ПРЕДИСЛОВИЕ

В третьем тысячелетии мы наблюдаем за стремительным развитием того,

что только намечалось в середине двадцатого века. Изменения происходят
непрерывно и с огромной скоростью. Кто-то очень мудро заметил, что в нашу
эпоху постоянными будут только изменения.

В нашей с вами природе заложена неприязнь ко всему незнакомому,

необычному, новому. Мы не можем отвечать за то, что не можем предсказать, и
нам не нравится терять контроль над происходящим вокруг нас, ведь тогда
ставится под сомнение наша власть над самими собой и исчезает наша
уверенность в будущем.

И все же эта схватка, в которую вступают парализующая нас

неуверенность и способность приспосабливаться к изменениям, идет не просто
за аплодисменты, успех или процветание; в ней ставится на кон наше здоровье.
Если мы проигрываем в этом бою, первым терпит поражение наше
психическое, физическое и духовное благополучие.

Современный западный человек постепенно научился сочетать опыт с

адаптивностью, интеллект с креативностью, стремление детализировать и спо-
собность обобщать, неутолимую жажду обладания и сознательный отказ от
всего лишнего, принадлежащего прошлому.

Каждый из нас пережил, иногда отдавая себе отчет, а иногда и нет, тысячи
коренных изменений. Лично для меня превращение уличного продавца во
врача-психотерапевта, который разъезжает по миру, рассказывая о себе и о
своих книгах, было совсем не простой задачей.

Это было и, разумеется, является огромным шагом вперед, но досталось

мне это дорогой ценой.

Многие ценные вещи остались позади, а когда мое будущее станет

настоящим, мне придется отказаться от многих моих сегодняшних
удовольствий.

Это самая тяжелая и в то же время наиболее обогащающая сторона

данного этапа моего пути. Долгие годы я размышлял, читал и перенимал знания
у сотен учителей, пытаясь ответить на вопрос: как достигают бесстрастности?
А также почему? И для чего?

Только в последние годы я начал понимать.

 Стать бесстрастным не означает перестать любить, это даже не влечет за
собой обязательного отказа от желаний, как полагают некоторые восточные
учителя. Скорее это высшая форма приятия.

При этом важно, что мы не должны путать приятие со смирением, поэтому

для западного человека будет правильнее назвать это состояние «отказом от
срочности».

Я научился этому у всего того, чего у меня уже нет, у того, чем я уже не
являюсь.

Я также продолжаю учиться у каждого человека, у каждой страны, где мне

посчастливилось быть изданным, я учусь каждый день благодаря вам.

На своем пути я убедился в глубоком смысле народных сказок, которые

присутствуют во всех культурах и являются для нас чем-то вроде маяка для
мореплавателей, помогая нам не сбиться с курса.

Я использую эти сказки: старые и новые, чужие и собственные,

придуманные спонтанно или много раз повторенные на сеансах с пациентами,
на лекциях и в книгах - в том числе, конечно, и когда беседую сам с собой,
чтобы, как я выразился, не теряться.

В последнее время я рассказываю себе одну суфийскую сказку. Это

история о нищем по имени Латиф.

Латиф был самым последним бедняком в деревне.

Каждую ночь он слал в разных домах возле двери.

Каждый день он ложился под разные деревья с протянутой рукой и

взглядом, обращенным вглубь себя.

Каждый вечер он покупал еду на собранную милостыню или ужинал теми

кусками черствого хлеба, которые приносили милосердные люди.

И все же, несмотря на внешний вид и образ жизни, Латиф почитался

самым мудрым человеком в деревне, не столько благодаря своему уму, сколько
благодаря тем невзгодам, которые он претерпел.

Одним солнечным утром на площади появился сам султан.

Окруженный стражниками и свитой, он безо всякой цели прогуливался

мимо лавочек, торгующих фруктами и всякой мелочью.

Смеясь над продавцами и покупателями, султан чуть было не споткнулся

об Латифа, который сладко дремал в тени дуба.
 Кто-то шепнул повелителю, что перед ним самый бедный из его
подданных, но также один из мужей, наиболее почитаемых за свою мудрость.

Султан, решив позабавиться, подошел к нищему и предложил:

Если ты мне ответишь на один вопрос, я подарю тебе эту золотую

монету.

Латиф взглянул на властителя почти с презрением и промолвил:

Можешь оставить монету себе. Зачем она мне нужна? Какой у тебя
вопрос?

Султан почувствовал вызов в ответе нищего и вместо банальной загадки

изложил перед бедняком вопрос, который давно его беспокоил и над которым
тщетно бились его советники.

Ответ Латифа был метким и разумным.

Правитель изумился, оставил монету у ног нищего и продолжил свою

прогулку по базару, раздумывая над случившимся.

На следующий день монарх опять появился на базаре.

На этот раз он не стал прогуливаться между рядами, а сразу направился

к оливковому дереву, под которым отдыхал Латиф.

Султан снова задал вопрос, а Латиф вновь дал быстрый и мудрый ответ.

Владыка изумился такому блестящему уму. Со скромностью снял свои

сандалии и сел на землю напротив Латифа.

Латиф, ты мне нужен, — промолвил султан. — Меня утомила

необходимость постоянно принимать решения, находясь на троне. Я не хочу
навредить своему народу или быть плохим правителем. Я прошу тебя
переехать в мой дворец и быть моим советником. Я обещаю, что ты не
будешь испытывать нужды ни в чем, ты будешь почитаем и сможешь
покинуть дворец, когда захочешь... пожалуйста.

Из сострадания ли, от удивления или исполняя свой долг — как бы то ни

было, Латиф, после нескольких минут размышлений, принял предложение
монарха.

Этим же вечером Латиф перебрался во дворец, где ему была выделена

роскошная комната всего в двухстах метрах от спальни повелителя.

В комнате его ждала купальня с горячей водой и благовониями.

 В течение следующих недель их беседы с султаном стали ежедневными.
Утром и вечером правитель звал к себе нового советника, чтобы спросить его
по поводу управления страной, своей собственной жизни или разрешить свои
духовные сомнения. Латиф всегда давал понятные и точные ответы.

Новый обитатель дворца вскоре превратился в любимого собеседника

правителя.

После трех месяцев его пребывания во дворце не было проблем, которые

султан не обсудил бы со своим бесценным советником.

Вполне закономерно, что это вызывало зависть всех придворных,

которые видели в нищем-консультанте серьезную угрозу собственному
влиянию и материальным интересам.

Однажды все остальные советники попросили у султана аудиенции. С

видом серьезной озабоченности они провозгласили:

«Ваш «друг» Латиф, как наш повелитель его называет, готовит заговор,
чтобы свергнуть вас».

«Не может быть, - ответил монарх. - Я не верю».

«Можете убедиться сами, - заверили они в один голос. - Каждый вечер,

около пяти часов, Латиф потихоньку выходит из своей комнаты и
направляется к южному крылу дворца, где закрывается с неизвестным в по-
таенной комнате. Мы не раз встречали его и спрашивали, куда он
направляется, но он всегда уклоняется от ответа. Такое поведение
окончательно убедило нас в том, что он заговорщик».

Султан почувствовал себя обманутым и расстроился. Он решил

проверить предположения советников.

Этим вечером около пяти он спрятался возле лестницы и стал ждать.

Оттуда он увидел, как Латиф действительно подошел к двери, оглянулся

по сторонам, затем открыл деревянную дверь ключом, висевшим у него на шее,
и незаметно проскользнул в комнату.

«Вы видели?! - подняли шум придворные.- Вы видели?»

В сопровождении начальника стражи монарх подошел к двери и постучал.

«Кто это?» - спросил Латиф изнутри.

«Это я, султан. Открой мне дверь».

Монарх вошел внутрь и осмотрелся.

 В комнате не было никого, кроме Латифа.

Не было ни другой двери, ни окон, никакой потаенной двери, никакой

мебели, где можно было спрятать еще одного человека.

Только на полу лежала ветхая деревянная тарелка, в углу стоял посох

странника, а с крючка в центре потолка свисала изношенная туника.

«Ты готовишь заговор против меня, Латиф?» - спросил султан.

«Как ты мог такое подумать, владыка? - ответил Латиф. - Ни за что на

свете... для чего мне это нужно?»

«Но ты приходишь сюда каждый вечер тайком. Что ты здесь потерял,

если ни с кем не встречаешься? Что за рухлядь ты собрал в этой комнате?»

Латиф улыбнулся, подошел к висящей посреди комнаты рваной тунике,

погладил ее и произнес:

«Всего три месяца назад, когда я оказался во дворце, все, что у меня было
- эта туника, эта тарелка и этот деревянный посох, - начал Латиф. - Сейчас
мне так удобно в той одежде, которую я ношу, так комфортно в кровати, где
я сплю, так лестно уважение, которым ты меня окружил, и так чудесна
власть, которой ты меня одарил, приблизив к себе... что я прихожу сюда
каждый день, чтобы удостовериться, что я не забыл, кто я и откуда».
 КАРЕТА НАШЕЙ ЖИЗНИ

Одним октябрьским днем знакомый голос в трубке приглашает меня:

Выйди на улицу, для тебя есть подарок.

В предвкушении я выхожу из дома и вижу свой подарок. Это прекрасная

карета, которая остановилась прямо напротив моей двери.

Ее корпус выполнен из полированного орехового дерева, украшен

бронзовыми ручками и белыми керамическими светильниками; вся она такая
изысканная, очень элегантная, просто роскошная! Открываю дверцу кареты и
забираюсь внутрь. Большое полукруглое сиденье, обитое бордовым бархатом,
и занавески из белого кружева придают ей оттенок царственного величия. Я
сажусь и осознаю, что экипаж создан специально для меня: точно рассчитано
пространство для ног, ширина сиденья, высота потолка... Все чрезвычайно
удобно, и здесь нет места для кого-либо еще.

Тогда в окошко я разглядываю «пейзаж»: с одной стороны — подъезд

моего дома, с другой стороны — подъезд дома соседа...

Я восклицаю:

«Что за изумительный подарок! Вот это да! Вот это красота...» - И

какое-то время наслаждаюсь этим ощущением.

Потихоньку мне становится скучно; вид из окна всегда один и тот же.

Я задаюсь вопросом: «Сколько можно разглядывать одно и то же?»

И начинаю убеждать себя, что этот подарок ни на что не годится.

Я громко жалуюсь на это, когда мимо проходит сосед и заявляет, будто

читая мои мысли: «Тебе не кажется, что карете чего-то не хватает?»

Я делаю вид, что озабочен сказанным, разглядывая ковер на полу и

обшивку.

«Ей не хватает лошадей», - предваряет он мой вопрос.

«Поэтому я всегда вижу одно и то же, - догадываюсь я,- поэтому мне

скучно...»

«Точно»,- подтверждает он.

Тогда я направляюсь на станцию в конюшню и привязываю к карете двух

лошадей. Снова забираюсь внутрь и оттуда кричу: «Но-о-о! Поехали!!!»
 Пейзаж становится восхитительным, необыкновенным, постоянно
меняется, и это меня занимает.

Тем не менее вскоре я начинаю ощущать некоторую дрожь в карете и

вижу, как по одной из стен ползет трещина.

Это лошади виноваты, они несутся по ужасным дорогам: не пропускают

ни одной рытвины, взбираются на тротуары, тащат меня в опасные районы.

Я осознаю, что не контролирую ничего: лошади везут меня, куда хотят.

Поначалу это путешествие было увлекательным, но теперь я чувствую, что
оно очень опасно.

Я начинаю испытывать страх и осознаю, что так тоже не годится.

В этот момент я замечаю своего соседа, который проезжает мимо на

машине.

Я ругаю его: «Что ты мне посоветовал?»

Он кричит: «Тебе нужен кучер!»

«А!» - наконец понимаю я.

С большим усилием и его помощью я останавливаю лошадей и решаю

нанять кучера. Через несколько дней он приступает к своим обязанностям.
Это очень сдержанный и осмотрительный мужчина, на его лице мало эмоций
и много знания. Похоже, сейчас я действительно готов в полной мере
насладиться своим подарком. Я забираюсь внутрь, удобно устраиваюсь,
высовываю голову из окошка и даю кучеру указания.

Он управляет, он контролирует ситуацию, он выбирает нужную

скорость и наилучший маршрут.

Я... Я наслаждаюсь поездкой.

Эта маленькая метафора должна помочь нам понять холистическую

концепцию человеческого существования.

Мы родились, вышли из нашего «дома» и нашли свой подарок это наше

тело. Карета, изготовленная специально для каждого из нас. Средство
передвижения, способное с течением времени адаптироваться к изменениям, но
которое на протяжении всего путешествия остается одним и тем же.

Едва появившись на свет, наше тело испытывает первое желание, первую

необходимость, инстинктивную потребность, и тогда совершает первое
движение. Эта карета - наше тело - ни на что бы не годилась без лошадей: это
наши желания, потребности, ощущения и чувства.

Какое-то время все неплохо, пока мы рано или поздно не осознаём, что
наши желания ведут нас рискованными, а иногда и откровенно опасными
путями, и тогда мы ощущаем необходимость их приостановить. Именно тогда
появляется фигура кучера: наша голова, наш интеллект, наша способность
мыслить рационально. Этот кучер будет управлять нашей самой увлекательной
поездкой.

Таким образом, следует помнить, что каждый из нас - это по меньшей мере
сразу три персонажа, участвующих в процессе.

Вы - карета, вы - лошади и вы - кучер. Этот порядок сохраняется на

протяжении всего пути, то есть вашей собственной жизни.

Вы должны быть в гармоничных отношениях с каждой из трех частей, не

забывая заботиться о каждом из главных героев.

Позволять своему телу повиноваться лишь импульсам, эмоциям или

страстям может оказаться - и безо всякого сомнения, окажется - крайне
опасным. Другими словами, вам нужна голова, чтобы привести вашу жизнь в
некоторый порядок.

Кучер нужен, чтобы следить за дорогой, отвечать за маршрут. Но на самом

деле тащат вашу повозку лошади. Не позволяйте кучеру оставлять их без
внимания Лошади должны быть ухожены и сыты, потому что... вы без них
никуда. Что бы с вами сталось, имей вы только тело и разум? Если бы вы не
испытывали никаких желаний, какой была бы ваша жизнь? Такой же, как у
многих людей на этом свете, которые потеряли контакт со своими эмоциями,
их повозку толкает лишь мозг. Разумеется, также нельзя злоупотреблять
невниманием к карете, поскольку она должна сослужить вам добрую службу на
протяжении всего пути Другими словами, вы должны заботиться о ней, чинить
ее, полировать — короче, делать все для ее безупречной службы. Если
пренебречь каретой, она сломается, а если она сломается - то и поездке конец.

И лишь проникнувшись этой мыслью, приняв, что я - это мое тело, моя
головная боль и мое чувство голода, что я - это мои желания и мои инстинкты;
что, ко всему прочему, я - мои размышления, мой пытливый ум и мой опыт...
Лишь в этот момент я со своим багажом готов отправиться в путь, который я
сегодня выбираю для себя сам.
 ГЛАВА 1

СИТУАЦИЯ

Гамлет Лима Кинтана* говорил:

Все зависит от иллюминации,

От освещения этой жизни...

Также зависит от формы

и контуров,

интерполяций

и сомнений.

Зависит от времени,

диктующего свой ритм.

Зависит от званий,

присуждаемых нам пространством.

Нелегкий выбор: продолжить

погоню за тенью

или согласиться на роль преследуемого.

Странное «То be or not to be»

в нашем почти бытии

и почти небытии.

Отбросить тени

или их увековечить...

И где-то за краем пропасти, вызволив всех остальных,

всех тех, кто является таковыми.

вспомнить,

без спешки,

что ты пленник.
 И с этого момента начать...

вызволять себя.

Чтобы понять значение зависимости, нужно попытаться представить, что

все мы в какой-то мере свободны и в какой-то мере в плену. В этом «почти
бытии и почти небытии», упомянутом поэтом, следует задаться вопросом:
какой смысл и какое значение имеет для каждого из нас факт зависимости от
других или ее отсутствия?

Отсюда я возвращаюсь туда, где я когда-то обронил свою идею, окрестив

ее придуманным мною словом самозависимость. Но разве недостаточно уже
существующих слов с этим корнем?

Зависимость

Взаимо-зависимость

Не-зависимость

Нужно ли еще одно? Я думаю, да.

Слово зависимость происходит от глагола висеть, другими словами,

прикрепляться к чему-либо, при этом оставаясь в воздухе.

Глагол висеть, как и выражение подвешенное состояние, имеет

коннотацию несамостоятельности, неопределенности, незавершенности. Не
говоря уже о таких однокоренных словах, как виселица и висельник.

Неудивительно, что, имея подобные значения и производные, слово

зависимость вызывает в нас следующие ассоциации, которые мы приведем в
качестве определения:

Зависимый - тот, кто цепляется за другого, живет, будто подвешенный в

воздухе, без опоры, словно украшение другого человека, который его носит.
Этот кто- то ступил на опасный путь неполноты и неопределенности.

Жил на свете человек, одержимый абсурдным страхом потеряться среди

других. Все началось одной ночью, на маскараде, когда он был совсем молодым.
Кто-то сфотографировал гостей, выстроившихся в ряд. Когда молодой
человек взглянул на фотографию, он не смог себя найти. Для маскарада он
выбрал костюм пирата, с повязкой на глазу и платком на голове, но очень
многие нарядились так же. В качестве грима мужчина сильно нарумянился и
под носом нарисовал углем подобие усов, но румяных пиратов с усами было
несколько. Он здорово повеселился на празднике, но на снимке все были веселые.
В конце концов он вспомнил: в момент, когда их фотографировали, он обнимал
блондинку. Тогда молодой человек попытался вычислить себя по этому
признаку, но тщетно: более половины женщин были блондинками и
большинство из них обнимались с пиратами.

Мужчина был глубоко потрясен этим переживанием и из-за этого на

протяжении долгих лет не посещал никаких общественных мероприятий из
страха потеряться вновь. Но как-то раз его осенило: с этого дня, куда бы он
ни направился, он будет всегда носить одежду коричневого цвета. Коричневая
рубашка, коричневые брюки, коричневая куртка, коричневые носки и ботинки.
«Если кто-то захочет сделать снимок, я всегда смогу сказать: «Я тот,
который в коричневом»,-— заверил он себя.

Прошли недели, за которые нашему герою не раз представился случай

убедиться в действенности собственной хитрости: когда он бросал взгляд на
витрины больших магазинов и отражался в них вместе с другими прохожими,
он повторял, успокаивая себя: «Я человек в коричневом».

Той же зимой друзья подарили мужчине приглашение, в котором ему

предлагалось один вечер понежиться в паровой бане. Он принял его с
радостью, так как никогда не был в подобном месте, хотя со слов друзей был
наслышан о прелестях шотландского душа, финской сауны и ароматической
бани.

В бане ему выдали полотенца и предложили раздеться в небольшой

кабинке.

Мужчина снял куртку, брюки, свитер, рубашку, ботинки... и, дойдя до

носков, взглянул на себя в зеркало и замер, как изваяние. Его пронзила мысль:
«Если я сниму с себя последний предмет одежды, я окажусь голым, как и все
остальные. А если я потеряюсь? Как я смогу узнать себя, если лишусь
единственного отличия, которое меня спасало?»

Более четверти часа мужчина стоял в кабинке в нижнем белье,

сомневаясь и решая, не стоит ли ему уйти...

Тогда его осенило, что хотя он и не может находиться в бане одетым,

зато может придумать какой-нибудь отличительный знак. Очень осторожно
он вытянул нитку из своего свитера и перевязал большой палец правой ноги. «Я
должен запомнить это на случай, если потеряюсь: теперь тот, у кого
коричневая нитка на пальце, это я», — заключил он.

Наконец, расслабившись, доверившись спасительной отметке, он

полностью отдался удовольствию от бани - пару и плаванию, не замечая, что,
пока он погружался и выныривал, шерстяная нитка соскочила с его пальца и
теперь плавала в бассейне сама по себе.
 Какой-то мужчина рядом, увидев ее, поделился с другом: «Какое
совпадение — я давно пытаюсь объяснить жене, какого цвета я хочу шарф:
отнесу-ка я ей эту нитку, чтобы она подобрала такую пряжу». И поймал
нитку, плавающую на поверхности воды, но, поняв, что ему некуда ее убрать,
не придумал ничего лучшего, как привязать ее к большому пальцу ноги.

Тем временем главный герой нашей истории, напарившись и наплававшись

вдоволь, отправился в свою кабинку одеваться. Он вошел уверенным шагом, но
когда закончил вытираться, взглянул в зеркало и с ужасом обнаружил, что он
абсолютно нагой, а нитка на пальце пропала. «Я потерялся», — заключил он,
весь дрожа, и бросился искать отличающую его коричневую метку.

Через несколько минут, внимательно рассматривая пол, он заметил ногу

другого мужчины с кусочком коричневой шерсти на пальце.

Он робко шагнул к нему и промямлил:

- Извините, пожалуйста. Я знаю, кто вы. Не могли бы вы подсказать мне,

кто я?

Пусть мы не зависим от других настолько, чтобы спрашивать у них, кто

мы. Мы недалеко ушли от героя этой истории, если отказываемся верить
собственным глазам, а смотрим на себя лишь глазами других. Зависимость
буквально означает добровольное согласие на то, что другой человек меня
ведет или тащит за собой, распоряжается моим поведением не по моему, а по
своему усмотрению. Для меня зависимость - всегда темное и болезненное
состояние, альтернатива, которая пытается быть оправдана тысяча ми
аргументов, но в конце концов неизбежно ведет к имбецильности.

Слою имбецильный к нам пришло из греческого (im - с, baculo - посох), им

обозначали людей, которые держались за других, чтобы выжить, зависели от
того, кто помогал им передвигаться.

Речь не идет об индивидуумах, временно переживающих кризис, о

больных и раненых, о настоящих инвалидах, об умственно отсталых, о детях
или незрелых юнцах. Все они, безусловно, пребывают в зависимости, и в этом
нет ничего ужасного или плохого, потому что вполне естественно, что они не
готовы и не способны от нее избавиться.

Но те здоровые взрослые люди, которые продолжают делать выбор в

пользу зависимости от других людей, со временем станут имбецилами без
надежды на выздоровление. Многие из них воспитывались с этой целью,
потому что есть родители, которые освобождают, и есть родители, которые
превращают своих детей в имбецилов.
 Есть родители, которые предоставляют детям выбор, возвращая им
ответственность за свою жизнь, по мере того как они растут. Также есть
родители, которые предпочитают всегда быть рядом, «чтобы помочь», «на
всякий случай», «потому что он (в сорок два года) очень наивный» и «зачем
нам все нажитое нами состояние, если не для того, чтобы помогать нашим
детям?». Эти родители когда-нибудь умрут, а их дети будут цепляться за нас с
вами, пытаясь использовать в качестве нового костыля.

Я не могу оправдывать зависимость, потому что не хочу прославлять

имбецильность.

Если обратиться к анализу, предложенному Фернандо Саватером,

существует несколько типов имбецилов.

Интеллектуальные имбецилы не доверяют своему разуму (или боятся,

что от частого использования их мозги иссякнут) и потому спрашивают ближ-
него: «Какой я? Что мне делать? Куда мне идти?» А когда им предстоит
принять решение, они мучают всех вопросом: «А ты что бы сделал на моем
месте?» Перед тем как сделать любой шаг, они набирают себе команду со-
ветчиков, которые думают за них. Так как они действительно полагают, что не
способны думать, то передают право думать другим, и это довольно тревожный
симптом. Самая большая опасность в том, что их порой принимают за истинно
общительных и любезных людей, а цепляясь за всех подряд, они в результате
могут стать очень популярными. (Возможно, здесь уместно предостеречь
читателя: никогда не голосуйте за таких людей!)

Эмоциональные имбецилы зависят от чужих заверений в любви, в

обожании, в их красоте и исключительности.

Они инициаторы знаменитых диалогов:

-Ты меня любишь?

-Да, я тебя люблю.

-Ты злишься?

-На что?

-На мой вопрос.

-Нет, с какой стати я буду злиться?

-Ах… ты все еще меня любишь?

(Прямо побить хочется!)

 Эмоциональный имбецил неустанно ищет того человека, который будет
повторять ему, что никогда, никогда, никогда его не разлюбит. Все мы
испытываем законное желание быть любимыми нашим избранником или
избранницей, но жить для того, чтобы это доказывать, — это уже чересчур.

Мужчины подвержены эмоциональной имбецильности в большей степени,

чем прекрасный пол. Когда женщина имбецильна, она имеет тенденцию прояв-
лять это в повседневных делах, а не в любовных. (Это всего лишь тенденция, я
не утверждаю, что все мужчины или все женщины непременно имбецильны
или что кто-то не попадает под эту классификацию.)

Рассмотрим тысячу семейных пар, распавшихся три месяца назад, и

проследим, как развиваются события. У 95% мужчин есть другая женщина, с
которой они живут вместе или собираются это сделать. Если побеседовать с
ними, мужчины скажут: «Мне было невыносимо возвращаться с работы и
видеть, что дома не горит свет и меня никто не ждет. Нестерпимо проводить
выходные в одиночестве».

99% женщин продолжают жить в одиночестве или со своими детьми. Если

спросить их, они пояснят: «С тех пор, как я научилась чинить кран и сама
начала зарабатывать, зачем мне нужен мужчина в доме? Чтобы кричать мне:
дорогая, принеси мне тапочки? Нет, нет и нет!»

Может, они найдут себе пару, а может и нет, вероятно, соскучатся и

захотят найти человека, чтобы разделить с ним свое личное пространство, но
вряд ли согласятся на кого угодно, лишь бы не испытать отчаяния от пога-
шенного света в квартире. Это приоритет мужчины.

И, наконец,...

Нравственные имбецилы, несомненно, самые опасные из всех. Они

отчаянно нуждаются в одобрении со стороны, чтобы принять любое решение.

Нравственный имбецил испытывает потребность в другом человеке,

потому что должен от него услышать, хорошо он поступает или плохо. Он
полностью зависим от того, уместны или нет его действия. Для него важнее
всего, поступило бы так на его месте большинство людей или нет. Жизнь таких
людей проходит за составлением опросов общественного мнения на темы:
стоит им купить новую машину или нет, нужен ли им новый дом или нет,
подходящий ли сейчас момент, чтобы завести ребенка.

Избежать их преследования нелегко: конечно, можно попытаться

игнорировать их, когда они добиваются от вас совета, допустим, по поводу
того, как складывать туалетную бумагу; тем не менее, я считаю, что лучше
всего... спасаться бегством.
 Когда какой-то из этих шаблонов зависимости проявляется особенно остро
и накладывается на какого-то одного человека из окружения, индивидуум
может вполне искренне решить, что не может существовать без другого. С этой
минуты его поведение подчиняется этой патологической связи, которая
представляется человеку его спасением и одновременно его голгофой. Она
вдохновляет и подталкивает, дирижирует и руководит всеми его действиями. А
последние все без исключения направлены на то, чтобы похвалить, разозлить,
соблазнить, наградить или наказать того, от кого он зависит.

Этот тип имбецилов в современной психологии называют

СОзависимыми. Созависимый - это индивидуум, страдающий недугом сродни
любому другому болезненному пристрастию, с той только разницей (на самом
деле незначительной), что его «наркотик» - это определенный тип людей или
какой-то человек в отдельности.

Как и в случае с любой другой наркотической зависимостью, созависимый

имеет предрасположенность к пагубной тяге и, если представляется случай,
способен совершать слегка (или откровенно) иррациональные поступки, чтобы
получить «наркотик». Внезапно лишенный привычного «вещества», он точно
так же может порой являть собой жесточайшую картину абстинентного
синдрома.

Созависимость - возведенная в квадрат болезненная зависимость.

Нездоровое пристрастие скрывается под маской любовного отношения, и
зависимое поведение вселяется в человека с мыслью: «Я не могу без тебя
жить».

Всегда находится кто-то, желающий возразить: «Но если я кого-то люблю,

и люблю всем сердцем, разве не правда, что я не могу без него жить?»

И я с готовностью отвечаю: «Нет, неправда».

Правда в том, что мы всегда можем жить без другого человека, всегда, и
есть по крайней мере двое, имеющих право знать об этом: я и мой партнер. Я
содрогаюсь от предположения, что кто-то может решить, что я не могу без него
жить, что я умру, если он уйдет... Меня ужасает мысль о проживании с
человеком, верящим, что я в его жизни незаменим.

Такая позиция - это зловещее требование и непростительная попытка

манипулировать.

Любовь всегда позитивна и чудесна, она не может быть негативной, но

может использоваться как предлог, попустительство зависимости.
 Поэтому я обычно утверждаю, что созависимый не любит, он нуждается,
он требует, он зависит, но он не любит. Он аддикт, а не возлюбленный.

Было бы здорово избавиться от наших аддиктивных отношений с другими

людьми, выйти из состояния зависимости и помочь ближнему побороть его па-
губные привычки.

Я счастлив, если любимые мною люди отвечают мне взаимностью; но если

они меня не любят, я буду счастлив, если они мне об этом скажут и уйдут (или
не скажут, а сразу уйдут). Потому что я не хочу быть рядом с тем, кто не хочет
быть со мной...

Да, это очень больно. Но это намного лучше, чем остаться и продолжать
обманывать партнера.

Антонио Порчия в своей книге «Голоса» говорит: «Тебя перестали не

любить, а обманывать, а ты страдаешь, как будто тебя разлюбили».

Разумеется, всем нам хотелось бы избежать пресловутой неудачи в любви.

Но зачастую, чтобы избежать ее любой ценой, мы становимся
манипулирующими невротиками: я держу ситуацию под контролем, чтобы
иметь возможность заблуждаться и верить, что ты меня все еще любишь, что
ты все еще моя точка опоры, мой костыль. И начинаю свое падение. И опуска-
юсь все глубже в черный колодец в поисках озарения встречи.

Первая ступень - попытка стать твоей необходимостью.

Я превращаюсь в твоего избирательного поставщика: я снабжаю тебя тем,

что ты пожелаешь, пытаюсь тебя удовлетворить, нахожусь в твоем
распоряжении, пытаюсь сделать так, чтобы ты от меня зависел. Стараюсь
установить аддиктивную связь, подменяю свое желание быть любимым
возможностью быть нужным… Если я тебе нужен, ты меня зовешь, просишь,
наделяешь меня полномочиями, и мне уже не трудно поверить, что ты меня
любишь.

И все же, несмотря на все усилия, которые я прикладываю, порой мне

кажется, что ты во мне не нуждаешься. Что же я делаю тогда? Спускаюсь на
одну ступеньку вниз.

Я пытаюсь вызвать в тебе жалость...

Ведь когда ты меня жалеешь, это немного похоже на то, что ты меня
любишь...

Так что, если изобразить из себя жертву «Я ведь так тебя люблю... а ты
совсем меня не любишь», может быть...
 В отношениях люди слишком часто сбиваются с пути. На самом деле все
мы так или иначе играли в это. Возможно, не так настойчиво, чтобы вызвать
жалость, но кто из нас не заявлял:

«Как ты мог со мной так поступить?»

«Я не ожидал этого от тебя, я разочарован… мне очень больно...»

«Мне не важно, что ты меня не любишь... я-то тебя люблю».

Но мы катимся вниз под откос...

А что, если я не добьюсь твоей жалости? Что мне тогда делать?

Смириться с твоим равнодушием?

Никогда!

Если уж я дошел до этого, то по меньшей мере я попытаюсь добиться,

чтобы ты меня ненавидел.

Некоторые перескакивают один из этапов... спускаются сразу на две

ступени вниз и делают прыжок от стремления стать нужным прямиком к
ненависти, исключая развитие ситуации. Потому что на самом деле не могут
перенести безразличия.

А бывает в жизни, что попадаются и «плохие» люди: они настолько

плохие, что даже не хотят нас ненавидеть! Какие отвратительные люди,
правда? Я хочу получить твою ненависть любой ценой — и не достигаю этого.

Тогда... Я уже почти на дне колодца. Что мне еще сделать?

Ведь я, всецело зависящий от тебя и от каждого твоего взгляда, готов на

все, чтобы не выносить твоего равнодушия. И часто я спускаюсь на последнюю
ступень, чтобы привязать тебя к себе.

Я пытаюсь заставить тебя бояться.

Бояться того, что я могу, в конце концов, сделать с тобой или с собой
(предвкушая твое чувство вины и мысли обо мне...).

На этот путь, жуткий, зловещий, который в какой-то степени проходит все

человечество, также встали преступные группировки Аргентины и всего мира...
Что с ними происходит?

Да вот что. Они не смогли добиться, чтобы их любили. Они никому не

нужны, на них не обращают внимания, никто не сжалится над их страданиями.
Тогда они во что бы то ни стало решают добиться ненависти и вселяют в людей
страх. Потому что страх, который они научились порождать в окружающих, это
единственная найденная ими замена любви, которую они не смогли получить.
Подобное толкование можно применить к насилию во всех его формах, начиная
с панков и заканчивая террористическими организациями. Чего добиваются
террористы? Я не оправдываю их, тем не менее готов к пониманию того, что
это способ привлечь внимание... Позже они свернули на другую тропинку: кто-
то внушил им, что единственный путь к признанию лежит через власть, и уже
нет возврата к прежним временам, и все же: они начали свой спуск из места,
страстно связанного с любовью.

В уста героини Гленн Клоуз в фильме «Роковое влечение» можно вложить

следующие высказывания, обращенные к Майклу Дугласу: «Если я не смогла
стать для тебя любимой или нужной, если ты отказался меня жалеть и
находиться со мной из сострадания, если ты даже не удостоил меня своей
ненавистью, теперь ты должен, хочешь или не хочешь, мириться с моим при-
сутствием, потому что с этой минуты я заставлю тебя бояться».

Когда желание поймать взгляд партнера превращается в зависимость,

любовь перерождается в поединок за власть. Мы поддаемся соблазну
прислуживать человеку, манипулировать его сочувствием, устраивать ему
сцены или даже угрожать разрывом, плохим отношением или нашими
собственными страданиями

Всего лишь при условии искреннего желания преодолеть недуг

созависимость излечивается частично или полностью.

Рецепт таков:

Оставить ЛЮБУЮ зависимость.

Это решение далеко не оригинально, все мои коллеги, учителя, гуру и

философы мира твердят об этом.

Вопрос другой: оставив ее, куда мне двигаться?

Один выход нашелся: это ВЗАИМОзависимость. При взаимозависимости

я нахожусь в зависимости от тебя, а ты - от меня.

Этот вариант как минимум неприятен. А как максимум - меньшее зло,

своего рода заместительная терапия. Мне не нравится, как взаимозависимость
«решает» проблему. Это состояние может быть более здоровым или
болезненным, но это все равно утешительный приз: хотя я нахожусь в
зависимости от тебя, раз ты тоже зависишь от меня, мы можем быть вместе.
 Я всегда говорю, что все браки в мире разделяются на две большие
группы: в одних оба участника хотят быть избранными раз и навсегда, другим
нравится быть избираемыми каждый день, состоять в паре, где каждый
продолжает чувствовать, что на нем останавливают выбор. Уже по другим
причинам, но партнер снова выбирает тебя.

Взаимозависимость создает нерасторжимые узы, которые сохраняются

потому, что я зависим и ты зависим, но не по причине обновляющегося выбора
каждого. Таким образом, взаимозависимые - тоже зависимые, а когда человек
зависит, он уже не выбирает...

По всей видимости, остается единственная альтернатива: НЕзависимость.

Независимость означает, что нельзя позволять себе зависеть ни от кого. И

это было бы замечательно, если бы в сущности не было ложью: независимых
людей нет. Независимость - это недостижимая цель, утопическое и виртуальное
место, которое мне кажется неплохим в качестве места назначения, но о
нереальности которого необходимо говорить, чтобы вечно не пребывать в
разочаровании.

Почему невозможна независимость?

Чтобы быть независимым, надо для начала стать самодостаточным, а таких

людей нет. Никто не может полностью и навсегда отказаться от окружающих.

Мы неизбежно нуждаемся в других людях, так или иначе.

Ну хорошо, если независимость невозможна... Созависимость болезненна...

Взаимозависимость - не решение... А зависимость нежелательна... Тогда что?
Тогда я придумал слово:

самозависимость.
 ГЛАВА 2

ИСТОКИ

Сразу после своего появления на свет человеческое дитя - самое хрупкое,

уязвимое и зависимое создание, которое только встречается в природе. Любое
другое живое существо, будь то одноклеточный организм или наиболее
высокоорганизованное животное, имеет хотя бы маленький шанс выжить, если
лишено родителей, способных позаботиться о нем.

И у насекомых, абсолютно самозависимых после рождения, и у самых

развитых млекопитающих, способных через несколько часов после рождения
встать на ноги и отыскать грудь своей матери или, в крайнем случае,
отправиться на поиски другой - у всех есть шанс, хотя бы один на тысячу.

Морские черепахи откладывают яйца на суше. Самки, прилагая

невероятные усилия, неуклюже проползают двести метров по пляжу, оставляют
сотни яиц в песке и покидают их навсегда. Когда малыши появляются на свет,
многие из них не находят дороги к воде, становятся добычей птиц и рептилий
или высыхают на солнце... Только один или два из тысячи выживают.

Человеческий младенец не имеет даже одного шанса на миллион, он

абсолютно зависим.

Чтобы компенсировать эту абсолютную зависимость, природа создала

такую связь между родителями и их потомством, при которой последнему
почти не грозит участь быть брошенным на произвол судьбу. Инстинкт или
любовь (я выбираю второе) заставляет ощущать наших «детенышей» частью
нас самих; бросить их - все равно, что остаться калекой, отказавшись от какой-
либо части собственного тела.

Это защищает новорожденного от возможного вероломства родителей и

дает гарантии, что о нем позаботятся.

Но этот механизм добавляет не только уверенности, но и проблем.

Если мужчина и женщина решают стать семьей и завести ребенка, они

берут на себя ответственность за его будущее, но также порождают
неизбежный конфликт, который им придется разрешать.

Они приносят в мир живое существо, которое будут осознавать

собственным продолжением в буквальном смысле, понимая в то же время что
этот малыш - полноценное существо, отдельное от их пары и с рождения
готовящееся их покинуть.
 Родителям тяжело это принять. Непросто быть одновременно
надзирателем и освободителем. Одного ребенка любишь не так, как другого. С
моей дочерью Клаудией меня связывают отношения, невозможные с другими
детьми. Я не только люблю ее больше всего на свете, но люблю ее особенным
образом, так, словно она часть меня.

Наше отношение к детям во многом исключение из правил.

Мое ощущение, что ребенок - это продолжение меня самого, на первых

порах может быть чрезвычайно полезным для младенца, побуждая меня
заботиться о нем и защищать его; в действительности ребенок был зачат в
результате желаний своих родителей, а потому это решение есть результат их
сугубо личного переживания.

Однажды в возрасте тринадцати лет другая любовь всей моей жизни, сын
Демиан, обнаружил дома книгу по психологии и принялся за чтение. Потом он
пришел ко мне и поинтересовался:

«Папа, это правда, что мы, дети, - плод неудовлетворенности родителей?»

Когда Демиан задал мне этот вопрос, я осознал, что автор книги прав.
Потому что, если индивидуум полностью удовлетворен своей жизнью, если ему
достаточно того, чем он обладает, если он не стремится выйти за рамки своей
личности через ребенка или не испытывает желания реализоваться в качестве
отца или супруга, не имеет этого индивидуального порыва... тогда он не будет
заводить детей.

В этом неудовлетворенном желании, обусловленном воспитанием,

культурой или личностными особенностями, заложена наша мотивация завести
ребенка. Дети рождаются по нашему желанию и решению, а не по
собственному. Поэтому, когда подростки иногда раздраженно заявляют нам: «А
я не просил тебя меня рожать», - это обвинение кажется нам странным, но это
сущая правда.

Переживание, заключающееся в единении со своими детьми, как я уже

говорил, может оказывать на них положительный эффект в первые годы жизни,
но может сыграть злополучную роль в их будущем. Потому что ребенок
получает эту мысль в готовом виде, улавливает, что родители обращаются с
ним как с частью себя, но сам не чувствует этого.

А нам, родителям, тяжело.

Мы хотим удержать их, сделать вечной ту «пуповину», которая нас

связывала.
 Для этого мы располагаем жизненным опытом, властью, силой, деньгами
и, прежде всего, знаниями.

Ведь мы всегда верим, что знаем больше их.

«Папочка... папочка... я был в гостях у Угито, который только что

поругался со своим папой...»

«Почему же он поругался с папой?»

«Потому что папа Угито говорит, что знает больше, чем Угито...»

«Это так, сынок... Папа Угито действительно знает больше, чем

Угито».

«Ты что, знаком с папой Угито?»

«Ну, сынок, он же отец, а отец знает больше своего ребенка».

«А почему он знает больше ребенка?»

«А... потому что он отец!»

«И что такого?»

«Понимаешь, сын, папа прожил больше лет... читал больше... учился

больше... Поэтому и знает больше ребенка».

«Ага... и ты знаешь больше меня?»

«Да».

«И все родители знают больше своих детей?»

«Да».

«И это всегда так?»

«Да».

«И всегда будет так?»

«Да, сын, всегда будет так!»

«Значит, мама Мартиты знает больше Мартиты?»

«Да, сын, мама Мартиты знает больше Мартиты...»

«Скажи папа, а кто изобрел телефон?»

 Отец с победным видом смотрит на сына и провозглашает: «Телефон,
сынок, изобрел Александр Грехем Белл».

«А почему не его отец, который знал больше его?»

Верно ли, что мы знаем больше наших детей?

Порой да, а бывает, что и нет.

В лучшем случае мы готовим их к разрешению тех проблем, которые у них

возникнут. Ведь у них будут другие проблемы... о которых мы с вами даже не
подозреваем!

Нам, родителям, не суждено жить в мире наших детей. Мы живем в своем.

Тот багаж знаний, который нам достался от наших родителей, в свою

очередь, унаследовавших его от наших бабушек и дедушек, сослужил им
добрую службу, так как время текло медленнее. Мир, в котором жил мой
прапрадед, не сильно отличался от мира моего прадеда.

Знания моего прапрадеда пригодились моему прадеду. Знания моего деда

более или менее пригодились моему отцу. Знания моего отца были достаточно
полезными. Но мои знания не будут слишком ценными для моего сына.

И вероятно, знания моего сына вовсе не пригодятся моему внуку...

Мы живем в мире, в котором происходят чрезвычайно увлекательные

вещи. Как отмечает моя мама, «детки появляются на свет все более умными». И
это так.

Тридцать лет назад у врачей принято было считать, что ребенок правильно
развивается, если может держать головку на восьмой или десятый день после
рождения. В наше время большинство младенцев способны на это с момента
появления на свет. Малыши рождаются более развитыми и уже через три
недели делают то, что мы могли выполнять только в три или четыре месяца. У
них такая способность к обучению, которой не было у нас, рожденных
пятьдесят лет тому назад, потому что тогда это было нормой.

Когда мы с пятилетним племянником ездим в развлекательный комплекс,

он, едва войдя в игровой зал, восклицает: «Ух, новый автомат!»

Тогда он покупает три фишки, опускает одну, играет немножко и тут

же проигрывает.
 Я спрашиваю: «Ну что, проиграл?»

«Да, да, подожди немного».

Опускает вторую, а начиная с третьей уже вовсю управляется с

автоматом. И играет просто мастерски.

Где он научился?

Неизвестно.

«Ну, объясни мне правила»,- прошу я.

«Я вон тот бородатый с оружием в руке, когда я нажимаю эту кнопку, я

стреляю молнией, и мне надо спасти принцессу»...

А ведь я находился рядом с ним, наблюдая за тем, как он учился, и не понял

НИЧЕГО из того, что он делал!

Тогда я начинаю играть вместе с ним, и он протестует: «Ты же меня

бьешь, дурак!»

Бесполезно. Как бы я ни старался, я ничего не пойму.

Посадите своих детей за компьютер, и вы убедитесь, что за десять минут

они научатся тому, на что у нас ушло десять недель.

По наивности мы верим в то, что знаем, что подходит нашим чадам, что
для них лучше всего.

Порой это так, но далеко не всегда.

Дело не только в непосредственном воздействии на развитие ребенка:

генетический материал, передаваемый детям, также имеет познавательную
ценность. Часть знаний, накопленных за жизнь, мы передаем нашему
потомству. Этот материал включает дополнительные сведения, которыми не
может располагать ребенок. Сейчас он как карлик на плечах у гиганта. Он
карлик, но глядит далеко.

Нас учили, что мудрее всего научить дитя ловить рыбу, вместо того чтобы
приносить ему уху. Это больше не имеет смысла, это устарело. В наше время,
если я подарю своему отпрыску удочку и стану учить его ловить рыбу, скорее
всего, он умрет с голода. Потому что, когда он вырастет, не будет такой рыбы,
которая бы ловилась на подаренную мною удочку.

И все же я могу кое-что для него сделать.

 Я могу научить его мастерить свои собственные удочки, плести свои
собственные сети. Я могу посоветовать сыну, чтобы он придумал свой
собственный способ рыбалки. Но должен смириться с тем, что мой опыт
рыбной ловли не поможет ему в его деле.

Наши дети столкнуться с проблемами, о которых мы понятия не

имеем.

Это неумение родителей подготовить ребенка к проблемам, с которыми

ему придется столкнуться уходит корнями вглубь веков и является причиной
большинства конфликтов между поколениями.

До конца прошлого века практически не существовало психологии,

доступной для всех, но зато была педагогика, наука о воспитании.

На конгрессе по вопросам педагогики и брачных отношений,

состоявшемся во Франции в 1894 году, один из выступающих заявил, что в
конце девятнадцатого века пары, имеющие детей, настолько неуверенны в себе
и испытывают такой страх перед будущим, что склонны защищать детей от
всех проблем, с которыми они могут столкнуться. Но это очень опасная
тенденция, поскольку, поступая подобным образом, защищая детей от всех
возможных угроз, они не позволяют детям научиться самим решать проблемы.
Как результат, если продолжать в том же духе, - заключает педагог - к концу
двадцатого века мы будем иметь миллионы взрослых со сказочным детством и
юностью и кошмарной, мучительной взрослой жизнью.

Этот прогноз, высказанный более ста лет назад, сбылся. Мы, родители
конца двадцатого века, выработали слишком бережливое и протекционистское
отношение к своим детям. Это не готовит их к разрешению конфликтов и
преодолению трудностей, но предоставляет им всевозможные удобства во
время детства и юности, что совсем не обязательно сослужит им добрую
службу в будущем.

Несмотря на все наши ошибки, мы, те, кому за сорок, имеем одну заслугу -
мы дали нашим детям нечто новое мы позволили им бунтовать. Сами мы
происходим из семей, в которых существовала иерархия, исключающая мятеж.

Мои старики: он - нежно любящий отец, она - божественная мать -

говорили мне: «Помолчи, сопляк». А заученная фраза, которая объясняла
подобную позицию, звучала так: «Вот когда будешь жить один, будешь делать,
что захочешь, а в этом доме я хозяин». В противоположность мне, еще не
научившись говорить слово «папа», мои дети уже вопрошали: «А почему?»

Они подвергали сомнению буквально всё. И продолжают это делать.

 Это мы научили их непокорности.

Их бунт ведет к риску и неуверенности, но также помогает им защититься

от нас. Защититься от нашей мании навязывать им свой взгляд на вещи.

Они спасутся от этого благодаря мятежу, который им не пришлось

готовить самим. Это мы их научили оказывать сопротивление.

Это наша огромная заслуга. И это изменит мир.

Во время взросления мы все мятежны в большей или меньшей степени.

Однако в возрасте от двадцати до двадцати семи лет наступает момент, когда
молодой человек осознаёт: у него не всегда будет мама, которая будет его
кормить; папа, который будет о нем беспокоиться; человек, который все за него
решит...

Я неожиданно понимаю, что у меня не остается другого выхода, кроме как

позаботиться о себе самому.

И прихожу к мысли, что должен оставить истоки всего…

Покинуть гнездо, когда-то свитое двумя любящими людьми, это столь

уютное и безопасное место.

В наше время подростковый возраст начинался в тринадцать и

заканчивался в двадцать два года. Теперь этот период начинается между
десятью и двенадцатью годами и заканчивается в возрасте от... двадцати пяти
до двадцати семи (бедненькие... пятнадцать лег в качестве подростков).

Подростковый период прекрасен во многих аспектах, но это также время

страданий. По поводу тайны продления этого периода у каждого дурака есть
своя теория. У меня тоже. Поэтому я расскажу свою.

ТЕОРИЯ ТРЕХ ТРЕТЕЙ

Представим себе, что каждый из нас получил заброшенный участок земли,

поросший сорняками. В нашем распоряжении вода, еда, инструменты, но нет
ни одной книги, ни одного старика, который бы поделился своими знаниями.
Нам дают семена, орудия труда и напутствуют. «Вам придется питаться тем,
что вы вырастите на этой земле».

Как бы мы поступили, чтобы прокормиться самим и накормить наших

близких?
 Первым делом мы, наверное, прополем, подготовим почву, разрыхлим ее...
и подготовим борозды для семян. Затем мы посеем и будем ждать... Ставить
опоры, заботиться о том, чтобы побеги росли, укрывать их — другими словами,
делать все для того, чтобы в один прекрасный день собрать урожай.

Человеческая жизнь ничем не отличается от этого.

Она состоит из следующих третей:

1. Подготовка почвы.
2. Рост.
3. Сбор урожая.

В чем заключается первая треть?

Подготовка почвы соотносится с детством и под ростковым периодом.

На данном этапе человек должен готовить почву полоть, удобрять,

рыхлить, готовить все для посева.

Какое глубокое заблуждение: желать вкусить плоды, до этого не прополов

посевы как следует!

Мы собрали бы лишь сорняки, это никуда не годится.

В чем заключается вторая треть?

Рост соответствует молодости и взрослому этапу.

Это время поместить семена в землю, а затем регулярно поливать нежный

росток, холить и его и лелеять, помогать ему расти. Это время сева и развития.

Какой ошибкой было бы продолжать полоть и рыхлить почву во время

посева!

Какой ошибкой было бы пытаться собрать урожай!

Так мы ничего не пожнем. Всему свое время.

В чем заключается последняя треть?

Урожай воплощает зрелость.

Какой ошибкой было бы продолжать сеять, когда надо пожинать! Какой

бы ошибкой было беспокоиться о том, чтобы побеги росли и увеличивались!
Потому что наступает уборочная плоды нашей деятельности. Если не собрать
урожай сейчас, то мы не соберем его никогда.

Сколько длится эта треть?

 Само собой, это зависит от продолжительности нашей жизни.

Когда-то средний возраст наших предков при большом везении составлял

от тридцати пяти до сорока лет, и одна треть составляла около тринадцати лет.
Поэтому иудейская бармицва, католическая конфирмация и исламское
обрезание совершаются в возрасте двенадцати или тринадцати лет. Именно
тогда завершалась первая треть жизни: подросток заканчивал возделывание
почвы и становился взрослым. Молодость и взросление продолжались от
двенадцати до восемнадцати лет, а зрелость наступала в двадцать пять лет. В
начале века, когда родились наши родители, ожидаемый максимальный возраст
жизни равнялся шестидесяти годам. Таким образом, продолжительность
каждой из третей претерпела существенные изменения.

Когда индивидуум перестает быть подростком, он сообщает (или

желательно, чтобы сообщил) своим родителям: «С этого момента занимайтесь
собой, а я сам о себе позабочусь».

Молодые люди должны учиться заботе о самих себе, нести за себя

ответственность, постигать самозависимость. Те дети, которым не удается
оторваться, которые держатся за родителей, так и не решаясь подняться на
трамплин и прыгнуть, отчасти ведут себя так по вине последних, не научивших
их самостоятельности, а отчасти по своей вине.

Родители должны показать такому чаду, хоть и с запозданием, что он

должен отделиться от них, что они не вечны.

С безграничной любовью и нежностью, эти родители должны открыть

дверь и... дать своему отпрыску пинка под зад. Потому что в определенный
момент родители должны собраться с духом и сделать это, если сами дети этого
не делают. Обычно дети сами приходят к этой мысли и уходят... Но если этого,
к большому прискорбию, не происходит, следует подтолкнуть их, чтобы они
расстались со своей зависимостью.

Мне надоело видеть пожилых людей, имеющих небольшие средства или

сбережения, которые они копили в течение всей жизни на старость, а теперь
вынуждены пускать их на ветер с подачи своих детей — ни на что не годных
неудачников и сумасбродов, ко всему прочему, предъявляющих родителям
претензии:

«Ты должен мне помочь потому, что ты мой отец...»

«Ты должен продать имущество, потому что все твое - также и мое...»

Родителям пора узнать о границах, которые имеют желания.

 Иногда мы можем помочь нашим детям потому, что мы этого захотели, и в
этом нет ничего предосудительного. Но мы должны понять, что наши
обязательства закончились.

Насколько важно помочь нашим детям перейти на эту территорию

свободы! Насколько важно помочь им, пока они не станут взрослыми! А
потом... Н.В.Ч.Т.

Что такое Н.В Ч Т.?

На все четыре стороны.

И если они не смогли правильно распорядиться тем, что им дали, если не

смогли жить с тем, что получили, если не знают, как заработать себе на хлеб, то
скажите им: пусть заходят к вам каждое утро за бутербродом...

Порождение бесконечной зависимости порочно. Мне кажется, что

однажды наступает день, когда мы обязаны вернуть детям ответственность за
их собственную жизнь и самим остаться в стороне, помогая им, в чем мы
хотим, насколько хотим и насколько это уместно.

Иногда максимальная самоотдача неуместна, не стоит разрушать свою

собственную жизнь, чтобы помочь детям.

Мне так кажется.

Меня сделало бы счастливым знание, что мои дети справятся сами, когда
меня не будет. Просто счастливым. Именно поэтому желательно, чтобы они
начали справляться со всем до моей смерти, чтобы я мог это увидеть. И умереть
спокойно, с осознанием выполненной задачи.

Как-то раз, прогуливаясь по Рамбле, я разыскал на книжной барахолке

(одной из тех лавочек, которые продают старые, зачитанные и зачастую
разорванные на части книги) произведение под названием «Расти, играя»
писательницы родом из Мар-де-Плата, которую, как я припоминаю, звали
Инесс Барредо. Я купил книгу, прочитав две первые страницы, и они произвели
на меня ошеломляющее впечатление (признаюсь, впоследствии сама книга не
показалась мне столь впечатляющей, зато начало просто потрясло). Это был
один из тех случаев, когда ты готов к некоему озарению и оно происходит. В
книге говорилось примерно следующее.

Когда мне исполнилось девять лет, все мои мысли поглощало то

изменение, которое должно произойти с моим телом в момент перехода от
восьми к девяти годам. Поэтому в день своего рождения я проснулась раньше
всех и побежала к зеркалу, чтобы увидеть, как я изменилась.
 Меня удивило, что все оставалось по-прежнему, это было настоящим
разочарованием. Я даже обратилась к маме с вопросом о часе своего
рождения, и она сообщила, что я появилась на свет в четыре часа двадцать
минут.

С четырех до пяти часов я не отходила от зеркала, пытаясь

пронаблюдать, как я меняюсь, и мне исполняется девять лет, но ничего не
произошло. Тогда я пришла к выводу, что, скорее всего, рубеж между восемью
и девятью годами не предполагал видимых изменений, что, судя по всему, они
произойдут между девятью и десятью годами. Целый год я провела в
нетерпении.

В ночь перед своим днем рождения я не спала: не смыкая век, я

смотрелась в зеркало, пока не наступил рассвет. Но ничего не случилось.

Я начала думать, что дети не растут, что все это обман, но... ведь я
когда-то видела фотографии мамы, когда она была девочкой, а это означает,
что когда-то она была такой, как я, а потом выросла. Но тогда я не могла
объяснить себе, когда же произойдет долгожданное изменение. Пока в один
прекрасный день я не осознала, в чем секрет.

Когда мне исполнилось девять лет, мне не перестало быть восемь; когда
мне исполнилось десять лет, мне не перестало быть девять; когда нам
исполняется пятнадцать, нам все еще четырнадцать, и двенадцать, и один-
надцать, и десять, и девять, и восемь, и пять... Когда нам исполняется
семьдесят, нам шестьдесят, а также пятьдесят, сорок, двенадцать, пять,
три и один.

Как же нам не сохранять черты тех людей, которыми мы были? Если и

действительности они продолжают жить внутри нас.

Мы продолжаем являться теми подростками, которыми когда-то были,

теми детьми, теми малышами.

В нас обитают те дети, которыми мы когда-то являлись.

Но...

Эти дети могут сделать нас зависимыми.

Этот ребенок появляется и подчиняет себе мою личность.

Потому что я напуган.

потому что со мной что-то не гак.

потому что я чем-то обеспокоен.

 потому что испытываю страх.

потому что я заблудился,

потому что я отбился от своей жизни...

Когда это происходит, единственный выход — чтобы кто-то другой,

взрослый, побеспокоился обо мне. Именно поэтому я не верю в независимость.

Потому что я не могу отрицать дремлющего во мне ребенка.

Потому что не верю, что этот ребенок на самом деле может позаботиться о
себе.

Но я верю, что, когда мы взрослые, в нас также присутствует взрослый

человек.

Он, а не другой взрослый возьмет на попечение того ребенка, который есть

во мне.

Это и называется самозависимостью.

 ГЛАВА 3

ЗНАЧЕНИЕ

Что означает самозависимость?

Предположим, я мечтаю, чтобы Фернандо меня выслушал, чтобы он меня

обнял, чтобы он был рядом, потому что сегодня мне недостаточно самого себя.

А Фернандо не хочет. Фернандо меня не любит.

Я, конечно, могу лить слезы, могу пойти на манипуляции и в результате

добиться своего, подменить одни эмоции другими (заставить Фернандо
нуждаться во мне, жалеть меня, ненавидеть или бояться), могу пройти весь этот
путь. Но вместо этого я, пожалуй, лучше предложу остаться со мной Марии
Инесс. Мне недостаточно самого себя, но я и не привязан к Фернандо. Я знаю,
что мне нужно. И если он не захочет, то я обращусь к Марии Инесс...

Это и есть самозависимость. Отдавать себе отчет в том, что мне нужно от
других, понимать, что я не самодостаточен, но могу нести эту потребность в
себе до тех пор, пока не найду желаемое: те самые отношения, ту взаимосвязь,
ту любовь.

А если Фернандо не может мне дать того, что мне нужно, и Мария Инесс
тоже не может, то мне, наверное, следует продолжать поиски, пока они не при-
несут результат.

«И что же, - спросите вы, - мне быть с кем угодно?»

Да, с кем угодно.

Быть самозависимым - значит провозгласить, что я не всемогущ, я

признаю свою уязвимость, но забочусь о себе.

Я дирижер этого оркестра, хотя и не умею играть на всех инструментах.

Последний факт не означает того, что я передам кому-либо дирижерскую
палочку.

Я главный герой своей жизни. Но, внимание я не единственный актер,

потому что иначе мой фильм будет чрезвычайно скучным.

Итак, я главный герой, я режиссер, я тот, от которого в итоге зависят все

повороты сюжета, но я не самодостаточен.

Я не могу обеспечить себе независимое существование, потому что я не

самодостаточен.
 Мое предложение заключается в том, чтобы принять ответственность
на себя, позаботиться о себе, навсегда стать хозяином собственной жизни.

Самозависимость предполагает, что я перестал висеть на шее у кого бы то

ни было. В какой-то момент мне может понадобиться помощь извне, так что
ключи хранятся у меня, и дверь в мою жизнь может быть закрыта или открыта,
но никогда не заперта снаружи.

Тогда я забываю о тех вещах, которые больше не приносят мне никакой

пользы (есть ли ключ в замке, находится ли Фернандо сейчас в Буэнос-Айресе,
захочет ли актер второго плана сниматься в этой сцене или нет), и вступаю на
территорию самозависимости. другими словами:

я знаю, что я зависим, но я сам забочусь о своей зависимости.

Самозависимость для меня - синоним душевного здоровья. Извне мне

требуется, прежде всего, одобрение Мы все нуждаемся в одобрении.

Когда мне было пять лет, единственным человеком, который мог его дать,
была моя мама. Не было на земле никого, кто мог бы ее заменить.

Повзрослев, я осознал, что если мама не может меня в чем-либо поощрить,

то это может сделать кто-либо другой.

Может так случиться, что некоторые вещи, которые я отстаиваю или

которые приносят мне истинное наслаждение, не нравятся моей супруге, с
которой мы вместе уже двадцать семь лет...

Но неправильно было бы отказываться от них лишь по этой причине.

Вполне вероятно, что они нравятся другим.

Скорее всего, я могу разделить свои увлечения с кем-нибудь еще.

А может быть, я смогу принять следующий факт: достаточно того, что они
нравятся мне.

Конкретный факт моего равнодушия к магическому реализму не означает

того, что моя супруга должна отречься от своего любимого автора.

В худшем случае, если она заводит разговор о своих литературных

пристрастиях, а я просто не выношу этой темы, ей придется подыскать другого
собеседника, с которым она сможет разделить свои интересы. Она может пойти
на фильм с Ричардом Гиром в другой компании, потому что мне не интересен
Рнчард Гир. И ей совсем не обязательно, превозмогая себя, сопровождать меня
на оперу, если ее она не вдохновляет, потому что я всегда могу пригласить
Мигеля или Литу, зная, что им это нравится.
 Вот что я вкладываю в понятие самозависимость.

Самозависимый должен ответить самому себе на три основных

экзистенциальных вопроса: кто я, куда я иду и с кем?

Но ответить следующим образом.

Будем осторожны, чтобы не заблудиться, связав направление движения со

своими спутниками. Будем бдительны, чтобы не ответить на вопрос «с кем
мы?» вместо вопроса «кто мы?».

Потому что таким образом мы повторим историю семейной пары, которая

отправилась в путешествие по Европе, купив один из популярных туров вроде
«Восьми стран за десять дней».

На мосту над рекой в центре одного прекрасного города жена спрашивает:

Что это за город, милый?

А какой сегодня день?

Вторник.

Он загибает пальцы и в конце концов выдает:

Тогда это Брюссель.

Нам не подходит эта схема.

Я не могу выбирать свой маршрут, исходя из твоего, и не должен ограни-

чивать себя дорогой, по которой иду. Я должен понять; прежде всего, мне
нужно решить, кто я.

Кстати, я часто повторяю, что ответы на эти вопросы определяют, являюсь

ли я человеческим существом, индивидуумом или личностью.

Потому что это три разных понятия.

С рождения мы все человеческие существа, так как принадлежим к

человеческому роду. Как его представители, мы все одинаковы. По мере того
как мы растем, мы развиваем в себе составляющую, заложенную в нас на
генетическом уровне, а именно: нашу внешность, наши сильные и слабые
стороны, — и это часть нашего отношения к жизни другими словами,
характера.

На современном этапе развития науки, с учетом последних достижений в

изучении человеческого генотипа и с появлением новой науки
невробиоиммуноэндокринологии, практически неоспорим тот факт, что каждая
личность от рождения обладает характером, связанным с другой генетической
информацией цветом волос, цветом кожи, полом и т. д. А потому характер мы
не выбираем, он врожденный.

Родившись, мы являемся всего лишь человеческими существами. Именно

характер, который поначалу схож с миллионами других или попросту
идентичен им, благодаря опыту и личной истории превращает каждого из нас в
личность.

«Индивидуум» в переводе с латыни означает «неделимое», ибо каждый из

нас представляет собой цельную систему, но также имеет коннотацию
«единственный», в смысле особенный.

Все мы человеческие существа с момента появления на свет, и как таковые

имеем некоторые общие черты: сердце с двумя желудочками и двумя аортами,
мозг и т. п. Но как индивидуумы мы располагаем особенностями, присущими
только нам.

Процесс взросления предполагает, что индивидуум осознаёт взаимосвязь

между своим характером и действительностью и может превратить образ
жизни, который ведет, в свой личный, индивидуальный образ жизни.

Мы познаём свои отличия от других, перестаем походить на остальных

Те из нас, у кого несколько детей, знают, что у каждого из них свой подход
к жизни и наступает момент, когда маленький человечек принимает свою
собственную индивидуальность. Усваивает, что такое «я» и что оно отлично от
других; понимает, что его брату нравится лошадка с повозкой, а ему вертолет,
что ему нравится занимать в машине место у окошка, а его брат всегда садится
посередине. Он начинает себя дифференцировать, отделяя от всех остальных, и
позиционирует себя как нечто особенное.

Это обособленное и непохожее на остальных человеческое существо

называется индивидуумом, но недостаточно быть индивидуумом для того,
чтобы считаться личностью.

Личность - более высокий статус. Почти все человеческие существа,

которых я знаю, смогли стать индивидуумами, но очень немногие —
личностями. Чтобы называться личностью, необходимо быть вовлеченным в
некоторый процесс и управлять им. «Процесс превращения в личность», как
называл его Карл Роджерс в одноименной книге, болезненный; он влечет за
собой отказ от некоторых вещей, приобретение других и тяжелую внутреннюю
работу.
 Мое предложение заключается в том, чтобы принять ответственность
за себя, позаботится о себе, навсегда стать хозяином собственной жизни.

Самозависимость — выбор, который порой встречает самые

неблагодарные реакции.

Потому что самозависимые люди не поддаются манипуляциям. А мир

ненавидит тех, кем невозможно манипулировать.

Нам нравится думать, что...

«Есть поступки, которые ты не можешь совершать!»

«Есть вещи, которые ты не можешь говорить!»

«Ты не имеешь права мне это говорить!»

И у меня возникает закономерный вопрос

«А почему нет?»

Я день за днем работаю в консультационном центре с пациентами. Говоря

о других, некоторые заявляют:

«Не может же он быть таким подонком!»

Я возражаю.

Почему не может? Он очень даже может быть таким подонком, и еще

большим подонком, хоть тысячу раз подонком... Почему бы нет? Он может
быть подонком настолько, насколько захочет. Это его решение.

Ваша обязанность и ваша ответственность — оберегать себя от

представителей группы людей, называемых дурными. Это ваше дело, а не их.

«Нет, потому что он не может!»

Да, может.

«Он не должен...»

Почему не должен? Кому не должен? Он ничего никому не должен.

Это ваша ответственность. Нельзя продолжать обвинять других. Мы не

можем продолжать верить в эти сказки, прежние стандарты не годятся нам в
качестве ориентира.

Таким образом, под словом «самозависимость» я подразумеваю

следующее:
 Я могу попросить помощи у ближнего, но я нахожусь в зависимости
только от себя.

В зависимости от своей более взрослой сущности, которая заботится о том

ребенке, которым я продолжаю оставаться. В зависимости от моей более раз-
витой части, которая заботится о моих менее зрелых сторонах.

В зависимости от заботы о себе.

В зависимости от культивирования прочной связи с тем взрослым

человеком, которым я являюсь, без страха, что он меня покинет.

Дело в том, что люди, которые сейчас страдают по той или иной причине,
покинули самих себя. Они были оставлены своей взрослой составляющей, их
внутренние дети оказались брошенными на произвол судьбы, за ними больше
никто не приглядывает. Так что им пришлось отправиться куда глаза глядят на
поиски помощи, а скорее, не помощи, а зависимости.

Это полностью обратимый процесс. В любом возрасте. Я должен

постараться осознать, что во мне есть взрослый человек, который может взять
опекунство над ребенком, скрытым во мне. Лишь когда мне удастся попасть в
зависимость от самого себя, понять, что мне нужно присматривать за своими
зависимыми чертами, только тогда я могу встретить другого человека

Чтобы иметь возможность ему помочь, попросить его, предложить ему,

дать ему все, что я захочу, и получить от него все, что он пожелает отдать мне,
в первую очередь я должен завоевать эту территорию самозависимости.

Раз я хочу стать личностью, зависимость от самого себя позволяет мне

наделить себя некоторыми полномочиями. И я наделяю себя полномочиями, и
призываю к этому вас, и приглашаю всех и каждого поступать по своему
усмотрению. Потому что мы сейчас говорим не о мужчине, совершившем
ошибку и севшем в тюрьму, не о той неосторожной женщине, попавшей на
больничную койку, не о несчастном мужчине, страдающем неизлечимой
болезнью и находящемся в предсмертной агонии... Мы говорим исключительно
о нас. О тех полномочиях, которые Вирджиния Сэтир назвала «неотъемлемыми
от звания личности».

Тот, кто не может похвастаться, что пользуется следующими пятью

привилегиями, личностью не является.

Кто-то может поинтересоваться: «А кто же он, если не личность?» Можно

с полной уверенностью сказать, что это человеческое существо, возможно,
также индивидуум... но НЕ личность.
 Потому что, как я уже упомянул, статус личности подразумевает гораздо
большее.

1. Я позволяю себе быть сейчас и всегда тем, кем я являюсь, вместо

того чтобы ждать от другого указаний, где или каким я должен
быть.
2. Я наделяю себя правом чувствовать то, что чувствую я, а не то, что
другие почувствовали бы на моем месте.
3. Я даю себе привилегию думать то, что я думаю, а также право это
высказывать, если я того захочу, или умолчать, если мне так
выгоднее.
4. Я разрешаю себе подвергаться тем рискам, которым мне хочется
подвергаться, с единственным условием, что я согласен платить
цену этих рисков.
5. Я предоставляю себе полномочия искать в этом мире то, что я
считаю нужным, вместо того чтобы ждать, что кто-то разрешит мне
это взять.

Из этих пяти основных полномочий складывается наш статус личности. А

быть личностью - это единственный путь к самозависимости.

Потому что эти полномочия позволяют мне, в конце концов, быть

поистине тем, кем я являюсь.

Первое из них говорит, что если я личность, я должен предоставить себе

самому свободу быть таким, какой я есть. Что я имею в виду? Перестать
требовать от себя быть таким, каким этого хотят окружающие: мой шеф или
моя супруга, мои друзья или мои дети. Быть личностью — значит подарить
себе свободу быть самим собой.

Очень вероятно, что многим не понравится, если я буду таким, какой я

есть; есть также шанс, что, когда другие заметят, что я аутентичен — и, ко
всему прочему, позволяю себе быть таковым, - это вызовет их раздражение.

Каждый из нас может стать личностью, но если не позволить себе быть

естественным и аутентичным, ничего не получится; мы останемся
индивидуумами, похожими на многих других индивидуумов, которые мнят
себя особенными, но входят в клуб тех, кто стремится походить на других, и
беспрекословно подчиняются его правилам.

Последствия нежелания становиться личностью непредсказуемы.

Допустим, я девочка-подросток и должна быть похожей на подруг. Чтобы
принять меня в свою компанию, они заставляют меня поверить в то, что я
должна быть худенькой, как модель, высокой и костлявой и должна носить
определенную одежду. В этом случае, если я вовремя не осознаю, что я
свободна быть такой, какая я есть, возможно, я прекращу есть и заработаю
анорексию. Потому что анорексия происходит из стремления быть похожей на
ту особу, которой я должна быть, а не такой, какая я есть. Это значит
чувствовать, что, если я вешу 45 килограммов и на мне не так сидит одежда, я
не личность. Это жестокий и устрашающий пример того, что происходит с
молодыми девушками, которых мы видим каждый день: по телевидению, в
газетах, а иногда в некрологах. Потому что девушки на самом деле умирают в
этих попытках соответствовать чужим образцам.

Менее шокирующие и менее ужасные вещи делаем мы, чтобы походить на

некоторые прототипы. В итоге мы принуждаем себя быть теми, кем не
являемся, находиться там, где мы не хотим быть. Мы не даем себе свободу
пребывать в том месте, где мы желаем быть, быть самими собой.

Слово личность, persona, родилось в древнем театре, где использовалось

для названия актера, скрывавшегося под маской, которая воплощала какой-то
персонаж. Оно происходит от выражения per sonare (чтобы придать звучание) и
относится к человеку, говорящему за маску, наделяющего голосом тех персона-
жей, которых мы изображаем. Это то истинное лицо, которое прячется за
сценическим амплуа.

Быть самозависимым означает быть по-настоящему самим собой,

действовать аутентично, испытывать подлинные чувства, подвергаться тем
рискам, которые я выбираю, брать на себя ответственность за все и, разумеется,
пребывать в поисках того, что я считаю истинно нужным, не ожидая, что кто-то
еще этим займется.

Я ни за что не позволю, чтобы кто-то брал на себя риск, делая что-то для
меня.

Я ни за что не соглашусь на риск, которому хотят подвергнуть меня

другие.

Я ни за что не переложу свою ответственность на кого бы то ни было.

Это определяет, могу я называться личностью или нет, существует ли

опасность того, что я заиграюсь в личность, другими словами, навсегда
останусь персонажем.

Но внимание ни один из перечисленных принципов не включает мое право

на то, чтобы ближний был таким, как я того хочу, чувствовал то же, что я, как
мне удобно, не подвергал себя рискам, потому что, я против этого, или просил
у меня разрешения добиваться того, что ему нужно.
 Эти полномочия не подразумевают моего нежелания, чтобы другой был
личностью, или стремления его поработить. Потому что моя самозависимосгь
неизбежно заставляет меня защищать вашу.

Почему, когда мы любим, то полагаем, что партнер должен быть таким,

каким мы его воображаем, должен испытывать ко мне то же, что и я к нему,
думать обо мне столько, сколько мне хочется, не идти на риски, ставящие под
угрозу наши отношения, или выпрашивать у меня то, что ему нужно?

Это наше вымышленное представление о любви, но это порабощающее,

мелочное и жестокое чувство не есть любовь между взрослыми людьми.
Любовь между взрослыми происходит на территории самозависимости и
воспевает ее.

Любовь уступает и подталкивает, приводя к тому что наши любимые

также все больше удаляются от зависимости.

Это настоящая любовь, любовь для другого человека; чувство не для меня,
а для тебя, любовь, связанная с радостью от того, что ты существуешь.

Почему некоторым нравится быть зависимыми?

Иногда они считают себя слабыми и ищут защиты под крылом кого-то
более авторитетного.

Порой - чтобы иметь возможность повесить вину на партнера. Бывает, что

люди всерьез полагают, что должны просить разрешения. Они не трусы, не
больные и не обманывают самих себя - просто они так и не стали личностями.
Это вопрос развития.

Подчас они не становятся личностями из страха, а иной раз потому, что их

этому не научили.

Случается, что их слишком подавляли, и, наконец, бывает, что они не

знают, просто не знают всего того, что я вам сейчас рассказываю.

Тот, кто не осмеливается быть самим собой из страха быть отвергнутым;

кто не решается чувствовать то, что чувствует, потому что ему это кажется не-
правильным; кому не хватает мужества думать то, что он думает, или высказать
это из опасения стать изгоем; кто не рискует, чтобы не нести ответственность, и
не отправляется на поиски того, что ему нужно, а посылает за этим ближнего, -
этот некто не дотягивает до личности, а посему мы остановимся на том, что это
индивидуум.
 Эго совсем не обвинение, быть личностью необязательно. Я просто
называю личностью того, кого вы могли бы назвать взрослым и зрелым
человеком.

Зрелой, на мой взгляд, можно назвать настоящую личность.

Личность всегда зрелая; если она незрелая, то еще не закончила свой

процесс превращения в личность.

Это не обвинение, потому что процесс превращения в личность

заканчивается только смертью. До этого момента мы можем продолжать расти
и познавать себя все глубже.

Я живу и учусь, живу и становлюсь все более зрелым, живу и расту.

Человек в процессе превращения в личность быть потрясающе успешным

и целеустремленным, его могут высоко ценить, превозносить, любить – все это
на самом деле возможно, и тем не менее он не будет личностью.

В Индии зародилось свое представление о человеке, подхваченное

многими мыслителями: Раджниш - это одна ступень, а Кришнамурти - другая.
Индусы говорят, что человеческое существо - это бог, проходящий через
эволюцию; пока что незрелый плод, который, созрев, станет богом. Эту столь
поэтичную метафору я истолковываю следующим образом: когда человек
созреет, он станет личностью.

Разумеется, жребий, выпавший нам при «раздаче» родителей, играет

немаловажную роль, и преимущество за теми, кто с малых лет получал
небольшие конструктивные послания.

«Ты можешь быть тем, кем захочешь».

«Ты можешь думать то, что думаешь».

«Ты можешь чувствовать то, что чувствуешь».

«Ты можешь подвергаться риску из-за своих действий».

«Ты должен взять на себя поиски того, в чем ты нуждаешься, ибо только
так ты сможешь расти, стать взрослым и самозависимым».

Эти везунчики самостоятельно прыгают с трамплина и ныряют в жизнь с

удачного положения.

Естественно, не всем выпала такая удача.

Тем, кто оказался ею обделен, потребуется, чтобы кто-то еще им разъяснил

эти вещи, хотя бы посредством такой книги.
 Я не раз наблюдал, как люди просыпались от чудовищного осознания,
порожденного какой-то необычной ситуацией. Да, мы просыпаемся, но не
разбуженные словами ближнего, а в результате процесса идентификации: что-
то из увиденного или пережитого подталкивает нас к пониманию ранее
скрытых от нас сторон действительности.

Допустим, когда нам исполняется сорок пять лет, мы узнаем, что наш друг
и ровесник умер. Тогда мы бросаем на себя взгляд со стороны и спрашиваем:
«Что здесь происходит?» И начинаем переосмысливать некоторые вещи: то, как
мы живем, как мы используем свое время, наслаждаемся ли жизнью, ощущаем
ли себя подавленными кем-либо или чем-либо, имеет ли, в конце концов, наша
жизнь смысл?

Или смотрим фильм и внезапно наталкиваемся на вымысел, который

отражает нашу реальность, и тогда осознаём происходящее и встречаемся с
собственными внутренними конфликтами.

И мы узнаём, что нет ситуаций, в которых не оставалось бы выбора. Мы

признаём, что в повседневной жизни постоянно выбираем, день за днем, даже
когда верим, что этого не делаем.

И когда мы заявляем:

«У меня не было другого выхода…»

«Я не несу ответственность за это…»

«Я не мог поступить иначе…»

Мы лжем. Вероломно джем. Потому что мы всегда выбираем.

В нашей повседневной жизни мы выбираем все то, что делаем и что

прекращаем делать.

Наше участие в нашей собственной жизни не только возможно, но и не

неизбежно.

Мы вынужденные соучастники всего происходящего с нами, потому что

так или иначе мы сами это выбрали.

«И несмотря на это... я должен ходить на работу каждый день... и у меня

нет другого выхода... и пусть я не хочу и не выбираю это, мне все равно нужно
работать, таким образом, я не могу предоставить себе право не выйти завтра на
работу».

Если вы готовы к такой цене выбора, то можете выбирать.

 Человек в изнеможении бредет по пустыне. Он уже опустошил свою
флягу до последней капли. Солнце над его головой и кружащие неподалеку
грифы предвещают неминуемый конец.

- Воды! - кричит он.- Воды! Немного воды.

Вдруг справа на горизонте появляется бедуин на верблюде,

приближающийся к нему.

- Слава богу! Воды, пожалуйста... воды!

- Я не могу дать тебе воды, - отвечает бедуин. -Я торговец, и вода мне

нужна, чтобы пересечь пустыню.

- Так продай мне воду! - умоляет человек. - Я тебе заплачу...

- Не могу, эфенди. Я продаю не воду, а галстуки...

- Галстуки???

- Да, взгляни, какие замечательные галстуки... На эти, итальянские,

действует специальное предложение, три штуки за десять долларов... Вот
эти, из индийского шелка, будут служить всю жизнь... А эти...

- Нет... Нет... Мне не нужны галстуки, мне нужна вода. Убирайся! Во-о-
о-он!

Торговец продолжает свой путь, а жаждущий странник без какого-то

определенного маршрута плетется по пустыне. Взобравшись на песчаный
бархан, он видит по левую сторону от себя фигуру другого торговца.

Тогда он подбегает к нему и просит:

- Продай мне немного воды, пожалуйста...

- Воды нет, - поясняет торговец, - но я могу предложить тебе лучшие

аравийские галстуки...

- Галстуки!!! Я не хочу галстуков! Я хочу воды! - в отчаянии вопит

мужчина.

- У нас акция,- настаивает бедуин. - Если ты покупаешь десять

галстуков, один забираешь бесплатно...

- Мне не нужны галстуки!!!

 - Можно оплатить в три взноса без каких-либо процентных ставок и при
помощи кредитной карты. У тебя есть кредитная карта?

Яростно рыча, страждущий продолжает свой бесценный путь.

Через несколько часов, уже едва передвигая ноги, путник взбирается на

очень высокий бархан и оттуда осматривает горизонт.

Он не верит своим глазам.

Впереди, в километре от него, он явственно различает оазис. Голубую

гладь воды окружают пальмы и невообразимо буйная зелень.

Мужчина устремляется к этому месту, опасаясь, что это мираж. Но

нет, это на самом деле оазис.

Райский уголок огорожен высоким забором. У единственного входа стоит

охранник.

- Пожалуйста, разрешите мне войти. Мне нужна вода... вода...

Пожалуйста!..

- Невозможно, сеньор. Без галстука вход запрещен.

Предупреждены ли вы об этом заранее или нет, за все приходится платить.

«Ах да, но если я не пойду на работу, моим детям завтра нечего будет есть».

Это и есть плата. Тогда я выбираю работу. Мой выбор — продолжать

работать, держаться за свою работу и кормить своих детей. И мне кажется
неплохим этот выбор. Но выбираю все равно я. Это я принимаю такое решение.
Согласно моим ценностям, важнее кормить моих детей, чем потворствовать
своему желанию лежать на диване. И это здорово. Это мое решение. Преи-
мущество этого решения в том, что оно мое.

Одно из условий самозависимости заключается в том, что, получив право

быть естественным, я автоматически осознаю, что заслуживаю вознаграждения
за все свои удачные решения. Они не мое обязательство, это было мое решение.
Я мог выбрать одно, второе или третье, а потому мне полагается бонус за пра-
вильность моего решения.

Мне причитается твоя благодарность за помощь, которую я тебе оказываю,

прежде всего, если ты осознаёшь, что я сказал «да», но мог сказать «нет».
 Разумеется, если кто-то мне помог, то проще и «дешевле» думать, что это
он принудил меня к положительному ответу, что я не мог отказаться или что
помощь входила в его обязанности.

Конечно, мне гораздо удобнее думать, что другой должен обо мне
заботиться.

Это лозунг вечных детей.

Тех детей, которые никак не перестанут зависеть от своих родителей.

Немало есть родителей, которых порабощают своих детей, чтобы те не

росли, и сохраняют таким образом контроль над их жизнью. Но немало и детей
которые порабощают своих родителей, побуждая их продолжать решать за них,
чтобы не брать на себя заботу и ответственность, потому что проще и безопас-
нее, чтобы другой подвергался риску или платил по счетам.

Путь к самозависимости — это путь опекунства над самим собой. Чтобы

его пройти, необходимо:

быть в состоянии действовать,

знать, что я снаряжен,

принять решение.

К этому путешествию некогда готовиться.

Мы раскрываем наши способности во время поездки.

Мы дополняем наше снаряжение по мере продвижения.

Мы тем сильнее укрепляемся в правильности нашего выбора, чем больший

отрезок пути мы оставили позади.
 ГЛАВА 4

УСЛОВИЕ

Я приветствую Будду, который есть в тебе. Может быть, ты не осознаёшь

этого и даже не мечтаешь об этом, но ты совершенен и не можешь быть иным;
состояние Будды - это центр твоего существа. Это не событие далекого
будущего, это уже свершилось. Наши истоки - это одновременно точка
отправления и пункт назначения. Мы происходим из света и движемся к нему.

Но ты погружен в глубокий сон: ты не знаешь, кто ты. Ты не должен ни в

кого превращаться, ты просто должен признать истину, вернуться к
собственным корням, заглянуть вглубь себя. Встреча с самим собой откроет
тебе состояние Будды.

В тот день, когда мы наконец сможем себя увидеть, все наше

существование озарится.

Позволь своему сердцу узнать, что ты совершенен.

Я знаю, мои слова могут показаться тебе очень претенциозными, очень

пафосными, тебе трудно поверить в это до конца. Это естественно. Я тебя
понимаю. Но позволь этому семени закрепиться в тебе. Вокруг этого зародыша
начнут развиваться другие важные идеи, но ты сможешь их воспринять только
через него. Это безгранично могущественные идеи в крохотной оболочке: в
них, как в семенах, сосредоточено все. Но они могут прорасти лишь на
подходящей почве. Ты должен исходить из того, что ты совершенен, что ты
цветущий Будда, что в тебе есть потенциал, чтобы стать им. Тебе всего хватает,
все у тебя готово, нужно лишь привести мысли в порядок, нужно стать немного
более сознательным. Единственное, что тебе потребуется, - немного
сознательности...

Не ходи далеко за сокровищами, а просто принеси с собой маленький

фонарь.

Когда темнота рассеется, ты перестанешь быть нищим, а окажешься

Буддой.

Ты будешь властителем, императором.

Все это царство для тебя, стоит только попросить: оно лишь ждет,
что ты предъявишь на него свои права.
 Но ты не можешь требовать царство, если веришь, что ты нищий. Ты не
можешь молить или даже мечтать об этом, если всерьез веришь, что ты
нищий.

Мысль о том, что ты нищий, что ты невежда, что ты грешник, на

протяжении стольких веков проповедовалась со всех амвонов, что в конце
концов повергла тебя в глубокий гипноз.

Настало время стряхнуть с себя этот гипноз.

Чтобы выйти из него, начнем с приветствия.

Я приветствую Будду, который есть в тебе. ОШО

Первая веха на пути к самозависимости — это самолюбие, как окрестил

Руссо любовь к самому себе. То есть моя способность любить самого себя,
которую я предпочитаю грубо называть здоровым эгоизмом и которая
включает самооценку, самомнение и чувство гордости за то, кем я являюсь.

Люди часто возмущаются:

- Но почему вы называете это эгоизмом? Для нас это слово имеет

отрицательный оттенок.

Я называю это так, дабы не поддаться соблазну недооценить это слово

только потому, что у него дурная слава.

Иногда я парирую.

Хорошо, как вы хотите это назвать?

Назовем это, как вам угодно. Хотите называть это стулом? Называйте
стулом. Но знайте, что в глубине души вы продолжаете говорить об эгоизме.

Нужно просто прекратить бояться этого слова. Не путать его с привычной

для нас отвратительной и жестокой позицией. Позицией корыстной, жалкой,
низкой или откровенно подлой. Это совсем другое.

Эгоист - совсем не обязательно плохой человек.

Можно быть эгоистом и иметь большое желание делиться. И я не устаю

это повторять.

Мне доставляет такое наслаждение во всем удовлетворять любимых

людей, что, будучи эгоистом... я не желаю себя лишать этого... Не хочу
отказываться от того восторга, который вызывает во мне удовольствие тех, того
я люблю. Но делаю это не ради них, а ради себя. В этом большая разница.

Дело в том, что я перестаю рассматривать свои поступки сквозь призму

того, что они совершаются ради кого-то. Если сделаю что-либо ради другого
лица, я перестану быть самозависимым. Я буду привязан не к себе, а к его
потребности во мне.

Тогда возможно, во мне постепенно начнет развиваться зависимость.

Если я нахожу себя зависимым, мне стоит пересмотреть эту ситуацию.

Если я зависимый, есть привилегии, которыми могу себя наделить.

А если это так, значит, я не считаю себя достойным или не люблю себя
достаточно.

Я никогда не делаю ничего ради других. Кто-то посчитает мои

высказывания верхом эгоизма. И я соглашусь: верно, они звучат эгоистично…
потому что это высказывания эгоиста!

Разница в том, что это не тот мелкий и скупой эгоизм, о котором мы

привыкли думать... Это эгоизм личности, которая достаточно себя любит, знает
себе цену... и имеет чем поделиться с другими.

Некоторые полагают, что, разделяя подобные взгляды, я выступаю против

идеи солидарности, сочувственной помощи.

«Вы говорите о самозависимости, о познании самого себя, о свободе... а

значит, по вашему мнению, каждый может делать, что ему заблагорассудится.
Если идти на поводу у своих прихотей... в результате можно убить своего
соседа!»

И я поясняю: представление о границах индивидуальной свободы зависит

от тех идеологических и философских воззрений, которых каждый
придерживается.

Есть две диаметрально противоположные философские трактовки. Одна из

них исходит из тезиса, что человеческое существо плохое, разрушительное,
порочное и ждет лишь подходящего случая, чтобы испортить жизнь ближнему
и заполучить его собственность. Вторая утверждает, что человеческое существо
доброе, благородное, участливое, любящее и творческое, а потому, если
подарить ему свободу быть таким, какое оно есть, оно обнаружит свою
истинную природу и в итоге станет самым милосердным и великодушным
созданием на земле.
 Потому что лишь в свободе рождается солидарность, хотя в
действительности мы проявляем ее не ради ближнего, а ради себя.

И это вполне осознанный эгоизм: такой, каким я его себе и представляю.

Мне хочется определить эгоизм как эту не очень симпатичную

позицию, заставляющую меня предпочитать себя любому другому
человеку.

Полагать, что, будучи эгоистом, я не могу думать ни о ком, кроме себя, —

значит верить, что у меня очень узкое пространство для чувств, ограниченная
способность любить, и тогда, если я заполню этот промежуток собой, там не
останется места для других.

Эта мысль не просто неправильна, она абсурдна. Способность любить не

имеет ограничений, у этой эмоции нет предела, и потому я способен очень
сильно любить себя и так же сильно любить других. Фактически, с точки
зрения психологии, я неспособен полюбить кого-нибудь, прежде не полюбив
себя.

Тот, кто говорит, что очень сильно любит других и очень мало — себя
самого, лжет в одном из утверждений. Либо неправда, что он сильно любит
остальных, либо неправда, что он мало любит себя.

Любовь к другим зарождается в любви к самому себе и подпитывается ею.

И тесно связана с возможностью увидеть свое отражение в партнере.

Эта идея присуща двум религиям, лежащим в основе нашей культуры:

иудаизму и христианству. «Возлюби ближнего, как самого себя» — это
конечная цель, задача-максимум.

Не возлюби «больше» себя самого.

Возлюби «как» себя самого.

Это наивысшая цель, к которой мы можем стремиться.

Есть такая сказка о девушке по имени Эрнестина.

Эрнестина жила в селе на ферме.

Однажды отец попросил девочку отнести мешок с маисом соседке в

амбар. Эрнестина взяла мешок и, наполнив его зерном до краев, плотно
затянула и привязала его к спине, наподобие рюкзака. Закрепив ремни,
Эрнестина отправилась в путь по направлению к соседней ферме.
 По дороге она встретила нескольких фермеров. Кто-то из них заметил,
что мешок дырявый и зерно тонкой струйкой высыпается из него незаметно
для Эрнестины. Один друг ее отца принялся делать девочке знаки, чтобы
предупредить о беде, но она сочла это за приветствие, так что лишь
улыбнулась в ответ и дружелюбно помахала рукой. Тут остальные фермеры
стали кричать ей хором: «Растеряешь маис!»

Эрнестина обернулась на дорогу, но птицы подбирали каждое зерно до

того, как оно касалось земли, поэтому девочка ничего не увидела и, приняв
крики соседей за шутку, продолжила свой путь.

Через несколько метров другой сосед предостерег ее: «Эрнестина,

Эрнестина! У тебя сыплется зерно, оно достается птицам!»

Эрнестина обернулась и снова заметила птиц, вьющихся возле дороги, но

ни следа маиса. Тогда она пошла вперед, а маис все падал и падал сквозь
отверстие в мешке.

Когда Эрнестина достигла пункта назначения, она развязала мешок и

увидела, что он все еще полон до краев.

Кто-то может решить, что я использую эту гиперболу для того, чтобы
призвать жадных делиться, заговорить их страх перед пустотой; что эта сказка -
всего лишь аллегория.

Тем не менее в отношении любви мы никогда не опустошаемся, когда

отдаем.

Неправда, что, отдав слишком много, я могу остаться ни с чем.

Неправда, что я должен обладать излишками любви, чтобы получить

возможность любить.

Эрнестина - это каждый из нас.

Маис - наша способность испытывать чувства. Нескончаемая провизия

любви.

Другими словами:

Нам не стоит жалеть маиса для птиц, если хотим донести его до амбара.

Мы не останемся без маиса, если разделим его с птицами.

Мы не лишимся возможности любить других, если полюбим самих себя.

 На самом деле у нас есть неиссякаемые запасы, наш амбар всегда полон,
потому что так устроено наше сердце, так устроен наш дух, такова наша
природа.

Тем не менее, освободившись, познав и полюбив себя, не останусь ли я в

стороне от сострадания?

Для меня существуют по меньшей мере две разновидности сочувствия.

Одну из них я называю солидарностью «вперед», а другую - солидарностью
«обратно». Потому что я уверен, что мотивации, побуждающие нас помогать
ближним, делятся на две больше группы.

Солидарность «вперед» возникает, когда я вижу другого - неимущего,

страждущего, сетующего - и во мне что-то происходит. Допустим, я осознаю,
что мог бы быть на его месте, и подобное отождествление вызывает во мне
страх, что со мной может произойти то же самое. Тогда я ему помогаю. Я
становлюсь солидарным с ним из опасения, что со мной случится что-то
похожее.

Такая помощь обусловлена страхом, порожденным идентификацией, и

призвана служить волшебной защитой, которую я якобы заслужил своим
сочувствием. Такая солидарность сродни заклинанию. Это «бескорыстная»
помощь, которую в действительности я оказываю ради себя. Не ради другого.

Близкая родственница подобного сострадания - это солидарность из

чувства вины, происходящая из злополучной модели, которая складывается из
заимствованных идей о благотворительности... Когда я вижу страждущего и
немощного, я не могу избавиться от чудовищной мысли: «Какое счастье, что
это он, а не я». И я решаю помочь, потому что не в силах вынести упрека
самому себе, порожденного этой мыслью.

Еще один повод помогать «вперед» - наша вера в счастливый закон

вознаграждения. Ведь говорят же, что если я даю, то получаю ВДВОЙНЕ…

Некоторые люди бесстыдно заявляют, что дают, чтобы потом получить.

Это инвестиционная солидарность. Не важно, произойдет это или нет, в любом
случае это аргумент в пользу помощи.

Существует также покорная солидарность, исходящая из того, чему меня

научила мама: надо делиться, надо отдавать, нельзя быть эгоистом... Таким
образом, я удовлетворяю свою маму, своего приходского священника или
воспитателя. Я прислушиваюсь к ним, не зная, верю ли я во все это, но так меня
научили, и я повторяю за ними. Я никогда не задумывался, хочется ли мне
поступать именно так. Я лишь знаю, что должен себя вести так, и так себя веду.
Это идеологическая, этическая, или нравственная, солидарность, но все равно
«вперед».

Наконец, есть солидарность, которую я называю «сегодня тебе, завтра

мне», направленная на обеспечение безопасного будущего. Я пессимистически
вижу свое будущее и хочу заручиться гарантиями, что, если меня постигнет эта
участь, кто-то другой протянет руку мне, когда я буду на месте страждущего.

К чему бы ни приравнивалось соучастие к заклинанию, чувству вины,

вкладу, послушанию или «сегодня тебе, завтра мне», - все это солидарность
«вперед» которая, разумеется, не имеет ничего общего с альтруизмом.

Но наступает момент, когда я открываю для себя сказку про Эрнестину.

И что же я выношу из сказки про Эрнестину?

Что совсем не опасно оказаться на ее месте, потому что, если я даю, я не

опустошаюсь. Что я - не те, которые принимают от меня, и никогда не стану
ими. Что не испытываю чувства вины за то, что имею, и мне не нужно
большего. И что, наконец, мнение других о том, что я должен делать, меня мало
волнует.

С этой минуты я знаю, что могу выбирать: дать или не дать.

И тогда отвоевываю для себя территорию, где все это более не является...
важным.

Отвоевываю то, что я называю самозависимостью.

И достигнув этого пика, понимаю, что моя ценность не зависит от взгляда

со стороны.

И выхожу навстречу другим людям, но не чтобы испрашивать их

одобрения, а чтобы пройти вместе какой-то отрезок пути.

И открываю любовь, а с ней наслаждение от возможности делиться.

Именно здесь появляется вторая возможность быть солидарным. Здесь

происходит наша истинная встреча с теми, кому сейчас плохо, и открывается
наслаждение от того, чтобы отдавать.

Я отдаю из удовольствия, которое приносит мне это действие.

Это солидарность обратного пути.

 Однажды Король пришел в свой сад и обнаружил, что его деревья,
кустарники и цветы умирают.

Дуб пояснил, что умирает, так как не может быть таким высоким, как
Сосна.

Король застал Сосну поверженной: она согнулась под тяжестью мысли,

что не могла давать виноград, как Лоза.

А Лоза погибала, потому что не могла цвести, как Роза.

Роза плакала, так как не была столь сильной и могучей, как Дуб.

Тогда он нашел одно растение - Фрезию, цветущую и прекрасную как

никогда.

Король спросил:

«Как же так? Ты растешь посреди этого увядшего и мрачного сада, а у

тебя такой здоровый вид?»

Красавица ответила:

«Я не знаю. Возможно, я всегда предполагала, что, сажая меня, ты хотел

Фрезию. Если бы ты хотел иметь в саду еще один Дуб или Розу, ты бы посадил
их. Тогда я сказала себе: я постараюсь быть Фрезией настолько хорошо,
насколько смогу».

Теперь ваша очередь, вы находитесь в этом саду, чтобы привнести ваш

аромат. Просто посмотрите на себя.

Вы не можете быть другим человеком.

Вы можете насладиться этой мыслью и расцвести, подпитываемые

любовью к самим себе, или завянуть под тяжестью своего собственного
приговора.
 ГЛАВА 5

СНАРЯЖЕНИЕ

Дискриминация (от лат. discriminatio - различение) - одиозная отправная

точка на этом отрезке пути. Выразительное слово с очень сложной смысловой
нагрузкой, вызывающее ассоциации с презрением, неприятием другого
человека, расизмом. Тем не менее в этом слове изначально заложен другой
смысл, который я пытаюсь воскресить; я говорю о дискриминации как об
осознании своей непохожести на других. Это способность «дискриминировать»
себя, или, выражаясь привычным для нас языком, выделять себя среди
остальных, которые мной не являются.

Знание того, что есть разница между тем, что мы называем «я» и «не-я».

Что он такой, какой он есть, и я такой, какой я есть.

Что мы одно и то же, но не одно и то же.

Что я не идентичен тебе, а он не идентичен мне.

Что мы разные. Порой совсем разные.

Именно это я называю осознанием собственной непохожести или

способностью дискриминировать себя.

И с ее появлением начинается подлинная история нашей жизни.

Мы родились с мыслью, что Вселенная - частъ нас, находясь с ней в

полностью симбиотических отношениях, не имея ни малейшего представления
о границах между внутренним и внешним.

Во время этого «слияния» (как его называет Винникотт) мама, колыбель,

игрушки, комната и пища были для нас всего лишь неразрывным
продолжением нашего собственного тела.

И хотя нас специально этому никто не учит, как утверждает Винникотт,

«врожденная способность к развитию и созреванию» в возрасте семи или
восьми лет приводит нас к острой боли (возможно, самой первой из всех) от
осознания, что это слияние было всего-навсего иллюзией. Мама не всегда
появляется по нашему желанию, игрушка не материализуется при мысли о ней,
еда не всегда находится в нашем распоряжении.

Вопреки своему нарциссизму, мы вынуждены принять, что между всем

окружающим и нами есть некоторая дистанция, определенный барьер, граница,
принимающая материальный облик того, что мы впоследствии стали звать
собственной кожей.

Мы помимо своей воли усвоили разницу между понятиями «внутри» и

«снаружи».

Мы научились различать фантазии и реальность.

Мы привыкли ждать и, конечно же, испытывать разочарование.

Перешли от иллюзорно неразрывной и всемогущей связи с миром к

процессу собственной дискриминации и индивидуализации.

Как только мне удается отделиться, я начинаю постепенно строить то, что
практики называют идентичностью, self, собой.

Я перестаю путать себя с окружающими; верить в то, что другой

индивидуум должен чувствовать то же, что и я, что остальные обязаны думать,
как я. Я соглашаюсь с тем, что другой человек пришел в этот мир не для того,
чтобы удовлетворять мои желания или оправдывать мои ожидания.

Обособившись, я окончательно подтверждаю, что я — это я, а ты — это

ты.

Лишь тогда я могу продвинуться на этой части прямой и взять курс на

самопознание.

И я говорю «взять курс», а не «пройти этот путь». Потому что понимания

того, что ты — не я, а я — не ты, недостаточно, чтобы познать самого себя.
Дискриминация важна, но ее недостаточно.

ДОСТУП К САМОПОЗНАНИЮ

Самопознание заключается, прежде всего, в систематической работе над

самим собой с целью постижения - в большей степени, чем создания, - самого
себя, исследования своих сильных и слабых сторон, понимания, что мне
нравится, а что не нравится, чего я хочу, а чего нет.

«Познай самого себя» — один из самых классических и архетипичных

призывов мыслителей всех времен.

Эта цель, изначально дерзкая и крайне сложная в действительности, лежит

в основе многих философских, экзистенциалистских, моральных, этических,
антропологических, психологических и прочих учений.
 Для меня осознание того, кем я являюсь, - результат непредвзятого
взгляда, который я направляю вглубь себя, чтобы себя узнать.

Это узнавание на данном этапе носит оттенок познания настоящего себя, а

не того, кем я себя представляю.

Потому что есть существенное различие между тем чтобы «думать» и

«знать».

Поразмыслим над этим. Когда я говорю. «Я думаю, что завтра вернусь в

Буэнос-Айрес», я неизменно предполагаю некоторые помехи на пути к
выполнению моего желания, какие-либо возможные препятствия. Но если я
утверждаю: «Я знаю, что завтра взойдет солнце», - я доподлинно знаю, что это
будет так. Хотя с утра небо будет затянуто тучами, завтра взойдет солнце. Я это
знаю.

Всегда, когда я говорю «знаю», речь идет об утверждении, которое не

требует доказательств или демонстрации.

Когда я говорю «думаю», я решительно делаю ставку на то, что думаю.

Напротив, когда я говорю «знаю», никакой ставки нет.

Разумеется, можно знать и заблуждаться; можно обнаружить, что ты не

знал, что лишь думал, что знал, но утверждал это с твердой уверенностью,
характерной для знания, а потом осознал допущенную ошибку.

В этой ситуации нет противоречия: когда я говорю, что «знаю», я имею в

виду свою убежденность, а не правдивость своего высказывания. Самопознание
- это уверенное знание того, что я такой, какой я есть

Как я упоминал, это требует напряженной внутренней работы с самим

собой.

Насколько напряженной? Это зависит от индивидуума, но как бы то ни

было, в результате этого процесса мы все узнаём о себе немного больше.

У меня ушло много времени и сил на то, чтобы начать себя познавать
(возможно, это из-за большой площади тела, которую пришлось объять...). У
некоторых это занимает меньше времени. Но это не тот случай, когда можно
успеть за неделю.

Нужно работать с самим собой.

Нужно очень много наблюдать за собой.

 Очевидно, это не означает глядеть на себя со стороны постоянно. Но
необходимо следить за собой в одиночестве и во взаимодействии с другими
людьми, просыпаясь по утрам и закрывая глаза перед сном каждую ночь, в
самые сложные и самые простые моменты.

Замечать лучшее и худшее в себе.

Смотреть на себя, наблюдающего за самим собой, и видеть себя глазами

других, которые тоже устремляют на меня свои взоры.

Изучать себя во взаимоотношениях с другими и с самим собой.

Как ни странно, чтобы узнать, кто мы, нужно научиться слушать. Человек
может увидеть тыльную и наружную сторону своей руки; приложив некоторое
усилие, посмотреть на свои локти или ягодицы; некоторые могут разглядеть
свои ступни. Но есть такая часть тела, как лицо, которая нас определяет, но
которую мы никогда не рассмотрим своими глазами. Для этого нам потребуется
зеркало - окружающие нас люди и наши отношения с ними. Чем более тесная
между нами связь, тем более четким, детальным и жестоким получается
отражение.

Самое лучшее зеркало - это ваш любимый человек, он отражает вас с

наибольшей точностью и правдивостью.

Но помимо вашего партнера есть тысячи и тысячи зеркал, в которые вы

будете смотреться, чтобы узнать, какой вы. Эти зеркала не определяют вашу
идентичность, но могут помочь дополнить образ.

Если все вокруг говорят мне, что я агрессивный, я не могу до

бесконечности кричать в ответ: «Нет, это ты агрессивный!», даже не
задумываясь, есть ли доля правды в этом замечании. Но я не хочу априори при-
нимать любое наблюдение, от кого бы оно ни исходило. Значит, мы должны
спрашивать себя, есть ли доля правды в словах наших близких, хотя сами и не
замечаем этого.

Очень забавно наблюдать за людьми, которые не прислушиваются к тому,

что говорят другие.

Допустим, если все мне твердят, что я очень толстый, мне неплохо принять
во внимание это замечание.

Чтобы познать самих себя, нужно много смотреть и много слушать

рассказы других, которые видят нас со стороны.

Но чтобы я имел возможность слушать, а другой человек - говорить, мне

нужно отважиться показать себя.
 Таким образом, когда я встаю на путь самопознания, я должен осмелиться
показать себя таким, какой я есть, не прячась за маску, не замутняя картину и
не пытаясь обмануть. Тогда я получу feedback (обратную связь) в качестве
награды за то, что я показал себя другому.

Чем больше я покажу ему и чем больше я буду его слушать, тем больше
узнаю о себе.

Чем больше я узнаю о себе, тем лучше позабочусь о своей персоне.

А чем лучше я позабочусь о своей персоне, тем менее зависимым я буду от

окружающих.

«Разве вы не противоречите себе? Слушая всех подряд, не стану ли я еще

более зависимым?»

Нет, здесь нет противоречия.

Это процесс обучения.

Никогда не попадайте в зависимость от слов другого человека, но

всегда к ним прислушивайтесь. Никогда не подчиняйтесь советам других,
но всегда имейте их в виду. Никогда не будьте привязаны к мнению со
стороны, но всегда четко фиксируйте его про себя.

Мужчина трудится в саду около своего дома.

Молодой человек проносится мимо на мотоцикле и кричит ему: «У тебя

рога-а-а-а-а!»

Мужчина медленно распрямляет спину и видит, как мотоцикл исчезает за

поворотом.

Он продолжает свое занятие, проходит пять минут, тот же самый

парень на мотоцикле возвращается и, поравнявшись, кричит: «Рогоносе-е-е-е-
ец!»

На этот раз мужчина быстро поднимает голову, чтобы вновь увидеть

удаляющуюся спину мотоциклиста.

Он качает головой и хмурый бредет домой. Заходит на кухню, где

находит свою супругу, режущую какую-то зелень.

Спрашивает:
 - Дорогая, все в порядке?

- А в чем дело? — интересуется жена.

- Да нет, понимаешь, тут какой-то тип ездит вокруг дома и каждые

пять минут кричит мне, что у меня рога...

- И ты что, будешь обращать внимание на каждого незнакомого идиота,

который будет что-то кричать?

- Ты права, дорогая, прости меня...

Он целует ее в щеку и идет обратно в сад.

Через десять минут возвращается парень на мотоцикле и кричит ему:

«Рогатый подкаблучни-и-и-и-ик!»

Нет другого выхода. Нужно прислушиваться.

Чтобы пройти по пути, ведущему к самозависимости, я должен на каждом

отрезке пути осознавать, что одного зеркала мне недостаточно; я должен
привыкнуть смотреться во все зеркала, которые встречаю по дороге.

И это правда, что некоторые зеркала показывают меня некрасивым.

Мужчина идет по тропинке и находит на обочине в траве выброшенное

зеркало. Поднимает, глядится в него и говорит: «Какой кошмар, его правильно
выбросили».

Первый шаг на пути роста — стать бесстрашным знатоком самого себя.

Знатоком лучшего и худшего в себе.

Когда я рассказываю об этом, многие спрашивают, не переусердствуют ли

они с индивидуализмом, посвящая столько времени самопознанию.

Я так не считаю, хотя признаю, что мое несогласие связано в большей

степени с приставкой «пере », а не со словом «индивидуалист». Потому что мы
всегда индивидуалисты. И совсем не должны стыдиться этого.

Лично я уверен, что, лишь зная себя, я смогу справиться с задачей и отдать
другому лучшее, что я имею.

Только зная себя, я смогу думать о ком-то.

 Мне кажется невозможным заниматься познанием другого прежде, чем я
не занялся собой.

Бесспорно, я смогу помочь ему тем более эффективно, чем больше буду
знать о себе, чем больший отрезок пути оставил позади, чем больше у меня
опыта, чем чаще со мной происходило то, что сегодня происходит с кем-то.

Разумеется, есть тысячи примеров, когда личность помогала окружающим,

не имея достаточных знаний, пребывая в полном неведении, руководствуясь
только чутким сердцем. Это герои нашей повседневной жизни.

Это правда. Голова - это еще не все, как и знание. Знание самого себя - не
обязательное условие, чтобы помочь другому; тем не менее это повышает
ценность. Я выступаю за то, чтобы расти.

Я все-таки уверен, что очень сложно дать то, чего нет.

ОСОЗНАНИЕ

Мое представление о самосознании начинается с того, что я вспоминаю:

У меня не просто есть тело, я — мое тело.

У меня не просто эмоции, а те эмоции, которые я испытываю.

У меня не просто есть образ мыслей, я - мой образ мыслей.

Другими словами, каждый из нас — это его мысли его чувства, его
собственное тело и в то же время что- то большее - его сущность.

Метафора «карета» должна помочь нам собрать все эти части воедино.

Если я ставлю цель познать себя, я должен начать смотреть на себя

беспристрастным взглядом.

Без предрассудков, оставив в стороне предубеждения о том, каким я

должен быть.

Я никогда не смогу узнать всего о себе, если буду рассматривать себя

критическим взглядом.

Мы часто оцениваем свои действия и мысли при помощи следующих фраз,

что, на мой взгляд, является пагубной практикой:

«Какой же я идиот!»

«Я должен был раньше догадаться!»

 «Мне хочется себя убить!!!»

И т.д., и т.п.

Я призываю вас включить в эту связь с самим собой компонент приятия и

заботы. Все радикально поменяется, если вы сможете сказать по-другому:

«Я ошибся. В следующий раз я могу попытаться сделать это лучше...»

«Наверное, неплохо отметить это для себя...»

«Я поступил поспешно, моя эмоциональность иногда служит мне дурную

службу...»

«С этого момента я буду искать другие пути...»

Тогда, как ни удивительно, изменения станут более возможными.

Никто не хочет меняться по требованию.

Никто не становится лучше из страха.

Никто не растет, когда подавлен.

Критиканы и обвинители, как было бы здорово, если бы вы смогли бросить

свои замашки...

Путь, предложенный мной, единственно правильный, потому что на самом

деле я останусь с собой до конца моей жизни, нравится мне это или нет.
Длинная или короткая будет моя жизнь, полная или не очень, это моя жизнь. И
мне всегда придется находиться рядом с самим собой.

Раз уж мне суждено всегда быть с собой, как здорово было бы сознательно
стать своей правой рукой, своим другом...

Раз я с собой с самого начала и никто не знает обо мне больше (даже мой
психотерапевт), как здорово стать добрым другом для самого себя, быть рядом,
стараясь обеспечить себя всем самым лучшим.

Стремление превратить себя в нечто отличное от того, что я есть, это путь
не к самопознанию, а к изменению. И я позволю себе высказать мысль,
которую затем постараюсь развить: попытка изменить себя не ведет к
созиданию, это неверный путь, это отклонение от маршрута, потеря курса.

Наша дорога начинается с признания того, что я - это я, и работы в

соответствии с тем, что я обнаруживаю. В ходе этого процесса я принимаю
решения, что мне с собой делать. Что делать, чтобы стать еще лучше, но только
если я желаю быть лучше. Ведь я знаю, что неплохо быть таким, какой я есть,
но, возможно, будет лучше, если я несколько изменюсь.

Иногда изменение означает прокладывание пути по местности, куда

раньше не ступала нога другого человека.

Разрешите мне обратиться к своему профессиональному опыту: мой

пример, возможно, будет слишком личным, зато наглядным.

На своем собственном пути к самозависимости я столкнулся с тем, что

вызываю недоумение людей, не зная, как сформулировать ответ на простой
вопрос: «Чем вы занимаетесь?»

Мне было неудобно называть себя врачом, психиатром, психоаналитиком

или психотерапевтом. Поэтому я отверг все эти определения.

Хотя у меня есть медицинское образование, врач — это тот, кто лечит
людей, а я давно уже понял; по крайней мере, я никогда никого не излечил (в
лучшем случае, кто-то излечился сам рядом со мной).

Я не психиатр, потому что не занимаюсь психическими заболеваниями,

хотя и прошел практику по специальности и более десяти лет работал в
больницах и психиатрических заведениях в качестве дежурного врача, но это
уже осталось в прошлом.

Психоаналитиком я никогда не был, потому что в своей работе никогда не

обращался к школе психоанализа. Я мог бы быть психотерапевтом, но я не по-
свящаю все свое время психотерапии и «терапия» отсылает нас к оказанию
помощи больным, а я уделяю гораздо больше времени здоровым людям, чем
больным.

Как мне поступить?

Взглянуть на себя. Осознать, что все мое знание о себе не укладывается в

название ни одной из известных мне профессий; признать, что не могу
охарактеризовать свою работу одним из перечисленных слов, которые
окружающие пытаются навесить на меня, как ярлык. Но я иду навстречу их
желаниям и потребности знать, кем я работаю. Их притязание помогло понять,
что мне тоже необходимо дать определение своей деятельности.

Я дифференцировал себя от остальных, я не такой как окружающие, но кто

я?

Так что мне пришлось искать новый термин. И я его нашел:

профессиональный помощник.
 Помощник от слова «помогать», а профессиональный потому, что я имею
соответствующую подготовку для этого и беру за это деньги. Здесь нет никакой
хитрости, я не имею никакой теории на этот счет, а, как поется в одном
романсе, я на это живу.

Некоторые коллеги критикуют выбранную мною дефиницию, полагая, что

слово помощник не слишком официально (они тоже дифференцируются от
меня, браво!!!), и, честно говоря, они не так далеко ушли от истины, принимая
во внимание, что я яростно борюсь с официозом в своем поведении.

В то же время, хоть многим оно и не нравится, слово помощник мне

кажется благородным, оно тесно связано с тем смыслом, которое, в моем
представлении, имеет работа с душевным здоровьем людей.

Гештальт-подход в психотерапии был впервые озвучен Фрицем Перлзом.

В начале своей карьеры Фриц заявил, что не может лечить своих пациентов, а
единственное, что он может предложить взамен лечения, — это любовь, все
остальное они должны проделать самостоятельно. Впоследствии он предупре-
ждал, что может дать лишь инструменты, некоторые приспособления или
ресурсы для того, чтобы они вылечили самих себя. В последние годы жизни в
Есалеме, когда к нему приходили пациенты, Перлз говорил так:

«У меня нет ресурсов и больше нет любви для вас, я не могу дать вам
ничего из того, чего бы вы не знали, я не хочу брать на себя ответственность за
ваше выздоровление, я могу лишь показать вам одно место, где вы в
одиночестве будете учиться помогать самим себе».

Эта мысль мне кажется крайне важной и сильной. Таким образом, связь
между профессионалом и пациентом не больше (и не меньше), чем инструмент,
с помощью которого последний мог бы помочь себе сам. Вот что я хочу сказать
выражением профессиональный помощник.

Моя профессия заключается в предоставлении помощи окружающим

исходя из того факта, что я читал или испытывал некоторые вещи, с которыми
они незнакомы. В действительности это единственное мое занятие — помогать
вам выздоравливать, становиться более зрелыми, учиться глядеть на себя со
стороны. Это не много и не мало, я говорю об этом без тщеславия и без лишней
скромности, потому что искренне верю, что это так.

В связи с этими моими утверждениями мне иногда задают вопрос, может

ли разговор с друзьями на тему своих проблем иметь терапевтический эффект.

Я полагаю, что да. Я уверен, что беседа с хорошим другом может быть
очень целебной. Как бы то ни было, печально, когда человек приходит в
кабинет психотерапевта потому, что у него нет друзей. Значит ли это, что в
психотерапевтах нет нужды?

Нет, во многих случаях психотерапевта нельзя подменить другом, так же

как и друзья часто выполняют функции, которые не может взять на себя врач.

Эта специфика не имеет ничего общего с мнимой объективностью врача:

никто не объективен. Не обманывайтесь сами и не давайте ввести себя в
заблуждение. Чтобы иметь объективный взгляд на вещи, мы должны стать
объектами. Являясь субъектами, мы вынуждены выражать лишь свое
собственное, субъективное мнение.

Таким образом, психотерапевт, психолог или психоаналитик способен

предложить лишь свое субъективное видение с позиции врача, а роль,
отводимая пациенту, заключается в том, чтобы научиться помогать себе или
лечить себя самого.

Мне кажется, мы бессильны сделать что-либо большее.

Так случилось, что возможность выслушивать чужие жалобы и отмечать

свой собственный дискомфорт привела меня в уютное место, где я всегда рядом
с самим собой. Недостаточный академизм слова помощник не случаен: это
похоже на меня и на мою не слишком академическую манеру размышлять на
эти темы.

Чтобы заниматься моей нынешней деятельностью, получать медицинское

образование было почти излишним. Некоторые знания, полученные в
университете или во время психиатрической практики, мне пригодились, а
другие не очень Я многое понял для себя, бродя по улицам, продавая чулки на
станции, изучая театральное искусство или наряжаясь клоуном для ребят,
лежащих в ожоговом центре.

На своем профессиональном пути я большему научился (как и все) у своих

пациентов, а не у коллег.

Я усвоил, что не должен упускать любую возможность заглянуть в свой

внутренний мир, особенно предоставленную мне теми бесконечными
зеркалами, которыми являются глаза других людей.

Другими словами, я полагаю, что, делая то, что он делает, каждый из нас
должен использовать все имеющиеся средства - в этом смысл данного отрезка
пути. Задействовать все ресурсы, которыми мы располагаем.

Если одно из моих достижений — полученное медицинское образование,

мне кажется, что неплохо извлечь из этого пользу. Если я когда-то занимался
сценическим мастерством, стоит воспользоваться этим, чтобы попытаться
справиться с задачей, достойной лицедея, а именно: рассказать вам сказку. Если
я побывал во всех уголках своей страны, жил в палатке или в кибуце, наверное,
этим ресурсам тоже найдется применение, ведь с их помощью я смогу
поделиться полученными знаниями.

Нельзя отказываться от знания только потому, что вы не согласны с

ситуацией, из которой его извлекли. Например, если вы работали продавцом, а
теперь им не являетесь, ваш дар убеждения, приобретенное вами умение вы
можете использовать в сферах, которые час интересуют в данный момент. И
совершенно безразлично, продаете вы сейчас что-либо или нет. Допустим, это
может помочь вашим ученикам лучше усвоил, сложную часть предмета,
которому вы их обучаете.

Немыслимо, что многие пренебрегают некоторыми средствами, которые

имеют в своем распоряжении, только потому, что злы на время, место или
обстоятельства, при которых их получили. Они просто не хотят ими
пользоваться. Если они научились играть в теннис с Фулано, но теперь не
общаются с ним, то попросту больше не играют в теннис.

Как это смешно!!!

С отношениями в паре происходит то же самое. Пируло разводится,

пережив конфликтную ситуацию, и оставляет в прошлом все, чему его научили
эти отношения и чего он достиг. Он стремится отбросить все это, словно урок,
извлеченный из этой ситуации, уже не может ему послужить. Такие люди не
догадываются, что внутренние ресурсы называются так по праву, а,
следовательно, являются личной собственностью каждого из нас.

Один человек пришел к мудрецу с просьбой: «Я желаю, чтобы ты научил

меня своей мудрости, потому что желаю быть мудрым и принимать
правильные решения в любой момент. Что нужно для того, чтобы знать
верный выход из каждой ситуации?»

Мудрец промолвил: «Вместо ответа я задам тебе встречный вопрос: из

каминной трубы вылезают двое мужчин, у одного лицо чистое, у другого
испачкано углем. Кто из двоих умоется?»

- Ну, это очевидно, - воскликнул мужчина, - умоется тот, у кого лицо

испачкано.

Мудрец ответил:
 - Не всегда верный ответ лежит на поверхности, иди домой и
поразмысли.

Мужчина думал в течение пятнадцати дней и вернулся довольный, чтобы

заявить мудрецу:

- Каким я был глупцом! Теперь я понял: умоется тот, у кого чистое лицо.
Потому что тот, у кого чистое лицо, видит товарища с испачканным лицом и
решает, что он тоже испачкался. Поэтому он умывается. Напротив, тот,
кто испачкан, видит лицо другого чистым и думает, что у него такое же.
Поэтому он не умывается.

- Очень хорошо, - изрек мудрец, - но не всегда ум и логика могут

подсказать нам здравое решение. Иди домой и поразмысли.

Мужчина вернулся домой, ломая себе голову. По прошествии пятнадцати

дней снова пришел к мудрецу:

- Я понял! Умываются оба. Тот, у кого чистое лицо, видит другого

грязным и решает, что он тоже испачкался, поэтому умывается. А второй,
увидев, как товарищ умывается, решает последовать его примеру.

Мудрец сделал паузу, а затем пояснил:

- Не всегда аналогия и сходство помогают сделать правильный вывод.

- Не понимаю, - развел руками мужчина.

Мудрец посмотрел на него внимательно и произнес:

- Как может быть, что двое вылезли из трубы и у одного лицо грязное, а у
другого чистое?

В большинстве случаев для получения конкретного ответа нам необходимо

всего лишь быть благоразумными. Именно наше благоразумие, без сомнения,
есть самая мудрая часть нашего «я», кричащая нам изнутри:

- Используй все, что имеешь, чтобы удвоить твои шансы прийти туда, куда
ты хочешь!

А то, что мы имеем, я называю ресурсами.

Как течение реки - это русло, по которому она течет, течение жизни - это
направление, в котором она развивается. С этой точки зрения любой инстру-
мент, позволяющий нам выправить курс, обрести направление, снова выйти на
дорогу или найти новые выходы из сложных ситуаций, — это ресурс. В жизни
мы сталкиваемся с препятствиями, которые затрудняют наш путь. Если человек
хочет продолжить продвижение в правильном направлении, он должен
расчистить дорогу, чтобы дальше следовать по ней или выбрать другой
маршрут.

Ресурс — это внутренняя или внешняя предпосылка, к которой мы

прибегаем. Мы берем из наших запасов хранящийся там инструмент для
достижения определенной цели, а именно: чтобы насладиться чем-либо,
преодолеть трудность, устранить помеху, встретиться лицом к лицу с
конфликтной ситуацией, разрешить проблему.

Ресурс – это любое средство, которым мы можем воспользоваться для

достижения наших целей, для того чтобы противостоять конфликту,
сгладить его или разрешить.

В некотором смысле большинство этих инструментов уже при нас,

доступно нам, остальные же придется изготовить самим.

Разница между наиболее развитыми животными и человеком заключается

в способности последнего производить орудия труда, используя другие
средства. Обезьяна может взять палку и собирать ею муравьев, голубь может
собирать веточки, чтобы свить гнездо, но ни одно животное не может
изготовить одно приспособление при помощи другого.

Есть много видов орудий.

Некоторые служат многим целям, а некоторые очень специфичны.

Некоторые из них простые и рудиментарные, а другие чрезвычайно

изощренные и сложные в описании.

Некоторые всегда в нашем распоряжении, а другие надо добыть.

Наконец, есть некоторые орудия, к которым мы прибегаем инстинктивно с

того момента, как их обнаруживаем; с другими нужно научиться обращаться.

Я могу иметь инструмент, но если я не умею сто применить, он мне ни на

что не годится. Зачем мне нужна электропила, если я не знаю, как ее включать,
как ею пользоваться, как ею управлять? Наиболее вероятно, что я себя пораню;
вместо того чтобы принести себе пользу, я причиню себе вред.

Все эти средства относятся к двум большим группам: ресурсы делятся на

внутренние и внешние. Мы уже проследили за тем, как в раннем возрасте были
вынуждены усвоить понятия «внутри» и «снаружи». Тем не менее большинство
пациентов, приходящих в кабинет психотерапевта, проявляют недостаточную
сознательность в этом вопросе. Последствия этого самые губительные. Они
переживают, как собственные, некоторые события и ситуации, которые на
самом деле для них чужие, или ищут извне причину того, что происходит
внутри них.

Потому необходимо следующее пояснение.

Все те ресурсы, которые расположены за пределами нашей телесной

оболочки, я называю внешними, а те, которые находятся внутри нее, -
внутренними.

ВНЕШНИЕ РЕСУРСЫ

Внешние ресурсы - это те предметы, учреждения и лица, которые могут

помочь мне вернуться на дорогу, с которой я свернул.

Дом, где я живу, моя работа, мой автомобиль, деньги на моем банковском
счете - все это входит в мои внешние ресурсы. Не располагая этими ресурсами,
мы не смогли бы решить многие вопросы. Перед лицом проблемы мы часто
вынуждены пойти на затраты. Допустим, если у нас отключили электричество.
Как нам тогда быть? Наши сбережения, наши резервы - то средство, которое мы
пустим в ход. Что касается учреждений, хотя я не часто там бываю, больница в
пяти кварталах от моего дома - ресурс; городская инфраструктура, к которой я
принадлежу, - тоже ресурс, пусть даже я ею не пользуюсь, но она в моем рас-
поряжении. То же самое относится к факультету, где я учился, к районной
библиотеке или полицейскому участку.

Возвращаясь к примеру о непредвиденных затратах: если мои сбережения

не слишком велики (или отсутствуют), я могу пойти в ближайший банк и
попросить кредит.

Люди также могут быть ресурсами. Наши друзья, учителя и родственники

- некоторые из людей, к кому мы обычно обращаемся. Возможно, кто-то из них
сможет одолжить мне деньги, если банк мне в этом откажет. Или мой друг
Альфредо, такой изобретательный, поможет мне их заработать.

Может быть интересным следующее упражнение: запишите на листе

бумаги те внешние ресурсы, которыми вы располагаете, прежде всего людей,
на которых вы можете рассчитывать, и в каком деле.

С некоторыми людьми мы развлекаемся, с другими болтаем, третьи могут

нас обнять, когда мы в этом нуждаемся, одолжить нам денег, укрыть, защитить
или дать нам дельный совет по поводу финансов. Другими словами, это
бесконечный список. Я советую вам исследовать, кто есть в вашем
распоряжении и для чего в каждом конкретном случае.

Так как это упражнение для нас и делаем мы его самостоятельно, нет
необходимости себя обманывать. Составляя список, мы, очень вероятно,
преподнесем себе несколько сюрпризов.

Допустим, чье-то имя мы упомянем несколько раз, а может, включим

человека, которого заранее исключили, а тот, кто, по нашему мнению, точно
должен там фигурировать, не появится даже последним номером...

Иногда необходимо набраться смелости, чтобы попросить что-то у лица,

представляющего собой наш внешний ресурс. Неразрешенная ситуация
повисает в воздухе, отнимая у нас часть энергии, но не позволяя продвинуться
ни на миллиметр.

Нужно научиться просить помощи, не попадая в зависимость, и нужно

научиться получать помощь, не думая, что вы чем-то обязаны.

Будьте внимательны...

Принимать помощь – не значит быть зависимым.

ВНУТРЕННИЕ РЕСУРСЫ

В глубине моего дома есть комната с инструментами. Там я храню все

приспособления, которые могут Мне понадобиться для повседневных целей.

Вы не поверите! Было время в моей жизни, когда я не подозревал о

существовании этой потайной комнаты. Я полагал, что в моем доме просто нет
места для этих инструментов. Каждый раз, когда мне нужно было что-то
сделать, я просил помощи у кого-нибудь или одалживал необходимое орудие. Я
прекрасно помню день открытия. Я вернулся домой в мыслях о том, что должен
иметь при себе наиболее часто используемые инструменты, и был готов их
приобрести, но перед этим я вынужден найти место в квартире, где смогу их
хранить. Я с ностальгией вспоминал кладовую дедушки Маурисио, набитую
всякой всячиной, и волновался так же, как при покупке своего ПЕРВОГО
инструмента. Тогда меня приводила в отчаяние мысль, что если я не найду для
него места, то он потеряется. В результате я, разумеется, оставил его на одной
из полок и много раз сжимал кулаки от злости, когда, нуждаясь в нем, не мог
его найти и шел к соседям, как будто был нищим.

Так я забрел в лубь дома, раздумывая над тем, что неплохо бы построить
маленькую кладовую в левом углу сада. Каким же сюрпризом было обнаружить
именно там, где я планировал ее построить, уже готовое сооружение, гораздо
большее, чем я мог себе представить! Помещение, которое, как я впоследствии
заметил, было набито инструментами. Эта потайная кладовая всегда была там.
Загадочным образом все мои когда-либо потерянные инструменты лежали там
в полном порядке, рядом с другими странными приборами, о назначении
которых я не догадывался, а некоторые были мне знакомы, но я не умел ими
пользоваться.

Только спустя некоторое время я понял, что в кладовой были ВСЕ мои
инструменты, что все они как по волшебству подходили под размер моей руки,
а также я выяснил, что в каждом доме есть подобная комната.

Разумеется, никто не может воспользоваться этими средствами, если еще

не открыл своей комнаты; никто не может управиться с самыми изощренными
инструментами, если не потратил должного времени на обучение; никто не
может оценить волшебный подарок, если предпочитает выпрашивать вещи у
соседа или проливать слезы из-за того, что его дому якобы чего-то не хватает.

Со дня открытия я не перестаю обращаться за помощью, когда мне это

необходимо, но полученная помощь в итоге рано или поздно, приводит к тому,
что я с изумлением нахожу на полке своей кладовой свой собственный
инструмент и понимаю, что уже научился пользоваться им у другого.

Внутренние ресурсы — общие для всех, нет человека, который бы их не

имел.

Человек может догадываться или нет об их существовании, уметь ими

пользоваться или нет.

Некоторые твои инструменты могут быть в худшем или лучшем

состоянии, чем у соседа, тогда ты можешь извлечь большую пользу из
некоторых из них. Но у всех нас есть эта «кладовая», полная ресурсов, на мой
взгляд, более чем достаточных при условии, что мы возьмемся за их освоение.

Обольщение, например, - крайне важный ресурс, но многие люди

полагают, что не обладают этим инструментом. И я заявляю им: «Вы плохо
искали». В отношениях с окружающими, если человек не может задействовать
этот ресурс, его дела по-настоящему плохи. Тот, кто даже минимально не
может воспользоваться своим талантом обольщения, не только никогда не
заведет пару, но и не сможет получить кредит в банке или скидку на покупку.
Обольщать — не значит «клеиться» к кому бы то ни было, это понятие связано
с доверием, симпатией, искусством установления эмоциональной связи между
людьми. Под обольщением я подразумеваю эмоциональную составляющую
всех межличностных отношений. Многие считают, что это природный дар, и
отчасти они правы, но это также всеобщее искусство, которое нетрудно
постичь.

Самосознание и осознание

Путь личностного развития начинается с самопознания, которое в свою

очередь, основано на самосознании — первичном и главном внутреннем
ресурсе.

Чем более ловко я научусь применять этот инструмент, тем быстрее я

продвинусь на своем пути и тем эффективнее станут мои поступки.

Но мы постепенно понимаем, что некоторые средства можно совмещать,

от этого их эффект только усиливается. Допустим, осознание самого себя
следует сочетать со способностью осознавать окружающую действительность.
Другими словами, если я не осознаю происходящее, я не могу дать никакой
оценки, никакого суждения, никакого прогноза, не могу выработать план
действий, который мне предстоит воплотить в жизнь.

Рассказывают, что жил на свете один отец, у которого был сын с

чудинкой. Однажды он подозвал мальчика и наказал ему:

- Слушай меня, сейчас пойдешь в амбар и проверишь, там ли я.

- Да, папа, - ответил сын.

Отец комментирует другу:

- Ты видишь? Он настолько глуп, что не понимает: я не могу быть

одновременно и здесь, и там.

В это время мальчуган встречает своего приятеля, который

интересуется:

- Куда ты идешь?

- Я иду за дом, папа послал меня проверить, там ли он. Мой папа такой
дурак! Зачем посылать меня туда, чтобы убедиться в этом?

А приятель отвечает ему:

- Конечно! Он мог узнать это по телефону!

 Ассертивность

После осознания самого себя самый важный мой ресурс - моя возможность
отстоять то место, которое я занимаю, ту личность, которой я являюсь. Это
сила, которая не позволит мне свернуть с пути в угоду окружающим. Я говорю
о способности, заложенной в каждом из нас, позволяющей нам укрепляться в
наших убеждениях, иметь собственное мнение и защищать свое пространство
от захватчиков и расхитителей. В психологии ассертивной называют личность,
которая, находясь в коллективе, где все разделяют одно мнение, может заявить,
искренне и без эмоций: «Я не согласен».

Я не призываю к упрямству, я за то, чтобы выражать и отстаивать свои

идеи. Я также включаю сюда умение обозначить границы, подчеркивая роль
интуиции и своего собственного восприятия вещей. Я предлагаю вам перестать
дрожать перед воображаемым неприятием вас теми, с кем вы не согласны. Я, в
конце концов, говорю о той смелости, которая требуется для того, чтобы быть
самим собой.

Эмоции

«Эмоция» — это побуждение к действию. Любой аффективный ответ - это

преддверие мобилизации энергии, которая мне нужна для действия. Поэтому
эмоции — часть внутренних ресурсов, я прибегаю к ним, чтобы избавиться от
своих оков. Что представляют собой эти ресурсы?

Все, что я способен чувствовать, - все. Хорошие и плохие эмоциональные

позывы. Как положительные, так и отрицательные, то есть от любви до нена-
висти. От неприязни до желания. Сюда входят: шкала ценностей, воля,
притяжение, грусть, страхи, чувство вины и, конечно же, самолюбие.

Когда я изучал Библию с раввином Мордехаем Эдери, он часто привлекал

наше внимание к некоторым на первый взгляд противоречивым аспектам
Священного Писания. Когда в одном фрагменте говорится одно, а в другом
указывается (иногда прямым текстом) на противоположное. Мордехай всегда
объяснял, что эти противоречия допущены специально, чтобы что- то показать
человеку. Я помню, что он цитировал один библейский пассаж: «Можно
возлюбить лишь то, что знаешь», — а затем другой, утверждающий: «Можно
познать лишь то, что любишь» (самое возмутительное, что оба кажутся
логичными и не лишенными основания). Вопрос, которым нас призывал
задаться Мордехай, был очевидным: так как же, сначала познать и потом
полюбить? Или сначала полюбить, а потом познать?
 С его подачи мы усвоили, что это противоречие, вероятно, призвано
показать, что это два одновременных процесса, потому что любовь растет
вместе с познанием, и чем больше я узнаю, тем сильнее люблю, а чем сильнее
люблю, тем больше могу узнать. Таким образом, я не могу возлюбить то, чего
не знаю, и не могу познать то, чего не люблю.

Любовь сама по себе — это дорога, которую стоит пройти от начала до

конца, но пока я хочу лишь подчеркнуть необходимость понимания того, что
аффективная составляющая нужна нам для того, чтобы постигать тот мир, в
котором мы живем. Разве стану я брать на себя труд и риск сделать шаг
навстречу познанию мира, если не чувствую в себе готовности его полюбить?

Я уже упомянул, что ресурс — это внутренний инструмент, который

позволяет нам не сворачивать с пути.

Тогда любовь – это эксклюзивное средство для того, чтобы

подключиться к своему желанию двигаться вперед.

Эмоции возникают помимо нашей воли и нашего решения, мы их не

можем контролировать. Тем не менее, хотя я не могу быть хозяином своих
чувств, я могу распорядиться, как поступить со своими чувствами, став в
результате их владельцем, и это сознательное присвоение собственных чувств,
скорее всего, и есть настоящее орудие.

Приятие

Если заглянуть в словарь, то там мы прочитаем: согласиться может

означать дать согласие, признать, а также уступить или примкнуть к кому-либо.
Я позволю себе предположить, что для нас у этого слова может быть два
смысла: первый — жизнеутверждающий и конструктивный, другой — темный
и деструктивный. Положительный вариант согласия называется приятием, а
отрицательный — смирением. Я могу согласиться, принимая реальность такой,
какая она есть, а могу смириться.

Когда я принимаю мир, окружающий меня, я словно заявляю: «Это так,

нужно лишь понять, как поступить с этой данностью».

И напротив, смиряясь, я, говорю: «Будь оно неладно, но это так и я должен

это проглотить!»

Это различие состоит в том, что конформизм приятия влечет за собой

отмену срочности изменений. В то же время конформизм смирения ведет к
тому, что мы увязаем в злобе, бесконечно проглатывая происходящее.
Фактически мы просто затаились, ожидая подходящей ситуации или условий,
чтобы сделать скачок через некий факт и изменить его, откладывая проявления
своего раздражения.

Некоторые искренне полагают, что надо соглашаться любой ценой,

принимая или смиряясь, а некоторые - я в их числе - считают, что приятие
желательно, а смирение - нет. Разумеется, в жизни каждого человека есть вещи,
события в прошлом, которые он никогда не сможет принять, и в этом случае
остается только смириться. Тот, кто пережил безграничную боль от потери
любимого существа, знает: разве можно на самом деле принять что-либо
подобное? В этом случае, в качестве первой реакции, мы можем только
смириться, конформизм смирения представляется мне единственным выходом.

Можно продолжать беседу о ресурсах до бесконечности, но на данном

этапе будет достаточно этого краткого списка инструментов (внутренних
ресурсов), которые я нашел в своей кладовой и которыми располагают также
все мои знакомые:

Самосознание
Способность к осознанию
Ассертивность
Личные способности
Аффективная способность
Интеллект
Моральные установки|
Сила воли
Смелость
Обольщение
Способность к ручному труду
Актерское мастерство
Харизма
Эстетическое чувство
Упорство
Способность к обучению
Креативность
Восприятие
Опыт
Интуиция
Нравственные принципы
Приятие

Эти инструменты, уверяю вас - лишь немногие из тех, что хранятся в

маленькой комнате в глубине вашего дома, которую вы, возможно, до сих пор
так и не обнаружили. Неважно, что вы не пользуетесь ими каждый день; не
выбрасывайте, не отказывайтесь от них, не прекращайте упражняться с каждым
из них хотя бы время от времени. Они должны быть всегда при вас - очень
вероятно, что они вам пригодятся завтра.

Каждый может распорядиться этими орудиями по собственному

усмотрению.

Замечательное состояние инструментов не гарантирует того, что они будут

применены в благих целях.

Подобно любому инструменту, с ними нужно не просто уметь обращаться,

их нужно использовать для достойных целей. Другими словами, результат при-
менения одних и тех же ресурсов может быть восхитительным или жутким.
Если у меня есть молоток, ножовка, гвозди, винты, бревна и листы металла, я
могу с их помощью построить дом или соорудить себе виселицу.

Цели всегда индивидуальны: инструменты наделяют своего владельца

возможностями, но намерения последнего в итоге решают все.
 ГЛАВА 6

РЕШЕНИЕ

Мы подошли к самому тяжелому этапу нашего путешествия: на этот раз на

пути к самозависимости нам придется отвоевать свою автономию.

Какой смысл я вкладываю в это слово, которое звучит так официально и

вызывает ассоциации с политикой, аэронавигацией или управлением на
предприятиях, но почти никогда — с живыми людьми?

Слово автономия представляет собой сложение двух понятий: «авто-

номия». «Номия» происходит от греческого nomos - «закон, норма, обычай»,
при этом его дериват nomia означает: система законов, норм или обычаев в
отдельной области (таким образом, астрономия - наука, систематизирующая
знания и законы, касающиеся движения звезд; экономия собирает и
классифицирует познания, относящиеся к ekos: очагу, дому, окружению и т. п.).
Начало слова - это уже привычное нам «само», которое означает: собственный,
принадлежащий самому себе.

Исходя из этимологии, автономный человек - тот, который способен

администрировать, систематизировать и устанавливать свои нормы, правила и
обычаи. Если я хочу стать самозависимым, я в первую очередь должен
попытаться стать автономным, другими словами, определить свои собственные
нормы и жить в соответствии с ними.

Это не всегда предполагает жизнь по законам джунглей, потому что

введение собственных норм не означает неведения в отношении уже
существующих в обществе, отказа от них или пренебрежения ими. Мои нормы
могут совпадать с теми, которым следуют окружающие. Закон может дать
разрешение - как, например, в случае с законом о разводе - но не заставить. И
никто не обязан делать что-либо только потому, что закон это позволяет.

В действительности я могу изучить нормы и найти их довольно

приемлемыми для себя, полностью созвучными тому, что я думаю и во что
верю. Но все равно очень важно иметь возможность подвергать сомнению,
исправлять и замещать. Мне кажется, что особый труд для живущего в
обществе - быть окруженным теми людьми, которые, будучи свободными,
выбирают те же нормы, что и он.

Следование нормам, принятым в нашем обществе, обеспечивает более

спокойное и счастливое существование, потому что очень тяжело быть
счастливым вопреки всем.
 Рассказывают такую историю: по проспекту Санта-Фе в самом центре
Буэнос-Айреса мужчина едет на машине по встречной полосе.

По радио передают сводку о дорожных происшествиях:

Один автомобиль перемещается по встречной полосе проспекта Санта-

Фе.

Мужчина смотрит вперед и усмехается: «Один автомобиль, говорят! Ха!

Да их тысячи! Тысячи!»

Я могу установить свои собственные нормы и стать полностью

самозависимым, но это не значит бросить вызов законам или вовсе пренебречь
ими. В худшем случае это предполагает мое право ставить их под сомнение.

Я могу подчинить жизнь моим законам, но это не имеет ничего общего с

навязыванием своих правил другому человеку.

Известен случай из жизни доктора Фрица Перлза, который всегда вызывал

мое восхищение.

Фриц уже был признанным психотерапевтом в Соединенных Штатах.

Одним субботним вечером в конференц-зале Института Эсалена в
Калифорнии должно было состояться выступление четырех наиболее ярких
представителей психотерапевтических школ США. Были приглашены
Роджерс, Скинер, Витакер и собственно Перлз.

Начало было запланировано на десять часов.

Перлз прибыл с некоторым запозданием, без конца извиняясь (как обычно).

Он был одет в своей узнаваемой манере: в бежевую мятую куртку (он
объяснял, что не имеет особенного смысла снимать одежду, когда ложишься
спать, зная, что тебе придется надевать ее утром) и кожаные сандалии;
своей длинной растрепанной бородой он напоминал пророка, а волосы его были
взлохмачены ветром. Организаторы объявили о начале конференции и передали
слово Карлу Роджерсу.

Весь поглощенный речью, Фриц облокотился на стол и машинально

достал из наружного кармана куртки папиросную бумагу, свернул папиросу,
поджег ее и, внимательно следя за выступлением, начал выпускать большие
облака дыма.
 Внезапно к нему подошел человек из организационного комитета и
прошептал: «Извините, доктор Перлз, это храм и здесь запрещено курить, уж
простите».

Фриц мгновенно погасил папиросу о лист бумаги и ответил: «Это вы

извините. Я не знал».

Через несколько минут Фриц незаметно проскользнул по направлению к

выходу.

Роджерс закончил свою речь. Публика из пятисот врачей и психологов

взорвалась бурными аплодисментами. Скинер начал свою презентацию, и
человек из комитета вдруг заметил, что Перлз так и не вернулся. Он вышел в
холл: Перлз уже должен был докурить папиросу, но его нигде не было видно.
Мужчина зашел в туалет, но там пусто. Выглянул на улицу: бесполезно, гость
пропал. Взволнованный, он позвонил домой Перлзу, чтобы сообщить о
случившемся.

Трубку снял сам доктор.

- Алло.

Мужчина узнал его характерный хриплый голос.

- Доктор Перлз, что вы там делаете?

- Я здесь живу.

- Но вы должны быть здесь, а не у себя дома, - парировал собеседник,

слегка раздраженно.

- Извините, разве это не вы сказали мне, что там нельзя курить?

- Да. И что?

- Я курю. Знаете ли, я курильщик. Места, где нельзя курить, для меня
противопоказаны.

- Хорошо, доктор. Если для вас это так важно...

- Нет. Я не могу оспаривать решение организаторов. Мне это кажется

несправедливым.

- Несправедливо то, что люди, которые хотели услышать ваше

выступление, не смогут этого сделать.
 - Это правда, но я не несу за это ответственность. Те, кто меня
приглашал, должны были предупредить меня, что у вас запрещено курить, и я
бы ответил, что они могут на меня не рассчитывать. Теперь уже поздно.

Подобное отношение представляется мне хвалебной песней

индивидуальной свободе, а также гимном уважения к решениям других.

Потому что, будучи автономным, я могу выбирать лишь с позиции своей

свободы, хотя зачастую мне придется платить за это.

Здесь перед нами встает новый вопрос. Мы определились с понятием

свободы, но не договорились о том, что будем называть свободой.

Когда мы начинаем раздумывать над этим понятием, наша первая мысль

почти всегда такая:

Быть свободным означает делать т о, что я захочу.

Отсюда вытекает закономерный вопрос: существует ли свобода на самом

деле?

Ведь мы знаем, что никто не может делать «всё», что захочет.

Никто не может посему быть истинно свободным.

Если поверхностно отнестись к этому вопросу, мы можем прийти именно к

такому чудовищному выводу: мы не можем быть свободными. По крайней
мере, полностью свободными.

И станем утешать себя мыслью о том, что можем отвоевать для себя по
меньшей мере некоторые свободы.

Допустим, свободу мысли.

Возможно, загнанные в рамки своего воспитания и еще более

сдерживаемые влиянием рекламы, я думаю, мы могли бы согласиться с тем, что
у нас есть абсолютная свобода думать, что нам заблагорассудится - без
ограничений, без цензуры, без препятствий. И все же будем искренни: когда
нас спрашивают о свободе, разве это мы имеем в виду? Похоже, что нет. Пото-
му что, ограничивая понятие свободы только сферой мышления, мы упускаем
ряд важных аспектов, фундаментальных для нашей жизни, которая, к счастью,
гораздо больше связана с действиями, чем с мыслью. То, что характеризует
меня в моей взаимосвязи с окружающим миром, - это прежде всего поступки,
но не мысли, а в лучшем случае — поступки, согласованные с мыслями.
 Дойдя до этой точки, мы можем задаться вопросом:

«Зачем мне свободно думать, если я не могу свободно действовать?»

Смириться лишь со свободой мысли - значит лишиться пространства для

жизни. Это все равно, что создать виртуальную действительность из бесконеч-
ных «если бы», вычисленных и запрограммированных. Мир фантазии без каких
бы то ни было сюрпризов, главным героем которого является наш интеллект.
Это «прекрасный новый мир», подобный описанному Хаксли, абсолютно
предсказуемый и наводящий тоску.

Это спектакль с бесконечными репетициями, премьера которого так

никогда и не состоится. Свобода мысли очень важна, но мы ничего не
добьемся, если не готовы реализовать нашу мысль, превратить ее в действие,
пусть даже маленький поступок ради нас самих. В то же время действие меняет
нашу роль в этом мире, оно может иметь непредсказуемый результат, что в
итоге изменит наш образ мыслей.

Во время одного из моих выступлений на эту тему одна молодая девушка

заметила следующее:

«Это часто происходит с великими людьми, они постоянно думают».

И в этом утверждении большая доля правды.

Я ничего не имею против мыслей, я просто заявляю, что свобода мысли

сама по себе ни к чему не ведет и не является той свободой, которой можно
гордиться.

Возвращаясь к нашим прежним утверждениям: если мы соглашаемся с

тем, что Никто не может делать Все, что Хочет, мы должны покорно
принять тот факт, что абсолютной свободы не существует.

Тогда у нас есть три возможных сценария:

Решить, что свобода с ограничениями не является таковой, а посему

понятие свободы — есть фикция и вымысел.

Принять, что абсолютной свободы не существует, но относительная,

ограниченная, условная свобода продолжает оставаться свободой.

Или отправиться на поиски иного варианта.

Мне бы хотелось распрощаться с первым вариантом как можно скорее,

потому что мне тяжело признать, что свобода — вымысел. Тем не менее верно
то, что я оцениваю состояние свободы как одно из двух: личность свободна или
несвободна. Мне кажется неразумным предполагать существование «почти
свободы». Может, свобода подобна индикатору прибора, который горит или
нет? Или, как утверждает большинство людей, у свободы есть степени?
Другими словами, можно быть очень свободным, более свободным и еще более
свободным... или не очень свободным, менее свободным и еще менее
свободным... Сколько же тогда степеней у свободы: шесть, восемь, двадцать
пять? Применимы ли к ней понятия «более» и «менее», как к потенциометру?
Можно ли быть наполовину свободным?

Если мы не найдем альтернативы двум первым сценариям, мы должны

признать, что приравниваем свободу к теологическому постулату, ясному на
письме, но недостижимому на практике.

Карлитосу четырнадцать лет, и он молодой курсант военного училища, а

также любимый племянник дона Альберто, владельца и президента крупной
металлургической компании.

Главный офис, девять часов утра. За чашкой кофе с молоком Карлитос

говорит управленцу:

- Дядя, ты знаешь, что по вечерам я хожу на занятия. Так вот, вчера у

нас был урок логики, и учительница объясняла разницу между теорией и
практикой, но я ужасно запутался и в итоге так ничего и не понял. Она
сказала, что, если кто-то не поймет, пусть к следующему уроку придумает
пример, а мне ничего не приходит в голову. Ты не подскажешь мне пример,
чтобы я понял различие?

- Да, Карлитос... Смотри... Сходи на кухню и попроси Марию, кухарку,

чтобы она тебе ответила честно: скажи ей, что один клиент фирмы хочет с
ней переспать и предлагает сто тысяч долларов за ночь. Узнай, переспит ли
она с клиентом за десять тысяч долларов...

- Но, дядя...

- Ступай, сынок, ступай.

Парень задает вопрос кухарке, красивой смуглой женщине лет сорока, и

она восклицает:

- Десять тысяч долларов!!! Послушай... у нас такое сложное положение,

мой муж так много работает, а расходы чудовищные. Так что... Да, я бы
точно это сделала. Но только чтобы помочь мужу!

Парень возвращается и с изумлением рассказывает дяде:

 - Она сказала, что да, дядя, кухарка согласилась.

- Ладно, а теперь сходи в приемную к блондинке в мини-юбке и попроси ее

быть искренней с тобой; расскажи ей, что два иностранных клиента
заплатили бы сто тысяч долларов за ночь за такую красотку, как она. Спроси,
согласилась бы она переспать с обоими за десять тысяч.

- Но, дядя, у Марибель есть жених.

- Все равно спроси.

Через некоторое время молодой человек возвращается с выражением

полной растерянности на лице.

- Дядя Альберто, она сказала, что да...

- Отлично, сынок... послушай меня. Теоретически мы в состоянии

заработать двести тысяч долларов. Тем не менее на практике у нас на фирме
всего лишь работают две проститутки.

Либо Свобода, на этот раз с большой буквы, — это выдумка теоретиков и

не существует на практике, либо свобода существует, но ограничена некоторы-
ми условиями. Проблема в том, что, если мы определим границы этой свободы,
мы снова вернемся к нежелательному постулату о том, что свободы не
существует.

А если свободы не существует, то не существует и автономии.

А если нет автономии, нет и самозависимости.

А если нет самозависимости, при условии, что независимости тоже нет,

нам не остается ничего другого, кроме зависимости...

Тогда, помимо всего прочего, мы с вами проделали весь этот путь

бесцельно.

Я отказываюсь в это верить!!!

Теперь рассмотрим, что происходит, когда мы признаем пределы свободы.

Кем установлены эти границы?

Кто решает, что «можно», а что «нельзя» делать?

Обычно в своих ответах люди ссылаются на следующие два ограничителя:

общественные нормы (которые делают нас ответственными перед законом) и
личные нормы (более связанные с моралью).
 В любом случае в разговоре всегда появляется шаблонная фраза:

«Свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода

другого».

Можно по пальцам пересчитать вещи, которые мы помним со средней

школы.

Дуэт Вилькапухио и Ауйомы (селения, возле которых во время

аргентинской войны за независимость шли ожесточенные бои).

Трио мхов, водорослей и лишайников.

И, наконец, волшебную фразу на все случаи жизни: «Свобода одного

человека заканчивается там, где начинается свобода другого».

Это кажется мне трогательным, но я считаю, свобода устроена другим

образом.

Моя свобода не заканчивается там, где начинается свобода кого бы то ни

было.

Кстати, воспоминания нас подводят и эта фраза на самом деле относится к

праву, а не к свободе.

Твое право никак не ущемляет мою свободу, она связана лишь с

последствиями моих самостоятельных поступков. Я имею в виду
юриспруденцию и закон, которые предупреждают нас о наказании за
нарушение запрета, но никоим образом не могут нам помешать это сделать.

Если свобода — это возможность поступать так, как вздумается, но в

рамках, которые ставят окружающие, тогда личная свобода определяется тем,
что мне дозволит ближний. Само понятие свободы оказывается под угрозой и
начинает слишком походить на те варианты свободы, о которых мы говорили...

Если мы застрянем на этой точке, мы вернемся к представлению о свободе

как о чем-то навязанном другими. Я думаю, очевидно, что такая свобода очень
смахивает на рабство, пусть хозяин великодушный и понимающий, безликий и
демократичный, пусть хозяин — это целое общество, а не отдельный
индивидуум.

Представим себе, один раб принадлежит очень доброжелательному

хозяину; хозяину, разрешающему ему делать все, что захочется; хозяину,
дающему ему множество полномочий, в которых многие другие хозяева от-
казывают своим рабам, и более того, которыми этот хозяин не наделяет других
своих рабов. Задам вам вопрос столь привилегированное отношение дает нам
повод перестать называть это рабством? Очевидно, НЕТ.

Если другие решают, что я могу делать, а что нет, каким бы лояльным и
терпимым ни был мой хозяин я не свободен.

Хотим мы принять это или нет, мы свободны совершать поступки, которые

нарушают общественные порядки; общество же может лишь наказать нас a
posteriori (после) или угрожать нам a priori (заранее) последствиями выбора
того, что нормы запрещают.

Итак, наша единственная надежда — оставить это решение на совести

каждого отдельного человека.

С этой позиции каждый проанализирует, что он думает, что хочет и что

может, и потом решит, как ему поступить. Связанный этими культурными
нормами, заимствованной этикой или зазубренной моралью, человек иногда
думает, что «не может» сделать что-то во вред ближнему.

Можно приблизиться к правде при помощи старой английской поговорки,

которой меня когда-то научили Хулио и Нора: «I could… but I shouldn't» (что
примерно можно перевести следующим образом: «Я мог бы... но не должен»).

Лично я полагаю, что можно пойти дальше и провозгласить: я «могу»... но

если я это сделаю, это скажет многое обо мне. Или еще дальше: если, зная, что
я «могу» что-либо сделать, я отказываюсь от этого, чтобы не причинить вред
ближнему, это скажет еще больше обо мне.

Другое распространенное заблуждение - это наша личная история,

интериоризированные наказы наших родителей, действующие в качестве
ограничителей нашей свободы. Это действительно может стать помехой, но
никак не приводит нас к рабству. Потому что я могу выбирать между тем,
чтобы принять, оспорить или отклонить эти наказы; я могу провести работу над
собой, чтобы избавиться от их влияния. (Я даже могу иногда вести себя
реакционно, поступая противоположным образом. Хотя в действительности это
тоже будет разновидностью зависимости - зависимостью наоборот.)

История нашей жизни не может находиться вне нас, это наша часть, хотя,
естественно, мы ее не выбирали; теперь мы сами определяем свое
существование.

Моя история, заставляющая меня предпочитать груши абрикосам потому,

что в моей семье ели груши, обусловливает мой выбор, но не мешает мне
выбирать самому. Она является частью меня, теперь я выбираю этот фрукт,
хотя свободен выбрать любой другой. Условность заключается в моей
тенденции всегда выбирать одно и то же, а не в невозможности выбора - это
совершенно разные вещи.

История моей жизни может обусловить мой выбор, но не лишает меня

возможности выбирать.

В любом случае, если, имея выбор, мы решим, что не можем поступить

так, как хотим, мы не свободны.

Как бы то ни было, даже если не принимать в расчет окружающих и наши

собственные условности, есть вещи, которые мы никогда не сможем сделать. Я
могу выйти на улицу голым, возможно, могу накричать в офисе на своего
начальника, но каким бы свободным я ни был, я не могу вылететь в открытое
окно.

Это означает признание того, что у нас есть некоторые конкретные

ограничения.

Значит, настоящая свобода - недостижимая иллюзия?

Что это за свобода, когда она всегда ограничена условиями? Мы попались

в ловушку, расставленную нашими предшественниками, размышлявшими на
эту тему.

Мы пришли в желанное место начала познания, мы пришли в

замешательство.

Мне кажется, что ради этого я и пишу, чтобы всех запутать, чтобы
разобраться в своих собственных сомнениях, чтобы посмотреть, сможем ли мы
таким путем прийти в надлежащее место.

Я искренне верю, что единственный способ говорить на философские

темы, ибо свобода - это философское, а не психологическое понятие, - это
путать себя.

Потому что если для нас ясна суть какого-либо понятия и эта ясность
происходит оттого, что мы никогда его не пересматриваем, лучше бы нам
поставить наши убеждения под сомнение. Один из важнейших наших
внутренних ресурсов - это способность испытывать замешательство. Это
единственное, что может нас привести к новым истинам. Если человек не
может испытать замешательство от краха старой системы верований, он не
может и открыть для себя новые грани.

Открытие нового всегда связано с исследованием.

Исследование ведет к удивлению.

 Удивление вызывает замешательство.

Самое замечательное, что происходит с нами в ситуации, при которой мы

размышляем: «Как это может быть: я думал одно, а на самом деле все совсем
по-другому?» - это то, что мы испытываем замешательство.

Это состояние происходит потому, что мы оказываемся в АПОРИИ

(древнегреч. - безысходность, безвыходное положение, затруднение,
недоумение).

И снова мне на помощь приходит Ландрю:

Если я попал в тупик, я выйду тем же путем, которым зашел.

И все наши рассуждения о свободе были ложными по определению.

Потому что в ходе нашей горячей дискуссии мы отталкивались от ложного
постулата, хотя время от времени и приходили к верным выводам.

Отклонение от пути объясняется тем, что мы перепутали свободу со

всемогуществом.

Потому что определение свободы, из которого мы исходим («свобода - это

возможность делать все, что я захочу»), есть определение всемогущества, а не
свободы.

Никто не может делать всё, что ему захочется.

Как бы я яростно ни хотел, чтобы у меня росли светлые волосы на голове,

а я бы их не красил, этого не происходит. Почему? Потому что это не в моих
силах. Но от этого я не перестаю быть свободным. По той же причине я не могу
летать, не могу избежать смерти, не могу остановить время, не могу делать
сотни тысяч вещей и все же остаюсь свободным.

Помимо ограничений, которые налагает наша культура, навязывает наше

воспитание и устанавливают наши мораль и нравственность, у наших желаний
есть физические пределы.

Таким образом, свобода определяется способностью выбирать, а

накладываемые на нее ограничения обусловливаются не правами других, а
рамками возможного.

Что произойдет с нами, с человеческой культурой и обществом третьего

тысячелетия, если мы возомним, что быть свободным - значит быть
всемогущим?
 В какой-то мере во всех нас заложено такое представление о свободе, и с
присущим нам высокомерием мы задаемся вопросом: «Почему, будучи
свободным, я не могу делать все, что мне захочется?»

И когда нам не удается сделать всего... мы можем поверить в то, что мы

несвободны, вместо того чтобы принять, что наше определение ошибочно,
вместо того чтобы согласиться с мыслью, что мы не всемогущи.

Чтобы не слишком углубляться в тему и не оставить у вас никаких

сомнений, я воспользуюсь формулировкой моего пациента Антонио, который
однажды в конце сеанса с юмором прокомментировал;

«Сдаюсь... есть вещи, которых ДАЖЕ Я не могу!!!»

Повторюсь... Мы не всемогущи потому, что некоторые вещи мы не можем

себе позволить физически, но это не имеет ничего общего с человеческими
законами, действующими нормами, навязанными ограничениями, воспитанием
или культурой.

На самом деле каждый может задаться целью стать всемогущим,

исполнить все свои желания, стать Богом. Однако с философской и
рациональной точки зрения, даже Бог не всемогущ. Почему? Формальные
аргументы о том, что Бог мог бы положить конец всему злу в мире и так далее,
для теологов объясняются божественным провидением, неподвластным
пониманию человека. Другими словами, Бог по-настоящему всемогущ, но его
выбор - не делать этого по некоторым недоступным для нас причинам.

Но существует один софизм - логически верное утверждение, но

приводящее к иррациональному выводу или не имеющее возможного
доказательства, - который всегда привлекал мое внимание. Это софизм по
поводу невозможности всемогущества.

Утверждение первое: Бог существует.

Утверждение второе: Бог всемогущ.

Утверждение третье: если Бог всемогущ, он может делать все.

Утверждение четвертое: значит, Бог может создать очень маленькую

песчинку и огромный камень. Может Бог создать такую большую и тяжелую
глыбу, что никто, ни одно живое существо на Земле не сможет ее поднять?
Тоже может. Но... может ли Бог создать такую большую и тяжелую глыбу, что
ее не сможет поднять даже Он сам?

Вывод: если Бог не может этого сделать, он не всемогущ, так как, по

крайней мере, одну вещь он не может сделать. А если он в самом деле может
это сделать, значит, есть камень, который он не может поднять, таким образом,
он тоже не всемогущ.

Тем более, не являясь Богом, я не могу делать бесконечное множество

вещей. Я могу захотеть в этот конкретный момент закрыть глаза, а открыв их,
оказаться с Хулией в Гранаде, но это не входит в число вариантов, из которых я
на самом деле могу выбирать, и из-за отсутствия этой возможности я не
перестаю быть свободным. Я могу сейчас решить выйти из дома и, вместо того,
чтобы сесть на такси, прогуляться пешком, хотя идет проливной дождь? ДА. Я
могу сейчас выйти из дома, спрятаться в переулке и ударить палкой первого
встречного? ДА. Делать это или нет - зависит от меня, а не от моей
ограниченности в поступках. Это решается на территории, где свобода ставится
на карту, а решения принимаются путем выбора из возможных вариантов. То
есть:

Свобода состоит в моей способности выбирать из существующих на

деле вариантов.

Это определение наводит нас на мысль, что можно вести речь о свободе
лишь при определенных условиях.

Первое условие:
наш выбор должен быть возможным на деле

Реально ли это? (Я не спрашиваю, желательно ли это, хорошо или плохо,

дорого ли нам придется заплатить и понравится ли окружающим. Я даже не
спрашиваю, что произойдет, если все выберут это и какими будут последствия.
Я просто спрашиваю реально этого достичь или нет?)

Физически невозможное может быть таковым лишь по объективным

причинам, не зависящим от нас, нашего мнения или мнения других людей.

Допустим, представим себе конкретную ситуацию. Я вызвался развезти

трех приятелей моих детей по домам. Сейчас без двадцати девять, а я должен
доставить всех домой до девяти. Один живет в Матадеросе, другой в Белграно,
а третий в Авельянеде. Это невозможно! В этот момент невыполнение
обязательства не зависит от меня!

Это не вопрос свободы. Не в моих силах сделать так, чтобы сейчас было
восемь часов, и, таким образом, все успеть к сроку. Я не могу заставить другого
отца заблуждаться и считать, что я должен привезти ребенка к десяти, хотя мы
договаривались на девять. У меня нет самолета, ожидающего у ворот. И я не
могу выбрать за ребенка, чтобы он не жил в Белграно, а жил в Кабальито, или
чтобы Авельянеда находилась поближе к Флоресу.

В данной ситуации я могу выбрать, кого я завезу домой первым, кто

окажется дома вовремя, по какой дороге я поеду, позвоню я или нет родителям
ребят, чтобы предупредить, что задерживаюсь. Все это зависит от меня, но я не
могу выбирать, когда речь идет о том, что не в моих силах

Свобода — это наша способность выбирать то, что в наших возможностях.

Чтобы понять, что для нас возможно, а что нет, требуется определенная
трезвость ума.

Когда я затрагиваю эту тему во время сеансов или своих лекций, одно из
первых возражений следующее: «Когда я болен или нахожусь в депрессии, я не
могу выбирать».

Депрессия - заболевание нашей воли, поэтому есть вещи, которые

страдающий ею человек действительно не в состоянии сделать. Но хотя он не в
силах выбирать, он не перестает быть свободным. Он болен, это совсем другое.
И у такого больного есть выбор, как-то сопротивляться своей болезни или нет, -
чего нельзя сказать, допустим, о многих неизлечимых больных. Смертельно
больной не может выбирать между болезнью и здоровьем потому, что это за
рамками его возможного выбора.

Если у меня есть нравственные принципы, управляющие моим

поведением, это не означает потери свободы, потому что я могу оставаться
свободным и придерживаться своих принципов, потому что внутренне я
свободен, просто я не хочу совершать некоторые поступки, которые идут
вразрез с моими принципами.

Я выбираю в соответствии со своей собственной нравственностью и

моралью.

Но зачастую, когда уважение к ближнему становится непременным

условием, когда мои действия ограничены тем, чтобы не обидеть и не
причинить вред, это выливается в высказывание: «Я могу делать это, только
если тебе это не помешает…» Где же тогда свобода?

Одна дама сказала мне:

«Мне нужна свобода, только если другие люди не страдают, так как моя
свобода и мой образ действий могут причинить им сильные страдания».
 Как же это так? А мои страдания по причине моей несвободы? Когда я
заявляю, что человек может выбирать свои действия в пределах возможного,
кто-то всегда с пылом выкрикивает:

«Надо уважать ближнего!»

И я спрашиваю: когда надо уважать? Почему надо уважать? Я хочу это

знать.

А тот, кто кричал, теперь молчит, но думает про себя:

«Он должен уважать! Он не может делать, что хочет! Пусть он хочет и

может так поступать... он все равно не может!»

Эти «Не должен! Не может! Надо уважать!» вызывают во мне вопрос...

Надо уважать или все-таки выбираю я?

Потому что «надо уважать» и «я делаю выбор в пользу уважения» - далеко

не одно и то же...

Именно эта разница между ощущением свободы и несвободы: понимать,

что на самом деле я все выбираю сам.

Одно из самых распространенных заблуждений заключается в том, что

свобода всегда используется во вред другому. Эта мысль происходит из
полученного нами воспитания, и нужно от нее избавляться. Потому что
конкретный факт моей свободы причинить вред ближнему не говорит о моей
готовности это сделать. Более того, моя свобода навредить кому-либо придает
ценность моему решению этого не делать.

Ценность моей любви к близким в том, что я могу се не испытывать.

Ценность пожертвования в том, что я могу его не совершать

Ценность того, что я выступаю в защиту определенной идеологии в том,

что я могу этого не делать или могу придерживаться противоположной
системы взглядов.

И почему бы нет — ценность того, что я живу со своей женой, в том, что я
бы мог не жить с ней, если бы захотел. Мера ценности вещей заключена в
нашем выборе, потому что какая заслуга в том, чтобы сделать единственно
возможное?

Однажды во время беседы с пациентами я спросил у них, чего они не

могут сделать. Одна женщина пятидесяти лет ответила мне:
 - Например, я не могу сегодня уйти из дома и вернуться, когда мне
вздумается.

- Что заставляет вас думать, что вы не можете? Что мешает вам это
сделать? - поинтересовался я.

- Мой муж, мои дети, моя ответственность... мое воспитание, - пояснила

она.

Тогда я сказал ей:

- Если вы фантазируете о том, что можете бросить все это, но в

действительности этого не делаете, это только потому, что вы этого не хотите,
верите вы мне или нет. Я имею в виду, что ваш выбор — остаться с семьей.
Выражусь еще яснее вы не уходите из дома, так как не хотите. Вы пользуетесь
своей свободой. Вы знаете, что могли бы выбрать второй вариант, но решаете
остаться; тем не менее, если бы вы твердо решили уйти, никто не мог бы вас
остановить. Предпочитаете думать, что не можете, и лишаетесь главного приза.
Именно использование права на свободу придает ценность каждому вашему
решению. Ваш муж, дети, внуки, общество, те вещи, за которые вы боролись,
естественно, обусловливают ваш выбор, но никак не ограничивают саму
возможность выбора; ведь другие женщины при прочих равных условиях
выбирают совсем другое. Вспомним сюжет «Ширли Валентайн» (Вилли
Расселл): домохозяйка внезапно оставляет свою семью и отправляется в
путешествие по Египту, где знакомится с Костасом, турецким моряком,
предоставляющим ей то, в чем она в данный момент больше всего нуждается.

То, что другой человек действует согласно нашим ожиданиям, тоже

является его выбором и имеет определенную ценность, это не то, что само
собой разумеется. То, что мой партнер жертвует чем-то в ответ на мою жертву,
достойно восхищения, потому что это плод свободного выбора.

Мы могли решить оставить позади все, чем обладаем, и все же наш выбор -
забрать это с собой.

Это наша заслуга, и за это нам полагается вознаграждение.

Второе условие:
Вариантов должно быть два или больше

Для выбора должно существовать более одного варианта.

Количество возможностей напрямую связано с моими личными

способностями и с моим окружением. Решающую роль играет не отношение к
нам окружающих, а сама возможность воплощения наших замыслов в этой
реальности.

В каких ситуациях существует лишь один вариант?

Однажды во время моей лекции кто-то оспорил мое утверждение, приведя

в пример события времен диктатуры.

- Нельзя было выйти на улицу и крикнуть «я против».

- Все было можно... поэтому стольких людей убили, - возразила одна

девушка.

Конечно же, все было можно, отсюда жертвы режима.

И ценность их решения заключалась в том, что оно было свободным, при

том, что остальные заняли противоположную позицию.

Важно лишь понять, что даже во время диктатуры каждый продолжает

выбирать, и нужно нести ответственность также за то, что мы решили не
ставить под угрозу собственную жизнь. Я не выношу никому морального
приговора. Я не утверждаю, что надо было поступать именно так или иначе. Я
просто говорю о том, что каждый выбирает согласно своим принципам и
каждый знает, чего для себя хочет.

То, «что мы действительно не выбираем» - это чувства. В этом смысле нет

никакой возможности выбора, мало того, пытаться это осуществить – крайне
пагубно. Потому что очень вредно пытаться заставить себя испытывать те
чувства, которые мы не испытываем, или действовать так, как будто мы
ощущаем что-то другое. Потому что чувства не выбирают, они случаются.

Во всех остальных ситуациях у нас всегда есть выбор. Потому что даже в
крайнем случае, если некий тип приставит мне пистолет к голове и прикажет:
«Убей его, или я убью тебя», - даже в этом случае мы можем выбирать. Я
полагаю, что можно оправдать любое из двух возможных решений. А если в
меня целится грабитель со словами: «Кошелек или жизнь», я думаю, нет
сомнений, какое решение мы все примем. И никто нас не осудит за это.

«Выбирая между жизнью и деньгами… разумеется деньги, - говаривал

мой дедушка. – В результате самое важное – это бумажки, потому что
здоровье приходит и уходит…»

Пока я могу выбирать: да или нет, - я свободен.

Когда мне ничего не останется, кроме как сказать «да», я несвободен.

Когда мне ничего не останется, кроме как сказать «нет», я несвободен.

 Но пока у меня есть варианты, есть свобода.

Почему?

Потому что передо мной несколько дорог, и я могу выбирать.

Как всегда, кто-нибудь усомнится... А условности?

А наказы? А воспитание? А мораль и хорошие манеры? А заученный урок?

Все эти факторы, разумеется, сузят возможные дороги, сократят

количество возможных вариантов, оставят мне вместо сотни, допустим, четыре
возможности.

Это ощущение свободы, а не сама свобода уменьшается от количества

вариантов. Чем больше у меня возможностей выбора, тем более свободным я
себя чувствую.

Это можно четко проследить на примере денег. Почему повсеместно

бытует представление о том, что деньги делают нас более свободными?

Потому что они добавляют нам возможностей. Имея больше

возможностей, я чувствую себя более свободным. Иногда отсутствие денег
сокращает количество опций до двух, и тогда я не могу ощущать себя слишком
свободным. То же самое относится к социальной обстановке, семейной
структуре, характеру работы, которую мы выбираем.

Рост личности влечет за совой усиление ощущения свободы.

Расти - значит расширять свое жизненное пространство. Чем больше

пространства, тем больше возможностей.

Когда я расту, я не приумножаю свою свободу, но увеличиваю

количество возможностей и потому ощущаю себя более свободным.

Если в том маленьком пространстве, которое я занимал, была лишь одна

возможность, а в большем пространстве, которое теперь мне принадлежит,
появляется еще одна, значит, с ростом я начал пользоваться свободой выбора.

Попытайтесь применить это к своим отношениям с близкими. Друзья,

лишенные собственнических чувств, не будут вас притеснять, а наоборот,
помогут чувствовать себя более свободным. В то же время партнер с
тираническими замашками заставит вас чувствовать себя менее свободным,
потому что такая связь сократит ваши возможности.
 Другими словами, я ощущаю себя более свободным, когда у меня больше
возможностей, и менее свободным, когда у меня их мало.

Третье условие:

ответственность

Я ответственен за то, что выбираю именно потому, что я мог выбрать что-
то другое.

Я не могу лишиться своей свободы, и поэтому я не могу перестать нести

ответственность за свой выбор. Я не могу отказаться от ответственности за
свою собственную жизнь.

Глагол «выбирать» влечет за собой ответственность Выглядит это

следующим образом:

«Почему ты это сделал?»

«Потому что я так захотел».

Ответственность - не обязанность, она подразумевает, что мы отвечаем за

свои поступки.

Тот факт, что другой человек дал мне соответствующие указания или
навел на мысль, не лишает нас свободы выбора и необходимости принимать
решения самостоятельно. Поэтому безусловное подчинение, как в армии, - это
бред и неправда. Потому что некто может приказать мне сделать то, что он
хочет, но право выполнять его распоряжение или нет остается за мной. И если я
это делаю, я становлюсь ответственным за совершенное, потому что иначе быть
не может.

Свобода - не всегда легкая ноша, иногда это тяжкий груз. Потому что,
являясь ответственным, я могу ощутить себя виновным за свой выбор, и
необходимость отвечать за него может даться мне тяжело.

Это любопытно, так как до сих пор свобода была радостным и приятным
переживанием. Теперь же мы приходим к выводу, что, если бы могли
избавиться от бремени необходимости выбирать, переложить ее на другого,
заставить распоряжаться ею, мы бы почувствовали сильное облегчение или, по
крайней мере, некоторое успокоение.

Хотеть, чтобы другой управлял нашим выбором, - значит хотеть

оставаться беспомощным малышом, ожидающим, что за него все решат.
 Столько людей живет так! Им некомфортно в этом состоянии, но они
убеждены, что у них нет альтернативы, потому что они не созрели в этом
отношении.

Я убежден, что они не смогут избавиться от мысли о том, что они

свободны, а следовательно, ответственны за свои действия. Никак не смогут
избавиться.

Неважно, что они думают и говорят, не важно, на кого они возлагают вину.

Неважно, что они винят законы, окружение, условности, воспитание или

чужие наказы.

Вы каждую секунду выбираете свои действия.

Но не хотите признать этого, потому что страшитесь ответственности за

решение быть свободными.

Загнать свою жизнь в некие рамки - мое право и моя привилегия. Ни вы,
ни какие бы то ни было реальные причины не могут этому помешать: только я
делаю свой выбор.

Самоограничение — это выбор. Я автономен и, устанавливая свои

собственные нормы, говорю: этого я не сделаю. В этом случае я не перестаю
быть свободным, ибо это мой выбор. Он настолько непрерывен, что, если я
сегодня могу сказать «этого я не сделаю», завтра я могу сказать «это я сделаю».

Если человек решает быть рабом — он продолжает быть свободным или

уже раб?

Можно сделать выбор в пользу отсутствия выбора?

Это древний парадокс, касающийся свободы.

Аристотель говорил: «Если я держу в руке камень, я могу решить оставить

его в ладони или бросить, у меня есть этот выбор; до тех пор, пока камень у
меня в руке, у меня две возможности. Тем не менее, если я разожму ладонь, я
уже не смогу выбирать между тем, оставить его или бросить».

Некоторые решения открывают невидимые двери, а другие их закрывают.

Если человек выбирает рабство, но затем может передумать и стать

свободным, значит, он все равно свободен, даже являясь рабом. Выбирая
рабство по воле или желанию кого-либо, я продолжаю оставаться свободным,
только если могу изменить это положение вещей.
 В легенде о Тристане и Изольде Тристан по ошибке выпивает любовное
зелье и без памяти влюбляется в Изольду. Тогда он становится ее любовником.

Король, который собирался на ней жениться, объявляет Тристана

предателем и упрекает его: «Как ты мог со мной так поступить? Ты, мой
друг, делил постель с женщиной, которая должна была стать моей
супругой!!!»

Тристан отвечает: «Ты спрашиваешь это у меня? Спроси это у нее, ибо я
раб своего сердца, а она его хозяйка...»

В этом случае Тристан сознательно не совершал предательства, так как

принял любовное зелье. В этой легенде нет воли, а значит, также нет и
ответственности за поступки (в действительности король, услышав это, сменяет
гнев на милость и прощает Тристана).

Проблема в том, что в реальной жизни, далекой от мифа, мы всегда

отвечаем за то, что выбираем, потому что не существует зелья, способного
заставь проститься с волей.

Я утверждаю, что самоограничение приводит к сокращению способности

выбирать, а быть свободным - значит дать волю этой способности. Как я уже
говорил, быть свободным - значит выбирать поступки в рамках того, «что мы
можем», ограниченной лишь моими способностями и физическими
возможностями. Все остальное зависит от моего выбора. От того, кем я
являюсь, принимаю я или нет.

От условностей, которые составляют часть меня.

От наказов, уроков.

От культурных условностей, которые мне передали, от социальных норм,

от моего опыта, от моих переживаний, от всех событий, которые сформировали
меня. Сегодня выбираю я сам, с позиции той личности, которой я являюсь.

Я тот, кто решает.

Свобода - это единственное, что возлагает на нас ответственность.

В древнем иудейском предании (каждый народ их имеет), рассказывается

о крепости Массаде, чтобы город не достался врагу, все население до единого
жертвует собой и погибает.
 Среди термитов есть группа, которая посвящает все свое время еде, как
будто это их единственное дело; они ничем больше не занимаются. Их задача
- покинуть муравейник, когда он подвергается нападению со стороны пауков
или жуков. В этот момент термиты жертвуют собой и отдают себя на
съедение. Другими словами, их функция — задержать жуков на пути к
термитнику.

Такая позиция кажется достойной восхищения, но стоит ли говорить о

смелости термитов?

Нет, потому что у этих термитов нет выбора: их поведение генетически

запрограммировано. В то же время население Массады могло выбирать.

Всего один факт наличия выбора определяет, можем ли мы называть

героическим определенное поведение или нет.

Совершенно бесспорно, что у каждого из нас есть физические

ограничения. Теперь нам осталось лишь осознать, что все остальные
ограничения мы наложили на себя сами.

Вот почему этот отрезок пути я назвал «Решение». Убеждение, что мы

вольны выбирать лишь в рамках того, что мне указывают окружающие,
имбецильно, хотя нам его навязывают со второго года жизни до последнего
класса средней школы.

Это наглядно демонстрирует, как наше образование приводит нас к

имбецильности.

Я прожил практически всю жизнь, вплоть до недавнего времени, страдая

почти неизлечимой формой нравственной имбецильности, привязанный к
чужим заповедям о том, что можно и чего нельзя. Эта нравственная
имбецильность была настолько серьезной и запущенной, что я сам не понимал,
какие решения принимал, будучи уже женатым и имея двоих детей. На самом
деле я никогда не вдумывался в свои решения. Я не выбирал, мои действия
были в той или иной мере обусловлены моей культурой и моим воспитанием.

Но однажды, когда мне уже было 30 лет, я осознал, что в действительности

я не выбирал этого. И в тот день мне пришлось сделать выбор, потому что
дальше откладывать было некуда. Я мог остаться с тем, что уже имел, или
отказаться от всего, потому что в этом заключается свобода выбора.

Подобное, вероятно, когда-либо происходит со многими людьми; но не

всегда в такой момент человек решает остаться со всем тем, что он уже
приобрел. Иногда он делает обратный выбор и сталкивается с серьезными
проблемами от осознания того, что львиная доля его жизни была результатом
имбецильности, что он шел по неверному пути, и зачастую это очень
болезненно как для него, так и для окружающих.

Мы перестанем быть нравственными имбецилами лишь в том случае,

если вернем себе собственную нравственность, оставим мысль о том, что
другие должны нам запрещать или давать свое разрешение на что-либо.

Речь идет о том, чтобы развивать свою сознательность и самим дозволять

или запрещать себе. Суть в том, чтобы воспитывать людей, увеличивая тем са-
мым их возможности выбора.

Мой призыв заключается в том, чтобы не приумножать количество

нравственных имбецилов в мире молодых людей, которые в отсутствие
возможностей выбора в итоге выбирают наркотики.

Следует осознать, что в этом случае за них выбирают другие.

Надо прикладывать усилия, чтобы молодежь начала внутренне созревать,

взрослеть и решать, что для нее годится, а что нет.

Запретить наркотики - не решение, необходимо повышать уровень

зрелости ребят, чтобы они не были имбецилами, не шли на поводу у той кучки
людей, которые пытаются эти наркотики сбыть.

Не будем обманываться: этих людей не интересует, что происходит с

ребятами, с нашими детьми. Единственное, что их интересует - деньги, которые
крутятся в этом бизнесе.

Повторюсь: бессмысленно запрещать наркотики или порнографию,

бесполезно накладывать вето на проституцию; следует повышать уровень
культуры, информированности, зрелости. Необходимо помогать молодежи
думать.

Для этого есть много способов. Я считаю, что самый лучший - это свобода;
для этого следует продемонстрировать нашим детям, соседям, друзьям, что
право на свободу осуществляется ежедневно при условии, что человек может
сказать «да» или «нет».

В наших рассуждениях нам не стоит забывать 0 том, что существуют по

меньшей мере две философских концепции, которые могут нас привести к
различным выводам: приверженцы первой полагают, что без законов и
социальных норм человек полностью уничтожит себе подобных; защитники же
второй заявляют, что без законов и норм человек будет гораздо более
счастливым, великодушным и доброжелательным.

Как узнать, чья позиция правильная? Очень трудно размышлять на эту

тему, прежде не заняв определенную идеологическую позицию. Мы никогда не
узнаем, остановили ли законы и прочие сдерживающие меры врожденную тягу
человека к разрушению или, наоборот, именно навязанный нам порядок привел
к нивелированию большей части креативности и спонтанности человеческого
существа, как утверждают анархисты.

Учителя и представители некоторых других профессий возражают, что я

отстаиваю не свободу, а распущенность. Распущенность!

Избыток свободы!!! Как вам это? Что есть излишняя свобода?

Делать сверх меры то, что я хочу, или делать то, чего мне хочется сверх
меры?

Автономия возможна единственно для индивида, решившего превратиться

в личность.

Это великий труд, и, конечно же, за это не всегда погладят по головке.

Потому что по дороге сюда мы усвоили, что вера в то, что «окружающие
обусловливают мои решения», что «я не могу выбрать то, против чего
выступают остальные», что «я должен придерживаться норм, установленных
другими людьми» или «делать то, что они считают необходимым», - это мысли,
приводящие к имбецильности. Это обратная сторона представления о свободе
выбора.

Формальное обучение приводит нас в очевидное замешательство. С одной

стороны, нас пытаются убедить в том, что «абсолютной свободы не
существует», а с другой — внушают нам, что «свобода заключается в том,
чтобы делать должное».

И я отвечаю: ни то, ни другое.

Мы не должны занимать позицию ни всемогущества, ни принудительного

послушания.

Свобода состоит в способности выбирать из возможного для меня и

нести ответственность за свой выбор.

Выбор в этом контексте означает возможность пройти свой путь для того,
чтобы вполне эгоистично достичь вершины той горы, на которую мы решили
взобраться, подобно герою стихотворения Кинтаны:
 Я бросаю себе вызов,

Только себе и никому больше.

Потому что вершину... вершину выбираю я.

Никто не выберет вершину за меня.

Рассказывают, что жил на свете строитель, специализировавшийся на

сборке домов.

Он работал на предпринимателя, который поставлял ему готовые

панели: работник их подгонял, соединял, возводил стены и заканчивал отделку.

Однажды строитель решил, что уже отработал свое и пора оставить

тяжкий труд.

Он отправился к бизнесмену и завел разговор об увольнении.

Так как ему оставалось закончить один дом, он предупредил начальника,

что это будет его последним заданием, а потом он уйдет на пенсию.

- Как жалко! - воскликнул начальник. - Вы такой ценный работник! Вы не

хотите остаться еще ненадолго?

- Честно говоря, нет, у меня накопилось столько дел, я хочу отдохнуть...

- Ну ладно.

Мужчина закончил последний дом, и отправился попрощаться с

руководителем.

Начальник встретил его словами:

- У меня для вас неприятное известие. Я не могу сейчас вас отпустить. В

последний момент пришло распоряжение: вам придется построить еще один
дом. Сделайте, пожалуйста, одолжение... Это не срочно... Не надо спешить...
Занимайтесь исключительно этим домом не торопитесь, но, пожалуйста,
выполните это последнее задание.

Строитель, в глубине души рассерженный этой просьбой, согласился. Но

решил построить дом как можно быстрее, чтобы уйти на заслуженный
отдых, о чем он на самом деле мечтал.
 Ему уже нечего было доказывать, ему уже не требовалось завоевывать
авторитет, на кону не стоял престиж или деньги, на кону не стояло ничего,
потому что ему полагалась пенсия. Все, чего он хотел - поскорее разделаться с
заданием.

Поэтому он кое-как скрепил панели, установил их без особой охоты,

используя материалы самого низкого качества, чтобы сократить затраты, не
утруждая себя отделкой.

Другими словами, выполнил очень некачественную работу по сравнению с

тем, что он обычно делал. Он сдал дом в рекордные сроки.

Тогда он пришел к начальнику, и тот спросил:

- Ну что? Дом готов?

- Да, да, готов.

- Ну тогда возьмите... поставьте замок, закройте дверь на ключ и

принесите его мне.

Строитель ушел, поставил замок, провернул в нем ключ и возвратился.

Когда в руках начальника оказался ключ, он обратился к своему

работнику: «Это наш подарок вам...»

Может быть, мы не осознаём этого, но день за днем мы строим свою жизнь

подобно дому, в котором мы обитаем. И мы строили ее с самого фундамента.

Если мы не хотим, то можем не обращать чрезмерного внимания на

роскошества или незаконченные детали, но будем осмотрительны, возводя
постройку. Признаемся себе: сколько энергии, сколько интереса, сколько
заботы, сколько осторожности до этого мы вложили в построение своей жизни?

Как бы здорово было с сегодняшнего дня быть более внимательным к

тому, что мы сооружаем. Разумеется, есть турбулентные зоны, где может
нагрянуть землетрясение и разрушить все построенное, заставив начать все
заново. Это правда.

Внешние факторы существуют? Без сомнения. Но не будем добавлять к

этим возможным неприятностям проблемы от нашей небрежности при
построении этого дома. Потому что, хотя мы и не осознаем этого, мы создаем
жизнь, в которой нам предстоит жить. Мы не строим жизнь, в которой придется
жить соседу, мы создаем жизнь для самих себя.
 Тогда, если мы себя ценим, если мы себя любим, зачем соглашаться на
халтуру? Зачем вести себя подобно строителю из сказки?

Если вы осознаёте, что заслуживаете лучшей жизни…

Почему бы не построить лучший дом?

Почему не начать улучшать ту жизнь, которую нам предстоит прожить, с

сегодняшнего дня?

Потому что свобода не только возможна, она неминуема.

Я настаиваю, мы вынужденно свободны, потому что, ко всему прочему, не

можем избежать свободы.

Мы постоянно пользуемся своим правом на свободу.

Октавио Пас говорил:

«Свобода – это не политическая идея, не философское понятие, не

общественное движение. Свобода – это волшебное мгновение, измеряемое
длительностью выбора между двумя словами: да и нет».
 ГЛАВА 7

ПЛАТА ЗА ПРОЕЗД

Я всегда вспоминаю следующую сцену.

Моему двоюродному брату, который был намного младше меня, тогда

исполнилось три годика.

Мне было около двенадцати...

Все семья собралась на обед в доме моей бабушки. Брат носился по всей
гостиной сломя голову и случайно натолкнулся на журнальный столик. От
удара он упал на пол и так и остался там сидеть, рыдая.

Братик сильно ушибся, и вскоре у него на лбу образовалась припухлость

размером с абрикосовую косточку.

Моя тетя, присутствовавшая при этой сцене, подбежала, чтобы обнять

малыша. Одновременно прося меня принести лед, она без конца причитала:
«Бедненький мальчик, плохой стол тебя ударил, тук-тук по столу...» - стуча по
столу и призывая ребенка последовать ее примеру.

А я думал:

«Какой из этого следует урок? Ты не несешь ответственности, хотя ты

неуклюжий, тебе три года и ты не смотришь, куда несешься; это стол виноват.

Стол плохой».

Я впервые с удивлением уловил скрытый посыл о злонамеренности

предметов.

А тетя настаивала, чтобы братик дал столу сдачи...

Сама история кажется мне забавной, но подобная воспитательная практика

пагубна: ты не отвечаешь за свои поступки, всегда виноват другой или
окружение, а не ты, это другой должен убраться с твоей дороги, чтобы ты
случайно не ударился...

Мне пришлось пройти длинный путь, чтобы порвать с наставлениями

матерей всего мира.

Я ответственен за то, чтобы отойти от того, что меня ранит. Я ответственен

за то, чтобы защититься от тех, кто причиняет мне вред. Я ответственен за то,
чтобы обращать внимание на то, что со мной происходит, и оценивать свою
долю участия в происходящем.

Я должен осознавать тот резонанс, который имеет каждый мой поступок.

Чтобы со мной происходило то, что происходит, я должен делать то, что я
делаю. Я не говорю, что я могу управлять всем происходящим со мной, но что я
ответственен за все, что со мной происходит, потому что в чем-то, пусть в
какой-нибудь мелочи, я поспособствовал этому.

Я не могу контролировать мнение всех окружающих, но могу

контролировать свое. Я могу свободно распоряжаться своими поступками.

Мне следует решить, как я буду действовать. С моими ограничениями, с

моими бедами, с моим невежеством, со всем, что я выучил и что знаю.
Принимая во внимание все это, я должен решить, как поступить наилучшим
образом. И мне следует поступить именно так.

Мне следует познать себя лучше, чтобы знать свои ресурсы.

Мне следует полюбить себя настолько, чтобы наделить себя

привилегиями, и знать, что это мое решение.

Тогда я приобрету нечто, что приходит с автономией и является обратной

стороной свободы: отвагу. У меня будет отвага, чтобы действовать, как мне
диктует мое сознание, и платить за это.

Тогда я буду свободным, даже если другим это не понравится.

И если ты не полюбишь меня таким, какой я есть; и если ты покинешь

меня, такого, какой я есть; и если в самую длинную и холодную зимнюю ночь
ты оставишь меня одного и уйдешь...

Закрой дверь, слышишь? Потому что мне дует. Закрой дверь. Если таково
твое решение, закрой дверь.

Я не буду просить тебя задержаться ни на минуту вопреки твоему

желанию.

Я прошу тебя: закрой дверь, потому что я здесь живу, а на улице холодно.

И это будет моим решением.

Это превращает меня в личность, не подверженную манипуляциям.

Потому что самозависимым человеком невозможно манипулировать, и мы
знаем, что никто не может им управлять. Потому что самозависимым
человеком можно руководить, лишь если он сам этого захочет, так как он
неуправляем, вы не распоряжаетесь им. Это он руководит ситуацией, он
управляет самим собой.

Это означает огромный шаг вперед в вашей личной история и в вашем

развитии, это подразумевает совсем другой образ жизни и, возможно, более
глубокое познание других людей.

Если вы по-настоящему самозависимы, если вы не даете собой

манипулировать, даже самую малость, то вероятно, что некоторые люди уйдут
из вашей жизни... Может быть, кто-то не захочет остаться.

Ну что же, придется согласиться и на эту цену.

Цену, которая будет заключаться в расставании с некоторыми лицами из

нашего близкого окружения.

И в подготовке к празднованию прибытия новых лиц (возможно...).

Мигель и Томас выходят с собрания. Они направляются в гардероб, и

красивая девушка, которая обслуживает Мигеля, подает ему черное пальто.

Мигель достает купюру в пятьдесят песо и протягивает девушке.

Она обворожительно улыбается и говорит: «Спасибо».

Уже на улице Томас с укором обращается к приятелю: «Ты видел, какие

чаевые ты ей оставил?»

Мигель, почти не глядя на друга, отвечает: «А ты видел пальто, которое

она мне дала?»

Самозависимость всегда обходится нам дешево, так как это единственная

гарантия того, что мы не замерзнем следующей зимой.

Когда мы принимаем решение чем-то заняться с другим человеком — чем-

то важным вроде секса или менее важным, вроде прогулки по площади (а
может быть, столь важным, как прогулка по площади, и столь незначительным,
как секс), мы должны осознавать, что это добровольное решение, задуманное
как совместное действие с другим человеком, но не «ради» него а «с» ним.
Важно начать осознавать, что наши отношения с миром, с окружающими, с
близкими в действительности заключаются в действиях «с» ними.

И что это решение автономно и зависит от нашего свободного выбора.

 Что я не делаю ничего ради другого, и поэтому он мне ничего не должен.

Что он ничего не делает ради меня, и поэтому я ему ничего не должен.

Что мы просто делаем некоторые вещи вместе.

И рады этому.

В этом случае я не попаду в зависимость от него и не попытаюсь вызвать

ее в нем.

Я не уроню своего достоинства, пытаясь заставить его бояться.

Я откажусь от потребности вызвать его ненависть.

Я отвергну позицию жертвы, чтобы ему никогда не было меня жалко.

И не буду пытаться стать для него незаменимым.

Я буду довольствоваться его любовью или нелюбовью.

Как бы то ни было, если он меня не любит, пусть не переживает за меня,

всегда найдется кто-то, способный меня любить.

Мысль об освобождении, высказанная Лимой Кинтаной в «Поэме о

стражнике и воре», процитированной в начале, получает логическое
продолжение в следующем произведении, которое не случайно называется
«Цель»:

Нужно достичь вершины,

Нужно вырвать свет,
Нужно наполнить смыслом каждый шаг,
Нужно воспеть ясность всех понятий,
Встретить приход каждого нового дня гимном,
Пройти по этой широкой улице, ведущей к успеху,
Навсегда оставить позади ужас и неудачи.
И когда мы наконец взойдем с гордым и победным
видом
С песнью на вершину, только тогда
Протянуть руку вниз
И помочь тем, кто замешкался на пути.

Как только мы поднялись на пик, мы можем начать думать о том, как

помочь ближнему пройти его путь. Хотя он и не наш, он заслуживает того,
чтобы его освоить.
 Следует разобраться, что есть мятеж, а что - неповиновение.

Следует понять, где начинается нарушение норм.

С учетом всего сказанного, именно мое свободное решение

придерживаться норм, с учетом того, что я мог бы их нарушить,
свидетельствует о моем уважении к ним.

Должны ли мы всегда слепо повиноваться правилам, нормам, обычаям?

А если да, то каким?

Вашим?

Моим?

Большинства?

Нужно определить цену самозависимого решения. Необходимо принять

этот вызов и с этой поры начать предоставлять себе:

все больше прав принимать собственные решения;

все больше пространства, на которое не распространяется ничье влияние;

все больше иммунитета по отношению к мании других людей осуждать и

манипулировать;

все больше психологического здоровья.

Это пространство мне никто не может предоставить, и никто не может у

меня его отнять.

Мне придется самому его создать или открыть в себе, заплатить за это и
отважно принимать раны, полученные во время боя, чтобы сразу после этого
громко заявить о своих правах на эту территорию.

Но не чтобы умереть, отстаивая ее, а чтобы жить и разделять ее с другими.

Если мы достигнем вершины, к тому времени мы, скорее всего, придумаем

способ сделать возможное реальностью.

В Древнем Китае жили три буддийских монаха, которые путешествовали

из деревни в деревню, помогая людям испытать озарение. У них был свой
собственный метод. Достигнув любого города, любой деревни, они прямиком
направлялись к центральной площади, где обычно располагался рынок. Они
попросту останавливались посреди толпы и наминали заливаться смехом.
 Прохожие смотрели на них с удивлением, но монахи все хохотали и
хохотали. Зачастую кто-нибудь спрашивал: «Над чем они смеются?»

Монахи на некоторое время умолкали... переглядывались между собой, а

потом, указывая пальцем на вопрошающего, вновь разражались дружным
смехом. И каждый раз повторялась одна и та же история: народ, который
собирался вокруг троицы, чтобы понаблюдать за представлением, потихоньку
заражался их весельем, начинал застенчиво хихикать поначалу, постепенно
разражаясь безудержным хохотом.

Рассказывают, что, посмеявшись некоторое время, все горожане

забывали, что находятся на рынке, что пришли туда покупать. От мала до
велика, все селяне радостно смеялись, и ни одна причина не казалась
достаточно весомой для грусти, ничто не могло омрачить этот вечер. Когда
солнце садилось, люди возвращались домой с улыбкой на устах: они уже были
иными, их лица светились. Тогда монахи собирали свое скромное имущество и
отправлялись в следующий населенный пункт.

Слава о монахах разнеслась по всему Китаю. В некоторых поселках, где

ожидался визит монахов, народ с ночи собирался на рынке. Но однажды
случилось так, что на подходе к одному городу один из монахов внезапно умер.
«Посмотрим на двух оставшихся,- говорили люди,- посмотрим, захочется ли
им теперь смеяться...»

В этот день больше, чем обычно, зрителей собралось на площади, чтобы

поглядеть на грусть «смеющихся» монахов или разделить ту боль, которую
они, конечно же, испытывают.

Каким же сюрпризом стала для них следующая сцена: посреди площади,

рядом с телом мертвого товарища, стояли два монаха... покатывающихся со
смеху! Они показывали на умершего, переглядывались и продолжали хохотать.

«Несчастье лишило их рассудка, - решили горожане. — Мы не против

смеха ради смеха, но это уже чересчур, здесь находится покойник, нет
причины для веселья».

Монахи, сотрясаясь от хохота, пояснили им: «Вы не понимаете... он

выиграл... он выиграл...» - и продолжали смеяться.

Люди переглядывались, но никто не понимал происходящего. Монахи,

превозмогая смех, рассказали: «Когда мы подходили к этому городу, мы
заключили пари... кто умрет первым... Мой товарищ и я утверждали, что моя
очередь... потому что я гораздо старше их обоих... А он сказал, что его... что
он избранный... И он выиграл, понимаете?.. Он выиграл...» И их охватил новый
приступ хохота.
 «Они точно сошли с ума, - заключили люди. - Мы должны заняться
похоронами, эти двое не в себе».

Тогда несколько человек подошли к телу, чтобы обмыть его и умастить

благовониями перед тем, как сжечь на погребальном костре, как было принято
в те времена и в той местности.

«Не трогайте его! - закричали монахи, не прекращая смеяться. - Не

трогайте его... У нас есть его послание... Он просил, чтобы после смерти его
сожгли на костре в его одежде... прямо так, как он сейчас одет... И он
выиграл... он выиграл.

Монахи одни смеялись посреди всеобщего замешательства. Глава города

взял инициативу в свои руки, подтвердил последнюю волю усопшего и сделал
необходимые распоряжения, чтобы ее исполнить. Все жители принесли
хворост и дрова, чтобы соорудить костер, пока монахи наблюдали за их
действиями и смеялись.

Когда костер был готов, люди все вместе подняли с земли безжизненное
тело и положили на вершину горы из хвороста, возведенной посреди площади.
Глава произнес несколько слов, в которые никто не вслушивался, и зажег огонь.
Кто-то из присутствующих пустил слезу под дружный хохот двух монахов.

И вдруг случилось нечто необычайное. Из тела, охваченного пламенем, по

направлению к небу вырвался пучок желтого света, который взорвался в
воздухе с оглушительным треском. Потом несколько светящихся комет
осветили мертвое тело, искры, сопровождаемые грохотом, начали
подскакивать до неба, а костер превратился в феерическую игру огней,
которые взлетали и вращались, меняя цвет и издавая громкие звуки при
каждой вспышке.

А два монаха хлопали в ладоши и кричали: « Браво!.. Браво!»

И тогда это случилось. Сначала дети, затем молодежь, а вслед за ними и

старики начали смеяться и аплодировать. Остальные пытались
протестовать и освистать смеющихся, но через некоторое время все как один
заливались хохотом.

Весь городок снова озарился. Каким-то образом смеющийся монах узнал,

что его конец близок, и перед смертью спрятал в полах своей одежды
фейерверки, которые взорвались на погребальном костре. Это была его по-
следняя шутка, насмешка над смертью и болью, последний урок буддийского
учителя: жизнь не заканчивается, жизнь рождается раз за разом. А
озаренный народ смеялся и смеялся…