ИНФОРМАЦИОННАЯ ПАРАДИГМА СОВРЕМЕННОЙ

ГЕОПОЛИТИКИ: К ВОПРОСУ ОБ ИНФОРМАЦИОННОЙ

СОСТАВЛЯЮЩЕЙ СОВРЕМЕННЫХ ЭВЕРСИОННЫХ
ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ

Д.М. Юсупова-Фарзалиева
младший научный сотрудник Института стратегических исследований ПГЛУ
Пятигорский государственный лингвистический университет

В.Н. Панин
доктор политических наук, профессор
заведующий кафедрой международных отношений,
мировой экономики и международного права
директор Института международных отношений ПГЛУ
директор Института стратегических исследований ПГЛУ
Пятигорский государственный лингвистический университет

На наш взгляд, современные комплексные политические технологии,

обозначаемые метафорой «цветные революции», стали возможны в
результате больших изменений в информационно-техническом и
информационно-коммуникативном потенциале средств массовых
коммуникаций, которые принесла с собой современная информационная
революция.
Информационная революция принесла в сферу геополитики новое –
виртуальное измерение пространства, заставив нас заново переосмыслить все
нормы и правила геополитической борьбы. Оказалось, что холодная
электронная битва средств массовой информации по накалу и одержимости
борьбы намного превосходит «старые» горячие войны индустриальной
эпохи. Как предсказывал когда-то М. Маклюен, перо день ото дня становится
могущественнее, чем шпага, а на место солдат и танков все чаще приходят
типографская краска, фотографии и электронные средства коммуникаций [2].
Невиданные прежде глобальные трансформации заставляют всех
твердить о «геополитическом хаосе», и старые геополитические парадигмы, в
рамках которых ничего уже невозможно объяснить в современной геопо-
литической борьбе за пространство, рушатся.
 В современном информационном обществе борьба за пространство
разворачивается в информационном поле. Основная идея информационных
войн за пространство в постклассическую эпоху - навязать потенциальному
противнику программируемый информационный образ мира. Один из
известных теоретиков «холодной войны» – Г. Киссинджер сформулировал
новое кредо геополитики с беспощадной откровенностью политического
технолога: «Знание мировоззрения противника важнее объективной
реальности» [2]. Еще вчера для геополитики особую важность представляла
картография земного пространства, сегодня в центре ее внимания –
картография человеческой души, символический капитал культуры,
виртуальный мир символов [3].
Особое значение имеет и тот факт, что информационная революция
происходит на фоне развития процесса глобализации, который связан со
стиранием всех традиционных барьеров между странами и континентами. На
наших глазах в третьем тысячелетии изменились все основные параметры
международной безопасности. Если раньше они были связаны с балансом
военных сил, уровнем конфликтности и угрозой мировой войны, с
соглашениями по ограничению и сокращению вооружений, то сегодня на
первый план выходит борьба с «нетрадиционными» угрозами - с
международным терроризмом, транснациональной преступностью,
незаконной миграцией населения, информационными диверсиями [4]. Если
раньше приоритетное стратегическое значение имели военная разведка и
контрразведка на местности, то сегодня - анализ информационных потоков,
среди которых важно своевременно выявлять и разоблачать агрессивные
разрушительные информационные фантомы.
Новые реалии информационного общества поставили перед
геополитиками новую, нетрадиционную задачу: проанализировать роль
информационных воздействий на решение задач геополитического уровня.
Стало очевидно, что именно информационные воздействия способны
изменить главный геополитический потенциал государства - национальный
менталитет, культуру и моральное состояние людей. Тем самым вопрос о
роли символического капитала культуры в информационном пространстве
приобретает не абстрактно-теоретическое, а стратегическое геополитическое
значение. Как справедливо отмечает А. И. Владимиров, «сегодня уже
существует еще не оцененная нами и ставшая реальностью глобальная угроза
формирования не нами нашего образа мышления и даже национальной
психологии» [5].
Возникновение информационных технологий, с помощью которых,
можно управлять массами, минуя территориальные границы, впервые
позволило расширить театр военных действий до виртуальных глубин
изменения «духа цивилизации». Способность к самоуничтожению является
обязательным элементом любых сложных информационных систем, к числу
которых относятся сам человек, цивилизация и культура [6].
Целенаправленное информационное воздействие запускает механизмы
самоуничтожения с помощью генерации скрытых программ, на чем основано
действие информационного оружия.
Анализ столкновения геополитических панидей [7] в информационном
пространстве требует особого - динамичного - подхода в противовес
привычной статичной политической аналитике.
Тот факт, что 85% мировой информации производят сегодня
Соединенные Штаты Америки, на первый взгляд, делает исход виртуальной
борьбы за пространство предопределенным и неизбежным [8]. Но
политическая история всегда была парадоксальной и непредсказуемой, в
противном случае она неизменно приносила бы лавры только
торжествующей силе.
Новая информационная парадигма геополитики означает, что в XXI в.
судьба пространственных отношений между государствами определяется,
прежде всего, информационным превосходством в виртуальном
пространстве. И в этом смысле разработка геополитической стратегии - это
создание оперативной концепции, базирующейся на информационном
превосходстве и позволяющей достичь роста боевой мощи государства с
помощью информационных технологий [9].
Геополитика только подходит к освоению информационной парадигмы
в оценке пространственных отношений между государствами. Известный
философ А. Уайтхед как-то заметил, что прогресс цивилизации состоит в
расширении сферы действий, которые мы выполняем, не думая [10].
Геополитика необычайно широко раздвинула сферу пространственных
отношений между государствами, перенеся основной накал борьбы из
реального пространства в виртуальное.
Современная информационная революция формирует новую
информационную парадигму в геополитике, в центре которой находится идея
информации как главного фактора современной геополитической динамики
[11]. Под воздействием информационных технологий стремительно
меняются не только формы борьбы, но и методы геополитического
господства, динамика политического времени и пространства. Особую роль
при этом играет новое измерение геополитики - виртуальное
информационное пространство, где с помощью информационных технологий
разворачиваются новые формы геополитической борьбы.
Современная информационная парадигма в геополитике призвана
реализовать три главные цели при постижении геополитической динамики
современного мира [12]: классифицировать и организовывать происходящие
в мире геополитические трансформации таким образом, чтобы их можно
было представить в перспективе; объяснить причины происходящих
глобальных геополитических трансформаций и предсказать, когда, где и как
будут происходить события будущего; предложить концептуально целостное
понимание того, почему и как должна развиваться геополитическая динамика
современного мира.
Современная геополитическая картина мира отличается сложностью,
динамичностью, открытостью, многовариантностью, виртуальностью
глобальных процессов, что позволяет многим геополитикам использовать
категорию «геополитический хаос» при оценке сложившейся картины мира
[13]. Однако, на наш взгляд, эта категория призвана умело маскировать
тайные пружины вполне направленной геополитической динамики, которые
генерируются в рамках информационной борьбы за пространство.
Управление информационными потоками становится главным
рычагом власти в постклассической геополитике, которая все больше
приобретает виртуальные формы [14]. Стремительное развитие
информационных технологий приводит к разрушению старых
международных институтов, контролировавших геополитические
трансформации прошлого века, что способствует развитию новых
противоречий и конфликтов в современном мире.
В рамках информационной парадигмы геополитики принципиально
по-новому решаются многие проблемы контроля над пространством [15].
Информационная революция привела к существенным изменениям в
классических характеристиках политического пространства и времени,
поставила целый ряд новых острых вопросов. Наиболее сложной проблемой
стало осмысление изменений структуры и качества политического
пространства. Феномен предельного ускорения политического времени в
сетевых структурах привел к «исчезновению» классического политического
пространства: освоение виртуального мира привело к нивелировке и
поглощению реальных пространств за счет развития скорости политического
времени. Стирание исторических, социокультурных и сакральных координат
виртуального пространства, которое признает только «вечное теперь»
актуального информационного поля на экранах телевизоров и мониторах
компьютеров, равнозначно нивелировке самого понятия пространства в
классической геополитике [16].
Новая информационная парадигма геополитики означает, что в XXI в.
судьба пространственных отношений между государствами будет
определяться, в первую очередь, информационным превосходством в
виртуальном пространстве. Тем самым вопрос о роли символического
капитала культуры в информационном пространстве приобретает не
абстрактно-теоретическое, а стратегическое геополитическое значение [17].
Но социокультурные факторы активизируются только благодаря
человеческой активности, поэтому в центре информационных технологий
находится сам человек политический как творец и интерпретатор
современной политической истории.
Именно поэтому информационная парадигма в геополитике считает
основной целью геополитических технологий изменение человека, его
мировоззрения и идентичности. С точки зрения информационной парадигмы
центральная антропологическая проблема геополитики влияние виртуальной
реальности на формирование менталитета человека политического
информационного общества. Информационные войны используют
разрушительные воздействия информационных технологий, усиливающих
«анатомию человеческой деструктивности» [18].
Сегодня очевидно, что самая главная информационная революция
произошла за кулисами средств массовой информации. Она была связана с
появлением информационно-психологического оружия, способного
эффективно воздействовать на психику, эмоции и моральное состояние
людей. Военные операции в Югославии, Афганистане, Ираке, Южной
Осетии - все это не что иное, как перевод «гуманитарной катастрофы из
виртуальной реальности на местность». Геополитика начинает активно
осваивать новое виртуальное информационное пространство, и результаты
этого освоения можно без преувеличения назвать революционными [19].
Ж. Бодрийяр, оценивая современную геополитическую революцию,
заметил: «никогда не атаковать сложившуюся систему с позиций силы. В
этом заключается революционная идея, плод воображения самой системы,
которая не устает вызывать на себя огонь. Но борьба перенесена в
символическое поле, где основными правилами являются вызов, реверсия,
неуклонное повышение ставок. Но за смерть можно заплатить только
смертью, либо смертью в превосходной степени» [20].
 Интеллектуальная драма информационного общества состоит в том,
что власть в нем внезапно оказалась в руках интеллектуалов. Долгое время
отлученные от власти и еще со времен Вольтера находившиеся в оппозиции,
интеллектуалы теперь оказались призванными на службу в высшие эшелоны
власти, в центры принятия решений: «Их великая измена была в том, что они
отдали без боя свою автономию и стали лакеями власти, как, например,
атомный физик, оказавшийся в настоящее время в услужении у военных
диктаторов» [21].
В свое время М. Маклюен надеялся на то, что средства массовой
информации беспрецедентно повысят осознание человеком своей
ответственности. Как наивно звучат сегодня его слова о том, что благодаря
электронным СМИ мы будем вынуждены «глубоко участвовать в
последствиях каждого своего действия» и лишимся способности действовать,
ни на что не реагируя. В этой гуманистической установке М. Маклюена
можно усмотреть глубокую веру в высшую гармонию всего бытия, которая
еще была присуща интеллектуалам прошлого столетия.
Но спустя всего полвека стало очевидно: каждое изобретение нового
оружия становится для общества очередной катастрофой, и прав был не М.
Маклюен, а А. Тойнби, который рассматривал войну как процесс достижения
равновесия между неравными технологиями, что ведет цивилизации к
милитаризму и обычно заканчивается их крахом.
Однако одно замечание М. Маклюена все-таки стало пророческим.
Он предвидел, что «отсталые» страны могут научиться у технически
«передовых», как нанести им сокрушительное поражение: поскольку в
традиционных обществах осталась привычка к пониманию устной
пропаганды и убеждения, тогда как в высокоразвитых индустриальных
культурах эта привычка давно уже выветрилась: «Русским достаточно
адаптировать свои традиции восточной иконы и построения образа к новым
электрическим средствам коммуникации, чтобы быть агрессивно
эффективными в современном мире информации» [22]. К сожалению, мы все
еще не готовы воспользоваться этой идеей.
В эпоху глобализации информационное противоборство в
геополитике приобретает значительно более широкий контекст, выходя за
рамки информационного соперничества противостоящих геополитических
субъектов, поскольку битва идет за умы и сердца большинства человечества.
Этот глобальный контекст информационных войн как войн гражданских был
раскрыт еще Э. Тоффлером в «Метаморфозах власти», который подчеркивал:
информационные войны бушуют в наших душах, ведь речь идет о том, как
люди думают и как принимают решения, какова система знаний и
представлений, и воображение при этом является столь же важным
фактором, как и информация вообще [23].
Поэтому, мы согласимся с И.А. Василенко, в том, что
информационная война – это планомерное информационное воздействие на
всю инфокоммуникационную систему противника и нейтральных государств
с целью формирования благоприятной глобальной информационной среды
для проведения любых политических и геополитических операций,
обеспечивающих максимальный контроль над пространством [24].
В 2002 г. в Нидерландах в рамках Международной программы
исследований причин нарушения прав человека (РЮОМ) был опубликован
отчет, посвященный динамике конфликтов в современном мире. По данным
этого отчета, в 2001 г. в мире было зафиксировано 23 конфликта высокой
интенсивности, унесших 125 тыс. человек, 79 конфликтов низкой
интенсивности (в каждом из которых погибло от 100 до 1000 человек), а
также 38 конфликтов с элементами насилия, где погибли от 25 до 100
человек в каждом случае. Необходимо подчеркнуть также, что только в 35
странах современного мира не было вообще зафиксировано военных
конфликтов [25]. Таким образом, конфликты низкой интенсивности стали
тревожным симптомом современной геополитической ситуации.
 Конфликт низкой интенсивности в геополитике можно определить
как военное столкновение ниже порога стратегической войны, без
подключения основных военных сил противоборствующих сторон. Такие
конфликты не имеют четкой локализации в пространстве и во времени,
ведутся на территории обеих сторон с применением террористических актов
и локальных военных операций. Причины широкого распространения
конфликтов низкой интенсивности и как следствия – высокой
геополитической нестабильности современного мира - многообразны.
Первым фактором, который по существу исключает тотальные войны между
высокоразвитыми странами и предполагает наличие конфликтов низкой
интенсивности, является высокая разрушительная сила оружия массового
уничтожения, что делает стратегические войны бессмысленными актами
взаимного уничтожения. Поэтому военные операции развитых стран против
более слабых государств сегодня ведутся с помощью высокоточного оружия,
и их цель – разоружение и подчинение противника, а не его полное
уничтожение. Наиболее известными примерами последних лет служат
военные операции США в бывшей Югославии, Афганистане и Ираке, после
проведения которых эти страны погрузились в перманентное состояние
конфликтов низкой интенсивности.
Вторым фактором, ведущим к развязыванию таких конфликтов,
являются тайные операции спецслужб, которые организуют «суррогатные
войны» - особый метод ведения тайных военных действий. Эксперты
считают важными признаками таких нетрадиционных войн присутствие
государств-спонсоров, которые действуют конспиративно, привлечение
специалистов спецслужб для вербовки и финансирования банд наемников,
обычно под дипломатическим прикрытием, использование тактики
внезапности, предоставление значительных ресурсов и новейшего оружия с
большой поражающей силой [26].
Третьей причиной, способствующей распространению конфликтов
низкой интенсивности, являются так называемые «бархатные революции»,
сценарий которых был успешно апробирован в Узбекистане, Киргизии,
Грузии и на Украине, после чего обстановка в этих странах надолго
дестабилизировалась.
В основе технологий «бархатных революций» лежит синергетическая
методология – использование стихийных процессов самоорганизации для
достижения предполагаемых целей. При этом опыт «бархатных революций»
в Грузии, на Украине, в Киргизии и Узбекистане свидетельствует, что
геополитические цели достигаются в этом случае практически бескровно, без
больших финансовых затрат, что выгодно отличает их от «горячих»
антитеррористических операций (Афганистан, Ирак).
В.П. Пугачев одним из первых выделил технологический алгоритм
«бархатных революций», обозначив девять основных звеньев: 1) выявляется
энергетический потенциал общественных групп, способных участвовать в
революции; 2) определяются политические объединения, способные стать
двигателем политического протеста; 3) в военизированных молодежных
лагерях с помощью специальных тренингов готовятся ударные силы
революции; 4) выстраивается цепочка практических целей, максимально при-
ближенных к реальным требованиям масс; 5) обеспечивается преимущество
оппозиции в электронных СМИ; 6) используются зрелищные массовые
действия для побуждения всех недовольных к активности; 7) общество
приводится в состояние анархии, начинаются массовые беспорядки; 8)
управление осуществляется специально подготовленными специалистами; 9)
после захвата власти начинаются негласные чистки в госаппарате [27].

Примечания

1 - Маклюен М. Понимание медиа. - М., 2003. - С. 389.

2 - Киссинджер Г. Дипломатия. - М., 2003. – С. 245.
3 - Глобальное сообщество: Картография постсовременного мира. – М., 2002.
4 - Баталов Э.Я. Мировое развитие и мировой порядок. – М., 2005.
5 - Владимиров А. И. Стратегические этюды. - М., 2002. - С. 118.
6 - Панарин А.С. Глобальное политическое прогнозирование. – М., 2002.
7 - Панидеи в геополитике – это большие идеи, которые формулируются цивилизациями в
борьбе за пространство. Термин введен немецким геополитиком К. Хаусхофером.
8 - Кочетов Э.Г. Глобалистика: теория, методология, практика. – М., 2002.
9 - Василенко И.А. Геополитика современного мира. – М., 2007.
10 - Цит. по: Василенко И.А. Геополитика современного мира. – М., 2007.
11 - Василенко И.А. Геополитика. – М., 2003.
12 - Дугин А. Геополитика постмодерна. – М., 2007.
13 - Рамоне И. Геополитика хаоса. – М., 2001.
14 - Дугин А. Геополитика постмодерна. – М., 2007.
15 - Исаев Б.А. Геополитика. – СПб., 2005.
16 - Кефели И.Ф. Философия геополитики. – СПб., 2007.
17 - Кефели И.Ф. Судьба России в глобальной геополитике. – СПб., 2004.
18 - Дергачев В.А. Глобалистика. – М., 2005; Дергачев В. Геоэкономика. – Киев, 2002.
19 - Мухаев Р.Т. Геополитика. – М., 2007.
20 - Бодрийяр Ж. Дух терроризма // Геополитика террора. - М., 2002. - С. 103.
21 - Маклюен М. Указ. соч. - С. 45.
22 - Маклюен М. Указ. соч. - С. 394.
23 - См.: Тоффлер Э. Метаморфозы власти. - М., 2001. - С. 392 - 393.
24 - Василенко И.А. Геополитика современного мира. – М., 2007. – С. 53.
25 - Василенко И.А. Геополитика современного мира. – М., 2007. – С. 231.
26 - Wilkinson P. Terrorism and the Liberal State. – London,.1986. Р. 277 - 279.
27 - Пугачев В.П. Управление свободой. - М., 2005. - С. 216 - 222.