теряя самообладание. — Я

поступил некрасиво по отношению к нему. Каюсь. Но после того, что я
наговорил позавчера, после той фразы, которая вырвалась у меня на эмоциях, —
«Чем ты можешь мне помочь, если ты себе помочь не в состоянии?». Чонгук
31/114
морщится, потому что ему мерзко от самого себя. — Я обязан был узнать его
болевые точки, чтобы не задеть их вновь и не разочаровать его ещё сильнее,
чем я уже это сделал.

Намджуна этот ответ не устраивает. Что, если в следующий раз на эмоциях

Чонгук надавит на самое больное? Он ведь теперь прекрасно знает, куда нужно
давить.

— Только попробуй ещё раз упрекнуть его в том, что он болеет, и я…

— Я понял, — виновато отзывается Чонгук. — Клянусь, это был самый

отвратительный жизненный урок, который я получал, — он опускает взгляд в
пол и сжимает челюсти. — Я не знаю, почему я прицепился именно к нему. Из-за
того, что он помог мне, когда у мамы моего пациента случилась истерика? Это
было всего один раз. Чимин помогал мне в подобных ситуациях раз шесть, не
меньше. Из-за того, что он в первый же день нашего знакомства понял, что со
мной творится? Чимин тоже понял это сходу. И сказал мне об этом в куда более
грубой форме. Но к Чимину я не чувствовал и не чувствую такой неприязни и
злобы, как к нему.

Намджун мельком бросает взгляд на его профиль.

— Это эффект Тэхёна, — поясняет он, как нечто само собой разумеющееся. — Я
не вспомню ни одного человека, которому он понравился бы в момент
знакомства. Я сам недолюбливал его поначалу. Но теперь он мой лучший друг, —
Чонгук выглядит удивлённым. — К нему нужно привыкнуть. Точнее к его
взгляду. У Чимина он такой же оценивающий и наблюдательный. Но у Тэхёна
он… неприятный. Отталкивающий. Как будто он прямо в душу тебе смотрит и
всё про тебя знает. Кому такое понравится?

— Да, — Чонгук еле слышно усмехается, поджимая губы, — раздражает

неимоверно.

Со стороны Намджуна тоже доносится усмешка.

— Я выпишу тебе рецепт, — собирается уходить он, отлипая от стены и делая

шаг вперёд. — Что-то ещё?

— Он простит меня?

Вопрос становится для Намджуна неожиданностью. Какое-то время он даже не

может пошевелиться, потому что усиленно пытается понять, послышалось ему
это или нет. Но после он всё-таки поворачивается к Чонгуку, прислушивается к
его дыханию и, сомкнув руки за спиной, подходит к нему ближе.

Чонгука по-прежнему потряхивает. И это не выглядит, как типичная

неврастения, это больше похоже на реакцию психики на страх. Сильный,
глубокий, не отпускающий ни на минуту. И, по всей видимости, личный, ведь
иначе Чонгук давно бы подошёл к Чимину, поделился с ним тем, что накопилось
внутри, и позволил вправить себе мозги.

Но он борется с этим самостоятельно.

— Не попробуешь – не узнаешь, — последнее, что говорит Намджун перед тем,

32/114
как кивнуть ему, дав подсказку, и уйти в шумную светлую ординаторскую.

Верно. Стоит хотя бы попробовать.

Чонгук остаётся в коридоре один.

*****

— Что у вас там произошло с главным врачом, — Юнги закидывает руку на плечо
Чонгука, как только тот открывает дверь в детское отделение, — что он теперь
ходит чернее тучи?

— С главным врачом? — Чонгук скидывает её с себя и недовольно сводит брови к

переносице.

— С Намджуном, — прилетает пояснение.

— Он же не главный врач, — Чонгук вытягивает шею, осматривая отделение.

Чимин сказал, что Тэхён прячется где-то здесь. — Если мне не изменяет память,
он обычный невролог.

— Как это не главный? — продолжает надоедать Юнги. — Самый что ни на есть

главный. Все болезни от нервов. Не знал?

— Шутки за триста, — остановившись около поста медсестры, Чонгук

принимается гулять взглядом по коридору и детской площадке.

— Кого потерял?

Наблюдательности Юнги не занимать.

— Психиатра, — прямо отвечает Чонгук. — Ты его не видел?

— Если ты про Чимина, то он в ординаторской, — пожимает плечами Юнги и

облокачивается о стойку.

— Нет. Не про Чимина.

Юнги, пока Чонгук этого не видит, улыбается.

— Тэхён у Гномика, — он указывает пальцем на палату в другом конце

коридора. Чонгук, благодарно кивнув ему, сразу направляется в нужную
сторону. — Ой, нет. Подожди, — Юнги задумчиво щурится, вспоминая, где видел
Тэхёна в последний раз. — К Гномику он заходил в шесть утра, — Чонгук
закатывает глаза, а после разворачивается и вопросительно раскидывает руки в
стороны. — И где-то в половину седьмого ушёл к новенькой. К Принцессе.

Вид у Чонгука такой, будто Юнги сейчас прилетит покруче, чем Тэхёну недавно.
Но несмотря на грозное выражение лица и явные намерения сорвать на нём
свою раздражительность, Чонгук шагает мимо него к нужной палате, на пару
секунд останавливается около неё, смотря внутрь через большое оконное
стекло, и лишь потом, натянув рукава худи на свои ладони, очень аккуратно,
33/114
практически беззвучно заходит.

Чонгук ожидал чего угодно, но только не этого. Только не Тэхёна,

разместившегося на стуле около кровати, наклонившегося вперёд и уснувшего
на краю матраса, протянув девочке руку. Только не задранный рукав его халата,
под которым виднеются раскрашенные татуировки, не валяющиеся на одеяле
фломастеры с колпачками. И не Принцессу, приставившую к губам палец и
прошипевшую «тш-ш», адресованное самому Чонгуку, который, подойдя к ним,
уже было собрался уточнить, а что здесь, собственно, происходит.

Понятное дело – что.

Тэхён работал всю ночь. Снова. Он ушёл домой позавчера, проторчав на работе
целые сутки, и вернулся вчера вечером. Спустя меньше, чем двенадцать часов.
Неудивительно, что его организм не выдержал.

Чонгук пристально смотрит то на него, устроившегося в неудобной позе, то на

малышку, у которой на голове новая белая шапочка – наверное, её принёс Тэхён.
Вновь на Тэхёна, у которого спала чёлка на глаза, вновь на ребёнка, который,
продолжая раскрашивать зелёным маркером листочки и стебельки на его
татуировке, улыбается.

На Тэхёна, крепко спящего на краю её кроватки и обнимающего во сне её

колени.

На Принцессу, уснувшую с открытым фломастером в руке и держащую во сне его

палец.

Чонгук присаживается на стул на противоположной стороне, наблюдает за тем

человеком, который первым и чуть ли не единственным протянул ему руку
помощи, и за тем, которому пытается помочь сам, и не замечает, как забывает
про страх, не дающий ему жить без ссор с близкими и ненависти окружающих.
Как дрожь в теле, с которой он уже породнился, пропадает, как выравнивается
дыхание и чувствуется какое-то… умиротворение?

Впервые за долгое время.

Он просто остаётся в самой тихой палате рядом с двумя уснувшими посреди дня
людьми. Долго смотрит на них, многое обдумывает и решается на то, на что
никогда не решился бы, не познакомься он с человеком по имени Тэхён.

Тэхён, проснувшись в полдень от мелодии телефонного звонка, обнаруживает

на своих плечах тёплое детское одеялко.

*****

— Не горячись, — обрывочно слышится от Чимина: он влетает в ординаторскую

вслед за Тэхёном. — Давай без глупостей.

Хосок, ужинающий за столом, и Чонгук, моющий руки над раковиной, враз

поворачиваются к ним и застывают в ожидании.
34/114
— Вены резать не буду, — бубнит под нос Тэхён, — если ты об этом.

Вся былая решительность, которую Чонгук держал в себе для серьёзного

разговора с Тэхёном, вмиг испаряется.

— Мы что-нибудь придумаем, — Чимин подходит к нему ближе и с присущим ему

упорством ждёт, пока тот посмотрит на него в ответ, однако Тэхён смотрит на
всё, что только можно, но не на него. Его движения становятся резкими,
неуклюжими; он суетливо снимает с себя халат, так же суетливо вешает его на
плечики, переобувается, надевает чёрный свитер с высоким горлом и серое
пальто и неустанно молчит, игнорируя последние слова Чимина. Тэхён не хочет
сейчас ни видеть его, ни разговаривать с ним. С Чонгуком, стремительно
направляющимся в их сторону, – тем более. — Это не конец света.

Да уж. Не конец. Всего лишь куча побочных эффектов от новых лекарств, без
приёма которых Тэхён не может нормально жить.

— Что-то случилось? — осторожно интересуется Чонгук, остановившись у него за

спиной.

Тэхён, разумеется, разворачивается.

Чон Чонгук – последний человек в этом мире, на ком Тэхёну хочется срывать
бессилие и беспомощность, скопившиеся внутри за долгие годы. Тэхён вообще
не умеет вымещать на ком-то свои эмоции. Это все вокруг вымещают на нём
свои. Но в эту секунду он так сильно нуждается в избавлении от душевной боли,
которая уже выкачала из него почти всё светлое и хорошее, что у него едва
получается оставаться перед ним относительно спокойным и не орать настолько
громко, насколько ему позволили бы его связки.

Тэхёну стоит огромных трудов держать себя в руках, чтобы не вылить на

Чонгука то, что он уже откровенно не в состоянии выносить.

— Давай ты в другой день покричишь на меня, ладно? — просит он, не отрывая

от Чонгука взгляд, а после срывается с места, спешно выходит в коридор и
захлопывает за собой дверь.

Чонгук, смотря на неё в упор, чувствует себя так, словно в него только что
выстрелили.

— Чёрт, — безрадостно доносится от Чимина. Он прикрывает глаза, тяжело

вздыхает и поднимает взгляд на Хосока, вставшего между ними с Чонгуком. —
Нельзя ему за руль.

Хосок понимает намёк не сразу.

Чонгук реагирует моментально.

Он забирает свой пуховик из шкафа, проверяет в кармане ключ от машины и,

ничего не сказав ребятам, быстро покидает ординаторскую, намереваясь
догнать Тэхёна с предложением подвезти его домой.

Двери лифта закрываются у него перед носом; сам лифт опускает Тэхёна на
первый этаж за считанные мгновения. Но настроенный на серьёзный разговор
35/114
Чонгук не видит в этом проблемы. Он успевает спуститься по лестнице,
добежать до парковки – на улице, как назло, идёт дождь – и окрикнуть Тэхёна,
который, дойдя до своей машины, снимает её с сигнализации и обхватывает
дверную ручку пальцами.

И который по-прежнему не хочет никого видеть.

— Подожди, — запыхавшись, зовёт его Чонгук, тормозя перед капотом его

автомобиля.

— Если в твои планы на сегодня не входит сценарий, по сюжету которого я тебя

переезжаю, то отойди в сторону.

— А если входит? — пытается оттянуть время тот.

— Мысли о суициде – повод обратиться к психотерапевту, — до Тэхёна

мгновенно доходит, что Чонгук делает и по какой причине.

Но ему сейчас, видит бог, не до этого.

— Я как раз в процессе.

Тэхён садится в машину, заводит двигатель и открывает окно.

— Отойди.

— Нет.

— Чонгук, — стискивает зубы Тэхён, смотря ему в глаза через лобовое стекло.

— Я же сказал, — стоит тот на своём. — Нет.

Детский сад.

Тэхён устало вздыхает и трёт виски. Голова болит нещадно.

— Чего ты добиваешься?

— В данный момент того, чтобы ты не сел за руль, — отвечает Чонгук. Тэхён,

прислонив затылок к подушке кресла, прикрывает глаза. Чёртов Чимин и его
вечная забота. — А ещё твоего прощения.

Так вот в чём всё дело. Чонгуку нужно прощение.

А Тэхён уже было решил, что Чонгук о нём беспокоится.

— Подойди ко мне, — просьба звучит мягко.

Чонгук и не думает сдвинуться с места.

— Это какая-то уловка?

— Подойди ко мне, — повторяет Тэхён, опуская стекло до конца. Чонгук,

потоптавшись перед машиной некоторое время, повинуется. — Я знаю, почему
36/114
ты повёл себя так. И я не держу на тебя зла, — Тэхёну трудно выглядеть
сдержанным и заставлять себя говорить так, чтобы голос не дрожал, но он кое-
как справляется. — Я не обижался тогда и не обижаюсь теперь, но если тебе и
правда так нужно моё прощение, то я тебя простил. У нас всё нормально, — у
Чонгука во взгляде сомнение. И его заметно трясёт. Вряд ли из-за дождя и
холода. — А теперь оставь меня в покое, — беззлобно требует Тэхён, наощупь
включая фары и подогрев сидений. — Я тебя очень прошу, — добавляет одними
губами.

Чонгук, в одночасье раздражаясь (сам не зная почему), сжимает пальцы в

кулаки и отступает от автомобиля на шаг.

Тэхён, замечая перемены в его поведении, медленно отводит от него взгляд,

поднимает оконное стекло и уезжает с парковки.

Ничего у них не нормально.

*****

Тэхён звонит Чимину сразу, как только отъезжает от клиники: просит его
набрать Чонгука, пригласить на разговор и прописать ему пару лёгких
препаратов.
Тэхён включает дворники на непрерывную работу, убирает правую руку с руля и
ведёт автомобиль на минимально допустимой скорости.
Тэхён пытается понять, как жить дальше, убеждает себя в том, что это
временные трудности, и напоминает себе о том, что на этой планете есть люди,
которым будет плохо, если его вдруг не станет.

Чонгук отвечает на звонок Чимина сразу, как только садится в свой автомобиль:
отказывается от предложения поговорить и рассказывает о том, что Намджун
уже дал ему рецепт на успокоительное и снотворное.
Чонгук включает дворники на непрерывную работу, вцепляется в руль обеими
руками и едет за Тэхёном на минимально допустимой скорости.
Чонгук пытается понять, почему опять разозлился на него, убеждает себя в том,
что таблетки сделают его поспокойнее, и напоминает себе о том, что на этой
планете есть как минимум один человек, которому будет плохо, если он слетит с
катушек.

Тэхён паркуется во дворе своего дома, выходит на улицу без зонта и, увидев
Чонгука, быстро направляющегося в его сторону, обречённо опускает руки.

Чонгук, шагая к Тэхёну, стоящему около машины под дождём, понятия не имеет,
что должен сказать.

Оказавшись рядом друг с другом, в какой-то совсем ненормальной для обычных

коллег близости, они не вступают в бурное обсуждение случившегося и не
начинают выяснять отношения. Лишь смотрят друг другу в глаза, терпеливо
молчат и ждут, пока кто-то из них первым сдастся и произнесёт что-нибудь
вслух. Неважно что. Что угодно.

Ни один, ни второй не отступает назад.

37/114
Чонгуку хочется извиниться за то, что он опять продемонстрировал Тэхёну свою
неприязнь и злость, для которых не было причин ни сегодня, ни позавчера, ни в
день их знакомства. Тэхёну – за то, что он уехал, оставив Чонгука на парковке в
эмоционально нестабильном состоянии, и не оказал ему психологическую
помощь. Скорее всего (сто процентов), Чонгук отказался бы от неё сразу. Но
Тэхёну стоило попробовать. А он не стал.

Из-за этого он чувствует себя виноватым.

— Ты преследуешь меня? — тихо спрашивает Тэхён, наблюдая за тем, как с

промокших прядей чонгуковых волос капает вода.

— Нет, — Чонгук убирает руки в карманы пуховика, чтобы Тэхён не видел его
пальцы, сжатые в кулаки. Но Тэхёну для того, чтобы разглядеть эмоции Чонгука,
необязательно это видеть. В строке, бегущей в его глазах, и без того всё
написано. — Нам надо поговорить.

У Тэхёна у самого появляется дрожь в теле из-за холода. И с его волос тоже
начинает капать вода.

— О чём?

— О том, что у тебя случилось.

Внешне Тэхён остаётся невозмутимым. Внутри себя он дико негодует.

Что за абсурд? С чего он должен делиться с Чонгуком личным?

— И зачем тебе это?

Вопрос ставит Чонгука в тупик.

— Ты... — он прерывается и ненадолго опускает взгляд на его губы, — ты помог

мне. Я хочу помочь тебе, — всё же заканчивает, вжимая голову в плечи – ветер
очень холодный, продувает насквозь. — Не люблю оставаться в долгу.

Тэхёну не нужны наводящие вопросы, чтобы догадаться, что Чонгук говорит

неправду. Дело не в помощи и не в долге. Чонгука мучает совесть. И Тэхёна
страшно бесит, что Чонгук не понимает того, что он, Тэхён, не держит на него
зла, что он простил его ещё в тот день, когда они, если можно так выразиться,
сцепились в ординаторской. Не понимает, даже после того, как Тэхён прямым
текстом сказал ему это в лицо.

Чонгук что, достаёт его специально? Он пытается довести его до нервного

срыва?

Тэхёну и так до него недолго осталось.

— Если хочешь помочь, то возвращайся к себе в машину и уезжай домой.

— Нет, я…

— Чонгук, — Тэхён хватает его за плечи и, не разрывая с ним зрительный

контакт, часто моргает. — Не сейчас, — практически умоляет, не ослабляя
38/114
хватку. Чонгук смотрит на него растерянно. И с явным сожалением. Но больше
не перебивает и не пререкается. — Пожалуйста.

В любой другой день Тэхён ни за что не прогнал бы Чонгука. Он сам бы попросил

его остаться и поговорить – им действительно пора это сделать. Но сегодня на
него столько всего навалилось, что в данный момент для него лучшим решением
будет уйти домой и не подпускать к себе никого, ни друзей, ни коллег, ни
знакомых, чтобы, не дай бог, не вылить на них негатив и не разругаться с ними
окончательно.

У Чонгука после слов Тэхёна расслабляются мышцы на лице и пальцы, которые

он сжимал в кулаки. Злость уходит. Приходит отчаяние. Точь-в-точь такое, как в
тот день, когда они с Тэхёном впервые встретились на балконе. Тогда Чонгук,
высунувшийся из окна в попытке восстановить дыхание, ощущал то же самое –
Тэхён помнит это в мельчайших деталях. Отличие только в том, что тем вечером
Чонгук не хотел, чтобы кто-то разделял с ним это паршивое чувство, а теперь он
хочет. И не с «кем-то», а с конкретным человеком.

С тем, кто никогда не принимал идею делиться своими чувствами с чужими

людьми.

Тэхёну невероятно трудно отпускать Чонгука. Почему – он не знает. Наверное,

потому, что у того, промокшего до нитки, примерно такой же умоляющий взгляд.
Правда, он значит не «уходи домой». Он значит «позволь мне остаться с тобой».

Тэхён не может позволить. Двум уязвимым людям нельзя оставаться наедине.

Они друг друга потопят.

Поэтому он осторожно отпускает его.

Смотрит на прощание в глаза.
И быстро, не оглядываясь, уходит.

*****

После горячего душа дышать становится легче. Появляется какое-никакое

желание жить. Тэхён надевает тёплую домашнюю кофту чёрного цвета и серые
пижамные штаны, приходит на кухню-гостиную и долго стоит напротив
открытого холодильника, раздумывая, что можно впихнуть в себя через силу.
Уже пару лет он вертится в грёбаном замкнутом круге, выхода из которого нет.

Тошнит из-за того, что не ешь.

Не можешь поесть, потому что тошнит.

Усилители вкуса – не самая полезная добавка для здоровых людей. И спасение

для Тэхёна. Он берёт с полки новую пачку Pringles с паприкой, достаёт из
нижнего ящика стеклянную бутылку пива и, высыпав чипсы в высокую
стеклянную тарелку, уходит в спальню за книгой, оставив «еду» на столешнице
кухонного гарнитура.

Дождь лупит по оконным рамам так громко, словно погода решила устроить
человечеству конец света. Тэхён, стоя в тёмной комнате около домашней
библиотеки и периодически отвлекаясь на звуки разбивающихся о стёкла
39/114
капель, подхватывает пальцами «Философские повести» Вольтера, поправляет
оставшиеся книги (они должны стоять в ряд по линеечке) и решает выглянуть в
окно, чтобы удостовериться, что соседние дома, деревья и машины по-прежнему
стоят на своих местах и ветер их никуда не унёс.

Дома и деревья на месте. Машины – тоже. В том числе и машина Чонгука. Она –
единственная из всех на парковке, в салоне которой горит свет. И единственная,
на которую Тэхён смотрит, забыв о том, зачем вообще подошёл к окну.

Чонгук упрямец. И идиот, раз не придумал ничего лучше, кроме как сесть в
автомобиль в мокрой одежде и сидеть внутри него около часа вместо того,
чтобы поехать домой, согреться и лечь спать. Тишину комнаты разбавляет
тяжёлый Тэхёнов вздох.

«Философские повести» остаются на пустом подоконнике. Тэхён удаляется в

прихожую. Номера Чонгука у него нет, поэтому ему приходится потревожить
Юнги, несколько раз извинившись перед ним за беспокойство в нерабочее
время. Тэхён, конечно, та ещё зануда, и терпеть не может чужих людей в своём
доме, но на Чонгука это правило сегодня не распространяется. Оставлять его
мёрзнуть в машине – верх эгоизма.

Ему сейчас нельзя простужаться.

Юнги диктует номер Чонгука вслух. Тэхён не записывает. Запоминает. Он

кладёт трубку, поблагодарив Юнги за помощь и проигнорировав его вопрос
«Зачем он понадобился тебе ночью?», набирает в сообщении этаж и номер своей
квартиры и отчего-то долго держит палец над значком «Отправить», не решаясь
его нажать.

Дело не в принципах. Тэхёну действительно сегодня не до гостей.

Но сообщение всё равно уходит получателю и уже в следующую секунду

помечается значком «Прочитано». Дело сделано. Остаётся только ждать. Тэхён
блокирует экран телефона, прикрывает глаза и усиленно трёт переносицу; ему
заранее некомфортно находиться у себя дома с кем-то посторонним, но выбора у
него нет. Как бы Чонгук ни ненавидел его и сколько бы он на него ни злился,
Тэхён не будет поступать с ним по-скотски и бросать его в машине в дождь.

Чистые спортивные брюки, тёплая толстовка, сухие носки – Тэхён собирает

одежду, обдумывая, как бы помягче сказать Чонгуку о том, что ему придётся
либо забрать всё это на безвозвратной основе, либо выбросить в мусорку,
потому что Тэхён ни за что никогда ни при каких обстоятельствах не станет
надевать на себя одежду, которую кто-то носил до него.

Не то чтобы он настолько брезглив (о да, и ещё как). Скорее, излишне повёрнут

на чистоте. И не выносит контакта с вещами, на которых остался запах чужих
духов и чешуйки чьей-то кожи.

Чонгук поднимается меньше чем за пять минут. Неуверенно топчется на пороге,

когда Тэхён открывает ему дверь, неуверенно проходит внутрь, когда тот
жестом приглашает его войти. Неуверенно принимает из его рук сухую одежду и
уходит переодеваться в ванную, в которой Тэхён с доступным намёком включает
40/114
свет.

Тэхёну неизвестно, употребляет ли Чонгук алкоголь, и если да, то будет ли он

так поздно пить пиво. Но ещё одну бутылку из холодильника он на всякий
случай достаёт. На кухне, в отличие от ванной, лампочки не горят: работает
только подсветка гарнитура. Тэхён не зажигает их умышленно – от света у него
болит голова, – и надеется, что Чонгук, как его, Тэхёна, мама, не будет ворчать
из-за того, что «интерьер и так тёмный, так ещё и освещение, как в пещере».

Тэхён тут же выставит его из квартиры.

Переодевается Чонгук тоже быстро. А после, заблудившись в темноте коридора,

уходит не в гостиную. В спальню. В спальню Тэхёна, к слову, заходить нельзя
никому. Она для него «священное» место: там он хранит самое дорогое –
любимые книги.

Домашняя библиотека – одна из немногих вещей, которые могут раскрыть

стороны личности её владельца. Тэхён, устраиваясь на диване поудобнее,
телепатически передаёт Чонгуку: «Только не анализируй мои литературные
интересы». Его стороны личности никого не касаются.

Чонгук приходит на кухню озадаченным.

— Что? — равнодушно (делая вид, что равнодушно) спрашивает Тэхён, когда тот
застревает в дверном проёме и недоумевающе рассматривает пространство
перед собой. — Никогда не был дома у человека с обсессивно-компульсивным
расстройством?

— Никогда.

— Поздравляю с боевым крещением.

Тэхён, конечно, не уверен, но, кажется, Чонгук этому не рад. Он проходит

внутрь, постоянно оглядываясь по сторонам, нервно подёргивает плечом (Тэхён
считает, что ему не помешало бы выпить седативное и лечь спать) и то и дело
сильно смыкает челюсти – ему, по всей видимости, неприятно здесь находиться.
Скорее всего, его раздражает одно присутствие Тэхёна, не говоря уже о
дотошном порядке, в котором ни один нормальный человек не будет
чувствовать комфорт и уют.

Но Чонгук изо всех сил старается этого не показывать.

— Что ты обычно ешь на ужин? — пытается отвлечь его Тэхён, ставя бутылку на
столик перед диваном, и берёт в руки свой телефон. — Я сделаю заказ, — вряд
ли для Чонгука чипсы и пиво – это еда. — Могу пока заварить чай, чтобы ты
согрелся и…

— Не надо, — перебивает его тот. — Спасибо, — спешно добавляет, заметив, что

Тэхён из-за его отказа окончательно потерял желание вести с ним диалог. — Я
поел в клинике, пока тебя ждал.

Диван огромный, на нём полным-полно места, но Чонгук почему-то выбирает то,

что совсем рядом: присаживается без каких-либо уточнений, опирается
поясницей о спинку, притягивая к себе колени, и смотрит сзади на затылок
41/114
Тэхёна, который всё ещё наклоняется над столиком с телефоном в руке и
пялится на меню приложения доставки, не понимая, что происходит.

Тэхён не любитель близких и тесных контактов. Особенно ночью, особенно в

тишине. Особенно с Чонгуком. Но он не собирается это раскрывать, потому что
Чонгук, как это недавно выяснилось, относится к тому типу людей, которые в
момент эмоционального всплеска ненароком и при всех указывают тебе на твои
слабости и недостатки.

Тэхёну хватило прошлого раза. Сполна.

— Ты меня ждал? — он тоже падает спиной на спинку дивана и выжидающе

смотрит Чонгуку в глаза.

Вопрос, скорее, риторический.

Тэхён должен признать: с каждым новым днём Чонгук выглядит всё хуже и
хуже. Его кожа становится бледнее, синяки под глазами – темнее, взгляд –
болезненнее. Ему не помешало бы пройти курс психотерапии и пропить хороший
препарат, а лучше – полежать под наблюдением в стационаре. Вот только как
ему это предложить? Тэхён знает наверняка: он откажется.

— Почему в твоей карте ничего не написано про ОКР? — голос у Чонгука охрип.

Тэхён, разрывая с ним зрительный контакт, отворачивается.

Приехали.

— Да? — в его интонации слышится расстроенная усмешка. — И что же в ней

написано, Шерлок?

Тэхён прекрасно знает, что в ней написано. И почему там нет ни слова про ОКР.

Потому что с Чимином, который является его лечащим врачом, легко

договориться.

— Что у тебя депрессия средней степени, — озвучивает Чонгук, продолжая

смотреть на его профиль. — И что тебя госпитализируют каждые два-три
месяца. На пару недель.

О госпитализациях, к сожалению, умолчать в карте нельзя – каждое койко-место

в клинике под учётом. Так же, как и о причине госпитализации; в противном
случае, за пациентом не закрепят палату. Однако последняя может потерпеть
некоторые изменения при указании в анамнезе. Опять же по усмотрению
лечащего врача.

Например, степень тяжести заболевания.

— Ну и что тебя смущает? — Тэхён делает глоток из бутылки и притворяется,

что рассматривать пол – очень интересное занятие.

— С депрессией средней степени тяжести обычно не госпитализируют.

На несколько секунд в гостиной воцаряется молчание. Чонгук его, как ни

42/114
странно, не нарушает.

— Со средней – нет, — чуть слышно произносит Тэхён.

Будет лучше, если Чонгук узнает об этом от него, а не от Чимина, когда он,
Тэхён, опять уйдёт на больничный.

Удивительно, как меняется состояние Чонгука из-за его же собственной реакции

на услышанное. Нервозность, с которой он сидел до этого момента, отпускает
его, руки, над кожей которых от напряжения проступали вены, расслабляются,
его сердцебиение выравнивается. На долю секунды Чонгук забывает о главной
причине своего страха, отвлекается от неё, начиная обдумывать слова Тэхёна, и
уже не возвращается к ней обратно.

Если так подумать, то у Тэхёна на лбу жирным шрифтом написано, что с его
здоровьем что-то не так. Не нужно быть гением, чтобы дойти до этого своим
умом. Достаточно обратить внимание на разные детали в его поведении: он
всегда выглядит убитым – неважно, утром или вечером, он практически ничего
не ест, он берёт ночные смены друг за другом и умудряется работать днём
после них, а значит, он мало спит. Сидит или лежит при любой появившейся
возможности, никогда не улыбается. Редко с кем-то разговаривает. Прячется от
всех на балконе. И выглядит равнодушным ко всем и всему. Даже к самому себе,
к своей собственной жизни.

Чонгук, прокручивая в памяти слова Намджуна «доктор, я хочу умереть»,

задумчиво опускает взгляд.

— Нужен якорь, — ещё тише говорит Тэхён, вновь делая глоток из бутылки.

Чонгуку приходится отвлечься от своих размышлений.

— Якорь?

— Да, — Тэхён постукивает большим пальцем по горлышку. — Близкий человек

или… — он устало хлопает ресницами, — какое-то любимое дело. Хобби. Что-то
очень важное для тебя. Любая мелочь, за которую ты можешь зацепиться, —
Чонгук слушает, приковав взгляд к бутылке в его руках. — Но лучше всё-таки
человек. Это действеннее и… — когда объясняешь это как врач, а не как
больной, подобрать слова куда проще, — надёжнее.

Чонгук отпускает свои колени, которые раньше обнимал, поворачивается к

Тэхёну корпусом и снова смотрит на него в упор.

— Твой якорь – человек?

Обсуждать подобное с Чонгуком – странно.

— Да. Моя мама, — честно отвечает Тэхён, поднося бутылку к губам.

— Мысли о ней удерживают тебя?

Третье, что Тэхён узнаёт о Чон Чонгуке: он умеет слушать. И, что важнее всего,
он слышит.

43/114
— Мысли о том, что если она потеряет меня, то ей будет так же плохо, как мне
сейчас, — он, наконец, поворачивается к Чонгуку. — Или ещё хуже.

Тот смотрит на него с пониманием и сочувствием. Ненависти и неприязни в его

взгляде больше нет.

— Ты прав, — на грани слышимости озвучивает Чонгук. — Это надёжнее.

— Не думаю, что вариант с человеком самый надёжный, — выделяет слово

Тэхён. — Ведь этого человека в любой момент может не стать.

— Тогда… вариант с несколькими людьми?

— Аналогично.

На мгновение Чонгук теряется, не зная, что ещё предположить.

— Сдаюсь, — он поверженно приподнимает ладони.

— Чувство, — сходу даёт ответ Тэхён и неосознанно разворачивается к нему

лицом. — Мы можем управлять своими эмоциями, но не умеем и никогда не
научимся контролировать свои чувства. Они сильнее нас. Они всегда будут
сильнее, — Чонгук внимает каждому его слову, следит за каждым движением
его губ и ресниц. И выглядит так, будто и раньше знал об этих очевидных
вещах, но давно позабыл о них и долго к ним не возвращался. А сейчас всё
вспомнил. — Месть, — перечисляет Тэхён, приподнимая вверх указательный
палец, — ненависть, — добавляет к нему средний, — любовь, — показывает ему
цифру три. — Три самых сильных чувства, из-за которых люди готовы бороться
до последнего. Именно они удерживают на земле отчаявшихся людей.

Чонгук облокачивается о спинку дивана и подпирает кулаком висок.

— А как же счастье?

— Счастье зависит от многих факторов, — Тэхён наклоняется к столу, ставит на

него свою недопитую бутылку пива и возвращается в прежнее положение. — Все
эти факторы должны сойтись в единое целое в определённый момент времени.
Такие чувства, как ненависть и любовь, не зависят от внешних и внутренних
факторов. Ты любишь или ненавидишь конкретного человека и в хорошем, и в
плохом настроении. И в гневе, и в радости, и в тревоге. И когда тебе страшно, и
когда тебе весело. И когда тебе больно. Любви и ненависти плевать на всё это,
— Тэхён делает паузу, давая Чонгуку время переварить информацию. Чонгук
переваривает. Он давно никого не слушал с таким интересом. — А люди,
живущие ради мести, и вовсе имеют способность блокировать эмоции. У них не
поднимется настроение, если из-за туч выглянет солнце или если кто-то скажет
им доброе слово. Их не заденет то, что заставит рыдать или скорбеть любого
другого человека. Они не могут думать ни о чём, кроме желания отомстить.
Чувство мести по-настоящему меняет людей, — к концу монолога его голос
стихает. — И это именно тот случай, когда в одном человеке каким-то
невероятным образом уживаются любовь и ненависть в пропорции пятьдесят на
пятьдесят.

Чонгук смотрит на Тэхёна, не моргая. И, кажется, не дышит.

44/114
— Скажи, что ты узнал об этом из книг, а не из своей врачебной практики, — в
его интонации прослеживается лёгкое потрясение.

Тэхён вместо ответа молчаливо поджимает губы.

— С ума сойти, — выдыхает Чонгук, поднимая взгляд к потолку. — И много к

тебе таких маньяков приходит?

— Они не маньяки, Чонгук.

— Да, конечно, — с сарказмом говорит тот. — Всего лишь люди, которые

преследуют кого-то из-за своей одержимости. Или начинают видеть
галлюцинации из-за своей одержимости. Или разговаривают с голосами,
которые слышат только они. Или вообще, — Чонгук жестом останавливает
Тэхёна, который хочет его перебить, — убивают кого-нибудь.

— Вряд ли они виноваты в том, что начали слышать голоса.

— Ты оправдываешь психопатов и убийц? — в Чонгуке, словно по щелчку,

просыпается злость.

— Я оправдываю людей, которые заболели, — повышает тон Тэхён, пытаясь

донести до него свою мысль, — которые не выбирали себе такую жизнь, — он
часто мотает головой, чувствуя обиду из-за непонимания Чонгука и
несправедливость за болеющих людей. — Чонгук, я буду до конца защищать
хоть самого страшного на планете преступника, если на все двести процентов
буду уверен в том, что он болен, и из-за болезни не ведает, что творит.

В гостиной вновь виснет звонкая тишина.

На самом деле, если хорошо приглядеться, то Чонгук не выглядит угрожающе,

когда злится (тот случай в ординаторской – исключение). Он похож на
непослушного ребёнка, у которого отобрали игрушку. Он так же нахмуривает
брови, насупившись, так же складывает руки на груди в знак протеста и
умилительно сопит, часто вдыхая кислород через нос. Ему не хватает только
надутых щёк и пары капризных выкриков, чтобы у Тэхёна окончательно
растаяло сердце и появилось желание погладить его по голове и спеть ему
детскую песенку.

— Ну и чего ты замолчал? — Тэхён стоически держит образ беспристрастного

человека.

Выходит с трудом (Чонгуку об этом – ни слова).

— Пытаюсь понять, псих ты или образцовый врач, — до сих пор дуется тот,
поглядывая на него искоса. — Боюсь я тебя или восхищаюсь тобой.

Ладно, это было мило. Тэхён почти забыл, что недавно этот человек чуть не
пробил его черепом дверь.

— О чём ещё думаешь?

Голос Тэхёна звучит на удивление ласково, мелодично. Сам он наклоняет голову

чуть в сторону и смотрит на своего коллегу с лёгкой улыбкой на лице. Ему
45/114
нравится Чон Чонгук. Со всеми его тараканами и выходками, с этими дурацкими
вьющимися после дождя волосами, обветренными губами, вечно нахмуренными
бровями. Грустными, но красивыми глазами. Чонгуку (быть может, Тэхён,
конечно, выдумывает, но) тоже не так уж и скучно в компании Тэхёна. Он, пусть
и немного, но отвлекается от своих забот. А Тэхён – от своих.

Всё становится как-то… проще, что ли.

— О том, что ты слишком много работаешь, — спустя какое-то время отвечает

Чонгук. Он вновь подпирает голову рукой, придвигается к Тэхёну поближе и
поднимает на него взгляд. — Тебе надо побольше уделять времени себе и
своему психическому здоровью.

Мы все привязаны к своему безумию.

Как объяснить Чонгуку, что время, уделённое себе и своему здоровью, не на

всех влияет одинаково? Такой вот парадокс: чем больше Тэхён отдыхает, тем
больше он грузит себя негативными мыслями, тем глубже он погружается в
свою депрессию и тем хуже ему становится. Работа, сильная загруженность,
отсутствие свободного времени и постоянная умственная деятельность,
напротив, отвлекают его и спасают.

Да, это тяжело. Да, порой невыносимо. Настолько, что иногда хочется закрыться
в своём кабинете, забиться в угол и закричать что есть сил. Но Тэхён выбрал эту
профессию. Его никто не заставлял, он сам принял это решение. И он не имеет
права ныть и на что-то жаловаться.

— То, что мы делаем для себя, – умирает вместе с нами, — цитирует Тэхён
Альберта Пайка. — То, что мы делаем для людей, – остаётся навеки.

Чонгук, смотря на него в упор, громко вздыхает. А потом усмехается.

— Ты всегда преуменьшаешь значимость своих проблем?

Тэхён видит его улыбку впервые. И, как бы ни сопротивлялся себе, а не может

не улыбнуться в ответ.

— Кто бы говорил, — выражение его лица плавно меняется на серьёзное.

Очередная неловкая пауза. Сколько их уже было за этот вечер?

— Что? — Чонгук мастерски притворяется, что не понимает, о чём идёт речь. — А

я здесь при чём?

Хотел бы Тэхён, чтобы Чонгук был здесь ни при чём.

— Не мой ребёнок лежит в отделении онкологии, — он старается сказать это

тише, — в палате для тяжелобольных.

Чонгук медленно опускает веки. И перестаёт двигаться.

Тэхён видит и знает, что Чонгук сейчас делает. Он дышит на счёт. Это
стандартная техника, которой пользуются люди, чувствующие подступающую
тревогу, следом за которой обычно наступает паника. Чонгук же умело
46/114
подавляет её на самой начальной стадии.

Чтобы научиться такому, некоторым пациентам требуются недели и месяцы. А

кому-то – годы.

— Как ты узнал? — Чонгук опускает руку со спинки дивана, приоткрывает глаза

и смотрит вниз.

Видеть его таким – больно.

— Она называет тебя папой.

«Ты всегда так рано просыпаешься?»

«Нет, — у девочки не получается самостоятельно открыть фломастер – не
хватает сил. Тэхён ей помогает. — Это злые клетки. Они дерутся внутри меня.
Из-за их драки моё тело начинает болеть и ему нужен укольчик».
«Злые клетки? — Тэхён наклоняется вперёд и кладёт перед ней свою руку. — Ты
называешь их злыми, потому что они дерутся?»
«Мой папа называет их злыми».
«Это он рассказал тебе про них?»
«Папа борется с ними! — не отвлекаясь от раскрашивания розы, выкрикивает
малышка. — Мой папа – герой! Он ходит в настоящем плаще!»
«Ничего себе, в настоящем? — громко восхищается Тэхён, подыгрывая ей. — А
какого цвета его плащ?»
«Белого, — отвечает та, тыкая пальцем в рукав его халата. — Вот такой».
«Как у меня? — улыбка с лица Тэхёна пропадает раньше, чем ребёнок
озвучивает ответ».
«Да, только с мишками! — в её задорном смехе искренняя гордость. — И с
зайчиками!».

— Не говори никому, — голос у Чонгука будто бы сорван после долгого крика.

«А как… — Тэхён запинается, потому что сам не знает, зачем задаёт ей этот
вопрос, — как зовут твоего папу?»

— Не скажу.

— Спасибо, — благодарит он едва различимо и сразу же садится прямо,

скидывая ноги на пол и пряча от Тэхёна лицо.

«Моего папу зовут Чонгук».

— Чонгук, — Тэхён аккуратно берёт его ладони в свои и ненавязчиво тянет их на

себя, заставляя его вернуться в прежнее положение, — не отворачивайся, когда
тебе плохо, — Чонгук смотрит на него немного испуганно и практически не
моргает. — Забудь, что я психиатр. Забудь вообще обо всём, что происходит за
пределами этой комнаты, — он успокаивающе гладит большими пальцами по
внешней стороне его ладоней. — Я сейчас с тобой. И я готов слушать тебя хоть
всю ночь, хоть весь завтрашний день, — интонация у Тэхёна твёрдая, но Чонгук
всё равно относится к его словам с недоверием. — Пожалуйста, прими мою
помощь.

Реакция Чонгука на совершенно обыкновенную просьбу поражает. В плохом

смысле этого слова. Судя по всему, ему очень давно никто не предлагал
47/114
поговорить по душам и поделиться наболевшим: он словно тронут просьбой
Тэхёна. Да, Тэхён и раньше предлагал ему помощь, ещё в день их знакомства,
но тогда Чонгуку было не до бесед.

Сейчас же, после того, как Тэхён первым поделился с ним чем-то личным, ему,
вероятно, уже не так страшно рассказать о своих ранах. Но он не знает, как и с
чего лучше начать.

— Она тебе не родная, — помогает Тэхён, не отпуская его рук. Чонгук слышит,
что это утверждение, поэтому ничего не отвечает. Лишь смотрит Тэхёну в глаза
с немым вопросом «откуда ты знаешь?» и преданно ждёт. — Вы абсолютно
разные, — и речь не о чертах во внешности и не о поведении. Всё гораздо
сложнее. Чонгук продолжает молчать. — Ладно, — Тэхён приподнимается на
коленях, собираясь встать, — давай я принесу тебе воды и мы…

— Нет! — вырывается у Чонгука, а сам он крепко вцепляется в ладони Тэхёна, не

позволяя ему уйти. — Не нужно. Я расскажу, — он ослабляет хватку, заметив,
что Тэхён напрягся, и сглатывает слюну, чувствуя неловкость за свой внезапный
крик. Тэхён, кивнув ему, садится обратно. — Это дочь моих... — Чонгук
перехватывает его руки и меняет захват так, будто это он успокаивает Тэхёна, а
не наоборот, — моих друзей, — и у него уже не получается поддерживать
зрительный контакт. — Бывших друзей.

Сдаётся Тэхёну, рассказ будет не из приятных.

— Они живы? — первый вопрос, который приходит на ум.

— Да, — вопреки ожиданиям отвечает Чонгук. Тэхён пока не понимает,

радоваться этому или нет. — Не знаю, имею ли я право злиться на них. Я даже
представить себе не могу, что они пережили, — он замолкает надолго. Эти
воспоминания, очевидно, причиняют ему боль. Собраться с мыслями ему явно
трудно. — Мы все учились на первом курсе, когда это случилось. Все трое: я, мой
лучший друг и его девушка. Когда она забеременела от него, я, буду честен, не
прыгал от счастья за них. Мы же только-только поступили, мы столько сил убили
ради мечты стать врачами. О какой учёбе может идти речь, когда у тебя
маленький ребёнок? Без ребёнка-то времени на сон и еду не хватает. Сам
понимаешь, — да, Тэхён понимает. — Она сразу забрала документы, а он
остался. Я помогал ему всем, чем мог, но его долги росли и росли, проблем
становилось больше. Он постоянно находился на грани отчисления. А потом у
них родилась дочь, и он, хорошенько всё обдумав, принял решение тоже забрать
документы. Сказал, что найдёт работу попроще и сконцентрируется на
воспитании дочки, — в голосе Чонгука не прослеживается обида. Тэхён делает
вывод, что если бы Чонгук оказался в его ситуации, то он поступил бы так же. —
Она заболела в два. Через месяц её не стало, — продолжает он, не вдаваясь в
подробности. Тэхён не нуждается в дальнейшем рассказе, всё и так понятно, но
не просит Чонгука прекратить делиться, потому что видит, что ему это
необходимо. — Тогда я и определился со специальностью. Изначально я хотел
стать педиатром, но после того, что произошло, я… — пауза на тяжёлый вздох.
Тэхён мягко перебирает его пальцы своими, оказывая ему безмолвную
поддержку. — Им понадобился год, чтобы настроиться на следующую
беременность. Год беготни по клиникам, диагностическим центрам, психологам
и различным курсам для будущих мам и пап. Оказалось, что проблема пряталась
на генетическом уровне. Когда мы выяснили это, было уже поздно делать аборт.
И опасно. Их вторая дочь, моя Принцесса, — он произносит это слово
48/114
необычайно ласково, — родилась уже с патологией. Я был с ними, когда врач
озвучил им диагноз. Они тогда так быстро ответили, что будут бороться… я сам
удивился, как можно настолько спокойно отреагировать на новость о тяжёлом
заболевании. Но, по всей видимости, они обсудили эту тему задолго до родов, —
Чонгук разочарованно пожимает плечами. — В какой-то момент они просто не
вернулись. Отказались от неё, испугались ответственности, обезопасили себя от
горя и нового стресса – называй, как хочешь. Суть не меняется. Они её бросили,
— хоть Чонгук и говорил, что не имеет права злиться на них, но злость внутри
него всё же кипит. Это чувствуется. — Вот и вся история.

За время своего рассказа Чонгук так и не поднял голову и не посмотрел на

Тэхёна. Тэхён, разумеется, не настаивал и не будет настаивать на этом сейчас,
как бы сильно ему ни хотелось заглянуть в его глаза и передать ему без слов
«ты действительно герой, Чонгук», «она очень гордится тобой» и «спасибо за то,
что поделился».

Тэхён не знает, справился ли бы сам с подобным, если бы такое на него

навалилось. Рассуждать всегда легче, чем действовать. По крайней мере,
теперь ему известно, почему Чонгук так враждебно настроен ко всем людям – он
им больше не верит. После того, что случилось, – не верит.

— Знаешь, — тот улыбается уголком губ, продолжая переплетать свои пальцы с

Тэхёновыми, — говорят, что родным человеком можно назвать того, с кем ты
состоишь не только в кровном родстве, но и в духовном. Я понял, что это значит,
лишь тогда, когда она появилась в моей жизни, — он поднимает взгляд на
Тэхёна и, удостоверившись в том, что он его слушает, возвращает внимание их
рукам. — Мои мама и папа были мне родственниками по крови, но я всегда,
сколько себя помню, считал их чужими людьми. Так же, как и они меня. А она,
человек, с которым я никогда не был связан кровными узами, стала для меня
самой родной ещё в тот момент, когда я впервые взял её на руки, — та
нежность, с которой он говорит о своей дочке, невольно заставляет улыбаться.
— Я люблю её больше всего на свете.

Тэхён может ошибаться, но, кажется, Чонгук и правда замечательный отец.

— Она тоже любит своего папу, — он чуть наклоняется вперёд, пытаясь

заглянуть ему в глаза. — Хэй, — и ни в какую не сдаётся, — правда-правда.

Чонгука это смущает.

— Думаю, тебя она теперь тоже любит, — ревниво бормочет он и выпрямляет

шею. — Когда я заходил к ней в последний раз, она грозно шипела на меня,
приставив палец к губам, и выговаривала по слогам, что если я разбужу тебя, то
она больше никогда не поделится со мной конфетами, — Тэхён тихо, но
искренне смеётся. Чонгук, глядя на него, – тоже. — А она, между прочим, ни с
кем, кроме меня, ими не делится, потому что они – её клад.

Что сделать, чтобы Чонгук почаще смеялся — гугл запрос.

— Так это ты накрыл меня одеялом? — почти шепчет Тэхён, рассматривая его
вблизи.

Чонгук приоткрывает губы, намереваясь что-то сказать, но вместо этого

подвисает. Благо, не надолго. Спустя буквально пару секунд он резко приходит
49/114
в себя, отпуская руки Тэхёна, поправляет толстовку, которая сидит на нём
идеально, и вскакивает на ноги, начиная водить по штанам ладонями, будто они
у него вспотели и ему срочно понадобилось их вытереть.

Поначалу Тэхёну становится жаль за то, что он так сильно смутил Чонгука.
Потом до него доходит, что ничего смущающего он не сказал. Это ведь Чонгук
проявил заботу, это ему, Тэхёну, надо было смущаться, а не наоборот.

Ну а затем Тэхён улыбается. Потому что Чонгук милый.

(Тэхён считает, что Чонгук милый, уже во второй раз).

— Мне пора, — ожидаемо прощается тот, продолжая вести себя беспокойно. —

Завтра рано вставать на работу.

— Да, — как бы Тэхёну ни хотелось, чтобы Чонгук остался, но он должен его

отпустить, — мне тоже.

— Я… — Чонгук чешет затылок, не зная, что ещё ему сказать, — я верну тебе
одежду.

Только не это.

— Не стоит.

— Ладно.

Неловкость – второе имя сегодняшнего вечера.

Чонгук скромно улыбается, отворачиваясь от Тэхёна, зажмуривается, чувствуя

себя идиотом, и пытается понять, почему ведёт себя так, но терпит провал.

Тэхён вызывается проводить его до машины.

*****

— Ты принимаешь таблетки от своего ОКР? — выходя из лифта, спрашивает

Чонгук.

Тэхён мысленно цокает языком. Он не фанат обсуждения темы своего

психического здоровья.

— Видишь же, что нет. Зачем спрашиваешь?

— Не понимаю почему, — Чонгук открывает входную дверь и держит её,

дожидаясь, пока Тэхён выйдет на улицу. — Оно же явно доставляет тебе кучу
неудобств.

Дождь закончился, ветер – нет. И он по-прежнему ужасно холодный.

— Из-за них я чувствую сонливость и слабость. И плохо соображаю. Это мешает

работать, — Тэхён прячет замерзающие руки в карманы пальто. — Кому и чем
50/114
может помочь такой врач?

— Опять преуменьшаешь значимость своих проблем?

Теперь Тэхён цокает языком не мысленно.

— Может, сменим тему?

— А антидепрессанты? — игнорирует тот.

Когда Чонгук молчал, он нравился Тэхёну куда больше.

— Что антидепрессанты? — он поворачивает к Чонгуку голову.

— Ты их пьёшь? — Чонгук ускоряет шаг, чтобы идти с ним на одной линии.

— Пью.

— Разве они сочетаются с алкоголем?

Каким же, оказывается, надоедливым он иногда может быть.

— Те, которые я пью, сочетаются.

— Но…

— Чонгук, — Тэхён резко тормозит, прекращая этот дурацкий допрос, и с

открытым недовольством смотрит на него, — мне не нужна нянька.

Люди, находящиеся неподалёку, замолкают.

— Я просто спросил, — оправдывается Чонгук, не отводя от него взгляд.

В свете тусклых уличных фонарей, с этим покрасневшим кончиком носа и в этом

огромном пуховике Чонгук кажется Тэхёну самым обычным парнем с обычной
жизнью, не обременённой проблемами, вроде неизлечимого заболевания у
человека, который является для тебя самым родным.

Тэхёна душит эта несправедливость. Чонгук такого не заслужил. Такого никто

не заслуживает. Почему так всегда происходит, почему все неприятности и беды
валятся на добрых и хороших людей? Почему именно их ломают обстоятельства?
Кому от этого легче? Какая от этого польза?

— Извини.

Не стоило повышать на него голос.

— Ничего, — без какой-либо обиды отвечает Чонгук. — Увидимся завтра, — Тэхён

кивает ему и едва заметно улыбается, опуская голову вниз и отступая назад. —
И ещё, — ненадолго возвращает его Чонгук (по правде говоря, Тэхён тоже не
жаждет с ним расставаться). — Спасибо.

Тэхён прикрывает глаза и тяжело вздыхает. Он так и знал. Так. И. Знал.

51/114
Откуда у людей эта идиотская привычка говорить «спасибо» за разговор по
душам?

— Больше никогда не благодари меня за подобное.

У Чонгука на лице появляется загадочная улыбка.

— Ты о чём? — он пятится к своей машине, слегка прищуриваясь. — Я тебя за ту

очаровательную шапочку поблагодарил.

За шапочку. Ну разумеется.

Тэхён усмехается, произносит избитое «До завтра» и, проводив уезжающего

Чонгука взглядом, остаётся стоять на ветру в глубокой задумчивости.

Сколько в этом мире таких же, как Чонгук? Людей, которые потеряли надежду.
Которым становится страшно от звука входящего звонка. Которые ценят
каждую минуту своей жизни, потому что знают, что в скором времени потеряют
кого-то близкого?

Ежедневно на улице и в сети мы встречаем незнакомых людей. Что творится у

них внутри? Какие мысли их посещают? С чем они в данный момент борются? И
получается ли у них справляться?

Что о Чонгуке думает девушка, которая едет на той же скорости в соседней

полосе? Что он следит за чистотой своего автомобиля? Что у него много
свободного времени? Вряд ли когда-нибудь она узнает о том, что у Чонгука
невероятно тяжёлая работа и больной ребёнок, который увядает у него на
глазах.

Что о Тэхёне думает старушка, которая зашла вместе с ним в лифт? Что он
поздно возвращается домой? Что у него обаятельная улыбка? Вряд ли когда-
нибудь она узнает о том, что Тэхён не сомкнёт глаз этой ночью, а утром будет
стоять перед зеркалом и умолять самого себя прожить ещё один день.

Мы знаем всё о своих проблемах. О своей боли, своём отчаянии, своих страхах.

Мы знаем многое о проблемах наших родных, друзей и знакомых.

А что насчёт той доброжелательной женщины, сидящей на кассе в магазине?

Или той молодой пары, выходящей из медицинского центра? Или того
популярного парня из инстаграма, делающего забавные видео?

Что мы знаем о проблемах других?

Ничего. Совершенно.

Но это не значит, что проблем у других нет.

52/114
Примечание к части Тэхён (фш) и красивая грустная песня: https://vk.com/wall-
149273802_20844

Part 3

«Подавленные эмоции не умирают.

Их заставили замолчать.
И они изнутри продолжают влиять на человека».

Одному спокойнее.

Тэхён сидит на диване в пустой ординаторской, смотрит то ли на страницу

книги, лежащей у него на коленях, то ли куда-то сквозь неё, и постукивает
указательным пальцем по подлокотнику, о который опирается рукой.

На часах семь сорок утра.

Ночная смена выдалась загруженной и тяжёлой. Известный комик с депрессией,

которому не до улыбок и шуток, девушка после изнасилования, которая не
смогла произнести ничего, кроме «я не могу и не хочу с этим жить», женщина,
похоронившая второго сына, у которой не получается принять потерю и
свыкнуться с мыслью о том, что она пережила двух своих детей, – это далеко не
все, кто приходил на приём. Те, кто серьёзно болеет, и те, кто не может
справиться с горем и стрессом, часто приходят ночью.

Днём у них работа, дела и заботы, днём они притворяются, что всё в порядке и
что не стоит о них беспокоиться; поздним вечером их негативные эмоции
обостряются, душевная боль становится невыносимой, а жизнь начинает
казаться никчёмной; ночью их настолько доканывают мысли о своей
ненужности, что они сломя голову бегут туда, где их поймут, где им не скажут
«Ты просто слабак» и где постараются облегчить их страдания.

Из всех людей, живущих на планете, из всех тех, кто называет себя (только
называет) их друзьями и хорошими знакомыми, они выбирают для личного
разговора абсолютно постороннего – того, кто является чуть ли не
единственным человеком в их жизни, который желает им помочь и делает это не
на словах.

Большинство людей лишь разбрасываются обещаниями защитить тебя и прийти

на помощь в любой момент, а на деле плевать на тебя хотели. Потому что
большинство людей – эгоисты: какую бы красивую и складную ложь они ни лили
друг другу в уши, в действительности их совершенно не волнуют чужие чувства.
Свои – да. Но не чужие.

Тэхён устало моргает, закрывая книгу, и прислушивается к звуку

приближающихся шагов. Впервые за долгое время он думает не о своих
пациентах, а о пациентах Чонгука. Одному из них стало плохо этой ночью;
сейчас он находится в тяжёлом состоянии. Второму становится хуже с каждым
новым днём. Второй, если быть точнее. Речь о дочке Чонгука.

Это отвратительное чувство бесполезности и полной беспомощности

53/114
превращает Тэхёна в параноика. Он ничего не может сделать для больных
детей, никак не может им помочь. Никто не может. Ни один детский онколог,
включая самого Чон Чонгука, который борется за их жизни из последних сил.
Который перестал нормально спать, который похудел так, что ему пришлось
купить новый халат, чтобы никто не донимал его вопросами о самочувствии. И
который отдалился ото всех, кто мог его выслушать или просто побыть рядом.

Так бывает, когда из-за страха вновь кого-то потерять человек понимает, что
сближаться с кем-либо – это делать себя уязвимым.

— Он на спор проглотил слизня на вечеринке, — чуть громче раздаётся голос

Сокджина: он заходит в ординаторскую вместе с Намджуном, Хосоком, Чонгуком
и Чимином. — На следующий день у него заболели ноги, и спустя какое-то время
он впал в кому, которая длилась четыреста двадцать дней, — придерживая
дверь, продолжает он. — Чуть позже обнаружилось, что у него было воспаление
оболочки головного мозга. Вместе со слизнем в его организм проникла крысиная
легочная нематода, — Намджун брезгливо морщится и щёлкает по
выключателю, зажигая основной свет. — В прошлом году, спустя восемь лет
после заражения, он умер.

Сокджину не помешало бы периодически отвлекаться от работы.

— И вам доброе утро, — приветствует их с дивана Тэхён.

На Чонгуке, затерявшемся среди столпившихся парней, нет лица.

— Если ты практикуешь гипноз, — обращается к Тэхёну Хосок, — то

загипнотизируй этого великого рассказчика, умоляю.

— А ещё был вот какой случай, — не унимается Сокджин. — Одна женщина

заметила, что у её двухлетнего ребёнка в глазу есть белая точка и что его
радужка смещается в сторону носа, — Намджун и Хосок обречённо вздыхают,
Чимин в своей манере закатывает глаза. Тэхён на его слова не реагирует,
потому что всё его внимание приковано к Чонгуку. — Врачи обнаружили у
малыша большую злокачественную опухоль за глазом – ретинобластому. Само
собой, неоперабельную.

Сокджину не помешало бы периодически думать перед тем, как говорить.

Чонгук выглядит так, будто рекламирует крайнюю степень изнеможения и

сильный упадок психической активности. Он с болью во взгляде отворачивается
от Сокджина, который какого-то чёрта с самого утра рассказывает о детских
летальных случаях, медленно подходит к шкафу, обессилено стягивая с себя
одежду, и отодвигает от себя зеркальную дверцу – наверное, для того, чтобы не
видеть своё отражение.

Кажется, он опять пропустил завтрак (скорее всего, и ужин) и плохо или вовсе
не спал этой ночью: как бы Тэхён ни хотел признавать этого, но текущее
состояние Чонгука выдаёт его физическое и моральное истощение. Тэхён бы
даже сказал – изнеможение. Если Чонгук и дальше продолжит изводить себя и
отвергать чью-либо помощь, то это закончится для него плачевно.

Например, кахексией.

54/114
— Загипнотизируйте лучше меня, — Хосок тоже подходит к шкафу и вешает
свою куртку на плечики.

— А один чувак ежедневно ел суши, — словно не слышит его Сокджин,

направляясь к кофемашине, — точнее, сашими из сырого лосося, — Намджун
безнадёжно опускает руки и поворачивается к Тэхёну, телепатически прося его
спасти всех присутствующих, но Тэхён всё ещё увлечён рассматриванием и
анализированием поведения Чонгука, поэтому не замечает ни взгляд Намджуна,
ни его безмолвную мольбу о спасении. — И вот однажды, сидя в туалете…

— Стоп, — нервы у Чимина уже на пределе. — Избавь от подробностей.

Хосок, встав вполоборота к Сокджину, согласно кивает.

Чонгук, который переодевается в метре от него, по-прежнему делает вид, что

его не существует.

— Из-за тебя мы близки к тому, чтобы начать принимать антиагрессин, —

Намджун отодвигает стул от общего стола и ставит туда свою сумку. — Ради
твоего же блага.

Сокджин его смешно передразнивает.

— Нет такого препарата.

— А я создам.

Чрезмерная раздражительность и сильная усталость – признаки длительной

перегрузки нервной системы, вспоминает Тэхён. Самые первые её признаки. К
ним относятся и расстройства памяти и концентрации, а также неспособность
отдохнуть после долгого сна.

Если больному оказать помощь вовремя и комплексно, то добиться его полного

выздоровления не составит труда. Если нервное истощение проигнорировать, то
качество жизни постепенно ухудшится, а сама она превратится в кошмар:
человек перестанет есть и спать, не сможет работать, потеряет интерес ко всем
и всему и начнёт мучиться от головных болей и мышечных спазмов; любая
ерунда будет казаться ему нерешаемой проблемой, а любая трудность – концом
света.

Тэхён знает об этом, потому что его пациенты часто путают это состояние с
депрессией.

— Я буду у себя, — внезапно произносит Чонгук, так и не повернувшись ко всем

лицом. Очень тихо, едва различимо.

Все, включая Тэхёна, переводят на него взгляд.

Разумеется, каждый из них беспокоится за Чонгука и его развивающееся

нервное расстройство – слепых и глупых в коллективе нет, – но никто не
донимает его расспросами и советами, потому что если уж ему не смогли помочь
Чимин и Тэхён, то и всем остальным, в особенности хирургу Сокджину и
травматологу Хосоку, нечего дёргать его своими попытками что-то исправить.

55/114
— Чонгук, постой, — первым реагирует Тэхён, поднимаясь с дивана, и делает
шаг в его сторону. — Мы можем…

— Нет, не можем, — так же тихо, едва различимо.

Очередное проявление усталости.

— Это касается рабочих моментов, — и Тэхён не обманывает. Безусловно,

основной причиной, по которой он так рвётся вслед за ним, является желание
поговорить и оказать ему помощь, но вместе с тем Тэхёну нужно рассказать ему
о том, что произошло в детском отделении за ночь, а это важно. — Я не займу
много времени.

— Я сам всё узнаю, — крайне недоброжелательно отвечает Чонгук, хватаясь за

ручку двери и намереваясь уйти, — и сам со всем разберусь.

Очередное проявление раздражительности.

Эмоциональные качели, проносится в мыслях у Тэхёна. Во всей их красе.

— Хорошо, — он решает не настаивать, боясь сделать хуже. — Если что, звони.

В этой фразе нет никакого смысла, потому что Тэхён и так останется на работе
для того, чтобы понаблюдать за Чонгуком и в случае чего побыть с ним, но он
всё равно её озвучивает: обозначает, что он на связи и что Чонгук может
обратиться к нему в любой момент с любым вопросом и просьбой.

Вот только Чонгуку, по всей видимости, не нужна ни его забота, ни его

поддержка, ни он сам.

То, как учащается его дыхание, становится видно по его плечам – Чонгук
неожиданно распрямляет их; то, как напрягаются мышцы на его шее, замечают
все, кто стоит относительно недалеко от него. Перепады его настроения пугают
каждого присутствующего, в том числе и Намджуна, который изредка, но
работает с очень нервными людьми, и двух присутствующих психиатров,
повидавших на практике и не такое.

Буквально только что Чонгук стоял еле живой и с трудом просовывал руки в
карманы халата, а теперь его чуть ли не трясёт от проснувшейся по щелчку
раздражительности. Теперь он сжимает пальцы в кулаки, и настолько сильно,
что Тэхён боится того, что тот вот-вот проткнёт ногтями кожу и причинит себе
физическую боль. Он выглядит угрожающе.

Особенно в тот момент, когда разворачивается в дверном проёме, с силой

смыкает челюсти, не скрывая своей злобы, и поднимает на Тэхёна взгляд, в
котором отчётливо прослеживается неприязнь.

— Ты глухой? — цедит он сквозь зубы, неспешно приближаясь к нему. Тэхёну не

обидно из-за его слов и не страшно из-за его враждебного настроя. Остальным –
и обидно, и страшно. — Если не понимаешь, то читай по губам: от-ва-ли, — он
выделяет каждый слог, не разрывая с Тэхёном зрительный контакт. Стоящий
неподалёку Чимин ловит себя на мысли о том, что давно не видел столько
отчаяния в чьих-то глазах. — Оставь меня в покое.

56/114
Дверь в ординаторскую с подачи Чонгука громко захлопывается. Прямо у Тэхёна
перед носом.

«А теперь оставь меня в покое. Я тебя очень прошу».

Не знай Тэхён всей правды о Чонгуке и о его умирающем ребёнке, он бы давно

предварительно причислил его к людям, страдающим психическими
расстройствами. У Чонгука размыты все границы в общении с людьми, у него
совсем нет контроля над собой и своими эмоциями – ему и в самом деле сносит
крышу из-за страха потерять единственного родного человека и остаться в
глухом одиночестве.

Обычно так ведут себя люди (не все), которым оглашают смертельный диагноз:
они становятся эмоционально нестабильными, срываются на близких, о чём в
последствии жалеют, их кидает из одного состояния в другое, абсолютно
противоположное («уходи, не смотри, как я умираю» – «не оставляй меня
одного, я не могу без тебя»), и так по несколько раз на дню.

Чонгук же переживает это куда более остро, потому что о диагнозе своего
ребёнка он знает уже несколько лет. И все эти несколько лет боится.

— Тэхён, — отвлекает от размышлений Сокджин, — не бери на свой счёт. Это я,

похоже, довёл его своими утренними рассказами.

— А мы просили тебя заткнуться, — Хосок тычет в него пальцем.

У Тэхёна до сих пор перед глазами белая дверь, а в ушах – шум от звука, с
которым Чонгук её захлопнул.

— Я бы на твоём месте всё же сходил к нему, — Намджун складывает руки на

груди и подходит ближе. У Тэхёна чуть не вырывается горькая усмешка. «На
твоём месте». Легко сказать. — Ему в таком состоянии ещё и работать
приходится.

— С тяжело больными детьми, — добавляет Хосок, переглядываясь с парнями.

…среди которых его собственная дочь.

— Да, Тэхён. Попробуй поговорить с ним, — ожидаемо прилетает от Чимина,

который копается в своей сумке, пытаясь что-то найти. — Правда, есть
вероятность, что он опять на тебя сорвётся.

Тэхён прикрывает глаза и беззвучно вздыхает. Это не самое худшее.

Худшее – не помочь.

Тэхён успокаивал пациентов сотни, а то и тысячи раз. Он сталкивался и с

истериками, и с нервными срывами, и с обычным тихим плачем, когда слёзы
просто идут и человек уже не обращает на них внимание. Он знает, что нужно
делать в каждой подобной ситуации, и умеет пользоваться своими знаниями и
подбирать нужные слова, но, как бы ни старался, не может применить своё
умение к близким людям и хорошим знакомым. При виде их слёз он впадает в
ступор.

57/114
Что, если Чонгук при нём расклеится? Что, если он разрыдается и примется
спрашивать «С ней ведь всё будет хорошо, да?», «Она с этим справится?», «А я?
Я с этим справлюсь?». Всё, что Тэхён сумеет сделать в такой момент, – обнять
его и остаться рядом.

Это безумно сложно – здраво и холодно рассуждать, когда человек, о котором

ты беспокоишься, начинает давиться слезами у тебя на глазах.

— Ладно, — Тэхён поворачивается и ставит руки на пояс, опуская взгляд в пол.

— Может, ему это и нужно, чтобы успокоиться, – сорваться на кого-нибудь, —
пусть лучше на него, чем на кого-то другого. Тэхён – человек привыкший. —
Если будете делать кофе, сделайте мне тоже.

Ему нужно взбодриться: после ночной смены мозг работает плохо.

— Как обычно, сразу две кружки? — Сокджин вешает своё пальто на стул и
возвращается к кофемашине. — Без сахара и молока?

— Угу, — мычит тот, загрузившись рассуждениями о Чонгуке. — И яду туда

добавь.

— Обязательно.

— Спасибо.

Тэхён тяжело вздыхает, понятия не имея, что ещё сказать, разворачивается и

стремительно выходит в коридор.

Какую тактику выбрать для общения с Чонгуком? Что он на этот раз выкинет?
Чего от него ждать? Хочется верить, что не криков и не махания кулаками. Хотя
если он продолжит игнорировать приём лекарств, то, Тэхён уверен, скоро
дойдёт и до такого.

У Чонгука в голове жуткий бардак, его настроение скачет из-за мощнейшей

тревоги, а его сила воли разрушена его же переживаниями. Ему недостаточно
успокоительного, которое дал ему Намджун. Одних таблеток в его случае мало.
Ему нужна поддержка близких и, в идеале, психотерапия. Сеансов десять для
начала. Тэхён был бы рад поработать с ним, если бы ему дали эту возможность,
но сейчас Чонгук не то чтобы психотерапии, он обычному разговору не
поддаётся.

Пока с ним приходится действовать по ситуации. То есть «вслепую».

— Куда подорвался? — догоняет его Чимин, не успевший снять с себя верхнюю

одежду. — Вот, передай. Я обещал ему выписать, — Тэхён с опаской принимает
из его рук упаковку таблеток. — Не хотел отдавать при всех.

Тэхён смотрит на препарат в упор. И непонимающе морщит лоб.

— Давно? — единственное, что у него получается произнести.

— Не знаю, — тот пожимает плечами. — Лично при мне это было только один раз
– вчера вечером.

58/114
Этого следовало ожидать.

— Рассказывай.

— Особо нечего рассказывать, — Чимин озирается по сторонам, проверяя, что

они в коридоре одни. — Вчера заведующий лабораторией попросил меня занести
Чонгуку распечатки результатов анализов. Я занёс и отдал их ему лично в руки.
А потом… — он кивает на лекарства, — случилось то, что случилось.

Тэхёну очень не нравятся свои догадки на этот счёт.

— Дай угадаю…

— Да, — прерывает его Чимин, — результаты анализов были его дочки.

Стоп.

Чонгук рассказал ему о Принцессе? Он же сам просил держать это в тайне.

— Откуда ты о ней знаешь?

Время для ревности совсем не подходящее, да и повода для неё нет, однако
Тэхён её чувствует и ничего не может с собой поделать.

— Я просматриваю карты всех детей, которые поступают в детское. В её карте

законным представителем указан Чонгук, — поясняет он, убирая руки в
карманы. — А законным представителем может быть только…

— Отец или мать, — озадаченно заканчивает за него Тэхён.

Значит, все, кто откроют её карту и нажмут на вкладку «Законные

представители», узнают о том, что Чонгук – её отец?

— Кто-то ещё, кроме тебя, в курсе? — Тэхён уточняет это неуверенно: боится,
что информация уже просочилась в коллектив.

Чонгук бы этого не хотел.

— Думаю, только ты, — делится предположением тот.

— Не говори никому.

Его просьба приводит Чимина в замешательство.

— Чонгук попросил меня о том же.

«Как ты узнал?»
«Она называет тебя папой».
«Не говори никому».
«Не скажу».

— Тэхён, ты должен знать, — он снижает громкость своего голоса. — Там всё

очень плохо. Я имею в виду, в результатах анализов.

59/114
Тэхён, вроде, и сам это подозревал, но услышать правду оказался не готов.

— Насколько плохо?

— Судя по отчёту из лаборатории, — Чимин делает паузу, будто не горит

желанием продолжать, — хуже некуда.

В нижних долях лёгких начинает ощущаться тянущая боль. Тэхёну становится

тяжело дышать.

«Я люблю её больше всего на свете».

Даже вообразить сложно, что творится у Чонгука внутри. Что он выносит

каждый день, о чём он думает, с чем борется. Эмоциональные качели и нервное
истощение – это лишь крохотная часть из того, что происходит с ним на самом
деле.

На самом деле у Чонгука что ни день, то новые душевные раны и шрамы.

Разумеется, всё это свалилось на него не резко и не внезапно: он ежедневно

наблюдал за своей дочкой, видел ухудшения её состояния и осознавал, чем
закончатся её мучения. Чонгук был готов к самому худшему ещё в момент её
рождения, но всё равно не смог справиться, когда увидел подтверждение своих
опасений и понял, что ему уже ничего не изменить.

— Я пойду, — оповещает Чимин, легонько постукав Тэхёна по плечу, и пятится

обратно в ординаторскую. — Удачи.

Удача здесь вряд ли поможет.

Тэхён вновь перемещает внимание на упаковку таблеток, которую держит в

руках, мысленно перечитывает до боли знакомое название и задумчиво
переводит взгляд на стену перед собой.

Рана, которую в скором времени получит Чонгук, будет очень глубокой.

Сомнительно, что она когда-то затянется.

*****

В детском отделении тихо: кто-то из малышей крепко спит, кто-то бодрствует,

играя в своей палате с медсестрой, кто-то смиренно дожидается обхода,
который начнётся в девять утра. Принцесса, к примеру, спит – такой вывод
Тэхён делает, когда издалека, находясь в начале длинного коридора, видит, как
Чонгук выходит из её палаты, осторожно прикрывает за собой дверь,
разглядывая её через оконное стекло, и только потом плетётся в сторону своего
кабинета, уткнувшись взглядом в белоснежный пол.

Тэхёну приходится замедлить шаг, чтобы Чонгук не заметил его раньше

времени и не закрылся в своём кабинете, закрыв доступ на вход; он идёт по
пустому коридору, дожидаясь момента, пока тот зайдёт к себе, ненадолго
останавливается около палаты Принцессы (она и правда сладко спит) и, ощущая
лёгкую тревогу и волнение, направляется к нужной двери.
60/114
После лёгкого стука в неё следует негромкое: «Войдите». Тэхён входит. Молча и
не смотря Чонгуку в глаза. Он ничего не говорит и избегает пересечения
взглядом с ним и тогда, когда подходит к его столу, и тогда, когда тормозит
около стула для пациента, и тогда, когда кладёт перед ним упаковку таблеток.
Чонгук обращает на неё внимание сразу.

Его рука, в которой он держал бумажный лист, остаётся висеть над столом, его
агрессивный настрой, который он сохранял до этой самой секунды, молниеносно
сменяется испугом, а его дыхание опять учащается: он словно удивлён тем, что
Тэхён знает о случившемся, и одновременно жалеет об этом. Как же он, чёрт
возьми, выносит все эти перепады?

Импульсивность, неуравновешенность, низкий самоконтроль, в который раз

подмечает Тэхён. Психотерапия Чонгуку однозначно не помешает. Поддержка
друга, пусть и не близкого, – тем более. Главное, чтобы он позволил её оказать.

Тэхён смотрит ему в глаза холодно, без каких-либо эмоций. Сказать, конечно,
хочется многое – как минимум, «какого чёрта ты не позвонил мне вчера?» и «как
ты не понимаешь, я беспокоюсь за твоё состояние», – но Тэхён держит всё
внутри и не выдаёт себя никаким образом, чего не скажешь о Чонгуке.

У Чонгука во взгляде застыло не только сожаление и испуг, но и стыд.

Непонятно, правда, за что конкретно ему стыдно – за своё «от-ва-ли», которым
он послал Тэхёна в ординаторской, или за то, что вчера вечером, когда Тэхён
написал ему сообщение, спросив, как его самочувствие, Чонгук прислал в ответ:
«Я в порядке. Хорошей смены. Не работай слишком усердно». С грёбаным
смайликом в конце.

Это у нас теперь «в порядке»?

— Подойди ко мне, — сдержанно просит Тэхён, продолжая смотреть ему в глаза.

Чонгук притворяется непоколебимым.

— Мне нужно работать.

Пытается притворяться.

— Подойди, — с той же интонацией повторяет Тэхён.

Когда требуется, он бывает настойчивым.

Тщетные попытки Чонгука притворяться выдаёт его же реакция: он совершенно

неправдоподобно делает вид, что не заинтересован в его предложении, отводит
взгляд и начинает заметно нервничать, не сумев перелистнуть страницу чьей-то
карты; у него пересыхает в горле (Тэхён слышит и видит, как он сглатывает
слюну) и падает из рук ручка, которую он берёт из органайзера, хотя на его
столе лежит точно такая же, но не сдаётся и упорно, даже демонстративно,
игнорирует присутствие Тэхёна в кабинете.

Надо будет сказать ему, что актёр из него никакой.

— У меня… — Чонгук приоткрывает рот и тут же замолкает: вероятно, не знает,

61/114
какую причину для отказа придумать. — Я должен заполнить карты и…

— Я жду.

Тэхён, если захочет, и мёртвого доконает.

Поражение и безысходность – вот что Чонгук чувствует, судя по выражению его

лица. Сопротивляться бесполезно – вот что он понимает, судя по его тяжёлому
вздоху. Ещё, возможно, то, что после его вспышки злости в ординаторской, ему
непозволительно не слушаться, и то, что у него против Тэхёна нет шансов.

Последнее – чистая правда: шансов действительно ноль.

Он приподнимает голову, взглянув на Тэхёна с немым вопросом «может, в

другой раз?», чего-то ждёт, хотя наверняка догадывается, что тот от него не
отстанет, и, услышав в ответ категоричное «нет», которое Тэхён не озвучил, но
которое показал всем своим видом, откладывает бумаги в сторону.

Что насчёт мёртвого – Чонгук без понятия, но лично его Тэхён доконал.

Когда он встаёт, наконец, на ноги, обходит свой стол, озираясь на упаковку

таблеток, и тормозит на безопасном расстоянии, Тэхён сам подходит ближе к
нему и без какого-либо предупреждения берёт его ладонь в свою. Поначалу
Чонгук часто хлопает ресницами и растерянно пялится на их скрепленные руки,
шевеля губами, но не издавая ни единого звука, потом, немного привыкнув к
достаточно тесной дистанции, переводит взгляд на его лицо и озадаченно
смотрит ему в глаза.

Тэхён, в отличие от него, на все сто процентов спокоен.

— Что ты делаешь? — еле слышно уточняет Чонгук.

Голос у него немного дрожит.

— Держу тебя за руку.

Разве не ясно?

— Зачем? — Чонгук искренне не понимает.

Тэхён не должен думать о том, что Чонгук милый, когда вот так удивляется, но
он думает.

— Однажды моя бабушка сказала мне: «Будь готов к тому, что всю свою жизнь в
каждом своём друге ты будешь видеть потенциального пациента. Не спеши
вправлять ему мозги и кормить его таблетками – это ты успеешь сделать в
любой момент. Сперва попробуй взять его за руку или обнять».

Жаль, что это неприменимо к большинству пациентов.

И слава богу, что это применимо к Чонгуку. Тэхён держит его за руку уже не в
первый раз и надеется на то, что раз это помогло ему тогда, тем вечером, когда
они сидели на кухне и разговаривали о личном, то должно помочь и сейчас.

62/114
— И часто это срабатывает? — голос у того больше не дрожит.

— Всегда.

Во взгляде Чонгука появляется недоверие к его словам и желание прекратить

этот разговор, однако вырвать свою ладонь из хватки Тэхёна он не спешит.

— Ты собираешься обнять меня?

Тэхён улыбается уголком губ.

— А ты этого хочешь?

— Не хочу, — без раздумий отвечает тот. Немного громче, чем следовало бы. —
То есть… — он отворачивается на пару секунд и старается скрыть неловкость,
которую ощущает, забыв, по всей видимости, о том, что Тэхён как был, так и
остаётся наблюдательным человеком, не упускающим из внимания подобные
перемены в поведении. — Нет, всё-таки не хочу.

Тэхён, по правде говоря, и сам не горит желанием.

— Я не обниматься пришёл, — он устало моргает: после смены жутко клонит в

сон, — и не лечить тебя. Давай для начала просто поговорим, — просьба звучит
мягко, нетребовательно. Чонгук, услышав её, хмурится, дёргает плечом и
стыдливо тушуется, но после, смекнув, что Тэхён ни за что не отступится,
сдаётся и утвердительно кивает. — Когда у тебя начались панические атаки?

Достаточно было прочитать название препарата, который Чимин передал

Чонгуку, чтобы догадаться обо всём.

Ответ следует не сразу.

— Вчера, — говорит Чонгук шёпотом: наверное, боится, что кто-то его услышит.
— Я… — он обрывается, прикрывая глаза, и опускает голову вниз, пряча от
Тэхёна лицо, — я не смог сделать вдох. Мне словно кислород перекрыли или
лёгкие прострелили. Я упал и начал задыхаться, — Тэхён берёт его вторую
ладонь в свою и сжимает его руки крепче. — Это было ужасно. Я всерьёз думал,
что я умираю.

Выраженное состояние паники, добавляет в список Тэхён.

— Такое бывает при интенсивном приступе тревоги, — объясняет он, читая

эмоции Чонгука по его сморщенному лбу, стиснутым челюстям и опущенным
подрагивающим ресницам. — То, что ты чувствуешь в данный момент, – это
нормально, — осторожно поясняет Тэхён. Тот распрямляет шею и сводит брови к
переносице, недоуменно уставившись на него. — Я не о том, что это норма,
обозначающая здоровье, а о том, что твоё состояние объяснимо. Первое время
боязнь повторения приступа будет сильной, — утаивать такие вещи не в
принципах Тэхёна. Лучше сказать как есть, чтобы человек был готов, чем
промолчать, оставив его неподготовленным и незащищённым. — Этот страх
появляется у большого процента людей, которые впервые перенесли
паническую атаку.

Какое-то время Чонгук молчит, нечитаемо вглядываясь в его глаза.

63/114
— Это ведь пройдёт?

— Конечно, — уверяет его Тэхён. — Ты, главное, не пропускай приём препарата,

ладно? — он давит из себя улыбку, показывая Чонгуку, что его намерения чисты
и что он просит об этом не потому что хочет посадить его на таблетки, а потому
что заботится. Чонгук, если судить по его очередному кивку, обещает стараться.
— Хорошо, что вчера Чимин был с тобой.

Страшно подумать, что было бы с Чонгуком, столкнись он с паникой в одиночку.

— Да, — соглашается тот, сникая, и аккуратно поглаживает пальцы Тэхёна

своими. — Он и глазом не повёл, когда меня начало колбасить. Я не мог ни
сообщить ему о том, что у меня не получается дышать, ни попросить у него
помощи, а ему и не понадобились разъяснения, чтобы всё понять. Он
отреагировал так спокойно и привёл меня в чувства так поразительно быстро,
как будто делал это миллион раз. Если бы я увидел паникующего человека, я бы
сам запаниковал, но Чимин не испугался. Боюсь представить, сколько таких
пациентов через него проходит. Через вас, — моментально исправляется он,
возвращая Тэхёну виноватый взгляд, и несколько секунд стоит молча. — Прости
за то, что сорвался на тебя в ординаторской, — выдыхает, смотря на него
умоляюще. — В последнее время я веду себя как конченый урод или психопат.
Кажется, во мне скопились все самые худшие человеческие качества и все
отрицательные эмоции. Чувствую себя истеричкой, — он горько усмехается и
стискивает зубы от отвращения к самому себе. — Мне так страшно за неё, что
я…

Чонгук не заканчивает фразу. Возможно, не хочет лить негатив на Тэхёна,

которому сегодня и так от него досталось, возможно, думает о том, что Тэхён
сам всё прекрасно видит и понимает. Тэхён не настаивает. В любом случае,
давить на него сейчас – не лучшая идея.

— Сколько у вас осталось? — вопрос звучит совсем тихо.

— Меньше недели.

«А она, человек, с которым я никогда не был связан кровными узами, стала для
меня самой родной ещё в тот момент, когда я впервые взял её на руки».

Больно. Мягко говоря. Тэхён воспринимает его слова особенно чувствительно,

потому что волнуется за Принцессу и относится к ней по-настоящему трепетно.
И, должно быть, потому что после морально тяжёлой ночной смены ощущает
дикую слабость: у него с трудом выходит держать открытыми глаза и стоять на
ногах, не опираясь на что-нибудь, не говоря уже о том, чтобы сообразить, что
ответить Чонгуку и как его поддержать.

У боли Тэхёна тоже есть свой предел. Гораздо выше, чем у остальных, но это
связано не с врождённой бесчувственностью, а с тем, что он видит её
постоянно. Боль каждого его пациента – это его собственная боль. Он привык
так работать. Как иначе можно кому-то помочь?

Боль каждого близкого и знакомого – это его собственная боль, только уже в
квадрате.

64/114
— Я не смогу без неё, — произносит Чонгук, измученно смотря себе под ноги.

Боль Чонгука Тэхён чувствует в тройном объёме.

— Не говори так, — он бережно сжимает его ладони и слабо мотает головой. — Я

понимаю, смерть родного человека тяжело пережить…

У Чонгука, резко поднявшего на него взгляд, словно по щелчку, загорается

злость в глазах.

Полное отсутствие самоконтроля, успевает обозначить Тэхён.

— Ты терял своего ребёнка?

Открытое неуважение в его тоне, которого ещё мгновение назад не было,

сбивает Тэхёна с толку.

— Нет, но…

— Тогда какого чёрта ты лезешь ко мне со своим «я понимаю»? — выплёвывает

Чонгук с осуждением и явным презрением.

Потому что Тэхён не понаслышке знает, каково это – навсегда потерять

человека, без которого, как тебе кажется, ты не сможешь жить?

— Никому и никогда не узнать, насколько тебе больно и страшно, но это не

значит, что на свете нет человека, который способен тебя понять.

— Да что ты? — тот, очевидно, не слышит и даже не пытается услышать. — И

чем это мне поможет?

Аффективность, нарушения процессов восприятия, бессознательная оценка

ситуации.

— Остановись, — повышает голос Тэхён, смотря на него строго, — ты не должен

позволять этому происходить. Твоя психика не железная, — приходится
посильнее сдавить его руки, чтобы заставить его сконцентрироваться. — Не
можешь подавить гнев, агрессию и злость – не раскачивай себя. Чувствуешь, что
накатывает, – закрывай глаза и дыши на счёт, как ты делал это при мне. Не
давай эмоциям брать над тобой контроль.

Тэхён знает, что на словах это звучит просто. И знает, как много нужно
работать, чтобы стать эмоционально сдержанным человеком, который в первую
очередь слушает разум, а не сердце.

Но если с этим не работать вообще, то можно поломать ко всем чертям и

собственную жизнь, и жизнь окружающих людей.

— Быть роботом получается только у тебя, — Чонгук смотрит на него как на

врага.

Враждебная атрибуция.

— Речь не обо мне.

65/114
— И что ты тогда здесь делаешь? — с прозрачным намёком заявляет Чонгук.
Прозрачным, но нелогичным. — Я не звал тебя сюда.

Тенденция реагировать на минимально слабую провокацию.

— Я не уйду, — голос Тэхёна бесстрастный, взгляд – рассудительный, а вид –

мирный.

Чонгуку до мирного вида далеко.

— Это мой кабинет. Решать мне, — он пытается расцепить их руки, но Тэхён не

даёт ему это сделать.

— Я сказал, я не уйду, — приходится вновь повысить голос, потому что Чонгук

брыкается, пытаясь отстраниться от него, и его агрессия, которая ранее
проявлялась только на словах, превращается в действие, направленное против
него самого. — Я не оставлю тебя одного в таком состоянии.

«Пожалуйста, прими мою помощь».

— Без тебя разберусь, — Чонгук продолжает гнуть свою линию. Ему настолько
противно от всей этой ситуации (так проявляется его отчаяние), что он избегает
зрительного контакта с Тэхёном и сосредотачивается лишь на том, чтобы
оттолкнуть его от себя. — Да отцепись ты! — выкрикивает, резким движением
вырывая свои ладони и толкая Тэхёна в грудь.

Тэхён, что неудивительно, падает. Ноги и так его еле держали: все силы
уходили на то, чтобы не отпускать руки Чонгука и притворяться перед ним не
вымотанным из-за работы ночью. Ему не очень больно от того, что он ударяется
коленкой о пол – пол в кабинете Чонгука мягкий, специально для деток, – но
зону кончика брови, которой он ударяется о край стоящего рядом стула, чуточку
жжёт (наверное, там лопнула кожа).

Неприятно, но не смертельно.

На мгновение в глазах Тэхёна темнеет, и он зажмуривается; приходится

опереться ладонью о пол, подождать секунду, сделав глубокий вдох, и только
потом потихоньку начать приподнимать веки и моргать, привыкая к горящему в
помещении свету.

На это мгновение Тэхён забывает о том, что сзади стоит Чонгук. Он вспоминает
о нём только тогда, когда встаёт на ноги, хватаясь за спинку стула,
задерживает дыхание, потому что чувствует тошноту из-за удара головой, и
поворачивается к нему лицом.

Гнев и враждебность Чонгука бесследно исчезли.

Чонгук не стремится к тому, чтобы подойти к Тэхёну и попросить у него

прощения. Напротив, он пятится назад, шокированно смотря на его лицо, а
точнее, на его бровь, молчит, будто разучился говорить, и останавливается лишь
тогда, когда упирается в стену спиной.

Наверное, кто-то другой на его месте включил бы отрицание и принялся бы

66/114
уверять себя в том, что ему это приснилось, что он не мог так поступить с
человеком, который что-то для него значит, но Чонгук всё понимает. Буквально
всё, что он натворил и почему он это натворил – это видно по его напуганному
взгляду.

Он не просто так старается оказаться как можно дальше. Его привёл в шок тот
факт, что он способен навредить кому-то на эмоциях. И что в следующий раз
этот вред может быть куда обширнее и существеннее.

Чонгук боится приближаться к Тэхёну.

У Тэхёна не остаётся причин оставаться здесь дальше. Во-первых, Чонгук к себе

теперь не подпустит, во-вторых, новый эмоциональный всплеск его в
ближайшее время не накроет – такие перегрузки не бывают частыми. Если бы
наша психика позволяла подобному происходить и совершенно не защищалась,
то количество суицидов достигло бы всех мыслимых и немыслимых границ, и
человечество давным-давно вымерло бы.

Он смотрит на прощание на Чонгука, прилипшего к стене и прекратившего

моргать, разочарованно отводит от него взгляд (разочарован он, по большей
части, в самой ситуации) и без спешки выходит в тихий коридор, аккуратно
прикрывая за собой дверь.

«Ты всегда преуменьшаешь значимость своих проблем?»

Кто бы говорил, Чонгук. Кто бы говорил.

*****

— Хочешь, зашью? — предлагает Сокджин, складывая руки на груди.

Они вместе с Хосоком и Юнги стоят напротив дивана, на котором в

полулежащем положении устроился Тэхён.

— Рот себе зашей, — голос у Тэхёна хрипит; его голова запрокинута на спинку
дивана, а глаза закрыты.

Сокджин переглядывается с Юнги. «Справедливо», — передаёт тот одним

взглядом.

— Пойду, что ли, лёд в процедурном поищу, — почёсывая затылок, оповещает

Хосок.

— Лучше коньяк в кабинете уролога поищи.

Тэхёну можно: его рабочая смена давно закончилась.

— Примчался сразу, как смог, — в ординаторскую влетает Намджун, поправляя

по пути свой халат. — Ну что тут у вас?

— Всё нормально, — Юнги, повернувшись к нему, пожимает плечами. — Тэхён

как Тэхён.
67/114
Как же чертовски сильно болит голова. Из-за удара о стул или из-за очередного
приступа мигрени – Тэхён не знает. Он старается не дышать слишком активно и
лишний раз не говорить и не двигаться, но парни жутко беспокоятся, много что
спрашивают и толпятся вокруг него с момента его появления.

Сокджин уже обработал маленькую рану и стёр ту каплю крови, которая

выделилась и подсохла, пока Тэхён сидел у себя в кабинете (он вернулся сюда
только через час, чтобы никто не подумал, что эту «красоту» на его лице навёл
Чонгук), Хосок рассмотрел его бровь со всех сторон, Юнги поставил
внутримышечно лекарство с противорвотным эффектом – Тэхёна не переставало
тошнить.

Он благодарен им всем, они возятся с ним уже десять минут вместо того, чтобы
перекусить и отдохнуть, но он был бы ещё более благодарен, если бы они не
придавали значение такой ерундовой ране и пошли, наконец, пить кофе.

— Вот вечно ты в какую-нибудь хрень вляпываешься, — взволнованно выдыхает

Намджун, присаживаясь рядом с ним.

— О, а помните, как однажды, — подхватывает Сокджин, — ты тогда с нами ещё

не работал, — обращается он к Хосоку, — пациент воткнул Тэхёну в руку
карандаш? — Намджун и Юнги закатывают глаза. Вечно Сокджин вспоминает
подобные истории в неподходящее время. — У него, кстати, до сих пор там
шрам.

Нет, Тэхёна, наверное, всё-таки стошнит.

— Что за паника в общем чате? — присоединяется к коллективу Чимин. — Что

ещё за «травма красивого лба большим некрасивым предметом»? Какой-то
новый развод? — он подходит к дивану и, бегло взглянув на Тэхёна, вскидывает
бровь. — Оу. Это не развод.

Больше всех за Тэхёна переживает Намджун.

— Как, скажи мне, можно было так открыть дверь?

— Замок заело, — Тэхён придумал эту байку, пока лежал на диване в своём
кабинете.

Он ненавидит врать, но другого выхода у него нет. Узнав правду, все набросятся
на Чонгука, а ему и без того сейчас плохо.

— Держи, — голос Чимина звучит чуть ближе. — Тебе передали.

Тэхён приоткрывает глаза и упирается взглядом в протянутую руку Чимина.

— Что это?

— Похоже на пластырь, — Юнги вытягивает шею, чтобы разглядеть получше. —

Детский.

Детский.

68/114
Тэхён, забыв о своей ране, морщит лоб и в тот же миг начинает шипеть,
почувствовав боль.

— Я всё же принесу лёд, — раздаётся за спиной Чимина, — а то синяк останется.

Детский, чёрт бы его побрал, пластырь.

Голова начинает раскалываться сильнее. Скорее всего, потому что раньше Тэхён
старался не только не дышать активно, не говорить и не двигаться, но и не
думать. А теперь он думает. О Чонгуке, о том, что тот ощущает из-за
случившегося, о его наверняка мощном чувстве вины и его сожалении.

Провожая взглядом Хосока, метнувшегося в коридор в поисках льда, Тэхён из

последних сил сдерживает себя от того, чтобы тоже не подорваться на выход и
не выскочить вместе с ним в открытую дверь. Правда, направился бы он не в
процедурный кабинет, а на другой этаж, в детское отделение. К онкологу.

Тэхён хочет к Чонгуку. Как бы трудно им ни было находиться вдвоём, они

должны быть рядом.

— Ты чего тут круги нарезаешь? — вдруг слышится от Хосока, застрявшего в

дверном проёме.

Все автоматически поворачивают голову на звук.

— Пришёл узнать, всё ли в порядке, — второй голос принадлежит Чонгуку.

Тэхён, прислушиваясь к их разговору, задерживает дыхание.

— Сотрясение. Возможен летальный исход, — юморист из Хосока, конечно, так

себе. — Эй, ты чего побелел-то? Я же пошутил.

Дальнейший диалог никто не слышит, потому что Хосок закрывает за собой

дверь.

Тэхён хочет к Чонгуку. Хочет сказать ему, что он отделался испугом, показать,
что его ранка не такая уж и страшная, взять его за руку. Или обнять. Он хочет,
чтобы Чонгук успокоился и не корил себя за то, что случилось, чтобы он понял,
что Тэхён не считает его, как он сам выразился, истеричкой, и осознал, что его
эмоциональные перепады объяснимы для его состояния.

Тэхён ведь не монстр, он знает, что порой сильный страх делает с людьми
ужасные вещи. Любой невролог и психиатр это знают.

Видеть, как умирает твой ребёнок, невыносимо тяжело. Как и бояться каждой
новой минуты, каждого результата из лаборатории, каждого телефонного
звонка. Это естественная реакция на страх и тревогу.

И у Чонгука она, к слову, ещё не самая выраженная.

— Я выпишу тебе больняк, — Намджун принимает из рук Чимина пластырь и

разрывает бумажную упаковку. — На десять дней.

— Брось.
69/114
— Не обсуждается, — закрывает тему тот, отдавая Тэхёну в руки «подарок»
Чонгука.

Пластырь ярко-жёлтый, и на нём напечатан широко улыбающийся Гарфилд; с

него осталось лишь снять защитную плёнку перед тем, как наклеить, но Тэхён
её не трогает, потому что уверен, что Хосок точно начнёт ругаться и сорвёт его с
кожи, чтобы приложить к ушибленному месту лёд.

Тэхён вновь поворачивает голову, вновь смотрит на запертую дверь, не обращая

внимания на оживлённое обсуждение его здоровья, и вновь тяжело вздыхает.

«Сколько у вас осталось?»

«Меньше недели».

Больничный – это замечательная идея. Но не на ближайшие десять дней.

*****

Тэхён выходит из ординаторской примерно через полчаса, когда все расходятся

по своим рабочим местам. В районе кончика его брови красуется ярко-жёлтое
пятно с изображением Гарфилда, которое он сам изъявил желание обозначить
на своём лице. Это смотрится нелепо, особенно учитывая, что на Тэхёне надето
строгое тёмно-синее пальто и классический бежевый джемпер, однако ему нет
никакого дела до того, как это выглядит со стороны и что о нём подумают.

Он наклеил его исключительно потому, что не хотел, чтобы Чонгук увидел его
без пластыря и подумал, что Тэхён держит на него обиду.

В руке вибрирует телефон: Тэхён, приподнимая его экраном вверх, читает на

дисплее имя Чонгука. То, что он звонит ему, – странно. То, что именно в этот
момент, когда Тэхён закрывает дверь, намереваясь уйти, – странно вдвойне. Но
Тэхён всё равно отвечает.

— Да?

— Посмотри вперёд.

Чонгук стоит в другом конце коридора: между ними примерно тридцать метров.
По коридору ходят пациенты, между кабинетами перемещаются медсёстры и
врачи: перед глазами мельтешат по меньшей мере десять-пятнадцать людей, но
Чонгук смотрит только на Тэхёна и не предпринимает никаких попыток, чтобы
подойти к нему ближе.

— Что ты… — Тэхён делает шаг к нему навстречу.

— Нет, стой! — пугается тот, отступая назад и выставляя руку перед собой.
Тэхёна его криком парализует. — Я всего на минуту.

Что за бред? Что он делает?

Эту минуту можно провести рядом друг с другом, а не на расстоянии в три

70/114
десятка метров.

— Чонгук, прекрати, — Тэхён очень устал. Ему сейчас не до представлений и игр.

— Я хочу помочь тебе.

— Я знаю, — интонация у Чонгука мягкая и понимающая. — Ты с самого первого

дня делаешь всё для того, чтобы помочь мне, а я только и делаю, что причиняю
тебе вред.

Тэхён, не отрывая от него взгляд, несогласно мотает головой.

— Это не так.

— Это так, — голос у него такой, будто он кругом облажался и ему за это
стыдно. — Клянусь, я всё исправлю. Сделаю всё, что ты попросишь…

— Мне ничего не нужно, — не выдерживает Тэхён.

То, что между ними такое огромное расстояние, и то, что они не могут
приблизиться друг к другу и поговорить с глазу на глаз, сводит с ума.

Тэхён, чёрт возьми, хочет к Чонгуку.

— Дай мне закончить, — едва не умоляет тот, не сдвигаясь с места. —

Пожалуйста, пообещай забыть о моём существовании на ближайшую неделю.

Что?

— Что? — Тэхён не ожидал это услышать.

— Ты прав, я не контролирую себя. И чем больше проходит времени, тем хуже я

справляюсь с собой, — робко произносит Чонгук. Тэхён догадывается, к чему он
клонит, но не перебивает его, даёт договорить до конца. — Я хочу, чтобы ты был
рядом, — честно признаётся Чонгук, делая маленькую паузу и поджимая губы, —
но только тогда, когда всё закончится.

Нет. Это неправильно. Тэхён должен быть рядом во время.

— Если ты не услышал в первый раз, то я повторю, — коридор вмиг пустеет из-за

того, что все расходятся по кабинетам, и Тэхён видит вдалеке полное очертание
Чонгука, держащего около уха телефон. — Я не оставлю тебя одного в таком
состоянии.

Даже с большого расстояния чувствуется то, как Чонгук мечется. Как он хочет
сказать «да пошло всё к чёрту», оборвать звонок, подойти и начать вымаливать
прощение за то, что причинил боль. Тэхён смотрит прямо на него и ждёт, пока
он сорвётся и перестанет строить из себя сильного, но Чонгук по-прежнему
остаётся на месте и делает вид, что забота Тэхёна его ничуть не трогает.

— Я не позволю, — негромко, но твёрдо отвечает Чонгук. Тэхён приоткрывает

рот, чтобы возразить ему, но Чонгук живо пресекает его попытку перебить. — Я
всё вынесу сам. Это моё испытание, Тэхён. Не твоё, — он делает ещё один шаг
назад и на ощупь ищет ручку двери, ведущей к лестнице и лифтам. — Напиши,
как доберёшься домой.
71/114
В трубке раздаются гудки. Тэхён Чонгука не догоняет.

Удивительно, на что способны пойти люди, чтобы защитить тех, кто им дорог.
Вот, к примеру, Чонгук: он сразу понял, что из-за его ухудшающегося
морального состояния под раздачу будут попадать все, кто проявляет
стремление поддержать его и успокоить. Что в зоне риска все врачи, с которыми
он контактирует, и что на первом месте в этом списке Тэхён.

Не исключено, что и решение отдалиться было принято им на эмоциях. Чонгуку

стоило остыть, подумать, переспать с информацией и уже потом делать выводы
и заявления. Ему сейчас нельзя закрываться: такое страшное испытание, как
смерть дочери, не вынести в одиночку. Он должен осознать это и принять как
факт.

Тэхён обещает себе не давить на него и уважать все его просьбы и решения,
кроме, разве что, абсурдных, вроде последней.

И (понапрасну) надеется на то, что завтра Чонгук передумает, перезвонит и всё

переиграет.

«Мне плохо» и «Мне было плохо» – две абсолютно разные вещи. Скажи первое, и
тебе попытаются помочь; скажи второе, и помогать тебе будет незачем. Можно
выдумать кучу «против» и закопать в себе боль. Можно стать для своей боли
кумиром и морально сгнить из-за её влияния на душевное состояние. А можно
сделать хоть что-то со своей стороны, чтобы позволить ей побыстрее уйти.

Большинство людей лишь разбрасываются обещаниями защитить тебя и прийти

на помощь в любой момент, а на деле плевать на тебя хотели. Потому что
большинство людей – эгоисты: какую бы красивую и складную ложь они ни лили
друг другу в уши, в действительности их совершенно не волнуют чужие чувства.

Но большинство – это не все. Не все вокруг равнодушны к проблемам и бедам

других. Глупо верить в обратное.

Всегда найдётся человек, который способен тебе помочь. Вопрос только в том,
готов ли ты принять его помощь.

72/114
Примечание к части «маленькая, но уютная гостиная»:
https://drive.google.com/open?id=1Uj92EfVYbY_O9-Gg0omMtDRtJXJ8zJiZ

примерно треть текста при вычитке была удалена. предпочту, чтобы эта глава
оказалась для вас сухой, и вы читали её без слёз. пусть все детальные описания
останутся в моей голове.

Part 4

«Говорят, что неумение принять

потерю – это одна из форм безумия.
Наверное, это так, но иногда это
единственный способ выжить».

Одному спокойнее.

Тэхён лежит на диване в своей кухне-гостиной, смотрит в потолок, слушая

плейлист Oscuro, и в сотый раз прокручивает в памяти последнюю встречу с
Чонгуком.

На часах девять двадцать вечера.

На следующий день после того, как они поговорили и Тэхён уехал домой, Чонгук
написал в сообщении «Было жестоко с моей стороны просить тебя о таком. Я
буду писать тебе, чтобы ты не переживал», и вдогонку прислал: «Я взял отпуск
за свой счёт, но останусь в клинике. Не приезжай. Хочу провести всё это время с
ней».

С тех пор прошло четыре дня.

Трое суток назад Намджун позвонил Тэхёну, чтобы поинтересоваться, смог ли он

выспаться, и рассказал ему о том, что Чонгук объяснил всем, что с ним
происходит и почему он себя так ведёт. «Ты знал, что у него есть дочь?» —
донеслось из динамика трубки. Тэхён ответил, что знал. И о дочери, и о том, что
она больна, и о том, сколько ей осталось.

Двое суток назад Тэхёну позвонил Чимин. После пяти минут их общения он
предложил ему лечь в клинику и сказал «я по твоему голосу слышу, что тебе
нужна помощь». Тэхён, разумеется, отказался. «Не готов ложиться – увеличь
дозу до пятидесяти миллиграмм», — обеспокоенно послышалось в ответ. Если
бы не обстоятельства, Тэхён бы сам попросил его о госпитализации – это давно
пора сделать, – однако сейчас все его мысли заняты не своим здоровьем, а
здоровьем другого человека.

Тэхён понимает, что откладывать лечение – это гробить себя, но о себе у него
пока не получается думать. Он ляжет в клинику, когда удостоверится в том, что
Чонгук способен идти дальше без самого близкого ему человека и без «я не
смогу без неё». Не раньше.

Сутки назад Чонгук написал «это странно, но в самые тяжёлые моменты я

вспоминаю о тебе и мне это помогает», и через пять секунд получил от Тэхёна в
73/114
ответ «захочешь, чтобы я приехал, – дай знать». На этом их переписка
оборвалась почти на двадцать четыре часа.

Всю ночь и весь сегодняшний день Тэхён отвлекал от работы Намджуна,

спрашивая у него, нет ли новостей о Чонгуке, и не находил себе места. Не
находит и сейчас. С его воспоминаниями всё с точностью до наоборот: он думает
о Чонгуке постоянно, не только в самые тяжёлые моменты, и эти мысли
причиняют ему боль.

Сложнее всего быть здесь, а не там. Тэхён чувствует невыносимое желание

купить верёвки и привязать свои руки и ноги к батарее, отобрав у себя всякую
возможность сорваться в клинику к человеку, который засел у него в голове. И
дело вовсе не в том, что он хочет быть рядом с Чонгуком, не в том, что Чонгук
попросил его не приезжать. Дело в том, что у Чонгука осталось катастрофически
мало времени на то, чтобы побыть с Принцессой.

Никто не вправе его у него отнимать.

Ровно четыре дня Тэхён ждёт звонка от парней. Ходит по дому в одежде, спит в
одежде. Быстро принимает душ и так же быстро одевается, чтобы быть готовым
рвануть на зов.

Ровно четыре дня Тэхён подскакивает от уведомлений на телефоне, от каждого

шороха и звука, видя во всём плохие знаки и боясь того, что он срочно
понадобился Чонгуку.

Ровно через четыре дня в наушниках Тэхёна прерывается песня Oscuro, и он,
нащупав лежащий на груди телефон, видит на экране входящий вызов от
Чимина. А после, подняв трубку и забыв о банальном приветствии, слышит от
того тихое «тебе лучше приехать».

Тэхёну хватает минуты, чтобы собраться.

*****

«Так страшно, когда кто-то уходит,

а ты остаёшься».

Парковка клиники практически пустая, что неудивительно для десяти часов

вечера: стоят только машины врачей и пациентов, приехавших на ночной приём.
Тэхён выходит на улицу без куртки, в одном чёрном худи и чёрных джинсах,
убирает ключи и телефон в карман и спешит ко входу в здание клиники, в окнах
которой уже не горит свет.

На этаж детского отделения приходится подняться по лестнице, потому что

лифт, судя по информации на дисплее, стоит на последнем этаже в режиме
удержания; ещё на входе Тэхён замечает, как у одной из палат столпились
пятеро врачей, смена которых закончилась больше часа назад: Намджун и
Чимин до сих пор в белых халатах, Хосок, Сокджин и Юнги сняли форму и
переоделись, но ни один из них, очевидно, не собирается уходить домой.

74/114
Свет в коридоре и палатах приглушен – маленьким пациентам объявлен отбой, –
и только в палате Принцессы он по-прежнему включен. Тэхён подходит к парням
молча: ловит на себе взволнованный взгляд Намджуна, кивает Чимину с
благодарностью за звонок и в жесте поддержки постукивает по плечу Юнги, сын
которого примерно того же возраста, что и дочь Чонгука.

Двери в палату не закрыты (наверное, для того, чтобы у дежурного,

находящегося на посту с медсестрой, в случае чего не было препятствий для
входа внутрь), слышно буквально каждое слово, которое произносит Чонгук, и
Тэхёну стоит огромных усилий смотреть со стороны на то, как он держит
Принцессу за руку и улыбается ей в то время, как она едва держит веки
открытыми и пытается с ним хоть немного поговорить.

Тэхён не представляет, что испытывает Чонгук.

— Ты принесёшь мне конфетки завтра? — спрашивает малышка, медленно

моргая.

— Конечно, — улыбка у Чонгука ласковая. Он приподнимает вторую руку и

начинает гладить её по голове.

На Принцессе шапочка, которую ей когда-то принёс Тэхён.

— И мы досмотрим мультик, который не досмотрели сегодня? — с искренней

надеждой просит она.

У Чонгука начинают дрожать губы и слезиться глаза, но он продолжает

улыбаться ей и утвердительно кивать.

Видеть, как умирает твой ребёнок, – хуже, чем умирать самому. Тэхён много раз
слышал это от пациентов, но никогда прежде не ощущал истинность этих слов
на себе. Вынести то, что переживает Чонгук, неописуемо тяжело; оправиться от
такого – тем более.

Смерть – это единственное, что нам не дано исправить и изменить.

— Обязательно досмотрим, — отвечает Чонгук, не отрывая от неё взгляд. — И

найдём новые.

А в голосе столько сожаления, что его распознаёт каждый, кто остаётся

свидетелем их разговора.

— Извините, — сдаётся Юнги, разворачиваясь и отходя к противоположной

стене.

Чимин, переглянувшись с Тэхёном, сразу идёт за ним.

— Ты плачешь? — голос у девочки тихий, но удивлённый. — Почему ты плачешь,

папа? — она тянется рукой к его лицу, но у неё не хватает на это сил. — Тебе
больно?

— Нет-нет, — тот часто моргает и мотает головой, — что ты, мне не…

— Ты не должен плакать, — расстроенно проговаривает она, всё ещё пытаясь

75/114
протянуть к нему свою руку. — Ты ведь супергерой, а супергерои не плачут.

Хосок поднимает взгляд к потолку и хлопает ресницами, не справляясь со

своими эмоциями.

У Тэхёна разрывается сердце. Как и у всех остальных, кто видит происходящее.

На Чонгуке нет халата, он в обычном сером свитшоте и голубых джинсах:
наверняка последние дни он хотел провести с Принцессой как её папа, а не как
лечащий врач, заставляющий делать неприятные болезненные процедуры и
повторяющий, что так надо. У него синяки под глазами и осунувшееся лицо, он
старательно делает вид, что ему совсем не плохо, и именно это, именно его
попытки остаться перед своей малышкой супергероем до самого конца, ранят
больше всего.

Тэхён хочет оказаться сейчас рядом с ними, но понимает, что будет там лишним.

— Я плачу, потому что очень сильно тебя люблю, — Чонгук игнорирует слёзы,
крепче сжимая её ладонь своей.

— А я люблю тебя сильнее, — с паузами отвечает та, ненадолго прикрывая

глаза, — ты защищаешь меня и борешься со злыми клетками, которые делают
мне больно, — теперь глаза прикрывает Чонгук. «Прости меня». «Я боролся, как
мог». «Я не сумел защитить тебя». Он этого не произносит, но это читается по
его реакции. — Мой папа лучше всех, — с гордостью и лёгкой улыбкой
озвучивает она. — Не плачь, пожалуйста…

Чонгук, так и не подняв веки, морщит лоб.

— Не буду, — он шмыгает носом, переворачивая её ладонь, подносит её к своим

губам и остаётся в таком положении. — Я обещаю.

Скопившиеся в глазах слёзы стекают по его щекам. Чонгук их не вытирает.

— Добавлю в нашу копилочку… обещаний, — прерываясь, говорит та. С каждым

новым мгновением она становится всё слабее. — Ты не забыл про красивую
заколочку? — она устало хлопает ресницами, как будто засыпает. Чонгук
смотрит на неё, продолжая касаться губами её ладони, и не моргает. — Ты
обещал купить её мне, когда… — мышцы её лица постепенно расслабляются, а
дыхание становится чуть тише, — когда у меня снова вырастут волосы… — едва
различимо заканчивает она.

Её маленькая хрупкая рука окончательно ослабевает.

Электронные настенные часы показывают «22:22»: Тэхён фиксирует время в

памяти, чтобы позже сообщить его Чонгуку. Тот, не опуская её и не отводя от
неё взгляд, шепчет «спасибо за то, что была для меня всем» и «прощай,
Принцесса». Никто, кроме него самого, эти фразы не слышит.

Становится настолько тихо, что Тэхёну страшно сделать вдох. Только через пару
секунд сзади, со стороны противоположной стены, доносится несдержанный
всхлип Юнги и практически беззвучное «я принесу воды, ладно?» от Чимина. Но
потом тишина возвращается.

Тэхён поворачивает голову к Сокджину, Намджуну и Хосоку, бегло оглядывает

76/114
их и замечает, что плачут на самом деле все, кроме него и уже успокоившегося
Чонгука. В том числе и Чимин, который, подходя к Юнги со стаканом воды, сам
делает из него глоток.

Чонгук же просто сидит около кроватки своей дочки, просто держит её за руку и
просто молча смотрит на неё, словно она и правда всего лишь уснула, и видит
яркие добрые сны; по его щекам больше не стекают слёзы, он не шмыгает носом
и не морщит лоб, отказываясь мириться с происходящим.

Он не похож на человека, который проходит через отрицание или злость. Он

похож на того, кто сразу оказался на стадии принятия.

Первым сдаётся Намджун: он наскоро вытирает щеку тыльной стороной ладони,

глубоко вдыхает и делает шаг вперёд, направляясь к палате, но Тэхён
моментально останавливает его, выставляя перед ним руку, и отрицательно
мотает головой, не разрешая ему пройти.

Не сейчас, телепатически просит он Намджуна, ему нужно попрощаться.

Намджун, взглянув на Чонгука через стеклянное окно, виновато кивает и

пятится на своё место.

«Я хочу, чтобы ты был рядом.

Но только тогда, когда всё закончится».

Спустя несколько минут парни отходят назад и пытаются отвлечь Юнги,

которого подкосило быстрее и сильнее, чем их, а после удаляются с ним в
игровую зону, чтобы не создавать шум напротив открытой палаты. Тэхён не
уходит. Он остаётся там, где стоял, и наблюдает за тем, как Чонгук отлипает от
руки девочки, выходя из своего неподвижного состояния, в котором пробыл
достаточно долго, как он потихоньку приходит в чувства, как встаёт на ноги и
бережно кладёт её ручку поверх одеяла, которым она укрыта.

Как, с нежностью поцеловав её в лоб и на миг прикрыв глаза, немного

распрямляется в спине и натыкается взглядом на Тэхёна, смотрящего на него
издалека.

На лице у Чонгука появляется удивление в перемешку с непониманием и немой

просьбой войти и закрыть за собой дверь. В последнем Тэхён не уверен. Точнее
уверен, но процентов на сорок девять. Ему приходится забыть о всех своих
сомнениях и, внимательно следя за его реакцией, на пробу сделать шаг в его
сторону, чтобы удостовериться, что Чонгук хочет видеть его рядом.

Чонгук реагирует спокойно. И на первый шаг, и на второй. И на то, как Тэхён

застревает в дверном проёме, по-прежнему неуверенный в том, что быть сейчас
с Чонгуком, прощающимся со своим ребёнком, – это хорошая идея. А потом,
когда Тэхён оказывается совсем близко и с сожалением смотрит ему в глаза, тот
сам разворачивается к нему и одними губами передаёт ему «спасибо».

Тэхён бы очень хотел заплакать в этот момент, но он не может. Не выходит,

даже несмотря на то, что он видит перед собой. В глазах Чонгука боли столько,
сколько некоторые люди не испытывают за всю свою жизнь; у него опух нос и
веки, на его бледных щеках видны высохшие дорожки от слёз. И он словно
кричит внутрь себя «как же так?», «почему это случилось?», «она не
77/114
заслужила», но оттуда, изнутри, не поступает ни одного ответа.

В этой безысходности нет никакого смысла.

Тэхён обнимает Чонгука осторожно: становится к нему вплотную, обвивает его

руками за шею и кладёт ладонь на его затылок, мягко перебирая его волосы
пальцами. Ему боязно переборщить с открытостью своих намерений, и из-за
этого у него начинает быстро колотиться сердце, но Чонгук, будто чувствуя это,
отвечает взаимностью на его объятия и прижимает его к себе, окольцовывая
руками его талию.

Чонгук слабый и вымотанный – это ощущается по силе, с которой он обнимает, и

частоте его дыхания; кажется, он тоже не может заплакать, хотя и сам, скорее
всего, понимает, что ему не помешало бы избавиться от отрицательных эмоций
и отпустить часть своей боли. Быть может, это на время успокоило бы его душу,
однако Чонгук даже не пытается освободиться и сдерживает весь негатив
внутри, не позволяя ему вырваться.

Если бы Тэхён только мог, он бы забрал у него эту боль без остатка. Он бы вынес
её сам или закопал глубоко внутри – сделал бы что угодно ради того, чтобы
Чонгуку стало легче. Когда такое происходит с человеком, о котором у тебя
болит сердце, ты готов отдать всё, что у тебя есть, лишь бы этот кошмар для
него закончился.

Тэхён готов отдать. Хоть сию же секунду. Вот только никому не нужно его
«всё».

В воздухе улавливается запах чего-то сладкого; повернув голову в сторону,

Тэхён замечает на тумбочке около кроватки Принцессы мармеладных червячков
и выключенный айпад. Картинки, на которых Чонгук лежит рядом с ней, держа в
руке планшет, смотрит вместе с ней мультики и кормит её мармеладками,
рисуются воображением сами собой. Выдержать их нелегко.

Тэхён делает один маленький шаг вперёд, не зная, чего хочет больше –
посильнее прижать его к себе или же прижаться к нему самому, путает пальцы
в его волосах, позволяя ему вцепиться в ткань своего худи, и без остановки
перебирает его пряди, ничего не говоря вслух.

Разговаривать пока рано.

— Спасибо, — в очередной раз шепчет Чонгук, приблизившись к его уху, и

легонько касается его кожи кончиком носа.

Вновь становится так тихо, что им обоим боязно сделать новый вдох.

«Больше никогда не благодари меня за подобное».

— Прекрати повторять это, — умоляюще хрипит Тэхён, — и думать о том, что я

уйду, — он аккуратно прислоняется к его виску своим и прислушивается к его
дыханию и сердцебиению. — Я никуда не уйду.

Не сегодня.

(Не завтра. Возможно, не в этой жизни.)

78/114
Чонгук, переместив одну ладонь на область между его лопатками, обнимает его
крепче.

Тэхён прикрывает глаза.

*****

«Не думай, что ты один что-то потерял.

Потерянного уже не вернуть.
Думай о том, что у тебя осталось».

«Мне нужно несколько дней. На похороны и прочее», — той же ночью ставит

всех в известность Чонгук. Любые предложения о помощи он отклоняет.

«Я всё подготовил в прошлом году», — поясняет он лично Тэхёну, когда

ординаторская пустеет и они остаются вдвоём.

«Мои дедушка с бабушкой приехали помочь», — сообщает перед самым уходом.

— «Это семейное дело, и тебя оно не касается. Извини».

Тэхён не семья. Даже, наверное, не близкий друг и не хороший знакомый,

поэтому эти несколько дней (если быть точнее, то четыре) он околачивается у
себя дома, не навязывая Чонгуку свою поддержку и помощь, и ежедневно
напоминает ему о том, что их разделяет один телефонный звонок или
сообщение.

Ночью третьего дня Чонгук звонит Тэхёну, чтобы, прямая цитата, «услышать
твой голос и передумать умирать». Этой же ночью, разговаривая с ним, Тэхён
осознаёт, что Чонгук – тот человек, которого он был бы рад видеть у себя дома.
Каждую неделю к нему в квартиру вваливаются коллеги, старые друзья, бывшие
однокурсники: всем им плохо, всем им нужно поговорить и спросить совет. И
всем им плевать, способен ли Тэхён оказать поддержку и не плохо ли в данный
момент ему самому.

Дом Тэхёна давно превратился в приёмную врача-психотерапевта. Никто не

приезжает к нему, чтобы проведать его или посмотреть с ним новый фильм; в
его жизни уже лет пять как нет таких людей. Никто из тех, кто приходил сюда
за помощью, не сидел в машине под его окнами, потому что беспокоился, и не
замерзал из-за того, что промок под дождём. Только Чон Чонгук. Никто из тех,
кто приходил сюда, не спрашивал у Тэхёна, сочетаются ли его таблетки с
алкоголем, и не говорил «тебе надо побольше уделять времени себе и своему
психическому здоровью».

Только Чон Чонгук.

Спустя всего лишь минуту их разговора Тэхён ловит себя на мысли о том, что
фраза «услышать твой голос и передумать умирать» работает в обе стороны. А
через час, когда Чонгук подавленно бубнит «завтра в восемь вечера бабушка и
дедушка уезжают» и нехотя прощается с ним, Тэхён ловит себя ещё на одной
мысли: он тоже не хочет прощаться.
79/114
Ровно четыре дня Тэхён волнуется за состояние Чонгука. Не может ни
нормально есть, ни нормально спать, и только и делает, что представляет их
встречу, репетирует речь и перебирает варианты действий, которые стоит
предпринять для того, чтобы ему помочь.

Ровно четыре дня Тэхён безумно сильно скучает по Чонгуку, пусть и слышит его
каждый день и постоянно с ним переписывается.

Ровно через четыре дня, в одиннадцать часов вечера, Чонгук скидывает в сторис
ссылку на музыку The Best Pessimist - The Most Cold Winter (на очень грустную и
эмоциональную музыку). Тэхён, послушав её в наушниках, делает пометку в
своём маленьком блокноте, убирает его в большой карман худи и, написав
Чонгуку «где ты сейчас находишься?», включает её заново.

«Я не оставлю тебя одного в таком состоянии».

Получив в ответном сообщении точный адрес, Тэхён отправляет: «Буду через

пятнадцать минут».

*****

«Такова жизнь: один вертится

между шипами и не колется;
другой тщательно следит, куда
ставить ноги, и всё же натыкается
на шипы посреди лучшей дороги
и возвращается домой ободранный
до потери сознания».

У Чонгука, отворившего дверь и уставившегося на экран своего телефона,

сведены брови к переносице. И Чонгук весь в чёрном.

— Ты что, по секундомеру живёшь? — звучит от него вместо «привет».

Ну почти.

— Не люблю опаздывать, — пожимает плечами Тэхён, посильнее укутываясь в

худи.

На квартирной площадке прохладно, но Чонгука, стоящего на сквозняке в

футболке, по всей видимости, это не тревожит.

— Ещё один пунктуальный и гиперответственный, — бубнит он под нос и

отходит в сторону, чтобы пропустить Тэхёна внутрь.

Уныние и апатия, которыми пропитана его квартира, ощущаются с самого

порога. Тэхён, пока снимает с себя кроссовки, раздумывает над тем, что стоило
сначала спросить у Чонгука, готов ли он сегодня к гостям, и только потом
принимать решение о встрече.

80/114
— Ещё один? — он разгибается в спине и поднимает на Чонгука взгляд. — О ком
речь?

Чонгук выглядит плохо. Поначалу у Тэхёна создаётся впечатление, что ему

трудно дышать и двигать губами, но потом, когда Чонгук закрывает дверь на
замок, выключает в прихожей свет и начинает уходить, не приглашая пройти за
собой, Тэхён понимает, что дело отнюдь не в слабости.

— Обо мне, — голос у Чонгука такой, словно он спал и его разбудили.

Узкий коридор оклеен пёстрыми детскими обоями; на стенах висят развивающие

игры и забавные светильники в виде игрушечных фруктов. Тэхён, шагая вперёд,
пристально рассматривает пространство перед собой, не прекращает терзать
себя мыслями о том, что Чонгуку трудно здесь находиться, и, оказавшись в
маленькой, но уютной гостиной, присаживается на мягкий двухместный диван,
принимая из его рук стакан с белым вином.

— Бокалов нет, — сухо оповещает Чонгук, падая на сиденье рядом с ним и делая
глоток из своего стакана. — До недавнего времени я был непьющим.

— Ничего, — Тэхён повторяет за ним, пробуя напиток. Из чего пить – это

меньшее, что его в данный момент волнует.

Интерьер гостиной сдержанный, минималистичный; всё сделано в белом и сером

цветах, поэтому помещение кажется светлым, несмотря на то, что в комнате
горит один лишь настольный светильник. Из мебели – небольшой диван, пара
декоративных полок с искусственными цветами и тумба, на которую поставлен
телевизор. Рядом с окном стоит наряженная ёлка.

Тэхён и забыл, что через пару дней Новый год.

— Знаешь, чем отличается человек, который делает вид, что хочет помочь, от
человека, который действительно хочет помочь? — вдруг задаёт вопрос Чонгук,
опустив голову вниз и уткнувшись взглядом в свой стакан. — Первый присылает
в сообщении «тебе чем-то помочь?» и «если что-то потребуется, то обращайся»,
а второй пишет «где ты?» и «я скоро приеду».

Верно. Но порой люди, живущие в другом городе или стране, умудряются

больше быть «рядом», чем те, кто находятся на расстоянии вытянутой руки.

Тэхён подгибает под себя ногу, поворачивается к нему корпусом и смотрит на

его профиль, облокотившись о диванную подушку.

— Расскажи, что ты сейчас чувствуешь.

Чонгуку нужен этот разговор. Им обоим он нужен.

— Ничего, — сходу отзывается Чонгук. — Я не в горе и не в отчаянии. Не

страдаю и не бьюсь в истерике. Не хочу лишать себя жизни. Мне не больно. Не
страшно. Не грустно. Мне… — он делает паузу, не в состоянии подобрать слова,
чтобы описать свои чувства, — мне никак, — заканчивает ровным тоном. Это то,
что Тэхён боялся услышать от него больше всего. Ожидал, конечно же, но
боялся. Чонгук, не дождавшись его реакции, бросает на него короткий взгляд и
вновь отпивает из стакана. — Что?
81/114
Тэхён смотрит на него с сожалением.

— Равнодушие хуже боли.

Говорят, не чувствовать проще. Не ощущать моральные пытки, не страдать, не

убиваться, не горевать: быть равнодушным ко всем и всему. Так говорят только
те, кто никогда не испытывал обратное – поглощающую пустоту, которую ничем
не получается заполнить. От которой невозможно избавиться никакими
способами и средствами. Именно она толкает нас на то, чтобы мы причиняли
себе физическую боль, чтобы мы пытались страдать, убиваться, горевать, чтобы
мы кричали, срывая свой голос и не понимая, что нам со всем этим делать, и
мечтали ощутить хоть что-то. Почувствовать себя живым человеком.

С чего это проще?

— Я не равнодушен, Тэхён, — Чонгук разворачивается к нему, убирает его

локоть с подушек и берёт его руку в свою. — Видишь? — он ласково оглаживает
большим пальцем его костяшки. — Я чувствую, — Тэхён тоже чувствует, когда
они дотрагиваются друг до друга. И ему очень хочется, чтобы Чонгук посмотрел
на него и увидел это в его глазах, но тот почему-то упорно избегает зрительного
контакта с момента их встречи. — Я много что чувствую, но среди этих чувств
нет печали и скорби. Всё случилось так, как должно было случиться, —
интонация у него спокойная, дыхание размеренное; его взгляд по-прежнему
прикован к руке Тэхёна. — Ей больше не больно. Мне больше не страшно.
Наверное, это… правильно?

«Не плачь, пожалуйста».

«Не буду. Я обещаю».

Последние две недели малышка много спала и отказывалась кушать; Тэхён

нередко открывал ей фломастеры, а иногда помогал рисовать, потому что она
не могла держать их в руке. Ей и впрямь было больно. Обезболивающие уже не
помогали. Точнее, помогали, но в дозировке, которую было опасно давать.
Чонгук, видя всё это, изводил себя до бессилия и срывов. Его и так нестабильное
моральное состояние висело на волоске.

Так что да, Тэхён согласен. Это правильно.

Чего не скажешь о его желании обнять Чонгука и долго-долго не отпускать.

Желательно, никогда. Это можно было бы списать на проявление сочувствия и
стремление поддержать, но Тэхён человек неглупый, и догадывается, что
причина, по которой его так тянет к Чонгуку, таится не в двух этих пунктах.

— Ты…

— Давай не будем об этом? — перебивает его Чонгук и махом допивает вино. —

Вырубай мозгоправа. Мне не нужен сеанс психотерапии, — он явно не желает
обсуждать случившееся. — Я в порядке.

Тэхён, отказавшись от идеи возразить ему, тоже осушает свой стакан. Не

потому, что терпеть не может, когда его называют мозгоправом и когда ему так
открыто лгут.

82/114
— Самая лживая фраза на свете, — бормочет он, надеясь, что Чонгук его не
услышит.

Но Чонгук всё прекрасно слышит. Он расцепляет их руки, забирая себе его

стакан, молча направляется к окну, на котором стоит полупустая бутылка, и
начинает разливать вино неспешно, будто не хочет возвращаться на место.

Тэхён не знает, что думать о его поведении. И он ненавидит гадать, поэтому

решает спросить у него об этом прямо.

— Почему ты не смотришь на меня?

Чонгук замирает и не двигается примерно четыре секунды.

— Ты сильно похудел, — он всё же отходит от оцепенения и, понурив голову,

идёт обратно к дивану. — Я думаю, что это из-за меня, и мне стыдно.

— С чего ты взял, что это из-за тебя? — Тэхён принимает стакан из его рук и
ждёт, пока тот присядет рядом.

— С того, что в отличие от меня ты умеешь принимать помощь, — Чонгук вновь

прикасается к его ладони, словно для него это обычное дело. Словно они уже в
миллионный раз вот так сидят вдвоём в его гостиной, разговаривают по душам и
пьют это невкусное вино. — Если бы у тебя были какие-то проблемы, то ты точно
обратился бы…

— Я? — не даёт договорить ему Тэхён и несдержанно усмехается. — Обратился

бы?

У Чонгука, застывшего с приоткрытым ртом, один большой вопрос во взгляде.

— Но ты же… — негодует он, — ты учишь этому всех, кто…

— И что?

В голову навязчиво лезет аналогия с футбольным тренером, который учит

играть, но сам не играет, однако Тэхён оставляет её при себе.

«Никому и никогда не узнать, насколько тебе больно и страшно, но это не

значит, что на свете нет человека, который способен тебя понять».

Чонгук приходит в себя нескоро. Первую минуту он смотрит Тэхёну в глаза и

дожидается, пока тот объяснит ему своё «и что?», затем до него доходит, что
раз дело не в нём, то, значит, у Тэхёна что-то случилось. Ну а после он отбирает
у него стакан, ставит его на пол вместе со своим и придвигается к нему
вплотную.

— Я тебя слушаю, — произносит строго.

Тэхён опять чувствует то, что абсолютно неуместно чувствовать в данный миг.

Это странно. Странно видеть Чонгука так близко и ощущать, как крепко он
сжимает ладони и не позволяет отвернуться. Странно понимать, что Чонгук
переживает настолько сильно, что не может этого скрыть, странно самому до
83/114
дрожи волноваться за его состояние.

Странно бояться того, что Чонгук будет переживать ещё больше, если с ним
поделиться тем, о чём не знает ни одна живая душа. И желать довериться
именно ему, а не кому-то другому.

— Тэхён, или ты мне всё рассказываешь, — ставит ультиматум Чонгук, упираясь

своими коленями в его бедро, — или я закрываю тебя здесь и не выпускаю до
тех пор, пока ты не выговоришься.

Если это угроза, то она хреновая, потому что Тэхён совсем не против остаться с
ним.

— Я не собираюсь ныть и грузить тебя своими проблемами, — говорит Тэхён, как

нечто само собой разумеющееся.

— А я не собираюсь смотреть на то, как ты исчезаешь, — кивает на его тело

Чонгук.

Намёк на излишнюю худобу более чем прозрачен.

— Ты думаешь, я не в состоянии вправить себе мозги? — в голосе Тэхёна

слышится лёгкая обида.

Чонгук делает такое выражение лица, будто он только что сказал несусветную
глупость.

— Ты себя в зеркало видел?

Какой банальный ход.

Тэхён притворяется непоколебимым.

— Я разберусь с этим.

Пытается притворяться.

— Ты уже не разбираешься, — давит на него Чонгук. Не злобно. Встревоженно.

Когда требуется, он бывает настойчивым.

— Это моя проблема.

— Я, — тот сжимает его ладони сильно, даже немного больно, — тебя, — и

наклоняется чуть вперёд, — слушаю.

Чонгук, если захочет, и мёртвого доконает.

Это плохая затея. Максимально плохая. Их сегодняшняя беседа не должна была

прийти к этому. Тэхён приехал сюда не для того, чтобы его выслушали. Он хотел
выслушать сам. Причём здесь его трудности?

— Расскажи, что ты сейчас чувствуешь, — добивает его Чонгук.

84/114
Ему нужен этот разговор. Им обоим он нужен.

Тэхён хмурится, взглянув на него с немым вопросом «может, в другой раз?»,

чего-то ждёт, хотя наверняка догадывается, что Чонгук от него не отстанет, и,
услышав в ответ категоричное «нет», которое тот не озвучил, но которое
показал всем своим видом, признаёт свой проигрыш.

Откуда это чувство дежавю?..

«Говорят, душевные раны рубцуются – бездумная аналогия с телесными

повреждениями, в жизни так не бывает. Такая рана может уменьшиться,
частично затянуться, но это всегда открытая рана, пусть и не больше
булавочного укола. След испытанного страдания, скорее, можно сравнить с
потерей пальца или зрения в одном глазу. С увечьем сживаешься, о нём
вспоминаешь, быть может, только раз в году, но когда вдруг вспомнишь, помочь
всё равно нельзя».

Тэхён настраивается на разговор около десяти минут: вырывает свои ладони из

Чонгуковых, допивает свой стакан, допивает стакан Чонгука, просит принести
ещё, но больше не пьёт. От этого вина его клонит в сон.

Почти сразу он спускается на пол, садится на него ровно, опираясь спиной о

сиденье дивана, и смотрит вниз, пока Чонгук, сидящий на ковре рядом,
наблюдает за ним сбоку. Его молчание давит на мозг.

В неумении доверять людям есть что-то патологическое. Наверное. Тэхён всегда

был склонен верить в то, что если он не может разобраться со своими демонами
сам, то у других это тем более не должно получиться. Вряд ли психотерапевту
кто-то способен оказать психологическую помощь лучше, чем он сам. Разве что,
другой психотерапевт. А что тогда делать остальным? Побыть с ним рядом?
Подержать его за руку? Сказать ему, что всё будет хорошо?

Что это исправит?

Даже сейчас, намереваясь раскрыть Чонгуку нечто личное, Тэхён сомневается в

том, что в этом будет какой-то толк.

— Тебе знакомо чувство, — хрипит он, отрешённо вглядываясь в дверцу тумбы,

— когда ты не можешь открыться людям, потому что точно знаешь, что одни
расстроятся из-за того, что тебе хреново, другие решат, что ты ноешь и давишь
на жалость, а третьи, люди, которым хорошо, когда тебе плохо, позлорадствуют
твоему горю? — Чонгук, рассматривая его профиль, остаётся неподвижным и
ничего не отвечает. Нет, ему это чувство незнакомо. — Недавно у меня умер
друг, — спустя какое-то время продолжает Тэхён, — а я никому об этом не
сказал. Ни Намджуну, ни близкому мне человеку, с которым я на связи 24/7, ни
своей маме. Никому, — повторяет он и подмечает боковым зрением, как Чонгук
от него отворачивается. — Я был на ночной смене, когда он мне позвонил. Ему
нужно было позвонить в скорую, но он почему-то позвонил мне. Я так и не узнал
у него, что он хотел сказать. Не успел, если быть точнее. Всё как-то быстро
произошло, — Тэхён кусает губу с внутренней стороны, прокручивая в памяти
последние слова своего друга. Они не попрощались. — Наша бригада
выдвинулась к нему сразу, как только я влетел к дежурному, сообщил адрес и
85/114
добавил, что помощь нужна дорогому мне человеку. Его привезли в отделение
без сознания. Около одиннадцати вечера реаниматолог вышел ко мне, молча
похлопал меня по плечу и ушёл. Безо всяких «я сделал всё, что было в моих
силах» и «мне очень жаль». В сериалах и фильмах в такие моменты начинает
играть печальная музыка, люди, которым сообщили о смерти близкого,
принимаются рыдать навзрыд, осознав, что происходящее с ними – не сон. А я
стоял совершенно один посреди огромного коридора в этой пугающей тишине с
этими пугающими мыслями, и мне было настолько больно, что я даже заплакать
не смог, — он часто моргает, пытаясь не расклеиться и сейчас. — До сих пор не
понимаю, как это могло случиться. Как человек, который всегда заставлял меня
смеяться, который учил меня улыбаться, когда я собирался заказывать себе
гроб, и который постоянно твердил «мы с тобой всех переживём», не справился
со своими проблемами, — Тэхён сжимает челюсти: он не готов свыкнуться с
правдой. — В голове не укладывается, что его больше нет. Что я больше не
услышу его голос, что он не запишет войсмейл с глупой шуткой и не сделает
сторис с дурацкой маской. Что всё, во что он превратился после своей смерти –
это воспоминание. Всего лишь воспоминание, которое со временем перестанет
быть ярким, а через десятки лет, возможно, бесследно сотрётся из моей памяти.
Как мне представить свою жизнь без него? Я не могу принять её такой. Я
просто… — он вдруг опускает веки, устало выдыхая, и замолкает на несколько
секунд, — я думал, что у нас ещё есть время, — на мгновение на его губах
появляется горестная улыбка. Было глупо заблуждаться на этот счёт. Какой
смысл ценить человека, если он теперь мёртв? Это нужно было делать при его
жизни. Шмыгнув носом и подняв на Чонгука взгляд, Тэхён замечает, что у того
слегка покраснели глаза. Наверное, из всех знакомых Тэхёну людей Чонгук
является тем единственным, для кого эта фраза – не пустой звук. Который
чувствует то же самое, хоть и уверяет себя в том, что смирился с положением
дел. — Проходит неделя, я включаю уведомления на телефоне и вижу, что меня
никто не потерял. Да, иногда я пропадаю из соцсетей на пару дней, это давно
никого не удивляет, но в этот раз я выпал из жизни на целую неделю. На семь
суток, Чонгук. А когда написал своим друзьям «извини, что не отвечал так
долго», получил от них в ответ примерно одинаковые сообщения. «Да пустяки».
«Забей». «Опять, наверное, зависал на работе». Они все подумали, что у меня
просто было много работы, — от Тэхёна доносится горькая усмешка, и он снова
затихает на некоторое количество времени. — Никто из них не спросил, всё ли у
меня нормально, ничего ли не случилось. Никто и не должен был, я это понимаю:
они ведь не умеют читать мои мысли. Но в тот день я был готов увидеть в их
сообщениях что угодно, только не «забей». В тот день этого крохотного
безразличия с их стороны хватило для того, чтобы окончательно осознать, что я
нужен своим друзьям лишь тогда, когда у них случаются беды и несчастья.
Когда им необходима помощь, которую они не могут получить в другом месте. И
знаешь что? В этом нет ничьей вины, кроме моей, — Чонгук, подсев к нему
поближе, переводит взгляд на его глаза, в бегущей строке которых читается «я
сам во всём виноват». — И вот я сижу в своей квартире на своём диване в
темноте и звенящей тишине, думаю о людях, которых я любил и которых
потерял, думаю о тебе, о Принцессе, опять о тебе, о своей работе, которая убила
во мне все надежды на лучшее, о своих пациентах, которые не справляются, о
своих болезнях, с которыми у меня уже нет сил бороться, и понимаю, что… — он
смотрит на Чонгука через скапливающиеся в глазах слёзы, — всё вокруг
рушится, а я не могу это остановить, — заканчивает шёпотом, с отчаянием мотая
головой. Чонгук, не разрывая с ним зрительный контакт, продолжает вникать в
каждое его слово. — Что мой друг тоже не мог, и теперь его нет, а я…

— Нет, не говори это, — еле слышно перебивает Чонгук, тут же утягивая его в
86/114
свои объятья. — Иди сюда.

…остался в этом мире со страхом прийти к тому же решению всех проблем.

«Быть роботом получается только у тебя».

Тэхён не ошибся: в этом монологе не было смысла. Ничего не изменилось. Боль

не ушла, мысли по-прежнему пугают. Ощущение пустоты никуда не делось.
Зачем было всё вспоминать? Чем это помогло? Ничем. Абсолютно.

Тэхён не тот человек, для которого выговориться кому-то – это способ успокоить
нервы. Для него это лишний повод разворошить то, что он потихоньку начал
раскладывать по полочкам. Метод «поделись – полегчает» на нём не работает.
Никогда не работал.

Он утыкается носом в шею Чонгука, делает глубокий вдох и прогоняет

воспоминания о самом жутком дне, заставляя себя думать о том человеке,
который жив и находится рядом, а не о том, которого уже не вернуть. Ему
ужасно неудобно, у него затекает шея и он не знает, куда деть свои руки
(Чонгук обнял его быстрее, чем он успел к нему повернуться), но он не придаёт
этому значения, потому что Чонгук не прекращает прижимать его к себе и
зарываться пальцами в его волосы, гладя его по голове.

В этом монологе правда не было смысла. В действиях и поддержке Чонгука

смысл есть, и огромный.

Медленно, но верно внутри Тэхёна притупляются и отчаяние, и опустошение, и

тоска; по-настоящему важным становится только то, что Чонгук остаётся в
своём положении, не оставляя его наедине со своими переживаниями, и
помогает успокоиться. Это явление временное, Тэхён всё понимает, но пока
Чонгук держит его так крепко и не отпускает ни на секунду, у него не выходит
думать ни о чём другом, кроме как о том, что это не должно заканчиваться.

В его мыслях только то, что сейчас ему легче.

— Когда это произошло? — мямлит над его ухом Чонгук.

Тэхёну не хочется говорить. Ему хочется, чтобы они ещё чуть-чуть помолчали.

— Две недели назад, — оставить его вопрос без ответа выше Тэхёновых сил.

Чонгук отстраняется от него, не убирая руку из его волос, и заглядывает в его

глаза.

— Я был на работе в ту смену.

— Да, — утомлённо моргает Тэхён: веки из-за сонливости становятся тяжёлыми,

— был.

И Намджун был. И Сокджин. И Хосок.

— Ты приходил ко мне, — растерянно вспоминает Чонгук; он выглядит очень

виноватым, — а я тебя прогнал.

87/114
У Тэхёна всё ещё ноет шея, он всё ещё без понятия, куда деть свои руки,
поэтому от неловкости стягивает в кулаках ткань его футболки, приоткрывая
рот, но не зная, что ему сказать. И он по-прежнему не хочет, чтобы Чонгук
отпускал его или отталкивал. Это кажется недопустимым.

— Прости, — шёпотом добавляет Чонгук, притягивая его обратно к себе.

Тэхён в его руках согревается. Не то чтобы он раньше замерзал, но сейчас ему

определённо тепло.

— Я приходил для того, чтобы узнать, как ты, а не для того, чтобы добавить тебе
негативных мыслей, так что… — не договаривает он до конца. Вряд ли Чонгуку,
которому две недели назад было не до чужих проблем, неясно то, что Тэхён
имеет в виду. — Не бери в голову.

— Я не могу, — на грани слышимости выдыхает Чонгук.

Тэхён бы тоже не смог. Было бесполезно просить его о таком.

Возможно, это алкоголь ударил ему в голову, возможно, это Чонгук на него так
действует, но Тэхён чувствует себя таким спокойным и пьяным рядом с ним, что
всерьёз мечтает уснуть в его объятиях и проспать в них всю ночь. Ему уютно в
его квартире, в этой маленькой гостиной на этом мягком ковре; ему нравится,
что Чонгук прикасается к нему, хотя в жизни он настолько брезглив, что
обычное приветственное рукопожатие всякий раз вызывает у него стресс.

Ему нравится контактировать с Чонгуком. Более того, ему хочется быть к нему
ещё ближе и оставаться с ним ещё дольше.

— Мне неудобно, — сдаётся Тэхён, ворочаясь и задевая губами кожу на его шее.

— Мне тоже, — Чонгук сжимает его в своих руках сильнее. — Терпи.

У Тэхёна не получается сдержать улыбку.

Они могли бы пересесть на диван или просто поменять положение, но Чонгук,

кажется, не хочет расставаться с моментом и готов терпеть любые неудобства,
лишь бы этот самый момент растянулся.

Наверное, им стоит поговорить об этом. Обсудить их не совсем дружеское

влечение друг к другу (Тэхён бы сказал, совсем не дружеское), прийти к выводу
о том, что никто из них его не придумал, что оно в действительности сидит у них
внутри. Что оно взаимное.

Возможно, им рано признаваться в чувствах, которые пока на стадии

зарождения. А возможно, им нужно относиться ко всему проще и не позволять
себе терять время из-за страха потерять того, к кому ты уже привязался.

— Что у тебя в кармане? — слышится от Чонгука очень близко.

— Блокнот, — отвечает Тэхён, с усилием приподнимая веки.

Нестерпимо хочется спать. Не нужно было пить это вино.

88/114
— Зачем ты взял с собой блокнот? — пытается поддержать диалог Чонгук.

— Я торопился к тебе и забыл его выложить.

Чонгук немного отдаляется от него и рассматривает его лицо вблизи.

— Ты хочешь спать?

Как он узнал?

— Как ты узнал? — спешит за своей мыслью Тэхён.

— Ты начал говорить по-другому. И я чувствую твою слабость, — Чонгук

выпускает его из объятий и усаживает обратно, позволяя опереться на сиденье
дивана спиной. — Принести тебе чай?

Давно он стал таким наблюдательным?

— Да, если можно, — робко соглашается Тэхён.

Он при всём желании не смог бы отказаться от его заботы.

— Хорошо, — тот поднимается на ноги и, поправив свою футболку, направляется

на выход. — Не пей больше вино, — Тэхён и не собирался. Ещё один глоток, и его
точно вырубит. — И да, Тэхён, — Чонгук останавливается в дверном проёме,
обеспокоенно смотрит на него и тянет время, — не отворачивайся, когда тебе
плохо.

«Я сейчас с тобой.
И я готов слушать тебя хоть всю ночь, хоть весь завтрашний день.
Пожалуйста, прими мою помощь».

Тэхён улыбается уголком губ.

— Не переживай за меня, — с благодарностью во взгляде отвечает он, пару раз

кивая для достоверности. — Я в порядке.

Притворяться у Тэхёна всегда получалось лучше всего.

Чонгук немного медлит перед тем, как уйти.

Немного медлит на кухне, когда заваривает чай.
И немного медлит, когда несёт большую кружку в гостиную.

Он хочет попросить Тэхёна остаться.

Но когда Чонгук возвращается в комнату и перемещает своё внимание с чашки

чая на сидящего на полу Тэхёна, он с облегчённым сердцем выдыхает и даже
радуется тому, что так долго возился на кухне, потому что Тэхён спит, наклонив
голову вбок и обняв свои колени руками, и, вероятно, не планирует уходить
домой.

Главное, не разбудить его, даёт себе установку Чонгук.

Он ставит чай на подоконник, пройдя мимо него, быстро приносит из спальни

89/114
мягкую подушку и тёплый плед и присаживается перед Тэхёном на корточки.
Тот дышит почти беззвучно; если бы от каждого вдоха у него не приподнималась
грудь, Чонгук бы вряд ли смог различить его дыхание.

Он поправляет Тэхёновы волосы, невесомо обводя пальцами овал его лица (с

какой целью – он не знает, ему просто хочется), бережно берёт его на руки,
задержав воздух в лёгких, и переносит его с пола на диван, замирая от внезапно
раздавшегося звука: из кармана Тэхёна выпадает блокнот.

Тэхён не просыпается. Ни от прикосновений и движений Чонгука, ни от

достаточно чёткого звука. У Чонгука же из-за последнего едва не
останавливается сердце. Он укрывает Тэхёна пледом, снова поправляя его
волосы (с какой целью – он, как и прежде, не знает, ему просто хочется), около
двух минут разглядывает его расслабленное лицо, наклонив голову в бок, а
потом зачем-то лезет в его блокнот.

«Не_стихотворение №112», — красуется на последнем исписанном Тэхёном

листе; другие страницы Чонгук не видит, потому что они убраны под обложку.

«У моей боли был предел: меня пронзало ею, как рапирой.

У моей грусти – грань: она была тонка, как нить.
Я эту боль терпел. В итоге стал её кумиром.
А грусть закапывал. Но не сумел похоронить.

Я так устал. Вся эта жизнь мне кажется театром злой сатиры.
Мне страшно это чувствовать. И сложно объяснить.
Невыносимо не само желание уйти из мира.
Невыносимо то, что мне приходится с ним жить».

Перечитав последнюю строчку второй раз, Чонгук задумчиво переводит взгляд

на Тэхёна, крепко спящего на его диване, закрывает его блокнот, медленно
опуская руки вниз, и смотрит на него сверху, не моргая и боясь лишний раз
вдохнуть.

«Не переживай за меня. Я в порядке».

Сколько всего мы, люди, прячем за своим «я в порядке»?

Тэхён однозначно был прав.

Это самая лживая фраза на свете.

90/114
Part 5

«Моя боль – это только моя боль.

Она никогда и никого не интересовала,
так всегда было и так всегда будет.
Она останется только со мной».

— Что ты здесь делаешь? — в тишине коридора голос Чимина звучит достаточно

громко.

На часах десять минут двенадцатого, во взрослом отделении горит «ночной»

свет, из-за чего атмосфера кажется Чонгуку нагнетающей. Возможно (вероятнее
всего), дело не в свете – Чонгук и сам сейчас, как большое тёмное пятно, в своих
чёрных джинсах, кроссовках и худи, – и главным поводом для его беспокойства
является едкий запах лекарств, которым пропитался коридор. От него немного
подташнивает.

Он робко подходит к Чимину, держась руками за лямки своего рюкзака, бросает

взгляд на карту, которую тот заполняет навесу, и поджимает губы, не зная, что
ему сказать.

Чонгуку нельзя было приходить.

— Я хочу увидеть его.

С момента их с Тэхёном последней встречи прошло почти два дня.

— Не думаю, что он хочет видеть тебя, — интонация у Чимина не грубая. Скорее,

предостерегающая. — Особенно после того, что ты сделал.

— Но я ведь… — перебивает его Чонгук, приподняв руку в воздухе, — я пытался

ему помочь.

Чимин отводит от него взгляд, поправляет очки, съехавшие на кончик носа, и

ставит внизу листа дату и подпись.

— Как его врач, я тебе очень благодарен, — его голос становится чуть тише, —
но как его друг, я тебя не понимаю вообще, — выделяя последнее слово,
продолжает он. — И раз уж на то пошло, как его друг, я предупрежу тебя о том,
что он очень злится. А как его врач, скажу: и не надейся, что я назову тебе
номер палаты.

Чонгук реагирует на его слова с обидой.

— Ты серьёзно?

— А ты? — Чимин недоумевающе раскидывает руки в стороны. — Может, все по

очереди начнём его навещать? Сначала ты, потом Намджун, потом…

— А нужно оставить его одного со всей этой хернёй в голове? — начинает

давить на него Чонгук.
91/114
От Чимина, закрывшего карту и снявшего с себя очки, доносится тяжёлый вздох.

— В чём, по-твоему, суть его лечения здесь? — он делает шаг к Чонгуку и

выжидающе смотрит на него. — Он принимает препараты: контролировать его
нет необходимости. Он не делает ничего для того, чтобы навредить себе. Он не
пытается убить себя. Он умеет успокаивать свои страхи, умеет подавлять
тревогу. Ему не требуется помощь психотерапевта: он сам знает, что ему скажут
и какой совет дадут. Так в чём суть?

Чонгук, потоптавшись на месте, неуверенно пожимает плечами.

— Понятия не имею.

— В изоляции, — отвечает Чимин, поддерживая с ним зрительный контакт. —

Лучшая терапия для него – это изоляция от всех нас, от своих знакомых, от
работы, от пациентов. От всего, — Чонгук, догадываясь, к чему тот клонит,
опускает голову вниз. — Это ты идёшь по улице, по клинике, по магазину и не
придаёшь значение тому, что видишь перед собой. А он всё замечает. Каждую
мелочь в поведении людей, каждую реакцию, эмоцию, чувство. Неискреннюю
улыбку, за которой скрывают разодранное сердце, лживую счастливую
интонацию, за которой прячут боль. Знаешь, сколько вокруг нас боли? Больше,
чем воздуха, — Чимин замолкает, наблюдая за Чонгуком, который выглядит
провинившимся. — Ты об этом даже не задумываешься, а он расстаётся с этими
мыслями только тогда, когда засыпает. И это я ещё не считаю его личные
проблемы, — Чонгук вновь поворачивается к нему и заглядывает в его глаза. —
Откуда мне это известно? Я абсолютно такой же. Видеть и замечать – это наша
работа.

На несколько секунд между ними повисает молчание.

— Значит, депрессия для психиатра это что-то, вроде адаптивной деформации?

— делится догадкой Чонгук. — Получается, рано или поздно она появляется у
всех вас?

— Что за бред? — Чимин, кажется, возмущён. — У меня нет и никогда не было

депрессии. У многих психиатров её нет.

— Но Тэхён…

— Его профессия тут ни при чём, — останавливает его Чимин, убирая руки в
карманы. — Не только мы сталкиваемся со смертями и болью. У большинства
врачей есть своё персональное кладбище. У тебя, у Хосока, у Намджуна. Но
никто из нас не состоит на учёте и не сидит на антидепрессантах, — поясняет
он, не отрывая от Чонгука взгляд. — У тебя есть хоть малейшее представление о
том, что это за заболевание?

— Я знаю, что такое депрессия.

— Ты знаешь, что такое депрессия, из учебника по общей психиатрии, — не даёт

договорить ему Чимин. — А ты спроси о ней у человека, который болеет.

Чонгук бы спросил, но его к этому человеку не пускают.

92/114
Он подходит к Чимину ближе и кладёт ладони на его плечи.

— Дай мне побыть с ним, — его просьба звучит совсем тихо. — Я не идиот, я не
стану напоминать ему о смертях и боли.

— Ты – нет. Воспоминания о тебе – будут.

«Ты не должен плакать. Ты ведь супергерой, а супергерои не плачут».

«Я плачу, потому что очень сильно тебя люблю».

Чонгук на мгновение прикрывает глаза.

— Я не могу оставить его одного, когда ему плохо.

— Да? — с недоверием прилетает в ответ. — И почему же?

Чимин хочет, чтобы Чонгук произнёс это вслух.

— Потому что он не оставил меня.

«Прекрати повторять это.

И думать о том, что я уйду.
Я никуда не уйду».

Чонгуку бы просто посидеть рядом с Тэхёном и помолчать. Хотя бы пару минут.

Да хотя бы минуту.

— Чимин, — едва не умоляет он, — пожалуйста.

Его навязчивое желание увидеть Тэхёна поражает. Чимин несильно

прищуривается, бегло оглядывая его и подмечая некоторые изменения в его
мимике, хмыкает про себя, пытаясь принять тот факт, что Чонгука слишком
очевидно тянет к Тэхёну, и снова тяжело вздыхает, сдаваясь под его напором.

За сегодняшний день Тэхён ничего не спросил про Чонгука. И не намекнул на то,

что думает о нём. Но каждый чёртов раз, когда Чимин приходил в его палату, он
смотрел на него так, словно ждал каких-либо новостей или переданных ему
слов.

Тэхён тоже скучает по Чонгуку.

— Если он не захочет тебя видеть, я тебя силой отсюда выведу.

Во взгляде Чонгука появляется радость.

— Спасибо, — он с благодарностью кивает ему и улыбается.

Чимин определённо точно пожалеет об этом.

— Сорок четвёртая палата. Подожди там, — он указывает рукой в нужную

сторону, чтобы сориентировать его. — Только свет не включай. У Тэхёна от него
болит голова.

Чонгук хмурит брови.

93/114
— А сам он где?

— Покурить вышел.

Чонгук хмурит брови сильнее.

— Он курит?

— А я что, как-то непонятно выразился?

Нет. Более чем.

— Я не знал, — бурчит под нос Чонгук, снимая с плеч рюкзак и направляясь за

Чимином, провожающим его до палаты.

— Первое правило общения с Ким Тэхёном: даже если тебе кажется, что ты
многое о нём знаешь, ты всё равно совершенно ничего о нём не знаешь, —
говорит по пути тот. Подойдя к нужной двери, он открывает её перед Чонгуком.
— Второе правило общения с Ким Тэхёном: всегда помнить про первое правило.

В палате, а точнее, на тумбочке рядом с кроватью, горит настольная лампа; на

одеяле лежит старая раскрытая книга.

— Хреновые правила, — подытоживает Чонгук, оглядывая неуютное полупустое

пространство.

«Не бери в голову».

«Я не могу».

Чимин, мысленно соглашаясь с ним, безмолвно кивает.

*****

«Лучшая помощь, которую мы можем оказать пришедшему в отчаяние человеку,

состоит не в снятии с него бремени, а в пробуждении у него сил, необходимых
для преодоления этого бремени».

— Тебе не кажется, — Чонгук настигает Чимина, бродящего по коридору с новой

картой в руках, — что двадцать минут для курения – это многовато?

— Я отпускаю его на улицу только один раз в день, — не отрываясь от

заполнения, проговаривает Чимин. — Думаешь, он обходится парой сигарет?

— Но это же ненормально, — не может угомониться тот.

Чимин останавливается и переводит взгляд с медкарты на Чонгука.

— Заставишь его бросить курить – я сам лично выбью тебе премию у

заведующего.

94/114
Чонгук, судя по выражению его лица, ответом не удовлетворён.

— Я схожу за ним, — он начинает вертеть головой по сторонам, считая выходы

на этаже. — Где он?

— Успокойся, — устало бубнит Чимин, перелистывая очередную страницу. — Он

ушёл минут сорок назад. Вот-вот должен вернуться.

— Сорок? — повышает голос Чонгук.

Вдалеке слышится звук отворившейся двери, и в одном из проёмов виднеется

фигура Тэхёна: он прячет руки в карманах своей огромной толстовки и выглядит
так, будто глубоко погружён в свои мысли и ничем, кроме них, в данный момент
не заинтересован. На его голову надет капюшон, к его ушам тянутся белые
провода наушников, которые контрастируют с тёмной тканью, а его взгляд
устремлён в светлый, недавно помытый пол, в котором отражаются тускло
горящие «ночные» лампочки.

Тэхён всё такой же худой и разбитый.

— Громкость голоса убавь, — требовательно звучит от Чимина. — Больные

отдыхают.

Больному Ким Тэхёну отдых, вероятно, только снится: он понимает это, когда в
десятке метров от себя видит Чонгука. Тэхён и близко не представляет, как того
пропустили сюда после отбоя и как Чимин до сих пор не выгнал его, закрыв все
двери на вход.

А ещё Тэхён хочет пробраться в свою палату, притворившись прозрачным и

минуя их обоих, но проблема состоит в том, что его палата находится намного
дальше места, на котором Чимин и Чонгук стоят. И это безумно раздражает.

Одному спокойнее.

— Я ему уже сказал, — обращается Чимин к Тэхёну, когда тот молча подходит к
ним, тормозит на безопасном расстоянии и смотрит куда-то в бок, игнорируя
Чонгука, — если ты не захочешь видеть его, я силой выведу его отсюда, — Чимин
поворачивается к Чонгуку и подмечает, что тот жутко нервничает и изводит
себя чувством вины.

Тэхён стоически молчит, оставаясь в той же позе и рассматривая белые

плинтуса. Разумеется, он хочет видеть Чонгука.

Но вместе с тем он жутко на него зол.

Но при этом он ужасно по нему соскучился.
Но ко всему прочему он жаждет на него накричать.

Как же всё, чёрт возьми, сложно.

— Ладно, — оглядывая их по очереди, произносит Чимин и принимается

пятиться назад. — Оставлю вас вдвоём.

Отличный план. Правда, Тэхён так и не решил, готов ли он остаться с Чонгуком

наедине.
95/114
«Тебе знакомо чувство, когда ты не можешь открыться людям?»

Теперь он точно никому открываться не будет. Ни одной живой душе. В том

числе, и Чонгуку. Особенно Чонгуку. Не после случившегося. Он прислушивается
к стихающим шагам Чимина, держащего путь к своему кабинету, вырывает из
ушей наушники, чувствуя, как Чонгук подходит к нему ближе, и убирает их в
карман к зажигалке и сигаретам.

Он хочет уйти от Чонгука. И хочет не уходить от него никогда. Тэхён вроде как
ненавидит его. А вроде как с точностью до наоборот.

Он уже и не помнит, когда в последний раз ощущал столько разных эмоций

сразу.

— Привет, — голос у Чонгука дрожит от волнения.

Тэхён резко поднимает на него взгляд.

— Привет? — переспрашивает он, смотря на него с непониманием. — Ты

издеваешься?

— Нет, я… — тут же спешит ответить Чонгук и протягивает к нему руки. Тэхён

не позволяет ему прикоснуться. — Давай зайдём в палату и поговорим.

— О чём? — тот выглядит крайне расстроенным. — О том, что ты прошерстил

мой блокнот? Или о том, что ты сдал меня Чимину?

Чонгуку искренне жаль: это заметно по его мимике.

— Тэхён, я испугался, — растерянно оправдывается он, не прекращая тянуться к

нему. — Я и так уже столько всего потерял, — Чонгук аккуратно кладёт ладони
на его предплечья, сжимает их покрепче и слабо мотает головой. — Я не мог
потерять и тебя, — шепчет он, вглядываясь в его глаза. — Я ведь только тебя
нашёл.

На мгновение Тэхён теряется от произнесённых им слов и их близости. Но лишь

на мгновение.

Вот он, чистый эгоизм. Я не смогу, мне будет плохо. Я испугался. Не за тебя, не
за то, что с тобой будет. А за себя, за свои собственные чувства.

— Я доверился тебе, — Тэхён морщит лоб и тычет пальцем в его грудь. — Не

потому, что это было нужно мне, а потому, что ты этого хотел, — хватка Чонгука
немного ослабевает, но Тэхёна из своих рук он не выпускает. — Мне плевать на
себя, со мной давно всё понятно. Но ты переживал из-за того, что не можешь
отплатить мне за помощь. Тебя беспокоило то, что из-за тебя я похудел. Ради
этого я тебе душу открыл – чтобы ты перестал так думать. Не ради того, чтобы
самому выговориться, не ради того, чтобы облегчить себе жизнь, — его взгляд
вмиг становится разочарованным. — И уж точно не ради того, чтобы ты влез в
мои записи и, даже не обсудив это со мной, пересказал всё Чимину.

Чонгук стыдливо опускает веки и задерживает дыхание; в тишине коридора

слышно, как колотится у него сердце. Тэхён, палец которого до сих пор
96/114
упирается в его грудь, сам ненадолго зажмуривается (ему тоже стыдно: за то,
что он вылил эмоции на Чонгука, ещё и в такой грубой форме), расслабляет свою
руку, открывая глаза и подбираясь к нему поближе, и прислоняет ладонь к
области, где отчётливее всего ощущается его сердцебиение.

Чонгук сразу кладёт поверх неё свою.

— Это не из-за того, что мои чувства для меня важнее твоих, — серьёзно говорит
он, имея в виду свой сердечный ритм и смотря на Тэхёна в ответ. Тэхён
понимает. С задержкой, но понимает. Мы можем сказать что угодно, но мы не
умеем подделывать реакции организма на чувства. Эгоисты любят и ценят
только самих себя. Но от любви к себе у них сердце не бьётся. — Что мне
сделать, чтобы ты в это поверил?

Ничего, проносится в голове у Тэхёна. Того, что он видит и чувствует, уже

достаточно.

— Ты мне скажи, — произносит он на грани слышимости.

Контролировать собственное дыхание и сердцебиение становится всё труднее.

— Не имеет значения, что я готов сделать и на что готов пойти, — Чонгук

сжимает его ладонь в своей сильнее и опускает взгляд на его губы. — Ты при
любом раскладе скажешь мне… — он вновь заглядывает в его глаза и с
раскаянием смотрит на него, замолкая на какое-то время, — «уходи», —
заканчивает шёпотом.

«Уходи»?

А Тэхён надеялся, что хотя бы Чонгук не считает его бесчувственным.

— Знаешь, Чонгук, — голос у него немного хрипит, — есть люди, которые не

садятся за руль пьяными, потому что боятся попасть в аварию и умереть, а есть
люди, которые не садятся за руль пьяными, потому что боятся кого-то сбить. Я
никогда не причислял себя к первой группе. И никогда к этому не стремился, —
Чонгук внимательно слушает его и не моргает. — Если ты думаешь, что я
прогоню тебя из-за того, что меня задел твой поступок, и буду строить из себя
обиженного и оскорблённого, забив на то, что недавно ты потерял своего
ребёнка и тебе нужна моя поддержка, то, может быть, тебе действительно
стоит уйти?

Больно. Обоим. И оба считают, что это заслуженно.

Каждая мелочь в реакции Чонгука указывает на его уверенность в том, что он и

сам никуда не уйдёт, и Тэхёна никуда не отпустит. Он по-прежнему серьёзен,
по-прежнему сожалеет о недавнем поступке, но всё равно твёрдо стоит на
своём, крепко держа его ладонь и сжимая пальцами его предплечье, и не
разрывает зрительный контакт, который ему, как Тэхёну кажется,
поддерживать в данный миг нелегко.

Тэхён ошибался, считая его эгоистом. Чонгук пришёл сюда не ради себя.

— Как же с тобой сложно, Ким Тэхён, — рассматривая его лицо, выдыхает

Чонгук.
97/114
Настолько тихо, что уловить его интонацию оказывается невозможным.

— Есть комфортный путь, — вполголоса предлагает Тэхён. — Он называется «без

меня».

Чонгук останавливает взгляд на его глазах.

— «Без тебя» мне не подходит.

В тишине коридора вновь становится слышно, как колотится его сердце.

Тэхёна всегда изумляло то, как быстро люди привыкают к кому-то. Стоит только
помочь им, проявить заинтересованность к их проблеме, побыть с ними рядом в
самый трудный момент, и они сами повысят твою ценность и значимость в своей
жизни.

Насколько же мы все слабы и одиноки, если привязываемся к каждому, кто

вытащил из нас отчаяние и боль?

— Не хочу показаться бестактным, — внезапно вмешивается в их разговор

Чимин, — но в коридоре, если вы забыли, куча камер.

Неловко.

Чонгук и Тэхён отстраняются друг от друга, оба делают шаг назад и

отворачиваются в разные стороны.

— Мы просто разговариваем, — поясняет Тэхён, убирая руки в карман толстовки.

— А на большинстве камер это выглядит так, будто вы целуетесь.

Чонгук, развернувшись к Чимину, недоуменно вскидывает бровь.

— Мы не стали бы целоваться под камерами, — спокойным тоном проговаривает

Тэхён. — В конце коридора есть балкон. Да и моя палата недалеко.

У Чонгука слегка дёргается глаз.

— Палата – лучший вариант, — поддерживает его Чимин, положительно кивая и

мельком поглядывая на Чонгука.

На Чонгука, который вообще не понимает, что здесь происходит.

— Ладно, пошутили и хватит, — Тэхёну его уже откровенно жалко, — а то у него

сейчас нервный тик начнётся.

Он неспешно обходит Чонгука, намекая ему на то, что им и в самом деле пора
перебраться в палату, снимает по пути капюшон и очень ждёт, что Чонгук
направится за ним следом, однако тот стоит на месте как вкопанный и жёстко
тупит, переваривая то, что только что услышал.

— Ты чего? — Чимин щёлкает пальцами перед его лицом и подозрительно

щурится. — Это всего лишь шутки.
98/114
Стоило прояснить это сразу.

— Угу, — мычит Чонгук, обманывая Чимина и себя заодно. — Я так и понял.

А после, всё же придя в чувства, набирает побольше воздуха в лёгкие,

разворачивается на сто восемьдесят градусов и неожиданно для самого себя
натыкается на пристальный взгляд Тэхёна, остановившегося перед дверью в
свою палату. Тэхён без него не заходит.

«Мы не стали бы целоваться под камерами.

В конце коридора есть балкон».

Да уж. Шутки.

Всего лишь.

«Вы можете закрыть глаза на вещи,

которые вы не хотите видеть,
но вы не можете закрыть своё
сердце на вещи, которые вы
не хотите чувствовать».

Дождавшись Чонгука, смущённого последним диалогом, и открыв, наконец,

дверь, Тэхён замирает в проёме с дверной ручкой в руке и полной
озадаченностью на лице; на секунду он даже ловит себя на мысли о том, что у
него съехала крыша и что то, что он видит перед собой, ему чудится.

На боковых стенах и на окне висят гирлянды-шторы, закреплённые под

потолком и свисающие до самого пола; их крохотные лампочки горят уютным
жёлтым светом, освещая палату не ярче, чем это делала настольная лампа, а на
тумбочке стоит маленькая ёлочка, украшенная игрушками и искусственным
снегом.

Но больше всего внимание Тэхёна привлекает рюкзак, скромно поставленный в

угол: он сто процентов принадлежит Чонгуку.

— Объяснишь? — не сдвигается с места Тэхён, продолжая разглядывать палату.

— Тебя забрали сюда прямо из моей квартиры, — доносится из-за спины от

Чонгука, — прямо перед Новым годом.

Первые четыре секунды Тэхён не верит в то, что услышал. Следующие четыре
он медленно поворачивается к Чонгуку.

Во взгляде у того лёгкая тревога, что совсем неудивительно: Тэхён та ещё

привереда, и ему невозможно угодить. Все, включая Чонгука, знают, что Тэхён
терпеть не может сюрпризы, однако всех, включая Чонгука, это почему-то
никогда не останавливает.

— Какого чёрта? — пожимает плечами Тэхён, мотнув головой. Вид у него по-
настоящему обескураженный. — Я был так зол на тебя, а теперь сам готов
99/114
извиняться и исполнять твои желания и мечты.

Чонгук ему ласково улыбается.

— Позволь мне остаться с тобой на Новый год, — пользуясь возможностью,

просит его он. — Это всё, чего я сейчас хочу.

Чонгук красивый. И добрый, и милый. Чересчур милый. Тэхён не должен

залипать, смотря на него вблизи, но он залипает. Это странно, и будь здесь
Чимин, он обязательно назвал бы Тэхёнову очарованность Чонгуком психическим
отклонением и порекомендовал бы ему несколько раз подумать перед тем, как
связывать себя чувствами с парнем.

— Задобрил меня новогодними огоньками и рад? — Тэхён складывает руки на

груди и сводит брови к переносице.

Улыбка не сходит у Чонгука с лица.

— Счастлив, — поправляет он, легонько толкая Тэхёна внутрь и заходя за ним

следом.

Интересно, каково это – радоваться всяким мелочам?

— Как легко сделать тебя счастливым, — с белой завистью бормочет Тэхён,

держа путь к своей кровати.

— Вообще-то есть одна вещь, которая меня расстраивает, — не особо

решительно звучит от того.

— И какая же?

— Ты куришь?

Начинается.

Тэхён, подцепивший пальцами край толстовки и собирающийся её снять,

недовольно поджимает губы.

— Курю, и что дальше?

— Что дальше? — до Чонгука и впрямь не доходит, как Тэхён может говорить об

этом настолько спокойно. — Для меня эта новость чуть шоком не стала.

Вот он, наглядный пример того, как некоторые люди раздувают драму из
ерунды.

— Почему всех вокруг это так удивляет? — Тэхён был бы не против узнать.

— Ну, — Чонгук тушуется, прежде чем продолжить, — ты выглядишь разумным

человеком.

Более нелепого аргумента Тэхён ещё не слышал.

— И как это связано с курением? — он отпускает ткань своей толстовки и

100/114
смотрит на него в ожидании пояснений. Чонгуку, само собой, сказать нечего. —
Что ж, — не получив ответа, Тэхён сам подходит к нему и протягивает руку для
рукопожатия, — приятно познакомиться, Ким Тэхён, — представляется он,
сжимая его ладонь своей, — живое воплощение нездорового образа жизни.

Который, к слову, кроме него самого, никого не касается.

Он пытается вырвать руку из Чонгуковой, но тот не даёт ему этого сделать.

— Мне это не нравится.

— Не припомню, чтобы я спрашивал твоего мнения.

Чонгуку действительно это не нравится. В первую очередь как врачу. Поэтому

он, не спросив разрешения, на ощупь находит карман на толстовке Тэхёна,
бесцеремонно достаёт оттуда пачку сигарет и зажигалку и демонстративно
машет ими у того перед лицом.

— Ты больше не будешь курить, — в приказном тоне заявляет Чонгук.

— Мам, я уже совершеннолетний.

— Не язви, — Чонгук прячет сигареты в карман своих джинсов. — Я тоже могу

разозлиться и стать невыносимым.

Тэхён чуть приближается к его лицу, пытаясь смутить его таким жестом.

— Ты уже невыносим.

— А стану ещё хуже.

Это больше смешит, чем пугает.

— Неужели? — подыгрывает ему Тэхён. — И что ты мне сделаешь?

— Не знаю, — что и требовалось доказать. — Как вариант, — Чонгук в очередной

раз опускает взгляд на его губы и подвисает (почему он так часто смотрит на
губы?), — буду маячить у тебя перед глазами в футболках с принтами картинок
«ад для перфекциониста».

Да этот парень дьявол.

— Жестоко.

Чонгук добродушно улыбается.

— Я предупреждал.

Не сказать, что Тэхён в восторге от этого бессмысленного представления, но,

глупо с этим спорить, ему приятно, что Чонгук заботится о его здоровье.

— Надо переименовать твой контакт на «зануда», — первым отходит от него

Тэхён. Ещё раз оглядев пространство вокруг себя, он рукой указывает Чонгуку
на кровать. — Присаживайся, зануда.
101/114
— Я мог бы обидеться на это, — Чонгук снимает кроссовки и с ногами забирается
на кровать, опираясь спиной о стену, — но я и правда зануда.

— Тяжело тебе живётся, — с сарказмом Тэхён на «ты». Он всё-таки снимает с

себя толстовку, аккуратно складывает её в ровный квадрат и убирает на полку
тумбочки. — Не жалко тратить время на мысли о том, что кто-то другой делает
то, что тебе не нравится?

Все те десять секунд, пока Тэхён закрывает дверцу тумбочки, убирает с кровати
книгу, освобождая место рядом с Чонгуком, и ровно укладывает её рядом с
настольной лампой, Чонгук молчит и не двигается. Более того, он выглядит так,
словно вовсе не слышал вопрос. Или же счёл его за риторический.

— Чонгук?

Чонгук, внимание которого было приковано к его рукам, поднимает на него

взгляд.

— Да? — он немного дезориентирован.

— Ответить не хочешь?

Его слова ставят Чонгука в тупик.

— Извини, ты не мог бы повторить вопрос?

Теперь в тупик поставлен Тэхён.

— В чём дело? — он подходит к кровати и останавливается перед Чонгуком.

— Я… — тот смотрит на него снизу, приоткрыв рот, — я никогда не видел тебя в

футболке.

Ах, да. Татуировки.

— Это тебе тоже не нравится? — догадывается Тэхён, забираясь на кровать и

садясь рядом с ним.

Чонгук не отвечает.

Он дотрагивается до руки Тэхёна бережно; ведёт пальцами по его коже,

наклонившись вперёд, прощупывает рельеф, который создала краска, обводит
пальцем контуры рисунков. Судя по всему, он никогда не видел татуировки
вживую, да ещё и так близко: в его взгляде заметен неподдельный интерес, у
него сильно расширенны зрачки, и он практически не дышит, пока прикасается к
ним.

Тэхён тоже практически не дышит. И умоляет свою кожу не реагировать на

прикосновения Чонгука мурашками, а своё тело – не выдавать его
замешательство из-за всей этой ситуации (Чонгук со всеми так нежен или
только с ним?). Выходит, признаться, с трудом.

— Ты игнорируешь уже второй мой вопрос, — напоминает он, убрав от Чонгука

102/114
руку, и обнимает ею себя. — Тебе нравятся татуировки?

Чонгуку приходится ненадолго отвернуться, чтобы Тэхён не увидел его

смятение.

— Скорее нет, чем да. Не могу сказать точно, — он поворачивает к нему голову и
долго смотрит на его профиль. Тэхён, прислонившийся затылком к стене,
увлечён разглядыванием гирлянды, висящей на противоположной стене. Он
обожает новогодние огоньки. — Но я могу точно сказать, что мне нравишься ты.

Наверное, у нормальных людей после таких слов начинают порхать бабочки в

животе и бешено стучать сердце, но с Тэхёном этого не происходит. Он как ни в
чём не бывало продолжает рассматривать лампочки, словно мгновение назад
Чонгук и не признался ему в своей симпатии (наверное, нормальным людям
сложно найти смелость на такой шаг), механически моргает, чувствуя боковым
зрением, что Чонгук на него пялится, и выглядит так, будто тот не сообщил ему
ничего необычного.

Он попросту не хочет отвечать избитым «ты мне тоже».

— Мог хотя бы сделать вид, что удивлён, — Чонгук говорит это с доброй
интонацией, без обиды.

— Зачем?

— Чтобы исключить такую вот неловкую ситуацию.

Тэхён тоже поворачивается к нему и заглядывает в его глаза.

— Да я, вроде, не слепой, — утверждает очевидное он.

Чонгук совершенно не похож на человека, которому неловко. На того, кто

стесняется и смущается, оказавшись очень близко, – вполне. Это невозможно не
заметить.

То, что Чонгук выделял его, Тэхёна, среди всех остальных, было понятно с
первых дней их знакомства. Тэхён может сколько угодно делать вид, что
удивлён, что не ощущает на себе взглядов, что не распознаёт ненастоящую
ненависть и неприязнь, что не знает, что эти чувства означают исключительную
заинтересованность, что не видит правды.

Это не изменит того, что Чонгук уже ему показал.

— Именно поэтому ты раздражаешь людей, — голос у Чонгука становится тише.

Людей много что раздражает.

— Думаешь, мне есть до этого дело?

Чонгук вздыхает, без слов намекая на то, что ничего другого он не ожидал.

— Люди не любят, когда о них знают то, что они не хотят, чтобы о них знали.

Они много что не любят.

103/114
— Люди сами себя выдают.

В палате раздаётся странный писк и звук лёгкой вибрации. Чонгук, приподняв

рукав свитшота, смотрит на экран электронных часов, торжественно улыбается
и, вернув всё своё внимание Тэхёну, берёт его за руку.

Это происходит слишком быстро и неожиданно.

— С Новым годом, Тэхён, — глаза у него светятся от радости.

Тэхён усмехается и мотает головой. Как же это тупо – встречать Новый год
здесь.

— Ура-а-а, — лениво тянет он, заставляя Чонгука тихонько засмеяться.

— О, я же принёс шампанское, — вспоминает Чонгук.

Он соскакивает с кровати быстрее, чем Тэхён успевает возмутиться.

— Ты с ума сошёл? — вот тебе и зануда. — Как тебя прибор пропустил? А

охрана?

Чонгук, вернувшись к нему с бутылкой в руке, разворачивает её, чтобы тот смог
прочесть этикетку. Детское. К превеликому счастью. Тэхён облегчённо
выдыхает.

У Чонгука могли быть проблемы.

— С охраной было договориться проще, чем с Чимином, — Чонгук садится совсем

рядом с Тэхёном.

Их плечи и колени соприкасаются.

— Ума не приложу, что ты ему наплёл, чтобы он разрешил тебе остаться, —

Тэхён наблюдает за тем, как Чонгук распечатывает бутылку.

— Он сказал, что я должен спросить у тебя о том, что такое депрессия, — Чонгук
убирает пробку на край кровати, но не делает глоток первым.

Он протягивает «шампанское» Тэхёну.

— А о том, что твой приход добавляет день-два к моему пребыванию здесь, он

не сказал?

Нарушение привычного хода лечения всегда отбрасывает Тэхёна назад.

— Нет, — почти шепчет тот, явно ощущая себя виноватым. — Извини.

Наверное, нет смысла рассказывать Чонгуку про изоляцию. Вряд ли Чимин это
не упомянул.

В голове мелькает мысль о том, что, быть может, если бы Чонгук поселился в
этой палате и пробыл с ним до конца лечения, то длительность его пребывания
104/114
здесь сократилась бы в разы. Конечно, это лишь предположения, основанные по
большей части на выводах о том, что Чонгук для Тэхёна является единственным
человеком, на прикосновения которого у него нет аллергии, однако что-то в этих
выводах есть.

Тэхёну однозначно легче, пока Чонгук с ним.

— Пациенты видят депрессию по-разному, — не заостряя внимание на своих

последних словах, говорит Тэхён. — Да, симптомы есть симптомы, но каждый
всё равно описывает её по-своему, — он отпивает газировку из бутылки и отдаёт
её обратно Чонгуку. — Чаще всего больные сравнивают её с адом, только не для
всех из них он одинаковый. Одни уверяют, что они живут в этом аду: их работа –
ад, привычные задачи – ад, улица, по которой они идут, – ад. Всё вокруг – один
большой ад. Другие утверждают, что ад живёт внутри них самих, — Чонгук
держит «шампанское» в руках, но не пьёт. Слушает Тэхёна. — Все они заперты в
одном из этих двух состояний и не видят из него выхода. Или же видят один –
тот, который навсегда избавит их от страданий. Самый простой способ узнать,
что они чувствуют и чем им можно помочь, – это задать тот самый вопрос, с
которым тебя отправил ко мне Чимин: «что такое депрессия?» — Тэхён забирает
у Чонгука бутылку и делает небольшой глоток. Жаль, что внутри не алкоголь.
Тэхён бы сейчас от него не отказался. — У всех свой собственный ответ.
«Депрессия – это когда тебе страшно оставаться наедине с собой». «Депрессия –
это когда ты несчастен без причины». «Депрессия – это когда ты просыпаешься
уставшим». «Депрессия – это когда ты ненавидишь себя и плачешь из-за боязни
того, что это навсегда». «Депрессия – это когда ты не помнишь, что такое
нормальная жизнь».

— Что ответил бы ты?

Тэхён стучит пальцем по горлышку бутылки, устремив взгляд в белый пол.

— Депрессия – это когда ты хочешь умереть, но чувствуешь себя так, будто ты

уже умер, — открыто озвучивает он.

Это то, что так или иначе испытывает любой пациент с депрессией. Страшнее
всего не отрицать, а понимать, что ты болен: осознавать, что мир не так уж и
плох, что в нём полным-полно светлого и хорошего, просто всё это светлое и
хорошее обходит тебя стороной.

Ты можешь быть успешным, богатым и знаменитым, у тебя может быть всё, о

чём ты мечтаешь, – здоровье, благополучие, слава, признание, любимое дело.
Любимый человек. Только твою голову это не лечит. Тебя это не спасает. Мысли-
то никуда не деваются.

Чонгук ворочается рядом, садясь к нему полубоком.

— И что с этим делать?

— Ничего, — пожимает плечами Тэхён и поворачивается к нему лицом, всё ещё

опираясь затылком о стену. — Пьёшь таблетки. Заставляешь себя есть и спать.
Через «не могу» занимаешься тем, что отвлекает тебя и не даёт сойти с ума.
Желательно, чем-то экстремальным или даже болезненным: это будет
напоминать тебе о том, что ты живой, — Чонгук на мгновение перемещает
внимание на его татуировки. — Ожидаешь худшего и не надеешься на лучшее.
105/114
Пытаешься поддержать, развеселить, сделать счастливыми всех вокруг, потому
что знаешь, каково это – испытывать моральную боль. Отталкиваешь людей, не
позволяя им приближаться: не хочешь, чтобы им было плохо из-за тебя.
Притворяешься, что ты в порядке. Слушаешь музыку. Читаешь книги. Смотришь
фильмы, — разряжает он обстановку под конец. — Просто живёшь дальше и всё.

На лице у Чонгука, взаимно смотрящего на него, не прослеживается никаких

эмоций.

— С постоянными мыслями о смерти? — чуть слышно уточняет он.

Тэхён, задумчиво потупив взгляд, подносит бутылку к губам.

— С постоянными мыслями о смерти.

«Невыносимо не само желание уйти из мира.

Невыносимо то, что мне приходится с ним жить».

— Я вытащу эту муть из твоей головы.

Тэхён усмехается и, постучав ладонью по его колену, передаёт ему

«шампанское».

— Удачи.

— Я серьёзно. Мне лишь нужно немного времени, чтобы подумать над этим, —
уходит от ответа Чонгук, делая пару глотков. — Хочешь, отправимся в
кругосветное путешествие?

— Так, — Тэхён вырывает бутылку из его рук и убирает её на тумбочку, — этому

столику больше не наливать.

На губах у Чонгука появляется улыбка.

— Тогда, хочешь, я утоплю тебя в теплоте, заботе и дружеской любви? — в

игривой форме предлагает он. — Чтобы у тебя не было ни минуты на негативные
мысли.

Что ещё за дружеская любовь?

— И зачем этой планете психиатры, когда есть Чон Чонгук, — беззлобно бурчит
Тэхён.

Если бы всё было так просто.

Палата погружается в тишину: каждый задумывается о чём-то своём. Чонгук – о

том, что сделать для Тэхёна, чтобы он перестал изводить себя, и о том, сколько
же может протянуть человек, который беспрерывно думает о самоубийстве. Год,
два? Десять? И что после этих лет от него останется? Тэхён – о том, что Чонгук и
так много для него сделал. Одним своим существованием.

И о том, что пока он сидит здесь, находиться в этой палате (читайте как:
тюрьме) не страшно.

106/114
— Я знаю, что такое потерять смысл, — вдруг хрипит Чонгук, смотря куда-то
сквозь пол. Он больше не улыбается. — Знаю, что такое «зачем дальше?» и
«будто ты уже умер». Это как злокачественная опухоль, которая разрастается
внутри и поражает твой мозг. Ты либо рискуешь и вырезаешь её, либо
оставляешь всё как есть и мучаешься от боли до тех пор, пока она тебя не
убьёт. И второе куда проще, — Чонгук прав. Твоё собственное состояние делает
тебя беспомощным и отбирает надежду на то, что удаление этой «опухоли» что-
то исправит. — Я не был готов бороться. Я элементарно не мог найти на это сил,
— он мотает головой, подтверждая истинность своих слов. — И я сам не понял,
как и когда это произошло, но я нашёл и причину, и смысл жить дальше, и не в
чувстве, а в человеке. Как ты меня и учил.

«Нужен якорь».
«Якорь?»
«Да. Близкий человек или какое-то любимое дело. Хобби. Что-то очень важное
для тебя. Любая мелочь, за которую ты можешь зацепиться. Но лучше всё-таки
человек».

— Я для тебя всего лишь якорь, — пытается объяснить ему Тэхён.

Возможно, его симпатия – ложное чувство. Возможно, Чонгук придумал её,

потому что так ему было легче справиться.

Люди в отчаянии склонны к иллюзиям и самообману.

— Да чёрт возьми, Тэхён, не всего лишь, — внезапно раздражается Чонгук,

повышая голос. Он тут же опускает веки. — Извини, — выдыхает и отсаживается
от стены, чтобы взять Тэхёна за руки. — Я это к тому, что, может быть, если я
очень постараюсь помочь тебе, ты сможешь найти смысл? Неважно, во мне или в
ком-то другом. Главное, чтобы ты его нашёл, — он не отрывает взгляд от их рук,
переплетая с ним пальцы, и часто моргает, слегка нервничая. — Я сказал тебе,
что ты мне нравишься, но это ни к чему тебя не обязывает. Я не прошу тебя
ответить мне взаимностью. Я прошу разрешить мне остаться рядом, — Чонгук
поднимает голову и смотрит Тэхёну в глаза, крепко сжимая его ладони. —
Пожалуйста, не отталкивай меня.

Тэхёну ещё никогда не было так сложно поддерживать с кем-то зрительный

контакт: эта мольба во взгляде Чонгука делает ему больно.

Но откуда взялось это чувство? И что это за чувство? Почему Тэхёну так страшно
его разочаровать?

— Что, если я хочу ответить тебе взаимностью, но не могу? — взгляд у Тэхёна

полон сожаления.

Чонгук непонимающе морщит лоб.

— Что это значит?

На всю палату раздаётся звук стука в дверь.

— Можно? — негромко доносится от Чимина. — Вы там не целуетесь?

Какая неуместная шутка.

107/114
Тэхён наклоняется вбок, чтобы заглянуть за Чонгука, который загораживает ему
дверь, но Чонгук тянет его за руки, возвращая в прежнее положение.

— Тэхён, — тон у него настойчивый, — что это значит?

Что Чонгук достоин большего и лучшего.

— Можно, — отвечает Чимину Тэхён, вырывая свои ладони из Чонгуковых.

Чонгук в замешательстве роняет руки перед собой.

— На выход, юноша, — командует Чимин, не успев подойти к кровати. — Ему

пора спать.

— Одна минута, — просит Чонгук.

— Никакой минуты, — тот непоколебим. — Через месяц договорите.

У Чонгука от удивления округляются глаза.

— В смысле через месяц?

— Плюс-минус, — вертит рукой Чимин, кивая ему на дверь. — Я нацелен на

программу «максимум».

Тэхёну нехорошо. Чонгуку, повернувшемуся к нему, кажется, тоже.

Недосказанность, оставшаяся между ними, добивает; Тэхён бы всё объяснил, не
вмешайся в их разговор Чимин, но теперь, при постороннем человеке, он не
может дать Чонгуку ответ.

Чонгук это видит. Он, по правде говоря, много что видит, пусть этого и не
показывает. Поэтому и не устраивает сцен, и не требует от Тэхёна продолжения,
идя против его воли. Ему как будто бы жаль, что всё именно так сложилось, что
они не могут посидеть ещё чуть-чуть и лишний раз дотронуться друг до друга.
Что Тэхёна сейчас закроют здесь и не выпустят до тех пор, пока он не наведёт
порядок в своей голове.

Чонгук не может на него обижаться.

— Я буду звонить, — обещает он, передавая Тэхёну взглядом «всё будет

нормально».

Чимин не заставляет себя ждать.

— Никаких звонков.

— Тогда буду писать письма и присылать их с голубями, — злится на него

Чонгук, сводя брови к переносице.

— Никаких писем и голубей, — Чимин принципиален и строг. — Идём, я провожу

тебя до лифта.

Тэхён, вглядываясь в глаза Чонгука, грустно поджимает губы.

108/114
Он не хочет прощаться с Чонгуком. Не хочет смотреть на то, как он уходит, и
думать о том, что они увидятся, как выразился Чимин, плюс-минус через месяц.
Ему больно видеть, как расстроенно Чонгук сползает с кровати, как молча он
надевает кроссовки и тянет время, как подхватывает за лямки свой рюкзак, в
котором притащил сюда новогодние гирлянды и детское шампанское.

Тэхён скучает по Чонгуку, несмотря на то, что он ещё не ушёл.

И – привет, пессимизм, проходи – он знает это чувство: ничего хорошего от него

не будет. Сначала всё будет замечательно, но потом обязательно что-нибудь
случится, и всё скатится в бездну. В более глубокую и тёмную, чем та, в которой
Тэхён выживает сейчас.

Так стоит ли рисковать? Стоит ли открывать сердце для новых ран?

— Я не тот, кто тебе нужен, — чётко проговаривает он, когда Чонгук тормозит
перед ним, чтобы попрощаться.

Его фраза даётся тяжело им обоим.

— Именно тот, Тэхён, — не задумываясь, отвечает Чонгук.

У Чимина не получается определиться, на кого из них смотреть.

— Нет, Чонгук, — Тэхён выглядит уставшим и не желающим продолжать этот

разговор. — Я худший вариант из всех возможных.

Эта дурацкая привычка решать за других его когда-нибудь погубит.

Чонгук отворачивается и больше не произносит ни слова. Лишь на выходе, когда

Чимин почти закрывает за ними дверь, Тэхён слышит его «я ни черта не
понимаю» и «умоляю, вправь ему мозги».

Тэхёну не помешали бы новые. Не засорённые всякими предрассудками и

домыслами. Глядишь, и перестал бы упускать людей, которые способны научить
его справляться со всем этим дерьмом.

«Я прошу разрешить мне остаться рядом.

Пожалуйста, не отталкивай меня».

Что всё-таки страшнее – рискнуть и вырезать «опухоль» или снова сдаться и

продолжить мучиться от боли до тех пор, пока она не убьёт?

Чёрт его знает. У обоих вариантов будут последствия.

Тэхён только что бесповоротно запутался.

*****

«Освободите себя от надежды,

что море когда-нибудь успокоится.
109/114
 Мы должны научиться плыть
при сильном ветре».

Одному спокойнее.

Тэхён прикрывает глаза, прислоняется затылком к холодной кирпичной стене

балкона и, спрятав руки в карманы халата, громко вздыхает.

На часах двадцать две минуты одиннадцатого.

Сорок шесть – столько дней потребовалось Чимину, чтобы перевести текущий

эпизод депрессии Тэхёна из тяжёлой степени в среднюю. За это время Тэхён
успел привыкнуть к новому препарату, многое обдумать (в особенности
касательно Чонгука) и не без помощи Чимина справиться с горем, с которым он
уживался после потери друга, и моральной опустошённостью.

Ровно полтора месяца Тэхён не слышал и не видел Чонгука, но не забывал о нём

ни на день. В какой-то момент тоска по нему стала мощным стимулом побыстрее
вылечиться: Тэхён и не знал, что можно так сильно скучать по человеку. Что он
вообще на такое способен. А ещё Чимин, подговорённый, по всей видимости,
Чонгуком, то и дело подливал масло в огонь.

Не то чтобы он был рад тому, что два его коллеги-мужчины запали друг на
друга, и не то чтобы он приветствовал влечение людей к лицам своего пола, но,
по крайней мере, Тэхёну он дал ясно понять, что если они с Чонгуком разорвут
их связь, то он лично сделает им обоим, как он выразился, «бо-бо».

Тэхёна выписали буквально полчаса назад: он успел принять душ, переодеться в

вещи, которые Намджун привёз из его квартиры и оставил в шкафу в
ординаторской, надеть свой любимый халат – возможно, по халату Тэхён скучал
даже больше, чем по Чонгуку – и, естественно, выйти на работу, не соизволив
съездить домой.

Дело осталось за малым: позвонить или написать Чонгуку.

— А я думал, ты мне позвонишь, — озвучивает Чонгук, неожиданно

появляющийся в дверях балкона, — или напишешь.

Тэхён, устремив взгляд в пол, усмехается: они теперь читают мысли друг друга?

На Чонгуке длинный расстёгнутый пуховик, тёмно-серый лонгслив и рваные

джинсы: он, очевидно, сегодня не в ночной смене и приехал на работу
специально для того, чтобы увидеться с Тэхёном. Чонгук не выглядит грустным,
невыспавшимся и уставшим; его улыбка искренняя и довольная, а цвет его кожи
здоровый, что не может не радовать.

Если бы кто-то знал, как Тэхён счастлив его видеть.

Все эти полтора месяца, сколько бы он ни просил, Чимин ничего не рассказывал

о Чонгуке, но пару раз в порядке исключения крайне доступно намекнул, что
весь коллектив вовлечён в то, чтобы тот ни на секунду не унывал и жил дальше
после того, что случилось с его дочкой.

110/114
Если бы кто-то знал, как Тэхён благодарен им всем.

— Вечно ты появляешься здесь в неподходящий момент, — вспоминая их первую

встречу, по-доброму вздыхает Тэхён.

Чонгук, опирающийся плечом о дверной проём, тихо смеётся.

— Не думал, что здесь кто-то есть.

— Ты мне не мешаешь, — Тэхён поворачивается к нему и улыбается.

Тогда у них не получилось нормально поговорить.

«Чонгук, будет нелегко, но ты справишься. Это пройдёт».

— Как дела? — спрашивает Чонгук, не придумав ничего банальнее.

— Ну, — качнув головой, Тэхён опускает уголки губ, — если учитывать тот факт,
что в паре метров от меня стоит человек, которого я раздражаю, а я очень
люблю раздражать людей, то мои дела просто превосходно, — Чонгук снова
смеётся, вынуждая Тэхёна улыбаться шире. — Я ведь по-прежнему раздражаю
тебя?

— О, ещё как.

Теперь они смеются враз.

Если бы кто-то знал, как Тэхёну не хватало этого. Как его завораживает улыбка
Чонгука и его смех, как ему самому хочется радоваться, когда он видит такое (и
он радуется). Как он хочет попросить прощения за всё, что он наговорил
сгоряча, как хочет пообещать никогда больше не заявлять подобное.

Как его тянет к нему с невероятной силой и как тяжело ему бороться с собой.

— А у тебя что нового? — невозмутимо уточняет он, изучая его взглядом.

— Чимин заявил, что мои чувства к тебе – это отклонение, — Чонгук смотрит на
улицу через оконные стёкла. — И твои ко мне – тоже.

Было бы странно, если бы он это не заявил. Чимин до сих пор не может

привыкнуть к тому, что мир за последние годы стал более толерантным.

— Покажи мне человека без отклонений.

В ответ – тишина.

Чонгук остаётся на месте, не торопясь подойти к Тэхёну, не уделяет ему

внимание, как делал это прежде, и на фоне этого у Тэхёна появляется лёгкая
тревога внутри. Он не любитель накручивать себя без повода и по пустякам и
никогда не ищет плохие знаки в чьих-то действиях, но нежелание Чонгука
оказаться рядом несколько напрягает его и не даёт угомонить негативные
мысли.

Чувства Чонгука, о которых он говорит, остыли? Или же его преследует боязнь

111/114
сделать что-то не так?

— Я долго размышлял над тем, что ты мне сказал, — Чонгук продолжает

всматриваться в деревья, растущие через дорогу и образующие собой то ли лес,
то ли заброшенный парк, — и жутко злился. Ты научил меня не отворачиваться,
когда мне плохо, но отвернулся от меня сам, когда было плохо тебе. Но ведь то,
что тебе часто бывает плохо, не делает тебя худшим вариантом из всех
возможных. Ни тебя, ни кого-то другого. Мне тоже часто бывает плохо. Работа у
нас такая: ни дня без отчаяния больных. Мы страдаем и всегда будем страдать
вместе с ними. Этого не избежать, как бы мы ни старались помочь им, но с этим
легче справиться, когда кто-то есть рядом, — Тэхён не отводит взгляд от его
профиля и очень хочет к нему подойти. — Ты вовсе не худший, ты единственный
вариант для меня. Никто и никогда не сможет понять меня так, как ты. А тебя –
так, как я. Даже если Чимин прав, даже если эти чувства действительно
отклонение, какое это будет иметь значение, если в итоге, оставшись вместе, мы
сможем друг друга спасти?

Чонгук поворачивается к нему и несколько секунд молчит, поддерживая с ним

зрительный контакт. Тэхён же впервые в своей жизни не знает, что ответить и
как поддержать разговор. Это он должен говорить все эти вещи, это ему, как
специалисту, полагается смотреть на ситуацию со стороны и развеивать свои и
чужие страхи, но сейчас этим занимается Чонгук, и у него это получается
превосходно.

Он помогает Тэхёну разобраться.

— Я правда пытался думать иначе, — негромко слышится от Чонгука. — «А что,

если ничего не выйдет?», «а что, если станет только хуже?», «а что, если это
сломает нас?», если, если, если. Я представлял, как прихожу на работу, просто
здороваюсь с тобой, просто киваю тебе, когда ты проходишь мимо по коридору,
просто сижу неподалёку во время обеда, просто прощаюсь с тобой в конце
смены. И мне так не нравилось это «просто», — он делает шаг вперёд, проходя
на балкон. — Эти мозговые штурмы ни к чему меня не приводили. В конце
концов, как бы я ни обманывал себя, как бы я ни боялся ответственности и
перемен, мысли каждый раз сводились к тому, что всё, что я на самом деле
делаю, – это скучаю по тебе, когда ты не рядом.

И дышать вдруг становится легче.

Удивительно устроена наша жизнь: ты годами пытаешься изменить свой

маленький мир и постоянно терпишь провалы, а потом появляется один человек
и переворачивает всё вмиг. Это происходит настолько быстро, что у тебя не
сразу выходит всё осознать. Ты не замечаешь, как потихоньку перестраивается
вся твоя жизнь, как по кирпичику строится твоя новая Вселенная, в которой ты
больше не несчастен и не одинок. В какой-то момент ты попросту открываешь
глаза, смотришь перед собой и понимаешь, что как прежде больше не будет.

Тэхён понимает это окончательно: он нравится Чон Чонгуку.

И, как бы для него самого это ни было странно, его чувства взаимны.

— Может, прекратишь болтать и обнимешь меня уже? — едва сдерживая

улыбку, просит Тэхён.

112/114
На самом деле, он всё ещё не может подобрать слов, но Чонгуку об этом знать
необязательно.

Чонгук смущённо смеётся и, помотав головой, подходит к нему вплотную.

— Я знаю, ты плохой парень с татуировками и вредными привычками, и всё

такое, но... — он сужает глаза, не предпринимая попыток его обнять: дразнит, —
кажется, у тебя покраснели щёки.

Вот чёрт.

— Это от холода, — не поддаётся на провокацию Тэхён.

— Ну да, конечно.

А с виду такой добрый и милый.

Тэхён заворожённо разглядывает его ресницы, родинки, веснушки и медленно

моргает. Как можно было не разглядеть то, какой он, раньше?

— Я тоже скучал по тебе, — честно говорит Тэхён, залипая на его красоту и

улыбаясь уголком губ. — Не представляешь, как сильно.

Представляет, ещё как. Это видно по его глазам.

Чонгук аккуратно притягивает Тэхёна к себе, прячет его в пуховике, обвивая

руками за талию и согревая его своим теплом, и смотрит на него, как на очень
близкого, даже родного ему человека.

— Это была самая холодная зима, — с тоской в голосе и благодарностью во

взгляде шепчет он, не отпуская его ни на миг. — Если бы не ты, я…

— Чонгук, — Тэхён приподнимает одну из своих рук, которые Чонгук зажал

между ними, и кладёт ладонь на его щёку, — давай думать о том, что ждёт нас
впереди?

Потерянного уже не вернуть.

— Ты прав, — кивает ему Чонгук и застенчиво уклоняется, когда Тэхён,

задолбавшийся ждать, пока тот сделает это первым, приближается к его лицу,
чтобы поцеловать его. — Ты… что ты делаешь? — он часто хлопает ресницами, и
у него начинает бешено колотиться сердце: Тэхён ощущает это ладонью,
которой упирается в его грудь. — А если нас кто-нибудь увидит?

Им определённо придётся долго привыкать друг к другу.

— Какой же ты всё-таки зануда, — на выдохе произносит Тэхён, прижимаясь к

Чонгуку теснее.

Он крадётся второй рукой вверх, наблюдая за тем, как у Чонгука из-за его
действий точно так же краснеют щёки, берёт его лицо в свои холодные ладони
и, улыбнувшись от умиления, тянется к его губам. Чонгук ему больше не
сопротивляется.

113/114
Одному Рядом с Чонгуком спокойнее.

Примечание к части

Ещё раз спасибо.

В конце зимы скину в группу плейлист, под который я писала этот фанфик (одни
из любимых композиций: грустные, эмоциональные, без слов), а пока предлагаю
вам послушать песню, под которую я прощаюсь с последней главой:
https://vk.com/wall-149273802_21416

114/114