268 Международные отношения КНР...

DOI: 10.48647/IFES.2022.14.85.014

Е.В. Махмутова

КИТАЙСКАЯ «МЯГКАЯ СИЛА» В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ:

ПЕРСПЕКТИВЫ И ОГРАНИЧИТЕЛИ

Аннотация. На сегодняшний день механизмы «мягкой силы»

прочно вошли в инструментарий успешной реализации внешней по!
литики государства. Китай сумел за достаточно короткие сроки дос!
тичь внушительных результатов в этом направлении. Пандемия ко!
ронавируса внесла серьезные коррективы как в экономические пока!
затели Китая, на время замедлив темпы его развития, так и в ход
межкультурной коммуникации, заметно сократив прямые деловые и
иные контакты (Китай выбрал тактику «нулевой терпимости к коро!
навирусу»). В то же время за последние годы Китай создал и развивает
достаточно устойчивую систему институтов, направленных на рас!
ширение китайского влияния за рубежом. Особенно важно изучить
опыт Китая на постсоветском пространстве, где традиционно сильно
влияние России. Наиболее высокую активность на треке «мягкой
силы» Китай демонстрирует в Центральной Азии — регионе, кото!
рый не только имеет общую границу с Китаем, но и входит в китай!
ский глобальный проект «Пояс и путь». Одновременно некоторые
страны региона (Казахстан, Кыргызстан, Узбекистан как наблюда!
тель) являются партнерами России по Евразийскому экономическо!
му союзу. В связи с этим видится важным изучить опыт Китая по реа!
лизации своих экономических интересов в регионе с использованием
инструментария «мягкой силы», особенно в контексте переформати!
рования глобальной политической системы после начала военной
фазы российско!украинского конфликта. В статье отмечается ставка
Китая на возможности «мягкой силы» в большей степени для обеспе!
чения более эффективной реализации собственных экономических
 Китайская «мягкая сила» в Центральной Азии... 269

задач, нежели для достижения идеологического доминирования в ре!

гионе.
Ключевые слова: Китай, Центральная Азия, «мягкая сила», ини!
циатива «Пояс и путь» (ИПП), академическая мобильность, куль!
турно!гуманитарное сотрудничество, институты Конфуция, инте!
грация, региональная безопасность.
Автор: Махмутова Евгения Викторовна, кандидат политических
наук, доцент Департамента политологии Факультета социальных
наук и массовых коммуникаций Финансового университета при
Правительстве РФ. ORCID 0000!0002!9712!5023.
Е!mail: evmakhmutova@fa.ru
Конфликт интересов: Автор заявляет об отсутствии конфликта
интересов.

Ye.V. Makhmutova
Chinese «soft power» in Central Asia: prospects and constraints
Abstract. Today, the mechanisms of “soft power” are firmly integra!
ted into the toolkit of the successful implementation of the foreign policy
of the state. China has managed to achieve impressive results in this area
in a fairly short period of time. The coronavirus pandemic has made serio!
us adjustments both to China's economic performance, temporarily slo!
wing its development, and to intercultural communication, markedly re!
ducing direct business and other contacts (China has chosen the “zero to!
lerance to coronavirus” tactic). At the same time, in recent years China
has created and developed a fairly stable system of institutions aimed at
expanding Chinese influence abroad. It is especially important to study
China's experience in the post!Soviet space, where Russia's influence is
traditionally strong. China is most active in the “soft power” track in Cen!
tral Asia, a region that not only shares a border with China, but is also part
of China's global “Belt and Road” project. At the same time, some count!
ries in the region (Kazakhstan, Kyrgyzstan, Uzbekistan as an observer) are
Russia's partners in the Eurasian Economic Union. In this regard, it is im!
portant to study China's experience in implementing its economic inte!
rests in the region using the tools of “soft power,” especially in the context
of the reformatting of the global political system after the beginning of the
military phase of the Russian!Ukrainian conflict. The article notes China's
reliance on “soft power” to ensure more effective implementation of its
own economic objectives, rather than to achieve ideological dominance in
the region.
Keywords: China, Central Asia, “soft power”, Belt and Road Initiative
(BRI), academic mobility, cultural and humanitarian cooperation, Confu!
cius Institutes, integration, regional security.
270 Международные отношения КНР...

Author: Evgeniya V. MAKHMUTOVA, Ph.D. (Political Sciences),

Associate Professor, Department of Political Science, Faculty of Social
Sciences and Mass Communications, Financial University under the Go!
vernment of the Russian Federation. ORCID 0000!0002!9712!5023.
E!mail: evmakhmutova@fa.ru
Conflict of interests: The author declares no conflict of interests.

Введение
Актуализация вопроса о применимости инструментов китайской
«мягкой силы» в Центрально!Азиатском регионе обусловлена возрос!
шим политико!экономическим присутствием Китая в этом секторе
постсоветского пространства. В целях расширения географии своего
экономического присутствия, стимулирования экспорта и создания
благоприятных условий для его успешного ведения, а также в целях
укрепления политического влияния через достижение лояльности на
внешнем контуре страны, китайское руководство активизирует про!
цесс диверсификации механизмов продвижения своих интересов.
К традиционным политико!экономическим механизмам добавляют!
ся все более востребованные инструменты «мягкого» проникновения
в государство через комплекс образовательных, культурных, исследо!
вательских проектов. Значимым моментом для китайского руково!
дства становится расширение своего присутствия и создание ком!
фортных условий для продвижения экономических проектов не толь!
ко по традиционным государственным и бизнес!каналам, но и через
подключение к этим проектам некоммерческих структур и «фабрик
мысли».
Усиление китайского «мягкого» присутствия за рубежом на всех
этапах обеспечивалось соответствующими государственными инсти!
тутами. В отличие от западной модели «мягкой силы», китайской ва!
риант отличается доминирующей ролью властных структур в процес!
се координации деятельности акторов «мягкой силы», которые в
большинстве своем также реализуют государственные задачи.
Пандемия коронавируса и связанное с этим закрытие границ
скорректировали темпы экономической активности Китая1, однако в
целом не повлияли на общую стратегию поддержания своего «мягко!

1 Закрытый Китай замедляет мировую экономику// Finam.ru. 11 мая 2022. URL:

https://www.finam.ru/publications/item/chem!chrevato!dlya!mira!zamedlenie!tempov!rost
a!kitaiyskoiy!ekonomiki!20220511!182237/ (дата обращения: 12.05.2022).
 Китайская «мягкая сила» в Центральной Азии... 271

го» могущества в сопредельной Центральной Азии. Этот регион, имея

с Китаем общую границу, продолжает занимать важное место в ки!
тайской внешнеполитической повестке. Кроме того, значимость ре!
гиона для КНР определяется вопросами безопасности, а также ста!
бильности транзита своей продукции (а также импорта энергоресур!
сов из Центральной Азии) после прихода в августе 2021 г. к власти в
Афганистане движения Талибан (движение запрещено в России —
прим. авт.). Главная угроза для Китая в данном случае заключается в
вероятности «экспорта» радикального исламизма из Афганистана в
соседние страны, прежде всего в Центральную Азию, находящуюся в
зоне повышенного риска.
Исследовательскую проблему данной статьи можно сформулиро!
вать следующим образом: почему при наличии у Китая в Централь!
ной Азии широко развитой сети институтов «мягкой силы», подкреп!
ленной высокой степенью институционализации отношений и тес!
ным экономическим взаимодействием, Пекин сталкивается с
существенными ограничителями его дальнейшего проникновения в
регион и экономика остается ключевым форматом поддержания ки!
тайского присутствия в Центральной Азии?

Векторы китайской культурногуманитарной политики

в Центральной Азии
Термин «Центральная Азия» включает в себя пять географически
и культурно близких стран (Казахстан, Узбекистан, Туркменистан,
Кыргызстан, Таджикистан), каждая из которых, однако, за время не!
зависимости выстроила свою историю политических и экономиче!
ских отношений с КНР. Распад СССР привел к появлению вдоль гра!
ниц Китая сразу нескольких новых государств со своей спецификой и
собственным форматом взаимодействия с Китаем. Если для стран
Центральной Азии расширение контактов с КНР было обусловлено
требованиями заявленного курса на многовекторность, то для китай!
ского руководства центральноазиатское поле стало, прежде всего, ре!
сурсной базой и транзитной территорией для экспорта китайской
продукции.
И если на начальном этапе Китай не входил в число внешнепо!
литических приоритетов властей центральноазиатских республик, де!
монстрируя закрытость и низкую «экспансионистскую» активность,
то с начала 2000!х гг. ситуация кардинальным образом меняется. Ки!
272 Международные отношения КНР...

тай в силу особенностей экономического развития и поставленных

задач начинает все более активно осваивать сопредельные террито!
рии на предмет возможного расширения своего политико!экономи!
ческого и культурного влияния. Помимо традиционных механизмов
экономического сотрудничества, Китай и Центральная Азия сближа!
ются на интеграционном треке через создание в 2001 г. Шанхайской
организации сотрудничества в составе собственно Китая, России и
«центральноазиатской пятерки». Изначальным фундаментом ШОС
стало подписание в конце 1990!х гг. соглашений об укреплении мер
доверия в военной области и взаимном сокращении вооружений
в районе общих границ. Тем самым страны «Шанхайской пятерки»,
впоследствии вызревшей в ШОС, демонстрировали готовность к ис!
ключительно мирной кооперации в рамках своих границ, не являясь
при этом азиатским аналогом НАТО (то есть, не становясь воен!
но!политическим альянсом и не беря на себя соответствующих обя!
зательств в военной сфере). Ныне члены ШОС координируют усилия
в сфере военной безопасности, проводя в том числе совместные
учения1.
Китайское «мягкое» присутствие в Центральной Азии на тот мо!
мент было ограничено. Несмотря на ряд заметных проектов, прежде
всего в сфере продвижения китайского языка и популяризации на!
циональной культуры в регионе, запуск стратегии «мягкой силы» еще
не носил системного характера. Можно говорить, скорее, о «точеч!
ных» проектах, ориентированных на первичное знакомство централь!
ноазиатской аудитории с китайским культурным наследием.
Стартом реализации китайской «мягкой силы» можно считать
2002 год, когда к власти в КНР пришел Ху Цзиньтао, возглавив ЦК
Компартии страны, а годом позже став председателем КНР. Именно
с приходом Ху Цзиньтао во внешней политике Китая стали прояв!
ляться акценты, связанные с использованием инструментов «мягко!
го» могущества. Отправной точкой для запуска проектов в сфере
«мягкой силы» можно считать XVII съезд Компартии Китая, когда
политика культурно!гуманитарного взаимодействия была провозгла!
шена в качестве самостоятельного направления внешней политики
страны. Серия протестных акций на Ближнем Востоке, получивших
название «арабская весна», оказала серьезное влияние на конструи!
рование последующего внешнеполитического дискурса в Китае.

1 Первые совместные военные маневры всех стран ШОС состоялись в 2007 г. в

Синьцзян!Уйгурском автономном регионе КНР.
 Китайская «мягкая сила» в Центральной Азии... 273

В 2011 г. партийное руководство КНР принимает документ «Решение

ЦК Компартии Китая о некоторых важных вопросах углубления ре!
формы культурной системы, содействия развитию и процветанию со!
циалистической культуры»1. Характерно, что содержание этого доку!
мента не было подробно раскрыто руководством КПК, однако уже
само название показывает важность инструментов культурного влия!
ния для реализации Китаем экономических и политических задач.
Иными словами, китайское руководство, фиксируя высокий уро!
вень экономической мощи страны, принимает решение дополнить
традиционные инструменты воздействия на общественное мнение в
странах Центральной Азии культурно!гуманитарными механизмами.
Тем не менее, ставка на популяризацию китайского языка и куль!
туры была сделана именно по причине возросшего внешнего интере!
са к Китаю как стремительно растущей экономике мира [Ватаняр].
В качестве ориентира для создания разветвленной сети неком!
мерческих образовательных учреждений — Институтов Конфуция —
были взяты институты продвижения языка и культуры западного об!
разца — British Council, Институт Гете, Французский Институт, Ин!
ститут Сервантеса. Координацией деятельности НКО в сфере про!
движения китайского языка за рубежом с 2003 г. занимается Хань!
бань (Hanban) — Канцелярия Международного совета китайского
языка (еще один перевод — Канцелярия по распространению китай!
ского языка), подотчетная Министерству образования КНР.
Институты Конфуция, как правило, функционируют на базе об!
разовательных центров в странах Центральной Азии на основе моде!
ли софинансирования. Институты Конфуция действуют во всех рес!
публика региона за исключением Туркменистана. Образовательный
фокус в данных институтах делается преимущественно на изучении
традиционной китайской культуры и языка, в то время как современ!
ные аспекты китайской политической жизни и культуры остаются
вне поля изучения. По замыслу китайского руководства, зарубежное
общество должно изучать именно традиционную культуру Китая в
связке с социалистическими ценностями — социализмом с китай!
ской спецификой. Важно доносить до внешней аудитории ключевые
характеристики Китая — исторические и культурные традиции, соци!
альную стабильность, доверие к власти, многонациональность, обще!
ственную сплоченность. Важной частью данного образа должно стать

1 Китайские коммунисты ищут новую идеологию // Коммерсант. 20 октября 2011.

URL: https://www.kommersant.ru/doc/1799063 (дата обращения: 17 апреля 2022).
274 Международные отношения КНР...

и представление о КНР как о государстве, уверенно смотрящем в бу!

дущее, ответственном за решение региональных и глобальных про!
блем, за мирное сосуществование.
Характерно, что конструирование данного образа основано не на
современной массовой культуре, где Китай явно не доминирует, а на
ярком культурном наследии страны. Кроме того, сознательный выбор
в пользу традиционалистского содержания нарративов «мягкой силы»
призван подчеркнуть китайский культурный суверенитет, независи!
мость от западного масскульта. Китай через традиционализм созна!
тельно сделал ставку на уход от острых политических дискуссий, тем
самым не только минимизируя риски вербализации неудобных для
Пекина сюжетов, но и компенсируя недостаток актуальных идеоло!
гических ценностей для внешней аудитории. Объекты китайской
«мягкой силы» в Центральной Азии, в отличие от западной аудито!
рии, придерживаются позиций политического суверенитета и отказа
от грубого навязывания им чуждых ценностных догм. Как отмечает
Е. Гарбузарова, политическим элитам стран Центральной Азии на
этапе сближения в 1990!е гг. импонировал китайский стиль выстраи!
вания отношений с новыми независимыми государствами, и во мно!
гом сегодня та модель также определяет характер отношений на треке
«Китай — Центральная Азия» [Гарбузарова, 2021, с. 57]. В этом кон!
тексте вполне оправдана ставка Пекина на аполитичность при осуще!
ствлении своих гуманитарных проектов в регионе.

Инициатива «Пояс и путь»

По мере укрепления китайской экономики и расширения геогра!
фии китайского экономического присутствия стратегия продвижения
Китая в Центральную Азию трансформируется и становится более
системной.
В 2013 г. была озвучена инициатива «Один пояс — один путь», ко!
торая впоследствии была трансформирована в инициативу «Пояс и
путь» (ИПП). Экономическое наполнение инициативы предполагает
планомерное развитие сети коммуникаций и логистических цепочек,
установление тесных деловых контактов, прежде всего с сопредель!
ными территориями, в число которых входит и Центральная Азия.
Как отмечает Д.В. Гордиенко, концептуальной основой новой китай!
ской внешней политики была провозглашена идея комплексной
мощи государства, включающей реализацию основных задач не толь!
 Китайская «мягкая сила» в Центральной Азии... 275

ко с помощью военных инструментов, но и экономических, гумани!

тарных, научно!технических [Гордиенко, 2021, с. 99]. Реализация
стратегии продвижения экономических интересов Китая через ИПП
предполагает усиление культурно!гуманитарной составляющей ки!
тайской внешней политики. Китайское руководство с 2013 г., помимо
успешно зарекомендовавших себя институтов Конфуция, стремится
использовать максимально широкий инструментарий для формиро!
вания позитивного образа страны за рубежом. Среди таких инстру!
ментов — традиционные СМИ, социальные сети, научно!исследова!
тельский аппарат, индустрия культуры.
Характерно, что китайские медиа вещают для аудитории Цен!
тральной Азии преимущественно на русском языке. Среди наиболее
заметных инструментов информационной политики Китая в регио!
не — новостное агентство «Синьхуа», газета «Жэньминь жибао».
Подробнее раскрывая содержание китайской концепции «мягкой
силы» в Центральной Азии, можно выделить следующие направле!
ния. Во!первых, культурно!гуманитарное сопровождение экономиче!
ских, инфраструктурных, социальных проектов в странах Централь!
ной Азии вне политического контекста. Учитывая чувствительность
политической тематики и болезненное восприятие региональными
элитами попыток навязать политические сюжеты извне, такой подход
Китая себя полностью оправдывает и выгодно отличает от, например,
правозащитной риторики западных «фабрик мысли». Созвучие поли!
тических дискурсов в Центральной Азии и Китае, отражаемое в прак!
тически монолитном медийном поле, облегчает Пекину выход на об!
щественно!политические площадки в Центральной Азии и миними!
зирует риски быть обвиненными в посягательствах на суверенитет
стран региона.
Во!вторых, равноудаление Китая от международных конфликтов,
избегание прямой и дипломатической вовлеченности в них. Это на!
шло отражение как в событиях 2021 г. в Афганистане после прихода к
власти движения Талибан (запрещено в России), так и в россий!
ско!украинском конфликте 2022 г.. Пекин подчеркнуто избегает пря!
мого втягивания в крупнейшие конфликты современности, если они
напрямую не затрагивают интересы КНР, будь то Тайвань, СУАР или
воды Южно!Китайского моря. В контексте проводимой центральноа!
зиатскими элитами политики многовекторности — ставки на макси!
мальную диверсификацию внешнеполитических контактов, подоб!
ный военный нейтралитет Китая только усиливает его привлекатель!
ность как миролюбивого государства и формирует образ КНР как
276 Международные отношения КНР...

неангажированной страны, не вовлекающей в конфликты третьи сто!

роны. Китайскими исследователями отмечается, что находящаяся в
процессе институционализации инициатива «Пояс и путь» может вы!
ступать в качестве альтернативы современной крайне неустойчивой
международной системе с ее кризисом глобального управления
[Чжан, 2020, с. 25].
В!третьих, это собственно проекты в сфере «мягкой силы», реа!
лизуемые в рамках концепции «сообщества единой судьбы человече!
ства». Данная концепция была впервые представлена зарубежной об!
щественности в 2013 г. Си Цзиньпином в МГИМО(У) МИД РФ. Бо!
лее того, идея формирования пространства человечества с единой
судьбой была закреплена в поправках в Конституцию КНР в 2018 г.
Фактически данная концепция является идейным наполнением
инициативы «Пояс и путь» и основана на идеях конфуцианства. По!
ложения концепции предполагают призыв Китая к развитию друже!
ственных отношений всех стран, мирное сосуществование, недели!
мую безопасность, равноправие, отказ от идей превосходства одних
государств над другими вне зависимости от мотивации, широкое ока!
зание гуманитарной помощи нуждающимся странам, невмешательст!
во во внутренние дела других государств, признание культурного раз!
нообразия и многое другое. По мнению А.В. Семенова и А.В. Цвыка,
данная концепция является системообразующим ядром китайской
внешней политики, представляя собой глобальный проект по форми!
рованию нового миропорядка [Семенов, Цвык, 2019, с. 75].
На глобальном уровне реализация данных положений находит
воплощение, например, в оказании Китаем гуманитарной помощи
нуждающимся странам в период пандемии коронавируса или равно!
удаление от сторон российско!украинского конфликта 2022 г..
Гуманитарная помощь Китая предоставляется под эгидой мас!
штабных программ содействия развитию стран Центральной Азии.
Регион, особенно в свете ИПП, входит в сферу непосредственных
интересов Китая, стремление которого к оказанию финансовой и ма!
териально!технической помощи странам Центральной Азии на без!
возмездной или льготной основе обусловлено несколькими фактора!
ми. Во!первых, интересами обеспечения безопасности вдоль одной
из самых турбулентных границ на Северо!востоке КНР — СУАР. Ки!
тай заинтересован в устранении в регионе любой возможности для
поддержки уйгурского национализма со стороны, в том числе, сопре!
дельных стран Центральной Азии. В этом смысле укрепление эконо!
мического потенциала непосредственно самого СУАР и соседних
 Китайская «мягкая сила» в Центральной Азии... 277

территорий в Центральной Азии должно предотвратить риски деста!

билизации их политической обстановки и обеспечить сохранение
территориальной целостности Китая. По этой же причине китайское
руководство заинтересовано и в поддержании безопасности во всей
Центральной Азии, а экономическое благополучие сопредельных
территорий, по версии Пекина, минимизирует риски дестабилизи!
рующих действий и внутри КНР.
Во!вторых, китайские инвестиции в Центральную Азию направ!
лены, прежде всего, на укрепление экономической мощи самого Ки!
тая. Присутствие КНР в Центральной Азии начиная с 2013 г. стало
более системным и целевым. Если в начале 2000!х годов китайские
инвестиции были направлены, прежде всего, в топливно!энергетиче!
ский сектор, то уже в 2010!х гг. сотрудничество распространилось и
на другие сферы экономики — машиностроение, инфраструктуру,
сельское хозяйство [Воробьев]. Как отмечают исследователи, боль!
шинство объемов помощи предоставляется в виде связанных креди!
тов на льготных условиях китайских банков [Кашин, 2018, с. 82].
В частности, Китай вкладывается в модернизацию региональной
энергетической инфраструктуры (газопровод «Туркменистан—Узбе!
кистан—Казахстан—Китай», нефтепровод «Атасу—Алашанькоу»).
Кроме того, Китай выделяет гранты на реализацию объектов соци!
альной инфраструктуры — сооружение больниц, школ, создание об!
разовательных центров (среди них, например, — больничный ком!
плекс в Оше, средние школы в Таджикистане, компьютерные классы
некоторых школ Узбекистана и др.).
Предоставляя помощь странам Центральной Азии, Китай облег!
чает себе доступ к ее энергетическому сектору, развивая не только
восточно!китайские области, но, прежде всего, удаленный от ресурс!
ных центров, но экономически и финансово значимый прибрежный
Западный Китай. Кроме того, Китай решает вопрос о разгрузке пере!
насыщенного рынка рабочей силы, предоставляя своим гражданам
возможность работать на благо китайской экономики за рубежом на
китайских предприятиях.
Третьим фактором активизации Китая в регионе можно назвать
низкую конкуренцию со стороны других внешних игроков. В услови!
ях ухудшения отношений между Россией и странами Запада фокус
внимания Москвы к региону если не снижается, то заметно коррек!
тируется, становится более избирательным и «прицельным». Интерес
западных стран к Центральной Азии также снижается.
278 Международные отношения КНР...

Сообщество стран единой судьбы предполагает реализацию ука!

занных положений, в том числе и с помощью академических инстру!
ментов, прежде всего, экспорта китайского образования. Помимо
указанных ранее институтов Конфуция как ключевых проводников
интересов Китая в Центральной Азии, реализуется целый спектр
смежных проектов. Драйвером построения сообщества стран единой
судьбы китайское руководство считает образовательную среду, при!
чем не только в контексте изучения китайского языка, но и погруже!
ние в различные дисциплины в китайских вузах. Лидером по количе!
ству студентов из Центральной Азии в китайских вузах долгое время
остается Казахстан, стабильно занимающий место в первой десятке
по количеству студентов!иностранцев в китайских вузах (до панде!
мии коронавируса)1.
С момента провозглашения концепции «сообщества стран еди!
ной судьбы человечества» Китай стал активнее привлекать иностран!
ных студентов в свои учебные заведения. Будучи сравнительно новым
игроком на рынке глобальной академической мобильности, Китай на
данный момент является одним из ключевых центров экспорта обра!
зовательной модели. Китайское понимание важности работы с ино!
странными студентами базируется на задачах, транслируемых в рам!
ках инициативы «Пояс и путь», а именно — представлении о том, что
прирост числа студентов!иностранцев укрепит влияние страны в
мире, особенно на перспективу.
Согласно статистике, основной контингент иностранных обу!
чающихся в Китае составляют студенты стран Юго!Восточной Азии,
для которых учеба в Китае — это прежде всего возможность за дос!
тупные деньги получить образование на языке своей будущей работы
в китайских компаниях. Студенты стран Центральной Азии также
проявляют довольно большой интерес к возможностям, которые пре!
доставляет китайская образовательная система.
В четкую систему стратегических приоритетов на треке привлече!
ния студентов!иностранцев включены увеличение количества госу!
дарственных программ и стипендий для этой категории студентов,
стимулирование научной активности путем субсидирования исследо!
ваний силами иностранцев, финансирование самих университетов,
укрепление материально!технической базы учебных заведений.
К числу государственных программ, разработанных для привлечения

1 Топ!14 стран по количеству студентов в Китае. URL: https://studyinchinas.com/ru/

топ!14!стран!по!колличеству!студентов!в/ (дата обращения: 30.04 2022).
 Китайская «мягкая сила» в Центральной Азии... 279

студентов!иностранцев, относятся Great Wall и Форум тихоокеанских

островов [Махмутова, 2019, с. 27].
Необходимым условием обучения в Китае является владение ки!
тайским языком не ниже среднего, что должно быть подтверждено
соответствующими сертификатами.

Ограничения китайской «мягкой силы»

Несмотря на обширные программы, реализуемые Китаем в рам!
ках стратегии «мягкой силы», у китайского «мягкого» могущества в
Центральной Азии есть существенные ограничители. К таковым от!
носится, во!первых, достаточно узкое пространство использования
китайского языка в регионе. Желающие выучить китайский язык в
Центральной Азии в будущем планируют работать на китайских
предприятиях, где менеджмент и документооборот могут вестись в
том числе на китайском языке. С учетом специфики китайской инве!
стиционной политики, которая предполагает создание зарубежных
филиалов компаний на китайских условиях, с немалой (часто дости!
гающей 50 %) долей китайского персонала и работающих на китай!
ских материалах, владение китайским языком вполне оправдано. Од!
нако рынок рабочей силы в Центральной Азии достаточно ограничен,
и не способен вместить всех желающих трудоустроиться. Иными сло!
вами, пространство употребления китайского языка зачастую лими!
тируется собственно китайскими компаниями, и потребности во вла!
деющих языком оперативно закрываются. Кроме того, как отмечают
исследователи, многие студенты учат в Китае только язык как ино!
странный без получения соответствующей специальности, что также
создает проблемы для них при трудоустройстве в КНР [Керимбаев,
Мухаметханулы, 2020, с.27].
Во!вторых, если политическая элита ориентирована на последо!
вательное сближение с Китаем по многим вопросам экономического
и культурно!гуманитарного характера, то общественные настроения
по отношению к КНР более сдержаны. Несмотря на обилие разнооб!
разных китайских программ, направленных в том числе на преодоле!
ние недружественных стереотипов, связанных с так называемой ки!
тайской угрозой, этнической нетерпимости, слишком рельефных
культурно!ценностных различий, общественные настроения можно
назвать скорее настороженными. Синофобия при этом не является
280 Международные отношения КНР...

общерегиональным трендом: наибольшее число антикитайских вы!

ступлений происходит в Казахстане и Кыргызстане.
В!третьих, много вопросов у центральноазиатских студентов вы!
зывает качество преподавания для иностранцев в китайских универ!
ситетах. Социальная адаптация осложнена необходимостью преодо!
левать выраженные проявления китайской культуры — преобладание
китайских блюд в меню студенческих столовых, несоблюдение лич!
ного пространства, отсутствие у китайских студентов желания уста!
навливать контакт с одногруппниками!иностранцами, невниматель!
ное отношение китайских преподавателей к научным работам ино!
странных обучающихся.

Заключение
Таким образом, рассмотрев ключевые инструменты реализации
Китаем стратегии «мягкой силы» в Центральной Азии, можно ска!
зать, что китайское руководство задействует максимально доступный
инструментарий «мягкой силы» для продвижения своих интересов в
регионе. К таковым относятся и культурно!гуманитарный трек, и по!
мощь в содействии развитию, которая предоставляется через направ!
ление связанных кредитов, а также грантов на реализацию инфра!
структурных проектов. Главная цель активизации инструментов
«мягкой силы» КНР в Центральной Азии — реализация экономиче!
ского интереса, а также обеспечение безопасности и стабильности
вдоль китайских границ.
В целом и для Китая, и для стран Центральной Азии такой вид
коммуникации видится взаимовыгодным. Китай, с одной стороны, на!
полняет предметным содержанием проект «Пояс и путь», создает рабо!
чие места для жителей центральноазиатских республик, улучшая их со!
циально!экономическое положение и сокращая риски политической
дестабилизации вдоль собственных границ. Кроме того, Китай с помо!
щью разнообразных инструментов «мягкой силы» демонополизирует
культурно!гуманитарное пространство западных «фабрик мысли» и
НКО в Центральной Азии, тем самым пытаясь противопоставить гло!
балистскому доминированию альтернативный ценностный ряд.
Стратегия «мягкого» могущества Китая на центральноазиатском
треке имеет и свои ограничители, обусловленные как объективным
недостатком информации о специфике принятия политико!эконо!
мических решений в странах Центральной Азии, так и неготовностью
 Китайская «мягкая сила» в Центральной Азии... 281

собственно китайских элит к более тесному взаимодействию с регио!

нальной общественностью. Одной из проблем также является разли!
чие в восприятии значимости китайского направления со стороны
политических элит и общества стран Центральной Азии, что зачастую
выливается в отсутствие транспарентности при принятии централь!
ноазиатскими столицами решений по китайскому треку.
Кроме того, несмотря на общее сужение пространства реализа!
ции российской культурно!гуманитарной политики в Центральной
Азии, Россия по!прежнему остается ключевым актором в регионе,
обладая таким конкурентным преимуществом, как общий истори!
ко!культурный код с жителями центральноазиатских республик. Рос!
сию и страны региона объединяют также культурно!бытовые ценно!
сти и обычаи, основанные в том числе на опыте, приобретенном еще
в советский период. Их влияние по!прежнему проявляется в опреде!
ленной модели социального и даже политического поведения значи!
тельной части граждан центральноазиатских республик. Этот фактор
во многом ограничивает усилия Китая по продвижению своего курса
путем инструментария «мягкой силы».

Библиографический список

Ватаняр Я., Ли М. Институт Конфуция как фактор «мягкой силы» во внешней

политике КНР в XXI в. // Международная жизнь. 2015. № 7. URL: https://
interaffairs.ru/jauthor/material/1336 (дата обращения: 10.04. 2022).
Воробьев А. Китай и Центральная Азия: растущая дружба под боком России //
Российский совет по международным делам. 2017. URL: http://russiancouncil.ru/
analytics!and!comments/analytics/kitay!i!tsentralnaya!aziya!rastushchaya!druzhba!po
dbokom!rossii!/ (дата обращения: 10.04. 2022).
Гарбузарова Е. Внешняя политика стран Центральной Азии: итоги 30!летнего
развития // Центральная Азия и Кавказ. 2021. Т.24. Вып.24. С. 52—65. DOI: https://
doi.org/10.37178/ca!c.21.4.05.
Гордиенко Д.В. Система международных отношений в XXI веке: взгляды ки!
тайского руководства // Китай в мировой и региональной политике. История и со!
временность. 2021. T.26. С. 97—112. DOI: 10.24412/2618!6888!2021!26!97!112
Кашин В.Б., Королев А.С. Помощь КНР странам Центральной Азии // Миро!
вая экономика и международные отношения. 2018. Т. 62. № 3. С. 78—85. DOI:
10.20542/0131!2227!2018!62!3!78!85.
Керимбаев Е., Мухаметханулы Н. и др. Основные факторы «мягкой силы» Ки!
тая в Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ. 2020. Т. 23. Вып. 1. С. 22—
35. DOI: https://doi.org/10.37178/ca!c.20.1.02.
282 Международные отношения КНР...

Махмутова Е.В. Анализ опыта работы с иностранными студентами в России и

Китае // Гуманитарные науки. Вестник Финансового университета. 2019. № 9(6).
С. 24—29. DOI: 10.26794/2226!7867!2019!9!6!24!29.
Семенов А.В., Цвык А.В. Концепция «общего будущего человечества» во внеш!
неполитической стратегии Китая // Мировая экономика и международные отно!
шения. 2019. Т.63. № 8. С. 72—81. DOI: 10.20542/0131!2227!2019!63!8!72!81.
Чжан Юйянь. Понять «великую трансформацию столетия» // Анализ и про!
гноз. Журнал ИМЭМО РАН. 2020. № 2. С. 20—29. DOI: 10.20542/afij!2020!2!20!29.

References

Garbuzarova, E. (2021) .Vneshnyaya politika stran Central'noj Azii: itogi 30!letnego

razvitiya [Foreign policy of the Central Asian countries: results of the 30 years of
independence], Central'naya Aziya i Kavkaz [Central Asia and the Caucasus], Vol.24: 24:
52—65. (In Russian). DOI: https://doi.org/10.37178/ca!c.21.4.05
Gordienko, D. (2021) Sistema mezhdunarodnyh otnoshenij v XXI veke: vzglyady
kitajskogo rukovodstva [International relations system in the XXI century: a view from the
Chinese leadership], Kitaj v mirovoj i regional'noj politike. Istorija i sovremennoct’ [China in
World and Regional Politics], Vol.26: 97—112. (In Russian). DOI: 10.24412/2618!6888!
2021!26!97!112.
Kashin, V., Korolev, A. (2018) Pomoshch' KNR stranam Central'noj Azii [Chinese
aid to Central Asia], Mirovaya ekonomika i mezhdunarodnye otnosheniya [World economy
and international relations], Vol. 62: 78—85. (In Russian). DOI: 10.20542/0131!2227!
2018!62!3!78!85
Kerimbaev, E., Muhamethanuly, N. (2020). Osnovnye faktory «myagkoj sily» Kitaya
v Central'noj Azii [Key factors of the Chinese soft power in Central Asia], Central'naya
Aziya i Kavkaz [Central Asia and the Caucasus], Vol. 23: 1: 22—35. (In Russian). DOI:
https://doi.org/10.37178/ca!c.20.1.02
Mahmutova, E. (2019). Analiz opyta raboty s inostrannymi studentami v Rossii i
Kitae [Working with foreign students in Russia and China analysis], Gumanitarnye nauki.
Vestnik Finansovogo universiteta [Humanities and Social sciences. The bulletin of the
Financial University], 9(6): 24—29. (In Russian). DOI: 10.26794/2226!7867!2019!
9!6!24!29
Semenov, A., Tsvyk, A. (2019). Koncepciya «obshchego budushchego
chelovechestva» vo vneshnepoliticheskoj strategii Kitaya [«Common future of the
humanity» concept at the Chinese foreign policy strategy], Mirovaya ekonomika i
mezhdunarodnye otnosheniya [World economy and international relations], Vol. 63: 8: 72—
81. (In Russian). DOI: 10.20542/0131!2227!2019!63!8!72!81
Vatanyar, Ya., Li, M. (2015). Institut Konfuciya kak faktor «myagkoj sily» vo
vneshnej politike KNR v XXI v. [Confucious Institution as a soft power factor in the
Chinese foreign policy in XXI century], Mezhdunarodnaya zhizn` [International Affairs].
URL: https://interaffairs.ru/jauthor/material/1336 (accessed: 10 April, 2022). (In
Russian).
 Китайская «мягкая сила» в Центральной Азии... 283

Vorobyev, A. (2017). Kitaj i Central'naya Aziya: rastushchaya druzhba pod bokom

Rossii [China and Central Asia: growing friendship at Russia`s side], Rossijskij sovet po
mezhdunarodnym delam [Russian international affairs council], URL: http://russianco
uncil.ru/analytics!and!comments/analytics/kitay!i!tsentralnaya!aziya!rastushchaya!dru
zhba!podbokom!rossii!/ (accessed: 10 April, 2022). (In Russian).
Zhang Yuyan (2020). Ponyat' «velikuyu transformaciyu stoletiya» [Understanding
the greatest transformation of the century], Analiz i prognoz. ZHurnal IMEMO RAN
[Analysis and forecasts. IMEMO Journal], Russian Academy of Sciences, 2: 20—29.
(In Russian). DOI: 10.20542/afij!2020!2!20!29