Иеромонах Антоний (Подоровский)

Россия, г. Самара, Самарская государственная областная академия Наяновой, Самарская

православная духовная семинария

СВЯТИТЕЛЬ НЕКТАРИЙ ЭГИНСКИЙ О ВИЗАНТИЙСКОМ ЭЛЛИНИЗМЕ.

В статье рассматривается воззрения известного греческого богослова и философа рубежа ΧΙΧ

– ΧΧ веков, святителя Нектария Эгинского, на судьбу эллинства в Византии. Святитель Нектарий
приводит аргументы против мировоззренческой позиции, объявляющей византийский период
«тёмными веками» и историческим завершением эллинства.
Ключевые слова: Святитель Нектарий Эгинский, эллинизм, Византия, христианская
цивилизация, христианство и эллинизм.

The article is about views of saint Nektarious of Aegina, one well-known theologist and philosopher of
the end 19-th and the start of 20–th century, about the fate of Hellinism on the Byzantium. The Saint
Nektarious argues against of the point, which claims the byzantine period as a dark centuries and historical
finish of the Hellinism.
Key worlds: Saint Nectarious of Aegina, the Hellinism, the Byzantium, the Christian civilization, the
Chistianity and Hellinism.

Интеллектуальная жизнь освобождённой Греции показывает сложности

самоидентифицирования общества, осознающего себя в качестве наследника цивилизации,
прошедшей ряд резко отличных друг от друга стадий, по поводу каждой из которых сложилось
множество стереотипов и предрассудков. Если движущая сила судьбоносного восстания двадцатых
годов девятнадцатого века, простой народ, выступал под знаменем защиты христианской веры, то те,
кто пришли к власти в новообразованном греческом государстве после убийства И.А. Каподистрии и
сформировали его элиту, были одержимы западноевропейскими социополитическими идеалами,
испытывая особенно сильное влияние французского Просвещения, сквозь призму которого новой
элитой и прочитывалась история греческого народа. А. Кораису принадлежит, в частности,
стихотворение «Военная песнь», где читаем такие строки:
Когда у нас есть галлы –
Друзья свободы
И спасения греков –
Зачем нам кто-то другой?
Союзные галлы и греки (sic!),
Объединённые любовью,
Уже не греки и галлы,
Но один народ, «грекогаллы» [1: 217].
Однако ещё до греческого восстания в 1797 году А. Калфоглус писал в своём «Нравственном
стихотворном увещевании племяннику в Бухаресте» о греческой константинопольской молодёжи
следующее:
И в Городе многие юноши начали просвещаться,
У французского безбожия учиться либерализму,
Дерзко нарушают посты, непрерывно едят мясо,
«Несправедливость и разврат, – говорят они, – это закон природы»,
Таким образом, этим светом, французскими бумагами,
Юноши бесстыдно предают свои дома пожару [3: 208-209].
При таком подходе греческая история автоматически распалась на два неравноценных периода:
античная Древняя Греция и средневековая Византия. В то время, как реконструированное
мировосприятие эллинов античности и их культура вызывали глубокий пиетет у деятелей
Просвещения [2: 357-362] и у значительной части новогреческой элиты, то византийско-
христианский период истории греческого народа у них вызывал столь же глубокое отторжение.
«История византийская…, – писал Вольтер, – является позором человеческого ума». Ему вторил
Монтескьё: «история греческой империи… есть ничто иное как непрерывная цепь возмущений,
мятежей и предательств». Отчасти, по объяснению византинистов, эта позиция объяснялась
отношением «просветителей» к французской монархической государственности, ориентировавшейся
на нормы византийского права, дипломатии и этикета, способствовавшей возникновению
византологии как научной дисциплины. Византийской империи, таким образом, была уготована роль
карикатуры французского абсолютизма [7: 44]. В это же время появляется работа Э. Гиббона
«История упадка и разрушения Римской империи», где история Византии, выставляясь
продолжением истории Древнего Рима, составляет основную по временной протяжённости часть
этого упадка, суть которого сам автор определяет как «торжество варварства и религии». Взгляды
просветителей и Гиббона нашли своё продолжение и в более позднее время; Г.В.Ф. Гегель в
«Лекциях по истории философии» характеризуя Византию, пользуется такими эпитетами, как
«отвратительная картина слабости», «дряхлое здание Восточной римской империи» и др.
Данными обстоятельствами объясняется тот вопиюще странный факт, что на освобождённой,
христианской теперь Греции в самые же первые годы был осуществлён церковный разрыв с
Константинопольской Патриархией и закрыты почти все мужские и все женские монастыри, в общем
количестве около шестисот, сумевшие пережить четырёхвековое османское иго.
Таким образом, греческий народ оказался в ситуации, когда его чаяния и ожидания оказались не
только несбывшимися, но и рассматривались новой элитой как недопустимое зло. Логично было бы
ожидать реакции, концептуального ответа носителей мировоззрения народа на вызов элитарного
чужезакония. К такой реакции особенно могли склоняться представители Церкви и православной
интеллигенции этой страны. Митрополит Пентаполя Египетского Нектарий, позже прославленный
как святитель Нектарий Эгинский († 1920) в данном случае интересен тем, что принадлежал к
редчайшей на тот момент группе клириков Греции, которая имела университетское образование и
была компетентна давать продуманный ответ на вызовы эпохи, которых было немало.
Из множества работ, написанных святым митрополитом Нектарием, выделяется небольшое
сочинение, посвящённое вопросу византийского эллинизма, под названием «О средневековом и
византийском эллинизме». Изданное осенью 1902 года в греческом журнале «Ἑλληνισμός», оно
рассматривает вопрос о преемственности византийского средневековья античному эллинизму в
контексте этносоциокультурной идентичности. Для чего митрополит Пентапольский, на тот момент
ректор афинской духовной школы имени братьев Ризари, обладатель диплома богословского
факультета афинского университета, рассматривает вопрос, который в своей внешней форме не
связан с богословием?
Своё сочинение святитель Нектарий начинает с обоснования его актуальности. По его словам,
«деятельность эллинизма в Византии – это деятельность Эллады на Востоке, звено цепи, которая
соединяет Древнюю Грецию с новейшей, это часть греческой истории» [6: 5]. Важность точного
определения начала византийского средневековья обуславливается его значением для оценки
деятельности эллинизма в Византии, «а раздаваемые иностранными историками средневековью не
слишком лестные эпитеты омрачают и очерняют светлые страницы греческой истории, принижают
ценность деятельности Греции в Византии, обесценивают события церковной и государственной
жизни». Святитель объясняет, что эллинизм действовал в Византии как окультуривающий фактор,
идя на жертвы в деле распространения истин богооткровенной религии. «И если эллинизм имеет
право на благодарность со стороны окультуренного мира, это право в равной степени относится и к
византийскому эллинизму, наряду с эллинизмом античности», – пишет святитель, подразумевая,
очевидно, под эллинизмом античности не только эпоху после IV в. до н.э., но и эллинство
классического периода.
Святитель Нектарий полагает, что историю византийского эллинизма нужно начинать от
переноса столицы Римской империи в Константинополь. Так называемый средневековый период
является исключительно важным этапом деятельности византийского эллинизма. В то самое время,
как Западная Европа пребывала во тьме и мраке, Восток оставался ядром культуры и духовного
развития, достойного самого глубокого почтения и уважения. Однако эта деятельность византийского
эллинизма «в защиту культуры, свободы и истины» подверглась ложной интерпретации, была
оценена занижено и лишена полагающейся ей признательности. Эта субъективность в оценке заслуг
эллинизма объясняется святым митрополитом деятельностью врагов эллинства, которые
руководствуются завистью. Под этими завистливыми противниками понимается скорее даже не
Гиббон, на чью работу ссылается митрополит Нектарий, а Я.Ф. Фальмерайер († 1861), который
назван им «великим врагом эллинизма», автор скандальной теории об истреблении и замещении
славянами местного греческого населения на Южных Балканах в VI-IX вв., из которой следовало, что
нынешние греки не являются потомками древних эллинов ни по крови, ни даже по национально-
языковой принадлежности.
«Многократно я, – пишет автор, – задавался вопросом, по каким причинам время от Юстиниана
до Константина VII Багрянородного было названо «средневековьем», что это за глубокая ночь и
мрак, и кромешная тьма, которая покрывала эти века, что это за люди, кто первыми дали этим векам
такоё название, чем руководствовались и чем убеждались другие, приняв это мнение как истину…
Для того, чтобы разрешить данное недоумение, желая найти удовлетворительное решение, я начал
исследовать историю этих веков, рассматривать дела, происходившие в эти века, изучать со всех
сторон деятельность государственных и церковных мужей, деятельность учёных и вообще известных
людей, равно как и вообще политическое, нравственное и религиозное состояние этих веков
византийского эллинизма, осмеянных за их невежество и варварство, названных веками мрака, тьмы
и варварства, вызывающих неприязнь не только у иностранцев, но и у некоторых наших учёных
мужей, поскольку, к сожалению, эта точка зрения по поводу средневековья господствует и среди
эллинов»[6: 7-8]. Далее он рассказывает о знакомом преподавателе, который характеризует это время
именно так, при этом удивляясь, как в те века могли появиться фигуры св. патриарха Фотия,
Константина Багрянородного, Евстафия Фессалоникийского и других – в чём сам святитель видит
противоречие с концепцией самого профессора. Далее, ссылаясь на крупного греческого
византиниста К. Папарригопулоса, он пишет, что эти века не были веком мрака и невежества, но,
напротив, господства права, развитых политических институтов и образования. Однако, не
удовлетворяясь сказанным, святитель Нектарий далее начинает рассматривать в лицах и событиях
основных участников событий Византии в данное время, разделяя дальнейший свой обзор по векам –
с VI по IX. В результате он приходит к выводу, что данный период не только не был периодом
упадка, тьмы и невежества, но, напротив, явил человечеству множество блистательных достижений и
событий.
Таким образом, может создаться впечатление, что митрополит Нектарий полемизирует с врагами
эллинизма, борется за право признания истории греческого народа человечеством целиком и без
изъянов. Будто бы его цель – доказать преемственность своих соотечественников древним грекам
через укрепление византийского периода как связующего звена между ними. Но чтобы дать
окончательный ответ, необходимо рассмотреть, не занимался ли автор темой эллинизма в других
работах.
Рассматривая корпус сочинений святого Нектария, можно обнаружить, что ему вообще была не
чужда тема историософского осмысления Эллады и её предназначения в плане Божественного
домостроительства. В частности, в трактате «О бессмертии души» помещён раздел, где бессмертие
души доказывается «на основании предназначения народов и Божественного Промысла,
обнаруживаемого в философии истории».
Святитель Нектарий в этом отрывке решает вопрос о смысле истории. Начинается рассуждение с
констатации факта множественности народов в истории человечества (не нужно считать, что имеется
ввиду простое национальное многообразие, подлинный смысл понятия «народ» будет раскрыт
далее). Автор утверждает, что каждый из народов развивается по своим законам, создавая
характерный только для него уклад жизни, законодательство, религию («боги обретают свои образы
согласно господствующим представлениям»[5: 69]), науки, искусства. Постулируется, что
существуют разные народы, и в процессе развития каждый стремится лишь к собственному
процветанию и благополучию за счёт других.
Эта множественность нуждается в наглядном раскрытии. Первоначальный ход мысли для поиска
адекватного представления о жизни народов совершенно естественно для науки второй половины
XIX века приходит к органической картине мира. Но органицизм, положенный в описание жизни
народов, порождает достаточно мрачный «этнодарвинизм», где история их сосуществования
рассматривается исключительно как борьба между собой и выживание сильнейшего. В условиях
очередной войны между Грецией и Османской империей такое рассмотрение казалось достаточно
убедительным: «Некоторые представляли себе народы подобными тенистым деревьям, тень и корни
которых захватывают всю поверхность их распространения и уничтожают всякое другое растение,
выросшее на этой почве. И с одной стороны, это уподобление справедливо, поскольку
подтверждающий его пример лежит у всех на глазах». Однако для автора оно – «результат
одностороннего исследования». Вместо органицизма святитель Нектарий обращается к образу
театра: народы встречаются в истории человечества как на всемирной сцене, где каждому дано
выполнить свою строго определённую роль в глобальной драме.
Но если у всемирной истории есть направление, а оно действительно обнаруживается при её
рассмотрении, и если есть хотя бы и неосознаваемое назначение у каждого из народов, то можно
задать вопрос о том, какова тенденция исторического движения, взятая в качестве цели, и как эта
цель ставится. Здесь возможны два решения: телеологический и ателеологический. Вторая из этих
стратегий подразумевает признание в качестве движущей силы истории судьбу, рок (ειμαρμένη). Но
примат случайных событий не объясняет удовлетворительно постоянства исторического вектора и их
соответствия достижению заданной цели. Проблема смысла истории решается гораздо легче, если
предположить действие некоего высшего разума, ведущего человечество к запланированному и
просчитанному результату. К принятию второго варианта склоняет также наблюдаемый
нравственный прогресс человечества, который, конечно, весьма трудно объясним с точки зрения
случая. Это усиление общественной нравственности Святитель объясняет благотворным влиянием
христианства: «Человечество без христианства никогда бы не достигло того уровня, на котором оно
находится сегодня» [5: 70]. Появление христианства в истории – вот та цель, ради которой
Божественный Промысел использовал и продолжает использовать народы. И для подтверждения
этой мысли автор рассматривает деятельность трёх народов: иудейского, греческого и римского.
Говоря об иудейском народе, святитель характеризует его как более всех других народов
потрудившийся на благо человечества, поскольку именно в нём возникло христианство. Если ранее
«все народы сидели во тьме и сени смертней, невежество и заблуждение как кошмар восседали на
груди народов, человечество стенало под гнётом многобожия, безбожия и суеверий, общее
развращение подтачивало основания семьи, будущее представлялось мрачным, а загробная жизнь –
мрачнее тартара» [5: 72], то в результате появления христианства картина меняется. Теперь жизнь
характеризует «воссиявший мир в сердцах людей», «нравственная и добродетельная жизнь», «жизнь
по Богу, даровавшая человечеству счастье и благополучие», «любовь ко всем, братолюбие, которое
объединило все народы и племена земли», от христианства же произошли «все блага, которыми
наслаждается сегодня человечество». Таким образом, история засвидетельствовала удивительный
факт: в потомстве палестинского пришельца Авраама родился Спаситель и Преобразователь мира, в
Котором получили благословение все народы земли.
Далее автор обращается к истории греческого народа. В качестве основных характеристик
Святитель приписывает грекам стремление облагородить и окультурить все соседние народы,
поделиться с ними лучшими достижениями. «Если поразмыслить над историей греческого народа, то
станет очевидно, что греческий народ появился, чтобы содействовать посредством философии и
внести свою лепту в исполнение Божественной воли по преображению и воссозданию человека» [4:
12-13]. Окультуривающий дух греческого народа определил и его призвание: греческий народ по
природе своей является учителем, – пишет в другом месте Святитель. «Облеченное в хитон эллинства
христианство, посредством греческого языка и мудрости уловившее мир, собравшее в своих
писаниях все наставления и высокие учения, и посредством греческих Священных Вселенских
Соборов обустроившее вопросы веры и богослужения, является наглядным этому подтверждением»
[5: 74], – продолжает автор.
Переходя к третьему народу, римскому, святитель Нектарий отмечает, что римляне, подчинив
себе мир, тем самым приготовили пути для распространения христианства. Для успешной проповеди
требовалась известная унификация образа мысли, законов, мировосприятия различных этнических
образований. Для того, чтобы её осуществить, была необходима значительная сила, которую
представляла Римская империя. Те же Вселенские Соборы хотя и являлись выражением греческой
мысли, но их организация на таком уровне – вселенском – есть несомненная заслуга римского
государства.
Таким образом, для возникновения христианства Божественное Провидение использовало три
народа: иудейский, греческий, римский, причём не просто как нации: «Возможно ли предположить,
что три великие силы, властвующие и управляющие человечеством: религия сердца, философия духа
и держава силы, случайно встретились на общем пути для исполнения этого великого дела?» [5: 75].
Но что такое эти три силы, как не компоненты цивилизации по Андрушкевичу: религиозное ядро,
философия как рациональный эквивалент культуры и государственная оболочка [8: 34]?
Далее Святитель рассматривает вопрос о дальнейшей судьбе каждого из народов. Каждый народ,
в точности выполнив своё предназначение, сходит с исторической сцены, уступая место другим
действующим лицам. Первым прекратил существование иудейский народ – его концом стало взятие
Иерусалима римскими войсками. Но и сам Рим вскоре последовал за иудеями: перенесение столицы
в Константинополь святитель Нектарий рассматривает как своего рода завещание новой
политической силе – Византии.
Наиболее интересная участь ждала эллинство. Оно как исторический фактор скоро пришло в
упадок и прекратило своё существование при Юстиниане. Однако, будучи наиболее духовным из
всех трёх народов, оно было вновь востребовано в истории, хотя и в совершенно новом качестве.
Эллинская стихия становится «внешним выражением (παράστασις) христианства». Христианство
само становится новым народом и включает в себя эллинство как господствующий элемент, которое
теперь трудится на благо самого христианства. Итак, если, – заключает автор, – существует Великий
Интеллект, который управляет даже ходом истории, может ли человек, предмет Божественного
Промысла, погибнуть в гробу? – «Нет, тысячу раз нет!». Бог заботится о человеке, поскольку он
призван жить и за гробом.
Итак, эллинизм рассматривается святителем Нектарием как тот субстрат, который составил
культуру и историю христианской цивилизации – носительницы и распространительницы
богодухновенных истин, той цивилизации, которую несколько ранее Н.Я. Данилевский назвал
православной. Безусловно, святитель Нектарий не пользуется категориями Данилевского, хотя
говорит о том же. Полемика святителя с Фальмерайером, между прочим, считающегося теоретиком
цивилизационного антагонизма между Западом и Востоком, и его единомышленниками, в том числе
и греческими – это полемика двух подходов к понятию цивилизации: цивилизации как стадии и
цивилизации как типа. При первом подходе подлинной цивилизацией объявлялась наиболее
технически развитая – Европа и Северная Америка, что имплицитно позволяло обосновать
экспансию в «нецивилизованный мир», при втором допускалась многовекторность, веротерпимость,
плюрализм традиций, дававший возможность сравнить и оценить преимущество богооткровенной
религии христианства.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Γιανναρα Χ. Ορθοδοξία και Δύση στη Νεώτερη Ελλάδα –Αθήνα, Εκδόσεις «Δόμος», 1999
2. Καταπόδης Ι. Στα Μονοπάτια του Ελληνισμού. –Αθήνα: Εκδόσεις «Επτάλοφος», 2006.
3. Μεταλληνός Γ. πρωτ. Παράδοση και αλλοτρίωση – Αθήνα, «Δόμος», 2001.
4. Νεκτάριος (Κεφαλάς), Μητροπολίτης Πενταπόλεως, άγιος. Περί της Ελληνικής φιλοσοφίας
ως προπαίδειας εις τον χριστιανισμόν. – Αθήναι: Βιβλιοπωλείον Νεκτάριος Παναγόπουλος, 1995.
5. Νεκτάριος (Κεφαλάς), Μητροπολίτης Πενταπόλεως, άγιος. Μελέτη περί της αθανασίας της
ψυχής και περί των Ιερών Μνημοσύνων. – Αθήναι: Βιβλιοπωλείον Νεκτάριος Παναγόπουλος
6. Νεκτάριος (Κεφαλάς), Μητροπολίτης Πενταπόλεως, άγιος. Περὶ τοῦ Μεσαίωνος καὶ τοῦ
Βυζαντινοῦ Πολιτισμοῦ. – Αθήνα: Εκδόσεις «Πέλασγος», 1994.
7. Васильев А.А. История Византийской империи – СПб, 1998.
8. Тростников В.Н. Основы православной культуры: Лекции. Часть 1-3 – Ульяновск:
ОАО «ИПК Ульяновский Дом печати», 2009