Лекция №2: Классическая геополитика.

Талласократия и
теллурократия.

1. Талласократия как геополитика «морского мира»

2. Теллурократия – континентальная геополитика

Талассократия как морское могущество. Альфред Тайер Мэхэн.

Океанический контроль и мировое господство. Морская политика. США
как морская держава. Хэлфорд Маккиндер. Атлантизм. Стратегия
анаконды. Географическая ось истории. Морской мир и демократия.
Геостратегия. Геополитическая граница. Внешний *полумесяц».
Внутренний полумесяц». Континентализм. Евразия. Империя.
Меридианальная экспансия. Широтная экспансия. Минимальная
геополитика. Мондиализм. Геополитическая периферия. Санитарный
кордон. История и геополитика. Периферия. Торговый строй. Евразия.
Туран. Lenaland.

1.1. Талассократия как морское могущество

Моря и океаны с незапамятных времен служат человечеству как
важнейший источник удовлетворения его материальных потребностей
и, становясь ареной вооруженных столкновений, обуславливали важные
изменения в международных отношениях. Борьба за господство на море -
постоянный спутник истории морских держав. Эта проблема и сегодня
является одним из самых главных элементов военной стратегии,
лежащей в основе военной политики по обеспечению национальных
интересов государств в Мировом океане. Методы решения этой важной
и, в конечном счете, политической задачи, а также значение ее для
достижения целей вооруженной борьбы и экономического процветания
не оставались неизменными. Время и особенности того или иного этапа
развития флотов периодически требовали их корректировки.
Определяющую роль при этом играли такие факторы, как состояние
материальных средств вооруженной борьбы и обстановка на театрах
военных действий.
Еще в V веке до н.э. афинский полководец Фемистокл утверждал, что «в
войне хозяином положения становится тот, кому удается утвердить
свое господство на море». Историки сходятся во мнении, что морская
политика как составная часть государственной политики берет свое
начало с 1494 года, когда Испания и Португалия заключили соглашение
о разделе Мирового океана на зоны влияния, что было освящено Папой
Римским. Провозглашение монополии двух стран на контроль морских
перевозок и сохранность потоков колониальных грузов вызвало
недовольство других морских держав - Англии, Голландии, Франции,
которые вступили в борьбу за реализацию своих интересов.

1
 При Иване III Россия попыталась заявить о своих интересах на
Балтийском море, но реально смогла «прорубить окно в Европу» только
при Петре I. Во время президентства Дж. Вашингтона активными
участниками «международного морского клуба» становятся США.
В XVIII - XX столетиях произошел ряд радикальных изменений в
мировой геополитической и военно-стратегической обстановке.
Морская политика государств в это время получила законное право на
существование, она стала служить определенным показателем, в
котором суммировались национальные интересы тех или иных стран.
Мировая история создания и использования флотов выявила две
основные тенденции влияния морской силы на роли государств в
мировом сообществе стран и народов:
- во-первых, нация, не владеющая морской силой или ее
утратившая, лишается вместе с тем и решающего голоса в мировых
вопросах, а с ним теряет и уверенность в своей независимости и
безопасности;
- во-вторых, морская сила государства приносит ему наибольшую
пользу только при условии непрерывного своего развития и
совершенствования. История показывает, что в мировом балансе сил
решающую роль играли и продолжают играть государства, реально
способные контролировать ситуацию в стратегически важных районах
Мирового океана. Исторически сложилось приоритетное отношение
некоторых стран к тому или иному виду вооруженных сил. Одни
преимущественно развивали сухопутные войска (Германия, Франция,
Россия), другие - военные флоты, не умаляя при этом и значение армии
(Великобритания, США).
Примеры того, как господство на море влияет на ход вооруженной
борьбы, можно найти на страницах истории. Так, в 1798 году адмирал
Нельсон, обеспечив господство в Средиземном море, провел широкий
поиск, обнаружил и уничтожил в заливе Абукир французскую эскадру,
доставившую в Египет армию генерала Бонапарта. Тем самым был
сорван план французов создать в Египте опорную базу для осуществления
похода в Индию. В 1801-1805 гг. господство англичан в проливе Ла-Манш
вынудило Наполеона несколько раз переносить сроки начала операции по
вторжению в Англии (с этой целью в Северной Франции и Бельгии было
сосредоточено 130 тысяч солдат и 2300 десантных судов). В
последующем, в связи с образованием враждебной Франции коалиции, в
которую выходила и Россия, Наполеон вообще отказался от попыток
захватить Англию. Следует отметить, что в ходе своих войн в Европе
французский император постоянно ощущал негативные для него
последствия господства на море английского флота, выигравшего у
французов все морские сражения того времени. Почувствовали это и
Соединенных Штаты Америки, когда в 1814 году английский флот,
пользуясь своим господством в западной части Атлантического океана,
2
начал осуществлять высадку десантов на североамериканском
побережье. В истории паровых флотов проблема господства на море
впервые наиболее полно была решена японцами в войне с Россией 1904-
1905 гг. После захвата Порт-Артура и победы в Цусимском морском
сражении Япония смогла установить контроль над прилегающими
морями, что позволило ей беспрепятственно перебрасывать свои войска
на континент.

Геополитика как научная дисциплина родилась в условиях такого

«уплотнения» пространства земного шара, которое стало результатом
второй глобальной колониальной волны в конце XIX - начале XX веков
и завершения территориального раздела мира. Свободная
горизонтальная экспансия почти исчерпала себя, в мире практически не
осталось незанятых территорий и пространств. Он стал настолько
тесным, что всякое, даже незначительное «шевеление локтями»
поделивших между собой мир великих держав непременно должно было
кого-то задевать.
Возникновение именно в этот период геополитических идей и
самой геополитики как самостоятельной области исследования
международных отношений и истории мирового сообщества было
обусловлено, по мнению К.С. Гаджиева, четырьмя факторами.
- во-первых, наметившимися к тому времени тенденцией к
постепенному формированию глобального рынка; уплотнению
ойкумены и «закрытию» мирового пространства;
- во-вторых, замедлением (в немалой степени в силу этого
«закрытия») европейской пространственно-территориальной экспансии
вследствие завершения фактического раздела мира и ужесточения
борьбы за передел того, что осталось от уже поделённого мира;
- в-третьих, перенесением в результате этих процессов
неустойчивого баланса между европейскими державами на другие
континенты «закрывшегося мира»;
- в-четвёртых, концом евроцентричного мира: образно говоря,
история начала переставать быть историей одной только Европы, она
превращалась в действительно всемирную историю1.

С другой стороны, как раз на рубеже двух столетий завершилось

становление и развитие таких научных концепций, как географический
детерминизм, социал-дарвинизм, органицизм, ставшие мощными
импульсами для старта геополитического мышления с его целым рядом
оригинальных идей. Обретая форму в большей или меньшей степени
развёрнутых концепций, они всегда были устремлены к созданию общей
геополитической картины мира.

1
Гаджиев К. С. Геополитика. М., 1997. С. 5.

3
 «Стремление это, - писал Э.А. Поздняков, - исключительно феномен XX столетия.
Из различных, мало связанных друг с другом, взглядов на пространственную структуру
нашей планеты как упорядоченную совокупность земли, вод и взаимосвязующих их
линий рождались геостратегические теории и доктрины уже глобального масштаба»2.

Первый этап становления и развития геополитики, когда были

сформулированы все основные постулаты - закономерности этой
научной дисциплины, занял почти четыре десятилетия XX века.
Изначально родившаяся как абстрактная, умозрительно-теоретическая
наука, классическая геополитика через военно-стратегические и
политические установки готовившихся к глобальной схватке «грандов
мировой политики» стала практически участвовать в определении судеб
мира накануне и после первой мировой войны.
Сложившиеся в конце XIX - начале XX веков два мощных военно-
политических блока - Антанта и Тройственный союз - по составу своих
участников не вполне соответствовали геополитическим канонам.
Континентальная Россия оказалась союзником морских держав,
выступив против своих естественных союзников - «сухопутных»
Германии и Австро-Венгрии. Зато предсказанная геополитикой борьба
за передел господства и зон влияния в мировом пространстве
действительно стала квинтэссенцией, основным содержанием истории
всего человечества.
На первые роли в этой схватке вышли государства, «опоздавшие»
к вторичному колониальному разделу мира - США, Германия и Япония.
На их военно-политическую стратегию молодая наука оказала серьёзное
влияние, точно также как и на умонастроения и действия устроителей
Версальского мира, завершившего первую мировую войну.
Геополитические рецепты мироустроителей в Версале, так как они
игнорировали интересы трёх континентальных гигантов - России,
Германии и Китая, - не привели к сколько-нибудь существенной
стабилизации мировой системы международных отношений. Более того,
геополитические идеи легли в основу германского реваншизма, не в
последнюю очередь провоцировавшего уже вторую мировую войну.
«В течение десятилетий историки спорят, на кого следует
возложить ответственность за возникновение первой мировой войны. И
всё же ни одна отдельная страна не может быть вырвана из общего
ряда как первопричина безумного прыжка к несчастью. Каждая из
великих держав внесла свой вклад близорукости и безответственности,
причём делали они это с такой удивительной беззаботностью, какая уже
никогда не будет возможна, ибо в коллективную память Европы
врезалось сотворенное ими несчастье. К концу первого десятилетия XX
века равновесие сил изменилось с возникновением враждебных друг другу

2
Поздняков Э. А. Указ. соч., с. 24.

4
коалиций, жестокость которых равнялась степени отчаянного
пренебрежения последствиями их создания. ...Россия была связана с
Сербией, а та шла рука об руку с националистическими, даже
террористическими группировками. А поскольку Сербии нечего было
терять, то ей было наплевать на риск всеобщей войны. Франция же
предоставила России карт-бланш, чтобы та могла вернуть себе
самоуважение после русско-японской войны. Германия точно так же
вела себя по отношению к Австрии, отчаянно оберегавшей свои
славянские провинции от сербской агитации, поддержанной, в свою
очередь, Россией.
Нации Европы позволили себе стать заложницами отчаянных
балканских клиентов. И вместо того, чтобы сдерживать необузданные
страсти этих наций, обладавших ограниченным чувством глобальной
ответственности, они безответственно погрузились в параноидальное
ощущение того, что их беспокойные партнёры могут перейти на
сторону нового союза, если им не пойти навстречу3. В течение
нескольких лет кризисы удавалось гасить, хотя каждый последующий
приближал неизбежное столкновение»4.
В первой мировой войне участвовали 33 государства, военные действия охватили
территории размером в 4.1 млн. кв. километров. Только общий материальный ущерб от
разрушений составил 28 млрд. долларов. У. Черчиллю принадлежат следующие
рассуждения по поводу глобальной схватки 1914 - 1918 годов: «Все
ужасы всех веков были собраны воедино, и не только армии, а целые
народы были брошены в их бездну. Могучие, образованные державы
спохватились, и не без основания, что на карту поставлено само их
существование. Ни народы, ни их правители не остановились перед
каким-либо деянием, лишь бы оно могло помочь победе. Германия,
выпустившая ад на свободу, прочно стояла во главе террора; но за ней по
пятам следовали отчаянные и жаждущие мести, растоптанные ею
страны»2.
Любопытно, что известный фантаст Герберт Уэллс отметил
объявление первой мировой войны изданием небольшой книги под
названием «Война, которая покончит с войнами». Английский
прорицатель жестоко ошибся: послевоенное мирное урегулирование,
проигнорировавшее целый ряд геополитических уроков, посеяло семена
ещё более масштабной и разрушительной войны.

В период становления классической геополитики сформировались

два направления её развития. Первое из них ориентировалось на
изучение отношений между морем и сушей, талассократией (морской

3
Киссинджер Г. Дипломатия. М, 1997, с. 148,171,172.
4
Churchill R. S„ Gilbert М. Winston S. Churchill. Jn 5 vol. London, 1996. Vol IV. P. 913, 914.

5
мощью) и теллурократией (континентальной мощью), что стало
характерным для англо-саксонской геополитической школы.
Второе направление отдавало предпочтение исследованию
преимуществ континентальных пространств, чем занимались в первую
очередь представители французской, немецкой, русской школ
геополитики. Сама же геополитика строилась вокруг невысказанного
вопроса: кто будет обладать решающей мощью в будущем, какое
государство или группа государств будет доминировать в системе
международных отношений?

Альфред Тайер Мэхэн (1840-1914). Этот американский контр-


адмирал был первым, кто провёл систематические исследования
соотношения между мировым господством и балансом сил на море,
исследовав опыт Англии.
Он окончил военно-морское училище (1859), участвовал в Гражданской войне 1861-
1865 гг. на стороне северян. В 1886-1888 и 1892-1893 гг. был президентом военного
колледжа в Ньюпорте, читал лекции по военно-морскому искусству. В 1893-1895 гг.
командовал крейсером «Чикаго», в 1896 году вышел в отставку. В стране он стал
известным как военно-морской теоретик и историк. Во время американо-испанской
войны 1898 года становится членом Морского комитета по стратегии. В 1899 г. был
включен в качестве члена в американскую делегацию на первой Гаагской конференции,
принявшей концепции о законах и обычаях войны. Здесь он оказался единственным
делегатом, проголосовавшим за использование в качестве оружия
отравляющих газов. В 1902 - 1903 гг. году избирался президентом Американской
ассоциации историков.
С 1883 по 1913 гг. А. Мэхэн издал ряд трудов, в которых обосновал
так называемую доктрину «морской силы». Автор ее стал первым
геополитиком, который анализировал противоборство морских и
континентальных держав в истории и сформулировал концепцию
примата морских сил над континентальными, моря над сушей. Согласно
концепции «морской силы», ВМС принадлежит решающая роль в
установлении контроля над мировым океаном. Достижение этой цели
трактуется автором как «основной закон войны»5 за преобладание,
доминирование на земном шаре. Основные идеи такого мировидения были
изложены Мэхэном в книге «Влияние морской силы на историю», впервые изданной в
Бостоне в 1890 году6. Только в Англии и США эта книга выдержала 32 издания, она была
переведена на все европейские языки.
Сформулированные в этом труде выводы и суждения оказали
сильнейшее влияние не только на последующие поколения английских
и американских политиков, но и стали идеологическим стержнем
американской геополитики и стратегии:
- английские рецензенты называли книгу А. Мэхэна «евангелием

британского величия», «философией морской истории»;

5
Мэхэн A. II http:llgeopo4ticslnmlnilpersons.html.
6
В России этот труд был переведен на русский язык в 1895 г., переиздан в СССР в 1941 г. и вновь увидел
свет в Российской Федерации в 2002 году.
6
 император Германии Вильгельм II признавался, что выучивал
-

книгу А.Т. Мэхэна наизусть, к тому же распорядился укомплектовать его

трудами все библиотеки на германских военных судах7.
- идеи Мэхэна легли в основу военно-морских концепций не только
морских держав, но и подтолкнули ряд континентальных государств к
наращиванию военно-морской мощи и строительству мощных флотов.
Это, прежде всего, относилось к Германии, где началась реализация
программы Тирпица на 1909-1916 гг., и к России, которая в канун первой
мировой войны заложила строительство мощнейших линкоров
«Гангут», «Полтава», «Петропавловск» и «Севастополь»8;

С точки зрения талласократии, Атлантический океан является

внутренним океаном, «геополитическим озером», по берегам которого
расположились представители западной цивилизации.

«Морская сила», утверждал А. Мэхэн, необходима Соединенным

Штатам Америки для того, чтобы «цивилизовать окружающий мир»9.
Автор считал, что стать ведущей морской державой было
предопределено США национальной судьбой. Понятия «национальная
судьба», «географическое предопределение и тяготение» смыкались у
Мэхэна с доктриной «предопределенной судьбы», отождествляющей
американский империализм с волей Бога, с выполнением Божественного
провидения. Как заметил Андрес Стефансон, адмирал Мэхэн заложил доктринальный
фундамент божественной и геополитической предопределенности американского
морского могущества10. В свою очередь, морская судьба Соединенных
Штатов Америки, по Мэхэну, предопределяла мировую их экспансию,
главным инструментом которой и должен был стать военно-морской
флот.
Сам Мэхэн писал о том, что «морская мощь» явится для США
инструментом политики, служащей увеличению силы и престижа
американской нации. Особое значение в деле усиления морской силы
адмирал придавал деятельности правительств, главной задачей
которого должна была стать настойчивая борьба за установление
торгового и военно- морского превосходства США над другими
странами мира. Николай фон Крейтор отмечал в этой связи, что «цель теории и
доктрины морской силы заключалась в том, чтобы обосновать необходимость для
США политики усиленного военно-морского вооружения, захвата военно-
морских баз и колоний, расширения спектра направлений
наступательных действий военно- морских сил США»11.
7
История военно-морского искусства. Т.З. М., 1953. С.7.
8
Бескровный А.Г.. Армия и флот России в начале XX века. М., 1986. С. 194.
9
LaFeber IV. The New Empire/ An Interpretation of American Expansion. 1860-1889. itaka and London,1963. P.
100.
10
Stephenson A. Manifest Destiny. American Expansion and the Empire of Right. NY, 1995/P. 85.
11
Крейтор И., фон. Адмирал Мэхэн: геополитическая доктрина «морской силы» //
http://www.russiantoronto.com/ciub/mesg_d/m_02047.htm
7
 Для того чтобы помочь преобразовать свои концептуальные установки в программу
действий американского правительства по реализации концепции «морской мощи»,
Мэхэн специально сформулировал шесть критериев, по которым можно
определить само «морское государство»:
- географическое положение государства, его открытость морям,
возможность организации морских коммуникаций с другими странами,
способность угрожать своим флотом территории держав-соперниц;
- «физическая конфигурация» государства, то есть конфигурация
морских побережий и количество портов, на них расположенных, от
чего зависит процветание торговли и стратегическая защищённость;
- протяжённость территории, которая приравнивалась к
протяжённости береговой линии;
- статистическое количество населения, важное для оценки
способности государства строить корабли и содержать их;
- национальный характер, способность народа к занятию
торговлей, так как морское могущество основывается на мирной и
широкой торговле;
- политический характер правления, от которого зависит
переориентация лучших природных и человеческих ресурсов на созидание
морской мощи12.
При благоприятном сочетании этих факторов, считал А. Мэхэн, в
действие вступала формула Н + ММ + НВ = Р, то есть военный флот
плюс торговый флот плюс военно-морские базы создавали морское
могущество. Свои рассуждения в этом плане он свёл к следующему: «Не захват
отдельных кораблей и конвоев неприятеля, хотя бы и в большом числе,
расшатывает финансовое могущество нации, а подавляющее
превосходство на море, изгоняющее с его поверхности неприятельский
флаг и дозволяющее появление последнего лишь как беглеца. Такое
превосходство позволяет установить контроль над океаном и закрыть
пути, по которым торговые суда движутся от неприятельских берегов к
нам; подобное превосходство может быть достигнуто только при
посредстве больших флотов»13.
Изучая возвышение морского государства на примере
Великобритании XVII-XVIII веков, А. Мэхэн исходил из того, что
развитие США должно быть скорректировано в соответствии с
«морским цивилизационным типом». В книге «Заинтересованность
Америки в морской силе» он утверждал: для того, чтобы США стали мировой
державой, они в своей международной политике должны следовать нескольким правилам:
во-первых, активно сотрудничать в международных отношениях
-
с морской Британией;

12
Мэхэн А. Влияние морской силы на историю (1660-1783 г.г.). М.-Л., 1941
13
Мэхэн А. Указ. соч., с. 110.
8
 - во-вторых, препятствовать превращению Германии в мощную
военно-морскую державу и выступать против ее любых морских
претензий;
- в-третьих, бдительно следить за экспансией Японии в Тихом
океане и постоянно противодействовать ее усилению;
- в-четвертых, координировать с западноевропейцами свои
действия против азиатских государств, в первую очередь против России
и Китая.
Главную опасность для «морской цивилизации», по мнению
Мэхэна, представляют континентальные страны Евразии, для борьбы с
которыми он предлагал использовать стратегический принцип
«анаконды» - блокирование «непрерывной континентальной массы» с
моря по береговым линиям и перекрытие, по возможности, всех их
выходов к морским пространствам. Он высказал в этой связи
предположение, что однажды США, Великобритания, Германия и
Япония объединятся против России и Китая, то есть сформулировал
предвидение, которое осуществилось примерно пятьдесят лет спустя.
Альфред Мэхэн не пользовался в своих работах термином
«геополитика», но методика его анализа точно соответствовала
геополитическому подходу. В его творчестве как нельзя лучше
отразилось сходство между работой стратега и геополитика: и тот, и
другой тщательно оценивают пространственные факторы, их военное,
политическое и экономическое значение. В 1890 году опубликовал свою первую
книгу «Морские силы в истории (1660-1783 г.г.)», которая сразу же принесла ему
мировую славу. Перу этого «певца морского могущества» принадлежали и многие другие
работы. Мэхэн опубликовал около 20 книг и свыше 100 статей по вопросам стратегии,
истории, международным отношениям и геополитике. Среди них можно выделить
«Влияние морской силы на Французскую революцию и империю»,
«Заинтересованность Америки в морской силе в настоящем и будущем»,
«Проблема Азии и её воздействие на международную политику»,
«Морская сила и её отношение к войне» и др.
Неустанно и с энтузиазмом призывая к развитию морской мощи
США, созданию флота, способного к наступательным действиям в
мировом океане, Мэхэн был тесно связан с политическим
истэблишментом страны, определявшим поведение США в мире конца
XIX - начала XX столетия. В частности, он участвовал в подготовке
стратегического плана американо-испанской войны 1898 года. Именно с
этой войной Дж. Слоэн в своей книге «Геополитика в США» связывает
первое проявление США геополитических интересов и аппетитов14. А.
Мэхэн стал едва ли не главным стратегом удачного геополитического
дебюта США. Он внёс свой значительный вклад в идейное обоснование
экспансионистской линии стратегического поведения и ориентирования
США в XX столетии.

14

9
 Политико-стратегическая программа Мэхэна сводилась к
следующим трем пунктам:
- внешнеэкономическая экспансия США: всемерное расширение
«заморской» торговли, вывоз капитала, захват внешних рынков;
- внешнеполитическая экспансия США: передел сфер влияния в

мире в американскую пользу, освоение еще не поделенных территорий в

бассейне Тихого океана и в Латинской Америке;
- военно-стратегические мероприятия по закреплению
подконтрольных территорий и сфер влияния и подготовка к дальнейшей
борьбе за мировое господство.
В 1895 году Мэхэн подчеркивал: «Все еще большая часть мира
принадлежит дикарям или же государствам, которые в экономическом
или политическом отношениях недоразвиты, и из-за этого не в
состоянии использовать полный потенциал территорий, которыми они
владеют. С другой стороны, у высоко цивилизованных государств
накапливаются излишки энергии. Эта энергия в очень близком будущем
должна быть направлена на завоевание новых пространств»15.

В. Лафебр считает, что Мэхэн был главным политическим

советником государственного секретаря Хэя и в качестве такового
оказал решающее влияние на сформулированную госсекретарем в 1898
году дипломатическую ноту «открытых дверей», заложившей
идеологическое обоснование экспансии «доктрины Монро» за пределы
Западного полушария. «Мэхэн по существу разработал основные
установки доктрины «открытых дверей» за несколько лет до
провозглашения этой доктрины госдепартаментом США»16, - утверждает
этот автор.
А.Т. Мэхэн по существу разработал основные направления
американской стратегии в отношении Азии, правильно определив, что,
включившись в азиатские конфликты, США укрепят свои позиции как
геополитической силы и таким образом присоединятся к «концерту
великих европейских держав». Для адмирала Мэхэна «морская мощь»
являлась средством продвижения влияния США в район Тихого океана и
по другую сторону Атлантики, основной гарантией того, что там двери
других стран будут открыты и останутся открытыми. Он считал, что
уже в ближайшем будущем развернется острая борьба за новые рынки и
источники сырья, и эта борьба непременно потребует применения
военной силы, прежде всего морской мощи США как инструмента
предопределенного судьбой экспансионизма этой страны в Евразии17.
Мэхэн обосновал идею о существовании в Азии «спорного и
оспариваемого пояса», расположенного между 30 и 40 параллелями и
включавшего территории Турции, Сирии, нынешнего Израиля, Ирана,
15
Williams W. A. The Shaping of American Diplomacy. Chicago, 1972. P. 364
16
LaFeber VJ. The New Impire, p. 92.
17
Ibidem, p. 88.
10
Ирака, Китая, Афганистана, Туркменистана, Таджикистана, Монголии,
а также русского Дальнего Востока.
Он подчеркивал, что данное это пространство «никому не
принадлежит, оно ничье», в нем сталкиваются геополитические
интересы морских держав - Великобритании и США, и интересы
сухопутной континентальной силы - России. В стремлении к овладению
землями этого пояса «морские державы» всё время наталкивались на
Россию, которая также была устремлена в этом направлении, ибо
пыталась выбраться к «южным морям», имея при этом «преимущества
на грани исключительности»18.
В трудах Мэхэна России уделено определенное место.
Формирование отношения его к России происходило в условиях
обострения во второй половине XIX века российско-британских
отношений, начинавших нарастать противоречий в российско-
американских отношениях.
Английская историография оснастила мышление Мэхэна своим
тезисом - о «русской угрозе» Европе и всему миру. В этой связи
американский адмирал в исторических работах подчеркивал
основанную на расовых различиях непримиримость интересов славян и
«тевтонов». К последним он причислял, наряду с Англией и Германией,
также Японию, призывая США объединиться с этими морскими
«тевтонскими» странами для противодействия России. Как отмечал
отечественный историк В.В. Носков, Россия в изображении Мэхэна «из
колониального конкурента США превращалась во врага всего
«цивилизованного» мира, а американская экспансия в Азии изображалась
как средство спасения цивилизации от северного гиганта»19.
В развитии России, начиная с XVIII века, американский
адмирал видел стремление русского государства получить
доступ к южным морям, что облегчило бы ему общение с
другими странами и упрочило мощь страны. Мэхэн откровенно
писал: «Россия, обладающая достаточной территорией, нуждается в
выходах к морю»20. Он считал, что Россия находилась «в невыгодной для
получения богатства ситуации», что толкало ее к агрессивной
экспансионистской политике21.
Мэхэна, таким образом, можно считать первым геополитиком,
который определил в качестве доминанты международных отношений
геополитическое движение России к незамерзающим портам
Индийского океана. Он считал, что от успеха или неудачи блокирования
18
Mahan А. Т. The problem of Asia. L. 1900. P. 47.
19
Носков В.В. Образ России в идеологии американской империи // Проблемы социально- экономической
истории России: К 100-летию со дня рождения Б.А. Романова. Под ред. А.А. Фурсенко (ответ, ред.). СПб,
1991. С. 290.
20
Mahan А. Т. The Hague Conference and the Practical Aspect of War // Mahan F. T. Some Neglected Aspects of
War. L., 1907. P.70.
21
Mahan A.T. The Problem of Asiaand Its Effect upon International Policies. L, 1900/ P. 43.
11
подобных устремлений зависит весь расклад мировой политики.
Адмирал утверждал, что Россия в споре с морскими странами может
быть удовлетворена уступками в Китае, который должен быть разделён
на сферы влияния. В целом же он призывал: «Оставьте двум основным
тихоокеанским нациям, США и Японии, имеющим побережья на Тихом
океане, возможность установить здесь свой баланс сил»22. Вместе с тем
адмирал подчеркивал, что грядущее подчинение Евразии американским
интересам должно начинаться с установления контроля США над
простиравшимся от Китая и до Средиземного моря «спорным и
оспариваемым» геополитическим пространством23.

 Стратегия «анаконды». Серым цветом выделены страны

евразийского материка, находящиеся под стратегическим контролем
атлантизма. Связать между собой этот береговой пояс (доктрина
Linkage) и расширить его границы - основная задача американской
внешней политики. Стрелки показывают вектора геополитического
давления атлантизма.

«Американская энциклопедия социальных наук» следующим

образом определила научные и политические заслуги А. Мэхэна перед
США:
- во-первых, «его позиция была актуальной до второй мировой
войны. После этого ситуация радикально изменилась. Вместо
нескольких государств, контролирующих море, появилось одно - США,
контролирующее морские пути, и одно - СССР, контролирующее
огромные сухопутные территории»;
- во-вторых, «Мэхэн был очень популярен в Америке, так как

соответствовал эмоциям экспансионизма и национализма, весьма

распространённым в то время в США»;
- в-третьих, Мэхэн «разработал такую философско-историческую

концепцию, в которой решающая роль отводилась силовому решению

проблем.

В знак признания выдающихся заслуг этого адмирала перед

американской нацией, 18 августа 1951 года в военно-морской академии в
Нью-Порте была создана кафедра военной истории, призванная
развивать учение о «морской силе» в новых исторических условиях.
А. Мэхэн интересен для нынешних поколений геополитиков ещё и тем,
что первым обнаружил тот геополитический «камешек», с которого
начался обвал первой мировой войны. «Великобритания совершила
политическую ошибку, во многих отношениях ослабив Россию своим
союзом с Японией, - писал он. - В её интересах было затянуть Россию в
22
Mahan A. T. The Interest of America. L, 1900. P. 19S.
23
Sloan G.R. Geopolitics in United States. Strategic Policy. 1890-1987. Drighton, 1988. P. 91.
12
дальневосточный конфликт, потому что это отвлекало русских от
Константинополя, Суэца, Персидского залива, Индии. Россия была не в
силах действовать по всем этим направлениям. Но одновременно с этим
интересы Великобритании требовали, чтобы Россия противостояла
германской империи. В результате ужасных событий в Маньчжурии и их
последствий, эта противостоящая сила была убрана на целое поколение. Таким
образом, одно событие на Дальнем Востоке - русско-японская война, -
было обеспечено одним европейским государством, и это событие
непосредственным образом кардинально повлияло на равновесие сил в
Европе»24.

Кроме того, Мэхэн ввёл в научный оборот понятие «прибрежные

нации», которое с тех пор в том или ином виде входило во все
геополитические теории. «Политика изменялась как с духом века, так и с
характером и проницательностью правителей», - писал американский
адмирал. Но история прибрежных государств, по его мнению,
определялась не столько ловкостью и предусмотрительностью
правительств, сколько естественными условиями:
- географическим положением,
- протяжённостью и очертаниями береговой линии,

- численностью и характером народа .

25

Мэхэн фактически обосновал также и понятие ключевых

геостратегических пунктов и зон, владение которыми позволяет
осуществлять контроль над значительными водными и земными
пространствами. Указанная идея актуализируется в наше время конкретными
реалиями всё более и более взаимозависимого мира.

 Хэлфорд Маккиндер (1861-1947). Этот английский географ и

политический деятель стал автором первой глобальной
геополитической концепции, рассматривавшей нашу планету как
единое целое, как «историю людей, неотделимой от жизни всемирного
организма». Опередив более чем на четверть века Поля Валери,
провозгласившего в 1931 году идею «конечного мира», Маккиндер писал
ещё в 1904 году: «Весь мир, вплоть до его самых удалённых и малознакомых
уголков, должен рассматриваться как объект полного политического
присвоения». Земной шар английский географ рассматривал как
пространство, 9/12 которого занимают моря и океаны - Атлантический,
Индийский, Тихий и Ледовитый, - которые на самом деле являлись
составными частями Мирового океана. Остальные 3/12 части Земли
заняты сушей, из которых 2/12 приходятся на Мировой остров,
состоящий из Европы, Азии и Африки. Последнюю, двенадцатую часть суши
составляют, по Маккиндеру, периферийные острова, в число которых он включил также
Северную и Южную Америки, Австралию.

24
Mahan А. Т. Article in: <iEncyclopedia of social sciences». New York, 1933. Vol. 10.P. 46.
25

13
 Английский ученый прочно связал географию с человеческой
историей, справедливо полагая, что людские амбиции не только
подвержены влиянию пространственных факторов и используют их в
своих интересах, но и сам человек постоянно переделывает
географическую среду. Он связывал это с появлением новых технических
и технологических возможностей и новыми социально-экономическими
замыслами людей.
Первая встреча Маккиндера с историей, как он потом рассказывай,
произошла в сентябре 1870 года, когда он прочитал известие о
капитуляции перед прусскими войсками армии Наполеона III под
Седаном. Он был сыном викторианской эпохи в истории Англии, когда
«владычица морей» стала обладательницей империи, над которой
никогда не заходило солнце. Получив географическое образование, с 1887
по 1905 годы Маккиндер преподавал географию в Оксфорде, пока его не
назначили руководителем престижной Лондонской школы
экономических и политических наук.
Он активно участвует в политической и общественной жизни
своей страны, с 1910 по 1922 годы был депутатом Палаты общин,
верховным комиссаром Великобритании в Южной России (1919-1920 г.г.),
председателем Имперского совета.
Звёздным часом Маккиндера как учёного стал день 25 января 1904
года, когда он выступил на заседании Королевского общества с
докладом «Географическая ось истории», который другой выдающийся
геополитик, Карл Хаусхофер, несколько позднее назвал «сжатым до
нескольких страниц объяснением мировой политики».

Один из самых крупных современных российских ученых-

геополитиков В.Л. Цымбурский предложил считать 25 января 1904 года
датой рождения науки геополитики, а X. Маккиндера - Первым
Геополитиком. Российский автор, в частности, пишет в этой связи: «Пусть
последующие классики геополитики создавали новые образы и сюжеты в
сравнении с маккиндеровскими, но явными и неявными отсылками к
идеям Первого Геополитика полны страницы работ Дж. Фэйргрива и К.
Хаусхофера, Н. Спайкмена и П. Савицкого. Даже постклассическая
геополитика И. Валлерстайна и П. Тэйлора, разыгрывающая
антагонистические игры с нулевой суммой между мировым центром,
полупериферией и периферией, эксплицитно поднявшаяся из идей Ф.
Броделя, может быть расценена также как методологическое
переосмысление и «выворачивание» самой первой модели Маккиндера с
ее концентрической триадой «осевого пространства, «внутреннего
полумесяца» и «полумесяца внешнего»26.
26
Цымбурский В. Хэлфорд Маккиндер: трилогия хартленда и призвание геополитика //
http://www/intelros.ru/2007/04/04/print,page, 1,vadimcymburskijjkhjelford_makin. С.3.

14
 Высказанные в этом докладе идеи были развиты английским
учёным в цельную геополитическую модель в книге «Демократические
идеалы и реальность», увидевшей свет в 1919 г. Маккиндер
предчувствовал закат британской мощи, которая основывалась на
контроле 40% земной суши и доминировании в Мировом океане. В этой
связи он попытался переформулировать для англичан ответ на вопрос,
какой частью мира нужно владеть, чтобы устойчиво контролировать
весь мир. Дело в том, что в конце XIX столетия с Великобританией
стали всё более остро конкурировать завершившие своё формирование
государства-континенты Россия и США, объединившаяся Германия, а
также старая соперница Франция.
Великий английский мореплаватель Вальтер Рейлиг еще в конце
XVI века определил «символ веры» английской государственной элиты
как формулу «Кто держит в своих руках морские пути, тот является
владыкой мира». Маккиндер, тоже отождествляя себя с англо-
саксонским «морским миром», в результате анализа предшествующих
периодов истории пришёл к выводу, что история вращается вокруг
географической континентальной оси, расположенной в Евразии. По его
мнению, «трансконтинентальные железные дороги изменили
представления о могуществе государств на суше». В начале XX века
резко возросло значение суши и произошло изменение равновесия в мире в
пользу континентальных государств. Перед ними, по мнению Маккиндера,
открывалась перспектива создания мировой империи, в первую очередь в
результате заключения союза России и Германии.

В.Л. Цымбурский к этим двум работам Маккиндера добавляет

третий его труд - «Круглая земля и обретение мира» (1943), - объединив
их в понятии «трилогия хартленда». Маккиндер намеревался
осмыслить борьбу соревнующихся сил текущей международной
политики через долговременную структуру планетарной географической
и исторической сцены, показав, как она, эта структура, контролирует и
нацеливает устремления этих сил. Будучи образцово применен в
«трилогии хартленда, этот метод обернулся техникой
непосредственного политического целеполагания. Эта техника,
собственно, и выделяет трилогию как геополитический труд среди
добротных научных и популярных политико-географических работ
Маккиндера»27.
Британский геополитик строил свою концепцию, исходя из того,
что в центре мира лежит Евразийский континент, имеющий
собственный центр - осевой ареал, для названия которого он в 1919 году
использовал термин «хартленд», в русском переводе звучащий как

27
Цымбурский В. Хэлфорд Маккиндер: трилогия хартленда и призвание геополитика //
http://www/intelros.ru/2007/04/04/print,page, 1,vadimcymburskijjkhjelford_makin. С.1.

15
«сердцевинная земля», «срединная земля». Так стал называться особый
евразийский регион, который Маккиндером, а затем и многими
геополитиками мира, был признан «географической осью истории».
Для них хартленд формировался из трёх компонентов: самой
обширной равнины земного шара, самых длинных судоходных рек,
устья которых теряются во льдах Северного океана или во внутренних
морях континента, и огромной степной зоны, обеспечивающей
абсолютную мобильность кочевым народам.

Сам Маккиндер считал, что концепция хартленда «не может быть

обозначена более или менее чётко на географической карте», тем не менее,
под хартлендом он понимал «Север и Центр Евразии, куда включены
пространства от Арктики до пустынь Средней Азии, а западная граница
проходит по перешейку между Балтийским и Северным морями».
Подчёркивая стратегический приоритет «географической оси
истории» во всей мировой политике, он сформулировал главный
геополитический закон, состоящий из трёх постулатов:
а) тот, кто контролирует Восточную Европу, доминирует над
хартлендом;
б) тот, кто доминирует в хартленде, господствует над
Мировым островом;
в) тот, кто господствует в Мировом острове, тот правит
миром .
28

Концепция материковой сердцевины, выдвинутая и обоснованная

Маккиндером, стала впоследствии краеугольным камнем множества
иных геополитических теорий. Причины этого были «схвачены»
британским ученым в следующих суждениях:
-«материковая сердцевина - это район, к которому при современных
условиях морская держава не может иметь доступа»;
«недоступность хартленда - это факт географии, и в этом
-
заключается наибольшее стратегическое преимущество
континентальной державы над морской»;
- «материковый хартленд - это реальный географический факт, это

цитадель Мирового острова... Шторм всегда начинается с материковой

сердцевины»29.

Первая геополитическая модель Макиндера (1904 г.) В этом

случае Маккиндер исходил из того, что:
а) «Россия является «осевым государством»;
б) понятия «хартленд» и «Россия» совпадают;

28
Mackinder Н. Democratic Ideals and Reality. L, 1919. P. 186.
29
Ibidem, p. 86, 87, 88.

16
 в) «перераспределение баланса силы в пользу осевого государства,
которым является Россия, результируется в ее экспансии по всему
Евразийскому континенту».
Маккиндер пришел к выводу, что, в конечном счете, Россия сможет использовать
обширные континентальные ресурсы для построения флота и «последующего
формирования мировой империи». Поэтому океанические державы должны были, по
мнению ученого, «проникать в хартленд с идеями демократической свободы», используя
для этого «наиболее стратегически перспективные» направления - Турцию и Палестину.
Предотвратить доминирование России - хартленда в мире, согласно Маккиндеру, можно
было: а) не допустив ее союза с Германией; б) исключив сближение «осевого
государства» с арабскими народами; в) предотвратив захват Россией Китая и Индии30.
Маккиндер в своей геополитической модели располагает вокруг харленда с
помощью системы концентрических кругов всё мировое пространство. В первую очередь,
он выделяет так называемый *внутренний полумесяц», состоящий из двух частей:
- своего рода защитного пояса хартленда, включающего в себя безлюдные
просторы Сибири, Гималайский хребет, пустыню Гоби, Тибет и Иран, в котором
имеется лишь одна свободная брешь - евразийская равнина, простирающаяся от
Атлантики до центра Азии;
- пояса, совпадающего с береговыми пространствами евразийского
континента (coastland), где сосредоточена большая часть населения Земли
(океаническая кайма Европы, Аравийский полуостров, Индостан, прибрежные
районы Китая). Именно здесь, согласно утверхадениям английского учёного,
находится зона наиболее интенсивного развития цивилизации. Он первым
сформулировал вывод о том, что в регионах пересечения водных и сухопутных
пространств концентрируется энергия, способная возвышать народы и государства.
Следовавший за внутренним «внешний полумесяц» включал в себя островные
государства - Великобританию, Японию и «острова открытого моря» - Северную и
Южную Америки, Австралию. Механизм же «сцепления» всех видов отмечаемых
геополитических пространств историческим процессом описывается Маккиндером с
помощью концепции противоборства «разбойников суши» и «разбойников моря».
Первые, представляя собой народы, вышедшие в мировое пространство из хартленда
(скифы, гунны, аланы, тюрки, монголы и др.), оказывают, по его мнению, давление на
народы и страны «внутреннего полумесяца». Сюда же, в эту цивилизационно-
географическую зону, устремлены и импульсы со стороны «разбойников моря», жителей
«островного полумесяца».
Маккиндер полагал, что схватка, борьба сил моря и суши определяла содержание
и характер мировой политики. Он также одним из первых квалифицировал это
противоборство как столкновение «демократических форм политики» морских государств
с политикой «авторитарных», «иерархических», «недемократических» континентальных
держав. «Одно из самых поразительных совпадений, - писал X. Маккиндер, - заключается
в том, что современное развитие Европы повторяет древнее противоречие между Грецией
и Римом. Германец был обращен в христианство римлянином. Славянин - греком. Романо-
германские народы вышли к океану. Греко-славянские - покорили туранские земли.
Континентальные и морские державы противостоят друг другу как в сфере идеалов, так и
на материальном уровне, в выборе средств развития».
И вряд ли есть основания подозревать Маккиндера в том, что он не знал
элементарного исторического факта: в древности Греция выступала как «морская сила», в
30
Mackinder Н. J. Democratic Ideals, p. 129.

17
то время как Рим - в качестве континентального государства. То обстоятельство, что
ситуация в XX веке зеркально изменилась, а именно её описывал английский геополитик,
могло свидетельствовать лишь об одном: автор, выводивший свою теорию из дихотомии
моря и суши, не исключал возможности превращения континентальных держав в морские.
При этом он отнюдь не исходил из того, что их противоборство должно завершиться
окончательным исчезновением одного из этих начал человеческой истории. Данное
открытие Маккиндера выводило геополитику из сферы исключительно чёрно-белого
протагонизма двух модусов жизни, предоставляло ей возможность изучения их взаимных
переходов и ускорило развитие геополитики как науки.
Современный исследователь геополитики Дж. Слоэн отмечает, что Маккиндер
был первым геополитиком действительно глобального, а не регионального, масштаба.
Обладая феноменальной геополитической интуицией, он не только заложил основы
современных концепций атлантизма, но и оставил много полезных поучений для
современных политиков. В частности, он отмечал: а) «география лежит либо в основе
стратегии мира, либо она становится пособницей стратегии войны»; б) «политический
курс есть производное от двух наборов движущих и управляющих сил. Импульс
политического курса исходит из прошлого и воплощён в характере и традициях людей -
это движущая сила. Управляет же процессом настоящее путём экономических требований
и географических возможностей. Государственные деятели преуспевают или терпят
неудачу в той мере, в какой они способны осознать неизбежность влияния этих двух
сил»1.
Согласно логике рассуждений Маккиндера, преимуществами в борьбе за мировую
гегемонию обладали государства, контролирующие хартленд, то есть Россия и Германия
как «цитадели сухопутной мощи». В своём докладе «Географическая ось истории» он
писал: «Россия занимает в целом мире столь же центральную стратегически позицию, как
Германия в отношении Европы. Она может осуществлять нападения во все стороны и
подвергаться нападению со всех сторон, кроме севера. Полное развитие её
железнодорожных возможностей - дело времени»2. Исходя из этого, Маккиндер вопрошал
в 1919 году: «Что станет с силами моря, если однажды великий континент политически
объединится, чтобы стать основой непобедимой армады?» Поэтому главными
геополитическими задачами он считал недопущение образования континентального союза
вокруг России или Германии, раздробление хартленда, расширение позиций «морских
государств» в зоне «внутреннего полумесяца» с тем, чтобы ограничить стратегическую
инициативу стран, владеющих хартлендом.
«Маккиндер, выражая британские интересы, страшился одновременно и России, и
Германии, - писал в своей работе Э.А. Поздняков. - Известный страх, что Россия может
захватить Дарданеллы, прибрать к рукам Османскую империю и выйти к Индии - этой
«жемчужине Британской короны», - довлел и над английской практической политикой, и
над её теоретическими умами. Из двух зол - России и Германии, - Маккиндер всё же
выбрал, на его взгляд, наименьшее зло - Россию, и весь оборонительный пафос направил
против Германии как ближайшей и непосредственной угрозы британским интересам.
Опасаясь движения Германии на восток, к центру хартленда, он предлагал создать
«срединный ярус» независимых государств между Россией и Германией. Таковой,
собственно, и был создан
' Mackinder Н. J.Democratic Ideals, p. 152.
Цымбурский ВЛ. Геополитика как мировидение и род занятий II Полис. 1996. №3.

мирными договорами в 1919 году, хотя вряд ли его создание может быть отнесено на счёт
концепции Маккиндера: там большую роль сыграли другие идеи. Как бы то ни было,
«срединный ярус» был образован. Его звеньями стали Финляндия, Эстония, Латвия,

18
Литва, Польша, Чехословакия и Румыния, хотя политически ему предназначалась роль,
противоположная маккиндеровской, а именно: защищать не Россию от Германии, а Запад
от «большевистской опасности»1.
Концепция Маккиндера с самого начала вызвала немалую критику и по
принципиальным положениям его геополитической модели мира, и по частным вопросам.
Впоследствии объектом критических инвектив стали его не сбывшиеся прогнозы или
предсказания, разворачивавшиеся не совсем в соответствии с предсказанными им
стратегическими линиями мировой политики. Но также неизменно отмечались
концептуальные достоинства геополитической теории Маккиндера. Э.А. Поздняков
считал большую часть критики в адрес этого английского учёного обусловленной тем, что
его глобальная модель мира появилась несколько преждевременно, в условиях мира,
продолжавшего оставаться европоцентристским2.
Критике подвергались и подвергаются те моменты его творчества, где он
специально уклонялся от сколько-нибудь определённых оценок или дефиниций. Так
обстояло дело с его нежеланием обозначать западную границу хартленда, так как считал
всю Центральную и Восточную Европу «приливно-отливными землями». Хотя он и
ссылался в общих чертах на то, что стратегически хартленд включает Балтийское море,
Дунай, Чёрное море, Малую Азию, Армению, дальше этого он не шёл, и, видимо, не без
оснований. При всей своей определённости, модельной цельности теория Маккиндера
содержала в себе и многие недосказанности, «белые пятна», которые должны были
заполняться то ли дополнительными сведениями, то ли воображением читателей.
X. Маккиндер сам охотно и неоднократно ревизовал ранее высказывавшиеся им
идеи и оценки. «В 1943 году, в разгар второй мировой войны, редактор журнала «Форин
афферз» пригласил престарелого Маккиндера (ему было уже 82 года) порассуждать в
духе его идей о мировой ситуации. В статье «Круглый мир и завоевание мира», которая
была опубликована журналом, английский геополитик утверждал, что если Советский
Союз выйдет из войны победителем над Германией, то превратится в величайшую
сухопутную державу на планете. Автор также подверг значительной ревизии свою
первоначальную концепцию, включив в хартленд, помимо громадного массива суши
Северного полушария, Сахару, пустыни Центральной Азии, Арктику и субарктические
земли Сибири и Северной Америки. Северная Атлантика в новой модели стала
«срединным океаном».
Североатлантические прибрежные страны он начал рассматривать как опорную
точку Земли, отделённую от другой такой же точки - муссонных территорий Индии и
Китая. По мере наращивания мощи этот регион, утверждал Маккиндер, может стать
противовесом североатлантическому. Предложенную в статье новую геополитическую
модель он назвал «второй географической концепцией». В данной концепции автор
отказался от прежнего, жесткого дихотомического противопоставления сухопутных и
морских держав. Это и не
Поздняков Э.А. Указ. раб., с. 28.
Там же.

удивительно, если учесть, что в обеих мировых войнах континентальные и морские

державы находились в обеих противоборствовавших коалициях. Собственно говоря,
англо-русская Антанта 1907 года никак не укладывалась в рамки первоначальной
концепции Маккиндера. Тем более противоречило ей тройственная «ось» Берлин - Рим -
Токио. А пребывание океанических держав США и Великобритании в антигитлеровском
союзе с континентальной Россией и вовсе подрывало его прежнюю конструкцию»1.
Маккиндер внес в свою концепцию еще одну новацию. Если в 1904 и 1919 годах в
известных своих трудах очертания хартленда совпадали с границами Российской империи
и СССР, то в 1943 году он изъял из хартленда советские территории Восточной Сибири,
расположенные за Енисеем, назвал эту малозаселенную территорию Леналендом,
19
охарактеризовав ее следующим образом: «Россия Леналенда имеет 9 миллионов жителей,
5 из которых проживают вдоль трансконтинентальной железной дороги от Иркутска до
Владивостока. На территориях проживает менее одного человека на восемь квадратных
километров. Природные богатства этой земли - древесина, минералы и т.д. - практически
нетронуты». Выведение Леналенда из границ хартленда означало возможность
рассмотрения этой территории как зоны «внутреннего полумесяца», то есть как
берегового пространства, могущего быть использованным «морскими державами» для
борьбы против хартленда.
В «трилогии хартленда» Маккиндер создал целую серию геополитических образов
России. «Географическая ось истории» дает изображение России такой, какой она
виделась соперникам-англичанам, противостоявших ей вдоль огромной дуги - от Балкан и
Черноморских проливов до Тихого океана. Создав закрытый «постколумбов мир»,
политически воплощенный в колониальном разделе земного шара конца XIX века, Запад
испытал страх перед «осевым государством» - труднодоступной Россией, которая в
движении к незамерзающим портам могла замахнуться на статус мировой империи.
Отсюда - программно выводимый Маккиндером образ России как общего жупела
приморских стран и пародов. Логика его рассуждений исходила из того, что возникшая на
«лесных прогалинах» Россия, вырвавшись из своего «одиночества в лесах севера» и
вобрав в себя степи и пустыни, получила от них силу - нависать, подобно укрощенным ею
кочевникам, над полумесяцем приокеанских цивилизаций. Ибо Россия могла, согласно
утверждениям Маккиндера, грозить им, свободно перебрасывая свои войска против той
части полумесяца, которая казалась русским властителям слабым звеном
«постколумбового мироустройства».
Изобретенный Маккиндером и используемый еще через дефис термин «the heart-
land of the Euro-Asia» («территориальное средоточие Евро-Азии»)2 стал представлять
собой ^графическую характеристику того самого пространства, которое на уровне
«крупнейших исторических обобщений» послужило опорой Российской империи -
противницы Великобритании. Вывод геополитика напрашивался сам собой: чтобы
«внутреннему полумесяцу устоять перед «осевой державой», надо было сплотить его
союзом во главе с Ьританской империей, используя как тыл этого союза собственно
британские острова, обе Америки, Австралию, Японию и колониальную Африку южнее
Сахары. Выступая за то, что все
' Гаджиев К. С. Геополитика, с. 99
Mackinder И. The Geographical Pivot of History II Geographical Joornal XXIII. №4. PI 4341

здравые силы мира должны объединиться против русских, Маккиндер не забывает

отметить, что «для дела свободы мира» еще опаснее, чем допустить Россию к открытому
Океану, было бы позволить какой-либо силе Океана или приморья, например, японско-
китайскому союзу, разрушить Российскую империю и возобладать в «осевом
пространстве» вместо нее.
Во вторую свою глобальную геополитическую модель, обоснованную в книге
«Демократические идеалы и реальность», Маккиндер из «Географической оси истории»,
то есть первой модели, переносит такие элементы, как внутренний и внешний
полумесяцы, Мировой остров, но из авторского исследовательского арсенала исчезает
понятие «осевого государства». Маккиндер сам объясняет новизну второй
геополитической модели по сравнению с докладом 15-летней давности. Он утверждал, что
в 1918 году, когда писалась эта книга, понятие «осевого государства» перестало
соответствовать международным реалиям, в связи с чем вместе с «осевым пространством»
это понятие и было выведено из анализа складывавшейся мировой ситуации 1. Россия, по
его мнению, оказавшись без центральной власти, с разрушенной экономикой и
сомнительным будущим, фактически превратилась из крупной политической величины
просто в географическое понятие. Озабоченность вчерашних союзников России,
20
сбросивших ее со счетов как организованную силу, вызывала только опасность
превращения былых российских имперских просторов с их ресурсами в трофейный приз
кайзеровской Германии. Хартленд в «Демократических идеалах» приобретает
гидрологический характер, он уже не связывается с территорией России и утрачивает
политический характер, а также выделяется стратегический хартленд, в котором
оказываются Берлин и Вена, полностью Черноморье и Балтия. Истинным средоточием
Мирового острова при этом провозглашается обретающий суверенность арабский
Ближний Восток2
Третья геополитическая модель Маккиндера возникает из ответа 82-летнего
геополитика на вопрос журнала «Foreign Affairs», сохраняет ли идея хартленда какую-
либо ценность для современников и участников новой мировой войны в обстоятельствах,
несоизмеримых с мировыми декорациями как 1904, так и 1918 годов. Отстаивая
жизненность этой идеи, геополитик встраивает хартленд в такой глобальный паттерн,
который радикально расходился с построениями любой из двух предшествовавших
геополитических моделей. Паркер даже считал, что, отстаивая теорию хартленда,
Маккиндер «фактически перешагивает через нее»3. В «Круглой земле и обретении мира»
нет ни «осевого государства», ни обоих «полумесяцев», ни Мирового острова, ни о его
центре в Большой Аравии. Участие и огромный вклад США в дело Объединенных наций
во второй мировой войне требовали от Маккиндера создания геополитической
конструкции, которая связывала заокеанскую мощь с судьбой Европы. В то же время
созерцание оформившейся новой Антанты в виде Большой тройки, ожидание уже
недалекой победы, беспокойство о будущем Запада в связи с предвидимым послевоенным
распадом коалиции победителей, обостряли внимание старого геополитика к
географическим факторам. Именно они, по его мнению, могли сблизить между собой не
только демократии Северной Атлантики, но и их - с Советским Союзом.

Mackinder И. The Round World and the Winning of Peace II Foreing Affairs/ XXI, №4. P. 597.
Mackinder H. Democratic Ideas and Reality. NY,1942. P.77, 80-81.
Parker G. Western Geopolitical Thought in the Twentieth Century. L, NY. 1985. P. 122-123.

Усилия СССР в непрекращающемся побоище на советско-германском фронте

подсказывали Маккиндеру новую трактовку хартленда в международных отношениях.
Теперь хартленд - это просто СССР - от предвоенных западных границ до Енисея, вместе
с балтийско-черморскими «воротами». Как и в «Демократических идеалах», горные
хребты от Алтая до Гиндукуша с прилегающими пустынями надежно охраняют равнину
хартленда от масштабных посягательств с азиатского приморья. «Величайшая сухопутная
держава в сильнейшей оборонительной позиции» - таков смысл маккиндеровского
хартленда 1943 года. Оптимальный вариант для Европы на время перехода новой
Антанты от войны к обретению мира видится английскому геополитику в особом статусе
Германии как «демилитаризованного государства-канала». Он располагался бы между
«двумя дамбами мощи» - сухопутного хартленда на востоке и системы «земноводной
мощи» по берегам Северной Атлантики на западе. Франция в западной системе
становилась плацдармом, Англия - передовой базой, Северная Америка - ее тылом и
резервом.
Маккиндер в этих рассуждениях выступает как истинный атлантист,
сосредоточившись на теме Северной Атлантики как историческом эпицентре всего мира
христианских народов - их средиземного океана. Для него Ледовитый океан, на который
ныходит советский хартленд - это лишь особое, нелегкое для судоходства, придаточное
море Средиземного океана.
Творчество и идеи Маккиндера оказали сильное влияние на дальнейшее развитие
геополитики. Он пользовался широкой известностью, но не столько в самой Англии, где
21
его концепция не получила сколько-нибудь всеобщего признания, сколько в США,
геополитики которых взяли ее «на вооружение». В частности, 1 апреля 1944 года газета
«Тайме» сообщала: американский посол Уайнант в Лондоне вручил сэру Маккиндеру
высшую награду Американского географического общества. Ю.В.Тихонравов в своем
труде «Геополитика» писал, оценивая творчество Маккиндера: «Несмотря на
непрекращающуюся до сих пор критику концепции Маккиндера, она как истинно
оригинальная теория продолжает жить и привлекать к себе внимание практиков и
теоретиков международных отношений. Взлеты и падения интереса к ней прямо
пропорциональны происходящим изменениям в мировой политической ситуации:
серьезные сдвиги и обострения в ней тотчас вызывают повышенное мнимание и к
доктрине Маккиндера».

Вопросы для собеседования:

1. Талассократия - что это такое?
2. В чем заключалось существо геополитических взглядов А. Мэхэна?
3. В чём суть первой глобальной геополитической модели X. Маккиндера?
4. Что означает понятие хартленда в изложении Маккиндера,
5. Что собой представляла структура мира во второй географической концепции
Мпккиндера?
6. Какие постулаты сформулировал Маккиндер?

ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ И ТЕРМИНЫ

АНАКОНДЫ СТРАТЕГИЯ - геополитическая линия атлантизма, направленная на
установление морскими державами контроля над максимально большим объемом
береговых территорий Евразии для сдерживания ее геополитической экспансии.
АТЛАНТИЗМ - геополитическое понятие, соединяющее в себе:
- исторически - евро-атлантическую цивилизацию;
- стратегически - союз западных «морских» держав, базирующийся на ценностях
рыночного хозяйства и либеральной демократии;
- военно-стратегически - членов Североатлантического альянса;
- социально - страны, развивающиеся на основе принципов «торгового строя»,
сложившегося в «морских странах».
БИПОЛЯРНЫЙ МИР - двухполюсная естественная геополитическая
конструкция, отражающая в планетарном масштабе основной геополитический дуализм -
талассократия versus теллурократии.
ВНЕШНИЙ ПОЛУМЕСЯЦ - термин X. Маккиндера, обозначающий
совокупность территории, входящей в зону талассократического (морского) влияния;
части континентов и острова, тяготеющие к океаническому существованию; зона,
подчинённая стратегически атлантизму.
ВНУТРЕННИЙ ПОЛУМЕСЯЦ - также термин Маккиндера, который он
использовал для обозначения береговых территорий Евразии, расположенных к югу от
хартленда, «спорный и оспариваемый пояс, расположенный между 30 и 40 параллелями»,
где сталкивались интересы и геополитические стратегии морских и континентальных
государств.
ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ ОСЬ ИСТОРИИ (осевой ареал, хартленд) - термин
Маккиндера,
обозначающий внутриконтинентальные евразийские территории, вокруг которых
происходит пространственная динамика исторического развития.
ГРАНИЦА - в геополитике обычно рассматриваются два вида границ - границы-
линии и границы-полосы. Первые представляют собой морские границы, вторые -
сухопутные. Задача геополитического блока, действующего в планетарном масштабе,

22
сделать границы-линии максимальными для себя и минимальными для соперника, и
наоборот.
ЕВРАЗИЯ - то же, что континент, heartland, Суша, теллурократия. В более
ограничительном случае нередко обозначает геополитическую Россию.
ИМПЕРИЯ - сверхгосударственное образование, объединяющее несколько
народов и стран под эгидой универсальной идеи - религиозного, этнического или
идеологического характера.
ИСТОРИЯ И ГЕОПОЛИТИКА - рассмотрение политической истории с точки
зрения борьбы за пространство - территории. После падения Римской империи
средневековая Европа оказалась слишком занятой собой и слишком раздробленной, чтобы
обладать необходимой широтой взглядов на пространство. Каждое княжество, входившее
в сложную систему сюзеренитетов и вассальной зависимости, ожесточённо боролось за
расширение или сохранение собственных владений. В своих помыслах европейцы всегда
обращали взоры к Средиземному морю.
С Ближним Востоком и Северной Африкой, покорёнными исламом, были связаны в
то время представления не только о богатстве и могуществе, торговле, цивилизации, но и
о самой непосредственной угрозе для христианского мира. Для глубоко религиозной
Европы существовал только один центр, одна столица, единственный город, где земля
сообщалась с небом - Иерусалим, взятый, а затем утраченный крестоносцами. Чтобы
взгляды Европы обратились к Атлантике и их представления о пространстве претерпели
кардинальные изменения, понадобилось стечение нескольких обстоятельств:
- поиски путей в Индию и Китай в обход турок - османов, захвативших перекрёсток
дорог между Европой, Азией и Африкой;
- значительный прогресс в технике мореплавания (во второй половине XV века
широкое распространение получила астрономическая навигация: по положению звёзд
моряки научилис точно определять своё положение и могли в течение длительного
времени плавать в открытом море).
Экспансия европейцев обрела в этой связи глобальный характер. Карл I (1500-
1558), король Испании, стал первым государём, имевшим право сказать, что солнце
никогда не заходит над его владениями. В XVIII веке состоялась Семилетняя война (1756-
1763), которую можно считать первым конфликтом планетарного характера, так военные
действия между Англией и Францией шли на территории Европы, Канады и Индии.
Англия, имевшая к этому времени колонии на всех континентах земного шара, поставила
перед собой цель добиться бесспорного контроля над морями и океанами, над основными
международными путями сообщения. Именно этим объясняется то упорство, с которым
Лондон несколько веков подряд удерживал в своих руках проливы от Гибралтара до мыса
Доброй Надежды и от Суэца до Сингапура.
В 1805 году, разгромив французский флот при Трафальгаре, Англия похоронила
замысел Наполеона Бонапарта превратить Францию в ядро океанского
геополитического блока, заменив в этой роли соседнее островное государство. Россия в
1812 году перечеркнула планы французского императора превратить свою страну в
ведущую континентальную державу. Фактическое доминирование России в Европе
вплоть до Крымской войны (1853-1856) завершилось её крупным поражением, после
которого стране пришлось на протяжении нескольких десятилетий «сосредоточиваться»,
чтобы восстановить свои международные позиции на Старом континенте и в Азии.
В этот период Петербург испробовал стратегию своеобразного «геополитического
балансирования», пытаясь при минимальной затрате внешнеполитических сил добиться
максимальных результатов. К сожалению, эта эффективная и разумная политика была
лишь кратким эпизодом в международной деятельности Российской империи. В начале
XX века, присоединившись к Антанте, она вновь была готова искать счастья на полях
сражений.

23
 КОНТИНЕНТАЛИЗМ - синоним евразийства в узко стратегическом аспекте.
Понятие, близкое к понятиям Суша, Земля. Континенталистская школа геополитики
является единственной в России, до второй мировой войны - преобладающей в Германии,
наличествующей во Франции и невозможной для англосаксонских стран, ибо
противоположна атлантизму.
МЕРИДИАНАЛЬНАЯ ЭКСПАНСИЯ (экспансия по оси Север-Юг) - расширение
сферы влияния (военного, стратегического, культурного или экономического) вдоль
меридиана; основное условие территориальной и стратегической стабильности
государства.
МИНИМАЛЬНАЯ ГЕОПОЛИТИКА - прикладная дисциплина, заимствующая от
подлинной геополитики некоторые термины и методику, но оставляющая в стороне
базовый геополитический дуализм.
МОНДИАЛИЗМ - от фр. monde, земной шар. Особая идеология, предполагающая
слияние всех государств и народов в единое планетарное образование с установлением
мирового правительства, уничтожением расовых, религиозных, этнических,
национальных и культурных границ. Существую правый и левый мондиализм. Первый
представляет собой глобализацию атлантизма, второй считает необходимым включить в
единое государство и евразийский сектор.
ПЕРИФЕРИЯ - пространство, не имеющее самостоятельного геополитического
значения ни в глобальном, ни в региональном масштабах;
- окраинная часть страны, удалённая от принимающего стратегические решения
Центра;
- сельскохозяйственные регионы индустриальных государств.
САНИТАРНЫЙ КОРДОН - искусственные геополитические образования,
служащие для дестабилизации двух крупных соседних государств, способных составить
серьезный блок, который, в свою очередь, стал бы опасным для третьей стороны.
Классический ход в стратегии атлантистов в их противостоянии континентальной
Евразии.
ТОРГОВЫЙ СТРОЙ - исторически складывавшийся уклад жизни стран и
городов, широко использовавших для своего экономического развития возможности
морской и океанической торговли. Для них характерна рыночная динамика в сфере
производства и обмена материальными ценностями, тяготение к демократическим
формам политических систем.
ТУРАН - степные просторы евразийского континента, ареал распространения
тюркских
народов.
ШИРОТНАЯ ЭКСПАНСИЯ (экспансия по параллелям) - геополитическая
тенденция, неизменно порождающая конфликтные ситуации; геополитическая стратегия,
наступательного характера. Почти всегда чревата военными конфликтами, совершается
только после завершения меридианальной экспансии.
LENALEND - термин Маккиндера, которым он обозначил все северо-евразийские
территории России к востоку от р. Лены, вплоть до Тихого океана. Геополитик считал, что
Lenalend принадлежит не к теллурократической, а к талассократической зоне влияния.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО МОЖНО ПРОЧИТАТЬ

- Дугин А. Основы геополитики. М., 1997, стр. 43-57.
- Геополитика: теория и практика. М., 1993, стр. 24-31
- Мэхэн А. Т. Влияние морской силы на историю. 1660-1793. М.-Л., 1941
- Маккиндер X. Географическая ось истории II Полис, 1993, №2.

24
 2. Теллурократия – континентальная геополитика

Истоки германской геополитической школы. Идея реванша в

развитии немецкой геополитики в 20-40 гг. XX столетия. К. Хаусхофер и
теория суперрегионов. Идея континентального блока и «оси» Берлин -
Москва - Токио. Концепция «открытости Востока». «Жизненное
пространство» в трудах Хаусхофера. Геополитика освоения воздушного
пространства. Немецкие геополитики об аэрократии и эфирократии.
Три подхода к оценке германской классической геополитики и роли в ней
К. Хаусхофера. К. Шмит как геополитик. Бегемот и Левиафан.
Концепция «номосов». «Большие пространства» в геополитическом
творчестве Шмитта. Отрицательное отношение к теориям мирового
государства. Французская школа геополитики в классический период ее
развития. Э. Реклю и П. Видаль де ла Бланш. Возникновение
антропологической школы политической географии во Франции. Человек
как географический фактор в трудах Видаля де ла Бланша. Концепция
поссибилизма и предсказание возможности объединения Европы.
Проекты Соединенных Штатов Европы в трудах французских
геополитиков.

2.1 Германская геополитическая школа

Создавая и первую, и вторую свои геополитические модели, X.
Маккиндер выступал с позиций интересов «морских государств», хотя и
помещал «географическую ось истории» или, иначе, хартленд в центр
евразийского континента. Взгляды же континенталистов,
представителей «сухопутных держав» на дуализм моря и суши, их
противоборство наиболее последовательно были изложены в трудах
германской школы геополитики. Значительный вклад в ее развитие
внесли Карл Хаусхофер, Карл Шмитт, Адольф Грабовски и др. Их
геополитические труды несли в себе отзвуки тяжелого поражения
Германии в первой мировой войне и были направлены против
версальского «диктата», поставившего побежденную страну в крайне
унизительное положение31.
«Слишком суровый по содержанию для умиротворения, слишком
мягкий, чтобы не допустить возрождения Германии, Версальский
договор обрекал истощенные войной демократии на постоянную
бдительность и необходимость непрекращающейся демонстрации силы
непримиримой, стремящейся к реваншу Германии... Договор носил
карательный характер в территориальном, экономическом и военном
отношении. Германия обязана была отказаться от 13 процентов своей
предвоенной территории. Экономически важная Верхняя Силезия

31

25
передавалась только что созданной Польше, которая также получала
выход к Балтийскому морю и территорию вокруг Познани, тем самым
обретая «польский коридор», отделявший Восточную Пруссию от
остальной Германии.
Крохотная территория Эйпен-Мальмеди передавалась Бельгии, а
Эльзас и Лотарингия возвращались Франции. Германия лишилась
колоний, их юридический статус определялся так называемым
«мандатным принципом», который был столь же оригинальным, сколь и
лицемерным. Германские колонии, так же как и бывшие земли Османской империи на
Ближнем Востоке, были отданы странам - победителям по «мандату» в целях ускорения
получения ими независимости под наблюдением Лиги наций. Военные ограничения
договора сводили численность германской армии к 100 тысячам добровольцев, а размеры
флота - к 6 крейсерам и некоторому количеству малых военных судов. Германии
запрещалось владеть наступательным оружием: подводными лодками, авиацией,
танками и тяжелой артиллерией, а Генеральный штаб был распущен... К числу
экономических санкций относилась немедленная выплата 5 млрд. долларов наличными или
натурой. Франция должна была получить значительное количество угля в качестве
компенсации за разрушение Германией во время оккупации шахт в Восточной Франции. А
в качестве возмещения за суда, потопленные германскими подводными лодками,
Великобритания получила в форме приза большую часть германского торгового флота.
Были арестованы и секвестированы германские заграничные активы в размере 7 млрд.
долларов, а также взяты многие патенты. Главные реки Германии были
интернационализированы, а возможности Германии поднимать тарифы за перевозки по
ним были взяты под международный контроль»32.
Исходя из убеждения, что в 1914-1918 г.г. против Германии велась
война на уничтожение, немецкие геополитики считали единственным
для страны выходом из унизительного и тяжкого статуса побежденного
государства - ее превращение в великую мировую державу. Они считали,
что только в рамках геополитического мышления могли родиться теоретические
концепции, реализация которых была способна помочь их стране занять достойное место
в Европе и мире. «Геополитика представляет собой постоянный запас
политических знаний, которые можно преподавать и усваивать. Этот
запас информации сравним с мостом, открывающим путь к
политической деятельности, с географическим сознанием, ведущим к
прыжку из мира знаний в мир власти», - напишет в 1931 году К.
Хаусхофер. Он неоднократно высказывал мнение, что возрождение
Германии можно будет достичь только при условии, что «люди с улицы
научатся геополитически мыслить, а вожди - геополитически
действовать»33. Для достижения этой двуединой цели Хаусхофер добился
включения курса геополитики в учебный план Мюнхенского
университета. Германские геополитики получили, таким образом, поле
деятельности для широкого распространения знаний развиваемой ими
науки.

32
Киссинджер Г. Дипломатия, стр.212-213.
33
Генерал Хаусхофер и нацисты//http://anomalia.kulichki.ru/text6U99.htm. С.2,3.
26
 Обращаясь к горьким для Германии итогам первой мировой войны, Хаусхофер,
предвкушая развал версальской системы международных отношений,
утверждал, что «период геополитического устройства и нового раздела
власти над пространством не только не закончился с первой мировой
войной, но только начался». Он справедливо полагал, что версальская
система не ослабила и не уничтожила существовавшие между
государствами противоречия, а, напротив, усугубила их. Его
умонастроения в этой связи разделяли все германские геополитики.

 Карл Хаусхофер был самым выдающимся среди этих ученых,

а трагедия его жизни оказалась теснейшим образом связана с печальной
судьбой возглавляемого им научного направления в глобальном
ориентировании Германии в годы между двумя мировыми войнами.
Он родился в 1869 году в Мюнхене в богатой и образованной семье. Еще в юности
заинтересовался Дальним Востоком, но карьеру решил делать на военном поприще. Более
20 лет прослужив в армии. Побывал с экспедициями на Тибете, в Монголии, Синьцзяне и
Маньчжурии. Провел несколько месяцев в ламаистском монастыре близ Лхасы. В 1903-
1908 гг. преподавал в Баварской военной академии, в 1908-1910 гг. служил военным
атташе Германии в Токио. Предложил императору Вильгельму II заключить союз с
Японией, чтобы уравновесить мировую гегемонию Англии и США, но получил выговор и
вынужден был возвратиться в Германию, где был назначен командиром одной из
артиллерийских частей.
В 1912 году вышел в отставку и, on настоянию жены Марты, написал свою первую
книгу о Японии. В 1913 году защитил диссертацию на соискание ученого звания доктора
наук. В годы первой мировой войны участвовал во многих сражениях на восточном и
западном фронтах, за что получил звание генерал-майора. В 1917 году прочитал книгу Р.
Челлена «Государство как форма жизни», и с этого момента, по признанию самого
Хаусхофера, «геополитика стала высшей целью» жизни.
После поражения Германии в 1918 году он с удвоенной энергией служит своей
стране, но уже на поприще ученого, университетского профессора. Он был убежден в
том, что германский реванш возможен и должен состояться, начинает собирать вокруг
себя сторонников, вместе с ними готовя народ и германскую элиту к новым сверхусилиям
в борьбе за исторический реванш. С 1919 года Хаусхофер преподавал географию в
Мюнхенском университете, где ему и было присвоено звание профессора (1921). Здесь он
основал и стал главным редактором журнала «Геополитика», позднее переименованного
в «Журнал геополитики» (1924-1941).
Но самая драматическая часть его жизни связана с нацизмом, использовавшим в
своих планах установления «мирового господства» ряд идей и рекомендаций как самого
Хаусхофера, так и возглавляемой им геополитической школы. Он был знаком с
руководителями фашистского режима (более 10 раз встречался с Адольфом Гитлером, а
его сын Альбрехт и он сам состояли в дружеских отношениях с Адольфом Гессом,).
Поддержал аннексию Германией Австрии, захват ею Судетской области в Чехословакии,
отмену Берлином несправедливых положений Версальского мирного договора, уступки,
вырванные Гитлером у Англии и Франции. Участвовал во многих официальных
мероприятиях гитлеровского рейха. Все это создавало впечатления, что Хаусхофер
полностью разделял и поддерживал политику фюрера. В 1945 году он был арестован и
допрошен американскими следователями в качестве «видного нациста».
Как свидетельствует его биограф Ганс-Адольф Якобсен, Хаусхофер никогда не
был членом нацистской партии. С 1940 года, когда Рудольф Гесс перелетел в Англию и
был там арестован, перед Хаусхофером и его женой «разверзлась дорога в ад». И не
27
только потому, что Гесс уже не мог обеспечивать безопасность своих друзей (жена
геополитика была еврейкой), но и потому, что сын Альбрехт попал под подозрение в
связях с английскими спецслужбами. В 1944 году А. Хаусхофер был арестован, но на
этот раз в связи с покушением полковника Штауфенберга на Гитлера, и был казнен в
апреле 1945 года. Чете Хаусхоферов также пришлось провести несколько дней в
гитлеровской тюрьме, но затем они были выпущены.
На Нюрнбергском процессе Хаусхофер выступил в качестве свидетеля и пытался
преодолеть трагическое, по его представлениям, непонимание победителями различий
между гитлеровской политикой и геополитикой. До того, как 10 марта 1946 года
добровольно уйти из жизни, Карл Хаусхофер написал работу под названием «Апология
германской геополитики», в которой отрицал «нацистское прошлое» науки, навечно
связанной с его именем. По свидетельству хорошо знавших его друзей, Хаусхофер
относился к той редкой категории людей, которые сочетали в себе сразу несколько
талантов. Они считали его выдающимся ученым, блестящим оратором, способным
офицером, прозорливым дипломатом, ясновидцем и оккультистом. Хаусхофер елью
одной из самых странных особ своего времени.
Автор более 400 научных книг и статей, Хаусхофер не оставил после себя сколько-
нибудь систематической и целостной геополитической теории. В его трудах геополитика
представала гибкой и пластичной, свободной от всяких жестких и категоричных
дефиниций. Она представала научной дисциплиной, которая структурировалась на
совершенно определенных приоритетах и четко высказанных идеях. Имеется в виду то
обстоятельство, что в работе «Геополитика сверхидей», опубликованной в 1931 году, К.
Хаусхофер делил весь мир на три суперрегиона, ориентированные с севера на юг по
меридианам и состоявшие из ядер и периферий. Это были Пан-Америка со США в
качестве ядра, Еврафрика с центром в Германии и Пан-Азия, связываемая с Японией.
Позднее он выделил и зону для России, в которую вошли Русская равнина и Сибирь,
Персия и Индия. Автор надеялся, что такая модель мироустройства предотвратит
конфликты между главными центрами силы на планете. Однако с самого начала было
ясно, что схема, не учитывавшая интересов Великобритании, Франции, СССР и
игнорировавшая их «вес» в мировой политике, вряд ли могла оказать какое-либо влияние
на ход истории.
В конце 30-х годов Хаусхофер разрабатывает новую концепцию, которая была
изложена в работе «Континентальный блок: Срединная Европа-Евразия - Япония» (1941).
Она была ориентирована на стратегический союз трех континентальных государств -
Германии, СССР и Японии. «Евразию, - писал Хаусхофер, - невозможно задушить, пока
два самых крупных ее народа, немцы и русские, всячески стремятся избежать
междоусобного конфликта». Здесь же он цитировал мнение американца Говарда Ли о
том, что «последний час англо-саксонской политики пробьет тогда, когда немцы, русские
и японцы соединятся»1.
Нет сомнения, что наиболее грандиозным и важным событием в современной
мировой политике, писал германский геополитик, является перспектива образования
могущественного континентального блока, который объединил бы Европу с Севером и
Востоком Азии. Но проекты такого масштаба не рождаются лишь в голове того или
иного государственного деятеля, будь он столь же велик, как обладавшая способностью
перевоплощаться знаменитая греческая богиня войны. Осведомленные люди знают, что
такие планы готовятся в течение долгого времени. Прежде всего, необходимо усвоить
один из принципов геополитики, который был впервые сформулирован еще в далекие
времена чрождения римского государства и с тех пор не утративший своей
актуальности: «fas est ab hoste doceri» (позволить себе учиться у противника -
священный долг).
Первыми едва появившуюся возможность создания евроазиатского
континентального блока, чреватого угрозой мировому англо-саксонскому господству,
28
увидели кик раз английские и американские руководители, в то время как Германия не
составила себе никакого представления о том, что можно извлечь из соединения
Центральной Европы и могущественного потенциала Восточной Азии через необъятную
Евразию. Лорд Пальмерстон, один из наиболее жестких и удачливых
империалистических политиков, первым сказал премьер- министру, отстранившему его
от должности во время правительственного кризиса: «Наши отношения с Францией
теперь могут стать несколько натянутыми, но мы должны их
' Элементы. Евразийское обозрение, 1996, №7, стр. 32.

сохранить любой ценой, ибо на заднем плане нам угрожает Россия, которая может
соединить Европу и Восточную Азию, и одни мы не сможем этому противостоять».
Эта фраза была произнесена в 1851 году, в эпоху, когда во всем своем блеске
находилась победоносная Англия, когда пережившие ряд тяжелых внутренних кризисов
Соединенные Штаты впервые применили формулу, которую нам следует навсегда
начертать на наших скрижалях - формулу «политики анаконды». Гигантская змея,
которая душит свою жертву, сжимая вокруг нее свои кольца до тех пор, пока не будут
раздроблены все кости и не прекратится дыхание - образ не из приятных. Попытавшись
представить себе эту угрозу, нависающую над политическим пространством Старого
Света, можно понять, какими бы стали величина и могущество этих пространств в
случае неудачи «политики анаконды».
Брук Адаме, один из самых наиболее замечательных и прозорливых специалистов
США в области экономической политики, указывал на то, что проведение
железнодорожной трансконтинентальной магистрали до Порт-Артура и Циндао
поставит под угрозу все международные позиции Англии, если приведет к германо-
русско-японскому объединению. Против такого союза, по его мнению, окажется
бессильной даже объединенная блокада морскими державами Евразии, то есть будет
найдено средство по противодействию «политике анаконды»'.
Новая работа Хаусхофера вышла из печати незадолго до нападения Германии на
Советский Союз и свидетельствовала о том, что взгляды этого германского геополитика
не совпадали со стратегией гитлеровского руководства Германии. «Операция Барбаросса»
находилась в полном противоречии с аргументами, которые приводил этот геополитик в
пользу континентального «антиморского» союза. Дж. О'Луглин считает этот факт
свидетельством того, что «нацисты использовали геополитику только как
пропагандистский инструмент, но не как науку, определившую их политику»2. Ибо
полная программа Гитлера заключалась в следующем:
- во-первых, взять власть в самой Германии и начать процесс очищения от
либералов и коммунистов у себя дома;
- во-вторых, растоптать Версальский договор и утвердить Германию в качестве
господствующей силы в Центральной Европе (желательно без войны);
- в-третьих, на базе достигнутой мощи уничтожить уже войной Советский
Союз, чтобы очистить «рассадник бактерий» и путем колонизации нового
пространства создать стабильную основу для экономического и стратегического
могущества Германии. Германская империя превратила бы все другие страны, в том
числе Италию и Францию, в обыкновенных сателлитов;
- в-четвертых, планировалось приобрести большие колонии в Африке, создать
мощный океанический флот, чтобы стать одной из четырех сверхдержав - наряду с
Британией, Японией и США;
- в-пятых, уже для поколения после своей смерти Гитлер предусматривал
решительную битву между Германией и США.
Для фюрера «настоящей войной», которую он всегда хотел вести, была война
против России. Разгром России он не считал концом эпопеи, но только после этого он мог
двигаться дальше в реализации своих планов. 31 июля 1940 г. он сказал генералу
29
Гальдеру, что надежда Британии уцелеть - в Америке и России. Разгромить Россию,
считал он, значит
Хаусхофер К. Континентальный блок Москва-Берлин-Токио // http:// geopolitics.nm.ru/hausshfer/html. С.
1,2.
Dictionary of Geopolitics. London, 1994. P. 122.

убрать со своей дороги и Россию, и Британию. Он хотел вычеркнуть Россию из уравнения

победы до того, как придется столкнуться с США. 9 января 1941 г. Гитлер сказал своим
генералам, что когда Россия будет разбита, Германия сможет овладеть ее ресурсами и
станет «неуязвимой».
К. Хаусхофер в своих трудах сформулировал концепцию
«открытости Востока», согласно которой самоидентификация Германии,
ее народа и культуры трактовалась как «западное продолжение
азиатской традиции». В идее Мирового острова он видел модель для германской
гегемонии в будущем мировом порядке. При этом он рассчитывал на то, что удастся
привести Россию к добровольному соглашению по вопросу о контроле над Евразией.
Отсюда устойчивая антиталассократическая направленность научных работ Хаусхофера,
несмотря на двойственную линию внешней политики «Третьего Рейха» (расизм и
антикоммунизм мировоззрения фашистской верхушки порождал тенденции и акции,
противоречившие евразийской теллурократии). К тому же версальское урегулирование
фактически открывало путь германской экспансии к востоку от ее рубежей.
«Версальский договор - писал П. Джонсон, - преследуя осуществление принципов
самоопределения, фактически создал больше, а не меньше меньшинств, причем более
яростных (многие из них были немецкие или венгерские), вооруженных куда более вескими
доводами для недовольства. Новые националистические режимы считали, что могут
позволить себе быть намного нетолерантнее старых империй. И вследствие того, что
перемены повредили экономическую инфраструктуру (особенно в Силезии, южной
Польше, Австрии, Венгрии и северной Югославии), каждый стал еще беднее, чем раньше.
Каждая страна была отягощена либо мучительным недовольством, либо неодолимой
внутренней проблемой. Германия с расчлененной Пруссией, потеряв Силезию, вопила к
небесам об отмщении. Австрия осталась почти однородной, она даже получила
немецкий Бургенланд от Венгрии, но была лишена всех своих старых владений, а почти
треть ее голодающего населения была собрана в Вене. Более того, Версальский договор
запрещал ей вступать в союз с Германией, из-за чего аншлюсе казался еще более
привлекательным, чем на самом деле. Население Венгрии сократилось с 20 до 8 млн., ее
заботливо интегрированная индустриальная экономика была разрушена, и 3 млн. венгров
остались в Чехии и Румынии.
Среди нажившихся держав в Версале Польша была самой ненасытной и самой
воинственной. В 1921 г., после трех лет войны, она оказалась вдвое большей, чем
предусматривала мирная конференция. Она напала на Украину, отобрав восточную
Гапицию с ее столицей Львовом. Она подралась с чехами из-за Тешина, но не смогла взять
его... Польша силой осуществила свои «права» в отношении Германии на Балтике и в
Силезии. Она напала на только что освободившуюся Литву, оккупировала Вильно и
присоединила край к себе после «плебисцита». Она вела настоящую захватническую
войну против России и в 1923 г. убедила западные державы ратифицировать ее новые
границы. В то же время Польша оказалась перед самой большой проблемой с
меньшинствами в Европе после России. Из ее 27-милпионого населения треть составляли
меньшинства: западные украинцы, белорусы, немцы, литовцы, все жившие в компактных
группах, плюс 3 млн. евреев. Относясь к одной трети своего населения практически как к
иностранцам, Польша содержала огромные полицейские силы и многочисленную, но плохо
вооруженную регулярную армию для охраны своих протяженных границ.

30
 Чехословакия была еще более искусственным созданием, поскольку являлась
фактически совокупностью меньшинств, управляемых чехами. Перепись 1921 г.
зафиксировала 8 760 ООО чехов и словаков, 3 123 448 немцев, 747 ООО мадьяр и 461 ООО
украинцев... Югославия напоминала Чехословакию тем, что была миниатюрной империей
под управлением сербов, которые управляли, однако, с гораздо большей жестокостью,
чем чехи... Страна еле держалась в целостности. Причем не столько благодаря сербской
политической полиции, сколько из-за
тпеющей ненависти у соседних с нею Италии, Венгрии, Румынии, Болгарии и Албании, у
которых у всех были счеты с Югославией»1.
Основываясь на идее Ратцеля о преимуществах больших пространств, Хаусхофер
рассматривал господство Германии над соседними государствами к западу и к востоку от
нее как исторически неизбежное. Он не только требовал объединения в пределах
германского государства всех земель, на которых проживали этнические немцы, но и
развил концепцию «жизненного пространства». В изложении К. Хаусхофера
аргументация претензий на его расширение звучала следующим образом: «Если у нас (в
Германии - М.М.) на одном квадратном километре бедной североальпийской земли
ютятся и добывают себе пропитание 130 человек, а во всех богатых колониями странах на
такой же площади добывают себе средства для существования лишь 7, 9, 15, 23, 25
человек, притом на более плодородных угодьях, то сам Бог оправдывает стремление
немцев к справедливому расширению «жизненного пространства»2.
Из этого следовал вывод: те, кто продиктовал версальское урегулирование,
достигли как раз противоположного задуманному результата. Они попытались ослабить
Германию физически, а вместо этого укрепили ее морально, заставив мыслить
геополитически. В долгосрочном плане Германия после Версаля оказалась в лучшем для
господства над Европой положении, чем перед войной. Как только Германия сбросила о
себя кандалы разоруженной страны, а для этого потребовалось только время, она не могла
не возродиться гораздо более могущественной, чем когда бы то ни было. Гарольд
Никольсон суммировал это обстоятельство следующим образом: «Мы приехали в Париж,
уверенные в том, что вот-вот будет создан новый порядок; мы уехали оттуда, убедившись,
что новый порядок - это лишь искаженный до неузнаваемости старый»3.
Хаусхоферу принадлежали удивительно глубокие характеристики стратегических
возможностей морских и континентальных государств, открывавшиеся в связи с
развитием авиации и освоением воздушного пространства. Он писал в этой связи: «Баланс
между континентальными и морскими государствами нарушился благодаря быстрому
развитию авиации. Маловероятно поэтому, что Средиземное море станет театром еще
одной морской войны. Существенная часть морских вооружений и морских теорий
устарела с точки зрения геополитики. Ограничение морских вооружений по
подписанному в 1922 году в Вашингтоне соглашению становится бесполезным. В нем не
учтены очень важные виды вооружений будущих войн - бомбардировщики, истребители,
зато «старое железо» подсчитано с педантичной точностью». И еще: «Как наиболее
эффективное оружие по завоеванию пространства, авиация революционизировала
пространственные перспективы любой страны. Под влиянием развития авиации многие
морские базы потеряли свое значение»4.
С «легкой руки» Хаусхофера, германские геополитики серьезно занялись
разработкой «геополитики воздуха». «Далеко идущие изменения в физической картине
Земли, - писал Ганс Нубер, один из учеников Хаусхофера, - приведут и к политическим

'Джонсон П. Современность, т.1, стр. 50-52.

Соколов Д.В. Эволюция немецкой геополитики. В сб. ст. Геополитика: теория и практика.
М.,1993,стр.132.
Киссинджер Г. Дипломатия, стр.218.
Андрианова Т.В. Геополитические теории, стр.73.

31
изменениям. Так же как паровозы и железные дороги привели к формированию больших
политических объединений, особенно в Германии и Италии, так и авиация даст тот же
эффект в политической картине мира. То, что рассматривается как большое государство
по европейским масштабам, станет маленьким государством. Маленькие государства
перестанут существовать. Эволюция авиации приведет к слиянию больших
пространственных формаций сначала до размеров таких стран, как США. Государства
меньшего размера окажутся в неблагоприятном положении».
Еще один последователь Хаусхофера, Эберхард Билеб, в 1937 году
сформулировал концепцию развития германской военной авиации. «Широкое
распространение этого нового средства коммуникации, - отмечал он, - чрезвычайно
сократило расстояния между странами и континентами. Однако гражданская авиация
развивалась во многом по модели железнодорожного движения и была привязана к
определенным пунктам. Только военная авиация сделает настоящий переворот. Военные
действия не являются более локальной акцией на конкретном участке фронта. Благодаря
авиации война ведется на территории всей страны, потому что авиация не знает дорог.
Фортификация и оборонные сооружения вдоль границ теряют смысл, потому что фронтом
становится вся страна». Этот геополитик утверждал, что созданная Великобританией в
течение столетий система военно- морских баз, охранявших вимперские линии жизни»,
практически перестала быть первостепенной значимости стратегическим фактором, что
лишило Британскую империю какого-либо будущего.
Ганс Нубер в этой связи утверждал, что в эру авиации с увеличением радиуса ее
действия «гконтинент надвигается на море и море становится частью континента».
«Европа как центр земной поверхности, - продолжал Нубер, явно имея в виду
гитлеровский новый мировой порядок, - соединенная вместе авиацией, может таким
образом двинуться к новому будущему, даже если дорога длинна, препятствия
многочисленны, а детали развития не совсем ясны». Гитлер поверил тем германским
геополитикам, которые считали, что с развитием авиации Германия получила шанс
взять реванш за поражение в первой мировой войне, реализовать выдвинутые
фашистами идеи мирового господства вопреки неблагоприятному геополитическому
положению страны. К чести Хаусхофера следует признать, что он, в отличие от своих
последователей, не считал, что технологические факторы способны менять содержание
геополитических закономерностей, в связи с чем до конца пытался предотвратить войну
против России. Когда же это стало невозможным, принял участие в предотвращении
войны на два фронта, содействуя организации перелета Гесса в Англию в 1940 году.
Последовательные выступления Хаусхофера с идеей континентального союза,
единственно способного сокрушить основного противника Германии в лице Англии,
вовсе не означало, что он питал к России какие-то особые симпатии. Характерно, что на
своих картах он постоянно включал всю европейскую часть России - СССР в «культурное
пространство» Германии. Но как геополитик он понимал, что «Россия соединяет Европу и
Дальний Восток в единое пространство» и если российские трансконтинентальные
коммуникации станут доступными Германии, то этим будет восполнено отсутствие
морских путей сообщения. В таком случае его страна получала свободный от британского
контроля выход на океанские просторы для связей со своими эвентуальными союзниками,
в первую очередь с Японией и Китаем.
«В 1914 г. Япония стала участником войны только для того, чтобы завладеть
германскими портами, имуществом в Китае, а в следующем году предъявила китайскому
правительству серию требований («Двадцать одно требование»), и это, в конце концов,
сделало ее доминирующей колониальной и торговой силой в регионе. Ее господство было
подтверждено Версальским договором, согласно которому она получила Шаньдунь и
целый перечень тихоокеанских островов в качестве мандатов. В тот момент Япония
стояла перед дилеммой. Она решилась на экспансию, но под каким флагом? Ее революция
Мэйдзи по своей сущности была антиколониальным ходом с целью самосохранения. Ее
32
первоначальным намерением при захвате Кореи был о не отдать ее европейским
державам и самой утвердиться в качестве торгового, политического и военного лидера
«восточноазиатской лиги» • оборонительного союза, который мог бы модернизировать
Восточную Азию и остановить дальнейшее проникновение в нее Запада.
Таким образом, Япония могла бы стать антиколониальной великой державой и,
наряду с этим, приобрела бы семью зависимых союзников и сателлитов. Трудность
заключалась в том, что Китай, чье сотрудничество было необходимым, никогда не
проявлял ни малейшего желания участвовать в этом, считая Японию младшим
государством и свирепым хищником, которого из-за его близкого расположения нужно
бояться в некоторых отношениях больше, чем любой европейской державы. Но Япония
никогда не переставала действовать в этом направлении. Она должна была сражаться
и покорять Китай, чтобы сделать его своим партнером. Но существовали и более
обыденные причины, толкавшие Японию к отчаянию. Она была не в состоянии
прокормить себя. Начиная с 1910-1914 г.г. и до конца 20-х импорт риса в эту страну
утроился.
«Есть только три пути, оставшиеся Японии для избавления от бремени лишнего
населения, - писал в книге «Обращение к молодежи» писатель Хашимото Кингоро,-
эмиграция, продвижение вперед на мировых рынках и расширение территории. Первая
дверь, эмиграция, закрыта, закрыта для нас из-за антияпонской эмигрантской политики
других стран. Вторая дверь закрывается из-за таможенных барьеров и несоблюдения
торговых договоров. Что должна сделать Япония, когда две из трех дверей закрыты
перед нею?». Ответ казался яснее ясного. Один из миссионеров экспансионистского
движения Кодо («имперского пути»), молодой офицер Садао Араки вопрошал в 1926
году: «Почему Япония с более чем 60-ю миллионами голодных ртов должна обладать 142
270 кв. милями территории, в то время как Австралия и Канада, каждая с 6,5 млн.
жителей, имели, соответственно, 3 и 3,5 млн. кв. миль; Америка - 5 млн. кв. миль;
Франция - колониальную империю с 3.8 млн. кв. миль; Британия (даже без доминионов и
Индии) - 2,2 млн. кв. миль; Бельгия - 900 тыс.. кв. миль, Португалия - 800 тыс. кв. миль?»1
Хайнц Хаусхофер, младший сын германского геополитика, писал впоследствии по
этому поводу: «Мой отец понимал, что Германия находится в очень трудном положении
между морскими державами и материковой сердцевиной; что не может быть реального
союза между Россией и Германией из-за разных социальных и политических систем. Отец
говорил, что Германия занимает такое же геополитическое положение, как человек,
оставленный в посудной лавке в полной темноте. Он знает, что каждое движение может
разить посуду. Поэтому единственное, что он мог делать, так это выжидать удобный
момент». Так или иначе, но Хаусхофер оказался прав: нападение на СССР - Россию
завершилось катастрофой, подобно которой в германской истории не было.
К. Хаусхофер остается читаемым и почитаемым автором и в наше время. Если
обратиться к нашей отечественной историографии, то в ней зафиксированы, в самом
общем
Джонсон П.Современность, т.1, стр.219-220.
плане, три подхода к оценке роли этого германского генерала в истории геополитической
мысли:
а) он скомпрометировал эту науку сотрудничеством с А. Гитлером и его
человеконенавистническими планами и делами;
б) он, как ученый, не несет ответственности за то, что название развиваемой им
науки было использовано в качестве элемента идеологии нацистского режима;
в) он был одновременно и лидеров германской школы геополитики, и нацистским
преступником, избежавшим осуждения на Нюрнбергском процессе.
В. Бумагин, например, писал в этой связи: «Карл Хаусхофер был арестован в
американской зоне оккупации и, несмотря на всю двусмысленность его положения, был
причислен союзниками к «видным нацистам». Допросить его было поручено одному из
33
основоположников американской геополитики, директору дипломатической школы
Джорджтаунского университета, иезуитскому священнику профессору Эдмунду А.
Уолшу. Хаусхофер изложил точку зрения, согласно которой нацизм использовал
геополитику независимо от мнений геополитиков, вульгаризируя и извращая основные
положения этой дисциплины. Уолш убедил Хаусхофера обосновать даннью позиции
теоретически и написать произведение, в котором давалось бы «правильное толкование»
его учения. Американцы добились того, что Хаусхофер не предстал перед Нюрнбергским
трибуналом в числе прочих главных военных преступников и был выпущен на свободу. 2
ноября 1945 года Уолш получил *исповедь» Хаусхофера под названием «Апология
немецкой геополитики». Вслед за этим автор удалился в свое баварское поместье.
Между тем 7 марта 1946 года адвокат подсудимых на Нюрнбергском процессе доктор
Альфред Зейль предложил допросить генерала Хаусхофера как свидетеля в связи с
вопросом о деятельности «Национального союза немцев, проживающих за границей» (он
был основан Хаусхофером в 1938 году - М.М.). Этот вопрос пролил бы свет на связь
Карла Хаусхофера с гестапо и высшим командованием СС, в результате чего никому не
удалось бы предотвратить его привлечение к суду Нюрнбергского трибунала. 16 марта
1946 года Карл Хаусхофер и его жена Марта совершили самоубийство. Вопрос о
степени причастности германской геополитики к нацистским преступлениям остался
открытым»1.
Как бы то ни было, но в 2001 году в России был издан сборник трудов Хаусхофера
разных лет под названием «О геополитике». Он нашел своего читателя не только среди
историков этой научной дисциплины, но и среди тех граждан России, которым оказались
близки рассуждения автора о несправедливых границах, о потерянных этнических
пространствах, о разделенном этносе и т.п. Что-то близкое к своим ощущениям они
находят в пассаже геополитика о том, что «бывают времена апатии и усталости; они
приходят и к сильным странам, и к храбрым народам, обессиливая их подобно яду,
заставляя растратить и проспать унаследованное пространство и будущее собственных
детей. В подобные времена всякий говорящий им то, что они желают слышать, заставляя
их погружаться в гипноз, не обретает никакой заслуги перед ними, но лишь грешит в
отношении их лучшей жизненной силы. Напротив, следует считать своим долгом без
устали окликать их как сомнамбул до тех пор, пока они не услышат и не пробудятся, дабы
укреплять и расширять границы»2.
Конечно, прав А.Н. Савельев, откликнувшийся рецензией на публикацию
указанного сборника трудов Хаусхофера, когда пишет: «Хотелось бы, чтобы геополитика
не превращалась в подобие гипноза, заставляющего наших ученых разыгрывать
виртуальные сражения в пространстве, которое «нечем взять»; чтобы геополитическая
библиотека
' Бумагин В. Генерал Хаусхофер и нацизм // http://anomalia.kulichki.ru/text6/799.htm. С. 5.
Хаусхофер К. О геополитике. Работы разных лет. М.: Мысль, 2001. 426 с.

оставалась преимущественно источником вдохновения современных мыслителей и

историков науки, но не источником для формирования политических концепций, которые
уже в замысле катастрофически устарели. Геополитика должна знать свое место и не
превращаться в паранаучное «откровение»1. Рецензент справедливо указывает на целый
ряд явно устаревших идей, которые обосновывал в свое время германский геополитик. Но
вместе с тем А.Н. Савельев признает, что «геополитические пан-идеи, о которых писал
Хаусхофер, могут смыть с лица земли русскую культуру»2, тем самым подтверждая
актуальность другой части идей, также выдвигавшихся германским геополитиком. К
этому можно добавить, что всякое настоящее научное открытие, и в особенности
устанавливаемые закономерности, всегда предстают как «откровения» и чаще всего
встречаются научным сообществом или его частью как «паранаучные». В этом смысле

34
геополитика и ее открытия не могут и не должны вычленяться из общенаучного процесса
и особенностей становления научных знаний.

 Карл Шмитт как геополитик. На Нюрнбергском процессе был

сделана попытка причислить к военным преступникам еще одного
немецкого геополитика - Карла Шмитта (1888-1985). Ему было
инкриминировано «теоретическое обоснование легитимности военной
агрессии», «сотрудничество с режимом Гитлера». После детального
ознакомления судей с сутью дела обвинение было снято. Тем не менее, Шмитт, как и
другие видные германские обществоведы, оставшиеся в Германии после прихода к
власти нацистов, стали «персонами нон грата» в мировом научном сообществе, их
труды замалчивались и игнорировались. И только в 70-е годы XX века работы
Шмитта были возвращены в научный оборот, а их автор признан классиком
германской политологии и юриспруденции.
Карл Шмит - выдающийся немецкий юрист, политолог, философ, историк.
Окончил юридический факультет Берлинского университета. В 1921-1945 гг. - профессор
в Мюнхене, Грейфсвальде, Бонне, Кельне, Берлине. На формирование его научных взглядов
повлияли «органицистская социология» Ф. Ратцеля и Р. Челлена теории «Света
Севера», выводящие социально-политические формы из мифологии. В его творчестве
нашла свое продолжение идущая от Н. Макиавелли и Т. Гоббса традиция утверждения
властной монополии государства. Но практически все его идеи неразрывно были связаны
с геополитическими концепциями, его основные работы были сконцентрированы на
осмыслении геополитических факторов и их влияния на человеческую цивилизацию и
политическую историю.
Судьба Шмитта - это судьба его книг, его юридической и философской школы.
Отношения ученого с национал-социалистским режимом были двойственными. С одной
стороны, его теории, особенно в той их части, которые были связаны с критикой
либерального права и «правового государства», безусловно, повлияли на нацистскую
идеологию. Между тем вся научная концепция Шмитта основывалась на идее «прав
народов», которая противопоставлялась им либеральной теории «прав человека». Но эта
концепция не вписывалась в основанный на шовинизме и узко националистическом
подходе пангерманизм нацистской идеологии, за что автор бью подвергнут резкой
критике в официальной прессе режима.
К. Шмитту принадлежит авторство целого ряда идей и концепций, вошедших в
«золотой фонд» классической геополитики. Во-первых, К. Шмитт выводил из
качественной структуры пространства не только типы и формы государства, но и всю
социальную
Савельев А.Н. Геополитика должна знать свое место // http://www.ni- journal.ru/archive/dc34708/n1
_2002/623badf3/db8665d1/?print=1. С 2.
Там же.
реальность, которую он характеризовал термином «номос»1, понимая под ним
«проявления природных и культурных особенностей человеческих коллективов в
сочетании с окружающей средой». В книге «Номос Земли» Шмитт специально исследует
вопрос о том, как специфика того или иного пространства влияет на развивающиеся в нем
культуры и государства. Но самым важным выводом стала констатация качественной,
сущностной противоположности «номоса Суши» и «номоса Моря».
«Корабль - основа морского существования людей подобно тому, как Дом - это
основа их сухопутного существования. Корабль и Дом не являются антитезами в смысле
статического полярного напряжения; они представляют собой различные ответы на
различные ответы истории. И Корабль, и Дом создаются с помощью технических
средств, но их основное различие заключается в том, что Корабль - это абсолютно
35
искусственное, техническое средство передвижения, основанное на тотальном
господстве человека над природой. Море представляет собой разновидность природной
среды, резко отличную от Суши. Море более отчужденное и враждебное. Согласно
библейскому повествованию, человек получил свою среду обитания именно через
отделение Земли от Моря...
Преодоление человеком инерционного сопротивления природы, составляющее
сущность культурности и/или цивилизаторской деятельности, резко отличается друг от
друга. И в случае кораблестроения и освоения Моря, и в случае разведения скота и
строительства жилищ на Суше. Центр и зерно сухопутного существования, со всеми его
конкретными нормативами - жилищем, собственностью, браком, наследством и т.д., •
все это Дом... В центре морского существования плывет Корабль. Дом - это покой.
Корабль - движение. Поэтому Кораблю обладает иной средой и иным горизонтом. Люди,
живущие на Корабле, находятся в совершенно иных отношениях как друг с другом, так и
с окружающей средой. Их отношение к природе и животным совершенно отличны от
людей Суши.
Сухопутный человек приручает зверей - слонов, верблюдов, лошадей, собак, кошек,
ослов, коз и «все, что ему принадлежит», - и делает из них домашних животных. Рыб
невозможно приручить, их можно только поймать и съесть. Они не могут стать
домашними животными, так как сама идея Дома чужда Морю... Но только при освоении
Океана Корабль становится настоящей антитезой Дома... Жизненное пространство
человечества в его сверхприродном, историческом смысле радикально различается по
всем параметрам - внешним и внутренним, - в зависимости от того, идет ли речь о
сухопутном или морском существовании»2.
Из этого К. Шмитт формулировал особый методологический подход к осмыслению
политической истории мира, рассматривая Сушу и Море как две совершенно различные,
не сводимые друг к другу и враждебные цивилизации. Он использовал применительно к
«силам Суши» имя Бегемот, а к «силам Моря» - Левиафан, как бы напоминая о двух
ветхозаветных чудовищах, одно из которых воплощало в себе всех сухопутных тварей,
другое - всех водных, морских. В изданном в 1942 году важнейшем своем
геополитическом труде «Земля и Море» Шмитт подчеркивал, что «номос Земли» во всей
совокупности своих версий составляет то, что общепринято считать историей
«традиционных обществ». Этот номос существовал безальтернативно на протяжении
большей части человеческой истории, точнее, до открытия в конце XVI века Мирового
океана, когда определенные сообщества людей начинают привыкать к морскому
существованию, осознавать себя «кораблем средь вод».
В переводе с греческого ■ нечто оформленное, упорядоченное, организованное.
К.Шмитт. Планетарная напряженность между Востоком и Западом и противостояние 1»шли и моря. В
кн. Дугин А. Основы геополитики, стр.543,545-546.

Возникавший «номос моря» влек за собой кардинальную

перестройку человеческого сознания. Социальные, юридические и этические
нормативы жизни становились «текучими», рождалась новая цивилизация. Шмитт считал,
что Новое время и технический рывок, открывшие эру индустриализации, обязаны своим
появлением геополитическому феномену - переходу человечества к освоению «номоса
моря». Таким образом, дихотомическое противостояние Суши и Моря приобретает
важнейшие исторический и философский смыслы. И в этом состоит сущность его второго
фундаментального вклада в геополитику. «Энциклопедические знания, эрудиция и
глубокое понимание истории соединялись у Карла Шмитта с блестящей способностью
определения основных проблем политической действительности, - писал в этой связи Н.
фон Кройтор. - Шмитт блестяще выявил и охарактеризовал сущность национально
ориентированной внешней политики в эпоху фундаментального изменения исторической
реальности, наступившей после окончания первой мировой войны. Он установил связь
36
между национальной идеей, провозглашением американской «доктрины Монро» и
понятием Большого пространства, подверг глубокому анализу это новое меходународно-
правовое понятие, включая его в структуру международного права. В итоге Шмитт
противопоставил американское большое пространство находящемуся к нему в
геополитической оппозиции и конкурирующему с ним германскому гроссрауму»1.
Формулируя свою теорию большого пространства, Шмитт надеялся расширить
горизонты понимания не только сущности международных отношений, но также и
обновить международное право, основанное на взаимоотношениях отдельных суверенных
государств. Геополитический закон расширения государства, заключающийся в его
стремлении к обретению наибольшего территориального масштаба, в этой теории
обосновывался как историческая и геополитическая необходимость движения от
государства-города к государству-территории и государству-континенту. Согласно точке
зрения Шмитта, становление подобного «большого пространства» не обязательно должно
быть связано с колониями, аннексиями, военными вторжениями и завоеваниями, а могло
являться результатом принятия несколькими государствами или народами единой религии
или культурной формы.
В работе «Пространство и Большое пространство в праве народов» (1940) Шмитт
дает «Grossraum(y)» следующее определение: «Сфера планификации, организации и
человеческой деятельности, коренящаяся в актуальной и объемной тенденции будущего
развития». Уточняя эту несколько расплывчатую формулировку, Шмитт указывал как на
пример волевого создания такого большого пространства проведение в жизнь
американской «доктрины Монро», являвшейся подлинным принципом гроссраума -
единства политически пробудившегося народа, политической идеи и на ее основе -
исключения иностранного вмешательства или интервенции.
Для Шмитта «доктрина Монро» явилась первым и единственным примером
последовательного применения принципа большого пространства. Этот принцип с
течением времени получил весомость и актуальность, поскольку на доктрину ссылались в
каждом важном тексте или словаре международного права и она обосновывалась США
как
' Кройтор Н. фон. Карл Шмит, гроссраум и русская доктрина Монро //
http://imperativ.narod.ru/imp7/kreitor1.html. С.1.

выражение неотъемлемого права на самозащиту. Отождествление этой доктрины, то есть

доктрины американского экспансионизма, с правом на самозащиту явственно
демонстрировало сущность политических целей, преследовавшихся США.
Приравнивание политики экспансии и империализма к праву на самооборону стало
центральным компонентом внешней политики США. К концу Парижской мирной
конференции, которая завершилась подписанием Версальского договора с Германией и
созданием Лиги наций, подчеркивал Шмитт, США удалось включить «доктрину Монро» в
21-ю статью Устава этой международной организации. Благодаря этому они не только
сохраняли полное свое господство на американском континенте. Статья одновременно по
своей сути выводила систему американского протектората в Западном полушарии из-под
юрисдикции Лиги наций1.
Большое пространство основывалось, по Шмиту, на культурном и этническом
плюрализме, а также на широкой автономии, которая ограничивалась лишь
стратегическим централизмом и лояльностью к высшей власти. Хотя «Grossraum» в
определенном смысле можно было, как считал Шмитт, отождествлять с государством, а
точнее, с империей, все же в целом концепция «большого пространства» выходила за
рамки обычного государства. Речь шла, по существу, о новой форме транснационального
объединения, основанного на стратегическом, геополитическом и идеологическом
факторах. Говоря о «немецком гроссрауме», Шмитт включал в него Центральную и
Восточную Европу, организуемые на «принципе национальной жизни» и «принципе

37
национального уважения». Геополитик категорически отвергал возможность
неограниченной экспансии какого-либо «большого пространства», поглощения им других
подобных образований. Равно отрицательно он относился и к идее создания мирового
государства, в том числе и под эгидой Германии.
Большое пространство, как его характеризовал Шмитт, - это географически
ограниченное пространство, которое находится в сфере влияния государства,
обладающего определенной политической идеей - идеей-силой. Эта идея всегда
формировалась, по утверждению геополитика, в противостоянии с тем или иным
противником. Такой враг, согласно Шмитту, был justis hostis - справедливый враг, так как
каждый такой противник, согласно международному праву, защищал справедливые
требования, с его интересами нужно было считаться, с ним можно и нужно было вести
переговоры, как только завершались военные действия. В трактовке К. Шмиттом
проблемы войны и взаимоотношения принципа государственного суверенитета с правом
суверенного государства определять своих друзей и врагов явно прослеживается влияние
идей Гегеля. Это он считал, что сущность суверенитета заключается в неотъемлемом
праве суверенного государства определять свои интересы и противопоставляться врагу. И
когда война наступает из-за того, что два суверенных государства противопоставляются
друг другу, это означает, что два различных права, каждое законное в себе, приходят в
конфликт. Война и для Гегеля, и для Шмитта - это столкновение двух прав, а не права и
правового нигилизма. Из-за этого итоги войны никогда не решают правоту одной стороны
и неправоту другой. Война лишь регулирует процесс, в котором одно право отступает
перед другим2.
' См. подр.: Кройтор Н. фон. Карл Шмит, гроссрауи и российская доктрина Монро, с. 3,4,5.
Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 208-216.
89

По мнению К. Шмита, Версальский договор 1919 года подорвал

существовавшую традицию прямых и непосредственных переговоров
между победителями и побежденными. Создание Лиги наций привело к
упрочению позиций идеи, согласно которой определенные государства не только имеют
право на интервенцию, но им принадлежит также прерогатива решать, какая война
справедлива, а какая - нет. Результатом этого стало стирание существовавшего ранее
различия между войной и миром. Поскольку государство-гегемон наделялось
прерогативой решать, какая война справедлива, а какая - нет, то его военные действия
всегда оказывались справедливыми, тогда как действия другого государства могли быть
признаны международным преступлением.
В своих оговорках к пакту Бриана - Келлога, заключенному в 1928 году, США
открыто заявили, что они являются единоличным судьей в вопросе определения, являются
действия того или иного государства агрессией или нет. К. Шмитт воспринял пакт Бриана
- Келлога как политическое исключение из международных отношений
фундаментального, присущего и определяющего суверенитет права любого государства
определять своих друзей и врагов. По его мнению, после вступления в силу этого
международного документа, враг уже являлся не justis hostis, защищающий свои
легитимные, законные интересы, а скорее hostis humani generis - враг всего человечества,
против которого все меры допустимы.
Согласно Шмитту, политика образуется в результате секуляризации, переноса в
нее теологических понятий, превращения «всемогущего Бога в полновластного
законодателя». Поэтому политические категории абсолютны, самодостаточны и
независимы от моральных, экономических категорий, они используются в борьбе за
впасть без какой-либо оглядки на ограничения. Такого рода специфика всего
политического проявляется в дихотомии «друг» и «враг», что рассматривается как
политический эквивалент дихотомии добра и зла в морали, прекрасного и безобразного в
38
эстетике, выгодного и невыгодного в экономике. «Враг», по определению Шмитта, есть
борющаяся совокупность людей, противостоящая такой же совокупности, синоним
иного, чужого.
Отношения между американским, европейско-германским, азиатско-русским,
тихоокеанско-японским «гроссраумами», согласно представлениям Шмитта, должны
были основываться на принципах невмешательства во внутренние дела друг друга,
уважения к правам каждого народа и каждой национальности1. Своей концепцией
«больших пространств» К. Шмитт фактически предвосхитил появление и многие
параметры современных международных интеграционных образований. Дожив почти до
100 лет, он не только сумел увидеть в Европейском союзе черты теоретически
обоснованной им модели «большого пространства», но и был признан одним из творцов
современной политической науки и юриспруденции.
Общая геополитическая картина, описанная К. Шмиттом, сводилась к
напряженному цивилизационному дуализму, к противостоянию двух гроссраумов -
англосаксонского (Англия и США) и континентально-европейского, евразийского. Эти
два «больших пространства» ведут между собой планетарного размаха и масштаба
сражение за то, чтобы сделать последний шаг к универсализации и перейти от
континентального владычества к мировому. С развитием воздухоплавания и
возникновением, помимо
< Кройтор Н. фон. Цитат мирового жандарма или равноправие больших пространств // Наш современник
1996, №2, с.133.

континентального и морского, еще и воздушного пространства, возрастал натиск

талассократических сил на континентальные.
В этой связи Шмитт в последние годы своей жизни сосредоточил внимание на
фигуре «партизана», последнего представителя «номоса Земли», остающимся верным
своему изначальному призванию вопреки «разжижению цивилизации» и «растворению»
ее юридических и культурных основ. Партизан связан с родной землей неформальными
узами, и исторический характер этой связи диктует ему основы этики войны, резко
отличающиеся от более общих и абстрактных нормативов представителей «морского
мира». По мере универсализации «морской модели» и «торговой этики», которые,
естественно, охватывает и сферу военных действий, фигура партизана приобретает,
согласно Шмитту, все большее цивилизационное значение, так как он остается последним
действующим лицом истории, защищающим «сухопутный порядок» перед тотальным
наступлением талассократии.
И здесь германский геополитик также становится прорицателем, сумевшим увидеть
появление в мировой политике антиглобалистов и альтерглобалистов, «партизан»,
ведущих борьбу против либеральной модели глобализации, навязываемой миру США и
их союзниками по «золотому миллиарду». Оппозиция моря и суши, таким образом,
выводится на уровень историософского обобщения, которое было развито в трудах
современных европейских «новых правых» - Жана Тириара, Алена Бенуа, Роберта
Стойкерса и других.
Им принадлежит первенство в дальнейшем развитии соответствующих идей К.
Шмита, противопоставляя глобалистскому «морскому миру» конструируемую ими идею
континентального порядка, основанного на сотрудничестве России и Германии.
Некоторые .шторы, как отечественные, так и зарубежные, и сегодня настаивают на
необходимости воссоздания гроссраумов Германии и России. Они полагают, что это
должно обеспечить свободу Европы и всей Евразии от американского экспансионизма 1.
Все они, по существу, выступали и выступают за справедливый и взаимовыгодный
мировой порядок, в котором обеспечивались бы и морским, и континентальным державам
оптимальные возможности для их развития.

39
 В этой связи возникает вопрос, насколько справедливо германская школа
геополитики накануне, в годы и после второй мировой войны рассматривались как
«псевдонаука», «фашистская», «людоедская» «человеконенавистническая» теория. Не
пызывает сомнения тот факт, что геополитика, в особенности такие ее устойчивые
словосочетания, как «кровь и почва»,«пространство и положение», «сила и пространство»,
«жизненное пространство», способствовали формированию взглядов молодежи,
связанной с нацизмом или примкнувшей к гитлеризму после прихода нацистов к власти.
Геополитика в эти годы была включена в учебные программы университетом и других
высших учебных введений Германии. Трудно сказать, насколько откровенным был К.
Хаусхофер, в октябре 1945 года в показаниях следователю заявивший: все, что «им было
написано и опубликовано после 1934 года, было сделано по принуждению». С другой
стороны, в ответ на обвинение, что «Майн Кампф» Гитлера полностью основан на
теоретических
' Кройтор Н. фон. Карл Шмитт, гроссраум и русская доктрина Монро, с.10,13-14.

положениях геополитики, Хаусхофер заявил: «Я ознакомился с книгой «Майн Кампф»

только после ее выхода в свет и считаю, что ее содержание не имеет никакого отношения
к геополитике».
В этом смысле трагедия немецкой геополитики служит прекрасной иллюстрацией к
извечному вопросу: несет ли наука в целом или ее отдельная отрасль ответственность за
то, как и в каких целях их выводы и положения используются политиками. Ученым
свойственно стремление быть советниками власть предержащих, но за это им приходится
платить слишком высокую цену. Они утрачивают свой высокий статус мыслителей,
способных создавать и формулировать собственные идеи, так как они вынуждены
подстраиваться под мнения и пожелания своих покровителей. Но Хаусхофер, Шмитт, как
и многие другие немецкие геополитики, даже не были советниками Гитлера.

2.2. Французский поссибилизм. Тогда как Германия воспринимала себя как

«опоздавшую» нацию, столкнувшуюся с уже занятой Европой и поделенным миром,
Франция считала себя «старой нацией», терпеливо сформированной своими четырьмя
королями и окончательно объединенной республиканцами, которые уравняли в правах все
ее провинции. Если Германия была постоянно озабочена территориальным вопросом, то
французские владения в Европе были уже четко очерчены. Франция знала, что после
поражений 1814-1815 годов и 1871 года французские планы гегемонии в Европе были
окончательно похоронены. В последующий период геополитика Франции сводилась к
трем тезисам:
а) привлечь и удержать в союзниках Великобританию, которая больше была
озабочена положением на морях и океанах, чем делами в континентальной Европе;
б) иметь союзников, которые располагались в тылу Германии, которые могли
бы, в случае вооруженного франко-германского конфликта, навязать ей войну на два
фронта;
в) стараться максимально ослаблять Германию, как только для этого будут
складываться благоприятные условия или находиться серьезные средства или
инструменты1.
Может быть потому, что Франция в этот период скорее выживала, чем вела
мировую политику, в стране, как отмечал Ф. Моро - Дефарж, в конце XIX и в первой
половине XX веков не было создано геополитических конструкций, сравнимых с
доктринами Маккиндера или Хаусхофера. Этот автор выделяет фигуры двух
французских географов, в трудах которых обнаруживались геополитические подходы -
Элизе Реклю (1830-1905) и Поля Видаль де ла Бланша (1845 - 1918). Первого из них,
которого Ив Лакост назвал «интеллектуальным отцом французской геополитики»,
считал географию ничем иным, как историей в пространстве, тогда как история
40
представлялась ему географией во времени. Реклю утверждал, что «география не является
чем-то застывшим, неподвижным, она изменяется ежедневно, ежеминутно под влиянием
человека».
Элизе Реклю принадлежал к плеяде европейских географов, которые на стыке XIX
и XX веков видели в своей науке ключ к пониманию проблем планеты Земля. Он родился в
семье кальвинистов и придерживался твердых республиканских убеждений. После
государственного переворота, совершенного будущим императором Наполеоном III,
Реклю эмигрировал из Франции и объездил всю Европу и Америку. В 39 лет он
опубликовал свою первую книгу по физической географии под названием «Земля», которая
вызвала большой интерес в обществе.
Моро-Дефарж Ф. Введение в геоолитику. М., 1996. С.126.
После этого он вел в какой-то степени двойную жизнь: с одной стороны, он активно
участвовал в деятельности французских анархистов, с другой - никогда не прекращал
подготовку «Новой всемирной географии», составившей 19 томов, 17873 страницы и
4290 карт. Эта работа продолжалась с 1872 по 1895 год.
Специалисты пишут о тройном вкладе Реклю в науку:
- взгляд на Землю как на единый непрерывно меняющийся комплекс. «К среде -
пространству, характеризующемуся тысячами внешних явлений, следует прибавить
среду - время с его непрерывными изменениями и с их бесконечными последствиями.
Но все эти силы варьируются в зависимости от места и возраста». Реклю не был
сторонником географического детерминизма, согласно которому пространство
оказывает одностороннее воздействие на человека, а сам человек является всего лишь
продуктом своей среды. По мнению Э. Реклю, мезду человеком и природой существует
постоянное и активное взаимодействие;
- повышенное внимание к деятельности человека, являющейся одновременно
причиной и прогресса, и регресса. Предсказывая, по примеру К. Маркса, трагедии XX
века, он видел Землю в водовороте мощного исторического движения: «Сегодня все
народы втягиваются в единый хоровод. Сейчас не может быть речи о прогрессе всего
мира. Процветание одних достигается ценой лишений других. В этом заключается
наиболее болезненный аспект нашей хваленой полуцивилизации. Ее нельзя назвать
иначе, так как она приносит блага только части населения Земли. Хотя в среднем
люди стали не только более активными и более энергичными, но и более
счастливыми, чем во времена, когда человечество, разделенное на племена и кланы, не
осознавало себя единым целым. Тем не менее, материальный разрыв в уровне жизни
привилегированных слоев и бедняков стал намного больше. Несчастные стали еще
более несчастливыми, к их нищете добавились зависть и ненависть, усугубляющие их
физические страдания и вынужденное воздержание»;
- анализ конфликтов в связи с тремя важнейшими, по мнению Реклю, темами:
классовой борьбой, поисками равновесия и главенствующей роли личности. Этот
автор описывал «золотой век» империализма, когда завершался колониальный раздел
мира, а динамика развития капитализма требовала постоянного захвата новых
рынков, когда наблюдался упадок английской промышленности и подъем США и
России1.
Видаль де ла Бланш (1845-1918). Он был историком по образованию, но стал
профессиональным географом, основателем географической школы Франции. В отличие
от Элизе Реклю, он был ярким представителем академической науки, выступал за
строгую научность географии. «Задача географии, - писал он в 1913 году, - заключается в
том, чтобы выяснить, каким образом физические и биологические законы, управляющие
миром, сочетаются и изменяются на различных участках поверхности Земли». Видаль де
ла Бланш стал автором книги «Географическая картина Франции» (1903), составившей
первый том академической «Истории Франции», публиковавшейся Эрнестом Лависсом.
В этом труде он пишет: «Отношения между почвой и человеком во Франции отмечены
41
оригинальным характером древности, непрерывности. Люди живут в одних и тех же
местах с незапамятных
' Моро-Дефарж Ф. Введение в геополитику, с. 130,131.

времен. Источники, кальциевые скалы изначально привлекали людей как удобные места
для проживания и защиты. У нас человек - верный ученик почвы. Изучение почвы
поможет выяснить характер, нравы и предпочтения населения».
Здесь автор прочно стоит на теории почвы. Но впоследствии его идеи
формировались в большей степени на базе богатых традиций французских
географических и исторических концепций. Он критически осмыслил и переработал
многие течения германской политической и географической мысли. Этот критический
подход ярко проявляется при сопоставлении с подходом к геополитике ее основателя Ф.
Ратцеля. Если ядро теории Ратцеля составляли категории пространства (Raum),
географического положения государства (Lage), «потребность в территории», «чувство
пространства» (Raumsinn), то у Видаля де ла Бланша в центре его концепции стоит
человек. Французский географ, по сути, является основателем антропологической школы
политической географии, которая стала в его исполнении альтернативой германской
школе геополитики, теории большого пространства.
Видаль де ла Бланш не просто увлекся одно время политической географией
Ратцеля, но и на ее основе создал свою геополитическую концепцию. В ней он подверг
глубокой критике многие ключевые положения германских геополитиков и обогатил
мировую геополитическую мысль оригинальным подходом к определению самой
геополитики, необычным разворотом логики рассмотрения ее предмета. Следует
заметить, что геополитические исследования во Франции несли на себе печать
двойственного геополитического положения этой страны в Европе. Здесь она выступала,
попеременно или одновременно, и как континентальное государство, и как морская
держава. Эта особенность, а также постоянная полемика с германскими геополитиками,
определили круг и содержание тех идей, которые ученые Франции внесли в геополитику
как научную дисциплину. Указанное франко-германское противостояние в науке может
быть интерпретировано также как отражение реальных противоречий между двумя
соседними странами, как показатель всей суммы накапливавшихся веками расхождений в
интересах двух стран,1.
В отличие от Ф. Ратцеля и его учеников, выводивших геополитические проблемы
почти исключительно из пространства, Поль Видаль де ла Бланш еще в одной из своих
статей 1898 года выдвинул тезис, согласно которому человек должен был рассматриваться
в качестве «географического фактора». Причем не пассивного, а активного,
направляющего процессы на всем земном шаре, притом действующего не изолированно, а
в системе «природного комплекса». «Любое пространство (долина, гора, река, сельская
местность, город), - писал этот геополитик, - содержит в себе множество виртуальностей.
Так, река может быть границей, путем сообщения, или местом торговли. И только человек
может материализовать некоторые из этих возможностей. Географическое бытие той или
иной местности отнюдь не предопределено природой раз и навсегда. Оно является
производным от деятельности человека и придает единство материям, которые сами по
себе такого
' Концепция «поссибилизма» Видаля де ла Бланша //
http://www.ufluit.uzpak.uz/Tatulib/book/geopolitika/geopolit_2htm. С. 8.
94

единства не имеют». Такой подход французского ученого Ф. Ратцель назвал

поссибилистским, образовав это слово от французского possible - возможный1.
Видаль де ла Бланш отказывается от характерного для германской геополитики
жесткого географического детерминизма, напоминающего порой рок, судьбу. Он
ставит на первый план не географический фатализм, а волю и инициативу человека,
42
которому отводил решающую роль субъекта воздействия на географические и
исторические процессы. Главные положения его геополитической концепции в
законченном виде были изложены в изданной через четыре года после смерти автора в
1918 году книге «Принципы человеческой географии». Центральным положением
концепции стало понятие локальности развития цивилизации, основу которой
составляли ее отдельные ячейки, очаги. Эти первичные клетки, элементы цивилизации
представляли собой небольшие общности людей, которые складывались во
взаимодействии человека с окружающей средой. В рамках этих относительно
изолированных ячеек постепенно и самопроизвольно вырабатывались определенные
«образы жизни». Человек во взаимодействии с окружающей природой формируется сам,
обретает себя, в то же время природа раскрывает свои возможности такого теснейшего
взаимодействия с человеком. «Географическая индивидуальность», по мнению Видаля де
ла Бланша, не есть что-то данное заранее природой. Она - лишь резервуар, где спит
заложенная природой энергия, разбудить которую может только человек.
Эти ячейки, первичные элементы, взаимодействуя между собой, постепенно
образуют ту ткань цивилизации, которая, расширяясь, охватывает все большие
территории. Такого рода взаимодействие не представляет собой сколько-нибудь
устойчивый и поступательный процесс. Оно скорее сходно с отдельными вспышками,
сменяющимися катастрофами, регрессией. Сами формы взаимодействия «первичных
очагов» многообразны и противоречивы: здесь и влияние (ассимиляция), и заимствования,
и даже полное поглощение или уничтожение. По теории де ла Бланша, процесс
взаимодействия начинался и, все ускоряясь, происходил в северной полусфере - от
Средиземноморья до Китайского моря.
В Западной и Центральной Европе взаимодействие первичных очагов цивилизации
происходит почти непрерывно, и политические образования, сменяя друг друга,
накладывались на ту или иную конфигурацию взаимодействующих между собой
множеств - небольших очагов, сообществ и т.п. Сближение и взаимодействие этих
разнородных шементов, ассимиляция одних с другими привели к образованию империй,
религий, юсударств, по которым с большей или меньшей суровостью прошелся каток
истории. Ьлагодаря этим отдельным небольшим очагам теплилась жизнь в Римской
империи, Византии, в имперских государственных образованиях персов и арабов. В
обширных областях Восточной Европы и Западной Азии цивилизационный процесс
нередко прерывался, позобновляясь несколько позднее и частично2.
Концепция «поссибилизма» Видаля де ла Бланша
http://www.uftuit.uzpak.uzfTatulib/book/geopolitika/geopolit_2htm С. S.
Там же, с. 8,9.

Как утверждал Видаль де ла Бланш, этот процесс протекал в Европе под влиянием
специфических условий. Здесь, как нигде в мире, в весьма близком соседстве друг от
друга сосуществовали самые различные географические условия: горы и моря, леса и
степи, большие реки, текущие с юга на север и связывающие различные зоны,
плодородные почвы, весьма изрезанное морское побережье. Европейский климат, не
способствующий паразитизму, но и не столь суровый, чтобы парализовать энергию
человека, также во многом был обусловлен таким географическим разнообразием. Эти
факторы в значительной мере и привели к формированию на европейском пространстве
самого большого разнообразия отдельных очагов, локальных сфер, небольших сообществ
людей со своими «образами жизни», которые находились в постоянном взаимодействии.
Имитация, пример, заимствование способность впитывать самые различные влияния
стали основой динамизма развития и богатства европейской цивилизации, одной из ее
характерных черт1.
Видаль де ла Бланш совсем по-иному, чем другие геополитики, определял роль
государства, политических организаций в развитии цивилизации. Для Р. Челлена,

43
например, государство выступало феноменом такого же фундаментального порядка, как и
сам человек, и было отнюдь «не случайным или искусственным конгломератом
различных сторон жизни людей, удерживаемых вместе лишь формулами законников».
Для де ла Бланша же государство было скорее чем-то внешним, вторичным,
определяемым, в конечном счете, самим характером и взаимодействием многочисленных
локальных очагов-ячеек, вместе составлявших цивилизацию. По мнению французского
ученого, такое взаимодействие происходит тем активнее, чем лучше отлажены
коммуникации между локальными очагами - реками, озерами, морями, шоссейными и
железными дорогами. Коммуникациям он в своих исследованиях уделял много внимания
и утверждал, что в будущем, при соответствующих коммуникациях, при активном
взаимодействии между отдельными цивилизационными очагами, можно будет создать
мировое государство, в котором люди будут осознавать себя «гражданами мира»2.
Важным в этой связи представляется и сформулированный Видалем де ла
Бланшем тезис о постепенном преодолении дихотомии между морскими и
континентальными государствами. Это должно было произойти за счет складывания
принципиально новых отношений между Сушей и Морем: сухопутные пространства
должны были становиться более «проницаемыми» для разветвленных сетей
коммуникаций, связывающих их с морскими путями, тогда как морские страны, в свою
очередь, - становиться все более зависимыми от Суши. Грядущее «взаимопроникновение»
Суши и моря - одно из важнейших положений, выдвинутых этим ученым для
дальнейшего развития геополитической науки 3.
И еще одна светлая и оригинальная для своего времени идея была оставлена
Видалем де ла Бланшем своим потомкам. В 1917 году, когда французы уже четвертый
год страдали в траншеях и не могли не думать о главной цели своей вооруженной борьбы
против
Цит.по: Сороко-Цюпа А.О. Проблемы геополитики в исследованиях французских авторов. В сб. ст.
Геополитика: теория и практика. М.,1993, стр.103,104,105.
Концепция «поссибипизма» Видаля дела Бланша, с. 9.
1
Vidal de la Blanche. La geogaaphy humain.P., 192I.P. 272-273.
96
Германии - возвращении Эльзаса и Лотарингии, этот ученый публикует книгу «Восточная
Франция: Лотарингия и Эльзас». Четко высказавшись за возвращение этих
аннексированных Германией в 1971 году французских провинций, геополитик
высказывает, на первый взгляд парадоксальную, идею превращения этих территорий в
зону взаимного сотрудничества между Францией и Германией. Он пишет о
необходимости превратить эти провинции не в плотину, которая отгородит выгоду только
одной стороны, а открыть их для взаимовыгодных отношений, сделав границу по Рейну
как можно более транспарентной, проницаемой. Он пошел даже дальше, экстраполировав
эту идею на все европейское геополитическое пространство, на отношения между всеми
странами континента.
К сожалению, события в Европе после первой мировой войны пошли совершенно по
иному пути. Пол Джонсон пишет об этом в следующих словах: «Волнений в Европе и во
всем мире, последовавших за потрясениями большой войны и неудовлетворительным
миром после нее, в известном смысле можно было ожидать. Старый порядок отошел в
небытие. Он явно не мог быть уже восстановлен ни частично, ни, тем более, полностью.
На его место, в конце концов, пришел новый порядок. Но был ли это «порядок» в том
смысле, как его понимал весь мир до 1914 года? Существовали, как видно, беспокойные
течения мысли, которые предлагали образ дрейфующего мира, оторванного от своих
якорей традиционного закона и морали. Были также новые колебания со стороны
установленной и законной власти возвратить себе управление мировым кораблем
обычными или какими угодно средствами. Они были приглашением, невольным или
невысказанным, но все-таки понятным, к приходу к власти иных сил.

44
 Из великого трио немецких ученых - философов, которые предлагали свои
объяснения человеческого поведения в XIX веке и чью систему воззрений унаследовал мир
после 1918 года:
- Маркс выделял экономический интерес;
- для Фрейда главным побудителем бью сексуальный инстинкт;
- Ницше настаивал на «воле к власти», которая предложит более
исчерпывающее и, в конце концов, более правдоподобное объяснение человеческого
поведения, чем у Маркса и Фрейда.
На место религиозной веры придет светская идеология. Те, кто некогда заполняли
ряды тоталитарного духовенства, станут тоталитарными политиками. И надо всем
Воля к власти выдвинет новый вид Мессии, не ограниченный никакими религиозными
запретами, с неутолимым аппетитом управлять человечеством. Конец старого порядка,
оставивший мир без ориентиров, заброшенным в релятивистской Вселенной, бью
призывом к появлению таких гангстеров-самодержцев. И они не замедлили появиться»1.
Теоретические положения Видаль де ла Бланша стали методологической основой
активно разрабатывавшихся в 20-е - 30-е годы во Франции концепций Соединенных
Штатов Европы и Европы регионов, использованных впоследствии инициаторами
процессов европейской интеграции после второй мировой войны. Опираясь на идеи
Видаля де ла Бланша, французские историки Ж. Брюн и К. Валло в книге «География
истории» выдвинули свой вариант геополитических перспектив мирового развития: «от
семьи - к племени, от племени - к городу, от города - к государству, от государства - к
федерации государств, и, наконец, от федерации государств - к сообществу наций»2.
Филипп Моро-Дефарж считает, что до второй мировой войны во Франции не было
создано ни одной глобальной геополитической концепции потому, что страна вынуждена

' Джонсон П.Современность. т.1. стр.61-62.

Baunhes J, Vallaux С. La Geographie de I'Histoire.P.,1921,p.p,430-432.

была сосредоточиться на проблемах выживания1. Исходя из соображений обеспечения

геополитической безопасности, Франция в 1919 году добилась создания двух
геополитических образований - Югославии и Чехословакии. Это рассматривалось
Парижем как создание достойного пояса дружественных государств, способных
минимизировать германскую угрозу на французских границах. Но начало второй мировой
войны и поистине молниеносное поражение Франции продемонстрировали всю
геополитическую несостоятельность версальской системы, продиктованной Европе
западными державами-победительницами.
«Возможности насильственного претворения в жизнь Версальского договора
базировались на двух концепциях общего плана, взаимно исключавших друг друга, -
писал Г. Киссинджер. - Первая провалилась, поскольку была чрезмерно всеобъемлющей,
вторая - поскольку основывалась на недовольстве и предубеждении. Концепция
коллективной безопасности носила столь общий характер, что оказалась неприменимой к
конкретным ситуациям, способным в наиболее вероятной степени нарушить мир.
Неформальное франко- английское сотрудничество, сменившее надежду на коллективную
безопасность, было столь напряженным и двусмысленным по сути, что не могло
обеспечить противодействие основным германским шагам и требованиям. Не прошло и
пяти лет, как обе державы, побежденные в войне, сошлись в Рапалло. Рост сотрудничества
между Германией и Советским Союзом был решающим ударом по версальской системе,
причем демократии были слишком деморализованы, чтобы сразу распознать его
значение»2.
Полу Джонсону этот процесс виделся в несколько ином ракурсе, где версальские
мироустроители выглядели абсолютными жертвами «злых сил». Он писал: «Италия,
Япония, Россия и Германия играли в общую геополитическую игру, единственной целью
45
которой была замена международного права и договоренностей новой «реалполитик»,
при которой, как считала каждая из них, ее тысячелетняя мечта была «обречена» на
реализацию... Эта государства-хищники практиковали «реалполитик» различным образом
и с различной скоростью. Сталинская Россия была самой «бисмарковской», она
довольствовалась использованием предоставленной возможности и была достаточно
терпеливой, чтобы продвигаться в геологических масштабах времени, но была убеждена,
что, в конце концов, все будет принадлежать ей. Германия была наиболее динамичной с
мыслью о предстоящей эсхатологической развязке, которая, как считал Гитлер, должна
произойти именно в его время. Италия Муссолини была шакалом, который крался по
следам крупных зверей и воровал каждый кусок, оставленный без присмотра. Япония
была наиболее нестабильной: ее преследовала угроза настоящего массового голода»3.

ВОПРОСЫ ДЛЯ ЗАКРЕПЛЕНИЯ МАТЕРИАЛА И САМОПРОВЕРКИ

1. Расскажите об основных геополитических идеях К. Хаусхофера.
2. Что нового в германскую геополитику внес К. Шмитт?
3. Почему К. Хаусхофер и К. Шмитт обвинялись в пособничестве гитлеровскому
руководству?
4. П. Видаль де ла Бланш и французский поссибилизм: основные геополитические
идеи.

Моро-Дефарж Ф.Указ.соч.,стр.12 6.
Киссинджер ГДипломатия, стр.219.
Джонсон П.Современность т.1, стр.358.

ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ И ТЕРМИНЫ

АЭРОКРАТИЯ - греч. «власть посредством воздуха». Силовой компонент
стратегии, основанной на освоении воздушного пространства и его использовании в целях
геополитической экспансии. Развитие авиации, в отличие от развития мореплавания,
своего номоса не породило, став лишь развитием талассократического принципа.
БОЛЬШОЕ ПРОСТРАНСТВО - термин, введенный в геополитику К. Шмиттом
для характеристики объединения нескольких держав в пространственный стратегический
блок. Их образование представлялось ему объективно неотвратимым. В этом случае К.
Шмитт шел вслед за Ф. Ратцелем с его «семью законами пространственного роста
государства» (1902), параллельно с К. Хаусхофером, выдвинувшим концепцию
пространственных «пан-идей» и перед Ж. Тириаром, сформулировавшим «закон
пространственной прогрессии» следующим образом: - «от государств-городов через
государства-территории к государствам-континентам». Суть же его геополитической
концепции заключалась в создании «Евро-советской империи от Владивостока до
Дублина», чтобы противостоять талассократии в лице США.
ВРАГ - (hostis - лат.) - термин К. Шмитта. Политическое понятие, обозначающее
совокупность внешних государственных, социальных, этнических или религиозных
образований, стоящих на позициях, противоположных позициям стратегической столицы.
Не имеет моральной нагрузки и может переноситься на различные образования.
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ ДУАЛИЗМ - один из основных принципов геополитики.
Он заключается в том, что двигателем всего исторического процесса объявляется
противостояние талассократии и теллурократии, что в перманентных схватках
государств- представителей Моря и Суши за преобладание в мире рождается система
международных отношений с ее конкретно-исторической структурой и балансом сил.
Сквозь призму этого дуализма геополитики рассматривают по существу все стороны
жизни организованных в государства социумов.
ДРУГ (amicus - лат.) - термин К. Шмитта. Политическое понятие, обозначающее
совокупность внешних государственных, социальных, этнических или религиозных
46
образований, стоящих на позициях, совпадающих с позициями стратегической столицы.
Не имеет моральной нагрузки, может переноситься на различные образования.
ЖИЗНЕННОЕ ПРОСТРАНСТВО - геополитический термин, во многих случаях
ошибочно связываемый с именем К. Хаусхофера. Задолго до того, как этот германский
геополитик широко использовал указанный термин в своем научном творчестве, Ф.
Ратцель опубликовал отдельную работу под названием «Жизненное пространство», по
существу предопределив то содержание, которое позднее стало вкладываться германской
геополитикой в этот термин. Речь шла о минимальном пространстве, позволяющем
государству-нации реализовать свои исторические позможности и удовлетворить
возникающие при этом потребности.
ЛЕВИАФАН (морское чудище, др. евр., Библия) - термин К. Шмитта. То же, что
нитпантизм, Море, талассократия.
НАЦИОНАЛИЗМ И «БОЛЬШИЕ ПРОСТРАНСТВА». В XX столетии
национализм как "пиитическая практика и идеология приобрел универсальный характер и
стал использоваться для обозначения широкого спектра явлений. Появившиеся понятия
<гбуржуазный национализм», чтберальный национализм», «мелкобуржуазный
национализм», «национал-шовинизм»,
«нацизм» и т. д., по сути дела, использовались в качестве идеологических конструкций
для оправдания и обоснования политико-партийных и идеологических программ
соответствующих военно-политических сил. В Советском Союзе идеология
интернационализма была поставлена на службу защиты государственных интересов и
стала фактически государственной идеологией.
Большинство авторов признают, что XIX в. являлся периодом «сотворения
национализма». Однако нет единого мнения, что следует понимать под национализмом.
Еще английский исследователь прошлого века У. Бейджгот отмечал: «Мы знаем, что это
(национализм) такое, когда нас об этом не спрашивают, но мы не можем без запинки
объяснить или определить его». Существует также мнение, которое вообще ставит под
сомнение сам факт существования национализма как реального феномена. Например,
известный современный английский исследователь Э. Хобсбаум утверждал, что
«национализм требует слишком большой веры в то, что не существует». Вместе с тем
были и такие авторы, которые, будучи убеждены в реальности и силе национализма,
выступали с радикальными лозунгами предоставления всем нациям возможности создать
собственное государство. Так, в определенной степени выражая популярные в тот период
умонастроения, швейцарский исследователь международного права И.К. Блюнчли писал
в 1870 г.: «В мире должно быть столько же государств, сколько в нем различных наций.
Каждая нация должна иметь свою государственность, а каждое государство должно
строиться на национальной основе».
Поэтому понятно, почему споры и дискуссии по данному вопросу в наши дни не
только не прекратились, но и приобрели новый импульс. Они концентрируются вокруг
вопросов о том, что такое национализм и национальная идея, когда они возникли, какую
роль (положительную или отрицательную) сыграли в общественно-историческом
процессе, какова их роль в современном и грядущем мире, что первично - нация или
государство, как они соотносятся друг с другом.
Не совсем верно рассматривать религиозный фундаментализм, национализм,
расизм, нетерпимость во всех ее проявлениях только через призму истории, как некие
реликты прошлого, несовместимые с настоящим и тем более с будущим. Причем
зачастую, не имея четкого представления о природе появления этих феноменов в
современных реальностях, их изображают в качестве неких возрождений или
пробуждений, давно преодоленных тем или иным сообществом феноменов. Говорят,
например, о возрождении религиозного фундаментализма, национализма,
традиционализма и т. д. В результате они предстают в качестве неких фантомов, не
имеющих почвы в современном мире. При этом часто предается забвению то, что каждая
47
эпоха вырабатывает и исповедует собственные «измы», например собственные
либерализм, консерватизм, радикализм и т.д., нередко присовокупляя к ним префикс
«нео». В действительности же в большинстве случаев мы имеем дело с совершенно
новыми явлениями, порожденными именно современными реальностями, хотя к ним и
применяются названия, ярлыки и стереотипы, заимствованные из прошлого.
Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить между собой, консерватизм конца
XX века с его прототипом прошлого века или классический либерализм XIX века с
современным социальным либерализмом. На первый взгляд, парадоксально может звучать
утверждение, что национализм при всей своей внешней обращенности в прошлое,
традициям, мифам и т. д. является ровесником и близнецом модернизации и теснейшим
образом связан с промышленной революцией, урбанизацией, становлением гражданского
общества и современного государства. То, что национализм и промышленная революция
порой как бы противопоставляли себя друг другу, никоим образом не должно вводить в
заблуждение. В современном понимании сами понятия «нация», «национализм»,
«национальное государство», «национальная идея» сложились только в XVIII-XIX вв.
Национальное государство в строгом смысле слова лишь в течение последних примерно
200 лет выполняет роль главного субъекта власти и регулятора общественных и
политических отношений, в том числе и международных.
Сама проблема нации и национализма стоит в точке пересечения социально-
экономических, технологических и политических изменений. Очевидно, что
формирование национального языка невозможно рассматривать вне контекста этих
изменений, поскольку его стандарты могли формироваться только после появления
книгопечатания, развития средств массовой информации и массового образования. Не
случайно национализм первоначально отождествлялся с восхождением буржуазии и
капитализма. Поэтому прав Э. Геллнер, который утверждал, что национализм - это «не
пробуждение древней, скрытой, дремлющей силы, хотя он представляет себя именно
таковым. В действительности он является следствием новой формы социальной
организации, опирающейся на полностью обобществленные, централизованно
воспроизводящиеся высокие культуры, каждая из которых защищена своим
государством».
Среди исследователей, занимающихся данной проблематикой, нет единого мнения
относительно того, что было раньше - национализм, нация или национальное государство.
В этой
связи ряд авторов совершенно справедливо указывают на то, что лишь в нескольких
странах образование нации послужило основой государственного строительства. Речь
идет, прежде всего, об Италии, Германии и Греции. Как отмечал Г. Ульрих, специалисты
до сих пор не могут придти к согласию относительно того, что именно преобладало в
процессе объединения Италии: государственное строительство под руководством Кавура
или же становление новой нации - процесс, который возглавили Мадзини и Гарибальди.
Что касается Германии, то здесь задолго до объединения существовало сильное
национальное движение. Нельзя не признать, что во многом объединенная Германия
явилась детищем железного канцлера О. Бисмарка.
Многие исследователи не без основания отмечают, что не нации создают
государства и национализм, а наоборот, они создаются государством. По-видимому, есть
резон в позиции Э. Геллнера, который считает, что «именно национализм порождает
нации, а не наоборот». И действительно, во многом прав известный английский экономист
и историк Э. Хобсбаум, который подчеркивал: нации представляют собой
«дуалистический феномен, создаваемый преимущественно сверху, но который
невозможно понять без изучения процессов, шедших снизу. То есть без чаяний, надежд,
потребностей, желаний и интересов простонародья, которые не всегда были
национальными, но от этого не становились менее националистическими». В данной связи
показательно, что распространение рыночных отношений, расширение зон свободной
48
торговли, с одной стороны, ведут к сближению и усилению интеграции стран, а с другой
стороны, поощряют изоляционистские силы, способствующие воскрешению
национализма и этнических конфликтов.
Как показывает исторический опыт, национализм может выступать в качестве
фактора мобилизации народов на борьбу за свое освобождение, источника творческого
порыва. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что националистическая идея
миропорядка оказалась довольно устойчивой в течение последних полутора-двух
столетий. В то же время он может служить в качестве катализатора разного рода
конфликтов, холодных и горячих войн. Для правильного понимания данной проблемы
необходимо учесть, что национализм, прежде всего, социокультурный феномен, имеющий
много общего с религией и идеологией и в некоторой степени определяющий контуры
видения мира. Во многих случаях он выступает лишь в качестве своеобразной оболочки
для реализации иных интересов и мотивов, например стремления участвовать в дележе
материальных ресурсов, завоевании власти и авторитета, преодолении психологических и
идеологических комплексов. И, соответственно, он интегрировал в себя традиционные
мифы и символы, но использовал их для защиты и обоснования новых феноменов в лице
национального государства.
Привлекательность национализма состоит в его способности превращать
совершенно банальные, повседневные, с точки зрения постороннего человека, действия в
источник национальной гордости, усматривать в них элементы проявления свободы и
самовыражения. Чувство принадлежности к собственному сообществу придает смысл и
значимость самой жизни, укрепляет взаимную ответственность и сопричастность,
уменьшая тем самым чувства одиночества и отчуждения. Особую значимость
национализму придает то, что он способен абсорбировать личное недовольство, личную
неудовлетворенность индивида. По-видимому, не лишены оснований доводы тех
исследователей, которые считают, что индивид может «чувствовать себя .шщищенным в
мире исторических традиций, создававших ощущение укорененности и почти племенной
принадлежности». Люди обращаются к национализму, когда они озабочены проблемой
придания смысла собственной жизни. С усложнением условий жизни, модернизацией,
космополитизацией, обезличением общества и, соответственно, потерей корней эта
потребность не только не уменьшается, а, при определенных условиях, может
многократно усиливаться.
Современные тенденции общественно-исторического развития нередко ведут к
деградации духовной жизни людей. Они стирают традиционное различие между
дозволенным и ипрещенным, допустимым и неприемлемым, нормальным и
ненормальным, сакральным и мирским. Национализм же несет в себе обещание
восстановить нормальный порядок, все снова поставить на свои места и освободить людей
от страха перед современностью, а также трудной и мучительной необходимостью самим
принимать решения. Данный момент приобретает особую .жачимость, если учесть, что
каждой стране и каждому народу предстоит состязаться с другими пранами и народами,
чтобы занять лучшие позиции в формирующемся новом мировом порядке.
Поэтому неудивительно, что одним из факторов, диктующих положение в новых
шополитических реальностях, стал пребывавший до недавнего времени в латентном
состоянии, но агрессивно заявивший о себе национализм. Ныне, как образно выразился
английский исследователь Э. Хобсбаум, «сова Минервы парит над нациями вместе с
национализмом». В XX веке имели место три периода всплеска национализма, совпавшие
с образованием новых государств и получением независимости многими ранее
зависимыми странами:
первый - сразу по окончании первой мировой войны;
второй - после второй мировой войны, за которой последовали распад
колониальных империй и образование множества независимых стран Азии и Африки;

49
 третий - период антикоммунистических революций в Центральной и
Восточной Европе, а также распад советского блока и самого СССР.
Несомненно, что мирные договоры, в совокупности составившие Версальско-
Вашингтонскую систему после первой мировой войны, внесли существенный вклад в
национально- государственное строительство. Одним из общепризнанных принципов, как
было объявлено на Версальской мирной конференции в 1919 г., является признание права
наций на самоопределение. Согласно этому принципу, на месте распавшихся
многонациональных империй предусматривалось создать множество самостоятельных
национальных государств.
Следует отметить, что уже в тот период обнаружились почти непреодолимые
трудности на пути реализации этого принципа:
во-первых, на практике он был выполнен лишь в отношении некоторых
народов Оттоманской и Австро-Венгерской империй, потерпевших поражение в
войне, а также в силу ряда обстоятельств (социалистической революции и
гражданской войны) в России. Но и здесь необходимо внести целый ряд коррективов.
Так, в Севрском договоре были учтены и признаны права и притязания курдского
народа, в частности предусматривалось перераспределение территорий в их пользу.
Однако договор не был ратифицирован, а в договоре, заключенном в Лозанне в 1923 г., в
сущности, игнорировались положения Севрского договора, касающиеся курдов. В
результате последние не получили своей государственности. Что касается новых
государств, образовавшихся в Европе, или государств, увеличивших свои территории,
то лишь несколько из них можно было назвать национальными в собственном
смысле слова. Это - Польша, Финляндия, прибалтийские страны. Чехословакия
стала государственным образованием, сформировавшимся в результате соединения
двух народов - чехов и словаков. Югославия появилась в результате объединения
нескольких народов: сербов, хорватов, словенцев, македонцев, боснийцев- мусульман;
во-вторых, в восточноевропейских странах сохранились значительные
национальные меньшинства, не сумевшие получить свою государственность. В
данной связи обращает на себя внимание тот факт, что зачастую границы
новообразованных национальных государств проводились исходя из стремления
ослабить побежденные государства - Германию, Венгрию, Австрию, а не желания
полностью удовлетворить этнонациональные критерии. По мнению некоторых
наблюдателей, само образование маленькой Австрии являлось нарушением принципа
национального самоопределения, поскольку большинство жителей этой страны
предпочитало аншлюс, т. е. слияние с Германией. Население созданной
Чехословацкой республики состояло из 64, 8 % чехов и словаков и 23 % немцев. В
Польше проживало 69,2 % поляков, 14, 8 % украинцев, 7, 8 % евреев, 3,9 % немцев и 3, 9
% русских. В Латвии доля титульной нации составляла 73,4 %, в Литве - 80, 1 % и
Эстонии - 87, 6 %. Лишь в Финляндии шведы составляли незначительное
меньшинство. Другими словами, принцип национального самоопределения был
реализован в отношении титульных народов этих стран, что отнюдь не скажешь об
их национальных меньшинствах;
в-третьих, в многонациональной Российской империи, несмотря на выход из
нее Финляндии, Польши и прибалтийских стран, процесс самоопределения народов
был прерван в самом начале и оказался отложенным более чем на семь десятилетий;
в-четвертых, руководители Версальской конференции даже не ставили на
обсуждение вопрос о предоставлении независимости народам, победившим в войне с
колониальными империями Великобритании и Франции.
Мощный импульс национализм получил в ходе второй мировой войны и после ее
окончания. Началось широкое национально-освободительное движение колониальных и
зависимых народов, в результате которого произошел распад колониальных империй и
образование большого числа новых независимых государств. В наши дни мир стал еще
50
теснее, но разнородные национальные, культурные, религиозные или иные группы в
рамках или вне рамок существующих сообществ требуют для себя автономии. Так, мы
являемся свидетелями мирного распада Чехословакии на два самостоятельных
государства и братоубийственной кровавой трагедии, сопутствовавшей распаду
Югославии.
Событиями всемирно-исторического масштаба, приведшими к переустройству
самого мирового порядка, стал распад Советского Союза и образование на его обломках
полутора десятка новых государств. Сочетание этих противоречивых тенденций
сопряжено со сложностями их совмещения в рамках существующих политических систем,
привязанных к модели национального государства. Это создает благоприятную почву для
появления новых и обострения старых конфликтов. Следует иметь в виду, что во многом
цивилизации, мировое сообщество, всепланетарная цивилизация представляют собой
абстрактные категории, а не конкретные политические образования. Они не имеют
собственных границ, пределов юрисдикции, официальных институтов и руководителей,
полномочных принимать решения и реализовывать их, не обладают контролем над
ресурсами и т.д. Всеми этими атрибутами обладает национальное государство.
Государства могут мобилизовывать своих граждан, собирать с них налоги, наказывать
врагов и награждать друзей, объявлять и вести войны и многое другое, что не под силу, во
всяком случае, в обозримой перспективе, цивилизации или какому-либо иному
культурному кругу.
Сила национализма как раз состоит в том, что он органически соединяет
индивидуальные социокультурные приверженности людей с государством, которое
способно действовать, в том числе в плане защиты и гарантии сохранения национально-
культурной идентичности народа. По-видимому, и в будущем конфликты будут возникать
между государствами по поводу государственного суверенитета, расчленения,
консолидации государств, а также между различными группировками, выступающими за
создание собственного самостоятельного государства. Разумеется, не исключаются и
конфликты на разломах цивилизаций и между цивилизациями.
Парадокс современного мира состоит в том, что всплеск национализма происходит
на фоне почти полного отсутствия национально однородных государств. Последние
составляют скорее исключение, чем правило. Особое значение имеет то, что не все
существующие в настоящее время народы и этносы способны создавать и поддерживать
самодостаточные и сколько-нибудь жизнеспособные государственные образования. К
тому же в современном мире, по большому счету, нет и не может быть полностью
независимых от внешнего мира в смысле полной самодостаточности стран. Поэтому не
удивительно, что большинство стран являются, по сути дела, многонациональными. Во
многих из них роль доминирующей нации в той или иной форме и степени оспаривается
другими национальными группами.
Более того, существует множество народов без собственной государственности. Как
показывает исторический опыт, территориальный подход редко приводит к сколько-
нибудь удовлетворительному разрешению национального вопроса. Венгры в
сопредельных государствах, курды в Ираке, Турции, Иране и Сирии - не что иное, как
следствие Версальско-Вашингтонской системы. Эти проблемы настолько сложны, что
никакие перекройки не помогут, они лишь еще более усугубят ситуацию. В наши дни
национальные и этнические конфликты не всегда поддаются удовлетворительному
урегулированию путем изменения национальных границ. Как показал опыт распада
Югославии и СССР, решение одних проблем зачастую чревато появлением новых, еще
более сложных и трудноразрешимых. Если бы все существующие в современном мире
нации, народы и этносы претендовали на создание собственных независимых государств и
попытались бы реализовать эти претензии, неустойчивость миропорядка многократно
усилилась бы и существование многих государств было бы поставлено под вопрос.

51
 На земле существует огромное число потенциальных наций, во много раз
превосходящее возможное количество потенциальных государств. По некоторым данным,
в настоящее время в мире насчитывается 8000 языков, не считая диалектов.
Потенциальное число новых национальных государств исчисляется десятками, но никак
не сотнями. Нельзя не согласиться с теми авторами, которые убедительно обосновывают
мысль о невозможности удовлетворения интересов всех без исключения этносов, во
всяком случае, в полном объеме и одновременно. Реализация интересов одного этноса
слишком часто задевает интересы другого этноса (нередко - и не одного). К тому же
многие этносы во всех регионах земного шара либо малочисленны, либо уже живут не
компактными группами, а перемешаны друг с другом и поэтому не вправе реально
претендовать на создание собственных суверенных национальных государств.
Рост числа государств может стать фактором, способствующим увеличению
неопределенности и международной нестабильности. Как показал опыт 90-х годов XX
века, распад сколько-нибудь многонационального государства может привести к распаду
устоявшихся властных структур и нарушению баланса власти и интересов, а это, в свою
очередь, к росту неопределенности и неустойчивости всей системы международных
отношений. События на постсоветском и постюгославском пространствах показывают,
что такой распад чреват непредсказуемыми кровавыми последствиями, в которых даже в
долгосрочной перспективе проигрыш для большинства вовлеченных сторон явно
перекрывает все возможные приобретения. Этот факт приобретает особую значимость,
если учитывать, что на смену характерной для биполярного периода определённости
приходит неопределенность, способная питать недоверие стран и народов друг к другу.
Следует отметить и то, что нередко национальные движения, в идеологии которых
преобладает этническое начало, довольно быстро исчерпывают свой мобилизационный
потенциал. Более того, они создают благоприятную почву для утверждения авторитарных
режимов.
НОМОС - термин, введенный в геополитику К. Шмиттом. Синонимичен понятиям
«порядок», «закон», «уклад». Шмитт вывел концепцию номоса (по-гречески «номос»
означает «нечто оформленное, упорядоченное, организованное», когда речь идет о
пространстве) из убеждения, что вся социальная реальность проистекает из качественной
организации пространства. В шмиттовском понимании этот термин близок к понятиям
«рельеф» у Ф. Ратцеля, «месторазвитие» у русских евразийцев начала века. В работе
«Номос земли» Шмитт показывает, что номос есть такая форма организации бытия,
которая устанавливает наиболее гармоничные отношения как внутри социального
ансамбля, так и между этими ансамблями. Анализируя «номос Земли», этот немецкий
ученый вплотную подошел к выводу о качественной, сущностной противоположности
номосов Суши и Моря, который он всесторонне обосновал в работах «Земля и Море» и
«Планетарная напряженность между Западом и Востоком и противостояние Моря и
Суши»( 1942 и 1959).
ПОССИБИЛИЗМ - термин, характеризующий основную концепцию Видаля де ла
Бланша. Полемизируя с жестким географическим детерминизмом германской школы
геополитики, французский политический географ утверждал, что пространство не
предопределяет историю, но лишь предрасполагает к тому или иному ее течению. Как
геополитическая концепция, поссибилизм исходит из того, что политическая история
имеет два аспекта - пространственный и временной (хронологический), причем если
первый отражается в окружающей географической среде, то второй - в «носителе
инициативы» человеке. С этой точки зрения географическое, пространственное
положение выступают как «потенциальность», «возможность», которая может
реализоваться, но и не реализоваться в зависимости от субъективного фактора - от
человека, данное пространство населяющего.
СРЕДИННАЯ ЕВРОПА - пространство, промежуточное между Россией и
атлантическим побережьем Европы. Идея и теория «Средней Европы» была разработана
52
Фридрихом Науманном в книге «Mitteleuropa», изданной в 1915 году. По его мнению, для
того, чтобы выжить и одержать победу в конкуренции с Британской империей, США и
Россией, народы Центральной Европы должны объединиться вокруг Германии,
организовав новое политико-экономическое пространство, объединенное общностью
историко-географической судьбы. Проект Науманна предполагал объединение Германии,
Австрии, дунайских государств и в перспективе - Франции. «Срединное положение»
Германии в Европе позволяло Ф. Науманну, Р. Челлену и другим представителям
германофильской геополитики идентифицировать ее интересы с интересами всех других
европейских народов в общем продвижении к континентальному государству глобального
масштаба с центром в «среднеевропейском пространстве».
СТРАТЕГИЧЕСКАЯ СТОЛИЦА - (геополитический полюс или источник
геополитического луча) - центр геополитической интеграции и активный актор
масштабного геополитического процесса. Связи между стратегическими столицами
образуют геополитические оси.
ТАЛАССОКРАТИЯ - греч. «власть посредством моря» или морское могущество.
Характеристика государств и наций с доминированием мореплавания.
ТЕЛЛУРОКРАТИЯ - греч. «власть посредством земли» или сухопутное
могущество. Характеристика держав с явной сухопутной ориентацией.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО МОЖНО ПРОЧИТАТЬ

1 Дугин А. Основы геополитики. М.,1997, стр. 39-41,58-60, 68-79.
2. Геополитика: теория и практика. М.,1993, стр. 101-124,125-145.
3. Тихонравов Ю.В. Геополитика. М„ 1998. С.96-97,105-112.
4. Hapmoe Н.А. Геополитика. Учебник. М., 1999. С. 62-65.

53