Марк Ферро. Колонизация: глобальная история.

https://ru.scribd.com/document/359552883/Mark-Ferro-Colonization-a-
Global-History-pdf?language_settings_changed=Русский

стр 1.

Золото или Христос

Колонизация связана с оккупацией чужой земли, с ее обработкой, с

поселением колонистов. Если использовать это определение термина
“колония”, то это явление относится к греческому периоду. Точно так же мы
говорим об афинском, а затем римском “империализме”. Произошли ли
какие-либо изменения в значении этого термина?

Западная историческая традиция, однако, относит дату колониального

явления ко времени Великих открытий. Например, согласно "История
колониальной Франции“, опубликованная в 1991 году,” настоящее
колониальное приключение" началось с исследователей пятнадцатого века,
когда Жан де Бетанкур получил от Генриха IV, короля Кастилии, Канарские
острова в качестве феода. Далее говорится, что исследования и открытия в
Америке произошли позже: залив Рио-де-Жанейро и побережье Флориды
были заняты в середине шестнадцатого века, до того, как какой-либо интерес
был направлен в Канаду, во время правления Генриха IV и благодаря
Шамплену. Такой взгляд на колонизацию в равной степени действует для
Португалии, Испании и Англии. То есть историческая традиция связывает
экспансию этих стран с открытием далеких земель на Западе Индии, а затем
установка торговых постов вдоль маршрутов в Африку, Индию и Азию.

Таким образом, такие термины, как “колонист” и “колонизация”, исчезают из

лексикона истории, охватывающей период с римской эпохи до пятнадцатого
века. Исключением в течение этих двенадцати столетий являются колонии
или торговые посты, которые Венеция или Генуя основали по другую
сторону реки. Средиземное или Черное море, но все равно далеко от дома.

Однако о случае с Россией нужно подумать. “Колонизация- важнейший

элемент нашей истории”, - писал историк М. Ключевский в 1911 году. “Его
развитие объясняет рост, а также изменения, пережитые государством и
обществом со времен Руси, Руси Приднепровья.” Начиная с XII века, набеги
Новгорода, затем Суздаля в направлении Урала и за его пределы закончились
покорением Мордвы и

стр 2.
другие народы. Прерванные татарским нашествием (1220), набеги,
последовавшие за изгнанием татар после Куликовской победы,
возобновились в 1390 году.

Но были ли это, в строгом смысле, “колониальные” экспедиции? Во всяком

случае, с начала XI века Новгород посылал людей до Печоры. Эта область,
называемая Заволочье, к востоку от Двины, была местом обитания лисиц и
соболей, за которые нужно было платить дань. Колонисты жили в
Матигорах, Ухто-Острове, и получали свои инструкции от чиновников и
государственные служащие великого города, посадники.

Вплоть до двенадцатого века экспансия продолжалась без каких-либо

заметных препятствий. Но ситуация изменилась, как только княжество
Суздальростов освободилось от зависимости от Киева и перехватило
сообщение между Новгородом и его колониями. В 1169 году это княжество
спровоцировало их отделение, и его колонисты присоединились к Суздалю.
В то же время Суздаль-Ростов напал на болгар, которые тогда
группировались в районе современной Перми, на Урале. Последние сами
были вовлечены в борьбу с “туземцами”, “Юра” или “Югия” из хроник того
периода. За короткое время русские завершили завоевание территории
Мордвы.

В этот момент поднялись татары. Они достигли Нижнего Новгорода,

основанного в 1221 году, бывших мордовских территорий и стран Двины.
Новгород на западе был единственным городом, оказавшим им
сопротивление (1232). Следовательно, случай с Россией показал бы, что
между территориальной экспансией в направлении Сибири и завоеванием
татар и турок территории, конечно, есть разрыв, но есть и сходство, за
исключением сложности завоевания. Таким образом, территориальная
экспансия и колонизация более или менее синонимичны. Но на Западе это
различие тщательно подчеркивается: предполагается, что морское
пространство составляет разницу между первым, являющимся частью
национального вопроса, и колониальным вопросом как таковым.

Маршрут специй: сколько стоит это объяснение?

Насколько хорошим критерием является морское пространство? Здесь мы

сталкиваемся с проблемой Испания и Португалия. В этих странах Америка
рассматривается как страна завоеваний, колонизации. Но разве нельзя
сказать то же самое о самых дальних достижениях Реконкисты—за Гранадой,
в Рифф и далее к Атлантическое побережье; от португальского Алгарве, то
есть Аль-Гарба, до Танжер и Мазаган, завоеванные территории, которые
были отвоеваны Доном Себастьян, приведший в 1578 году к
катастрофическому поражению Алькасарквивира, битве трех королей. Этот
набег, как и русская экспансия за Волгу, является пример преемственности с
бывшими предприятиями; нет никаких доказательств разрыва.

Теперь очевидно, что историю колонизации нельзя начинать с Великих

открытий за океаном, то есть с поиска пути в Индию.

стр 3

Открытия, возможно, изменили масштабы феномена колонизации и,

возможно, его природу, но экспансионизм предшествовал ему.
Необходимость обойти Турецкую империю со всеми ее последствиями сама
по себе не в полной мере объясняет различные аспекты экспансионистского
колониального феномена.

Именно этого придерживается арабская традиция. Арабы считают, что

Европейская экспансия началась с крестовых походов, первого выражения
“империализма”. Западная традиция, напротив, рассматривает Крестовые
походы как попытка отвоевать Святую Землю у ислама, захватившего
христианскую страну. В любом случае европейская история колонизации
неизбежно должна исходить из границ христианского мира.

Начиная с седьмого века, арабский ислам объединил большую часть этого

Средиземноморский мир, который был раздроблен после разделения Римская
империя и ампутирована в результате проникновения “варваров”. На востоке
и западе Византия и империя Каролингов составляли перед лицом ислама и
арабы, два полюса христианского сопротивления. Но для мусульман
варварские королевства Запада едва ли имели значение.1 Только Римская
империя стояла как реальное препятствие на пути полного воссоединения
средиземноморского пространства. Для мусульман Византия представляла
собой выживание государства, в котором доминировала устаревшая религия-
христианство. Распад Арабской империи начался в последующие столетия
под давлением внутренних, теологических или династических конфликтов
между шиитами и суннитами, а также в результате фрагментация
экономических районов и трудности контроля над такой огромной
территорией, простирающейся от Индии до дальнего Запада.

В результате христианским маршам постепенно удалось освободиться: на

Западе, начиная с Астурии; на Востоке, благодаря действиям династии
Багратионов, которая на некоторое время “освободила” Армению, а затем и
Грузию. Было ли это освобождением? Была ли это деколонизация? Затем,
согласно христианской традиции, наступила эпоха крестовых походов, “для
отвоевания гробницы Христос”. Вот как Ибн аль-Атир, арабский историк,
живший в те времена, относится к самым ранним экспедициям: “Первое
появление Империи франков (курсив мой), их вторжение в страну ислама
произошло в 478 году (1086 г. н. э.), когда они захватили Толедо … Затем
они напали на Сицилию, Африку и, наконец, в 490 году на Сирию”. Даже в
двадцатом веке создание Франкских государств в Сирии считается
предвестником будущих “вторжений”, последним из которых является
Израиль. Более того, если последний крестовый поход действительно был
крестовым походом Людовика Святого в Тунисе, в 1270 году стало
возможным впоследствии говорить о “тринадцатом крестовом походе”, когда
под эгидой папства и Филиппа II Испанского три столетия спустя
христианские флоты победили ислам в битве при Лепанто (1571). Тем
временем турки захватили власть у арабов, разрушили их империю и
заставили их подчиниться. Это было драматическое расстройство, которое
арабо-исламская традиция скрывает даже сегодня, как будто разрушители
прошлого величия арабов

стр 4

это были не турки, а люди Запада, которые в период империализма

возобновили наступление.

Когда после победы над арабами их сменили турки-османы, они

действительно начали новый джихад, кульминацией которого стало падение
в 1453 году Византии, Восточной Римской империи, за которым последовал
поход на Вену, столицу Габсбургов. Никогда еще Мусульманская Турецкая
империя не была такой могущественной, как во времена Солимана. Войны
Филиппа II и битва при Лепанто положили конец второй экспансии ислама. В
свете этих событий следует ли говорить о завоевании или о колонизации?

Четыре маршрута

Контратака христианства происходила в другом месте и по-другому. С одной

стороны, для того, чтобы иметь возможность торговать с Индией и Китаем,
хорошо известными со времен путешествий Марко Поло, необходимо было
искать новые маршруты в обход Османской империи. Однако экспедиция
Васко да Гамы имела и религиозный оттенок. Когда, обогнув Африку, он
прибыл в Каликут, мореплаватель заявил, что “прибыл в поисках христиан и
пряностей”. И, подобно португальцам, османы ассимилировали торговлю,
связанную с Великим Открытия одной из форм священной войны. “Давайте
пророем канал в Суэце, - говорили они тогда, - чтобы мы могли отправиться
в Индию и Синд, прогнать неверных и вернуть драгоценные товары.”

Таким образом, не следует упускать из виду контекст священной войны в

поисках истоков “открытий” и истории колонизации. Как Фернан Бродель
показал, что основная деятельность в торговле и политике действительно
переместилась примерно в 1580 году из Средиземноморья в Атлантику.
Наследие предыдущих конфликтов было тем не менее все еще живо в памяти
тех, кто не отрываясь от этого прошлого, перенося свое внимание на другие
миры. Бернард Льюис показал, что в исламском мире память о былом
величии сохраняется лучше, потому что ислам имеет единый доминирующий
язык, Арабский, который обеспечивает вездесущность Корана, в то время как
“память и обучение неверных рассеяны более чем на двадцати пяти языках”.
Несколько столетий спустя мы снова сталкиваемся с такой манерой судить
друг друга у английских колонизаторов в Индии, у французов в черной
Африке или у русских на Кавказе. В результате, когда христианин вновь
появляется в 1798 году в Александрии, а затем в Алжире в 1830 году, для
мусульманина он остается Неверным—все еще презираемым и
игнорируемым. Но если он утвердится, возьмет на себя командование,
колонизирует, он очень скоро создаст травму, которая выражается с особой
жестокостью:

слова песни

стр. 5

Это негодование дает ключ к пониманию жестокости событий,

которые вскоре должны были последовать.

Второй маршрут Характер усилий по разведке в направлении Северной и

Южной

Америки не лишен связи с предыдущими. На самом деле

труды самого Колумба подтверждают это. Он свидетельствует, что во время

его первого

путешествия золото, или, скорее, поиски золота, были вездесущими. 15

октября 1492 года

он записал в своем дневнике: “Я не хочу останавливаться, но хочу

продолжить, чтобы посетить многие
острова и открыть золото.”

Но Христофор Колумб не просто стремился обогатить себя лично и

своих моряков. Он также стремился обогатить своих покровителей, королей

Испании, “чтобы они

поняли важность этого предприятия”. Для него богатство было

важно прежде всего потому, что оно означало признание его роли

первооткрывателя. Более того, эта жажда денег оправдывается религиозным

призванием,

которое есть не что иное, как распространение христианства. 26 декабря 1492

года

он написал в своем дневнике, что “надеется найти золото в таких

количествах, что короли

сможет в течение трех лет подготовиться и предпринять завоевание

Святая Земля”.

Третий путь Христофор Колумб был одержим идеей

крестового похода: отвоевание Иерусалима было одной из его целей. Мы

можем заметить, что то

же самое относится и к третьему маршруту, который, как предполагалось,

вел в Индию через

внутренние районы Африки и само существование которого было

сомнительным. Как показала работа

Женевьевы Бушон, целью достижения Индии через

Королевство пресвитера Иоанна был союз с Эфиопией, чтобы захватить

Империю

Вересковые пустоши в тылу. Со своей стороны королева Элени

почувствовала необходимость ослабить хватку

Ислам, который контролировал все выходы ее королевства к Красному морю

и
Индийскому океану. Политические заботы царицы совпадали с
религиозными

заботами коптского митрополита, назначение которого находилось под

контролем

египтян. Он хотел иметь более тесные отношения с Римом. Поэтому было

принято решение послать Матеуса, митрополита Эфиопского

Церковь во время своей знаменитой миссии из Эфиопии в Лиссабон через

Индию.

Матеус познакомился с Альбукерке в Индии. Последний полностью осознал

важность

предприятия. В то же время он видел иллюзорный характер любых

отношений,

которые Негус мог установить с королем Португалии.

стр.6

История тайного отъезда Матеуса из Эфиопии иллюстрирует вездесущность

египетских агентов и страх, который эфиопы испытывали перед арабами.
Согласно рассказу Дамиао де Гои, королева Элени дала Матеусу и его
молодому спутнику Я'кобу рекомендательные письма для барнагов (ср.
Женевьеву Бушон), вице-короля приморской провинции, “чтобы он мог как
можно тайнее помогать им во всем, что будет необходимо, притворяясь, что
они были торговцами, которые пришли к нему, чтобы вести дела
исключительно от ее имени”. “Некоторое время (аликвамдиу) Матеус
действовал в полной свободе, никогда никому не раскрывая своих планов и
не раскрывая ни того, что он должен был делать, ни того, куда он должен
был идти. Он выдавал себя за торговца шкурами, чтобы более безопасно
выполнить порученное ему задание. Однако время от времени он покупал
индийские драгоценности, которые тайно посылал королеве Элени. Под этим
предлогом он путешествовал по различным регионам различных стран, делая
все это для того, чтобы, защищенный от засад своих врагов, пересекая
королевства и государства многочисленных противников лузитанского
имени, он мог добраться до португальцев и выполнить обязанности миссии,
которую он взял на себя. Другого способа выполнить эту задачу не было.”

Открытие четвертого маршрута, северного, совпало с началом пятнадцатого

века. Русские, жившие под монгольским игом, которых посылали в Пекин в
качестве охотничьих проводников или охранников, обнаружили богатства
Китая, а затем Индии, вернувшись из Китая через Самарканд.

Информация дошла до Твери, где Афанасий Никитин еще в 1466 году

организовал первую экспедицию в Индию. В то время Астрахань вместе с
Бухарой и Хивой представляла собой все еще слабую точку
соприкосновения, с одной стороны, продукции Китая и Индии, а с другой -
продукции России или прибалтийских стран. Впоследствии Зотов напишет
российскому двору, что “эти города были бы нам очень полезны, ибо там
лежат богатства Китая и Индии”.

Этот маршрут-единственный, который в то время не имел никакого

отношения к крестовому походу. Но позже ситуация изменилась. В эпоху
империализма именно во имя православия царь хотел колонизировать
Дальний Восток.

Социальная причина: упадок дворянства

Список вещей, которые объясняют открытия и колонизацию, хорошо

известен: религиозное рвение, любовь к приключениям, жажда богатства,
месть завоеваниями. Является ли этот набор причин полным объяснением
той бурной энергии, которая отмечала пятнадцатый и шестнадцатый века?
Несомненно, да, что касается сознательного или бессознательного поведения
индивидов. Но в то же время существуют более веские причины, которые
предопределили способность одних действовать, а других-нет.

стр. 9

Еще одной характеристикой, приписываемой империализму, является

территориальная жадность, которая разделение Африки в 1885-90 годах было
наиболее очевидным выражением. Главные соперничающие державы—
Франция, Германия, Англия, Португалия, Бельгия—заботились о том, чтобы
обеспечить себе на карте как можно более обширные территории, чтобы
предотвратить попытку любого соперника захватить территорию в
неопределенное время в будущем. Это то, что стало известно как “борьба за
Африку”.

Такое поведение было очевидно задолго до периода империализма.

Например, во время оккупации Канады Сэмюэль де Шамплен оправдывал

свое
амбиции в отчете от 1615 года, в котором он писал королю: “Если мы не
осядем

, либо англичане, либо голландцы [то есть протестанты] прибудут в Квебек.”

Это означает, что первая французская колония была “превентивным”

завоеванием,

хотя у нее были и другие цели: открытие прохода на запад Тихого океана

и в Японию, население и развитие, обращение индейцев.

Эта практика оккупации территорий, которые никому не принадлежали до

того, как они

могли быть захвачены другими, была как оправдана, так и подвергнута

критике как в колониальных, так и в

империалистические времена, с теми же аргументами. Со времен

Пуфендорфа и

Жан-Жака Руссо фиктивные занятия были осуждены. В Социальном

В контракте последнего говорится: “Для того, чтобы претендовать на власть

в отношении права первого занятия,

человек должен приобрести владение не посредством пустой церемонии, а

посредством работы

и культуры.” В 1805 году практика аннексии была нарушена Соединенными

Штатами,

которые в Луизиане утверждали, что оккупация устья реки влечет за собой

право на весь бассейн (Джон Куинси Адамс). Это учение о непрерывности

в равной степени применяется к оккупации территории, расположенной во

внутренних районах побережья.

Только различия в степени отличали непрерывность и внутренние районы от

“сфер

влияния”. Закон обязался легализовать их, выражение “сферы

влияния” впервые появилось, казалось бы, в англо-германском соглашении

1885 года.
Отвлечение/замещение, альтернативная политика, жажда завоеваний: имеют
ли сходства

между различными стадиями экспансии преимущество перед различиями?

Дополнительная особенность устанавливает параллель между периодом

открытий и

это империализм. Те же стадии происходят и в процессах доминирования.

Общеизвестно, что в девятнадцатом веке наступила эпоха открытий и

первопроходцев

—Бразза, Стэнли и другие—предшествовали правительствам, которые взяли

у них власть. Так было и в пятнадцатом и шестнадцатом веках.

стр 10

Рынок или флаг?

Таким образом, империалистический период демонстрирует модели

поведения, которые напоминают эпоху великих колониальных завоеваний.
Однако общее ощущение таково, что 1870 год ознаменовал

начало новой эры. Каковы были его характеристики?

Во-первых, кажется, что в течение целого столетия до этого колониальная

экспансия не проходила через решение проблемы непрерывности. Будь то
провал или успех, как, например, предприятия Франции в Алжире или
Сенегале, рост колониальной мощи различных европейских государств не
всегда был результатом явной политической воли. Скорее, это произошло из-
за обстоятельств. Кроме того, новые колонии, особенно Алжир, Австралия и
Новая Каледония, были населены мятежниками, преступниками и
политическими заключенными—факт, который не вызывал симпатии у
общественного мнения. Но то же самое относилось и к самым ранним
португальским колониям.

Во Франции изменения становятся очевидными, когда вновь приобретенные

территории начинают обретать идентичность. Это произошло в Кочине-
Китае, в котором военно-морской флот нуждался, чтобы уравновесить
влияние Великобритании и иметь хорошую базу на западе Тихого океана.
Так было и с Алжиром, после “героического” сражения против Абд эль
Кадера. Армия отождествляла себя с этой страной. В этой связи Рауль
Жирарде пишет: “В то же время, когда часть армии” колонизировала "себя,
для части общественного мнения колониальная идея милитаризировалась

" (Girardet, 1972:13).

стр 11

И если колониальный идеал и миссионерское призвание смешались друг с

другом, как это было в шестнадцатом и семнадцатом веках, произошло новое
развитие, которое заключалось в изменении смысла. С тех пор обращение в
христианство стало отождествляться с обязанностью цивилизоваться, ибо
цивилизация не могла быть иной, чем христианская. В Les Miss catholiques,
Mgr. Мишель, апостольский викарий в Сайгоне, осуждает “тех мятежников,
которые долгое время препятствовали прогрессу обращения”. Назначен
епископом Алжирским, Мгр. Лавигери прибывает “чтобы помочь в великой
задаче христианской цивилизации ...которая должна вывести на свет новую
Францию, освобожденную от тьмы и хаоса древнего варварства”. Таким
образом, это основные импульсы империализма: колонизация, цивилизация,
распространение своей культуры, расширение. А колонизация была “силой”
народа “воспроизводить” себя в разных пространствах.

Для Прево-Парадоля империализм был главным источником величия, для

Леруа-Болье-порождающей силой. Империализм имел корни в идеологиях,
но идеологии поддерживались и поддерживались более
материалистическими целями. Фактически последние являются источником
наиболее широко распространенной формулировки колониальной политики
нового стиля. Жюль Ферри сформулировал это по случаю завоевания
Тонкина: “Колониальная политика-дочь промышленной политики. Для
богатых государств экспорт является важным компонентом общественного
процветания… Если бы страны-производители установили между собой что-
то вроде разделения промышленного труда, распределения, основанного на
склонностях..., Европа могла бы решить не искать выходов своей продукции
за пределы своих границ. Но все хотят прясть, ковать, перегонять,
производить и экспортировать сахар.” Следовательно, с появлением новых
индустриальных держав—США, России, Германии —зарубежная экспансия
была продиктована необходимостью.

Жюль Ферри добавляет еще две причины к той, о которой говорилось выше.
На самом деле мы уже упоминали эти две причины: (а) гуманитарный
аргумент, согласно которому “высшие расы” должны выполнять свой долг по
отношению к “низшим расам”, которые еще не вступили на путь прогресса;
(б) националистический аргумент, сформулированный в динамичном
выражении: “Если бы Франция вышла из этих предприятий, Испания и
Германия немедленно заменили бы нас. Политика "у камина" приведет нас
только к упадку… Иметь влияние, не действуя, - значит отречься от своей
ответственности.”

Великобритания столкнулась с аналогичными проблемами, хотя и намного

раньше Франции. Победы в Семилетней войне стали первым крупным
поворотным моментом, изменившим ее отношения с колониями. До тех пор
Империя была небольшой, относительно однородной, очень английской,
протестантской и сосредоточенной на торговле. Внезапно, после договоров
1763 года, она приобрела католический Квебек, Флориду, Тобаго и еще
больше территорий, до такой степени, что Великобритания стала хозяйкой
огромной и, прежде всего, неоднородной империи, совершенно
несоразмерной ее средствам.

стр. 12

До этого времени Империя почти не несла расходов. С этим можно было

справиться. Это имело очень мало отношения к тому, как англичане
управляли собой. Внезапно это стало бременем, по сути, военным бременем.
Прежде всего, его сохранение стало несовместимым с принципами
английской свободы—поводом для беспокойства Берка—поскольку он
правил враждебным населением. Случайно ли Гиббон написал свой великий
труд о падении Римской империи вскоре после Парижского договора?

Однако была и другая причина грубого пробуждения, пережитого

Великобританией: американская независимость. Война за независимость
была гражданской войной, которая, как в Англии, так и в американских
колониях, столкнула англичан против англичан, поскольку мнения
разделились с обеих сторон. В качестве компенсации англичане приняли к
сведению лояльность Шотландии, особенно с тех пор, как шотландские
пионеры, такие как Уоррен Гастингс, Чарльз Гордон и другие, сыграли
важную военную роль в остальной части Империи. В результате английские
колонии уступили место Британской империи, которая, движимая
мстительным патриотизмом, достигла кульминации в реакции против
широтного подхода более ранних периодов. Закон об Индии 1784 года, Закон
о Канаде 1791 года, Акт о союзе с Ирландией в 1800 году являются
выражениями этой политики восстановления и господства, которая является
одной из характерных черт империализма.
Другая, соперничающая с первой, но приходящая в гармонию с ней,
проявляется в необходимости, которую Великобритания впервые ощутила,
пересмотреть свое видение экономических отношений с остальным миром
после потери Америки и превращения в промышленную державу. Больше,
чем меркантилистская монополия на внешнюю торговлю, которая позволила
ей накопить богатство, Англия теперь нуждалась в рынках и сырье. Ему
нужна была другая Америка—Австралия подойдет по всем статьям; другая
Индия—и цель-Китай. Ей нужна Африка, отличная от той, которая снабжала
рабами Вест-Индию и Северную Америку. Конечно, не случайно в течение
нескольких лет Великобритания направила своего первого важного посла
Мака Картвея в Пекин (1797), основала Африканскую ассоциацию,
попросила Мунго Парк исследовать Центральную Африку до истоков Нигера
и основала Северо-Западную компанию на севере Канады, в то время как
Джеймс Кук обосновался в Ботани-Бей в Австралии. Этот всплеск
предприимчивости произошел после длительного периода межнациональных
конфликтов. Это предвещало колониальную передислокацию, империализм,
как его стали называть.

Пример парка Мунго прост и понятен. Он объясняет, что он будет получать

свою зарплату в размере пятнадцати шиллингов в день от своих спонсоров
“только в том случае, если ему удастся сделать географию Африки более
известной, сделать новые источники богатства доступными для их амбиций,
их торговли и их труда”.

Требования индустриализации, потребности рынка отныне соперничают с

принуждением к господству. Но очень скоро последнее берет верх над
остальными.