Илл.

Narwen (фон Doug Wheatley)

 Джордж Р. Р. Мартин

Пламя и кровь

Неофициальный перевод
7kingdoms.ru

Последняя редакция от 13.08.2019 (1.04)

2

За триста лет до ИГРЫ ПРЕСТОЛОВ Вестеросом

правили драконы.

Перед вами первый том «Пламени и крови»,

предыстории саги «Песнь Льда и Пламени» Джорджа Р.Р.
Мартина. Эта книга — не обычный роман, но исторический
трактат, рассказывающий о давно минувших временах.
Некоторые ее части должны быть знакомы поклонникам
«Песни»: «Пламя и кровь» выросла из материалов,
написанных Мартином для «Мира Льда и Пламени», и
отдельные фрагменты растущей в объеме книги
публиковались в виде повестей «Принцесса и королева»,
«Порочный принц» и «Сыны Дракона» в последующие годы. И
все же даже уже опубликованные в прошлом тексты были в
немалой степени дополнены и исправлены, а большую часть
книги составляют новые хроники, полностью охватывающие
почти полтора века истории Семи Королевств от Эйгона I
Завоевателя до Эйгона III Драконьей Погибели.

Все иллюстрации в этой книге, если не указано иное,

были выполнены американским художником Дугом Уитли
(Doug Wheatley).
 3

Перевод книги на русский язык был выполнен

сообществом 7kingdoms.ru. Благодарности и низкий поклон
за хорошую работу всем переводчикам и редакторам,
принявшим участие в переводе. Не умаляя достоинств
официального перевода Натальи Виленской и отдавая
должное ее опыту и профессионализму, мы все же не смогли
отказать себе в удовольствии продолжить многолетние
переводческие традиции сообщества и подготовить
собственный, как можно более полный перевод.

В переводе участвовали: Arystan, Daena, Dora Dorn,

Gotcha, John Smith, miniDi, Orys, Sarantan, Shtee,
taelshaany, Xanvier Xanbie, Анонимус-сан, Багровый
Ястреб, Бешеный Воробей, ЛедиЛёд, Старуха Изергиль.
Редакторы и корректоры: Alenna Redwin, Arthur, Cat.,
Daena, Jade, miniDi, sverchok2, ЛедиЛёд, Старуха
Изергиль и другие.
Верстка и подготовка иллюстраций: Narwen, Xanvier
Xanbie, ЛедиЛёд
Главный редактор перевода: Xanvier Xanbie.

Этот неофициальный перевод был осуществлен силами

сообщества 7kingdoms.ru исключительно с целью
углубленного изучения иностранного языка, не является
коммерческим, не преследует извлечения прибыли и иных
выгод.
4

Оглавление
Завоевание .............................................................................................. 7
Царствование Дракона – Войны короля Эйгона I ............................ 36
Дракон о трех головах – Правление при короле Эйгоне I ............... 50
Сыны Дракона ...................................................................................... 63
Из принцев в короли – воцарение Джейхейриса I .......................... 130
Год Трех Невест – 49 год от Завоевания Эйгона ............................ 149
Избыток правителей .......................................................................... 173
Время испытаний – Преображение королевства ............................ 211
Рождения, смерти и измены при короле Джейхейрисе I ............... 234
Джейхейрис и Алисанна – их триумфы и трагедии ....................... 274
Долгое царствование – Джейхейрис и Алисанна. Политика,
потомство и потери ........................................................................... 327
Преемники Дракона – Вопрос престолонаследия .......................... 408
Погибель драконов – Черные и зеленые ......................................... 474
Погибель драконов – Сын за сына ................................................... 501
Погибель драконов – Красный дракон против золотого ............... 519
Погибель драконов – Рейнира торжествующая .............................. 557
Погибель драконов – Рейнира поверженная ................................... 613
Погибель Драконов – Краткое и скорбное царствование
Эйгона II ............................................................................................. 668
Час Волка ............................................................................................ 693
Регентство – Десница под капюшоном ........................................... 720
Регентство – Война, мир и ярмарки скота ....................................... 754
Регентство – Плавание Алина Дубового Кулака ............................ 791
Лиснийская весна и конец Регентства ............................................. 813
Династия Таргариенов ...................................................................... 864
 5

Рисунок 1. Мейстер Гильдейн, автор рукописи.

6

ПЛАМЯ И КРОВЬ
Летопись династии Таргариенов,
королей Вестероса

ТОМ I
От Эйгона I Завоевателя
До Эйгона III Драконьей Погибели

Сей труд составлен

архимейстером Гильдейном из
Цитадели Староместа

(переложено Джорджем Р.Р.

Мартином)
 7

Завоевание
Мейстеры Цитадели, в чьем ведении находятся хроники
Вестероса, на протяжении последних трех столетий
использовали Завоевание Эйгона как начало счета времени.
Годы рождений, смертей, битв и иных событий записываются
либо «от З.Э.» («от Завоевания Эйгона»), либо «до З.Э.» («до
Завоевания Эйгона»).
Знающим же книжникам известно, что подобное
летоисчисление отнюдь не является достоверным. Завоевание
Семи Королевств Эйгоном Таргариеном случилось не в один
день. От высадки Эйгона и до его коронации в Староместе
миновало более двух лет... и даже тогда Завоевание не
завершилось, ибо Дорн остался непокоренным. Попытки
присоединить дорнийцев к общему государству делались
время от времени на протяжении всего правления короля
Эйгона и продолжились в годы царствования его сыновей, так
что указать точный срок окончания войн Завоевания не
представляется возможным.
Даже по поводу дня их начала имеется некое
заблуждение. Многие ошибочно полагают, что царствование
короля Эйгона I Таргариена началось в тот день, когда он
высадился в устье Черноводной, у подножия трех холмов, где
впоследствии встал город Королевская Гавань. Это неверно.
Действительно, день Высадки Эйгона отмечался и самим
королем, и его потомками, однако Завоеватель отсчитывал
время своего правления с того дня, когда его короновал и
помазал верховный септон Святой Веры в Звездной септе
Староместа. Коронация же состоялась через два года после
Высадки Эйгона, намного позже его побед в трех главнейших
битвах Завоевания. Таким образом, можно заключить, что
большая часть собственно покорения Вестероса совершилась
во 2-1 годах до З.Э. – «до Завоевания Эйгона».
Таргариены – древний род чистейшей валирийской
крови, повелители драконов с долгой родословной. За
8

двенадцать лет до Рока Валирии (114 год до З.Э.) Эйнар

Таргариен продал свои владения в Республике и Землях
Долгого лета и вкупе со всеми своими богатствами, рабами,
драконами, женами, детьми и прочей родней переселился в
Драконий Камень – угрюмую островную цитадель под
курящейся горой в Узком море.
Во дни своего расцвета Валирия была наивеличайшим
городом во всем изведанном мире, средоточием силы и
просвещения. За ее блистающими стенами четыре десятка
противоборствующих домов соперничали за власть и славу
при дворе и в совете, возвышаясь и падая в бесконечной,
изощренной и, нередко, беспощадной борьбе за влияние.
Таргариены были далеко не самыми могущественными из
драконьих владык, и недруги сочли их бегство на Драконий
Камень за малодушие и признание своего поражения. Но дочь
лорда Эйнара, дева Дейнис, которую с той поры всегда звали
Дейнис Сновидицей, провидела изничтожение Валирии от
бушующего огня. И, когда двенадцать лет спустя приспел Рок,
единственными выжившими из повелителей драконов
оказались Таргариены.
А до того Драконий Камень два века являл собой
передовой рубеж валирийской державы в закатной стороне.
Его местоположение в проливе Глотка давало правителям
острова владычество над Черноводным заливом и позволяло и
Таргариенам, и их ближайшим сподвижникам, Веларионам с
Дрифтмарка (малому дому валирийского происхождения),
пополнять казну за счет проходящих торговых судов. Корабли
Веларионов и еще одного дружественного валирийского дома,
Селтигаров с Клешни, держали среднюю часть Узкого моря,
тогда как Таргариены со своими драконами господствовали в
небесах.
И все же на протяжении большей части столетия,
последовавшего за Роком Валирии (и по праву именуемого
Кровавым веком), дом Таргариенов устремлял взор на восток,
а не на запад, и мало интересовался делами Вестероса. Геймон
 9

Таргариен, брат и супруг Дейнис Сновидицы, наследовал

Эйнару Изгнаннику как лорд Драконьего Камня и стал
известен под именем Геймона Великолепного. После кончины
Геймона совместно правили сын его Эйгон и дочь Элейна.
Позже лордство переходило к их сыну Мейгону, его брату
Эйрису и сыновьям Эйриса – Эйликсу, Бейлону и Деймиону, а
затем Драконий Камень унаследовал Эйрион, сын последнего.
Эйгон, оставшийся в истории как Эйгон Завоеватель и
Эйгон Дракон, родился в 27 году до З.Э. на Драконьем Камне
у лорда Эйриона и леди Валейны из дома Веларионов (по
линии матери леди сама была наполовину Таргариен). Эйгон –
их единственный сын и второй ребенок, у которого имелось
еще две законнорожденные сестры: старшая Висенья и
младшая Рейнис. Сочетание браком сестер и братьев – давний
обычай среди властителей драконов Валирии, позволяющий
сохранять чистоту крови, но Эйгон взял за себя разом обеих
своих сестер. Ожидалось, что, согласно традиции, он женится
только на старшей сестре, Висенье; добавление второй
супругой Рейнис не являлось привычным, хотя подобные
примеры случались и прежде. Рассказывали, что Эйгон взял в
жены Висенью из чувства долга, а Рейнис – по любви.
Еще до начала супружества и брат, и обе сестры оседлали
драконов. Из пятерых ящеров, покинувших Валирию с
Эйнаром Изгнанником, до дней Эйгона дожил лишь один:
великий зверь, именуемый Балерионом Черным Ужасом. Двое
других, более молодые Вхагар и Мераксес, вышли из яиц уже
на Драконьем Камне.
Из уст несведущих людей зачастую можно услышать,
что Эйгон Таргариен так никогда и не ступал на землю
Вестероса вплоть до дня, когда корабли его отплыли на
Завоевание. Утверждение это далеко от истины, ибо еще за
много лет до того плавания по велению лорда Эйгона был
вырезан из дерева и раскрашен Расписной стол: громоздкая
столешница около пятидесяти футов длиной, которой придали
вид Семи Королевств и расписали красками, изобразив на ней
10

все леса, реки, города и замки. Очевидно, что интерес к

Вестеросу возник у Эйгона задолго до событий, сподвигших
его начать войну. Имеются достоверные описания того, как
Эйгон и сестра его Висенья в юности посещали Цитадель
Староместа и охотились с соколами на Арборе как гости лорда
Редвина. Возможно, он бывал и в Ланниспорте – тут
источники не сходятся меж собой.
Вестерос в пору молодости Эйгона был разделен на семь
враждующих держав, и едва ли отыщется год, когда бы две или
три из них не воевали друг с другом. Обширным, холодным и
каменистым Севером правили Старки из Винтерфелла, в
пустынях Дорна господствовали принцы Мартеллы. Над
богатыми золотом Западными землями властвовали
Ланнистеры из Утеса Кастерли, над плодородным Простором
– Гарденеры из Хайгардена. Долина, Персты и Лунные горы
принадлежали дому Арренов... но самыми воинственными
королями поры Эйгона были те, чьи владения лежали ближе
всего к Драконьему Камню: Харрен Черный и Аргилак
Надменный.
Из Штормового Предела, своей могучей цитадели,
Штормовые короли дома Дюррандонов некогда правили
восточной частью Вестероса от Мыса Гнева до Крабьего
залива, но прошедшие века подточили их могущество. Короли
Простора по кусочку обгрызали их владения с запада,
дорнийцы тревожили с юга, а Харрен Черный со своими
железными людьми выдавил их с Трезубца и со всех земель,
лежащих севернее Черноводной. Король Аргилак, последний
из Дюррандонов, на какое-то время смог остановить упадок.
Будучи еще подростком, он отразил дорнийское вторжение;
двадцатью годами позже пересек Узкое море и вступил в союз
против мечтающих об империи «тигров» Волантиса; также
убил Гарса VII Гарденера, короля Простора, в битве на Летнем
поле. Но Аргилак старел: на его знаменитую гриву черных
волос легла седина, а воинское мастерство его рук поблекло.
 11

Король Островов и Рек, Харрен Черный из дома Хоаров,

загреб в стальной кулак все Речные земли к северу от
Черноводной. Еще дед Харрена, железнорожденный Харвин
Твердая Рука, отобрал Трезубец у Аррека, деда Аргилака (а
предки последнего за века до того ниспровергли последних
королей Реки). Отец Харрена расширил свои владения на
восход до Сумеречного Дола и Росби. Сам же Харрен посвятил
большую часть своего долгого правления – без малого сорок
лет – возведению гигантского замка близ Божьего Ока. Но
строительство близилось к завершению, и было ясно, что уже
очень скоро железнорожденные будут искать себе новые
завоевания.
Не было в Вестеросе короля, который внушал страх
сильнее, чем Харрен Черный, жестокость которого вошла в
легенды по всем Семи Королевствам. И ни один король в
Вестеросе не ощущал угрозу столь явно, как последний из
Дюррандонов, Штормовой король Аргилак – увядающий воин
с дочерью-девицей как единственной наследницей. Вот
потому он и обратился к Таргариенам с Драконьего Камня,
желая отдать свою дочь в жены лорду Эйгону. Аргилак
посулил в приданое за ней все земли к востоку от Божьего Ока,
от Трезубца до Черноводной.
Эйгон Таргариен отверг предложение Штормового
короля, заметив, что у него уже есть две жены и в третьей он
не нуждается. А предлагаемыми в приданое землями уже
более поколения владел Харренхолл, и не Аргилаку было их
раздавать. Очевидно, что стареющий Штормовой король
задумал поставить Таргариенов на Черноводной как щит
между своими землями и державой Харрена Черного.
Лорд Драконьего Камня высказал собственное суждение:
он возьмет земли приданого, если Аргилак уступит также
Крюк Масси и леса с равнинами к югу от Черноводной –
вплоть до истоков Мандера и реки Путеводной. Договор будет
скреплен браком дочери Штормового короля и Ориса
Баратеона, друга детства и поединщика лорда Эйгона.
12

Аргилак Надменный предложенные условия отринул, и

отринул с гневом. Орис Баратеон, по слухам, был
незаконнорожденным братом лорда Эйгона, и Штормовой
король не желал бесчестить свою дочь, отдавая ее руку
бастарду. Его привело в ярость одно только предложение
такого брака. Аргилак отрубил руки послу Эйгона и отослал
на Драконий Камень в ларце, добавив слова: «Вот
единственные руки, которые получит от меня твой
ублюдочный братец».
Эйгон не дал ответа. Вместо того он призвал на Драконий
Камень своих друзей, знаменосцев и основных сподвижников.
Число их было невелико. На верность дому Таргариенов
присягали Веларионы с Дрифтмарка, а также Селтигары с
Клешни. Также прибыли лорды с полуострова Крюк Масси:
Бар-Эммон из Острого Мыса и Масси из Камнепляса. Они оба
преклоняли колени перед Штормовым Пределом, но узы,
соединяющие их с Таргариенами, были прочнее. Лорд Эйгон и
его сестры держали со всеми совет, а также посетили замковую
септу, где вознесли молитвы Семерым богам Вестероса
(отмечено, что Эйгон никогда прежде не слыл набожным
человеком).
На седьмой день туча воронов с шумом взметнулась с
башен Драконьего Камня и понесла слова лорда Эйгона по
всем королевствам Вестероса. Птицы летели к семерым
королям, в Цитадель Староместа, к лордам великим и малым с
единственным известием: с нынешнего дня в Вестеросе будет
только один король. Преклонившие колена перед Эйгоном из
дома Таргариенов сохранят свои земли и титулы. Обратившие
против него оружие будут повержены, посрамлены и
обращены в прах.
Свидетельства расходятся в том, сколько мечей взошло
на корабли Эйгона и его сестер у Драконьего Камня.
Некоторые рассказывают о трех тысячах, другие исчисляют их
лишь сотнями. Скромное воинство Таргариенов высадилось в
устье реки Черноводной, на северном берегу, у маленькой
 13

рыбачьей деревушки, над которой возвышались три лесистых

холма.
Во дни Сотни королевств на верховенство над устьем
реки притязали многие мелкие властители. Среди таковых
были и Дарклины, короли Сумеречного Дола, и Масси из
Камнепляса, и короли Реки прежних лет, будь то Мадды,
Фишеры, Бракены, Блэквуды или Хуки. Вершины трех холмов
не раз увенчивали башни и остроги – лишь для того, чтобы их
разрушила очередная война. И ныне Таргариенов встретили
разве что заросшие руины и разбитые камни. Устье
Черноводной не оборонялось никем, хотя на него заявляли
права и Штормовой Предел, и Харренхолл. Ближайшие же
замки держали малозначимые лорды, не обладавшие ни
великими силами, ни военной доблестью – более того,
имевшие мало причин любить Харрена Черного, называвшего
себя их сюзереном.
Эйгон Таргариен, не мешкая, обнес палисадом из земли
и бревен высочайший из трех холмов и отрядил своих сестер,
чтобы заручиться покорностью упомянутых близлежащих
замков. Росби без боя сдался Рейнис и златоглазой Мераксес.
В Стокворте сколько-то арбалетчиков пытались обстреливать
Висенью, но стоило пламени Вхагар опалить кровлю главной
башни замка – подчинился и Стокворт.
Первому истинному испытанию Завоевателей подвергли
лорд Дарклин из Сумеречного Дола и лорд Мутон из
Девичьего Пруда, которые соединили свои силы и с тремя
тысячами мечей выступили на юг, желая загнать пришельцев
обратно в море. Эйгон послал Ориса Баратеона, чтобы тот
ударил по ним прямо на дороге, сам же, оседлав Черного
Ужаса, обрушился на противника с неба.
В последовавшей неравной битве пали оба лорда; после
чего сын Дарклина и брат Мутона сдали их замки и присягнули
мечами дому Таргариенов. В ту пору Сумеречный Дол был
главным вестеросским портом на Узком море, богатея и
процветая на торговле, шедшей через его гавань. Висенья
14

Таргариен не дозволила предать город разграблению, но без

колебаний присвоила его сокровища, изрядно пополнив казну
Завоевателей.
Здесь, пожалуй, будет уместно обсудить разные натуры
Эйгона Таргариена и его сестер-королев.
Висенья, старшая из троицы Таргариенов, была
воительницей не хуже самого Эйгона, и в кольчуге ей было
столь же удобно, сколь и в шелках. Она носила валирийский
длинный меч, именуемый Темной Сестрой, и владела им
искусно, поскольку наряду со своим братом упражнялась
сызмальства. Красота ее была строгой и суровой, невзирая на
серебристо-золотые волосы и лиловые глаза валирийки. Даже
те, кто любил ее более других, находили, что Висенья жестка,
серьезна, беспощадна; также поговаривали, что она знает толк
в ядах и не чурается темных искусств.
У младшей же из троицы Таргариенов, Рейнис, было все
то, чего не имелось у ее сестры: игривость, любопытство,
порывистость и склонность к мечтательности. Не будучи
истой воительницей, Рейнис любила музыку, танцы и поэзию,
благодетельствовала многим певцам, актерам и кукольникам.
Кроме того, говорили, что Рейнис проводит на драконьей
спине более времени, нежели ее брат и сестра вместе взятые,
ибо превыше всего она любила рассекать небеса. Люди
слышали, как однажды королева заявила, что-де желает
прежде конца своей жизни вместе с Мераксес перелететь
Закатное море и глянуть на тамошние дальние берега. В то
время как верность Висеньи ее брату-супругу никто не
подвергал сомнению, Рейнис окружала себя смазливыми
юношами, и, по слухам, даже развлекалась кое с кем из них в
своей опочивальне в те ночи, когда Эйгон пребывал со
старшей сестрой. Но, невзирая на толки, придворные
сплетники не могли не заметить, что на каждую ночь с
Висеньей король проводит десять ночей с Рейнис.
 15

Рисунок 2. Король Эйгон I Таргариен с королевами Висеньей и Рейнис на

Железном троне.
16

Сам же Эйгон Таргариен, как ни странно, для своих

современников являлся такой же загадкой, что и для нас.
Эйгон, владея клинком из валирийской стали – Черным
Пламенем, считался одним из величайших воителей своей
поры, однако же не находил забавы в ратных подвигах и
никогда не выезжал на турниры и общие схватки. Под седлом
его был Балерион Черный Ужас, но в полет он отправлялся
лишь ради битвы или же ради спешного преодоления земель и
морей. Властный вид Эйгона привлекал людей под его стяги,
тем не менее, близких друзей у него не имелось, за
исключением наперсника отрочества, Ориса Баратеона.
Женщин тянуло к нему, но Эйгон оставался верен супругам.
Как монарх, он оказывал превеликое доверие Малому совету и
своим сестрам, оставляя на них изрядную долю каждодневных
забот управления государством… однако, не колеблясь, брал
власть в свои руки, когда полагал то нужным. Сурово обходясь
с мятежниками и предателями, Эйгон был мягок к бывшим
недругам, преклонившим перед ним колени.
Впервые свое великодушие он проявил в Эйгонфорте,
безыскусной крепости из земли и бревен, которую воздвиг на
том самом месте, что с тех пор и навеки прозвали Высоким
холмом Эйгона. Взяв дюжину замков и овладев обоими
берегами в устье Черноводной, он призвал побежденных
лордов. И когда те сложили к ногам Эйгона свои мечи, он
поднял былых врагов с колен и подтвердил их права на земли
и титулы. Своим давнишним сподвижникам он воздал новые
почести. Деймона Велариона, лорда Приливов, сделал
мастером над кораблями, сиречь начальствующим над
королевским флотом. Тристона Масси, лорда Камнепляса,
назвал мастером над законами, Криспиана Селтигара –
мастером над монетой. Ориса Баратеона же Эйгон
провозгласил «щитом моим и поборником, крепкой десницей
моей». Потому мейстеры почитают Баратеона за первого
королевского десницу.
 17

Знамена с гербом имели давнюю традицию среди лордов

Вестероса, но никогда не были в ходу у повелителей драконов
старой Валирии. И потому, после того, как рыцари развернули
огромный боевой стяг Эйгона – шелковый, с красным
трехголовым драконом, изрыгающем пламя на черном поле –
лорды восприняли его как знак, что Таргариен воистину один
из них, достойный верховный правитель Вестероса. Как
только королева Висенья возложила на чело своего брата
усыпанный рубинами венец из валирийской стали, а королева
Рейнис провозгласила его «Эйгоном, первым сего имени,
королем всего Вестероса и щитом своего народа», тотчас же
драконы взревели, а лорды и рыцари закричали здравицы… но
пуще всех ликовал простой люд: рыбаки, батраки и добрые
хозяйки.
Однако же семеро королей, которых Эйгон Дракон
вознамерился лишить корон, не ликовали. В Харренхолле и
Штормовом Пределе Харрен Черный и Аргилак Надменный
уже созвали свои знамена. На западе король Простора Мерн
следовал по Океанской дороге в Утес Кастерли на встречу с
королем Лореном из дома Ланнистеров. Принцесса
Дорнийская отослала ворона на Драконий Камень, предлагая
объединиться с Эйгоном против Штормового короля
Аргилака… но как равный с равным, а не как подданная.
Другое предложение о дружбе пришло из Орлиного Гнезда от
короля-отрока Роннела Аррена, чья мать просила все земли к
восходу от Зеленого Зубца реки Трезубец в обмен на
поддержку Долины против Черного Харрена. Даже на Севере
король Торрхен Старк из Винтерфелла заполночь засиделся со
своими лордами-знаменосцами и советниками, решая, что
делать с самопризванным завоевателем. Весь Вестерос с
тревогой ожидал, куда теперь двинется Эйгон.
Не прошло и нескольких дней после коронации, как рати
Эйгона вновь выступили в поход. Большая часть его войска
под предводительством Ориса Баратеона пересекла
Черноводную и двинулась на юг, к Штормовому Пределу. Их
18

сопровождала королева Рейнис верхом на златоокой и

среброчешуйной Мераксес. Флот Таргариенов, ведомый
Деймоном Веларионом, вышел из Черноводного залива и
повернул на север, в сторону Чаячьего города и Долины. С
ними отправились королева Висенья и Вхагар. Сам же король
ушел на северо-запад, к Божьему Оку и Харренхоллу –
исполинской крепости, бывшей гордостью и наваждением
короля Харрена Черного.
На всех трех направлениях Таргариенов ожидал самый
яростный отпор. Лорды Эррол, Фелл и Баклер, знаменосцы
Штормового Предела, захватили врасплох передовые отряды
Ориса Баратеона на переправе через Путеводную и, перебив
более тысячи человек, вновь растворились в лесу. В водах у
Чаячьего города наскоро собранный флот Арренов, усиленный
дюжиной браавосских боевых кораблей, встретил и разгромил
флот Таргариенов. Среди павших оказался и адмирал Эйгона,
Деймон Веларион. Сам Эйгон подвергся нападению на южном
берегу Божьего Ока, и не единожды, а дважды. Камышовую
битву Таргариены выиграли, но понесли тяжкие потери у
Стенающих Ив, когда воины двоих сыновей короля Харрена,
переплыв озеро в челнах с обмотанными веслами, ударили по
ним с тыла.
Однако же в итоге противникам Эйгона нечем было
отвечать на огонь его драконов. Люди Долины потопили треть
кораблей Таргариенов и почти столько же захватили, но когда
с высоты на них низверглась королева Висенья, вспыхнули их
собственные суда. Лорды Эррол, Фелл и Баклер скрывались в
хорошо знакомых им чащобах, пока королева Рейнис не дала
волю Мераксес, и стена огня не пронеслась по лесу, превращая
деревья в факелы. А победители при Стенающих Ивах,
возвращавшиеся через озеро в Харренхолл, были мало готовы
к тому, что с утренних небес на них обрушится Балерион.
Челны Харрена сгорели, сгорели и его сыновья.
Враги Эйгона подверглись напастям и со стороны иных
неприятелей. Когда Аргилак Надменный собрал своих
 19

ратников в Штормовом Пределе, пираты со Ступеней,

воспользовавшись их отсутствием, нагрянули на берега Мыса
Гнева, а с Красных гор в набеги на марки хлынули отряды
дорнийцев. В Долине королю-отроку Роннелу пришлось
противостоять мятежу на Трех Сестрах, ибо сестринцы
отреклись от верности Орлиному Гнезду и провозгласили
своей королевой леди Марлу Сандерленд.
Однако то были лишь досадные безделицы – если
сравнивать с судьбой, постигшей Харрена Черного. Хотя дом
Хоаров правил Речными землями уже три поколения, народ
Трезубца не питал любви к своим господам из
железнорожденных. Харрен Черный загубил тысячи людей на
строительстве громадного Харренхолла, опустошая земли
вдоль Трезубца ради обретения камня и дерева. Нуждаясь в
золоте, он пускал по миру и лордов, и простолюдинов. И вот
теперь Речные земли восстали против него, ведомые лордом
Эдмином Талли из Риверрана. Будучи призван на защиту
Харренхолла, Талли взамен того объявил себя приверженцем
дома Таргариенов, поднял над своим замком стяг с драконом
и отбыл с рыцарями и лучниками, чтобы присоединиться к
войску Эйгона. Его непокорность воодушевила и другие дома
Трезубца. Один за другим речные лорды отрекались от
Харрена и заявляли Эйгону Дракону о своей поддержке –
Блэквуды, Маллистеры, Вэнсы, Бракены, Пайперы, Фреи,
Стронги… Все они, ополчившись, выступили на Харренхолл.
Внезапно оставшись с малой силой, король Харрен
Черный укрылся в своей, как полагали, неприступной
твердыне. Харренхолл, наигромаднейший из замков, когда-
либо построенных в Вестеросе, кичился пятью непомерными
башнями, неиссякаемым источником родниковой воды,
необъятными подземными кладовыми, битком набитыми
провизией, и мощными стенами из черного камня – выше, чем
могла достать любая лестница, и толще, чем любой таран мог
проломить, а требушет – разбить. Харрен запер ворота и вкупе
20

со своими уцелевшими сыновьями и сподвижниками

изготовился выдержать осаду.
Эйгон с Драконьего Камня судил иначе. Соединив свои
силы с силами Эдмина Талли и других речных лордов и взяв
Харренхолл в кольцо, он немедля послал к воротам замка
мейстера под мирным стягом, приглашая на переговоры.
Харрен в своей черной броне вышел навстречу Эйгону –
старый, убеленный сединами, но все еще свирепый. При
каждом короле были знаменщик и мейстер, так что слова,
которыми обменялись Эйгон и Харрен, помнят и по сей день.
– Сдайся сейчас, – начал Эйгон, – и ты останешься
лордом Железных островов. Сдайся сейчас, и твои сыновья
будут жить, дабы править после тебя. Здесь, под твоими
стенами, у меня восемь тысяч человек.
– Мне нет дела до того, что там под моими стенами, –
ответил Харрен. – Стены те крепки и могучи.
– Но не столь высоки, чтобы спасти тебя от драконов.
Драконы умеют летать.
– Я выстроил замок из камня, – возразил Харрен. –
Камень не горит.
После того Эйгон заявил:
– Когда зайдет солнце, твой род прервется.
Как рассказывают, Харрен лишь плюнул и вернулся в
замок. Он выставил на крепостные стены всех своих людей с
копьями, луками и арбалетами, пообещав земли и богатства
любому из них, кто сумеет сбить дракона. «Будь у меня дочь,
сразивший дракона мог бы потребовать и ее руки, – объявил
Харрен Черный. – Вместо того я отдам ему одну из дочерей
Талли, а захочет, и всех троих. Либо пусть выберет одну из
сучек Блэквуда, или Стронга, или любую девку, какая только
родилась у тех предателей с Трезубца, тех выползков из
речной грязи». После чего, окруженный домашними
рыцарями, Харрен Черный удалился к себе в башню, где сел
ужинать со своими оставшимися сыновьями.
 21

В час, когда угасал последний луч солнца, люди Черного

Харрена, сжимая копья и арбалеты, вглядывались в
сгущавшуюся тьму. Дракон не появлялся, и, возможно, кому-
то подумалось, что угрозы Эйгона были пусты. Но Эйгон
Таргариен поднимал Балериона за облака, выше и выше, пока
тот не стал казаться перед луною сущей мошкой. Лишь тогда
дракон низвергся – прямо меж замковых стен. Сложив крылья,
черные ровно смоль, Балерион устремился вниз, пронзая ночь.
И как только под ним выросли огромные башни Харренхолла,
дракон взревел, выплескивая свою ярость, и окатил строения
черным пламенем с алыми витыми всполохами.
Камень не горит, бахвалился Харрен; но замок его был не
только из камня. Дерево и шерсть, пенька и солома, хлеб,
солонина и зерно – все вспыхнуло. Не были каменными и
островитяне Харрена – в дыму, охваченные пламенем, они с
воплями метались по дворам и падали с замковых стен, находя
на земле свою погибель. А если у пламени достаточно жара,
даже камень начнет трещать и плавиться. Речные лорды,
стоявшие под стенами замка, позже рассказывали, что башни
Харренхолла зарделись в ночи, будто пять гигантских
свечей… и подобно свечам, начали изгибаться и оплывать, а
по бокам их стекали ручейки растопленного камня.
Последние сыновья Харрена и он сам – все сгинули в
пожаре, охватившем в ту ночь его чудовищную крепость.
Вкупе с Харреном окончились и дом Хоаров, и власть
Железных островов над Речными землями. На другой день у
дымящихся развалин Харренхолла король Эйгон принял
клятву верности Эдмина Талли, лорда Риверрана, и назвал его
Верховным лордом Трезубца. Вассальную присягу принесли и
другие речные лорды – Эйгону как королю, а Эдмину Талли
как своему сюзерену. После того, как пепелище остыло
достаточно, и людям стало возможно без опаски входить в
замок, мечи павших (среди них множество расколотых,
оплавленных или скрученных драконьим огнем в стальные
ленты) собрали и на телегах отправили в Эйгонфорт.
22

На юго-востоке знаменосцы Штормового короля

выказали много более преданности, нежели вассалы короля
Харрена. В Штормовом Пределе Аргилак Надменный собрал
могучую рать. Родовой замок Дюррандонов также почитался
мощной и неприступной крепостью, ибо его громадные стены
мощью даже превосходили стены Харренхолла. Однако же
вскоре ушей Аргилака достиг слух о гибели его старого
недруга, короля Харрена. Прислали вести и отступавшие перед
надвигающимся войском Эйгона лорды Фелл и Баклер (лорд
Эррол был убит) – о королеве Рейнис и ее драконе. Получив
столь недобрые вести, старый король-воин впал в неистовство
и кричал, что не намерен сгинуть подобно Харрену –
зажаренным в собственном замке, ровно молочный поросенок
с яблоком во рту. Ему ведомо, что такое битва, и он сам, с
мечом в руке, решит свою судьбу. И тогда Аргилак
Надменный в последний раз выехал из Штормового Предела,
чтобы встретить своих врагов в открытом поле.
Приближение Штормового короля не застало Ориса
Баратеона и его людей врасплох; королева Рейнис на Мераксес
наблюдала с небес отбытие Аргилака из Штормового Предела
и сумела представить деснице подробное описание числа и
расположения неприятеля. Орис занял выгодное место на
холмах к югу от Бронзовых Врат и укрепился там в ожидании
штормового воинства.
К часу, когда две рати сошлись, Штормовые земли
оправдали свое именование. С утра полил затяжной дождь, к
полудню обернувшийся воющей бурей. В надежде на
утишение непогоды лорды-знаменосцы умоляли короля
Аргилака отложить нанесение удара на другой день. Но войско
Штормового короля числом превосходило рать Завоевателей
почти вдвое, а в рыцарях и тяжелой коннице – без малого
вчетверо. Вид намокших стягов Таргариенов, колышущихся
над его собственными холмами, разъярил короля, и
закаленный в боях старый воин не преминул отметить, что
дождь несет ветром с юга – прямо на холмы, в лицо людям
 23

Таргариенов. Потому Аргилак Надменный повелел наступать,

и началась битва, вошедшая в историю как Последний Шторм.
Сражение длилось до поздней ночи – кровавое побоище,
и далеко не столь неравное, как взятие Харренхолла Эйгоном.
Трижды водил Аргилак своих рыцарей на порядки Баратеона,
но склоны холма были круты, а почва от дождя раскисла и
обратилась в слякоть, так что боевые кони вязли в грязи и
падали, и наступление теряло всю стремительность и
стройность. Дела у штормовых воителей пошли лучше, когда
они послали на холмы пеших копейщиков. Ослепленные
дождем захватчики слишком поздно узрели, как те
карабкаются вверх, и намокшие тетивы сделали луки
бесполезными для стрелков. Пал один холм, затем другой, а
третьим и последним ударом Штормовой король и его рыцари
разорвали середину строя Баратеона… чтобы натолкнуться на
королеву Рейнис и Мераксес. Даже на земле дракон оказался
ужасен. Дикон Морриген и Бастард из Черной Гавани,
возглавлявшие передовой отряд, сгинули в драконьем пламени
вкупе с рыцарями личной стражи короля Аргилака. Кони из
ближних к дракону рядов, обуянные страхом, понеслись
прочь, но столкнулись со всадниками, наступавшими следом.
Натиск обернулся жуткой свалкой. Самого Штормового
владыку выбросило из седла.
Однако же Аргилак продолжил бой. Когда Орис
Баратеон и его люди спустились по грязи, покрывающей холм,
они застали старого короля отбивающимся от полудюжины
человек, и столько же тел лежало у его ног.
– Всем отойти! – велел Баратеон. Он спешился, чтобы
встретиться со Штормовым королем на равных, и в последний
раз предложил тому сдаться. Аргилак ответил бранью, и они
сошлись в поединке – старый король-воитель с
развевающейсягривой седых волос и неистовый
чернобородый десница Эйгона. Говорили, что каждый нанес
рану другому, но в итоге желание последнего из Дюррандонов
исполнилось – он умер с мечом в руках и проклятьем на устах.
24

Рисунок 3. Решающий удар лорда Ориса Баратеона в поединке со

Штормовым королем Аргилаком Надменным во время битвы Последний
Шторм.
 25

Гибель короля лишила мужества воинов Штормовых земель, и

как только разнеслась весть, что Аргилак пал, его лорды и
рыцари побросали мечи и ударились в бегство.
Несколько дней в Штормовом Пределе страшились, что
замок постигнет та же участь, что и Харренхолл, ибо Аргелла,
дочь Надменного, с приближением Ориса Баратеона и войска
Таргариенов заперла ворота и объявила себя Штормовой
королевой.
– Защитники Штормового Предела погибнут до
последнего человека, но колена не преклонят, – пообещала она
королеве Рейнис, когда та верхом на Мераксес прилетела для
переговоров. – Вы можете взять мой замок, но захватите в нем
лишь кости, кровь и пепел.
Так объявила Аргелла… но ратники ее гарнизона
оказались не столь охочими до погибели. Той же ночью они
подняли мирный стяг, распахнули ворота замка и отдали леди
Аргеллу в лагерь Ориса Баратеона нагой, в цепях и с кляпом
во рту.
Рассказывают, что Баратеон собственными руками снял
с Аргеллы цепи, укутал своим плащом, налил вина и повел с
ней учтивую беседу, рассказывая о последнем сражении ее
отца и его отваге. И позже, чтобы почтить павшего короля,
лорд Орис взял себе герб и девиз Дюррандонов. Увенчанный
короной олень стал его знаком, Штормовой Предел – родовым
замком, а леди Аргелла – женой.
Теперь, когда и Речные, и Штормовые земли оказались
под властью Эйгона Дракона и его соратников, оставшиеся
короли Вестероса ясно сознавали, что приходит и их черед. В
Винтерфелле король Торрхен созвал знамена: памятуя о
бескрайних просторах Севера, он понимал, что для сбора ратей
потребуется время. Королева Шарра из Долины, будучи
регентом при своем сыне Роннеле, укрылась в Орлином
Гнезде, позаботилась о рубежах обороны и отправила войско
ко входу в Долину Арренов – в Кровавые Ворота. В годы
юности королеву Шарру величали «Горным Цветком» и
26

наипрекраснейшей девой всех Семи Королевств. Вероятно,

вознамерившись прельстить Эйгона своей красотой, она
послала ему свой портрет и предложила себя в супруги – с тем
условием, что Эйгон объявит ее сына Роннела своим
наследником. Хотя в итоге портрет и попал к Эйгону
Таргариену, нам неведомо даже, ответил ли он на это
предложение: у него уже имелось две королевы, да и Шарра
Аррен, будучи десятью годами старше Дракона, ныне являла
собой цветок увядший.
Между тем на западе два могучих короля
преисполнились решимости навсегда покончить с Эйгоном, а
потому ради общего дела объединили свои армии. Из
Хайгардена с огромным войском выступил король Простора,
Мерн IX из дома Гарденеров. Под стенами Золотой Рощи,
родового замка дома Рованов, он встретился с королем Утеса,
Лореном I Ланнистером, который привел из Западных земель
собственную рать. Под началом обоих королей собралась
наивеличайшая сила, которую когда-либо видел Вестерос:
воинство в пятьдесят пять тысяч человек, в том числе около
шести сотен лордов, великих и малых, и более пяти тысяч
конных рыцарей. «Наш железный кулак», – бахвалился король
Мерн. В походе его сопровождали четверо сыновей, а также
оба внука-отрока как оруженосцы.
Надолго Два короля (как их называют) в Золотой Роще
не задержались: армия такой величины должна беспрестанно
пребывать в пути, а иначе дочиста объест всю округу.
Выступив не мешкая, соратники выдвинулись на северо-
северо-восток через высокие травы и золотые пшеничные
поля.
Известие об их приближении Эйгон получил, будучи у
себя в лагере близ Божьего Ока, после чего собрал войска и
выдвинулся навстречу новым противникам. Рать, которой он
повелевал, была впятеро меньшей, нежели у Двух королей, и
по большей части состояла из людей, присягнувших речным
лордам, чья верность дому Таргариенов являлась
 27

новообретенной и неиспытанной. Впрочем, с невеликим

войском Эйгон мог двигаться намного быстрее неприятеля. У
городка Каменная Септа к Завоевателю присоединились обе
его королевы со своими драконами. Рейнис прибыла из
Штормового Предела, Висенья же – с полуострова Расколотая
Клешня, где она приняла немало пылких обещаний верности
от местных лордов. И уже втроем Таргариены кружили в
небесных высях, наблюдая за воинством Эйгона, которое
переправлялось через верховья Черноводной и уходило на юг.
Обе рати сошлись посреди обширных открытых равнин
за Черноводной, близ места, где однажды проляжет Золотая
дорога. Два короля возрадовались, когда вернулись их
разведчики, поведавшие о численности и местоположении
войска Таргариенов. Оказалось, что на каждого воина Эйгона
у его противников приходилось пятеро, а превосходство в
числе лордов и рыцарей было и того значительней. Место
было открытое, просторное – все трава да пшеница, насколько
хватало глаз, лучшего для тяжелой конницы нельзя было и
желать. Эйгон Таргариен не укреплялся на высотах подобно
Орису Баратеону во время Последнего Шторма; и земля под
ногами воинства была твердая, не размокшая. Не досаждал им
и дождь – день выдался безоблачный, хотя и ветреный,
непогоды не было уже более двух недель.
Король Мерн привел на битву в полтора раза более
людей, нежели король Лорен, и потому потребовал себе чести
повелевать главными силами. Его сыну и наследнику Эдмунду
доверили передовой отряд. Король Лорен со своими рыцарями
составил правое крыло, лорд Окхарт – левое. Поскольку не
имелось никаких естественных преград для прикрытия рядов
Таргариенов, Два короля намеревались обойти Эйгона с обеих
сторон, а после ударить с тыла, пока их «железный кулак»,
огромный клин закованных в броню рыцарей и
высокорожденных лордов, будет сокрушать середину
неприятельских порядков.
28

Эйгон Таргариен выстроил своих людей неровным

полумесяцем: середина ощетинилась копьями и пиками, далее
встали лучники и арбалетчики, по бокам – легкая конница.
Начальствование над войском он вручил Джону Мутону,
лорду Девичьего Пруда, одному из первых бывших недругов,
перешедших на его сторону. Сам король намеревался быть
подле своих королев и вести бой с высоты. Эйгон, как и его
враги, также приметил бездождье: трава и колосья вокруг
были высоки, тучны... и очень сухи.
Таргариены выждали, пока не запели трубы, и Два
короля под сонмом знамен не двинулись вперед. Король Мерн
на своем золотом жеребце самолично возглавил натиск на
середину строя; позади Мерна сын его Гавен вез королевский
стяг – огромную зеленую руку на белом поле. С ревом и
кличами, подстегиваемые звуками рогов и барабанов,
Гарденеры и Ланнистеры устремились сквозь град стрел на
своих врагов, расстраивая ряды копейщиков Эйгона и сметая
их с пути. Но к той минуте Завоеватель и его сестры уже
взмыли в небеса.
Эйгон на Балерионе реял над вражескими порядками в
туче копий, камней и стрел, раз за разом низвергаясь, дабы
обдать противников огнем. Рейнис и Висенья сеяли пламя по
ветру, в сторону неприятеля и позади него. Сухая трава и
несжатая пшеница вмиг занялись. Ветер раздул огонь и понес
дым в лицо надвигающимся рядам Двух королей. Запах
пожара перепугал коней, а сгустившийся дым слепил глаза и
скакунам, и всадникам; когда со всех сторон выросли стены
пламени, строй их начал рассыпаться. Воины лорда Мутона,
находясь в безопасности с наветренной стороны, ожидали со
своими луками и копьями и с легкостью расправлялись с
опаленными и горящими людьми, что, шатаясь, выбирались из
настоящего пекла.
Пламенное Поле – так впоследствии прозвали эту битву.
Свыше четырех тысяч человек сгинули в огне. Еще
тысяча пала от мечей, копий и стрел. Десятки тысяч обгорели,
 29

некоторые столь сильно, что шрамы от ожогов остались у них

на всю жизнь. Среди погибших оказался и король Мерн IX, а
также его сыновья, внуки, братья и прочие родичи. Один из
королевских племянников прожил еще три дня, и после того,
как он скончался от ожогов, ушел в небытие и дом Гарденеров.
Король Утеса Лорен выжил – осознав, что битва проиграна,
прорвался на коне сквозь стену огня и дыма и остался в живых.
Таргариены потеряли менее сотни бойцов. Королева
Висенья получила стрелу в плечо, но скоро оправилась. Пока
драконы пожирали тела погибших, их мечи по велению
Завоевателя были собраны и отосланы вниз по реке.
На другой день пленили и Лорена Ланнистера. Король
Утеса сложил меч и корону к ногам Эйгона и, преклонив
колено, принес ему вассальную присягу. И Эйгон, блюдя свое
слово, поднял побежденного врага на ноги и утвердил во
власти над его же землями, назвав Лорена лордом Утеса
Кастерли и Хранителем Запада. Знаменосцы лорда Лорена
последовали примеру побежденного короля, и так же
поступили многие лорды Простора из числа переживших
драконье пламя.
Однако покорение закатной стороны Вестероса не
завершилось, а потому король Эйгон расстался со своими
сестрами и немедля выступил на Хайгарден, надеясь добиться
сдачи замка прежде, чем им завладеет иной притязатель.
Прибыв к стенам крепости, Эйгон узнал, что замок находится
под защитой стюарда Харлана Тирелла, чьи предки
столетиями служили Гарденерам. Тирелл без боя вручил
королю-завоевателю ключи от замка и заверил его в своей
преданности. В награду Эйгон пожаловал Тиреллу Хайгарден
со всеми владениями, назвав его Хранителем Юга и
Верховным лордом Мандера и наделив властью над всеми
бывшими вассалами дома Гарденеров.
Намерением короля Эйгона было продолжение похода на
юг и принуждение Староместа, Арбора и Дорна к
повиновению, но в Хайгардене его ушей достигли вести о
30

новой угрозе. Торрхен Старк, король Севера, вышел с

Перешейка и вступил в Речные земли, а за собой он вел рать в
тридцать тысяч свирепых северян. Эйгон, не мешкая, повернул
войско на север, навстречу новому врагу, и сам он на крыльях
Черного Ужаса вылетел вперед, намного опередив
собственных людей. Завоеватель оповестил о новой угрозе
обеих своих королев, а также всех лордов и рыцарей,
преклонивших перед ним колени после Харренхолла и
Пламенного Поля.
Торрхен Старк, подойдя к берегам Трезубца, узрел за
рекой ожидавшую его вражескую рать, в полтора раза
превосходившую числом северное войско. Явились все – и
собственно речные лорды, и пришлые из Простора, из
Западных и Штормовых земель. А над их лагерем, описывая
все более широкие круги, рассекали небеса Балерион,
Мераксес и Вхагар.
Разведчики Торрхена видели руины Харренхолла, где
под обломками еще вяло тлели алые огни. Король Севера
слышал и множество рассказов о Пламенном Поле. Старк
понимал, что та же участь может постичь его самого,
попытайся он переправиться через реку. Некоторые лорды-
знаменосцы побуждали короля к бою, несмотря ни на что,
уверяя, что северная доблесть добудет победу. Другие
уговаривали его отступить ко Рву Кайлин и держать оборону
там, на землях Севера. Брандон Сноу, брат-бастард короля,
вызвался пересечь реку в одиночку под покровом ночи и
изничтожить драконов, пока те спят.
Король Торрхен послал-таки Брандона Сноу на ту
сторону Трезубца. Но не одного, а вкупе с тремя мейстерами –
не убивать, а договариваться. Посланцы сновали туда и
обратно всю ночь напролет, а наутро переправился через реку
уже сам Торрхен Старк. Там, на южном берегу Трезубца, он
преклонил колена, сложил древнюю корону Королей Зимы к
ногам Эйгона и поклялся быть ему вассалом. Он встал лордом
Винтерфелла и Хранителем Севера – и более не королем. С
 31

того дня и посейчас Торрхена Старка помнят как Короля,

Преклонившего Колена… но ни один северянин не оставил у
Трезубца своих обгорелых костей, и мечи, которые Эйгон
забрал у лорда Старка и его вассалов, не были ни согнуты, ни
скручены, ни оплавлены.
После того пути Эйгона Таргариена и его королев вновь
разошлись. Эйгон опять повернул на юг, выступив на
Старомест, а обе его сестры оседлали своих драконов: Висенья
уже во второй раз направилась в Долину Арренов, а Рейнис - в
Солнечное Копье и пустыни Дорна.
Шарра Аррен укрепила оборону Чаячьего города,
двинула сильное войско к Кровавым Воротам и утроила
гарнизоны Каменной, Снежной и Небесной застав,
оберегавших подходы к Орлиному Гнезду. Но все
охранительные преграды ни на миг не задержали Висенью
Таргариен – преодолев их на кожистых крыльях Вхагар,
королева приземлилась во внутреннем дворе Орлиного Гнезда.
Когда регентша Долины с дюжиной стражей выбежала ей
навстречу, то обнаружила на колене у Висеньи Роннела
Аррена, зачарованно глядящего на дракона.
– Матушка, можно я полетаю с леди? – спросил мальчик-
король.
Не прозвучало ни угроз, ни оскорблений. Вместо того
две королевы улыбнулись друг другу и обменялись
любезностями. Затем леди Шарра послала за тремя коронами
(ее собственным регентским венцом, маленькой короной ее
сына и Соколиной короной Гор и Долины, которую тысячу лет
носили короли дома Арренов) и вручила их королеве Висенье
вкупе с мечами своего гарнизона. Как говаривали после,
вершину Копья Гиганта трижды облетел маленький король, а
на земле обнаружил, что стал маленьким лордом. Так Висенья
Таргариен привела Долину Арренов в державу своего брата.
У Рейнис Таргариен столь легкого завоевания не
случилось. Принцево ущелье в Красных горах охраняли
отряды дорнийских копейщиков, но Рейнис не стала вступать
32

с ними в бой. Она пролетела над перевалом, над красными

песками, над белыми… но, нагрянув в Вейт, чтобы
потребовать его сдачи, нашла замок пустым и брошенным. В
городке под его стенами остались только женщины, дети да
старики – будучи спрошены, где их лорды, они коротко
отвечали: «Ушли». Рейнис проследовала вниз по течению реки
к Дару Богов, родовому замку дома Аллирионов, но и тот был
покинут. Она продолжила путь. Там, где Зеленокровная
впадает в море, Рейнис наткнулась на Дощатый город – сотни
плоскодонок, рыбачьих яликов, барок, плавучих домов и
останков старых судов, которые, будучи соединены между
собой канатами, цепями и досками, образовали городок на
воде под палящим солнцем. Однако лишь немногие старухи и
ребятишки явились поглядеть, как Мераксес кружила в
вышине.
Наконец, королева добралась до Солнечного Копья,
древней твердыни дома Мартеллов, где повстречала
принцессу Дорнийскую – та ожидала в своем опустевшем
дворце. Как сообщают нам мейстеры, Мерии Мартелл минуло
восемьдесят лет, и шестьдесят из них она правила народом
Дорна. Принцесса была весьма тучна, слепа и почти лыса,
кожа ее пожелтела и обвисла. Аргилак Надменный прозвал
старую даму «желтой дорнийской жабой». Но ни возраст, ни
слепота не притупили ее ума.
– Я не стану с вами воевать, – молвила принцесса Мерия,
– но и колена перед вами не преклоню. В Дорне нет короля –
передайте это своему брату.
– Передам, – ответила ей Рейнис, – но мы придем снова,
принцесса, и в другой раз с нами придут пламя и кровь.
– Да, это ваш девиз, – обронила Мерия. – А наш:
непреклонные, несгибаемые, несдающиеся. Вы можете сжечь
нас, миледи… но вы нас не склоните, не согнете и не заставите
сдаться. Здесь Дорн. Вам тут не рады. Попробуйте только
вернитесь.
 33

Рисунок 4. Принцесса Мерия Мартелл, владычица Дорна.

34

На том королева и принцесса расстались, и Дорн остался

непокоренным.
На западе Вестероса Эйгона Таргариена ожидал более
теплый прием. Староместом, величайшим городом во всем
Вестеросе, обнесенным кольцом мощных стен, правили
Хайтауэры из Высокой башни – наистарейший,
наибогатейший и наимогущественнейший из благородных
домов Простора. Старомест являлся и средоточием Святой
Веры, ибо там пребывал верховный септон, Отец истинно
верующих, Глас Новых богов на земле, которому
повиновались и паства – миллионы набожных по всем
королевствам (исключая Север, где все еще держали верх
Старые боги), и клинки Святого Воинства – боевых орденов, в
народе именуемых Мечами и Звездами.
Тем не менее, приблизившись к Староместу, Завоеватель
со своим войском нашли ворота города открытыми, а лорда
Хайтауэра – ожидавшим Таргариена для изъявления
покорности. Ибо после того, как вести о высадке Эйгона
впервые дошли до Староместа, верховный септон затворился
в Звездной септе на семь дней и семь ночей, доискиваясь
наставлений богов. Не принимая иной пищи, кроме хлеба и
воды, он проводил все часы бдения в молитвах, переходя от
одного алтаря к другому. И на седьмой день Старица вознесла
свой золотой светоч, озарив его святейшеству путь грядущий.
И узрел он: если Старомест обратит оружие против Эйгона
Дракона, город неизбежно сгорит, а Высокая башня, Цитадель
и Звездная септа будут повержены и изничтожены.
Манфред Хайтауэр, лорд Староместа, был правителем
осторожным и благочестивым. Один из его меньших сыновей
состоял в рядах Сынов Воина, а другой лишь недавно принес
обеты септона. Когда верховный септон поведал лорду
Хайтауэру о видении, которым удостоила его Старица, тот
решил, что не станет противиться Завоевателю силой оружия.
Потому ни один житель Староместа не сгорел на Пламенном
Поле, хотя Хайтауэры и являлись знаменосцами Гарденеров из
 35

Хайгардена. И потому же лорд Манфред выехал навстречу

Эйгону Дракону и обратился к нему, чтобы поднести королю
свой меч, свой город и принести вассальную присягу.
(Некоторые говорят, что лорд Хайтауэр предлагал еще и руку
своей младшей дочери, но от этого Эйгон учтиво отказался, не
желая обижать двух своих королев).
Три дня спустя в Звездной септе его святейшество
самолично помазал Эйгона семью елеями, возложил ему
корону на чело и провозгласил его Эйгоном из дома
Таргариенов, первым этого имени, королем андалов, ройнаров
и Первых людей, владыкой Семи Королевств и Защитником
Державы. (Прибегли к именованию «Семь Королевств», хотя
Дорн не покорился – и не покорится еще более столетия).
Лишь горстка лордов присутствовала на первой
коронации Эйгона в устье Черноводной, но свидетелями
второй стали сотни; а когда король на спине Балериона
проехал через весь Старомест, на городских улицах его
приветствовали десятки тысяч людей. На второй коронации
среди прочих были мейстеры и архимейстеры Цитадели –
возможно, по таковой причине именно ее и стали считать
началом правления Завоевателя, а не день Высадки Эйгона или
возложения венца в Эйгонфорте.
Так волей Эйгона Завоевателя и его сестер Семь
Королевств Вестероса были скованы в единую великую
державу.
Многие думали, что по окончании всех войн король
Эйгон сделает своей монаршей столицей Старомест; другие
полагали, что он будет править из Драконьего Камня, древней
островной цитадели дома Таргариенов. Король удивил всех,
объявив о намерении расположить свой двор в новом городе,
уже выраставшем у подножия трех холмов в устье реки
Черноводной, где Завоеватель и его сестры впервые ступили
на землю Вестероса. Новую столицу поименовали
Королевской Гаванью. Отсюда Эйгон Дракон будет править
своей державой, восседая на огромном железном престоле,
36

сотворенным из оплавленных, скрученных, погнутых и

сломанных клинков всех его павших врагов. Это грозное
сооружение в скором времени станет ведомо всему свету,
именуясь Железным троном Вестероса.

Царствование Дракона – Войны

короля Эйгона I
Долгое царствование короля Эйгона I Таргариена (1 – 37
годы от З.Э.) было по большей части мирным… особенно
последние его годы. Но периоду Драконова мира, как позже
мейстеры Цитадели называли последние двадцать лет его
царствования, предшествовали Драконовы войны, и одним из
самых жестоких и кровавых противостояний в истории
Вестероса была последняя из них.
Хотя и принято считать, что Завоевание кончилось, когда
Эйгон был коронован и помазан на царство верховным
септоном в Звездной септе Староместа, в это время
Завоевателю покорился еще не весь Вестерос.
Лорды Трех Сестер ‒ островов, лежащих в заливе Пасть
‒ воспользовались хаосом Завоевания и, провозгласив себя
вольным народом, короновали леди Марлу из дома
Сандерленд своей королевой. Поскольку большая часть флота
Арренов погибла во время Завоевания, король приказал
Хранителю Севера Торрхену Старку из Винтерфелла
покончить с мятежом Сестер, и армия северян под
командованием сира Варрика Мандерли отплыла из Белой
Гавани на нанятых браавосийских галерах. Вид их парусов в
сочетании с неожиданным появлением королевы Висеньи на
Вхагар в небе над Систертоном лишил сестринцев смелости:
они спешно вынудили королеву Марлу отречься в пользу
младшего брата. Стеффон Сандерленд вновь поклялся в
верности Орлиному Гнезду, склонил колено перед королевой
 37

Висеньей и отдал своих сыновей в заложники как гарантию

своего хорошего поведения: одного Мандерли, другого
Арренам. Его сестру, низложенную королеву, вывезли с
островов и бросили в тюрьму. Через пять лет ей отрезали язык,
и она провела остаток своих дней в Молчаливых Сестрах,
обмывая трупы знати.
На другом конце Вестероса в хаосе пребывали Железные
острова. Дом Хоаров, правивший железнорожденными на
протяжении множества веков, канул в небытие за одну ночь,
когда Эйгон обрушил пламя Балериона на Харренхолл. Хотя в
этом пожаре сгорели Харрен Черный и его сыновья, Куорин
Волмарк из Харло, чья бабушка была младшей сестрой деда
Харрена Черного, объявил себя законным наследником
«черной династии» и принял на себя королевский сан.
Не все железнорожденные признали его притязания. На
Старом Вике у костей морского дракона Нагги жрецы
Утонувшего Бога возложили плавниковую корону на голову
босоногого праведника Лодоса, который провозгласил себя
живым сыном Утонувшего Бога и утверждал, что способен
творить чудеса. Другие претенденты объявились на Большом
Вике, Пайке и Оркмонте, и больше года их сторонники
дрались друг с другом на море и на суше. Говорили, что в воде
между островами было так много трупов, что к ним сотнями
являлись привлеченные кровью кракены.
Эйгон Таргариен положил конец этой сваре. Во 2 году от
З.Э. он прибыл на острова на Балерионе. С ним пришли
военные корабли Арбора, Хайгардена и Ланниспорта и даже
несколько ладей с Медвежьего острова, отправленных
Торрхеном Старком. Железнорожденные, чье количество
поуменьшилось за год братоубийственной войны, не сумели
оказать достойного сопротивления… более того, многие даже
приветствовали приход драконов. Король Эйгон убил Куорина
Волмарка Черным Пламенем, но позволил его малолетнему
сыну унаследовать земли и замок отца. На Старом Вике
самозваный сын Утонувшего Бога, король-жрец Лодос
38

призвал кракенов из глубин, чтобы сокрушить флот

захватчиков. Когда этого не случилось, Лодос набил свою рясу
камнями и вошел в море «посоветоваться с отцом». За ним
последовали тысячи. Их раздутые, изъеденные крабами трупы
годами прибивало к берегам Старого Вика.
После этого встал вопрос – кто будет править
Железными островами от имени короля? Предлагали сделать
железнорожденных вассалами Талли из Риверрана или
Ланнистеров с Утеса Кастерли. Кое-кто даже настаивал на том,
чтобы подчинить острова Винтерфеллу. Эйгон выслушал все
притязания, но в итоге решил позволить железнорожденным
самостоятельно выбрать верховного лорда. Никто не
удивился, когда они избрали таковым соотечественника:
Викона Грейджоя, лорда-жнеца Пайка. Лорд Викон присягнул
Эйгону, после чего Дракон и его флот покинули острова.
Власть Грейджоя распространялась, однако, лишь на
Железные острова: он отказался от притязаний на
материковые земли, некогда захваченные Хоарами. Эйгон
пожаловал руины Харренхолла и окрестные земли сиру
Квентону Квохерису, своему мастеру над оружием с
Драконьего Камня, но потребовал от него признать лорда
Эдмина Талли из Риверрана своим сюзереном. Имея двух
сильных сыновей и пухленького внука, новоиспеченный лорд
Квентон мог не волноваться о наследниках, но ввиду того, что
первая его жена сгорела от сыпной лихорадки три года назад,
он согласился взять одну из дочерей лорда Талли в жены.
С покорением Трех Сестер и Железных островов весь
Вестерос к югу от Стены теперь подчинялся Эйгону
Таргариену – весь, кроме Дорна. Поэтому теперь Дракон
обратил свой взор именно на Дорн. Сперва Эйгон попытался
склонить дорнийцев силой слова, отправив в Солнечное Копье
делегацию крупных лордов, мейстеров и септонов, которые
должны были объяснить принцессе Мерии по прозвищу
Желтая Жаба Дорна преимущества присоединения Дорна к
 39

владениям Эйгона. Переговоры заняли почти год, но ни к чему

не привели.
Обычно Первую дорнийскую войну отсчитывают с 4
года от З.Э., когда Рейнис Таргариен вернулась в Дорн. В этот
раз она пришла с огнем и кровью, как и угрожала. На драконе
Мераксес королева спустилась с небес и подожгла Дощатый
город. Огонь перекидывался с лодки на лодку, пока все устье
Зеленокровной не было заполнено горящими обломками, а
клубы дыма не стали видны из самого Солнечного Копья.
Обитатели плавучего города спасались от пожара в реке, так
что погибло меньше сотни человек, и большинство из них
утонуло, а не сгорело в драконьем огне. Но первая кровь была
пролита.
В это же время Орис Баратеон вел тысячу отборных
рыцарей по Костяному Пути, пока сам Эйгон с
тридцатитысячной армией, включавшей в себя две тысячи
конных рыцарей и триста лордов и знаменосцев, шел по
Принцеву Пути. По утверждению лорда Гарлана Тирелла,
даже без Эйгона и Балериона имеющихся сил было более чем
достаточно, чтобы разгромить любую дорнийскую армию,
которая осмелилась бы заступить им дорогу.
Нет никакого сомнения, что он имел все основания так
говорить, но проверить свои слова делом Тиреллу не удалось
– дорнийцы так и не дали ему сражения. Вместо этого они
уходили от войск короля, попутно сжигая посевы на полях и
отравляя все колодцы до единого. Как обнаружили захватчики,
дорнийские сторожевые башни в Красных горах оказались
покинуты гарнизонами и заброшены. На высокогорных
перевалах передовые силы Эйгона обнаружили на пути стену
из овечьих туш – с тех была сострижена вся шерсть, а мясо
успело так испортиться, что есть его было уже нельзя. К тому
времени, когда королевская армия миновала Принцев перевал
и вышла к дорнийским пескам, у нее заканчивались провизия
и фураж. Здесь Эйгон разделил свои силы: послал войско
лорда Тирелла на юг воевать с Утором Уллером, лордом
40

Рисунок 5. Королева Рейнис Таргариен на драконице Мераксес во время

Первой Дорнийской войны.
 41

Пекла, а сам повернул на восток –‒ осаждать лорда Фаулера в

его горной твердыне Поднебесье.
То был второй год осени, и зима, как предполагалось,
стояла на пороге. Захватчики надеялись, что в это время в
пустыне будет не так жарко и воды будет больше. Но
дорнийское солнце не знало пощады, когда лорд Тирелл шел к
Пеклу. При такой жаре люди хотели пить больше, но все
источники и оазисы на пути армии были отравлены. С каждым
днем умирало все больше лошадей, их наездники следовали за
ними. Гордые рыцари бросали свои знамена, щиты, даже
доспехи. Лорд Тирелл потерял четверть людей и почти всех
лошадей в дорнийских песках, а когда дошел до Пекла, то
обнаружил, что замок оставлен.
Поход Ориса Баратеона был немногим успешнее. Кони
его армии едва продвигались по каменистым склонам на узких,
петляющих перевалах, и просто отказывались идти по самым
крутых местам дороги, где дорнийцы высекли в горе ступени.
То и дело на головы рыцарей десницы сыпались бросаемые
невидимым врагом булыжники. В том месте, где Костяной
Путь пересекал реку Виль, у моста, через который шла армия,
внезапно появились дорнийские лучники и обрушили на нее
град стрел. Когда лорд Орис приказал своим людям отступать,
большой обвал отрезал дорогу назад. Оказавшихся в западне
воинов Штормовых земель перерезали как свиней на бойне.
Ориса Баратеона и еще дюжину лордов, за которых можно
было получить выкуп, пощадили, но они попали в руки Виля
из Виля, жестокого горного лорда по кличке Вдоволюб.
Король Эйгон добился больших успехов. Пройдя на
восток через холмы, где в текущих с вершин ручьях было
вдоволь воды, а в долинах предостаточно дичи, он штурмом
взял Поднебесье и после короткой осады – Айронвуд. Лорд
Тора недавно скончался, так что его стюард сдал замок без
борьбы. Дальше к востоку лорд Призрачного Холма Толанд
прислал своего заступника, который должен был сразиться с
королем на поединке. Эйгон принял вызов и убил противника,
42

только чтобы узнать, что это вовсе не боец Толанда, а его шут.
Сам лорд Толанд ускользнул.
Так же поступила и Мерия Мартелл, принцесса Дорна,
когда король Эйгон прибыл в Солнечное Копье на Балерионе
и обнаружил, что его опередила сестра Рейнис. После
сожжения Дощатого Города она взяла Лимонную Рощу,
Крапчатый Лес и Гнилую Воду, принимая почести от старух и
детей, но нигде не нашла врага. Даже Тенистый город за
стенами Солнечного Копья был наполовину оставлен, и никто
из оставшихся не признавался, что знает, куда ушли
дорнийские лорды и принцесса.
– Желтая Жаба укрылась в песках, – сказала королева
Рейнис королю Эйгону.
Эйгон в ответ объявил о своей победе. В большом зале
Солнечного Копья он собрал оставшихся вельмож и заявил им,
что Дорн отныне является частью его владений, что отныне
дорнийцы – его подданные, а их бывшие лорды – изгои и
мятежники. Были объявлены награды за их головы, прежде
всего – за принцессу Мерию Мартелл, Желтую Жабу. Лорд
Джон Росби был назначен кастеляном Солнечного Копья и
Хранителем Песков, чтобы править Дорном от имени короля.
Были назначены стюарды и кастеляны во все другие замки и
земли, захваченные Завоевателем. После этого Эйгон и его
армия ушли, как пришли – через холмы и Принцев Путь.
Едва они достигли Королевской Гавани, как в Дорне
вспыхнуло восстание. Дорнийские копьеносцы появились как
будто из ниоткуда, как пустынные цветы после дождя.
Поднебесье, Тор, Айронвуд и Призрачный Холм были вновь
заняты в две недели, а их гарнизоны преданы мечу.
Кастелянам и стюардам Эйгона позволяли умереть лишь после
долгих пыток. Говорили, что дорнийские лорды делали ставки
на то, у кого из них дольше протянут пленные, пока они их
расчленяют. По сравнению с остальными, кастеляна
Солнечного Копья лорда Росби постигла более милосердная
участь. Когда в замок из Тенистого города ворвалась толпа
 43

дорнийцев, чтоб вернуть себе замок, связанного по рукам и

ногам Росби подняли на самую вершину башни Копье и
выбросили из окна, причем сделала это никто иная, как
престарелая принцесса Мерия Мартелл.
Вскоре из всех войск короля Эйгона на дорнийской земле
остались только лорд Тирелл и его армия. Пекло, сильный
замок на реке Сероводной, казалось, был достаточно
подготовлен для того, чтобы отразить любой мятеж. Но река
была сернистой, и от выловленной в ее водах рыбы воины
Хайгардена болели. Дом Кворгилов из Песчаника так и не
покорился захватчикам, так что копейщики Кворгила
вырезали дозорные и фуражирные отряды Тирелла, если те
заходили слишком далеко на запад. Вейты из Вейта делали то
же самое на востоке. Когда вести о Дефенестрации в
Солнечном Копье достигли Пекла, лорд Тирелл собрал
оставшиеся силы и пошел через пески. Он заявил, что хочет
захватить Вейт, пройти по реке на восток, вернуть контроль
над Солнечным Копьем и Тенистым городом и наказать убийц
лорда Росби. Но где-то к востоку от Пекла, в красных песках,
лорд Тирелл и вся его армия исчезли. Никто больше их не
видел.
Не таков был Эйгон Таргариен, чтобы смириться с
поражением. Война затянулась еще на семь лет, хотя после 6
года от З.Э. она выродилась в бесконечную кровавую череду
зверств, набегов и мести, нарушаемую долгими периодами
бездействия, дюжиной коротких перемирий и целым рядом
убийств и покушений.
В 7 году от З.Э. Ориса Баратеона и других лордов,
захваченных на Костяном Пути, вернули в Королевскую
Гавань в обмен на золото по весу узников. По возвращении
обнаружилось, что Вдоволюб отрубил всем пленным правые
руки, чтобы они больше никогда не поднимали меч против
Дорна. В отместку король Эйгон сам ударил по горному
оплоту Вилей на Балерионе и обратил с полдюжины их фортов
и сторожевых башен в груды расплавленного камня. Но Вили
44

укрылись в пещерах и туннелях под своими горами, так что

Вдоволюб прожил еще двадцать лет.
В засушливый 8 год от З.Э. дорнийские налетчики
пересекли Дорнийское море на кораблях, предоставленных
пиратским королем со Ступеней, и атаковали полдюжины
городов и деревень по южному побережью мыса Гнева, а
также организовали пожары, распространившиеся по
половине Дожделесья. Говорят, что принцесса Мерия сказала
об этом: «Огонь за огонь».
Таргариены не могли себе позволить оставить это без
ответа. В конце того же года в небе Дорна появилась Висенья
Таргариен, и Вхагар обрушила пламя на Солнечное Копье,
Лимонную Рощу, Призрачный Холм и Тор.
В 9 году от З.Э. Висенья вернулась вместе с Эйгоном,
вдвоем они сожгли Пекло, Вейт и Песчаник.
Дорнийцы ответили в следующем году, когда лорд
Фаулер провел армию по Принцеву Пути на Простор так
быстро, что смог сжечь дюжину деревень и захватить большой
пограничный замок Ночная Песнь, прежде чем жители Марок
поняли, что случилось. Когда вести об атаке достигли
Староместа, лорд Хайтауэр отправил своего сына Аддама и
сильное войско, чтобы вернуть Ночную Песнь, но именно в
этом и был расчет дорнийцев. Вторая дорнийская армия под
командованием Джоффри Дейна вышла из Звездопада и
атаковала Старомест. Его стены оказались дорнийцам не по
зубам, но Дейн сжег поля, хутора и деревни на территории в
двадцать лиг вокруг города и убил младшего сына лорда
Хайтауэра, Гармона, когда мальчик возглавил вылазку. Сир
Аддам Хайтауэр достиг Ночной Песни только чтобы
обнаружить, что лорд Фаулер предал замок огню, а гарнизон –
мечу. Лорд Карон, его жена и дети были угнаны в Дорн как
пленные. Вместо того, чтобы преследовать Фаулера, сир
Аддам поспешил к Староместу, чтобы выручить город, но к
тому времени сир Джоффри и его армия уже ушли в горы.
 45

Вскоре умер старый лорд Манфред Хайтауэр. Сир Аддам

наследовал своему отцу как лорд Хайтауэр, и весь Старомест
взывал к мести. Король Эйгон на Балерионе отправился в
Хайгарден, чтобы посоветоваться с Хранителем Юга, но Тео
Тирелл, молодой лорд, меньше всех желал нового вторжения в
Дорн после того, что случилось с его отцом.
Снова король обрушил мощь драконов против Дорна.
Эйгон ударил по Поднебесью, поклявшись сделать из него
«второй Харренхолл». Висенья на Вхагар принесла Звездопаду
кровь и огонь. А Рейнис на Мераксес снова вернулась в
Пекло… где и случилась трагедия. Драконы Таргариенов,
вскормленные и обученные для битвы, неоднократно
проходили сквозь дождь копий и стрел, получая лишь малый
для себя урон. Чешуя взрослого дракона прочнее стали, так что
даже те стрелы, что пробивали ее, редко могли сделать что-то
большее, кроме как разозлить зверя. Но когда Мераксес
поднялась над замком, защитник, стоявший на самой высокой
башне замка, выстрелил из скорпиона, и железный болт
длиною в ярд попал дракону прямо в правый глаз. Мераксес
умерла не сразу, но рухнула на землю в смертной агонии,
разрушив башню и большой участок крепостной стены Пекла.
Пережила ли Рейнис Таргариен своего дракона, остается
предметом споров. Некоторые говорят, что она не удержалась
на драконе, упала и разбилась насмерть, другие – что она
погибла под Мераксес во дворе замка. Некоторые утверждают,
что королева пережила падение с дракона только чтобы
умереть от пыток в темнице Уллеров. Маловероятно, что мы
узнаем о действительных обстоятельствах ее смерти, но
Рейнис Таргариен, сестра и жена короля Эйгона I, сгинула в
Пекле в 10 году от Завоевания Эйгона.
Следующие два года войны стали годами Гнева Дракона.
Каждый замок в Дорне сожгли трижды, так как Балерион и
Вхагар возвращались снова и снова. Местами возле Пекла
пески сплавились в стекло – таким горячим было огненное
дыхание Балериона. Дорнийские лорды были вынуждены
46

Рисунок 6. Гибель королевы Рейнис Таргариен и драконицы Мераксес подле

замка Пекло.
 47

скрываться, но и это не гарантировало им безопасности. От рук

убийц пали лорд Фаулер, лорд Вейт, леди Толланд и четыре
подряд лорда Уллера, ‒ Железный трон щедро платил золотом
за голову любого дорнийского лорда. Но только двое из убийц
выжили и смогли получить свою награду, и дорнийцы к тому
же били в ответ, платя кровью за кровь. Лорда Коннингтона из
Грифоньего Гнезда убили во время охоты, лорда Мертинс из
Туманного Леса отравили со всеми его домочадцами бочонком
дорнийского вина, лорда Фелла удавили в одном из борделей
Королевской Гавани. Сами Таргариены не были в
безопасности. На самого короля покушались трижды, и в двух
таких случаях он бы непременно погиб, если бы не охрана.
Однажды ночью убийцы подкараулили на улицах
Королевской Гавани королеву Висенью – погибло два
человека из ее свиты, прежде чем Висенья зарубила Темной
Сестрой последнего покушавшегося.
Самое позорное дело той кровавой эпохи было
совершено в 12 год от З.Э., когда Виль Вдоволюб явился
незваным гостем на свадьбу сира Джона Кафферена,
наследника Фонтона, и Алис Окхарт, дочери лорда Старого
Дуба. Вдоволюба впустил через черный ход слуга-предатель,
так что нападавшие убили лорда Окхарта и большинство
гостей, затем оскопили жениха и заставили невесту глядеть на
это. Потом леди Алис и ее служанок изнасиловали, увезли и
продали мирийскому работорговцу.
К тому времени Дорн обратился в дымящуюся пустыню,
где царили голод, чума и разруха. «Выжженной землей»
называли его торговцы из Вольных Городов. Но дом
Мартеллов остался верен своему девизу – «Непреклонные,
несгибаемые, несдающиеся». Один дорнийский рыцарь,
взятый в плен и приведенный к королеве Висенье, сказал, что
Мерия Мартелл предпочтет, чтобы ее народ вымер, чем попал
в рабство к Таргариенам, на что Висенья ответила, что они с
братом будут рады услужить принцессе.
48

Годы и болезни, наконец, сделали то, что не смогли

драконы и армии. В 13 году от З.Э. Мерия Мартелл, Желтая
Жаба Дорна, скончалась в своей постели (как утверждали ее
враги, совокупляясь с жеребцом). Ее сын Нимор наследовал ей
как лорд Солнечного Копья и принц Дорна. Ему было
шестьдесят лет, его здоровье начало слабеть, и он не желал
продолжать бойню. Он начал свое правление с отправки
делегации в Королевскую Гавань, чтобы вернуть череп
дракона Мераксес и предложить королю Эйгону условия
мирного договора. Делегацию возглавляла наследница
Нимора, его дочь Дерия.
Мир, предложенный принцем Нимором, в Королевской
Гавани встретили враждебно. Особенно против него была
настроена королева Висенья. «Никакого мира без
подчинения», заявила она, и ее сторонники в королевском
совете вторили ее словам. Орис Баратеон, озлобившийся в
последние годы, предложил вернуть принцу Нимору его дочь
без руки. Лорд Окхарт прислал ворона с предложением
продать Дерию в «худший бордель в Королевской Гавани,
чтобы каждый нищий в городе мог ею попользоваться». Эйгон
Таргариен отверг все эти предложения: принцесса Дерия
пришла послом под мирным знаменем, и ей не будет
причинено вреда, пока она под его кровом, поклялся король.
Король устал от войны, люди это видели, но дать
дорнийцам мир без подчинения было равносильно тому, чтобы
признаться в том, что любимая сестра короля, Рейнис, погибла
напрасно, что все это кровавое смертоубийство не имело
смысла. Лорды Малого совета предупреждали, что подобный
мир будет расценен как знак слабости и может поощрить
новые восстания, которые придется подавлять. Эйгон знал, что
Простор, Штормовые земли и марки сильно пострадали во
время войны, что они не забудут этого и не простят. Даже в
Королевской Гавани король Эйгон не осмеливался выпускать
дорнийцев из Эйгонфорта без охраны, опасаясь, что
простолюдины просто порвут их на части. По всем этим
 49

причинам, писал позже великий мейстер Лукан, король был

готов отказаться от дорнийских предложений и продолжить
войну.
Тогда принцесса Дерия вручила королю запечатанное
письмо от своего отца. «Только для ваших глаз, ваша
милость».
Король Эйгон молча, с каменным лицом прочел письмо
при всем дворе, сидя на Железном троне. Когда он встал, люди
заметили, что король поранил руку. Эйгон сжег письмо и
больше никогда о нем не говорил, но той же ночью он оседлал
Балериона и отправился через Черноводный залив к
дымящимся горам Драконьего Камня. Когда на следующее
утро он вернулся, Эйгон Таргариен согласился на условия
мира, предложенные Нимором Мартеллом. Вскоре он
подписал договор о вечном мире с Дорном.
И по сей день никто не может с уверенностью сказать,
что могло быть написано в письме, врученном Дерией.
Некоторые утверждают, что в нем были лишь простые слова
одного отца, обращенные к другому, сердечные слова,
тронувшие сердце короля Эйгона. Другие считают, что в нем
был приведен список всех лордов и знатных рыцарей,
погибших во время войны. Некоторые септоны дошли даже до
утверждений, что письмо было зачаровано, что его написала
перед смертью сама Желтая Жаба, используя кровь Рейнис
вместо чернил, отчего король и не смог противиться ее черной
магии.
Великий мейстер Клегг, прибывший в Королевскую
Гавань много лет спустя, пришел к выводу, что Дорн больше
не мог воевать. Клегг предполагает, что ведомый отчаянием
принц Нимор мог угрожать в письме, что если его мирные
условия будут отвергнуты, дорнийцы наймут Безликих из
Браавоса для убийства сына и наследника Эйгона
шестилетнего Эйниса, сына короля от Рейнис. Это
возможно… но никто никогда не узнает правды.
50

Так закончилась Первая дорнийская война (4-13 годы от

З.Э.).
Желтая Жаба Дорна сделала то, что не удалось Харрену
Черному, Двум королям и Торрхену Старку: она победила
Эйгона Таргариена и его драконов. Но к северу от Красных гор
ее тактика вызвала лишь презрение. «Дорнийская храбрость»
стала насмешливым обозначением трусости среди лордов и
рыцарей королевства Эйгона. «Жаба скрывается в песках,
когда ей что-то угрожает», – написал один книжник. Другой
написал так: «Мерия сражалась как женщина – с помощью
обмана, измены и колдовства». Дорнийская «победа» (если это
была победа) считалась бесчестной, и выжившие в этой войне
сыновья и братья убитых обещали друг другу, что настанет
другой день, а с ним и месть.
Их мести нужно было ждать следующего поколения, и
восшествия на престол молодого, более кровожадного короля.
Хотя Эйгон I оставался у власти еще двадцать четыре года,
война с Дорном была последней войной Завоевателя.

Дракон о трех головах – Правление

при короле Эйгоне I
Эйгон I Таргариен был прославленным воителем,
величайшим завоевателем в истории Вестероса, однако многие
полагают, что наивысшие его достижения свершились во
времена мира. Железный трон был выкован огнем, сталью и
ужасом, как говорят, но едва трон остыл, он стал для всего
Вестероса престолом правосудия.
Примирение Семи Королевств с владычеством
Таргариенов было краеугольным камнем деяний Эйгона I как
короля. Ради этой цели он прилагал великие усилия,
приближая ко двору и вводя в свои советы мужей (и даже
немногих женщин) со всех концов государства. Бывших
 51

врагов призывали присылать своих детей (в основном

младших сынов и дочерей, поскольку большинство знатных
лордов предпочитали держать наследников ближе к дому) ко
двору, где мальчики служили пажами, чашниками и
оруженосцами, а девочки – служанками и наперсницами
королев Эйгона. В Королевской Гавани они воочию лицезрели
королевское правосудие, что сподвигало их считать себя
верными подданными одного великого королевства, а не
северянами, людьми Западных или Штормовых земель.
Таргариены также поспособствовали множеству браков
между благородными домами из дальних концов королевства,
надеясь, что такие союзы помогут им связать покоренные
земли и сделать из семи королевств одно. Королевы Эйгона –
Висенья и Рейнис – питали особое расположение к устроению
таких супружеских пар. Их усилиями юный Роннел Аррен,
лорд Орлиного Гнезда, взял в жены дочь Торрхена Старка из
Винтерфелла, тогда как старший сын Лорена Ланнистера и
наследник Утеса Кастерли женился на девице Редвин из
Арбора. Когда у Вечерней Звезды Тарта родились три девочки,
тройняшки, королева Рейнис заключила их помолвки с домами
Корбреев, Хайтауэров и Харло. Королева Висенья устроила
двойную свадьбу домов Блэквуд и Бракен, соперников с
многовековой историей вражды, и соединила сынов каждого
дома с дочерьми из другого, чтобы скрепить мир между ними.
А когда девица из Рованов, служившая Рейнис, обнаружила,
что понесла от поваренка, королева отыскала ей в Белой
Гавани рыцаря для замужества, и еще одного, готового
принять ее бастарда на воспитание, в Ланниспорте.
Хотя никто не ставил под сомнение, что последнее слово
во всех делах управления королевством принадлежит Эйгону
Таргариену, его сестры Висенья и Рейнис оставались его
соратницами во власти на протяжении всего его царствования.
За исключением разве что Доброй королевы Алисанны,
супруги Джейхейриса I, ни одна иная королева за всю историю
Семи Королевств не обладала столь высокими полномочиями
52

в государственных заботах, каковое было у сестер Дракона. У

короля было в обычае взять с собой одну из королев, куда бы
он ни отправился, в то время как другая оставалась на
Драконьем Камне или в Королевской Гавани, подчас восседала
на Железном троне и вершила дела, что доводились до ее
сведения.
Пусть Эйгон и назначил Королевскую Гавань своей
столицей и воздвиг Железный трон в дымном зале
Эйгонфорта, проводил он там не более четвертой части своего
времени. Не меньшая доля его дней и ночей прошла на
Драконьем Камне, островной твердыне его праотцов. Замок
под Драконьей горой был вдесятеро просторней Эйгонфорта,
значительно лучше благоустроен, безопаснее и древнее. От
Завоевателя однажды даже услышали, что ему мил сам запах
Драконьего Камня, где соленый воздух всегда пахнет дымом и
серой. Примерно с полгода проводил он в этих двух крепостях,
деля свое время между ними.
Оставшиеся полгода он уделял бесконечным монаршим
путешествиям, перевозя свой двор из одного замка в другой,
гостя у каждого из своих великих лордов поочередно. Чаячий
город и Орлиное Гнездо, Харренхолл, Риверран, Ланниспорт и
Утес Кастерли, Крейкхолл, Старый Дуб, Хайгарден,
Старомест, Арбор, Рогов Холм, Эшфорд, Штормовой Предел
и Закатный имели честь принимать его милость много раз, но
Эйгон мог заглянуть (и заглядывал) едва ли не повсюду, порой
в сопровождении целой тысячи рыцарей, лордов и леди.
Трижды он путешествовал на Железные острова (дважды на
Пайк и единственный раз на Старый Вик), провел пару недель
в Систертоне в 19 году от З.Э. и посещал Север шесть раз:
трижды принимал просителей в Белой Гавани, дважды в
Барроутоне и один раз – в Винтерфелле во время последнего
своего путешествия в 33 году от З.Э.
«Лучше предупреждать восстания, чем подавлять их», –
таков был прославленный ответ Эйгона на вопрос о причинах
его странствий. Вид короля во всей его мощи, верхом на
 53

Балерионе Черном Ужасе, со свитой из сотен рыцарей,

блещущих шелками и сталью, немало внушал преданности
беспокойным лордам. Король добавлял также, что простой
народ также должен время от времени видеть своих королей и
королев и знать, что может донести до них свои заботы и
горести.
Так оно и было. Большая доля каждого монаршего
путешествия уходила на пиры и балы, охоту обычную и
соколиную, и каждый лорд стремился превзойти другого в
великолепии и гостеприимстве. Но Эйгон почитал для себя
обязательным принимать просителей везде, где бы ни
проезжал, будь то помост в замке лорда или мшистый камень
на поле у земледельца. В путешествиях его сопровождали
шестеро мейстеров, чтобы просвещать короля касательно
местных законов, обычаев и истории, а также записывать все
указы и решения, которые провозглашал его милость.
«Владыка должен знать земли, которыми правит», – говаривал
Завоеватель позднее своему сыну Эйнису, и в своих
путешествиях Эйгон многое узнал о Семи Королевствах и их
народах.
Каждое из покоренных королевств придерживалось
собственных законов и традиций. Король Эйгон мало
вмешивался в них. Он позволял своим лордам править на
прежний лад, с прежними полномочиями и привилегиями.
Законы наследования и правопреемства, как и существующие
ленные отношения, оставались неизменны, лорды великие и
малые сохранили за собой право казни на своих землях, равно
как и право первой ночи там, где этот обычай был принят в ту
пору.
Первейшей из забот Эйгона был мир. До Завоевания
войны меж королевствами Вестероса были обычны. Едва ли
год проходил без того, чтоб кто-либо с кем-либо где-то да
бился. Даже и в тех королевствах, что пребывали в мире,
соседствующие лорды разрешали свои споры при посредстве
клинков. Воцарение Эйгона положило этому конец. Малые
54

лорды и рыцари-ленники отныне должны были доносить свои

распри до сюзеренов и повиноваться их решениям. Тяжбы
между Великими домами королевства разбирала корона.
– Первейшим законом нашей земли да будет
королевский мир, – повелел король Эйгон, – и всякий лорд, кто
затеет войну без моего на то соизволения, станет мятежником
и врагом Железного трона.
Король Эйгон также своими указами устанавливал
таможенные сборы, пошлины и налоги для всего королевства,
тогда как ранее каждый порт и каждый малый лорд был волен
собирать с издольщиков, простонародья и купцов столько,
сколько желал. Возвестил он и о том, что праведники и
праведницы Веры, и все их земли и владения освобождаются
от налогов. Вдобавок к тому, он подтвердил право судов Веры
вершить правосудие и выносить приговоры септонам,
присягнувшим братьям или праведным сестрам, обвиняемым
в злоупотреблениях. Сам не будучи человеком набожным,
первый из королей Таргариенов всегда заботился о том, чтоб
снискать поддержку Веры и верховного септона Староместа.
Королевская Гавань выросла вокруг Эйгона и его двора
на трех великих холмах в устье Черноводной и подле них.
Высочайший из тех холмов стал известен как Высокий холм
Эйгона, в скором времени другие два холма стали известны
как холм Висеньи и холм Рейнис, прежние же их имена не
сохранились. Неказистая башня с палисадом, которую Эйгон
возвел на скорую руку, не была ни достаточно велика, ни
достаточно великолепна, чтоб служить обиталищем королю и
его двору, так что Эйгонфорт начали достраивать еще до
завершения Завоевания. Была возведена новая крепость:
выстроенная из бревен, высотою в пятьдесят футов, с
просторным большим залом под нею и с кухней на другом
конце двора, сложенной из камня и крытой сланцем на случай
пожара. Возникли конюшни, затем амбар. Выстроили новую
сторожевую башню, вдвое выше старой. Вскорости
Эйгонфорт грозил вырваться из собственных стен, посему был
 55

Рисунок 7. Король Эйгон I Таргариен в день своей коронации едет на

драконе Балерионе через Старомест.
56

поставлен новый частокол, охвативший большую часть

вершины холма, и тем самым давший место казармам,
арсеналу, септе и круглой башне.
По речным берегам под холмами выстраивались
причалы и склады, и там, где прежде встречались одни лишь
рыбацкие лодки, теперь бок о бок швартовались купцы из
Староместа и Вольных городов и боевые ладьи Веларионов и
Селтигаров. Большая доля торговли, шедшей через Девичий
Пруд и Сумеречный Дол, отныне перешла в Королевскую
Гавань. Вдоль реки возник рыбный рынок, между холмов –
рынок тканей. Появилась таможня. На Черноводной в корпусе
старого когга открыли скромную септу; вскоре ее сменила
другая, посолиднее – в глинобитном здании на берегу. Потом
на деньги, посланные верховным септоном, на вершине холма
Висеньи была выстроена еще одна септа, вдвое больше и втрое
величественнее прежней. Лавки и дома вырастали будто грибы
после дождя. Состоятельные люди строили обнесенные
стенами поместья на склонах холмов, бедняки ютились в
убогих лачугах из земли и соломы в низине.
Никто не размечал заранее улиц и кварталов
Королевской Гавани – она росла сама собой… однако же росла
быстро. В первую коронацию Эйгона это была лишь
деревенька при башне с палисадом. Ко второй же коронации
она стала процветающим городком на несколько тысяч душ. К
10 году от З.Э. она превратилась в истинный город, почти
догнавший размерами Чаячий город или Белую Гавань, а к 25
году от З.Э. переросла и тот, и другой, став третьим по
населенности городом в государстве и уступая только
Ланниспорту и Староместу.
Но, в отличие от своих соперников, Королевская Гавань
не обладала стенами. Она в них и не нуждалась, как говорили
некоторые из ее жителей; ни один враг не осмелится напасть
на город, пока его защищают Таргариены и их драконы.
Возможно, поначалу так казалось и самому королю, но гибель
его сестры Рейнис и ее дракона, Мераксес, в 10 году от З.Э., а
 57

также покушения на его собственную жизнь, несомненно, дали

ему повод для размышлений…
И в 19 году от Завоевания по Вестеросу прошла весть о
дерзком набеге на Летние острова, когда пиратский флот
осадил Высокодрев, увез тысячу женщин и детей в рабство и
добыл грабежом огромные богатства. Рассказы об этом
разорении весьма обеспокоили короля, осознавшего, что
Королевская Гавань будет столь же уязвима перед любым
врагом, коему хватит хитрости напасть на город в его с
Висеньей отсутствие. Посему его милость повелел начать
возведение вокруг Королевской Гавани кольца стен, столь же
высоких и крепких, как и те, что защищали Старомест или
Ланниспорт. Постройка была поручена великому мейстеру
Гавену и королевскому деснице, сиру Осмунду Стронгу.
Чтобы почтить Семерых, Эйгон повелел построить семь
городских ворот с мощными надвратными укреплениями и
оборонительными башнями. Работа над стенами началась в
последующем году и продолжалась до 26 года от З.Э.
Сир Осмунд был уже четвертым десницей. Первым был
лорд Орис Баратеон, незаконнорожденный брат короля и
товарищ его юности, но лорд Орис был взят в плен в ходе
Дорнийской войны и потерял правую руку. Будучи
освобожденным за выкуп, его светлость испросил у короля
освобождения от обязанностей.
– Какой из меня десница без десницы, – сказал он. – Я не
потерплю, чтоб люди называли меня Культей Короля.
Тогда Эйгон призвал Эдмина Талли, лорда Риверрана,
чтобы тот вступил в должность десницы. Лорд Эдмин служил
с 7 по 9 годы от З.Э., но когда его супруга скончалась родами,
он счел, что его дети нуждаются в нем сильнее, нежели
королевство, и просил о дозволении возвратиться в Речные
земли. Алтон Селтигар, лорд Клешни, сменил Талли и
достойно служил десницей вплоть до своей кончины по
естественным причинам в 17 году от З.Э., после чего король
назначил сира Осмунда Стронга.
58

Великий мейстер Гавен стал третьим в своем чине. Эйгон

Таргариен всегда держал мейстера на Драконьем Камне, как и
его отец, и отец его отца. Все великие лорды Вестероса, многие
меньшие лорды и ленные рыцари полагались на мейстеров,
обученных в Цитадели Староместа, чтобы те служили им как
целители, писцы и советники, разводили и обучали почтовых
воронов (а также читали и писали письма за лордов, которые
таким умением не обладали), помогали стюардам вести учет
расходов и обучали детей. Во время Завоевания Эйгон и его
сестры держали по мейстеру каждый, и после того королю
порой требовалось до полудюжины мейстеров, чтобы
совладать со всеми государственными делами.
Но мудрейшими и ученейшими из людей Семи
Королевств были архимейстеры Цитадели, каждый из коих
верховенствовал в одной из великих дисциплин. В 5 г. от З.Э.
король Эйгон счел, что королевству может быть полезна такая
мудрость, и попросил Конклав выслать ему одного из них для
советов и совещаний с ним по всем вопросам, касающимся
управления королевством. Так по просьбе короля Эйгона была
создана должность великого мейстера.
Первым человеком, послужившим в данном качестве,
был архимейстер Оллидар, хранитель истории, чье кольцо,
посох и маска были из бронзы. Однако при всей своей
высокоучености Оллидар был еще и исключительно стар, и
покинул этот свет менее чем через год после облачения в
мантию великого мейстера. На его место Конклав избрал
архимейстера Лионса, чьи кольцо, посох и маска были из
желтого золота. Он оказался крепче предшественника и
прослужил королевству до 12 года от З.Э. В тот год Лионс
поскользнулся в грязи, сломал бедро и вскорости скончался, и
в должность вступил великий мейстер Гавен.
Королевский Малый совет как государственное
установление достиг полного расцвета лишь в царствование
короля Джейхейриса Миротворца, но из этого не следует,
будто Эйгон I правил без помощи совета. Известно, что король
 59

часто совещался со своими многочисленными великими

мейстерами, равно как и с домашними. В делах, связанных с
налогами, долгами и доходами, король искал совета у своих
мастеров над монетой. Хотя он и содержал одного септона в
Королевской Гавани и еще одного на Драконьем Камне, чаще
всего король переписывался по духовным делам с верховным
септоном Староместа и всегда считал важным для себя
посещение Звездной септы в своих ежегодных путешествиях.
Но превыше всего этого король Эйгон полагался на
королевского десницу и, конечно же, на своих сестер, королев
Рейнис и Висенью.
Королева Рейнис была большой покровительницей
бардов и певцов Семи Королевств и щедро осыпала подарками
и золотом тех, кому удавалось порадовать ее. Хотя королева
Висенья находила сестру легкомысленной, в поступках ее
была мудрость превыше простой любви к музыке. Певцы
королевства в их стремлении угодить королеве складывали
многие хвалебные песни дому Таргариен и королю Эйгону, а
затем уезжали и исполняли их в каждой гостинице, замке и
деревне от Дорнийских марок до Стены. Так Завоевание
сделалось славным для простого люда, а Эйгон Дракон –
королем-героем.
Королева Рейнис интересовалась также и
простонародьем и питала особую любовь к женщинам и детям.
Однажды, когда она заседала в Эйгонфорте, перед ней
предстал человек, забивший до смерти свою жену. Братья
женщины желали для него кары, но муж возражал, что
действовал в рамках своих законных прав, поскольку застиг
супругу на ложе с другим мужчиной. Право мужа наказать
неверную жену было признано во всех Семи Королевствах
(исключая Дорн). Далее муж прибавил, что прут, которым он
бил жену, был не толще большого пальца, и даже предъявил
этот самый прут в доказательство. Когда же королева спросила
его, сколько раз он ударил супругу, муж не смог дать ответ, но
братья мертвой женщины настаивали, что ударов была сотня.
60

Посовещавшись с мейстерами и септонами, королева Рейнис

вынесла решение. Нарушившая супружескую верность жена
оскорбляет Семерых, кои создали женщин быть верными и
покорными мужьям, и, следовательно, должна понести кару.
Но у бога лишь семь ликов, а значит, и наказание должно
ограничиваться шестью ударами (ибо седьмой был бы для
Неведомого, а Неведомый есть лик смерти). Таким образом,
первые шесть ударов, нанесенных мужем, были законны… а
оставшиеся девяносто четыре составляли преступление перед
лицом богов и людей, и за них должно ответить сполна. С того
дня «правило шести» стало частью общего закона наравне с
«правилом пальца». (Муж был отведен к подножью холма
Рейнис, где братья мертвой женщины нанесли ему девяносто
четыре удара прутьями одобренной законом толщины).
Королева Висенья не разделяла любви своей сестры к
музыке и песням. Но не была она и лишена чувства юмора, и
долгие годы содержала собственного шута – косматого
горбуна, прозванного Лордом Обезьяньей Рожей. Проделки
его премного ее забавляли; когда же он умер, подавившись
косточкой от персика, королева приобрела обезьяну и
нарядила ее в одежды Лорда Обезьяньей Рожи.
– Новый-то поумнее, – говаривала она.
Но в Висенье Таргариен была тьма. По большей части
она являла миру мрачное лицо воина, сурового и неумолимого.
Даже красота ее была подобна клинку, как говорили ее
поклонники. Висенья, старшая из трех голов дракона,
пережила своих брата и сестру, и ходили слухи, что в поздние
свои годы, когда ей уже не по силам было владеть мечом, она
увлеклась колдовством, смешивала яды и насылала пагубные
чары. Иные даже обвиняют ее в убийстве родичей и
цареубийстве, хоть никаких подтверждений этим наветам так
и не было предоставлено.
Если же это истина, то есть в ней жестокая ирония,
поскольку в юные ее годы никто не оберегал короля сильнее.
Висенья дважды с Темной Сестрой в руках защищала Эйгона,
 61

когда на его жизнь покушались дорнийские наймиты;

исполняясь то подозрений, то ярости, она не доверяла никому,
кроме брата. В Дорнийскую войну Висенья стала носить
кольчужную рубаху ночью и днем, даже под королевскими
одеждами, и призывала короля поступать так же. Когда Эйгон
отказался, Висенья пришла в гнев.
– Даже с Черным Пламенем в руке один в поле не воин,
– сказала она ему. – И я не могу вечно быть с тобой.
Когда же король указал, что при нем стража, Висенья
обнажила Темную Сестру и рассекла ему щеку столь быстро,
что стражи не успели вмешаться.
– Твоя стража ленива и медлительна, – сказала она. – Я
могла бы убить тебя с той же легкостью, как полоснула. Тебе
нужна защита получше.
У окровавленного короля Эйгона не осталось выбора,
кроме как согласиться.
Многие короли назначали себе заступников. Эйгон был
владыкой Семи Королевств, а значит, и бойцов ему должно
иметь семерых, решила Висенья. Так была создана
Королевская гвардия – братство из семерых рыцарей,
искуснейших во всем королевстве, облаченных в
ослепительно белые латы и плащи и не имеющих другой цели,
кроме как защищать короля, хоть бы и ценой своей жизни.
Висенья составила им обеты, взяв за основу присягу Ночного
Дозора: как и носящим черное воронам Стены, Белым мечам
предстояло служить всю жизнь, отказаться от земель, титулов
и мирских благ, жить в воздержании и повиновении и не знать
награды, кроме чести.
Столько рыцарей явилось, чтобы предложить свои
кандидатуры в Королевскую гвардию, что король Эйгон
задумал устроить великий турнир, чтобы определить
достойнейших. Висенья же не желала о том и слышать: она
указывала, что одного умения владеть оружием королевскому
гвардейцу недостаточно. Королева не намерена была
рисковать, окружая короля людьми неясной верности, хотя бы
62

те и проявили себя в схватке – вместо этого Висенья отобрала

рыцарей сама.
Среди избранных Висеньей бойцов были молодые и
старые, высокие и низкие, темные и светлые. Они съехались со
всех уголков королевства. Одни были младшими сыновьями в
роду, другие – наследниками древних домов, бросившими
свои наследства ради служения королю. Один был межевым
рыцарем, другой родился бастардом. Все они были быстры,
сильны, наблюдательны, умелы с мечом и щитом и верны
королю.
Вот имена Семерых Эйгона, записанные в Белой книге
Королевской гвардии: сир Ричард Рут; сир Эддисон Хилл,
бастард из Корнфилда; сир Григор Гуд и брат его сир Гриффит
Гуд; сир Хамфри Лицедей; сир Робин Дарклин, прозванный
Черным Дроздом; и наконец, сир Корлис Веларион, лорд-
командующий. История подтвердила, что Висенья Таргариен
выбрала верно. Двое из ее семерки погибнут, защищая короля,
и все будут доблестно служить до конца своих жизней. Многие
храбрецы последовали по их стопам с той поры, вписав свои
имена в Белую книгу и облачившись в белый плащ. И по сей
день Королевская гвардия остается воплощением чести.
Шестнадцать Таргариенов взошли вслед за Эйгоном
Драконом на Железный трон, прежде чем династия была
свергнута восстанием Роберта Баратеона. Были среди них
мудрые мужи и безрассудные, жестокие и милостивые, добрые
и злые. Но ежели королей-драконов оценивать единственно на
основании их наследия, оставленных ими после себя законов,
учреждений и усовершенствований, то имени короля Эйгона I
подобает находиться близко к вершине списка – как в мире,
так и в войне.
 63

Сыны Дракона
Обе сестры Эйгона I Таргариена, Висенья и Рейнис,
стали и супругами короля. Обе они владели драконами, обе
обладали красотой истинных Таргариенов – серебристо-
золотыми волосами и лиловыми глазами. В остальном же
королевы были настолько не похожи одна на другую,
насколько могут быть непохожими две женщины. Впрочем, их
роднило еще одно – каждая подарила королю сына.
Первенцем короля стал Эйнис. Мальчик, родившийся в 7
году от З.Э. у королевы Рейнис, младшей жены Эйгона,
оказался совсем маленьким, слабеньким, вечно хнычущим.
Говорили, что его крохотные глазки постоянно слезятся, что
ручки и ножки чересчур хилые и что королевские мейстеры не
ручаются за его жизнь. Принц отвергал сосцы любых
кормилиц, принимая только материнскую грудь и, по слухам,
проплакал добрых полмесяца, когда его от этой груди
отлучили. Мальчик так мало походил на короля Эйгона, что
некоторые даже дерзали полагать, будто Эйнис не от семени
его милости, а бастард, прижитый королевой Рейнис с одним
из многих ее смазливых фаворитов – сын то ли певца, то ли
мима, то ли лицедея. К тому же рос принц медленно. И лишь
получив Ртуть – драконьего детеныша, в тот год вышедшего
из яйца на Драконьем Камне – мальчик начал крепнуть.
Когда королева Рейнис со своей драконицей Мераксес
погибла в Дорне, Эйнису сравнялось три годика. Мальчик по
смерти матери остался безутешным, ничего не ел и, словно
разучившись ходить, начал ползать подобно годовалому
малышу. Отец отчаялся в нем, и по двору поползли слухи, что
король Эйгон может взять другую жену, ибо Рейнис уже нет, а
Висенья бездетна и, похоже, бесплодна. Завоеватель не искал
в этом деле ничьих советов, и никто не мог сказать, какие
мысли занимали короля, но многие великие лорды и
благородные рыцари привозили ко двору своих юных дочерей,
одну краше другой.
64

Всем подобным толкам пришел конец в 11 году от З.Э.,

когда королева Висенья внезапно объявила, что носит под
сердцем дитя короля. Сына, как она уверенно заявляла, что и
подтвердилось – в следующем 12 году от З.Э. с громогласным
воплем на свет явился принц. И мейстеры, и повитухи сошлись
на том, что мир еще не видывал младенца крепче Мейгора
Таргариена; его старший брат при рождении был почти вдвое
легче.
Единокровные братья никогда не были близки. Эйниса,
признанного наследника, король Эйгон держал при себе, и во
время всех монарших путешествий старший принц следовал
от замка к замку вместе с отцом. Мейгор же оставался с
матерью и сидел подле нее, когда та собирала двор. Висенья со
своим сыном постоянно пребывала на Драконьем Камне, а его
милость предпочитал из монарших путешествий возвращаться
в крепость Эйгонфорт в Королевской Гавани (в те годы
королева Висенья и король Эйгон часто жили порознь). Оттого
и лорды, и народ стали говорить о Мейгоре как о принце
Драконьего Камня.
Королева Висенья вложила меч в руки сына, когда тому
исполнилось три года. Считается, будто первым делом он
использовал клинок, чтобы зарубить одну из замковых
кошек… хотя эта байка скорее похожа на поклеп, сочиненный
врагами Мейгора много лет спустя. Однако нельзя отрицать,
что младший принц сразу пристрастился к работе с мечом.
Первым мастером над оружием для сына Висенья выбрала
сира Гавена Корбрея – наигрознейшего воина, какого только
можно было сыскать в Семи Королевствах.
Принца Эйниса, по большей части пребывавшего подле
отца, боевым искусствам обучали рыцари Королевской
гвардии, а порою и сам король. Все его наставники
признавали, что мальчик усерден и не лишен отваги. Но
Эйнису явно недоставало родительских роста и силы, и он ни
разу не показал себя выдающимся бойцом – даже когда
Завоеватель время от времени вручал ему меч Черное Пламя.
 65

Воспитатели мальчика говорили меж собой, что в битве Эйнис

не осрамится, однако и песни о его доблести вряд ли сложат.
У старшего принца проявились дарования иного рода: он
оказался превосходным певцом с сильным и приятным
голосом, был учтив и обаятелен, умен без книжного занудства,
легко заводил друзей, а юные девы, будь то благородные леди
или простолюдинки, казалось, сходили по нему с ума. Эйнис
также обожал верховую езду. Отец дарил ему скакунов для
охоты и прогулок, турнирных и боевых коней, но охотней
всего принц катался на Ртути – своей драконице.
Принц Мейгор также ездил верхом, но не выказывал
большой любви ни к лошадям, ни к собакам, ни к другим
животным. Когда его, восьмилетнего, на конюшне лягнула
скаковая лошадь, Мейгор заколол ее насмерть и снес пол-лица
конюшонку, примчавшемуся на конский вопль. Не было у
принца и настоящих друзей, хотя на Драконьем Камне
водилось много товарищей по играм. Он рос задиристым
мальчишкой, скорым на гнев, медленным на милость,
страшным в ярости. Однако оружием владел бесподобно.
Оруженосцем стал в восемь лет, а к двенадцати годам на
турнирах выбивал из седла юношей четырьмя-пятью годами
старше себя, в личных же поединках побеждал и закаленных
латников из числа служивших в замке. На тринадцатые
именины принца в 25 году от З.Э. королева Висенья даровала
сыну свой собственный клинок из валирийской стали –
Темную Сестру… А спустя полгода Мейгора женили.
Родственные браки всегда были в обычае дома
Таргариенов. Идеальным считался союз брата с сестрой. Если
такая пара не составлялась, девушка могла выйти замуж за
дядю, кузена или племянника; юноша – жениться на кузине,
тетке или племяннице. Этот обычай восходит к Старой
Валирии, где его держались многие древние семьи, в
особенности, владевшие драконами. Их мудрость гласила:
«Кровь дракона не терпит примесей». Некоторые из принцев-
волшебников также, если хотели, брали нескольких жен,
66

однако подобное случалось реже кровосмесительного брака.

Как писали книжники, в Валирии до Рока почитали тысячу
богов, но ни одного из них не боялись, так что немногие
осмеливались возвышать голос против сложившихся
порядков.
Но в Вестеросе, где власть Святой Веры была
непререкаема, все обстояло иначе. На Севере еще поклонялись
Старым богам, на Железных островах – Утонувшему Богу, но
в остальном государстве чтили единого бога с семью ликами,
чьим гласом на земле являлся верховный септон в Староместе.
А догматы Веры, пронесенные через столетия со времен
самого Андалоса, порицали валирийские брачные обычаи,
принятые у Таргариенов. Кровосмешение осуждалось как
тягчайший грех – будь то между отцом и дочерью, матерью и
сыном или же братом и сестрой, и всякий плод такого союза
почитался за скверну пред богами и людьми. Взирая из
грядущего, нам очевидна явная неотвратимость раздора между
Святой Верой и домом Таргариенов. В действительности еще
во время Завоевания многие из Праведных ожидали, что
верховный септон выскажется против Эйгона и его сестер. И
негодовали, когда Отец истинно верующих вместо того
отсоветовал лорду Хайтауэру противиться Дракону, и даже
более – на второй коронации Завоевателя благословил короля
и помазал на царствие.
Говорят, что привычка – мать согласия. Верховный
септон, короновавший Эйгона Завоевателя, оставался
Пастырем истинно верующих вплоть до своей смерти в 11 году
от З.Э., и к тому времени в государстве уже притерпелись к
королю с двумя королевами, бывшими ему и женами, и
сестрами. Король же Эйгон всегда оказывал почтение Святой
Вере, он подтвердил исконные права и привилегии церкви,
освободил ее доходы и имущество от налогов и постановил,
что единственно собственные суды Святой Веры вправе
разбирать дела обвиняемых в преступлениях септонов, септ и
прочих служителей Веры.
 67

Согласие между Святой Верой и Железным троном

продолжалось все царствование Эйгона I. С 11 по 37 годы от
З.Э. шесть верховных септонов носили хрустальную корону;
его милость оставался в добрых отношениях с каждым из них
и посещал Звездную септу всякий раз, когда бывал в
Староместе. И все же вопрос кровосмесительных браков
разрешен не был, и за любезностями бурлило нечто подобное
горшку с отравой. Ни один верховный септон при Эйгоне не
выступал против брака короля с собственными сестрами,
однако ни один не объявил его законным. Простые же
служители Веры – деревенские септоны, святые сестры,
нищенствующие братья и Честные Бедняки – по-прежнему
считали грехом и двоеженство, и совместное ложе у сестры и
брата.
Дочерей у Эйгона Завоевателя, однако, не было, потому
столь больной вопрос даже и не поднимался: за неимением
сестер принцам пришлось подыскивать невест вне семьи.
Принц Эйнис женился первым. В 22 году от З.Э. он
сочетался браком с леди Алиссой, юной дочерью лорда
Приливов Эйтана Велариона, лорда-адмирала короля Эйгона и
мастера над кораблями. У пятнадцатилетней невесты,
ровесницы жениха, были такие же серебряные волосы и
лиловые глаза, ибо древний род Веларионов происходил из
Старой Валирии. Мать короля Эйгона сама была из
Веларионов, так что считалось, что ныне в браке соединяются
родичи, но не слишком близкие.
Союз оказался счастливым и плодовитым. На
следующий год Алисса родила дочь, Эйнис нарек ее Рейной в
память о своей матушке. При рождении девочка была
крохотной, как и ее отец, но в отличие от него она оказалась
прекрасным здоровым ребенком с живыми сиреневыми
глазками, а волосы ее сияли кованым серебром. Пишут, что
сам король Эйгон прослезился, впервые взяв на руки внучку, а
позже безмерно обожал девочку... возможно, в какой-то
68

степени оттого, что та напоминала Завоевателю утраченную

королеву Рейнис, в честь которой и была названа.
Когда прекрасная весть о рождении Рейны разлетелась
по всем уголкам, возрадовалось все государство... может быть,
кроме королевы Висеньи. Все были согласны, что
неоспоримый наследник Железного трона – это принц Эйнис.
Но теперь стало неясным, останется ли принц Мейгор вторым
в очереди наследования или уступит свое место
новорожденной принцессе. Королева Висенья предложила
уладить вопрос, обручив Рейну с Мейгором, которому только
что исполнилось одиннадцать. Однако Эйнис и Алисса
высказались против этого решения… а когда слухи достигли
Звездной септы Староместа, верховный септон послал королю
ворона. Он предупредил, что Святая Вера не одобрит такое
супружество, и предложил другую невесту для Мейгора –
Серису Хайтауэр, невинную дочь лорда Староместа Манфреда
Хайтауэра (которого не следует путать с его дедом, также
Манфредом). Король Эйгон, помня о выгодах прочных связей
со Староместом и его правящим домом, посчитал выбор
мудрым и согласился на брак.
И в 25 году от З.Э. в Звездной септе Староместа Мейгор
Таргариен, принц Драконьего Камня, взял в жены леди Серису
Хайтауэр, и обряд совершил лично верховный септон.
Мейгору было тринадцать, невесте – на десять лет больше, но
все лорды, принимавшие участие в провожании молодых,
согласились, что принц был преисполнен мужской силы. Сам
Мейгор поутру хвалился, что скрепил свой брак дюжину раз,
и за завтраком заявил: «Прошлой ночью я заделал сына для
дома Таргариенов».
Сын появился на свет в следующем году… но этот
мальчик, названный в честь деда Эйгоном, родился у четы
принца Эйниса и Алиссы, по случаю чего вновь ликовали все
Семь Королевств. Малыш был крепеньким и неистовым, и сам
Эйгон Дракон заявил, что его внук «выглядит воином». И хотя
многие еще обсуждали вопрос приоритета принца Мейгора
 69

или его племянницы Рейны в линии преемственности, одно

казалось бесспорным: наследником Эйниса станет его сын
Эйгон, также как сам Эйнис непременно займет трон после
короля Эйгона Завоевателя.
В последующие годы в доме Таргариенов появлялись
один за другим все новые дети... к радости короля Эйгона, не
разделяемой, впрочем, королевой Висеньей. В 29 году от З.Э.
принц Эйгон обрел младшего брата – Алисса одарила Эйниса
вторым сыном, Визерисом. В 34 году она родила
Джейхейриса, своего третьего сына и четвертое дитя, а в 36
году на свет явилась Алисанна, вторая дочь.
Принцессе Рейне тогда исполнилось всего тринадцать,
но великий мейстер Гавен отметил, что «девица так
возрадовалась появившейся младшей сестричке, что можно
подумать, будто она сама ее родила». Старшая дочь Эйниса и
Алиссы росла застенчивой и мечтательной, казалось, что ей
было приятнее общество животных, чем других детей. Будучи
малюткой, она при незнакомцах часто пряталась за юбку своей
матери или цеплялась за ногу отца... а вот кормить замковых
кошек девочка любила, и в ее кроватке всегда был щеночек
или два. Хотя мать подбирала для нее подходящих подруг из
числа дочерей великих и малых лордов, Рейна, по-видимому,
так ни к кому и не прониклась теплыми чувствами,
предпочитая общению книги.
Девятилетней Рейне подарили драконьего детеныша,
проклюнувшегося в ямах Драконьего Камня. Рейна назвала
малышку Пламенной Мечтой, и они сразу же накрепко
привязались друг к другу. Будучи подле дракона, девочка
понемногу стала избавляться от застенчивости, а в двенадцать
лет впервые поднялась в небо. Принцесса так и осталась
тихоней, но вот называть ее робкой уже никто не осмеливался.
Вскоре после того у Рейны появилась и первая настоящая
подруга из числа родичей – Ларисса из дома Веларионов.
Некоторое время обе девочки были неразлучны... пока
Лариссу внезапно не отозвали на Дрифтмарк, чтобы выдать
70

замуж за второго сына лорда Вечерней Звезды с острова Тарт.

Однако юные сердца не предаются унынию, и принцесса
вскоре обрела новую подругу – дочь десницы Саманту
Стокворт.
Согласно преданию, как раз Рейна положила по
драконьему яйцу в колыбели принцессы Алисанны и принца
Джейхейриса (двумя годами ранее). Если рассказы правдивы,
то именно из этих яиц и вышли Среброкрылая и Вермитор –
драконы, чьи имена золотыми буквами вписаны в хроники
грядущих лет.
Любовь принцессы Рейны к своим братьям и сестрам и
радость королевства от рождения новых принцев дома
Таргариенов не разделяли ни принц Мейгор, ни мать его,
королева Висенья. Ибо каждый новый сын (а еще были люди,
твердившие и про дочерей) оттеснял Мейгора все дальше в
линии преемственности. К тому же сын Висеньи все это время
оставался бездетным, поскольку леди Сериса так и не дала
никому жизнь за истекшие годы.
Однако на турнирах и ратном поле Мейгор полностью
превзошел своего брата. На большом турнире в Риверране в 28
году от З.Э. младший сын Завоевателя одного за другим выбил
из седла трех рыцарей Королевской гвардии, прежде чем
проиграть победителю состязания. В общей же схватке никто
не смог выстоять против Мейгора. После того сам отец
посвятил его в рыцари прямо на турнирном поле, и не каким-
то обычным мечом, а Черным Пламенем, и
шестнадцатилетний Мейгор стал самым юным рыцарем Семи
Королевств.
Последовали и другие подвиги. В 29 году и затем в 30
году от З.Э. Мейгор сопровождал Осмунда Стронга и Эйтана
Велариона в походе на Ступени, где нужно было расправиться
с лиснийским пиратским королем Саргосо Сааном. Там принц
сражался в нескольких кровопролитных боях, показав себя
бесстрашным и грозным воином. А в 31 году от З.Э. он
выследил и уничтожил печально известного рыцаря-
 71

разбойника из Речных земель, прозванного Великаном с

Трезубца.
Впрочем, у Мейгора все еще не было своего дракона.
Хотя в последние годы правления Эйгона среди огней
Драконьего Камня вывелось с дюжину детенышей, и их
предлагали принцу, но тот отверг всех. И после того, как
Рейна, юная племянница Мейгора, начала рассекать небеса на
Пламенной Мечте, будучи всего лишь двенадцатилетней, этот
отказ стал предметом толков по всей столице. Однажды леди
Алисса в кругу придворных принялась дразнить принца, вслух
удивляясь тому, что-де «мой деверь не иначе как побаивается
драконов». Мейгор потемнел от гнева, но затем холодно
ответил, что его достоин только один дракон.
Последние семь лет правления Эйгона Завоевателя были
мирными. После неудач Дорнийской войны король
примирился с сохранявшейся независимостью Дорна. В
десятую годовщину мирных договоренностей он прилетел в
Солнечное Копье на Балерионе, чтобы отметиться на «пиру
дружбы» с Дерией Мартелл, правящей принцессой Дорна.
Принц Эйнис сопровождал его верхом на Ртути, а Мейгор
остался на Драконьем Камне. Эйгон объединил Семь
Королевств в одно пламенем и кровью, но отпраздновав в 33
году от З.Э. свои шестидесятые именины, обратился к кирпичу
и известке. Половину каждого года по-прежнему занимали
монаршие посещения, но теперь уже принц Эйнис и его жена
Алисса путешествовали от замка к замку, тогда как стареющий
король оставался дома, коротая свои дни то на Драконьем
Камне, то в Королевской Гавани.
К тому времени рыбачья деревушка, где впервые
высадился Эйгон, превратилась в обширный и смрадный
стотысячный город, уступающий величиной разве что
Староместу и Ланниспорту. Во многом Королевская Гавань до
сих пор походила на военный лагерь – грязное, зловонное,
беспорядочное временное пристанище. А Эйгонфорт, к тому
времени занимавший уже половину Высокого холма Эйгона,
72

почитался за уродливейший замок Семи Королевств.

Выглядевший громадным недоразумением из дерева, земли и
кирпича, он давно уже выплеснулся за старый бревенчатый
палисад – свою единственную ограду.
Конечно, такая обитель не подходила для великого
короля. В 35 году от З.Э. Эйгон со всем своим двором вернулся
к Драконьей горе и повелел снести Эйгонфорт, а на его месте
выстроить новый замок, на сей раз каменный. Направлять его
замысел и наблюдать за возведением король поручил новому
деснице, лорду Алину Стокворту (сир Осмунд Стронг умер за
год до того), и королеве Висенье. При дворе гуляла шутка, что
его милость вверил Висенье постройку Красного замка, чтобы
не терпеть ее присутствия на Драконьем Камне.
Там же, на Драконьем Камне, Эйгон Завоеватель и
скончался от удара в 37 году от З.Э. В час смерти подле него в
Палате Расписного стола были внуки Эйгон и Визерис – там
король подробно показывал им, как шло Завоевание. Когда
тело возложили на погребальный костер во дворе замка, принц
Мейгор, в то время пребывавший на Драконьем Камне,
произнес надгробную речь. Короля облачили в боевые
доспехи, его руки в латных перчатках сложили на эфесе
Черного Пламени. Со времен Старой Валирии обычаем дома
Таргариенов было сожжение своих умерших, а не предание
земле их останков. В тот день костер подожгла Вхагар. Вкупе
с телом короля предали огню и меч Черное Пламя, но после
того Мейгор снял оружие с костра. Лезвие потемнело, но и
только – обычное пламя повредить валирийской стали не
способно.
После себя Дракон оставил сестру Висенью, сыновей
Эйниса и Мейгора и пятерых внуков. Принцу Эйнису на день
смерти отца минуло тридцать лет, а принцу Мейгору –
двадцать пять.
В день кончины отца Эйнис был в Хайгардене с монаршим
посещением, но Ртуть вернула его на Драконий Камень точно
к похоронам. После них принц возложил на себя отцовскую
 73

корону из валирийской стали с рубинами, и великий мейстер

Гавен провозгласил его Эйнисом из дома Таргариенов, первым
этого имени, королем андалов, ройнаров и Первых людей,
владыкой Семи Королевств и Защитником Державы. Лорды,
прибывшие на Драконий Камень для прощания с
Завоевателем, преклоняли колени и головы перед новым
королем. Когда пришел черед принца Мейгора, Эйнис поднял
его, поцеловал в щеку и сказал:
– Брат, тебе больше никогда не понадобится преклонять
предо мною колени. Мы будем править вместе, ты и я.
Затем король одарил брата отцовским мечом Черное
Пламя и добавил:
– Тебе он послужит лучше, чем мне. Пользуйся им мне
на благо, и я буду тем вполне доволен.
(Такое разделение наследства, как показали позднейшие
события, оказалось весьма неразумным. Ибо королева Висенья
уже одарила сына Темной Сестрой, так что Мейгор отныне
владел обоими родовыми валирийскими мечами дома
Таргариенов. Со дня похорон Завоевателя и впредь брат
короля носил только Черное Пламя. А Темная Сестра так и
осталась на Драконьем Камне, где праздно висела на стене в
покоях Мейгора).
После завершения всех обрядов новый правитель со
свитой отплыл в Королевскую Гавань, где посреди груд земли
и щебня возвышался Железный трон. Старый Эйгонфорт уже
снесли; котлованы и туннели, вырытые под будущие подвалы
и фундамент, уже испещрили холм, но сам Красный замок
расти еще и не начинал. Несмотря на все это, королю Эйнису,
воссевшему на отцовский престол, выкликивали здравицы
тысячи горожан.
Затем его милость отправился в Старомест, чтобы
заручиться благословением верховного септона. Хотя король
мог бы вылететь на Ртути, потратив на дорогу лишь несколько
коротких дней, Эйнис предпочел обычное путешествие в
сопровождении трехсот конных рыцарей и их челяди. Рядом с
74

Рисунок 8. Погребальный костер короля Эйгона I Завоевателя.

 75

ним ехали королева Алисса и трое их старших детей:

четырнадцатилетняя Рейна, прелестная молодая девушка,
похищавшая сердца всех видевших ее рыцарей;
одиннадцатилетний Эйгон и восьмилетний Визерис (младших
детей, Джейхейриса и Алисанну, сочли слишком юными для
столь долгого пути и оставили на Драконьем Камне). Выехав
из столицы, королевский кортеж направился на юг, к
Штормовому Пределу, а после того двинулся на запад – через
Дорнийские марки в Старомест, останавливаясь по дороге в
каждом замке (возвращаться же было решено через Хайгарден,
Ланниспорт и Риверран).
Простонародье стекалось к тракту сотнями и тысячами,
желая поприветствовать своих новых короля с королевой и
порадоваться юным принцам и принцессе. Эйгон и Визерис
вовсю наслаждались и восторженными кличами толпы, и
пирами, и забавами, которые устраивались в каждом замке для
удовольствия нового монарха и его семьи. Но вот принцесса
Рейна... она словно бы вернулась к своей прежней
замкнутости. Мейстер Ориса Баратеона в Штормовом Пределе
записал на пределе учтивости: «Принцесса, по-видимому, не
хочет здесь гостить и не одобряет ничего из того, что видит
или слышит. Она едва пробует кушанья и не желает охотиться
ни с собаками, ни с соколами. Когда же ее попросили спеть (у
нее, как говорят, превосходный голос), она отказалась грубо и
наотрез, тут же удалившись в свои покои». Рейна скучала по
Пламенной Мечте и своей недавней любимице, рыжеволосой
Мелони Пайпер из Речных земель. Королева Алисса, видя это,
послала за леди Мелони, после чего принцесса рассталась с
угрюмостью и присоединилась к празднующим.
В Звездной септе верховный септон помазал Эйниса
Таргариена на царствие, как один из его предшественников
однажды помазал его отца, и вручил ему корону из желтого
золота, украшенную ликами Семерых из жемчуга и нефрита.
Но даже после благословения, дарованного Отцом истинно
верующих, оставались сомнения, что именно Эйнис достоин
76

Железного трона. Вестеросу нужен воин, шептали друг другу

колебавшиеся, а из двух сыновей Дракона явственно сильнее
принц Мейгор. И первейшей среди этих сплетников была мать
Мейгора, вдовствующая королева Висенья Таргариен. Как
сообщают, она будто бы говорила:
– Истина достаточно проста, и даже Эйнис понимает это,
иначе не отдал бы Черное Пламя моему сыну. Он понимает,
что лишь Мейгор достаточно силен, чтобы править.
Способности нового короля подверглись испытанию на
прочность раньше, чем кто-либо мог хотя бы предположить.
Завоевание оставило шрамы на теле всего Вестероса.
Достигшие зрелости сыновья мечтали отомстить за давно
погибших отцов. Рыцари вспоминали дни, когда воин с конем
и доспехами мечом прорубал себе путь к богатству и славе.
Лорды тосковали о временах, когда им не нужно было
разрешение короля для взимания налогов с простолюдинов
или изведения своих врагов.
– Цепи, выкованные Драконом, все еще можно разбить,
– повторяли друг другу недовольные. – Мы можем вернуть
свои вольности, и пришло время ударить, ибо этот новый
король слаб.
Первые ростки мятежа взошли в Речных землях среди
исполинских руин Харренхолла. Завоеватель пожаловал замок
сиру Квентону Квохерису, своему старому мастеру над
оружием. Когда в 9 году от З.Э. лорд Квохерис упал с коня и
расшибся насмерть, титул перешел к его внуку Гаргону,
глуповатому толстяку с непристойной тягой к юным
девушкам. Вскоре лорд Гаргон заработал дурную славу и стал
известен как Гаргон Гость: он появлялся на каждой свадьбе в
своих владениях, чтобы воспользоваться правом первой ночи.
Менее желанного свадебного гостя и представить трудно.
Кроме того, он позволял себе вольности с женами и дочерьми
своих слуг.
Когда Эйнис, все еще находившийся в монаршем
путешествии, гостил у лорда Талли в Риверране на обратном
 77

Рисунок 9. Король Эйнис I Таргариен.

78

пути в Королевскую Гавань, отец одной девушки из числа

«облагодетельствованных» лордом Квохерисом открыл
черный ход Харренхолла некоему разбойнику. Тот называл
себя Харреном Красным и утверждал, что приходится внуком
самому Харрену Черному. Разбойники выволокли его
светлость из постели и притащили в замковую богорощу, где
Харрен отсек и скормил псу мужское естество лорда Гаргона.
Немногие верные Гаргону латники были перебиты, остальные
согласились присоединиться к Харрену. Тот объявил себя
лордом Харренхолла и королем Рек (не будучи
железнорожденным, он не заявлял прав на острова).
Когда вести достигли Риверрана, лорд Талли попытался
убедить короля оседлать Ртуть и обрушиться на Харренхолл,
как прежде сделал Эйгон. Но его милость, возможно, памятуя
гибель своей матери в Дорне, вместо того велел Талли
призвать своих знаменосцев и, пока войско собиралось,
оставался в Риверране. Эйнис выступил лишь после того, как
набралась тысячная рать… но, достигнув Харренхолла, его
люди не нашли в замке никого, кроме мертвецов. Харрен
Красный, предав мечу слуг лорда Гаргона, увел свою шайку в
леса.
По возвращении в Королевскую Гавань Эйниса ждали
худшие новости. В Долине Джонос Аррен сверг и заточил в
темницу своего старшего брата, верного короне лорда
Роннела, после чего объявил себя королем Гор и Долины. На
Железных островах из моря вышел очередной король-жрец, он
назвал себя Лодосом Дважды Тонувшим, сыном Утонувшего
Бога, гостившим у своего отца и наконец вернувшимся. А
высоко в Красных горах Дорна появился самозванец,
прозываемый Королем-Стервятником. Он призвал всех
истинных дорнийцев отомстить за то зло, что Таргариены
принесли в их земли. Принцесса Дерия отреклась от
разбойника и клялась, что она и все верные дорнийцы желают
одного лишь мира. Тем не менее, под знамена самозванца
потекли тысячи – одни спускались с холмов, другие
 79

выбирались из песков. Все они по козьим тропам через горы

выдвигались в Простор.
«Сей Король-Стервятник полубезумен, а его сторонники
– распущенный немытый сброд, – писал королю лорд Хармон
Дондаррион. – Мы чувствуем их смрад за пятьдесят лиг».
Немногим позже помянутый сброд взял штурмом замок
Черный Приют, а Король-Стервятник своеручно отрезал
Дондарриону нос, прежде чем предать замок огню и уйти.
Король Эйнис понимал, что все эти мятежи следует
подавить, но, похоже, не мог решить, с чего начать. Великий
мейстер Гавен писал, что его милость, по-видимому, был не в
состоянии постичь причины всего случившегося.
– Разве простой народ меня не любит? – спрашивал
король. – Джонос Аррен, этот новый Лодос, Король-
Стервятник… неужто я причинил им какое-то зло? Если у них
были жалобы, отчего им было не прийти прямо ко мне? Я бы
охотно их выслушал.
Эйнис предлагал отправить к мятежникам послов, чтобы
узнать о мотивах их действий. Опасаясь, что в Королевской
Гавани может быть небезопасно, раз Харрен Красный жив и
где-то рядом, король отправил супругу Алиссу и юных детей
на Драконий Камень. Деснице, лорду Алину Стокворту, было
велено выступить с армией и флотом в Долину, чтобы
низложить Джоноса Аррена и восстановить в правах его брата
Роннела. Но когда корабли уже были готовы поднять паруса,
Эйнис отменил приказ из страха, что после ухода Стокворта
Королевская Гавань останется без защиты. Вместо того он
послал десницу ловить Харрена Красного всего лишь с
несколькими сотнями людей и решил созвать Великий совет,
чтобы обсудить, как лучше всего покончить с другими
мятежниками.
Пока король колебался, на ратное поле вышли его лорды.
Некоторые действовали по собственному почину, другие – в
согласии с вдовствующей королевой. В Долине Аллард Ройс
из Рунного Камня, собрав десятка четыре верных лордов,
80

выступил на Орлиное Гнездо и с легкостью разбил

приспешников самозваного короля Гор и Долины. Но в ответ
на требование освободить законного лорда Джонос Аррен
отправил своего брата к осаждавшим через Лунную дверь.
Таков был печальный конец Роннела Аррена, трижды
облетевшего Копье Гиганта на спине дракона.
Неприступное Орлиное Гнездо обычным штурмом взять
невозможно, и самозваный король Джонос с наиболее
преданными своими сторонниками наотрез отказались
сдаваться и приготовились к долгой осаде… пока в небе не
появился принц Мейгор верхом на Балерионе. Младший сын
Завоевателя, наконец, выбрал себе дракона, и не какого-
нибудь, а величайшего из всех – Черного Ужаса.
Не пожелав сгореть в его пламени, защитники замка
схватили самозванца и отправили его к лорду Ройсу: они снова
открыли Лунную дверь и послужили братоубийце Джоносу
так же, как и тот своему брату. Деяние это спасло мятежников
от огня, но не от смерти – принц Мейгор, завладев Орлиным
Гнездом, казнил всех до единого. Даже родовитейших он не
удостоил чести умереть от меча, заявив, что предатели
заслуживают только веревки. Схваченных рыцарей повесили
нагишом на стенах Орлиного Гнезда, где те, дергая ногами,
медленно задохнулись. Лордом Долины был назван Хуберт
Аррен, родич погибших братьев. К тому времени он в браке с
леди Ройс из Рунного Камня уже породил шестерых сыновей,
так что угасание дому Арренов не грозило.
На Железных островах Горен Грейджой, Лорд-Жнец
Пайка, положил столь же быстрый конец мятежу «короля
Лодоса, второго этого имени». Он, собрав сотню ладей,
обрушился на острова Старый Вик и Большой Вик, где было
больше всего сторонников самозванца, и предал мечу тысячи
мятежников. После того лорд Горен замариновал в рассоле
голову короля-жреца и отправил ее в Королевскую Гавань.
Король Эйнис был так доволен подарком, что предложил
Грейджою любую милость, какую тот только пожелает.
 81

Неразумное решение, увы! Стремясь показать себя истинным

сыном Утонувшего Бога, лорд Горен попросил короля о праве
изгнать всех септонов и септ, прибывших на Железные
острова после Завоевания для обращения железнорожденных
в веру Семерых. Эйнису пришлось согласиться.
Король-Стервятник в Дорнийских марках по-прежнему
оставался наигрознейшим среди всех мятежников. И хотя
принцесса Дерия в Солнечном Копье продолжала обвинять
восставших, многие подозревали ее в двойной игре,
поскольку, хотя войска в поле она не выводила, но по слухам,
посылала самозванцу людей, деньги и припасы. Правда то
была или нет, но к сброду Короля-Стервятника примкнули
сотни дорнийских рыцарей и несколько тысяч опытных
копейщиков. Вооруженная толпа раздулась неимоверно, в ней
уже насчитывалось более тридцати тысяч человек. Войско
стало столь велико, что самозваный король принял
неосмотрительное решение разделить свои силы. Сам он с
половиной дорнийских сил выступил на запад к Ночной Песни
и Рогову Холму. Другая же половина во главе с лордом
Уолтером Вилем, сыном Вдоволюба, двинулась на восток и
осадила Каменный Шлем, замок дома Сваннов.
Оба воинства постиг полный разгром. Орис Баратеон,
ныне известный как Орис Однорукий, выступил из
Штормового Предела в свой последний поход и разбил
дорнийцев под стенами Каменного Шлема. Когда к нему
доставили раненого Уолтера Виля, лорд Орис заявил ему:
«Твой отец забрал мою руку, а я в ответ заберу твою». С этими
словами он отрубил лорду Уолтеру правую кисть… а затем и
левую, и обе ступни, назвав то «своими процентами». На
обратном пути в Штормовой Предел лорд Баратеон скончался
от полученных в бою ран. Странно, но его сын Давос всегда
говорил, что отец умирал довольным, с улыбкой глядя на
гниющие руки и ноги, что висели в его шатре подобно связкам
лука.
82

Судьбу самого Короля-Стервятника не назвать более

завидной. Не сумев взять Ночную Песнь, он снял осаду и
двинулся на запад, тем самым позволив леди Карон
отправиться следом за ним и присоединиться к сильному
войску марочников под началом Хармона Дондарриона,
изувеченного лорда Черного Приюта. Тем временем путь
самозванцу внезапно перерезал лорд Сэмвелл Тарли из Рогова
Холма с несколькими тысячами рыцарей и лучников. В
последовавшей кровавой битве он доказал, что не зря зовется
Свирепым Сэмом, сразив десятки мятежников своим
Губителем Сердец, огромным валирийским клинком. У
Стервятника было вдвое больше людей, чем у всех трех его
противников, вместе взятых, но большинство его бойцов были
плохо обучены и не знали строя. И когда на мятежников
спереди и сзади обрушились закованные в броню рыцари, их
ряды развалились. Дрогнувшие дорнийцы побросали копья и
щиты и пустились в бегство к далеким горам, а марклорды
преследовали и рубили их, отчего и возникло затем название
«Охота на Стервятника».
Человек, называвший себя Королем-Стервятником, был
взят живым, и Свирепый Сэм Тарли привязал его, раздетого
донага, между двух столбов. Певцы любят рассказывать, будто
самозванца растерзали на куски настоящие стервятники,
давшие ему прозвище, на самом же деле он умер от жажды,
дневной жары и ночного холода, а птицы принялись за труп
лишь после смерти. В более позднее время еще несколько
человек возьмут себе титул «Король-Стервятник», но никто не
знает, родня ли они самому первому. Обычно гибель этого
вожака считают концом Второй дорнийской войны (хотя такое
именование несколько неверно, поскольку ни один из
дорнийских лордов так никогда и не вышел в поле, а принцесса
Дерия до самого конца только и проклинала Короля-
Стервятника, не принимая участия в его походах).
Первого из восставших усмирили последним. Харрен
Красный попал в западню в деревне к западу от Божьего Ока.
 83

Король-разбойник не сдался без боя и в своей последней битве

сразил десницу короля, лорда Алина Стокворта, прежде чем
его самого зарубил оруженосец Стокворта, Бернарр Брюн.
Благодарный король Эйнис посвятил Брюна в рыцари, а
Давоса Баратеона, Сэмвелла Тарли, Безносого Дондарриона,
Эллин Карон, Алларда Ройса и Горена Грейджоя одарил
почетными титулами и должностями, а также золотом. Более
же всего король возвеличил своего брата. По возвращению в
Королевскую Гавань принца Мейгора чествовали как героя,
Эйнис обнял его на глазах ликующей толпы и назвал своим
новым десницей. И когда в конце того года в огненных ямах
Драконьего Камня вывелись еще двое детенышей, многие
сочли это добрым знаком.
Но сердечное согласие между сынами Дракона долго не
продлилось.
Возможно, ссора была неминуема – уж слишком
разнились во всем натуры братьев. Король Эйнис любил жену,
детей и весь свой народ, желая единственно, чтобы и его
любили в ответ. Меч и копье уже давно не доставляли королю
радость, его милость увлекался алхимией, астрономией и
астрологией, восхищался музыкой и танцами, носил
роскошнейшие шелка, парчу и бархат, наслаждался
обществом мейстеров, септонов и мудрецов всякого рода.
Его брат Мейгор терпеть не мог всего этого и жил лишь
войной, турнирами и битвами. Ужасающе сильный, гораздо
выше брата и шире его в плечах, он по праву считался одним
из лучших рыцарей Вестероса, хотя часто отмечали и его
свирепость на поле боя, и жестокость к поверженным врагам.
Король Эйнис всегда стремился угодить; всякий раздор
старался решить добрым словом, в то время как ответом
Мейгора всегда были огонь и сталь. Великий мейстер Гавен
писал, что Эйнис доверял всем, а Мейгор никому. Короля было
легко убедить, замечал Гавен, он колыхался подобно камышу
под ветром и склонялся к тому совету, что доходил до его уха
84

последним. Принц Мейгор же, напротив, был тверд, как

железный посох, несгибаем и неколебим.
Несмотря на все различия, сыны Дракона правили в
дружбе и согласии еще почти два года. Но в 39 году от З.Э.
королева Алисса подарила королю Эйнису еще одну
наследницу, девочку, названную Вейллой. К несчастью,
малютка вскоре скончалась, так и не покинув колыбель.
Возможно, именно это постоянное подтверждение
плодовитости королевы сподвигло принца Мейгора принять
судьбоносное решение. Что бы ни было тому причиной, но
принц точно громом поразил все королевство и самого короля,
когда внезапно объявил, что леди Сериса бесплодна, а потому
он взял себе вторую жену, Алис Харровей, дочь нового лорда
Харренхолла.
Свадьба состоялась на Драконьем Камне, под защитой
вдовствующей королевы Висеньи. Поскольку замковый
септон отказался вершить обряд, Мейгор и его новая жена
воссоединились по валирийскому ритуалу, «венчавшись
пламенем и кровью». Этот брак свершился в отсутствие
короля Эйниса, без его ведома и позволения. Как только о нем
стало известно, единокровные братья жестоко рассорились, и
его милость был не одинок в своем гневе: Манфред Хайтауэр,
отец леди Серисы, подал королю жалобу и потребовал
удаления леди Алис. А в Звездной септе Староместа
верховный септон пошел еще дальше: он заклеймил второй
брак Мейгора как грех и прелюбодеяние, новую жену принца
именовал «харровеевской блудницей» и гремел, что «никто из
истинных сынов и дщерей Семерых никогда не смирится с
подобным».
Принц же Мейгор продолжал упорствовать. Он
указывал, что его собственный отец взял в жены двух своих
сестер, что Святая Вера имеет власть судить людей помельче,
но не тех, кто от крови дракона. Никакие речи короля Эйниса
не могли залечить раны, нанесенные словами его брата, и
 85

многие благочестивые лорды по всем Семи Королевствам

осуждали брак, уже открыто говоря о «мейгоровой шлюхе».
Эйнис, в досаде и гневе, дал брату выбор: либо
отказаться от Алис и вернуться к леди Серисе, либо
отправиться на пять лет в изгнание. Принц Мейгор предпочел
второе и в 40 году от З.Э. удалился в Пентос, взяв с собой леди
Алис, своего дракона Балериона и меч Черное Пламя.
(Говорят, будто бы Эйнис затребовал у брата возвращения
меча, на что принц Мейгор ответил: «Вашей милости вольно
попробовать взять его у меня»). Покинутая леди Сериса
осталась в Королевской Гавани.
Выбирая нового десницу взамен своего брата, Эйнис
обратился к септону Мармизону, благочестивому слуге
Семерых, о котором говорили, что тот может исцелять
больных наложением рук. (Король повелел септону еженощно
возлагать руки на чрево леди Серисы, ибо надеялся, что брат
раскается в своем безрассудстве, если его законная жена
станет плодовитой. Однако же леди вскоре утомилась
еженощным обрядом и удалилась из Королевской Гавани к
своему отцу в Старомест). Несомненно, его милость надеялся
умиротворить этим выбором Святую Веру, но если это так, то
он заблуждался. Исцелить государство Мармизон был
способен не более, чем сделать плодоносной Серису Хайтауэр.
Верховный септон продолжал яриться, а в замках по всей
стране лорды говорили о слабости короля: как-де он сможет
управиться аж с Семью Королевствами, если даже с младшим
братом не в силах совладать?
Его милость не замечал всеобщего недовольства. В
стране воцарился мир, беспокойный братец убрался за Узкое
море, а на вершине холма Эйгона поднимался огромный
новый замок. Новый королевский дворец из бледно-красного
камня обещал стать больше и роскошнее замка Драконьего
Камня, а мощные стены с башнями и барбаканами были
способны устоять перед любым врагом. Жители Королевской
Гавани назвали его Красным замком. А король стал попросту
86

одержим его возведением и заявлял, что его потомки будут в

нем править тысячу лет. Возможно, думая об этих потомках, в
41 году от З.Э. Эйнис Таргариен совершил роковую ошибку:
объявил, что отдает руку своей дочери Рейны ее родному
брату Эйгону, наследнику Железного трона.
Принцессе исполнилось восемнадцать, принцу –
пятнадцать, и они были близки друг другу, ибо играли вместе
с самых детских лет. Хотя Эйгон никогда не подчинял себе
дракона, он не раз вместе с сестрой поднимался в небеса на
Пламенной Мечте. Стройный и красивый, он с каждым годом
все прибавлял в росте, и многие говорили, что Эйгон очень
похож на своего деда в том же возрасте. Говорили, что принц
владеет рыцарским копьем, как никто другой в государстве, а
три года службы в оруженосцах отточили его мастерство и во
владении мечом, и топором. В последнее время на Эйгона во
множестве заглядывались юные девицы, и тот не оставался
равнодушным к их прелестям. Великий мейстер Гавен писал в
Цитадель: «Если принца быстро не повенчают, то его милости,
возможно, придется столкнуться с неожиданным внучком-
бастардом».
У принцессы Рейны также водилось немало
поклонников, но она, в отличие от брата, никого не поощряла.
Девушка предпочитала проводить время с братьями и сестрой,
с любимыми кошками и собаками, а еще – со своей новой
подругой Алейной Ройс. Дочь лорда Ройса из Рунного Камня
была пухленькой неказистой девчушкой, но принцесса так к
ней привязалась, что порою катала ее на Пламенной Мечте,
как и своего брата Эйгона. Однако куда чаще Рейна рассекала
небеса в одиночестве, а после своих шестнадцатых именин
заявила, что она отныне взрослая женщина и вольна «свободно
летать куда желательно».
И да, принцесса летала часто. Пламенную Мечту
замечали над далекими Тартом, Рунным Камнем,
Харренхоллом, Чаячьим городом. Гуляли шепотки (никогда
никем не подтвержденные), что во время одного такого полета
 87

Рейна отдала цвет своего девичества низкорожденному

любовнику. Кто-то болтал о межевом рыцаре, также говорили
о певце, сыне кузнеца, деревенском септоне. Из-за подобных
басен выдвигались предположения, что Эйнис, вероятно, счел
нужным выдать дочь замуж как можно скорее. Невзирая на
истинность таких догадок, восемнадцатилетняя принцесса,
безусловно, вошла в брачный возраст: родители ее
поженились, будучи тремя годами моложе.
В свете обычаев дома Таргариенов соединение в браке
двоих старших детей виделось королю очевидным выбором.
Теплые отношения Рейны и Эйгона были прекрасно известны,
никто из них против свадьбы не возражал. На самом деле, как
предполагает большинство, они ожидали этого еще с той
поры, как играли в своих детских комнатах на Драконьем
Камне и в Эйгонфорте.
Буря, поднявшаяся после объявления о помолвке, застала
всех Таргариенов врасплох, хотя предвещавшие ее знаки были
достаточно ясны для всех, кто имел мудрость читать их.
Святая Вера попустила или, по меньшей мере, закрыла глаза
на брак Завоевателя с его сестрами, но не пожелала делать
таких же поблажек их внукам. Из Звездной септы пришло
яростное осуждение брака меж сестрой и братом. Его
объявили непристойным, и Отец всех верующих провозгласил,
что все дети, рожденные в таком союзе, будут «сквернавцами
в глазах богов и людей». Десять тысяч септонов зачитывали
этот ордонанс во всех Семи Королевствам.
Эйнис, печально известный своей нерешительностью, на
сей раз заартачился и не стал уступать гневу Святой Веры.
Вдовствующая королева Висенья советовала ему выбрать
одно из двух: либо разорвать помолвку и поискать новых
супругов для сына и дочери, либо оседлать свою драконицу
Ртуть, вылететь на Старомест и спалить Звездную септу
вместе с верховным септоном. Король не сделал ни того, ни
другого, и вместо того просто упорствовал, стоя на своем.
88

В день свадьбы на улицах близ септы Поминовения

(возведенной на вершине холма Рейнис и названной в память
павшей королевы-Дракона) выстроились Сыны Воина в
сияющей серебром броне. Они примечали свадебных гостей –
пеших, конных и прибывших в паланкинах. Наиболее
благоразумные лорды, вероятно, ожидали подобного и
предпочли остаться дома.
А пришедшие оказались свидетелями не только свадьбы,
ибо на пиру король Эйнис допустил еще одну оплошность,
даровав титул принца Драконьего Камня своему
предполагаемому наследнику Эйгону. После его слов настала
мертвая тишина, ведь все присутствующие знали, что до сего
часа этот титул принадлежал принцу Мейгору. Королева
Висенья встала с почетного места за высоким столом и без
позволения короля покинула чертог. Той же ночью она на
Вхагар вернулась на Драконий Камень, и записано, что диск
луны, когда мимо него пролетал дракон, стал красным, как
кровь.
Похоже, Эйнис Таргариен не понимал, до какой степени
восстановил против себя всю страну. Полный желания вернуть
благосклонность простонародья, он решил отправить Эйгона и
Рейну в монаршее путешествие по стране. Без сомнения,
король помнил восторженные кличи, которыми повсюду
приветствовали его кортеж во время прошлой поездки.
Принцесса, будучи, как видим, мудрее своего отца, попросила
дозволения взять с собой Пламенную Мечту. Однако его
милость отказал дочери. В то время у Эйгона еще не было
дракона, и король опасался, что и лорды, и простолюдины
сочтут принца трусливым неженкой, увидев его на коне, а его
жену – на драконе.
Его милость крепко ошибся, когда осмысливал
настроения в государстве, благочестие своих подданных и
силу слов верховного септона. Толпы верующих осмеивали
Эйгона, Рейну и весь их кортеж с первого дня пути, где бы те
ни были. В Девичьем Пруду не нашлось ни одного септона,
 89

который бы согласился благословить пир, устроенный в честь

молодых лордом Мутоном. Когда кортеж прибыл в
Харренхолл, лорд Лукас Харровей заявил, что не впустит
новобрачных в замок, если те не согласятся признать его дочь
Алис истинной и законной супругой их дяди. Эйгон и Рейна
отказались, но со стороны набожных любви к ним не
прибавилось, лишь пришлось провести холодную сырую ночь
в шатрах под высокими стенами мощного замка Черного
Харрена. В одной из деревенек Речных земель Честные
Бедняки дошли до того, что забросали супружескую чету
комьями грязи. Принц Эйгон обнажил меч, чтобы покарать их,
но собственные рыцари его удержали – ибо свита принца была
намного меньше числом. Однако же это не остановило Рейну.
Подъехав к обидчикам, она заявила:
– Вижу, вы бесстрашны перед девицей на коне. В другой
раз я прибуду на драконе. Попробуйте тогда кидаться грязью!
По всему королевству положение со дня на день только
ухудшалось. Десницу септона Мармизона отлучили от веры в
наказание за свершение запрещенного свадебного обряда. Его
милость сам взял перо в руки, чтобы написать верховному
септону. Он просил его святейшество вернуть сан «моему
доброму Мармизону» и разъяснял древний валирийский
обычай браков между братьями и сестрами. Ответ был столь
ядовитым, что его милость побледнел при чтении: нисколько
не смягчившийся пастырь истинно верующих, обратившись к
Эйнису как к «королю-сквернавцу», объявил его самозванцем
и тираном, не имеющим права властвовать над Семью
Королевствами.
Верующие вняли своему пастырю. Менее чем через две
недели кучка Честных Бедняков подкараулила септона
Мармизона, которого несли по городу в паланкине. Выскочив
с топорами из переулка, они изрубили десницу в куски. Сыны
Воина начали укреплять холм Рейнис, превращая септу
Поминовения в настоящую твердыню. Красному замку до
завершения оставались еще долгие годы, и потому, сочтя свою
90

обитель на холме Висеньи излишне уязвимой, его милость

вкупе с королевой Алиссой и младшими детьми решил
удалиться на Драконий Камень. Предосторожность оказалась
весьма разумной: за три дня до отплытия двое Честных
Бедняков перебрались через стену усадьбы и ворвались в
монаршую опочивальню. Только своевременное
вмешательство Королевской гвардии спасло Эйниса от
постыдной смерти.
Его милость сменил холм Висеньи на саму Висенью. На
Драконьем Камне вдовствующая королева встретила его
речью, ставшей знаменитой:
– Ты, племянничек, глупец, да к тому же и слабак!
Посмел бы кто-нибудь говорить так с твоим отцом! У тебя есть
дракон, так используй его! Лети в Старомест и преврати
Звездную септу во второй Харренхолл! Или позволь лететь
мне, я с радостью изжарю для тебя этого набожного дурня.
Эйнис о том не пожелал и слушать. Он предпочел
отправить вдовствующую королеву в ее палаты в башне
Морского Дракона и повелел ей пребывать только там.
К концу 41 года от З.Э. чуть ли не вся страна погрузилась
в пучину настоящего восстания против дома Таргариенов.
Четыре ложных короля, появившихся после смерти Эйгона
Завоевателя, теперь казались сущими фиглярами по
сравнению с новой угрозой, поскольку нынешние мятежники
почитали себя воинами Семерых, ведущими священную войну
против безбожной тирании.
На воззвание верховного септона откликнулись десятки
благочестивых лордов: во всех Семи Королевствах они
опускали стяги Таргариенов и объявляли о своей верности
Звездной септе. Сыны Воина захватили все ворота
Королевской Гавани и сами решали, кому можно вступать в
столицу и покидать ее – так, они разогнали строителей
незаконченного Красного замка. На дороги вышли тысячи
Честных Бедняков, принуждая путников объявлять, стоят ли
те «за богов или за сквернавцев». Толпы собирались и шумели
 91

у ворот замков до тех пор, пока лорды не выходили и не

отрекались от Таргариенов. В Западных землях принцу Эйгону
и принцессе Рейне пришлось прервать монаршее путешествие
и искать укрытия в замке Крейкхолл. Посланник Железного
банка Браавоса, отправленный в Старомест на переговоры с
Мартином Хайтауэром, новым лордом Высокой башни и
гласом Староместа (его отец, лорд Манфред, скончался
несколькими лунами ранее), отписывал в банк, что именно
верховный септон теперь «подлинный король Вестероса во
всем, кроме титула».
Новый год застал Эйниса все на том же Драконьем
Камне. Короля терзали страх и нерешительность. Хотя его
милости было всего тридцать пять лет, говорили, что выглядел
он на все шестьдесят, а великий мейстер Гавен сообщал, что
король часто бывал прикован к ложу спазмами желудка и
слабостью кишечника. Когда ни единое лекарство великого
мейстера не возымело действия, заботу об Эйнисе взяла на
себя вдовствующая королева, и его милость, казалось, пошел
на поправку… но лишь затем, чтоб внезапно лишиться чувств
при вести о том, что тысячи Честных Бедняков окружили
Крейкхолл, где поневоле загостились его сын и дочь. Тремя
днями позже король скончался.
Эйнис Таргариен, первый этого имени, был предан огню
во дворе Драконьего Камня, как и его отец. В последний путь
его милость провожали сыновья Визерис и Джейхейрис,
двенадцати и семи лет, и пятилетняя дочь Алисанна; отпевала
его овдовевшая королева Алисса. Его любимая драконица
Ртуть подожгла погребальный костер, также записано, что и
Вермитор со Среброкрылой добавили к нему свой огонь.
Вдовствующей королевы Висеньи на похоронах не было
– не прошло и часа по смерти Эйниса, как та оседлала Вхагар
и улетела на восток, за Узкое море. Вернулась она вместе с
принцем Мейгором и его Балерионом.
Мейгор опустился на Драконий Камень ровно на тот
срок, какой потребовался для коронации – и не изысканной
92

золотой короной с изображениями Семерых, которую так

любил Эйнис, а железным венцом их отца, усеянным кроваво-
красными рубинами. Висенья возложила этот венец на чело
сына, а собравшиеся лорды и рыцари преклонили колени,
когда он провозгласил себя Мейгором из дома Таргариенов,
первым этого имени, королем андалов, ройнаров и Первых
людей и Защитником Державы.
Осмелился возразить лишь великий мейстер Гавен.
Старик заявил, что по всем законам наследования – законам,
что сам Дракон утвердил после Завоевания, Железный трон
должен перейти к Эйгону, сыну короля Эйниса.
– Железный трон достанется тому, кто в силах им
завладеть, – ответил Мейгор. После этого он приговорил
великого мейстера к немедленной казни и собственноручно
снял старую седую голову Гавена с плеч единым взмахом
Черного Пламени.
Ни королева Алисса, ни ее дети не были свидетелями
коронации Мейгора. В считанные часы после похорон вдова
Эйниса отправилась в замок своего лорда-отца на Дрифтмарк,
что лежал неподалеку. Мейгор лишь пожал плечами, когда ему
об этом доложили… после чего удалился с мейстером в Палату
Расписного стола, чтобы надиктовать письма великим и
малым лордам королевства.
В тот день разлетелась сотня воронов, а на следующий,
оседлав Балериона, отправился в полет и сам Мейгор. Его
сопровождала вдовствующая королева Висенья на Вхагар.
Путь лежал через Черноводный залив в Королевскую Гавань.
Возвращение драконов вызвало беспорядки в городе: сотни
людей пытались бежать, но лишь упирались в запертые и
запечатанные ворота. Сыны Воина удерживали городские
стены, те ямы и груды щебня, что позже станут Красным
замком, и септу Поминовения на холме Рейнис,
превращенную ими в крепость. Таргариены же подняли
знамена на холме Висеньи и призвали туда всех верных им.
 93

Откликнулись тысячи. Висенья Таргариен провозгласила, что

ее сын Мейгор явился, чтобы стать их властителем:
– Он истинный король, кровь Эйгона Завоевателя,
который был моим братом, моим супругом и моей любовью. И
любой, кто сомневается в праве моего сына на Железный трон,
да подтвердит свое притязание жизнью!
Сыны Воина не замедлили принять ее вызов. Семь сотен
рыцарей в посеребренной стали спустились с холма Рейнис,
ведомые своим великим капитаном, сиром Дамоном
Морригеном по прозвищу Дамон Праведный.
– Не будем зря молоть языками, – сказал ему Мейгор. –
Дело решат мечи.
Сир Дамон согласился, он считал, что боги даруют
победу тому, чье дело правое, и продолжил:
– Пусть каждая сторона выставит семерых поборников,
как делалось в Андалосе в старину. Отыщешь ли ты шестерых,
кто встанет рядом с тобой?
Эйнис ранее забрал Королевскую гвардию на Драконий
Камень, и ныне Мейгор стоял один.
Его милость повернулся к толпе и воззвал:
– Кто из вас выйдет и встанет подле своего короля?
Многие испуганно отвернулись либо притворились, что
не слышали, поскольку всем было ведомо о доблести Сынов
Воина. Но, наконец, один человек вызвался, и не рыцарь, но
простой латник, звавшийся Бобовым Диком:
– Я сызмальства за короля, – сказал он, – за короля и
помру.
И лишь тогда вышел вперед первый из рыцарей.
– Этот бобовый стручок всех нас посрамил! – выкрикнул
он. – Неужто нет здесь истинных рыцарей? Нет верных людей?
То был Бернарр Брюн, тот самый оруженосец, сразивший
Харрена Красного и посвященный в рыцари лично королем
Эйнисом. Его пренебрежительные слова побудили прочих
воинов предложить свои мечи. Имена тех четверых, кого
выбрал Мейгор, золотыми буквами вписаны в историю
94

Вестероса: межевой рыцарь сир Брамм из Черноколоски; сир

Рейфорд Росби; сир Гай Лотстон по прозвищу Гай-Обжора;
сир Люцифер Масси, лорд Камнепляса.
Имена семи Сынов Воина также дошли до нас: великий
капитан Сынов Воина сир Дамон Морриген, прозванный
Дамоном Праведным; сир Лайл Бракен; сир Харис Хорп по
прозвищу Харри Мертвая Голова; сир Эйгон Амброз; сир
Дикон Флауэрс, он же Бастард из Медовой Рощи; сир Виллам
Скиталец; сир Гарибальд Семь Звезд, рыцарь-септон.
Записано, что Дамон Праведный прочел молитву с просьбой к
Воину даровать силу их рукам. После того вдовствующая
королева повелела приступать. И бой начался.
Первым пал Бобовый Дик – его зарубил Лайл Бракен
через несколько мгновений после начала боя. О случившемся
далее рассказы разнятся. Один летописец сообщает, что из
вспоротого живота чудовищно толстого сира Гая-Обжоры
вывалилось сорок полупереваренных пирожков. Другой
отмечает, что сир Гарибальд Семь Звезд сражался, распевая
гимны. В нескольких рассказах говорится, что лорд Масси
отрубил руку Харису Хорпу. Однако же, согласно одному из
источников, Харри Мертвая Голова перебросил боевой топор
в другую руку и всадил его между глаз лорда Масси. Другие
хронисты полагают, что сир Харис погиб на месте. Иные
уверяют, что битва затянулась на часы, прочие – что большую
часть бойцов повергли и умертвили в считанные мгновения.
Но все соглашаются, что тогда вершились великие деяния, и
воины обменивались могучими ударами до тех пор, пока
Мейгор Таргариен не остался один против Дамона Праведного
и Виллама Скитальца. Король держал в руках Черное Пламя, а
оба Сына Воина были тяжко изранены, однако же
непоправимое почти случилось, с чем согласны и певцы, и
мейстеры. Уже падая, сир Виллам нанес Мейгору чудовищный
удар в голову, который расколол шлем и оставил короля
лежащим без чувств. Многие думали, что его милость погиб –
пока Висенья не сняла с него разбитый шлем.
 95

– Король дышит! – воскликнула она. – Король жив!

Итак, победа осталась за Мейгором. Погибло семеро
самых могучих Сынов Воина, в том числе их великий капитан,
но на вершине холма насчитывалось еще более семи сотен
рыцарей при броне и оружии. Королева Висенья приказала
отнести сына к мейстерам, и когда носильщики покидали
холм, Мечи Веры упали пред его милостью на колени в знак
повиновения. Вдовствующая королева повелела Сынам Воина
вернуться на холм Рейнис, в их укрепленную септу.
Двадцать семь дней Мейгор Таргариен стоял на грани
между жизнью и смертью. Мейстеры лечили его зельями и
припарками, септоны молились у его ложа. Молились и Сыны
Воина в септе Поминовения... а еще они спорили о том, как им
жить дальше. Одним казалось, что у ордена нет иного выбора,
кроме как признать Мейгора королем, поскольку боги
даровали победу ему. Другие же настаивали на продолжении
борьбы, ибо Сыны Воина связаны клятвой повиновения
верховному септону.
Тем временем с Драконьего Камня прибыла Королевская
гвардия. По велению королевы Висеньи белые рыцари
возглавили тысячи городских сторонников Таргариенов и
окружили с ними холм Рейнис. В те же дни на Дрифтмарке
овдовевшая королева Алисса провозгласила истинным
королем своего сына Эйгона, однако ж на ее зов мало кто
откликнулся. Молодой принц, приближающийся к
совершеннолетию, пребывал за полстраны от столицы, попав
в ловушку в Крейкхолле – замок был окружен толпами
Честных Бедняков и верующих крестьян, большая часть
которых считала Эйгона сквернавцем.
В Цитадели Староместа архимейстеры собрали конклав,
чтобы обсудить вопрос преемства и выбрать нового великого
мейстера. И тысячи Честных Бедняков выдвинулись на
Королевскую Гавань. Шедших с запада возглавлял межевой
рыцарь сир Хорис Хилл; с юга – Уот Рубщик, огромный воин
с боевым топором. Шайки оборванцев ушли из лагеря возле
96

Крейкхолла и присоединились к армии своих собратьев, после

чего принц Эйгон и принцесса Рейна, наконец, смогли
покинуть замок. Они прервали монаршее путешествие и
перебрались в Утес Кастерли, где лорд Лиман Ланнистер
предложил им защиту. Его супруга леди Иокаста первой
обнаружила, что принцесса Рейна носит дитя – так сообщает
мейстер лорда Лимана.
На двадцать восьмой день от Суда Семерых с вечерним
приливом в порт зашел корабль из Пентоса, на нем прибыло
две женщины и шесть сотен наемников. В Вестерос вернулась
Алис из дома Харровеев, вторая жена Мейгора Таргариена, и
не одна. С ней явилась бледная красавица с волосами цвета
воронова крыла, известная лишь как Тианна из Башни. Одни
полагали, будто эта особа была наложницей Мейгора, а другие
называли ее любовницей самой леди Алис. Тианна,
внебрачная дочь пентошийского магистра, ранее плясала по
кабакам, но сумела выбиться в куртизанки. По слухам, еще она
была отравительницей и колдуньей. О ней ходило множество
странных сплетен… и все же, стоило ей приехать, как королева
Висенья удалила от своего сына мейстеров и септонов и
препоручила Мейгора заботам одной Тианны.
Король очнулся на следующее же утро с восходом
солнца. Как только его милость появился на стенах Красного
замка меж Алис Харровей и Тианной из Пентоса, собравшиеся
толпы встретили его неистовым ревом, и город охватило
ликование. Но радостные крики смолкли, когда Мейгор
оседлал своего дракона и низвергнулся на холм Рейнис, где
семь сотен Сынов Воина в укрепленной септе совершали
утреннюю молитву. Здание охватил огонь Балериона, а всех,
кто пытался вырваться через двери, снаружи поджидали
лучники и копейщики. Говорили, что вопли горящих заживо
были слышны по всему городу, а после над столицей
несколько дней висела пелена дыма. Так лучшие из Сынов
Воина встретили свою погибель – в огне. И хотя оставались
еще их собратья в Староместе, Ланниспорте, Чаячьем городе и
 97

Каменной Септе, орден так и не смог возродиться в былой

силе.
Однако случившееся стало лишь началом войны короля
Мейгора против Святого Воинства, затянувшейся на все годы
его правления. Воссев на Железный трон, король первым же
указом повелел Честным Беднякам, идущим на столицу,
сложить оружие, грозя объявлением вне закона и смертью.
Когда этот указ не возымел действия, его милость приказал
«всем верным лордам» выйти на поле брани и силой разогнать
орды оборванцев. В ответ верховный септон из Староместа
призвал «верных и благочестивых детей божьих» поднять
мечи в защиту Святой Веры и положить конец правлению
«драконов, чудовищ и сквернавцев».
Первая битва состоялась в Просторе, у городка
Каменный Мост. Там при попытке пересечь Мандер попали в
ловушку девять тысяч Честных Бедняков под началом Уота
Рубщика. Их окружили войска шести лордов. Половина
бойцов Уота оказалась на северном берегу, другая половина –
на южном, и их разгромили наголову. Честные Бедняки,
необученные и не знающие строя, одетые в домотканые
рубахи, вываренную кожу и обломки ржавых доспехов,
вооруженные по большей части топорами лесорубов, кольями
и крестьянскими орудиями, были совершенно неспособны
выдержать натиск тяжелой рыцарской конницы. Учинилась
столь ужасная резня, что воды Мандера стали красными на
двадцать лиг ниже по течению, а замок и соседний городок,
рядом с которыми произошло сражение, с тех пор известны
как Горький Мост. Уота взяли живым, но прежде он успел
зарубить полдюжины рыцарей, и среди них Медоуза из
Лугового Дола, командующего королевским войском.
Здоровяка в оковах доставили в Королевскую Гавань.
К тому времени Большого притока Черноводной достиг
сир Хорис Хилл, ведущий еще большее войско – около
тринадцати тысяч Честных Бедняков. Их ряды упрочило
пополнение из двух сотен конных Сынов Воина из Каменной
98

Рисунок 10. Король Мейгор I Таргариен на Железном троне.

 99

Септы, а также домашние рыцари и ополчение дюжины

лордов-мятежников из Речных и Западных земель. Эту рать
верующих, откликнувшихся на призыв верховного септона,
возглавил лорд Руперт Фолвелл, известный как Шут-Рубака.
Заодно с ним выступили сир Лионель Лорх, сир Алин Террик,
лорд Тристифер Уэйн, лорд Джон Личестер и множество
других могущественных рыцарей. Всего армия Святой Веры
насчитывала двадцать тысяч человек.
Войска короля Мейгора не уступали им числом, а
тяжеловооруженных всадников у его милости было вдвое
больше, да еще имелся крупный отряд лучников. Сам король
оседлал Балериона. Тем не менее, битва разгорелась весьма
яростная. Шут-Рубака умертвил двух рыцарей Королевской
гвардии, а его самого зарубил лорд Девичьего Пруда.
Сражавшийся за короля Большой Джон Хогг, даже ослепнув
от удара меча в начале боя, все же сплотил своих воинов и
повел их в атаку, проломившую ряды верующих и
обратившую Честных Бедняков в бегство. Ливень притушил
пламя Балериона, но не смог полностью его погасить, и среди
дыма и воплей король Мейгор вновь и вновь обрушивался на
врагов, потчуя их огнем. К наступлению ночи победа осталась
за ним, а уцелевшие Честные Бедняки, побросав топоры,
рассеялись по всей округе.
Торжествующий Мейгор вернулся в Королевскую
Гавань, где вновь воссел на Железном троне. К нему привели
Уота Рубщика – в цепях, но по-прежнему непокорного. Король
отрубил гиганту руки и ноги его же топором, но повелел
мейстерам сохранить Уоту жизнь, чтобы тот «мог побывать на
моей свадьбе». После того его милость объявил, что желает
взять себе третьей женой Тианну из Пентоса. Хоть и шептали,
будто мать Мейгора, вдовствующая королева, не питает
никакой любви к пентошийской колдунье, лишь великий
мейстер Мирос осмелился открыто высказаться против
Тианны. Он заявил:
100

– Ваша истинная супруга ожидает вас в Высокой башне

Хайтауэров.
Король, молча выслушав его, спустился с трона, достал
Черное Пламя и зарубил Мироса на месте.
Мейгор Таргариен и Тианна из Башни сочетались браком
на вершине холма Рейнис, среди праха и костей сгинувших там
Сынов Воина. Говорили, что Мейгор предал смерти дюжину
септонов, прежде чем нашел того, кто согласился свершить
обряд. Лишенный конечностей Уот Рубщик присутствовал
при венчании.
Также там присутствовала королева Алисса со своими
младшими сыновьями Визерисом и Джейхейрисом и дочерью
Алисанной. Посещение Дрифтмарка вдовствующей королевой
и Вхагар убедило вдову Эйниса покинуть свое убежище и
вернуться ко двору. Алисса со всеми братьями и прочей
родней из дома Веларионов принесла присягу Мейгору как
законному королю. Королева-вдова даже была вынуждена
вкупе с другими придворными леди участвовать в раздевании
и провожании его милости в покои молодых, где брак и был
скреплен. Возглавляла же провожающих Алис Харровей,
вторая супруга короля. Исполнив долг, Алисса и остальные
леди покинули королевскую опочивальню; Алис же осталась
на всю ночь, разделив плотские утехи с королем и его новой
женой.
На другом конце королевства, в Староместе, верховный
септон громогласно осудил «сквернавца и его блудниц»;
первая супруга Мейгора, Сериса из дома Хайтауэров,
продолжала настаивать, что лишь она является единственной
законной королевой. Столь же непреклонными оставались
пребывающие в Западных землях Эйгон Таргариен, принц
Драконьего Камня, и его супруга принцесса Рейна.
Все то время, пока Мейгор захватывал высшую власть,
сын и дочь короля Эйниса оставались в Утесе Кастерли, ибо
принцесса была в тягости. Почти все рыцари и молодые
сыновья лордов, выехавшие с ними в то злополучное
 101

монаршее путешествие, оставили их и кинулись в

Королевскую Гавань, чтобы присягнуть Мейгору. Даже
служанки и компаньонки Рейны нашли отговорки и
распрощались со своей госпожой. При ней осталась лишь
Алейна Ройс и бывшая фаворитка, Мелони Пайпер – та
привела в Ланниспорт своих братьев, которые присягнули
Эйгону от имени дома Пайперов.
Принца, которого всю жизнь почитали за наиболее
вероятного наследника Железного трона, ныне поносили все
верующие. Эйгон внезапно обнаружил, что его покинула
большая часть тех, кого он считал верными друзьями.
Приверженцы Мейгора (а их численность росла с каждым
днем), не стесняясь, говорили об Эйгоне, что тот «сын своего
отца», и полагали, что видят в принце то же бессилие, которое
погубило короля Эйниса. Указывали, что у принца и дракона-
то никогда не было, хотя собственная его жена и сестра летает
на Пламенной Мечте с двенадцати лет, между тем как Мейгор
владеет Балерионом. Присутствие Алиссы на свадьбе Мейгора
во всеуслышание объявляли доказательством того, что и
родная мать отреклась от дела принца. И хотя Лиман
Ланнистер, лорд Утеса Кастерли, твердо отказался
подчиниться приказу Мейгора, когда тот потребовал
возвращения Эйгона и его сестры в столицу, причем «в оковах,
если понадобится», но даже и он не пошел на то, чтобы
присягнуть мечом юнцу, которого ныне именовали не иначе
как «притязателем» и «Эйгоном Некоронованным».
Именно в Утесе Кастерли принцесса Рейна и одарила
Эйгона двумя дочками-близнецами. Девочек назвали Эйреей и
Рейллой. Из Звездной септы немедля вышло еще одно грозное
порицание от верховного септона. Он возвещал, что малютки
также осквернены, ибо являются плодами похоти и
кровосмешения, а потому прокляты богами. Мейстер Утеса
Кастерли, помогавший в родах, пишет, что принцесса умоляла
мужа вывезти всю семью за Узкое море – куда-либо в Мир,
Тирош или Волантис, где дядя не смог бы до них дотянуться.
102

«Я бы с радостью отдала жизнь, чтобы сделать тебя королем,

но детьми рисковать не стану», – говорила она. Но ее слова
разбились о глухую стену, и все слезы были напрасны, ибо
принц Эйгон твердо вознамерился отстаивать свои права
первородства.
Начало 43 года от З.Э. застало Мейгора в Королевской
Гавани, где он самолично надзирал за возведением Красного
замка. Многое из уже построенного изменили или даже
разрушили, к делу привлекли новых строителей и
отделочников, а в глубинах Высокого холма Эйгона пролегли
туннели и тайные проходы. После того как поднялись
краснокаменные башни, король повелел выстроить замок в
замке: цитадель, окруженную сухим рвом, которая вскоре
станет известна как Твердыня Мейгора.
В том же году его милость назвал лорда Лукаса Харровея
(тот приходился отцом Алис, супруге и королеве Мейгора)
новым десницей… но не к этому деснице прислушивался
король. Как шептались люди, его милость, может, и правит
Вестеросом, но им самим управляют три королевы: его
матушка королева Висенья, его возлюбленная королева Алис
и королева Тианна – пентошийская ведьма. Тианну прозвали
«госпожой над шептунами», а еще (за ее черные волосы)
Королевской Воронихой. Говорили, будто бы она ведет беседы
с крысами и пауками, и что всякие твари Королевской Гавани
являются к ней по ночам, чтобы поведать о любом глупце,
который по неосторожности сболтнул что-то против короля.
Между тем тысячи Честных Бедняков все еще бродили
по дорогам и захолустьям Простора, Трезубца и Долины. Хотя
они никогда уже и не собирались воинством, способным
открыто противостоять королю в битве, Звезды продолжали
воевать малым числом: нападали на путников, шайками
разоряли селения и слабо укрепленные замки, а людей, верных
королю, убивали всюду, где только могли найти. Сир Хорис
Хилл уцелел в битве при Большом притоке, но поражение и
бегство его обесславили, отчего и приверженцы оказались
 103

немногочисленными. А новыми главарями Честных Бедняков

стали едва ли отличавшиеся от грабителей люди вроде
Сайласа-Оборванца, септона Муна и Хромого Денниса. Одним
из самых жестоких вожаков Звезд была женщина, прозванная
Рябой Джейн Пур. Ее люди свирепствовали в лесах между
Королевской Гаванью и Штормовым Пределом, сделав пути
почти непроходимыми для честных людей.
Тем временем Сыны Воина избрали нового великого
капитана. Им стал сир Джоффри Доггетт, Рыжий Пес Холмов,
полный решимости вернуть ордену былую славу. Он выехал
из Ланниспорта за благословением верховного септона всего с
сотней воинов, но по дороге к нему примкнуло столько
рыцарей, оруженосцев и вольных всадников, что к часу
приезда в Старомест их число перевалило за две тысячи. По
всей стране другие непокорные лорды и просто верующие
также собирали людей и искали пути для свержения Драконов.
Все это незамеченным не осталось. Вороны вылетели во
все уголки королевства; лордов и ленных рыцарей, чья
верность была сомнительна, призвали в Королевскую Гавань
преклонить колено, принести вассальную клятву и выдать
сына или дочь в залог своего послушания. Мечи и Звезды были
объявлены вне закона, отныне пребывание в любом из орденов
каралась смертью. Верховному септону было велено явиться в
Красный замок и предстать перед судом за государственную
измену.
Из Звездной септы был прислан ответ его святейшества:
короля самого призвали явиться в Старомест и молить богов о
прощении за грехи и жестокости. И многие верующие брали с
него пример неповиновения. Хотя были и некоторые
набожные лорды, которые приезжали в Королевскую Гавань,
приносили присягу и оставляли заложников, но большинство
отказалось, положившись на численность своих войск и
чувствуя себя в безопасности в крепких замках.
Король Мейгор, будучи всецело поглощенным
строительством Красного замка, позволил этим гнойникам
104

источать яд почти полгода. Первой ударила Висенья.

Вдовствующая королева оседлала Вхагар и понесла в Речные
земли пламя и кровь – как некогда в Дорн. За одну ночь
вспыхнули и сгорели родовые гнезда Блейнтри, Терриков,
Деддингсов, Личестеров и Уэйнов. Чуть позже крылья
Балериона принесли в Западные земли самого Мейгора, и он
предал огню замки Брумов, Фолвеллов, Лорхов и прочих
«благочестивых лордов», пренебрегших указами Железного
трона. Напоследок король обрушился на замок дома
Доггеттов, обратив его в пепел. Пламя унесло жизни отца,
матери и младшей сестры сира Джоффри вкупе с жизнями его
присяжных рыцарей, прислуги и всем имуществом. Когда надо
всеми Западными и Речными землями вознеслись столбы
дыма, Вхагар и Балерион повернули на юг. Некогда, во дни
Завоевания, другой лорд Хайтауэр по совету другого
верховного септона открыл ворота Староместа, но теперь
казалось, что наивеличайший и многолюднейший город
Вестероса обречен на гибель в огне.
В ту ночь Старомест покинули тысячи людей. Одни сели
на корабли, уходящие в дальние порты, поток других вылился
через городские ворота. Еще тысячи устроили на улицах
пьяный разгул, крича друг другу «Ныне ночь песен, вина и
греха – ибо утром гореть и нечестивцам, и праведникам!».
Также многие кинулись в септы, храмы и древние богорощи,
где с усердием молились о спасении. В Звездной септе
верховный септон гремел и бранился, призывая гнев богов на
головы Таргариенов. Архимейстеры Цитадели собрались на
конклав. Городские стражники наполняли мешки песком, а
ведра – водой для борьбы с грядущими пожарами. На зубцы
городской стены в надежде поразить драконов подняли
большие арбалеты, скорпионы, требушеты и баллисты. Для
охраны его святейшества двести Сынов Воина из местного
святого дома окружили Звездную септу стальным кольцом (их
возглавлял сир Морган Хайтауэр, младший брат лорда
Староместа). Великий огонь маяка на вершине Высокой башни
 105

разгорелся зловеще-зеленым – то лорд Мартин Хайтауэр

созывал свои знамена. Старомест ждал рассвета и пришествия
драконов.
И драконы явились – Вхагар на восходе солнца, Балерион
попозже, незадолго до полудня. Однако городские ворота
оказались открытыми, на зубчатых стенах не было ни души, а
над этими стенами развевались знамена Таргариенов,
Тиреллов и Хайтауэров. Вдовствующая королева Висенья
первой узнала новость: в наичернейший час этой долгой и

Рисунок 11. Верховный септон, первейший враг дома Таргариенов,

проповедует в Звездной септе.
106

ужасной ночи верховный септон скончался.

Муж пятидесяти трех лет от роду, сколь неутомимый,
столь и бесстрашный, по всему виду весьма крепкого здоровья,
он славился своей силой и не раз проповедовал сутки
напролет, обходясь без еды и сна. Его внезапная смерть
потрясла город и обескуражила его приверженцев, а о причине
таковой спорят и по сей день. Одни полагают, что его
святейшество сам лишил себя жизни: то ли по трусости
испугавшись гнева короля Мейгора, то ли благородно
пожертвовав собой ради избавления добрых жителей
Староместа от драконьего огня. Другие утверждают, что
Семеро покарали его за грех гордыни, за ересь, измену и
высокомерие.
Большинство же пребывает в уверенности, что
верховный септон был умерщвлен... но кем же? Иные говорят,
что тут приложил руку сир Морган Хайтауэр по приказу
своего лорда-брата. В ту ночь видели, как сир Морган входил
и выходил из личных покоев его святейшества. Некоторые
указывают на леди Патрису Хайтауэр, незамужнюю тетку
лорда Мартина, слывшую ведьмой. Действительно, на закате
она просила аудиенции у его святейшества, хотя после ее
ухода он был еще жив. Также подозревают архимейстеров
Цитадели, однако вопрос, использовали ли они темные
искусства, убийцу или отравленный свиток, так и остается
спорным (всю ночь между Цитаделью и Звездной септой
сновали посыльные). Есть еще и те, кто почитают всех
вышеназванных невиновными и смотрят в сторону
вдовствующей королевы Висеньи Таргариен, которую также
считают колдуньей.
Истина, вероятно, никогда не откроется… но в чем
сомневаться не приходится, так это в том, что лорд Мартин
медлить не стал. Едва скорбная весть достигла Высокой
башни, он без промедления отрядил своих рыцарей
разоружить и взять под стражу Сынов Воина, включая родного
брата. Городские ворота открыли, а над стенами взвились
 107

стяги Таргариенов. Крылья Вхагар в небесах еще не

показались, а люди лорда Хайтауэра уже вытащили из
постелей Праведных и копьями погнали их в Звездную септу –
выбирать нового верховного септона.
Голосовать пришлось лишь единожды. Мудрые
служители и служительницы Веры почти единодушно избрали
некоего септона Патера. Новому верховному септону
исполнилось девяносто лет, он был слеп, сутул и слаб, а
известен был своей любезностью и терпимостью. Старец едва
не рухнул под тяжестью хрустальной короны, когда ту
возложили ему на чело… но когда Мейгор Таргариен предстал
перед верховным септоном в Звездной септе, его святейшество
был только рад благословить короля и помазать его голову
святыми елеями, хоть и не помнил толком священные слова.
Королева Висенья и Вхагар вскоре вернулись на
Драконий Камень, король же, отправляя правосудие, пребывал
в Староместе почти полгода. Он сам председательствовал на
судах. Плененным Мечам из Сынов Воина был дан выбор:
отрекшимся от верности ордену позволялось уехать на Стену
и прожить остаток своих дней братьями Ночного Дозора;
отказавшиеся могли стать мучениками Святой Веры. Три
четверти пленников предпочли надеть черное, остальных
казнили. Семеро из числа последних, знаменитые рыцари и
сыновья лордов, были удостоены особой чести: их обезглавил
лично Мейгор своим Черным Пламенем. Прочим рубили
головы их же бывшие братья по оружию. Полное королевское
помилование получил единственно сир Морган Хайтауэр.
Новый верховный септон со всеми церемониями
распустил ордена Сынов Воина и Честных Бедняков, приказав
всем оставшимся Мечам и Звездам сложить оружие именем
богов. Семеро более не нуждаются в воинах, провозгласил его
святейшество, хранить и защищать Святую Веру отныне будет
Железный трон. Король Мейгор предоставил всем, кто еще
остался в Святом Воинстве, время до конца года, чтобы
отказаться от оружия и сойти с пути мятежа. По истечению
108

срока за упорствующих назначалась награда: золотой дракон

за голову каждого нераскаявшегося Сына Воина и серебряный
олень за «вшивый скальп» Честного Бедняка.
Новый верховный септон не возражал, Праведные тоже.
Будучи в Староместе, его милость также примирился с
королевой Серисой – своей первой женой и сестрой лорда
Хайтауэра, у которого он гостил. Ее милость согласилась
принять других жен короля, относиться к ним с уважением и
честью, и обязалась не злословить против них. Мейгор же
поклялся восстановить Серису во всех ее правах, доходах и
привилегиях, причитающихся ей как венчаной супруге и
королеве. В Высокой башне задали большой пир, чтобы
отпраздновать их примирение; торжество даже включало
провожание и «вторую брачную ночь», чтобы показать миру
истинный союз любящих сердец.
Неизвестно, на сколь долгое время его милость
задержался бы в Староместе, но ближе к концу 43 года от З.Э.
был брошен еще один вызов его престолу. Долговременное
отсутствие Мейгора в Королевской Гавани не осталось
незамеченным племянником короля, и тот решил не упускать
случая. Наконец-то оставив Утес Кастерли, Эйгон
Некоронованный и его супруга Рейна с горсткой сторонников
со всей возможной скоростью пересекли Речные земли и
проникли в столицу, укрывшись под мешками с зерном. Имея
столь мало последователей, Эйгон не посмел сесть на
Железный трон, ибо понимал, что удержать власть не сможет.
Целью супружеской четы были драконы: Пламенная Мечта
принцессы Рейны и Ртуть, дракон короля Эйниса, которого
принц все-таки смог оседлать. Столь смелое дело удалось
благодаря помощи друзей, находившихся при дворе самого
Мейгора и уставших от жестокости короля. Эйгон и Рейна
въехали в столицу на повозке, влекомой мулами, а покинули
город на драконах, вылетев бок о бок.
Вернувшись в Западные земли, принц и принцесса
принялись собирать армию. У Ланнистеров из Утеса Кастерли
 109

по-прежнему не было охоты поддерживать дело Эйгона

Некоронованного, а потому его приверженцы стекались к
Розовой Деве, замку дома Пайперов. Джон Пайпер, лорд
Розовой Девы, пообещал свой меч Эйгону, однако, по общему
мнению, на то лорда сподвигла его пылкая сестра Мелони,
подруга детства принцессы Рейны. И именно в Розовой Деве
Эйгон Таргариен, спустившись с небес на Ртути, изобличил
своего дядю как тирана и узурпатора и призвал всех честных
людей встать под свои знамена.
Пришедшие лорды и рыцари были, в основном, людьми
Запада и Трезубца, в числе таковых оказались: лорды Тарбек,
Рут, Вэнс, Чарлтон, Фрей, Пэг, Паррен, Фарман и Вестерлинг;
к ним примкнули лорд Корбрей из Долины, Бастард из
Барроутона и четвертый сын лорда Грифоньего Гнезда. Из
Ланниспорта прибыли пятьсот человек под знаменем сира
Тайлера Хилла, бастарда Лимана Ланнистера – и благодаря
тому хитроумный лорд Утеса Кастерли и молодому принцу
мечи предоставил, и сам остался чистеньким на случай победы
Мейгора. А у отряда Пайперов во главе был отнюдь не лорд
Джон или его братья, но сестра Мелони, облачившаяся в
кольчугу и взявшая копье. И вот Эйгон Некоронованный
рискнул потребовать себе Железный трон и начал поход через
Речные земли, возглавив пятнадцать тысяч человек на Ртути,
драконице короля Эйниса.
Хотя в их рядах были и закаленные командиры, и
могучие рыцари, ни один великий лорд дело принца Эйгона не
поддержал… впрочем, королева Тианна, госпожа над
шептунами, писала Мейгору, предупреждая его о том, что
Штормовой Предел, Орлиное Гнездо, Винтерфелл и Утес
Кастерли состоят в тайной переписке со вдовствующей
королевой Алиссой. Прежде чем объявить себя сторонниками
принца Драконьего Камня, лорды хотели бы убедиться, что тот
способен побеждать. Эйгону нужна была хотя бы одна победа.
Мейгор ему такой возможности не оставил. Из
Харренхолла выдвинулся лорд Харровей, из Риверрана – лорд
110

Талли. Королевский гвардеец Давос Дарклин набрал в столице

пять тысяч мечей и отправился на запад, навстречу
мятежникам. Из Простора со своими ополчениями вышли
лорды Мерривезер, Касвелл и Пик. Так медленно ползущая
армия притязателя оказалась в кольце противников. И пусть
каждая рать была скуднее войска принца, но их было много,
так что юный Эйгон (ему было всего семнадцать) не знал,
против кого обратиться. Лорд Корбрей советовал разбить
неприятелей по очереди, прежде чем те объединят силы, но
Эйгон не желал дробить собственное войско. Вместо этого он
продолжил путь к Королевской Гавани.
К югу от Божьего Ока мятежникам заступил дорогу сир
Давос Дарклин с людьми из Королевской Гавани – они встали
на возвышенности за стеной копий. Тогда же разведчики
сообщили, что с юга подходят лорды Мерривезер и Касвелл, а
с севера – Талли и Харровей. Принц Эйгон приказал наступать,
надеясь прорваться через ряды Дарклина, прежде чем другие
королевские силы ударят по его флангам, и оседлал Ртуть,
чтобы лично возглавить атаку. Но, едва начав подниматься в
воздух, он услышал крики и увидел, как внизу его люди
указывают на южный небосклон – там возник Балерион
Черный Ужас.
То явился король Мейгор.
Впервые с тех пор, как Рок поразил Валирию, один
дракон сражался с другим в небесах, в то время как битва
кипела и на земле.
Ртуть была вчетверо меньше дракона Мейгора – не ровня
старшему и более свирепому противнику. Балерион поглощал
и сметал огромными черными клубами пламени облачка
тусклого белого огня драконицы. И вот Черный Ужас ринулся
сверху, его челюсти сомкнулись на шее Ртути, и старый дракон
оторвал молодому крыло. Крича и дымясь, Ртуть рухнула на
землю, а с ней и принц Эйгон.
Битва внизу завершилась почти столь же скоро, но была
намного кровопролитней. Как только Эйгон пал, повстанцы
 111

Рисунок 12. Бой короля Мейгора I на драконе Балерионе и принца Эйгона

Некоронованного на драконице Ртути над озером Божье Око.
112

поняли, что их дело погибло, и обратились в бегство, бросая

оружие и доспехи. Но их окружали вражеские войска, и бежать
было некуда. К концу дня погибло две тысячи людей Эйгона –
против сотни убитых на стороне короля. В числе убитых
оказались лорд Алин Тарбек, Деннис Сноу, он же Бастард из
Барроутона, лорд Роннел Вэнс, сир Виллам Уистлер, Мелони
Пайпер и три ее брата… и принц Драконьего Камня, Эйгон
Некоронованный из дома Таргариенов. Единственной
заметной потерей среди людей короля стал королевский
гвардеец сир Давос Дарклин – он был сражен Покинутой,
валирийским мечом лорда Корбрея. За битвой последовали
суды и казни, затянувшиеся на полгода. Королева Висенья
убедила сына пощадить некоторых мятежных лордов, но даже
сохранившие жизнь потеряли земли и титулы и были
вынуждены дать заложников.
Одна из именитых особ так и не была найдена ни среди
павших, ни среди пленных. Рейна Таргариен, сестра и жена
принца Эйгона, не присоединилась к войску. И по сей день
спорят, по собственному ли почину или по приказу мужа
сделала она такой выбор. Доподлинно известно лишь то, что
по уходу Эйгона Рейна осталась в замке Розовая Дева вместе с
дочерьми... и своим драконом, Пламенной Мечтой. Стал бы
исход битвы иным, будь в войске принца второй дракон? Мы
никогда не узнаем о том... хотя справедливо указывают, что
Рейна не была воительницей, а Пламенная Мечта, будучи еще
моложе и меньше Ртути, для Балериона Черного Ужаса никак
не представляла подлинной угрозы.
Говорят, что после того, как вести о битве достигли
Запада, принцесса Рейна выслушала рассказ о гибели и мужа,
и подруги леди Мелони с каменным лицом.
– Вы не будете их оплакивать? – спросили принцессу, на
что она ответила:
– На слезы нет времени.
Затем, в опасении перед гневом дяди, принцесса взяла
дочерей, Эйрею и Рейллу, и пустилась в бегство. Сначала
 113

Рейна перелетела в Ланниспорт, а после – через море на

Светлый остров, где новый лорд Марк Фарман (его отец и
старший брат пали в битве, сражаясь за принца Эйгона) дал ей
убежище и поклялся, что под его кровом с ней ничего не
случится. Почти год жители Светлого острова со страхом
взирали на восток, боясь появления черных крыльев
Балериона, но Мейгор так и не прилетел. Вместо того король
отбыл в Красный замок, твердо вознамерившись обзавестись
наследником.
Сорок четвертый год от З.Э. в сравнении с
предшествовавшими ему можно счесть мирным… но
мейстеры, запечатлевшие эти времена, пишут, что-де в
воздухе еще висел тяжкий дух крови и пламени. Мейгор I
Таргариен восседал на Железном троне, вокруг трона рос
Красный замок, но при безрадостном дворе его царила
угрюмость, несмотря на присутствие трех королев… или,
возможно, как раз по этой причине. Каждую ночь король
призывал одну из жен на свое ложе, но так и не продолжил
свой род, и не было у него других наследников, кроме сынов и
дочерей его брата Эйниса. Подданные стали называть короля
Мейгором Жестоким и «убийцей родичей», но только за глаза:
сказать такое королю в лицо означало верную смерть.
Дряхлый верховный септон скончался, и в Староместе
ему на смену избрали нового. Хотя тот и не говорил ни слова
против короля и его супруг, вражда между Мейгором и Святой
Верой так и держалась. Честных Бедняков ради
вознаграждения ловили и убивали сотнями (снятые скальпы
сдавали людям короля), но в глуши, на межах и в лесах по всей
державе таились еще тысячи тех, кто с каждым вздохом
посылал проклятия Таргариенам. Одна из таких шаек даже
избрала собственного верховного септона – бородатого детину
по имени септон Мун. Сир Джоффри Доггетт, Рыжий Пес
Холмов, по-прежнему возглавлял горстку уцелевших Сынов
Воина. Этот орден, объявленный вне закона и уже
обреченный, не имел более сил для открытого сражения с
114

войсками короля, и потому Рыжий Пес рассылал своих воинов

по стране под личиной межевых рыцарей – выслеживать и
убивать верных слуг Таргариенов и «вероотступников». Их
первой жертвой стал покинувший орден сир Морган Хайтауэр
– его изрубили в куски на дороге в Медовую Рощу. Потом
умертвили старого лорда Мерривезера; следом за ним были
убиты сын и наследник лорда Пика, престарелый отец Давоса
Дарклина и даже Слепой Джон Хогг. Хотя за голову каждого
из Сынов Воина платили по золотому дракону, простолюдины
в память о прошлом укрывали и защищали их.
Вдовствующая королева Висенья на Драконьем Камне
исхудала и иссохла, плоть точно истаяла с ее костей. Королева
Алисса также жила на острове вкупе со своим сыном
Джейхейрисом и дочерью Алисанной, являясь узниками во
всем, кроме названия. Принц Визерис, старший из ныне живых
сыновей Эйниса и Алиссы, был призван ко двору Мейгора.
Этот многообещающий юноша пятнадцати лет от роду,
народный любимец, стал оруженосцем его милости… но при
нем неотвязно, как тень, всегда был кто-нибудь из рыцарей
Королевской гвардии – чтобы принц не ввязался в какую-либо
интригу или заговор.
Какое-то время в 44 году от З.Э. всем казалось, что
король в скором времени обретет столь желанного наследника.
Алис Харровей на радость всему двору объявила, что понесла
дитя. Великий мейстер Десмонд предписал королеве, как
только та отяжелела, не покидать ложа, и взял на себя все
заботы. Ходить за ее милостью ему помогали две септы,
повитуха и сестры Алис – Джейн и Ханна Харровей. Мейгор
настоял, чтобы и другие его жены прислуживали бывшей в
тягости королеве.
Но в третью луну пребывания в постели у леди Алис
началось сильное кровотечение из лона, окончившееся
выкидышем. Король Мейгор пожелал увидеть
мертворожденное дитя и, к своему ужасу, узрел не мальчика,
 115

но чудовище с искривленными конечностями и огромной

головой без глаз.
– Это не может быть мой сын, – гневно взревел король.
Горе его тут же обратилось в ярость, и Мейгор велел без
промедления казнить и повитуху, и септ, ходивших за
королевой, а заодно и великого мейстера Десмонда, пощадив
только сестер Алис.
Рассказывают, что Мейгор восседал на Железном троне,
держа в руках голову великого мейстера, когда к нему пришла
королева Тианна и заявила: короля обманули. Дитя было не от
его семени. Якобы Алис Харровей, видя вернувшуюся ко
двору королеву Серису – старую, бездетную, полную горечи –
преисполнилась страха, что и ее постигнет та же участь, если
она не подарит королю сына. Потому ее милость обратилась к
своему лорду-отцу, деснице короля. В те ночи, когда король
делил ложе с Тианной или Серисой, Лукас Харровей посылал
в постель своей дочери мужчин, чтобы помочь ей зачать
ребенка. Мейгор отказался этому поверить, назвал Тианну
ревнивой бесплодной ведьмой и швырнул в нее головой
великого мейстера.
– Пауки не лгут, – ответила госпожа над шептунами, и
вручила королю список.
В нем числились имена двадцати мужчин, будто бы
изливавших свое семя в лоно королевы Алис. Старые и
молодые, пригожие и неказистые, рыцари и оруженосцы,
лорды и челядинцы, даже певцы, кузнецы и конюхи – десница
короля, похоже, широко раскинул сети. Роднило всех только
одно: они были отцами здоровых детей, доказав тем самым
свою мужскую силу.
Под пытками сознались все, кроме двоих. Один из
сознавшихся, отец двенадцати детей, все еще хранил золото,
уплаченное лордом Харровеем «за службу». Дознание
учинили скорое и тайное; ни лорд Харровей и королева Алис
не ведали о подозрениях короля, пока к ним не вломились
рыцари Королевской гвардии. На глазах Алис, которую
116

вытащили из постели, убили ее сестер – они пытались

защитить королеву. Ее отца, который в тот час досматривал
Башню десницы, скинули с крыши на камни, и он разбился
насмерть. Схватили также сыновей, братьев и племянников
Харровея, всех их сбросили на пики, которыми был утыкан
сухой ров вокруг Твердыни Мейгора. Кто-то умирал часами, а
слабоумный Хорас Харровей промучился несколько дней.
Двадцать прелюбодеев из списка королевы Тианны в скором
времени присоединились к ним, а затем еще дюжина мужчин,
которых назвали первые двадцать.
Наихудшую смерть уготовили самой королеве Алис,
которую отдали на муки Тианне, ее сестре по браку. Об этой
смерти мы говорить не будем, ибо о некоторых вещах лучше
всего умолчать и забыть. Достаточно сказать, что Алис
умирала почти две недели, а сам Мейгор неотступно
находился рядом и смотрел на ее агонию. Тело королевы
разрубили на семь частей и водрузили их на пиках над семью
городскими воротами, где те и оставались, пока не сгнили.
Сам король Мейгор покинул столичный город. Собрав
сильное войско рыцарей и латников, он выступил на
Харренхолл, чтобы довершить истребление дома Харровеев.
Защитников у огромного замка на Божьем Оке было немного,
и кастелян, племянник лорда Лукаса и родич покойной
королевы, открыл ворота приближающемуся королю, но
покорность его не спасла. Его милость предал мечу весь
гарнизон, а также всех мужчин, женщин и детей, в ком нашли
хоть каплю крови Харровеев. Затем король ушел в Город лорда
Харровея на Трезубце, где повторил все сделанное.
После этого кровопролития стали поговаривать, что
Харренхолл проклят, ибо всякий род, владеющий замком,
постигали печальная судьба и кровавая гибель. Тем не менее,
многие честолюбцы из людей Мейгора желали замка Харрена
Черного и его обширных и плодородных земель. Столь
многие, что утомленный бесконечными прошениями король
пообещал отдать Харренхолл сильнейшему. И вот посреди
 117

залитых кровью улиц Города лорда Харровея двадцать три

королевских рыцаря сразились на мечах, копьях и булавах.
Победа досталась сиру Уолтону Тауэрсу, и Мейгор назвал его
лордом Харренхолла. Однако общая схватка была
жесточайшей, и Тауэрс недолго наслаждался наградой – он
умирал от полученных ран и через две недели скончался.
Харренхолл отошел старшему сыну сира Уолтона, но угодья
замка сильно поубавились: Город лорда Харровея король
передал лорду Альтону Баттервеллу, а остальные земли
Харровеев – лорду Дарнольду Дарри.
Мейгора, вернувшегося в столицу к делам Железного
трона, встретили вестью о смерти его матери, королевы
Висеньи. А из-за смятения после ее кончины сразу не
заметили, что королева Алисса с детьми исчезла с Драконьего
Камня, причем вместе с драконами, Вермитором и
Среброкрылой, а куда – никому не было ведомо. И более того,
беглецы смогли выкрасть валирийский меч Темную Сестру.
Его милость распорядился сжечь тело усопшей матери,
захоронив прах и кости подле Завоевателя, а после того послал
Королевскую гвардию схватить собственного оруженосца
принца Визериса:
– Заключите его в темницу и допросите пожестче.
Узнайте, куда бежала его мать.
– Он может и не знать, – усомнился сир Оуэн Буш,
рыцарь Королевской гвардии Мейгора.
На что король, как известно, изрек:
– Значит, пусть умрет. Быть может, эта сука заявится на
похороны.
Принц Визерис не знал, куда исчезла его мать – не
помогли даже темные искусства пентошийки Тианны. После
девятидневного допроса принц умер, а тело его по приказу
короля бросили на пару недель гнить на внутреннем дворе.
– Подождем, пока его мать не придет за ним, – сказал
Мейгор.
118

Но королева Алисса так и не появилась, и, в конце

концов, его милость предал останки огню. Загубленному
принцу исполнилось всего пятнадцать лет; его любили и
лорды, и простой люд. Все королевство скорбело о нем.
В 45 году от З.Э. возведение Красного замка наконец-то
завершилось. В честь этого события король Мейгор устроил
пир для мастеров и рабочих – всех, кто строил замок. Туда
отправили целые возы крепких вин и сладких яств, отрядили
шлюх из лучших городских борделей. Празднества длились
три дня. А после от короля пришли рыцари и предали мечу
всех работников, чтобы те не смогли раскрыть секреты
Красного замка, под которым и захоронили их кости.
Вскоре после завершения строительства некая внезапная
болезнь поразила королеву Серису, и та скончалась. При дворе
гулял слушок, что ее милость якобы оскорбила короля каким-
то едким замечанием, и он приказал сиру Оуэну вырезать ей
язык. И будто бы королева сопротивлялась, а соскользнувший
нож сира Оуэна резанул ей по горлу. В то время эта история,
пусть и ничем не подтвержденная, широко разошлась, но ныне
большинство мейстеров почитают ее за клевету, состряпанную
каким-то врагом короля, чтобы очернить его еще более. Как
бы там ни было, после смерти первой жены у Мейгора
осталась единственная королева – пентошийка Тианна,
госпожа над пауками с черными волосами и черным сердцем,
которую ненавидели и боялись все до единого.
Едва был уложен последний камень Красного замка,
Мейгор повелел очистить вершину холма Рейнис от руин
септы Поминовения вкупе с костями и прахом сгинувших там
Сынов Воина. Его милость постановил, что на том холме
должно быть воздвигнуто огромное каменное «стойло для
драконов», достойное обиталище для Балериона, Вхагар и их
потомства. Так началось возведение Драконьего Логова.
Вполне ожидаемо оказалось, что поиск зодчих, каменщиков и
прочего рабочего люда для этой стройки – дело весьма
непростое. Их так много сбежало, что королю, в конце концов,
 119

пришлось завезти мастеров из Мира и Волантиса, а в

подчинение им поставить колодников из городских темниц.
В конце 45 года от З.Э. Мейгор вновь вышел в поле,
чтобы добить разбойничьи шайки, оставшиеся от Святого
Воинства, а Королевскую Гавань держали Тианна и новый
десница, лорд Эдвелл Селтигар. В большом лесу к югу от
Черноводной люди короля выследили немало Честных
Бедняков, нашедших там пристанище. Их во множестве
отправили на Стену, а отказавшихся надеть черное повесили.
Их вожак – женщина, известная как Рябая Джейн Пур – долго
ускользала от короля, но, в конце концов, ее выдали трое
собственных людей в обмен на помилование и рыцарские
шпоры.
Трое септонов, сопровождавшие его милость, объявили
Рябую Джейн ведьмой, и Мейгор повелел сжечь ее заживо на
поле близ реки Путеводной. В день казни три сотни ее
сторонников, крестьян и Честных Бедняков, разом хлынули из
леса, чтобы спасти приговоренную. Однако король это
предугадал, и его люди ожидали нападения. Спасителей
окружили и перебили. Одним из последних погиб их
предводитель. Им оказался сир Хорис Хилл, межевой рыцарь
и бастард, уцелевший три года назад в резне на Большом
притоке Черноводной. В этот раз удача ему изменила.
Тем не менее, в других областях по всему государству
время работало против короля. И лорды, и простой люд все
больше возмущались жестокими деяниями Мейгора, и многие
начали предлагать помощь и поддержку его противникам.
Септон Мун – «верховный септон», возвышенный Честными
Бедняками в пику старцу из Староместа, которого они
называли «Его Пресмыкательством» – свободно бродил по
Речным землям и Простору. Он собирал огромные толпы
всякий раз, как появлялся из леса с проповедью против короля.
Холмистым краем к северу от Золотого Зуба правил, хоть и не
имея титула, Рыжий Пес, сир Джоффри Доггетт –
самопровозглашенный великий капитан Сынов Воина. И ни
120

Утес Кастерли, ни Риверран, казалось, не собирались усмирять

его. Хромой Деннис и Сайлас-Оборванец все еще гуляли на
воле, ибо простонародье помогало им укрываться, где бы те ни
появлялись. Рыцари и латники, посланные предать их
правосудию, попросту исчезали.
В 46 году от З.Э. король Мейгор вернулся в Красный
замок с двумя тысячами черепов – плодами года военных
действий. Король, вывалив их у подножия Железного трона,
объявил, что это головы Честных Бедняков и Сыновей
Воина… но очень многие полагали, что большая часть жутких
трофеев принадлежала простым крестьянам, поденщикам и
свинопасам, чьим преступлением была единственно их вера.
К началу следующего года у Мейгора все еще не было
сына или даже бастарда, которого он мог бы узаконить. И не
казалось возможным, что королева Тианна подарит мужу
желанного наследника, ибо король более не искал ее ложа,
хотя Тианна продолжала служить его милости госпожой над
шептунами.
Советники сходились в том, что королю давно пора взять
новую супругу, но не могли прийти к согласию, выбирая
невесту. Великий мейстер Бенифер предлагал гордую и
прекрасную Клариссу Дейн, леди Звездопада – с надеждой
вывести ее дом и земли из-под власти Дорна. Альтон
Баттервелл, мастер над монетой, сватал свою вдовую сестру,
дородную женщину с семью детьми. Пусть и не красавица,
объяснял он, но в ее плодовитости усомниться невозможно.
Десница, лорд Селтигар, имевший двух дочерей на выданье,
тринадцати и двенадцати лет, уговаривал короля выбрать
любую из девушек, а то и жениться на обеих, если пожелает.
Лорд Веларион с Дрифтмарка советовал Мейгору послать за
своей племянницей Рейной, вдовой Эйгона Некоронованного.
Взяв ее в жены, Мейгор объединял монарший род,
предотвращая тем самым любые заговоры в пользу принцессы,
и приобретал заложницу на случай каких угодно козней ее
матушки, королевы Алиссы.
 121

Мейгор выслушал всех по очереди. Хотя он пренебрег

большей частью предлагаемых особ, но некоторые доводы и
объяснения воспринял. Король решил, что у него будет
женщина доказанной плодовитости, хотя толстая и неказистая
сестра Баттервелла была отставлена. Он возьмет несколько
жен, как предлагал лорд Селтигар. Две жены удвоят его шансы
на наследника, три – утроят. Одной из них непременно станет
его племянница – совет лорда Велариона весьма мудр.
Королева Алисса с двумя младшими детьми продолжала
скрываться (считалось, что они бежали за Узкое море в Тирош
или, может быть, Волантис). Но они все еще представляли
угрозу короне и любым наследникам Мейгора. Женитьба на
старшей дочери Эйниса ослабит притязания со стороны его
младших детей.
После гибели мужа и перелета на Светлый остров Рейна
Таргариен неотложно сделала все, чтобы защитить своих
дочерей. Если принца Эйгона считать истинным королем, то
его дочь Эйрея – законная наследница, а потому вправе
заявлять права на титул королевы Вестероса. Однако Эйрее и
ее сестре Рейлле едва исполнился годик, и их мать знала, что
оглашение таких притязаний равносильно обречению девочек
на смерть. Вместо того Рейна перекрасила дочерям волосы,
изменила имена и отослала от себя, доверившись неким
могущественным сторонникам. Тем надлежало передать
малышек в хорошие семьи так, чтобы достойные люди даже не
догадывались об истинном происхождении воспитанниц.
Принцесса настояла на том, чтобы даже ей не было известно,
кто растит дочерей: чего не знаешь, того не выдашь даже под
пытками.
Самой же Рейне Таргариен подобный путь был заказан.
Да, она могла бы сменить имя, перекрасить волосы и
облачиться в грубую рубаху трактирной служанки или одежды
септы. Но как укрыть драконицу Рейны, голубую с
серебряными метинами Пламенную Мечту? Рейна летала на
ней с двенадцати лет, та уже отложила две кладки яиц...
122

Драконов спрятать нелегко. Потому принцесса с

драконицей просто укрылись как можно дальше от Мейгора –
на Светлом острове, где Рейну радушно принял лорд Фарман.
Среди высоких белых башен Светлого замка, вздымавшихся
над Закатным морем, принцесса отдыхала, читала, молилась и
гадала, сколько времени ей отпущено, прежде чем дядя
пришлет за ней. Как Рейна потом говорила, она нисколько не
сомневалась, что это случится, стоял лишь вопрос «когда», а
не «если».
Ее призвали быстрее, чем ей бы хотелось, хоть и не так
быстро, как она опасалась. Неповиновение исключалось.
Ответом на него стало бы появление на Светлом острове
короля с Балерионом. Рейна привязалась к лорду Фарману, а к
его второму сыну, Эндроу, испытывала нечто большее, чем
привязанность. Она не желала платить им за доброту пламенем
и кровью и вылетела на Пламенной Мечте в Красный замок,
где узнала, что должна выйти замуж за дядю, убийцу ее мужа.
Тогда же Рейна встретила прочих невест, ибо намечалась
тройная свадьба.
Высокая и стройная, с блестящими каштановыми
волосами, леди Джейн из дома Вестерлингов ранее была
замужем за Алином Тарбеком, который погиб с принцем
Эйгоном в битве при Божьем Оке. Через несколько месяцев
Джейн родила покойному супругу посмертного наследника.
Когда король прислал за ней, леди уже принимала ухаживания
младшего сына лорда Утеса Кастерли, однако же Мейгора
наличие поклонника никак не занимало.
История с леди Элинор из дома Костейнов, женой сира
Тео Боллинга, была куда как более возмутительна. Ее муж был
ленным рыцарем, сражавшимся за его милость в последнем
походе того против Честных Бедняков. Будучи всего лишь
девятнадцатилетней, леди Элинор успела подарить супругу
троих сыновей, прежде чем на нее упал королевский взгляд.
Младший сын еще сосал материнскую грудь, когда сир Тео
был взят королевскими гвардейцами и обвинен в заговоре:
 123

якобы он вкупе с королевой Алиссой замышлял убить короля

и усадить на Железный трон мальчишку Джейхейриса. Хотя
Боллинг свою вину и не признал, но его осудили и обезглавили
в тот же день. Мейгор, из уважения к богам, дал вдове семь
дней на оплакивание, после чего призвал ее и объявил о новом
замужестве.
Септон Мун, объявившийся в городке Каменная Септа,
осудил брачные намерения короля, и сотни поселян встретили
эту речь одобрительным неистовым ревом. Но мало кто еще
осмелился поднять голос против его милости. Верховный
септон сел в Староместе на корабль и отбыл в Королевскую
Гавань для свершения обряда. Теплым весенним днем 47 года
от З.Э. во дворе Красного замка Мейгор Таргариен сочетался
браком сразу с тремя невестами. Хотя каждая из новых
королев была облачена в одеяния и плащ цветов отцовского
дома, жители Королевской Гавани прозвали их «черными
невестами», поскольку все они были вдовами.
Присутствие на свадьбе сыновей леди Джейн и леди
Элинор служило порукой, что их матери послушно сыграют
свою роль, а вот от принцессы Рейны многие ожидали какого-
нибудь явного неповиновения. Однако все чаяния истаяли,
когда вошла королева Тианна, а с ней – две девочки с
серебряными волосами и лиловыми глазами, обе в цветах
Таргариенов, красном и черном.
– Глупа же ты была, если думала, что сможешь их от
меня спрятать, – сказала Тианна принцессе. Рейна склонила
голову и принесла брачные обеты голосом, холодным ровно
лед.
О последовавшей ночи рассказывают много странного и
противоречивого, а с течением лет все труднее отличать
истину от домыслов. Делили ли три черные невесты ложе с
королем одновременно, как утверждают некоторые? Выглядит
маловероятным. Посетил ли его милость всех трех в одну ночь,
приведя к завершению все три брачных обряда? Возможно.
Пыталась ли принцесса Рейна убить короля кинжалом,
124

спрятанным под подушками, как она позже утверждала? В

самом ли деле Элинор Костейн при совокуплении исцарапала
спину короля до кровавых полос? Выпила ли Джейн
Вестерлинг зелье, способствующее зачатию, которое ей якобы
принесла королева Тианна, или плеснула питье той в лицо?
Готовилось ли вообще такое зелье? Предлагалось ли? Первые
сведения об этом появляются лишь много позже начала
правления короля Джейхейриса, через двадцать лет после
смерти обеих женщин.
Но вот что мы знаем точно. После свадьбы Мейгор
объявил дочь принцессы Рейны Эйрею своей законной
наследницей, «до тех пор, пока боги не даруют мне сына», а ее
близнеца Рейллу отправил в Старомест, чтобы из нее
воспитали септу. Племянник короля Джейхейрис, истинный
наследник по всем законам Семи Королевств, был тем же
указом нарочито лишен всяких прав на престол. Сына
королевы Джейн отправили в Утес Кастерли воспитанником
Лимана Ланнистера, сохранив за ним титул лорда
Тарбекхолла. От старших мальчиков королевы Элинор также
избавились: один выехал в Орлиное Гнездо, а второй – в
Хайгарден. Младшего же передали кормилице, поскольку его
милость раздражало, что королева сама кормит дитя.
Через полгода после Эдвелл Селтигар, королевский
десница, объявил, что королева Джейн в тягости. Едва ее
живот округлился, как уже сам король сообщил, что и
королева Элинор понесла. Мейгор осыпал обеих женщин
дарами и почестями, жаловал их отцам, братьям и дядьям
новые земли и должности. Но радость его длилась недолго. За
три луны до положенного срока королева Джейн внезапно
слегла от начавшихся родовых схваток и разрешилась,
подобно Алис Харровей, столь же чудовищным мертвым
младенцем. Создание, лишенное рук и ног, имело признаки
обоих полов. Мать ненадолго пережила свое дитя.
Люди заговорили, что Мейгор проклят. Он умертвил
собственного племянника, воевал против Святой Веры и
 125

Рисунок 13. Черные невесты на тройной свадьбе короля Мейгора I: леди

Джейн из дома Вестерлингов, принцесса Рейна Таргариен, леди Элинор из
дома Костейнов.
126

верховного септона, бросил вызов богам, повинен в убийствах

и кровосмешении, прелюбодеянии и насилии над женщинами.
Сокровенные части его тела отравлены, его семя кишит
червями, боги никогда не даруют ему живого сына – такие
шепотки широко разошлись. Сам же Мейгор нашел другое
объяснение и повелел сиру Оуэну Бушу и сиру Маладону
Муру схватить королеву Тианну и бросить ее в темницу. Не
успели королевские палачи приготовить свои орудия, как
пентошийка во всем созналась: это она отравила детей Джейн
Вестерлинг и Алис Харровей во чреве их матерей. Тианна
пообещала ту же участь и «отродью Элинор Костейн».
Говорят, будто бы король убил ведьму сам – вырезал
Черным Пламенем ее сердце и скормил своим псам. Однако
Тианна из Башни свершила отмщение даже после смерти, ибо
все вышло по ее слову. Сменилась одна луна, другая, и
однажды темной ночью королева Элинор разрешилась
уродливым мертворожденным мальчиком без глаз и с
зачатками крылышек.
Шел сорок восьмой год от Завоевания Эйгона, шестой
год правления короля Мейгора и последний год его жизни. Ни
у кого в Семи Королевствах не осталось сомнений: король
проклят. Последние его сторонники истаивали ровно роса под
утренним солнцем. До Королевской Гавани дошли вести, что
сира Джоффри Доггетта видели въезжающим в Риверран – но
не пленником, а гостем лорда Талли. Вновь объявился септон
Мун, он вел через Простор в Старомест тысячи верующих. Те
намеревались заставить «его пресмыкательство» в Звездной
септе отречься от «сквернавца на Железном троне» и отменить
запрет на ордена Святой Веры. Когда же лорды Окхарт и Рован
вышли навстречу со своим ополчением, то не напали на Муна,
а присоединились к нему. Лорд Селтигар сложил с себя
обязанности десницы короля и вернулся в свой замок на
Клешню. Пришли донесения с Марок, в которых извещали,
что дорнийцы собирают силы у перевалов, готовясь к
вторжению в королевство.
 127

Наитягчайший же удар нанес Штормовой Предел. Там,

на берегах залива Разбитых Кораблей, лорд Рогар Баратеон
провозгласил юного Джейхейриса Таргариена истинным и
законным королем андалов, ройнаров и Первых людей, а
принц Джейхейрис назвал лорда Рогара десницей короля и
Защитником Державы. А когда принц, обнажив Темную
Сестру, поклялся покончить с правлением своего дяди-
узурпатора, возликовали все присутствующие: его матушка
королева Алисса, его сестра Алисанна и добрая сотня лордов-
знаменосцев и рыцарей Штормовых земель. Принц
Джейхейрис, заявивший о притязаниях на престол, был
четырнадцатилетним красивым юношей, одаренным
наездником, умелым копейщиком и лучником. И более того,
под его седлом был великий дракон Вермитор цвета бронзы и
дуба, а двенадцатилетняя сестра Алисанна правила
собственной драконицей, Среброкрылой. Лорд Рогар так
говорил лордам Штормовых земель:
– У Мейгора лишь один дракон, а у нашего принца два.
И скоро появился третий. Когда до Красного замка
дошли вести, что Джейхейрис собирает войска в Штормовом
Пределе, Рейна Таргариен оседлала Пламенную Мечту и
улетела, чтобы присоединиться к брату. Она забрала свою
дочь Эйрею и покинула дядю, за которого была насильно
выдана замуж, и при этом выкрала меч Черное Пламя прямо из
ножен, пока король Мейгор спал.
Ответные действия Мейгора вышли слабыми и
неубедительными. Он велел великому мейстеру разослать
воронов, чтобы призвать всех своих верных лордов и
знаменосцев в Королевскую Гавань – оказалось, что Бенифер
уже сел на корабль, идущий в Пентос. Обнаружив
исчезновение принцессы Эйреи, король пожелал покарать
жену за измену. Послав гонца, он затребовал из Староместа
голову Рейллы, однако же лорд Хайтауэр заключил того гонца
под стражу. Однажды ночью исчезли и двое королевских
гвардейцев – они примкнули к Джейхейрису. А сира Оуэна
128

Буша нашли мертвым возле борделя, с собственном членом во

рту.
Лорд Веларион с Дрифтмарка признал Джейхейриса
одним из первых. Поскольку Веларионы были исконными
адмиралами государства, Мейгор однажды утром обнаружил,
что потерял весь свой флот. Следующими стали Тиреллы из
Хайгардена со всей мощью Простора. Хайтауэры из
Староместа, Редвины с Арбора, Ланнистеры с Утеса Кастерли,
Аррены из Орлиного Гнезда, Ройсы из Рунного Камня... лорды
обращались против короля один за другим.
Так что, исполняя повеление Мейгора, в Королевской
Гавани собралось лишь десятка два малозначимых лордов. В
числе таковых были лорд Дарклин из Сумеречного Дола, лорд
Масси из Камнепляса, лорд Тауэрс из Харренхолла, лорд
Стонтон из Грачиного Приюта, лорд Бар-Эммон с Острого
Мыса, лорд Баквелл из Оленьих Рогов, лорды Росби, Стокворт,
Хейфорд, Харт, Берч, Роллингфорд, Байуотер и Маллери. Под
их началом насчитывалось едва ли четыре тысячи бойцов, из
которых разве что каждый десятый был рыцарем.
Однажды ночью Мейгор собрал их всех в Красном замке,
чтобы обсудить план сражения. Видя, сколь их немного, и
понимая, что великие лорды сюда не придут, многие пали
духом, а лорд Хейфорд зашел так далеко, что стал убеждать
его милость отречься и надеть черное. Мейгор немедля
повелел обезглавить Хейфорда и продолжил военный совет –
с головой его светлости, вздетой на пику подле Железного
трона. Лорды строили планы весь день, совет затянулся за
полночь, и лишь в час волка король позволил всем разойтись.
Его милость на Железном троне погрузился в думы, и
последними, кто его видел, были лорды Тауэрс и Росби.
Спустя несколько часов, когда разгорелся рассвет,
Элинор, последняя из королев Мейгора, пожелала отыскать
его милость. Она нашла супруга по-прежнему на Железном
троне – бледным и мертвым. Одеяния Мейгора были
пропитаны кровью, руки – вспороты от запястья до локтя
 129

Рисунок 14. Королева Элинор Костейн находит тело короля Мейгора I

Таргариена на Железном троне.
130

иззубренными лезвиями, а один из клинков пронзил шею,

выйдя ниже подбородка.
И по сей день многие верят, что короля убил сам
Железный трон.
Доказывают это тем, что Мейгор был еще жив, когда
Росби и Тауэрс покидали тронный зал, а гвардейцы у дверей
клялись, что никто не входил внутрь до прихода королевы
Элинор. Иногда говорят, что сама королева толкнула его
милость на шипы и лезвия – ради мести за смерть своего
первого мужа. Деяние могли свершить и королевские
гвардейцы, но им пришлось бы действовать сообща, поскольку
у каждой двери стояли по два рыцаря. Возможно также, что
один или несколько неизвестных проникли в зал через некий
потайной ход – мы знаем, что все секреты Красного замка
ведомы только мертвым. Наконец, сам король в темный час
ночи мог не совладать с отчаяньем и лишить себя жизни, а для
того согнуть лезвия нужным образом и вскрыть себе вены. Тем
самым он избавил себя от несомненно ожидавших его
поражения и бесчестья.
Правление короля Мейгора I Таргариена, вошедшего в
историю и предания как Мейгор Жестокий, продолжалось
шесть лет и шестьдесят шесть дней. После смерти тело его
сожгли во дворе Красного замка, а прах захоронили на
Драконьем Камне подле праха матери. Король умер бездетным
и не оставил наследника.

Из принцев в короли – воцарение

Джейхейриса I
Джейхейрис I Таргариен взошел на Железный трон в 48
году от З.Э. в возрасте четырнадцати лет и правил Семью
Королевствами следующие пятьдесят пять лет, вплоть до
своей естественной смерти в 103 году от З.Э. В последние годы
 131

своего правления и в годы царствования его наследника он по

вполне понятным причинам звался Старым королем, однако
большую часть своего правления Джейхейрис провел отнюдь
не немощным старцем, а молодым и энергичным мужчиной,
заслужив у более сведущих ученых мужей уважительное
прозвище Миротворец. Век спустя архимейстер Умберт в
своем труде справедливо отметит, что Эйгон Дракон и его
сестры завоевали Семь Королевств (по крайней мере, шесть из
них), но это Джейхейрис Миротворец превратил их в одно.
Перед ним стояла непростая задача, ведь его
предшественники приложили немало усилий, чтобы
уничтожить созданное Завоевателем – Эйнис своей слабостью
и нерешительностью, а Мейгор жаждой крови и жестокостью.
Джейхейрису досталось обнищавшее, разоренное войной,
забывшее о законе, расколотое на части государство, тогда как
новый король был лишь зеленым мальчишкой без опыта
правления.
Даже по поводу его притязаний на Железный трон
имелись вопросы. Несмотря на то, что Джейхейрис был
последним живым сыном Эйниса I, его старший брат Эйгон
заявил о своих правах раньше него. Эйгон Некоронованный
погиб в битве над Божьим Оком, пытаясь свергнуть своего
дядю Мейгора, но перед этим успел жениться на своей сестре
Рейне и стать отцом двум дочерям – близнецам Эйрее и
Рейлле. Если Мейгор, как утверждали некоторые мейстеры,
был всего лишь узурпатором без права на трон, тогда принц
Эйгон был законным королем, и по закону ему должна была
наследовать старшая дочь Эйрея, а не младший брат.
Женский пол близнецов, однако, играл против них, также
как и их возраст. На момент смерти Мейгора девочкам было
по шесть лет. Более того, по дошедшим до нас свидетельствам
современников принцесса Эйрея была боязливым ребенком,
много плакала и мочилась в постель, тогда как Рейлла, более
отважная и крепкая здоровьем, служила в Звездной септе и
была обещана Вере. Ни одна из них не годилась в королевы.
132

Их собственная мать, королева Рейна, подтвердила это, когда

согласилась, что корону следует отдать ее брату Джейхейрису,
а не дочерям.
Некоторые утверждали, что сама Рейна имела более
серьезные права на корону как перворожденное дитя короля
Эйниса и королевы Алиссы. А кое-кто даже шептался, что
именно королева Рейна освободила королевство от Мейгора
Жестокого, хотя так и не было найдено убедительного
объяснения, каким образом она могла бы организовать его
убийство после бегства из Королевской Гавани на Пламенной
Мечте. Пол, однако, говорил против нее.
– У нас тут не Дорн, – сказал лорд Рогар Баратеон, когда
ему рассказали об этих рассуждениях, – а Рейна не Нимерия.
Более того, дважды овдовевшая королева ненавидела
Королевскую Гавань и двор, желая лишь вернуться на
Светлый остров, где ранее обрела толику покоя, прежде чем
дядя сделал ее одной из Черных невест.
Принцу Джейхейрису оставалось полтора года до
совершеннолетия, когда он впервые сел на Железный трон.
Поэтому было решено, что его мать, вдовствующая королева
Алисса, станет регентом, тогда как лорд Рогар будет служить
ему десницей и Защитником Державы. Однако не стоит
думать, будто Джейхейрис был всего лишь марионеткой. С
самого начала царствования мальчик-король настаивал на том,
чтобы участвовать в обсуждении всех решений, принимаемых
его именем.
Стоило бренным останкам Мейгора I Таргариена сгореть
в погребальном костре, его юному преемнику пришлось
столкнуться с первым серьезным решением: что делать с
оставшимися дядиными сторонниками? К тому моменту,
когда Мейгора нашли мертвым на Железном троне,
большинство великих домов королевства и множество
меньших лордов покинули его... но «большинство» не значит
«все». Многие из тех, чьи земли и замки стояли близ
Королевской Гавани и в Королевских землях, держали сторону
 133

Мейгора до самой его смерти, среди них лорды Росби и

Тауэрс, последние люди, видевшие короля живым. Под его
знамена привели своих воинов лорды Стокворт, Масси, Харт,
Байуотер, Дарклин, Роллингфорд, Маллери, Бар-Эммон, Берч,
Стонтон и Баквелл.
В той сумятице, которая последовала за обнаружением
мертвого тела Мейгора, лорд Росби испил чашу болиголова,
дабы разделить смерть со своим королем. Баквелл и
Роллингфорд бежали морем в Пентос, но остальные вернулись
в свои замки и крепости. Лишь Дарклин и Стонтон набрались
храбрости, дабы остаться с лордом Тауэрсом и сдать Красный

Рисунок 15. Лорд Дарклин, лорд Стонтон и лорд Тауэрс сдают Красный
замок принцу Джейхейрису Таргариену, прибывшему на драконе Вермиторе.
134

замок принцу Джейхейрису и его сестрам Рейне и Алисанне,

приземлившимся в замке верхом на своих драконах.
Придворные хроники гласят, что когда Джейхейрис сошел со
спины Вермитора, эти «трое верных лордов» преклонили пред
ним колени и сложили мечи у его ног, славя его как короля.
– Что-то вы запоздали, – мягко сказал им Джейхейрис, –
и эти самые мечи помогли убить моего брата Эйгона над
Божьим Оком.
По его приказу трех лордов немедля заковали в цепи, и
некоторые придворные призывали казнить их на месте. Вскоре
к ним в темницах присоединились Королевское Правосудие,
лорд-дознаватель, старший надзиратель, командующий
городской стражей и четверо рыцарей Королевской гвардии,
остававшиеся подле короля Мейгора.
Спустя две недели лорд Рогар Баратеон и королева
Алисса прибыли в столицу со своим воинством, и сотни были
схвачены и брошены в темницы. Рыцарям, оруженосцам,
септонам и слугам предъявлялось одно и то же обвинение – в
пособничестве и потворничестве Мейгору Таргариену в
узурпации Железного трона и всех его преступлениях,
зверствах и беззакониях. Даже женщины не стали
исключением. Знатные дамы, что состояли в свите Черных
невест, были арестованы, как и два десятка низкородных
девиц, прозванных «мейгоровыми шлюхами». Когда темницы
Красного замка оказались переполнены, встал вопрос, что
делать с узниками. Если Мейгора должно считать
узурпатором, все его царствование было незаконным, и те, кто
поддерживали его, подлежали смерти за предательство.
Такова была точка зрения королевы Алиссы. Вдовствующая
королева потеряла двух сыновей из-за жестокости Мейгора и
не собиралась предоставлять людям, исполнявшим его
приказы, даже права на суд.
– Когда моего мальчика Визериса пытали и убивали, эти
люди не сказали ни слова против, – говорила она. – Почему
теперь мы должны их слушать?
 135

На пути ее гнева встал лорд Рогар Баратеон, десница

короля и Защитник Державы. Его светлость был согласен, что
люди Мейгора заслужили кары, но стоит казнить пленников, и
оставшиеся приверженцы узурпатора никогда не склонят
колени. У лорда Рогара не останется выбора, кроме как
атаковать их замки один за другим и истребить там всех огнем
и сталью.
– Это можно сделать, но какой ценой? – вопрошал он. –
Это будет кровавое дело, которое может ожесточить против
нас сердца.
Защитник настоятельно предлагал, чтобы люди Мейгора
предстали перед судом и сознались в своей вине. Тех, кого
признают виновными в самых тяжких преступлениях,
предадут смерти. Остальные дадут заложников как залог
будущей верности и уступят часть своих земель и замков.
Мудрый подход лорда Рогара пришелся по душе другим
сторонникам юного короля, однако его точка зрения могла не
возобладать, не возьми Джейхейрис дело в свои руки. Хоть
королю-мальчику было всего четырнадцать, он с самого
начала показал, что не собирается сидеть в сторонке, пока
другие правят его именем. Джейхейрис явился в тронный зал
в сопровождении своего мейстера, сестры Алисанны и
нескольких молодых рыцарей, воссел на Железный трон и
призвал своих лордов.
– Не будет ни судов, ни пыток, ни казней, – сообщил он
им. – Королевство должно увидеть, что я - не мой дядя. Я не
начну свое царствование с кровавой бани. Кто-то пришел под
мои знамена раньше, кто-то позже. Пусть же остальные придут
сейчас.
Джейхейрис еще не был ни коронован, ни помазан и все
еще оставался несовершеннолетним. Его заявление не имело
законной силы, а он сам не имел полномочий, чтобы отменить
решение своего совета и регента. Но столь велика была сила
его слов, столь решителен он был, глядя вниз с Железного
трона, что лорды Баратеон и Веларион тут же поддержали
136

принца, и остальные вскоре последовали их примеру. Лишь

Рейна посмела возразить ему.
– Они будут чествовать тебя, пока у тебя на голове
корона, – сказала она, – как прежде чествовали нашего дядю, а
до него отца.
В конце концов вопрос дошел до регента... и хотя
королева Алисса жаждала отмщения, она не желала идти
против желаний сына.
– Это заставит его выглядеть слабым, – сказала она лорду
Рогару, – а он никогда не должен казаться слабым. Из-за этого
пал его отец.
Так большинство людей Мейгора было помиловано.
В последовавшие за тем дни темницы Королевской
Гавани опустели. Получив еду, питье и свежую одежду,
пленники под охраной прибывали в тронный зал, по семеро за
раз. Там, под взорами богов и людей, они отрекались от
верности Мейгору и на коленях приносили вассальную
присягу его племяннику Джейхейрису, после чего юный
король повелевал каждому встать, даровал ему свое прощение
и возвращал ему земли и титулы. Но не стоит думать, что
обвиняемые ушли без наказания. Равно лорды и рыцари были
вынуждены послать сына ко двору, дабы тот служил королю и
оставался заложником. От тех, у кого не было сыновей,
потребовали дочерей. Богатейшие лорды Мейгора, такие как
Тауэрс, Дарклин и Стонтон, также уступили некоторые земли.
Иные оплатили помилование золотом. Королевское
милосердие распространялось не на всех. Палач, тюремщики
и дознаватели короля Мейгора были осуждены за соучастие
Тианне из Башни в пытках и убийстве принца Визериса,
короткое время бывшего наследником и заложником Мейгора.
Их головы принесли королеве Алиссе, равно как и руки,
посмевшие подняться против крови дракона. Ее милость
изъявила «полное удовлетворение».
Еще один человек также лишился головы – сир Маладон
Мур, рыцарь Королевской гвардии, обвиненный в том, что он
 137

держал Серису Хайтауэр, первую королеву Мейгора, пока его

присяжный брат сир Оуэн Буш резал ей язык; ее милость так
билась в руках рыцаря, что клинок соскользнул, причинив
королеве смерть. (Стоит отметить, сир Маладон настаивал, что
вся история была подложной, а королева Сериса умерла от
«сварливости». Он, однако, признался, что доставил Тианну из
Башни в руки короля Мейгора и был свидетелем ее убийства,
так что на его руках все равно была кровь королевы).

Рисунок 16. Вдовствующая королева Алисса Веларион получает головы и руки

палачей принца Визериса Таргариена.

Пятеро из Семерых Мейгора все еще оставались в

живых. Двое из них, сир Оливер Бракен и сир Раймунд
Маллери сыграли роль в падении короля, вывернув свои
плащи и перебежав к Джейхейрису, но король-мальчик
справедливо заметил, что они нарушили клятву защищать
короля ценой собственной жизни.
138

– Я не потерплю клятвопреступников при моем дворе, –

заявил он. Все пять гвардейцев были приговорены к смерти...
но по предложению принцессы Алисанны было решено, что
они могут спастись, сменив белые плащи на черные и вступив
в Ночной Дозор. Четверо из пяти приняли предложенное им
милосердие и отбыли на Стену. Вместе с перебежчиками
сиром Оливером и сиром Раймундом отправились сир Джон
Толлет и сир Саймонд Крейн.
Пятый королевский гвардеец, сир Гарольд Лонгворд,
потребовал суда поединком. Джейхейрис удовлетворил его
прошение и решил сам выйти против сира Гарольда в бою
один на один, но этому воспротивилась королева-регент.
Вместо этого чемпионом Короны стал юный рыцарь из
Штормовых земель. Сир Гайлс Морриген был племянником
Дамона Праведного, великого капитана Сынов Воина,
который возглавлял их на Суде Семерых против Мейгора.
Жаждавший доказать верность своего дома новому королю,
сир Гайлс быстро одолел пожилого сира Гарольда и вскоре
был назван лордом-командующим Королевской гвардии
Джейхейриса.
Между тем вести о милосердии принца расходились по
королевству. Один за другим оставшиеся приверженцы короля
Мейгора распускали свои рати и покидали свои замки ради
путешествия в Королевскую Гавань, дабы поклясться в
верности. Некоторые шли неохотно, опасаясь, что Джейхейрис
окажется столь же слабым и беспомощным, как и его отец... но
поскольку Мейгор не оставил кровных наследников, не было
претендента, способного возглавить сопротивление. Даже
самые ярые сторонники Мейгора, встретившись с
Джейхейрисом, становились на его сторону, ибо он был
истинным принцем: красноречивым, щедрым, рыцарственным
и отважным. Великий мейстер Бенифер (недавно вернувшийся
из добровольного изгнания в Пентосе) написал, что он был
«учен как мейстер и набожен как септон», и хоть кому-то эти
слова могут показаться лестью, это было истинной правдой.
 139

Даже его мать, королева Алисса, назвала Джейхейриса

«лучшим из троих моих сыновей».
Нельзя сказать, что с замирением лордов в Вестеросе в
одночасье прекратились все войны. Попытки Мейгора
уничтожить Честных Бедняков и Сынов Воина обернули
множество верующих мужей и жен против него и дома
Таргариенов. Хотя король и усек головы сотен Звезд и Мечей,
еще сотни оставались на воле, и десятки тысяч малых лордов,
ленных рыцарей и простолюдинов укрывали их, кормили,
помогали и обихаживали их, как могли. Рваный Сайлас и
Деннис Хромой командовали бродячими шайками Честных
Бедняков, что появлялись и исчезали подобно призракам и при
опасности растворялись в густых лесах. К северу от Золотого
Зуба сир Джоффри Доггетт, он же Рыжий Пес Холмов,
свободно ходил между Западными и Речными землями,
пользуясь поддержкой и молчаливым одобрением набожной
жены лорда Риверрана, леди Люсинды. Сир Джоффри,
провозгласивший себя великим капитаном Сынов Воина,
объявил о намерении восстановить некогда гордый орден во
всей его былой славе и собирал рыцарей под свои знамена.
Но величайшая угроза собиралась на юге, где септон
Мун и его последователи встали лагерем у стен Староместа
под защитой рыцарей лорда Окхарта и лорда Рована. Септон
Мун был огромным мужчиной с громоподобным голосом и
внушительной статью. Хотя Честные Бедняки и провозгласили
его «истинным верховным септоном», этот септон (если он
вообще был септоном) не был образцом праведности. Он
горделиво заявлял, что не читал других книг, кроме
«Семиконечной Звезды», и многие и это подвергали
сомнению, ибо септон Мун никогда не цитировал святое
писание, и никто не заставал его за чтением или письмом.
Босоногий «Честнейший Бедняк», обладатель бороды и
неукротимого религиозного пыла, мог разглагольствовать
часами и зачастую разглагольствовал... о грехе.
140

– Я грешник, – такими словами септон Мун открывал

каждую проповедь, таковым он и был.
Обладатель неуемного аппетита, обжора и пьянчуга, он
был известен своим распутством. Каждую ночь Мун проводил
с новой женщиной, обрюхатив столь многих, что его присные
начали рассказывать, будто его семя способно бесплодную
женщину сделать плодовитой. И столь невежественными и
глупыми были его последователи, что уверовавшие в эту байку
мужья начали приводить к нему жен, а матери – дочерей.
Септон Мун никогда не отказывался от подобных
предложений, и через некоторое время его присяжные рыцари
и латники начали рисовать «Хрен Муна» на щитах.
Развернулась бойкая торговля дубинками, подвесками и
посохами, имевшими сходство с членом Муна. Верили, будто
прикосновение головкой такого талисмана якобы приносит
процветание и удачу.
Каждый день септон Мун обличал грехи дома
Таргариенов и Его Пресмыкательства, попустивших такие
мерзости, пока истинный Отец всех верующих в Староместе
превратился в пленника в собственном дворце, не смея ступить
за пределы Звездной септы. Лорд Хайтауэр хоть и закрыл
ворота перед септоном Муном и его последователями и
отказался пустить их в город, он также не выказал никакой
решимости выступать против них с оружием в руках, несмотря
на постоянные просьбы его святейшества. Когда у него
допытывались о причинах, его светлость ссылался на
нежелание проливать праведную кровь, но многие
утверждали, что на самом деле он просто не желал сражаться
с лордами Окхартом и Рованом, даровавшими Муну свою
защиту. За это мейстеры Цитадели прозвали его лордом
Доннелом Неспешным.
Лорд Рогар и королева-регент были согласны в том, что
долгое противостояние короля Мейгора и Веры сделало
помазание Джейхейриса верховным септоном насущной
необходимостью. Но прежде чем это могло случиться, нужно
 141

было разобраться с септоном Муном и его оборванной ордой,

дабы принц мог спокойно прибыть в Старомест. Имелась
надежда, что весть о смерти Мейгора заставит последователей
Муна рассеяться, и некоторые рассеялись... но не более
нескольких сотен из почти пятитысячного войска.
– Что значит смерть одного дракона, если другой занял
его место? – вещал септон Мун своей пастве. – Вестерос не
будет очищен, пока последнего Таргариена не убьют или не
скинут обратно в море.
Каждый день он проповедовал и проповедовал, то
призывая лорда Хайтауэра сдать ему Старомест, то требуя от
Его Пресмыкательства покинуть Звездную септу и предстать
перед гневом преданных им Честных Бедняков, то призывая
восстать простой народ по всему королевству. (И каждую ночь
он грешил и грешил).
На другом конце королевства, в Королевской Гавани,
Джейхейрис и его советники решали, как избавить страну от
этого бедствия. Король-мальчик и его сестры Рейна и
Алисанна имели драконов, и некоторые предлагали
разобраться с септоном Муном так же, как Эйгон Завоеватель
и его сестры разобрались с Двумя Королями во время
Огненного Поля. Джейхейрису не по нраву была такая бойня,
и его мать королева Алисса категорически запретила это,
напомнив им о судьбе Рейнис Таргариен и ее дракона в Дорне.
Десница короля лорд Рогар с некоторой неохотой заявил, что
может повести на Простор свою собственную армию и
разогнать людей Муна силой оружия… но это значило, что
войско Штормовых земель и примкнувшие к ним силы будут
вынуждены сразиться не только с Честными Бедняками, но и с
рыцарями и латниками лордов Окхарта и Рована.
– Мы, конечно, победим, – сказал Защитник Державы, –
но не без потерь.
Быть может, боги слушали, и пока король и совет
спорили в Королевской Гавани, проблема решилась самым
нежданным путем. За стенами Староместа сгущались сумерки,
142

когда септон Мун вернулся в свой шатер для вечерней

трапезы, изнуренный целым днем проповедей. Как всегда, его
охраняли здоровенные Честные Бедняки с топорами и
всклокоченными бородами, но когда некая пригожая девица
пришла к шатру с флягой вина, которую желала вручить его
святейшеству в обмен на некую помощь, они пропустили ее.
Они знали, что за помощь требовалась девушке. Помощь,
после которой в животе появляется ребенок.
Прошло некоторое время, и люди снаружи шатра
слышали лишь периодические вспышки хохота септона Муна.
Но затем послышался стон и женский крик, за которым
последовал вопль ярости. Полог шатра распахнулся настежь, и
оттуда вырвалась девушка, босая и полуголая, и бросилась
прочь с широко раскрытыми от ужаса глазами, прежде чем
кто-то из Честных Бедняков подумал ее задержать. Септон
Мун собственной персоной появился мгновение спустя –
голый, рычащий и покрытый кровью. Он держался за шею, и
кровь из вскрытого горла сочилась между его пальцев,
впитываясь в бороду.
Говорят, Мун, шатаясь, прошел половину лагеря от
костра к костру в поисках зарезавшей его потаскухи. В конце
концов, великая сила подвела его, он рухнул и умер в
окружении толпящихся кругом и рыдающих от горя
приверженцев. Его убийца пропала без следа, растворилась в
ночи, и больше ее никогда не видели. За последующие сутки
разъяренные Честные Бедняки перевернули весь лагерь вверх
дном. Разыскивая убийцу, они разносили палатки, хватали
женщин и избивали любого мужчину, встававшего на их
пути... но все было зря. Даже личная стража Муна не могла
прийти к согласию, как выглядела убийца.
Стражники припомнили, что женщина принесла с собой
флягу вина как дар септону. Фляга была еще наполовину
полна, когда обыскивали шатер, и четверо Честных Бедняков,
уложив тело своего пророка обратно на ложе, распили ее на
 143

рассвете. К полудню все они были мертвы. Вино оказалось

отравленным.
После смерти Муна оборванное воинство, которое он
привел под стены Староместа, начало распадаться. Кое-кто из
его последователей покинул лагерь еще тогда, когда пришли
вести о смерти Мейгора и восхождении Джейхейриса – теперь
ручеек обратился потопом. Тело септона еще не начало
смердеть, а за его место уже соперничало не меньше дюжины
притязателей, и по лагерю начали вспыхивать стычки между
их сторонниками. Можно было бы предположить, что люди
Муна обратятся за руководством к бывшим среди них двум
лордам, но этого не случилось. Честные Бедняки не питали ни
малейшего уважения к знати... а нежелание лордов Рована и
Окхарта отправить своих рыцарей и латников на штурм
староместских стен вызывало подозрение.
Сами бренные останки Муна стали камнем преткновения
между двумя его возможными преемниками: Честным
Бедняком, известным как Голодный Роб, и неким Лоркасом,
прозванным Ученым – он будто бы знал наизусть всю
«Семиконечную Звезду». Лоркас заявил, будто у него было
видение, что Мун передаст Старомест в руки его
последователей даже после своей смерти. Отняв тело септона
у Голодного Роба, этот «ученый» дурак привязал его нагое,
окровавленное и гниющее тело к боевому коню, дабы взять
штурмом врата Староместа.
Но к атаке присоединилось меньше сотни человек, и
большинство из них пало под дождем стрел, копий и камней
прежде, чем они смогли приблизиться к городским стенам
хотя бы на сотню ярдов. Тех же, кто добрался до стен, облили
кипящим маслом или сожгли горящей смолой, в их числе и
Ученого Лоркаса. Когда все они умерли или были на грани
смерти, десяток храбрейших рыцарей лорда Хайтауэра
выехали через калитку, захватили тело септона Муна и
отрубили ему голову. Впоследствии эту голову –
144

выдубленную и набитую соломой – принесли в дар

верховному септону в Звездной септе.
Этим неудачным штурмом ознаменовался последний
вздох похода септона Муна. Лорд Рован со всеми своими
рыцарями и латниками покинул лагерь в течение часа. На
следующий день за ним последовал лорд Окхарт. Остальные –
межевые рыцари и Честные Бедняки, лагерные потаскухи и
мастеровые разбежались во все стороны света (грабя и разоряя
всякую ферму, деревню или острог, попадавшийся им на
пути). Когда от пятитысячного войска, пришедшего к
Староместу с Муном, осталось менее четырех сотен,
Неспешный лорд Доннел, наконец, проснулся и выехал из
города со всей своей силой, дабы перебить задержавшихся.
Убийство Муна убрало последнее серьезное препятствие
для восхождения Джейхейриса Таргариена на Железный трон,
но и по сей день спорят, кто же стоял за его смертью. Никто на
самом деле не верил, что женщина, пытавшаяся отравить и, в
конечном счете, перерезавшая «грешному септону» глотку,
действовала сама по себе. Очевидно, она была лишь орудием...
но чьим? Отправил ли ее сам король-мальчик, или же она была
агентом его десницы, лорда Рогара Баратеона, или его матери,
королевы-регента? Некоторые верят, что женщина была одной
из Безликих, печально известных убийц-чародеев из Браавоса.
В качестве доказательства они приводят ее мгновенное
исчезновение, то, как она «растворилась в ночи» после его
убийства, а также тот факт, что стража септона Муна не могла
однозначно сказать, как она выглядела.
Более мудрые люди и те, кто лучше знаком с обычаями
Безликих, не особо верят этому домыслу. Против этого
говорит крайняя топорность убийства, тогда как Безликие
подходят к убийствам с великим тщанием, дабы выдать их за
естественную смерть. Для них это предмет гордости,
краеугольный камень их искусства. Перерезать человеку
глотку и оставить его с воплем «Убивают!» бродить в ночи –
ниже их достоинства. Сегодня большинство книжников
 145

сходятся на том, что убийца была всего лишь одной из

лагерных потаскух и действовала по приказу либо лорда
Рована, либо лорда Окхарта, а может, и их обоих. Хотя ни один
из них не осмелился покинуть Муна при жизни, та скорость, с
которой они отреклись от его дела после его смерти, наводит
на мысль, что ненавидели они конкретно Мейгора, а не весь
дом Таргариенов. Действительно, вскоре оба вернулись в
Старомест, смиренные и покаянные, дабы преклонить колени
перед принцем Джейхейрисом на его коронации. Поскольку
дорога на Старомест вновь стала безопасной, коронация
состоялась в Звездной септе на исходе 48 года от З.Э.
Верховный септон – Его Пресмыкательство, которого септон
Мун намеревался низвергнуть – лично помазал юного короля
и увенчал его чело короной его отца Эйниса. Затем
последовали семь дней пиршеств, в ходе которых сотни
лордов великих и малых преклоняли колени и присягали
Джейхейрису на мечах. Среди присутствовавших были его
сестры Рейна и Алисанна, его маленькие племянницы Эйрея и
Рейлла, его мать королева-регент Алисса, десница короля
Рогар Баратеон, сир Гайлс Морриген, лорд-командующий
Королевской гвардии, великий мейстер Бенифер,
архимейстеры Цитадели... и человек, которого никто не ждал
увидеть – сир Джоффри Доггет, Рыжий Пес Холмов,
самопровозглашенный великий капитан объявленных вне
закона Сынов Воина. Доггет прибыл в обществе лорда и леди
Талли из Риверрана... не в цепях, как многие ожидали, но с
охранной грамотой с печатью самого короля.
Великий мейстер Бенифер впоследствии писал, что
встреча между королем-мальчиком и разбойным рыцарем
«стала добрым началом» всему последовавшему правлению
Джейхейриса. Когда сир Джоффри и леди Люсинда призвали
короля отменить приказ его дяди Мейгора и восстановить
Мечи и Звезды, Джейхейрис твердо отказал им.
– Вера не нуждается в мечах, – провозгласил он. – У нее
есть моя защита. Защита Железного трона.
146

Рисунок 17. Коронация в Звездной септе юного короля Джейхейриса I

Таргариена.
 147

Он, впрочем, отменил награду, объявленную Мейгором за

головы Сынов Воина и Честных Бедняков.
– Я не развязываю войн против моего народа, – сказал он,
– но также не потерплю измены и мятежа.
– Я восстал против твоего дяди точно так же, как и ты, –
дерзко отвечал Рыжий Пес Холмов.
– Ты восстал, – согласился Джейхейрис, – и отважно
сражался, никто не станет этого отрицать. Сынов Воина
больше нет, и ты свободен от клятв перед ними, однако это не
значит, что тебе негде служить. У меня есть для тебя место.
С этими словами и к изумлению придворных юный
король предложил сиру Джоффри место среди рыцарей
Королевской гвардии. Как рассказывал великий мейстер
Бенифер, все шепоты стихли после этого, и когда Рыжий Пес

Рисунок 18. Сир Джоффри Доггетт, по прозвищу Рыжий Пес Холмов,

присягает королю Джейхейрису I.
148

обнажил свой меч, некоторые испугались, что он может

напасть на короля... но вместо этого рыцарь пал на одно
колено, склонил голову и положил меч к ногам Джейхейриса.
Говорят, по его щекам текли слезы.
Спустя девять дней после коронации юный король отбыл из
Староместа в Королевскую Гавань. Большая часть двора
сопровождала короля в его великом торжественном
путешествии по Простору... но его сестра Рейна оставалась с
ним лишь до Хайгардена, где она оседлала своего дракона
Пламенную Мечту и вернулась на Светлый остров, в замок
лорда Фармана у моря, покинув не только короля, но и своих
дочерей. Рейлла, отданная Вере, осталась в Звездной септе,
тогда как ее сестра-близнец Эйрея отправилась с королем в
Красный замок, где стала чашницей и компаньонкой
принцессы Алисанны.
После коронации были замечены странности с дочерьми
королевы Рейны. Близняшки всегда были зеркальными
отражениями друг друга во внешности, но не в характере.
Тогда как Рейлла была смелым и своевольным ребенком,
кошмаром для опекавших ее септ, Эйрея была тихим, робким
созданием, ее легко было напугать и довести до слез. «Она
боится лошадей, собак, громогласных мальчишек, бородатых
мужчин, танцев, и она просто в ужасе от драконов», – написал
великий мейстер Бенифер, когда Эйрея впервые прибыла ко
двору.
Однако так было до падения Мейгора и коронации
Джейхейриса. Впоследствии девочка, оставшаяся в
Староместе, посвятила себя молитвам и учению, и никогда в
дальнейшем не подвергалась наказаниям, тогда как девочка,
вернувшаяся в Королевскую Гавань, проявила себя
жизнерадостной, умной и предприимчивой, проводя половину
дня на псарнях, в конюшнях и драконьих дворах. Хоть тому и
нет никаких доказательств, многие полагали, что некто – быть
может, сама королева Рейна или ее мать, королева Алисса –
воспользовался королевской коронацией, чтобы подменить
 149

близнецов. Если это и было так, никто не стремился

разоблачить этот обман, ибо до тех пор, пока Джейхейрис сам
не обзавелся кровным наследником, принцесса Эйрея (или
девочка, носившая ее имя) была наследницей Железного
трона.
Все сходятся на том, что возвращение короля из
Староместа в столицу было триумфом. Сир Джоффри ехал
подле него, и по дороге их приветствовали ликующие толпы.
Там и тут появлялись Честные Бедняки, изможденные
немытые мужики с длинными бородами и большими
топорами, моля оказать и им то же снисхождение, что Рыжему
Псу. Джейхейрис прощал их при условии, что они отправятся
на Север и вступят в Ночной Дозор. Сотни дали ему такую
клятву – среди них был и Голодный Роб.
«В течение всего одной луны после коронации, – писал
великий мейстер Бенифер, – король Джейхейрис примирил
Железный трон с Верой и положил конец кровопролитию,
терзавшему королевство при его дяде и отце».

Год Трех Невест – 49 год от

Завоевания Эйгона
49 год после З.Э. дал народу Вестероса долгожданную
передышку от всех предшествующих распрей и междоусобиц.
Это был год мира, изобилия и бракосочетаний, который вошел
в историю Семи Королевств как Год Трех Невест.
Не прошло и двух недель с начала нового года, как с
запада – со Светлого острова в Закатном море – пришла
новость о первой из трех свадеб. Там под открытым небом
состоялась скромная церемония бракосочетания Рейны
Таргариен с Эндроу Фарманом, вторым сыном лорда Светлого
острова. Это был первый брак для жениха и третий для
невесты. Хотя Рейна уже дважды овдовела, ей было только
150

двадцать шесть. Ее новый муж был заметно моложе – ему было

всего семнадцать; как говорили, этот миловидный и любезный
юноша был совершенно без ума от своей новой жены.
На свадьбе почетное место занимал отец жениха – Марк
Фарман, лорд Светлого острова, – а бракосочетание проводил
его собственный септон. Лиман Ланнистер, лорд Утеса
Кастерли, и его жена, Иокаста, были единственными великими
лордами среди гостей. Две старые подруги Рейны, Саманта
Стокворт и Алейна Ройс, спешно приехали на Светлый остров,
чтобы быть рядом с овдовевшей королевой – к ним
присоединилась и пылкая сестра жениха, леди Элисса.
Остальные гости были знаменосцами и домашними рыцарями
на службе либо дома Фарманов, либо дома Ланнистеров.
Король и двор оставались в полном неведении о браке до тех
пор, пока весть о нем не принес в столицу посланный из Утеса
ворон. Это произошло через несколько дней после свадебного
пира и скрепления союза на брачном ложе.
Летописцы из Королевской Гавани отмечали, что
королева Алисса была глубоко оскорблена, что ее не
пригласили на свадьбу Рейны, и что отношения между
матерью и дочерью утратили прежнюю теплоту. В то же время
лорд Рогар Баратеон пришел в ярость, узнав, что Рейна
осмелилась вступить в новый брак без разрешения короны –
под короной в данном случае подразумевался он сам как
десница юного короля. Однако если кто-либо и стал
спрашивать такого разрешения, вряд ли можно было ожидать,
что ему ответили бы согласием: все-таки Эндроу Фарман был
лишь вторым сыном лорда малого дома, и, как полагали
многие, был совершенно недостоин руки женщины, которая
была дважды королевой и оставалась матерью наследницы
короля. (Так уж случилось, что младший брат лорда Рогара в
49 году от З.Э. был еще не женат, и его светлость помимо этого
имел двух племянников – сыновей другого его брата. По
возрасту и знатности все они годились в мужья вдове из дома
Таргариенов – такое положение дел могло бы хорошо
 151

объяснить как ярость десницы, так и секретность, с которой

королева Рейна вступила в брак). Сам же король Джейхейрис
и его сестра Алисанна обрадовались известию; на Светлый
остров были отправлены подарки и поздравления, а колокола
Красного замка звонили в честь торжества.
В то время как Рейна Таргариен справляла свадьбу на
Светлом острове, в Королевской Гавани король Джейхейрис и
его мать, королева-регент, были заняты выбором советников,
которые помогли бы им управлять страной в течение
следующих двух лет. В этом они руководствовались, прежде
всего, принципом примирения, ибо распри, лишь недавно
терзавшие Вестерос, еще не утихли. Молодой король
рассудил, что лишь разбередит раны и породит новые обиды,
если будет награждать лишь своих сторонников и не допустит
людей Мейгора и Святой Веры до власти. Его мать была с этим
согласна.
Так Джейхейрис протянул руку лорду Клешни Эдвеллу
Селтигару, что ранее служил десницей у Мейгора, призвав его
в Королевскую Гавань, дабы тот служил мастером над
монетой. Выбирая мастера над кораблями, молодой король
обратился к своему дяде Деймону Велариону, лорду
Приливов, брату королевы Алиссы и одному из первых
великих лордов, покинувших Мейгора Жестокого. Прентис
Талли, лорд Риверрана, был вызван ко двору, чтобы служить
мастером над законами; вместе с ним прибыла его грозная
жена, леди Люсинда, известная своей набожностью.
Командование городской стражей, крупнейшей вооруженной
силой в Королевской Гавани, король доверил лорду Кварлу
Корбрею из Дома Сердец, который сражался на стороне
Эйгона Некоронованного под Божьим Оком. И над всеми ними
стоял Рогар Баратеон, лорд Штормового Предела и десница
короля.
Было бы ошибкой недооценивать влияние самого
Джейхейриса Таргариена в годы его регентства, ибо, несмотря
на молодость, мальчик-король заседал на большинстве
152

заседаний совета (но не на всех, как будет сказано чуть позже)

и не стеснялся высказывать свое мнение. В конечном счете,
последнее слово на протяжении всего этого периода
оставалось за его матерью, королевой-регентом, и десницей –
грозным человеком в своем собственном праве.
Лорд Рогар, голубоглазый, чернобородый и
мускулистый как бык, был старшим из пяти братьев – внуков
Ориса Однорукого, первого Баратеона, который стал лордом
Штормового Предела. Орис был братом-бастардом Эйгона
Завоевателя и его самым доверенным полководцем. Убив
Аргилака Надменного, последнего из Дюррандонов, Орис взял
его дочь Аргеллу себе в жены. Таким образом, лорд Рогар мог
утверждать, что и кровь дракона, и кровь древних штормовых
королей течет в его жилах. Его сиятельство предпочитал в бою
мечу топор с двумя лезвиями... «топор, – как он часто говорил,
– достаточно большой и тяжелый, чтобы прорубить череп
дракона».
При Мейегоре Жестоком говорить так было опасно, но
если Рогар Баратеон и опасался гнева Мейегора, то хорошо это
скрывал. Хорошо знавшие его люди совсем не удивлялись,
когда он приютил королеву Алиссу и ее детей после их бегства
из Королевской Гавани, и когда он первым провозгласил
принца Джейхейриса королем. Его собственный брат Боррис
говаривал, что Рогар мечтал встретиться в поединке с королем
Мейгором и сразить его своим топором.
Судьба отказала ему в исполнении этой мечты. Не убив
одного короля, он увенчал короной другого, посадив
Джейхейриса на Железный трон. Мало кто сомневался в его
праве занять место рядом с молодым королем; некоторые
дошли до того, что шептались, будто отныне королевством
будет править Рогар Баратеон, ибо Джейхейрис был еще
ребенком и сыном слабого отца, а его мать – всего лишь
женщиной. И когда было объявлено, что лорд Рогар и королева
Алисса поженятся, шепотки эти стали еще громче... ибо кто
есть лорд-муж королевы, если не король?
 153

Лорд Рогар уже был женат однажды, но его жена умерла

молодой, ее сразила лихорадка чуть менее, чем через год после
их свадьбы. Королеве-регенту Алиссе было сорок два года, и
считалось, что ее детородные годы давно прошли; лорд
Штормового Предела был на десять лет младше нее.
Несколько лет спустя септон Барт писал, что Джейхейрис был
против брака; молодой король подозревал, что его десница
слишком много на себя берет, что двигает им более жажда
власти и положения, нежели истинная любовь к его матери.
Джейхейрис гневался также, что ни его мать, ни ее жених не
попросили его разрешения, как утверждал Барт... но так как
король уже однажды не выразил никаких возражений против
брака сестры, то полагал, что не вправе препятствовать и браку
матери. Поэтому Джейхейрис помалкивал и не делился своими
опасениями ни с кем, кроме нескольких доверенных лиц.
Десницу хвалили за мужество, уважали его силу, боялись
таланта военачальника и мастерства в бою. Королеву-регента
любили. Такая красивая, такая смелая, такая трагичная, как
говорили женщины о ней. Даже такие лорды, которые и не
стали бы подчиняться женщине, были готовы принять ее как
своего сюзерена, будучи уверены, что рядом с ней стоит Рогар
Баратеон, а молодой король находится менее чем в годе от
своих шестнадцатых именин.
По общему мнению, она с детства была очень красива –
дочь могучего Эйтана Велариона, лорда Приливов, и его жены
Аларры из дома Масси. Ее род был древним, гордым и
богатым, мать запомнили как великую красавицу, деда – как
одного из старейших и самых близких друзей Эйгона
Драконовластного и его королев. Боги благословили саму
Алиссу темно-пурпурными глазами и блестящими
серебристыми волосами старой Валирии, а также подарили ей
очарование, остроумие и доброту, и по мере того, как она
становилась старше, женихи стекались к ней со всех уголков
королевства. И никогда не задавался серьезно вопрос, за кого
она выйдет замуж. Для такой девицы, как она, подходили
154

женихи только королевской крови, и в 22 году от З.Э. она

вышла замуж за принца Эйниса Таргариена, бесспорного
наследника Железного трона. Их брак был счастливым и
плодотворным. Принц Эйнис был нежным и внимательным
мужем, добродушным, щедрым и всегда верным. Алисса
родила ему пятерых крепких, здоровых детей, двух дочерей и
трех сыновей (шестой ребенок, еще одна дочь, умерла в
колыбели вскоре после рождения), а когда его отец умер в 37
году от З.Э., корона перешла к Эйнису, и Алисса стала
королевой.
В последующие годы на глазах Алиссы власть ее мужа
рушилась и превращалась в прах, вокруг него поднимались
враги. В 42 году от З.Э. король умер – сломленным и
презираемым, всего лишь тридцати пяти лет от роду. Королева
едва успела оплакать мужа, как престол, по праву
принадлежащий ее старшему сыну, узурпировал брат Эйниса
Мейгор. На ее глазах сын восстал против дяди и погиб вместе
со своим драконом. Вскоре после этого и второй ее сын,
замученный до смерти Тианной из Башни, также оказался на
погребальном костре. Алисса вместе со своими двумя
младшими детьми была, по существу, пленницей человека, по
чьей вине погибли ее сыновья. Более того, ей пришлось стать
свидетельницей того, как это же самое чудовище силой берет
в жены ее старшую дочь.
Игра престолов порой принимает чудный поворот, и сам
Мейгор пал в немалой степени благодаря мужеству
вдовствующей королевы Алиссы и смелости лорда Рогара,
который поддержал ее, дал защиту, на что немногие бы
осмелились. Боги были добры к ним и даровали им победу, и
теперь женщине, которая некогда была Алиссой из дома
Веларионов, был дан второй шанс на счастье с новым мужем.
Свадьба десницы короля и королевы-регента должна
была стать столь же великолепной, сколь была скромна
свадьба вдовствующей королевы Рейны. Сам верховный
септон должен был совершить брачные обряды на седьмой
 155

день седьмой луны нового года. Местом для церемонии было

выбрано наполовину завершенное Драконье Логово, все еще
открытое небу – здесь восходящие ряды каменных скамеек
позволили бы десяткам тысяч наблюдать за бракосочетанием.
Празднование должно было включать в себя большой турнир,
семь дней пиршеств и забав, и даже потешный морской бой на
водах Черноводного залива.
В Вестеросе на памяти живущих не было еще такой
великолепной свадьбы, и лорды большие и малые со всех Семи
Королевств и за их пределами собрались, чтобы быть частью
этого действа. Доннел Хайтауэр прибыл из Староместа с
сотней рыцарей и семьюдесятью семью Праведными,
сопровождающими его святейшество верховного септона, в то
время как Лиман Ланнистер привел три сотни рыцарей из
Утеса Кастерли. Брандон Старк, хворый лорд Винтерфелла,
совершил долгое путешествие с севера со своими сыновьями
Уолтоном и Алариком, а также дюжиной своих свирепых
северных знаменосцев и тридцатью братьями Ночного Дозора.
Лорды Аррен, Корбрей и Ройс представляли Долину, лорды
Селми, Дондаррион и Тарли – Дорнийские марки. Даже из-за
границы явились великие и могущественные гости; принц
Дорнийский отправил свою сестру, Морской владыка
Браавоса – сына. Архонт Тирошийский самолично пересек
Узкое море со своей юной дочерью, и так же поступили не
менее чем двадцать два магистра из свободного города
Пентоса. Все привезли с собой щедрые подарки для десницы и
королевы-регента; наиболее роскошные из них пришли от тех,
кто только совсем недавно были людьми Мейгора, и от
Рикарда Рована и Торгена Окхарта, что воевали совместно с
септоном Муном.
Гости явились на свадьбу под благовидным предлогом –
отпраздновать союз Рогара Баратеона и вдовствующей
королевы, но у них были другие причины для посещения, в чем
не стоило и сомневаться. Многие желали договориться с
десницей, которого считали истинной силой в королевстве;
156

другие желали оценить своего нового мальчика-короля. И его

милость не отказал им в этой возможности. Сир Гайлс
Морриген, чемпион короля, присягнувший ему, объявил, что
Джейхейрис будет рад предоставить аудиенцию любому лорду
или ленному рыцарю, который встретиться с ним, и сто
двадцать из них приняли это приглашение. Избегая большого
зала и величия Железного трона, молодой король принимал
лордов в уединении своей горницы, где ему прислуживали
только сир Гайлс, мейстер и несколько слуг.
Там, как рассказывали, он призывал каждого из гостей
говорить без обиняков и делиться с ним тем, что они думают о
постигших страну трудностях, и о том, как их лучше всего
преодолеть. «Он не сын своего отца», – говорил лорд Ройс
своему мейстеру; сдержанная похвала, возможно, но все равно
похвала. «Он хорошо слушает, но мало говорит», – сказал лорд
Вэнс из Приюта Странника. Лорд Рикард Рован счел
Джейхейриса учтивым и деликатным, Кайл Коннингтон –
остроумным и добродушным, Мортон Карон – осторожным и
проницательным. «Он смеется легко и часто, даже над самим
собой», – одобрил Джон Мертинс, но Алек Хантер счел его
строгим, а Торген Окхарт – мрачным. Лорд Маллистер
объявил его мудрым не по годам, в то время как лорд Дарри
сказал, что он станет «таким королем, что любой лорд будет
горд преклонить пред ним колени». Самая глубокая похвала
пришла от Брандона Старка, лорда Винтерфелла, который
сказал: «Я вижу в нем его деда».
Десница короля не присутствовал ни на одной из этих
аудиенций, но не следует считать, что лорд Рогар дурно
принимал гостей. Часы, которые с ними проводил его
светлость, были посвящены другим занятиям. Он выезжал с
ними на охоту простую и соколиную, играл в кости, пировал и
«выпил досуха королевские погреба». После свадьбы, когда
начался турнир, лорд Рогар не пропустил ни одного поединка
на копьях или мечах и все время был окружен свитой из
 157

оживленных и нередко подвыпивших великих лордов и

знаменитых рыцарей.
Однако больше всего нашумели увеселения милорда за
два дня до церемонии. Хотя ни в одной хронике нет
упоминаний о них, но сплетни прислуги, ходившие в течение
многих лет среди местных жителей, указывают, что братья
лорда Рогара привезли из-за Узкого моря семь девственниц из
лучших домов удовольствий Лиса. Королева Алисса отдала
свою невинность своему первому мужу, Эйнису Таргариену,
много лет назад, поэтому, вполне естественно, что о повторной
потере девственности на свадьбе с лордом Рогаром не могло
быть и речи. Девы из Лисса должны были восполнить этот
недостаток. Если слухи были правдивы, то милорд якобы
сорвал цветы четырех девушек до того, как его сразили вино и
изнеможение; его братьям, племянникам и друзьям достались
три нетронутые девицы … и еще сорок красавиц постарше,
отплывших вместе с ними из Лиса.
В то время как десница кутил, а король Джейхейрис
принимал лордов, его сестра, принцесса Алисанна, развлекала
благородных дам, что приехали в Королевскую Гавань. Рейна,
старшая сестра короля, решила не присутствовать на
бракосочетании, предпочтя остаться на Светлом острове со
своим новым мужем и окружением; королева-регент Алисса
была занята приготовлениями к свадьбе, поэтому задача
развлекать жен, дочерей и сестер великих и могущественных
лордов досталась Алисанне. Хотя ей лишь недавно
исполнилось тринадцать, все пришли к согласию, что юная
принцесса блестяще справилась с этой задачей. Семь дней и
семь ночей она завтракала с одним собранием знатных дам,
обедала со вторым и ужинала с третьим. Она показывала им
чудеса Красного замка, каталась с ними по Черноводному
заливу и городским улицам.
Алисанна Таргариен, младший ребенок короля Эйниса и
королевы Алиссы, ранее была малоизвестна среди лордов и
леди Вестероса. Детство Алисанны прошло в тени ее братьев
158

и старшей сестры Рейны, и когда о ней вообще заговаривали,

она была «малюткой» и «второй дочерью». Принцесса
действительно была маленькой, худенькой и хрупкой;
Алисанну часто описывали как «миловидную», но редко как
«красивую», хотя она родилась в доме, славящемся своей
красотой. Ее глаза были скорее голубыми, нежели
пурпурными, медовые волосы вились кудряшками. Но ни один
человек не сомневался в ее уме.
Позже о ней говорили, что она научилась читать еще до
того, как ее отняли от груди, и придворный дурак шутил, что
маленькая Алисанна будто бы заливала валирийские свитки
молоком, пытясь одновременно читать и сосать грудь
кормилицы. Родись она мальчиком, ее бы, несомненно,
отправили в Цитадель выковывать цепь мейстера, говаривал
септон Барт – этот мудрец почитал Алисанну даже больше,
чем ее мужа, которому он так долго служил. Однако этому
лишь предстояло случиться в далеком будущем; в 49 году от
З.Э. Алисанна была всего лишь тринадцатилетней девочкой,
но все хроники сходятся во мнении, что она произвела сильное
впечатление на тех, кто с ней встречался.
Когда день свадьбы, наконец, наступил, более сорока
тысяч простолюдинов пришли на холм Рейнис к Драконьему
Логову, чтобы увидеть, как заключается брак королевы-
регента и десницы. (Некоторые свидетели утверждают, что
людей было намного больше). Еще тысячи людей
приветствовали лорда Рогара и королеву Алиссу на улицах.
Когда процессия двигалась через город, в ней участвовали
сотни рыцарей на лошадях с разноцветными попонами, септы
звонили в колокола. «Никогда прежде в истории Вестероса не
было такого великолепия», – писал великий мейстер Бенифер.
Лорд Рогар был одет в золотую парчу с головы до пят и носил
рогатый полушлем, в то время как его невеста была укрыта
плащом, усеянным драгоценными камнями, с трехглавым
драконом дома Таргариенов и серебряным морским конем
Веларионов на разделенном надвое поле.
 159

Тем не менее, несмотря на все великолепие жениха и

невесты, именно прибытие детей Алиссы осталось в памяти
жителей Королевской Гавани на долгие годы. Король
Джейхейрис и принцесса Алисанна прибыли на свадьбу
последними, спустившись с яркого неба на своих драконах
Вермиторе и Среброкрылой (надо помнить, что в те дни в
Драконьем Логове еще не был построен ныне известный
великий купол). Их огромные кожистые крылья подняли тучи
песка, когда драконы приземлились рядом друг с другом – к
трепету и восхищению собравшейся толпы. (Часто при этом
повторяемая история, что прибытие драконов заставило-де
пожилого верховного септона обмарать свои одежды,
вероятно, является лишь клеветой).
Саму церемонию, а также пир и провожание в постель,
что последовали за ней, стоит упомянуть лишь вкратце.
Тронный зал Красного замка принимал величайших лордов и
самых знатных заморских гостей; меньшие лорды вместе со
своими рыцарями и соратниками праздновали во дворах и
небольших залах замка, в то время как простолюдины
Королевской Гавани веселились в сотнях постоялых дворов,
винных лавках, кабаках и борделях. Лорд Рогар с пылкостью
исполнил свои супружеские обязанности под улюлюканье
своих пьяных братьев – несмотря на все слухи о том, что он
будто бы перенапрягся по этой части две ночи назад.
Семь дней турнира, что последовали за свадьбой,
привели в восторг собравшихся лордов и жителей города. Все
сошлись во мнении, что таких жестких и захватывающих
конных сшибок Вестерос не видывал уже много лет… но
именно пешие битвы на мечах, копьях и топорах особо
взволновали страсти толпы, и тому были причины.
Следует напомнить, что трое из семерых рыцарей, что
служили в Королевской гвардии Мейгора Жестокого, были
мертвы; остальных четверых отправили на Стену надеть
черное. В свою гвардию король Джейхейрис до сих пор
включил лишь сира Гайлса Морригена и сира Джоффри
160

Доггетта. Именно королева-регент Алисса впервые выразила

мысль, что оставшиеся пять свободных мест будут заполнены
после испытания боем. И действительно, когда бы
представился случай лучше, чем грандиозная свадьба, где
соберутся рыцари со всего королевства?
– Мейгору служили старики, лизоблюды, трусы и
нелюди, – заявила она. – Я хочу, чтобы рыцари, защищающие
моего сына, были лучшими в Вестеросе, настоящими
честными людьми, чья верность и мужество бесспорны. Пусть
вся страна увидит, как они выиграют свои плащи в бою.
Король Джейхейрис быстро поддержал идею своей
матери, но с небольшим благоразумным дополнением:
молодой король постановил, что воины, желающие стать его
защитниками, должны доказать свое мастерство не в
рыцарском поединке, а в пешем бою.
– Те, кто желает навредить своему королю, редко
нападают на него верхом на коне с копьем в руках, – заявил
его милость.
Посему поединки на конях, что следовали за свадьбой
его матери, уступили место рукопашным схваткам и кровавым
поединкам, которые мейстеры позже назвали «войной за
белые плащи».
Бои продолжались целых семь дней, ибо сотни рыцарей
жаждали побороться за честь служить в Королевской гвардии.
Некоторые наиболее яркие участники стали любимчиками
толпы, которая громогласно подбадривала их всякий раз,
когда они состязались. Одним из таких был Пьяный рыцарь,
сир Уильям Стаффорд, приземистый пузатый крепыш,
который всегда казался настолько пьяным, что было
удивительно, что он вообще мог стоять, не говоря уже о том,
чтобы сражаться. Простолюдины прозвали его «Бочкой» и
орали «Бочка, пей! Бочка, бей!» всякий раз, когда он выходил
на поле. Еще одним любимчиком толпы был Бард с Блошиного
конца, Бренчуга Том, который перед каждым боем высмеивал
своих врагов неприличными песенками. Много поклонников
 161

было и у стройного таинственного рыцаря, известного только

как Змей в Алом; когда, наконец, его победили и разоблачили,
этот воин оказался женщиной по имени Джонквиль Дарк –
незаконнорожденной дочерью лорда Сумеречного Дола.
В итоге никто из них так белый плащ и не заработал –
рыцарями Королевской гвардии стали не сорвиголовы, а те,
кто превзошел всех остальных в доблести, галантности и
мастерстве. Лишь один из них был отпрыском благородного
дома – сир Лоренс Рокстон из Простора. Двое были
присяжными рыцарями: сир Виктор Доблестный на службе у
лорда Ройса из Рунстона и сир Уильям Оса, который служил
лорду Смоллвуду из Желудей. Самый молодой из
победителей, Пейт Кулик, вышел на поле с коротким копьем
вместо меча, и некоторые задавались вопросом, был ли он
рыцарем вообще, но он настолько искусно владел этим
оружием, что cир Джоффри Доггетт решил этот вопрос, лично
посвятив его в рыцари под рев толпы.
Самым старым из победителей оказался седой межевой
рыцарь по имени Сэмгуд из Угрюмого Холма, видавший виды
и покрытый шрамами старик шестидесяти трех лет, который,
по собственному уверению, бился в сотне битв, «и уж не
спрашивайте, на чьей стороне, то известно лишь богам да
мне». Этот одноглазый, лысый и почти беззубый рыцарь,
прозванный Угрюмым Сэмом, выглядел тощим, словно жердь,
но в бою он показал быстроту, подобающую человеку вдвое
моложе его, и мастерство, отточенное за долгие десятилетия
больших и малых сражений.
Джейхейрис Миротворец еще будет сидеть на Железном
троне пятьдесят пять лет, и многие рыцари еще наденут белый
плащ в течение его долгого правления – больше, чем мог бы
похвастаться любой другой монарх. Но было справедливо
сказано, что у Таргариенов никогда не было лучшей
Королевской гвардии, чем первая семерка мальчика-короля.
Война за белые плащи завершила празднество, которое
вскоре прозвали Золотой свадьбой. Гости, возвращаясь домой
162

в свои владения, дружно соглашались, что это было

великолепное событие. Молодой король завоевал восхищение
и любовь многих лордов, как великих, так и малых, а их
сестры, жены и дочери воздавали хвалу тому приему, который
оказала им принцесса Алисанна. Народ Королевской Гавани
был также доволен; их мальчик-король, как казалось, по всем
статьям должен был стать справедливым, милосердным и
истинно благородным правителем, а его десница, лорд Рогар,
был столь же щедр, столь и доблестен. Счастливее всех были
содержатели постоялых дворов и таверн города, а также
пивовары, торговцы, карманники, шлюхи и хозяева
публичных домов – все они благодаря привлеченным в город
гостям изрядно набили свои карманы.
Тем не менее, хотя Золотая свадьба и была самой
пышной и знаменитой из бракосочетаний 49 года от З.Э.,
третий союз, заключенный в тот судьбоносный год, оказался
самым значительным.
Благополучно отпраздновав свою свадьбу, королева-
регент и десница короля вскоре занялись поиском подходящих
кандидатур для короля Джейхейриса... и, в меньшей степени,
для его сестры принцессы Алисанны. До тех пор, пока
мальчик-король оставался неженатым и бездетным, его
наследницами были дочери его сестры Рейны... но Эйрея и
Рейлла были еще детьми, и, по мнению многих, явно
неподходящими для короны.
Более того, и лорд Рогар, и королева Алисса боялись
того, что может случиться с государством, если Рейна
Таргариен прибудет с Запада и пожелает стать регентом своей
дочери. Хотя никто не осмеливался говорить об этом вслух,
было очевидно, что между двумя королевами возникли
разногласия, поскольку дочь не присутствовала на свадьбе
матери и не приглашала ее на свою собственную. Нашлись
даже такие, кто шептался, будто бы Рейна была колдуньей, и
что она использовала темные искусства, чтобы убить Мейгора
 163

на Железном троне. В связи с этим король Джейхейрис должен

был как можно скорее жениться и обзавестись сыном.
Вопрос о том, на ком молодой король может жениться,
оказался не столь простым. Лорд Рогар уже давно помышлял
расширить власть Железного трона за Узкое море, в Эссос, и
потому высказал мысль о том, чтобы заключить союз с
Тирошем, женив Джейхейриса на дочери тамошнего архонта,
миловидной девушке пятнадцати лет от роду, которая
очаровала всех на свадьбе своим остроумием, игривыми
манерами и сине-зелеными волосами.
Однако в этом с его светлостью не согласилась
собственная супруга, королева Алисса. Простой народ
Вестероса никогда не примет крашеную чужестранку как свою
королеву, утверждала она, невзирая ни на какой приятный ее
акцент. И благочестивые люди также будут ей противостоять,
ведь, как известно, в Тироше не верят в Семерых, там
поклоняются красному Р’глору, Творцу Узоров, Трехглавому
Триосу и другим странным богам. Сама она предложила
обратить внимание на те дома, что поддержали Эйгона
Некоронованного в Битве под Божьим оком. Пусть
Джейхейрис женится на девице из Вэнсов, Корбреев,
Вестерлингов или Пайперов, говорила она. Верность должна
быть вознаграждена, а такой союз короля почтит память
Эйгона и доблесть тех, кто сражался и отдал свою жизнь за
него.
Такому предложению особо воспротивился великий
мейстер Бенифер, указав, что лорды могут и усомниться,
действительно ли корона так предана делу мира и согласия,
если будет благоволить тем, кто сражался за Эйгона, а не тем,
кто остался с Мейгором. Лучшим выбором, по его мнению,
была бы дочь одного из великих домов, который принимал
мало участия в битвах между дядей и племянником или
вообще в них не участвовал – как, например, Тиреллы,
Хайтауэры или Аррены.
164

Видя, что десница, королева-регент и великим мейстер

так и не пришли к согласию, другие советники осмелились
выдвинуть своих собственных кандидатов. Прентис Талли,
королевский юстициарий, предложил в невесты младшую
сестру своей жены, Люсинды, известную своей набожностью.
Такой выбор, несомненно, порадовал бы Веру. Лорд-адмирал
Деймон Веларион предположил, что Джейхейрис мог бы
жениться на вдовствующей королеве Элинор из дома Костейн.
Как лучше еще показать, что сторонники Мейгора прощены,
чем взять одну из его черных невест в жены? Возможно, даже
усыновить ее трех детей от первого брака. Доказанная
способность Элинор к деторождению также говорила в ее
пользу. У лорда Селтигара были две незамужние дочери, и
хорошо было известно, что в свое время он предлагал Мейгору
выбрать одну из них; теперь то же самое предложение метило
в Джейхейриса. Лорд Баратеон отрезал:
– Видел я твоих дочерей. У них нет ни подбородков, ни
грудей, ни ума.
Королева-регент и ее советники обсуждали вопрос о
женитьбе короля снова и снова на протяжении целой луны, но
так и не пришли к соглашению. Самого Джейхейриса в эти
прения не посвящали – так решили королева Алисса и лорд
Рогар. Хотя Джейхейрис был умен не по годам, он все еще
оставался мальчиком, и владели им желания мальчика,
желания, которые ни в коем случае не должны были взять верх
над благом для всего королевства. Королева Алисса прекрасно
знала, на ком ее сын хотел бы жениться: на ее дочери и
собственной младшей сестре принцессе Алисанне.
Таргариены устраивали браки между братьями и
сестрами на протяжении веков, и, конечно, Джейхейрис и
Алисанна выросли в ожидании, что смогут пожениться, как и
их старший брат Эйгон и сестра Рейна. Более того, Алисанна
была всего на два года младше своего брата, и эти двое всегда
были близки и сильно привязаны друг к другу. Их отец, король
Эйнис, непременно пожелал бы, чтобы они поженились, и в
 165

прошлом того желала бы и их мать... но ужасы, свидетелями

которых она стала после смерти мужа, убедили королеву
Алиссу подумать об обратном. Хотя Сыны Воина и Честные
Бедняки были распущены и объявлены вне закона, многие
бывшие члены обоих орденов оставались на свободе и вполне
могли снова взяться за свои мечи, если дать им новый повод.
Королева-регент боялась их гнева, потому что у нее были
яркие воспоминания обо всем, что постигло ее сына Эйгона и
ее дочь Рейну, когда новость об их браке стала достоянием
гласности.
– Мы более не пойдем этим путем, – не раз говорила она.
В этом решении ее поддержал новый придворный –
септон Маттеус, один из Праведных, который остался в
Королевской Гавани, когда верховный септон со своей
братией вернулся в Старомест. Человек необъятный во всех
отношениях, известный как своей дородностью, так и
великолепием своих одеяний, Маттеус, по собственному
утверждению, происходил от самих Гарднеров, которые когда-
то правили Простором из Хайгардена. Многие считали, что он
почти наверняка будет следующим верховным септоном.
Нынешний верховный септон, которого септон Мун
называл не иначе как Его Пресмыкательством, был осторожен
и покладист, поэтому не было никакой опасности в том, что
какой-либо брак будет осужден в Староместе, пока гласом
Семерых в Звездной септе оставался именно он. Отец
верующих был, однако, немолод, и путешествие в
Королевскую Гавань, чтобы совершить обряд бракосочетания
на Золотой свадьбе, едва не доконало его, как позже говорили
люди.
– Если его место достанется мне, король, конечно же,
вправе рассчитывать на мою поддержку в любом выборе,
который он может сделать, – заверял септон Маттеус
королеву-регента и ее советников, – но не все мои братья так
расположены к вам, и… смею сказать… есть и другие Муны.
Учитывая все, что произошло, верующие посчитают женитьбу
166

брата на сестре при нынешнем положении дел вопиющим

оскорблением, и я боюсь того, что может тогда случиться.
Таким образом он подтвердил опасения королевы, и
Рогар Баратеон вместе с остальными лордами отмел всякую
мысль о том, чтобы выдать принцессу Алисанну за брата
Джейхейриса. Принцессе было тринадцать, недавно она
отпраздновала свой расцвет, поэтому было решено, что ее
стоит поскорее выдать замуж. Хотя все еще не было
определенности в выборе невесты для короля, жениха для
принцессы выбрали быстро: она должна была выйти замуж на
седьмой день нового года за Оррина Баратеона, младшего из
братьев лорда Рогара.
Решение было принято королевой-регентом, десницей, а
также их советниками. Но, как и многие подобные
договоренности на протяжении веков, их план вскоре рухнул,
поскольку они сильно недооценили волю и решимость самой
Алисанны Таргариен и ее молодого короля Джейхейриса.
О предстоящей помолвке Алисанны никаких объявлений
не делали, поэтому неизвестно, как известия достигли ее ушей.
Великий мейстер Бенифер подозревал слуг, ибо многие из них
то приходили, то уходили, пока лорды спорили в горнице
королевы. Сам же лорд Рогар подозревал мастера над
кораблями Деймона Велариона, человека весьма гордого,
который мог счесть, что Баратеоны стараются потеснить дом
лорда Приливов со второго места по значимости в
королевстве. Много лет спустя, когда эти события перешли в
легенду, простой народ рассказывал, будто разговор лордов
подслушали «крысы в стенах», которые и бросились к
принцессе с новостями.
Не сохранилось никаких записей о том, что сказала или
о чем подумала Алисанна Таргариен, когда впервые узнала,
что она должна была выйти замуж за юношу на десять лет
старше нее, которого она едва знала и (если верить слухам)
недолюбливала. Мы знаем только то, что она сделала. Другая
девица, возможно, заплакала бы, разбушевалась или побежала
 167

умолять свою мать. Во многих печальных песнях девы,

вынужденные идти замуж против своей воли, бросались с
высоких башен. Принцесса Алисанна ничего этого не сделала.
Вместо этого она пошла прямо к Джейхейрису.
Молодой король был также недоволен новостями, как и
его сестра. «Они, несомненно, начнут строить свадебные
планы и для меня», – сразу понял он. Как и его сестра,
Джейхейрис не стал тратить время на упреки, обвинения или
споры. Вместо этого он начал действовать. Призвав свою
Королевскую гвардию, он велел рыцарям немедленно отплыть
на Драконий Камень и встретиться с ним там.
– Вы поклялись мне своими мечами и своим
послушанием, – напомнил он своим Семерым. – Помните эти
клятвы и никому не говорите о моем уходе.
Той ночью, под покровом темноты, король Джейхейрис
и принцесса Алисанна оседлали своих драконов, Вермитора и
Среброкрылую, и покинули Красный замок, отправившись в
древнюю цитадель Таргариенов под Драконьей горой. Как
говорили, первые слова молодого короля, сказанные после
посадки, были:
– Мне нужен септон.
Король справедливо не доверял септону Маттеусу,
который, несомненно, выдал бы их планы, но в септе на
Драконьем Камне был свой септон, старый человек по имени
Освик. Он знал Джейхейриса и Алисанну с момента их
рождения и наставлял их в таинствах Веры на протяжении
всего их детства. В молодости септон Освик служил королю
Эйнису и в детстве был послушником при дворе королевы
Рейнис. Так что он был более чем знаком с традицией браков
между братьями и сестрами у Таргариенов, и когда услышал
приказ короля, тотчас же согласился.
Через несколько дней на галере из Королевской Гавани
прибыла Королевская гвардия. На следующее утро, когда
взошло солнце, на большом дворе Драконьего Камня
Джейхейрис Таргариен, первый его имени, взял в жены свою
168

сестру Алисанну перед глазами богов, людей и драконов.

Септон Освик исполнял брачные обряды; хотя голос старика
был тонким и дрожащим, церемония проведена была по всем
правилам. Свидетелями бракосочетания стали семь рыцарей
Королевской гвардии, чьи белые плащи развевались на ветру.
Гарнизон и замковая челядь также наблюдали за церемонией,
как и немалая часть простолюдинов из ближайшей рыбацкой
деревушки, что расположилась под могучими стенами
Драконьего Камня.
После церемонии последовал скромный пир, и было поднято
множество тостов за здоровье мальчика-короля и его новой
королевы. Потом Джейхейрис и Алисанна удалились в
опочивальню, где когда-то спал Эйгон Завоеватель со своей
сестрой Рейнис, но, учитывая молодость невесты, провожания
в постель не было, и брак тоже не был консуммирован.
Последнее обстоятельство оказалось весьма
существенным, когда на боевой галере из Королевской Гавани
прибыли запоздавшие лорд Рогар и королева Алисса. Их
сопровождали дюжина рыцарей, сорок латников, септон
Маттеус и великий мейстер Бенифер, чьи письма дают нам
наиболее полный отчет о произошедшем.
Джейхейрис и Алисанна встретили их в замке, держась
за руки. Говорят, королева Алисса заплакала, когда только их
увидела.
– Глупые дети! Вы даже не поняли, что натворили, –
сказала она.
Затем септон Маттеус стал громовым голосом поносить
короля и королеву и предрекать, что эта мерзость вновь
повергнет весь Вестерос в войну.
– Ваше кровосмешение будут проклинать от Дорнийских
марок до Стены, и каждый благочестивый сын Матери и Отца
будет судить вас как грешников, которыми вы и являетесь.
По словам Бенифера, во время этой бурной отповеди
лицо септона налилось кровью, и с губ то и дело брызгала
слюна.
 169

Рисунок 19. Септон Освик сочетает браком молодого короля Джейхейриса I

Таргариена и его меньшую сестру Алисанну во дворе цитадели Драконьего
Камня в присутствии Королевской гвардии и простонародья.

Джейхейрис по праву называется в летописях Семи

Королевств Миротворцем, ибо он был весьма незлобив и
спокоен нравом. Однако было ошибочно считать, что в его
жилах не текло пламя Таргариенов. Как он доказал это тогда.
Когда септон Маттеус, наконец, остановился перевести дух,
король сказал:
– Ее милости, моей матушке, я позволяю себя бранить,
но не тебе. Придержи язык, толстяк. Если еще хоть слово
сорвется с твоих губ, я велю их зашить.
Септон Маттеус более не сказал ни слова.
Лорда Рогара не так легко было запугать. Он спросил
прямо, был ли брак консуммирован.
– Скажите правду, ваша милость. Было ли провожание в
постель? Вы лишили ее невинности?
170

– Нет, – ответил король. – Она слишком молода для

этого.
На это лорд Рогар улыбнулся:
– Хорошо. Значит, вы с ней не женаты.
Он повернулся к рыцарям, которые сопровождали его из
Королевской Гавани.
– Разделите этих детей, и осторожно, пожалуйста.
Сопроводите принцессу в Башню Морского Дракона и
держите там. Его милость отправится вместе с нами обратно в
Красный замок.
Но когда его люди двинулись вперед, семеро рыцарей
Королевской гвардии Джейхейриса заградили им путь,
обнажив свои мечи.
– Ближе не подходить, – предупредил сир Гайлс
Морриген. – Кто притронется к королю и королеве, тот
сегодня же и умрет.
Лорд Рогар пришел в смятение:
– Уберите свой меч и отойдите в сторону, – приказал он.
– Или вы забыли? Я десница короля.
– Верно, – ответил старый Угрюмый Сэм, – но мы
Королевская гвардия, а не гвардия десницы, и на железном
стуле сидеть положено вон тому парню, а не вам.
Рогар Баратеон ощетинился на слова сира Сэмгуда,
сказав:
– Вас семеро, а у меня за спиной полсотни мечей. Одно
мое слово, и они изрубят вас на куски.
– Они могут убить нас, – ответил молодой Пейт Кулик,
потрясая копьем, – но вы умрете первым, м’лорд, даю вам
слово.
Что могло бы произойти дальше, никто не может сказать,
не вмешайся в тот момент королева Алисса.
– Я видела достаточно смертей, как и все мы, – сказала
она. – Уберите свои мечи, сиры. Что сделано, то сделано, и
теперь мы все должны жить с этим. Пусть боги смилуются над
королевством, – она повернулась к своим детям. – Мы уйдем с
 171

миром. Но пусть никто не говорит о том, что здесь сегодня

произошло.
– Как прикажешь, матушка, – король Джейхейрис
притянул сестру ближе к себе и обнял ее. – Но не думай, что
ты разрушишь этот брак. Мы теперь одно целое, и ни боги, ни
люди не разлучат нас.
– Никогда, – подтвердила его невеста. – Отправьте меня
на край земли и выдайте замуж за короля Моссовии или лорда
Серой пустоши, Среброкрылая всегда будет возвращать меня
обратно к Джейхейрису, – и с этими словами она поднялась на
цыпочки, поравнявшись лицом с королем, и он поцеловал ее в
губы на глазах всех присутствующих 1.
Когда десница и королева-регент уехали, король и его
молодая жена закрыли ворота замка и вернулись в свои покои.
Драконий Камень оставался для них убежищем и местом
пребывания до самого совершеннолетия Джейхейриса.
Отмечали, что молодой король и королева редко разлучались,
разделяя каждую трапезу, разговоры до поздней ночи о
славных днях своего детства и о препятствиях, грядущих
впереди. Они вместе охотились, вместе рыбачили, общались с
простым народом в портовых трактирах, читали друг другу

1
Примерно так великий мейстер Бенифер изложил противостояние у ворот
Драконьего Камня, которому он был свидетелем. С того дня и по
нынешний эту сказку обожают влюбленные девицы и их оруженосцы во
всех Семи Королевствах, и многие барды сложили песни о доблести
Королевской гвардии, семи мужей в белых плащах, которые противостояли
полусотне. Однако все эти рассказы оставляют без внимания, что в замке
был и гарнизон; до нас дошли записи, где указано, что в это же время на
Драконьем Камне находились двадцать лучников и столько же стражников
под командованием сира Меррелла Буллока и его сыновей Алина и
Говарда. Кому они были верны в тот момент, и какую роль они могли бы
сыграть в этом столкновении, никогда не станет известно, но предполагать,
что Семеро короля выступили в одиночку, значило бы слишком много на
себя брать.
172

пыльные фолианты в кожаном переплете, которые находили в

библиотеке замка, брали уроки у мейстеров Драконьего Камня
(«ибо нам еще многому предстоит научиться», – говорила
Алисанна своему мужу), молились вместе с септоном
Освиком. Они также вместе летали повсюду в окрестностях
Драконьей горы, а зачастую и до самого Дрифтмарка.
Если верить рассказам слуг, король и его новая королева
спали обнаженными и целовались много и подолгу – в
постели, за столом и много раз в течение дня, но так и не
консуммировали брак. Прошло еще полтора года, прежде чем
Джейхейрис и Алисанна наконец-то соединились сердцем и
телом как муж и жена.
Всякий раз, когда лорды и члены совета приезжали на
Драконий Камень, чтобы посоветоваться с молодым королем,
как они делали время от времени, Джейхейрис принимал их в
Палате Расписного стола, где его дед когда-то замышлял
завоевание Вестероса, и Алисанна всегда была вместе с ним.
– У Эйгона не было секретов от Рейнис и Висеньи, а у
меня нет секретов от Алисанны, – говорил он.
Хотя, возможно, между ними самими в эти ясные дни на
заре их брака и не было никаких секретов, однако сам их союз
оставался тайной для большей части Вестероса. Вернувшись в
Королевскую Гавань, лорд Рогар велел всем, кто сопровождал
их до Драконьего Камня, не говорить ни слова о том, что там
произошло, если они хотят сохранить языки. Подданным ни о
чем не объявляли. Когда септон Маттеус попытался послать
весть о браке верховному септону и Праведным в Старомест,
великий мейстер Бенифер, исполняя приказ десницы, сжег это
письмо.
Лорду Штормового Предела нужно было время. Рогар
Баратеон, обозленный тем неуважением, которое выказал ему
король, и непривычный к поражениям, по-прежнему был
полон решимости найти способ разделить Джейхейриса и
Алисанну. Он полагал, что пока брак остается
неосуществленным, все еще есть шанс все переиграть. На этот
 173

случай лучше держать свадьбу в секрете, чтобы ее можно было

отменить, и никто бы ни о чем не догадался.
Королеве Алиссе тоже нужно было время, хотя и по
другой причине. «Что сделано, то сделано», – сказала она у
ворот Драконьего Камня, и сама так считала... но
воспоминания о кровопролитии и хаосе, которые
сопутствовали браку другого ее сына и дочери, все еще
преследовали ее по ночам, и королева-регент отчаянно
пыталась найти какой-то выход, чтобы история не
повторилась.
Тем временем ей и ее лорду-мужу все еще нужно было
править королевством в течение большей части года до тех
пор, пока Джейхейрис не достигнет своих шестнадцатых
именин и не возьмет власть в свои руки.
Так обстояли дела в Вестеросе, когда Год Трех Невест
подошел к концу и уступил место новому году, пятидесятому
от Завоевания Эйгона.

Избыток правителей
Все люди грешны, учат нас Отцы Святой Веры. Даже
благороднейшие короли и доблестнейшие из рыцарей могут
поддаться гневу, похоти и зависти, дурными делами навлечь
на себя позор и запятнать свои добрые имена. Но также и
наигнуснейшие злодеи и окаяннейшие грешницы иногда
способны творить добро, ведь любовь, сострадание и жалость
обнаруживаются даже в наичернейших сердцах. «Мы таковы,
какими нас сотворили боги, – писал септон Барт, мудрейший
человек из тех, кто когда-либо служил десницей короля, –
сильные и слабые, добрые и злые, жестокие и милосердные,
отважные и себялюбивые. Пусть знает это всякий, кому
суждено править королевствами людей».
Редко истина его слов была столь несомненной, как в
пятидесятый год от Завоевания Эйгона. С началом нового года
174

по всей стране стали замышлять пиры, ярмарки и турниры,

чтобы отметить полувековое царствование Таргариенов над
Вестеросом. Ужасы правления короля Мейгора ушли в
прошлое, Железный трон и Святая Вера примирились друг с
другом, и юный король Джейхейрис I был равно любим
простым народом и великими лордами от Староместа до
Стены. Тем не менее, на горизонте собирались неведомые
почти для всех штормовые тучи, и мудрые люди могли
слышать далекие раскаты грома.
Как говорят в народе, королевство с двумя королями
подобно человеку с двумя головами. В 50 году от З.Э. в
Вестеросе были король, десница и три королевы, как во
времена короля Мейгора… но королевы Мейгора были не
более чем супругами монарха, покорными его воле. Они жили
и умирали по его прихоти, тогда как каждая из королев
середины века была полноправной властительницей.
В Красном замке в Королевской Гавани правила
королева-регент Алисса, вдова покойного короля Эйниса, мать
его сына Джейхейриса и жена королевского десницы Рогара
Баратеона. За Черноводным заливом, на острове Драконий
Камень, явилась королева помоложе: дочь Алиссы Алисанна,
девица тринадцати лет от роду, обручилась со своим братом,
королем Джейхейрисом – вопреки воле матери и ее лорда-
мужа. Далеко на западе – на Светлом острове, по другую
сторону Вестероса от матери и сестры – жила старшая дочь
Алиссы, драконья наездница Рейна Таргариен, вдова принца
Эйгона Некоронованного. В Западных и Речных землях, и
также кое-где в Просторе ее уже называли Королевой Запада.
Трех королев – двух сестер и мать – связывали кровь,
горе и страдания… но между ними легли тени старые и новые,
и тени эти становились темнее день ото дня. Согласие и
единство намерений, благодаря которым Джейхейрис, его
сестры и мать смогли свергнуть Мейгора Жестокого, начали
трещать по швам по мере того, как давали о себе знать
подспудно вызревающие обиды и раздоры. Весь оставшийся
 175

срок регентства мальчик-король и его маленькая королева был

не в ладах с десницей короля и королевой-регентом – это
соперничество продолжилось и во времена царствования
Джейхейриса и угрожало снова ввергнуть Семь Королевств в
войну 2.
Непосредственным поводом этих трений была
неожиданная и тайная женитьба короля на своей сестре,
которая состоялась без ведома десницы и королевы-регента и
разрушила их собственные замыслы и планы. Однако было бы
ошибкой полагать, что к отчуждению привела эта
единственная причина; свои шрамы оставили и другие
свадьбы, что состоялись в 49 году от З.Э., в Год Трех Невест.
Лорд Рогар никогда не спрашивал у Джейхейриса
позволения жениться на его матери, и юный король считал это
упущение знаком неуважения. Более того, его милость не
одобрял и сам брак; как он позднее признался септону Барту,
он ценил лорда Рогара как советника и друга, но не нуждался
во втором отце, и полагал, что даже превосходит десницу по
части ума, нрава и здравости рассудка. Джейхейрис также
считал, что с ним могли бы и посоветоваться по поводу брака

2
Дабы нас не упрекали в умолчании, необходимо отметить, что в Вестеросе
в 50 году от З.Э. была и четвертая королева. Дважды вдовая королева
Элинор из дома Костейнов, та самая, что обнаружила короля Мейгора
мертвым на Железном троне, покинула Королевскую Гавань после
воцарения Джейхейриса. В облачении кающейся грешницы, в
сопровождении только служанки и одного верного латника она
направилась в Орлиное Гнездо в Долине Аррен навестить старшего из трех
сыновей от Тео Боллинга, а затем в Хайгарден в Просторе, где у лорда
Тирелла воспитывался средний ее сын. Убедившись в их благополучии,
бывшая королева с младшим отпрыском направилась в Три Башни,
родовой замок своего отца в Просторе, где объявила, что желала бы
прожить остаток своей жизни в тишине и спокойствии. Судьба и король
Джейхейрис имели на ее счет другие планы, о чем мы расскажем позже.
Здесь же достаточно сказать, что королева Элинор не играла никакой роли
в событиях 50 года от З.Э.
176

его сестры Рейны, хотя эту обиду он переживал не так остро.

Королева Алисса, со своей стороны, была глубоко обижена
тем, что ее не уведомили и не пригласили на свадьбу Рейны на
Светлом острове.
Далеко на западе Рейна Таргариен лелеяла свои
собственные обиды. Как королева Рейна признавалась верным
друзьям и подругам, которыми она окружила себя, она не
понимала и не разделяла привязанности своей матери к Рогару
Баратеону. Рейна неохотно уважала то, как он выступил в
поддержку ее брата Джейхейриса против дяди Мейгора, но не
могла ни забыть, ни простить бездействие Рогара в отношении
ее собственного мужа, принца Эйгона, который бился с
Мейгором в битве у Божьего Ока. Чем дальше, тем больше
возмущалась королева Рейна по поводу того, что ее
собственными правами на Железный трон, а также правами ее
дочерей пренебрегли в пользу «братика» (как она
обыкновенно называла Джейхейриса). Первой на свет
появилась она – напоминала Рейна тем, кто был готов ее
слушать, и стала драконьим наездником ранее всех своих
братьев и сестер; и тем не менее, все они и «даже моя
собственная мать» сговорились обойти ее.
Оглядываясь назад и зная то, как все обернулось, легко
говорить, что Джейхейрис и Алисанна были правы во всех
распрях последнего года регентства их матери, и клеймить
королеву Алиссу и лорда Рогара как негодяев. Именно так
певцы рассказывают эту историю: скорая и неожиданная
женитьба Джейхейриса и Алисанны была следствием
возвышенной любви, не сравнимой ни с чем со времен
Флориана Дурака и его Джонквиль. А в песнях, как водится,
любовь побеждает все. Однако мы утверждаем, что на деле все
было не так просто. Опасения королевы Алиссы по поводу
брачного союза произрастали из неподдельной заботы о детях,
династии Таргариенов и королевстве в целом. И страхи ее не
были беспочвенны.
 177

Мотивы лорда Рогара Баратеона были не столь

бескорыстны. Будучи человеком гордым, он был поражен и
разгневан «неблагодарностью» мальчика-короля, в котором
ранее видел сына; его унизили, заставив пойти на попятную у
ворот Драконьего Камня перед полусотней своих людей. Воин
до мозга костей, Рогар когда-то надеялся встретиться с
Мейгором Жестоким в личном поединке и не мог вынести
посрамления от пятнадцатилетнего мальчишки. Не будем
судить его слишком строго, помня о словах септона Барта.
Пусть Рогар Баратеон и сотворил немало дел жестоких, злых и
глупых в свой последний год десничества, в душе он не был ни
жестоким, ни злым, ни даже глупым. Когда-то он был героем,
и мы должны помнить это, даже глядя на темнейший год его
жизни.
После противостояния с Джейхейрисом лорд Рогар не
мог думать ни о чем, кроме пережитого им унижения. Первым
порывом его светлости было вернуться на Драконий Камень с
большими силами, достаточными, чтобы одолеть гарнизон и
устранить затруднение силой. Что до Королевской гвардии,
лорд Рогар напомнил совету, что Белые Мечи присягали
сложить свои головы за короля, и «он будет рад предоставить
им такую честь». Когда лорд Талли заметил, что Джейхейрис
может просто закрыть ворота Драконьего Камня прямо у них
перед носом, лорд Рогар не отступил:
– Пусть закрывает. Я возьму замок штурмом, если
потребуется.
В конечном счете, лишь королеве Алиссе удалось
достучаться до его светлости сквозь гнев и отговорить его от
этой глупости.
– Любовь моя, – мягко сказала она, – у моих детей есть
драконы, а у нас нет.
Королева-регент не менее своего мужа желала отмены
безрассудного брака, опасаясь, что вести о нем вновь настроят
Веру против Короны. Ее страхи подпитывал септон Маттеус.
Вдали от Джейхейриса, не опасаясь больше, что ему зашьют
178

рот, септон вновь начал говорить и рассказывал в основном о

том, как «весь честный народ» осудит кровосмесительный
союз короля.
Вернись Джейхейрис и Алисанна в Королевскую Гавань
на празднование нового года, о чем молилась королева Алисса
(«Они придут в чувство и раскаются в своей глупости», –
говорила она совету), примирение было бы возможно, но этого
не случилось. Когда прошло две недели, за ними еще две, а
король все еще не возвратился ко двору, Алисса заявила о
намерении самой вернуться на Драконий Камень, на сей раз в
одиночку – упрашивать детей вернуться домой. Лорд Рогар в
гневе запретил это.
– Если ты приползешь к нему на коленях, мальчишка
никогда больше тебя не послушается, – сказал он. – Он
поставил свои прихоти выше блага королевства и этого нельзя
терпеть. Хочешь, чтобы он кончил так, как его отец?
Королева покорилась его воле и не поехала.
«Никто не сомневается, что королева Алисса желала
лишь блага, – писал септон Барт годы спустя. – Но, как ни
печально, часто казалось, что она сама не знает, в чем это благо
состоит. Превыше всего она желала, чтобы ее любили,
почитали и восхваляли – как этого желал и ее первый муж,
король Эйнис. Правитель порой должен принимать
непопулярные, но необходимые решения, даже если они
повлекут за собой позор и порицание. Королева Алисса
нечасто могла заставить себя пойти на такое».
Дни шли, складываясь в недели, и по обе стороны
Черноводного залива сердца ожесточались, а у людей
прибавлялось решимости. Король-мальчик и его маленькая
королева оставались на Драконьем Камне, дожидаясь дня,
когда Джейхейрис сможет взять власть над Семью
Королевствами в свои руки. Королева Алисса и лорд Рогар
продолжали удерживать власть в Королевской Гавани,
придумывая, как бы им отменить королевскую женитьбу и
предотвратить надвигающееся бедствие. Если не считать
 179

совета, ни одна живая душа не знала о случившемся на

Драконьем Камне: лорд Рогар под страхом лишения языка
запретил сопровождавшим его людям говорить с кем-либо об
увиденном. По расчетам его светлости, после расторжения
брака все должно было выглядеть так, словно никакого брака
и не было... по крайней мере, для большинства вестеросцев, и
до тех пор, пока тайна будет оставаться тайной. Пока брак не
был консуммирован, все еще можно отыграть назад.
Как мы сегодня знаем, то были тщетные надежды, но
Рогару Баратеону в 50 году от З.Э. они казались вполне
осуществимыми. Его, определенно, обнадеживало молчание
самого короля. Женясь на Алисанне, Джейхейрис действовал
быстро, но все выглядело так, будто он не особо спешит
объявлять об этом – хотя у него были для этого все средства.
Мейстеру Кулиперу, все еще бодрому в восемьдесят лет,
служившему со времен королевы Висеньи, прислуживало два
молодых мейстера. Драконий Камень был полностью
обеспечен воронами. По слову Джейхейриса весть о его
свадьбе могла разойтись от одного конца страны до другого.
Но слова не было. Исследователи до сих пор спорят о
причинах такого молчания. Сожалел ли он о принятом с
излишней поспешностью решении, как надеялась королева
Алисса? Быть может, Алисанна как-то обидела его? Не боялся
ли он того, как королевство ответит, вспоминая все, что
постигло Эйгона и Рейну? Не растревожили ли его зловещие
пророчества септона Маттеуса больше, чем он сам готов был
признать? Или же он, как это бывает с пятнадцатилетними
мальчишками, поступил опрометчиво, а теперь и не знал, что
делать дальше?
Для каждой из версий можно привести свои доводы, и их
приводили, но в свете того, что мы сейчас знаем о
Джейхейрисе I Таргариене, они совершенно точно звучат
неубедительно. Что в молодости, что в старости, это был
король, который никогда ничего не делал, сперва не подумав.
Для автора кажется очевидным, что Джейхейрис не
180

раскаивался в своей женитьбе и не имел намерений ее

расторгать. Он выбрал ту королеву, которую хотел, и
собирался поставить страну в известность в должное время, но
лишь тогда, когда посчитает нужным и в наиболее приемлемой
форме: когда он станет взрослым мужчиной и королем в своем
праве, а не мальчиком, женившимся назло желаниям регента.
Исчезновение юного короля недолго оставалось
незамеченным. Не успел остыть пепел праздничных
новогодних костров, как жители Королевской Гавани начали
задавать вопросы. Чтобы пресечь слухи, королева Алисса
заявила, что его милость предается отдыху и размышлениям
на Драконьем Камне, древней вотчине его дома... но чем
дольше Джейхейрис не показывался на свет, тем больше
терялись в догадках и лорды, и простонародье. Неужто король
заболел? Стал ли он пленником по неведомым причинам?
Красивый и общительный мальчик-король свободно ходил
среди жителей Королевской Гавани, явно наслаждаясь их
обществом, так что внезапное исчезновение было на него не
похоже.
Королева Алисанна, в свою очередь, также не торопилась
возвращаться ко двору.
– Здесь у меня есть ты, днем и ночью, – говорила она
Джейхейрису. – Когда же мы вернемся, мне повезет, если я
смогу урвать хоть час с тобой, ведь каждый в Вестеросе
потребует твоего внимания.
Для нее те дни на Драконьем Камне были идиллией.
– Много лет спустя, став старыми и седыми, мы будем
оглядываться на эти дни и улыбаться, вспоминая, как мы были
счастливы.
Сам Джейхейрис, несомненно, разделял ее чувства, но у
юного короля были и другие причины оставаться на
Драконьем Камне. В отличие от своего дяди Мейгора, он не
был склонен впадать в гнев, но был более чем способен
разозлиться, и никогда не забывал, как совет за его спиной
обсуждал, на ком женить его самого и за кого выдать сестру.
 181

И хотя он по-прежнему был благодарен Рогару Баратеону за

помощь в восхождении на престол, Джейхейрис не собирался
позволять ему собой управлять.
– У меня был один отец, – сказал он мейстеру Кулиперу
в те дни на Драконьем Камне, – и во втором я не нуждаюсь.
Король признавал и уважал достоинства десницы, но
также был осведомлен и о его пороках, ставших особенно
явными в канун Золотой свадьбы, когда Джейхейрис принимал
лордов королевства, а лорд Рогар охотился, пил и лишал девиц
невинности.
Джейхейрис знал и о собственных недостатках –
недостатках, которые он стремился исправить, прежде чем
занять Железный трон. Его отца, короля Эйниса, презирали за
слабость отчасти потому, что он не был воином, каким был его
брат Мейгор. Джейхейрис решил, что никому не даст повода
сомневаться в его собственной доблести или воинском
мастерстве. На Драконьем Камне с ним были сир Меррелл
Буллок, командующий гарнизоном замка, его сыновья сир
Алин и сир Говард, опытный мастер над оружием сир Элиас
Скейлс и его собственная Семерка – лучшие воины
королевства. Каждое утро Джейхейрис тренировался с ними во
дворе, крича на них, требуя биться с ним в полную силу,
давить его, изматывать и атаковать всеми возможными
способами. С рассвета до полудня он бился с ними под взором
своей новой королевы, оттачивая свое мастерство с мечом и
копьем, палицей и топором.
Это была тяжелая и жестокая учеба. Схватка заканчивалась не
раньше, чем сам король или его противник объявляли его
убитым. Джейхейрис «погибал» столь часто, что солдаты
гарнизона придумали игру, крича «Король умер!» всякий раз,
как он падал, и «Да здравствует король!», когда он пытался
подняться. Его противники делали ставки, кто из них сумеет
больше раз убить короля. (Победителем, как говорят, оказался
юный сир Пейт Кулик, чье стремительное копье будто бы
доводило его милость до белого каления). К вечеру
182

Рисунок 20. Молодой король Джейхейрис I Таргариен упражняется во

владении мечом во дворе замка Драконий Камень.

Джейхейрис зачастую бывал в синяках и крови, к вящему

беспокойству Алисанны, однако его мастерство выросло столь
заметно, что ближе к концу пребывания на Драконьем Камне
сам старый сир Элиас сказал ему:
– Ваша милость, вам никогда не стать королевским
гвардейцем, но если бы ваш дядя Мейгор по волшебству
восстал из могилы, я бы поставил на вас.
Однажды после такого дня, когда Джейхейрис подверг
себя особенно суровым испытаниям и был особенно сурово
избит, мейстер Кулипер сказал ему:
– Ваша милость, зачем же себя так изнурять? В
королевстве царит мир.
Юный король лишь улыбнулся и ответил:
– В королевстве был мир, когда скончался мой дед, но
стоило моему отцу взойти на престол, и враги полезли со всех
 183

сторон. Они испытывали его, проверяли, силен он или слаб.

Меня они будут испытывать точно так же.
Он не ошибся, хотя его первое испытание имело
совершенно иную природу, и все упражнения во дворе
Драконьего Камня не могли подготовить короля к нему. Когда
же момент настал, испытанию подверглось и его достоинство
как мужчины, и его любовь к маленькой королеве.
Мы знаем крайне мало о детстве Алисанны Таргариен.
Пятый ребенок короля Эйниса и королевы Алиссы, да еще и
женского пола, она получала при дворе значительно меньше
внимания, чем ее старшие братья и сестры, стоявшие ближе в
очереди наследования. Из того немногого, что дошло до нас,
известно, что Алисанна была сообразительной, но
непримечательной девочкой, хрупкой, но не болезненной,
учтивой, послушной, с милой улыбкой и приятным голосом. К
облегчению родителей, она, в отличие от старшей сестры
Рейны, никогда не проявляла робости. Но также никогда она
не проявляла своевольного и упрямого характера, как дочь
Рейны Эйрея.
Как у принцессы королевской крови, у Алисанны,
разумеется, с самых ранних лет были слуги и компаньонки. В
младенчестве у нее также наверняка была кормилица: как и
большинство знатных дам, королева Алисса не кормила своих
детей грудью. Впоследствии мейстер учил ее чтению, письму
и счету, а септа наставляла ее в смирении, правилах поведения
и таинствах Веры. Горничные простого рождения стирали ей
одежду и опорожняли ночной горшок; в должное время, как
полагается знатной даме, она получила в компаньонки
ровесниц знатного рода, с которыми ездила верхом, играла и
вышивала.
Алисанна не выбирала себе компаньонок: это делала ее
мать, королева Алисса, и меняла их достаточно часто, чтобы
принцесса не привязывалась к ним сверх меры. При дворе
ходили всяческие слухи о ее сестре Рейне, склонной одаривать
вниманием и привязанностью сверх всякой меры одну
184

фаворитку за другой, иной раз совсем уж непочтенного звания

– королева не желала, чтобы и Алисанна стала предметом
таких же слухов.
Все изменилось, когда король Эйнис скончался на
Драконьем Камне, и его брат Мейгор вернулся из-за Узкого
моря и захватил Железный трон. Новый король питал мало
любви и еще меньше доверия ко всем детям своего брата, и у
него была мать, вдовствующая королева Висенья,
претворявшая в жизнь его волю. Домашних рыцарей и слуг
королевы Алиссы разогнали, равно как и слуг и друзей ее
детей, и Джейхейрис с Алисанной оказались под присмотром
своей грозной двоюродной бабки Висеньи. Они были
заложниками во всем, кроме имени, и все дядино царствование
их перевозили то на Дрифтмарк, то на Драконий Камень, то в
Королевскую Гавань. Наконец, в 44 году от З.Э. скончалась
Висенья. Королеве Алиссе представилась возможность бежать
– возможность, которой она тут же воспользовалась, покинув
Драконий Камень вместе с Джейхейрисом, Алисанной и
мечом Темная Сестра.
До наших дней не дошло ни одной записи о жизни
принцессы Алисанны после побега. Она не появлялась в
хрониках до последних дней кровавого правления Мейгора,
когда ее мать и лорд Рогар выступили с войском из
Штормового Предела, а Алисанна, Джейхейрис и их сестра
Рейна приземлились в Королевской Гавани на своих драконах.
Несомненно, после смерти Мейгора у принцессы
Алисанны были служанки и компаньонки. К сожалению, их
имена и подробные описания до нас не дошли. Мы знаем, что
никого из них не было с принцессой, когда они с
Джейхейрисом покинули на драконах Красный замок. Не
считая семи рыцарей Королевской гвардии, гарнизона замка,
поваров, конюхов и прочих слуг, король и его невеста
оставались на Драконьем Камне без всякой свиты.
Это едва ли пристало принцессе и тем более королеве.
Алисанна обязана была иметь собственный двор, и в этом ее
 185

мать Алисса видела возможность подорвать, а быть может, и

вовсе аннулировать ее брак. Королева-регент решила
отправить на Драконий Камень тщательно подобранную свиту
из компаньонок и слуг, которые могли бы заботиться о
королеве. План, как уверяет нас великий мейстер Бенифер,
принадлежал королеве Алиссе... но лорд Рогар охотно
согласился на него, поскольку видел возможность
использовать его в собственных целях.
В септе на Драконьем Камне служил престарелый септон
Освик – тот самый, кто обвенчал Джейхейриса и Алисанну, но
юной леди королевской крови подобало иметь и септу, которая
служила бы наставницей в вопросах веры. Королева Алисса
отправила троих: грозную септу Изабель и двух послушниц
хорошего рода, ровесниц Алисанны – Лиру и Эдит. Леди
Люсинда Талли, жена лорда Риверрана, славившаяся своей
ярой набожностью, была поставлена над всеми служанками и
горничными. С ней прибыла ее младшая сестра, Элла из дома
Брумов, скромная девица, которую какое-то время прежде
рассматривали как партию для Джейхейриса. В свиту
включили и дочерей лорда Селтигара, которых десница не так
давно называл лишенными подбородков, грудей и мозгов.
(«Хоть на что-то они да сгодятся», – будто бы сказал лорд
Рогар их отцу). Три других знатных девушки составляли
остальную свиту, одна из Долины, другая из Штормовых
земель и третья из Простора: Дженнис из дома Темплтонов,
Корианна из дома Уайлдов и Розамунда из дома Боллов.
Несомненно, королева Алисса хотела, чтобы ее дочь
пребывала в обществе, подобающем ее возрасту и званию, но
у нее были и другие причины направлять всех этих дам и девиц
на Драконий Камень. Септа Изабель, послушницы Эдит и
Лира и набожная леди Люсинда с сестрой имели и иную
задачу. Королева-регент надеялась, что эти благочестивые
женщины сумеют внушить Алисанне и, быть может, даже
Джейхейрису, что союз брата и сестры на брачном ложе
является скверной в глазах Веры. «Дети» (как Алисса упорно
186

продолжала называть короля и королеву) не были злыми,

просто юными и своевольными. Если их наставлять на путь
истинный, они увидят, как были неправы, и раскаются, прежде
чем их брак разорвет королевство на части – по крайней мере,
об этом молилась королева.
Лорд Рогар держался куда более приземленных взглядов.
Десница не мог полагаться на верность гарнизона замка или
рыцарей Королевской гвардии и желал иметь глаза и уши на
Драконьем Камне. Он объяснил леди Люсинде и другим
дамам, что обо всем сказанном или сделанном Джейхейрисом
и Алисанной должно быть доложено ему. Его особенно
беспокоило, собирались ли король с королевой
консуммировать своей брак, и если собирались, то когда. Это,
подчеркивал он, необходимо предотвратить.
И, быть может, было еще кое-что.
Сейчас, как это ни прискорбно, мы вынуждены уделить
немного внимания совершенно отвратительной книге, которая
впервые появилась в Семи Королевствах спустя сорок лет
после указанных событий. Копии этой книги до сих пор
передают из рук в руки в злачных местах Вестероса. Иной раз
ее можно найти в борделях (из тех, чьи клиенты могут знать
грамоту) и библиотеках людей не самых лучших нравов. В
таких местах книгу эту тщательно укрывают за замками и
ключами от глаз девушек, замужних женщин, детей, а также
людей целомудренных и верующих.
Книга эта известна под множеством названий, среди них
«Грехи плоти», «Высокое и низкое», «История распутницы» и
«Порочность мужчин», но все варианты содержат
подзаголовок – «Предупреждение юным девицам». Она
представляет собой жизнеописание юной девицы знатного
рода, написанное ею самой: она будто бы отдала свою
невинность конюху в замке своего отца, родила ребенка вне
брака и была впоследствии вовлечена во все виды разврата,
какие только можно себе вообразить, проведя долгую жизнь в
грехе, страдании и рабстве.
 187

Если история автора правдива (в некоторые вещи трудно

поверить), за свою жизнь она много кем побывала. И
служанкой королевы, и любовницей юного рыцаря, и лагерной
девкой в Спорных землях Эссоса, и прислужницей в Мире, и
актрисой в Тироше, и игрушкой пиратской королевы с
островов Василиска, и рабыней в Старом Волантисе (где ее
покрыли татуировками, проколами и кольцами), и служанкой
колдуна в Кварте, и, наконец, хозяйкой дома удовольствий в
Лисе, прежде чем окончательно вернуться в Старомест и
посвятить себя Вере. Если верить книге, она окончила свою
жизнь септой в Звездной септе, где записала историю своей
жизни, чтобы предупредить других юных девиц не делать
того, что делала она.
Уделять внимание любострастным подробностям
постельных похождений автора мы здесь не будем. Нас
интересует ранняя часть этой постыдной истории, история о
юности... поскольку предполагаемой сочинительницей
«Предупреждения юным девицам» была никто иная, как
Корианна Уайлд, одна из девушек, посланных на Драконий
Камень в качестве компаньонок маленькой королевы.
Мы не может удостовериться в правдивости ее истории
и даже установить, действительно ли она написала эту
прискорбно известную книгу (некоторые убедительно
доказывают, будто текст вышел из-под пера нескольких писак,
ибо стиль изложения меняется от эпизода к эпизоду). Ранняя
история леди Корианны, однако, подтверждается записями
мейстера, служившего в Доме Дождя в период ее юности. В
возрасте тринадцати лет, записал он, младшую дочь лорда
Уайлда соблазнил и обесчестил некий «cуровый парень» из
конюшни. В «Предупреждении юным девицам»
сочинительница описывает конюха пригожим юношей ее
возраста, что противоречит записям мейстера, описывающим
соблазнителя как рябого плута тридцати лет от роду,
примечательного лишь «мужским признаком, солидным, как у
жеребца».
188

Какова бы ни была правда, «сурового парня» оскопили и

отправили на Стену сразу же, как о его преступлении стало
известно, а леди Корианну посадили под домашний арест, где
она дала жизнь низкородному сыну. Вскоре после рождения
мальчика отослали прочь, в Штормовой Предел, где его
усыновили стюард и его бесплодная жена.
Согласно записям мейстера, бастард появился на свет в
48 году от З.Э. После этого за леди Корианной тщательно
присматривали, но мало кто за стенами Дома Дождя знал о ее
позоре. Когда прилетел ворон с приказом привезти ее в
Королевскую Гавань, леди-мать Корианны сурово наказала ей
никогда и никому не рассказывать о своем ребенке или своем
грехе. «В Красном замке все будут думать, что ты
девственница». Но когда девушка в сопровождении отца и
брата отправилась в город, они провели ночь на постоялом
дворе на южном берегу реки Черноводной, возле переправы
через реку. Здесь их прибытия ожидал некий великий лорд. С
этого момента история становится еще более запутанной,
поскольку личность мужчины с постоялого двора вызывает
споры даже среди тех, кто находит в «Предупреждении юным
девицам» толику истины.
За годы и столетия переписывания переписанного в текст
внесли множество изменений и правок. Мейстеры, служащие
в Цитадели, обучены переписывать книги слово в слово, но
далеко не все обычные писцы могут похвастаться такой же
тщательностью. Некоторые септоны, септы и святые сестры,
копируя и иллюстрируя книги Веры, частенько изменяют или
полностью вымарывают целые абзацы, которые, по их
мнению, оскорбительны, непристойны или же несостоятельны
с богословской точки зрения. А поскольку в «Предупреждении
юным девицам» непристойно буквально все, вряд ли его
переписывали мейстеры или септоны. Если принять во
внимание количество имеющихся ныне экземпляров (а это
сотни, хотя столько же сжег Бейлор Благословенный),
переписчик, скорее всего, был септоном, лишенным сана за
 189

пьянство, воровство или блуд, или неудавшимся школяром,

покинувшим Цитадель без цепи, или писцом из Вольных
городов, или же скоморохом (что хуже всего). Подобные
писцы, не утруждая себя мейстерским стремлением к
точности, частенько пытаются «улучшить» копируемые ими
тексты. (Особенно часто за этим бывают замечены
скоморохи).
В случае «Предупреждения юным девицам» сии
«улучшения», в основном, заключаются в добавлении еще
большего числа непристойностей и переписывания уже
существующих сцен таким образом, чтобы сделать их еще
возмутительнее и развратнее. За всеми этими изменениями,
скопившимися с ходом лет, выделить оригинальный текст
стало еще труднее – до такой степени, что, как мы уже
говорили, мейстеры Цитадели даже не могут сойтись в том,
как же на самом деле называется книга. Еще одним предметом
спора является личность мужчины, встретившего Корианну
Уайлд на постоялом дворе у парома, если, конечно, подобная
встреча вообще имела место. В копиях, озаглавленных «Грехи
плоти» и «Высокое и низкое» (старейшие и наиболее короткие
списки), на постоялом дворе героиню встречает сир Боррис
Баратеон, старший из четырех братьев лорда Рогара. В
«Истории распутницы» и «Порочности мужчин», однако, этим
мужчиной оказывается сам лорд Рогар.
Все версии сходятся на том, что было дальше. Отпустив
отца и брата леди Корианны, лорд велел девушке раздеться,
дабы осмотреть ее. «Он шарил руками по всему моему телу, –
пишет она, – велел повернуться и так, и эдак, нагнуться,
вытянуться и раздвинуть ноги перед его взором, пока он не
был удовлетворен». Лишь тогда мужчина открыл истинную
причину, почему она была призвана в Королевскую Гавань. Ее
отправят на Драконий Камень в компаньонки принцессе
Алисанне как якобы невинную девицу, но на самом деле она
должна будет использовать свои уловки и свое тело, чтобы
затащить в постель короля.
190

– Джейхейрис, вернее всего, девственник, влюбленный в

свою сестру, – якобы сказал ей лорд, – но Алисанна всего лишь
дитя, а ты женщина, желанная любому мужчине. Когда его
милость отведает твоих прелестей, он может прийти в чувство
и покончить с этой нелепой женитьбой. Кто знает, может,
после этого он даже оставит тебя при себе? Никакой свадьбы,
само собой, но у тебя будут драгоценности, слуги, все, что ты
можешь пожелать. Королевской наложницей быть совсем
неплохо. Ну а если Алисанна застанет вас в постели, тем
лучше. Девочка она гордая и неверности от супруга не
потерпит. Если у тебя снова будет ребенок, о нем и о тебе
позаботятся, а твоих отца и мать щедро вознаградят за службу
короне 3.
Можем ли мы хоть на мгновение поверить в эту
историю? Сегодня, спустя столько времени после
описываемых событий, когда никого из действующих лиц уже
давно нет в живых, мы ни в чем не можем быть уверены. Не
считая свидетельства самой девушки, у нас нет никаких
доказательств, будто встреча у парома вообще состоялась. И
если некий Баратеон действительно встречался с Корианной
Уайлд до ее прибытия в Королевскую Гавань, мы не знаем, что
он ей сказал. Он мог попросту рассказать ей об обязанностях
шпионки и доносчицы, как и всем остальным девушкам.
Архимейстер Крей, писавший в Цитадели в последние
годы долгого правления короля Джейхейриса, был уверен, что
встреча на постоялом дворе была лишь неуклюжей клеветой с
целью очернить имя лорда Рогара, и зашел столь далеко, что
обвинил во лжи самого сира Борриса Баратеона, который
позже рассорился с братом. Другие исследователи, включая
мейстера Рибена, крупнейшего знатока запрещенных,

3
В некоторых копиях «Истории распутницы» есть любовная сцена, где
лорд Рогар всю ночь «познает» девушку, но это, несомненно, позднейшая
вставка, сделанная каким-нибудь исполненным похоти писцом или
развратным сводником.
 191

поддельных и непристойных текстов во всей Цитадели,

считают эту историю не более чем похабной побасенкой для
юношей, бастардов, шлюх и мужчин, пользующихся их
услугами. «Среди простонародья всегда есть развратники,
которым в радость слушать басни о том, как великие лорды и
знатные рыцари бесчестят девиц, – писал Рибен, – ибо эти
рассказы убеждают их в том, что тех, кто выше их, снедает та
же низменная похоть».
Возможно, он прав. Однако имеются и не подлежащие
сомнению факты, позволяющие нам делать собственные
выводы. Мы точно знаем, что младшая дочь Моргана Уайлда,
лорда Дома Дождя, в юном возрасте лишилась невинности и
родила бастарда. Мы можем со всеми основаниями
утверждать, что лорд Рогар был поставлен в известность о ее
позоре – не только потому, что лорд Морган был его вассалом,
но и потому, что ребенок воспитывался в его собственном
замке. Мы знаем, что Корианна Уайлд была среди
компаньонок королевы Алисанны, отправленных на Драконий
Камень – весьма странный выбор, если ей предстояло быть
всего лишь одной из фрейлин, учитывая, что в стране было
великое множество других знатных девиц подходящего
возраста, чья невинность была нетронута и чья добродетель
была превыше всяких подозрений.
«Почему она?» – таким вопросом задавались многие.
Был ли у нее некий особый дар, некое особое очарование? Если
и так, в то время никто этого не замечал. Были ли лорд Рогар
или королева Алисса в долгу перед ее родителями за некую
давнюю услугу? Об этом записей не осталось.
Ни одного убедительного объяснения, почему же была
выбрана именно Корианна Уайлд, так и не было представлено,
и нам остается лишь простой и грубый ответ, данный на
192

страницах «Предупреждения юным девицам»: ее отправили на

Драконий Камень не к Алисанне, но к Джейхейрису 4.
Придворная хроника гласит, что септа Изабель, леди
Люсинда и другие женщины, отправленные ко двору
Алисанны Таргариен, взошли на борт торговой галеи «Мудрая
Женщина» на рассвете седьмого дня второй луны 50 года от
З.Э. и отплыли на Драконий Камень с утренним приливом.
Королева Алисса отправила ворона, дабы сообщить об их
прибытии, но все же опасалась, что Мудрые Женщины – как
их стали звать после этого – найдут ворота Драконьего Камня
запертыми. Эти страхи оказались безосновательными.
Маленькая королева с двумя королевскими гвардейцами
встретила их в гавани, приветствуя каждую из прибывших дам
улыбками и подарками.
Прежде чем продолжить наш рассказ, ненадолго обратим
взор на Светлый остров, где с мужем и собственным двором
пребывала Рейна Таргариен, «Королева Запада».
Следует помнить, что третий брак старшей дочери
радовал королеву Алиссу не больше, чем первый брак сына,
хоть свадьба Рейны и не влекла таких последствий. Ее
сомнения разделяли многие, ведь, говоря по чести, Эндроу
Фарман был весьма странным выбором для женщины, в чьих
жилах текла кровь дракона.
Второй сын лорда Фармана, даже не наследник, Эндроу
был красивым юношей с бледно-голубыми глазами и
длинными льняными волосами, но на девять лет младше

4
Говорят, много лет спустя некто заговорил об этом в присутствии
подвыпившего короля Эйгона IV. Его милость якобы рассмеялся и сказал,
что, по его глубокому убеждению, лорд Рогар, не будь дураком, велел
каждой девице, отправленной на Драконий Камень в 50 году от З.Э.,
переспать с юным королем, ведь десница не мог знать, какая из них
придется Джейхейрису по душе. Эта грязная сплетня укоренилась среди
простонародья, но мы можем спокойно отмести ее за отсутствием
доказательств.
 193

королевы, и даже при отцовском дворе находились такие, кто

звал его «полудевицей» за мягкие речи и нежный характер. Не
состоявшись как оруженосец, он так и не стал рыцарем, не
унаследовав воинского мастерства своих отца и старшего
брата. Какое-то время отец подумывал отправить его в
Старомест ковать мейстерскую цепь, но его собственный
мейстер сказал, что мальчик не слишком умен и пишет и
читает с трудом. Впоследствии, когда Рейну Таргариен
спрашивали, почему она выбрала себе столь неподходящего
супруга, она отвечала:
– Он был добр ко мне.
Отец Эндроу также был добр к ней, предложив Рейне
убежище на Светлом острове после битвы над Божьим Оком,
когда дядя, король Мейгор, требовал ее выдачи, а Честные
Бедняки поносили ее саму как окаянную грешницу и
объявляли ее дочерей выродками. Некоторые предполагали,
что вдовствующая королева взяла Эндроу в мужья отчасти
затем, чтобы отплатить его отцу за доброту, ведь и сам лорд
Фарман некогда был вторым сыном без надежды на
наследство, и потому питал великую любовь к Эндроу,
невзирая на его недостатки. Может, в этом предположении и
есть доля правды, но иная версия, впервые озвученная
мейстером лорда Фармана, может оказаться ближе к истине.
«Королева нашла свою истинную любовь на Светлом острове,
– писал в Цитадель мейстер Смайк, – но то был не Эндроу, а
его сестра леди Элисса».
Будучи на три года старше Эндроу, Элисса Фарман
напоминала брата голубыми глазами и длинными льняными
волосами, но во всем остальном она была совершенно не
похожа на него. У Элиссы был острый ум и еще более острый
язык; она любила лошадей, собак и соколов, прекрасно пела и
искусно стреляла из лука, но ее подлинной страстью было
мореходство. «Оседлавшие ветер» – таков девиз Фарманов со
Светлого острова, с Рассветной Эпохи ходивших по западным
морям, и леди Элисса ему соответствовала. Говорят, ребенком
194

она проводила больше времени в море, чем на суше. Команда

ее отца заливалась смехом, глядя, как она, подобно обезьянке,
карабкается по такелажу. В четырнадцать она уже водила
собственное судно вокруг Светлого острова, а в двадцать
плавала от Медвежьего острова на крайнем севере до Арбора
далеко на юге. Порой, к ужасу своих лорда-отца и леди-
матери, она изъявляла желание повести корабль за горизонт и
посмотреть, что за таинственные и чудесные земли лежат по
ту сторону Закатного моря.
Леди Элисса была дважды помолвлена, первый раз в
двенадцать, второй в шестнадцать, но, как с сожалением
отмечал ее собственный отец, отпугнула обоих женихов. В
Рейне Таргариен, однако, она нашла подходящую компанию и
стала новой наперсницей королевы. Вместе с Алейной Ройс и
Самантой Стокворт, двумя давними подругами Рейны, они
стали почти неразлучны, сформировав двор внутри двора,
который сир Франклин Фарман, старший сын лорда Марка,
окрестил «Четырехглавым Зверем». Эндроу Фармана, нового
мужа Рейны, время от времени приглашали в этот круг, но
недостаточно часто, чтобы он мог стать пятой головой.
Примечательно, что королева Рейна никогда не брала его
летать на своем драконе, Пламенной Мечте, в отличие от
Элиссы, Алейны и Сэм. (Справедливости ради, более чем
вероятно, что королева приглашала Эндроу разделить с ней
небо, но он отказывался, поскольку не любил подобные
приключения).
Однако было бы ошибкой предположить, будто жизнь на
Светлом острове была идиллией для королевы Рейны. По
разным причинам не все были рады ее присутствию. Даже на
таком отдаленном острове находились Честные Бедняки,
негодующие из-за того, что лорд Марк, подобно своему отцу,
предоставил поддержку и убежище человеку, которого они
считали врагом Веры. Длительное присутствие Пламенной
Мечты также порождало проблемы. Дракон, если его видеть
мельком, раз в несколько лет, являет собой зрелище чудесное
 195

и ужасающее, и кое-кто на Светлом острове гордо заявлял, что

у них есть «наш собственный дракон». Другие, однако, были
не столь рады соседству с великим зверем, ведь он становился
все больше... и все голоднее. Накормить растущего дракона –
непростая задача. И когда стало известно, что Пламенная
Мечта отложила кладку яиц, один нищенствующий брат с
холмов в глубине острова начал проповедовать, что вскоре
Светлый остров наводнят драконы, «пожирающие равно овец,
коров и людей», пока какой-нибудь драконоборец не положит
конец напасти. Лорд Фарман отправил рыцарей, чтобы
схватить проповедника и заткнуть его, но прежде его
проповеди достигли тысяч ушей. И хотя проповедник умер в
подземельях Светлого замка, его речи продолжали ходить в
народе и устрашать невежд.
Даже в стенах собственного дома лорда Фармана у
королевы Рейны были враги, и злейшим из них был наследник
его светлости. Сир Франклин сражался и был ранен в Битве
над Божьим Оком, проливая кровь за принца Эйгона
Некоронованного. Его дед пал на поле брани вместе со своим
старшим сыном, и Франклину выпало вернуть их тела на
Светлый остров. Ему казалось, что Рейна Таргариен
выказывает недостаточно сожаления за все то горе, что она
принесла дому Фарманов, и недостаточно благодарности
лично ему. Его также возмущала дружба королевы с его
сестрой Элиссой. Вместо того, чтобы поощрять ее дикость и
безрассудство, королеве следовало бы разъяснить Элиссе долг
леди перед домом, заключающийся в подобающем браке и
рождении детей – так считал сир Франклин. Также ему не
нравилось, что Четырехглавый Зверь оттеснил их с отцом на
второй план, став центром придворной жизни Светлого замка.
И действительно, отмечал мейстер Смайк, все больше и
больше знатных лордов из Западных земель и других областей
прибывали в Светлый замок, но получить аудиенцию они
желали не у мелкого лордика и его сына, а у Королевы Запада.
196

Ничто из этого особо не заботило королеву и ее близких,

пока Светлым замком правил Марк Фарман: его светлость был
дружелюбным и добродушным человеком. Он любил всех
своих детей, в том числе беспутную дочь и слабого сына, и
также любил Рейну Таргариен за то, что она любила их.
Однако не прошло и двух недель после празднования первой
годовщины свадьбы королевы и Эндроу Фармана, как лорд
Марк скончался, подавившись рыбной костью, за
собственным столом в возрасте сорока шести лет. Лордом
Светлого острова стал сир Франклин.
Времени он не терял. На следующий день после похорон
отца он призвал Рейну в великий чертог (до того, чтобы
самому идти к ней, он не снизошел) и приказал ей покинуть
остров.
– Ты здесь не нужна, – сказал он ей. – Тебе здесь не рады.
Забирай своего дракона, своих подружек и моего младшего
братца – как бы он в штаны не напрудил, если я велю ему
остаться. Но даже не думай забирать мою сестру. Она
останется здесь и выйдет за мужчину, которого я подберу.
Как писал в Цитадель мейстер Смайк, Франклину
Фарману отваги было не занимать. Чего ему не хватало, так это
ума, и в тот момент он не понимал, как близок к смерти.
– Я видел пламя в ее глазах, – рассказывал мейстер, – и
на мгновение я увидел Светлый замок в пожаре, как белые
башни чернеют и обваливаются в море, как огонь вырывается
из каждого окна, и как дракон делает в небе круг за кругом.
Рейна Таргариен была от крови дракона и слишком
горда, чтобы задерживаться там, где ей были не рады. Она
покинула Светлый остров посреди ночи и отправилась в Утес
Кастерли, велев своему мужу и друзьям следовать за ней по
морю, «и взять с собой всех, кто меня любит». Когда Эндроу,
красный от гнева, предложил сойтись с братом в бою один на
один, королева быстро отговорила его.
 197

– Он изрубит тебя на куски, любовь моя, – сказала она

ему, – и тогда я стану трижды вдовой, люди нарекут меня
ведьмой или чем похуже и изгонят из Вестероса.
Лиман Ланнистер, лорд Утеса Кастерли, однажды уже
давал ей приют, напомнила она мужу. Королева Рейна была
убеждена, что он примет ее снова.
Эндроу Фарман, Саманта Стокворт и Алейна Ройс
собирались последовать за ней на следующее утро, с четырьмя
десятками друзей, слуг и прихлебателей, ибо у ее милости
имелся двор, подобающий званию Королевы Запада. Леди
Элисса также была с ними, не имея ни малейшего намерения
оставаться на острове. Ее корабль, «Девичья прихоть», был
готов к переходу. Однако когда королевская свита достигла
гавани, ей преградил путь сир Франклин. Он заявил, что его
сестра останется на Светлом острове для брака, а остальные
могут убираться на все четыре стороны.
Тем не менее, новоиспеченный лорд привел с собой всего
полдюжины людей и недооценивал ту любовь, которую к его
сестре питало простонародье, особенно моряки, корабелы,
рыбаки, грузчики и другие обитатели гавани, многие из
которых знали ее с детства. Когда леди Элисса встала против
своего брата, бросив ему вызов и потребовав убраться с
дороги, вокруг них собралась толпа, которая с каждым
мгновением распалялась все больше. Пребывая в неведении об
их настрое, его светлость попытался схватить сестру... после
чего зеваки налетели на Фармана и его людей прежде, чем те
смогли обнажить мечи. Троих столкнули с причала в воду, а
самого лорда Франклина закинули в трюм, полный
свежевыловленной трески. Элисса Фарман и остальные друзья
королевы спокойно взошли на борт «Девичьей прихоти» и
отплыли в Ланниспорт.
Лиман Ланнистер, лорд Утеса Кастерли, дал Рейне и ее
мужу Эйгону Некоронованному убежище, когда Мейгор
Жестокий потребовал их головы. Его бастард, сир Тайлер
Хилл, бился вместе с принцем Эйгоном у Божьего Ока. Жена
198

его светлости, достопочтенная леди Иокаста из дома Тарбеков,

сдружилась с Рейной в ходе ее пребывания в Утесе и первой
заметила, что та ждет ребенка. Как и ожидала королева, ее
вновь встретил подобающий прием, а когда остальная ее свита
высадилась в Ланниспорте, Ланнистеры приняли и их. В их
честь дали богатый пир, целая конюшня была отдана
Пламенной Мечте, а королева Рейна, ее муж и компаньонки из
Четырехглавого Зверя были с почетом размещены в
роскошных покоях глубоко в недрах Утеса, будучи защищены
от любой опасности. Более месяца провели они, наслаждаясь
гостеприимством богатейшего дома Вестероса.
Однако день ото дня гостеприимство становилось все
менее приятным для Рейны Таргариен. Королеве Запада стало
ясно, что служанки шпионят за ними, донося лорду и леди
Ланнистерам о каждом ее шаге. Одна из замковых септ
расспрашивала Саманту Стокворт, был ли консуммирован
брак королевы и Эндроу Фармана, и если был, имелись ли
тому свидетели. Сир Тайлер Хилл, пригожий бастард лорда
Лимана, открыто насмехался над Эндроу и делал все, что
только мог, чтобы заслужить расположение Рейны,
рассказывая ей о своих подвигах во время битвы у Божьего
Ока и показывая свои шрамы, которые он заработал «на
службе у вашего Эйгона». Сам лорд Лиман начал проявлять
неуместный интерес к трем драконьим яйцам, привезенным
королевой со Светлого острова, расспрашивая, как и когда они
вылупятся. Его жена, леди Иокаста, частным образом
рассуждала, что одно или несколько яиц могут стать
прекрасным знаком признательности от ее милости дому
Ланнистеров. Когда эта уловка оказалась безуспешной, лорд
Лиман прямо предложил за яйца баснословное количество
золота.
Королева Рейна понимала, что лорд Утеса Кастерли
желал большего, чем просто услужить знатной гостье. За
приятными манерами скрывался хитрый и честолюбивый
человек – слишком хитрый и честолюбивый, чтобы
 199

удовлетвориться столь малым. Он хотел заключить союз с

Железным троном, возможно, устроив ее брак со своим
бастардом или одним из законных сыновей. Такой союз
поставил бы Ланнистеров над Хайтауэрами, Баратеонами и
Веларионами, сделав их вторым домом в королевстве. А еще
он хотел драконов. С собственными драконьими всадниками
Ланнистеры встали бы вровень с Таргариенами.
– Некогда они были королями, – напоминала она Сэм
Стокворт, – Он улыбается нам, но его взрастили на историях о
Пламенном Поле, и он ничего не забыл.
Рейна Таргариен столь же хорошо знала историю,
историю Валирийской республики, написанную пламенем и
кровью.
– Мы не можем здесь оставаться, – уверяла она своих
друзей.
Теперь мы вынуждены на время покинуть королеву
Рейну и вновь обратить взор на восточное побережье, на
Королевскую Гавань и Драконий Камень, где регент и король
продолжали пребывать в разногласиях.
Как бы ни досаждала королеве Алиссе и лорду Рогару
королевская свадьба, она была далеко не единственной их
заботой. Главной проблемой были деньги, или, скорее, их
отсутствие. Разрушительные войны короля Мейгора
опустошили королевскую казну. Чтобы наполнить ее, мастер
над монетой Мейгора увеличил уже существовавшие налоги и
ввел новые, но эти меры принесли куда меньше золота, чем
ожидалось, и лишь усугубили ненависть лордов к королю.
Восхождение Джейхейриса на трон не улучшило ситуацию.
Коронация юного принца и Золотая Свадьба его матери
оказались весьма дорогостоящими мероприятиями,
призванными заслужить любовь лордов и простонародья, но
все имело свою цену. И впереди были еще большие траты:
лорд Рогар был решительно настроен завершить
строительство Драконьего Логова, прежде чем передать город
и королевство в руки Джейхейриса, но средств на это не было.
200

Эдвелл Селтигар, лорд Клешни, проявил себя

никчемным десницей при Мейгоре Жестоком. Получив второй
шанс при регентстве, он оказался столь же никчемным
мастером над монетой. Не желая оскорблять других лордов,
Селтигар вместо этого обложил новыми налогами жителей
Королевской Гавани, раз уж те были под рукой. Портовые
сборы были утроены, для некоторых товаров были
установлены пошлины как на ввоз, так и на вывоз, и новые
подати легли на плечи владельцев постоялых дворов и
строителей.
Ни одна из этих мер не наполнила сокровищницы.
Вместо этого строительство остановилось, трактиры опустели,
а торговля сократилась, так как торговцы повернули свои
корабли на Дрифтмарк, в Сумеречный Дол и Девичий Пруд и
другие порты, избегая пошлин. (Лорд Селтигар распространил
свои новые поборы и на другие великие города королевства –
Ланниспорт и Старомест – но там его указы имели меньшие
последствия, в основном, потому, что Утес Кастерли и
Высокая башня пропустили веления мастера над монетой
мимо ушей и не пытались взыскивать пошлины). Чего лорду
Селтигару удалось добиться, так это одного: горожане стали
ненавидеть его пуще прежнего. Заодно с ним народ поносил и
лорда Рогара с королевой Алиссой. Пострадало заодно и
Драконье Логово: корона не могла больше платить
строителям, и все работы над огромным куполом
остановились.
Буря собиралась и на севере, и на юге. За время, пока
лорд Рогар пребывал в Королевской Гавани, дорнийцы
осмелели и стали все чаще совершать набеги на марки и
беспокоить даже Штормовые земли. Ходили слухи о новом
Короле-Стервятнике в Красных горах, а братья лорда Рогара
Боррис и Гэрон настаивали, что у них нет ни денег, ни людей,
чтобы с ним покончить.
Еще более зловещее положение дел складывалась на
Севере. В 49 году от З.Э. скончался лорд Винтерфелла Брандон
 201

Старк, лишь недавно вернувшийся с Золотой Свадьбы. Как

говорили северяне, он не вынес путешествия. Ему наследовал
сын Уолтон. Когда в 50 году от З.Э. люди Ночного Дозора
подняли мятеж в Инеистых Вратах и Собольем замке, он
собрал свои силы и отправился на Стену, чтобы вместе с
верными дозорными подавить восстание.
В мятеже участвовали бывшие Честные Бедняки и Сыны
Воина, принявшие помилование от короля-мальчика, а
возглавляли их сир Оливер Бракен и сир Раймунд Маллери,
два перебежчика, служивших в Королевской гвардии Мейгора,
прежде чем покинуть его ради Джейхейриса. Лорд-
командующий Ночного Дозора неразумно вручил Бракену и
Маллери командование двумя ветхими замками, приказав
восстановить их. Вместо этого они решили сделать замки
собственными твердынями, а себя объявили лордами.
Их восстание оказалось коротким. На каждого
дозорного, примкнувшего к мятежу, приходилось десять,
оставшихся верными клятве. Вместе с лордом Старком и его
знаменосцами черные братья отбили Инеистые Врата и
перевешали клятвопреступников, за исключением сира
Оливера, которого лорд Старк обезглавил прославленным
Льдом. Когда весть достигла Собольего замка, мятежники
оттуда бежали за Стену в надежде договориться с одичалыми.
Лорд Уолтон преследовал их, но спустя два дня в снегах
Зачарованного леса на его войско напали великаны. Пишут,
что Уолтон Старк убил двоих, прежде чем его вытащили из
седла и разорвали на части. Уцелевшие привезли его тело в
Черный замок по кускам.
Что до сира Раймунда и других дезертиров, одичалые
оказали им холодный прием. Вольному народу вороны ни к
чему, будь то мятежники или нет. Спустя полгода в Восточный
Дозор привезли голову сира Раймунда. На вопрос, что
случилось с остальными его людьми, вождь одичалых
рассмеялся и сказал:
– Мы их съели.
202

Лордом Винтерфелла стал второй сын Брандона Старка,

Аларик. Этому способному, но суровому человеку предстояло
править Севером двадцать три года... но долгое время он не
питал теплых чувств к королю Джейхейрису, виня
королевское милосердие в гибели своего брата Уолтона. Он
часто говорил, что его милости следовало обезглавить людей
Мейгора, а не посылать их на Стену.
Далеко от бед Севера король Джейхейрис и королева
Алисанна пребывали в добровольном изгнании, вдали от
двора, но отнюдь не в бездействии. Джейхейрис продолжал
свои изнурительные утренние тренировки с рыцарями
Королевской гвардии, а вечера посвящал изучению хроник
правления своего деда Эйгона Завоевателя, в котором видел
образец правителя. В изысканиях ему помогали три мейстера
Драконьего Камня и королева.
Со временем на Драконий Камень прибывало все больше
просителей, желавших встречи с королем. Первым явился
лорд Масси из Камнепляса, но лорд Стонтон из Грачиного
Приюта, лорд Дарклин из Сумеречного Дола и лорд Бар-
Эммон из Острого Мыса также не заставили себя долго ждать,
а за ними последовали лорды Харт, Роллингфорд, Мутон и
Стокворт. Прибыл и молодой лорд Росби, чей отец лишил себя
жизни после гибели Мейгора – теперь сын смиренно просил
прощения у юного короля, и Джейхейрис с удовольствием
даровал ему это прощение. И хотя лорд Деймон Веларион,
будучи королевским лордом-адмиралом и мастером над
кораблями, оставался в Королевской Гавани с регентами, это
не помешало Джейхейрису и Алисанне посетить Дрифтмарк
на своих драконах и осмотреть его верфи в сопровождении
сыновей лорда – Корвина, Йоргена и Виктора. Когда вести об
этих встречах достигли ушей лорда Рогара в Королевской
Гавани, он впал в ярость и зашел так далеко, что даже спросил
лорда Деймона, нельзя ли использовать флот Веларионов,
чтобы препятствовать этим «лордам-лизоблюдам» являться на
 203

Драконий Камень и искать расположения короля-мальчика.

Ответ лорда Велариона был краток.
– Нет, – сказал он.
Десница посчитал это еще одним знаком неуважения к
себе.
Между тем новые дамы королевы Алисанны
обустраивались на Драконьем Камне, и вскоре надежды ее
матери, что Мудрые Женщины сумеют убедить маленькую
королеву в глупости и неправедности ее брака, рассыпались в
прах. Все молитвы, службы и чтения из «Семиконечной
Звезды» не смогли пошатнуть убежденность Алисанны
Таргариен в том, что ей суждено самими богами выйти замуж
за брата, стать его наперсницей, помощницей и матерью его
детей.
– Он будет великим королем, – говорила она септе
Изабель, леди Люсинде и другим, – а я буду великой
королевой.
И столь тверды были ее убеждения, столь нежной,
доброй и любящей была она во всем остальном, что септа и
другие Мудрые не могли осуждать ее и с каждым днем все
больше склонялись на ее сторону.
Не лучше шел и план лорда Рогара разобщить
Джейхейриса и Алисанну. Юный король и его королева
намеревались провести жизнь вместе, и хоть впоследствии они
ссорились и расходились, лишь чтобы сойтись вновь, септон
Освик и мейстер Кулипер единодушно утверждают, что их
время на Драконьем Камне было безоблачным и не омрачалось
ни единым горьким словом.
Провалились ли попытки Корианны Уайлд затащить
короля в постель? Возможно ли, что она и не пыталась? Быть
может, вся история о встрече на постоялом дворе была
выдумкой? Все это может оказаться правдой. Иначе считает
автор «Предупреждения юным девицам», но здесь постыдная
книга становится все менее достоверной, разделяясь на
204

полудюжину различных версий происходившего, одну

вульгарнее другой.
Распутница не могла признать, что Джейхейрис отверг ее
или же ей не предоставился шанс затащить его в спальню.
Вместо этого нам предлагается набор развратных
приключений, настоящий пир блуда. «История распутницы»
настаивает, что леди Корианна переспала не только с королем,
но и со всеми семью рыцарями Королевской гвардии. Вдоволь
потешившись с ней, его милость якобы отдал ее Пейту Кулику,
Пейт передал сиру Джоффри и так далее. «Высокое и низкое»
опускает данную деталь, но утверждает, что Джейхейрис не
просто позвал девушку в постель, но и взял королеву Алисанну
порезвиться с ними в эпизоде, больше приставшем печально
известным домам наслаждений Лиса. В «Грехах плоти»
приводится несколько более правдоподобная история, где
Корианна Уайлд действительно затащила короля
Джейхейриса в постель, но он оказался неуверенным,
неуклюжим и излишне торопливым, как и многие мальчишки
его возраста, впервые делящие ложе с девушкой. К тому
времени, однако, леди Корианна прониклась восхищением и
уважением к королеве Алисанне, «как будто она была моей
младшей сестрицей», и также питала теплые чувства к
Джейхейрису. Таким образом, вместо того, чтобы пытаться
расстроить королевский брак, она взяла на себя обязанность
укрепить его, научив его милость доставлять и получать
плотские удовольствия, дабы он не оказался бессильным в
постели с юной женой.
Эта история кажется столь же невероятной, как и другие,
но ее умилительность заставила некоторых книжников
допустить, что подобное, возможно, имело место быть.
Однако развратные байки – это не история, а история может
поведать нам лишь одно о леди Корианне из дома Уайлдов,
предполагаемой сочинительнице «Предупреждения юным
девицам». На пятнадцатый день шестой луны 50 года от З.Э.
она покинула Драконий Камень под покровом ночи вместе с
 205

сиром Говардом Буллоком, младшим сыном командующего

гарнизоном замка. Сир Говард бросил жену, прихватив с собой
большую часть ее украшений. Рыбацкая лодка доставила их в
Дрифтмарк, откуда они взяли корабль до Вольного города
Пентоса. Оттуда они отправились в Спорные земли, где сир
Говард вступил в вольный отряд, чьи обделенные
воображением основатели назвали его просто Вольным
Отрядом. Он погиб в Мире три года спустя, но не в сражении,
а упав с лошади в подпитии. Лишившись и спутника, и
последних грошей, Корианна Уайлд вошла в следующую пору
своих испытаний, злоключений и постельных похождений,
описанных в ее книге. Но нас это уже не интересует.
Когда вести о бегстве леди Корианны с крадеными
драгоценностями и краденым мужем достигли ушей лорда
Рогара, стало очевидно, что его план, равно как и план
королевы Алиссы, провалился. Ни праведность, ни похоть не
сумели порвать связь между Джейхейрисом Таргариеном и
Алисанной.
Более того, вести о женитьбе короля начали
распространяться. Слишком многие видели противостояние у
ворот замка, и от лордов, посещавших после этого Драконий
Камень, не укрылось присутствие с королем Алисанны и их
чувства друг к другу. Рогар Баратеон мог грозиться вырвать
языки, но был бессилен против слухов, расходящихся по
стране... и даже за Узким морем, где пентошийские магистры
и наемники из Вольного Отряда, без сомнения, во все уши
слушали то, что им рассказывала Корианна Уайлд.
– Что сделано, то сделано, – в конце концов признала
правду королева-регент. – И сделанного не воротишь, да
помогут нам Семеро. Нам придется жить с этим, и мы должны
всеми силами защищать их от того, что грядет, – она уже
потеряла двух сыновей по вине Мейгора Жестокого,
поссорилась со старшей дочерью и не собиралась терять двух
оставшихся детей.
206

Однако Рогар Баратеон не мог капитулировать столь же

достойно – слова жены привели его в ярость. В присутствии
великого мейстера Бенифера, септона Маттеуса, лорда
Велариона и других членов совета он презрительно заявил ей:
– Ты слаба, как был твой первый муж, и как теперь слаб
твой сын. Сентиментальность дозволена матери, но не регенту
и тем более не королю. Мы глупо поступили, надев на
Джейхейриса корону. Он думает только о себе и станет еще
худшим королем, чем был его отец. К счастью, еще не все
потеряно. Мы должны действовать прямо сейчас и низложить
его.
После этих слов в зале совета установилась тишина.
Королева-регент с ужасом уставилась на мужа; затем, как бы
подтверждая правдивость высказанных ей упреков, начала
рыдать, и слезы катились по ее щекам. Только тогда к другим
лордам вернулся дар речи.
– С ума вы, что ли, сошли? – вопрошал лорд Веларион.
Лорд Корбрей, командующей городской стражей,
покачал головой и сказал:
– Мои люди не будут в этом участвовать.
Великий мейстер Бенифер обменялся взглядами с
Прентисом Талли, мастером над законами.
– Вы собираетесь сами занять Железный трон? – спросил
лорд Талли.
Это предположение лорд Рогар яростно отверг.
– Никогда! Неужто вы считаете меня узурпатором? Я
лишь хочу блага для Семи Королевств. Не нужно причинять
никакого вреда Джейхейрису. Мы можем отослать его в
Цитадель Староместа. Он любит книжки, так что мейстерская
цепь будет ему к лицу.
– Тогда кто займет Железный трон? – настаивал лорд
Селтигар.
– Принцесса Эйрея, – ответил лорд Рогар. – В ней горит
пламя, какого никогда не было у Джейхейриса. Она юна, но я
продолжу служить ей как десница, наставлю ее, обучу всему,
 207

что она должна знать. Ее права сильнее, ведь ее мать и отец

были первым и вторым ребенком короля Эйниса, а
Джейхейрис всего лишь четвертым, – как рассказывал
Бенифер, Рогар ударил кулаком по столу. – Мать ее
поддержит. Королева Рейна. И у Рейны есть дракон.
Великий мейстер Бенифер писал: «Наступило молчание,
но одни и те же слова были готовы сорваться с уст каждого из
нас: у Джейхейриса и Алисанны тоже есть драконы. Кварл
Корбрей сражался в Битве у Божьего Ока и видел весь ужас
схватки драконов. Прочие при словах десницы словно вживую
увидели Старую Валирию до Рока, где одни драконьи владыки
бились за господство с другими. И то были ужасные видения».
Чары разрушила королева Алисса.
– Я – королева-регент, – напомнила она сквозь слезы. –
Пока мой сын не достигнет должного возраста, вы все служите
мне. Включая десницу короля.
Бенифер рассказывал, что когда она повернулась к
своему лорду-мужу, ее глаза стали жестче и темнее, словно
обсидиан.
– Ваша служба более меня не удовлетворяет, лорд Рогар.
Оставьте нас, возвращайтесь в Штормовой Предел, и мы не
станем больше упоминать о вашей измене.
Рогар Баратеон взглянул на нее с недоумением.
– Женщина, неужто ты думаешь, что можешь меня
прогнать? – рассмеялся он. – Нет!
И тогда лорд Корбрей встал и обнажил свой меч,
валирийский клинок, именуемый Покинутой Леди, гордость
своего дома.
– Да, – молвил он, положив клинок на стол, острием к
лорду Рогару. Тогда и только тогда его светлость понял, что
зашел слишком далеко, поставив себя против каждого в этой
комнате. По крайней мере, так утверждал мейстер Бенифер.
Его светлость не сказал больше ни слова. Он встал с
побелевшим лицом, снял золотую брошь, подаренную ему
королевой Алиссой как знак его полномочий, презрительно
208

бросил ее и покинул комнату. Той же ночью вместе со своим

братом Оррином он выехал из Королевской Гавани и
переправился через Черноводную. На южном берегу он провел
шесть дней, ожидая, пока другой его брат Роннел соберет всех
их рыцарей и латников и выведет их в поход домой.
Согласно легенде, лорд Рогар ждал их прибытия на том
самом постоялом дворе у парома, где он или его брат Боррис
встречался с Корианной Уайлд. Когда братья Баратеоны и их
люди, наконец, выступили к Штормовому Пределу, с ними
была едва ли половина от того числа, что два года назад
отправилось с ними свергать Мейгора. Остальные, судя по
всему, предпочли улицы, трактиры и соблазны большого
города дождливым лесам, зеленым холмам и крытым мхом
хижинам Штормовых земель.
– Я ни разу не терял столько людей в битве с врагом,
сколько потерял в харчевнях и пивных Королевской Гавани, –
горько сказал лорд Рогар.
Одной из потерь была Эйрея Таргариен. В ночь
отстранения лорда Рогара сир Роннал Баратеон с дюжиной
людей ворвались в покои принцессы в Красном замке,
рассчитывая взять девочку с собой... но королева Алисса
опередила их. Принцессу уже забрали, и слуги не знали, куда.
Впоследствии выяснилось, что лорд Корбрей спрятал ее по
приказу королевы-регента. Остаток регентства принцесса
Эйрея провела в конюшнях близ Королевских ворот – ее одели
в лохмотья, точно простолюдинку худшего пошиба, а
серебристо-золотые волосы перекрасили в грязно-русый цвет.
Ей было восемь лет, и она обожала лошадей. Годы спустя
Эйрея говорила, что это были лучшие времена в ее жизни.
К сожалению, после этого в жизни королевы Алиссы не
было счастья. Изгнание мужа с поста десницы убило все
теплые чувства, которые лорд Рогар мог к ней иметь. С того
времени их брак стал подобен руинам, населенным одними
призраками. «Алисса Веларион пережила смерть мужа и двух
старших сыновей, умершую в колыбели дочь, годы террора
 209

при Мейгоре Жестоком и разрыв с оставшимися детьми, но

этого она пережить уже не могла, – писал септон Барт, подводя
итог ее жизни. – Это ее сломило».
То же самое писал и очевидец событий – великий
мейстер Бенифер. После ухода лорда Рогара королева Алисса
назвала десницей короля своего брата Деймона Велариона,
известив своего сына на Драконьем Камне о некоторых (но не
обо всех) случившихся событиях, а затем удалилась в свои
покои в Твердыне Мейгора. Остаток своего регентства она не
принимала участия в общественной жизни, доверив
управление Семью Королевствами лорду Деймону.
Как приятно было бы сказать, что лорд Рогар Баратеон,
вернувшись в Штормовой Предел, осознал ошибочность
своего пути, раскаялся в своих ошибках и утихомирился. Увы,
это не соответствовало натуре его светлости. Лорд Рогар не
умел уступать. Горечь поражения комом стояла у него в горле.
Он любил хвастаться, что не опустит в бою топор, пока жизнь
его не покинет... и свадьба короля стала для него боем,
который он решил выиграть. Рогару Баратеону на ум пришло
одно последнее безрассудство, и он собирался к нему
прибегнуть.
Так случилось, что в доме Матери при Звездной септе
Староместа внезапно объявился сир Оррин Баратеон с
дюжиной латников и письмом за печатью лорда Рогара,
требующим немедля передать ему послушницу Рейллу
Таргариен. На все вопросы Оррин отвечал лишь, что девочку
нужно немедленно доставить к лорду Рогару в Штормовом
Пределе. План мог бы сработать, не будь у септы Каролины,
которая в тот день дежурила по дому Матери, железной
выдержки и подозрительной натуры. Успокоив сира Оррина и
якобы послав за девочкой, на самом деле она послала весть
верховному септону. Его святейшество спал (возможно, к
счастью как для девочки, так и для всего королевства), но его
стюард (некогда бывший рыцарем и капитаном Сынов Воина,
прежде чем этот орден распустили) бодрствовал и был начеку.
210

Вместо испуганной девочки людей Баратеона встретили

тридцать вооруженных септонов под командованием стюарда,
Каспера Строу. Когда сир Оррин выхватил меч, Строу
спокойно сообщил ему, что лорд Хайтауэр выслал к дому
Матери сорок рыцарей, и они уже на подходе. Это уверение
было ложью, но после него Баратеоны сдались. На допросе сир
Оррин раскрыл весь замысел: он должен был доставить
девочку в Штормовой Предел, где лорд Рогар собирался
заставить ее признаться, что она на самом деле была
принцессой Эйреей, а не Рейллой. Затем он намеревался
провозгласить ее королевой.
Отец Верующих, человек мягкий и слабовольный,
выслушал признание Оррина Баратеона и простил его. Это не
помешало лорду Хайтауэру посадить Баратеонов в темницу и
послать вести о произошедшем в Красный замок и на
Драконий Камень. Доннел Хайтауэр, справедливо прозванный
Доннелом Неспешным за нерешительные действия против
септона Муна и его последователей, не обнаружил ни
малейшего страха перед Штормовым Пределом, арестовав
родного брата лорда Рогара.
– Пусть приходит и попытается его освободить, – сказал
он своему мейстеру, когда тот обеспокоился, как на это
ответит бывший десница. – Жена у него отняла и десничество,
и яйца в придачу, а король отнимет и голову.
Сам Рогар Баратеон, сидя на другом конце Вестероса,
кипел от гнева после вестей о провале и заключении своего
брата... но он не созвал знамена, как многие опасались.
– Мне конец, – угрюмо сказал он своему мейстеру. – Если
будет на то милость богов, меня ждет Стена. Если нет,
мальчишка снимет с меня голову и подарит своей матери.
Не имея детей ни от одной из жен, он приказал мейстеру
составить завещание и исповедь, в которых объявлял своих
братьев Борриса, Гарона и Роннала никоим образом не
причастными к его преступления, молил простить своего
младшего брата Оррина и называл сира Борриса наследником
 211

Штормового Предела. «Все, что я делал и пытался сделать,

было ради блага королевства и Железного трона», –
подытоживал он.
Его светлости не пришлось долго дожидаться своей
участи. Регентство подходило к концу. Пока бывший десница
и королева-регент в молчании зализывали раны, лорд Деймон
Веларион и оставшиеся члены совета королевы правили
страной как могли, «мало говоря и еще меньше делая», по
словам великого мейстера Бенифера.
На двадцатый день девятой луны 50 года от З.Э.
Джейхейрис Таргариен достиг возраста шестнадцати лет и
стал взрослым мужчиной. По законам Семи Королевств он
был достаточно взрослым, чтобы править самостоятельно,
более не нуждаясь в регенте. По всем Семи Королевствам
лорды и простолюдины равно гадали, каким королем он
станет.

Время испытаний – Преображение

королевства
Король Джейхейрис I Таргариен вернулся в
Королевскую Гавань один, верхом на своем драконе
Вермиторе. Тремя днями ранее в город приехали пятеро
рыцарей Королевской гвардии – удостовериться, что к
прибытию короля все готово. Королева Алисанна его не
сопровождала. Учитывая неопределенность, связанную с их
браком, и натянутые отношения короля с королевой-матерью
Алиссой и лордами совета, разумно было для Алисанны на
какое-то время остаться на Драконьем Камне со своими
Мудрыми и под охраной двоих оставшихся гвардейцев.
День не был особенно погожим, писал великий мейстер
Бенифер. Небо было затянуто тучами, половину утра
накрапывал мелкий дождик. Бенифер и другие члены совета
212

ждали короля во внутреннем дворе Красного замка, одетые по

погоде – в плащи с капюшонами. Все прочие обитатели замка,
рыцари и оруженосцы, конюхи и посудомойки и все прочие
слуги занимались своими повседневными делами,
периодически останавливаясь, чтобы поглядеть на небо.
Когда, наконец, услышали звук крыльев Вермитора, а часовой
на восточной стене заметил вдалеке блеск бронзовой чешуи
дракона, раздались крики радости, становившиеся все сильнее
и сильнее, от стен Красного замка спускаясь с холма Эйгона
через весь город и достигнув окрестностей.
Джейхейрис приземлился не сразу. Три раза он облетел
город, каждый раз ниже предыдущего, дав каждому мужчине,
мальчику и босоногой девице в Королевской Гавани
возможность помахать, покричать и повосхищаться. Только
после этого король приземлился у Твердыни Мейгора перед
ждавшими его лордами.
«Он изменился с тех пор, как я его видел в последний раз,
– записал великий мейстер Бенифер. – Юнца, улетевшего на
Драконий Камень, больше не было, его место занял взрослый
муж. Он стал выше на несколько дюймов, грудь и руки
окрепли. Волосы ниспадали до плеч, а щеки и подбородок, где
раньше не было ни волоска, поросли золотистым пушком. На
Джейхейрисе не было королевских одежд – лишь запятнанная
солью кожаная одежда, пригодная для охоты или верховой
езды, и никаких доспехов, кроме колета с заклепками. Но на
поясе у короля висел Черное Пламя – меч его деда, меч
королей. Даже в ножнах этот клинок невозможно было спутать
ни с каким другим. Холодок пробежал по моей коже, когда я
увидел этот меч. «Не предупреждение ли это?», – думал я, а
дракон тем временем сел на землю, меж его зубов куридся
дым. Когда король Мейгор умер, я бежал в Пентос, боясь того,
какую участь мне уготовят его преемники, и стоя там, во дворе,
я думал – «а не сглупил ли я, вернувшись?»
Молодой король – более не мальчик – скоро развеял
страхи своего великого мейстера. Он улыбнулся, когда
 213

Рисунок 21. Король Джейхейрис I Таргариен по достижении им

совершенных лет.
214

грациозно спрыгнул со спины Вермитора. «Словно солнце,

показавшееся из-за туч», – вспоминал лорд Талли. Лорды
поклонились королю, некоторые стали на колени. По всему
городу стали звонить колокола. Король снял перчатки, заткнул
их за пояс, затем сказал:
– Милорды. Нас ждут дела.
Во дворе перед королем не было только одной важной
персоны: его матери, королевы Алиссы. Джейхейрису
пришлось прийти к ней в Твердыню Мейгора, куда королева
удалилась от всего мира. Никто не может сказать, что
случилось между матерью и сыном, когда они впервые
встретились лицом к лицу после противостояния на
Драконьем Камне. Известно, впрочем, что позже, когда
королева-мать вышла к людям, опираясь на руку сына, ее лицо
было красным и распухшим от слез. Тем вечером
вдовствующая королева – уже не регент – была приглашена на
торжественный пир и в последующие дни не раз
присутствовала на придворных торжествах, но больше не
имела места в королевском совете. «Ее милость продолжала
выполнять свой долг перед королевством и сыном, – отмечает
великий мейстер Бенифер, – но в ней уже не было радости».
Молодой король начал свое царствование с того, что
перекроил совет, кое-кого оставив на прежнем месте, но убрав
тех, кто не справлялся со своими обязанностями. Он
подтвердил решение своей матери назначить лорда Деймона
Велариона на пост десницы и оставил пост начальника
городской стражи за лордом Корбреем. Лорда Талли
поблагодарили за службу и вместе с женой, леди Люсиндой,
отправили обратно в Риверран. Освободившуюся должность
мастера над законами Джейхейрис передал Альбину Масси,
лорду Камнепляса – одному из первых, кто посетил короля на
Драконьем Камне. Всего три года назад Альбин ковал себе
мейстерскую цепь в Цитадели, когда оба его старших брата и
лорд-отец умерли от лихорадки. Искривленный позвоночник
обрек Альбина Масси на хромоту, но как он говаривал: «зато
 215

читаю и пишу я без заминок». Лордом-адмиралом и мастером

над кораблями Джейхейрис назначил Манфрида Редвина,
лорда Арбора, который прибыл ко двору со своими младшими
сыновьями-оруженосцами – Робертом, Рикардом и Райамом.
Впервые в истории пост адмирала занимал человек, не
принадлежавший к дому Веларионов.
Вся Королевская Гавань возрадовалась, когда было
объявлено, что Джейхейрис также увольняет Эдвелла
Селтигара с поста мастера над монетой. Говорили, что король
с ним беседовал учтиво, похвалил «верную службу» его
дочерей королеве Алисанне на Драконьем Камне и даже
назвал их «двумя сокровищами». Дочки остались с королевой,
а лорд Селтигар тотчас отправился обратно на Клешню. А
вместе с ним ушли и введенные им налоги: в какие-нибудь три
дня король своими указами упразднил их до последнего.
Найти подходящую замену лорду Эдвеллу как мастеру
над монетой было нелегко. Некоторые советники предлагали
королю Джейхейрису назначить на эту должность Лимана
Ланнистера, как считалось, богатейшего лорда Вестероса, но
Джейхейрис отказал им.
– Даже не знаю, как еще он может устранить наши
затруднения, разве что отыщет залежи золота в земле под
Красным замком, – сказал король.
Чуть дольше он размышлял над кандидатурами кузенов
и дядей Доннела Хайтауэра: богатства Староместа все-таки
добывали торговлей, а не извлекали из земных недр. Короля,
однако, насторожила сомнительная верность Доннела
Неспешного во время противостояния с септоном Муном. В
конечном счете, Джейхейрис сделал гораздо более смелый
выбор, найдя нужного человека за Узким морем.
Рего Драз был не лордом, не рыцарем, даже не магистром
– просто купцом и менялой, который поднялся с самых низов
до богатейшего человека Пентоса. Соотечественники-
пентошийцы чурались его и не приняли в совет магистров по
причине низкого происхождения. Устав от их презрения, Рего
216

Драз с радостью отозвался на предложение короля и

перебрался с семьей, друзьями и огромным состоянием в
Вестерос. Чтобы оказать ему ту же честь, что и прочим членам
совета, молодой король произвел его в лорды. Поскольку это
был лорд без земель, присяжных людей или замка, какой-то
остряк в Красном замке прозвал его «Лордом Воздуха».
Пентошиец только посмеивался над этим:
– Если мне дадут обложить налогом воздух – тогда,
конечно, буду лордом.
Джейхейрис также освободил от прежних обязанностей
септона Маттеуса, толстого и яростного прелата, который в
свое время метал громы и молнии по поводу
кровосмесительных связей и королевского брака. Маттеус
плохо перенес отставку.
– Святая Вера не будет одобрять короля, который будет
править без септона под боком, – заявил он.
У Джейхейриса ответ был наготове.
– У нас нет недостатка в септонах. С нами останутся
септон Освик и септа Изабель, и еще из Хайгардена скоро
должен прибыть молодой человек, чтобы приглядывать за
нашей библиотекой. Его зовут Барт.
Маттеус их разругал, сказав, что из Освика уже песок
сыплется, Изабель – баба, а о Барте он и знать ничего не знает.
– Как и о многих других вещах, – ответил король.
(Видимо, как раз после этого лорд Масси обронил свои
знаменитые слова о том, что королю понадобились целых три
септона, чтобы заменить ими Маттеуса по живому весу – если,
конечно, такое вообще было сказано).
Четыре дня спустя Маттеус отбыл в Старомест. Слишком
жирный, чтобы ездить верхом, он ехал в позолоченной
повозке, сопровождаемый шестеркой охранников и дюжиной
слуг. Как гласит легенда, пересекая реку Мандер у Горького
Моста, Маттеус встретил септона Барта, ехавшего навстречу –
одного, на осле.
 217

Устроенные молодым королем перемены затронули не

только лордов совета. Он назначил новых людей на великое
множество более мелких постов, заменив Хранителя Ключей,
главного стюарда Красного замка и всех его заместителей,
начальника порта Королевской Гавани (а со временем и
начальников портов в Староместе, Девичьем Пруде и
Сумеречном Доле), хранителя королевского монетного двора,
Королевское Правосудие, мастера над оружием, главного
псаря, конюшего, даже замковых крысоловов. Дальше он
приказал очистить темницы под Красным замком: велел,
чтобы всех узников каменных мешков вывели на солнце,
вымыли и позволили им обжаловать приговор. Как он
опасался, хотя бы некоторых из них мог без какой-либо вины
посадить туда дядя. (Как Джейхейрису пришлось с грустью
убедиться, так оно и было, хотя многие из этих заключенных
за годы в темноте лишились рассудка, и отпускать их на все
четыре стороны было нельзя).
Только когда все это было сделано к его
удовлетворению, и новые люди заняли свои должности,
Джейхейрис приказал великому мейстеру Бениферу послать
ворона в Штормовой Предел, чтобы вызвать к королю лорда
Рогара Баратеона.
Письмо от короля заставило лорда Баратеона и его
братьев разругаться. Сир Боррис, которого часто считали
самым непостоянным и воинственным из Баратеонов, теперь
оказался самым спокойным.
– Мальчишка отрубит тебе голову, если ты его
послушаешься, – сказал он. – Отправляйся на Стену. Ночной
Дозор примет тебя.
Гарон и Роннал, младшие братья, вместо этого
предлагали сопротивляться. Штормовой Предел неприступнее
любого другого замка в королевстве. Если Джейхейрису
нужна голова лорда Рогара, пусть придет и возьмет ее. Лорд
Рогар только посмеялся над этим предложением.
218

– Неприступный? – сказал он. – Неприступным был

Харренхолл. Нет, сперва я увижу Джейхейриса и объяснюсь с
ним. Если захочу надеть черное – тогда и надену, он мне в этом
не откажет.
На следующее утро он отправился в Королевскую Гавань
в сопровождении лишь шести старых рыцарей, которые знали
его с самого детства.
Король принял его, восседая на Железном троне с
короной на голове. Присутствовали члены Малого совета, и
два королевских гвардейца, сир Джоффри Доггетт и сир
Лоренс Рокстон, стояли у подножья трона в своих белых
плащах и доспехах. Больше в зале никого не было. Эхом
раздавались шаги лорда Рогара, когда он шел от дверей к
трону, как сообщает великий мейстер Бенифер. «Королю была
известна гордость его светлости, – пишет он. – Его милость не
хотел ранить эту гордость сверх меры, заставив лорда встать
на колени перед всем двором».
Тот, впрочем, сделал это по доброй воле. Лорд
Штормового Предела пал на одно колено, склонил свою
голову и положил меч к подножию трона.
– Ваша милость, – начал он, – я прибыл, как вы
приказали. Делайте со мной, что угодно. Я прошу лишь
пощадить моих братьев и род Баратеонов. Все, что я делал, я
делал…
– ...для блага державы, как вы его понимали, –
Джейхейрис поднял руку, чтобы лорд Рогар замолчал и не
смог говорить дальше. – Я знаю, что вы сделали, что вы
сказали и что вы замышляли. Я верю вашим словам, что вы не
намеревались причинять вред мне или моей королеве… и вы
не ошиблись, я и впрямь мог бы стать хорошим мейстером. Но
я надеюсь стать еще лучшим королем. Некоторые люди
говорят, что мы теперь враги. Я думаю о нас скорее как о
несогласных друзьях. Когда моя мать прибыла к вам, ища
убежища, вы приняли нас с большим риском для себя. Вы
легко могли заковать нас в цепи и сделать подарок моему дяде.
 219

Вместо этого вы поклялись мне своим мечом и созвали

знамена. Я этого не забыл.
– Слова – это ветер, – продолжил Джейхейрис. – Ваша
светлость, мой дорогой друг, вы говорили об измене, но не
совершили ее. Вы хотели отменить мой брак, но не смогли
этого сделать. Вы хотели посадить на Железный трон вместо
меня принцессу Эйрею, но на нем сижу я. Вы послали своего
брата вывезти принцессу Рейллу из дома Матери, это да, но с
какой целью? Возможно, вы просто хотели воспитать ее, так
как своих детей у вас нет.
– Предательство заслуживает наказания. Глупые слова –
другое дело. Если вы и впрямь хотите отправиться на Стену, я
вам это не запрещаю. Ночному Дозору нужны сильные люди,
такие, как вы. Но я бы предпочел, чтобы вы остались здесь,
служа мне. Если бы не вы, я бы не сидел на этом троне – это
знает все королевство. И вы мне по-прежнему нужны. Вы
нужны всей стране. Когда Дракон умер и мой отец
унаследовал корону, он со всех сторон был окружен
мятежниками и претендентами на престол. То же может
случиться со мной и по той же причине… мои решительность,
воля и сила подвергнутся испытаниям. Моя мать верит в то,
что благочестивые люди по всему королевству восстанут
против меня, если о моем браке станет известно. Это
возможно. Чтобы встретить эти испытания, мне нужны
хорошие люди подле меня, воины, готовые сражаться за меня,
умирать за меня… и за мою королеву, если понадобится. Не
такой ли вы человек?
Лорд Рогар, пораженный словами короля, как громом,
поднял взгляд и сказал:
– Да, ваша милость, – голосом, полным чувства.
– Тогда я вас прощаю, – сказал король Джейхейрис, – но
на определенных условиях. – Его голос становился все
суровей, когда он оглашал эти условия. – Вы больше никогда
не будете высказываться против меня или моей королевы. С
этого дня вы будете первейшим ее защитником и не потерпите
220

направленных против нее слов в своем присутствии. Далее, я

не могу терпеть и не буду, чтобы мою мать не уважали. Она
вернется с вами в Штормовой Предел, где вы снова будете
жить как муж и жена. Словом и делом вы будете обращаться с
ней учтиво и по чести. Будете ли вы соблюдать эти условия?
– С радостью, – сказал лорд Рогар. – Могу ли спросить –
что насчет Оррина?
Король задумался.
– Я прикажу лорду Хайтауэру освободить вашего брата,
сира Оррина, и людей, прибывших с ним в Старомест, – сказал
он, – но я не могу оставить их без наказания. Стена – это
навсегда, поэтому вместо нее я приговорю их к десяти годам
изгнания. Они могут продавать свои мечи в Спорных землях
или отправиться в Кварт попытать счастья, мне это
безразлично… если они выживут и не совершат новых
преступлений, через десять лет они могут вернуться домой.
Мы договорились?
– Да, – ответил лорд Рогар. – Ваша милость более чем
справедлив.
Затем он спросил, не понадобятся ли королю заложники
из дома Баратеонов как гарантия его верности. У трех его
братьев были малолетние дети, которых можно было бы
отправить ко двору, говорил лорд.
В ответ король Джейхейрис сошел с Железного трона и
повел за собой лорда Рогара во внутренний двор, где кормили
Вермитора. На завтрак для дракона забили быка, и он лежал на
камнях обугленный и дымящийся, так как драконы всегда
поджигают мясо перед тем, как съесть. Вермитор ел, отрывая
большие куски мяса от туши, но когда появился король вместе
с лордом Рогаром, дракон поднял голову и вперил в них глаза,
напоминавшие омуты из расплавленной бронзы.
– Он растет с каждым днем, – сказал король, почесав
великого змея под подбородком. – Оставьте своих
племянников и кузенов, лорд. Зачем мне заложники? Мне
нужно лишь ваше слово, вот и все.
 221

Рисунок 22. Король Джейхейрис I Таргариен показывает дракона

Вермитора лорду Рогару Баратеону.
222

Но великий мейстер Бенифер уловил и те слова, которых

король не произнес. Бенифер пишет: «Пока под моим седлом
этот дракон, всякий мужчина, женщина и дитя в Штормовых
землях есть мой заложник, – дал понять его милость, и лорд
Рогар это уяснил».
Так настал мир между королем и его бывшим десницей,
и в тот же вечер он был скреплен пиром в великом зале, где
лорд Рогар сидел рядом с королевой Алиссой, вновь как муж с
женой. Он поднял тост за здравие королевы Алисанны,
поклявшись ей в своей любви и верности перед всеми лордами
и леди. Через четыре дня, когда лорд Рогар отправился домой
в Штормовые земли, с ним ехала и королева Алисса, а также
сир Пейт Кулик и сотня латников, чтобы супруги ничего не
опасались на пути через Королевский лес 5.
Долгое царствование Джейхейриса I началось по-
настоящему. Молодого короля во главе Семи Королевств
ожидал ряд затруднений, из которых главнейшими были два:
пустая и обремененная долгами казна и «тайный» брак,
который с каждым днем становился все менее тайным, точно

5
Сир Оррин Баратеон так никогда и не вернулся в Вестерос. Вместе с
людьми, сопровождавшими его в Старомест, он пересек Узкое море и
прибыл в Тирош, где и поступил на службу к архонту. Годом позже он
женился на дочери архонта – той самой девушке, на которой лорд Рогар
когда-то надеялся женить короля, чтобы обеспечить союз между Железным
троном и Вольным городом. Молодая жена – обладательница сине-зеленых
волос, бойкого характера и пышной груди – подарила ему дочь, хотя
многие сомневались, действительно ли сир Оррин приходился этому
ребенку отцом: дочь архонта, как это нередко бывает среди женщин в
Вольных городах, была весьма свободных нравов. Когда срок ее отца на
посту архонта закончился, сир Оррин потерял свою должность и вынужден
был уехать из Тироша в Мир, где присоединился к Людям Девы, отряду
наемников с особенно плохой репутацией. Вскоре он был убит в бою с
Доблестными в Спорных землях. Мы ничего не знаем о судьбе его жены и
дочери.
 223

сосуд дикого огня над очагом, грозящий взорваться в любую

минуту. Оба вопроса нужно было решать и решать быстро.
Срочную нужду в золоте устранил Рего Драз, новый
мастер над монетой, который взял не один крупный заем, а
целых три – у Железного банка Браавоса и его конкурентов из
Тироша и Мира. Играя одним банком против другого, Лорд
Воздуха добился настолько благоприятных условий,
насколько можно было надеяться. Когда в казне появилось
золото, стало возможным продолжить работу над Драконьим
Логовом, и на холме Рейнис вновь начала трудиться маленькая
армия каменщиков и строителей.
Лорд Рего и король, однако, понимали, что это
чрезвычайная мера; ссуженные банками деньги могли
ослабить кровотечение, но не вылечить рану. Это могли
сделать только налоги. Налоги лорда Селтигара для этой цели
не годились; Джейхейрис не желал вновь поднимать портовые
пошлины или давить кабатчиков. Но он также не стал просто
требовать золота у вассальных лордов, как делал Мейгор.
Перегнешь палку – и они взбунтуются.
– Ничто не обходится так дорого, как подавление
мятежей, – сказал король.
Лорды будут платить, но по своей воле; король обложил
налогами дорогие, красивые и желанные товары из-за моря.
Были введены налоги на шелка и аксамиты; золотую и
серебряную парчу; драгоценные камни; мирийские кружева и
гобелены; дорнийские (но не арборские) вина; дорнийских
скакунов; позолоченные шлемы и доспехи с филигранью,
вышедшие из мастерских Тироша, Лиса и Пентоса. Налог на
пряности был больше всех; перец, гвоздика, шафран,
мускатный орех, корица и все прочие редкие приправы,
привозимые из-за Нефритовых Врат, и до этого стоили дороже
золота, а теперь стали еще дороже.
– Мы облагаем налогами все, на чем я разбогател, –
шутил лорд Рего.
Джейхейрис объяснял Малому совету:
224

– Никто не сможет говорить, что эти налоги его

притесняют. Откажись от шелков, перца, жемчугов – и не
плати ни гроша. Но люди, которые желают этих вещей,
желают их отчаянно. Как иначе показать миру свои богатства
и власть? Лорды будут жаловаться, но платить не перестанут.
Налогами на шелк и пряности дело не ограничилось.
Джейхейрис ввел новый налог на крепостные стены. Любой
лорд, желающий возвести новый замок, расширить и
отремонтировать старый, должен был за эту привилегию
дорого заплатить. Новый налог имел двойную цель, объяснял
его милость великому мейстеру Бениферу:
– Чем больше и сильнее замок, тем больше его лорд
склонен противостоять мне. Вы можете полагать, что они
выучили урок, преподанный Харрену Черному, но многих
история ничему не учит. Этот налог отвратит их от ненужного
строительства, а тот, кто желает строиться во что бы то ни
стало, пусть опустошает свою казну и наполняет нашу.
Сделав все, что было в его силах, чтобы исправить
финансовое положение короны, Джейхейрис занялся вторым
своим затруднением. Наконец, он послал за своей королевой.
Едва получив приглашение прибыть ко двору, Алисанна
Таргариен вылетела на своем драконе Среброкрылой с
Драконьего Камня – она не виделась с королем почти полгода.
Прочие придворные последовали за ней морем. К тому
времени даже слепые нищие в закоулках Блошиного Конца
знали, что Алисанна и Джейхейрис супруги; но по
соображениям благопристойности король и королева спали
раздельно на протяжении месяца, пока делались
приготовления к их второй свадьбе.
Король не был расположен тратить деньги, которых у
него не было, на устроение очередной и многолюдной Золотой
свадьбы. Сорок тысяч смотрело на то, как его мать брал в жены
лорд Рогар. Всего тысяча прибыла в Красный замок
посмотреть на то, как Джейхейрис вновь берет в жены
 225

Алисанну. В этот раз септон Барт объявил их мужем и женой

пред Железным троном.
Лорд Рогар Баратеон и вдовствующая королева Алисса
были среди свидетелей. Они прибыли на церемонию из
Штормового Предела вместе с младшими братьями лорда
Рогара – Гароном и Ронналом. Но был и еще один гость, чье
появление вызвало больше всего толков: на свадьбу явилась
Королева Запада. Рейна Таргариен на крыльях Пламенной
Мечты прибыла посмотреть на свадьбу родственников – и
навестить свою дочь Эйрею.
По всему городу звонили колокола, когда были
произнесены брачные клятвы, и во все концы королевства
были отправлены вороны, чтобы объявить «о счастливом
союзе». Вторая свадьба короля решительно отличалась от
первой еще в одном: в этот раз состоялось провожание
молодых в постель. Позже королева Алисанна говорила, что
это было сделано по ее настоянию; она была готова потерять
свое девичество и больше не хотела сомнений, а
«действительно» ли она замужем. Мужчины с пьяным в
стельку лордом Рогаром во главе раздели ее и отнесли на
брачное ложе, пока компаньонки королевы Дженнис
Темплтон, Розамунда Болл, Пруденция и Прунелла Селтигары
были среди тех, кто оказал те же почести королю. Там, на
кровати с балдахином в Твердыне Мейгора Красного замка в
Королевской Гавани был, наконец, консуммирован брак
Джейхейриса Таргариена и его сестры Алисанны, скрепивший
их союз навеки пред ликом богов и людей.
Когда с секретностью было покончено, король и двор
стали ждать, как на свадьбу ответит страна. Джейхейрис
пришел к выводу, что те волнения, которыми страна встретила
бракосочетание его брата Эйгона, имели не одну, а несколько
причин. Его дядя Мейгор, став в 39 году от З.Э. двоеженцем –
вопреки запретам как верховного септона, так и короля Эйниса
– поколебал хрупкое согласие между Железным троном и
Звездной септой, а брак между Эйгоном и Рейной был
226

Рисунок 23. Провожание молодых на второй свадьбе короля Джейхейриса I

Таргариена и королевы Алисанны.
 227

воспринят лишь как новое бесчинство. Осудив его, верховный

септон зажег пламя, от которого вспыхнуло все королевство, а
разнесли этот пожар Мечи и Звезды, а вместе с ними и десятка
два благочестивых лордов, которые богов боялись больше,
нежели своего короля. Принц Эйгон и принцесса Рейна были
малоизвестны простонародью, и они начали свое путешествие
без драконов (в основном по той причине, что Эйгон не был
тогда драконьим всадником), что делало их уязвимыми перед
толпами, угрожавшими супругам в Речных землях.
Джейхейрису и Алисанне не угрожала ни одна из этих
опасностей. Из Звездной септы не донеслось слов осуждения;
и хотя некоторые из Праведных по-прежнему возражали
против таргариенской традиции венчать брата с сестрой,
нынешний верховный септон, «Его Пресмыкательство», как
его называл септон Мун, был услужливым и осторожным
человеком, не склонным будить спящих драконов. Мечи и
Звезды были сломлены и поставлены вне закона. Только на
Стене, где в рядах Ночного Дозора состояли две тысячи
бывших Честных Бедняков, у них было достаточно сил, чтобы
доставить короне неудобства, если они вознамерились бы
бунтовать. И король Джейхейрис не собирался повторить
ошибку брата. Он и его королева намеревались посмотреть на
земли, которыми правят, узнать о нуждах подданных из
первых рук, повстречаться с лордами и принять меры,
позволить простонародью поглазеть на себя и, в свою очередь,
выслушать их жалобы… Но куда бы они ни отправились, с
ними будут их драконы.
По всем этим соображениям Джейхейрис верил, что
государство примет его брак – но он не был таким человеком,
чтобы довериться случаю. Он сказал совету:
– Слова – это ветер, но ветер может раздуть пожар. Мой
отец и дядя боролись со словами огнем и сталью. Мы будем
бороться со словами – словами же, и тушить пожар до того,
как он разгорится.
228

И сказав это, его милость разослал по стране не рыцарей

с латниками, а проповедников.
– Рассказывайте каждому, которого встретите на пути, о
доброте королевы Алисанны, о том, как она кротка и ласкова,
как любит всех наших подданных.
Он послал семерых: троих мужчин и четырех женщин.
Они были вооружены не топорами и мечами, а сметливостью,
храбростью и красноречием. Много историй поведано об их
путешествиях, и их деяния стали легендами (при этом изрядно
приукрашенными, как оно с легендами и бывает). Только один
из этих семи проповедников был известен простонародью,
когда они начали свои путешествия: то была королева Элинор
из дома Костейнов, одна из «Черных Невест», которая нашла
короля Мейгора мертвым на Железном троне. В своих
королевских одеяниях, которые изо дня в день становились все
потертее и изношенней, она путешествовала по Простору,
красноречиво описывая злобу покойного монарха и доброту
его преемников. Позже, оставив все свои титулы, она
присоединилась к рядам Святой Веры, в итоге став Матерью
Элинор в ланниспортском доме Матери.
Имена других шести глашатаев, выступавших в защиту
Джейхейриса, со временем сделались почти так же знамениты,
что и имя королевы Элинор. Трое были молодыми септонами:
хитроумный Болдрик, ученый Ролло и яростный старец септон
Альфин, который много лет назад потерял ноги и потому ездил
везде на носилках. Женщины, выбранные молодым королем,
ничуть не уступали мужчинам. Септу Изабель королева
Алисанна склонила на свою сторону еще на Драконьем Камне.
Малорослая септа Виоланта была известна своими навыками
целительницы. Как рассказывают, она творила чудеса всюду,
куда только приходила. Из Долины пришла мать Мерис,
которая на протяжении поколений воспитывала девочек-сирот
в доме Матери на острове в бухте Чаячьего Города.
В своих путешествиях по королевству Семеро Глашатаев
говорили о королеве Алисанне, ее благочестии, щедрости,
 229

Рисунок 24. Семеро Глашатаев: септа Изабель, септон Альфин, септон Ролло,
септа Виоланта, септон Болдрик, мать Мерис и королева Элинор Костейн.

любви к королю, своему брату... А для тех септонов, нищих

братьев и благочестивых рыцарей и лордов, которые
противоречили им, цитируя «Семиконечную Звезду» или
проповеди прошлых верховных септонов, у них был наготове
ответ, заблаговременно сочиненный в Королевской Гавани
самим Джейхейрисом с умелой помощью септона Освика и
особенно септона Барта. Позже Цитадель и Звездная септа
назовут его «Доктриной Исключительности».
Основа доктрины проста. Вера в Семерых рождена в
холмах старого Андалоса и пересекла Узкое море вместе с
андалами. Законы Семерых, известные из священных книг и
проповедей септ и септонов во главе с Отцом Верных,
запрещают брату ложиться с сестрой, отцу с дочерью, сыну с
матерью, и утверждают, что плоды таких союзов – мерзость
пред лицом богов. Все это сторонники Доктрины
230

Исключительности одобряли, но с одной поправкой:

Таргариены – другие. Их корень не андальский, но старой
Валирии, где были совсем другие законы и традиции.
Человеку достаточно посмотреть на них, только чтобы
убедиться, что они – совсем не такие, как прочие люди: их
глаза, их волосы, сама их манера держать себя говорит об их
инаковости. И они летают на драконах. Только им,
единственным в мире, был ниспослан дар приручать этих
ужасающих зверей с тех самых пор, как Рок обрушился на
Валирию.
– Один Бог сотворил нас – андалов, ройнаров, первых
людей, – проповедовал септон Альфин со своих носилок, – но
Он не сотворил нас одинаковыми. Он сотворил львов и туров,
оба – благородные животные, но одни качества Он даровал
одному, а другие – другому, и лев не может жить так, как тур,
а тур – как лев. Если ты разделишь ложе с сестрой, то будешь
великим грешником, сир – но ты, как и я, не от крови дракона.
Они делают то, что делали всегда, и не наше дело судить их.
Легенда говорит нам, что в одной деревушке крепкий
межевой рыцарь, бывший Честный Бедняк, спросил
остроумного септона Болдрика:
– Ага, а если я тоже захочу трахать сестру, ты мне тоже
разрешишь?
Септон улыбнулся и ответил:
– Отправляйтесь, сир, на Драконий Камень и оседлайте
там себе дракона. Если получится, я лично вас с сестрой
обвенчаю.
Здесь каждый изучающий историю попадает в
затруднительное положение. Когда мы оглядываемся на вещи,
случившиеся в прошлом, мы можем сказать, что это, это и это
вызвало те или иные события. Но когда мы рассматриваем
вещи, которые не случились, мы можем лишь предполагать.
Мы знаем, что государство не восстало против короля
Джейхейриса и королевы Алисанны в 51 г. от З.Э., как это
случилось десятилетием раньше с Эйгоном и Рейной. А вот
 231

почему – уже не так очевидно. Несомненно, молчание

верховного септона говорило само за себя, а лорды и
простонародье устали от войны… но если слова имеют силу,
ветер они или нет, Семеро Глашатаев, несомненно, сыграли в
этом свою роль.
Хотя король был счастлив со своей королевой, а
королевство счастливо, что они поженились, Джейхейрис не
ошибся, сказав, что для него настанет время испытаний.
Обновив совет, примирив лорда Рогара и королеву-мать
Алиссу, установив новые налоги для наполнения казны, он
столкнулся с новым и наитягчайшим затруднением:
собственной сестрой Рейной.
Покинув Лимана Ланнистера и Утес Кастерли, Рейна
Таргариен со своим странствующим двором совершала свое
собственное путешествие – они побывали у Марбрандов из
Эшмарка, Рейнов из Кастамере, Лиффордов с Золотого Зуба,
Вэнсов из Приюта Странника и, наконец, Пайперов из Розовой
Девы. Но где бы она ни останавливалась, начинались одни и те
же неудобства.
– Они все приветливы поначалу, – сказала она брату,
встретившись с ним после его свадьбы, – но это длится
недолго. Я либо нежеланна, либо слишком желанна. Они
ворчат о том, что содержать меня и двор весьма накладно, но
их будоражит Пламенная Мечта. Некоторые боятся ее, другие
– и их больше – хотят заполучить ее себе, и последние
беспокоят меня сильнее. Они жаждут собственных драконов.
От меня они таких подарков не дождутся, но куда мне пойти?
– Сюда, – предложил король. – Вернись ко двору.
– Чтобы вечно жить в твоей тени? Мне нужна
собственная вотчина. Место, где никакой лорд не сможет
угрожать мне, гнать меня или беспокоить тех, кто находится
под моей защитой. Мне нужны земли, люди, замок.
Король сказал:
– Мы найдем тебе землю, выстроим тебе на ней замок.
232

– Все земли розданы, все замки заняты, – ответила Рейна,

– но есть один, на который я претендую… и мои права будут
на него посильнее твоих, братец. Я от крови дракона. Я хочу
замок моего отца, место, где я родилась. Я хочу Драконий
Камень.
На это Джейхейрис не ответил, лишь пообещал
подумать. Когда вопрос был поставлен на рассмотрение
совета, тот единогласно высказался против того, чтобы
уступить древнюю вотчину дома Таргариенов вдовствующей
королеве, но никто не предложил лучшего решения.
Подумав над этим вопросом, его милость вновь
встретился с сестрой.
– Я передам тебе Драконий Камень, – сказал он ей, –
поскольку для крови дракона более подходящего места нет. Но
замком и островом ты будешь владеть как дарами из моих рук,
а не как наследством. Наш дед пламенем и кровью сковал семь
королевств в одно, и я не буду выкраивать тебе отдельную
державу. Я позволю тебе зваться королевой, но король здесь я,
и моя власть действует во всех землях от Староместа до Стены,
включая и Драконий Камень. Мы договорились, сестра?
– Ты так разуверился в своем железном стуле, что
собственная сестра должна преклонять перед тобой колени? –
бросила ему Рейна. – Да будет так. Дай мне Драконий Камень
и еще кое-что, и я больше тебя не побеспокою.
– Еще кое-что? – спросил Джейхейрис.
– Эйрея. Я хочу, чтобы мне вернули дочь.
– Будет сделано, – ответил король… возможно, слишком
поспешно, ибо стоило помнить, что восьмилетняя Эйрея
Таргариен была его признанной наследницей, следующей в
порядке преемства Железного трона. Но прошли еще годы,
прежде чем это решение дало о себе знать. Итак, Королева
Запада одним махом стала Королевой Востока.
Год продолжался без новых потрясений и испытаний, и
Алисанна и Джейхейрис освоились на престоле. Если кое-кого
в Малом совете и смутило, что Алисанна стала участвовать в
 233

заседаниях с ними наравне, делились они своим

недовольством лишь друг с другом, а скоро и совсем перестали
это делать, поскольку королева проявляла ум, знания и
мудрость, и ее мнение приветствовали во всяком обсуждении.
Алисанна Таргариен сохранила счастливые
воспоминания о детстве – по крайней мере, оно было
счастливым до той поры, когда дядя Мейгор узурпировал трон.
При отце Алисанны, короле Эйнисе, королева Алисса держала
великолепный двор, полный песен, представлений и красоты.
Музыканты, скоморохи и барды соревновались за ее
благосклонность и благосклонность короля. На пирах
арборские вина текли рекой, залы и дворы Драконьего Камня
были полны смеха, а женщины при дворе блистали жемчугами
и бриллиантами. Двор Мейгора был мрачным и темным
местом, и регентство мало изменило двор, так как
воспоминания о временах короля Эйниса были болезненны
для королевы Алиссы, а лорд Рогар был воином до мозга
костей и как-то заявил, что от скоморохов меньше проку, чем
от обезьян, ибо и те, и другие кувыркаются, скачут, визжат и
проказничают, но обезьян хотя бы с голоду съесть можно, а
скоморохов – нет.
Королева Алисанна, однако же, вспоминала
недолговечное великолепие двора своего отца с умилением и
задалась целью сделать Красный замок настолько
блистательным, как никогда раньше: покупала гобелены и
ковры из Вольных городов, заказывала фрески, скульптуры и
изразцы для украшения залов и покоев замка. По ее приказу
городская стража прочесала Блошный Конец и нашла того
самого Бренчугу Тома, чьи насмешливые песни веселили
короля и народ во время Войны за Белые Плащи. Алисанна
сделала его придворным певцом, первым из многих, что
занимали этот пост. Она выписала арфиста из Староместа,
актерскую труппу из Браавоса, танцовщиц из Лиса и нашла для
Красного замка первого шута, толстяка по имени Хозяюшка.
Этот шут одевался женщиной и никогда не расставался со
234

своими деревянными «детками» – парой искусно вырезанных

кукол, изрекавших вещи непристойные и возмутительные.
Все это было в радость королю Джейхейрису, но
наибольшей радостью его одарила королева Алисанна
несколько лун спустя, сообщив супругу, что ждет дитя.

Рождения, смерти и измены при

короле Джейхейрисе I
Из всех королей, кто когда-либо занимал Железный трон,
Джейхейрису Таргариену меньше всего сиделось на месте.
Изречение Эйгона Завоевателя гласит, что простонародью
нужно время от времени видеть королей и королев, чтобы
изложить монарху свои горести и заботы.
– Я желаю, чтобы меня видели, – провозгласил
Джейхейрис, объявляя о своем первом монаршем путешествии
в конце 51 г. от З.Э.
В грядущие годы и десятилетия за этим объездом
последовало множество других. В течение своего долгого
правления Джейхейрис провел больше дней и ночей в гостях у
того или иного лорда, проводя аудиенцию в каком-либо
торговом городке или деревне, нежели на Драконьем камне и
в Красном замке вместе взятых. И часто Алисанна
путешествовала с ним, а ее серебристый дракон парил рядом с
его зверем цвета полированной бронзы.
Эйгон Завоеватель привык брать с собой в путь с тысячу
рыцарей, вооруженных всадников, конюхов, поваров и иных
слуг. Подобные процессия, будучи, несомненно,
величественным зрелищем, причиняли немало трудностей
лордам, которых король удостаивал визитом: такое множество
людей тяжело было принять и накормить, а если король желал
отправиться на охоту, местные леса ждало опустошение. Даже
знатнейшие лорды к отбытию короля обнаруживали, что
 235

обеднели, ибо люди короля выпили досуха их погреба,

опустошили кладовые и наделали бастардов половине
служанок.
Джейхейрис решил действовать иначе. Не больше сотни
людей сопровождало его в путешествиях: два десятка
рыцарей, прочие – латники и слуги.
– Мне ни к чему окружать себя мечами, пока я наездник
Вермитора, – сказал он. Меньшее сопровождение позволяло
ему посещать меньших лордов, тех, чьи замки не были
достаточно велики для свиты Эйгона. Король желал повидать
и быть увиденным в большем числе мест, но нигде не
задерживаться, чтобы не обернуться нежеланным гостем.
Первое странствие короля должно было стать малым:
начаться в Королевских землях к северу от Королевской
Гавани и продолжиться не далее Долины Аррен. Джейхейрис
хотел, чтобы Алисанна сопровождала его, но поскольку ее
милость носила под сердцем дитя, он озаботился тем, чтобы
странствие не было слишком утомительным. Они начали со
Стокворта и Росби, затем двинулись на север вдоль побережья,
к Сумеречному Долу. Там, пока король осматривал верфи
лорда Дарклина и наслаждался полуденной рыбалкой,
королева собрала первый из ее женских дворов, которым
суждено было стать важной частью каждого монаршего
путешествия. Только женщины и девочки допускались на
такие аудиенции; высокого рода или низкого, всех их
призывали делиться страхами, заботами и надеждами с юной
королевой.
Странствие продвигалось без происшествий, пока король
и королева не добрались до Девичьего Пруда, где должны
были гостить у лорда и леди Мутон две недели перед тем, как
переплыть через Крабий залив в Фитили, Чаячий город и
Долину. Городок Девичий Пруд прославился своим озерцом
пресной воды, в котором, по легенде, в Век Героев Флориан-
Дурак впервые увидел Джонквиль купающейся. Как и тысячи
женщин прежде нее, королева Алисанна пожелала совершить
236

омовение в пруду Джонквиль, воды которого, по слухам,

обладали чудодейственной целебной силой. Многие века
назад лорды Девичьего Пруда возвели огромную каменную
купальню вокруг озерца, и поручили ее ордену праведных
сестер. Ни единому мужчине не дозволялось войти в
помещение, так что когда королева вступила в священные
воды, с ней были лишь ее фрейлины, служанки и септы (Эдит
и Лира, служившие при Изабель послушницами, обе недавно
принесли свои обеты, став септами. Они посвятили себя Вере
и были преданы королеве).
Доброта юной королевы, молчание Звездной септы и
проповеди Семерых Вестников завоевали сердца большинства
Праведных для Джейхейриса и его Алисанны… Но всегда
отыщутся те, кого не затронуть, и среди сестер, что
приглядывали за прудом Джонквиль, были три женщины, чьи
сердца ожесточила ненависть. Они внушали друг другу, что
священные воды будут осквернены навеки, если позволить
купаться в них королеве, несущей во чреве «отродье» короля.
Едва королева Алисанна сняла с себя наряд, как они бросились
на нее с кинжалами, которые прятали под своими одеяниями.
Хвала богам, что напавшие не были воинами, и что они
не приняли в расчет отвагу спутниц королевы. Мудрые
Женщины, нагие и безоружные, без колебаний встали между
нападавшими и своей госпожой. Септе Эдит порезали лицо,
Пруденс Селтигар пронзили плечо, а Розамунд Болл вонзили
кинжал в живот, и спустя три дня она скончалась от раны – но
ни один из смертоносных клинков не коснулся королевы. На
крики и шум борьбы вбежали защитники Алисанны: сир
Джоффри Доггетт и сир Джайлс Морриген стерегли вход в
купальню и не помышляли, что опасность может таиться
внутри.
Королевские гвардейцы быстро разделались с
напавшими, убив двух из них и оставив третью в живых для
дознания. Сподвигнутая говорить, она открыла, что
полдюжины в их ордене помогали спланировать атаку, но им
 237

не достало храбрости взять в руки клинки. Лорд Мутон

повесил виновных и мог заодно повесить и невиновных, если
бы не вмешательство королевы Алисанны.
Джейхейрис был разъярен. Визит в Долину отложили;
вместо этого король с королевой вернулись в безопасную
Твердыню Мейгора. Королева Алисанна оставалась там до
поры, пока не родилось ее дитя, но пережитое потрясло ее
заставило и задуматься.
– Мне нужен собственный защитник, – сказала она его
милости. – Твоя Семерка – люди верные и доблестные, но они
мужчины, и есть места, куда мужчинам хода нет.
Король не мог поспорить. Ворон полетел в Сумеречный
Дол той же ночью, неся новому лорду Дарклину повеление
отправить ко двору его незаконнорожденную сестру –
Джонквиль Дарк, которая во время Войны за Белые Плащи
приводила простонародье в восторг, скрываясь под личиной
таинственного рыцаря, известного как Змей в Алом. Все еще в
алом, она прибыла в Королевскую Гавань несколькими днями
позже и с радостью приняла назначение присяжным щитом
самой королевы. Со временем она станет известна королевству
как Алая Тень – так бдительно охраняла она свою госпожу.
Вскоре после возвращения Джейхейриса и Алисанны из
Девичьего Пруда и ухода королевы в свои покои, из
Штормового Предела пришли известия удивительнейшего и
неожиданного рода: королева Алисса была беременна. В
возрасте сорока четырех лет вдовствующая королева
считалась женщиной, давно миновавшей детородные годы, и
положение ее было воспринято как чудо. В Староместе
верховный септон самолично провозгласил, что это
благословение богов, «дар от Матери Небесной земной
матери, что претерпела столь многое и проявила такую
отвагу».
Но помимо радости были и опасения. Алисса уже не
была так крепка здоровьем, как прежде; годы, проведенные в
чине королевы-регента, взяли с нее свое, а второй брак не
238

Рисунок 25. Покушение на жизнь королевы Алисанны Таргариен в купальне

Девичьего Пруда.
 239

принес ей счастья, на которое она надеялась. Однако ж

обещание отцовства согрело сердце лорда Рогара: он забыл о
гневе, раскаялся в своей неверности и остался рядом с
супругой. Сама же Алисса была полна тревоги, памятуя о
последнем младенце от короля Эйниса, малютке Вейлле,
умершей в колыбели.
– Я не смогу вынести это вновь, – говорила она своему
лорду-мужу. – Это разобьет мне сердце.
Но рожденное в начале следующего года дитя оказалось
крепким и здоровым. Крупный краснолицый мальчик родился
с пушком угольно-черных волос и «криком, который было
слышно от Дорна до Стены». Лорд Рогар, давно отбросивший
надежды заиметь детей от Алиссы, назвал сына Боремундом.
Боги шлют как радости, так и горе. Задолго до родов
своей матери королева Алисанна также разрешилась от
бремени сыном, мальчиком, которого назвала Эйгоном, чтобы
почтить Завоевателя и своего покойного, премного
оплакиваемого брата, некоронованного принца. Все
королевство было благодарно, а более всех Джейхейрис. Но
юный принц пришел на свет слишком рано. Маленький и
хрупкий, он умер через три дня после рождения. Столь разбита
была королева Алисанна, что мейстеры опасались и за ее
жизнь. После того она вечно винила в гибели своего сына
женщин, что напали на нее в Девичьем Пруду. Если бы ей дали
искупаться в целебных водах пруда Джонквиль, часто
говорила она, то принц Эйгон был бы жив.
Не все ладно было и на Драконьем Камне, где Рейна
Таргариен обустроила свой маленький двор. Как и с
Джейхейрисом прежде нее, соседствующие лорды
доискивались ее, но Королева Востока не была своим братом.
Многие из посещавших ее были приняты холодно, а другие
отсылались прочь без аудиенций.
И воссоединение королевы Рейны с дочерью прошло
небезупречно. Принцесса не помнила своей матери, а королева
не знала своего дитя и не питала любви к детям других. Эйрея
240

любила бурную жизнь в Красном замке с его приходящими и

уходящими лордами, леди, посланцами из диковинных
далеких стран, рыцарями, что тренировались во дворе каждое
утро, певцами, скоморохами и шутами, дурачащимися по
ночам, и всем тем гамом, цветом и суматохой, что царила в
Королевской Гавани прямо за стенами замка. Любила она и то
внимание, что полагалось ей как наследнице Железного трона.
Великие лорды, галантные рыцари, служанки, прачки и
конюшата – все хвалили ее, любили и соперничали за ее
благосклонность. Также она возглавляла небольшую шайку
девочек самого разнообразного происхождения, творившую
бесчинства по всему замку.
Всего этого она лишилась, когда мать увезла ее на
Драконий Камень вопреки ее воле. В сравнении с Королевской
Гаванью остров был унылым местом, сонным и тихим. Не
было в замке и девочек ее возраста, а видеться с дочерьми
рыбаков в деревне под его стенами Эйрее было запрещено. Ее
мать была ей чужачкой, порой суровой, а порой застенчивой,
склонной к мрачным раздумьям, а те женщины, что окружали
ее, не питали к Эйрее особого интереса. Из всех них принцесса
отнеслась с теплом лишь к Элиссе Фарман со Светлого
острова, что рассказывала ей о своих приключениях и обещала
научить ее, как ходить под парусом. Леди Элисса, однако,
была на Драконьем Камне не счастливее, чем сама Эйрея. Она
тосковала по простору западных морей и частенько говорила о
возвращении.
– Возьми меня с собой, – просила принцесса Эйрея,
слушая Элиссу Фарман, и та смеялась.
У Драконьего Камня было одно, чего не доставало
Королевской Гавани: драконы. В огромной твердыне в тени
Драконьей горы с каждым поворотом луны нарождалось все
больше драконов (или так казалось). Отложенные Пламенной
Мечтой на Светлом острове яйца все проклюнулись на
Драконьем Камне, и Рейна Таргариен проследила за тем,
чтобы ее дочь познакомилась с ними.
 241

– Выбери одного и сделай своим, – подталкивала

королева принцессу, – и в один прекрасный день ты полетишь.
Имелись в загонах и драконы постарше, а за стенами –
дикие, что сбежали из замка, устроили себе логова в скрытых
пещерах на дальней стороне горы. Прицесса Эйрея узнала
Вермитора и Среброкрылую за то время, что провела при
дворе, но близко к ним ее никогда не подпускали. Здесь же она
могла навещать драконов так часто, как ей было угодно:
детенышей, молодых зверей, Пламенную Мечту ее матери… и
наивеличайших из них, Балериона и Вхагар, громадных,
древних и сонных, но все равно ужасающих в мгновения, когда
они пробуждались и расправляли свои крылья.
Живя в Красном замке, Эйрея любила своего коня, псов
и друзей. На Драконьем Камне друзьями ее стали драконы –
единственными друзьями, кроме Элиссы Фарман – и она стала
считать дни до того мига, как сможет оседлать одного и
улететь далеко-далеко.
Король Джейхейрис, наконец, совершил поездку по
Долине Аррен в 52 г. от З.Э., побывав в Чаячьем городе,
Рунном Камне, Редфорте, Длинном Луке, Доме Сердец и
Лунных Вратах перед тем, как полететь на Вермиторе над
Копьем Гиганта к Орлиному Гнезду, как во дни Завоевания
сделала королева Висенья. Королева Алисанна сопровождала
его в части его странствий, но не во всех: она еще не до конца
оправилась от родов и последовавшего за ними горя. Однако
при посредничестве Алисанны состоялась помолвка леди
Пруденс Селтигар и лорда Графтона из Чаячьего города. Ее
милость также собрала женский двор в Чаячьем городе и еще
один в Лунных Вратах; услышанное и узнанное ею позднее
изменило законы Семи Королевств.
Ныне люди часто говорят о законах королевы Алисанны,
но такое речение неточно и неверно. Ее милость не обладала
властью принимать законы, издавать указы и ордонансы или
выносить приговоры. Неверно говорить о ней так, как мы
можем говорить о королевах Завоевателя – Рейнис и Висенье.
242

Юная королева, однако, имела сильнейшее влияние на короля

Джейхейриса, и когда она говорила, он внимал… как внял по
их возвращении из Долины Аррен.
Тягостное положение вдов по всем Семи Королевствам –
вот о чем поведали Алисанне дворы женщин. В мирные
времена не было удивительным для мужчины переживать
супругу своих юных лет: ведь юноши чаще гибнут на поле боя,
тогда как их жены – на родильном ложе. Будь они
благородного происхождения или низкого, перенесшие такую
потерю мужья спустя время брали новых жен. Присутствие
новой жены в доме было нежеланным для детей первой. А где
не было уз приязни, там по смерти мужчины его наследники
прогоняли вдову из дому, обрекая на нищету. В случае же
лордов наследники могли попросту отнять у овдовевшей
привилегии, доходы и слуг, обратив в приживалку.
Чтоб исправить эту несправедливость, в 52 г. от З.Э.
король Джейхейрис провозгласил Вдовий закон,
утверждающий право старшего сына (или дочери, за
неимением сыновей) наследовать, но требующий от
наследников поддерживать вдов в тех же условиях, коими те
обладали при жизни своих супругов. Вдова лорда, будь она
вторая, третья или какая угодно жена, не могла больше быть
ни изгнана из его замка, ни лишена своих слуг, одежд и
доходов. Впрочем, тот же самый закон запрещал мужчинам
лишать наследственных прав детей от первой супруги ради
передачи их земель, замков или собственности последующей
жене либо ее детям.
Строительство было еще одной заботой короля в тот год.
Продолжалось возведение Драконьего Логова, и Джейхейрис
часто посещал стройку, чтобы видеть ход дела своими
глазами. Но переезжая с холма Эйгона на холм Рейнис, его
милость замечал и прискорбнейшее состояние его столицы.
Королевская Гавань росла слишком быстро: дома, лавки,
лачуги и крысиные арены вырастали будто грибы после ливня.
Улицы были тесны, темны и загрязнены, здания жались друг к
 243

другу столь близко, что люди могли перебраться из окна

одного в другое, проулки петляли, будто пьяные змеи, и везде
были грязь, навоз и нечистоты.
– Хотелось бы мне опустошить город, снести его и
отстроить заново, – говаривал король своему совету. Не имея
для столь грандиозной затеи ни возможности, ни средств,
Джейхейрис делал то, что было ему по силам: улицы
расширяли, испрямляли и мостили там, где это было
возможно; наихудшие лачуги и хлева сносили. Посередине
города высвободили и засадили деревьями просторную
площадь с рынками и торговыми рядами; от нее протянулись
длинные, широкие и прямые как копья улицы – Королевская
дорога, Божья дорога, улица Сестер, Черноводная дорога (или
же Грязная дорога, как переименовали ее в народе). Ничто из
этого не могло быть достигнуто в одночасье; работы шли
годами и даже десятилетиями, но началось все именно в 52 г.
от З.Э. по велению короля.
Цена перестройки города была немалой и легла тяжкой
ношей на королевскую казну. Сложность эту еще более
обострила возрастающая людская нелюбовь к Лорду Воздуха,
Рего Дразу. В краткий срок пентошийский мастер над монетой
сделался столь же ненавистен, как и его предшественник –
хотя причины тому были иными. О нем говорили, будто он
казнокрад, набивающий свой кошель золотом короля. Это
обвинение лорд Рего осмеял:
– К чему мне красть у короля? Я вдвое богаче него.
Говорили также, что он безбожник, поскольку он не
поклонялся Семерым. В Пентосе почитают множество
странных богов, но о Дразе было известно, что поклонялся он
лишь одному – крохотному домашнему идолу в образе
женщины с ребенком во чреве, раздувшимися грудями и
головой летучей мыши.
– Она – все боги, которые мне нужны, – вот и все, что он
мог сказать об этом.
244

Говорили о нем, что он безродная шавка, и этого он не

отрицал, поскольку все пентошийцы частью андалы и частью
валирийцы, смешавшиеся с рабами и древними забытыми
народами. Но более всего ненавидели Драза за богатство,
которого он и не пытался скрывать – напротив, щеголял
нарядами из шелка, рубиновыми кольцами и позолоченным
паланкином.
Лорд Рего Драз являлся способным мастером над
монетой, и отрицать того не могли даже его враги, однако
подвиг оплаты за постройку Драконьего Логова и перестройки
Королевской Гавани оказался тяжелым испытанием даже для
его дарований. Одни только налоги на шелк, пряности и
крепостные стены не сумели стать подмогой в том, и лорд Рего
неохотно ввел новый сбор: воротную пошлину, взимаемую
стражей городских врат со всякого, въезжающего в город или
покидающего его. Дополнительная плата бралась за коней,
мулов, ослов и быков, а телеги и крытые повозки облагались
тяжелейшим налогом. С учетом количества въезжавших и
покидавших Королевскую Гавань ежедневно воротная
пошлина оказалась весьма прибыльна и приносила более чем
довольно монет… но дорого обошлась она самому Рего Дразу,
так как жалобы против него стали вдесятеро громче.
Долгое лето, изобильные урожаи, мир и процветание на
родине и за ее рубежами помогли, однако ж, притупить
таковое недовольство, и когда год подходил к концу, королева
Алисанна порадовала короля великолепной новостью. Ее
милость вновь понесла дитя. На сей раз, поклялась она, ни
единый враг не подберется к ней. Планы о втором монаршем
посещении были составлены и объявлены до того, как о
положении королевы сделалось известно; Джейхейрис
немедленно решил, что будет пребывать с супругой вплоть до
появления ребенка на свет, но Алисанна того не пожелала и
настояла, что ему должно отправиться в путь.
Так он и поступил. Наступление нового года застало
короля в небесах на Вермиторе, на сей раз летящим к Речным
 245

землям. Его странствие началось с остановки в Харренхолле,

где он гостил у нового лорда, девятилетнего Мейгора Тауэрса.
Оттуда он и его свита направились к Риверрану, Желудям,
Розовой Деве, Атранте и Каменной Септе. По просьбе
королевы, леди Дженнис Темплтон отправилась вместе с
королем, чтобы вместо нее собирать женские дворы в
Риверране и Каменной Септе. Алисанна же осталась в Красном
замке, где возглавляла в отсутствие короля собрания совета и
держала аудиенции, сидя на бархатном престоле у подножья
Железного трона.
Пока дитя ее милости только росло во чреве, на острове
по другую сторону Черноводного залива родился другой
ребенок. Его появлению на свет тогда не уделялось много
внимания, однако со временем оно окажется премного
значимым для земель Вестероса и для морей далеко за его
пределами. На острове Дрифтмарк старший сын Деймона
Велариона стал отцом, ибо впервые его леди-жена подарила
ему пригожего, здорового младенца. Дитя назвали Корлисом,
в честь благородного лорда-командующего первой
Королевской гвардии, которому мальчик приходился
правнучатым племянником. Но в грядущие годы этот новый
Корлис станет более известен жителям Вестероса под
прозвищем Морской Змей.
Ребенок королевы также явился на свет в надлежащее
ему время. Она была уложена в постель во время седьмой луны
53 г. от З.Э. и в этот раз дала жизнь сильной и здоровой
девочке, которую назвала Дейнерис. Короля эта весть настигла
в Каменной Септе, и, оседлав Вермитора, он немедля полетел
назад в Королевскую Гавань. Хотя Джейхейрис надеялся на
рождение сына, что сменит его на Железном троне, было
видно, что он боготворил дочь с того самого мига, как впервые
взял ее на руки. Маленькой принцессе радовалось и все
королевство… исключая, разве что, Драконий Камень.
Эйрее Таргариен, дочери Эйгона Некоронованного и его
сестры Рейны, было одиннадцать лет от роду, и она была
246

наследницей Железного трона, сколько себя помнила (кроме

тех трех дней, что разделяли рождение принца Эйгона и его
смерть). Эйрея – решительная, острая на язык и вспыльчивая –
наслаждалась тем вниманием, что дарило ей положение
будущей королевы, и она была не рада обнаружить, что ее
сместила новорожденная принцесса.
Ее мать, королева Рейна, вероятно, разделяла такие же
чувства, но молчала и ни слова о том не говорила даже
наиближайшим своим наперсникам. Ей хватало забот и в ее
собственном доме, поскольку между ней и ее возлюбленной
Элиссой Фарман обозначился раскол. Лишенная своим братом
Франклином всякой доли от доходов Светлого острова, Элисса
попросила вдовствующую королеву о золоте, которого
хватило бы на постройку нового корабля на верфях
Дрифтмарка – большого быстроходного судна, могущего
пересечь Закатное море. Рейна ей отказала.
– Я не вынесу, если ты меня покинешь, – ответила она,
но леди Элисса услышала только «нет».
Ведомые послезнанием истории, мы можем, оглядываясь
назад, ясно видеть, что уже тогда имелись недобрые
предзнаменования, зловещие признаки грядущих тяжких
дней, но даже архимейстеры Конклава не видели того,
рассуждая о завершении года. Ни единый из них не
подозревал, что грядущий год станет одним из чернейших в
долгом правлении Джейхейриса I Таргариена, годом, столь
отмеченным смертью, раздорами и бедствиями, что и
мейстеры, и простонародье нарекут его Годом Неведомого.
Первая смерть 54 года от З.Э. пришла всего лишь днями
позднее празднеств, отмечавших приход нового года – септон
Освик скончался во сне. Он был стар и последнее время
хворал, но уход его все равно омрачил двор. В то время когда
королева-регент, королевский десница и Вера вместе
противостояли женитьбе Джейхейриса и Алисанны, Освик
согласился их обвенчать, и отвага его не была забыта. По
 247

просьбе короля его останки были преданы земле на Драконьем

Камне, где он служил столь долго и столь преданно.
Красный замок еще был погружен в скорбь, когда
последовал следующий удар, хотя тогда он и казался поводом
для радости. Ворон из Штормового Предела принес
поразительное известие: королева Алисса вновь понесла дитя
в возрасте сорока шести лет.
– Второе чудо, – провозгласил верховный мейстер
Бенифер, сообщая новость королю. Септон Барт, перенявший
обязанности Освика после смерти последнего, однако, был
полон сомнений. Ее милость так и не оправилась от родов
своего сына Боремунда, предупреждал он; он усомнился, что
ей достанет сил выносить дитя до срока. Рогар Баратеон же
был в восторге от мысли о еще одном сыне и не предвидел
никаких бед. Его жена родила уже семерых детей, твердил он.
С чего ей не родить и восьмого?
На Драконьем Камне приближались беды иного рода.
Леди Элисса Фарман не желала больше терпеть жизнь на
острове. Она слышала зов моря, сказала она королеве Рейне;
ей пришла пора отчалить. Никогда не славившаяся
проявлениями чувств, Королева Востока восприняла новость с
каменным лицом.
– Я просила тебя остаться, – проговорила она, – молить
не стану. Если тебе так желанно уйти, уходи.
Принцесса Эйрея сдержанности ее матери не имела.
Когда леди Элисса пришла к ней со словами прощания,
принцесса разрыдалась и припала к ее ноге, умоляя остаться
или же, если первое невозможно, забрать с собой.
– Я хочу с тобой, – говорила Эйрея, – я хочу плавать по
морям и искать приключения.
Леди Элисса также уронила слезу, как нам рассказывают,
но все же мягко отстранила принцессу и ответила ей:
– Нет, дитя. Твое место здесь.
Следующим же утром Элисса Фарман отправилась на
Дрифтмарк. Там она села на корабль, шедший через Узкое
248

море в Пентос. После того она отправилась сушей в Браавос,

славившийся своими корабельщиками, хотя о том, что она
отправляется именно в Браавос, не ведала ни Рейна Таргариен,
ни принцесса Эйрея. Королева полагала, что Элисса пока еще
находится в Дрифтмарке. Впрочем, желание леди Элиссы
оказаться как можно дальше от королевы было не
беспричинным. Двумя неделями после ее отбытия сир
Меррелл Буллок, тогда еще командующий замкового
гарнизона, привел пред очи Рейны трех трясущихся от ужаса
конюхов и хранителя драконьего двора. Пропали три
драконьих яйца, и дни поисков ничем не увенчались. Допросив
всех и каждого, имевшего доступ к этим яйцам, сир Меррелл
заключил, что их с собой забрала леди Элисса.
Если это предательство бывшей наперсницы и ранило
Рейну Таргариен, она хорошо скрыла боль, но ярость ее утаить
было невозможно. Она повелела сиру Мерреллу допросить
конюхов и юных конюшат с большим пристрастием. Когда же
дознание оказалось бесполезно, она освободила его от
должности и изгнала с Драконьего Камня вместе с его сыном
сиром Алином и дюжиной других мужчин, которых сочла
подозрительными. Она даже призвала своего супруга Эндроу
Фармана, требуя ответа, не замешан ли он в преступлении
своей сестры. Тот отнекивался и тем только приводил супругу
в пущую ярость, пока, наконец, их крики не стали слышны по
залам Драконьего Камня. Рейна отправила людей на
Дрифтмарк, но лишь узнала, что леди Элисса отбыла в Пентос.
Она отправила людей и в Пентос, но там след Элиссы терялся.
Только тогда Рейна Таргариен оседлала Пламенную
Мечту и отправилась в Красный замок, чтобы сообщить брату
о случившемся.
– Элисса не любит драконов, – сказала она королю. – Она
хочет золота на постройку корабля. Она продаст яйца. Они
стоят…
– ...целого флота, – Джейхейрис выслушал сестру в своей
горнице в присутствии одного только великого мейстера
 249

Бенифера. – Если эти яйца проклюнутся, в мире появится

другой драконий владыка, не из нашего дома.
– Они могут и не проклюнуться, – сказал Бенифер. – Не
за пределами Драконьего Камня. Тепло... известно, что
некоторые драконьи яйца попросту обращаются в камень.
– В таком случае какой-нибудь пентошийский торговец
пряностями станет владельцем трех очень дорогих камней, –
сказал Джейхейрис. – В противном случае... рождение трех
драконов не такая вещь, которую легко сохранить в секрете. У
кого бы они не оказались, этот кто-то сразу же об этом
раскудахтается. Нам нужны глаза и уши в Пентосе, Тироше,
Мире, во всех Вольных городах. Предложи вознаграждение за
любые новости о драконах.
– Что ты собираешься делать? – спросила его сестра.
– То, что должен. То, что ты должна сделать. Даже не
надейся умыть от этого руки, милая сестрица. Ты хотела
Драконий Камень, и я дал его тебе, а ты привела туда эту
женщину. Эту воровку.
Долгое царствование Джейхейриса Таргариена было по
большей части мирным. Его войны были редкими и
короткими. Но не стоит путать Джейхейриса с его отцом
Эйнисом. В нем не было ни слабости, ни нерешительности,
свидетелями чему стали его сестра Рейна и великий мейстер
Бенифер, когда король молвил:
– Где бы ни объявились драконы, отсюда и до самого И-
Ти, мы потребуем их возвращения. Их украли у нас, они наши
по праву. Если это требование отвергнут, мы придем и заберем
их. Вернем их домой, если сможем, убьем, если нет. Ни один
детеныш не выстоит против Вермитора и Пламенной Мечты.
– А Среброкрылая? – спросила Рейна. – Наша сестра...
– ...не имеет к этому отношения. Я не подвергну ее
такому риску.
Тогда Королева Востока улыбнулась.
– Она Рейнис, а я Висенья – я никогда и не думала иначе.
Великий мейстер Бенифер подал голос:
250

– Вы говорите о войне на другой стороне Узкого моря,

ваша милость. Затраты...
– Я никаких денег не пожалею. Я не позволю возродить
Валирию. Представь, что будут делать триархи Волантиса,
если обзаведутся драконами. Будем молиться, чтобы до этого
не дошло, – на этом король окончил аудиенцию, велев
остальным никому не говорить о пропавших яйцах. – Никто
кроме нас троих не должен об этом знать.
Но для предупреждений было уже слишком поздно. На
Драконьем Камне о краже прознали все, даже рыбаки. А
рыбаки, как известно, плавают на другие острова, и слухи
расходятся. Бенифер, действуя через пентошийского мастера
над монетой, имевшего агентов в каждом порту, завел
сношения в городах по ту сторону Узкого моря, как и
приказывал король, «платя добрую монету скверным людям»
(по выражению Рего Драза) за каждую новость о драконьих
яйцах, драконах или Элиссе Фарман. Небольшая армия
шептунов, осведомителей, придворных и куртизанок строчили
сотни докладов, некоторые из которых оказались ценными
Железному трону по другим причинам... но все слухи о
драконьих яйцах оказались ложными.
Сегодня нам известно, что отправившись из Пентоса в
Браавос, леди Элисса взяла новое имя. Ее брат лорд Франклин
отрекся от нее и изгнал со Светлого острова, так что она взяла
бастардское имя собственного изобретения, называя себя Алис
Вестхилл. Под этим именем она добилась аудиенции с
морским владыкой Браавоса. Зверинец морского владыки был
широко известен, и он был рад купить драконьи яйца.
Полученное золото она положила в Железный банк и
использовала его для постройки корабля своей мечты – «Ловца
солнца».
В Вестеросе, однако, об этом ничего не знали, и вскоре у
короля Джейхейриса возникли новые заботы. В Звездной септе
Староместа верховный септон рухнул с лестницы, поднимаясь
в свои покои, и умер прежде, чем достиг подножия. По всем
 251

септам королевства колокола звенели печальную песнь: Отец

Верующих присоединился к Семерым.
Впрочем, у короля не было времени на молитвы или
скорбь. Сразу после похорон Его Святейшества Праведные
должны были собраться в Звездной септе и избрать его
преемника, и Джейхейрис знал, что мир в королевстве зависит
от того, продолжит ли новый верховный септон политику
своего предшественника. У короля был собственный кандидат
на хрустальную корону – септон Барт, который когда-то
приехал в столицу, чтобы присматривать за библиотекой
Красного замка, а потом стал одним из самых доверенных
советников короля. Самому Барту пришлось полночи
отговаривать его милость от этого безрассудства: он был
слишком молод, малоизвестен, склонен к излишнему
свободомыслию и даже не входил в число Праведных. Не было
никаких шансов, что его изберут. Им нужна другая
кандидатура, более приемлемая для его братьев по Вере.
Король и лорды совета, впрочем, сошлись на одной вещи
– любой ценой нельзя было допустить избрания септона
Маттеуса. Его пребывание в Королевской Гавани оставило за
собой тяжелое наследие недоверия, и Джейхейрис не мог ни
простить, ни забыть слов Маттеуса у ворот Драконьего Камня.
Рего Драз предполагал, что взятки нужным людям могут
привести к желаемому результату.
– Дайте этим Праведным достаточно золота, и они
изберут меня, – шутил он, – хоть мне эта работа и даром не
нужна.
Деймон Веларион и Кварл Корбрей считали нужным
показать силу, но в то время как лорд Деймон хотел отправить
свой флот, лорд Кварл предлагал возглавить армию. Альбин
Масси, согбенный мастер над законами, полагал, что септон
Маттеус мог бы разделить судьбу верховного септона,
доставлявшего схожие проблемы Эйнису и Мейгору, –
неожиданную и загадочную смерть. Септон Барт, великий
мейстер Бенифер и королева Алисанна были в ужасе от этих
252

предложений, и король отверг их, не раздумывая. Вместо этого

он решил, что они с королевой тотчас отправятся в Старомест.
Его Святейшество был верным слугой богов и надежным
другом Железного трона. Будет вполне уместно, если они
проводят его в последний путь.
Вовремя добраться в Старомест можно было только
верхом на драконах.
Совету и даже септону Барту нелегко было отпускать
короля с королевой в Старомест одних.
– Среди моих братьев все еще есть те, кто не любит вашу
милость, – заметил Барт. Лорд Деймон согласился с ним и
напомнил Джейхейрису о случившемся с королевой в
Девичьем Пруду. Когда король заявил, что лорд Хайтауэр
обеспечит ему защиту, члены совета обменялись тревожными
взглядами.
– Лорд Доннел интриган и лжец, – заявил Манфрид
Редвин. – Я ему не доверяю и вам не советую. Он сделает то,
что сочтет выгодным для себя, своего дома и Староместа, а на
все остальное ему плевать. Даже на своего короля.
– Тогда мне остается лишь убедить его, что благополучие
короля неразрывно связано с благополучием его собственного
дома и Староместа, – сказал Джейхейрис. – Уверен, у меня
получится.
Этим он закончил обсуждение и приказал вывести
драконов во двор.
Путь из Королевской Гавани в Старомест не близкий,
даже для дракона. Королевская чета дважды останавливалась
для ночного привала – один раз в Горьком Мосту и другой в
Хайгардене, где держали совет со своими лордами. Совет
настоял, чтобы они имели с собой хоть какую-то защиту. С
Алисанной летел сир Джоффри Доггетт, а с Джейхейрисом
Алая Тень, Джонквиль Дарк, так что каждый дракон нес
примерно равный вес.
Неожиданное прибытие Вермитора и Среброкрылой в
Старомест заставило тысячи зевак выйти на улицы, глазеть и
 253

показывать пальцами. Поскольку король посещал город без

всякого предупреждения, многие горожане были в ужасе от
того, что это могло предвещать... и более всех, надо думать,
септон Маттеус, который побелел как полотно, когда ему
доложили об этом. Джейхейрис посадил Вермитора на
широкой мраморной площади возле Звездной септы, но
именно королева заставила весь город разинуть рты от
изумления, опустившись на Среброкрылой на самую вершину
Высокой башни и раздув драконьими крыльями пламя
знаменитого маяка.
Хотя похороны верховного септона были заявленной
причиной визита, к моменту прибытия королевской четы Его
Святейшество уже упокоился в крипте под Звездной септой.
Несмотря на это, Джейхейрис прочел надгробную речь перед
толпой септонов, мейстеров и простолюдинов, собравшихся
на площади. В конце своего выступления он заявил, что
останется с королевой в Староместе, пока не будет выбран
новый верховный септон, «дабы мы могли испросить у него
благословения». Как потом написал септон Гудвин, «простой
народ ликовал, мейстеры глубокомысленно кивали, а септоны
переглядывались, размышляя о драконах».
Во время своего пребывания в городе Джейхейрис и
Алисанна ночевали в собственных покоях лорда Доннела на
вершине Высокой башни, откуда открывался вид на весь
Старомест. Мы не знаем, о чем они беседовали с хозяином –
эти разговоры велись за закрытыми дверьми в отсутствие
мейстеров. Годы спустя, впрочем, король Джейхейрис поведал
обо всем случившемся септону Барту, и Барт составил краткую
справку для истории.
Хайтауэры из Староместа были древним родом,
могущественным, богатым, гордым... и многочисленным.
Долгое время, согласно обычаю, младшие сыновья, братья,
кузены и бастарды дома присоединялись к Вере, и за
прошедшие века многие из них поднялись очень высоко. В 54-
м году от З.Э. младший брат лорда Доннела Хайтауэра, два
254

Рисунок 26. Драконица Среброкрылая, будучи под седлом королевы

Алисанны Таргариен, раздувает огонь на Высокой башне маяка в
Староместе.
 255

племянника и шесть кузенов служили Семерым. Брат, один из

племянников и двое кузенов носили серебристые мантии
Праведных. Лорд Доннел желал, чтобы один из них стал
верховным септоном.
Короля Джейхейриса не волновало, из какого дома будет
его святейшество, будет ли он низкого или благородного
происхождения. Его единственной заботой было сделать
новым верховным септоном последователя Доктрины
Исключительности. Звездная септа никогда более не должна
подвергать сомнению традицию Таргариенов женить братьев
и сестер. Он хотел, чтобы новый Отец Верующих сделал
Доктрину Исключительности официальной догмой Веры. И
хотя его милость ничего не имел против брата лорда Доннела
или других представителей его рода, ни один из них пока еще
не высказывался по этому вопросу, так что...
После долгих часов обсуждения взаимопонимание было
достигнуто и скреплено великим пиром, на котором лорд
Доннел славил мудрость короля, знакомя его со своими
братьями, дядьями, племянниками, племянницами и кузенами.
На другом конце города, в Звездной септе, Праведные
собрались, дабы избрать себе нового пастыря – не ведая, что в
их рядах есть люди лорда Хайтауэра и короля. Потребовалось
четыре тура голосования. Как и ожидалось, в первом туре
больше всех голосов было отдано за септона Маттеуса, однако
их количество было меньше, чем требовалось для получения
хрустальной короны. Затем с каждым туром число отданных
за него голосов уменьшалось, тогда как у других росло.
На четвертом туре Праведные нарушили традицию,
избрав человека, не относившегося к их числу. Выбор пал на
септона Альфина, дюжину раз объезжавшего Простор в своем
паланкине от имени Джейхейриса и его королевы. В Семи
Королевствах не было более яростного защитника Доктрины
Исключительности, чем Альфин, но он был старейшим из
Семи Глашатаев и к тому же безногим. Казалось очевидным,
что Неведомый приберет его скорее раньше, чем позже. Когда
256

же это случится, его преемником будет Хайтауэр, пообещал

король лорду Доннелу, при условии, что его родичи прочнее
свяжут себя с Доктриной Исключительности под властью
септона Альфина.
Такова была сделка, если верить записям септона Барта.
Сам Барт не сомневался в этом, хоть и сожалел, что из-за
коррупции Праведными столь легко манипулировать. «Было
бы лучше, избирай сами Семеро свой Голос на земле, но пока
боги молчат, говорят лорды и короли», – записал он, добавив,
что и Альфин, и брат лорда Доннела, наследовавший ему,
были более достойны хрустальной короны, чем септон
Маттеус.
Никто не был удивлен избранием септона Альфина
больше, чем сам Альфин, который в тот момент находился в
Эшфорде. Странствуя в паланкине, он смог добраться до
Староместа лишь через две недели. Ожидая его прибытия,
Джейхейрис успел посетить Бандаллон, Три Башни, Нагорье и
Медовую Рощу. Он даже слетал на Арбор, где испробовал
лучшие вина острова. Королева Алисанна оставалась в
Староместе. В день молитв и размышлений Молчаливые
сестры принимали ее в Доме Матери. Другой день она провела
с септами, заботившимися о больных и обездоленных. Среди
послушниц она встретила свою племянницу Рейллу, которую
ее милость охарактеризовала как ученую и набожную
девушку, «хоть она и слишком часто заикалась и краснела».
Три дня она провела в великой библиотеке Цитадели, выходя
оттуда лишь чтобы послушать лекции о валирийских
Драконьих войнах, искусстве врачевания и богах Летних
островов.
После она пировала с архимейстерами в их обеденном
зале и даже осмелилась поучать их.
– Не будь я королевой, быть может, захотела бы стать
мейстером, – сказала она Конклаву. – Я умею читать, писать,
думать и не боюсь воронов... или крови. Есть и другие знатные
девушки, думающие так же. Почему не пустить их в вашу
 257

Цитадель? Если они не справятся, отошлете их домой, как вы

отсылаете недостаточно умных мальчиков. Если вы дадите
девочкам шанс, то удивитесь, сколь многие из них скуют цепь.
Не смея перечить королеве, архимейстеры улыбались и
кивали головами, уверяя ее милость, что обязательно
подумают над ее предложением. В конце концов, новый
верховный септон добрался до Староместа, отстоял бдение в
Звездной септе, был должным образом помазан и посвящен
Семерым, отрекшись от своего земного имени и все земные
связи, и благословил короля Джейхейриса и королеву
Алисанну на торжественной церемонии. К этому времени к
королевской чете присоединилась Королевская гвардия и
свита, так что его милость решил по дороге домой посетить
Дорнийские марки и Штормовые земли, удостоив визитом
Рогов Холм, Ночную Песнь и Черный Приют.
Последний из этих замков королева Алисанна сочла
особенно приятным. Несмотря на скромный, по сравнению с
великими твердынями королевства, размер замка, лорд
Дондаррион был гостеприимным хозяином, а его сын Саймон
играл на большой арфе столь же хорошо, сколь бился на
турнирах, развлекая королевскую чету по вечерам грустными
песнями о несчастных влюбленных и падении королей.
Королева была так им очарована, что правящая чета пробыла
в Черном Приюте дольше, чем планировалось изначально. Они
все еще находились там, когда к ним прибыл ворон с
ужасными вестями: их мать, королева Алисса, была на пороге
смерти.
Вермитор и Среброкрылая вновь взмыли в небеса, неся
короля и королеву к их матери со всей возможной скоростью.
Остальная свита продолжила путь через Каменный Шлем,
Воронье Гнездо и Грифоний Насест под началом сира Джайлса
Морригена, лорда-командующего Королевской гвардии.
Штормовой Предел, великая твердыня Баратеонов,
представляла собой всего одну башню, огромный барабан,
воздвигнутый Дюрраном Богоборцем в Век Героев, чтобы
258

противостоять ярости штормового бога. На вершине башни,

под комнатой мейстера и воронятником, Алисанна и
Джейхейрис обнаружили мать спящей на провонявшей мочой
кровати, залитую потом и тощую, словно древняя старуха, не
считая вспухшего живота. С ней были мейстер, повитуха и три
служанки, одна мрачнее другой. Джейхейрис нашел лорда
Рогара сидящим возле двери, пьяного и отчаявшегося. Когда
король потребовал ответа, отчего он не со своей женой, лорд
Штормового Предела прорычал:
– Там Неведомый. Я его чую.
Лишь вино с каплей сладкого сна дало королеве Алиссе
эту краткую передышку, объяснил мейстер Кайри. До этого
Алисса несколько часов провела в агонии.
– Она так страшно кричит, – добавила одна из служанок.
– Она исторгает из себя каждый кусочек пищи, что мы ей даем,
и ощущает чудовищную боль.
– Еще рано, – сквозь слезы сказала королева Алисанна. –
Срок родов не подошел.
– И подойдет только через месяц, – подтвердила
повитуха. – Не роды это, милорды. У нее что-то внутри
порвалось. Ребеночек помер или скоро помрет. Мать слишком
старая, тужиться не может, а ребеночек перевернут... не к
добру это. Прощения просим, но помрут они оба к рассвету.
Мейстер Кайри соглашался с этим. Маковое молоко
облегчит боль королевы, сказал он, и он приготовил ей
большую дозу... но это могло как помочь ее милости, так и
убить ее, и почти точно убило бы ребенка внутри. Когда
Джейхейрис спросил, что можно сделать, мейстер ответил:
– Для королевы? Ничего. Это выше моих сил. Есть шанс,
небольшой шанс, что я смогу спасти дитя. Для этого мне
придется вскрыть мать и достать ребенка из ее чрева. Дитя
либо будет жить, либо умрет. Женщина точно умрет.
Его слова повергли королеву Алисанну в рыдания.
– Эта женщина – моя мать и королева, – жестко сказал
Джейхейрис. Он вышел прочь, поднял Рогара Баратеона на
 259

ноги и втащил обратно в комнату, где заставил мейстера

повторить все то, что он уже сказал ему.
– Она твоя жена, – напомнил король Джейхейрис лорду
Рогару. – Тебе и решать.
Как говорят, лорд Рогар так и не осмелился посмотреть
на жену. Не смог он и вымолвить ни единого слова, пока
король не схватил его грубо за руку и не встряхнул.
– Спаси моего сына, – сказал Рогар мейстеру. Затем он
вырвался и вновь сбежал из комнаты. Мейстер Кайри
наклонил голову в знак согласия и послал за своими ножами.
Во многих свидетельствах, дошедших до нас, говорится,
что королева Алисса пробудилась ото сна перед тем, как
мейстер начал свое дело. Хотя ее сотрясали мучительные
конвульсии и боль, она рыдала от радости при виде своих
детей. Когда Алисанна сообщила ей, чему предстоит
произойти, Алисса дала свое согласие.
– Спасите мое дитя, – прошептала она. – А я увижусь с
моими мальчиками вновь. Старица осветит мне путь.
Утешительно верить, будто последние слова королевы
были таковы; но как бы больно ни было о том говорить, прочие
свидетельства сообщают, что ее милость умерла, так и не
пробудившись, когда мейстер Кайри вскрыл ее чрево. В одном
сходятся все: Алисанна держала мать за руку от начала и до
конца, пока первый вопль младенца не огласил комнату.
Лорд Рогар так и не получил второго сына, о котором
молился: дитя родилось девочкой, столь слабой и маленькой,
что и повитуха, и мейстер не верили, что та выживет. Она
изумила их обоих, как изумит еще многих за свою жизнь.
Лишь днями позже, достаточно оправившись для того, чтобы
думать над имянаречением, Рогар Баратеон дал дочери имя
Джоселин.
Но прежде его светлости пришлось совладать с более
сварливой пришелицей. Рассвет едва забрезжил и тело
королевы Алиссы не успело еще остыть, когда свернувшийся
во дворе Вермитор поднял голову и издал рев, разбудивший
260

половину Штормового Предела. Он почуял приближение

другого дракона. Мгновениями позже приземлилась
Пламенная Мечта, серебряные гребни вспыхивали на ее спине,
а голубые крылья били на фоне красного рассветного неба.
Рейна Таргариен явилась для примирения со своей матерью.
Явилась она поздно; королевы Алиссы уже не было в
живых. Хотя король сказал ей, что ей не стоит смотреть на
бренные останки ее матери, Рейна настояла на своем, сдернув
простыни, что скрывали от ее взора работу мейстера. Спустя
долгое время она отвернулась, чтобы поцеловать своего брата
и обнять младшую сестру. Две королевы долго держали друг
друга в объятиях, как говорят, но когда повитуха предложила
Рейне взять на руки новорожденное дитя, она отказалась.
– Где Рогар? – спросила она.
Она нашла его внизу, в великом чертоге, с его маленьким
сыном Боремундом на коленях, окруженным его братьями и
рыцарями. Рейна Таргариен растолкала их всех, чтобы встать
перед ним и изрыгнуть проклятия ему в лицо.
– Ее кровь на твоих руках! – ярилась она на него, – Ее
кровь на твоем члене! Чтоб ты сам умер в муках.
Рогар Баратеон возмутился ее обвинениям.
– Что ты несешь, женщина? Такова воля богов.
Неведомый приходит за всеми нами. Как это могло быть моей
виной? Что я сделал?
– Ты сунул в нее свой член. Она родила тебе одного сына,
и этого было довольно. «Спасите мою жену!» – вот что ты
должен был сказать, но что жены для таких мужчин, как ты?
Рейна схватила его за бороду и притянула его лицо к
своему.
– Слушай внимательно, милорд. Не смей помышлять о
новом браке. Заботься о тех отродьях, которых подарила тебе
моя мать, моих единоутробных брате и сестре. Смотри
хорошенько, чтоб они ни в чем не нуждались. Сделаешь это, и
я не трону тебя. Но если я услышу хоть шепот, что ты взял в
жены какую-нибудь несчастную девицу, я превращу
 261

Штормовой Предел во второй Харренхолл, пока вы оба будете

внутри.
Когда она стремительно покинула зал и вернулась к
своему дракону во двор, лорд Рогар и его братья засмеялись.
– Она безумна, – заявил он. – Неужто она думает меня
испугать? Меня? Я не боялся гнева и Мейгора Жестокого, и
теперь мне бояться ее? – после того он выпил кубок вина,
призвал своего стюарда, чтобы дать распоряжения о
похоронах супруги и послал своего брата сира Гарона
пригласить короля и королеву остаться на пиру в честь
рождения его дочери 6.
Король вернулся из Штормового Предела глубоко
опечаленным. Праведные избрали угодного ему верховного
септона, Доктрина Исключительности сделалась догматом
Веры, и он достиг согласия с могущественными Хайтауэрами
из Староместа, но смерть его матери обратила эти победы в
пепел у него во рту. Однако же Джейхейрис не был склонен
предаваться тягостным мыслям. Как множество раз поступит
он за свое долгое правление, король отбросил свои горести и
всецело погрузился в дела правления королевством.
Лету пришла на смену осень, и листва опадала по всем
Семи Королевствам, новый Король-Стервятник появился в
Красных горах, потная лихорадка разразилась на Трех
Сестрах, а Тирош и Лис клонились к войне, что наверняка
охватила бы и Ступени, нарушив торговлю. Со всеми этими
бедами непременно нужно было разобраться, и он разбирался.
Королева Алисанна отыскала иное спасение. Потеряв
мать, она нашла утешение в дочери. Принцесса Дейнерис,
которой в это время не было и полутора лет, научилась
говорить (назовем это так) еще до первых своих именин, и уже
перестала ползать, ковылять и ходить, начав вместо этого
бегать.

6
Рогар Баратеон так и не женился повторно.
262

– Как же она спешит, – говорила ее кормилица королеве.

Маленькая принцесса была счастливым ребенком, бесконечно
любопытным и совершенно бесстрашным, вызывавшим
восхищение у всех, кто ее знал. Она так очаровала Алисанну,
что какое-то время ее милость даже сторонилась заседаний
совета, предпочитая проводить дни с дочерью и читать той
истории, которые некогда читала ей ее собственная мать.
– Она такая умница, что скоро сама будет читать мне, –
рассказывала она королю. – Ей суждено стать великой
королевой, я точно это знаю.
Но Неведомый еще не закончил с домом Таргариенов в
тот жестокий 54 год. На другой стороне Черноводного залива
Рейну Таргариен, вернувшуюся из Штормового Предела,
поджидали новые печали. Ее дочь Эйрея вместо того, чтобы
стать матери таким же утешением и отрадой, как Дейнерис для
Алисанны, росла сущим наказанием – упрямым своевольным
ребенком, который не слушался ни септу, ни мать, ни
мейстеров. Девочка обижала слуг, пропускала молитвы, уроки
и трапезы без разрешения, и раздавала придворным Рейны
такие прелестные прозвища, как «сир Тупица», «лорд
Свинорыл» и «леди Пердунья».
Супруг ее милости, Эндроу Фарман, был не столь
невоздержан на язык и не показывал непокорства открыто, но
зол был ничуть не меньше. Когда на Драконий Камень пришла
весть о том, что королева Алисса при смерти, Эндроу объявил,
что сопроводит свою жену в Штормовой Предел. Он говорил,
что его долг супруга – быть рядом с Рейной, служить ей
утешением. Но королева отказала ему, и отнюдь не мягко.
Этому отлету предшествовал ожесточенный спор, и слышали,
как ее милость сказала: «Не тот Фарман сбежал».
Ее брак, никогда не бывший полным страсти, к 54 г. от
З.Э. превратился в скомороший фарс, «притом не слишком
забавный», как заметила леди Алейна Ройс.
Эндроу Фарман больше не был тем парнишкой, за
которого Рейна вышла на Светлом острове пять лет назад,
 263

когда тому было семнадцать. Пригожий юноша стал полным

мужчиной с одутловатым лицом и сутулыми плечами. Он
никогда не пользовался почтением среди других мужчин, и
обнаружил себя пренебрегаемым и забытым во время
странствий Рейны на Западе. На Драконьем Камне лучше не
стало: его супруга все еще была королевой, но никто не
принимал Эндроу за короля или хотя бы за лорда-консорта.
Пускай он и сидел рядом с Рейной за трапезным столом, ложа
они не делили. Честь эта доставалась ее подругам и
фавориткам. Его же опочивальня располагалась вовсе в другой
башне. Придворные сплетни гласили, будто королева сказала
ему, что им лучше спать порознь, дабы ему не приходилось
стеснять себя, если ему вдруг потребуется затащить в постель
какую-нибудь хорошенькую служанку – впрочем, нет
свидетельств, чтобы Эндроу хоть раз так поступил.
Дни его были столь же пусты, как и ночи. Хотя он был
рожден на одном острове и ныне жил на другом, Эндроу не
умел ходить под парусом, плавать или рыбачить. Он хотя и
служил в свое время оруженосцем, но так и не приобрел
умения обращаться с мечом, топором или копьем, так что пока
мужчины из гарнизона каждое утро упражнялись во дворе,
Эндроу оставался в постели. Полагая, что он может быть
расположен к книгам, мейстер Калипер пытался увлечь его
сокровищами из библиотеки Драконьего Камня – громоздкими
томами и древними валирийскими свитками, что так
очаровывали короля Джейхейриса – лишь затем, чтобы
выяснилось, что супруг королевы не умеет читать. Эндроу
сносно держался в седле и время от времени садился на коня,
чтоб прокатиться рысцой по двору, но ни разу не выехал за
ворота, чтоб исследовать скалистые тропы Драконьей горы
или дальнюю сторону острова, или хоть рыбацкую деревню и
гавань у подножья замка.
«Он много пьет, – писал мейстер Калипер в Цитадель, –
и проводит целые дни в Палате Расписного стола, передвигая
выкрашенных деревянных солдатиков по карте. В свите
264

королевы Рейны любят говорить, что он планирует

собственное завоевание Вестероса. Они не насмехаются над
ним в лицо ради нее, но посмеиваются за его спиной. Рыцари
и солдаты не обращают на него никакого внимания, слуги и
повинуются, и нет по своему усмотрению, не боясь его
недовольства. А дети наиболее жестоки, как им это зачастую
присуще, и ни один не жесток так, как принцесса Эйрея.
Однажды она опустошила ночной горшок на его голову, и не
за что-то им содеянное, а из-за злости на свою мать».
Досада Эндроу Фармана на Драконьем Камне лишь
возросла по отбытии его сестры. По наблюдениям Калипера,
леди Элисса была ему ближайшим другом, а может, и
единственным, и при всех его слезных оправданиях перед
Рейной трудно было поверить, что он не соучаствовал в деле с
кражей драконьих яиц. Когда королева уволила сира Меррелла
Буллока и место командующего гарнизоном освободилось,
Эндроу попросил Рейну назначить его на это место. В тот
момент ее милость как раз завтракала с четырьмя своими
фрейлинами. Женщины расхохотались в ответ на его просьбу,
а мигом позднее засмеялась и королева. Когда Рейна полетела
в Королевскую Гавань доложить королю Джейхейрису о
краже, Эндроу предложил сопроводить ее. Жена
пренебрежительно отказала ему.
– Какой с этого будет прок? Что ты можешь сделать,
кроме как свалиться с дракона?
Отказ королевы Рейны взять мужа с собой в Штормовой
Предел стал последним в длинной веренице унижений для
Эндроу Фармана. К тому времени как Рейна вернулась от
смертного одра своей матери, он уже не питал желания
утешать ее. Угрюмый и холодный, он молчаливо сидел за едой
и избегал общества королевы. Если Рейна Таргариен и была
обеспокоена его мрачностью, то виду не подала. Успокоение
она отыскала в своих леди, в старых подругах вроде Саманты
Стокворт и Алейны Ройс и в новых компаньонках, таких как
 265

ее кузина Лианна Веларион, хорошенькая дочь лорда

Стонтона Касселла и молодая септа Мариам.
Тот покой, что они помогли ей обрести, продлился
недолго. На Драконий Камень пришла осень, как и в весь
остальной Вестерос, а с ней – холодные ветра с севера и бури
с юга, бушующие в Узком море. Тьма нависла над древней
крепостью, что являлась сумрачным местом даже летом; даже
драконы, по-видимому, ощущали сырость. И когда год шел на
убыль, на Драконий Камень пришла болезнь.
Не потная лихорадка то была, не трясучая и не серая
хворь, провозгласил мейстер Калипер. Первым признаком
была кровь в испражнениях, а после начинались ужасные
спазмы в кишках. Причиной тому могли быть несколько
болезней, как сказал королеве старый мейстер. Выяснить,
какая из них повинна, ему не довелось: Калипер скончался
первым, менее чем через два дня после того, как почувствовал
себя дурно. Мейстер Ансельм, занявший место Калипера,
винил в этом возраст старика: Калиперу было уже под
девяносто, и он не был крепок здоровьем.
Касселла Стонтон стала следующей жертвой, а ей было
лишь четырнадцать. За ней захворали септа Мариам, и Алейна
Ройс, и даже крупная, шумливая Сэм Стокворт, любившая
хвалиться тем, что ни дня в своей жизни не проболела. Все три
умерли той же ночью, их смерти отделяли лишь часы.
Рейну Таргариен болезнь не тронула, хотя ее друзья и
компаньонки гибли одна за другой. Ее валирийская кровь
служила ей защитой, предположил мейстер Ансельм; болезни,
что в считанные часы уносили жизни простых смертных, не
могли возобладать над драконьей кровью. Мужчины также
оказались, по большому счету, неуязвимы к сей странной
чуме. За исключением мейстера Калипера, поражала она лишь
женщин. Мужчины Драконьего Камня, будь то рыцари,
повара, конюшата или певцы, оставались здоровы.
Королева Рейна повелела запечатать врата Драконьего
Камня. Пока что случаев болезни не приключалось вне ее стен,
266

Рисунок 27. Леди Лианна Веларион умирает на руках королевы Рейны

Таргариен.
 267

и она, желая защитить простой люд, устроила, чтоб так шло и

дальше. Когда она послала весть в Королевскую Гавань,
Джейхейрис немедля начал действовать, повелев лорду
Велариону послать его галеры, чтобы никто не сбежал и не
распространил мор за пределы острова. Десница исполнил
приказание, пускай и не без горести, поскольку его юная
племянница была в числе женщин, остававшихся на
Драконьем Камне.
Лианна Веларион умерла, когда галеры ее дяди только
отчаливали с Дрифтмарка. Мейстер Ансельм дал ей
слабительного, пустил кровь, обложил льдом, но все оказалось
тщетно. Она умерла на руках Рейны Таргариен, колотясь в
конвульсиях, пока королева роняла горькие слезы.
– По ней ты рыдаешь, – сказал Эндроу Фарман, видя
слезы на лице жены, – а по мне стала бы?
Слова его пробудили в королеве гнев. Ударив его по
лицу, Рейна велела ему оставить ее в одиночестве, объявив,
что желает быть одна.
– Одной и будешь, – ответил Эндроу. – Эта была
последняя из них.
Столь велико было горе королевы, что даже тогда она не
поняла, что произошло. Первым, кто высказал сомнения,
оказался Рего Драз, королевский мастер над монетой из
Пентоса, когда Джейхейрис собрал Малый совет для
обсуждения смертей на Драконьем Камне. Читая отчеты
мейстера Ансельма, лорд Рего сморщил лоб и сказал:
– Болезнь? Никакая это не болезнь. Спазмы в кишечнике,
смерть за день... это Слезы Лиса.
– Яд? – удивленно воскликнул король Джейхейрис.
– Мы в Вольных городах отлично знакомы с такими
вещами, – уверил его Драз. – Не сомневайтесь, это были
Слезы. Старый мейстер вскоре бы все заметил, так что он
должен был умереть первым. По крайней мере, я бы так
сделал. Но не стал бы. Яд... бесчестен.
268

– Пострадали только женщины, – возразил лорд

Веларион.
– Значит, только женщин и отравили, – ответил Рего
Драз.
Когда септон Барт и великий мейстер Бенифер
согласились с мнением лорда Рего, король отправил ворона на
Драконий Камень. Прочтя письмо, Рейна Таргариен
избавилась от всяких сомнений. Призвав капитана своей
гвардии, она приказала найти и привести к ней ее мужа.
Эндроу Фармана не было ни в его спальне, ни в покоях
королевы, не было его в великом чертоге, на конюшнях, в
септе или в Саду Эйгона. В Башне Морского Дракона, в покоях
мейстера под воронятней, они обнаружили мейстера Ансельма
с кинжалом в спине. Ворота были закрыты на засов, так что, не
считая дракона, не было способа выбраться из замка.
– Моему червяку-мужу не хватит на такое отваги, –
заявила Рейна.
Эндроу Фарман нашелся в Палате Расписного стола с
мечом в руках. Он не пытался отрицать отравление. Он им
похвалялся. «Я подал им чаши с вином, и они выпили. Они
пили и благодарили меня. Почему нет? Чашник, служка, вот
кем они меня считали. Милый Эндроу. Эндроу – шут
гороховый. Что я мог бы сделать, кроме как свалиться с
дракона? Много чего. Я мог бы стать лордом. Мог бы писать
законы, быть мудрым и давать тебе советы. Мог бы убивать
твоих врагов с той же легкостью, с какой убил твоих друзей. Я
мог бы сделать тебе детей.
Рейна Таргариен не стала отвечать ему. Вместо этого она
приказала страже:
– Схватите его и оскопите, но остановите кровотечение.
Я хочу, чтобы его член и яйца поджарили и скормили ему. Он
не должен умереть, пока не съест все без остатка.
– Нет, – сказал Эндроу Фарман, пока они обходили
Расписной стол, чтобы схватить его. – Моя жена умеет летать,
и я тоже.
 269

Сказав это, он без особого успеха рубанул ближайшего

стражника, попятился к окну и перемахнул через подоконник.
Его полет оказался коротким: вниз к смерти. Впоследствии
Рейна Таргариен велела разрубить его тело на куски и
скормила своим драконам.
Его смерть была последней из значимых смертей 54-го
года от З.Э., но Год Неведомого принес еще больше зла.
Подобному тому, как от брошенного в пруд камня расходятся
круги по воде, сотворенное Эндроу Фарманом зло разошлось
по стране, затрагивая и ломая жизни других уже после того,
как драконы пожрали его почерневшие обугленные останки.
Первыми ощутили последствия в Малом совете, когда
лорд Деймон Веларион изъявил желание покинуть пост
десницы короля. Королева Алисса, как мы помним, была
сестрой лорда Деймона, а его юная племянница Лианна была
среди отравленных на Драконьем Камне женщин. Некоторые
подозревали, что отчасти решение лорда Деймона было
продиктовано враждой с лордом Манфридом Редвином,
заменившим его на посту лорда-адмирала, но это
представляется жалкой клеветой на человека, служившего
столь долго и усердно. Давайте лучше поверим его светлости
на слово и остановимся на том, что именно преклонный
возраст и желание провести остаток дней с детьми и внуками
на Дрифтмарке послужили причиной его отставки.
Первой мыслью Джейхейриса было найти преемника
лорда Деймона среди других членов совета. Альбин Масси,
Рего Драз и септон Барт показали себя крайне способными
людьми, заслужив королевские доверие и благодарность. Ни
один из них, однако, не мог считаться вполне подходящим для
этой должности. Подозревали, что септон Барт верен, скорее,
Звездной септе, нежели Железному трону. Более того, он был
низкого рода, а великие лорды королевства никогда не
позволят сыну кузнеца говорить голосом короля. Лорд Рего
был безбожным пентошийцем, бывшим торговцем специями и
выскочкой, и еще более низкорожденным, чем септон Барт.
270

Лорда Альбина, хромого и скрюченного, невежды считали

зловещим.
– Они смотрят на меня и видят злодея, – говорил королю
сам Масси. – Из тени я смогу служить вам лучше.
Не было и речи о том, чтобы вернуть назад Рогара
Баратеона или любого из бывших десниц короля Мейгора.
Лорд Талли за время своего пребывания в совете в период
регентства никак себя не показал. Родрику Аррену, лорду
Орлиного Гнезда и Защитнику Долины, было всего десять лет,
и он лишь недавно стал лордом после гибели его дяди лорда
Дарнольда и отца сира Раймонда от рук одичалых налетчиков,
за которыми они столь неосмотрительно погнались в Лунные
горы. Джейхейрису лишь недавно удалось достичь
взаимопонимания с Доннелом Хайтауэром, но он все еще не
доверял этому человеку, равно как и Лиману Ланнистеру.
Бертранд Тирелл, лорд Хайгардена, был известным пьяницей,
а его неуправляемые бастарды опозорят корону, если привезти
их в Королевскую Гавань и дать им волю. Аларика Старка
лучше всего было оставить в Винтерфелле. Человек упрямый,
как все говорили, суровый, жесткий и не умеющий прощать,
он сделал бы заседания совета не слишком уютными. И, само
собой, не было и речи о том, чтобы пригласить в Королевскую
Гавань железнорожденного.
Не найдя подходящей кандидатуры среди великих
лордов королевства, Джейхейрис обратился к их знаменосцам.
Желательно было, чтобы десница пребывал в летах,
уравновешивая своим жизненным опытом молодость короля.
Поскольку в совете уже было несколько ученых мужей со
склонностью к чтению, требовался также закаленный в битвах
воин, чья боевая слава внушит страх врагам Короны. Перебрав
и отвергнув десятки имен, король в конце концов выбрал сира
Майлса Смоллвуда, лорда Желудей из Речных земель: тот в
прошлом сражался за брата короля, Эйгона, у Божьего Ока,
бился с Уотом Рубщиком у Каменного Моста и ходил с ныне
покойным лордом Стоквортом в поход против Харрена
 271

Красного в правление короля Эйниса. Снискав своей

доблестью заслуженную славу, лорд Майлс носил на теле и
лице шрамы от дюжины жесточайших сражений. Сир Виллам
Оса, некогда служивший в Желудях, клялся, что в Семи
Королевствах на сыскать столь же достойного, яростного и
верного лорда, а его сюзерены, Прентис Талли и грозная леди
Люсинда, расточали Смоллвуду одни похвалы. Джейхейрис,
вняв уговорам, дал свое согласие: вылетел ворон, и не прошло
и двух недель, как лорд Майлс уже направлялся в
Королевскую Гавань.
Королева Алисанна не участвовала в выборе десницы
короля. Пока король и совет были заняты, ее милость покинула
Королевскую Гавань и направила Среброкрылую на Драконий
Камень, чтобы утешить сестру в ее горе.
Но Рейну Таргариен нелегко было утешать. Потеря столь
многих дорогих подруг ввергла ее в черную меланхолию, и
любое упоминание имени Эндроу Фармана вызывало у нее
вспышку гнева. Она не нуждалась в сестре и ее утешениях.
Рейна трижды пыталась прогнать ее, даже кричала на нее в
присутствии половины замка. Когда королева отказалась уйти,
Рейна удалилась в собственные покои и заложила двери
засовом, выходя лишь чтобы поесть... все реже и реже.
Алисанна Таргариен, предоставленная самой себе,
постаралась восстановить на Драконьем Камне подобие
порядка. Прибыл новый мейстер, новый капитан был назначен
командовать гарнизоном. Собственная любимая септа
королевы Эдит прибыла, чтобы занять место оплакиваемой
Рейной септы Мариам.
Алисанна, отвергнутая сестрой, обратилась к
племяннице, но и здесь встретила лишь гнев и отторжение.
– Почему меня должна заботить их смерть? Она найдет
новых, всегда находит, – сказала принцесса Эйрея королеве.
Когда Алисанна попыталась рассказать историю о своем
детстве, о том, как Рейна положила драконье яйцо в ее
272

колыбель, качая ее на руках «как если бы она была моей

матерью», Эйрея сказала:
– Она никогда не давала мне яйцо, просто отослала
прочь, а сама сбежала на Светлый остров. Любовь Алисанны к
собственной дочери также разозлила принцессу.
– Почему она станет королевой? Королевой должна стать
я, а не она, – после этого Эйрея разрыдалась, умоляя Алисанну
взять ее с собой в Королевскую Гавань. – Леди Элисса
говорила, что возьмет меня с собой, но вместо этого ушла и
забыла обо мне. Я хочу вернуться ко двору, к певцам, шутам,
лордам и рыцарям. Пожалуйста, возьми меня с собой!
Тронутая слезами девочки, королева Алисанна
пообещала обсудить это с ее матерью. Но когда Рейна в
следующий раз вышла из своей комнаты поесть, она ответила
отказом.
– У тебя есть все, у меня ничего. Теперь ты хочешь
забрать у меня еще и дочь. Что ж, ее ты не получишь. Утешься
тем, что получила мой трон.
В ту же ночь Рейна вызвала к себе принцессу Эйрею,
чтобы отругать, и то, как мать с дочерью кричали друг на
друга, было слышно на весь Каменный Барабан. После этого
принцесса отказывалась говорить с королевой Алисанной.
Потерпев поражение на всех фронтах, ее милость наконец
ретировалась в Королевскую Гавань к королю Джейхейрису и
радостному смеху собственной дочери, принцессы Дейнерис.
Год Неведомого подходил к концу, и возведение
Драконьего Логова почти завершилось. Великий Купол в
конце концов достроили, навесили массивные бронзовые
ворота, и холм Рейнис теперь венчало грандиозное
сооружение, уступавшее лишь Красному замку на холме
Эйгона. Чтобы отметить завершение работ и отпраздновать
прибытие нового десницы, лорд Редвин предложил королю
устроить великий турнир, грандиозней которого королевство
не видело со времен Золотой свадьбы.
 273

– Оставим все беды позади и начнем новый год с

празднеств и гуляний, – заявил Редвин. Осенняя жатва удалась
на славу, налоги лорда Рего приносили реки золота, торговля
росла, так что казна могла и потратиться на турнир, тем паче
что он должен был привлечь в Королевскую Гавань тысячи
гостей, готовых распустить кошельки. Совету предложение
пришлось по душе, и король Джейхейрис одобрил турнир,
должный порадовать простой народ и «помочь нам забыть о
бедствиях».
Все приготовления оказались расстроены из-за
неожиданного прибытия Рейны Таргариен с Драконьего
Камня.
«Должно быть, драконы неким образом ощущают
чувства своих всадников, – записал септон Барт. – Когда
Пламенная Мечта яростным штормом разорвала облака,
Вермитор и Среброкрылая поднялись и так взревели на нее,
что всякий, кто был тому свидетелем, испугался, что драконы
набросятся друг на друга с клыками и огнем и разорвут друг
друга в клочья, подобно тому, как Балерион разорвал Ртуть над
Божьим Оком».
Драконы, в конце концов, не стали драться, хоть немало
шипели и щелкали зубами, когда Рейна сошла с Пламенной
Мечты, ворвалась в Твердыню Мейгора и напустилась на
брата с сестрой. Вскоре выяснилась причина ее ярости:
принцесса Эйрея сбежала. Она покинула Драконий Камень на
рассвете, пробравшись в стойла и оседлав дракона. И не
простого дракона.
– Балериона! – воскликнула Рейна. – Безумное дитя взяло
Балериона. Не детеныша, нет, нет! Она взяла Черного Ужаса!
Дракона Мейгора, чудовище, убившее ее отца. Почему его –
чтобы причинить мне боль? Что я родила? Что за зверя? Я
спрашиваю вас, что я родила?
– Маленькую девочку, – ответила королева Алисанна, –
она всего лишь сердитая девочка.
274

Но, по словам септона Барта и великого мейстера

Бенифера, Рейна ее не услышала. Старшая сестра короля
отчаянно желала знать, где ее «безумное дитя». Ее первой
мыслью была Королевская Гавань. Эйрея так хотела вернуться
ко двору... но если она была не здесь, то где же тогда?
– Подозреваю, это мы скоро выясним, – спокойно сказал
король Джейхейрис. – Балерион слишком велик, чтобы
прятаться. И у него чудовищный аппетит.
Тогда он приказал великому мейстеру Бениферу
разослать ворона в каждый замок Семи Королевств.
– Если кто-нибудь в Вестеросе хоть краем глаза увидит
Балериона или мою племянницу, я тотчас же хочу об этом
узнать.
Вороны разлетелись, но вестей о принцессе Эйрее не
было ни в тот день, ни в следующий, ни в день после. Рейна на
какое-то время осталась в Красном замке, впадая то в гнев, то
в дрожь, и пила сладкий сон, чтобы заснуть. Принцесса
Дейнерис настолько боялась своей тети, что начинала плакать
всякий раз, как та оказывалась поблизости. Спустя семь дней
Рейна заявила, что больше не может сидеть и ничего не делать.
– Я должна найти ее. Если я не смогу найти ее, то хотя
бы смогу искать, – после этих слов она оседлала Пламенную
Мечту и улетела.
До самого конца этого жестокого года никто не видел и
не слышал о матери с дочерью.

Джейхейрис и Алисанна – их триумфы

и трагедии
Достижения короля Джейхейриса I Таргариена можно
перечислять очень долго. Главным из них, по мнению
большинства историков, является долгая пора мира и
процветания, что отметила время его правления. Нельзя
 275

сказать, что Джейхейрис полностью избегал столкновений,

ибо это выше возможностей любого земного короля, но те
войны, в которых он сражался, были короткими, победными и
велись в морях и далеких землях. «Плох тот король, что воюет
против своих лордов и оставляет собственное королевство
сожженным, залитым кровью и усеянным трупами, – писал
позже септон Барт. – Его милость был мудрее».
Архимейстеры могут и придираться к числам, но
большинство сходятся в том, что население Вестероса к северу
от Дорна увеличилось за время правления Миротворца вдвое,
а в Королевской Гавани – вчетверо. Ланниспорт, Чаячий город,
Сумеречный Дол и Белая Гавань также выросли, но не столь
значительно.
Чем меньше мужчин уходило на войну, тем больше их
оставалось возделывать землю. Распахивалось больше полей,
и цены на зерно неуклонно падали при его правлении. Рыба
заметно подешевела даже для простого люда, так как рыбацкие
селения вдоль побережий преуспевали, и больше лодок
выходило в море. Повсюду от Простора до Перешейка были
разбиты новые сады. На рынках стало больше баранины,
ягнятины и тонкой шерсти, ибо пастухи разводили стада
больше прежних. Торговля возросла вдесятеро, несмотря на
превратности погоды и войн, и на потрясения, что они иногда
вызывали. Также расцвели и ремесла: кузнецы, каменщики,
плотники, мельники, кожевники, ткачи, шерстобиты,
красильщики, пивовары, виноделы, ювелиры, пекари, мясники
и сыроделы – все наслаждались благоденствием, доселе
неизвестным к западу от Узкого моря.
Были, конечно, хорошие и дурные годы, и как
справедливо сказано, при Джейхейрисе и его королеве
хорошие годы были вдвое лучше обычного, а дурные не хуже
других. Бывали и бури, и дурные поветрия, и жестокие зимы,
но когда сегодня люди оглядываются назад на правление
Миротворца, то легко принимают то время за одно длинное,
зеленое и нежное лето.
276

Немногое из этого было очевидно для самого

Джейхейриса, когда колокола Королевской Гавани возвестили
55-й год от Завоевания Эйгона. Раны, что нанес жестокий
ушедший год, Год Неведомого, были еще слишком свежи… и
король с королевой, и совет опасались, что может статься с
принцессой Эйреей и Балерионом, пропавшими без вести, и
королевой Рейной, что отправилась на их поиски.
Покинув двор своего брата, Рейна Таргариен сперва
полетела в Старомест в надежде, что ее своенравная дочь,
возможно, отправилась к своей сестре-двойняшке. Лорд
Доннел и верховный септон приняли ее вежливо, но помочь
ничем не могли. Королева смогла навестить свою дочь Рейллу,
так похожую и так непохожую на своего близнеца, и можно
лишь надеяться, что она нашла в этом некоторое утешение от
своей боли. Когда Рейна посетовала, что не была девочкам
хорошей матерью, послушница Рейлла обняла ее и сказала:
– У меня здесь была лучшая мать, какую только может
пожелать ребенок – Небесная Матерь, и за нее мне следует
благодарить тебя.
Вылетев из Староместа, Пламенная Мечта понесла
королеву на север, сначала в Хайгарден, затем в Кракехолл и
Утес Кастерли, чьи лорды радушно принимали ее в былые дни.
Нигде не было видно дракона, кроме ее собственного; о
принцессе Эйрее не было даже слуха. Оттуда Рейна вернулась
на Светлый остров, где снова встретилась с лордом
Франклином Фарманом. Годы не сделали его светлость ни
сколько-нибудь ласковее к королеве, ни мудрее в том, как он
решил говорить с ней.
– Я надеялся, что моя леди-сестра, сбежав от вас,
вернется домой, чтобы исполнить свой долг, – сказал лорд
Франклин, – но мы не слышали ни о ней, ни о твоей дочери.
Не могу утверждать, что я знаю принцессу, но сказал бы, что
она рада избавится от тебя, как и Светлый остров. Если она
появится здесь, мы спровадим ее, как спровадили ее мать.
 277

– Вы и вправду не знаете Эйреи, – ответила ее милость. –

Если она действительно найдет путь к этим берегам, милорд,
то вы можете обнаружить, что она не так терпелива, как ее
мать. О, и я желаю вам удачи, если вы попытаетесь
«спровадить» Черного Ужаса. Балерион уже полакомился
вашим братом, как бы он не пожелал другого блюда.
После Светлого острова история теряет след Рейны
Таргариен. Она не вернется в Королевскую Гавань или
Драконий Камень до конца года и не появится ни у одного
лорда в Семи Королевствах. У нас есть отрывочные сведения
о том, что Пламенную Мечту видели на севере у курганов и
берегов реки Горячки, а также на юге у Красных гор Дорна и
ущелий Торрентина. Рейна и ее дракон избегали замков и
городов – их видели мельком в небесах над Перстами и
Лунными горами, туманными зелеными лесами мыса Гнева,
Щитовыми островами и Арбором… но нигде она не искала
людского общества. Вместо этого она искала дикие, одинокие
места: открытые всем ветрам пустоши, травянистые равнины
и мрачные болота, скалы, утесы и горные долины. Охотилась
ли она за хоть каким-нибудь следом ее дочери или просто
хотела уединения? Мы никогда этого не узнаем.
Ее долгое отсутствие в Королевской Гавани было,
впрочем, к лучшему, ибо король и его совет сердились на нее.
Рассказы о том, как Рейна разговаривала с лордом Фарманом
на Светлом острове, возмутили короля и его лордов.
– Неужели она безумна, чтобы так говорить с лордом в
его собственном доме? – сказал лорд Смоллвуд. – На его месте
я вырвал бы ей язык.
На что король ответил:
– Надеюсь, на деле вы не совершили бы такую глупость,
милорд. Какой бы она ни была, Рейна остается кровью дракона
и моей сестрой, которую я люблю, – следует заметить, что его
милость был недоволен словами лорда Смоллвуда, но не
оспаривал его мнения.
Септон Барт сказал лучше всего:
278

– Власть Таргариенов зиждется на драконах, грозных

чудищах, которые в свое время спалили Харренхолл и
уничтожили двух королей на Пламенном Поле. Король
Джейхейрис знает это так же, как знал и его дед Эйгон; эта
сила всегда была в руках его дома, а вместе с ней и угроза. Его
милости также ведома истина, которой королева Рейна не
осознает: лучше всего угроза невысказанная. Лорды Семи
Королевств горды, унизив их, ничего не добьешься. Мудрый
король всегда позволит им сохранить достоинство. Покажи им
дракона – они усвоят урок; угрожай сжечь их чертоги и
рассказывай, как отдавал их родичей драконам на съедение –
только ожесточишь их и настроишь против себя.
Королева Алисанна каждый день молилась за свою
племянницу Эйрею, виня себя за этот побег… но еще больше
она винила свою сестру. Джейхейрис, обращавший мало
внимания на Эйрею даже в течение тех лет, когда она была его
преемницей, сейчас упрекал себя за это пренебрежение, но
больше всего его беспокоил сам Балерион, король понимал,
какие опасности представляет столь могучий зверь в руках
разгневанной тринадцатилетней девочки. Ни бесплодные
поиски Рейны Таргариен, ни туча воронов, разосланных
великим мейстером Бенифером, не принесли ни слова о
принцессе или драконе, кроме обыкновенных лжи, ошибок и
заблуждений. Прошли дни, сменилась луна, а потом еще одна,
и король начал бояться, что его племянница мертва.
– Балерион – своенравный зверь, с ним шутки плохи, –
говорил он совету, – вскочить на его спину, никогда не летав
ранее, и поднять его… не полетать вокруг замка, нет, но
полететь через море… скорее всего, он сбросил бедняжку с
себя, и теперь она лежит на дне Узкого моря.
Септон Барт не соглашался. Драконы по своей природе
не скитальцы, отмечал он. Чаще они находят себе укрытие:
пещеру, руины замка или вершину горы, и устраивают там
логово, откуда вылетают на охоту и куда затем возвращаются.
Оказавшись без наездника, Балерион, несомненно, вернулся
 279

бы в свое логово. По мнению септона, раз уже Балериона не

видели в Вестеросе, вероятно, что принцесса Эйрея направила
его на восток через Узкое море, в обширные области Эссоса.
Королева поддержала его.
– Если бы девочка была мертва, я бы знала это. Она все
еще жива. Я это чувствую.
Все агенты и осведомители, которых Рего Драз нанял
выследить Элиссу Фарман и украденные драконьи яйца,
теперь получили новое задание: найти принцессу Эйрею и
Балериона. Сообщения вскоре начали поступать отовсюду, со
всех концов Узкого моря. Большая их часть оказалась
бесполезной, как и с яйцами драконов; слухи, обман и ложные
находки, состряпанные ради вознаграждения. Некоторые были
из третьих или четвертых рук, другие с таким ничтожным
числом деталей, что они означали не более чем «Я, может
быть, видел дракона. Или что-то большое с крыльями».
Наиболее многообещающее сообщение пришло с холмов
Андалоса севернее Пентоса, где пастухи в страхе говорили об
охотящемся чудовище, пожирающим целые стада и
оставляющем после себя лишь окровавленные кости. Да и
самих пастухов зверь не щадил, если они случайно на него
натыкались, потому что аппетит этого существа никоим
образом не ограничивался бараниной. Те, кто действительно
столкнулся с чудовищем, не остался в живых, чтобы описать
его, однако… ни один рассказ не упоминал огонь, что
указывало Джейхейрису на невиновность Балериона. Тем не
менее, чтобы быть уверенным, он отправил дюжину людей во
главе с сиром Вилламом Осой из Королевской гвардии за
Узкое море в Пентос попытаться выследить это чудовище.
Через то же самое Узкое море, неведомо для
Королевской Гавани, кораблестроители Браавоса завершили
работу над караккой «Ловец солнца», мечтой Элиссы Фарман,
купленной за украденные драконьи яйца. В отличие от галер,
которые браавосский Арсенал спускал на воду ежедневно, это
судно не было весельным – оно было предназначено для
280

Рисунок 28. Морской владыка Браавоса беседует с леди Алис Вестхилл.

 281

глубокой воды, а не заливов, бухт и мелководья у островов.

Четырехмачтовый «Ловец» имел столько же парусов, что и
лебединые корабли с Летних островов, но корма у него была
шире, осадка корпуса больше; тем самым можно было запасти
достаточно провизии для долгих путешествий. Когда один
браавосец спросил леди Элиссу, не собирается ли она плыть в
И-Ти, она засмеялась и сказала:
– Может быть… но не по тому пути, о котором ты
думаешь.
В ночь перед отплытием леди Фарман пригласили во
Дворец морского владыки. Правитель города попотчевал ее
сельдью, пивом и предостережением.
– Уезжайте с осторожностью, миледи, – сказал он, – но
уезжайте. Люди, что охотятся на вас, рыщут по всему Узкому
морю. Задают вопросы, обещают награды. Мне бы не
хотелось, чтобы вас обнаружили в Браавосе. Мы прибыли
сюда, чтобы освободиться от Старой Валирии, а ваши
Таргариены – валирийцы до мозга костей. Плывите далеко.
Плывите быстро.
Когда леди, ныне известная как Элис Вестхилл,
простилась с Титаном Браавоса, жизнь в Королевской Гавани
продолжалась, как и прежде. Неспособный найти свою
пропавшую племянницу, Джейхейрис Таргариен поступил,
как он всегда делал в трудные времена, и полностью
погрузился в свою работу. В тишине библиотеки Красного
замка король начал работать над тем, что должно было стать
одним из его наиболее значимых достижений. С умелым
содействием септона Барта, главного мейстера Бенифера,
лорда Альбина Масси и королевы Алисанны – эту четверку его
милость прозвал «мой совсем малый совет» – Джейхейрис
принялся кодифицировать, организовывать и реформировать
все законы королевства.
Вестерос ко времени Эйгона Завоевателя в
действительности состоял из семи королевств и не только по
названию, каждое из них имело свои законы, обычаи и
282

традиции, значительно различавшиеся даже внутри самих

королевств. Как писал лорд Масси: «Перед тем, как были
образованы семь королевств, их было восемь. До этого девять,
перед этим десять, двенадцать или тринадцать, и более, и
более. Мы говорим о Ста Королевствах Героев, тогда как в
действительности их было девяносто семь в одно время, сто
тридцать два в другое, и так далее – их число то и дело
менялось, когда войны оканчивались поражениями или
победами, и когда короны отцов наследовали сыновья».
К тому же законы нередко менялись. Один король был
суров, другой милосерден, третий в государственных делах
руководствовался «Семиконечной Звездой», четвертый –
древними обычаями Первых людей, пятый – только своими
прихотями, шестой на трезвую голову решал так, а на пьяную
– иначе. Спустя тысячи лет в стране скопилось такое
количество противоречивых прецедентов, что каждый лорд,
обладавший правом темницы и виселицы (и кое-кто из тех, у
кого такого права не было), считал себя вправе выносить по
любому делу любой приговор по собственному усмотрению.
Путаница и беспорядок были оскорбительны для
Джейхейриса Таргариена, и с помощью своего «совсем малого
совета» он собрался «почистить конюшни».
– В Семи Королевствах один король. Пришло время,
чтобы они получили также и один закон.
Столь монументальная задача предполагала работу не на
один год и не на десять; простое собирание, упорядочивание и
изучение существующих законов потребовало два года, а
последующие реформы – десятилетия. Все же именно здесь в
осеннем 55 году от З.Э. родился Великий кодекс септона
Барта, чей вклад в получившуюся Книгу Закона оказался в
конце концов втрое значительней, чем вклад любого другого.
Король будет нести это бремя еще долгие годы, королеве
же предстояло разрешиться от собственного бремени через
девять лун. Ранее в том же году король Джейхейрис и народ
Вестероса были взбудоражены известием о новой
 283

беременности королевы Алисанны. Принцесса Дейнерис

разделяла всеобщий восторг, однако не преминула в строгих
тонах известить мать о желании получить младшую сестру.
– Послушать тебя – ты уже королева, излагающая новый
закон, – со смехом отвечала ей мать.
Долгое время браки между великими домами Вестероса
были средством связать их воедино, надежным способом
создания союзов и прекращения раздоров. Подобно женам
Завоевателя до нее, Алисанна Таргариен любила устраивать
такие помолвки. Особую гордость она испытывала за две
помолвки, устроенные ею в 55 году от З.Э. для двух Мудрых
Женщин, бывших в ее свите с самого Драконьего Камня: леди
Дженнис Темплтон должна была выйти за лорда Маллендора
из Вышеземья, тогда как леди Прунелла Селтигар сочеталась
браком с Утером Пиком, лордом Звездного Пика, Дастонберри
и Белой Рощи. Для фрейлин это было большой удачей, а для
королевы настоящим триумфом.
Турнир, должный, по предложению лорда Редвина,
ознаменовать завершение строительства Драконьего Логова, в
середине года, наконец, состоялся. Место для турнира
обустроили на поле к западу от городских стен, между
Львиными и Королевскими воротами, и зрелище получилось
великолепным. Старший сын лорда Редвина, сир Роберт,
доказал свое мастерство с копьем в руке против сильнейших
бойцов королевства, тогда как его брат Рикард выиграл
состязание оруженосцев и был посвящен в рыцари самим
королем, но лавры победителя достались галантному и
красивому сиру Саймону Дондарриону из Черного Приюта,
который заслужил любовь народа и королевы, провозгласив
принцессу Дейнерис королевой любви и красоты.
В Драконьем Логове на тот день не поселился еще ни
один дракон, так что колоссальное сооружение использовали
как место проведения большой схватки, состязания, какого
Королевская Гавань прежде не видывала. В ней приняли
участие семьдесят семь рыцарей, разделенных на одиннадцать
284

отрядов. Соперники поначалу бились на конях, но спешенные,

продолжали бой, сражаясь мечом, палицей, топором и
моргенштерном. Когда остался лишь один отряд, уцелевшие
воины обратились друг против друга, пока не остался лишь
один победитель.
Хотя участники бились затупленным турнирным
оружием, бои были тяжелыми и кровавыми, к вящей радости
зрителей. Двое погибли, и сорок получили ранения. Королева
Алисанна мудро запретила участвовать своим фаворитам,
Джонквиль Дарк и Бренчуге Тому, но старик Бочка вновь
вышел на поле под одобрительный рев толпы. Когда он упал,
простонародье нашло нового фаворита в лице сира Хариса
Хогга, вчерашнего оруженосца, которого за фамильное имя и
шлем в виде свиной головы прозвали Ветчинным Гарри. Из
других заметных лиц были сир Алин Буллок с Драконьего
Камня, братья Рогара Баратеона сиры Боррис, Гарон и Роннал,
печально известный межевой рыцарь, прозванный сиром
Гайлом Хитрым, и сир Аластор Рейн, лучший боец Запада и
мастер-над-оружием Утеса Кастерли. После долгих часов
лязга и кровопролития на ногах остался лишь один – юный
рыцарь из Речных земель, широкоплечий белокурый бычок по
имени сир Люкамор Стронг.
Вскоре после завершения турнира королева Алисанна
перебралась из Королевской Гавани на Драконий Камень
ждать рождения ребенка. Потеря принца Эйгона после всего
трех дней жизни все еще давила на ее милость. Вместо того,
чтобы подвергнуть себя тяготам путешествия или
требованиям придворной жизни, королева предпочла покой
древней твердыни ее дома, где на ней не будет лежать столько
обязанностей. Алисанну сопровождали септы Эдит и Лира
вместе с дюжиной юных девиц, отобранных из сотен
соискательниц чести служить королеве. Среди них были две
племянницы лорда Рогара Баратеона, а также дочери и сестры
лордов Аррена, Вэнса, Рована, Ройса и Дондарриона, и даже
женщина с Севера, Мара Мандерли, дочь лорда Теомора из
 285

Белой Гавани. Чтобы скрасить вечера, ее милость взяла с собой

любимого шута Хозяюшку с его марионетками.
У некоторых при дворе возникли дурные предчувствия
из-за решения королевы переехать на Драконий Камень. Даже
в лучшие времена остров был сырым и мрачным, а по осени
обычным делом были суровые ветра и штормы. Недавние
трагедии еще сильнее омрачили репутацию замка, и кое-кто
опасался призраков отравленных подруг Рейны Таргариен.
Королева Алисанна отмела эти опасения как нелепые.
– Мы с королем были счастливы на Драконьем Камне, –
возразила она сомневающимся. – Я не могу придумать
лучшего места для рождения нашего ребенка.
На 55 год от З.Э. было запланировано еще одно
королевское путешествие, на сей раз в Западные земли. Как и
во время беременности принцессой Дейнерис, королева не
позволила королю отменить или отложить поездку и
отправила его одного. Вермитор донес его через весь Вестерос
к Золотому Зубу, где его нагнала остальная свита. После его
милость посетил Эшмарк, Крэг, Кайс, Кастамере, Тарбекхолл,
Ланниспорт, Утес Кастерли и Крейкхолл. Было замечено,
однако, что это путешествие обошло стороной Светлый
остров. В отличие от своей сестры Рейны Джейхейрис
Таргариен не разбрасывался угрозами, но у него были свои
способы выказать недовольство.
Король вернулся с Запада за месяц до ожидаемого
разрешения королевы от бремени, чтобы быть с ней в момент
родов. Ребенок появился на свет точно в указанный
мейстерами срок. Это был мальчик, здоровый, хорошо
сложенный, с бледно-сиреневыми глазами. Его волосы были
столь же бледными, сияя как белое золото, что редко
встречалось даже в Старой Валирии. Джейхейрис нарек его
Эймоном.
– Дейнерис со мной рассорится, – сказала Алисанна,
приложив принца к своей груди. – Она так хотела сестренку.
Джейхейрис на это рассмеялся и сказал:
286

– В следующий раз.
Той же ночью, по предложению Алисанны, он положил
в колыбель принца драконье яйцо.
Взволнованные известиями о рождении принца Эймона,
тысячи простолюдинов заполнили улицы вокруг Красного
замка, когда Джейхейрис и Алисанна вернулись в
Королевскую Гавань месяц спустя, в надежде хоть краем глаза
увидеть нового наследника Железного трона. Под их
ликующие крики король, наконец, взошел на бастион главных
замковых ворот и поднял мальчика над головой, чтобы все его
видели. Говорят, раздавшийся после этого рев был слышен на
другом берегу Узкого моря.
Пока Семь Королевств праздновали, король получил
известия о своей сестре Рейне. Ее вновь видели, на сей раз в
Зеленой Скале, древней твердыне дома Эстермонт,
расположенной на одноименном острове неподалеку от мыса
Гнева. Она оставалась там какое-то время. Ранее мы
упоминали, что самая первая фаворитка Рейны, ее кузина
Ларисса Веларион, вышла замуж за второго сына Вечерней
Звезды Тарта. К этим временам мужа Лариссы уже не было на
свете, но у нее была дочь, недавно выданная замуж за
престарелого лорда Эстермонта. Вместо того, чтобы вернуться
на Тарт или Дрифтмарк, после бракосочетания вдова решила
остаться у дочери в Зеленой Скале. Несомненно, именно
присутствие леди Лариссы привело Рейну Таргариен на
Эстермонт – остров, совершенно лишенный всякого
очарования, сырой, ветреный и бедный. Неудивительно, что
после потери дочери и смерти любимых подруг Рейна решила
искать утешения у той, с кем была неразлучна в детстве.
Можно представить, какое удивление (и ярость) вызвала
бы у королевы весть, что в этот самый момент совсем
неподалеку от нее находилась другая ее бывшая фаворитка.
После стоянки в Пентосе и пополнения запасов Алис Вестхилл
на «Ловце солнца» плыла в Тирош по самой узкой части
Узкого моря между ним и Эстермонтом. Впереди предстояло
 287

опасное путешествие по пиратским водам Ступеней, и леди

Алис наняла арбалетчиков и наемников для охраны, как
поступают многие осторожные капитаны. Однако по прихоти
богов королева Рейна и ее вероломная подруга так и
разминулись, не ведая друг о друге – «Ловец солнца» миновал
Ступени без приключений. Алис Вестхилл распустила
наемников в Лисе, запаслась пресной водой и провиантом и
направилась на запад к Староместу.
В 56 году от З.Э. в Вестерос пришла зима, а с ней и
мрачные вести из Эссоса. Люди, отправленные королем
Джейхейрисом разузнать об огромном звере в холмах к северу
от Пентоса, были мертвы. Их командир, сир Виллам Оса,
нанял в Пентосе проводника, заявлявшего, что знает, где
рыщет зверь. Вместо этого проводник завел их в западню, и
где-то в Бархатных холмах Андалоса на сира Виллама и его
людей напали разбойники. И хотя они могли постоять за себя,
враг превосходил их числом. В конце концов, их одолели и
перебили. Говорят, сир Виллам пал последним. Его голову
вернули одному из агентов лорда Рего в Пентосе.
– Нет там никакого чудовища, – заключил септон Барт,
выслушав печальные вести. – Только люди, которые воровали
овец и сочиняли страшные сказки, чтобы отпугнуть чужаков.
Майлс Смоллвуд, десница короля, предложил покарать
Пентос за злодеяние, но Джейхейрис не желал объявлять
войну целому городу из-за преступления нескольких
мерзавцев. На этом дело было закрыто, и судьба сира Виллама
Осы была записана в Белой Книге Королевской гвардии.
Чтобы заполнить пустующее место, Джейхейрис дал белый
плащ сиру Люкамору Стронгу, победителю большой схватки
в Драконьем Логове.
Вскоре поступили новые вести от заморских агентов
лорда Рего. Один из отчетов сообщал о драконе в бойцовских
ямах Астапора в заливе Работорговцев – то, якобы, был дикий
зверь с обрезанными крыльями, которого работорговцы
выставляли против быков, пещерных медведей и отрядов
288

рабов с пиками и топорами на потеху ревущей толпе. Септон

Барт сразу же отмел эти домыслы.
– Виверна, вне всякого сомнения, – объявил он. –
Соториосских виверн частенько принимают за драконов люди,
ни разу в жизни не видевшие настоящих драконов.
Куда интереснее королю и совету были известия о
великом пожаре в Спорных землях, случившемся две недели
назад. Пожар, раздуваемый сильными ветрами и питаемый
сухой травой, бушевал три дня и три ночи, обратив в пепел
полдюжины деревень и наемный отряд под именем Искателей
Приключений – те на свое горе оказались между огнем и
тирошийской армией под личным командованием архонта.
Большинство наемников предпочло броситься на
тирошийские копья, нежели сгореть заживо. Выживших не
было.
Причина пожара оставалась загадкой.
– Дракон, - заявил сир Майлс Смоллвуд. – Что еще это
могло быть?
Рего Драз не был этим убежден.
– Удар молнии, – предположил он. – Костер. Пьяница с
факелом, искавший себе шлюху.
Король согласился:
– Будь это Балерион, его бы наверняка увидели.
Пожары в Эссосе мало занимали женщину, прибывшую
в Старомест под именем Алис Вестхилл. Ее взор был обращен
за горизонт, на охваченные штормами западные моря. Ее
«Ловец солнца» прибыл в порт в конце осени, но до сих пор
оставался в доках, пока леди Алис искала себе команду. Она
намеревалась совершить то, на что в прошлом осмеливалась
лишь горстка храбрейших моряков – отплыть на закат в
поисках неведомых земель, и ей не нужны были на борту
люди, которые могли бы испугаться, восстать против нее и
заставить повернуть назад. Ей нужны были люди, разделявшие
ее мечту, а таких нелегко было найти даже в Староместе.
 289

Как и сейчас, невежественные простолюдины и

суеверные моряки в те времена верили, что мир плоский и
кончается где-то далеко на западе. Некоторые болтали о
стенах огня и кипящих морях, другие о бесконечном черном
тумане, третьи о вратах в саму Преисподнюю. Мудрым людям
лучше знать. Солнце и луна, как может заметить всякий,
имеющий глаза, представляют собой сферы. Из этого можно
предположить, что мир также имеет сферическую форму, и
столетия исследований лишь убедили в этом архимейстеров
Цитадели. Драконьи владыки Валирии считали так же, равно
как и мудрецы многих далеких земель, от Кварта до И-Ти и
Лэнга.
Но по поводу размера мира такого согласия не было.
Даже среди архимейстеров Цитадели шли ожесточенные
споры об этом. Некоторые считали Закатное море слишком
большим, чтобы человек мог его пересечь. Другие возражали,
что оно не больше Летнего моря, простирающегося от Арбора
до Великого Морака. Внушительное расстояние, бесспорно,
но смелый капитан на подходящем корабле вполне может его
преодолеть. Западный путь к шелкам и пряностям И-Ти и
Лэнга принес бы неисчислимые богатства тем, кто его бы
отыскал... если мировая сфера столь мала, как полагают эти
мудрецы.
Алис Вестхилл так не считала. Те малочисленные записи,
кои она оставила, доносят, что даже в детстве Элисса Фарман
была убеждена: «Мир куда больше и чуднее, чем воображают
себе мейстеры». Не по ней была мечта купца о поиске
западного пути в Ультос и Асшай. Замысел ее был много
смелее. Между Вестеросом и далекими восточными берегами
Эссоса и Ультоса, как она полагала, лежат иные земли и иные
моря, которые еще предстоит открыть: новый Эссос, новый
Соториос, новый Вестерос. Ей виделись в мечтах развилистые
реки и открытые ветру равнины, высокие горы, укрытые
облаками, заросшие буйной зеленью острова под солнцем,
невиданные звери, которых никто еще не укрощал, и дивные
290

плоды, которых никто еще не отведывал, и золотые города,

сияющие под чуждыми звездами.
Она не была первой, кто лелеял эту мечту. Тысячами лет
прежде Завоевания, когда короли Зимы еще владычествовали
на Севере, Брандон Корабельщик построил целый флот, чтобы
пересечь Закатное море. Он самолично повел их на запад – и
не вернулся. Его сын и наследник, другой Брандон, сжег
верфи, на которых они строились, и стал навеки известен как
Брандон Факельщик. Тысячу лет спустя железнорожденные,
отплывшие с Большого Вика, сбились с курса и натолкнулись
на горстку скалистых островов в восьми днях плавания на
северо-запад от любого знакомого берега. Их капитан
построил там башню и маяк, взял имя Фарвинд и назвал свой
оплот Одиноким Светом. Его потомки и по сей день обитают
среди тех скал, где тюлени превосходят людей числом
пятьдесят к одному. Даже прочие железнорожденные считали
Фарвиндов безумцами, а иные говорили, что это шелки,
тюлени-оборотни...
И Брандон Корабельщик, и те железнорожденные, что
явились после него, плавали по северным морям, где
чудовищные кракены, морские драконы и левиафаны
размером с остров бороздили холодные серые воды, а
морозные туманы скрывали дрейфующие ледяные горы. Алис
Вестхилл не намеревалась следовать по их стопам. Она
поведет своего «Ловца солнца» более южным курсом, ища
теплых синих вод и надежных ветров, которые, как она верила,
проведут ее через Закатное море. Но прежде она нуждалась в
команде.
Одни мужчины смеялись над ней, другие звали
безумицей или проклинали ее в лицо.
– Странные звери, да, – один из соперничавших
капитанов сказал ей, – и ты небось угодишь в брюхо одного из
них.
Тем не менее, в хранилищах Железного банка в Браавосе
все еще оставалось в целости и сохранности немало золота,
 291

уплаченного морским владыкой за украденные драконьи яйца

– располагая таким богатством, леди Алис удалось завлечь
моряков, заплатив втрое больше, нежели другие капитаны.
Постепенно она начала находить желающих.
Весть о ее усилиях неминуемо достигла лорда Высокой
башни. Внуки лорда Доннела Юстас и Норман, оба знатные
мореходы, были посланы расспросить ее… и надеть на нее
оковы, если сочтут это нужным. Но вместо того оба
присоединились к ней, предоставив свои корабли и экипажи ее
миссии. После того моряки лезли друг другу на головы в
стремлении как можно скорее присоединиться к ее команде:
раз уж Хайтауэры отправлялись, то путешествие сулило
многие богатства. «Ловец Солнца» отчалил из Староместа на
двадцать третий день третьей луны 56 г. от З.Э., двинувшись
через залив Шепотов в открытое море, сопровождаемый
«Осенней луной» сира Нормана Хайтауэра и «Леди Мередит»
сира Юстаса Хайтауэра.
Их отбытие произошло как нельзя более своевременно,
поскольку слухи об Алис Вестхилл и ее отчаянном поиске
команды, наконец, достигли Королевской Гавани. Король
Джейхейрис вмиг догадался, кто скрывается под фальшивым
именем, и немедля выслал воронов к лорду Доннелу в
Старомест, приказывая ему взять эту женщину под арест и
доставить ее в Красный замок для допроса. Птицы, однако,
прибыли слишком поздно… А может быть, как считают
некоторые по сей день, Доннел Неспешный вновь не стал
спешить. Не желая вызвать гнев короля, его светлость
отправил дюжину самых быстрых своих кораблей в погоню за
Алис Вестхилл и своими внуками, но один за другим они
вернулись обратно в порт ни с чем. Моря велики, а корабли
малы, и ни одно из судов лорда Доннела не сумело сравниться
с «Ловцом солнца» скоростью, когда ветер наполнял его
паруса.
Когда известие о ее бегстве дошло до Красного замка,
король долго размышлял о том, чтобы преследовать Элиссу
292

Фарман самолично. Ни один корабль не ходит столь же

быстро, как летит дракон; быть может, Вермитор сможет
отыскать ее там, где кораблям лорда Хайтауэра оказалось не
под силу. Но одна только эта идея ужаснула королеву
Алисанну. Даже дракон не в силах парить вечно, возразила
она, а на картах Закатного моря нет ни островов, ни скал, где
можно было бы отдохнуть. Великий мейстер Бенифер и септон
Барт согласились с ней, и под их напором его милость
неохотно отказался от своего замысла.
Рассвет тринадцатого дня четвертой луны 56 г. от З.Э.
был холоден и сер, а с востока дул буйный ветер. Придворные
записи рассказывают нам, что Джейхейрис I Таргариен
завтракал с посланцем Железного банка Браавоса, явившимся
для сбора ежегодной уплаты долга Короны. То была сварливая
встреча. Элисса Фарман не покидала мыслей короля, и он
доподлинно знал, что «Ловец солнца» построили в Браавосе.
Его милость желал знать, не Железный ли банк оплачивал
постройку корабля, и не располагает ли он какими-либо
сведениями о похищенных драконьих яйцах. Банкир, со своей
стороны, все отрицал.
В другой части Красного замка королева Алисанна
проводила время со своими детьми. Принцесса Дейнерис,
наконец, прониклась приязнью к своему брату Эймону, хотя
все еще и хотела сестренку. Септон Барт был в библиотеке,
великий мейстер Бенифер – в воронятнике, лорд Корбрей
проверял людей в Восточных казармах городской стражи, в то
время как Рего Драз составлял компанию юной даме
сомнительной добродетели в своем жилище под Драконьим
Логовом.
Все они надолго запомнят, чем были заняты, когда
услышали рев рога, разнесшийся в утреннем воздухе.
– От этого звука у меня холодок пробежал по спине,
словно бы ножом провели, – скажет позднее королева, – хоть
я и не могла сказать, почему.
 293

В одинокой смотровой башне, озирающей воды

Черноводного залива, страж заметил черные крылья вдали и
дал сигнал тревоги. Он подул в рог снова, когда крылья стали
больше, и в третий раз – когда увидел силуэт дракона, черноту
на фоне облаков.
Балерион возвратился в Королевскую Гавань.
Долгие годы прошли с тех пор, как Черного Ужаса в
последний раз видели в небесах над городом, и вид его
наполнил многих жителей страхом, заставив думать, будто
каким-то чудом Мейгор Жестокий вернулся из могилы, чтобы
оседлать его вновь. Увы, всадником, цеплявшимся за
драконью шею, был не мертвый король, а умирающее дитя.
Тень Балериона пронеслась по дворам и залам Красного
замка, когда тот снижался, молотя громадными крыльями
воздух, чтобы приземлиться во внутреннем дворе Твердыни
Мейгора. Только он коснулся земли, как принцесса Эйрея
соскользнула с его спины. Даже близко знавшие ее за годы
жизни при дворе едва смогли признать девочку. Она была
почти нага, от ее одежды остались лишь оборванные лоскуты,
висящие на руках и ногах. Волосы ее свалялись, конечности
были тонки, словно палки.
– Пожалуйста! – крикнула она рыцарям, оруженосцам и
слугам, ставшим свидетелями ее приземления. Потом, когда
они все ринулись к ней, она вымолвила, – я никогда… – и
лишилась чувств.
Сир Люкамор Стронг был на своем посту, охраняя мост
через сухой ров вокруг Твердыни Мейгора. Растолкав зевак, он
поднял принцессу на руки и пронес ее через замок к великому
мейстеру Бениферу. Позднее всем желающим послушать он
скажет, что девочка горела от лихорадки так, что жар от ее
кожи был ощутим даже сквозь глазированные чешуйки его
брони. Глаза у нее налились кровью, как заявлял рыцарь, и
«нечто находилось в ней, нечто подвижное, и оно заставляло
ее содрогаться и биться у меня на руках». (Тем не менее, он
недолго делился этими историями. На следующий же день
294

король Джейхейрис послал за ним и приказал более не

говорить о принцессе).
Тотчас же послали за королем и королевой, но когда те
добрались до покоев мейстера, Бенифер не позволил им войти.
– Не следует вам видеть ее такой, – сказал им великий
мейстер, – и с моей стороны было бы опасной небрежностью
позволить вам приблизиться к ней.
Была выставлена стража, чтоб не впускать и слуг. Войти
позволили лишь септону Барту, чтоб было кому отправлять
последние обряды для умирающей. Бенифер делал что мог для
отходящей принцессы, давая ей маковое молоко и укладывая в
ванну со льдом, чтобы сбить жар, но все его усилия пропали
втуне. Пока сотни собрались в септе Красного замка, чтобы
помолиться за девочку, Джейхейрис и Алисанна держали
бдение у мейстерской двери. Солнце село и близился час
летучей мыши, когда Барт вышел, чтобы объявить о том, что
Эйрея Таргариен мертва.
Принцесса была предана огню на рассвете следующего
же дня, ее тело укутали в тонкое белое полотно с головы до
пят. Великий мейстер Бенифер, готовивший ее к
погребальному костру, и сам выглядел наполовину мертвецом,
признался лорд Редвин своим сыновьям. Король провозгласил,
что племянница его умерла от лихорадки и попросил
королевство молиться о ней. Королевская Гавань скорбела еще
несколько дней, а затем жизнь пошла своим чередом. На этом
все и закончилось.
Но тайны, однако ж, оставались. Даже и сейчас, спустя
века, мы не приблизились к истине.
Более сорока мужей служило Железному трону
великими мейстерами. Их дневники, письма, учетные книги,
мемуары и придворные календари – наши лучшие
свидетельства о событиях, очевидцами которых они являлись,
но не все они были равно добросовестны. Тогда как одни
оставили нам тома писем, полные пустых слов, но никогда не
упускающие случая отметить блюда с ужина короля (и
 295

пришлись ли они ему по вкусу), иные записывали не более

полудюжины посланий за год. Наследие Бенифера - одно из
самых обширных, а его письма и личные записи дают нам
подробное описание всего, что он видел, делал и лицезрел на
службе у короля Джейхейриса и его дяди Мейгора перед ним.
И все же во всех записях Бенифера не найдено ни единого
слова ни о возвращении Эйреи Таргариен и похищенного
дракона в Королевскую Гавань, ни о кончине юной принцессы.
По счастью, септон Барт был не так скрытен, и именно к его
свидетельству нам должно обратиться.
Барт писал: «Минуло три дня с кончины принцессы, а я
еще не спал. Не знаю, усну ли когда-нибудь. Я всегда верил в
милосердие Матери и справедливый суд Небесного Отца… Но
нет ни милости, ни справедливости в том, что постигло нашу
бедную принцессу. Как могут быть боги столь слепы либо
столь равнодушны, чтоб допустить этот ужас? Или, быть
может, во вселенной есть и другие божества, чудовищные злые
боги, подобные тем, против которых в своих проповедях
предостерегают жрецы Рглора и против злобы которых короли
смертных и их боги не более чем мухи?
Я этого не знаю. Я не хочу знать. Если это делает меня
маловерным септоном – то пусть так. Мы с великим мейстером
Бенифером условились никому не говорить о том, что мы
видели и пережили в его покоях, пока то бедное дитя
умирало… Ни королю, ни королеве, ни матери, ни даже
архимейстерам Цитадели… Но я не в силах избавиться от
воспоминаний, потому я запишу их здесь. Может, ко времени,
когда они будут найдены и прочитаны, люди обретут знания о
подобном зле.
Миру мы рассказали, будто принцесса Эйрея умерла от
лихорадки, и это, в широком смысле, так, но то была
лихорадка, какой я никогда прежде не видел и надеюсь не
увидеть вновь. Девочка горела. Ее кожа пылала багрянцем, а
когда я коснулся лба Эйреи ладонью, чтобы проверить,
насколько силен ее жар, я будто окунул руку в кипящее масло.
296

Она была на вид измождена голодом – кожа да кости; и в то же

время мы видели, как ее тело… вспучивается изнутри: кожа
вздувалась и опадала, словно… нет, не словно, ведь так оно и
было… внутри нее было нечто живое, какие-то существа,
которые двигались и извивались, точно ища путь наружу, и
причиняли ей такие муки, что даже маковое молоко не в силах
было их прекратить. Мы сообщили королю, что Эйрея ничего
не говорила, и повторим то же самое ее матери, но это ложь. Я
молюсь о том, чтобы как можно скорее забыть кое-что из того,
что принцесса шептала потрескавшимися и окровавленными
губами. Того, как она молила о смерти, я забыть не смогу.
Все мейстерское искусство было беспомощно против ее
лихорадки, если только можем мы называть тот ужас этим
обыденным словом. Проще всего сказать, что несчастное дитя
запекалось изнутри. Ее плоть темнела и темнела, а потом
начала трескаться, пока ее кожа не стала походить на, да
спасут меня Семеро, свиные шкварки. Тонкие завитки дыма
исходили из ее рта, носа, даже из – как бы непотребно это не
звучало – нижних губ. К тому моменту она более уже не
говорила, но создания внутри нее продолжали шевелиться.
Самые глаза ее сварились внутри черепа и лопнули, словно два
яйца, оставленные в горшке с кипятком слишком надолго.
Мне мнилось, будто это было самым отвратительным
зрелищем, которое я когда-либо увижу, но я скоро разубедился
и в этом заблуждении, поскольку наихудший ужас увидеть мне
только предстояло. Это случилось, когда мы с Бенифером
опустили бедное дитя в ванну и обложили льдом. Шок от
погружения вмиг остановил ее сердце, уверяю я себя… И коли
так, то это было милостью, потому что тогда то, что было
внутри Эйреи, полезло наружу…
Те существа… смилуйся, Матерь, я не знаю, как мне
говорить о них... то были… черви с лицами… змеи с руками…
извивающиеся, склизкие, неописуемые твари, которые
корчились, дрожали и копошились, вырываясь из ее плоти.
Некоторые были не больше моего мизинца, но по крайней мере
 297

Рисунок 29. Великий мейстер Бенифер безуспешно пытается спасти

принцессу Эйрею Таргариен, пострадавшей и скончавшейся от необычайно
странного и ужасающего заражения.
298

одна была по меньшей мере длиной с мою руку… оборони

меня, Воин, звуки, которые они издавали…
Но все они перемерли. Я должен помнить это, держаться
за это. Чем бы они ни были, они были созданиями жара и огня,
и лед им пришелся не по вкусу, о нет. Одна за другой они
бились и вертелись и подыхали у меня на глазах, слава
Семерым. Я не позволю себе дать им именование… то были
кошмары».
Первая часть свидетельств септона Барта оканчивается
на этом. Но несколькими днями спустя он вернулся и
продолжил запись:
«Принцесса Эйрея мертва, но не забыта. Праведные
молятся о спасении ее души ежеутренне и еженощно. Вне септ
же с уст не сходят одни и те же вопросы. Принцесса
отсутствовала более года. Где она могла побывать? Что могло
приключиться с ней? Что привело обратно домой? Балерион
ли был тем чудищем, поселившимся в Бархатных холмах
Андалоса? Не его ли огни начали пожар, охвативший Спорные
земли? Мог ли Черный Ужас долететь до Астапора и быть тем
самым «драконом» из бойцовой ямы? Нет, нет и нет. Все это
лишь небылицы.
Но если мы отбросим эти ложные домыслы, загадка от
того не исчезнет. Куда улетела Эйрея Таргариен с Драконьего
Камня? Первой догадкой королевы Рейны было, что она
направилась в Королевскую Гавань: принцесса не таила своего
желания вернуться ко двору. Когда это оказалось не так, Рейна
обратила взор на Светлый остров и Старомест. И там, и там
имело смысл поискать, но Эйреи не было ни в одном из этих
мест, ни где-либо еще в Вестеросе. Прочие, включая королеву
и меня, сочли, что из этого следует, что принцесса полетела на
восток, а не на запад, и найдется где-нибудь в Эссосе. Девочка
могла отправиться в Вольные города, чтоб скрыться от власти
матери, а королева Алисанна, в частности, была убеждена, что
Эйрея бежала от матери в той же мере, что от собственно
Драконьего Камня. Но слуги и шпионы лорда Рего не нашли
 299

ни намека на ее присутствие за Узким морем, ни даже шепотка

о ее драконе. Почему?
Хотя я не могу привести доказательства, я могу
предложить ответ. Мне думается, что все мы задавали
неверный вопрос. Эйрея Таргариен еще не встретила своих
тринадцатых именин в то утро, когда ускользнула из замка
матери. Хоть она и зналась с драконами, прежде ей не
доводилось оседлать своего… И по причинам, которых нам не
узнать, она избрала Балериона вместо любого из более юных и
послушных. Может быть, ведомая своими размолвками с
матерью, она просто хотела зверя больше и страшнее, чем
Пламенная Мечта королевы Рейны. А может, то было желание
покорить зверя, что убил ее отца с его драконом (однако
принцесса Эйрея на знала своего отца и трудно судить, какие
чувства могла питать к нему и к его гибели). В чем бы ни
заключались сподвигшие ее причины, выбор был сделан.
Принцесса могла задумывать полет в Королевскую
Гавань, как и подозревала ее мать. Могло быть у нее на уме и
отыскать сестру в Староместе, а может, найти леди Элиссу
Фарман, некогда обещавшую взять ее в странствия. Каковы бы
ни были ее планы, значения они не имели. Одно дело вскочить
на дракона и совсем иное – подчинить его своей воле, в
особенности зверя столь старого и яростного, каковым был
Черный Ужас. С самого начала мы вопрошали: «Куда Эйрея
направила Балериона?» Но нам следовало спрашивать: «Куда
Балерион унес Эйрею?»
Я нахожу разумным лишь один ответ. Припомните, что
Балерион был наибольшим и старейшим из трех драконов, на
которых воевали король Эйгон и его сестры. Вхагар и
Мераксес вылупились на Драконьем Камне, и лишь Балерион
прибыл на остров с Эйнаром Изгнанником и Дейнис
Сновидицей, младший из пяти драконов, привезенных ими с
собой. Старшие драконы умерли в грядущие годы, но
Балерион жил, становясь все крупнее, яростнее и своенравней.
Если не принимать во внимание россказни неких чародеев и
300

шарлатанов (как и следует поступить), он, вероятно,

единственное живое существо в мире, что знало Валирию до
того, как ее постиг Рок.
Туда-то он и унес бедное обреченное дитя, цепляющееся
за его спину. Я бы очень удивился, будь на то ее воля, но она
не имела ни знания, ни силы духа, чтобы его развернуть.
Что приключилось с ней в Валирии, я не в силах и
предположить. Видя состояние, в котором она возвратилась к
нам, я и не желаю думать о том. Валирийцы были не просто
владыками драконов. Они практиковали кровавую магию и
другие темные искусства, погружались в земные глубины ради
тайн, которым лучше оставаться погребенными, и искажали
плоть зверей и людей, обращая их в чудовищные,
неестественные химеры. За эти грехи боги в своем гневе и
низвергли их. Валирия проклята, все сходятся в этом, и
храбрейшие из моряков держатся подальше от ее обугленных
костей… Но ошибкой было бы считать, будто ничто там более
не живет. Я предполагаю, что те твари, которых мы нашли
внутри Эйреи Таргариен, обитают там и поныне... И кроме них
– ужасы, которых мы не в силах и вообразить. Я много написал
здесь о том, как умерла принцесса, но есть нечто еще, нечто
даже более пугающее, что требует упоминания:
У Балериона также имелись раны. Этот громадный
зверь, Черный Ужас, самый грозный из драконов, что когда-
либо парили в небесах Вестероса, вернулся в Королевскую
Гавань с наполовину затянувшимися шрамами, которых никто
на нем прежде не помнил. А на левом боку его зияла рваная
рана длиной почти в девять футов, из которой все еще капала
кровь, горячая и дымящаяся.
«Лорды Вестероса – гордые мужи, а септоны Веры и
мейстеры Цитадели, на свой лад, еще более горды, но есть в
мире великое множество вещей, которых мы не понимаем и
можем никогда не понять. Возможно, в этом есть милость.
Отец создал людей любопытными, как считают одни – чтобы
испытать нашу веру. Мой собственный извечный грех в том,
 301

что, когда б я ни наткнулся на дверь, мне необходимо узнать,

что за ней скрывается; но некоторым дверям лучше оставаться
запертыми. Через такую дверь и прошла Эйрея Таргариен».
Свидетельство септона Барта завершается на этом. Он
больше никогда не затронет судьбу принцессы Эйреи ни в
одном из своих писаний, и даже эти слова будут спрятаны
среди его личных бумаг, оставшись в безвестности почти на
столетие. Однако же увиденные им ужасы оказали глубокое
воздействие на септона, пробудив в нем ту самую жажду
знаний, которую он звал своим извечным грехом. Именно
вследствие этого Барт начал исследования и изыскания, что в
конце концов заставят его написать «Драконы, змии, виверны:
их неестественная история», труд, который Цитадель объявит
«вызывающим, но необоснованным», и который Бейлор
Благословенный повелит изъять и уничтожить.
Вероятно, что септон Барт обсудил свои подозрения с
королем. Хотя этот вопрос никогда не выносили на
обсуждение Малого совета, позднее в тот же самый год
Джейхейрис издал королевский указ, запрещающий всякому
кораблю, подозреваемому в посещении Валирийских островов
или плавании по Дымному морю, заходить в порты и гавани
Семи Королевств. Подданным же короля было под страхом
смерти запрещено бывать в Валирии.
Вскоре после того Балерион стал первым из драконов
Таргариенов, поселившихся в Драконьем Логове. Длинные
вымощенные кирпичом тоннели этого сооружения, уходящие
глубоко в склон холма, были построены наподобие пещер, и
были впятеро просторнее логовищ на Драконьем Камне. Трое
младших драконов вскоре присоединились к Черному Ужасу
под холмом Рейнис, тогда как Вермитор и Среброкрылая
оставались в Красном замке, рядом со своими всадниками.
Чтоб избежать повторения бегства принцессы Эйреи на
Балерионе, король повелел, чтобы все драконы денно и нощно
охранялись, вне зависимости от того, где они обитают. Для
этой цели был создан новый орден стражников: Драконья
302

Стража, насчитывающая семьдесят семь человек, облаченных

в блистающую черную броню. Их шлемы были украшены
гребнем из драконьей чешуи, продолжающимся на спине,
плавно мельчая.
Мало что стоит упоминания в возвращении Рейны
Таргариен из Эстермонта после гибели ее дочери. К моменту,
когда ворон долетел до Зеленой Скалы, где находилась ее
милость, принцесса уже умерла и была сожжена. Лишь пепел
и кости ожидали мать, когда Пламенная Мечта доставила ее в
Королевскую Гавань. "Видно, я обречена всегда приходить
слишком поздно", – сказала она. Когда король предложил
похоронить пепел на Драконьем Камне, рядом с королем
Эйгоном и другими умершими дома Таргариенов, Рейна
отказалась.
– Она ненавидела Драконий Камень, – напомнила она его
милости. – Она хотела летать. И ответив так, она подняла
пепел дочери в небо на Пламенной Мечте и развеяла его по
ветру.
То было грустное время. Джейхейрис сказал сестре, что
Драконий Камень останется за ней, пожелай она этого, но
Рейна не пожелала.
– Для меня там нет ничего, кроме горя и призраков.
Когда Алисанна спросила, не намерена ли она вернуться
в Зеленую Скалу, Рейна покачала головой. – Там тоже призрак.
Добрый, но столь же скорбный.
Король предположил, что она останется с ними при
дворе, даже предложил ей место в Малом совете. Это вызвало
у его сестры смех.
– О, братец, ты славный малый. Боюсь, тебе не
понравятся мои советы.
Тогда королева Алисанна взяла сестру за руку и сказала:
– Ты все еще молода. Если хочешь, мы подыщем тебе
доброго и нежного лорда, который будет лелеять тебя также,
как мы сами. У тебя могут быть и другие дети.
Рейна вырвала у королевы свою руку и огрызнулась:
 303

– Своего последнего мужа я скормила дракону.

Следующего я могу съесть сама.
Место, куда король Джейхейрис, в конце концов,
отправил Рейну, было, вероятно, самым неожиданным из всех:
Харренхолл. Джордан Тауэрс, один из последних верных
лордов Мейгора Жестокого, скончался от чахотки, и огромные
развалины Харрена Черного достались его последнему
выжившему сыну, названному в честь предыдущего короля.
Когда все его старшие братья погибли в войнах короля
Мейгора, болезненный и обнищавший Мейгор Тауэрс остался
последним в роду и жил в замке, рассчитанным на тысячи
человек, всего лишь с поваром и тремя старыми латниками.
– В замке пять огромных башен, – заметил король, – и
мальчишка Тауэрс занимает лишь одну, да и то не полностью.
Ты можешь забрать себе остальные четыре.
Рейну это позабавило.
– Одной будет достаточно, уверяю тебя. У меня
домочадцев еще меньше, чем у него.
Когда Алисанна напомнила ей, что в Харренхолле, по
слухам, водятся привидения, Рейна пожала плечами.
– Это не мои привидения. Им незачем мне докучать.
Так и вышло, что Рейна Таргариен, дочь одного короля,
жена двух других и сестра третьего, провела остаток жизни в
столь удачно названной Вдовьей Башне Харренхолла, по
соседству с болезненным юнцом, названным в честь короля,
убившего отца ее детей, жившим в Башне Ужаса.
Удивительно, но со временем между Рейной и Мейгором
Тауэрсом завязалась своеобразная дружба. После смерти
лорда Мейгора в 61-м году от З.Э. Рейна забрала его слуг к себе
и продолжала содержать их до собственной смерти.
Рейна Таргариен умерла в 73-м году от З.Э. в возрасте
пятидесяти лет. После смерти Эйреи она никогда больше не
посещала ни Королевскую Гавань, ни Драконий Камень, не
принимая никакого участия в управлении королевством – она
лишь раз в год летала в Старомест посетить свою оставшуюся
304

дочь Рейллу, служившую в Звездной септе. Ее серебристо-

золотые волосы стали белыми, и простонародье Речных земель
прозвало ее ведьмой. Путники, входившие в ворота
Харренхолла в надежде на гостеприимство, получали хлеб с
солью и право остаться на ночь, но не честь встретиться с
королевой. Те, кому повезло, говорили, что видели ее на
стенах замка или верхом на драконе, поскольку Рейна
продолжала летать на Пламенной Мечте до самого конца.
Когда она умерла, Джейхейрис повелел сжечь ее тело в
Харренхолле и погрести прах там же.
– Мой брат Эйгон пал от руки нашего дяди в битве над
Божьим Оком, – сказал его милость над погребальным
костром. – Его супруга и моя сестра Рейна не сражалась вместе
с мужем, но и у нее в тот день отняли жизнь.
После смерти Рейны Джейхейрис пожаловал Харренхолл
со всеми землями и доходами сиру Байвину Стронгу, брату
сира Люкамора Стронга из Королевской Гавани, также
известному рыцарю.
Однако мы забежали на десятилетия вперед от нашего
рассказа, и прежде чем Неведомый пришел к Рейне Таргариен
в 73-м году от З.Э., в Королевской Гавани и Семи
Королевствах Вестероса случилось много и хорошего, и
дурного.
В 57-м году от З.Э. Джейхейрис и его королева вновь
получили повод для радости, когда Боги одарили их другим
сыном. Его назвали Бейлоном, в честь одного из лордов
Таргариенов, правивших Драконьим Камнем во дни до
Завоевания, который также был вторым сыном. При рождении
ребенок был меньше своего брата Эймона, но зато громче и
прожорливее. Его кормилицы жаловались, что никогда не
видели ребенка, который сосал бы так жадно. Всего за два дня
до его рождения белые вороны вылетели из Цитадели, неся
вести о приходе весны, так что Бейлона немедля окрестили
Весенним Принцем.
 305

Принцу Эймону на момент рождения брата было два,

принцессе Дейнерис четыре. Они мало чем походили друг на
друга. Принцесса была жизнерадостным и веселым ребенком,
днем и ночью носившимся по Красному замку, «летая»
повсюду верхом на «драконе» из метлы, ставшим ее любимой
игрушкой. Забрызганная грязью, зеленая от травы, она была
испытанием для матери и ее служанок, то и дело терявших ее.
Принц Эймон, с другой стороны, был очень серьезным
мальчиком, осторожным, аккуратным и послушным. И хотя он
еще не умел читать, он любил, когда читали ему, и королева
Алисанна часто со смехом рассказывала, что его первым
словом было «Почему?»
Великий мейстер Бенифер пристально следил за
подрастающими детьми. Раны, оставленные распрями между
сыновьями Завоевателя, Эйнисом и Мейгором, все еще были
свежи в умах многих старых лордов, и Бенифер беспокоился,
что два мальчика могут обратиться друг против друга и
утопить страну в крови. Беспокойство оказалось
беспочвенным. Не считая близнецов, трудно представить себе
двух более близких братьев, чем сыновья Джейхейриса
Таргариена. Став достаточно взрослым, чтобы ходить, Бейлон
повсюду следовал за своим братом Эймоном, изо всех сил
стараясь подражать ему. Когда Эймон получил первый
деревянный меч, чтобы начать тренировки, Бейлона сочли
слишком маленьким, чтобы присоединиться к нему, но его это
не остановило. Он сделал собственный меч из палки и
ворвался во двор, чтобы отлупить брата, заставив мастера над
оружием повалиться от хохота.
С тех пор Бейлон повсюду ходил со своим «мечом», даже
ложился с ним в постель, к вящему отчаянию матери и ее
служанок. Принц Эймон поначалу сторонился драконов,
замечал Бенифер, в отличие от Бейлона, который, впервые
посетив Драконье Логово, щелкнул Балериона по носу.
306

– Он либо храбрец, либо безумец, – отметил старый

Угрюмый Сэм, и с тех пор Весенний Принц также был
известен как Бейлон Храбрый.
Юные принцы безумно любили свою сестру, и Дейнерис
обожала мальчиков, «особенно указывать им, что делать».
Однако великий мейстер Бенифер подметил еще кое-что.
Джейхейрис очень любил всех трех своих детей, но с рождения
Эймона король говорил о нем как о наследнике, к
неудовольствию королевы Алисанны.
– Дейнерис старше, – напоминала она его милости. – Она
старшая в роду, ей следует стать королевой.
Король никогда не возражал, разве что говорил:
– Она станет королевой, когда выйдет за Эймона. Они
будут править вместе, как и мы с тобой.
Впрочем, Бенифер в своих письмах отмечал, что слова
короля не смогли полностью удовлетворить королеву.
Вернемся к событиям 57-го года от З.Э. В тот год
Джейхейрис освободил лорда Майлса Смоллвуда от
обязанностей десницы короля. Хотя его светлость был
человеком, несомненно, верным и благонамеренным, он плохо
подходил для Малого совета. Как говорил он сам: «Я рожден
для седла, а не для подушки». Став старше и мудрее, его
милость заявил совету, что не собирается тратить недели
впустую, перебирая полсотни имен. На этот раз десницей
станет тот, кто ему нужен: септон Барт. Когда лорд Корбрей
напомнил королю о низком происхождении Барта,
Джейхейрис отверг его возражения:
– Если его отец ковал мечи и подковывал лошадей, да
будет так. Рыцарю нужен меч, лошади нужны подковы, а мне
нужен Барт.
Новый десница сразу же после назначения отбыл морем
в Браавос для переговоров с морским владыкой и Железным
банком. Его сопровождали сир Джайлс Морриген и шестеро
гвардейцев, но в обсуждениях участвовал только септон Барт.
Цель его миссии была чрезвычайно серьезной: война или мир.
 307

Король испытывал величайшее восхищение городом Браавос,

сказал Барт морскому владыке. Поэтому он не прибыл лично,
памятуя об истории вражды Вольного города с Валирией и
драконьими владыками. Но если деснице не удастся уладить
дело миром, у его милости не останется иного выбора, кроме
как лично прибыть на Вермиторе и, по словам Барта, провести
«жесткие переговоры». Когда морской владыка
поинтересовался, о каком деле ведет речь десница, септон
печально улыбнулся и сказал:
– Так вот какую игру мы ведем? Речь идет о трех яйцах.
Должен ли я продолжать?
Морской владыка ответил:
– Я ничего об этом не знаю. Впрочем, если бы у меня и
были какие-то яйца, то лишь потому, что я их купил.
– У вора.
– И какие же у вас доказательства? Был ли этот вор
схвачен, осужден и признан виновным? Браавос –
законопослушный город. Кто законные владельцы яиц? Могут
ли они предъявить доказательства своей собственности?
– Его милость может предъявить вам драконов.
Эти слова заставили морского владыку улыбнуться.
– Скрытая угроза. Ваш король в этом мастер. Сильнее
отца, хитрее дяди. Да, я знаю, что Джейхейрис может с нами
сделать. У Браавоса долгая память, и мы не забыли драконьих
владык древности. Но и мы можем кое-что сделать вашему
королю. Стоит ли мне перечислять, или оставим и эту угрозу
скрытой?
– Как пожелаете, ваша светлость.
– Как вам будет угодно. Не сомневаюсь, ваш король
может превратить мой город в пепел. Десятки тысяч сгинут в
драконьем пламени. Мужчины, женщины, дети. Я не могу
ответить Вестеросу тем же. Наемники, которых я могу нанять,
сбегут, едва завидев ваших рыцарей. Мой флот может на
какое-то время запереть вас на берегу, но мои корабли сделаны
из дерева, а дерево горит. Однако у нас в городе есть одна...
308

гильдия, скажем так... члены которой весьма искусны в своей

профессии. Они не могут уничтожить Королевскую Гавань
или завалить ее улицы трупами, но зато им под силу убить...
нескольких человек. Очень нужных человек.
– Его милость днем и ночью находится под охраной
Королевской гвардии.
– Ах да, рыцари. Вроде того, что дожидается вас
снаружи. Если он, конечно, еще ждет. Что, если я скажу вам,
что сир Джайлс уже мертв?
Септон Барт привстал было с сиденья, но морской
владыка жестом велел ему сесть.
– О нет, пожалуйста, не надо спешки. Я же сказал «что,
если». Я действительно подумывал об этом. Как я сказал, они
весьма искусны. Впрочем, отдай я такой приказ, вы могли бы
поступить опрометчиво, и много хороших людей могли
погибнуть. Я этого не хочу. Угроза мне не по нраву.
Вестеросцы – воины, а мы, браавосцы – торговцы. Давайте
поторгуемся.
Септон Барт сел обратно.
– Что вы предлагаете?
– Разумеется, у меня нет этих яиц, – сказал морской
владыка. – Вы не сможете доказать обратное. Но если бы они
у меня были... что ж, пока они не проклюнутся, это всего лишь
камни. Неужели ваш король поскупится на три прелестных
камешка? Вот если бы у меня были три... цыпленка... я мог бы
понять его опасения. Я восхищаюсь вашим Джейхейрисом. Он
гораздо лучше своего дяди, и Браавос вовсе не хочет делать его
несчастным. Так что позвольте мне предложить вместо камней
золото.
И тогда начался настоящий торг.
Даже сейчас есть те, кто настаивает, будто морской
владыка обдурил септона Барта, обманул, обвел его вокруг
пальца и унизил. Их точка зрения основана на том, что он
вернулся в Королевскую Гавань без единого драконьего яйца.
Это правда.
 309

Однако он вернулся отнюдь не с пустыми руками. По

требованию морского владыки Железный банк Браавоса
простил Железному трону основную сумму ссуды – как
следствие, долги Короны сократились вдвое.
– И все это в обмен на три камня, – сказал Барт королю.
– Для морского владыки лучше, чтобы они оставались
камнями, – сказал Джейхейрис. – Если я услышу хотя бы
шепот о... цыплятах... его дворец сгорит первым.
В грядущие годы и десятилетия соглашение с Железным
банком оказало огромное влияние на всех жителей
королевства, хоть мера этого влияния и не была тогда
очевидна. Проницательный Рего Драз, королевский мастер над
монетой, внимательно изучил долги и доходы Короны после
возвращения септона Барта и заключил, что средства, ранее
предназначенные для Браавоса, теперь могут быть спокойно
вложены в долгожданный проект короля: дальнейшее
благоустройство Королевской Гавани.
Джейхейрис расширил и выпрямил городские улицы,
вымостил их булыжником там, где ранее была только грязь, но
многое еще только предстояло сделать. Королевская Гавань в
нынешнем состоянии никак не могла сравниться ни со
Староместом, ни даже с Ланниспортом, не говоря уже о
великолепных Вольных городах за Узким морем. Его милость
решил, что так быть не должно. Соответственно, он изложил
планы по созданию целой системы очистных подземных
каналов, чтобы все городские стоки и отходы уходили в реку.
Септон Барт привлек внимание короля к еще более
насущному вопросу: питьевая вода Королевской Гавани была
пригодна разве что для лошадей и свиней, по мнению многих.
В реке воды были грязными (а из-за новых сточных каналов
скоро станут еще грязнее), а воду Черноводного залива можно
было назвать в лучшем случае солоноватой или просто
соленой. Король, его двор и благородные господа могли пить
эль, мед и вино, но у бедняков не было выбора, кроме вот этих
нечистых вод. Чтобы разрешить вопрос, Барт предложил
310

вырыть множество колодцев – как внутри самого города, так и

за северными стенами. Согласно его замыслу, пресная вода
должна была поступать в город по глазурованным глиняным
трубам и тоннелям и храниться в четырех огромных
цистернах, и простой народ смог бы набирать ее в
общественных фонтанах на определенных площадях и
перекрестках.
Идеи Барта были, без сомнения, дорогостоящими, и Рего
Драз с королем от них то и дело отказывались... до тех пор,
пока королева Алисанна на очередном заседании совета не
подала обоим по кружке речной воды и не пригласила
отведать, какова она. Пить воду никто не стал, но колодцы и
трубы вскоре были одобрены. Строительство водопроводов
заняло больше двенадцати лет, но в конечном счете «фонтаны
королевы» обеспечили горожан чистой водой на многие
поколения вперед.
Минули уже годы с последнего королевского
путешествия по стране, так что в 58 году от З.Э. Джейхейрис и
Алисанна вознамерились впервые посетить Винтерфелл и
Север. Их, разумеется, должны были сопровождать драконы,
но расстояния за Перешейком огромны, а дороги дурны́, и
королю прискучило каждый раз лететь вперед, а потом ждать,
пока его догонит свита. На этот раз Джейхейрис велел
Королевской гвардии, прислуге и вассалам отправиться в путь
немедля, чтобы наперед все подготовить к прибытию его
милости. Итак, три корабля отплыли из столицы в Белую
Гавань, где королевская чета должна была совершить свою
первую остановку.
Однако у богов и Вольных городов оказались
собственные намерения. В то самое время, когда королевские
корабли шли на Север, посланники Пентоса и Тироша
воззвали к его милости в Красном замке. Эти два города
воевали друг с другом уже три года и теперь жаждали мира, но
никак не могли прийти к согласию о том, где им встретиться
для обсуждения его условий. От этой войны немало страдала
 311

торговля в Узком море – до такой степени, что сам король

Джейхейрис уже предлагал двум городам свою помощь в
прекращении вражды. После долгих споров архонт Тироша и
принц Пентоса согласились встретиться в Королевской Гавани
и уладить свои разногласия – при условии, что Джейхейрис
выступит посредником в этих переговорах и поручителем
договора, если сторонам удастся его заключить.
От этого предложения ни король, ни Малый совет не
могли отказаться, но оно означало, что намеченное его
милостью путешествие на Север придется отложить. Были
опасения, что известный своей обидчивостью лорд
Винтерфелла сочтет, будто им пренебрегли. Решение
предложила королева Алисанна: она отправится в путь в
соответствии с прежним замыслом, но в одиночку, пока король
принимает принца и архонта. Джейхейрис же присоединится к
ней в Винтерфелле, как только будет заключен мир. На том и
порешили.
Путешествие королевы Алисанны началось в Белой
Гавани, куда стеклись десятки тысяч северян –
поприветствовать королеву и поглазеть на Среброкрылую с
восхищением и толикой страха. Все они видели дракона
впервые в жизни. Многолюдность толпы удивила даже их
лорда.
– Я и не подозревал, что в городе столь много народу! –
восклицал Теомор Мандерли. – И откуда они только взялись?
Мандерли стояли особняком среди великих домов
Севера. Явившись из Простора несколько столетий тому назад,
они нашли пристанище близ устья Белого Ножа после того, как
соперники изгнали их с богатых земель на реке Мандер.
Несмотря на горячую преданность Старкам из Винтерфелла,
они принесли с юга своих богов, по-прежнему почитая
Семерых и сохраняя обычаи рыцарства. Семья Теомора
Мандерли была известна своей многочисленностью, и
Алисанна Таргариен, которая была увлечена желанием как
можно крепче связать Семь Королевств друг с другом, увидела
312

здесь отличную возможность и тут же начала заключать

брачные договора. Ко времени ее отбытия две королевские
фрейлины были помолвлены с младшими сыновьями его
светлости, а третья – с племянником. В то же время старшая
дочь лорда Мандерли и три племянницы вошли в личную
свиту королевы с намерением отправиться с ней на юг и
обручиться с достойными лордами и рыцарями при дворе
короля.
Лорд Мандерли развлекал королеву со всем возможным
размахом. На приветственном пиру зажарили целого зубра, и
собственная дочь лорда – Джессамина – служила королеве
чашницей, наполняя ее кубок крепким северным элем,
который ее милость нашла более изысканным, нежели любое
вино, что ей когда-либо приходилось пробовать. Мандерли
также устроил небольшой турнир в честь королевы, чтобы
показать доблесть своих рыцарей. Один из бойцов (хотя и не
рыцарь) на поверку оказался девицей – то была одичалая,
захваченная разведчиками к северу от Стены и отданная под
опеку одному из домашних рыцарей Мандерли. Алисанна,
восхищенная отвагой девушки, призвала даму из числа
собственных присяжных щитов – Джонквиль Дарк, – и
одичалая с Алой Тенью бились копьем против меча под
одобрительные крики северян.
Несколько дней спустя королева собрала двор из одних
женщин в собственном замке лорда Мандерли – событие
доныне неслыханное на Севере: более двухсот женщин и
девиц собрались, чтобы поделиться своими мыслями,
сомнениями и горестями с ее милостью.
Покинув Белую Гавань, королевская свита поплыла по
Белому Ножу до речных порогов, а затем направилась к
Винтерфеллу по суше, пока сама Алисанна летела впереди на
Среброкрылой. Древняя вотчина Королей Севера оказала
королеве не столь теплый прием, как Белая Гавань: здесь,
когда дракон Алисанны приземлился у замковых врат,
поприветствовать ее вышли лишь лорд Аларик Старк со
 313

Рисунок 30. Королева Алисанна Таргариен в Белой Гавани беседует с

женщинами Севера.
314

своими сыновьями. Лорд Аларик пользовался не самой доброй

славой – он слыл человеком жестким, суровым, не
прощающим обид, скупым до скаредности, угрюмым,
холодным и лишенным всякого остроумия. Даже Теомор
Мандерли, его собственный знаменосец, с этим не спорил.
«Старка уважают на Севере, – говаривал он, – но не любят».
Шут лорда Мандерли выражался иначе: «Сдается мне, лорд
Аларик не облегчал кишечника лет эдак с двенадцати».
То, как Алисанну встретили в Винтерфелле, не развеяло
ее опасений о том, чего ожидать от дома Старков. Прежде чем
спешиться и преклонить колени, лорд Аларик неодобрительно
осмотрел наряд ее милости и заметил: «Надеюсь, вы
прихватили одежду потеплее». Затем он заявил, что не желает
впускать дракона в свои стены. «Я сам не видел Харренхолл,
но знаю, что именно там случилось». Он согласился принять
рыцарей и дам королевы, «и короля тоже, если он сумеет найти
сюда дорогу», но им не следует рассчитывать на его
хлебосольность сверх меры. «Это Север, и зима близко. Мы не
сможем долго кормить тысячу человек». Когда королева
заверила его, что с ней прибудет лишь десятая часть от данного
числа, лорд Аларик проворчал: «Это хорошо. Но лучше бы их
было еще меньше». Как и опасалась Алисанна, он был
недоволен отсутствием короля Джейхейриса и признал, что не
представляет, как ему развлечь королеву: «Если вы ждали
балов, маскарадов и танцев, то приехали не туда».
Лорд Аларик потерял жену тремя годами ранее. Когда
королева выразила сожаление, что ей не довелось
познакомиться с леди Старк, северянин возразил:
– Она из дома Мормонтов с Медвежьего острова, и вы б
не стали называть ее «леди». Но еще двенадцатилетней она
оборонялась топором от стаи волков и двоих убила, после чего
пошила себе плащ из их шкур. Мне она подарила двух сильных
сыновей и дочь лицом не дурнее любой из ваших южных леди.
 315

Когда ее милость обмолвилась, что с удовольствием

помогла бы устроить брак его сыновей с дочерьми великих
южных лордов, лорд Старк резко отказал ей:
– Мы на Севере храним веру в Старых богов. Когда мои
мальчики возьмут себе жен, они вступят в брак перед сердце-
древом, а не в какой-то там южной септе.
Но королева Алисанна была не из тех, кто легко сдается.
Лорды юга почитают Старых богов так же, как и новых,
сказала она лорду Аларику, и почти все замки, которые ей
доводилось видеть, имели равно и септу, и богорощу. И все
еще оставались дома, никогда, подобно северянам, не
принимавшие Семерых: прежде всего Блэквуды из Речных
земель и с дюжину домов помельче. Даже такой суровый и
жесткий лорд, как Аларик Старк, оказался беспомощным
перед упрямым очарованием королевы Алисанны. Он
согласился подумать над ее предложением и обговорить его с
сыновьями.
Чем дольше оставалась королева в Винтерфелле, тем
теплее относился к ней лорд Аларик, и со временем Алисанна
поняла, что далеко не все слухи о нем правдивы. Он был
бережлив, но не скареден; умел пошутить, но шутки его были
остры, словно кинжал; сыновья и дочь, равно как и люди
Винтерфелла, на самом деле любили его. Несколько оттаяв,
его светлость взял королеву на охоту на лося и дикого кабана
в Волчий лес, показал ей кости великана и позволил вдоволь
порыться в скромной замковой библиотеке. Он даже снизошел
до того, чтобы приблизиться к Среброкрылой, пусть и с
опаской. Женщины Винтерфелла все как одна были покорены
обаянием Алисанны; особенно сблизилась королева с
Аларрой, дочерью лорда Аларика. Когда королевская свита,
наконец, добралась до Винтерфелла после долгих странствий
среди непроторенных топей и летних снегов, их ждали горы
мяса и реки вина, несмотря на отсутствие короля.
Тем временем, дела в Королевской Гавани шли не столь
блестяще. Мирные переговоры затянулись на гораздо больший
316

срок, чем ожидалось, поскольку раздоры между двумя

Вольными городами оказались глубже, чем предполагал
Джейхейрис. Когда его милость пытался достичь согласия,
каждая сторона обвиняла короля в том, что он подыгрывает
другой. Пока принц и архонт ссорились, их люди вступали в
стычки по всему городу, в постоялых дворах, борделях и
питейных заведениях. Одного из пентошийских гвардейцев
подкараулили и убили, а тремя ночами позже кто-то поджег
галею самого архонта у причала. Королевское путешествие все
откладывалось и откладывалось.
На Севере же королева Алисанна из-за долгого ожидания
начала терять терпение и решила на время покинуть
Винтерфелл и посетить мужей Ночного Дозора в Черном
замке. Расстояние было немалым даже для перелета; по пути
ее милость приземлялась в Последнем Очаге и нескольких
меньших замках и острогах, удивляя и восхищая их лордов,
пока часть ее свиты тащилась позади (остальные остались в
Винтерфелле).
Когда Алисанна впервые увидела Стену с высоты, у нее
перехватило дыхание – так впоследствии ее милость
рассказывала королю. Имелись опасения по поводу того, как
королеву встретят в Черном замке – все-таки многие черные
братья в прошлом принадлежали к рядам Честных Бедняков и
Сынов Воина, пока эти ордена не оказались под запретом. Но
лорд Старк заблаговременно отправил воронов, чтобы
предупредить о прибытии королевы, и лорд-командующий
Ночного Дозора Лотор Берли отрядил восемьсот самых
надежных братьев принимать высокую гостью. В ту ночь
братья Ночного Дозора потчевали королеву мамонтятиной,
медом и крепким пивом.
На рассвете лорд Берли сопроводил королеву на вершину
Стены. «Здесь кончается мир», – заявил он, указывая на
бескрайние зеленые просторы Зачарованного леса. Берли
извинился за невзыскательность кушаний, предложенных
королеве, и суровые условия Черного замка.
 317

– Мы очень старались, ваша милость, – объяснял лорд-

командующий, – но постели у нас жесткие, чертоги холодные,
а пища…
– …вполне сытная, – закончила королева. – И это все, что
мне нужно. Мне в радость есть с вами за одним столом.
Мужи Ночного Дозора были поражены драконом
Алисанны не меньше, чем люди Белой Гавани, однако
королева отметила, что Среброкрылой «не нравится эта
Стена». На дворе стояло лето, и Стена проливала слезы, но
каждое дуновение ветра доносило исходящий ото льда холод,
и каждый порыв заставлял драконицу шипеть и клацать
зубами. «Трижды я взлетала на Среброкрылой над Черным
замком и трижды пыталась направить ее за Стену, – писала
королева Джейхейрису, – но всякий раз она отказывалась
лететь дальше на север и поворачивала обратно. Никогда
прежде она не отказывалась нести меня, куда я пожелаю. Я
обратила ситуацию в шутку, так что черные братья ничего не
поняли, но мне это все еще не дает покоя».
В Черном замке королева впервые увидела одичалых. Их
разбойный отряд был захвачен незадолго до того при попытке
вскарабкаться на Стену, и дюжина оборванцев, уцелевших в
схватке, была заточена в клетках, чтоб она могла взглянуть на
них. Когда ее милость спросила, что их ждет, ей сообщили, что
им отрежут уши перед тем, как выпустить обратно на север от
Стены.
– Всем, кроме этих троих, – сообщил ее сопроводитель,
указав на уже лишенных ушей узников, – Их мы обезглавим.
Их однажды уже ловили.
Если прочим хватит ума, сказал он королеве, они
извлекут из потери ушей урок и останутся сидеть на своей
стороне Стены.
– Большинству, впрочем, не сидится, – добавил он.
Трое из братьев были певцами до того, как надели
черное, и они поочередно играли для ее милости по вечерам,
развлекая ее балладами, военными песнями и похабными
318

казарменными песенками. Лорд-командующий Берли лично

отвез королеву в Зачарованный лес в сопровождении сотни
конных лучников. Когда же Алисанна изъявила желание
увидеть некоторые из прочих фортов Стены, первый разведчик
Бентон Гловер провел ее по Стене на запад, через Снежные
Врата к Твердыне Ночи, где они спустились к подножию и
переночевали. Такой волнующей поездки, как рассудила
королева, у нее, еще не бывало: «дух захватывает, хотя и
морозно, а ветер здесь дует так, что я боялась, что он сметет
нас со Стены». Твердыню Ночи же она нашла мрачной и
зловещей.
– Она огромна до того, что люди представляются здесь
карликами, будто мыши в разрушенном зале, – говорила она
Джейхейрису. – И там царит некая тьма… Витает в воздухе…
Я была так рада покинуть это место.
Но не стоит думать, будто дни и ночи, проведенные
королевой в Черном замке, состояли из одних праздных
занятий. Она напомнила лорду Берли, что представляет
Железный трон, и много дней провела с ним и его офицерами,
обсуждая одичалых, Стену и нужды Дозора.
«Превыше всего королева должна уметь слушать», –
часто повторяла Алисанна Таргариен. В Черном замке она
доказала верность этим словам. Она слушала и слышала и
завоевала вечную преданность мужей Ночного Дозора своими
деяниями. Королева заявила лорду Берли, что необходимость
иметь замок между Снежными Вратами и Ледовым Порогом
ей понятна, но Твердыня Ночи чрезмерно велика, того и гляди
развалится и ко всему ее накладно отапливать. Дозору стоит
забросить этот замок, сказала Алисанна, и построить другой
поменьше, дальше к востоку. Лорд Берли не мог не
согласиться, но сослался на то, что у Дозора нет средств на
постройки новых замков. Алисанна предвидела такое
возражение. Она заплатит за замок сама, ответила она лорду-
командующему, и предложила свои драгоценности, чтобы
покрыть траты.
 319

– У меня хватает драгоценностей, – сказала она.

Восемь лет уйдет на постройку нового замка, который
получит имя Глубокое Озеро. Вне стен его главного зала и по
сей день стоит статуя Алисанны Таргариен. Твердыня Ночи же
была заброшена еще прежде, чем достроили Глубокое Озеро,
как и пожелала королева. В ее честь лорд-командующий Берли
переименовал Снежные Врата во Врата Королевы.
Королева Алисанна хотела также послушать и женщин
Севера. Когда лорд Берли объяснил ей, что на Стене женщин
нет, она настаивала на своем… Пока, наконец, с превеликой
неохотой ее не сопроводили в деревню к югу от Стены,
которую черные братья именовали Кротовым городком. Там
она найдет женщин, сказал его светлость, хотя большая их
часть будет продажной. Мужи Ночного Дозора не брали жен,
как он объяснил, но они все равно оставались мужчинами и
имели некоторые нужды. Королева Алисанна на то ответила,
что ей все равно. Так и вышло, что она собрала женский двор
из шлюх и блудниц Кротового городка… И там услышала
вещи, которые изменят историю Семи Королевств навеки.
Тем временем в Королевской Гавани архонт Тироша,
принц Пентоса и Джейхейрис I Таргариен Вестеросский
наконец приложили свои печати к «Договору о вечном мире».
То, что соглашение было достигнуто, считалось чудом, и
свершилось оно по большому счету лишь потому, что король
мягко намекнул, что Вестерос тоже может вступить в войну,
если стороны не придут к согласию. (Последствия соглашения
оказались еще менее благоприятными, чем даже сами
переговоры. По возвращении в Тирош архонт, как говорят,
назвал Королевскую Гавань «зловонной язвой», недостойной
называться городом, а магистры Пентоса оказались так
недовольны условиями, что по обычаю своего города
принесли принца в жертву своим странным богам). Лишь
тогда король Джейхейрис освободился, чтобы оседлать
Вермитора и полететь на Север. Он и королева воссоединились
в Винтерфелле после полугодовой разлуки.
320

Пребывание короля в Винтерфелле началось со зловещей

ноты. По его прибытии Аларик Старк отвел его милость в
крипты под замком, чтобы показать ему могилу своего брата.
– Уолтон покоится здесь, во тьме, не в последнюю
очередь благодаря вам. Звезды и Мечи, отбросы ваших семи
богов, какое нам дело до них? Но вы послали их на Стену
сотнями и тысячами, стольких, что Ночному Дозору едва
удалось их прокормить… И когда худшие из них восстали –
эти клятвопреступники, которых вы отправили к нам –
подавление бунта стоило жизни моему брату.
– Ужасная цена, – согласился король, – но мы не желали
этого. Приношу вам мои сожаления, милорд, и мою
благодарность.
– Я предпочел бы моего брата, – угрюмо отозвался лорд
Аларик.
Лорд Старк и король Джейхейрис так и не стали
близкими друзьями; тень Уолтона Старка стояла между ними
до самого конца. Только стараниями королевы Алисанны
пришли они к согласию. Королева посетила Брандонов Дар,
земли южнее Стены, которые Брандон строитель передал
Дозору для его поддержки и пропитания.
– Этого недостаточно, – сказала она королю, – почва там
скудна и камениста, в холмах никто не живет. У Дозора
недостаток в деньгах, а когда придет зима, то будет недостаток
и в еде.
Предложенным ею решением стал Новый Дар, полоска
земли еще южнее Брандонова Дара.
Замысел этот не пришелся лорду Аларику по нраву; хоть
он и был верным другом Ночного Дозора, ему было известно,
что лорды, владевшие теми землями, станут возражать их
передаче без их дозволения.
– Я не сомневаюсь, что вы сумеете убедить их, лорд
Аларик, – сказала королева. В итоге, очарованный ею, Аларик
Старк согласился, что да, он сумеет. Так и вышло, что площадь
Дара удвоилась одним махом.
 321

Немногое сверх сказанного о пребывании королевы

Алисанны и короля Джейхейриса на Севере стоит
упоминания. Проведя в Винтерфелле две недели, они
отправились в Торрхенов Удел, оттуда – в Барроутон, где лорд
Дастин показал им курган Первого Короля и устроил некое
подобие турнира в их честь, пусть и был тот праздник куда
бедней турниров юга. Оттуда Вермитор и Среброкрылая
понесли Джейхейриса и Алисанну назад в Королевскую
Гавань. Мужчинам и женщинам же из их свиты предстоял
более утомительный путь домой: путешествие сушей из
Барроутона обратно к Белой Гавани, а оттуда – кораблем.
Еще до того, как все прочие добрались до Белой Гавани,
король Джейхейрис уже созвал совет в Красном замке, чтоб
рассмотреть прошение его королевы. Когда септон Барт,
великий мейстер Бенифер и остальные собрались, Алисанна
поведала им о своем визите на Стену и о дне, который она
провела со шлюхами и падшими женщинами Кротового
городка.
– Среди них была девица, – начала королева, – не старше
меня, сидящей перед вами сейчас. Хорошенькая, но не такая, я
думаю, какой была раньше. Отец ее был кузнецом, и когда она
была девицей четырнадцати лет, он отдал ее руку своему
ученику. Юноша нравился ей, а она ему, и их, как подобает,
поженили… Но едва они произнесли свои клятвы, как на
свадьбу явился их лорд со своими воинами, чтобы потребовать
свое право первой ночи. Он забрал невесту в свою башню и
позабавился с ней, а на следующее утро его люди вернули ее
мужу.
Но девичества она уже лишилась, а вместе с ним – и
всякой любви, которую к ней питал тот юноша-ученик. Он не
мог поднять руку на лорда, страшась за свою жизнь, поэтому
вместо того он поднимал ее на свою жену. Когда стало ясно,
что женщина понесла от лорда, муж выбил из нее ребенка. С
того дня он не называл ее иначе как шлюхой, пока наконец она
не решила стать тем, кем ее назвали, и не отправилась в
322

Кротовый городок. Там она живет и по сей день, несчастное

дитя с разбитым сердцем… А тем временем в прочих деревнях
другие девицы выходят замуж, и другие лорды получают свою
первую ночь.
Ее история была наихудшей, но не единственной. В
Белой Гавани, в Кротовом городке, в Барроутоне другие
женщины говорили о своих первых ночах. Я не знала о том,
милорды. О, об обычае я слышала. Даже на Драконьем Камне
говорят о мужчинах из моего собственного дома, о
Таргариенах, которые развлекались с женами рыбаков и слуг,
и зачинали с ними детей…
– Их называют драконьими отпрысками, – сказал
Джейхейрис с очевидной неохотой, – это не то, чем
приличествует хвалиться, но такое происходило, пожалуй,
чаще, чем нам хотелось бы признавать. Но о таких детях
заботятся. Сам Орис Баратеон был драконьим отпрыском, он
приходился братом-бастардом нашему деду. Был ли он зачат
по праву первой ночи, я сказать не могу, но лорд Эйрион был
его отцом, об этом все знали. Были вручены подарки…
– Подарки? – спросила королева голосом, резким от
насмешки, – я не вижу в этом никакой чести. Я знала, что такие
вещи происходили сотни лет назад, признаюсь, но я не думала,
что этот обычай так силен и по сей день. Может быть, я просто
не хотела знать. Я закрывала глаза, но та бедная девочка из
Кротового городка мне их раскрыла. Право первой ночи! Ваша
милость, милорды, пора нам покончить с этим. Я молю вас.
Когда королева умолкла, повисла тишина, сообщает нам
великий мейстер Бенифер. Лорды Малого совета неловко
ерзали в своих креслах и переглядывались, пока наконец не
заговорил сам король, сочувственно, но неохотно.
Предложенное королевой будет тяжело осуществить, говорил
Джейхейрис. Лорды становились непокорны, когда короли
начинали отнимать у них нечто, что они считали
принадлежащим им.
– Их земли, их золото, их права…
 323

– …их жен? – договорила Алисанна. – Я помню нашу

свадьбу, милорд. Будь вы кузнецом, а я прачкой, и явись к нам
какой-нибудь лорд, чтобы забрать мое девичество в тот день,
когда мы принесли наши клятвы, что бы вы стали делать?
– Убил бы его, – ответил Джейхейрис, – но я не кузнец.
– Если бы, я сказала, – настаивала королева, – но кузнец
все же мужчина, разве нет? Какой мужчина, кроме труса, будет
смиренно стоять, пока другой мужчина берет его жену? Мы
ведь не хотим, чтоб кузнецы убивали лордов, верно? – Она
обернулась к великому мейстеру Бениферу и сказала, – я знаю,
как умер Гаргон Квохерис. Гаргон Гость. Мне интересно,
сколько еще таких случаев происходило?
– Больше, чем мне хотелось бы перечислять, – признал
Бенифер. – О таком нечасто говорится из страха, что другие
мужчины начнут поступать так же, но…
– Тогда право первой ночи – преступление против
королевского мира, – заключила королева, – преступление не
только против девицы, но и против ее супруга тоже… И против
супруги лорда, не забудем и об этом. Что делают
высокородные леди, пока их мужья где-то лишают чести
девиц? Шьют? Поют? Молятся? Окажись я на их месте,
молилась бы, чтоб мой лорд-супруг по пути домой свалился с
коня и сломал шею.
Король Джейхейрис улыбнулся при этих словах, но было
заметно, что ему становится все более неуютно.
– Право первой ночи весьма древнее, – возразил он, хотя
и без особой горячности, – и является такой же частью
лордства, как право казни. Оно редко используется к югу от
Перешейка, как я наслышан, но его существование –
привилегия лордов, с которой иные из моих более грубых
подданных не пожелают расстаться. Ты рассуждаешь верно,
любовь моя, но иногда лучше не будить спящего дракона.
– Мы и есть спящие драконы, – отозвалась королева, – а
эти лорды, обожающие свои первые ночи – псы. К чему им
тешить свою похоть с девами, которые только-только
324

поклялись в любви другим мужчинам? Разве нет у них своих

жен? Разве нет шлюх в их владениях? Разве их руки перестали
им повиноваться?
Тогда выступил юстициарий, лорд Альбин Масси,
сказав:
– В первой ночи есть нечто большее, чем похоть, ваша
милость. Обычай древний, старше андалов, старше Святой
Веры. Она восходит к Эпохе Рассвета, я не сомневаюсь.
Первые люди были диким народом, и как одичалые за Стеной,
они повиновались только сильным. Их лорды и короли были
воинами, могучими мужами и героями, и они хотели, чтобы их
сыновья были такими же. Если военачальник решал одарить
своим семенем какую-нибудь девицу в ее брачную ночь, это
считалось... своего рода благословением. И если от этого
рождался ребенок, тем лучше. Тогда муж мог притязать на
честь воспитывать сына героя как своего собственного.
– Может, это и было так десять тысяч лет назад, –
ответила королева, – но те лорды, которые нынче требуют
первой ночи – не герои. Вы не слышали, что женщины
говорили о них, а я слышала. Старики, толстяки, жестокие или
ничтожные мужи, прыщавые сопляки, насильники... Те, кто
болен, покрыт струпьями, язвами, шрамами, гнойниками;
вшивые или неряхи с сальными патлами, не мывшиеся
полгода. Вот такие ваши могучие мужи. Я выслушала девочек,
и ни одна из них тогда не ощутила на себе благословения.
– Андалы никогда не применяли право первой ночи в
Андалосе, – сказал великий мейстер Бенифер. – Когда они
пришли в Вестерос и смели королевства Первых людей, они
нашли этот обычай здесь и решили оставить его так же, как и
богорощи.
Затем септон Барт, повернувшись к королю, молвил:
– Осмелюсь сказать, я верю, что ее милость права.
Первые люди, возможно, находили какой-то смысл в этом
обряде, но они сражались бронзовыми мечами и кормили свои
чардрева кровью. Мы – не они, и уже давно пора положить
 325

конец этому злу. Оно противоречит всем образцам рыцарства.

Наши рыцари клянутся защищать невинность девиц... за
исключением тех случаев, когда лорд, которому они служат,
желает отобрать ее у одной из них. Мы клянемся в браке перед
Отцом и Матерью, обещая верность до тех пор, пока
Неведомый не разлучит нас, и нигде в «Семиконечной Звезде»
не говорится, что эти обещания не относятся к лордам. Вы не
ошибаетесь, ваша милость – некоторые лорды, конечно, будут
ворчать на это, особенно на Севере... но все девицы будут
благодарны нам за это, и все мужья, и отцы, и матери – все
будет так, как сказала королева. Я знаю, что верующие будут
довольны. Его святейшество поддержит нас своим голосом.
Когда Барт умолк, Джейхейрис Таргариен развел руками.
– Я сознаю, когда проигрываю. Очень хорошо. Так тому
и быть.
И так случилось, что второй из тех законов, что в народе
назвали Законами королевы Алисанны, был принят: отмена
древнего права лорда на первую ночь. Отныне было решено,
что непорочность невесты будет принадлежать только ее
мужу, независимо от того, соединились ли они у септона или
сердце-древа, и любой мужчина, будь то лорд или крестьянин,
который возьмет ее в брачную ночь или в любую другую,
будет повинен в изнасиловании.
Когда 58-й год от Завоевания Эйгона подошел к концу,
король Джейхейрис отпраздновал десятую годовщину своей
коронации в Звездной септе Староместа. Неопытный мальчик,
коронованный верховным септоном в тот день, давно исчез –
его место занял мужчина двадцати четырех лет, король во всех
отношениях. Жидкая бородка и усы, которые его милость
отрастил в начале своего правления, превратились в красивую
бороду, золотую с серебряными прядями. Свои длинные
волосы он сплетал в густую косу, что падала почти до пояса.
Высокий и красивый, Джейхейрис двигался с легким
изяществом, будь то в танце или на тренировочном дворе.
Говорили, что его улыбка может согреть сердце любой
326

девушки в Семи Королевствах, а его хмурый взгляд может

заставить кровь стыть в жилах. В своей сестре он обрел
королеву, еще более любимую, чем он. «Добрая королева
Алисанна», так простые люди называли ее от Староместа до
Стены. Боги благословили чету тремя крепкими детьми –
двумя прекрасными юными принцами и принцессой, которая
была любимицей королевства.
За десятилетие своего правления они познали горе и
ужас, предательство и раздор, а также смерть близких, но
устояв в бури и пережив невзгоды, они стали сильнее и лучше
от всего, что выдержали. Их достижения неоспоримы – Семь
Королевств жили в мире и процветали больше, чем когда-либо
в своей истории.
Было самое время для торжеств, и они отпраздновали с
турниром в Королевской Гавани в годовщину коронации
короля. Принцесса Дейнерис и принцы Эймон и Бейлон были
в королевской ложе со своими матерью и отцом и упивались
приветствиями толпы. На поле героем состязаний стал
блистательный сир Раэм Редвин, младший сын Манфрида
Редвина, лорда Арбора, лорда-адмирала и мастера над
кораблями. В последовательных сшибках сир Раэм спешил
Роннала Баратеона, Артора Окхарта, Саймона Дондарриона,
Хариса Хогга (Харри Окорока, как его звал простой народ) и
двух рыцарей Королевской гвардии, Лоренца Рокстона и
Люкамора Стронга. Когда юный отважный рыцарь подъехал к
королевской ложе и короновал Добрую королеву Алисанну
как королеву любви и красоты, народ заревел с одобрением.
Листья на деревьях начали краснеть, становиться
оранжевыми и золотыми, и придворные дамы носили наряды
их цветов. На пиру после турнира лорд Рогар Баратеон
появился со своими детьми, Боремундом и Джослин, и король
с королевой тепло его приняли. Лорды со всего королевства
собрались на торжество: Лиман Ланнистер из Утеса Кастерли,
Деймон Веларион с Дрифтмарка, Прентис Талли из Риверрана,
Родрик Аррен из Долины, даже лорды Рован и Окхарт, в свое
 327

время выступившие на стороне септона Муна. С Севера

прибыл Теомор Мандерли. Аларик Старк не явился, зато
явились его сыновья и привезли с собой его дочь, застенчивую
Аларру, которая должна была стать фрейлиной королевы.
Верховный септон был слишком болен, чтобы пожаловать, но
он прислал свою новоиспеченную септу Рейллу – прежде
Рейллу Таргариен, все такую же стеснительную, но
улыбчивую. Говорили, что королева плакала от радости при
виде ее, так как внешне она была самим подобием своей
сестры Эйреи, только старше.
Это было время теплых объятий, улыбок, здравиц и
умиротворения, встреч со старыми друзьями и обретения
новых, смеха и поцелуев. Это было хорошее время, золотая
осень, время мира и изобилия.
Но зима была близко.

Долгое царствование – Джейхейрис и

Алисанна. Политика, потомство и
потери
На седьмой день 59 г. от З.Э. в староместскую гавань
через залив Шепотов с трудом добрел побитый корабль. Его
паруса были залатаны, порваны и покрыты пятнами соли,
краска потускнела и облупилась, флаг на мачте так выгорел на
солнце, что его было не разобрать. Только когда корабль,
наконец, был пришвартован, узнали, что за судно было в столь
жалком состоянии. Это была «Леди Мередит», которую в
последний раз видели почти три года назад, когда она
покидала Старомест, чтобы пересечь Закатное море.
Когда команда начала разгружаться, толпа купцов,
грузчиков, шлюх, моряков и воров ахнула от изумления.
Девять из десяти сошедших на берег моряков были черными
или коричневыми. По докам пробежала волна возбуждения.
328

Неужели «Леди Мередит» и правда пересекла Закатное море?

Неужели люди из загадочных земель далеко на западе такие
же темнокожие, как жители Летних островов?
Шепотки стихли, только когда появился сам сир Юстас
Хайтауэр. Внук лорда Доннела был худ и обожжен солнцем,
на лице рыцаря были морщины, которых не было, когда он
отбывал. С ним были несколько человек из Староместа – от
прежней команды сира Юстаса осталась только горстка. Один
из таможенных офицеров его деда встретил его на пристани, и
между ними произошел краткий разговор. Члены команды
«Леди Мередит» не просто были похожи на уроженцев Летних
островов, это и были летнийцы, нанятые в Соториосе («и за
разорительную цену», – жаловался сир Юстас), чтобы
заменить потерянных им людей. Капитан объявил, что ему
понадобятся носильщики, ибо трюмы «Леди Мередит» были
набиты богатыми товарами... Но не из земель за Закатным
морем. «Это была просто мечта», – сказал он.
В скорости появились рыцари лорда Доннела с приказом
сопроводить его в Высокую башню. Здесь, в зале его деда, с
чашей вина в руках, сир Юстас рассказал свою историю.
Писцы лорда Доннела записывали за ним, и в течение
нескольких дней история через гонцов, певцов и воронов
распространилась по всему Вестеросу.
Путешествие началось настолько хорошо, как только
можно было надеяться, сказал сир Юстас. Миновав Арбор,
леди Вестхилл направила «Ловца солнца» на юго-юго-запад, в
поисках теплых течений и хорошего ветра, и «Леди Мередит»
с «Осенней луной» последовали за ними. Большой
браавосский корабль был очень быстр, когда ветер надувал его
паруса, и Хайтауэрам с трудом удавалось угнаться за ним.
– Семеро улыбались нам поначалу. Небо оставалось
ясным и днем и ночью, а о лучшем ветре и мечтать было
нельзя. Мы были не совсем одни. Иногда мы там и сям видели
рыбаков, а один огромный темный корабль, что нам
встретился, мог быть только китобоем с Иба. И рыба, столько
 329

рыбы... Иногда рядом с нами плыли дельфины, словно они

никогда не видели раньше кораблей. Мы все думали, что нас
благословили.
Через двенадцать дней беззаботного путешествия из
Вестероса «Ловец солнца» и его спутники забрались так
далеко на юг, что оказались на широте Летних островов, и, по
расчетам мореходов, дальше на запад, чем кто-либо до них...
Во всяком случае, из тех, что вернулись. На «Леди Мередит»
и «Осенней луне» вскрыли бочонки арборского золотого,
чтобы отметить достижение, на «Ловце солнца» моряки пили
пряное медовое вино из Ланниспорта. Если кто из моряков и
беспокоился, что уже четыре дня не видел птиц, он
придерживал язык.
Септоны учат нас, что богам противна человеческая
самонадеянность, а в «Семиконечной Звезде» сказано, что
гордыня ведет к погибели. Наверное, Алис Вестхилл и
Хайтауэры праздновали свою победу посреди океана слишком
громко и слишком рано, потому что сразу за этим путешествие
пошло вкривь и вкось.
– Сначала нас оставил ветер, – рассказывал сир Юстас
при дворе деда. – Почти две недели не было и бриза, и корабли
продвигались за день не дальше, чем мы могли отбуксировать
их с помощью шлюпок. Мы обнаружили, что несколько
бочонков солонины кишат червями. Само по себе дело
пустяковое, но плохое предзнаменование. Однажды перед
закатом ветер, наконец, вернулся, когда небеса покраснели как
кровь, и это зрелище многих заставило зароптать. Я сказал им,
что то был хороший для нас знак, но я солгал. Еще до
наступления утра звезды погасли, ветер начал завывать, а
океан волноваться.
Это был первый шторм, сказал сир Юстас. Через два дня
последовал второй, а потом и третий, каждый хуже
предыдущего.
– Волны поднимались выше наших мачт, гром гремел со
всех сторон, полыхали молнии, каких я никогда раньше не
330

видел, могучие трескучие разряды, которые слепили нам глаза.

Одна из молний ударила в «Осеннюю луну» и расщепила
мачту до самой палубы. Посреди всего этого безумия один из
моих помощников заорал, что видит, как из моря тянутся
щупальца – последнее, что хочет услышать любой капитан.
Мы потеряли из виду «Ловца солнца», оставались только мой
корабль и «Луна». Море захлестывало наши палубы с каждым
ударом, и водой начало уносить людей, которые безуспешно
пытались ухватиться за ванты. Я своими глазами видел, как
ушла на дно «Осенняя луна». В одно мгновение корабль еще
был на плаву, разбитый и горящий, но рядом. А потом
поднялась волна и поглотила ее – я только моргнул, и ее уже
не было, вот как это было быстро. Это была просто волна,
чудовищный вал, но все мои люди кричали: «Кракен, кракен!»,
и что бы я ни говорил, я не мог их разубедить.
– Никогда не пойму, как мы выжили в ту ночь, но мы
выжили. Наутро море снова утихло, засияло солнце, и воды
были такими синими и невинными, что никто не мог бы
догадаться, что под ними лежит мой брат, мертвый, как и все
его люди. «Леди Мередит» была в ужасном состоянии, ее
паруса были порваны, мачты разбиты, мы потеряли девять
человек. Мы помолились о пропавших, постарались
починиться как могли... а после обеда наш впередсмотрящий
увидел вдалеке паруса. Это был «Ловец солнца», который
вернулся за нами.
Леди Вестхилл не просто пережила шторм. Она нашла
землю. Ветер и бушующие волны, что отделили ее от
Хайтауэров, унесли ее на запад, и когда пришел рассвет, ее
матрос в «вороньем гнезде» разглядел птиц, кружащихся над
подернутым дымкой горным пиком на горизонте. Леди Алис
двинулась к нему и наткнулась на три маленьких острова.
«Гора среди двух холмов», так она это назвала. «Леди
Мередит» была не в состоянии плыть, но с помощью буксира
на трех лодках с «Ловца солнца» она смогла добраться до
безопасности островов.
 331

Два побитых корабля нашли убежище на островах почти

на две недели, занимаясь ремонтом и пополняя запасы. Леди
Алис торжествовала: эта суша была дальше к западу, чем
любые известные ранее земли: острова, не нанесенные ни на
одну из существующих карт. Так как островов было три, она
назвала их Эйгон, Рейнис и Висенья. Они были необитаемы,
но на них достаточно было ручьев и родников, так что
путешественникам удалось вдоволь заполнить все бочонки
пресной водой. Также там водились дикие свиньи и огромные
медлительные ящерицы величиной с оленей, а ветки деревьев
были тяжелы под весом фруктов и орехов.
Попробовав эти трофеи, Юстас Хайтауэр заявил, что им
не нужно идти дальше на запад.
– Это достаточное открытие, – сказал он. – Здесь есть
пряности, которых я раньше никогда не пробовал, а эти
розовые фрукты... У нас в руках уже достаточное богатство.
Алис Вестхилл не могла в это поверить. Три клочка
суши, из которых самый большой размером был всего в треть
Драконьего Камня – это было ничто. Настоящие чудеса были
дальше на западе. За горизонтом мог быть еще один Эссос.
– А может быть, там еще тысячи лиг пустого океана, –
ответил сир Юстас. И пусть леди Алис просила и молила,
плела паутины слов по воздуху, она не могла его разубедить.
– Даже если бы я захотел, моя команда бы мне не
позволила, – сказал он лорду Доннелу в Высокой башне. –
Моряки все до единого верили, что своими глазами видели, как
гигантский кракен утащил на дно «Осеннюю луну». Если бы я
приказал плыть дальше, они скормили бы меня волнам и
выбрали нового капитана.
Так, покинув острова, путешественники разделились.
«Леди Мередит» повернула назад на восток к дому, а Алис
Вестхилл и ее «Ловец солнца» двинулись на запад, в погоне за
солнцем. Путешествие Юстаса Хайтауэра домой оказалось
почти таким же опасным, как была его дорога туда. Им
пришлось пережить еще много штормов, пусть ни один не был
332

таким же ужасным как тот, что унес корабль его брата.

Господствующие ветры были против него, заставляя менять
курс снова и снова. Они взяли с собой на борт трех огромных
серых ящериц, одна из них укусила их рулевого, отчего нога у
него позеленела, и ее пришлось отнять. Несколько дней спустя
они наткнулись на стаю левиафанов. Один из них, огромный
белый зверь размером больше корабля, нарочно ударил «Леди
Мередит», разбив ей корпус. После этого сир Юстас сменил
курс, двигаясь к Летним островам, которые считал ближайшей
сушей. Но они были дальше на юг, чем он думал, и в итоге они
прошли мимо островов, а вместо того оказались на берегах
Соториоса.
– Мы пробыли там целый год, – рассказывал он деду, –
пытаясь сделать «Леди Мередит» снова пригодной для
плавания, но судно было повреждено сильнее, чем мы думали.
Верно, вокруг нас были сокровища, и мы не были к ним слепы.
Изумруды, золото, специи, да, все это и даже больше того.
Странные создания... Обезьяны, которые ходили словно люди,
люди, которые ревели, словно обезьяны, виверны, василиски,
сотни разных видов змей. И все до единой смертоносные.
Некоторые из моих людей пропадали по ночам. Другие начали
умирать. Одного укусила муха, просто маленький укус на шее,
нечего бояться. Но через три дня с него начала сползать кожа,
и из ушей, члена и зада текла кровь. Любой моряк знает, что
соленая вода сводит с ума, но и пресная вода в этих местах
таила опасность. В ней водились мелкие, едва различимые
черви, которые откладывали яйца в проглотившем их
человеке. А лихорадка... Редко бывали дни, чтобы хотя бы
половина моих людей была пригодна к работе. Мы все бы
погибли, если бы не появились летнийцы, проплывавшие
мимо. Думаю, они знают это пекло куда лучше, чем
показывают. С их помощью я смог доставить «Леди Мередит»
в Высокодрев, а оттуда домой.
Так закончилась его история и его великое приключение.
 333

Что же касается леди Алис Вестхилл, урожденной

Элиссы из дома Фарманов, мы не можем сказать, где
закончилось ее путешествие. «Ловец солнца» пропал в пути на
запад, в поисках земель за Западным морем, и его никогда
больше не видели.
Разве что...
Много лет спустя Корлис Веларион – тот самый мальчик,
родившийся на Дрифтмарке в 53 году от З.Э. – совершил на
своем корабле «Морском змее» девять великих путешествий,
куда дальше, чем любой вестеросский мореплаватель до него.
В первом из своих путешествий он заплыл за Нефритовые
Врата, к И-Ти и острову Лэнгу, и вернулся с таким запасом
пряностей, шелка и нефрита, что на некоторое время дом
Веларионов стал самым богатым в Семи Королевствах. Во
втором путешествии сир Корлис прошел еще дальше на восток
и стал первым вестеросцем, побывавшим в Асшае, что у Тени
– мрачном черном городе заклинателей теней на краю мира.
Здесь он потерял свою любовь и половину своей команды,
если верить разговорам... и здесь же, в асшайской гавани, он
заметил старый и изрядно потрепанный корабль, который –
как заверял с тех пор сир Корлис – мог быть только «Ловцом
солнца».
Но в 59 году от З.Э. Корлис Веларион был лишь
шестилетним мальчиком, мечтавшим о море, так что оставим
пока его и снова вернемся к окончанию осени того рокового
года, когда небеса потемнели, ветра усилились, и зима снова
пришла в Вестерос.
Зима 59 и 60 годов от З.Э. была особенно жестокой, в
этом соглашались все пережившие ее. Северу досталось
первым и тяжелее всего, ведь посевы погибли на полях, ручьи
замерзли, и жестокие ветры завыли над Стеной. Хотя лорд
Аларик Старк приказывал, чтобы половину каждого урожая
сохраняли и откладывали к грядущей зиме, не все его
знаменосцы послушались его. Когда их хлевы и амбары
опустели, по земле пошел голод, и старики стали прощаться с
334

детьми и уходить в снега умирать, чтобы их родичи могли

выжить. Не удалось собрать урожаи и в Речных и Западных
землях, в Долине и даже в Просторе. Те, у кого еда была, стали
беречь ее, и по всем Семи Королевствам начала расти цена на
хлеб. Мясо дорожало и того быстрее, и в городах почти
пропали овощи и фрукты.
А потом пришла трясучка, и по земле прошел
Неведомый.
Трясучка была знакома мейстерам. Они видели ее
раньше, столетие назад, и ход заражения был описан в их
книгах. Считалось, что мор пришел в Вестерос из-за моря, из
одного из Вольных городов или земель еще более дальних.
Любое поветрие всегда поражает первым делом портовые
города и гавани, и им достается крепче всего. В народе многие
верили, что болезнь переносили крысы, но не знакомые всем
серые крысы Королевской Гавани или Староместа, большие,
дерзкие и злобные, а крысы поменьше, черные – видели, будто
они целыми стаями сбегали из корабельных трюмов по
швартовым на причал. И хотя вина крыс никогда не была
достаточно доказана, чтобы удовлетворить Цитадель,
внезапно каждому дому Семи Королевств, от величайших
замков до самых скромных хижин, понадобилась кошка. К
тому времени, как трясучка сошла на нет, котята продавались
по цене жеребцов.
Признаки болезни были хорошо известны. Начиналось
все просто с озноба. Жертвы жаловались, что им холодно,
подбрасывали в огонь новое полено, жались под одеялом или
грудой мехов. Некоторые просили горячего супа, подогретого
вина или, против всякого разумения, пива. Ни одеяла, ни супы
не могли остановить развитие болезни. Скоро начиналась
дрожь, сначала легкая, быстрая, едва заметная, но потом она
становилась все сильней. Конечности больного покрывались
гусиной кожей, словно по ним армия завоевателя прошла
маршем. К этому времени зараженный трясся так сильно, что
его зубы начинали стучать, а руки и ноги дергаться в
 335

конвульсиях. Когда губы жертвы синели, и она начинала

кашлять кровью, конец был близок. После того, как появлялся
первый озноб, все заканчивалось быстро. Смерть приходила в
течение дня, и в лучшем случае из пяти больных
выздоравливал только один.
Все это мейстерам было известно. Чего они не знали, так
это откуда приходит трясучка, как ее остановить и как ее
лечить. Пробовали припарки и зелья. Предлагали острую
горчицу и драконий перец, вино, приправленное змеиным
ядом, от которого немели губы. Зараженных опускали в ванны
с горячей водой, иногда нагретой едва не до кипения.
Говорили, что от болезни помогали зеленые овощи, потом
говорили, что поможет сырая рыба, потом – красное мясо, чем
кровавее, тем лучше. Иные лекари обходились и вовсе без
мяса, советуя пациентам пить кровь. Пытались советовать
дышать дымом и испарениями от горящих листьев. Один лорд
приказал своим людям разжечь вокруг себя множество
костров, окружив себя стеной огня.
Зимой 59 года от З.Э. трясучка пришла с востока,
перебравшись через Черноводный залив и саму реку. Еще
перед Королевской Гаванью холод ощутили на островах
Королевских земель. Эдвел Селтигар, бывший некогда
десницей Мейгора и ненавистным мастером над монетой, был
первым из умерших лордов. Через три дня его сын и наследник
последовал за отцом в могилу. Лорд Стонтон скончался в
Грачином Приюте, а вскоре и его жена. Их напуганные дети
закрылись в своих комнатах, накрепко заперев двери, но это их
не спасло. На Драконьем Камне скончалась любимая септа
королевы – Эдит. На Дрифтмарке Деймон Веларион, лорд
Приливов, выздоровел, хотя был уже на пороге смерти, но его
второй сын и три из его дочерей упокоились. Лорд Бар-Эммон,
лорд Росби, леди Джирель из Девичьего Пруда… Колокола
звонили по ним и по многим другим менее знатным мужчинам
и женщинам.
336

Поветрие забирало людей по всем Семи Королевствам –

и знатных, и убогих. Наибольшей опасности подвергались
старики и дети, однако болезнь не щадила и тех, кто находился
в самом расцвете сил. Списки унесенных мором включали
величайших лордов, благороднейших леди, самых доблестных
рыцарей. Лорд Прентис Талли скончался, содрогаясь, в
Риверране, а через день за ним последовала его леди Люсинда.
Лиман Ланнистер, могучий лорд Утеса Кастерли, покинул мир
земной среди множества других лордов Западных земель: лорд
Марбранд из Эшмарка, лорд Тарбек из Тарбекхолла, Лорд
Вестерлинг из Скалы. В Хайгардене заболел, но выздоровел
лорд Тирелл только для того, чтобы скончаться, пьяным
свалившись с лошади, через четыре дня после поправки.
Трясучка не тронула Рогара Баратеона, а его сын и дочь от
королевы Алиссы заболели, но выжили, и все же умерли его
брат сир Роннал и жены его обоих братьев.
Великий портовый город Старомест пострадал особенно
тяжело, потеряв почти четверть своего населения. Юстас
Хайтауэр, который вернулся живым из злополучного
путешествия Алис Вестхилл через Закатное море, снова
выжил, но его жене и детям так не повезло – как и его деду,
лорду Хайтауэру. Доннелу Неспешному не удалось отложить
смерть – его забрала трясучка, как и верховного септона,
четыре десятка Праведных и почти треть всех архимейстеров,
мейстеров, школяров и новичков в Цитадели.
Но ни одно другое место во всем государстве не
пострадало в 59 году от З.Э. так сильно, как Королевская
Гавань Среди умерших были два рыцаря Королевской
гвардии, старый сир Сэм из Угрюмого Холма и
добросердечный сир Виктор Доблестный, а с ними три лорда
совета: Альбин Масси, Кварл Корбрей и сам великий мейстер
Бенифер. Бенифер служил почти пятнадцать лет во времена и
опасные, и процветающие, прибыв в Красный замок после
того, как Мейгор Жестокий обезглавил трех его
предшественников. («Деяние исключительного мужества или
 337

же исключительной глупости, – замечал потом его

язвительный преемник. – Я бы при Мейгоре не протянул и трех
дней»).
Всех покойных оплакивали, каждая потеря была
болезненна, но наитягчайшим ударом стала кончина Кварла
Корбрея ощущалась особенно болезненно. Когда
командующий умер, и многие стражники под его началом
также заболели, улицы и переулки Королевской Гавани
погрузились в пучину беззакония и беспорядка. Лавки
подвергались разграблению, женщины надругательствам, и
человека могли ограбить и убить только за то, что он оказался
не в то время и не на той улице. Король Джейхейрис выслал
своих королевских гвардейцев и дворцовых рыцарей в город,
чтобы навести порядок, но их было слишком мало, и ему
ничего не оставалось, как вернуть их назад.
Посреди хаоса его милость потерял еще одного из своих
лордов, но не из-за трясучки, а из-за невежества и ненависти.
Рего Драз не стал селиться в Красном замке, хотя там для него
было предостаточно места, и король много раз предлагал ему
перебраться в замок. Пентошиец предпочитал собственный
особняк на Шелковой улице, под громадой Драконьего Логова
на холме Рейнис. Здесь он развлекался со своими
наложницами, не стесняясь неодобрения двора. За десять лет
на службе Железному трону лорд Рего стал довольно тучен и
больше не ездил верхом. Вместо этого он ездил из особняка в
замок и обратно в богато изукрашенных носилках. Часть этого
пути была неосмотрительно проложена через вонючее нутро
Блошиного Конца, самого отвратительного и беззаконного
района города.
В этот ужасный день дюжина не слишком благоуханных
жителей Блошиного Конца гналась по переулку за
поросенком, когда наткнулись на ехавшего по улицам лорда
Рего. Некоторые были пьяны, и все они были голодны –
поросенок ускользнул от них – и вид пентошийца разъярил их,
ибо именно мастера над монетой они винили за высокую
338

стоимость хлеба. У одного из них был меч. У троих ножи.

Остальные подняли камни и палки, и они окружили носилки,
отогнав носильщиков лорда Рего и сбросив его самого на
землю. Свидетели говорили, что он звал на помощь на языке,
который никто не мог понять.
Когда его светлость поднял руки, чтобы прикрыться от
ударов, на пальцах у него засверкали золото и драгоценные
камни, и толпа остервенела. Какая-то женщина закричала:
– Это пентошиец! Эти ублюдки и принесли нам
трясучку!
Один из этих людей вытащил камень из недавно
поставленной королем мостовой и бил им лорда Рего по
голове, пока она не превратилась в красное месиво из крови,
костей и мозгов. Так погиб лорд Воздуха – его голову
размозжили булыжником из той самой дороги, которую он
помогал замостить королю. И даже тогда нападавшие с ним не
покончили. Прежде чем разбежаться, они сорвали с мастера
над монетой все его дорогие одежды и отрезали пальцы, чтобы
заполучить его перстни.
Когда известие достигло Красного замка, Джейхейрис
Таргариен сам отправился за телом, окруженный своими
королевскими гвардейцами. Его милость от увиденного
пришел в такой гнев, что сир Джоффри Доггетт после говорил:
«Когда я взглянул на лицо короля, на секунду мне показалось,
что я смотрю на его дядю».
Улица была полна зевак, пришедших поглазеть на своего
короля или на окровавленный труп пентошийского менялы.
Джейхейрис развернул коня и прокричал:
– Мне нужны имена тех, кто сделал это. Говорите сейчас,
и вы получите награду. Придержите языки, и вы лишитесь их.
Многие зеваки тут же отступили, но тут вперед
выскочила босая девочка, выкрикивая имя.
Король поблагодарил ее и велел показать его рыцарям,
где можно найти того человека. Она отвела королевского
гвардейца в кабак, где негодяя обнаружили со шлюхой на
 339

коленях и тремя кольцами лорда Рего на его пальцах. Под

пытками он вскорости выдал имена других нападавших, и
скоро схватили их всех. Один из них заявлял, что был Честным
Бедняком, и кричал, что хочет принять черное.
– Нет, – сказал ему Джейхейрис. – Ночной Дозор – люди
чести, а ты хуже крысы.
Эти люди не заслуживали чистой смерти от меча или
топора, решил он. Вместо того их повесили на стенах Красного
замка, выпотрошили и оставили корчиться в петле с кишками,
свисавшими до колен.
Девочке, которая привела короля к убийцам, выпала
судьба получше – ее под опеку взяла королева Алисанна;
побирушку отмыли дочиста в горячей ванне, одежду ее
сожгли, голову обрили, а потом накормили горячим хлебом и
беконом.
– Если хочешь, в этом замке для тебя найдется место, –
сказала Алисанна, когда девочка набила живот. – На кухнях
или на конюшнях, где пожелаешь. У тебя есть отец?
Девочка застенчиво кивнула и призналась, что был.
– Он был одним из тех, кому вы брюхо разрезали.
Который рябой, с ячменем на глазу.
И она сказала ее милости, что хочет работать в кухнях.
– Потому что там держат хлеб.
Старый год закончился и начался новый, но мало где в
Вестеросе праздновали наступление 60 года от Завоевания
Эйгона. Год назад огромные костры жгли на общественных
площадях, мужчины и женщины плясали вокруг них, смеясь и
напиваясь, пока колокола отбивали наступление нового года.
Год спустя на кострах сжигали трупы, а колокола били по
скончавшимся. Улицы Королевской Гавани были пусты,
особенно по ночам, переулки были глубоко в снегу, с крыш
свисали сосульки, длинные, как копья.
На вершине холма Эйгона король Джейхейрис приказал
закрыть и запереть ворота Красного замка и удвоить стражу
крепостных стен. Они с королевой и их детьми посещали
340

вечерние службы в септе замка, возвращались в Твердыню

Мейгора для скромного ужина и ложились спать.
Однажды в час совы королеву разбудила дочь, мягко
потеребив ее руку.
– Матушка, – сказала принцесса Дейнерис. – Мне
холодно.
Не стоит углубляться в то, что произошло дальше.
Дейнерис Таргариен была любимицей королевства, и для нее
сделали все, что могли. Молитвы и припарки, горячие супы и
обжигающие ванны, одеяла, меха и горячие камни, чай из
крапивы. Принцессе было шесть, и она давно была оторвана от
груди, но все равно вызвали кормилицу, потому что некоторые
верили, что материнское молоко могло спасти от трясучки.
Мейстеры приходили и уходили, септоны и септы молились,
король приказал, чтобы наняли сразу сотню новых
крысоловов, и платил по серебряному оленю за каждую крысу,
серую или черную. Дейнерис хотела своего котенка, и котенка
ей принесли, хотя ее дрожь стала такой жестокой, что
животное вырвалось из ее рук и поцарапало ее. К рассвету
Джейхейрис вскочил на ноги, крича, что здесь требуется
дракон, что его дочери нужен дракон, и вороны полетели на
Драконий Камень, веля драконьим смотрителям немедленно
привезти в Красный замок детеныша.
Все было тщетно. Через полтора дня после того, как она
разбудила ото сна мать, жалуясь на холод, маленькая
принцесса умерла. Королева упала в руки короля, содрогаясь
так сильно, что некоторые испугались, что она тоже
подхватила трясучку. Джейхейрис велел отвести супругу в
опочивальню и напоить маковым молоком, чтобы она смогла
уснуть. Хотя король едва держался на ногах от усталости, он
отправился во двор и отвязал Вермитора, а затем полетел на
Драконий Камень, чтобы сказать, что детеныш им уже не
нужен. По возвращении в Королевскую Гавань он выпил чашу
сонного вина и послал за септоном Бартом.
 341

– Как такое могло случиться? – потребовал он ответа. –

Какой грех она сотворила? Почему боги забрали ее? Как такое
могло случиться?
Но даже Барт, этот великий мудрец, не находил ответов.
Король и королева были не единственными родителями,
потерявшими ребенка из-за трясучки: тысячи других,
высокорожденных и низкорожденных, испытали той зимой ту
же боль. Но Джейхейрису и Алисанне смерть их возлюбленной
дочери казалась особенно жестокой, ибо она била в самое
сердце Доктрины Исключительности. Принцесса Дейнерис
была Таргариеном с обеих сторон, с чистой кровью древней
Валирии в ее венах, а все, кто происходил из Валирии, были не
такими, как другие люди. У Таргариенов были фиолетовые
глаза и волосы цвета серебра и золота, они правили небесами
с драконов, доктрины Веры и запреты против инцеста не
применялись к ним... И они никогда не болели.
Это было известно с тех пор, как Эйнар Изгнанник
впервые предъявил права на Драконий Камень. Таргариены не
умирали от оспы или кровавого поноса, их не трогали
краснуха, буроногость или лихорадка, не становились они
жертвами костечервя или легочных сгустков, или закиси
кишок, или любого из тысяч моров и поветрий, что боги по
каким-то своим причинам считали нужным спускать на
смертных мужчин и женщин. В крови дракона горит огонь, так
это объясняли, а очищающий огонь сжигает все болезни. Было
немыслимо, чтобы чистокровная принцесса могла умереть от
трясучки, словно какая-то простая девочка.
И все же она умерла.
Даже оплакивая ее и то, какой чистой душой она была,
Джейхейрис и Алисанна должны были столкнуться и с этим
ужасающим пониманием. Что, может быть, Таргариены были
не настолько близки к богам, как они думали. Может быть, в
конце концов, они были всего лишь людьми.
Когда трясучка наконец-то миновала, король
Джейхейрис вернулся к своим трудам с тяжестью на сердце.
342

Его первая задача была мрачной: заменить всех друзей и

советников, которых он потерял. Старший сын лорда
Манфрида Редвина, сир Роберт, был назван командующим
городской стражи. Сир Джайлс Морриген предложил двух
хороших рыцарей для Королевской гвардии, и его милость
должным образом облачил сира Райама Редвина и сира Робина
Шоу в белые плащи. Искусного Альбина Масси, его горбатого
юстициария, заменить было не так легко. Чтобы заполнить это
место, его милость обратился к Долине Аррен и вызвал
Родрика Аррена, начитанного юного лорда Орлиного Гнезда,
которого они с королевой впервые встретили, когда тот был
мальчишкой десяти лет.
Цитадель уже прислала преемника на место покойного
Бенифера – острого на язык великого мейстера Элисара.
Элисар, который был на двадцать лет младше человека, чью
цепь теперь надел, никогда не считал необходимым держать
язык за зубами, если уж что ему пришло на ум. Некоторые
утверждали, что Конклав отправил его в Королевскую Гавань,
чтобы, наконец, от него избавиться.
Дольше всего Джейхейрис колебался, когда пришло
время выбрать нового лорда-казначея и мастера над монетой.
Рего Драз, как бы его ни ненавидели, был человек великих
дарований.
– Мне хочется сказать, что такие люди на дороге не
валяются, но если говорить откровенно, скорее мы найдем
кого на дороге, чем в каком-нибудь замке, – сказал король
своему совету. Лорд Воздуха никогда не был женат, но у него
было три сына-бастарда, учившиеся делу, сидя у него на
коленях. Как бы король ни хотел обратиться к одному из них,
королевство не приняло бы еще одного пентошийца.
– Это должен быть лорд, – мрачно заключил он. Снова
стали называть знакомые имена: Ланнистеры, Веларионы,
Хайтауэры, дома, построенные равно на золоте, как и на стали.
– Они слишком горды, – ответил Джейхейрис.
Тогда септон Барт предложил другое имя.
 343

– Тиреллы из Хайгардена произошли от стюардов, –

напомнил он королю, – но Простор шире Западных земель,
другого рода богатства, и молодой Мартин Тирелл станет
полезным приобретением совета.
Лорд Редвин не мог поверить своим ушам.
– Тиреллы – олухи, – сказал он. – Простите меня, ваша
милость, они мои сюзерены, но... Тиреллы – олухи, а лорд
Бертранд был к тому же и пьяница.
– Такие они и есть, возможно, – признался септон Барт, –
но лорд Бертранд лежит в могиле, а я говорю о его сыне.
Мартин юн и желает услужить, но я не стану ручаться за
крепость его ума. А вот его жена, леди Флоренс из Фоссовеев,
считала яблоки с тех пор, как начала ходить. Она ведет все
счета Хайгардена с самой свадьбы, и говорят, что она на треть
увеличила доходы дома Тиреллов. Если мы назначим ее мужа,
она тоже прибудет ко двору, я не сомневаюсь.
– Алисанне это понравится, – сказал король. – Ей
нравится общество умных женщин.
Королева не посещала заседаний совета с самой смерти
принцессы Дейнерис. Возможно, Джейхейрис надеялся, что
это ее вернет.
– Наш добрый септон никогда не советовал дурного.
Давайте попробуем олуха с умной женой и будем надеяться,
что наш верный народ не разобьет ему голову булыжником.
Семеро берут и Семеро дают. Может быть, Мать
Небесная взглянула сверху на королеву Алисанну в ее горе и
сжалилась над ее разбитым сердцем. Не прошло и двух
месяцев со дня смерти принцессы Дейнерис, как ее милость
узнала, что снова ждет ребенка. Так как зима держала
королевство в ледяных оковах, королева снова выбрала
предосторожность и удалилась на Драконий Камень для
отдыха. Поже в этом же 60 году она родила своего пятого
ребенка, дочь, которую назвала Алиссой в честь собственной
матери.
344

– Эту честь ее милость оценила бы больше, будь она

жива, – заметил новый великий мейстер Элисар... но не в
присутствии короля.
Вскоре после родов королевы зима закончилась, а
Алисса оказалась жизнерадостным, крепким ребенком. В
младенчестве она была так похожа на свою покойную сестру
Дейнерис, что королева часто плакала при виде младшей
дочери, вспоминая потерянного ребенка. Но сходство пропало,
когда принцесса стала подрастать: длиннолицая и худенькая,
Алисса не обладала красотой ее сестры. Ее волосы были
светло-русой мешаниной, в которой нельзя было обнаружить
и следов серебра драконьих лордов прошлого, и она родилась
с разными глазами, один фиолетовый, а другой – ярко-
зеленый. Ее уши были слишком большие, улыбка немного
кривой, и когда ей было шесть лет, и она играла на
тренировочном дворе, удар деревянного меча перебил ей нос.
Он зажил кривым, но Алиссе не было до этого дела. К тому
возрасту ее мать уже поняла, что не в Дейнерис она удалась, а
в Бейлона.
Как Бейлон следовал повсюду за Эймоном, так Алисса
везде ходила за Бейлоном.
– Как щенок, – жаловался Весенний принц. Бейлон был
на два года младше Эймона, Алисса почти на четыре года
младше него... «и девчонка», – что в его глазах было еще хуже.
Но принцесса не вела себя как девочка. Когда могла, она
носила мальчишечью одежду, избегала компании других
девочек, предпочитала верховую езду, лазанье по стенам и бои
на деревянных мечах вышиванию, чтению и пению, и она
отказывалась есть кашу.
Старый друг и старый противник вернулся в
Королевскую Гавань в 61 году от З.Э., когда лорд Рогар
Баратеон прискакал из Штормового Предела, чтобы доставить
ко двору трех юных девочек. Две были дочерьми его брата
Роннала, который умер от трясучки вместе с женой и
сыновьями. Третьей была леди Джоселин, собственная дочь
 345

его светлости от королевы Алиссы. Маленький хрупкий

младенец, что пришел на свет в ужасный Год Неведомого,
вырос в высокую девочку серьезного нрава, с большими
темными глазами и волосами черными, как грех.
Собственные же волосы Рогара Баратеона стали седыми,
и годы взяли свое над прежним десницей короля. Его лицо
стало бледным и морщинистым, и он стал так тощ, что одежда
свисала на нем, словно была сшита на человека куда больше
него. Когда он преклонил колено перед Железным троном, он
с трудом поднялся на ноги, и ему понадобилась помощь
королевского гвардейца, чтобы встать.
Он пришел, чтобы просить об одолжении, сказал лорд
Рогар королю и королеве. Леди Джоселин скоро отпразднует
седьмой день рождения.
– Она никогда не знала матери. Жены моих братьев
приглядывали за ней, как могли, но они предпочитали
собственных детей, как любые матери, а теперь их обеих
больше нет. Если вы соизволите, государи, я попрошу вас
принять Джоселин и ее кузин в воспитанницы, чтобы они
росли рядом с вашими сыновьями и дочерьми при дворе.
– Для нас это будет честью и удовольствием, – ответила
королева Алисанна. – Джоселин – наша единоутробная сестра,
мы этого не забыли. Наша кровь.
Казалось, лорд Рогар испытал облегчение.
– Я попрошу вас проследить и за моим сыном. Боремунд
останется в Штормовом Пределе, под опекой моего брата
Гарона. Он хороший мальчик, сильный, и когда придет время,
станет хорошим лордом, не сомневаюсь, но сейчас ему только
девять. Как знают ваши милости, мой брат Боррис оставил
Штормовые земли несколько лет назад. С рождением
Боремунда он стал мрачным и гневливым, и отношения наши
испортились. Некоторое время Боррис был в Мире, а позже в
Волантисе, занимаясь боги знают чем... Но теперь он снова
оказался в Вестеросе, в Красных горах. Говорят, что он
объединился с Королем-Стервятником и грабит собственный
346

народ. Гарон – способный человек и верный, но он никогда не

был ровней Боррису, а Боремунд всего лишь мальчик. Боюсь,
его и Штормовые земли ждут многие беды, когда меня не
будет.
Это ошеломило короля.
– Когда вас не будет? С чего бы вам не быть? Куда вы
собираетесь, милорд?
Улыбка лорда Рогара, с которой он ответил, показала
остатки былой свирепости.
– В горы, ваша милость. Мой мейстер говорит, что я
умираю. Я верю ему. Даже еще до трясучки я испытывал боль.
С тех пор стало только хуже. Он поит меня маковым молоком,
но я пью лишь понемногу. Я не собираюсь проспать остаток
своей жизни. И не стану умирать в постели, истекая кровью из
задницы. Я собираюсь найти своего брата Борриса и
разобраться с ним, как и с этим Королем-Стервятником.
Дурацкая затея, как говорит Гарон. Он прав. Но умереть я хочу
с топором в руке, выкрикивая проклятья. Есть ли на это ваше
дозволение, ваша милость?
Тронутый словами старого друга, король Джейхейрис
встал и спустился с Железного трона, чтобы хлопнуть лорда
Рогара по плечу.
– Ваш брат – изменник, а этот стервятник – я не стану
звать его королем – уже достаточно досаждал нашим маркам.
У вас есть мое дозволение. Более того, с вами есть мой меч.
Король был верен слову. Схватка, что последовала за
тем, вошла в историю как Третья Дорнийская война, хотя это
было неправильно, потому что принц Дорна не вводил свои
армии в дело. Простонародье того времени назвало это войной
лорда Рогара, и это название более подходящее. Пока лорд
Штормового Предела вел пятьсот человек в горы, Джейхейрис
Таргариен поднялся в небо на Вермиторе.
– Он зовет себя стервятником, – сказал король, – но он не
летает. Он прячется. Ему бы стоило называться сусликом.
 347

И он был прав. Первый Король-Стервятник командовал

армиями, ведя в бой тысячи бойцов. Второй был всего лишь
разбойником-выскочкой, младшим сыном из мелкого дома, с
которым было несколько сотен последователей, как и он,
любивших разбой и насилие. Тем не менее, он хорошо знал
горы, и когда за ним гнались, просто исчезал, чтобы потом
появиться из ниоткуда. Люди, что охотились за ним, весьма
рисковали, ибо он был очень мастеровит и в засадах.
Но ни один из его трюков не сработал против врага,
способного искать его с воздуха. Легенда гласила, что у
Короля-Стервятника имелась неприступная крепость,
спрятанная в облаках. Джейхейрис не нашел тайного убежища,
только несколько грубо сколоченных лагерей, раскинутых там
и сям. Один за другим Вермитор поджег их все, оставляя
Стервятнику только пепел. Колонна лорда Рогара, петлявшая
вверх в горы, была вскоре вынуждена оставить лошадей и
продолжать путь пешком по козьим тропам, вверх по склонам,
через пещеры, пока спрятавшиеся противники скидывали на
них сверху камни. И все же они, неустрашимые, добрались.
Пока солдаты Штормовых земель пробирались с востока,
Саймон Дондаррион, лорд Черного Приюта, вел небольшое
войско рыцарей Марок в горы с запада, чтобы перекрыть
возможные пути отхода. Пока охотники шли друг к другу,
Джейхейрис наблюдал с неба, направляя их, словно
игрушечные армии, которые он когда-то водил в Палате
Расписного стола.
В конце концов они нашли своего врага. Боррис Баратеон
не знал скрытых горных путей так хорошо, как дорнийцы, так
что он попал в ловушку первым. Люди лорда Рогара быстро
управились со своими земляками, но когда в бою сошлись
братья, король Джейхейрис спустился с неба.
– Я не позволю вам стать братоубийцей, милорд, – сказал
его милость своему бывшему деснице. – Изменник мой.
Сир Боррис рассмеялся, услышав это.
348

– Лучше уж мне зваться цареубийцей, чем ему

братоубийцей! – выкрикнул он, бросаясь на короля. Но в руках
Джейхейриса было Черное Пламя, и он не забыл уроков,
преподанных ему на тренировочном дворе Драконьего Камня.
Боррис Баратеон умер у ног короля от удара по шее, что едва
не отсек ему голову.

Рисунок 31. Завершающий удар короля Джейхейриса I Таргариена в поединке

с сиром Боррисом Баратеоном.
Очередь Короля-Стервятника пришла почти через месяц.
Попав в засаду у сгоревшего логова, где он пытался найти
убежище, он оборонялся до самого конца, осыпая людей
короля стрелами и копьями.
– Этот мой, – сказал Рогар Баратеон его милости, когда
горного короля привели к ним в путах. По его приказу с
разбойника сбили кандалы и вручили ему копье и щит. Лорд
Рогар встретил его с топором. – Если он убьет меня, то пусть
идет с миром.
 349

Стервятник показал себя прискорбно неготовым к этому

испытанию. Какой бы усталой и больной тенью самого себя он
ни был, Рогар Баратеон презрительно отбил атаки дорнийца и
разрубил его от плеча до пупа.
Когда все дело закончилось, лорд Рогар казался
расстроенным.
– Кажется, я так и не умру с топором в руках, – печально
сказал он королю.
Он не ошибся. Рогар Баратеон, лорд Штормового
Предела, однажды десница короля и Защитник Державы,
скончался в Штормовом Пределе полгода спустя в
присутствии своего мейстера, септона, своего брата сира
Гарона и своего сына и наследника Боремунда.
Война лорда Рогара продлилась меньше полугода,
начавшись и закончившись в 61 году от З.Э. С уничтожением
Короля-Стервятника разбой в Дорнийских марках на какое-то
время заметно уменьшился. Когда рассказы о кампании
разлетелись по Семи Королевствам, даже самые воинственные
лорды обрели уважение к молодому королю. Любые
оставшиеся сомнения были развеяны: Джейхейрис Таргариен
не был своим отцом Эйнисом. Для самого же короля война
была исцелением.
– Против трясучки я был беспомощен, – сказал он
септону Барту, – а выйдя против Стервятника, я снова стал
королем.
В 62 году лорды Семи Королевств пришли в восторг,
когда король Джейхейрис пожаловал титул принца
Драконьего Камня своему старшему сыну, тем самым назвав
его признанным наследником Железного трона.
Принцу Эймону было семь лет, он был высоким,
красивым и при этом скромным мальчиком. Он все так же
тренировался каждое утро с принцем Бейлоном: братья были
лучшими друзьями и были друг другу вровень. Эймон был
выше и сильнее, Бейлон – быстрее и яростнее. Их состязания
становились столь жаркими, что часто собирали множество
350

зрителей. Слуги и судомойки, рыцари замка и оруженосцы,

мейстеры, септоны и конюхи, все они собирались на
тренировочном дворе, чтобы поддержать одного принца или
другого. Среди зрителей была и Джоселин Баратеон,
темноволосая дочь покойной королевы Алиссы, которая с
каждым днем становилась все красивее и выше. На пиру, что
последовал за вручением титула Эймону, королева усадила
леди Джоселин рядом с ним, и все заметили, как эти двое весь
вечер разговаривали и смеялись, не обращая внимания больше
ни на кого.
В тот же год боги благословили Джейхейриса и
Алисанну еще одним ребенком, дочерью, которую назвали
Мейгель. Нежная, самоотверженная, добросердечная девочка,
она была невероятно умна и вскорости начала повсюду
следовать за своей сестрой Алиссой, как принц Бейлон
следовал за принцем Эймоном, хотя все было не столь
радостно. Теперь настала очередь Алиссы злиться, что за ее
юбки хватается «малышка». Она старалась избегать сестры как
могла, и Бейлон смеялся над ее злостью.
Мы уже упомянули некоторые достижения
Джейхейриса. Когда 62 год от З.Э. приближался к концу,
король уже смотрел в год наступающий и годы, что должны
были прийти за ним, и начал строить великий замысел,
который преобразил бы все Семь Королевств. Он уже даровал
Королевской Гавани мощеные улицы, цистерны и фонтаны.
Теперь Джейхейрис отнял взор от города и направил его за
городские стены, на поля, холмы и болота, что тянулись от
Дорнийских марок до самого Дара.
– Милорды, – сказал он совету, – когда мы с королевой
отправляемся в путешествие, мы летим на Вермиторе и
Среброкрылой. Когда мы смотрим вниз с облаков, мы видим
города и замки, холмы и болота, реки, ручьи и озера. Мы
видим торговые городки и рыбацкие деревни, древние леса,
горы, пустоши и луга, стада овец и пшеничные поля, старые
поля битв, разрушенные башни, кладбища и септы. Все это и
 351

даже больше того можно увидеть в наших Семи Королевствах.

Знаете, чего я не вижу? – король хлопнул ладонью по столу. –
Дорог, милорды. Я не вижу дорог. Я вижу какие-то колеи, если
спущусь пониже, вижу звериные тропы в лесу и там и сям
следы у ручья. Но я не вижу настоящих дорог. Милорды, у
меня будут дороги!
Строительство многих лиг дорог займет остаток
правления Джейхейриса и продолжится в царствование его
наследника, но началось оно в тот день в зале совета Красного
замка. Не стоит думать, что в Вестеросе до его правления не
было дорог: сотни дорог пересекали землю, и многие из них
существовали тысячи лет, со времен Первых Людей. Даже
Дети Леса держались собственных троп под деревьями.
И все же существовавшие дороги были в ужасном
состоянии. Узкие, грязные, разбитые, кривые, они петляли
сквозь холмы и леса и через реки без какого-либо плана и
порядка. Лишь на немногих речных переправах имелись
мосты, и на бродах нередко стояли стражники того или иного
лорда, требуя плату за право перейти деньгами или товаром.
Кое-кто из лордов, через чьи земли проходили дороги, как-то
их чинил, но многие не делали и этого. Дороги размывало
ливнями, путников на них подстерегали рыцари-разбойники и
недобитки. До времен Мейгора Честные Бедняки хоть как-то
защищали простых людей на дорогах (впрочем, бывало, и сами
их грабили), но когда Звезд не стало, малопроезжие дороги по
всей стране стали опаснее, чем когда-либо прежде. Даже
великие лорды не отправлялись в путешествие без охраны.
Разрешить все эти трудности за одно правление было бы
невозможно, но Джейхейрис твердо решил сделать хотя бы
первые шаги. Королевская Гавань, стоит помнить, была очень
молодым городом. До того, как Эйгон Завоеватель и его
сестры сошли на берег с Драконьего Камня, на трех холмах,
где Черноводная впадала в залив, стояла лишь скромная
рыбацкая деревушка – нечего удивляться, что ни в эту
деревушку, ни от нее не вело никаких стоящих внимания
352

дорог. Однако за шестьдесят два года от Завоевания Эйгона

город разросся, и вместе с ним появились несколько грубо
сделанных дорог – узких пыльных проселков, которые шли
вдоль побережья в сторону Стокворта, Росби и Сумеречного
Дола или через холмы в Девичий Пруд. Вот и все: в те времена
не было никаких прямых трактов, соединяющих столицу с
великими замками и городами страны. Королевская Гавань
была портом, более доступным с моря, чем с суши.
Отсюда Джейхейрис и начал строительство дорог. Лес к
югу от реки был древним, густым и заросшим – прекрасное
место для охоты, ужасное для путешествия. Король велел
сделать через лес просеку и соединить Королевскую Гавань
трактом со Штормовым Пределом. Эту же дорогу продолжили
к северу от города, от Черноводной к Трезубцу и дальше, вверх
по берегам Зеленого Зубца и через Перешеек, а потом через
дикий бездорожный Север к Винтерфеллу и Стене.
Королевский тракт, как назвали дорогу в народе, стал самой
длинной и самой дорогостоящей из дорог Джейхейриса: он,
начатый первым, первым был и закончен.
За этим трактом последовали и другие: дорога Роз,
Океанская дорога, Речная дорога, Золотая дорога. Некоторые
в грубом виде существовали уже многие века, но Джейхейрис
неузнаваемо их перестроил, заполнив колеи, насыпав
галечника, наведя мосты через реки. Иные тракты были
проложены людьми короля просто в чистом поле. Такое
строительство обходилось короне недешево, но королевство
процветало, а новый мастер над монетой короля, Мартин
Тирелл – с помощью и поощрением его умной жены,
«счетчицы яблок» – показал себя почти столь же способным,
каким был Лорд Воздуха. Миля за милей, лига за лигой – в
последующие десятилетия дорог становилось все больше и
больше. «Он соединил земли вместе и из семи королевств
сотворил одно», – написано на постаменте памятника Старому
королю, что стоит у Цитадели в Староместе.
 353

Рисунок 32. Король Джейхейрис I Миротворец и королева Алисанна Добрая.

354

Возможно, и Семеро радовались его работе, ибо они

продолжали благословлять Джейхейриса и Алисанну
потомством. В 63 году от З.Э. король и королева
отпраздновали рождение Вейгона, их третьего сына и
седьмого ребенка. Годом позже родилась еще одна дочь,
Дейла. Три года спустя принцесса Сейра пришла в этот мира,
краснолицая и вопящая. Другая принцесса появилась в 71 году
от З.Э., когда королева родила своего десятого ребенка,
шестую дочь, прекрасную Визерру. Хотя они все родились в
промежуток десяти лет, трудно было произвести на свет столь
отличных друг от друга детей, как эти младшие отпрыски
Джейхейриса и Алисанны.
Принц Вейгон отличался от своих старших братьев, как
ночь от дня – то был тихий щуплый мальчик с настороженным
взглядом. Другие дети, и даже лорды при дворе, считали его
угрюмым. Он не был трусом, но не находил удовольствия в
грубых играх с оруженосцами и пажами или рассказах о
подвигах рыцарей его отца. Тренировочному двору он
предпочитал библиотеку, где его часто можно было найти за
книгами.
Принцесса Дейла, следующая за ним, оказалась нежной
и застенчивой. Она легко пугалась и была скора на слезы, и не
научилась говорить почти до второго дня рождения… да и
после того больше помалкивала. Сестра Дейлы Мейгель стала
ее путеводной звездой, и Дейла боготворила свою мать-
королеву, но боялась другой сестры Алиссы, а также краснела
и прятала лицо в присутствии старших братьев.
Принцесса Сейра, на три года младше, с самого начала
была трудным ребенком: буйная, требовательная,
непослушная. Ее первым словом было «нет», и потом она
повторяла его часто и громко. До четырех лет ее не могли
отлучить от груди: даже когда она вовсю бегала по замку и
болтала больше, чем ее брат и сестра Вейгон и Дейла вместе
взятые, Сейра требовала грудного молока и бесилась и кричала
всякий раз, когда королева увольняла очередную кормилицу.
 355

– Спасите нас Семеро, – прошептала однажды ночью

королю Алисанна. – Я вижу в ней Эйрею.
Дерзкая и упрямая Сейра Таргариен расцветала от
внимания и сердилась, когда его не получала.
Младшая из четверых, Визерра, тоже обладала
характером, но она никогда не кричала и точно никогда не
плакала. Хитрая – вот слово, которым можно было ее описать.
Другим словом будет «тщеславная». Визерра была красива,
соглашались все, благословленная темно-фиолетовыми
глазами и серебристо-золотистыми волосами истинных
Таргариенов, с безупречной белой кожей, идеальными
чертами лица и грацией, которая была одновременно
завораживающей и пугающей в столь юном возрасте. Когда
один заикающийся юный оруженосец назвал ее богиней, она
согласилась.
Мы вернемся к этим четверым королевским детям и
бедам, которые они причинили своим отцу и матери, в свое
время, а пока же обратимся к 68 году от З.Э., временам вскоре
после рождения принцессы Сейры, когда король и королева
объявили о помолвке их старшего сына Эймона, принца
Драконьего Камня, и Джоселин Баратеон из Штормового
Предела. Были одно время размышления после трагической
кончины принцессы Дейнерис, что Эймон должен жениться на
принцессе Алиссе, старшей из оставшихся сестер, но королева
Алисанна твердо положила этому конец.
– Алисса предназначена Бейлону, – объявила она. – Она
следует за ним повсюду с тех пор, как научилась ходить. Они
так же близки, как были мы с тобой в их возрасте.
Два года спустя, в 70 году от З.Э., Эймон и Джоселин
соединили свои судьбы на церемонии, которая своей
роскошью могла поспорить с Золотой свадьбой. Леди
Джоселин шестнадцати лет была одной из первых красавиц
королевства: длинноногая, пышногрудая дева, чьи густые
прямые волосы спадали к самой талии, черные, как вороново
крыло. Принц Эймон был на год младше, пятнадцати лет, но
356

все соглашались, что они составляли прекрасную пару. Без

малого шести футов роста, Джоселин возвышалась над
большинством лордов Вестероса, но принц Драконьего Камня
был на три дюйма выше нее.
– Вот стоит будущее королевства, – сказал сир Джайлс
Морриген, когда увидел черноволосую леди и светлокудрого
принца рядом друг с другом.
В 72 году от З.Э. в Сумеречном Доле устраивали турнир
в честь свадьбы молодого лорда Дарклина с дочерью лорда
Теомора Мандерли. Присутствовали оба юных принца в
компании их сестры Алиссы, они принимали участие в схватке
оруженосцев. Принц Эймон оказался победителем, в том числе
потому, что побил брата, пока тот не сдался. Позже он
отличился и в основных соревнованиях, заслужив рыцарские
шпоры как признание его умений. Ему было семнадцать лет.
Достигнув, наконец, рыцарства, он не стал тратить времени
даром и решил стать и драконьим всадником, поднявшись в
воздух вскорости после возвращения в Королевскую Гавань.
Его драконом был кроваво-красный Караксес, самый
свирепый из юных драконов Драконьего Логова. Драконья
стража, что лучше всех знала обитателей логова, называла его
Кровавый Змей.
На другом конце страны, на Севере, 72 год от З.Э.
знаменовал смену вех с кончиной Аларика Старка, лорда
Винтерфелла. Оба его сильных сына, которыми лорд Аларик
когда-то похвалялся, умерли прежде него, и наследовал ему
внук Эдрик.
Куда бы ни пошел принц Эймон, что бы он ни делал,
принц Бейлон не отставал, часто замечали при дворе.
Правдивость этих слов подтвердилась в 73 году от З.Э., когда
Бейлон Храбрый вслед за своим братом получил звание
рыцаря. Эймон заслужил шпоры в семнадцать, так что
Бейлону нужно было добиться этого в шестнадцать, и он
проехал через Простор в Старый Дуб, где лорд Окхарт отмечал
рождение сына семидневным турниром на копьях.
 357

Нарядившись таинственным рыцарем и назвавшись

Серебряным Шутом, юный принц выбил из седла лорда
Рована, сира Алина Эшфорда, обоих близнецов Фоссовеев и
собственного наследника лорда Окхарта, сира Дениса, прежде
чем проиграть сиру Рикарду Редвину. Подняв его на ноги, сир
Рикард снял с него шлем, велел преклонить колена и, не сходя
с места, посвятил его в рыцари.
Принц Бейлон не стал задерживаться в Старом Дубе
дольше чем на один вечер, и после пира спешно вернулся в
Королевскую Гавань, где его ждало последнее испытание –
стать драконьим всадником. Принц, как всегда, не давал
никому себя превзойти – он давно выбрал себе дракона и
теперь его оседлал. Великая драконица Вхагар, которая
оставалась без всадника с самой смерти вдовствующей
королевы Висеньи двадцать девять лет назад, расправила
крылья, взревела и взлетела в небеса, неся на себе Весеннего
принца через Черноводный залив к Драконьему Камню, дабы
удивить его брата Эймона и Караксеса.
– Небесная Матерь была добра ко мне, благословив меня
таким множеством умных и красивых детей, – заявила
королева Алисанна в 73 году от З.Э., когда было объявлено,
что ее дочь Мейгель присоединится к Святой Вере в качестве
послушницы. – Будет только справедливо, если я отдам ей
одно дитя.
Принцессе Мейгель было десять лет, и она жаждала
принести клятвы. Говорили, что эта тихая серьезная девочка,
говорили, что она каждую ночь перед сном читала
«Семиконечную Звезду».
Едва один ребенок покинул стены Красного замка, как в
них появился другой, ибо у Небесной Матери не закончились
благословения для Алисанны Таргариен. В 73 году от З.Э. она
родила своего одиннадцатого ребенка, сына по имени Геймон,
в честь Геймона Великолепного, величайшего из лордов
Таргариенов, правивших Драконьим Камнем перед
Завоеванием. Но на этот раз ребенок родился рано, после
358

трудных и долгих родов, вымотавших королеву, за жизнь

которой боялись мейстеры. Геймон к тому же был тщедушным
ребенком, вполовину меньше, чем его брат Вейгон десять лет
назад. Королева, в конце концов, поправилась, но этого нельзя
сказать о ребенке. Принц Геймон умер через несколько дней
после нового года, не дожив и до трех месяцев.
Как и прежде, королева тяжело восприняла потерю
ребенка, задаваясь вопросом, не было ли ее вины в том, что
случилось с принцем Геймоном. Септа Лира, ее наперсница со
времен Драконьего Камня, заверила, что ей не в чем себя
винить.
– Маленький принц теперь с Матерью Небесной, –
сказала ей Лира, – и она будет заботиться о нем лучше, чем мог
бы надеяться кто-то из нас в этом мире, полном горя и боли.
Это было не единственное горе, постигшее дом
Таргариенов в 73 году от З.Э. Год запомнился еще и тем, что
тогда же умерла королева Рейна в Харренхолле.
К концу года вскрылась постыдная тайна, которая
потрясла и двор, и город. Дружелюбный и любимый всеми сир
Люкамор Стронг из Королевской гвардии, любимец
простонародья, оказался тайно женат, несмотря на обет
целомудрия, который он приносил в качестве Белого Меча.
Хуже того, у него была не одна, а три жены, каждая из которых
не знала о существовании двух других, и он был отцом не
менее шестнадцати детей.
В Блошином Конце и на Шелковой улице, где шлюхи и
сводники вели свои дела, мужчины и женщины низкого рода и
еще более низкой нравственности находили злобное
удовольствие в падении помазанного рыцаря, сочиняя
непристойные шутки о «сире Люкаморе Любострастнике», но
в Красном замке было не до смеха. Джейхейрис и Алисанна
питали особенную любовь к Люкамору Стронгу и были
унижены, узнав, как он их обоих одурачил.
Его братья по Королевской гвардии рассердились еще
сильнее. Это сир Райам Редвин обнаружил прегрешения сира
 359

Люкамора и привлек к ним внимание лорда-командующего

Королевской гвардии, который, в свою очередь, сообщил
королю. Говоря от имени своих братьев по присяге, сир
Джайлс Морриген заявил, что Стронг обесчестил все, за что
они стояли, и потребовал, чтобы его казнили.
Когда его приволокли к Железному трону, сир Люкамор
пал на колени, признал свою вину и стал просить короля о
милосердии. И Джейхейрис вполне мог бы его даровать, но
согрешивший рыцарь совершил ужасную ошибку, когда к
своей просьбе добавил еще и фразу «ради моих жен и детей».
Как сказал септон Барт, это было все равно что бросить в лицо
королю свои преступления.
– Когда я восстал против моего дяди Мейгора, двое из его
королевских гвардейцев оставили его, чтобы сражаться за
меня, – ответил Джейхейрис. – Они, должно быть, верили, что
это позволит сохранить им белые плащи, когда я одержу
победу, возможно, надеялись на лордство и высокое место при
дворе. Я же отправил их на Стену. Я не желал, чтобы меня
окружали клятвопреступники, ни тогда, ни сейчас. Сир
Люкамор, вы поклялись священной клятвой перед богами и
людьми защищать меня и мою семью ценой своей жизни,
повиноваться мне, сражаться за меня, умереть за меня, если
придется. Также вы поклялись не брать себе жены, не
становиться отцом детям и оставаться целомудренным. Если
вы с такой легкостью отринули вторую клятву, с чего мне
верить, что вы не измените первой?
Тут заговорила королева Алисанна:
– Вы, сир, превратили присягу рыцаря Королевской
гвардии в посмешище, но нарушили не только ее. Вы
нарушили и свои брачные клятвы, и не один раз, а трижды. Ни
одна из этих женщин по закону вам не жена, так что дети за
вашей спиной – все до единого бастарды. Они здесь
единственные невинные, сир. Ваши жены не знали друг о
друге, как мне сказали, но каждая из них наверняка знала, что
вы были Белым Мечом, рыцарем Королевской гвардии. Таким
360

образом, они делят с вами вину, как и каждый пьяный септон,

которого вы нашли, чтобы поженить вас. Им мы можем явить
милосердие, но что касается вас... Я не потерплю вас рядом с
моим супругом, сир.
Больше сказать было нечего. Пока жены и дети
лжерыцаря рыдали, ругались или стояли в молчании,
Джейхейрис приказал оскопить сира Люкамора, заковать в
железо и отправить на Стену.
– Ночному Дозору тоже понадобятся ваши клятвы, –
предупредил его милость. – Смотрите, чтобы их вы сдержали,
или в следующий раз вы лишитесь головы.
Джейхейрис оставил королеве разбираться с тремя
семьями. Алисанна постановила, что сыновья сира Люкамора
могут присоединиться к своему отцу на Стене, если пожелают.
Двое старших мальчиков выбрали эту судьбу. Девочек можно
было отправить в послушницы Веры, если таково будет их
желание. Только одна выбрала этот путь. Остальные дети
остались со своими матерями. Первая из жен вместе с детьми
была отдана на попечение брату Люкамора Байвину, который
был возвышен до звания лорда Харренхолла не более полугода
назад. Вторую жену и ее потомство отправили на Дрифтмарк
на воспитание к Деймону Велариону, лорду Приливов. Третью
жену, чьи дети были младшими (один был еще грудным),
отправили в Штормовой Предел, где Гарон Баратеон и юный
лорд Боремунд должны были проследить за их воспитанием.
Никто из них более не смел называться Стронгами,
постановила королева, с этого дня они носили бастардские
имена Риверс, Уотерс и Шторм.
– За этот подарок можете благодарить своего отца,
ложного рыцаря.
Позор, которым Люкамор Любострастник покрыл
Королевскую гвардию и корону, был не единственной
трудностью, испытанной Джейхейрисом и Алисанной в 73
году от З.Э. Давайте остановимся на секунду и рассмотрим
 361

неприятную историю, касающуюся их седьмого и восьмого

ребенка, принца Вейгона и принцессы Дейлы.
Королева Алисанна очень гордилась умением устраивать
браки, и она связала плодоносными узами сотни лордов и леди
по всем уголкам королевства, но никогда она не испытывала
таких трудностей, как когда дела касались супругов для ее
четверых младших детей. Эта задача будет мучить Алисанну
многие годы, вызывая одну ссору за другой между ней и
детьми (дочерьми в особенности), рассорит ее с королем и в
конце принесет столько горя и боли, что ее милость
подумывала даже о том, чтобы оставить свой брак и провести
остаток жизни в Молчаливых Сестрах.
Трудности начались с Вейгоном и Дейлой. Так как между
ними был всего год разницы, казалось, что принц и принцесса
подходят друг другу, и когда они были маленькими, король с
королевой решили, что они в итоге поженятся. Их старшие
брат с сестрой Бейлон и Алисса были неразлучны, и уже
строились планы на их свадьбу. Почему бы и не Вейгон с
Дейлой?
– Будь нежен к своей младшей сестре, – сказал король
Джейхейрис принцу, когда ему было пять, – однажды она
станет твоей Алисанной.
Но когда дети выросли, стало очевидно, что они не
подходят друг другу. Между ними не было теплоты, королева
отчетливо это видела. Вейгон терпел присутствие сестры, но
никогда к нему не стремился. Дейла, казалось, боялась своего
мрачного начитанного брата, который предпочитал книги
играм. Принц считал принцессу глупой, она считала его злым.
– Они только дети, – сказал Джейхейрис, когда Алисанна
обратила его внимание на это. – Они привяжутся друг к другу.
Этого не случилось. Напротив, их взаимная неприязнь
только усугубилась.
Она достигла наивысшей точки в 73 году от З.Э. Принцу
Вейгону было десять, а принцессе Дейле девять, когда одна из
компаньонок королевы, новенькая в Красном замке, в шутку
362

спросила, когда они поженятся. Вейгон отреагировал так,

словно его ударили по лицу.
– Я никогда на ней не женюсь, – сказал мальчик перед
половиной двора. – Она едва читать умеет. Пусть найдет себе
какого-нибудь лорда, которому нужны тупые дети, потому что
только таких она ему и родит.
Принцесса Дейла, как и следовало ожидать, разразилась
слезами и выскочила из зала, и ее мать, королева, бросилась за
ней. Пришлось ее сестре Алиссе, тринадцати лет, на три года
старше Вейгона, вылить кувшин вина на его голову. Даже это
не заставило принца отступить.
– Только зря арборское золотое потратила, – лишь сказал
он, прежде чем выйти из зала, чтобы переодеться.
Очевидно, заключили король с королевой, Вейгону была
нужна другая невеста. Некоторое время они подумали о
младших дочерях. В 73 году от З.Э. принцессе Сейре было
шесть лет, а принцессе Визерре только два.
– Вейгон ни на одну из них и не взглянул, – сказала
Алисанна королю. – Не уверена, что он вообще знает об их
существовании. Может быть, если мейстер напишет о них в
книге...
– Скажу великому мейстеру Элисару, чтобы занялся этим
завтра, – пошутил король. Потом он добавил:
– Ему только десять. Он не замечает девочек, как и
девочки не замечают его, но это скоро изменится. Он
достаточно хорош собой, и он принц Вестероса, третий в
очереди на престол. Еще через несколько лет девы будут
порхать вокруг него словно бабочки, краснея каждый раз, как
он посмотрит в их сторону.
Королева не была столь в этом уверена. Говорить, что
принц Вейгон «хорош собой», было слишком великодушно –
да, у него были серебристо-золотые волосы и фиолетовые
глаза Таргариенов, но лицо было длинным, а плечи покатыми
даже в десять лет, и у него всегда был так кисло искривлен рот,
что казалось, он только что сосал лимон. Как его мать,
 363

возможно, ее милость была слепа к этим недостаткам, но не к

его характеру.
– Я боюсь за каждую бабочку, что станет порхать рядом
с Вейгоном. Он пришибет ее книгой.
– Он слишком много времени проводит в библиотеке, –
сказал Джейхейрис. – Давай я поговорю с Бейлоном. Мы
отправим его во двор, дадим в одну руку меч, а на другую
повесим щит, и это все поправит.
Великий мейстер Элисар говорит, что его милость и
правда поговорил с принцем Бейлоном, который послушно
взял брата под свое крыло, вывел его во двор, дал меч в одну
руку и повесил щит на другую. Это ничего не поправило.
Вейгон это возненавидел. Он был ужасным бойцом, и у него
был дар делать всех вокруг него несчастными, даже Бейлона
Храброго.
По настоянию короля, Бейлон пытался почти год.
– Чем больше он тренируется, тем хуже становится, –
признался Весенний принц. Однажды, наверное, чтобы
заставить Вейгона стараться больше, он привел во двор их
сестру Алиссу, одетую в мужскую кольчугу. Принцесса не
забыла случай с арборским золотым. Смеясь и выкрикивая
насмешки, она плясала вокруг младшего брата и унизила его
полсотни раз на глазах у смотревшей из окна принцессы
Дейлы. Не вынеся стыда, Вейгон бросил меч и сбежал со
двора, чтобы никогда больше не возвращаться.
Мы вернемся к принцу Вейгону и принцессе Дейле,
когда придет время, пока же обратимся к радостному
событию. В 74 году от З.Э. короля Джейхейриса и королеву
Алисанну снова благословили боги, когда жена принца
Эймона, леди Джоселин, подарила им их первую внучку.
Принцесса Рейнис родилась в седьмой день седьмого месяца
года, что септоны сочли весьма благоприятным. Большая и
сильная девочка унаследовала черные волосы Баратеонов от
матери и бледно-фиолетовые глаза Таргариенов от отца. Как
первенца принца Драконьего Камня многие считали ее
364

следующей в линии на Железный трон после ее отца. Когда

королева Алисанна в первый раз взяла ее на руки, люди
услышали, как она назвала девочку «нашей будущей
королевой».
Как и во многом другом, в деле производства потомства
Бейлон Храбрый не отставал от своего брата Эймона. В 75 году
от З.Э. Красный замок стал местом другой великолепной
свадьбы, где Весенний принц брал в жены старшую из своих
сестер, принцессу Алиссу. Невесте было пятнадцать, жениху
восемнадцать. В отличие от отца и матери, Бейлон и Алисса не
стали ждать, чтобы завершить свой союз – брачная ночь, что
свершилась сразу же за свадебным пиром, стала источником
многих пикантных шуток, ибо, как говорили, крики
наслаждения юной невесты было слышно чуть ли не до
Сумеречного Дола. Более застенчивая невеста была бы
пристыжена этим, но Алисса Таргариен была вульгарна,
словно девка в тавернах, и ей самой нравилось похваляться:
– Я взобралась на него и прокатилась как следует, –
заявила она на следующий день после свадьбы, – и я
собираюсь сделать это и сегодня. Мне нравиться ездить
верхом.
И ее храбрый принц был не единственным, кого она
оседлала в тот год. Как и ее братья до нее, Алисса Таргариен
мечтала летать на драконе, и чем скорее, тем лучше. Эймон
полетел в семнадцать, Бейлон в шестнадцать. Алисса
собиралась сделать это в пятнадцать. Согласно
сохранившимся до нас историям драконьих стражей, им еле-
еле удалось уговорить ее не седлать Балериона.
– Он слишком старый и медленный, принцесса, –
пришлось им сказать. – Несомненно, вы захотите дракона
побыстрее.
В конце концов, они взяли верх, и принцесса Алисса
взлетела в небеса на Мелеис, прекрасной багровой драконице,
никогда раньше не знавшей всадника.
 365

– Красные девственницы были мы обе, – похвалялась

принцесса, хохоча, – но теперь нас обеих оседлали.
После того дня принцесса редко отдалялась от
Драконьего Логова. Полет был вторым по наслаждению
занятием на свете, часто говорила она, а самое приятное в
присутствии дам называть не полагается. Драконьи стражи
были правы: Мелеис была стремительнейшей драконицей,
какую только видел Вестерос – летая с братьями, Алисса легко
обгоняла и Караксеса, и Вхагар.
Тем временем, к раздражению королевы, оставалась
проблема с их братом Вейгоном. Король не сильно ошибся в
своих словах о бабочках. Прошли годы, Вейгон возмужал, и
юные дамы при дворе начали оказывать ему внимание.
Возраст и неприятные беседы с отцом и братьями научили
принца основам приличия, и он не пришиб ни одну из девиц, к
облегчению королевы. Но он и не пытался их замечать. Книги
оставались его единственной страстью: история, картография,
математика, языки. Великий мейстер Элисар, никогда не
обременявший себя излишними приличиями, признавался, что
дал принцу книгу с эротическими рисунками – он понадеялся,
что изображения обнаженных девиц, совокупляющихся с
мужчинами, животными или друг с другом разбудят в Вейгоне
интерес к женщинам. Принц книгу сохранил, но в поведении
не изменился.
В день пятнадцатых именин принца Вейгона, когда до
его совершеннолетия оставался год, Джейхейрис и Алисанна
решили обсудить очевидное решение с великим мейстером:
– Как вы думаете, может быть, Вейгон сможет стать
мейстером?
– Нет, – твердо ответил Элисар. – Вы можете себе
представить, чтобы он учил детей какого-нибудь лорда читать,
писать и складывать малые числа? Чтобы он держал в своей
комнате ворона, да хоть любую птицу? Можете себе
представить, как он отрезает человеку перебитую ногу или
принимает роды? Все это требуется от мейстера, – великий
366

мейстер помолчал, затем продолжил. – Вейгон – не мейстер...

Но в нем вполне есть задатки архимейстера. Цитадель –
величайшее хранилище знаний в мире. Отправьте его туда.
Возможно, он найдет себя в библиотеке. Или же он заблудится
среди книг, и вам никогда не придется больше о нем
беспокоиться.
Его слова попали точно в цель. Три дня спустя король
Джейхейрис вызвал принца Вейгона в свои покои и сообщил,
что через две недели он отправится морем в Старомест.
– Цитадель тобой займется, – сказал его милость. – Тебе
решать, что из тебя выйдет.
Принц ответил коротко, как и обычно:
– Да, отец. Хорошо.
После Джейхейрис говорил королеве, что ему
показалось, что Вейгон почти улыбнулся.
Принц Бейлон не переставал улыбаться с самой свадьбы.
Когда они не летали, Бейлон и Алисса каждый час проводили
вместе, обычно в их спальне. Принц Бейлон был
любвеобильным малым, ибо крики удовольствия, что эхом
отдавались от стен Красного замка в их брачную ночь,
слышались немало других ночей в последующие годы. И
вскорости последовал итог, на который так надеялись, и
Алисса Таргариен понесла ребенка. В 77 году от З.Э. она
подарила своему храброму принцу сына, названного Визерис.
Септон Барт описывает мальчика как «пухлого и приятного
малыша, который смеялся больше любого другого ребенка на
моей памяти, и он сосал с такой охотой, что высасывал
кормилицу досуха». Против всех советов его мать завернула
ребенка в пеленки, привязала к своей груди и поднялась с ним
в небо на Мелеис, когда ему было всего девять дней. После она
заявляла, что Визерис все это время хихикал.
В семнадцать лет – как было принцессе Алиссе –
вынашивать и рожать легко; другое дело беременность и роды
в сорок – как было ее матери, королеве Алисанне. Поэтому,
когда ее милость обнаружила, что снова беременна, радость ее
 367

была немного омрачена. Принц Валерион родился в 77 году от

З.Э., и после новых тяжелых родов королева Алисанна на
полгода оказалась прикована к постели. Как и его брат Геймон
четыре года назад, он был маленьким и слабым ребенком, и он
не окреп. Полдюжины кормилиц сменили друг друга, но все
тщетно. В 78 году от З.Э. Валерион умер всего за пару недель
до первого дня именин. Королева приняла его кончину со
смирением.
– Мне сорок два года, – сказала она королю. – Тебе
должно хватать детей, что я подарила тебе. Боюсь, теперь я
больше подхожу на роль бабушки, чем матери.
Король Джейхейрис не разделял ее уверенности.
– Нашей матери, королеве Алиссе, было сорок шесть,
когда она родила Джоселин, – указал он великому мейстеру
Элисару. – Быть может, боги с нами еще не закончили.
Он был прав. На следующий же год великий мейстер
известил королеву Алисанну, что она снова в тягости, к ее
удивлению и смятению. Принцесса Гейль родилась в 80 году
от З.Э., когда королеве было сорок четыре. Эта девочка,
получившее прозвище «Зимнее дитя» по времени рождения (и
потому, что сама королева вошла в свой зимний возраст, как
говорили некоторые), она была маленькой, бледной и хрупкой,
но великий мейстер был тверд в намерении не позволить ей
повторить судьбу ее братьев Геймона и Валериона. И она не
повторила. С помощью септы Лиры, которая следила за
ребенком днем и ночью, Элисар выходил принцессу в ее
трудный первый год, пока наконец не показалось, что она
сможет выжить. Когда она достигла своих первых именин,
здоровая, пусть и не сильная, королева Алисанна
возблагодарила богов.
А также благодарна она была за то, что в тот год смогла,
наконец, устроить брак для своего восьмого ребенка,
принцессы Дейлы. Теперь, когда Вейгон был устроен, Дейла
была следующей в очереди, но слезливая принцесса
представляла другую проблему. «Мой маленький цветочек»,
368

так королева описывала ее. Как и сама Алисанна, Дейла была

мала ростом, на цыпочках она едва доставала до пяти футов
двух дюймов, и в ней была ребячливость, от которой всем, кто
встречал ее, казалось, что она была младше своего возраста.
Однако она отличалась несвойственной для Алисанны
хрупкостью. Ее мать была бесстрашной, Дейла же, казалось,
боялась всего. У нее был котенок, которого она любила, пока
он ее не оцарапал; с тех пор она не приближалась к кошкам.
Драконы пугали ее, даже Среброкрылая. Самый легкий
выговор доводил ее до слез. Однажды в коридорах Красного
замка Дейла встретила принца с Летних островов в пернатом
плаще и завизжала от страха. Его черная кожа заставила ее
подумать, что это демон.
Какими жестокими бы ни были слова Вейгона, в них
была своя правда. Дейла не была умна, даже ее септа была
вынуждена это признать. Она с грехом пополам выучилась
читать, но читала медленно и без полного понимания. Она не
могла запомнить наизусть даже самую простую молитву. У нее
был приятный голос, но она боялась петь и всегда путала
слова. Она любила цветы, но боялась садов: однажды ее чуть
не укусила пчела.
Джейхейрис отчаивался даже больше Алисанны.
– Она даже не может поговорить с мальчишками. Как она
выйдет замуж? Мы могли бы вручить ее Вере, но она не знает
молитв, и септа говорит, что она плачет, когда ее просят
почитать вслух «Семиконечную Звезду».
Королева всегда бросалась на ее защиту:
– Дейла милая, добрая и нежная. У нее доброе сердце.
Дай мне время, и я найду ей лорда, который будет ее обожать.
Не каждый Таргариен должен носить меч и летать на драконе.
В годы, последовавшие за ее расцветом, Дейла
Таргариен, как и ожидалось, привлекла внимание многих
юных лордиков. Она была дочерью короля, и девичество
делало ее красивее. Ее мать тоже старалась, как могла,
 369

всячески устраивая все в ее силах, чтобы представить

принцессе подходящих женихов.
В тринадцать лет Дейлу отправили в Дрифтмарк для
знакомства с Корлисом Веларионом, внуком лорда Приливов.
Старше ее на десять лет, будущий Морской Змей был уже
закаленным морским волком и капитаном кораблей. Дейла же,
пересекая Черноводный залив, страдала от морской болезни, а
по возвращении жаловалась, что «его корабли ему нравятся
больше меня» (и она не была неправа).
В четырнадцать она вращалась в компании Денниса
Сванна, Саймона Стонтона, Герольда Темплтона и Элларда
Крейна, все они были многообещающими оруженосцами ее
возраста, но Стонтон пытался заставить ее пить вино, а Крейн
поцеловал ее в губы без ее согласия, доведя ее до слез. К концу
года Дейла решила, что всех их ненавидит.
В пятнадцать мать повезла ее через Речные земли в
Воронодрев (в карете, потому что Дейла боялась лошадей), где
лорд Блэквуд щедро развлекал королеву, пока его сын
ухаживал за принцессой. Высокий, элегантный, обладающий
хорошими манерами и красноречием, Ройс Блэквуд был
одаренным лучником, прекрасным мечником и певцом,
который растопил сердце Дейлы исполнением баллад его
собственного сочинения. Некоторое время помолвка казалась
неизбежной, и королева Алисанна с лордом Блэквудом даже
начали обсуждать планы на свадьбу. Все рухнуло, когда Дейла
узнала, что Блэквуды сохранили веру в Старых богов, и
ожидается, что она принесет клятву в богороще.
– Они не верят в богов, – в ужасе сказала она матери. – Я
попаду в преисподнюю.
Приближался ее шестнадцатый день именин, и с ним ее
взрослый возраст. Королева Алисанна была уже вне себя, и
король потерял терпение. В первый день 80 года от Завоевания
Эйгона он сказал королеве, что хочет, чтобы Дейла вышла
замуж до окончания года.
370

– Если она хочет, могу найти ей сотню мужчин,

выстроить их перед ней голыми, и пусть выбирает, который
нравится, – сказал он. – Я бы предпочел, чтобы она вышла за
лорда, но если захочет, пусть берет межевого рыцаря, торговца
или хоть какого-нибудь Пейта Свинопаса, мне уже нет дела,
лишь бы хоть кого-то выбрала.
– Сотня голых мужчин ее только напугает, – не
развеселилась Алисанна.
– Ее и сотня голых уток напугает, – ответил король.
– А если она не выйдет замуж? – спросила королева. –
Мейгель сказала, Святая Вера не захочет девушку, не
умеющую читать молитвы.
– Всегда остаются Молчаливые Сестры, – сказал
Джейхейрис. – Разве стоит до этого доводить? Найди ей кого-
нибудь. Кого-нибудь мягкого, как она. Доброго человека,
который не станет повышать на нее голос или поднимать на
нее руку, который будет говорить с ней ласково, рассказывать,
какая она милая, защищать ее... От драконов, лошадей, пчел,
котят, прыщавых мальчиков и чего там еще она боится.
– Я сделаю, что смогу, ваша милость, – пообещала
королева.
В конце концов не понадобилась сотня мужчин, голых
или одетых. Королева мягко разъяснила приказ короля Дейле,
и предложила ей на выбор трех женихов, каждый из которых с
радостью принял бы ее руку. Стоит заметить, что никаких
пейтов-свинопасов среди них не было; трое, которых выбрала
Алисанна, были великими лордами или сыновьями великих
лордов. За кого бы Дейла не вышла, она получала большое
богатство и высокое положение.
Из всех троих претендентов внушительнее всего
выглядел Боремунд Баратеон. Двадцативосьмилетний лорд
Штормового Предела был вылитый отец – крепкий и сильный,
с громогласным смехом, большой черной бородой и густой
черной гривой. Как сын лорда Рогара и королевы Алиссы, он
был сводным братом Алисанны и Джейхейриса, и Дейла знала
 371

и любила его сестру Джоселин по ее годам при дворе, что

могло послужить ему на пользу.
Сир Тимонд Ланнистер был богатейшим из
претендентов, наследником Утеса Кастерли и его золота. В
двадцать лет он был ближе всего к возрасту Дейлы и считался
одним из самых красивых мужчин королевства – стройный и
гибкий, с длинными золотыми усами и волосами того же
цвета, всегда одетый в шелк и атлас. Принцесса была бы
хорошо защищена в Утесе Кастерли, не было в Вестеросе
более неприступного замка. Но против золота Ланнистеров и
красоты Ланнистеров играла репутация сира Тимонда. Как
говорили, он слишком был охоч до женщин, а еще больше – до
вина.
Последним из троих, во всяком случае, в глазах многих,
был Родрик Аррен, лорд Орлиного Гнезда и Хранитель
Долины. Он был лордом с тех пор, как ему исполнилось
десять, что играло ему на пользу; последние двадцать лет он
служил в Малом совете лордом-юстициарием и мастером над
законами, и за это время стал знакомой всем фигурой при
дворе и верным другом королю и королеве. В Долине он был
способным лордом, строгим, но справедливым, любезным,
щедрым, любимым как простонародьем, так и его лордами-
знаменосцами. К тому же он хорошо показал себя в
Королевской Гавани: разумный, знающий, доброго нрава, он
всеми считался выгодным приобретением совета.
Но при этом лорд Аррен был старшим из претендентов,
в свои тридцать шесть он был на двадцать лет старше
принцессы, и кроме того, был отцом четырех детей,
оставшихся от его покойной первой жены. Невысокий и
лысеющий, с брюшком, Аррен не был тем, о ком мечтают
девы, признавалась королева, «но он из тех, о ком ты просил,
добрый и мягкий человек, и он говорит, что многие годы
любит нашу милую девочку. Я знаю, что он будет ее
защищать».
372

К ошеломлению каждой женщины при дворе – за

исключением, возможно, королевы – принцесса Дейла
выбрала в мужья лорда Родрика.
– Он кажется добрым и мудрым, как отец, – сказала она
королеве Алисанне, – и у него четверо детей! Я буду их новой
матерью!
Что подумала об этом ее милость, не запечатлено. В
записях великого мейстера Элисара же о том дне записано
только: «Боги нас помилуй!»
Помолвка не была долгой. Как и пожелал король,
принцесса Дейла и лорд Родрик поженились еще до окончания
года. Церемония была скромной, в септе Драконьего Камня, в
присутствии только близких друзей и родственников, в
большой толпе принцессе было бы ужасно неуютно. Не было
и провожания в постель. «Ох, я не вынесу этого, я умру от
стыда», – сказала принцесса будущему мужу, и он
повиновался ее желанию.
После того лорд Аррен увез свою принцессу в Орлиное
Гнездо.
– Мои дети должны познакомиться со своей новой
матерью, а я хочу показать Дейле Долину. Жизнь там
медленнее и спокойней. Ей понравится. Клянусь вам, там она
будет счастлива и в безопасности.
Так и было хотя бы некоторое время. Старшая из детей
лорда Родрика, Элис, была на три года старше своей новой
мачехи. С ней принцесса не сошлась с самого начала. Дейла,
однако, баловала трех младших, и они обожали ее в ответ.
Лорд Родрик, верный своему слову, был добрым и заботливым
супругом, который никогда не уставал холить и лелеять свою
жену, которую называл «моей драгоценной принцессой».
Письма, отправляемые Дейлой ее матери (большей частью
написанные младшей дочерью лорда Родрика, Амандой)
явственно рассказывали о том, как счастлива она была, как
красива была Долина, как любила она милых сыновей своего
лорда, и как все в Орлином Гнезде были добры к ней.
 373

Принц Эймон достиг двадцатишестилетнего возраста в

81 году от З.Э. и показал себя способным и в войне, и в мире.
Так как он был наследником Железного трона, казалось
правильным, чтобы он принимал большее участие в
управлении королевством как член совета короля. Таким
образом, король Джейхейрис назначил принца юстициарием и
мастером над законами вместо Родрика Аррена.
– Оставляю тебе законотворчество, братец, – заявил
принц Бейлон, когда они выпивали за назначение принца
Эймона. – Я же буду делать сыновей, – и этим он и занимался,
потому что позже в тот год принцесса Алисса родила своему
Весеннему принцу второго сына, которого назвали Деймон.
Его мать, неукротимая, как всегда, поднялась с ребенком в
небо на Мелеис уже через две недели после его рождения, как
она сделала и с его братом Визерисом.
Тем временем ее сестра Дейла в Долине справлялась не
так хорошо. После полутора лет брака ворон доставил в
Красный замок иное письмо. Оно было коротким и написано
собственным неровным почерком Дейлы. «Я беременна, –
гласило оно. – Матушка, приезжай. Я боюсь».
Королева Алисанна тоже испугалась, когда прочитала
эти слова. В следующие же дни она оседлала Среброкрылую и
отправилась по воздуху в Долину, сначала приземлившись в
Чаячий город, потом через Лунные Врата и оттуда вверх к
Орлиному Гнезду. Был 82 год от З.Э., и ее милость прибыла за
три месяца до того, как Дейле приходило время рожать.
Хотя принцесса выразила радость от прибытия матери и
попросила прощения за то, что отправила такое «глупое»
письмо, ее страх ощущался физически. Она начинала рыдать
по любой причине, а иногда и вовсе без причин, говорил лорд
Родрик. Его дочь Элис была бесстрастна, сказав ее милости:
– Можно подумать, что это первая женщина, которой
предстоит родить ребенка.
Но Алисанна была обеспокоена. Дейла была такой
хрупкой, а ноша, которую она несла, была так тяжела. «Она
374

слишком маленькая девочка для такого большого живота, –

написала она королю. – На ее месте я тоже была бы напугана».
Королева Алисанна оставалась с принцессой до конца ее
срока, сидя рядом с ее кроватью, читая ей перед сном,
успокаивая ее страхи.
– Все будет в порядке, – говорила она своей дочери с
полсотни раз. – Это будет девочка, вот увидишь. Дочь. Я знаю
это. Все будет хорошо.
Она была почти права. Эйма Аррен, дочь лорда Родрика
и принцессы Дейлы, родилась на свет на две недели раньше
срока, после долгих и трудных родов.
– Так больно, – полночи кричала принцесса. – Мне так
больно.
Но говорили, что она улыбнулась, когда ее дочь
положили к ее груди.
И все же все было далеко от хорошего. Вскорости после
родов ее охватила родильная горячка. Хотя принцесса Дейла
отчаянно хотела сама кормить свое дитя, у нее не было молока,
и послали за кормилицей. Когда горячка усилилась, мейстер
постановил, что ей нельзя даже держать ребенка, и от того
принцесса разразилась рыданиями. Она плакала, пока не
уснула, но во сне она вертелась, брыкалась, поворачивалась, ее
горячка становилась все тяжелее. К утру она умерла. Ей было
восемнадцать лет.
Лорд Родрик тоже рыдал, и он просил позволения
королевы похоронить его драгоценную принцессу в Долине,
но Алисанна отказала.
– Она от крови дракона. Ее тело сожгут, а прах захоронят
на Драконьем Камне, рядом с ее сестрой Дейнерис.
Смерть Дейлы разбила сердце королевы, и, оглядываясь
назад, становится понятно, что это был первый признак
разлада, который раскрывался между королем и королевой.
Боги держат нас в своих руках, они дарят жизни и забирают
их, но в своей гордыне люди ищут, кого обвинить. Алисанна
Таргариен в своем горе винила и себя, и лорда Аррена, и
 375

мейстера Орлиного Гнезда за причастность к кончине ее

дочери… Но больше всех она винила Джейхейриса. Если бы
он не настаивал, чтобы Дейла вышла замуж, чтобы выбрала
хоть кого-то до конца года… Что плохого было бы в том,
чтобы она оставалась маленькой девочкой еще год или два,
или десять?
– Она была недостаточно взрослой или сильной, чтобы
выносить ребенка, – сказала она королю по возвращении в
Королевскую Гавань. – Мы не должны были заставлять ее
выходить замуж.
Ответ короля записан не был.
82 год от Завоевания Эйгона запомнился годом
Четвертой Дорнийской войны… Хотя среди простонародья
она больше известна как Безумие принца Мориона или Война
сотни свечей. Старый принц Дорна умер, и его сын, Морион
Мартелл, наследовал ему в Солнечном Копье. Безрассудный и
глупый молодой человек, принц Морион давно злился на
трусость своего отца во время войны лорда Рогара, когда
рыцари Семи Королевств безнаказанно прошли через Красные
горы, пока дорнийские войска сидели по домам, оставив
Короля-Стервятника его судьбе. Решительно настроившись
отомстить за такое пятно на дорнийской чести, принц
запланировал собственное вторжение в Семь Королевств.
Хотя он знал, что у Дорна нет надежды на то, чтобы
превзойти все силы, что может собрать против него Железный
трон, принц Морион решил, что может застать Джейхейриса
врасплох и завоевать Штормовые земли до самого
Штормового Предела или хотя бы мыса Гнева. Вместо того,
чтобы напасть через Принцево ущелье, он решил двинуться
морем. Он намеревался собрать свои войска в Призрачном
Холме и Торе, погрузить их на корабли и отправиться с ними
через Дорнийское море, застав жителей Штормовых земель
врасплох. Если его победят или отбросят, так тому и быть…
Но до того, поклялся он, он сожжет сотню городов и сравняет
с землей сотню замков, чтобы штормовые лорды знали, что
376

никто не смеет ходить маршем через Красные горы

невозбранно. (Безумие плана можно усмотреть хотя бы в том,
что на мысе Гнева не было ни сотни городов, ни сотни замков,
да даже трети от этого числа там не было).
Дорн не мог похвалиться морскими силами с тех пор, как
Нимерия сожгла свои десять тысяч кораблей, но у принца
Мориона было золото, и он нашел сговорчивых соратников
среди пиратов Ступеней, наемников Мира и корсаров
Перечного Берега. Хотя это потребовало у него большую часть
года, в конце концов корабли удалось собрать, и принц со
своими копейщиками погрузились на них. Морион рос на
рассказах о прошлой славе Дорна, и как и многие юные
дорнийцы, видел обожженные солнцем кости дракона
Мераксес у Пекла. Так что каждый корабль его флота был
наполнен арбалетчиками и оснащен скорпионами – такими же,
как тот, что сбил Мераксес. Если Таргариены посмеют
отправить против него драконов, он наполнит воздух стрелами
и убьет их всех.
Глупость плана Мориона нельзя переоценить. Для
начала, его надежды застать Железный трон врасплох были
смешны. Мало того, что у Джейхейриса были шпионы при
дворе самого Мориона и друзья среди наиболее расчетливых
дорнийских лордов, но и пираты Ступеней, наемники Мира и
корсары Перечного Берега никогда не славились своей
скрытностью. Деньги перешли из рук в руки – и этого было
достаточно. К тому времени, как Морион поднял паруса,
король знал о его нападении уже полгода.
Боремунд Баратеон, лорд Штормового Предела, тоже
был в курсе и дожидался на мысе Гнева, чтобы кровью
встретить дорнийцев, буде они сойдут на берег. Но шанса у
него на это не выпало. Джейхейрис Таргариен и его сыновья
Эймон и Бейлон также дожидались, и когда флот Мориона
пробивался через Дорнийское море, драконы Вермитор,
Караксес и Вхагар обрушились на них с облаков. Раздались
крики, и дорнийцы наполнили небо болтами скорпионов, но
 377

Рисунок 33. Король Джейхейрис I на драконе Вермиторе, принц Эймон на

драконе Караксесе и принц Бейлон на драконице Вхагар сжигают
вражеский флот во время так называемой Четвертой Дорнийской войны.
378

одно дело стрелять по дракону, а другое – убить. Несколько

болтов отлетели от чешуи драконов, и один пробил крыло
Вхагар, но ни один из них не нашел слабого места, пока
драконы кружились, летали и испускали огонь. Один за
другим корабли воспламенились. Они еще горели, когда село
солнце, «словно сотня свечей плыла по морю». Обожженные
тела выносило на берега мыса Гнева еще полгода, но ни один
живой дорниец не ступил на Штормовые земли.
Четвертая Дорнийская война была начата и завершена за
один день. Пираты Ступеней, наемники Мира и корсары
Перечного Берега на время перестали докучать, а Мара
Мартелл стала принцессой Дорна. По возвращении в
Королевскую Гавань короля Джейхейриса и его сыновей ждал
самый восторженный прием. Даже Эйгону Завоевателю не
удавалось победить в войне, не потеряв ни единого человека.
У принца Бейлона была и другая причина для радости.
Его жена Алисса снова ожидала ребенка. На этот раз, сказал
он своему брату Эймону, он будет молиться о дочери.
Принцесса Алисса слегла в 84 году от З.Э. После долгих
и трудных родов она подарила принцу Бейлону третьего сына,
мальчика по имени Эйгон, названного в честь Завоевателя.
– Меня называют Бейлоном Храбрым, – сказал принц
жене, стоя у ее ложа, – но ты куда храбрее меня. Я бы
предпочел сразиться в дюжине битв, только не делать того, что
сделала ты.
Алисса ответила ему смехом.
– Ты был создан для битв, а я была создана для этого.
Визерис, Деймон и Эйгон, уже трое. Как только я поправлюсь,
сделаем еще одного. Я хочу родить тебе двадцать cыновей.
Твою собственную армию!
Но этому не суждено было случиться. Сердце воина
Алиссы Таргариен билось в женском теле, и силы оставили
его. Она так никогда и не оправилась после рождения Эйгона,
и умерла в тот же год, всего в возрасте двадцати четырех лет.
Ненадолго пережил ее и принц Эйгон. Он скончался спустя
 379

полгода, так и не дожив до своего первого дня именин.

Раздавленный потерей, принц Бейлон нашел утешение в двух
своих сильных сыновьях, которых жена оставила ему,
Визерисе и Деймоне, и никогда он не переставал чтить память
своей прекрасной леди с перебитым носом и разными глазами.
Боюсь, теперь нам придется обратить свое внимание на
одну из самых удручающих и неприятных глав в истории
долгого правления короля Джейхейриса и королевы
Алисанны: происшествие с их девятым ребенком, принцессой
Сейрой.
Рожденная в 67 году от З.Э., спустя три года после
Дейлы, Сейра обладала всей храбростью, какой недоставало ее
сестре, а также неуемной потребностью... В молоке, в еде, в
ласках, в похвалах. Будучи младенцем, она даже не плакала,
она кричала, и ее оглушающие вопли стали кошмаром всех
прислужниц Красного замка. «Она хочет то, что хочет, и хочет
это немедленно, – писал о принцессе в 69 году от З.Э. великий
мейстер Элисар, когда ей было только два года. - Спаси нас
Семеро, когда она подрастет. Драконьей страже лучше бы
запереть драконов». Он и не представлял, какими
пророческими были его слова.
Септон Барт был более содержателен, когда описывал
принцессу в ее двенадцать лет в 79 году от З.Э.: «Она дочь
короля, и хорошо это знает. Слуги исполняют каждую ее
прихоть, пусть не всегда так быстро, как ей угодно. Великие
лорды и прекрасные рыцари осыпают ее любезностями,
придворные дамы подчиняются ей, девицы ее возраста
сражаются друг с другом за право стать ее подругами. Все это
Сейра воспринимает как само собой разумеющееся. Будь она
первенцем короля или, еще лучше, его единственным
ребенком, она была бы всем довольна. Вместо того она
оказалась девятой при шести живых старших и еще более
обожаемых детях. Эймон должен стать королем, Бейлон,
скорее всего, будет его десницей, Алисса во всем походит на
мать и даже более того, Вейгон ученее ее, Мейгель –
380

благочестивее, а Дейла... Бывает ли хоть один день, когда

Дейле не требовалось бы утешения? А пока ее утешают, о
Сейре никто и не помнит. Она такая храбрая девочка, говорят
они, ей ни к чему утешения. Но боюсь, они неправы. Утешение
нужно всем».
Когда-то Эйрею Таргариен считали дикой и
своенравной, склонной к неповиновению, но в сравнении с
детством принцессы Сейры Эйрея казалась воплощением
благопристойности. В столь юном возрасте трудно разглядеть
границы между невинными розыгрышами, чрезмерными
проказами и злобными поступками, но не было сомнения, что
принцесса с легкостью их переступала. Она все время
подбрасывала в комнату своей сестры Дейлы кошек, зная, как
та их боится, а однажды напихала Дейле пчел в ночной
горшок. Когда ей было десять, она проникла в башню Белого
Меча, выкрала все белые плащи, какие смогла найти, и
выкрасила их в розовый цвет. В семь лет она выучила, когда и
как проникнуть в кухню, чтобы таскать оттуда торты, пироги
и другими лакомства. К одиннадцати она уже воровала оттуда
вино и эль. В двенадцать лет бывало и так, что Сейру звали в
септу на молитву, а она являлась туда в подпитии. Жертвой
многих ее шуточек был полоумный шут короля Том Тыква, в
других же он был ее невольным помощником. Однажды перед
великим пиром, в котором участвовали многие лорды и леди,
она убедила Тома, что будет смешнее, если он выступит голым
– нельзя сказать, что эту шутку приняли благосклонно. В
другой раз Сейра пошутила куда более жестоко, убедив шута,
что если он вскарабкается на Железный трон, то станет
королем – Том, увы, и в лучшие свои времена был неуклюж, а
к старости стал склонен к дрожи и изрезал себе о трон руки и
ноги в лоскуты. «Какое она злое дитя», сказала о ней потом
септа. К тринадцати годам к принцессе Сейре было
приставлено с полдюжины септ и почти столько же
прислужниц.
 381

Нельзя сказать, что принцессе недоставало достоинств.

Мейстеры уверяли, что она была очень умна, как ее брат
Вейгон, но по-своему. Она, несомненно, была хороша собой,
выше ростом, чем ее сестра Дейла, и вполовину не столь
нежная, но сильная, быстрая и пылкая, как ее сестра Алисса.
Когда она хотела, то могла быть очаровательной, и тогда ей
трудно было сопротивляться. Ее старшие братья Эймон и
Бейлон не уставали забавляться ее проказами (правда, они и не
знали о худших из них), и еще не успев подрасти, Сейра
научилась, как выпросить у отца все, что она захочет: котенка,
собаку, пони, ястреба, лошадь (но на слоне Джейхейрис
вынужден был провести черту). Королева Алисанна же была
менее доверчива, и септон Барт рассказывал, что сестры
Сейры недолюбливали ее в разной степени.
Девичество было ей к лицу, и она по-настоящему
достигла признания, когда расцвела. После всего, что они
пережили с Дейлой, король с королевой ощущали облегчение,
видя, с какой радостью она заинтересовалась молодыми
мужчинами при дворе, а они ею. В четырнадцать лет она
сказала королю, что хочет выйти за принца Дорна или, может
быть, за Короля-За-Стеной, чтобы стать королевой, «как
матушка». В тот год ко двору прибыл торговец с Летних
островов. Нисколько не завизжав при его виде, как это сделала
Дейла, Сейра заявила, что и за него может выйти замуж.
К пятнадцати она забыла эти пустые фантазии. К чему
мечтать о далеких королях, когда у нее может быть столько
оруженосцев, рыцарей и даже лордов, сколько она пожелает?
Дюжины ухаживали за ней, но вскорости трое стали
фаворитами. Джонах Мутон был наследником Девичьего
Пруда, Рыжий Рой Коннингтон был пятнадцатилетним лордом
Грифонова Насеста, а Бракстон Бисбери по прозвищу «Жало»
был рыцарем девятнадцати лет, лучшим копейщиком
Простора и наследником Медовой Рощи. Были у принцессы
любимицы и среди девиц: Перианна Мур и Алис Торнберри,
две девушки ее возраста, стали ее дражайшими подругами.
382

Сейра звала их Красотка Перри и Ягодка Берри. Больше года

три девицы и трое юношей были неразлучны на каждом пиру
и балу. Они вместе охотились, в том числе с соколами,
однажды вместе под парусом ходили через Черноводный
залив к Драконьему Камню. Когда три лорда упражнялись на
конях, пытаясь попасть копьями в кольца, или бились на мечах
во дворе, три девушки всегда были рядом, чтобы
поддерживать их.
Король Джейхейрис, который вечно занимал приезжих
лордов или посольства из-за Узкого моря, заседал в совете или
планировал постройку новых дорог, был весьма доволен. Им
не понадобится прочесывать королевство в поисках жениха
для Сейры, потому что три многообещающих молодых
человека были уже наготове. Королева Алисанна не была в том
убеждена.
– Сейра умна, но не мудра, – сказала она королю. Леди
Перианна и леди Алис, насколько она видела, были
хорошенькими, скучными, пустоголовыми дурочками, а
Коннингтон и Мутон были зелеными юнцами. – И мне не
нравится этот Жало. Я слышала, что он уже заимел бастарда в
Просторе и еще одного здесь, в Королевской Гавани.
Джейхейрис оставался беспечен.
– Ведь Сейра никогда не остается с ними наедине. Вокруг
них всегда люди, прислужники и прислужницы, конюхи и
стражники. Какую беду могут они принести, когда вокруг них
столько глаз?
Ему не понравился ответ на этот вопрос, когда пришло
на то время.
Одна из шуточек Сейры ее погубила. Теплой весенней
ночью 84 года от З.Э. внимание двух солдат городской стражи
привлекли крики и вопли из борделя под названием «Голубая
Жемчужина». Крики издавал Том Тыква, который
беспомощно выписывал круги в попытках сбежать от
полудюжины обнаженных шлюх, пока посетители
громогласно хохотали, поддерживая распутниц. Среди тех
 383

посетителей были Джонах Мутон, Рыжий Рой Коннингтон и

Жало Бисбери, один пьянее другого. По словам Рыжего Роя,
они пришли повеселиться, наблюдая за тем, как старик Тыква
будет делать, что ему было велено. Затем Джонах Мутон со
смехом поведал, что весь замысел принадлежал Сейре и
похвалил ее остроумие.
Стражники спасли злополучного шута и проводили его в
Красный замок. Трех лордов же отвели к сиру Роберту
Редвину, их командиру. Сир Роберт доставил их к королю, не
обращая внимания на угрозы Жала и неловкие попытки
Коннингтона его подкупить.
– Всегда неприятно вскрывать нарыв, – писал о том деле
великий мейстер Элисар. – Никогда не знаешь, сколько выйдет
гноя, и как мерзко он будет смердеть.
Смрад от гнойника, вскрывшегося в «Голубой
Жемчужине», и правда, был преотвратителен.
Три пьяных лорда несколько протрезвели к тому
времени, как король принялся допрашивать их с Железного
трона, и держались они крепко. Они признались, что увели
Тома Тыкву из замка и привели в «Голубую Жемчужину».
Никто из них ни слова не сказал о принцессе Сейре. Когда его
милость велел Мутону повторить, что он сказал о принцессе,
тот покраснел, и, заикаясь, сказал, что стражнику
послышалось. Наконец, Джейхейрис велел отправить трех
лорденышей на ночь в подземелья.
– Пусть этой ночью поспят в темнице, авось утром
запоют по-другому.
Королева Алисанна же, зная, как близки были леди
Перианна и леди Алис к трем лордам, предложила допросить
и их.
– Позвольте мне поговорить с ними, ваша милость. Если
они увидят, как вы сердито разглядываете их с высоты вашего
трона, они так перепугаются, что не выдавят и слова.
Время было позднее, и ее стражники нашли обеих девиц
спящими в одной постели в комнате леди Перианны. Королева
384

велела привести их в ее покои. Их три юных лорда брошены в

подземелье, сказала она девицам. Если они не хотят к ним
присоединиться, то лучше бы им рассказать ей всю правду.
Это было все, что ей нужно было произнести. Ягодка Берри и
Красотка Перри перебивали друг друга в своей жажде
признаний. Вскорости обе они уже рыдали и молили о
прощении. Королева Алисанна позволила им молить, не
говоря ни слова. Она слушала, как слушала раньше на сотнях
женских собраний. Ее милость умела слушать.
Поначалу Это была просто игра, сказала Красотка Перри.
– Сейра учила Алис целоваться, и я попросила и меня
научить. Мальчишки каждое утро учатся сражаться, почему
мы не можем учиться целоваться? Ведь для этого и
существуют девочки, ведь так?
Алис Торнберри согласилась.
– Целоваться было приятно, – сказала она. – А однажды
ночью мы стали целоваться, сняв одежды, и это было страшно,
но так захватывающе. Мы по очереди изображали мальчиков.
Мы не хотели ничего плохого, мы просто играли. А потом
Сейра вызвала меня на спор, велев поцеловать настоящего
мальчика, а я вызвала Перри, а потом мы обе вызвали Сейру,
но она сказала, что она нас обеих превзойдет и поцелует
взрослого мужчину, рыцаря. Вот так все и началось с Роем,
Джонахом и Жалом.
Тут снова вмешалась леди Перианна, чтобы сказать, что
отныне их всех учил Жало.
– У него уже два бастарда, – прошептала она. – Один в
Просторе, а одна прямо здесь, на Шелковой улице. Ее мать –
шлюха в «Голубой Жемчужине».
Это было единственное упоминание «Голубой
Жемчужины». «Ни одна из этих потаскух не знала ничего о
бедном Томе Тыкве, как бы иронично то ни было, – писал
потом великий мейстер Элисар. – Но они премногое знали кое
о чем другом, и в этом не было их вины».
 385

– Где были ваши септы все это время? – потребовала

ответа королева, когда выслушала их. – Где были ваши
служанки? А лорды, им тоже должны были прислуживать. Где
были их конюхи, их стражники, их оруженосцы и слуги?
Леди Перианну вопрос удивил.
– Мы говорили им подождать снаружи, – сказала она
таким тоном, словно объясняет, что солнце встает на востоке.
– Они же слуги, они поступают так, как велено. Те, кто знали,
знали, что должны молчать. Жало сказал, что вырежет им
языки, если они проговорятся. А Сейра умнее всех септ.
Тут Ягодка Берри сломалась, она начала рыдать,
раздирая на себе платье. Она так сожалеет, говорила она
королеве, она не хотела быть плохой, это Жало ее заставил, а
Сейра сказала, что она трусиха, и она им показала, но теперь
она ждет ребенка, и не знает, кто отец, и что же ей теперь
делать?
– Сейчас ты можешь только ложиться спать, – сказала ей
королева Алисанна. – Утром мы пошлем к тебе септу, и ты
сознаешься ей в прегрешениях. Мать Небесная тебя простит.
– А моя – нет, – сказала Алис Торнберри, но пошла, куда
велено.
Леди Перианна проводила рыдающую подругу к ней в
комнату.
Когда королева рассказала ему все, что узнала, король
Джейхейрис с трудом мог поверить единому слову. Тут же
послали стражников, и одного за другим оруженосцев,
конюхов и служанок волокли к Железному трону для допроса.
Многие из них, ответив на вопросы, оказались в темницах со
своими хозяевами. К тому времени, как увели последнего,
наступил рассвет. Только тогда король и королева послали за
принцессой Сейрой.
Принцесса ясно поняла, что что-то было не так, когда
лорд-командующий Королевской гвардии и командующий
городской стражи вместе явились, чтобы сопроводить ее в
тронный зал. Никогда ничего хорошего не было в том, чтобы
386

король принимал тебя, сидя на Железном троне. Когда ее

ввели, зал был почти пуст – в свидетели пригласили только
великого мейстера Элисара и септона Барта. Они представляли
при дворе Цитадель и Звездную септу, и король имел нужду в
их наставлении, но ожидалось, что будут сказаны слова,
которые не нужно было слышать другим его лордам.
Часто говорят, что в Красном замке нет секретов, что в
стенах водятся крысы, которые слышат все и по ночам шепчут
в уши спящих. Может быть и так, потому что когда принцесса
Сейра предстала перед отцом, казалось, что она знала все, что
случилось в «Голубой Жемчужине», и не казалась даже самую
малость смущенной.
– Я предлагала им так сделать, но не думала, что они
осмелятся, – легким тоном сказала она. – Это, наверное, было
так смешно, Тыква, танцующий с шлюхами.
– Но не для Тома, – заметил король Джейхейрис с
Железного трона.
– Он шут, – ответила принцесса Сейра, пожимая
плечами. – Над шутами полагается смеяться, что тут плохого.
Тыква любит, когда ты над ним смеешься.
– Это была жестокая шутка, – сказала королева
Алисанна, – но сейчас меня беспокоят дела поважнее. Я
говорила с твоими… дамами. Ты знаешь, что Алис Торнберри
ждет ребенка?
Только теперь принцесса осознала, что ей придется
отвечать не за Тома Тыкву, а за более постыдные грехи. На
секунду Сейра потеряла дар речи, но только на секунду. Потом
она ахнула и сказала:
– Моя Ягодка Берри? Правда? Она… Ох, что же она
наделала? Ох, моя милая маленькая дурочка.
Если верить свидетельству септона Барта, по ее щеке
покатилась одинокая слеза.
Ее мать не была тронута.
– Ты прекрасно знаешь, что она наделала. Что вы все
наделали. Теперь мы хотим услышать от тебя правду, дитя.
 387

Когда принцесса посмотрела на отца, поддержки она не

увидела.
– Солги нам снова, и тебе же будет хуже, – сказал король
Джейхейрис дочери. – Тебе стоит знать: эти твои три лорда в
темнице, и от того, что ты скажешь, будет зависеть, где ты сама
проведешь следующую ночь.
Тут Сейра не выдержала, и слова полились из нее одно за
другим столь скорым потоком, что она едва не задохнулась.
«Она переходила от отрицания к уверткам, от придирок к
раскаянию, от обвинений к оправданиям и открытому
неповиновению, и все это в течение часа, прерываясь на
хихиканье и слезы, – писал септон Барт. – Она этого не делала,
они лгут, этого не было, как они могли в это поверить, это же
просто игра, это шутка, кто это сказал, не так все было, все
любят целоваться, ей очень жаль, это все Перри начала, это
было так весело, никто не пострадал, никто не говорил ей, что
целоваться нельзя, Ягодка Берри ее подговорила, ей так
стыдно, Бейлон все время целовал Алиссу, когда началось, она
не знала, как закончить, она боялась Жала, Мать Небесная ее
простила, все девушки так делают, в первый раз она была
пьяной, она никогда не хотела, этого хотят все мужчины,
Мейгель сказала, боги прощают все грехи, Джонах сказал, что
любит ее, боги сделали ее красивой, это не ее вина, она теперь
будет хорошей, будет так, будто ничего не было, она выйдет
замуж за Рыжего Роя Коннингтона, они должны ее простить,
она никогда больше не поцелует мужчину и не будет делать
другого, это ведь не она ждет ребенка, она их дочь, она их
маленькая девочка, она принцесса, если бы она была
королевой, она вела бы себя, как пожелает, почему они ей не
верят, они никогда ее не любили, она их ненавидит, если хотят,
могут ее выпороть, но она никогда не будет их рабыней. Она
меня потрясла, эта девочка. Ни один скоморох в стране не
устроил бы такого представления, но к концу его усталость и
страх взяли свое, и маска сползла с ее лица».
388

– Что ты натворила? – спросил король, когда поток слов

принцессы иссяк. – Семеро нас спаси, что ты натворила? Ты
вручила одному из этих мальчишек свое девичество? Говори
правду.
– Правду? – переспросила Сейра. В этот самый момент и
с этим самым словом ее презрение показало себя. – Нет. Я
вручила его им всем троим. Каждый из них думает, что был у
меня первым. Мальчишки – такие дурачки.
Джейхейрис так ужаснулся, что не мог произнести ни
слова, но королева сохраняла самообладание.
– Вижу, ты очень горда собой. Взрослая женщина, почти
семнадцати лет. Уверена, ты считаешь, что поступала умно, но
одно дело быть умной, другое – мудрой. Ты представляешь,
что будет теперь, Сейра?
– Я выйду замуж, – сказала принцесса. – Почему бы и
нет? Ты в моем возрасте уже была замужем. Я пойду под венец
да в брачную постель, только с кем? Джонах и Рой оба любят
меня, я могла бы выбрать одного из них, но они оба такие
мальчишки. Жало меня не любит, но он может заставить меня
смеяться, а иногда он заставляет меня кричать. Я могу выйти
за них за всех, разве нет? С чего мне иметь только одного
мужа? У Завоевателя было две жены, а у Мейгора шесть или
восемь.
Она зашла слишком далеко. Джейхейрис вскочил на ноги
и спустился с Железного трона, его лицо было маской ярости.
– Ты сравниваешь себя с Мейгором? Вот кем ты хочешь
быть? – Его милость наслушался достаточно. – Отведите ее в
спальню, – велел он стражникам. – И держите ее там, пока я не
пошлю за ней.
Когда принцесса услышала его слова, она побежала к
нему, заливаясь слезами и крича: «Отец! Отец!», но
Джейхейрис отвернулся от нее, и Джайлс Морриген поймал ее
за руку и потянул ее прочь. Она не шла по своей воле, так что
стражником пришлось волочь ее по коридорам, пока она
рыдала, вопила и звала отца.
 389

И даже после того, говорит септон Барт, принцесса Сейра

могла бы добиться прощения, если бы поступала как велено,
если бы послушно сидела в своих комнатах, обдумывая свои
грехи и молясь о прощении. Джейхейрис и Алисанна на
следующий день встретились с Бартом и великим мейстером
Элисаром, обсуждая, как поступить с шестью грешниками,
особенно с принцессой. Король был зол и непоколебим, он
остро чувствовал свой позор, и он не мог забыть насмешливых
слов Сейры о женах его дяди.
– Она мне больше не дочь, – не один раз произнес он.
Но королева Алисанна не могла так ожесточить свое
сердце.
– Она наша дочь, – сказала она королю. – Да, ее следует
наказать, но она все еще дитя, и коли случился грех, возможно
и искупление. Мой лорд, любовь моя, ты примирился с
лордами, которые сражались за твоего дядю, ты простил
людей, воевавших рядом с септоном Муном, ты примирился с
Верой и с лордом Рогаром, когда он пытался разлучить нас и
посадить на твой трон Эйрею – конечно же, ты сможешь
примириться с родной дочерью.
Слова ее милости были нежны и ласковы, и они тронули
Джейхейриса, говорит нам септон Барт. Алисанна была
упряма и настойчива, она умела убедить короля в своем
мнении, неважно, как по-разному смотрели они на что-то в
начале. Со временем он смог бы смягчиться в своем мнении о
Сейре. Но этого времени у нее не было. Той же ночью
принцесса Сейра решила свою судьбу. Вместо того, чтобы
оставаться в своей комнате, как было велено, она, навещая
уборную, сбежала, надела одежды прачки, украла лошадь на
конюшне и покинула замок. Ей удалось проехать через
полгорода к холму Рейнис, но когда принцесса попыталась
проникнуть в Драконье Логово, ее обнаружили и поймали
Драконьи стражи, которые вернули беглянку в Красный замок.
390

Алисанна разрыдалась, услышав об этом, понимая, что

все было безнадежно. Джейхейрис был непреклонен как
камень.
– Сейра при драконе, – было все, что он мог сказать. –
Поди, она еще и Балериона хотела заполучить?
На этот раз принцессе не позволили даже вернуться в
свои комнаты. Ее заперли в камере в башне, и Джонквиль Дарк
охраняла ее днем и ночью, даже в уборной.
Для ее подруг по прегрешениям были организованы
скорые браки. Перианна Мур, которая не была беременна,
вышла замуж за Джонаха Мутона.
– Ты сыграл свою роль в ее падении, ты и будешь ее
искуплением, – сказал король лорду-наследнику. Брак
оказался удачным, и через некоторое время они оба стали
лордом и леди Девичьего Пруда. С Алис Торнберри, которая
была беременна, дело было сложнее, поскольку Рыжий Рой
Коннингтон отказался жениться на ней.
– Я не стану называть бастарда Жала своим сыном и не
сделаю его наследником Грифонова Насеста, – дерзко заявил
он королю. Вместо того Ягодку Берри отправили в Долину, где
она родила (девочку с ярко-рыжими волосами), в дом Матери
на острове в гавани Чаячьего города, куда многие лорды
отправляли на воспитание своих незаконных дочерей. После
того ее выдали замуж за Дунстана Прайора, лорда Галечного
острова, островка рядом с Перстами.
Коннингтону предложили выбор между жизнью в
Ночном Дозоре или десятью годами в изгнании.
Неудивительно, что он выбрал изгнание и отправился через
Узкое море в Пентос, оттуда в Мир, где связался с наемниками
и другим низким обществом. Когда до разрешения вернуться
в Вестерос оставалось полгода, его заколола ножом шлюха в
мирийском игорном доме.
Самое тяжкое наказание было заготовлено Бракстону
Бисбери, гордому юному рыцарю по прозвищу Жало.
 391

– Я бы мог тебя оскопить и отправить на Стену, – сказал

ему Джейхейрис. – Так я разобрался с сиром Люкамором, а он
был человеком получше тебя. Я мог бы отобрать замок и земли
у твоего отца, но в этом нет справедливости. Он не имеет
отношения к тому, что ты натворил, как и твои братья. Но мы
не можем позволить, чтобы ты распространял о моей дочери
сплетни, а потому тебе отрежут язык. И нос, полагаю, чтобы
тебе не так легко было сбивать с толку дев. Ты также чересчур
гордишься своим обращением с мечом и копьем, так мы
отберем и это. Мы перебьем тебе руки и ноги, и мои мейстеры
позаботятся о том, чтобы срослись они криво. Ты всю свою
жизнь проведешь калекой. Разве что...
– Разве что? – Бисбери был бледен, как мел. – У меня есть
выбор?
– У любого рыцаря, обвиненного в преступлении, есть
выбор, – напомнил ему король. – Ты можешь рискнуть
жизнью, чтобы доказать свою невиновность.
– Тогда я выбираю суд поединком, – сказал Жало. Он во
всем был горделивым молодым человеком и был уверен в
своих боевых умениях. Он оглядел семерых королевских
гвардейцев, стоявших у подножья Железного трона в длинных
белых плащах и сверкающей броне. – С которым из этих
стариков мне драться по вашей воле?
– Вот с этим стариком, – объявил Джейхейрис Таргариен.
– С тем, чью дочь ты соблазнил и развратил.
Они сошлись следующим утром на рассвете. Наследнику
Медовой Рощи было девятнадцать лет, королю сорок девять,
но он был вовсе не стариком. Бисбери вооружился кистенем,
возможно, посчитав, что Джейхейрису будет непривычно
обороняться от такого оружия. Король держал Черное Пламя.
Оба были одеты в броню и несли щиты. Когда начался бой,
Жало набросился на его милость, надеясь ошеломить его
скоростью и силой юности, заставляя шипастую булаву на
цепи вертеться, петь и танцевать. Но Джейхейрис принимал
каждый удар на щит, обходясь одними лишь защитными
392

действиями, пока молодой человек выбивался из сил. И вскоре

пришло время, когда Бракстон Бисбери с трудом мог поднять
руку, и тогда король рванулся в атаку. Даже лучшая броня с
трудом сопротивляется валирийской стали, а Джейхейрис
знал, где искать на доспехах все до единого слабые места.
Жало истекал кровью из полудюжины ран, когда, наконец,
упал. Джейхейрис оттолкнул ногой разбитый щит противника,
открыл забрало его шлема, приставил кончик Черного
Пламени к глазу Жала и глубоко воткнул.
Королева Алисанна не присутствовала на поединке. Она
сказала королю, что не может вынести мысли о его возможной
смерти. Принцесса Сейра наблюдала из окна своей камеры.
Джонквиль Дарк, ее тюремщица, следила, чтобы она не
отворачивалась.
Две недели спустя Джейхейрис и Алисанна отдали уже
вторую свою дочь Святой Вере. Принцесса Сейра, которой не
было еще и семнадцати, покинула Королевскую Гавань и
отправилась в Старомест, где ее сестра септа Мейгель должна
была заняться ее обучением. Было объявлено, что Сейра
станет послушницей у Молчаливых Сестер.
Септон Барт, который знал настроение короля лучше
многих, позже утверждал, что этот приговор должен был
послужить принцессе уроком. Никто не мог бы спутать Сейру
с ее сестрой Мейгель, а меньше всех – их отец. Она никогда не
стала бы септой, не то что Молчаливой Сестрой, но ей
требовалось наказание, и считалось, что несколько лет
молчаливых молитв, строгой епитимьи и раздумий пойдут ей
на пользу, что это приведет ее на путь искупления.
Но это не был тот путь, по которому желала следовать
Сейра Таргариен. Принцесса вынуждена была терпеть
молчание, холодные ванны, грубые домотканые одежды, еду
без мяса. Ей пришлось претерпеть обритие головы, омывание
щетками из конского волоса, а когда она не слушалась, то
знавала и удары палкой. Все это она терпела полтора года... Но
в 85 году от З.Э. Сейре выпал шанс сбежать, и она им
 393

воспользовалась, посреди ночи покинув обитель и

проследовав в гавань. Во время побега на Сейру наткнулась
одна из старших сестер, но беглянка спихнула женщину с
лестницы и перескочила через нее к двери.
Когда весть о ее побеге достигла Королевской Гавани,
предполагалось, что Сейра прячется где-то в Староместе, но
люди лорда Хайтауэра мелким гребнем прочесали каждый дом
города и не нашли и ее следа. Тогда подумали, что, может, она
держит путь назад, в Красный замок, чтобы молить отца о
пощаде. Когда она и там не объявилась, король подумал, что
она могла сбежать к своим бывшим друзьям, а потому
Джонаху Мутону и его жене Перианне было велено ждать ее в
Девичьем Пруде. Правда открылась только год спустя, когда
бывшую принцессу заметили в лиснийском саду наслаждений
– она все еще наряжалась в одежды послушницы. Королева
Алисанна разрыдалась, услышав о том.
– Мою дочь сделали шлюхой, – сказала она.
– Она всегда была шлюхой, – ответил король.
Джейхейрис Таргариен отпраздновал пятидесятый день
именин в 84 году от З.Э. Годы взяли свое, и те, кто знал его,
говорили, что он никогда больше не был прежним с тех пор,
как Сейра опозорила и оставила его. Он сделался сухопарым,
едва ли не костлявым, и в бороде и волосах у Джейхейриcа
стало больше седины, чем золота. Впервые люди стали
называть его «Старый король», а не «Миротворец». Алисанна,
потрясенная потерями, что они пережили, все больше и
больше отстранялась от управления государством и почти уже
не посещала заседания совета, но у Джейхейриса все еще были
его верный септон Барт и его сыновья.
– Если начнется новая война, – сказал он им обоим, – то
вам ее вести. Мне же надо закончить дороги.
«Дороги ему давались лучше, чем дочери», – написал
позже великий мейстер Элисар в своей обычной едкой манере.
В 86 году от З.Э. королева Алисанна объявила о
помолвке ее дочери Визерры, пятнадцати лет от роду, с
394

Теомором Мандерли, пылким старым лордом Белой Гавани.

Этот брак принесет много блага, объединяя один из
величайших домов Севера с Железным троном, объявил
король. В юности лорд Теомор заслужил славу великого воина
и показал себя проницательным лордом, под чьим
управлением Белая Гавань процветала. Королева Алисанна
тоже с нежностью относилась к нему, вспоминая теплый
прием, которым он одарил ее в ее первый визит на Север.
Тем не менее, его светлость пережил четырех жен, и
пусть он еще был умелый боец, с возрастом он потучнел, что
мало расположило к нему принцессу Визерру. Даже еще
маленькой девочкой Визерра считалась самой красивой из
дочерей королевы. Великие лорды, знаменитые рыцари и
зеленые юнцы всю ее жизнь кружились вокруг нее,
подпитывая ее тщеславие, пока оно не загорелось лесным
пожаром. Великой радостью для нее было настроить одного
мальчишку против другого, подговаривая их на глупые
соревнования и поединки. Чтобы получить от нее ленту на
турнир, обожавшие ее оруженосцы должны были переплывать
устье Черноводной, карабкаться на Башню десницы или
выпускать всех воронов из воронятника. Однажды она отвела
шестерых мальчишек в Драконье Логово и сказала им, что
отдаст свое девичество тому, кто положит голову в драконью
пасть, но боги были милостивы в тот день, и Драконья стража
положила конец развлечению.
Ни один оруженосец не мог бы заполучить Визерру, это
знала Алисанна – ни ее сердце, ни, конечно же, ее девичество.
Она с детства была слишком коварной, чтобы пойти тем же
путем, что ее сестра Сейра.
– Ей не интересны ни игры в поцелуи, ни мальчики, –
сказала королева Джейхейрису. – Она играет с ними, как
играла с щенятами, но не ляжет с ними, как не легла бы с
собакой. Наша Визерра целит выше. Я видела, как она
прихорашивается и прохаживается вокруг Бейлона. Вот какого
 395

мужа она себе хочет, и не из любви к нему. Она хочет быть

королевой.
Принц Бейлон был старше Визерры на четырнадцать лет,
двадцати девяти лет против ее пятнадцати, но как она хорошо
знала, лорды и постарше женились и на более юных девах?.
Прошло уже два года со смерти принцессы Алиссы, и все же
Бейлон не выказывал интереса ни к одной другой женщине.
– Он уже женился на одной сестре, почему не на другой?
– сказала Визерра своей лучшей подруге, пустоголовой
Беатрис Баттервелл. – Я куда красивее, чем Алисса когда-либо
была, ты сама ее видела. У нее нос был сломан.
И если принцесса решительно была настроена выйти
замуж за брата, королева была столь же решительно настроена
против. Ее ответом были лорд Мандерли и Белая Гавань.
– Теомор – хороший человек, – сказала Алисанна дочери,
– мудрый человек с добрым сердцем и умной головой на
плечах. Его народ любит его.
Принцессе это было не по нраву.
– Если он тебе так нравится, матушка, сама за него и иди,
– сказала она и убежала к отцу жаловаться. Джейхейрис не дал
ей утешения. – Это хороший брак, – сказал он ей и объяснил
важность приближения Севера к Железному трону. В любом
случае, браки были делом королевы, сказал он, он никогда не
вмешивается в эти дела.
Если верить дворцовым слухам, раздраженная Визерра в
надежде на помощь обратилась к брату Бейлону. Однажды
ночью она проскользнула мимо стражи в его опочивальню,
разделась и стала дожидаться его, вдоволь угощаясь его вином
в ожидании. Когда принц Бейлон, наконец, появился, он нашел
ее пьяной и голой в своей постели и отослал ее к себе.
Принцесса настолько не держалась на ногах, что понадобилась
помощь двух служанок и королевского гвардейца, чтобы в
целости и сохранности довести ее до ее комнат.
Чем разрешился бы поединок характеров между
королевой Алисанной и ее упрямой дочерью, узнать не
396

суждено. Спустя некоторое время после происшествия в

спальне Бейлона, пока королева заканчивала приготовления к
отъезду Визерры из Королевской Гавани, принцесса
обменялась одеждой с одной из своих прислужниц, чтобы
сбежать от стражников, которых приставили к ней, чтобы не
давали ей озорничать, и выскользнула из Красного замка ради,
как она сказала, «последней веселой ночи, прежде чем я
отправлюсь мерзнуть».
Ее сопровождали одни мужчины, два малых лорденыша
да четыре юных рыцаря, все зеленые, как весенняя трава, и
каждый жаждал внимания Визерры. Один из них предложил
показать ей части города, которые она никогда не видела:
кабаки и крысиные арены Блошиного Конца, таверны в
Угревом переулке и на Речном ряду, где прислуживающие
девки танцевали на столах, бордели на Шелковой улице. Пиво,
мед и вино в вечерних приключениях лились рекой, и Визерра
принимала их с охотой.
В какой-то момент, ближе к полуночи, принцесса и
оставшиеся сопровождающие (некоторые рыцари были уже
без чувств от выпивки) решили промчаться наперегонки к
замку. За этим последовала дикая скачка через город, и
жителям Королевской Гавани пришлось бегом убираться с
дороги, чтобы не быть раздавленными. Смех раздавался в
ночи, и настроение было приподнятым, пока всадники не
достигли подножья Высокого холма Эйгона, где кони Визерры
и одного из его спутников столкнулись друг с другом. Кобыла
рыцаря споткнулась и упала, сломав наезднику ногу.
Принцесса же вылетела из седла головой в стену, свернув себе
шею.
Был час волка, самый темный час ночи, когда сиру
Райаму Редвину из Королевской гвардии пришлось пробудить
короля и королеву ото сна, чтобы рассказать, что их дочь
нашли мертвой в переулке у подножья Высокого холма
Эйгона.
 397

Несмотря на их разногласия, потеря принцессы Визерры

была удручающей для королевы. В течение пяти лет боги
забрали трех ее дочерей: Дейлу в 82 году, Алиссу в 84 и
Визерру в 87 году от З.Э. Принц Бейлон тоже был очень
расстроен, задумываясь, не должен ли он был менее грубо
разговаривать с сестрой, когда нашел ее голой в своей постели.
Хотя он и Эймон были утешением королю и королеве во время
их скорби, как и жена Эймона леди Джоселин и их дочь
Рейнис, именно к своим дочерям обратилась Алисанна за
утешением.
Мейгель, септа двадцати пяти лет от роду, покинула свой
храм, чтобы провести с матерью остаток года, а принцесса
Гейль, милый застенчивый ребенок семи лет, стала
постоянной тенью королевы и ее поддержкой, с которой она
даже спала в одной постели по ночам. Их присутствие
придавало королеве сил... Но даже так все чаще и чаще мысли
ее обращались к дочери, которая была вдали от нее. Хотя
Джейхейрис запретил ей это, Алисанна нарушила его приказ,
и тайно отправила доверенных лиц, чтобы следить за своей
своенравной дочерью за Узким морем. Сейра все еще была в
Лисе, знала она из их отчетов, все еще в саду наслаждений.
Теперь двадцати лет, она часто развлекала поклонников,
наряжаясь в костюм послушницы Святой Веры – как
оказалось, многие лиснийцы находили удовольствие в
насилии над невинными юными девами, принесшими обеты
целомудрия, даже если невинность их была фальшивой.
Именно скорбь от потери принцессы Визерры, наконец,
заставила королеву снова обратиться к Джейхейрису по
поводу Сейры. Она взяла с собой септона Барта, чтобы он
говорил о добродетели прощения и о целительной пользе
времени. Только когда Барт закончил, ее милость упомянула
имя Сейры.
– Прошу, – молила она короля, – пришло время вернуть
ее домой. Она достаточно уже наказана. Она наша дочь.
Джейхейрис был непоколебим.
398

– Она лиснийская шлюха, – ответил его милость. – Она

раздвигала ноги перед половиной моего двора, сбросила
старуху с лестницы, пыталась украсть дракона. Чего еще тебе
не хватает? Ты думала о том, как она попала в Лис? У нее не
было денег. Как ты думаешь, чем она расплатилась за проезд?
Королева содрогнулась от резкости его слов, но она не
собиралась сдаваться.
– Если ты не можешь вернуть Сейру домой ради любви к
ней, верни ее ради любви ко мне. Она нужна мне.
– Она тебе нужна, как дорнийцу гремучая змея, – ответил
Джейхейрис. – Прости. В Королевской Гавани достаточно
шлюх. Я не желаю больше слышать ее имени, – с этими
словами он поднялся, чтобы уйти, но у дверей он остановился
и развернулся. – Мы были вместе с детства. Я знаю тебя столь
же хорошо, как ты меня. Сейчас ты думаешь, что тебе не
нужно мое позволение, чтобы вернуть ее домой, что ты
можешь взять Среброкрылую и сама отправиться в Лис. И что
ты тогда сделаешь, направишься в ее сад наслаждений? Ты
думаешь, она падет тебе в объятия и станет молить о
прощении? Она скорее ударит тебя по лицу. И что, ты
думаешь, сделают лиснийцы, если ты попытаешься украсть
одну из их шлюх? Она для них – ценный товар. Ты
представляешь, сколько стоит спать с принцессой Таргариен?
В лучшем случае они потребуют за нее выкуп, в худшем –
решат и тебя прибрать к рукам. И что ты сделаешь тогда –
будешь звать Среброкрылую, чтобы сжечь их город дотла?
Хочешь, чтобы я отправил Эймона и Бейлона с армией, чтобы
они попытались ее отвоевать? Ты хочешь ее, понимаю, я
слышу тебя, она тебе нужна... Но ты не нужна ей, как и я, как
и Вестерос. Она мертва. Схорони ее.
Королева Алисанна не полетела в Лис, но и короля за
сказанные им в тот день слова она не простила. Супруги уже
некоторое время замышляли отправиться на следующий год в
новое путешествие, собираясь впервые за двадцать лет
навестить Западные земли. Вскорости после ссоры королева
 399

известила Джейхейриса, что он должен ехать один. Она

собиралась вернуться на Драконий Камень, чтобы оплакивать
своих мертвых дочерей.
Таким образом, в 88 году от З.Э. Джейхейрис Таргариен
в одиночку полетел в Утес Кастерли и другие великие замки
Запада. В этот раз он даже посетил Светлый остров, поскольку
ненавистный лорд Франклин уже давно лежал в могиле.
Король отсутствовал куда дольше, чем собирался в начале: ему
следовало проверить постройку дорог, и у него случались
незапланированные остановки в небольших городах и замках,
к радости мелких лордов и ленных рыцарей. В некоторых
замках к нему присоединялся принц Эймон, в других принц
Бейлон, но ни один из них не мог убедить его вернуться в
Красный замок.
– Слишком давно я видел свое королевство и говорил со
своим народом, – сказал им его милость. – Королевская Гавань
управится в ваших руках и руках вашей матери.
Когда он, наконец, исчерпал гостеприимство западных
жителей, он не вернулся в Королевскую Гавань, а прямиком
направился в Простор, вылетев на Вермиторе из Кракехолла в
Старый Дуб, чтобы начать второе путешествие еще до
окончания первого. К этому времени отсутствие королевы
было замечено, и его милость часто обнаруживал, что сидит на
пирах рядом с какой-нибудь изящной девицей или красивой
вдовой, или скакал рядом с ними верхом, когда охотился с
соколами, но он ни на одну не обратил внимания. В
Бандаллоне, когда младшая дочь лорда Блэкбара оказалась
столь дерзка, что уселась ему на колени и попробовала
кормить его виноградом, он оттолкнул ее руку и сказал:
– Прошу простить, но у меня есть королева и нет
пристрастия к любовницам.
Весь 89 год от З.Э. король провел в дороге. В Хайгардене
к нему на некоторое время присоединилась его внучка
принцесса Рейнис, которая прилетела к нему на Мелеис
Красной Королеве. Вместе они посетили Щитовые острова,
400

где король раньше никогда не бывал. Джейхейрис счел своим

долгом приземлиться на каждом из четырех островов. На
Зеленом Щите, в замке лорда Честера, принцесса Рейнис
рассказала о своем плане на брак и получила королевское
благословение.
– Ты бы не могла найти мужчину лучше, – сказал он.
Его путь, наконец, закончился в Староместе, где он
навестил свою дочь септу Мейгель, получил благословение от
верховного септона, попировал с Конклавом и насладился
турниром, который в его честь задал лорд Хайтауэр. Сир Райам
Редвин снова стал чемпионом.
Мейстеры называют это время отчуждения между
королем и королевой Великим Разломом. Со временем и после
второй ссоры, которая была столь же горькой, ему дали другое
название: Первая размолвка. Так оно поныне и зовется. В свое
время мы поговорим и о Второй размолвке.
Именно септа Мейгель смогла соединить Разлом.
– Это глупость, отец, – сказала она ему. – Рейнис на
следующий год выходит замуж, и это будет великое событие.
Она захочет, чтобы мы все были там, в том числе ты и мать.
Архимейстеры зовут тебя Миротворцем, как я слышала.
Пришло тебе время заключить мир.
Нагоняй произвел желаемое действие. Две недели спустя
король Джейхейрис вернулся, наконец, в Королевскую Гавань,
а королева Алисанна прервала свое отшельничество на
Драконьем Камне. Какими словами они обменялись, нам
узнать не суждено, но некоторое время после того они снова
были так же близки, как раньше.
В 90 году от Завоевания Эйгона король и королева
насладились одним из последних счастливых моментов
вместе, когда отпраздновали свадьбу их старшей внучки
принцессы Рейнис и Корлиса Велариона из Дрифтмарка, лорда
Приливов.
В тридцать семь лет Морской Змей уже славился
величайшим мореходом, что видел Вестерос, но после девяти
 401

великих путешествий пришло время ему жениться и завести

семью.
– Только ты смогла бы вырвать меня у моря, – сказал он
принцессе. – Я вернулся с края света ради тебя.
Рейнис, шестнадцати лет, была бесстрашной юной
красавицей, подходящей парой своему моряку. Будучи
наездницей дракона с тринадцати лет, она настояла, что
прибудет на свадьбу на Мелеис Красной Королеве,
великолепной алой драконице, которая носила когда-то ее
тетю Алиссу.
– Захотим – отправимся на край света вместе, –
пообещала она сиру Корлису. – Но я прибуду туда раньше,
потому что буду лететь.
– Это был хороший день, – говорила королева Алисанна
с грустной улыбкой в годы, что ей оставались. В тот год ей
исполнилось пятьдесят четыре, но с грустью скажем, ей
немного оставалось хороших дней.
Невозможно в рамках этой книги описать бесконечные
войны, интриги и соперничества Вольных городов Эссоса,
кроме тех, что влияли на судьбу дома Таргариенов и Семи
Королевств. Один из таких случаев пришелся на 91-92 годы от
З.Э. во время событий, известных сейчас как Мирийская
кровавая баня. Не станем утруждать вас деталями. Достаточно
сказать, что в то время в Мире за верховенство боролись две
клики. Там творились убийства, восстания, отравления,
изнасилования, повешения, пытки и морские сражения, пока
одна сторона, наконец, не вышла победителем. Их противники
после изгнания из города попытались сначала обосноваться на
Ступенях, откуда их тоже прогнали, когда архонт Тироша
объединился с лигой пиратских королей. В отчаянии мирийцы
обратили взор на остров Тарт, где их явление застало
Вечернюю Звезду врасплох. Очень скоро они захватили всю
восточную часть острова.
К этому времени мирийцы сами уже превратились в
потрепанную разбойничью шайку и были не лучше пиратов.
402

Ни король, ни его совет не думали, что многое потребуется,

чтобы сбросить их обратно в море. Было решено, что принц
Эймон возглавит атаку. У мирийцев были кое-какие силы в
море, так что сначала Морской Змей должен был привести
флот Веларионов на юг, чтобы защитить лорда Боремунда с
его войском, пока тот переправляется на Тарт, чтобы
соединиться с силами Вечерней Звезды. Их объединенного
войска должно было быть более чем достаточно, чтобы
отобрать у мирийских пиратов весь Тарт. А если случатся
непредвиденные трудности, у принца Эймона был Караксес.
– Ему нравится поджигать, – сказал принц.
Лорд Корлис и его флот подняли паруса у Дрифтмарка
на девятый день третьего месяца 92 года от З.Э. Принц Эймон
последовал несколько часов спустя, простившись с леди
Джоселин и их дочерью Рейнис. Принцесса только что узнала,
что беременна, иначе она отправилась бы с отцом на Мелеис.
– В битву? – спросил принц. – Я бы никогда тебе не
позволил. Тебе биться в собственной битве. Лорд Корлис
хочет сына, а я хотел бы внука.
Это были последние слова, сказанные им своей дочери.
Быстро обогнав Морского Змея и его флот, Караксес оказался
в небе над Тартом. Лорд Камерон, Вечерняя Звезда Тарта,
отступил к горному хребту, разделявшему пополам его остров,
где встал лагерем в скрытой долине, из которой мог сверху
наблюдать за перемещениями мирийцев. Туда и приземлился
Принц Эймон, и пока они вдвоем строили планы, Караксес
поглощал полдюжины коз.
Но их лагерь оказался не столь укромным, как
рассчитывал Вечерняя Звезда, и дым от огня дракона привлек
внимание пары мирийских разведчиков, которые незаметно
крались в горах. Один из них узнал Вечернюю Звезду, когда
тот шел через лагерь на закате, беседуя с принцем Эймоном.
Мирийцы – неважные моряки и ничтожные бойцы, их оружие
– кортик, кинжал и арбалет, предпочтительно отравленные.
Один из мирийских разведчиков притаился за камнями и взвел
 403

арбалет. Приподнявшись, он прицелился в Вечернюю Звезду в

сотне ярдов внизу и спустил болт. Сумерки и расстояние
подпортили ему прицел, и болт пролетел мимо лорда
Камерона... и поразил принца Эймона, что стоял рядом.
Железный болт пробил принцу горло и вышел ниже
затылка. Принц Драконьего Камня упал на колени и ухватился
за арбалетный болт, словно пытаясь вырвать его, но силы
оставили его. Эймон Таргариен умер, пытаясь заговорить,
захлебываясь собственной кровью. Ему было тридцать семь
лет.
Какими словами описать мне скорбь, которая охватила
тогда Семь Королевств, какую боль испытали король
Джейхейрис и королева Алисанна, пустую постель и горькие
слезы леди Джоселин, и как рыдала принцесса Рейнис, зная,
что ее отец никогда не возьмет на руки ребенка, которого она
носила. Проще говорить о гневе принца Бейлона, как он
налетел на Тарт на Вхагар, охваченный жаждой мести.
Корабли мирийцев заполыхали, как горели корабли принца
Мориона девять лет назад, и когда Вечерняя Звезда и лорд
Боремунд обрушились на них с гор, им некуда было бежать.
Они были вырезаны тысячами, и остались гнить на берегу, и
каждая волна, что налетала на берега в следующие дни,
окрашивалась в розовое.
Бейлон Храбрый участвовал в резне с Темной Сестрой в
руках. Когда он вернулся в Королевскую Гавань с телом своего
брата, простонародье выстроилось на улицах, выкрикивая его
имя и называя его героем. Но сказано, что когда он снова
увидел свою мать, он упал в ее руки и разрыдался.
– Я перерезал их с тысячу, – сказал он, – но его это не
вернет.
А королева гладила его волосы и повторяла:
– Я знаю, я знаю.
Шли годы, лета и зимы сменяли друг друга. Были дни
жаркие и дни теплые, и дни, когда соленый ветер дул с моря,
цветочные поля весной, и обильные урожаи, и золотые
404

осенние дни, по всему королевству строились дороги, и мосты

соединяли берега рек. Но король, насколько это было видно
его подданным, не показывал радости. «Теперь всегда зима»,
– сказал он септону Барту однажды вечером, будучи в
подпитии. Со смерти Эймона он всегда выпивал чашу или три
подслащенного медом вина на ночь, чтобы уснуть.
В 93 году сын принца Бейлона, шестнадцатилетний
Визерис, вошел в Драконье Логово и оседлал Балериона.
Старый дракон, наконец, перестал расти, но он был вялым,
тяжелым, с трудом поднимался, и ему было нелегко, когда
Визерис поднимал его в небо. Юный принц трижды облетел
город, прежде чем снова приземлиться. Он намеревался лететь
на Драконий Камень, сказал Визерис потом отцу, но подумал,
что у Черного Ужаса не хватит на это сил.
Меньше чем через год Балерион скончался. «Последнее
живое существо, что видело Валирию в ее расцвете», – записал
септон Барт. Сам Барт умер четырьмя годами позже, в 98 году
от З.Э. Великий мейстер Элисар опередил его на полгода. Лорд
Редвин умер в 89, его сын сир Роберт вскорости за ним. Новые
люди занимали их места, но Джейхейрис в это время уже по-
настоящему был Старым королем, и иногда он заходил в
палату совета и задумывался: «Кто эти люди? Разве я их
знаю?»
Его милость оплакивал принца Эймона до конца своих
дней, но Старый король и представить не мог, что смерть
принца в 92 году окажется чем-то вроде адских рогов из легенд
Валирии, приносящих смерть и разрушение всем, кто слышал
их звук.
Последние годы Алисанны были печальными и
одинокими. В молодости Добрая королева Алисанна любила
своих подданных, как лордов, так и простонародье. Она
любила свои женские собрания, любила слушать, учиться,
делать все, что могла, чтобы сделать королевство лучшим
местом. Она видела больше уголков Семи Королевств, чем все
королевы до и после нее, спала в сотнях замков, очаровывала
 405

сотни лордов, устроила сотни браков. Она любила музыку,

любила танцевать, любила читать. И – о как же она любила
летать. Среброкрылая возила ее в Старомест, к Стене, в тысячи
мест между ними, и Алисанна видела все эти земли так, как
могли лишь немногие – с высоты, паря над облаками.
Все это королева утратила в последние годы жизни.
– Мой дядя Мейгор был жесток, – слышали от Алисанны,
– но время еще более жестоко.
Утомленная родами, путешествиями и горем, она стала
тонкой и хрупкой после смерти Эймона. Ей стало трудно
подниматься по холмам, а в 95 году от З.Э. она поскользнулась
и упала со ступеней витой лестницы, сломав бедро. С тех пор
она передвигалась с тростью. Слух тоже начал подводить ее.
Музыка была для нее потеряна, и когда она пыталась сидеть на
собраниях совета, она уже не могла разобрать половину
сказанного. Она уже слишком плохо держалась в седле, чтобы
летать. Среброкрылая в последний раз поднимала ее в небо в
93 году от З.Э. Приземлившись и через боль спустилась со
спины дракона, королева расплакалась.
И больше всего на свете она любила своих детей. Ни одна
мать никогда не любила так своих детей, сказал ей однажды
великий мейстер Бенифер, прежде чем его унесла трясучка. В
последние дни своей жизни королева Алисанна вспоминала
его слова. «Он был неправ, полагаю, – написала она, – ибо,
несомненно, Мать Небесная любила моих детей больше. Она
стольких у меня забрала».
«Ни одна мать не должна сжигать своих детей», – сказала
королева у похоронного костра своего сына Валериона, но из
тринадцати детей, что Алисанна родила королю Джейхейрису,
только трое пережили ее саму: Эйгон, Геймон и Валерион
умерли в младенчестве. Трясучка унесла Дейнерис в возрасте
шести лет. Арбалет сразил принца Эймона. Алисса и Дейла
скончались родами, Визерра – пьяной на улице. Септа
Мейгель, нежная душа, умерла в 96 году от З.Э., ее руки и ноги
обратились в камень от серой хвори, ибо последние годы она
406

провела, заботясь о тех, кто пострадал от этой ужасной

болезни.
Самой печальной из всех была потеря принцессы Гейль
по прозвищу Зимнее Дитя, которая родилась в 80 году от З.Э.,
когда королеве Алисанне было сорок четыре года, и казалось,
что время материнства ее позади. Добросердечная, но хрупкая
и немного простоватая, она оставалась рядом с королевой еще
долго после того, как ее старшие дети выросли и покинули ее,
но в 99 году от З.Э. она пропала из дворца, и вскорости было
объявлено, что она умерла от летней лихорадки. Только когда
оба ее родителя скончались, стала известна подлинная
история. Соблазненная и покинутая странствующим певцом,
принцесса родила мертворожденного сына и потом,
ослепленная горем, вошла в воды Черноводного залива и
утонула. Говорят, что Алисанна так никогда и не оправилась
от этой потери, потому что только Зимнее Дитя была
последней наперсницей матери в пору угасания. Сейра была
еще жива и жила где-то в Волантисе (она покинула Лис
несколько лет назад, пользуясь дурной славой, но богатой), но
для Джейхейриса она была мертва, и письма, которые
Алисанна иногда тайно ей отправляла, оставались без ответа.
Вейгон был архимейстером в Цитадели. Холодный и
отчужденный мальчик вырос в холодного и отчужденного
мужчину. Он писал ей, как полагается сыну. Его слова были
преисполнены долга, но в них не было теплоты, и уже многие
годы Алисанна не видела его лица.
Только Бейлон Храбрый оставался рядом с ней до самого
конца. Весенний принц посещал ее так часто, как мог, и он
всегда мог заставить ее улыбнуться, но Бейлон был принцем
Драконьего Камня и десницей короля, все время в делах и
визитах, заседаниях в совете его отца, договорах с лордами.
– Ты станешь великим королем, даже лучше твоего отца,
– сказала ему Алисанна, когда они в последний раз виделись.
Она не знала. Как она могла знать?
 407

Рисунок 34. Добрая королева Алисанна Таргариен в свои зрелые годы.

408

После смерти принцессы Гейль Королевская Гавань и

Красный замок стали невыносимы Алисанне. Она больше не
могла служить королю соратницей в его трудах, при дворе,
полном незнакомцев, чьи имена Алисанна не могла запомнить.
В поисках покоя она снова вернулась на Драконий Камень, где
когда-то провела счастливейшие дни своей жизни рядом с
Джейхейрисом между их первой и второй свадьбой. Старый
король посещал ее, когда мог.
– Как так вышло, что я теперь Старый король, а ты все
еще Добрая королева? – спросил он ее однажды.
Алисанна рассмеялась.
– Я тоже стара, но я все еще моложе тебя.
Алисанна Таргариен умерла на Драконьем Камне в
первый день седьмой луны 100 года от Завоевания Эйгона. Ей
было шестьдесят четыре года.

Преемники Дракона – Вопрос

престолонаследия
В самые мирные времена нередко сеют семена грядущих
войн. Так было и в Вестеросе. Истоки кровавой борьбы за
Железный трон, вошедшей в историю под названием Танец
Драконов (129–131 от З.Э.), восходят к временам на полвека
более ранним – самому продолжительному и самому мирному
царствованию, какое только выпадало любому из наследников
Завоевателя: правлению Джейхейриса I Таргариена,
Миротворца.
Старый король и Добрая королева Алисанна правили
страной совместно до самой смерти королевы в 100 году от
З.Э. (не считая двух ссор, известных как Первая и Вторая
размолвки) и стали за это время родителями тринадцати детей.
Четверо из них – два сына и две дочери – дожили до зрелого
возраста, вступили в браки и произвели собственное
 409

потомство. Никогда прежде и никогда позже Семь Королевств

не были одарены (или, как полагали некоторые, обременены)
таким количеством принцев-Таргариенов. Из чресл Старого
короля и его любимой королевы произошло такое количество
претендентов и претензий на трон, что многие мейстеры
полагают, что Танец Драконов или иная подобная ему смута
были неотвратимы.
Это было не столь очевидно в первые годы царствования
Джейхейриса – в лице принцев Эймона и Бейлона его милость
имел, как говорили, «одного наследника и второго про запас»
– и редко когда в государстве было сразу двое столь одаренных
принцев. В 62 году от З.Э. семилетний Эймон стал
помазанным принцем Драконьего Камня и наследником
Железного трона. В семнадцать лет его посвятили в рыцари, в
двадцать он стал победителем турнира, в двадцать шесть –
юстициарием и мастером над законами в Малом совете
короля-отца. Он никогда не служил отцу десницей, но только
потому, что эту должность занимал септон Барт, самый
доверенный товарищ Старого короля и, как тот говорил,
«сподвижник во всех моих трудах». Бейлон Таргариен не
отставал от брата: он заслужил рыцарское звание в
шестнадцать лет, а в восемнадцать вступил в брак. Хотя он и
состоял с Эймоном в здоровом соперничестве, никто не
сомневался в той любви, которую братья питали друг к другу.
Порядок преемства казался крепким как камень.
Этот камень начал трескаться в 92 году от З.Э., когда
Эймон, принц Драконьего Камня, был убит на острове Тарт
болтом, выпущенным из мирийского арбалета даже не в него,
а в другого человека, который стоял рядом. Король с
королевой оплакивали утрату, и все государство горевало
вместе с ними, но никто другой не скорбел так, как принц
Бейлон. Он сразу же отправился на Тарт и отомстил за брата,
прогнав мирийцев назад за море. По возвращении в
Королевскую Гавань Бейлона чествовали как героя; король-
отец обнял его и даровал титул принца Драконьего Камня и
410

наследника Железного трона. Решение короля встретили в

стране с одобрением: простой народ любил Бейлона Храброго,
и лорды Вестероса видели в нем самого очевидного
наследника за покойным братом.

Рисунок 35. Принц Бейлон Отважный, вернувшийся в столицу после боев с

мирийцами на острове Тарт, принимает поздравления своего отца, короля
Джейхейриса I Таргариена.
Но принц Эймон оставил и дитя: его дочь Рейнис,
появившаяся на свет в 74 году от З.Э., с годами превратилась
в разумную, одаренную и прекрасную женщину. В 90 году от
З.Э. в возрасте шестнадцати лет она сочеталась браком с
королевским адмиралом и мастером над кораблями –
Корлисом из дома Веларионов, лордом Приливов, которого в
честь знаменитейшего из его кораблей прозвали Морским
Змеем. Более того, к тому времени, как погиб ее отец,
принцесса Рейнис сама носила ребенка. Передав Драконий
Камень принцу Бейлону, король Джейхейрис обошел не
только Рейнис, но и ее нерожденного ребенка, возможно, что
и сына.
 411

Решение короля не противоречило установленному

обычаю. Первым властителем Семи Королевств стал Эйгон
Завоеватель, а не его сестра Висенья, хотя та и была двумя
годами старше брата. Сам Джейхейрис занял Железный трон
после дяди – узурпатора Мейгора, хотя право на престол
Рейны, сестры Джейхейриса, было более весомо. Джейхейрис
принял свое решение не без труда; известно, что он обсуждал
этот вопрос с Малым советом. Нет никакого сомнения, что он
совещался и с септоном Бартом, как король поступал со всеми
делами наибольшей важности; уделили особое внимание и
рассуждениям великого мейстера Элисара. Все они были
единодушны. Бейлон, закаленный рыцарь тридцати пяти лет,
гораздо лучше годился в короли, чем принцесса Рейнис или ее
нерожденное дитя – которое могло оказаться как мальчиком,
так и девочкой, тогда как принц Бейлон уже был отцом двух
здоровых сыновей – Визериса и Деймона. Поминали и любовь
простого народа к Бейлону Храброму.
Были голоса и против, и первой же высказала возражение
сама Рейнис.
– Вы отнимаете у моего сына право первородства, –
заявила она королю, положив руку на отягощенный ребенком
живот. Ее супруг Корлис Веларион был в такой ярости, что
подал в отставку с должности адмирала, оставил свое место в
Малом совете и увез жену назад на Дрифтмарк. Возмущена
была и мать Рейнис, леди Джоселин из дома Баратеонов, как и
ее грозный брат, лорд Штормового Предела Боремунд.
Но значительнее всех прочих несогласных была Добрая
королева Алисанна, которая много лет помогала своему мужу
управлять государством – теперь на глазах королевы ее
собственную внучку лишали права на трон только потому, что
та была женщиной.
– У правителя должны быть умная голова и чистое
сердце, – такой была ее знаменитая отповедь королю. – Член
для этого совсем не важен. Если ваша милость полагает, что
412

женщинам недостает ума, чтобы управлять страной, ясно, что

и мои услуги вам без надобности.
После этого королева Алисанна покинула Королевскую
Гавань и улетела на Драконий Камень на своей драконице
Среброкрылой. Они с королем Джейхейрисом прожили
порознь следующие два года – это время осталось в летописях
под названием Второй размолвки.
Старый король и Добрая королева примирились в 94 году
от З.Э. усилиями их дочери септы Мейгель, но так никогда и
не пришли к согласию по вопросу престолонаследия. Королева
скончалась после изнурительной болезни в 100 году от З.Э. в
возрасте шестидесяти четырех лет, и на смертном одре
настаивая, что ее внучку Рейнис и ее детей несправедливо
лишили законных прав.
«Мальчик в утробе» – нерожденное дитя, из-за которого
было так много споров – все-таки оказался девочкой; мать,
разрешившаяся бременем в 93 году от З.Э., дала дочери имя
Лейна. На следующий год Рейнис одарила ее братом
Лейнором. Принц Бейлон к тому времени уже вполне
утвердился в звании престолонаследника, но дома Веларионов
и Баратеонов продолжали держаться того мнения, что у юного
Лейнора больше прав на Железный трон, а некоторые
говорили то же самое о его старшей сестре Лейне и матери
Рейнис.
Как уже рассказывалось выше, в последние годы жизни
боги послали королеве Алисанне немало лишений. Ее милость
в эти годы знавала и радости, а не одни только печали – из этих
радостей главнейшими были внуки. Были в те времена и
свадьбы. В 93 году от З.Э. королева была гостьей на свадьбе
старшего сына Бейлона – Визериса – с леди Эймой из дома
Арренов, дочерью покойной принцессы Дейлы. Леди Эйме в
то время было всего лишь одиннадцать лет, и супруги не
консуммировали брак, пока невеста не расцвела, а случилось
это двумя годами позже. В 97 году в присутствии Доброй
королевы второй сын Бейлона, Деймон, обручился с леди Реей
 413

из дома Ройсов, наследницей древнего замка Рунный Камень в

Долине.
Великий турнир, состоявшийся в Королевской Гавани в
98 году от З.Э. в честь пятидесятой годовщины царствования
короля Джейхейриса, несомненно, также порадовал королеву,
ибо подавляющее число ее детей, внуков и правнуков
возвратились в столицу на пиршества и празднества.
Говорили, что ни разу с самого Рока Валирии столько
драконов не собиралось в одном месте. Последнее состязание
на ристалище, когда рыцари Королевской гвардии сир Райам
Редвин и сир Клемент Крэбб сломали друг о друга тридцать
копий, прежде чем король Джейхейрис не провозгласил
победителями их обоих, являло собой самый блестящий
образец рыцарского поединка, какой только видывал
Вестерос.
Спустя две недели после окончания турнира старый друг
короля септон Барт мирно скончался во сне, верой и правдой
прослужив десницей короля сорок один год. Джейхейрис
назначил на его место лорда-командующего Королевской
гвардии, но сиру Райаму Редвину далеко было до септона
Барта, и прославленное мастерство владения копьем мало
помогало рыцарю на посту десницы. «Не всякую трудность
можно преодолеть, тыкая в нее палкой», таковы были
знаменитые слова великого мейстера Аллара. У его милости не
осталось другого выбора, кроме как убрать сира Райама с поста
десницы после первого же года службы. Джейхейрис
обратился к сыну Бейлону, и в 99 году от З.Э. принц
Драконьего Камня стал и десницей короля. Он выполнял свои
обязанности самым достойным восхищения образом – пусть
принц и не был столь ученым человеком, как септон Барт, он
показал, что хорошо разбирается в людях, и окружил себя
верными соратниками и советниками. И лорды, и простой
народ соглашались, что в лице Бейлона Таргариена, когда он
воссядет на Железный трон, страну ожидает достойный
правитель.
414

Этого не случилось. В 101 году от З.Э. принц Бейлон во

время охоты в Королевском лесу пожаловался на колотье в
боку. Боль стала только хуже, когда он вернулся в город.
Живот у Бейлона раздулся и затвердел, а боль стала столь
невыносимой, что приковала его к постели. Рунцитер, новый
великий мейстер, только недавно прибывший из Цитадели
после того, как Аллар умер от удара, смог несколько сбить
лихорадку и несколько облегчить боль, давая принцу маковое
молоко, но состояние Бейлона продолжало ухудшаться. На
пятый день болезни принц Бейлон скончался в своей
опочивальне в Башне десницы; отец сидел рядом и держал его
за руку. Вскрыв тело, великий мейстер Рунцитер определил
причину смерти как разрыв кишечника.
Все Семь Королевств оплакивали Бейлона Храброго, но
никто больше, чем король Джейхейрис. На этот раз король
поджег погребальный костер сына один – любимой супруги
уже не было рядом. Никогда прежде Старый король не бывал
в таком одиночестве. И вновь перед его милостью встал столь
досаждающий ему вопрос престолонаследия. Два его
бесспорных наследника были мертвы и сожжены, явного
преемника у короля не было… впрочем, не было и недостатка
в претендентах.
Бейлон в браке со своей сестрой Алиссой стал отцом
троих сыновей; из них до этого времени дожили двое –
Визерис и Деймон. Если бы Бейлон занимал Железный трон,
Визерис был бы коронован без всяких возражений, но
прискорбнейшая кончина кронпринца в возрасте сорока
четырех лет сделала порядок преемства неясным. Вновь
вспомнили о принцессе Рейнис и ее дочери Лейне Веларион…
и даже если им до сих пор и отказывали в праве наследовать
королю по причине женского пола, сын Рейнис Лейнор такого
затруднения не испытывал. Лейнор Веларион был мужчиной,
и его родословная восходила к старшему сыну Джейхейриса,
тогда как Визерис и Деймон были всего лишь сыновьями
младшего.
 415

Рисунок 36. Король Джейхейрис I Миротворец в старости.

416

Кроме того, у короля Джейхейриса был и еще один

взрослый сын: Вейгон, архимейстер Цитадели, носящий
кольцо, посох и маску из желтого золота. Большинство
жителей Семи Королевств и не вспоминали о самом
существовании этого человека, вошедшего в историю как
Вейгон Бездраконный. Вейгон был бледным и немощным
книжником сорока лет от роду, всецело посвятившим себя
алхимии, астрономии, математике и прочим мудреным
наукам. Его и ребенком особо никогда не любили, а сейчас
лишь немногие считали, что он годится занять Железный трон.
И все же Старый король обратился к архимейстеру
Вейгону, велев своему последнему сыну прибыть в
Королевскую Гавань. Историки по сей день спорят, что между
ними произошло. Некоторые утверждают, что король
предложил Вейгону трон, а тот отказался. Другие полагают,
что король только спрашивал у архимейстера совета. В это
время до двора дошли вести о том, что Корлис Веларион
собирает на Дрифтмарке корабли и людей, чтобы «оборонять
права» его сына Лейнора, в то время как Деймон Таргариен,
вспыльчивый и задиристый юноша двадцати лет, сколотил
собственный отряд наемников, чтобы поддержать право на
трон старшего брата Визериса. Казалось, что кровавая борьба
за престол неизбежна, кого бы Старый король ни назвал
наследником. Нет сомнения, что именно поэтому его милость
охотно согласился последовать решению, которое ему
предложил архимейстер Вейгон. Король Джейхейрис огласил
намерение созвать Великий совет, дабы рассмотреть, обсудить
и окончательно разрешить вопрос престолонаследия. На совет
приглашались все великие и малые лорды Вестероса, а также
мейстеры из староместской Цитадели и септы и септоны,
говорящие от лица Веры. Его милость постановил: пусть
претенденты на трон выступят перед собравшимися лордами,
и сам король подчинится решению совета – кого они выберут
ему в преемники.
 417

Совет решили провести в Харренхолле, крупнейшем

замке в государстве. Никто не знал, как много лордов явится
на совет – все-таки подобных советов не проводил ранее никто
и никогда; однако устроители совета разумно предусмотрели
места для пятисот лордов со свитами. Явилось же больше
тысячи. Понадобилось полгода, чтобы все они собрались, и
некоторые лорды продолжали прибывать даже ко времени
закрытия совета. Даже Харренхолл не мог вместить их всех,
поскольку каждый лорд привез с собой свиту рыцарей,
оруженосцев, конюхов, поваров и прочей прислуги. Тимонд
Ланнистер, лорд Утеса Кастерли, явился в сопровождении
свиты из трехсот человек. Не желая уступать ему, властитель
Хайгардена Маттос Тирелл привел с собой пятьсот.
Лорды прибывали со всех краев государства – от
Дорнийских марок до земель в тени Стены, от Трех Сестер до
Железных островов. Здесь были и Вечерняя Звезда с острова
Тарт, и лорд Одинокого Света. Из Винтерфелла явился лорд
Эллард Старк, из Риверрана – лорд Гровер Талли, из Долины –
лорд Йорберт Ройс, регент и опекун малолетней Джейн Аррен,
леди Орлиного Гнезда. Были представлены даже дорнийцы:
принц дорнийский прислал свою дочь и двадцать дорнийских
рыцарей в Харренхолл в качестве наблюдателей. Из
Староместа прибыл верховный септон, чтобы благословить
собравшихся. Купцы и мастеровые стекались к Харренхоллу
сотнями; прибывали межевые рыцари и вольные всадники в
надежде поступить к кому-нибудь на службу, карманники – за
звонкой монетой, вдовы и юные девушки – чтобы найти себе
мужа. Воры и шлюхи, прачки и маркитантки, певцы и
скоморохи прибывали с востока и запада, севера и юга. За
стенами Харренхолла и по берегам озера вырос целый
палаточный город, тянущийся на целые лиги в любом
направлении. На некоторое время городок Харрентон стал
четвертым в государстве по населению, уступая только
Староместу, Королевской Гавани и Ланниспорту.
418

Собравшиеся лорды надлежащим образом выслушали и

рассмотрели притязания по меньшей мере четырнадцати
претендентов на трон. Из Эссоса явилось трое соперничающих
между собой внуков короля Джейхейриса – сыновей его
дочери Сейры от троих разных отцов. Один из них, как
говорили, был поразительно похож на деда в юности. Другой
– бастард триарха из Старого Волантиса – привез с собой
мешки с золотом и карликового слона. Щедрые подарки,
которые он раздавал лордам победнее, несомненно,
поспособствовали успеху его притязаний, чего нельзя сказать
о слоне. (Сама принцесса Сейра в это время оставалась в
Волантисе; она была жива и здорова, всего тридцати четырех
лет от роду; у нее было даже больше прав на трон, чем у
любого из ее незаконнорожденных сыновей, но Сейра не стала
требовать исполнения этих прав. Когда ее спросили, не желает
ли она вернуться в Вестерос, принцесса ответила: «У меня
здесь свое королевство»). Еще один претендент предъявил
совету кипы пергаментов, доказывающих его происхождение
от Геймона Великолепного, величайшего из Таргариенов,
правивших Драконьим Камнем до Завоевания: младшая дочь
Геймона вышла за одного мелкого лорда, и так родословная
прослеживалась на протяжении семи поколений. Некий
рыжий латник, здоровенный как бык, уверял, что он – сын-
бастард Мейгора Жестокого. В качестве доказательства он
привез на совет свою мать, постаревшую дочь трактирщика,
которая заявила, что ее однажды изнасиловал Мейгор. (Лорды
были готовы поверить в изнасилование, но не в то, что она
непременно понесла ребенка).
Великий совет заседал тринадцать дней.
Неубедительные притязания девяти меньших претендентов
были рассмотрены и отметены. Один из претендентов,
межевой рыцарь, назвавшийся незаконнорожденным сыном
короля Джейхейриса, был схвачен и заключен в темницу,
когда сам король уличил его во лжи. Архимейстера Вейгона
исключили из рассмотрения ввиду его мейстерских обетов,
 419

принцессу Рейнис и ее дочь – ввиду их женского пола.

Осталось только два претендента, у которых было больше
всего сторонников: Визерис Таргариен, старший сын принца
Бейлона и принцессы Алиссы, и Лейнор Веларион, сын
принцессы Рейнис и внук принца Эймона. Визерис
приходился Старому королю внуком, Лейнор – правнуком.
Принцип первородства говорил в пользу Лейнора, принцип
близости родства – в пользу Визериса. Визерис также был
последним в роду Таргариенов всадником Балериона…
впрочем, после смерти Черного Ужаса в 94 году от З.Э. он
никогда больше не садился на другого дракона, в то время как
юный Лейнор еще ни разу не летал на своем столь же юном
драконе, чудесном серо-белом создании, которому он дал имя
Морской Дым.
При этом право на трон Визерис получил через отца, а
Лейнор через мать, и большинство лордов считали, что
мужская линия преемства должна иметь преимущество перед
женской. К тому же Визерис был взрослым мужчиной
двадцати четырех лет, а Лейнор – семилетним мальчишкой. По
всем этим причинам считалось, что у Лейнора меньше прав на
трон, но его мать с отцом были в государстве столь
могущественными и влиятельными фигурами, что их никак
нельзя было сбрасывать со счетов.
Возможно, сейчас самое время добавить несколько слов
об отце мальчика – Корлисе из дома Веларионов, лорде
Приливов и владыке Дрифтмарка, вошедшем в книги и песни
под прозвищем Морской Змей, одном из незауряднейших
деятелей своего времени. Веларионы, благородный дом
овеянного славой валирийского происхождения, прибыли в
Вестерос еще до Таргариенов, если верить их семейной
истории. Они поселились в Глотке на низменном и
плодородном острове Дрифтмарк, названном так в честь
плавникового леса, которое морской прилив каждый день
выносил на его берега, а не на соседнем, скалистом и
курящемся дымом Драконьем Камне. Хотя Веларионы
420

никогда и не были наездниками драконов, они на протяжении

веков были старейшими и самыми ближайшими союзниками
Таргариенов. Их стихией было море, а не небо. Во время
Завоевания корабли Веларионов перевозили солдат Эйгона
через Черноводный залив, а позже составляли львиную долю
королевского флота. В течение первого столетия владычества
Таргариенов так много лордов Приливов поочередно служили
в Малом совете в звании мастера над кораблями, что эта
должность почиталась для них почти что наследственной.
При столь именитых предках Корлис Веларион занимал
в истории рода особое положение, будучи человеком столь же
одаренным, сколь и неугомонным, равно наделенным
честолюбием и страстью к приключениям. Среди сыновей
морского коня (геральдического символа дома Веларионов)
было заведено в молодые годы пробовать вкус моряцкой
жизни, но ни один Веларион не пристрастился к пребыванию
на палубе корабля так, как Морской Змей. Он впервые пересек
Узкое море в возрасте шести лет, отплыв в Пентос со своим
дядей. После этого Корлис проделывал такие плавания
каждый год, и не как пассажир: он лазал по мачтам, вязал узлы,
драил палубу, орудовал веслом, конопатил течи, поднимал и
опускал паруса, сидел в «вороньем гнезде» на мачте, выучился
искусству рулевого и кормчего. Капитаны, на чьих судах он
ходил, уверяли, что никогда еще не встречали такого
прирожденного морехода.
К шестнадцати годам он и сам стал капитаном и водил
рыбацкий баркас «Королева-треска» с Дрифтмарка на
Драконий Камень и обратно. В последующие годы его суда
становились все больше и быстроходнее, странствия все
дальше и опаснее. Он огибал южные берега Вестероса, чтобы
посетить Старомест, Ланниспорт и Лордпорт на Пайке. Он
плавал в Лис, Тирош, Пентос и Мир. На «Летней деве» он
совершал плавания в Волантис и на Летние острова, а на
«Ледяном волке» в Браавос, Восточный Дозор у Моря,
Суровый Дом, а оттуда через Студеное море к Лорату и Порт-
 421

Иббену. В еще более позднем плавании он на «Ледяном волке»

направился на еще более дальний север в поисках
предполагаемого прохода вокруг северных берегов Вестероса,
но нашел только замерзшие моря и плавучие льды с гору
величиной.
Но самые знаменитые путешествия он совершал на
корабле, который сам замыслил и выстроил – на «Морском
змее». Купцы из Староместа и Арбора в поисках пряностей,
шелка и иных богатств плавали на восток до самого Кварта, но
Корлис Веларион на «Морском змее» первым заплыл еще
дальше через Нефритовые Врата – в И-Ти и на остров Лэнг,
вернувшись оттуда с таким количеством шелка и пряностей,
что удвоил состояние дома Веларионов за одно-единственное
плавание. Во втором плавании на «Морском змее» он зашел
еще дальше, до самого Асшая у Тени; в третьем поплыл на
восток Студеным морем, став первым вестеросцем, кто плавал
у Тысячи островов и посещал мрачные холодные берега Н’гая
и Моссовии.
На «Морском змее» было совершено девять
путешествий, ставших знаменитыми. В последнем из них сир
Корлис привез в Кварт столько золота, что докупил в этом
порту еще два десятка кораблей и загрузил их шафраном,
перцем, мускатным орехом, слонами и тюками тончайшего
шелка. До Дрифтмарка, к сожалению, из этих кораблей
добрались только четырнадцать, и все слоны погибли в море,
но и остальных прибылей от этого путешествия хватило,
чтобы сделать дом Веларионов богатейшим в Семи
Королевствах – на какое-то время богаче и Ланнистеров, и
Хайтауэров.
Сир Корлис употребил эти богатства с пользой, когда в
возрасте восьмидесяти восьми лет скончался его дед, и
Морской Змей стал лордом Приливов. В то время Веларионы
правили островом из замка Дрифтмарк – мрачной, угрюмой
крепости, постоянно сырой и нередко затапливаемой. Лорд
Корлис возвел новое родовое гнездо на дальнем конце острова.
422

Высокий Прилив был выстроен из того же светлого камня, что

и Орлиное Гнездо, и его изящные башни были увенчаны
кровлями чеканного серебра, горящими на солнце. С утренним
и вечерним приливами замок окружало море, и с островом
Дрифтмарк его связывала только дамба. Сюда лорд Корлис
переместил и Рифовый трон, который, согласно легенде, был
дарован роду Подводным королем.
Строил Морской Змей и корабли. Королевский флот
утроился в числе за те годы, когда он служил Старому королю
мастером над кораблями. Даже отказавшись от этой
должности, он продолжал заниматься этим делом, с военных
кораблей перейдя на купеческие суда и торговые галеры. Три
скромные рыбацкие деревушки под темными, обросшими
солью стенами замка Дрифтмарк разрослись так, что
превратились в процветающий город под названием Халл,
перед которым всегда стояли хорошо видимые из замка ряды
кораблей. На другом конце острова, рядом с Высоким
Приливом, еще одна деревушка превратилась в город
Спайстаун, чьи пристани и причалы заполонили суда из
Вольных городов и земель за ними. Находящийся в Глотке
Дрифтмарк лежал ближе к Узкому морю, чем Сумеречный Дол
или Королевская Гавань, так что Спайстаун мало-помалу
начал перетягивать на себя суда, которые в ином случае пошли
бы в эти порты – а дом Веларионов становился все богаче и все
могущественнее.
Лорд Корлис был честолюбив. В своих девяти великих
плаваниях на «Морском змее» он вечно хотел плыть все
дальше и дальше, в такие моря, где никто не бывал, и
поглядеть, что лежит за краем карты. Хотя он добивался от
жизни все большего и большего, Морской Змей редко
оставался удовлетворен победами, как говорили те, кто
хорошо его знал. В лице Рейнис Таргариен, дочери старшего
сына и наследника Старого короля, он нашел себе
превосходную супругу – она была исполнена смелости,
гордости и красоты более, чем любая девица в государстве, и
 423

у нее был собственный дракон. Их дети и дочери будут парить

в небесах, рассчитывал лорд Корлис, и однажды кто-нибудь из
них воссядет на Железный трон.
Неудивительно, что Морской Змей был горько
разочарован, когда принц Эймон погиб, а король Джейхейрис
вместо дочери Эймона Рейнис назначил наследником
младшего сына Бейлона, Весеннего принца. Но теперь колесо
фортуны вновь повернулось, и то, что было упущено тогда,
можно было исправить теперь. Поэтому лорд Корлис и его
супруга, принцесса Рейнис, прибыли в Харренхолл во
всеоружии и пустили в ход все богатство и влияние дома
Веларионов, чтобы убедить собравшихся лордов признать
наследником Железного трона сына Корлиса и Рейнис
Лейнора. В этом деле к ним присоединились лорд Штормового
Предела Боремунд Баратеон (двоюродный дед Рейнис и
двоюродный прадед малолетнего Лейнора), лорд Старк из
Винтерфелла, лорд Мандерли из Белой Гавани, лорд Дастин из
Барроутона, лорд Блэквуд из Воронодрева, лорд Бар-Эммон из
Острого Мыса, лорд Селтигар с Клешни и многие другие.
Но этого было недостаточно. Сколь ни были щедры и
красноречивы лорд и леди Веларионы, обороняя права своего
сына, решение Великого совета было принято без колебаний.
Подавляющим большинством голосов собравшиеся лорды
избрали Визериса Таргариена законным наследником
Железного трона. Хотя мейстеры, считавшие голоса, не
выдали точных чисел, по слухам, соотношение было больше
чем двадцать к одному.
Король Джейхейрис сам на совете не присутствовал, но
когда до него дошла весть о решении, поблагодарил лордов за
службу и с признательностью даровал титул принца
Драконьего Камня своему внуку Визерису. Штормовой
Предел и Дрифтмарк приняли это решение, хотя и без
удовольствия; доля поданных за Визериса голосов была столь
велика, что даже родители Лейнора видели, что оспаривать тут
нечего. В глазах многих Великий совет 101 года от З.Э.
424

установил неколебимое правило преемственности: невзирая

на старшинство наследников, Железный трон Вестероса не
может быть передан женщине и не может быть передан через
женщину ее потомству мужcкого пола.
О последних годах царствования короля Джейхейриса
рассказывать особо и нечего. Принц Бейлон служил своему
отцу десницей, одновременно будучи и принцем Драконьего
Камня, но после смерти наследника его милость решил
разделить эти звания. Стать своим новым десницей он призвал
сира Отто Хайтауэра, младшего брата лорда Хайтауэра из
Староместа. Сир Отто взял с собой ко двору жену и детей и
служил королю Джейхейрису преданно остававшиеся тому
годы.

Рисунок 37. Леди Алисента Хайтауэр читает Старому королю

Джейхейрису I, находящемуся на пороге смерти, «Неестественную
историю» септона Барта.
 425

Когда силы и рассудок начали подводить Старого

короля, он зачастую бывал прикован к постели. Не по летам
развитая пятнадцатилетняя дочь сира Отто Алисента
неотступно находилась при его милости – приносила ему
пищу, читала ему, даже помогала принимать ванны и
одеваться. Старый король иногда принимал ее за одну из своих
дочерей, называя то так, то иначе; ближе к концу он уверился,
что это дочь Сейра вернулась к нему из-за Узкого моря.
В 103 году от З.Э. король Джейхейрис I скончался в своей
постели, когда леди Алисента читала ему «Неестественную
историю» септона Барта. Его милости было от роду
шестьдесят девять лет, и он правил Семью Королевствами с
тех самых пор, как четырнадцатилетним взошел на Железный
трон. Останки его предали огню в Драконьем Логове, а прах
погребли на Драконьем Камне вместе с прахом Доброй
королевы Алисанны. Весь Вестерос скорбел. Даже в Дорне,
куда не достигало его владычество, мужчины рыдали, а
женщины рвали на себе одежды.
Джейхейрису, сообразно его собственным желаниям и
решению Великого совета 101 года, наследовал внук его
Визерис, воссевший на Железный трон как король Визерис I
Таргариен. Ко времени восхождения на престол ему
сравнялось двадцать шесть. Он был уже десять лет женат на
кузине, леди Эйме из дома Арренов, которая сама приходилась
внучкой Старому королю и Доброй королеве Алисанне через
свою мать, покойную принцессу Дейлу (умерла в 82 от З.Э.).
Леди Эйма в течение этого супружества перенесла несколько
выкидышей и смерть сына в колыбели – некоторые мейстеры
полагали, что Эйма сама была слишком юна, чтобы идти под
венец и ложиться в супружескую постель. Ей, впрочем,
удалось произвести на свет здоровую дочь Рейниру (родилась
в 97 году от З.Э.). Новый король и его королева души не чаяли
в девочке – их единственном выжившем ребенке.
Многие почитают царствование короля Визериса I
временем наибольшей власти и силы Таргариенов за всю их
426

Рисунок 38. Король Визерис I Таргариен на Железном троне.

 427

историю в Вестеросе. Нет сомнения в том, что ни до, ни после

этого времени в стране не было столько принцев и лордов, в
чьих жилах текла драконья кровь. Хотя Таргариены
продолжали держаться старого обычая и выдавать сестру за
брата, племянницу за дядю, венчать друг с другом
двоюродных родичей, были и важные браки за пределами
королевской семьи, потомство от которых сыграет важные
роли в последующих войнах. И драконов в то время было
больше, чем когда-либо прежде, и драконицы бесперебойно
оставляли кладки яиц. Пусть не из каждого яйца вылуплялся
детеныш, но это происходило со многими. В то время общим
стал обычай родителям новорожденных принцев и принцесс
класть в колыбель младенцу драконье яйцо, как это делалось
во времена принцессы Рейны. Одаренный таким образом
ребенок непременно соединялся прочными узами с
вылупившимся из яйца драконом и далее становился его
наездником.
Визерис I Таргариен имел нрав великодушный и
любезный, и его равно любили и лорды, и простой люд.
Правление Молодого короля – как прозвали его в народе по
восшествии на престол – было мирным и благополучным.
Щедрость его милости вошла в легенду, а Красный замок
сделался обителью песен и роскоши. Король Визерис и
королева Эйма устраивали множество пиров и турниров и
расточали золото, посты и почести своим любимцам.
В самой гуще сего веселья, лелеемое и обожаемое всеми,
находилось их единственное выжившее дитя – принцесса
Рейнира, девчушка, которую придворные певцы нарекли
Отрадой Королевства. Будучи при восшествии своего отца на
Железный трон всего шести лет от роду, Рейнира Таргариен
была развита не по годам – она была одаренной, смелой и
красивой настолько, насколько могут быть лишь рожденные
от драконьей крови. В семь она стала драконьей всадницей,
поднявшись в небо верхом на юной драконице, названной ею
Сиракс в честь богини древней Валирии. В восемь принцессу
428

отдали служить чашницей... правда, ее же отцу – королю. С тех

пор за трапезой, на турнире и при дворе Визерис редко
появлялся без своей дочери.
Тяготы правления между тем возлегли в изрядной мере
на Малый совет короля и его десницу. Обязанность сию
продолжал отправлять сир Отто Хайтауэр, служивший внуку,
как служил его прародителю; способный человек, в том все
соглашались, хотя немало было таких, кто находил его
гордым, несдержанным и высокомерным. Как поговаривали,
чем долее длилась его служба, тем более властным делался сир
Отто, и многие великие лорды и принцы вознегодовали на его
поведение и воззавидовали его близости к Железному трону.
Величайшим же из его соперников был Деймон
Таргариен, честолюбивый, порывистый и переменчивый
младший брат короля. Столь же обаятельный, сколь и
вспыльчивый, принц Деймон заслужил рыцарские шпоры в
шестнадцать, и сам Старый король, в знак признания его
доблести, вручил ему Темную Сестру. В 97 году от З.Э., в
правление Старого Короля, он женился на леди Рунного
Камня, но брак не удался. Принц Деймон счел Долину
Арренов унылой («В Долине мужчины совокупляются с
овцами, – писал он. – Невозможно винить их. Здешние овцы
красивее здешних женщин»), и вскоре проникся неприязнью к
собственной леди-жене, которую звал «моя бронзовая сука» –
из-за бронзовых лат с рунами, что носили лорды дома Ройсов.
После восшествия на престол брата принц подал прошение о
расторжении брака. Визерис отклонил просьбу, однако
позволил Деймону вернуться ко двору, где тот заседал в
Малом совете, будучи мастером над монетой (в 103-104 годах)
и мастером над законами (полгода в 104 году).
Государственные дела, однако же, наскучили принцу-
воителю. Дело пошло лучше, когда король Визерис поставил
его начальствующим над городской стражей. Обнаружив, что
стражники плохо вооружены и одеты в обноски и рвань,
Деймон каждого снабдил кинжалом, коротким мечом и
 429

дубинкой, облачил всех в черные кольчуги (у начальников они

были с нагрудными пластинами) и дал длинные золотые
плащи, которые они могли носить с гордостью. С той поры
городских стражников именуют золотыми плащами.
Принц Деймон с рвением принялся за труд золотых
плащей и частенько со своими людьми рыскал по улочкам
Королевской Гавани. Никто не возмог бы усомниться, что
благодаря ему в городе стало спокойнее, но порядки его были
жестоки. Он с удовольствием рубил руки карманникам,
оскоплял насильников и отрезал носы ворам, и в первый же год
своего начальствования убил в уличных драках троих человек.
Недолгое время спустя принца уже хорошо знали во всех
злачных местах Королевской Гавани. Он сделался
завсегдатаем винных погребков (где выпивал бесплатно) и
игорных ям (откуда всегда уносил денег более, нежели
приносил). Хотя он перепробовал бессчетное число шлюх в
городских борделях и, по слухам, особенно любил лишать
девиц невинности, вскоре его возлюбленной стала некая
танцовщица-лиснийка. Она носила имя Мисария, однако
соперницы и враги называли ее Горем и Бледной Пиявкой.
Поскольку у короля Визериса не было сына, Деймон
полагал себя законным наследником Железного трона и
жаждал титула принца Драконьего Камня, который его
милость отказывался ему пожаловать… но к скончанию 105
года от З.Э. друзья именовали его Принцем Королевской
Гавани, а простонародье – Лордом Блошиного Конца. Хотя
король и не желал видеть Деймона наследником, он по-
прежнему любил своего младшего брата и скоро прощал ему
многие провинности.
Принцесса Рейнира также была очарована своим дядей,
ибо Деймон всегда был заботлив к ней. Когда бы принц ни
отправился на своем драконе за Узкое море, он привозил ей
оттуда какой-нибудь диковинный дар. Король Визерис с
годами стал толст и мягок телом и никогда более не садился на
дракона после кончины Балериона. Не имел он и склонности к
430

турнирам, охоте или искусству владения мечом, тогда как

принц Деймон преуспел на сих поприщах и казался полной
противоположностью своему брату: худощавый, крепкий,
лихой, бесстрашный, весьма грозный и прославленный воин.
Здесь мы должны сделать отступление и поведать о
наших источниках, ибо многое из того, что случалось в
последующие годы, происходило за закрытыми дверями, в
укромных местах – на лестницах, в покоях советов и
опочивальнях, и истинный ход событий, надо полагать, так
никогда и не станет известен. Конечно, до нас дошла летопись,
составленная великим мейстером Рунцитером и его
преемниками, и множество королевских указов и
постановлений, но они составляют лишь небольшую часть
этой истории. В остальном нам приходится полагаться на
книги, написанные десятилетия спустя детьми и внуками тех,
кто был вовлечен в события сей поры, рассказы лордов и
рыцарей о деяниях предков, воспоминания состарившихся
слуг, пересказывающих из третьих уст скандалы времен своей
юности. Хотя эти источники, без сомнения, полезны для
историка, между самим событием и записью о нем проходило
столько времени, что в последнюю должны были неизбежно
вкрасться ошибки и противоречия. Эти воспоминания нередко
расходятся друг с другом.
К сожалению, то же можно сказать и о двух дошедших до нас
хрониках, составленных непосредственными свидетелями
событий. Септон Юстас, прослуживший большую часть Танца
Драконов в королевской септе в Красном замке и позже
возвысившийся до звания одного из Праведных, оставил
подробнейшую историю того времени. Будучи доверенным
лицом и исповедником короля Визериса и его королев, Юстас
занимал при дворе место, позволяющее ему очень и очень
много знать о происходящем. Не то чтобы Юстас обходил
вниманием даже самые возмутительные и непристойные
слухи и обвинения, но все же по большей части «Правление
короля Визериса, первого сего имени, и Танец Драконов, что
 431

за ним воспоследовал» остается трудом пресным и несколько

тяжеловесным.
Дабы дополнить Юстаса, мы обращаемся также к
«Свидетельствам Грибка» – рассказам придворного шута (на
пергаменте их изложил некий писец, не потрудившийся
указать и свое имя), который в разные годы увеселял своими
выходками короля Визериса, принцессу Рейниру и обоих
Эйгонов, второго и третьего. Карлик трех футов роста с
непомерно огромной головой (и вдобавок непомерно
огромным членом, если верить ему самому), Грибок считался
не слишком разумным – потому короли, лорды и принцы

Рисунок 39. Король Визерис I Таргариен и его шут Грибок в покоях

принцессы Рейниры, старшей дочери короля.
432

никогда не стеснялись свободно высказываться в его

присутствии. В то время как септон Юстас рассказывает о
тайнах постельных и бордельных сдержанным и осуждающим
тоном, Грибок находит в них особое удовольствие, и его
«Свидетельства» переполнены скабрезными россказнями и
байками, смертоубийствами, отравлениями, предательствами
и блудом, и все это громоздится одно на другое. Многому ли
здесь стоит доверять – ответа на этот вопрос честному
историку не сыскать, но следует все же заметить, что король
Бейлор Благословенный велел сжечь все копии хроники
Грибка до единой. К счастью для нас, несколько из них все-
таки избежали сожжения.
Септон Юстас и Грибок не всегда соглашаются в
частностях, и временами их писания не согласуются не только
друг с другом, но и с придворными анналами и хроникой
великого мейстера Рунцитера и его преемников. И все же их
рассказы приоткрывают завесу тайны над многими вещами,
которые иначе бы остались без объяснения, и позднейшие
свидетельства подтверждают столь многое из поведанного
этими двумя, что можно предполагать, что описанные хроники
содержат хотя бы малое зерно истины. Чему в них верить, в
чем усомниться – на совести каждого историка.
В одном Грибок, септон Юстас, великий мейстер
Рунцитер и все прочие источники согласны друг с другом: сир
Отто Хайтауэр, десница короля, питал великую неприязнь к
королевскому брату. Именно сир Отто убедил Визериса
удалить принца Деймона с поста мастера над монетой, а затем
и мастера над законами – шаги, о которых десница вскоре
пожалел. Будучи начальствующим над городской стражей и
имея под рукой две тысячи человек, Деймон сделался
могуществен как никогда. «Ни при каких условиях нельзя
дозволить принцу Деймону взойти на Железный трон, – писал
десница своему брату, лорду Староместа. – Он будет вторым
Мейгором Жестоким, а то и хуже». Именно сир Отто (в то
время) желал, дабы принцесса Рейнира наследовала своему
 433

отцу. «Лучше Отрада Королевства, нежели Лорд Блошиного

Конца», – писал он; и в суждениях своих он был не одинок.
Однако его партия столкнулась с внушительным
препятствием. Если следовать решению, постановленному
Великим советом 101 года, наследнику-мужчине должно
возобладать над наследницей. При отсутствии же
законнорожденного сына брат короля идет впереди
королевской дочери – как Бейлон в 92 году от З.Э. опередил
Рейнис.
Что же до воззрений самого короля, все хроники
согласны в том, что Визерис ненавидел раздоры. Отнюдь не
будучи слеп к порокам своего брата, он лелеял воспоминания
о том беспечном, отчаянном мальчишке, каким некогда был
Деймон. Дочь – великая отрада моей жизни, частенько
говаривал он, но брат есть брат. Король вновь и вновь
стремился помирить принца Деймона и сира Отто, но под
неискренними улыбками, что примеряли те двое при дворе,
бесконечно клокотала обоюдная вражда. Удрученный сим
обстоятельством, Визерис лишь твердил – он-де уверен, что
королева скоро подарит ему сына. И в 105 году от З.Э. он
объявил Малому совету и двору, что королева Эйма снова в
тягости.
В тот роковой год сира Кристона Коля призвали в
Королевскую гвардию, дабы заполнить место,
освободившееся по кончине легендарного сира Райама
Редвина. Сир Кристон, пригожий юный рыцарь двадцати трех
лет от роду, сын стюарда, служившего лорду Дондарриону из
Черного Приюта, впервые привлек внимание двора, выиграв
общую схватку в Девичьем Пруду в честь восшествия на
престол короля Визериса. В завершающие мгновения боя он
своей шипастой булавой выбил из руки Деймона Таргариена
Темную Сестру – к восторгу его милости и ярости принца.
После сир Кристон отдал венок победителя семилетней
принцессе Рейнире и попросил знак ее расположения, дабы
носить его на турнире. На ристалище он вновь одолел принца
434

Деймона и ссадил с коней обоих именитых близнецов

Каргиллов из Королевской гвардии – сира Аррика и сира
Эррика, прежде чем уступить лорду Лаймонду Маллистеру.
Благодаря своим светло-зеленым глазам, угольно-
черным волосам и непринужденному обаянию Коль вскоре
сделался любимцем всех придворных дам… среди которых не
последней была сама Рейнира Таргариен. Принцесса
настолько подпала под чары того, кого она звала «мой белый
рыцарь», что упросила отца назначить сира Кристона ее
личным охранителем и защитником. Его милость
потворствовал ей в сем, как и во многом другом. С той поры
сир Кристон всегда носил знак расположения принцессы на
ристалище и не отходил от нее во время пиров и увеселений.
Вскоре после того, как сир Кристон облачился в свой
белый плащ, король Визерис пригласил Лионеля Стронга,
лорда Харренхолла, войти в Малый совет мастером над
законами. Лорд Стронг, дородный, могучий, лысеющий
мужчина, имел славу грозного бойца. Не знавшие лорда люди
часто почитали его тупоголовым, ложно полагая его тихую и
замедленную речь признаком скудного ума. Сие было далеко
от истины. В юности лорд Лионель обучался в Цитадели,
заслужив шесть звеньев своей цепи, пока не решил, что
мейстерская жизнь не для него. Будучи человеком ученым и
просвещенным, он основательно ведал законы Семи
Королевств. Трижды женившийся и трижды овдовевший лорд
Харренхолла взял с собой ко двору двух дочерей-девиц и
двоих сыновей. Девушки стали служанками у принцессы
Рейниры, тогда как их старшего брата, сира Харвина Стронга
по прозванию Костолом, сделали капитаном золотых плащей.
Младший сын, Ларис Косолапый, поступил в королевские
дознаватели.
Так обстояли дела в Королевской Гавани на исходе 105
года от З.Э., когда королева Эйма слегла в постель в Твердыне
Мейгора и скончалась, родив королю Визерису столь
долгожданного сына. Мальчик (названный Бейлоном в честь
 435

отца его милости) пережил ее всего на день, обездолив и

короля, и двор… кроме разве только принца Деймона,
которого видели в борделе на Шелковой улице отпускающим
со своими высокородными дружками пьяные шутки про
«наследника на день». Когда весть о том достигла короля
(легенда гласит, что на Деймона донесла шлюха, сидевшая у
него на коленях; однако имеются сведения, что на самом деле
то был один из его товарищей по попойкам, скорее всего,
некий алкавший повышения капитан золотых плащей),
Визерис разгневался. Его милость наконец-то пресытился
неблагодарным братом и его честолюбивыми устремлениями.
Лишь только траур Визериса по жене и сыну подошел к
концу, как король поторопился разрешить долго зревший
вопрос о престолонаследии. Закрыв глаза на решения,
принятые королем Джейхейрисом в 92 году и Великим
советом в 101 году, Визерис провозгласил дочь Рейниру своей
законной наследницей и нарек ее принцессой Драконьего
Камня. Во время пышной церемонии в Королевской Гавани
сотни лордов склонились перед Отрадой Королевства,
сидевшей в ногах своего отца у основания Железного трона,
поклявшись чтить и защищать ее право наследования.
Однако принца Деймона среди них не было. Взбешенный
королевским указом, принц покинул Королевскую Гавань,
оставив службу в городской страже. Поначалу, усевшись
вместе со своей возлюбленной Мисарией на спину дракона
Караксеса – поджарого красного зверя, которого простой люд
прозвал Кровавым Змеем, – он отправился на Драконий
Камень. Там он оставался в течение полугода, и в сей срок
Мисария зачала ребенка.
Узнав, что его наложница в тягости, принц Деймон
одарил ее драконьим яйцом, но в сем он в который уже раз
зашел слишком далеко, прогневив брата. Король Визерис
повелел ему возвратить яйцо, отослать шлюху прочь и
вернуться к законной супруге, иначе его осудят как изменника
и лишат всех прав. Принц, пусть и неохотно, повиновался,
436

отправив Мисарию (без яйца) назад в Лис, сам же полетел в

Долину – в Рунный Камень, в нежеланное общество своей
«бронзовой суки». Но во время шторма в Узком море Мисария
потеряла дитя. Когда весть о том дошла до принца Деймона,
он не вымолвил ни звука скорби, но сердце его ожесточилось
против брата-короля. С тех пор он отзывался о короле
Визерисе только с презрением, и мысли о престолонаследии
начали одолевать его денно и нощно.
Хотя принцессу Рейниру и объявили преемницей отца,
многие в королевстве, как при дворе, так и за его пределами,
по-прежнему надеялись, что Визерис возможет произвести
наследника мужского пола, ведь Молодому королю не
исполнилось еще и тридцати. Великий мейстер Рунцитер
первым обратился к его милости с призывом взять себе новую
жену и даже предложил подходящую девицу на выданье: леди
Лейну Веларион, которой как раз исполнилось двенадцать лет.
Пылкая юная дева, только что расцветшая, леди Лейна
унаследовала от своей матери Рейнис красу истинных
Таргариенов, а от отца, Морского Змея, дух, смелый и
безрассудный. Лейна столь же любила летать, сколь лорд
Корлис – бороздить моря, и подчинила себе не кого-нибудь, а
могучую Вхагар – наистарейшую и наивеличайшую из
таргариеновских драконов после кончины Черного Ужаса в 94
году. Рунцитер указывал, что, взяв девочку в жены, король
возмог бы уладить возникший между Железным троном и
Дрифтмарком разлад. А Лейна наверняка стала бы
превосходной королевой.
До́лжно заметить, что Визерис I Таргариен не был
решительнейшим из королей. Всегда любезный и
стремящийся угодить, он весьма полагался на советы людей,
его окружавших, и обычно поступал так, как они просили.
Однако в данном случае у его милости имелось собственное
мнение, и никакие доводы не возмогли бы свернуть его с пути.
Да, он женится вновь… но не на двенадцатилетней девочке и
не государственных соображений ради. Иная женщина
 437

привлекла его взор. Он возвестил о намерении вступить в брак

с леди Алисентой из дома Хайтауэров, умной и прекрасной
восемнадцатилетней дочерью королевского десницы –
девушкой, что читала королю Джейхейрису, пока тот возлежал
на смертном одре.
Хайтауэры из Староместа являлись семейством
старинным и благородным, происхождения безупречного;
никаких приемлемых возражений относительно королевского
выбора невесты быть не могло. И все же находились
роптавшие, что десница зазнался, что с сим умыслом и привез
дочь ко двору. Некоторые подвергли сомнению благочестие
леди Алисенты, намекая, что она принимала в своей постели
короля Визериса даже прежде кончины королевы Эймы. (Эти
наветы никто так никогда и не подтвердил, хотя Грибок
повторяет их в своих «Свидетельствах» и заходит даже
дальше, уверяя, будто бы чтение было не единственной
услугой, которую леди Алисента оказывала Старому королю в
его опочивальне.) В Долине принц Деймон, по слухам, едва ли
не до смерти исхлестал слугу, принесшего ему сию весть. Не
возрадовался и Морской Змей, когда вести о королевской
женитьбе добрались до Дрифтмарка: дом Веларионов вновь
обошли, дочь его Лейну отвергли так же, как отверг Великий
совет его сына Лейнора, а Старый король в 92 году – его жену.
(Одну лишь леди Лейну сие как будто не заботило. «Ее
светлость проявляет гораздо более интереса к полетам, нежели
к юношам», – отмечал ее мейстер).
Когда в 106 году от З.Э. король Визерис брал в жены
Алисенту Хайтауэр, в глаза бросалось отсутствие дома
Веларионов. На пиру принцесса Рейнира подливала вино
своей мачехе, а королева Алисента целовала ее и именовала
«дочерью». Принцесса была среди женщин, раздевших короля
и препроводивших его в опочивальню невесты. В Красном
замке той ночью царили смех и любовь... в то время как по ту
сторону Черноводного залива лорд Корлис, Морской Змей,
привечал брата короля, принца Деймона, на военном совете.
438

Принц не мог более выносить Долину Арренов, Рунный

Камень и свою леди-жену. «Темная Сестра ковалась для более
благородных дел, нежели забивание овец, – как говорят,
заметил он Лорду Приливов. – Она жаждет крови». Но то не
мятеж замышлял принц; он узрел иной путь к могуществу.
Ступени, цепь скалистых островов меж Дорном и
Спорными землями Эссоса, издавна являли собой прибежище
беглых преступников, изгоев, пиратов и разграбителей
погибших кораблей. Сами по себе острова мало чего стоили,
но благодаря своему расположению они господствовали над
путями, ведущими в Узкое море и обратно, и пересекавшие те
воды купеческие суда нередко становились добычей их
обитателей. Впрочем, грабежи сии на протяжении веков
оставались не более чем докукой.
Однако десятью годами ранее вольные города Лис, Мир
и Тирош оставили до поры свои давние распри, дабы
объединиться ради общего дела в войне против Волантиса.
Разбив волантийцев в Приграничной битве, три победоносных
города заключили между собой «вечный союз» и образовали
новую силу: Триархию, более известную в Вестеросе как
Королевство Трех Дочерей (ибо каждый из Вольных городов
почитал себя «дочерью» старой Валирии), или, грубее,
Королевство Трех Шлюх (сие «королевство» короля не имело
– им правил совет из тридцати трех магистров. Стоило
Волантису запросить мира и отступиться от Спорных земель,
как Три Дочери обратили свои взоры на запад. Их
соединенные рати и флоты прошли по Ступеням огнем и
мечом – командовал этой армадой мирийский принц-адмирал
Крагхас Драхар, прозванный Кормильцем Крабов, ибо он
сотнями привязывал пойманных пиратов к кольям в мокром
песке, оставляя их захлебываться в приливной волне.
Покорение и присоединение Ступеней к Королевству
Трех Дочерей лорды Вестероса поначалу встретили с
одобрением. Хаос сменился порядком, и если Три Дочери
 439

требовали пошлину с каждого корабля, проходившего через их

воды, сие казалось невеликой ценой за избавление от пиратов.
Тем не менее, алчность Крагхаза Кормильца Крабов и его
сотоварищей по завоеванию вскоре повернула настроения
против них. Пошлина выросла вновь, а затем еще и еще,
сделавшись столь разорительной, что купцы, ранее охотно
платившие, теперь пытались украдкой проскользнуть мимо
галей Триархии, как некогда при пиратах. Жаловались, что
Драхар и его лиснийские и тирошийские адмиралы будто
состязаются друг с другом, кто проявит более корыстолюбия.
Особливо ненавистны сделались лиснийцы, ибо они взимали
дань с проплывающих кораблей не только монетой, забирая
женщин, девушек и пригожих юношей для услужения в своих
садах наслаждений и перинных домах. (Среди таким образом
порабощенных оказалась и леди Джоханна Сванн,
пятнадцатилетняя племянница лорда Каменного Шлема. Дядя
ее, имевший дурную славу скупца, отказался уплатить выкуп;
тогда девушку продали в перинный дом, где она возвысилась,
став прославленной куртизанкой, известной под именем
Черная Лебедь, правительницей Лиса во всем, кроме титула.
Увы, повесть о ней, сколь бы захватывающей она ни была,
никак не относится к нашей нынешней истории).
Ни один из лордов Вестероса не натерпелся от сих
деяний более, нежели Корлис Веларион, Лорд Приливов,
который благодаря своему флоту сделался состоятельным и
могущественным, как никто другой в Семи Королевствах.
Морской Змей преисполнился решимости положить конец
владычеству Триархии над Ступенями, и в Деймоне
Таргариене он нашел сговорчивого сотоварища, охочего до
золота и славы, что принесла бы победа в войне.
Погнушавшись королевской свадьбы, они вынашивали свои
замыслы в Высоком Приливе на острове Дрифтмарк. Лорд
Веларион примет начальствование над флотом, принц Деймон
– над войском. Числом они будут сильно уступать воинству
Трех Дочерей... однако же в придачу принц поведет в
440

сражение своего огнедышащего дракона Караксеса, Кровавого

Змея.
Подробное описание той личной войны, которую
Деймон Таргариен и Корлис Веларион завели на Ступенях,
выходит за пределы нашего труда. Достаточно будет сказать,
что война началась в 106 году от З.Э. Принц Деймон без
особых трудностей набрал войско из безземельных искателей
удачи и младших сыновей и одержал многие победы в первые
два года противоборства. В 108 году от З.Э., сойдясь, наконец,
лицом к лицу с Крагхазом Кормильцем Крабов, он в одиночку
сразил его и отсек ему голову Темной Сестрой.

Рисунок 40. Завершающий удар принца Деймона Таргариена в поединке с

мирийским князем-адмиралом Крагхазом Кормильцем Крабов.
Король Визерис, будучи, несомненно, рад избавиться от
беспокойного брата, поддерживал его начинания
постоянными вливаниями золота, и к 109 году от З.Э. Деймон
Таргариен со своим воинством наемников и головорезов
 441

господствовал над всеми островами, кроме двух, а воды между

ними надежно держал флот Морского Змея. В сей краткий миг
победы принц Деймон провозгласил себя королем Ступеней и
Узкого моря, а лорд Корлис увенчал короной его чело... Но
«королевство» их было отнюдь не безмятежным. В
следующем году Королевство Трех Дочерей отрядило для
вторжения новые силы под предводительством бесчестного
тирошийского капитана по имени Ракаллио Риндун – без
сомнения, одного из загадочнейших и ярчайших негодяев в
анналах истории, а Дорн вступил в войну в союзе с Триархией.
Противостояние возобновилось. Хотя Ступени тонули в крови
и пламени, король Визерис и его двор оставались
невозмутимы.
– Пусть Деймон тешится войной, – говорят, изрек его
милость. – Сие убережет его от больших неприятностей.
Визерис был мирным человеком, и все сии годы
Королевская Гавань являла собой нескончаемый круговорот
пиров, балов и турниров, где лицедеи и певцы возвещали
рождение каждого нового принца-Таргариена. Королева
Алисента скоро подтвердила, что она столь же плодовита,
сколь и красива. В 107 году от З.Э. она принесла королю
здорового сына, которого назвала Эйгоном, в честь
Завоевателя, два года спустя произвела на свет дочь Хелейну,
а в 110 году от З.Э. родила его милости второго сына, Эймонда,
который, как рассказывали, был вдвое менее своего старшего
брата, однако же и вдвое злее.
И все же принцесса Рейнира продолжала сидеть у
подножия Железного трона, пока отец ее вершил суд, а его
милость начал приводить ее и на заседания Малого совета.
Многие лорды и рыцари искали ее благосклонности, но
принцесса не устремляла взор ни на кого, кроме сира Кристона
Коля, своего рыцарственного молодого охранителя.
– Сир Кристон защищает принцессу от ее врагов, но кто
защитит принцессу от сира Кристона? – вопросила однажды
при дворе королева Алисента.
442

Согласие между королевой и ее падчерицей продлилось

недолго, поскольку каждая из них стремилась быть первой
дамой королевства... И хотя Алисента подарила королю не
одного, а двоих наследников мужского пола, Визерис не
содеял ничего, дабы изменить порядок престолонаследия.
Принцесса Драконьего Камня оставалась его признанной
наследницей, и половина лордов Вестероса присягнула
защищать ее права. Слова же тех, кто вопрошал: «А как же
решение Великого совета 101 года?» – разбивались о глухую
стену. Дело улажено, полагал король, и сие был не тот вопрос,
к которому его милость имел желание возвращаться.
Вопросы, однако же, продолжали задавать – и не в
последнюю очередь сама королева Алисента. А наиболее
громогласным среди ее сторонников являлся ее отец, сир Отто
Хайтауэр, королевский десница. До крайности раздраженный
таким положением, в 109 году от З.Э. Визерис лишил сира
Отто знака его службы – цепи, а на место его назначил
молчаливого лорда Харренхолла, Лионеля Стронга.
– Уж сей десница не станет мне дерзить, – возгласил его
милость.
Даже после того, как сир Отто вернулся в Старомест, при
дворе все еще оставалась «партия королевы» – ряд
влиятельных лордов, дружественных королеве Алисенте и
поддерживавших права ее сыновей. Против них стояла
«партия принцессы». Король Визерис любил и жену, и дочь, и
ненавидел свары и пререкания. Целыми днями он прилагал
усилия, дабы сохранить мир между своими женщинами и
удоволить обеих дарами, золотом и почестями. Пока он жил,
правил и поддерживал равновесие, как и прежде,
продолжались пиры и турниры, и в государстве царил мир...
хотя некоторые, обладавшие зорким глазом, примечали, как
драконы противоборствующих партий огрызались и плевались
огнем, когда бы им ни случилось встретить друг друга.
В 111 году от З.Э. в Королевской Гавани устроили
большой турнир в честь пятой годовщины бракосочетания
 443

короля и королевы Алисенты. На открытии празднества

королева была в зеленом платье, в то время как принцесса
нарочито облачилась в цвета Таргариенов: красный и черный.
Сие заметили, а позже завели обычай говорить о «зеленых» и
«черных», имея в виду партию королевы и партию принцессы
соответственно. Что до самого турнира, на нем возобладали
черные – сир Кристон Коль, носивший знак расположения
принцессы Рейниры, выбил из седла всех поединщиков
королевы, в том числе ее младшего брата, сира Гвейна
Хайтауэра, и двоих более дальних родичей.

Рисунок 41. Принцесса Рейнира Таргариен и королева Алисента Хайтауэр на

праздничном пиру.
Однако же был один, что не рядился ни в черное, ни в
зеленое, а ходил в золоте да в серебре. Принц Деймон наконец-
то вернулся ко двору – в короне, величающий себя королем
Узкого моря. Объявившись без уведомления на своем драконе
в небе над Королевской Гаванью, он трижды облетел
444

турнирное поле... но, опустившись в итоге на землю,

преклонил колено перед братом и в знак любви и преданности
преподнес ему свою корону. Визерис вернул ее и расцеловал
Деймона в обе щеки, приветствуя его прибытие домой; когда
же сыновья Весеннего принца примирились, лорды и
простолюдины разразились оглушительными возгласами. А
громче всех радовалась принцесса Рейнира, что пребывала в
восторге от возвращения любимого дядюшки и упрашивала
его остаться погостить.
Вот и все, что об этом известно достоверно. Чтобы
узнать, что случилось позже, нам придется обратиться к менее
достойным доверия хронистам. В чем сомневаться не
приходится, так это в том, что принц Деймон пробыл в
Королевской Гавани полгода. Он даже получил обратно свое
место в Малом совете, как пишет великий мейстер Рунцитер,
но ни время, ни изгнание не переменили натуру принца.
Вскорости Деймон вновь связался со своими старыми
товарищами из золотых плащей и вернулся в заведения на
Шелковой улице, где прежде был столь почитаемым
завсегдатаем. Хотя он обходился с королевой Алисентой со
всей подобающей ее положению учтивостью, между ними не
было теплоты, и люди поговаривали, что принц бывал крайне
холоден с ее детьми, особенно с племянниками Эйгоном и
Эймондом, чье рождение отбросило его еще ниже в порядке
наследования.
Другое дело – принцесса Рейнира. Деймон проводил
долгие часы в ее обществе, развлекая ее рассказами о своих
путешествиях и битвах. Он дарил ей жемчуга, шелка и книги,
а еще – нефритовую тиару, по слухам, некогда
принадлежавшую императрице Лэнга; он читал ей стихи,
вместе с ней обедал, охотился с ястребами, ходил под парусом,
развлекал ее, насмехаясь над зелеными придворными,
«лизоблюдами», угодничавшими перед королевой Алисентой
и ее детьми. Он славил ее красоту, называя ее прекраснейшей
девой во всех Семи Королевствах. Дядя и племянница начали
 445

летать вместе почти каждый день, пуская наперегонки Сиракс

и Караксеса до Драконьего Камня и обратно.
Здесь наши источники расходятся. Великий мейстер
Рунцитер повествует лишь, что братья вновь рассорились, и
принц Деймон покинул Королевскую Гавань, вернувшись к
своей войне на Ступенях. О причине же ссоры он не говорит.
Другие утверждают, что Визерис отослал Деймона прочь по
настоянию королевы Алисенты. Но септон Юстас и Грибок
рассказывают другую историю... или, вернее, две другие
истории, мало похожие друг на друга. Юстас, менее
распущенный из двоих, пишет, что принц Деймон соблазнил
свою племянницу-принцессу, лишив ее девства. Когда сир
Аррик Каргилл из Королевской гвардии обнаружил
любовников в постели и привел их к королю, Рейнира
твердила, что любит дядю, и упрашивала отца дозволить ей
выйти за него. Однако король Визерис не желал и слышать о
том, напомнив дочери, что у принца Деймона уже есть жена. В
гневе он запер принцессу в ее покоях, велел своему брату
удалиться и запретил обоим когда-либо упоминать о
случившемся.
История, излагаемая Грибком, гораздо более порочна,
как это часто бывает с его «Свидетельствами». По словам
карлика, принцесса вожделела не принца Деймона, а сира
Кристона Коля. Но сир Кристон был истинным рыцарем,
благородным, целомудренным и помнящим свои обеты, и хотя
он денно и нощно пребывал в ее обществе, он никогда даже не
целовал ее, даже ни разу не сказал ей, что влюблен. – Когда он
смотрит на тебя, то видит маленькую девочку, которой ты
была, а не женщину, которой ты стала, – поведал племяннице
Деймон. – Но я могу научить тебя, как заставить его увидеть в
тебе женщину.
Начал он с уроков поцелуев, уверяет Грибок. От них
принц перешел далее, показав племяннице, как прикасаться к
мужчине, дабы подарить ему наслаждение – в занятия сии
порой вовлекали самого Грибка и его якобы огромный
446

мужской орган. Деймон учил девушку соблазнительно

раздеваться, ласкал ее груди, дабы сделать их больше и
чувствительнее, летал с ней на драконе к одиноким скалам в
Черноводном заливе, где они, никем не замеченные, могли
забавляться нагими весь день напролет, а принцесса –
постигать искусство ублажения мужчины ртом. По ночам он
тайно выводил Рейниру, одетую мальчиком-пажом, из ее
комнат, и они отправлялись в бордели на Шелковой улице, где
принцесса могла наблюдать за мужчинами и женщинами,
предающимися любви, и обучаться новым «женским
искусствам» у блудниц Королевской Гавани.
Лишь о том, сколь долго длились сии уроки, умалчивает
Грибок; однако, в отличие от септона Юстаса, он настаивает,
что принцесса Рейнира осталась девицей, ибо желала
сохранить невинность как дар своему возлюбленному. Но,
когда она наконец подступилась к своему «белому рыцарю»,
пользуясь всем, чему научилась, сир Кристон Коль ужаснулся
и отверг ее. Вся история вскоре открылась, чему немало
поспособствовал сам Грибок. Поначалу король Визерис
отказывался верить хотя бы единому слову, пока принц
Деймон сам не подтвердил, что все сие правда.
– Отдай девчонку мне в жены, – будто бы заявил он
своему брату. – Кто другой теперь ее возьмет?
Вместо сего король отправил принца в изгнание, дабы
тот никогда под страхом смерти не возвращался в Семь
Королевств. (Лорд Стронг, королевский десница, возражал,
что принца надобно немедля предать казни как изменника, но
септон Юстас напомнил его милости, что ни один человек не
проклят так, как убийца родичей).
Что до последствий, тут все очевидно. Деймон Таргариен
вернулся на Ступени и возобновил свою борьбу за сии
бесплодные, разбитые штормами камни. Великий мейстер
Рунцитер и сир Гаррольд Вестерлинг оба скончались в 112
году от З.Э.
 447

Лордом-командующим вместо сира Гаррольда

назначили сира Кристона Коля, а архимейстеры Цитадели
прислали в Красный замок мейстера Меллоса, дабы тот принял
цепь великого мейстера и его обязанности. В остальном
Королевская Гавань возвратилась к привычной
умиротворенности, в которой и пребывала большую часть
последующего двухлетия... до 113 года от З.Э., когда
принцессе Рейнире сравнялось шестнадцать, она вступила во
владение Драконьим Камнем и вышла замуж.
Вопрос выбора подходящего супруга для Рейниры
занимал умы короля Визериса и его совета задолго до того, как
у кого-либо появились причины усомниться в целомудрии
принцессы. Великие лорды и лихие рыцари порхали рядом с
ней ровно мотыльки у пламени, споря за ее благосклонность.
Когда Рейнира в 112 году посетила Трезубец, сыновья лорда
Бракена и лорда Блэквуда сразились из-за нее на поединке, а
младший отпрыск дома Фреев осмелился прилюдно просить ее
руки (с тех пор его звали «Фреем-Дурашкой»). На западе, в
Утесе Кастерли, сир Джейсон Ланнистер и его брат-близнец
сир Тиланд соперничали за нее на пиру. За принцессой
ухаживали сыновья лорда Талли из Риверрана, лорда Тирелла
из Хайгардена, лорда Окхарта из Старого Дуба и лорда Тарли
из Рогова Холма, а равно и старший сын десницы, сир Харвин
Стронг. Костолом, как его называли, был наследником
Харренхолла и почитался наисильнейшим человеком Семи
Королевств. Визерис даже поговаривал о браке Рейниры с
принцем Дорнийским, как о средстве присоединить дорнийцев
к государству.
У королевы Алисенты имелся собственный соискатель:
ее старший сын принц Эйгон, единокровный брат Рейниры. Но
Эйгон был мальчишкой, десятью годами младше принцессы.
Вдобавок единокровные брат и сестра никогда не ладили.
– Тем более причин соединить их в браке, – спорила
королева.
Визерис не дал согласия.
448

– Мальчик – родная кровь Алисенты, – сказал он лорду

Стронгу. – Она желает видеть его на троне.
Наконец, король и Малый совет согласились, что
лучшим выбором станет родич Рейниры, Лейнор Веларион.
Хотя Великий Совет 101 года отверг его притязания, юный
Веларион оставался внуком блаженной памяти принца Эймона
Таргариена и правнуком самого Старого Короля. Подобный
брак объединил и усилил бы королевский род и вернул бы
Железному трону дружбу Морского Змея вместе с его
могущественным флотом. Прозвучало одно возражение:
Лейнору Велариону было уже девятнадцать лет от роду,
однако он никогда не выказывал интереса к женщинам. Взамен
того он окружил себя привлекательными оруженосцами своих
лет и, по слухам, предпочитал их общество. Но сию заботу
великий мейстер Меллос тотчас же отмел.
– И что с того? – будто бы изрек он. – Я не люблю рыбу,
но, когда ее подают к столу, я ее ем.
Таким образом и был устроен сей брак.
Однако король и совет не сочли надобным обсудить сие
с принцессой, и Рейнира доказала, что во многом является
дочерью своего отца, и у нее имеются свои представления о
том, за кого ей хотелось бы выйти. Принцесса премного ведала
о Лейноре Веларионе и не желала быть ему женой.
– Ему более пришлись бы по вкусу мои единокровные
братья, – заявила она королю (принцесса всегда заботилась о
том, дабы звать сыновей королевы Алисенты не просто
братьями, а единокровными братьями). И хотя его милость
уговаривал, упрашивал, кричал на нее, называл неблагодарной
дочерью, никакие слова не могли ее поколебать... пока он не
поставил вопрос о престолонаследии. Что король управил,
король же возможет и отменить, заметил Визерис. Она выйдет
замуж, как он велит, или же наследником вместо нее станет ее
единокровный брат Эйгон. Тут воля принцессы не выдержала.
Септон Юстас пишет, что Рейнира припала к отцовским
коленям и молила его о прощении, Грибок – что она плюнула
 449

отцу в лицо. Но оба сходятся на том, что в итоге она

согласилась на брак.
И здесь наши источники снова разнятся. В ту ночь,
повествует септон Юстас, сир Кристон Коль проник в
опочивальню принцессы, дабы признаться ей в любви. Он
поведал Рейнире, что в бухте ожидает корабль, и умолял ее
бежать с ним за Узкое море. Они поженятся в Тироше или в
Старом Волантисе, там, куда не достигает власть ее отца, и где
никого не озаботит, что сир Кристон нарушил свои обеты
королевского гвардейца. Будучи столь искусен в обращении с
мечом и булавой, он не сомневался, что любой торговый
магнат примет его на службу. Но Рейнира отказала ему. Она от
крови дракона, напомнила принцесса, и предназначена для
чего-то большего, нежели проживать жизнь женой простого
наемника. И если он возможет пренебречь обетами
Королевской гвардии, с чего бы обеты брачные оказались
более значимы для него?
Совсем другую историю рассказывает Грибок. В его
изложении именно принцесса Рейнира пришла к сиру
Кристону, а не он к ней. Она нашла его в одиночестве в башне
Белого Меча, заперла дверь и сбросила плащ, под которым
скрывала наготу. – Я сберегла свое девичество для тебя, –
молвила она. – Возьми его, как доказательство моей любви.
Для моего нареченного оно будет значить менее малого, и,
возможно, узнав, что я не целомудренна, он отвергнет меня.
Но, несмотря на всю ее красоту, сир Кристон остался
глух к ее мольбам, ибо был человеком чести, верным своим
обетам. Даже когда Рейнира прибегла к тем искусствам,
которым выучилась у дяди Деймона, Коль был непоколебим.
Отвергнутая и разъяренная принцесса вновь накинула плащ и
удалилась во тьму... где случайно повстречала сира Харвина
Стронга, возвращавшегося после бурно проведенной ночи в
городском борделе. Костолом давно желал принцессу и не
терзался сомнениями подобно сиру Кристону. Посему именно
он забрал невинность Рейниры, обагрив ее девственной
450

кровью меч своего мужского естества – так, во всяком случае,

утверждает Грибок, якобы нашедший их на рассвете в постели.
Как бы то ни было, принцесса ли отвергла рыцаря или он
ее, но с того дня любовь, прежде питаемая сиром Кристоном
Колем к Рейнире Таргариен, обернулась отвращением и
неприязнью, и человек, бывший прежде неизменным
спутником и поединщиком принцессы, сделался злейшим из
ее врагов.
Вскоре после того Рейнира отплыла на Дрифтмарк на
корабле «Морской змей», сопровождаемая своими
служанками (две из них приходились дочерьми деснице и
сестрами сиру Харвину), шутом Грибком и никем другим, как
самим Костоломом – своим новым поединщиком. В 114 году
от З.Э. Рейнира Таргариен, принцесса Драконьего Камня,
взяла в мужья сира Лейнора Велариона (произведенного в
рыцари за две недели до свадьбы, ибо почиталось
необходимым, дабы принц-супруг являлся рыцарем). Невесте
было семнадцать, жениху двадцать, и все сошлись на том, что
они составили красивую чету. Свадьбу отпраздновали семью
днями пиршеств и рыцарских поединков – то был величайший
турнир за много лет. Среди состязавшихся были братья
королевы Алисенты, пятеро присяжных братьев Королевской
гвардии, Костолом и любимец жениха, сир Джоффри Лонмаут,
известный как Рыцарь Поцелуев. Когда Рейнира пожаловала
сиру Харвину свою подвязку, ее новоявленный супруг
рассмеялся и отдал одну из собственных сиру Джоффри.
Сир Кристон Коль, которому в символе благосклонности
Рейниры было отказано, обратился вместо этого к королеве
Алисенте. Надев ее знак, молодой лорд-командующий
Королевской гвардии, сражавшийся в черной ярости, одолел
всех зачинщиков. Костолому сир Кристон переломил ключицу
и раздробил локоть (чем сподвиг Грибка впредь именовать
того Костоломаным); но не сир Харвин, а Рыцарь Поцелуев в
наиполнейшей мере познал его гнев. Излюбленным оружием
Коля была шипастая булава – от ударов, что он обрушил на
 451

поединщика сира Лейнора, шлем Лонмаута раскололся, а сам

он пал бесчувственным в грязь. Истекавшего кровью сира
Джоффри унесли с поля, и шестью днями позже он скончался,
не приходя в сознание. Грибок сообщает нам, что сир Лейнор
провел каждый час тех дней у ложа своего любимца и горько
рыдал, когда Неведомый забрал его.

Рисунок 42. Бой сира Кристона Коля и сира Джоффри Лонмаута на турнире
по случаю свадьбы принцессы Рейниры Таргариен и сира Лейнора Велариона.
Король Визерис также впал в величайший гнев, ибо
радостное празднование послужило причиной скорби и
взаимных обвинений. Говорили, что королева Алисента не
разделяла его недовольства; вскоре после того она попросила
сделать сира Кристона Коля ее личным защитником.
Очевидное охлаждение между супругой и дочерью короля
452

видели все; даже послы Вольных городов упомянули о нем в

письмах, отправленных в Пентос, Браавос и Старый Волантис.
Сир Лейнор вслед за тем вернулся на Дрифтмарк, предоставив
многим гадать, осуществился ли его брак. Принцесса осталась
при дворе, окруженная своими друзьями и обожателями. Сира
Кристона Коля не было среди них, ибо он окончательно
примкнул к партии королевы, к зеленым; однако место его
занял внушительный и грозный Костолом (или, как измыслил
Грибок, Костоломаный), ставший первейшим из черных и
неотлучно находившийся при Рейнире на пирах, балах и охоте.
Супруг ее не высказывал никаких возражений. Сир Лейнор
предпочел блага Высокого Прилива, где вскоре обрел нового
любимца в домашнем рыцаре по имени сир Кварл Корри.
Впоследствии он присоединялся к жене ради важных
придворных событий, где ожидалось его присутствие, но
большую часть своих дней сир Лейнор и принцесса проводили
порознь. Септон Юстас замечает, что они делили постель не
более дюжины раз. Грибок соглашается, но добавляет, что и
Кварл Корри частенько разделял их ложе: по его словам,
принцессу распаляло наблюдение за мужчинами, что
развлекались друг с другом, и время от времени те двое
допускали ее к своим забавам. Однако Грибок противоречит
себе, ибо в другом месте своих «Свидетельств» он утверждает,
будто принцесса в такие ночи оставляла супруга с его
любовником и искала для себя утешения в объятиях Харвина
Стронга.
Какова бы ни была правдивость сих рассказов, вскоре
объявили, что принцесса в тягости. В последние дни 114 года
от З.Э. родился мальчик – крупный, сильный малыш с
каштановыми волосами, карими глазами и курносым носом
(сир Лейнор обладал орлиным носом, серебристо-белыми
волосами и лиловыми глазами, подтверждавшими его
валирийское происхождение). На желание Лейнора назвать
ребенка Джоффри отец его, лорд Корлис, ответил отказом.
 453

Вместо того младенцу дали традиционное имя Веларионов –

Джекейрис (друзья и братья прозовут его Джейсом).
Двор еще праздновал рождение ребенка у принцессы,
когда у ее мачехи, королевы Алисенты, тоже начались роды,
принесшие Визерису третьего сына, Дейрона, цвет глаз и
волос которого, в отличие от цвета глаз и волос Джейса,
свидетельствовал в пользу его драконьей крови. По
королевскому велению младенцы Джекейрис Веларион и
Дейрон Таргариен делили одну кормилицу, пока их не отняли
от груди. Говорили, что король надеялся предотвратить
всякую вражду между двумя мальчиками, взрастив их
молочными братьями. Если и так, надежды его, увы, оказались
тщетны.
Годом позже, в 115 году от З.Э., случилось прискорбное
несчастье – из тех, что меняют судьбы королевств: «бронзовая
сука» Рунного Камня, леди Рея Ройс, упала с коня во время
ястребиной охоты, размозжив себе череп о камень. Леди Рея
протянула девять дней, прежде чем, наконец, ей полегчало
настолько, что она поднялась с постели... лишь дабы часом
позже рухнуть и умереть. Как и должно, послали ворона в
Штормовой Предел, и лорд Баратеон снарядил корабль с
гонцом на Кровавый Камень, где принц Деймон все пытался
оборонить свое крошечное королевство от воинов Триархии и
их дорнийских союзников. Деймон не мешкая вылетел в
Долину – «дабы похоронить жену», как он утверждал, но
скорее в надежде предъявить права на ее земли, замки и
доходы. В сем он не преуспел – Рунный Камень отошел
племяннику леди Реи, а когда Деймон воззвал к Орлиному
Гнезду, его притязания не просто отклонили – но леди Джейн
предостерегла принца, что присутствие его в Долине
нежелательно.
Возвращаясь позже на Ступени, принц Деймон
приземлился на Дрифтмарке, дабы, соблюдая учтивость,
навестить своего былого сотоварища по войнам, Морского
Змея, и его супругу, принцессу Рейнис. Высокий Прилив
454

оставался одним из немногих мест в Семи Королевствах, где

брат короля мог быть уверен, что его не прогонят прочь. Там
взор принца пал на дочь лорда Корлиса леди Лейну, девицу
двадцати двух лет, высокую, стройную и несказанно
прелестную (красота ее впечатлила даже Грибка, записавшего,
что она «почти столь же хороша, что и ее брат»), с пышной,
ниспадавшей ниже талии гривой серебристо-золотых локонов.
Лейна с двенадцати лет была помолвлена с сыном Морского
владыки Браавоса... но отец умер прежде, чем их возмогли
поженить, а сын вскоре выказал себя расточителем и глупцом,
промотав богатство и могущество своей семьи до того, как
объявиться на Дрифтмарке. Не имея ни возможности изящно
выпутаться из затруднительного положения, ни желания
устроить бракосочетание, лорд Корлис неоднократно
откладывал свадьбу.
Принц Деймон влюбился в Лейну – хотят уверить нас
певцы. Люди более грубого склада полагают, что принц узрел
в ней способ остановить собственное падение. Некогда
почитавшийся наследником своего брата, он весьма далеко
отодвинулся в очередности наследования, и ни среди зеленых,
ни среди черных для него не имелось места... но дом
Веларионов был достаточно могуч, дабы безнаказанно бросать
вызов обеим партиям. Уставший от Ступеней и
освободившийся, наконец, от своей «бронзовой суки», Деймон
Таргариен попросил у лорда Корлиса руки его дочери.
Браавосский суженый-изгнанник недолго оставался
помехой: Деймон смеялся ему в лицо столь беспощадно, что у
юноши не оставалось выбора, кроме как призвать принца
отстоять свои слова со сталью в руке. Принц, вооруженный
Темной Сестрой, живо расправился с соперником и двумя
неделями позже женился на леди Лейне Веларион, оставив
свое столь трудно добытое королевство на Ступенях. (После
него титул короля Узкого моря носили еще пятеро человек,
пока краткая и кровавая история сего дикого наемничьего
«королевства» не завершилась навсегда).
 455

Принц Деймон знал, что брат его не возрадуется,

услышав о сей женитьбе. Вскоре после свадьбы принц и его
молодая жена благоразумно удалились подалее от Вестероса,
перелетев на драконах Узкое море. Кое-кто поговаривал, что
они отправились в Валирию, презрев нависшее над дымной
пустошью проклятие, дабы раскрыть тайны повелителей
драконов древней Республики. Грибок в своих
«Свидетельствах» уверяет, что так оно и было, но истина не
столь романтична – доказательств тому есть в избытке. Сперва
принц Деймон и леди Лейна полетели в Пентос, где их
чествовал правитель города. Пентошийцы опасались
растущего могущества Триархии на юге и видели в Деймоне
ценного союзника против Трех Дочерей. После этого принц с
новобрачной пересекли Спорные земли и попали в Старый
Волантис, где наслаждались столь же теплым приемом. Затем
они полетели вверх по Ройне, в Квохор и Норвос. В сих
городах, весьма далеких от напастей Вестероса и мощи
Триархии, их привечали менее восторженно. Однако всюду,
куда бы они ни направились, собирались огромные толпы
людей, дабы хоть одним глазком узреть Вхагар и Караксеса.
Когда драконьи всадники возвратились в Пентос, леди
Лейна узнала, что ожидает дитя. Воздержавшись от
продолжения пути, принц Деймон и его супруга поселились в
доме за пределами городских стен, в гостях у пентосского
магистра, на время, пока не родится младенец.
Между тем в конце 115 года от З.Э. в Вестеросе
принцесса Рейнира родила второго сына. Ему дали имя
Люцерис (для краткости – Люк). Септон Юстас уведомляет
нас, что и сир Лейнор, и сир Харвин находились у постели
Рейниры во время родов. Люк, как и брат его Джейс, имел
карие глаза, а на голове – густую каштановую поросль вместо
серебристо-золотистых волос таргариеновских принцев; но он
был крупным и здоровеньким малышом, и, когда дитя
представили ко двору, король Визерис пришел в восхищение.
Его королева не разделяла сих чувств.
456

– Не оставляйте попыток, – бросила сиру Лейнору

Алисента, если верить словам Грибка. – Рано или поздно хоть
один похожий на вас да выйдет.
И соперничество между зелеными и черными
усугубилось, достигнув наконец точки, когда королева и
принцесса едва возмогали выносить присутствие друг друга.
После того королева Алисента не покидала Красного замка в
Королевской Гавани, в то время как принцесса проводила дни
на Драконьем Камне в обществе своих фрейлин, Грибка и
поединщика – сира Харвина Стронга. Супруг ее, сир Лейнор,
как уверяли, «часто» к ней наезжал.
В 116 году от З.Э. в вольном городе Пентосе леди Лейна
произвела на свет дочерей-близнецов, первых
законнорожденных детей принца Деймона. Принц Деймон
нарек девочек Бейлой (в честь своего отца) и Рейной (в честь
матери своей супруги). Младенцы были, увы, малы и слабы
здоровьем, но у обоих были изящные черты лица, серебряные
с белым волосы и лиловые глаза. Когда детям сравнялось
полгода, и они стали крепче, мать вместе с ними отплыла на
Дрифтмарк, а Деймон с обоими драконами полетел впереди.
Из Высокого Прилива он послал ворона своему брату в
Королевскую Гавань, извещая его милость о рождении
племянниц и прося дозволения представить девочек ко двору,
дабы получить королевское благословение. Хотя десница и
Малый совет с жаром возражали против сего, Визерис дал
согласие, ибо король все еще любил брата, бывшего
товарищем его юности.
– Деймон теперь отец, – сказал он великому мейстеру
Меллосу. – Он изменится.
Так сыновья Бейлона Таргариена примирились во второй
раз.
В 117 году от З.Э. на Драконьем Камне принцесса
Рейнира разрешилась от бремени очередным сыном. Сиру
Лейнору наконец позволили назвать дитя в честь его павшего
друга, сира Джоффри Лонмаута. Джоффри Веларион, будучи
 457

столь же велик, румян и крепок здоровьем, что и его братья,

так же, как и они, обладал карими глазами, каштановыми
волосами и чертами лица, которые кое-кто при дворе называл
простецкими. Вновь поползли слухи, а среди зеленых
укоренилось убеждение, что отцом сыновей Рейниры является
не супруг принцессы Лейнор, но ее поединщик, Харвин
Стронг. Грибок утверждает то же самое в своих
«Свидетельствах», и мейстер Меллос на это также намекает, в
то время как септон Юстас поминает эти слухи только затем,
чтобы развенчать их.
Безотносительно к тому, являлись ли сии обвинения
правдой, король Визерис, вне всяких сомнений, все еще
предполагал, что после него Железный трон унаследует его
дочь, а ей в свой черед будут наследовать ее сыновья. По
королевскому указу каждого из мальчиков-Веларионов еще в
колыбели одарили драконьим яйцом. Усомнившиеся в
отцовстве сыновей Рейниры перешептывались, что яйца
никогда не проклюнутся, но появление на свет одного за
другим троих юных драконов опровергло их слова.
Детенышам дали имена Вермакс, Арракс и Тираксес. И, как
сообщает нам септон Юстас, однажды его милость, верша суд
на Железном троне, усадил Джейса себе на колено – и
слышали, как он молвил:
– Когда-нибудь, малыш, и ты воссядешь здесь.
Рождение детей сказалось на принцессе; Рейнира так до
конца и не избавилась от грузности, обретенной во время
вынашиваний, и ко времени рождения младшего сына, будучи
всего лишь двадцати лет от роду, сделалась дородна и широка
в талии, а девичья красота ее обратилась в ускользающее
воспоминание. По словам Грибка, сие послужило лишь
усугублению неприязни Рейниры к мачехе, королеве
Алисенте, что была в полтора раза старше ее, но оставалась
изящной и стройной.
Грехи отцов, как изрекли мудрецы, нередко падают на
головы детей; так же и с грехами матерей. Вражда между
458

королевой Алисентой и принцессой Рейнирой передалась и их

отпрыскам. Трое сыновей королевы, принцы Эйгон, Эймонд и
Дейрон, будучи обижены на своих племянников-Веларионов,
укравших то, что дети Алисенты почитали своим по праву
рождения – сам Железный трон! – сделались их
ожесточенными соперниками. Хотя все шестеро посещали
одни и те же пиры, балы и празднества, порой вместе
занимались во дворе под присмотром одного и того же мастера
над оружием и учились у одних и тех же мейстеров, сия
вынужденная близость лишь более подогревала взаимную
неприязнь мальчишек, нежели сплачивала их как братьев.
Если свою мачеху, королеву Алисенту, Рейнира
невзлюбила, то к золовке, леди Лейне, она прониклась
нежными, и даже более чем нежными, чувствами. Дрифтмарк
и Драконий Камень совсем рядом, и Деймон с Лейной часто
навещали принцессу, а она их. Многократно парили они
вместе на своих драконах, а драконица принцессы, Сиракс,
несколько раз откладывала яйца. В 118 году от З.Э. с
благословения короля Визериса Рейнира объявила о помолвке
двоих своих старших сыновей с дочерьми принца Деймона и
леди Лейны. Джекейрису минуло четыре года, Люцерису три,
обеим девочкам по два. А в 119 году от З.Э., когда выяснилось,
что Лейна вновь ожидает ребенка, Рейнира вылетела на
Дрифтмарк, дабы ухаживать за ней при родах.
И так вышло, что в третий день проклятого 120 года от
З.Э., года Красной весны, принцесса находилась подле своей
золовки. Побледневшая и изнемогшая после дня и ночи
родовых схваток, Лейна Веларион, наконец, родила принцу
Деймону сына, которого тот столь долго желал – но дитя
оказалось искривленным и неправильно сложенным и умерло
в течение часа. Мать ненадолго пережила его. Изнурительные
роды истощили леди Лейну, а горе еще более ослабило ее,
лишив сил противиться родильной горячке. Несмотря на все
усилия молодого дрифтмаркского мейстера, состояние ее
быстро ухудшалось. Принц Деймон, отправившись на
 459

Драконий Камень, привез собственного мейстера принцессы

Рейниры, бывшего старше годами и опытнее, и известного
своим искусством целителя. Увы, мейстер Герардис опоздал.
Проведя три дня в горячечном бреду, леди Лейна оставила сей
бренный мир, будучи всего лишь двадцати семи лет от роду.
Говорят, в свой предсмертный час она поднялась с постели,
оттолкнула молящихся над ней септ и вышла из комнаты,
желая прежде кончины добраться до Вхагар и в последний раз
воспарить. Однако на ступенях башни силы покинули леди
Лейну, и прямо там же она упала и умерла. Принц Деймон
отнес жену обратно на постель. После, как говорит Грибок,
принцесса Рейнира отстояла всенощное бдение вместе с
Деймоном над телом леди Лейны и утешала принца в его горе.
Кончина леди Лейны стала первым, но не последним
потрясением 120 года от З.Э. Ибо год сей окажется годом,
когда премногие давно тлевшие склоки и зависти, изводившие
Семь Королевств, наконец, достигнут своего пика; годом,
когда весьма и весьма у многих появятся причины рыдать, и
скорбеть, и рвать на себе одежды… однако же ни у кого в
большей мере, нежели у Морского Змея, лорда Корлиса
Велариона, и его благородной супруги, принцессы Рейнис,
той, что могла бы стать королевой.
Лорд Прилива и его леди-жена еще носили траур по
своей возлюбленной дочери, когда Неведомый явился вновь,
дабы забрать их сына. Сира Лейнора Велариона, супруга
принцессы Рейниры и предполагаемого отца ее детей, убили
на ярмарке в Спайстауне – его заколол его же друг и наперсник
сир Кварл Корри. Они громко пререкались, прежде чем
обнажить мечи, как поведали торговцы с ярмарки лорду
Велариону, прибывшему за телом своего сына. Корри к тому
времени бежал, ранив нескольких человек, пытавшихся его
задержать. Некоторые уверяли, что у берега его ждал корабль.
Более его никто никогда не видел.
Обстоятельства убийства остаются тайной и по сей день.
Великий мейстер Меллос пишет только, что сира Лейнора
460

умертвил после ссоры один из его же домашних рыцарей.

Септон Юстас раскрывает нам имя душегуба и объявляет
причиной убиения ревность; Лейнор Веларион-де утомился от
общества сира Кварла и воспылал страстью к новому
любимцу, красивому юному оруженосцу шестнадцати лет.
Грибок, как всегда, отдает предпочтение наиболее зловещему
предположению, намекая, что принц Деймон заплатил Кварлу
Корри за устранение супруга принцессы Рейниры, устроил
так, что сира Кварла увез корабль, а затем перерезал ему горло
и сбросил в море. Корри, домашний рыцарь довольно низкого
происхождения, слыл человеком со вкусами лорда и
кошельком крестьянина, склонным вдобавок к безрассудным
поступкам, что придает некую достоверность изложению
событий, оставленному шутом. Однако же ни малейших
доказательств тому не имелось ни тогда, ни теперь, хотя
Морской Змей и предложил награду в десять тысяч золотых
драконов любому, кто приведет его к сиру Кварлу Корри или
же доставит убийцу ради отцовского возмездия.
Но даже сие не положило предел потрясениям,
отметившим тот страшный год. Следующее случилось в
Высоком Приливе после похорон сира Лейнора, когда король
и двор, многие верхом на своих драконах, прибыли на
Дрифтмарк к погребальному костру. (Септон Юстас писал, что
Дрифтмарк стал новой Валирией – столь много драконов там
собралось).
Детская жестокость известна всем. Принцу Эйгону
Таргариену сравнялось тринадцать, принцессе Хелейне
одиннадцать, принцу Эймонду десять, а принцу Дейрону
шесть. И Эйгон, и Хелейна были драконьими всадниками.
Хелейна ныне летала на Пламенной Мечте, некогда носившей
Рейну, «черную невесту» Мейгора Жестокого, а юного
Солнечного Огня, которым владел брат ее Эйгон, называли
наипрекраснейшим из драконов, когда-либо виденных на
земле. Даже у Дейрона была красивая синяя драконица по
имени Тессарион, хотя всадником он еще не стал. Только
 461

средний сын, принц Эймонд, оставался без дракона, но его

милость надеялся исправить сие и высказал мнение, что после
похорон двор мог бы, пожалуй, погостить на Драконьем
Камне. Под Драконьей горой возможно отыскать и обилие
драконьих яиц, и нескольких детенышей – принцу Эймонду
будет из чего выбрать, «если отрок достаточно храбр».
Даже в десять лет Эймонд Таргариен не испытывал
недостатка в храбрости. Уязвленный насмешкой короля, он
решил не ждать до Драконьего Камня. Зачем ему какой-то
жалкий детеныш или какое-то дурацкое яйцо? Прямо здесь, в
Высоком Приливе, имелся достойный его дракон – Вхагар,
наистарейшая, наивеличайшая и наиужаснейшая драконица в
мире.
Даже для отпрыска дома Таргариенов опасно подходить
к дракону, особливо к старому, злобному зверю, недавно
потерявшему свою всадницу. Эймонд сознавал, что отец и
мать никогда не позволят ему приблизиться к Вхагар, тем паче
оседлать ее. Посему он позаботился, дабы родители ничего не
узнали, выскользнув из своей постели на рассвете, пока они
еще спали, и пробравшись в большой наружный двор, где
кормили и содержали Вхагар и прочих драконов. Принц
надеялся тайком оседлать Вхагар, но, когда он подкрадывался
к ней, прозвучал мальчишеский голос: «Эй, держись от нее
подальше!»
Голос принадлежал самому младшему из его
единокровных племянников, трехлетнему Джоффри
Велариону. Джофф, всегда встававший рано, выбрался из
постели, дабы повидать своего юного дракона Тираксеса.
Испугавшись, что мальчик поднимет тревогу, принц Эймонд
прикрикнул, дабы тот не шумел, а затем пихнул в кучу
драконьих испражнений. Джоффри заплакал, а Эймонд
стремглав бросился к Вхагар и забрался ей на спину. Как позже
признавался принц, он столь сильно боялся быть пойманным –
даже забыл испугаться, что его могут живьем изжарить и
съесть.
462

Назовите сие храбростью, назовите сие безумием,

назовите сие удачей, волей богов или прихотью драконов. Кто
может познать разум такого зверя? Лишь сие нам ведомо:
Вхагар взревела, рывком поднялась, яростно встряхнулась...
затем разорвала свои цепи и взлетела. И мальчик-принц
Эймонд Таргариен стал драконьим всадником, дважды
облетев вокруг башен Высокого Прилива, прежде чем вновь
спуститься.
Но, когда он приземлился, его ждали сыновья Рейниры.
После того, как Эймонд поднялся в небо, Джоффри
побежал за своими братьями, и оба, Джейс и Люк,
откликнулись на его зов. Принцы-Веларионы были младше,
чем Эймонд – Джейсу шесть лет, Люку пять, Джоффу только
три, – но их было трое, и они вооружились деревянными
мечами со двора для воинских занятий. Теперь они в
бешенстве набросились на Эймонда. Отбиваясь, тот ударом
кулака сломал нос Люку, затем поверг на колени Джейса,
хрястнув его по затылку вырванным из рук Джоффа мечом.
Когда мальчишки, окровавленные и в синяках, отползли от
принца, он начал глумиться над ними, смеясь и называя их
Стронгами. Джейс, по крайней мере, был уже достаточно
взрослым, дабы понять оскорбление. Он вновь налетел на
Эймонда, но старший мальчик принялся жестоко его
избивать... кончилось тем, что Люк, пришедший на подмогу
брату, вытащил кинжал и полоснул Эймонда по лицу, выколов
ему правый глаз. Когда, наконец, явились конюхи, дабы
разнять драчунов, принц извивался на земле, стеная от боли, а
Вхагар ревела.
Позднее король Визерис попытался установить мир,
повелев каждому из мальчиков принести своим
супротивникам надлежащие извинения, однако же жаждущих
возмездия матерей их сии любезности не ублаготворили.
Королева Алисента потребовала, дабы Люцерису Велариону
тоже выкололи глаз – за глаз, которого он лишил Эймонда.
Принцесса Рейнира ни о чем подобном и слышать не желала,
 463

но настаивала, что принца Эймонда надобно допрашивать «с

тщанием», пока он не откроет, где услышал, что сыновей ее
зовут «Стронгами». Ведь именовать их так равносильно
утверждению, что они бастарды, не имеющие прав
наследования... а сама она повинна в государственной измене.
Под нажимом короля принц Эймонд сознался – о том, что они
Стронги, ему поведал брат его Эйгон; принц Эйгон же молвил
всего лишь: «Каждому ведомо. Только взгляните на них».

Рисунок 43. Драка юных принцев Эймонда Таргариена и Люцериса

Велариона, случившаяся на острове Дрифтмарк.
В конце концов король Визерис прекратил расспросы,
объявив, что более слушать не намерен. Глаз никому
выкалывать не будут, приговорил он... но если кто-либо, «будь
то муж, или жена, или дитя, благородного ли, простого ли,
королевского ли происхождения», вновь назовет его внуков
глумливо «Стронгами», тому вырвут язык раскаленными
клещами. Затем его милость повелел жене и дочери
464

облобызать друг друга и обменяться торжественными

уверениями в любви и приязни, но их неискренние улыбки и
пустые слова никого, кроме короля, не ввели в заблуждение.
Что касается мальчиков, принц Эймонд говаривал позже, что
потерял в тот день глаз, но обрел дракона, и почитает сие
честным обменом.
Желая пресечь дальнейшие распри и положить конец сим
«гнусным слухам и низкой клевете», король Визерис, помимо
того, распорядился, дабы королева Алисента и ее сыновья
возвратились с ним ко двору, а принцесса Рейнира с
сыновьями не покидала пределов Драконьего Камня. Охраной
ей отныне будет служить сир Эррик Каргилл из Королевской
гвардии, а Костолом вернется в Харренхолл.
Как пишет септон Юстас, решения сии никого не
обрадовали. Грибок же возражает: по крайней мере, одного
человека королевские указы привели в восторг, ведь Драконий
Камень и Дрифтмарк лежат совсем недалеко друг от друга, и
приближенность сия предоставляла Деймону Таргариену
обширную возможность утешать свою племянницу, принцессу
Рейниру, без ведома короля.
Хотя Визерису I оставалось править еще девять лет, но
кровавые семена Танца Драконов были уже посажены – и 120
год от З.Э. стал годом, когда они начали прорастать. Пришел
черед погибнуть старшим Стронгам. Лионель Стронг, лорд
Харренхолла и королевский десница, сопровождал своего
сына и наследника сира Харвина на обратном пути в огромный
полуразрушенный замок на берегу озера. Вскоре после их
прибытия в башне, где они почивали, вспыхнул пожар, и оба,
отец и сын, погибли вместе с тремя вассалами и дюжиной слуг.
Причину пожара так и не установили. Одни сводили все
к простой случайности, другие бормотали, что твердыня
Харрена Черного проклята и несет погибель каждому, кто ею
владеет. Многие имели подозрение, что поджог устроили
намеренно. Грибок намекает, что за ним стоял Морской Змей,
и сие стало его отмщением тому, кто наставил рога его сыну.
 465

Септон Юстас подозревает принца Деймона, устранявшего

соперника в борьбе за благорасположение принцессы Рейниры
(что более правдоподобно). Высказывали также мнение, что
виновником мог быть Ларис Косолапый: после смерти отца и
старшего брата Ларис Стронг сделался лордом Харренхолла.
Наиболее же будоражащее предположение допустил не кто
иной, как великий мейстер Меллос: он размышляет о том, что
сие приказание мог отдать сам король. Если Визерис счел
слухи об отцовстве детей Рейниры правдой, возможно, он
пожелал избавиться от человека, обесчестившего его дочь,
дабы тот не разоблачил каким-нибудь образом незаконность
происхождения ее сыновей. Если так, то смерть Лионеля
Стронга стала несчастливой случайностью, ибо решение его
светлости проводить сына обратно в Харренхолл оказалось
непредугаданным.
Лорд Стронг был десницей короля, и Визерис полагался
на его силу и мудрость. Его милость дожил до сорока трех лет
и изрядно раздобрел. Он не обладал уже той силой, что
свойственна человеку молодому, и страдал подагрой и болями
в суставах и в спине, а также стеснением в груди, что
подступало и отступало, оставляя его нередко с багровым
лицом и одышкой. Правление королевством было делом
нелегким; король нуждался в сильном, толковом деснице,
способном взвалить на свои плечи часть его бремени.
Недолгое время он помышлял послать за принцессой
Рейнирой. Кто возможет лучше других править с ним вместе,
если не дочь, которую он видел своей преемницей на
Железном троне? Но сие означало бы возвращение принцессы
и ее сыновей в Королевскую Гавань, где нового столкновения
с королевой и ее собственными детьми было не избежать.
Подумывал Визерис и о своем брате, пока не вспомнил о
прошлых пребываниях принца Деймона в Малом совете.
Великий мейстер Меллос советовал привлечь кого-нибудь
помоложе и называл некоторые имена, однако его милость
избрал привычное, призвав ко двору сира Отто Хайтауэра,
466

отца королевы, прежде уже исполнявшего сию службу и при

Визерисе, и при Старом короле.
Но едва сир Отто прибыл в Красный замок, дабы принять
обязанность десницы, как до двора дошла весть, что принцесса
Рейнира повторно вышла замуж, взяв в супруги своего дядю,
Деймона Таргариена. Принцессе было двадцать три, принцу
Деймону – тридцать девять.
Известие сие возмутило всех: короля, двор,
простонародье. Не прошло и полугода после кончины жены
Деймона и мужа Рейниры, в гневе заявил его милость; столь
поспешная свадьба оскорбляла их память. Бракосочетание
совершили на Драконьем Камне, внезапно и тайно. Септон
Юстас утверждает: Рейнира сознавала, что отец никогда не
одобрит сей брак, и торопилась выйти замуж, дабы он не
возмог тому воспрепятствовать. Грибок предлагает иное
объяснение: принцесса снова была в тягости и не желала
рожать бастарда.
Таким образом, тот страшный 120 год от З.Э. завершился
так же, как и начался – родовыми муками. Для принцессы
Рейниры вынашивание ребенка имело более счастливый
исход, нежели для леди Лейны. В конце года она дала жизнь
сыну – маленькому, но крепенькому белолицему младенцу-
принцу с лиловыми глазами и светлыми серебристыми
волосами. Рейнира нарекла его Эйгоном. У Деймона наконец-
то появился сын, кровь от его крови... и, в отличие от троих
своих единокровных братьев, сей новоявленный принц был
несомненным Таргариеном.
В Королевской Гавани, однако же, королева Алисента
впала в великий гнев, узнав, что дитя назвали Эйгоном. Она
сочла сие непочтительностью к своему собственному сыну
Эйгону... согласно «Свидетельствам Грибка», так оно и было 7.

7
Далее, дабы избежать смешения двух принцев, мы будем именовать сына
королевы Алисенты Эйгоном Старшим, а сына принцессы Рейниры –
Эйгоном Младшим.
 467

По справедливости, 122 году от З.Э. долженствовало

стать радостным для дома Таргариенов. Принцесса Рейнира
вновь оказалась на родильном ложе и подарила своему дяде
Деймону второго сына, получившего имя Визерис в честь
деда. Ребенок, пусть и меньшей величины, и не столь крепкий,
как его брат Эйгон и единокровные братья Веларионы,
оказался наиболее даровитым из всех... хотя неким зловещим
образом драконье яйцо, что положили ему в колыбель, так и не
проклюнулось. Зеленые приняли сие за дурное
предзнаменование и не стеснялись рассуждать о том вслух.
Позднее в том же году в Королевской Гавани снова
играли свадьбу. Следуя древней традиции дома Таргариенов,
король Визерис женил своего сына Эйгона Старшего на своей
дочери Хелейне. Жених, юнец пятнадцати лет от роду,
ленивый и довольно угрюмый, как сообщает нам септон
Юстас, имел, однако же, более чем здоровые желания, будучи
ненасытен за трапезой и склонен наливаться элем и крепким
вином, а также щипать и тискать любую служанку,
оказавшуюся поблизости. Невесте, его сестре, минуло всего
тринадцать. Полненькая и не столь заметная, как большинство
Таргариенов, Хелейна была милой веселой девушкой, и все
сходились во мнении, что она станет прекрасной матерью.
И она ею стала, причем вскорости. Всего лишь год
спустя, в 123 году от З.Э., четырнадцатилетняя принцесса
произвела на свет двойню: мальчика, которого она нарекла
Джейхейрисом, и девочку, названную Джейхейрой. Теперь у
принца Эйгона есть собственные наследники, радостно
восклицали при дворе зеленые. В колыбель каждому ребенку
положили по драконьему яйцу, и вскоре вылупились двое
детенышей. Но с сими новорожденными близнецами не все
оказалось ладно. Джейхейра была совсем крохотной и плохо
росла. Она не плакала, не улыбалась, не делала ничего, что
свойственно младенцам. Брат ее, хотя и более крупный и
крепкий, тоже не отличался совершенством, которого ожидали
468

от принца-Таргариена, ибо мог похвастаться тем, что имел по

шесть пальцев на левой руке и на обеих ногах.
Ни жена, ни дети не возмогли обуздать плотских
желаний принца Эйгона Старшего. Если верить Грибку, он в
том же году, когда родились его законнорожденные близнецы,
стал отцом двум бастардам: сыну (от девицы, чью невинность
купил на торгах на Шелковой улице) и дочери (от одной из
материнских служанок). А в 127 году от З.Э. принцесса
Хелейна принесла ему второго сына, которого наделили
драконьим яйцом и именем Мейлор. Подрастали и другие
сыновья королевы Алисенты. Принц Эймонд, несмотря на
потерю глаза, под опекой сира Кристона Коля сделался
искусным и грозным бойцом на мечах, но остался диким и
своенравным мальчишкой, вспыльчивым и злопамятным. Из
сыновей королевы наиболее любим всеми был его младший
брат, принц Дейрон, столь же смышленый, сколь и учтивый, и
наиболее пригожий к тому же. В 126 году от З.Э., когда
Дейрону сравнялось двенадцать, его отправили в Старомест,
служить виночерпием и оруженосцем лорду Хайтауэру.
В том же году по ту сторону Черноводного залива
Морского Змея внезапно сразила лихорадка. Пока лорд
Корлис, окруженный мейстерами, возлежал в своей постели,
встал вопрос, кто станет новым Лордом Приливов и
Владетелем Дрифтмарка, если болезнь его одолеет. Оба
законнорожденных его ребенка умерли, и по закону землям и
титулам долженствовало отойти его старшему внуку
Джекейрису... но, поскольку полагали, что Джейс вслед за
матерью взойдет на Железный трон, принцесса Рейнира
убеждала свекра взамен назвать преемником своего второго
сына – Люцериса. У лорда Корлиса также имелось полдюжины
племянников, и старший из них, сир Веймонд Веларион,
возражал, что наследству по справедливости должно отойти
ему... на том основании, что сыновья Рейниры – бастарды от
Харвина Стронга. Принцесса не стала медлить с ответом на
сие обвинение. Она отрядила принца Деймона, дабы захватить
 469

сира Веймонда, ему сняли голову с плеч, а тело скормили

дракону принцессы – Сиракс.
Однако даже тем дело не кончилось. Младшие родичи
сира Веймонда, его жена и сыновья, бежали в Королевскую
Гавань, дабы молить о правосудии и изложить перед королем
и королевой свои притязания. Король Визерис сделался весьма
тучен и красен лицом, и у него едва хватало сил взойти по
ступеням к Железному трону. Его милость выслушал
Веларионов в каменном молчании, а после повелел вырвать
каждому язык.
– Вас предостерегали, – возгласил он, когда их волокли
прочь. – Хватит с меня этой лжи.
Но, спускаясь, его милость оступился и, потянувшись,
дабы удержать равновесие, распорол левую руку до кости
зазубренным клинком, торчавшим из трона. Хотя великий
мейстер Меллос промыл рану прокипяченным вином и
перевязал руку полосками льняной ткани, пропитанными
целебными мазями, у короля вскоре началась лихорадка, и
многие боялись, что он может умереть. Лишь прибытие с
Драконьего Камня принцессы Рейниры изменило ход
событий, ибо с ней приехал ее собственный целитель, мейстер
Герардис, который без промедления удалил его милости два
пальца на руке, дабы спасти ему жизнь. Хотя сие тяжкое
испытание премного изнурило короля Визериса, вскоре он
возобновил правление. Дабы отпраздновать его
выздоровление, в первый день 127 года от З.Э. устроили пир.
И принцессе, и королеве повелели присутствовать вместе
со всеми своими детьми.
В знак дружелюбия каждая из двух женщин облачилась
в цвета другой, и прозвучало множество признаний в любви, к
великому удовольствию короля. Принц Деймон поднял кубок
за сира Отто Хайтауэра, возблагодарив его за верную службу
на посту десницы, а сир Отто в свой черед восхвалил мужество
принца, в то время как дети Алисенты и Рейниры
470

приветствовали друг друга поцелуем и вместе преломили хлеб

за трапезой. Примерно так написано в придворных хрониках.
Однако поздно вечером, после того, как король Визерис
удалился (ибо его милость по-прежнему легко утомлялся), по
словам Грибка, принц Эймонд Одноглазый встал, дабы
провозгласить здравицу за своих племянников-Веларионов,
притворно восхищаясь их каштановыми волосами, карими
глазами... и силой.
– Я никогда не встречал никого сильнее моих милых
племянников, – закончил он. – Так выпьем же до дна за троих
юных костоломов.
Еще позднее, как отмечает шут, Эйгон Старший
оскорбился, когда Джекейрис пригласил его жену Хелейну на
танец. Двое принцев обменялись резкими словами, а могло бы
дойти и до драки, если бы не вмешательство Королевской
гвардии. Известили ли о сих происшествиях короля Визериса,
нам неведомо, но следующим утром принцесса Рейнира и ее
сыновья вернулись в свой замок на Драконьем Камне.
Лишившись пальцев, Визерис I более никогда не садился
на Железный трон. С той поры он избегал тронного зала,
предпочитая принимать просителей в своей горнице, а позднее
– в опочивальне, в окружении мейстеров, септонов и верного
Грибка, единственного, кто все еще мог рассмешить его (как
уверяет сам Грибок).
В скором времени смерть посетила двор еще раз, когда
великий мейстер Меллос упал и умер, взбираясь поздней
ночью по винтовой лестнице. Этот старец всегда был при
дворе голосом разума и неизменно призывал к спокойствию и
примирению каждый раз, когда черные и зеленые
сталкивались друг с другом. К возмущению короля, кончина
человека, которого он называл «моим верным другом», только
подтолкнула две партии к новым распрям.
Принцесса Рейнира желала, чтобы место Меллоса занял
мейстер Герардис, который много лет служил ей на Драконьем
Камне; она заявляла, что это только его искусство врачевателя
 471

спасло жизнь королю, когда Визерис порезал руку о трон.

Королева Алисента, однако, настаивала на том, что принцесса
и ее мейстер изувечили короля без нужды. Если бы они не
«впутались» в это дело, великий мейстер Меллос, несомненно,
спас бы королю и жизнь, и пальцы. Она призывала произвести
в великие мейстеры некоего Альфадора, в это самое время
находившегося на службе в Высокой башне Хайтауэров.
Визерис, осаждаемый с обеих сторон, не выбрал ни того, ни
другого, напомнив принцессе с королевой, что выбирать не
ему. Это староместская Цитадель избирает великого мейстера,
а не корона. В должный срок Конклав пожаловал
великомейстерскую цепь одному из своих членов,
архимейстеру Орвилю.
Былая сила, как казалось, отчасти вернулась к королю
Визерису, когда ко двору прибыл новый мейстер. Септон
Юстас объясняет это благим действием молитв, но многие
полагают, что зелья и настойки Орвиля принесли более
пользы, нежели излюбленное Меллосом лечение пиявками. Но
улучшение оказалось недолгим; подагра, боль в груди и
одышка по-прежнему причиняли королю страдания. В
последние годы царствования, по мере того как здоровье
подводило монарха, Визерис оставлял все больше
государственных дел деснице и Малому совету.
Возможно, нам стоит рассказать подробнее о членах
Малого совета в канун великих событий 129 года от З.Э., ибо
им было суждено сыграть большие роли в надвигающейся
трагедии.
Десницей короля, как и прежде, был сир Отто Хайтауэр,
отец королевы и дядя лорда Староместа. Великий мейстер
Орвиль вошел в совет совсем недавно и, как считалось, не
склонялся ни на сторону черных, ни на сторону зеленых.
Однако же лордом-командующим Королевской гвардии по-
прежнему был сир Кристон Коль, и в его лице принцесса
Рейнира имела злейшего врага. Мастером над монетой был
престарелый лорд Лиман Бисбери, занимавший эту должность
472

почти беспрерывно еще со времен Старого короля. Были в

совете члены и помладше – лорд-адмирал и мастер над
кораблями сир Тиланд Ланнистер, брат лорда Утеса Кастерли,
и лорд-дознаватель и мастер над шептунами Ларис Стронг,
лорд Харренхолла. Последним седьмым членом совета был
лорд Джаспер Уайлд, мастер над законами, известный среди
народа под прозвищем «Железный Посох». (Септон Юстас
отмечает, что лорд Уайлд заслужил это прозвание своей
несгибаемостью во всех делах, касающихся закона. Грибок,
однако, уверяет, что Железным Посохом лорда прозвали за
крепость мужского члена: мастер над законами прижил

Рисунок 44. Последний вечер в жизни короля Визериса I Таргариена,

проведенный им с внуками, принцем Джейхейрисом, принцессой Джейхейрой
и принцем Мейлором, а также с матерью детей, принцессой Хелейной.
 473

двадцать девять детей от четырех жен, и последняя из них

скончалась от истощения сил).
Семь Королевств встречали 129 год после Завоевания
Эйгона кострами, пирами и кутежами, а король Визерис I
Таргариен становился все слабее. Боль в его груди сделалась
столь мучительной, что он уже не возмогал всходить по
ступеням, и его приходилось носить по Красному замку в
кресле. К началу второй луны года его милость потерял всякий
аппетит и правил страной из постели... когда у него вообще
хватало сил править. Чаще он поручал государственные дела
своему деснице, сиру Отто Хайтауэру.
А тем временем на Драконьем Камне принцесса Рейнира
вновь ожидала дитя. Она также слегла в постель.
На третий день третьей луны 129 года от З.Э. принцесса
Хелейна привела троих своих детей навестить короля в его
покоях. Близнецам Джейхейрису и Джейхейре было по шесть
лет, их брату Мейлору всего два. Его милость дал малышу
поиграть жемчужным кольцом со своего пальца и поведал
близнецам историю о том, как их прапрадед и тезка король
Джейхейрис полетел на драконе к северу от Стены, дабы
сокрушить великое воинство одичалых, великанов и варгов.
Хотя дети уже и слышали этот рассказ с десяток раз прежде,
внимали они прилежно. После сего король отослал их прочь,
сославшись на усталость и тяжесть в груди. Затем Визерис из
дома Таргариенов, первый сего имени, король андалов,
ройнаров и Первых людей, владыка Семи Королевств и
Защитник Державы, закрыл глаза и отошел ко сну. Он более не
проснулся. Ему было от роду пятьдесят два года; он властвовал
над большей частью Вестероса двадцать шесть лет.
После того разразилась буря, и драконы начали свой
танец.
474

Погибель драконов – Черные и

зеленые
«Танец Драконов» – столь выспренного именования
удостоилась яростная междоусобная борьба за Железный трон
Вестероса, которую вели две враждующие ветви дома
Таргариенов в 129-131 годах от З.Э. Нам представляется до
нелепости неуместным именовать «танцем» темные, бурные и
кровавые деяния той эпохи. Намного бы вернее
придерживаться названия «Погибель драконов», но традиции,
время и великий мейстер Манкан выжгли более поэтический
оборот на страницах истории, а потому нам придется
танцевать вместе со всеми прочими.
По смерти короля Визериса I Таргариена обнаружились
два основных притязателя на Железный трон: дочь Визериса
Рейнира, единственное выжившее дитя от первого брака, и
Эйгон, старший сын от второй супруги. В хаосе и
кровопролитии, порожденных их соперничеством, заявляли о
своих правах и другие короли – самозваные; подобно
лицедеям на подмостках, они хорохорились недели две или
луну – и все лишь для того, чтобы пасть столь же скоро, сколь
и вознеслись.
Танец разделил Семь Королевств надвое: лорды, рыцари
и простой люд выказали поддержку одной стороне либо
другой – и обратили оружие друг против друга. Даже сам дом
Таргариенов разделился, ибо каждый из соперников втянул в
войну родню, детей и свойственников. За два года
противоборства пало многое множество великих лордов
Вестероса, а в равной же степени их знаменосцев, рыцарей и
простых подданных. Хотя королевский род пережил войну,
она изрядно подорвала мощь Таргариенов, а число драконов –
последних в мире – значительно уменьшилось.
Танец оказался войной особого рода, не похожей на
любое иное противостояние во всей долгой истории Семи
 475

Королевств. Да, войска выступали в поход и сходились в

яростной сече. Однако значительная часть битв велась на воде
и особенно в воздухе, когда дракон бился с драконом зубами,
когтями и пламенем. В равной степени эту войну отметили
коварство, смертоубийство и предательство; ее вели
кинжалами, ложью и ядом в темных углах и на ступенях
лестниц, в палатах совета и дворах замков.
Вражда, что долгое время тлела, вспыхнула ярким
пламенем на третий день третьей луны 129 года после З.Э. В
тот день в Красном замке Королевской Гавани больной,
прикованный к постели король Визерис I Таргариен сомкнул
глаза, чтобы вздремнуть, и умер, так и не проснувшись. Тело
обнаружил слуга в час нетопыря, ибо тогда король имел
обыкновение выпивать чашу вина с пряностями. Слуга
бросился с донесением к королеве Алисенте, чьи покои
находились под королевскими.
Септон Юстас, описавший эти события несколько лет
спустя, указывает, что слуга передал свою страшную весть
только королеве и лишь ей одной, не поднимая при том
всеобщей тревоги. Юстас полагает, что поведение слуги не
было случайным: по его словам, кончины его милости уже
некоторое время ожидали, и королева Алисента и ее партия,
так называемые «зеленые», заранее приняли меры, разъяснив
всем стражникам и слугам Визериса, что им надлежит делать
в день смерти короля.
(Карлик Грибок предполагает более зловещий поворот:
якобы ее милость Алисента сама ускорила кончину короля
Визериса, добавив щепотку яда в его пряное вино. Следует
отметить, что в ночь смерти его милости самого Грибка в
столице не было, поскольку тот служил принцессе Рейнире на
Драконьем Камне).
Королева Алисента тотчас же отправилась в монаршую
опочивальню в сопровождении сира Кристона Коля, лорда-
командующего Королевской гвардии. Как только они
удостоверились, что Визерис отошел с миром, ее милость
476

повелела опечатать покои и приставить к ним охрану. А самого

слугу, нашедшего короля мертвым, взяли под стражу – для
уверенности в том, что слухи не разлетятся. Сир Кристон
вернулся в башню Белого Меча и отправил своих братьев по
гвардии созывать членов Малого совета. Наступил час совы.
В те времена, как и сейчас, присяжное братство
Королевской гвардии состояло из семи рыцарей, мужей
испытанной верности и несомненной доблести, принесших
торжественную клятву посвятить свою жизнь делу защиты
короля и его ближних. Лишь пятеро из белых плащей
находились в Королевской Гавани на момент смерти Визериса:
это был сам сир Кристон, сир Аррик Каргилл, сир Рикард
Торн, сир Стеффон Дарклин и сир Уиллис Фелл. Сир Эррик
Каргилл (брат-близнец сира Аррика) и сир Лорент Марбранд
не участвовали в происходящем. Они пребывали с принцессой
Рейнирой на Драконьем Камне и не ведали о том, что их братья
по оружию вышли в ночь и подняли из постелей членов
Малого совета.
Совет собрался в Твердыне Мейгора, в покоях королевы.
О том, что было сказано и сделано той ночью, имеется
множество свидетельств. Вне всякого сомнения, самым
подробным и значимым из таковых является «Танец драконов:
доподлинное изложение» великого мейстера Манкана. Хотя
Манкан создал свой исчерпывающий труд через поколение и
никак не раньше, однако же он опирался на множество
разнообразных источников, в том числе хроники мейстеров,
мемуары, донесения стюардов и записи бесед со ста сорока
семью свидетелями великих событий того времени – тех, кто
еще оставался в живых. Его отчет о событиях при дворе
опирается на исповедь великого мейстера Орвиля, которую тот
сделал в ожидании своей казни. В отличие от Грибка и септона
Юстаса, чьи версии проистекают из сплетен, слухов и
семейных баек, великий мейстер самолично присутствовал на
том самом первом заседании, сам принимал участие в
обсуждениях... Хотя надо признать, что в те дни, когда велись
 477

записи, Орвиль весьма желал показать себя в выгодном свете

и снять с себя любую вину за все случившееся позже.
Возможно, из-за того «Доподлинное изложение» Манкана
рисует его предшественника в излишне благоприятном свете.
Вот кто собрался в покоях королевы, пока наверху
остывало тело ее лорда-супруга: сама королева Алисента; отец
ее сир Отто Хайтауэр, десница короля; сир Кристон Коль,
лорд-командующий Королевской гвардии; великий мейстер
Орвиль; лорд Лиман Бисбери, мастер над монетой, старик
восьмидесяти лет; сир Тиланд Ланнистер, мастер над
кораблями, родной брат лорда Утеса Кастерли; Ларис Стронг,
прозванный Ларисом Косолапым, лорд Харренхолла и мастер
над шептунами; и лорд Джаспер Уайлд, прозванный
Железным Посохом, мастер над законами. В своем
«Доподлинном изложении» великий мейстер Манкан называет
собравшихся «зеленым советом».

Рисунок 45. Ночь после смерти короля Визериса I. Первый зеленый совет:
сир Тиланд Ланнистер; сир Кристон Коль, лорд-командующий Королевской
гвардии; сир Отто Хайтауэр, десница короля; королева Алисента; великий
мейстер Орвиль; лорд Ларис Стронг, лорд Джаспер Уайлд.
478

Великий мейстер Орвиль открыл заседание

перечислением обычных обязанностей и дел, которые
полагалось исполнить по смерти короля. Он объявил:
– Надобно призвать септона Юстаса, чтобы тот совершил
последние таинства и помолился за упокой души его милости.
Также нужно без промедления отправить ворона на Драконий
Камень – известить принцессу Рейниру о кончине ее отца.
Возможно, ее милость королева изволит написать послание и
смягчить горестную весть несколькими словами
соболезнования? Колокола всегда звонят, чтобы объявить о
смерти короля, кто-то должен о том позаботиться, и, конечно
же, мы должны начать подготовку к коронации королевы
Рейниры...
На этом сир Отто Хайтауэр резко прервал Орвиля:
– Все перечисленное придется отложить, пока не
разрешится вопрос престолонаследия.
Будучи десницей, сир Отто был полномочен говорить
голосом короля, даже восседать на Железном троне в его
отсутствие. Визерис даровал ему право властвовать над Семью
Королевствами, и таковой власти предстояло длиться «до той
поры, пока не будет коронован наш новый король».
И тут кто-то сказал:
– Пока не будет коронована наша новая королева.
По мнению великого мейстера Манкана, то были слова
Орвиля, прозвучавшие спокойно, точно мелкая поправка.
Грибок и септон Юстас настаивают, что это сказал лорд
Бисбери, причем довольно язвительным тоном.
– Король, – возразила королева Алисента. – По
справедливости Железный трон должен перейти к старшему
законнорожденному сыну его милости.
Последовавший за тем спор продолжался всю ночь до
рассвета, как сообщает нам великий мейстер Манкан. И
Грибок, и септон Юстас с ним согласны. По их словам, один
лишь лорд Бисбери говорил в защиту прав принцессы
Рейниры. Престарелый мастер над монетой, служивший
 479

королю Визерису в течение большей части его правления, а до

того и деду Визериса, Старому королю Джейхейрису,
напомнил совету, что Рейнира старше своих единокровных
братьев; что в ней больше крови Таргариенов; что покойный
король сам избрал ее своей наследницей; что Визерис
неоднократно отказывался изменить порядок
престолонаследия, невзирая на мольбы королевы Алисенты и
ее зеленой партии; что сотни лордов и ленных рыцарей в 105
году склонились перед принцессой и торжественно поклялись
защищать ее права. (Рассказ великого мейстера Орвиля
отличается лишь тем, что он вкладывает многие из этих
доводов в собственные уста, а не в уста лорда Бисбери. Мы же
увидим, что последующие события покажут, как было на
самом деле).
Но все слова разбились о глухую стену. Сир Тиланд
указал, что многие из лордов, поклявшихся защищать право
наследования принцессы Рейниры, уже давно скончались:
– Прошло ведь уже двадцать четыре года. Сам я
подобной клятвы не приносил – я в то время был еще
ребенком.
Железный Посох, мастер над законами, сослался на
Великий совет 101 года и выбор Старого короля в пользу
Бейлона, а не Рейнис, в 92 году, затем пространно рассуждал
об Эйгоне Завоевателе и его сестрах, и о священной
андальской традиции, по которой права законнорожденного
сына всегда выше прав всего лишь дочери. Сир Отто напомнил
им, что супруг Рейниры – не кто иной, как принц Деймон:
– Мы все знаем его натуру. Несомненно, как только
Рейнира сядет на Железный трон, править нами будет Лорд
Блошиного Конца, король-супруг еще более неумолимый и
жестокий, нежели когда-либо был Мейгор. Не сомневаюсь, что
мне первому отрубят голову, но ваша королева и моя дочь
вскоре последует за мной.
Деснице вторила королева Алисента:
480

– Они не пощадят и моих детей. Эйгон и его братья –

законнорожденные сыновья короля, обладающие большими
правами на престол, нежели выводок ее бастардов. Деймон
отыщет какой-нибудь предлог предать смерти всех. Даже
Хелейну с ее малышами. Нельзя забывать, что один из этих
Стронгов лишил Эймонда глаза. Верно, в то время он был
мальчиком, но из мальчика вырастает мужчина, а все бастарды
по сути своей – чудовища.
Высказался и сир Кристон Коль. Он напомнил совету –
если принцесса примет власть, после нее будет править
Джекейрис Веларион:
– Да спасут Семеро нашу державу, если мы посадим
бастарда на Железный трон!
После того Коль говорил и о распутстве Рейниры, и о
бесчестии ее супруга.
– Они превратят Красный замок в бордель. Ничья дочь
не будет в безопасности, ничья жена. Даже мальчики... мы
знаем, кем был Лейнор.
Не отмечено ни единое слово, которое лорд Ларис
Стронг вымолвил бы за все время споров, однако в том нет
ничего необычного. Хоть и бойкий на язык, когда надобно,
мастер над шептунами берег свои слова, ровно скряга –
монеты, предпочитая не говорить, но слушать.
– Если мы поступим так, дело неизбежно закончится
войной, – предупредил совет великий мейстер Орвиль, как
записано в «Доподлинном изложении». – Принцесса не станет
покорно стоять в стороне, и у нее есть драконы.
– И друзья, – объявил лорд Бисбери. – Люди чести,
которые не забудут обетов, принесенных ей и ее отцу. Я стар,
но не настолько, чтобы смиренно сидеть здесь, пока подобные
вам замышляют украсть принадлежащую ей корону.
Сказав так, он встал, желая выйти вон.
По части последующих событий наши источники
решительно не сходятся.
 481

Великий мейстер Орвиль утверждает, что лорда Бисбери

задержали у дверей по приказу сира Отто Хайтауэра и отвели
в подземелья. Будучи заключенным в темницу, он со временем
простудился и умер, не дождавшись суда.
Септон Юстас рассказывает иначе. По его описанию, сир
Кристон Коль толкнул лорда Бисбери обратно в кресло и
рассек ему горло кинжалом. Грибок также обвиняет сира
Кристона в смерти его светлости, но, если доверять шуту,
Коль, подняв старца за ворот, выбросил того в окно. Бисбери
погиб, напоровшись на железные пики, которыми было усеяно
дно сухого рва.
Все три хрониста едины в одном: первая кровь, пролитая
в Танце Драконов, принадлежала лорду Лиману Бисбери,
мастеру над монетой и лорду-казначею Семи Королевств.
Никаких иных возражений после его смерти не
последовало. Остаток ночи прошел в обдумывании коронации
нового короля (все согласились, что дело должно свершиться
как можно быстрее) и составлении списков возможных
союзников и предполагаемых противников на тот случай, если
принцесса Рейнира откажется признавать восшествие Эйгона.
Пока принцесса пребывала на Драконьем Камне в ожидании
родов, «зеленые» королевы Алисенты пользовались
преимуществом; чем дольше Рейнира оставалась в неведении
о смерти короля, тем дольше она не начнет действовать.
Согласно Грибку, королева Алисента тогда понадеялась, что-
де, возможно, «та шлюха помрет родами».
Ни один ворон не вылетел той ночью. Не зазвонил ни
один колокол. Слуг, знавших о кончине короля, заточили в
темницы. На сира Кристона Коля возложили обязанность взять
под стражу оставшихся при дворе «черных»: тех лордов и
рыцарей, кто мог склониться на сторону принцессы Рейниры.
– Не чините им зла, если они не окажут сопротивления, –
повелел сир Отто Хайтауэр. – Те, кто преклонит колена и
присягнет на верность королю Эйгону, не пострадают от
наших рук.
482

– А те, кто так не поступит? – спросил великий мейстер

Орвиль.
– Изменники, – отрезал Железный Посох, – и придется
им умереть смертью изменников.
И тогда лорд Ларис Стронг, мастер над шептунами,
заговорил в первый и единственный раз:
– Да будем мы первыми, кто поклянется, чтобы не
оказалось изменников и среди нас, – и, обнажив свой кинжал,
Косолапый провел им поперек ладони. – Я требую клятву
крови, что свяжет всех нас вместе, сделав братьями до смерти.
Так что каждый из заговорщиков полоснул сталью по
своей ладони и пожал руку другим, присягнув кровному
братству. Королеву Алисенту единственную из них
освободили от принесения клятвы, ибо она была женщиной.
Над городом уже разгорелся рассвет, когда Алисента
повелела Королевской гвардии привести в совет ее сыновей
Эйгона и Эймонда. (Принц Дейрон, самый младший и кроткий
из ее детей, находился в Староместе, где служил оруженосцем
лорду Хайтауэру).
Одноглазого принца Эймонда, на тот день
девятнадцатилетнего, отыскали в оружейной. Он облачался в
кольчугу и латы для утренних занятий во дворе замка.
– Теперь Эйгон король? – спросил принц сира Уиллиса
Фелла. – Или нам придется преклонить колени и целовать
щель старой шлюхи?
Принцесса Хелейна завтракала со своими детьми, когда
Королевская гвардия пришла к ней... Но когда ее спросили о
местонахождении принца Эйгона, ее брата и мужа, она
ответила только:
– Он не в моей постели, можете быть уверены. Если
желаете, можете поискать под одеялами.
Принц Эйгон был занят «своими игрищами», как
туманно отмечает Манкан в «Доподлинном изложении». А в
«Свидетельстве Грибка» утверждается, будто сир Кристон
нашел молодого короля пьяным и голым на каком-то подобии
 483

арены, в крысиной яме Блошиного Конца, где два

беспризорника с подпиленными зубами грызли и рвали друг
друга для его развлечения, в то время как девушка не старше
двенадцати лет ублажала его своим ртом. Однако давайте
сочтем столь омерзительную картину порождением Грибка,
который всегда был Грибком, и вместо того примем во
внимание слова септона Юстаса.
Хотя честный септон признает, что принц Эйгон, когда
его отыскали, был с любовницей, однако же он уверяет, что
девушка была дочерью богатого торговца, и к ней хорошо
относились. Более того, принц поначалу отказывался
становиться частью замысла своей матери. По свидетельству
Юстаса, принц будто бы говорил:
– Наследница – моя сестра, отнюдь не я. Какой же брат
крадет права своей сестры?
Эйгон заколебался лишь после того, как сир Кристон
убедил наследника, что принцесса, надев корону, наверняка
казнит и самого принца, и его братьев:
– Пока хоть один законнорожденный Таргариен жив, ни
один Стронг не может надеяться сесть на Железный трон, –
сказал Коль. – Если Рейнира пожелает передать после себя
власть своим бастардам, у нее не останется иного выбора,
кроме как снять ваши головы с плеч.
Наш кроткий септон настаивает, что только это и ничто
иное сподвигло Эйгона принять корону, предложенную ему
Малым советом.
Пока рыцари Королевской гвардии разыскивали сыновей
королевы Алисенты, другие посланцы вызвали в Красный
замок командующего городской стражей и его капитанов (их
было семеро, каждый возглавлял один из семи гарнизонов
городских ворот). При расспросе пятерых сочли
сочувствующими делу принца Эйгона, а двоих, как и самого
командующего, признали ненадежными, после чего те
оказались в оковах. Новым командующим золотых плащей
назвали сира Лютора Ларджента, самого грозного из этой
484

«пятерки верных». Сир Лютор, будучи почти семи футов роста

и похожий на быка, однажды, по слухам, единым ударом убил
боевого коня. Тем не менее, сир Отто, будучи благоразумным
человеком, позаботился о том, чтобы назвать собственного
сына, сира Гвейна Хайтауэра (брата королевы), заместителем
Ларджента, велев тому посматривать за сиром Лютором,
чтобы не упустить какие-то признаки вероломства.
Сир Тиланд Ланнистер, объявленный мастером над
монетой вместо покойного лорда Бисбери, немедленно начал
действовать, завладев королевской сокровищницей. Золото
короны разделили на четыре части. Одну из них вверили
Железному банку Браавоса, другую под мощной охраной
отослали в Утес Кастерли, третью – в Старомест. Остаток
богатства предназначили для подкупа и даров, а еще для
оплаты наемников в случае нужды. Чтобы заместить сира
Тиланда на должности мастера над кораблями, сир Отто
обратил взор на Железные острова и отправил ворона к
Дальтону Грейджою, прозванному Красным Кракеном,
дерзкому, бесстрашному и кровожадному Лорду-Жнецу Пайка
шестнадцати лет от роду, предложив тому адмиральское
звание и место в совете за его верноподданство.
Прошел день, за ним другой. Ни септонов, ни
Молчаливых Сестер не призвали в опочивальню, где лежало и
разлагалось раздутое тело короля Визериса. Не зазвонил ни
один колокол. Вороны вылетели, но не на Драконий Камень.
Вместо того они направились в Старомест и Утес Кастерли, в
Риверран и Хайгарден, и ко многим другим лордам и рыцарям,
которые, как королева Алисента имела причины думать, могли
питать приязнь к ее сыну.
Извлекли на свет и тщательно изучили анналы Великого
совета 101 года. Взяли на заметку, какие лорды поддержали
тогда Визериса, а какие – Рейнис, Лейну или Лейнора.
Собравшиеся лорды отдали предпочтение наследнику-
мужчине перед женщиной с перевесом двадцать к одному,
однако же имелись и несогласные. Такие дома с наибольшей
 485

вероятностью окажут поддержку Рейнире, дойди дело до

войны. Сир Отто счел, что принцесса заполучит Морского
Змея со всеми его кораблями и, вероятно, других лордов
восточного побережья: прежде всего – лордов Бар-Эммона,
Масси, Селтигара и Крэбба; возможно, даже Вечернюю Звезду
Тарта. То были силы невеликие, за исключением Веларионов.
Северяне более внушали опасения: в Харренхолле Винтерфелл
высказался в пользу Рейнис, как и знаменосцы лорда Старка,
Дастин из Барроутона и Мандерли из Белой Гавани. И на дом
Арренов нельзя было положиться, ибо в Орлином Гнезде ныне
правила женщина – леди Джейн, Дева Долины, чьи права в
случае отстранения принцессы Рейниры также становились
сомнительными.
Наивеличайшей опасностью виделся Штормовой
Предел, ибо дом Баратеонов всегда был преданным
сторонником притязаний принцессы Рейнис и ее детей. Хотя
старый лорд Боремунд скончался, его сын Боррос
воинственностью даже превосходил отца; не приходилось
сомневаться, что малые штормовые лорды последуют за ним,
куда бы тот ни повел их.
– Значит, нужно позаботиться, чтобы лорд Боррос привел
всех к нашему королю, – заключила королева Алисента, после
чего послала за своим вторым сыном.
Таким образом, в Штормовой Предел в тот день
отправился не ворон, но Вхагар, наистарейшая и
наигромаднейшая изо всех драконов Вестероса. На ее спине
восседал принц Эймонд Таргариен – с сапфиром на месте
отсутствующего глаза. Сир Отто, дед Эймонда, указал принцу,
прежде чем тот вылетел:
– Твоя цель – добиться руки одной из дочерей лорда
Баратеона. Сгодится любая из четверых. Очаруй девушку и
заключи брак, и лорд Боррос предоставит твоему брату
штормовых лордов. А если подведешь...
– Я не подведу, – хвастливо ответил Эймонд. – Эйгон
получит Штормовой Предел, а я – девицу.
486

Ко времени отбытия принца Эймонда смрад из

опочивальни покойного короля растекся по всей Твердыне
Мейгора, и множество диких историй и слухов разошлось по
двору и замку. Темницы под Красным замком поглотили столь
многих людей, заподозренных в неблагонадежности, что
исчезновениями заинтересовался даже верховный септон. В
письме, присланном из Звездной септы Староместа, он
спрашивал о некоторых из пропавших. Сир Отто Хайтауэр,
наидотошнейший из людей, когда-либо занимавших пост
десницы, желал для приготовлений большего времени, но
королева Алисента понимала, что откладывать далее нельзя.
Принц Эйгон устал от скрытности. Он требовал у матери
ответа:
– Король я или нет? Если король, то коронуйте меня.
Перезвон колоколов, возвестивший завершение
правления, раздался на десятый день третьей луны 129 года
после З.Э. Великому мейстеру Орвилю, наконец, дозволили
разослать воронов, и черные птицы поднялись в воздух
сотнями, неся во все уголки королевства новость о
восхождении Эйгона на трон. Послали за Молчаливыми
Сестрами, чтобы подготовить тело к сожжению. Всадники на
бледных конях понесли весть людям Королевской Гавани,
выкрикивая:
– Король Визерис мертв, да здравствует король Эйгон!
Как пишет Манкан, заслышав те крики, одни радовались,
другие плакали, но по большей части народ лишь молча и
настороженно смотрел, сбитый с толку. А время от времени
раздавались голоса, восклицавшие:
– Да здравствует наша королева!
Тем временем шли спешные приготовления к коронации,
местом проведения которой избрали Драконье Логово.
Каменные сидения под его исполинским куполом могли
вместить восемьдесят тысяч человек; а толстые стены, прочная
крыша и мощные бронзовые двери Логова позволяли
оборонять его, попытайся изменники сорвать торжество. В
 487

Рисунок 46. Сир Кристон Коль коронует Эйгона II Таргариена.

назначенный день сир Кристон Коль возложил железную

с рубинами корону Эйгона Завоевателя на чело старшего сына
короля Визериса и королевы Алисенты, провозгласив его
Эйгоном из дома Таргариенов, вторым этого имени, королем
андалов, ройнаров и Первых людей, владыкой Семи
Королевств и Защитником Державы. Его мать, любимая
простонародьем королева Алисента, увенчала собственной
короной голову Хелейны, супруги и сестры Эйгона.
Расцеловав ее в обе щеки, мать преклонила перед дочерью
колени и, опустив голову, назвала ее «моей королевой».
Можно спорить, сколько именно горожан стало
очевидцами коронации. Великий мейстер Манкан, опираясь на
Орвиля, сообщает нам, что в Драконьем Логове столпилось
более ста тысяч простолюдинов, и крики их были столь
громогласны, что стены сотрясались. Грибок же твердит, что
каменные скамьи были заполнены лишь наполовину.
488

Поскольку верховный септон Староместа был уже излишне

старым и дряхлым для поездки в Королевскую Гавань,
помазать чело Эйгона святыми елеями и благословить его
семью именами бога выпало септону Юстасу.
Кое-кто из присутствовавших, чей глаз был острее,
нежели у других, мог заметить, что рядом с новым королем
находилось лишь четыре белых плаща, а не пять, как ранее.
Прошедшей ночью Эйгон II претерпел первое отступничество:
сир Стеффон Дарклин из Королевской гвардии ускользнул из
города вместе со своим оруженосцем, двумя стюардами и
четырьмя городскими стражниками. Под покровом тьмы они
пробрались через задние ворота к месту, где ожидал рыбачий
ялик, доставивший их на Драконий Камень. Беглецы унесли с
собой украденную корону: обруч из желтого золота,
украшенный семью драгоценными камнями разных цветов,
что носил король Визерис, а до него Старый король
Джейхейрис. Когда принц Эйгон предпочел носить железный
с рубинами венец Завоевателя, чьим именем его нарекли,
королева Алисента велела спрятать корону Визериса под
замок. Стюард же, получивший указание, взамен того сбежал
вместе с драгоценным убором.
После коронования оставшиеся королевские гвардейцы
препроводили Эйгона к его дракону, великолепному созданию
с блиставшей золотом чешуей и нежно-розовыми перепонками
крыльев. Дракона золотого рассвета нарекли именем
Солнечный Огонь. Манкан рассказывает, что король трижды
облетел вокруг города, после чего опустился в стенах
Красного замка. Сир Аррик Каргилл провел его милость в
освещенный факелами Тронный зал, где Эйгон II взошел по
ступеням Железного трона в присутствии тысячи лордов и
рыцарей. Здравицы гремели по всему залу.
На Драконьем Камне криков радости не звучало.
Напротив, по чертогам и лестницам башни Морского Дракона
эхом отдавались вопли. Они исходили из покоев королевы, где
Рейнира Таргариен тужилась и содрогалась в родовых муках
 489

уже третий день. Дитя ожидалось не ранее следующей луны,

но вести из Королевской Гавани привели принцессу в черную
ярость. Неистовство Рейниры, вероятно, и вызвало роды,
будто бы дитя в утробе также было разъярено и стремилось
вырваться наружу. Все время, пока длились роды, принцесса
выкрикивала проклятия, призывая гнев богов на
единокровных братьев и их мать-королеву; она расписывала,
каким пыткам подвергнет их, прежде чем дозволит умереть.
Как утверждает Грибок, она проклинала и еще нерожденного
ребенка, раздирала ногтями свой огромный живот, хотя
мейстер Герардис с повитухой и пытались удержать ее, то и
дело кричала:
– Чудовище, чудовище, выходи, выходи, ВОН, ВОН,
ВОН!
Когда, наконец, дитя явилось на свет, то действительно
узрели чудовище – мертворожденную девочку, искривленную,
неправильно сложенную, с чешуйчатым хвостом, похожим на
обрубок, и дырой в груди на месте, где должно было быть
сердце. Так ребенка описывает Грибок. Карлик утверждает,
что он сам вынес крохотульку на двор, чтобы сжечь. Мертвую
девочку нарекли Висеньей – так объявила принцесса Рейнира
на следующий день, когда маковое молоко притупило остроту
ее боли:
– То была моя единственная дочь, а ее убили. Они украли
у меня корону и погубили дочь. И они за все ответят!
Танец Драконов начался, когда принцесса созвала свой
собственный совет. «Черный совет», как его поименовали в
«Доподлинном изложении», собрался на Драконьем Камне в
противовес «зеленому совету» в Королевской Гавани. Сама
Рейнира председательствовала на нем, она сидела меж ее
дядей и мужем, принцем Деймоном, и ее доверенным
советником, мейстером Герардисом. Там же присутствовали и
три сына Рейниры, хотя ни один из них еще не достиг
совершенных лет (Джейсу исполнилось четырнадцать, Люку
тринадцать, а Джоффри одиннадцать). Там же стояли два
490

королевских гвардейца: сир Эррик Каргилл, близнец сира

Аррика, и сир Лорент Марбранд, рожденный в Западных
землях.
Остальной гарнизон Драконьего Камня составляли три
десятка рыцарей, сотня арбалетчиков и триста латников – это
всегда считалось достаточным для столь могучей крепости.
Принц Деймон угрюмо заметил:
– Как орудие завоевания наше воинство, однако,
оставляет желать лучшего.
Также в черном совете заседало с дюжину малых лордов,
знаменосцев и вассалов Драконьего Камня, в их числе:
Селтигар с Клешни, Стонтон из Грачиного Приюта, Масси из
Камнепляса, Бар-Эммон с Острого Мыса и Дарклин из
Сумеречного Дола. Однако наивеличайшим лордом,
обещавшим принцессе свою поддержку, был Корлис Веларион
с острова Дрифтмарк. Невзирая на то, что Морской Змей был
уже далеко не молод, он любил повторять, что цепляется за
жизнь, «как тонущий матрос за обломок идущего ко дну
корабля. Может, Семеро сохранили меня для вот этого
последнего боя». С лордом Корлисом явилась и его супруга,
принцесса Рейнис, ныне пятидесятипятилетняя. Она
выглядела совсем высохшей, лицо ее покрывали морщины, а в
черных волосах мелькала седина, но принцесса оставалась
столь же неистовой и бесстрашной, как и в свои двадцать два.
«Почти Королева» – так называет ее Грибок. («Что уж такое
было у Визериса, чего не было у нее? Маленькая сосиска? Это
все, что нужно, чтобы стать королем? Тогда пускай правит
Грибок. Моя сосиска в три раза больше»).
Заседавшие в черном совете считали себя
верноподданными, но прекрасно знали, что Эйгон II объявит
их изменниками. Каждый уже получил вызов из столицы с
требованием явиться в Красный замок, чтобы принести клятву
верности новому королю. Все их войска в совокупности не
сравнились бы с силами, которые могли выставить против них
одни только Хайтауэры. У зеленых Эйгона имелись также и
 491

другие преимущества. Старомест, Королевскую Гавань и

Ланниспорт считали наивеличайшими и богатейшими
городами в государстве, и во всех главенствовали сторонники
зеленых. Эйгону принадлежал каждый зримый символ
законности. Он восседал на Железном троне. Он жил в
Красном замке. Он носил корону Завоевателя, владел мечом
Завоевателя и был помазан септоном Святой Веры под
взорами десятков тысяч. Великий мейстер Орвиль ходил в его
советниках, и сам лорд-командующий Королевской гвардии
возложил корону на его царственное чело. К тому же старший
сын Визериса был мужчиной, что в глазах многих делало его
законным королем, а единокровную сестру Эйгона –
узурпаторшей.
Против всего перечисленного преимущества Рейниры
были невелики. Кое-кто из лордов постарше мог еще
вспомнить о клятвах, которые те приносили в день, когда
Рейниру назвали принцессой Драконьего Камня и
наследницей отца. То было время, когда принцесса была равно
любима и высокородными, и простонародьем, когда ее
величали Отрадой Королевства. Немало молодых лордов и
благородных рыцарей искало ее благосклонности тогда... Но
сколь многие из них сразились бы за Рейниру ныне, когда она
стала замужней женщиной с постаревшим и раздобревшим от
шести родов телом? На такой вопрос никто не смог бы дать
ответ. Хотя единокровный брат захватил казну их отца,
принцесса имела в своем распоряжении богатство дома
Веларионов, а корабли Морского Змея дали ей перевес на
море. Ее супруг принц Деймон, испытанный и закаленный на
Ступенях, боевым опытом превосходил всех их противников,
вместе взятых. И последнее (но далеко не самое маловажное)
– у Рейниры были ее драконы.
– Как и у Эйгона, – заметил мейстер Герардис.
– У нас их больше, – заявила принцесса Рейнис Почти
Королева, бывшая драконьей всадницей долее всех остальных.
492

– И наши крупнее и сильнее – исключая Вхагар. Здесь, на

Драконьем Камне, они растут лучше всего.
Рейнис перечислила Совету всех драконов. Король
Эйгон владел Солнечным Огнем, великолепным зверем, хотя
и молодым. Эймонд Одноглазый летал на Вхагар, и опасность,
что представляла драконица королевы Висеньи, отрицать
было невозможно. Королева Хелейна являлась наездницей
Пламенной Мечты, которая некогда носила сквозь облака
сестру Старого короля Рейну. Принцу Дейрону принадлежала
Тессарион, чьи крылья были темно-синими ровно кобальт, а
когти, гребень и чешуя на брюхе сияли, как чеканная медь.
– Всего четыре дракона боевой величины, – заключила
Рейнис. Близнецы королевы Хелейны также обладали
драконами, но те пока были детенышами; а у младшего сына
узурпатора Мейлора и вовсе имелось только яйцо.
Против этих драконов принц Деймон мог выставить
Караксеса, а принцесса Рейнира – Сиракс, зверей великих и
грозных. Караксес особенно ужасал, к тому же после Ступеней
он стал привычен к огню и крови. Все три сына Рейниры от
Лейнора Велариона были драконьими всадниками; их драконы
Вермакс, Арракс, и Тираксес с годами становились все
крупнее. Эйгон Младший, старший из двух сыновей Рейниры
от принца Деймона, повелевал юным драконом Грозовое
Облако – хотя принцу еще только предстояло оседлать его.
Визерис, самый младший из братьев, не расставался со своим
яйцом. Драконица принцессы Рейнис, Мелеис Красная
Королева, обленилась, но, будучи во гневе, все одно внушала
страх. Близнецы принца Деймона, рожденные от Лейны
Веларион, также могли стать наездницами. Драконица Бейлы,
изящная бледно-зеленая Лунная Плясунья, вскоре должна
была дорасти до возможности носить на спине девочку. Из
яйца ее сестры Рейны проклюнулось хилое создание,
испустившее дух спустя немногие часы после выхода на свет.
Однако у Сиракс недавно появилась новая кладка, и одно из
тех яиц отдали Рейне. Говорили, что девочка спала с ним
 493

каждую ночь, молясь о драконе, сравнимом с Лунной

Плясуньей.
Сверх того, еще шесть драконов обустроили свои
логовища в дымных пещерах Драконьей горы,
возвышающейся над замком. То были: Среброкрылая, в
старину летавшая под седлом Доброй королевы Алисанны;
Морской Туман, светло-серый зверь, гордость и страсть
покойного сира Лейнора Велариона; древний Вермитор, не
знавший седла со дня смерти короля Джейхейриса. А на
дальнем склоне горы обитали три диких дракона. Они не были
приручены и никогда не носили всадника, будь то ныне
живущий человек или уже скончавшийся. Простолюдины
нарекли их Овцекрадом, Серым Призраком и Каннибалом.
– Стоит отыскать всадников для Среброкрылой,
Вермитора и Морского Тумана, и у нас будет девять драконов
против четырех у Эйгона. Если оседлать их диких родичей, у
нас будет двенадцать, даже без Грозового Облака, – отметила
принцесса Рейнис. – Вот так мы войну и выиграем.
Лорды Селтигар и Стонтон с ней согласились. Эйгон
Завоеватель и его сестры доказали, что перед пламенем и
кровью не смогут устоять ни рыцари, ни ратники. Селтигар
убеждал принцессу не медлить, вылететь к столице и оставить
от города пепел и кости.
– Да какая же нам от того польза, милорд? – потребовал
ответа Морской Змей. – Мы хотим править городом, а не
сжигать его дотла.
– А до пожаров и не дойдет, – настаивал Селтигар. –
Узурпатору не останется выбора, кроме как выставить против
нас своих драконов. Наши девять неизбежно сокрушат его
четверых.
– И какой же ценой? – поинтересовалась принцесса
Рейнира. – Напомню вам, что на трех драконах вылетели бы
мои сыновья. И нас будет никак не девять против четырех. Еще
какое-то время я буду недостаточно здорова для полетов. И кто
оседлает Среброкрылую, Вермитора и Морского Тумана? Вы,
494

милорд? Не думаю. Получится лишь пять против четырех, и

одной из четверки будет Вхагар. Отнюдь не преимущество.
Как ни странно, принц Деймон согласился со своей
женой.
– На Ступенях мои враги научились бежать и прятаться,
едва завидев крылья Караксеса или заслышав его рев... однако
же, у них не имелось своих драконов. Человеку непросто стать
драконоборцем. Но драконы могут убивать себе подобных, и
убивают – это вам подтвердит любой мейстер, изучавший
историю Валирии. Против драконов узурпатора наших я
выставлю лишь при отсутствии иного выбора. Ими можно
распорядиться и иначе. Более разумно…
Затем принц изложил черному совету собственные
замыслы. Рейнире надлежит короноваться в ответ на
коронацию Эйгона. А после они разошлют воронов и призовут
лордов Вестероса объявить о своей преданности истинной
королеве.
– Прежде чем переходить к битвам, нам стоит повести
войну словами – заявил принц. Деймон настаивал, что ключ к
победе находится у лордов великих домов, ибо их знаменосцы
и вассалы последуют туда, куда их поведут. Эйгон Узурпатор
завоевал верность Ланнистеров с Утеса Кастерли. Лорд
Тирелл из Хайгардена еще не вышел из пеленок, а мать
малыша, будучи его регентом, вероятнее всего, поведет
Простор за своими излишне могущественными знаменосцами
Хайтауэрами… но прочим великим лордам королевства еще
только предстояло высказаться.
– Штормовой Предел выступит на нашей стороне, –
сказала принцесса Рейнис. В ней самой имелась кровь
Баратеонов – по линии матери, и покойный лорд Боремунд
всегда был наивернейшим другом Почти Королевы.
У принца Деймона имелись весомые причины надеяться,
что и Дева Долины также приведет Орлиное Гнездо на их
сторону. Эйгон, несомненно, будет искать поддержку на
Пайке, рассудил он; только с привлечением Железных
 495

островов Эйгон может надеяться превзойти силу дома

Велариона на море. Но железнорожденные, как известно,
непостоянны, а Дальтон Грейджой любит кровь и битву; так
что будет несложно убедить его поддержать принцессу.
По мнению совета, северяне не сыграют роли в
нынешнем противостоянии: их земли слишком далеко. К тому
времени, когда Старки соберут знамена и двинутся на юг,
война вполне может и завершиться. Оставались только речные
лорды, известная своей задиристостью братия, управляемая
(по крайней мере, на словах) домом Талли из Риверрана.
– У нас есть друзья в Речных землях, – говорил принц, –
пусть пока и не все они осмеливаются показать свое лицо. Нам
нужна точка опоры на материке – место, где можно собрать
всех. Достаточно большое, чтобы вместить значительное
войско, и достаточно хорошо укрепленное, чтобы сдержать
любую рать, если узурпатор вышлет ее против нас, – и принц
указал лордам на карте. – Вот здесь. В Харренхолле.
На том и пришли к согласию. Принц Деймон на
Караксесе возглавит штурм Харренхолла. Принцесса Рейнира
останется на Драконьем Камне, пока не восстановит свои
силы. Флот Веларионов, отплыв из Дрифтмарка и с
Драконьего Камня, перекроет Глотку, чтобы преградить путь
любому кораблю, идущему через Черноводный залив.
– Нам не хватит военной силы, чтобы взять Королевскую
Гавань штурмом, – сказал принц Деймон. – Но и нашим
противникам нечего надеяться на захват Драконьего Камня. К
тому же Эйгон – зеленый мальчишка, а юнцов легко
раззадорить. Может статься, мы сможем принудить его к
опрометчивому нападению.
Морской Змей возглавит флот, тогда как принцесса
Рейнис полетит над кораблями, чтобы уберечь их от нападения
драконов неприятеля. Тем временем разлетятся вороны: в
Риверран, в Орлиное Гнездо, в Штормовой Предел и на Пайк,
чтобы получить верность великих лордов.
И тогда высказался Джекейрис, старший сын королевы:
496

– Те послания надлежит нести нам, – заявил он, –

драконы завоюют лордов быстрее, нежели вороны.
Люцерис согласился с братом, уверяя, что-де и он, и
Джейс – уже мужчины, или же столь близки к тому, что
разница незаметна:
– Наш дядя называет нас Стронгами, но когда лорды
узрят нас верхом на драконах, то убедятся в его лживости.
Лишь Таргариены могут быть драконьими всадниками.
Грибок утверждает, что Морской Змей тогда возроптал,
настаивая на том, что мальчики – настоящие Веларионы; при
этом он улыбался, и гордость чувствовалась в его голосе. В
разговор вмешался даже юный Джоффри – он вызвался
оседлать своего дракона Тираксеса и присоединиться к
братьям.
Но принцесса Рейнира ему запретила – Джоффу было
всего одиннадцать лет. Однако Джекейрису исполнилось
четырнадцать, Люцерису тринадцать; то были смелые и
красивые парни, искусные во владении оружием, поскольку
уже долгое время служили оруженосцами.
– Если вы и отправитесь, то лишь вестниками, а не
воинами, – сказала принцесса своим сыновьям. – И вам нельзя
ввязываться ни в какие схватки.
Ее милость согласилась назвать юношей своими
посланниками, лишь когда оба принесли торжественные
клятвы на «Семиконечной Звезде». Решили, что Джейс, как
старший из братьев, возьмет на себя более длительное и
опасное задание: сначала полетит в Орлиное Гнездо, чтобы
договориться с леди Долины; затем в Белую Гавань –
заполучить лорда Мандерли; и, наконец, в Винтерфелл –
встретиться с лордом Старком. Миссия Люка задумывалась
более краткой и безопасной – он вылетит в Штормовой
Предел, где, как ожидалось, лорд Боррос Баратеон окажет ему
теплый прием.
На следующий же день провели поспешную коронацию.
Появление на Драконьем Камне сира Стеффона Дарклина, еще
 497

недавно бывшего рыцарем Королевской гвардии Эйгона, стало

поводом для великой радости, особенно после того, как
выяснилось, что он и его сотоварищи («перевертыши», как
поименовал их сир Отто, назначая награду за их поимку)
доставили похищенную корону Джейхейриса Миротворца.
Триста пар глаз взирали на то, как принц Деймон Таргариен
возложил венец Старого короля на чело супруги, провозгласив
ее Рейнирой из дома Таргариенов, первой этого имени,
королевой андалов, ройнаров и Первых людей. Принц принял
титул Защитника Державы, а Рейнира нарекла своего старшего
сына Джекейриса принцем Драконьего Камня и наследником
Железного трона.
Первым же королевским указом ее милость объявила
сира Отто Хайтауэра и королеву Алисенту изменниками и
мятежниками.
– Что же до моих единокровных братьев и милой сестры
Хелейны, – возвестила Рейнира, – то их ввели в заблуждение
советы дурных людей. Пусть явятся на Драконий Камень,
преклонят предо мной колени и попросят прощения. Я с
радостью сохраню их жизни и вновь впущу в свое сердце,
поскольку они моей крови, а ни один человек не проклят так,
как убийца родичей.
На следующий день до Красного замка дошла весть о
коронации Рейниры – к величайшей досаде Эйгона II.
– Мои единокровная сестра и дядя повинны в
государственной измене, – объявил молодой король. – Я хочу,
чтобы их лишили всех прав! Я хочу, чтобы их взяли под
стражу! Я хочу, чтобы они были мертвы!
Более холодные головы в зеленом совете желали
переговоров.
– Принцессе нужно дать понять, что ее дело безнадежно,
– высказался великий мейстер Орвиль. – Брату не пристало
воевать с сестрой. Пошлите к ней меня, мы поговорим и,
возможно, придем к полюбовному соглашению.
498

Эйгон и слышать о том не желал. Септон Юстас

сообщает, что его милость обвинил великого мейстера в
вероломстве и даже сказал, что того нужно бросить в черный
мрак темницы «к его черным друзьям». Но когда обе королевы
– как его мать Алисента, так и супруга Хелейна – высказались
в пользу предложения Орвиля, вздорный король неохотно
уступил. Таким образом, великого мейстера под мирным
знаменем отправили через Черноводный залив со свитой,
включающей сира Аррика Каргилла из Королевской гвардии и
сира Гвейна Хайтауэра из золотых плащей, а также десятка два
писцов и септонов, среди которых был и Юстас.
В «Доподлинном изложении» Манкан объявляет
условия, предложенные королем, вполне великодушными.
Если принцесса признает его королем и склонится перед
Железным троном, Эйгон II подтвердит ее права на Драконий
Камень и позволит передать остров и замок по наследству ее
сыну Джекейрису. Ее второй сын, Люцерис, будет признан
законным наследником Дрифтмарка, земель и владений дома
Веларионов; ее сыновья от принца Деймона, Эйгон младший и
Визерис, получат почетные места при дворе, один будет
королевским оруженосцем, другой – чашником. Тем лордам и
рыцарям, что предательски сговаривались с Рейнирой против
истинного короля, даруют прощение.
Рейнира выслушала эти условия в гробовом молчании, а
затем спросила Орвиля, помнит ли тот ее отца, короля
Визериса.
– Разумеется, ваша милость, – отозвался мейстер.
– Вероятно, вы сможете сказать нам, кого он назвал
своим наследником и преемником, – обронила королева с
короной на челе.
– Вас, ваша милость, – ответил Орвиль. Рейнира кивнула
и изрекла:
– Своим собственным языком вы подтверждаете, что я
ваша законная королева. Почему же тогда вы служите моему
единокровному брату-самозванцу?
 499

По словам Манкана, Орвиль как ученый человек говорил

долго, то и дело ссылаясь на закон андалов и решения
Великого совета 101 года. Грибок утверждает, что тот
запнулся и опорожнил мочевой пузырь. Что бы ни было
истиной, ответ Орвиля принцессу Рейниру не устроил.
– Великий мейстер должен знать закон и служить ему, –
сказала она Орвилю. – Ты не великий мейстер, ты лишь
навлекаешь позор и бесчестье на ту цепь, которую носишь.
Несмотря на слабые протесты Орвиля, рыцари Рейниры
сорвали с его шеи цепь и поставили на колени. Принцесса
отдала цепь своему человеку, мейстеру Герардису,
«истинному и верному слуге государства и его законов». И,
отправляя назад Орвиля и других посланников, Рейнира
заявила:
– Скажи моему единокровному братцу, что я получу
либо свой трон, либо его голову.
Через много лет после завершения Танца Драконов певец
Люсеон из Тарта сочинит грустную балладу под названием
«Прощай, брат мой», которую исполняют и сегодня. Тема той
баллады – последняя встреча между сиром Арриком
Каргиллом и его близнецом, сиром Эрриком, в тот час, когда
Орвиль и его люди всходили на корабль, чтобы вернуться в
Королевскую Гавань. Сир Аррик поклялся мечом Эйгону, сир
Эррик – Рейнире. В песне каждый брат пытается убедить
другого сменить сторону; претерпев неудачу, они
обмениваются признаниями в любви и расстаются, понимая
при этом, что в следующий раз они встретятся врагами.
Вполне возможно, что такое прощание на Драконьем Камне
действительно имело место, однако ни один из наших
источников о том не вспоминает.
Эйгон II в свои двадцать два года был скор на гнев и скуп
на прощение. Отказ Рейниры признать его власть взбесил
короля:
500

Рисунок 47. Король Эйгон II Таргариен.

 501

– Я предложил ей почетный мир, но шлюха плюнула мне

в лицо, – заявил он. – И все, что случится дальше – на ее
совести.
А дальше была война.

Погибель драконов – Сын за сына

В Драконьем Логове провозгласили королем Эйгона, а на
Драконьем Камне – Рейниру. Претерпели неудачу все попытки
примирения, и отныне Танец Драконов начался всерьез.
На Дрифтмарке, в Халле и Спайстауне подняли паруса
корабли Морского Змея, чтобы перекрыть Глотку и перерезать
все торговые пути Королевской Гавани. Вскоре после того
Джекейрис Веларион на своем драконе Вермаксе вылетел на
север, его брат Люцерис на Арраксе – на юг, тогда как принц
Деймон направил Караксеса к Трезубцу.
Сначала стоит окинуть взглядом Харренхолл.
Хотя большая часть исполинской прихоти Харрена
лежала в руинах, высочайшие стены по-прежнему позволяли
замку считаться наигрознейшей крепостью всех Речных
земель… однако ж Эйгон Дракон доказал, насколько она
уязвима с неба. Лорд владения, Ларис Стронг, жил далеко, в
столице, а гарнизон замка был невелик. Не желая испытать
участь Харрена Черного, старый кастелян сир Саймон Стронг
(дядя покойного лорда Лионеля, двоюродный дед лорда
Лариса) быстро спустил знамена после того, как Караксес
опустился на вершину башни Королевский Костер. Вместе с
замком принц Деймон разом захватил и немалые богатства
дома Стронгов, и с дюжину ценных заложников, и в их числе
– самого сира Саймона и его внуков. Также пленниками
принца стала и вся прислуга в замке, и среди последних – некая
кормилица по имени Алис Риверс.
Кем была эта женщина? Служанкой, которая понемногу
промышляла зельями и чарами, заявляет Манкан. Лесной
502

ведьмой, утверждает септон Юстас. Злой колдуньей, которая

купалась в крови девственниц, чтобы сохранить свою
молодость, желает нас убедить Грибок. Судя по фамилии,
Алис была рождена вне брака… однако ж мы мало что знаем
о ее отце и еще меньше – о матери. Манкан и Юстас говорят,
что ее будто бы зачал по молодости лорд Лионель Стронг, что
делает женщину единокровной сестрой его сыновьям Харвину
(Костолому) и Ларису (Косолапому). Но Грибок настаивает,
что Алис много старше, что она была кормилицей обоим
мальчикам или даже их отцу – то есть старше на целое
поколение.
Молоком, обильно льющимся из груди Алис Риверс,
кормились бесчисленные младенцы Харренхолла, рожденные
другими женщинами – а все собственные дети Алис рождались
мертвыми. Была ли она на самом деле ведьмой, которая делила
ложе с демонами и порождала мертвых детей как плату за
полученные знания? Или обычной простодушной
потаскушкой, как считает Юстас? Распутницей, которая
использовала свои зелья и яды, чтобы привязывать к себе тела
и души мужчин?
Известно лишь, что во время Танца Драконов Алис
Риверс исполнилось по меньшей мере сорок лет. Грибок
считает, что она еще старше. Все согласны, что она выглядела
моложе своих лет, но не утихают споры о том, было ли то
просто случайностью или же достижением темных искусств.
Какими бы ни были ее силы, похоже, что Деймон Таргариен
был к ним невосприимчив: мало кто слышал об этой
предполагаемой колдунье, пока Харренхолл был в его руках.
Стремительный и бескровный захват замка Харрена
Черного расценили как великую победу черной партии
королевы Рейниры и как жесткое напоминание о воинских
умениях принца Деймона и мощи Караксеса, Кровавого Змея.
Королева получила оплот в самом сердце Вестероса, где могли
бы соединиться ее сторонники... а таковых в землях,
омываемых Трезубцем, у Рейниры было многое множество. И
 503

как только принц Деймон призвал к оружию, по всем

окрестностям поднялись рыцари, латники и даже скромные
поселяне. Они помнили Отраду Королевства, так любимую
своим отцом, и со времен монаршего путешествия молодой
принцессы через Речные земли помнили ее улыбки и
очарование. Сотни, а затем и тысячи людей затянули ремни с
ножнами и облачились в кольчуги, или же просто прихватили
вилы да косы, да грубо сколоченный деревянный щит, и
направились в Харренхолл – сражаться за дочку короля
Визериса.
Лорды Трезубца могли потерять побольше, а потому не
особо спешили, но довольно скоро и они начали вверять свою
судьбу королеве. Из Близнецов выехал сир Форрест Фрей, тот
самый «Фрей-Дурашка», что некогда просил руки Рейниры –
он вырос и стал могучим рыцарем. Лорд Сэмвелл Блэквуд,
однажды проигравший поединок за благосклонность Рейниры,
поднял над Воронодревом ее знамена (а сир Амос Бракен,
тогда поединок выигравший, последовал за своим отцом после
того, как дом Бракенов объявил о поддержке Эйгона). Мутоны
из Девичьего Пруда, Пайперы из Розовой Девы, Руты из
Харровея, Дарри из Дарри, Маллистеры из Сигарда и Вэнсы из
Приюта Странника – все они предложили свою помощь
Рейнире (однако Вэнсы из Атранты предпочли пойти по
другому пути и возвестили о своей верности молодому
королю). Петир Пайпер, седой лорд Розовой Девы, говорил за
многих, когда заявил:
– Я поклялся ей своим мечом. Ныне я постарел, но не
настолько, чтобы позабыть о собственных словах, и уж так
случилось, что у меня еще есть меч.
Верховный лорд Трезубца, Гровер Талли, считался
пожилым человеком даже на Великом совете 101 года, где
поддерживал принца Визериса. Ныне же, будучи совсем
старым, он стал не менее упрямым. В 101 году Талли отдавал
предпочтение правам мужчины-наследника, и годы не
изменили его взгляды. Лорд Гровер настаивал, что Риверран
504

будет сражаться за молодого короля Эйгона. Однако дальше

слов дело не пошло. По словам мейстера Риверрана, старому
лорду, прикованному к постели, долго было не протянуть, а
внук Гровера, сир Эльмо Талли, заметил: «Я бы предпочел,
чтобы все мы не отправились за ним на тот свет». У обеих
сторон в назревавшей войне были драконы, а у Риверрана
защиты от драконьего огня нет – на это сир Эльмо и указал
своим сыновьям. Так что пока лорд Гровер метал громы и
молнии со смертного одра, Риверран закрыл ворота, выставил
часовых на стены и хранил молчание.
На востоке, между тем, разыгрывалась совсем иная
пьеса. Джекейрис Веларион на своем молодом драконе
Вермаксе спустился с небес во двор Орлиного Гнезда с целью
привлечь Долину Арренов к делу своей матери. Дева Долины,
леди Джейн Аррен, была двадцатью годами старше принца, ей
минуло тридцать пять лет, и в брак она никогда не вступала.
Леди Джейн властвовала над Долиной с трехлетнего возраста
– в тот год ее отец и старшие братья погибли в горах в стычке
с кланом Каменных Ворон.
Грибок рассказывает, что эта знаменитая дева на деле
была высокородной блудницей с ненасытной жаждой до
мужчин. Шут выдает непристойную басню, что она якобы
предложила принцу Джекейрису верноподданство Долины
при условии, что юноша сможет довести ее до блаженства
своим языком. Септон Юстас повторяет широко
разошедшийся слух, что-де Джейн Аррен предпочитает
общество женщин, а после того доказывает, что это неправда.
Так что мы в данном случае должны благодарить
«Доподлинное изложение» великого мейстера Манкана, ибо
он единственный ограничился Высоким чертогом Орлиного
Гнезда, предпочтя его спальням.
– Мои родичи трижды пытались сместить меня, –
говорила Джекейрису леди Джейн. – Сир Арнольд, мой
двоюродный брат, имеет обыкновение заявлять, будто бы
женщины слишком мягки, чтобы править. Он у меня в одной
 505

из небесных камер – если вы пожелаете спросить у него

самого. Ваш принц Деймон был жесток со своей первой женой,
это так... однако же, пусть у вашей матушки и плохой вкус по
части супругов, она остается нашей законной королевой.
Помимо того, она – моя кровь, ибо ее мать из Арренов. Мир
этот мужской, и женщинам в нем стоит держаться заодно.
Долина и ее рыцари поддержат королеву... Если ее милость
откликнется на одну мою просьбу.
Принц спросил, о чем именно ведется речь, и получил
ответ:
– Драконы. Я не боюсь армий. Многое множество воинов
полегло у моих Кровавых Врат, и всем известно, что Орлиное
Гнездо неприступно. Но вы спустились к нам с небес, как
некогда поступила королева Висенья во времена Завоевания, и
я была бессильна остановить вас. А чувства беспомощности я
не люблю. Так что пришлите мне всадников с драконами.
Джекейрис дал согласие, после чего леди Джейн
преклонила пред ним колени, и повелела своим воинам
поступить так же. И все они поклялись принцу своими мечами.
После того Джекейрис вновь поднялся в небо,
направившись на север через Пальцы и воды залива Пасть. Он
ненадолго задержался в Систертоне, где лорд Боррелл и лорд
Сандерленд со всем почтением обещали ему поддержку от
Трех Сестер, а затем вылетел в Белую Гавань. Там, в чертоге
Подводного короля, принца встретил лорд Десмонд Мандерли.
В этот раз Джекейрис Веларион столкнулся с умелым
торговцем. Лорд Мандерли заявил ему:
– Белая Гавань отнюдь не безразлична к участи вашей
матушки, ибо и мои собственные предки были лишены прав
первородства. Тогда враги изгнали нас на эти холодные
северные берега. Однажды Старый король побывал у нас, хоть
и давно это было. В тот раз он говорил, что с нашим домом
поступили несправедливо, и обещал возместить ущерб. А как
залог тому его милость предложил моему прадеду руку своей
дочери, принцессы Визерры. Тогда наши дома могли
506

породниться, однако же девица скончалась, и обещание

позабылось.
Джекейрис понимал, что именно у него выпрашивают.
Прежде чем он покинул Белую Гавань, они с лордом Мандерли
составили и подписали договор, согласно которому по
окончании войны младшая дочь лорда Мандерли выйдет
замуж за Джоффри, младшего брата принца.
Наконец, Вермакс отнес Велариона в Винтерфелл, на
переговоры с грозным молодым лордом Криганом Старком.
Со временем Кригана Старка станут называть Северным
старцем, но в 129 году, когда к нему прибыл принц Джекейрис,
лорду Винтерфелла исполнился лишь двадцать один год.
Криган стал лордом в тринадцатилетнем возрасте после
смерти в 121 году своего отца, лорда Рикона. Пока сын лорда
Рикона не достиг совершенных лет, Севером управлял как
регент Беннард Старк, дядя Кригана. В 124 году юному лорду
минуло шестнадцать лет, и обнаружилось, что дядюшка не
спешит ослаблять хватку. Родственные узы натягивались все
сильнее, ибо молодой лорд раздражался от ограничений,
наложенных братом отца. Наконец, в 126 году Криган Старк
восстал, заточил в темницу и Беннарда, и троих его сыновей,
после чего взял власть над Севером в свои руки. Вскоре он
женился на леди Арре Норри, его любимой спутнице с самого
детства. Леди скончалась родами в 128 году, подарив своему
лорду сына и наследника. Криган назвал мальчика Риконом в
честь своего отца.
Когда принц Драконьего Камня прибыл в Винтерфелл,
осень уже пошла на исход. Землю укрыли глубокие снега, с
севера дул холодный ветер, а лорд Старк был в самом разгаре
подготовки к предстоящей зиме. Тем не менее, он оказал
Джекейрису теплый прием. Говорят, будто бы снег, лед и
холод злили Вермакса, и потому принц не собирался надолго
задерживаться у северян. Однако же это короткое пребывание
оставило после себя множество любопытнейших баек.
 507

В «Доподлинном изложении» Манкана рассказывается,

что Криган и Джекейрис привязались друг к другу, ибо
мальчик-принц напоминал лорду Винтерфелла его младшего
братишку, умершего десять лет назад. Молодые люди вместе
пили, вместе охотились, вместе упражнялись с оружием и чуть
позже скрепили дружбу братской клятвой на крови. История
выглядит более достоверной, нежели у септона Юстаса,
согласно которой принц в гостях по большей части занимает
себя тем, что пытается убедить лорда Кригана отказаться от
своих ложных богов и принять Святую Веру в Семерых.
Однако, если нам желательно отыскать истории, которые
опускают прочие хронисты, мы обращаемся к Грибку. Он и
ныне нас не подводит. В его сообщении перед нами предстает
юная дева, именуемая Сарой Сноу (Грибок называет ее
«девицей-волчицей»). Принц Джекейрис был так поражен
этим созданием, внебрачной дочерью покойного лорда Рикона
Старка, что провел с ней целую ночь. Лорд Криган весьма
разгневался, узнав о том, что его гость посягнул на невинность
его сестры-бастарда. Смягчился он лишь после беседы с Сарой
Сноу – та рассказала его светлости, что принц назвал ее своей
женой. Они принесли свои клятвы в богороще Винтерфелла
перед сердце-древом, и лишь после того девица отдалась
юноше, завернувшись в меха среди снегов, где на них
смотрели лишь Старые боги.
Безусловно, история очаровательная, однако же, как и в
случае со многими побасенками Грибка, скорее похожа на
плод воспаленного воображения, нежели на истину.
Джекейриса Велариона давно обручили с Бейлой, его
двоюродной сестрой (тогда ему было четыре года, а девочке –
всего два). Все, что нам известно о характере принца, говорит
о крайне малой вероятности того, что он способен нарушить
столь торжественное соглашение, да еще ради защиты
сомнительной добродетели какой-то немытой ублюдочной
полудикарки с Севера. Если и впрямь когда-либо жила Сара
Сноу, и если на самом деле принц Драконьего Камня
508

развлекался с ней, то это не важнее шалостей, которые другие

принцы совершали в прошлом и будут повторять в будущем.
О браке же говорить нелепо.
(Грибок также утверждает, что Вермакс оставил кладку
яиц в Винтерфелле, что в равной степени вздорно. Да, верно –
определение пола живого дракона является задачей почти
непосильной, однако же ни в каком другом источнике не
упоминается, чтобы Вермакс когда-либо откладывал хоть
одно яйцо. Оттого следует полагать его самцом. Допущение
септона Барта, будто бы драконы меняют пол по мере
необходимости, будучи «изменчивыми, как пламя», слишком
смехотворно, чтобы вообще его рассматривать).
Мы точно знаем: Криган Старк и Джекейрис Веларион
достигли соглашения, подписали и заверили печатями
документ, который великий мейстер Манкан в своем
«Доподлинном изложении» называет Договором Льда и
Пламени. Разумеется, как и во многих подобных соглашениях,
для закрепления его предполагался брак. Рикону, сыну лорда
Кригана, исполнился год. Принц Джекейрис был еще не женат
и не имел детей, но предполагалось, что после того, как мать
принца воссядет на Железный трон, таковые появятся. И,
согласно Договору, первую дочь принца, достигшую
семилетнего возраста, отправят на Север в Винтерфелл, где
она и будет воспитываться, пока не станет достаточно
взрослой для брака с наследником лорда Кригана.
Когда Джекейрис Веларион вновь поднимался на своем
драконе в холодное осеннее небо, он знал, что привлек на
сторону своей матери троих могущественных лордов и всех их
знаменосцев. Принц Драконьего Камня доказал, что является
достойным мужем и наследником Железного трона, пусть ему
и оставалось еще полгода до пятнадцатых именин.
Если бы полет его брата, «более краткий и безопасный»,
завершился таким же образом, удалось бы избежать многого
множества бедствий и кровопролитий.
 509

Все наши источники сходятся в том, что трагедия,

постигшая Люцериса Велариона в Штормовом Пределе, не
была плодом чьего-либо умысла. Первые битвы Танца
Драконов велись перьями и воронами, угрозами и
обещаниями, указами и уговорами. Об убийстве лорда
Бисбери на зеленом совете еще ничего толком не знали;
большинство полагало, что его светлость томится где-то в
темнице. Хотя некоторых знакомых лиц не стало видно при
дворе, ничьи головы над воротами замка не появились. И
многие еще сохраняли надежду, что вопрос о
престолонаследии может разрешиться мирным путем.
Но иными были замыслы Неведомого. Ибо нет сомнений
– та гибельная случайность, что свела вместе двух принцев в
Штормовом Пределе, подстроена именно его зловещей рукой.
Дракон Арракс несся стремглав, опережая надвигавшийся
шторм, и доставил-таки Люцериса Велариона в безопасный
двор замка… лишь для того, чтобы мальчик там столкнулся
лицом к лицу с Эймондом Таргариеном.
Боррос Баратеон в сравнении со своим отцом был
человеком совсем иного склада. Септон Юстас пишет: «Лорд
Боремунд был камнем – твердым, крепким и незыблемым. А
лорд Боррос – ветром, что воет, рычит и дует то туда, то сюда».
Когда Эймонд отправлялся в дорогу, то не был уверен, какой
прием его ожидает, однако же Штормовой Предел встретил
принца пирами, охотой и рыцарскими забавами.
Лорд Боррос развлекал своего гостя даже более чем
старательно.
– У меня четыре дочери, – говорил он Эймонду, –
выбирайте, кого пожелаете. Касс старшая, она расцветет
первой, но Флорис красивее прочих. А если вы захотите для
себя умную жену, то у меня есть Марис.
Его светлость сказал принцу, что Рейнира слишком
долго воспринимала верность дома Баратеонов как нечто само
собой разумеющееся.
510

– О да, принцесса Рейнис – нам родня. За ее отца вышла

замуж какая-то двоюродная бабка, ту я знать не знал. Но они
оба давно в могиле, а Рейнира... она ведь не Рейнис, не так ли?
Продолжая беседу, лорд Боррос заявил, что ничего не
имеет против женщин, что он любит своих девочек, что дочь –
это сокровище... но сын, ах! И если боги все же даруют ему
сына его собственной крови, то Штормовой Предел перейдет
к нему, а не к его сестричкам.
– Да разве Железный трон чем-то должен отличаться?
И брак с королевской семьей в ближайшем будущем...
нет, дело Рейниры проиграно. Она сама в том убедится, узнав,
что потеряла Штормовой Предел, и он ей скажет это сам... да,
скажет – склонись перед своим братом, это к лучшему, и его
дочки иногда ссорятся друг с дружкой, такое бывает у
девчонок, но он всегда следит, чтобы те мирились после ссоры.
Нигде не записано, какую дочь лорда Борроса, в конце
концов, выбрал Эймонд (хотя Грибок утверждает, что тот
поцеловал всех четверых, чтобы «попробовать нектар их
губ»). Мы знаем лишь, что это была не Марис. Как пишет
Манкан, однажды утром принц и лорд Боррос спорили из-за
приданого и даты свадьбы, и тут прибыл Люцерис Веларион.
Вхагар первой почуяла его приближение. Стражники,
обходившие мощные зубчатые стены замка, вцепились в свои
копья от внезапного ужаса, ибо рев пробудившейся Вхагар
потряс Твердыню Дюррана до самого основания. Говорят,
даже Арракс дрогнул от ее рыка, и Люку пришлось хорошо
поработать кнутом, чтобы заставить дракона приземлиться.
На востоке сверкали молнии, и шел проливной дождь,
когда Люцерис спрыгнул со спины своего Арракса, сжимая в
руке послание матери – в том уверяет нас Грибок. Конечно же,
юный Веларион понимал, что означает присутствие Вхагар, и
потому не удивился, столкнувшись с Эймондом Таргариеном
в Круглом чертоге на глазах лорда Борроса, четырех его
дочерей, септона, мейстера, да еще и рыцарей, стражников,
слуг – всего примерно сорока человек. (К слову, среди тех, кто
 511

своими глазами видел эту встречу, был и сир Бирон Сванн,

второй сын лорда Каменного Шлема в Дорнийских марках,
который позже сыграет в Танце небольшую роль). Так что на
этот раз нам не нужно полностью полагаться на мнения
великого мейстера Манкана, Грибка и септона Юстаса. Никого
из них не было тогда в Штормовом Пределе, но во множестве
присутствовали иные люди, и потому у нас нет недостатка в
сведениях из первых рук.
– Гляньте на столь жалкое создание, милорд! –
выкрикнул принц Эймонд. – Малыш бастард Люк Стронг!
Самому Люку принц бросил:
– Ты промок насквозь, бастард. Из-за дождя, или же ты
обмочился от страха?
Люцерис Веларион обратился только к лорду Баратеону:
– Лорд Боррос, я доставил вам послание от королевы,
моей матушки.
– От потаскухи Драконьего Камня, он хочет сказать! –
принц Эймонд рванулся вперед и попытался выхватить письмо
из руки Люцериса. Но тут рявкнул лорд Боррос, и по приказу
вмешались его рыцари, разведя принцев. Один отнес письмо
Рейниры на помост, где его светлость восседал на троне
Штормовых королей древности.
Никому доподлинно не ведомо, что же чувствовал в тот
миг Боррос Баратеон. Слова тех, кто был тогда в Штормовом
Пределе, отличаются весьма заметно. Одни говорят, что его
светлость покраснел и смутился, ровно муж, застигнутый
законной супругой в постели с другой женщиной. Другие же
утверждают, что Боррос выглядел человеком, получающим
наслаждение, ибо его тщеславию льстило, что и король, и
королева одновременно ищут его поддержки. Грибок
(которого там не было) твердит, что лорд был пьян. Септон
Юстас (которого тоже там не было) говорит, что он был
напуган.
Но по поводу того, что было сказано и сделано лордом
Борросом, все свидетельства сходятся. Не ведая грамоты, его
512

светлость отдал послание королевы своему мейстеру, а тот

взломал печать и прошептал послание в ухо его светлости.
Лицо лорда Борроса омрачилось. Огладив бороду, он бросил
хмурый взгляд на Люцериса Велариона и сказал:
– И если я исполню, что велит твоя мать, на которой из
моих дочерей ты женишься, мальчик? – он указал на четырех
девушек. – Выбирай.
Принц Люцерис только и мог, что залиться румянцем:
– Милорд, я не свободен, и не могу вступить в брак, –
отвечал он. – Я помолвлен со своей кузиной Рейной.
– Я так и думал, – бросил лорд Боррос. – Ступай же
домой, щенок, и вот что скажи своей суке-мамаше: лорд
Штормового Предела не пес, которому можно свистнуть
всякий раз, как придет нужда натравить его на своих врагов.
И принц Люцерис развернулся, желая покинуть Круглый
чертог.
Но принц Эймонд, обнажив свой меч, выпалил:
– А ну постой, Стронг! Заплати-ка мне сначала свой
должок!
Тут он сорвал глазную повязку и швырнул ее на пол,
показав всем, что под ней – сапфир.
– Нож при тебе есть, как и тогда. Выколи себе глаз, и я
позволю тебе уйти. Одного будет достаточно. Не оставлю же я
тебя слепым.
Принц Люцерис помнил данное матери обещание:
– Я не буду с тобой драться. Я сюда прибыл как
посланник, а не воин.
– Ты прибыл сюда как изменник и трус, – ответил принц
Эймонд. – У меня будет твой глаз или твоя жизнь, Стронг.
После такого лорду Борросу стало весьма не по себе.
– Не здесь, – проворчал он. – Он пришел как посланник.
Я не желаю кровопролития под моей крышей.
Стражники встали между молодыми принцами и
проводили Люцериса Велариона из Круглого чертога обратно
 513

во внутренний двор замка, где дракон Арракс, пригнувшись к

земле под дождем, ожидал возвращения всадника.
Так бы все могло и закончиться, не вмешайся юная
Марис. Вторая по старшинству дочь лорда Борроса, красотой
уступавшая сестрам, злилась на Эймонда за то, что он
предпочел взять женой не ее.
– Он вас тогда без глаза оставил, или без яйца? –
спросила принца Марис голосом сладким, ровно мед. – Очень
рада, что вы выбрали мою сестру. Себе я хочу мужа, у
которого все было бы на месте.
Эймонд Таргариен скривился от ярости и вновь
обратился к лорду Борросу, испрашивая дозволения
удалиться. Лорд Штормового Предела пожал плечами и
ответил:
– Не мне указывать вам, что делать, когда вы не под моим
кровом.
И рыцари его расступились, а принц Эймонд ринулся к
дверям.
Снаружи бушевал шторм. Сплошной пеленой лил дождь,
по замку перекатывался гром, то и дело от исполинских бело-
голубых молний вокруг становилось светло, ровно днем. Такая
погода плоха для полета, даже драконьего, и Арракс изо всех
сил старался удержаться в воздухе, в то время как принц
Эймонд оседлал Вхагар и отправился в погоню. Будь небо
спокойным, принц Люцерис мог бы оторваться от
преследователя, поскольку Арракс был моложе и быстрее... но
день был ненастным, «черным, как сердце Эймонда», по
словам Грибка, и случилось так, что драконы сошлись в небе
над заливом Разбитых Кораблей. Люди на стенах замка видели
в отдалении вспышки огня и слышали рев, заглушивший гром.
Затем два зверя сцепились, а вокруг них трещали молнии.
Вхагар была в пять раз крупнее своего противника и закалена
в сотне пережитых ею битв. Начавшись, такая схватка не могла
затянуться надолго.
514

Рисунок 48. Бой принца Эймонда Таргариена на драконице Вхагар и принца

Люцериса Велариона на драконе Арраксе над Штормовым Пределом.
 515

Изломанное тело Арракса рухнуло вниз, и штормовые

воды залива поглотили его. Тремя днями позже к подножию
скал под стенами Штормового Предела выбросило голову и
шею дракона – на радость крабам и чайкам. Согласно Грибку,
тело принца Люцериса выбросило туда же, и еще он говорит,
будто принц Эймонд вырезал тому глаза и преподнес их леди
Марис на подстилке из водорослей. Однако последнее кажется
весьма чрезмерным. Также болтают, будто Вхагар сорвала
Люцериса со спины Арракса и целиком заглотила. Утверждали
даже, что принц пережил падение, уплыл в безопасное место,
но целиком потерял память о том, кем он был, и провел остаток
своих дней простодушным рыбаком.
«Доподлинное изложение» уделяет этим басням столько
внимания, сколько они заслуживают... то есть никакого.
Манкан настаивает, что Люцерис Веларион сгинул вместе со
своим драконом, и, без сомнения, правильно делает. Принцу
исполнилось тринадцать лет, его тело так и не нашли. И с
гибелью Люцериса война воронов, послов и брачных
договоров подошла к концу. Пришло время настоящей войны,
войны пламени и крови.
Эймонд Таргариен, который отныне будет известен
среди врагов как Эймонд Убийца Родичей, вернулся в
Королевскую Гавань, получив поддержку Штормового
Предела для своего брата Эйгона и став вечным врагом для
королевы Рейниры. Если он рассчитывал на лавры героя, его
ждало разочарование. Королева Алисента побледнела,
услышав о его деяниях, и вскрикнула:
– Матерь, помилуй нас всех!
Сир Отто тоже не был доволен:
– У вас ведь только один глаз потерян. Как можно быть
настолько слепым?
Однако сам король не разделял опасений своих родичей.
Эйгон II устроил для принца Эймонда праздничный пир,
назвал его «истинной кровью дракона» и объявил, что
содеянное им было «хорошим началом».
516

Королева Рейнира на Драконьем Камне слегла, когда ей

сообщили о смерти сына. Младший брат Люка Джоффри
(Джейс все еще отсутствовал, выполняя свою задачу на
Севере) дал страшную клятву мести принцу Эймонду и лорду
Борросу. Только вмешательство Морского Змея и принцессы
Рейнис удержало мальчика от того, чтобы сразу же вскочить
на собственного дракона. (Грибок желает, чтобы мы также
поверили и в его участие). В то время как черный совет
обсуждал, как нанести ответный удар, прибыл ворон из
Харренхолла. «Око за око, сын за сына, – писал принц Деймон.
– Люцерис будет отомщен».
Не будем забывать, что в молодости Деймон Таргариен
прозывался Принцем Королевской Гавани; его лик и смех
были памятны каждому карманнику, шлюхе и картежнику
Блошиного Конца. У принца все еще оставались друзья в
злачных местах города и сторонники среди золотых плащей.
Неведомо для короля Эйгона, десницы и вдовствующей
королевы у него имелись союзники и при дворе, даже в
зеленом совете... И был еще один посредник, особый друг,
которому Таргариен полностью доверял. Тот знал кабаки и
игорные ямы, гнившие в тени Красного замка, так же хорошо,
как некогда и сам Деймон, и с легкостью передвигался по
темным уголкам города. Вот к этому бледному незнакомцу
принц и обратился по тайным путям, чтобы совершить жуткое
отмщение.
В непотребных домах Блошиного Конца посредник
принца Деймона нашел подходящие орудия. Одним из них
стал бывший сержант городской стражи, здоровенный и
жестокий – он лишился золотого плаща, в пьяном гневе забив
до смерти шлюху. Другим был крысолов Красного замка.
История не сохранила их истинных имен; их запомнили (хотя
лучше бы забыли) под прозвищами Кровь и Сыр.
Грибок пишет, будто бы «Сыр знал Красный замок
лучше собственного члена». Потайные двери и скрытые ходы,
устроенные Мейгором Жестоким, крысолову были знакомы не
 517

меньше, чем крысам, на которых он охотился. Незримо для

стражи Сыр провел Кровь по забытому проходу в самое сердце
замка. Кое-кто утверждает, что целью злодеев являлся сам
король, но Эйгона повсюду сопровождали его гвардейцы. И
даже Сыр не знал прохода в Твердыню Мейгора помимо
подъемного моста, перекинутого через сухой ров с
устрашающими железными пиками.
Башня десницы оказалась не столь защищенной. Два
человека, крадучись, прошли сквозь стены, обойдя
копейщиков, выставленных у дверей. Их не интересовали
комнаты сира Отто. Вместо того они проскользнули в покои
дочери десницы, находившихся этажом ниже. Алисента заняла
их после кончины супруга, когда ее сын Эйгон с собственной
королевой перебрались в Твердыню Мейгора. Оказавшись
внутри, Сыр связал вдовствующую королеву и закрыл ей рот
кляпом, а Кровь задушил горничную. После чего они
принялись ожидать вечера, ибо знали, что королева Хелейна
каждый раз перед сном приводила своих детей повидаться с
бабушкой.
Когда над замком сгустился сумрак, королева, не ведая
об опасности, явилась вместе с тремя своими детьми.
Джейхейрису и Джейхейре было по шесть лет, а Мейлору –
только два годика, и Хелейна держала малыша за ручку. Она
окликнула свою матушку, как только все вошли в покои…
Кровь закрыл дверь и прикончил стража королевы, а Сыр
схватил Мейлора.
– Закричишь – и вы все умрете, – сказал Кровь ее
милости. Как говорят, королева Хелейна сохранила
спокойствие и требовательно спросила обоих:
– Кто вы такие?
– Сборщики долгов, – ответил Сыр. – Око за око, сын за
сына. Нам только один надобен – счетец уравнять. И более
никому из вашей чудной семейки не навредим, даже волоска
не тронем. Которого не жалко, ваша милость?
518

Когда Хелейна поняла, что он хочет сказать, то стала

умолять убить ее вместо ребенка.
– Жена – не сын, – ответил Кровь. – Нам нужен мальчик.
Сыр предупредил королеву, что выбирать надобно
быстро, а не то Кровь заскучает и надругается над ее
маленькой дочерью.
– Выбирай, – сказал он. – Или мы убьем всех. Стоя на
коленях и рыдая, Хелейна назвала имя Мейлора, самого
младшего. Возможно, она сочла, что мальчик еще мал и не
поймет происходящее, а может, причиной стало то, что
старший, Джейхейрис, был первенцем короля Эйгона и
наследником Железного трона.
– Ты слышишь, мальчик? – прошептал Сыр Мейлору.–
Твоя мамка хочет, чтоб ты помер.
Потом он с ухмылкой глянул на Кровь, и огромный
мечник убил принца Джейхейриса, единым ударом отрубив
мальчику голову. Королева зашлась в крике.
Как ни странно, крысолов и мясник сдержали слово. Они
более не причинили зла ни королеве Хелейне, ни ее
оставшимся детям, а просто скрылись с головой принца.
Поднялся шум и крик, но Сыр знал секретные проходы, а
стражники – нет, потому убийцы и спаслись. Двумя днями
позже Кровь попытался покинуть столицу, припрятав голову
принца Джейхейриса в одной из своих седельных сумок.
Однако его схватили у Божьих ворот, и под пытками здоровяк
признался, что вез голову в Харренхолл, к принцу Деймону,
ожидая от того награду. Кровь также описал нанявшую его
шлюшку: по его словам, та баба была немолода, весьма бледна,
с чужеземным выговором, носила плащ с капюшоном, а другие
потаскухи называли ее «Пиявкой».
Крови дозволили умереть лишь после
тринадцатидневных мук. Королева Алисента наказала Ларису
Косолапому узнать настоящее имя убийцы, чтобы ей можно
было омыться кровью его жены и детей, однако же наши
источники не сообщают, случилось ли такое на деле. Сир
 519

Лютор Ларджент со своими золотыми плащами обыскали на

Шелковой улице каждый дом, вытряхнули из одежек каждую
блудницу Королевской Гавани, но не нашли и следа от Сыра
либо Бледной Пиявки. В горе и ярости король Эйгон повелел
схватить и повесить всех городских крысоловов, что было
исполнено (а чтобы заменить их, сир Отто Хайтауэр привез в
Красный замок сотню кошек).
Нельзя сказать, что Хелейна пережила тот роковой вечер,
хотя Кровь и Сыр пощадили ее. После случившегося она не
желала ни есть, ни мыться, ни покидать свои покои; и не могла
более видеть своего сына Мейлора, зная, что обрекла его на
смерть. Королю ничего иного не оставалось, кроме как забрать
мальчика у супруги и отдать его их общей матери,
вдовствующей королеве Алисенте, чтобы она воспитывала
ребенка как своего собственного. С той поры Эйгон и его
супруга спали раздельно. Королеву Хелейну все глубже и
глубже затягивало в трясину безумия, а король ярился, пил и
ярился вновь.

Погибель драконов – Красный дракон

против золотого
Теперь, когда Люцерис Веларион погиб в Штормовых
землях, а принц Джейхейрис был умерщвлен на глазах матери
в Красном замке, Танец Драконов принял иную форму. Кровь
взывала к мести как у черных, так и у зеленых, так что по всему
королевству лорды созывали свои знамена, войска собирались
и выступали в поход.
В Речных землях отряды из Воронодрева, подняв
знамена Рейниры 8, устроили налет на земли дома Бракенов.

8
Поначалу оба притязателя на трон поднимали трехглавого дракона дома
Таргариенов, красного на черном поле, но в конце 129 года как Эйгон, так
520

Они сожгли поля, угнали коров и овец, разграбили деревни, а

по пути осквернили все септы (в доме Блэквудов, одном из
немногих к югу от Перешейка, хранили веру в Старых богов).
Бракены для ответного удара собрали сильное войско, но
лорд Сэмвелл Блэквуд подготовился и застал врагов врасплох,
когда те разбили лагерь на берегу реки у мельницы. В
случившейся битве строение вспыхнуло от какого-то факела,
и все часы битвы люди дрались и гибли под рыжие всполохи
пламени. Сир Амос Бракен, возглавлявший людей из
Каменного Оплота, в поединке сразил насмерть лорда
Блэквуда, но тут же погиб из-за того, что стрела из чардрева,
отыскав в шлеме глазницу, глубоко вонзилась в его череп.
Предполагается, что ту стрелу пустила сестра лорда Сэмвелла,
шестнадцатилетняя Алисанна, позже ставшая известной как
Черная Али. Однако мы не знаем, истина ли это, или всего
лишь семейная легенда.
Позже сражение стали называть битвой у Горящей
мельницы. Тогда обе стороны понесли множество тяжких
потерь, но все же Бракены были разбиты и им пришлось
спасаться бегством. Под началом сира Рейлона Риверса,
единокровного брата-бастарда сира Амоса, они отошли в свои
владения и тут же поняли, что в их отсутствие Каменный
Оплот успели захватить. Принц Деймон на Караксесе, встав во
главе мощной рати из людей Пайперов, Фреев, Рутов и Дарри,
взял замок штурмом, пока основные силы Бракенов были в
отлучке. Сам лорд Хамфри Бракен с оставшимися детьми, его
третья жена и его любовница из простонародья – все попали в
плен. Сир Рейлон предпочел сдаться, не желая, чтобы всем им
причинили зло. С разгромом дома Бракенов последние

и Рейнира сменили герб, чтобы отличать приверженцев от врагов. Король

поменял цвет фигуры – красный дракон стал золотым, восславив тем
самым сверкающую золотую чешую своего Солнечного Огня. Королева же
расчетверила герб, добавив к дракону Таргариенов знаки Арренов и
Веларионов – в честь, соответственно, своих леди-матери и первого мужа.
 521

сторонники короля Эйгона в Речных землях пали духом и

также сложили мечи.
И все же не следует думать, что зеленый совет сидел,
сложа руки. Сир Отто Хайтауэр занимался привлечением
лордов, наймом вольных наемников, укреплял оборону
Королевской Гавани и усердно выискивал всяческие союзы.
После отказа от мирных предложений, посланных с великим
мейстером Орвилем, десница удвоил усилия. Вороны
полетели в Винтерфелл и Орлиное Гнездо, в Риверран и Белую
Гавань, в Чаячий Город, в Горький Мост, на Светлый остров и
еще в полсотни замков и других твердынь. К более близким
замкам день и ночь скакали всадники, призывая лордов и леди
ко двору для присяги королю Эйгону. Сир Отто также
обратился и в Дорн – правящий принц Куорен Мартелл
некогда воевал на Ступенях против Деймона Таргариена.
Однако принц Куорен отклонил предложение десницы. Его
ответ гласил: «С драконами Дорн уже танцевал, и, полагаю,
спать со скорпионами мне будет приятнее».
Тем не менее, сир Отто со временем терял доверие
короля, который ошибочно принимал его усилия за
бездействие, а осторожность – за трусость. Септон Юстас
приводит вот такой случай: Эйгон пришел в Башню десницы и
обнаружил, что сир Отто пишет очередное послание. Король
сбросил чернильницу прямо на колени своего деда и заявил:
– Трон завоевывают мечами, а не перьями. Кровь лить
нужно, а не чернила!
Взятие Харренхолла принцем Деймоном стало для его
милости тяжким потрясением, как нам сообщает Манкан. До
того дня Эйгон II считал дело единокровной сестры
безнадежным. Харренхолл в первый раз заставил короля
почувствовать себя уязвимым. Затем посыпались поражения у
Горящей мельницы и Каменного Оплота – еще удары,
заставившие короля осознать, что положение гораздо опаснее,
чем кажется. Страхи усугубились, когда вернулись вороны из
Простора, где зеленые считали себя наисильнейшими. Дом
522

Хайтауэров и Старомест твердо поддерживали Эйгона, и

Арбор также был на стороне его милости... Но по всему югу
были лорды, присягавшие Рейнире, включая лорда Костейна
из Трех Башен, лорда Маллендора из Нагорья, лорда Тарли из
Рогова Холма, лорда Рована из Золотой Рощи и лорда Гримма
с Серого Щита.
Среди этих предателей наиболее крикливым был сир
Алан Бисбери, наследник лорда Лимана, требовавший
освобождения своего деда из тюрьмы, куда, как верило
большинство, был ввергнут мастер над монетой.
Столкнувшись с таким ропотом среди собственных
знаменосцев, кастелян, стюард и мать юного лорда Тирелла из
Хайгардена, будучи регентами при малыше, вдруг надумали
переменить свое решение о поддержке короля Эйгона и
заявили, что дом Тиреллов не будет вмешиваться в спор. По
словам септона Юстаса, король начал топить страхи в крепком
вине. Сир Отто послал ворона своему племяннику, лорду
Ормунду Хайтауэру, упрашивая того подавить мятежи в
Просторе, применив всю мощь Староместа.
Последовали и другие удары: Долина, Белая Гавань,
Винтерфелл. Блэквуды и прочие речные лорды стекались к
Харренхоллу под знамена принца Деймона. Корабли
Морского Змея перекрыли Черноводный залив, и каждое утро
королю Эйгону о том плакались купцы. Его милость мог
ответить на их жалобы разве что очередной чашей крепкого
вина.
– Сделай хоть что-нибудь! – требовал король от сира
Отто.
Десница уверил его, что дела сдвинулись; уже
воплощался замысел по прорыву блокады Веларионов. Одной
из главных опор Рейниры в ее притязаниях на престол был
супруг королевы, принц Деймон, но он же являлся и одной из
величайших ее слабостей. Во время своих странствий принц
нажил более врагов, нежели друзей. Сир Отто Хайтауэр,
 523

бывший в первом ряду тех врагов, обратился через Узкое море

к другим неприятелям принца – Королевству Трех Дочерей.
Флот короны сам по себе был слишком слаб, чтобы
разорвать удушающую петлю, затянутую на Глотке кораблями
Морского Змея, а попытки короля Эйгона перетянуть на свою
сторону Дальтона Грейджоя с Пайка и Железные острова
оказались неудачными. Однако объединенной флотилии
Тироша, Лиса и Мира было более чем достаточно для
состязания с Веларионами. Сир Отто отправил магистрам
послание, обещая Триархии исключительные торговые права
в Королевской Гавани, если с ее помощью Глотка будет
очищена от кораблей лорда Корлиса и морские пути
откроются вновь. Чтобы добавить веса своим словам, он также
пообещал уступить Трем Дочерям все Ступени – хотя на деле
Железный трон на острова никогда не притязал.
Однако в Триархии никогда дела быстро не спорились.
Истинного короля в этом «трехголовом королевстве» не было,
все важные решения принимались Верховным советом, а
составляли его магистры – по одиннадцать человек от Тироша,
Лиса и Мира. И каждый из таковых стремился как показать
собственные здравомыслие, прозорливость и значимость, так
и урвать для своего города любой возможный выигрыш.
Великий мейстер Грейдон, пятьюдесятью годами позже
написавший обстоятельную историю Королевства Трех
Дочерей, говорит о совете как о «тридцати трех лошадях, где
каждая тянет в свою сторону». Бесконечными спорами
сопровождались даже срочные дела о войне, мире и союзах...
да и сам Верховный совет не был в сборе, когда туда прибыли
посланцы сира Отто.
Молодому королю медлительность была не по нраву.
Отговорки деда вывели Эйгона II из терпения. Его милость
остался глух к увещеваниям своей матушки, вдовствующей
королевы Алисенты, выступившей в защиту сира Отто.
Призвав лорда Хайтауэра в тронный зал, Эйгон сорвал с его
шеи цепь десницы и швырнул ее сиру Кристону Колю:
524

– Мой новый десница – стальной кулак, – бахвалился

король. – С писанием бумаг покончено!
Сир Кристон не замедлил показать свою ретивость. Он
заявил Эйгону:
– Вам не пристало просить ваших же лордов о поддержке
подобно нищему, что клянчит подаяние. Вы законный король
Вестероса, и те, кто отрицают это – изменники. Им давно пора
узнать цену вероломства.
Первыми, кому довелось заплатить эту цену, стали
плененные лорды, томившиеся в подземельях Красного замка
– те, кто некогда клялись защищать права принцессы Рейниры
и до сих пор упорно отказывались склонять колени перед
королем Эйгоном. Одного за другом их выводили во двор
замка, где их ожидал сам Королевское Правосудие со своим
топором. Каждому в последний раз предложили присягнуть
его милости, но согласились на это лишь лорды Баттервелл,
Стокворт и Росби. Лорд Хейфорд, лорд Мерривезер, лорд
Харт, лорд Баклер, лорд Касвелл и леди Фелл сочли свои
присяги более ценными, нежели жизни, и были обезглавлены
вкупе с восемью ленными рыцарями и четырьмя десятками
вассалов и челяди. Их головы, насаженные на пики, были
выставлены над городскими воротами.
Кроме того, Эйгон желал мести за своего наследника,
умерщвленного Кровью и Сыром. Он хотел, оседлав
Солнечного Огня, низвергнуться на Драконий Камень и там
захватить или убить единокровную сестру и ее «ублюдочных
сынков». Чтобы отговорить короля, понадобился весь зеленый
совет. Сир Кристон Коль предложил иной путь. Раз принцесса,
притязая на трон, использовала вероломные уловки ради
убийства принца Джейхейриса, то им позволено воздать таким
же образом. «Мы отплатим принцессе той же кровавой
монетой,» – так выразился сир Кристон. Орудием для
исполнения мести его милости лорд-командующий
Королевской гвардии избрал своего собрата по присяге, сира
Аррика Каргилла.
 525

Сир Аррик во время правления короля Визериса часто

бывал в древнем замке дома Таргариенов и потому хорошо его
знал. Доставить Каргилла в рыбачье поселение подле замка
было делом несложным – на промысел в Черноводный залив
по-прежнему выходило немало рыбаков, ибо Драконий
Камень жил за счет моря. А из деревеньки рыцарь уже сам
доберется до Рейниры. И Грибок, и септон Юстас уверяют, что
близнецы сир Аррик и сир Эррик Каргиллы во всем походили
друг на друга, их не различали даже побратимы из
Королевской гвардии. Так что сир Кристон счел, что в белых
одеяниях сир Аррик сможет свободно бродить по Драконьему
Камню; любой стражник при случайной встрече, безусловно,
примет его за другого близнеца.
Сир Аррик не лучился радостью, узнав о своей задаче. По
словам септона Юстаса, мятущийся рыцарь в ночь перед
отплытием побывал в септе Красного замка, где молился
Небесной Матери о всепрощении. Но у него, как у
королевского гвардейца, клявшегося повиноваться королю и
лорду-командующему, не было выбора. Облачившись в
просоленную одежду простого рыбака, сир Аррик отправился
на Драконий Камень.
И поныне иногда спорят о конечной цели, к которой
стремился сир Аррик. Великий мейстер Манкан полагает,
будто бы Каргиллу повелели убить Рейниру, чтобы покончить
с восстанием единым ударом. Грибок же настаивает, жертвой
сира Аррика должны были стать сыновья королевы, поскольку
Эйгон II желал смыть кровь своего погибшего сына кровью его
бастардов-племянников, Джекейриса и Джоффри «Стронгов».
Высадке сира Аррика никто не помешал. Надев доспехи
и белый плащ, он также без труда проник в замок под видом
своего близнеца, как и замышлял Кристон Коль. Но когда он,
будучи уже в самом сердце Драконьего Камня, направлялся в
королевские покои, боги свели его лицом к лицу с сиром
Эрриком, который тотчас же понял, что означает присутствие
брата. По словам певцов, сир Эррик сказал: «Я люблю тебя,
526

брат» и выхватил меч, а сир Аррик, обнажив собственный,

ответил: «И я тебя люблю».
Как рассказывает великий мейстер Манкан, близнецы
бились друг с другом добрый час; лязг стали о сталь перебудил
половину королевского двора, но очевидцы только и могли
беспомощно стоять в стороне, не в силах вмешаться, ибо никто
не мог различить, кто из братьев друг, а кто враг. В конце
концов сир Аррик и сир Эррик нанесли друг другу
смертельные раны и умерли в объятиях друг друга со слезами
на щеках.
Рассказ Грибка об этом поединке короче, жестче и в
целом малоприятнее. Шут заявляет, что схватка длилась
считанные мгновения. Не звучали речи о братской любви; оба
Каргилла обвинили друг друга в предательстве, и тут же
зазвенели мечи. Сир Эррик, стоя в тот миг выше на винтовой
лестнице, первым нанес яростный и смертельный удар сверху
вниз, почти отрубивший у плеча руку брата, державшую меч.
Однако уже в падении сир Аррик ухватился за белый плащ
своего убийцы и притянул к себе столь близко, что смог
вонзить тому кинжал глубоко в живот. Сир Аррик застыл еще
до того, как прибыли первые стражники, но сир Эррик с
распоротым кишечником умирал четыре дня, страдая от
жутких болей и не прекращая проклинать брата-предателя.
По понятным причинам певцы и сказители
предпочитают историю, поведанную Манканом. Мейстерам и
прочим ученым мужам лучше самим определить, какой
рассказ достовернее. Септон Юстас сообщает лишь, что
близнецы Каргиллы умертвили друг друга. На том мы их и
оставим.
В Королевской Гавани Ларис Стронг Косолапый, мастер
над шептунами короля Эйгона, составил перечень всех лордов,
приезжавших на Драконий Камень; тех, кто был на коронации
Рейниры и заседал в ее черном совете. Замки Веларионов и
Селтигаров стояли на островах и были недоступны гневу
Эйгона II, поскольку у того не хватало сил на море. Но у
 527

черных лордов, чьи земли лежали на материке, подобной

защиты не имелось.
Сир Кристон Коль отправился к замкам Росби и
Стокворт, чьи лорды недавно отказались от клятв Рейнире, и
повелел им доказать свою верность, прибавив свои силы к его
собственному войску (сотня рыцарей и полутысяча латников
из Королевских земель, и в придачу к ним еще втрое больше
опытных наемников). С этими подкреплениями части сира
Кристона выдвинулись на Сумеречный Дол – портовый город,
окруженный стенами – и смогли застать врасплох его
защитников. Город разграбили, корабли в гавани сожгли, сам
лорд Дарклин был обезглавлен. Домашним рыцарям лорда и
всему гарнизону предоставили выбор: либо присягнуть
своими мечами королю Эйгону, либо разделить судьбу своего
лорда. Большинство выбрало первое.
Следующей целью десницы стал Грачиный Приют.
Заблаговременно предупрежденный о приближении сира
Кристона, лорд Стонтон закрыл ворота, решив
сопротивляться. Со стен замка его светлость мог лишь
смотреть, как сжигают его поля, леса и деревни, а скот и
крестьян предают мечу. Когда запасы съестного в замке
приблизились к истощению, лорд Стонтон отправил на
Драконий Камень ворона, прося подмоги.
Птица прибыла как раз в тот час, когда королева и ее
черные оплакивали сира Эррика и обсуждали, каков будет их
ответ на эту вылазку «узурпатора Эйгона». Рейнира, пусть и
потрясенная покушением на ее жизнь (или на жизнь ее
сыновей), все еще не особо желала наступать на столицу.
Манкан пишет (следует помнить, что он создавал свой труд
многими годами позже), что ее милость боялась стать убийцей
родичей. Мейгор Жестокий умертвил своего племянника
Эйгона, после чего жил проклятым, пока не истек кровью на
украденном троне. Септон Юстас говорит о «материнском
сердце», которое побуждало королеву не рисковать жизнями
оставшихся сыновей. Однако же Грибок, сам бывавший на
528

военных советах черных, настаивает, что Рейнира на них

попросту отсутствовала, поскольку по смерти Люцериса была
столь убита горем, что передала право решать Морскому Змею
и его супруге, принцессе Рейнис.
Здесь изложение Грибка выглядит наиболее
достоверным: известно, что через девять дней после того, как
лорд отослал свою мольбу о помощи, со стороны моря донесся
шум кожистых крыльев. Над Грачиным Приютом возникла
Мелеис, прозванная Красной Королевой за алую чешую. Ее
гребень, рога и когти блестели, как начищенная медь, а
перепонки крыльев были розовыми. На спине Мелеис, сверкая
на солнце сталью и медью брони, восседала Почти Королева
Рейнис Таргариен.
Сир Кристон Коль не устрашился – десница Эйгона того
и ждал, на то и рассчитывал. Барабаны отбили сигнал, и вперед
выступили лучники и арбалетчики, наполнившие воздух
стрелами. Взведенные скорпионы выпустили железные болты
– точно такие же некогда сразили Мераксес в Дорне. В
драконицу угодило десятка два стрел, но Мелеис лишь
разъярилась и ринулась вниз, направо и налево извергая огонь.
Пламя охватывало гривы, шкуры и сбрую коней, следом
загорались и рыцари в седлах. Латники роняли копья и
обращались в бегство. Кое-кто пытался укрыться за щитом, но
дыхание дракона не сдержать ни дубу, ни железу. Сир
Кристон, верхом на белом коне, кричал сквозь дым и огонь:
«Цельтесь во всадника!». А Мелеис ревела, исторгая из
ноздрей клубы дыма, и в пасти ее бился охваченный пламенем
жеребец.
Но вот раздался ответный рев. Показались еще две
крылатые фигуры: король верхом на Солнечном Огне,
Золотом драконе, и его брат Эймонд на Вхагар. Кристон Коль
поставил капкан, и, заглотив наживку, в него попалась Рейнис.
И ныне челюсти капкана захлопнулись.
Принцесса Рейнис и не пыталась спастись бегством. С
восторженным кличем она щелчком кнута развернула Мелеис
 529

к противникам. Против одной Вхагар у нее еще были шансы;

но против Вхагар и Солнечного Огня – гибель была
неизбежной. Неистовая схватка драконов разразилась в тысяче
футов над полем боя. В воздухе взрывались и распускались
столь яркие сгустки пламени, что позже люди клялись, будто
небеса усыпало множество солнц. Багровые челюсти Мелеис
сжались на золотой шее Солнечного Огня, но лишь на миг –
ибо с высоты в драконов врезалась Вхагар. Всех трех зверей
кубарем понесло вниз. Они ударились оземь с такой силой, что
с зубчатых стен Грачиного Приюта в полулиге от места
падения посыпались камни.
Люди, бывшие слишком близко к драконам, не расскажут об
этом – ибо никто не выжил. А стоявшие дальше ничего не
могли разглядеть за дымом и пламенем. Прежде, чем пожар
угас, прошли часы. Но из оставшегося пепла невредимой
поднялась только Вхагар. Мелеис испустила дух, разбившись
еще при падении, а на земле ее изорвали в куски. А Солнечный
Огонь, великолепнейший золотой зверь, остался с
полуоторванным от туловища крылом. Его царственный
всадник изломал ребра и бедро; половину тела Эйгона
покрыли ожоги, а более всего пострадала левая рука: драконий
огонь жег столь горячо, что металл королевской брони
вплавился в плоть.
Тело, которое сочли принадлежавшим Рейнис
Таргариен, отыскали позже рядом с останками ее дракона,
однако оно настолько почернело, что с уверенностью опознать
в нем принцессу не смог бы никто. Любимая дочь леди
Джоселин Баратеон и принца Эймона Таргариена, верная жена
лорда Корлиса Велариона, мать и бабушка, Почти Королева
без страха жила и умерла средь огня и крови, будучи
пятидесяти пяти лет от роду.
В тот день также расстались с жизнью восемь сотен
рыцарей, оруженосцев и простых ратников. Еще сотня полегла
спустя малое время, когда принц Эймонд и сир Кристон Коль
взяли Грачиный Приют и предали смерти его гарнизон. Голову
530

Рисунок 49. Гибель принцессы Рейнис Таргариен, прозванной Почти

Королевой, и драконицы Мелеис подле Грачиного Приюта.
 531

лорда Стонтона доставили в Королевскую Гавань и водрузили

над Старыми воротами... но именно голова драконицы
Мелеис, провезенная по городу в телеге, заставила толпы
простого люда смолкнуть в благоговейном ужасе. Септон
Юстас сообщает нам, что впоследствии столицу покинули
тысячи людей, пока вдовствующая королева Алисента не
повелела наглухо запереть городские ворота.
Король Эйгон II не погиб, хотя так страдал от ожогов,
что, по слухам, молил богов ниспослать ему смерть. Его
доставили в Королевскую Гавань в закрытых носилках, чтобы
скрыть тяжесть ранений. Его милость не поднимался с постели
вплоть до конца года, хотя септоны за него молились, а
мейстеры потчевали снадобьями и маковым молоком. Девять
часов из десяти Эйгон спал, очнувшись, принимал скудную
пищу и засыпал вновь. Никому не дозволялось тревожить
покой короля, кроме вдовствующей королевы, его матери, и
десницы, сира Кристона Коля. Супруга так ни разу и не
попыталась навестить его – настолько поглотила Хелейну
пучина собственного горя и безумия.
Дракон короля, Солнечный Огонь, был чересчур велик и
тяжел для перевозки, а сам не мог взлететь из-за
поврежденного крыла. Он оставался в полях за Грачиным
Приютом и ползал по пепелищу подобно огромному золотому
змею. Первое время он кормился обгоревшими телами
погибших. Когда с ними было покончено, люди, оставленные
сиром Кристоном для охраны, стали пригонять дракону овец и
телят.
– Править Вестеросом теперь придется вам, пока ваш
брат не поправится и не примет корону вновь, – сказал десница
принцу Эймонду. Как пишет Юстас, сиру Кристону не
понадобилось повторять дважды. Так одноглазый Эймонд
Убийца Родичей завладел железной с рубинами короной
Эйгона Завоевателя, заявив при этом:
– На мне она смотрится лучше, чем на нем.
532

Впрочем, Эймонд не стал присваивать титул короля, он

лишь нарек себя Защитником Державы и принцем-регентом.
Сир Кристон Коль остался королевским десницей.
Между тем проросли семена, посеянные Джекейрисом
Веларионом во время его полета на север: в Барроутон,
Винтерфелл, Белую Гавань, Систертон, Лунные Врата и
Чаячий город стекалось множество ратных людей. Сир
Кристон предостерегал нового принца-регента: стоит им
соединиться с силами речных лордов, которые принц Деймон
собрал в Харренхолле – и даже мощные стены Королевской
Гавани такое войско могут не сдержать.
Вести с юга также были зловещими. Откликнувшись на
просьбу дяди, лорд Ормунд Хайтауэр вышел из Староместа с
тысячей рыцарей, тысячей лучников, тремя тысячами
латников и неисчислимым роем обозников, наемников,
вольных всадников и всякого сброда – но вскоре понял, что его
зажали сир Алан Бисбери и лорд Алан Тарли. Под их началом
было гораздо меньше людей, однако два Алана беспокоили
Хайтауэра день и ночь: совершали набеги на его лагеря,
вырезали разведчиков, а по пути его войска предавали огню
все подряд. Несколько южнее обоз Хайтауэра разгромил лорд
Костейн, вышедший для того из Трех Башен. Также до его
светлости дошли еще худшие сведения: лорд Таддеус Рован из
Золотой Рощи выступил на Мандер с ратью, примерно равной
его собственным силам. Так что лорд Ормонд решил, что без
поддержки ему дела не свершить, и отписал в Королевскую
Гавань: «Нам нужны ваши драконы».
Бесконечно уверенный в своем воинской мастерстве и в
мощи драконицы Вхагар, Эймонд жаждал дать неприятелю
бой. Он говорил:
– Потаскуха на Драконьем Камне не угроза, она не
страшнее Рована да прочих изменников в Просторе. Опасность
– это мой дядюшка Деймон. Стоит ему сгинуть, все это
дурачье, поднявшее знамена сестрицы, разбежится по своим
замкам и докучать нам больше не будет.
 533

А на востоке Черноводного залива королева Рейнира по-

прежнему не могла поправиться. Смерть сына Люцериса стала
сокрушительным ударом для женщины, и без того
надломленной вынашиванием, схватками и рождением
мертвой дочери. А когда весть о кончине принцессы Рейнис
достигла Драконьего Камня, королева рассорилась и с лордом
Веларионом – тот винил Рейниру в гибели супруги.
– На ее месте надо было быть вам! – кричал Морской
Змей на ее милость. – Стонтон посылал за вами, но вы
отправили отвечать мою жену! А сыночков-то своих даже и не
пустили!
Все в замке знали, что Джейс и Джофф очень хотели
лететь на бой в Грачиный Приют – на своих драконах и вместе
с Рейнис.
Грибок в своих «Свидетельствах» заверяет нас: «Только
я мог облегчить сердце ее милости. В этот темный час я стал
советником королевы, отложив скипетр и колпак шута и
открыв ей всю свою мудрость и сострадание. Неведомо для
всех в те дни правил шут – невидимый король в разноцветных
одеяниях».
Весьма серьезные притязания маленького человечка не
подтверждаются никаким другим хронистом. Не говоря уж о
фактах – ее милость была далеко не одинока, при ней
оставались все четверо ее выживших сыновей, которых она
называла «своей силой и утешением». Эйгону Младшему и
Визерису, сыновьям принца Деймона, было соответственно
девять и семь лет, принцу Джоффри – еще только
одиннадцать… но вот Джекейрис, принц Драконьего Камня,
был на пороге своих пятнадцатых именин.
Тогда, в конце 129 года, первенствовать стал именно
Джейс. Памятуя об обещании, данном им Деве Долины, он
велел принцу Джоффри вылететь на Тираксесе в Чаячий город.
Манкан предполагает, что основным для Джейса являлось
желание держать брата подальше от сражений. Джоффри это
не пришлось по душе – он был полон решимости показать себя
534

в битве. И лишь когда ему втолковали, что он отправляется

защищать Долину от драконов короля Эйгона, Джоффри
неохотно согласился. В сопровождающие ему определили
Рейну, тринадцатилетнюю дочь принца Деймона от Лейны
Веларион. Известная по городу своего рождения как Рейна
Пентошийская, девочка не являлась драконьей всадницей,
поскольку ее дракончик умер при рождении несколько лет
назад. Однако Рейна привезла с собой в Долину три яйца и
еженощно молилась, чтобы они проклюнулись.
Сестра-близнец леди Рейны, Бейла, осталась на
Драконьем Камне. Будучи давно уже помолвленной с принцем
Джекейрисом, она отказалась покинуть его и настаивала, что
пойдет с ним в бой на своем драконе – хотя Лунная Плясунья
была еще мала, чтобы выдержать вес девочки. Также Бейла
объявила о намерении тотчас же выйти замуж за Джекейриса,
никакой свадьбы так и не сыграли. По словам Манкана, принц
не хотел жениться до завершения войны, Грибок же
утверждает, что к тому времени Джекейрис уже был женат на
Саре Сноу, загадочной девице-бастарде из Винтерфелла.
Принц Драконьего Камня также позаботился о
безопасности своих единоутробных братьев, девятилетнего
Эйгона Младшего и семилетнего Визериса. Принц Деймон,
отец мальчиков, во времена своего пребывания в Вольном
городе Пентосе обзавелся там множеством друзей. Так что
Джекейрис обратился через Узкое море к тамошнему
правителю, который согласился взять обоих мальчиков на
воспитание, пока Рейнира не утвердится на Железном троне. В
последние дни 129 года юные принцы взошли на борт когга
«Веселая беспечность» – Эйгон с Грозовым Облаком, Визерис
с яйцом в руках – чтобы отплыть в Эссос. Желая увериться в
том, что мальчики благополучно достигли Пентоса, Морской
Змей отправил для сопровождения когга семь боевых
кораблей.
Самого лорда Приливов принц Джекейрис вернул весьма
скоро – когда назвал того десницей королевы. И уже вместе с
 535

лордом Корлисом Джейс принялся обдумывать захват

Королевской Гавани.
Поскольку раненый и неспособный летать Солнечный
Огонь находился близ Грачиного Приюта, а Тессарион – с
принцем Дейроном в Староместе, защищать Королевскую
Гавань остались лишь два взрослых дракона... а всадница
Пламенной Мечты королева Хелейна проводила свои дни во
тьме и рыданиях, и, конечно, не могла считаться угрозой.
Оставалась только Вхагар. Ни один из ныне живущих
драконов не мог сравниться с ней величиной и свирепостью,
но Джейс рассудил, что если на столицу нагрянут совместно и
Вермакс, и Сиракс, и Караксес, то даже «та древняя сука»
будет не в силах с ними сладить.
Грибок был не настолько уверен. Карлик утверждает,
будто говорил принцу Драконьего Камня, что «три больше
единицы, но четыре больше трех, а шесть больше четырех, и
это знает даже дурак». Джейс указал ему, что на Грозовом
Облаке еще не летали, Лунная Плясунья – почти детеныш, а
Тираксес и принц Джоффри далеко в Долине Арренов. Где же
Грибок предлагает искать новых драконов? На то карлик
рассмеялся (как он сам заявляет) и ответил, что «под
простынями и в поленницах, где вы, Таргариены, сеяли свое
серебряное семя».
Дом Таргариенов правил Драконьим Камнем более двух
сотен лет, с тех самых пор, как из Валирии впервые прибыл
лорд Эйнар Таргариен со своими драконами. По своему
обычаю Таргариены заключали браки между братьями и
сестрами, а также между другими родичами. Однако молодая
кровь горяча, и мужчинам этого дома свойственно было искать
наслаждений среди дочерей (и даже жен) своих подданных,
людей из простонародья, живших в деревнях у подножия
Драконьей горы, возделывавших землю или ловивших в море
рыбу. Безусловно, до правления короля Джейхейриса право
первой ночи применялось на Драконьем Камне гораздо чаще,
536

чем вообще в Вестеросе, хотя королева Алисанна, несомненно,

была бы весьма поражена, услышь она о том.
Хотя право первой ночи везде вызывало ропот (как
узнала королева Алисанна на своих встречах с женщинами
Вестероса), на Драконьем Камне, где Таргариенов воистину
почитали стоявшими ближе к богам, нежели к обычным
людям, подобные чувства сдерживались. Здесь завидовали
невестам, чья брачная ночь была отмечена подобным
благословением, а дети, рожденные от подобных связей,
почитались выше других, ибо лорды Драконьего Камня по их
рождении частенько щедро одаривали матерей золотом,
шелками и землей. Таких счастливых бастардов называли
«драконьими отпрысками», а со временем они стали известны
просто как «отпрыски» или «семена». Даже после отмены
права первой ночи кое-кто из Таргариенов продолжал
развлекаться с дочками содержателей постоялых дворов и
женами рыбаков, так что отпрыски и дети отпрысков
встречались на Драконьем Камне во множестве.
Вот к ним принц Джекейрис по настоянию своего шута и
обратился. Он поклялся, что любого, кто сможет оседлать
дракона, посвятят в рыцари и одарят землей и золотом. Его
сыновей возведут в благородное сословие, а дочери станут
женами лордов. Самому же драконьему всаднику предоставят
честь сражаться плечом к плечу с принцем Драконьего Камня
против самозванца Эйгона II Таргариена и его приспешников-
изменников.
Не все из откликнувшихся на призыв принца были
отпрысками дракона; иные не являлись даже сыновьями или
внуками таковых. Стать драконьими всадниками вызвались
десятка два придворных рыцарей Рейниры, и среди них – лорд-
командующий ее Королевской гвардии, сир Стеффон
Дарклин, а также оруженосцы, кухонная челядь, моряки,
латники, лицедеи и пара служанок. Все случившиеся далее
достижения и трагедии Манкан называет «засеванием семян»,
 537

приписывая заслугу самому Джекейрису, а не Грибку. Прочие

предпочитают именование «Красный Засев».
Самым неожиданным из всех этих притязателей на
драконов оказался сам Грибок. В «Свидетельствах» он
подробно рассказывает о своей попытке оседлать старую
Среброкрылую, которую считал самой послушной из
непристроенных драконов. Байка – одна из забавнейших у
карлика – заканчивается тем, что Грибок вынужден бежать в
горящих штанах через весь двор замка, прыгать в колодец,
чтобы погасить огонь, а там едва не потонуть. Не слишком-то
убедительный рассказ... но, по крайней мере, вносит немного
смеха в события, мрачные во всем остальном.
Драконы – не лошади. Так просто они не допустят
человека к себе на спину, а когда разозлены или чуют угрозу –
нападают. В «Доподлинном изложении» Манкан утверждает,
что во время Засева шестнадцать человек рассталось с жизнью,
а втрое больше обгорело или покалечилось. Стеффон Дарклин
сгорел заживо, попробовав оседлать Морского Тумана. Лорда
Гормиона Масси постигла та же участь, когда он приблизился
к Вермитору. Овцекрад оторвал руку человеку по имени
Серебряный Деннис, чьи волосы и глаза давали повод верить
его утверждению, что он произошел от бастарда Мейгора
Жестокого. Когда сыновья Денниса попытались унять кровь из
раны, на них обрушился Каннибал – отогнав Овцекрада, он
пожрал и отца, и сыновей.
Все же Морской Туман, Вермитор и Среброкрылая,
привычные к людям, терпимо относились к их присутствию.
Когда-то они уже летали под седлом, и теперь легче
признавали новых всадников. Вермитор, дракон самого̀
Старого короля, склонил свою голову перед бастардом
кузнеца, человеком огромного роста, что звался Хью
Молотом, или Крепким Хью. Светловолосый латник, которого
именовали Ульфом Белым (за цвет волос), или Ульфом
Пропойцей (за пьянство), покорил Среброкрылую, любимицу
Доброй королевы Алисанны. И, наконец, Морской Туман,
538

некогда носивший на себе Лейнора Велариона, позволил

оседлать себя мальчишке пятнадцати лет, известному как
Аддам из Халла, чье происхождение и по сей день остается
предметом споров среди историков.
Матерью двоих братьев, Аддама и Алина, рожденного
годом позже, была некая Марильда, хорошенькая юная дочка
корабела из Халла. На отцовских верфях к ней все привыкли и
зачастую называли Мышкой – за то, что была «маленькой,
быстрой и всегда вертелась под ногами». Аддама она родила в
114 году, будучи шестнадцатилетней, а Алина – в 115 году,
тогда ей только-только исполнилось восемнадцать. Бастарды
из Халла, будучи, как и мать, невысокими и проворными, глаза
имели лиловые, а волосы их сияли серебром. Росли они на
верфях своего деда и вскоре выяснилось, что «у них в крови
морская соль» – еще до того, как им сравнялось восемь лет,
мальчишки ушли в море юнгами. В год, когда Аддаму
исполнилось десять лет, а Алину – девять, их матушка
унаследовала верфи после кончины своего отца, продала
наследство и использовала выручку, чтобы стать хозяйкой
торгового когга. Тот корабль Марильда из Халла назвала
«Мышкой», и, сочетая отвагу на море и купеческое хитроумие,
к 130 году уже владела семью судами. Ее сыновья-бастарды
служили то на одном, то на другом из кораблей матери.
Аддам и Алин явно были из числа драконьих отпрысков
(ни один человек, взглянув на них, в том не усомнился бы),
однако их мать упорно отказывалась называть имя отца. Лишь
после того, как принц Джекейрис призвал новых драконьих
всадников, Марильда, наконец, нарушила молчание и заявила,
что оба мальчика – сыновья сира Лейнора Велариона.
Да, все знали, что сиру Лейнору время от времени
доводилось бывать на верфях в Халле, и сыновья Мышки были
схожи с ним ликом. Тем не менее, на Драконьем Камне и в
Дрифтмарке к утверждению Марильды отнеслись с
недоверием, ибо прекрасно помнили, насколько Лейнор
Веларион был равнодушен к женщинам. Вот только обвинить
 539

ее во лжи так никто и не осмелился... потому что к принцу

Джекейрису на Засев пареньков привел сам лорд Корлис, отец
сира Лейнора. Морской Змей, переживший всех своих детей,
испытавший предательство племянников и других родичей,
казалось, весьма и весьма желал принять новообретенных
внуков. И было похоже, что слова Марильды подтверждаются
– поскольку Аддам из Халла смог оседлать Морского Дыма,
дракона Лейнора Велариона.
Так что не стоит удивляться тому, что и великий мейстер
Манкан, и септон Юстас прилежно отстаивают отцовство сира
Лейнора... а Грибок, как всегда, с этим не соглашается. В своих
«Свидетельствах» шут отстаивает мысль, будто детей
«мышки-малышки» породил не сын Морского Змея, а сам
Змей. Карлик указывает, что лорд Корлис предпочтения сына
не разделял, а верфи Халла были для адмирала вторым домом
(Лейнор же посещал их значительно реже). По словам Грибка,
принцесса Рейнис, супруга лорда, обладала огненным нравом,
как и многие Таргариены, и уж точно не осталась бы любезной
к своему лорду-мужу, ставшему отцом бастардов от девицы,
бывшей вдвое ее моложе, да еще и дочки корабела. И потому
его светлость после рождения Алина благоразумно прекратил
свою «интрижку с корабельной мышкой», велев ей держать
малышей подальше от двора. И только после гибели
принцессы Рейнис лорд Корлис, наконец, счел выдвижение
бастардов достаточно безопасным.
Пожалуй, в нынешнем случае история, рассказанная
шутом, выглядит достовернее рассказов септона и мейстера.
Наверняка многое множество людей при дворе королевы
Рейниры подозревали то же самое, но если и так, то они
держали языки за зубами. Вскоре после того, как Аддам из
Халла, взлетев на Морском Тумане, доказал, чего он стоит,
лорд Корлис зашел столь далеко, что подал королеве Рейнире
прошение о снятии с Аддама и его брата клейма бастардов.
Когда и принц Джекейрис присоединил к просьбе свой голос,
540

королева уступила. Аддам из Халла, бастард драконьего

семени, стал Аддамом Веларионом, наследником Дрифтмарка.
Но Красный Засев на том не закончился. Худшее было
впереди, с куда более тяжкими последствиями для всех Семи
Королевств.
Желающих приручить трех диких драконов острова было
куда меньше, чем охотников за теми, кто уже ранее знавал
всадников, но попытки все же делались. Овцекрад, особенно
безобразный дракон «цвета бурой грязи», проклюнувшийся в
те годы, когда Старый король был еще молод, был охоч до
баранины и вечно таскал овец из пастушьих отар от
Дрифтмарка до Путеводной. Он редко чинил зло пастухам,
если те не пытались ему помешать, но овчарку при случае
сожрать мог. Серый Призрак обитал в дымящемся кратере
высоко на восточном склоне Драконьей горы. Он предпочитал
рыбу, и чаще всего Призрака видели, когда тот мелькал над
Узким морем, выхватывая добычу из воды. Этот бледно-серый
с белым дракон, под цвет утреннего тумана, был весьма
осторожным созданием, порой он годами чурался и людей, и
творений рук человеческих.
И Каннибал – наистарейший и наивеличайший из диких
драконов, угольно-черный, с глазами зловещей зелени.
Получил свое прозвище за то, что питался телами погибших
сородичей, а при налетах на выводные садки Драконьего
Камня пожирал яйца и новорожденных детенышей. В народе
порой говорили, что Каннибал устроил себе логовище на
Драконьем Камне еще до прибытия Таргариенов (великий
мейстер Манкан и септон Юстас считают эту историю
наиболее невероятной, и я с ними согласен). Незадачливые
укротители драконов пытались оседлать его с дюжину раз; и
логово Каннибала устлали их кости.
Так что Каннибала не тревожили – никто из драконьих
отпрысков не оказался столь глупым (а если кто-то и
попытался к нему подступиться, то рассказать об этом уже не
мог). Кое-кто пытался искать Серого Призрака, но
 541

Рисунок 50. Дикий дракон Каннибал в своем логовище под Драконьей горой.
безуспешно: тот был воистину неуловимым созданием.
Выманить Овцекрада оказалось проще, однако ж у этого
зверюги нрав был злобным и скверным, он умертвил больше
смельчаков, чем три «дракона из замка», вместе взятые. Одним
из тех, кто понадеялся укротить Овцекрада (после того, как
поиски Серого Призрака не увенчались успехом), стал Алин из
Халла. Дракон не пожелал иметь с ним дела. Когда Алин,
спотыкаясь, бежал из драконьего логова в горящем плаще, его
жизнь спасло только стремительное вмешательство брата.
Аддам успел сбить пламя собственным плащом, а Морской
Туман тем временем погнал дикого дракона прочь. До конца
долгой жизни спину и ноги Алина Велариона покрывали
шрамы, однако же он считал себя счастливчиком, ибо остался
в живых. Немало других отпрысков и прочих охотников,
стремившихся взобраться на спину Овцекрада, взамен того
упокоились в его брюхе.
542

В конце концов, бурого дракона покорили хитрость и

настойчивость «маленькой смуглой девицы», которой было
шестнадцать лет от роду. Та каждое утро приносила ему
свежезарезанную овцу, пока Овцекрад не научился признавать
и ожидать ее. Согласно Манкану, эту нежданную драконью
всадницу звали Крапивой. Грибок пишет, что девчонку звали
Крапкой, и она была из числа бастардов неизвестного
происхождения, а родилась у портовой шлюхи. Черноволосая,
кареглазая, смуглая, щуплая, сквернословящая и – как ни
посмотри – бесстрашная, Крапива стала первым и последним
всадником Овцекрада.
Так принц Джекейрис достиг своей цели. При том,
сколько смерти и боли принес Посев, сколько женщин стало
вдовами и сколько мужей до самой смерти носили шрамы от
ожогов – четверо драконьих всадников были найдены. Когда
129 год близился к завершению, принц приготовился
выступить на Королевскую Гавань. Днем нанесения удара он
избрал первое полнолуние нового года.
Однако человек предполагает, а боги располагают. В то
самое время, когда Джейс готовился к захвату столицы, с
востока приближалась новая угроза. Замыслы Отто Хайтауэра
принесли свои плоды: Верховный совет Триархии на собрании
в Тироше согласился на предложение десницы о союзе с
Железным троном. Девяносто боевых кораблей двинулись от
Ступеней под знаменами Трех Дочерей, держа курс на
Глотку… и так уж распорядились случай и боги, что
пентошийский когг «Веселая беспечность» с двумя принцами-
Таргариенами на борту заплыл прямо к ним в пасть.
Корабли сопровождения затопили либо взяли на
абордаж, саму «Веселую беспечность» – захватили. Весть о
случившемся достигла Драконьего Камня лишь после того, как
туда прибыл принц Эйгон, отчаянно цеплявшийся за шею
своего дракона, Грозового Облака. Побелевший от ужаса
мальчик, сообщает нам Грибок, дрожал как осиновый лист и
пропах мочой – всего лишь девяти лет от роду, он никогда не
 543

летал прежде… и ему никогда более не суждено было взлететь,

ибо Грозовое Облако при бегстве с «Веселой беспечности»
был тяжко изранен. В брюхе дракона застряли обломки
бесчисленных стрел, а шею пронзил болт скорпиона. Грозовое
Облако шипел, а из ран его, чернея и дымясь, истекала горячая
кровь; не прошло и часа, как дракон испустил дух.
У младшего брата Эйгона, принца Визериса,
возможности спастись с когга не было. Смышленый малыш
спрятал свое драконье яйцо и переоделся в просоленные
лохмотья, попытавшись сойти за корабельного мальчишку, но
один из подлинных мальчишек с когга его выдал, и принц
оказался в плену. Манкан пишет, что именно тирошийский
капитан первым осознал, кого заполучил, но Шарако Лохар из
Лиса, командующий флотом, вскоре лишил подчиненного его
добычи.
Перед нападением лиснийский адмирал разделил флот:
одна часть входила в Глотку южнее Драконьего Камня, две
другие – севернее. Битва закипела в час раннего утра пятого
числа первого месяца 130 года, солнце всходило как раз за
боевыми кораблями адмирала Шарако. Теряясь в солнечных
отблесках, те смогли застать врасплох большинство галер
лорда Велариона, какие-то – протаранили, какие-то –
захватили, зацепив абордажными крючьями. Оставив
Драконий Камень в покое и безмятежности, южная флотилия
обрушилась на берега Дрифтмарка. В гавань Спайстауна ввели
брандеры, которыми подожгли выходящие навстречу корабли,
после чего высадили людей. Утро еще было в самом разгаре, а
Спайстаун уже пылал, и толпа мирийцев с тирошийцами
ломились в ворота Высокого Прилива.
Когда принц Джекейрис на Вермаксе обрушился на
строй лиснийских галер, его встретил ливень копий и стрел.
Моряки Триархии уже сталкивались с драконами ранее, во
время войны с принцем Деймоном на Ступенях. Никто не
может оспорить их храбрость; они были готовы встретить
драконье пламя тем, что имели в арсеналах. Капитаны и
544

офицеры наставляли моряков: «Убейте всадника, и дракон

улетит».
Загорелся один корабль, следом – второй. Но воины
Вольных городов продолжали вести бой... пока не раздался
тревожный крик. Подняв головы, люди увидели других
крылатых врагов, которые появились из-за Драконьей горы и
повернули в их сторону.
Одно дело – встретиться лицом к лицу с одним драконом,
совсем иное – с пятью. Когда нагрянули Среброкрылая,
Овцекрад, Морской Туман и Вермитор, отвага покинула
воинов Триархии. Строй боевых кораблей распался, галеры
вереницей устремились прочь. Драконы низверглись, как
молнии с небес, изрыгая сгустки огня один ярче другого:
голубой и оранжевый, красный и золотой. Корабль за
кораблем разламывались на части или поглощались пламенем.
Люди, окутанные огнем, с криками кидались в море. Над водой
поднимались высокие столбы черного дыма. Казалось, все
потеряно... и все действительно было потеряно...
Позже о том, как и почему пал дракон, рассказывали по-
разному. Одни утверждали, что арбалетчик загнал ему
железный болт прямо в глаз, но это выглядит подозрительно
похожим на описание того, как давным-давно в Дорне
встретила свою кончину Мераксес. Другой источник
повествует, что моряк с мирийской галеры забросил из
«вороньего гнезда» якорь-кошку на Вермакса, когда тот
пролетал мимо кораблей. Один из крючьев якоря застрял меж
двух чешуек и вонзился еще глубже благодаря немалой
скорости летящего дракона: матрос прикрутил якорную цепь к
мачте, и вес корабля вместе с мощью крыльев Вермакса
пропороли в брюхе зверя глубокую рану. Яростный,
пронзительный рев дракона услышали даже сквозь грохот
битвы в самом Спайстауне. От рывка полет его резко
оборвался. Вермакс упал, рыча, пуская дым и колотя когтями
по воде. Выжившие рассказывали, что он попробовал
подняться, но лишь рухнул головой вперед на горящую галеру.
 545

Дерево раскололось, мачта обрушилась, и бьющий крыльями

дракон запутался в оснастке. Когда корабль перевернулся и
затонул, Вермакс пошел на дно вместе с ним.
Как говорят, Джекейрис Веларион сумел выбраться и
сколько-то мгновений цеплялся за один из дымящихся
обломков, пока арбалетчики с ближайшего мирийского судна
не начали его обстреливать. В принца попали раз, другой... Все
больше и больше мирийцев бралось за арбалеты. Наконец,
один из болтов угодил в шею, и Джейса поглотило море.
Битва в Глотке бушевала до самой ночи и к северу, и к
югу от Драконьего Камня и стала одним из
кровопролитнейших морских сражений в истории. Шарако
Лохар вел от Ступеней девяносто кораблей объединенного
флота Мира, Лиса и Тироша; домой же приплелось лишь
двадцать восемь, и только три из них не были лиснийскими.
Позже вдовы Мира и Тироша обвинили адмирала в том, что он
послал их флоты на погибель, а свой придержал. Так началась
ссора, через два года уничтожившая Триархию – три города
встанут друг против друга в Войне Дочерей. Но эта история
лежит уже за пределами нашего повествования.
Нападавшие обошли Драконий Камень стороной: без
сомнения, они сочли древний оплот Таргариенов чересчур
мощным для штурма. Однако с Дрифтмарка неприятель
собрал страшную дань. Спайстаун разграбили жесточайшим
образом, мужчин, женщин и детей перебили на улицах,
оставив их тела на корм чайкам, крысам и воронам. Дома
предали огню, и город никогда более не отстроился вновь.
Высокий Прилив также сожгли. Все сокровища, которые
Морской Змей привез с Востока, поглотил огонь, а его слуг
изрубили, когда те пытались скрыться от пожара. Флот
Веларионов потерял почти треть своей мощи. Погибли тысячи.
Но ни одна из потерь не ощущалась столь остро, как гибель
Джекейриса Велариона, принца Драконьего Камня и
наследника Железного трона.
546

Было похоже, что самый младший сын Рейниры также

пропал навсегда. В битве творилась такая сумятица, что никто
из уцелевших ничего толком не мог рассказать о судьбе
корабля, на котором был принц Визерис. Обе
противоборствующие стороны решили, что мальчик погиб –
утонул, сгорел или был зарублен. Другой принц, Эйгон
Младший, пусть и смог сбежать и выжить, но потерял всю
радость от самой жизни, поскольку не мог простить себя за то,
что улетел на Грозовом Облаке, оставив младшего брата врагу.
Пишут, что Морской Змей после того, как его поздравили с
одержанной победой, сказал:
– Если это победа, то я молюсь, чтобы мне никогда не
одержать еще одну.
Грибок рассказывает, что в тут ночь на Драконьем Камне
нашлось два человека, которые пили за случившуюся битву:
то были Хью Молот и Ульф Белый; они водили в бой
Вермитора и Среброкрылую, а ныне в дымной таверне у замка
бахвалились тем, что пережили сражение. Крепкий Хью
говорил:
– Ну теперь мы и взаправду рыцари!
А Ульф смеялся и отвечал:
– Тьфу, рыцари. Да нас лордами надо сделать!
Девица Крапива эту пирушку с бастардами не разделяла.
Она вылетела в бой, как и те, сражалась так же храбро, как и
те, сжигала и убивала, как и те, но по возвращении на
Драконий Камень ее лицо было черным от дыма и в грязных
полосах от слез. Что же до Аддама Велариона, недавно
бывшего Аддамом из Халла, то после битвы он разыскивал
Морского Змея, но о чем они беседовали, не рассказывает даже
Грибок.
Парой недель позже, в Просторе, Ормунд Хайтауэр
оказался зажат между двумя ратями. Таддеус Рован, лорд
Золотой Рощи, и Том Флауэрс, Бастард из Горького Моста,
давили его с северо-востока огромной рыцарской конницей; и
в то же время сир Алан Бисбери, лорд Алан Тарли и лорд Оуэн
 547

Костейн соединили силы и отрезали возможность отступления

в Старомест. На берегу Медовой реки вражеские войска
сомкнулись вокруг лорда Ормунда и разом ударили – и
спереди, и с тыла. Ряды армии Хайтауэра рушились у него на
глазах, поражение казалось неизбежным… как вдруг по полю
брани скользнула тень, и над головами, прорезавшись сквозь
звон ударов стали о сталь, прогремел ужасающий рев.
Прилетел дракон.
То была медно-кобальтовая Тессарион, Синяя Королева.
На ее спине восседал самый младший из троих сыновей
королевы Алисенты, пятнадцатилетний принц Дейрон,
оруженосец лорда Ормунда Хайтауэра, тот самый кроткий и
учтивый мальчик, бывший молочным братом принцу
Джекейрису.
Появление принца Дейрона и его дракона изменило ход
битвы. Теперь уже бойцы лорда Ормунда нападали,
выкрикивая проклятия своим врагам, а люди королевы
спасались бегством. К концу дня лорд Рован с остатками
своего войска отступил на север, безжизненное обгоревшее
тело Тома Флауэрса осталось лежать в камышах, двоих Аланов
взяли в плен, а лорд Костейн умирал от раны, нанесенной
Оставляющим Сирот, черным клинком Храброго Джона
Рокстона. И пока волки и вороны пожирали тела павших,
Ормунд Хайтауэр угощал принца Дейрона мясом тура и
крепким вином, а затем посвятил его в рыцари легендарным
валирийским длинным мечом Бдительность и нарек «сиром
Дейроном Отважным». Принц сдержанно ответил:
– Милорд, ваши слова любезны, но победа принадлежит
Тессарион.
Дух уныния и поражения повис над Драконьим Камнем,
когда при дворе черных узнали о разгроме на Медовой реке.
Лорд Бар-Эммон даже предположил, что, возможно, настало
время преклонить колени перед Эйгоном II. Однако королева
никогда бы на такое не пошла. Воистину, лишь богам до конца
ведомы человеческие сердца, а женщины тем более полны
548

загадок. Если кончина первого сына надломила Рейниру

Таргариен, то гибель второго, казалось, придала ей сил.
Смерть Джейса закалила ее, выжгла напрочь все страхи,
оставив лишь гнев и ненависть. У её милости все еще
оставалось больше драконов, нежели у ее единокровного
брата, и теперь она решила использовать их, не считаясь с
ценой. На черном совете она заявила, что обрушит пламя и
смерть на Эйгона и всех его присных, и либо сбросит брата с
Железного трона, либо сгинет сама.
Подобная решимость пустила корни и в душе Эймонда
Таргариена, правившего от имени своего брата, пока Эйгон
был прикован к постели. Рейниру, свою единокровную сестру,
Эймонд Одноглазый попросту презирал, а величайшей
угрозой считал дядюшку, принца Деймона, и огромное войско,
собранное тем в Харренхолле. Принц созвал знамена и
объявил совету, что намеревается навязать Деймону битву и
покарать мятежных лордов Трезубца.
Эймонд предложил зажать Речные земли в клещи, напав
и с востока, и с запада, тем самым вынудив лордов Трезубца
сражаться на двух направлениях. Джейсон Ланнистер собрал в
западных холмах грозную силу: тысячу рыцарей в полном
вооружении и семь тысяч лучников и латников. Ему следовало
спуститься с холмов и пересечь Красный Зубец, неся огонь и
сталь; а сир Кристон Коль выступит из Королевской Гавани в
сопровождении самого принца Эймонда на Вхагар. Обе армии
соединятся в Харренхолле, сокрушив оставшихся между ними
«изменников с Трезубца». И если его дядя выйдет на битву из-
под защиты крепостных стен (а он, безусловно, должен это
сделать), то Вхагар расправится с Караксесом, и регент
вернется в столицу с головой принца Деймона.
Не все члены зеленого совета одобрили столь смелый
замысел принца. Эймонда поддержал десница, сир Кристон
Коль, и Тиланд Ланнистер, но великий мейстер Орвиль
побуждал отправить весть в Штормовой Предел и, прежде чем
выступать, добавить силы дома Баратеонов. А Железный
 549

Посох, лорд Джаспер Уайлд, заявил, что принцу Эймонду

надлежит призвать с юга лорда Хайтауэра и принца Дейрона,
поскольку «два дракона лучше одного». Вдовствующая
королева также взывала к осторожности, увещевая сына
подождать, когда его брат-король и его Солнечный Огонь,
Золотой дракон, оправятся от ран настолько, что смогут
присоединиться к войскам.
Однако принцу Эймонду подобные отсрочки пришлись
не по вкусу. Он заявил, что нет нужды ни в братьях, ни в их
драконах, ибо Эйгон тяжко изранен, а Дейрон слишком юн. Да,
Караксес – грозный зверь, беспощадный, изворотливый и
отведавший битвы… но Вхагар старее, свирепее и вдвое
крупнее. Септон Юстас считает, что Убийца Родичей был
полон решимости сделать будущую победу только своей, не
желая делить славу ни с братьями, ни с кем-либо еще.
Пока Эйгон II не мог покинуть ложа и снова взяться за
меч, регентство и власть принадлежали Эймонду, и
прекословить ему не могли. Верный своему решению, спустя
две недели принц выступил через Божьи ворота во главе
четырехтысячного войска. Он говорил:
– Всего шестнадцать дней пути до Харренхолла! А на
семнадцатый мы будем пировать в зале Черного Харрена, и
дядюшкина голова будет смотреть на нас с моего копья!
Согласно приказу регента, в противолежащем конце
государства войска лорда Утеса Кастерли, Джейсона
Ланнистера, хлынули с западных холмов, чтобы всей силой
низвергнуться через Красный Зубец в самое сердце Речных
земель. У лордов Трезубца не осталось выбора, им пришлось
развернуться и встретиться с западной ратью.
Принц Деймон, воин старый и закаленный, не сидел
сложа руки и не позволил запереть себя в стенах, даже столь
мощных, как в Харренхолле. У него еще оставались друзья в
Королевской Гавани, и вести о замыслах племянника достигли
его еще до того, как Эймонд выступил из города. Говорят,
550

когда принца известили, что Эймонд и сир Кристон Коль

покинули Королевскую Гавань, Деймон расхохотался:
– Давно пора!
Он долго ждал этого часа. Тут же с перекошенных башен
Харренхолла взмыла целая туча воронов.
На Красном Зубце Ланнистеров встретили старый Петир
Пайпер, лорд Розовой Девы, и Тристан Вэнс, лорд Приюта
Странника. Хотя западное войско превосходило неприятеля
численностью, лорды Трезубца гораздо лучше знали свои
земли. Трижды Ланнистеры пытались пересечь реку и трижды
их отбрасывали, а в последний раз лорду Джейсону нанес
смертельную рану седеющий оруженосец Пейт из Длинного
Листа (позже этого воина посвятил в рыцари лорд Пайпер
самолично, назвав того сиром Длиннолистом Убийцей Львов).
Все же с четвертой попытки Ланнистеры захватили броды.
Сир Адриан Тарбек, принявший командование западным
войском, отобрал сотню рыцарей, и они, сняв тяжелые
доспехи, переплыли реку выше места битвы, обогнули линии
лорда Вэнса и ударили по ним с тыла. Ряды речных лордов
рухнули, лорд Вэнс пал, сраженный самим сиром Тарбеком,
после чего тысячи воинов Запада ринулись через реку.
Умирающему лорду Джейсону и его знаменосцам было
неведомо, что в те же дни флотилии ладей с Железных
островов, возглавляемые Дальтоном Грейджоем с Пайка,
обрушились на берега владений Ланнистеров. Красный
Кракен, чьего расположения искали оба притязателя на
Железный трон, сделал свой выбор. Железнорожденные не
могли и надеяться вломиться в Утес Кастерли, пока леди
Джоханна держала ворота запертыми, но они захватили три
четверти флота Ланнистеров и затопили оставшиеся. После
того налетчики перевалили через городские стены и
разграбили город, забрав оттуда несчетные богатства и шесть
сотен женщин и девиц (в число последних вошли
возлюбленная лорда Джейсона и его внебрачные дочери).
 551

В другой части королевства лорд Валис Мутон вел сотню

рыцарей из Девичьего Пруда, чтобы соединиться с
полудикими Крэббами и Брюнами с Раздвоенного Когтя, а
также с Селтигарами с Клешни. Пробираясь сквозь сосновые
леса и окутанные туманом холмы, они спешили к Грачиному
Приюту, где их нежданное появление застало гарнизон
врасплох. Отбив Грачиный Приют, лорд Мутон повел
храбрейших из своих людей на пепелище к западу от замка,
чтобы покончить с Солнечным Огнем, драконом короля
Эйгона.
Новоявленные драконоборцы без труда разогнали
оцепление из стражников, которых оставили обихаживать,
кормить и охранять зверя, но сам Солнечный Огонь оказался
противником куда более грозным, нежели ожидалось.
Драконы на земле неуклюжи, а разорванное крыло не
позволяло огромному золотому змею подняться в воздух.
Нападавшие рассчитывали найти дракона при смерти, а
обнаружили его спящим, но звон мечей и конский топот
вскоре разбудили зверя, и первый же удар копья привел его в
бешенство. Солнечный Огонь, покрытый склизкой грязью,
бился и извивался, крутясь среди костей бесчисленных овец,
хлестал хвостом, насылал на своих недругов струи золотого
пламени и силился взлететь. Трижды он поднимался и трижды
вновь падал на землю. Люди Мутона толпились вокруг с
мечами, копьями и топорами и нанесли дракону не одну
тяжкую рану... но каждый удар, казалось, только разъярял его
пуще прежнего. Погибло не менее шестидесяти человек,
прежде чем оставшиеся в живых бежали.
552

Рисунок 51. Наземный бой раненого дракона Солнечного Огня с воинами

лорда Мутона близ Грачиного Приюта.

Среди убитых был и Валис Мутон, лорд Девичьего

Пруда. Когда недели через две его брат Манфрид отыскал
тело, от лорда Валиса не осталось ничего, кроме кишащего
червями горелого мяса в расплавленных латах. Но нигде на
пепелище, усеянном телами храбрецов да сотней распухших и
обожженных лошадиных туш, лорд Манфрид не нашел
дракона короля Эйгона. Солнечный Огонь исчез. Не оказалось
там и его следов, хотя они наверняка бы остались, если бы
дракон уполз прочь. По всей видимости, Солнечный Огонь,
Золотой дракон, снова встал на крыло… но где он – никто
поведать не мог.
Тем временем принц Деймон Таргариен спешил на юг на
крыльях своего дракона Караксеса. Пролетев над западным
берегом Божьего Ока, в отдалении от идущего там войска сира
Кристона, он избежал встречи с неприятелем; затем пересек
Черноводную и повернул на восток, следуя вниз по реке, к
 553

Королевской Гавани. А на Драконьем Камне Рейнира

Таргариен облачилась в блестящий черный чешуйчатый
доспех, оседлала Сиракс и вылетела в штормовой дождь,
хлеставший по волнам Черноводного залива. Сойдясь в
небесах над городом, королева и ее принц-консорт закружили
над Высоким холмом Эйгона.
Их вид посеял ужас на городских улицах, ибо простой
люд не замедлил смекнуть, что, наконец, совершилось
нападение, которого страшились уже давно. Принц Эймонд и
сир Кристон, отправившись отвоевывать Харренхолл, лишили
Королевскую Гавань защитников… а Убийца Родичей забрал
Вхагар, грознейшего зверя, оставив противостоять драконам
королевы только Пламенную Мечту и нескольких едва
подросших детенышей. Юных драконов еще не седлали, а
всадницу Пламенной Мечты, королеву Хелейну, сломило горе,
так что город остался все равно, что без драконов.
Простонародье, неся на спинах детей и пожитки,
тысячами повалило к воротам столицы, надеясь найти
прибежище в окрестностях. Другие рыли под своими лачугами
ямы и туннели, темные сырые дыры, надеясь там пересидеть
будущий городской пожар (великий мейстер Манкан
сообщает, что с тех дней в Королевской Гавани осталось
множество скрытых проходов и тайных подвалов). В
Блошином Конце грянули бесчинства. Когда на востоке, в
заливе, показались паруса кораблей Морского Змея, идущего
к Черноводной, во всех септах зазвонили колокола, а на улицы
высыпали толпы черни, чтобы грабить всех подряд. Прежде
чем золотые плащи сумели восстановить порядок, погибли
десятки людей.
Поскольку принца-регента и десницы короля в городе не
было, а сам король Эйгон, обожженный и прикованный к
постели, утопал в маковых снах, заботиться об обороне города
выпало его матери, вдовствующей королеве. Алисента
приняла вызов: затворила ворота замка и города, послала на
стены золотых плащей и отправила всадников на быстрых
554

конях отыскать принца Эймонда, чтобы немедленно вернуть

его.
Кроме того, великому мейстеру Орвилю было велено
разослать воронов «всем нашим верным лордам» и призвать
их на защиту истинного короля. Но Орвиля в его собственных
покоях уже поджидали четверо золотых плащей. Один из
стражников заткнул старику рот, а другие избили его и
связали. С мешком на голове великого мейстера препроводили
вниз в темницы.
Гонцы королевы Алисенты уехали не дальше ворот – там
их задержали другие золотые плащи. Ее милости не было
ведомо, что семь капитанов, выбранных старшими за их
преданность королю Эйгону, были схвачены или убиты в тот
самый час, когда Караксес появился в небесах над Красным
замком… ибо простые стражники все еще любили Деймона
Таргариена, Принца Королевской Гавани, который
командовал ими в былые времена.
Брат королевы, сир Гвейн Хайтауэр, второй по званию
среди золотых плащей, бросился к конюшне, намереваясь
поднять тревогу, но его скрутили, обезоружили и приволокли
к его же командующему, сиру Лютору Лардженту. Когда
Хайтауэр обозвал сира Лютора перевертышем, вывернувшим
свой плащ наизнанку, тот рассмеялся:
– Плащи нам дал Деймон, и сколько их ни выворачивай,
они со всех сторон золотые.
Сказав это, он пропорол мечом живот сира Гвейна и
велел открыть городские ворота воинам, хлынувшим с
кораблей Морского Змея.
Невзирая на хваленую мощь своих стен, Королевская
Гавань не продержалась и дня. Короткое и кровавое побоище
произошло у Речных ворот, где тринадцать рыцарей
Хайтауэров с сотней латников прогнали золотых плащей, а
затем восемь часов кряду сдерживали натиск неприятеля как
изнутри города, так и извне. Но их отвага пропала втуне, ибо в
то же время воины Рейниры беспрепятственно входили в город
 555

через шесть других ворот. Вид драконов королевы в небесах

сломил дух оборонявшихся, и оставшиеся сторонники короля
Эйгона скрылись, бежали или преклонили колени.
Драконы опускались один за другим. Овцекрад
приземлился на вершине холма Висеньи, Среброкрылая и
Вермитор – на холме Рейнис, рядом с Драконьим Логовом.
Принц Деймон на Караксесе совершил круг над башнями
Красного замка, прежде чем спуститься во внутренний двор.
Лишь убедившись, что защитники не причинят ему никакого
зла, он подал знак летевшей на Сиракс супруге-королеве, что
можно снижаться и ей. Аддам Веларион оставался в небе,
облетая на Морском Тумане городские стены. Биение
широких кожистых крыльев его дракона предостерегало всех
находящихся внизу – любое неповиновение будет встречено
огнем.
Поняв безнадежность сопротивления, вдовствующая
королева Алисента вышла из Красного замка в сопровождении
своего отца, сира Отто Хайтауэра, сира Тиланда Ланнистера и
лорда Джаспера Уайлда, Железного Посоха (лорда Лариса
Стронга с ними не было, мастер над шептунами ухитрился как-
то исчезнуть). Септон Юстас, свидетель всего случившегося,
рассказывает, что королева Алисента попыталась
договориться с падчерицей:
– Давайте вместе созовем Великий совет, как ранее делал
Старый король, и поставим вопрос о престолонаследии перед
лордами государства.
Но королева Рейнира с презрением отвергла
предложение:
– Да вы, похоже, спутали меня с Грибком? Обе мы знаем,
чего нарешают эти лорды.
И она предложила мачехе выбор: сдаться или сгореть.
Склонив голову в знак поражения, королева Алисента
сдала ключи от замка и повелела своим рыцарям и латникам
сложить мечи. Говорят, что при этом она заявила:
556

– Город ваш, принцесса, но долго вам его не удержать.

Когда уходит кот, крысам раздолье, но мой сын, Эймонд,
вернется с пламенем и кровью.
Супругу соперника Рейниры, безумную королеву
Хелейну, нашли запертой в своей опочивальне... но, выломав
двери в покои короля, отыскали только «пустую кровать и
полный ночной горшок». Эйгон II исчез. Исчезли и его дети,
шестилетняя принцесса Джейхейра и двухлетний принц
Мейлор, вместе с рыцарями Королевской гвардии Рикардом
Торном и Уиллисом Феллом. Даже вдовствующая королева,
похоже, не знала, куда они делись, а Лютор Ларджент
божился, что через городские ворота никто не проходил.
Но не существовало способа тайно выкрасть Железный
трон – а королева не заснула бы, не утвердившись на месте

Рисунок 52. Принцесса Рейнира Таргариен на Железном троне принимает

присягу обитателей Красного замка в ночь после захвата столицы ее
драконами и войсками.
 557

своего отца. Итак, в тронном зале зажгли факелы, Рейнира

поднялась по железным ступеням и уселась там же, где до нее
сидел король Визерис, а до него Старый король, а в давние
времена и Мейгор, и Эйнис, и Эйгон Дракон. С суровым
лицом, не сняв брони, она восседала в вышине, и каждого
человека в Красном замке подводили к трону и вынуждали
преклонить колени, чтобы вымолить прощение и присягнуть
своими жизнями, мечами и честью ей – законной королеве.
Септон Юстас пишет, что церемония заняла всю ночь.
Когда Рейнира Таргариен поднялась и сошла с трона, давно
уже рассвело. «И пока лорд-супруг королевы принц Деймон
провожал ее из зала, на ногах и левой ладони ее милости
заметили порезы. Капли крови падали на пол, когда она шла, и
мудрые люди глядели друг на друга, но никто не осмелился
сказать вслух: Железный трон отверг Рейниру, и ее дни на
троне сочтены».

Погибель драконов – Рейнира

торжествующая
Королевская Гавань уже пала перед Рейнирой и ее
драконами, а принц Эймонд и сир Кристон Коль еще не
достигли Харренхолла. В те же дни войско Ланнистеров,
будучи под началом Адриана Тарбека, быстро шло на восток.
У Желудей воинов Запада попытались задержать: лорд
Джозет Смоллвуд устроил вылазку, желая соединиться с
остатками разбитого войска лорда Пайпера. Однако Пайпер
умер во время случившегося сражения (по словам Грибка, его
сердце разорвалось при виде головы любимого внука,
насаженной на копье), и Смоллвуд отступил в свой замок. Тем
не менее, войска Речных земель смогли собраться еще раз –
уже под началом межевого рыцаря, именуемого сиром Харри
Пенни, и через три дня дали неприятелю еще один бой. Сир
558

Харри, столь неожиданный герой, в том бою пал, но прежде

успел сразить Адриана Тарбека. После того воины с Трезубца
ударились в бегство, и Ланнистеры, рубя бегущих
противников, вновь одержали победу. Западное войско
возобновило поход на Харренхолл уже под началом старого
лорда Хамфри Леффорда, а тот страдал от стольких ран, что
командовать мог лишь из носилок.
Лорд Леффорд и не подозревал, что вскоре его встретят
испытания куда более жесткие, ибо с севера надвигалась
свежая армия под развевающимися расчетверенными
знаменами Рейниры. То шли две тысячи диких северян во
главе с лордом Барроутона Родериком Дастином, воином до
того седым и старым, что ему дали прозвище Родди Развалина.
Его войско состояло из седобородых ветеранов в старых
кольчугах и потрепанных кожаных доспехах, но каждый был
закаленным воином, и каждый – на коне. Они называли себя
Зимними Волками. Возле Близнецов к ним выехала с
приветствиями леди Сабита Фрей, и лорд Родерик объявил ей:
– Мы пришли умирать за драконью королеву!
Тем временем принц Эймонд продвигался по грязи под
проливными дождями, что изрядно замедляло продвижение
войска, по большей части пешего, да еще и с длинным обозом.
Сопротивления им почти не было, лишь единожды на берегу
озера передовые части сира Кристона Коля выиграли краткую
и внезапную схватку с лордами Дарри и Рутом и сиром
Освальдом Уодом. После девятнадцати дней похода они
достигли Харренхолла... и обнаружили, что ворота замка
открыты, а принц Деймон и все его люди ушли.
Принц Эймонд в течение всего пути держал Вхагар с
главными силами, полагая, что его дядя на Караксесе может
попытаться напасть. Он достиг Харренхолла на следующий
день после Коля, и тем же вечером в замке праздновали
великую победу. Принц заявил, что-де Деймон и «его речной
сброд» предпочли бегство в страхе перед его гневом.
Неудивительно, что после вести о падении Королевской
 559

Гавани Эймонд почувствовал себя трижды глупцом. На его

ярость страшно было смотреть.
Первым из-за этого пострадал сир Саймон Стронг.
Эймонд Одноглазый не питал любви к подобным людям, и
поспешность, с которой кастелян сдал Харренхолл Деймону
Таргариену, убедила принца в измене старца. Сир Саймон
клялся в своей невиновности и настаивал, что является верным
и честным слугой короны. Он напомнил принцу-регенту, что
нынешний лорд Харренхолла и мастер над шептунами – Ларис
Стронг, его собственный внучатый племянник. Отрицания
лишь разожгли подозрения Эймонда, и он решил, что сам
Косолапый тоже из числа изменников. Как еще Деймон и
Рейнира могли бы узнать, когда Королевская Гавань станет
особенно уязвимой? Не иначе, как через весть, поданную кем-
то из Малого совета... А Ларис Косолапый был братом
Костолома, а значит, приходился дядей бастардам Рейниры.
Эймонд велел принести сиру Саймону меч, сказав при
этом:
– Пусть боги решают, говоришь ли ты правду. Если ты
невинен, Воин даст тебе силы одолеть меня.
Все источники согласны с тем, что последовавший
поединок был совершенно неравным: принц попросту изрубил
старика в куски, после чего скормил останки Вхагар. Внуки
сира Саймона ненадолго пережили деда. Одного за другим
предали смерти всех мужей и мальчишек, в чьих жилах текла
кровь Стронгов, так что груда их голов достигла трехфутовой
вышины.
Вот так во дворе Харренхолла цвет дома Стронгов,
древнего рода благородных воителей, похвалявшихся
происхождением от Первых людей, постигла постыдная
гибель. Пощады не было ни для законнорожденных, ни для
бастардов, кроме... странное дело, кроме Алис Риверс. Принц
взял ее к себе в постель как военную добычу, явно предпочитая
ее всем женщинам замка, включая и красивых девиц его
560

возраста. Кормилица же была старше Эймонда вдвое (а то и

втрое, если верить Грибку).
Западнее Харренхолла бои не прекращались, по Речным
землям вперед и вперед шла армия Ланнистеров. Она едва
ползла из-за немощи и преклонного возраста их
командующего, лорда Леффорда. А близ западного берега
Божьего Ока путь войску преградила новая огромная рать.
Родди Развалина и его Зимние Волки объединили силы с
Форрестом Фреем, лордом Переправы, и Рыжим Роббом
Риверсом, известным как Лучник Воронодрева. Северяне
исчислялись двумя тысячами, Фрей возглавлял две сотни
рыцарей и втрое более пеших воинов, Риверс привел на поле
боя три сотни лучников. И едва лорд Леффорд встал перед
армией неприятеля, как еще больше врагов показалось на юге
– там к Длиннолисту Убийце Львов и остаткам его
потрепанного в прошлых битвах воинства присоединились
лорды Бигглстоун, Чамберс и Перрин.
Зажатый меж двух противников, Леффорд не решался
выступить против кого-либо из них – из опасения, что другой
нападет с тыла. Вместо того он закрепился у озера, спиной к
воде, и послал воронов к принцу Эймонду в Харренхолл,
взывая о помощи. В воздух взмыла дюжина воронов, однако ж
ни один не достиг принца: Рыжий Робб Риверс, которого
называли лучшим лучником всего Вестероса, положил их всех.
Днем позже армия Речных земель еще увеличилась:
явились отряды сира Гарибальда Грея, лорда Джона Чарльтона
и нового лорда Воронодрева, одиннадцатилетнего Бенджикота
Блэквуда. Пополнив свои ряды свежими воинами, люди
королевы сочли, что время для нападения как раз подошло.
Родди Развалина так и сказал:
– Лучше покончить со львами, пока не явились драконы.
На следующий день с восходом солнца началось
кровопролитнейшее наземное сражение Танца Драконов. В
анналы Цитадели оно вошло как Приозерная битва, но для тех,
 561

Рисунок 53. Приозерная битва, прозванная в народе Рыбьей Кормежкой.

562

кто выжил, чтобы поведать о нем, навсегда осталось Рыбьей

Кормежкой.
Под натиском с трех сторон воинам Западных земель
пришлось шаг за шагом отступать в воды Божьего Ока. Сотни
погибли здесь, зарубленные в сражениях среди камышей, еще
сотни утонули, пытаясь сбежать. К приходу ночи полегло две
тысячи человек, и среди них многое множество людей
благородной крови, в числе которых оказались лорд Фрей,
лорд Леффорд, лорд Бигглстоун, лорд Чарлтон, лорд Свифт,
лорд Рейн, сир Кларент Крейкхолл и сир Эмори Хилл, Бастард
из Ланниспорта. Воинство Ланнистеров рассеяли и
уничтожили, но столь дорогой ценой, что юный Бен Блэквуд,
маленький лорд Воронодрева, рыдал, глядя на груды тел.
Наитягчайшие потери понесли северяне, ибо Зимние Волки
выпросили себе честь начать битву и пять раз бросались на
ряды ланнистерских копий. Лорд Дастин потерял убитыми
либо израненными более двух третей воинов, пришедших с
ним на юг.
Бои велись и в других частях королевства, пусть не столь
жестокие, как знаменитая битва у Божьего Ока. В Просторе
лорд Хайтауэр и принц Дейрон Отважный, подопечный его
светлости, продолжали победный поход. Никто не
осмеливался противиться Тессарион Синей Королеве, и к
подчинению принудили Рованов из Золотой Рощи, Окхартов
из Старого Дуба и лордов Щитовых Островов. В Штормовом
Пределе лорд Боррос Баратеон, созвав знамена, собрал почти
шеститысячное войско с явным намерением идти на столицу...
однако же увел людей в горы, на юг. Поводом для того
послужило вторжение дорнийцев в Штормовые земли, но и
тут, и там гуляло множество шепотков, что-де его светлость
переменил замыслы не из-за дорнийцев сзади, а из-за драконов
спереди. В Закатном море ладьи Красного Кракена
обрушились на Светлый остров. Железнорожденные
прошлись от одного конца острова до другого, пока лорд
 563

Фарман, укрывшийся за стенами своего замка, рассылал

мольбы о помощи. Но помощь так никогда и не пришла.
В Харренхолле Эймонд Таргариен и Кристон Коль
спорили, как лучше нанести королеве ответный удар. Верно,
твердыню Черного Харрена приступом не возьмешь, а
осаждать замок речные лорды не посмеют из страха перед
Вхагар. Но войску короля недоставало еды и кормов, оттого
хвори и голод грозили сгубить и людей, и коней. Насколько
хватало глаз, вокруг могучих стен замка простирались одни
лишь почерневшие поля и сожженные деревни, а отряды
заготовщиков, уходившие дальше, не возвращались. Сир
Кристон стоял за отступление к югу, где поддержка Эйгона
была наисильнейшей, но принц отказался со словами «лишь
трус побежит от предателя». Потеря Королевской Гавани и
Железного трона привела его в неистовство, а когда в
Харренхолле узнали о Рыбьей Кормежке, принц-регент едва не
задушил оруженосца, доставившего новости. Жизнь мальчику
спасло только заступничество Алис Риверс, делившей с
Эймондом постель. Принц считал наилучшим немедленное
нападение на Королевскую Гавань. Он настаивал, что ни один
из драконов королевы не является ровней Вхагар.
– Мой принц, но один против шестерых – так пойдет
воевать лишь полный дурак, – говорил Кристон Коль. Он
называл замысел принца безрассудным и вновь убеждал, что
им надлежит выступить на юг и объединить силы с лордом
Хайтауэром. Там Эймонд сможет воссоединиться со своим
братом Дейроном и его драконом. Как в Харренхолле уже
знали, король Эйгон вырвался из хватки Рейниры, и он
наверняка вернет себе Солнечного Огня и примкнет к своим
братьям. И, возможно, их друзья в столице изыщут способ
освободить королеву Хелейну, чтобы та повела в бой
Пламенную Мечту. Четверым драконам вполне по силам
одолеть шестерых, если одной из четверки будет Вхагар.
Принц Эймонд отказался даже обдумывать столь
«трусливый путь». Как регент своего брата, он мог бы
564

потребовать от десницы подчинения, но того сделано не было.

По словам Манкана, принц уважал более старшего соратника,
но Грибок предполагает, что эти двое стали соперниками за
склонность кормилицы Алис Риверс, которая пользовалась
любовными напитками и приворотными зельями, разжигая в
них страсти. Септон Юстас отчасти поддерживает карлика,
однако пишет, что лишь Эймонд был опьянен этой женщиной
Риверс, причем до такой степени, что не выносил и мысли о
расставании с ней.
Будь то так или иначе, но сир Кристон и принц Эймонд
решили разойтись. Колю надлежало, возглавив войско, увести
его на юг, к Ормунду Хайтауэру и принцу Дейрону, но принц-
регент сопровождать их не намеревался. Вместо того он желал
вести собственную войну, изливая с небес потоки огня на всех
изменников. Рано или поздно «коронованная сука» пошлет
одного-двух драконов, чтобы ему воспрепятствовать, и Вхагар
тех уничтожит.
– Она не осмелится послать всех своих драконов, оставив
Королевскую Гавань беззащитной и уязвимой, – утверждал
Эймонд. – Не будет она рисковать и Сиракс или своим
последним ненаглядным сыночком. Пусть Рейнира сколь
угодно зовет себя королевой, душой и телом она просто баба с
робким сердцем и маменькиными страхами.
Так расстались Делатель Королей и Убийца Родичей, и
каждый отправился навстречу своей судьбе. Тем временем в
Красном замке королева Рейнира Таргариен награждала своих
друзей и жестоко карала всех служивших ее единокровному
брату. Сира Лютора Ларджента, командующего золотыми
плащами, возвели в благородное сословие. Сира Лорента
Марбранда назвали лордом-командующим Королевской
гвардии; ему же поручили найти шестерых достойных
рыцарей, которые будут служить под его началом. Великого
мейстера Орвиля отправили в подземелья, и ее милость
известила Цитадель, что «ее верный слуга» Герардис впредь
будет «единственным настоящим великим мейстером». Из тех
 565

же темниц, что поглотили Орвиля, освободили выживших

«черных» лордов и рыцарей и вознаградили их землями,
званиями и почестями. Были объявлены огромные награды за
сведения, которые могли бы повлечь за собой поимку
«узурпатора, объявившего себя королем Эйгоном II», его
дочери Джейхейры и сына Мейлора, «ложных рыцарей»
Уиллиса Фелла и Рикарда Торна, а также Лариса Стронга
Косолапого. Не добившись желаемого, королева разослала на
поиски отряды «рыцарей-дознавателей», чтобы те охотились
за бежавшими «предателями и злодеями» и карали всех
уличенных в помощи таковым.
Руки и ноги королевы Алисенты сковали золотыми
цепями, хотя падчерица и сохранила ей жизнь «ради нашего
отца, который некогда любил вас». Собственному отцу
Алисенты повезло меньше: сир Отто Хайтауэр, служивший
десницей трем королям, первым лишился головы как
изменник. За ним на плаху последовал и Железный Посох, по-
прежнему твердивший, что по закону сын короля наследует
прежде дочери. Сира Тиланда Ланнистера вместо казни отдали
пыточных дел мастерам в надежде воротить кое-что из
сокровищ короны.
Не столь давно лорды Стокворт и Росби, чтобы избежать
темницы, стали из черных зелеными. Ныне они вновь
попытались почернеть, но королева объявила, что неверные
друзья хуже врагов, и повелела их казнить, а перед тем –
вырвать «их лживые языки». Однако смерть этих лордов
привела к досадной трудности с наследованием. Как
оказалось, у каждого из «неверных друзей» осталась дочь: у
Росби – девица двенадцати лет, у Стокворта – шестилетняя
девчушка. Принц Деймон предложил выдать первую за
Здоровяка Хью, сына кузнеца (который теперь называл себя
Хью Молот), а вторую – за Ульфа Пропойцу (теперь просто
Ульфа Белого). Тем самым земли этих домов сохранялись за
черными, а драконьи отпрыски получали должную награду за
мужество в бою.
566

Но десница королевы тому воспротивился, поскольку у

обеих девочек имелись младшие братья. Морской Змей
настаивал, что право Рейниры на трон есть случай особенный,
ибо наследницей ее назвал сам отец. Ни Росби, ни Стокворт не
совершали ничего подобного. И если лишить наследства их
сыновей в пользу дочерей, то это перевернет столетние
порядки и вызовет сомнение в правах десятков других лордов
по всему Вестеросу. Права таких владетелей будут
рассматриваться как уступающие правам их старших сестер.
В «Доподлинном изложении» Манкан настаивает, что
именно страх перед потерей поддержки лордов заставил
королеву принять сторону Морского Змея, а не принца
Деймона. Земли, замки и золото дома Росби и дома Стоквортов
были переданы сыновьям казненных лордов, в то время как
Хью Молота и Ульфа Белого посвятили в рыцари и даровали
им небольшие владения на острове Дрифтмарк.
По словам Грибка, Молот отпраздновал посвящение,
забив до смерти одного из домашних рыцарей королевы в
борделе на Шелковой улице – там эти двое не поделили
невинность некоей юной девственницы. А Ульф Белый в
подпитии якобы скакал верхом по переулкам Блошиного
Конца, не имея на себе никакой одежды, кроме золотых шпор.
Байки такого рода Грибок обожает, а достоверность их не
установишь никак... однако ж несомненно то, что очень скоро
к новоявленным рыцарям королевы жители столицы начали
питать лишь презрение.
Еще менее любимым, если такое вообще возможно, для
горожан стал человек, которого ее милость назвала своим
лордом-казначеем и мастером над монетой. Лорд Клешни
Бартимос Селтигар, давний сторонник Рейниры, казалось,
вполне подходил для такой должности: твердый и
непоколебимый в своей верности королеве, неподкупный,
изобретательный и безжалостный, как все соглашались, к тому
же очень богатый. Рейнире такой человек был остро
необходим, поскольку она отчаянно нуждалась в деньгах. На
 567

день смерти короля Визериса корона не испытывала

недостатка в золоте, однако Эйгон II вместе с троном захватил
и казну, а его мастер над монетой, Тиланд Ланнистер отправил
три четверти сокровищ покойного короля «на сохранение». Ту
часть, что была оставлена в Королевской Гавани, Эйгон
истратил до последнего медяка, так что его единокровной
сестре вместе с городом достались только пустые хранилища.
Прочие богатства Визериса были доверены Хайтауэрам из
Староместа, Ланнистерам с Утеса Кастерли и Железному
банку Браавоса – то есть для королевы они стали недосягаемы.
Лорд Селтигар немедленно начал исправлять положение.
Для начала он восстановил все подати, которые некогда
вводил его предок, лорд Эдвелл, во время регенства над
королем Джейхейрисом I, да вдобавок придумал множество
новых. Налоги на эль и вино удвоились, пошлины в порту
утроились. Каждому владельцу городской лавки в городе
пришлось платить за возможность держать двери открытыми.
С хозяев гостиниц потребовали по серебряному оленю за
каждую сдающуюся постель. Вернулись сборы за въезд и
выезд из города, которые когда-то придумал Лорд Воздуха,
причем увеличенные втрое. Ввели и налог на имущество; его
должны были платить все в зависимости от количества
занимаемой земли, будь то богатые купцы в особняках или
нищие в хижинах. В столице говорили, что не уберегутся даже
шлюхи, что «скоро введут подати на бабьи щели, а потом и на
крысьи хвосты – а что, почему бы и крысам не платить свою
долю?»
По правде говоря, тяжелее всего налоговое бремя лорда
Селтигара легло на торговцев и перевозчиков. Когда флот
Веларионов перекрыл Глотку, в Королевской Гавани
оказалось взаперти многое множество судов всех видов.
Новый мастер над монетой королевы наложил крупную
подать, и позволялось отчалить только после ее уплаты. Иные
капитаны возражали, что-де ими ранее были уплачены все
568

пошлины и сборы, даже показывали бумаги в доказательство,

но лорд Селтигар отмахнулся от их требований:
– Плата узурпатору – ничто иное, как доказательство
измены. Она ничуть не уменьшает ваш долг перед нашей
милостивой королевой.
У тех, кто отказался платить, или не мог это сделать,
отобрали корабли вместе с грузом, после чего все продали.
Источником денег стали даже казни. Отныне по указу
Селтигара изменников, бунтовщиков и убийц казнили в
Драконьем Логове, а тела скармливали драконам королевы. На
судьбу, ожидавшую грешников, могли поглазеть все
желающие, но чтобы пустили внутрь, у ворот надобно было
заплатить по три медяка.
Таким образом королева наполнила свою казну, да
только цена оказалась высока. Столичный люд никогда
особенно не любил ни Эйгона, ни его брата Эймонда, и многие
горожане приветствовали возвращение королевы… но любовь
и ненависть – две стороны одной монеты. И когда на пиках над
городскими воротами, что ни день, начали появляться новые
головы, вкупе с тем, что подати становились все более
обременительными, монета обернулась иной стороной. Люди
говорили, что девочка, которую они некогда приветствовали
как Отраду Королевства, выросла в алчную и мстительную
женщину; что королева жестока, как ни один король до нее.
Какой-то остряк поименовал Рейниру «королем Мейгором с
титьками», и еще лет сто после того «мейгоровы титьки» в
народе были расхожим ругательством.
Теперь, когда во власти Рейниры и под защитой не менее
шести драконов находились город, замок и престол, она
почувствовала себя в безопасности – настолько, что послала за
своими сыновьями. От Драконьего Камня отчалила дюжина
кораблей, которые везли фрейлин королевы, «любимого
дурака» Грибка и ее сына, Эйгона Младшего. Рейнира
назначила мальчика своим чашником, чтобы всегда держать
его при себе. Другая флотилия вышла из Чаячьего города с
 569

принцем Джоффри, последним оставшимся из трех сыновей

королевы от Лейнора Велариона, и с его драконом Тираксесом.
(Дочь принца Деймона Рейна осталась в Долине как
воспитанница леди Аррен, а сестра ее, драконья всадница
Бейла, делила свое время между Дрифтмарком и Драконьим
Камнем). Ее милость принялась обдумывать пышное
празднование в честь торжественного провозглашения
Джоффри принцем Драконьего Камня и наследником
Железного трона.
Ко двору явилась даже Бледная Пиявка: лиснийская
блудница Мисария, возникнув из теней, расположилась в
Красном замке. В Малом совете королевы она никогда не
заседала, тем не менее, особа, ныне известная как леди Горе,
стала мастером над шептунами во всем, кроме титула. В
любом борделе, пивной или кабаке, а также в залах и спальнях
любого могущественного лорда у нее имелись свои глаза и
уши. Ее тело, некогда тонкое и гибкое, истекшие годы сделали
уже не столь изящным, однако принц Деймон по-прежнему
был ею очарован и призывал к себе каждый вечер... с
несомненного благоволения Рейниры. Пишут, что королева о
том говорила так:
– Да пусть Деймон утоляет голод, где ему угодно! Мы
будем делать то же самое.
(Септон Юстас несколько ядовито предполагает, что
собственный голод ее милость утоляла конфетами, тортами да
пирогами с миногой, ибо в течение всего срока пребывания в
Королевской Гавани Рейнира становилась все более и более
дородной).
Упиваясь победой, Рейнира Таргариен не подозревала,
сколь мало дней ей осталось. И всякий раз, когда она восседала
на Железном троне, его безжалостные лезвия вновь исторгали
кровь из ее рук и ног – знак, доступный для прочтения кому
угодно. По утверждению септона Юстаса, крах Рейниры
начался с событий, имевших место в гостинице «Кабанья
голова» в местечке Горький Мост, лежащем на северном
570

Рисунок 54. Принцесса Рейнира Таргариен на Железном троне.

 571

берегу Мандера перед старым каменным мостом, который и

дал городку название.
Горький Мост был переполнен народом, бежавшим от
наступающего войска Ормунда Хайтауэра (в те дни его
светлость осаждал Длинный Стол, стоящий примерно
тридцатью лигами юго-западнее). Вдовая леди Касвелл, чей
лорд-супруг был обезглавлен Эйгоном II в столице за отказ
отречься от королевы, закрыла ворота замка, отвергая даже
лордов и помазанных рыцарей, если те искали приюта. А ведь
из города по ночам сквозь деревья виднелись костры
недобитков, горевшие южнее, за рекой. В городской септе
укрывались сотни раненых. Каждый постоялый двор был
забит до отказа, даже «Кабанья голова», более похожая на
жалкий свинарник. Так что, когда с севера пришел человек с
посохом в руке и маленьким мальчиком за спиной, у хозяина
не находилось комнаты... пока мужчина не достал из кошеля
серебряного оленя. Тогда хозяин позволил страннику с сыном
переночевать на конюшне – при условии, что ту сначала
вычистят. Мужчина согласился, сложил в стороне свои вещи и
плащ, после чего отправился к лошадям с лопатой и граблями.
Всем ведома алчность содержателей постоялых дворов,
временного жилья и прочих подобного рода. Хозяин
«Кабаньей головы», мерзавец по имени Бен Оладья,
заинтересовался, не сыщется ли еще серебряных оленей там,
где уже нашелся один. Оладья предложил взмокшему от
работы страннику промочить горло кружечкой эля, тот
согласился и прошел с хозяином в общую залу. Постоялец не
подозревал, что до того Оладья велел конюшонку, известному
нам только по кличке Хитрюга, поискать в оставленных вещах
серебро. Ни единой монеты Хитрюга не нашел, зато ему
попалось нечто куда более ценное: тяжелый плащ отличной
белой шерсти, отороченный атласом цвета снега, а в плаще том
оказалось завернуто яйцо дракона, бледно-зеленое с
высверками серебра. Ибо «сыном» путешественника был
Мейлор Таргариен, младший сын короля Эйгона II, а
572

сопровождал его сир Рикард Торн из Королевской гвардии,

ставший мальчику защитником и присяжным мечом.
Бену Оладье не довелось порадоваться плодам своего
мошенничества. Хитрюга ворвался в общую комнату с
плащом и яйцом в руках, во все горло крича о своей находке,
а путешественник тут же выплеснул остатки эля из кружки в
лицо трактирщику, выхватил меч из ножен и разрубил Оладью
от шеи до паха. Кое-кто из бывших там выпивох схватился за
свой кинжал или меч, однако же рыцарей среди них не
нашлось, и сир Рикард с легкостью прорубил себе дорогу.
Оставив похищенные ценности, рыцарь, подхватив малыша,
помчался на конюшню, где взлетел на чью-то лошадь,
вырвался из гостиницы и сломя голову помчался к старому
каменному мосту, ведущему на южный берег Мандера. Он уже
проделал долгий путь и наверняка знал, что будет в
безопасности всего через тридцать лиг, у лорда Хайтауэра,
стоявшего лагерем под стенами Длинного Стола.
Тридцать лиг с тем же успехом могли быть и тридцатью
тысячами. Увы, путь через Мандер был перекрыт заставой, а
Горький Мост держал сторону королевы Рейниры. За спиной
сира Рикарда поднялся крик и вой, за ним гнались на конях с
воплями: «Убийство, измена, убийца!»
Заслышав крики, стражники у моста велели Торну
немедля встать, он же рискнул проехать сквозь заставу. Один
из стражников схватил коня за узду, сир Рикард отрубил тому
руку и поскакал дальше. Но у южного края моста тоже стояла
охрана, и латники стали стеной, преградив путь. Так что с
обеих сторон на рыцаря надвигались краснолицые орущие
вояки, потрясающие копьями, угрожающие мечами и
топорами, а Торн метался туда и обратно, наворачивая круги
на угнанном скакуне и пытаясь пробиться через ряды. За него
изо всех силенок хватался визжащий принц Мейлор.
В конце концов, рыцаря сразили арбалетчики. Один болт
попал Торну в руку, другой пробил горло. Сир Рикард
вывалился из седла с пенящейся на губах кровью,
 573

заглушившей его последние слова. Он умер все на том же

мосту и до самого конца не отпускал мальчонку, которого
поклялся защищать. Кричащего принца из рук Торна вырвала
прачка по имени Ива Колотушка.
Убив рыцаря и захватив мальчика, толпа не
представляла, что теперь делать со своей добычей. Кто-то
вспомнил, что Рейнира предложила щедрую награду за
возвращение принца, но до Королевской Гавани было много
лиг. Войско лорда Хайтауэра стояло гораздо ближе, и, может
быть, его светлость заплатит побольше? Когда кто-то спросил,
одинакова ли награда за живого и мертвого малыша, Ива
Колотушка еще крепче прижала к себе Мейлора и заявила, что
никто не тронет ее нового сына (Грибок утверждает, что
женщина была чудовищного веса в тридцать стоунов,
глуповатая и, по сути, полудурошная, а прозвище свое
получила от орудия, которым колотила белье на реке). Тут
через толпу просочился Хитрюга, залитый кровью Бена
Оладьи, и объявил принца своей добычей, поскольку именно
он отыскал яйцо. Арбалетчик, чей выстрел сразил сира
Рикарда Торна, настаивал на собственных заслугах. Все споры,
крики и толкотня велись все там же, над телом рыцаря.
Свидетелей на мосту было многое множество, потому
неудивительно, что у нас немало весьма различных сообщений
о том, что все-таки случилось с Мейлором Таргариеном. По
словам Грибка, Ива Колотушка сжимала мальчика столь
крепко, что переломила ему спину и задавила насмерть.
Септон же Юстас Иву не упоминает вовсе, а пишет, будто
малыша разрубил на шесть частей городской мясник, так что
каждый, кто дрался за принца, смог получить свою долю. А в
«Доподлинном изложении» великого мейстера Манкана
указано, что в толпе ребенка изорвали в куски, но никаких
имен не называется.
В точности мы знаем лишь одно: ко времени появления
леди Касвелл со своими рыцарями, разогнавшими толпу,
принц был уже мертв. По словам Грибка, ее светлость при виде
574

Рисунок 55. Сир Рикард Торн в Горьком Мосту пытается спасти принца
Мейлора от воинов леди Касвелл.
 575

тела побелела и лишь вымолвила: «Боги проклянут нас за это».

По ее велению конюшонка Хитрюгу и Иву Колотушку
повесили на главном пролете моста, наряду с человеком, у
которого сир Рикард угнал коня в «Кабаньей голове» – того
ошибочно обвинили в помощи Торну. Тело сира Рикарда,
завернутое в белый плащ, леди Касвелл отправила в
Королевскую Гавань, вместе с головой принца Мейлора. А вот
драконье яйцо было отправлено ею к лорду Хайтауэру в лагерь
у Длинного Стола – в надежде хоть как-то ослабить гнев его
светлости.
Грибок, очень любивший королеву, рассказывает, будто
Рейнира расплакалась, когда перед ней, восседавшей на
Железном троне, положили маленькую голову Мейлора.
Септон Юстас, питавший к той мало любви, уверяет, что
королева улыбнулась и велела сжечь голову, ибо все же
«мальчик был от крови дракона». Хотя о гибели принца не
объявлялось, слух о кончине малыша быстро облетел весь
город. Очень скоро сочинили байку, согласно которой Рейнира
приказала отнести голову принца его матери, королеве
Хелейне, причем в ночном горшке. И пусть в этой сказке не
было ни крупицы истины, очень быстро она появилась на
устах всех горожан. Грибок возлагает вину за это на
Косолапого, поскольку «человек, собирающий шепотки, столь
же хорошо сможет их и посеять».
Тем временем за пределами стен столицы, по всем Семи
Королевствам, продолжалась война. Светлый замок,
последний очаг сопротивления железнорожденным на
Светлом острове, пал перед Дальтоном Грейджоем. Красный
Кракен взял четверых дочерей лорда Фармана себе в соленые
жены, а пятую («неказистую») отдал своему брату Верону. И
Фармана, и его сыновей выкупил Утес Кастерли, отдав
Грейджою их вес в серебре. В Просторе леди Мерривезер
сдала Длинный Стол лорду Ормунду Хайтауэру. Верный
данному леди слову, его светлость не тронул ни ее саму, ни ее
близких, хотя выгреб из замка все богатства и всю провизию
576

до последней крошки. Накормив тысячи своих воинов хлебом

Длинного Стола, лорд Ормунд свернул лагерь и выдвинулся к
Горькому Мосту.
Леди Касвелл поднялась на стену своего замка, пытаясь
выпросить те же условия, что получила леди Мерривезер.
Хайтауэр дал возможность ответить принцу Дейрону, и леди
услышала:
– Вы получите те же условия, какие дали моему
племяннику Мейлору.
Ее светлость могла только смотреть, как Горький Мост
стирают с лица земли. Первой была сожжена «Кабанья
голова», затем заполыхали постоялые дворы, строения
гильдий, склады, дома как сирых, так и могучих – драконье
пламя поглотило все. Сожжена была даже септа, сотни
раненых так и остались внутри нее. Только мост остался
нетронутым, ибо войску требовалось переправиться через
Мандер. Горожане бежали, а если пытались сражаться, то их
либо предавали мечу, либо загоняли в реку, где те тонули.
Леди Касвелл наблюдала за всем этим со стен, а после
велела открыть ворота. Своим воинам она сказала, что «ни
одному замку не выстоять против дракона». Когда лорд
Хайтауэр подъехал, леди стояла над воротами с петлей на шее.
– Пощадите моих детей, милорд! – взмолилась она,
прежде чем броситься вниз и повиснуть в петле. Возможно, это
тронуло лорда Ормунда, ибо сыновей и дочь ее светлости
пощадили и отправили в оковах в Старомест. Но стражники из
замка не получили никакой милости, кроме меча.
В Речных землях сир Кристон Коль покинул Харренхолл
и двинулся на юг по западному берегу Божьего Ока. За ним
шло три тысячи шестьсот человек (ибо смерти, болезни и
отступничество проредили войско, выступившее из
Королевской Гавани). Принц Эймонд на Вхагар отбыл еще
ранее.
Замок пустовал не более трех дней – на его захват
примчалась леди Сабита Фрей. В замке нашлась только Алис
 577

Риверс, кормилица и якобы ведьма, которая грела постель

Эймонду, пока тот пребывал в Харренхолле, а ныне заявила,
что носит его ребенка.
– Во мне растет драконий бастард, – говорила женщина,
стоя нагой в богороще и положив руку на растущий живот. –
Я чувствую, как его пламя изнутри облизывает мое чрево.
Но ее ребенок был не единственным огнем, который
запалил Эймонд Таргариен. Теперь одноглазый принц, не
привязанный больше ни к замку, ни к войску, волен был
летать, куда желал. Вхагар вновь и вновь низвергалась с
осенних небес, разоряя земли, села и замки речных лордов; то
была война, что ведут огнем драконов, – так когда-то
сражались Эйгон Завоеватель и его сестры. Первым гнев
принца познал дом Дарри: люди, убиравшие урожай, сгорели
заживо или бежали, как только поля занялись пламенем, а сам
замок Дарри поглотила огненная буря. Леди Дарри с
младшими детьми уцелела, укрывшись в подвалах замка, но ее
лорд-супруг с сыном-наследником пали на стенах крепости
вместе с четырьмя десятками их присяжных рыцарей и
лучников. Тремя днями позже был пущен на дым Город лорда
Харровея. Господская Мельница, Пряжка и Черная Пряжка,
Глинистый Пруд, Шумный Брод, Паучий Лес... ярость Вхагар
пала на всех по очереди, пока не стало казаться, будто пламя
объяло половину Речных земель.
С пожарами столкнулся и сир Кристон Коль. Когда он
вел своих людей на юг по Речным землям, и впереди, и позади
него поднимался дым. Всякая деревня, к которой выходил
Коль, оказывалась сожженной и покинутой. Там, где лишь
несколькими днями ранее были живые рощи, рать его
двигалась сквозь леса мертвых деревьев, ибо речные лорды
предавали огню все на пути Делателя Королей. В каждом
ручье, в каждом пруду, в каждой деревеньке он находил
смерть: воды были отравлены распухшими и смрадными
трупами лошадей, коров, людей... Еще в одном месте
разведчики Коля натыкались на жуткую сцену – под
578

деревьями, в глумливом изображении пиршества, сидели

мертвецы в доспехах и гниющих одеждах. То пировали воины,
павшие в Рыбьей Кормежке: под ржавыми шлемами скалились
черепа, и зеленая прелая плоть сползала с костей.
В четырех днях пути от Харренхолла начались
нападения. Стрелки, прячась за деревьями, из длинных луков
выбивали передовых и отставших. Люди гибли и пропадали:
кто-то отбился от замыкающего охранения и пропал с глаз,
кто-то бросил щит с копьем и растворился в лесах, еще кто-то
перешел к противнику. На общинном поле в Скрещенных
Вязах разведчики сира Кристона увидели еще один пир
мертвецов. Зрелище было знакомым, воины лишь скривились
и проехали мимо, не обращая внимания на разлагающиеся
тела... а мертвецы вскочили и набросились на врагов. Прежде,
чем поняли, что случилось, погибло не меньше дюжины. Как
узнали позже, сценка была делом рук Черного Тромбо,
мирийского наемника (а до того – лицедея), служившего у
лорда Вэнса.
Однако ж все это оказалось лишь присказкой. За
истекшее время лорды Трезубца собрали немалую силу. Сир
Кристон уже оставил озеро позади и шел к Черноводной, и тут
обнаружил, что неприятель его ждет прямо на пути, на
каменистой гряде. Триста конных одоспешенных рыцарей,
столько же стрелков с длинными луками и три тысячи
обычных лучников. И еще три тысячи потрепанных
речноземельцев с копьями и сотни северян, потрясающих
топорами, молотами, шипастыми булавами и старыми
железными мечами. Над их головами реяли стяги королевы
Рейниры.
– Кто это? – спросил оруженосец, увидев врагов.
– Наша смерть, – ответил сир Кристон, поскольку этот
враг был свеж, лучше накормлен, лучше вооружен и занимал
лучшую позицию, да и конницы у него было больше. А люди
Коля к тому часу уже измотались, страдали от болезней и пали
духом.
 579

Подняв мирное знамя, десница короля Эйгона выехал на

переговоры, и с гряды спустились к нему три человека.
Старшим среди тех был сир Гарибальд Грей, носивший
кольчугу и помятые латы. С ним подъехали Пейт Длиннолист
Убийца Львов, сразивший Джейсона Ланнистера, и Родди
Развалина, украшенный шрамами, которые получил во время
Рыбьей Кормежки.
– Если я спущу знамена, вы можете пообещать
сдавшимся жизнь? – обратился сир Кристон ко всем троим.
Сир Гарибальд отозвался:
– Я дал клятву своим погибшим людям. Я сказал им, что
выстрою септу из костей предателей, да вот тех костей у меня
пока маловато. Так что...
– Если будет битва, полягут многие, – ответил ему сир
Кристон.
Северянин Родрик Дастин лишь рассмеялся:
– Так мы для того и явились! Пришла зима, пришло и
наше время умирать. А лучше всего гибнуть с мечом в руках!
Сир Кристон вынул меч из ножен:
– Как пожелаете. Можем начать прямо здесь. Нас
четверо, я буду один против вас троих. Довольно вам такого
для боя?
Но Длиннолист Убийца Львов заявил:
– Мне бы еще троих, – и на гряде Рыжий Робб Риверс и
еще два стрелка подняли длинные луки. Три стрелы, пролетев
через все поле, пронзили сиру Кристону шею, грудь и живот.
– Так что не споют песен о твоей доблестной гибели,
Делатель Королей. Десятки тысяч на твоей совести, –
Длиннолист говорил уже с мертвецом.
И в битве, что последовала, невозможно было и думать о
каком-то равенстве, во всем Танце такого боя не было. Лорд
Родерик Дастин поднес к устам боевой рог и протрубил
сигнал. Воины королевы с криками хлынули вниз с гряды, а
впереди всех – Зимние Волки на своих лохматых северных
лошадках и рыцари на одоспешенных боевых конях. Когда
580

сраженный сир Кристон пал наземь, ратников, что шли за ним

от Харренхолла, покинул боевой дух. Они рассеялись и
бежали, побросав щиты, а враги настигали их и рубили
сотнями. Слышали, что сир Гарибальд говорил позднее, что-
де ныне была не битва, а резня. Грибок, услышав про слова
Грея, назвал сражение «Балом Мясника». Под таким
названием его поминают и по сей день.
Примерно в те же дни произошла одна из
занимательнейших историй всего Танца Драконов. Как
говорит предание, в Век Героев Сервин Зеркальный Щит убил
дракона Урракса, спрятавшись за щитом, и щит тот был так
гладко отполирован, что дракон видел в нем лишь свое
отражение. Используя эту уловку, Сервин смог подобраться к
дракону настолько близко, что смог пронзить копьем драконий
глаз и тем заслужить свое имя, под которым мы его и сейчас
помним. Сир Байрон Сванн, второй сын лорда Каменного
Шлема, несомненно, слышал песни об этом подвиге. И вот,
вооружившись копьем и щитом из посеребренной стали, в
сопровождении одного лишь оруженосца, сир Байрон решил
убить дракона в точности так же, как в свое время Сервин.
А далее возникают разногласия. Великий мейстер
Манкан пишет, что Сванн намеревался убить Вхагар, чтобы
положить конец налетам принца Эймонда... но следует
помнить, что Манкан в основном опирается на сведения,
полученные от великого мейстера Орвиля, а тот был заключен
в темницу, когда упомянутое событие имело место. Грибок,
бывший тогда в Красном замке при королеве, говорит, будто
сир Байрон намеревался подступиться к Сиракс, драконице
Рейниры. В хронике септона Юстаса такой случай не
упоминается вообще, однако же спустя много лет тот
предположил в одном из писем, что драконоборец надеялся
сразить Солнечного Огня. Конечно же, это ошибка – в то время
никто не знал, где скрылся этот дракон. Так или иначе, но все
три наших источника сходятся на том, что уловка, которая
дала победу и славу Сервину Зеркальному Щиту, сиру
 581

Байрону Сванну принесла только смерть. Дракон – о каком бы

из них ни шла речь – встрепенулся при приближении рыцаря и
выпустил струю огня. Зеркальный щит расплавился, а
укрытого позади сира Байрона окутало пламя, и тот сгорел со
страшным криком.
На День Девы 130 года Цитадель Староместа разослала
триста белых воронов, возвещавщих приход зимы, но – в чем
Грибок и септон Юстас согласны друг с другом – для Рейниры
Таргариен словно наступил разгар лета. Ей принадлежали и
корона, и столица, пусть горожане и были недовольны.
Триархия за Узким морем начала распадаться, и над волнами
властвовал дом Веларионов. Хотя снега и занесли перевалы
Лунных гор, Дева Долины осталась верна слову и послала
морем людей для войска королевы. Другие флотилии привезли
воинов Белой Гавани под началом родных сыновей лорда
Мандерли, Медрика и Торрхена. С какой стороны ни
посмотри, могущество Рейниры возрастало, власть же Эйгона
шла на убыль.
Но ни одну войну нельзя считать выигранной, пока
остаются неповерженные враги. Хотя Делатель Королей, сир
Кристон Коль, погиб, но созданный им король Эйгон II
находился где-то в государстве – живой и на свободе. Равным
образом в бегах пребывала и Джейхейра, дочь Эйгона. Пропал
Ларис Стронг Косолапый, загадочнейшая и хитроумнейшая
фигура в зеленом совете. Штормовой Предел все еще держал
лорд Боррос Баратеон, отнюдь не друг королеве. К
противникам Рейниры надлежало причислить и Ланнистеров
– хотя лорд Джейсон погиб, большую часть конницы Запада
перебили или рассеяли во время Рыбьей Кормежки, Красный
Кракен разорял Светлый остров и западное побережье, а Утес
Кастерли пребывал в совершеннейшем беспорядке.
Принц Эймонд стал ужасом Трезубца: низвергаясь с
небес, он сеял в Речных землях огонь и смерть, затем пропадал,
чтобы на следующий день вновь ударить пятьюдесятью
лигами далее. Пламя Вхагар обратило Старую и Белую Ивы в
582

золу, а Хоггхолл – в почерневшие камни. У Мерридаунской

лощины от огня дракона погибли тридцать человек и триста
овец. Затем Убийца Родичей неожиданно вернулся в
Харренхолл, где сжег все, что в замке было деревянного.
Пытаясь убить дракона, погибло шесть рыцарей и около
полусотни латников, а сама леди Сабита Фрей спаслась от
смерти, лишь спрятавшись в отхожем месте. Вскоре она
бежала в Близнецы, но ее ценная добыча, ведьма Алис Риверс,
бежала вместе с принцем Эймондом. Вести о налетах быстро
разнеслись, и прочие лорды в страхе вглядывались в небеса,
гадая, кто станет следующим. Лорд Мутон из Девичьего
Пруда, леди Дарклин из Сумеречного Дола и лорд Блэквуд из
Воронодрева слали королеве спешные донесения, умоляя ее
выслать драконов и защитить их владения.
Однако наивеличайшую опасность для власти Рейниры
представлял не Эймонд Одноглазый, а его младший брат,
принц Дейрон Отважный, и огромная южная рать под началом
лорда Ормунда Хайтауэра.
Войско Хайтауэра пересекло Мандер и медленно
продвигалось к Королевской Гавани, разбивая в боях
сторонников королевы, где бы и когда бы те ни пытались
воспрепятствовать. Каждого лорда, преклонившего колени,
Хайтауэр вынуждал примкнуть со всеми его людьми. Принц
Дейрон оказался бесценным разведчиком – вылетая на
Тессарион перед основными силами, он предупреждал лорда
Ормунда обо всех передвижениях неприятеля. Сторонники
Рейниры, как правило, быстро таяли при одном взгляде на
крылья Синей Королевы. Великий мейстер Манкан сообщает,
что армия южан, шедших вверх по реке, насчитывала двадцать
тысяч человек, из них две тысячи рыцарской конницы.
Осознавая все эти угрозы, десница королевы Рейниры,
старый лорд Корлис Веларион внушал её милости, что пришло
время переговоров. Он убеждал королеву предложить
прощение лордам Баратеону, Хайтауэру и Ланнистеру, если те
преклонят колени, присягнут на верность и предоставят
 583

Железному трону заложников. Морской Змей намеревался

препоручить вдовствующую королеву Алисенту и королеву
Хелейну заботам Святой Веры, чтобы те могли провести
остаток своих дней в молитвах и размышлениях. Дочь
Хелейны, Джейхейру, можно было сделать его собственной
воспитанницей, а со временем обвенчать с принцем Эйгоном
Младшим, вновь соединив две ветви дома Таргариенов. Когда
Веларион изложил свой замысел, Рейнира спросила:
– А как быть с моими единокровными братьями? С
Эйгоном-лжекоролем и Эймондом Убийцей Родичей? Неужто
желаете, чтобы я простила и тех, кто украл мой трон и убил
моих сыновей?
– Пощадите их и сошлите на Стену, – отвечал лорд
Корлис. – Пусть наденут черное и доживают свой век людьми
Ночного Дозора, связанные священными обетами.
- Что такое клятва для клятвопреступников? –
воскликнула королева. – Никакие обеты не помешали им
отобрать у меня трон.
Опасениям ее милости вторил принц Деймон. Он
настаивал, что прощение мятежников и предателей лишь
посеет семена новых восстаний, поскольку «война закончится,
когда головы всех изменников наденут на пики над
Королевскими воротами, и никак не ранее». Эйгона II со
временем найдут «зарывшимся под какой-либо камень», но
идти войной на Эймонда и Дейрона можно и нужно. И
Ланнистеров, и Баратеонов также следует истребить, а их
земли и замки лучше пожаловать людям, показавшим себя
более верными. Деймон предлагал:
– Отдайте Штормовой Предел Ульфу Белому, а Утес
Кастерли – Крепкому Хью Молоту.
Морского Змея замысел привел в ужас:
– Да половина лордов Вестероса обратится против нас,
будь мы столь жестоки, чтобы истребить два столь древних и
знатных дома!
584

Ее милости пришлось самой делать выбор между

супругом и десницей, и Рейнира решила держаться золотой
середины. Она отправит послов в Штормовой Предел и Утес
Кастерли, предлагая «честные условия» и прощение… но
после того, как разделается с братьями узурпатора,
продолжавшими вести войну против нее.
– Когда они сгинут, все прочие склонят колени. Убейте
их драконов, и я развешу головы по стенам Тронного зала.
Пусть все грядущие годы люди смотрят на них и знают, какова
цена измены!
Разумеется, Королевскую Гавань нельзя оставлять без
защиты. Сама Рейнира останется в столице вместе с Сиракс и
сыновьями Эйгоном и Джоффри, чьи особы нельзя было
подвергать опасности. Джоффри, пусть ему еще и тринадцати
лет не сравнялось, жаждал показать себя воином, однако его
убедили в необходимости Тираксеса для помощи матери при
удержании Красного замка в случае нападения. Мальчик дал
клятву все исполнить в точности. Аддам Веларион, наследник
Морского Змея, также будет в городе вместе с Морским
Туманом. Трех драконов будет достаточно для обороны
Королевской Гавани; остальные пойдут в бой.
Принц Деймон собирался взять Караксеса и отправиться
на Трезубец вместе с девицей Крапивой и Овцекрадом, чтобы
отыскать и умертвить принца Эймонда и Вхагар. Ульфу
Белому и Крепкому Хью Молоту предстояло лететь в
Тамблтон – последнюю верную королеве твердыню между
лордом Хайтауэром и столицей, примерно в пятидесяти лигах
к юго-западу от Королевской Гавани. Им надлежало помочь
защитникам города и замка, а принца Дейрона и Тессарион –
уничтожить. Лорд Корлис предположил, что принца было бы
лучше взять в плен живым и оставить в заложниках, однако ж
королева Рейнира осталась непреклонна:
– Он не всегда будет мальчишкой. А станет взрослым
мужем, начнет мстить моим сыновьям – рано или поздно.
 585

Вести о замыслах Малого совета вскоре дошли до

вдовствующей королевы и привели ее в ужас. Алисента, в
страхе за сыновей, преклонила колени перед Железным
троном и взмолилась о мире. На этот раз Королева-в-оковах
предложила разделить государство: Рейнира получит столицу
и коронные земли, Север, Долину, земли по Трезубцу и
острова. За Эйгоном останутся Штормовые земли, Запад и
Простор, а управлять делами будут из Староместа.
Рейнира с презрением отклонила все предложения
мачехи:
– Ваши сыновья могли бы получить любые почетные
места при моем дворе, храни они мне верность. Но им
вздумалось отнять у меня право первородства! И на их руках
кровь моих милых сыновей.
– Пролилась кровь бастардов и пролилась на войне, –
ответила ей Алисента. – А моих внуков, невинных детей,
убили, и убили жестоко. Сколько вам нужно смертей, чтобы
утолить жажду мщения?
Слова вдовствующей королевы лишь плеснули масла в
костер гнева Рейниры:
– Я вашу ложь более слушать не буду! Еще хоть раз
скажете о бастардах – останетесь без языка.
Так излагает дело септон Юстас. То же самое повторяет
Манкан в «Доподлинном изложении».
А вот рассказ Грибка вновь резко отличается. Карлик убеждает
нас поверить, что Рейнира немедля повелела вырвать мачехе
язык, а не просто угрожала этим. И удержали королеву, как
настаивает шут, лишь слова леди Горе. Ибо Бледная Пиявка
предложила более жестокое наказание. Жену и мать короля
Эйгона отправили в некий бордель, где продавали любому
мужчине, пожелавшему ими насладиться. Цену назначили
весьма высокую: за Алисенту – золотой дракон, а за Хелейну
– целых три, поскольку та была моложе и красивее. Тем не
менее, по словам Грибка, многие горожане полагали,
586

Рисунок 56. Королева Алисента Хайтауэр у подножия Железного трона

молит о прекращении войны.
что цена за возможность переспать с королевой не столь уж и
высока. Передавали слова леди Горе:
– И пусть обе остаются в борделе, пока не понесут дитя!
А то уж больно свободно болтают про бастардов – пусть
каждая получит собственного ублюдка.
Мы не верим Грибку, хотя не стоит просто так что-то
опровергать, если речь идет о похоти мужчин и жестокости
женщин. Несомненно, этой байкой развлекались в кабаках и
винных погребках Королевской Гавани, но могло случиться и
так, что подобные слухи появились позже – когда Эйгон II
искал оправдания уже собственным жестокостям. Также
следует помнить, что карлик рассказывал свои истории
гораздо позже случившихся событий, а потому мог просто
 587

перепутать. Так что не будем больше говорить о Королевах-

из-борделя, а вернемся к летящим на битву драконам. Итак,
Караксес и Овцекрад отправились на север, а Вермитор и
Среброкрылая – на юго-запад.
В верховьях могучего Мандера стоял Тамблтон,
процветающий торговый город, принадлежащий лорду Футли.
Над городом возвышался замок крепкий, но невеликий, с
гарнизоном едва ли в сорок человек. Однако еще тысячи
людей пришли из мест, лежащих ниже по Мандеру: из
Горького Моста, Длинного Стола и даже с более дальнего юга.
Когда появилась сильная рать речных лордов, дух
сторонников королевы укрепился, да и силы их
приумножились. Войско сира Гарибальда Грея и Длиннолиста
Убийцы Львов, взбодренное победой на Балу Мясника,
пришло с головой сира Кристона Коля на копье. С ними
явились лучники Рыжего Робба Риверса, остатки Зимних
Волков и пара десятков ленных рыцарей и мелких лордов, чьи
земли лежали по берегам Черноводной. В числе последних
были Мосландер из Йора, сир Гаррик Халл из Миддлтона, сир
Меррел Смелый и лорд Овейн Боурни.
Согласно «Доподлинному изложению», всего под
знаменами Рейниры в Тамблтоне собралось около девяти
тысяч воинов. В других хрониках исчисляют эти силы то
шестью, то двенадцатью тысячами, но в любом случае
казалось, что у королевы мечей значительно меньше, чем в
войске лорда Хайтауэра. Потому нет сомнений, что защитники
Тамблтона горячо приветствовали появление драконов
Вермитора и Среброкрылой вместе со всадниками. Люди и
помыслить не могли об ужасах, что их ожидали.
Когда, как и почему случилось то, что стали называть
Тамблтонской изменой, так и остается предметом горячих
споров. Правды обо всем случившемся, вероятно, не узнать
никогда. Представляется, что иные из людей, что нахлынули в
город, спасаясь от войска лорда Хайтауэра, на деле были как
раз людьми его светлости, высланные вперед и проникшие в
588

ряды защитников. Также очевидно, что два знаменосца с реки

Черноводной, лорд Овейн Боурни и сир Роджер Корн,
присоединившиеся к армии Речных земель, пока та шла на юг,
были тайными сторонниками короля Эйгона II. Однако их
предательство мало что значило бы, не надумай сир Ульф
Белый и сир Хью Молот также сменить сторону именно в этот
час.
Больше всего о них мы знаем от Грибка. Карлик не
скупится на описание их подлой натуры, изображая Ульфа как
пьяницу, а Хью – как грубого скота. Грибок считает обоих
трусами. Якобы как только Два Изменника увидели
блистающие на солнце копья армии Хайтауэра и колонны
воинов, растянувшиеся к югу на целые лиги, так и решили
присоединиться к лорду Высокой башни, а не сражаться с ним.
Однако ни один из них не колебался в тот час, когда встретил
ливень стрел и копий подле Дрифтмарка. Возможно, их
заставила призадуматься вероятность боя с Тессарион – ведь в
Глотке все драконы были на одной стороне... хотя и Вермитор,
и Среброкрылая, будучи старше и крупнее драконицы принца
Дейрона, скорее всего, одолели бы её в случае боя.
Прочие полагают, что к предательству и Белого, и
Молота привела не трусость, а алчность. Честь для них мало
что значила, они жаждали власти и богатства. После битвы в
Глотке и падения Королевской Гавани их произвели в
рыцари… но они стремились получить лордство и брезговали
скромными владениями, дарованными им королевой
Рейнирой. После казней лордов Стокворта и Росби
предлагалось передать их земли и замки Белому и Молоту –
путем заключения брака с дочерьми казненных – но ее милость
позволила стать наследниками сыновьям предателей. Позже
драконьих всадников поманили Утесом Кастерли и
Штормовым Пределом, но неблагодарная королева отказала и
в этом.
Несомненно, они надеялись, что король Эйгон II, если
помочь ему вернуть Железный трон, сможет вознаградить их
 589

получше. Возможно, им дали некие определенные обещания –

либо лорд Ларис Косолапый, либо кто-то из его людей, однако
ж доказательств не было, нет и вряд ли будут. И нам никогда
не узнать, что сподвигло Двух Изменников (как поименовала
их история) на содеянное, ибо ни один из них не ведал ни
чтения, ни письма.
Однако о самой битве при Тамблтоне нам известно
предостаточно. Шесть тысяч людей королевы под началом
сира Гарибальда Грея вышли в поле против армии лорда
Хайтауэра и сколько-то времени отважно держались, Но их
строй проредил смертоносный ливень стрел от лучников лорда
Ормунда, а после того ряды смял сокрушительный удар
тяжелой конницы. Уцелевшие были вынуждены бежать за
городские стены, на которых стояли лучники Рыжего Робба
Риверса, прикрывая отход стрельбой из своих длинных луков.
Как только большинство выживших оказалось под
защитой стен Тамблтона, Родди Развалина и его Зимние Волки
устроили вылазку через задние ворота и с устрашающими
северными боевыми кличами ударили по левому крылу
наступавших. В создавшемся хаосе северяне пробились сквозь
вдесятеро превосходившего их числом неприятеля к лорду
Ормунду Хайтауэру, восседавшему на боевом коне под
золотым драконом короля Эйгона и знаменами Староместа и
Высокой башни.
И тогда, как поется в песнях, на его светлость налетел
лорд Родерик – в крови с головы до пят, с выщербленным
щитом и в расколотом шлеме, но столь опьяненный боем, что,
казалось, даже и не чуявший своих ран. Сир Бриндон
Хайтауэр, родич лорда Ормунда, встал на пути северянина и
одним могучим взмахом секиры по плечо отрубил руку
Развалины вместе со щитом... однако свирепый лорд
Барроутона продолжил бой, сразил и сира Бриндона, и лорда
Ормунда, прежде чем пал сам. Знамена лорда Хайтауэра
рухнули, и горожане возликовали, сочтя, что ход битвы
переменился. Даже появление Тессарион на другом краю поля
590

не встревожило людей, знавших, что и на их стороне есть два

дракона... но когда Вермитор и Среброкрылая взмыли в небо и
извергнули пламя на Тамблтон, радостные крики сменились
воплями ужаса.

Рисунок 57. Два Изменника – сир Ульф Белый на драконице Среброкрылой и

сир Хью Молот на драконе Вермиторе – сжигают город Тамблтон.

Великий мейстер Манкан позже писал: «То было

Пламенное Поле, разве что меньшей величины».
Тамблтон был в огне: лавки, дома, септы, люди, все и вся.
Пылающие люди падали с надвратных укреплений и зубчатых
стен или с криками ковыляли по улицам ровно множество
живых факелов. За стенами принц Дейрон на Тессарион
рыскал низко над землей. Пейт из Длиннолиста был выбит из
седла и затоптан, сира Гарибальда Грея пробил арбалетный
болт, а затем сожгло драконье пламя. Два Изменника
исхлестали город огненными бичами от края до края.
 591

В тот самый час сир Роджер Корн и его люди показали

свои истинные цвета – они вырезали защитников городских
ворот и впустили нападавших. Лорд Овейн Боурни сделал то
же самое в замке, пронзив копьем спину сира Меррела
Смелого.
Далее последовало разорение города –
наибезжалостнейшее за всю историю Вестероса. Тамблтон,
богатый торговый город, превратился в пепел и угли. Тысячи
человек сгорели и столько же потонули, пытаясь уплыть по
реке. После говорили, что таким людям повезло, ибо
выжившим не было пощады. Воины лорда Футли сложили
мечи и сдались, но их связали и обезглавили. Над
горожанками, уцелевшими в пожарах, многократно
надругались, включая девочек десяти или даже восьми лет.
Предавали мечу и стариков, и мальчишек, в то время как
драконы пожирали изуродованные, дымящиеся тела своих
жертв.
Тамблтон так никогда и не оправился; хотя лорды Футли
позже и пытались отстроиться на руинах. Однако «новый
город» не смог достичь и десятой части старого, а в народе
говорили, что в Тамблтоне сама земля проклята.
Над Трезубцем, ста шестьюдесятью лигами севернее, в
небесах парили два других дракона. Принц Деймон Таргариен
и маленькая смуглая девушка, прозванная Крапивой, долго и
безуспешно выслеживали Эймонда Одноглазого. Они
обосновались в Девичьем Пруду – по приглашению лорда
Манфрида Мутона, жившего в страхе перед нападением
Вхагар на его город. Но принц Эймонд наносил удары у
подножия Лунных гор – в Каменной Голове, на Зеленом Зубце
– в Сладкой Иве, и на Красном Зубце – в Скороплясе. Он
обратил в золу Стрелометный Мост, спалил Старую
Переправу и Стариковскую Мельницу, разрушил септрий
Матери в Бечестере, всегда исчезая в небе до того, как
появятся преследователи. Вхагар никогда не задерживалась
592

надолго, а те, кто выжил, часто по-разному говорили о том,

куда улетел дракон.
Каждый день на рассвете Караксес и Овцекрад вылетали
из Девичьего Пруда, поднимались ввысь и описывали над
Речными землями все более и более широкие круги, надеясь
заметить внизу Вхагар… но лишь возвращались ни с чем на
закате. Как рассказывают «Хроники Девичьего Пруда», лорд
Мутон настолько осмелел, что предложил драконьим
всадникам разделиться, чтобы при поисках покрывать вдвое
более пространства. Принц Деймон отказался. Он напомнил
его светлости, что Вхагар – последняя из трех драконов, что
пришли в Вестерос с Эйгоном Завоевателем и его сестрами.
Хотя она и стала медлительнее, чем была столетие назад, но
выросла почти столь же громадной, как Черный Ужас в давние
времена. Ее пламя жгло столь жарко, что плавило камень, и ни
Караксес, ни Овцекрад не сравнились бы с ней в свирепости.
Только оба дракона вместе могли надеяться выстоять против
нее. И принц держал девицу Крапиву при себе и днем и ночью,
как в небесах, так и в замке.
Но был ли страх перед Вхагар единственной причиной
для принца Деймона держать при себе Крапиву столь близко?
Грибок желает заставить нас поверить, что это не так. По
мнению карлика, Деймон Таргариен влюбился в маленькую
смуглянку ублюдочного рождения и взял ее к себе в постель.
Насколько можно верить сведениям шута? Крапиве было
не больше семнадцати, Деймону – сорок девять, но власть
молоденьких девиц над более взрослыми мужчинами известна
всем. Мы знаем, что Деймон Таргариен для королевы не был
верным супругом. Даже наш обычно сдержанный септон
Юстас пишет, что Деймон часто посещал по ночам леди
Мисарию. Она делила ложе с принцем, пока тот жил при дворе
– подразумевалось, что с благословения королевы. Не следует
забывать и то, что в молодые годы Деймона каждый владелец
борделя в Королевской Гавани знал, что Лорд Блошиного
Конца особенно падок на невинных дев и приберегал из новых
 593

девиц самых юных, самых милых и красивых именно для того,

чтобы принц лишал их девственности.
Крапива была молодой, конечно (хотя и не такой
молодой, как те девочки, которых растлевал принц в годы
молодости), но было весьма сомнительно, что она
девственница. Она росла без дома, матери и денег на улицах
Халла и Спайстауна, так что, скорее всего, продала свое
девичество сразу после своего расцвета (а, быть может, и до
него) за полгроша или кусок хлеба. И овцы, которых она
скармливала Овцекраду, чтобы привязать его к себе… как она
могла их получить, если не задирая юбку перед пастухом? Да
и милой назвать ее можно было с трудом. «Тощая смуглая
девочка на тощем смуглом драконе», так пишет о ней Манкан
в «Доподлинном изложении» (хотя он ее никогда не видел).
Септон Юстас пишет, что у нее были кривые зубы, а ее нос
был урезан, ибо она когда-то была поймана на воровстве. Вряд
ли ее можно было назвать возможной возлюбленной принца.
В противовес вышесказанному у нас есть
«Свидетельства Грибка»... а кроме них в данном случае еще
имеются «Хроники Девичьего Пруда», записанные мейстером
лорда Мутона. Мейстер Норрен пишет, что «принц и его
девица-бастард», каждый вечер вместе ужинали, каждое утро
вместе завтракали, спали в смежных покоях, что «принц души
не чаял в своей смуглянке, как мужчина мог бы обожать свою
дочь». Принц обучал Крапиву «придворным манерам»;
наставлял, как одеваться, как сидеть, как убирать свои волосы;
баловал ее подарками – указаны «гребень слоновой кости,
посеребренное зеркало, дорогой плащ коричневого бархата,
обрамленный атласом, пара сапог для верховой езды из кожи
мягкой, ровно масло». Норрен пишет, что принц приучил
девчонку к омовениям, а служанки, таскавшие им воду,
говорили, будто принц часто моется вместе с Крапивой, «а
когда намыливал ей спину или вымывал драконий смрад из
волос, оба были нагими, как в день имянаречения».
594

Ничто из этого не доказывает плотскую близость

Деймона Таргариена и девушки-бастарда, но, зная о
последующих событиях, можно с уверенностью говорить, что
допущение Грибка в нынешнем случае куда вероятнее, нежели
большая часть его баек. Но как бы драконьи всадники ни
проводили свои ночи, дни они тратили, рыская в небесах и
выслеживая принца Эймонда и Вхагар – пока без особого
успеха. Так что оставим их и ненадолго бросим взгляд за
Черноводный залив.
Примерно в те же дни потрепанный торговый когг
«Нессария» приплелся в гавань Драконьего Камня для
починки и пополнения припасов. Матросы говорили, что
корабль возвращался из Пентоса в Старый Волантис, когда
шторм сбил его с пути... но к знакомой песне об опасностях
моря волантийцы добавили необычную ноту. Когда
«Нессария» лавировала на запад, перед ней возникла Драконья
гора, огромная на фоне заходящего солнца... и моряки
заметили двух сражающихся драконов, чей рев эхом отдавался
от черных отвесных утесов на восточных склонах курящейся
горы. На побережье во всех тавернах, постоялых дворах и
веселых домах рассказывали, пересказывали и приукрашивали
эту историю, пока ее не услышали все жители Драконьего
Камня.
Уроженцам Старого Волантиса драконы казались чудом
и дивом, потому для моряков с «Нессарии» сражение двоих
таких диковин стало незабываемым зрелищем. А те, кто
родился и воспитывался на Драконьем Камне, выросли рядом
с подобными зверями... тем не менее, история моряков вызвала
любопытство. Следующим утром местные рыбаки проплыли
на своих лодках мимо Драконьей горы и, вернувшись,
рассказали, что углядели у ее подножия бездыханное тело
дракона, обгоревшее и изувеченное. Судя по цвету крыльев и
чешуи, разодранная пополам, растерзанная и частично
съеденная туша принадлежала Серому Призраку.
 595

Услышав новости, сир Роберт Квинс, добродушный

рыцарь, известный своей тучностью, которого Рейнира при
своем отбытии назначила кастеляном Драконьего Камня, не
мешкая, объявил убийцей Каннибала. Большинство с ним
соглашалось, ибо известно было, что Каннибал в прошлом
нападал на маленьких драконов, хотя и редко с такой
свирепостью. Кое-кто из рыбаков, опасавшихся стать
следующей целью убийцы, убеждал Квинса послать рыцарей
к логову зверя, чтобы покончить с ним. Но кастелян отказался:
– Если мы не станем тревожить Каннибала, то и он не
потревожит нас. И для уверенности сир Роберт запретил вылов
рыбы у восточного склона Драконьей горы, где лежали и
разлагались останки побежденного дракона.
Указ кастеляна не усмирил беспокойную натуру его
подопечной, Бейлы Таргариен, дочери Деймона Таргариена от
Лейны Веларион, первой супруги принца. Бейла в свои
четырнадцать лет стала своевольной дикаркой, похожей
скорее на мальчишку, чем на леди, и была истинной дочерью
своего отца. Худенькая и невысокая, она любила танцы,
скачки и охоту с соколами, а страха не ведала вовсе. В детстве
она часто дралась с оруженосцами во дворе замка, за что
получала наказания, а позже начала с ними же играть в
поцелуйчики. Вскоре после отъезда двора королевы в столицу
(леди Бейлу оставили на Драконьем Камне) девушку застигли
наедине с поваренком, чья рука шарилась под ее камзолом.
Взбешенный сир Роберт забил мальчишку в колодки, желая
отрубить руку, нанесшую оскорбление – и паренька спасло
лишь слезное заступничество Бейлы.
После этого случая кастелян написал принцу Деймону:
«Она излишне увлекается мальчиками, и хорошо бы ее
поскорее выдать замуж, чтобы девичью честь не получил
некто совсем недостойный». Но куда больше, чем мальчиков,
леди Бейла любила летать. Еще и полгода не прошло с того
дня, когда девушка впервые подняла в небо свою Лунную
Плясунью, но Бейла, катаясь на драконице что ни день, успела
596

побывать во всех закоулках Драконьего Камня и даже

добиралась над морем до Дрифтмарка.
Охочая до приключений девушка предложила сиру
Роберту дознаться, что на деле случилось по ту сторону горы.
По ее словам, Каннибала она не боялась – ибо Лунная
Плясунья моложе и быстрее, и с легкостью умчится от любого
дракона. Но кастелян запретил ей идти на такой риск. Всему
гарнизону было строго-настрого наказано не позволять леди
Бейле покидать замок. А следующей же ночью рассерженную
девицу заперли в ее покоях – поскольку задержали, когда та
попыталась пренебречь указом.
Решение сира Роберта Квинса, хоть и вполне понятное,
оказалось все же неудачным – если смотреть из будущего.
Разрешили бы Бейле полет – она смогла бы увидеть лодку с
рыбаками, огибающую остров. В лодке плыли немолодой Том
Путаная Борода, его сын Том Путаный Язык и пара их
«родичей» с Дрифтмарка, оставшихся без крова после
разрушения Спайстауна. Молодой Том, столь же умелый с
кружкой, сколь неуклюжий с сетью, тратил время и деньги,
потчуя выпивкой волантийских моряков и слушая их рассказы
о сражающихся драконах. И кто-то ему сказал, что видел
«серого и золотого, сверкающего на солнце»... так что ныне
два Тома, вопреки запрету сира Роберта, намеревались
доставить своих «родичей» на каменистый берег, где
распластался обгоревший и переломанный мертвый дракон –
в надежде отыскать его убийцу.
В то же время слухи о битве и предательстве в Тамблтоне
достигли столицы на другом берегу Черноводного залива.
Говорят, что, услышав о том, вдовствующая королева
Алисента рассмеялась и посулила: «Все, что они посеяли,
теперь сами пожнут». А королева Рейнира, будучи тогда на
Железном троне, побледнела, обмякла и повелела наглухо
закрыть городские ворота – отныне никому не дозволялось ни
въезжать в Королевскую Гавань, ни покидать ее. Она
объявила:
 597

– Мне не нужны перевертыши, которые прокрадутся в

мой город и откроют ворота бунтовщикам!
Армия лорда Ормунда могла оказаться у стен столицы
завтра же или через день, а изменники на драконах – и того
ранее.
Возможность этого принца Джоффри взволновала:.
– Пусть себе прилетают! Я встречу их на Тираксесе! –
заявил мальчик, полный юношеской самонадеянности и
желания отомстить за павших братьев.
Речи принца растревожили его мать, и та наложила
запрет, ибо он «еще слишком молод для битвы». Но Рейнира
все же позволила сыну остаться, когда собрался черный совет
для обсуждения, как лучше сладить с приближающимся
противником.
В Королевской Гавани оставалось шесть драконов. Но
лишь один из них находился в стенах Красного замка: Сиракс,
собственная драконица королевы. Ей предоставили конюшни
внешнего двора, убрав оттуда лошадей. На земле Сиракс
удерживали тяжелые цепи – достаточные, чтобы
перемещаться с конюшни на двор, но не позволявшие улететь
без всадника. Сиракс давно привыкла к цепям, ибо в них росла;
кормили ее очень хорошо, так что драконица годами не
охотилась.
Прочих зверей разместили в Драконьем Логове. Некогда
под исполинским куполом Логова в недрах холма Рейнис
выдолбили гигантское кольцо из сорока огромных сводчатых
гротов. С обеих сторон эти рукотворные пещеры закрывали
массивные железные двери: внутренние вели на песок арены,
наружные отворялись на склоны холма. Здесь устраивали свои
логовища Караксес, Вермитор, Среброкрылая и Овцекрад,
прежде чем отправиться на войну. Ныне драконов осталось
пятеро: Тираксес принца Джоффри, светло-серый Морской
Туман Аддама Велариона, юные драконы Моргул и Шрикос,
что были связаны с принцессой Джейхейрой (бежала) и ее
братом-близнецом принцем Джейхейрисом (погиб)... и
598

Пламенная Мечта, любимица королевы Хелейны. По давнему

обычаю хотя бы одному драконьему всаднику полагалось
пребывать в Логове, чтобы он мог встать на защиту города,
появись в том нужда. Этот долг выпал Аддаму Велариону,
поскольку сыновей Рейнира желала держать при себе.
Но ныне в черном совете раздались голоса,
усомнившиеся в преданности сира Аддама. Отпрыски
драконов Ульф Белый и Хью Молот перешли на сторону
врага... но были ли они единственными перевертышами среди
себе подобных? Как насчет Аддама из Халла и девицы
Крапивы? Они ведь также бастардовых кровей. Можно ли им
доверять?
Лорд Бартимос Селтигар счел, что нет. Он заявил:
– Бастарды вероломны по своей натуре – заявил он. –
Предательство дается бастарду столь же легко, сколь
преданность законнорожденному. Оно у них в крови.
Лорд призвал ее милость не медлить и схватить обоих
незаконнорожденных драконьих всадников, прежде чем те
смогли бы также перейти к неприятелю вместе с драконами.
Прочие вторили мнению Селтигара, и в их числе сир Лютор
Ларджент, возглавлявший городскую стражу, и сир Лорент
Марбранд, лорд-командующий Королевской гвардии. Даже
двое мужей из Белой Гавани, грозный рыцарь сир Медрик
Мандерли и его тучный и рассудительный брат сир Торрхен,
призывали королеву к недоверию. Сир Торрхен сказал:
– Лучше не испытывать судьбу. Если противник получит
еще двух драконов, мы пропадем.
Драконьих отпрысков защищали лишь лорд Корлис и
великий мейстер Герардис. Великий мейстер говорил, что у
сира Аддама или Крапивы нет никаких признаков неверности;
что путь мудрости требует получить доказательства, прежде
чем принимать решение. Лорд Корлис зашел еще дальше,
заявив, что сир Аддам и его брат Алин – «истинные
Веларионы» и достойные наследники Дрифтмарка. Что же до
 599

Крапивы, то пусть она чумаза и невзрачна, но в час битвы в

Глотке девица сражалась храбро.
– Так же, как и Два Изменника, – возразил лорд Селтигар.
И страстные протесты десницы, и холодная
осторожность великого мейстера пропали втуне, ибо у
королевы появились подозрения. Септон Юстас пишет: «Ее
милость предавали столь многие и столь часто, что она легко
верила наихудшему о ком угодно. Вероломством ее милость
было уже не удивить. Она стала ожидать этого даже от тех,
кого сильнее всего любила».
Что ж, вполне возможно. И все же Рейнира не стала тут
же действовать, а предпочла послать за Мисарией, блудницей
и танцовщицей, которая была для королевы мастером над
шептунами во всем, кроме звания. Леди Горе, сама белокожая
ровно молоко, предстала перед советом в черном бархатном
плаще с капюшоном, подбитом кроваво-красным шелком.
Смиренно склонив голову, леди выслушала вопрос ее милости:
не думает ли она, что сир Аддам и Крапива замышляют
предательство? Бледная Пиявка подняла глаза и мягко
ответила:
– Девушка уже предала вас, моя королева. Уже сейчас
она делит ложе с вашим супругом, а достаточно скоро в ее
чреве появится бастард принца.
Согласно записям септона Юстаса, Рейниру охватил
праведный гнев. Голосом, холодным ровно лед, она велела
сиру Лютору Лардженту отправиться с двадцатью золотыми
плащами в Драконье Логово, где взять под стражу сира
Аддама Велариона:
– Допросите его со всей суровостью, тогда уж мы точно
узнаем, истинный ли он друг или ложный.
Что же до девицы Крапивы, то королева заявила:
– Сама девка – просто ничтожество, и от нее смердит
колдовством. Столь низкородную тварь мой принц никогда бы
не взял к себе на ложе. В ней нет и капли драконьей крови –
видно всякому, кто хоть раз на нее глянул. Чарами, и не иначе,
600

она привязала к себе дракона, и те же чары применила к моему

лорду-мужу.
Далее ее милость продолжила:
– На принца Деймона сейчас нельзя полагаться, ибо он в
сетях у этой девки. Да, в Девичий Пруд нужно послать указ, но
только для глаз лорда Мутона. Пусть он схватит Крапиву,
когда та будет за столом или в постели, и лишит ее головы.
Только тогда мой принц обретет свободу.
И таким образом предательство породило новое
предательство – королеве на погибель. Когда сир Лютор
Ларджент и его люди с указом королевы въезжали на холм
Рейнис, перед ними распахнулись двери Логова – то Морской
Туман расправил светло-серые крылья и взлетел, исторгая из
ноздрей дым. Сира Аддама Велариона предупредили как раз
вовремя, чтобы он успел совершить побег. Не исполнивший
свой долг сир Лютор в ярости немедля вернулся в Красный
замок и ворвался в Башню десницы, схватил грубыми
ручищами лорда Корлиса и обвинил того в измене. Старик и
не думал отрицать. Связанного и избитого, но хранившего
молчание, его бросили в подземелье в каменный мешок –
ожидать суда и казни.
Сомнения ее милости коснулись и великого мейстера
Герардиса, поскольку он защищал драконьих отпрысков
вместе с Морским Змеем. Герардис отрицал какое бы то ни
было соучастие в изменническом деле лорда Корлиса. Памятуя
о долгой и верной службе великого мейстера, Рейнира не
заточила его в темницу, а лишь вывела из черного совета и
вернула на Драконий Камень. Самому Герардису королева
сказала:
– Не думаю, что вы лгали мне в лицо, но близ меня не
может быть людей, которым нет полного доверия. Я же, глядя
на вас, помню лишь ту чушь, что вы несли о девке Крапиве.
Толки о тамблтонской бойне тем временем расползались
по городу… а вместе с ними и ужас. Люди уверяли друг друга,
что следующей станет Королевская Гавань. Дракон будет
 601

биться с драконом, и на сей раз столица уж точно заполыхает.

Исполнившись страха перед наступающим врагом, сотни
горожан пытались спастись бегством, но золотые плащи
отгоняли их от ворот. Будучи запертыми в стенах города, одни
искали укрытия от огненной бури, которой боялись, в
глубоких погребах; другие обратились к молитве, выпивке и
тем удовольствиям, что можно найти промеж бедер женщин.
К сумеркам городские таверны, бордели и септы до отказа
наполнились людьми, что искали утешения или спасения и
делились чудовищными слухами.
И в этот темный час на площадь Сапожника вступил
некий босоногий странник, похожий на пугало в своей
власянице и грубых штанах, замызганный, немытый и
воняющий хлевом. На его шее болталась чаша для подаяний,
подвешенная за кожаный ремешок. Похоже, некогда его
ловили на воровстве, ибо вместо правой руки торчала культя,
обмотанная рваным кожаным лоскутом. Великий мейстер
Манкан полагает, что он мог быть из числа Честных Бедняков
– пусть сам орден давным-давно был вне закона, Звезды все
еще бродили по захолустьям Семи Королевств. Мы не знаем и
не сможем узнать, откуда явился этот бродяга, и даже имя его
не осталось в истории. Те, кто слушал его проповеди, как и те,
кто позже описывал его бесславие, знали его сугубо как
Пастыря. А Грибок зовет его «мертвым Пастырем» – по его
словам, человек этот выглядел столь бледным и
отвратительным, словно восставший из могилы труп.
Кем бы или чем бы он ни был, этот однорукий Пастырь
явился ровно некий злой дух, призывая разорение и погибель
на голову королевы Рейниры перед всеми, кто собрался
послушать. Он не ведал усталости, как не ведал и страха,
проповедовал всю ночь и весь следующий день, а его
возмущенный голос гремел на всю площадь Сапожника.
Пастырь объявил, что драконы суть твари
противоестественные, демоны, вызванные из ям всех семи
преисподних ныне падшими колдунами Валирии, «той
602

Рисунок 58. Однорукий Пастырь, проповедник таинственного

происхождения, вступает на площадь Сапожника.
мерзкой выгребной ямы, где брат ложился с сестрой, а мать –
с сыном, где мужи ходили в битву на демонах, а их жены
раздвигали ноги перед псами». Таргариены избежали Рока,
когда улетели за море на Драконий Камень, но «богов не
проведешь», так что ныне надвигается второй Рок. Пастырь
грозил, что-де «лжекороль и королева-шлюха сгинут со всем
своим добром, а их тварей-демонов поглотит сама земля».
Сгинут и те, кто встанет на их сторону. И лишь очистив
столицу от драконов и их владык, Вестерос обретет надежду
избежать судьбы Валирии.
Толпа возле Пастыря росла с каждым часом. Дюжина
слушателей удвоилась, потом превратилась в сотню, а ближе к
рассвету площадь заполонили тысячи людей, которые
напирали и расталкивали друг друга в желании расслышать
побольше. Многие зажгли факелы, и Пастырь стоял в ночи
 603

будто в кольце огня. Тех, кто пытался поносить Пастыря, толпа

затоптала. Отогнали даже сорок золотых плащей, которые
попытались копьями расчистить площадь.
В Тамблтоне, шестьюдесятью лигами к юго-западу,
царил хаос иного рода. В то время как Королевская Гавань
трепетала в ужасе, враги, которых страшились в столице, не
приблизились к ней ни на шаг. Сторонники короля Эйгона
оказались без вождя, и их терзали разногласия, споры и
сомнения. Ормунд Хайтауэр погиб, а с ним и его родич сир
Бриндон, первейший рыцарь Староместа. Сыновья Ормунда
остались в Высокой башне в тысяче лиг позади, да и были они
зелеными мальчишками. Мальчишкой был и Дейрон
Таргариен – хотя лорд Ормунд и прозвал принца «Дейроном
Отважным», и хвалил его доблесть в битве. Самый младший
из сыновей королевы Алисенты, он вырос в тени своих
старших братьев и привык скорее подчиняться
распоряжениям, нежели отдавать их. Старшим из Хайтауэров,
что остались при войске, оказался сир Хоберт, еще один родич
лорда Ормунда, которому до этого вверяли лишь обоз. Человек
«столь же дородный, сколь и тугой на ум», Хоберт Хайтауэр
прожил шестьдесят лет, ничем себя не отличив. Теперь же,
однако, он намеревался принять на себя командование
войском по праву своего родства с королевой Алисентой.
С Хайтауэром соперничали лорд Анвин Пик, сир Джон
Рокстон Храбрый и лорд Овейн Боурни. Лорд Пик бахвалился
древним родом с длинной чередой знаменитых воителей и тем,
что вел под своими знаменами сотню рыцарей и девять сотен
латников. Джон Рокстон внушал страх как своим черным,
грубым нравом, так и черным клинком из валирийской стали,
названным Оставляющим Сирот. Лорд Овейн Изменник
настаивал, что именно его хитроумие дало победу при
Тамблтоне, и только он сможет взять Королевскую Гавань.
Никто из притязателей не считался настолько
могущественным и уважаемым, чтобы обуздать жажду крови
и наживы простых латников. И пока те спорили за первенство
604

и добычу, их собственные воины с радостью окунулись в

разгул грабежей, разрушений и насилий всякого рода.
Ужасы тех дней отрицать невозможно. Редко какой
город, будь он большим или малым, в истории Семи
Королевств подвергался столь долгому, жестокому и
бесчеловечному разграблению, как Тамблтон после Измены.
Даже добрые воины оборачиваются зверями – если нет
сильного лорда, который будет их сдерживать. Так случилось
и в Тамблтоне. Отряды пьяных вояк шатались по улицам,
разоряя по пути каждый дом или лавку, а всех, кто пытался
остановить грабежи – попросту убивали. Каждая женщина
стала лакомой добычей сластолюбцев, даже старухи и
маленькие девочки. Состоятельных людей подвергали
пыткам, пока те не раскрывали тайники с золотом и
драгоценностями. Младенцев, вырванных из материнских рук,
насаживали на пики. Святых септ нагишом прогоняли по
городу, их насиловали не в одиночку, а сотенным отрядом,
преследовали даже Молчаливых Сестер. Не пощадили и
мертвых – им не дали честных похорон, а бросили гнить,
сделав кормом для ворон и одичавших псов.
И септон Юстас, и великий мейстер Манкан в один голос
уверяют, что принц Дейрон испытал отвращение от всего
увиденного и велел сиру Хоберту Хайтауэру положить этому
конец, но от всех усилий Хайтауэра было не более проку,
нежели от него самого. Ибо подражание своим лордам – в
натуре простонародья, а вероятные преемники лорда Ормунда
сами стали жертвами алчности, гордыни и кровожадности.
Храбрый Джон Рокстон возжелал прекрасную леди Шарис
Футли, жену лорда Тамблтона, и объявил ее своей «добычей».
Все возражения лорда-мужа Рокстон пресек, располовинив
того мечом Оставляющим Сирот, сказав при этом, что-де «он
может оставлять и вдов», и тут же принялся срывать платье с
рыдающей леди Шарис. Двумя днями позже лорд Пик и лорд
Боурни рассорились на военном совете. Пик выхватил кинжал
и воткнул его Боурни в глаз, заявив, что «единожды
 605

перевертыш – навсегда перевертыш», а тем временем принц

Деймон и сир Хоберт лишь в ужасе на него смотрели.
Все же наихудшие преступления лежали на совести Двух
Изменников – низкорожденных драконьих всадников Хью
Молота и Ульфа Белого. Сир Ульф всецело предался пьянству,
«утопал в вине и плоти», как пишет Грибок. Он же говорит,
что Белый насиловал каждую ночь по три девицы, а тех, кем
оставался недоволен, скармливал своему дракону. Рыцарское
звание, которое даровала ему королева Рейнира, Ульфа не
устраивало; мало ему было и того, что принц Дейрон нарек его
лордом Горького Моста. У Белого была на уме награда
посолиднее: он желал себе во владение не менее чем
Хайгарден, заявив, что Тиреллы устранились от Танца, а
потому следует лишить их прав как изменников.
Но честолюбивые помыслы сира Ульфа придется счесть
скромными в сравнении с притязаниями его дружка-
перевертыша – Хью Молота. Молот, сын простого кузнеца,
будучи исполинского роста, руки имел столь сильные, что мог,
как говорили, скрутить стальные прутья в ожерелье. Хотя он
почти вовсе не обучался искусству боя, рост и сила делали его
грозным противником. Излюбленным оружием сира Хью был
боевой молот, которым он наносил смертоносные
сокрушающие удары. В битву Молот отправлялся на
Вермиторе, некогда летавшим под седлом самого̀ Старого
короля; изо всех драконов Вестероса лишь Вхагар была
крупнее и старше.
Вот по всем указанным причинам лорд Молот (как он сам
стал себя величать) начал грезить о короне. Людям, что возле
него ошивались, он так и говорил, что-де «незачем быть
лордом, если можно стать королем». И по лагерю пошли толки
о некоем древнем пророчестве, в котором говорилось, что
«когда молот обрушится на дракона, явится новый король, и
никто не сможет ему противостоять». Остается загадкой, как
появился эта байка (только не от самого Молота, ибо тот не
606

умел ни читать, ни писать), но через несколько дней ее

услышал весь Тамблтон.
Никто из Двух Изменников, похоже, не спешил помочь
принцу Дейрону начать наступление на Королевскую Гавань.
У них имелось мощное войско и к тому же три дракона. Но и
у королевы также было три дракона (насколько они знали), а с
возвращением принца Деймона и Крапивы стало бы пять. Лорд
Пик считал, что нужно отложить наступление до поры, когда
с ними соединится лорд Баратеон, подтянув свои силы от
Штормового Предела. Сир Хоберт желал отступить назад в
Простор, чтобы пополнить быстро тающие припасы. Никого,
казалось, не заботило, что их войско уменьшается с каждым
днем, испаряясь, как утренняя роса, – все больше и больше
ратников уходило тайком, возвращаясь к домашнему очагу и
несобранному урожаю со всей добычей, что могли унести с
собой.
Многими лигами севернее, в замке с видом на Крабий
залив, еще один лорд нежданно для себя оказался на лезвии
меча. Из Королевской Гавани прибыл ворон с приказом
королевы Манфриду Мутону, лорду Девичьего Пруда: он
должен отправить ко двору голову незаконнорожденной
девицы Крапивы, которую сочли виновной в государственной
измене. «Моему лорду-супругу, принцу Деймону из дома
Таргариенов, зла не причинять», повелела ее милость. «Когда
дело будет исполнено, отошлите принца обратно ко мне, ибо
мы крайне нуждаемся в нем».
Мейстер Норрен, блюститель «Хроник Девичьего
Пруда», рассказывает, что после прочтения письма королевы
его светлость испытал такое потрясение, что утратил дар речи
– и не обрел его снова, пока не выпил три чаши вина. Вслед за
тем лорд Мутон послал за капитаном домашней гвардии, за
своим братом и за сиром Флорианом Грейстилом, своим
первым бойцом. Также он повелел остаться и мейстеру. Когда
все собрались, лорд зачитал письмо и спросил их совета.
 607

– Дело несложное, – заметил капитан. – Принц спит

подле нее, но он уже в годах. Вздумает вмешаться – удержать
его вполне хватит и троих, ну для верности возьму шестерых.
Милорд желает это сделать нынче же ночью?
– Хоть шестерых возьми, хоть шестьдесят – он все-таки
Деймон Таргариен, – возразил брат лорда Мутона. – Куда
мудрее будет подлить ему в вечернее вино сонного зелья.
Проснется – а девица уже мертва.
– Это девочка, всего лишь ребенок, сколь бы скверной ни
была ее измена, – вымолвил убеленный сединами сир
Флориан, постаревший суровый рыцарь. – Старый король
никогда не попросил бы о таком ни одного человека чести.
– Скверные времена, – сказал лорд Мутон. – Скверный
выбор предлагает мне королева. Девушка – гостья под моим
кровом. Если я повинуюсь, Девичий Пруд будет навеки
проклят. А если откажусь, мы будем лишены всех прав и
уничтожены.
На что его брат ответил:
– Может, нас прикончат, что бы мы ни выбрали. Принц
души не чает в смуглой малышке, а дракон его – вот он, прямо
здесь. Мудрому лорду лучше убить обоих, иначе разъяренный
принц сожжет замок дотла.
– Королева запретила чинить ему зло, – напомнил лорд
Мутон. – И убийство двоих гостей прямо в постелях вдвойне
подлее убийства одного. И я буду проклят дважды.
Вслед за тем он со вздохом вымолвил:
– Хотелось бы мне никогда не читать этого письма.
И тогда подал голос мейстер Норрен:
– А может, вы никогда его и не читали.
О том, что было сказано после, «Хроники Девичьего
Пруда» молчат. Мы знаем лишь то, что мейстер, молодой
человек двадцати двух лет, нашел тем вечером принца
Деймона и девицу Крапиву за ужином и показал им письмо
королевы. «Уставшие после долгого и бесплодного дня,
проведенного в небе, они делили простую трапезу из свеклы и
608

вареной говядины. Когда я вошел, они тихо говорили друг с

другом, но я не могу сказать, о чем именно. Принц вежливо
приветствовал меня, но, пока он читал, я видел, как радость в
его взоре истаяла, сменившись печалью – как будто бы на него
обрушилось непосильное бремя. Девушка спросила принца,
что в письме, а тот вымолвил, что-де «слова королевы, да дела
шлюхи». Тут он обнажил меч и спросил, ждут ли уже за
дверью люди лорда Мутона, желающие схватить их. Я
ответил, что пришел один, после чего опозорил себя и солгал,
ни лорд Мутон, ни любой другой человек в Девичьем Пруду
не знает об этом письме. Я сказал: «Простите меня, мой принц,
я нарушил мейстерские обеты». Принц Деймон вложил меч в
ножны и ответил: «Мейстер-то вы неважный, но человек
хороший», после чего дозволил мне уйти, наказав «не говорить
ни слова об этом ни лорду, ни возлюбленной вплоть до утра».
Нигде не записано, как принц и его девица-бастард
провели последнюю ночь в доме лорда Мутона. Но когда
забрезжил рассвет, они вместе появились во дворе, и принц
Деймон в последний раз помог Крапиве взобраться на спину
Овцекрада. Обычно того кормили каждый день перед
вылетом, поскольку драконы легче склоняются перед волей
наездника, когда сыты. В то утро Крапива скормила Овцекраду
черного барана, наикрупнейшего во всем Девичьем Пруду,
самолично перерезав скотине горло. Когда она забралась на
дракона, как пишет мейстер Норрен, ее кожаные одежды
наездника заливала кровь, а «ее щеки заливали слезы». Ни
слова прощания не прозвучало между мужчиной и девицей. Но
как только Овцекрад забил бурыми кожистыми крыльями и
воспарил в светлеющее небо, Караксес поднял голову и издал
вскрик, от которого вдребезги разбились все окна в башне
Джонквиль. Высоко над городом Крапива повернула дракона
на Крабий залив и исчезла в утреннем тумане. Ни при дворе,
ни в замках ее больше не видели.
Деймон Таргариен воротился в замок, чтобы разделить
завтрак с лордом Мутоном.
 609

- Мы видимся в последний раз, - сказал принц его

светлости. – Благодарю за ваше гостеприимство. Дайте знать
всем в ваших землях, что я лечу в Харренхолл. И если мой
племянник Эймонд осмелится встретиться со мной лицом к
лицу, то найдет меня там. Одного.
Так принц Деймон навсегда покинул Девичий Пруд.
После его отбытия к лорду пришел мейстер Норрен и сказал:
– Сорвите с меня цепь, свяжите мне ею руки и выдайте
меня королеве. Предупредив изменницу и дав ей сбежать, я
сам совершил измену.
Но лорд Мутон отказался:
– Оставь себе свою цепь, все мы здесь изменники.
И в ту же ночь реявшие над воротами Девичьего Пруда
расчетверенные знамена королевы Рейниры опустились, а
вместо них вознеслись золотые драконы короля Эйгона II.
А над почерневшими укреплениями и разрушенными
главными башнями Харренхолла не реяло ни единого знамени,
когда с неба спустился принц Деймон, решив здесь
утвердиться. В глубоких подвалах и подземельях замка
ютились лишь какие-то бездомные, но их изгнал первый же
шум крыльев Караксеса. Когда исчез последний, Деймон
Таргариен уже в одиночестве бродил по чертогам твердыни
Харрена, похожим на пещеры; кроме дракона, с ним никого не
было. Каждый вечер на закате принц оставлял зарубку на
сердце-древе богорощи, обозначая еще один прошедший день.
Тринадцать отметин на том чардреве видны и поныне. Раны
стары, глубоки и темны, но всякий лорд, что правил
Харренхоллом со времен Деймона, утверждал, что каждую
весну они кровоточат вновь.
На четырнадцатый день бдения принца над замком
пронеслась черная тень, и не от мимолетной тучи. В богороще
растревоженные птицы поднялись в воздух, а горячий ветер
погнал по двору опавшие листья. Вхагар наконец явилась, и на
спине ее восседал одноглазый принц Эймонд Таргариен в
полночно-черной броне, украшенной золотой чеканкой.
610

Убийца Родичей прибыл не один – с ним прилетела Алис

Риверс. Позади нее струилась мгла длинных волос, а живот
округлило дитя. Принц Эймонд описал два круга над башнями
Харренхолла, после чего посадил Вхагар во внешнем дворе, в
сотне ярдов от Караксеса. Драконы со злобой глянули друг на
друга, и Караксес с шипением расправил крылья, а меж зубов
его заплясало пламя.
Принц помог своей женщине спуститься со спины
Вхагар и повернулся к Деймону:
– Я слышал, что ты нас ищешь, дядюшка.
– Только тебя, – отозвался Деймон. – Кто подсказал, где
найти меня?
– Моя леди, – ответил Эймонд. – Она видела тебя в
грозовой туче, в горном пруду на закате, в огне, который мы
разожгли, когда готовили ужин. Она много чего провидит, моя
Алис. Ты глупец, раз пришел один.
– Не будь я один, не пришел бы ты.
– Но ты один, а я – здесь. Излишне зажился ты, дядюшка.
– Единственное, в чем я с тобой соглашусь, – ответил
Деймон. После того старый принц велел Караксесу склонить
шею и неуклюже взобрался на его спину, а молодой –
поцеловал свою женщину и легко запрыгнул на Вхагар,
позаботившись застегнуть четыре короткие цепи, крепившие
пояс к седлу. Деймон же оставил свои цепи свободными.
Караксес зашипел вновь, наполнив воздух пламенем, Вхагар
ответила ревом. В едином порыве драконы ринулись в небо.
Принц Деймон стремительно гнал Караксеса ввысь,
подстегивая дракона кнутом со стальным наконечником, пока
оба не скрылись в гряде облаков. Вхагар, более старая и
намного более крупная, была и медлительнее. Собственная
величина сделала ее неповоротливой, и она набирала высоту
более плавно, расширяющимися кругами возносясь вместе со
своим всадником над водами Божьего Ока. Час был поздний,
солнце клонилось к закату, тихая гладь озера тускло блестела
ровно лист чеканной меди. Все выше и выше поднималась
 611

Вхагар в поисках Караксеса, а снизу, из Харренхолла, с

вершины башни Королевский Костер, за ней наблюдала Алис
Риверс.
Нападение удалось внезапным, как гром среди ясного
неба. С пронзительным криком, который был слышен за
дюжину миль, Караксес ринулся на Вхагар сверху,
скрываемый ослепительным блеском заходящего солнца со
стороны незрячего глаза Эймонда. Со страшной силой
Кровавый Змей врезался в старую драконицу. Два дракона,
черневшие на фоне кроваво-красного неба, схватились и рвали
друг друга в куски, и эхо от рева раскатывалось над Божьим
Оком. Их пламя пылало столь ярко, что рыбаки внизу
испугались, что вспыхнули сами облака. Сцепившиеся
драконы низверглись к озеру. Челюсти Кровавого Змея
сомкнулись на шее Вхагар, его черные зубы погружались все
глубже в плоть громадной драконицы. Даже когда когти
Вхагар разодрали его брюхо, а зубы оторвали крыло, Караксес
лишь вгрызался сильнее, терзая ее рану – а озеро с ужасающей
скоростью неслось им навстречу.
И вот тогда, согласно преданиям, принц Деймон
Таргариен перекинул ногу через седло и перепрыгнул на
другого дракона. В руке он сжимал Темную Сестру, меч
королевы Висеньи. И, пока Эймонд Одноглазый, с ужасом
глядя на противника, возился с удерживающими его цепями,
Деймон сорвал с племянника шлем и вонзил в пустую
глазницу меч, да с такой силой, что острие вышло сзади из шеи
молодого принца. Через пол-удара сердца драконы рухнули в
озеро, взметнув, как говорили, столб воды высотой с башню
Королевский Костер.
Как говорили видевшие бой рыбаки, ни человек, ни
дракон не смогли бы пережить подобного удара. И не
пережили. Караксес сумел протянуть достаточно, чтобы
выползти на сушу. Выпотрошенный, лишившийся одного
крыла, Кровавый Змей нашел в себе силы выбраться из
дымившихся вокруг него вод на берег озера и испустил дух
612

Рисунок 59. Бой принца Деймона Таргариена на драконе Караксесе и принца

Эймонда Таргариена на драконице Вхагар над озером Божье Око.
 613

под стенами Харренхолла. Туша Вхагар погрузилась на дно

озера, и на месте упокоения горячая кровь из зияющей раны на
шее превратила воду в кипяток. Несколькими годами позже,
по завершении Танца Драконов, Вхагар отыскали. Скелет
принца Эймонда в латах так и остался прикованным к седлу, а
Темная Сестра – по рукоять вонзенной в его глазницу.
Не можем мы усомниться и в гибели принца Деймона.
Останков его так и не нашли, но в том озере течения
причудливы, а рыба прожорлива. Певцы рассказывают нам,
что старый принц пережил падение, а после вернулся к девице
Крапиве и провел остаток дней своих рядом с ней. Подобные
истории хороши для чарующих песен, но плохи для хроник.
Даже Грибок не верит этой сказке, а мы тем более.
Драконы сгинули в танце над Божьим Оком в двадцать
второй день пятой луны 130 года от З.Э. Деймону Таргариену
было сорок девять лет; принцу Эймонду исполнилось
двадцать. Возраст Вхагар, наивеличайшей из таргариеновских
драконов после кончины Балериона Черного Ужаса,
исчислялся ста восьмьюдесятью одним годом. Так ушло
последнее живое существо из времен Завоевания Эйгона,
когда сумерки и тьма поглотили проклятую твердыню Черного
Харрена. Однако столь мало очевидцев случилось поблизости,
что весть о последней битве принца Деймона широко
разошлась лишь какое-то время спустя.

Погибель драконов – Рейнира

поверженная
А в столице тем временем любое новое отступничество
делало королеву Рейниру все более одинокой. Заподозренный
в измене Аддам Веларион сбежал, прежде чем его успели
подвергнуть допросу с пристрастием. Бледная Пиявка
нашептывала, что бегство доказало вину юноши. Лорд
614

Селтигар ей поддакивал и предложил ввести новую подать –

на детей, рожденных вне брачного ложа. Этот сбор не только
пополнил бы сундуки короны, но также мог бы избавить
государство от тысяч бастардов.
Ее милость была, однако, обеспокоена более
неотложными заботами, нежели состояние казны. Повелев
взять под стражу Аддама Велариона, она потеряла не только
дракона и наездника, но и своего десницу… А ведь большая
часть войска, не столь давно поднявшего паруса на Драконьем
Камне ради завоевания Железного трона, состояла из людей,
присягнувших дому Веларионов. Как только стало известно,
что лорд Корлис томится в подземельях под Красным замком,
они принялись покидать королеву сотнями. Некоторые
уходили на площадь Сапожника, примыкая к толпам,
собиравшимся подле Пастыря, иные же выбирались через
боковые ворота или даже через стены, намереваясь вернуться
на Дрифтмарк. Но и тем, кто остался, доверять было нельзя. То
стало ясным после того, как двое присяжных мечей Морского
Змея, сир Деннис Вудрайт и сир Торон Тру, прорвались с боем
в темницы, желая вернуть своего лорда. Об их намерениях
леди Горе донесла шлюха, с которой делил постель сир Торон,
и несостоявшихся вызволителей схватили и повесили.
Оба умерли на рассвете – на стенах Красного замка,
извиваясь и суча ногами в петле. И в тот же день, вскоре после
заката, при дворе ее милости стряслась еще одна беда: Хелейна
Таргариен, сестра, жена и королева Эйгона II, мать его детей,
выбросилась из окна крепости Мейгора и погибла, пронзенная
железными пиками, что усеивали сухой ров под стеной. Ей
исполнился всего двадцать один год.
Почему же супруга Эйгона после полугода плена
выбрала именно эту ночь для сведения счетов с жизнью?
Грибок утверждает, что Хелейна была в тягости после того,
как ее денно и нощно пользовали ровно простую шлюху.
Однако его объяснение заслуживает столько же доверия,
сколько и байка о Королевах-из-Борделя, которой, нужно
 615

сказать, не стоит доверять вовсе. Великий мейстер Манкан

верит, что на такой шаг ее сподвиг ужас от смерти сира Торона
и сира Денниса, но если молодая королева и знавала этих
двоих, то лишь как тюремщиков, и нет свидетельств, что она
лицезрела их казнь. Септон Юстас полагает, что леди
Мисария, Бледная Пиявка, выбрала эту ночь, чтобы поведать
Хелейне о смерти ее сына Мейлора и жутких обстоятельствах
его кончины, хотя что за причина у нее была для того, кроме
простой злобы, вообразить трудно.
Мейстеры могут оспорить истинность всех суждений…
но в ту роковую ночь еще более темные слухи пересказывали
на улицах и переулочках Королевской Гавани, в тавернах,
борделях и кабаках, даже в священных септах. Гуляли
шепотки, будто бы королеву Хелейну убили, как ранее – ее
сыновей. Принц Дейрон и его драконы скоро будут у ворот, и
с ними придет конец владычеству Рейниры. Старая королева
предрешила, что ее молодая единокровная сестра не будет
жить и упиваться ее падением – и послала к той сира Лютора
Ларджента. Он схватил Хелейну огромными грубыми
ручищами и выбросил из окна на шипы.
Стоит спросить, откуда же пришел столь ядовитый навет
(а это безусловно был навет)? Великий мейстер Манкан
указывает на Пастыря, ибо тысячи людей слышали, как он
поносит и преступление, и саму ее милость. Но он ли породил
ту ложь или же лишь повторял услышанное из других уст? В
последнее заставляет нас верить Грибок. Настолько гнусное
злословие могло быть только деянием Лариса Стронга,
утверждает карлик... поскольку Косолапый никогда не
покидал столицу (как вскоре выяснилось), а лишь затаился в
ее тенях, откуда продолжал плести заговоры и распускать
слухи.
Могла ли смерть Хелейны быть убийством? Возможно...
но вряд ли королева Рейнира виновна в нем. Хелейна
Таргариен была сломленным существом, не представлявшим
угрозы для ее милости. Равным образом наши источники не
616

говорят о какой-то особой вражде между ними. Если бы

Рейнира намеревалась кого-то убить, то определенно вниз на
пики полетела бы вдовствующая королева Алисента. Более
того, во время смерти королевы Хелейны заявленный ее
убийцей сир Лютор Ларджент трапезничал с тремя сотнями
золотых плащей в казармах у Божьих ворот – и тому есть
немало доказательств.
И все равно, вскоре слухи об «убийстве» королевы
Хелейны были на устах половины Королевской Гавани. То,
как скоро в такое поверили, показывает, как быстро город
обернулся против своей некогда возлюбленной королевы.
Рейниру ненавидели; Хелейну любили. Столичное
простонародье не забыло и жестокого убийства принца
Джейхейриса от рук Крови и Сыра, и ужасную смерть принца
Мейлора у Горького Моста. Конец Хелейны был милосердно
быстрым; одна из пик пробила горло и женщина умерла, не
издав и звука. А на другом конце города, на холме Рейнис, в
миг гибели Хелейны ее драконица, Пламенная Мечта,
вскинулась и издала рев, сотрясший Драконье Логово. И две
цепи, из тех, что удерживали зверя, разорвались. Королева
Алисента, узнав о кончине дочери, разодрала одежды и
призвала ужасные проклятья на голову ее соперницы.
В ту ночь Королевская Гавань разродилась кровавым
бунтом.
Волнения начались в закоулках Блошиного Конца, куда
люди стекались сотнями из винных погребков, игорных ям и
пивных – злые, пьяные, напуганные. Отсюда бунтовщики
разбежались по городу, требуя справедливости за погибших
принцев и их убитой матери. Они переворачивали телеги и
повозки, громили лавки, грабили и поджигали дома. На
золотых плащей, пытавшихся остановить беспорядки,
нападали и избивали в кровь. Не щадили никого: ни людей
высокого происхождения, ни низкого. Лордов забрасывали
мусором, рыцарей стаскивали с седла. Брата леди Дарлы
Деддингс, Давоса, прямо при ней закололи ударом в глаз,
 617

когда он хотел защитить сестру от трех пьяных конюхов,

пытавшихся над ней надругаться. Моряки, что не могли
воротиться на свои корабли, решили взломать Речные ворота
и вступили в яростную схватку с городской стражей. Чтобы
рассеять их, понадобились сир Лютор Ларджент и четыреста
копий. К тому времени ворота уже наполовину разнесли, а сто
человек были мертвы и умирали; четверть из таковых
составляли золотые плащи.
Однако никакие спасатели не явились на подмогу лорду
Бартимосу Селтигару, чей укрепленный особняк обороняли
лишь шестеро стражников да горстка вооруженной прислуги.
Когда толпа мятежников хлынула через стены, эти горе-
защитники побросали оружие и ринулись наутек, либо же
примкнули к налетчикам. Артор Селтигар, юноша пятнадцати
лет, отважно встал с мечом в дверном проеме и сколько-то
времени удерживал ревущую чернь у входа... до тех пор, пока
вероломная служанка не впустила бунтовщиков через черный
ход. Храбреца сразили копьем в спину, пробив его насквозь.
Сам лорд Бартимос с боем добрался до конюшни, но лишь
убедился в том, что все его лошади мертвы либо уведены.
Ненавистного мастера над монетой королевы Рейниры
схватили, прикрутили к столбу и жестоко пытали до тех пор,
пока Селтигар не выдал, где схоронены все его богатства. А
после того некий дубильщик, прозываемый Уотом, объявил,
что его светлость не заплатил «налог на хрен» и должен
уступить короне свое мужское естество в счет неустойки.
На площади Сапожника шум бунта был слышен со всех
сторон. Пастырь, опьяненный гневом, возвещал о близости
напророченного им судного дня и призывал гнев богов на
«королеву-чудище, что сидит, кровоточа, на Железном троне,
а блудливые ее уста блестят и алеют от крови ее милой
сестрицы». Какая-то септа в толпе завопила, умоляя его спасти
город, и тогда Пастырь начал пророчествовать:
- Спасти могла бы вас лишь милость Матери, но своей
гордыней, похотью да алчностью вы изгнали Матерь из этого
618

города. Теперь грядет лишь Неведомый. Будет он на темном

коне с пылающими очами, а в деснице его будет огненный бич,
дабы очистить эту яму греха от демонов вкупе со всеми, кто
поклоняется им. Вслушайтесь! Слышите топот копыт
горящих? Он грядет! Он грядет!
Толпа подхватила крик, поднялись стоны: «Он грядет!
Он грядет!» и тысяча факелов усеяла площадь дымными
желтыми пятнами света. Но вскоре вопли начали стихать, и в
ночи стало слышен нарастающий грохот железных подков по
брусчатке. «Но не одного Неведомого, а пяти сотен», – так
рассказывает Грибок в своих «Свидетельствах».
Городская стража явилась во всей своей силе: пятьсот
человек в черных кольчугах, стальных шлемах и золотых
плащах, вооруженные короткими мечами, копьями и
шипастыми дубинками. Они построились в южной части
площади, за стеной из щитов и копий. Их возглавлял сир
Лютор Ларджент: верхом на одоспешенном боевом коне с
длинным мечом в руке. Одного лишь вида его хватило, чтобы
сотни бросились врассыпную по улочкам, переулкам и
тупикам. Еще сотни побежали, когда сир Лютор повелел
золотым плащам выдвигаться вперед.
Однако оставшихся было тысяч десять. Толпа стояла
столь плотно, что даже те, кто бежали бы с радостью,
оказались неспособны сдвинуться с места – их толкали, пихали
и топтали со всех сторон. Когда под медленный бой барабана
на них начали надвигаться копья, часть людей вырвалась
вперед, они сцепили руки и принялись сыпать громкой грязной
бранью.
– Прочь с дороги, проклятое дурачье! – ревел сир Лютор
агнцам Пастыря. – По домам! Вам не причинят зла! По домам!
Нам потребен лишь этот Пастырь.
Кое-кто говорит, что первым погибшим был пекарь,
лишь удивленно крякнувший, когда его пронзило насквозь
острие копья, и он увидел свой краснеющий фартук. Другие
утверждают, что то была маленькая девочка, растоптанная
 619

Рисунок 60. Сир Лютор Ларджент во главе золотых плащей следует по

улицам Королевской Гавани.
620

боевым конем сира Лютора. Из толпы полетел камень,

рассекший одному из копейщиков бровь. Раздались выкрики и
проклятия, палки, камни и ночные горшки дождем
обрушились с крыш, а на другом конце площади лучник
принялся пускать стрелы. В одного из стражников ткнули
факелом, и его золотой плащ сразу охватило пламя.
На дальнем конце площади Сапожника Пастыря
увлекали прочь его приспешники. Сир Лютор орал:
– Остановить его! Взять его! Стоять!
Пришпорив коня, командующий пробивал себе путь
сквозь толпу, а золотые плащи бросили копья, достали мечи с
дубинами и последовали за ним. Приспешники Пастыря
вопили, падали, убегали, а иные сами схватились за оружие –
за ножи и кинжалы, кувалды и колотушки, обломанные копья
и ржавые мечи.
В золотых плащах служили люди рослые, молодые,
сильные, хорошо вымуштрованные, с добротным оружием и
доспехами. Двадцать ярдов, или немногим более, стена их
щитов держалась, и они прорубили в толпе кровавую тропу,
оставив вокруг себя мертвых и умирающих. Но их было всего-
то пять сотен, а на проповеди Пастыря собрались десятки
тысяч. Упал один стражник, затем другой. И вдруг чернь стала
просачиваться сквозь бреши в строю. Выкрикивая проклятия,
стадо Пастыря пустило в ход ножи, камни и даже зубы. Толпа
подобно рою окружила стражников – на них нападали с боков
и сзади, в них швыряли черепицу с крыш и балконов.
И стычка обернулась бунтом, а бунт перешел в резню.
Окруженных со всех сторон золотых плащей обступили столь
тесно, что они не могли использовать оружие в давке. Многие
пали, пронзенные своими же мечами. Прочих рвали на куски,
забивали до смерти ногами, затаптывали, рубили мотыгами и
мясницкими ножами. Даже грозный сир Лютор Ларджент в
такой бойне уцелеть не смог. Меч вырвали из его руки,
Ларджента стащили с седла, ударили ножом в живот, и забили
до смерти булыжниками. Его шлем и голову так раздробили,
 621

что только по величине и удалось опознать его тело, когда на

следующий день прибыли телеги, собиравшие мертвецов.
По словам септона Юстаса, в ту долгую ночь над
половиной города властвовал Пастырь, а из-за другой
перегрызлись никому не ведомые самозваные лорды и короли.
Сотни людей собрались вокруг Уота Дубильщика, который
разъезжал по улицам на белом коне и провозглашал отмену
всех налогов, потрясая отрубленной головой лорда Селтигара
и его окровавленными детородными частями. В одном из
борделей на Шелковой улице шлюхи выдвинули собственного
короля, белобрысого мальчугана лет четырех по имени Геймон
– якобы бастарда пропавшего Эйгона II. Не желая быть
обойденным другими, межевой рыцарь с имечком сир Перкин
Блоха короновал собственного оруженосца Тристана, юношу
шестнадцати лет, объявив, что это будто бы побочный сын
покойного короля Визериса. Любой рыцарь может посвятить в
рыцари кого угодно. И когда сир Перкин принялся оделять
рыцарским званием всех наемников, карманников или
мясничат, стекавшихся под рваное знамя Тристана, сотни
мужей и юнцов явились ему присягнуть.
К рассвету пожары полыхали по всему городу. Площадь
Сапожника усеяли тела погибших. Полчища разбойников
бродили по Блошиному Концу, вламывались в лавки и жилища
и творили грубое насилие над каждым попавшимся им
честным человеком. Выжившие золотые плащи отступили в
казармы, а на улицах господствовали трущобные рыцари,
ряженые короли и безумные пророки. Подобно тараканам, с
которыми они имели сходство, худшие из них разбежались
перед рассветом, вернувшись в убежища и подвалы, чтобы
проспаться после попоек, поделить награбленное и смыть
кровь с рук. Золотые плащи Старых и Драконьих ворот
выступили под началом сира Бейлона Берча и сира Гарта
Заячьей Губы и к полудню сумели восстановить некое подобие
порядка на улицах к северу и востоку от холма Рейнис. Сир
Медрик Мандерли, возглавив сотню воинов из Белой Гавани,
622

проделал то же самое к северо-востоку от Высокого холма

Эйгона, вплоть до Железных ворот.
Оставшаяся часть Королевской Гавани по-прежнему
пребывала в хаосе. Когда сир Торрхен Мандерли повел своих
северян вниз по Крюку, они обнаружили, что Рыбный рынок и
Речной ряд кишат трущобными рыцарями сира Перкина. У
Речных ворот над зубчатыми стенами реяло рваное знамя
«короля» Тристана, а на самих воротах висели тела капитана
стражи и трех его сержантов. Остатки гарнизона
«грязнолапых» перешли к сиру Перкину. Сир Торрхен потерял
четверть своих людей, с боем пробиваясь обратно к Красному
замку… и легко отделался по сравнению с сиром Лорентом
Марбрандом, который повел сотню рыцарей и латников в
Блошиный Конец. Вернулось шестнадцать. Сира Лорента,
лорда-командующего Королевской гвардии Рейниры, среди
них не было.
К закату Рейнира Таргариен постигла, что напасти
сыплются на нее со всех сторон, и все ее правление обернулось
крахом. «Королева заплакала, когда ей рассказали, какой
смертью погиб сир Лорент, – свидетельствует Грибок, – но тут
же пришла в ярость, услышав, что Девичий Пруд перешел к
противнику, девица Крапива бежала, а собственный
возлюбленный супруг предал ее. Рейниру охватила дрожь,
когда с приходом темноты леди Мисария предупредила ее, что
грядущая ночь будет еще страшнее прошедшей. На закате
сотня человек собралась подле нее в тронном зале, но один за
одним они ускользали прочь сами, либо изгонялись ею, до тех
пор, пока с ней не остались лишь ее сыновья да я сам. «Мой
верный Грибок, – обратилась ко мне ее милость, – если бы
только все люди были так мне преданы, как ты! Мне стоило
назначить тебя своим десницей». Когда я ответил, что
предпочел бы стать ее консортом, она рассмеялась. Ни один
звук не был более сладостным. Было чудесно слышать ее
смех».
 623

«Доподлинное изложение» Манкана не упоминает,

чтобы королева в это время смеялась. Записано лишь, что ее
милость металась между гневом и отчаянием и столь неистово
хваталась за Железный трон, что к закату обе ее руки оказались
в крови. Она отдала командование золотыми плащами
капитану Железных ворот сиру Бейлону Берчу, отправила
воронов в Винтерфелл и Орлиное Гнездо, взывая о срочной
помощи, подписала указ о лишении всех прав Мутонов из
Девичьего Пруда и поставила юного сира Глендона Гуда
лордом-командующим Королевской гвардией (хотя Гуду было
лишь двадцать лет и срок службы его в Белых Мечах был
меньше одной луны, он отличился в схватке в Блошином
Конце в начале того дня). Именно он вернул тело сира
Лорента, не дав мятежникам возможности над ним
поглумиться.
Хотя шут Грибок не упоминался ни септоном Юстасом в
повествовании о Последнем дне, ни Манканом в
«Доподлинном изложении», о сынах королевы рассказывают
оба. Эйгон Младший постоянно находился возле матери, но
редко говорил что-либо. Тринадцатилетний принц Джоффри
надел доспехи оруженосца и выпрашивал у королевы
дозволение добраться на коне до Драконьего Логова и
оседлать Тираксеса.
– Матушка, я хочу сражаться за тебя, подобно моим
братьям. Позволь мне доказать, что я так же храбр, как они.
Однако слова Джоффри лишь укрепили Рейниру в ее
решении.
– Они оба были храбры, а теперь оба мертвы. Мальчики
мои... Милые...
И ее милость в очередной раз запретила принцу покидать
замок.
С заходом солнца весь сброд Королевской Гавани опять
вылез из своих подвалов, нор и игорных ям. И было их даже
больше, нежели прошедшей ночью.
624

На холме Висеньи скопище шлюх одаривало своими

ласками любого желающего присягнуть мечом Геймону
Белокурому (в городе ему дали непристойное прозвище
Король-из-Дырки). У Речных ворот сир Перкин устроил пир из
награбленных припасов для своих трущобных рыцарей, а
затем повел их вдоль берега реки, разоряя и склады, и верфи,
и всякие корабли, что не ушли в море. А Уот Дубильщик
направил свою толпу ревущих оборванцев к Божьим воротам.
Хотя Королевская Гавань и славилась толстыми стенами и
крепкими башнями, но их создавали для защиты от нападения
извне, а не изнутри города. Гарнизон Божьих ворот был
особенно ослаблен, ибо его капитан и треть людей погибли с
сиром Лютором Ларджентом на площади Сапожника.
Приспешники Уота без труда разбили немногих остававшихся
(по большей части, израненных), а после того потоком
хлынули за город по Королевскому тракту, следуя за гниющей
головой лорда Селтигара… а куда – похоже, не ведал и сам
Уот.
Не прошло и часа, как распахнулись еще и Королевские
ворота, и Львиные. От первых золотые плащи бежали, а у
вторых «львы» смешались с толпой. Трое из семи ворот
Королевской Гавани остались открытыми перед любым
врагом Рейниры.
Однако наиужаснейшая угроза для власти королевы
таилась внутри города. С приходом ночи на площадь
Сапожника вновь явился Пастырь и возобновил свою
проповедь. Как нам рассказывают, тела павших, оставшиеся
после той резни, что случилась накануне, были убраны в
течение дня. Однако ж мертвых унесли не ранее, чем забрали
у них одежды, монеты и прочие ценности, а в некоторых
случаях – также и головы. И вот однорукий пророк изрыгал
проклятия на «поганую королеву» из Красного замка, а сотня
отсеченных голов взирала на него, качаясь на длинных копьях
и заостренных палках. Толпа, по словам септона Юстаса, была
вдвое больше и втрое свирепей, чем прошлой ночью. Подобно
 625

столь презираемой ими королеве, «агнцы» Пастыря с трепетом

вглядывалась в небо, страшась, как бы до конца ночи не
появились драконы короля Эйгона, а следом за ними и войско.
Не веря более в то, что королева способна их уберечь, они шли
за спасением к своему Пастырю.
Но пророк им отвечал:
– Когда придут драконы, плоть ваша возгорится и
вздуется пузырями, и обратится в пепел. Жены ваши запляшут
в огненных платьях, и будут визжать, пока горят, нагие и
непристойные в пламени! И узрите вы, как малые дети ваши
будут плакать и плакать, пока глаза их не расплавятся и
студнем не потекут по лицам! Пока их розовая плоть не
почернеет, не захрустит и не свалится с костей! Неведомый
грядет, грядет он, грядет, карать нас за грехи наши! И
мольбами его гнева не остановить, как не потушить слезами
пламя драконов! Только кровь на сие способна! Твоя кровь,
моя кровь, их кровь!
Затем он воздел правую руку и ткнул культей в сторону
холма Рейнис за спиной, где под звездами чернело Драконье
Логово:
– Вон она, демонова обитель, вон она! Пламя и кровь,
кровь и пламя! Сей город принадлежит им! Ежели хотите его
себе, поначалу нужно вам истребить их! Ежели очищенья от
греха ищете, сперва кровью драконьей омойтесь! Ибо адово
пламя потушит лишь кровь!
И десять тысяч глоток исторгли вопль: «Убить их! Убить
их!». И, словно огромный зверь с десятком тысяч лап, агнцы
пришли в движение. Они пихались и толкались, размахивали
факелами, потрясали мечами, ножами и более грубым
оружием, брели и бежали по улицам и переулкам к
Драконьему Логову. Кое-кто передумал и незаметно улизнул
домой, но вместо каждого ушедшего к драконоборцам
приставало трое новых. Потому по достижении холма Рейнис
численность толпы удвоилась.
626

На другом конце города, на вершине Высокого холма

Эйгона, королева, ее сыновья, Грибок и придворные
наблюдали за нападением с крыши Твердыни Мейгора. Шут
сообщает: «Ночь была черна и пасмурна, а факелы столь
многочисленны, что казалось, будто звезды покинули небеса
ради штурма Драконьего Логова».
Как только стало ясно, что озверелое стадо Пастыря
стронулось с места, Рейнира послала всадников к сиру
Бейлону у Старых ворот и к сиру Гарту – у Драконьих. Им
было велено разогнать агнцев, схватить Пастыря и защитить
королевских драконов… но при царившей в городе сумятице
не было никакой уверенности, что всадники пробились. А если
даже и пробились, верных золотых плащей оставалось
слишком мало, чтобы иметь хоть какую-то надежду на победу.
«Ее милость с таким же успехом могла велеть им остановить
течение Черноводной», - отмечает Грибок. Когда принц
Джоффри стал умолять мать разрешить ему выехать с
придворными рыцарями и воинами Белой Гавани, королева
отказала:
– Если они захватят тот холм – наш будет следующим, и
понадобится каждый меч для защиты замка.
– Они убьют драконов, – сокрушался принц Джоффри.
– Или драконы убьют их, – непреклонно отвечала его
мать. – Пусть горят. Излишне жалеть о них королевство не
будет.
– Матушка, а если они убьют Тираксеса? – спросил
принц.
В это королева не верила:
– Кто, эти подонки? Это же пьянь, дурачье и трущобные
крысы! Раз отведают драконьего пламени и сбегут.
Отозвался шут Грибок, заявив:
– Может, и пьянь, но упившиеся люди не знают страха.
Дурачье, о да, но и дурак может убить короля! Крысы, что тоже
верно, но тысяча крыс и медведя повалит – я сам такое видал
на Блошином Конце…
 627

На этот раз королева не засмеялась. Она велела шуту

либо держать язык за зубами, либо вообще лишиться его, и
вновь повернулась к перилам. И только Грибок (если верить
его «Свидетельствами») видел, как принц Джоффри
ускользнул прочь... но Грибку было велено держать язык за
зубами.
Лишь когда послышался рев Сиракс, собравшиеся
наверху обнаружили, что принц исчез – увы, слишком поздно.
– Нет, – раздался голос королевы, – я запрещаю,
запрещаю...
Но в тот самый миг, когда звучали ее слова, во дворе
драконица взмыла ввысь. На каких-то пол-удара сердца
Сиракс опустилась на зубцы замковой стены – и устремилась
в ночь. Сын королевы с мечом в руке прижимался к ее спине.
– За ним! – закричала Рейнира. – За ним, мужи, юноши,
все по коням, по коням, за ним! Верните его, верните, он же не
знает! Сынок, милый мой... Сыночка!
Семеро всадников выехали в ту ночь из Красного замка
навстречу творящемуся в городе безумию. Манкан пишет, что
то были люди чести, почитающие своим долгом повиноваться
приказу королевы. Юстас желает уверить нас, что их сердца
были тронуты материнской любовью к сыну. Грибок называет
их недоумками и прощелыгами, полагая, что они
рассчитывали на некую щедрую награду и «не имели
достаточно ума, чтобы задуматься о собственной смерти».
Быть может, в этот раз каждый из наших троих хронистов
пишет правду – или хотя бы часть ее.
Наши септон, мейстер и шут единодушны по поводу их
имен. Семерых Всадников звали так: сир Медрик Мандерли,
наследник лорда Белой Гавани; сир Лорет Лансдейл и сир
Гаррольд Дарк, рыцари Королевской гвардии; сир Хармон
Камышовый по прозванию Железнотряс; сир Джайлс
Айронвуд, изгнанник из Дорна; сир Виллам Ройс,
вооруженный знаменитым валирийским клинком Плач; и сир
Глендон Гуд, лорд-командующий Королевской гвардии.
628

Вместе с этими рыцарями в город выехало шесть оруженосцев,

восемь золотых плащей и двадцать латников, но их имен, как
ни прискорбно, история не сохранила.
Вокруг всадников пылала Королевская Гавань, по
переулкам Блошиного Конца бежали ручьи крови... Об
опасностях, с которыми Семеро сталкивались на своем пути
через город, сложено многое множество рассказов и песен.
Иные из этих песен даже несут в себе крупицы истины – увы,
изложение их далеко за пределами нашего обзора. Песни поют
и о последнем полете принца Джоффри. Некоторые певцы
могут найти доблесть и в нужнике, замечает Грибок, но чтобы
говорить правду, нужен дурак. Хотя мы не можем сомневаться
в отваге принца, его поступок был сущей глупостью.
Мы не отваживаемся притязать на понимание связи
между драконом и всадником; эту тайну столетиями
разгадывали люди помудрее нас. Нам известно, однако, что
драконы – не лошади, на которых может ездить любой, кто
набросит седло им на спину. Сиракс принадлежала королеве и
никогда не знала иного всадника. Вид и запах принца были ей
известны, и присутствие кого-то знакомого, кто неуклюже
снимал с нее цепи, не тревожило ее. Однако носить Джоффри
на себе могучая желтая драконица вовсе не желала. Торопясь
улететь, прежде чем его остановят, принц запрыгнул на Сиракс
без седла и кнута. Надобно полагать, что мальчик намеревался
либо лететь на Сиракс в бой, либо, что вероятнее, пересечь
город, чтобы добраться до Драконьего Логова и своего
Тираксеса. Возможно, он собирался также выпустить из
Логова и остальных драконов.
Холма Рейнис Джоффри так и не достиг. Оказавшись в
воздухе, драконица забилась под мальчиком, силясь
освободиться от непривычного всадника. А еще более
разъярили ее летевшие снизу камни, копья и стрелы, которые
метали окровавленные агнцы Пастыря. Над Блошиным
Концом принц Джоффри сорвался со спины Сиракс и упал
наземь с высоты в две сотни футов.
 629

Рисунок 61. Принц Джоффри Веларион умирает на руках Робин, дочери

свечника.
Принц разбился близ места, где сходятся пять переулков.
Сперва он ударился о крутой скат крыши, затем покатился
вниз и пролетел еще сорок футов, сопровождаемый градом
сорванной черепицы. Говорили, что при падении мальчик
сломал спину, что обломки кровли сыпались на него, ровно
ножи. Что его собственный меч, вылетев из руки, вонзился
принцу в живот. В Блошином Конце по сей день утверждают,
что дочь свечника по имени Робин убаюкивала изломанного
принца в своих объятьях, чтобы дать умирающему утешение.
Хотя рассказ этот в большей мере легенда, нежели история.
Якобы с последним вздохом Джоффри сказал: «Матушка,
прости»... Впрочем, люди до сих пор спорят о том, обращался
ли принц к своей матери-королеве или же молился Небесной
Матери.
630

Так погиб Джоффри Веларион, принц Драконьего Камня

и наследник Железного трона, последний из сыновей
королевы Рейниры от Лейнора Велариона... или последний из
ее бастардов от сира Харвина Стронга, смотря кто во что
предпочитает верить.
Толпа немедленно накинулась на труп. Дочку свечника
Робин, если она вообще существовала, отпихнули в сторону.
Грабители стащили сапоги у принца с ног и меч из живота,
затем содрали богатые, хотя и измаранные в крови одежды.
Обе руки ему отсекли, чтобы уличная шваль смогла завладеть
драгоценными перстнями на пальцах. Правую ступню принца
отрубили у лодыжки, и подмастерье мясника как раз
отпиливал голову, когда на улицу вылетели Семеро
Всадников. Здесь, среди вони Блошиного Конца, в грязи и
крови разыгралась битва за обладание трупом принца
Джоффри.
Рыцари королевы в конце концов завладели останками
мальчика, за вычетом без вести пропавшей ноги, хотя в этом
побоище трое из семи погибли. Дорнийца Джайлса Айронвуда
стащили с коня и забили до смерти; сира Виллама Ройса
свалил горожанин, прыгнувший ему на спину с крыши (при
этом знаменитый меч Плач вырвали у рыцаря из руки и
утащили, и больше никто его никогда не видел). Самая
ужасная гибель постигла сира Глендона Гуда – на него сзади
набросился человек с факелом, отчего занялся пламенем
длинный белый плащ гвардейца. Конь, чью спину лизали
языки пламени, в ужасе встал на дыбы и сбросил всадника, и
его поглотила толпа, разорвав на куски. Сиру Глендону было
всего двадцать лет, и он пробыл лордом-командующим
Королевской гвардии менее суток.
А пока по переулкам Блошиного Конца текла кровь, на
вершине холма Рейнис, вокруг Драконьего Логова,
разгоралась другая битва.
Грибок говорил верно: полчища изголодавшихся крыс,
когда они в достаточном числе, в самом деле валят и быков, и
 631

медведей, и львов. Не важно, скольких сможет убить бык или

медведь – крыс всегда больше. Они кусают громадного зверя
за ноги, впиваются зубами в брюхо, карабкаются на спину. Той
ночью так и вышло. У крыс Пастыря были копья, секиры,
шипастые дубины и с полусотню других видов оружия, среди
которых и длинные луки, и арбалеты.
Послушные велению королевы, золотые плащи
Драконьих ворот выдвинулись из казарм на защиту холма,
однако пробиться сквозь толпу не смогли и вернулись обратно.
Гонец, отправленный к Старым воротам, туда не добрался. В
Драконьем Логове имелись собственные охранители,
именуемые Драконьей стражей, но их число было невелико,
всего семьдесят семь, а в ту ночь в дозоре стояло менее
пятидесяти человек. И пусть их мечи пустили нападающим
немало крови, за агнцами Пастыря был численный перевес.
Когда чернь вышибла двери (внушительные главные ворота,
окованные бронзой и железом, выдержали бы нападение, но в
здании было еще десятка два входов поменьше) и полезла
сквозь окна, Драконью стражу быстро смяли и перебили.
Возможно, нападавшие надеялись застать драконов
спящими, но грохот штурма сделал подобное невозможным.
Те, кто выжил, чтобы позже поведать о случившемся,
говорили о воплях, криках, о витавшем в воздухе запахе крови,
о дверях из дуба и железа, разбиваемых в щепки грубыми
таранами, и об ударах бесчисленных топоров. Великий
мейстер Манкан писал так: «Редко когда сразу столько людей
с таким рвением восходило на свой погребальный костер! Но
их обуяло безумие». В Драконьем Логове обитало четыре
дракона. И к тому времени, когда первые из нападавших
хлынули на песок, все четверо были разбужены, взбудоражены
и разъярены.
Нет согласия между хронистами в том, сколько мужчин
и женщин сгинуло в ту ночь под огромным куполом
Драконьего Логова: две сотни или все-таки две тысячи. На
каждого погибшего пришлось по десятку обгоревших, но все
632

же выживших. Драконы в Логове оказались в западне –

сдерживаемые стенами и куполом, скованные тяжелыми
цепями, они не могли ни улететь прочь, ни использовать
крылья, дабы уклониться от нападения или устремиться с
высоты на своих противников. Вместо того им приходилось
сражаться за жизнь рогами, когтями и зубами, бросаясь то
туда, то сюда, подобно быкам на аренах Блошиного Конца...
но быки здесь были огнедышащими. Септон Юстас пишет:
«Драконье Логово превратилось в огненный ад, где в дыму,
шатаясь, бродили с воплями горящие люди. С их чернеющих
костей отваливалась плоть, –– но место каждого погибшего
занимал десяток других, истошно вопивших, что драконам
пора умирать. И те умирали – один за другим».
Первой пала Шрикос. Ее убил лесоруб, известный как
Хобб Дровосек. Взобравшись на драконью шею, он обхватил
ее ногами и с размаху вонзил топор в череп зверя, пока Шрикос
изгибалась и ревела, пытаясь сбросить человека. Хобб нанес
семь ударов, и каждый раз, опуская топор, возглашал имя
одного из Семерых. Седьмой удар, удар Неведомого, прошел
сквозь чешую и кости в мозг драконицы и убил ее... если
верить Юстасу.
Моргул, как пишут, был убит Пылающим Рыцарем,
огромным грубым детиной в тяжелой броне, который с копьем
в руке безрассудно кинулся прямо в драконье пламя. Раз за
разом наконечник копья пронзал глаз зверя, даже когда огонь
расплавил стальной доспех, защищавший тело человека, и стал
пожирать его плоть.
Тираксес, дракон принца Джоффри, как нам
рассказывают, отступил в свое логовище. Он изжарил столь
многих самопризванных драконоборцев, бросившихся следом,
что из-за груды тел пройти за ним стало невозможно. Но
надобно припомнить, что в каждой из этих рукотворных пещер
имелось два выхода: один вел на песок ямы, второй – на склон
холма. Пастырь самолично велел своим приверженцам
прорываться через «черный ход». И сотни таковых вломились,
 633

с ревом пробираясь сквозь дым с мечами, копьями и топорами.

Когда Тираксес развернулся, его цепи перепутались. Дракон
оказался оплетен стальной паутиной, которая роковым
образом ограничила его свободу. Полдюжины мужчин (и одна
женщина) позже будут утверждать, что именно они нанесли
зверю смертельный удар. Как это было и с его хозяином, после
гибели останки Тираксеса постигло новое бесчестие:
приверженцы Пастыря позже срезали перепонки с его
крыльев, порвали их на лоскутья и наделали себе плащей из
драконьей кожи.
Последний из четырех драконов Логова погиб не столь
легко. Легенда гласит, что Пламенная Мечта освободилась от
двух своих цепей при кончине королевы Хелейны. Теперь же,
когда толпа надвинулась на нее, драконица оторвала столбы от
стен, разбив оставшиеся оковы. После того Пламенная Мечта
вгрызлась в толпу зубами и когтями, отрывая людям руки и
ноги и раздирая в клочья, и вместе с тем изрыгая свой ужасный
огонь. Когда же прочие сомкнулись вокруг нее, драконица
взлетела и начала кружить под куполом Драконьего Логова, то
и дело низвергаясь, чтобы напасть на людей. Тираксес,
Шрикос и Моргул умертвили многих, в том нет ни малейшего
сомнения, но Пламенная Мечта погубила более народа,
нежели остальные трое, вместе взятые.
Сотни бежали в ужасе от ее огня... но еще сотни рвались
в бой, то ли пьяные, то ли обезумевшие, то ли одержимые
отвагой самого Воина. Даже под самой вершиной купола
Пламенная Мечта оставалась легко досягаемой для лучников
и арбалетчиков – куда бы она ни повернула, стрелы с болтами
летели в нее, со столь близкого расстояния, что порой
пробивали ее чешую. Где бы драконица ни пыталась
опуститься, люди скопом нападали на нее и гнали обратно в
воздух. Дважды она подлетала к большим бронзовым воротам
Драконьего Логова, но лишь находила, что они затворены,
заперты на засов и защищены рядами копий.
634

Рисунок 62. Драконица Пламенная Мечта пробивает купол Драконьего

Логова.
 635

Не имея возможности скрыться, Пламенная Мечта

разила вновь, не щадя своих мучителей. Песок ямы усеяли
обугленные тела, а воздух густо пропитался дымом и смрадом
горящей плоти, но копья и стрелы все летели. Конец наступил,
когда арбалетный болт попал драконице в глаз. Полуослепшая
и обезумевшая от дюжины менее тяжких ран, Пламенная
Мечта расправила крылья и взмыла прямо к огромному куполу
в последней отчаянной попытке пробиться в вольные небеса.
Уже ослабленный струями драконьего огня, купол треснул от
мощи удара. И миг спустя половина его обвалилась,
похоронив под тоннами каменных обломков и дракона, и
драконоборцев.
Штурм Драконьего Логова завершился. Четыре дракона
Таргариенов были повержены, хотя и чудовищной ценой. Но
Пастырю рано было торжествовать: собственный дракон
королевы еще оставался живым и свободным... и когда
обожженные и окровавленные люди, уцелевшие после бойни
в Логове, спотыкаясь, покидали задымленные руины, Сиракс
обрушилась на них сверху.
Грибок был среди тех, кто вместе с королевой Рейнирой
глядел на пожар с кровли твердыни Мейгора. Он сообщает:
«Через весь город прокатилось эхо тысячи воплей и криков,
смешанных с драконьим ревом. На вершине холма Рейнис
желтый огонь короной увенчал Драконье Логово, пылавшее
столь ярко, что казалось – восходит солнце. Даже королева
трепетала от увиденного, и на щеках ее блестели слезы.
Никогда я не видел ничего более ужасающего и более
величественного».
По словам карлика, многие из свиты Рейниры, кто был с
ней на крыше, бежали, опасаясь, что огонь скоро охватит весь
город, даже Красный замок на вершине Высокого холма
Эйгона. Другие же бросились в септу замка, чтобы молиться
об избавлении. А сама Рейнира обняла, неистово прижав к
груди, своего последнего живого сына, Эйгона Младшего. И
не отпускала его... до того ужасного мига, когда пала Сиракс.
636

Будучи без цепей и всадника, Сиракс легко могла

спастись от городского безумия. Ведь ей принадлежало небо.
Она могла воротиться в Красный замок или вообще покинуть
город, улетев на Драконий Камень. Что привлекло ее на холм
Рейнис? Шум и огонь, рев и стоны умирающих драконов,
запах горящей плоти? Мы не можем знать наверняка, как не
можем знать и того, почему Сиракс предпочла наброситься на
идущую за Пастырем толпу, разрывая людей зубами и когтями
и истребляя дюжинами – хотя могла столь же легко сверху
изливать на них потоки огня, ибо в небесах ни один человек не
причинил бы ей зла. Мы можем передать только то, что
произошло, как это запечатлели для нас Грибок, септон Юстас
и великий мейстер Манкан.
Истории о гибели дракона королевы крайне
разноречивы. Манкан приписывает это деяние Хоббу
Дровосеку и его топору, хотя почти наверняка ошибочно.
Разве мог бы на самом деле один и тот же человек убить двух
драконов в одну и ту же ночь одним и тем же способом? Кое-
кто говорит о безымянном копейщике, «залитом кровью
великане», который спрыгнул с треснувшего купола
Драконьего Логова прямо на спину дракона. Другие
повествуют, как рыцарь, именуемый сиром Уорриком
Уитоном, отрубил крыло Сиракс мечом из валирийской стали
(скорее всего, то был Плач). Арбалетчик по прозвищу
Фасолина впоследствии приписывал убийство себе, хвастаясь
им во многих тавернах и погребках, пока некий сторонник
королевы, которому надоел длинный язык болтуна, не отрезал
его.
Возможно, в убийстве дракона соучаствовали все эти
достопочтенные господа (за исключением разве что Хобба)...
но чаще всего в Королевской Гавани рассказывают историю, в
которой убийство дракона приписывается самому Пастырю. В
то время как другие бежали в страхе, однорукий пророк
бесстрашно встал перед всепожирающим зверем и воззвал к
Семерым, моля их о вспоможении. И во плоти явился сам
 637

Воин, тридцати футов ростом, и в руке он держал клинок из

черного дыма, который в ударе обратился сталью, и отсек
голову Сиракс от тела. Во всяком случае, так говорит
предание, и эту же историю повторил даже септон Юстас в
своей хронике, и тот же подвиг во многие последующие годы
воспевали певцы.
Потеряв и дракона, и сына, Рейнира Таргариен стала
мертвенно-бледна и безутешна, сообщает Грибок. Она
удалилась в свои покои в сопровождении лишь одного шута, в
то время как ее сподвижники держали совет. Королевская
Гавань потеряна – соглашались все; город придется оставить.
Не без труда удалось убедить ее милость выехать на рассвете
наступающего дня. Грязные ворота пребывали в руках ее
врагов, а все корабли на реке сгорели либо затонули. Рейнира
с невеликой свитой выскользнула через Драконьи ворота,
вознамерившись держать путь вдоль побережья к
Сумеречному Долу. Королеву сопровождали братья
Мандерли, четверо уцелевших королевских гвардейцев, сир
Бейлон Берч с двадцатью золотыми плащами, четыре
фрейлины и ее последний оставшийся в живых сын, Эйгон
Младший.
Грибок остался в замке, как и другие советники; среди
них леди Горе и септон Юстас. Оборону замка вверили сиру
Гарту Заячьей Губе, капитану золотых плащей на Драконьих
воротах, но сир Гарт, как скоро стало ясно, взялся за это дело
без особого желания. Не прошло и половины дня после отъезда
ее милости, как сир Перкин Блоха со своими трущобными
рыцарями явился к воротам и потребовал сдать ему замок.
Хотя войско Блохи превосходило оставленный королевой
гарнизон числом десять к одному, защитники замка могли бы
и оказать сопротивление, но сир Гарт предпочел спустить
знамена Рейниры, открыть ворота и сдаться на милость
неприятеля.
Блоха ему никакой милости не оказал. Гарта Заячью Губу
притащили к нему и обезглавили вместе с двадцатью другими
638

рыцарями, сохранившими верность королеве. Среди них был

и сир Хармон Камышовый, прозванный Железотрясом, один
из Семерых Всадников. Не пощадили и госпожу над
шептунами Мисарию из Лиса, невзирая на ее пол. Бледную
Пиявку схватили при попытке бегства и погнали обнаженной
через весь город от Красного замка к Божьим воротам,
нещадно бичуя при этом. Сир Перкин обещал пощадить
Мисарию и отпустить на все четыре стороны, если она дойдет
живой до ворот. Леди Горе сумела одолеть лишь половину
пути, после чего упала мертвой на брусчатку. На спине ее едва
ли остался хотя бы один нетронутый кнутом клочок белой
кожи.
Септон Юстас опасался за собственную жизнь. «Только
милостью Матери я и спасся», пишет он, хотя более вероятно,
что сир Перкин не пожелал ссориться со Святой Верой. Блоха
также выпустил на свободу всех узников из темниц под замком
– в их числе были великий мейстер Орвиль и Морской Змей –
лорд Корлис Веларион. Оба остались у сира Перкина под
рукой и на следующий день вместе с вдовствующей королевой
Алисентой из дома Хайтауэров были свидетелями того, как
нескладный оруженосец Блохи Тристан воссел на Железный
трон. В каменных мешках под замком люди Перкина
обнаружили даже бывшего мастера над монетой короля
Эйгона, сира Тиланда Ланнистера – он был все еще жив… хотя
палачи Рейниры выкололи ему глаза, вырвали все ногти на
руках и ногах, отрезали уши и мужское достоинство.
А вот у мастера над шептунами короля Эйгона дела шли
гораздо лучше. Лорд Харренхолла Ларис Стронг, прозванный
Косолапым, объявился целым и невредимым откуда ни
возьмись: он, точно восстав с того света, проковылял по залам
Красного замка, словно никогда их и не оставлял, принял
самые теплые приветствия от сира Перкина Блохи и занял
почетное место рядом с новым «королем».
Бегство королевы не принесло мира в Королевскую
Гавань. «Три короля царствовали над городом, каждый на
 639

собственном холме, но их несчастные подданные не находили

ни закона, ни правосудия, ни защиты, – говорит «Доподлинное
изложение». – Ни один дом в городе не был в безопасности от
грабежа, и ни одна девица – от насилия». Такой хаос в столице
продолжался более месяца.
Мейстеры и другие книжники вслед за Манканом пишут
об этом времени как о Луне Трех королей (другие называют ее
Безумной луной), но это название не соответствует
действительности, ибо Пастырь никогда не объявлял себя
королем, по-прежнему именуя себя смиренным сыном
Семерых. Но нельзя спорить с тем, что он повелевал десятками
тысяч горожан из руин Драконьего Логова.
Головы пяти убитых его приверженцами драконов
водрузили на колья, и каждый вечер Пастырь являлся среди
них и проповедовал. Теперь, когда драконов не было, а угроза
всесожжения отступила, пророк обратил свой гнев против
знати и богачей. Только бедным и смиренным суждено
вступить в чертоги богов, объявил он; лорды, рыцари и богатеи
будут низвергнуты за их гордыню и алчность в пекло.
– Сбросьте шелка и атлас и облеките телеса домотканой
одеждою, – вещал он своим последователям, – отриньте
башмаки и ходите по миру босыми, как Отец сотворил вас.
Тысячи горожан повиновались ему. Но тысячи
отвернулись, и каждый вечер собирающиеся на проповедь
толпы становились все меньше и меньше.
На другом конце улицы Сестер, на холме Висеньи,
процветало вольное королевство Геймона Белокурого. Двор
этого четырехлетнего короля-бастарда состоял из шлюх,
скоморохов и воров, а охраняли его власть шайки головорезов,
наемников и пьяниц. Один за другим шли указы из Дома
Поцелуев, где восседал малолетний король, и каждый
последующий был возмутительнее предыдущего. Геймон
повелел, что в делах наследования отпрыски обоего пола
впредь будут равны, что в голодную годину сирым и нищим
следует раздавать пиво и хлеб, что воины, утратившие на
640

войне конечность, вправе получать кров и пропитание у того

лорда, на службе которому потеряли конечность. Геймон
предписал также, чтобы мужья, поднявшие руку на жен, в
свою очередь также были биты без оглядки на то, какими
деяниями заслужили их жены подобную кару. Если Грибок не
ошибается, таковые эдикты, почти вне всяких сомнений, стали
детищем дорнийской блудницы, именуемой Сильвенной Сэнд,
которая, по слухам, была возлюбленной Эсси, матушки
короля.
И с вершины холма Эйгона, где на Железном троне
восседал оруженосец Тристан, а правил сир Перкин, тоже
исходили указы, но совсем другого рода. Король-оруженосец
начал с того, что отменил непопулярные налоги Рейниры и
разделил золото из королевской казны среди его собственных
приверженцев. После того он провозгласил всеобщую отмену
всяческих долгов, возвел шестьдесят своих трущобных
рыцарей в дворянское достоинство и ответил на сделанное
«королем» Геймоном обещание хлеба и пива для голодающих
встречным указом, даровав беднякам право промышлять в
Королевском лесу кроликов, зайцев и оленей (но, впрочем, не
лосей и не вепрей). В то же самое время сир Перкин Блоха
десятками вербовал тех золотых плащей, что еще оставались в
городе, под знамена Тристана. Этими силами он захватил
Драконьи, Королевские и Львиные ворота, таким образом
заполучив власть над четырьмя городскими воротами из семи
и добрую половину башен на стенах.
В первые дни после бегства Рейниры Пастырь был
наисильнейшим из трех городских «королей», но с каждой
минувшей ночью число его последователей убывало.
«Простые горожане словно бы пробуждались от дурного сна,
– пишет септон Юстас, – и, словно грешники, протрезвевшие
после ночи пьяного разгула, они со стыдом отворачивались
друг от друга, скрывали лица и надеялись забыть свершенное».
Драконы были мертвы, королева бежала, но такова была
мощь Железного трона, что горожане в голоде и страхе все еще
 641

обращались к Красному замку. И по мере того, как на холме

Рейнис увядала власть Пастыря, на высоком холме Эйгона
расцветала власть короля Тристана Истинного Пламени, как
он ныне себя величал.
Многое множество событий происходило также в
Тамблтоне, куда нам стоит ныне обратить свой взор. Когда
весть о беспорядках в Королевской Гавани достигла лагеря
принца Дейрона, немало молодых лордов воспылало
желанием без промедления выступить на город. Главными
среди таковых были сир Джон Рокстон, сир Роджер Корн и
лорд Анвин Пик... но сир Хоберт Хайтауэр советовал
поостеречься. А Два Изменника отказались принимать участие
в любом наступлении, пока не будут исполнены их
требования. Ульф Белый, как можно припомнить, хотел
получить великий замок Хайгарден со всеми его землями и
доходами. Ну а Крепкий Хью Молот желал никак не менее,
нежели корону для самого себя.
Разлад между лордами лишь усилился, когда в Тамблтон,
изрядно запоздав, пришла весть о гибели Эймонда Таргариена
в Харренхолле. О короле Эйгоне II и слуха не было со времени
падения столицы и воцарении его единокровной сестры
Рейниры. Многие боялись, что Рейнира втайне, чтобы не
прослыть братоубийцей, предала его милость смерти и
сокрыла тело. Теперь же, после кончины Эймонда, зеленые
оказались и без короля, и без вождя. Следующим по порядку
наследования шел принц Дейрон. Лорд Пик предлагал
незамедлительно объявить мальчика принцем Драконьего
Камня; другие же, полагая Эйгона II мертвым, желали сразу
короновать юношу.
Два Изменника также ощущали потребность в короле...
но Дейрон Таргариен не был тем властителем, которого им
хотелось.
– Возглавлять нас должен сильный муж, а не мальчишка!
– объявил Крепкий Хью Молот. – Трон должен быть моим!
642

Когда Храбрый Джон Рокстон потребовал обосновать, по

какому праву тот осмелился именовать себя королем, лорд
Молот ответил:
– По тому же праву, что и Завоеватель. Дракон!
И в самом деле, после гибели Вхагар наистарейшим и
наивеличайшим из живущих драконов всего Вестероса
оставался Вермитор – в прошлом дракон Старого короля, ныне
– Крепкого Хью Молота, бастарда. По величине Вермитор
втрое превосходил Тессарион, драконицу принца Дейрона. Ни
один человек, хотя бы мельком видевший их вместе, не
усомнился бы в том, что Вермитор являл собой зверя гораздо
более устрашающего.
Хотя честолюбивые устремления Молота не пристали
человеку столь низкого рождения, но несомненно, толика
крови Таргариенов в этом бастарде все же была. Он показал
себя свирепым в бою и щедрым со своими последователями,
являя великодушие того рода, которое притягивает к вождю
людей так, как труп притягивает мух. Несомненно, то были
худшие из худших: наемники, разбойные рыцари и им
подобный сброд. Люди порченых кровей и неясного
происхождения, они любили битву ради нее самой, а жили
насилием и грабежом. Многие слышали пророчество о том,
что «молот сокрушит дракона», и потому многие толковали
его так, будто победа предначертана Крепкому Хью свыше.
Тем не менее, дерзость притязаний Изменника оскорбила
лордов и рыцарей Староместа и Простора, а более всего –
самого принца Дейрона Таргариена. Он так разгневался, что
швырнул чашу с вином в лицо Крепкому Хью. Лорд Белый
лишь посетовал, что доброе вино пропало впустую, а лорд
Молот обронил:
– Малышам надо быть повежливее, когда говорят
мужчины. Похоже, отец тебя порол не часто – гляди, как бы я
того не восполнил.
Оба Изменника удалились и принялись обдумывать
коронацию Молота. Днем позже Крепкий Хью уже носил
 643

корону из черного железа – к ярости принца Дейрона и его

высокородных лордов и рыцарей.
Один из таковых, сир Роджер Корн, осмелился сбить
убор с головы Молота:
– Корона не делает человека королем, – заявил он. – Тебе,
кузнец, подобает увенчать себя подковой.
Лорда Хью столь неразумный поступок не позабавил. По
велению Молота его люди повалили сира Роджера на землю, и
бастард кузнеца прибил гвоздями к черепу рыцаря не одну, а
целых три подковы. Когда друзья Корна попытались
вмешаться, в ход пошли кинжалы и мечи, в итоге трое пали
мертвыми, а дюжину ранили.
Верные принцу Дейрону лорды подобного стерпеть уже
не могли. Анвин Пик и Хоберт Хайтауэр (последний – без
особой охоты) созвали одиннадцать других лордов и ленных
рыцарей на тайный совет в погребе одной из гостиниц
Тамблтона – обсудить, как поубавить дерзости
незаконнорожденным драконьим всадникам. Заговорщики
согласились, что от Белого будет проще избавиться, ибо он
чаще бывал пьян, нежели трезв, и никогда не выказывал
особой воинской доблести. Молот был куда как опаснее, ибо
его в последнее время днем и ночью окружали прихлебатели,
лагерные потаскухи и наемники, искавшие его расположения.
Лорд Пик указал, что от убийства Белого будет мало пользы,
если Молот останется в живых. Крепкий Хью должен был
пасть первым. Споры в гостинице под вывеской «Кровавые
шипы» вышли долгими и шумными, ибо лорды выискивали
наилучшие возможности.
– Убить можно любого, – заметил сир Хоберт Хайтауэр,
– но что делать с драконами?
Сир Тайлер Норкросс сказал, что для завоевания трона
достаточно будет и одной Тессарион, поскольку Королевская
Гавань охвачена смутой. Лорд Пик отвечал, что с Вермитором
и Среброкрылой победа будет более верной. Марк Амброз
предлагал вначале захватить город, а позже, добыв победу,
644

избавиться от Белого и Молота, но Ричард Родден назвал

подобное деяние бесчестным.
– Нельзя просить людей проливать свою кровь вместе с
нами, а затем убивать их, – положил конец спорам Храбрый
Джон Рокстон. – Мы убьем бастардов теперь же. После чего
отважнейшие из нас заберут себе их драконов и полетят на них
в бой, – и никто в погребе не усомнился, что Рокстон говорил
о себе.
Хотя принц Дейрон не присутствовал на совете, Шипы
(под таким прозванием стали известны заговорщики) не
захотели действовать без его согласия и благословения. Под
покровом ночи лорд Сидрхолла, Оуэн Фоссовей, отправился к
принцу, разбудил его и привел в погребок. Там заговорщики
посвятили Дейрона в свои замыслы. Некогда кроткий принц не
стал колебаться, когда лорд Анвин Пик подал ему указы о
казни Крепкого Хью Молота и Ульфа Белого, и охотно
приложил к ним свою печать.
Люди могут иметь замыслы, строить заговоры, плести
интриги, но вернее было бы им ко всему прочему еще и
молиться, ибо никогда ни один замысел человека не мог
противиться прихотям богов небесных. Два дня спустя,
именно тогда, когда Шипы рассчитывали нанести удар,
Тамблтон посреди ночи пробудили крики и вопли. За стенами
города полыхали станы; колонны рыцарей в доспехах
надвигались с севера и запада, сея смерть и разорение. С небес
дождем сыпались стрелы, а над городом реял дракон, ужасный
и беспощадный.
Так началась Вторая битва при Тамблтоне.
Тем драконом был Морской Туман, а всадником его – сир
Аддам Веларион, полный решимости доказать, что не все
бастарды перевертыши. И наилучший способ для того – отбить
Тамблтон у Двух Изменников, чье предательство запятнало и
его самого. Певцы уверяют, что сир Аддам из Королевской
Гавани вылетел к озеру Божье Око, где опустился на
священном Острове Ликов и просил совета у Зеленых людей.
 645

Ученым, однако, следует придерживаться достоверных

фактов. Нам доподлинно известно лишь то, что сир Аддам
много и далеко летал, навещая замки великих и малых лордов,
сохранивших верность королеве, и вот так собрал воинство.
В землях, омываемых Трезубцем, случилось уже немало
крупных битв и мелких стычек, и редкая крепость или деревня
не уплатила кровавую пошлину... но Аддам Веларион был
непреклонен, решителен и красноречив, а речные лорды и без
того уже были наслышаны об ужасах, обрушившихся на
Тамблтон. К тому времени, как сир Аддам изготовился
нанести удар по городу, за ним стояло почти четыре тысячи
человек.
В их числе был Бенджикот Блэквуд, двенадцатилетний
лорд Воронодрева; пришла и вдовая Сабита Фрей, леди
Близнецов, а вместе с ней ее отец и братья из дома Випренов.
Лорды Стэнтон Пайпер, Джозет Смолвуд, Деррик Дарри и
Лионель Деддингс, хоть и понесли тяжкие потери в битвах
этой осени, собрали с миру по нитке свежие ополчения из
седобородых старцев и зеленых мальчишек. Пришел и
молодой Хьюго Вэнс, лорд Приюта Странника, с тремя
сотнями собственных людей и мирийскими наемниками под
началом Черного Тромбо.
Но, что важнее всего, в войну вступил дом Талли.
Морской Туман, опустившись в Риверране, все же побудил
сира Эльмо Талли, которого доселе никто не мог стронуть с
места, созвать знамена в защиту королевы – против чаяний его
прикованного к постели деда.
– Ничто так не устраняет сомнения, как дракон у тебя во
дворе, – сказал об этом сир Эльмо.
Огромное войско, разбившее лагерь у стен Тамблтона,
числом превосходило нападавших, но оно излишне долго
пребывало на одном месте. Порядка в нем поубавилось – как
пишет великий мейстер Манкан, лагерь погряз во всеобщем
пьянстве, и среди солдат множились болезни. Гибель лорда
Ормунда Хайтауэра оставила воинство без вождя, а лорды,
646

желавшие занять его место, не ладили друг с другом. Они были

столь поглощены собственными распрями и соперничеством,
что почти позабыли о своих истинных противниках. Ночное
нападение сира Аддама застало их врасплох. Воины принца
Дейрона еще только выбирались из палаток, седлали лошадей,
пытались облачиться в доспехи и пристегнуть перевязи с
мечами, не успев понять, что вокруг идет бой… А враг уже был
среди них и рубил всех подряд.
Более всего разрушений принес дракон. Морской Туман
вновь и вновь устремлялся вниз, выдыхая пламя. Скоро
пылала уже сотня палаток, в том числе и роскошные шелковые
шатры сира Хобарта Хайтауэра, лорда Анвина Пика и самого
принца Дейрона. Не пощадили и город Тамблтон – те лавки,
дома и септы, что уцелели в первый раз, поглотил драконий
огонь.
Когда вершилось нападение, Дейрон Таргариен отдыхал
в своей палатке. Ульф Белый в Тамблтоне отсыпался после
ночной попойки в захваченной им таверне «Беспутный
барсук». Крепкий Хью Молот тоже находился в городе – в
постели с вдовой некоего рыцаря, сгинувшего в первой битве
за Тамблтон. А все три дракона находились вне городских
стен, в полях за лагерем.
Хотя Ульфа Белого и пытались пробудить от пьяного
сна, но из того ничего не вышло. Он бесславно закатился под
стол, где и прохрапел всю битву. Крепкий Хью Молот оказался
более поворотлив: он, полуодетый, сбежал по лестнице во
двор, требуя себе молот, доспехи и коня, чтобы выехать за
стены и сесть на Вермитора. Его люди поспешили
повиноваться – Морской Туман тем часом подпалил конюшни.
Но лорд Джон Рокстон как раз занимал опочивальню лорда
Футли (вместе с женой лорда), и потому уже успел оказаться в
том же дворе.
Заметив Крепкого Хью, Рокстон понял, что его час
настал, и сказал:
– Лорд Молот, мои соболезнования.
 647

– С чем это? – хмуро повернулся к нему Молот.

– Вы пали в битве, – ответил Храбрый Джон, выхватил
Оставляющего Сирот и глубоко всадил его в живот Молота,
после чего рассек бастарда от чресел до горла.
Дюжина людей Крепкого Хью подоспела как раз
вовремя, чтобы узреть его кончину. Даже клинок валирийской
стали, подобный Оставляющему Сирот, мало чем поможет
человеку, когда он один против десятерых. Храбрый Джон
Рокстон сразил троих, прежде чем погиб сам. Говорят, он был
убит, когда поскользнулся на внутренностях Хью Молота, но
такая деталь, пожалуй, излишне иронична, чтобы являться
истиной.
Имеются три разноречивых описания смерти принца
Дейрона Таргариена. Наиболее известное из них утверждает,
что принц, спотыкаясь, выскочил из своего шатра в горящей
ночной рубашке и тут же пал от удара шипастой булавы
мирийского наемника Черного Тромбо, размозжившего
принцу лицо. Сию историю предпочитал рассказывать
повсюду сам Черный Тромбо. Другая история мало чем
отличается от первой – в ней принца сразил меч, а не булава, и
убийца его – не Черный Тромбо, а некий безвестный латник,
который, скорее всего, даже не понял, кого зарубил. В третьем
изложении храбрый юноша, которого знали как Дейрона
Отважного, и вовсе не выбирался наружу, а погиб, когда на
него рухнул горящий шатер. Эту версию предпочитает
«Доподлинное изложение» мейстера Манкана и мы сами 9.

9
Какой бы смертью ни погиб Дейрон Таргариен, младший сын короля
Визериса I и королевы Алисенты, нет сомнений, что она имела место
именно во второй Тамблтонской битве. Позже, при Эйгоне III, под этим
именем являлись некие другие «принцы», но все они в итоге были
изобличены как самозванцы.
648

Будучи в небесах, Аддам Веларион мог разглядеть, как

битва на земле оборачивается резней, но узнать о том, что двое
из троих вражеских драконьих всадников уже сгинули, ему
было неоткуда. Однако он, без сомнения, видел драконов
неприятеля – освобожденные от цепей, те содержались вне
городских стен и были вольны летать и охотиться, как им
вздумается: Среброкрылая и Вермитор часто свивались в
единый клубок, в полях к югу от Тамблтона, тогда как
Тессарион спала и ела в лагере принца Дейрона к западу от
города, едва ли в сотне ярдов от его шатра.
Драконы – создания из огня и крови, и все трое были
взбудоражены битвой, кипевшей вокруг них. Говорят, что
какой-то арбалетчик послал болт в Среброкрылую, а десятка
четыре конных рыцарей приблизились к Вермитору с мечами,
топорами и копьями, надеясь разделаться со зверем, пока тот
еще не проснулся толком и находился на земле. Они
поплатились жизнями за свое безрассудство. Откуда-то с поля,
рыча и извергая пламя, в воздух взметнулась Тессарион, и
Аддам Веларион повернул Морского Тумана ей навстречу.
Драконья чешуя значительно (хотя и не полностью)
невосприимчива к огню. Она защищает более уязвимую плоть
и мускулы. По мере старения дракона его чешуя утолщается и
твердеет, делая защиту все крепче, хотя пламя дракона с
возрастом и жжет все горячее и яростнее (если огонь детеныша
может поджечь солому, то пламя Балериона или Вхагар на
пике их мощи было способно расплавить – и плавило – сталь и
камень). Потому два дракона, сходясь в смертельном бою,
зачастую пускают в ход не огонь, а иное оружие. Когти,
черные, как железо, длинные, как мечи, и острые, как бритвы.
Челюсти, столь мощные, что могут сокрушить даже стальной
доспех рыцаря. Хвосты, подобные кнутам, чьи хлещущие
удары, как известно, разносили телеги в щепки, ломали хребты
крепких боевых коней и подбрасывали людей в воздух на
пятьдесят футов.
Схватка Тессарион и Морского Тумана была иной.
 649

История называет борьбу между королем Эйгоном II и

его единокровной сестрой Рейнирой Танцем Драконов, но
лишь в Тамблтоне драконы воистину танцевали. Тессарион и
Морской Туман были молодыми драконами, более
проворными в полете, нежели их старшие сородичи. Снова и
снова они устремлялись один на другого – но в последнее
мгновение кто-то из них уворачивался. Они парили, как орлы,
падали камнем вниз, ровно ястребы, кружили, огрызаясь, рыча
и выдыхая огонь – но так ни разу и не сошлись. Однажды
Синяя Королева исчезла в гряде облаков, но миг спустя
появилась, наскочила на Морского Тумана сзади и опалила его
хвост сполохом кобальтового огня. Меж тем Морской Туман
вертелся, изворачивался и петлял. Только что он был под своей
противницей – и вот, внезапно развернувшись в небе, уже
оказался позади нее. Все выше и выше поднимались драконы,
а сотни очевидцев взирали на них с тамблтонских крыш.
Позже один из таковых сказал, что полет Тессарион и
Морского Тумана более походил на брачный танец, нежели на
бой. Возможно, так оно и было.
Танец прервался, когда в небеса с ревом вознесся
Вермитор.
Почти ста лет от роду и столь же огромный, как оба его
молодых сородича, вместе взятые, бронзовый дракон с
широкими крыльями цвета дуба поднялся в воздух
разъяренным, поскольку в дюжине его ран дымилась кровь.
Оставшись без всадника, он не отличал друга от врага, и
потому обращал свою мощь на всех подряд, изрыгая пламя
налево и направо, свирепо набрасываясь на каждого, кто
отважился бросить в него копье. Один из рыцарей пробовал
спастись бегством, но Вермитор ухватил его своими
челюстями, сдернув прямо со скачущего галопом коня.
Невдалеке на взгорке находились лорды Пайпер и Деддингс
вместе со своими присяжными рыцарями, оруженосцами и
слугами – все они сгорели после того, как их случайно заметил
Бронзовый Гнев.
650

А мигом позже на него самого налетел Морской Туман.

Изо всех четверых драконов, бывших на поле боя в тот
день, лишь у Морского Тумана имелся всадник. Сир Аддам
Веларион явился, чтобы доказать свою преданность
сокрушением Двух Изменников и их драконов. И вот внизу
одно из чудовищ нападало на людей, что пришли сражаться
вместе с Веларионом. Вероятно, юноша счел себя обязанным
защитить их, хотя в глубине души наверняка сознавал, что его
Морскому Туману не совладать с более древним драконом.
То был не танец, но смертный бой. Морской Туман
сверху обрушился на Вермитора, летевшего не более чем в
двадцати футах над битвой, и отбросил его, рычащего, в грязь.
И юнцы, и мужи либо в ужасе бежали, либо пали,
раздавленные двумя драконами, что катались по земле и
терзали друг друга. В воздухе хлопали крылья и щелкали
хвосты, но звери так переплелись, что ни один не мог
освободиться. Ту схватку видел Бенджикот Блэквуд, будучи
верхом на коне в пятидесяти ярдах от нее. Много лет спустя
лорд Блэквуд рассказывал великому мейстеру Манкану, что
Вермитор был излишне велик и тяжел для Морского Тумана –
и неизбежно разодрал бы серебристо-серого дракона на
куски... если бы в тот самый миг Тессарион не рухнула с неба,
чтобы вступить в бой.
Кто может знать сердце дракона? Простая ли жажда
крови сподвигла Синюю Королеву напасть? Явилась ли она на
помощь одному из бойцов? Если да, то которому? Порой
утверждают, будто связь меж драконом и его всадником столь
глубока, что зверь разделяет любовь и ненависть своего
повелителя. Но кто там был союзником, а кто – противником?
Различает ли дракон без наездника друзей и врагов?
Никто и никогда не ответит нам на подобные вопросы. В
хрониках рассказывают лишь, что три дракона сражались
посреди грязи, крови и дыма Второго Тамблтона. Морской
Туман погиб первым: Вермитор сомкнул зубы на его шее и
оторвал голову. После того бронзовый дракон попытался
 651

Рисунок 63. Дракон Вермитор отрывает голову своему сопернику, дракону

Морскому Туману, во время Второй битвы при Тамблтоне.
652

взлететь с добычей в пасти, но разодранным крыльям поднять

его вес оказалось невмочь. Через мгновение он пал наземь и
испустил дух. Тессарион, Синяя Королева, дожила до заката.
Трижды пыталась она подняться в небо, и трижды падала. К
исходу дня Тессарион, похоже, изнемогала от боли, так что
лорд Блэквуд призвал своего лучшего стрелка – лучника,
известного как Билли Берли. Тот пристроился в сотне ярдов
(вне досягаемости огня умирающей драконицы) и послал три
стрелы в глаз Тессарион, беспомощно лежавшей на земле.
К закату сражение завершилось. И хотя речные лорды
потеряли менее сотни воинов, предав мечу более тысячи
человек из Староместа и Простора, но взять город им не
удалось. Оттого нападавшие не могли считать Второй
Тамблтон истинной победой. Стены города все еще были
невредимы, люди короля отступили за них и закрыли ворота.
Проломить их, не имея ни осадных орудий, ни драконов,
войска королевы не могли. Но все же они учинили великое
побоище своим растерявшимся и смятенным врагам, сожгли
палатки, уничтожили или захватили все их повозки, корма и
съестные припасы, угнали с собой три четверти боевых коней,
умертвили их принца и покончили с двумя драконами короля.
Когда взошла луна, речные лорды оставили поле брани
воронью и откатились назад в холмы. Один из них, юный Бен
Блэквуд, вез с собой искалеченное тело сира Аддама
Велариона, найденного мертвым подле своего дракона. Его
останки были погребены в Воронодреве и покоились там
восемь лет, но в 138 году от З.Э. брат покойного, Алин
Веларион, распорядился вывезти их на Дрифтмарк и
перезахоронить в Халле, где Аддам родился. На его гробнице
высекли единственное слово: «ВЕРНЫЙ», и еще изображения
морского коня и мыши, поддерживающих резную надпись.
Наутро после битвы захватчики Тамблтона, взглянув с
городских стен, обнаружили, что их враги ушли. Повсюду
вокруг города лежали мертвые, и среди них распластались тела
трех драконов. Уцелела одна Среброкрылая, в прежние
 653

времена летавшая под седлом Доброй королевы Алисанны.

Когда началась резня, она взлетела в небо и часами кружила
над полем брани, паря в потоках горячего воздуха,
восходивших от пожаров на земле. Лишь с приходом темноты
она опустилась возле своих убитых родичей. Позже певцы
будут рассказывать, как Среброкрылая трижды приподнимала
носом крыло Вермитора, будто пытаясь помочь ему взлететь,
но это скорее сказка. Восход солнца застал драконицу в поле –
она безучастно перелетала с места на место, поедая
обгоревшие останки коней, людей и быков.
Пали восемь из тринадцати Шипов, и среди них лорд
Оуэн Фоссовей, Марк Амброз и Храбрый Джон Рокстон.
Ричард Родден получил стрелу в шею и скончался день спустя.
Выжило всего четыре заговорщика, в их числе сир Хоберт
Хайтауэр и лорд Анвин Пик. И хотя Крепкий Хью Молот
погиб, а с ним – его мечты о короне, оставался и второй
Изменник. Ульф Белый, очнувшись от пьяного сна, понял, что
он – последний наездник на последнем драконе.
– Молот мертв, и ваш мальчишка тоже, – как
утверждают, заявил он лорду Пику. – Я – все, что у вас есть.
И когда лорд Пик поинтересовался его намерениями,
Белый ответил:
– Мы выступаем, как вы и хотели. Вы возьмете город, а
я беру проклятый трон. Что скажете?
Следующим утром сира Хоберта Хайтауэра призвали к
Ульфу Белому, дабы подробно обсудить захват Королевской
Гавани. Он принес с собой подарок: два бочонка вина, один с
дорнийским красным, второй с арборским золотым. И хотя
Ульф-Пропойца никогда не пробовал вина, которое ему бы не
понравилось, он слыл любителем винца послаще. Несомненно,
сир Хоберт надеялся потягивать кислое красное, пока лорд
Ульф наливался бы арборским золотым, но что-то в его
поведении вызвало подозрения Белого. (Оруженосец, что им
прислуживал, позднее показал, что Хайтауэр потел, заикался и
был излишне любезен). Насторожившись, Пропойца велел
654

убрать до поры дорнийское красное и настоял на том, что сир

Хоберт разделит с ним арборское золотое.
Немного доброго способна поведать история о сире
Хоберте Хайтауэре, однако ж обстоятельства его смерти
весьма достойны. Не пожелав выдать своих собратьев-Шипов,
он позволил оруженосцу наполнить его чашу, отпил изрядно и
попросил еще. Увидев, что Хайтауэр пьет, Ульф-Пропойца
оправдал свое прозвание, осушив три чаши, прежде чем начал
зевать. Яд в вине был мягким. И когда лорд Ульф уснул, чтобы
не проснуться более, сир Хоберт вскочил и попытался вызвать
у себя рвоту – но слишком поздно. Не прошло и часа, как его
сердце остановилось. «Меча сира Хоберта не боялся ровным
счетом никто, – рассказывает об этом Грибок, – но его винная
чаша оказалась смертоноснее валирийской стали».
После того лорд Анвин Пик предложил тысячу золотых
драконов любому рыцарю благородного происхождения,
который сумеет покорить Среброкрылую. Вызвались трое.
Когда первый остался без руки, а второй сгорел заживо, третий
передумал. К тому времени армия Пика, остатки огромного
войска, что принц Дейрон и лорд Ормунд Хайтауэр вели от
самого Староместа, таяла на глазах. Воины десятками
покидали Тамблтон со всей добычей, что могли унести.
Смирившись с поражением, лорд Анвин собрал своих лордов
и сержантов и велел отступать.
Обвиненный в предательстве Аддам Веларион,
урожденный Аддам из Халла, спас Королевскую Гавань от
врагов Рейниры ценой собственной жизни. Однако та ничего
не узнала о его доблести. После побега из столицы на Рейниру
навалились изрядные тяготы. В Росби при ее приближении
ворота замка закрылись – приказ о том отдала молодая хозяйка
замка, и потому, что королева прежде отдала наследство не ей,
а ее младшему брату. Кастелян юного лорда Стокворта оказал
королеве гостеприимство, но только на ночь.
– За вами придут, – предупредил он королеву, – а у меня
не достанет сил от них отбиться.
 655

Половина золотых плащей в дороге исчезла, а в одну из

ночей на ее лагерь напали недобитки. И хотя рыцари одолели
напавших, но сира Бейлона Берча сразила стрела. А сир
Лионель Бентли, молодой рыцарь Королевской гвардии,
получил удар по голове, от которого раскололся его шлем, и
на следующий день скончался в бреду. Королева поспешила к
Сумеречному Долу.
Дом Дарклинов принадлежал к числу наиболее рьяных
сторонников Рейниры, но верность обошлась им чересчур
дорого. Лорд Гунтор отдал жизнь за королеву, как и его дядя
Стеффон; сам город Сумеречный Дол разорил сир Кристон
Коль – неудивительно, что вдова лорда Гунтора была не
слишком-то рада, когда ее милость появилась у ворот. Только
вмешательство сира Гаррольда Дарка убедило леди Мередит
Дарклин хотя бы допустить королеву в свой замок (Дарки
были дальними родичами Дарклинов, и сир Гаррольд некогда
служил оруженосцем у покойного сира Стеффона). Но и то
лишь при условии, что Рейнира долго здесь не задержится.
Оказавшись в безопасности в Сумеречном форте с видом на
гавань, Рейнира велела леди Дарклин отправить ворона
великому мейстеру Герардису на Драконий Камень с приказом
немедленно прислать корабль и вернуть ее домой. Как
записано в городской хронике, улетело три ворона… но шли
дни, а корабль так и не появлялся. К негодованию королевы,
не пришло и ответа от Герардиса, и Рейнира вновь начала
сомневаться в верности своего великого мейстера.
Более добрые вести приходили к королеве из других
мест. Криган Старк писал из Винтерфелла, что выступит в
поход на юг, как только сможет, но предупреждал, что сбор
войск займет некоторое время, поскольку «мои владения
велики, и зима на подходе: нам надобно убрать последний
урожай, или после первых снегов нас будет ждать голод».
Северянин обещал привести королеве десять тысяч воинов,
«моложе и свирепее, чем были мои Зимние Волки». Дева
Долины тоже присылала обещания из своего зимнего замка –
656

Лунных Врат; горные перевалы уже засыпало снегом, так что

рыцари могли покинуть Долину только морем. Леди Джейн
писала, что если Веларионы приведут флот в Чаячий город,
она тут же отправит армию в Сумеречный Дол. В противном
случае ей придется нанимать корабли в Браавосе, а для этого
потребуется золото.
У королевы не осталось ни золота, ни кораблей.
Отправив лорда Корлиса в темницу, Рейнира потеряла свой
флот. Бежав из Королевской Гавани в страхе за свою жизнь,
она ни монеты с собой не взяла. Отчаявшаяся и испуганная, ее
милость в слезах бродила по стенам Сумеречного Дола,
побледнела и осунулась. Она не могла спать, не ела и
отказывалась разлучаться с принцем Эйгоном, своим
единственным выжившим сыном – мальчик находился при ней
денно и нощно, «ровно маленькая бледная тень».
Когда леди Мередит дала понять, что королева
загостилась в замке, Рейнире пришлось продать собственную
корону, чтобы изыскать деньги и заплатить за место на
«Виоланде», браавосском купеческом судне. Сир Гаррольд
Дарк настоятельно советовал ей искать убежища у леди Аррен
в Долине, тогда как сир Медрик Мандерли пытался убедить
королеву отправиться вместе с ним и его братом сиром
Торрхеном в Белую Гавань, но ее милость отказала им обоим.
Она незыблемо стояла за возвращение на Драконий Камень.
Там найдутся яйца драконов – так говорила Рейнира своим
сторонникам; ей необходимо обзавестись другим драконом,
или все потеряно.
Сильные ветра пригнали «Виоланду» ближе к берегам
Дрифтмарка, нежели хотелось бы королеве. Трижды судно
проходило на расстоянии оклика от военных кораблей
Морского Змея, но Рейнира позаботилась, чтобы ее не
заметили. Наконец, на закате дня браавосец вошел в гавань под
Драконьей горой. Королева выслала вперед ворона, чтобы
известить о своем приближении; и, спускаясь с корабля вместе
с сыном Эйгоном, своими фрейлинами и тремя рыцарями
 657

Королевской гвардии – всем, что осталось от ее свиты (ибо

золотые плащи, сопровождавшие королеву от Королевской
Гавани, остались в Сумеречном Доле, а Мандерли на
«Виоланде» отправились своим путем в Белую Гавань), – она
заметила ожидавшее их сопровождение.
Когда королева и ее спутники сошли на берег, шел
дождь, и в окрестностях гавани вряд ли была хоть единая
душа. Даже портовые бордели казались темными и
заброшенными, но ее милость того не замечала. Сломленная
предательством, немощная телом и духом, Рейнира Таргариен
желала только одного – вернуться в свой замок. Ей
представлялось, что там они с сыном будут в безопасности.
Королева не знала, что последняя и наитягчайшая измена
ожидает ее впереди.
Над ее сопровождением в сорок человек начальствовал
сир Альфред Брум, один из тех, кого Рейнира оставила на
острове, выступая на Королевскую Гавань. Брум являлся
наистарейшим из рыцарей Драконьего Камня, начавшим
службу в гарнизоне еще в правление Старого короля. С учетом
этого он ожидал, что Рейнира, отправляясь завоевывать
Железный трон, назначит его кастеляном... но угрюмый нрав
сира Альфреда и его желчность не внушали ни расположения,
ни доверия, как рассказывает Грибок, потому королева
предпочла ему более обходительного сира Роберта Квинса.
Когда Рейнира поинтересовалась, почему сир Роберт сам не
явился, чтобы встретить ее, сир Альфред ответил, что королева
увидится с «нашим толстым другом» в замке.
Так и случилось... правда, тело Квинса, когда они
натолкнулись на него, оказалось обугленным и обгоревшим до
неузнаваемости. Рейнира и ее спутники признали сира Роберта
только по величине, ибо он был неописуемо тучен. Труп этот
свисал с зубчатой стены над воротами рядом с телами стюарда,
капитана стражи, мастера над оружием… и великого мейстера
Герардиса, точнее, головой и верхней частью туловища. Ниже
658

ребер у великого мейстера ничего не осталось, и кишки

свисали из разорванного живота, точно обугленные змеи.
Кровь отлила от лица королевы, когда она глянула на
мертвых, но юный принц Эйгон первым понял, что это значит.
– Матушка, бегите! – закричал он, но было уже поздно.
Люди сира Альфреда набросились на защитников
королевы. Топор раскроил голову сиру Гаррольду Дарку,
прежде чем его меч успел покинуть ножны, а сиру Адриану
Редфорту вонзили копье в спину. Лишь сир Лорет Лансдейл
оказался достаточно проворен и успел нанести удары,
обороняя королеву. Он зарубил первых двух нападавших,
прежде чем был убит сам – и вместе с ним умерла Королевская
гвардия Рейниры. Когда Эйгон подхватил меч сира Гаррольда,
сир Альфред с презрением выбил оружие из рук принца.
Мальчик, королева и ее фрейлины, подталкиваемые в
спину копьями, прошли через ворота Драконьего Камня во
двор замка. Здесь (как много лет спустя метко выразился
Грибок) они оказались лицом к лицу с «мертвым человеком и
умирающим драконом».
Чешуя Солнечного Огня все еще сияла при свете дня
чеканным золотом. Однако, судя по тому, как он распластался
на оплавленном черном валирийском камне двора, очевидно
было, что Солнечный Огонь, наипрекраснейший из драконов,
когда-либо паривших в небе Вестероса, уже ни к чему не
пригоден. Крыло, почти оторванное Мелеис, было неловко
вывернуто, а на спине при каждом движении еще дымились и
кровоточили свежие рубцы. Когда королева и ее свита впервые
глянули на Солнечного Огня, тот лежал, свернувшись
клубком. Как только он пошевелился и поднял голову, стали
заметны глубокие раны на его шее, откуда другой дракон
вырвал большие куски плоти. Кое-где на брюхе чешую
заместили струпья, а там, где надлежало быть правому глазу,
зияла лишь пустая глазница, затянутая черной кровяной
коркой.
 659

Надлежит спросить, как наверняка и поступила Рейнира,

как такое произошло.
Теперь нам известно многое, чего не знала королева. За
это нам стоит поблагодарить великого мейстера Манкана, чье
«Доподлинное изложение», основываясь в немалой степени на
воспоминаниях великого мейстера Орвиля, раскрывает, как
именно Эйгон II попал на Драконий Камень.
Как только драконы черных впервые появились в
небесах над столицей, лорд Ларис Стронг Косолапый скрытно
вывел короля и его детей из города. Чтобы не идти через
городские ворота, где их могли увидеть и запомнить, лорд
Ларис провел беглецов за стены одним из потайных ходов
Мейгора Жестокого, о котором знал только сам Косолапый.
Именно лорд Ларис также посоветовал изгнанникам
разделиться: если кого-то из них пленят, прочие смогут
сохранить свободу. Сиру Рикарду Торну было велено
сопроводить двухлетнего принца Мейлора к лорду Хайтауэру.
Принцессу Джейхейру, простую и милую девочку шести лет,
оставили на попечение сира Уиллиса Фелла, который поклялся
доставить ее в целости и сохранности в Штормовой Предел.
Ни один не ведал, куда направился другой, и потому, даже
будучи схваченным, не смог бы того выдать.
И только одному Ларису было ведомо, что король,
избавившись от своих пышных одежд и закутавшись в
просоленный плащ рыбака, скрывался среди груза трески на
борту рыбачьего ялика, порученный заботам рыцаря-бастарда,
имевшего родню на Драконьем Камне. Косолапый рассудил,
что Рейнира непременно пошлет людей на поиски его
милости, едва поймет, что он исчез... но лодка не оставляет
следов на воде, да и мало кто из охотников додумался бы
искать Эйгона на собственном острове его сестры, прямо под
сенью ее твердыни. Все это, как говорит Манкан, великий
мейстер Орвиль узнал из собственных уст лорда Стронга.
Возможно, здесь скрывающийся, не представляющий
угрозы Эйгон и оставался бы, притупляя свою боль вином и
660

пряча шрамы от ожогов под плотным плащом… если бы на

Драконьем Камне не объявился Солнечный Огонь. Мы, как и
многие, можем задаваться вопросом, что же тянуло его назад
на Драконью гору. Быть может, некий древний инстинкт
вернул раненого дракона с недолеченным крылом к
дымящемуся вулкану, где он появился на свет из яйца? Или же
Солнечный Огонь через множество лиг, через штормовые
моря как-то ощутил присутствие короля Эйгона на острове и
прилетел туда, чтобы воссоединиться со своим всадником?
Септон Юстас заходит столь далеко, что даже полагает, будто
Солнечный Огонь почувствовал, сколь отчаянно положение
Эйгона. Но кто посмеет уверять, что познал сердце дракона?
Злополучное нападение лорда Валиса Мутона изгнало
Солнечного Огня с поля пепла и костей близ Грачиного
Приюта. Затем история более чем на полгода теряет дракона
из виду. (Байки, рассказываемые в замках Крэббов и Брюнов,
уверяют, что в то время Солнечный Огонь мог найти убежище
в темных сосновых лесах и пещерах на мысе Раздвоенного
Когтя). Его разорванное крыло срослось под уродливым углом
и оставалось слабым. Хотя Солнечный Огонь все же летал, но
более не мог ни парить, ни подолгу оставаться в воздухе, и ему
приходилось прилагать усилия даже для коротких перелетов.
Шут Грибок без всякого сострадания рассказывает, что если
драконы в большинстве своем парят в небесах, как орлы,
Солнечный Огонь стал «золотым огнедышащим петушком,
которому только и осталось, что скакать и перепархивать с
холма на холм».
И все же этот «огнедышащий петушок» как-то пересек
воды Черноводного залива... потому что именно его нападение
на Серого Призрака видели моряки с «Нессарии». Сир Роберт
обвинил Каннибала... но заика Том Путаный Язык, который
слышал более, нежели говорил, усердно потчевал волантийцев
элем, и подметил, что они все время упоминали золотую
чешую нападавшего дракона. Каннибал же, как отлично знал
Путаный Язык, был черным ровно уголь. И вот Два Тома и их
 661

«родичи» (что правда лишь отчасти, потому как одной с ними

крови был только сир Марстон, бастард сестры Тома Путаной
Бороды от рыцаря, забравшего ее девичество) подняли парус
на своей маленькой лодке, чтобы разыскать убийцу Серого
Призрака.
Обожженный король и изувеченный дракон обрели друг
в друге новый смысл жизни. Эйгон ежерассветно отваживался
покидать укромное логово на безлюдных восточных склонах
Драконьей горы и вновь подниматься в небо – впервые после
Грачиного Приюта. Между тем Два Тома и их родич Марстон
Уотерс вернулись на другую оконечность острова, чтобы
найти людей, готовых помочь им взять замок. Даже на
Драконьем Камне, столь долго бывшим владением Рейниры и
ее оплотом, они отыскали многих, кто недолюбливал королеву
по причинам как достойным, так и сомнительным. Одни
скорбели по братьям, сыновьям и отцам, сгинувшим во время
Посева или битвы в Глотке. Другие искали поживы либо
продвижения по службе. Иные же полагали, что сыну и впрямь
должно наследовать прежде дочери, и это дает Эйгону больше
прав на трон.
Своих лучших людей королева взяла с собой в
Королевскую Гавань. Замок Драконий Камень, стоявший на
острове, под защитой кораблей Морского Змея и высоких стен
валирийской постройки, казался неприступным. Посему ее
милость оставила для обороны невеликий гарнизон, большей
частью состоявший из людей, что считались малопригодными
для иного дела. То были седобородые старики и зеленые
мальчишки; хромцы, увальни и калеки; воины,
оправляющиеся от ран, люди сомнительной верности, люди,
заподозренные в трусости. Над ними Рейнира поставила сира
Роберта Квинса, человека способного, но постаревшего и
растолстевшего.
Все источники сходятся в том, что Квинс являлся
непоколебимым сторонником королевы. Однако иные из
подначальных ему людей были не столь верны; они затаили
662

некое недовольство и злобу из-за старых обид, истинных или

надуманных. Среди них выделялся сир Альфред Брум. Он
выказал ярое желание предать свою королеву в обмен на титул
лорда, земли и золото, что ему посулили в случае, если Эйгон
вновь займет трон. Долгая служба в гарнизоне позволила ему
сообщить людям короля обо всех сильных и слабых местах
Драконьего Камня. Он знал, кого из стражников можно
подкупить или склонить на свою сторону, а кого надобно
убить или бросить за решетку.
Когда настал срок, Драконий Камень пал менее чем за
час. Воины, которых подговорил Брум, в час призраков
открыли задние ворота, позволив сиру Марстону Уотерсу,
Тому Путаному Языку и их подручным незаметно
проскользнуть в замок. Один отряд овладел оружейной,
другой захватил верных стражников и мастера над оружием
Драконьего Камня. А сир Марстон застиг великого мейстера
Герардиса в его воронятнике, и ни один ворон не успел
вылететь из замка с вестью о нападении. Сир Альфред лично
вел людей, ворвавшихся в покои кастеляна, застав врасплох
сира Роберта Квинса. Пока Квинс пытался встать с постели,
Брум вонзил копье в его огромный бледный живот. Грибок,
прекрасно знавший обоих рыцарей, говорит, что сир Альфред
презирал и недолюбливал сира Роберта. Этому можно
поверить, ибо удар был такой силы, что острие пробило
насквозь тело сира Роберта, перину и соломенный матрас и
вошло в пол.
Замысел потерпел неудачу лишь в одном. Пока Том
Путаный Язык и его головорезы ломали дверь в опочивальню
леди Бейлы, желая пленить ее, девочка выскользнула в окно и,
карабкаясь по крышам и стенам, спустилась во двор. Люди
короля позаботились поставить охрану у строения, где
содержали драконов крепости, но Бейла выросла в замке и
знала ходы и выходы, неизвестные преследователям. Когда ее
настигли, Бейла уже сняла цепи с Лунной Плясуньи и надела
на нее седло.
 663

А далее было так. Король Эйгон II, пролетев на

Солнечном Огне над дымящейся вершиной Драконьей горы,
снижался, намереваясь торжественно вступить в замок. Он
ожидал, что Драконий Камень благополучно пребывает в
руках его людей, а сторонников королевы перебили или
захватили. Но навстречу ему взлетела Бейла Таргариен, дочь
принца Деймона от леди Лейны, столь же бесстрашная, как и
ее отец.
Юная бледно-зеленая драконица с жемчужными рогами,
гребнем и костями крыльев – такова была Лунная Плясунья.
Если не учитывать больших крыльев, величиной она не
превосходила боевого коня, а весила и того менее. Однако
Лунная Плясунья была весьма проворна, а Солнечному Огню,
хоть и намного более крупному, по-прежнему досаждало
изломанное крыло, к тому же он недавно был изранен Серым
Призраком.
Драконы встретились посреди тьмы, что приходит перед
рассветом: тени в небесах, своим огнем осветившие ночь.
Лунная Плясунья уклонилась от челюстей и пламени
Солнечного Огня, стрелой пронеслась под его цепкими
когтистыми лапами, затем развернулась и располосовала
большого дракона сверху, нанеся ему длинную дымящуюся
рану вдоль спины и разодрав его покалеченное крыло. Люди,
наблюдавшие за ними снизу, говорили, что Солнечный Огонь
закачался, ровно хмельной, стараясь удержаться в воздухе… а
Лунная Плясунья вновь повернула и ринулась на него, изрыгая
огонь. Солнечный Огонь ответил жаркой струей золотого
пламени, столь яркого, что оно осветило двор замка, будто
второе солнце. Пламя угодило Лунной Плясунье прямо в глаза.
Скорее всего, юная драконица мгновенно ослепла, но все же
налетела на Солнечного Огня, сплетясь с ним в клубок из
крыльев и когтей. Пока драконы падали, Лунная Плясунья раз
за разом вгрызалась в шею Солнечного Огня, вырывая куски
плоти, а старший дракон вонзал когти ей в подбрюшье.
Окутанная пламенем и дымом, слепая и истекающая кровью,
664

Лунная Плясунья отчаянно била крыльями, пытаясь

вырваться, но все ее усилия лишь замедлили падение.
Люди во дворе в испуге разбежались, расталкивая друг
друга, когда драконы, все еще сражаясь, обрушились на
твердый камень. На земле изворотливость Лунной Плясуньи
оказалась бесполезной против величины и веса Солнечного
Огня. Вскоре зеленая драконица затихла. Золотой дракон
издал победный крик и попытался взлететь снова, но лишь
рухнул оземь, истекая горячей кровью из ран.
Король Эйгон спрыгнул с седла, когда драконы были еще
в двадцати футах от земли, и сломал обе ноги. Леди Бейла не
покинула Лунную Плясунью до самого конца. Обожженная и
помятая, девочка все же нашла силы отстегнуть седельные
цепи и отползти, пока ее дракон корчился в предсмертных
судорогах. Когда Альфред Брум вытащил меч, чтобы
прикончить Бейлу, Марстон Уотерс вырвал клинок из его
руки. Том Путаный Язык отнес девочку к мейстеру.
Так король Эйгон II завоевал родовой замок дома
Таргариенов, но цена, уплаченная им, оказалась ужасной.
Солнечный Огонь более не мог летать. Он оставался во дворе,
где упал, питаясь останками Лунной Плясуньи, а позднее
овцами, забитыми для него гарнизоном. А Эйгон II прожил
остаток дней своих в великих мучениях... хотя, к его чести,
когда великий мейстер Герардис поднес ему макового молока,
его милость отказался.
– Более по такой дороге я не пойду, – заявил он. – И я еще
не выжил из ума, чтобы пить зелья, которые приготовил мне
ты – прихвостень моей сестрицы.
Король велел повесить Герардиса на той самой цепи,
которую принцесса Рейнира когда-то сорвала с шеи великого
мейстера Орвиля и вручила Герардису. Ему, однако, не
даровали милости резкого падения и перелома шеи – вместо
этого мейстер долго задыхался в петле, дрыгая ногами.
Трижды, когда Герардис был уже почти мертв, его спускали на
землю и давали перевести дух, прежде чем вздернуть снова.
 665

После третьего раза ему выпустили кишки и швырнули перед

Солнечным Огнем, чтобы тот съел ему ноги и внутренности;
но король велел сохранить достаточно останков великого
мейстера, чтобы тот «мог приветствовать мою милую
сестрицу по возвращении».
Спустя некоторое время, когда король с изломанными,
увязанными в лубки ногами лежал в Великом чертоге
Каменного Барабана, из Сумеречного Дола прибыл первый из
воронов королевы Рейниры. Как только Эйгон узнал, что его
единокровная сестра будет возвращаться домой на
«Виоланде», он повелел сиру Альфреду Бруму подготовить
для нее «подобающий прием».
Сейчас все это нам ведомо. Но ничего не было ведомо
королеве, когда она ступила на берег, прямо в ловушку своего
брата.
Септон Юстас (не питавший любви к королеве) пишет,
что Рейнира расхохоталась, когда узрела, что осталось от
Солнечного Огня, Золотого Дракона.
– Кто это сотворил? – спросила она. – Кого нам
благодарить?
Грибок (который, напротив, королеву любил)
рассказывает об этом иначе. По его словам, королева сказала
«Как так вышло?». Но оба сходятся на том, что следующие
слова принадлежали королю:
– Сестра! – позвал его милость сверху, с балкона. Он не
мог ни ходить, ни даже стоять, и на балкон его вынесли в
кресле. Из-за раздробленного в Грачином Приюте бедра Эйгон
II сделался согбенным и перекошенным, черты лица, некогда
привлекательные, расплылись от макового молока, а половину
тела покрывали рубцы от ожогов. Однако Рейнира узнала его
тотчас же и сказала:
– Дражайший братец… А я так надеялась, что ты сгинул!
– Только после тебя, – ответил Эйгон. – Ты же старше.
– Отрадно узнать, что ты еще помнишь о том, –
откликнулась Рейнира. – Похоже, мы твои пленники... но не
666

думай, что будешь долго нас удерживать. Верные лорды

найдут меня.
– Возможно, если поищут в семи преисподнях, –
произнес король, когда его люди вырвали Рейниру из объятий
сына. В одних описаниях говорится, что королеву за руку
схватил сир Альфред Брум, другие же называют двух Томов:
отца, Путаную Бороду, и сына, Путаного Языка. Свидетелем
тому был также сир Марстон Уотерс, облаченный в белый
плащ, – за доблесть Эйгон принял его в свою Королевскую
гвардию.
Однако ни Уотерс, ни кто-либо из других
присутствовавших во дворе рыцарей и лордов не произнес ни
слова протеста, когда король Эйгон II отдал свою
единокровную сестру дракону. Говорят, поначалу казалось,
что Солнечный Огонь не проявлял никакого интереса к
приношению, пока Брум не кольнул кинжалом грудь Рейниры.
Запах крови возбудил дракона, который принюхался к
королеве, а затем обдал ее струей огня, столь внезапно, что у
отбегавшего сира Альфреда воспламенился плащ. Рейнира
Таргариен еще успела поднять голову к небу и выкрикнуть
одно, последнее проклятие единокровному брату, прежде чем
Солнечный Огонь сомкнул челюсти, отрывая ее руку вместе с
плечом.
Как рассказывает септон Юстас, Золотой дракон пожрал
королеву в шесть глотков, оставив лишь левую ногу от голени
и ниже «для Неведомого». Элинда Масси, самая юная и
нежная из фрейлин Рейниры, будто бы выцарапала
собственные глаза, чтобы не видеть этого зрелища, но сын
королевы Эйгон Младший замер в ужасе, не в силах отвести
взгляд. Рейнира Таргариен, Отрада Королевства и Королева На
Полгода, покинула нашу юдоль слез в двадцать второй день
десятой луны 130 года после Завоевания Эйгона, будучи
тридцати трех лет от роду.
Сир Альфред Брум настаивал также на убийстве принца
Эйгона, однако король ему запретил. Он заявил, что мальчик,
 667

Рисунок 64. Король Эйгон II отдает на съедение дракону Солнечному Огню

свою единокровную сестру, принцессу Рейниру Таргариен.
668

хотя и всего лишь десяти лет от роду, может оказаться полезен

как заложник. Невзирая на гибель Рейниры, ее сторонники еще
не покинули поле брани; с ними нужно было управиться,
прежде чем его милость мог бы надеяться вновь воссесть на
Железный трон. Потому принцу Эйгону наложили цепи на
руки, ноги и шею и отвели в темницы под Драконьим Камнем.
Фрейлинам же покойной королевы, как особам благородного
происхождения, предоставили кельи в башне Морского
Дракона, где им надлежало дожидаться выкупа.
– Закончилось время прятаться, – объявил Эйгон II. –
Пусть летят вороны, и да узнает королевство, что самозванка
мертва, и законный король направляется домой, дабы вернуть
трон своего отца.

Погибель Драконов – Краткое и

скорбное царствование Эйгона II
– Закончилось время прятаться, – объявил Эйгон II на
Драконьем Камне после того, как Солнечный Огонь пожрал
его сестру. – Пусть летят вороны, и да узнает королевство, что
самозванка мертва, и законный король направляется домой,
дабы вернуть трон своего отца.
Однако даже законные короли могут изведать, что
некоторые дела намного проще провозгласить, нежели
совершить. Луна пошла на прибыль, потом на убыль, потом
вновь на прибыль, а Эйгон II все задерживался на Драконьем
Камне.
Путь к Королевской Гавани преграждали остров
Дрифтмарк, простор Черноводного залива и десятки
веларионовских кораблей, рыщущих по этим водам. Морской
Змей задерживался «в гостях» у Тристана Истинного Пламени
в столице, сир Аддам сложил голову в Тамблтоне, так что
командовать флотами Веларионов выпало брату Аддама –
 669

Алину, младшему сыну Мышки, дочери корабела, юнцу лет

пятнадцати... Кем он был Эйгону – другом или врагом? Его
брат пал в бою, сражаясь за королеву Рейниру, но та же самая
королева бросила лорда Велариона за решетку, а теперь ее и в
живых не было. В Дрифтмарк полетели вороны с
предложениями: дом Веларионов получит прощение за все
прошлые провинности, если Алин из Халла явится на
Драконий Камень и присягнет королю на верность... но пока
ответа на эти письма не воспоследовало, для Эйгона было бы
сущим безрассудством пытаться пересечь залив на судне,
рискуя попасть в руки врагов.
Да и сам его милость не горел желанием отправляться в
Королевскую Гавань морем. В первые дни после расправы над
единокровной сестрой король еще лелеял надежду, что
Солнечный Огонь оправится и сможет летать. Но дракон, как
казалось, только слабел и слабел, и скоро раны у него на шее
начали смердеть. Даже дым, что выдыхал дракон, стал
неприятно пахнуть, а под конец Солнечный Огонь не мог даже
принимать пищу.
На девятый день двенадцатой луны 130 года от З.Э.
великолепный золотой дракон, гордость короля Эйгона,
скончался во внешнем дворе замка Драконий Камень – там же,
куда упал. Оплакав дракона, его милость велел вывести свою
двоюродную сестру леди Бейлу из темницы и предать смерти.
Когда Бейла уже оказалась на плахе, король передумал:
мейстер напомнил ему, что мать этой девушки – Веларион,
дочь самого Морского Змея. На Дрифтмарк вылетел очередной
ворон, на этот раз с угрозой: если Алин из Халла в
двухнедельный срок не преклонит колено перед своим
законным сюзереном, леди Бейла лишится головы.
Тем временем на западных берегах Черноводного залива
нежданно зашла луна Трех королей – к стенам Королевской
Гавани подошла армия. Столица прожила полгода с лишним в
страхе перед надвигающейся ратью Ормунда Хайтауэра... но
войско у ее ворот пришло не из Староместа через Горький
670

Мост и Тамблтон, а по Королевскому тракту из Штормового

Предела. Боррос Баратеон, узнав о смерти королевы, оставил
беременную жену и четырех дочерей дома и повел маршем на
север, через Королевский лес, шестьсот рыцарей и четыре
тысячи пехоты.
Когда на южном берегу Черноводной показался
баратеоновский авангард, Пастырь повелел своим
приверженцам переправиться через реку и не дать пересечь ее
лорду Борросу. Но на проповеди нищего, который еще недавно
держал речь перед десятками тысяч горожан, собралось лишь
несколько сотен, а подчинилось приказу еще меньше. В это же
время на Высоком холме Эйгона вчерашний оруженосец, ныне
именующий себя королем Тристаном Истинным Пламенем,
Ларис Стронг и сир Перкин Блоха глядели с крепостной стены
на необозримые штормовые рати за рекой.
– У нас не наберется солдат, чтобы сражаться с таким
воинством, государь, – сказал мальчику лорд Ларис, – но,
может, словом удастся добиться того, что не под силу мечам.
Разрешите мне выехать к ним на переговоры.
Так Косолапый переправился через реку под мирным
знаменем и в сопровождении великого мейстера Орвиля и
вдовствующей королевы Алисенты.
Лорд Штормового Предела ожидал их в шатре на опушке
Королевского леса, а вокруг его люди валили деревья, чтобы
соорудить плоты для переправы. Здесь королева Алисента
получила добрую весть: ее внучка Джейхейра, последнее дитя
сына Алисенты Эйгона и дочери Хелейны, добралась до
Штормового Предела в целости и сохранности под
присмотром рыцаря Королевской гвардии Уиллиса Фелла.
Вдовствующая королева пролила слезы радости.
Засим последовали брачные договоры и вероломные
сговоры, и лорд Боррос, лорд Ларис и королева Алисента
достигли, наконец, соглашения, а великий мейстер Орвиль его
засвидетельствовал. Косолапый обещал, что сир Перкин и его
трущобные рыцари присоединятся к воинам Штормовых
 671

земель в благом деле восстановления короля Эйгона II на

Железном троне на том условии, что все они, кроме узурпатора
Тристана, будут освобождены от наказания за любые
преступления, в том числе государственную измену, мятеж,
грабеж, убийство и изнасилование. Королева Алисента дала за
сына согласие: король Эйгон возьмет в супруги леди
Кассандру, старшую дочь лорда Борроса, и сделает ее своей
новой королевой. Руку леди Флорис, другой дочери его
светлости, отдали Ларису Стронгу.
Разговор коснулся и угрозы со стороны флота
Веларионов.
– Надо, пожалуй, привлечь к этому Морского Змея, –
сказал лорд Баратеон, как записали хронисты.
– Как знать, может, старик не откажется от молодой
невесты. У меня как раз есть еще две дочери на выданье.
– Он же трижды предатель, – возразила королева
Алисента. – Рейнира не захватила бы Королевскую Гавань,
если бы не он. Этого его милость – мой сын – никогда не
забудет. И я желаю Морскому Змею смерти.
– Да он и так или иначе скоро умрет, – отвечал Ларис
Стронг. – Заключим пока что с ним мир и извлечем столько
пользы, сколько сумеем. А когда все уляжется, и нам не будет
больше нужды в Веларионах, Неведомому всегда можно будет
малость подсобить.
Так и был заключен этот со всех сторон позорный
договор. Послы вернулись в Королевскую Гавань, а вскоре за
ними последовали и воины Штормовых земель,
переправившиеся через Черноводную без каких-либо помех.
Лорд Боррос обнаружил, что на городских стенах нет
защитников, на воротах - стражи, на улицах и площадях –
никого, кроме трупов. Поднимаясь на Высокий холм Эйгона
со своим знаменосцем и верными щитами домашней гвардии,
правитель Штормовых земель увидел, как с замковых стен
спускают рваные знамена оруженосца Тристана и на их место
водружают стяги с золотым драконом короля Эйгона II. Сама
672

королева Алисента вышла из замка, дабы приветствовать

Борроса, и сир Перкин Блоха стал рядом с ней.
– А где узурпатор? – спросил лорд Боррос, спешиваясь
во внешнем дворе.
– В кандалах и под стражей, – отвечал сир Перкин.
Как полководец, закаленный в бесчисленных
пограничных стычках с дорнийцами и недавней победоносной
кампанией против очередного Короля-Стервятника, лорд
Боррос Баратеон не стал медлить с наведением порядка в
Королевской Гавани. Скромно отпраздновав победу в Красном
замке, наутро он выехал на холм Висеньи и тамошнего
Короля-из-Дырки – Геймона Белокурого. Латные рыцарские
колонны поднялись на холм с трех сторон, стоптали уличных
голодранцев, наемников и пьянчуг, собравшихся вокруг
маленького короля, и обратили весь этот сброд в бегство.
Юный монарх, чьи пятые именины справляли всего лишь
двумя днями ранее, отправился в Красный замок перекинутым
через конский круп, в кандалах и под собственный рев. Его
мать шла за лошадью пешком, сжимая руку дорнийки
Сильвенны Сэнд, а за ними волочилась длинная вереница
шлюх, гадалок, карманников, прихлебал и пьянчужек – все,
что осталось от «двора» Белокурого.
К следующей ночи дело дошло и до Пастыря. Этот
пророк, уже зная о печальной судьбе шлюх и их малолетнего
короля, стал созывать свое босоногое воинство к Драконьему
Логову – построиться и оборонять холм Рейнис «железом и
кровью». Увы, счастливая звезда Пастыря уже закатилась. На
его призывы откликнулось едва ли триста человек, да и те по
большей части разбежались, когда начался штурм. Лорд
Боррос сам повел свою конницу на холм с западной стороны,
тогда как сир Перкин и его трущобные рыцари поднялись из
Блошиного Конца по более крутому южному склону.
Прорубившись через истаявший строй защитников в руины
Драконьего Логова, воины нашли пророка среди драконьих
голов, к этому времени уже порядком подгнивших – он
 673

окружил себя кольцом факелов и по-прежнему проповедовал

о роке и разорении. Увидев лорда Борроса на боевом коне,
Пастырь простер к нему культю и проклял:
– Не окончится еще этот год, как мы свидимся в
преисподней, – провозгласил нищенствующий брат. Как и
Геймона Белокурого, его взяли живым, забили в кандалы и
отвезли в Красный замок.
Так – с грехом пополам – в Королевской Гавани
воцарился мир. От имени сына, «нашего законного короля
Эйгона, второго сего имени», королева Алисента установила в
городе комендантский час, запретив горожанам показываться
на улице после захода солнца. Городскую стражу,
восстановленную под началом сира Перкина Блохи, отправили
на улицы следить за соблюдением комендантского часа, в то
время как лорд Боррос и его штормовая армия заняла
городские стены и ворота в качестве гарнизона. Три ложных
«короля» с трех холмов томились в каменных мешках, ожидая
возвращения истинного монарха. Возможность этого
возвращения, однако, все еще зависела от выбора Веларионов
с Дрифтмарка. В стенах Красного замка вдовствующая
королева Алисента и лорд Ларис Стронг предложили
Морскому Змею свободу, полное помилование за все измены
и место в Малом совете, если только он склонит колено перед
Эйгоном II, признав его своим королем, и передаст ему мечи и
корабли Дрифтмарка. Чего от старика никак не ждали – он
оказался неуступчив.
– Колени у меня старые и так просто не сгибаются, –
объявил лорд Корлис, после чего изложил собственные
условия. Он желал помилования не только для себя самого, но
и для всех, кто воевал под знаменами королевы Рейниры, а
также потребовал, чтобы Эйгону-младшему отдали руку
принцессы Джейхейры и провозгласили обоих наследниками
короля Эйгона.
– Государство было расколото надвое, – объяснил он. –
Добром или лихом, а нужно нам его воссоединить.
674

Дочери лорда Баратеона его не интересовали, но вот леди

Бейлу Морской Змей требовал освободить немедленно.
Как пишет Манкан, королеву Алисенту такое
«нахальство» привело в ярость – особенно требование назвать
сына Рейниры Эйгона-младшего наследником ее собственного
Эйгона. Она уже потеряла в Танце драконов двоих сыновей из
троих и единственную дочь, и не могла перенести мысли о том,
чтобы кто-либо из сыновей ее соперницы остался жить. Ее
милость в сердцах напомнила лорду Корлису, что уже дважды
предлагала Рейнире мир, и оба раза ее предложения были
презрительно отвергнуты. Пришлось лорду Ларису
Косолапому умиротворять разбушевавшуюся стихию, тихо
напомнив королеве о той негласной договоренности, которой
они достигли в шатре лорда Баратеона ранее, и уговорив
согласиться на предложение Морского Змея.
На следующий день лорд Корлис Веларион, Морской
Змей, преклонил колено перед королевой Алисентой,
присевшей на нижнюю ступеньку Железного трона в качестве
заместителя воли ее сына. Тем самым Морской Змей поклялся
в верности королю от лица всего своего дома. Вдовствующая
королева перед лицом богов и людей пожаловала ему
королевское помилование, восстановила лорда Корлиса на
прежнем месте в Малом совете на должности адмирала и
мастера над кораблями. На Дрифтмарк и Драконий Камень
полетели вороны с вестями о мире... и очень вовремя:
оказалось, что молодой Алин Веларион как раз собирает
корабли для атаки на Драконий Камень, а король Эйгон II в
очередной раз вознамерился обезглавить свою двоюродную
сестру Бейлу.
На исходе 130 года от З.Э. король Эйгон II наконец
возвратился в Королевскую Гавань в сопровождении сира
Марстона Уотерса, сира Альфреда Брума, обоих Томов и леди
Бейлы Таргариен (все еще в кандалах, ибо тюремщики
опасались, что девушка бросится на короля, если ее
освободят). Они пересекли залив на потрепанном торговом
 675

когге под названием «Мышка», которым командовала

Марильда из Халла, а следом шли двенадцать веларионовских
военных галер. Если верить Грибку, этот самый когг для
королевского плавания выбрали не без умысла.
– Лорд Алин мог бы переправить короля домой на борту
«Славы лорда Эйтана», «Утреннего прилива» или даже
«Спайстаунки», но ему хотелось, чтобы все видели, как Эйгона
в город везет едва ползущая мышь, – рассказывал карлик. –
Лорд Алин был дерзкий мальчик и короля не любил.
Так что возвращение короля домой выглядело не
слишком торжественно. Его милость все еще не мог ходить, и
его пронесли в закрытых носилках через Речные ворота и
наверх по холму Эйгона – по затихшему городу, по безлюдным
улицам, мимо брошенных домов и разграбленных лавок.
Подняться по узким и крутым ступенькам на Железный трон
король тоже не мог, и поэтому восстановленный на престоле
монарх был вынужден принимать придворных и просителей в
резном деревянном кресле у подножия настоящего трона – с
подушками и одеялом, прикрывающим искалеченные,
скрюченные ноги короля.
Хотя короля Эйгона и мучили сильные боли, он не стал
удаляться в опочивальню или принимать сонное вино или
маковое молоко – вместо этого он решил без промедления
вынести приговор трем «королям-поденкам», которые
правили Королевской Гаванью во время Безумной луны.
Оруженосец первым узнал на себе королевский гнев и был
приговорен за государственную измену к смерти. Тристан,
будучи храбрым мальчишкой, сначала выказывал всяческое
неповиновение, когда его притащили к Железному трону – но
только пока не увидел сира Перкина Блоху рядом с королем.
Тогда, как пишет Грибок, у Тристана подкосились ноги, но он
и после этого не стал настаивать на своей невиновности или
молить о пощаде, но только попросил посвятить его в рыцари
перед смертью. Эту милость король Эйгон согласился оказать:
сир Марстон Уотерс посвятил мальчика (такого же бастарда,
676

как и он сам) в рыцари и нарек его сиром Тристаном

Пламенным (прозвище «Истинное Пламя», как Тристан сам
себя называл, посчитали чересчур дерзким), после чего сир
Альфред Брум отсек ему голову Черным Пламенем, мечом
Эйгона Завоевателя. Судьба Короля-из-Дырки – Геймона
Белокурого – была не столь страшна. Поскольку Геймону было
всего пять лет, его помиловали ввиду малолетства и сделали
воспитанником короны. Его мать Эсси, во время краткого
царствования сына именовавшая себя «леди Эсселин»,
призналась под пыткой, что отцом Геймона был не король, как
она ранее уверяла, а среброволосый гребец с лиснийской
торговой галеры. Эсси и дорнийская шлюха Сильвенна Сэнд
как преступники низкого рода, не заслуживающие
благородной смерти от меча, были повешены на крепостной
стене Красного замка, а вместе с ними – еще двадцать семь
придворных «короля» Геймона, неприглядное сборище воров,
пьяниц, скоморохов, нищих, шлюх и сводников.
После этого король Эйгон уделил время и Пастырю.
Когда пророка привели к Железному трону, чтобы свершить
над ним правосудие, Пастырь отказался каяться или признать
измену, но указал на короля обрубком руки и сказал его
милости: «Не окончится еще этот год, как мы свидимся в
преисподней», – точно то же он говорил при пленении
захватившему его Борросу Баратеону. За эту дерзость Эйгон
велел вырвать Пастырю язык раскаленными щипцами, после
чего приговорил пророка и его «соумышленников по измене»
к смерти через сожжение.
В последний день года двести сорок одного «босоногого
агнца» – всех самых пылких и убежденных приверженцев
Пастыря – вымазали смолой и приковали к столбам вдоль
мощеной проезжей улицы, уходящей на восток от Сапожной
площади и ведущей на холм к Драконьему Логову. Как только
прозвонили колокола городских септ, отмечая конец старого
года и приход нового, король Эйгон II в своих носилках
двинулся по улице (с тех пор известной как Путь Пастыря
 677

вместо прежнего названия «Холмовая улица»), а по бокам

ехали конные рыцари с факелами, поджигая скованных агнцев
и тем освещая дорогу королю. Так его милость поднялся на
самую вершину холма, где среди пяти драконьих голов был
прикован сам Пастырь. Эйгон, оперевшись на двух рыцарей
Королевской гвардии, поднялся с подушек, доковылял до
столба, к которому был прикован пророк, и поджег его
собственноручно.
Септон Юстас позже писал об этом времени: «Не стало
беззаконной Рейниры, как и ее драконов, и были повержены
скоморошьи короли, а все же страна не знала мира». Теперь,
когда единокровной сестры короля уже не было в живых, а ее
последний выживший ребенок оставался при дворе
пленником, король Эйгон II мог разумно предполагать, что
все, кто все еще противятся его власти, уступят и сложат
оружие... и так бы оно, наверное, и случилось, если бы его
милость прислушался к совету лорда Велариона и своим
указом объявил бы всеобщее помилование всем лордам и
рыцарям, поддержавшим партию королевы.
Король, увы, таким великодушием не отличался. Эйгон
II, наущаемый к тому своей матерью, вдовствующей
королевой Алисентой, твердо вознамерился совершить
возмездие над всеми, кто предал его и пытался свергнуть. Он
начал с Королевских земель, послав своих собственных людей
и воинов Штормовых земель из армии Борроса Баратеона
против Росби, Стокворта и Сумеречного Дола, а также
окрестных замков и селений. Хотя лорды этих земель, как
только стюарды и кастеляны сообщали им о нависшей угрозе,
спешно спускали со стен расчетверенное знамя Рейниры и
поднимали золотого дракона Эйгона, всех их арестовали и в
кандалах привезли в Королевскую Гавань – выказать
надлежащее почтение королю. Никого из арестованных не
выпускали на волю, пока он не соглашался уплатить за себя
изрядный выкуп и оставить короне пригодных для нее
заложников.
678

Эта кампания оказалась серьезной ошибкой, ибо она

только пуще прежнего настроила против короля бывших
сторонников королевы. Вскоре в Королевскую Гавань пришли
вести, что в Винтерфелле, Барроутоне и Белой Гавани во
множестве собираются воины. В Речных землях скончался
престарелый, давно прикованный к кровати лорд Гровер Талли
(по словам Грибка, когда лорд Гровер узнал, что во второй
битве за Тамблтон его дом сражался против законного
монарха, старика хватил удар), и теперь его внук Эльмо,
наконец-то ставший лордом Риверрана, не стал ждать, пока его
постигнет судьба лордов Росби, Стокворта и Дарклина, и
вновь созвал лордов Трезубца на войну. Под его знамена
встали: Бенджикот Блэквуд из Воронодрева, уже закаленный
боец в свои тринадцать лет; его юная и свирепая тетушка
Черная Али с тремя сотнями луков; леди Сабита Фрей –
хищная и беспощадная леди Переправы; лорд Хьюго Вэнс из
Приюта Странника; лорд Джорах Маллистер из Сигарда; лорд
Роланд Дарри из замка Дарри; и даже Хамфри Бракен, лорд
Каменного Оплота, чей дом доселе поддерживал сторону
короля Эйгона.
Еще грознее были вести из Долины, где леди Джейн
Аррен собрала полторы тысячи рыцарей и восемь тысяч
солдат, а также отправила послов в Браавос за кораблями,
чтобы переправить это войско морем к Королевской Гавани. У
них был и свой дракон. Леди Рейна из дома Таргариенов,
сестра-близнец отважной Бейлы, забрала с собой в Долину
драконье яйцо... и оно проклюнулось: вылупился бледно-
розовый детеныш с черными рогами и гребнем. Рейна дала
своему дракону имя Утро.
Хотя нужны были еще годы и годы, чтобы Утро выросла
и могла носить на себе всадника, зеленый совет был немало
удручен самой вестью о появлении на свет нового дракона.
Как указала королева Алисента, если у мятежников есть свой
дракон, а у сторонников законного короля нет, простой народ
может счесть, что у противной стороны больше прав на трон.
 679

– Мне нужен дракон, – сказал Эйгон II, когда ему

сообщили об этом.
Кроме детеныша, вылупившегося у леди Рейны, во всем
Вестеросе осталось всего три живых дракона. Овцекрад
пропал вместе с Крапивой, но, как полагали, они должны были
скрываться где-то на полуострове Расколотая Клешня или в
Лунных горах. Каннибал по-прежнему обретался на
восточных склонах Драконьей горы. Среброкрылая, согласно
последним вестям, покинула тамблтонское пепелище и будто
бы устроила себе логово на скалистом островке посреди Алого
озера.
Боррос Баратеон отметил, что серебристая драконица
королевы Алисанны уже один раз принимала нового
наездника.
– Почему бы ей не принять и третьего? Подчините себе
дракона – и ваш престол в безопасности.
Но Эйгон II был не в состоянии даже ходить или стоять,
не говоря уж о том, чтобы садиться верхом на дракона. Его
милости недоставало сил даже для долгого путешествия через
все государство к Алому озеру, через области, кишащие
предателями, мятежниками и недобитками.
Такое предложение, прямо сказать, никуда не годилось.
– Обойдусь без Среброкрылой, – объявил его милость. –
У меня будет новый Солнечный Огонь, еще прекраснее и
яростней, чем прежний.
Вороны полетели на Драконий Камень: там в
подземельях и погребах под стражей хранились яйца
таргариеновских драконов; иные из них были настолько стары,
что обратились в камень. Тамошний мейстер отобрал семь
наиболее многообещающих яиц – в честь Семерых богов – и
отправил в Королевскую Гавань. Король Эйгон держал их в
собственных покоях, но ни из одного так и не вылупился
дракон. Грибок рассказывает, будто бы его милость целые
сутки просидел на «большом пурпурном с золотом яйце»,
680

надеясь высидеть, «но ровно с таким же успехом, как если бы

это был пурпурный с золотом кусок дерьма».
Великий мейстер Орвиль, покинувший темницу и вновь
облеченный приличествующей его должности цепью, во всех
подробностях рассказывает нам о том, что происходило в
восстановленном зеленом совете в это смутное время, когда
даже сам Красный замок был погружен в страхи и подозрения.
Хотя сейчас единство было нужно, как никогда, лордов,
собравшихся вокруг короля Эйгона II, разделяли глубокие
разногласия, и они никак не могли найти общего языка в том,
что делать с надвигающейся бурей. Морской Змей
высказывался в пользу примирения, прощения и помилования.
Боррос Баратеон отвергал такие предложения как
проявление слабости и заявлял перед королем и советом, что
разобьет предателей на поле брани. Чего ему для этого не
хватало, так это людей, посему нужно было отправить в Утес
Кастерли и Старомест приказ немедленно собрать новые
войска.
Сир Тиланд Ланнистер, слепой мастер над монетой,
предлагал отправиться морем в Лис или Тирош и привлечь на
свою сторону один или более из тамошних наемных отрядов.
Эйгон II не испытывал недостатка в звонкой монете, ибо сир
Тиланд разместил три четверти королевского золота в
безопасности – в Утесе Кастерли, Староместе и Железном
банке Браавоса, прежде чем королева Рейнира захватила и
столицу, и государственную казну.
Лорд Веларион почитал такие старания тщетными.
– Времени у нас нет. Нынешние властители Староместа
и Утеса Кастерли – дети. От них мы помощи не дождемся.
Лучшие вольные отряды сейчас связаны договорами с Лисом,
Миром или Тирошем. Даже если сиру Тиланду и удастся
перекупить наемников, он не сможет доставить их к нам в
должное время. Мои собственные корабли не подпустят
Арренов к нашему порогу, но кто остановит северян и лордов
Трезубца? Они уже выступили в поход. Пора начинать
 681

переговоры. Его милости следует простить им все измены и

преступления, провозгласить сына Рейниры Эйгона своим
наследником и без промедления женить его на принцессе
Джейхейре. Другого пути нет.
Совет, однако, остался глух к этим доводам старика.
Королева Алисента ранее дала неохотное согласие на брак ее
внучки с сыном Рейниры, но это было сделано без согласия
короля. У Эйгона II были другие замыслы. Сам он желал без
промедления жениться на Кассандре Баратеон, ибо «она
подарит мне крепких сыновей, достойных Железного трона».
Король не собирался отдавать свою дочь принцу Эйгону – в
таком браке также могли бы появиться сыновья, которые стали
бы баламутить строгий порядок наследования.
– Пусть наденет черное и проведет остаток дней на
Стене, – повелел его милость, – или же откажется от мужского
естества и служит мне евнухом. Выбор за ним самим, но детей
у него быть не должно. Род моей сестры должен быть прерван.
Сир Тиланд Ланнистер считал такое решение даже
чересчур великодушным и настаивал на том, чтобы казнить
принца Эйгона-младшего без всякого промедления.
– Пока этот мальчик жив, он остается для нас угрозой, –
говорил Ланнистер. – Снимите голову ему с плеч – и у
предателей не останется ни королевы, ни короля, ни принца.
Чем скорее он умрет, тем скорее закончится этот мятеж.
Как его речи, так и речи короля ужаснули лорда
Велариона. Престарелый Морской Змей, «метая громы и
молнии», назвал короля и его совет «глупцами, лжецами и
клятвопреступниками» и в гневе покинул покои совета.
Боррос Баратеон предложил принести королю голову
Велариона, и Эйгон II чуть было не дал на это согласия, но
вмешался лорд Ларис Стронг: он напомнил присутствующим,
что юный Алин Веларион, наследник Морского Змея,
находится на Дрифтмарке, вне их досягаемости.
682

– Убьем старого змея – потеряем и молодого, – сказал

Косолапый, – а вместе с ним и все эти прекрасные быстрые
корабли.
Вместо этого он предложил без промедления помириться
с лордом Корлисом, чтобы удержать дом Веларионов на их
стороне.
– Согласимся на помолвку, как он предлагает, – убеждал
он короля. – Помолвка – это еще не брак. Назовите Эйгона-
младшего своим наследником. Принц – это еще не король.
Взгляните на историю прошедших веков – сколько
наследников так и не дожили до права воссесть на трон?
Сначала разберемся с Дрифтмарком, устраним всех врагов,
дождемся наивыгоднейшего для вас положения дел. Этот день
еще не пришел. Пока что следует повременить, а до той поры
разговаривать с Веларионом полюбезнее.
Так, во всяком случае, его слова запомнил Орвиль, а
передал нам Манкан. Ни септон Юстас, ни Грибок на этот
совет допущены не были. Впрочем, Грибок все равно об этом
рассказывает: «Был ли на свете хоть один человек хитроумнее
Косолапого? О, из этого лорда вышел бы чудесный шут. Слова
текли из его уст, словно мед из пчелиных сот, и не было на
свете яда слаще».
Загадка, которую представлял из себя Ларис Стронг,
Косолапый, мучила историков на протяжении последующих
поколений, и нам в этом трактате не суждено ее раскрыть.
Кому он был по-настоящему верен? Что он замышлял? Он
проскользил через весь Танец Драконов, то на одной стороне,
то на другой, то исчезал, то появлялся снова, но каждый раз
сохранял голову на плечах. Что из сказанного им было хитрой
уловкой, а что искренним убеждением? Просто ли он
подставлял паруса всякому попутному ветру или заранее знал,
куда плыть, еще только отчалив? Задавать такие вопросы
можно сколько угодно – отвечать на них некому. Последний
из Стронгов унес свои тайны в могилу.
 683

Рисунок 65. Лорд Ларис Стронг, прозванный Косолапым, самая загадочная

особа времен Танца Драконов.
Все, что мы знаем – что он был лукав и себе на уме, но
умел быть приятным и внушать доверие, когда это было
надобно. Вот и теперь ему удалось склонить на свою сторону
и короля, и совет. Когда королева Алисента выразила
сомнения, удастся ли им вновь привлечь к себе лорда Корлиса
после всего, что было сказано в тот день, лорд Стронг отвечал:
– Это предоставьте мне, ваша милость. Ко мне, осмелюсь
сказать, его светлость прислушается.
Так и случилось. Вот только никто из них не знал о том,
что Косолапый после совета направился прямиком к
Морскому Змею и уведомил старика, что король намеревается
пока что удовлетворять его просьбы, а потом, когда война
закончится – убить. А когда старый лорд Веларион выхватил
меч и ринулся вон – вершить кровавое возмездие – лорд Ларис
утихомирил его улыбками и ласковыми словами.
684

– Есть способ и получше, – сказал он и посоветовал

повременить. И так он плел свою паутину предательства и
лжи, настраивая всех друг против друга.
Эйгон II, казалось, и не видел, какие заговоры и
контрзаговоры растут вокруг него, и какие враги надвигаются
на него со всех сторон. Король был отнюдь не в добром
здравии. Ожоги, которые Эйгон получил еще у Грачиного
Приюта, покрывали у него почти половину тела. Грибок также
упоминает, что из-за этих ожогов король также страдал и от
полового бессилия. Ходить он тоже не мог. Из-за прыжка со
спины Солнечного Огня на Драконьем Камне правая нога у
него была сломана в двух местах, а кость левой раздробилась.
Согласно записям мейстера Орвиля, правая нога короля
срасталась хорошо, чего нельзя было сказать о левой.
Мускулы на этой конечности исчахли, колено не сгибалось,
нога усыхала, словно тощий и кривой прутик, так что Орвиль
даже полагал, что для его милости было бы лучше вовсе ее
отрезать. Однако король и слышать об этом не желал. Вместо
этого он передвигался исключительно в носилках. Только в
самом конце он набрался достаточно сил, чтобы хромать с
костылем, волоча за собой бесполезную конечность.
В последние полгода жизни Эйгона мучили постоянные
боли, и он, как казалось, получал удовольствие только от
мыслей о предстоящем браке. Даже выходки шутов не
заставляли короля рассмеяться – рассказывает Грибок,
первейший из этих шутов... впрочем, «его милость иногда
улыбался моим остротам и держал меня рядом с собой, чтобы
развеивать тоску и также помогать ему одеваться». Хотя
король из-за своих ожогов уже и не был способен к сношениям
с женщинами, по словам карлика, плотские потребности у
короля еще оставались, и он нередко наблюдал из-за занавеси,
как кто-либо из его фаворитов овладевает служанкой или
фрейлиной. Чаще всего этим по велению короля занимался
Том Путаный Язык; иногда это непочтенное занятие выпадало
кому-либо из домашних рыцарей, а трижды – и самому
 685

Грибку, против его воли. После таких представлений, как

сообщает шут, король ударялся от стыда в слезы и звал септона
Юстаса, чтобы получить прощение грехов. (Сам Юстас,
впрочем, ничего подобного о последних днях короля не
сообщает).
В это самое время король Эйгон II также приказал
восстановить и перестроить Драконье Логово, заказал две
колоссальные статуи его братьев Эймонда и Дейрона (он велел
сделать их больше Браавосского Титана и покрыть сусальным
золотом), а также устроил публичное сожжение всех указов и
постановлений, которые успели выпустить «короли-поденки»
Тристан Истинное Пламя и Геймон Белокурый.
Тем временем его враги придвигались все ближе. Криган
Старк, лорд Винтерфелла, пересек Перешеек с огромным
воинством (септон Юстас писал о «двадцати тысячах воющих
дикарей в лохматых шкурах», хотя Манкан в своем
«Доподлинном изложении» уменьшает это число лишь до
восьми тысяч), и в то же время Дева Долины отправила через
Чаячий город собственную армию: десять тысяч человек под
началом лорда Леовина Корбрея и его брата сира Корвина,
носившего знаменитый валирийский клинок Покинутую.
Но самую непосредственную угрозу представляли люди
с Трезубца. Когда Эльмо Талли созвал свои знамена, в
Риверране собралось без малого шесть тысяч воинов. Увы, сам
лорд Эльмо скончался в походе, выпив дурной воды – он
пробыл лордом Риверрана всего лишь сорок девять дней. Но
титул перешел к его старшему сыну, сиру Кермиту Талли,
юноше упрямому и бесшабашному, желающему показать себя
на поле брани. Это войско, двигающееся по Королевскому
тракту, находилось в шести днях пути от Королевской Гавани,
когда лорд Боррос Баратеон со своей штормовой армией
выступил навстречу врагу. Его войско также усилили
ополчения лордов Стокворта, Росби, Хейфорда и Сумеречного
Дола, а в дополнение к ним две тысячи мужчин и подростков
686

из трущоб Блошиного Конца, наскоро вооруженных копьями

и железными шлемами.
Армии столкнулись друг с другом в двух днях пути от
города, в месте, где Королевский тракт проходит между лесом
и невысоким холмом. После нескольких дней проливных
дождей трава отсырела, земля размокла и превратилась в грязь.
Лорд Боррос был уверен в победе, ибо разведчики доложили
ему, что речное войско ведут дети и женщины. Уже близились
сумерки, когда лорд Боррос заметил врага – и все же он
немедленно велел атаковать, хотя на тракте перед ним
выстроилась плотная стена щитов, а на холме засели лучники.
Лорд Боррос сам возглавил атаку – построил своих рыцарей
клином, и они понеслись по тракту в самое сердце вражеского
строя, где рядом реяли красно-синие стяги с серебряной
форелью Риверрана и расчетверенные знамена покойной
королевы. Позади штормовых рыцарей шла пехота – под
собственными знаменами с золотым драконом короля Эйгона.
Цитадель называет воспоследовавшее побоище битвой
на Королевском тракте. Сами участники сражения потом
называли его попросту Мутным Месивом. Как ее ни называй,
последняя битва Танца драконов оказалась неравной. Длинные
луки стрелков на холме выкашивали коней под рыцарями
лорда Борроса на скаку, так что до стены щитов доехала едва
ли половина. Их боевой порядок был нарушен, клин распался,
кони поскальзывались и спотыкались в грязи. Хотя воины
Штормовых земель посекли немало противников копьями,
мечами и боевыми топорами, речные лорды держались крепко,
и на место павших бойцов из задних рядов заступали новые.
Когда в бой ворвалась баратеоновская пехота, стена щитов
колыхнулась и подалась назад, и казалась, что она вот-вот
развалится… но лес по левую руку от дороги взорвался
криками и кличами, и еще сотни речников ринулись на дорогу
из-за деревьев. Их вел юный безумец Бенджикот Блэквуд,
после этой битвы и до конца своих дней известный под
прозвищем Кровавый Бен.
 687

Лорд Боррос все еще оставался в седле, хотя и попал в

самое пекло боя. Увидев, что перевес в битве склоняется на
сторону врага, его светлость велел оруженосцу протрубить в
боевой рог, чтобы скомандовать наступление резерву. Но,
услышав звук рога, люди Росби, Стокворта и Хейфорда
опустили золотых драконов короля и не тронулись с места,
сброд из Королевской Гавани разбежался кто куда, точно
тараканы, а рыцари Сумеречного Дола и вовсе переметнулись
на сторону врага и атаковали штормовую армию с тыла. За
какое-то мгновение битва обернулась разгромом, и последняя
армия короля Эйгона была разбита наголову.
Боррос Баратеон пал в битве. Когда стрелы Черной Али
и ее лучников убили под ним коня, он продолжал биться
пешим, убив бесчисленное множество простых латников, с
дюжину рыцарей и двух лордов, Маллистера и Дарри. К тому
времени, когда до него добрался Кермит Талли, лорд Боррос
едва стоял на ногах, с непокрытой головой (ибо он сорвал с
себя погнутый шлем), истекая кровью из дюжины ран.
– Сдавайтесь, сир, – обратился лорд Риверрана к лорду
Штормового Предела, – победа за нами.
Лорд Баратеон ответил ему бранью:
– Да я скорее буду плясать в аду, чем надену твои
кандалы.
И он бросился вперед… прямо на шипастую булаву
лорда Кермита, которая угодила ему прямо в лицо, разбрызгав
кровь, кость и мозг во все стороны. Лорд Штормового Предела
пал в грязь Королевского тракта с мечом в руках 10.
Вороны принесли весть о битве в Красный замок, и
зеленый совет немедленно собрался на заседание. Все, о чем
10
Волею богов спустя семь дней в Штормовом Пределе его супруга
разрешилась бременем, произведя на свет столь желанного сына и
наследника лорда Борроса. Его светлость перед походом оставил жене
наставление назвать дитя, если оно окажется мужского пола, Эйгоном в
честь короля. Но, узнав о гибели мужа в битве, леди Баратеон назвала сына
Оливером в честь собственного отца.
688

ранее предостерегал Морской Змей, обернулось

действительностью. Утес Кастерли, Хайгарден и Старомест не
торопились прислать затребованные королем подкрепления.
Ланнистеры увязли в своей собственной войне с Красным
Кракеном, Хайтауэры потеряли слишком много воинов и не
имели больше умелых полководцев, мать малолетнего лорда
Тирелла сообщала письмом, что имеет основания сомневаться
в верности знаменосцев ее сына и «будучи женщиной, не
считает себя пригодной командовать войском в походе». Сиры
Тиланд Ланнистер, Марстон Уотерс и Джулиан Вормвуд
отправились за Узкое море набирать наемников в Пентосе,
Тироше и Мире, но покамест ни один из них не возвратился.
Защищать Эйгона II от врагов было некому – это было
ясно всем при дворе короля. Кровавый Бен Блэквуд, Кермит
Талли, Сабита Фрей и их боевые товарищи готовились
возобновить поход на столицу, а за ними, всего в нескольких
днях пути позади, шел лорд Криган Старк со своими
северянами. Браавосский флот с войском Арренов отчалил из
Чаячьего города и шел в сторону Глотки, где путь ему мог
преградить один только юный Алин Веларион… а на верность
Дрифтмарка полагаться было нельзя.
– Ваша милость, – заявил Морской Змей, когда
поумеривший былую гордость зеленый совет собрался за
одним столом, – вам придется сдаться. Город не выдержит еще
одного разграбления. Спасите ваших подданных и вас самих.
Если вы отречетесь в пользу принца Эйгона, он позволит вам
надеть черное и с честью провести жизнь на Стене.
– Неужто? – сказал король Эйгон. Манкан сообщает, что
в голосе короля прозвучала надежда.
Его мать этих чаяний не разделяла.
– Ты скормил его мамашу своему дракону, – напомнила
она своему сыну. – Мальчик видел все.
Король в отчаянии обратился к ней.
– Что мне делать?
 689

– У тебя есть заложники, – отвечала вдовствующая

королева. – Отрежь мальчику одно ухо и отправь лорду Талли.
Если мятежники и дальше будут наступать, за каждую милю
пути будешь резать еще что-нибудь – так и скажи.
– Да, – сказал Эйгон II. – Верно. Так и сделаем, – он
подозвал к себе сира Альфреда Брума, который так хорошо
послужил ему на Драконьем Камне, – займитесь этим, сир.
Когда рыцарь ушел, король обратился к Корлису
Велариону.
– А вы, милорд, скажите своему бастарду, чтобы бился
достойно. Если он меня подведет, если хоть один браавосец
пройдет через Глотку, мы и вашей бесценной леди Бейле что-
нибудь отрежем.
Морской Змей не стал обращать к королю мольбы,
проклятия или угрозы – он сухо кивнул, встал и вышел. Грибок
утверждает, что старый лорд, уходя, обменялся взглядами с
Косолапым, но Грибок тому свидетелем не был, и
маловероятно, чтобы столь опытный царедворец, как Корлис
Веларион, мог допустить такую промашку в столь важное
время.
Приговор Эйгону уже был подписан, хотя он этого еще и
не знал. Предатели за его спиной начали действовать сразу же,
как только узнали о поражении лорда Баратеона на
Королевском тракте.
Сир Альфред Брум направился через опускной мост в
Твердыню Мейгора, где держали принца Эйгона, и обнаружил,
что путь ему преграждают сир Перкин Блоха и еще шестеро
его трущобных рыцарей.
– Дорогу мне, именем короля, – потребовал Брум.
– У нас теперь новый король, – отвечал сир Перкин.
Он положил руку сиру Альфреду на плечо… а затем
толкнул что было силы так, что рыцарь потерял равновесие и
упал с моста на железные пики внизу, где еще два дня дергался
и корчился, пока не умер. В тот же час леди Бейлу Таргариен
увезли в безопасное место люди лорда Лариса Косолапого.
690

Тома Путаного Языка подстерегли во дворе замка, на выходе

из конюшни, и тут же на месте обезглавили. «Он умер, как и
жил – заикаясь», сообщает Грибок. Его отец Том Путаная
Борода в это время не был в замке – его нашли в таверне в
Угревом переулке. Когда старый Том вздумал протестовать,
заявив, что он «простой рыбак, пришел выпить эля», его
схватили и утопили в бочонке с элем.
Все это было сделано так ловко, быстро и тихо, что
жители Королевской Гавани не имели ни малейшего
представления о том, что происходит в стенах Красного замка.
Даже и в самом замке никто не поднял тревоги. Те, кого
заговорщики обрекли на смерть, были убиты, а в то же время
прочие придворные беспрепятственно занимались своими
делами, ни о чем не подозревая. Септон Юстас утверждает, что
тогда были убиты двадцать четыре человека; «Доподлинное
изложение» Манкана – что только двадцать один. Грибок
рассказывает, будто бы на его глазах убили королевского
отведывателя кушаний, необъятного толстяка по имени
Уммет. Шут уверяет также, что сам он, чтобы избежать такой
же судьбы, спрятался в бочку с мукой и вылез только на
следующую ночь «в муке с головы до пят, так что первая
служанка, которая меня увидела, решила, что перед ней
привидение Грибка». (Это, похоже, пустые россказни: чего
ради заговорщикам убивать шута?)
Королеву Алисенту схватили на винтовой лестнице,
когда она шла в свои покои. Ее пленители, носившие на
дублетах морского коня дома Веларионов, зарубили двух
охранников вдовствующей королевы, но не тронули ни ее
саму, ни ее фрейлин. На Скованную Королеву вновь надели
кандалы и отправили в темницу – ожидать соизволения нового
монарха. К этому времени последний ее сын был уже мертв.
После заседания совета два крепких оруженосца отнесли
короля во двор. Здесь его уже, как заведено, ожидали носилки;
из-за сухой ноги король не мог ходить по лестницам даже с
костылем. Сир Джайлс Белгрейв, рыцарь Королевской
 691

гвардии, приставленный охранять короля, позже

свидетельствовал, что его милость, садясь в носилки, выглядел
необычайно усталым, «отяжелел и посерел лицом, ровно
пепел». Вместо того, чтобы отправляться в королевские покои,
Эйгон велел сиру Джайлсу отнести его в замковую септу.
«Возможно, он чувствовал, что конец близок, – пишет септон
Юстас, – и желал помолиться о прощении грехов». Задувал
холодный ветер. Когда носилки тронулись с места, король
задернул занавесь, оберегаясь от холода. В носилках, как
всегда, был кувшин со сладким арборским красным, любимым
вином Эйгона. Король выпил чашу, когда носилки пересекали
двор.
Сир Джайлс и носильщики даже не подозревали, что что-
то не так, пока они не добрались до септы, а занавесь не
отдернулась.

Рисунок 66. Король Эйгон II Таргариен в последний час своей жизни отдает
указания сиру Джайлсу Белгрейву, королевскому гвардейцу.
692

– Мы на месте, ваша милость, – сказал рыцарь, но

ответом ему была тишина. Поскольку и второй, и третий
вопрос остались без ответа, сир Джайлс Белгрейв сам отдернул
занавесь и обнаружил, что король лежит на подушках
мертвым. «На губах у него была кровь, – говорил потом
рыцарь, – во всем остальном он казался спящим».
Мейстеры и простой люд по сей день спорят, что за яд
это был, и кто подлил его в вино королю. Некоторые считают,
что это мог сделать только сам сир Джайлс, но для рыцаря
Королевской гвардии было бы совершенно невообразимо
покушаться на жизнь короля, которую он поклялся защищать.
Уммет, королевский отведыватель кушаний, чье убийство
якобы видел Грибок, больше подходит на эту роль. Хотя вряд
ли когда-нибудь будет открыто, чьей именно рукой было
отравлено арборское красное, нет никаких сомнений, что
направлял эту руку Ларис Стронг.
Так умер Эйгон из дома Таргариенов, второй этого
имени, первородный сын короля Визериса I Таргариена и
королевы Алисенты из дома Хайтауэров, чье пребывание на
троне оказалось столь же коротким, сколь и безрадостным. Он
прожил на свете двадцать четыре года, а царствовал два.
Когда двумя днями позже передовые части армии лорда
Талли появился у стен Королевской Гавани, навстречу им
выехал Корлис Веларион вместе с сумрачным принцем
Эйгоном.
– Король умер, – степенно объявил Морской Змей, – да
здравствует король.
И по ту сторону Черноводного залива, в проливе Глотка,
лорд Леовин Корбрей на носу браавосского когга наблюдал,
как строй веларионовских кораблей меняет флаги: спускает
золотых драконов Эйгона II и поднимает красного дракона
Эйгона I – то самое знамя, под которым выступали все короли-
Таргариены до той поры, когда начался Танец.
Война была окончена, хотя последовавшее после нее
мирное время, как оказалось, было не слишком-то мирным.
 693

На седьмой день седьмой луны 131 года от Завоевания

Эйгона, священный для Семерых, верховный септон
Староместа провозгласил брачные обеты, обвенчав принца
Эйгона-младшего, старшего сына королевы Рейниры от ее
дяди принца Деймона, с принцессой Джейхейрой, дочерью
королевы Хелейны от ее брата короля Эйгона II, тем самым
объединив две соперничающие ветви дома Таргариенов после
двух лет предательства и смертоубийства.
Танец Драконов был окончен, и началось печальное
царствование короля Эйгона III Таргариена.

Час Волка
В народе Семи Королевств говорят об Эйгоне III не иначе
как Эйгон Неудачник, Эйгон Несчастливый и (чаще всего)
Эйгон Драконья Погибель, если вообще вспоминают о нем.
Все эти прозвища были уместны. Великий мейстер Манкан,
который служил ему большую часть его правления, сам
называет его Сломленным Королем, что подходило ему еще
лучше. Из всех людей, когда-либо сидевших на Железном
троне, он остается, пожалуй, наиболее загадочным: мрачный
монарх, который мало говорил и делал еще меньше, прожив
всю жизнь погруженным в горе и меланхолию.
Четвертый сын Рейниры Таргариен и старший ее дяди и
второго мужа, принца Деймона Таргариена, Эйгон взошел на
Железный трон в 131 году от З.Э. и правил в течение двадцати
шести лет до своей смерти от чахотки в 157 году. Он дважды
был женат и имел пятерых детей (двух сыновей и трех
дочерей), но, казалось, не нашел радости ни в браке, ни в
отцовстве. По правде говоря, он был на редкость
безрадостным человеком. Он не охотился ни с собаками, ни с
соколами, ездил верхом только для путешествий, не пил вино
и был настолько безразличен к трапезам, что ему часто
приходилось напоминать о них. Хотя он не возражал против
694

турниров, он не принимал в них участия ни как участник, ни

как зритель. Когда он вырос, то одевался просто, чаще всего в
черное, и, как известно, носил власяницу под бархатом и
атласом, которые пристало носить королю.
Это, однако, было много лет спустя, после того как Эйгон
III достиг совершеннолетия и взял власть Семи Королевств в
свои руки. В 131 г. от З.Э., когда началось его царствование,
он был десятилетним мальчиком; высокий для своего возраста,
как говорили, с «серебряными волосами, настолько бледными,
что они были почти белыми, и фиолетовыми глазами,
настолько темными, что они были почти черными». Даже
будучи мальчиком, Эйгон редко улыбался и еще меньше
смеялся, утверждал Грибок, и хотя он мог быть грациозным и
обходительным, когда нужно, тень, что сопутствовала ему,
никогда не уходила.
Обстоятельства, при которых мальчик-король начал свое
правление, были далеко не благоприятными. Речные лорды,
что сломили последнюю армию Эйгона II в битве при
Королевском тракте, двигались в сторону Королевской
Гавани, чтобы дать бой. Чтобы избежать его, лорд Корлис
Веларион и принц Эйгон поехали навстречу им под мирным
знаменем.
– Король умер, да здравствует король, – сказал лорд
Корлис, сдавая город на их милость.
Тогда, как и сейчас, речные лорды погрязли в своих
капризах и склоках. Кермит Талли, лорд Риверрана, был их
сеньором и номинально командовал их войском… но следует
помнить, что милорду было всего девятнадцать лет, и он был
«зелен, как летняя трава», как могли бы сказать северяне. Его
брат Оскар, убивший трех человек во время Мутного Месива
и впоследствии посвященный в рыцари на поле боя, был еще
зеленее и обладал в полной мере обидчивостью и гордыней,
столь распространенными у вторых сыновей.
Дом Талли имел особое положение среди великих домов
Вестероса. Эйгон Завоеватель сделал их великими лордами
 695

Рисунок 67. Король Эйгон III Таргариен в годы своего расцвета.

696

Трезубца, но во многом они продолжали оставаться в тени

многих из своих знаменосцев. У Бракенов, Блэквудов и Вэнсов
владения были намного шире, а армии многочисленнее, как и
у выскочек Фреев из Близнецов. Дом Маллистеров из Сигарда
был намного древнее, Мутоны из Девичьего Пруда – намного
богаче, и Харренхолл, будучи проклятым и лежащим в руинах,
оставался более грозным замком, чем Риверран, и к тому же
был в десять раз больше. Непримечательная история дома
Талли только усугублялась характером его последних двух
лордов... но теперь боги представили всем юное поколение
Талли в виде пары гордых молодых людей, решивших
проявить себя: лорд Кермита как правитель, сир Оскар как
воин.
В походе от берегов Трезубца до ворот самой
Королевской Гавани их сопровождал юноша еще младше
годами – Бенджикот Блэквуд, лорд Воронодрева. Кровавый
Бен, как его прозвали люди, был всего тринадцати лет от роду,
в возрасте, когда большинство благородных мальчиков
прислуживают оруженосцами, холят лошадей своего
господина и счищают ржавчину с его кольчуги. Лордство
досталось ему рано, когда его лорд-отец Сэмвелл Блэквуд был
убит сиром Амосом Бракеном в Битве у Горящей Мельницы.
Несмотря на свою молодость, юный лорд отказался передавать
власть взрослым мужчинам. На Рыбьей Кормежке он
расплакался при виде количества мертвецов, но все же не
отступил от битвы, а скорее начал ее искать. Его люди смогли
заставить Кристона Коля покинуть Харренхолл, истребляя его
фуражиров, он командовал центром во Второй битве при
Тамблтоне, а в Мутном Месиве атаковал с фланга из леса, не
дав штормовой армии лорда Баратеона добиться в тот день
победы. Говорили, что в придворных одеждах лорд Бенджикот
выглядел сущим мальчишкой – высоким для своих лет, но
худощавым, с нежным лицом и застенчивым и
непритязательным видом; одетый же в кольчугу и броню,
Кровавый Бен становился совсем иным человеком – тем, кто в
 697

тринадцать лет видел битв больше, чем многие люди за всю

свою жизнь.
В войске, которое Корлис Веларион встретил за Божьими
воротами в тот день в 131 году от З.Э., были, конечно, и другие
лорды и знаменитые рыцари, и все они были старше и мудрее,
чем Кровавый Бен Блэквуд и братья Талли. Тем не менее,
после Мутного Месива именно эти троих юнцов считали
безусловными вождями. Их дружба была закалена битвой, и
эти трое стали настолько неразлучны, что их люди начали
называть их «Парнями».
Среди их сторонников были две необыкновенные
женщины: Алисанна Блэквуд, что прозвали Черной Али,
сестра покойного лорда Сэмвела Блэквуда и, соответственно,
тетя Кровавого Бена, и Сабита Фрей, леди Близнецов, вдова
лорда Форреста Фрея и мать его наследника. Со слов Грибка,
леди Сабита была «ведьмой из дома Випренов с острым лицом
и острым языком, для которой скачка была слаще танцев, а
кольчуга предпочтительнее шелков. Ведьмой, обожавшей
убивать мужчин и целовать женщин».
Парни знали о лорде Корлисе Веларионе только по его
репутации, весьма грозной. Прибыв в Королевскую Гавань с
расчетом на то, что им потребуется осадить город и взять его
приступом, они пришли в восторг (если и удивившись), узнав,
что этот самый Корлис преподносит им победу на золоченом
блюде… равно как и что Эйгон II уже мертв (хотя Бенджикот
Блэквуд вместе с тетей выразили неудовольствие
обстоятельствами его смерти, ибо яд – оружие трусов, а не
людей чести). Радостные крики разнеслись по полю, когда
распространилось слово о смерти короля, и один за другим
лорды Трезубца и их союзники вышли вперед, чтобы
преклонить колени перед принцем Эйгоном и чествовать его
как своего короля.
Когда речные лорды проезжали по улицам города, люди
приветствовали их с крыш и балконов, и красивые девушки
выбегали вперед, чтобы осыпать своих спасителей поцелуями
698

(как в балагане, рассказывал Грибок, предполагая, что все это

было придумано Ларисом Стронгом). Золотые плащи
выстроились вдоль улиц, опуская копья, когда Парни
проезжали мимо. В Красном замке Парни нашли тело мертвого
короля на носилках под Железным троном, рядом с которым
рыдала его мать, королева Алисента. Все, кто остался от свиты
Эйгона, собрались в зале; среди них был лорд Ларис Стронг
Косолапый, великий мейстер Орвиль, сир Перкин Блоха,
Грибок, септон Юстас, сир Джайлс Белгрейв и еще четыре
королевских гвардейца, а также прочие мелкие лорды и
рыцари. За всех говорил Орвиль, приветствуя речных лордов
как избавителей.
В других уголках Королевских земель и вдоль Узкого
моря оставшиеся верноподданные мертвого короля также
отступали. Браавоссийцы доставили лорда Леовина Корбрея в
Сумеречный Дол с половиной армии, что леди Аррен
отправила из Долины; другая половина сошла на берег у
Девичьего Пруда под командованием его брата, сира Корвина
Корбрея. Оба города приветствовали посланников Арренов
праздниками и цветами. Стокворт и Росби сдались бескровно,
спустив знамя золотого дракона Эйгона II, чтобы вместо него
поднять красного дракона Эйгона III. Гарнизон Драконьего
Камня оказался более упрямым, заперев ворота и поклявшись
не отступать. Так они продержались три дня и две ночи. На
третью ночь конюхи, повара и другие слуги замка взялись за
оружие и восстали против людей бывшего короля, убив
многих, пока те спали, а остальных в цепях доставили юному
Алину Велариону.
Септон Юстас говорит нам, что «странная эйфория»
охватила Королевскую Гавань; Грибок выразился просто, что
«половина города была пьяна». Труп короля Эйгона II был
предан огню в надежде, что все беды и ненависть его
правления сгорят вместе с его останками. Тысячи людей
поднялись на Высокий холм Эйгона, чтобы услышать, как
принц Эйгон провозглашает возвращение мира. Для мальчика
 699

была запланирована пышная коронация, а затем его свадьба с

принцессой Джейхейрой. Туча воронов поднялась из Красного
замка, призывая оставшихся сторонников отравленного
короля из Староместа, Простора, Утеса Кастерли и
Штормового Предела явиться в Королевскую Гавань, чтобы
преклонить колено пред новым монархом. Давались гарантии
безопасности и обещалось полное помилование. Новые
правители не сходились во мнении, что делать с
вдовствующей королевой Алисентой, однако во всем ином,
казалось, царили согласие и единодушие… и так
продолжалось две недели.
«Ложный Рассвет», как его назвал великий мейстер
Манкан в своем «Доподлинном изложении». Славные
времена, несомненно, но недолгие… ибо когда лорд Криган
Старк подошел к Королевской Гавани со своими северянами,
все веселье закончилось, и счастливые планы рухнули. Лорд
Винтерфелла, двадцати трех лет от роду, был немногим старше
лордов Воронодрева и Риверрана… однако Старк был
мужчиной, а они мальчиками, как замечали все, кто видел их
вместе. Грибок говорит, что Парни съеживались в его
присутствии. «Всякий раз, когда Волк Севера заходил в
комнату, Кровавый Бен вспоминал, что ему было всего
тринадцать, в то время как лорд Талли и его брат
хорохорились, запинались и краснели, как их волосы».
Королевская Гавань встретила речных лордов и их людей
с праздниками, цветами и почестями. С северянами было
иначе. Их, для начала, было больше: северная рать была вдвое
многочисленнее, чем та, что привели Парни, и с более
устрашающей репутацией. В своих кольчужных рубахах и
лохматых меховых плащах, с лицами, скрытыми под густой
нечесаной бородой, они шли по городу, словно медведи в
броне, говорит Грибок. Большая часть того, что жители
Королевской Гавани знали о северянах, было почерпнуто у
сира Медрика Мандерли и его брата сира Торрхена; их знали,
как благочестивых людей с куртуазными манерами, которые
700

хорошо говорят и красиво одеваются. Люди Винтерфелла даже

не почитали истинных богов, с ужасом отмечает септон
Юстас. Они презирали Семерых, игнорировали праздники,
насмехались над священными книгами, не оказывали почтения
септам и септонам, предпочитая поклоняться деревьям.
Два года назад Криган Старк дал обещание принцу
Джекейрису. Теперь он пришел его исполнить, несмотря на то,
что Джейс и его королева-мать были мертвы.
– Север помнит, – заявил лорд Старк, когда принц Эйгон,
лорд Корлис и Парни приветствовали его.
– Вы опоздали, милорд, – сказал ему Морской Змей, –
потому что война окончена, и король мертв.
Септон Юстас, который был свидетелем собрания,
говорит нам, что «лорд Винтерфелла взглянул на старого
лорда Приливов своими серыми и холодными, как зимняя
буря, глазами и ответил:
– От чьей руки и по чьему приказу, интересно?»
Ибо дикари пришли за кровью и битвами, как мы все
вскоре узнали, к нашему горю.
Добрый септон не ошибся. Другие начали эту войну,
говорил лорд Криган, но он намерен закончить ее, пройдя
дальше на юг и уничтожив все, что осталось от зеленых,
которые посадили Эйгона II на Железный трон и боролись за
него. Он низвергнет Штормовой Предел, а потом пройдет
сквозь Простор до Староместа. Как только Хайтауэры падут,
он поведет своих волков на север вдоль берегов Закатного
моря, чтобы посетить Утес Кастерли.
– Смелый план, – осторожно сказал великий мейстер
Орвиль, когда услышал его. Грибок предпочитает слово
«безумный», но добавляет: «Эйгона-Дракона тоже называли
безумным, когда он говорил о завоевании всего Вестероса».
Кермит Талли отметил, что Штормовой Предел, Старомест и
Утес Кастерли были так же сильны, как и Винтерфелл Старка
(если не сильнее), и не проиграют легко (если вообще
проиграют), молодой Бен Блэквуд согласился и сказал:
 701

– Половина ваших людей умрет, лорд Старк.

Сероглазый Волк из Винтерфелла ответил:
– Они умерли в тот день, когда мы выступили в поход,
мальчик.
Как и Зимние Волки до них, большинство людей,
которые шли на юг с лордом Криганом Старком, не ожидали
увидеть снова свои дома. Снег за Перешейком был уже
глубоким, там поднимались холодные ветра; в крепостях,
замках и деревнях по всему северу великие и малые молились
своим чардревам, чтобы эта зима была короткой. Те, у кого
было меньше голодных ртов, жили лучше в эти темные дни,
поэтому на Севере издавна существовал обычай для стариков,
младших сыновей, холостых, бездетных, бездомных и
безнадежных покидать дом с первым снегом, чтобы их
родственники могли выжить и увидеть еще одну весну. Победа
была вторичной для людей этой зимней армии; они шли за
славой, приключениями, грабежами и, самое главное, за
достойной смертью.
И снова пришлось Корлису Велариону, лорду Приливов,
просить мира, прощения и примирения.
– Череда смертей слишком затянулась, – сказал старик. –
Рейнира и Эйгон мертвы. Пусть их вражда умрет вместе с
ними. Вы говорите о каре для Штормового Предела,
Староместа и Утеса Кастерли, милорд, но люди, которые
правили оттуда, погибли в битвах. Все. Там теперь сидят
маленькие мальчики и грудные младенцы, и никакой угрозы
для нас не представляют. Предложите им приемлемые
условия, и они преклонят колено.
Но лорд Старк был склонен слушать такие разговоры не
больше, чем Эйгон II и королева Алисента в свое время.
– Маленькие мальчики со временем становятся
взрослыми мужчинами, – ответил он, – и младенец впитывает
ненависть с молоком своей матери. Надо покончить с этими
врагами сейчас, или те из нас, кто не будут в могилах через
702

двадцать лет, пожалеют о нашей глупости, когда эти малыши

возьмут мечи своих отцов и пойдут вершить месть.
Лорд Веларион был непоколебим.
– Король Эйгон сказал то же самое и умер от этого. Если
бы он прислушался к нашему совету и предложил мир и
прощение своим врагам, он мог бы и сейчас сидеть здесь с
нами.
– Вы поэтому отравили его, милорд? – спросил лорд
Винтерфелла. Хотя Криган Старк, к худу или к добру, не имел
раньше дел с Морским Змеем, он знал, что лорд Корлис
служил Рейнире десницей, и что она бросила его в тюрьму по
подозрению в измене, что он был освобожден Эйгоном II и
принял от него место в совете... только, как казалось, затем,
чтобы поучаствовать в отравлении короля.
– Неудивительно, что вас зовут Морским Змеем, –
продолжал лорд Старк. – Вы можете скользить туда-сюда, но
клыки ваши ядовиты. Эйгон был клятвопреступником,
братоубийцей и узурпатором, но все равно королем. Когда он
не прислушался к вашим трусливым советам, вы убрали его
как трус, бесчестно отравив... и теперь вы ответите за это.
Затем люди Старка ворвались в комнаты совета,
разоружив гвардейцев у двери, стащили старого Морского
Змея с кресла и отправили в подземелья. Вскоре к нему
присоединились Ларис Стронг Косолапый, великий мейстер
Орвиль, сир Перкин Блоха и септон Юстас, а также полсотни
других, как благородных, так и низкородных, которым Старк
счел не доверять. «У меня самого было искушение снова
спрятаться в бочку муки, – говорил Грибок, – но, к счастью, я
оказался слишком мал, чтобы Волк меня заметил».
Даже Парням не удалось избежать гнева лорда Кригана,
хотя они якобы были его союзниками.
– Вы что, младенцы в пеленках, раз позволяете себе
морочить голову цветами, праздниками и ласковыми словами?
– ругал их Старк. – Кто сказал вам, что война окончена?
Косолапый? Или Змей? Потому что они хотят этого? Потому
 703

что вы выиграли свою маленькую победу в грязи? Войны

заканчиваются, когда побежденные преклоняют колено, и не
раньше. Старомест сдался? Утес Кастерли вернул
королевскую казну? Вы говорите, что собираетесь женить
принца на дочери короля, но она так и находится в Штормовом
Пределе, вне вашей досягаемости. Пока она остается
свободной и незамужней, что мешает вдове Баратеона
короновать девочку как наследницу Эйгона?
Когда лорд Талли возразил, что армия Штормовых
земель разбита, и у них нет сил, чтобы выставить еще одну,
лорд Криган напомнил им о трех посланниках, которых Эйгон
II отправил за Узкое море, «любой из которых может завтра
вернуться с тысячами наемников». Королева Рейнира считала
себя победительницей после взятия Королевской Гавани,
говорил северянин, и Эйгон II думал, что он закончил войну,
скормив свою сестру дракону. Тем не менее, люди королевы
остались даже после того, как королева сама была мертва, а
«Эйгон превратился в кости и пепел». Парни признали
поражение. Испугавшись, они уступили и согласились
присоединить свои силы к лорду Старку, когда тот выступит
против Штормового Предела. Манкан утверждал, что они
сделали это добровольно, рассудив, что волчий лорд прав.
«Окрыленные победой, они желали большего, – пишет он в
«Доподлинном изложении». Они жаждали еще большей
славы, славы, о которой мечтают молодые люди, и которую
можно выиграть только в битве». Грибок же более цинично
предполагал, что молодые лорды просто испугались Кригана
Старка.
Результат был тот же. «Город был его, и он мог поступать
с ним, как того хотел, – говорит септон Юстас. – Северянин
взял его, не вынув меча и не потеряв стрелы. Будь то люди
короля или королевы, рыцари Штормовых или Речных земель,
морского коня, благородные или нет, обычные солдаты, – все
они подчинялись ему, как если бы они были рождены ему
служить».
704

Шесть дней Королевская Гавань ходила по острию ножа.

В лавках и винных погребах Блошиного Конца мужчины
делали ставки на то, как долго Косолапый, Морской Змей,
Блоха и вдовствующая королева сохранят свои головы. Слухи
охватывали город один за другим. Некоторые говорили, что
лорд Старк собирался забрать принца Эйгона к себе в
Винтерфелл и женить на одной из своих дочерей (что
очевидная ложь, ибо у Кригана Старка не было в это время
законнорожденных дочерей), другие говорили, что Старк
намеревается убить мальчика, чтобы самому жениться на
принцессе Джейхейре и занять Железный трон. Северяне
сожгут городские септы и заставят Королевскую Гавань
вернуться к поклонению Старым Богам, заявили септоны.
Другие шептали, что у лорда Винтерфелла есть жена-
одичалая, и что он бросает своих врагов в яму к волкам и
смотрит, как несчастных пожирают заживо.
Настроение эйфории исчезло; на улицах города снова
царил страх. Человек, который утверждал, что он
возрожденный Пастырь из канав, призывал разрушения на
головы безбожных северян. Хотя он и не был похож на первого
Пастыря (хотя бы тем, что у него было две руки), сотни людей
стекались, чтобы послушать его речь. На Шелковой улице
сгорел бордель, когда ссора из-за какой-то шлюхи между
людьми лорда Талли и Старка переросла в кровавую схватку
между их друзьями и братьями по оружию. Даже благородным
было небезопасно появляться в сомнительных частях города.
Младший сын лорда Хорнвуда, знаменосца лорда Старка,
исчез вместе с двумя товарищами во время пребывания в
Блошином Конце. Они так никогда и не нашлись, и, если
верить Грибку, окончили жизнь в котле с похлебкой.
Вскоре до города дошли новости, что Леовин Корбрей
покинул Девичий Пруд и направился в Королевскую Гавань
вместе с лордом Мутоном, лордом Брюном и сиром
Реннифером Крэббом. В то же время сир Корвин Корбрей
покинул Сумеречный Дол, чтобы соединиться с братом. С ним
 705

ехал Клемент Селтигар, сын старого лорда Балтимора и его

наследник, и леди Стонтон, вдова Грачиного Приюта. На
Драконьем Камне юный Алин Веларион требовал освободить
лорда Корлиса (что было правдой), и угрожал обрушиться на
Королевскую Гавань с кораблями, если старику причинят вред
(что было правдой только наполовину). Другие слухи
утверждали, что Ланнистеры были в пути, как и Хайтауэры, а
сир Марстон Уотерс высадился с десятью тысячами
наемников из Лиса и Старого Волантиса (ничто из этого
правдой не было). И что Дева из Долины отплыла из Чаячьего
города вместе с Рейной Таргариен и ее драконом (правда).
В то время как армии продвигались, а мечи точились,
лорд Криган Старк сидел в Красном замке – расследовал
убийство Эйгона II и вместе с этим замышлял кампанию
против оставшихся сторонников мертвого короля. Принц
Эйгон между тем сидел под стражей в Твердыне Мейгора в
обществе одного лишь Геймона Белокурого. Когда принц
пожелал узнать, почему его не выпускают, Старк ответил, что
это для его же безопасности.
– Этот город – гадючье гнездо, – сказал ему лорд Криган.
– При дворе полно лжецов, перебежчиков и отравителей,
которые убьют вас так же быстро, как убили вашего дядю,
чтобы удержать свою собственную власть.
Когда Эйгон стал возражать, говоря, что лорд Корлис,
лорд Ларис и сир Перкин друзья, лорд Винтерфелла ответил,
что ложные друзья более опасны для короля, чем любой
другой враг, и что Змей, Косолапый и Блоха спасли его только
затем, чтобы использовать и править Вестеросом от его имени.
Оглядываясь назад через века, мы знаем, что Танец
Драконов окончился, однако это казалось не столь очевидным
для тех, кто жил сразу после его темных и опасных
последствий. Поскольку септон Юстас и великий мейстер
Орвиль томились в подземельях (именно там Орвиль и начал
писать свои признания – позже Манкан положит эти записи в
основу своего «Доподлинного изложения»), нам кроме
706

Рисунок 68. Лорд Криган Старк и король Эйгон III Таргариен во время Часа
Волка.
придворных хроник и королевских указов остались лишь
воспоминания Грибка.
«Великие лорды дали бы нам еще два года войны, –
заявляет дурак в своем свидетельстве, – именно женщины
заключили мир. Черная Али, Дева из Долины, Три Вдовы и
близняшки-драконы были теми, кто положил конец
кровопролитию; и не мечами или ядом, а воронами, словами и
поцелуями».
Семена, брошенные на ветер лордом Корлисом
Веларионом во время Ложного Рассвета, прижились и
принесли сладкие плоды. Один за другим вороны
возвращались, неся ответы на мирные предложения старика.
Первым откликнулся Утес Кастерли. Лорд Джейсон
Ланнистер оставил шестерых детей, когда погиб в бою:
пятерых дочерей и одного сына, Лореона, мальчика четырех
 707

лет. Поэтому власть на Западе перешла к его вдове, Леди

Джоханне, и ее отцу, Роланду Вестерлингу, лорду Скалы. Пока
боевые корабли Красного Кракена все еще угрожали их
берегам, Ланнистеры больше заботились о защите Кайса и
возвращении Светлого острова, чем о возобновлении борьбы
за Железный трон. Леди Джоханна согласилась на все условия
Морского Змея, пообещав самолично явиться в Королевскую
Гавань, чтобы поклониться новому монарху на его коронации,
и доставить двух дочерей в Красный замок, чтобы те
прислуживали фрейлинами новой королеве (и были
заложницами, дабы обеспечить ее будущую преданность). Она
также согласилась вернуть ту часть королевской казны, что
сир Тиланд Ланнистер отправил на Запад на хранение, при
условии, что сира Тиланда помилуют. Взамен она попросила
только, чтобы Железный трон «приказал лорду Грейджою
вернуться на свои острова, вернуть Светлый остров законным
лордам и освободить всех женщин, которых он похитил, или,
по крайней мере, благородных».
Многие из тех, кто выжил в Битве на Королевском
тракте, впоследствии вернулись домой в Штормовой Предел.
Голодные, уставшие, раненые, они возвращались домой
кучками или поодиночке, и вдове лорда Борроса Баратеона,
леди Эленде, достаточно было лишь взглянуть на этих воинов,
чтобы понять, что они потеряли вкус к битве. Она также не
хотела подвергать риску своего новорожденного сына
Оливера, потому что этот маленький лорд у ее груди был
будущим Дома Баратеонов. Хотя говорят, что ее старшая дочь,
леди Кассандра, расплакалась горькими слезами, когда узнала,
что не станет королевой, леди Эленда вскоре согласилась на
условия. Она писала, что все еще слаба после родов и потому
не может сама приехать в город на коронацию, но пошлет
своего собственного лорда-отца и трех своих дочерей, что
будут служить заложницами. Их будут сопровождать сир
Уиллис Фелл вместе с его «бесценной питомицей» –
708

восьмилетней принцессой Джейхейрой, последней из детей

короля Эйгона II и будущей невестой нового короля.
Последним ответил Старомест. Дом Хайтауэров,
богатейший из великих домов, что поддерживали короля
Эйгона II, в некотором роде оставался и самым опасным, ибо
мог быстро собрать большую армию с улиц Староместа, и
вместе с собственными боевыми кораблями и кораблями их
близких родственников, Редвинов из Арбора, мог создать
значительный флот. Более того, четверть золота короны все
еще находилась глубоко в хранилищах под Высокой башней.
Это золото можно было легко использовать для создания
новых союзов или оплаты наемных отрядов. Старомест имел
достаточно сил, чтобы возобновить войну; не хватило только
желания.
Лорд Ормунд взял вторую жену не так давно – примерно
в начале Танца. Его первая жена умерла несколько лет назад
после родов. После его смерти в Тамблтоне земли и титул
перешли к его старшему сыну, Лионелю, пятнадцатилетнему
юноше на пороге зрелости. Второй сын, Мартин, был
оруженосцем лорда Редвина с Арбора; а третий был
воспитанником в Хайгардене – компаньоном лорда Тирелла и
чашником его матери. Все трое были детьми от первого брака
лорда Ормунда. Говорят, когда условия мира лорда Велариона
были изложены Лионелю Хайтауэру, молодой лорд вырвал
пергамент из рук своего мейстера и разорвал его на куски,
поклявшись написать свой ответ кровью Морского Змея.
Однако молодая вдова его лорда-отца имела другое
мнение. Леди Саманта была дочерью лорда Дональда Тарли с
Рогового Холма и леди Джейн Рован из Золотой Рощи – оба
эти дома во время Танца встали под знамена королевы.
Свирепая, пылкая, волевая и красивая девушка не собиралась
отказываться от своего положения леди Староместа и хозяйки
Высокой башни. Лионель был всего на два года младше ее, и
(как говорит Грибок) был страстно влюблен в нее с тех пор,
как она впервые приехала в Старомест, чтобы выйти замуж за
 709

его отца. Если раньше она отбивалась от ухаживаний

мальчика, то теперь леди Сэм (как она будет известна в
течение многих лет) уступила им, позволив соблазнить ее, а
затем пообещав выйти за него замуж... но только если он
согласится на мир, «ибо я, несомненно, умру от горя, если
потеряю еще одного мужа».
Столкнувшись с выбором между «мертвым отцом,
лежащим холодным в земле, и живой женщиной, теплой и
исполненной страсти, у себя в руках, мальчик проявил
удивительное благоразумие для человека столь благородных
кровей, выбрав любовь вместо чести», – говорит Грибок.
Лионель Хайтауэр капитулировал, соглашаясь на все условия,
выдвинутые лордом Корлисом, включая возвращение
королевской казны (к ярости его кузена, сира Майлза
Хайтауэра, который уже украл порядочную часть этого золота,
хотя об этой истории мы здесь говорить не станем). Когда
молодой лорд объявил о намерении жениться на вдове своего
отца, грянул большой скандал, и правящий верховный септон
в конечном счете запретил этот брак как форму
кровосмешения. Но даже это не могло разлучить молодых
любовников. С этого времени лорд Хайтауэр, Защитник
Староместа, отказывался жениться на ком-либо еще и жил с
леди Сэм как со своей возлюбленной в течение следующих
тринадцати лет, став отцом ее шестерых детей и, наконец, взяв
ее в жены, когда к власти в Звездной септе пришел новый
верховный септон и отменил решение своего
предшественника 11.
11
Так, во всяком случае, рассказывал эту историю Грибок. Мейстер
Манкан в своем «Доподлинном изложении», однако, полагает, что у
перемены убеждений лорда Лионеля была другая причина. Следует
напомнить, что Хайтауэры, какими бы богатыми и могущественными они
ни были, были знаменосцами дома Тиреллов из Хайгардена, где Гармунд,
младший брат милорда, был пажом. Тиреллы не принимали участия в
Танце (ими управлял лорд в пеленках), но теперь они, наконец, очнулись и
запретили лорду Лионелю собирать войска или идти на войну без их
710

Теперь давайте покинем Высокую башню и еще раз

вернемся в Королевскую Гавань, где лорд Криган Старк
обнаружил, что все его военные планы оказались отменены
Тремя Вдовами. «Другие голоса также заставляли к себе
прислушиваться – более нежные голоса, которые тихим эхом
расходились по залам Красного замка», – говорит Грибок.
Дева из Долины, прибыв из Чаячьего города, привезла с собой
чашницу – леди Рейну Таргариен с драконом на плече.
Простолюдины Королевской Гавани, что не более года назад
убили всех драконов в городе, теперь восторженно взирали на
нового. Леди Рейна и ее сестра-близнец Бейла сразу же стали
любимицами города. Лорд Старк не смог удержать их в замке,
как это у него получилось с принцем Эйгоном, и вскоре он
узнал, что контролировать их он тоже не может. Когда они
потребовали, чтобы им разрешили увидеть «нашего любимого
брата», леди Аррен поддержала их, и Волк Винтерфелла
уступил («несколько неохотно», – пишет Грибок) 12.
Ложный Рассвет закончился, а Час Волка (как его назвал
великий мейстер Манкан) пошел на убыль. И положение дел,
и город ускользали из рук Кригана Старка. Когда лорд Левин
Корбрей и его брат прибыли в Королевскую Гавань и
присоединились к правящему совету, добавив свои голоса к
голосам леди Аррен и Парней, Волку Винтерфелла нередко
приходилось спорить с ними всеми. Кое-где по всему
королевству несколько упрямых лоялистов все еще поднимали
стяги с золотым драконом Эйгона II, но это уже значения не

разрешения. Если бы он ослушался, то его брат заплатил бы за это

жизнью… потому как каждый чашник в то же время заложник, как
однажды сказал мудрый человек. Во всяком случае, так утверждал великий
мейстер Манкан.
12
Встреча, однако, прошла не так хорошо, как надеялись близнецы. При
виде Утра, дракона леди Рейны, принц побледнел и приказал охраняющим
его северянам «убрать это жалкое существо с моих глаз».
 711

имело; Танец был окончен, все пришли к соглашению, что

пришло время заключить мир и восстановить закон.
Однако по одному условию лорд Криган оставался
непреклонным: убийцы короля не должны оставаться
безнаказанными. Эйгон II, может быть, был недостойным, но
его убийство – измена, и виновные должны ответить за это.
Лорд Винтерфелла был в этом настолько тверд и непреклонен,
что остальные уступили ему.
– Пусть это будет на твоей совести, Старк, – сказал
Кермит Талли. – Я не хочу в этом участвовать, но я и не хочу,
чтобы говорили, будто бы Риверран встал на пути правосудия.
Ни один лорд не имеет права казнить другого лорда,
поэтому принцу Эйгону сначала нужно было сделать лорда
Старка своим десницей, дабы тот имел всю полноту власти
действовать от его имени. Это было сделано. Лорд Криган
довершил все остальное, пока другие не вмешивались. Он не
осмелился сесть на Железный трон, сев вместо этого на
простую деревянную скамейку у его подножия. Один за
другим перед ним представляли людей, подозреваемых в
участии в отравлении короля Эйгона II.
Септона Юстаса вывели первым, и его же первым
освободили, так как против него не было никаких
доказательств. Великому мейстеру Орвилю повезло меньше,
так как ранее он признался под пытками в том, что передал яд
Косолапому.
– Милорд, я не знал, для чего это было, – протестовал
Орвиль.
– И вы не спросили, – сказал лорд Старк. – Вы не желали
этого знать.
Великий мейстер был признан соучастником и
приговорен к смерти. Сира Джайлса Белгрейва также
приговорили к казни; если он и не был тем, кто отравил
королевское вино, он позволил этому случиться по
неосторожности или умышленно.
712

– Ни один рыцарь Королевской гвардии не должен

пережить своего короля, если тот умирает насильственной
смертью, – заявил Старк. Трое из названных братьев Белгрейва
присутствовали при смерти короля Эйгона и были также
осуждены, хотя их соучастие в заговоре не могло быть
доказано (другие три королевских гвардейца, которых не было
в городе, были признаны невиновными).
Двадцать две менее значимые персоны также сыграли
определенную роль в убийстве короля Эйгона. Среди них
были носильщики его милости, а также королевский глашатай,
хранитель королевских винных погребов и слуга, чья задача
заключалась в том, чтобы убедиться, что королевская фляга
всегда полна. Всех отправили на смерть. Также были люди,
которые зарезали королевского отведывателя кушаний
Уммета (Грибок сам давал показания против них), и те, кто
убил Тома Путаного Языка и утопил его отца в эле.
Большинство из этих соучастников были межевыми
рыцарями, наемниками, не имевшими господина воинами и
отбросами улиц, которых сир Перкин Блоха сомнительно
посвятил в рыцари во время беспорядков. Все они до
последнего настаивали, что действовали по приказу сира
Перкина.
В вине самого Блохи сомнений не было.
– Перевертыш однажды – перевертыш навсегда, – сказал
лорд Криган. – Ты восстал против своей законной королевы и
помог изгнать ее из этого города, что привело ее к смерти,
возвел на ее место своего оруженосца, затем предал и его,
чтобы спасти свою никчемную шкуру. Государству будет
лучше без тебя.
Когда сир Перкин возразил, что он был помилован за эти
преступления, лорд Старк ответил:
– Не мной.
Люди, которые захватили вдовствующую королеву на
винтовой лестнице, носили герб морского коня Веларионов,
те, кто освободил леди Бейлу Таргариен из заточения, служили
 713

лорду Ларису Стронгу. Похитители королевы Алисенты убили

ее охранников и, таким образом, были приговорены к смерти,
но пылкая мольба самой леди Бейлы избавила ее спасителей от
подобной участи, хотя они тоже окровавили свои мечи,
изрубив людей короля, размещенных у ее двери.
«Справедливо говорили люди, что даже слезы дракона не
смогут растопить замерзшее сердце Кригана Старка, –
сообщает Грибок, – но когда леди Бейла выхватила меч и
заявила, что отрубит руку любому человеку, который
осмелится причинить вред ее спасителям, Волк Винтерфелла
не смог скрыть улыбку и заметил, что если ее светлость так
любит этих псов, он позволяет ей их себе оставить».
Последними встретили Суд Волка (как его назвал
Манкан в «Доподлинном изложении») два великих лорда,
состоящие в центре заговора: Ларис Стронг Косолапый, лорд
Харренхолла, и Корлис Веларион, Морской Змей, лорд
Дрифтмарка, лорд Приливов.
Лорд Веларион не пытался отрицать свою вину.
– То, что я сделал, я сделал ради блага королевства, –
сказал старик. – Я бы сделал то же самое снова. Безумие
должно было закончиться.
Лорд Стронг оказался менее откровенным. Великий
мейстер Орвиль свидетельствовал, что он передал милорду яд,
и сир Перкин Блоха клялся, что он был человеком Косолапого
и действовал исключительно по его приказу, но лорд Ларис не
подтверждал и не отрицал эти обвинения. Когда лорд Старк
спросил, есть ли у него что сказать в свою защиту, он сказал
только:
– Когда это волков волновали слова?
И, таким образом, лорд Криган Старк, десница
некоронованного короля, объявил лордов Велариона и
Стронга виновными в убийстве, цареубийстве и
государственной измене и постановил, что они должны
заплатить за свои преступления жизнью.
714

Ларис Стронг всегда был себе на уме и менял союзников,

как другие меняли плащи. Когда его осудили, он был без
друзей, никто не поднял голос в его защиту. Совсем иначе
обстояло с Корлисом Веларионом. У старого Морского Змея
было много друзей и почитателей. Даже люди, которые
сражались против него во время Танца, заступались за него
сейчас... некоторые из-за любви к старику, без сомнения,
другие из-за беспокойства о том, что может сделать его
молодой наследник, Алин, если его любимый дедушка (или
отец) будет предан смерти. Когда лорд Старк оказался
непреклонен, некоторые из них попытались обойти его,
обратившись к королю, самому принцу Эйгону. Прежде всего
среди них были его сводные сестры, Бейла и Рейна, которые
напомнили принцу, что он бы потерял ухо и, возможно, не
только, если бы лорд Корлис не поступил иначе. «Слова –
ветер, – говорит Грибок, – но сильный ветер может повалить
могучие дубы, и шепот красивых девушек может изменить
судьбу королевств». Эйгон не только согласился пощадить
Морского Змея, но и зашел так далеко, что восстановил ему
прошлые должности и почести, в том числе, место в Малом
совете.
Принцу было всего десять, и он не был королем. Слова
некоронованного и еще не помазанного на царство монарха не
имели законной силы. Даже после коронации он бы оставался
в подчинении регенту или регентском совету до шестнадцатых
именин. Таким образом, лорд Старк не нарушил бы закона,
оставив без внимания указы принца и отправив Корлиса
Велариона на плаху. Тем не менее, он решил этого не делать,
что до сих пор будоражит ученые умы. Септон Юстас
предполагает, что «милость Матери посетила его в тот вечер»
несмотря на то, что лорд Криган не поклонялся Семерым.
Юстас также предполагает, что северянин не хотел
провоцировать Алина Велариона, опасаясь его силы на море,
но это, похоже, слишком сильно расходится со всем, что мы
 715

знаем о характере Старка. Новая война не испугала бы его:

действительно, временами он, казалось, только ее и искал.
Именно Грибок приводит наиболее ясное объяснение
такой удивительной снисходительности Волка Винтерфелла.
То были не указы принца, не надвигающиеся угрозы флота
Веларионов и даже не уговоры близняшек, а соглашение с
леди Алисанной из дома Блэквудов.
«Высоким и худощавым созданием была эта баба, –
отзывался о ней карлик, – тонкой, как хлыст, и плоскогрудой,
как мальчишка, но длинноногой и сильной, с гривой густых
черных кудрей, что доставали ей до талии». Черная Али,
охотница, объездчица лошадей и несравненная лучница, была
далека от женской мягкости. Многие думали, что она того же
рода, что и Сабита Фрей, потому что они часто составляли
друг другу компанию и, как известно, делили палатку во время
похода. Тем не менее, в Королевской Гавани, сопровождая
своего молодого племянника Бенджикота при дворе и в совете,
она встретила Кригана Старка и полюбила строгого
северянина.
И лорд Криган, который вдовствовал уже три года,
ответил ей взаимностью. Хоть Черную Али никто и не называл
бы королевой любви и красоты, ее бесстрашие, упрямая сила
и дерзкий язык пришлись по сердцу лорду Винтерфелла,
который вскоре начал искать ее компании в зале и во дворе.
«От нее пахнет древесным дымом, а не цветами», – говорил
Старк лорду Сервину, который считался его близким другом.
И когда леди Алисанна пришла просить, чтобы он дал
ход указу принца, лорд Старк выслушал ее.
– Зачем мне это делать? – будто бы спросил он, когда
леди изложила свою просьбу.
– Ради королевства, – ответила она.
– Для королевства будет лучше, если предатели умрут.
– Тогда ради чести нашего принца.
716

– Наш принц – дитя. Ему не должно вмешиваться в это.

Веларион навлек на него бесчестье, и теперь до конца дней
будут говорить, что его возвело на трон убийство.
– Ради сохранения мира, – продолжала леди Алисанна. –
Ради всех тех, кто непременно умрет, если Алин Веларион
решит мстить.
– Есть и худшие способы умереть. Зима пришла, миледи.
– Тогда ради меня, – сказала Черная Али. – Исполните
эту мою просьбу, и я никогда не попрошу другого. Сделайте
это, и я буду знать, что вы столь же мудры, сколь сильны, столь
же добры, сколь неистовы. Дайте мне это, и я дам вам все, что
вы пожелаете у меня попросить.
По словам Грибка, лорд Криган нахмурился в ответ.

Рисунок 69. Переговоры между лордом Криганом Старком и леди Алисанной

Блэквуд.
 717

– А что, если я попрошу ваше девичество, миледи?

– Я не могу дать вам то, чего не имею, милорд, – ответила
леди. – Я потеряла свое девичество в седле, когда мне было
тринадцать.
– Некоторые сказали бы, что вы отдали лошади дар,
который по праву должен был принадлежать вашему
будущему мужу.
– Они глупцы, – парировала Черная Али, – а то была
хорошая лошадь, лучше многих мужей, что я видела.
Ее ответ пришелся по нраву лорду Кригану, который
рассмеялся и ответил:
– Я постараюсь запомнить это, миледи. Хорошо, я
выполню вашу просьбу.
– А взамен? – спросила она.
– А взамен я прошу всю вас отныне и навеки, –
торжественно сказал лорд Винтерфелла. – Я прошу вашей
руки.
– Рука в обмен на голову, – усмехнувшись, произнесла
Черная Али… и Грибок уверяет нас, что она ждала этого с
начала разговора. – Я согласна.
И так и случилось.
Утро казни выдалось сырым и серым. Всех
приговоренных к смерти в цепях вывели из подземелий во
внешний двор Красного замка; затем их заставили встать на
колени под взорами принца Эйгона и его двора. Когда септон
Юстас начал молиться за обреченных, прося Матерь спасти их
души, дождь усилился. «Он лил так сильно, а Юстас бубнил
так долго, что мы начали бояться, будто приговоренные
утонут, прежде чем им отрубят головы», – пишет Грибок.
Когда молитва была окончена, лорд Криган Старк извлек Лед,
великий валирийский клинок, бывшего гордостью его дома.
Дикарский северный обычай гласил, что тот, кто выносит
приговор, сам вершит казнь, чтобы кровь казненных была
лишь на его руках.
718

Редко кому, будь то знатный лорд или простой палач,

выдавалось отсечь за один день столько голов, сколько
предстояло Кригану Старку в то утро под дождем. Но все это
было вмиг отменено. Осужденные тянули жребий, кому
умереть первым, и выбор пал на сира Перкина Блоху. Когда
лорд Криган спросил этого прохвоста, есть ли что ему сказать
напоследок, сир Перкин заявил, что хотел бы надеть черное.
Южный лорд мог как представить ему такую честь, так и нет,
но Старки были с Севера, где нужды Ночного Дозора всегда
были в большой чести.
И когда лорд Криган велел своим людям поднять Блоху
на ноги, остальные узники увидели путь к спасению и
принялись повторять его просьбу. «Все они враз принялись
вопить, – пишет Грибок, – будто хор пьяниц выкрикивал слова
песни, которую помнит вполовину». Трущобные рыцари и
латники, носильщики, слуги, герольды, хранитель винных
подвалов, три Белых Меча из Королевской гвардии – все они
вдруг выразили огромное желание оборонять Стену. Даже
грандмейстер Орвиль присоединился к этому хору; его тоже
пощадили, ибо Ночной Дозор нуждался в людях ученого
звания так же, как и в воинах.
Только двое умерли в тот день. Одним был сир Джайлс
Белгрейв из Королевской гвардии; в отличие от братьев по
мечу, сир Джайлс отказался менять свой белый плащ на
черный.
– Вы не ошиблись, лорд Старк, – сказал он, когда настал
его черед, – рыцарь Королевской гвардии не должен пережить
своего короля.
Лорд Криган отсек его голову единственным точным
ударом Льда.
Следующим (и последним) был казнен лорд Ларис
Стронг. Когда его спросили, хочет ли он надеть черное, он
ответил:
– Нет, милорд. Я пойду в пекло погорячее, если вы этого
хотите… но у меня есть последняя просьба. Когда я умру,
 719

Рисунок 70. Головы казненных сира Джайлса Белгрейва и лорда Лариса Стронга.

отрубите мне хромую ступню своим мечом. Я таскал ее с

собой всю свою жизнь, дайте мне отдохнуть от нее хоть после
смерти.
Эту просьбу лорд Старк выполнил.
Так погиб последний Стронг, и сей гордый и древний
дом прекратил свое существование. Останки лорда Лариса
отдали Молчаливым Сестрам; много лет спустя они нашли
свое последнее пристанище в Харренхолле… все, кроме той
самой ступни. Лорд Старк приказал, чтобы ее закопали
отдельно от прочего тела на поле, где хоронили бедняков, но
прежде чем приказ был исполнен, ступня исчезла. Грибок
утверждает, будто ее выкрали и продали какому-то колдуну,
который использовал ее для своих чародейств. (Похожую
историю рассказывали и о ступне, оторванной от ноги принца
Джоффри в Блошином Конце, что заставляет сомневаться в
720

подлинности обеих историй, иначе придется поверить в то, что

все ступни обладают колдовской силой).
Головы лорда Лариса и сира Джайлса были выставлены
над воротами Красного замка. Остальных осужденных
вернули томиться в камерах, пока шли приготовления к их
отправке на Стену. История горестного правления короля
Эйгона II Таргариена подошла к концу. Краткая служба
Кригана Старка на посту десницы Некоронованного Короля
закончилась на следующий день, когда он вернул знак своего
положения принцу Эйгону. Он легко мог оставаться десницей
долгие годы или даже стать регентом, пока юный Эйгон не
придет в возраст, но юг был ему неинтересен.
– На Севере идут снега, – говорил он. – И мое место в
Винтерфелле.

Регентство – Десница под капюшоном

Криган Старк ушел в отставку с поста десницы короля и
объявил о своем намерении вернуться в Винтерфелл – но,
прежде чем покинуть юг, ему пришлось разрешать
щекотливое затруднение.
Лорд Старк привел на юг огромное войско, состоящее по
большей части из нежеланных и ненужных на Севере людей.
Вернувшись, эти северяне причинили бы своим оставленным
дома близким большие трудности и, быть может, даже смерть.
Легенда (и Грибок) гласит, что ответ подсказала леди
Алисанна. Земли вдоль Трезубца были полны вдов, напомнила
она лорду Старку; женщины, многие из которых остались с
маленькими детьми, отправили своих мужей сражаться за того
или иного лорда, и те пали в битвах. С зимой на пороге
сильным рукам будут только рады дать дом и очаг. В конце
концов, более тысячи северян сопровождали черную Али и ее
племянника лорда Бенджикота, когда они возвращались в
Речные земли после королевской свадьбы. «Каждой вдове по
 721

волку, – язвил Грибок, – он согреет ей постель зимой, а весной

обглодает косточки». Тем не менее, сотни браков были
заключены на так называемых Вдовьих Смотринах,
проходивших в Воронодреве, Риверране, Каменной Септе,
Близнецах и Ярмарочном Поле. Те северяне, что не желали
жениться, нанимались на службу малым и великим лордам как
охранники или воины. Некоторые, к сожалению, стали
преступниками и встретили печальный конец, но по большей
части затеянное леди Алисанной сватовство было успешным.
Переселенные северяне не только укрепили принявших их
Речных лордов, особенно дом Талли и дом Блэквудов, но и
помогли возродить и распространить поклонение старым
богам к югу от Перешейка.
Другие северяне решили начать новую жизнь, попытав
счастья за Узким морем. Через несколько дней после того, как
лорд Старк ушел с поста десницы, сир Марстон Уотерс в
одиночестве вернулся из Лиса, куда его отправили искать
наемников. Он с радостью принял помилование за свои
прошлые преступления и сообщил, что Триархия рухнула. Три
Дочери, будучи на пороге войны, нанимали вольные отряды,
стоило тем только собраться, и за такие деньги, которых сир
Уотерс наемникам предложить не мог. Многие северяне лорда
Кригана увидели в этом возможность. Зачем возвращаться в
охваченные зимой родные края, чтобы замерзнуть или умереть
с голоду, когда за Узким морем можно заработать золото? В
результате появились не один, а два вольных отряда. Волчья
Стая, которой командовали Халлис Хорнвуд по прозвищу
Безумный Хал и Тимотти Сноу, бастард с Кремневого Пальца,
состояла сплошь из северян, в то время как в рядах Громобоев,
собранных на средства сира Оскара Талли и под его
командованием, были выходцы со всего Вестероса.
Пока эти искатели приключений собирались покинуть
Королевскую Гавань, другие прибывали со всех концов света
на коронацию и свадьбу принца Эйгона. С Запада прибыли
леди Джоханна Ланнистер вместе с отцом, Роландом
722

Вестерлингом, лордом Скалы; с юга двигались четыре десятка

Хайтауэров из Староместа во главе с лордом Лионелем и
грозной леди Самантой, вдовой его отца. Хотя им и запретили
жениться, их страсть друг к другу к тому времени стала
общеизвестна и вызвала столь большой скандал, что
верховный септон отказался ехать с ними, прибыв на три дня
позже в компании лордов Редвина, Костейна и Бисбери. Леди
Эленда, вдова лорда Борроса, осталась в Штормовом Пределе
со своим маленьким сыном, но послала своих дочерей
Кассандру, Эллин и Флорис представлять дом Баратеонов.
(Марис, четвертая дочь, присоединилась к Молчаливым
Сестрам, сообщает нам септон Юстас. По словам Грибка, это
случилось после того, как леди-мать велела вырвать ей язык,
но эту ужасную деталь можно смело сбрасывать со счетов.
Расхожая вера в то, что Молчаливые Сестры не имеют языков,
не более чем миф; именно благочестие заставляет Сестер
молчать, а не раскаленные клещи). Отец леди Баратеон, Ройс
Карон, лорд Ночной Песни и Защитник марок, сопровождал
девушек в город и оставался с ними в качестве их опекуна.
На берег сошел Алин Веларион, и из Белой Гавани снова
приехали с сотней рыцарей братья Мандерли в сине-зеленых
плащах. Даже из-за Узкого моря прибывали гости: из Браавоса
и Пентоса, из каждой из Трех Дочерей, из Старого Волантиса.
С Летних островов явилось три высоких черных принца в
плащах из перьев, на великолепие которых было удивительно
смотреть. Все гостиницы и конюшни в Королевской Гавани
вскоре была заполнены, в то время как за стенами возник город
палаток и павильонов для тех, кто не мог найти жилье. Было
много пьянства и блуда, утверждает Грибок; было много
молитв, постов и добрых дел, сообщает септон Юстас.
Трактирщики города богатели и радовались в то время, как и
шлюхи Блошиного Конца, и их сестры в прекрасных домах
вдоль Шелковой улицы, хотя простые люди жаловались на
шум и вонь.
 723

Дух безысходного, хрупкого и вынужденного

товарищества царил в Королевской Гавани в дни,
предшествовавшие свадьбе, ибо многие из тех, кто толкался
бок о бок в винных лавках и кабаках города, год назад стояли
по разные стороны на полях сражений. «Если только кровью
может смыть кровь, Королевская Гавань полна немытых»,
говорит Грибок. Тем не менее, на улицах было меньше драк,
чем ожидалось, и погибло всего три человека. Возможно,
лорды королевства действительно наконец-то устали от
войны.
Поскольку Драконье Логово все еще оставалось в
руинах, свадьба принца Эйгона и принцессы Джейхейры
отмечалась под открытым небом на вершине холма Висеньи,
где были возведены трибуны, чтобы знатные мужчины и
женщины могли сидеть в комфорте и беспрепятственно
наслаждаться видом. День был холодный, но солнечный, как
отмечал септон Юстас. Это был седьмой день седьмой луны
131 года от З.Э., самая благоприятная дата. Верховный септон
Староместа лично исполнил обряд, и поднялся
оглушительный рев толпы, когда Его Святейшество заявил,
что принц и принцесса теперь одно целое. Десятки тысяч
людей выходили и приветствовали Эйгона и Джейхейру, когда
их несли в открытых носилках до Красного замка, где принц
был увенчан тонким золотым обручем без драгоценностей и
провозглашен Эйгоном из дома Таргариенов, третьим этого
имени, королем андалов, ройнаров и Первых людей и
владыкой Семи Королевств. Эйгон лично возложил корону на
голову своей невесты-ребенка.
Несмотря на серьезность, новый король был,
несомненно, красив, строен, с серебристо-белыми волосами и
фиолетовыми глазами, как и королева была прекрасным
ребенком. Их свадьба была столь же роскошным зрелищем,
каким Семь Королевств помнили коронацию Эйгона II в
Драконьем Логове. Всего, чего не хватало в этот раз, так это
самих драконов. У этого короля не будет триумфального
724

полета вокруг городских стен, как и не будет величественного

спуска на двор замка. И более наблюдательные заметили еще
одно отсутствие: нигде не было видно вдовствующей
королевы, хотя как бабушка Джейхейры Алисента Хайтауэр
должна была присутствовать.
Поскольку ему было всего десять лет, первым действием
нового короля было назвать людей, которые будут защищать
его и править за него, пока он не достигнет совершеннолетия.
Сир Уиллас Фелл, единственный выживший из Королевской
гвардии времен короля Визериса, был сделан лордом-
командующим, а сир Марстон Уотерс его заместителем.
Поскольку оба считались «зелеными», оставшиеся места в
Королевской гвардии были заполнены «черными». Сир
Тиланд Ланнистер, который недавно вернулся из Мира, был
назначен десницей, когда лорд Леовин Корбрей – Защитником
Державы. Первый был «зеленый», второй – «черный». Над
ними сидел регентский совет, состоящий из леди Джейн Аррен
из Долины, лорда Корлиса Велариона из Дрифтмарка, лорда
Роланда Вестерлинга из Скалы, лорда Ройса Карона из Ночной
Песни, лорда Манфрида Мутона из Девичьего Пруда, сира
Торрхена Мандерли из Белой Гавани, и великого мейстера
Манкана, недавно выбранного Цитаделью, чтобы заменить
бывшего великого мейстера Орвиля.
(Достоверно сообщается, что лорду Кригану Старку
также было предложено место среди регентов, но он отказался.
Заметными упущениями в совете также были Кермит Талли,
Анвин Пик, Сабита Фрей, Таддеус Рован, Лионель Хайтауэр,
Джоханна Ланнистер и Бенджикот Блэквуд, но септон Юстас
настаивает на том, что только лорд Пик был этим
действительно возмущен).
Септон Юстас от всей души одобрил такой состав совета:
«шесть сильных мужчин и одна мудрая женщина, семеро
правят нами здесь, на земле, как Семеро правят всеми людьми
с небес». Грибок был менее впечатлен: «Из семерых регентов
шестеро лишние, – говорил он. – Помилуйте боги нашего
 725

бедного короля». Несмотря на опасения шута, большинство

современников сочли, что царствование короля Эйгона III
началось на обнадеживающей ноте.
Остальная часть 131 года от З.Э. была порой отъездов,
так как великие лорды Вестероса один за другим покидали
Королевскую Гавань, чтобы вернуться назад в свои владения.
В числе первых уехали Три Вдовы, которые со слезами на
глазах попрощались с дочерьми, сыном, братьями и сестрами
и двоюродными братьями, оставшимися служить новым
королю и королеве в качестве компаньонов и заложников.
Через две недели после коронации Криган Старк повел свое
сократившееся войско на север по Королевскому тракту;
спустя три дня лорд Блэквуд и леди Алисанна отправилась в
Воронодрев в сопровождении тысячи северян Старка. Лорд
Лионель и его любовница, леди Сэм, поскакали на юг в
Старомест вместе с Хайтауэрами, в то время как лорды Рован,
Бисбери, Костейн, Тарли и Редвин присоединились к
сопровождению Его Святейшества в том же направлении.
Лорд Кермит Талли и его рыцари вернулись в Риверран, в то
время как его брат сир Оскар отплыл со своими Громобоями в
Тирош и Спорные земли.
Один человек, впрочем, не отправился в путь, как это
замышляли ранее. Сир Медрик Мандерли согласился довести
новобранцев для Ночного Дозора на своей галере «Северная
Звезда» до Белой Гавани. Оттуда они должны были
отправиться по суше в Черный замок. Утром, когда «Северная
Звезда» должна была отплыть, обнаружилась пропажа одного
осужденного. Великий мейстер Орвиль, оказалось, передумал
надевать черное. Подкупив одного из своих стражников,
который ослабил старику кандалы, Орвиль переоделся в
лохмотья нищего и скрылся в городских трущобах. Не желая
более задерживаться в столице, сир Медрик приговорил
освободившего Орвиля стражника занять его место, и
«Северная Звезда» вышла в море.
726

К концу 131 г. от З.Э., как говорил септон Юстас, в

Королевских землях и столице наступило «серое
спокойствие». Эйгон III восседал на Железном троне, когда это
требовалось, но в другое время он почти не появлялся. Задача
защиты государства легла на плечи лорда-протектора,
Леовина Корбрея, а рутина правления – слепому деснице
Тиланду Ланнистеру. Некогда высокий, златовласый и лихой,
как его близнец, покойный лорд Джейсон, сир Тиланд был
настолько изуродован палачами королевы, что новые
придворные дамы падали в обморок при его виде. Щадя их
чувства, десница начал носить шелковый капюшон поверх
головы по официальным случаям. Это был, пожалуй, просчет,
потому что сира Тиланда начали считать жутким, и очень
скоро простолюдины Королевской Гавани шептали сказки о
злом колдуне в маске из Красного замка.
Ум сира Тиланда, однако, остался острым. Можно было
бы ожидать, что после всех мучений им будет двигать месть,
но это оказалось далеко не так. Вместо этого десница заявил о
странном провале в памяти, настаивая на том, что он не мог
вспомнить, кто был «черным», а кто «зеленым», и
демонстрировал полную преданность сыну той самой
королевы, которая отправила его на пытки. Очень быстро сир
Тиланд достиг негласного господства над Леовином
Корбреем, о котором Грибок отзывался: «Шея у него была
бычья и ума как у быка, но никогда я не встречал человека,
который пердел так же громко». По закону оба, и десница, и
лорд-протектор, должны были подчиняться совету регентов,
но проходили дни, луна оборачивалась и оборачивалась,
регенты собирались все реже и реже, а неутомимый слепой в
капюшоне, Тиланд Ланнистер, забирал себе все больше и
больше власти.
Проблемы, с которыми он столкнулся, были пугающими,
поскольку на Вестерос обрушилась долгая четырехлетняя
зима – холодная и мрачная, не теплее и не светлее любой
другой в истории Семи Королевств. Внутренняя торговля
 727

пришла в упадок еще во время Танца, захиревшим или даже

разрушенным деревням, городам и замкам не было числа, и в
лесах и на дорогах властвовали шайки разбойников и
недобитков.
Более острой проблемой была вдовствующая королева,
которая отказывалась преклониться перед новым королем.
Убийство последнего из сыновей превратило ее сердце в
камень. Никто из регентов не хотел, чтобы ее казнили,
некоторые из сострадания, другие из страха, что такая казнь
может снова разжечь пламя войны. Тем не менее, ей нельзя
было позволить принимать участие в жизни двора как прежде.
Она была слишком склонна обрушивать проклятия на короля
или выхватывать кинжал у нерадивых стражников. Алисенту
даже нельзя было оставлять в компании маленькой королевы:
когда ей в последний раз разрешили разделить трапезу с ее
милостью, она велела Джейхейре перерезать мужу горло, пока
тот спит, чем довела ребенка до истерики. Сиру Тиланду не
осталось ничего другого, кроме как заключить вдовствующую
королеву под стражу в ее собственных покоях в Твердыне
Мейгора; мягкое тюремное заключение – все равно тюремное
заключение.
Затем десница намеревался восстановить торговлю
королевства и строительство. Великие лорды и простолюдины
были чрезвычайно рады, когда он отменил налоги, принятые
королевой Рейнирой и лордом Селтигаром. Когда королевская
казна оказалось в безопасности, сир Тиланд выделил миллион
золотых драконов для займов на нужды лордов, чьи владения
были уничтожены во время Танца (хотя многие
воспользовались этой монетой, выдача займов привела к
расколу между Железным троном и Железным банком
Браавоса). Он также приказал построить три огромных
укрепленных зернохранилища в Королевской Гавани,
Ланниспорте и Чаячьем городе, и закупить достаточно зерна,
чтобы заполнить их (последний указ резко повысил цены на
зерно, что порадовало тех лордов и те города, что имели
728

пшеницу, рожь и ячмень на продажу, но возмутило владельцев

постоялых дворов и лавок, а также бедняков и голодных).
Он велел прекратить работу над гигантскими статуями
принцев Эймонда и Дейрона, что ранее заказал Эйгон II (хотя
головы двух принцев уже были вырезаны), вместо этого
десница направил сотни каменщиков, плотников и строителей
ремонтировать и восстанавливать Драконье Логово. Ворота
Королевской Гавани также было приказано укрепить, чтобы
они могли лучше противостоять атакам как изнутри городских
стен, так и снаружи. Десница также объявил о
финансировании короной строительства пятидесяти новых
боевых галер. Когда его спрашивали, он отвечал регентам, что
делает это затем, чтобы загрузить работой верфи и защитить
город от флотов Триархии… но реальная цель, как многие
подозревали, заключалась в том, чтобы уменьшить
зависимость короны от дома Веларионов из Дрифтмарка.
Десница, возможно, также помнил о продолжающейся
войне на Западе, когда он заставил корабельщиков работать. В
то время как восхождение Эйгона III на трон положило конец
ужасной резне Танца Драконов, не совсем правильно
утверждать, что коронация молодого короля принесла мир в
Семь Королевств. Боевые действия продолжались на Западе в
течение первых трех лет правления мальчика-короля, пока
леди Джоханна из Утеса Кастерли от имени своего молодого
сына Лореона продолжала сопротивляться разграблению
железнорожденными Дальтона Грейджоя. Детали их войны
находятся здесь вне нашей цели (для тех, кто хотел бы узнать
больше, особенно хорошее описание есть в главах труда
архимейстера Манкастера «Морские демоны: история детей
Утонувшего Бога с островов»). Достаточно отметить, что
Красный Кракен оказался ценным союзником черных во время
Танца, но с приходом мира стало ясно, что железнорожденные
уважали их не больше, чем зеленых.
Хотя Дальтон Грейджой и не стал открыто объявлять
себя королем Железных островов, он мало обращал внимания
 729

на любые указы, исходящие от Железного трона в эти годы...

возможно потому, что король был мальчиком, а его десница –
Ланнистером. Когда ему приказали прекратить набеги,
Грейджой их продолжал, как и прежде. Получив приказ
вернуть женщин, которых похитили его железнорожденные,
он сказал, что «только Утонувший Бог может разрушить связь
между мужчиной с его солеными женами». Получив приказ
отдать Светлый остров его бывшим лордам, ответил: «Если
они вернутся из морских глубин, мы с радостью вернем то, что
когда-то им принадлежало».
Когда Джоханна Ланнистер попыталась построить
новый флот боевых кораблей, чтобы сразиться с железными
людьми, Красный Кракен напал на ее верфи, сжег их и увез
еще сотню женщин в полон. Десница послал гневный упрек,
на который лорд Дальтон ответил: «как кажется, женщины
Запада предпочитают железных мужчин трусливым львам –
они сами прыгают в море и умоляют нас забрать их с собой».
Вдали от Вестероса за Узким морем также поднимались
ветра войны. Убийство Шарако Лохара из Лиса, адмирала,
который командовал флотом Триархии при ее катастрофе в
Глотке, оказалось той искрой, от которой Три Дочери охватило
пламя, раздувая тлевшее соперничество между Тирошем,
Лисом и Миром в открытую войну. В настоящее время
принято считать, что смерть Шарако была делом личным;
высокомерный адмирал был убит одним из своих соперников,
чтобы получить благосклонность куртизанки, известной как
Черный Лебедь. В то время, однако, его смерть
рассматривалась как политическое убийство, и подозревали в
нем мирийцев. Когда Лис и Мир пошли войной друг на друга,
Тирош решил воспользоваться случаем, чтобы утвердить свою
власть на Ступенях.
Дабы подкрепить свои притязания, архонт Тироша
призвал на службу Ракаллио Риндуна, того самого
знаменитого капитан-генерала, который некогда командовал
силами Триархии против Деймона Таргариена. Ракаллио
730

вторгся на острова в мгновение ока и предал царствующего

короля Узкого моря смерти... только для того, чтобы забрать
корону себе, предав архонта и свой родной город.
Последовавшая за этим запутанная четырехсторонняя война
привела к закрытию южной части Узкого моря для торговли,
отрезав Королевскую Гавань, Сумеречный Дол, Девичий Пруд
и Чаячий город от торговли с Востоком. Пентос, Браавос и
Лорат это также затронуло, поэтому они направили послов в
Королевскую Гавань в надежде совместно с Железным троном
создать великий союз против Ракаллио и сварливых Дочерей.
Сир Тиланд устроил им роскошный прием, но отказал.
– Для Вестероса было бы серьезной ошибкой втягиваться
в бесконечные ссоры Вольных городов, – сказал он совету
регентов.
Тот роковой год 131 г. от З.Э. подходил к концу с
морями, охваченными огнем на востоке и западе Семи
Королевств, и вьюгами, спустившимися на Винтерфелл и
Север. Да и настроение в Королевской Гавани не было
счастливым. Жители города уже начали разочаровываться в
своем мальчике-короле и маленькой королеве, которых никто
не видел со свадьбы, шепот о «деснице в капюшоне»
распространялся все больше. Хотя «возрожденного» Пастыря
схватили Золотые плащи, и ему вырвали язык, это место
заняли другие, чтобы проповедовать о том, как десница
практиковал запретные искусства, пил кровь младенцев и был,
кроме того, «монстром, который скрывает свое искривленное
лицо от богов и людей».
В стенах Красного замка также ходили слухи о короле и
королеве. Королевский брак был проблемным с самого начала.
Жених и невеста были детьми; Эйгону III было одиннадцать
лет, Джейхейре – всего восемь. После свадьбы у них было
очень мало контактов друг с другом, кроме официальных
случаев, и даже это было редкостью, так как маленькая
королева не желала покидать свои покои. «Они оба
сломлены», – заявлял великий мейстер Манкан в письме
 731

Конклаву. Девочка была свидетелем убийства своего брата-

близнеца от рук Крови и Сыра. Король потерял всех своих
четырех братьев, а затем наблюдал, как дядя скармливает его
мать дракону. «Это необычные дети, – писал Манкан. – В них
нет радости, они не смеются и не играют. Девочка мочится
ночами в постель и безутешно плачет, когда ее пытаются
отучить. Ее собственные дамы говорят, что ей не восемь, а
скорее, четыре. Если бы я не смешал ее молоко со сладким
сном перед свадьбой, я убежден, что во время церемонии
ребенок лишился бы чувств».
Что касается короля, новый великий мейстер продолжал:
«Эйегон мало интересуется своей женой или любой другой
девушкой. Он не ездит верхом, не охотится и не участвует в
турнирах, но и не любит сидячих занятий, таких как чтение,
танцы или пение. Хотя его ум кажется достаточно здоровым,
он никогда не начинает разговор и отвечает так кратко, что
можно подумать, сам акт разговора был для него болезненным.
У него нет друзей, за исключением бастарда Геймона
Белокурого, и он редко спит всю ночь. Во время часа волка его
часто можно найти стоящим у окна и глядящим на звезды, но
когда я подарил ему «Царства небесные» архимейстера
Лимана, он не проявил никакого интереса. Эйгон редко
улыбается и никогда не смеется, но и не проявляет никаких
внешних признаков гнева или страха, за исключением
драконов, само упоминание о которых приводит его в ярость.
Орвиль имел обыкновение называть его милость спокойным и
собранным; я же говорю, что мальчик мертв изнутри. Он ходит
по залам Красного замка как призрак. Братья, я должен быть
откровенен. Я боюсь за нашего короля и за королевство».
Его опасения, увы, окажутся вполне обоснованными. Как
бы ни был плох 131 год от З.Э., следующие два года будут
намного хуже.
Началось все с недоброго события: в борделе под
названием «У Матери», в нижней части Шелковой улицы,
обнаружился бывший великий мейстер Орвиль. Он сбрил
732

волосы и бороду, снял с себя цепь и жил под именем Старый

Виль; на хлеб он зарабатывал себе тем, что подметал и мыл
полы, осматривал клиентов дома на предмет дурных болезней,
смешивал лунный чай и зелья из пижмы и мяты для «дочерей»
«У Матери», чтобы те могли избавиться от нежелательных
детей. Никто не обращал внимания на Старого Виля, пока он
на свою голову не начал учить некоторых младших девочек в
стенах «У Матери» читать. Одна из его учениц
продемонстрировала свое новое умение сержанту золотых
плащей, который заподозрил неладное и повел старика на
допрос. Правда вскоре раскрылась.
Наказание за дезертирство из Ночного Дозора – смерть.
Хотя Орвиль еще не принял обетов, многие посчитали его
клятвопреступником. Не было и речи о том, чтобы позволить
ему сесть на корабль до Стены. Первоначальный смертный
приговор, который ему вынес лорд Старк, должен был
примениться, как согласились регенты. Сир Тиланд не отрицал
этого, хотя он указывал, что должность Королевского
Правосудия еще не занята, и, будучи слепым, размахивать
мечом сам он не сможет. Под таким предлогом десница вместо
плахи отправил Орвиля в камеру (большую, просторную и
слишком удобную, по мнению некоторых) «до тех пор, пока
не будет найден подходящий палач». Ни септона Юстас, ни
Грибка это не обмануло: Орвиль служил вместе с сиром
Тиландом в зеленом совете Эйгона II, и в решении десницы
явно сыграли свою роль старая дружба и воспоминания о том,
что всем им пришлось пережить. Бывшему великому мейстеру
даже предоставили перо, чернила и пергамент, чтобы он мог
продолжать исповедоваться. И так он делал в течение большей
части двух лет, излагая длинную историю царствования
Визериса I и Эйгона II, которая позже окажется таким
бесценным источником для «Доподлинного изложения» его
преемника.
Менее чем через две недели в Королевскую Гавань
поступили сообщения об отрядах одичалых с Лунных гор,
 733

которые в большом количестве спускались в долину Аррен,

чтобы совершать набеги и грабежи. Леди Джейн Аррен
покинула двор и отплыла в Чаячий город, чтобы защитить свои
собственные земли и народ. Были и зловещие волнения вдоль
Дорнийских марок, потому что у Дорна появился новый
правитель в лице Алиандры Мартелл, дерзкой девушки
семнадцати лет, вообразившей себя «новой Нимерией», и все
до единого молодые лорды к югу от Красных гор соперничали
за ее расположение. Чтобы справиться с их вторжениями, лорд
Карон также покинул Королевскую Гавань, поспешив
вернуться в Ночную Песнь в Дорнийских марках. Таким
образом, из семи регентов осталось пять. Самым влиятельным
из них был Морской Змей, чье богатство, опыт и союзы
сделали его первым среди равных. Более того, он казался
единственным человеком, которому молодой король был
готов доверять.
По всем этим причинам королевство перенесло
страшный удар на шестой день третьей луны 132 г. от З.Э.,
когда Корлис Веларион, лорд Приливов, упал, поднимаясь по
винтовой лестнице в Красном замке Королевской Гавани. К
тому времени, как великий мейстер Манкан подоспел к нему
на помощь, Морской Змей был мертв. За семьдесят девять лет
он служил четырем королям и королеве, достиг края земли,
поднял дом Веларионов до небывалых высот богатства и
власти, женился на принцессе, которая могла бы стать
королевой, породил драконьих всадников, построил города и
флоты, доказал свою доблесть во время войны и свою
мудрость в мирное время. Семь Королевств больше никогда не
увидят подобного ему. С его кончиной в разорванной ткани
Семи Королевств образовалась огромная прореха.
Тело лорда Корлиса выставили для прощания у
подножия Железного трона на семь дней. После этого
«Поцелуй русалки» под командованием Марильды из Халла и
ее сына Алина отвез останки Корлиса на Дрифтмарк. Здесь
потрепанный корпус древнего «Морского змея» снова
734

Рисунок 71. Смерть лорда Корлиса Велариона, прозванного Морским Змеем.

 735

спустили на на воду и отбуксировали в глубокие воды к

востоку от Драконьего Камня – и так Корлис Веларион был
погребен в море на борту того самого корабля, которому был
обязан своим прозвищем. Позже рассказывали, что, когда
корабль уходил под воду, над ним в небесах пронесся дракон
Каннибал, расправив свои большие черные крылья, словно
отдавая честь. (Эта трогательная деталь, скорее всего,
выдумка. Из всего, что мы знаем о Каннибале, тот скорее уж
съел бы труп, чем салютовал бы ему).
Морской Змей сам выбрал незаконнорожденного Алина
из Халла, ныне Алина Велариона, себе в наследники, но это
завещание было кому оспаривать. Как известно, во времена
короля Визериса племянник лорда Корлиса, сир Веймонд
Веларион заявил, что законный наследник Дрифтмарка – он.
Это выступление стоило сиру Веймонду головы, но после него
остались жена и сыновья. Сир Веймонд был сыном старшего
из братьев Морского Змея. На наследство претендовали и
пятеро других племянников, сыновей другого брата. Когда они
обратились с этим делом к больному и слабеющему королю
Визерису, то совершили ужасную ошибку, поставив под
сомнение законность детей его дочери. Визерис велел вырвать
у них языки за такую дерзость, хотя и позволил им сохранить
свои головы. Трое из этой «молчаливой пятерки» погибли во
время Танца, сражаясь за Эйгона II против Рейниры… но двое
выжили, как и сыновья сира Веймонда, и теперь все они
заявили о себе, настаивая на том, что они имеют больше прав
на Дрифтмарк, чем «бастард из Халла, мышкин сын».
Сыновья сира Веймонда, Деймион и Дейрон, подали свои
претензии на рассмотрение Малому совету в Королевской
Гавани. Когда десница и регенты вынесли решение не в их
пользу, они благоразумно подчинились и примирились с
лордом Алином, который вознаградил родичей землями на
Дрифтмарке при условии, что они внесут свой вклад
кораблями в его флот. Их немые кузены выбрали другой путь.
«Не имея языков, чтобы обжаловать приговор, они взялись за
736

мечи», – рассказывает Грибок. Однако заговор с целью

убийства юного лорда пошел под откос, когда стража в замке
Дрифтмарк оказалась верна памяти Морского Змея и его
наследнику. В сорвавшемся покушении сир Малентин был
убит, его брат схвачен живым. Сир Рогар был приговорен к
смерти и спасся, надев черное.
Алин Веларион, бастард, рожденный Мышкой,
официально был утвержден в титулах лорда Приливов и
владетеля Дрифтмарка. После чего он отправился в
Королевскую Гавань, чтобы потребовать место Морского Змея
среди регентов. (Пусть он и был еще мальчишкой, дерзости
лорду Алину было не занимать). Десница поблагодарил его и
отправил домой… что и понятно, поскольку Алину Велариону
в 132 году было всего шестнадцать. Место лорда Корлиса в
совете регентов уже было предложено более взрослому и
опытному мужу: Анвину Пику, лорду Звездного Пика, лорду
Данстонбери, лорду Белой Рощи.
У сира Тиланда была более неотложная проблема в 132
году от З.Э.: вопрос о престолонаследии. Пусть лорд Корлис и
был стар и немощен, его скоропостижная кончина все же
послужила мрачным напоминанием о том, что любой человек
может умереть в любое время – даже, казалось бы, здоровый
молодой король, как Эйгон III. Война, болезнь, несчастный
случай... на свете предостаточно способов умереть, и если
король погибнет, кто будет наследником?
– Если он умрет и не оставит наследника, нам снова
придется танцевать, как бы ни противна нам была музыка, –
предупреждал своих коллег-регентов лорд Манфрид Мутон.
Королева Джейхейра имела не меньше прав на трон, чем сам
король, а некоторые полагали, что и больше, но мысль о том,
чтобы возвести милого, простодушного, испуганного ребенка
на Железный трон была безумием – с этим согласились все.
Сам король Эйгон, когда его спросили, предложил своего
чашника Геймона Белокурого, напомнив регентам, что
мальчик «уже был королем». Это было тоже невозможно.
 737

По правде говоря, было только два претендента, которых

бы приняла держава: единокровные сестры короля, Бейла и
Рейна Таргариен, дочери-близнецы принца Деймона и его
первой жены, леди Лейны Веларион. Девочкам было по
шестнадцать лет, высокие и стройные, с серебристыми
волосами, любимицы всего города. Король Эйгон после
коронации редко ступал за пределы Красного замка, а его
маленькая королева и вовсе никогда не покидала собственные
покои, так что в прошедшем году на люди показывались по
большей части Рейна с Бейлой. Они выезжали на охоту с
собаками или ястребами, подавали милостыню бедным,
принимали вместе с десницей короля посланников и
прибывающих ко двору лордов, выступали хозяйками на
пирах (которых было мало), маскарадах и балах (которых до
них и вовсе не бывало). Близнецы были единственными
Таргариенами, которых видел народ.
Но даже здесь совет столкнулся с трудностями и
разделился во мнениях. Когда Леовин Корбрей сказал:
– Леди Рейна стала бы великолепной королевой, – сир
Тиланд отметил, что Бейла первой вышла из чрева матери.
– Бейла слишком дика, – возразил сир Торрхен
Мандерли. – Как же она сможет управлять королевством,
когда с собой не может справиться?
Сир Уиллис Фелл согласился с этим:
– Это должна быть Рейна. У нее есть дракон, у ее сестры
нет.
– Бейла летала на драконе, – возразил лорд Корбрей, – у
Рейны пока только детеныш.
Роланд Вестерлинг ответил ему:
– Дракон Бейлы низверг с небес нашего покойного
короля. В королевстве много людей, которые этого не забыли.
Коронуйте ее, и мы снова разбередим старые раны.
Однако именно великий мейстер Манкан положил конец
дебатам, когда сказал:
738

– Милорды, это неважно. Они обе девушки. Неужели мы

так мало узнали после побоища? Мы должны придерживаться
права первородства, как постановил Великий совет в 101 году
от З.Э. Мужчина-наследник в очереди на трон должен идти
прежде женщины.
– А кто же этот мужчина-наследник, милорд? – спросил
лорд Тиланд. – Кажется, мы их всех перебили.
У Манкана не было ответа, но он сказал, что изучит
проблему. Таким образом, решающий вопрос о
преемственности остался нерешенным.
Эта неопределенность едва ли избавила близнецов от
прислужливого внимания всех ухажеров, доверенных лиц,
компаньонов и подобных льстецов, желающих подружиться с
предполагаемыми наследницами короля, хотя сестры
реагировали на этих подхалимов по-разному. Там, где Рейна
была в восторге от того, что была центром придворной жизни,
Бейла сердилась на похвалу и, казалось, получала
удовольствие, высмеивая и мучая поклонников, которые
порхали вокруг нее, словно мотыльки.
Пока близняшки были юны и неразлучны, их нельзя
было отличить друг от друга, но расставшись, они повзрослели
по-разному. В Долине Рейна, как воспитанница леди Джейн,
жила себе в покое и уюте. Служанки расчесывали ей волосы,
наполняли ванны, певцы сочиняли оды о ее красоте, а рыцари
сражались в поединках за ее благосклонность. То же самое
было и в Королевской Гавани, где десятки галантных молодых
лордов состязались за ее улыбку, художники умоляли о
милости позировать для портрета, а лучшие портные
добивались чести сшить ей платья. И повсюду, куда бы Рейна
ни шла, ее сопровождала Утро, юная драконица, которая часто
укрывала плечи хозяйки, словно шаль.
Время Бейлы на Драконьем Камне было куда как
беспокойнее и закончилось огнем и кровью. К тому времени,
когда она прибыла ко двору, во всем государстве не было
второй такой упрямицы и непоседы. Рейна была стройна и
 739

изящна, Бейла поджариста и проворна. Рейна любила

танцевать; Бейла обожала ездить верхом… и летать, хотя и
лишилась этого удовольствия, когда погибла ее драконица.
Она обрезала серебристые волосы коротко, как у мальчика,
чтобы они не мешались во время верховой езды. Снова и снова
она убегала от своих дам, чтобы поискать приключений на
улицах. Она принимала участие в пьяных скачках по улице
Сестер, переплывала при лунном свете Черноводную (в чьих
мощных течениях утонул не один умелый пловец), пила с
золотыми плащами в их казармах, ставила на кон деньги, а
иногда и одежду в крысиных ямах Блошиного Конца.
Однажды она исчезла на три дня и по возвращении отказалась
отвечать, где была.
Более того, у Бейлы была тяга к неподходящим
приятелям. Она приводила их с собой домой в Красный замок
как бродячих собак, требуя дать им должности в замке или
ввести в ее свиту. Среди этих ее питомцев был миловидный
молодой жонглер, подмастерье кузнеца, чьими мускулами она
восхищалась, безногий нищий, которого она жалела, фокусник
мелкого пошиба, которого она приняла за настоящего
волшебника, простой оруженосец межевого рыцаря и даже
пара молодых девушек из борделя, близнецы, «Как мы с тобой,
Рей». Однажды она привела с собой целый балаган
скоморохов. Септа Амарис, которой поручили духовное и
нравственное воспитание леди Бейлы, совсем отчаялась, и
даже септон Юстас не мог обратить Бейлу на праведный путь.
– Девушка должна выйти замуж, и скоро, – сказал он
деснице короля, – иначе я боюсь, что она навлечет бесчестие
на дом Таргариенов и опозорит собственного брата – его
милость.
Сир Тиланд видел, что септон дает ему здравый совет...
но здесь были также и свои опасности. У Бейлы не было
недостатка в женихах. Она была молода, красива, здорова,
богата и самого высокого происхождения; любой лорд в Семи
Королевствах был бы рад взять ее в жены. Однако
740

неправильный выбор имел бы серьезные последствия,

поскольку супруг Бейлы оказался бы очень близко к трону.
Человек бесчестный, продажный или чересчур честолюбивый
на таком месте мог бы навлечь на страну войну и горе,
которым не будет конца. Регенты обсудили между собой два
десятка возможных претендентов на руку леди Бейлы.
Предлагали лорда Талли, лорда Блэквуда, лорда Хайтауэра
(тот был пока еще холост, хотя и взял вдову своего отца в
любовницы), и вместе с ними женихов менее вероятных,
включая Дальтона Грейджоя (Красный Кракен хвалился, что
имеет сто соленых жен, но каменной у него никогда не было),
младшего брата принцессы дорнийской и даже всем
известного проходимца Ракаллио Риндуна. Все они были в
конечном счете отброшены по той или иной причине.
И, наконец, десница и совет регентов решили отдать руку
леди Бейлы Таддеусу Ровану, лорду Золотой Рощи. Это,
несомненно, был разумный выбор. Вторая жена лорда Рована
умерла годом ранее, и он, как было известно, искал
подходящую молодую девушку ей на замену. Его
мужественность не подлежала сомнению; у него было два
сына от первой жены и еще пятеро от второй. Поскольку у
лорда Рована не было дочерей, Бейла была бы непререкаемой
хозяйкой его замка. Четверо его младших сыновей все еще
были дома и нуждались в женской руке. Тот факт, что все дети
лорда Рована были мужского пола, играло ему на пользу; если
бы у него родился еще один сын от леди Бейлы, у Эйгона III
был бы явный преемник.
Лорд Таддеус был добродушным, сердечным,
жизнерадостным человеком, всеми любимым и всеми
уважаемым, любящим супругом и хорошим отцом своим
сыновьям. Он сражался за королеву Рейниру во время Танца,
и делал это умело и с доблестью. Он был горд, но не
высокомерен, справедливым в суждениях, но не мстителен,
верен своим друзьям, благочестив без излишнего рвения и
лишен чрезмерного тщеславия. Если престол перейдет к леди
 741

Бейле, лорд Рован станет прекрасным консортом,

поддерживая ее всей своей силой и мудростью, но не пытаясь
доминировать над ней или узурпировать ее законное место в
качестве правителя. Септон Юстас рассказывает нам, что
регенты были очень довольны результатом своих обсуждений.
Бейла Таргариен, когда узнала о женихе, не разделила их
восторгов.
– Лорд Рован старше меня на сорок лет, лысый как
колено, и живот у него весит больше, чем я сама, – якобы
сказала она деснице короля, затем добавив, – я спала с двумя
его сыновьями. Думаю, это был старший и третий. Конечно, не
с двумя сразу, это было бы неприлично.
Есть ли какая-то правда в этом, мы не можем сказать.
Известно, что леди Бейла иногда намеренно вела себя
вызывающе. Если это было ее целью, то она добилась своего.
Десница отослал леди Бейлу обратно в ее покои и поставил у
дверей стражу, чтобы девушка не выходила вон, пока регенты
не соберутся вновь.
Но через день он обнаружил, что Бейла сбежала из замка
с помощью каких-то секретных средств (позже выяснилось,
что она вылезла из окна, обменялась одеждой с прачкой и
вышла через передние ворота). К тому времени, когда
поднялся шум и крик, она была на полпути через Черноводной
залив, наняв рыбака, чтобы доставить ее в Дрифтмарк. Там она
разыскала своего кузена, лорда Высокого Прилива и поведала
ему свои беды. Через две недели Алин Веларион и Бейла
Таргариен поженились в септе на Драконьем Камне. Невесте
было шестнадцать, жениху почти семнадцать.
Некоторые из регентов в гневе призывали сира Тиланда
обратиться к верховному септону, чтобы тот признал брак
недействительным, но десница, сам ошеломленный
произошедшим, делать этого не стал. Он предусмотрительно
распустил слух, что брак был устроен королем и двором,
считая, что скандальна здесь непокорность леди Бейлы, а не ее
выбор супруга.
742

– Этот мальчик благородных кровей, – заверил он

регентов, – и я не сомневаюсь, что он окажется таким же
верным, как и его брат.
Уязвленную гордость Таддеуса Рована умиротворили
помолвкой с Флорисой Баратеон, девой четырнадцати лет,
считавшейся самой красивой из «Четырех Бурь», как называли
четырех дочерей лорда Борроса. В ее случае это было
неподходящим именем. Милая девушка, хотя и несколько
несерьезная, скончалась родами два года спустя. Как покажет
время, по-настоящему бурным оказался тот брак, что был
заключен на Драконьем Камне.
Для десницы и совета регентов полуночный побег Бейлы
Таргариен через Черноводный залив подтвердил все их
сомнения в отношении ее.
– Она дика, своевольна и беспутна, как мы и боялись, –
печально объявил сир Уиллис Фелл, – а теперь она связала
себя узами брака с этим выскочкой, бастардом лорда Корлиса.
Сын змея и мыши... и это будет наш принц-консорт?
Регенты были единодушны: Бейла Таргариен не могла
быть наследницей короля Эйгона.
– Это должна быть леди Рейна, – заявил Мутон, – при
условии, что она выйдет замуж.
На этот раз, по настоянию сира Тиланда, к обсуждению
привлекли и саму девицу. Рейна оказалась настолько же
послушна, насколько была своевольна ее сестра. Она
согласилась выйти замуж за того, кого предпочтет для нее
король и совет, хотя добавила:
– Мне было бы очень приятно, если бы он оказался не
настолько старым, что не смог бы подарить мне детей, и не
настолько толстым, чтобы раздавить меня в постели. Если он
будет добрым, нежным и благородным, я знаю, что полюблю
его.
Когда десница спросил, есть ли у нее предпочтения среди
лордов и рыцарей, оказывающих ей внимание, она призналась,
что ей «очень нравится» сир Корвин Корбрей, с которым она
 743

впервые встретилась в Долине, будучи воспитанницей леди

Аррен.
Сир Корвин был далеко не идеальным выбором. Это был
всего лишь второй сын в семье, у него уже были две дочери от
предыдущего брака. В тридцать два года он был уже
мужчиной, а не зеленым юнцом. Но дом Корбреев был
древним и уважаемым, а сир Корвин заслужил такую славу как
рыцарь, что покойный отец подарил ему Покинутую,
валирийский клинок Корбреев. Он к тому же был братом
Леовина Корбрея, Защитника Державы – уже одного этого
было достаточно, чтобы регенты не стали возражать. И так был
заключен брачный союз: за быстрой помолвкой спустя две
недели последовала поспешная свадьба. (Десница предпочел
бы подождать, но регенты посчитали разумным, чтобы Рейна
вышла замуж поскорее – на случай, если ее сестра уже понесла
ребенка).
Сестры-близняшки были не единственными, кто в 132
году от З.Э. вышел замуж. Позже в этом же году Бенджикот
Блэквуд, лорд Воронодрева, со свитой отправился по
Королевскому тракту в Винтерфелл, чтобы посетить свадьбу
его тети Алисанны с лордом Криганом Старком. Север был
уже во власти зимы, и путешествие заняло втрое дольше
ожидаемого времени. Половина всадников потеряла своих
лошадей, когда колонна тащилась через воющие бураны, и на
обоз лорда Блэквуда трижды нападали разбойники, которые
растащили немало провизии и все свадебные подарки. Однако
сама свадьба была великолепной; Черная Али и ее волк дали
обеты верности перед чардревом в богороще Винтерфелла.
После этого на пиру четырехлетний Рикон, сын лорда Кригана
от его первой жены, исполнил песню для своей новой мачехи.
Леди Эленда Баратеон, вдова Штормового Предела,
также вышла замуж в этом году. Лорд Боррос был мертв,
Оливар еще был младенцем, и неудивительно, что и дорнийцы
стали чаще ходить на Штормовые земли набегом, и
разбойники из Королевского леса причинять больше
744

беспокойства. Вдова рассудила, что не сумеет сохранить мир

без крепкой мужской руки. Она выбрала сира Стеффона
Коннингтона, второго сына лорда Гнезда Грифонов. Хотя он
был на двадцать лет моложе леди Эленды, Коннингтон доказал
свою доблесть во время кампании лорда Борроса против
Короля-Стервятника, и, как говорили, был столь же свиреп,
как и красив.
В других местах людей больше беспокоили не свадьбы,
а война. Красный Кракен и его железнорожденные гуляли и
грабили по всему Закатному морю. Тирош, Мир, Лис и
Трехголовый союз Браавоса, Пентоса и Лората сражались друг
с другом на Ступенях и Спорных землях, а разбойничье
королевство Ракаллио Риндуна перекрывало южный проход
через Узкое море. В Королевской Гавани, Сумеречном Доле,
Девичьем Пруду и Чаячьем городе увядала торговля. Купцы и
торговцы являлись со своими мольбами к королю, а тот не
принимал их – то ли сам не желал, то ли ему запрещали
регенты, смотря чьей хронике доверять. Над Севером навис
призрак голода, запасы провизии лорда Кригана и его
знаменосцев таяли на глазах, в то время как как Ночной Дозор
отбивал все увеличивающиеся в числе набеги одичалых из-за
Стены.
Позже в том же году по Трем Сестрам пронеслось
ужасное поветрие. Зимняя горячка – так ее назвали – унесла
половину населения Систертона; выжившие, которые
уверились в том, что напасть пришла на их берега с
иббенийского китобоя, взбунтовались, забивали насмерть
каждого иббенийского матроса, который попадал им в руки и
сжигали все иббенийские корабли. Это не возымело пользы.
Когда зараза пересекла залив Пасти и оказалась в Белой
Гавани, молитвы септонов и зелья мейстеров оказались перед
ней равно бессильны. Тысячи людей умерли, и среди них лорд
Десмонд Мандерли. Его славный сын сир Медрик,
доблестнейший рыцарь Севера, пережил его всего на четыре
дня, прежде чем поддаться той же напасти. Поскольку сир
 745

Медрик детей не имел, это повлекло пагубные последствия:

лордство было передано его брату, сиру Торрхену, который
был вынужден оставить свое место в совете регентов, чтобы
управлять Белой Гаванью. Таким образом, регентов осталось
четверо, хотя сначала их было семеро.
Во время Танца Драконов погибло так много лордов,
великих и малых, что Цитадель по праву называет то время
Вдовьей Зимой. Никогда прежде или после в истории Семи
Королевств столь много женщин не обладало такой силой,
управляя землями вместо убитых мужей, братьев и отцов,
вместо сыновей, что все еще лежали в пеленках или вовсе у
груди. Многие подобные истории собраны в монументальном
труде архимейстера Абелона «Когда правят женщины: леди
после войны». Хотя Абелон повествует о сотнях таких вдов,
мы должны ограничиться меньшим числом. Четыре подобные
женщины сыграли значительные роли в истории королевства
в конце 132-го и начале 133 года от Завоевания Эйгона, к добру
или к худу.
Первой из них была леди Джоханна, вдова из Утеса
Кастерли, которая правила землями дома Ланнистер вместо
своего малолетнего сына, лорда Лореона. Она вновь и вновь
обращалась к деснице короля Эйгона III, близнецу ее
покойного мужа, за помощью против пиратов, но помощь так
и не пришла. Желая защитить своих людей, леди Джоханна в
конце концов разослала глашатаев, чтоб поднять мужчин
Ланниспорта и Утеса Кастерли против врага; песни
рассказывают о том, как она сразила дюжину
железнорожденных под стенами Кайса, но их можно смело
пропускать как бредни пьяных певцов (Джоханна в битве
несла знамя, а не меч). Однако же ее отвага вдохновила
мужчин Запада; вскоре подоспели всадники, и Кайс был
спасен: среди погибших был и любимый дядя Красного
Кракена. Леди Шариса Футли, вдова из Тамблтона, достигла
славы иного рода тем, что пыталась восстановить
разрушенный город. Правя от имени младенца-сына (спустя
746

полгода после второй битвы при Тамблтоне она родила

крепкого темноволосого мальчика, которого провозгласила
законным наследником своего лорда-мужа; хотя куда более
вероятно, что отцом мальчишки был Храбрый Джон Рокстон),
леди Шариса велела снести обугленные остовы лавок и домов,
отстроить городские стены, похоронить мертвых, посадить
ячмень, пшеницу и репу в полях, где прежде стояли лагеря, и
даже очистить головы Морского Тумана и Вермитора от плоти
и выставить их на городской площади, где путешественники
платили неплохие деньги за то, чтобы увидеть их (пенни за то,
чтобы взглянуть, звезду за то, чтобы прикоснуться).
В Староместе продолжали ухудшаться отношения между
верховным септоном и вдовой лорда Ормунда, леди Сэм – та
проигнорировала требование его святейшества убраться из
постели ее пасынка и уйти в Молчаливые Сестры замаливать
грехи. Верховный септон, преисполнившись праведного гнева,
осудил вдовствующую леди Староместа как бесстыдную
блудницу и запретил ей появляться в Звездной септе до тех
пор, пока она не покается и не попросит прощения. Вместо
этого леди Саманта оседлала боевого коня и прискакала в
септу в то время, когда Его Святейшество молился. Когда он
пожелал узнать цель ее визита, леди Сэм ответила, что он
сказал, будто бы ноги ее не было в септе, но не сказал ничего
о подковах ее коня. Затем леди велела своим рыцарям запереть
септу снаружи: если септа заперта для нее, то она заперта для
всех. И хотя верховный септон трясся, гремел и посылал
проклятия «этой потаскухе на коне», в конце концов у него не
осталось другого выбора, как уступить.
Четвертая (и последняя в нашем рассказе) из этих
примечательных женщин явилась среди искривленных башен
и разрушенных замков Харренхолла, огромных руин близ вод
Божьего Ока. Покинутый и забытых с тех пор, как Деймон
Таргариен и его племянник Эймонд сошлись здесь в
последнем поединке, проклятый замок Черного Харрена стал
гнездом разбойников, рыцарей-грабителей и недобитков,
 747

которые устраивали вылазки из его стен, чтобы грабить

путешественников, рыбаков и земледельцев. За год до того их
было немного, но позже их число значительно выросло;
поговаривали, что ими правит колдунья, королева-ведьма с
ужасающей силой. Когда эти россказни достигли Королевской
Гавани, сир Тиланд решил, что настало время вернуть замок.
Он поручил это рыцарю Королевской Гвардии, сиру Реджису
Грувсу, который выехал из города с полусотней закаленных
воинов. В замке Дарри к нему присоединился сир Дамон Дарри
с тем же числом людей; сир Реджис опрометчиво решил, будто
этого более чем достаточно для того, чтобы справиться с
горсткой отребья.
Однако подъехав к стенам Харренхолла, он обнаружил
запертые ворота и сотни вооруженных людей на крепостных
стенах; в замке было по меньшей мере шесть сотен душ, и
треть из них – мужчины, способные держать оружие. Когда
сир Реджис пожелал говорить с их лордом, к нему вышла
женщина с ребенком у подола; «королевой-ведьмой»
Харренхолла была никто иная, как Алис Риверс, кормилица,
рожденная вне брачного ложа, бывшая сначала пленницей, а
после и наложницей принца Эймонда Таргариена, и ныне
называвшая себя его вдовой. Мальчик, по ее словам, был
сыном Эймонда.
– Его бастард? – спросил сир Реджис.
– Его законнорожденный сын и наследник, – отрезала
Алис Риверс. – И законный король Вестероса.
Она велела рыцарю «преклонить колени пред своим
королем» и присягнуть ему. Сир Реджис рассмеялся в ответ.
– Я не преклоняю колен перед бастардами, – сказал он. –
И уж тем более перед щенком убийцы родичей и молочной
коровы.
О том, что случилось дальше, спорят до сих пор. Кто-то
говорит, что Алис Риверс едва вскинула руку, и сир Реджис
принялся кричать и сжимать свою голову до тех пор, пока его
череп не разлетелся на части, разбрызгивая кровь и мозги.
748

Другие считают, что жест вдовы был сигналом, после которого

арбалетчик на стенах пустил болт сиру Реджису в глаз. Грибок
(который был за сотни лиг оттуда) уверен, что один из людей
на стенах, возможно, был опытным пращником. Мягкие
свинцовые шары, пущенные с достаточной силой, могут
произвести то самое действие, которое люди Грувса приняли
за колдовство.
Что бы ни случилось, сир Реджис Грувс был мертвее
мертвого. Мгновение спустя ворота Харренхолла
распахнулись, и из них вылетел рой кричащих всадников.
Завязалась кровавая битва, и люди короля были обращены в
бегство; сир Дамон Дарри, имея доброго коня, хорошие
доспехи и будучи умелым бойцом, был одним из немногих
спасшихся. Подручные королевы-ведьмы гнались за ним всю
ночь, прежде чем оставить в покое; из сотни выступивших в
поход из замка Дарри назад вернулись всего тридцать два
человека.
На следующий день появился тридцать третий: он попал
в плен вместе с еще дюжиной товарищей и был вынужден
смотреть, как они один за одним умирают под пытками. Его
самого отпустили на свободу, чтобы доставить
предупреждение.
– Я здесь для того, чтобы передать ее слова, – бормотал
он, – но только не смейтесь. Вдова прокляла меня; если надо
мной кто-то посмеется, я умру.
Когда сир Дамон заверил его, что никто не собирается
над ним смеяться, посланец сказал:
– Не возвращайтесь, если только вы не решите
преклонить колени – так она сказала. Любой, кто приблизится
к ее стенам, умрет. В тех камнях есть сила, и вдова пробудила
ее. Да спасут нас Семеро, у нее был дракон. Я видел его.
Имя посланца потеряно для нас, как и имя того, кто
засмеялся. Но это был кто-то из людей лорда Дарри; посланец
глянул на него, пораженный, затем схватился за горло и начал
задыхаться. Не сумев сделать ни вдоха, он умер мгновенно.
 749

Уверяли, что на его коже проступили отпечатки пальцев

женщины, как будто она была в комнате и душила его.
Смерть рыцаря Королевской гвардии стала большой
незадачей для сира Тиланда, хотя Анвин Пик раскритиковал
рассказы сира Дамона Дарри о драконах и колдовстве и
обвинил разбойников в смерти Реджиса Грувса и его людей;
остальные регенты с ним согласились. Когда «мирный» 132
год от Завоевания Эйгона подошел к концу, регенты
заключили, что им понадобится войско посильнее, чтобы
выкорчевать отребье из Харренхолла. Но, прежде чем сир
Тиланд смог организовать поход на Харренхолл или даже
решить, кто займет место сира Реджиса в рядах Королевской
гвардии, на город пала беда куда худшая, чем любая королева-
ведьма. На третий день 133 года от З.Э. в Королевскую Гавань
пришла Зимняя горячка.
Зародилась ли эта лихорадка в темных лесах Иба и
пришла в Вестерос с китобойным судном, как думали
сестринцы, или нет, она, несомненно, распространялась из
порта в порт. Белая Гавань, Чаячий город, Девичий Пруд и
Сумеречный Дол пали перед ней один за одним; приходили
вести, что болезнь разоряет Браавос.
Первым признаком болезни был алый румянец на лице,
который было легко принять за обычный, что появлялся на
щеках после того, как человек побывает на морозном воздухе
в холодный зимний день. Но за румянцем следовал жар –
поначалу небольшой, потом все сильнее и сильнее: не
помогали ни кровопускание, ни чеснок, ни все
многочисленные зелья, припарки и настойки. Лихорадку
удавалось немного замедлить, уложив больного в бадью со
снегом и ледяной водой, но это не изгоняло болезнь, как скоро
обнаружили боровшиеся с ней мейстеры. На второй день
больной бился в жестоком ознобе и жаловался на холод, хотя
сам был горячим как печка; на третий день начинались бред и
кровавый пот. На четвертый день человек умирал… или
начинал выздоравливать, поборов лихорадку. Только один
750

заболевший из четырех пережил Зимнюю горячку; Семь

Королевств не видели такого ужасного мора со времен
трясучки, опустошавшей страну при Джейхейрисе I.
В Королевской Гавани первые случаи смертельного
румянца были замечены на побережье реки среди моряков,
перевозчиков, рыботорговцев, погрузчиков и портовых шлюх,
что работали близ Черноводного залива. Еще не зная о своей
болезни, они распространили заразу во всех частях города, как
среди бедных, так и среди богатых. Когда слухи достигли
двора, великий мейстер Манкан лично пошел осмотреть
нескольких больных, чтобы убедиться, что это Зимняя
горячка, а не какая-то более легкая болезнь. Увиденное
встревожило Манкана; он даже не вернулся в замок, боясь, что
тоже заразился, осматривая нескольких больных шлюх и
грузчиков. Вместо этого он послал помощника со срочным
письмом для королевского десницы; сир Тиланд немедленно
приказал золотым плащам запереть ворота в город и следить
за тем, чтобы никто не вошел в него и не покинул его пределы,
покуда лихорадка не пройдет. Он также велел запереть
главные ворота Красного замка, чтобы оградить от болезни
двор и короля.
Но для Зимней горячки, увы, не были преградой ни
ворота, ни стража, ни замковые стены. Хотя лихорадка словно
бы и делалась менее смертоносной с продвижением на юг,
люди продолжали заболевать десятками тысяч, три четверти
заболевших умерло. Великому мейстеру Манкану
посчастливилось быть в числе выжившей четверти… но сир
Уиллис Фелл, лорд-командующий Королевской гвардии, умер
вместе с двумя своими братьями по мечу. Защитник Державы
Леовин Корбрей, заразившись, заперся в своих покоях и
пытался вылечиться горячим вином с пряностями; он и его
любовница умерли, как и несколько их слуг. Две фрейлины
королевы Джейхейры слегли от лихорадки и не встали, хотя
сама маленькая королева осталась живой и здоровой. Умер
лорд-командующий городской стражи; его преемник
 751

присоединился к нему в могиле девять дней спустя. Болезнь не

обошла даже регентов; заболели лорд Вестерлинг и лорд
Мутон. Лорд Мутон одолел лихорадку и выжил, хоть и сильно
ослаб; Роланд Вестерлинг, человек пожилой, скончался.
Одну смерть можно было бы назвать милосердной.
Вдовствующая королева Алисента из дома Хайтауэров, вторая
жена короля Визериса I и мать его сыновей Эйгона, Эймонда
и Дейрона и его дочери Хелейны, умерла в ту же ночь, что и
лорд Вестерлинг, исповедавшись своей септе. Она пережила
всех своих детей и провела последний год своей жизни в своих
покоях в обществе септы, служанок, которые приносили ей
еду, и стражников, стоявших за дверью. Ей давали книги,
иголки и нитки, но ее охранники говорили, что Алисента
больше плакала, чем читала или шила. Однажды она разорвала
всю свою одежду на куски. К концу года она начала говорить
сама с собой и глубоко возненавидела зеленый цвет.
В ее последние дни разум вдовствующей королевы,
казалось, прояснился.
– Я хочу снова увидеть своих сыновей, - сказала она
септе, – и Хелейну, мою милую девочку, о… и короля
Джейхейриса. Я буду читать ему, как читала, когда была
маленькой. Он говорил, что у меня прекрасный голос.
(Странно, но в свои последние часы королева Алисента
часто говорила о Старом короле, и ни разу о своем муже,
короле Визерисе). Неведомый пришел за ней дождливой
ночью, в час волка.
Все эти смерти были точно записаны септоном Юстасом,
который заботится о том, чтобы передать нам вдохновляющие
последние слова каждого великого лорда и благородной леди.
Грибок также упоминал мертвых, но все же больше времени
уделял безумствам живых. Как один оруженосец убедил
симпатичную служанку уступить ему свою невинность, сказав
ей, что у него был жар и «через четыре дня я буду мертв, и я
не хочу умирать, не познав любви». Уловка оказалась
настолько удачной, что он повторил ее с шестью другими
752

девушками... но когда ему не удалось умереть, они начали

болтать, и его план вышел наружу. Грибок приписывает
собственное выживание пьянству. «Я рассудил, что если
выпью достаточно вина, то может быть так и не узнаю, что
заболел, а каждый дурак знает, что то, чего ты не знаешь,
никогда тебе не повредит».
В те темные дни на первый план ненадолго вышли два
неожиданных героя. Одним был Орвиль; тюремщики
освободили его из камеры, когда многие другие мейстеры
слегли из-за лихорадки. Старость, страх и долгое заточение
превратили его в тень прежнего себя, и его лекарства и
микстуры оказались не более эффективными, чем у других
мейстеров, но Орвиль работал не покладая рук, чтобы спасти
тех, кого мог, и облегчить страдания тех, кого не мог.
Другим героем, ко всеобщему удивлению, был молодой
король. К ужасу своей Королевской гвардии, Эйгон проводил
дни, навещая больных, и часто сидел с ними часами, иногда
держа их руки в своих собственных или успокаивая их
горящий лоб прохладными, влажными тканями. Хотя его
милость редко говорил, он делился с ними своим молчанием и
слушал, как они рассказывали ему истории из своей жизни,
умоляли его о прощении или хвастались завоеваниями,
добрыми делами и детьми. Большинство из тех, кого он
посетил, умерли, но те, кто выжил, впоследствии приписывали
свое выживание прикосновению «исцеляющих рук короля».
Но если прикосновение короля и обладало какой-то чудесной
силой, как верили многие простолюдины, эта сила подвела его
тогда, когда была нужнее всего. Последним больным,
которого посетил Эйгон III, был сир Тиланд Ланнистер.
В самые темные дни города сир Тиланд оставался в Башне
десницы, и днем, и ночью ведя войну с Неведомым. Хоть
десница и был слеп и изувечен, он вплоть до самого конца не
мог пожаловаться ни на что, кроме усталости... но как же
жестока оказалась судьба: однажды утром, когда худшее было
 753

позади и новые случаи заражения горячкой сошли на нет, сир

Тиланд приказал своему слуге закрыть окно.
– Здесь очень холодно, – сказал он, хотя в очаге горел
огонь, а окно уже было закрыто.

Рисунок 72. Король Эйгон III Таргариен и септон Юстас у ложа сира
Тиланда Ланнистера, умирающего от Зимней горячки.

После этого десница сдал очень быстро. Лихорадка

забрала его жизнь за два дня вместо обычных четырех. Септон
Юстас был с ним, когда он умер, как и мальчик-король,
которому он служил. Эйгон взял его за руку, когда тот
испустил дух.
Сира Тиланда Ланнистера никогда не любили. После
смерти королевы Рейниры он призывал Эйгона II убить ее
сына Эйгона, и некоторые «черные» ненавидели его за это.
Тем не менее, после смерти Эйгона II он остался служить
Эйгону III, и за это его ненавидели некоторые «зеленые».
754

Выйдя вторым из чрева матери, на несколько ударов сердца

позже, чем его брат-близнец Джейсон, он был лишен славного
лордства и золота Утеса Кастерли и должен был искать себе
собственное место в мире. Сир Тиланд никогда не был женат
и не имел детей, поэтому мало кто оплакивал его после смерти.
Он прятал свои увечья под капюшоном, а в народе говорили,
что лицо под этой тканью должно быть безобразным и злым.
Некоторые называли его трусом, так как он уберег Вестерос от
войны с Дочерьми и сделал так мало, чтобы обуздать
Грейджоев на Западе. Вывезя три четверти королевской казны
из столицы, будучи мастером над монетой Эйгона II, Тиланд
Ланнистер посеял семена падения королевы Рейниры; хитрый
ход, который в конце концов стоил ему самому глаз, ушей и
мужского достоинства, а королеве – ее трона и жизни. Тем не
менее, он хорошо и верно служил сыну Рейниры как десница.

Регентство – Война, мир и ярмарки

скота
Король Эйгон III был еще мальчиком, не достигшим и
тринадцатых именин, но в дни, последовавшие за смертью
сира Тиланда Ланнистера, он явил зрелость, опережавшую его
годы. Обойдя сира Марстона Уотерса, второго по старшинству
в Королевской гвардии, его милость удостоил белым плащом
сира Робина Масси и сира Роберта Дарклина и назначил Масси
лордом-командующим. Так как великий мейстер Манкан все
еще оставался в городе, заботясь о жертвах Зимней горячки,
его милость обратился к его предшественнику, поручив
бывшему великому мейстеру Орвилю призвать лорда
Таддеуса Рована в столицу.
– Я желаю, чтобы лорд Рован был моим десницей. Сир
Тиланд ценил его достаточно высоко, чтобы предложить ему
 755

руку моей сестры для брака, поэтому я знаю, что ему можно
доверять.
Он пожелал, чтобы также и Бейла была возвращена ко
двору.
– Лорд Алин станет моим адмиралом, как и его дед.
Орвиль, возможно, в надежде на королевское
помилование, спешно отправил воронов в полет.
Тем не менее, король Эйгон действовал, не обратившись
за советом к регентам. Лишь трое из них пребывали в
Королевской Гавани: лорд Пик, лорд Мутон и великий мейстер
Манкан, который поспешил обратно в Красный замок, едва
только сир Роберт Дарклин приказал, чтобы его врата были
вновь открыты. Манфрид Мутон, прикованный к постели и все
еще восстанавливающий силы после борьбы с лихорадкой,
просил, чтобы любые решения были отложены до тех пор,
пока из Долины и Дорнийских марок не прибудут леди Джейн
Аррен и лорд Ройс Карон, чтобы принять участие в
обсуждении. Однако его коллеги не желали этого, и лорд Пик
настаивал, что, покинув Королевскую Гавань, бывшие регенты
тем самым отказались от своих мест в совете. Заручившись
поддержкой великого мейстера (в чем Манкану после
пришлось раскаяться), Анвин Пик отменил все назначения и
указы короля на том основании, что ни у одного мальчишки
двенадцати лет не достанет здравомыслия, чтобы решать столь
значимые вопросы самому.
Марстон Уотерс был утвержден в звании лорда-
командующего Королевской гвардии, тогда как Дарклину и
Масси было приказано сдать белые плащи, дабы сир Марстон
мог пожаловать их рыцарям по собственному выбору.
Великий мейстер Орвиль был возвращен в темницу
дожидаться казни. Чтобы не оскорбить лорда Рована, регенты
предложили ему место в своем кругу, а также должность
юстициария и мастера над законами. Подобных знаков
внимания не было оказано Алину Велариону, но, конечно, и
речи быть не могло, чтобы мальчишка таких лет и такого
756

смутного происхождения стал лорд-адмиралом. Должности

королевского десницы и Защитника Державы, прежде
отдельные, ныне были объединены и заняты не кем иным, как
самим Анвином Пиком.
Грибок рассказывает нам, что король Эйгон III
отреагировал на решения своих регентов угрюмым
молчанием; лишь раз высказался он, противясь отставке
Масси и Дарклина.
– Королевские гвардейцы служат пожизненно, – сказал
мальчик, на что лорд Пик молвил:
– Только если они были назначены должным образом,
ваша милость.
Септон Юстас также говорит, что король принял сии
указы «любезно» и поблагодарил лорда Пика за его мудрость:
– Я все еще дитя, как известно вашей светлости, и
нуждаюсь в наставлениях.
Если его истинные чувства и были иными, Эйгон решил
не озвучивать их, но вместо того снова впал в молчание и
бездействие.
До наступления совершенных лет король Эйгон III мало
принимал участия в управлении королевством помимо того,
что скреплял своей подписью и печатью те бумаги, которые
подавал ему лорд Пик. В некоторых формальных случаях его
милость выводили, дабы он сидел на Железном троне или
приветствовал послов, но кроме того его редко видели внутри
Красного замка и никогда за его стенами.
Нам следует теперь помедлить мгновение и обратить
свой взгляд на Анвина Пика, правителя Семи Королевств во
всем, кроме имени, большую часть последующих трех лет
выступавшего в роли лорда-регента, Защитника Державы и
десницы короля.
Его дом был одним из старейших в Просторе, уходя
извилистыми корнями глубоко в прошлое, в Век Героев и
Первых людей. Ко множеству своих выдающихся предков его
светлость мог причислить такие легенды, как сир Урратон
 757

Щитолом, лорд Мерин Писарь, леди Ирма из Золотой Чаши,

сир Барквен Осадник, лорд Эддисон Старший, лорд Эддисон
Младший и лорд Эмерик Мститель. Многие Пики служили
советниками в Хайгардене в те времена, когда Простор был
самым богатым и могущественным королевством во всем
Вестеросе. Когда гордыня и мощь дома Мандерли стали
чрезмерными, именно Лоримар Пик усмирил их и отправил в
изгнание на Север. За эту услугу король Персеон III Гарденер
пожаловал ему прежние владения Мандерли в Данстонбери и
прилегающих землях. Кроме того, сын короля Персеона,
Гвейн, взял дочь лорда Лоримара своей невестой – она стала
седьмой девицей из дома Пиков, что восседала под Зеленой
Рукой в качестве королевы всего Простора. На протяжении
столетий другие дочери дома Пика вступали в брак с
Редвинами, Рованами, Костейнами, Окхартами, Осгреями,
Флорентами, даже Хайтауэрами.
Все это окончилось с приходом драконов. Лорд Армен
Пик и его сыновья погибли на Пламенном Поле рядом с
королем Мерном и его сыновьями. С угасанием дома
Гарденеров Эйгон Завоеватель пожаловал Хайгарден и
правление Простором дому Тирелл, бывшим королевским
стюардам. У Тиреллов не было кровного родства с Пиками и
не было оснований поддерживать их. И медленное падение
этого гордого дома началось. Столетие спустя Пики все еще
держали три замка, их земли были обширны и хорошо
населены, хоть и не особенно богаты, но честь занимать первое
место в числе знаменосцев Хайгардена больше им не
принадлежала.
Анвин Пик был настроен исправить это и вернуть дому
Пик его прежнее величие. Как и его отец, который примкнул к
большинству во время Великого совета 101 года, он не верил,
что женщине должно управлять мужчинами. Во время Танца
Драконов лорд Анвин был среди самых яростных зеленых,
возглавив тысячу мечей и копий, дабы удержать Эйгона II на
Железном троне. Когда Ормунд Хайтауэр пал при Тамблтоне,
758

лорд Анвин полагал, что командование должно перейти к

нему, но был лишен его интригами соперников. Этого он
никогда не простил, заколов перевертыша Оуэна Борни и
замыслив убийства драконьих наездников Хью Молота и
Ульфа Белого. Первый из Шипов (хоть это и не было широко
известно) и один из троих до сих пор оставшихся в живых,
лорд Анвин доказал в Тамблтоне, что он не тот человек, с
которым стоит шутить. Он докажет это вновь в Королевской
Гавани.
Возвысив сира Марстона Уотерса до командования
Королевской гвардией, лорд Пик теперь настоял, чтобы тот
вручил белые плащи двум его родичам: племяннику сиру
Амаури Пику из Звездного Пика и брату-бастарду сиру
Мервину Флауэрсу. Городская стража была поставлена под
командование сира Лукаса Лейгуда, сына одного из Шипов,
умершего в Тамблтоне. Для замены людей, умерших во время
Зимней горячки и Безумной луны, десница пожаловал
золотыми плащами пятьсот собственных людей.
Лорд Пик не был доверчив по природе, и все, что он
видел (и в чем участвовал) при Тамблтоне, убедило его, что
враги повергнут его, будь им дана хоть половина шанса.
Помня о своей безопасности, он окружил себя личной охраной,
десятью наемниками, верными только ему (и золоту, что он
расточал на них), которые со временем стали известны как его
«Персты». У их капитана, волантийского авантюриста по
имени Тессарио, были тигровые полосы, вытатуированные на
лице и спине – метки раба-солдата. В лицо люди называли его
Тессарио Тигр, что нравилось ему; за спиной же его прозвали
Тессарио Большой Палец, насмешливое прозвище, данное
Грибком.
Обеспечив защиту для себя лично, новый десница начал
брать своих сторонников, родичей и друзей ко двору вместо
мужчин и женщин, чья преданность была менее надежна. Его
вдовая тетка Клариса Осгрей была назначена вести хозяйство
для королевы Джейхейры, контролируя ее горничных и слуг.
 759

Сир Гарет Лонг, мастер над оружием в Звездном Пике,

получил то же звание в Красном замке и задание подготовить
короля Эйгона к рыцарству. Джордж Грейсфорд, лорд
Священного чертога, и сир Виктор Рисли, рыцарь из Поляны
Рисли, единственные выжившие Шипы помимо самого лорда
Пика, были назначены, соответственно, лордом-дознавателем
и Королевским Правосудием.
Десница зашел столь далеко, что отстранил септона
Юстаса, назначив более молодого септона Бернарда, дабы он
направлял духовные потребности двора и руководил
религиозным и нравственным обучением его милости.
Бернард был также его родичем, происходя от младшей сестры
его прадеда. Освободившись от своих обязанностей, септон
Юстас отправился из Королевской Гавани в Каменную Септу,
свой родной город, где посвятил себя написанию выдающейся
(хотя и несколько напыщенной) работы «Правление короля
Визериса, первого сего имени, и Танец Драконов, что за ним
воспоследовал». К сожалению, септон Бернард вместо
описания придворных сплетен предпочитал заниматься
сочинением духовной музыки, поэтому не оставил для
историков и ученых ничего достойного их интереса (как, увы,
и для ценителей духовной музыки).
Ничто из этих изменений не обрадовало молодого
короля. Его милость был особенно недоволен своей
Королевской гвардией. Ни любви, ни доверия не питал он к
двоим новым гвардейцам, как не забыл и присутствия сира
Марстона Уотерса при смерти своей матери. Еще больше,
ежели это возможно, король Эйгон не терпел Перстов
десницы, особенно их дерзкого и сквернословящего
командира Тессарио Большого Пальца. Эта неприязнь
обернулась ненавистью, когда волантиец убил сира Робина
Масси, одного из молодых рыцарей, кого Эйгон хотел
назначить в свою гвардию, в ссоре из-за лошади, которую оба
хотели купить.
760

Вскоре у короля появилась сильная неприязнь и к своему

новому мастеру над оружием. Сир Гарет Лонг был искусным
мечником, но суровым наставником, известным в Звездном
Пике жесткостью к мальчикам, которых он обучал. Тех, кто не
отвечал его требованиям, заставляли проводить многие дни
без сна, окунали в ледяную воду, обривали головы и часто
избивали. Ни одно из этих наказаний не было доступно сиру
Гарету на его новой должности. Хотя Эйгон был замкнутым
учеником и мало интересовался мечом или военным
искусством, его королевская личность была неприкосновенна.
Всякий раз, когда сир Гарет говорил с ним слишком громко
или слишком сурово, король просто бросал меч и щит и уходил
прочь.
У Эйгона, казалось, был лишь один компаньон, о ком он
заботился. Геймон Белокурый, его шестилетний чашник и
отведыватель кушаний, не только разделял с королем все
блюда, но и сопровождал его во дворе, чего сир Гарет не мог
не заметить. Будучи бастардом, рожденным шлюхой, Геймон
считался никем при дворе, поэтому когда сир Гарет попросил
лорда Пика назначить того королевским мальчиком для битья,
десница с радостью сделал это. С тех пор любая провинность,
лень или грубость со стороны короля Эйгона приводила к
наказанию для его друга. Кровь и слезы Геймона трогали
короля сильнее, чем любые слова Гарета Лонга, и успехи его
милости вскоре были отмечены всеми, кто видел его во дворе
замка, но неприязнь короля к его учителю только усугубилась.
Тиланд Ланнистер, слепой и искалеченный, всегда
относился к королю с почтением, беседуя с ним мягко,
стремясь направлять, но не указывать. Анвин Пик был
десницей тверже; грубый и жесткий, он проявлял мало
терпения с молодым монархом, относясь к нему «скорее как к
угрюмому мальчишке, чем как к королю», по словам Грибка,
и не прилагал усилий, дабы привлечь его милость к
повседневному правлению королевством. Когда Эйгон III
замкнулся в молчании, одиночестве и задумчивом
 761

бездействии, десница был рад игнорировать его, за

исключением тех формальных случаев, когда его присутствие
было необходимо.
Верно ли или ошибочно, сира Тиланда Ланнистера
считали слабым и неспособным десницей, однако при этом
зловещим, расчетливым, даже чудовищным. Лорд Анвин Пик
пришел к десничеству с намерением продемонстрировать
свою силу и прямоту.
– Этот десница не слеп, не таится под вуалью, не
искалечен, – заявил он королю и двору. – Десница, что еще в
силах держать меч.
Молвив так, он извлек свой длинный меч из ножен и
высоко поднял его так, чтобы все могли видеть. Шепот
пронесся над залом. Не простым клинком был меч, который
держал его светлость, но выкованным из валирийской стали:
Оставляющий Сирот, что в последний раз видели в руках
Храброго Джона Рокстона, когда он осыпал ударами людей
Здоровяка Хью Молота во дворе у Тамблтона.
День Небесного Отца – самый благоприятный день для
свершения правосудия, учат нас септоны. В 133 году от З.Э.
новый десница постановил, чтобы в этот день те, кто ранее был
осужден, наконец, понесли кару за свои преступления.
Городские тюрьмы были забиты до отказа, и даже глубокие
темницы под Красным замком были почти полны. Лорд Анвин
опустошил их. Узников выводили или вытаскивали на
площадь перед вратами Красного замка, где тысячи жителей
Королевской Гавани собрались наблюдать, как они получат по
заслугам. Под взглядом мрачного молодого короля и его
сурового десницы, наблюдавших с зубчатой стены, палач
исполнял королевское правосудие. Поскольку для одного меча
работы оказалось слишком много, Тессарио и его Перстам
было поручено подсобить ему.
«Вышло бы быстрее, если б десница послал за мясниками
на улицу Мух, – отмечает Грибок, – ибо то была мясницкая
работа – руби и кромсай». Сорока ворам отсекли руки. Восемь
762

Рисунок 73. Лорд Анвин Пик принимает должность десницы короля, в его
руках валирийский меч Оставляющий Сирот.
 763

насильников оскопили, повесили отсеченные гениталии им на

шеи и провели нагими к берегу, где посадили на идущий к
Стене корабль. Обвиняемый из числа Честных Бедняков,
который вещал, что Семеро послали Зимнюю горячку, дабы
наказать дом Таргариенов за кровосмешение, лишился языка.
Две шлюхи были искалечены неописуемым образом за
заражение дурными болезнями десятков мужчин. Шестерым
слугам, признанным виновными в краже у своих господ,
отрезали носы; у седьмого, проделавшего дыру в стене, чтобы
подглядывать за дочерьми хозяина в их наготе, выбили
дерзновенный глаз.
Затем следовали убийцы. Было приведено семеро, в том
числе один трактирщик, который убивал некоторых из своих
гостей (которых, как он полагал, не станут разыскивать) и крал
их ценности еще со времен Старого короля. Остальные
убийцы были сразу повешены, ему же отсекли руки и сожгли
у него на глазах, затем он был подвешен в петлю и
выпотрошен, пока задыхался.
Последними были трое самых известных узников, те,
кого ожидала толпа: очередной «Пастырь Перерожденный»,
капитан пентошийского купеческого судна, который был
обвинен и признан виновным в занесении Зимней горячки из
Систертона в Королевскую Гавань, и бывший великий мейстер
Орвиль, осужденный изменник и дезертир из Ночного Дозора.
Королевское Правосудие, сир Виктор Рисли, лично принялся
за каждого из них. Он отсек головы пентошийцу и лже-
Пастырю топором палача, но великому мейстеру Орвилю была
дарована честь умереть от меча, принимая в расчет его возраст,
высокое происхождение и долгую службу.
«Когда День Небесного Отца был окончен, и толпа у
ворот рассеялась, десница короля был удовлетворен, – пишет
септон Юстас, который отправлялся в Каменную Септу на
следующий день. – Хотел бы я написать, что простолюдины
вернулись в свои дома и лачуги, чтобы поститься, молиться и
просить прощения за свои грехи, но это было бы далеко от
764

истины. Разгоряченные кровью, вместо того они искали

притоны греха; городские пивные, кабаки и бордели были
переполнены, ибо такова нечестивость человеческая».
Грибок говорит о том же, хотя и по-своему: «Всякий раз,
когда я вижу, как человека предают смерти, после мне нужна
фляга и женщина, дабы напомнить себе, что я все еще жив».
Все время, пока длился День Небесного Отца, король
Эйгон III стоял на зубцах надвратной башни, не говоря ни
слова и не отводя взгляда от кровопролития внизу. «Король
был словно сделан из воска», – отмечает септон Юстас.
Великий мейстер Манкан вторит ему. «Его милость
присутствовал, ибо таков был его долг, но в то же время
казалось, что он где-то далеко. Некоторые из осужденных
обращались к зубчатым стенам, выкрикивая мольбы о пощаде,
но король словно не видел их и не слышал их отчаянных слов.
Не заблуждайтесь. Сей праздник был устроен для нас
десницей, и он был тем, кто пировал на нем».
К середине года замок, город и король были в твердой
хватке нового десницы. Горожане были спокойны, Зимняя
горячка отступила, королева Джейхейра укрылась в уединении
в своих покоев, король Эйгон упражнялся во дворе по утрам и
взирал на звезды ночью. За стенами Королевской Гавани,
однако, бедствия, что поразили королевство в последние два
года, лишь усугубились. Торговля зачахла, на Западе
продолжалась война, на всем Севере почти повсеместно
царствовали голод и болезни, на юге дорнийцы все больше
смелели и все больше причиняли беспокойства. Пришла пора
Железному трону показать свою силу, решил лорд Пик.
К этому времени были достроены уже восемь из десяти
больших боевых кораблей, заказанных еще сиром Тиландом,
поэтому десница решил для начала вновь открыть Узкое море
для торговли. Командовать королевским флотом он назначил
еще одного своего дядю, сира Гедмунда Пика, бывалого бойца,
прозванного Гедмундом Секирой за свое любимое оружие.
Хотя и заслуженно прославленный своим воинским
 765

мастерством, сир Гедмунд имел мало знаний или опыта

касательно кораблей, поэтому его светлость также призвал
знаменитого наемного капитана Неда Боба (прозванного
Черным Бобом за густую черную бороду), чтобы служить
Секире правой рукой и помогать ему советом во всех
мореходных делах.
Положение на Ступенях, когда сир Гедмунд и Черный
Боб подняли паруса, было, без преувеличения, хаотичным.
Корабли Ракаллио Риндуна по большей части были сметены с
моря, но он по-прежнему правил Кровавым Камнем,
крупнейшим из островов, и несколькими островками
поменьше. Тирошийцам почти удалось его одолеть, но Лис и
Мир заключили перемирие и начали совместную атаку на
Тирош, вынудив архонта отозвать корабли и мечи. Трехглавый
союз Браавоса, Пентоса и Лората лишился одной из своих
голов с отступлением лоратийцев, но пентошийские наемники
удерживали все те острова Ступеней, что не были в руках
людей Ракаллио, а боевые корабли Браавоса владели водами
меж ними.
Вестерос не может надеяться на победу в морской войне
против Браавоса, знал лорд Анвин. Целью его, заявил он, было
положить конец разбойнику Ракаллио Риндуну и его
пиратскому королевству и обеспечить присутствие войск на
Кровавом Камне, дабы убедиться, что Узкое море никогда
более не будет перекрыто. Королевский флот, состоящий из
восьми новых боевых кораблей и около двадцати старых
коггов и галей, никоим образом не был достаточно велик,
чтобы исполнить это, посему десница написал в Дрифтмарк,
поручив лорду Приливов собрать «флот вашего лорда-деда, и
передать его под команду нашего доброго дяди Гедмунда,
чтобы он мог вновь открыть морские пути».
Именно этого Алин Веларион желал уже давно, как и
Морской Змей до него. Впрочем, прочитав послание, юный
лорд ощетинился и заявил:
766

– Теперь это уже мой флот, и даже мартышка Бейлы

лучше годится в адмиралы, чем дядюшка Гедмунд.
Все же он поступил согласно приказу, приведя
шестьдесят боевых галей, тридцать ладей и более сотни
больших и малых коггов навстречу королевскому флоту,
отчалившему из Королевской Гавани. Когда огромный боевой
флот миновал Глотку, сир Гедмунд отправил Черного Боба на
флагман лорда Алина «Королева Рейнис» с письмом,
назначавшим его командовать эскадрой Веларионов, «дабы
извлечь пользу из его многолетнего опыта». Лорд Алин
отослал его обратно. «Я бы вздернул его, – написал он сиру
Гедмунду, – но мне жаль изводить хорошую снасть на бобы».
Зимой сильные северные ветры властвуют над Узким
морем, поэтому флот совершил свое плавание на юг в
кратчайшие сроки. С Тарта подошла дюжина весельных ладей,
еще более пополнив их ряды, направляемая лордом
Бриндемером Вечерней Звездой. Однако вести, что принес его
светлость, были менее радостными. Морской владыка
Браавоса, архонт Тироша и Ракаллио Риндун заключили
сделку; они будут править Ступенями совместно, и лишь
судам, получившим разрешение на торговлю от Браавоса или
Тироша, будет дозволен проход.
– А что Пентос? – спросил лорд Алин.
– Не у дел, – сообщил Вечерняя Звезда. – При дележе
пирога на троих куски выходят больше, чем когда его режут
на четвертины.
Гедмунд Секира (которому было так худо во время
плавания, что моряки прозвали его Гедмундом Немочью)
решил, что десницу короля стоит известить о новом
соглашении между воюющими городами. Вечерняя Звезда уже
послал ворона в Королевскую Гавань, и Пик постановил, что
флот останется на Тарте до получения ответа.
– Это лишит нас всякой надежды застать Ракаллио
врасплох, – возразил Алин Веларион, но сир Гедмунд был
непреклонен. Командующие разошлись в гневе.
 767

На восходе следующего дня Черный Боб разбудил сира

Гедмунда, чтобы сообщить ему, что лорд Приливов исчез.
Весь флот Велариона ускользнул ночью. Гедмунд Секира
фыркнул.
– Сбежал на Дрифтмарк, готов поспорить, – сказал он.
Нед Боб согласился, назвав лорда Алина «испуганным
мальчишкой».
Сильнее ошибиться они не могли. Лорд Алин увел свои
корабли на юг, не на север. Три дня спустя, пока Гедмунд
Секира и его королевский флот все еще простаивали у
побережья Тарта, ожидая ворона, среди скал, утесов и
запутанных водных путей у Ступеней началась битва. Атака
застала браавосийцев врасплох, когда гранд-адмирал и четыре
десятка его капитанов пировали на Кровавом Камне с
Ракаллио Риндуном и посланцами Тироша. Половина
кораблей Браавоса были захвачены, сожжены или потоплены,
пока стояли на якоре или на причале в доках, остальные –
когда подняли паруса и попытались сняться с якоря.
Битва не была бескровной. «Великий вызов», громадный
дромон Браавоса на четыре сотни весел, пробился сквозь
полдюжины меньших боевых кораблей Веларионов в
открытое море, только чтобы встретить самого лорда Алина,
надвигавшегося на него. Слишком поздно; браавосийцы
попытались развернуться навстречу атаке, но тяжелый дромон
был неуклюж и медлителен, и «Королева Рейнис», вспенивая
воду всеми веслами, ударила его сбоку.
Нос «Королевы» врезался в борт большого браавосского
корабля «словно огромный дубовый кулак», написал один из
очевидцев позднее, расщепив его весла, проломив доски и
корпус, обрушив мачты, разрезав массивный дромон почти
надвое. Когда лорд Алин крикнул гребцам, приказывая дать
задний ход, море хлынуло в зияющую рану, оставленную
«Королевой», и «Великий вызов» затонул в считанные
секунды, «а вместе с ним и раздутая гордость морского
владыки».
768

Рисунок 74. Бой кораблей «Великий вызов» и «Королева Рейнис».

Победа Алина Велариона была сокрушительной. Он потерял

три корабля на Ступенях (один из них, к несчастью, был
«Верный сердцем» под командованием его кузена Дейрона,
который погиб при крушении), потопив более тридцати и
захватив шесть галей, одиннадцать коггов, восемьдесят девять
пленников, огромные запасы снеди, питья, оружия и монет, а
также слона, предназначенного для зверинца морского
владыки. Вместе со всем этим лорд Приливов вернулся в
Вестерос, а также с именем, что он будет носить до конца
своей долгой жизни: Дубовый Кулак. Когда лорд Алин провел
«Королеву Рейнис» вверх по течению Черноводной и въехал в
Речные ворота на спине слона морского владыки, десятки
тысяч растянулись вдоль улиц города, выкрикивая его имя и
 769

добиваясь хотя бы взгляда своего нового героя. Король Эйгон

III сам появился в воротах Красного замка, приветствуя его.
За стенами, однако, была иная история. Когда Алин
Дубовый Кулак вступил в тронный зал, молодой король куда-
то исчез. Вместо того лорд Анвин Пик хмуро взглянул на него
с вершины Железного трона и молвил:
– Ты глупец, трижды проклятый глупец. Если бы я мог,
то лишил бы тебя твоей чертовой головы.
У десницы была веская причина гневаться. Хотя шумная
толпа приветствовала Дубового Кулака, дерзкое нападение их
смелого юного героя поставило королевство в недопустимое
положение. Пусть лорд Веларион и захватил множество
кораблей Браавоса и слона, но он не взял ни Кровавый Камень,
ни другие острова Ступеней; рыцари и солдаты, потребные для
подобного завоевания, оставались на борту больших кораблей
королевского флота, покинутых им у берегов Тарта.
Уничтожение пиратского королевства Ракаллио Риндуна было
главной целью лорда Пика; вместо этого Ракаллио, казалось,
стал сильнее, чем когда-либо прежде. Война с Браавосом,
самым богатым и могущественным из девяти Вольных
городов, была последним, чего желал десница.
– Но именно ее ты дал нам, милорд, – прогремел Пик. –
Ты дал нам войну.
– И слона, – дерзко ответил лорд Алин. – Умоляю, не
забывайте о слоне, милорд.
Это замечание вызвало нервные смешки даже среди
личной свиты лорда Пика, поведал нам Грибок, но десницу это
не развеселило. «Он был не тем человеком, кто любит
посмеяться сам, – говорит карлик, – и еще меньше ему
нравилось, когда смеются над ним».
Хотя иные могли опасаться вызвать вражду лорда
Анвина, Алин Дубовый Кулак был уверен в своих силах. Едва
достигший зрелости и к тому же рожденный бастардом, он был
женат на единокровной сестре короля, в его распоряжении
была вся власть и богатство дома Веларионов, и он только что
770

стал любимцем простонародья. Лорд-регент или нет, Анвин

Пик был не настолько безумен, чтобы воображать, что может
безнаказанно причинить вред герою Ступеней. «Юноши
полагают себя бессмертными, – пишет великий мейстер
Манкан в «Доподлинном изложении», – и всякий раз, когда
молодой воин пробует пьянящее вино победы, предположение
переходит в убеждение. Однако самоуверенность юности мало
стоит против хитрости зрелых лет. Лорд Алин мог улыбаться
упрекам десницы, но вскоре он получит все основания
страшиться его воздаяний».
Манкан знал, о чем пишет. Семь дней спустя после
триумфального возвращения лорда Алина в Королевскую
Гавань его чествовали роскошной церемонией в Красном
замке, за которой наблюдали король Эйгон III, восседавший на
Железном троне, двор и половина города. Сир Марстон
Уотерс, лорд-командующий Королевской гвардии, посвятил
его в рыцари. Анвин Пик, лорд-регент и десница короля,
возложил золотую цепь адмирала на его шею и вручил
серебряную копию «Королевы Рейнис» как символ его
победы. Сам король спросил, согласен ли его светлость
служить в Малом совете мастером над кораблями. Лорд Алин
с почтением согласился.
«И тогда пальцы десницы сомкнулись на его горле, –
говорит Грибок. – То был голос Эйгона, но слова Анвина». Его
верных подданных на Западе долгое время тревожили
грабители с Железных островов, объявил молодой король, и
кто лучше наведет мир в Закатном море, чем его новый
адмирал? И Алин Дубовый Кулак, этот гордый упрямый юнец,
обнаружил, что у него нет иного выбора, кроме как
согласиться повести свой флот вдоль южной оконечности
Вестероса, чтобы отбить Светлый остров, и положить конец
угрозе лорда Дальтона Грейджоя и его железнорожденных.
Ловушка была расставлена искусно. Опасное плавание
грозило тяжелыми потерями флоту Велариона. Ступени
кишели врагами, которых было не застать врасплох во второй
 771

раз. За ними лежали бесплодные берега Дорна, где лорд Алин

не смог бы найти безопасной гавани. В Закатном море же
лорда Алина со своими ладьями поджидал Красный Кракен.
Если бы железные люди одержали верх, сила дома Веларионов
была бы сломлена раз и навсегда, и лорду Пику никогда
больше не пришлось терпеть наглость мальчишки,
прозванного Дубовым Кулаком. Если бы лорд Алин победил,
Светлый остров был бы возвращен его законным хозяевам,
Западные земли освобождены от дальнейшего произвола, и
лорды Семи Королевств узнали бы цену неповиновения
королю Эйгону III и его новому деснице.
Покидая Королевскую Гавань, лорд Приливов подарил
своего слона королю Эйгону III. Вернувшись в Халл, чтобы
собрать свой флот и запастись провиантом для долгого
путешествия, он попрощался с женой, леди Бейлой, которая
проводила его в путь поцелуем и известием о том, что она
ожидает дитя.
– Назови его Корлисом в честь моего деда, – сказал ей
лорд Алин. – Однажды он может сесть на Железный трон.
Бейла рассмеялась.
– Я назову ее Лейной, в честь моей матери. Однажды она
может оседлать дракона.
Как известно, лорд Корлис Веларион совершил девять
знаменитых плаваний на своем «Морском змее». Лорд Алин
Дубовый Кулак совершит шесть на шести разных судах. «Мои
леди», как он будет их называть. В свое путешествие вокруг
Дорна до Ланниспорта он отплыл на браавосской боевой галее
в двести весел, захваченной на Ступенях и переименованной в
«Леди Бейлу» в честь его молодой жены.
Кому-то может показаться странным, что лорд Пик
отослал крупнейший флот Вестероса во время угрозы войны с
Браавосом. Сир Гедмунд Пик и королевский флот были
отозваны с Тарта к Глотке охранять проход в Черноводный
залив, если бы браавосийцы решили отыграться на
Королевской Гавани, но другие порты и города вдоль всего
772

Узкого моря оставались уязвимыми, поэтому десница

направил одного из регентов, лорда Манфрида Мутона, в
Браавос, дабы провести переговоры с морским владыкой и
возвратить ему слона. Шестеро других знатных лордов
сопровождали его вместе с шестьюдесятью рыцарями,
гвардейцами, прислужниками, писарями и септонами, шестью
певцами... и Грибком, который предположительно укрылся в
винном бочонке, дабы избежать уныния Красного замка и
«найти место, где люди еще помнят, как надо смеяться».
Тогда, как и ныне, браавосийцы были прагматичным
народом, ведь их город – город беглых рабов, где почитают
тысячу ложных богов, но истинно поклоняются лишь золоту.
Среди сотни островов прибыль значит больше гордости. По
прибытии лорд Мутон и его спутники восхитились Титаном и
были отведены в легендарный Арсенал, чтобы увидеть воочию
постройку военного корабля, оконченную в один день.
– Мы уже заменили все корабли, которые украл или
затопил ваш мальчишка-адмирал, – похвалился морской
владыка лорду Мутону.
Однако, продемонстрировав мощь Браавоса, он более
чем желал быть умиротворенным. Пока он торговался с
лордом Мутоном об условиях мира, лорды Фоллард и Кресси
раздавали щедрые взятки среди Хранителей ключей,
магистров, жрецов и торговых магнатов. В конце концов, в
обмен на существенную компенсацию, Браавос простил
«самовольное нарушение», допущенное лордом Веларионом,
согласился расторгнуть союз с Тирошем и разорвать все связи
с Ракаллио Риндуном, и уступил Ступени Железному трону
(поскольку в то время острова находились в руках Риндуна и
пентошийцев, морской владыка по сути продал то, чем не
владел, но сие не было редкостью для Браавоса).
Поездка в Браавос оказалась богатой событиями и в иных
отношениях. Лорд Фоллард полюбил браавосскую куртизанку
и предпочел остаться с ней, нежели возвращаться в Вестерос,
сир Герман Роллингфорд был убит на дуэли брави,
 773

оскорбленным цветом его дублета, а сир Денис Харт будто бы

прибег к услугам таинственных Безликих, чтобы убить
соперника в Королевской Гавани, утверждает Грибок. Сам же
шут так развеселил морского владыку, что получил
заманчивое предложение остаться в Браавосе. «Признаюсь,
это было искушение. В Вестеросе мое остроумие расточается
на короля, который никогда не улыбается, но в Браавосе
полюбили бы меня... боюсь, слишком сильно. Каждая
куртизанка возжелала бы меня, и, рано или поздно, какой-
нибудь брави оскорбился бы размером моего члена и проткнул
меня своей острой карликовой шпажкой. И удрал Грибок
обратно в Красный замок, ну что за дурак!»
Так и вышло, что лорд Мутон вернулся в Королевскую
Гавань с миром, но дорогой ценой. Огромная компенсация,
которую потребовал морской владыка, настолько истощила
королевскую казну, что лорд Пик вскоре счел необходимым
взять заем у Железного банка Браавоса, просто чтобы корона
могла уплатить долги. Это, в свою очередь, потребовало
восстановления некоторых налогов лорда Селтигара,
упраздненных сиром Тиландом Ланнистером, что равно
рассердило и знать, и торговцев, и ослабило его поддержку
среди простонародья.
Вторая половина года оказалась бедственной и в прочих
делах. Двор возрадовался, когда леди Рейна объявила, что
понесла дитя лорда Корбрея, но радость обратилась в скорбь
одну луну спустя, когда с ней случился выкидыш. Сообщалось
о повсеместном голоде на Севере и Зимней горячке в
Барроутоне; впервые она продвинулась так далеко вглубь
страны. Налетчик по прозвищу Сайлас Мрачный вывел к
Стене три тысячи одичалых; это войско одолело черных
братьев у Врат Королевы и рассеялось по Дару, пока лорд
Криган Старк не выступил из Винтерфелла, объединившись с
Гловерами из Темнолесья, Флинтами и Норри с холмов и
сотней разведчиков Ночного Дозора, дабы выследить
одичалых и положить им конец. Тысячей лиг южнее сир
774

Стеффон Коннингтон тоже вел охоту, преследуя небольшой

отряд дорнийских налетчиков на продуваемых ветрами
марках. Но он заехал слишком быстро и слишком далеко, не
сознавая, что впереди, пока однорукий Виланд Виль не
обрушился на него, и леди Эленда вновь осталась вдовой.
На Западе леди Джоханна Ланнистер надеялась
закрепить победу под Кайсом, нанеся очередной удар по
Красному Кракену. Сколотив под стенами Пиршественных
Огней разношерстный флот из рыболовных лодок и коггов,
она погрузила сотню рыцарей и три тысячи солдат на борт и
послала их в море под покровом темноты, дабы отбить
Светлый остров у железных людей. Замысел был высадить их
незамеченными на южном окончании острова, но кто-то их
предал, и ладьи уже поджидали. Злосчастной переправой
командовали лорд Престер, лорд Тарбек и сир Эрвин
Ланнистер. После Дальтон Грейджой отправил в Утес
Кастерли их головы, назвав это «расплатой за моего дядю,
хотя, по правде, он был обжора и пьяница, и островам только
на пользу от него избавиться».
Но все это было ничто по сравнению с трагедией, что
обрушилась на двор и короля. В двадцать второй день девятой
луны 133 года от З.Э. Джейхейра из дома Таргариен, королева
Семи Королевств и последний выживший ребенок короля
Эйгона II, погибла в возрасте десяти лет. Маленькая королева
умерла так же, как ее мать, королева Хелейна, выбросившись
из окна Твердыни Мейгора на железные пики, что заполняли
сухой ров внизу. Пронзенная сквозь грудь и живот, она
полчаса корчилась в агонии, прежде чем ее удалось
освободить, после чего жизнь сразу покинула девочку.
Королевская Гавань скорбела, как могла скорбеть лишь
Королевская Гавань. Джейхейра была испуганным ребенком и
пряталась в Красном замке с того дня, как надела корону, но
горожане помнили ее свадьбу, какой храброй и прекрасной
девочка выглядела тогда. Поэтому они рыдали, стенали, рвали
на себе одежду и толпились в септах, тавернах и борделях в
 775

поисках любого утешения, какое только могли найти. Вскоре

пошли и слухи – как и тогда, когда подобным образом погибла
королева Хелейна. Действительно ли маленькая королева
лишила себя жизни? Даже в стенах Красного замка
разрастались домыслы. Джейхейра была одиноким ребенком,
склонным к слезам и несколько глуповатым, но она казалась
вполне довольной в своих покоях, окруженная горничными и
дамами, котятами и куклами. Что могло довести ее до такого
безумия или горя, чтобы броситься из окна на эти ужасные
пики? Одни предполагали, что выкидыш леди Рейны
настолько расстроил ее, что она не хотела жить. Другие, более
циничного склада, возражали, что это ревность к ребенку,
растущему внутри леди Бейлы, могла толкнуть ее на такой
поступок. «Это из-за короля, – шептались третьи, – она любила
его всем сердцем, но он не обращал на нее внимания, не
проявлял привязанности, даже не делил с ней свою
опочивальню».
И, конечно же, было много тех, кто отказывался верить,
что Джейхейра забрала свою жизнь. «Ее убили, – шептались
они, – так же, как и ее мать». Но если это правда, кто был
убийцей?
В подозреваемых не было недостатка. По традиции один
из рыцарей Королевской гвардии всегда стоял на посту у двери
королевы. Ему было бы легко проскользнуть внутрь и
выбросить ребенка из окна. Если так, значит, сам король отдал
приказ. Эйгон устал от ее жалоб и стенаний, и желал новую
жену, говорили люди. Или, возможно, он хотел отыграться на
дочери короля, убившего его мать. Мальчик был суров и
мрачен, никто не знал его истинной природы. Истории о
Мейгоре Жестоком звучали повсюду.
Другие обвиняли одну из компаньонок маленькой
королевы, леди Кассандру Баратеон. Старшая из Четырех
Бурь, леди Кассандра была недолго обручена с королем
Эйгоном II в последний год его жизни (и, возможно, с его
братом Эймондом Одноглазым до того). Разочарование
776

озлобило ее, говорили недоброжелатели; когда-то бывшая

наследницей отца в Штормовом Пределе, она обнаружила, что
невысоко ценится в Королевской Гавани, и горько сетовала на
необходимость заботиться о ноющей, недалекой девочке-
королеве, которую она винила во всех своих бедах.
Одна из горничных королевы также оказалась под
подозрением, когда было обнаружено, что она украла двух
кукол Джейхейры и жемчужное ожерелье. Обвинялся и
мальчик-прислужник, что пролил суп на маленькую королеву
в прошлом году и был за это избит. Оба они были подвергнуты
допросу лордом-дознавателем, и, наконец, признаны
невиновными (хотя мальчик умер при допросе, а девушка
лишилась руки за кражу). Даже святые служители Семерых не
были вне подозрений. В городе слышали, как одна септа
говорила, что маленькой королеве не должно иметь детей, ибо
глупые женщины рождают глупых сыновей. Золотые плащи
приволокли и ее, и она сгинула в подземелье.
Горе лишает людей разума. Оглядываясь назад, можно
уверенно сказать, что ни один из указанных не сыграл никакой
роли в печальной смерти маленькой королевы. Если и в самом
деле Джейхейра Таргариен была убита (а тому нет ни
малейших доказательств), это было сделано по воле
единственно вероятного виновника: Анвина Пика, лорда-
регента, лорда Звездного Пика, лорда Данстонбери, лорда
Белой Рощи, Защитника Державы и десницы короля.
Лорд Пик, как известно, разделял опасения своего
предшественника в вопросе наследования. У Эйгона III не
было ни детей, ни выживших братьев и сестер (насколько это
было известно), и любой, у кого есть глаза, мог видеть, что
король едва ли получит наследника от своей маленькой
королевы. До тех пор же единокровные сестры короля
оставались его ближайшими родственницами, но лорд Пик не
собирался позволять женщине взойти на Железный трон: он
сам еще недавно сражался и проливал кровь, чтобы этого не
случилось. Если бы одна из близнецов родила сына, то,
 777

конечно, мальчик стал бы первым в порядке наследования... но

беременность леди Рейны закончилась выкидышем, поэтому
оставался только ребенок в утробе леди Бейлы на Дрифтмарке.
Мысль о том, что корона может перейти к «щенку распутницы
и ублюдка», лорд Анвин Пик не был готов переварить.
Если бы король зачал наследника, свою плоть и кровь,
бедствие было бы предотвращено... но прежде, чем это могло
произойти, Джейхейра должна быть устранена, чтобы Эйгон
мог вновь жениться. Лорд Пик не мог вытолкнуть ребенка из
окна лично, разумеется, поскольку он был где-то в городе,
когда она умерла... но гвардейцем на посту у дверей королевы
в тот вечер был Мервин Флауэрс, его брат-бастард.
Мог ли он быть орудием десницы? Сие более чем
возможно, особенно в свете последующих событий, которые
мы рассмотрим в свое время. Сир Мервин, рожденный вне
брачного ложа, считался исполнительным, хоть и не самым
доблестным из гвардейцев: не первый боец, не герой, просто
закаленный солдат, умело владеющий мечом, верный человек,
кто делает, что приказано. Однако не все люди таковы, какими
кажутся, особенно в Королевской Гавани. Те, кто знал
Флауэрса лучше, видели и иную его сторону. Вне службы он
питал пристрастие к вину, утверждает Грибок, который, как
известно, пил вместе с ним. Принеся обет целомудрия, сир
Мервин редко спал один, разве что в своей келье в башне
Белого Меча; он, правда, был несколько некрасив, но обладал
грубым обаянием, на которое были падки прачки и служанки,
а подвыпив, даже хвалился, что делил ложе и с некоторыми
знатными дамами. Как и многие бастарды, он имел горячую
кровь и легко гневался, замечая оскорбления там, где их даже
не подразумевалось.
Однако ничто из этого не позволяло предположить, что
Флауэрс был чудовищем, способным достать спящего ребенка
из постели и швырнуть навстречу ужасной смерти. Даже
Грибок, всегда готовый думать о каждом худшее, говорит о
том же. Будь у сира Мервина нужда убить королеву, он сделал
778

бы это подушкой, настаивает шут... прежде чем предложить

гораздо более жуткую и вероятную возможность. Флауэрс
никогда бы не вытолкнул королеву из того окна, утверждает
карлик, но он вполне мог отойти в сторону, позволив кому-то
еще войти в ее комнату, будь этот человек ему известен...
кому-то, быть может, вроде Тессарио Большого Пальца или
одному из остальных Перстов. Им не пришлось бы объяснять
Флауэрсу свое дело к маленькой королеве, скажи они, что
пришли по приказу десницы.
Таковы слова шута, но, несомненно, все это лишь
фантазии. Истина о том, как Джейхейра Таргариен встретила
свой конец, никогда не станет известна. Возможно, она
действительно лишила себя жизни в каком-то порыве детского
отчаяния. Если же и правда причиной ее смерти стало
убийство, учитывая все изложенные соображения, человеком,
стоявшим за этим, мог быть лишь лорд Анвин Пик. Все же, без
доказательств ничто из этого не могло обличать его… если бы
не то, что сделал десница позднее.
Через семь дней после того, как тело маленькой
королевы было предано огню, лорд Анвин нанес визит
скорбящему королю в сопровождении великого мейстера
Манкана, септона Бернарда и Марстона Уотерса из
Королевской гвардии. Они пришли, чтобы сообщить его
милости, что он должен отложить свой черный траур и
жениться вновь «на благо государства». Более того, ему уже
выбрали новую королеву.
Анвин Пик был трижды женат и имел семерых детей.
Только один из них выжил. Его первенец умер в младенчестве,
как и обе дочери от второй жены. Его старшая дочь дожила до
замужества лишь для того, чтобы умереть в родах в возрасте
двенадцати лет. Его второй сын был воспитан в Арборе, где
служил лорду Редвину пажом и оруженосцем, но в двенадцать
лет утонул в неудачном плавании. Сир Титус, наследник
Звездного Пика, был единственным сыном лорда Анвина,
дожившим до совершеннолетия. После битвы на Медовичке
 779

Храбрый Джон Рокстон за доблесть посвятил его в рыцари;

сир Титус погиб всего лишь шесть дней спустя в
бессмысленной стычке с группой недобитков, на которую
наткнулся во время разведки. Последним выжившим ребенком
десницы была дочь Мириэлла.
Мириэлла Пик должна была стать новой королевой
Эйгона III. Это идеальный выбор, заявил десница; ровесница
короля, «милая девушка, и любезная», рожденная в одном из
знатнейших домов королевства, обученная септами чтению,
письму и счету. Ее леди-мать была плодовита, поэтому нет
оснований думать, что Мириэлла не подарит его милости
сильных сыновей.
– Что, если она мне не понравится? – сказал король
Эйгон.
– Вам не нужно, чтобы она нравилась, – ответил лорд
Пик, – вам нужно лишь жениться на ней, возлечь с ней, стать
отцом ее сына.
Затем он добавил печально известную фразу:
– Вашей милости не нравится репа, но когда ваш повар
подает ее, вы едите, не так ли?
Король Эйгон угрюмо кивнул... но этот разговор получил
огласку, как всегда бывает с подобными историями, и бедная
леди Мириэлла вскоре прославилась по всем Семи
Королевствам как леди Репка.
Королевой Репкой она так и не стала.
Анвин Пик перехитрил самого себя. Таддеус Рован и
Манфрид Мутон были возмущены тем, что он не счел нужным
обсудить это с ними; решение дела такой важности по праву
принадлежало совету регентов. Леди Аррен прислала колкое
письмо из Долины. Кермит Талли назвал помолвку
«бесцеремонной». Бен Блэквуд осудил ее поспешность;
Эйгону стоило дать, по крайней мере, полгода на траур по его
маленькой королеве. Резкое послание прибыло от Кригана
Старка из Винтерфелла, намекавшего, что Север может
780

отнестись к такой партии с неудовольствием. Даже великий

мейстер Манкан заколебался.
– Леди Мириэлла – чудесная девушка, и я не сомневаюсь,
что она стала бы отличной королевой, – сказал он деснице, –
но мы должны соблюсти приличия, милорд. Мы, имеющие
честь служить вместе с вашей светлостью, знаем, что вы
любите его милость, словно родного сына, и делаете все ради
него и державы, но другие могут намекать, что вы выбрали
свою дочь по менее благородным причинам... ради власти или
славы дома Пиков.
Грибок, наш мудрый шут, замечает, что некоторые двери
лучше не открывать, ибо «никогда не знаешь, что может из них
выйти». Пик открыл дверь к титулу королевы для своей
дочери, но и у других лордов были дочери (а также сестры,
племянницы, кузины, порой даже вдовая мать или незамужняя
тетка), и до того, как дверь захлопнулась, они все стали
ломиться в нее, настаивая, что их собственная родня станет
лучшей супругой королю, чем леди Репка.
Чтобы перечесть имена всех претенденток, потребуется
больше страниц, чем мы имеем, но некоторые стоят
упоминания. В Утесе Кастерли леди Джоханна Ланнистер
отложила свою войну с железными людьми на время, дабы
написать деснице, указывая, что ее дочери Сирелла и Тишара
были девицами благородного рода и достигли брачного
возраста. Дважды овдовевшая леди Штормового Предела,
Эленда Баратеон, предложила собственных дочерей,
Кассандру и Эллин. Кассандра некогда была помолвлена с
Эйгоном II и была «хорошо подготовлена для роли королевы»,
– писала она. Из Белой Гавани прибыл ворон от лорда
Торрхена, напоминая о прежних брачных уговорах между
драконом и водяным, «сорванных жестокой случайностью», и
предлагая королю Эйгону восстановить порядок восстановил
порядок вещей, взяв девицу Мандерли в невесты. Шариса
Футли, вдова из Тамблтона, имела смелость предложить себя.
 781

Возможно, самое смелое письмо пришло от

неудержимой леди Саманты из Староместа, которая заявила,
что ее сестра Сансара (из дома Тарли) «энергична и сильна, и
прочла больше книг, чем половина мейстеров Цитадели»,
тогда как ее золовка Бетани (из дома Хайтауэр) «очень
красива, с гладкой нежной кожей, сияющими волосами и
милейшим нравом», пусть и «ленива и глуповата, правду
говоря, хотя некоторым мужчинам по нраву такие жены». В
заключение она предположила, что, возможно, королю Эйгону
следует жениться на обеих, «одна, чтобы совместно править,
как королева Алисанна и король Джейхейрис, другая для
постели и продолжения рода». И на случай, если обе они были
бы «сочтены неподходящими по какой-то неясной причине»,
леди Сэм услужливо прилагала имена тридцати одной девицы
брачного возраста из домов Хайтауэров, Редвинов, Тарли,
Амброзов, Флорентов, Коббов, Костейнов, Бисбери, Варнеров
и Гриммов, которые могут подойти в качестве королевы.
(Грибок добавляет, что ее светлость закончила вольной
припиской, в которой говорилось: «Я также знаю
хорошеньких мальчиков, ежели его светлость к тому склонен,
но боюсь, они не могут подарить ему наследников», однако ни
одна иная хроника не упоминает об этой дерзости, а письмо ее
светлости утеряно).
Столкнувшись с такой сумятицей, лорд Анвин был
вынужден обдумать все заново. Хотя он по-прежнему был
намерен выдать свою дочь Мириэллу за короля, ему нужно
было сделать это таким образом, дабы не разгневать лордов, в
чьей поддержке он нуждался. Приняв неизбежное, он
поднялся на Железный трон и сказал:
– Во благо своего народа его милость должен взять
новую жену, хотя ни одна женщина не заменит нашу
возлюбленную Джейхейру в его сердце. Многие претендуют
на эту честь, прекраснейшие цветы страны. На ком бы Эйгон
ни женился, эта девушка должна быть для него, как Алисанна
для Джейхейриса, Джонквиль для Флориана. Она будет спать
782

с ним, родит ему детей, разделит труды, успокоит его чело,

когда он болен, состарится вместе с ним. Поэтому будет
уместно позволить королю самому сделать выбор. В День
Девы мы устроим бал, подобного которому Королевская
Гавань не видела со времен короля Визериса. Пусть приедут
девицы со всех концов Семи Королевств и предстанут перед
королем, чтобы его милость мог выбрать среди них самую
подходящую, чтобы разделить с ней жизнь и любовь.
И когда сие было объявлено, великое волнение обуяло
двор и город и разнеслось по всему королевству. От
Дорнийских марок до Стены любящие отцы и гордые матери
смотрели на своих молодых дочерей и задавались вопросом,
может ли она стать той самой, и каждая знатная девица в
Вестеросе начала наряжаться, и шить, и завивать волосы,
думая: «Почему не я? Я могу стать королевой».
Но еще прежде, чем подняться на Железный трон, лорд
Анвин отправил ворона в Звездный Пик, вызывая дочь в город.
Хотя до Дня Девы было еще три луны, его светлость желал
видеть Мириэллу при дворе в надежде, что она может
подружиться с королем и увлечь его, и потому будет выбрана
в ночь бала.
Это все, что известно; далее следуют слухи. Ибо
говорили, что еще только ожидая прибытия своей дочери,
Анвин Пик также пустил в ход различные тайные схемы и
планы, призванные принизить, очернить, опорочить и отвлечь
внимание от тех дам, которых он считал наиболее вероятными
соперницами своей дочери. Версию, что Кассандра Баратеон
подтолкнула малышку-королеву к смерти, припомнили снова,
а проступки иных юных девиц, настоящие или вымышленные,
стали досужими сплетнями при дворе. Был пущен слух о
любви Изабель Стонтон к вину, байка о потере невинности
Элинор Масси рассказывалась на все лады, Розамунд Дарри,
как поговаривали, скрывала шесть сосков под лифом (якобы
потому, что ее мать переспала с собакой), Лиру Хейфорд
обвинили в удушении младенца-брата в приступе ревности,
 783

болтали что «три Джейны», (Джейн Смолвуд, Джейн Мутон и

Джейн Мерривезер) любили, нарядившись оруженосцами,
посещать бордели на Шелковой улице, целуя и лаская
женщин, словно были тремя мальчишками.
Вся эта клевета достигала ушей короля, кое-что из уст
Грибка, ибо, по признанию шута, ему было «щедро» уплачено,
чтобы настроить Эйгона III против тех или иных девиц. После
смерти королевы Джейхейры карлик часто бывал в компании
его милости. Хотя его шутки не могли рассеять уныние короля,
они веселили Геймона Белокурого, поэтому Эйгон вызывал
его ради мальчика. В своем «Свидетельстве» Грибок говорит,
что Тессарио Большой Палец дал ему выбрать между
«серебром и сталью», и «к своему стыду, я дал ему убрать
кинжал в ножны и схватил милый моему сердцу толстый
кошель».
Если верить слухам, слова были не единственным
средством, которым лорд Анвин пытался выиграть свою
тайную войну за сердце короля. Конюх был найден в постели
Тишары Ланнистер вскоре после того, как было объявлено о
бале; хотя леди Тишара уверяла, что парень влез в ее окно
незваным, проверка великого мейстера Манкана показала, что
ее девичество нарушено. Люсинда Пенроз была схвачена
бандитами во время соколиной охоты у Черноводного залива
менее чем в полудне пути от замка. Ее сокол был убит, лошадь
украдена, и один из мужчин удерживал ее, пока другой
разрезал ей нос. Милая Фалена Стокворт, жизнерадостная
девочка восьми лет, игравшая иногда в куклы с маленькой
королевой, упала с винтовой лестницы и сломала ногу, тогда
как леди Баклер и обе ее дочери утонули, когда лодка,
перевозившая их через Черноводную, пошла ко дну и
затонула. Некоторые люди начали говорить о «проклятии Дня
Девы», в то время как иные, более сведущие в методах власти,
видели работу незримых рук и держали языки за зубами.
Был ли десница и его подручные в ответе за эти трагедии
и несчастья, или они были случайны? В итоге это не имело
784

значения. Со времен правления короля Визериса в

Королевской Гавани вовсе не бывало балов, и этот бал не был
похож ни на один прежний. На турнирах прекрасные девы и
знатные дамы соперничали за честь именоваться королевой
любви и красоты, но то царствование длилось лишь одну ночь.
Кого бы из девиц ни выбрал король Эйгон, она станет
королевой Вестероса до конца жизни. Знать съезжалась в
Королевскую Гавань из крепостей и замков, изо всех концов
Семи Королевств. Стремясь сократить число гостей, лорд Пик
постановил, что состязание будет ограничено девицами
благородной крови в возрасте до тридцати лет, но даже так
более тысячи девушек заполонили Красный замок в
назначенный день, наплыв больший, чем десница мог
сдержать. Они прибыли даже из-за моря; принц Пентоса
прислал дочь, архонт Тироша – сестру, и дочери древних
домов приплыли из Мира и даже из Старого Волантиса (хотя,
к сожалению, никто из волантийских девушек не достиг
Королевской Гавани, в пути они были похищены корсарами с
островов Василиска).
«Каждая девица казалась красивей предыдущей, –
говорит Грибок в своем «Свидетельстве», – сверкающие и
кружащие в шелках и драгоценностях, они явили
ослепительное зрелище, направляясь в тронный зал. Было
трудно представить что-то более прекрасное, разве что все они
прибыли бы обнаженными». (Одна так и поступила, в полном
смысле слова. Мирмадора Хейн, дочь лиснийского магистра,
облачилась в накидку из прозрачного сине-зеленого шелка,
подчеркивающую ее глаза, лишь с усыпанным драгоценными
камнями поясом под ней. Ее облик вызвал волну шока по
всему двору, но королевские гвардейцы не допустили ее в зал,
пока она не сменила наряд на менее откровенный).
Несомненно, эти девицы сладко грезили о том, чтобы
станцевать с королем, очаровать его своим умом,
обмениваться робкими взглядами поверх чаши вина. Но не
было ни танцев, ни вина, ни возможности для беседы, будь она
 785

остроумной или скучной. Собрание не было настоящим балом

в обычном смысле слова. Король Эйгон III сидел на Железном
троне, одетый в черное, с золотым обручем вокруг головы и
золотой цепью на шее, когда девицы шествовали перед ним,
одна за другой. Пока королевский герольд объявлял имя и род
каждой претендентки, девушка делала реверанс, король кивал
ей, и наступал черед следующей. «К моменту представления
десятой девицы король, несомненно, успел забыть первую
пятерку, – сообщает Грибок, – Папаши вполне могли
протолкнуть дочерей в очередь на следующий круг, и
некоторые из самых хитрых, вероятно, так и сделали».
Горстка девиц похрабрее имела смелость обратиться к
королю, стараясь запомнится. Эллин Баратеон спросила его
милость, нравится ли ему ее наряд (позже ее сестра болтала,
что вопрос был: «Вам нравится моя грудь?», но в том нет
правды). Алисса Ройс сказала, что проделала весь путь из
Рунстоуна, чтобы быть с ним сегодня. Патриция Редвин пошла
еще дальше, объявив, что ее отряд прибыл из Арбора и трижды
был вынужден отбивать атаки разбойников.
– Я попала в одного стрелой, – гордо заявила она, – прямо
в задницу.
Леди Анья Уэзервакс, в возрасте семи лет, сообщила его
милости, что ее коня зовут Яркое Копытце, и она очень его
любит, и спросила, есть ли у его милости тоже хорошая
лошадь. («У его милости сотня лошадей», – нетерпеливо
ответил лорд Анвин). Другие попытали удачу, восхваляя его
город, его замок и костюм. Северянка по имени Барба Болтон,
дочь Дредфорта, сказала:
– Если вы отправите меня домой, ваша милость,
отправьте меня с провизией, ибо снега глубоки, а ваши
подданные голодают.
Самый смелый язычок принадлежал дорнийке, Морие
Кворгил из Песчаника, которая, поднимаясь из реверанса,
сказала с улыбкой:
786

– Почему бы вашей милости не спуститься оттуда и не

поцеловать меня?
Эйгон не ответил ей. Он никому не отвечал. Он кивал
каждой девице, давая понять, что он услышал их. Затем сир
Марстон и Королевская гвардия отправляли их своим путем.
Музыка разносилась над залом всю ночь, но была едва
различима в шарканьи шагов, шуме разговоров, и, временами,
в слабых, тихих звуках плача. Тронный зал Красного замка,
подобный пещере, превосходит любой зал в Вестеросе, кроме
покоев Черного Харрена. Однако с собранием более тысячи
девиц, каждая со свитой из родителей, братьев и сестер,
охраны и слуг, он вскоре стал слишком переполнен, чтобы
двигаться, и удушающе жарким, хотя снаружи дул зимний
ветер. Герольд, назначенный оглашать имена и
происхождение каждой из прекрасных девиц, лишился голоса
и его пришлось заменить. Четыре претендентки упали в
обморок, как и дюжина матерей, несколько отцов и септон.
Один толстый лорд упал без сознания и умер.
«Ярмаркой скота на День Девы» назовет позднее этот бал
Грибок. Даже певцы, столь превозносившие его заранее, мало
что могли воспеть, когда событие свершилось. Сам король
казался все более нетерпеливым, когда проходили часы, а
парад девиц все продолжался. «Все это, – говорит Грибок, –
было именно тем, чего желал десница. Каждый раз, когда его
милость хмурился, ерзая на своем месте, или очередной раз
устало кивал, вероятность, что он выберет леди Репку
возрастала, рассуждал лорд Анвин».
Мириэлла Пик прибыла в Королевскую Гавань почти за
целую луну прежде бала, и ее отец позаботился о том, чтобы
она проводила часть каждого дня в компании короля. С
каштановыми волосами и карими глазами, широким
веснушчатым лицом и неровными зубами, из-за которых она
стеснялась улыбаться, леди Репка в свои четырнадцать была
на год старше Эйгона. «Она не блистала красотой, – говорит
Грибок, – но она была свежа, мила и любезна, и не похоже, что
 787

она была неприятна его милости». За те две недели, что

предшествовали Дню Девы, поведал нам карлик, лорд Анвин
устроил так, чтобы Мириэлла разделила полдюжины ужинов с
королем. Приглашенный для увеселения на время этих долгих
неловких застолий, Грибок рассказывает нам, что король
Эйгон мало говорил за едой, но «казалось, ему было спокойнее
с леди Репкой, чем когда-либо с королевой Джейхейрой.
Сказать по правде, и с леди Репкой ему было совсем не
спокойно, но он, похоже, не считал ее присутствие
неприятным. За три дня до бала он подарил ей одну из кукол
маленькой королевы. «Вот, – сказал он, сунув куклу ей в руки,
– это вам». Возможно, это были не те слова, о которых мечтают
юные невинные девы, но Мириэлла приняла этот подарок как
знак внимания, а ее отец был очень доволен».
Леди Мириэлла взяла куклу с собой, когда сама явилась
на бал, держа ее на руках, словно дитя. Она не была ни первой
из представленных (эта честь выпала дочери принца Пентоса),
ни последней (Генриетта Вудхалл, дочь ленного рыцаря с
Сосцов). Ее отец приглядел, чтобы она предстала перед
королем в конце первого часа, достаточно поздно, чтобы его
нельзя было обвинить, что он дает ей преимущество, но и
достаточно рано, пока король Эйгон оставался вполне бодр.
Когда его милость приветствовал леди Мириэллу по имени и
сказал не только: «С вашей стороны было любезностью
прийти, моя леди», но также: «Я рад, что вам нравится кукла»,
ее отец, несомненно, воспрял духом, поверив, что все его
тщательные расчеты принесли плоды.
Однако все это было нарушено в один миг
единокровными сестрами короля, теми самыми близнецами,
чье наследование Анвин Пик был столь настроен
предотвратить. Оставалось менее дюжины девиц, и толпа уже
в немалой степени рассеялась, когда внезапно трубы
возвестили о прибытии Бейлы Веларион и Рейны Корбрей.
Двери тронного зала распахнулись, и дочери принца Деймона
вместе с потоком зимнего воздуха въехали в зал на конях. Леди
788

Бейла была в тягости, леди Рейна – бледна и худа после

выкидыша, но редко они выглядели более похожими. Обе
были наряжены в мягкий черный бархат с рубинами у горла, и
трехглавый дракон дома Таргариен был у них на плащах.
Возвышаясь на паре угольно черных коней, близнецы
проехали весь зал рука об руку. Когда сир Марстон Уотерс из
Королевской гвардии преградил им путь и потребовал, чтобы
они спешились, леди Бейла полоснула его по щеке своим
хлыстом. «Его милость, мой брат, может мне приказывать. Ты
не можешь». У подножия Железного трона они сдержали
коней. Лорд Анвин бросился вперед, требуя объяснений.
Близнецы обратили на него не больше внимания, чем если бы
он был прислужником.
– Брат, – сказала леди Рейна Эйгону, – если тебе будет
угодно, мы привезли твою новую королеву.
Ее лорд-муж, сир Корвин Корбрей, вывел девочку
вперед. Вздох пронесся по залу.
– Леди Дейнейра из дома Веларион, – хрипловато
возвестил герольд, – дочь умершего и оплакиваемого Дейрона
из этого дома и его леди-жены Хейзел из дома Харт, также
покойной, воспитанница леди Бейлы из дома Таргариен и
Алина Дубового Кулака из дома Веларион, лорд-адмирала,
владыки Дрифтмарка и лорда Приливов.
Дейнейра Веларион была сиротой. Ее мать унесла
Зимняя горячка; отец погиб на Ступенях, когда его «Верный
сердцем» затонул. Его собственным отцом был сир Веймонд,
обезглавленный королевой Рейнирой, но Дейрон примирился
с лордом Алином и умер, сражаясь за него. Когда она стояла
перед королем в День Девы, одетая в бледный шелк,
мирийское кружево и жемчуг, с длинными волосами,
сияющими в свете факелов, и щеками, зардевшимися от
волнения, Дейнейра была лишь шести лет от роду, но так
красива, что дух захватывало. Кровь старой Валирии была
сильна в ней, что часто проявлялось в сыновьях и дочерях
морского коня; ее волосы были серебристыми с золотыми
 789

прядями, глаза синие, как летнее море, кожа гладкая и белая,

как зимний снег. «Она сияла, – говорит Грибок, – и когда она
улыбнулась, певцы на галерее возликовали, ибо они знали, что
здесь наконец была девица, достойная песни». Улыбка
Дейнейры – одновременно милая, храбрая и озорная –
преображала ее лицо, соглашались люди. Те, кто ее видел, не
могли не подумать: «Вот яркая, милая, радостная малышка,
идеальное противоядие мрачности юного короля».
Когда Эйгон III улыбнулся ей в ответ и сказал: «Спасибо,
что пришли, миледи, вы очень красивы», даже лорд Анвин Пик
наверняка должен был знать, что игра проиграна. Поспешно
привели нескольких последних девиц, чтобы они
представились Эйгону, но желание короля положить показу
конец было настолько явным, что бедная Генриетта Вудхалл
рыдала при своем реверансе. Когда ее увели, король Эйгон
подозвал своего юного чашника, Геймона Белокурого. Ему
была дана честь сделать заявление.
– Его милость возьмет в жены леди Дейнейру из дома
Веларион! – весело прокричал Геймон.
Попав в собственную ловушку, лорд Анвин Пик не имел
иного выбора, кроме как принять решение короля со всем
достоинством, какое только мог собрать. Однако на заседании
совета на следующий день он дал выход гневу. Выбрав в
невесты девочку шести лет, «этот угрюмый мальчишка»
подрывает сам смысл брака. Пройдут годы, прежде чем
девочка станет достаточно взрослой для ложа, и даже дольше,
пока она сможет надеяться произвести на свет законного
наследника. До тех пор порядок наследования останется
неясным. Первейший долг регентства – охранять короля от
безумств юности, заявил он, «безумств вроде этого». Ради
блага державы выбор короля должен быть отменен, чтобы его
милость мог жениться на «подходящей девице детородного
возраста».
– Вроде вашей дочери? – спросил лорд Рован, – пожалуй,
нет.
790

Рисунок 75. Сир Корвин Корбрей представляет юную леди Дейнейру

Веларион на балу в день Девы.
 791

Его товарищи-регенты проявили не больше сочувствия. На

этот раз совет остался непреклонен, воспротивившись
желаниям десницы. Брак должен состояться. Помолвка была
объявлена на следующий день, когда множество
разочарованных девиц устремилось по домам сквозь
городские ворота.
Король Эйгон III Таргариен женился на леди Дейнейре в
последний день 133-го года от Завоевания Эйгона. Толпы, что
выстроились вдоль улиц, чтобы приветствовать королевскую
чету, были значительно меньше, чем те, что собирались ради
Эйгона и Джейхейры, ибо Зимняя горячка унесла почти пятую
часть населения Королевской Гавани, но те, кто храбро
встретил злой ветер и снегопад этого дня, были в восторге от
своей новой королевы, очарованные ее приветливыми
взмахами, раскрасневшимися щеками и застенчивыми,
милыми улыбками. Леди Бейла и Рейна, что ехали прямо за
королевскими носилками, были также встречены бурным
ликованием. Лишь немногие заметили десницу короля далеко
позади с «лицом, мрачным, как смерть».

Регентство – Плавание Алина

Дубового Кулака
Оставим же на какое-то время Королевскую Гавань и
перелистнем календарь назад, чтобы поговорить о лорде-муже
леди Бейлы – Алине Дубовом Кулаке и его героическом
путешествии к Закатному морю.
Самих по себе испытаний и триумфов флота Велариона
за все его путешествие вокруг «зада Вестероса» (как по
обыкновению называл его лорд Алин) хватило бы на целую
книгу. Для тех, кто жаждет больше подробностей этого
путешествия, труд мейстера Бендамура «Шесть выходов в
792

море: повествование о великих путешествиях Алина Дубового

Кулака» остается наиболее полным и авторитетным
источником, несмотря на то, что непристойные рассказы о
жизни лорда Алина под названиями «Крепкий как дуб» и
«Рожденный бастардом» гораздо более красочны и
увлекательны, хотя и недостоверны. Первый из них был
написан сиром Расселлом Стиллманом, который был
оруженосцем у его светлости в юности и позже был посвящен
им в рыцари, до того, как потерял ногу в пятом походе
Дубового Кулака, а последний – женщиной, известной как
Рута, которая могла быть, а могла и не быть, септой, а также
могла стать, а могла и не стать, одной из возлюбленных его
светлости. Мы не будем повторять здесь их труды, кроме как
в общих чертах.
По возвращении на Ступени Дубовый Кулак проявил
гораздо большую осторожность по сравнению с прошлым
визитом. Настороженный вечно меняющимися союзами и
наученный вероломством Вольных городов, он послал вперед
лазутчиков под видом рыбаков и торговцев, чтобы разузнать,
что его ожидает. По их сообщениям, боевые действия на
островах в значительной мере утихли, восставший Ракаллио
Риндун удерживал Кровавый Камень и все остальные острова
к югу, в то время как пентошийские наемники на службе у
архонта Тироша держали под контролем рифы на севере и
востоке. Многие каналы между островами были закрыты
бонами либо заблокированы громадами кораблей, затонувших
во время атаки лорда Алина. Те же водные пути, что
оставались открытыми, были под властью Риндуна и его
бандитов. Таким образом, перед лордом Алином стоял
простой выбор: или пробиваться мимо «королевы Ракаллио»
(как называл его архонт), или вести с ним переговоры.
На общем языке о Ракаллио Риндуне, этом удивительном
и незаурядном искателе приключений, написано крайне мало,
но в Вольных городах его жизнь была предметом двух ученых
трактатов и бесчисленного количества песен, стихов и
 793

любовных романов. В его родном городе – Тироше – имя до

сего дня предается проклятию мужчинами и женщинами
доброй крови, и в то же время почитаемо ворами, пиратами,
шлюхами, пьяницами и им подобными.
Удивительно мало известно о его юности, и большая
часть из того, что нам известно, ложно или противоречиво. Он
был предположительно шести с половиной футов росту, с
одним плечом выше другого, что придавало ему сутулую позу
и качающуюся походку. Он говорил на дюжине валирийских
наречий, что давало повод предположить его высокое
происхождение, но при этом жутко сквернословил, словно
выходец из канавы. Он имел привычку красить волосы и
бороду согласно тирошийской моде. Любимым его цветом был
пурпур (что могло быть намеком на его возможную связь с
Браавосом), и в большинстве рассказов упомянуты его
длинные вьющиеся лиловые волосы, часто с оранжевыми
прядями. Он любил сладкие духи и купался в лавандовой и
розовой воде.
Совершенно ясно, что был он человеком с непомерным
честолюбием и непомерным аппетитом. Он был
чревоугодником и пьяницей в час безделья и демоном во время
битвы. Он мог орудовать мечом, держа его в любой руке, и
иногда сражался с двумя мечами сразу. Почитал он и богов:
всех богов, отовсюду. Когда ему грозило сражение, он бросал
кости, чтобы выбрать, какого бога умилостивить жертвой.
Несмотря на то, что Тирош был рабовладельческим городом,
он ненавидел рабство, как если бы он и сам когда-то носил
оковы. В то время, когда он был богат (он множество раз
обретал и терял состояние), он мог купить любую
приглянувшуюся ему рабыню, поцеловать ее и отпустить на
волю. Он был щедр со своими людьми, никогда не требуя себе
доли добычи большей, чем у последнего из них. В Тироше он
был известен тем, что бросал золото нищим. Если кто из людей
восхищался чем-то, принадлежащим ему, будь то пара сапог,
794

изумрудное кольцо или жена, Ракаллио настаивал, чтобы

отдать это в подарок.
У него было с дюжину жен, и он никогда не бил их, но
мог изредка приказать им ударить себя. Он любил котят и
ненавидел котов. Любил беременных женщин, но терпеть не
мог детей. Время от времени он одевался в женское платье и
изображал из себя шлюху, хотя его рост, кривая спина и
пурпурная борода придавали ему вид скорее нелепый, чем
женственный. На поле брани он, бывало, разражался хохотом,
но порой пел непристойные песни.
Ракаллио Риндун был сумасшедшим. И все же люди
любили его, сражались за него и умирали за него. И на пару
коротких лет они сделали его королем.
В 133 году от З.Э. на Ступенях «королева» Ракаллио был
на вершине своего могущества. Алин Веларион, вероятно, мог
бы его низвергнуть, но он боялся, что это будет стоить ему
половины его сил, а ему понадобился бы каждый человек,
чтобы у него была хоть какая-то надежда одержать верх над
Красным Кракеном. Именно поэтому он предпочел разговор
битве. Он послал свою «Леди Бейлу» на Кровавый Камень под
белым флагом в попытке договориться о свободном проходе
для своих кораблей по водам Риндуна.
В конечном счете он преуспел в этом, хотя Ракаллио
более двух недель держал его в разросшейся во все стороны
деревянной крепости на Кровавом Камне. Был ли лорд Алин
гостем или пленником, было неясно даже его светлости,
поскольку принимавший его хозяин был столь же изменчив,
как и море. В один день он приветствовал Дубового Кулака как
своего друга и соратника и призывал его присоединиться к
нему, чтобы напасть на Тирош, а на другой день он бросал
кости, чтобы узнать, не предать ли ему смерти своего гостя. Он
настаивал на том, чтобы лорд Алин боролся с ним в грязи за
его крепостью под взглядами сотен глумящихся пиратов.
Обезглавив одного из своих людей, обвиненного в шпионаже
на тирошийцев, Ракаллио преподнес его голову лорду Алину в
 795

знак их товарищества, но на следующий же день он обвинил

его светлость в том, что тот сам был на службе у архонта.
Чтобы доказать свою невиновность, лорд Алин был вынужден
убить трех пленных тирошийцев, а когда он совершил это,
«королева» пришел в такой восторг, что отправил двух своих
жен в опочивальню к Дубовому Кулаку.
– Подари им сыновей, – повелел Ракаллио. – Я хочу,
чтобы мои сыновья были столь же смелыми и сильными, как
ты.
Наши источники расходятся в том, поступил ли лорд
Алин так, как ему было предложено.
В конце концов Риндун разрешил флоту Велариона
пройти – за определенную цену. Он желал получить три
корабля, договор, записанный на овечьей шкуре и поцелуй.
Дубовый Кулак дал ему три наименее годных для мореходства
корабля из своего флота, договор, записанный на пергаменте,
и обещание поцелуя от леди Бейлы, если «королева» посетит
их в Дрифтмарке. Этого оказалось достаточно, и флот прошел
через Ступени.
Однако их ожидали и другие испытания – следующим был
Дорн. Дорнийцы по вполне понятным причинам были
встревожены внезапным появлением большого флота
Велариона в водах у Солнечного Копья. Однако, испытывая
недостаток в силе на море, они предпочли считать прибытие
лорда Алина скорее визитом, чем нападением. Алиандра
Мартелл, принцесса Дорнийская, вышла навстречу ему в
сопровождении дюжины ее нынешних фаворитов и ухажеров.
«Новая Нимерия» только отметила свои восемнадцатые
именины, и, как утверждают, была весьма впечатлена юным,
привлекательным и лихим «героем Ступеней», смелым
адмиралом, усмирившим браавосийцев. Лорд Алин пожелал
приобрести пресную воду и провизию для своих кораблей, в
то время как принцесса Алиандра пожелала услуг более
интимного характера. «Рожденный бастардом» предлагает нам
796

Рисунок 76. Флот лорда Алина Велариона огибает Дорн.

поверить в то, что эти услуги были предоставлены, а «Крепкий
как дуб» утверждает обратное. Известно, что щедро
расточаемое чужаку внимание кокетливой дорнийской
принцессы вызвало большое недовольство у ее собственных
лордов и вызвало гнев у ее младших брата и сестры, Кайла и
Корианну. Тем не менее, лорд Дубовый Кулак получил бочки
с пресной водой, продовольствие до Староместа и Арбора и
карты с указанием смертоносных водоворотов, притаившихся
вдоль южного побережья Дорна.
Несмотря на это, в дорнийских водах лорд Веларион
понес свои первые потери. Внезапная буря, которая
разразилась, когда флот огибал засушливые земли к западу от
Соленого Берега, разбросала корабли, затопив два из них.
Далее к западу, у устья Серноводной, когда поврежденная
галера причалила к берегу, чтобы набрать свежей воды и
сделать некоторую починку, на нее под покровом темноты
 797

напали разбойники, которые вырезали всю команду и

разграбили запасы.
Однако эти потери обернулись к добру, когда лорд
Дубовый Кулак достиг Староместа. Огромный маяк на
вершине Высокой башни указал путь «Леди Бейле» и флоту в
гавань залива Шепотов, где сам Лионель Хайтауэр вышел им
навстречу и поприветствовал их в своем городе. Любезность,
с которой лорд Алин обращался с леди Сэм, мгновенно
расположила к нему лорда Лионеля, и двое молодых людей
завязали крепкую дружбу, которая немало сделала, чтобы
развеять старые распри между черными и зелеными.
Старомест предоставит двадцать военных кораблей, обещал
Хайтауэр, и его добрый друг лорд Редвин пришлет еще
тридцать. Так разом флот лорда Дубового Кулака стал гораздо
более внушительным. Флот Велариона задержался в заливе
Шепотов в ожидании лорда Редвина и его обещанных галер.
Алин Дубовый Кулак наслаждался гостеприимством
Хайтауэра, исследовал древние дороги и улочки Староместа,
посетил Цитадель, где провел несколько дней, рассматривая
старые карты и изучая пыльные валирийские трактаты о
строении военных кораблей и тактике морских сражений. В
Звездной септе он получил благословение верховного септона,
начертившего ему елеем на лбу семиконечную звезду и
пославшего его обрушить гнев Воина на людей с Железных
островов и их Утонувшего бога. Лорд Веларион все еще был в
Староместе, когда пришли вести о смерти королевы
Джейхейры, и последовавшее за ними объявление о помолвке
короля с Мириэллой Пик. В то время он стал близок леди Сэм
так же, как и лорду Лионелю, хотя остается лишь
догадываться, принимал ли он какое-либо участие в написании
ее печально известного письма. Известно, однако, что он
направил письма своей собственной леди-жене на Дрифтмарк,
хотя мы и не знаем их содержания.
Дубовый Кулак был все еще юн в 133 году от З.Э., а
юноши не славятся терпением. В конце концов он решил, что
798

не будет более ждать лорда Редвина, и приказал отплывать.

Старомест ликовал, когда корабли Велариона подняли паруса
и опустили весла, скользя чередой по заливу Шепотов.
Двадцать боевых галер дома Хайтауэр шли под
командованием сира Лео Костейна, седого мореплавателя,
известного как Морской Лев.
У поющих скал Черного Венца, где ветер свистел среди
скрученных башен и обточенных временем скал над волнами,
флот повернул на север к Закатному морю, крадясь вдоль
западного побережья мимо Бандаллона. Когда они прошли
устье Мандера, люди с Щитовых островов отправили
собственные галеры, чтобы присоединиться к ним: по три
корабля с Серого и Южного Щитов, четыре с Зеленого Щита
и шесть с Дубового Щита. Правда, прежде чем они
продвинулись далее на север, их настиг еще один шторм. Один
корабль пошел ко дну, и еще три были настолько повреждены,
что не могли держаться на плаву. Лорд Веларион перестроил
корабли у Кракехолла, где хозяйка замка вышла на веслах в
море ему навстречу. Это от нее его светлость впервые услышал
про большой бал, который должен был состояться в день
Девы.
Эти слухи дошли и до Светлого острова, и нам сообщили,
что лорд Дальтон Грейджой даже подумывал о том, чтобы
послать одну из своих сестер соперничать за корону королевы.
– Железная дева на Железном троне, – говорил он, – что
может быть более подходящим?
Однако у Красного Кракена были и более насущные
заботы: его загодя предупредили о прибытии лорда Дубового
Кулака, и он собирал свои силы, чтобы достойно встретить
врага. Сотни ладей собрались в водах к югу от Светлого
острова, и еще больше у Пира, Кайса и Ланниспорта. После
того, как он отправит «этого мальчишку» в чертоги
Утонувшего бога в морских глубинах, провозглашал Красный
Кракен, он поведет свой флот тем самым, которым пришел
Дубовый Кулак, и поднимет свое знамя над Щитами,
 799

разграбит Старомест и Солнечное Копье и объявит Дрифтмарк

своей собственностью. (Грейджой никогда не называл своего
врага иначе как «этот мальчишка», хотя и сам был всего на три
года старше). Он мог бы даже взять леди Бейлу себе в соленые
жены, смеясь, говорил лорд Железных островов своим
капитанам. «Это верно, что у меня есть двадцать две соленые
жены, но нет ни одной с серебряными волосами».
История так много рассказывает нам о деяниях королей
и королев, верховных лордов, благородных рыцарей, святых
септонов и мудрых мейстеров, что легко забыть о простых
людях, которые разделяли эти времена с великими и
могущественными. Тем не менее, время от времени какой-
нибудь обыкновенный мужчина или женщина, у которого не
было благословения ни в рождении, ни в богатстве, ни в
мудрости или военном искусстве, может каким-то образом
подняться и простым действием или тихо сказанным словом
изменить судьбу целого королевства. Это и произошло на
Светлом острове в тот роковой 133 год от З.Э.
У лорда Дальтона Грейджоя действительно было
двадцать две соленые жены. Четыре из них были на Пайке, и
две из них родили ему детей. Другие были женщинами с
запада, захваченными во время его завоеваний. Среди них
было две дочери покойного лорда Фармана, вдова рыцаря из
Кайса и даже одна Ланнистер (Ланнистер из Ланниспорта, а не
из Утеса Кастерли). Остальные были девицами скромного
происхождения: приглянувшиеся ему дочери простых
рыбаков, купцов и воинов, взятые им по большей части после
того, как он убил их отцов, братьев, мужей или иных
покровителей. Одна из них носила имя Тесса, и ее имя –
единственное, что нам о ней достоверно известно. Была ли она
тринадцати или тридцати лет? Миловидна или невзрачна?
Вдова или дева? Где нашел ее лорд Грейджой, и как долго была
она среди его соленых жен? Презирала ли она его как
разбойника и насильника, или же любила так яростно, что
сходила с ума от ревности?
800

Этого мы не знаем. Об этой Тессе рассказывают столько

разного, что в анналах истории она так и останется тайной.
Все, что нам определенно известно: в одну дождливую,
ветреную ночь в Светлом замке, когда внизу собрались ладьи,
лорд Дальтон насладился ею, а после, когда он уснул, Тесса
вынула его кинжал из ножен и вскрыла ему горло от уха до
уха, а затем выбросилась в голодное море, нагая и
окровавленная.
Так и погиб Красный Кракен из Пайка накануне своей
величайшей битвы… сраженный не вражеским мечом, а
собственным кинжалом от руки одной из собственных жен.
Завоевания Дальтона Грейджоя ненадолго пережили его
самого. Когда разошлись слухи о смерти предводителя
железнорожденных, все корабли, что он собрал для встречи с
Алином Дубовым Кулаком, начали расходиться, и один
капитан за другим удирал домой. Лорд Дальтон никогда не
брал себе каменной жены, а потому единственными его
наследниками были двое малолетних сыновей, рожденных от
соленых жен, три сестры и несколько двоюродных братьев,
один алчнее и честолюбивее другого. По закону Морской трон
должен был отойти старшему из его соленых сыновей, но
мальчишке Торону не было и шести лет, а его матери нечего
было и надеяться на то, чтобы править как регент, подобно
каменной жене. Борьба за власть была неминуемой, и это ясно
видели железнорожденные капитаны и потому мчались
обратно на свои острова.
Между тем простые люди и те рыцари, что еще остались
на Светлом острове, подняли кровавый мятеж. Тех
железнорожденных, кто замешкался, пока их земляки
спасались бегством, вытащили из постелей и зарубили или же
атаковали в доках, а их корабли были захвачены и преданы
огню. За три дня сотни разбойников встретили такой же
жестокий, кровавый и внезапный конец, какой прежде
причиняли своим жертвам, и только лишь Светлый замок
оставался в руках железнорожденных. Гарнизон, в
 801

значительной мере состоявший из близких товарищей

Красного Кракена и его братьев по оружию, упрямо держался,
управляемый коварным Алестером Винчем и ревущим
гигантом Гунтором Гудбразером до тех пор, пока последний
из них не сразил первого в стычке за дочь лорда Фармана Лизу,
одну из соленых вдов.
И так вышло, что когда Алин Веларион, наконец,
прибыл, чтобы освободить запад от людей с Железных
островов, он остался без противника. Светлый остров был
свободен, ладьи исчезли, и битва была завершена. Когда «Леди
Бейла» прошла под стенами Ланниспорта, городские колокола
гремели в приветствии и тысячи ликующих мчались от ворот
к берегу. Сама леди Джоханна вышла из Утеса Кастерли,
чтобы одарить Алина Дубового Кулака морским конем,
отлитым из золота, и другими знаками благосклонности
Ланнистеров.
За этим последовали дни празднования. Лорд Алин
желал набрать припасов и отправиться в долгое путешествие к
дому, но жители запада не были склонны его отпустить.
Поскольку их собственный флот был уничтожен, они
оставались уязвимыми, если бы железнорожденные вернулись
под предводительством преемника Красного Кракена, кем бы
он ни был. Леди Джоханна даже отважилась предложить
наступление на сами Железные острова. Она была готова
предложить столько мечей и копий, сколько потребовалось
бы, и лорду Велариону оставалось лишь доставить их на
острова.
– Мы должны их всех предать мечу, – заявила ее
светлость, – и продать их жен и детей в рабство на восток.
Оставим эти бесполезные камни в море чайкам и крабам.
Дубовый Кулак так поступить не желал, но чтобы
угодить хозяевам, он согласился на то, чтобы Лео Костейн
остался в Ланниспорте с третью его кораблей до того времени,
пока Ланнистеры, Фарманы и другие западные лорды не
построят достаточное количество собственных военных
802

кораблей, чтобы защититься от возвращения железных людей.

Затем он вновь поднял паруса и вывел свой оставшийся флот
в море, чтобы вернуться туда, откуда прибыл.
Мало что можно сказать об их обратном путешествии.
Возле устья Мандера, наконец, показались корабли Редвина,
спешащие на север, но они повернули обратно после того, как
преломили хлеб с лордом Веларионом на борту «Леди Бейлы».
Его светлость совершил краткий визит в Арбор как гость лорда
Редвина, и более продолжительный в Старомест, где
возобновил свою дружбу с лордом Лионелем Хайтауэром и
леди Сэм. Там он сидел с писцами и мейстерами Цитадели,
чтобы они могли записать все детали его путешествия, был
чествован мастерами семи гильдий и получил еще одно
благословение от верховного септона. Снова плыл он вдоль
иссушенных зноем берегов Дорна, в этот раз забирая на
восток. Принцесса Алиандра была рада его возвращению в
Солнечное Копье и настаивала на том, чтобы услышать
каждую подробность о его приключениях, к ярости своих
брата и сестры и ревнивых поклонников.
Именно от нее лорд Дубовый Кулак узнал о том, что
Дорн присоединился к войне Дочерей, заключив союз с
Тирошем и Лисом против Ракаллио Риндуна… и именно при
дворе Солнечного Копья во время пира на День Девы (того
самого дня, когда тысячи девиц щеголяли перед Эйгоном III в
Королевской Гавани) к его светлости подошел Дразенко
Рогаре, один из посланников Лиса ко двору Алиандры, и
попросил его побеседовать с глазу на глаз. Лорд Алин из
любопытства согласился выслушать его и двое мужчин вышли
во двор, где Дразенко наклонился так низко, что его светлость
сказал: «Я боялся, что он собирался поцеловать меня». Однако
вместо этого он прошептал нечто на ухо адмиралу – тайну,
которая изменила ход истории Вестероса. На следующий день
лорд Веларион вернулся к «Леди Бейле» и отдал приказ
отплывать… в Лис.
 803

Что послужило ему причиной и что постигло его в

Вольном городе, мы раскроем в свое время, а пока что вновь
обратим наш взор на Королевскую Гавань. С наступлением
нового года в Красном замке царили надежда и хорошие
предчувствия. Королева Дейнейра была счастливее, чем ее
предшественница, пусть и была младше, а ее жизнерадостный
нрав немало способствовал тому, чтобы смягчить мрачный
настрой короля, хотя бы на время. Эйгон III выходил ко двору
куда чаще, чем ранее, и даже трижды покидал замок, чтобы
показать своей невесте городские достопримечательности
(хотя и отказался взять ее в Драконье Логово, где юная
драконица леди Рейны, Утро, устроила себе логово). Его
милость, казалось, вновь был заинтересован в своем обучении,
и Грибка часто вызывали, чтобы развлечь короля с королевой
за ужином. («Звук смеха королевы был подобен музыке для
этого шута, такой сладкой, что, как известно, даже король
улыбался»). Даже Гарет Лонг, презираемый в Красном замке
мастер над оружием, заметил эту перемену.
– Нам больше не придется колотить этого ублюдочного
мальчишку так часто, как прежде, – сказал он деснице. –
Парень никогда не испытывал недостатка в силе или скорости.
Теперь он наконец проявляет хоть какую-то толику
мастерства.
Любознательность юного короля распространилась и на
управление королевством – Эйгон III начал посещать советы.
И хотя говорил он редко, его присутствие обнадеживало
великого мейстера Манкана и, похоже, нравилось лорду
Мутону и лорду Ровану. Сир Марстон Уотерс из Королевской
гвардии, однако, пришел в замешательство от присутствия его
милости, и лорд Пик также посчитал это поводом для упрека.
По сообщениям Манкана, всякий раз, когда Эйгон III
набирался смелости, чтобы задать вопрос, десница сердился и
обвинял его в том, что он тратит время совета, или же сообщал,
что такие важные вопросы были за пределами детского
804

Рисунок 77. Король Эйгон III Таргариен по достижении им совершенных

лет.
 805

разумения. Неудивительно, что спустя недолгое время его

милость снова отсутствовал на собраниях совета, как прежде.
Лорд Анвин Пик, угрюмый и подозрительный по своей
природе, а также переполненный чрезмерной гордостью, в 134
году от З.Э. был наинесчастнейшим человеком. Бал на День
Девы обернулся унижением. Для него было личным
оскорблением то, что король отказал его дочери Мириэлле в
пользу Дейнейры. Он всегда недолюбливал леди Бейлу, а
теперь имел повод также невзлюбить и ее сестру Рейну: он был
убежден, что обе они действовали против него с подачи мужа
Бейлы, дерзкого и упрямого Дубового Кулака. Он уверял
своих сторонников, что двойняшки разрушили его планы о
правопреемстве нарочно и со злым умыслом. Проследив за
тем, что король взял в жены шестилетнего ребенка, они
заручились, что ребенок, которого носила леди Бейла, был
следующим в очереди на Железный трон.
– Если родится мальчик, его милость не проживет
достаточно, чтобы оставить своего собственного наследника,
– однажды сказал Пик Марстону Уотерсу в присутствии
Грибка. Вскоре после этого леди Бейла взошла на родильное
ложе и принесла здоровую девочку. Она назвала ее Лейной в
честь своей матери. Однако даже это не смягчило десницу
надолго, поскольку менее чем через две недели после того
ведущие корабли флота Велариона вернулись в Королевскую
Гавань с загадочным посланием: Дубовый Кулак послал их
вперед, пока сам он уплыл в Лис, чтобы добыть «бесценное
сокровище».
Эти слова разожгли подозрения лорда Пика. Что это
было за сокровище? Как именно лорд Веларион собирался
«добыть» его? Мечом? Собирался ли он начать войну с Лисом,
как он уже поступил с Браавосом? Десница отправил этого
безрассудного молодого адмирала в путешествие вокруг
Вестероса, чтобы он не мешался при дворе, и все же свалится
им на голову, «осыпанный незаслуженными почестями» и,
возможно, также богатством. (Золото всегда было слабым
806

местом для Анвина Пика: при всех их немалых владениях у

Пиков в изобилии водились только камни, земля да гордость,
а вот денег всегда недоставало). Его светлость знал, что
простой люд видел в Дубовом Кулаке героя, человека,
который умерил гордыню Морского владыки Браавоса и
Красного Кракена из Пайка, в то время как самого его
презирали и поносили. Даже в Красном замке многие лелеяли
надежды, что регенты снимут лорда Пика с поста десницы и
заменят его на Алина Велариона.
Однако волнение, вызванное возвращением Дубового
Кулака, было столь ощутимо, что все, что оставалось деснице,
это кипеть от злости. Когда паруса «Леди Бейлы» показались
в Черноводном заливе, а затем и остальные корабли выступили
из утреннего тумана, зазвенели все колокола в Королевской
Гавани. Тысячи людей собрались на городских стенах, чтобы
поприветствовать героя, в точности как и в Ланниспорте за
полгода до этого, и еще больше людей мчались сквозь Речные
ворота, чтобы выйти к берегу. Однако когда король выразил
желание спуститься в гавань, чтобы «поблагодарить моего
брата за его службу», десница запретил это, заявив, что его
милости не подобает идти к лорду Велариону, и что сам
адмирал должен прийти в Красный замок, чтобы склониться
перед Железным троном.
Однако в этот раз, как и тогда, когда сорвалась помолвка
Эйгона с Мириэллой Пик, лорд Анвин не смог одержать верх
над иными регентами. Несмотря на его решительный протест,
король Эйгон и королева Дейнейра сошли из Красного замка в
своем паланкине в сопровождении леди Бейлы с ее
новорожденной дочерью, ее сестры леди Рейны с ее лордом-
мужем, Корвином Корбреем, великого мейстера Манкана,
септона Бернарда, регентов Манфрида Мутона и Таддеуса
Рована, рыцарей Королевской гвардии и многими другими
придворными, желавшими встретить «Леди Бейлу» в порту.
Хроники гласят, что утро в тот день было прохладным и
ясным. Там на глазах у десятков тысяч людей лорд Алин
 807

впервые узрел свою дочь, Лейну. Поцеловав свою жену, он

взял ребенка у нее из рук и поднял высоко над головами, чтобы
все могли ее видеть, и торжествующий рев толпы прозвучал
будто гром. Лишь после этого он вернул дочь в материнские
руки и склонил колено перед королем и королевой.
Покрасневшая от смущения королева Дейнейра повесила ему
на шею тяжелую золотую цепь, усеянную сапфирами, «с-
синими, как море, где милорд одержал свои победы», пояснила
она, чуть заикаясь. Затем король Эйгон III предложил
адмиралу подняться, сказав:
– Мы счастливы, что ты вернулся целым и невредимым,
брат мой.
Грибок утверждает, что Дубовый Кулак рассмеялся,
поднявшись на ноги.
– Государь, – ответил он, – вы почтили меня рукой своей
сестры, и я горд считаться вашим братом благодаря браку.
Однако я никогда не смогу быть вашим братом по крови. Но
есть тот, кто может.
Затем лорд Алин театральным жестом подозвал то
сокровище, которое он доставил из Лиса. С борта «Леди
Бейлы» спустилась бледная молодая женщина
исключительной красоты рука об руку с богато одетым
мальчиком примерно того же возраста, что и король, чьи черты
были скрыты под капюшоном его вышитого плаща.
Лорд Анвин Пик больше не мог сдерживать себя.
– Кто это? – вопросил он, продвигаясь вперед. – Кто ты
такой?
Мальчик откинул назад свой капюшон. Когда затем
солнечный свет засверкал на серебристо-золотых волосах,
скрывавшихся под капюшоном, король Эйгон III зарыдал и
заключил стоящего перед ним мальчика в неистовые объятия.
Сокровищем Дубового Кулака был Визерис Таргариен,
потерянный брат короля, младший сын королевы Рейниры и
принца Деймона, считавшийся мертвым со дня битвы в Глотке
и исчезнувший почти на пять лет.
808

Рисунок 78. В порту Королевской Гавани лорд Алин Веларион представляет

королю Эйгону III Таргариену его брата, принца Визериса Таргариена, ранее
считавшегося погибшим, и леди Ларру Рогаре, супругу принца.
Напомним, что в 129 году от З.Э. королева Рейнира
отправила своих двух младших сыновей в Пентос с целью
защитить их, но только лишь для того, чтобы перевозивший
принцев корабль, пересекая Узкое море, попал в зубы
военного флота Триархии. В то время как принц Эйгон смог
ускользнуть на своем драконе Грозовом Облаке, принц
Визерис попал в плен. Вскоре последовала битва при Глотке,
и больше ни одного слова не было слышно о молодом принце,
так что он считался мертвым. Никто не мог даже сказать
наверняка, на каком корабле он был. Но хотя многие тысячи и
погибли при Глотке, Визериса Таргариена не было среди них.
Корабль, перевозивший юного принца, пережил битву, а затем
приплелся домой в Лис. Визерис оказался пленником великого
адмирала Триархии Шарако Лохара. Однако поражение
 809

повергло Шарако в опалу, и лисниец вскоре обнаружил себя со

всех сторон окруженным старыми и новыми врагами,
жаждущими его полного ниспровержения. Отчаявшись из-за
недостатка денег и союзников, он продал мальчика
городскому магистру по имени Бамбарро Базанне в обмен на
золото по весу Визериса и обещание поддержки.
Последующее убийство опального адмирала вывело
напряженность и соперничество среди Трех Дочерей на
поверхность, а долго копившиеся обиды вспыхнули пламенем
насилия в виде целой вереницы убийств, что вскоре привело к
открытой войне. Посреди хаоса, что воспоследовал, магистр
Бамбарро полагал разумным до времени скрывать свой
трофей, чтобы мальчика не умыкнули лиснийские
соотечественники, либо же враги из других городов.
С Визерисом хорошо обращались во время его пленения.
Несмотря на запрет покидать хоромы магистра Бамбарро, у
него был собственный набор комнат, он делил трапезы с
магистром и его семьей, у него были учителя, которые
наставляли его в языках, литературе, математике, истории и
музыке, и даже мастер над оружием, что обучал его искусству
фехтования, в котором принц вскоре преуспел. Широко
распространено мнение (хотя оно и не было доказано), что
намерение Бамбарро состояло в том, чтобы дождаться
окончания Танца Драконов, а затем либо за выкуп передать
принца Визериса обратно его матери (если Рейнира в итоге
восторжествует), или же продать его голову его дяде (если
победителем выкажет себя Эйгон II).
Однако, поскольку Лис потерпел серию сокрушительных
поражений в войне Дочерей, эти планы пошли прахом.
Бамбарро Базанне умер в Спорных землях в 132 году от З.Э.,
когда наемный отряд, который он вел против Тироша,
обернулся против него самого из-за задержки оплаты. После
его смерти выяснилось, что он был в долгах по самые уши,
после чего кредиторы захватили его роскошный дом. Его жена
и дети были проданы в рабство, а его домашняя обстановка,
810

одежда, книги и другие ценности, в том числе пленный принц,

перешли в руки другого знатного человека – Лисандро Рогаре.
Лисандро был патриархом богатой и могущественной
банкирской и торговой династии, чью родословную можно
было проследить вплоть до Валирии перед Роком. Помимо
многих других владений Рогаре принадлежал знаменитый дом
подушек – «Благоуханный Сад». Визерис Таргариен настолько
поражал взор, что Лисандро Рогаре, как говорят, предполагал
отправить его работать куртизаном... пока мальчик не открыл
ему свою личность. Как только тот понял, что у него в руках
принц, магистр быстро пересмотрел свои планы. Вместо того,
чтобы продавать услуги принца, он поженил его со своей
младшей дочерью, леди Ларрой Рогаре, которая впоследствии
станет известна в истории Вестероса как Ларра из Лиса.
Случайная встреча между Алином Веларионом и
Дразенко Рогаре в Солнечном Копье предоставила
превосходную возможность вернуть принца Визериса его
брату... однако не в природе любого лиснийца преподносить в
дар то, что можно продать, так что сперва пришлось Дубовому
Кулаку отправиться в Лис и согласовать условия с Лисандро
Рогаре. «К большей выгоде государства послужило бы,
окажись за этим столом мать лорда Алина, а не сам лорд
Алин», – справедливо заметил Грибок. Дубовый Кулак не был
торгашом. Чтобы заполучить принца, его светлость согласился
с тем, что Железный трон заплатит выкуп в сто тысяч золотых
драконов, обяжется не поднимать оружие против дома Рогаре
или его интересов на протяжении ста лет, доверит
лиснийскому банку Рогаре такие же средства, какие в
настоящее время были доверены Железному банку Браавоса,
предоставит лордство трем младшим сыновьям Лисандро и...
прежде всего... поклянется своей честью, что брак между
Визерисом Таргариеном и Ларрой Рогаре не будет отменен ни
по какой причине. На все эти условия лорд Алин Веларион
согласился и скрепил своей подписью и печатью.
 811

Когда принца Визериса захватили на борту «Веселой

беспечности», ему было семь лет. К возвращению в Вестерос
в 134 году от З.Э. принцу исполнилось двенадцать. Его супруге
– красавице, спустившейся по сходням с «Леди Бейлы» рука
об руку с мужем – было девятнадцать, на семь лет больше.
Хотя Визерис был двумя годами младше короля, он в
некоторой степени перегнал старшего брата. Эйгон III никогда
не выказывал плотского влечения ни к одной из своих королев
– что было вполне постижимо в случае королевы Дейнейры,
которая была еще ребенком. Визерис же уже консумировал
свой брак, как он с гордостью поведал великому мейстеру
Манкану во время приветственного пиршества.
Как пишет Манкан, на Эйгона III возвращение младшего
брата с того света произвело подлинно чудесное действие. Его
милость так никогда и не простил себе, что перед битвой при
Глотке бросил Визериса на произвол судьбы, улетев на
драконе с «Веселой беспечности». Хотя ему в то время и было
только девять лет, Эйгон был потомком династии воинов и
героев и вырос на рассказах об их славных подвигах и
доблестных деяниях, к которым бегство с поля боя и
оставление брата на верную смерть никак не принадлежали. В
глубине души Сломанный король сам почитал себя
недостойным занимать Железный трон. Он не сумел спасти
брата, мать и маленькую королеву от самых ужасных смертей
– как он может рассчитывать спасти целое государство?
Возвращение Визериса в немалой степени смягчило и
одиночество короля. Ребенком Эйгон благоговел перед своими
тремя старшими единокровными братьями, но это Визерис
был его соседом по спальне, товарищем в уроках и играх.
«Некая часть короля умерла вместе братом в Глотке, – пишет
Манкан. – Явственно видно, что та привязанность, которую
Эйгон питал к Геймону Белокурому, выросла из его желания
заместить кем-нибудь потерянного брата; но только когда
Визерис вернулся к нему, и сам Эйгон стал казаться живее и
целее». Принц Визерис вновь сделался наперсником Эйгона,
812

как во времена их детства на Драконьем Камне, а Геймон

Белокурый был отвергнут и забыт, и даже королева Дейнейра
оставлена без внимания.
Возвращение пропавшего принца разрешило и вопрос
престолонаследия. Будучи братом короля, Визерис становился
и первоочередным наследником, в порядке преемства
оказавшись впереди любых детей, которые могли бы родиться
у Бейлы Веларион или Рейны Корбрей, да и самих сестер-
близнецов. Теперь само то, что король Эйгон выбрал
шестилетнюю девочку себе в жены, уже не причиняло
придворным такого беспокойства. Принц Визерис был
юношей пригожим и бойким, и исключительное обаяние
сочеталось в нем с бескрайним жизнелюбием. Хотя ростом,
силой и красотой он и уступал брату, но все, с кем общался
принц, находили его разумнее и любознательнее, нежели
короля. И супруга Визериса была не ребенком, но взрослой
красавицей, давно вступившей в детородный возраст. Пусть
уж Эйгон живет со своей малолетней невестой – Ларра из Лиса
должна была в скором времени подарить Визерису детей и тем
самым обезопасить будущее рода.
По всем этим причинам король, двор и горожане
ликовали при возвращении принца, а лорда Алина Велариона
как спасителя Визериса из лиснийского плена полюбили еще
пуще прежнего. Общую радость не разделял лишь десница
короля. Хотя лорд Анвин и заявил, что рад возвращению
королевского брата, выкуп, уплатить который пообещал
Дубовый Кулак, приводил десницу в ярость. Молодой адмирал
не имел никакого права соглашаться на такие «разорительные
условия», настаивал Пик; только регенты и десница были
вправе говорить от лица короля на Железном троне, а не какой-
нибудь «дуралей с кораблями».
Когда десница обратился к совету со своими жалобами,
великий мейстер Манкан согласился, что закон и обычай
находятся на стороне лорда Пика… но король и простой народ
считают иначе, и несоразмерной глупостью было бы
 813

расторгнуть заключенный лордом Алином договор. Другие

регенты согласились с этим. Они одобрили новые почести для
Дубового Кулака, подтвердили законность брака принца
Визериса с леди Ларрой, согласились выплатить ее отцу
обещанный выкуп в рассрочку на десять лет и переместили
еще большую сумму в золоте из Браавоса в Лис. Лорд Анвин
Пик почитал все это самой унизительной для него поркой,
особенно после пресловутой «ярмарки скота» на День Девы и
того, как король отверг его собственную дочь Мириэллу ради
малолетней Дейнейры – всего этого гордость десницы
выдержать не могла. Возможно, его светлость надеялся, что
сумеет сломить товарищей по регентскому совету, угрожая им
собственной отставкой с должности десницы. Регенты же
утвердили эту отставку в мгновение ока и тут же назначили на
освободившееся место прямодушного, честного и всеми
уважаемого лорда Таддеуса Рована.
Анвин Пик удалился в свой замок Звездный Пик и там и
остался негодовать на все причиненные ему обиды, хотя тетка
его леди Клариса, дядя Гедмунд Секира, Гарет Лонг, Виктор
Рисли, Лукас Лейгуд, Джордж Грейсфорд, септон Бернард и
многие ранее облагодетельствованные им лица не последовали
за ним, но продолжали служить на своих должностях. На своих
местах остались и брат-бастард Пика сир Мервин Флауэрс и
племянник сир Амори Пик, ибо присяжные братья
Королевской гвардии несут свою службу пожизненно. Лорд
Анвин даже уступил своему преемнику Тессарио с его
Перстами, сказав при этом, что у короля есть своя гвардия, и у
десницы должна быть своя.

Лиснийская весна и конец Регентства

До конца года в Королевской Гавани царил мир,
омраченный лишь смертью Манфрида Мутона, лорда
Девичьего Пруда и последнего из первоначального состава
814

регентов при короле Эйгоне. Его светлость и до этого был слаб

здоровьем, так и не восстановившись после Зимней горячки,
так что его кончина не вызвала никаких пересудов. Чтобы
восполнить освободившееся место в совете, лорд Рован
обратился к сиру Корвину Корбрею, супругу леди Рейны. В то
же самое время ее сестра леди Бейла возвратилась на
Дрифтмарк с лордом Алином и их дочерью. Вскоре после
этого принц Визерис привел двор в восторг заявлением, что
леди Ларра носит ребенка. Вся Королевская Гавань
возликовала.
Однако за пределами города 134 год от З.Э. не оставил о
себе такой доброй памяти. К северу от Перешейка зима все еще
держала землю в ледяных тисках. В Барроутоне лорд Дастин
закрыл ворота перед сотнями голодающих поселян,
собравшихся под стенами города. Белая Гавань справлялась с
тем же бедствием чуть лучше – в порт ввозили провизию с юга,
но цены на нее выросли так, что честный люд продавался
заморским работорговцам в невольники, только чтобы
накормить жен и детей, а люд не столь честный сам продавал
жен и детей в рабство. Даже в Зимнем городке у самых стен
Винтерфелла северяне опустились до того, что ели собак и
лошадей. Морозы и голод свели в могилу треть Ночного
Дозора, а когда тысячи одичалых обошли восточный край
Стены по замерзшему морю, еще сотни черных братьев пали
на поле брани.
На Железных островах после смерти Красного Кракена
разразилась жесточашая борьба за власть. Три сестры
покойного властителя со своими мужьями заключили под
стражу Торона Грейджоя – мальчика, занявшего Морской трон
– и предали его мать смерти. В то же время его более дальние
родичи вступили в союз с лордами Харлоу и Блэктайдами,
чтобы возвести на трон Родрика, единокровного брата Торона,
а жители острова Большой Вик собрались под знаменами
претендента по прозвищу Соленый Сэм, который будто бы
происходил от черной крови Хоаров.
 815

Эта кровавая трехсторонняя свара кипела на островах

полгода, до той самой поры, когда на острова прибыл сир Лео
Костейн со своим флотом, и с кораблей на острова Пайк,
Большой Вик и Харлоу высадились тысячи ланнистерских
воинов с мечами и копьями. Лорд Дубовый Кулак отказался
помочь дому Ланнистеров с отмщением, но старый Морской
Лев оказался более податлив к уговорам леди Джоханны.
Поколебало старика, возможно, обещание леди Ланнистер
выйти за него замуж, если он приведет Железные острова под
власть ее сына. Обещанное, правда, сиру Лео оказалось не под
силу – он пал на каменистых холмах Большого Вика от меча
Артура Гудбразера, и три четверти его кораблей были
захвачены врагом или канули в холодное серое море.
Хотя желание леди Джоханны предать мечу всех
железнорожденных до последнего осталось без
удовлетворения, нельзя усомниться, что ко временам
окончания этой войны Ланнистеры вернули свой долг сполна.
Сотни ладей и рыбацких лодок были преданы огню, как и
многие дома и селения. Жен и детей железнорожденных, чьи
мужья и отцы причинили столько горестей Западным землям,
убивали везде, где только находили. Среди павших были
девять ближайших родичей Красного Кракена, две из трех его
сестер и их мужья, лорд Драмм со Старого Вика и лорд
Гудбразер с Большого, а также лорды Вольмарк и Харлоу с
острова Харлоу, Ботли из Лордпорта и Стоунхаузы со Старого
Вика. Еще тысячам осталось лишь умереть от голода до конца
года, поскольку Ланнистеры также вывезли на материк
превеликое количество зерна и соленой рыбы из зимних
запасов, а то, что не смогли увезти, испортили на месте. Хотя
Торон Грейджой и остался сидеть на Морском троне, когда его
защитники отстояли от ланнистерского войска стены Пайка,
его единокровного брата Родрика взяли живым и увезли в Утес
Кастерли. Там леди Джоханна велела его оскопить и
определила своему сыну в шуты.
816

На другом конце Вестероса во второй половине 134 года

от З.Э. также вспыхнула борьба за право преемства, когда леди
Джейн Аррен, Дева Долины, умерла в Чаячьем городе от
грудной простуды. Ей было сорок лет. Дева Долины
скончалась в Доме Матери Марис на скалистом островке в
гавани Чаячьего города на руках своей «дорогой наперсницы»
Джессамины Редфорт. На смертном одре леди Джейн
продиктовала свою последнюю волю, назначив наследником
сира Джоффри Аррена. Последние десять лет сир Джоффри
служил ей верой и правдой в должности Рыцаря Кровавых
Ворот, обороняя Долину от свирепых дикарей со взгорий.
Сир Джоффри, правда, приходился покойной лишь
пятиюродным братом; по степени родства ей был гораздо
ближе брат двоюродный – сир Арнольд Аррен, который и до
того дважды пытался свергнуть Деву Долины. Сам Арнольд
Аррен повредился рассудком, проведя после разгрома его
второго восстания немало лет в небесных камерах Орлиного
Гнезда и подземельях Лунных Врат. Но у него был сын Элдрик
Аррен, человек вполне здравого рассудка, хитрый и
честолюбивый – теперь он поднялся защищать права отца.
Многие лорды Долины встали под его знамена, настаивая, что
старые законы наследования нельзя отставить в сторону ради
«прихоти умирающей бабы».
Явился и третий претендент, некто Изембард Аррен,
глава семейства Арренов из Чаячьего города – еще более
отдаленной родни этого великого дома. Аррены из Чаячьего
города, отделившись от собственно Арренов во времена
царствования короля Джейхейриса, занялись торговлей и
разбогатели. Шутили, что сокол на гербе у Изембарда Аррена
сделан из золота, и его самого прозвали Золоченым Соколом.
Теперь он пустил это богатство в ход – раздавал взятки лордам
помельче, чтобы те поддержали его притязания, и ввозил из-за
Узкого моря наемников.
Лорд Рован делал, что мог, чтобы уменьшить эти
бедствия – велел Ланнистерам покинуть Железные острова,
 817

посылал провизию на Север и вызывал Арренов в

Королевскую Гавань, чтобы те представили свои претензии на
суд регентов, но все его усилия по большей части не достигли
цели. И Ланнистеры, и Аррены пропустили его указы мимо
ушей, а в Белую Гавань прибыло слишком мало провизии,
чтобы даже смягчить голод. Лорда Таддеуса Рована, как и
мальчика, которому он служил, любили, но не боялись. К
концу года при дворе стали ходить шепотки, что государством
правят не регенты, а лиснийские менялы.
Хотя двор и горожане души не чаяли в королевском
брате – умном и любезном мальчике – о его жене-лиснийке
нельзя было сказать того же. Ларра Рогаре поселилась в
Красном замке вместе со своим мужем, но сердцем она
оставалась в Лисе. Бегло говорившая на высоком валирийском
и диалектах Мира, Тироша и Старого Волантиса – помимо
своего родного лиснийского – леди Ларра даже не пыталась
учить общий язык, предпочитая сообщать о своих желаниях
через переводчиков. Все ее фрейлины были лиснийками, равно
как и прислуга. Наряды ее тоже все были из Лиса, даже белье:
корабли ее отца доставляли ей последние лиснийские моды
трижды в год. У нее даже была собственная стража.
Лиснийские мечники охраняли ее денно и нощно, находясь в
подчинении у ее брата Моредо и немого великана из бойцовых
ям Миэрина по прозвищу Сандок Тень.
Все это двор и королевство, возможно, и приняли бы со
временем, не упорствуй леди Ларра в своем желании
поклоняться собственным богам. Она не почитала ни
Семерых, ни Старых богов Севера. Ее молитвы были
обращены к многочисленным богам Лиса: шестигрудой кошке
Пантере, Индросу Сумеречному, который был мужчиной днем
и женщиной ночью; Баккалону, Бледному Отроку-воину и
безликому Саагейлю, посылавшему людям боль.
Ее фрейлины, слуги и стражники иногда присоединялись
к ней для отправления этих странных, древних культов. Кошек
настолько часто видели вбегающими и выбегающими из ее
818

покоев, что пошли разговоры, будто это ее шпионы,

мурлыкающие ей своими тихими голосами обо всем, что
происходит в Красном замке. Говорили даже, что Ларра сама
умела превращаться в кошку, лазавшую по городским канавам
и крышам. Вскоре поползли и более темные слухи. Служители
Индроса будто бы обладали способностью при совокуплении
превращаться из мужчины в женщину и из женщины в
мужчину, и шептались, что ее светлость частенько пользуется
этой возможностью во время сумеречных оргий, чтобы
посещать бордели на Шелковой улице как мужчина. И всякий
раз, когда случалось пропасть ребенку, невежды глядели друг
на друга и говорили о ненасытно жаждавшем крови Саагейле.
Еще менее любимы, чем Ларра из Лиса, были три ее
брата, приехавшие вместе с ней в Королевскую Гавань.
Моредо командовал стражей сестры, пока Лото взялся открыть
новое отделение банка Рогаре на вершине холма Висеньи.
Самый младший, Роггерио, открыл возле Речных ворот
роскошный лиснийский дом подушек под названием
«Русалка» и наполнил его попугаями с Летних островов,
обезьянами из Соториоса, а также сотней экзотических
девушек (и юношей) со всех уголков земли. Хотя их услуги
стоили в десять раз дороже, чем смел требовать любой другой
бордель, у Роггерио не было недостатка в клиентах. Великие
лорды и простые торговцы – все как один рассказывали о тех
чудесах и прелестях, которые можно было найти за резными
раскрашенными дверями «Русалки»... в том числе, по словам
некоторых, и настоящую русалку. (Почти все сведения о
чудесах «Русалки» достались нам от Грибка, который
единственный из наших хронистов пожелал сознаться в
неоднократных посещениях роскошных комнат этого борделя
и личном участии в его многочисленных удовольствиях).
Тем временем за морем Война Дочерей подошла к концу.
Ракаллио Риндун ушел на юг к островам Василиска вместе с
остатками своих союзников; Лис, Тирош и Мир поделили
Спорные земли между собой, и большая часть Ступеней
 819

оказалась под властью дорнийцев. По этим договоренностям

мирийцы потеряли больше всех, в то время как архонт Тироша
и принцесса Дорна получили больше всего выгод. В Лисе
древние дома приходили в упадок, и многие из высокородных
магистров были низвергнуты, в то время как другие
поднимались, чтобы самим ухватиться за власть.
Главнейшими из последних были Лисандро Рогаре и его брат
Дразенко, архитектор дорнийского альянса. Связи Дразенко с
Солнечным Копьем и Лисандро с Железным троном сделали
Рогаре принцами Лиса во всем, кроме имени.
К концу 134 года от З.Э. некоторые начали опасаться, что
скоро они станут править и Вестеросом. Их гордость,
богатство и власть стали в Королевской Гавани притчей во
языцех. Люди начали шептаться об их коварстве. Лото
покупал людей золотом, Роггерио соблазнял их
благоухающими телами, Моредо держал их в страхе и
подчинении сталью. И все же братья были не более, чем
марионетками леди Ларры: это она и ее странные лиснийские
боги дергали их за ниточки. Король, маленькая королева,
юный принц... они были всего лишь детьми, не понимавшими,
что с ними происходит, в то время как Королевская Гвардия,
золотые плащи и даже королевский десница были куплены и
проданы.
Такие, во всяком случае, ходили разговоры. Как и все
подобные сказки, они содержали в себе некоторую долю
истины, но она была хорошо смешана со страхом и ложью. То,
что лиснийцы были горды, честолюбивы и обладали хваткой,
не подлежало сомнению. Что Лото использовал свой банк, а
Роггерио – свой бордель для того, чтобы обзавестись друзьями
в своих целях, само собой разумелось. И все же они не так-то
и отличались от прочих лордов и леди при дворе Эйгона III,
пытавшихся урвать себе кусок богатства и власти, каждый на
свой лад. Лиснийцы, может, и добились больших успехов, чем
их соперники (по крайней мере, на протяжении какого-то
времени), но они были лишь одной из нескольких
820

группировок, боровшихся за влияние. Будь леди Ларра и ее

братья вестеросцами, ими бы, возможно, восхищались и
прославляли бы их, но их чужеземное происхождение,
чужеземные обычаи и чужеземные боги сделали их жертвами
недоверия и подозрений.
Манкан описывает этот период как Господство Рогаре,
но термин сей употреблялся только в Староместе, среди
мейстеров и архимейстеров Цитадели. Люди, заставшие его,
называли его Лиснийской весной... и весна действительно
была его частью. В начале 135 года от З.Э. Конклав разослал
из Староместа своих белых воронов, дабы возвестить об
окончании одной из самых длинных и жестоких зим, которые
когда-либо доводилось знать Семи Королевствам.
Весна – это всегда время надежд, возрождения и
обновления, и весна 135 года от прочих не отличалась.
Подошла к концу война на Железных островах, и лорд Криган
Старк из Винтерфелла занял в Железном банке Браавоса
огромную сумму, чтобы купить еды и зерна для своего
голодающего народа. Лишь в Долине продолжались бои. Лорд
Таддеус Рован, разъяренный отказом претендентов Арренов
явиться в Королевскую Гавань и передать свой спор на суд
регентов, послал в Чаячий город тысячу воинов под
командованием другого регента, сира Корвина Корбрея, чтобы
восстановить королевский мир и утвердить порядок
наследования.
Тем временем Королевская Гавань переживала период
расцвета, какого она не знала уже много лет, не в последнюю
очередь благодаря дому Рогаре из Лиса. Банк Рогаре платил
большие проценты по всем сделанным в него вкладам, и все
больше и больше лордов доверяли лиснийцам свое золото.
Торговля процветала с тем же успехом, пока корабли из
Тироша, Мира, Пентоса, Браавоса и в особенности из Лиса
теснились в доках вдоль Черноводной, сгружая шелка и
пряности, мирийские кружева, нефрит из Кварта, слоновую
кость из Соториоса и много других странных и удивительных
 821

вещей с разных концов мира, включая предметы роскоши,

ранее редко виденные в Семи Королевствах.
Другим портовым городам тоже досталось щедрости; в
Сумеречном Доле, Девичьем Пруду, Чаячьем городе и Белой
Гавани торговля ширилась, как и в южном Староместе и даже
в Ланниспорте над Закатным морем. На Дрифтмарке
переживал возрождение городок Халл. Десятки новых
кораблей строились и выходили в море, мать лорда Дубового
Кулака значительно увеличила свою собственную торговую
флотилию и начала строить великолепную усадьбу с видом на
гавань, которую Грибок окрестил Мышкиным Домом.
За Узким морем и сам Лис процветал под «бархатной
тиранией» Лисандро Рогаре, который принял на себя титул
Первого Пожизненного Магистра. И когда его брат Дразенко
взял в жены принцессу Алиандру Мартелл и получил от нее
титул Принца-Консорта и Лорда Ступеней, могущество дома
Рогаре достигло своего пика. Люди заговорили о Лисандро
Великолепном.
За первую четверть 135 года от З.Э. два примечательных
события стали поводом для великой радости в Семи
Королевствах Вестероса. На третий день третьей луны того
года люди в Королевской Гавани проснулись, чтобы увидеть
то, чего не видели с темных дней Танца: дракона в небе над
городом. Леди Рейна в возрасте девятнадцати лет летела на
своем драконе Утро в первый раз. Тогда она совершила над
городом всего один круг, прежде чем вернуться в Драконье
Логово, но с каждым разом становилась все смелее и летала
все дальше.
Лишь однажды Рейна посадила Утро внутри Красного
замка, поскольку никакие старания принца Визериса не могли
убедить его брата-короля выйти и посмотреть, как летает
сестра (хотя королеве Дейнейре Утро так понравился, что
слышали, как она изъявила желание иметь собственного
дракона). Вскоре после этого Утро унес леди Рейну через
822

Черноводный залив на Драконий Камень, где, как она сказала,

«драконов и тех, кто на них летает, жалуют больше».
Меньше чем через две недели Ларра из Лиса разрешилась
от бремени сыном, первенцем принца Визериса. Матери было
двадцать, отцу всего тринадцать лет от роду. Визерис назвал
ребенка Эйгоном в честь своего брата-короля и положил в
колыбель драконье яйцо, что было обычаем для всех
законнорожденных детей дома Таргариен. Септон Бернард
помазал Эйгона семью елеями в королевской септе, и
городские колокола звонили, празднуя его рождение. Подарки
приходили со всех концов королевства, хотя ни один из них не
был таким щедрым, как те, которые преподнесли малышу его
лиснийские дядья. У себя в Лисе Лисандро Великолепный
объявил в честь внука праздничный день.
Но даже посреди веселья стали появляться шепотки
недовольства. Сей новый сын дома Таргариенов был помазан
в Вере, но очень скоро город услышал о том, что его мать
намерена представить его для благословения и своим богам
тоже, – и слухи о непотребных церемониях в «Русалке» и
кровавых жертвоприношениях в Твердыне Мейгора поползли
по улицам Королевской Гавани. Возможно, одними
разговорами дело бы и ограничилось, но вскоре после этого на
королевство и королевскую семью обрушилась череда
несчастий, каждое из которых следовало по пятам за другим,
пока даже презиравшие богов люди, как Грибок, не начали
задаваться вопросом: не отвернулись ли Семеро от дома
Таргариенов и Семи Королевств в своем гневе.
Первое предзнаменование грядущих темных времен
увидели на Дрифтмарке, когда проклюнулось яйцо,
подаренное Лейне Веларион в день ее рождения. Гордость и
радость родителей девочки быстро обратились в прах:
вылупившийся из яйца дракон был чудовищем – бескрылым,
слепым, белым как опарыш уродцем. Не прошло и нескольких
мгновений, как эта тварь повернулась к лежавшей в колыбели
малышке и вырвала кусок плоти у нее из руки. Лейна
 823

закричала, и Дубовый Кулак, отодрав от нее «дракона»,

швырнул его на пол и изрубил на куски.
Новость об этом чудовищном рождении и его кровавых
последствиях вызвала большую тревогу у короля Эйгона и
вскоре привела к обмену злыми словами между его милостью
и его братом. Принц Визерис по-прежнему имел собственное
драконье яйцо. Хотя оно так никогда и не проклюнулось,
принц держал его при себе в течение долгих лет своего
пленения, ибо оно очень много для него значило. И когда
Эйгон повелел убрать из своего замка все драконьи яйца,
Визерис пришел в сильный гнев. Несмотря на это, королевская
воля одержала верх, как то и следовало; яйцо было отправлено
на Драконий Камень, и в течение целого поворота луны принц
Визерис отказывался говорить с братом.
Ссора с братом, как рассказывает Грибок, сильно
расстроила его милость, но то, что случилось дальше, оставило
его опустошенным и лишенным надежды. Король Эйгон
спокойно ужинал в своих покоях с маленькой королевой
Дейнейрой и другом, Геймоном Белокурым; карлик развлекал
их глупой песней про медведя, который слишком много пил,
как вдруг мальчишка-бастард начал жаловаться на боль в
животе.
– Беги за великим мейстером Манканом, – велел король
Грибку.
К тому времени, когда дурак вернулся с великим
мейстером, Геймон потерял сознание, и королева Дейнейра
стонала:
– У меня тоже болит живот.
Геймон долго служил королю Эйгону отведывателем и
чашником, и вскоре Манкан объявил, что и он, и маленькая
королева стали жертвами отравления. Великий мейстер дал
Дейнейре сильнодействующее слабительное, которое, скорее
всего, и спасло ей жизнь. Всю ночь ее неудержимо рвало, она
кричала и корчилась от боли, и на следующий день была
слишком слаба, чтобы подняться с постели, но организм ее
824

был очищен. К Геймону же Манкан подоспел слишком поздно.

Мальчик умер в течение часа. Рожденный бастардом в
борделе, «Король-из-Дырки» недолго правил своим
королевством на холме во время Безумной луны, видел, как
казнили его мать и служил Эйгону III чашником, мальчиком
для битья и другом. В день смерти ему – предположительно –
было не больше девяти лет.
После всего великий мейстер Манкан скормил остатки
ужина сидевшим в клетке крысам и пришел к убеждению, что
яд был запечен в корочке яблочных пирожков. К счастью,
король никогда особенно не любил сладости (да и любую
другую еду, по правде сказать, тоже). Рыцари Королевской
гвардии сразу же спустились в кухни Красного замка и
бросили дюжину поваров, пекарей, поварят и служанок в
темницы, где они оказались в руках Джорджа Грейсфорда,
лорда-дознавателя. Под пытками семеро из них сознались в
попытке отравить короля… но так как каждый рассказ
отличался от предыдущего, согласия по поводу того, где они
взяли яд, не было, и ни один из пленников не назвал верно то
блюдо, которое было отравлено, лорду Ровану поневоле
пришлось отклонить их признания как «негодные даже на то,
чтобы ими подтереться» (лорд Рован пребывал в мрачном
расположении духа еще до покушения, так как только что
пережил личную трагедию: его молодая жена, леди Флорис,
скончалась родами).
Хотя после того, как его брат вернулся в Вестерос,
король стал проводить меньше времени со своим чашником,
гибель Геймона Белокурого оставила его безутешным. Лишь
одно маленькое благо стало ее результатом: она помогла
залечить ссору между королем и его братом Визерисом,
оставившим свое упрямое молчание, дабы утешить брата в его
горе и посидеть вместе с ним у постели королевы. Впрочем,
делу это мало чем помогло. Отныне умолк уже сам Эйгон:
прежнее уныние вновь навалилось на него, и он, казалось,
утратил всякий интерес к жизни двора и королевства.
 825

Следующий удар пришел издалека – из Долины Аррен,

где сир Корвин Корбрей постановил, что воля леди Джейн
должна быть исполнена, и объявил сира Джоффри Аррена
законным лордом Орлиного Гнезда. Когда остальные
претенденты проявили упрямство и отказались принять его
решение, сир Корвин бросил в темницу Золоченого Сокола и
его сыновей и казнил Элдрика Аррена, хотя безумному отцу
сира Элдрика каким-то образом удалось сбежать и укрыться в
Рунном Камне, где он когда-то, в детстве, служил
оруженосцем. Гунтор Ройс, которого в Долине знали как
Бронзового Великана, был уже стариком, столь же упрямым,
сколь и бесстрашным; когда сир Корвин приехал, чтобы
выманить сира Арнольда из его убежища, лорд Гунтор
облачился в свои старинные бронзовые доспехи и выехал ему
навстречу. Слова становились все более жаркими,
превратившись сперва в проклятья, затем в угрозы, и когда
Корбрей обнажил свою Покинутую Леди – для удара ли, или
для угрозы, мы никогда не узнаем – арбалетчик выпустил со
стены Рунного Камня болт, пронзивший ему грудь.
Убийство одного из королевских регентов было изменой
сродни нападению на самого короля. Более того, сир Корвин
приходился дядей Квентону Корбрею, могущественному и
воинственному лорду Дома Сердец, и был любимым мужем
леди Рейны, драконьей всадницы, приходясь шурином ее
сестре-близнецу, леди Бейле, и таким образом, через брак –
родней Алину Дубовому Кулаку. С его смертью по всей
Долине вновь вспыхнула война. Корбреи, Хантеры, Крейны и
Редфорты объединились в поддержку наследника, избранного
леди Джейн, сира Джоффри Аррена, в то время как
Темплтоны, Толлетты, Колдуотеры и Даттоны, а также лорды
Перстов и Трех Сестер присоединились к Ройсам из Рунного
Камня и сиру Арнольду. Чаячий город и дом Графтонов
остались на стороне Золоченого Сокола, несмотря на его
заточение.
826

Ответа из Королевской Гавани долго ждать не пришлось.

Лорд Рован послал в Долину последнюю стаю воронов,
приказав лордам, поддержавшим Безумного Наследника и
Золоченого Сокола, немедленно сложить оружие, указывая,
что в противном случае они вызовут «недовольство Железного
трона». Не получив ответа, Десница посовещался с Дубовым
Кулаком и начал готовить план подавления восстания силой.
С приходом весны все полагали, что дорога через
Лунные горы снова станет пригодной для прохода. На
королевский тракт вышли пять тысяч воинов под
командованием сира Роберта Рована, старшего сына лорда
Таддеуса. Ряды этого войска на марше пополнили отряды,
выставленные Девичьим Прудом, Дарри и Хейфордом, а на
Трезубце к ним присоединились шестьсот Фреев и тысяча
Блэквудов во главе с самим лордом Бенджикотом, и при
вступлении в горы королевское войско насчитывало уже
девять тысяч человек.
Второй удар шел с моря. Вместо того, чтобы
воспользоваться королевским флотом под командованием
дяди своего предшественника, сира Гедмунда Пика по
прозвищу Секира, десница обратился за кораблями к дому
Веларионов. Дубовый Кулак должен был повести флот лично,
а его жена, леди Бейла, отправилась на Драконий Камень
утешать свою овдовевшую сестру (и при случае убедиться, что
та не предпримет и попытки отомстить за смерть мужа лично
на своем драконе).
Армию, которую лорду Алину предстояло высадить в
Долине, лорд Рован поручил возглавить брату леди Ларры
Моредо Рогаре. Лорд Моредо был грозным бойцом; человек
рослый и жесткий, cо светлыми, почти белыми волосами и
блестящими голубыми глазами, он, как утверждалось,
выглядел воплощением воина Древней Валирии и носил
длинный меч из валирийской стали, который звал Истиной.
Несмотря, однако, на его мастерство, назначение
лиснийца на пост командующего было крайне непопулярной
 827

мерой. Если оба его брата, Роггерио и Лото, хорошо говорили

на общем языке, то Моредо владел им в лучшем случае
ограниченно, и мудрость решения о назначении его
командующим армией подвергалась широкому сомнению.
Враги лорда Рована при дворе – многие из которых были
обязаны своими должностями Анвину Пику – быстро
заговорили вслух о том, о чем шептались уже полгода: что
Таддеус Рован продался Дубовому Кулаку и Рогаре.
Возможно, все это брюзжание ничего бы и не значило,
если бы натиск на Долину оказался успешным. Но он таковым
не оказался. Хотя Дубовый Кулак без труда смел со своего
пути к Чаячьему городу корабли, нанятые Золоченым
Соколом, нападавшие потеряли сотни людей при штурме стен
порта и втрое больше в последовавших за этим городских
боях. После того, как переводчик Моредо Рогаре был убит на
улицах, последнему стало трудно общаться с собственными
солдатами: люди не понимали его приказов, а он не понимал
их докладов и сообщений. Начинался хаос.
В это время на другом конце Долины дорога, идущая
через горы, оказалась гораздо менее проходимой, чем
предполагалось. На более высоких перевалах войско сира
Роберта Рована было вынуждено пробираться сквозь глубокий
снег, двигаясь с той же скоростью, с которой могло бы ползти,
и на его обоз то и дело нападали местные дикари (потомки
Первых Людей, вытесненных из Долины андалами тысячи лет
назад).
– Это были скелеты, одетые в шкуры и вооруженные
каменными топорами и деревянными дубинками, – говорил
позже Бен Блэквуд, – но до того голодные и отчаянные, что
скольких из них мы бы ни убили, сдержать их это не могло.
Вскоре холод, снег и ночные атаки начали причинять
армии ощутимый ущерб.
Однажды высоко в горах, ночью, когда лорд Роберт и его
люди теснились у костров, случилось немыслимое. Выше по
склону был хорошо виден зев пещеры, и дюжина мужчин
828

вскарабкалась наверх посмотреть, можно ли укрыться в ней от

ветра. Разбросанные у входа в пещеру кости должны были
остановить их, но они двинулись дальше… и разбудили
дракона.
Шестнадцать человек погибли в последовавшей битве и
втрое больше пострадали от ожогов, прежде чем разъяренный
коричневый ящер встал на крыло и скрылся глубоко в горах
вместе с «оборванной женщиной, цеплявшейся за его спину».
Это был последний известный и занесенный в анналы
Вестероса раз, когда видели Овцекрада и его наездницу,
Крапиву… но одичалые горцы до сих пор рассказывают об
«огненной ведьме», что когда-то жила в укромной долине
вдали от деревень и дорог. Если верить рассказчикам, один из
самых диких горных кланов стал почитать ее: его мальчишки
доказывали свою храбрость тем, что приносили ей дары, и
признавались мужчинами лишь после того, как возвращались
с ожогами, полученными при встрече с драконьей женщиной
в ее логове.
Встреча с драконом была не последней бедой, постигшей
войско сира Роберта. К тому времени, когда они достигли
Кровавых Врат, треть из них пала от рук одичалых, либо
умерла от голода или холода. В числе погибших был и сам сир
Роберт Рован, раздавленный валуном в то время, когда
одичалые обрушили на его колонну половину горного склона.
После его смерти командование принял Бен Блэквуд. Лорду
Блэквуду все еще оставалось полгода до совершеннолетия, но
к этому времени у него было столько же военного опыта,
сколько у мужчин вчетверо старше него. У Кровавых Врат,
служащих входом в Долину, выжившие нашли еду, кров и
теплый прием… но сир Джоффри Аррен, Рыцарь Кровавых
Врат и избранный наследник леди Аррен, сразу же понял, что
переход оставил людей Блэквуда непригодными к битве. Не
способные ничем помочь ему в войне, они становились
обузой.
 829

Пока в Долине Аррен продолжались бои, надежды,

связанные с Лиснийской весной, претерпели еще один
прискорбный удар в сотнях лиг к югу: почти одновременно
ушли из жизни Лисандро Великолепный в Лисе и его брат
Дразенко в Солнечном Копье. Хотя их разделяло Узкое море,
двое Рогаре умерли с разницей в один день, оба при
подозрительных обстоятельствах. Дразенко скончался
первым, подавившись куском свинины. Лисандро утонул
вместе со своей роскошной баржей, на которой переправлялся
из своего «Благоуханного Сада» обратно во дворец. Хотя
некоторые и станут настаивать, что их смерти были лишь
несчастными случаями, очень многие сочли время и способ их
ухода доказательствами наличия заговора против дома Рогаре.
Оба убийства широко приписывались Безликим из Браавоса,
ибо, насколько было известно, никакие другие наемные
убийцы во всем мире не умели действовать столь изощренно.
Но если деяния сии в самом деле совершили Безликие, то
в чьих интересах они действовали? Под подозрением
оказались и Железный банк, и архонт Тироша, и Ракаллио
Риндун, и различные торговые принцы, и магистры Лиса,
которых раздражала «бархатная тирания» Лисандро
Великолепного. Некоторые зашли так далеко, что
предполагали, будто от Первого Магистра избавились его
собственные сыновья (он стал отцом шести
законнорожденных сыновей, трех дочерей и шестнадцати
бастардов). И все же то, насколько искусно были убиты братья,
не позволяло доказать даже сам факт убийства.
Ни один из постов, с помощью которых Лисандро
осуществлял свою власть, не был наследуемым. Едва его
поеденное крабами тело было поднято из моря, как его старые
враги, ложные друзья и былые союзники начали борьбу за
право стать его преемниками.
Правду говорят, что лиснийцы ведут свои войны не с
помощью армий, а с помощью заговоров и ядов. Остаток того
кровавого года магистры и торговые принцы Лиса провели в
830

смертельном танце, поднимаясь и падая почти каждые две

недели. Чаще всего такие падения заканчивались смертью.
Торрео Хейн был отравлен вместе со своими женой,
любовницей, дочерями (одна из которых была той самой
девицей, чей едва прикрывавший тело наряд вызвал скандал
на Балу в честь Дня Девы), братьями, сестрами и сторонниками
на пиру, который он устроил по случаю своего избрания на
должность магистра. Сильварио Пендейрису проткнули глаз у
выхода из Храма Торговли, в то время как его брат Перено был
задушен в доме подушек, пока рабыня ублажала его ртом.
Гонфалоньер Морео Дагареон был зарезан собственными
отборными телохранителями, а Маттено Ортис, ярый
поклонник богини Пантеры, был покалечен и частично съеден
своим любимым сумеречным котом, чья клетка случайно
осталась открытой на ночь.
Хотя дети Лисандро не могли наследовать его посты, его
дворец отошел его дочери Лисаре, корабли – сыну Драко, дом
подушек – сыну Фредо, библиотека – дочери Марре. Все его
отпрыски стали совладельцами того богатства, что
представлял собой банк Рогаре. Даже его бастарды получили
доли, хотя и меньшие, чем были выделены его
законнорожденным сыновьям и дочерям. Тем не менее,
действительный контроль над банком возлагался на старшего
сына Лисандро, Лисаро… который, как о нем справедливо
писали, «обладал честолюбием, вдвое превышавшим
отцовское, и лишь половиной отцовских способностей».
Лисаро Рогаре стремился править Лисом, но не имел ни
хитрости, ни терпения для того, чтобы годами накапливать
богатство и власть, как это делал его отец. Глядя на то, как
умирают вокруг него соперники, он первым делом занялся
обеспечением собственной безопасности, купив у
рабовладельцев Астапора тысячу Безупречных. Эти воины-
евнухи имели славу лучших пехотинцев в мире и были
обучены безоговорочному послушанию так, что их господа
могли никогда не бояться неповиновения или предательства.
 831

Окружив себя этими защитниками, Лисаро закрепил свое

избрание гонфалоньером, подкупив простых горожан
расточительными развлечениями, а магистров взятками
крупнее, что они видали в жизни. Когда эти траты начали
истощать его личный кошелек, он начал брать золото из банка.
Его намерением было, как вскрылось позже, развязать
маленькую победоносную войну с Тирошем или Миром. Слава
завоевания должна была достаться ему, как гонфалоньеру, и
этим самым он смог бы добиться поста первого магистра.
Захватив Тирош или Мир, он добыл бы достаточно золота,
чтобы восполнить растраты, и при этом сделался бы
богатейшим человеком Лиса.
Это была глупая интрига, и она быстро разрушилась.
Легенда гласит, что люди на службе Железного банка Браавоса
первыми стали намекать, что банк Рогаре может быть
ненадежен, но кто бы ни начал их, разговоры скоро услышали
по всему Лису. Магистры и торговые магнаты города начали
требовать возвращения своих вкладов, сначала немногие,
потом все больше и больше, пока из хранилищ Лисаро не
полилась река золота... Река, которая быстро пересохла. К
этому времени сам Лисаро уже сбежал. Столкнувшись с
разорением, он сбежал из Лиса посреди ночи, с тремя
рабынями для утех, шестью слугами и сотней Безупречных,
покинув жену, дочерей и свой дворец. Понятно
обеспокоенные, городские магистры тут же конфисковали
банк Рогаре, только чтобы обнаружить, что не осталось
ничего, кроме пустой оболочки.
Падение дома Рогаре было быстрым и жестоким. Братья
и сестры Лисаро заявляли, что не имели отношения к
разорению банка, но многие сомневались в их свидетельствах
о невиновности. Драко Рогаре сбежал в Волантис на одной из
своих галер, а его сестра Марра проскользнула в храм Индроса
в мужской одежде и там попросила убежище, но все их братья
и сестры – и даже бастарды – были схвачены и предстали перед
судом. Когда Лисара Рогаре запротестовала, говоря «Я ничего
832

не знала», магистр Тигаро Моракос ответил: «А должна была»,

и толпа разразилась криками одобрения. Половина города
была разорена.
И не только Лис потерпел убытки. Когда вести о падении
дома Рогаре достигли Вестероса, лорды и купцы быстро
поняли, что деньги, доверенные дому Рогаре, были потеряны.
Моредо Рогаре в Чаячьем Городе действовал быстро, передав
командование Алину Дубовому Кулаку и на корабле
отправившись в Браавос. Лото Рогаре был арестован сиром
Лукасом Лейгудом и его золотыми плащами, когда он пытался
покинуть Королевскую Гавань, все его письма и бумаги были
конфискованы, как и все золото и серебро до последней
монеты, что нашлись в его хранилищах на вершине холма
Висеньи. Тем временем сир Марстон Уотерс из Королевской
гвардии вместе с двумя своими присяжными братьями и
пятьюдесятью стражниками вошел в «Русалку». Посетителей
борделя вышвырнули на улицу, многих голыми (среди
выброшенных был Грибок, по его собственному признанию),
пока лорда Роггерио вели, угрожая копьями, через
глумящуюся толпу. В Красном замке оба брата, хозяин
борделя и банкир, были заперты в башне Десницы – родство с
супругой принца Визериса на время спасло их от ужасов
темниц.
Первоначально многие предполагалось, что приказ об
аресте издал десница. Со смертью сира Корвина в Долине
только лорд Рован и великий мейстер Манкан оставались
регентами. Это недоразумение длилось всего несколько часов,
потому что в тот же вечер сам лорд Рован присоединился к
братьям Рогаре в их тюрьме. Даже Персты, предполагаемые
защитники десницы, ничего не сделали, чтобы защитить его.
Когда сир Мервин Флауэрс вошел в палату совета, чтобы
арестовать его светлость, Тессарио Тигр приказал своим
людям отойти в сторону. Единственный, кто оказал
сопротивление, был оруженосец лорда Рована, которого
быстро подавили.
 833

– Пощадите мальчика, – просил лорд Рован, и они это

сделали... вот только Флауэрс отрезал мальчишке одно ухо,
«чтобы впредь не смел обнажать сталь против королевских
гвардейцев».
Список тех, кого следовало арестовать и запереть до суда
как предполагаемых изменников, на этом не кончался. Также
были арестованы три кузена лорда Рована и один из его
племянников, а также четыре десятка конюхов, слуг и рыцарей
на его службе. Все они были захвачены врасплох и послушно
покорились. Но когда сир Амаури Пик с дюжиной
вооруженных латников приблизились к Твердыне Мейгора,
они обнаружили, что на подъемном мосту их ждет сам Визерис
Таргариен с боевым топором в руках. «Это был тяжелый
топор, а принц был хлипким мальчишкой тринадцати лет, –
рассказывает нам шут Грибок. – Сомнительно, что этот
парнишка даже поднял бы топор, не то чтобы им орудовать».
– Если вы пришли за моей леди-женой, сир,
разворачивайтесь и уходите, – сказал юный принц, – ибо вы не
пройдете, кроме как через мой труп.
Сир Амаури нашел эту демонстрацию неповиновения
скорее занимательной, чем пугающей.
– Ваша леди требуется для допроса в связи с изменой ее
братьев, – сказал он принцу.
– И кто именно ее требует? – спросил принц.
– Десница короля, – ответил сир Амаури.
– Лорд Рован? – спросил Визерис.
– Лорд Рован отставлен со своего поста. Сир Марстон
Уотерс – новый десница короля.
В этот момент сам Эйгон Третий вышел из-за ворот
Твердыни и встал рядом со своим братом.
– Я король, – напомнил им его милость, – и я никогда не
назначал сира Марстона своим десницей.
Вмешательство Эйгона ошеломило сира Амаури,
говорит Грибок, но после секундного замешательства, он
сказал:
834

– Вы, ваша милость, еще малы. Пока вы не достигли

совершеннолетия, государь, ваши верные лорды принимают за
вас решения. Сир Марстон был выбран вашими регентами.
– Лорд Рован мой регент, – настаивал король.
– Больше нет, – сказал сир Амаури. – Лорд Рован предал
ваше доверие. Его регентство окончено.
– Чьей властью? – потребовал ответа Эйгон.
– Властью десницы короля, – сказал белый рыцарь.
Принц Визерис на это рассмеялся (а король никогда не
смеялся, к неудовольствию Грибка) и сказал:
– Десница назначает регента, а регент назначает десницу,
и так по кругу. Но вы не пройдете, сир, и вы не тронете мою
жену. Уходите, или обещаю, вы все здесь умрете.
Тут сир Амаури потерял терпение. Он не мог позволить,
чтоб им помыкали двое мальчишек, пятнадцати и тринадцати
лет, из которых старший не вооружен.
– Достаточно, – сказал он и приказал своим людям
отодвинуть мальчиков. – Будьте с ними бережны, проследите,
чтоб наши руки не причинили им вреда.
– Это на вашей совести, сир, – предупредил принц
Визерис.
Он воткнул топор глубоко в дерево моста, отошел назад
и сказал:
– Не заходите за топор, или умрете.
Король взял его за плечо и увел его в безопасность
Твердыни, и на мост ступила тень.
Сандок Тень прибыл из Лиса вместе с леди Ларрой как
подарок от ее отца магистра Лисандро. Чернокожий и
черноволосый, он был почти семи футов ростом. Лицо
Сандока, которое он часто прятал за черным шелковым
покрывалом, было покрыто множеством тонких белых
шрамов, его губы и язык были вырезаны, оставив его немым и
жутким на вид. О нем говорили, что он был победителем сотни
боев в ямах смерти Миэрина, что однажды он, сломав меч,
перегрыз врагу горло зубами, что он пил кровь убитых им
 835

людей, и что в ямах он убивал львов, медведей, волков и

виверн без оружия, лишь камнями, которые он подбирал с
песка.
Сказки, само собой, эти с каждым разом становились все
страшней,и мы не знаем, каким из них, если вообще хоть
какой-то, стоит верить. Хотя Сандок не умел читать и писать,
Грибок говорил, что он любил музыку, и часто сидел в тенях
спальни леди Ларры, наигрывая прекрасные печальные ноты
на странном струнном инструменте, сделанном из златосерда
и черного дерева размером почти с него самого. «Иногда я мог
заставить леди рассмеяться, хотя она понимала на нашем
языке не более нескольких слов, – говорил шут, – но игра
Сандока всегда заставляла ее плакать, и странное дело, это
нравилось ей больше».
У ворот Твердыни Мейгора Сандок Тень сыграл другую
музыку, когда стражники сира Амаури рванулись на него с
мечами и копьями. В тот вечер его инструментами были
большой черный щит из ночного дерева, вареной кожи и
железа и большой кривой меч с рукоятью из драконьей кости,
чье темное лезвие сверкало в свете факелов знакомой рябью
валирийской стали. Его противники кричали, ругались и
завывали, наступая на него, но Тень не издавал ни звука, кроме
свиста стали, порхая среди них бесшумно, точно кот, его
клинок взмывал вверх и вниз, вправо-влево, каждым ударом
пуская кровь и прорезая кольчуги, словно пергамент. Грибок,
который заявляет, что следил за битвой с крыши сверху,
утверждает, что «это не было похоже на бой мечников, а
скорее на то, как крестьянин собирает урожай. С каждым
взмахом падали новые колосья, только эти колосья были
людьми, которые, падая, кричали и ругались». Людям сира
Амаури было не занимать храбрости, и некоторые смогли
умудриться даже нанести собственный удар, но Тень
постоянно двигался, принимая их удары на щит, чтобы
столкнуть нападавших назад, с моста на голодные железные
колья внизу.
836

Вот что скажем о сире Амаури Пике: его смерть не

опозорила Королевскую гвардию. Трое его людей лежали
мертвыми на мосту, и двое еще извивались на кольях внизу,
когда Пик достал собственный клинок из ножен. «Под белым
плащом на нем были белые чешуйчатые доспехи, –
рассказывает Грибок, – но сир Амаури носил шлем без забрала
и не принес с собой щита, и Сандок очень тягостно наказал его
за эти просчеты». По словам шута, Тень танцевал: после
каждой раны, нанесенной сиру Амаури, он убивал одного из
оставшихся его людей, прежде чем снова повернуться к
белому рыцарю. И все же Пик сражался с упрямым мужеством,
и почти в самом конце, всего на полмгновения, боги дали ему
шанс, когда последний из его стражников каким-то образом
ухватил меч Сандока и вырвал его из рук Тени, прежде чем
свалиться с моста. Стоявший на коленях, сир Амаури поднялся
на ноги и рванулся на безоружного противника.
Сандок вырвал боевой топор Визериса из дерева, в
которое воткнул его принц, и разрубил шлем и голову сира
Амаури от гребня до воротника. Позволив трупу упасть вниз
на колья, Тень задержался ровно настолько, чтобы сбросить с
моста мертвых и умирающих, и отступил в Твердыню
Мейгора, откуда король отдал приказ поднять мост, опустить
решетку и запереть ворота. Замок внутри замка был защищен.
И таковым он оставался восемнадцать дней.
Оставшаяся часть Красного замка была в руках сира
Марстона Уотерса и его королевских гвардейцев, а за
пределами замка сир Лукас Лейгуд и его золотые плащи
крепко держали в руках Королевскую Гавань. Оба они явились
к Твердыне следующим утром, требуя, чтобы король покинул
свое убежище.
– Его милость ошибается, если думает, что мы желаем
вреда, – сказал сир Марстон, пока тела убитых Сандоком
поднимали со дна рва. – Мы просто защищаем вашу милость
от ложных друзей и предателей. Сир Амаури клялся защищать
 837

вас, отдать за вас жизнь, если понадобится. Он был верным

вам, как и я. Он не заслуживал такой смерти от рук этого зверя.
Короля Эйгона это не тронуло.
– Сандок – не зверь, – ответил он с крепостных стен. – Он
не может говорить, но слышит и повинуется. Я приказал сиру
Амаури уйти, и он отказался. Мой брат предупредил, что
случится, если он зайдет за топор. Я думал, клятвы
королевских гвардейцев включают подчинение.
– Мы клялись подчиняться королю, государь, это так, –
ответил сир Марстон, – и когда вы станете взрослым
мужчиной, мы с моими братьями с радостью падем на
собственные мечи, если вы прикажете. Но пока вы ребенок, мы
присягой обязаны подчиняться деснице короля, и десница
говорит голосом короля.
– Лорд Таддеус – мой десница, – настаивал Эйгон.
– Лорд Таддеус продал ваше королевство Лису и должен
за это ответить. Я буду служить вашим десницей, пока его вина
или невиновность не будут доказаны, – сир Марстон обнажил
меч и встал на одно колено, продолжая. – Я клянусь на моем
мече в присутствии богов и людей, что никакой вред не будет
причинен вам, пока я стою рядом с вами.
Если лорд-командующий считал, что эти слова убедят
короля, он не мог ошибаться больше.
– Вы стояли рядом со мной, когда дракон пожирал мою
мать, – ответил Эйгон. – И все, что вы делали – смотрели. Я не
позволю вам смотреть, как убивают жену моего брата.
И он покинул крепостные стены, и ни одно слово
Марстона Уотерса не заставило его вернуться ни в тот день, ни
на следующий, ни еще через день. На четвертый день вместе с
сиром Марстоном явился великий мейстер Манкан.
– Я молю вас, государь, оставьте эти детские причуды и
выходите, чтобы мы могли вам служить.
Король Эйгон просто посмотрел на него сверху, ничего
не говоря, но его брат был не столь сдержан – Визерис повелел
великому мейстеру отправить «тысячи воронов», чтобы
838

королевство узнало, что король заперт пленником в

собственном замке. На это великий мейстер не ответил. И
вороны не полетели.
В последовавшие дни Манкан обращался с еще
несколькими просьбами, заверяя Эйгона и Визериса, что все
сделанное было законно, сир Марстон перешел от просьб к
угрозам, потом начал торговаться, привел септона Бернарда,
чтобы он громко молился Старице, дабы она даровала королю
путь к мудрости, но все было зря. Эти усилия не вызывали
почти никакого ответа короля-мальчишки, кроме мрачного
упрямого молчания. Его голос гневно повысился только раз,
когда его мастер над оружием, сир Гарет Лонг, в свою очередь
попытался уговорить короля сдаться.
– А если я не сдамся, кого вы накажете, сир? – прокричал
ему король Эйгон. – Вы можете поколотить кости бедного
Геймона, но крови его вы больше не прольете.
Очень многие изумлялись кажущейся терпимости нового
десницы и его союзников во время этого противостояния. У
сира Марстона было несколько сотен человек в Красном
замке, золотых плащей сира Лукаса Лейгуда было больше двух
тысяч. Твердыня Мейгора была, несомненно, грозной
крепостью, но защитников у нее было слишком мало. Из
лиснийцев, прибывших в Вестерос с леди Ларрой, только
Сандок Тень и шестеро еще оставались рядом с ней, остальные
отправились в Долину с ее братом Моредо. Несколько человек,
верных лорду Ровану, смогли добраться до Твердыни, прежде
чем закрылись двери, но среди них не было ни рыцарей, ни
оруженосцев, ни вооруженных солдат, как и среди
собственных людей короля. (В Твердыне был один
королевский гвардеец, но сир Райнард Раскин был пленником
– лиснийцы захватили его врасплох и ранили еще тогда, когда
король объявил о неподчинении). Грибок рассказывает, что
дамы королевы Дейнейры надели кольчугу и взяли в руки
копья, чтобы казалось, будто у короля Эйгона было больше
защитников, чем на самом деле, но эта уловка не могла
 839

слишком долго обманывать сира Марстона и его людей, если

вообще обманула.
А посему следует задать вопрос: почему Марстон Уотерс
просто не взял Твердыню штурмом? У него было более чем
достаточно людей. Хотя Сандок и другими лиснийцы и могли
кого-то убить, даже Тень в конце концов непременно одолели
бы. И все же десница держался в отдалении, продолжая свои
попытки прекратить «тайную осаду» (так позже стала известна
эта стычка) с помощью слов, хотя мечи наверняка привели бы
к скорому решению.
Некоторые говорят, что неуверенность сира Марстона
была простой трусостью, потому что он боялся меча
лиснийского великана Сандока. Это маловероятно. Иногда
рассказывают, что защитники Твердыни Мейгора (по словам
одних, сам король, других – его брат) пригрозили повесить
захваченного гвардейца при первом же признаке атаки... но
Грибок зовет это «гнусной ложью».
Самое вероятное объяснение является самым простым.
Марстон Уотерс не был ни великим рыцарем, ни хорошим
человеком, соглашаются многие историки. Родившийся
бастардом, он заполучил рыцарство и скромное место в свите
короля Эйгона Второго, но его возвышение здесь бы и
закончилось, кабы не его родство с некоторыми рыбаками на
Драконьем Камне, которое заставило Лариса Стронга выбрать
его из сотни намного лучших рыцарей, чтобы спрятать короля
во время восшествия Рейниры. В последующие годы Уотерс
забрался, несомненно, высоко, став лордом-командующим,
обойдя рыцарей лучшего происхождения и куда более
широкой славы. В качестве десницы короля он стал бы самым
могущественным человеком королевства до совершеннолетия
Эйгона Третьего... Но в глубине души он колебался,
придавленный своими клятвами и собственной бастардской
честью. Не желая позорить белый плащ, приказывая напасть
на короля, которого поклялся защищать, сир Марстон отложил
лестницы, крюки и нападение, и продолжил полагаться на
840

мудрые слова (и, возможно, на голод, потому что припасов в

Твердыне не должно было хватить надолго).
На утро двенадцатого дня тайной осады Таддеуса Рована
привели в цепях, чтобы он признался в своих прегрешениях.
Септон Бернард подробно описал предполагаемые
преступления лорда Рована: он брал взятки в виде золота и
девиц (экзотических созданий из «Русалки», говорил Грибок,
чем моложе, тем лучше), послал Моредо Рогаре в Долину,
чтобы лишить сира Арнольда Аррена его законного
наследства, плел заговор с Дубовым Кулаком, чтобы лишить
Анвина Пика поста десницы короля, помог ограбить банк
Рогаре из Лиса, тем самым обманув и обездолив многих
«хороших и верных вестеросцев благородного происхождения
и высокого положения», назначил собственного сына
командовать, «чего тот был очевидно недостоин» и что стало
причины смерти тысячи воинов в Лунных горах.
И что самое ужасное, его светлость был обвинен в
заговоре трех Рогаре с целью отравить короля Эйгона и его
королеву, чтобы посадить на трон принца Визериса и Ларру из
Лиса как его королеву.
– Использованный яд зовется слезами Лиса, – заявил
Бернард, чье заявление великий мейстер Манкан потом
подтвердил. – Хотя Семеро уберегли вас, государь, – заключил
Бернард, – мерзкий заговор лорда Рована забрал жизнь вашего
юного друга Геймона.
Когда септон закончил свой рассказ, сир Марстон
объявил:
– Лорд Рован признался во всех этих преступлениях, – и
велел лорду-дознавателю, Джорджу Грейсфорду, вывести
пленника вперед. Лорд Таддеус, чьи ноги были закованы в
тяжелые цепи, а лицо почернело и распухло до
неузнаваемости, сначала не шевельнулся, пока лорд
Грейсфорд не кольнул его кончиком кинжала, на что тот
заговорил глухим голосом:
 841

Рисунок 79. Лорд Таддеус Рован, сломленный после заключения в темницу и

допросов с пристрастием.
842

– Сир Марстон говорит правду, ваша милость. Я во всем

признался. Лото пообещал мне пятьдесят тысяч золотых
драконов, когда будет сделано дело, и еще пятьдесят, когда
Визерис займет трон. Яд мне дал Роггерио, – такой
запинающейся была его речь, такими неотчетливыми слова,
что некоторые на крепостных стенах решили, что его
светлость пьян, пока Грибок не указал, что у него не было всех
зубов.
Признание заставило короля Эйгона III потерять дар
речи. Все, что мог мальчишка, это стоять и смотреть с таким
отчаянием во взгляде, что Грибок беспокоился, что его
милость может спрыгнуть с крепостных стен на колья внизу,
присоединившись к его первой королеве.
Пришлось отвечать принцу Визерису.
– А моя жена, леди Ларра, – прокричал он вниз, – она
тоже была участницей заговора, милорд?
Лорд Рован тяжело кивнул.
– Была, – сказал он.
– А что насчет меня? – спросил принц.
– Да, вы тоже, – тупо ответил его светлость, и этот ответ
очень изумил Марстона Уотерса и сильно рассердил лорда
Джорджа Грейсфорда.
– А Геймон Белокурый, это ведь он положил яд в пирог,
я предполагаю? – бойко продолжил Визерис.
– Если будет угодно моему принцу, – пробормотал
Таддеус Рован. На это принц повернулся к своему брату
королю и сказал ему:
– Геймон был так же виноват, как и остальные из нас – не
виноват ни в чем.
И тут карлик Грибок закричал вниз:
– Лорд Рован, это вы отравили короля Визериса?
И на это старый десница кивнул, говоря:
– Я, милорд. Признаюсь в этом.
Лицо короля потемнело.
 843

– Сир Марстон, – сказал он, – этот человек – мой десница,

и он невиновен в измене. Предатели – те, кто пытал его, чтобы
вырвать ложное признание. Если вы любите своего короля,
арестуйте лорда-дознавателя... Иначе я буду знать, что вы так
же лживы, как он.
Его слова прогремели по внутреннему двору, и в эту
минуту сломленный мальчишка Эйгон III выглядел целиком и
полностью королем.
И до сего дня многие считают, что сир Марстон Уотерс
был не более чем орудием в чужих руках, простым честным
рыцарем, которого обманули люди намного хитрее его, в то
время как другие настаивают, что Уотерс с самого начала был
частью заговора и просто обратился против своих
сообщников, когда почувствовал, куда подул ветер.
Какой бы ни была правда, сир Марстон подчинился
королевскому приказу. Лорда Грейсфорда схватили и
уволокли в те же темницы, которыми он правил, проснувшись
в то утро. С лорда Рована сняли цепи, и всех его рыцарей и
слуг вывели из подземелий на солнечный свет.
Как оказалось, лорда-дознавателя не понадобилось
пытать: вида инструментов, которые требовались на это,
оказалось достаточно, чтобы он выдал имена всех остальных
заговорщиков. Среди названных им имен были покойный сир
Амаури Пик и сир Мервин Флауэрс из королевской гвардии,
Тессарио-Тигр, септон Бернард, сир Гарет Лонг, сир Виктор
Рисли, сир Лукас Лейгуд из золотых плащей, а с ним шесть из
семи капитанов городских ворот, и даже три фрейлины
королевы.
Не все сдались с миром. Рядом с Божьими воротами
случилась короткая и жестокая схватка, когда пришли за
Лукасом Лейгудом, закончившаяся смертью девяти, одним из
которых был сам Лейгуд. Трое из обвиненных капитанов
успели сбежать до ареста и с ними дюжина их людей.
Тессарио-Тигр тоже хотел сбежать, но его схватили у портовой
844

таверны рядом с Речными воротами, когда он договаривался с

капитаном иббенийского китобоя о проезде в Порт-Иббен.
Сир Марстон выбрал сам разобраться с Мервином
Флауэрсом.
– Мы оба бастарды и присяжные братья, – слышали
люди, как он говорил это сиру Рейнарду Раскину. Когда ему
сказали об обвинении Грейсфорда, сир Мервин сказал:
– Тебе понадобится мой меч, – и он вынул клинок из
ножен и протянул его рукоятью вперед Марстону Уотерсу. Но
когда сир Марстон взял его, сир Мервин схватил его за
запястье, выхватил другой рукой кинжал и воткнул его в живот
Уотерса. Флауэрс не ушел дальше конюшен, где пьяный
латник и два конюшонка нашли его, когда он седлал своего
жеребца. Он убил их всех, но шум привлек других людей, и
рыцаря-бастарда в опозоренном им белом плаще повалили и
забили до смерти.
Его лорд-командующий, сир Марстон Уотерс, ненадолго
пережил брата по оружию. Его нашли в Башне Белого Меча в
луже собственной крови и отнесли к великому мейстеру
Манкану, который осмотрел его и объявил рану смертельной.
Хотя Манкан зашил ее, как сумел, и напоил рыцаря маковым
молоком, Уотерс скончался той же ночью.
Лорд Грейсфорд назвал и сира Марстона одним из
сообщников, утверждая, что «чертов предатель» был с ними с
самого начала – с кончиной сира Уотерса оспаривать это
обвинение было некому. Остальных заговорщиков в ожидании
суда поместили в темницы. Многие говорили, что невиновны,
в то время как остальные, как и покойный сир Марстон,
заверяли, что искренне поверили в измену Таддеуса Рована и
лиснийцев. Все же некоторые оказались более
прямодушными. Сир Гарет Лонг, как самый горластый, громко
утверждал, что Эйгон III – заморыш, неспособный держать
меч, не то что сидеть на Железном троне. Септон Бернард
ссылался на веру, говоря, что лиснийцам и их странным
иностранным богам нет места в Семи Королевствах. Они с
 845

самого начала решили, что леди Ларра должна умереть вместе

со своими братьями, чтобы Визерис мог бы взять в жены
добрую вестеросскую королеву.
Самым прямым из заговорщиков был Тессарио Большой
Палец. Он сделал это из жажды золота и девок, а также мести,
сказал он. Роггерио Рогаре запретил пускать его «Русалку» за
то, что тот ударил одну из шлюх, так что волантиец за участие
в заговоре требовал отдать ему бордель и мужское
достоинство Роггерио, и ему было обещано и то, и другое. Но
когда дознаватели спросили Тессарио, кто именно давал ему
эти обещания, ответом им была только ухмылка… ухмылка,
обратившаяся гримасой боли, а потом криком, когда Тигра
начали допрашивать под пытками. Первым было названо имя
Марстона Уотерса; на последующих допросах он назвал
Джорджа Грейсфорда, а потом Мервина Флауэрса. Грибок
утверждает, что Тигр был на грани того, чтобы назвать
четвертое, может быть, настоящее имя, когда он скончался.
Одно имя так и не назвали, хотя оно тучей висело над
Красными замком. В «Свидетельствах Грибка» шут прямо
говорит то, что немногие осмеливались озвучить в те дни: что
наверняка должен был быть еще один заговорщик, лорд и
хозяин над остальными, человек, который запустил все в
движение издалека, используя остальных как свои фигурки.
«Игрок из тени», так назвал его Грибок. «Грейсфорд был
жесток, но не умен, у Лонга была храбрость, но не хитрость,
Рисли был пьяницей, Бернард – набожным дураком, Большой
Палец – чертовым волантийцем, еще хуже лиснийцев.
Женщины были женщинами, а королевские гвардейцы
привыкли выполнять приказы, а не отдавать их. Лукас Лейгуд
любил красоваться в своем золотом плаще, умел пить, драться
и любиться не хуже многих, но заговоры плести он не умел. И
у всех у них были связи с одним и тем же человеком: Анвином
Пиком, лордом Звездного Пика, лордом Данстонбери, бывшим
десницей короля».
846

Несомненно, другие питали те же подозрения, когда

вскрылся заговор об убийстве короля. Некоторые заговорщики
имели кровные узы с бывшим десницей, в то время как
остальные были обязаны ему должностями. Не был Пик чужд
и заговору, организовав под вывеской с кровавыми шипами
убийство двух драконьих всадников. Но Пик находился в
Звездном Пике во время тайной осады, и никто из его
предполагаемых сообщников не назвал его имя, так что его
участие так и осталось недоказанным.
Столь густыми были миазмы недоверия в Красном замке,
что Эйгон III не покидал Твердыню Мейгора еще шесть дней
после того, как его брат Визерис раскрыл ложное признание
лорда Рована. Только увидев, что великий мейстер Манкан
выпустил стаю воронов, призывая четыре десятка верных
лордов в Королевскую Гавань, его милость позволил снова
опустить мост. Еды у них уже было так мало, что королева
Дейнейра плакала перед сном, и две ее дамы были так слабы
от голода, что их пришлось перевести через ров.
К тому времени, как король вышел, лорд Грейсфорд
назвал имена, многих заговорщиков схватили, иные успели
сбежать, а Марстон Уотерс, Мервин Флауэрс и Лукас Лейгуд
были мертвы. Вскорости Таддеус Рован снова занял место в
Башне десницы… Но было ясно видно, что его светлость
больше не может исполнять обязанности десницы короля.
Испытания, которым лорда Рована подвергли в темницах,
сломили его. Он мог в одно мгновение казаться прежним
собой, здоровым и веселым, но в следующее начинал
безутешно рыдать. Грибок, который мог быть так же жесток,
как и умен, часто дразнил старика, обвиняя его в ужасных
преступлениях, добиваясь от него абсурдных признаний.
«Припоминаю, как-то вечером я заставил его признаться, что
он виноват в Роке Валирии, – пишет карлик в «Свидетельстве».
– Двор грохнул смехом, но оглядываясь на это сейчас, я
краснею от стыда».
 847

Когда прошел месяц, а лорд Рован не показывал

признаков улучшений, великий мейстер Манкан убедил
короля отпустить того с должности. Рован отправился в свой
замок в Золотой Роще, обещая королю вернуться, когда
восстановит здоровье, но он скончался по дороге в компании
двоих своих сыновей. Остаток года великий мейстер исполнял
роль регента и десницы, так как королевство требовало
управления, а Эйгон все еще не достиг совершеннолетия. Как
мейстер, носящий цепь и поклявшийся служить, Манкан не
считал, что имеет право судить благородных лордов и
помазанных рыцарей, так что обвиненные заговорщики
оставались в темнице, ожидая назначения нового десницы.
Когда старый год прошел и уступил место новому, лорд
за лордом прибыли в Королевскую Гавань, отвечая на зов
короля. Вороны выполнили свою работу. Пусть формально это
никогда не называлось Великим советом, собрание лордов 136
года от З.Э. было самым большим сбором лордов Семи
Королевств с тех пор, как Старый король собрал лордов
королевства в Харренхолле в 101-м году. Вскоре Королевская
Гавань была полна до пределов, к восторгу хозяев таверн,
шлюх и купцов.
Большинство прибывших явились из Королевских
земель, Речных, Штормовых… И из Долины, где Дубовый
Кулак и Кровавый Бен Блеквуд, наконец, заставили
Золоченого Сокола, Безумного Наследника, Бронзового
Великана и их сторонников преклонить колено и поклясться в
верности Джоффри Аррену как их лорду (Гунтор Ройс,
Квентон Корбрей и Изембард Аррен сопровождали лорда
Алина на собрание, вместе с самим лордом Арреном).
Джоханна Ланнистер отправила кузена и трех знаменосцев
говорить от имени Запада, Торрхен Мандерли приплыл из
Белой Гавани с четырьмя десятками рыцарей и кузенов, а
Лионель Хайтауэр и леди Сэм прибыли из Староместа со
свитой из шести сотен человек. И все же самая большая свита
сопровождала лорда Анвина Пика, который привел с собой
848

тысячу собственных людей и пятьсот наемников. («И чего это

он мог так бояться?» – шутливо спросил Грибок).
Здесь, в тени пустующего Железного трона (так как
король Эйгон решил не присутствовать при дворе) лорды
попытались выбрать новых регентов для правления, пока его
милость не достигнет совершеннолетия. После более чем двух
недель собрания они не были ближе к соглашению, чем в
начале. Без сильной руки короля, способной ими управлять,
некоторые лорды поддались старым обидам, и полузажившие
раны Танца снова начали кровоточить. У сильных было
слишком много врагов, а на мелких лордов смотрели свысока,
как на слишком слабых или бедных. Наконец, отчаявшись
добиться согласия, великий мейстер Манкан предложил
выбрать регентов через жребий. Когда принц Визерис
присоединил свой голос к голосу Манкана, предложение было
принято. Жребий выпал на Виллама Стэкспира, Марка
Мерривезера и Лорента Грандисона, о которых говорили, что
они были так же безобидны, как и непримечательны.
Выбор десницы короля был делом более важным, и
собравшиеся лорды не желали оставлять его новым регентам.
Были те, в основном из Простора, кто призывал просить
Анвина Пика еще раз стать десницей, но их быстро
перекричали, когда принц Визерис заявил, что его брат
предпочтет человека помоложе, «…и того, кто не заполнит его
двор предателями». Также выдвигали Алина Велариона, но его
сочли слишком молодым. Кермита Талли и Бенджикота
Блэквуда отвергли по той же причине. Вместо этого лорды
обратились к северянину, Торрхену Мандерли, лорду Белой
Гавани… человеку неизвестному многим из них, и по этой же
причине не имевшему врагов к югу от Перешейка (возможно,
за исключением Анвина Пика, чья память была долгой).
– Да, я согласен, - сказал лорд Торрхен, – но мне нужен
человек, который хорошо соображает в монете, если придется
иметь дело с этими лиснийскими ворами и их клятым банком.
 849

Тогда встал Дубовый Кулак и предложил Изембарда

Аррена, Золоченого Сокола Долины. Чтобы успокоить лорда
Пика и его сторонников, Гедмунд Пик Секира был назван
лордом-адмиралом и мастером над кораблями (говорили, что
Дубовый Кулак был скорее озадачен, чем зол, и заявил, что
выбор хорош, поскольку «сир Гедмунд любит платить за
корабли, а я люблю плавать на них»). Сир Рейнард Раскин стал
лордом-командующим Королевской гвардии, а сира Адриана
Торна выбрали начальником золотых плащей. Ранее капитан
Львиных ворот Торн был единственным из семи капитанов
Лукаса Лейгуда, кого не обвинили в причастности к заговору.
На том и сошлись. Эйгону III лишь осталось поставить
печать, что он и сделал на следующее утро без возражений,
прежде чем снова удалиться в уединенное великолепие своих
покоев.
Его новый десница сразу же начал заниматься делами
королевства. Его первая задача была сложной: вершить суд
над обвиненными в отравлении Геймона Белокурого и
заговоре против короля. Обвинялись не менее сорока двух
человек, поскольку те, кого назвал лорд Грейсфорд, в свою
очередь назвали других, когда их допросили с пристрастием.
Шестнадцать бежали, а восемь умерли, оставив восемнадцать
для суда. Тринадцать из них уже признались в той или иной
степени в причастности к преступлениям, поскольку
королевские следователи были весьма убедительны. Пятеро
продолжали настаивать на своей невиновности, заявляя, что
они действительно верили в измену лорда Рована, поэтому
присоединились к заговору, чтобы спасти его милость от
лиснийцев, которые намеревались убить его.
Суд длился тридцать три дня. Принц Визерис
присутствовал на всем его протяжении, часто вместе со своей
женой, леди Ларрой, беременной вторым ребенком, и их
сыном Эйгоном с кормилицей. Король Эйгон пришел только
трижды – в дни, когда приговор был вынесен Гарету Лонгу,
Джорджу Грейсфорду и септону Бернарду; он не проявлял
850

никакого интереса к остальным и никогда не спрашивал об их

участи. Королева Дейнейра не приходила вовсе.
Сира Гарета и лорда Грейсфорда осудили на смерть, но
оба предпочли надеть черное. Лорд Мандерли постановил
посадить их на первый же корабль, идущий в Белую Гавань, а
оттуда доставить на Стену. Верховный септон написал
прошение о помиловании септона Бернарда, «чтобы он мог
искупить свои грехи молитвой, размышлениями и добрыми
делами», поэтому Мандерли избавил его от топора палача.
Вместо этого Бернарда оскопили и присудили идти босиком от
Королевской Гавани до Староместа с его мужским органом на
шее. «Если он выживет, его святейшество может использовать
его, как пожелает», постановил десница (Бернард выжил и
провел остаток своей жизни, переписывая священные книги в
Звездной септе под обетом молчания).
Золотые плащи, которых обвинили и взяли (некоторые
сбежали), последовали примеру сира Гарета и лорда
Грейсфорда, предпочтя надеть черное, чем потерять свои
головы. То же выбрали и выжившие Персты… но сир Виктор
Рисли, ранее Королевское правосудие, настоял на своем праве
как помазанный рыцарь требовать суда поединком, «чтобы я
мог доказать мою невиновность, рискуя собой перед глазами
богов и людей». Сир Гарет Лонг, один из первых, кто назвал
Рисли частью заговора, был должным образом возвращен ко
двору, чтобы встретится с ним.
– Ты всегда был проклятым болваном, Виктор, – сказал
сир Гарет, когда ему вручили его длинный меч.
Бывший мастер над оружием быстро отправил на тот
свет бывшего палача, затем с улыбкой повернулся к стоявшим
в тронном зале осужденным и спросил:
– Кто-нибудь еще?
Наиболее беспокойными были дела трех обвиняемых
женщин, все они были высокородными леди и фрейлинами
королевы. Люсинда Пенроз (та, на которую напали во время
соколиной охоты перед балом в честь дня Девы) призналась,
 851

что хотела смерти Дейнейры, сказав: «Если бы мой нос не был

порезан, то она служила бы мне, а не я ей. Ни один мужчина
не будет сейчас добиваться меня из-за нее». Кассандра
Баратеон призналась, что часто делила постель с сиром
Мервином Флауэрсом, а иногда по воле сира Мервина с
Тессарио Тигром, «но только тогда, когда он просил меня об
этом». Когда Виллам Стэкспир предположил, что, возможно,
она была частью награды, обещанной волантийцу, леди
Кассандра разрыдалась. Тем не менее, даже ее признание
меркло рядом с признанием леди Присцеллы Хогг, унылой и
простоватой девушки четырнадцати лет, полной, низкорослой,
с неброским лицом, которой почему-то втемяшилось в голову,
что принц Визерис женится на ней, если только Ларра
Лиснийская умрет.
– Он улыбается всякий раз, как видит меня, – сказала она
суду, – и однажды, когда он проходил мимо меня по
ступенькам, его плечо коснулось моей груди.
Лорд Мандерли, великий мейстер Манкан и регенты
допросили трех женщин старательно, возможно (как
утверждает Грибок) пытаясь выявить имя четвертой, дотоле
неупомянутой – леди Кларисы Осгрей, вдовой тети лорда
Анвина Пика. Леди Клариса руководила всеми горничными,
спутницами и фрейлинами королевы Дейнейры, а до них –
дамами королевы Джейхейры, и хорошо знала многих из
признавшихся заговорщиков (Грибок говорит, что она и
Джордж Грейсфорд были любовниками, и что ее светлость так
возбуждалась от вида пыток, что иногда присоединялась к
лорду-дознавателю в темницах, чтобы помогать ему в работе).
Если она была вовлечена, то, вероятно, и Анвин Пик тоже.
Однако все усилия дознавателей оказались тщетными, и когда
лорд Торрхен прямо спросил, причастна ли леди Клариса, все
три осужденные женщины только покачали головами.
Хотя они, несомненно, были вовлечены в заговор,
сыгранная тремя дамами роль была сравнительно небольшой.
По этой причине, а также учитывая их пол, лорд Мандерли и
852

регенты решили оказать им милосердие. Люсинду Пенроз и

Присцеллу Хогг приговорили к отрезанию носов, оговорив,
однако, что если осужденные посвятят себя Святой Вере, то
наказание будет отсрочено верны своим клятвам.
Высокое происхождение Кассандры Баратеон избавило
ее от подобной участи – в конце концов, она была старшей
дочерью лорда Борроса и сестрой нынешнего лорда
Штормового Предела, бывшей невестой короля Эйгона II.
Хотя ее мать, леди Эленда, не была в состоянии
присутствовать на суде, она отправила трех знаменосцев
своего сына говорить от имени Штормового Предела. Через
них (и лорда Грандисона, чьи замок и земли тоже были частью
Штормовых земель), был устроен брак леди Кассандры с
мелким рыцарем по имени сир Уолтер Браунхилл, который
правил несколькими десятинами земли на мысе Гнева из
замка, описываемого как «слепленного из грязи и корней
дерев». Трижды вдовец, сир Уолтер имел шестнадцать детей
от предыдущих браков, из которых в живых оставалось
тринадцать. Сама леди Эленда сочла, что забота об этих детях,
а также о тех сыновьях и дочерях, что леди Кассандра подарит
сиру Уолтеру, отвлечет ее от участия в каких-либо новых
заговорах. (И так оно и вышло).
Так завершился последний суд об измене, но темницы
под Красным замком еще не были пусты. Оставалось решить
судьбу братьев леди Ларры, Лото и Роггерио. Пусть они были
невиновны в государственной измене, убийстве и заговоре, их
все еще обвиняли в воровстве и мошенничестве, падение банка
Рогаре привело к разорению тысяч как в Вестеросе, так и в
Лисе. Пусть они были связаны с домом Таргариенов через
брак, сами братья не были ни королями, ни принцами, и
лордами их звали исключительно из учтивости, соглашались
лорд Мандерли и великий мейстер Манкан – их следовало
осудить и наказать.
В этом Семь Королевств существенно отставали от
Вольного Города Лис, где разорение банка Рогаре неумолимо
 853

привело к полнейшему падению дома, построенного Лисандро

Великолепным. Дворец, оставленный им его дочери Лисаре,
был конфискован вместе с особняками его других детей со
всей обстановкой. Несколько торговых галей Драко Рогаре
вовремя узнали о падении дома, чтобы успеть сменить курс на
Волантис, но на каждый спасенный корабль девять были
потеряны со всем грузом, так же как верфи и склады Рогаре. У
леди Лисары отобрали ее золото, драгоценности и наряды, у
леди Марры – ее книги. Фредо Рогаре смотрел, как магистры
конфисковывали его «Благоуханный сад», как раз когда он
попытался продать его. Продали его рабов, как и рабов его
братьев и сестер, законных и бастардов. Когда выяснилось, что
этого не хватит, чтобы покрыть и десятую часть долгов,
оставшихся после разорения банка, самих Рогаре продали в
рабство вместе с их детьми. Дочери Фредо и Лисаро Рогаре
вскорости сами оказались в «Благоуханном саду», в котором
когда-то играли детьми, но теперь как рабыни для утех, а не
владелицы.
И бегство Лисаро Рогаре, творца беды его семьи, не
помогло ему остаться невредимым. Вместе с его стражниками-
евнухами его поймали в городке Волон Терис на Ройне, когда
они ждали лодку, которая должна была перевезти его через
реку. Верные до самого конца, Безупречные сражались до
последнего человека, защищая его... Но с ним оставалось всего
двадцать воинов (Лисаро забрал с собой сотню, когда бежал из
Лиса, но большинство был вынужден по дороге продать), и
вскоре они оказались в ловушке окруженными в
беспорядочной кровавой битве в доках. Взятый в плен, Лисаро
был отправлен вниз по реке в Волантис, где триархи
предложили его брату Драко выкупить его за определенную
цену. Драко отказался и предложил волантийцам отправить
его вместо этого в Лис. Так Лисаро Рогаре вернулся в Лис,
прикованный к веслу во чреве волантийского
рабовладельческого корабля.
854

Во время суда, когда его спросили, что он сделал со всем

золотом, что он украл, Лисаро рассмеялся и начал указывать
на некоторых магистров ассамблеи, приговаривая: «я давал
взятки ему, и ему, и ему, и ему», указав дюжину разных
человек, прежде чем его заткнули. Это его не спасло. Люди,
которых он подкупал, проголосовали вместе с остальными за
наказание для него (и сохранив у себя взятки, так как для
магистров Лиса ставят алчность прежде чести, как всем
известно).
Судом было приговорено приковать Лисаро обнаженным
к столбу у Храма Торговли, где все обобранные им могли
хлестать его кнутом, количество ударов каждого определялось
размером их потерь. Так и было сделано. Записано, что его
сестра Лисара и брат Фредо были среди тех, кто
воспользовался возможностью взять в руки кнут, в то время
как остальные лиснийцы делали ставки на час его смерти.
Лисаро скончался на седьмой час первого дня его наказания.
Его кости оставались прикованными к столбу еще три года,
пока его брат Моредо их не снял и не похоронил в семейной
крипте.
По крайней мере в этом случае правосудие Лиса показало
себя намного строже закона Семи Королевств. Многие в
Вестеросе с радостью обрекли бы Лото и Роггерио Рогаре на
ту же мрачную судьбу, что у Лисаро, ибо падение банка Рогаре
подорвало состояние как многих лордов, так и скромных
торговцев... Но даже те, кто ненавидел их больше всех, не
могли доказать, что кто-нибудь из них знал о мошенничествах
их брата в Лисе, или что они хоть как-то на нем нажились.
В конце концов банкира Лото признали виновным в
воровстве за то, что он прибирал к рукам не принадлежащие
ему золото, серебро и драгоценные камни и не сумел вернуть
их по требованию. Лорд Мандерли предложил ему на выбор
или надеть черное, или лишиться правой руки, как простому
вору.
 855

– Славься Индрос, я левша, – ответил Лото, выбирая

увечье.
Ничего нельзя было доказать и против его брата
Роггерио, но лорд Мандерли все равно приговорил его к семи
ударам хлыстом.
– За что? – потребовал ответа ошеломленный Роггерио.
– За то, что ты трижды проклятый лисниец, – ответил
Торрхен Мандерли.
После того, как приговоры были исполнены, оба брата
покинули Королевскую Гавань. Роггерио закрыл свой бордель,
продав здание, ковры, шторы, кровати и другую обстановку,
даже попугаев и обезьян, и на вырученные деньги купив
корабль, названный «Дочь русалки». Так переродился его
«дом подушек», только теперь под парусом. Все следующие
годы Роггерио ходил туда-сюда по Узкому морю, продавая
пряное вино, экзотические кушания и плотские наслаждения
жителям больших портов и скромных рыбачьих деревень. Его
брата Лото, лишившегося руки, забрала с собой леди Саманта,
любовница лорда Лионеля Хайтауэра, с которой он уехал в
Старомест. Хайтауэры и медяка не доверили лиснийцам, а
потому оставались одним из самых богатых домов Вестероса,
разве что вторым по богатству после Утеса Кастерли, и леди
Сэм желала выучиться, как обратить золото на пользу. Так
появился банк Староместа, который сделал дом Хайтауэров
еще богаче.
(Моредо Рогаре, старший из трех братьев, что приехали
с леди Ларрой в Королевскую Гавань, был в Браавосе во время
суда, договариваясь с совладельцами Железного банка. Еще до
конца года он отправился морем в Тирош, нагруженный
браавосским золотом, чтобы нанять корабли и мечи для
нападения на Лис. Но это другая история, не относящаяся к
теме нашего повествования).
Король Эйгон III ни разу не появился на Железном троне
во время суда над братьями, но принц Визерис приходил
каждый день, чтобы сидеть рядом с женой. Что думала Ларра
856

из Лиса о правосудии десницы, нам не могут сказать ни

Грибок, ни придворные хроники, кроме того, что она
расплакалась, когда лорд Торрхен зачитал вердикт.
Вскорости после этого лорды начали разъезжаться,
каждый в свой замок, и жизнь в Королевской Гавани
продолжилась как раньше, под новыми регентами и десницей
короля... Но больше под руководством последнего, чем
первых. «Боги выбрали нам наших регентов, – замечал Грибок,
– и сдается нам, боги так же тупы, как лорды». И он не был
неправ. Лорд Стэкспир любил охотиться с соколами, лорд
Мерривезер пировать, а лорд Грандисон спать, и каждый из
них считал двух других дураками, но в конце концов, это было
неважно, потому что Торрхен Мандерли показал себя честным
и способным десницей, о котором правдиво говорили, что он
был груб и прожорлив, но справедлив. Король Эйгон так и не
смягчился в отношении к нему, это верно, но его милость
никогда не был доверчив по натуре, и события последнего года
только укрепили его подозрительность. Как говорили, лорд
Торрхен относился к королю не лучше, называя его «этим
угрюмым мальчишкой» в своих письмах к дочери в Белую
Гавань. Тем не менее, Мандерли привязался к принцу
Визерису и баловал королеву Дейнейру.
Хотя регентство северянина было сравнительно
коротким, оно было вовсе не беспримечательным. При
существенной помощи Золоченого Сокола Изембарда Аррена
Мандерли способствовал значительной реформе налогов, тем
самым принеся больше доходов короне и некоторое
послабление тем, кто мог доказать свои потери от разорения
банка Рогаре. С помощью лорда-командующего он снова
довел число королевских гвардейцев до семи, надев белые
плащи на сира Эдмунда Уоррика, сира Денниса Уитфилда и
сира Аграмора Кобба, чтобы заполнить места Марстона
Уотерса, Мервина Флауэрса и Амаури Пика. Он формально
отрекся от договора, подписанного Алином Дубовым Кулаком
для освобождения принца Визериса, обосновывая это тем, что
 857

договор был заключен не с Вольным Городом Лисом, а домом

Рогаре, который больше не существует.
С отбытием сира Гарета Лонга на Стену Красному замку
понадобился новый мастер над оружием, и лорд Мандерли
назначил умелого молодого мечника по имени сир Лукас
Лотстон. Внук межевого рыцаря, сир Лукас был терпеливым
учителем, который скоро стал любимцем принца Визериса, и
даже завоевал невольное уважение короля Эйгона. Лордом-
дознавателем Мандерли назначил мейстера Роули, юнца,
недавно прибывшего из Староместа, где он учился под
началом архмейстера Сандемана, по общему мнению, самого
мудрого целителя в истории Вестероса. Сам великий мейстер
Манкан настаивал, чтобы назначили Роули.
– Человек, знающий, как ослабить боль, знает, и как ее
причинить, – сказал он деснице, – но также и важно, чтобы у
нас был лорд-дознаватель, который будет считать свою работу
долгом, а не удовольствием.
В вечер Дня Кузнеца Ларра из Лиса родила принцу
Визерису второго сына, большого и сильного мальчика,
названного Эймон. В честь празднования был задан пир, и все
радовались рождению нового принца... кроме, разве что, его
полуторагодовалого брата Эйгона, которого обнаружили,
когда он бил малыша драконьим яйцом, положенным к нему в
колыбель. Вреда причинено не было, потому что крики
Эймона вскорости привлекли внимание леди Ларры, которая,
прибежав, разоружила и наказала своего старшего сына.
Некоторое время спустя лорд Алин Дубовый Кулак
заскучал и начал строить планы на свое второе из шести
великих путешествий. Веларионы доверили большую часть
своего золота Лото Рогаре и потому потеряли больше
половины своего состояния. Чтобы восстановить утраченное
богатство, лорд Алин собрал огромный купеческий флот под
охраной дюжины его боевых галей, чтобы отправиться в
Старый Волантис через Пентос, Тирош и Лис, навестив на
пути домой Дорн.
858

Рассказывают, что они с женой поссорились перед

путешествием, потому что леди Бейла была от крови дракона
и легко гневалась, и она слышала слишком много историй о
принцессе Алиандре Дорнийской от своего лорда-мужа. Но
все же в итоге они помирились, как всегда и бывало. Посреди
года флот поднял паруса, возглавляемый Дубовым Кулаком на
галее, названной им «Храбрая Марильда» в честь его матери.
Леди Бейла осталась на Дрифтмарке, со вторым ребенком
лорда Алина, подраставшим в ее чреве.
Приближался шестнадцатый день именин короля. Так
как королевство жило в мире, а весна вступила в свои права,
лорд Торрхен Мандерли решил, что король Эйгон и королева
Дейнейра должны совершить королевское путешествие, дабы
отметить его совершеннолетие. Мальчику полезно будет
увидеть земли, которыми он правит, рассуждал десница,
полезно будет показать себя народу. Эйгон был высок и хорош
собой, а его милая юная королева могла восполнить обаяние,
которых недоставало королю. Простонародье, несомненно,
полюбит ее, и это будет только на пользу мрачному юному
королю.
Регенты согласились. Составили планы на великое
путешествие длиною в год, в котором его милость отправится
в части королевства, никогда раньше не видевшие короля. От
Королевской Гавани они поедут в Сумеречный Дол и Девичий
Пруд, а оттуда морем пойдут в Чаячий город. После визита в
Орлиное Гнездо они вернутся в Чаячий город и оттуда
отправятся на Север, остановившись по дороге на Трех
Сестрах.
Белая Гавань так встретит короля и королеву, как они
никогда в жизни не видели, обещал лорд Мандерли. Потом они
отправятся дальше на север в Винтерфелл, может быть, даже
навестят Стену, а потом снова отправятся на юг, по
Королевскому Тракту к Перешейку. Сабита Фрей примет их в
Близнецах, потом они навестят лорда Бенджикота в
Воронодреве, и конечно, если они навестят Блэквудов, то
 859

должны будут столько же времени провести у Бракенов.

Несколько ночей в Риверране, и они пересекут холмы,
отправляясь на запад, чтобы навестить леди Джоханну в Утесе
Кастерли.
Оттуда они отправятся по Морской дороге к Простору...
Хайгарден, Золотая Роща, Старый Дуб... На Алом Озере
обитал дракон, и Эйгону это не понравится, но Алое озеро
легко обойти... Визит в один из замков Анвина Пика может
умиротворить бывшего десницу. В Староместе, несомненно,
можно будет убедить самого верховного септона благословить
короля и королеву, и лорд Лионель с леди Сэм с
удовольствием воспользуются случаем показать королю
великолепие их города, превосходящее Королевскую Гавань.
– Это будет путешествие, какого королевство не видело
больше века, – сказал великий мейстер Манкан его милости. –
Весна – время нового начала, государь, и это отметит
настоящее начало вашего правления. От Дорнийских марок до
Стены, все будут знать вас как своего короля, а Дейнейру – как
свою королеву.
Торрхен Мандерли соглашался.
– Это пойдет мальцу на пользу – выбраться из проклятого
замка, – заявил он в присутствии Грибка. – Он может
поохотиться с псами или соколами, забраться на пару гор,
половить лосося в Белом Ноже, увидеть Стену. Пировать
каждый вечер. Парню не помешает нарастить на своих костях
чуток мяса. Пусть попробует добрый северный эль, такой
густой, что его можно мечом нарезать.
Подготовка к празднованиям именин короля и королевскому
путешествию полностью завладела вниманием десницы и трех
регентов в последующие дни. Собирали списки лордов и
рыцарей, желающих сопровождать короля, рвали их и
собирали снова. Ковали лошадей, натирали доспехи, повозки
и телеги чинили и перекрашивали, вышивали знамена. Сотни
воронов летали туда-сюда через все Семь Королевств от
каждого лорда и ленного рыцаря Вестероса, умолявших о
860

чести принимать короля в гостях. Желание леди Рейны

сопровождать путешественников на драконе было аккуратно
отклонено, а ее сестра Бейла заявила, что поедет, не важно,
хотят ее видеть или нет. Даже наряды короля и королевы
следовало тщательно обдумать. Было решено, что в дни, когда
королева Дейнейра наденет зеленое, король будет одет в свой
обычный черный цвет. Но если маленькая королева наденет
красно-черные цвета дома Таргариен, то король наденет
зеленый плащ, так чтобы оба цвета были видны вместе, куда
бы они не пошли.
Оставалось еще несколько тем для обсуждения, когда,
наконец, пришел день рождения короля Эйгона. В тот вечер в
тронном зале ожидался великолепный пир, и древняя гильдия
алхимиков обещала показать такие фокусы пиромантии, каких
не видело до сих пор королевство.
Но на следующее утро в зал совета, где лорд Торрхен с
регентами спорили, стоит ли включать в путешествие
Тамблтон, вошел сам король Эйгон.
Его сопровождали четыре рыцаря Королевской гвардии,
а также Сандок-Тень, молчаливый и закрытый вуалью,
держащий в руках свой огромный меч. Его зловещее
присутствие напугало всех в комнате. На мгновение даже
Торрхен Мандерли потерял дар речи.
– Лорд Мандерли, – сказал король Эйгон среди
внезапного молчания, – прошу, скажите, сколько мне лет,
будьте так любезны.
– Сегодня вам шестнадцать, ваша милость, – ответил
лорд Мандерли. – Вы взрослый мужчина. Пришло вам время
взять правление Семью Королевствами в свои руки.
– Так и есть, – сказал король Эйгон. – Вы сидите на моем
месте.
Холодность его тона ошеломила каждого в комнате, писал
много лет спустя великий мейстер Манкан. Удивленный и
взволнованный, Торрхен Мандерли поднял свою
впечатляющую тушу со стула во главе стола заседаний, с
 861

Рисунок 80. Король Эйгон III Таргариен, достигший совершенных лет, в

сопровождении королевских гвардейцев и Сандока-Тени отстраняет от
власти регентов.
напряжением глядя на Сандока Тень. Придерживая кресло для
короля, он сказал:
– Ваша милость, мы обсуждали путешествие...
– Путешествия не будет, – объявил король, усаживаясь.
– Я не собираюсь тратить год верхом на лошади, засыпая в
незнакомых постелях и обмениваясь пустыми любезностями с
пьяными лордами, половина которых с радостью прибила бы
меня за медяк. Если кому-то захочется со мной поговорить,
они найдут меня на Железном троне.
Торрхен Мандерли настаивал:
– Государь, – сказал он, – это путешествие очень
поможет вам заполучить любовь простонародья.
862

– Я намереваюсь дать простонародью мир, еду и

правосудие. Если этого недостаточно, чтобы получить их
любовь, пусть в путешествие едет Грибок. Или можем
отправить танцующего медведя. Мне однажды сказали, что
ничто простонародье не любит так сильно, как танцующих
медведей. Можете также отменить и сегодняшний пир.
Отправьте лордов по домам в их замки, а еду раздайте бедным.
Полные желудки и танцующие медведи – вот какой порядок я
желаю завести, – и Эйгон повернулся к трем регентам. – Лорд
Стэкспир, лорд Грандисон, лорд Мерривезер, благодарю вас за
вашу службу. Можете считать себя свободными. Я более не
нуждаюсь в регентах.
– Но ведь вашей милости понадобится десница? –
спросил лорд Мандерли.
– Король сам выбирает десниц, – ответил Эйгон III,
поднимаясь на ноги. – Вы хорошо мне служили, несомненно,
как служили моей матери передо мной, но выбрали вас мои
лорды. Вы можете вернуться в Белую Гавань.
– С радостью, государь, – сказал Мандерли тоном,
который великий мейстер Манкан после назвал рычанием. – Я
не пил приличного эля с тех пор, как прибыл в эту помойную
яму.
И с этими словами он снял с себя цепь, бывшую знаком
его должности, и положил ее на стол совета.
Меньше двух недель спустя лорд Мандерли отправился
морем в Белую Гавань с небольшой свитой присягнувших ему
стражников и слуг... Среди которых был Грибок. Шуту, как
оказалось, понравился огромный северянин, и он с радостью
принял место в Белой Гавани вместо того, чтобы оставаться
при короле, который редко улыбался и никогда не смеялся.
– Я, конечно, дурак, но не настолько дурак, чтоб
оставаться с этим дураком, – сообщает он нам.
Карлик в итоге пережил покинутого им юного короля.
Последние главы его «Свидетельств», наполненные
цветистыми описаниями его жизни в Белой Гавани, его
 863

путешествия ко двору морского владыки Браавоса, поездки в

Порт-Иббен, лет, проведенных среди скоморохов «Шепелявой
леди», тоже в своем роде занимательны, но для цели
настоящего труда малополезны – так что, к сожалению, этот
человечек и его злой язык должны покинуть нашу историю.
Пусть он никогда не был самым надежным источником,
карлик часто говорил правду, когда никто не осмеливался, и
кроме того, много шутил.
Грибок рассказывает, что корабль, на котором отплыл
лорд Мандерли с сопровождающими, назывался «Соленым
весельем», но настроение на борту направляющегося на север
к Белой Гавани судна было далеко от веселья. Торрхену
Мандерли никогда не нравился «этот угрюмый мальчишка»,
что понятно из его писем дочерям, и он никогда не простил
короля ни за грубую манеру, в которой тот его отставил, ни за
то, как тот «убил» королевское путешествие, неожиданную
отмену которого его светлость счел личным унизительным
оскорблением. Взяв бразды правления Семью Королевствами
в свои руки, король Эйгон III в считанные мгновения сделал
своим врагом человека, который был одним из его самых
верных и преданных слуг.
Итак, правление регентов бесславно подошло к концу, и
началось сломленное царствование Сломленного короля.
864

Династия Таргариенов
в годах от Завоевания Вестероса

1-37 Эйгон I Завоеватель, или Дракон

37-42 Эйнис I сын Эйгона I и Рейнис

42-48 Мейгор I Жестокий, сын Эйгона I и

Висеньи

48-103 Джейхейрис I Старый король, Миротворец;

сын Эйниса

103-129 Визерис I внук Джейхейриса

129-131 Эйгон II старший сын Визериса

Права Эйгона на Железный
трон оспорила его
единокровная сестра Рейнира,
десятью годами старше
брата. Оба притязателя
погибли во время
междоусобицы, именуемой
Танцем Драконов.
131-157 Эйгон III Драконья Погибель, сын
Рейниры
Во времена Эйгона III умер
последний дракон,
принадлежавший дому
Таргариенов.
 865

157-161 Дейрон I Юный Дракон, старший сын

Эйгона III
Дейрон покорил Дорн, но не
смог его удержать и погиб, не
дожив до зрелого возраста.

161-171 Бейлор I Благословенный; король-

септон, второй сын Эйгона III

171-172 Визерис II младший брат Эйгона III

172-184 Эйгон IV Недостойный; старший сын

Визериса
Его младший брат, принц
Эймон Рыцарь-Дракон, был
защитником и, как говорят,
любовником королевы Нейрис.

184-209 Дейрон II Добрый; сын королевы Нейрис

от Эйгона или же от Эймона
Дейрон присоединил Дорн к
Семи Королевствам,
сочетавшись браком с
дорнийской принцессой Мирией.

209-221 Эйрис I второй сын Дейрона II,

скончался, не оставив
потомства

221-233 Мейкар I четвертый сын Дейрона

866

233-259 Эйгон V Невероятный, четвертый сын

Мейкара

259-262 Джейхейрис II второй сын Эйгона

Невероятного

262-283 Эйрис II Безумный король,

единственный сын
Джейхейриса

Династия королей-драконов пресеклась, когда Эйрис II был

свергнут с престола и убит. Его наследник, кронпринц Рейгар,
пал на Трезубце от руки Роберта Баратеона.
867