Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
ж* 4
К А, ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ ИСКУССТВА
к
ВСЕ С В О Б О Д Н Ы
А Л Е К С А Н Д Р Б Р Е НЕ Р
К А, ИЛИ Т А Й Н ЫЕ ,
НО И С Т И Н Н Ы Е
И С Т ОР ИИ И С К У С С Т В А
15В N 978-999999-0-34-9
Александр Бренер
Ка, или Тайные, но истинные истории искусства
Санкт-Петербург: Все свободны, 2017. —384 стр.
Михаил Кузмин
О ЛЮБВИ К ХУДОЖЕСТВУ
8
Кто теперь помнит эту немую выставку свободы от желез
ных законов жизни?
Далеко и то время, о котором сказал Матисс: «М оя живо
пись — кресло для усталого бизнесмена».
В его словах — усмешка и сухость.
А что сейчас?
КА,
Полюбуйтесь: бриллиантовый череп с золотой цепью на
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
руке и ноге, с изумрудом в пупке, готовый на похабные
услуги в мировой корпорации.
Н у да чёрт с ним, с этим убожеством.
У нас ведь своя, дикарская радость: мы пылаем любовью
НО И С Т И Н Н Ы Е
к искусству.
А любовь — не власть, она — сила.
Она даже железо заставит запеть: « О, рассмейтесь!..»
Поэтому если б меня вдруг разбудили среди ночи и приста
вили нож к горлу: «К ак же нам обращаться сейчас с миро
ИСТОРИИ
вым художеством или с каким-нибудь одним его творени
ем ?», то мой ответ был бы скор: «К ак можно любовней».
И скусство хочет сугубо личного, сокровенного к себе ИСКУССТВА
отношения.
Оно требует перверсии.
Превосходные гетеры античности и некоторые тираны
древности, средневековые еретики и герцоги Ренессанса,
безродные бродяги на пыльных дорогах Европы и фило
софы в тенистых аллеях, а под конец даже отдельные тор
говцы вроде Амбруаза Воллара понимали, что истинное
проникновение в образотворчество — это не когда вы
9
смотрите на Джоконду из луврской очереди, но когда па
даете перед нею ниц, пляшете, сжимаете ее в руках, целуете,
рвёте в клочья, отворачиваетесь в смятении, подрисовы
ваете ей усики, заумно воркуете — то есть вступаете с ней
в самые задушевные, а подчас и загадочно-тесные, странные
отношения.
Надо обожать искусство, следуя собственной таинственной
логике.
И всегда помнить слова поэта: ум начинается там, где учатся
БРЕНЕР
искусством сотворённого.
10
ОБ О Д Н О Й Д Р Е В Н Е Е Г И П Е Т С К О Й АКРОБАТКЕ
К А,
лютным контролем государственных чиновников и жрецов,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
которые утверждали незыблемые канонические формы для
всех изображений.
Без этих канонов и шагу нельзя было ступить.
Наверняка так оно и было.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Н о я вспоминаю один египетский черепок, хранящийся
в Турине.
Н а этом глиняном кусочке изображена юная танцовщица.
Она сделала «м остик» — запрокинулась всем телом назад
перед тем, как перевернуться.
ИСТОРИИ
Волосы её упали на землю, а худое тело прикрыто только
набедренной повязкой.
Какое же это акробатическое существо!
ИСКУССТВА
11
И оно не повинуется никаким установлениям и законам.
Оно не важничает, не унижается.
Оно не заботится о морали, славе, добре и зле, истине,
а лишь открывает себя.
Оно, как эта циркачка, — перед прыжком в неизвестное.
Оно — живое.
Оно блаженно.
БРЕНЕР
АЛЕКСАНДР
12
О ДРУЖБЕ С МЁРТВЫМИ
КА,
У них были чёткие правила сообщения с миром усопших.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Эта моя книжка тоже про якшание с мертвецами — худож
никами прошлого.
Только у меня мало правил.
Н о одно всё-таки есть — тяга к их мистериям.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Как сказал мыслитель: « Я должен быть с мёртвыми, если
только хочу жить; вы же живёте в других условиях».
Должен признаться, дружеские связи с живыми у меня не
получались.
Отношения с современниками складывались в моей жизни
ИСТОРИИ
дурно, с ожогами и заморозками.
Я рвался к пылким привязанностям и жарким союзам.
Я хотел дружить и делить с другом всё, что у меня было. ИСКУССТВА
13
И з своего эфира, из своего моря морского они сходили ко
мне то поодиночке, то стаей.
И я улетал в их простор, в их океанические глубины.
Как говорит одна похотливая старуха в рассказе Зощенко:
« А х , как я любила любовь!»
Своими щедро расточаемыми ласками мёртвые — я говорю
о поэтах, художниках — исцеляли меня от логики ужасного
века, от злобного смысла, пришедшего с островов земли.
Кумиры целящие, я пользовался позаимствованным у вас
БРЕНЕР
блаженством!
Я был нищ близостью к божествам.
АЛЕКСАНДР
14
О ПОГОСТАХ
КА,
любимых покойников.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
О, Монжуик, Централфридхоф, Празереш!
Н а маленьком лондонском кладбище, превращ ённом
в парк, я отыскал памятную плиту Уильяма Блейка.
Чтобы выразить кумиру свой восторг, я не нашёл ничего
НО И С Т И Н Н Ы Е
лучшего, чем раздеться и лечь перед надгробием,
Я хотел излить на Блейка мою горячую сперму.
Н о не удалось — на скамейку поблизости сели какие-то
офисные служащие.
Не закончив ритуал, я бежал.
ИСТОРИИ
Б Париже я прямо-таки пристрастился к могильникам.
Мне ненавистны были толпы на бульварах, витрины, стада
машин, зато места вечного упокоения прельщали своей ИСКУССТВА
умиротворённостью.
Н а монмартрском погосте я влюбился в могилу Фурье, хотя
никогда не читал его книг.
Зато знал: сюрреалисты восхищались им, его ценил Делёз.
Я брал с могилы комья земли и нюхал, пачкая нос и щёки.
Я приплясывал перед захоронением.
Я любил хвататься за деревья на том погосте: стволы впитали
в себя соки прошлых людей.
15
Здесь были похоронены Гейне, Виктор Браунер.
Там обитало множество кошек, и мы с Варварой приносили
им кушанья.
Выложив жратву на могилу, мы призывали зверьков: «Кис-
кис-кис!»
Твари ели, сидя на Фурье, а мы пили украденный в лавке
коньяк.
Гераклит сказал: «Бросьте моё мёртвое тело псам!»
А Микеланджело добавил:
БРЕНЕР
16
Я тут же сбегал на находящуюся неподалёку могилу Сержа
Генсбура, заваленную цветами.
Украл у Генсбура самый роскошный букет и отнес Топору.
Много раз совершал я подобную процедуру: дарил чужие
цветы Беккету, Сезару Вальехо, Бранкузи, Десносу.
Н о самая смешная история случилась на Пер-Лашез.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Мы там навещали Уайльда, Сёра, Доре, Делакруа, Домье,
Махно, Нерваля...
Я приохотился незаметно, но смачно плевать на могилы моих
возлюбленных — орошать их своей внутренней сыростью.
Так я пытался засвидетельствовать им своё благоговение
НО И С Т И Н Н Ы Е
и интимно влиться в их море морей.
В самом деле, что может быть сокровеннее передачи саливы
изо рта в рот, как это делают любовники?
И вот, бродя по Пер-Лашез и поплёвывая, наткнулись мы
однажды на толпу перед могилой.
ИСТОРИИ
Это было последнее пристанище Джима Моррисона.
Там всегда есть туристы, молодёжь, любопытствующие.
В тот день место Моррисона была окружено металлически ИСКУССТВА
17
И вот я со своего места взял и плюнул на камень Джима.
Белая, пенная слюна полетела далеко и приземлилась точно.
Преогромная капля повисла на памятнике.
Паломники обалдели: то ли перед ними сумасшедший, то
ли опасный осквернитель могил?
Кое-кто воззрился на меня в ярости, Другие — в отвращении.
И только чернокожая охранница улыбалась поощрительно,
ласково.
Она поняла: сей плевок — признание в любви, рекорд неж
БРЕНЕР
18
О,ЗВЕРИНЕЦ!
КА,
матерью, сестрой, дедушкой. И ещё со Стриндбергом, И б
ИЛИ
сеном, Кьеркегором».
ТАЙНЫЕ,
И Клее: « Мне хорошо лишь с умершими и нерождёнными».
Не все ли истинные художники предпочитают эту компа
нию?
НО И С Т И Н Н Ы Е
Леонардо: «Счастлив тот, кто готов подставить ухо шёпоту
усопш их».
И Бальтасар Грасиан: « Н е т стремления более естествен
ного, чем стремление к мертвецам, ведь они дают знание».
И ещё они — хранители образов.
ИСТОРИИ
— Друг мой Ка, — сказал Хлебников, — отведи меня к ним!
— Идём сюда, — отвечал дух, — где Скифы из Сфинкса по
утрам бегают по золотистому песку. Взглянем в полузадёр- ИСКУССТВА
19
Вместо клеток я имел три намерения.
П ервое: посмотреть на каждого из зверодрузей вблизи
и найти в нём его собственную, особую наглость: как он
сумел разрушить заставы времени и найти меня.
Второе: прижаться к зверодругу, чтоб ощутить его мускулы
и кости.
И третье: сговориться с ним и сбежать из проклятого, уны
лого зоопарка, куда нас заточила эпоха — хоть на день, хоть
на часок!
БРЕНЕР
морей не привязаны.
А раны они лечат, даже не прикасаясь, — ни лапами, ни
устами.
У них есть иной способ: позвать Лилю, Хлою или Суламифь,
чтоб они показали себя.
П рав поэт:
20
О ПРОИСХОЖДЕНИИ ОБРАЗОВ
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Боги, демоны?
Вальтер Беньямин считал, что образы спустились с небес:
древние люди глядели на ночной небосвод и соединяли
звёзды в фигуры — созвездия.
Таков источник воображения.
НО И С Т И Н Н Ы Е
И Л еонардо склонялся к тому, что образы рождаются
в поднебесье.
Он следил за облаками и в их метаморфозах искал тайну
образотворчества.
Павел Флоренский сошёл с тверди небесной на линию
ИСТОРИИ
горизонта и говорил, что жар, исходящий от нагретой солн
цем земли, разжигает видения.
Волны зноя в пустыне порождают миражи — это знали ИСКУССТВА
странники и паломники.
Ещё отец Павел учил, что сон дает толчок образам — самым
туманным и самым кошмарным.
Согласно Ф лоренскому, только монашеское умозрение
очищает образы, доводя их до божественного свечения.
Великий П латон, которы м Флоренский напитывался,
полагал, что образы — тёмные, глухие тени, населяющие
человечью пещеру.
21
Племя людское так и не вышло из этой каменной щели,
кишащей призраками и фантомами.
Д ух должен бодрствовать и стремиться к свету — тогда
образы перестанут быть химерами и станут идеями.
А Курбе сказал: «Образы есть борьба тени и света».
Китайские же мудрецы-художники верили, что все образы
происходят из пустоты и в неё возвращаются.
А Брейгель любил особый тип картин — «мировые пей
зажи», которые уводили взгляд в бесконечность, но вдруг
БРЕНЕР
22
бы, услышав это слово. Н о народ М аср знал его тысячи
лет назад. И он не был неправ, когда делил душу на Ка, Х у
и Ба. Х у и Ба — слава, добрая или худая, о человеке. А Ка
это тень души, её двойник, посланник при тех людях, что
снятся храпящему господину. Ему нет застав во времени;
Ка ходит из снов в сны, пересекает время и достигает брон
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
зы (бронзы времён)».
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
23
ОБО МНЕ, ПИШУЩЕМ ЭТУ КНИГУ
прыщики.
Я мог бы сказать, что у меня птичий, беззаботный нрав, если
бы ночами меня не охватывали припадки ужаса.
У меня нет дома, денег, имущества, нет страны, но есть аме
риканская одежда и паспорт азиатского государства, кото
рое мне отвратительно.
Я хожу по городу Цюриху, где покорённые дикари время
от времени спрашивают осторожными, хитрыми глазами:
«К то ты?»
М не нечего им сказать, да я и не знаю их языка.
Я чужой — и буду таким до конца.
Вокруг пасутся стада сытых, ухоженных людей, ведь это луч
ший в Европе Хреновский завод парнокопытного челове-
ководства.
Н о ради людской сытости надо убить в себе ежа или жаво
ронка — и изжарить их на газе.
24
Я этого не желаю, да и готовить не умею ничего, кроме
бутербродов с сыром.
Зато у меня есть самая красивая на свете подруга с варвар
ским именем и изощрённейшими кулинарными талантами.
И любовь — кольчуга против мира сего, в ней быстро
идёшь ко дну в море морей.
КА,
И Ка — покровитель воров и художников.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Раньше он ходил с Велимиром, с коим я делю буквы.
Н о не довольно ли обо мне?
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
25
О В Е Н Е Р Е ИЗ П Е Щ Е Р Ы И РУБЛЁВСКОЙ ТРОИЦЕ
Ах.
Ка.
АЛЕКСАНДР
Ба.
Ра.
Бех.
Кук.
Ихи.
Неужто я такой троглодит?
К искусству вообще можно относиться как к разным освеще
ниям одного и того же образа — чудесной безголовой фи
гурки Швабской Венеры из пещеры Холе-Фельс в Германии,
возраст которой 35 тысяч лет.
Тогда бесконечное разнообразие истории искусства окажет
ся созерцанием борьбы тени и света на всё том же вспухшем,
складчатом торсе с шарообразными грудями и висячей
вульвой, повторённом бесконечное число раз куртизанками
и царицами, старцами и младенцами, воинами и нищими
на миллионах картин и в тысячах статуй.
26
Венера из Холе-фельс — идеальный образ для игры вооб
ражения.
Пещерная Афродита, вырезанная из бивня мамонта, — про
образ венер Боттичелли, Джорджоне, Кранаха, Веласкеса,
Рембрандта, Тициана, Курбе, Ларионова.
Сочиняя эту книжку, я коротал дни в цюрихской библиотеке
К А г ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Кунстхауза, где листал альбомы Тьеполо, Моранди, Чимабуэ,
Энгра, Гончаровой, Дега, Бальтюса, Фра Анжелико, Коро,
Альтдорфера, Энсора — и много, много кого ещё.
Там, среди архангелов, закованных в латы, и пожилых ведьм
с костлявыми чреслами, крючконосых герцогов в алых лентах
НО И С Т И Н Н Ы Е
и тонкогубых менял за конторкой, исступлённых монахинь
и расслабленных куртизанок, я неизменно наталкивался на
безголовую пещерную Венеру с отсутствующими ступнями,
с перископическими формами, из которой вышли и в кото
рую вернутся все-все-все.
ИСТОРИИ
Д а и может ли кто-то не быть ею?
Троица Рублёва?
Да, она — Джомолунгма. ИСКУССТВА
27
Н о, глядя на фигурку Венеры из Холе-фельс, я вижу самое
первое открытие.
Там — зрение и ощупывание.
Пещерные люди ведь всё узрели и ощупали впервой.
Огнь.
Мех.
Глаз.
Твердь.
Пуп.
БРЕНЕР
Слизь.
Нос.
АЛЕКСАНДР
Высь.
Они и слово держали во рту, как кость.
Есть, например, слово « н а » — лучшее в русском языке.
— На, — сказал он, протянув ей вырезанный из бивня её
образ.
И они смотрели и щупали.
— Будь мёд, — сказала она. — Слижу тебя.
Божественность Венеры из Холе-фельс, как и Виллендорф-
ской Венеры, как и всех палеолитических венер, заключается
в деформированное™ её форм.
Деформация — основа выразительности в искусстве и жизни.
Чем интенсивней чувство, тем сильнее деформация.
Это знал Аби Варбург, увидевший сущность образа в жесту-
альной экспрессии, в двигательном аффекте, и давший этому
имя: Р А Т Н О З Р О К М Е Ь .
У пещерной Венеры нет головы, нет ступней, нет жеста, но
28
она первейшая рагЬо$6)г т е 1— деформированная богиня,
формы этой костяной бабы позволяли троглодитам отож
дествлять её со всем живым — с лягушкой и тучей, с землёй
и духом.
Так и ныне: ты глянул на Венеру — и сразу почуял, как
все ненужные истины отвалились от тебя, словно болячка
К А,
с колена ребёнка, и он пробует её на вкус и шепчет: « 6у-
ИЛИ Т А Й Н Ы Е .
бликсмаслом».
И бо каждый ребёнок, как Осип М андельштам, знает:
в бублике прежде всего ценна дырка.
А как же быть с бубличным тестом?
НО И С Т И Н Н Ы Е
Его можно слопать, а дырка останется.
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
29
О НАЗНАЧЕНИИ ИДОЛОВ
зо
Однако древнее искусство не имеет автора и остаётся боевым
оружием далее в музее.
Как заметил Поль Валери: « Я не очень люблю музеи. М но
гие из них прекрасны, но нет среди них очаровывающих».
А Венера из бивня мамонта очаровывает.
И древнее древко тоже.
КА,
А ещё ими можно пользоваться — для самозащиты и восста
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
новления сил.
Так дети пускают в дело найденный в земле гвоздь или под
шипник.
Всё вырытое из земли можно поставить в витрину и клас
НО И С Т И Н Н Ы Е
сифицировать, а можно и использовать — как невиданную
возможность.
Как будто это и не найдено в земле, а упало сверху — то ли
из облака, то ли из птичьей стаи.
Какашка?
ИСТОРИИ
Талисман?
Артефакт?
Нет — неведомое копьё. ИСКУССТВА
31
ОБ О Щ У П Ы В А Н И И
32
Мысль же разъединяет и соединяет зрение и осязание!
В наше время, когда утрачена способность ясно видеть, равно
как и дар чутко осязать, да и вообще всякое умение само
стоятельно чувствовать, — фетиши, копья, чаши и идолы
являются напоминанием о том, что руки связаны с сердцем,
а глаза — с умом.
КА,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Прельстись!
Пригубь!
Не в высь,
А в глубь —
НО И С Т И Н Н Ы Е
Веду...
Губами приголубь!
Голубка! Друг!
Пригубь!
Прельстись!
ИСТОРИИ
Испей!
От всех страстей —
Устой, ИСКУССТВА
От всех вестей —
Покой.
33
ОБ О Д Н О Й ЗА МА РАННОЙ ДВЕРИ
34
А я в ответ: «Э то отнюдь не перформанс, но если вы и вправ
ду перформанс хотите, то сейчас получите!»
Тут я спутал штаны и на скамью обкакался — обильно, ко
ричнево, жидко.
Видно, отвращение моё приняло уже поносную форму.
Началась паника.
КА,
Лица присутствующих возымели такое выражение, как на
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
картине Эдварда Мунка « К р и к » .
Я же, чтоб меня не сдали в полицию, вскочил и кинулся
к выходу.
Однако в последний момент зачерпнул из зловонной лужи
НО И С Т И Н Н Ы Е
горсть диареи и мазнул ладонью по двери: аа-ах!
Получился образ, да не простой, а — К О П Ь Ё Н Е В Е Д О
М О Е.
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
35
О ЛАОКООНЕ
искусства.
Страшный, азиатский, мученический Лаокоон — мраморное
АЛЕКСАНДР
смятение.
П о его наущению я сбрил себе брови и раздавил термометр,
дабы извлечь оттуда ядовитые шарики.
Ещё я взял дедову трость, чтобы атаковать кого-то.
Может, Лернейскую гидру?
Я смешивал Лаокоона с Гераклом.
Н о факт остаётся фактом: всю жизнь провёл я под его воз
действием.
Он — страдалец и борец, непонятый своими согражданами,
наказанный богами.
И я тоже был страдальцем и борцом всё детство.
Меня не уважали ни учителя, ни родители, ни одноклассники.
У нас оказались разные языки и походки.
М не ближе был тягающийся со змеями троянский жрец
и два его малолетних сына, стонущие на древнегреческом
языке, чем все филистеры, говорящие на обиходном русском.
зб
«Если есть понятие отечества, то необходимо и понятие
странничества — будем же чтить оба», — сказал Будетлянин.
Дело заключается вовсе не в том, чтобы жить по-житейски,
а в том, чтобы жить в воображении.
И то общее, что есть между людьми, лучше выражено
в статуе Лаокоона, чем в учебниках по анатомии.
КА,
Итак, обмотаем голову полотенцем, возьмём посох и пойдём
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
на Медузу Горгону и на всех ужасных питонов Каа, перева
ривающих кроликов.
П усть ум освободится от бессмысленной растраты сил
в повседневных речах.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Предоставим современникам устраиваться, как им угодно.
И х дело — торг, коммуникация, дети, служебная каторга,
приобретения.
Н аш е же — копьё против приобретателей, искусство,
блажь.
ИСТОРИИ
Забудем о том псевдогреческом, что проповедуют учителя
рисования, и будем думать о подлинно греческом, о класси
цизме восставших рабов и простоволосых нимф. ИСКУССТВА
37
И Эль Греко был одержим этим образом.
И Николай Васильевич Гоголь.
И мало ли кто ещё.
БРЕНЕР
АЛЕКСАНДР
38
О СТРАСТИ К ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЮ
К А, И Л И Т А Й Н Ы Е ,
щади Любляны, я сжимал одно из своих яичек: смогу ли
его расплющить?
П ри этом я грезил об Антонене Арто.
Яйцо не давилось, было больно — и от стыда я начал бро
саться куриными яйцами в публику.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Желание перевоплощения может привести к удивительным
жестам.
Давным-давно входил я в московский Музей изобразитель
ных искусств имени А . С. Пушкина.
Там, в вестибюле, высился на бронзовом коне кондотьер
ИСТОРИИ
Коллеони.
Он производил на меня неистовое впечатление.
Вот бы стать этим всадником и проехаться по музею! ИСКУССТВА
39
И часто снилось мне: я — князь Лев Николаевич Мышкин,
и разбиваю вазы.
Или я — Оливер Твист, и убегаю из омерзительной банды
Фейгина — от московских художников.
Или я — Золотой осёл Апулея, и мне предстоит сношение
с грудастой развратной матроной.
Члены сводило судорогой.
Как сказал один из умнейших поэтов: «Поэзия есть попытка
восстановить средствами артикулированной речи то единое
БРЕНЕР
40
Колоколы-балаболы,
Колоколы-балаболы,
Накололи, намололи,
Дале боле, дале боле...
Накололи, намололи
Колоколы-балаболы.
КА,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
41
О ФОНТАНЕ АРХИТЕКТОРА САЛЬВИ
42
Н о стоило нам ступить в фонтан — и на наши плечи сига-
нули два здоровенных охранника!
И х клешни сдавили нас и лишили дыхания.
Оаа!
Всё было как в мифе: два чудовищных змея, и мы — детки
Лаокоона.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Самого его рядом не было, зато громоздился Нептун — не
спешащий на помощь, а холодно усмехающийся.
Один из охранников — багровый, словно медная статуя —
склонился и проворожил:
— М ер, Ур, Мут, Нейт, Нех, Бет, Нун, Нут, Ниау.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Это был не итальянский язык, а какие-то тёмные заклинания.
Мы поникли в их руках, как тряпичные куклы.
И они содрали с нас немыслимый штраф — сто, кажется,
евро!
Вот что сотворил со мной и Варварой Лаокоон.
ИСТОРИИ
Н о я ему всё равно страшно благодарен: человек должен
иметь перед собой образ страдания, чтобы страдать и пре
одолевать страдальчество. ИСКУССТВА
43
О ДРЕВНЕГРЕЧЕСКИХ ВАЗАХ
44
Они были неотъемлемыми атрибутами любого банкета,
свадьбы, пирушки.
Из них пили, ели, их ощупывали, в них плевали, их пере
давали из рук в руки, на них любовались, в них мочились.
Вазы и чаши являлись предметами торговли.
И ми пользовались для жеребьёвки и голосования.
КА,
Вазы служили призами в спортивных состязаниях.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Н о они были и в святилищах, и на могилах.
Иногда вазы прямо отмечали местонахождение захоронения.
В них хранили пепел усопших.
А какой-нибудь бродяга мог унести вазу из некрополя
НО И С Т И Н Н Ы Е
и пользоваться ею для своих нужд.
Гробницы грабили — ради ваз и других ценностей.
Вазы делались из глины — как человек из плоти.
Афинская глина была весьма хороша — красновато-оран
жевого цвета, как плоть после солнца.
ИСТОРИИ
Изображения наносились на глину тонкими кисточками —
словно раскрашивалось лицо девушки.
Иногда линии были трёхмерными — рельефными — как ИСКУССТВА
некоторые татуировки.
Нигде граница между понятиями «ремесло» и «искусство»
не затуманена так, как в этом гончарно-вазописном деле.
Н у и прекрасно — зачем границы?
Превосходны имена этой керамики: аскос, гидрия, динос,
килик, киаф, псиктер, скифос, алабастрон, амфориск, ари-
балл, лекана, лекиф, племохойя, пиксида, эпинетрон, ольпа,
эпихизис, калаф, фиал, кернос, несторида, пелика, пифос.
45
Н о моя классификация античных ваз элементарна: прилич
ные и неприличные вазы.
Я безусловно предпочитаю неприличные.
Древние украшали свои глиняные сосуды головой льва,
телом сфинкса или, например, грифона.
Н о они наслаждались также сосудом, горлышко которого
воспроизводило фаллос с двумя яичками.
Греки обожали расписывать вазы сценами чувственного
возгорания, похотливого чесания, херовставания, удососа-
БРЕНЕР
46
девственника, наставляет его косыми от страсти глазами:
« Н е торопись, но и не замедляй счастья, учись держать пра
вильный ритм».
Там гетера снимает сандалии с воина, демонстрируя ему
свою аппетитную щель.
Там крупнотелая жрица мочится в ритуальный сосуд после
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
долгого и сладкого коитуса с богом.
Там Ахилл убивает копьём царицу амазонок Пентесилею,
и их глаза встречаются в её смертный миг, и между ними
вспыхивает страсть, на что указывает улыбка Пентесилеи
и бунтующий фаллос Ахилла.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Там курносые сатиры — спутники Диониса — держат на го
ловках своих вздёрнутых членов чаши, наполненные вином.
Там чёрный цвет вазы контрастирует с тёплым оранжевым
цветом голых фигурок, напоминая о ночном светильнике,
освещающем любовную схватку.
ИСТОРИИ
Рога оленя растут из черепа вожделеющего монстра, хвата
ющего за лодыжку обалдевшую нимфу.
Вакханка с растопыренными ляжками, выскочившая из леса, ИСКУССТВА
47
И свистит над ними удод — красно-полосатый, с чёрно-крап
чатым хохолком.
Эротическое искусство контура достигло своего пика в этой
неприличной вазописи — в изображении чудесных про
филей, складчатых и распахнутых туник, набухших сосков,
соприкоснувшихся тел, изысканнейших ступней, вьющих
ся бород, сладострастных хвостов, развившихся локонов,
налившихся бицепсов, стройных лодыжек, мощных бёдер,
выгнутых спин, напрягшихся ягодиц, вставших писек, ве
БРЕНЕР
48
вато-белый осьминог, и что этот сосуд безвозвратно утерян.
Н о поэт всё помнит и без киафа в руках:
КА,
Председательница оргий.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Вы же, воды, прочь теките
И струёй, вину враждебной,
Строгих постников поите:
Чистый нам любезен Бахус.
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
49
О ПСИКТЕРЕ СЕНЬОРА ПАПАЛАРДО
50
Это была пожилая загорелая чета в шортах.
Сеньор Папалардо, сев за руль, снял соломенную шляпу:
голова у него оказалась голая и коричневая, как печёное
яйцо, и вся в благовониях.
Сеньора Розанна носила на шее и запястьях килограмм золота.
Вдоль мурлычащего моря поехали мы в Катанию под какую-
К А ? ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
то мяукающую музыку.
Город выглядел как старинный кружевной зонтик под
бирюзовым небом.
Прямо над Катанией возвышался знаменитый вулкан — Этна.
В жерло Этны когда-то прыгнул Эмпедокл.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Это было не самоубийством, а становлением богом.
Одну сандалию Эмпедокла Этна выкинула наружу.
Когда мы вышли из джипа, волна жара едва не сбила нас
с ног, словно мы уже стояли на краю вулкана.
Сеньор Папалардо сказал, что город построен из белого
ИСТОРИИ
песчаника и чёрной лавы, которая изверглась из Этны в
семнадцатом веке и уничтожила все старинные постройки,
а заодно и часть жителей. ИСКУССТВА
51
На десерт были поданы сицилийские сладости — засахарен
ные фрукты с лимонным сиропом.
Н ам была отведена просторная комната с балконом, гля
дящим на пустырь, где росли кактусы и прыгали кролики.
На одной стене висел рисунок Энцо Кукки, а на другой —
гуашь М иммо Паладино.
Мы приняли душ в ванной с паркетными полами.
Сеньора Розанна попросила нас не замочить паркет. '
Спали мы в чистейшей белой кровати, но в ту же ночь
БРЕНЕР
52
Между гетерами сидел лысый улыбающийся сатир с задран
ным вверх длинным фаллом.
Он поглаживал свои яички ладошкой.
Красно-коричневые контурные рисунки были искусны
и одновременно грубоваты.
Это был лучший предмет в коллекции Папалардо; лучшее
КА,
во всём этом белом, стерильном, похабном доме.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
П отом мы сели в джип и поехали на отдалённый пляж.
П о дороге коллекционер Папалардо сказал:
— Вы нам сделаете несколько рисунков, не правда ли? У нас
есть все необходимые художественные материалы.
НО И С Т И Н Н Ы Е
— Да, конечно.
Пляж был узкий, золотистый, с чёрными скалами.
Адвокат Папалардо заметил:
— Здесь можно купаться без плавок.
Он скинул с себя шёлковую рубаху, шорты — и оказался
ИСТОРИИ
гол, как сатир на вазе.
Его член свисал до самых колен — фиолетовый, глянцевый.
Сеньора Розанна красовалась в узеньких трусиках. ИСКУССТВА
53
Когда я вернулся на берег, сеньор Папалардо лежал на песке,
и его член медленно распрямлялся.
Это был уже не пенис, а целая мачта, косо вставшая над
судном»
Сеньора Розанна взялась за мачту рукой в золотых брасле
тах и пропела что-то нежное и протяжное, как сирена.
— Не смотрите, — сказала она, ухмыляясь.
П отом мы ехали обратно на виллу.
В тот вечер нам подали, кажется, осьминога со шпинатом.
БРЕНЕР
шее.
Сеньора Розанна сидела в расстёгнутой до пупа блузе,
и груди её шевелились, как два ската.
Играла популярная музыка.
Мы чувствовали себя не в своей тарелке и хотели сбежать —
смотреть на кроликов с балкона.
Н о сеньор Папалардо принёс мороженое и ещё одну'бутыл-
ку шипучего:
— Сейчас я вам кое-что покажу.
Он подошёл к стеклянному шкафу, в котором стоял драго
ценный псиктер, открыл ключом дверцу и вытащил вазу:
— Хотите её потрогать? Только осторожней — она дорого
стоит.
После Варвары я принял вазу в свои руки.
Она была волшебная: тёплая и прохладная, гладкая и шеро
ховатая — как живое тело.
54
— Хорош а, правда?
-Д а.
Сеньор Папалардо забрал у меня вазу и молвил:
— Она умеет звучать!
Тут как раз заткнулась пластинка с поп-музыкой.
Хозяин виллы осклабился.
КА,
Сеньора Розанна хихикала и ёрзала на стуле.
ИЛИ
За этим последовало вот что: держа псиктер одной рукой
ТАЙНЫЕ,
за ножку, другой он расстегнул свои шорты.
Они упали к его ногам, он перешагнул через них.
Теперь адвокат стоял голый, с золотой ниткой на красной
НО И С Т И Н Н Ы Е
шее, с разгибающимся громадным членом, и к чему-то
в себе прислушивался.
Наконец он плавным движением прижал горло псиктера
к своим ягодицам и, надув живот, пёрнул.
ИСТОРИИ
Оголен робатый Иллиноис
Шендоа дитя звезды летит
А внизу спешит вдогонку поезд ИСКУССТВА
55
На этом представление закончилось.
Мы пробыли на вилле Папалардо ещё несколько дней, гуляя
и купаясь уже без наших хозяев.
Чуждо стало нам их общество.
А потом адвокат сказал, что им с Розанной надо срочно
наведаться в Рим, но мы должны остаться и сделать для них
рисунки.
Они уехали, заперев на ключ все комнаты, кроме кухни.
Мы провели на вилле ещё неделю, наслаждаясь вольницей.
БРЕНЕР
56
И эти стихи Ходасевича:
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Вдали затихает вечерняя Пьяцца,
Беззвучно вращается свод небосклона,
Расшитый звездами, как шапка паяца.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Минувшее — мальчик, упавший с балкона...
Того, что настанет, не нужно касаться...
Быть может, и правда — жила Дездемона
Вот в этом палаццо?..
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
57
О МАЛЬЧИКЕ, ВЫТАСКИВАЮЩЕМ ЗАНОЗУ
волю.
И пел: «Заплетайтесь в мои ноги, цветы! Ласкайте мои
АЛЕКСАНДР
ступни, травки!»
И вдруг получил занозу.
Ещё он пел: « О ручей, я иду к счастью! Солнце, я иду к бла
женству! Не цепляйтесь за мои ноги, травки, не замедляйте
счастья!»
И тут в его ступню впилась заноза.
Только что он пел: «Н еж ьте и услаждайте мой слух, пташ
ки! Журчи, ручей, и указывай мне путь к удаче! Люди, звери
и боги, показывайте мне тропинку к везенью!»
А в результате он сидит и вытаскивает из ноги шип.
Разве это не удивительно?
Разве это не случилось и со мной?
Какой живой этот мальчик!
Д а ведь это же я!
Как он погружён в вытаскивание занозы, чтобы опять искать
счастье!
58
У-лю-люм!
Га-ма-юн!
Как он хочет покончить с этой напастью, чтобы снова не
стись по траве!
И непонятно, как этот мальчишка превратился вдруг
в «Умирающего галла» — поражённого насмерть воина,
КА,
чья башка склоняется в предсмертной истоме, и последним
ИЛИ
усилием поддерживает он своё нагое тело, влекомое силой
ТАЙНЫЕ,
смерти к земле.
Д а уж: «Вступил в брачные узы со Смертью, и, таким об
разом, женат».
НО И С Т И Н Н Ы Е
А ведь до этого ездил на необузданных конях чужих конюшен.
Кра-ка-та-тан!
Как это странно: один образ — младой жизни — переходит
в другой — скорой смерти.
Две античных статуи, выражающие две расЬозГогте! — рас
ИСТОРИИ
цветания и умиранья.
Неужели я родился?
Неужели уже умираю? ИСКУССТВА
59
О ГРЕКО-РИМСКИХ МОЗАИКАХ
вописью, мозаиками.
Это был правильный метод: смотри на искусство — и живи
АЛЕКСАНДР
так же.
Как Одиссей, как Ахилл, как Елена, как Терсит, как Кассандра!
Как Дионис и Клитемнестра.
Или просто как нимфа или сатир, выложенные из мелких
каменьев.
На меня молчаливая проповедь древних мозаик оказывает
большее действие, чем разумные речи.
Камешками и стекляшками выкладывали они на стене или
на полу верный образ.
Остановись, посмотри: вот — ты!
Старцы и детки, юницы и жёны, воины и нищие, жрецы
и торговцы — замрите!
Отрешитесь на миг от ваших дел и желаний!
Созерцайте эти мозаики — произведения искусства.
Они принадлежат месту встречи Лица и Вечности, Тела
и Истории.
бо
Это — простое, как мычание, и искусное, как церковное
пение, рукоделье.
Оно было у греков и римлян — в амфитеатрах, банях, храмах,
публичных домах — повсюду.
Мозаики — звери, химеры, узоры, собачьи своры, фигуры,
амуры, лица, птицы, дельфины, властелины...
КА
, ИЛИ
О, люди!
Будьте же зеленью, травкой, пробивающейся в трещинах
ТАЙНЫЕ,
этих мозаик.
Слышишь, ты — племя морских окраин?!
Будь желтым листопадом, падающим на мозаику сверху.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Или весенним вишнёвым цветопадом.
Н о не будьте, люди, дельцами и дураками.
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
61
О ФАЮМСКИХ ПОРТРЕТАХ
62
Согласно Павлу Флоренскому, это художество мыслилось
не как портрет, не как иллюзия и сходство, а как роспись
самого лица — насурмление и нарумянение его с целью
совершенной идеализации.
Ведь умерший после погребения вступал в царство света, где
исчезали все превратности и случайности земной пещеры,
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
где лицо освещалось не слабыми земными источниками,
а морем морским сияющей энергии: « Я — Озирис!»
Отсюда уже рукой подать до иконы:
НО И С Т И Н Н Ы Е
И живописная другая,
Связались сладостною нитью,
Как челн, готовые к отплытью
В живую водь, где Китеж-град,
И спеет слезный виноград...
ИСТОРИИ
Однако в фаюмских портретах, испытавших влияние элли
низма и каких-то местных культов, заметны черты ослабле ИСКУССТВА
бз
И , соответственно, образы эти написаны уже в иной мане
ре — энкаустическими красками, которые передают све
тотеневую выпуклость лиц, морщины, щетину на щеках,
выражение чувств и тайну их индивидуальных жизней.
Это и икона, и не икона.
Отсюда — путь и к Феофану Греку, и к Рембрандту.
Это уже портрет.
Здесь есть и магизм, который ведёт к Леонардо.
Тут — противоречие, раскол.
БРЕНЕР
64
Скорее, они освещены изнуряющим светом пустыни —
и неизвестно, доберутся ли до оазиса, где можно переждать
убийственно холодную ночь.
Одним словом, смутна и шатка их дорога.
Как правильно увидел Ильязд: «Пешеход не потратил и по
лучаса, чтобы оставить за собой скромную балку, набитую
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е .
льдом и снегом, и оказаться на каменистой лужайке. Теперь
можно прилечь, снять вериги, подрочить, погрызть ногти
и приложиться к фляжке. Ряса в грязи (и откуда грязь?)
и в клочьях, локти в крови, ноги безнадежно отморожены,
глаза горят и рот полон мерзости. Не только посох, верный
НО И С Т И Н Н Ы Е
спутник, но и шапка утеряна. Как только уцелела водка?»
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
65
О ВИЗАНТИЙСКИХ ИКОНАХ
66
нищенки и бровями, сделанными из одних узких точек.
Решительно, все мы дикари рядом с нею, ибо она внесла
себе в душу вещи самые нужные, а мы украшаем телеса
и словеса понапрасну.
Н о кое-что прежнее в ней осталось.
Манчь!
КА,
Менчь!
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Мунчь!
Её бывшее чувственное желание плоти преобразилось
в стремление прикоснуться к Учителю.
Она высушивает ноги Христа своими волосами.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Она припадает к его стопам.
П ри распятии она стоит ближе всего к кресту, прикасаясь
к нему и обнимая.
Во время оплакивания Магдалина поддерживает мёртвое
тело Спасителя, храня его ноги в своих ладонях.
ИСТОРИИ
А когда Он воскресает, она тянется к нему, преображённо
му, чтобы притронуться к одеждам.
Непреодолимое желание потрогать, приложиться, кос ИСКУССТВА
67
Н а икону нужно не только молиться, не только бездонно
её созерцать, но носить на руках, прижиматься и целовать.
Ту неимоверную прикасательную нежность, которую М а
рия выказала по отношению к Иисусу, следует сохранять
и в обращении с духовными образами.
Конечно, я тут произвольничаю, отсебятничаю, путаю М аг
далину с Богородицей, с Софией Премудростью Божией,
с Соней М армеладовой, с М ушетт, но ничего не поде
лаешь: для меня именно эта любодейка безгрешная, эта
БРЕНЕР
68
Мэнчь!
Минчь!
Стирание границ между созерцанием и касанием, между
касанием и любовью — вот что определяет Марию Магда
лину и икону.
КА.
Какая-то страсть налетела,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Какая-то тяжесть жива;
И призраки требуют тела,
И плоти причастны слова.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Я очень люблю древние иконы.
Н о как их любить?
И вообще: как любить образы?
Всё искусство в наши дни оценивается по авторскому прин
ципу: чем важнее автор, тем дороже картина.
ИСТОРИИ
Трудно нынче ценить произведение, не являющееся продук
том того или иного мастера.
Н о оценка ведь не любовь, а более или менее просчитанное ИСКУССТВА
69
Так что же это за любовь такая?
Валери говорит: «Любить — значит подражать».
Как святой Франциск подражал Христу, например.
Или как Владимир Яковлев — цветку.
А Аверинцев учит: любовь есть преображение.
Любой созерцаемый образ призывает нас к перерождению
и преображению — в соответствии с содержащейся в нём
тайной.
Это и есть любовь к образам, а начинается она так:
БРЕНЕР
70
Так грешница Мария, узрев Иисуса и проникнувшись сло
вом Его, стала святой Магдалиной.
Аи!
Эбза читорень!
Таким образом, чуть перефразируя Аверинцева, можно ска
зать, что слово «икона», как и имя «М ария Магдалина»,
КА,
означает, в конце концов, одно и то же: тайну человеческого
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
преображения в её христианской интерпретации.
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
71
О НЕПРОЧНОСТИ ОБРАЗОВ
Я на такое не способен.
По-моему, образ — это то, что гибнет, достигнув чуть боль
шей, чем нужно, отчётливости.
Если я гляжу на какую-нибудь картину чрезмерно долго,
то обязательно начинаю думать о чём-то другом или всё
расплывается перед глазами.
Однажды в Художественно-историческом музее в Вене я
простоял полчаса перед картиной Веласкеса, на которой
изображена инфанта Маргарита в синем платье.
Я впитывал в себя её образ, наслаждался многообразием
деталей: разницей между гладкостью её щёк, шероховато
стью одежд и глубиной фона; невероятной материально
стью этой живописи; живой эфемерностью девочки.
Н о тут инфанта — вдруг! — испарилась.
Я перестал её видеть.
И в панике бежал из музея.
72
М не нужен был глоток воздуха, ветерок.
С тех пор думаю, что образы разлагаются от долгого смо
трения.
Возможно, это недостаток моего сердца или ретины.
В любом случае: мне гораздо больше нравится вспоми
нать образы, вызывать их в воображении — девушек Шиле,
КА,
фруктовые лики Арчимбольдо или ведьм Ханса Бальдунга
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Грина.
Или, закрыв глаза, пересматривать фильмы Тарковского
и Джармуша.
Н о есть, конечно, картины, созданные специально для
НО И С Т И Н Н Ы Е
всматривания и созерцания — Мондриан, например, или
Моранди.
М не кажется, что я уже заключаю в себе слишком много
образов.
Наилучшим, по-моему, является тот образ, что всплывает
ИСТОРИИ
из глубин памяти, как камень со дна морского, и ты вдруг
видишь: это не камень, а русалка!
Вся эта книжка — о таком вот припоминании образов, а не ИСКУССТВА
о всматривании в них.
Как сказал один умный человек: «Подлинная ценительница
образа — это та, кто его созерцанию, в нём самом и в себе,
отдаёт столько же страсти и столько же времени, сколько их
нужно было, чтобы образ создать. Н о ещё больше с обра
зом связан тот, кто его страшится и избегает».
73
ОБ О Д Н О Й БРАЗИЛЬСКОЙ СТРАСТОТЕРПИЦЕ
74
В автобусе мы добрались до окраины, в лифте поднялись на
верхний этаж высотки.
Это была её квартира — с развешенными повсюду просты
нями.
Карла писала на постельном белье иконы: реальность, освя
щенную божеской благодатью.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Согласно Аверинцеву, всякий настоящий иконописец
творит то, что Уильям Блейк назвал «божественным че
ловеческим о б р азо м » : людское тело, преображенное
и обоженное.
Вот: «Искусство Иконы не поглощено ни божественным
НО И С Т И Н Н Ы Е
как таковым, ни «человеческим, слишком человеческим»,
по выражению Ницше. Иконная реальность располагается
в «софийных» пределах между имманентностью и Тран
сцендентностью, видимым и невидимым, естественным и
сверхъестественным, творением и нетварной Благодатью,
ИСТОРИИ
или, говоря точнее, там, где великая онтологическая грани
ца пересекается и становится открытой благодаря событию
Воплощения Христова». ИСКУССТВА
75
Нет, Карла рисовала только святую греховодницу, блядь-пра
ведницу, хотя суть оставалась той же: божья благодать
становилась видимой и ощутимой через человеческую форму.
Причём форма эта была нагой: святая на иконах бразиль
ской богомазки представала исключительно в голом виде.
Магдалина стояла во весь рост или на коленях, с распро
стёртыми руками или с опущенной головой, с возведённы
ми долу очами или в позе оранты — но всегда без лоскутка
одежды, даже на чреслах.
БРЕНЕР
76
Какой-то невообразимый лик сладострастия и праведности
глядел на меня с этих простынок — свидетельство реально
пережитого освящения женского тела.
— Это я, — сказала Карла, — на всех картинах.
Я повернулся к ней — она стояла в глубине мастерской
голая, только крест на шее.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
— Поцелуй меня.
Я повиновался.
Однако стоило мне попытаться обнять её, схватить и при
жаться — и она тут же отстранилась:
— Я сказала — целуй. И помни блаженную Достоевского,
НО И С Т И Н Н Ы Е
что лобзала мать сыру землю.
Я проникся её желанием и начал постигать искусство цело
вания, а Карла стояла, медленно потягиваясь и по-звериному
выгибаясь.
Её тело было таким же обветренным и утомлённым, как
ИСТОРИИ
и лицо.
— Бра-ма-неж-тра-бда-ка-жда-ня-про-мя, — шептала она
какую-то молитву. ИСКУССТВА
77
И ещё поцелуй, один-единственный — то, чего хотела от
Распятого святая грешница Магдалина.
Тут Карла вот что надумала: взяла в руку мой член и стала
дрочить его неистово.
— Как тебя звать? — спросила.
— Александр.
— Нет, лучше Фёдор.
— Ладно, Фёдор...
— Нет, лучше Алёша.
БРЕНЕР
— Хорош о, Алёша...
— Х орош о тебе, милый Алёша?
АЛЕКСАНДР
— Очень...
— Нежься и услаждайся! А я буду стараться.
Она рукоблудствовала умело, и мой ванька-встанька за
лоснился, запетушился, а потом не выдержал — и прыснул
от удовольствия белыми слюнками.
— Вот и готово...
Фонтанчик чуть не долетел до её иконы.
Га!
Гра!
Кра!
Ка!
Всё творение, говорит С. С. Аверинцев, функционирует
подчас как икона: для разума, ищущего Бога, все есть «ико
на» в смысле известного высказывания Гёте обо всех вещах
как «лишь притче» (лиг е т С 1екЬгш).
Д а, икона: и гениталии, и выделения, и стоны, и миазмы...
78
Да, именно: карлик Ка у крали Карлы украл алые кораллы,
а Карла-краля подкралась к ларю, да и украла у карлика Ка
кларнет с алтаря.
И я клянусь: Карла была совершенно невинной тварью.
КА,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
79
ОБ А Р М Я Н С К И Х М И Н И А Т Ю Р А Х
Васпуракан!
Татев!
Гладзор!
Рваные сети да студенистые морские существа, изувеченные
волнами — вот что приносит мне насильственный ветер
припоминаний.
Хочешь воссоздать в башке эти краски, линии, фигурки?
Хочешь, чтобы ошмётки снова сложились в чудные картинки?
Образы, говорил Леонардо, находятся не на картинах, а в
черепе.
Н о у меня расколотый череп: образы вываливаются.
Помню только несказанную прелесть этих армянских очер
таний.
Существует анекдот о Ш ардене, который спросил знако
мого художника:
— Ты красками рисуешь?
8о
— А чем же ещё? — удивился тот.
— А нужно бы чувствами, чувствами!
Тёмно-зелёные, золотые или алые фоны миниатюр — ука
зание на потопленный Эчмиадзин.
Ведь все царства земные — на дне морском.
Там Урарту, С С С Р, Ассирия, Эрин...
КА,
Там и Мегалэ Армения.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Всё, что осталось, — Евангелие царицы Млке, Ахпатская
рукопись, Чевенгур...
Те миниатюры я видел лишь в репродукциях, но это не обя
зательно дефективно.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Репродукция позволяет разглядеть образ и чувство.
Рукой миниатюриста двигала бесконечная нежность.
Вот почерневшие от моря волосы святого вьются по плечам.
Лик евангелиста худощав и большеглаз, а сам он — морской
конёк.
ИСТОРИИ
Намокшая хламида на нагих мощах.
Синие волны, поблескивая верхушками, просвечивают
сквозь всё. ИСКУССТВА
81
М ежду тем, долго плававший в этой пучине, выходил на
берег Иоанн Креститель, покрытый водными струйками,
как звериным мехом.
Он отряхивается, как волк.
На меня пали брызги — может, это запоздалое крещение?
Какой-то восточный юноша нырнул и уже на самом дне
сказал Иисусу:
— Я Мохамед.
Тот его узнал и приветствовал жестом.
БРЕНЕР
82
Хлебников писал Осипу Брику: « В общем, в лазаретах,
спасаясь от воинской повинности белых и болен тифом,
я пролежал 4 месяца! Ужас! Теперь голова кружится, ноги
слабые».
КА,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
83
О СТАРИННЫХ КИТАЙСКИХ МАСТЕРАХ
Вэй Се.
Гу Кайчжи.
Су Ши.
Цзин Хао.
Ч оу Инь.
Гу Хун-чжун.
Ш и Тао.
Ван Вэй.
У Дао-цзы.
Все они были философами-поэтами-художниками.
И очистились, созерцая воды и горы.
Изысканная укромность холмов и рощ — их постоянная
обитель.
Журчание ручья меж камней — их постоянная радость.
Рыболовы, дровосеки и отшельники — их постоянные
собеседники.
84
Летящие гуси и верещащие обезьяны — их постоянные
спутники.
Оковы и путы придворной жизни — вот что стесняло их дух.
Облачные дымки и святые люди — вот к чему они стремились.
А какую живопись они создавали?
«Т от, кто учится рисовать бамбук, берёт побег бамбука
КА,
и, когда в лунную ночь тень побега отразится на стене, взо
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
ру явится истинный облик бамбука. М ожет ли поступить
иначе тот, кто учится рисовать горы и воды? Он охватывает
мысленным взором скалы и потоки, и тогда смысл пейзажа
проявляется воочию».
НО И С Т И Н Н Ы Е
Бот что говорит о своём деле великий мастер Го Си: «Лю ди
в свете думают, что картины создаются единым движением
кисти. Они не понимают, сколь многотрудно занятие жи
вописью. У Чжуан-цзы сказано: «Х удож н и к сбрасывает
свои одежды и сидит, скрестив ноги». Вот справедливое
ИСТОРИИ
суждение о нашей работе! Мастер должен пестовать в своём
сердце безмятежность и радость. Его думы должны быть
покойными и просветлёнными, ибо сказано: «пусть будет ИСКУССТВА
85
ся своим желаниям. Н е идти на поводу желаний — не есть
ли это истинная праздность духа? Когда же на него нахо
дило вдохновение, он работал, позабыв обо всём на свете.
Если же что-то отвлекало его от кисти, он откладывал её
и забывал. Его отказ продолжать картину не означал разве,
что он был слишком отягощён заботами? В день же, когда
он был настроен работать, то садился за чистый столик
перед светлым окном, а справа и слева от себя возжигал
благовония, выбирал лучшие кисти и тушь, мыл чисто
БРЕНЕР
86
А даос Л и Гуйчжэнь — человек необычный, неизвестно
из какого места — писал коров, тигров, а также соколов,
воробьёв и бамбук.
Одетый только в халат из холщовой ткани, он ходил в ка
бачки и к певичкам.
Когда его спрашивали, почему он таков, он каждый раз
К А т ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
открывал рот, засовывал туда кулак и не говорил.
Император Лян-цзун призвал его и спросил: «Каков прин
цип Вашего П ути?»
Ли Гуйчжэнь ответил: «Одежда тонка — поэтому люблю
вино, выпью вина и защищусь от холода, напишу картину —
НО И С Т И Н Н Ы Е
расплачусь за вино. Кроме этого ничего не умею ».
Император не нашёлся, что возразить.
Был ещё монах Цзэ Чжэнь из Юнцзя — он прекрасно писал
сосны.
Сначала он выбрал достоинства всех школ и изучил их, а по
ИСТОРИИ
том ему приснился сон, в котором он проглотил несколько
сотен драконов; после этого его достижения стали вдохно
венно-удивительными. ИСКУССТВА
87
Н а другой день сделал несколько исправлений и добавле
ний: получились дикие ветки и сухие корни.
Все художники отдавали дань уважения его кисти.
БРЕНЕР
АЛЕКСАНДР
88
О ДЫРАХ В ШВЕЙЦАРСКОМ СЫРЕ
К А,
Две бедных итальянских мыши отправились через Альпы
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
в Швейцарию.
Долог и тяжек был их путь, но они не унывали в предвку
шении роскошной и изобильной страны.
П робы в за границей некоторое время, мыши вернулись
НО И С Т И Н Н Ы Е
домой.
— Как было в Швейцарии? — спросили их родственники.
— Великолепно! П ревосходно! — вскричали в восторге
мыши-путешественницы.
— А довелось ли вам попробовать знаменитый швейцар
ИСТОРИИ
ский сыр?
— А х, он божественен, бесподобен!
— На что он похож? ИСКУССТВА
89
М ы с Варварой их пробовали.
Они напоминают пустоту в китайской живописи.
В древней даосской традиции понятие Великой Пустоты
созвучно с понятием «Не-деяния» — у-вэй.
Значимость не-присутствующего и не-содеянного — самое
главное для китайских художников.
П устота в их картинах красноречивее всех устойчивых
и текучих форм.
Как у Введенского:
БРЕНЕР
90
О СТРАННОМ ПЛЕМЕНИ НА Ф Р Е С К А Х Д Ж О Т Т О
КА,
некий образ рода человеческого.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Одни, подобно Веласкесу или Мане, изображают потомков
Адама, увиденных пристальным умным глазом.
Другие, вроде Караваджо и Бэкона, дают экстатический
образ ошеломившего их человечества.
НО И С Т И Н Н Ы Е
А третьи, как Джотто или Сезанн, показывают род людской
таким, каким он явился им в откровении.
М ожет, я спятил, но существа на фресках и иконах Д ж от
то напоминают мне какое-то индейское племя — то ли из
Амазонии, то ли из Мексики или Перу.
ИСТОРИИ
Люди у него выглядят не как итальянцы, а скорее как алака-
луфы, чукчи или гуарани.
Или они подобны детям земли с синдромом Дауна? ИСКУССТВА
Пигмеям!?
И при этом джоттовские фигуры имеют евангельские
жесты!
В результате его образы обладают непревзойдённой силой
убеждения.
Джоттовские святые — новообращённые ревнители веры,
простолюдины и цари, увидевшие свет истины и готовые
идти ради неё до конца.
91
Не случайно одной из главных фигур в живописи Джотто
стал Франциск Ассизский.
Суровы е очертания крепостных башен, ослепительные
прямоугольники в пусгом разрежённом воздухе, охристые
горки в зелёных тканях, святые деревца и овцы, речной
поток и редкие цветочки, одинокий утёс и плоское паст-
бище — здесь жило дикое племя прозелитов и истовых
богомольцев.
Вот они, возникающие из воздуха сыны человеческие —
БРЕНЕР
92
И поцелуем-ожогом лобзал некто, подобный животному,
лик ясный со взором открытым.
Я был в Падуе, видел фрески Джотто.
Как разум мыслителя над туманным хаосом мира, лепился
хлев, и из него сошёл человек со спасительным жестом
руки.
К А , ИЛИ
Н о гремучий водопад заглушил его слово.
И только грешница услышала и поцеловала след его ноги:
ТАЙНЫЕ,
— Я люблю тебя!
В живописи Джотто творится Событие!
Словно он сам присутствовал при всём, что изображал.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Как будто он сам стоит там и смотрит на Иисуса.
Пустота и гулкость пространства так же важны у Джотто,
как выразительность лиц и жестов.
В этой пустоте разворачивается грандиозное действо свя
того писания.
ИСТОРИИ
Каждая фигура выражает потревоженную душу на свой
особый лад.
Никто до Джотто такого не делал. ИСКУССТВА
93
Н о эти свиньи и овцы — человечество* уверовавш ее
в Христа!
В этих телах — свидетельство веры и её страстей.
94
телодвижения и каноническое поведение христианской
общиньь
Н о Джотто умудряется изобразить всё это как природные
сдвиги души!
Евангелие оживает во фресках — становится сплошным
воскрешением Лазаря.
КА,
Осанна в саванне!
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Потрясения души вписываются в ритуальную жестикуля
цию — как Джотто добился такого эффекта?
П отому, что он был таким, как его показал в своём фильме
Пазолини: Джотто-странником, Джотто-созерцателем,
НО И С Т И Н Н Ы Е
Джотто-весельчаком?
У фигур Джотто — жесты детей.
И жесты народа.
И жесты верующих.
И ещё это жесты безумцев.
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
95
О РОККО
96
М ы бродили с Фердинандо по выдолбленным в скалах тро
пинкам.
В пещерах не было анахоретов, зато валялись использован
ные презервативы.
Местная молодёжь устраивала там вечеринки.
И ходили по натоптанным дорожкам туристы.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Но Фердинандо рассказал нам о своём друге детства — Рокко.
Так мы обнаружили в Матере одного пустынника.
И , как ни удивительно, это был художник!
Звали его Рокко Литота.
Литота, как знают филологи, это словесный троп, имеющий
НО И С Т И Н Н Ы Е
значение крайнего преуменьшения.
Например: «планета величиной с теннисный м яч» или
«член размером со спичку».
Или: «денег кот наплакал».
И ли ещё: «мальчик-о-пальчик», «мужичок-с-ноготок»,
ИСТОРИИ
« девочка-дюймовочка » .
Литота — образное выражение, в котором содержится
резкое умаление или снижение явления. ИСКУССТВА
97
Одевала! во что попало.
Лицо его напоминало физиономию Иуды с фрески Д жот
то: ломаный профиль, нависающий лоб, запавшие глаза.
Помню его испорченные зубы.
Он не страдал болтливостью, а жил в пещере.
Оказывается, в Матере остались два или три обитаемых грота!
М ы там побывали: келья с известковыми стенами, узкая
лежанка, что-то вроде стола.
В углу — большая бутыль с водой.
БРЕНЕР
98
ми и потёками, словно после особой химической обработки.
Оказывается, все фотографии после печати наклеивались на
наружные стены рокковой пещеры.
Там они выцветали под солнцем, их мочил дождь.
Они становились частью пещерной и планетарной жизни.
Рокко Литота знал о сути фотоискусства больше, чем боль
КА,
шинство профессиональных фотографов и кураторов.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Н о он никуда не рвался из своей Матеры — ни в Милан,
ни в Лондон.
Выставки его не интересовали, он был равнодушен к меж
дународной карьере.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Мы посидели у него часок, а потом фердинандо предложил
съездить в близлежащий городок Монтескальозо, но Рокко
вежливо отказался:
— Н е могу, меня тошнит в машинах.
М ы умчались, а он остался.
ИСТОРИИ
Фердинандо сказал:
— Рокко вообще ничего не хочет. И печатать свои фото
в журналах не хочет. И денег не хочет. В прошлом году ИСКУССТВА
99
Думая о Рокко Литоте, я вспоминаю слова другого худож-
ника-гнома — создателя саморазрушающегося искусства
Густава Метцгера.
Он сказал: «Лю дям необходимо умалиться, как это умеют
звери».
И ещё: « У современных людей остался один выбор: стать
невидимками — или исчезнуть».
БРЕНЕР
АЛЕКСАНДР
10 0
О ВЕСНЕ БОТТИЧЕЛЛИ
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Утром меня разбудило чириканье птичек.
8 марта, весна — вот птахи и поют.
Кажется, мой пенис услыхал их во сне и, не желая платить
этим пернатым ангелочкам неблагодарностью, тоже встал
и защебетал.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Х о ро ш о проснуться от такого вот удовольствия, а не от
ночного кошмара.
Поэтому я решил писать о весеннем даре Боттичелли после
знойно-зимнего Джотто.
Какие же они разные!
ИСТОРИИ
Пустые и напряжённые воздухи Джотто, в которых разво
рачиваются священные действа его дикого племени, вдруг
сменяются узорами рощ, морей, тканей и девичьих волос. ИСКУССТВА
Ю1
ланхолии и мечтательной дрёмы до крайнего возбуждения».
П о словам Леонардо да Винчи, Боттичелли не видел ни
какого смысла в искусстве пейзажа, считая, что достаточно
напитать губку красками и бросить об стену, чтоб пейзаж
возник сам собой.
Н а этом основании Леонардо отрицал за Сандро высокий
статус рксоге ишуег$а1е.
Что ж, он был прав: живопись флорентийца Боттичелли —
это верх орнаментального искусства, взращенного идеями
БРЕНЕР
102
1. Поэзия гуманистов и изучение древности учёными друзь
ями Лоренцо (вроде Полициано).
2. Неоплатоническая философия Марсилино фичино и его
последователей, поощряемая Лоренцо.
3. Флорентийские пиры и праздники, в том числе свадебные
торжества, обожаемые Лоренцо.
К А , ИЛ И Т А Й Н Ы Е ,
Так что этот Лоренцо — великолепный, уродливый, хи
трый, влюблённый в искусство, молившийся своей возлю
бленной Лукреции и находивший необыкновенное удов
летворение в деньгах, наслаждавшийся поэзией и хорошей
кухней, заключавший с одинаковым энтузиазмом брачные
НО И С Т И Н Н Ы Е
союзы и политические сделки, уверовавший в свою твёр
дость перед лицом невзгод и в славу Флоренции, прези
равший грубую силу и восхищавшийся древней мудростью,
обожавший турниры и призвавший к себе в час смертной
болезни Савонаролу, но отвернувшийся от него, чтобы по
ИСТОРИИ
любоваться статуей Верроккио — этот Лоренцо ди Пьеро
де Медичи нависает, как тень Командора, над всем, что
содеял Сандро. ИСКУССТВА
Ночной зефир
Струит эфир.
Ш умит,
Бежит
Гвадалквивир.
103
Зефир — сын Астрея и Эос, быстроногий вестник богов —
это, конечно, древняя кличка того безымянного ветерка, что
приходит весной с моря морского и колобродит, загибается
змейками, вьётся, гуляет, где ему заблагорассудится.
То он прибьёт лёгкие одеяния к бёдрам девушки, то про
шумит ветвями рощи, так что листочки задрожат мелкой
дрожью и покажут свою изнанку, как показывает внутрен
нюю сторону ладони нимфа, когда её пугает выскочивший
из-за кипариса сатир.
БРЕНЕР
104
Ветры с шумом разнесли
Громкий вой их, плеск и стоны.
В чаще дикой и глухой
Нимфа юная отстала;
Я за ней — она бежала
Легче серны молодой.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Эвры волосы взвевали,
Перевитые плющом;
Нагло ризы поднимали
И свивали их клубком.
Стройный стан, кругом обвитый
НО И С Т И Н Н Ы Е
Хмеля жёлтого венцом,
И пылающи ланиты
Розы ярким багрецом,
И уста, в которых тает
Пурпуровый виноград, -
ИСТОРИИ
Всё в неистовой прельщает!
В сердце льёт огонь и яд!
ИСКУССТВА
105
и телогрейке, и Суламифь, и Кука, и Юдифь, и злюка, и зна
менитая Маргарита, и неизвестная Лита.
Все бывшие и небывшие дамы, если взглянуть на них в щел
ку, — нимфы.
Даже Богоматерь стала нимфой у Боттичелли.
Об этом, кстати, Савонарола и кричал на площадях Ф ло
ренции, призывая к покаянию: «Д евы и матроны фло
рентийские, вы во время священной весны превращаетесь
в безбожных нимфеток и нимф!»
БРЕНЕР
106
Боттичелли рисовал темперой, а Джорджоне — маслом!
Из знамён и из полотен,
Что качались впереди,
Смех, красиво беззаботен,
С голой нимфой на груди
КА,
Выбегает, смел и рьян,
ИЛИ
Ж рец проделок и буян.
ТАЙНЫЕ,
Боттичеллиевские нимфы зависают в воздухе и часто теряют
устойчивость из-за шалостей Зефира.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Иллюзия реальности чужда этому художнику, несмотря на
его любовь к деталям, на выписанность всех этих листочков,
сандалий и ноготков.
Динамическая линия, искусно распределённая по поверх
ности картины, от одной фигуры к другой, управляет рит
ИСТОРИИ
мом всех частей, а изощрённое колыхание волос и тканей
становится главным элементом подвижных связей.
Тут всё струится, течёт, зыблется. ИСКУССТВА
107
ющего дня в его обручении с полуденной древностью.
Отсюда удивительная, как бы неувядаемая современность
нимфеток Боттичелли — этих полураспустившихся дев
с продолговатыми формами, то ли русских стрекоз, то ли
американских бабочек.
Нимфа по определению загадочна, прячется в зарослях
и только изредка выскакивает на поляну — что там у нее
на уме?
БРЕНЕР
108
1де сумасшедший дом?
В стенах? Или за стенами?
Сабурка — мы, иль вы в Сабурке?
КА
, ИЛИ
ТАЙНЫЕ,
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
09
О МОЁМ ЗНАКО М СТВЕ С ДЭВИДОМ БИРНОМ
ПО
И он не осрамился — был экстатичен и строг.
В двух словах; это был экстракласс и транс.
Песни разбивались о наши головы, словно мощные, пенные
волны, обдавая брызгами сердца и мозги.
Какая-то девчонка на вершине упоения запрыгнула на сце
ну и попыталась прикоснуться к Бирну, как Магдалина —
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е .
к Христу.
Охранник схватил и стащил её вниз.
Бирн оторвался от микрофона и, бросив озабоченный
взгляд на девчонку, крикнул;
— А К Е У О П О К А У ?!
НО И С Т И Н Н Ы Е
Это был лучший концерт в моей жизни.
Я Бирна и сейчас уважаю: он — художник.
Второе моё соприкосновение с ним произошло в богатом го
роде Стокгольме уже в тошнотворном двадцать первом веке.
Как это у Саши Черного:
ИСТОРИИ
Все в штанах, скроенных одинаково,
П ри усах, в пальто и котелках. ИСКУССТВА
111
Оманом, который когда-то обозвал меня футбольным ху
лиганом.
И вот мы уже на вернисаже — мелком и жалком.
112
Крики сводились к следующему: ты, Бренер, — ничевок,
никто, ничтожество.
Чёрта с два: я — всёк!
П оэтому мы с Варварой продолжили неприличие.
Появился лакей Омана и стал стаскивать нас с бара.
Запутавшись в спущенных штанах, мы чуть носы не расквасили.
КА.
Они нас вытолкали из помещения.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
И вот мы уже во дворе — хохоча, уходим.
Н о тут кто-то: «Бренер!»
Оказалось, молодой человек из Чехии, работает здесь ас
систентом.
НО И С Т И Н Н Ы Е
И вот что он нам говорит:
— Вы здорово танцевали, правда. Н о я хочу сказать другое...
Тут два месяца назад проходила выставка Дэвида Бирна...
И он после открытия тоже танцевал на стойке! Только ему
они, конечно, разрешили. А вас выгнали... И поэтому, кля
ИСТОРИИ
нусь, мне ваш танец вдвойне понравился!
Тут он нас расцеловал.
Нужно ли говорить, что его слова согрели нам душу? ИСКУССТВА
113
В последний раз я видел Бирна в Лондоне — в концертном
зале под названием $оисЬ Вапк С ет ге .
Билеты на его представление мы купить не могли — слиш
ком дорого.
Н о нас в зал пропустила добрая билетёрша — случается и
такое»
Бирн исполнял свои старые песни, но главное заключалось
в зрелище: седой Дэвид был одет во всё белое, как настоя
щее привидение.
БРЕНЕР
114
Музыка громыхала.
Я был уже вне себя, как в присутствии ангела.
У него были нежные черты лица, густейшие брови и шеве-
люра белее облака.
Он взглянул на меня озабоченно:
— Аге уои окау?
КА,
И ещё раз, у самого уха:
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
— А К ЕУ С Ю ОКАУ?
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
115
О С К А З О Ч Н И К Е А НТ ОНИ О ДИ П УЧЧ О ПИЗАНО
И НАТУРАЛИСТЕ ПИЗАНЕЛЛО
принцессу.
А другая впивалась глазами в реальность и запечатлевала
образ висельника, болтавшегося на верёвке, или дикую утку,
плавающую в озере.
Таков всякий настоящий худож ник: он постоянно пе
реселяется из сферы фантомов в мир действительный —
и обратно.
Некоторые искусствоведы помещают Антонио Пизанелло
в лакуну между готикой и Ренессансом.
А я помещаю его в разрыв между дневной ловлей бабочек
и смертным кружением мотыльков вокруг лампы.
Будучи одноврем енно сказочником и натуралистом,
Пизанелло всматривался, как отваливаются длинные чёр
ные перья из крыла ворона, и он, нахохлившись, сидит один
в лесной чаще и ждёт, когда вырастут новые — или когда он
превратится в разбойника.
116
Взгляните на рисунки Пизанелло: тут возникают из пустоты
обезьянки, кузнечики, святые, кабаны, пажи, лисы, газели,
черепахи, олени, девицы, козы, рыси, монголы, соколы, по
пугаи, младенцы, цапли, ангелы, голуби, лошади, вельможи,
верблюды, Иисус, ящерица, принц, кошка, ещё какие-то
твари.
КА,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Он видел речку и леса
Где мчится стёртая лиса
Где водит курицу червяк
Венок звонок и краковяк
НО И С Т И Н Н Ы Е
Одни искусствоведы считают Пизанелло чуть ли не первым
в западной истории рисовальщиком с натуры, а другие —
художником геральдическим.
А я думаю, что его старательно изображённые звери могут
ИСТОРИИ
оказаться заколдованными дамами и господами, а то и кем-
то помогущественнее.
ИСКУССТВА
117
В глубине этого совмещения реального и сказочного ко
ренится не что иное, как Драма, ведь четвероногие люди
с бивнями и рогами, с копытами и хвостами обязательно
отомстят своим двуногим братьям за их ловкую стрелу или
пулю!
Д рам а, метаморфоза, превратности, тревога — пользо
ваться можно любыми словами, но лучше молча смотреть.
Возможно, Пизанелло поможет нам представить другую
Д рам у, разыгравшуюся несколько веков спустя внутри
БРЕНЕР
К А г ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
тязи, а на другой — ангелочерти, богомладенцы, храмо-
звери.
Человек, держащий такую медаль в руке или, скажем, в кар
мане, может время от времени на неё глядеть, ощупывать,
согревать в кулаке или класть в рот — лелеять её как нечто
НО И С Т И Н Н Ы Е
сверхценное.
Медаль — не монета, она обладает иной обрядовостью,
чем дукат.
Медаль — двуликий кумир, заставляющий играть собой
и ставить жизнь на кон.
ИСТОРИИ
Так какой-нибудь князь, начав войну не вовремя, не зна
ет, велико ли будет его войско и улыбнётся ли ему удача,
и тревожно перебирает талисман в ладони, гадая о будущем ИСКУССТВА
119
И может случиться, что из этой точки родятся самые нео
жиданные решения и поступки, дерзкие, ошеломляющие
вылазки, невиданные любовные похождения и удивитель
ные глупости.
Но:
120
О К А Т Е КОХ
КА,
Н о у меня нашлись другие амулеты.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Давным-давно в Алма-Ате я нежданно-негаданно получил
в своё распоряжение волшебную штучку.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Подарок от друзей,
Кому она приснится,
Тот не сойдёт с ума.
ИСТОРИИ
мович Бренер, уважаемый в городе терапевт, автор двух
книг.
Он коллекционировал золотые и серебрянные монеты. ИСКУССТВА
121
Однажды я зашёл к ним в туалет пописать.
И там — на самом дне унитаза — что-то блестело.
Я запустил руку в воду и извлёк небольшое солнце.
Это была золотая монета!
Позже я узнал от отца, что дедушка в помрачении ума спу
стил в канализацию всю свою нумизматическую коллекцию.
Он погружался в сон разума.
Н о одна монетка — из того унитаза — всё-таки мне в наслед
ство досталась.
БРЕНЕР
122
Я вложил золотую крону ей в пупок, но этим мы не огра
ничились.
Она просила, чтобы я втыкал палец ей в анус во время ко
итуса — и шевелил.
Однажды она внедрила в вульву кусочек дыни — и я её
дрючил.
КА,
Возникшее трение довело нас до экстаза.
ИЛИ
Ей нравился мой шнобель — она хотела, чтобы я харил её
ТАЙНЫЕ,
носом.
Одновременно я теребил её клитор.
Ей становилось смешно, и, хихикая, она кончала.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Н о вот однажды Катя сказала, чтобы я вложил ей в орган
золотую монету.
Так я и сделал.
И там эта крона и осталась.
Совокупляясь, я ощутил на миг драгоценный металл, но тут
ИСТОРИИ
же забыл о нём.
Возможно, Катя просто хотела получить подарок.
В любом случае, она никогда не вернула мне монету. ИСКУССТВА
123
В ОС Х И Щ Е Н Н О О ПЬЕРО Д Е Л Л А Ф Р А Н Ч Е С К А ,
А О С В О ИХ С О В Р Е М Е Н Н И К А Х - РЕЗКО
124
рю, что глаз — это первое, ибо именно глаз воспринимает
вещи различными углами и познаёт и х».
Видеть и познавать вещи разными углами — вот задача!
КА,
Оно — центр сфер, и чудо из чудес,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
И тайна тайн. Направо и налево
Огромные суки поддерживают свод
Густых листов. И сумрачно и строго
Сквозь яблоко вещает голос бога,
НО И С Т И Н Н Ы Е
Что плод познанья — запрещённый плод.
ИСТОРИИ
Считается, что герцог заказал эту работу, надеясь обеспечить
божественное заступничество всему своему роду.
Сия картина содержит одно из упорнейших видений Пьеро. ИСКУССТВА
125
Вагина — око!
Удивительнейшее из таких созданий — Мадонна дель Пар-
то, или Мадонна Рожениц в Монтерки.
Тарковский показал эту фреску в «Н остальгии», и о ней
написал умную книгу Ю бер Дамиш.
Беременная дева возникает из складок шатра, раздвигаемого
двумя ангелами.
Она придерживает рукой складку-разрез в своих одеждах
роженицы — разрез, в котором заключено влагалище, раз
Б Р Е Н ЕР
126
Как говорил Филип Гастон, тревога пронизывает живопись
Пьеро делла Франческа, вечная тревога.
Что за тревога такая?
Странная и первобытная: вижу видимое!
Как явить в живописи зримые вещи, чтоб сохранилось их
первовидение?
КА,
Как показать мир, словно он только сейчас возник?
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Это — задача всего искусства от его первых шагов в пещере
до нынешнего старчества.
Малларме сказал: «П оэт — культивированный А д ам ».
Он Рай дремучий видит впервой, и Еву нагую, и Змия,
НО И С Т И Н Н Ы Е
и себя в волосах.
В Национальной галерее в Лондоне есть «Крещение Христа»
работы Пьеро делла Франческа.
Ой-ёй-ёй!
Там всё — облака, вода, листья, кора дерева, земля, одежды,
ИСТОРИИ
голое тело Христа, его борода, белый голубь, раздевающа
яся фигура в глубине, холмы — всё-всё-всё показано так,
будто сотворено только что на наших глазах. ИСКУССТВА
127
Пытка Иисусова дана лишь как одно из многих событий
мира.
М ожно об этом и забыть!
А можно и помнить вовеки!
Всё открыто, гляди куда пожелаешь.
Пьеро — величайший окомыслитель.
Страсти Христа происходят в закоулках истории — вечно.
Страсти подняли свои львиные головы и смотрят на нас, но
уста их сомкнуты.
БРЕНЕР
128
помпейской фрески, звёздную ночь над морем и народ
ную песню, костёр в лесу и безумие, философскую мысль
и сон крестьянина, высшую математику и прыжок пантеры,
трактат о перспективе и камень, учение горы Сен-Виктуар
и африканских идолов.
КА,
Пренебрегли вы древней дланью,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е .
Благословившей вас в купели,
И живы жертвенные лани,
Мечи жреца чтоб не тупели.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Вот для чего стоит ходить в музеи, оранжереи и церкви:
чтоб вообразить себе жизнь как переход с одной планеты
на другую, а оттуда на древо Иггдрасиль, не ограничиваясь
банальными определениями вроде «треченто» или «ква
троченто».
ИСТОРИИ
Как удалось П ьеро соединить в живописи убийственную
трезвость с неистовством священного опьянения?
Ответ на этот вопрос кроется в словах Эриксимаха: « П о ИСКУССТВА
129
ОБ Э Л И З А Б Е Т П ЕЙ ТО Н
130
Ук!
Ик!
Ак!
На её картинках на расстеленных пластиковых лужайках
и в бархатных лежанках валяются двуногие, которые никак
не могут сгинуть из коллективного воображения Запада.
КА,
Н о вот что смешно: Наполеон на эскизах Элизабет П ей
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
тон странным образом похож на Александра Введенского,
а Бердслей — на Даниила Хармса.
Помните:
НО И С Т И Н Н Ы Е
В широких шляпах, в длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений,
Давным-давно рассыпались вы в прах,
Как ветки облетевшие сирени.
Вы в той стране, где нет готовых форм,
ИСТОРИИ
Где всё разъято, смешано, разбито,
1де вместо неба — лишь могильный холм
И неподвижна лунная орбита. ИСКУССТВА
131
Она — умелая хозяюшка в своём кабаре и хорошая швея,
О, Элизабет, ты возвышаешься среди бумажного вороха
знаменитостей!
У тебя в руках вышивальные иголочки, и ты умело выби
раешь нужное сиятельное личико и шьёшь его иконными
нитками.
Ты вышиваешь и воздух спальни, и простынки, и наволочки,
и платочки, истрачивая в кружевную подушку превращённое
в царевича Алексея мёртвое лицо Бисмарка,
БРЕНЕР
132
К счастью, вмешательства остаются вмешательстами, и кук
ла никому не позволяет вставить палец в свой тайный пупок,
спрятанный под слоем потрескавшихся белил.
Так что, несмотря ни на какие вмешательства, во всех вы
шивках швеи и нарядах куклы проступает коричневый
грунт других смыслов, и никогда нельзя понять, что она
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
действительно говорит и о чём думает, и выходит, что её
тон положительный становится вдруг вопросительным,
а вопросительный — отрицательным, и наоборот, а потом
она и вовсе замолкает, впадает в пустяки или в скороговор
ку — странно и многозначительно.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Поэтому в делах швеи есть не то, что все видят и все знают,
а что-то другое, что рассыпается от одного взгляда тех, кто
смотрит.
А иногда она и вовсе прячет то, что делает, от знающего
взгляда — шмыг под подушку.
ИСТОРИИ
— За это я и люблю потрескавшуюся куклу Элизабет, —
говорит Ка.
ИСКУССТВА
133
ОБ О Д Н О М ПОРТРЕТЕ ГИРЛАНДАЙО
134
Предрасполагающими факторами для этой патологии счи
таются резкие перепады температуры, запылённость или
излишняя влажность воздуха.
Прогрессируя, ринофима достигает чудовищных размеров,
ужасно деформируя нос, затрудняя дыхание и даже приём
пищи.
К А,
Старик поражён этим недугом, лик его изуродован.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Н о не это важно.
Важен взгляд старика, устремлённый на мальчика.
И ответный взгляд мальчика на старика.
Дед держит внука на руках, глядя на него со сдержанным
НО И С Т И Н Н Ы Е
восхищением и одновременно с затаённой грустью.
О чём он думает?
О детстве, о старости?
Или просто любуется чистым личиком внука?
А мальчик — с золотыми кудрями, в красной шапочке,
ИСТОРИИ
очень красивый — доверительно держится за дедушку
и тоже глядит на него.
Что же он видит? ИСКУССТВА
Нос-ринофиму?
Или любимое, родимое существо?
М удрого, доброго дедушку?
Иногда невозможно отвести глаз от аномалии.
Н о когда любишь, даже аномалия прекрасна!
Сквозь открытое окно виден пейзаж — долина, по которой
лентой вьётся река.
В пейзаже — дерево, повреждённое бурей.
135
Вдали возвышаются холмы и какие-то загадочные, призрач
ные скалы.
Это — картина Гирландайо.
Она находится в Лувре.
Название: Ккгагсо <11уессЫо соп шросе — «П ортрет ста
рика с внуком».
Сущность этого двойного портрета — любовное всматри
вание.
Вот так же и я, член тёмного детского союза, сидел когда-то
БРЕНЕР
и всматривался во что-то.
В нос-клубнику?
АЛЕКСАНДР
В мир-сортир?
В загадку всего?
Прекрасно тут или ужасно?
У Рильке есть великое определение детства: « М У Д Р О Е
Н ЕЗН АН И Е Д Е Т Е Й ».
Дети часто так одиноки в мире взрослых!
И порой они сконфужены: не знают, куда и на что им смо
треть.
Как сказал поэт: «К то мы такие? М ы школьники, которые
не учатся».
М ы занимаем друг у друга деньжата и торгуем милой пор
нушкой, зашифровывая в животно-трусливые формулы
могучее, опасное, запретное понятие Любви.
Ринофима — распухший орган с наростами — из всех некра
сивостей мира она, наверное, самая невинная.
Она даже чудесна, как горб или безногость.
136
Современный мир гораздо уродливей любой ринофимы.
Каждый день инфантильное вопрошание скребётся во мне:
когда же я наконец получу в подарок красоту мира?
Н а миг эта красота вспыхивает, как во встряхнутом калей
доскопе.
И почему я так и не научился смотреть с любовью в глаза
КА,
дедушки, матери, отца, сына, мира?!
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Я недоумеваю.
Моя ринофима, кажется, разрослась так, что уже ни вздох
нуть, ни охнуть.
Но, как сказал Рене Ш ар: «Когда картошка перестанет ра
НО И С Т И Н Н Ы Е
сти в земле, мы будем на этой земле танцевать. Таково наше
право и легкомыслие».
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
137
О БОСХЕ
138
сложенных губах, что заставило произнести: « Э ! Тут дело
неспроста! Это или красивейшая из дочерей Украины, или
дочь неба. Неладно и так, и этак».
Так и у Босха; дочери неба, сыны сатаны — поди разберись!
У него всё «бабушка надвое сказала»: может быть, парадиз,
а может, паразит.
К А, И Л И Т А Й Н Ы Е ,
Богочеловечество чертей кричит: «Бросьте свои крысятни-
ки!», «Скорее на волю!» — и захлёбывается в углероде.
Человек отнял поверхность земного шара у мудрой общины
зверей и растений и сейчас испепеляет себя, а может, сам
становится зверобогом?
НО И С Т И Н Н Ы Е
Вчера я был на вернисаже в цюрихском Кунстхалле: там
стоял огромный, раздутый, пластмассовый куратор Ханс-
Ульрих Обрист-Вий, окружённый крошечными пластмас
совыми мальчиками и девочками — дьявольское отродье!
М ы с Варварой стали плясать и раздеваться, чтоб не под
ИСТОРИИ
пасть под их морок, и они тут же вызвали сиволапых ох
ранников.
Тогда мы сняли с ног наши протухшие башмаки и припали ИСКУССТВА
139
Н о Крысолов верховный «кры са» вскрикнул
И кинулся, лаем залившись, за «кры сой» —
И вот уже в лапах небога,
И зыбятся свечи у гроба.
140
О, М А Н Т Е Н Ь Я !
КА,
великие художники — пугающи?
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Вот Мазаччо: от его мужиков — суровых, неумолимых,
лютых, простодушных — поблажек не жди.
Вот Ван Эйк: он рисует сгариков-процентщиков и измучен
ных раскольниковых!
НО И С Т И Н Н Ы Е
Вот Микеланджело: гирлянды из мускулатуры, как в мясной
лавке.
Вот Гольбейн: пренеприятные мертвецы.
Вот Брейгель: указка на слепоту человечества.
Вот Пуссен: замороженный балет страстей.
ИСТОРИИ
Вот Энгр: ящеры-одалиски.
Вот Дега: он сказал, что живопись требует такого же обма
на, злобы и изощрённости, как удачное преступление. ИСКУССТВА
141
Наоборот: чтобы короче были муки, чтобы убить наверня
ка, они берут нас в свои руки самого лучшего стрелка.
Н о наистрашнейший из всех — Мантенья!
Он высокомерен, не протягивает руку зрителю, а бросает
его на произвол судьбы в своей каменной зоне, откуда не
видно выхода.
Эта область дика, скалиста, бесплодна.
М антенья открывает под нежной кожей европейского
художества пугающий костяк: военизированный лагерь
БРЕНЕР
классического искусства.
Там муш труют, загоняют в строй, пытают, прибивают
АЛЕКСАНДР
к кресту.
Там всё каменное, железное.
Не только орудия, не только почва — плоть у него из камня!
Кремень, валун, плитняк — это и есть живопись Мантеньи,
её форма и содержание.
Камень торчит, дыбится, принимает разнообразные формы,
прикидывается человеком и деревом, трескается, крошится,
ломается на куски, падает на землю и на голову зрителя.
У мантеньевского камня грандиозная сила — куда более
упорная, необоримая и неуправляемая, чем животная или
растительная.
Как сказал Борхес: «Н ет ничего, что стояло бы на камнях,
всё стоит на песке. Н о наш долг строить из песка, как из
камня».
А стоики учили, что человеку не мешало бы стать камнем.
Или это:
142
Кружевом, камень, будь
И паутиной стань:
Неба пустую грудь
Тонкой иглою рань.
КА,
стремления ввысь.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Н о он и низвергается, как горный обвал.
Камень может быть глыбой, утёсом, обработанным бло
ком, зданием, аркой, крышкой гроба, статуей, кружевом
и паутиной, а потом вдруг делается развалиной, осколком
НО И С Т И Н Н Ы Е
колонны, крошкой.
Каменеет природа: деревья, горы, звери.
Окаменевает культура.
И да: песчаник, мрамор и гранит подвержены разрушению,
а Мантенья влюблён в разрушение — древних статуй, скал,
ИСТОРИИ
крепостей, человека.
Окаменение и разрушение — главные темы Мантеньи.
Ни один фашистский художник не способен был на такую ИСКУССТВА
143
Глумление на каждом шагу... Невыносимо смотреть?.. Так
вот же — смотрите: здесь только камень и смерть».
«Триумфы Цезаря» — апофеоз военного лагеря в искусстве.
Это произведение старика Мантеньи — самое ужасное во
всей истории живописи.
Там на девяти трёхметровых холстах изображено шествие
завоевателя мира: колонной идут воины, стучат копытами
конники, бегут покорные рабы — несут младенцев и трофеи,
плетутся пленники, семенят заложники, солдаты тащат копья,
БРЕНЕР
своей жизни.
Это — образ покорённого и поставленного в строй чело
вечества.
Хаос тел и вещей переходит в космос казармы и парада.
Ж ивопись, по мысли Мантеньи, должна быть такой же
твёрдой и неумолимой, как скульптура.
Мантенья уважал Донателло.
Это было его зрение: живопись-как-скульптура, как бронзо
вый барельеф, отполированная, как мрамор, материальная,
как скала.
Я испугался, увидев в детстве «Оплакивание мёртвого Х р и
ста» : окаменевшее тело, каменеющие лица.
Мантенью уважали Беккет и Тарковский — все трое испы
тывали отвращение к обществу.
На картины Мантеньи нужно смотреть долго-долго, пока
не умрёшь от жажды или не помудреешь.
144
Как сказал платоновский Сократ: «Х орош о было бы, Ага
фон, если бы мудрость имела свойство перетекать, как
только мы прикоснёмся друг к другу, из того, кто полон ею,
в того, кто пуст, как перетекает вода по шерстяной нитке из
полного сосуда в пустой».
Н о в каменном мире Мантеньи вода — озёра и слёзы —
КА
, ИЛИ
превращается в солончаки, застывает.
Впрочем, есть одно исключение в его каменном стиле.
ТАЙНЫЕ,
Это — изображения Мадонны с младенцем: там нежная
лепестковая плоть; теплота, шелковистость, ласка; в камнях
пробиваются аленькие цветочки.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Это — мантеньевский маньеризм, ахиллесова пята в суро
вом утёсе:
ИСТОРИИ
Утром в путь она умчалась рано,
П о лазури весело играя;
ИСКУССТВА
145
О СОВРЕМЕННЫХ КАМНЯХ
А сердце?
Сердце?
Недавно моя мать ушла в камень.
Несколько лет назад у неё в животе начала набухать и ра
сти каменная опухоль — сначала величиной с горошину,
а потом больше и больше.
Н о она об этом не хотела знать.
Опухоль росла, как чудовищный каменный цветок, набирая
силу, чтоб убить мою маму.
Однажды утром, обессилев, она упала в обморок и сломала
себе шейку бедра.
Это случается со стариками.
Её увезли в каменную израильскую больницу, набитую
каменеющими и разваливающимися телами.
Там ей сделали операцию на бедро, но камень в животе не
удалили.
146
И он рос и рос, словно каменная столица Российской им
перии — город Санкт-Петербург, построенный рабами-
каменотёсами.
Теперь моя мама не могла уже не замечать этого каменного
нароста — её живот вспучился, как купол Исаакиевского
собора.
К А,
Она больше не ходила без чужой помощи и даже нужду
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
стала справлять под себя.
Она и сейчас там, в этом Израиле — стране из сплошного
халтурного камня.
Мама!
НО И С Т И Н Н Ы Е
Она почти не говорит, не встаёт, глаза её закрыты, голова
падает набок.
М ой сын Женя ухаживает за ней.
М ама почти ничего не ест, зато камень съедает её.
Она уже еле дышит, а я всё не еду в Израиль.
ИСТОРИИ
Боюсь увидеть эту каменную зубодробительную страну.
Боюсь посмотреть на свою окаменевшую маму: вдруг тоже
окаменею? ИСКУССТВА
Трус...
Всё вокруг превращается в камень, а я — в мягкого, бояз
ливого зверя.
Так я расхожусь с каменным миром в противоположные
стороны.
М ожет быть, лучше стать камнем?
Как сказал Рене Ш ар: « Д ол го плакать в одиночестве по
могает» .
147
О ТОМ, КАК Л ЕО Н АРД О СМ О ТРЕЛ В ОКНО
ем с богом до миротворения».
Список начатых и брошенных работ Леонардо — в живопи
АЛЕКСАНДР
148
Я и сам, мелкий, частенько бросаю всё и гляжу бездумно
в окошко.
Н о Леонардо, как известно, сказал: «Кто мало думает, мно
го ошибается».
Не стоит забывать и его девиз: « Н 05 Т Ш А Т О И С О Я Е » —
«упорная строгость».
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Так о чем же он думал, глядя в окошко?
Вот, я воображаю его: недоступный и странный, как лев,
лежащий в своей клетке, почти прижимаясь к железным
прутьям каменного узилища — Леонардо, прильнувший
к оконцу.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Его неподвижность завораживает.
Что происходит в этой великолепной мощной голове, за
этой печальной мордой, хранящей выражение замкнутого
превосходства и восхитительной отрешенности. — несмо
тря на всю подчинённость его положения, на зависимость
ИСТОРИИ
от королей и хозяев зверинца?
Однажды Леонардо написал: «Ребёнок хочет стать отро
ком, отрок — юношей, юноша — мужем, но на самом деле ИСКУССТВА
149
0 . да!
М ожет, это и есть свойство гения; делая что-то, думать
о чём-то другом?
Сам Леонардо сказал: «Чтобы понять образование вещей,
нужно смотреть на облака».
И ещё: «Т о, что не имеет границ, не имеет и формы ».
Значит, он созерцал в окошко безграничную бесформен
ность облаков?
Без лиших слов, с упорной строгостью!
БРЕНЕР
линку.
2. Собрать всю Вселенную воедино, не пропустив ни пы
линки.
И ещё: «Большинство людей гораздо чаще видит рассуд
ком, нежели глазами. Вместо цветовых поверхностей они
различают понятия. Тянущаяся ввысь белесая кубическая
форма, испещрённая бликами стёкол, моментально стано
вится для них зданием: З Д А Н И Е М ! Что значит: сложной
идеей, своего рода комбинацией абстрактных свойств. Если
они движутся, смещение оконных рядов, развёртывание по
верхностей, непрерывно преображающие их восприятие, от
них ускользают — ибо понятие не меняется. Воспринимать
им свойственно скорее посредством слов, нежели с помо
щью сетчатки, и так неумело они подходят к предметам, так
смутно представляют радости и страдания разборчивого
взгляда, что они придумали К РА С И В Ы Е Л А Н Д Ш А Ф Т Ы .
150
Прочее им неведомо. Зато здесь они упиваются понятием,
необычайно щедрым на слова».
Леонардо, конечно, знал об этом зрительном дефекте боль
шинства людей.
Поэтому сам он всегда начинал с облаков в окошке.
Вот что пишет об облаке Юбер Дамиш: «О н о представля
КА,
ет материал, если не орудие, конструкции и в то же время
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
обеспечивает переход с земного регистра на небесный, а так
же способствует фигуративным и пластическим эффектам,
о которых не даст отчёта ссылка на порядок естественной
реальности или сверхъестественного вйдения».
НО И С Т И Н Н Ы Е
Поэтому Леонардо любил облака?
Вещи же, которые возникали в результате его художнических
и учёных трудов, как и всякие вещи, склонны были тащить на
себе груз понятий, и потому Леонардо бросал их на полпути.
Он старался быть не понятийным человеком, а пристально
ИСТОРИИ
смотреть на мир: как он там шевелится, бежит, застывает,
колеблется, покрывается дымкой.
Ещё он любил произносить элементарные звуки: и и и и и и. ИСКУССТВА
Или: э э э э э.
Или: у у у у.
Или: а а а.
Поэтому однажды он назвал себя полу-шутя, полу-серьёзно
ОМ О 5А К 2 А Ь Е Т Т Е К Е — «неучёный человек».
Глубокоуважаемый
Вагоноуважатый!
151
Вагоноуважаемый
Глубокоуважатый!
Во что бы то ни стало
Мне надо выходить.
Нельзя ли у трамвала
Вокзай остановить?
БРЕНЕР
АЛЕКСАНДР
152
О БАРТЛБИ
КА,
уже не на облака, а просто на голую кирпичную стену.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
В этом и заключался скандал.
Ведь он, этот писец из рассказа Мелвилла, восхитивший со
временных философов, безмолвно зовёт всех нас задуматься
о его смотрении и, может быть, даже последовать за ним по
НО И С Т И Н Н Ы Е
этой тропинке.
Взгляд, каким он взирает на окружающую его уолл-стри-
товскую цивилизацию, исполнен глубокого равнодушия.
Что же оно означает?
Если вы не думаете, что Бартлби — сумасшедший, или за
ИСТОРИИ
нуда, или лицедей, или отказчик, или какой-нибудь худож-
ник-перформансист, а действительно, как говорит Агамбен,
экспериментатор, или, как говорит Делёз, новый Христос, то ИСКУССТВА
153
В ночи я слышу шорох жуткий,
И при большой оранжевой луне
Уходят в камни наши души*
154
Попробуйте — воззритесь на них*
Что с вами будет?
Если вы готовы, то вот вам мой совет: избегайте глянцевых
стен и слишком новых.
Матовая и потрескавшаяся стена — это то, что вам нужно.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
155
О ДЮРЕРЕ И ЧУВСТВЕ НЕРЕАЛЬНОСТИ
156
Н о капли быстро просохли.
Засыпая, мальчик подумал: «А н гел — да был ли он?
И существуют ли они вообще?»
А потом: «Скоро я тоже исчезну, как будто и меня не было».
Все предметы в тёмной комнате представились ему беспо
лезными.
КА,
Утром он очнулся и вспомнил о видении.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Через окно проникал солнечный луч, в котором плавали
пылинки.
Альбрехт сообразил: «Э то все, что осталось от Ангела».
Мысль повергла его в печаль, которая развеялась к завтраку.
НО И С Т И Н Н Ы Е
В полдень Альбрехт забрался на сосну.
С ветки он созерцал окрестности — и вдруг увидел лошадь.
Конь мирно щипал траву, но что-то заставило мальчика
повнимательней присмотреться к зверю.
Ах! — то была не лошадь, а её скелет!
ИСТОРИИ
Кривые рёбра белели, пустыми глазницами пялился длин
нющий череп.
А мощный член коня палкой свисал к траве. ИСКУССТВА
157
О ДЖОНАТАНЕ БРЭГДОНЕ
158
Это — обмен вещества с пустотой.
Так возникает пространственное биение (слово Хлебникова).
Сила атмосферы сочетается с силой облака примерно так,
как соотносятся ударные и неударные места в стихе.
Силы не тершгг слитности и остановки, как отдельные слова
не любят слипаться в одно и выговариваться без ударений.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Силы сопрягаются, но тут же и разрываются — с ударения
ми на местах разрыва.
Силы подобны водоворотам, о которых пишет Агамбен.
Силы, учит Хлебников, организуются по правилу пушек:
взять дыру и облить её чугуном.
НО И С Т И Н Н Ы Е
А потом из чугунной дыры летит снаряд и крушит стены
крепости.
В рисунках Брэгдона нет пушек и стен — только чертежи сил.
Весомость стен крепости отсутствует в чертеже, зато в нём
открываются силовые векторы — как в каркасной системе
ИСТОРИИ
готического собора.
Зачем обязательно чугун и камень?
Лучше писк и острота крыла ласточки. ИСКУССТВА
159
вертикальная, косице-переплетающаяся, ветрозависимая,
игольчато-пушистая.
г. Сила животных: волнообразная, морщинисто-щетини
стая, бурдюкоподобная, бочковидная, переливающаяся,
панцироносная, чешуйчатая, перисто-узорчатая, рогато-вет
вистая, мохнато-плешивая.
3. Сила гор: скалисто-древесная, складчато-готическая, тра
вянисто-облезлая, корневидная, извилисто-лобная.
4. Сила воздуха: струйчато-линеарная, облачно-пухлая, пу
БРЕНЕР
звонно-бездонная.
5. Сила людей: глазо-носо-ротоотверстая, гладкостен-
но-рыхлая, волосисто-волнистая, мускульно-напряжённая,
пропорционально-непропорциональная, жесто-вырази
тельная, каллиграфическо-иконическая.
6. Сила одежд: готическо-складчатая, зигзагосломанная,
ритмообразующая, прихотливо-упорядоченная, каллигра
фическо-орнаментальная, арабеско-резкая, послушно-не
послушная.
Дюрер был Бахом силовых чертежей!
А мы живём в дрянном мусоре вещей.
Джонатан Брэгдон, наш современник, знает, что воздушные
замки давно уже заменены доходными домами — внучаты
ми племянниками замков.
Замки в Средние века стояли особняком, окружённые си
лами воздуха, привлекая к себе силу дальнего странника.
160
А мы сегодня, увы, сплющены силой доходных домов и
давно уже не странники, а бессильные засранники.
Брэгдон понимает это и стараегся напомнить нам о мисте
рии свободных сил.
Это и есть его заслуга: демонстрация пропасти между кра
сотой разгульных сил, стоящих за телами, и нереальностью
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
тел под гнётом вещей.
Прав Хлебников: «Только немногие заметили, что вверить
улицы союзу алчности и глупости домовладельцев и дать
им право строить дома — значит без вины вести жизнь
одиночного заключения, где чудовище жадности тёмной
НО И С Т И Н Н Ы Е
и чужой воли идёт к сомнительным целям».
Необходимо заново освободить силы земли!
Всё выпустить на волю: слова, реки, мысли, травы, образы,
городища...
Прекрасен анекдот, ходивший о Дюрере при его жизни.
ИСТОРИИ
Написал однажды Альбрехт автопортрет и выставил сушить
ся на солнце.
К картине подбежал пёс художника — и стал лизать полот ИСКУССТВА
161
О ПРОВОЛОЧНЫХ МЕРСЕДЕСАХ
162
Этим мальчуганам позавидовал бы Генри Ф орд, будь он
жив!
И м бы позавидовали Отто Лилиенталь, братья Райт, М о
жайский и Туполев!
И м бы позавидовал Александр Колдер!
Колдер знаменит не только своими мобилями, но и прово
К А,
лочными фигурками — карикатурами в воздухе.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Его проволоки — уродцы и акробатики, носачи и горбу
ны — меняют свои контуры, если смотреть на них под раз
ными углами.
Н о мальчишки из Бурунди лучше!
НО И С Т И Н Н Ы Е
Они всю мировую технику превращают в проволочную
паутину, сидя на красной африканской земле и попукивая,
а не потея на заводах, в ангарах, конструкторских бюро
и мастерских.
Они в своих рваных кедах шевелят пыльными пальцами
ИСТОРИИ
и изобретают заново кадиллаки и боинги, шкоды и хар-
ли-дэвидсоны, и летают по воздуху на своих проволочных
роллс-ройсах, ямахах и аэробусах — исключительно в своём ИСКУССТВА
воображении!
И м не надо ехать в аэропорт, пропитанный запахом ката
строфы.
И м не надо проходить паспортный контроль и вытряхивать
карманы перед пограничником.
Они — не послушные граждане, туристы и бизнесмены,
совершающими деловые, познавательные или оздорови
тельные поездки в Европу или Индию.
163
Карарчи!
Чинарчи!
И м даже не нужно называть себя художниками!
Х отя бы одно лето они могут беспечно мастерить свои
проволочные машинки, которые в тысячу раз лучше всего
современного худопромысла.
Хотя бы один солнечный день этим ребятам не нужно ду
мать об училище, фабрике, униформе, карьере сержанта
или контрабандиста, а мож но свиристеть как мотылёк,
А Л Е К С А Н Д Р Б'РЕ Н ЕР
164
Вы видите эти каркасики, заполненные ветром выдумки?
Вы видите лёгкую и счастливую руку художника, хотя под
писи под творением нет?
Вы прячете эти детские загибы в музее?
Или вы хотите последовать их логике?
Почему бы вам не сесть в эти аэропланчики и не умчаться
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
на свою родину — в Малолетство, в Сызмальство, в Непо
ловозрел ость?
Просто и мило.
Цюрих имеет много художественных сокровищ, золотых
слитков и стратегических умов в клетках — так зачем ему
НО И С Т И Н Н Ы Е
ещё эти проволочные забавы?
Ускачем на них в недоступное место!
Украсть у Цюриха эти шутки — вовсе не то же самое, что
отнять у бедняка его последнюю овечку.
Мбомбази!
ИСТОРИИ
Изамбо!
Тпру!
Музей народного искусства находится в старом ботаниче ИСКУССТВА
165
О СТАРИКЕ ТИЦИАНЕ
На туристическую до-сто-при-ме-ча-тельность.
Н а какой-нибудь прыщик.
Н а рожу президента.
Н а красный свет светофора.
Н а собственный кал в унитазе.
Н а старость в зеркале.
Н а знаменитость в музее.
Н а богатство о-л-и-г-а-р-х-о-в.
Н а нищих се-бя.
Н а зверей в зоопарке.
Смотрят, чтоб не проглотить ненароком кость рыбы.
Правильно сказал Домье: «Смотреть — не видеть».
С этим высказыванием согласился бы и старик Тициан.
Видеть — прозревать.
Изучив в Риме манеру Микеланджело и Рафаэля, Тициан не
пошёл по следам этих двух гениев, превзошедших природу.
166
Они, неустанно упражняясь в рисунке, довели до совершен-
ства естественные формы.
Следуя им, Энгр советовал молодому Дега: «Рисуйте как
можно больше линий, следуя заветам древних».
Перенесённая в живопись линия даёт контур, который за
полняется цветом.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Так работали не только Микеланджело и Рафаэль, но и мно
гие другие: контур — квинтэссенция, цвет — компонента.
Контур полагался мужским началом, определяющим фор
му, а цвет — женственной, податливой ипостасью.
Н о старик Тициан с этим взглядом на вещи решительно
НО И С Т И Н Н Ы Е
разошёлся.
Цвет у него стал материей, душой, альфой и омегой, суб
станцией живописного видения.
Мазок Тициана разрушает жёсткий контур и превращает
цвет в форму, снимая старую оппозицию контура и коло
ИСТОРИИ
рита.
П оэтом у Тициана считают предтечей импрессионизма
и экспрессионизма. ИСКУССТВА
167
Он к этому шёл, учась у Джорджоне.
А у него самого этому учился Тёрнер.
А про Микеланджело и Рафаэля он сказал: « У меня всё
равно так хорошо, как у них, не получится, так зачем мне
быть их подражателем? Мы уж сами с усами».
Ж ивопись Тициана странна: оргии плоти растворяются
в бесплотности, в туманной плотности краски.
Вот это и есть умение видеть мир, а не смотреть на вещи,
как покупатель в обувном магазине.
БРЕНЕР
168
Болото — глубокая впадина
Огромного ока земли.
КА,
а чёткие границы между телами и вещами, ведь так легче
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
глядеть и покупать.
Одна королева советовала своим придворным рассматри
вать картины Тициана с некоторого расстояния и при хоро
шем освещении, чтобы всё не терялось в мути.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Современники ставили ранние работы Тициана выше позд
них: слишком уж много в поздних пара, мглы, фата-морганы,
курева и дымки.
Считалось, что у старика дрожат руки и он разучился за
канчивать вещи.
ИСТОРИИ
Болтали также, что хороший немец Эмануэль — помощник
мастера — старательно пишет полотна, а Тициан за один
присест переписывает написанное в недописанное. ИСКУССТВА
169
эту прекрасную живопись ещё больше, то мои одежды на
картине оказались бы в сто раз великолепнее и могли бы
тягаться с наилучшим шёлком, бархатом и парчой».
Браво!
Только в начале го-го века, когда люди уже понюхали дикие
цветочки модернизма, научились ценить и позднюю разве-
ществлённую манеру Тициана.
Известно, что он писал пальцами, словно формовал тела из
глины, как сам Господь Бог.
БРЕНЕР
170
О ЛУЧШЕМ СПОСОБЕ КОИТУСА
КА,
новски.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
То есть: смыкаю веки и погружаюсь в невыговариваемую
глушь.
Муть морская поднимается со дна и всё застилает.
М ой член входит в вагину возлюбленной, но моё внутрен
НО И С Т И Н Н Ы Е
нее око далеко — в подводных течениях пучины.
Никогда во время соитий не открывай глаза, друг, не пы
тайся узнать, что там наяву происходит.
А то откроешь — а царевна стала лягушкой!
Лучше всматривайся в муть.
ИСТОРИИ
Из неё всплывёт то ли коралловый риф, то ли Суламифь.
Очертания неясны — то рог выступит, то грудь, то хвост.
Н о в подводной глуби, где мы с тобой, всё идеально. ИСКУССТВА
17*1
Зато она впитала в себя соль океана и лёгкость катамарана,
суть всех муз, медуз, знатных особ и подзаборных зазноб.
Она — не житейская.
Она — С В Е Р Х Ъ Е С Т Е С Т В Е Н Н О Е Я В Л Е Н И Е .
А всякие там верования и обряды ей чужды, ибо они —
лишнее.
Есть только мгла и она.
И волнуется пелена.
Ах, это чудесное тициановское слово: совокупление.
БРЕНЕР
172
Н о именно поэтому нам и следует раз навсегда забыть
о правителях с их самовлюблённой душонкой и отврати
тельной внешностью и полностью отдаться совокуплениям
с нашими прекрасными образами.
Как сказал Велимир:
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Бобэоби пелись губы...
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
173
О ПЛЕБЕЕ КА Р А В А ДЖО
И О МОЁМ К НЕМУ Х А Д ЖЕ
174
Хороший искусствовед Чарльз Демпси считает Караваджо
подонком и трусом, ибо, согласно архивным данным, он
нападал на людей со спины и прикончил лежащего на земле
противника*
К А,
Зелёный огонёк;
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
На шею нацепил турецкий
Узорчатый платок.
Он богохульствует, бормочет
НО И С Т И Н Н Ы Е
Несвязные слова;
Он исповедываться хочет —
Н о согрешить сперва.
ИСТОРИИ
официанта — из-за каких-то неудовлетворительных арти
шоков.
Он был подвержен припадкам ярости и обожал драки. ИСКУССТВА
175
Недруги болтали, что он не мастер, а умелый штукарь-про-
фанатор.
Так что неудивительно, что Караваджо всегда ходил с под
битым глазом и частенько спасался бегством.
Впрочем, он был знаменит — как новатор в искусстве
и скандалист в жизни.
Его неуправляемое поведение, нежелание уживаться с дурака
ми и лицемерами, его пещерные темные картины и вспышки
бешенства, его грубые, вульгарные персонажи, ничуть не
БРЕНЕР
176
Он сказал: «П исать цветы так же сложно, как и фигуры ».
Якоб Буркхардт отозвался о его манере: «Кусающая и бес
покойная светоживопись».
А Роберто Лонги определил: «Плебейский мастер».
Работавший в семнадцатом веке, когда итальянское искусство
уже подпало под гнёт Академии, где с дотошной занудностью
К А, И Л И Т А Й Н Ы Е ,
учили как и что писать, как и что видеть, Караваджо не при
нял эти условности, не подчинился нормализации, плевать
хотел на правила хорошего вкуса и учёные наставления.
Сей пещерный, животный, болезненный, ликующий, ду
шераздирающий реалист не щадил своих врагов в тёмных
НО И С Т И Н Н Ы Е
закоулках Неаполя, но столь же беспощадно атаковал он
все писаные руководства, доктрины школ и заветы знаме
нитостей.
Ни упражнения в рисунке с натуры, ни ученичество у древ
них, ни трактаты авторитетов Возрождения не вызывали
ИСТОРИИ
в нём ни малейшего почтения.
Караваджо не делал подготовительных штудий, потешал
ся над классическими статуями, воротил нос от творений ИСКУССТВА
177
Как сказал один стародавний критик о «М ед узе» Кара
ваджо: « У неё такое выражение, словно ей вырывают зубы».
Этот плебейский Микеланджело сотворил в европейском
искусстве небывалый феномен — иконоборческий образ.
Он сорвал святых с литургических небес.
Он поместил Вездесущего в катакомбы.
Он узрел красоту не в богочеловеке и не в князь-человеке,
а в слепом порыве костей, мяса, мускулов, кожи.
Живопись его возбуждает и религиозный экстаз, и духовное
БРЕНЕР
отвращение.
Он и сам был таков: паяц и боец.
АЛЕКСАНДР
178
М ежду персонажами храмовой живописи и ублюдочными
натурщиками виден вопиющий зазор.
Он изображал распущенную девицу — вероятно, свою лю-
бовницу-проститутку Лену — с руками, сложенными на
коленях, со влажными от мытья волосами, с каким-то фаль
шиво-смиренным выражением лица, с драгоценностями,
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
рассыпанными по полу — а зритель должен был поверить,
что это кающаяся Магдалина!
Этот картёжник по имени Караваджо не стеснялся ничего.
Он писал двойной, парадоксальный образ: того, что проис
ходило в его комнатёнке — и в священной истории.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Ситуация в мастерской художника и воображаемый мир
картины на миг совпадали, но не до конца.
Сакральная история представала в профанном обличьи.
М ожет, Караваджо хотел показать актуальность прошло
го, перенося его в настоящее, с современными костюмами
ИСТОРИИ
и атрибутами?
Возможно, он идентифицировал библейские истории с се
годняшним днём? ИСКУССТВА
Или он потешался?
Театр жизни плебея Караваджо — без надежды и страха.
В отличие от Пуссена, который стремился к археологически
точному воспроизведению костюмов в своей мифо-истори
ческой живописи, Караваджо перемешивал современные
и древние одежды.
Подобная живопись — противоположность академизма.
В академизме рассказываемая история и живописный образ
179
тяготеют к глянцевому, раболепному, школьному тожде
ству, а у Караваджо легенда и изображение разрываются
и возникает странное зияние.
1де мы: в театре?
В мастерской?
В древней истории?
В кошмаре?
В профанном анекдоте?
Как сказал один автор о Караваджо: «Его живопись сильна,
БРЕНЕР
180
А может, он покорно срисовывал то, что видел с помощью
камеры-обскуры?
Караваджо расхохотался бы над всеми этими домыслами.
Его захватывала не реальность вещей, а действительность
опыта.
Он не подчинялся идеям и правилам, а показывал своё соб
КА,
ственное неслыханное восприятие мира.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Такого до него не смел делать никто.
Пикассо сказал: « В искусстве можно научиться всему, кро
ме техники».
И действительно: учат идеям, сюжетам, вбивают в голову
НО И С Т И Н Н Ы Е
правила и стили.
Н о великие мастера всегда пересматривали каноны, заводи
ли свои техники — и с ними из-за их величия соглашались.
Художники были чем-то вроде монахов, следующих заветам
святых отцов, или вроде ортодоксальных евреев — все до
ИСТОРИИ
рожки для них размечены, все идеи даны богом и традицией.
И вдруг является Караваджо — этакий бешеный Аввакум,
непутёвый Спиноза! ИСКУССТВА
181
Ведь мрак — это не ад Мемлинга, не Страшный суд Синьо
релли.
Там ад упорядочен, пекло вписано в миротворенье.
Настоящий мрак и хаос — это кавардак в доме, громыхаю
щие соседи, нагрянувшие хамы, вонючие люди в купе.
Мрак и хаос — отсутствие того самого порядка, который
обещает искусство.
У Караваджо мрак как у Достоевского или Сологуба!
Такое понимание реальности не одобрялось в семнадцатом
БРЕНЕР
182
К нищим духом — вот куда он заглянул.
К малым сим!
То есть самым неожиданным образом этот безбожник
и убийца, этот великий грешник оказался ближе к Христу,
чем Эль Греко или кардиналы.
Ведь чтобы узнать в молодом бродяге, изображённом в
К А,
«Ужине в Эммаусе», Спасителя человечества, нужно было
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
действительно всмотреться в лицо человеческое и в челове
чью душу.
И, всматриваясь, Караваджо открыл, что в мужицком жесте,
в искривлённом страдальческом рте, в рассеянном сумасшед
НО И С Т И Н Н Ы Е
шем взоре, в почерневших ступнях, в рваных локтях, в клоч
коватых бородах, в нелепых позах, в падении, в отщепенстве,
в косноязычии и бессмыслице скрыты Предтеча и Знамение.
Убожество нищих, беззащитный сон голого мальчика — вот
что взяло его за горло.
ИСТОРИИ
В тесной пещере, где прятались от мировой непогоды бро
дяги и увечные, в этой легкомысленной темноте, где жгли
косгёр и жарили хлебные корки, где угощались бражкой ИСКУССТВА
183
Тут — сброд, тут — неуют и опасность, но если кто-то у
кого-то украл, и его уличили, то воришка добродушно спра
шивал: « А разве нельзя? Христос сказал — м ож но!»
И все смеялись.
И снова неровный, угрожающий свет выхватывал из мра
ка онтологически неважные вещи: червоточину на яблоке,
пожелтевший виноградный листок, дыру на плаще, лоша
диную морду, ногти с чёрной каймой...
И вдруг запахло откуда-то из угла мёртвым Лазарем, и его
БРЕНЕР
на чужом теле.
— Хватит? — спросил.
— Хватит, батька, хватит, — отвечал другой, раздавленный
голос.
И оба подсчитывали сломанные рёбра.
Босяки и блудницы стояли кругом, раздвигая мокрые чёр
ные губы, показывая стёртые зубы, отмахиваясь от мух.
Оплакивали мёртвую девушку, уже тронутую тленьем.
Здесь же, чуть в стороне, стоял с кистями он, Караваджо,
хороший степной зверь.
Бог создал высокие небеса, бог создал Солнце — много чего
Бог создал.
Н о зверь Караваджо, весь чёрный, с красивыми блестящи
ми глазами, любил только пещеру и пещерных тварей.
В этой пещере он спал, рисовал, любил, буйствовал, а потом
вдруг ложился на землю, прикладывал к ней ухо, и когда
184
пьяные и уставшие от печали люди спрашивали, что же он
делает, отвечал: « Я слушаю, как ангелы поют там, внизу.
Хорош о как!»
КА,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
*
185
ОБ « У Ж И Н Е В ЭММАУСЕ»
186
Н о он тотчас исчез.
Картина Караваджо изображает двух изнурённых стариков
в дырявом платье, обалдевших от появления Спасителя —
странного молодого человека с женским безбородым лицом.
Также и я обалдевал от фаустова — гениального художника.
Н о он тоже быстро исчез, как Иисус, показавший себя на
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
миг в Эммаусе.
И не воскрес.
Д а, давно стал невидим Альберт Фаустов, открывший мне
эту загадочную картину Караваджо.
А я с тех пор пошёл, пошёл — но не по стезе нищих апосто
НО И С Т И Н Н Ы Е
лов, а по какой-то смутной дороженьке.
П о пути я паясничал, переворачивал на Арбате мольбе
рты торговцев-художников, подражая действиям Иисуса
в Храме.
Вспоминать об этом смешно, а иногда дико.
ИСТОРИИ
В московском Центре современного искусства я привязал
себя голым к кресту и дул в милицейский свисток, пока не
обессилел. ИСКУССТВА
187
Занимался оральным сексом с милым юношей на философ
ской дискуссии Валерия П о дороги.
Н у и так далее, и тому подобное.
Я не думал тогда о Караваджо, не он вел меня по неверной
дорожке.
Н о я пытался быть как он — пещерным, ящерным!
Стать бы плебеем, выродком, чёрной костью, грубияном,
разрушителем, а не дрожать от смущенья и интеллигент
ской неловкости.
БРЕНЕР
трите — я живой!»
Д о тучи не добрался, зато в амстердамском музее нарисовал
зелёный знак доллара на белой картине Малевича: пропо
ведь о проросли мировой.
А потом оказался в Вене, где встретил девочку Варвару
Ш урц.
Стали мы любовниками и начали атаковать современное
искусство вместе.
Плевали на кураторов в Вене и Берлине, как дикобразы,
пачкали стены говном в Лондоне и Брюсселе, как протобол
гары, дрались, как воробьи, танцевали, как суслики, раздева
лись, как бабуины, изображали идиотов, как уленшпигели,
читали стихи задами, как ассасиньт, кричали голосами нере
ид, раздавали оплеухи и сами получали по морде.
Поэт, как сказал Рене Ш ар, должен вытравить из себя орла
и лягушку!
188
Иногда приходилось бежать из городов, как бежал из-за
своих буйств Караваджо.
Из Вены в Неаполь, из Любляны в Марсель, из П арижа
в Мехико, из Роттердама в Стамбул, из Риги в Стокгольм,
а потом в жирный Базель и на остров Корчула — куда толь
ко не завели нас заброшенность и тревога.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
В годы странствий мы не только воровали рокфор, но
и читали Фуко.
О картинах Караваджо я не думал, зато восхищался «Ж и з
нями тёмных людей».
Концепт сопротивления, как он изложен у Фуко, жёг мозги.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Н у и Дебор, и Делёз...
Много я наделал глупостей.
Н у и что?
Страсть была подлинной: бороться против цивилизатор
ской власти и нормализованного искусства, против по
ИСТОРИИ
следней идеологии капитала — культуры, превращённой
в спектакль и товар.
Достоевский, Апулей, футуристы, Кропоткин, Л отреа- ИСКУССТВА
189
И вдруг новый опыт открылся перед очами: мы прочитали
книги Джорджо Агамбена.
Концепт сопротивления Ф уко оказался ограниченным.
Великий французский мыслитель не видел выхода из власт
ных отношений.
Власть, согласно Фуко, можно нейтрализовать, но она всег
да остаётся рядом — и внутри, под кожей.
Агамбен же говорит о полном выходе из вселенной власти,
об окончательном бегстве из всех властных капканов.
БРЕНЕР
190
Н у а как же Караваджо?
Вчера я лежал на скамейке возле озера в Цюрихе.
День был ясен, небо бездонно.
Большущее облако, точь-в-точь орёл, медленно превраща
лось в лягушку.
А по озеру скользил чёрный лебедь — прямо ко мне.
КА,
Подплыв, уставился: никогда еще не видел такого глупого
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
человека.
Неужели Караваджо?!
Д а, он был здесь — чёрная странная птица, неестествен
но выгнувшая свою длинную-предлинную шею и пытливо
НО И С Т И Н Н Ы Е
глядящая:
— Н у как, выбрался из пещеры власти? Н а солнышке гре
ешься?
Что тут было делать?
У меня внутри всё заныло:
ИСТОРИИ
— Куда там! Пещера — во мне... Чао-какао...
ИСКУССТВА
191
ОБ А Р А Б Е С К А Х Ж А К А К А Л Л О
192
За ними где ни рылся я!
Зато какая сортировка!
Вот Глинка — божия коровка,
Вот Каченовский — злой паук,
Вот и Свиньин — российский жук,
Вот Олин — чёрная мурашка,
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Вот Раич — мелкая букашка.
Куда их много набралось!
Опрятно за стеклом и в рамах
Они, пронзённые насквозь,
Рядком торчат на эпиграммах.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Так и у Калло: множество отдельных и собранных в тол
пу букашек, всяческих папашек и Чебурашек, человечьих
и звериных какашек, ряшек, машек, дворняжек в плюмажах,
ляжек и дурашек!
ИСТОРИИ
Есть, однако, нечто освобождающее в таком показе рода
людского: эти человечки как бы не выросли, не испытали
дурь роста и старения, а возникли на поверхности планеты ИСКУССТВА
193
тельно зобатыми и горбатыми улыбчивыми кретинами, то
есть опять-таки безобидным и славным народцем.
Веероус!
Памфобетус!
Жук-геркулес и жук-бомбардир!
Можно даже подумать, что они — одно большое, распло
дившееся из вспученных животов семейство, которое живёт
то ли в траве, то ли в хлеву, откуда выпрыгивает утром на
солнышко, чтобы скакать на одной ноге, падать навзничь,
БРЕНЕР
Листотел!
Жук-домино и жук-голиаф!
Похоже, все они выжили из ума окончательно, не потеряв
при этом способности совокупляться, ползать, радоваться
хорошей погоде и вообще веселиться безо всякого повода.
Свекольная крошка и радужная саранча!
Никогда не задумываясь о своей человечьей природе, они
принимают себя то за породу слоников, то за сверчков,
а иногда и за единую сороконожку.
И есть среди них светлячки-парнишки, чьё исчезновение
оплакал Пазолини.
Как же выгодно это племя отличается от сегодняшнего че
ловечества, почти уже прикончившего всех своих «ненуж
ных» собратьев-зверей — и посадившего всех «нуж ны х»
в мировой концентрационный Гулагоаушвиц.
Сенокосцы и сколопендры!
194
Некоторые из них полагают, что они давно уже умерли
и вместо них по планете бегают их арабески.
И следует признать, что, несмотря на их чудовищные шно-
бели, зобы и горбы, они удивительно изящны и умеют без
ошибочно прыгать с камня на дерево, с крыши на луну.
Непонятно, впрочем, что является их ремеслом: сальто-мор
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
тале, прогулки впятером или фестивали.
А может, они и вовсе не годятся ни для каких трудов, пото
му что страдают запором или падучей,
В любом случае, гравюры французского мастера гораздо
симпатичнее того адамового сброда, что населяет совре
НО И С Т И Н Н Ы Е
менную техносферу.
От букашек и цветоедов Калло пахнет не ассигнациями,
а куда лучше — клопами-вонючками, а ещё от них рукой
подать до гномов Клее и грибков Вольса.
Ж аль, что все эти превосходные карапузы продолжают
ИСТОРИИ
жить за малодоступными горами и под сырыми камнями.
Ведь явись они в наш мир, он бы не устоял — соблазнился.
Н о поскольку красота суть качество бесполезное, прише ИСКУССТВА
195
О МАСТЕРСКОЙ РЕМБРАНДТА
196
в мастерской, меня окружает толпа друзей, недругов, кри
тиков, коллекционеров. Если мне везет, они один за другим
исчезают, и я остаюсь наедине с работой. Н у а если мне
по-настоящему повезёт, то в конце концов исчезаю и я —
остаётся одна живопись».
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
И , если подлинно поётся,
И полной грудью, наконец,
Всё исчезает: остаётся
Пространство, звёзды и певец!
НО И С Т И Н Н Ы Е
В мастерской содержалось всё необходимое: краски, рамы,
бумага, карты, картины, эстампы, бутыли, снедь, цветы,
морские раковины, чучела зверей, законченные и начатые
произведения, а также вещи нематериальные — свет из
окна, тьма в углах, образы, воспоминания, концепты.
ИСТОРИИ
В мастерскую являлись натурщицы, клиенты, патроны,
кредиторы.
Тут заключались сделки. ИСКУССТВА
197
Мастерская служила убежищем, куда художник прятался
от давления, шума, суеты, горя, безучастия, нечаянности.
И ещё это была рутина.
И , наконец, именно в мастерской художнический дух вос
станавливал связь с древними мистериями, изначальными
тревогами и блаженным покоем — теми истоками, откуда
исходили все интенсивные переживания, необходимые для
преодоления обыденного разума.
Старые идеи «искусства, следующего за природой» и «ис-
БРЕНЕР
198
Отравлен хлеб, и воздух выпит.
Как трудно раны врачевать!
Иосиф, проданный в Египет,
Не мог сильнее тосковать!
К А г ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
риальность и уродство.
Один из ранних критиков сказал о его палитре: «говнисто
навозная».
Н о послушаем Пикассо: «Каждый живописец мнит себя
Рембрандтом».
НО И С Т И Н Н Ы Е
А вот приговор Павла Флоренского: «фосфоресценция
гнилушек» во тьме.
Светлана Альперс пишет: «Если Вермеер с его величайшей
искусностью стремился показать видимый мир, то Рем
брандт хочет мир затемнить, направляя внимание зрителя
ИСТОРИИ
на саму живопись, а не на изображаемые предметы».
Н о лучше всех проник в суть Рембрандта Мандельштам:
ИСКУССТВА
199
сцены так же, как они писали натюрморты — с мельчайше
прописанными деталями, добиваясь максимальной похо
жести.
Но только не Рембрандт: он погружает во тьму поверхность
холста, а заодно и большую часгь изображаемых фигур.
А то, что выхвачено светом из мрака, — руки, головы —
поглощается самой живописью.
Видимое присутствие красочных слоёв препятствует пря
мому доступу к изображаемому.
БРЕНЕР
200
А я бы их целовал, прижимался!
Н о это не обязательно: смотреть — тоже активное действие,
вроде хватания.
Как сказал Акутагава: «Х вост кота ломает стены».
Живопись Рембрандта вещественна, как чугун, — но она
пронизывает душу иглой.
К А,
Так что же там происходит?
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Нечто странное, противоречивое.
Посмотрите: он заточает Саскию в темницу её портрета!
Замуровывает Данаю в живопись!
Погребает Лукрецию под масляной краской!
НО И С Т И Н Н Ы Е
Н о они всё равно живы!
И светятся там, в темноте — как светлячки в банке!
Они томятся!
Рвутся на волю!
Взывают к зрителю: помоги!
ИСТОРИИ
В первую очередь это заметно в автопортретах Рембрандта:
он сам — узник!
В его мастерской разворачивается грандиозная трагедия ИСКУССТВА
201
«К ак странно быть запертым в картине, когда ты ж и в», —
говорят образы Рембрандта.
Солнце аквамарином
И птиц скороходом — тень.
АЛЕКСАНДР
202
ОБ О С В О Б О Ж Д Е Н И И ОБРАЗОВ
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
лем .«Гилеи», решили повторить известную шутку Хлеб
никова и Петникова.
Было это примерно в 1993 году.
Мы гуляли по Питеру — помнится, шёл снег, вечерело.
Выпили немножко — и нас осенило.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Сгорая от нетерпения, стали звонить в Государственный
Эрмитаж:
— Эрмитаж? Это музей Эрмитаж?
-Д а .
— Говорят стеклянный глаз Бурлю ка и ослиный хвост
ИСТОРИИ
Ларионова.
— Что? — холодный, вежливый, но неласковый голос.
— Стеклянный глаз Бурлюка и ослиный хвост звонят в глав ИСКУССТВА
203
— Рембрандт... Тициан... Матисс... Пикассо...
В трубке громкое шуршание, словно в Эрмитаже сидит
огромная крыса.
— А? Больше ничего? — слышится чья-то кислая улыбка.
— Ничего!
Н а другом конце провода кто-то тихо, но изощрённо ма
терится.
Я и Кудрявцев хохочем в трубку, как идиоты:
— Нам ночевать негде! Пустите в Зимний!
БРЕНЕР
20^
О ВЕЛАСКЕСЕ
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
просом: как случилось, что все эти великолепные попыт
ки увидеть мир по-иному, все эти гениальные прозрения
и блаженные созерцания закончились поражением?
Ведь нами сейчас владеет куриная слепота.
Чем было Солнце-искусство и чем стало...
НО И С Т И Н Н Ы Е
Было сияние, было горение, а стало — тухлятина, говядина...
«Унижение — всё, вся жизнь — унижение» — говорил
Шаламов.
Диего Веласкес, впрочем, не любил унижаться.
Он был странный, одинокий художник, и старался обойтись
ИСТОРИИ
без унижения, как и без всего лишнего.
Ограниченность средств — назовём её аскезой — является
не скованностью, а свободой от ненужного багажа. ИСКУССТВА
205
Вместо дальних и одиноких странствий Веласкес всматри
вался в окружающие лица королевских приспешников.
Ортега-и-Гассет прав: Веласкес — портретист по преимуществу.
Задача его была — уместить на кончике кисти маслянистую
породу человеческую.
Человек лежит в пелёнках, царствует, паясничает, раболеп
ствует, наряжается, выращивает усы, гарцует на лошади.
Иногда он — вся кровь, вся непримиримость, а иногда —
пся крев, всетерпимость.
БРЕНЕР
И он никогда не повторялся!
Рука живописца, конечно, помнит и хранит секреты своего ре
месла, но глаз должен забьггь всё, что он знал — и извлечь свой
первый и последний опыт из того, что он видит перед собой.
Никаких заёмных очков от великих окулистов прошлого.
Кисть должна стать внеличным инструментом, управляе
мым видением.
Таков принцип сосредоточенного зрения Веласкеса, смотря
щего в упор.
Это отнюдь не тип вербального постижения (от Веласкеса
до нас не дошло никаких комментариев).
Он был молчалив и скрытен — испанский король считал
его флегмой.
Всей силой своей гордости и своего самоуважения худож
ник искал способ, чтобы из положения внутри мышеловки
перейти в положение её исследователя.
206
Он знал: шепот «король идёт» — собирает толпу опущен
ных голов.
Поэтому сам он, рисуя и рискуя, смотрел на короля прямо
и изображал его с той же беспристрастностью, как шута
или коня.
Его символом веры, его единственным каноном было П О
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
С Т И Ж Е Н И Е Д В У Н О Г И Х — без всякой литературщины.
Каким образом Веласкес находил точную интонацию для
каждого портрета?
Он имел для этого специальные кисти!
Инфанту Маргариту, например, он писал засохшей веткой
НО И С Т И Н Н Ы Е
вербы, на которой комочки серебряного пуха сидели пу
шистыми зайчиками, выскочившими посмотреть на весну
жизни.
А портрет герцога Оливареса написан иглой лесного ди
кобраза.
ИСТОРИИ
Д ля придворного карлика дона Себастьяна дель М орра
была выбрана кисть из ветки колючего терновника, но пор
трет получился нежнейшим. ИСКУССТВА
207
Как пишет Ортега-и-Гассет: «Искусство Веласкеса стремит
ся к передаче форм жизни, а не формальностей стиля. Х у
дожник Альтамиры практиковал в своём творчестве магию,
Джотто своими фресками молился, а Веласкес живописал
по преимуществу».
«Ж ивопись по преимуществу» — самое крупное светило,
взошедшее в семнадцатом веке на небе событий, как позд
нее, в 1921-м году, — изваяние из сыра работы Митурича,
о котором вспоминал перед своей кончиной Хлебников.
БРЕНЕР
208
Нет ничего более редкого и блистательного, чем умение
найти единственно точный подход к такому многообразию
темпераментов, запечатлеть существа столь несхожие, столь
разобщённые по своему статусу, внутреннему миру, влече
ниям, интимным привычкам.
И нет, конечно, ничего более дерзкого и благородного, чем
КА,
выявить в коронованной особе срамоту идолища, в инфан
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
те — вопрошание уличной девочки, в вельможе — прими
тивность мясника, в шуте — чистосердечие варвара, а в Ве
нере — ритуальное животное.
Если это и есть веласкесовский реализм, то он весь пропи
НО И С Т И Н Н Ы Е
тан поэзией.
Поэтому, как и все великие мастера, вроде Вэнь Туна, М а
заччо, Босха, Ван Эйка, Дюрера или Пьеро, Веласкес способ
ствовал благотворному одичанию мира.
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
209
О СТРАХЕ ПЕРЕД РУБЕНСОМ
на кухне.
Поневоле раз в неделю отправлялся я в баню:
АЛЕКСАНДР
210
М уха мылась,
М уха мылась,
М уха парилася,
Д а свалилась,
Покатилась
И ударилася.
К А , ИЛИ
Так же, как та баня, действует на меня Питер Пауль Рубенс.
ТАЙНЫЕ,
Он — художник банных оргий и распаренных туш.
Он изображал рукастое, животастое и ногастое племя
Хама, а сам был частью политической и художественной
НО И С Т И Н Н Ы Е
номенклатуры.
Его ценили короли, богачи, знать, он имел армию учеников
и поклонников, а писал сельскую попойку.
Я думаю, современные художники — последователи Ру
бенса.
ИСТОРИИ
Н а первый взгляд, он не слишком-то популярен сегодня, но
на деле —■ предтеча всего нынешнего.
В Рубенсе сочетается вкус к истории, аллегории, варварству, ИСКУССТВА
2 11
Он обожал регрессию, сосание, алкание, бодание, пробо
дение, оголение — и открыл первую в истории фабрику
живописи.
Он аффирмировал праздничное насилие — а сам торговал
и угодничал!
П о своему таланту Рубенс равен Пикассо — кумиру совре
менности.
О н имел такой же аппетит к жизни, уверенность в себе,
склонность к крайностям — и конформистскую, расчётли
БРЕНЕР
вую утробу.
Оба они умели завоевать сердца элиты и буржуа.
АЛЕКСАНДР
212
Страсть к виллам и почёту ставит создателя «Герники» бли-
же к автору «Коронации Марии М едичи», чем к творцу
«Одного лета в аду».
Рембо сказал: «М ои глаза закрыты для вашего света. Я —
зверь, я — негр. Но я могу быть спасён. А вы — поддельные
негры, вы — маньяки, садисты, скупцы. Торговец — ты
КА,
негр; чиновник — ты негр; военачальник — ты негр; им
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
ператор, старая злая чесотка, ты — негр; ты выпил ликёр,
изготовленный на фабрике Сатаны».
Работящие, белые, рукастые негры — Рубенс, Пикассо
и армия их подражателей.
НО И С Т И Н Н Ы Е
А ещё мальчик Рембо сказал: «Калеки и старики настолько
чтимы, что их остаётся только сварить».
«Калеки и старики» — это, конечно, современные худож
ники.
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
213
О РАЗНИЦЕ МЕЖДУ ПОЭТАМИ И ХУДОЖНИКАМИ
21*
А вот Рембо: « Н о оргия и женская дружба были для меня
под запретом. Ни одного попутчика даже. Я вдруг увидел
себя перед охваченной гневом толпой, увидел себя перед
взводом солдат, что должен меня расстрелять, и я плакал
от горя, которое понять они не могли, и я прощал им —
как Жанна д’Арк. «Священники, учителя, властелины, вы
КА,
ошибаетесь, предавая меня правосудию. Никогда я не был
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
связан с этим народом; никогда я не был христианином;
я из тех, кто поёт перед казнью; я не понимаю законов; не
имею морали, потому что я зверь, и значит, вы совершили
ош ибку».
НО И С Т И Н Н Ы Е
Вот так: халды-балды!
И ещё: « С давних пор я хвалился тем, что владею всеми
пейзажами, которые только можно представить, и находил
смехотворными все знаменитости живописи и современной
поэзии».
ИСТОРИИ
Мандельштам:
Хлебников:
215
Звезда.
Горе моряку., взявшему
Неверный угол своей ладьи
И звезды:
Он разобьётся о камни,
О подводные мели.
Горе и вам, взявшим
Неверный угол сердца ко мне:
Вы разобьётесь о камни,
БРЕНЕР
Как вы надсмехались
Надо мной.
Цветаева:
216
Грабитель входит без ключа,
А дура плачет в три ручья —
Над днём без славы и без толку.
К А г ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
на стенах сортиров; примитивную резьбу и дурацкие кари-*
катуры; декорации и занавесы бродячих комедиантов; выве
ски и лубочные картинки; вышедшие из моды иллюстрации
в фантастических романах; безграмотные эротические ри
сунки; комиксы и тонкие детские книжки; порнографиче
НО И С Т И Н Н Ы Е
ские карты; плохонькие гравюры.
И ногда они — как Бодлер или Ф рэнк О ’Х ара — могут
быть превосходными художественными критиками, но всё
равно ищут в картинах что-то другое, не то, что Гомбрих,
Вёльфлин или Панофский, а что-то слишком своё: дорогу
ИСТОРИИ
через все времена, или жизнь детства, или опровержение
какого-то старого кошмара, или возможность возбудиться.
А как поэты любят искусство? ИСКУССТВА
Как Бахтерев:
Я не стану говорить
П отом у что я сильнее
П отому что я милее
П отом у что я фонарь
П отому что я кунарь
П отом у что потому что потому что по
217
Или Рембо: « Я был прав во всех проявлениях моего пре
зрения — и бегу от всего! Я бегу от всего!»
БРЕНЕР
АЛЕКСАНДР
218
О ГОЙЕ, ИЛИ ЧЕГО ЭТОТ
В ЕЛ ИК ИЙ Ф АН Т ОМ Х О Ч Е Т ?
К А , ИЛИ
Гойя, как и все мы, родился с двумя глазами.
Н о его зренье оказалось устроено иначе.
ТАЙНЫЕ,
Один его глаз назывался Ш мо.
А другой Чрю.
Ш м о всех, кого замечал, превращал в куколок.
НО И С Т И Н Н Ы Е
А Чрю, на кого бы не взглянул, делал ведьмами.
Во как!
Ни одна улыбка счастья не укрылась от Ш мо.
Ни один жест похоти не ускользнул от Чрю.
Или можно сказать ещё так:
ИСТОРИИ
Я с дымящей лучиной вхожу
К шестипалой неправде в избу: ИСКУССТВА
219
— Захочу, — говорит, — дам ещё... —
Н у, а я не дышу, сам не рад.
Шасть к порогу — куда там — в плечо
Уцепилась и тащит назад.
220
Жизнь есть сон, и он рождает чудовищ.
В результате возникают Ьоз СарпсЬо$.
Некоторые думают, что это — гротеск.
Н о нет, капричос — это отвар из детских пупков.
У Гойи дурные сны полностью вытесняют мифологию и
возвышенное.
КА
, ИЛИ
П оэтом у он вместе с Уильямом Блейком — первый по-
настоящему современный художник, покончивший с клас
ТАЙНЫЕ,
сическим наследием.
Гойя всем итальянцам предпочитал Веласкеса и Рембрандта.
Почему?
НО И С Т И Н Н Ы Е
П отом у что: Веласкес — секса лев, а Рембрандт — ребро
Рембо.
А кто же тогда Гойя?
Й ог воя!
Гойя нашёл новое пристанище для изо — не в храме, не
ИСТОРИИ
в мастерской, а у шестипалой неправды в избе, в доме глухо
го, в голове кошмарозрящего, в горшке из-под нар.
Он был настолько жесток — прежде всего к самому себе — ИСКУССТВА
221
А видел он свирепых колоссов, живущих веком мотылька.
И еще слепоту-красоту, срамоту-наготу, глухоту-дурноту,
темноту-нищету.
Эти «чёрные картины», которые, возможно, и не Гойя пи
сал, а его сын Хавьер, — эти картины нужно рассматривать
не в Прадо, где они сейчас, а в ночных испарениях свечей
и мочи, как сам Гойя.
Тогда странная собака, похожая на жабу, изображённая ху
дожником вроде бы как на краю мира, меж небом и зем
БРЕНЕР
222
открыл, что мерзкие гримасы людишек раскрывают их
в сто раз лучше, чем все речи.
ЗИепсю, $Иепсю! — вот чего требует старик Гойя.
А в молодости он любил рассказывать друзьям о своих не
взгодах, вошках, рожках, нехватке монет, и о том, как он не
хочет патронам делать минет.
КА,
Что же касается публичных речей, то однажды Гойя выпалил
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
академикам: « В живописи нет правил».
И в самом деле, у него не только ведьмы, но и быки летают.
Гойя придавал куда большее значение тому, что происходило
в комке серой ткани, заключённом в известковой коробке
НО И С Т И Н Н Ы Е
черепа, чем тому, что болтали о живописи все его коллеги и
заказчики, облачённые в дорогие и хорошо скроенные ткани.
Правильно сказал Теофиль Готье о гойевском портрете ко
ролевской фамилии: «Э то изображение семьи булочника,
выигравшего приз в лотерее».
ИСТОРИИ
Гойя сам испугался того, что разглядел: весь мир — шабаш
ведьм и слабоумных!
И он хотел, чтоб у зрителя кишка выпала от этого открытия. ИСКУССТВА
Какая свистопляска!!!
223
Он ненавидел власть этого Лиха: самовластье толпы и суве
рена* офицера и солдатни, карнавальных игрищ и корриды,
кулака и креста, ружья и охотника, красоты и уродства,
тьмы и крика.
Гойя любил охотиться на зверей и знал самовластное Лихо
охотника.
Н о и безвластное, униженное, всеми гонимое Л и хо его
захватывало!
Он задолго до Сэмюэля Беккета и Дэвида Линча воспел
БРЕНЕР
224
Однако раны гения — это язвы всего его века, и гений чует,
что кроме ран есть в нём ещё здоровая и цветущая сила,
способная принести исцеление — и не только ему, но и всем,
кто с ним соприкасается.
И Гойя пишет автопортрет с доктором Арриетой, где он
на последнем издыхании принимает из рук врача стакан
КА,
с целебным снадобьем, а вокруг — тени не столь удачливых
ИЛИ Т А Й Н Ы Е .
смертельнобольных.
Н а автопортрете надпись: «Гойя благодарен своему другу
Арриете за успешное лечение и колоссальную заботу во вре
мя опасной болезни в 1819-м году, когда ему уже стукнуло
НО И С Т И Н Н Ы Е
73 года».
Доктор Арриета вылечил гения.
Н о какое выздоровление сулит нам сам гений?
Он — первый художник в истории, ощутивший образы, его
обуревавшие, как тяжкую болезнь и обузу.
ИСТОРИИ
О Т Н И Х Н А Д О О Т Д Е Л А Т Ь С Я !!!
СКО РЕЕ!
ИСКУССТВА
Аз ум цер бум
Д ву блум тер буб
225
ЕЩЁ О П О Э Т А Х И Х У Д О Ж Н И К А Х
вается?»
Гойя тоже под старость стал изворачиваться.
Поэтическое изворачивание заключается в попытке не иметь
ничего общего с обычным художеством и писательством:
«Писательство — это раса с противным запахом кожи
и самыми грязными способами приготовления пищи».
И ещё: «Литература везде и всюду выполняет одно назначе
ние: помогает начальникам держать в повиновении солдат
и помогает судьям чинить расправу над обречёнными».
Вот так.
Если приложить эти критерии к истории изобразительного
искусства, то от неё мало что останется.
Н о я как раз и стараюсь тут — выбираю эти крохи, эти
плевелы, эти сокровища.
Для меня сорняки типа одуванчиков дороже культивиро
ванного садоводства.
226
Я пытаюсь учиться у Мандельштама, который в ремесле
словесном ценил только сумасшедший нарост:
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Было два Гойи: один принадлежал кукольной и довольно
тошнотворной мразописи, а второй — ворованному воз
духу, в котором копошились костлявые ведьмы, норовив
шие своими кривыми кремневыми ножами оскопить всех
инквизиторов, художников и литераторов.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Кукольный Гойя и Гойя ведьмовский наверняка не очень
ладили, как собака и кошка.
Возмож но, первый — сладенький, сладострастненький,
придворненький Гойя частенько пугался второго — аэ-
ро-больнично-тюремного, а второй тайно отдыхал в при
ИСТОРИИ
сутствии первого, как некоторые воры отдыхают в буржу
азных ресторанах.
Точно так же было два Гольбейна: один мразописал пор ИСКУССТВА
227
кроватях с кружевным бельём и покушать смачно поджа
ренную дичь под винным соусом.
Я и сам предпочитаю находиться на швейцарском полюсе
мировой гражданской войны, а не на ливанском или ли
вийском, например.
Н о от видений ведь никуда не скроешься!
И Гойя это понял так же хорошо, как Эдгар П о или Арто.
Видения ливийские, нубийские, убийские достанут худож
ника даже на Лонг-Айленде, как это случилось с Джексо
БРЕНЕР
ном Поллоком.
П оэтому художники часто куда изворотливее поэтов, но
АЛЕКСАНДР
228
О ВЕЛИКОМ ФРЕНХОФЕРЕ
К А.
Френхофера, который никак не может закончить картину.
ИЛ И Т А Й Н Ы Е ,
Он всю жизнь старался, почти уже обессилел, а закончить
не мог.
Н у и не надо!
К чёрту!
НО И С Т И Н Н Ы Е
Френхофер десять лет корпел над портретом голой курти
занки Екатерины Леско — несусветной красавицы.
В результате у художника получился шедевр — неведомый,
невидимый.
Там, на холсте, ничего не узреть: пятна, мазня, возня.
ИСТОРИИ
Картина называлась — «Прекрасная спорщица».
Оказывается, распутница Екатерина Леско поспорила со
старым френхофером: «Т ы меня не нарисуешь, не схва ИСКУССТВА
тишь: я — живая».
А он: «Н арисую !»
А она: «Н ет! Рыбу водой не поят!»
А он: «Т яж ко нам, художнику и модели, будет друг без
друга, как соловью без луга!»
А она только фыркнула и ногой его боднула.
И вот результат — неведомый шедевр, катастрофа, нагро
мождение мазков.
229
Лишь в углу картины — ускользающая женская ножка.
Екатерина, посмотрев, засмеялась: «П омниш ь сказку: ви
дела жаба, как коня куют, протянула и свою ногу: «К уй
кузнец!». Так вот: я — не жаба!»
А френхофер: « Я тебя, лебедь, освободил. Летай теперь,
где хочешь».
Так и расстались.
Старый Френхофер потом размышлял, глядя на залезшего
на руку муравья: «К то этот муравей? Писец? Воин? Полко
БРЕНЕР
230
О « Т Е М Н И Ц А Х » ПИР АНЕ ЗИ
И Г ОЛО ВЕ МОЕЙ МАТЕРИ
КА.
Гойи.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Он, венецианец, соблазнился Римом.
Гойя тоже бывал в Вечном городе и проникся его чудовищ
ной прелестью.
И я, ничтожный, там был.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Рим — самый зрелищный город на свете в смысле фактур,
структур, текстур, архитектуры, человеческой натуры и ка
рикатуры, садовой скульптуры, а также панорам, мелодрам,
трамтарарам, храмов, бедламов и аппиевых макадамов.
Вечный город не потому вечен, что неразрушим, а потому,
ИСТОРИИ
что вечно разрушается.
Всякий, кто посетил Рим, знает, что красота противоречит
целям людей. ИСКУССТВА
231
Он Рим раскапывал — блок за блоком.
В гравюрах Пиранези заключена прелесть, отличная от
строительных целей.
В его офортах монументы и здания возвращаются в натуру:
232
Арки акведуков готовы слиться с облаками.
Колонны прикидываются стволами деревьев.
Фактура кирпичей переходит в дикий орнамент кустов,
ритмичные своды мостов рифмуются с висячими ветвями.
А крест на соборе норовит засиять Полярной звездой!
Римские улицы Пиранези похожи на антикварные лавки,
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
забитые шкатулками, статуэтками, чашами, канделябрами,
битой посудой, обломками мраморных рук и ног, звери
ными мордами, головами императоров, вазами, столовым
серебром и древками копий.
И на всём этом лежит пыль, плесень, тлен, свет, тень — и всё
НО И С Т И Н Н Ы Е
постепенно переходит в нагромождение дюн, туч, куч мусора,
скопление древесных крон, трепетанье листвы — превраща
ется в джунгли.
А крошечные, гротескные людишки — эти прислужники
антикварной цивилизации — пасуют перед лицом неуправ
ИСТОРИИ
ляемого естественного натиска.
Сии козявки на руинах ничего не могут поделать: природа об
нимает культуру, как свирепая мать — капризничающее дитя. ИСКУССТВА
233
Н о:
234
Лестницы, площадки, переходы, мосты, коридоры форми
руют нереальность множащихся пространств С А К С Е К 1.
В их изощрённости есть намёк на скрытую логику, на некий
план, на возможность побега из сих узилищ.
Это вселяет смутную надежду в аморфные, приплясываю
щие, приседающие, растерянные, ничтожные тельца, насе
КА
, ИЛИ
ляющие пиранезиевские кутузки.
Н о бесконечность и запутанность камер сеют конфуз и за
ТАЙНЫЕ,
тем догадку: бегство невозможно!
Каталажки громадных и крошечных размеров, с задран
ными и спущенными мостами, дезориентирующими спи
НО И С Т И Н Н Ы Е
ральными лестницами, спусками и площадками, множе
ственными сводами и проходами, колодцами и бойницами,
оборонительными стенами и баррикадами — здесь все са
модостаточно и замкнуто, а пути ведут неизвестно куда.
Местами эти тюрьмы сумрачны и набиты какими-то дья
ИСТОРИИ
вольскими инструментами и пыточными машинами — ко
лёсами, катапультами, переплетающимися цепями, тросами,
верёвками и пиками, крюками и клетками. ИСКУССТВА
235
Моментальные и головокружительные переходы от света
к тьме, от камня к воздуху, от давящих стен к высоченным
потолкам, от запертых капониров к распахнутым между
путьям, от ощущения открытости к полному захлопыванию
мира — таковы темницы Пиранези.
Н о такова и внутренняя жизнь обитателей этих тюрем, воз
можных беглецов — призрачная жизнь, разворачивающая
ся, как сами темницы, на многих и разных уровнях.
Я пишу эти слова, когда моя родная мать медленно умирает
БРЕНЕР
в Израиле.
А я сижу в чужой съёмной квартире в Цюрихе.
АЛЕКСАНДР
236
Или я всё это выдумываю?
Или она вообще ничего уже не помнит?
Хочет стать воробышком и — фью!
фьюююююю!
Человеческая жизнь: гигантские скульптуры, картины, кор'
зины, картонки, генералы, тюремщики, маленькие соба-
КА,
чонки, сторожевые псы, грязные трусы, монетки, метки,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
барельефы, груды посуды, волосатые уды, знамёна, Иона,
обломки колонн, крыш, полов, ступни венер, рожи ме-
гер, пальмы в песках, кактусы в горшках, люстры, цепи на
набережной и золотые цепочки на шее, какие-то телевизо
НО. И С Т И Н Н Ы Е
ры, транзисторы, развалы щитов, мечей и шлемов, ремни
и подпруги, лживые подруги, чердаки, голубятни, кни
гохранилища, кубрики, казармы, министерства, замки, зер
нохранилища, кельи, каменоломни, гридницы, эстрады,
кухонные водопады, балконы, террасы, бытовки, покои,
ИСТОРИИ
манежы, чертоги, квартирки, берлоги, конуры, курятники,
логовища, зверинцы, амбары, телятники, К П З, богадельни,
больницы, школы, высотки, трюмы, сквоты, склепы, сало ИСКУССТВА
237
Это был её ответ на заключённость в пиранезиевской тем
нице, в бессильном теле, в паучьей больнице, в сучьих лицах.
Халды-балды, уехать бы отсюда в Алма-Ату на сто лет назад!
В Баку к Вячеславу Иванову — на двести!
А лучше бы на Корсику к младенцу Бонапарту, как Бран
кузи с Пикассо!
Халды-балды, только бы прочь отсюда!
Воробьишкой: фью!
Как сказал Рене Ш ар: «П оэт живёт забракованными стиха
БРЕНЕР
238
О ЧЕРНОМ КВАДРАТЕ
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
квадрат» Малевича.
Что в нём?
Не стоит и докапываться: образа нет, а вот такой вот чёр
ный квадрат.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Вот и нет цвета лучше, чем чёрный,
Только чёрный чист и совершенен,
Н о от нас другие краски скрыли
Черноту материнского лика.
ИСТОРИИ
Чернота Малевича не вызывает ни отвращения, ни страха,
ведь это — воображение без образов.
Всё открыто: любой шанец, вероятие, ошибка, случай, ока ИСКУССТВА
зия, возможность.
Работа художника (как исполнителя и завершителя) окончена.
Отдых от видений.
Бежим на волю!
Стены тюрьмы, которую строил Пиранези, вдруг перестали
быть грозными и даже твёрдыми.
Оказывается, кладка вокруг бойницы была заботливо под
точена, и выворотить камни не стоило большого труда.
239
Спасибо за это — Пиранези и Малевичу.
Вы, Казимир Северинович, сделали квадратное отверстие
наружу таким широким, что можно просунуть не только
голову, но и плечи.
Внизу, под темницами — река, бегущая по цветущему саду.
Она слегка загрязнилась и ожирела.
Но сколь бы мутны ни были её страдающие одышкой воды,
дно видно, и на дне прячутся превосходные рыбы.
Сколько их!
БРЕНЕР
240
А вот бесхребетный угорь — Сальвадор Дали!
А вот какая-то амёба в крапинках — Миро...
Н о тут беглецу хочется глотнуть воздуха!
Айн, цвай, драй — вверх...
И он выныривает...
Как же тут хорошо!
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Вертоград...
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
241
О ЖАНЕ-БАТИСТЕ ШАРДЕНЕ
242
Шарден слишком был занят отыскиванием души в разных
предметах, чтоб беспокоиться о чём-то ещё.
В своей комнате, один на один с фруктами и бутылками, он
мнил себя застрахованным от глупости соседей, базарной
толкотни, непогоды, Академии — и этого было более чем
достаточно.
К А,
Шарден предавался нахождению вещных душ с помощью
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
маленьких мазков, а когда уставал, переставлял вещи на столе.
Мазки не только выявляли жизнь в персиках, но и вселяли
бытие в кофейник.
Он подходил к этому делу с мудрой расчётливостью волхва
НО И С Т И Н Н Ы Е
и Ньютона-физика.
Вся заговорщицкая деятельность Ш ардена покоилась на
основе бесконечно малого: маз, мазок, мазочек, мазоченек...
Закон спасения человечества он нашёл в созерцании на
стольных объектов, а не в компоновке поту- или посюсто
ИСТОРИИ
ронних ритуалов (как, например, Пуссен).
Так пробежали годы до смерти.
Занятый своими вечными поисками и наблюдениями, Ш ар ИСКУССТВА
243
Зачем призывать к себе Ка, когда каждая капля воска на
свечке — живая?
Как сказал один древний философ, которого любил Михаил
Зощенко: «Если ты разумно относишься к природе, она
тоже будет к тебе разумно относиться».
БРЕНЕР
АЛЕКСАНДР
244
О ЖЕРИКО
КА,
ли на упорные поиски правды, красоты и божественного
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
присутствия в живописи, но Ж ерико был озабочен другим.
Он открыл нескромную свирепость Случая!
Это, конечно, была крайне неортодоксальная вера.
Сам он, возможно, не отказался бы от выгод, связанных
НО И С Т И Н Н Ы Е
с прижизненным успехом и восхищением современников, но
Случай — им самим выбранный бог — распорядился иначе.
Ж ерико умер, когда ему было 32 года.
Говорят, перед смертью он страшно страдал: ему показа
лось, что он похерил свой гений.
ИСТОРИИ
Инакомыслие его погубило, но он всё же успел изложить
основы своей случайной ереси — хотя и со многими лаку
нами и темнотами. ИСКУССТВА
245
Его божественная природа величественно обходится без
всякой родословной, а его единственная цель — доводить
до исступления бедную лошадь, которая, предчувствуя мол-
нию, переступает в тревоге копытами, а при внезапном
ударе грома встаёт на дыбы в доисторическом ужасе.
Случай — садист и находит утончённое наслаждение во
внезапных атаках.
Иногда он крушит корабль в море с единственной абсурд
ной целью — посеять панику, смерть, безумие.
БРЕНЕР
246
Деторождение и живопись (как и все зеркала) — несосто
ятельны, ибо только умножают и укрепляют владычество
Случая,
Основная добродетель в этих обстоятельствах — отвращение.
К нему, согласно Жерико, ведут два пути: путь воздержания
и путь распущенности — упорная работа или растрата сил
КА
, ИЛИ
в развлечениях.
В любом случае итог — отвращение.
ТАЙНЫЕ,
Жерико искал вдохновение в местах, куда художники до него
неохотно заглядывали: в казармах, конюшнях, на эшафотах
Рима и в трущобах Лондона, в морге и в сумасшедшем доме.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Воображение уносило его к местам кораблекрушений,
в застенки инквизиции или на поля битв, где Случай вла
дычествовал.
Н о странно: последними сказанными им на смертном одре
и упорно повторяемыми словами были: «Н ичто не заме
ИСТОРИИ
нит любви м атери».
Так — в финальные часы — потянулся он к неслучайному.
Делакруа, когда ему сообщили о кончине Жерико, дописы ИСКУССТВА
247
потеряем его в скором времени, мне мерещилось, что мож
но прогнать смерть, подобно случайности, если не верить
в неё. Н о смерть никогда не отступает от своего дела, и зав
тра земля примет в себя то немногое, что от него осталось».
Зато в Л увре сейчас висит картина «П л о т М едузы » —
мощный перламутровый с кровью плевок в сторону так
называемого человечества, удар веслом по башке каждому
беспечному музейному зрителю, бутылка морской воды,
сдобренной мышьяком, для любознательного обывателя,
БРЕНЕР
248
О ПОСЛЕДНЕМ СВИДАНИИ С ГРАНВИЛЕМ
КА,
нуть на гравюры Гранвиля, поразившие меня в детстве.
ИЛИ
Речь идёт о его иллюстрациях к Гулливеру.
ТАЙНЫЕ,
И х под рукой, конечно, не будет — помирать я буду без
книжек.
П оэтому мне не останется ничего другого, как вызвать са
НО И С Т И Н Н Ы Е
мого автора, чтобы он напомнил мне о своих виденьях.
Он появится быстро, как хорошая скорая помощь.
Я поприветствую его и заговорю по-русски, но он, разуме
ется, ничего не поймёт.
Когда же он обратится ко мне на французском, не пойму
ИСТОРИИ
его я.
Тут он заметит мою растерянность и кивнёт на лиловую
папку, торчащую у него подмышкой. ИСКУССТВА
249
тана Свифта, но я всегда был уверен, что они достоверны.
В школах нас учат во всём сомневаться и уметь забывать. Не
знаю, хорошо это или плохо. Скажу лишь, что приключения
Гулливера были для меня ничем иным, как отправной точ
кой для моих собственных улётов. Кроме того, всегда лучше
путешествовать не в одиночку, а с надёжным другом.
Тут мы оба погрузимся в рассматривание его картинок.
Угбар.
Укбар,
БРЕНЕР
Оокбар.
Оугбар.
АЛЕКСАНДР
Лилипутия.
Бробдингнег.
Бальнибарби.
Лапута.
Так в последние минуты жизни я забуду всё личное, всё му
чительное — все ошибки и унижения, испытанные мной за
долгие десятилетия, промелькнувшие незаметно.
— Видишь, — скажет Гранвиль, — не так важно смотреть,
как пересматривать,
Я задумаюсь над этим высказыванием, но так и не охвачу его
полностью: всё внимание уйдёт на гравюры.
А Гранвиль продолжит:
— Когда я жил в Париже, этой столице девятнадцатого сто
летия, считалось позором не знать о всех тех событиях, ко
торые каждый день происходили, с утра до вечера. Планета
была заполнена призрачными сообществами, такими, как
250
Вавилон, Крым, Королевство Румыния, Бельгийское Конго,
Соединённые Штаты Америки, Британская и Римская И м
перии, Европейский Союз, Аравия, С С С Р, Ассирия и кан
тон Ури. Кроме того, все считали, что непременно нужно
умножать род человеческий и печатать в изобилии деньги.
Тут он прервётся, высморкается в кружевной платок и по
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
смотрит на меня в изумлении, словно не веря тому, что
говорит:
— Н о сам я никогда не разделял подобных воззрений. Меня
гораздо более интересовали восхитительные байки в пол-
дюжине книг, которые мне довелось прочитать и проил
НО И С Т И Н Н Ы Е
люстрировать. Впрочем, печатание книг, как и денег, тоже
было одним из страшнейших недомоганий человечества,
ибо позволяло до безумия множить досужие истории
и никому не нужные аргументы по поводу вещей малосу
щественных. Только подумай: в Нидерландах они до сих
ИСТОРИИ
пор едят коров!
Он хихикнет, в то время как я буду рассматривать гравюру,
где бывший хирург Гулливер лежит, опутанный нитями ИСКУССТВА
лилипутов.
А Гранвиль продолжит:
— Только опубликованное считалось истинным. И зобра
жение и печатное слово были более реальны, чем вещи
и события. Быть — значило быть нарисованным или сфото
графированным! А скажи, ты читал повесть под названием
«Чёрная курица, или Подземные жители» ?
Я кивну, а он вдруг воскликнет ни к селу, ни к городу:
251
— У нас у всех достанет сил, чтобы перенести несчастье
ближнего!
И снова прервётся и посмотрит на меня выжидательно.
— Это цитата? — спрошу его я.
— Разумеется. Кроме цитат, уже вообще ничего не осталось.
Весь человечий язык — цитата.
Я промолчу.
— Н о мои картинки, как ты сам видишь, не таковы. Они
представляют собой отнюдь не очередную цитату, а един
БРЕНЕР
252
одна, не относящаяся к путешествиям Гулливера.
На ней будет изображён диковинный парад пьяных пла-
нет — картинка, заключающая в себе поистине океаниче
скую нездешность.
— Сие я нарисовал, когда в последний раз улетел из окна, —
Гранвиль произнесёт эту фразу с какой-то особой нежно
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
стью. — К тебе, понимаешь? И помни: невозмутимость
мудрецов — это всего лишь умение скрывать свои чувства
в глубине сердца.
Тут я вспомню, что он покончил с собой, выбросившись из
окошка.
НО И С Т И Н Н Ы Е
П од этой гравюрой в папке уже ничего не будет — только
самый последний чистый обрывок ватмана.
— А эта картинка нарисована чернилами, которые твои глаза
ещё не могут увидеть, — скажет, улыбаясь, мой посетитель. —
Милая вещица, не правда ли? Если она тебе нравится, мо
ИСТОРИИ
жешь взять её в память о будущем друге.
Я поблагодарю его и положу подарок на исхудавшую грудь.
Тут Гранвиль даже не встанет и не попрощается, а просто ИСКУССТВА
253
О ПРЕБЫ ВАНИИ ХУД ОЖ НИКА БРЕДЕНА В ЛЕСУ
254
Вреден — родом из Бретани, выросший в захолустье,
по характеру дичок, чуждый социальным амбициям
и позёрству, непрактичный — смолоду влюбился в книги Фе-
нимора Купера и считал, что так и надо жить — как Чингачгук.
Сначала ему казалось, будто все художники такие же, но
насмешки его парижских приятелей, с которыми он про
К А,
бовал беседовать о своих взглядах, убедили его в обратном,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
и он отдалился от товарищеских пирушек и необязательной
болтовни.
Художники в массе своей — пошляки!
Сделав это открытие, Вреден искал спасение в гравюрах
НО И С Т И Н Н Ы Е
Дюрера и Рембрандта и мечтал сбежать от алчности и ту
пости буржуа.
Работа над гравюрами приносила ему блаженное забытьё,
но в промежутках его охватывала пустота, отвратительный
привкус нереальности.
ИСТОРИИ
Нужно было вдохнуть воздух полей и лесов, почувствовать
себя заново родившимся, а в Париже он только и твердил
слова, взявшиеся неизвестно откуда: «Если кораблём не ИСКУССТВА
255
С зарёй просыпался,
Живой умывался
Росой, наряжался
В листочек атласный
Лилеи прекрасной.*.
256
дебри, а рядом нагруженный поклажей ослик — и опять
заросли, скалы, травы, ветки, кусты.
Бежать, скрыться, спрятаться! — главный мотив Бредена.
КА,
Н о Модильяни знал лучше; богема — ежеутренний, сту
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
пенька за ступенькой, подъём ведра с замёрзшей водой на
остывший за ночь чердак.
Я по лесенке приставной
НО И С Т И Н Н Ы Е
Лез на всклоченный сеновал, —
Я дышал звёзд млечных трухой,
Колтуном пространства дышал.
ИСТОРИИ
под тенты, из квартиры, оплаченной кредиткой, — в цы
ганскую кибитку.
Можно сказать и так: богема — бегство из бездарного ком ИСКУССТВА
257
Неотступно преследует Бредена тема бегства — в природ
ное нутро, в дикое лоно, в чащу.
Иногда две нагие нимфы прячутся у пруда, иногда охот
ник теряется в лесу, иногда рыцарь находит убежище под
утёсом, а бывает и так, что просвет в джунглях пуст и ждёт
неведомого пришельца.
258
А разве Торо не был богемным существом?
А Уитмен?
Откопать, как крот, натуру в нутре культуры — вот богема.
Это была французская парадигма Эдгара Аллана П о и фе-
нимора Купера: Гюстав М оро, Вреден, Редон, Ж ерар де
Нерваль, Ж юль Лафорг, Бодлер, Верлен, Рембо, Лотреа-
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
мон,Ж арри...
Н о обычные люди боятся чужого вдохновения и следуют
своему слепому пути.
Жизнь Бредена после леса была странна и невезуча: была
у него любимая жена по имени Розали, было у них шестеро
НО И С Т И Н Н Ы Е
детей, была скрытая радость и явная нищета, было бегство
в Канаду и крушение надежд на новую жизнь, было возвра
щение во Францию, прекрасные гравюры, убогое жильё,
безденежье, дружеская помощь Гюго и Бодлера, надвига
ющаяся слепота, великий ученик Редон, полная заброшен
ИСТОРИИ
ность и неспособность к выживанию...
259
не поглощала полная тьма, от которой он цепенел.
Н о, засыпая, он видел: из умопомрачительных недр леса
выходят три фигурки — Иосиф, Мария, младенец, а сзади
тащится ослик.
Это был хороший сон.
Н о был и другой — страшный.
Как писал поэт-лауреат:
2б О
А потом он уже не мог выносить этот сон — и умер.
Дыр бул щыл.
КА,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
261
ОБ О Д Н О Й СКАЗКЕ ЛЕОНАРДО
262
Во как!
Тут нашему камню страшно захотелось назад — на свою
любимую гору, к травинкам и жукам, под белые облака!
Н о взобраться на гору было уже невозможно.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
263
О КОТЕ В САПОГАХ КАЦ УСИКО ХОКУСАЯ
264
У него в голове нс возникало ни одного образа — зимние
дни казались слишком пустыми и белыми.
Дело было плохо — снег заметал сады и пашни, хижины
и дворцы.
Ветер выл за хрупкими стенами.
Н о у Хокусая был пушистый, ласковый кот.
К А г ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Звали его Ка-сюдзин.
П ричём это было не обычное домашнее животное, но
самый настоящий Кот в сапогах — ангел-хранитель, помощ
ник и вдохновитель художника.
Ка-сюдзин делал за Хокусая все его шедевры, хотя это ни
НО И С Т И Н Н Ы Е
кому не было известно.
Киккакэ!
Н о в ту зиму кот не пожелал производить никаких произве
дений, а просто полёживал возле жаровни с раскалёнными
углями и дремал.
ИСТОРИИ
Тикусёмо!
Хокусай был расстроен и недоумевал: что дальше?
Тут ничего нельзя было поделать — на Кота в сапогах ведь ИСКУССТВА
некому пожаловаться.
Первый и единственный раз в жизни Кацусика Хокусай остал
ся без дела — и ему стало страшно, как в младенческом сне.
Ахо!
Тэмээ!
Он прилёг рядом с котом на край циновки и попытался
заснуть.
Кусотарэ!
265
Рэйдзи!
Утром мастер восстал из забытья и удивился: ему полегчало.
Н а улице сыпала белая крупа.
Ветки вишни согнулись под тяжестью снежинок.
Он вышел из дома — и сразу наткнулся на продавца рисо
вых шариков.
Тот его узнал и окликнул по имени.
Хокусай вздрогнул: собственное его имя показалось ему
чужим и непонятным — просто бессмысленным звуком.
БРЕНЕР
Бака бакаяро!
Он прыснул себе в кулак, а потом громко расхохотался.
АЛЕКСАНДР
266
Обдумав всё это, Хокусай отправился домой — кормить
непослушного Ка-сюдзина, который отказался быть Котом
в сапогах.
Н о Кацусика на него больше не обижался.
Дэмбу!
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
267
ОБ О Д Н О М ПРОИСШЕСТВИИ С МАНЕ
268
— Истеричка!
Успех Мане всегда был скандален, нестоек и для него самого
неудовлетворителен.
Кое-кто с пылкостью юности признал его первейшим из но
вых художников, но публика отворачивалась и морщилась.
Мане жаловался Бодлеру на глумление журнальной критики.
КА,
Бодлер отвечал: «Вы думаете, что вы первый, с кем так об
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
ращаются? Разве вы гениальнее Шатобриана или Вагнера?
Над ними тоже потешались, но они из-за этого не плакали».
Мане поверил Бодлеру на слово: «необходимо быть совре
менным — любой ценой».
НО И С Т И Н Н Ы Е
Н о что это значило?
Болтали, что он слишком быстро пишет свои картины и не
умеет их заканчивать, что он больше дэнди, чем художник,
что у него всегда наготове 31 голая прислужница для удов
летворения его ненасытного взгляда.
ИСТОРИИ
И почти никто не заметил, что Мане рисует только мёртвых.
Это и значило — быть современным.
Вот Олимпия: мёртвое тело всех бессмертных красавиц. ИСКУССТВА
269
А человек по имени Эдуард Мане только смерть во всех
живых телах и видел.
Он скрывал эту особенность, но уловки не помогали: смерть
проступала в лицах, позах, одеждах его моделей.
Причём это не следы старения и распада, а дуновение смерти,
её ветерок.
Н о разве все мы не умираем ежечасно?
Это и увидел Мане — художник, стремящийся, как и все
художники, к прижизненному и посмертному бессмертию.
БРЕНЕР
270
вался с вечными образами Веласкеса — даже глядя на живое
лицо Викторины М ёран, когда она позировала ему для
«Уличной певицы», «О лим пии», «Завтрака на траве».
Он обходил музеи, исследовал манеры и стили, всюду встре
чая те же лица с отблеском небывшей жизни.
С первых же шагов в искусстве он повёл себя так, будто
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
болезнь бессмертия страшно заразительна и прилипчива —
надо ускользать, скрываться от неё.
Отсюда его дэндизм, его скандальное очарование.
Но, увы, хлопотал он без всякого толка: смерть всегда была
сбоку, как часы в жилетном кармашке.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Он думал, что бессмертный Веласкес — лучший доктор,
и умолял его о скорейшем излечении.
Но, как сказал Лотреамон: «Бессмертие — худшая смерть».
Если б дать Мане волю, он бы метался на омнибусе по всему
Парижу, чтоб избежать встречи с бессмертием-смертью.
ИСТОРИИ
Однако смерть всегда была тут как тут — на холсте, в глазах
модели, в выпитой рюмке на столике кафе.
Смерть была загробным существованием при жизни — бес ИСКУССТВА
271
Я не бессмертный Мане из Лувра!
Не веря своим глазам, счастливый, он молча созерцал чудо:
живую пустоту на месте мёртвой ноги.
«В от бы написать эту новую жизнь», — мелькнуло у него
в голове.
Н о сил на это уже не было.
БРЕНЕР
АЛЕКСАНДР
272
О РАЗГОВОРЕ, СОСТОЯВШЕМСЯ
М ЕЖД У ВАН ГОГОМ И ГОГЕНОМ
К А,
хотелось сбежать из мастерской на природу.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Вошло в употребление слово «пленэр».
Н а пленэр устремились импрессионисты, а за ними —
Сезанн, Ван Гог, Гоген.
Ван Гог норовил устроиться на самом солнцепёке, так что
НО И С Т И Н Н Ы Е
солнце било ему прямо в лоб или затылок.
Стоя на жаре перед мольбертом, он едва не терял сознание.
Гоген сказал:
— Тебя сейчас хватит солнечный удар!
— Н аоборот, — ответил Винсент. — От солнца яснеет
ИСТОРИИ
в голове. Я лучше вижу.
— Возможно, так проясняется зрение перед смертью?
— Ты заблуждаешься. Неужели тебе кажется, что возможен ИСКУССТВА
возврат к небытию?
Гоген посмотрел непонимающе.
— Неужели ты считаешь, что косцы в этом поле могут унич
тожить хотя бы один стебель, хотя бы одну травинку? —
улыбнулся Ван Гог.
— Они это и делают, — сказал Гоген, взглянув на косцов.
Тут он нагнулся, сорвал зелёный стебелёк и показал Ван
Гогу:
273
— Вот, я убил эту травинку.
Н о Винсент покачал головой:
— Опять ты за своё... Неужели ты думаешь, что Адам в раю
мог разрушить какой-нибудь цветок, созданный Богом?
— Мы не в раю, — раздражённо сказал Гоген. — Здесь, под
солнцем, всё смертно.
Ван Гог уставился на него словно на умалишённого:
— А как же искусство? Оно — лучшее доказательство суще
ствования рая.
БРЕНЕР
274
Резким движением Гоген разорвал сорванную им травинку
и швырнул обе половинки на землю.
Они расстались, а на следующий день Гоген получил от друга
отрезанное ухо.
Когда он увидел окровавленный ошмёток, в глазах его по
темнело, как от солнечного удара.
КА,
Больше они никогда не виделись.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Н о Гоген не забыл этот разговор и отправился на Таити,
чтобы вновь обрести рай.
Как мусульманин во имя Аллаха ездит к чёрному камню
Каабы, так и автор « Н о а Н о а » отправился в океанское
НО И С Т И Н Н Ы Е
паломничество в память о Винсенте, способном найти рай
и ад повсюду.
П од горячим полинезийским солнцем Гоген устраивался,
как Ван Гог, — на самом пекле, и ему тут же начинало ка
заться, что все предметы внезапно уходят в тень, превраща
ИСТОРИИ
ясь в пятна — красные, коричневые, фиолетовые, зелёные...
Он послушно переносил эти пятна на полотно.
Так возникли «Таитянские женщины на побережье», « Д у х ИСКУССТВА
275
О ЛАРИОНОВЕ
276
— Ой! — сказал солдат и от неожиданности вскочил со сви
ньи, а она вырвалась и ещё пуще заголосила.
Ларионов скривился.
— Да уж сидите, сидите да доканчивайте поскорей, — сказал
он. — А то она совсем от боли обезумела.
— Быстро тоже нехорошо, — заметил солдат с ножом. —
КА,
Крайняя быстрота сало портит.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
С сожалением посмотрев на Ларионова, первый солдат
проворчал:
— Ваше благородие, война! Люди стонут. А вы свинью
жалеете.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Сделав финальный жест ножом, второй солдат добавил:
— Нервы у их благородия. Вот они и лицо себе закамуф
лировали.
Тут оба солдата довольно бесцеремонно уставились на М и
хаила Фёдоровича, и ему почему-то стало стыдно.
ИСТОРИИ
Первый солдат сказал:
— В Августовских лесах раздробило мне кость вот в этой руке.
Сразу на стол в хирургической. Полстакана вина. Режут. ИСКУССТВА
А я колбасу кушаю,
— И не больно? — поинтересовался Ларионов.
— Как не больно. Исключительно больно... Съел колбасу.
«Дайте, — говорю, — сы ру». Только съел сыр, хирург го
ворит: «Готово, зашиваем». Пожалуйста, говорю...
Возникла пауза.
— Вот вам бы, ваше благородие, этого не выдержать, — при
бавил солдат с ножом.
277
Ларионов согласно кивнул.
— Нервы слабые у их благородия, — подтвердил первый
солдат.
Ларионов некоторое время стоял, потупившись, глядя на
всё ещё вздрагивавшую свинью.
П отом ушёл.
Звериные фигурки с лица он так и не стёр.
Теперь понятно, за что я люблю Михаила Фёдоровича Л а
рионова?
БРЕНЕР
278
О МАТИССЕ И АББАТИССЕ
КА,
дожник.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Говорят, его темы — роскошь, нега и покой.
Считается, что главное там — радость жизни.
А я не верю, моя дорогая читательница.
По-моему, Матисс — странный, отталкивающий мастер.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Он, согласно сплетням современников, подумывал уйти
в монастырь.
Он не любил всё парижачье, суетное, празднично-модное.
Он не был богемным характером.
Никогда не просыпался с похмелья.
ИСТОРИИ
Ни за что не опаздывал на свидания.
Любил физкультуру.
Н е проводил ночи в кафе, разглагольствуя с приятелями. ИСКУССТВА
279
Д аже небо Ниццы и воздух Средиземноморья источают
у Матисса гниющий сладковатый душок, как попорченные
плоды.
Н о наибольшее отвращенье сквозит в портретах — люби
мом жанре Матисса.
У этого художника было радикальное отношение к челове
ческому лицу.
Он его рассекал.
Он от лица все лишнее отсекал.
БРЕНЕР
шим формулам.
I. Линии-нос + линии-рот + линии-точки-глаза + контур
лица = Солнце-маска.
г. Линии-точки-глаза + линии-рот + линии-нос + контур
лица = Луна-маска.
Именно так шло у Матисса обратное движение от репре
зентативного портретирования к иконному кодированию.
Конечно, ход от лица к маске характерен и для других мо
дернистов.
Посмотрите на «П ортрет Гертруды Стайн» Пикассо.
Посмотрите на портретную живопись Гогена и Сезанна.
Посмотрите на лики и личины Одилона Редона.
Посмотрите на персонажей Тулуз-Лотрека.
Разумеется, у Матисса есть влияние африканских масок.
Есть влияние античных масок.
Есть влияние римских мозаик IV и V веков.
280
Есть влияние византийских икон.
Н о у него все эти влияния выразились радикально-отчуж
дённо.
Увидев « Авиньонских девиц» в мастерской Пикассо, кри
тик Феликсфенеонсказал: «Э токарикатура».
Увидев матиссовскую «Д ам у в шляпе» (портрет жены М а
К А,
тисса Амели), фенеон заметил: « Это отвращение от любви».
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
М ож но назвать это отрицательной аффирмацией.
Следуя логике маски, Матисс увидел на лице модели чёрные
дыры вместо глаз, щель — вместо губ.
Он всё человечье лицо понял как таинственную, неразре
НО И С Т И Н Н Ы Е
шимую гримасу.
Н о что эта гримаса скрывает?
Пустоту?
Тьму?
Отвращение!
ИСТОРИИ
Способность лица стать маской у Матисса пугающа.
И тела у него тоже становятся лярвами и личинами.
Фигура-маска одалиски принимает позу роскоши, неги ИСКУССТВА
281
Он уже очень был стар и болен.
Он тогда жил, как монах перед смертью, прощаясь с ми
ром-декорацией.
За ним ухаживала монахиня-доминиканка — Мари-Анж.
Потом, в Вансе, за ним ухаживала другая монахиня, Жак-Ма
ри, бывшая до пострига его голой моделью.
В 1947 году Матисс решил декорировать церковную капел
лу в женском монастыре доминиканского ордена.
Это так называемая капелла Чёток или капелла Розария.
БРЕНЕР
282
Бордель страшен:
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Только губы с запёкшейся кровью
На иконе твоей золотой
(Разве это мы звали любовью?)
Преломились безумной чертой»..
НО И С Т И Н Н Ы Е
В этом морском монастыре-борделе была бы сутенёрша-
аббатисса-русалка, перед которой Матисс исповедовался
бы в своём тайном отвращении к миру людей.
Это отвращение — я настаиваю — бросается в глаза и в ран
ИСТОРИИ
нем творчестве Матисса, где есть глубина и пространство,
а не одна плоская декоративность.
1лубина матиссовского пространства чрезмерна, как кишка ИСКУССТВА
283
Он не весел — твой свист замогильный...
Чу! опять — бормотание шпор...
Словно змей, тяжкий, сытый и пыльный,
Шлейф твой с кресел ползёт на ковёр...
284
Вот какие страсти, вот какие пустоты дышат у Матисса, вот
каково его море морей!
Он как тот немец-шарманщик, такой неудачник, такой ша
ромыжник, стоит на рассвете под окнами борделя и скри
пит по-немецки: — 1сЬ Ып агт... 1сЬ Ып агт...
— Спите, мои милые...
К А,
— Наверное, славно ночью поработали?..
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
А в Армавире, как сообщает поэт, на городском гербе на
писано: С О Б А К А Л А Е Т , В Е Т Е Р Н О С И Т
Старый Анри Матисс, уж он-то понимал: мы не должны,
не можем позволить себе быть нищими перед божеством —
НО И С Т И Н Н Ы Е
даже отрицаемым, даже исчезнувшим.
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
285
О ПОЕЗДКЕ В ОСАКУ
28 6
Принесли пиво.
Представление уже началось.
Три гейши в нарядных кимоно медленно танцевали и раз
девались.
П од шёлком у них ничего не было, кроме белых тел с чёрны
ми сосками, чёрными пупками и чёрными лобками.
КА
, ИЛИ
Рты у них тоже были чёрные.
На самом краю сцены стоял небольшой круглый сосуд —
ТАЙНЫЕ,
аквариум.
Одна из гейш раздвинула ноги, раскорячилась — и оп! — из
её вульвы выпрыгнули три золотые рыбки.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Они с плеском упали в аквариум.
Лица у танцовщиц были плоские, овальные; носы, глаза,
губы обозначены скупо, как швы.
Золотые рыбки плавали в сосуде, слегка дезориентированные.
Тут официант подошёл к сцене и вручил гейшам мороже
ИСТОРИИ
ное — эскимо на палочках.
Они поклонились и ещё поприседали.
А потом синхронно вставили эскимо в свои промежности. ИСКУССТВА
287
Она раскорячилась и вывернула половые губы, но никакие
рыбки оттуда не выпрыгнули*
А я, сидя на стуле, схватил себя за мошонку и криками изо-
бражал возбуждение.
Прибежали вышибалы и, кланяясь, стащили Варвару со
сцены.
Нам пришлось заплатить за шоу немалые деньги.
Выйдя из бара, мы уставились на рассвет — сконфуженные,
как те рыбки в аквариуме.
БРЕНЕР
вить надо не то, что ты уже сделал, но то, что сможешь сде
лать однажды: иначе просто не стоит делать».
288
ОБ О Б Р А Б О Т Ч И К Е Р Е А Л Ь Н О С Т И ПАБЛО ПИКАССО
К А, ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Обработчик реальности.
Он обрабатывает её, обрабатывает, обрабатывает.
В воображении своём и на листе обрабатывает.
Впрочем, как говорил Пазолини, иногда и не нужно ни
какого листа — обработка произошла в воображении,
НО И С Т И Н Н Ы Е
и этого довольно.
А Бергман заметил: тот, кто способен видеть фильмы на
внутренней стороне своих век, счастливее того, кто произ
водит фильмы.
Н о художники не унимаются — и всё обрабатывают, обра
ИСТОРИИ ИСКУССТВА
батывают, обрабатывают реальность — на холстах, в бронзе,
на экранах.
Обработка проходит в двух основных направлениях.
1. Выявление чудовищности реальности.
Таковы Гойя, Ж ерико, Домье, Бэкон в своей брутальности.
2. Выявление реальности блаженства.
Таков Элшемиус, Боннар, Мондриан в поисках совершенства.
Обработка может идти и в обоих направлениях сразу:
в направлении чудовищности и в направлении чуда.
Таковы Леонардо, Ван Эйк, Энгр, Делакруа, Гюстав М оро,
Одилон Редон, Магритт,
289
Был ещё и такой художник: Пабло Пикассо.
Он неустанно обрабатывал реальность — тоже с обеих сторон.
Он, как сказал филип Гастон, заново населил Землю —
чудесными чудищами.
Он в своей беспрестанной обработке реальности был дея
телен, как дятел.
Однажды он заявил: «Ребёнком я рисовал как академик,
а, повзрослев, долго разучивался, чтоб рисовать как ребёнок».
Это кокетливое, но важное признание.
БРЕНЕР
290
Как сказал Рене Ш ар: «Только живые мертвецы думают,
что в мире можно бросить якорь».
Однажды Пикассо заметил: «П опробуйте нарисовать иде
альный круг. Именно в вашем несовпадении с совершенной
окружностью кроется ваша творческая оригинальность».
Такая вот игра — лучшее в искусстве Пикассо.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Многие из нас играют в бильярд или в шашки, чересчур
многие играют в футбол, а некоторые дружат с рулеткой
или игральной колодой и даже во сне бредят семёрками,
дамами и тузами.
Н о случалось ли вам играть не с конкретным соперником,
НО И С Т И Н Н Ы Е
каким-нибудь Иваном Пантелеймоновичем, а с лицом со
бирательным — ну хотя бы с мировым искусством?
Пикассо играл, и занятие это было ему по нраву.
Он считал игру с мировым искусством более увлекательной,
чем кегли или преферанс.
ИСТОРИИ
Н о выбор ходов у него был ограничен.
Игра с мировым искусством весьма рискованна.
Подчас она требует стереть мокрой губкой с чёрного неба ИСКУССТВА
291
При этом игра, разумеется, должна происходить на началах
взаимного уважения — не в этом ли её прелесть?
Противник — мировое искусство — ощущается вами как
равный.
Он — друг, и вы особо увлечены игрой именно из-за дружества.
А если противник — враг, то игра становится злой.
Пикассо временами знавал эти чувства в своей игре, но,
кажется, редко.
Он играл с Матиссом и Браком.
БРЕНЕР
292
И вот тогда-то он и создал Ьо$ СарпсЬоз — свою первую
серию о человеческом неразумии.
Эта странная графика оказалась чудо как свободна — по ту
сторону всех патронов и заказов.
За Капричос, на той же волне, последовали ещё более дикие,
безжалостные, наглые, сокрушительные листы.
КА.
А вот Пикассо всегда как будто работал на заказчика, даже
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
если заказчика рядом не было.
Мандельштам описал пикассовский характер так: «И сай
Бенедиктович жил благочестивым французом, кушал свой
потаж, знакомых выбирал безобидных как гренки в бульоне,
НО И С Т И Н Н Ы Е
и ходил, сообразно профессии, к двум скупщикам перево
дного барахла».
Левей, р!са$5о!
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
293
О ВИЗИТЕ В МАЛАГУ
294
Свежепокрашенный дом стоял на маленькой площади под
названием плаза де ла Мерсед.
Д он Рикардо указал пальцем на окно:
— Вот там родился Пикассо.
Посреди площади высился обелиск в честь расстрелянных
революционеров.
КА,
Дон Рикардо сказал:
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
— Посмотрите на этот памятник: Пикассо всосал его с мо
локом матери.
М ы немножко поглазели на дом и обелиск, поболтали
с доном Рикардо и отправились искать ночлег.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Н а следующее утро мы вернулись на плазу де ла Мерсед
без всяких провожатых, чтобы нарисовать на доме Пикассо
гигантское влагалище, из которого крошка Пабло выгля
дывает на свет.
Для этого у нас были припасены два баллончика с красной
ИСТОРИИ
и чёрной краской.
Н а площади стояли туристы — мы решили дождаться их
ухода. ИСКУССТВА
295
в другом доме — под номером пятнадцать.
И он указал пальцем на ухоженный особняк.
Тут мы изрядно смутились.
В самом деле, на каком же доме рисовать промежность, из
которой вылезает гений Пабло?
Чёрт его знает!
Так и уехали из Малаги, ничего не нарисовав.
Энгр говаривал, что карандаш должен двигаться по бумаге с
лёгкостью мухи, бегающей по стеклу, — а иначе нет искусства.
БРЕНЕР
296
О СЛАВЕ
КА,
Художники обычно хлопочут о славе: Пракситель, Мике
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
ланджело, Пуссен, Мане, Моне, Роден, Пикассо...
Как сказал Сальвадор Дали: « В шесть лет я хотел стать по
варом, в семь — Наполеоном, а потом мои притязания
постоянно росли».
НО И С Т И Н Н Ы Е
Н о что такое слава, и как к ней идти?
Пессоа сказал: самый прямой ход к славе открыл Герострат!
Это верно.
Н о ведь сейчас и вовсе не слава, а какая-то дрянь: Ким Кар-
дашьян.
ИСТОРИИ
Сейчас вместо славы журналисты!
Сюрреалист Дали, самый славный из художников после
кубиста Пикассо, заявил: «Лю блю журналистов! Они, как ИСКУССТВА
297
А потом появляемся на вернисажах и показываем публике
зад — совершенно анонимно.
Пикассо сказал: «Дайте мне туфли, и я нарисую человека».
А я говорю: «Дайте мне музей, и я покажу ягодицы».
Причём мой пердак довольно больной, геморроидальный,
тощий и не без прыщей.
Н о, как сказал Ницше: «Ч тобы болеть, нужно быть здо
ровым».
Глядите же на мою сраку, любители музеев: вот вам нынеш
БРЕНЕР
Бис!
Но, как сказал Ж арри: «Аплодисменты? Какой позор!»
Так что я требую: никаких аплодисментов!
Итак, мы показываем наши безымянные булки, веселимся,
как дети, и не получаем за это ни хлопка, ни гроша — о, как
далеко это от сегодняшней продажной «славы»!
И, следует подчеркнуть, мы не ограничиваемся гузном, ибо,
как заметил тот же Пикассо, всякая (даже анонимная) слава
таит в себе опасность: начинаешь копировать себя, а это ещё
более опасно, чем копировать других, ибо ведёт к бесплод
ности.
Поэтому, кроме попы, мы показываем и гениталии, фиги,
зверские гримасы, да ещё и кукарекуем, вываливаем язык
изо рта, шевелим ушами, лижем друг другу сиськи, нюхаем
внутренность протухшей туфли...
Всё, что угодно — лишь бы не повторяться и не нравиться!
298
Браво» бис!
Н о в какой-то момент в любом городе, в любой стране
люди начинают нас узнавать, идентифицировать, вспоми
нают наше имя — и анонимности приходит капут.
Значит, пора бежать в другой город.
П рочь от славы, прочь от дряни!
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Сес ош !
Как сказал превосходный художник Ван Гог: «И щ и не сла
вы и успеха, а света и свободы — и не погрязай слишком
глубоко в болоте жизни».
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
299
О ПИКАБИА И УДОВОЛЬСТВИЯХ
зоо
Что это: пародии, проявления крайнего нигилизма, похоть
глаза и руки, демонстрации отчаяния и бессилия, взрывы
хохота, симптомы страха остаться незамеченным, тайные
признания, бред?
Его работы не подкреплены никакими концептами, высо
комудрыми трактатами, спекуляциями — лишь его презре
КА,
нием к собратьям-художникам.
ИЛИ
Сочиняя стихи и афоризмы, он воровал фразы Ницше
ТАЙНЫЕ,
и перекраивал их.
Творя картины и рисунки, он паясничал и перетасовывал
элементы всего, что было под рукой: технических иллюстра
НО И С Т И Н Н Ы Е
ций, порнушки, истории искусства, чуши.
Он постоянно подшучивал над мёртвыми и живыми «кол
легами» — как над Сезанном, так и над Рембрандтом, как
над Кандинским, так и над Кокто,
Увидев мастеровитую картину Макса Эрнста, он поставил
ИСТОРИИ
крест на сюрреализме, прошипев: «О ни хотят возродить
искусство».
Пикабиа хотел искусство похоронить. ИСКУССТВА
301
Для его фривольностей и прихотей нужны были немалые
деньги, и он уже растратил одно наследство, и переехал
из Парижа на Лазурный берег, и играл в казино, и хотел
купить новую яхту.
Н о самый глубокий его импульс был: Д О В О Л Ь Н О И Л
ЛЮ ЗИ Й !
Он был изменником искусства, предателем художества.
Н о его предательство было особой формой интимности.
Пикабиа искусство любил, но ненавидел то, во что оно пре
БРЕНЕР
302
В конце концов — в 30-е годы и в позорную эпоху Виши —
он зарылся в довольно грязный стариковский разврат: сри
совывал из журнальчиков блудниц с бульдогами и любов
ничков в цветущих садах, а также малевал всяких монстров
и изуродованных кожными заболеваниями андалузок.
Эти картины наповал убивают всё, сделанное его эпигонами
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
(вроде Шнабеля или Салле).
Пикабиа всё-таки был настоящим ублюдком и сладостраст
ником, а не просто сообразительным дельцом.
П оэтому нижеследующие стихи Даниила Хармса я отож
дествляю с Пикабиа:
НО И С Т И Н Н Ы Е
Я захотел устроить бал,
И я гостей к себе...
ИСТОРИИ
Испёк рассыпчатый...
Н о что-то гости...
зоз
Когда же гости подошли*
То даже крошек...
БРЕНЕР
АЛЕКСАНДР
304
О СЕРГЕЕ ШАРШУНЕ
КА,
дарма мобилизации, сев за стол перед путешествием —
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
я не хочу знать, существовали ли до меня люди», — писал
Серж Шаршун.
И далее: «Всё, что превращается в лавочку, меня перестаёт
интересовать».
НО И С Т И Н Н Ы Е
Лавочкой стал модернизм: « И футуризм, и кубизм — на
второй день крещения начали заваливать мир шедеврами...
И через положенные восемь-десять лет — перепроизводство».
Как избежать этого?
Ш арш ун советует: «Ж ест Рембо, сделанный в нужный
ИС Т О Р ИИ ИС КУ С С Т ВА
момент, значительней бегства Толстого».
Главное — потребность избавляться самому от себя.
Прочь, прочь!
Сначала, по логике Шаршуна, романтики ушли в область
личных переживаний
П отом был Флобер, попытавшийся в «М адам Бовари»
запечатлеть цвет плесени в тех углах, где живут мокрицы.
П отом символисты, решившие отделаться от модели —
голой или одетой.
И случай Лотреамона, открывшего радость дичайших про
тиворечий, вечно ставящих в тупик других.
305
И кубисты: у них, говорит Шаршун, нет ни малейшего же
лания наблюдать, что делается вне них.
Н у тут — вдруг! — дада!
«Наступает момент», — утверждает’ Ш аршун, — «когда
произведение искусства оказывается неприемлемым, не
выносимым».
И: «И скусство центробежное, как оно существовало це
лые ю о лет, должно непременно кончиться вне искусства...
Дада возвращается в действительность, потому что в силах
БРЕНЕР
полюбить её».
И Ш аршун цитирует Тцару: «Ж изнь. Я против систем,
АЛЕКСАНДР
зоб
Бутада!
Трубада!
Драбада!
Серж Ш аршун прожил долгую-предолгую жизнь.
С дадаизмом он соприкоснулся только по молодости лет,
а вообще рисовал во всех стилях — символистском, кубист
К А,
ском, футуристском, дадаистском, сюрреалистском, аб-
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
страктно-спиритуалистском — но всё превращал в манеру.
Какая это манера?
Вот её имя: Улыбка.
Он над всеми стилями улыбался — чеширским котом.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Какой же он был добрый, великодушный, целомудренный!
Он все стили превращал в клетчатые цветы.
Иногда, как он сам говорил, это были превращения меха
нические, а иногда — физиологические, иногда в резуль
тате превращений получалась амбра, иногда абракадабра,
ИСТОРИИ
а иногда — просфора Эроса.
Какие, к чёртовой матери, «стили» — зачем закапываться
в могиле? ИСКУССТВА
307
Трещали в зелёном саду пистолеты.
Как быстро, как неожиданно лето прошло.
308
о ДАДА
КА,
и оправдываются пошлой видимостью порядка.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
В мире шла Первая мировая война — хаос, прикрываемый
патриотическими лозунгами.
Дада корчился в отвращении — и сделал хаос своим излю
бленным приёмом.
НО И С Т И Н Н Ы Е
П опутно дада отделался от всех высоких слов — « Б о г » ,
«Л ю бовь», «Отечество», «И стина», — решив обходиться
без этих тромбонов мобилизации.
Попутно дада возненавидел все догмы, прикрывающие язы
ковую субстанцию поэзии и холщовую субстанцию искусства.
ИСТОРИИ
Дада открыл, что в искусстве всегда есть нечто позорное:
оглядка на публику.
Из этого открытия дада сделал вывод, что всякий художе ИСКУССТВА
309
Дада решил обокрасть всех художников и делать исключи
тельно то, что взбредёт в голову.
При этом дада презирал любое идейное обоснование своего
ребячества — будь то с помощью философии, психологии
или социологии.
Вместо этого дада заявил, что будет делать только самое
никчёмное и самое легковесное.
Н о эта никчёмность должна была быть не догмой, а — шар
латанством.
БРЕНЕР
310
Не тонущая жизнь ау ау
А храбрая хоть и весьма пустая
Стоит как балерина на балу
И не танцует гневом налитая
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Он начал вонять, как знаменитая балерина, ещё при жизни.
Поэтому Шаршуну, Дюшану, А рпу и даже Пикабиа снова
понадобилась любовь.
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
311
О НАШИХ В О ЗМ О Ж Н О СТЯ Х
По-моему, он мерзавец.
Или, быть может, паяц?
АЛЕКСАНДР
312
Произведения из личной коллекции Ж ан-Ж ака Лебеля!
Он, знаете ли, не только художник, но и куратор, коллек
ционер, писатель, поэт, мыслитель, телевизионная дива,
ассирийский царь, князь Потёмкин-Таврический и прямой
потомок маркиза де Сада.
Кроме шуток, он — маститый деляга.
КА,
В тот день проходила публичная дискуссия.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Лебель собрал кучу досужего народа, а заодно и всех ве
ликих философов Франции (хотя по-настоящему великие
философы к этому времени уже умерли).
Речи этих господ воняли, как выкидыши богини Кали.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Нет, я не шучу: сия дискуссия напомнила мне стародавнюю
советскую железнодорожную ночь, проведённую мной на
верхней полке в грязном и душном поезде, идущем из Кры
ма в Москву, а на нижней-то полке упившийся и обожрав
шийся чеснока подлый мужик трахал трепещущую наду
ИСТОРИИ
шенную женщину, и их миазмы смешались с его пердежом
и её клокотанием, а также со стуком колёс и тряской, так
что я думал, что вот-вот сойду с ума и проклял день своего ИСКУССТВА
рождения.
А ещё этот парижский бардачок заставлял вспомнить пуш
кинскую сказку, где жида с лягушкой венчали: бросали Де-
лёза в одну яму с куратором из Центра Помпиду и покой
ной социал-демократией, а Фуко привинчивали к дубовому
кресту перформативного политического активизма.
Что ж тут было делать?
М ы решили действовать как гадкие и своевольные твари:
313
сначала обкакались себе в ладони и измазались какашками,
а потом в этаком непотребном виде стали запрыгивать на
колени приглашённых ораторов.
Началась тихая паника и психиатрический развал.
Я , ловкач, умудрился вырвать листочки с текстом у одного
лектора и подтереть ими свою задницу, на которой налипло
много коричневатой материи.
Н о Ж ан-Ж ак Лебель не растерялся!
Ж ан-Ж ак Лебель-художник стоял на страже порядка!
БРЕНЕР
314
Вот таков современный теоретик-куратор-художник: он
саваном бумажным шелестит, он хоронит всё нсивое-нес-
покойное, он ублажает культурную чернь и знать, он отво
ряет мейлы мёртвым великанам, он страшный и безграмот
ный коновал происшествий, он усмиряет беличьи события
и рад-радёшенек, когда брызжет фонтаном чёрная лошади
КА,
ная кровь эпохи.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
П оэтому на ум приходит старик Державин:
НО И С Т И Н Н Ы Е
Но вы, как я подобно, страстны,
И так же смертны, как и я.
ИСТОРИИ
И вы подобно так умрёте,
Как ваш последний раб умрёт!
ИСКУССТВА
315
О ТОМ, КАК Х О Р О Ш О У С У Т И Н А
316
О своих истоках Сутин рассказывал так: «О днаж ды
в детстве я застал мясника, когда он перерезал птичью шею
ножом, и лилась кровь. Я было закричал, но радостное
выражение мясника перехватило мне горло. Крик застрял
внутри, и с тех пор я всегда ношу его в себе. В школе я нари
совал издевательский портрет учителя, пробуя отделаться
КА,
от этого крика, но напрасно. А когда я писал бычьи туши,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
это был тот же крик — хотелось выпустить его на волю. Но,
увы, до сих пор не смог».
Поэтому-то так хорошо с Сутиным: он сравнил землю не
с правителем Августом, не с Третьим Римом, а со степным
НО И С Т И Н Н Ы Е
зверьком, перебегающим от кустика к кустику.
С Сутиным хорошо ещё и потому, что он не замечает твоего
вторжения в мастерскую и на все шалости и причуды у него
один окрик: «Д итя моё, зачем т а так волнуешься?!»
У кого он эти слова перенял, где выучил?
ИСТОРИИ
Он ничего иного не говорит, как будто не знает.
И , может быть, он к самому себе обращается.
Искусство — суровый бич: оно разрушает семьи, Любови, ИСКУССТВА
317
Бывает ли безвластие в искусстве?
Бывает ли безвластие в мире?
Фуко говорит — нет, но Агамбен возражает — да.
Мир горит, это точно.
И искусство в мире уже догорает — пепел один.
Мир, как это знал Сутин, издавна славился своими пожарами.
То там, то здесь ударяет в живое дерево молния.
То там, то здесь низвергается с неба на крыши ветер и огонь.
То там, то здесь Нерон любуется на пожар Вечного Города.
БРЕНЕР
318
Художник оживляет фигуры, и они колеблются между ро
ждением и ф обом .
Хаимовы куклы — дряблые, рыхлые, гнутые, ломкие —
вдруг наливаются внутренним пламенем, вспыхивают ли
хорадочным румянцем, загораются надранным ухом, хва
таются красными руками.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Н о долго ли будут жить?
Н а продолжительность их бытия ничто не указывает.
Мёртвый фазан лежит на белой подстилке, ожидая ожив
ления, как Лазарь.
Три селёдки покоятся на тарелке с двумя вилками по бокам,
НО И С Т И Н Н Ы Е
как пациенты на столе, а вилки — орудия оживления.
Вот вроде бы натюрморт: трубка, бутыль, та же вилка.
Но это не натюрморт, а инструменты анестезии в операции
оживления.
Такой же инструмент — кисть.
ИСТОРИИ
Сутин никогда не рисовал, не чертил ни на бумаге, ни на
холсте, а только живописал масляным пигментом, то есть
оживлял образы цветом. ИСКУССТВА
Цвет у него тёк, как сок, как свекла, как желчь, как речь,
и смешивался, становясь плотью.
Он эту плоть прямо-таки атаковал — с намерением ожив
ления, вырывания из неё крика жизни.
Вот как он это делал: «Ч тобы написать портрет, нужно
заставить модель сидеть, но она быстро устаёт и принимает
глупое, мёртвое выражение. П оэтому нужно торопиться,
а это раздражает. Я начинаю нервничать, беситься, скре-
319
жещу зубами, а иногда даже ору и прямо режу холст, и всё
летит к чёрту, а я валюсь на пол.., и вдруг вижу огонь, языки
огня, они меня лижут. Я начинаю орать и всё швыряю на
пол. Я признаю: это глупость, и даже чудовищная. Я сам
себя пугаюсь, потом устаю. Н о всё-таки остаётся надежда,
что картина выправится».
Процесс оживления был конвульсивный, и не всегда при
носил жизнь.
Вот они, подопытные Сутина: поварёнок в колпаке и белом
БРЕНЕР
своём наряде.
Посыльный в красном мундирчике и круглой шапчонке.
АЛЕКСАНДР
Официант.
Слуга.
Это всё маленькие человечки по социальному статусу и по
кругозору — зверьки, облачённые в форму прислуги.
Н о они уже в процессе метаморфозы, уже деформированы
тем криком или стоном, который корёжит их дух.
Какая-то девушка, раздетая, смущённая, в неловкой позе,
но вся — ввысь.
Опять поварёнок, сидящий без дела, с пламенеющим ухом.
М ожет это и не ухо вовсе, а неопалимая купина или пещь
огненная?
Опять мальчик-рассыльный с углами локтей, вроде петруш
ки, полный недоумения: быть ему или не быть?
Мать с ребёнком, опешившая, что ребёнок — живой и изо
гнулся в дикой позе, и что же с ним делать, коли он такой
живой и непослушный, как воспитывать?
320
И ещё какой-то философ сидит и смотрит на обломки мира
вокруг: как, во что их собрать?
И маленькая девочка с куклой — сама полукукла.
Это всё существа сломанные или деформированные —
и обалдевшие.
Они как будто только что появились на свет, как жеребёнок
КА,
из матки, и слизь с них висит, лежит на них комьями.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Они — не князь-человек и не исполин-человек, а чело-
век-цацка, человек-ткань, ком-человек.
Они — в процессе антропологического сдвига.
Куда же сдвигаются?!
НО И С Т И Н Н Ы Е
То ли в лом, то ли в бурелом.
Сутин был настолько не от мира сего, что полагал, будто
тушу бычью можно воскресить ударом кисти.
Он боготворил Рембрандта, уважал Шардена, Коро и Кур
бе, восхищался греческой пластикой, работал исключитель
ИСТОРИИ
но в почтенных жанрах натюрморта, пейзажа и портрета.
И все-таки он был чужаком, дикарём, беженцем в сердце
европейской культуры. ИСКУССТВА
321
Тут на грязном столе лежит неизвестный организм — то ли
птица, то ли заяц бесформенный.
Сутин не умел рисовать по заветам Энгра — линиями
и по памяти, он обязательно должен был иметь перед собой
объект: петуха, пекаря или платаны.
Недостаток воображения?
Сутину необходимо было дышать жизнью того, кого он
живописал.
Перескажу известный анекдот о Сутине.
БРЕНЕР
322
Балда!
Он, как правило, кромсал свои работы, если был ими не
доволен.
Он вырезал из забракованных холстов фрагменты, которые
ему нравились — и вклеивал эти кусочки в новые произве
дения.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Так холсты обрастали шрамами.
Это были уже не просто големы, а настоящие Франкен
штейны.
Сутин был неловок и не мог натянуть холст на подрамник.
Поэтому он покупал на блошином рынке старые картины
НО И С Т И Н Н Ы Е
и писал прямо на них.
Он даже хвастался своим вандализмом и говорил, что пре
вращает мёртвую живопись в живую.
Н о Сутин всегда был недоволен своими достижениями.
Зато буйно радовался, когда мог продать картину.
ИСТОРИИ
Он был нелеп: носил шёлковые рубашки, а штаны — в крови,
в краске.
Выставлялся в галереях, а выглядел, как цыган. ИСКУССТВА
323
Сутин морщился от Кокошки.
С Ван Гогом?
Сутин говорил, что ненавидит Ван Гога.
Так почему же так хочется спрятаться у Сутина в мастерской?
А потому...
П О -Т О -М У !
Так же хочется спрятаться в пейзаже Эдварда Хоппера (или
в одном из его коттеджей).
БРЕНЕР
АЛЕКСАНДР
324
О М АРГИНАЛАХ
КА,
и кто-то совсем забытый вроде моего покойного знакомого
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Стаса Исаева — они маргиналы.
Даже если некоторые из них получили известность.
Маргиналы — оригиналы.
Они — ловцы русалок, голотурий, офиур, наяд, нереид
НО И С Т И Н Н Ы Е
и прочего планктона; они — рыбаки и сидят в своих шала
шах, выставив удилища наружу, и детской, неловкой рукой
подымают из омута запутавшуюся в водорослях рыбку.
Они увидели ось жизни в ловле мелких чудес и трепыхаю
щихся головастиков.
ИСТОРИИ
Круги расходятся от голых купальщиц, ходят мимо какие-то
культуристы, певчие и бизнесмены, бросают на маргиналов
жгучие и томные взгляды. ИСКУССТВА
325
в одну сторону и в другую, а трава пригибается, и овцы
стоят и, жалобно блея, просят отворить ворота.
И уже ясно: грядёт очередной пожар.
Впрочем, это только описание одной из картин Сутина,
только вычурный своей мрачностью образ.
А вообще с маргиналами хорошо в их шалашах на прудах,
и не нужно уже никаких реалистов, импрессионистов, фо-
вистов, футуристов, абстракционистов, концептуалистов...
Н о также с маргиналами страшно.
БРЕНЕР
326
Во внутреннем Самарканде.
Меня ненавидят все служащие искусства за мой дегенера
тивный профиль и за то, что я не ихний.
А я люблю маргинала Вольса за то, что он погрузился на
дно своего пруда и там превратился в какой-то слизисгый
столбик, в какого-то рачка или зелёную тину.
КА,
И в каждом великом мастере я ищу маргинала.
ИЛИ
Зато не люблю, ох, как не люблю тех знаменитых художни
ТАЙНЫЕ,
ков, которые позабыли светлую истину Марка Аврелия: вся
Земля — маленькая точка.
Или вы думаете, она ваша дача?
НО И С Т И Н Н Ы Е
Вот как говорит Хлебников: «М ож ет быть, в предсмерт
ный миг, когда всё торопится, всё в паническом страхе спа
сается бегством, спешит, прыгает через перегородки, не
надеясь спасти целого, когда в голове человека происходит
то же, что происходит в городе, заливаемом голодными
ИСТОРИИ
волнами жидкого, расплавленного камня, может быть,
в этот предсмертный миг в голове всякого с страшной бы
стротой проходит заполнение разрывов и рвов, наруше ИСКУССТВА
327
Маргиналы используют божественное так, будто это чело
веческое, а человеческое так, будто это — божье,
А вообще, у них нет ни божественного, ни человеческого,
а только неоплодотворённая икра иглокожих.
Да, Земля — всего лишь точка, а какой-нибудь прудик —
море морей, океан вселенский.
Маргиналы хорошо это знают, а ещё они зарубили у себя
на носу прекрасный русский стих, так полюбившийся Ман
дельштаму:
БРЕНЕР
Кто-то не поленился,
бросил кирпич в монумент,
от героя отбился
самый важный фрагмент.
328
О ТОМ, КАК МЕСЬЕ БОН НА Р
П О Е Х А Л НА О С Т Р О В Х ВА Р
К А г ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Лучше жить не в истории и не по часам.
А как?
П од солнцем, в тени.
Пьер Боннар был слеп и глух ко всем авангардам и теориям.
Он существовал не в измах, а на песчаных развалинах гре
НО И С Т И Н Н Ы Е
ко-римской культуры.
И ещё под абажуром в вечерней гостиной.
Или в спальне с голой подругой,
Я Т О Ж Е Т А К Х О Ч У !!!
Только не желаю, как Боннар, писать большие картины.
ИСТОРИИ
Лучше уж быть его персонажем: валяться голышом на песке
рядом с потрескавшимися статуями и смотреть на волны, из
которых выходят богини. ИСКУССТВА
329
Только это и повторяли на все лады великие художники
и философы: будьте же, будьте наконец прекрасны!
Н о люди их не слушали.
Ж енщина продолжает ступать по горячему песку боже-
ственной стопой, и она по-прежнему не отбрасывает тени.
Зыбь ты великая, зыбь ты морская...
И никакого секса, потому что всё секс — медленный, не
скончаемый.
Постепенно в этом мареве Афродита Боттичелли превра
БРЕНЕР
О, Шух-шух-га!
Однажды на исходе лета мы с Варварой отправились на
ост ров Хвар, что в Адриатическом море.
У нас был спальный мешок.
Туристы уже убрались с острова, но солнце не ушло с ними.
Н а Хваре, как в живописи Боннара, не было поездов, са
молётов, фабрик, машин, а только телеги, кошки, собаки.
На Хваре не было и людей, а только издали силуэты.
Мы спали в мешке на пляже, а потом оказались в доме на горе.
Хозяин уехал и оставил нам дом, как в сказке.
Время стояло, как в живописи Боннара: без компьютеров,
без пошляков.
Только море и скалы под солнцем,
И мы — Гермафродит и Афродита.
Н а полях остались неубранные помидоры и тыквы, и мы
их собирали.
ззо
Стремление к исключительности — слабость обычных лю
дей вроде императора Коммода.
А Гермафродит и Афродита хот5гг плавать в море, сношать
ся, дремать в саду, кушать персики и помидоры.
Как сказал Боннар: «Есть речение, отлично передающее
идею живописи: множество маленьких обманов создают
КА,
большую правду».
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
М ы были на острове одни — вот наш маленький (само)
обман.
Мы превратились в богов — такой же обман.
Н а Хваре не осталось полиции, хозяйчиков, некрасивых
НО И С Т И Н Н Ы Е
халуп, туристических гостиниц, денег, строек, уродства —
очередной обман.
Всё, как в искусстве Боннара, превратилось в чудесный син
тез линеарности и ташизма — такова правда.
Мы плавали, медленно, как бабочки, спаривались на скалах,
ИСТОРИИ
надкусывали персики, варили компот из айвы.
Всё как у Боннара и других наби: искусство поверхности
образа, словно в египетской живописи, византийских моза ИСКУССТВА
331
Был ещё серый котёнок, выгибающий спину, чтобы казаться
больше.
И рыжая беременная кошка с нежными губами, требую
щими молока.
Были и другие, похожие на головастиков.
Они приходили, чтобы кормиться.
Мы покупали им сосиски в лавке, и они эту дрянь момен
тально проглатывали.
А потом начинали скакать, задирать хвосты и беситься.
БРЕНЕР
332
Мы им уступили.
И опять они сожрали всё одним махом и потребовали:
ЕЩ Ё!
Ещё и ещё!
Н о у нас больше ни черта не было.
Кошки рассвирепели.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Они прыгнули на стол.
Перевернули краски, забегали по рисункам — и опроки
нули тушь!
Орали, разевая розовые пасти!
Это был бунт — бессмысленный и беспощадный.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Сосисок у нас всё равно больше не было.
Боннар это знал: рай легко превращается в ад; в его искус
стве есть тьма, усталость, истошный крик попугая, разоча
рование от секса.
Боннар был другом Редона и любил его сумеречное ис
ИСТОРИИ
кусство.
Во взбесившихся кошках проснулось что-то оккультное.
Они овладели нами, как потусторонние силы. ИСКУССТВА
ззз
Неназванная вещь — то, что получается из соединения всего
этого: нечто дикое, священное,
«М ы сль о возвращении к девственному естеству испол
нена опьяняющей силы, — сказал Валери, — но море, де
ревья, светила и особенно глаз человеческий — всё это
искусственно».
Именно, именно: каменное облако!
Сам Боннар высказался о своей живописи так: «Тот, кто
пост, не обязательно счастлив».
БРЕНЕР
334
Изобретатель эротических картин — грек ГТаррасий — уде
лял первостепенное значение контурам тела.
На Хваре стало сыро, мрачно, асексуально.
Нами овладела меланхолия.
В соседнем гараже что-то пело — то ли радио, то ли телевизор.
Мы заперли дом, отдали ключ соседу, поехали в порт и сели
К А,
на корабль, идущий в Риеку.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Во время плавания тоже шёл дождь, и мы смотрели в иллю
минатор на надутое море.
Иллюминатор был круглый, с толстым стеклом, дождь по
нему стучал, но звука не было слышно.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Солнечные картины Хвара — где вы?
Осталось только окно с дождевым морем.
Как сказал Пьер Боннар: «Лучшие вещи в музеях — окна».
Известно, что он приходил в музеи, где были выставле
ны его полотна, с кистями и красками, и дописывал соб
ИСТОРИИ
ственные картины, ибо его не удовлетворяло их состояние.
ИСКУССТВА
335
О ДЕ К И Р И К О
ззб
Они освободили его от тяжести смыслообразования.
Он стал парить в зелёном эфире нелепости.
Блаженная немота — секрет Джорджо де Кирико, его тайна.
Метафизические картины де Кирико — это последние немые
картины в истории живописи.
Они соответствуют периоду немого кино.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Авангард теоретизировал, вещал, выдвигал лозунги,
Де Кирико, кстати, тоже писал — в тональности иронии
и меланхолии.
Н о картины его молчат, как оракул с кляпом во рту.
А что они изображают?
НО И С Т И Н Н Ы Е
Угол, образованный двумя стенами.
Печенье, подобное осколку барельефа.
Перчатку — то ли рыцарскую, то ли Кота в сапогах — при
битую к стене игрушечной крепости.
Манекен, превращающийся в античную статую.
ИСТОРИИ
Метафизическая живопись Кирико — бессмысленная тре
вожная красота материи.
А ещё это отчётливость древнего, классического мира, ИСКУССТВА
337
Творить себе кумир из человека недостойно,
Расти травой тысячелетних дней.
338
ЕЩЁ О К У К А Р Е К У
КА,
Толпа в городском музее Цюриха собралась преогромная:
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
старики, старухи.
Речи кураторов были отменно бездарными.
Чтобы совсем не захиреть, я закукарекал:
— Ква-ква-ква-ква!
НО И С Т И Н Н Ы Е
Зал был полон, мы стояли на виду у всех.
Речи продолжались, а когда возникала пауза, я выл или лаял.
Как сказал Сергей Третьяков: «Рычи, Китай!»
Я мычал, когда произносилось имя Ленина.
Я блеял, когда произносилась фамилия Малевича.
ИСТОРИИ
Я каркал, когда произносилось слово «культура».
Я мяукал, когда все остальные хлопали.
Тут подошли двое мужчин из охраны. ИСКУССТВА
339
В ответ Варвара заквакала:
— Тяв-тяв-тяв-тяв!
Старики и старухи недоумённо морщили губы.
Нас вывели, осторожно придерживая за локти.
Вот опять Третьяков:
340
О КЛЕЕ
КА,
Но это строчки другого поэта:
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Н а луне нет дорог
И везде скамейки,
Поливают песок
НО И С Т И Н Н Ы Е
Из высокой лейки —
Что ни шаг, то прыжок
Через три скамейки.
У меня на луне
ИСТОРИИ
Голубые рыбы,
Н о они на луне
Плавать не могли бы, ИСКУССТВА
341
И мя Клее рифмуется не только с «аллеей» и «м узеем »,
как показал Арсений Тарковский, но и с понятием «см е
лее!».
По-моему, он самый нежный и смелый художник самого
злого и трусливого века, а автор стихов о луне — самый
нежный и смелый поэт.
Как сказал о Клее Джорджо Агамбен: «Слияние двух уров
ней — создания произведения и перерождения автора —
у Клее столь совершенно, что, созерцая его картину, зада
БРЕНЕР
342
нию: себя в процессе переклеиваемости — от человечка
к зверовечку, рыбомечку и яйцеклееовечке.
Кстати, по-немецки К 1ее — это клевер.
Клевер растёт на клеевской луне, но легко превращается
в плевел, веер, фефер, клавир, фефелу и т. д.
Художник, став ясновидящим, созерцает не готовые формы,
КА,
а формообразование, то есть свою способность к сотворению
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
форм.
Именно поэтому нашему глазу на картинах Клее предстают
не законченные булки и кренделя, а вот что:
НО И С Т И Н Н Ы Е
Н а луне полутьма
И дома опрятней,
Н а луне не дома —
Просто голубятни,
Из каймы терема,
ИСТОРИИ
Чудо-голубятни.
343
Н а луне сор растёт —
Разные былинки,
Н а луне весь народ
Делает корзинки,
Из былинок плетёт
Лёгкие корзинки.
344
Дикий ангел в далёкую летел страну
В рваных брюках с большими заплатами.
ОБ А ХИ НЕ Е В МУЗЕЕ КЛЕЕ
на другую.
Н а первой горе живут дикие звери, то есть существа, кото
АЛЕКСАНДР
346
Работы Клее в музее прослеживают весь его путь средь пла
вающих и затонувших, средь эмбрионов, прадедов, мы
шиных певиц, щебечущих машин, прекрасных садовниц,
древних жеребят, птенцов в скорлупе, эйнштейнов, слонов
и младенцев.
Есть у Клее работа под названием «Этот цветок очень хочет
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
увянуть».
Есть и другая: «Эта звезда учит нагибаться в тр аву».
Клее не был ни живописцем, ни графиком, а живографиком.
Он не изображал ни Природу, ни Идею, а Природонадею.
Долго мы бродили по музею Клее, как по подводной оран
НО И С Т И Н Н Ы Е
жерее или подземному эмпирею.
Устали, проголодались.
И поднялись наверх в кафетерий.
А там — суета, толкучка.
Группа мркчин и женщин в корпоративном платье пила
ИСТОРИИ
шампанское и ела бутерброды с лососиной.
Нам тоже захотелось этой розовой рыбицы — вот мы
и замешались в толпу, взяли два бутерброда и сели в сторонке. ИСКУССТВА
347
Как сказал Лесков (один из любимых авторов Вальтера
Беньямина, купившего однажды работу Клее): «П ока мы
не будем считать для себя обязательным участие к каждому
человеку, до тех пор все гуманные теории — вздор, ахинея
и ложь, только вредящие делу».
Платить за бутерброды не хотелось.
Есть, кстати, такое произведение у Клее: «Просвещение
двух сектантов» — на нём изображены какие-то мужиц
кие тени, из растопыренных рук которых вылетают рюмки,
БРЕНЕР
348
О Д В У Х Ж Е С Т О К О С Т Я Х - А Н Т О Н Е Н А АРТО
И Н Е И З В Е С Т Н О Г О НИЩЕГО
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Арто писал: «Н ичто не трогает меня, ничто меня не инте
ресует, кроме того, что напрямую относится к моей плоти».
И ещё: «Культура — не в книгах, не в танцах, не в картинах
и статуях; культура — вопрос нервов, их пластичности».
И : «Если я не верю ни в Добро, ни в Зло, если я испыты
НО И С Т И Н Н Ы Е
ваю столь сильную тягу к разрушению, если нет никакого
принципа или порядка, к которому я мог бы себя отнести,
значит единственный мой разум — тело».
Тело без органов Антонена А рто всегда неодолимо тяну
лось к ране.
ИСТОРИИ
Рана предполагала единение со звёздами — они пульсируют,
как раны.
В детстве к нему на улице подползла избитая собака, и он ИСКУССТВА
349
Когда в 1936 году он приплыл в Веракрус в поисках индей
ских мистерий, первым увиденным им живым существом
стал попрошайка — седая щетина на впалых щеках, перга
ментная кожа, бельма на обоих глазах.
Слепой протянул руку и сказал:
— Подай, ради Создателя.
Арто порылся в карманах и сперва ничего не нашёл:
— У меня нет ни одной монеты.
— У тебя их много, — возразил христарадный.
БРЕНЕР
350
А рто не слышал шагов слепого и не видел, как он раство
рился во влажном тумане Веракруса*
В тот же день он в панике сел на поезд и уехал в Мехико*
Без чёток и без разума, Антонен Арто всё же сохранил свой
священный инстинкт не следовать никаким теориям и про
рочествам — тот самый инстинкт, который выше всего
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
ставил Фернандо Пессоа.
Кроме того, у него остались в запасе ещё два оберега — ма
гический меч и чародейский посох.
Меч, выкованный из толедской стали, подарил ему кол
дун-негр в Гаване.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Потом он его тоже потерял.
А посох Арто получил из рук Рене Тома, к которому тот
попал от дочери савойского колдуна, упомянутого, как
и сам посох, в пророчестве Святого Патрика.
« В посохе этом, — писал Арто, — есть ю о миллионов во
ИСТОРИИ
локон, он покрыт магическими знаками, кои олицетворяют
высшие духовные силы. Мужчинам запрещается к посоху
прикасаться — мужчинам, но не женщинам». ИСКУССТВА
351
И : «Ж естокость — отнюдь не игра, и мне она вовсе не
нравится».
Арто много думал о жестокости (и нежности) искусства
и написал на эту тему могучую книгу — «Ван Гог. Самоу-
битый обществом».
Там есть такие слова: «Ван Гог пришёл к той стадии озаре
ния, когда мысль в беспорядке отступает под натиском всё
поглощающих разрядов — когда мысль больше не стачивает
вас, а сходит на нет, и когда остаётся лишь подбирать тела,
БРЕНЕР
352
Д обро иль зло творю — о том не рассуждаю,
Я много отдаю, но мало получаю,
И в имя же своё собой повелеваю,
И если бить хочу кого,
То бью себя я самого.
К А,
За свои 50 с лишним лет Антонен А рто написал громадное
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
количество слов и сделал множество прекрасных рисунков.
П оэтом у имя и рана этого труса известны всему миру,
а имя слепого нищего из Веракруса — никому.
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
353
О ПОПЫТКЕ ДЮБЮФФЕ
354
Соверш ив паломничество в психиатрические лечебни
цы Ш вейцарии, Дюбюффе приобрёл там первые работы
нового направления, составившие основу его будущей
коллекции.
Однако А п Вгис, по его мысли, не является искусством су
масшедших: «Н е существует искусства психически больных,
К А,
как нет искусства сердечнобольных или людей с поврежде
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
нием колена».
Творчество душевнобольных, как детей и примитивов, было
открыто в пору раннего модернизма, а затем осваивалось
поколениями художников — от Матисса, Пикассо и Клее
НО И С Т И Н Н Ы Е
до сюрреалистов и группы « К о Б р А » .
М ежду Андре Бретоном, ставшим членом С о т р а § ш е с1е
РАгс Вгис, и Ж аном Дюбюффе вспыхивали серьёзные раз
ногласия: сюрреалисты принимали определение «искус
ство душевнобольных», а Дюбюффе — нет.
ИСТОРИИ
Полемизируя с Бретоном, Дюбюффе писал: «Все механиз
мы, действующие в «сумасшедшем», можно найти и в «нор
мальном» человеке — эти двое больше похожи друг на друга, ИСКУССТВА
355
Сюрреалисты находили в искусстве безумцев аутентичность,
артистическую свободу, отсутствие карьеризма.
Для Дюбюффе же главное было — избавление от культур
ных влияний.
Отнюдь не все произведения из психиатрических инсти
туций подпадали для него под категорию Агг Вгиг: «Этот
феномен исключителен и в случае безумных, и в случае раз
умных».
Важнейший фактор — условия, в которых создавались ра
БРЕНЕР
356
Вгис — это тайна, так будем же её хранить».
Примерно так:
К А , ИЛИ
Запретною жизнью дыша...
ТАЙНЫЕ,
Идея тёмного и скрытого творчества, не предназначенного
для общества спектакля — разве это не прекрасно?
Однако вновь обретённая потаённость и келейность искус
НО И С Т И Н Н Ы Е
ства продлилась не слишком долго: в 1976 году в Лозанне
состоялось публичное открытие коллекции А п Вгис, и Д ю
бюффе стал чем-то вроде её куратора.
Следует заметить, что авторы так называемого А п Вгис
оказались более честны, точны и деликатны, чем Дюбюффе.
ИСТОРИИ
Например, Адольф Вёльфли называл свои рисунки «время
препровождением сумасшедшего» и объяснял, что сделаны
они в «камере психбольницы». ИСКУССТВА
357
Также они сознавали, что их вещи не созданы на пустом
месте, а принадлежат определённой традиции.
Н о какой?
Слова «традиция», как известно, восходит к латинскому
сгас1еге, что значит «передавать».
Речь идёт о передаче верований, легенд, ритуалов, обыча
ев — из одного поколения в другое.
Такая передача никогда не происходит плавно и бескон
фликтно — это процесс, полный разрывов и тупиков,
БРЕНЕР
не помню, был ли я
когда-нибудь в Париже,
и если был, то с кем,
358
и си/ш с кем, 1 о лак.
но не забыть волос
её бездонно-рыжих
и глаз её стальных,
расставленных не так.
и не забыть мне дней,
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
расставленных не хуже,
и не забыть ночей —
особенно одной:
когда не то Париж
подпрыгивал от стужи,
НО И С Т И Н Н Ы Е
не то сгорали мы
в Ломбардии родной.
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
359
О В Л А Д И М И Р Е Я К О В Л Е В Е (И С Е З А Н Н Е )
Збо
Его ответ был: как завет и роздых.
Караванных верблюдов в пустыне останавливают только на
самые короткие роздыхи — в полдень и около полуночи.
Б это время воздух особенно ясен и предметы отчётливы.
Тогда все законы, вероучения, заветы отступают — остаётся
ясновидение.
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Вещи на картинах Сезанна — это их покой, роздых, который
природа даёт себе после всех трудов человека.
А Яковлев?
Он видит вещи такими, какими они являются после ядерной
катастрофы.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Цветы Яковлева — последние цветы на Земле перед пога
шением Солнца.
Рыбы Яковлева — две-три последние рыбины в М ировом
океане.
А сам Яковлев — окончательный, беднейший художник
ИСТОРИИ
на свете.
Он смотрит в последний раз на Рыбу, на Цветок, на Кош-
ку-зверя, но бедняге уже некому возносить молитву. ИСКУССТВА
361
Таков Владимир Яковлев.
Он — не король на троне, не князь художников, а Лир.
Он — не соль земли, а её мозоль.
Вопрос, его обременявший, был: как относятся друг к другу
тяготение и время?
Ответ, известный со времён Будетлянина: время так же
относится к весу, как бремя к бесу.
Тяжело было мелкому бесу-человеку тащиться под бреме
нем времени.
БРЕНЕР
Тяжёлым
Заснеженным
Небом
Снег
Снег
Как на ступенях
Тающие следы
Старого года.
Зб2
О Ф Р Э Н С И С Е БЭКОНЕ И ВЕРНОМ С ПО С ОБ Е
П О Л З А Т Ь НА Ч Е Т В Е Р Е Н Ь К А Х
КА,
цузский король Франциск попросил Леонардо да Винчи
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
сделать для него что-нибудь причудливое и занимательное.
Изобретательный Леонардо сотворил деревянного льва,
при приближении к которому маленькая дверца в груди
зверя открывалась и из неё выдвигался герб французского
НО И С Т И Н Н Ы Е
государства.
Кажется, искусство Фрэнсиса Бэкона, как и многих других
художников, хотят превратить в подобный аттракцион, но
мы-то знаем, что это не пройдёт.
Бэкона не выдрессируешь, как какого-нибудь пса Кулика
ИСТОРИИ
или обезьяну Кагтелана.
Вот что сказал Альберто Джакометти: «Т ы должен писать
лицо не как что-то, что уже есть, но как нечто, чего еще нет, ИСКУССТВА
збз
О НОЧАХ ФИЛИПА ГАСТОНА
364
холсты, написанные для Сиграм-билдинг, развешивались
там. И вот М арк сказал, что, создавая эти тёмные, мрачные
картины, он надеялся поразить до глубины души дельцов
и директоров, заседавших в Сиграм — чтоб они затряслись
в своих кабинетах. А я ответил, что предпочёл бы сотворить
големов в подвалах Сиграм-билдинг, чтоб они, пробудив
КА,
шись к жизни, разворотили этот небоскрёб до основания.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Ротко рассмеялся».
Согласно Гастону, каждый художник инстинктивно нена
видит власть, однако современные американские художни
ки — декораторы власти.
НО И С Т И Н Н Ы Е
Он не хотел быть декоратором, поэтому размышлял о дю-
шановской идее андерграунда — что же это может быть?
Как организовать антивластное подполье?
Гастон решил: андерграунд — в голове художника.
Из головы рождаются образы — и трансформируют жизнь.
ИСТОРИИ
Гастон всматривался: «Ч то творится в моей голове?»
Там шла отчаянная борьба между прислужником власти
и настоящим, свободным художником. ИСКУССТВА
365
Как сказал Д ж ордж о Агамбен: «Легче понять, что про-
исходит в голове Данте, чем в башке обычного человека».
Гастон был редкой помесью обычного человека с Данте.
Н о, конечно, главное в нём — это последняя в истории ис
кусства трагическая попытка оживить живописный Образ,
Голем.
Поэтому в Гастоне сосуществовали не только Данте и ма
ленький человек, но ещё и пражский раввин Лёв, и наивный
ребёнок.
БРЕНЕР
366
Сей гастоновский монстр — последняя Образина в истории
Запада.
Образ-Вий, образ-пугало, образ-Кощей...
Он оказался, как и все дети, сюрпризом для отца-художника:
его любимым побегом и смертным врагом, желанной утехой
и пугающим демоном, орудием экзорцизма и ребяческой ра
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
достью, старческим проклятьем и взрывом хохота — одним
словом, всем на свете.
Прикуривая одну сигарету от другой, глотая виски и транкви
лизаторы, подпрыгивая и отскакивая от холста — поближе-
подальше от этой куклы бессловесной, которую он создал из
НО И С Т И Н Н Ы Е
сорного праха, из отголосков древних причитаний, из оскол
ков идей и снов — художник созерцал своё творение при ис
кусственном свете, смешанном с холодным рассветом: ух!
Мазаль тов!!!
Новорождённое детище — Голем, цацка, Велес, Каин —
ИСТОРИИ
взглянуло на своего создателя, с трудом разъяв липкие, дре
мотные ресницы, перебирая короткими пальчиками.
Художник шепнул: ИСКУССТВА
367
в самый тёмный угол мастерской (о том коте не сообщают
биографы, но я его ясно вижу).
Ламца-дрица-оп-цаца!
Тут творение вдруг пало на колени перед творцом и стало
в тупом, потешном смирении класть нижайшие восточные
поклоны.
А х так!
Что-то поперхнулось в Гольдштейне-Гастоне: «Разве это
моё золото, философский камень алхимиков?»
БРЕНЕР
368
Чудовище — жилец вершин,
С ужасным задом,
Схватило несшую кувшин,
С прелестным взглядом.
Она качалась, точно плод,
В ветвях косматых рук.
КА,
Чудовище, урод,
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Довольно, тешит свой досуг.
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
>9
О САЕ ТВО М 6ЛИ
370
Твомбли покачивался в ритм стихов и улыбался.
Он мог якшаться с Гагозианом или с сингапурским милли
онером, но всё это было величайшим вздором и недораз
умением.
С тем же успехом он мог бы бриться раз в неделю в дождли
вую ночь в каком-нибудь общественном сортире.
К А,
Он понимал, что деньги и известность — ничто по сравнению
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
с той дорогой, которую он прошёл.
Это была дорога мирового искусства — от пещерных ри
сунков Ласко до малевичевского белого на белом, то есть
до стирания Образа.
НО И С Т И Н Н Ы Е
В его почтенном возрасте мало кто знает, чему себя посвя
тить, но Сай был по-прежнему открыт к пеонам, пеанам,
Пуссену, Мессине, персидской миниатюре и римской фак
туре — но только не к халтуре.
Твомбли известен тем, что всегда вежливо отказывался го
ИСТОРИИ
ворить о своей работе, ссылаясь на то, что его воображе
ние — «частное».
Возможно, некоторые не понимают, о чём здесь идёт речь: ИСКУССТВА
371
ным и всеобщим.
Любой свободный человек, пройдя посвящение в частные
таинства Сая, автоматически делается соучастником свя
то-профанных ритуалов, совершаемых на белых плоскостях
или в скульптуре этого детского де-творца.
Это и означает «частное»: непринадлежность к людским
клятвам и жертвам.
Последствия такого изменения непредсказуемы.
Счастливое созерцание картины может поднять зрителя до
БРЕНЕР
372
Таково «частное» Сая Твомбли: священное отхожее место.
Изначальным материалом его является белизна — белос
нежность листа бумаги, седина стены, лилейносгь грунто
ванного холста.
Вот что говорит он сам: «Белизна — иногда это классиче
ское состояние сознания, иногда неоромантическое припо
К А,
минание, иногда символическая белизна М алларме».
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Сюда можно было бы добавить сказочку Леонардо да Вин
чи: «Однажды лист белой бумаги пожаловался туши: «Ты
меня пачкаешь!». Н а это тушь возразила: «Буквы, которые
я на тебе вывожу, — причина твоего существования».
НО И С Т И Н Н Ы Е 4, И С Т О Р И И
В белизну листа Твомбли одним махом вводит сингулярные
следы: своего языка, тела, образов.
Это — помарки, значки, пятна, подчистки, огрехи, метки,
идеограммы, чёрточки, намёки, шифры, отметины.
Тут можно увидеть следы туалетной эротики: знаки пенисов,
анусов, грудей.
М ожно обнаружить сортирные пятна: следы подтирания,
нашлёпки, потёки. ИСКУССТВА
373
Авторство в этой телесно-духовной активности растворя
ется, стирается.
Случайное, автоматическое и привычное — «частное» — не
совпадает ли оно с вековым поэтическим опытом — «все
общим»?
Тут воробышек Катулла встречается со своими уличными
собратьями, купающимися в пыли.
Тут ласточки Державина и Мандельштама исчезают в одном
розоватом облаке.
БРЕНЕР
374
Придёт ли конец машинерии Королевства кривых зеркал?
Скажет ли живая тварь «аминь» бездарной конкуренции
языков и валют?
Станет ли художник бессребренником своей жизни?
Если нет, то дело — труба.
Как это точно описал поэт:
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
О чём поёшь ты, птичка в клетке?
О том ли, как попалась в сетку?
Как гнёздышко ты вила?
Как тебя с подружкой клетка разлучила?
НО И С Т И Н Н Ы Е
Или о счастии твоём
В милом гнёздышке своём?
Или как мушек ты ловила
И их деткам носила?
О свободе ли, лесах,
ИСТОРИИ
О высоких ли холмах,
О лугах ли зелёных,
О полях ли просторных? ИСКУССТВА
375
И ПОСЛЕДНЕЕ: О НАЗНАЧЕНИИ ИСКУССТВА
376
И ещё Хлебников:
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Мне сладкого или кислого.
Н о я знаю, что хочу кипеть и хочу,
Чтобы солнце и жилу моей руки
Соединяла общая дрожь.
НО И С Т И Н Н Ы Е
А вот другая цитата из Ницше: « Я ненавижу обывательщи
ну гораздо больше, чем грех».
И снова Валери: « Я подхожу в музее к «Спящей Венере».
Картина изображает белую полную фигуру. Кроме того,
я вижу отличное распределение света и тени. Кроме того,
ИСТОРИИ
я вижу подбор красивых деталей и великолепных кусков:
гладкий живот, мастерское, восхитительное сочленение
руки с плечом, определённая глубина голубоватого с зо ИСКУССТВА
377
Вдвоём со своим кавалером
Д о слёз хохотала всю ночь.
378
О вы, нули мои и нолики,
Я вас любил, я вас люблю!
Скорей лечитесь, меланхолики,
Прикосновением к нулю!
К А , ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Они врачи и фельдшера,
Без них больной кричит от почки,
А с ними он кричит « у р а » .
НО И С Т И Н Н Ы Е
Н е покупайте мне венок,
А лучше нолик положите
Н а мой печальный бугорок.
ИСТОРИИ
о личностях более точных, лучше владеющих своим есте
ством, своим взглядом, своими руками, ярче отмеченных,
выраженных, нежели те, кто, видя законченную работу, ИСКУССТВА
379
Таким образом, заключает Валери, в любом бесполезном
занятии, вроде живописи нужно стремиться к чудесному.
Кажется, тут нечего добавить?
Н о вот Сократ: «Голод — лучшая приправа к пище».
И Рене Ш ар: «Вначале был Страх, потом сопротивление
тому, что Его вызывает, потом Слово, Загадка и другие
происшествия (я ставлю Пение и Иллюзию бок о бок — или
как вам угодно)».
И Мондриан: «Картины для художника словно дети для
БРЕНЕР
И з мешка
Н а пол рассыпались вещи.
И я думаю,
Что мир —
Только усмешка,
Что теплится
Н а устах повешенного.
380
ном шпинату с гренками, — одним словом, обо всём, чего не
хватало мрачно-фламандскому Эрмитажу».
И : « В поэзии, в пластике и вообще в искусстве нет готовых
вещей».
Н у вот!
И есть еще одна, последняя цитата, которая кажется мне
КА,
очень уместной.
ИЛИ Т А Й Н Ы Е ,
Она — из Ги Дебора: « Я рассказал вам о том, что я люблю,
а то, что я ненавижу, и так очевидно».
НО И С Т И Н Н Ы Е
ИСТОРИИ
ИСКУССТВА
381
Александр Бренер
Каг или Тайные, но истинные истории искусства
Издатели
Любовь Беляцкая, Артём Фаустов
Редактор
Артём Фаустов
Корректор
Любовь Беляцкая
Дизайн и вёрстка
Владимир Вертинский
Отпечатано в соответствии
с предоставленными материалами
в ООО «ИПК Парето-Принт»,
г. Тверь, рагею-рппг.ги
Заказ 3598/17
18+
Так вот, это — моё искусство.
И оно не повинуется никаким установле
ниям и законам.
Оно не важничает, не унижается.
Оно не заботится о морали, славе, добре
и зле, истине, а лишь открывает себя.
Оно, как эта циркачка, — перед прыжком
в неизвестное.
Оно — живое.
Оно блаженно.