Volc-A-Past 3

Ссылка на материал: https://ficbook.
net/readfic/12856293
Волчья пасть
Направленность: Фемслэш
Автор: Мария Чертовски (https://ficbook.net/authors/459690)
Фэндом: Пацанки
Пэйринг и персонажи: Кристина Захарова/ОЖП
Рейтинг: NC-17
Размер: 277 страниц
Количество частей: 31
Статус: завершён
Метки: Разница в возрасте, Даб-кон, Сексизм, Харассмент, Неравные
отношения, Психологическое насилие, ООС, Насилие, Изнасилование,
Нецензурная лексика, ОЖП, Ангст, Драма, Психология, Повседневность, AU,
Смерть второстепенных персонажей, Внутренний сексизм
Описание:
Лиле снова было тринадцать лет, они снова сидели на прокуренном диване, и
Кристина обещала ей убить за неё любого. Лиля снова была отчаянно влюблена
в самый первый раз. Кристина вернулась, вернулась с громом барабанов и рёвом
фанфар, и это было похоже на Рай, хотя предвещало войну. Кристина всегда
предвещала войну.
Посвящение:
Спасибо моей Саби за озвучку к фанфику! Вы можете насладиться
профессиональной работой дикторки по ссылке ниже:
https://youtu.be/UtUIcJGLkmg
Так же доступен арт к ВП от той же Саби:
https://t.me/mrc_pie/4959
Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика
Примечания:
Лиле на момент происходящего 17 полных лет, что соответствует правилам КФ.
Образ Кристины - выдумка, к настоящему человеку никакого отношения не
имеет, история художественный вымысел. Все совпадения случайны. Фанфик
направлен на репрезентацию и, соответственно, предупреждение об абьюзе,
романтизации нет и не будет.
Оглавление
Оглавление 2
I 4
II 10
Примечание к части 14
III 15
IV 20
V 29
VI 37
VII 43
VIII 52
IX 64
X 75
XI 85
XII 94
XIII 105
XIV 114
XV 124
XVI 135
XVII 143
XVIII 156
XIX 168
XX 177
XXI 185
XXII 193
XXIII 201
XXIV 208
XXV 218
XXVI 224
XXVII 236
XXVIII 252
XXIX 264
XXX 273
XXXI 280
I
Сколько Лиля помнила, всегда были только они вдвоём — она и

старший брат. Мама и отец пропадали то на работе, то по хозяйству, и решали с
ней самые важные вопросы: закупиться одеждой к школе, отправить на
дополнительные занятия, если Лиля где-то не успевает, проверить, чтобы она
была накормлена и причёсана.
И хоть Артур был придурком, он был старше на целых девять лет и всегда
старался по мере возможности развеселить и поддержать Лилю. В Артуре не
было злости, не было желчи, в нём вообще было мало плохого, он никогда не
поднимал на Лилю руку или же голос. Он был отличным братом для неё, с самого
её детства. До переломного момента. Наверное, Лиля перестала быть хорошей
сестрой в то же самое время.
— Чё ты, принцесса? — Артур рухнул рядом на диван, заранее подтянув

спортивные штаны у колен, и обхватил её неприятно за плечи, притянув.
От него опять несло пивом и сигаретами, а ещё потом, и Лилю откровенно

тошнило от него каждый раз, когда он возвращался от друзей. У неё были все
причины раздражаться, у него были все причины пить, и возразить им друг другу
по большему счёту всегда оказывалось нечем.
Артур, почувствовав лёгкое сопротивление, неудовлетворённо пробубнил,

почёсывая щетину на усталом лице:
— Мы одни с тобой остались, а ты нос воротишь, дура. Умру я, чё делать

будешь?
— Чё захочу. — проворчала Лиля, отодвинувшись упрямо, и хмуро уткнулась в

учебник химии.
Она пялилась туда почти второй час, но информация тяжело усваивалась,

Лиля была плоха в точных науках, и если термины и основные законы она могла
вызубрить, то с задачами было гораздо сложнее. Но Лиля не сдавалась, она
должна была закончить выпускной класс с идеальным аттестатом и выбраться из
маленького города, иначе ей грозила жизнь вдали от цивилизации с такими,
как…
— Сегодня Кристина за тебя спрашивала. — зевнул Артур, сложив руки на

груди и поджавшись, как замерзший голубь, готовясь заснуть.
Лиля вздрогнула. Пальцы сжали твёрдый переплёт книги, сердце, кажется,

пропустило удар, а к щекам прилило тепло. Кристина. Лиля не видела её четыре
года, не меньше, несмотря на то, что они вернулись месяцев семь назад. Они ни
разу не пересеклись ни в торговом комплексе, единственном на весь городок, ни
в парке, ни даже у речки, когда был сезон в конце августа. Не то чтобы Лиля
искала или ждала, просто…
— Что спрашивала? — осмелилась Лиля. Это не было настолько важно, но она

всё равно загорелась любопытством. Кристина была одним самых ярких
воспоминаний из тех времён, когда всё было легко и беззаботно, и если бы Лиля
вернулась туда хоть на секунду, этого было бы достаточно.
4/292
— Да там, — отмахнулся сонно Артур, и Лиля увесисто толкнула его в плечо,
— Спрашивала, чё ты, где ты. Они с мамкой в Сочи ездили, потом у
родственников Новый год встречали, и там у неё закрутилось с каким-то типом,
ну, короче… Говорит, не видела тебя давненько. Она до сих пор на той мойке,
прикинь?
Любое подобие улыбки сползло с помрачневшего лица, в груди, под рёбрами,

образовалась тёмная пустота. Лиля отпрянула, захлопнув учебник, и мотнула
рассеянно головой, прогоняя нелепые мысли. Конечно, у Кристины был кто-то.
Она же взрослая, ей уже… Сколько ей вообще лет? Она была старше Артура на
год, вечно подшучивала, что тот был её сынком и «пиздюком». Боже, да ей было
двадцать семь! Не будет удивительно, если у неё уже дети есть! О чём вообще
Лиля думала?
— Стабильность. — прошептала глухо Лиля, поникнув. Её огорчение было

неуместным и глупым. Это же так по-детски. А Лиля уже не маленькая, она не
хотела, чтобы её так воспринимали.
— Фотки твои показывал, хвастался, какая ты выросла, — пьяно бормотал

Артур, проваливаясь в дремоту снова, и Лиля, вновь взбудораженная донельзя,
хлопнула его по щеке звонко, будя, — Чё, чё тебе?
— И что она? Какие фотки? — завозилась Лиля, ёрзая на месте. Не дай боже
что-то из тех, которые Лиля скидывала ему во время уроков в шутку, с лохматой
головой и с ужасных ракурсов.
— С инсты, — успокоил он её, — Говорит, красавица, расцвела, туда-сюда,

невеста уже. Ну, поняла. Тётя Кристина как обычно…
Лиля в ответ промолчала, глянув на него недовольно и смущённо вспыхнув.

На этом диалог прервался, и она ушла к себе, продолжить корпеть над химией,
однако одно не давало ей покоя.
Никакая Кристина ей не тётя! Одна тётя у них была, это Оля с маминой
стороны, и ничего общего между той и Кристиной Лиля не видела, а так как
провести параллель было невозможно, то и воспринимать она Кристину как тётю
не будет. Она уже не ребёнок, в конце концов.
Да, когда ей было тринадцать лет, она называла Кристину тётей с

непривычки. Но это уже в прошлом. Как и многое другое, хорошее и сейчас
бесполезное, было тоже в прошлом.
Лиля помнила её отчётливо до пугающих мелочей: и тембр голоса, и шрамы

на руках, и точный оттенок волос. Кристина захаживала к ним в гости редко, но
метко, и мама её обожала, несмотря на то, что Кристина и пила, и курила, и
матом ругалась. Скорее всего, из-за природного обаяния Кристины, которого той
было не занимать. Она знала охренеть как много забавных историй, анекдотов и
давала хорошие советы, была настоящей душой компании, приковывая всё
внимание к себе.
Естественно, Кристина в упор не видела Лилю, только здоровалась и

спрашивала, как у неё дела в школе и не обижает ли кто, так, для галочки. Это,
по сути, ничего и не значило, но Лиля хранила в памяти каждый разговор.
5/292
— Будут приставать всякие черти, ты мне свистни, я им резво всыплю, —
Кристина пообещала ей это в один из особенно богатых на спиртное вечеров. И
сидела близко-близко, обдавая перегаром и пошатываясь, а омерзения, как
Артур, она при этом не вызывала. Только лёгкую панику.
— Всыпешь? — не поняла её Лиля, улыбнувшись потерянно.
— Отхуярю, чтоб мамка родная не узнала. Будут клюквенным соком, пидоры,

ссать, — поклялась со смехом та, и Лиля застыла в шоке от услышанного, потому
что, судя по рассказам той же Кристины, это была правда. Она была на такое
способна. Но в тот же момент Кристина погладила её по волосам, растрепала те
и подмигнула ей весело, совсем беззлобно, — Сестрёнка Арчи – моя сестрёнка,
хули. За тебя, — и с этим она опрокинула в себя очередную стопку водки, —
малая.
И Лиля под её журящим, хитрым, взрослым взглядом всегда терялась,

пунцовела и глупела, и сколько бы книжек она ни прочитала, изо рта её
вырывалось лишь хихиканье да ерунда, и даже в глаза ей посмотреть она не
осмеливалась. Пусть и хотелось.
А потом они уехали, и не было уже никакой Кристины, да и дела уже до неё
не было, потому что жизнь резко изменилась, перевернулась и вдарила своим
хвостом Лиле по лицу, не иначе. Потому что папа умер, мама ушла в траур и они
оставили квартиру в Питкяранте, переехав в Петрозаводск, который был
побольше, но не поярче. Артур всегда много работал, но после смерти отца, с
которым никто из них, по сути, не был близок, он ушёл с головой в труд и
выпивку. Пил после каждой смены, возвращался жутко пьяный, и Лиля
ненавидела его за это так сильно, хотя, будь её воля, она бы запила сама. Никто
из них толком и не говорил про папу, говорить было нечего — тот проводил
большую часть времени на заводе, они его практически не видели, но и зла он
никому не делал. Просто была бесконечная горечь от того, что и исправить уже
ничего не получится.
Возможно, Артур поэтому и пил.
Мама же, напротив, безвылазно сидела в изоляции и ничего не делала, и

примерно за год состарилась на десять лет. Без сомнений, с мамой они хотя бы
общались, Лиля что-то о ней знала, она могла поделиться с той секретами и
переживаниями, но мама всё же не всегда была с ней мягка, не всегда её
понимала и принимала. Бывало, она кричала на Лилю отборным матом, махала
кулаками, после слезно извиняясь, и не простить её было невозможно. Нечто в
их связи так же было нарушено, а Лиля не знала, что и как ей это починить.
Мама не терпела жалости к себе, не позволяла себя жалеть, но плакала

каждую ночь, и Лиля, лёжа за стеной в соседней спальне, плакала вместе с ней,
впиваясь зубами в подушку. В коридоре звенел ключами Артур, возвращаясь с
очередной попойки. Соседи сверху весело отмечали что-то, увлечённо
обсуждали что-то, яростно выясняли что-то — у них менялось настроение и
отношения, а у Лили дома всё повторялось из раза в раз. Мама рыдала, Лиля
глотала слёзы от обиды на жизнь, а Артур заливал горе и отмалчивался. Никто
так и не решился ничего обсудить, никто никого толком не поддержал, были
лишь тяжёлые вздохи и сказки о том, что на том свете все они встретятся. Лиля
не верила. Более того, она не знала, хочет ли.
6/292
До смерти отца разлад не ощущался так остро.
Лиля хотела бы, чтобы её семья была похожа на те, что им показывали в
телевизоре: чтобы у них были насыщенные разговорами ужины, смешные шутки
только для них, чтобы они каждый праздник садились у камина и просматривали
семейный альбом. Но они, скорее, сожительствовали, у них не было близости и
единства. Их связывала лишь кровь, и вкус упущенных возможностей оседал
горечью на языке, чувство несправедливости лилось из глаз беспрерывным
потоком.
Когда умерла и мама, Лиля уже не плакала так сильно, ей просто хотелось
обо всём забыть, забыть о том, какое мороженое той нравилось, какой цвет был
её любимым, какие цветы она ждала на каждое восьмое марта. Лиля прорыдала
после похорон всю ночь, зарывшись лицом в мамин излюбленный ситцевый
шарф, от которого пахло её духами, и свернулась вокруг того, так и заснув лишь
под утро. Артур на кухне точно так же плакал, но беззвучно, запивая всё водкой
и изредка выдыхая что-то навзрыд. Они снова были порознь, и им снова было
нечего друг другу сказать.
Когда Лиля проснулась на полу своей спальни, замёрзшая и отёкшая от

плача, ей показалось, что что-то в ней погибло, и сил лить слёзы просто не
осталось.
Они вернулись в Питкяранту, и Лиля даже не попрощалась с

одноклассниками, когда забирала документы со школы. Она сидела в коридоре у
кабинета директора, игнорируя всех знакомых, что проходили мимо и пытались
заговорить, просто пялилась себе под ноги упёрто и равнодушно. Артур тогда
разбирался с формальностями, насколько мог, будучи единственным опекуном.
Официально. Так как иначе Лилю забрали бы в приют, а оставаться одному, как
он признался ей в пьяном бреду, Артуру было страшно. Ему было страшно.
— Я просто… — заревел в ту ночь он, ткнувшись щетинистым лицом ей в

колени, пока Лиля неподвижно сидела на диване, — Я просто так боялся стать
таким же ёбаным увальнем, как папа, и в итоге… Я ещё хуже. Я, блять, так
подвёл тебя и маму.
И Лилю так больно царапнуло её упоминание изнутри, что она сжалась,

скривилась в подступающей истерике и, в порыве ярости, оттолкнула Артура от
себя, убежав в свою комнату. И это было началом конца, в то мгновение их
взаимоотношения окончательно развалились, под ногами разверзся асфальт,
щебень посыпался на голову, а Лиля и не заметила, загрузив себя учёбой и
книжками, убежав в другие миры. Там, где она могла быть волшебницей,
спасительницей магического царства, последней надеждой человечества.
Наверное, проблема была и в Лиле тоже — она не была готова сталкиваться с

правдой. И в старом доме, где не были завешаны зеркала, можно было сделать
вид, что ни папы, ни мамы никогда не было. И не теряла она никого, и скучать ей
не по кому.
В старую школу её приняли быстро, вспомнили так же, и никаких сложностей

ни с одноклассниками, ни с учителями не возникало. Если в седьмом классе кто-
то мог позволить себе неприятную шуточку или даже издёвку, то сейчас,
повзрослев и прозрев, все стали относиться серьёзнее и к учёбе, и к
7/292
окружающим. Что было как никогда кстати, потому что мириться с чужими
загонами и оскорблениями Лиля была не намерена. Она мало что могла сделать
сама, но у неё всегда был Артур, на голову отбитый и помешанный на пацанских
понятиях, из-за которых Лиля никогда не обращалась к нему за помощью.
Чревато было.
Иногда она сомневалась, что они вообще родные, настолько разными они
были: Лиля не слушала дворовый рэп, не глушила самогон из горла, не
испытывала тяги к разрушению и противозаконным действиям, вроде пьяного
вождения и воровства, а Артур — железно да. У Артура к тому же была тупейшая
любовь к своей развалюхе, пикапу девяностого года, доставшемуся ему от отца.
Тот стал неотъемлемой частью их жизни настолько давно, что Лиля и не помнит
точного дня. Пикап шатался, в нём вечно что-то звенело, но брат только
умничал, что с годами Лиля поймёт, насколько механика важна и ценна, что
машина «как женщина». Куда ей до него, двадцатишестилетного умника.
Хорошо лишь, что он подвозил её в школу, Лиля терпеть не могла автобусы и
местный контингент.
Однако среди одноклассниц была одна девочка, которая ей искренне

нравилась — Лиля отлично сходилась с Лизой: та точно так же любила
классическую и фикциональную литературу и играла на гитаре собственные
песни, в то время как Лиля писала стихи, и они были совместимы по всем
критериям. Ей никогда не было скучно с Лизой, но бывали ситуации, где Лиза
позволяла себе лишнего, неприятно обзывая её или же во всеуслышание заявляя
о чём-то, что Лиля рассказала по секрету лишь ей. Например, о том, что Лиле в
шестом классе нравилась их учительница математики. Ещё Лиза любила
умничать, но это были мелочи. На фоне остального.
Они с Лизой были мечтательницами, и самой большой их мечтой на двоих

был побег из бермудского треугольника, в котором их семьи застряли поколения
назад. Лиля была уверена, что она ни за что и никогда не изменит своего
решения, что она закончит школу и поедет поступать куда-то далеко, в Питер,
быть может, а может, вообще в Москву, и сделает свою жизнь достойной. И у неё
не будет никакой болезненной привязки к Питкяранте, как у Артура, она не
будет тянуться сюда снова и снова, как прикормленная во дворе собака.
В субботу утром Лилю разбудил громкий гогот на кухне, грохот посуды и

нецензурщина, грязная и похабная. Лиля голос узнала сразу, понеслась в ванную
— приводить себя в порядок, и, едва умывшись и пригладив волосы ладонями,
выскочила, как была, в пижаме, в коридор. И увидела, и в ту же секунду пропала.
Кристина сидела за столом, задрав одно колено, и поигрывала банкой пива в

твёрдой, жёсткой руке, как тогда, четыре года назад. Почти не изменилась —
тот же смех, тот же прищур и даже осанка та же. Только взор был какой-то
усталый, улыбка слабая, и волосы будто потускнели.
Лиля выпрямила спину, приподняла подбородок, взволнованно, как

первоклассница на самом первом своём звонке, и прикусила нервно губы, сцепив
пальцы в замок позади себя. Она не видела её четыре года! Наверняка, ей есть
что рассказать, ей есть что сказать, раз она её не узнала на фотографиях — и
Лиля сгорала от нетерпения, в ожидании оценки.
— Ну, невеста же, блять, — протянула довольно Кристина, и Лиля глупо

заулыбалась, расцвела, покраснев, как дурочка, стараясь не верещать. Артур
8/292
толкнул Кристину в плечо, мотнув строго головой, но та отмахнулась, — Ебало
завали, Арчи, тут вообще песня. Эй, Ляля, — позвала она вдруг, совершенно по-
новому, и Лиля даже растерялась от неожиданности, — тебе лет сколько-то?
— Семнадцать. — робко пройдя вперёд, прощебетала Лиля, и опустилась

напротив, чувствуя, как колени дрожат. Теперь, когда она выросла, всё будет по-
новому.
— Я же говорю, невеста, — Кристина скользнула по ней взглядом. И от

взгляда её стало тревожно, жарко и хорошо. Артур и бровью не повёл, достал из
холодильника йогурт, бросив тот в Лилю, и Кристина резко перехватила
бутылочку налету, тут же стукнув Артура по руке увесисто. Лиля даже
опомниться не успела, йогурт бы точно прилетел ей куда-то в ключицу! —
Нельзя так с ней, ты чё? Не видишь, девушка уже, погалантней, Арчи.
— Да это Лилька! — возмутился он, потирая ушибленную ладонь, и

отвернулся, следя за картошкой на огне. — Какая нахер девушка? Ты ёбнулась?
Кристина поморщилась, закатив на него глаза, и со смешком протянула ей

бутылочку:
— Ты уже не Лилька, — и снова скользнула взглядом, ниже и ниже, к вырезу

у пижамной майки.
Лиля дрожаще потянулась за йогуртом и чуть было не выронила тот, когда

чужие пальцы пригладили шероховато её кожу, и ту обдало огнём. Кристина
усмехнулась, когда почувствовала, как она вздрогнула крупно всем телом. Жар
перетёк с щёк на шею, жар заклубился внизу живота, побежав по бёдрам.
Всякое благоразумие испарилось.
Боже, помилуй. Господи.
— Лялечка. — не отрывая взгляда от её груди, проговорила хрипло Кристина,

и неожиданно ни Артура, ни проклятого бермудского треугольника, ни мира
вокруг не стало.
Лиле снова было тринадцать лет, они снова сидели на прокуренном диване, и
Кристина обещала ей убить за неё любого. Лиля снова была отчаянно влюблена
в самый первый раз. Кристина вернулась, вернулась с громом барабанов и рёвом
фанфар, и это было похоже на Рай, хотя предвещало войну. Кристина всегда
предвещала войну.
9/292
Примечание к части TW: харассмент
II
Лиля поправила волосы подрагивающей рукой, заправив те за уши,

и приосанилась, выглядывая из-за машины. Артур о чём-то спорил с парнем,
который должен был мыть салон, требуя к своей малышке особого отношения и
качественных материалов. Лиля только глаза закатывала, наблюдая за ним, но
затем в дверях появилась Кристина и поманила её за собой, подмигивая
призывно. Лиля чуть было не грохнулась на высоченных каблуках, когда сделала
торопливый шаг вперёд, и Кристина поймала это взглядом, рассмеявшись
снисходительно. Лиля покраснела, смутилась, но и отступать было бы странно, а
потому она продолжила идти вперёд. Отойдя немного к двери, Кристина
пропустила её в коридорчик, зажимая Лилю между косяком и собой, и Лиле
пришлось протискиваться промеж, сгорая от неловкости.
Кристина снова смотрела в упор, снова не стеснялась разглядывать, и это

было необычно — раньше, когда Лиле было тринадцать, это Лиля на неё
пялилась во все глаза, пока та не видела, а внимание Кристины было не увлечь
практически ничем. Кристину больше интересовала выпивка, дебильные истории
Артура или драки на улицах, но точно не какая-то влюблённая малолетка.
Что же, это в прошлом. И Лиля, может, слишком старалась, слишком

разукрасила себя и состарилась, как намекнул ей сегодня Артур.
— Ты как голодная вдова, — хмыкнул он днём, проходя мимо её комнаты.

Лиля не сразу поняла смысл услышанного, накручивая прядь на утюжок, но,
поняв, чуть было не швырнула в того плойкой, — Чё обмазалась-то? К Крис в
гости, не женихаться.
— Не твоё дело, баран. — буркнула зло Лиля, глядя на себя придирчиво в

зеркало.
Она не так часто красилась, на самом деле. Рука была набита, но поводов
было мало, поэтому Лиля не была уверена в ярком макияже. Было ли это… Ну,
привлекательно. Стрелки она нарисовала широкие и заострила у самого
кончика, помаду выбрала тёмно-кораллового оттенка, а ресницы густо
подкрасила, чтобы наверняка. Но было ли это уместно? Действительно ли это
накидывало ей пару лишних десятков? Лиля хотела кричать от отчаяния,
желательно на Артура, потому что он ударил по её нестабильной самооценке в
такой важный момент.
Лиля хотела показать, что взаправду являлась взрослой девушкой, и внешне,

и внутренне. Теперь им явно было что обсудить с Кристиной, ведь Лиля
разбиралась во многом по чуть-чуть — в политике, в кино, в литературе, в
музыке, в видеоиграх или что там нравилось большинству людей. Она старалась
везде успевать, и на это благотворно повлияли годы одиночества, скрашенные
социальными сетями и интернетом в целом.
Дабы не впасть в истерику и не побежать умываться, ей пришлось звонить

Лизе на свой страх и риск. Лиза, заспанная и не особо дружелюбная в два часа
дня, ответила на удивление мягко. Она даже не наплела Лиле гадостей и не
стала подшучивать, хотя это дело любила.
10/292
— Хороша, хороша. Я бы трахнула, — не удержалась от шпильки Лиза, — Ты
куда? Математичку соблазнять?
— Нет, просто, — рассеянно отозвалась Лиля, и, оставив телефон на тумбе,

продолжила накручивать волосы, глядя, как красиво локоны спадают горячими
волнами у лица, — захотелось.
Поэтому она стояла в мини-юбке и в самой красивой своей блузке на

автомойке, в марте, когда снег ещё не растаял. Вокруг воняло машинными
выхлопами, моющими средствами и хлоркой, а Лиля вылила на себя флакон
духов, но это лишь потому, что ей так захотелось. Приходилось топтаться на
месте, пока она ждала Кристину, чтобы ноги не окоченели, но это ведь мелочь,
ерунда. Зато то, как Кристина взирала на неё сверху вниз, со своей благородной
вышины, сквозило одобрением, интересом… и чем-то ещё.
Что-то подобное Лиля видела в глазах сверстников и мужчин старше, и

каждый раз её скручивало изнутри, долбило по мозгам, чтобы она уносила ноги,
и она так и делала. Её это спасало. Но с Кристиной её ничего не пугало, скорее,
завораживало. Не было желания спрятаться и убежать, а если бы было, Лиля бы
его игнорировала — она понятия не имела, как сильно скучала по Кристине всё
это время.
Кристина завела её в небольшую комнатушку, опершись о дверную раму

спиной, и позволила Лиле заглянуть туда: в комнате стояли две двухспальные
кровати, один маленький столик, шкаф у стены и пара стульев. Больше, в
принципе, ничего. Лилю это несколько удивило, но она не могла этого показать,
и поэтому только улыбнулась натянуто:
— Как тебе соседи?
Такой образ жизни был для Лили странным, ей даже постоянные, казалось бы
безобидные пьянки Артура казались полнейшим дном. А жить на автомойке?
Лиля думала, это шутка.
— Да это две тёлки из Хакасии, они у мужиков своих ночуют, — отмахнулась

безразлично Кристина, поправив на себе кепку, — Прыгай в койку. — кивнула ей
Кристина, опустившись на постель первой.
— Что, прям сразу? — не удержалась Лиля, стыдливо покраснев, но не пряча

улыбки.
Это было смешно, это было дерзко, и Лиле нравилось играть роль уверенной,
не обременённой застенчивостью девушки. Это будто бы снимало с неё всякую
ответственность за бред, который она несла, потому что она не имела это в
виду. Кристина этого, однако, не знала. Она хмыкнула, глядя на Лилю с тем же
тревожным блеском, и чем дольше Лиля смотрела в ответ, тем сильнее дрожало
её тело, тем яснее она видела в чужих глазах огонь. Не уютный маленький
костёр, около которого можно погреться и который ласкал бы вас своим теплом.
В глазах Кристины пылал лесной пожар, сжирающий всё на своём пути, а Лиля,
точно ослепнув, дожидалась своей очереди обжечься.
— Как быстро чужие дети растут, я ебала, — хохотнула та, потянув её резко
за руку на себя.
11/292
И Лиля, потеряв равновесие из-за туфлей, рухнула рядом. Она засмеялась от
неожиданности, неуклюже устроилась поудобнее, невовремя отметив, что
Кристина была выше неё на целую голову. Лиля едва царапала пол каблуками и
не доставала макушкой до потолка кровати, а Кристина сидела, сгорбившись и
вытянув колени. И эта разница вдруг замаячила надоедливым восклицательным
знаком вокруг неё, вдобавок к возрасту, и почему-то породила на задворках
сознания навязчивые мысли о чём-то тёмном, плохом и страшном.
— Красавица ты, — сказала вдруг Кристина, и Лилю как окатило холодной

водой, и все мелкие переживания ушли на второй план. Она улыбнулась,
зарделась, отведя взгляд, когда на колено, покрытое одними лишь капроновыми
колготками, опустилась шершавая ладонь. Лиля обратила внимание на сбитые в
хлам костяшки, на новые, уже зажившие белые шрамы и мозоли от грубой
работы с машинами. Кристина любила ремонтировать их, разбирать, собирать и
ещё врезаться спьяну в столбы. Эти руки многое умели и многое ломали, — Чё я
раньше не замечала? — нахмурилась Кристина вдумчиво.
И Лилю подмывало спросить прямо. Кристине ведь нравились девушки?

Никто никогда не говорил об этом, не было подобных слухов в Питкяранте, а
слухи тут распространялись быстро. Это означало либо то, что Кристина была
гетеросексуальна, либо то, что она забила до смерти всех свидетелей. Но если
она всё же была гетеросексуальна, то почему тогда она вела себя так? Так
смотрела, так трогала, так… гладила. Она гладила её по колену.
Блять.
Лиля вскинула на ту испуганные глаза, оторопев, и только ноги сдвинуть

сумела, когда ладонь поползла намекающе выше. Вот и ответ. И Лиля даже
порадоваться толком не успела, её тут же охватила паника, язык присох к нёбу,
сказать ей было нечего. Хотелось лишь, чтобы Кристина перестала, и она
вложила в своё жалобное выражение лица эту мольбу.
Кристина не поняла её, а может, поняла и поэтому отреагировала негативно.

Она выдержала долгий, давящий взгляд, поджала губы словно разочарованно, и
всё напускное веселье и симпатия слетели с неё в миг. Лиля уже не нравилась
ей, Лиля снова была бесячей сестрой Арчи, которая надоедала Кристине и
шугалась от неё по углам. Лиля снова стала для неё ребёнком.
Она через нежелание расслабила бёдра, колени вновь разомкнулись, а взор

метнулся в сторону, и она отвернулась, не глядя на то, как грубая рука вновь
заскользила по ноге, а затем и вовсе нырнула под самую юбку. Только
напряглась, вцепившись в простынь под собой в ожидании чего-то ужасного. Но
ничего по-настоящему ужасного не произошло. Кончики пальцев коснулись
кромки нижнего белья сквозь тонкие колготки, ткнулись в лобок, заставив
оцепенеть. Повторили движение, но уже поступательно, ниже, ближе к центру.
Всё без единого слова.
Лиле было как-то не по себе, хотя вроде бы Кристина всегда была ей

приятна, даже слишком, до отчаяния, до нужды себя переделать полностью под
её запросы. И считала она себя взрослой, и порно видела кучу раз, и думала о
всяком разном, была вовсе не святой. И всё равно Лилю наполнили самые
неприятные чувства — липкие лапы стыда возились по ней, помечая грязью с
головы до пят. Стало до слёз обидно, непонятно, почему.
12/292
Кристина отпрянула через минуту буквально, едва услышала, как к ним идёт
Артур. Тот никогда не умел подкрадываться, и наверное, это был один из его
значительных плюсов, потому что шаги Артура всегда слышны задолго до его
появления. Лиля успела тысячу раз переобуться в воздухе: она думала всё
выпалить брату, как на духу; думала промолчать и уехать домой, чтобы там
внушить себе, что ничего не было; но ей не дали ни того, ни другого.
— Заберу Ляльку покататься вечером, — поставила перед фактом Кристина.

Лиля, поднявшись с койки на подрагивающих ногах, поспешила скрыться за
спиной Артура, но тот не ощущал напряжения в комнате, даже не напрягся, ни
на секунду, — До Школьного на скалы и обратно.
— А ты чё на Школьном забыла? — не понял Артур, кивнув Лиле.
— Чё пасёшь её? — вопросом на вопрос ответила за неё Кристина, и в голосе

её было столько гонора, что Лиля не осмелилась заговорить. — Хули ей делать с
тобой, мужлан? Будем тусить девочками, как положено. Заебал ты её уже, Арчи.
Лиля ничего подобного не говорила и не сказала бы, но и возразить как-то не

было смелости, Кристина была полна агрессии и недовольства, хотя никто не
давал ей повода. Артур рассудительно молчал. Рядом с Кристиной он всегда был
рассудителен, и то ли она ему нравилась, то ли он осознавал, что любой
конфликт с той заканчивался дракой. Как правило, Артур просто молчал.
— Забирай, — пожал он плечами, посмотрев на Лилю вопрошающе, дескать,

правда хочешь? И Лиля только в пол взглядом упёрлась, обняв себя руками в
бесполезной попытке закрыться. Казалось, Артур на самом деле всё видел и
презирал её, проверял, выжидал. Но на самом деле Артур, конечно, не увидел ни
её подавленного состояния, ни разницы между её поведением до приезда сюда и
нынешним, — Только пить не давай.
— Обижаешь, старик. — фыркнула смешливо Кристина, поднявшись, и крепко

пожала тому ладонь. Артур кивнул довольно, стукнувшись с той плечом к плечу
в прощании, и они разошлись, а Лиля тенью следовала за братом, не
оборачиваясь, но ощущая, как за ней наблюдали. С каждым неуверенным шагом
её прошибало холодным потом, колени не переставая тряслись, и она ничего
вокруг не слышала и не чувствовала — ни гула народа, ни запахов, ни мороза.
Когда они возвращались домой под какую-то громкую, бессвязную лабуду,

что Артур включал на своей магнитоле, Лиля просто пялилась в окно, прикрыв
живот руками, силясь переварить произошедшее. Они с Кристиной были одного
пола, соответственно, это не было так плохо, как могло быть, будь Кристина
парнем. Лиля могла давать неверные сигналы. Она могла. Она ведь старалась
показать себя зрелой и ко всему готовой, и теперь сваливать всю вину на
Кристину, когда Лиля даже не отказывалась, было тупо.
Хотя что-то ей подсказывало так и поступить. Посмотреть брату в глаза,

попросить остановить машину и рассказать всё, как есть. Он мог разозлиться на
неё, мог напиться и наделать глупостей, но подобного никогда больше бы не
допустил! Её тяжёлые размышления оборвались с вибрацией телефона в
зажатой ладони — в еле живом директе появилось одно новое сообщение.
«Красивая девочка»
13/292
Какого чёрта? Лиля непонимающе пялилась в экран, пока до неё медленно
доходило, от кого и что это было — на аватарке непонятная размытая
фотография в зеркале с нарисованной поверх той улыбкой. Лиля обратила
внимание на никнейм запоздало. Шумахер. Ну, разумеется, кто же ещё, как не…
«Я уже скучаю))»
Улыбка неуместно коснулась губ. Лиля почувствовала, как неутешительные

мысли рассеялись, сердце перестало метаться, и все её переживания стали
какими-то надуманными. Что такого вообще ей сделала Кристина?
«Тоже скучаешь небось»
Лиля улыбнулась снова, и улыбнулась так глупо и широко, что ей пришлось

уткнуться лбом в окно, скрываясь от Артура и лишних вопросов. От смущения
вело, голова шла кругом. Лиля кусала губы, зажмуривалась, краснела, как и
каждый раз из-за Кристины. Кристина. Первая любовь. Разве могла её первая
любовь ей навредить?
Дрожащими пальцами, опечатываясь, передумывая, исправляя и удаляя

лишнее, Лиля напечатала:
«Скучаю»
И Кристина, точно ожидая этого, тут же ответила:
«Умница моя :)»
И не было для Лили ничего лучше, не было ничего слаще, разве что,
услышать это от неё вживую. Не было абсолютно ничего плохого – Лиля
прогнала это в голове раз десять, чтобы наверняка, и прижала телефон в груди
любовно. Кристина бы никогда не сделала ей ничего плохого.
Примечание к части
Жду развёрнутых отзывов!!❤️
14/292
III
На Школьном было красиво: льдины на поверхности подтаяли и уже

отчаливали друг от друга; на голых деревьях всё ещё лежали шапочки снега;
шхеры, выглядывающие чуточку из-под воды, блестели от влаги и переливались
в тусклом свете уходящего солнца. Пейзаж был красочным. Лиля слышала об
этом месте раньше — Лиза упрашивала сходить пару раз, чтобы сделать
памятные фотографии, но Лиле всегда было лень — летом ближе была речка,
зимой просто было влом идти туда и стоять на холоде. Но вот так, подъехав
почти к самому берегу и сидя в тёплом салоне авто, ей было вполне комфортно.
Вот бы ещё Кристина не молчала всю дорогу. Духу заговорить первой Лиле
так и не хватило.
Кристина смотрела вперёд, всё ещё держа руль в ладонях, и еле слышно
притопывала ногой, играя желваками на лице. Стащила с себя привычную кепку,
бросив ту на заднее, к снятой ранее куртке. Задумавшись, а может быть, злясь
на Лилю за что-то. Лиля поёжилась, отодвинулась, и выпуталась из пальто,
оставив то висеть на плечах. Под ним на ней была тёплая вязаная кофта в цвет
джинс; в этот раз Лиля выбирала одежду с умом, и чтобы не замёрзнуть, и чтобы
не спровоцировать на неправильные мысли.
Кристина, остыв, неожиданно вздохнула:
— Чё ты холод-то врубила, Ляль?
Это было довольно сдержанно. Лиля помнила редкие вечера дома, когда ни
отца, ни матери не было, зато была Кристина и другие пьяные друзья Артура. И
так же отчётливо она помнила, как Кристина буквально вбивала кулаки в чьё-то
лицо, когда с ней говорили не так, как ей хотелось. Когда смотрели не так, как
она привыкла. Когда происходило банальное недопонимание, а Кристина, будучи
не совсем адекватной, и слушать ничего не пыталась, сразу же набрасываясь.
Это было четыре года назад, вполне возможно, что-то в ней поменялось. Но
Лиля не знала наверняка.
— Прости, — прошептала Лиля, практически неразличимо, в страхе не

поднимая глаз.
— Я б не обидела, ты же в курсе? Ещё тогда, когда ты пиздючкой была, я

говорила, я за тебя любому пасть порву, помнишь? — уточнила с нажимом
Кристина, придвинувшись ближе и наклонившись, дабы заглянуть Лиле в лицо.
Лиля нехотя взглянула в ответ, — Я подумала просто… — ухмылка тронула
уголок её губ, и Кристина кривовато усмехнулась, — девочка созрела. Нет, что
ли? Чё я, попутала?
Лиля правильного ответа не знала. Она сидела, сжав руки в замок, пока
Кристина нависала над ней, прижатой к креслу, и не находила ни одного пути
отступления. Лиля хотела, чтобы Кристина считала её взрослой, просто… Не так,
наверное. Им было, о чём поговорить, им было, чем вместе заняться, и даже
построить что-то серьёзное можно было, только вот когда Кристина полезла к
ней под юбку, Лиля засомневалась во всём и сразу. Это произошло слишком
быстро, и не то чтобы она так о Кристине не думала — Кристина была чуть ли не
15/292
единственной, кого Лиля видела в мокрых снах на протяжении всего пубертата.
Лиля просто не была готова.
— Или у тебя есть кто? — неожиданно спросила та. Лиля удивлённо замерла,
отрицание вот-вот сорвалось бы с губ, но Кристина отстранилась с неприятием,
заставив потупиться и вновь взявшись за руль. Лиля мельком глянула на неё,
боязливо и недоумённо — на что Кристина рассердилась теперь? Вены на её
руках взбухли, костяшки побелели, и она хрустнула шеей, наклонив резко голову
вбок, разминаясь как перед дракой. — Чё, чертила какой или педовка местная?
— Никого нет. — робко опровергла Лиля.
— Интересно, — кивнула с перевёрнутой ухмылкой Кристина, уголки рта

натянуто опустились, — А я видела, — она прикусила нижнюю губу и медленно
провела по той языком, размышляя о чём-то крепко. Думая, договаривать или
оставить, как есть, пощадить Лилю и завершить неуютный диалог. Лиля же за
этим наблюдала с замиранием сердца, как за тикающей бомбой, — видела
бабёнку мутную у тебя в инсте, с партаком на шее. Фоток с ней дохуя. — не
пожалела её Кристина.
— Это Лиза. — Лиля окончательно смутилась.
В первую очередь, потому что Лизу она так никогда не воспринимала, Лиза
ей была подругой, и то не точно, общались они в основном в школе и в том же
инстаграме, скидывая друг другу забавные тиктоки. Лиза просто была удачно
одинокой и не вписывающейся в местный социум, как и Лиля. Но не то чтобы они
были лучшими друзьями.
Во-вторых, Кристина вела себя так, будто ревновала, хотя они встретились
только сегодняшним утром и толком не знакомились заново, у них были лишь
пустые разговоры, которые Лиля сама и додумывала за них обеих в своей голове,
придавая тем лоска. Они же не в отношениях.
— И чё за Лиза? Давно рядом трётся? — в обвиняющем тоне начала Кристина,

и Лиле тут же захотелось потеряться, сжаться и спрятаться. Это походило на
допрос, а ведь они даже не встречались! Её будто отчитывали дома, даже
интонация, расстановки были болезненно знакомыми, навевающими нехорошие
воспоминания, — Ну, не молчи, блять, объясни мне, — ударила по рулю
Кристина, и глухой хлопок отдался эхом в ушах, — чё это за тёлка?
— Просто одноклассница. — не решилась возмутиться Лиля, — Мы с ней в

школе общаемся, с домашкой помогаем друг другу, на контрольных, и… Ну, на
переменках болтаем. Ничего такого. — заключила она скромно из рационального
беспокойства за Лизу.
— И чё, никого нет? — так же громко, угрожающе отчеканила Кристина, и

когда Лиля кивнула неуверенно, она почему-то вспылила, взмахнув руками у
лилиного лица вопрошающе, — А чё не так тогда? Или я не нравлюсь?
Лиля не могла понять, что ей делать, как ей себя вести и что говорить, чтобы
не провоцировать в ней агрессию. Но Кристина будто бы исходила той,
напряжение фонило в воздухе, в этой внезапно ставшей тесной машине, и Лиле
было дурно. Она сжала колени вместе, поджав губы.
16/292
— Нравишься, — торопливо подтвердила Лиля, боясь оттолкнуть ту
окончательно, — но мы же друг друга не знаем почти…
— Я тебя чекушкой помню, ты чё? — не поняла её Кристина.
И что-то в её голосе, позе, поведении сильно давило на Лилю. Лиле хотелось

выйти из салона и побежать хоть в самый лес, лишь бы не слушать ничего, не
терпеть этого давления. Но она чего-то боялась, и это было безосновательно —
Кристина ни разу не била её. Кристина бы удержала себя в узде, Лиля свято
верила в свою неприкосновенность, но всё равно боялась ошибиться.
— Ты мне еле до плеча доставала, тётей называла, и мы не знаем друг друга?

— продолжала ругаться та, — Охуеть, блять, я с тебя просто в ахуе.
— Всё не так… — попыталась донести до той смысл Лиля.
— А как тогда? — не стала слушать её Кристина, почти крича, — Ты прямо

скажи, что не хочешь, мне дважды повторять не надо, я не какой-то ебаный
хвостик. Домой отвезу и больше не доебусь, не парься, Лиля. — и с уст Кристины
имя её звучало, как ругательство, а обещание — как угроза.
Это была угроза. Кристина грозилась больше не появляться в её жизни, если

Лиля сейчас отступит, если проявит слабость и позволит трусости решить всё за
неё. Возможно, это был тот самый момент, когда требовалось проявить
храбрость. Сделать шаг навстречу и всё изменить. Каково это, вообще — быть в
настоящих отношениях? Ещё и с такой, как Кристина. Наверняка, точно за
каменной стеной, как она и мечтала.
— Ты мне всегда нравилась, — решилась Лиля, сгорая от стыда, — когда мы

только-только познакомились, и ты в гости заходила, вот, я… — она отвернулась,
выпалив, — я в тебя влюбилась сразу.
— Чё? — искренне растерянно прошептала Кристина, и даже злости след

простыл. Она просто замерла, глядя на неё глупо в упор, осмысляя услышанное.
— Ты мне нравилась ещё тогда, в тринадцать. — пояснила Лиля, смущаясь

всё сильнее.
Это было так странно, озвучивать то, что вертелось на языке долгие годы.
Никто, кроме неё самой, не знал. Даже Лиза, шутящая эти лесбийские шуточки,
не знала ни про ориентацию Лили, ни про Кристину, о которой Лиля грезила в
моменты ностальгии и уязвимости. Она могла не думать о ней целенаправленно,
не вспоминать каждый вечер у окна, но Кристина жила в её голове, не думая
выселяться. И каждый раз, когда Лилю обижали и унижали, Лиле на ум
приходила одна мысль — Кристина бы защитила.
С одной стороны, её это успокаивало и дарило комфорт, а с другой стороны

было осознание того, что она упустила шанс быть любимой и убережённой,
которое её добивало в бессонные ночи.
— Ты мне тоже, — сказала вдруг Кристина, и у Лили внутри всё

встрепенулось, сжалось, сладко-сладко зазвенело. Кристина уже не была злой,
колючей и непонятной, она была славной, чуточку оторопевшей, как котёнок.
Лиля осторожно повернулась к той, и Кристина посмотрела на неё в ответ будто
17/292
бы виновно, с жалостью, с тоской, совсем неясно, почему, — Но ты меня тётей
звала, бля, да и… Ты же маленькая была. Я не знаю, короче. — тут Кристина
покраснела, раздражённо хмурясь.
И это признание в Лиле вызывало детский восторг, словно тринадцатилетняя

она в её же сознании ликовала, узнав о тогдашней взаимности. Но в то же
время, в этом же сознании своим умом Лиля понимала, что это было как-то…
неправильно. Если Кристина не солгала, чтобы сгладить признание Лили, то это
не было здоровым.
Живенький, толстый червячок сомнений завозился в подкорке мозга, хотя

Лиля старалась игнорировать это. Она была тревожной. Навыдумывала лишнего.
Кристина ничего с ней не делала тогда, она её и пальцем не тронула, вела себя
достойно, что с того, что она что-то испытывала к Лиле?
Когда Лиле было тринадцать.
— Сейчас мы обе взрослые, — подытожила Кристина, взяв её за руку мягко,

но твёрдо, и от того, какой маленькой Лилина ладонь казалась в её хватке, низ
живота томно потянуло. Бабочки запорхали, защекотали её изнутри, и улыбка
наползла на губы сама собой, — и можно попробовать. Знаешь, типа… По-
настоящему. По-взрослому.
— Встречаться? — уточнила с трепетом Лиля, заглядывая той в лицо с

надеждой.
— Детская хуйня, — хмыкнула Кристина скептически, и это неприятно

кольнуло Лилю, отрезвив, — Ну, типа.
— А как тогда?
— Да бля, — вздохнула та, закатив глаза, — Ляля, не еби мозги, а? Я поэтому

не люблю в эту хуйню впутываться. Нравишься ты мне, я тебе. Давай просто…
Попробуем, там посмотрим.
Это слегка разочаровало, даже не так — Лиле стало до боли неприятно от

выбранной Кристиной формулировки, а от отказа и подавно. Но это, наверное,
было по-взрослому? Лиля никогда раньше не была в отношениях, но она
наблюдала за чужими, за Артуром, например, и многие девушки в конечном
итоге страдали, потому что не подходили своим партнёрам. А если бы все так
«пробовали» и уже потом сходились, быть может, и слёз бы лилось меньше!
Кристина была старше, опытнее, и должна была знать, о чём говорит.
— Хорошо. — уступила Лиля, сжав чужую ладонь пальцами, и улыбнулась

скромно-радостно, почувствовав, как потеплело в груди.
Когда она подняла на притихшую Кристину любопытный взгляд, ей огромных

усилий стоило не отшатнуться, потому что та вдруг подалась вперёд,
придавливая своим весом к спинке сидения. И Лиля, вжавшись в то, даже
сориентироваться не успела, как её поцеловали. Губы обдало жаром и влагой,
она напряглась, но не подумала сопротивляться. Даже когда чужой язык
пробрался внутрь и погладил её собственный, поиграв с тем, Лиля только
пыталась неумело отвечать, чтобы не казаться истуканкой. Но выходило из рук
вон плохо, нелепо, она чуть было не стукнулась с Кристиной зубами, чудом
18/292
избежав этого. Побоявшись опозориться, Лиля передала весь контроль
Кристине, просто приоткрыв рот, и та прикасалась нежно губами, ласкала
языком. Всё это было так умело. Ощущалась искушённость Кристины и целая
пропасть опыта между ними. Однако, ничего не могло испортить Лиле это
воспоминание.
— Хорошая, — похвалила её хрипловато Кристина, погладив по волосам, как

домашнего питомца, грубовато, но без гнева, в одобрении. Лиля судорожно
вздохнула, заморгала часто в панике от переполняющих её эмоций и
окончательно оробела, спрятав взгляд. — моя умница. Ты же теперь моя, Ляль?
Лиле хватило сил только на кивок, еле заметный, но этого было достаточно
для награды — Кристина вновь поцеловала её, но в этот раз резче, интенсивнее
и словно агрессивнее; она зарылась пятерней ей в волосы, оттянув те вниз и
заставив задрать голову кверху, а Лиля, как марионетка, позволяла. Только
приоткрыла послушно рот, разомкнув губы, и таяла под ней, поддаваясь
собственному жару.
За окном бушевал во всю ветер. Слышен был стук капель о стекло — видимо,
начался дождь. Льдины на озере таяли, солнце полностью ушло за горизонт,
стремительно темнело, но Лиля ничего не слышала, не видела и не понимала,
кроме того, как счастлива она была рядом с Кристиной.
Это был её самый первый поцелуй, он случился с её первой любовью, и Лиле

было тяжело представить себе что-либо теплее и светлее, чем это.
19/292
IV
Это был отличный день.
Андрей Юрьевич прихрамывал, расхаживая по классу, пока они пытались

выжечь что-нибудь на дощечках. Их учительница технологии, Мария
Геннадьевна, заболела, замены не было, поэтому они все ютились в маленькой
комнатке всем классом и выполняли одни задания. Лиза была в восторге,
действительно что-то выжигала и что-то даже получалось — Лиля отчётливо
видела волчью морду. Её бабочка отдалённо напоминала бабочку за счёт
крыльев, но в основном это была какая-то мазня на дереве.
— Символ свободы и гордости, — задрала подбородок Лиза, — ауф.
— Серьёзно? — хмыкнула Лиля, сдерживая смех.
— Бабочка, может, красивая, а волк в цирке не выступает. — не переставала

смешить её Лиза, и даже указательный палец подняла в воздух, после чего по
тому её хлопнул трудовик. Да, Андрей Юрьевич преподавал им технологию, но
полностью соответствовал образу типичного трудовика. Даже приходил на
работу с бодуна, по законам жанра, и вечно вонял алкоголем.
— Андрющенко, опять ерундой занимаешься? — скривился он, взглянув через

её плечо на дощечку, — Это что за тварюга? Волков малюешь?!
— Волки благородные звери, санитары леса, — замогильным тоном ответила

та. Лиля всегда поражалась её умению хватать свои эмоции в кулак и
сдерживать их в узде хладнокровно, почти что жутко. Лиза переключалась как
по щелчку — только что смеялась, а сейчас сама серьёзность.
— Благородные! — выплюнул тот, хромая. По залу прокатился вздох, все уже

тысячу раз слышали эти истории Андрея Юрьевича про нападение, которое
произошло три года назад и из-за которого он всё ещё не мог ходить спокойно.
— Это дикий зверь, который ничем не погнушается! Кровь чуют — и дерут, без
остатка, хотят за раз сожрать всё и сразу. Вот! — он задрал штанину, обнажив
огромный шрам во всю икру, — Я чудом жив остался. Лежал бы истуканом, как
другие, убили бы, но нет. С этой тварью надо драться, надо атаковать!
Запомните!
Лиля только глаза закатила, пытаясь разобраться, как ей жечь по дереву

так, чтобы рисунок не выходил кривым и косым, её волновало только это. Вопли
трудовика напрягали, но она смирилась — Андрей Юрьевич вечно нёс какую-то
пьяную околесицу.
— Говорят, его местные бродяги покоцали, — прошептала ядовито Лиза,

улыбаясь зубасто, — и хуй отгрызли.
— Фу, — скривилась Лиля, имевшая живую фантазию. Иногда Лиза роняла

всякую гадкую чушь, чисто между делом, а Лиля потом полдня морочила себе
голову, — Зачем тебе это знать? Зачем мне было это знать?
— Всестороннее развитие, — засмеялась та, пихая её в бок, — давай

посмотрим, чё у тебя там. — и с этим забрала у неё выжигатель, орудуя тем, как
20/292
ручкой.
Лиза спасла её на технологии, придав бабочке хотя бы приблизительные

черты бабочки, а потом спасла ещё и на химии, напомнив нужную формулу. Лиза
в принципе была хорошей школьной приятельницей, и Лиля бы хотела назвать
её своей подругой, но бывало, что с Лизой ей было тяжко. Когда они имели
разные мнения на что-то, и Лиля хотела отстоять своё, а Лиза воспринимала это
как неуважение или даже конфликтность. Когда Лиля отказывала ей в чём-то,
Лиза могла врать, что не обиделась, а затем пропадать, не отвечая на
сообщения и игнорируя её в классе.
Как тогда, в январе, когда Лиза хотела сделать фотографии на фоне шхер, а
Лиле было лень выходить в мороз. Они не общались три дня, и все три дня они
сидели по одиночке, потому что больше друзей среди сверстников у них не
было. Впрочем, Лиля склонялась к тому, что никто не был идеален, и прощала
Лизе все её загоны.
Когда они шли на третий урок, подходя к кабинету, Лиля заранее

почувствовала какую-то панику вокруг: их одноклассники толпились в коридоре,
кого-то окружив, и бесновались, тряся кулаками в воздухе. Это была драка.
Такого уже давно не было, Лиля тому свидетель, с самого сентября всё было
мирно.
— Милена, гаси! Гаси её! — кричал громче всех Пашка Евсеев, подпрыгивая в
воздухе.
Лиля посторонилась, отойдя к двери, и увидела, что на полу, под Миленой —

их неназванной королевой класса, эдакой Реджиной Джордж, — лежала
незнакомка. Короткие блондинистые волосы распластаны, сильные длинные
ноги крепко упёрлись пятками в ламинат, руки стояли в блоке перед лицом.
Милена била беспорядочно, неумело, тягала за локоны и хлестала по голове без
разбора, даже будто бы безобидно. Она и драться-то не умела.
Буквально секунда — и вот Милена уже сама рухнула на пол, ударяясь

затылком, и та, что крупнее, незнакомая Лиле совершенно, стала вдавливать ей
пальцы в глаза. Чёртовы пальцы в глаза! Милена заверещала истошно,
завозилась, зажмурившись, и тут блондинку оттащили назад. Сдунув чёлку с
лица и вырвавшись из Пашкиной хватки, девушка поднялась на ноги,
оглянувшись, как готовое напасть животное.
Лиля отметила, насколько высокой та была — выше всех стоявших вокруг, не

было никого, кто был бы хотя бы вровень. Парни уступали на пару сантиметров,
глядя затравленно. Лиля ей вообще до плеча не доставала.
Все были в шоке. Замерли и выходцы из других классов, и учителя. Милена

лежала, воя в голос, как будто бы не била никого только что сама, настоящая
жертва. И из всех людей, руку мутной незнакомке подала, конечно же, Лиза.
— Крутая татуха, — кивнула, ответив на рукопожатие, та, — я Мишель,

кстати.
Лиза улыбнулась, и Лиля с неудовольствием отметила, что такой широкой

улыбки на лице Лизы она не наблюдала ни разу за их общение.
21/292
— Лиза, — кивнула она, — а ты…
— Я сюда, — улыбнулась в ответ Мишель, — к вам.
И они продолжали держаться за руки, что не могло не напрягать. Лиля

потупилась, отошла ещё дальше, отвернувшись и дожидаясь, когда уже придёт
историк и им можно будет зайти и спокойно занять свои места в кабинете. Лиля
бы села у окна, было бы тихо и спокойно, никто бы уже не махал кулаками.
Фоном заревела навзрыд Милена, уверяя, что ничего не видит, однако, кровью
она не истекала и даже слёз выдавить не была в силах. Лиля вздохнула
вымученно.
— Гаджиева! Власова! — раздался грозный голос завуча, и Лиля, не имевшая

к ситуации отношения, вздрогнула.
Гаджиева. Интересно. Лиля пригляделась — во внешности Мишель

угадывалось что-то восточное, но яркий блонд и голубые глаза сбивали с толку.
Линзы, что ли?
Мишель обернулась, взглянув на Ольгу Михайловну, словно та была

бабушкой, торгующей чем-то на рынке, а не цербером директрисы —
заинтересованно и расслабленно, сунув руки в карманы свободной юбки до
колен. Стойка совсем мальчишечья, шея вытянута, рот приоткрыт. Так по-
хулигански.
— Ко мне в кабинет обе, живо!
— Свидимся, — подмигнула Лизе Мишель, подхватывая свой рюкзак и лёгким

бегом направляясь к завучу. За ней хромала, скуля, Милена.
— Ебать. — только и выдохнула Лиза, сжимая и разжимая ладонь, будто бы

сохраняя на той чужое тепло. Лиля умилилась даже, хотя было непривычно
видеть Лизу такой.
— Она Милке чуть глаза не выдавила. — напомнила Лиля учтиво.
— Хуй бы с ней, — провожая Мишель взглядом, отмахнулась Лиза. — Милка

ебанашка.
Лиля и возразить не могла, им Милена никогда не нравилась — Лизу она

травила за неправильный прикус и тату на шее, Лилю за разрез глаз и брата-
алкоголика. Так что они сошлись на том, что она, вероятнее всего, нарвалась.
Мишель и Милена зашли в класс вдвоём минут через пятнадцать после

начала урока. Историк мазнул по ним незаинтересованным взглядом, позволив
Милене присесть, а Мишель попросил представиться, глядя в свой планшет. Та
поводила языком по нижней губе, завела руки за спину, так и стоя в той же позе
— расставив ноги на расстоянии, вытягивая широкую шею. С таким миловидным
лицом, в девчачьей одежде, с красиво уложенными волосами Мишель всё равно
не могла скрыть эту пацанячесть, которая сквозила, прорываясь в деталях.
— Гаджиева Мишель, семнадцать лет, вторая ходка, — раскачивалась, как

маятник, она.
22/292
— Очень смешно, — проворчал Евгений Евгеньич, никогда не понимавший
шуток, но ребята оценили, засмеявшись. Правда, когда Милена шикнула на них,
все притихли снова. — займите свободное место, Мишель.
И свободное место по счастливой случайности было как раз ними с Лизой.

Сказать честно, никто не горел сидеть ни рядом, ни перед ними, потому что хоть
Лиза и была очень умной, но ещё бывала жутко противной временами.
Дотошной. Если видела, как кто-то что-то списывал, всегда громко на весь класс
об этом говорила в шуточной форме, но привлекая к обманщикам внимание.
— Она короче мне говорит: «Гаджиева — значит, чурка», а я ей такая:

«Добазаришься, будешь зубы собирать», а она мне: «Ну, покажи, покажи, чё
можешь». Я ей такая: «На!», и она падает, и потом я, и мы такие катаемся. Ну и,
чёто она мне фасад поцарапала нормально, я решила, всё, хорош, и втопила.
Лиля смотрела и осознавала, что половины рассказа не понимала, она редко

общалась с местным контингентом и, ну… ребятами с района. Лиза тоже. Лиза
вообще всегда потешалась над теми, передразнивала втихоря, кривлялась,
обзывала таких обезьянами и быдлом. Но Мишель она слушала так, словно та
говорила стихами Есенина и при этом играла на ангельской арфе.
— Ты наклепала ей нормально, — кивнула Лиза, и Лиля ошалевше глянула на

неё. Наклепала? — Чего? — смутилась Лиза, пойманная на смене лексикона.
— Ничего. — буркнула Лиля. Позерша, блин.
Мишель вдруг посмотрела на неё, склонив голову набок забавно и смутив

ещё и Лилю, и улыбнулась:
— А тебя зовут…
— Лилия. — представилась она скромно. Не было особого желания дружить с

Мишель; вообще, скорее всего, раз Лиза так влюблённо пялилась на ту, вскоре
они будут дружить отдельно от Лили.
— Пойдём в «Космету» после уроков, — предложила Мишель внезапно, — я

видела тут рядом, там можно пробниками обмазываться, открылся недавно.
— Пойдём, — без промедления согласилась Лиза, повернувшись и

уставившись на Лилю в ожидании.
У Лили не было желания идти, но и отлегло немного от сердца. Ладно, по

крайней мере, сейчас они не собирались дружить отдельно. Мишель смотрела на
них обеих, говорила с ними обеими. И вроде бы не была злой.
— Пойдём. — кивнула Лиля.
После русского языка, воодушевлённые новым знакомством, они направились

к автобусной остановке. Мишель будто бы вносила даже в их с Лизой общение
новые краски, за ней было интересно наблюдать, её было интересно слушать.
Жизнь в ней била ключом. Лиза цвела и цвела рядом.
Сидя втроём на задних сидениях удачно полупустого автобуса, они болтали,

жевали одну пачку чипсов, будучи ужасно голодными, и хохотали из-за ерунды.
23/292
Например, из-за смешной пародии Мишель на Милену.
— Я не чувствую глаз! — шлёпнулась в шуточный обморок она, — А! —

дёрнулась в конвульсии Мишель, изображая судороги Милены, — Не вижу
ничего! У меня кровь!
Мишель была очаровательна в своей жестокости, если можно было так

сказать. Лиле вроде и было по-человечески жаль Милену, а вроде и хороший
человек себя, как Милена, не повёл бы. Пойдя на сделку с совестью, Лиля
посмеялась. Чего не смеяться, если смешно?
В автобус быстро набивался народ. Им нужно было выходить уже на

следующей, поэтому они поднялись с диванчика, пройдя к дверям, и Лиля, идя
позади всех, вдруг почувствовала, как её шлёпнули по ляжке. Ровно по месту, до
которого свисала на ней школьная юбка. Она испуганно обернулась,
столкнувшись взглядом с чьей-то нетрезвой рожей, и отступила, придавив Лизе
кроссовок.
— Ты чего? — обернулась раздражённо та, но, верно оценив ситуацию, чуть

наклонилась, кивая пьяному мужчине, — Чё надо?
— Не обессудь, — протянул тот мерзко, и Лиля, присмотревшись, узнала в

нем одного из собутыльников Артура. Игнат, кажется. Артур собирал вокруг себя
разных придурков, сколько Лиля помнила. — Дядя Ренат я, помнишь? Ты же
девочка Арчи, а? Какая выросла. А он прячет! Я думаю, вот чё прячет. Слушай…
— он снова потянулся к оцепеневшей Лиле, и Лиза со всей дури шлёпнула его по
ладони, отталкивая.
— Нахуй иди, биомусор. — окрысилась Лиза, и от неё разило отвращением,

когда она, схватив Лилю поперёк груди одной рукой, потащила ту вглубь толпы,
к дверям, где уже стояла Мишель, — Фу, ненавижу этих полубомжей.
— Я тоже, — выпуталась из её объятий Лиля, взявшись за поручень

опечаленно. Хорошо, что Лиза никогда не видела Артура, кроме как на
фотографиях в инстаграме. Эта мысль была так неприятна, но правдива, что
Лиле хотелось плакать. Артур почти ничем не отличался от своего круга
общения.
Настроение спас их пункт назначения. «Космета» открылась в единственном

торговом центре Питкяранты относительно недавно, и всё там было такое
новенькое и вылощенное, что было страшно трогать. Лиля храбрилась и трогала,
перетрогала все пробники, накрасив глаза пальцами и себе, и Мишель, и даже
сопротивлявшейся слегка Лизе. Они побродили, побрызгались друг в друга
духами, Мишель взяла себе блеск для губ, а Лиля, прямо перед выходом из
бутика, подкрасила слегка губы, так же пальцем набрав помаду.
— Ты никогда не красилась? — всё удивлялась Мишель.
— Она даже тушью не пользуется, — подтвердила Лиля, журя Лизу, — хотя

ей так хорошо!
— Точно! Да ты же сексуалка, Лиз, — возмутилась искренне Мишель, —

Тигрица!
24/292
— Ты меня смущаешь, — покраснела, улыбаясь глупо, Лиза, — вы обе.
А потом они снова шли втроём, но уже в разные стороны — Мишель жила
неподалеку от торгового центра, а Лиля и Лиза были практически соседями по
домам, их окна смотрели друг на друга. Идя рядом с Лизой, Лиля не могла
подобрать слов. Ей хотелось спросить про Мишель, потому что ей казалось, что…
Лиза будто влюбилась в ту. Но и подтверждения этому веского не было, Лиза
никогда не проявляла интереса к девушкам, а за её влюблённость в учительницу
она её прилюдно высмеяла.
Поэтому Лиля побаивалась.
Всё было так гладко, в основном. Мишель казалась безумно интересной и

простой, рядом с ней и Лиза, и Лиля чувствовали себя комфортно, и пусть та
перешла в середине года, этот год явно обещал быть интересным из-за таких
изменений.
Они уже подходили к знакомому району, когда сзади раздался свист. И не

успела Лиля обернуться, как Лиза схватила её за запястье жёстко и больно, и
потащила, рванув с места. Она буквально волокла Лилю за собой, а Лиля, не
успевая за ней, спотыкалась и бежала изо всех сил, даже не зная, от чего. За
спиной всё ещё что-то кричали, пьяно и жутко, и до Лили запоздало дошло — это
был Ренат. И ещё пара алкашей. И Лиля будто бы чувствовала их топот ног
позади, чувствовала, как их руки рассекали воздух, пытаясь её поймать.
Они забежали в подъезд и, не останавливаясь ни на секунду, чуть было не

вырвали дверь с корнем, ввалившись внутрь. Лиза толкнула Лилю в коридор,
зайдя следом на дрожащих ногах, и задвинула щеколду. Лиля поползла по полу,
привалившись к стене — лёгкие горели, конечностей она не чувствовала, и слёзы
бежали по лицу. У неё был шок.
Лиза опустилась рядом, согнув колени и опустив на те трясущиеся руки.
— А чё за кипиш? — выглянул из гостиной Артур. На шее эта тупая

бандитская цепь, во рту сигарета. Слава богу, что хоть трезвый, — Ты чё ревёшь?
— напрягся он, и взгляд его метнулся к Лизе, — Чё такое?
— Фанфури доебались, — огрызнулась Лиза. Она всегда показывала зубы,

ничего не боялась, и Лиля искренне уважала её за это. Она до сих пор и двух
слов связать не могла, скатываясь в истерику, — Друзья твои, говорят. Облапали
её с ног до головы. — солгала зачем-то она. И Лиля не смогла возразить, язык не
слушался, можно было только плакать.
Занавес. Артур, вскинув брови, наклонился вперёд, и сразу сделался шире,

злее, серьёзнее. Лиля ненавидела это. Это напоминало ей всех его пьющих
быдло-дружков, а Артур… Мало отличался, но был другим. Он был её братом. Он
был хорошим.
— Чё, блять? — выдохнул он с дымом и, затушив сигарету о деревянный стол,

прошёл в коридор.
В подъезде послышался пьяный гогот, шаги, поскребывание в дверь. Артур

бросился к той, отпирая, и Лиля снова отползла, всхлипнув испуганно. Драка
кончилась, не начавшись — Артур ударил того самого, из автобуса, с кулака в
25/292
лицо, и Ренат рухнул мордой в пол, не двинувшись. Остальные, увидев это,
побежали вон, толкаясь и падая по пути. Артур, казалось, не мог успокоиться,
агрессия в нём кипела, и Лиля в откровенном ужасе смотрела, как он бьёт
неподвижное тело ногами, попадая то в живот, то в грудь, то в лицо. Кровь
брызнула на лестничную клетку. Лиля заревела, уткнувшись Лизе в плечо.
А потом Артур вот так, без объяснений и прощаний, накинув на себя

рубашку, в одних джинсах и потасканных кедах вышел из квартиры, прихватив с
собой тело за шкирку. Будто бы был зол и на Лилю тоже и видеть её не хотел.
Лиля не могла успокоиться. Её колотило в приступе паники, она

непослушными руками набирала Артуру снова и снова, но тот не брал телефон, и
ей было так страшно, что нельзя подобрать слов. Ей казалось, его сегодня ночью
убьют или посадят за то, что он убьёт кого-то. И оба варианта её пугали.
Лиза была рядом. Лиза принесла ей воды, будучи в таком же нестабильном

состоянии, а Лиля даже выговорить слов благодарности не могла, из горла
вырывалось только нытьё. Ближе к ночи, к девяти часам, Лизе позвонила мама. И
зная про строгость той, Лиля поняла, что скоро им придётся попрощаться, а
потому обняла Лизу порывисто.
— Спасибо. — выдавила она жалко. Лиза вздохнула, обняла её в ответ,

похлопав по спине, и они бы так и просидели, внезапно близкие.
Лиля не считала Лизу подругой. Она считала, что Лиза относится к ней так
же. Но Лиза дважды сегодня заступилась за неё, дважды ей помогла, и даже
осмелилась сказать Артуру правду, когда Лиля бы скрыла это, сожрав свои
переживания и боль. Кем, если не подругой, была ей Лиза теперь?
Стук в дверь был долгожданной неожиданностью. Сердце замерло, тело по

инерции двинулось вперёд, и Лиля метнулась в коридор, отпирая дверь
трясущимися руками. Её обдало чужим перегаром, и Лиля отступила, с боязнью
отметив шалый взгляд и неприятную улыбку на красивом лице.
— Где Артур? — тихо, робко спросила она. Слёзы снова полились из глаз.
— Трахается, — фыркнула Кристина, пройдя в дом в обуви и оставив дверь

открытой. Лиля на негнущихся ногах подошла и заперла ту снова, рискуя
зарыдать в голос от паники, — Ночует у Людки, бывшей его. Знаешь Людку?
— Знаю, — кивнула Лиля, обняв себя ладонями в попытке успокоиться.

Ладно. Хотя бы живой. Скорее всего, пьяный и злой, но хотя бы живой и
пригретый. — А ты…
— А я к девочке своей пришла, — усмехнулась Кристина, пошатнувшись. Она

приблизилась, от неё снова пахнуло алкоголем, и Лиля отвернулась, не удержав
маску спокойствия. Кристина заметила, не спустила этого, нахмурилась грозно,
— А ты чё ебало кривишь? Арчи нет, а я есть, ты не рада, что ли?
— Я просто… — попыталась объясниться она, но Кристина нависала над ней

жуткой тенью, и Лиля чувствовала себя маленькой и нелепой, особенно когда та
злилась так, что желваки шли по лицу.
— Я говорю, ебало попроще сделай, блять, пока я тебе его не поправила, —
26/292
рявкнула Кристина, и в ней явно говорило опьянение, она сама бы навряд ли
позволила себе такой тон. Но это происходило, и Лиля была с ней наедине. —
Улыбайся, бля, Ляля, улыбайся, нахуй, — встряхнула её Кристина, взяв за лицо
пятернёй и зажав до боли щёки, — как надо встречать мамочку, не учили?
— Что ты несёшь вообще? — возмутилась Лиля, отталкивая чужую руку, и тут

Кристина резко занесла ладонь в воздух. Увидев это, Лиля инстинктивно
отшатнулась от неё, округлив глаза в ужасе.
— Чё?! — прикрикнула Кристина, но так и не ударила, только запугивала, —

Следи за языком, сука, или ты не вкуриваешь, с кем базаришь? Я тебя отъебу и
выебу нахуй, по струнке ходить будешь, блять, — обещала она, и её голос плыл,
и это было так сюрреалистично. Лиля наблюдала за этим со стороны, видела, как
Кристина била других, как она кричала, переворачивала столы и разбивала
бутылки о головы. Но никогда не была объектом агрессии.
Лиза появилась в коридоре не вовремя. Она вышла из гостиной, надевая

попутно куртку, и когда Кристина её увидела, в ней что-то перемкнуло, судя по
всему. Стало душно, страшно и плохо. Лиза смотрела на неё непонимающе, и
стало понятно, что она всё это время внимательно их слушала, но так ни до чего
и не догадалась.
— Мне это… домой пора. — сказала она неловко.
И Лиза была счастливицей, не иначе, потому что чудом увернулась от

летевшего в неё кулака. Тот пробил стекло в двери гостиной, пройдя насквозь,
осколки посыпались на пол и впились в бывалую руку. Кристина даже не
заметила, не отряхнулась, выпрямилась и снова двинулась на опешившую в край
Лизу. А Лиля, как в самом настоящем кошмаре, вросла ногами в пол, и смогла
только закричать:
— Уходи! — и Лиза, бросившись вперёд мимо Кристины и кое-как вдев ноги в

кроссовки, вылетела в подъезд пулей. Колени ослабели, и Лиля прижалась к
стене, не в силах выстоять.
— Она чё тут делала? — не успокаивалась Кристина. По её руке стекала

кровь крупными каплями, глаза были бешеные, грудь ходила ходуном. Лиля
хотела сползти вниз и сжаться, и пропасть, лишь бы не видеть всего этого. —
Просто одноклассница, блять? Ты пиздаболка, сука. Как тебе верить? Меня
слушай, бля! На меня смотри нахуй!
Губы задрожали, конечности затряслись, и Лиля наконец осела, накрыв

голову руками. Кристина протянула разъярённо:
— Бля-я, сразу хуёво, да? — она с размаху вдарила по двери ногой, сорвав ту
с нижних петель, и дверь опасно покачнулась вбок. Лиля вздрогнула, собираясь
с силами. Надо было ответить, только неясно было, что именно. Ей нельзя было
агрессировать в ответ, ей никак нельзя было даже выгонять Кристину, а
физически она ей уступала намного. Так что же ей делать? — Чё ты сопли
жуёшь, овца, на вопросы отвечай!
— Прости меня, — заревела Лиля, не зная, за что извинялась.
Кристина над ней выдохнула что-то сквозь зубы, неразборчиво и неважно,
27/292
прошлась твёрдой подошвой по стеклу на полу, захрустев тем, и подошла,
присев рядом с ней на корточки. Рука зарылась в волосы, и Лиля на мгновение
перепугалась, что сейчас она сожмётся и потащит её лицом по тому же стеклу.
Кристина мягко погладила её пальцами по голове, массируя кожу. Лиля не
расслаблялась, ожидая удара или крика.
— Ляля. — позвала её устало Кристина, и даже голос был совершенно другой

— спокойный и замученный. Ни капли ярости.
— Да? — несмело подняла взгляд Лиля, затаив дыхание.
— Я за тебя убить, бля, готова, — поклялась Кристина, глядя ей прямо в

глаза, и Лиля отчего-то верила, как дурочка. — Арчи пришёл, всё рассказал, и я
понеслась уродам почки отбивать, понимаешь? Сходу. Без выяснений, без б. А ты
тут с этой, сука, шмарой, хотя сказала, что не общаетесь. И блять, ты смотришь
на меня, как на мусор какой-то. Даже щас, — добавила с обидой Кристина, и
Лилю охватил стыд. Правда? Она даже не подозревала, что заставляет Кристину
так себя чувствовать, — понимаешь? Я это не со зла. Я бы не… Я бы не ударила
тебя. Не смотри ты так.
И почему-то, когда Кристина говорила с ней так вкрадчиво, искренне, Лиле

становилось совестно за своё поведение. Она ведь действительно встретила
Кристину нелучшим образом, ситуация с Лизой выглядела двусмысленно, а
Кристина была пьяна. Это всё сглаживало острые углы, делало всё неважным, а
главным было то, что Кристина ей всё объяснила.
— Лялечка, — позвала мягко Кристина, поманив к себе пальцем, и Лиля

придвинулась осторожно, заглядывая той в лицо. Кристина казалась
усмирённой, — не провоцируй меня так, а? Я не хочу ссориться.
— Хорошо. — согласилась Лиля, и ей хотелось попросить о встречной услуге,

хотелось попросить не распускать рук и не повышать тон, но, глядя в глаза
Кристины, это было тяжело. И бессмысленно — та была пьяна. Лиля скажет ей
это в другой раз, когда Кристина будет трезвой, обязательно!
А Кристина обязательно её поймёт. В конце концов, это был отличный день.
Жду развёрнутых отзывов, они мотивируют писать больше
28/292
V
По пути в школу Лиля встретила Лизу. Без договорённостей — они

просто жили рядом и, бывало, случайно сталкивались. Вот и сейчас, в момент,
когда Лиля даже не знала, чем оправдаться, ей встретилась Лиза, глядевшая на
неё с читаемым вопросом в глазах. Какого хера случилось и кто эта бухая
гопница в твоей квартире?
— Какого хуя это было вчера и чё за тётка? — оправдала её ожидания Лиза.
— Подруга Артура, — пробормотала Лиля, — просто, наверное, белку

словила. Ничего особенного.
— Она тебя называла по-противному, — не унималась Лиза, шагая с ней нога

в ногу и пялясь интенсивно, даже не разбирая дороги, — своей девочкой.
— Да, и сукой, — кивнула Лиля, раздражаясь. Врать она толком и не умела, —

и много как ещё, пока не успокоилась. Она не в себе была.
— По-моему, люди, которые не в себе, так точно не бьют. Она мне в нос
целилась и попала бы! — возмутилась неверяще Лиза, — Скажи правду.
— Чтобы что? — не выдержала Лиля, — Чтобы ты растрепала об этом всем в

классе? И потом всей школе? Как ты обычно делаешь.
Лиза удивлённо нахмурилась, явно не понимая, о чём шла речь, но лишь

поначалу, а затем, осознав, округлила глаза, отшатнувшись.
— Ты всю жизнь это припоминать будешь? Это было пять лет назад, —
вздохнула она разочарованно, — И я извинялась за это сто раз. Мы были детьми,
это же… Это ерунда.
— Тебе ерунда, а мою маму к директору вызывали, и потом Настастью

Владимировну уволили, потому что мама решила, что она меня домогалась, —
вскипела Лиля. Чем дальше заходили её воспоминания, тем сильнее была её
злость, — Да со мной сидеть никто не хотел весь год!
— И что? — взвыла Лиза, — Будто до этого сидели.
Лиля, усмехнувшись нервно, сорвалась с места, ускорив шаг. Лишь бы не

видеть и не слышать Лизу больше, у неё не было моральных ресурсов на это —
она чувствовала себя сумасшедшей, когда Лиза говорила с ней настолько
снисходительно. Как с неправой, несмышлённой дурочкой. Лиза никогда ей не
уступала, даже когда ошибалась сама, она скорее выпила бы белизны, чем
признала вину. А потому спорить с Лизой — бессмысленно.
Лиля прошлой ночью практически не спала. Когда Кристина чуточку остыла,

Лиля вытаскивала осколки у неё из руки, а потом обрабатывала царапины и
раны. Кристина уснула в её постели, а Лиле пришлось идти в гостиную, на
диван, и даже тогда она заснула лишь под утро. А когда проснулась, Кристины и
след простыл, остался только запах перегара, который подталкивал к нервному
срыву. Ей даже поделиться было не с кем, некому было выговориться, хотя очень
хотелось, и её мысли сжирали её изнутри, разгоняя панику в ней. Ещё тогда,
29/292
сидя рядом с постепенно засыпающей в пьяном забытье Кристиной, когда Лиля
заматывала её ладонь в бинты, стремительно пропитывающиеся кровью, она
думала — может, всё было зря?
Лиля не собиралась оставаться тут, в Питкяранте, где из развлечений только

выпивка и сомнительные вечеринки с той же выпивкой. Следовательно, она не
собиралась оставаться с Кристиной. У них было всего пять месяцев перед тем,
как Лиля уедет на учёбу, и Лиле было неприятно думать, что она проведёт эти
пять месяцев в полнейшем ужасе от пьяных выходок Кристины. Если бы та
просто могла оставаться трезвой не только утром и днём, но и вечером тоже.
Чтобы они могли общаться, гулять, звонить друг другу и просто быть рядом без
риска, что кого-то из них заберут на скорой.
Но Кристина пила, наверное, ещё до того, как Лиля научилась читать и

писать, и бросать это она не будет. Такие люди со сложной судьбой очень
подвержены порокам, потому что их пороки облегчают им бытие. Артур говорил
ей мимоходом, невзначай про таких, как он и Кристина.
— Никогда, бля, не впутывайся.
И вероятно был прав.
В школе Лиза не говорила с ней, снова, и это было почти что привычно, за
исключением того, что теперь у Лизы была Мишель, а у Лили не было никого. И
это чуточку угнетало, в голове роились навязчивые мысли — сейчас Лиза всё
расскажет Мишель, Мишель ещё кому-то, а потом вся школа будет знать, что
Лиля связалась со взрослой женщиной. Но Лиза не рассказывала, наверное, из
вредности. Дескать, ты так обо мне думаешь, а посмотри, таких усилий мне
стоит ничего не выдавать. Лиле оставалось только глаза закатывать и делать
вид, что её это не задевает.
Из очередных изменений, так же выяснилось, что её любимая учительница

литературы ушла на пенсию. Тамара Борисовна была приятной, юморной
женщиной, которой Лиля зачитывала свои стихи и которая Лилю всегда хвалила,
даже когда стихи были откровенно не очень. И Лиля даже попрощаться не
смогла.
На замену пришёл Олег Дмитриевич. Олег Дмитриевич на вид был, как

выразился Пашка, ванильный лох: у него были уложены красиво волосы, он был
одет в брючный костюм и, более того, его борода была аккуратно пострижена.
Он не разваливался на части, как остальные преподаватели, вроде Андрея
Юрьевича или Евгения Евгеньевича. Лиля бы дала ему лет сорок, а может быть,
даже меньше.
Он зашёл в кабинет, любопытно озираясь и разглядывая всех внимательно, с

милым коричневым портфельчиком в руке, и опустился за учительский стол с
тем же интересом. Сжав ладони в замок, представился скромно, поправив на
переносице очки, пока по классу прокатывались глупые хихиканья.
— Пройдёмся по списку… — решил он, глядя в журнал, — Одиннадцатый

«В»… Андрющенко.
— Тут. — сухо ответила та, и Лиля с трудом подавила желание посмотреть в

её сторону. Вместо этого, Лиля расчертила в уголке тетради квадратик, почти
30/292
прорисовав в бумаге дыру.
— Будилова.
— К сожалению, тут.
— Власова.
— Как всегда на месте.
— Гаджиева.
— Тут.
— Евсеев.
— Временно присутствует. — развалился вальяжно тот, раскачиваясь на

стуле.
И уйма других остроумных ответок, которые её одноклассники копили с

первого класса, точно сберегая для этого дня. Олег Дмитриевич всё это
вытерпел благородно, помечая что-то себе в голове, анализируя их лица и
поведение.
Наконец, очередь дошла до Лили.
— Тен.
Она подняла робко руку с предпоследней парты, но, казалось, за спинами

рослых сверстников её было не разглядеть.
— Тен. — повторил растерянно Олег Дмитриевич.
— Здесь! — крикнула за неё Лиза.
Лиля раздражённо насупилась. Она сама бы могла подать голос, вполне

могла, без помощи Лизы. Но та всегда брала на себя очень много, а потом
бесилась от этого. Например, когда классная узнала, что Лиза умеет рисовать,
потому что та этим кичилась, она заставила её рисовать плакат к осеннему балу,
а Лиза возмущалась об этом всю дорогу, рисуя и ноя.
— Я не вижу что-то. — огляделся хмуро Олег. Словно ему требовалось

зацепиться взглядом, чтобы запомнить, кто есть кто, и это на самом деле было
необычно для их школы. Остальным наплевать, они дотянули их до
одиннадцатого класса и мечтали избавиться от них всем педсоветом, как можно
скорее.
Лиля нехотя встала с места, посмотрела на мужчину, и ей стало жутко,

плохо, неприятно — то ли от пустых, влажных глаз, которые уставились на неё в
том же анализе, что с остальными, то ли от взгляда Лизы, который она
чувствовала на себе и не могла ответить тем же, потому что смотреть на Лизу ей
было тошно. Когда Олег Дмитриевич скупо кивнул, Лиля опустилась на своё
место, уткнувшись в тетрадь и снова разрисовывая ту задумчиво. Она
нарисовала себе поле для крестиков ноликов, обыгрывая себя же саму, пока
31/292
Олег Дмитриевич нудно расспрашивал их, чем они занимались на последнем
уроке. Так нудно и монотонно, почти погружая в сон, и точно — по классу
покатились зевки, один за другим, но мужчину это не смущало, он продолжал
говорить.
— Нам задали выучить любой стих Ахматовой. — не упустила возможности

сумничать Лиза, и тут же раздалось унылое «блять», очевидно, от Пашки. Все
опустили головы в надежде остаться незамеченными.
— Кто готов? — Олег Дмитриевич непринуждённо окинул взором аудиторию,

— Евсеев воодушевлён, я так понял, — надо же, действительно запомнил.
— Я только Есенина знаю, — отмахнулся тот, улыбаясь глупо, — Пей со мною,

паршивая су…
— Довольно, — прервал его жестом руки тот, — Пойдём по порядку,

Андрющенко.
Лиза поднялась с места уверенно, обменявшись улыбочками с Мишель, и

Лиля не могла это не заметить — когда Лиза была отвлечена и не могла
прожигать её взглядом, Лиля смотрела на неё во все глаза, злясь и на себя, и на
неё за глупую ссору, но и извиняться не была намерена.
— Прошу, — махнул рукой на доску Олег Дмитриевич, и Лиза несколько

оторопела. Они всегда отвечали с места, у парты, но возражать Лиза не стала,
пройдя смиренно к учительскому столу и повернувшись к классу.
А я иду, где ничего не надо,

Где самый милый спутник — только тень,
И веет ветер из глухого сада,
А под ногой могильная ступень.
На этом всё, конец. Будь Лиля Лизой, она бы не напоминала о домашнем

задании первой, такая подготовка оставляла желать лучшего. И читала Лиза так
же, как говорила и как привыкла, без эмоций и сухо, по делу. Олег Дмитриевич
потёр бородатый подбородок, посмотрел на неё внимательно, и вывел что-то в
журнале.
— Три, но твёрдая, что-то всё же готово. — сообщил он, — Но в ваши годы

стыдно учить четверостишье.
— Тамара Борисовна нам… — попыталась возразить Лиза.
— Я похож на Тамару Борисовну? — сощурился неприязненно Олег

Дмитриевич.
— Вам визуальную оценку или по ощущениям? — огрызнулась привычно

Лиза.
— Андрющенко, я попрошу вас вернуться на своё место, — строго отрезал

тот, и когда Лиза в расстроенных чувствах, пышущая злостью села за парту, он
продолжил, — Будилова.
— Я не успела просто, у меня…
32/292
— Два. Власова.
— Можно повторить?
— Пять минут. Гаджиева.
— Я перешла только вчера.
Он немного помолчал, прежде чем кивнуть:
— Принимается, — а затем снова перекинулся в злобного цербера, Лилю аж

передёрнуло от чеканной речи, — Евсеев.
— Пей со мною…
— Два. Залилов.
— Не готов.
— Два. Исаев.
— Я забыл…
— Два.
И так с каждым, и даже когда Милена попыталась что-то выдавить,

постоянно повторяя, что точно учила, он не сжалился. Понаблюдал за её
потугами ровно минуту, прежде чем холодно заключить:
— Два, — и, когда Лиля зачитывалась выбранным стихом, бледнея и потея от

стресса, он вдруг проговорил скользко, — Тен.
Лиля неуклюже поднялась, задев бедром парту, зашипела коротко, пройдя

мимо рядов несмело и встала подальше от Олега Дмитриевича, ближе к доске,
даже не глядя на него. Евсеев, как назло, сидел в первом ряду за первым
столом, со своей туповатой улыбкой человека, которому вообще плевать на
образование.
— Сжала руки под тёмной вуалью. Отчего ты сегодня бледна? Оттого, что я
терпкой печалью напоила его допьяна. — начала дрожащим от страха голосом
Лиля, и именно в этот момент Олег Дмитриевич зачем-то поднялся с места,
обойдя её сзади. Он обошёл Лилю, и на мгновение показалось, что Лиля была
притаившейся в водорослях рыбкой, наблюдавшей за акулой. Тот прошёл
вперед, сцепив руки за спиной, и подошёл к её парте, одиноко стоявшей почти в
самом конце.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,

Искривился мучительно рот…
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Лиля упёрлась взглядом в пол, продолжая говорить. Стихи всегда лились из

неё сами собой, это не было тяжело, не было вызубрено, она жила поэзией, она
33/292
ей дышала. И она очень любила Ахматову, было в её словах что-то близкое Лиле.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка

Все, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».
— Маловато, — критично заявил Олег Дмитриевич, вновь пройдя к своему

столу, — но за старания и подачу, так и быть, четыре. Хотя от отличницы по
предмету я ожидал большего.
— Извините. — пробормотала недовольно Лиля.
Четвёрки было недостаточно. Она и правда была отличницей и по русскому, и

по литературе, у неё не было ни единой четвёрки несколько лет подряд, класса с
пятого точно. Даже в прошлой школе. Лиле было искренне обидно, не как Лизе
по принципу «я самая крутая», а по-настоящему — это были немногие предметы,
в которых она преуспевала, и ей всё портил новый препод-деспот.
После проверки домашнего задания, все мучительные полчаса Олег

Дмитриевич рассказывал им про «Господина из Сан-Франциско», которого Лиля с
Лизой уже читали на досуге и обсуждали, а потому ничего особенного не
услышали и переглядывались случайно пару раз, тут же отворачиваясь. Лиля
снова уставилась в свою тетрадь и, к своему удивлению, заметила странность —
незаконченная партия в крестики-нолики стала законченной, кто-то поставил ей
три нуля и зачеркнул те.
— Отсюда следует, — заунывно продолжал Олег Дмитриевич, оперевшись

поясницей о высокий учительский стол, — что жить нужно ради удовольствий, а
не ради надуманной священной цели. Жить нужно здесь и сейчас. Я надеюсь… —
но его прервал звонок, и все подорвались с мест, как ужаленные, хватая сумки и
выбегая, — Домашнее задание — краткий анализ произведения. — бросил он
вдогонку, и Лиля осталась, чтобы записать, а Лиза по привычке встала в дверях,
ожидая. И только когда Мишель подошла, Лиза, видимо, опомнилась. Они в
ссоре. А потому она поспешила уйти.
Оставшись в кабинете один на один с Олегом Дмитриевичем, Лиля почему-то

паниковала. Тот её, вроде бы, не доставал особенно, не прикасался, не гнобил,
но ей с ним было некомфортно. Возможно, ей в целом с мужчинами было
некомфортно, но в данный момент её напрягал именно Олег Дмитриевич.
— Я надеюсь, в следующий раз вы меня удивите, Лиля, — бросил он, когда

Лиля, наконец, направилась к выходу, — Вы были любимицей Тамары, я верю,
можете стать и моей. — и после, мужчина продолжил заполнять что-то в своём
блокноте.
«Фу» — только и подумала Лиля.
Остальные уроки прошли, как в тумане, весь день так прошёл, потому что
Лиля снова превратилась в невидимку, блуждающую за классом по кабинетам.
Даже учителя забывали о ней, к счастью. Без Лизы она бы ни черта не смогла
решить на алгебре, и это понимание действовало ей на нервы. Лиза была её
единственной подругой и единственной, кто помогал ей тянуть точные науки.
Без неё было глупо даже пытаться.
34/292
Спустившись вниз по лестнице и закутавшись плотнее в шарф, Лиля
направилась было в сторону дома, как вдруг услышала громкий звук клаксона —
за воротами школы стояла знакомая фиолетовая иномарка со снесённым к черту
бампером спереди.
Лиля тяжело вздохнула. Поправив рюкзак, она пошагала вперёд, думая:

стоит ей оборвать всё сейчас или дать им шанс? Кристина приехала, всё-таки.
Чувствовала себя не очень хорошо, после такой-то ночи, но приехала, не
оставила всё как есть. Ей было не всё равно.
— Чё, как дела? — поинтересовалась первым делом Кристина, дымя

сигаретой. Перебинтованная ладонь иногда высовывалась в окно, чтобы
стряхнуть пепел, и снова подносила бычок ко рту, чтобы она затянулась.
Нахлынули воспоминания о том, как она всего несколько часов назад
перематывала бинтами эту руку. Лиля сняла портфель, уместив тот на коленях,
устроилась удобнее. Оборвать всё или дать шанс?
— Всё нормально. Кристина, я подумала…
— Закрой глаза, — сказала вдруг та, и Лиля недоумённо нахмурилась. Им

нужно было серьёзно поговорить. — Ляля, бля, глаза закрой, ну.
И она послушалась. Ей стало любопытно… Кристина говорила это

заискивающе, и сразу же создавалось какое-то особенное настроение, как перед
чем-то приятным. Внезапно на руки что-то опустилось, пушистое и тёплое,
подвижное, это что-то завозилось и потыкалось ей мордочкой в грудь. Лиля
раскрыла поражённо глаза, уставившись на котёнка, обыкновенного, дворового,
но чистого и совсем маленького. Нахлынули слёзы умиления.
— Зассал мне тут коврик, сучёныш, — беззлобно сказала Кристина, погладив

того осторожно по голове, — на работе девки принесли, у знакомой кошка
окотилась недавно, и я чёт о тебе подумала. Ты мне… Ну, тоже котёнка
напоминаешь.
— Он же совсем малыш. — прощебетала жалостливо Лиля. Котёнок был ещё

слепым, беспомощным, и ощущать крошечную жизнь в своих ладонях было…
невообразимо. Лиля никогда не думала завести питомца, но в эту секунду даже
не сомневалась. Это было прекрасно, сердце трепетало.
— Тебя напоминает, — улыбнулась Кристина. — и вот ещё чё. — она

потянулась снова на заднее сидение, достав оттуда одну розочку в стандартной
целлофановой обёртке. Лиля приняла ту с радостной улыбкой, зарделась в
смущении. — Прости, что буянила. Я даже не помню, че к чему там. Не помню, чё
с рукой. Но обрабатывала ты, походу, я бы не смогла так. — она сжала и разжала
ладонь сосредоточенно.
— Я обрабатывала, — кивнула Лиля, так и глядя на котёнка зачарованно, а

тот всё тыкался мордочкой всюду, видимо, ища грудь, — его надо покормить.
— Домой забери, кипячёной водой из шприца отпои, я вечером привезу

смесь. — пообещала Кристина, а затем повторила терпеливо, — Ляль, ты меня
простила?
35/292
— Да, — кивнула счастливо Лиля, чувствуя, как теплеет на душе. И,
пользуясь ситуацией, решилась попросить, — Ты только не пей так больше. — и
продолжила наблюдать за котёнком, даже не заметив, как Кристина притихла,
— А как его зовут?
— Придумай, — почти зло отозвалась та, но сразу же исправилась,

прокашлявшись и сняв сцепление, — Я специально взяла мелких, чтобы ты сама
решила. Как хочешь. Твоя же тварюга.
— Никакая это не тварюга, — Лиля пригляделась, почесала того слегка

подушечкой пальца, и котёнок схватился, вцепившись беззубым ртом в её палец,
— Твикс? Может, ты будешь Твикс?
— Сладкого хочешь, что ли? — хмыкнула нервно Кристина, отъезжая от

школы, — Кстати, — щёлкнула она в воздухе и, стукнув по бардачку, достала
оттуда коробочку конфет. Раффаэлло. — тебе тоже.
— Спасибо, — оробела окончательно Лиля. Кристина сегодня её задаривала

безумным количеством внимания, и это было очень приятно, но так же
заставляло стесняться. — Тогда ты будешь Раф, — обратилась к котёнку, краснея
отчаянно, Лиля, лишь бы избавиться от чувства неловкости, — Рафик.
— Как автобус, бля, что ли? — не поняла Кристина.
— Как черепашка-ниндзя. — не поняла её тоже Лиля.
Кристина на это только посмеялась, следя за дорогой пристально, а Лиля

была абсолютно увлечена своей новой зверушкой. Рафом. Тот был таким же
воздушным и белым, только с коричневыми вкраплениями, но он казался таким
сладеньким, что имя подходило идеально.
Кристина была такой милой, такой внимательной, что ей и не верилось. И

чего Лиля ломала голову? У них всё было в порядке. Да, Кристина имела
недостатки, но все их имели, более того, она действительно раскаивалась,
старалась, хотела исправиться. Это ведь что-то значило.
Пусть у них будет всего пять месяцев, но это будут идеальные, наполненные
комфортом пять месяцев, которые они проведут вместе с Кристиной. А потом,
быть может, они сойдутся снова, переедут вдвоём и будут жить счастливо. Лиля
хотела позволить себе жить моментом. Здесь и сейчас.
Жду развёрнутых отзывов, актив на главах очень маленький - это меня

расстраивает (
Тг канал: Маськины Записульки; там образы Оригинальных Персонажей
36/292
Примечание к части TW: даб-кон, постельная сцена без графического описания
(сомнительно, можете написать в комментариях, это всё-таки R или NC-17), НЕ
БЕЧЕНО, ПБ к вашим услугам
VI
Кристина приехала вечером со смесью для новорождённых котят, а

ещё со специальной маленькой бутылочкой для кормёжки, всё остальное
должен был взять Артур. Лиля даже список составила, как ответственная
хозяйка, придерживая Рафа на коленях и покачивая легонько. Рафу нужны были
миски, лежанка, лоток и наполнитель для того, но Лиля решила обнаглеть и
добавила к вещам первой необходимости игрушки и когтеточки, еле удержав
себя от поиска забавных котячьих нарядов. Подумала. Удалила. Тогда Артур бы
точно догадался, что деньги идут не туда.
Лиля сбросила рюкзак на пол и завалилась на постель с Рафом на руках.

Вспомнив слова Кристины о том, что Раф испортил ей коврик в машине, она
побоялась, что он описается и на её свежие простыни, белоснежные в розовый
горошек. А потому схватила рубашку Артура с пола, которую тот почему-то
бросил у неё, и соорудила переносное гнездо для котёнка. Раф глазок не
раскрывал, но Лиля всё равно показывала ему интерьер, медленно поднимая его
в воздух и поворачивая, хвастаясь множеством грамот со школ за самые разные
предметы, начиная с истории и заканчивая русским языком. Только не за точные
науки.
Так же на стенах висела вешалка с приклеенными на подвязанные ленты

фотографиями, которую ей подарила Лиза на Новый Год. Видеть это сейчас было
неприятно, но и сдирать не хотелось. Лиля в лёгкой печали опустила Рафа
обратно на свои колени, в том же гнёздышке из рубашки Артура, и погладила
того подушечкой пальца по голове. Скорей бы Лиза оттаяла и перестала вести
себя, как дура.
— На, Ляль, — Кристина вошла в комнату с бутылочкой для котёнка, и с

улыбкой передала ту Лиле, — покорми ребёнка.
Нахлынуло смущение. Лиля постоянно заливалась краской рядом с

Кристиной, хотя вниманием, на самом деле, обделена не была. Её замечали на
улицах, ей предлагали знакомства в соцсетях, её пытались захомутать тупые
друзья Артура, за что тот каждый раз грозился их убить. Но с Кристиной это
было иначе, Кристина не вызывала у неё чувство отторжения, она скорее её
будоражила и беспокоила.
И даже кормя Рафа, Лиля не могла оторвать глаз от Кристины и наблюдала с

тревогой за тем, как она расхаживает по её спальне, долгие годы не видевшей
ремонта. Стены были, разве что, по переезду выкрашены в молочный цвет по
просьбе Лили, да и всё. Диван-кровать, простой стол для работы, советский
шкаф для одежды, всё это стояло там со времён, когда родители были ещё
живы. Лиля даже свои игрушки, которых тискала в детстве, не убрала. Забыла
на радостях, и теперь Кристина рассматривала и их тоже.
Затем, Кристина остановилась около несчастной вешалки Лизы. Посмотрела,

сунув руки в карманы спортивных штанов, сжала в тех кулаки, разжала,
покивала себе вдумчиво. И повернулась к Лиле, оцепеневшей в плохом
37/292
предчувствии.
— Чё, рада? — хмыкнула довольно Кристина. Раф наелся, зашевелился в

гнезде, выглядя, как самый настоящий мохнатый ангел, и Лиля не смогла
сдержать улыбки.
— Да, — закивала она, переводя восторжённый взгляд уже на Кристину, —

это лучший подарок на свете. Правда, самый-самый лучший. — с чувством
вторила себе же Лиля, косясь на фотографии на стене. Кристина отошла от тех,
присела рядом, глядя на неё оценивающе, а затем усмехнулась.
И вроде как она успокоилась, даже возгордилась, засияв от самомнения, но

постоянно скашивала глаза на Рафа, несколько… раздражённо. Как если бы тот
был кофейным пятном на белой рубашке или каплей чернил на идеально
вычищенном кафеле. Лиле, к сожалению, было не до глубокого анализа. Раф
зевнул.
— Смотри, смотри! — запищала Лиля тихо, почти шёпотом, чтобы не

разбудить котёнка, и восхищённо оглянулась на Кристину.
Та только брови вскинула, улыбнувшись в ответ натянуто:
— Устал, походу. Давай, убирай его куда-то в коробку, что ли. Полотенец
вниз накидай и его туда же, — и её распоряжение было неожиданным.
Они совсем недавно зашли домой, Лиля успела только покормить котёнка, и
сейчас тот преспокойно отдыхал у неё в ладонях. Кристина была странно
холодна к питомцу, хотя, вроде как, сама была ярой собачницей. Возможно, к
кошкам душа просто не лежала? Она не казалась особенно бережной или
вдохновлённой. Раф её будто бесил.
— Ляль, — Кристина щёлкнула пальцами у неё перед лицом, и Лиля вновь

обернулась, столкнувшись с ней взглядом. Взгляд Кристины был тёмным,
знающим, и он таял на Лиле, точно талый лёд. Табун мурашек пробежался по
коже, и Лиля сбросила это ощущение, поведя плечами взволнованно. —
приляжем, пока Арчи не вернулся.
— Зачем? — напряжённо уточнила Лиля, стараясь не выдавать переживаний

внешне. Всё было так хорошо, правда, ну зачем Кристина сказала это?
Они не обсуждали это. Тогда, в машине, Лиля не осмелилась на

откровенность, Кристина сменила тему слишком быстро, перейдя на ревность, а
потом они завязали отношения. Подобие отношений. В общем, тогда нюанс в
виде интимной близости отошёл на второй план, и сейчас, потупившись в пол,
Лиле так же не хватало смелости. Кристина же сидела рядом, ожидая ответа, а
точнее — согласия, и Лиле не хотелось её разочаровывать. Она так много
сделала для неё сегодня.
— Я тоже внимания хочу, хули, — усмехнулась Кристина, но Лиля всё равно

уловила стальные нотки в её голосе, и ей захотелось закрыться руками,
спрятаться. Однако, она продолжила сидеть на месте, делая вид, что увлечена
разглядыванием Рафа. И, словно почуяв страх, Кристина наклонилась ближе,
уставившись на неё в упор, давящая и очень хмурая, — Или чё, блять, мы с тобой
так, знакомые? «Это привези, то подай, а теперь иди нахуй, не мешай, Кристин»,
38/292
так, что ли?
Иногда Кристина ужасно напоминала Лиле её маму приступами

немотивированной агрессии — мама так же напирала, не давая и слова вставить,
всё переворачивала и сама же обижалась. Нападала, кидалась в ноги,
извинялась. Как по заезженному сценарию.
И в такие мгновения, когда Кристина, даже будучи трезвой, позволяла себе

этот жёсткий, лающий тон, Лиле становилось вдвойне сложнее мыслить.
— Нет. — еле слышно ответила Лиля, чувствуя себя наруганным ребёнком.

Раф лениво возился, засыпая на её ладонях, и Лиля рассеянно наблюдала, как он
мирно посапывает. — Я просто… не готова ещё.
— Да ты никогда не будешь готова, — скривилась слегка Кристина, —

местные девки в твоём возрасте уже рожали по два раза, а ты ломаешься. —
возмутилась она, и Лиля судорожно сглотнула.
— А я не просто местная девка. — возразила она робко.
И Кристина словно поймала себя на полуслове, раскрыв рот и тут же

впившись в нижнюю губу зубами, и уголки губ поползли вниз в той самой
перевёрнутой улыбке. Сдержалась. Наверняка хотела сказать гадость.
— Нет, конечно, — уступила ей Кристина и опустила на её плечо ладонь.

Тяжёлую, тяжёлую ладонь, под весом которой Лиля морально загибалась, — ты
же моя девочка. Ты не такая, как малолетки здешние без мозгов и с пузом, ты
другая, — уверяла она, а Лиля, слушая сладкие речи, тянулась к ней всё больше.
И вроде не верилось, а вроде и хотелось поверить, и Лиля заглядывала в чужие
глаза доверчиво, ища подвох и не находя, — ты уже женщина. Ты выглядишь,
как женщина, мыслишь, как женщина, пахнешь, как женщина. Понимаешь,
Ляль?
Лиля не понимала ничего: ни того, каково это — быть женщиной в полном

смысле, ни того, как же пахнет настоящая женщина, но будучи разморенной
похвалой и чужим желанием, таким открытым и явным, она не осмелилась это
признать. Ей всё нравилось, она желала, чтобы Кристина продолжала делать
свои странные комплименты, чтобы она так же гладила её по волосам и
возвышала. Это было так контрастно по сравнению с тем, что всё ещё крутилось
у Лили в мыслях нон-стопом, после прошлой ночи.
— Сука. Ебало попроще сделай. Пиздаболка. Меня слушай, бля! Чё ты ебало

кривишь, овца? Следи за языком. По струнке ходить будешь, блять. На меня
смотри, нахуй!
И многое, многое другое. Лилю пробирала дрожь всякий раз, когда она
слышала голос Кристины в голове, как шум подорванных гранат, совершенно
внезапно посреди дня. И всякий раз хотелось рухнуть на колени и закрыть уши,
защитив себя, и всякий раз не удавалось. Голос же был в голове, звенел и
подавлял.
— Ляля, — позвала её Кристина, и Лиля крупно вздрогнула, запоздало

опустив спящего Рафа на пол, под разложенную кровать. На всякий случай,
чтобы его точно не раздавил никто.
39/292
Кристина проследила за ней внимательно, и затем, когда Лиля выпрямилась,
вдруг потянулась к ней, приобняв за талию. Вторая рука сначала вздёрнула
Лилин подбородок, позволив её поцеловать, а затем опустилась на грудь, крепко
сжав, почти до боли, и Лиля отпрянула, но хватка на боку не позволила. И она
так и замерла, самую малость до ужаса испуганная, точно кролик в объятиях
удава. Кристина не расстегнула на ней рубашку, просто потащила сжатую
пятерню вниз, содрав пуговицы и стащив с неё ту, как тряпку, а Лиля только и
успевала, что слабо отвечать на поцелуй, требовательный и кусачий.
Всё в Кристине было на надрыве, на импульсе и агрессии, будто агрессия

была её жизненным топливом, и Лиля боялась признавать собственный страх
перед этим. Иногда Кристина была замечательной: когда шутила, когда
рассказывала истории, когда защищала её, пусть это и было давно и осталось в
прошлом. Лиля ведь помнила, что Кристина умела быть замечательной
временами.
Когда Кристина отстранилась, чтобы на неё посмотреть, ей удалось прийти в

себя, и она поджалась, скрестив руки на животе. Она нервно провела языком по
губам, тут же ощутив привкус крови, и ранки на тех вспыхнули лёгкой болью. Ей
было неловко, странно, стыдно. Лиля ведь никогда раньше не раздевалась ни
перед кем, никак не думала, что это случится сегодня и настолько… быстро.
Глаза заслезились, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы не зареветь.
Это было бы по-детски. Люди действительно занимаются сексом в её

возрасте, ей же не пятнадцать лет, чтобы так открещиваться от всего. К тому
же, Кристина обладала достаточным опытом, судя по всему. Ничего страшного
не случится, до беременности точно уж не дойдёт. Почему же Лиля была
настолько тревожной?
Топ без застежки так же бесцеремонно стащили, потянув наверх, и она

только руки задрать успела и прикрыться теми же, как её толкнули на спину,
уронив на постель. Она сморгнула слёзы, надеясь, что Кристина не увидит или
же внимания не обратит, и так и случилось, потому что та припала поцелуем к её
шее, стискивая и поглаживая тело под собой. Кожу обдало морозом.
— Нравится целоваться? — поинтересовалась Кристина, спускаясь ниже и

ниже губами, расталкивая её трясущиеся ладони и открывая вид на грудь.
Тогда, замерев на мгновение, Кристина шумно выдохнула, всё ещё не глядя

на её лицо, и вобрала один сосок в рот, другой зажав пальцами. Лиля была
благодарна всему святому, что было в мире, за то, что Кристина на неё не
смотрела — она не могла остановить слёзы, так и лёжа бревном. Она бы и
объяснить ничего ей не смогла, потому что не знала, из-за чего плачет.
— Ты только представь, что я этим языком умею. — усмехнулась Кристина, и

рука уже знакомо полезла под юбку, но в этот раз зажимать бёдра было
бессмысленно, — Бля буду, ты и течёшь сейчас тоже, как взрослая.
Не будь Лиля так напряжена, быть может, ей и понравилось бы. Но каждое

движение внизу от Кристины она воспринимала, как удар — вздрагивала,
жмурилась, поджимала губы в предистеричном состоянии. Буравила взором
потолок. На том красовались давно потухшие звёздочки от «Растишки», которые
ей в комнате расклеил Артур лет десять назад, когда те ещё светились.
40/292
Слёзы текли по вискам, затекали в уши, жгли глаза.
— Вот, я же говорила, — протянула Кристина удовлетворённо, добившись

своего, — мокрая. Уже не маленькая.
И хоть ничего плохого, по сути, не происходило, из Лили всё же вырвался

дрожащий, полный отчаяния всхлип, который она так старалась удержать. Ей
было тяжело себе представить эмоции Кристины, она рисовала самые худшие
варианты от обиды до злости. Но Кристина хотя бы остановилась.
Она отстранилась, сев на пятки, и непонимающе нахмурилась, глядя на то,

как Лиля садится на постели, прикрывая грудь и беззвучно плача. Лиле было
стыдно даже в глаза ей посмотреть, но и выслушивать претензии она не
собиралась — она не была готова. Она сказала сразу.
— Тебе лучше уехать. — предложила Лиля тихо, еле слышно.
— Ляль, ты чё? — удивилась Кристина, приблизившись и приласкав её щёку

ладонью, осторожно и трепетно, и отпрянуть не было сил. Желания тоже. Лиле
хотелось, чтобы та её пожалела, чтобы раскаялась и прекратила свои
поползновения, — Ну, не реви ты. Я знаю, ты молоденькая, но ты так трясёшься
из-за всей этой хуйни, бля, вообще без причины, — вкрадчиво принялась
объяснять ей Кристина, — Да это вообще нестрашно, это охуенно. Я же тебе
приятно хочу сделать, ты не доверяешь мне, что ли?
Чем дольше Лиля слушала, тем больше горели её щёки, а поток слёз
усиливался, хотя в голос рыдать она себе не разрешала. Это было бы ещё
унизительней. Все слова, что говорила Кристина, рушились на неё
многоэтажным зданием, погружая в большую печаль.
— Лиля, ну, — заглянула ей в глаза та, и Лиле было тяжело не слушать, не

вникать, когда Кристина так честно на неё смотрела, — я же тебя люблю.
Так приятно было в это верить. Кристина была её мечтой в тринадцать лет,
да и все последующие годы, когда Лиля встречала кого-то нового, к кому
испытывала симпатию, ничто не могло сравниться с любовной лихорадкой,
которой она страдала из-за Кристины. Из-за Кристины у неё подкашивались
колени и голос становился тоньше, а сердце подскакивало до самого горла,
набатом отдаваясь в ушах.
— Хорошо.
— Хорошо? — уточнила Кристина, аккуратно опуская её обратно на кровать,

подминая, — Вот, умница, умничка.
— Я тебя люблю. — вторила ей Лиля, стараясь успокоиться. Она любила, по-

настоящему, пусть они не виделись четыре года и сейчас были практически
незнакомы, Лиля запечатлела в своей памяти сложный, но светлый образ
Кристины и готова была на него молиться.
— Моя девочка, — кивала та, улыбаясь мягко, и зарылась пальцами ей в

волосы, слегка те сжав. Кристина мягко прильнула к её губам поцелуем,
увлекая, второй рукой снова пролезая под школьную юбку. — хочу тебя, пиздец.
41/292
— выдохнула она жарко, тяжело, и Лиля только зажмурилась, когда с неё
стащили тонкие капроновые колготки. Заткнула себе мысленно рот, обругала
себя последними словами за слабость и трусость, — Люблю, очень люблю.
Так приятно было в это верить.
Жду развёрнутых отзывов!

Ругая Кристину, упоминаем, что это именно «Кристина из ВП»
42/292
Примечание к части НеБечено, жду сообщения в ПБ
VII
Артур вернулся только через час.
За это время Лиля успела десять минут проваляться на постели в позе

эмбриона, в одной лишь юбке даже без трусов, а так же осознать всё, пореветь в
подушку и принять душ. Ей казалось, что внизу всё было склизким и липким
после прикосновений Кристины, и она старательно тёрла кожу между бёдер
мочалкой и с остервенением и отвращением отмывала всё там. Она набирала
воду в ладони и собирала во рту, ополаскивая тот, вытирая язык с силой и
повторяя всё заново.
Кристина взаправду была опытна: все её движения вызывали сладкую дрожь,

каждый поцелуй заставлял таять, она знала, где и с какой силой ласкать,
поэтому технически всё было отлично. Физически Лиля получала удовольствие.
То, что роилось в её голове и оседало гнетущей пустотой в груди, было уже
другим разговором. Недостойным внимания, а потому Лиля его игнорировала и
глушила в себе обиду, пока Кристина была рядом, потому что та старалась
сделать ей приятно и не хотела бы наблюдать очередную истерику.
— Иди сюда, — позвала она Лилю, совершенно внезапно, после всего, когда
тысячи фосфенов взорвались у Лили под плотно закрытыми веками, бёдра мелко
дрожали, а мурашки пробежались табуном по телу. Лиля заставила себя
приподняться, и низ живота сладко потянуло. Кристина наклонилась, нежно
обняв её лицо ладонями, и крепко, но коротко поцеловала, — Понравилось? —
прошептала она в самые губы, заглядывая в глаза, и едва Лиля кивнула, она
вновь прильнула к её губам своими. Поцелуи Лиле нравились, пусть иногда
Кристина была слишком напориста, Лиле нравился именно этот момент перед
поцелуем, когда та смотрела на неё, гладила её по волосам и медленно
приближалась. Это было волшебно. Заставляло её нутро трепетать. — Теперь ты
давай спускайся, Ляль.
Лилины руки задрожали, и она раскрыла глупо рот, собравшись ответить, но

не придумав, что. Кристина же смотрела на неё воодушевлённо, жарко, и было
как-то… странно отказывать ей в ответной услуге. Эгоистично.
— Я не умею, — призналась Лиля смущённо, — ничего, ну, совсем.
— Я знаю, — кивнула та, улыбнувшись, — Я тебя научу. — пообещала. И

сдержала обещание.
Лиля зажмурилась, вспомнив. Она снова прополоскала рот, привалившись

лбом к блеклому бортику ванной, и поджала плаксиво губы. Вдох, выдох, ещё
пару раз, сосредоточенно и считая секунды — всё было нормально. Когда-нибудь
это бы случилось, а так, это хотя бы было с кем-то, кто Лилю любил. И кого
любила она.
Лиля трижды промыла язык, но всё ещё могла ощущать на том солоноватый
привкус, и перед глазами стояла та неприглядная картина: Кристина на краю
кровати, толкающая её, стоящую на четвереньках, ближе за волосы. На
четвереньках, как сказала Кристина, будет удобнее опускаться.
43/292
Это было мокро, горячо и страшно — страшно сделать что-то не то, страшно
не удовлетворить и страшно застрять вот так, между чужих ног, на долгие часы,
а может навечно, остаться там похороненной и всеми забытой.
Было ли плохо мечтать о том, чтобы Артур вернулся и прекратил это в

ближайшую секунду? Чтобы он зазвенел ключами в коридоре, зашаркал по полу
и громко позвал Лилю помочь с покупками, и Кристина бы её отпустила. У
Кристины бы не осталось выбора, и Лиля бы избежала нежеланной близости.
Если бы только всё совпало так.
В любом случае, Артур вернулся тогда, когда вернулся, а Кристина успела

уйти и не столкнуться с ним, напоследок поцеловав её в макушку. Очень
невинно.
— Чё, Крис тебе внатуре крысу подогнала?
Лиля закуталась в махровый халат плотнее, подняв Рафа на руки, и

промолчала, покрывшись колючками, сведя хмуро брови к переносице. Артур
был невыносимым придурком иногда. Они увиделись-то сегодня впервые после
того, как он убежал бухать к Людке, и это было единственным, что он додумался
сказать.
— Я это, — расценил верно её молчание Артур, — у подруги ночевал, сама

понимаешь. Мужские дела.
— Мне всё равно, — буркнула Лиля.
— Да я знаю, — кивнул он, — Ты чё, ела уже?
— Вчера или сегодня? — съязвила Лиля, поглаживая котёнка и даже не глядя

на брата, — Или все два дня, которых тебя не было?
— Я на работу погнал с утра, чё ты сразу? — возмутился Артур, — Ты писала,

я же ответил тебе, не сдох. Чё?
— Ничё. — ощетинилась Лиля, повысив тон. Лишь бы Артур поскорее отстал и

свалил куда-то, может, снова пить и трахаться. Лишь бы не стоял над душой и
не давил на её расшатанные нервы сильнее.
Артур посмотрел на неё, вздохнул, стукнув крепко по косяку двери, и

повернулся было, чтобы выйти, когда остановился.
— А веник откуда?
Лиля поёжилась, повела нервно плечами, не отводя взора от Рафа, который

успокаивал её одним своим видом. И что ей сказать? Девочки же не дарят друг
другу цветы, это было бы странно со стороны Кристины.
— Ухажёр появился? — поинтересовался спокойно Артур, будто ему правда

не было наплевать. Он не знал о ней ни черта: ни её интересов, ни хобби, ни
оценок в школе, они словно были просто соседями. Какого хрена ему было бы
интересно знать, ухаживает ли за ней кто-то?
44/292
Лиля поморщилась:
— Выйди нахуй из моей комнаты.
— Дура ты, — заключил тот с излюбленным выражением лица:

разочарованным, снисходительным, родительским, якобы говоря, что понимает
её и не обижается, но расстроен её поведением. — Обидят если, ты мне сразу
говори. Лады?
Чтобы что? В теории, если бы Лилю действительно кто-то обидел, что сделал
бы Артур? Он бы напал на обидчика и заработал себе срок, отъехав на зону, а
Лиля бы осталась сиротой даже без опекуна. Никому от её жалоб лучше не
становилось никогда, вот и в этот раз, Артур избил Рената и пропал, заставив
Лилю морочить себе голову и оставив её наедине с пьяной Кристиной.
— Лады.
— Я там это, взял всё, — добавил Артур, почесав затылок, — и игрушки-

хуюшки всякие тоже, ноготочку, что ли? В магазе пропихнули мне, мол котята
любят эту шнягу, я подумал, ты захочешь чтобы ему тоже весело было. Ну, он
кент же твой теперь. Назвала как?
— Раф, — буркнула, оттаяв слегка, Лиля. Артур купил всё же когтеточку? И

даже игрушки? Она почесала Рафу ушко подушечкой пальца, сдерживая
довольную улыбку. Подумаешь, потратился, тоже мне. Просто откупался за то,
что кинул её одну почти на двое суток.
— Как черепашка, что ли? — хохотнул вдруг Артур, прищурившись от смеха.
Уголки губ поползли невольно вверх. Горло охватила щекотка, и она

хихикнула.
— Ага. — кивнула глупо Лиля.
— Не знал, что ты животных любишь. — так же дружелюбно сказал он, и всё

бы хорошо, им только что было так забавно, но Лилю это больновато кольнуло
изнутри — ну, откуда бы ему знать? Он никогда не спрашивал. Он работал и
гулял, приходил только ночевать, а разговоры откровенные у них были только по
пьяни. Артур даже не пытался сближаться.
— Ты много чё не знаешь.
— Это да, — проговорил тихо тот, стоя в неловкой тишине. Затем, Артур
наконец сдвинулся с места, пошагав на выход, — Чё купил глянь хоть.
— Хорошо.
Наверное, и её вина была в том, что они не были близки, но и решать эту
проблему самой ей не представлялось возможным. Это будто было родовым
проклятием — бездействовать до тех пор, пока не станет совсем поздно. Так
было между мамой и папой, родителями и ними, и между Лилей с Артуром всё
было и будет так же. Потому что никто не знал, как починить то, что было
сломлено изначально. Словно их дом был построен на неправильном кривом
фундаменте, на гнилой проклятой почве, и чьими-то чужими, нет, вражескими
45/292
руками.
Так шли дни. Артур отвозил её в школу, где никто с ней не общался, а
стрёмный препод заострял на ней всё внимание, и приходилось просто терпеть.
Рафика Лиля оставляла у пожилой соседки, тёти Клавы, потому что за тем нужен
был уход, а тётя Клава, живущая в квартире напротив, помогала им ещё когда
Лиля под стол пешком ходила. С ней Рафик был в безопасности, она была
миниатюрной доброй старушкой, у которой старший сын какое-то время,
оказалось, отбирал всю пенсию. Артур, как услышал об этом, так же кулаками
решил проблему и пресёк дело на корню, но Лиля, целую ночь не спавшая из-за
их диких разборок и животного страха перед худшим исходом, не была горда. Её
злила эта агрессия, её это пугало, отвращало, и осознание того, что её родной
брат ничем не отличался от других алкашей с района, удручало.
Кристина её злила, пугала, отвращала тоже, но лишь в редкие моменты.

Большую часть времени в Лиле пышной душистой сиренью цвела любовь.
Хотелось верить, что в Кристине что-то переменится, что-то выправится и станет
таким, как надо, чтобы они могли быть вместе счастливы. Потому что Лиле
хотелось почти что до безумия, по-детски капризно, чтобы Кристина была тем
самым человеком для неё. Несмотря на их различия и то, что Кристина вовсе не
подходила ей, Лиля не видела рядом с собой никого другого.
На протяжении трёх дней они не виделись, и Лиля не знала причин, но и

навязываться не хотела. Кристина ей не писала, но записывала сторис с работы
и гулянок, выкладывала фотографии, преимущественно с подругами в обнимку.
А может, и не подругами, и от этой мысли неприятно щемило сердце и слезы
порывались побежать по щекам. Почему всё должно было быть так? Сделала ли
Лиля что-то не то? Была ли она слишком проблемной и сложной, было ли
отталкивающим её поведение в их первый раз? И ведь предъявить было нечего.
Они не встречались, нечего ожидать чего-то особенного.
От: Кристина, 21:09

Че самая красивая девочка в мире делает? ;)
Лиля с трудом оторвалась от учебника, записывая сосредоточенно конспект

про завершение холодной войны. Отложив ручку в сторону и выдохнув, она
заметила, как на самом деле устала и, протерев глаза, взяла со стола телефон,
разблокировав тот. Лицо непроизвольно вытянулось, и она замерла, не веря
увиденному, но, собравшись, попыталась вести себя круто. Непринуждённо.
От: Вы, 21:10

Историю учит

А ты откуда знаешь?
Чего? Лиля нахмурилась. До неё туго доходило прочитанное, но как только

она поняла смысл чужой шутки, ей стало ещё обидней, чем за все дни
неконтакта до этого. Зачем Кристина вообще ей писала что-то? Гуляла бы
дальше. Лиля ведь, очевидно, не была достаточно хороша.
От: Вы, 21:11

Несмешно
46/292
Она убрала было телефон, но Кристина ответила практически сразу.

Не обижайся, знаешь чё с обиженными делают?
И это было так тупо. Кристина вообще не понимала, как задевала её, как
неприятно сказалось её внезапное исчезновение и такое неприглядное
появление. При этом, она не переставала писать, опять и опять, вынуждая
устройство на столе вибрировать и раздражать Лилю этим мешающим шумом.

Бля ты чё реально обиделась?

Обиженных ебут ляль
Хорош уже хуйней страдать

Чё молчим

Не скучала походу
Я скучала

Блять ты чё как маленькая?
Я же приеду ща
Будем по-другому разговаривать
Чё ты исполняешь из-за одной шутки как истеричка?
Ты чё спецом бесишь меня?
Лиля прочитала это всё, только дописав конспект и закончив с уроками

окончательно, и чем дальше она читала, тем бледнее становилась. Казалось, она
может потерять сознание вот-вот, потому что последние сообщения выглядели
как угроза. Кристина была пьяна? Не вусмерть бухая, но, наверное,
подвыпившая. Или же Кристина просто была вот такой. Ведь не каждый раз,
когда на Лилю обрушивался шквал словесной агрессии, Кристина была
выпившей. Она вполне справлялась с давлением и трезвой.
От: Вы, 21:45

Не надо никуда приезжать.
Я историю учила, я же сказала
Я не слышала сообщений
Но теперь не отвечала уже Кристина. И Лилю охватила тревога, нет, ей стало

жутко — дома были она и Рафик, Артур работал в вечернюю смену сегодня, до
двенадцати, на своём долбаном заводе. Дверь была заперта на щеколду, но если
Кристина постучит, Лиля ведь откроет. Куда денется?
Так и случилось. Кристина постучала минут через пять, как Лиля об этом
подумала, и она долго сидела на постели, глядя в никуда, пока стуки в дверь не
стали оглушительными, заставляющими дверь шататься, а Кристина не
закричала громко, грубо и низко:
47/292
— Ляля, блять!
Её пробрал холод. Кристина была пьяна.
Надо было просто ответить на тупое сообщение, не нужно было игнорировать

Кристину, зная её склочный характер. Почему Лиля была такой неразумной?
Рафик встревоженно трясся у неё на коленях, как маленький ком страха, и Лиле
пришлось подняться с места и на ватных ногах выйти в коридор. Дверь
сотрясалась, стены по бокам крошились, потолок старого дома сыпался.
— Чё морозишься? — первым делом спросила Кристина, ввалившись в

квартиру и едва не боднув её в лоб своим. Была бы Лиля повыше, может, тогда и
получилось бы, но Кристина только опасно покачнулась, обдав её запахом
алкоголя, и уставилась на неё неосознанным страшным взглядом. — Чё ты,
блять, а? Без меня хорошо? Кто у тебя там?
— Никого. — опешила Лиля, разочарованно поджимая губы. — Я историю

делала. Говорила же.
— Историю, мля, — проворчала та, проходя в коридор снова в обуви, — Кого

ты прячешь тут, показывай давай, — Кристина хозяйски прошлась немного, но
вдруг наткнулась на тумбу, видимо, не разобрав дороги. Она выругалась
хлёстко, отпнула ту резко, свалив на пол вместе со всякой всячиной, стоящей на
той и лежащей в той, вдарила по косяку гостиной ладонью тяжело. Петляла, как
медведица, и разъярённо рычала, как она же. — Я эту хуйню сразу чую.
Показывай!
— Кого тебе показывать?! — прикрикнула Лиля несдержанно, в чистом

отчаянии, даже не ощущая страха. Только растущее раздражение. — Нет тут
никого!
— Слышь ты, блять, чё ты орёшь?! — гаркнула сходу Кристина, заставив

поджать трусливо плечи и прижать Рафа к груди, — Хули ты трубу не берёшь,
хули дверь не открываешь тогда? Если скрывать тебе нехуй, то нехуй жаться. Чё
ты пиздишь мне?
— Не говори так со мной. — предостерегла Лиля.
— Чё? — нахмурилась та недоумённо, подступив опасно ближе.
— Либо успокаивайся, либо уезжай обратно, откуда приехала. — отрезала

Лиля, подобравшись. — К бабам своим. Ясно?
И Кристина нависла над ней давящей мрачной тенью, с этими пустыми

стеклянными глазами, приоткрыв слегка рот в кривой ухмылке. Она глядела на
бледную Лилю сверху вниз насмешливо, когда вдруг рассмеялась уже в голос,
накрыв лицо массивной ладонью со сбитыми костяшками. Дичайший контраст с
длинными русыми волосами и утончённым, женственным лицом. Кристина была
ангельски красива, а по пьяни вела себя, как сам Дьявол.
— Ревнуешь, а? — отсмеявшись, поинтересовалась она самодовольно,

толкнув Лилю в плечо болюче, — Не похуй тебе было, а молчала, не спрашивала.
Держалась. Небось все слёзы в подушку выплакала, пока смотрела видосы, да?
— и подавала Кристина это всё как безобидную шутку.
48/292
— Ты изменилась. Ты ведёшь себя гадко. — выплюнула Лиля разочарованно,
не подобрав иного слова.
Нельзя было назвать Кристину плохим человеком, слишком неоднозначной

она была — спасала бродячих щенят, подкармливала дворняг, никому не
отказывала в помощи и просто до потери пульса обожала свою маму. Кристина
всегда её боготворила, сколько Лиля помнила, и при рассказах о матери у
Кристины всегда светились глаза, и светились они добром. Она не была плохой.
Но и хорошей, к сожалению, тоже. Она была просто собой.
Лиля стиснула крепко челюсть, обняла Рафа покрепче, отвернувшись, как

ребёнок. Гадко — отличное слово, описывающее поведение Кристины, лучше
было не придумать. Но Кристину это не отрезвило и не сделало лучше, она лишь
обвела потолок взглядом, задрав голову кверху и сунув руки в карманы штанов.
— Ляль, знаешь, где я три года была? — невпопад поинтересовалась

Кристина.
— Отдыхала, путешествовала. — не поняла её она.
— Присядем, пошли. — предложила вдруг та.
И они опустились на диван в гостиной, глядя друг на друга и сидя полубоком,

чтобы не отрывать взор. Раф завозился на коленях, мяуча что-то жалобно.
Кристина взяла её руку в свою, пошире, и сжала доверительно, когда
заговорила:
— Я не уезжала никуда. Я сидела за тяжкие телесные. — призналась она, и

Лиля крупно вздрогнула всем телом. Глаза округлились, губы разомкнулись, и
Лиля оторопевше пялилась на ту во всю. Кристина невозмутимо продолжила,
гладя её пальцами по ладони, — Еле как выбили сто восемнадцатую, признали,
что нанесла по неосторожности, а хотели дать сто одиннадцатую, так бы сидела
лет шесть, восемь. Не увидела бы тебя, нихуя бы не увидела, было бы небо в
клеточку и всё, бля. Лиль, на нарах спится жёстко, — хмыкнула Кристина, — Я
думала, я не вывезу, с ума сойду и пырну кого заточкой, никогда оттуда не
выйду. Один день тянется, как три, жрёшь баланду без соли, навещать некому,
потому что всем стыдно. В комнате тридцать баб, все кабанихи бывалые,
ебальники их сальные видеть не можешь, а выбора нет. И ты либо с ними, либо
против них. В любую нахуй ночь могут прирезать, и уже не проснёшься и домой
не поедешь, только в пакете. На котёл давит пиздец.
Они сидели в тишине. Лиле нечего было ответить, она понятия не имела о
том, что Кристина подобное пережила, она вообще не знала, что такое тюрьма в
полном смысле. Её знания кончались на страшных образах, построенных
кинематографом, а Кристина в этом жила. Каждый божий день на протяжении
трёх лет за колючим забором без человеческих условий. Сердце неприятно
заныло, на глаза навернулись слёзы. Лиля даже думать не хотела о причинах, по
которым она туда попала, ей было просто жаль Кристину, и эта жалость
затопила все её сомнения и настороженность. Кристина была сломлена, но она
не была чудовищем.
— Я не со зла так к тебе. Я никогда не обижала же, ну, не тебя ведь. Я хочу
нежнее быть, но мне, бля, тяжело перестроиться. Я вышла-то… Месяц назад, не
49/292
больше. Я не обвыкла ещё, но я могу и буду к тебе лучше относиться. Мне просто
время нужно, чтобы вкурить всё, а там мозги вправятся. Некоторые вещи в
жизни тебя сильно мотают, меняют, Ляля. Понимаешь?
— Понимаю. — кивнула Лиля, потому что она взаправду понимала, может, по-
своему, может, не так, как это было у Кристины, но она понимала. — После того,
как… — подбородок мелко задрожал, и она выдохнула судорожно, проглатывая
горечь, — мама умерла, всё будто бы, не знаю, очень изменилось. Ничего не
хочется. И делаю всё только потому, что так надо, а не потому, что есть
желание.
— Жизнь краски потеряла. — посмотрела на неё Кристина с сочувствием. Она

наверняка понимала, как это страшно для Лили, понимала, что сама бы впала в
ужасный траур, случись такое с ней, и это понимание стало первой связующей
их ниточкой. Что-то общее у них было. — Эда была хорошей женщиной, я помню.
Она бы не хотела, чтобы ты так страдала тут.
У Кристины не было этой дилеммы о хороших-плохих-просто-людях, у неё всё

было чёрно-белым и она с лёгкостью отнесла её маму к числу хороших, потому
что та была хохотливой, пекла вкусные пироги и подпевала всем песням Цоя,
которые Кристина играла на гитаре вечерами, засиживаясь у них в гостях. Так
странно, что для Кристины лёгкого нрава и напускной заботы было достаточно. А
может, это для Лили всех плюсов мамы было недостаточно ещё в лучшие
времена?
Слёзы хлынули из глаз непрекращающимся потоком, и она накрыла лицо

ладонями, заревев, как ребёнок. Лиля и не хотела, и хотела об этом поговорить
— сделать это когда-то требовалось, она знала. Потому начала разговор резко и
быстро, как содрав пластырь, но открывшаяся после этого рана запульсировала
дикой болью, и Лиля буквально задыхалась в истерике. Кристина не медля
обвила её крепкими руками, потащив на себя, и Лиля опустилась щекой на её
плечо устало, плача жалобно. Оказалось, ей нужно было, нет, необходимо было,
чтобы её пожалели.
— Когда папа умер, я думала, хорошо, что хотя бы мама жива и здорова, а
потом… И теперь у меня никого нет. У меня никого не осталось, — бормотала как
в лихорадке Лиля, проговаривая все потаённые страхи, которые не решалась
упоминать никогда раньше. Нигде, даже в интернете, даже в заметках
телефона, она всегда надёжно хранила эти мысли в своей голове. И теперь они
были озвучены, и вместе с агонией к ней снисходило облегчение. — Моя мама… Я
так хочу к маме, а мне некуда пойти.
— У тебя я есть. Я тебя люблю, — прошептала успокаивающе Кристина, так

же пьяно, но умиротворённо и твёрдо, и когда Лиля отрицательно замычала в
ответ, она погладила её ласково по волосам, — Да, я люблю тебя, и всё будет
нормально у нас. Я тебя в обиду не дам, запомни. Я никуда не денусь. Я тут.
Раф что-то пропищал, застряв между ними и завозившись недовольно, и

Кристина неосторожно забрала его у неё и отбросила куда-то на диван, прижав
её покрепче, а Лиля поддалась, вцепившись в неё и обвив обеими руками её
тело.
— У тебя есть я, — повторила Кристина, покачивая её в объятиях, и Лиля,

повиснув на ней, понемногу приходила в себя. Ей было стыдно за свою истерику
50/292
и излишние эмоции, в их семье не было принято так ярко проявлять чувства, но
Кристина её не стыдила, как сделала бы мама, она только стискивала её сильнее
и шептала ей на ухо, точно мантру, — я тебя люблю. Я очень люблю. Я не
оставлю.
И в этот вечер Кристина стала ей родным человеком. Человеком, которому

Лиля беспрекословно бы доверилась полностью и не усомнилась бы ни в каких её
решениях. Потому что в момент, когда всё изнутри разошлось по швам, а Лиля
превратилась в плачущий беспорядок, Кристина была рядом. Она была там с ней,
чтобы сказать, что всегда будет рядом.
Очаровывайтесь, чтобы разочароваться
51/292
VIII
— Таким образом следует, что основная проблема романа — поиск

человеком счастья. Именно эти поиски счастья и приводят человечество к той
форме существования, которая изображена в романе, — ходил между рядами
Олег Дмитриевич, заведя руки за спину в молчаливом жесте превосходства.
Снова в идеально выглаженном костюме, с уложенной бородой, совсем не
вписывающийся в местный колорит, Лиля так и ломала голову — откуда он такой
взялся в здешних местах? — Но и такая форма всеобщего счастья оказывается
несовершенной, так как счастье это выращено инкубаторным путем, — с
чувством заключил он, повысив тон и заставив Лилю вздрогнуть, — вопреки
законам органического развития.
«Мы» Замятина — определённо стоящая работа, одна из любимых книг Лизы,

она обожала антиутопические зарисовки и ей нравилось ломать голову над
сюжетом. И потому Лиля не могла не бросать взгляды в сторону той
периодически, пока Олег Дмитриевич рассказывал им про основные идеи
романа. Глаза то и дело находили Лизу сами, отмечая, что та внимательно
слушает, иногда хмурясь, не соглашаясь с учителем или же задумываясь над
своими суждениями. Мишель в это время лежала лицом в парту, кажется, сопя.
Лиля скучала. Сидели бы они вместе, могли бы обсуждать книгу, обсуждать

мнение Олега Дмитриевича, и Лиза бы как всегда вступила в полемику, как это
бывало раньше, заручившись поддержкой Лили. Сейчас Лиза молчала, наверняка
думая о том же самом, потому что в какой-то момент её голова повернулась и
взор упал на Лилю. Лиля, растерявшись, даже не отвела взгляда, печально
поджав губы, а Лиза отвернулась с непроницаемым выражением лица. Уже по её
напряжённой челюсти и сложенным на груди рукам можно было догадаться, что
её всё ещё задевала их ссора. Лилю тоже. Но она понимала, что Лиза никогда не
сделает первый шаг навстречу. Лиза не понимала, что в этот раз Лиля
извиняться не будет.
Этот тотальный холод в стенах школы не мог не удручать, а иногда Лиле

было особенно обидно, когда Лиза и Мишель вместе о чём-то хохотали,
например. Сразу же появлялись параноидальные мысли — вдруг они говорили о
ней? Вдруг Лиза всё же не удержала язык за зубами и растрепала о Кристине?
Но больше всего её расстраивало то, что Лиза нарочито равнодушно

относилась к ней, сначала переглядываясь, а потом надевая эту каменную
маску. Лиля чувствовала себя пустым местом, как когда во время бурных
дискуссий в классе Лиза прилюдно высмеивала её, например.
— Так что я считаю, Печорин вовсе не положительный персонаж, наоборот, и

случай с Бэллой это подтверждает. — сделала вывод Лиля.
— Лол, Бэлла была виновата сама, — закатила тогда глаза Лиза, и она всё
ещё это помнила, потому что тогда Лиза впервые за долгое время проявила свои
худшие качества, — Я имею в виду, очевидно, её все устраивало, раз она не
уходила от Печорина. Гением тут быть не надо, надо думать чуть-чуть и читать
внимательно. — Лиза не пыталась скрыть, что намекала на неё, хотя Лиля не
проявляла никакой агрессии — Лиля отвечала на заданный вопрос, она даже не
с ней говорила, и подобное поведение выбило её из колеи. — Я же права, Тамара
Борисовна? — Лиза заискивающе уставилась на женщину.
52/292
Тамара Борисовна, несмотря на свой исключительный ум, почему-то
согласилась, и Лиля этого понять не могла до сих пор. Это было чем-то вроде
беспочвенной ненависти, потому что Лизе не нравились все женские персонажи
всех романов, какие она читала, и Лиля много раз ловила её на мизогинии, но не
могла уличить. Не хотела ругаться. И тут промолчала тоже.
День, слава богу, подходил к концу. Лилю до дома подвезла Кристина, Артур
снова был в вечернюю, и они остались одни, но чувства неловкости уже не было.
Они в самом деле сблизились после того вечера, Кристина, к счастью, помнила
все свои откровения и не забирала слова назад — она помнила и Лилину
истерику тоже, а потому была гораздо мягче, тщательно подбирала слова, и
было видно, что иногда ей тяжело удержать крепкое слово за зубами и не
агрессировать. Но она держалась.
Дома они готовили вместе, точнее, Лиля готовила пасту с грибами, а

Кристина сидела за столом, закинув на тот ноги и бренча что-то на гитаре, и это
было настолько… уютно. По-семейному, что ли? Не было холода, пренебрежения,
не было ощущения, что Лиля тут не нужна или же её легко заменить. Всё утро и
весь день ей портила настроение Лиза, а с Кристиной, такой тёплой и искренней,
она чувствовала себя хорошо. Ей наконец стало хорошо и спокойно. И в
мгновение в голове зародилась паразитическая мысль — а если бы каждый её
вечер проходил так, с Кристиной на кухне, под её забавное бормотание и
любительскую игру на гитаре? И эта мысль порождала другие, гораздо более
жуткие, такие как — а если не уезжать никуда? Если поступить здесь, а может,
на край, в Петрозаводске? Быть может, это её судьба, единственная настоящая
любовь на всю жизнь.
И деревянная лопатка в руке дрожала, колени подкашивались, а голова

гудела от этого помутнения. Ведь помутнение же? Лиля мечтала поступить в
Питер, она мечтала выучиться на переводчика и путешествовать, а не застрять в
Питкяранте в этой душной квартире.
Но с другой стороны, её сердце словно наконец было… на месте. Она

чувствовала себя, как дома, когда рядом была Кристина.
Они поужинали вместе, как семейная пара, но Лиля растеряла весь аппетит
из-за размышлений. В августе она должна уже выбрать университет и подать
документы, уехать отсюда, но теперь сомневалась. Кристина сидела напротив,
тщательно жуя и, всё ещё с набитым ртом, приговаривала:
— Хозяюшка, пиздец, я даже не думала, что ты так умеешь.
И если бы так чавкал Артур, Лиля бы давно запустила в него ложкой, но от

Кристины это даже казалось… милым? Тем, с чем можно мириться, по крайней
мере. Она была такой родной, такой простой и домашней, и она наслаждалась
приготовленной Лилей едой, нахваливая её. Что было способно переплюнуть это
зрелище? Взяв себя в руки, но всё так же пунцовея от стеснения, Лиля чуть
сместилась на своём стуле поудобнее.
— Артур только картошку жарит, — фыркнула Лиля смешливо, закатив глаза

в смущении, — пришлось учиться, чтобы не давиться одним и тем же.
— Всю жизнь бы ела и ела твою стряпню, Ляль, честно. — уронила невзначай
53/292
Кристина, и уголки губ Лили сами собой сползли вниз. Да, Лиля бы тоже этого
хотела, очень. Возможно, ей следовало крепко задуматься о переезде и его
срочности.
Все остальное время, что они провели вместе, Лиля витала в облаках,
продумывая всевозможные сценарии её будущего: если она останется в
Питкяранте, если поступит в Петрозаводске рядом, если всё же уедет в Питер,
как ей хотелось. Она надеялась, что Кристина переберётся в Питер вместе с ней,
но с другой стороны понимала, что та не захочет. Это не её мечта. Кристина всю
жизнь провела в Карелии, с чего бы ей куда-то уезжать отсюда? Из-за хотелок
Лили? Ей повезет, если при её поступлении в Петрозаводск, Кристина согласится
иногда заезжать к ней.
Не вариант. Оба мимо.
А если Лиля останется? Если она поступит в местный колледж на повара-

кондитера? Ага, и будет печь Кристине пироги, это же предел её амбиций. Того
лучше — устроиться в пивнуху, как раз будут видеться с Кристиной после
работы. Нет, тогда уже Лиля будет несчастной.
Голова кипела. Ничего не подходило. Она не хотела лишаться ни светлого

будущего, ни Кристины, а усидеть на двух стульях было нереально.
Лиля поморщилась от резкого ощущения щекотки, попыталась сдвинуть ноги

на инстинктах, но ей помешала голова Кристины. Хорошо хоть, она сделала
хвост, иначе Лиля бы точно придавила её космы коленями, нависая над ней и
сгорая от стыда. Глаза впились в стену перед собой, руки сжали собственные
бёдра в попытке успокоиться.
Лиля была непривычно гладкой. Всё случилось с подачи Кристины — та

буквально вручила ей новую запечатанную бритву, достав ту из кармана
спортивок, перед тем, как повести в спальню. В тот же момент, пока по
телевизору крутили Убивая Еву, а магия поцелуя уже рассеивалась между ними,
Лилю окатило таким унижением, что хотелось самовоспламениться и исчезнуть.
— Где сладко, там и гладко, понимаешь? — пошутила Кристина, и Лиля

постаралась расслабиться, чтобы не зареветь от чувства позора. Это же не было
так плохо? Кристина бы дала понять, будь всё плохо. — Люблю гладеньких. —
объяснила она ей ещё мягче, поцеловав в лоб.
Тогда, в первый раз, она не была готова, да и Кристина, собственно, тоже —

короткий ёжик волос царапал щёки и нос, но Лиля не жаловалась. Ей это
казалось… Нормальным, наверное?
Но нормальным это не было, было максимум естественным, и Лиля это

поняла только после того, как Кристина отправила её в ванную с бритвой. Вдруг
она поэтому и не писала? Вдруг это было чем-то постыдным, а Лиля не была в
курсе? У неё не было опыта в отношениях с женщинами, да и с парнями тоже.
Лиля прочитала много любовных романов, смотрела достаточно много порно, но
в книгах момент близости либо не включал в себя описание гениталий, либо
заканчивался, не начавшись, а порнография была неправдивой и вылощенной.
Она не знала, как правильно. Она многого не знала. Хорошо, что Кристина ей…
подсказала, а не просто бросила её.
54/292
Лиля ощущала дискомфорт с непривычки, кожу местами щипало от бритвы и
мелких повреждений, но Кристине, кажется, нравилось — она стискивала её
ягодицы в ладонях, приподнимала её и снова дёргала на себя, мычала
удовлетворённо, старательно работая языком, причмокивая губами. Будто сама
наслаждалась, и это одновременно сбивало с толку и сводило с ума в низменном,
грязном смысле. Тяжёлая рука поползла с бедра по рёбрам к её груди, сильно
сжала, и Лиля запрокинула голову, застонав на грани крика. Её вело от
возбуждения, ноги дрожали, сердце бешено колотилось и она была близка к
срыву. Горячо, жёстко, стремительно — Кристина по-другому и не умела.
После всего, когда Лиля вернула ответную услугу, всё ещё неумело, но
старательно, они просто лежали на постели какое-то время, пока можно было.
Через каких-то полчаса вернётся Артур, и им придётся попрощаться, потому что
будет проблематично объяснить ему, что Кристина тут делала без его ведома.
Кристина поцеловала её в лоб, заправила прядь коротких волос за ухо и

снова поцеловала, только уже в прикрытое веко, заставив покраснеть в
очередной раз. Лёжа голышом напротив уже одетой Кристины, Лиля краснела от
поцелуев. Подумать только.
— Лялечка, — позвала она её отчего-то шёпотом, и Лиля подобралась,

внимательно прислушавшись, — я бы с тобой вот так, вдвоём, всю жизнь могла
бы.
— Я тоже, — кивнула бездумно Лиля, — с тобой.
Кристина задумалась, это было видно по её голубым-голубым глазам,

которые оббегали её лицо внимательно, напряжённо, ища что-то. Какой-то знак.
Тут Кристина заботливо подтянула к ней одеяло, укрыв и прижав ближе к себе,
и, улыбнувшись, сказала:
— Арчи сказал, ты в Питер едешь, — и Лиле как-то поплохело, словно её

уличили в преступлении или предательстве, стой она сейчас, точно бы рухнула.
Но она лежала в постели, напротив была Кристина со своим внимательным
пытливым взглядом, и Лиля боялась отвести взор, дабы не казаться
подозрительной, — В августе, поступать куда-то. Да?
— Ага. — выдавила тихо Лиля, ожидая ругани и агрессивных выходок, но

Кристина лишь погладила её неожиданно аккуратно по голове, так же улыбаясь.
Очень терпеливо.
— Зачем? — искренне непонимающе спросила она. И Лиля имела уйму

аргументов, у неё уже был подобный разговор с Артуром, и она всё объяснила
ему: что хочет перспектив, хочет увидеть мир, хочет иметь хорошее образование
и возможность зарабатывать. Но язык не поворачивался сказать то же самое
Кристине, когда она её гладила и так улыбалась ей с этой печалью в глазах.
— Учиться. — выдавила кое-как Лиля.
— Учиться и тут можно, — нахмурилась та, — много чё придумать можно,

зачем тебе уезжать так далеко? Нахуя? Кто у тебя там есть?
— Никого… Просто я…
55/292
— Никого? Будешь там одна, в семнадцать лет? В Питер я тебя и так отвезу,
если ты город посмотреть хочешь, — пообещала ей вдруг Кристина, не позволяя
и слова вставить, — Ты маленькая ещё, чтобы жить сама. Чё ты думаешь, там
таких как ты мало? Ну, Ляль, наивная. Оставайся тут лучше и будем вдвоём, —
она наклонилась, их губы почти соприкоснулись, и Лиля судорожно вдохнула,
ощутив этот сказочный предпоцелуйный трепет. — Хочешь же?
— Но мне нужно… Кристина, понимаешь, — взглянула на неё вкрадчиво

Лиля, — мне нужно уехать, чтобы выучиться. Я не хочу застрять здесь, как
Артур, как…
— Как я? — расстроилась сразу же та. И Лилю больно уколола совесть. Зачем

она вообще рот раскрыла, если уж изъясниться толком не может?
— Я не это имею в виду, — поспешила оправдаться Лиля, — я просто хочу

большего, я хочу… хорошую работу, хочу хорошо зарабатывать, а тут не будет
возможности. Я не хочу тут оставаться.
— Счастье не в деньгах, Лиля. Не думала, что ты такая, — вздохнула та,

отстранившись, а затем вовсе сев на кровати. Схватив свою кепку и напялив ту
наспех козырьком назад, Кристина встала, — Ладно, я поехала. Пиши, если чё, на
связи.
— Кристина, — попыталась остановить ту Лиля, но её взгляд упал на

настенные часы. Артур, наверное, уже ехал домой. Какой смысл её задерживать?
— я подумаю. Хорошо?
— Базара нет. — равнодушно отозвалась та, выйдя за дверь.
Лиля, оставшись в одиночестве, поёжилась. Вернулось это липкое,

обволакивающее чувство стыда, словно она была поругана, использована и
брошена. Как только Кристина уходила, Лиля погружалась в это болото
ненависти и отвращения к себе же, точно совершив нечто ужасное. Ей не к месту
вспомнилось, чем она занималась пару минут назад, как стонала омерзительно
звонко, как дрожала и ластилась, а так же то, с каким старанием она ласкала
Кристину. Это всё теперь казалось таким неправильным. Почему она никогда не
отказывалась?
Слёзы потекли сами собой, и Лиля остервенело утёрла их, закутавшись в

одеяло плотнее. Ей нужно было обо всём подумать.
***
В конце марта, когда третья четверть подходила к концу, у них начались

тестирования и контрольные, и незаметно, но постепенно Лиза стала таять.
Наблюдая за тем, как Лиля чуть ли не плачет из-за заданий по алгебре, не без
садистского наслаждения, Лиза сжалилась и пересела к ней, как только Елена
Филипповна вышла из кабинета. Она решила всё настолько быстро, что у Лили
даже осталось время обнять её в благодарность, и Лиза привычно холодно
хлопнула её по спине в акте поддержки. Любовь Лиза выражала иначе —
поступками.
Мишель на них посматривала с весельем, совсем не беспокоясь о том, что

Лиля уведёт у неё Лизу и её внимание, и Лиля сразу же задумалась. А хорошим
56/292
ли человеком она была, так раздражаясь на Мишель? Та ведь ничего ей не
сделала. Это Лиза выбирала, с кем ей дружить, и иногда делала выбор не в
пользу Лили.
— Расскажешь мне про ту бабу.
— Что? — не расслышала Лиля, с восхищением глядя на готовую

контрольную.
— Расскажешь, что за бомжара пыталась мне врезать, — с нескрываемым

пренебрежением повторила Лиза, и Лиля опешила. Неужели вцепилась мёртвой
хваткой в Кристину? Как отвязаться теперь и не разрушить при этом заново
выстроенный между ними мост? — Зайдём к тебе, я помогу тебе с алгеброй. А то
смотрю, дела плохи, а экзамены скоро.
— Конечно. — растерявшись, согласилась Лиля. Что ей вообще нужно было

сказать?
После алгебры был русский язык, а после русского языка литература, как и
каждый вторник, вот чёрт бы его драл. Они провели почти два часа с Олегом
Дмитриевичем, который так и оставался напружиненным индюком, ставящим
двойки всем подряд. Если Лиза и Лиля ещё как-то выровняли свои отметки до
того уровня, что был у них при Тамаре Борисовне, то весь остальной
одиннадцатый «В» пролетал.
— Внимательно прослушайте текст и вдумайтесь в него, — сухо, но

раздражающе, как наждачной бумагой по стене, прозвучал его голос. — Какие
способы воздействия использует автор? Достаточно ли он убедителен? Не
торопитесь с ответом. У вас целых два урока.
Лиля закончила все задания в первые двадцать минут. Лиза пятью минутами
позже — ей легче давались технические предметы, и она ожидала помощи,
маяча глазами в сторону Лили, но каждый раз, когда Лиля пыталась передать ей
подсказку, Олег Дмитриевич поднимался с места и вставал между их партами.
Евсеев спокойно списывал у Исаева, Будилова у Власовой, но именно они с Лизой
были под строгим надзором. Лиля сумела подкинуть ей правильные ответы
только когда он развернулся к ним спиной, и то — Олег Дмитриевич крайне
жутко застыл, когда услышал, как записка ударилась с хрустом о ладони Лизы. А
затем он пошёл дальше и сел за свой стол, впившись взглядом прямо в Лилю,
точно зная, что она сделала, и безмолвно укоряя в этом.
Да пошёл он!
Те, кто не успел написать контрольную, писали её прямо во время урока

литературы, слушая вполуха лекцию с рассуждениями от Олега Дмитриевича по
поводу Мастера и Маргариты.
— Любовь их была запретна, но от того не менее прекрасна, стало быть,

этому нас и учит сие произведение, — в уже привычной манере вещал он, —
Любовь — это сила, за неё нужно бороться, ведь возлюбленные становятся
одним целым, а по одиночке они бессильны.
И это очень зацепило Лилю изнутри. Она так и не дала Кристине чёткого
ответа, останется она в Питкяранте или нет, но и Кристина тоже не прояснила
57/292
статус их отношений. Лиля ночами не спала, потеряла всякий аппетит, и только
когда Кристина была с ней ласкова немного загоралась жизнью. Если любовь
была такой невероятной силой, как её уверяли, то почему она делала Лилю
слабой?
День пролетел незаметно, пугающе быстро, а Лиля напрочь забыла про их с

Лизой сегодняшние посиделки. Её как обычно должна была забрать со школы
Кристина, но из-за идеи Лизы планы пришлось экстренно менять.
От: Вы, 18:09

Сегодня не получится
Я домой с Лизой иду, к экзаменам готовиться

Всм?
Три буквы, не более того, Лиля даже удивилась такому спокойствию и,

застёгивая на себе куртку, успела решить, что всё нормально. Она сейчас
объяснит, что к чему, и Кристина не будет злиться.
Телефон требовательно завибрировал, и Лиля с лёгкой паникой уставилась

на иконку входящего звонка. Кристина.
— Я подъехала уже, хули ты раньше не сказала? — раздражённо начала она.

Лиля дрожащей рукой прижала экран к уху, слушая и не зная, что ответить.
Наверное, она виновата — Кристина возила её почти каждый будний день, они
это даже не обговаривали: если снаружи школы стоит её машина, значит
сегодня Лиля едет домой с ней. Надо было предупредить. — Ты же не дружишь с
этой фрикухой, ты чё?
— Дружу. — только и смогла вставить Лиля, как Кристина громко ругнулась,

кажется, ударив по рулю.
— Да какого хуя, Лиля, блять? Она мне не нравится. С хуя ли ты с ней

трёшься опять?
— Мы будем к экзаменам готовиться. — стараясь не выдавать беспокойство

внешне, размыто отвечала Лиля, пока Лиза стояла рядом, внимательно на неё
пялясь. Прям мысли прочесть силилась.
— Сука-а, — протянула разгорячённо Кристина, снова и снова действуя ей на

нервы ударами на фоне. Как только руль не отвалился ещё? — Выходи давай.
Поедем.
— Я с Лизой…
— И шавку свою бери. — сбросила звонок та.
Лиле было тревожно и за себя, и за Лизу, и за её взаимоотношения с ними

обеими — Кристина была ей дорога, она была её любимым человеком, но Лиза
была её подругой и надеждой закончить одиннадцатый класс успешно. Если
Кристина начнёт лезть к Лизе, Лиза точно не упустит возможности огрызнуться,
Лизу даже кулаки не испугают в этот раз. Она была из тех, кто лаял и кусал до
последнего, пока голос не откажет и не покрошатся все зубы.
58/292
— Чё, как у вас, школота, дела? — первым же делом спросила Кристина,
когда Лиля открыла заднюю дверь. Лиза округлила ошалело глаза,
повернувшись к ней в шоке, но Лиля только отводила свои в стыде, — Прыгайте
резче, двинемся уже.
— А ты трезвая? — ядовито выплюнула Лиза, отходя от машины.
— А ты мне тыкать щас будешь? — хмыкнула Кристина, даже не

обернувшись, но, подумав, добавила, — Я шучу, не ссы, Лиза. Ты же Лиза? Меня
Крис звать.
— Ясно.
— Лезьте в тачку.
Лиза с сомнением покосилась на неё, но Лиля, заметив, как Кристина нервно

стучит пальцами по проклятому рулю, не стала рисковать и послушно села в
машину. Лиза в свою очередь, так и глядя на неё неверяще и осуждающе,
полезла следом, не решившись бросать её наедине с Кристиной, и это было даже
несколько… мило.
— Так чё, дела как?
— Нормально, — отозвалась вперёд Лили Лиза, — будем готовиться к

экзаменам. Алгебра там, физика. Сила трения.
— Чё? — переспросила, словно не расслышав, Кристина, но по её тону было

ясно — она всё отлично услышала и поняла, оттого звучала угрожающе и
давяще. Салон автомобиля резко стал тесным. Лиля умоляюще посмотрела на
Лизу, но та уже предвкушающе скалилась в полуулыбке.
— Тема, с которой у Лильки проблема, сила трения. Её будем зубрить.
— У Лильки, говоришь. — вторила ей, притопывая свободной ногой, Кристина,

пока второй вжимала педаль газа. Машину потряхивало, на резких поворотах
Лилю швыряло из стороны в сторону, но она не осмелилась возникать. Кристина
закипала. — Повезло, что у неё такая хорошая знакомая, да?
— Знакомая? — повторила оскорблённо Лиза.
— А кто ты? — в лоб спросила Кристина, уже не скрывая агрессии. Лиза

ощетинилась, подобралась вся, стискивая пальцами рюкзак на коленях. Лиля
уставилась на Кристину, на её профиль, приподнятые плечи и побелевшие
костяшки рук. — Ну чё, Лизонька? Кто ты там?
— Подруга, — отрезала Лиза, скривившись на обращение и, подумав, с

очевидным торжеством продолжила, — близкая. — когда Кристина промолчала,
стиснув зубы и тяжело дыша, так, что грудь шла ходуном, а ноздри раздувались,
Лиза её вновь цапнула, — А ты кто?
— Хватит. — попросила еле слышно Лиля.
— Такой шанс, всё с первых уст, — съязвила тем же шёпотом Лиза, глянув на
59/292
неё насмешливо, — ты же правды не скажешь.
— Вылезай нахуй, — резко вжала тормоз Кристина, и Лиля полетела вперёд,

стукнувшись лбом о сидение. Лиза успела упереться рукой о кресло спереди, но
тут Кристина вышла из машины, и, оглядевшись, они поняли, что были на
незнакомой улице. Это даже не их район, вдалеке виднелась пара
недостроенных заброшенных домов и какой-то ларёк с газетами. Кристина
дёрнула дверцу, встала, сунув руки в карманы, и Лиля инстинктивно схватила
Лизу за плечо, не выпуская. Кристина сощурилась. — Вылезай, перетрём, Лиза.
И это «Лиза» снова звучало, как оскорбление.
— Мне тереть с тобой нечего. — не показывала страха та, но он был слишком

очевиден. Лиля уже сотню раз пожалела о том, что они вообще сели в машину к
Кристине.
— Я говорю, тощую жопу свою сюда тащи, ты чё, тупая или глухая? Научу,
как со старшими базарить. — наклонилась Кристина, и Лиля открыла было рот,
как она на неё тяжело глянула, заткнув за шиворот одним взглядом. — А ты не
лезь, подруга.
— Отвези нас либо домой, либо обратно к школе, — рассудительно

обратилась к ней Лиля. — пожалуйста.
— Ещё чё?
— Лиза не выйдет отсюда, пока мы не будем либо дома, либо у школы. —

твёрдо настояла она.
— За тёлку свою переживаешь? — напряглась Кристина, и желваки поползли

под кожей, глаза нехорошо зажглись. Она будто бы стала визуально старше,
больше и злее.
— И за Лизу. — серьёзно ответила Лиля.
И в тот же момент Кристина переменилась. Её лицо расслабилось, морщинки

от хмурых бровей разгладились, и губы растянулись сначала в лёгкой усмешке, а
затем и в широкой улыбке. Она загоготала, лающе, громко и хрипло, вдарила по
капоту размашисто, так, что тот едва не прогнулся. Лиля пугливо сжалась, Лиза
вздрогнула всем телом, выпрямившись.
— Я тебя люблю, пиздец, кто бы знал, — нараспев протянула Кристина,

отходя от смеха, и внезапно захлопнула дверь, заставив авто пойти вибрацией.
— Обожаю просто. — уже отдалённо, еле слышно говорила она, возвращаясь на
своё место.
Надо же. Лиля выпалила в порыве какой-то бред, лишь бы угомонить

Кристину, и это сработало, слава всем святым. Как и тогда, с её пьяными
дебошами в квартире, стоило Лиле упомянуть других девушек, так Кристина
успокоилась и подобрела. Так и сейчас. Их спасло то, что Кристина посчитала
Лилю смешной.
— Встряхнись, Лизонька, чё ты белая такая? — весело спросила Кристина в

отличном расположении духа, совсем не на взводе, — Нормально же всё.
60/292
Но напряжение никуда не делось, просто теперь оно поселилось уже между
Лилей и Лизой, и Лиля знала, что ей придётся всё подробно объяснить той.
Нельзя было никак соскочить с этой темы, она ей попросту не позволит, но и
правду преподнести теперь аккуратно не получится. Свести к шутке? Лиза
знала, что у Лили туговато с юмором, но всё равно бы не поверила. Это было
слишком однозначно: и поведение Кристины, и тот ночной визит, и её слова.
— Всё нормально, — повторила смакующе Кристина, включая радио и

подпевая какой-то песне. Кажется, это был рэп — дворовый, грубый и сиплый,
такой играл в колонках у их одноклассников. Настоящий яд для ушей Лизы,
слушавшей только рок, оттого она и стала ещё раздражённей. — Только если
пиздеть за нас будешь, я тебе фасад разъебу. — спокойно дополнила Кристина.
— Язык острый, без костей, я вижу, — без угрожающих нот говорила та, —
Осторожнее будь.
Всю оставшуюся дорогу Лиза молчала, глядя в окно непонимающе, а Лиля

молчала, потому что сказать было нечего. Одна лишь Кристина не чувствовала
давления, ей было максимально комфортно теперь: она постукивала по рулю в
такт песни, мычала что-то довольно, улыбаясь уголками губ. Когда машина
остановилась около её подъезда, Лиля собралась было выйти, но Кристина её
остановила, махнув Лизе:
— В падике постой, Лизок. Поболтать с Лялей надо.
И то, с каким отвращением на неё взглянула Лиза, было непередаваемо:

будто Кристина была каким-то грязным диким зверем или, того хуже, отбитым
спившимся бомжом в переходе. Её удача, что Кристина этого не замечала, глядя
на Лилю в упор и придерживая её за загривок. Как только Лиза выскочила из
авто и побежала к лавочке с недовольной миной, Кристина потянула Лилю за
шею вперёд и поцеловала, откровенно и напористо, а Лиля поддалась, ослабев.
Когда она отстранилась, её всё ещё потряхивало, дыхание сбилось, щёки
пылали.
— Я за себя не отвечаю, если какая-то муть начнётся, — предупредила

Кристина, и это было на таком контрасте: её ласковая рука у затылка,
перебирающая волосы, её тающий васильковый взгляд, доброжелательный тон и
то, что она говорила. Это была угроза? — Не дай бог, Ляль, не дай бог я узнаю,
что у вас что-то было.
Хотелось возмутиться, отстоять себя и Лизу, поставить Кристину на место, в

конце концов — она не должна решать, что ей делать. Лиля прекрасно понимала
свои права и границы, она не была мямлей, пусть трусила иногда. Но что-то в
глазах Кристины заставило Лилю отступить. Кристина будто ждала
неповиновения и готовилась напасть — словесно ли, физически ли, ясно не было,
но она была вся собранная и натянутая, как струна, и Лиля не осмелилась
рисковать.
— Хорошо.
В квартиру они с Лизой поднялись молча. Артура не было, и Лиля с неким

облегчением подумала — если бы не Лиза, тут с ней была бы Кристина, и это
вылилось бы в секс, в очередной раз. Не то чтобы её это тяготило, но чаще ей
хотелось просто поговорить, не заходя дальше. Кристина так не умела.
61/292
В спальне они расположились на сложенном диванчике, достали учебники,
пеналы, тетради-черновики, но разговор начать было не с чего. Что ей сказать?
Лиза сидела рядом, сложив руки на груди, и буравила взглядом стену абсолютно
опустошённо. Прямо как в школе. Говорить не хотелось.
— Тебя трахает эта тётка? — спросила полушёпотом Лиза.
— Нет. — соврала Лиля, потупившись. — Кристина, она просто…
— Подруга брата, да? — хмыкнула издевательски та, — Ты всегда будешь

мне врать теперь? Тебя трахает какая-то зечка. Ты бы хоть попробовала мне
рассказать, может, мы бы решили что-то с этим.
— Что решили бы? — не поняла её Лиля.
— Не знаю, ментов вызвали бы! — возмутилась пуще прежнего Лиза, — Это

же пиздец, ей лет тридцать, ты головой думаешь иногда хоть?
— Каких ментов, Лиза? — вспылила Лиля, взмахнув руками, — Ты в своём

уме? Или по-твоему, она меня связывает и пытает, а я бедная-несчастная не
знаю, куда деться?
— Она мне чуть ебало не сломала, Лиля! Неадекватная алкашка, маргиналка.

Да ты с тем же успехом могла тому отбросу с улицы дать, разница-то?
— Ты знаешь разницу. — огрызнулась Лиля, и та поражённо замолчала,

обдумывая услышанное. Они обе дышали загнанно, смотря друг на друга в обиде
и непонимании, сжимали от отчаяния кулаки. Не будет она уступать и
прогибаться, ни за что, не тогда, когда Кристину поливали грязью.
— Ты реально… такая, да? — спросила уже спокойнее Лиза. — Про

математичку не шутка была.
— Нет. — выдавила сдавленно Лиля, вспоминая ту и утопая в стыде. Они

говорили об этом прямо впервые, и было неясно, как Лиза относится к этому, что
она думает, будут ли они друзьями. Было непонятно, нужно ли это Лиле сейчас.
— Ты по своей воле, получается. — пробормотала она, и разочарование

фонило в воздухе, давя на расшатанные нервы. — Охуеть. Это же быдло
обычное…
— У тебя все быдло. — нахмурилась Лиля, не позволив продолжать

оскорбления.
— Скажи, что не так. — высокомерно задрала подбородок та. — Ты можешь

на полном серьёзе сейчас её назвать нормальным человеком?
— Могу. Все мы люди…
— Почему она? — перебила её Лиза, повернувшись к ней корпусом, и

наклонилась, — Если ты реально лесбуха, почему ты не влюбилась, не знаю…
— В кого? — вздохнула Лиля устало. И когда Лиза не ответила, вскинув брови
62/292
намекающе, у Лили вырвался смешок, — В тебя что ли?
— А что смешного? — искренне растерялась та.
— Лиза, — взмолилась она, прикрыв веки утомлённо. — прекрати.
— Между мной и ей я бы точно выбрала не… — продолжила было Лиза, но,

верно оценив реакцию Лили, умолкла. Вместо этого она взяла в руки учебник
физики. — Ладно, что там по твоим пробелам? Бери ручку, пиши тему…
И Лиля послушалась, внимательно ловя каждое её слово и пытаясь осознать

— ей важно было закупорить всю эту информацию внутри своих мозгов и
пронести до самых экзаменов. Лиза объясняла, старалась, честно, но то и дело
вздыхала, кусала взбешённо губы и закатывала глаза, а тон её голоса временами
прямо говорил — ты тупая. Но Лиза была единственной, у кого она могла
попросить помощи, на репетитора у неё не было средств. Артур откладывал
деньги из-за её университета: сборы, билеты, общежитие. Лишних не было.
— Лиза, — позвала робко Лиля, закончив пример самостоятельно впервые, с

кучей зачеркиваний и исправлений, и всё же. Та наклонилась, глянув через
плечо, и заговорила было, но Лиля тут же добавила, — никому не рассказывай.
Хотя бы не в этот раз.
Лиза опешила:
— Ты же понимаешь…
— Я люблю её. — изломила жалобно брови Лиля. — Ты не должна об этом

рассказывать. Если мы подруги, если мы правда близкие подруги, Лиза,
пожалуйста…
Это была манипуляция, низкая жалкая манипуляция, но это было сделано во

благо. Кристина бы сдержала слово и сделала что-то плохое, если бы Лиза
захотела погеройствовать, и Лиле было страшно об этом думать.
— Ладно. — отмахнулась та, не скрывая злости. Пассивная агрессия лилась

из неё непрерывным потоком: в сжатых скулах, в сведённых бровях, скрещённых
руках.
Но Лиза всё-таки поклялась:
— Обещаю.
Жду развёрнутых отзывов
63/292
Примечание к части TW: тюрьма, харассмент, POV Кристины
IX
Кристина с трудом раскрыла глаза. Её голова гудела, в ушах стоял

дикий звон. Она даже не сразу разобрала шум вокруг — соседки, Айка и Мадина,
опять о чём-то спорили. Кристина их иногда путала, они были то ли сёстрами, то
ли пиздец какими подругами, и различала она их по отличительным признакам
— постарше и потупее. Для неё обе были идиотками теми ещё: бегали по
мужикам, надеясь выскочить замуж за кого-то на крутой тачке, обсуждали
только это и что бы прикупить в фикспрайсе. Кристине с ними не о чем было
болтать, они пересекались иногда днём, пока те собирались на работу или
работали, но не более того. Если б они ещё и ночевали с ней в одной каморке,
Кристина бы собрала все свои сбережения и съехала на съёмную квартиру. Ей
хватило левых баб в личной зоне комфорта, больше она эту хуйню терпеть не
собиралась.
Кристина, вообще-то, была готова в любой момент брать ипотеку. Может, это
был возраст, может, её заебало, что ей некуда было приводить своих девочек,
она толком понять не могла, скорее всего, всё вместе — все вокруг твердили, что
пора. Пора остепениться, и если не выйти замуж и родить ребёнка, то хотя бы
жить под собственной крышей. А Кристина была весьма ведома на общественное
мнение, даже не так, её беспокоило порицание. Сначала в девятнадцать лет ей
навязали, что надо слезать с родительской шеи и двигаться во взрослую жизнь,
хотя она не была готова, и она так и сделала, потому что, ну, так надо.
Кристина только сейчас понимала, что никто никогда не готов, и её опыт

вовсе не был исключительным, в мире вообще исключительных случаев не
бывает. Все приходят и уходят одинаково, только маленькие детальки
отличаются, как и в машинах — по сути это ведро с гайками на колёсах. Это была
одна из простых истин, которые она постигла в тюрьме: все люди были легко
заменяемы и заурядны, все их проблемы где-то с кем-то уже случились, решение
давно найдено, а потому плакать, ругаться и рыпаться было бессмысленно.
В тюрьме всё было бессмысленным.
Сейчас, стоя перед зеркалом в общей ванной и глядя на своё осунувшееся за

три года неволи лицо, она не узнавала себя от слова совсем. До тюрьмы, до
всего, она была другой: у неё был запал, был жар азарта, шедший изнутри, ей
хотелось чего-то добиться, кем-то стать, она всё ещё помнила, как было здорово
лежать по ночам и, пялясь в потолок, мечтать о крутой жизни где-то в
мегаполисе. Кристина копила на переезд три года, планировала пять лет, даже
связалась со старыми знакомыми из Москвы, которые обещали пристроить её
водилой у тамошнего мажора.
А потом её посадили, потому что она напилась до синевы в очередной раз, до

беспамятства, только тот раз был особенным — она очнулась не у друга, не у
себя в кровати, даже не во дворе материнского дома, она очнулась в
обезьяннике, и там уже составляли протокол.
— Пацан совсем, а лежит в коме.

— Сотрясение и переломы были получены в ходе драки.
— Тяжкие телесные.
64/292
— Это девка сделала?
— Да какая девка? Быдло дворовое.
Кристина толком ничего и не помнила: как встала с жёсткой скамейки в

одиночной камере, как подошла к прутьям решётки и что говорила охрипшим
севшим голосом, но помнила, что над ней тогда посмеялись эти два пузатых
обросших щетинами мента, и глядели они на неё свысока, хотя она была выше
каждого на полголовы.
— Лет десять светит.
— Туда и дорога.
У Кристины всё с того момента прошло, как в забытье, она не могла точно
сказать, как из КПЗ в Питкяранте она вдруг переместилась в зал суда в
Петрозаводске, она не бралась утверждать, что суд был несправедлив к ней, а
судья — пидором, но она потратила все свои накопления на кое-какого адвоката,
и тот еле-еле выбил ей три года условки. На лапу судье, кстати, дать тоже
пришлось, так что был ли он пидором она всё ещё раздумывала.
Пацан, которого она размотала, вышел из комы за три дня, сука, а она села
на три года. Да, у него было сломано четыре ребра, обнаружился прокол
лёгкого, ебаный свет, и разумеется, там был сотряс. Но он этого заслуживал.
Медленно, но верно Кристина вспоминала — они пили с мужиками после работы
в баре, а этот шнур, тупорылый зелёный щегол, не унимался, пытаясь утянуть её
танцевать. Местные её знали. Все её знакомые мужики были постарше и
помудрее, и даже если хотели её трахнуть, — а они хотели, — понимали, что
нихера им не светит.
Этот не понимал.
Он не понял с первого раза, когда Кристина только разгонялась и водка жгла

нёбо, он не понял в сотый, когда она начала пить ту из горла, как воду, когда её
взгляд помутнел, движения стали тяжёлыми и неосторожными, а слова
перетекли в грязную ругань. Кристина могла отреагировать иначе, она могла
пойти от обратного и просто уйти, но тогда это была бы не она.
Никто из её родственников не явился ни на одно заседание, а вот мама

придурка ревела навзрыд, крича что-то о том, что её бедному мальчику всего
двадцать лет, а он может остаться инвалидом из-за неё, из-за алкоголички,
которая даже в глаза смотреть не стыдится. Кристине стыдно не было, она
вообще отказывалась стыд испытывать. Тогда, в двадцать четыре, молодая и
горячая, она почему-то не отнеслась к этому серьёзно на начальных этапах.
Уже сидя в вагонзаке, в окружении перепуганных рыдающих женщин,

которым было от восемнадцати до шестидесяти, Кристина осознала. Это не её
пьяный бред, завтра утром она не придёт в себя на автомойке и не пойдёт
глушить самогон с пацанами, она откроет глаза и упрётся взглядом в серый
каменным потолок тюремной хаты. И не будет у неё выбора — пойти к Вадику на
пиво или погонять футбол с девчонками, и девчонок никаких тоже не будет,
будут эти стрёмные зечки с выбитыми зубами и плешивыми головами. Будут
подъёмы в шесть утра, каши на воде и долгие часы за швейной машинкой, а так
же обхарканный пол и вонючие потные матрасы. Будет одинаковая форма. Будет
ор надзирателя на ухо. Будут единые марши заключённых под унылые песни.
65/292
— Стройся! — рявкнул оперативный дежурный, поставив их в ряд. —
Разговоры прекратить! Запомните, тут никому нет дела, что вы бабы, никаких
поблажек. Сейчас вы осуждённые, прибывшие отбывать наказание. Добро
пожаловать в Ад!
Кристина слушала его фоново, не вникая в слова, а вокруг такой вой, что
хоть заройся лицом в снег и не вылезай оттуда, лишь бы не слышать. Пусть и
отморозив себе к чертям уши и все остальные органы чувств, ей хотелось
добиться блаженной тишины, иначе она рисковала прибиться к стаду и
заразиться паникой. А ей нельзя было паниковать. Голова должна всегда
оставаться холодной, по крайней мере по трезвости, и потому Кристина
старалась держать себя в узде, хотя хотелось заныть, как какая-то ссыкуха.
Их той же очередью провели по холодным мрачным коридорам, и когда они

шли мимо мужских камер в женский блок, те свистели, бились о решётки,
рычали, как животные, оголодавшие по свежему мясу. Кристина впервые за
долгое время ощутила себя настолько униженной, но затем, стоя в линии
стремительно исчезающих в одной комнате людей, она поняла, что может быть
хуже. Все оттуда выходили в серой безликой форме и слезах. Когда подошёл
черёд Кристины, её наконец охватила паника: ладони вспотели, ноги затрусили,
к горлу подкатил ком.
— Раздевайся. — приказала надсмотрщица, бросив ей в лицо пакет с робой,

пустая, выполняющая все действия, как тупая машина. И Кристина, задрав гордо
подбородок, исполнила приказ. У неё выбора не было, но она отказывалась
испытывать страх и стыд, отказывалась проявлять любые человеческие эмоции.
Глаз не отвела, не дрогнула ни единым мускулом, не отступила, когда та
приблизилась с фонариком. — Рот открой. Шире. Подними верхнюю губу.
Нижнюю оттяни. Язык к нёбу. Лицом к стене. Теперь ноги подними, медленно,
покажи пятки. — командовала та беспристрастно, и Кристина так же
машинально повиновалась. Тут надсмотрщица отошла, добавив, — Наклонись.
— Чё? — не выдержала Кристина, обернувшись. Надзёрка невозмутимо

посветила ей в лицо.
— Наклонись, — повторила жёстче та, — и покашляй.
Жар прилил к груди, шее, щекам и лбу. Мышцы напряглись, зубы сжались до
скрежета. Кристина упёрлась взглядом в серую стену, опершись ладонями о ту,
и выполнила приказ, и слёзы нахлынули неожиданно, зля лишь больше. А ведь
собиралась покорять Москву.
Депрессия в тюрьме наступила неожиданно, она тогда знать не знала, что

это и с чем это едят: её сдирали с нар, давали минуту на то, чтобы надеть
форму, ставили в строй в очередь в ванную. В ванной, в принципе, как и в сизо,
сыпался потолок и по углам растекалась плесень. И так каждый день: подъём,
форма, ванна, плесень. И каждый день она думала только о том, чтобы закрыть
глаза на блаженные восемь часов и уже не проснуться никогда, потому что
влочить такое жалкое существование было невыносимо.
Кристина не браталась, не общалась ни с кем первое время, и это была её

ошибка. Держась в стороне в таких местах, рискуешь стать опущенной, изгоем,
чепушилой — так их тут называли, и Кристина, даже не желая в это вникать,
66/292
вникала. Она была этим окружена, у неё была уйма времени наблюдать и
изучать, и она изучала, смотрела и видела. Видела разные истории и один исход.
Они все действительно попали в Ад.
Она могла бы держаться гордой белой вороной, если бы не одно «но». У неё в
отряде заведовала одна кобла. Здоровенная татуированная лесбуха, стриженная
под мужика, налысо, которая подбивала клинья — раз, два, три, с каждой
попыткой только наглее и настойчивее, и она ни разу не приняла отказа.
Её звали Васька, на вид ей было лет сорок, мотала не первый срок и

пользовалась уважением у всех, даже у надзёрки. Эта Васька Кристину не била,
не выводила нарочито на конфликт, но постоянно норовила схватить за задницу
или грудь, погладить по волосам, просунуть в руку пару конфет, и Кристину от
этого тошнило. От улюлюканий толпы тошнило вдвойне, потому что похабщину
стали позволять себе и другие, и звали они её «Кристюша», сука, заручившись
одобрением этой Васьки. Ладони стискивались в кулаки, во рту селилась засуха,
шторки падали. Она хотела снести всем им ебальники, втоптать те в землю и
поссать на мясное месиво сверху. А сделать ничего не могла, потому что была
там одна, и её башню медленно заклинивало.
Кристина утопала в амёбном состоянии, презирая себя же за слабость, пока

её зажимали, лапали и обсмеивали, и постоянное желание напасть на кого-то
съедало. В ней крепла ненависть. Ненависть была заложена в Кристине
изначально, была зарыта семенем с самого рождения и прорастала, но тут в
благоприятных для неё условиях она цвела, и к ней прибивался страх. Иногда
Кристина думала об убийстве. Она слышала, что многие на нарах вешались,
точили заточки и резали вены, но ей никогда не приходили подобные мысли.
Кристина была другой породы.
— Жинкой будешь, — пошутила тогда Васька, и её пятерня загуляла у

Кристины по бедру, иногда сжимая то, — три года пролетят, как в сказке, ты
только это, — подмигнула она, и её морщинистое сальное лицо озарила улыбка.
Кристину заворотило. Почти все зубы у Васьки были золотыми. — ласковее будь,
Кристюша.
Как такая стрёмная старая кобла могла даже думать о том, чтобы попытать с
ней счастье? Неужели не чувствовала чужого отвращения, не видела в упор
нежелания?
Кристина не выдержала. Всё просто навалилось, как снежный ком —

осточертевшая баланда, ебучие рубашки, которые она заебалась шить, потная
ладонь на её заднице, очередные шуточки про брак. Секунда, и вот она уже
сидела сверху, зажав жирные плечи коленями, и колотила со всех сил, как
можно быстрее и резче по надоевшей в конец морде. Дальше как по накатанной
— охрана под руки стащила её с Васьки, повела так же под руки по коридору и
бросила в изолятор.
Там была одна металлическая скамья, железный ржавый столик и одно

узенькое окошко под потолком, через которое в камеру пробивался свет.
Кристина сидела там в абсолютной тишине, без ничего и никого, в одиночестве,
и когда она засыпала, в дверь тут же барабанили со всех сил, не позволяя.
Кристине иногда казалось, что кто-то скрёбся к ней за стеной, кто-то возился
под ногами, но это были лишь галлюцинации её заёбанного мозга. Она провела
там восемь часов. Восемь часов, сука, без ничего, она просто пялилась в стену
67/292
покрасневшими от усталости глазами, а как только её голова наклонялась
вперёд, а веки опускались, надзиралка тут же стучалась. Так до утра.
Утром её еле живую повели к начальнице воспитательного отдела, довольно

молодой, статной, но трусоватой. Трусоватость считывалась в дрожи в голосе, в
резких движениях, в ускользающем взоре. Кристина таких чуяла, как собака —
дичь, и её от таких вело, как правило. Они были как на ладони, предсказуемые и
простые, доступные, точно товар на средней полке, трижды обёрнутый в
акционную ленту. Кристина знала, как подступиться, знала, что может
предложить, она даже могла предсказать по бегающему взгляду той, как она
будет выглядеть, когда кончит. Наверняка зажмурится и попытается спрятать
лицо за ладонями или отвернувшись.
— Захарова, — выдавила блеюще та, — месяц спокойно отходила, и вот,

нападение, особо жестокое…
— Маша, — зацепилась взглядом за табличку Кристина. Соколова Мария

Викторовна. — Знаешь эту песенку… Подружка Маша, Маша, Маша, пожалуйста,
не плачь?
— Захарова. — Руки у Марии Викторовны затряслись, и она сцепила их в

замок и напомаженные губы искривила в гримасе, сведя грозно брови у
тоненькой переносицы, на которой держались порнушные очки-квадрочки.
— Пусть это доля, доля, доля наша, — напевая, задумчиво обвела взглядом
кабинет Кристина и угловато закинула ногу на ногу. Камер тут не было, только
за дверью шастал охранник с дубиной, сторожа. — согрей меня и спрячь.
Она снова пригляделась к воспиталке: каштановые волосы собраны в строгий

пучок, через белую блузку видно чёрный бюстгалтер. Пальцы тоненькие. И не
шила она ни те злоебучие рубашки ни разу в жизни, ни что-либо ещё, только
бумажки заполняла да пиздела с зечками. Белоручка, аж бесит.
— Объясни мне, пожалуйста, что случилось у вас со Смирновой? —

снисходительно вздохнула Мария, и это было такой очевидной поблажкой. Сиди
тут это чмо, Васька, Маша бы так точно не распиналась. Кристина пробежалась
языком по губам, прищурилась, чуть съехав в кресле, пышущая
самодовольством. — Что спровоцировало драку? — спрятала взор Мария.
— Трахнуть меня пытается. — ответила ровно Кристина.
— Лесбиянство на территории нашего учреждения карается, следовало

просто сообщить о домогательствах, — заметно занервничала та, — Не стоило
кидаться. Ты можешь лишиться права на УДО.
— И чё? Пригрозили бы и подзатыльник ей влепили? Эта кобла меня месяц

пасла, — скривилась Кристина, вспомнив, — А у меня на неё по-любому не
поднимется.
Мария Викторовна едва заметно усмехнулась, покраснела, смутившись, и

Кристина буквально жрала эти эмоции глазами. Ну, наконец-то, нормальная
привлекательная женщина, а не какая-то гнусавая бабка — Кристина с
жадностью втянула запах сладких духов и прикрыла веки расслабленно.
68/292
— Там есть, чему подняться? — тихо проговорила Мария. Маша. Машенька.
— Есть, — хмыкнула она и, подняв ладонь в воздух, намекающе двинула

безымянным и средним пальцами в плавном жесте, — и оно не упадёт и не
устанет.
Кристина видела таких насквозь. Она заранее знала, что когда встанет с
места, Мария Викторовна не шелохнется и шумиху не поднимет, только вид
сделает озабоченно-испуганный этими её оленьими глазками, похлопает
ресницами и дастся. Такая покорная и готовая, она только рот приоткрыла,
позволив углубить поцелуй, и приподнялась, когда Кристина запустила руку под
юбку-карандаш. Не так, что ей очень хотелось, но ей было интересно, выгодно и
несложно.
В личное дело никаких нарушений внесено не было. Кристину отпустили с

предупреждением и оголодавшим по ласке поцелуем в губы, от которого
неожиданно поплохело, а Ваську по её возвращению уже перевели в другой
отряд. Многие Васькины подстилки и подлизы по ней жутко скучали, косясь в
сторону Кристины злостно-яростно, шипели что-то, пытались как-то закуситься,
но отступали благоразумно, обходясь одной желчью. Ползли сплетни, слухи, что
она трахала охрану, начальника и всех тут, каждого надзирателя, лишь бы
выбить себе комфортные условия, но Кристину это мало волновало.
Да, с ней не говорили в отряде, да, бывало, она просыпалась посреди ночи
из-за приступа паранойи в ожидании удара или бритвы у горла, но это того
стоило. Её не гложило то, что ей приходилось трахать начальство, это было
всяко лучше, чем лизать кому-то типа Васьки. Маша была старовата для неё,
старше лет на десять точно, но жаловаться не приходилось. Маша обеспечивала
ей настоящую гарантию на условно-досрочное, а ещё их мелкие свидания с
целью потрахаться скрашивали серые будни. Она бывала забавной,
странноватой, естественно, чё такая овечка забыла в этом гадюшнике? Кристина
всё думала и думала об этом, сомнения грызли её, и в конечном итоге она нашла
ответ.
Маша оказалась сукой. Как только до неё дошло, что Кристина нихуя ей
сделать не может даже без настоящих наручников на запястьях, Маша оборзела
— она могла ударить её по лицу, схватить за волосы, назвать уничижительно
шавкой и тварью, всё в порыве страсти, всё бессознательно, а Кристину тянуло
встряхнуть её за уши и долбануть башкой об пол. В первый раз, когда Маша
отвесила ей пощёчину, Кристина автоматом среагировала и схватила ту за
горло, прижав к креслу, чтобы утихомирить. И Маша тут же вдарила ногой по
тревожной кнопке под столом.
Кристину бросили в изолятор на день, на целый день, в эту душную тёмную

кабину без батарей и койки, в которой можно только существовать. И из
разнообразия за те двадцать четыре часа были только трапезы — каша из воды
на воде и два супа из собачьего корма, которые она не могла жрать, не зажав
себе нос. И всё равно её выворачивало. Кристина снова пялилась в стену, потому
что ей не позволяли сомкнуть глаз, и сгрызла себе всю кожу вокруг ногтей,
выдрала себе волосы клоками, исцарапала себе колени и щиколотки. Отбила
кулаки о каменные плиты вокруг. Орала, чтобы выпустили, плакала, что всех
перебьёт тут нахуй, и просила-просила-просила прощения непонятно за что.
Сломалась. И никто не пришёл ни через час, ни через два, ни через десять.
69/292
— Ты так в следующий раз не делай, — пригрозила ей пальчиком Маша, сев
рядом уже под утро. Блядь ебаная. Кристина бы поморщилась, будь у неё силы,
но она валилась с ног, головная боль скашивала напрочь, она хотела прилечь. Ей
казалось, башня вот-вот рванёт. — не в том ты положении, Кристюш.
Руки сжались в кулаки, горло знакомо стянуло засухой, но она только

обречённо бездействовала. В голове звоном от одной черепной стенки к другой
загулял противный голос Васьки.
Кристюша.
***
Встречать приехала мама. Батя с работы, типа, отпроситься не мог, а брат с

друзьями уехал на охоту, короче, до пизды всем было, чё и где она. Кристина это
и так видела, особенно когда мама демонстративно вздыхала и качала головой,
отвернувшись от неё в такси и сев подальше. Кристина молча ехала,
благодарная за то, что та вообще решила её забрать. Как дитё малое, с этим
убогим пакетом, в котором валялся её видавший виды телефон, три года как
неактуальный, и дебильная кепка с человеком-пауком. Блять, не дебильная она.
Кристина тащилась от марвел, у неё столько комиксов осталось в родительском
доме. Надо бы забрать. Там, в тюрьме, они бы зашли на ура, не было бы так
скучно.
Кто-то сейчас любил человека-паука? Это считалось крутым? На зоне не было

телека. Даже радио не было. Они знать не знали, что творится у людей за
колючим забором, Кристина подавно — ей ни разу не позвонили из дома, никто
не передавал ей ничего, никто не появился для встречи.
Задавать вопросы было излишним. Ей бы, наверное, тоже было стыдно за

себя.
Дома чувствовалось напряжение: мама гремела посудой на кухне, швыряла

дверцы шкафов, бубнила что-то злостно под нос; отец сидел на диване и делал
вид, что откинувшееся с зоны чадо — обычное дело, а вот запись матча
Германия-Бразилия шестилетней давности — тема; Денис, бухой в дерьмо, нёс
хуйню. Ничего не менялось, это была обычная пятница. Она будто не уезжала
никогда, не отбывала срок. Что она была, что её не было — никто не заметил.
— Тёлок пидрила, наверное? Это как в порнухе, а? — смеялся он, и Кристина

бы вмазала со всей силы, отхуярила его ногами, но Денис бы мусорнулся. Она
сдерживалась — обратно она не поедет. Не из-за того, что у неё брат ебланище.
— Деня, — ласково обругала его мама, — ну, что ты ерунду говоришь?

Кристина же не больная у нас. — с нажимом добавила она.
Кристина кривовато улыбнулась. Они же все, блять, знали, они ещё в её

шестнадцать лет знали, кто она и что с ней не так. Настя с параллели, с которой
её застукали у них на даче, всем запомнилась. То, как отец отходил Кристину
ремнём, все почему-то забыли. Как Ден пытался её подложить под своих
«ровных братанов», тоже. А мама всегда держала нейтралитет, оттого и злиться
на неё, как на остальных, Кристине не удавалось: она не вмешивалась, когда
Кристину пиздили, но и зла не желала ей. Просто так получилось. Так в жизни
бывало.
70/292
Кристине не хватало ещё ебать себе мозги чужими проёбами и тем, что
исправить уже нельзя — точно сойдёт нахуй с ума и попадёт уже в другую
камеру. С мягкими стенами.
— На ужин останешься? — поинтересовалась дежурно мама, резко вдарив

ножом по полуживой рыбине на разделочной доске. Голова скатилась со стола и
упала на пол с мерзким шлепком, а Сэм подбежал, бездумно вцепившись в ту
зубами. Собачья пасть прокусила череп и, точно мясорубка, зажевала тот.
— Нет. — нахмурилась Кристина. Ощущение ареста никуда не делось. Ей

снова надо было лебезить и засовывать язык в жопу, чтобы не нажить себе
проблем, и с таким настроением в доме ей кусок в глотку точно бы не полез.
Обратно на мойку её приняли сразу. Никто даже не удивился, рады не были,

разочарованы — тоже, выделили ей ту же самую комнатку и оставили в покое.
Пить позвали сходу, в тот же вечер после смены, хлопнув по плечу фривольно:
— Драться же не полезешь, Шумахер? — Старый и прочие ребята посмотрели

на неё подозрительно.
Шумахер. Не Кристюша. Точно, она уже не ходила под Машкой, ебаной

мразью, у неё была свобода и она за неё держалась, она в неё вцепилась, как
Сэм в рыбью черепушку. Она уже не заключённая, не какая-то там зечка, не
отброс и не чья-то сука на привязи. И дышать стало будто легче, и жить
захотелось. Она на воле.
— Не полезу, — стряхнув чужую руку с плеча, кивнула Кристина, — если без

кривого базара и прочей хуйни.
— Обижаешь! — отмахнулся Старый. Старый её и принял обратно, Старый

вообще был здравый мужик, без хуйни, держал не одно место в Питкяранте.
Славный даже, как для мужла.
Кристина выпила, сначала чуточку, помня, что это было чревато, но спустя
час третья бутылка водки оказалась почата, а Кристина уже занюхивала
сушёную рыбу, опрокидывая в себя неизвестно какой по счёту стакан. Они
танцевали, пели, отмечали её выход с тюрьмы, и Кристина могла не думать о
том, какая она сраная неудачница, которую не встречала даже собственная
семья. О том, какое она позорище. О том, что она проебала три года жизни в
Аду.
Когда Кристина была пьяна, её ничего не грузило, она не беспокоилась и не

жрала себя изнутри. Когда она была пьяна, создавалось впечатление, будто всё
не было безнадежно, а она была всесильна, и все эмоции были на пределе: и
радость, и злость, и желание. Она многого желала, когда была пьяна. Она
оживала.
Проснулась Кристина в своей каморке с бодуна, еле поднялась с кровати и

поплелась в ванную. Отражение было скуластым, бледным, с плохой кожей и
синяками под усталыми глазами. С тонкими светлыми волосами. Косматыми
бровями. Кристина прикрыла слабо веки, выкрутила кран и наклонилась,
ополоснув лицо холодной водой.
71/292
Старый подогнал ей аспирин и водичку, хлопнул снова по спине и захромал
обратно в свой кабинет, а Айка и Мадина хлопотали в их комнатке, ставя
электрочайник. Кристина наблюдала за ними угрюмо, сгорбившись на постели и
расставив перебитые колени широко, а потом, не спрашивая, схватила со стола
чей-то бутер и вгрызлась в тот, отхватив сходу огромный кусок. Там же с горла
выпила минералки. Никто и слова поперек не вставил, только покосились друг
на друга, но не смогли раскрыть пасти, побоялись. Правильно делали. У неё с
охуевшими разговор короткий.
Блять, нельзя драться, — вспомнила с недовольством Кристина. Или отъедет

обратно, на нары. Трахать старую брюзгу Машку и спать на исхудавшем матрасе.
Рабочие дни протекали спокойно, Кристина держала себя в руках, цеплялась

только словесно, нахуй — да, посылала, но и на угрозы мудро не переходила,
хотя привычное «Я тебе ща» вечно рвалось с языка. Наутюженные, в жопу
целованные индюки на дорогих тачках приезжали и вели себя так, словно их не
обуют в первой же подворотне за такие жеманные ебла, и Кристину подмывало
им показать. Показать, как это происходит у местных. Показать, что они нихуя
не лучше, чем она. Показать, что она всё ещё сильная. Сильнее многих здесь.
В один из дней что-то поменялось. Даже погода была ярче обычного, теплее,
несмотря на март месяц, и даже бухать ей не хотелось. Кто-то подогнал на
мойку знакомую тачку, и Кристина не сразу поняла, что к чему. Сказывалась
долгая изоляция.
— Крис, ты? — это был Арчи, только выше, крепче, не такой тюфяк, как три
года тому назад. На той же самой развалине, этом его отцовском пикапе. Поднял
тёмные очки, заулыбался тупо и бросился вперёд, раскрыв объятия.
Арчи не был ей лучшим другом, у Кристины вообще не было прям друзей,

были приятели и собутыльники, были те, у кого можно было перекантоваться,
когда в каморке становилось тесно и это давило на чердак. Арчи таким был, он
был всем, блять, сразу. В последний год перед арестом они сблизились
особенно, потому что остальные её кенты спалились в желании её поиметь, а
Арчи её легко успокоил:
— Ты бы поняла, если бы я хотел тебя. Я не хочу, — хмыкнул он тогда, и

Кристина взаправду остыла. — Я люблю нежных, люблю девочек-девочек, Крис.
Кристина чуть было не усмехнулась в ответ:
— Я тоже. — но она этого не сказала. Она не знала, как Арчи будет

реагировать, хотя что-то ей подсказывало, что он был в курсе. Он мог хотя бы
понимать.
— Ты же свой пацан. — Артур не заметил её переживаний. — Ты мне вообще

как сеструха.
Тогда они и стали чаще видеться, чаще зависать с гитарой и пузырём, иногда
без компании, просто вдвоём. Арчи был добрый малый, без закидонов, без
напряга, человек-ретривер, блять, по-другому не объяснить никак.
А сеструха, настоящая кровная сестра, у Арчи была какая-то дурная.

Кристина её толком не помнила, была пьяна практически постоянно, когда
72/292
заходила в гости, но те разы по трезвости навсегда запечатлелись в её памяти: и
чёрные коротко обстриженные пакли, и тёмные испуганные глазки, и вечно
осунувшиеся плечи.
Амёба, блять.
— Тёть Кристина.
Какая она ей нахуй тётя? Был у неё племянник, сын двоюродного брата, и тот
называл её Крис. А этот цирк Кристина не оценила совсем, и до пизды ей было,
что об этом думала соплячка.
— В-вас там, — промямлила та. — чай зовут пить.
Кристина мало помнила её. Она не помнила имени, но помнила черты лица и
отсутствие фигуры, помнила её слова, с которыми та редко подходила, пялясь в
пол и отлетая от неё на метр в странных припадках смущения. Обычная
малолетка. Чуток забавная, чуток раздражающая, вечно бубнящая что-то
неуверенно. Что ей ещё сказать? Она её трезвой видела раза два, не больше.
— Нет, ну точно же ты! — сгрёб её в охапку Артур. — Ты где была? Пропала,

ни звонка, нихуя.
И Кристина на автомате соврала, не желая распинываться и оправдываться.

Это получилось так натурально и просто, что она удивилась. Нахваталась. На
зоне не наебёшь — не проживёшь. И телефон старый она проебала, потом нашла
без сим-карты, и ездили они с матерью отдыхать, а потом вообще она
обзавелась ёбырем. Арчи был тем ещё наивняком, вот и вылупился доверчиво,
закивал, и тут отчего-то вспомнил:
— А мы с Лильком одни остались вот. Мамка же того у меня. — и руки в

карманы, и стойка закрытая.
— Соболезную, брат. — потупилась Кристина. Откуда ей было знать? Она не

знала вообще ничего о жизни вокруг. — Как Лилька? Ни видать, ни слыхать.
— Большая уже, — заулыбался гордо тот, достав телефон. И тут, перед

лицом Кристины был открыт чей-то профиль в инстаграме, и она без интереса
окинула тот взглядом. Чё за Лиличка? — Одиннадцатый класс, скоро универ.
Прикинь, универ, бля! В нашей семье хоть кто-то вышку получит, шнурки бы
охуели.
Но Кристина не слушала. Кристина выхватила у того трубу и уставилась на

фотографии пристально, хмурясь. Не может такого быть, блять, чтобы за три
года из безгрудого ребёнка его Лилька превратилась в порно-звезду — на
аватарке красовалась взрослая девушка, в которой угадывались черты той
малолетки. Губы напомажены, ресницы метровые, глубокий вырез на платье.
Блять, да её половина города ебала, не меньше. Артур чё, слепой?
Блять, хороша. Сколько ей уже? Лет шестнадцать? Точно есть шестнадцать.

На вид все восемнадцать, на вид уверенная рабочая двоечка, хороший ротик,
невинные глазки. Полгорода? Кристина была железно уверена.
Но, скользнув взглядом по другим фото с довольно милыми, коротенькими
73/292
подписями преимущественно на английском, Кристина себя укорила в
ошибочном первом впечатлении: там были фотографии на фоне школы в форме,
там были фотографии с каких-то олимпиад, были фотографии из парка, и всё с
какой-то левой бабой. У той был партак на шее, и Кристина ничего с этой Лилей
не имела, но всё равно взбычилась, вздыбилась, кулаки зачесались.
Эта педовка ебёт, что ли?
— Невеста уже. — хмыкнула сухо Кристина. — Нет, ну… За ней глаз да глаз,
девочка красивая.
— Моросишь, — ощетинился тут же Арчи, посерьёзнев, и выхватил телефон.

— мелкая она совсем ещё, Гарри Поттера своего читает, мультики смотрит.
Какая невеста?
— Дети быстро растут. — рассеянно ответила Кристина, пропустив всё мимо

ушей. Лиличка. Лиличка.
Вечером, после работы, она сама нашла Лилю через аккаунт Арчи, на
который все три года висела подписанной. Зачем — не смогла себе объяснить.
Это её взбудоражило, заинтересовало, зажгло, как алкоголь, но она была трезва.
И всё равно ощущала этот трепет и лёгкость.
Наедине с собой, без торопливости, Кристина просмотрела каждое фото,

приблизила в нужных местах, пригляделась оценивающе. Спутанные патлы
превратились в блестящие шёлковые волосы, костлявая фигура оформилась, а
зашуганные глазки сейчас казались скорее наивными, как у Артура. Не была
Лиля похожа на шлюху, тут Кристина погорячилась – та была мягкой, наверняка
кроткой, пугливой. Девственницей, возможно, если повезёт. Бля, а Кристина
любила хорошеньких, ладненьких, сладеньких, таких эстетичных девочек. Чтобы
таяли на языке, как сладкая вата. Сколько лет Лиле? Шестнадцать же точно, да?
А значит, уже можно.
Уже можно всё, что угодно. С согласия, естественно, но согласие будет,

Кристина умела обхаживать. Она будет обхаживать, и хотя бы на пару раз, но
Лилю получит, если постарается, им обеим будет хорошо.
Но было ли это хуёво? Трахать сестру приятеля. Кристина не могла сказать

точно, может, сказывался голод по молодым телам, может, она просто искала, во
что ей вляпаться, чтобы отвлечься от самопоедания. Это было неважно. Важным
было другое.
Сколько ей, сука, было лет?
Жду развёрнутых отзывов
74/292
X
— Новости у меня. Хорошие, для нас. — сказала вдруг Кристина,

похлопывая довольно ладонями по рулю, такая беззаботно-умиротворённая. А
Лиля не сразу её услышала, блуждая в своих мыслях и пялясь на пролетающие
улочки за окном, да и потом, не до конца осознав услышанное, только кивнула
задумчиво.
Машина плавно двигалась на дороге, но иногда наезжала на кочки, и

сложенный зонтик вечно подпрыгивал у Лили на коленях. Она даже не раскрыла
его за сегодня ни разу — хотела прогуляться до дома, всё так кстати: стояла
приятная апрельская погода, дождь лишь слегка моросил, она была в новых
сапожках, и даже учебников в рюкзаке было совсем мало. Но Кристина приехала,
как всегда, несомненно в акте искренней заботы, которую Лиля ценила, просто…
Зачем было приезжать каждый день? Будто Лиля не могла пройти эти
пятнадцать минут до дома сама, как делала всю жизнь до этого, и в
Петрозаводске тоже. Она всегда справлялась сама. А тут Кристина с её услугами
личного водителя, срывающаяся с работы каждый раз, только чтобы доставить
Лилю до самого подъезда.
Сегодня ей хотелось побыть одной, всё настроение ей испортил Олег

Дмитриевич, наверное, на неделю вперёд. У них состоялась комплексная работа
по русскому языку — он первым делом уже с порога объявил контрольную, и все
сорок пять минут они сидели, пытаясь выжать из себя анализ текста на
шестнадцать пунктов, не считая теста на десять вопросов. Лиля старалась, как
могла, и Лизе помочь пыталась, ведь они теперь сидели вместе на уроках Олега.
Но тот, будто коршун, вечно маячил рядом, раздражая. Специально кружил
вокруг их парты, будто бы Лиля одна единственная помогала тут списывать.
— Знакомы ли вы с термином «медвежья услуга», Лилия? — и, не дав

ответить, сумничал, поправляя очки на ровной, с лёгкой горбинкой, переносице.
— Это неуместная помощь, приносящая вред. Именно этим вы занимаетесь
сейчас.
— Я не единственная, кто… — попыталась оправдаться Лиля, возмущённо

оглядываясь вокруг.
— Довольно перекладывать ответственность, вы уже взрослые люди. —

неожиданно резко отозвался Олег Дмитриевич, смерив её недовольным
взглядом.
— Они все списывают друг у друга. — возмутилась всё же Лиля.
— Ещё слово, и я провожу вас до кабинета директора. — пригрозил тот. —

Будьте любезны, сядьте отдельно от Андрющенко. Склочный нрав нынче
заразителен.
Такой мудак. Просто обмудок!
Но и ругаться с ним в выпускной год ей нельзя было. Поэтому Лиля, в

беспомощном чувстве несправедливости, собрала вещи и, с сожалением глядя
на Лизу, пересела на заднюю парту. Тогда Олег Дмитриевич удовлетворённо
кивнул, вернувшись на своё место. Остаток работы Лиля написала на нервах,
75/292
ощущая на себе пристальное внимание как озлобленных одноклассников, так и
учителя. Тот постоянно поднимался из-за стола, расхаживал рядом, наклонялся,
заглядывая в её рабочий лист, тыча пальцами в её ошибки. Будто ещё немного, и
ткнёт уже лицом в бумагу, требуя «внимательности побольше».
Но это было правда нечестно: Евсеев нагло пялился в телефон, спрятанный

под партой, и тот бил ему синим светом в рожу; Исаев бросал записочки Мишель,
с которой у них был один вариант; У Будиловой еле-еле хватало ума на своё
задание, а она Власову тащила вверх за уши, шепча на весь класс подсказки.
Подружки, блин. И чего этот стрёмный препод именно к ним с Лизой
прицепился? Из-за провокаций Лизы, возможно. Та бывала невыносимой занозой
в заднице, а как она глаза закатывала, иногда даже казалось…
— Я хату взяла. — не дождавшись ответа, раздражённо добавила Кристина,

обидевшись на отсутствие должной реакции. Лиля удивлённо обернулась,
непонимающе уставившись на неё. — Чё? Не буду же я вечно выжидать, когда у
Арчи ночная, чтобы зайти к тебе. И спаивать его вечно не варик, там водки не
напасёшься на этого борова.
— Не надо моего брата спаивать. — нервно хмыкнула Лиля. Ладони вспотели,

колени затрусили, и она отвела взгляд, не выдержав важности момента. Это
имело отношение к ней? Кристина вроде бы сказала, что эта новость хороша для
них. Значило ли это... — А что за… Что за хата?
— Для чего? — хотела бы спросить прямо Лиля, но не находила в себе

смелости.
— Однушка, неплохая такая, за два года отобью все долги, ремонт до мая
закончу. Короче, въедем в этом месяце, ближе к концу апреля, — объяснила ей
Кристина, выруливая в их двор. Это звучало как что-то… серьёзное, взрослое,
очень значимое. Съехаться с кем-то.
И Лиля замерла, и язык отнялся, даже ответить ей было нечего. То ли

Кристина расценила её молчание о планах, как решение остаться, то ли она
просто решила за них обеих. Она купила квартиру, хотя Лиля так и не сказала
ей, что будет с ней этим летом. Лиля действительно хотела поехать в Питер. Но
она не хотела признаваться Кристине в том, что не останется с ней, не сможет
вынести существования здесь, как бы сильна их любовь ни была.
— Кристина, — позвала её тихонько Лиля, утопая в бессильной злости на

саму себя. Сказать сейчас? Машина уже подъезжала к её улице, стало быть,
можно было сказать это и убежать, пока Артур был дома. Надо только храбрости
набраться, взять да выпалить, что ей с этого? Она же не обещала ей остаться. Не
обещала, значит и вины её не тут не было.
Кристина взяла её вдруг за руку, переплетя их пальцы вместе, и глянула на

неё спокойно и ласково, давая понять, что ждёт её ответа. И она казалась такой
очаровательной, такой уютной и надёжной, что у Лили потяжелело на сердце.
— Тебе нужна будет помощь с ремонтом?
Тряпка. Какая же она тряпка.
Но как, смотря Кристине в глаза, можно было не отступить? Та была
76/292
преисполнена этим трепетом, этой идеей о совместной жизни, и Лиля ведь
желала этого не меньше. Быть вместе. Просто не тут. Уточнять это Лиля не
стала, и груз вины навалился на плечи, заставил сутулиться и тупить взор.
— А ты чё, ручки свои марать собралась? С ума сошла, — внезапно поцеловав

её в тыльную сторону ладони, усмехнулась Кристина, — Ляль, а мужики нахуя
нужны? Я им на лапу накину и бутылку водки поставлю на стол, они метнутся
шпаклевать и красить.
— Хорошо. — смутилась Лиля, и румянец предательски залил щёки и шею.
Иногда Кристина возвращала её на три года назад: она снова была такой
взрослой, крутой и словно всемогущей, а Лиля только с разинутым ртом могла
наблюдать за ней, поглощённая восторгом. И у Лили это не укладывалось в
голове, как её, такую зрелую и потрясающую могла привлекать
одиннадцатиклассница? У Кристины была работа, был обширный круг общения,
было природное обаяние, которым она могла окрутить кого угодно. Она была
цельной личностью, сильной и волевой. Зачем ей вообще нужна была Лиля, ещё
не выпустившаяся из школы? Она, по сути, была чистым неисписанным листом.
— Вообще о таком не парься, — настояла Кристина, останавливая машину у

её подъезда. — Я всё порешаю. Ты только с вещами на выход и в тачку, как
свистну.
— А Артур...
— А чё Артур? Дальше носа своего не видит, — хмыкнула неприязненно та, и

Лилю это больно кольнуло. Её брат бывал придурком, но он не был полным
кретином, что-то уж он бы точно заподозрил. — Нашла, за чё переживать.
— Он увидит. — упёрлась Лиля, нахмурившись. Если она вдруг соберёт

чемоданы и скажет, что ни с того ни с сего переезжает к его взрослой подруге из
родительского дома, у него появятся вопросы. У кого бы не появились? Он мог
быть невнимательным, но ему не было похуй на Лилю.
— Как увидит так и развидит, или я его отхуярю, — огрызнулась сердито

Кристина, — Куда бы деться, альфач нашелся, блять.
— Ты серьёзно? — опешила Лиля. Стало глубоко неприятно, тревожно, и она

передёрнула плечами в попытке сбросить напряжение, но этого не произошло.
Ей всё ещё было отчего-то жутко. Кристина имела это в виду?
— Да чё ты грузишь меня щас? Нормально же всё было, — отпустила она её

ладонь. — Я говорю, хату нам взяла, чтобы было куда тебя забрать, а ты
негативишь, нахуя ты это устраиваешь? Ты мне объясни, чё ты сразу потухла? Чё
молчишь? — и с каждым словом её тон повышался, в нём нарастала агрессия, а
Лиле становилось лишь хуже под чужим давлением.
Каждый раз, когда Кристина использовала свой грозный подавляющий голос,

Лиля чувствовала себя беззащитным ребёнком. И тут же закрадывались
нехорошие мысли, вроде — она ведь могла промолчать. Она ведь уже изучила
Кристину достаточно, почему ей не хватало ума не усугублять ситуацию из раза
в раз, демонстрируя свой характер? Будто не ясно было, чей сильнее.
77/292
— Я...
...не останусь ни за что в Питкяранте, поэтому мне страшно даже думать о

том, чтобы съехаться с тобой до лета, а потом сообщить, что я уезжаю в Питер.
— Просто сегодня мне было тяжело в школе, — не соврала же. Да, не сказала
правды, но и лжи не было, не так ли? — препод по русскому цеплялся.
— Тот пидорковатый? — уточнила Кристина, так же на взводе. Пидорковатый.

Лиля ей описывала его иными словами, но если Кристине было удобнее так, то,
наверное, и исправлять не стоило. Не сейчас точно.
— Олег Дмитриевич. — кивнула Лиля.
— И чё он?
— Вечно крутится рядом, докапывается, хотя я лучшая в классе. Я правда

лучшая, — без сомнений заявила Лиля, — а он на меня давит. Сегодня все у всех
списывали, а он обругал меня, потому что я Лизе помогла, даже сказал, что
потащит к директору.
Кристина вгляделась в её лицо, словно то могло ей подсказать, ложь это или

нет, и в конце концов присвистнула, кажется, остыв:
— Нихуя себе.
После чего посмотрела на неё, явно сомневаясь, стоит ли говорить что-то, что
крутилось у неё на языке.
— А я его пробивала по своим. — решилась всё же Кристина. — Говорят,

неместный, приехал месяц назад. Его погнали из Петрозаводска, может, к
малолеткам под сарафан лазал, хуй знает, непонятно. Вынюхают чё ещё, будем
разбираться уже по делу.
— А зачем тебе?.. — удивилась не на шутку Лиля.
— Мутный тип, ты же сказала, напрягает, пасёт тебя. Забыла что ли?
Нет, Лиля вовсе не забыла, скорее, просто не ожидала такой бурной реакции.
Не привыкла к такому. Раньше, когда её обижали, мама никогда не шла
разбираться, только причитала, что надо быть проще и приветливее, тогда и
люди потянутся. Неважно было, дразнили её или выкидывали её тетради из
окна, дёргали за волосы или пинали рюкзак, играя тем в футбол, мама была
непреклонна, словно у неё была заготовлена лишь одна фраза, а других она не
знала. И жалости в ней не было, и участия тоже. Они будто говорили на разных
языках. Она зашевелилась лишь когда в шестом классе пошёл идиотский слух о
том, что Настастья Владимировна растлевает Лилю, об остальном она не
беспокоилась.
А Кристина беспокоилась. Лиля отчётливо видела в её взгляде заботу и тепло

даже сейчас, и это было так важно для неё. Она чувствовала себя такой
убережённой, нужной, защищённой с Кристиной, что уже не могла себе
вообразить жизнь без этого.
78/292
— Я тебя люблю. — призналась робко Лиля, и слёзы заблестели на глазах,
грозясь скатиться по щекам.
— И я тебя. — не поняла её Кристина, улыбнувшись растерянно. — Ты чё,

Ляль? Не умер же никто. Хорошо всё?
— Да, — глухо отозвалась Лиля, утирая слёзы пальцами, — просто...
Потом она обязательно расскажет про свои планы, про Питер, про всё
остальное, но сейчас ей хотелось... Ей просто хотелось насладиться тем, как
сильно они были влюблены. Незачем портить Кристине настроение.
***
У них было назначено свидание. Всё как положено: Кристина заехала за ней в
субботу вечером, Лиля нарядилась и даже нацепила новые серёжки-вишенки в
цвет помады и ногтей, стараясь выглядеть красиво. Лучше обычного. Это же
было их первое свидание. Первое! Хотя они встречались почти что месяц, целых
двадцать восемь дней, и все без единого приглашения...
Благо, Лиля осмелилась спросить сама. Они тогда брали корм для собак в
магазине, точнее, Кристина выбирала, а Лиля катила их тележку. Кристина
каждый месяц стабильно посещала местный собачий приют, играла с
животными, снабжала тех питанием, и это было ярчайшим маркером личности
для Лили. Кристина была добродушной, была светлой, а её прошлое просто
омрачало это, но не меняло её кардинально. Если бы вера была материальна, то
вера Лили в Кристину заполонила собой всё вокруг, весь их маленький город.
Уже у кассы мимо них прошла пара. Красивая пара: девушка несла в руках
пышный букет, а парень катил тележку, в которой были торт и вино. Они о чём-
то смеялись, что-то рассказывали, и это было интересно наблюдать. Пока не
задело за живое. Очередь медленно двигалась, пикал сканер, а Лиля думала о
своём, девичьем, когда Кристина заинтересованно обошла её, подойдя ближе к
какой-то старушке, спорящей о чём-то с кассиршей.
— У меня сын положить деньги должен был, ну, в карту эту. Не хватает? —
вопрошала пенсионерка. — А как так?
Женщина за кассой сочувственно пожала плечами, дескать, помочь ничем не

могу, и протянула пустую карточку обратно. Лиля опечаленно наблюдала за
этим, когда Кристина вдруг щёлкнула пальцами, привлекая тем внимание
кассирши.
— С нашими это всё посчитайте. — махнула она на продукты старушки. На

ленте был десяток яиц, хлеб и небольшой кусочек запечатанной колбасы по
акции, и от этого Лиле стало даже печальнее.
Когда они вышли из магазина, женщина ещё долго, до самой машины

провожала их благодарностями, осыпала Кристину множеством комплиментов, и
Лиля млела от очарования. Наконец, кто-то видел в Кристине то, что она видела
изначально. А когда она это Лизе расскажет! Та точно поймёт, как ошибалась
насчёт неё. Попрощавшись со старушкой, они наконец сели в авто, собравшись в
приют. И слова крутились у Лили в голове, оседали на языке ворохом ерунды,
которую трудно из себя вытащить.
79/292
— Я хочу на свидание. — робко, но чётко проговорила Лиля, повернувшись к
ней. На выдохе.
И тут Кристина, следившая за дорогой хмуро, улыбнулась ей. Это была одна
из тех улыбок, которые наползали на лицо сами собой от умиления, например,
когда ваша кошка переворачивалась на спину, и вы находили это забавным.
Точно с таким же снисходительным взрослым умилением Кристина потрепала её
по макушке, схватила вдруг за шею сгибом локтя и притянула к себе.
— Погнали, хули.
Возможно, все стоящие моменты жизни начинались с этих слов, Лиля даже
видела этом нечто прозаичное, хотя больше ощущала унижение. Потому что ей
пришлось прямо просить об этом, Кристина сама словно этого не желала.
Ладно. Это ничего ей не портило, главное, что они исправят это. У них будет
первое свидание! Они уже исправляли это, чтобы быть счастливыми. Лиля села в
машину, повернувшись в нетерпеливом предвкушении всем телом к Кристине, а
та вскинула брови, оценивающе оглядев её. И Лиля могла без усилий уловить в
её глазах удивление, желание и неприязнь. Неприязнь, конечно же, была
неожиданной, но явной.
— Ты чё ряженая такая?
— Тебе не нравится? — расстроилась Лиля не на шутку. Она провела за

сборами три часа: завила волосы волнами, накрасилась, выгладила наряд до
идеала и надушилась обильно, как раз перед выходом из дома. Она правда
постаралась, чтобы Кристина, ну, сказала ей что-нибудь милое. Не это.
— Я тебя в таком виде никуда вести не хочу даже.
Напрашивался вопрос, почему? Но и ответа знать не хотелось, как будто это

только добьёт её и её самооценку окончательно, и Лиля благоразумно
промолчала. Кристина сняла машину с ручника, вжала педаль газа и вцепилась в
руль отчего-то взбешённо. Они тронулись. Дорога заняла не больше десяти
минут, и все эти десять минут они просто молчали, не играла даже музыка из
радио, Кристина просто ничего больше ей не сказала, кроме гадостей, и вся
воодушевлённость Лили испарилась тотчас. Она попыталась сравнить их
внешний вид, чтобы понять, где оступилась, и это было сложно. Кристина как
обычно была в излюбленном полуспортивном образе: однотонное серое трико и
такая же серая худи. Лиля надела платье-колокольчик с белыми рюшами.
Подъехав к большому страшному зданию, они неожиданно остановились. Тот

был окружён домами, панельками, и сам ничем от того не отличался, высотой в
девять этажей. Должно быть, та исчерченная ржавая дверь, стоящая сбоку от
подъездной, вела куда-то в подвал под домом. И там и было выбранное
Кристиной место. Ей не хотелось возникать, провоцировать новый конфликт, а
потому она просто вышла вслед за молчащей Кристиной, и когда та в тишине
схватила её за руку, потащив за собой в тот самый подвал, она так же держала
язык за зубами.
В баре играла громкая музыка девяностых, такая динамичная любовная

попса, под которую танцевали люди. А людей там было немного, они были ещё
80/292
трезвые, но очереди у бара редели, так как народ возвращался к своим столикам
уже с большими стаканами алкоголя. Кристина её отпустила, только посадив на
диванчик в самом углу, рядом с торшером, и так же отошла к бару. Пропала с
концами, а Лиля трижды словила панику, встретившись глазами с
подвыпившими мужчинами за сорок. Да тут всем было минимум тридцать, что
они тут делали?..
Точно. Кристине же двадцать семь.
Одно хорошо, что к ней никто не стал приставать. Только смотрели,

улыбались и облизывались пошло, а когда она отворачивалась, уже исчезали из
поля зрения. Такие сальные, гадкие и вонючие, просто старые ублюдки, чем-то
напоминавшие ей Олега Дмитриевича. От него тоже хотелось спрятаться.
Что за ужасное место?
Кристина вернулась и села на расстоянии, расставив широко колени, дабы

оградиться от неё, судя по всему. Тут же Лиля заметила, что принесённые ею
кружки были просто огромными, заполненными до самого верха пивом с пенной
шапочкой. Лиля вот пиво никогда не пила, не пробовала и не захочет, в этом она
была уверена, а потому она не могла до конца понять ни Артура, ни Кристину. То
на вкус было, как невкусный квас. А Кристина кинулась выпивать это пойло
сходу, даже не морщилась, не изменила мимики. Брови сведены у переносицы,
взор хмурый, руки напряжены так, что вены вздулись. Смотрела в зал, полный
народа, но на самом деле ни за кем не наблюдала. Злилась. За что?
— Бля, Шума, ты что ли? Какими судьбами? — послышалось слева, так

плывуче и нетрезво, что по коже пробежал табун мурашек, и Лиля встревоженно
оглянулась. К ним уже подошла пара захмелевших мужчин. Мужчин, не парней:
оба бородатые, с пузом, как один в спортивных костюмах. И самый здоровый
вдруг сел рядом с ней, зажав её между собой и Кристиной.
— Привет. — невоодушевлённо откликнулась та и с неохотой, с явным

одолжением подняла руку, под которую Лиля тут же скользнула, прижавшись к
её боку. Её крупно трясло. Тело с другой стороны наклонилось опасно к ней,
втянуло воздух носом, как животное, и Лилю замутило. — Отдохнуть залетела. —
будто бы не замечая странного поведения мужчины, Кристина продолжала
потягивать своё пиво, но, когда тот вдруг придвинулся ближе, она увесисто
толкнула того кулаком в висок. Не ударила, а оттолкнула, как нашкодившего
котёнка, так легко для неё, но очевидно жёстко. Тот повалился в
противоположный угол, забубнив что-то недовольно. — Я не в настроении щас,
пацаны. Вы бы петляли отсюда.
— А подружка твоя... — начал было тот, что сидел с ними на диване.
— Да, Баклан, моя, — огрызнулась уже закипая Кристина, и Лиле бы стало

приятно, не будь она в полнейшем ужасе от происходящего. Ну почему, почему
они пришли сюда? Именно сюда из всех мест. — Лапы свои потянешь, я их оторву
и тебе же в жопу засуну, сука, я серьёзно. Ты знаешь, я за базар отвечаю. Я одну
ходку отмотала, вторую отмотать за мокруху уже нестрашно.
Мокруха?.. Что это вообще? У Лили кругом пошла голова, она была взвинчена,
готовилась бежать, как тогда, с Лизой. Но Кристина не убегала, Кристина не
тряслась, как она, от страха, не заикалась. Продолжала пить, как ни в чём не
81/292
бывало.
— Баклан, — позвал его второй, казалось, более трезвый. И голос его был
скрипучим, старчески-сухим, будто бы он все эти годы драл глотку так, что его
голосовые связки не выдержали. Лилю пробирало холодом от него, даже
больше, чем от первого. — не видишь, Шумахер старым друзьям не рада. На зоне
новыми подружками обзавелась, ссучилась. Мы ей нынче не чета.
Тут Кристина, что странно, промолчала, но напряглась пуще прежнего,

превратившись в камень. Вся как одна напряжённая мышца. Баклан же
неприятно хохотнул, навалившись на стол и свалив с того подставку для
салфеток и хлебницу, поднялся кое-как, поковыляв к товарищу. Лиля в страхе
проследила за ними, за тем, как мужчины медленно удалялись, как вдруг они
резко остановились, видимо, решив вкинуть ещё пару сальностей.
— Я тебе пасть порву, если ты ебальник не завалишь, Барон. — предупредила

спокойно Кристина. И Барон, тот, что поменьше и постарше, сомкнул разинутый
было рот. Вся спесь слетела под достаточно пьяным, злым взглядом Кристины, и
когда она отпустила Лилю, наклонившись и готовясь встать с места, они
отступили синхронно. Лиля знать не знала, что, но что-то определённо было в
этой мысли о том, что Кристину боялись даже такие конченые отморозки. Что ей
нужно было лишь глянуть на тех, чтобы они струсили и дали дёру.
После этого Кристина принесла водки. Они так и не говорили, что было
странно и некомфортно, это должно было быть свидание, но Кристина сначала
разозлилась на неё, а потом стала игнорировать, напиваясь в одиночку. После
третьей рюмки, Кристина поставила на стол пинту пива и пододвинула ту к
Лиле. От неё несло спиртом, она чуть покачивалась, но взгляд её был
сосредоточенным, а голос ровным, когда она сказала:
— Пей. — повелительно, как тупой собачонке, которая не поняла безмолвной

команды.
— Я не пью. — напомнила аккуратно Лиля. — Помнишь же, что Артур сказал?

Я воды попрошу... — поднялась она с места, как её тут же дёрнули назад до боли
в запястье, локте и плече сразу. Лиле на мгновение показалось, что Кристина
пыталась оторвать ей к чёрту руку, и пресловутое чувство безопасности
выветрилось. Тело вновь сковал страх, и она уставилась в шоке на Кристину,
пока та впивалась ей в запястье пальцами до белёсых следов.
— И чё ты будешь, с кислой рожей сидеть, пока я от тебя дрочил отгоняю?

Сука, свидание хочу, вместе быть хочу, а в итоге нихуя, — выругалась Кристина,
а Лиля подавлённо слушала её, боясь ответить. А что ей делать? Встать в позу и
попытаться её утихомирить? Нет, это глупость. В прошлые разы была
случайность, а сейчас она слишком боялась риска. Кристина уже разогналась. —
Ты чё такая дохлая? Ты, амёба, блять, — ткнула её в висок Кристина, заставив
отшатнуться, — Чё ты выёбываешься? Или ты думаешь, я не вижу, как ты этим
свиньям глазки строишь? Они уже думают, как ебать тебя толпой будут, а ты и
рада, ты же вырядилась, бля, как...
— Я домой пойду. — решила Лиля, сдерживая из последних сил слёзы, и

высвободила с усилием руку из чужой хватки. Она достала было телефон, но
Кристина буквально выдрала тот у неё из пальцев, бросив на диван позади себя,
схватила полный стакан и поднесла к её рту.
82/292
— Пей, я сказала. — гаркнула она, схватив её крепко за загривок. — Пей или
я тебе всеку. Ты меня не уважаешь?
— Я тебя боюсь. — призналась уже на грани истерики Лиля.
На неё всё давило: неприятная атмосфера этого подвала, незнакомые ей

слишком взрослые люди, глядящие то с осуждением, то с похотью, Кристина,
уже напившаяся до состояния агрессивной скотины. Слёзы размазали тушь, в
глазах защипало, губы задрожали, и вот она уже плакала, пока ничего не
замечавшая толпа танцевала и что-то выкрикивала под музыку.
— Не надо так, — пробормотала внезапно мягко Кристина, отпустив её, — чё

ты здесь исполняешь? Я несерьёзно же, я просто... Бля, Ляль, ну чё ты хочешь,
просто скажи и всё. Ладно? Не надо реветь сразу.
— Я хочу домой. — зажмурилась Лиля, как в ожидании удара, когда та

утёрла мокрые разводы на щеках.
— У нас же свидание. — напомнила почему-то грустно та.
— Я хочу домой. — повторила громче, сорвавшись на всхлип, Лиля.
Кристина вздохнула, сжала-разжала кулаки, поведя шеей раздражённо, но

не перешла на грубости. Это, вероятно, стоило ей многого, так как стол тут же
полетел на пол, перевернувшись и задев нескольких танцующих людей, но те,
обернувшись и встретившись с абсолютно неосознанным взглядом Кристины,
просто отошли дальше. А она схватила Лилю за запястье, поволочив за собой к
выходу, и только бармен что-то крикнул им вслед. Что-то неразборчивое, глухое
из-за громких битов и бурных разговоров.
Садиться с ней в машину Лиля не хотела. Кристина на это заявление

выбесилась снова, развернулась к ней и собралась уже окатить Лилю ведром
помоев, судя по ходящей ходуном груди, но вместо этого пнула переднюю часть
машины, уже изрядно потрёпанную, чуть ли не развалившуюся. Теперь хоть
ясно, почему.
— Брось меня, блять, теперь ещё. — как обиженный ребёнок, отвернулась от

неё Кристина. И даже руки скрестила, поджав губы. — Я же хуёвая, это ты у нас
правильная дохера. Детские ужимки свои, блять, могла дома оставить, сука.
Такси вызывай. — пнув напоследок колесо своего же авто, Кристина села за
руль, хлопнув дверцей.
И вот так, тёмным вечером, оставила Лилю одну.
***
— Ты чё делала там? Ночью, разукрашенная. — спросил Артур непонимающе.
— У меня было свидание. — нехотя ответила Лиля.
Артур посмотрел на неё неверяще, на её размазанную тушь, убитые глаза,

изогнутый в печали рот. Закурил, высунул руку с сигаретой в окно, легко
выруливая на проезжую часть.
83/292
— Кто? — только и спросил он, будто Лиля бы так и сказала ему правду.
Никогда в жизни.
Мало того, что он понятия не имел о том, что она ненормальная, он бы ей не

поверил. Кристина была его подругой, была его постоянной гостьей, может, он
вообще был в неё влюблён. Тем более, если она сейчас ему скажет, это испортит
им всё с ней окончательно. Лиля обижалась, злилась немного, но верила, что
Кристина протрезвеет и всё ей объяснит. Всё же, Лиля могла понять её. Тюрьма,
как ей сказала Кристина, сильно испортила ей психику. Лиля даже представить
себе не могла, что там происходило, и ей всё-таки было жаль её. Она любила её.
— Не твоё дело. — насупилась она.
А Артур никогда ни на чём не настаивал, он был простым, лёгким,

незаметным. Старался не навязываться, старался быть весёлым старшим
братом, как во всяких американских сериалах, но Лилю это лишь раздражало. За
маской клоуна терялся сам Артур, но ей не довелось узнать его настоящего, и
наверное уже не доведётся.
Артур не настоял и сейчас. Хотя, может быть, стоило.
84/292
Примечание к части Ждите пиздеца
XI
Вместо одной веточки розы Кристина притащила ей куст, чуть ли не

с неё саму ростом, притом, с того сыпалась земля с болтавшихся внизу корней
прямо на порог квартиры. Розы в этот раз были сиреневые, такие красивые и
пышные, что, несмотря на варварский вид выдранных с соседской клумбы
стеблей, Лиля растаяла. Таких романтичных глупостей для неё никто не делал,
да и если бы сделали, она бы не оценила. Они же не Кристина.
Кристина смотрела на неё довольно и весело, пьяная, добрая и даже будто

бы раскаивающаяся, и Лилю тянуло к ней невероятно, ей хотелось кинуться к
той на шею и обнять, зацеловать, она ждала её всю неделю. Всю неделю
Кристина ей ничего не писала, не звонила, даже не просматривала истории в
инстаграме, хотя свои загружала каждый день — то с ремонтом машины, то с
кружкой пива на фоне бара. А теперь Кристина наконец оказалась здесь, пусть
выпившая и немного странноватая, это неважно. Лиля уже была в шаге от
прощения.
Но Артур был дома.
— Кого там принесло, Лиль?
Лиля не знала, что ей ответить, что ей вообще делать — выпроводить

Кристину или попытаться объяснить всё Артуру? Как же ей объяснить ему куст
роз и нетрезвую Кристину у них в квартире? А если та скажет что-то не то в
нынешнем состоянии?
— Тебе лучше уйти. — прошептала Лиля, потянувшись к ручке двери, как

Кристина загородила ей проход, всучила «букет», уколов её руку, и улыбнулась
глуповато. — Тут же шипы, ты чего? — возмутилась Лиля, аккуратно поставив
куст у стены, и тогда Кристина обошла её, пошагав на кухню. — Куда ты в обуви?
— С пасхой! — крикнула она грубовато, перебивая Лилю, и когда Арчи вышел

к ней навстречу, она порывисто приобняла того, хлопнув по спине. — Чё вы, как
вы? Празднуете?
— Пасха завтра, Крис. Ты чё? — засмеялся Арчи, проводив ту удивлённым

взглядом, и глянул на Лилю смешливо, дескать, посмотри, что творит. Себя бы
вспомнил в таком состоянии! Уж Лиля многое ему припомнить может. — Ты где
нажралась так? Утро субботы.
— Где была, там уже нету. — хмыкнула та, свалившись на стул и уронив со
стола колонку Арчи, из которой на всю кухню играл дурацкий рэп. Лиля
осторожно прошла вслед за ней, подняв колонку и отключив ту, а затем встала у
стены, уставившись внимательно. Она ждала, когда ей придётся затыкать
Кристину, чтобы та не ляпнула что-нибудь левое. — Чё ты пыришься, зая? —
усмехнулась Кристина, подзывая к себе пальцами, и, стоило Лиле приблизиться,
как она обхватила её за талию широкими ладонями и ткнулась лицом в живот
через ткань домашней сорочки. Лиля отпрянула, покраснев густо, и оглянулась
на оторопевшего Артура, который скосил непонимающий взор на Кристину, еле
сидевшую на месте.
85/292
— Ты чё, ебанутая? — бросил в ту кухонное полотенце он. — Ребёнка мне не
шугай, Крис.
— Какой ребёнок, мля, ты посмотри, взрослая баба уже. — хохотнула та,

снова поймав Лилю в кольцо рук, и прижала к себе, обхватив поперёк туловища.
— Невеста же, блять. Хорошо смотрится? — чем больше она говорила, тем
дурнее Лиле становилось, тем более растерянным выглядел Артур, и ситуация
накалялась с каждым словом Кристины. — Арчи, давай я у тебя её украду, а?
— Пусти. — нахмурилась Лиля, встревоженно выворачиваясь из её объятий.
— Стой, бля, ровно. — рявкнула Кристина, встряхнув её грубовато, и Лиля

пугливо затихла, уставившись на Артура беспомощно. Было жутко от того, что
он мог подумать, кроме того, Лиле было как-то неприятно от прикосновений
Кристины, та была слишком настойчива и неаккуратна. Артур в пару шагов
настиг их и, как кость у голодной собаки, буквально оттащил Лилю от Кристины,
оттолкнув её в коридор. — Куда, бля… — возмутилась Кристина, потянувшись к
ней снова, но Артур загородил ей дорогу.
— В комнате посиди, — встав между ними и выталкивая Лилю подальше,

сказал Артур, нервно посмеиваясь, — Крис бухая, херню несёт, видишь же, пусть
оклемается сначала.
— Девку назад верни, ты чё, как тиран ёбаный… — пробормотала недовольно

Кристина, и Лиля поспешила уйти, подгоняемая тревогой.
— Присядь, я тебе воды дам. — отмахнулся Артур.
— Нахуй мне вода твоя, я говорю, Лялю мне отдай! — гаркнула та, кажется,
швырнув стакан, и Лиля забежала в свою комнату, услышав шаги позади. Страх
вдруг ударил в конечности, и она понять не могла — это был страх разоблачения
или просто страх перед Кристиной. В комнате отсутствовала щеколда, потому
она прижалась спиной к двери, тяжело дыша. Но никто не пришёл. Ни через
минуту, ни через две, а спустя какое-то время и вовсе заиграла музыка на кухне,
прозвучал хохот и весёлая брань, и Лиля выдохнула. Кристина успокоилась.
На часах было одиннадцать утра, Лиля не успела даже позавтракать — перед

приходом Кристины Арчи готовил для них яичницу, то немногое, что умел, и
Лиля подозревала, что они сжирали ту прямо сейчас с Кристиной под водку, пока
она голодала у себя в комнате. Несправедливо и обидно! Лиле нечего было
делать, поэтому она завалилась в кровать с Рафом и телефоном, тут же зайдя в
тикток — там она сразу же увидела пару забавных видео, скинула те Лизе, и
Лиза, словно ожидавшая этого всё это время, лайкнула те.
От: Лизок, 11:23

погнали на шхеры фоткаться
От: Вы, 11:23

не получится
я ещё не ела
и проблема дома
86/292
че, клуша старая пригнала? XD

реально?
она у тебя ща?
че случилось?
лиииляяяя
От: Вы, 11:24

она не клуша
и она не старая
она приехала пьяная, артур щас с ней на кухне, я выходить боюсь

а че боишься?
От: Вы, 11:25

она другая, когда пьяная
злая что ли

помню
но по трезвости она тоже не ангел, лиль
и чё ты, всё ещё думаешь, что у вас великая любовь?
Лиля обречённо уронила телефон на постель. Лиза не понимала её. Она не

знала, насколько милой бывала Кристина, она ей не верила, когда Лиля ей
объясняла. Когда Лиля рассказала, как здорово Кристина выручила ту
пенсионерку в магазине, Лиза только скривилась, что это мелочи, а рассказ о
собачьем приюте её не тронул ни капли. Будь это кто-либо другой, Лиза бы
иначе отреагировала, Лиля знала наверняка, но так как это была Кристина,
грозившаяся избить её, Лиза была предвзята.
Стоило ли прислушиваться к мнению Лизы, в таком случае? Рафик в акте

поддержки завозился рядышком, мяукнув слабо.
Лиля некоторое время пролежала вот так, залипая в соцсети — ей приходили

сообщения из чата класса, которые она молча читала, ей приходили
уведомления об ответах в ветках комментариев, где она могла вступить в
полемику, а так же она просто листала очередные видео в тиктоке. Но потом у
неё заурчал живот, на котором спокойно лежал Раф, которого встревожили эти
дикие звуки. Ей так сильно хотелось есть, она пролежала в комнате целый час!
Там, снаружи, вроде как всё было уже ровно.
Лиля вышла из спальни, проскользнула на кухню, прислушавшись —

Кристина и Арчи подпевали какой-то стрёмной песне из колонки; она увидела,
что на столе стояла уже пустая сковородка, бутылка водки была почата и выпита
наполовину. Яичницу они съели. Когда она прошла к холодильнику, Кристина
наклонилась вперёд, вперившись в неё взглядом. Лиля словно затылком её
внимание чувствовала, и становилось от этого жутко, но в то же время, Лилю это
бесило. Её раздражала Кристина.
— Ляль, ты проголодалась? — докопалась до неё та. — С ложечки покормить?
87/292
Лиля нахмурилась, промолчав, и схватила банку варенья и масло из
холодильника, хлопнув дверцей. Встав к ним спиной, она нарезала хлеб, сделала
себе пару сладких бутербродов, бросив те на тарелку в таком же злом
настроении, и двинулась было на выход. Но Кристина выставила ногу вперёд,
загородив путь, и кивнула на стул за столом.
— Сядь с нами, посиди.
И Артур ничего не сказал ей. Лиля, приглядевшись, поняла, что тот был уже
готовый — глаза влажные, стеклянные, движения заторможенные, и хватило его
только на то, чтобы руку с сигаретой ко рту поднести.
Лиля опустилась за стол, вгрызлась торопливо в хлеб, пережёвывая

тщательно, и вдруг Кристина снова приблизилась, заставив её замереть.
Жёсткая ладонь пробежалась по её волосам, заправила те заботливо ей за ухо, и
Кристина улыбнулась мечтательно, любуясь ей так очевидно, что от этой наглой
откровенности Лилю бросило в жар. Артур протянул неодобрительно:
— Отъебись от неё, сказал же.
— Иди нахуй, Арчи. — и не взглянула на того Кристина, только брови сведя к

переносице, и погладила Лилю по лицу. — Красавица-девочка, умница. —
Кристина была такой… безответственной и влюблённой. А Лиля очаровалась её
любовью, и своей собственной воспылала по новому кругу, вот только…
Артур наблюдал. Лиля, скосив на него подозрительный взгляд, заметила, как

внимательно он, для пьяного человека, смотрел на Кристину. И в его глазах была
эта трезвая осознанность — он всё понимал, он всё анализировал, и это пугало.
Кристина слишком многое себе позволяла. Это нужно было закончить как можно
скорее.
— Я гулять ухожу. — сказала Лиля, повернувшись к Артуру и не упустив, как

изменилась в лице Кристина — напряжение вернулось к ней, улыбка сползла
сама по себе.
— Давай. — кивнул Артур.
— С кем? — спроси это он, Лиля бы удивилась. Он никогда не интересовался.

Разумеется, это должна была быть Кристина.
— С Лизой. — резко поднявшись из-за стола, практически бегом покинула

кухню Лиля, не дав той опомниться.
— Чё? — послышалось недоумённо прямо за ней, а затем скрип стульев,

шаги, широкие и тяжёлые, от которых Лиле пришлось действительно бежать.
Она буквально влетела в комнату, вновь прижалась к двери спиной,

вжавшись в ту всем телом, когда её тяжело толкнули.
— Слышь! — стукнула кулаком Кристина, и Лиле этот стук больно отдался в

затылке, заставив поморщиться. — Ты чё, охуела бегать от меня? Впусти меня
давай!
— Чё ты её пасёшь? — пьяно разглагольствовал Артур, видимо, оттаскивая
88/292
Кристину — послышалась возня, шум половиц, ругань. — Отвали от щеглухи,
пусть чё хочет делает!
— Сука, чё хочет? Её так по кругу полгорода пустит, ты, блять, в глаза

ебёшься?
— Это сеструха моя, за базаром следи.
— Сам воспитать не можешь, я буду. Не лезь, блять, или тебе ебало снесу. —
угрожающе добавила Кристина, и от её тона, серьёзного, обещающего, у Лили
поползли мурашки по коже. — Ты чё, смелый дохуя стал?
— Угомонись! — прикрикнул тот в шоке, и Лиля зажмурилась от глухого звука

удара. — Сука, стопари! Я бля буду, ты щас вылетишь из хаты.
А потом что-то полетело в стену, разбившись о ту, и кто-то из них упал. Судя
по всему, Артур, потому что её дверь тут же толкнули, так увесисто, что Лиля
сдвинулась с места, уперевшись пятками в пол, и ковер за ней пополз так же
вперёд под весом чужого тела. И стало страшно. Что там с Артуром? Почему так
тихо? Дверь снова дрогнула под толчком, и Лиля не выдержала, отскочив в
сторону. Кристина ввалилась в комнату.
За ней, пытающейся встать нормально на ноги, Лиля разглядела Артура — на

его голове была неглубокая рана, судя по всему, от разбившейся бутылки,
валявшейся рядом; кровь стекала по лицу, капала с бровей, заставляя его
промаргиваться. Это было так пугающе, что Лиля впала в настоящий ужас. Слёзы
застилали глаза.
— Артур. — позвала Лиля тихонько. Она сделала было шаг, но Кристина её

перехватила, взяв за плечи больно, и Лиля задрожала в её руках. — Кристин, что
ты сделала?..
— Ты куда намылилась без разрешения? — выдохнула та перегаром ей в

лицо. — Куда гулять, какая нахуй Лиза?
— Артур! — позвала упрямо Лиля, вырываясь, перепуганная не на шутку.
— Слышишь, сука, я с тобой говорю. — Кристина вздыбилась, разозлённая

отсутствием ответа, и встряхнула её всем телом, так, что Лиля клацнула зубами
от неожиданности. — На меня смотри! Я пришла, а тебя не ебёт, что я тут, бля,
кручусь ради тебя? А? Ты чё, шмара, охерела в край? На меня смотри, говорю!
И Лиля смотрела, бледнея и робея под её диким взглядом — таким пьяным,

неадекватным, невидящим ничего перед собой. Кристина словно уже была
готова размазать её по стене, ещё чуть-чуть и она швырнёт Лилю в сторону,
забьёт ногами, пройдётся по ней сверху. Но нет. Нет.
Артур оттащил Кристину за волосы, и та, взмахнув руками в воздухе и не

понимая, за что схватиться, поддалась. В тот же момент Артур дёрнул её на себя
и резко отпустил, так, что Кристина резко въехала головой в косяк двери с
глухим треском. Стена осыпалась, Кристина рухнула на пол, а Лиля вскрикнула,
зажав рот ладонью в немом шоке.
— Кристина… — позвала она тихо. Но ответа не последовало.
89/292
Кристина так и лежала безвольным телом, крови нигде не было, но её лоб
покраснел — то самое место удара. Она не двигалась. Казалось, она даже не
дышала, и Лилю охватила паника — колени подкосились, дыхание сбилось. Лиля
осторожно приземлилась рядом с ней, слезы хлынули из глаз, и она заревела от
испуга и тревоги, схватившись за голову. Хотелось попросить Артура вызвать
скорую, но вместо этого изо рта вырывались всхлипы и короткие истерические
вскрики, которые было не разобрать.
— Пульс проверь, бля, ты чё ноешь? Не сдохла. — сказал ворчливо Артур, а

Лиля непонимающе заводила руками над Кристиной, судорожно вспоминая, как
проверять пульс. Из-за слёз ничего нельзя было разглядеть, а они всё шли и шли.
— У шеи, блять, Лилька! Шустрее!
Он говорил это не со зла, Артур не умел на неё злиться, но для расшатанной

психики Лили, которая уже хоронила Кристину мысленно, это было слишком. Она
плакала без остановки, но послушно прижала пальцы к чужой шее сбоку. Лиля с
трепетом посчитала удары пульса, на всякий случай даже прижалась ухом к
груди Кристины, и только тогда, почувствовав стабильное сердцебиение,
выдохнула. И зарыдала с новой силой, лёжа на ней сверху, обнимая ту за плечи,
из-за только-только отпустившего её страха потери. Пальцы вцепились в ткань
чужой спортивной кофты до тряски, Лиля будто бы сама не могла отцепиться от
Кристины физически, впившись в неё намертво, и слёзы рекой лились из её глаз,
впитываясь в одежду под ней. Но значение имело лишь одно.
Она была жива. Кристина дышала, её сердце билось, она была тёплой и
должна была очнуться. Живая.
«Господи, — думала Лиля, задыхаясь в истерике, — спасибо, что не забрал

её»
***
Кристина пришла в себя от нашатырного спирта. Лиля додумалась достать

тот из аптечки только после того, как окончательно успокоилась. Некоторое
время она просто лежала рядом с Кристиной на разложенном диване, её туда
согласился перетащить Артур, прежде чем уехал к Люде. Весьма по-взрослому.
Он хотел и Кристину забрать, бросить на её мойке, но Лиля не позволила,
глубоко оскорблённая этим предложением.
— Она ебанутая. — пытался вразумить её Артур. — А если она тебя обидит,

когда проснётся?
— Кристина не ебанутая, она пьяная! — возмутилась Лиля, — Тебе

напомнить, что ты делал, пока был пьян?
И сил спорить у него не нашлось, а может, не нашлось смелости продолжать

эту тему. Кристину он оставил в покое, Лиля своего добилась.
Она заранее поставила рядом стакан воды и тазик — была научена опытом,
знала по Артуру, как себя чувствовали пьяные люди после пробуждения, если
потерю сознания можно было таковой считать. Смочив вату аммиаком, Лиля
поднесла ту к носу Кристины, внимательно наблюдая за тем, как медленно, но
верно черты её лица меняются: как губы поджимаются, нос морщится, а брови —
90/292
хмурятся. Кристина резко отвернулась, распахнула стеклянные глаза,
закашлявшись, и отпихнула её руку, дезориентированно пытаясь встать с
постели, но упала обратно, наверное, из-за головокружения.
Внимательно приглядевшись, Лиля поняла, что той дурно, и схватила тазик,

поставив его Кристине на колени, и та, подняв его, проблевалась. Хорошо, что не
на кровать. Как-то раз Артур заблевал им ковёр в гостиной, и тот пришлось
выбрасывать, потому что стирать это Лиля не была готова. А ещё однажды он
перепутал угол её спальни с туалетом и помочился там. А ещё Артур после
одной попойки привёл домой кучу таких же бухих мужиков с завода, и Лиля
ночью глаз не сомкнула, прижимаясь спиной к двери, как сегодня, потому что
Артур заснул почти самый первый, а остальные бродили по дому, норовя попасть
в её комнату.
Так что Лиля взаправду была научена опытом. И не Артуру судить Кристину
за плохое поведение по пьяни, уж точно не ему.
— Воды? — убрав тазик на пол и утерев чужой рот платком, спросила Лиля,
когда Кристина рухнула обратно на подушку, совершенно обессиленная. На лбу
её красовался бордовый синяк.
Кристина замычала болезненно, еле заметно кивнула, и Лиля тут же

схватила стакан с растворённым аспирином, готовая заботиться. И это желание
в ней крепло с каждой секундой, пока она смотрела на Кристину, такую
измученную и слабую — и сразу забывалось её животное поведение полчаса
назад. Лиля приподняла её голову аккуратно и поднесла стекло к её бледным
губам. Когда Кристина снова выскользнула, опустившись на подушку, Лиля
убрала стакан обратно на тумбу и суетливо поднялась, вытаскивая тазик в
ванную. Вылив содержимое в унитаз, она вернулась бегом в комнату, боясь
упустить что-то, но, застыв на пороге, увидела, что Кристина заснула. Снова.
Проверив телефон, Лиля обнаружила новые сообщения от Лизы, целую кучу,

и в смятении присела в кресло, листая те. Она и забыла, что они хотели
погулять. Она вообще про всё забыла с этой беготней.

ты где там теперь?
аууу

я на шхеры хочу
я погнала
ты идешь?

я уже иду если че
ты подходи позже
с нами мишель будет

мы на шхерах с мишкой
ты скоро?
91/292
ты живая вообще?
надеюсь, тебя не убили там.
я вообще-то думала, мы все вместе погуляем.
И, как только сообщения загорелись прочитанными, Лиза ей позвонила.

Вздрогнув, Лиля оглянулась на Кристину в панике и тут же ответила на звонок,
выйдя за дверь.
— Лиза, слушай…
— Мы к тебе идём, Лиль, — перебила её нагло та, не слушая, — а то я

испереживалась вся, на нервах, чё ты, где ты. Кобла эта уехала уже?
— Лиза.
— Или следит за тобой? Подслушивает нас щас?
— Лиза, она без сознания у меня в комнате. Я никуда не пойду. — выпалила

на одном дыхании Лиля, затаившись в ожидании реакции. Было слышно, как
Лиза замедлила шаг, как что-то прощебетала на фоне Мишель. — Я не могу вот
так её бросить. Тут такое случилось…
— А меня кинуть можно было? — сухо заметила Лиза.
— Я была занята. — не поняла её Лиля. — Ты же не будешь винить меня в

том, что я пыталась привести в чувство человека без сознания? Лиз…
— Никто тебя не винит, ладно? Всё, давай. — вместе с тем, Лиза тут же
сбросила звонок, а когда Лиля попыталась позвонить ей, та не ответила.
Это было так глупо. Лиля бы попыталась понять Лизу, возможно, она бы даже
смогла, но её накрыла такая обида, что она на эмоциях смогла лишь написать
той длинное-длинное сообщение, в котором пожаловалась на вечный холод и
отвержение со стороны Лизы. А в конце добавила:
Если ты так хочешь, то пусть будет так.
И в груди поселилась чёрная дыра, и не хотелось ей уже совсем ничего. Она

осталась одна. И, как Лиля уже выяснила для себя — она себе не нравилась и
своей компанией наслаждаться не могла. Но так уж вышло. Кристина громко
сопела, отвернувшись от неё к стене, и не собиралась вставать ближайшие
несколько часов точно. Рафик забился куда-то в угол, судя по всему,
травмированный сегодняшним утром, и искать его не было сил.
Так началась суббота перед Пасхой. Брат напился и свалил к своей девчонке,
подруга оборвала с ней связи, а любимая девушка продемонстрировала свои
наилучшие качества в очередной раз. Лиля была готова взвыть, и будучи в
расстроенных чувствах, с разрушенными планами и угнетаемая одиночеством,
Лиля тоже легла вздремнуть в гостиной. Засыпать в кровати с Кристиной ей как-
то не хотелось — там всё пропахло перегаром.
Лиле ничего не снилось, она не знала, сколько проспала, но проснулась она

от хлопка двери. Кристина ушла. И забавным образом, как только она покинула
квартиру, из комнаты на всех парах выбежал Раф, тыкаясь ей в ноги, вынуждая
92/292
Лилю поднять его на руки. Так, вместе с Рафиком, Лиля вышла в коридор,
отметив, что обувь Кристины, которую она убрала, исчезла. Действительно ушла.
С неким облегчением, за которое ей стало моментально стыдно, Лиля поглядела
на глупый куст роз, который Кристина где-то выдрала, и внезапно
почувствовала, как болью вспыхнули ранки от шипов на ладони. Ей было даже
не до собственной боли, не то, что до сообщений Лизы всё утро. Боже, она
правда не заметила своих же царапин?
Телефон в кармане вдруг завибрировал. Разблокировав тот, Лиля с

удивлением обнаружила новое уведомление.

прости
я погорячилась как-то
береги себя там
в понедельник увидимся, Лилька
Это было нечто новенькое, не в духе самобытной Лизы точно. Сжав ладонь до
ощутимой боли, Лиля сосредоточенно выдохнула, прикрыв глаза, и улыбнулась
расслабленно. Хоть что-то наладилось. Хоть что-то сегодня не было откровенной
катастрофой! Интересно, почему? Что повлияло на несгибаемую, непоколебимую
веру Лизы в свою правоту? Лиля прижала Рафика к груди, погладив ласково, и
снова улыбнулась.
Спасибо, Мишель.
Жду развернутых отзывов!
93/292
Примечание к части Приятного чтения!
XII
В понедельник всё было здорово: в столовой были сосиски в тесте и

абрикосовый сок, алгебру отменили, потому что препод заболел свиным
гриппом, из-за чего им подняли историю с последнего урока.
Забежав в класс с завёрнутыми в салфетки сосисками, они устроились на

задних партах первого ряда, спрятавшись за рослыми мальчишками. Лиза и Лиля
сидели вместе, за партой позади них сидела Мишель, готовясь рассказать им
прекрасную историю о том, как чуть не сбила собаку и голубя. Евгений
Евгеньевич что-то тихо бормотал про внешнюю политику России во второй
половине девятнадцатого века, проверяя их таблицы по прошлой теме в
тетрадях, сделал небольшой выговор Будиловой за сердечки на полях, отругал
Власову за следы от помады, из-за которых было не разобрать часть домашней
работы. Всё на заднем плане, потому что Лиля не слушала, она слушала Мишель.
Мишель. Она такая красавица, просто невероятная, что-то в ней было

совершенно магическим — её короткие блондинистые волосы, густые ресницы,
пухлые губы, большой улыбчивый рот. Она была похожа на кинозвезду!
Неудивительно, что Лиза…
Лиля перевела взгляд на Лизу. Та, как обычно, внимала каждому слову
Мишель, пока та на эмоциях рассказывала про свой скейт-заезд по лужам,
одновременно с тем пережёвывая сосиску в тесте. Лиза улыбалась, будто бы
смущаясь, краснела, иногда пряча лицо в ладони, но продолжала смотреть на
неё. Так влюблённо. Очевидно влюблённо, уж теперь Лиля понимала. Кристина
смотрела на неё так же нежно.
Кристина…
Аппетит ожидаемо пропал. Лиля бросила пирожок на парту, и тот тут же

стащил Евсеев, дегенерат, да и ладно, хрен с ним. Лиля вернулась к Мишель, к
её рассказу, но не могла сосредоточиться: перед глазами всплывало
неподвижное тело Кристины, разбитая голова Арчи, тот гадкий таз с рвотой и
ворованный куст роз. И сразу же хотелось заползти под одеяло и остаться там
до тех пор, пока всё не наладится.
— И эта тётка в шляпе, с этой болонкой орущей, ка-а-к гаркнет! — загоготала

Мишель, уже забыв, где они находились. Лиля невольно заулыбалась, снова
вовлечённая в её историю. — И с клюкой на меня, прикинь! Я мчу-у от них, а она
бегом на каблуках, шляпа улетает, болонка волочится за ней еле-еле на поводке,
а она клюкой мне в зад тычет!
— Гаджиева! — прикрикнул на неё Евгений Евгеньевич. — Довольно веселья!

Тетрадь когда сдашь?
— Бегу! — с набитым ртом ответила та, подорвавшись с места. — Я ща, там

такой плот-твист… — оповестила она их, схватив тетрадку и поднявшись с
места.
— Давай. — кивнула, поправляя волосы, Лиза.

94/292
Лиля находила что-то абсолютно чистое, невинное в том, как Лиза была
очарована Мишель. Там не было мрака, не было грязи, не было никакого
ощущения неправильности и аморальности. Была только романтика. И с
неудовольствием Лиля поняла, что это её расстраивает — то, что у них с
Кристиной всё было ровно наоборот. Она никогда не найдёт такой гармонии с
ней.
— Лиза. — обратилась тихо Лиля, и, когда та повернулась к ней, такая же

возвышенно-влюблённая, Лиля осмелилась спросить. — Вы встречаетесь?
— Что? — нахмурилась Лиза, тут же став колючей и отстранённой. — Ты

ёбнулась? С чего ты взяла…
— Андрющенко, что за выражения? — протянула язвительно Милена. —

Евгений Евгеньич, вы слышали? Слышали? Скажите что-нибудь!
— А Власова Исаеву под партой дрочит! — воскликнула удивлённо Мишель, и

все тут же наклонились, чтобы разглядеть. Милена возмущённо вскочила с
места, подняв руки. — Уже нет! — захихикала Мишель.
— Врёт она! — покраснела Власова.
— Привирает чуть-чуть. — хитро сощурился Исаев.
— Ты ебанутый?! — завопила та уже в слезах и, прежде чем Евгений

Евгеньевич сделал ей замечание, унеслась прочь из класса. Пацаны взорвались
хохотом, Мишель опустилась за парту, а Лиля захлопала в шоке ресницами,
осмысливая произошедшее.
— Жестоко. — заметила Лиля.
— Охуевшая больно! — цокнула языком Мишель, наклонившись к ним вдруг

очень-очень близко и, глядя то на Лизу, то на Лилю, спросила, — А вы уже
поссориться успели? Опять?
— Нет. — качнула головой Лиля, не желая продолжать эту тему. Ей уже было
стыдно — быть может, она ошиблась, и Лиза в самом деле не была такой, а ей
лишь показалось. Хорошо было бы просто забыть об этом разговоре.
Лиза ей, конечно, этого не позволила.
— Да Лиля меня под лесбуху подписала, — хмыкнула неприятно Лиза,

покосившись в её сторону. Исходя этой враждебностью и высокомерием, она
продолжила, повернувшись к Мишель. — Думает, что мы с тобой… — и осеклась.
Сожаление вспыхнуло на холодном лице вперемешку с растерянностью, словно
Лиза ещё не поняла, в чем провинилась, но уже раскаивалась.
Лиля заинтересованно глянула на Мишель. Та вроде как улыбалась, но не так

широко и искренне, а скорее натянуто — это была вежливая улыбка, которую
люди натягивали, когда им нечего было сказать. Мишель смотрела в упор на
Лизу, наверняка ожидая, пока та прояснит что-то, но вместо этого Лиза
засмеялась нервно, толкнув Лилю кулаком в плечо, как громоотвод:
95/292
— Ну, типа мы мутим. Необязательно же встречаться, мы можем просто
дружить, я к этому… — это был провал. Мишель хотела явно не этого, и Лиля, на
её месте, была бы точно так же разочарована. Лиза это чувствовала, но и
исправлять ничего не намеревалась — это была её позиция, и она от неё, по
привычке, не отступала. Пусть эта позиция и разрушала нечто важное для неё.
— Ну да, наверное. — так же неловко засмеялась Мишель, но смех её

стремительно сошёл на нет, и она торопливо отвернулась к окну, молча
демонстрируя нежелание говорить дальше. Лиза её границ не нарушала, так же
развернувшись и сев ровно, не навязывалась, и переложить этот сценарий на их
с Кристиной отношения было невозможно, а Лиля делала это уже
автоматически. Попытайся Лиля так свернуть диалог, Кристина бы вытрясла из
неё всю душу, но они бы к чему-то пришли. И что же было правильным?
Оставшиеся полчаса они с Лизой не оборачивались к Мишель, толком и сами

не разговаривали, но Лиза, начертив поле для крестиков-ноликов, подтолкнула к
ней свою тетрадь, пригласив к примирению, и Лиля дала добро. Так они играли
всю историю, иногда отвечая на вопросы Евгения Евгеньевича, каждая думая о
своём — Лиза о том, как облажалась с Мишель, а Лиля о том, что Кристина снова
пропала, забыв об её существовании.
Вместо последнего урока у них была репетиция танца и песен к девятому

мая. Конечно, так-то они отсидели все семь уроков, но на репетициях все как
всегда бесились и ржали, словно кони. Даже Милена отошла от позора,
вклинившись обратно, и никто её не поддевал.
Они с Лизой и Мишель танцевали в тандеме, втроём взявшись за руки, и им

было по-настоящему весело, пусть то было бесполезно и мало напоминало вальс
— это была идея Мишель. Судя по всему, она успела отойти от разочарования
или же смириться с мнением Лизы, снова оживившись и превратившись в
энерджайзер. Но их классная руководительница, Лаура Альбертовна, вместе с
Татьяной Викторовной, учительницей музыки, были не в восторге. Вот они и
поставили их по парам с тупыми мальчиками. Лиле достался Евсеев, конченый
придурок — она терпеть его узколобую физиономию не могла, но пришлось
стоять с ним и пытаться двигаться синхронно.
— Слышь, Тен, а правда, что у азиаток там как с глазами? — спросил вдруг
Паша, пока они разучивали квадрат шагов.
— Чего? — не поняла его Лиля.
— Ну, там, — поиграл бровями Пашка, подмигивая. Лиля вспыхнула, злость

вскипела в груди. — узко?
— Ты тупой или прикидываешься, Евсеев? — оттолкнула его Лиля

возмущённо, но тот перехватил её за запястья, снова попытавшись удариться в
вальс. — Не буду я с тобой танцевать! Отвали! — пихнула его со всей дури Лиля,
но этого оказалось недостаточно. Евсеев — чёртов дылда! Сила есть, ума не
надо.
— Ведро, что ли? — хохотнул он, не отпуская, пока Лиля отбрыкивалась. — Чё

обижаться сразу?
— Евсеев! — крикнул взявшийся из ниоткуда Олег Дмитриевич, в пару шагов
96/292
настигнув их, и Паша тут же осунулся, отойдя и запихнув руки в карманы
штанов. Лиля опешила, пытаясь отдышаться. Она знала, что Олег Дмитриевич
будет тут, как один из преподавателей-организаторов, но она не видела его и
надеялась, что он не придёт. Он её очень нервировал, даже сильней, чем
мальчишки. — Достаточно, иди, отдохни.
— Лаура Альбертовна сказала…
— Лилии неприятна твоя компания, уверен, Лаура Альбертовна сможет это

понять. — настоял мужчина, и Лиле, честно говоря, была неприятна и его
компания тоже, но он вроде как за неё заступился, и даже глаза закатывать
было… стыдно. Неправильно. Поэтому она с благодарностью улыбнулась тому,
как только Паша скрылся из виду, пинать стулья в актовом зале. — Спасибо. — и
хотела было уйти тоже, позависать в телефоне, но тут Олег Дмитриевич подал
ей ладонь. А когда Лиля уставилась на него, не шевельнувшись, он взял её за
руку сам с улыбкой. Лоб покрылся холодной испариной.
— Я буду гораздо более компетентен в роли партнёра. Мальчики вашего

возраста ещё не созрели для подобного. — пояснил он смешливо, но что-то в его
словах напрягало, заставляло ёжиться и прятаться. Прятаться было негде. Лиля,
округлив глаза, просто пошла за ним, позволяя себя вести и держать. Бля, что
происходило? Ей вроде было и страшновато, и смешно: Лиза кружилась с
Исаевым, Мишель вела в танце Генку Залилова, и они обе пялились на неё с
учителем, раскрыв рты. Наверняка Лиза уже выдумывала сто и одну шуточку. —
Ладонь мне на плечо, Лилия, будьте добры. — Лиля повиновалась, и тут же
ощутила, как ткань пиджака впитала влагу на вспотевшей руке. Она
усмехнулась смущённо, задрожала, как осиновый лист, внезапно робкая и
маленькая. — Благодарю. Вам забавно?
— Я нервничаю. — шагая, как деревянная, призналась Лиля. И ей даже

захотелось, чтобы Евсеев, тупоголовая шпала, вернулся. С ним ей не было так…
стрёмно.
— У вас хорошо получается. — Конечно! Лиля посмотрела на него

недоверчиво, спеша возразить, но тут же встретилась с ним глазами, и, странное
дело — его взгляд ей напомнил Кристину. Он на ней таял. Он скользил к её
губам, он её оглаживал, он что-то ей обещал, и Лиле от этого немого обещания
поплохело. — Вы хорошая ученица. Вот так. — мужская ладонь слишком плотно
прилегла к её спине, погладила, скользнув к пояснице, и как ни в чем не бывало
вернулась наверх, к спине.
Ей показалось? Это было чем-то плохим? Лиля оглянулась взволнованно, но

Лиза была занята тем, что крыла Исаева цензурными ругательствами за
оттоптанные кеды, а Мишель хохотала, таща за собой дрыщеватого Гену в
танце. Никто не видел. А было ли что-то?
После вальса они репетировали песню. Лиля пропускала все свои куплеты,
пытаясь скрыться от Олега Дмитриевича, но это было тяжело — он стоял перед
сценой, на которую их поставили, и Лаура Альбертовна не разрешила ей выйти,
так как они скоро должны были идти домой. Поэтому Лиле оставалось только
краснеть, сбиваться и упирать взор в пол.
Актовый зал она покинула в смешанных чувствах, и все они были

негативными: она не была ни в чём уверена, но ей было гадко, странно, жутко,
97/292
точно как после секса. Она казалась себе грязной, осквернённой, словно Олег
Дмитриевич что-то сделал с ней. Хотя причин не было. Он же просто… танцевал?
— Как тебе Олежа в деле? Потёрся об тебя? — схватила её за шею Лиза,

засмеявшись неуместно. Она наверняка не подумала о сказанном, она даже не
задумалась, что это могло бы обидеть Лилю, но это обидело. Как это обычно у
них и бывало. И Лиля, вырвавшись из некрепких объятий, убежала, уловив
вдалеке голос Мишель, просивший остановиться. — Ты больная, что ли?! —
крикнула Лиза вдогонку.
Лиля шла почти бегом, не разбирая дороги, срезала путь через пробоину в
заборе на заднем дворе школы, и побежала дальше по улочкам. Слёзы жгли
глаза и она упрямо их смаргивала. Лиза — дура! Совсем не следит за тем, что
говорит. И Олег Дмитриевич грёбаный маньяк! А Евсеев? Евсеев осёл, самый
настоящий урод, как его земля носит?! Все кругом будто старались испортить ей
настроение в такой хороший день. Она даже погодой насладиться не могла,
потому что её окружали гады и гадины и…
Раздался громкий звук клаксона прямо позади неё. Ей только этого не

хватало.
— Ты куда несёшься, Ляль? — Кристина выглянула из опустившегося окна

иномарки. Трезвая. Синяк на лбу побледнел, но был заметен, и Лиля вспомнила,
как ухаживала за ней в субботу, встрепенувшись. Прибавила шаг. — Да стой ты!
— Я иду домой. — ответила сухо Лиля, стараясь не выдавать горечь в голосе.
— А чё плачешь? Обидел кто? — ехала рядом, до комичного медленно,

Кристина.
— Нет. — раздражённо отозвалась она. Почему нельзя было оставить её в

покое хотя бы сейчас? Неужели Кристина не понимала, что после того, что она
устроила, пропадать и резко появляться было ненормально.
Кристина, осознав, что говорить так бесполезно, резко ударила по газам и

выехала вперёд со скрипом резины об асфальт, так же резко затормозив, и
выскочила из машины. В самом деле трезвая, даже не пошатнулась. Похвально.
Лиля замерла в лёгком испуге, развернулась и пошла обратно к школе, но её тут
же схватили и, подняв над землёй, понесли к автомобилю. И как бы она ни
лягалась, вырывалась и дёргалась, Кристина с лёгкостью подтащила её к
машине, нависнув над ней высокой фигурой, загородив собой солнце. Вот так,
глядя ей прямо в глаза, не такие, как у Олега Дмитриевича, а знакомые, добрые,
голубые, как льдинки на шхерах, Лиля не могла держать оборону. Кристина
была такой красивой, такой приятной ей, что в ней хотелось раствориться. После
такого ужасного дня Лиля ничего не хотела так сильно, как ей пожаловаться на
всех, расплакаться и заснуть у неё в объятиях. Чтобы Кристина её успокоила,
защитила, помогла ей.
Лиля шмыгнула плаксиво носом, немного расслабившись. Кристина не была

агрессивной или угрожающей сейчас, нет, но она была крайне серьёзна и
напряжена.
— Садись давай. — настояла Кристина, не увидев протеста, и Лиля,

разумеется, повиновалась.
98/292
Всю дорогу из Лили лился непрекращаемый поток обвинений и жалоб, она
говорила и говорила: про школу, про выпускной, к которому не готова, про
Артура, который с ней не разговаривает толком, про Олега Дмитриевича и его
странные прикосновения, про Лизу, которая говорит всякую обидную чушь и
никогда о ней не думает. К концу своего гневного монолога, Лиля выдохлась.
Кристина всё это время только кивала вдумчиво, выслушивая её, и Лиля успела
решить, что она прослушала этот бред и сейчас сменит тему. Так и будет.
— Олегу культи сломаем, — заключила вдруг Кристина, дав понять, что

слушала. — с Арчи побазарю. С Лизой сама, малолетку прессовать я не буду.
— Хорошо. — растерялась Лиля. — А ты его прям бить будешь?..
— Олега? — хмыкнула Кристина, глянув на неё, как на дурочку. — Я — нет.
После этого они молчали. Лиля отчаянно ждала извинений. Она ждала, что
Кристина заговорит о том, как пришла пьяная и ударила Артура, о том, как
сожалеет, что испугала её до смерти, но вместо этого Кристина наблюдала за
дорогой под очередной трек “Чемодана”, подпевала тому иногда еле слышно,
делая вид, что всё было в порядке и ничего такого она не натворила.
Кристина не отвезла её домой. Вместо этого они подъехали к какому-то

кафе, слава богу, не такому, как в прошлый раз — это выглядело прилично,
красиво, там даже была веранда и у входа стоял официант в форме. Лиля
посмотрела на Кристину удивлённо, а та погладила её по голове мягко, нежно,
будто бы боясь ранить. Совсем не так, как тогда, когда хватала и трясла, будто
тряпичную куклу.
— Новое свидание. — объяснилась Кристина. — Тут тебя никто не обидит, не

доебётся, я буду спокойна, ты будешь в безопасности. Я не напьюсь, — добавила
она спешно, — всё будет нормально.
Нормально. Ничего у них не будет нормально! Чтобы всё наладилось, нужно

было прилагать настоящие усилия, а Кристина не хотела этого. Она даже
попросить прощения не могла.
— Я уже не хочу на свидание. — призналась тускло Лиля, не дождавшись

извинений. — Я, если честно, вообще уже ничего не хочу с тобой.
— Чё? — переспросила та, но, по мере осознания услышанного, поникала всё

больше — уголки губ опустились, взгляд забегал по салону. Руки не отняла.
Кристина молчала некоторое время, перебирая её волосы пальцами, видимо,

успокаиваясь, а Лиля тряслась, опасаясь, что она сейчас ударит её головой о
бардачок. Или намотает на кулак и встряхнёт пару раз, выдрав клок. Этого не
произошло. Кристина себя, вероятно, сдержала.
— Ты щас мне просто мозги ебёшь или реально съебаться захотела? —

спросила невзначай она, отпустив её и взявшись уже за руль, стиснув тот до
белых костяшек. Кристина тяжело вздохнула, а Лиля, чрезмерно эмпатичная,
ощутила виновность за то, что так портила ей настроение. Но, с другой
стороны…
99/292
— Я уеду в Питер в августе. — решила выпалить сразу всё она. — И я не хочу
до августа убирать за тобой рвоту, кровь и сломанную мебель. — Кристина
ничего на это не ответила, сжала крепко челюсти, заиграв желваками на лице от
немой злости. Точно тикающая бомба. Но прошло пять секунд, семь, десять, а
она ей не ответила, и Лиля не выдержала, — Ничего не скажешь?
— Блять, — процедила Кристина, откинувшись назад и повернувшись к окну.

Щёлкнула зажигалка, сигарета скользнула между тонких губ, тлея. В машине
запахло дымом, и Кристина неторопливо открыла окно, стряхнув на асфальт
пепел. Остыв, продолжила. — Ляль, не помню я, чё было, чё ты хочешь
услышать? Прости меня, сука, чё тебе ещё? Не уебала же я тебе там? — когда
Лиля ничего не ответила, затихнув, Кристина повернулась к ней лицом,
вопрошая. — Ну?
Выдержав паузу, Лиля кивнула, и тогда она выдохнула с облегчением. Она не

была уверена, — поняла Лиля. Она опасалась, что ударила её случайно в пьяном
угаре.
— Но ты могла. — напомнила ей Лиля. С тем, как Кристина её дёргала,

лапала и держала, с теми словами, которые она кричала Лиле в лицо — Кристина
легко могла её ударить.
— Нет, — отмахнулась с лёгкостью та. — я ж тебя никогда не била. Если ты

паришься из-за этого, то даже не думай, блять, о таком, у меня на тебя рука не
поднимется, поняла? Я тебя никогда не ударю.
И хотя были сомнения, весьма весомые сомнения, это было приятно слышать
— Лиля не могла лукавить, чувство исключительности, собственной значимости
и особенности её, как человека для Кристины, дурманило. Будто она была по-
настоящему не такой, как все, для Кристины.
— Не только из-за этого. — проговорила робко Лиля.
— Чё ещё? — устало спросила она. Кристине явно не нравился этот разговор,

она надеялась отделаться, как в прошлый раз, подачкой в виде сюрприза, без
разбирательств. Но Лиля хотела, чтобы она, наконец, взяла ответственность.
— Я думала, ты умерла. — почти что прошептала Лиля. — Я лежала на тебе

пятнадцать минут, слушая, как твоё сердце бьётся, потому что думала, что ты
умерла, хотя я понимала, что нет, я просто… Я так испугалась. — непрошеные
слёзы в очередной раз заискрились в глазах. — А потом ты просто ушла, и ты
даже не написала ничего, ты ничего не сказала, и сегодня ты делаешь вид, что
ничего не было, хотя… Мне было так страшно.
Кристине вновь было нечего сказать. Она только смотрела на Лилю

потерянно, хмуро, и было неясно — на кого она злилась, на Лилю, на себя, на
свой алкоголизм, как отдельную сущность? Кристина напряглась, явно не желая
признавать вину, но Лиля, начав плакать, не смогла остановиться.
— И ещё ты тогда, в баре… Ты мне сказала, что побьёшь меня, если я не буду
пить с тобой. Помнишь?
— Нет. — глухо отозвалась Кристина, не воспринимая её слов — то ли она не

хотела выслушивать это, то ли сама не верила, что была способна на подобное.
100/292
— А потом ты просто уехала, оставила меня одну там, вечером. Одну. И ты ни
разу не написала, не позвонила, ты забыла обо мне. — всхлипнула Лиля
жалобно. — Я просто… — судорожно выдохнув, не готовая знать правду, но
отчаянно её желая, Лиля решилась. — Кристин, ты же меня не любишь?
— Блять. — прошипела вымученно та, накрыв лицо ладонью. Сигарета

полетела в окно, и Кристина закрылась уже обеими руками, уперевшись лбом в
руль. Пару мгновений она просто сидела в одной позе, но затем, повернувшись к
Лиле, Кристина заправила ей волосы за уши, погладила по щекам, по плечам,
прильнув к её губам мимолётно, словно пытаясь без слов выразить чувства, но,
не сумев, заговорила. — Конечно люблю. Блять, ну конечно люблю, зачем ты так
сразу? Я не знала, что ты так волноваться за всё будешь, за меня переживать,
бля, я даже… У меня никогда таких людей не было, а теперь ты есть, и тебе не
похуй, мне привыкнуть надо, понимаешь? Ляль, прости меня, хорошо? Я не знаю,
что я сделала, что ты теперь хуёво думаешь обо мне, я не помню, — честно-
честно заглянула ей в глаза она, — Но я знаю, что я виновата перед тобой. Ты
прости меня, пожалуйста. Бля, ну, вот такая я у тебя, но это же не значит, что не
люблю. Я тебя пиздец как люблю.
Лиле нужно было подумать. Все эти дни она ждала извинений и раскаяния, и
сейчас, получив их, она не знала — готова ли она в самом деле принять их. Ей
казалось, что, стоит Кристине попросить у неё прощения, и она её тут же
простит, и всё наладится. Оказалось, нет. Когда она проговорила вслух все свои
обиды, они неожиданно стали массивнее и серьёзнее, сдавили её ощутимо в
своих тисках, и сейчас она не понимала — а можно ли такое прощать? Ей нужен
был день, быть может, даже два, чтобы обмозговать это всё.
— А ты меня любишь? — Кристина не дала ей возможности к отступлению. —

Или всё, разлюбила уже? — усмехнулась она нервно, ожидая правильного
ответа.
— Люблю. — только и сказала Лиля, когда Кристина снова поцеловала её,

обняв её лицо ладонями трепетно и мягко.
Не дав опомниться, Кристина схватила что-то с заднего сидения, улыбаясь

заискивающе. К Лиле на колени, поверх рюкзака, плавно опустилась красивая
корзинка — в той был плюшевый мишка, одетый в вязаную футболочку, и
сладости, которые Лиля обожала. Кристина снова погладила её по голове,
наблюдая за тем, как Лиля в очередной раз тает от её заботы. Как же хорошо
всё было!
— Ремонт в хате мужики делают уже, недельки полторы подождать, и

готово. — вкрадчиво проговорила Кристина, улыбнувшись мягко. — И я тебя
заберу.
— Кристин, — позвала её неуверенно Лиля, чтобы напомнить, — про Питер, я

это всерьёз… Я собираюсь…
— Посмотрим. — нахмурилась, перебив её, та. — Поедешь, не поедешь, это

же не точно. Может, ты не поступишь. Давай не будем об этом?
Что значит, не поступит? Лиля такой вариант даже не рассматривала, она

всё могла, всё было в её силах! Но Кристина казалась расстроенной этим
101/292
разговором, они были счастливы сейчас, да и все обиды утихли.
— Давай. — растерялась Лиля.
У них было время до конца августа.
***
В самом кафе было уютно. Лиля успела привести себя в относительный

порядок, убрав разводы туши после слёз и подкрасив губы, и потому шла под
руку с Кристиной уверенно, чуть ли не вприпрыжку. Они сели за столик у окна,
на один диванчик, видимо, чтобы Кристина могла умостить свою ладонь у неё на
бедре, и взяли меню. Лилю тут же привлекло сладкое — она увидела яблочный
пирог с шариком сливочного мороженого и влюбилась, а запивать это всё она
решила шоколадным коктейлем, на что Кристина только снисходительно
хмыкнула. Когда официант подошёл, Лиля повторила ему свой заказ, так и сидя
под боком Кристины, и тут он повернулся к ней в ожидании:
— А для вас?..
— Экспрессо давай. — пожала плечами Кристина.
И Лиля, краем глаза наблюдавшая за ними, отметила, как вытянулось лицо

официанта, стоило ему услышать голос Кристины, как его взгляд метнулся к её
руке у Лили на бедре, как он опешил, замерев. Лиля задумалась, глянув уже на
Кристину: та была в своей излюбленной кепке с Человеком-пауком и тёмно-
зелёном спортивном костюме, с накинутым на голову капюшоном, полностью
скрывавшим длинные волосы. Возможно, люди не всегда могли разглядеть в ней
женщину из-за внешнего вида? В чём было дело?
— Это всё. — подогнала того Кристина, и паренёк, придя в себя, поспешил их

покинуть. — Ебанат, бля, малолетний. Видала, как вылупился?
— Ага. — кивнула Лиля, не осмелившись объяснять свои догадки по этому

поводу. Меньше нервотрёпки, если промолчать. Платье Кристина вряд ли
наденет, если никогда не носила те за все двадцать семь лет, поэтому
обсуждать с ней её необычный внешний вид смысла не было. Ей Кристина
нравилась и такой. Любой. — А мы в школе сегодня…
И она принялась рассказывать ей про вальс, уже опустив момент с Олегом

Дмитриевичем, больше о том, как сложно было разучивать квадрат шагов, как
тяжело ей было двигаться, но как здорово было втроём с Мишель и Лизой.
Мишель и Лиза. Стоило объясниться перед ними. Она убежала на эмоциях, а
следовало просто рассказать, что произошло…
— Никогда не танцевала. — поделилась с ней Кристина. — Меня пытался

один чёрт потянуть, я его ногами отхуярила, больше таких моментов не было.
В попытке сгладить неловкость, Лиля ответила:
— А мне понравилось. — и Кристина, притянув её к себе, клюнула её губами в

висок снисходительно. — Вот бы ещё мальчиков не было.
— Да, без мальчиков жизнь вообще песня. — засмеялась та.
102/292
— Захарова? — раздалось вдруг сбоку, и Лиля, глянув в сторону, увидела
девушку.
Девушка же? Блин. Ей только что было смешно от официанта, который

спутал Кристину с парнем, а сейчас она сама сомневалась. Вроде бы девушка, но
точно Лиля сказать не могла: у особы было худощавое телосложение, не было
видно груди, не было той мягкости в лице, как у Кристины, например.
Блондинистые волосы были коротко острижены и собраны в пучок сверху, в носу
и нижней губе блестел пирсинг, в ушах тоннели. Одежда была нейтральной —
свободная футболка и широкие джинсы. Это парень? Голос был по-настоящему
низкий, грубый, он в самом деле вводил в заблуждение.
— Захарова. — кивнула Кристина, даже не поднявшись с места, когда к ней

подошли. Только оглядела незнакомца подозрительно. — А кто спрашивает?
— Медведева! — крикнула незнакомка. И тут Лиля покрылась мурашками — у

той был раздвоен язык, точно как у змеи! Жуть. — Настя Медведева, ну,
параллель, помнишь? Девятый класс, дача родителей! — улыбалась широко та.
— Крис, как меня мать отделала после всего, ты бы знала!
— Настя? — переспросила в шоке Кристина, отпустив резко Лилю, и

поднялась на ноги, обняв Настю крепко. — Охренеть, ты? Живая? А ты откуда к
нам? Давно?
— Я всё ещё в Москве живу. И тебя там ждала! — поделилась она, хлопнув ту
по руке. — А тут у меня мамка откинулась недавно, я приехала дом оформлять
на себя, продавать… А ты как?
Лиля отвернулась в смятении, не вникая в их беседу из вредности. Какая-то

встреча возлюбленных после долгой разлуки, дневник памяти отдыхает. Ей эта
Настя не нравилась, и руки её загребущие тоже — её слишком много было,
слишком громкая и яркая. Кристина тоже хороша, прям глаз оторвать от неё не
может!
— Настюх, ну, здорово было увидеться. — подвела итог та, будто прочитав
мысли Лили.
— Здорово, — кивнула та. — Ты номер запиши, пересечёмся если чё. Только я

это, не Настя теперь. Кира.
— Кира? — фыркнула Кристина скептически, — Бля, ну, кто как ебётся в этой
вашей Москве.
— Сука, ты как скажешь иногда! — загоготала Кира.
Лошадь. Ну, слава богу, она хотя бы уходит! Лиля раздражённо сложила руки
на груди, исходя от негодования и ревности — она вроде бы понимала, что
ревность была беспочвенна, но всё равно её испытывала. Диктуя свой номер
Кристине, Кира вдруг поймала недовольный взгляд Лили. Моментально. Будто
бы, блять, ждала.
— А кто твоя маленькая подружка?
103/292
Лиля поёжилась, поджав плечи. Как назло, она только после школы — в
белой рубашке и чёрной юбке, банта на голове не хватает для полноты картины,
хорошо хоть рюкзак в машине остался. Лиля ощутила дикое смущение, когда
они обе посмотрели на неё — Кира любопытно, а Кристина вдумчиво,
размышляя, как это подать.
— Лиля, — только и сказала она, — Кир, мы тут это, вопрос один решаем, так
что, — Кристина подмигнула, пожав той ладонь сверху, — давай, до связи.
Ничего лучше не придумала. Как при такой храбрости, позволяющей

Кристине водить её за ручку по людным местам, Кристина не осмелилась
назвать вещи своими именами сейчас? Побоялась признаваться Кире? Так Кира,
вроде бы, была в теме. Не то чтобы у Лили сработал на неё гей-радар, но… Кира
бы поняла.
— До связи. — понятливо уступила та Кристине, точно так же в недоумении,

и махнула на прощание Лиле, — Приятно познакомиться.
Лиля без энтузиазма повторила то же самое и натянула улыбку, когда

Кристина вернулась к ней, снова её приобняв, и ей пришлось задушить своё
желание расспросить всё по эту Настю-Киру. Почему-то Лиля была уверена, что
точно так же, как она не сказала той ничего про Лилю, она не скажет и Лиле
ничего стоящего о Кире тоже. А потому пришлось себя сдержать.
— Ебать, как же людей Москва уродует. — только и сказала ни с того, ни с

сего Кристина, когда им принесли их заказ. — То ли баба, то ли мужик, ещё этот
язык пидорский, пирса по всему ебалу. Так и уезжай в эти мегаполисы, бля,
жесть.
— Да уж. — рассеянно согласилась Лиля, и её немного отпустило. Кристине

Кира не нравилась, раз она так отзывалась, следовательно, и переживать не
стоило! Прижавшись к её боку, Лиля надломила ложечкой кусочек яблочного
пирога, и отправила тот в рот довольно.
Как же всё было хорошо.
жду развернутые отзывы
104/292
Примечание к части Пов Кристины, без особого развития сюжета, больше ее
восприятие мира и Лили;
TW: домашнее насилие, мизогинный язык
XIII
— А как ты поняла… ну, что ты такая? — спросила, завернувшись в

одеяло по подбородок, Настя.
Кристина повернулась лицом к ней, точно так же завёрнутая в простыню, и

посмотрела на неё внимательно, отмечая шрамы на обеих бровях, тёмные круги
под глазами и растрескавшиеся губы. Глядя на Настю, Кристина не могла
сказать, что та ей дохуя нравилась. Нравились ей другие: тонкие, звонкие,
кроткие, чтобы ебало завалили, когда надо. Настя была тяжелоатлеткой и
твердолобой махиной, тело её было как сталь, не гнулось как надо, не дрожало
под руками Кристины, вечно норовило взять контроль; голос у неё был
прокуренный, низкий и пронзительный до гула в ушах; лицо — грубое,
безэмоциональное, угрюмое. Они были в этом, возможно, похожи — не были они
девочками в классическом понимании, были свои братаны, и в постели это
сказалось явно. Уже на этапе поцелуев они не могли уступить друг другу, и
Кристине, как наиболее нахрапистой, пришлось забрать инициативу силой,
подмяв Настю под себя.
Настя ей не нравилась, как тёлка. Скорее, Настя просто была доступным

вариантом, а Кристина была в поиске себя и не находила других таких баб.
— Я всегда была такой. — пожала плечами Кристина, недоумевая. — Ты про

чё?
— Бля, я имею в виду, типа… Когда ты поняла?
Кристина точной даты не помнила, она даже не знала наверняка, ей просто

было легче думать, что она родилась такая дефектная и ей с этим жить. Ну, не
для неё вся эта тема с мужиком, белым платьем и десятком детей в коммуналке,
кому от этого хуже? Вон, Новосёлова до экзаменов не дотерпела, уже пузатая
ходит, много счастья, что ли? Лёха, долбаеб, от неё свинтил тут же. Кристине
такой радости не нужно.
Но, наверное, она поняла ещё в детстве. Ей было лет шесть и она сидела в
гостиной, прямо перед телевизором, стоявшим на маленькой тумбе, а родители
о чём-то спорили на диване. И когда Кристина подняла глаза вверх, она увидела
пару на экране — мужчину и женщину. Женщина сидела, хуй его знает, на
пианино, наверное, в ночной сорочке, рыжая, длинноволосая, со стройными
ногами, совсем как кукла. Одна из тех кукол, которые Кристина видела в
витринах магазинов, куда они никогда не заходили. Она была такой красивой,
такой улыбчивой, смеялась заливисто, но по-другому, по-особенному, будто бы
заигрывая, и в Кристине уже тогда ожило безумное восхищение, восторг перед
чужой красотой.
Мужчина там тоже был. Но в глазах Кристины, он скорее мешал, потому что
всякий раз, стоило ему открыть рот, камера смещалась с красивой девушки на
него, и Кристина теряла любой интерес.
105/292
— В школе. — отмахнулась Кристина. И это была, отчасти, правда.
Девочки в школе ей нравились тоже — их защищать хотелось. Были те,

которым Кристина косы отрезала и плевала в портфель, но были ещё и те, за кем
она носила сумки, кому открывала двери, за кого дралась на переменах с самого
первого класса. Новосёлова, курица эта, ей всегда нравилась. Ходила в школу в
пышных сарафанах и рубашках с рюшами, с этими огромными бантами, а
глазищи у неё просто огроменные, да и пахла она сладко, как карамельное
яблоко. Но проблема таких девочек была в том, что Кристина им не нравилась.
Им нравились ебланы, как Лёшка, с хуем наперевес и без мозгов. И кто тут
виноват?
— Я бы про тебя не подумала так. — сказала вдруг Настя, закурив.
— Да и я про тебя тоже. — фыркнула Кристина. — У тебя же был этот

цветочный лох на побегушках.
— Славик? Глист этот ебаный? — скривилась в отвращении Настя. — Я ему

даже не даю. Так, на тачке гоняем, башляет за всё, ничё не просит. Чё с
мужиками ещё делать?
Этого Кристина, на самом деле, не понимала тоже. Кристине были противны

они все, ей было тяжело коммуницировать с мужчинами на улицах, ей было
сложно уважать учителей мужского пола, ей был ненавистен её собственный
отец, а брата она постоянно хотела задушить голыми руками, чтобы, сука,
задыхался и синел под давлением, зная, каково это — быть беспомощным и
слабым. Но нет. К сожалению, живя в настоящем мире, Кристина не могла
позволить себе такой роскоши. Несмотря на то, что отец был готов продать её за
пузырь водяры, а брат хотел подложить её под своих кентов, неправа осталась
бы Кристина и она это знала. Оставалось только терпеть.
— Нихуя. — выдохнула Кристина, отобрав у Насти сигарету. — Нихуя с ними

не сделаешь. Давай, собирайся, пахан скоро приедет.
Она в тот день просчитала всё по минутам — он должен был приехать в два
часа дня, а на часах было ровно полвторого, когда они с Настей поднялись с
кровати и начали одеваться. И, как сейчас, Кристина помнила, что та надела
свои летние шорты со спортивным лифчиком, держа в руках футболку, а сама
Кристина успела натянуть только трусы с майкой. Дверь с громким хлопком о
стену распахнулась. Отец открыл её с ноги, уже выпивший, напару с Денисом,
уебаном — тот всё подначивал папашу, на уши приседал ему, подливая масла в
огонь.
— Ты чё, тварина конченая, страх потеряла?! На моей койке, шлюха, девок

дерёшь?!
— Вот потаскуха, бать! Всыпь ей! Всыпь, это же болезнь, она психическая
какая-то!
— Ты в глаза мне смотри, Кристина, блять, ты чем думала?! Мразь!
Ремень он выдернул из шлевок резво, со свистом, а Кристина, окаменев,

даже не заметила. Она не заметила и того, как Настя унеслась тогда из домика
так же быстро, наверное, с тем же звуком, как грёбаный Соник. Первый удар
106/292
пришёлся по животу, ремень обжёг низ и заставил согнуться, а отец добавил
кулаком по спине, уронив Кристину на колени. Она хотела кричать, но не могла,
знала — солдаты не кричат. А её воспитали, как солдата: исполнять приказы, не
кутить, не раскрывать рта без разрешения, ни о чём никого не просить.
Ремень был добротный, армейский, кожаный, им её уже хлестали в детстве

за потраченные не на хлеб, а на жвачки деньги; за опробованное случайно пиво
из банки; за выуженную из отцовской тарелки ложку. За что только не. Но в этот
раз, папаша душу отвёл точно — она плакала, правда, беззвучно, но плакала, не
в состоянии удержать слёз боли. А он бил, и бил, и бил, стрелки часов неумолимо
шли вперёд, по кругу, а Кристина считала секунды, чтобы не потерять нахуй
рассудок.
— Как мне на улицу показываться, блядина ты позорная?! — вопрошал в

гневе отец. Ей ответить было нечего, да и не могла она, она могла только воздух
глотать, немигающим взором пялясь перед собой. — Ты гнида, блять, гнида
опущенная! Лесбуха!
— Мало ей! — не унимался Денис. — По лицу надо, чтобы девки не велись на

морду!
— Сдурел, блять?! — рявкнул вдруг на него тот, и Денис отшатнулся —

Кристина, уже лёжа лицом на полу, увидела, как его ноги в стоптанных шлёпках
сделали два порывистых шага назад. Кристина судорожно вдохнула, выдохнула
со всхлипом, боясь шевельнуться. Спина горела. — Замуж её отдавать
изуродованной потом?! По лицу, блять. Тебе по лицу надо, хуйло, за то, что за
малолетней шмарой этой не следишь. Твоя сестра! Твоя кровь! Мужика ей
найди!
— Бать…
— Сука! — и вот досталось и Денису тоже, уже по роже.
Кристина не знала, травмировало ли это её, она вообще никогда о

случившемся в таком ключе не думала, для неё это было воспитанием, пусть и
уебанским. Она получила тогда за дело, правда же? Привела Настюху на дачу
отца, спалила, что лесбиянка, тот и взбычился, что не так-то? Не убил же он её.
Кристине даже легче от этой мысли — что убить мог бы, но не стал. Даже как
будто бы хорошо.
А Лиле — нет.
Лиля так заревела, когда услышала всю эту историю, что Кристине самой
поплохело — нахрена Лиля выпрашивала у неё подробности? Кристина даже
взглянула на это с иной стороны. Вот, случись такое с Лилей, что тогда? Что бы
она почувствовала? Ответа не было. Это случилось не с Лилей, а предугадать
свою реакцию на выдуманную ситуацию Кристина словно была не способна —
было бы ей жаль? Как брошенных на улице собак, как голодающих пенсионерок,
как избитых изнемождённых детей. Кристина поймала себя внезапно на том, что
жалости в ней оказалось катастрофически мало. Ей Лилю жаль не было, но она
могла её пожалеть, если той это было нужно. Это считалось?
— Это же просто… ужасный удар по психике, Кристина. — заплакала Лиля,

но тут же постаралась взять себя в руки, вздыхая и обнимая её утешительно.
107/292
Словно это не ей здесь поддержка нужна. Лиля вообще была такая
раздражающе мягенькая, чуть надави и расползётся розовой кашицей, иной раз
тянуло подзатыльник влепить, но Кристина себе не разрешала — Лилю
защищать надо. Это было уже как установка.
— Ровно всё. — погладила её по затылку она. Кристина в это верила, верила

свято, как фанатики в Бога и родители в своих детишек-наркоманов — с ней всё
было в норме. Это по ночам её почти не будило, не било по мозгам, всего-то надо
с отцом и братом не пересекаться, иначе дело кончится пьяной поножовщиной.
Но всё было под контролем.
— Ты можешь мне всё рассказывать. — поклялась Лиля, и Кристина, обнимая

её, усмехнулась в недоверии. Рассказать и выслушивать потом этот дикий
скулёж? Лиля в этом плане Кристине напоминала маму, мамуля у неё была такой
же ранимой и уязвимой, иногда до абсурда. Били Кристину, а плакала мама, стоя
при этом где-то в углу. — Я тебя так люблю. — повторяла она одно и то же.
Что вообще значило её “люблю”? Кристина любила множество вещей. Она

любила толстовки с капюшоном, любила Человека-паука, любила мамкину
стряпню, любила свою тачку, любила бухать. И Лилю она, каким-то образом,
тоже любила. С Лилей было хорошо, спокойно, от Лили угрозы не исходило, не
крутила она ей, не указывала, что делать, как Маша, сучка. И Лиля не была
такой, как Настя-Кира тоже, с Лилей за главенство бороться не требовалось, у
них главной негласно являлась Кристина. Лиля была тихой, воспитанной,
приятной для неё девочкой — ничего лишнего.
Девочка. Ну да, совсем девочка ещё.
Кристина не задумывалась о возрасте, точнее, об их разнице, но

периодически натыкалась на яркие маркеры — на школьную форму, на эти
хвосты с белыми резинками, на незрелую реакцию в виде слёз, на слова,
которые та использовала. Нельзя было сказать, что это не вызывало
дискомфорта, просто для Кристины ключевым было то, что Лиля была
юридически взрослой.
И физически. Кристина ещё тогда, на мойке, стоя с телефоном Арчи в руках,

отметила для себя, что та выглядела будто старше за счёт сформирорвавшейся
фигуры и макияжа. У Лили была красивая полная грудь, стройные ровные ноги, у
неё был тонкий голос, и когда она стонала, Кристина хотела больше и больше.
Лиля быстро училась, очень старалась, была хорошей любовницей. Наверное,
потому что Кристина её практически слепила под себя и свои нужды?.. Да
неважно.
Лиля была взрослой.
— И я тебя люблю.
У Кристины были чувства: ревность, стремление защищать, привязанность, а

значит, Кристина любила её. Не то чтобы ей было с кого брать пример, поэтому
она двигалась от того, что было. Она давала Лиле то, что у неё было.
***
108/292
Были ли они в отношениях? Считалось ли что-то из того, что Кристина делала
в свободное время, изменой? Если у неё были, условно, Лена, Вика и Таня, с
которыми она была знакома до Лили и которых она трахала ещё до того, как
Лиля научилась пользоваться тампонами, было ли это так неправильно?
Кристина не рисковала заниматься самоанализом, так жить проще. Иначе

вскрылось бы, что она моральный урод или что похлеще.
Она знала, что Лиля скорее всего расстроилась бы этому, потому не палилась
и никогда в этом не признавалась, это же своего рода забота. Лиля бы не
закрыла все её потребности, слишком молоденькая и неопытная, пресная даже.
Те условные Лена, Вика и Таня ей были интересны как сексуальные партнёрши,
они были оторвы, от которых крышу сносило напрочь, но Кристина ведь не
рассматривала их всерьёз. Она не пасла их днём и ночью, ей было всё равно, с
кем они спят параллельно, она не утирала им слёзы, не выслушивала нытьё про
родителей и проблемы в жизни. Она им не доверяла. Они просто ебались и
расходились. Лиля была другой, даже для Кристины, она несла другую функцию.
Её Кристина хотела оставить себе, отточить до идеала для удобства и жить с
ней счастливо.
Были ли они в отношениях?
— Чё за Мишель?
Лиля удивлённо повернулась к ней, встревоженная и точно застанная

врасплох, от чего у Кристины щёлкнул тумблер в голове, и она додумала для
себя, что это за Мишель и как они связаны. Лиля запоздало опустила чайник на
плиту, опустилась за стол напротив смущённо.
Что ты, сука, скрываешь? Чё ты, блять, молчишь?
— Ты язык проглотила или чё? — не выдержала Кристина. — Я говорю, кто

это? Сердечки под фотками оставляет, ты с ней болтаешь, фотка общая. Откуда?
— Из школы. — еле слышно отозвалась Лиля. — Одноклассница.
— У тебя все одноклассницы, а потом они дома у тебя по ночам висят. —

напомнила неприязненно Кристина. — Телефон дай сюда.
— Зачем? — опешила та. — Ты же не думаешь, что я с ней что-то… Да мы

даже не подруги!
— Лиза тоже не подруга? — сощурилась Кристина недоверчиво, протянув

ладонь. — Трубу давай, сказала.
Лиля казалась разочарованной, но вины в её выражении лица было больше, и

она, опечаленно опустив голову, выполнила приказ. Как хороший солдат.
Хороший солдат должен исполнять приказы, не кутить, не раскрывать рта без
разрешения, ни о чём никого не просить. Так было правильно.
Скрестив руки на груди, Лиля ожидала, когда Кристина успокоится, но

Кристина, прошерстив коротенькую переписку с Мишель и не найдя ничего,
кроме обсуждения домашней работы и тупой Лизы, пошла дальше. В инстаграме
109/292
у Лили была куча запросов на переписку от всяких старых уродов, вроде
женатых мужиков с детьми, на них она не отвечала. Зато она много общалась с
Лизой, прямо таки каждый день, и даже при огромном желании Кристина бы не
прочитала всё. Однако.
— Эта щеглуха тебе советы по отношениям даёт?
— Мишель? — не поняла её Лиля.
— Ты дурой не прикидывайся, блять, я про Лизу. — прошипела Кристина,

повернув телефон экраном к ней.
— Отдай. — вздохнула Лиля, попытавшись забрать тот, но она не позволила.

— Это нечестно.
— А пиздеть про меня за спиной честно? Кристина это, Кристина то, блять, а
эта педовка и рада, в трусы к тебе залезет, как только я съебусь с дороги.
— Чего? — возмутилась та, повысив голос, и это, как красная тряпка для
быка, вдарило Кристине по нервам. — Ты вообще понимаешь…
— Ебало закрой! — прикрикнула она, и Лиля тут же осела, побледнев. Глаза

забавно округлились, брови взмыли вверх, и она застыла с приоткрытым ртом в
полной растерянности.
Исполнять приказы и не говорить без разрешения — вот функции хорошего

солдата.
Но они ведь не солдаты? Кристина больше не в отцовском доме. В её жизни

больше не действуют армейские устои. Ей здесь никто не угрожал.
— Прости, — опустив телефон на стол, Кристина взяла Лилю за дрожащие

руки, сжав те в своих, и вкрадчиво прошептала, вглядываясь в опустошённое
лицо той. — я не хотела… вот так.
— Всё хорошо. — еле слышно отозвалась Лиля. Но ничего не было хорошо, и

это стало лишь очевиднее, когда она отвернулась, избегая столкнуться взором.
Чайник вскипел, засвистев, и Лиля торопливо поднялась, выпутавшись из

хватки Кристины, чтобы выключить газ. Кристина же сжала ладони в кулаки,
удержав себя от очередного всплеска агрессии — хотелось схватить, усадить
обратно и вцепиться в её запястья, чтобы Лиля поняла, что делать что-либо она
будет тогда, когда ей будет разрешено, а не когда, сука, вздумается. Чтобы она
её уважала, чтобы она боялась оступиться сама.
И с некоторым сожалением, Кристина услышала в этом отголоски отцовского

воспитания.
— Чай будешь? — тихо спросила Лиля, доставая с верхней полки кружки, и

Кристина задержала взгляд на её ляжках, выглянувших из-под задравшейся
юбки домашнего сарафана. Скользнула выше — к стройному, мягенькому
туловищу, узким плечам. Мелкая. Такую и бить жалко.
— Давай. — без желания, с убийственным чувством недосказанности,
110/292
осевшим на языке, кивнула Кристина.
Такую бить нельзя.
***
Они въехали в квартиру, как она и пообещала, в конце апреля. Тридцатого

числа пацаны завезли ей диванчик, стол со стульями и кровать, остальная
мебель была в хате, а эту она взяла задёшево на рынке. Квартирка была уютной,
светлой, правда, не просторной, но только для двоих. Для них двоих.
Кристина прошлась по коридору, прикоснулась к выкрашенной в светло-

розовый стене с осторожностью, словно та могла потрескаться под её ладонью.
Светло-розовый должен был понравиться Лиле, она ведь вся такая девочка.
Кристине вот было похуй на цвет стен. Её больше интересовала её коллекция
комиксов в шкафу в гостиной — те там стояли, как почти что главное достояние
всего дома. Помимо шкафа и дивана в гостиной, по сути, ничего больше и не
было. Так же как и в спальне, помимо кровати и шифоньера, пока что не было
излишеств. Пока что.
Главным достоянием этого места должна была стать Лиля. Лиля должна
была ждать её тут после работы, создавать уют, комфорт и быть для неё
хорошей безопасной девочкой. Кристина могла её обеспечить, там дело за
малым — на нелегалке не попасться, тачки сбывать без номеров, как раньше
делали, и нормально. Даст ей явно больше, чем Арчи на своём сраном заводе.
Больше, чем Питер, в котором Лиле всё равно ничего не светит.
Блять, она так её любила. Наверное, это был первый человек, который любил
и её в ответ тоже.
Они не съехались сразу, но Лиля перевезла часть своих вещей для ночёвок:
запасную зубную щётку, две ночнушки, нижнее бельё и своё розовое полотенце.
Этого было достаточно для начала, наверное, хотя Кристину подмывало
заявиться к Арчи и поставить его перед фактом, задавить его морально тем, что
он ёбаный увалень, подвергающий маленькую сестру опасности. Это была
правда.
Лиля рассказала ей, что однажды провела всю ночь, прижимая свою дверь
спиной, чтобы к ней не смогли ворваться его бухие дружки. И Кристина серьёзно
обеспокоилась тем, что Арчи настолько безответственно относился к вопросу о
содержании ребёнка.
Нет, не ребёнка. Подростка. Своей сестры.
— Ты никогда не думала… Знаешь, о том, чтобы пожениться? — глупо,

влюблённо поинтересовалась Лиля, перевернувшись на живот, чтобы
посмотреть Кристине в глаза.
Кристина, лёжа с задранной за головой рукой, курила, стряхивая пепел в

кружку на тумбочке, и была абсолютно счастлива. Эта ночь так сильно
отличалась от секса у Лили, где ей надо было торопиться, пока Арчи не
привалил обратно с работы — сегодня всё было так, как хотелось ей. Она
111/292
оттягивала заключительный момент до тех пор, пока Лиля не начала плакать от
удовольствия и невозможности кончить, и нечто садистичное в ней ликовало.
Лиля в её руках была как пластилин, она так правильно выгибалась,
раскрывалась и звучала, что в Кристине крепла гордость — она её научила.
Лиля дрожала под ней так, как этого ожидала Кристина; она заглядывала ей
в глаза и отвечала на поцелуи так, как это было нужно Кристине; Лиля не
позволяла себе никаких вольностей, не хватала Кристину за волосы, не
прижималась к ней без разрешения, не лезла первой. Делала только то, что
можно было, двигалась и лизала, целовала, ласкала в том темпе, который
задавала Кристина. И пусть это были выученные моменты, в этом была душа.
Кристина сделала её такой для себя. Не для кого-то, сука, ещё, а для себя и
своего наслаждения.
— Кристин. — позвала так же мурлычаще Лиля.
Когда Кристина поняла услышанное, её взгляд метнулся к Лилиному лицу в

непонимании. Пожениться, блять? Она нахмурилась, и тогда Лиля, тревожная и
покорная, поспешила объясниться.
— Знаешь, во многих странах это законно. Нормально. Я думаю, было бы

здорово.
Больше похоже на издёвку. В каких странах это было законно? Не у них

точно. А зарубеж ехать, чтобы расписаться, и слоняться так хуй пойми где
Кристина не собиралась. Ей было комфортно тут. Она жила здесь как-то всю
жизнь, и снова пытать удачу не хотела. Не могла.
— Это шутка, что ли? — сухо, без эмоций спросила Кристина, и Лиля, судя по
её напряжённым плечам и погрустневшей моське, уже пожалела о своём
вопросе. — А свадебку ещё не хочешь? — добавила язвительно Кристина. — Ну,
чё за цирк, Ляль? Не тринадцать же лет тебе.
Несильно больше.
— Лесбийские браки разрешены в тридцати двух странах. — пробормотала

обиженно Лиля. И это так раздражало Кристину в ней — она была по-
подростковому узколобой, не прям тупой, но до тупости наивной. Это были
детские фантазии, не более, а Лиля, в силу возраста, это не осознавала.
— Ага, и Карелия номер один в топе по пидорским свадьбам.
— Зачем ты так? — разочарованно вздохнула Лиля, перекатившись уже на

бок и отвернувшись от неё, а Кристина вновь буквально поймала себя в порыве
дёрнуть ту на себя. Встряхнуть, наорать, сказать, что когда с ней говорят, нужно
смотреть в глаза. Сказать, что её характер тут никому не усрался, и если она
будет выёбываться, её отходят ремнём. Но так же нельзя. Это было
неправильно.
— Семья это для мужчины и женщины, — заключила твёрдо Кристина, и её

тон спорить не позволял. Хотя бы так, голосом, она хотела поставить Лилю на
место. — бабы не женятся. Запомни, и не вздумай снова мне мозги ебать.
Поняла?
112/292
— Поняла. — огрызнулась та, и мысленно Кристина отвесила ей такой
сильный подзатыльник, что она слетела нахуй с постели на пол, зализывать
раны. Малолетняя, блять, овца со своими выебонами. Если бы Кристина
позволила себе подобное, её бы уже...
Блять. Кристина прикрыла устало глаза, выбросила раздражённо дотлевшую

сигарету в кружку. Она же никогда не ударит Лилю, верно? Нет. Кристина мягко
погладила ту по плечу, притянув в объятия, поцеловала в висок, и
почувствовала, как Лиля тает, расслабляясь, поддаваясь, как обычно. Кристина
её не ударит, ни в коем случае, никогда в жизни. Она себя контролирует. Всё
было под контролем.
Жду отзывы!
113/292
Примечание к части приятного чтения, жду отзывы!
XIV
Вечером Артур предложил съездить на рыбалку. Сказал, к нему

приехал какой-то старый друг из армии, Макс, и им обязательно надо сгонять на
Длинный Берег, варить уху. Макс, якобы, к ним уже заглядывал разок, Лиля его
видела, он ей дарил какую-то там коробку конфет. Лиля подозревала, что потом
Артур вдвоём с Максом эту коробку и заточил под пузырь, не иначе.
— Делать мне нечего. — ощетинилась Лиля. — Выйди, я песню учу.
Эти их песни к девятому мая. У неё уже голова раскалывалась, а Лаура

Альбертовна всех в чате выдрючила, сказала, если слова от зубов отскакивать в
понедельник не будут, их вызовут на ковёр к директору! Некогда ей развлекать
всяких мужиков на Ладожском.
— Кристинка единственная баба будет, ну, как-то не очень. — сказал вдруг

Артур. Кристинка. Снова пропала не пойми где, не дозвонишься! То ли работает
второй день без остановки, то ли что… — А Людка заболела, не поедет. Кто-то
же должен там уху помешивать, огурчики резать…
— Заткнись. — скривилась Лиля. — Сами будете уху мешать.
— Чё, едешь?
Лиля задумалась. Не будет ли это странным, если они с Кристиной, которая

игнорирует её сообщения второй день, встретятся завтра на озере? Вдруг она ей
не рада будет?
— Еду. — Кристина переживёт.
Как вещи перевозить к “ним” в квартиру — так она первая, а взять телефон с
первого раза не может, да что с первого, с сотого! Лиля себе все нервы
вымотала, оттого и учиться тяжко. Вся голова забита Кристиной и её
перманентными пропажами. Встретятся и поговорят завтра. С утра.
***
Вставать пришлось рано, на улице ещё было темно, а они уже на ногах. Лиля
встала даже раньше, чтобы успеть глаза подкрасить и губы намазать почти что
на ходу, а волосы она расчесала уже на пороге, пока Артур обувался. Вышла из
дома в уличной футболке и джинсовом комбинезоне столетней давности, в
кроссовках, которые не жалко было стоптать в грязи. Артур был бодр, как
никогда, Лиля даже удивилась. Хотя, может, его бодрило осознание скорой
попойки.
По пути они заехали за Максом.
Лиля уже по походке того поняла, что это что-то жуткое, гадкое и противное
— шёл он вальяжно, пружинисто, с улыбкой во всю рожу. Кучерявый, усатый,
бородатый, такой странный-странный. Не такой, как остальные дружки Артура,
вылощенный какой-то, что ли, не прилизанный, но ухоженный. В нём
чувствовался большой город.
114/292
— Не наебал, внатуре рыбалка! — загоготал Макс, запрыгнув в салон и
громко хлопнув дверцей.
— Здарова! — хлопнул того по руке Артур, улыбнувшись широко в ответ.
— Здарова, братан! — опомнился тот, увлечённый собственным восторгом, —

Блять, как же давно я на Ладожском не был, да вообще, на Родине! Ты удочку
взял для меня?
— На заднем, у Лильки.
И тогда Макс обернулся к ней, а Лиля смущённо сжалась, отведя взгляд и

покраснев. Вблизи красивый. И даже не придурок, наверное, зря она так. И
кудри у него забавные — Лиля таких не видела раньше, они завивались
кольцами, блестели в свету уличных фонарей. А улыбался он искренне, мягко,
доверительно, так, что и дискомфорта Лиля не ощущала. Это было по-
особенному, как правило, рядом с мужчинами Лиле всегда становилось страшно.
С Максом не было страшно.
— Лилёк, ты, что ли? Привет!
— Здрасьте. — смутилась Лиля, мельком глянув на него и вновь спрятав

глаза в пол.
— Ну, выросла, кнопка! Красавица она у тебя, Арчи. — похвалил он,

повернувшись к тому, и Лиля зарделась пуще прежнего. — От кавалеров только
так отбиваешься?
— Никто ещё удачу не пытал. — с явным неодобрением отозвался Артур, и

Лиля закатила глаза — пытали, но каждый раз они и сам Артур были пьяны
вусмерть. Тот, будучи под градусом, лез защищать её “честь” и выдворял всех за
шкирку. Но не помнил этого. — Маленькая она ещё, школу не закончила, —
добавил зачем-то Артур, повернувшись к Максу. — после школы сразу в Питер,
учиться. Не до кавалеров ей.
— В Питер? — вскинул брови тот, посмотрев на Лилю удивлённо. —

Заглядывай на чай, Лилёк, я Петербуржец пятый год!
— Правда? — опешила Лиля. Какое совпадение… У неё было столько

вопросов, она так много читала про город, но никогда не общалась с людьми
оттуда. Лиля довольно сильно переживала. — А правда, что чтобы осмотреть все
экспонаты в Эрмитаже, нужно восемь лет?
— Вот это вопросы. — засмеялся Макс. — Ты у нас интеллектуалка? Не в

братика пошла.
— Моя гордость. — кивнул, ни чуть не обидевшись, Артур.
— Я в Эрмитаже был пару раз, — отмахнулся тот, — не впечатлился.
— Не впечатлился? — поразилась глупости Лиля. — Это же самый красивый

музей в мире, жемчужина Питера!
115/292
— Жемчужина Питера это Нева, разводные мосты. Вроде одно и тоже
каждый раз, а красота неописуемая. — вздохнул мечтательно Макс, и Лиля
заразилась этим настроением, вообразив себе эту красоту. — А я, знаешь,
красоты ценитель.
— Я тоже. — рассеянно согласилась она.
На их месте, которое Артур выбрал, посторонних не было, что показалось

Лиле странным в воскресное утро. Они подъехали близко-близко, почти что к
берегу, и минутой позже приехала и Кристина тоже, в футболке, камуфляжных
штанах и рубахе того же принта. Волосы распущены, такие золотистые в свете
восходящего солнца, что Лиля, выглядывая из окна, уже забыла о том, что
обижалась на неё. Кристина была так красива даже без стараний, просто
ангельски.
Арчи вышел из машины её приветствовать, крепко-накрепко обнял, как

друга, и Лиля задумалась — они вообще обсуждали ту драку? Им было что
решить? Или они просто опустили эту тему, как что-то малозначительное?
— Считай это питерским джентльменством, но не могу не помочь даме. —

открыв для неё дверь и испугав тем самым, наклонился вдруг Макс.
Лиля, встрепенувшись, кивнула в благодарном стеснении и поспешила

покинуть салон, вскочив на ноги. Кристина, оторвавшись от разговора с Артуром,
заинтересованно повернулась и, увидев её, улыбнулась вдруг. Такая сонная,
хмурая, и улыбнулась, только завидев Лилю! Она не была недовольна её
компанией, быть может, она даже ждала?.. Макс подвинул её, взяв за талию
осторожно, но уверенно, и достал снасти с удочками в тубусах с заднего
сидения.
— Ой. — только и пискнула Лиля, отойдя на пару шагов, но, когда она вновь
глянула в сторону Кристины, та уже отвернулась, ища что-то в своём багажнике
и раздражённо отшвыривая ненужное.
— Лилёк, поможешь? — обратился к ней Макс, и, когда Лиля кивнула

потерянно, передал ей чемоданчик снастей. — Отнеси туда, к Арчи.
Артур расставлял складные стулья, расправляя те; Кристина таскала из

своей машины посуду, опуская ту на большой пень — чугунок, чашки с ложками,
какую-то железную решётку, наверное, для костра. Лиля подошла, опустив
рядом снасти, а Кристина посмотрела на неё, обдав пренебрежением, и кивнула
на Макса молчаливо.
— Друг Артура. — еле слышно объяснила Лиля. — Я его не знаю.
— А лапы хули распускает? — прошипела ей в лицо та, обойдя её, и Лиля

потупилась стыдливо в землю, не найдя, что сказать.
Когда всё было относительно готово, они сели рыбачить. У Лили удочки не
было, а в телефоне не ловила сеть в такой глуши, потому ей было нечем
заняться. Но Кристина, остыв, подозвала её к себе, усадив на свой стул и всучив
удочку. Рядом стояло ведро, где уже трепыхалась рыбка.
116/292
— Это окунь. — объяснила ей Кристина, помогая держать удочку правильно,
становясь на холодные камни коленями и приобнимая её. — Окуней тут дохуя,
прямо у берега. Не проебёшься, не ссы. Вот так держи.
— Спасибо. — краснела отчаянно Лиля, чувствуя крайнюю близость — она

даже запах Кристины чувствовала. Не сбивал и барахтающийся в ведре окунь.
От Кристины, когда та была трезвой, приятно пахло её шампунем для волос и
чуточку сигаретами.
— Чё, получается? — подмигнул Артур. — Или таки пойдёшь овощи чистить?
— Иди нахер со своими овощами. — огрызнулась Лиля, и тут она

почувствовала тягу — что-то зацепилось за леску и потащило ту вглубь. —
Клюет! — оживилась Лиля, чуть было не подскочив, и Кристина рассмеялась,
удержав её за плечи.
— Подсекай. — направила она ласково.
— Как?! — запаниковала Лиля. Её первая добыча! Не дай боже уйдёт!
— Об косяк, — взбесился Артур, — не верещи, распугаешь всю рыбу!
— Легче, легче! — прикрикнула на него Кристина. — Не ори на неё. Ляль, —

перехватив удочку, обратилась к ней так же спокойно Кристина, — дай я. — и
резким движением выудила улов из воды. Лиля только руками от брызг
закрыться успела, но её всё равно чуток окатило, и она захохотала вместе с
Кристиной, точно распугав всю рыбу. — Умочка. — похвалила её та, опуская
очередного окуня в ведро.
Рыбалка удалась. У неё и Кристины набралось шесть окуней под конец, а вот
у Макса и Артура дела шли хуже — на двоих, как выразилась Кристина, полторы
рыбёшки. Но Лиля в своих заслугах уверена не была, наживку забрасывала
Кристина, выуживала тоже она, Лиле она давала удочку просто подержать,
приобнимая её и страхуя всё время. В любом случае, это было приятно. Весело.
— Бабы нас уделали. — со смешком заметил Макс, и одна-единственная

маленькая рыбёшка в его ведре забарахталась в подтверждение.
Лиле жаргон не понравился, Кристина его не оценила тем более. Ей Макс

вообще будто поперёк глотки стоял, она так на него глядела, от таких взглядов
на стену лезть охота, а не беседы вести. Но Макс этого будто не замечал.
— Лилёк, ты про питерские белые ночи слышала? — поинтересовался он

любопытно, выглянув из-за фигуры Артура, матерящего весь свет.
— У нас тут свои белые ночи. — ответила за неё Кристина, разминая

затёкшие ноги. Помогая Лиле рыбачить, она едва успевала позу менять — в
основном она сидела на коленях, приобнимая её и делая большую часть работы,
изредка расхаживая по скалистому берегу.
Макс на Кристину даже не обратил внимания, но снисходительно, нехотя

отмахнулся:
— В Питере другое дело. Правда же, Лилёк? — слух резало это обращение,
117/292
но, в целом, плохо к нему она не относилась, в отличие от Кристины. Это был
первый нормальный друг Артура, который не бесил её, который ей даже
нравился. — Приедешь, сразу звони, по Невскому погуляем. Да что погуляем, я
тебе карету арендую.
— Карету? — поражённо оглянулась Лиля, и глаза её точно засветились, так,

что Макс забыл про удочку и пододвинул стул в сторону, чтобы смотреть на неё
в упор.
— Каждой принцессе положена карета.
Кристина осеклась, выдохнула тяжело и вдруг процедила у неё над ухом:
— Сука, сорвался!
Улов уплыл. Кристина выхватила у неё удочку, швырнула ту оземь, пнув, и

замахнулась ногой на ведро, которое Лиля придержала, ожидая удара. Тот не
последовал. Кристина подостыла, повела взбешённо плечами, но успокоилась и
шлёпнулась на камни задницей устало.
— Ха, поймал! — воскликнул Артур, выуживая из воды жирного леща.
То, что это лещ, Лиля поняла по возмущённой ругани Кристины о том, что это
её рыбина — отплыла-то всего пару метров в сторону. Лиля незаметно погладила
Кристину по руке, по костяшкам, по пальцам, прикоснувшись к тыльной стороне
ладони губами, пока никто не видел, и Кристина, измученно взглянув на неё,
расслабилась — это было так трогательно, словно Кристина, такая неукротимая
и непредсказуемая, как сама стихия, к ней ластилась и поддавалась ей.
Кристина прильнула виском к её плечу, приобняв Лилю требовательно, вздыхая
глубоко. Краем глаза, не до конца растворившись в интимности момента, Лиля
увидела, что Макс за ними наблюдал. Явно без понимания всей глубины
происходившего, но с откровенным интересом и испорченностью — огонь горел в
его взгляде, тот таял, точно масло, и становилось гадко на душе.
И это отрезвило Лилю. Он был таким же мужланом, как другие.
— По дрова кто пойдёт? — спросил Артур, потягиваясь. Он не собирался

вставать — не верил, что его улов может так сильно уступать Кристине,
собирался отыграться. Макс так же многозначительно молчал.
— Белоручки, мля. — цокнула Кристина и поднялась, схватив топор с земли и

закинув тот на плечо. — Овощи почистите и помойте, сосунки. Ляля, — кивнула
она ей, — Пойдём, помогать будешь.
И Лиля, под сопровождением внимательного взора Макса, пошла. Хотела

было схватить мешок дров, но Кристина и тот перехватила, не позволив, и Лиля
просто шагала за ней, как дурочка. Рассматривала разные кусты с ягодами,
цветы, затаившиеся в траве, слушала пение птиц. Место для раскалывания дров
было близко к их “лагерю”, но Кристина потащила её в самую чащу, где слышна
была возня детей и их смех — те бегали в отдалении, гуляя сами по себе.
— Меня тут однажды чуть волк не сожрал. — сказала Кристина с приятной

нотой ностальгии в голосе, а Лиля остановилась в шоке. Это шутка? — Лет
двенадцать мне было, с мамкой по грибы пошли, я отстала от неё, а тут раз и
118/292
выскочил, видимо, гнался за кем-то, серый. Без стаи. — вспоминала она,
размахивая топором на весу. — Ногу мне прокусил, пока я на дерево лезла.
Дерева того тут уже и нет.
— А ты… — Лиля даже не знала, что сказать, совершенно сбитая с толку.

Волк напал? Настоящий? Кристина говорила всё это серьёзно, но без страха или
злости, как Андрей Юрьевич, и из-за этого верилось ей даже больше. — Как ты
вообще после этого?
— А после этого у нас разрешили стрельбу по волкам. И я с паханом

застрелила пару. С волчатами ещё, чтобы сучата не выросли. — протянула она с
удовольствием, и Лиля снова потерялась в своих чувствах. Наверное, это было…
правильно? Те были опасны. Они могли убить Кристину или другого ребёнка, а
теперь все были в безопасности. Охота — обычное дело в их краях. — Ладно,
давай сюда дрова.
Лиля в тех же смешанных эмоциях подавала ей бревна, которые Кристина с

поразительной лёгкостью колола, размахиваясь, как опытный лесоруб. И
восхищение затапливало Лилю, как и всякий раз, когда Кристина делала что-
либо, демонстрируя обширный спектр своих умений. Чего она вообще не умела?
Лиля собирала дрова в ту же сумку, складывая их торопливо, и они

управились буквально за пять минут. Кристина вновь не позволила ей понести
ни мешок, ни топор, только дала подержать дрова пару секунд, наклонившись за
чем-то у берёзки. А вернувшись, заправила Лиле за ухо какой-то цветок.
— Это что? — передавая мешок дров с постыдным облегчением, спросила

Лиля, смущаясь.
— Орхидея. — просто ответила Кристина. — Красивая, тебе идёт.
И Лиля заулыбалась, как идиотка, прикрыла лицо стыдливо, вновь залившись

краской, такая до одури влюблённая. Кристина была такой… прекрасной, когда
не пила. Это можно было сделать постоянным? Возможно было переделать
Кристину в этой конкретной детали, не трогая всё остальное, если это было ей
же во благо? Лилю устраивало всё в ней, кроме алкоголизма.
— Принцесса моя. — наклонилась с занятыми руками Кристина, и Лиля

проницательно подалась выше, встав на цыпочки, чтобы поцеловать. — А ему я
ебальник порву. — чмокнув её в лоб, пообещала та.
— Не надо. — вкрадчиво попросила Лиля, моментально поняв, о ком речь.
— Смотри, — сменила тему Кристина, пошагав вперёд, — малинка. Собери

себе. Пока кашеварим, пожуёшь, Арчи, долбаёб, не покормил тебя с утра же?
Это была правда. Лиля успела погрызть не поджаренный тост, запить тот
молоком, и практически сразу побежала переодеваться. Живот заурчал. Она
подбежала к кустику, присела на корточки и оторвала себе несколько веточек с
ягодами на тех, тут же поспешив за Кристиной. Столкнуться с волком она не
хотела.
Вернувшись к их месту, Лиля первым делом отправилась к самому берегу,

мыть малину, и, не сдерживаясь, лопала там же. Оставила Кристине горстку и
119/292
отправилась угощать, кормить с рук, пока она разводила костёр. Кристина была
сосредоточена, помимо бревён расставила булыжники, как ограждения, а
бревна горели по центру, под железной решёткой. Чугунок опустился на
решётку, наполнился водой, туда Кристина бросила очищенные овощи — Артур и
Макс свою часть сделали, даже рыбу почистили, весьма ответственно. Наверное,
потому, что большую часть рыбы поймала именно Кристина.
И всё это время Лиля кормила её ягодками. Кристина молча поворачивалась к

ней, приоткрывая рот, и Лиле так хотелось её поцеловать, но она сдерживалась,
понимая, что они не одни. Однако, задерживать взгляд на разомкнутых губах ей
никто не запрещал, да и не делать этого она не могла.
— Не пей сегодня. — попросила Лиля, решившись. Кристина была наилучшей

версией себя, когда была трезвой, ну неужели она этого не осознавала?
Наверное, нет. Лиля заметила мгновенное отрешение, а потому придвинулась
ближе, погладив ту по предплечью трепетно. — Всё же так хорошо. Пожалуйста.
— Не начинай, — нахмурилась та и отвернулась в неодобрении. — не порть

мне настроение, а?
Это означало — нет, точное и не терпящее критики.
И, как полагается, она напилась. Сначала она просто пила за компанию, пока
уха варилась, потом она стала задвигать тосты, всё более и более странные с
каждым разом…
— Чтобы Людка перестала ебать тебе мозги.

— Чтобы все были живы, здоровы и счастливы.
— Чтобы всем отдали все долги.
— Чтобы кучерявый сбрил эти усики.
— Чтобы Лялечка моя всегда была такой красавицей.
— Чтобы кудряш мужиком стал.
— Да я, вроде бы… — улыбнулся неловко Макс.
— А чё ж ты по дрова не ходишь? — уже пьяно, плывуще поинтересовалась

Кристина и глянула на Лилю с насмешкой, якобы, ты только посмотри. Но Лиле
смотреть было гадко, она сидела с соком, поставив свой стул на расстоянии от
них всех, недовольная и ожидающая пиздеца. — Топор в руках держал? Не? Ну,
блять, какой из тебя защитник. Ты же пиздёнка питерская, Вась.
— Меня Макс зовут. — хмыкнул тот.
— Крис, стопари. — вмешался Артур, а та только хохотала, что-то

неразборчиво бормоча.
Лилю от отвращения замутило, и она с тоской вспоминала, как здорово было

каких-то полчаса назад, в лесу, когда Кристина вплела ей орхидею в волосы, или
когда они сидели тут и Лиля кормила её малиной. Или ещё раньше, на скалистом
берегу, где они ловили вместе рыбу. Котелок вскипел, крышка затряслась. Макс
двинулся, открыл кастрюльку, проверив рыбу на готовность, а потом взял
ведёрко воды и залил костёр.
Уха была вкусной, но к Лиле не шёл аппетит, потому она выпила бульон и
120/292
оставила всё на дне тарелки, бросив ту на землю. Кристина тоже больше пила,
чем ела, только не суп, а водку. Стопка за стопкой, больше, чем Артур, больше,
чем Артур и Макс вместе взятые, если бы тот пил — она просто не
останавливалась, словно её пугала мысль о том, что последняя капля последней
бутылки может достаться не ей.
— За молодых! — выдвинула очередной тост Кристина, а Лиля в ужасе

строила догадки, что произойдёт дальше.
— Чё? — не понял её Артур, нахмурившись, так же изрядно подвыпивший.
— Ничё. — пожала плечами Кристина. — Макс же нашу Лялечку отъебать

хочет, а ты не одупляешь чёли? Зять у тебя хуйня будет, не добытчик, а так,
рохля смазливая. Чё ты вылупился, Белые Ночи? — кивнула она Максу. —
Трахнуть её хочешь, жениться придётся, как ещё? Только так. Или я тебя вальну,
мне не западло.
Как же хорошо было в самом начале, на скалистых берегах, когда Кристина

была трезвой. Повисло молчание. Максим в полной растерянности смог только
оправдаться, подняв руки в сдающемся жесте:
— Арчи, я же ничего такого…
И Лиля ему верила, он у неё омерзения не вызывал. Не он.
— Чё заднюю вдавливать? Карету — на, гулянки — на, выебать тоже не

против, да? Девочка же хорошенькая, сладенькая. Конечно не против. А
жениться не готов. То-то и оно, Ляль, — засмеялась Кристина, и это больно
царапнуло её где-то изнутри. — тебя только ебать и бросать будут такие
штрихи, а ты уши развесила.
— Хватит уже. — взмолилась Лиля.
— Верь им больше, им лишь бы хуй пристроить.
— Я слишком трезвый для таких посиделок. — не выдержал Макс. — Я,

пожалуй, обратно в город, Арчи. Едем?
— Охуеть. — только и сказал Артур, с трудом поднявшись. — Едем. Ты за

руль.
— Конечно. — кивнул тот, видимо, рвущийся избежать лишней конфронтации

с Кристиной.
— Юбки подбери. — хмыкнула язвительно та, и Лиля, неверяще уставившись

на неё, встала с места, выдрав орхидею из волос, и унеслась к машине.
Там, сев на заднее сидение, в изоляции ото всех, она заплакала — от обиды
на всю ситуацию, от сильных эмоциональных потрясений, но в первую очередь
от того, что Кристина не была виновата ни в чём. Это всё алкоголь. Если бы не
это, она была бы совершенно идеальна, безупречна, и только эта проклятая
водка отравляла им обеим жизнь.
Одну Кристину не оставили — Макс, доброй души человек, настоял на том,
121/292
что она разобьётся где-то, и хоть Кристина отбрыкивалась, упрямо прорываясь
сесть за руль, её остановили. Лиля остановила — ей нравилось так думать,
потому что, стоило ей позвать ту, как Кристина переменилась. И внезапно
предложенная помощь больше не была ей не нужна, а перспектива ехать на
заднем её не ущемляла. Кристине помогли убрать все обратно в багажник,
прицепили её иномарку тросом к еле живому пикапу Артура, и так они вдвоём
оказались на расстоянии вытянутой руки друг к другу — Макс был за рулём, а
Артур на пассажирском, уже засыпал.
Кристина, как назло, нет. Она всё придвигалась и придвигалась, пока в

конечном итоге не зажала Лилю в углу, и, пока Макс следил за дорогой,
собственнически сжала её колено в руке, наклонившись. Кристина внезапно
поднесла к её недовольному лицу ту брошенную орхидею. Лиля несдержанно
улыбнулась, приняв ту — надо же, подобрала. А затем вновь насупилась.
— Прости меня. — сказала Кристина осторожно, виновато, и Лиля бы не

отреагировала, да только когда Кристина заглядывала ей в глаза с честным,
пристыжённым видом, Лиле не удавалось себя контролировать. Она была
безнадёжно влюблена. — Я дура.
— Да. — чувствуя проступающие вновь слёзы, ощетинилась Лиля, но

Кристина так же властно и уверенно притянула её к себе, прижавшись губами к
её виску.
— Прости меня. — как мантру повторяла она, бубня это ей в волосы и

забавляя. — Прости, прости, прости…
Лиля захихикала, не сумев сопротивляться, обняла её несмело в ответ,

согреваясь, и ей подумалось — не всё так плохо. Кристина понимала, что была
неправа, она приносила извинения, стало быть, она обязательно сделает выводы
и не повторит ошибок? Это ведь так работало — извинения? Лиле хотелось
верить, что да.
***
— Не помню, чё было вчера. — прогромыхал Арчи, и Макс, прижав телефон к

уху, вскинул брови, подбирая слова.
Он был в Питкяранте проездом на пару дней, но, с таким приветом,

задерживаться или появляться тут снова он не собирался. Артур, так-то, был
хорошим парнем, классным, они друг друга знали ещё в школе, подружились
просто лишь в армии. Сестрёнка у него была что надо, кровь с молоком,
молоденькая, розовоочкастая дурочка. Макс бы с радостью опробовал.
Но ещё тут паслась эта долговязая сука со сбитыми кулаками. У Макса от

одного взгляда на эти руки дрожь ползла по телу, а как она топор хватанула —
чистое быдло без примесей, бешеная зечка. Зечка же, у Макса на таких чуйка.
Как она ходила, говорила, даже то, как она смотрела на него, блядь, словно на
надзирателя в ожидании нападения. А в итоге нападала сама.
Ни грамма уважения, воспитания, каких-то условных норм поведения, нихуя

у этой узколобой твари не было, она только скалилась и рычала, как дикая
псина, как, блять, волчара. И вцепилась в девку, Лильку, к той не подступиться
было.
122/292
Грязная лесбуха, ну просто сука, отбитая на голову сука.
— Арчи, — выдохнул Макс, облизывая нервно губы. — присмотрись к своей

подруге. Мне кажется, у неё что-то с твоей сестрой.
— В смысле? — недоумённо протянул тот, видимо, ещё не опохмелившись.
— Поймёшь ещё, — витиевато ответил Макс, не решившись сказать прямо.

Мало ли, эта ебанутая там, подслушивает. — ладно, давай, у меня поезд через
час, надо собираться. Свидимся.
Ага, никогда больше.
Рыбалка не удалась, секс после неё тоже, да и вся магия этого места была
испорчена, а всё благодаря грёбаной Кристине, которая путалась под ногами.
Максу даже было жаль девочку, Лилю, он себе и представить не мог, как ту
поломает в итоге жизнь. И не увидит она ни Питер, ни Белые ночи, ни Эрмитаж,
не с этой цербершей точно.
Но это уже не его проблемы. Всё, что закручивалось в Бермудском

треугольнике Карелии, в нём же и оставалось. Лиля исключением не была.
не забываем развернутые отзывы!
123/292
Примечание к части tw: дабкон
XV
— А это с новогодней тусовки. — ткнула в фотографию Лиля. Она

выпотрошила весь свой альбом — после нового года, на каникулах, Лиля сама
бегала в фотосалон с флешкой, печатать фотки: детские, семейные, общие с
Лизой, которые хранились ещё с первого класса.
Желание сделать альбом появилось после того, как она один-единственный

раз сходила в гости к Лизе. Там, несмотря на прохладную атмосферу, было
достаточно по-семейному, и для Лили это было в новинку: всюду висели награды
и рисунки Лизы, в том числе полноценные пейзажи и портреты, была уйма
фотографий в рамках, потому что мать Лизы, Инга, крайне ей гордилась.
Папы у Лизы не было. Почему, куда он делся, каким он был — Лиза никогда
не говорила. Лиля отчётливо помнила, как в начальных классах на девятое мая
они делали подарки для отцов, такие маленькие открыточки, и у Лизы случилась
истерика. Она расплакалась, разорвала картон с цветной бумагой, швырнула в
Милену клеем, ударила рядом сидевшего Гену, всё продолжая рыдать. А Лиля,
сидя по другую сторону от неё, разревелась тоже, не выдержав давления
ситуации. В тот день за Лизой приехала мама, и уже тогда, увидев ту мельком на
пару секунд, Лиля испугалась.
Мама Лили могла быть несправедливой, вспыльчивой, склочной, даже

агрессивной и бросаться с кулаками, но она никогда не была такой мертвенно-
отстранённой, как мать Лизы.
Инга была доктором-терапевтом, Лиля даже побывала у неё на приёмах

несколько раз, в основном, потому что ей нужна была справка в школу. И
каждый раз, уже для взрослого сознания Лили, Инга создавала впечатление
человека беспристрастного, дисциплинированного и строгого. Пусть она не
хлопала дверями и не повышала тон, в ней была эта тяжесть, говорящая о том,
что рвануть может в любой момент. И хотелось куда-то деться из кабинета, что
уж говорить об обстановке у Инги дома. Таким образом, вопросов по поводу
характера младшей Андрющенко у Лили было мало.
Но даже у Лизы, с такой сложной матерью, был чёртов семейный

фотоальбом, как символ родства и целостности. Чем же была хуже Лиля?
— Почему ты не в платье? — не поняла Кристина, разглядывая фотографию с

зимнего бала.
— Лиза тоже не в платье. — указала на ту, стоявшую рядом с ней на фото,

Лиля. — Нам Будилова сказала, что бал костюмированный, вот мы и пришли… Ну,
ты поняла. Это вообще было забавно, даже не стыдно, больше смешно. Лаура
Альбертовна в шоке была, сказала, что королевами бала нам точно не стать…
— Не пойму. — пригляделась та. — Ты в школьной форме и плаще.
— Я Чжоу Чанг. — со смехом ответила она. — Это костюм.
— Чё? — более упорно всмотрелась в изображение Кристина.

124/292
— Это героиня из Гарри Поттера. — объяснила терпеливо Лиля. О Гарри
Поттере она могла говорить часами, только не с Лизой. Лиза, пусть и любила
серию книг так же сильно, часто говорила обидные вещи про Гермиону, а её
антипатия к Лаванде Браун была и вовсе запредельна. Казалось бы, как можно
так не любить персонажа? А можно было, Лиза справлялась на ура. Поэтому
лишний раз обсуждать с ней это было мучением. — Вот, например, Лиза — Гарри.
Типа, у неё шрам на лбу, очки…
— Я не смотрела Поттера, это хрень полная. — оборвала её на полуслове

Кристина, оставив Лилю в недоумении.
— А мне нравится. — скромно, разочарованно возразила Лиля. — У меня даже

мантия сохранилась и бузинная палочка, мне Лиза подарила. Показать? —
улыбнулась она неловко. Может, им стоило посмотреть фильмы вместе, хотя бы
просто попробовать.
— Бля, я не понимаю это всё. — бросив фотографию обратно на кровать,

Кристина нахмурилась, дав понять, что смотреть Гарри Поттера они точно не
будут. — Типа, ну это прям для детей, чёто они колдуют, на мётлах летают,
смысла никакого. Ты ж большая девка уже.
Так поверхностно и грубо. “Гарри Поттер” спасал её в бессонные ночи, пока

мама громко рыдала за стенкой, а Арчи пьяный бормотал всякую жуткую ересь
— Лиля не могла оставаться одна, а потому сбегала в воображаемые миры, где
ей ничего не угрожало и ничего не тяготило. Она боялась одиночества, но ещё
больше её пугало сближение и интимность, потому она оставалась в той зоне
комфорта — там можно было представить, что она проживала совершенно иную
жизнь, что её окружали иные люди и сама она была не собой: новой, смелой,
счастливой. Вся эта вселенная для неё много значила.
— А тебе что нравится? — пыталась не выдавать расстроенных чувств Лиля.

Нужно было сгладить ситуацию, а Кристина этого не умела, всё угрожало
закончиться ссорой из-за ерунды. Не хватало из-за вкусовых предпочтений
ругаться, будто других поводов не хватало!
— Ляль, — хмыкнула Кристина хитро, и её обжигающий, влажный взгляд

скользнул по Лиле, сидевшей перед ней в домашних шортах и футболке. Ещё
один комплект одежды, который Лиля перевезла к ней. — ты же знаешь, что мне
нравится. Давай-ка, — она мягко, вовлекающе поцеловала её в губы,
наклонившись, — в душ и в койку. А я пока что эту хуйню уберу. — взявшись за
альбом, сказала Кристина, и Лиля бы возмутилась, да сил не было. Ссориться ни
к чему.
— Ладно.
Ей секс, на самом деле, даже нравился, но было что-то смущающее и будто

неправильное в каждом их действии, начиная с наготы и заканчивая
ощущениями, которые охватывали Лилю после. У Кристины такой проблемы не
было, она разве что постоянно хотела курить после оргазма, но Лиля не
замечала за ней переживаний или печали, вовсе нет. Лилю ломало изнутри
после каждого их раза. Так должно было быть? Это было естественно?
Стыд, страх, омерзение к себе сжирали Лилю живьём, и спасали её только
125/292
объятия Кристины, которая временами была к ней благосклонна, а временами
отталкивала, раздражаясь. Лиле нельзя было быть слишком инициативной.
Кристину это почему-то злило, будто был какой-то не оглашённый список
правил, и если Лиля нарушала одно, её должны были наказать за это. Но это
были лишь догадки, конечно же. Вряд ли Кристина бы стала так скрупулезно
продумывать их сценарий отношений, она была сложным человеком, но не
абьюзером.
— Больно. — взвыла Лиля, сведя ноги вместе.
— Попробуем, просто попробуем. — успокоила её та, продолжая пропихивать

внутрь палец. Для чего такое пробовать? Ей неприятно. Лиля никогда такого не
делала, ограничивалась наружными ласками, а мыслей о том, чтобы что-то в
себя засовывать, у неё никогда не возникало. И слава богу. Это было неприятно.
— Ты хорошо берёшь, ты хорошая девочка, — похвалила её неожиданно
Кристина, заглядывая в её нахмуренное от дискомфорта лицо.
— Мне не нравится. — пожаловалась Лиля, отодвигаясь, буквально слезая, но

Кристина снова подалась рукой вперёд.
— Не зажимайся ты, ща понравится. — грубовато осадила её она, и Лиля

замерла под ней, долго осмысляя — Кристина была трезвой, следовательно, не
представляла опасности, она не злилась, она просто нервничала. Ничего плохого
не происходило. — Не зажимайся, говорю.
И снова её голос, нетерпеливый и низкий, ударил по ушам.
А как Лиля зажималась? Она совершенно не понимала своё тело, не знала,

как ей заставить себя расслабиться, и более того, её сбивало с толку
происходившее. Почему, если ей что-то не нравилось, они не могли это
прекратить? Почему она должна была терпеть?
Плакать, однако, не хотелось, она просто почувствовала себя глупой,

потерянной и совершенно безвольной. Ей даже возражать и вырываться не
хотелось. Кристина ничего страшного не делала, они занимались сексом, все
взрослые занимаются сексом, и оспаривать её решения было бы нелепо.
Кристина имела какой-то опыт, она знала, как правильно.
Лиля даже не знала, как собой управлять.
— Вот, вот так, блять, — прошептала ей в самые губы Кристина, не целуя,

глядя жарко из-под полуопущенных ресниц, нависая крупной фигурой. —
чувствуешь? Мокрая. Я же говорила, бля, тебе понравится. Ты вся течёшь.
Снизу всё отвратительно хлюпало, при ударе костяшек о её кожу слышались

мокрые хлопки, и от этого теплело внизу живота, но тяжелело в груди. Лиля
постаралась размеренно дышать, отсчитывая секунды, на каждую третью
делала вдох и выдох. Кристина, не медля, добавила ещё один палец, и с какой-
то униженной виновностью Лиля ощутила, что тот вошёл легко, не принося боли.
Это было даже… хорошо.
Кристина запустила свободную руку ей в волосы, сжала те на затылке,

заставив её обнажить шею, и припала к той поцелуями, жадными и болезненно-
кусачими. Лиля задохнулась стоном, бёдра задрожали, и она вцепилась в чужие
126/292
плечи, когда та проехалась ладонью по её клитору невзначай. Ещё пара таких
раз, буквально незначительное трение о чувствительную зону, и Лиля выгнулась,
вздрогнув.
— Я тебя люблю, — довольно, удовлетворённо проговорила Кристина,

прижавшись к её щеке с поцелуем, — ты такая умница. Видишь, как круто
бывает, когда не ломаешься?
Кристина оказалась права, и Лиле даже не было гадко это признавать — она
была на седьмом небе, её ноги трусили, грудь шла ходуном, и Кристина, не
отлипая от неё, припала к каждой губами, облизывая и прикусывая. А затем
скользнула дальше, так же проведя влажную дорожку языком, по животу и
ниже.
Лиля тихо вскрикнула, попыталась закрыться, но Кристина рывком

раздвинула её ноги и вновь коснулась её внизу. Любое сопротивление было
пресечено без видимых усилий, и Лиля явственно, с некоторым страхом
осознала, что оказать должного сопротивления физически не могла. Кристина,
прижав голову к её промежности вплотную, не позволяла себя оттолкнуть и
вылизывала её изнутри и снаружи, доводя до края. Лиля совершенно забылась
от наслаждения — её уже не волновала её очевидная слабость. Она
зажмурилась, молясь, чтобы её поскорее отпустило — это было, наверное, схоже
с тем, что испытывали наркоманы. Ей было так хорошо, что практически больно
до слёз, и она хотела реветь, кричать и смеяться.
Ей было хорошо.
***
— Ты никогда не смотрела? — удивилась искренне Кристина, вернувшись с

двумя стеклянными бутылками — колы и пива, по поллитра каждая. — И даже
самого первого Человека-Паука не видела? Ты серьёзно?
Лиля оставалась с ночёвкой у неё третий раз — все прошлые выходные,

субботу и воскресенье тоже, Лиля провела в “их” квартире. Арчи её не искал,
особо не звонил, только спросил, к кому она едет, и поверил, что к Лизе.
Возможно, Кристина была права и тут, и ему похуй на неё.
— Я себя чувствую дурочкой, когда ты так говоришь это всё. — смутилась

Лиля, забивая в поисковик фильмы с соответствующим названием. Их оказалось
слишком много.
— Да Человек-Паук это классика, чё ты в детстве смотрела тогда? — не

переставала поражаться ей Кристина.
— Винкс. — невозмутимо отозвалась Лиля, и Кристина просто поморщилась в

неодобрении. Наверное, ей были чужды подчёркнуто феминные темы. Наведя
курсор на постер, Лиля повернула ноутбук к Кристине. — Вот этот? Самый
старый.
— Самый культовый, мля, — со знающим видом покачала головой Кристина,

— ничё он не старый.
127/292
— Старше меня. — заметила Лиля со смешком. — На целых три года.
Кристина на это странно промолчала, открутила крышку пива и сделала

жадный глоток, запрокинув голову назад, а Лиля, не желая докучать ей,
включила “самую культовую часть” Человека-Паука, опустив ноутбук на изножье
постели. Фильм был откровенно скучным для Лили — ей винтажное кино не
нравилось, исключением был Гарри Поттер, и то лишь потому, что сначала Лиля
перечитала все книги. И ей, видящей откровенный интерес Кристины, хотелось
напомнить той о Гарри Поттере, о том, что эти две Вселенные несильно
отличались хотя бы целевой аудиторией, несильно разнились наполненностью
моралью. Значит, не такой Гарри Поттер и шлак!
Но она боялась. Лиля не могла сказать точно, чего именно она боялась, что
так сдерживала почти каждое своё слово, она просто предчувствовала, что
ничем хорошим такой разговор не кончится.
— Смотри, смотри… — подтолкнула её в бок Кристина на середине, и Лиля

нехотя, с фальшивым энтузиазмом подобралась, уперевшись взором в экран.
На экране Питер Паркер получал деньги за бой. Лиля упустила большую

часть сюжета, ей не было интересно, и она банально не хотела вообще смотреть
Человека-Паука, но ради Кристины…
Питер не получил нужную сумму, его наниматель его выдворил, а затем того
ограбили, а Питер остался в стороне. Ну, Гарри Поттер, наверное, тоже остался
бы в стороне — у него был такой же склочный нрав. Лиля развлекала себя в
своей же голове, чтобы не заснуть, накладывая этот сюжет на знакомых ей
персонажей, когда произошла смена кадра. Быть может, дело было в самой
сцене, быть может, в музыкальном сопровождении, но Лиля ахнула, когда
увидела труп дяди Бена. Это её взаправду удивило — Лиля никогда не
интересовалась фильмами о супергероях и даже знать не знала, что такое
произойдёт. И, как всегда, растрогалась. Слёзы хлынули из глаз, и она
обернулась к Кристине, желая поддержать ту — это ведь её любимый фильм,
наверняка она принимала всё близко к сердцу.
Но Кристина не плакала. Кристина кивала с явным участием.
— Это мой любимый момент. — поделилась она, и это показалось Лиле

чуточку… странным. — Короче, чувство вины его и осадит, что он дядю не спас,
поняла? Это его отрезвит чуток, он конечно ебнётся от горя, но в этом и прикол
— он просто пацан, совершает ошибки, лажает. Охуенный фильм. Охуенный же?
Есть, короче, пять классических, ну, там, для ценителей, а есть ещё
новороченные со Мстителями, вообще разъёб. — рассказывала ей
воодушевлённо Кристина, и Лиле было тяжело себе представить, как она сидит
и смотрит каждый. Она бы сдохла со скуки, ну какие Мстители? Но и отказаться
она не могла — это бы обидело Кристину.
— Класс. — кивнула Лиля сдержанно.
На протяжении всего просмотра, Кристина постоянно делала какие-то

замечания, не позволяя Лиле задремать, что-то объясняла, акцентировала на
чём-то внимание. Блять. Почему Лиля не отказалась? Почему Лиля позволяла
себя так мучить этим неинтересным ей кино?
128/292
Почему она боялась отказывать?
***
Кира-Настя не нравилась Лиле. Во-первых, исходя из того, что рассказала ей

Кристина, Кира бросила Кристину на произвол, позаботившись лишь о своей
сохранности, и пропала с концами. Это было ужасно, Лиля бы такого не
простила, но Кристина этого не поняла, она даже не отнеслась к этому серьёзно,
отмахнулась, мол, фигня это всё. Детская ересь, десять лет прошло, уже и
забыть можно.
Да как такое предательство забыть?..
Во-вторых, Киры было много. Кира была громкой, яркой, необычной с этими
тоннелями в ушах и пирсингом. Честно, Лиля таких только в интернете видела, а
у них в глуши, да и даже в Петрозаводске, где жила три года — ни разу.
Кристина сказала, та изменилась. Она сказала, что раньше Кира была массивнее,
внушительнее, увереннее, что ли. А Москва её, якобы, на колени поставила и
извратила.
— Оно понятно, — хмыкнула мрачно Кристина, перебирая струны на гитаре.

— на мефе только так и скидывают.
— На чём? — обернулась Лиля непонимающе. Лиза пару раз говорила о чём-

то таком, что Будилова нюхает мефедрон напару с Власовой, но этого никто не
знал наверняка. Мефедрон, значит, наркотик? Кира была наркоманкой.
— Торчит она. — объяснила терпеливо Кристина, отыгрывая незамысловатую

мелодию на гитаре. — По ноздре пускает.
— Да? — удивилась Лиля, вернувшись к нарезке. На длинных тарелках

красиво были разложены свежие овощи, рыба, ветчина и сыр. Самое то к водке.
Ещё нужно было нарезать летний салат и доделать канапешки из маленьких
бутербродиков, и готово. На новоселье-то придут всего пятеро — Кира, Артур и
какие-то ребята с работы Кристины. — Это так заметно?
— Если знать, чё замечать. — загадочно отозвалась та, улыбаясь уголками

рта. И Лиле стало интересно, а сама Кристина когда-нибудь пробовала?.. — У
меня братан постоянно ширялся, нюхал, косяки крутил. Мы потом продавали
вместе их. Тема чёткая, но клиентская база сплошь такие, как Кирюха. Худющие,
пешки желтые, чисто зомбак.
— А ты…
— А я по алкахе больше. — отрезала Кристина. — Если закодируюсь когда-то,

может, сяду на иглу. Кто знает.
И Лиле стало неприятно. Она не знала, что их ждало впереди, но если

Кристина в самом деле хотела жить вместе и вообще иметь совместное будущее,
ей стоило задуматься об исправлении. Каждый раз наблюдать пьяные сцены
Лиля бы не смогла. А Кристина буквально заявила, что если не алкоголь, то
наркотики им жизнь подпортят без сомнений.
— Ты серьёзно? — неверяще уставилась на неё Лиля. Кристина хохотнула,
129/292
иронично вдарила по струнам, не отвечая. — Знаешь, закодироваться и правда
было бы… не лишним.
— Ещё чё? — фыркнула та скептически, даже не поднимая взора.
— Я не шучу, Кристина.
Тогда она перевела на неё тяжёлый взгляд, и в моменте Лиля даже

пожалела, что заговорила об этом, но это нужно было сказать. Когда Кристина
была пьяна, Лиле не хотелось находиться рядом, видеть её, слышать и тем более
терпеть её прикосновения. Пьяной она напоминала ей всех тупых друзей Артура
и его самого в частности, всё сразу приобретало не лучшие краски. Не говоря
уже о том, как Кристина менялась — она становилась опасна, как животное,
готовое броситься на любого в порыве эмоций.
— Со мной останешься — закодируюсь.
Лиля вздрогнула, взглянув на неё в ответ, и не нашла на лице Кристины

ничего, кроме решимости, этого выражения крайней уверенности в своей
правоте. И Лиле, как всегда, нечем было это крыть.
— А если ты собралась в Питер, то нехуй с меня требовать. — излишне грубо

высказалась она, поднявшись с места и бросив гитару у стены. — Поляну
накрывай реще, чё ты телишься?
Лиля судорожно выдохнула, стряхнула с плеч тяжёлое чувство

пренебрежения и послушалась, занявшись готовкой. Это было справедливо,
скорее всего. Но что она могла сделать? Остаться в Питкяранте и слить всю свою
юность в унитаз? Почему вообще Кристина не могла поехать с ней в Питер? Лиля
не собиралась тут оставаться, даже если не поступит в Питер, она найдёт
варианты, она будет искать их и куда-то да выбьется! А Кристина?.. Она не
хотела разрывать всё вот так…
— Да чё ты портишь всё?
— Я говорю, что можно…
— Чё ты мозги ебёшь мне постоянно? Я чё могу, блять, чё ты хочешь щас,

сука?!
— Не ори на меня. — растерялась Лиля, отступив. Она сказала что-то плохое?

Она всего лишь задала те вопросы, которые её волновали, они же касались их
обеих. Были важны. — Я хочу, чтобы мы вместе уехали.
— Иди нахуй, Ляль. — огрызнулась та.
— Ты мне обещала, что меня не оставишь никогда. — напомнила злопамятно

Лиля.
— Это, бля, не я тебя оставляю! — пошла на неё Кристина, взмахнув рукой, и

Лиля испуганно отшатнулась, как от огня. — А чё ты шуганая такая? —
подступила к ней та в мрачном возмущении.
— Ничего. — закрылась Лиля, отступив.
130/292
— Чё, — схватила её за воротник Кристина, не позволяя отойти, и подтащила
к себе резко, не отпуская, продаливая. — я тебя хуярю тут, чтобы ты тряслась
так?
— Ты на меня орёшь, — обиделась она, почувствовав, как задрожали

предательски губы. — я просто… Я не могу так разговаривать.
— Я тебя хоть раз пальцем тронула? — продолжала допытывать Кристина,

встав прямо перед ней, заставляя задирать голову, чтобы смотреть в глаза. —
Было, блять, такое, чтобы я давала повод бояться?
Да. Предостаточно. Когда избивала собственных друзей, пьяных и наглых;

когда рассказывала о своих боевых подвигах прошлого; когда разбила Артуру
голову в синем припадке.
— Нет. — уступила Лиля. — Прости.
— Я иногда в таком ахуе с тебя, сука, у меня слов нет.
— Прости. — повторила угнетённо она, хотя вины, как таковой, не признавала

— лишь понимала, что так будет правильно.
— Пиздуй на кухню, а. — нахмурилась Кристина, оттолкнув её от себя и

отстранившись. Лилю мгновенно обдало холодом. Кристина прошлась по
спальне, но, так как тут негде было разгуляться, ожидаемо приземлилась на
кровать, ткнувшись в телефон. — Потом позовёшь.
И Лиля, проглотив унижение вперемешку с недовольством, вышла.
***
Артуру в самом деле было плевать, он даже не спросил, что она тут делает,
когда открывать ему дверь вышла Лиля. Артур просто был таким по своей
природе, и, наверное, это даже здорово, что он им никак не препятствовал за
счёт своего простодушия. Люда, его длинноногая Барби, запищала и
обрадованно её обняла, раскачав в объятиях. Люда ей, вообще-то, нравилась —
от неё пахло вкусно, она была безобидной, правда гламурной до жути и вообще
подозрительной. Если бы не её алкоголизм, Лиля бы крепко задумалась, почему
она крутится около Артура. А так, у них был минимум один общий интерес —
водка.
— Помогаешь Кристинке? Молодца. — хлопнул её по плечу Артур, пройдя в

гостиную.
В обуви. По помытому ей, Лилей, полу. Люда на каблуках вприпрыжку

последовала за ним, нахваливая розовые стены, и ругаться было уже
бессмысленно и странно. Не её же это дом, что ей ругаться, правда? Не успела
Лиля отойти от двери, как в ту постучали робко, и она поняла – это навряд ли
были коллеги Кристины, те, наверное, двери открывают с ноги.
— Войдите. — вздохнула Лиля.
Она угадала. Это действительно была Кира, и она принесла торт. Сначала
131/292
вошёл тортик, такой обильно смазанный кремом, шоколадный с орехами, вслед
за ним Лиля увидела уже её. Ничего не изменилось — просто теперь, когда Кира
сняла куртку, Лиля поняла, что имела в виду Кристина о сбросе веса. Кира
взаправду была худой, чрезвычайно, и это придавало её виду даже большую
маскулинность, чем сбритые виски и хмурый взгляд.
— Лиля, да? — уточнила Кира с вежливой улыбкой, но эта взрослая

снисходительность лезла из всех щелей, выдавая её истинное отношение. — Ты
раньше всех пришла?
— Нет. — качнула головой она, не поняв ту.
— А, ты что-то в фартуке. — передала ей торт Кира, и Лиля удивлённо

осмотрела себя. Она забыла снять фартук, когда выходила с кухни? — Я
подумала чёт, что ты… — тут Кира наклонилась, собравшись разуться, и
моментально осеклась, застыв.
Лиля проследила за её взглядом напряжённо, в растерянности, и поняла, что

та смотрела на её розовые домашние тапочки. Блять, её грёбаные тапочки. Кира
разогнулась, оставив свою обувь, и снова улыбнулась, пройдя в коридор так, без
слов, а Лиля панически задумалась – она поняла? Да нет, как же тут понять?
Повода не было. Это просто тапочки. Что ей это скажет? Ничего!
Позже подоспели ещё какие-то мужчины, именно мужчины в возрасте, и Лиля

в волнении сидела под боком Кристины, не глядя на тех. Ей было некомфортно,
вокруг воняло алкоголем, все были взрослыми, тут к тому же был её брат. И
только Люда спасала, утягивая её в разговоры — они были почти что ровесницы,
ну, почти, Люде было двадцать. Она была хотя бы близка ей по возрасту! И темы
общие были. Например, мемы из тиктока, которые Люда ей показывала на своём
телефоне, хихикая уже пьяно.
Пили все, кроме Лили.
Кристина отличилась, разумеется, и вновь пила водку, как воду, даже не

морщась. Лиля это ненавидела, ей было противно, но не закатывать же истерику
на глазах у всех? Что ей вообще сказать? «Я не останусь в Питкяранте, но ты,
пожалуйста, брось пить»? Бред. Кристина уже дала ей понять, что этого не
будет.
Она вдруг сгребла Лилю одной рукой, из-за чего Лиля выронила кусочек
торта обратно на тарелку, выругавшись, и запоздало оглянулась — никто не
заметил. К середине застолья все напились, мужики с работы Кристины,
обсудив, какая это отличная хата, сожрали всё и ушли. Арчи засыпал, как всегда,
когда перепьёт, Люда сидела в телефоне, ничего не замечая. Кира наблюдала за
Кристиной с удивлением и весельем, гораздо медленнее, в меньших дозировках
опрокидывая в себя стаканы, и пыталась вести какой-то связный диалог, но
Кристина половины слов будто не разбирала, выцепляя только части
услышанного, и отвечала на всё своеобразно, непонятно.
— Иногда я смотрю на кого-то, — поделилась Кристина, наклонившись к

Кире, сидевшей напротив, а Лиля уже на подсознательном уровне будто бы
считала плохое настроение той. Кристина вроде не была зла мгновение назад,
но вот, из неё медленно сочилась агрессия, отравляя всё кругом. — и прямо
хочется нахуй ему глаза выдавить, чтобы зенки не пырил. Или язык выдрать
132/292
голыми руками, когда пиздят или выебонят много. Бывает, думаю, чё мне, на
зону отъехать, только бы отхуярить кого-то. Сука, ну, ты же понимаешь, Насть?
— Кира. — поправила та, явно не понимая. Кире это было неприятно, судя по
поджатым губам, сведённым к переносице бровям, по её закрывшейся резко
позе.
— Чё, бля? — нахмурилась Кристина.
— Я Кира. — повторила она так же твёрдо, и Лиля почувствовала, как

Кристина, к которой она была прижата, напряглась. Цеплялась за всё, чтобы
вывести на конфликт, заводилась с полуоборота — Лиля уже видела такое
раньше, ещё когда мама была жива, у них дома. Кристина провоцировала
большинство своих драк. Неясно, зачем. Наверное, ей просто нравилось
побеждать.
— Кристин, тебе не хватит? — мягко намекнула Лиля, накрыв её стакан

ладонью, и Кристина перевела на неё невидящий, замыленный взгляд.
— Не хватит. — оттолкнула её руку та.
— Тебя всю шатает уже…
— Рот закрой, блять! — прикрикнула на неё Кристина, встряхнув её, и Лиля

оцепенела, прикрыв глаза устало. — Я тебе сказала мозги не ебать, ты уже
забыла или чё? Или тебе поебать, чё я говорю? — всё повышала тон она, и Лиля
поджималась сильнее, горбясь и прячась, опустив голову покаянно. Стыдно. И
даже защищаться нечем, никак не оправдаться. Зачем вообще лезть к Кристине?
Лиля иногда сама себя ненавидела. — Ты мной командовать ща будешь? Ты мне
чё, жена?
— Крис, — встала вдруг с места Кира, уже с сигаретой во рту, — Пойдём,

покурим. — кивнула она на балкон.
Лиля не знала её мотивации, но испытала благодарность, потому что

ожидать подмоги ей больше было не от кого: Артур ни черта не слышал, а Люда
просто в шоке пялилась на Кристину, боясь привлечь её внимание ненароком, и
Лиля её понимала. Не обижалась даже. Кристина вызывала оправданный,
первобытный страх.
Они вышли на балкон, и какое-то время Лиля наблюдала две спокойно

стоящие фигуры, от которых в воздухе отплывал дым, всё было ровно. Но затем,
Кира что-то сказала, что-то не то, и Кристина, повернувшись к ней, толкнула ту в
плечи, так, что Кира чуть было не упала на спину. Но они продолжили
разговаривать, и это не могло не вызывать любопытство. Лиля была любопытна.
Она почти бегом рванула на кухню, тихонько отворила окно и прислушалась,
затаив дыхание.
— Ты, сука, меня учить ща будешь? Ты кем себя ставишь?
— Я тебе как друг говорю, — громко, чеканно ответила Кира, — что это какая-
то хуйня. Ей лет сколько?
— Нормально ей лет. — и, словно обидевшись на что-то собой же
133/292
придуманное, Кристина добавила недовольно, — Ты нихуя вообще не знаешь.
— Чё я не знаю? Я не слепая, бля, Крис! — почти прокричала та, — Она

щеглуха зелёная, у неё молоко на губах не обсохло, а ты с ней в койку. Ты же
взрослая нормальная баба, ты не педофилка. Ты чё, в этой дыре ровесниц не
нашла?
— Ой, сука, — засмеялась нехорошо та, — Да хули, мы нынче не чета

москвичам. Такая ты вся, бля, хорошая. — выплюнула пьяно Кристина, и что-то
снова упало, треснув. — Ебашь обратно в Москву, Настя, и не высовывайся.
— Угомонись, — вздохнула Кира разочарованно, — и не называй меня так.
— Настя, — позвала, почти пропев, Кристина, и Лиля вся напряглась от её

издевательского тона. Как она, пьяная вусмерть, была способна на издёвки? —
ты думаешь, я дам ёбаной торчихе меня отчитывать? Чё ты глазами хлопаешь? Я
тоже не слепая нихуя, я вижу, ты кожа да кости, трясёшься вся. Мефедроновая
шмара, лижущая за дозу, — припечатала она жёстко, — меня поучать не будет.
Пиздуй туда, откуда вылезла, и ебало не раскрывай. Увидела — забудь,
Настюша, или я тебя, блять, из-под земли достану и отхуярю, и я буду тебя
хуярить, пока ты свои кишки, сука, не высрешь. Поняла?
Повисло молчание. Лиля зажала рот рукой в ужасе, не зная, как реагировать.
Кира ведь не была права, она видела всё в каких-то мрачных-мрачных красках,
тогда как на деле всё не было так страшно. Но и Кристина… Иногда Лиля думала
— Кристина была такой прелестной, пока не начинала говорить всякие гадости.
Но она бы этого не сделала.
— Чё с тобой случилось, блять, на той даче? — только и сказала Кира.
Дверь балкона распахнулась, снова хлопнула, и Лиля крупно задрожала,

притаившись во мраке кухни. Специально не зажигала свет. Кира прошла мимо
неё в коридор стремительно, даже не заметив, и остановилась на пороге,
видимо, желая сказать что-то ещё. Но, поразмыслив о своём, в итоге покинула
квартиру.
Лиля только обнимала себя судорожно руками, медленно отходя от

подслушанного разговора, и успокаивала себя нервно — Кристина бы ничего из
обещанного не сделала. Она бы этого не сделала, потому что это пустые угрозы,
фарс, агрессивная попытка защитить. Их защитить.
жду развернутые отзывы
134/292
Примечание к части tw: насилие, жертвенное мышление, виктимблейминг
XVI
— Мы такси вызвали, Лиль, ты как?
“Мы” было громко сказано — Артур еле стоял на ногах, засыпая на ходу, а
Люда, тонкая, как спичка, удивительно стойко выдерживала его вес на себе.
Возможно, было что-то в их парочке, они были похожи на рэпера и, ну, девушку
рэпера. Так карикатурно, мультяшно даже.
— Мне кажется, Кристюша перебухала, — отступая к двери, уточняла Люда.

Кристина всё не покидала балкон, выкуривая, наверное, уже вторую пачку
сигарет. — ща ещё с кулаками на тебя полезет, не боишься?
— Я к Лизе с ночёвкой поеду, но мне в магазин сначала нужно, — соврала

привычно Лиля. Она, наверное, никогда не врала так много, как с момента
начала этих отношений. — вы идите. Артур знает, что я у Лизы буду.
— Да? — уточнила Люда у пьяного тела, а тот только кивнул, промычав

согласно. Наверняка даже не слышал ни черта. — Ну давай, малышка, — махнув
рукой Артура, висевшего на её шее, Люда поспешила выйти, прибавив шаг,
когда дверь балкона вдруг треснула о стену. — ты напиши мне, когда у Лизы
будешь. Пока!
Лиля вздрогнула.
Люда улыбалась ей, старательно делая вид, что всё в порядке, что
“Кристюша” её не напрягала, но в течение всего вечера Лиля наблюдала за тем,
как Люда косится в сторону Кристины, ожидая агрессии в свою сторону. И это
ведь было оправдано. Нельзя было упрекнуть Люду в паранойе, Кристина в
нынешнем её состоянии была социально опасна, она чудом удержалась от
избиения Киры. Лиля гадала и не понимала — сколько это будет длиться? Как
долго Кристина будет убивать себя и калечить себе жизнь? Сколько можно было
пить эту отраву?..
***
Кристина, опираясь об ограждения балкона, нависала над тёмным двориком,

где никого не было видно, и думала — как же хочется выпить. Она начинала
приходить в сознание мучительно быстро, осознавая всё только что
произошедшее, по-новому слыша и видя то, что её заторможенный мозг
отказывался анализировать. И теперь она хотела снести Кире ебало за её гнилой
базар и гонор. Если раньше, в школьные годы, они были наравне, то сейчас Кира
стала блядской торчихой без физической подготовки, тогда как Кристина, даже
сидя на зоне, проводила всё свободное время за занятиями — подтягивалась на
турнике, отжималась, бегала, била стены, но это больше от приступов
бешенства, когда ей особенно сильно давило на котёл жестокостью реалий.
Так что она бы забила Медведеву до смерти, она бы мокрого места от той не
оставила. Разъебать бы ей всё в кашу и растереть по полу до кровавых пятен,
135/292
чтобы было не найти, не выследить, разве что вынюхать по запаху страха — а
страха в ней было много, так же, как и выебонов, Кристина это чувствовала.
Пусть та и пыталась держаться на своих понтах, у неё это не получалось. Они
обе знали, кто победит.
Но обратно на нары Кристина не собиралась, а Кира, тварь трусливая, точно

бы мусорнулась. И тогда плакали бы её свобода да независимость, но уже на
восемь лет, сверху квартиру бы отжали, и лизала бы она снова долбаной Машке.
Нет, ей даже рыпнуться теперь, сука, нельзя было, иначе на неё тут же
накатают заяву и постучатся черти в погонах. Блять. Блять!
— Я домой пойду. — приоткрыла дверь балкона Лиля, еле слышная, едва

видная, бледная, как привидение.
Её ещё, сука, не хватало, ебаная дура. У Кристины даже слов не находилось,

чтобы выразить степень презрения, которое затапливало её сейчас — Лиля так
бесила иногда. Голосок свой писклявый давит, чёто требует, ноет, ебальник
воротит от неё, едва Кристина бухло пригубит, и пиздит-пиздит-пиздит о том,
как её любит. И смотрит иной раз так, что въебать хочется прямо промеж глаз —
жалобно так, чуть ли не подвывая, как побитая шавка. Кристина собак вроде
любит, а всё равно раздражает эта жертвенность на границе с бесхребетностью.
Человек ты или пластилин, в конце концов? Если уж пластилин, то хули ныть,
что тебя передавили, смяли и выкинули?
— Я всё убрала уже, ты только спать ложись, пожалуйста. — сказала и

уставилась своими печальными глазёнками, вечно мокрыми и сиротливыми. И
Кристина находила в этом что-то настолько уёбищное, что её уже воротило от
Лили, от одного её вида, от запаха сладковатых духов, от её нескончаемого
бубнежа на ухо о том, как она хотела съебаться отсюда. От Кристины.
— Не указывай мне. — оттолкнув её с прохода, шагнула обратно в гостиную

Кристина и с удивлением отметила, что Лиля взаправду всё убрала. Водки нигде
не было. Пройдя на кухню и открыв рывком холодильник, Кристина не
обнаружила ни одной бутылки. Но она же помнила, там был наполовину полный
пузырь, куда он, сука, делся? Не Арчи же, ходячий труп, допил? И не Люда,
дрыщуха, её бы вальнуло тут же от этого пойла. — Бухло где? — позвала она
громко, и Лиля выскользнула из-за угла, такая же зажатая, мелкая, тревожная.
Вечно о чём-то парится, крутится, беспокоится, как уж на сковородке, словно у
неё шило в заднице.
— А тебе мало было? — окрысилась Лиля. Малолетка тупорылая, вообще без

чуйки.
Иногда Кристина думала, может, это её вина, что Лиля бывала настолько
охуевшей. Может, ей стоило быть строже, жёстче, как надзёрка в тюряге,
потому что временами Лиля разевала пасть и несла такую смелую дичь, будто у
Кристины были связаны руки, а она была дочерью президента. И тогда Кристина
хотела ей втащить. Вот прям втащить, как мужикам, которых пиздила на
равных, чтобы калитка слетела нахуй и она ёбнулась мордой в пол прямо там,
где стояла.
— Чё? — только и смогла сказать Кристина, из последних сил сдерживаясь. —

Я говорю, водяру мне дай, — спокойно, вкрадчиво попросила Кристина, хотя
установка “не бить — защищать” уже начала казаться ей ёбаным бредом. Чё она,
136/292
эта Лиля, хрустальная? Не посыпется с одного удара. Полезно будет. Кристину
всё детство кулаками воспитывали, не сдохла. — Куда спрятала, бля? Чё ты
вылупилась?
— Я, — ожидаемо затрусила та, — я её…
Кристина нихуя не расслышала — голос Лили вдруг затих, и она еле-еле что-
то проговорила, но было не разобрать, что.
— Чё? — подошла, чтобы не упустить снова, Кристина, и Лиля синхронно

отступила. — Чё ты пятишься? Водка где?
— Я её вылила, — решилась всё-таки Лиля, и Кристина на мгновение

услышала бесячий телевизионный шум в ушах. Такой гулкий, оглушающий,
бьющий по мозгам. Как вылила? Куда? — В раковину. — словно услышав,
добавила Лиля, поджав плечи.
— Ты ебанутая? — сходу, в лоб спросила Кристина, приблизившись, а Лиля

вновь пыталась ускользнуть, шагая торопливо назад, в коридор, глядя ей в
глаза. Боялась повернуться спиной.
Когда они по волкам стрелять ходили, батя Кристине тоже сказал на

будущее — к хищникам спиной не поворачиваются. Те слабость чуют, кидаются
тут же, рвут на куски. А Кристина, получается, и волка хуже? Она слабость за
километр чуяла, видела, слышала — ей не нужны были дополнительные
сигналы. Рвала и так.
— Ты себя травишь. — вырвалось вдруг у Лили. И она снова разнылась, так

неожиданно — пиздец. Чё новое бы придумала, да ума не хватило, наверное. —
Помнишь, ты говорила сама, что не было людей, которым не всё равно? Вот, мне
не всё равно. — нытьё, нытьё, нытьё. Этот ебаный щенячий скулёж.
Кристина вроде как понимала услышанное, но всё же больше слышала свои

желания, а желания было два — напиться и подраться. И Лиля стояла перед ней,
зажатая в узком коридорчике у самого порога, ниже на башку, хилая,
бормочущая что-то, наверное, высокое о своих чувствах и о том, как ей больно,
обидно, тяжко.
— Есть ведь много других способов жизни радоваться. — сказала она, и это
было так, сука, наивно. Конечно, когда ты пиздючка за школьной партой, в
жизни дохуя чему порадоваться можно, Лиле-то откуда знать, каково в её
шкуре? Единственная её проблема — то, что мама в детстве не долюбила. Бля,
ну и трагедия. А Кристине блядской китайской стены не хватит, чтобы выписать
весь тот пиздец, который её мотал с самого рождения. Лишь когда она была
бухой, она забывала, всё это забывала, голова не кипела от тяжёлых мыслей,
страшно не было, мерзко — тоже. Она была нормальным человеком, способным
на счастье, на человеческое, блять, счастье, когда была пьяна. — Необязательно
же… вот так себя мучить. И есть много причин бросить пить.
Она её поучать будет? Взрослую бабу, вот эта соплячка собирается

переделывать? Кристина, блять, похожа на набор "собери себе тёлку" или чё?
— Какие это? Ты, что ли? — хмыкнула, не сдержавшись, Кристина, и Лиля

удивлённо вытаращилась на неё, такая вся, оскорблённая нахуй гордость. —
137/292
Питер твой ёбаный? А? — ткнула её пальцем в висок она, и Лиля мгновенно
отлетела к стене, ударившись лбом.
Лёгонькая, хлипенькая, прям немощная, блять. Её бить — как котёнка пнуть.

Ну, зачем? Пусть просто ебало завалит, и разойдутся до следующего дня, пока у
Кристины крыша не встанет на место.
— Нет. — оттолкнула её Лиля, но Кристина и не пошатнулась — до того та

была щуплой и слабой. Даже оттолкнуть не смогла. И что-то в этой мысли
неожиданно возбуждало. А возбуждение её тревожило — она была плохой? Она
была такой же, как те мудаки, которые наслаждались от издевательств над
слабыми? Быть не может. Но, твою мать, было в этой вседозволенности что-то
охуительно драйвовое, из-за чего колпак сдвигался не хуже, чем от бормотухи.
— Хотя бы чтобы не упиться до смерти.
— Ты меня под алкашню подписала? — вскинула брови Кристина, не веря.

Духу хватило, надо же.
— А кто ты? — огрызнулась Лиля. Она, блять, огрызнулась.
Кристине понадобилось пять секунд, таких медленных, сложных, пока до неё

доходил смысл этих слов, и злость захлестнула её изнутри, опалив жаром
лёгкие, ударив в кулаки разрядами тока. Маленькая пиздлявая сука.
— Тебе, блять, показать, кто я?
Кристина рывком занесла кулак в воздух, на импульсе, на чистом

адреналине, бурлящем в венах, и только в последний момент разжала его,
опустив. Это было бы слишком. От одного её удара на лице Лили надорвалась бы
кожа, появилась бы ссадина, пошла бы кровь, расплылся бы взбухшей шишкой
кровавый синяк.
Ладонь с громким шлепком влетела прямо в заплаканную щёку, так смачно и

грузно, что под её весом Лиля просто рухнула с ног, вскрикнув и упав на пол.
Хилая, немощная, бесхребетная, да и будь у неё характер, наверное, не
выстояла бы всё равно. Она только рот ладонями зажала, взвыла на выдохе,
почти беззвучно, как немая, бля, и прижалась к стенке. Кристина, будь она ещё
пьянее и злее, пнула бы сверху, но настроение было не то.
Ударила всё-таки, блять. Так выходит, она не лучше папаши, не лучше брата-
долбаёба, не лучше всяких кухонных тиранов, которые жён побивают.
Сожаления не было, жалости — тоже, был лишь гнетущий стыд за себя и своё
ублюдство. Было разочарование в себе самой. Хотелось удавиться, до такой
степени отвратительно было это осознание собственной никчёмности и
конченности.
Никогда она своих баб не пиздила, и тут сука, на, пожалуйста. Хотя она с
ними особо и не жила никогда, это не доходило до бытовухи. Мозги ей так тоже
никто не ебал.
Кристина отошла на подрагивающих ногах, проклиная Лилю в голове за

вылитую в раковину водку, та сейчас бы пригодилась — она хотела забыть
вообще всё, что произошло: и этот уебанский разговор ни о чём, и эту истерику
Лили, и тем более свой срыв. Ей надо было выпить. Может, сгонять в магаз?
138/292
Сколько там на часах?
Дверь неожиданно хлопнула прямо позади неё.
Лиля, судя по всему, съебалась всё-таки. Ха. Бля, крысы с корабля всегда
первые, хули, испугалась и убежала. Так, может, до Питера дошлёпает, как ей и
мечталось.
Да и пошла бы и она нахуй. Пусть пропадёт в этом Питере со своими блядьми

или кто у неё там. Вообще, сука, похуй. Кристине что ли больше всех надо?
***
Кристина всё помнила на утро.
Самое хуёвое во всём этом то, что, как бы она ни напивалась, она всегда всё
помнила. Может, не до мелочей, но все основные моменты и даже свою
уверенность в своей правоте — да. Она помнила зарёванное лицо Лили, то, с
какой скоростью та упала, как плакала после пощёчины. Чувство никчёмности
усилилось, накатило с мигренью, сразило наповал, и Кристина увязла в
самобичевании, полдня просто пялясь в стену.
Просто зачем?
Она была так уверена, что поступила правильно, вчера. Ей казалось, что
ударив Лилю, она поставит ту на место. Но это было так тупо. А если та побежит
в полицию? Если уже побежала прямиком туда? У её двери уже стоят менты, они
уже приняли заявление, они приготовили наручники? Повезут её в автозаке,
впихнут в камеру и разденут догола? Наденут на неё серую робу, будут
поднимать в шесть утра, шлёпнут по заднице и посадят за швейный станок. Вот,
Кристюша, работай. Единственное место, где ты пользу принесёшь.
Нихуя. Ни-ху-я. Она на зону не вернётся.
***
Воскресенье стало самым нелюбимым её днем. В воскресенье Кристина

полезла к ней под юбку в первый раз, в воскресенье Кристина пропала после
ужасного свидания, в воскресенье Лиля валялась в слезах после той пьяной
выходки, на Пасху, в воскресенье Кристина испортила ей прекрасное настроение
на рыбалке. И в это воскресенье Лиля лежала в своей постели, чувствуя
фантомный привкус крови на разбитой губе.
Вчера она не могла остановить кровотечение, видимо, Кристина не

рассчитала силу и сильно травмировала кожу, когда ударила её. Лиля всю
субботнюю ночь не спала. Она прикрывала глаза и тут же просыпалась с
дрожью, вспоминая, как это было — её будто окатили кипятком, у неё от боли
зазвенело в ушах и онемела левая сторона лица на целую минуту. Она не могла
взять себя в руки, ей было так страшно, что сердце грозилось выскочить из
горла. Лиля старалась не брать на себя вину, но не справлялась с этим, её
подсознание всё равно половинило ответственность за произошедшее.
139/292
Да, Кристина дала пощёчину, но Лиля её провоцировала. Она могла
промолчать, могла вообще не трогать ту проклятую бутылку. Мама всю жизнь
говорила, что в ссорах виноваты двое — это два участника конфликта. Правда
папа её не бил. Папе будто бы было всё равно.
Лиля даже с кровати не вставала. Арчи зашёл один раз с утра сказать, что
пожарил глазунью, как она любит, увидел, что Лиля замоталась по макушку в
одеяло, и вышел. Наверное, решил, что она спит до сих пор. Или снова не
захотел разбираться.

пойдем в пиццерию
похаваем
мамка мне два косаря подогнала!!!

лиляяя
угощаю
пошли

ну с нами мишка еще будет
пойдешь?
От: Вы, 17:03

я приболела
не могу
Лиля уронила телефон на подушку, уставилась в шифоньер перед собой

невидящим взором, закуталась плотнее в одеяло. Ничего ей не хотелось. И идти
в школу завтра тоже — губа уже не была такой опухшей, как вчера ночью, пока
она шла из района Кристины до своего пешком, но рана была свежей, краснючей
и болезненной. Она была заметной, хуже всего, и сбоку — не получится солгать,
что упала неудачно. На что упала? На кулак?
Хотелось реветь навзрыд от отчаяния.
Лиля периодически провалилась в дрёму, но затем вновь просыпалась в поту,

как наяву видя образ Кристины, нависающей над ней с этой занесённой ладонью.
Тот словно отпечатался у неё под веками, и становилось жутко — как долго она
не сможет спать? Она хотела, правда, но это удавалось лишь на полчасика
спокойствия. Всю ночь её швыряло по постели в ужасе. Лиля была выжата.
Мама била её иногда. Периодически побивала. Несильно, так, чтобы перед

соседями не краснеть — могла за волосы оттаскать, дать подзатыльник,
пихнуть, толкнуть, потянуть за ухо. По лицу не била. Так сильно тем более. И не
смотрела мама с такой ненавистью, словно Лиля ей была омерзительна, и такого
тремора не вызывала, как было с Кристиной.
Но то, что мама била её, не отменяло того, что она её по-своему любила.
Верно же? То, что мама била Лилю, не отменяло того, что Лиля продолжала её
любить.
Как было и с Кристиной.
140/292
И это давило лишь сильнее. Осознание своей зависимости. Как бы сильно не
пугала её Кристина, Лиля всё ещё испытывала эту потребность во внимании, ей
ужасно хотелось сочувствия, раскаяния той. Мама всегда жалела её после того,
как срывалась. Кристина тоже? Она ведь пожалеет её?
***
Кристина приехала под вечер. Не написала, не позвонила — приехала. Встала

на пороге, высокая, сильная, страшная в исконном смысле. И от неё шли
мурашки по телу, колени тряслись, давление повышалось. Лиля бы дверь
захлопнула, но побоялась — вдруг ударит. Лиля, наверное, всегда теперь будет
бояться.
Заявилась Кристина без цветов, мягких игрушек или конфет.
В слезах.
Слёзы бежали по бледным щекам, стекали по кончику носа, и она дышала

прерывисто, всё ещё пахнущая перегаром, выглядящая ужасно —
непричёсанная, не переодетая после вчерашнего, помятая. Руки протянула, а
Лиля на инстинктах, как дикий зверь, подалась назад, прикрывшись. И Кристина
с новой силой расплакалась, молча, без слов, отвернулась, поджав губы и
оббегая взглядом их мрачный подъезд.
— Я бы не стала, — шёпотом, еле слышно сказала она, и та вера в свою

искренность сбила Лилю с толку. Её голос дрожал, её трясло, в глазах застыла
виновность. Лиля так сильно хотела поверить Кристине. — я бы не ударила тебя
по трезвости, я даже не знаю, что вчера было. Но я просто… Я помню, что
сделала. Я не помню, почему. Да блять, — выдохнула Кристина судорожно,
накрыв лицо ладонью и утирая непрекращающиеся слёзы, — похуй, почему, я... Я
это неспециально. Я совсем не хотела вот так, но я, блять, постоянно всё порчу.
Меня всю жизнь били все, кому не лень, и брат, и батя. Я знаю, как это, я не
хотела с тобой так. Ты же веришь мне? Лиля. Я же не плохой человек, я не такая,
как они все, Лиль, пожалуйста...
— Я не знаю. — призналась она, застыв в оцепенении. Кристина впервые

плакала перед ней. Впервые за всё время, что Лиля её знала, Кристина
позволила себе такие эмоции, и это, несмотря на условия, было наполнено такой
интимностью и духовной близостью, что Лиля ощутила прилив важности.
Кристина ей открылась.
— Хочешь, на колени встану? — улыбнулась та вымученно, продолжая

беззвучно рыдать, и эти жалобные всхлипы разбивали Лиле сердце. Она не
продержится долго. — Я тебя люблю очень, — в самом деле опустилась на порог
Кристина, схватив её за запястья порывисто и сжав в своих ладонях, — я тебя
так люблю.
— Кристина. — покачала головой Лиля.
— Я тебя пальцем не трону больше, клянусь матерью, богом, всем клянусь, —

громко заявила она и притянула её к себе, уткнувшись мокрым от слёз лицом ей
141/292
в живот, задыхаясь плачем, как ребёнок. — я так больше не буду. Я больше не
буду, Лиля, ну не буду...
— Ты не будешь пить? — уточнила безвольно Лиля. Простила. Куда бы

делась?.. Да что там — едва завидев слёзы, она уже простила в глубине души.
Кристина молчала недолго — наверняка понимала, что это не ситуация для

торгов, понимала, что между ними всё изменилось. Что её поступок многое
определил.
— Так пить больше не буду. — подтвердила наконец Кристина.
И камень рухнул с плеч, и Лиля сама опустилась на колени в их коридоре,

обняв ту за шею и уткнувшись лицом в сгиб чужой шеи. Можно было не
притворяться бессердечной, можно было не делать вид, что она справляется
сама. Нет. Она не справлялась, она умирала внутри. А теперь? Теперь она ожила.
Её жалели, её любили, её оберегали.
— Прости меня, — пробормотала виновато Кристина, — прости меня, Лялечка,

прости. Прости. Я тебя не обижу никогда. Я же не хотела обижать даже. —
оправдывалась она. — Веришь?
Если бы вера была материальна, вера Лили в Кристину заполонила бы собой

весь их городок, нет, всю область. Всю страну, весь материк, а то и земной шар.
Она верила. Это был её воздушный замок.
жду развернутых отзывов, я всплакнула
142/292
Примечание к части Глава жесткая
XVII
Лиля, сидя на подоконнике, болтала ногами, пялясь в окно позади

себя. Интересный был вид: Олег Дмитриевич, придерживая небольшую коробку с
личными вещами целой, не загипсованной рукой, стремительно покидал здание
школы, удаляясь всё дальше и дальше. Такой нервный, в тёмных очках днём, он
постоянно оглядывался по сторонам, прихрамывая. Обе ладони в бинтах.
Поделом? Лиле было странно. Вроде бы он её напрягал, пугал, но в то же

время, вдруг ей показалось? Не сделал же он ей ничего особенно плохого. Не
домогался даже. А она и забыла про обещание Кристины, лишь вчера та ей
сообщила, что “проблема решена”, а как именно — у Лили не хватило смелости
спросить. Теперь она это видела.
— Ты опять мне пиздишь? — сощурилась недоверчиво Лиза.
— Ты о чём? — рассеянно уточнила Лиля, отвернувшись от окна наконец.
— Вот об этом, — нахмурилась Лиза, указав на покрывшуюся корочкой

трещину на губе, — упала ночью с кровати? И на что?
— Я уже не помню. — отмахнулась раздражённо Лиля. — Что ты хочешь

услышать? Что меня Кристина избила?
— А она избила? — напирала на неё Лиза, и её было так много в этом,

казалось бы, огромном школьном коридоре. Она давила на Лилю. — Я бы не
удивилась. Ты знаешь, что она гопота сидевшая? Что? — вскинула насмешливо
брови Лиза, когда Лиля поражённо вскинулась. — У меня тоже связи есть, не
блатные, но есть. И они говорят, что она на мужика в баре напала, пока была
синяя, и её посадили. А мужик тот в коме валялся, она его чуть не замочила! Ты
понимаешь, с кем связалась? — отметив подозрительную молчаливость Лили и,
наверное, отсутствие привычной уже реакции, — выгораживания и защиты, —
Лиза ощетинилась. Поняла, конечно же, не даром Лиза мнила себя
интеллектуалкой — она была достиженкой, перфекционисткой, дотошно
внимательной к деталям. — Да ты в курсе уже. И закрываешь на это глаза.
— Я не закрываю на это глаза, я не сужу человека по его прошлому. —

спрыгнула с подоконника Лиля, шагнув в сторону класса.
— А стоило бы, если её прошлое — это уголовка. — схватила её за локоть

Лиза, зашипев, как взбесившаяся кошка. — Не верю я, что ты упала. Не бывает
так. Знаешь, сколько таких к моей матери ходит? Все упавшие с лестницы и
нарвавшиеся на косяк.
— А я не они. — вырвалась Лиля, скрестив руки на груди.
Это правда. Их с Кристиной случай был иным — Кристина не била её

осознанно, она не била её с определённой целью, в ней говорил алкоголь. Всю
прошлую ночь она просила за это прощения, обнимая и целуя её так, будто Лиля
могла сломаться от неосторожного движения. Ну как тут сравнивать? Они не
были обычной женатой парой, в которой процветает насилие и абьюз, нет, это
143/292
небо и земля. Какой-то там условный мужлан, издевающийся над своей женой,
не шёл ни в какое сравнение с Кристиной. Кристина её любила.
— Правду скажи. — настояла Лиза, удушающе-заботливая. Заботливая же —

не со зла она это.
— Кристина бы никогда меня не ударила. — поклялась Лиля. — Не думай так.
— А Олежу, — кивнула с вызовом Лиза — не она отделала?
— А что, есть свидетели? — возмутилась искренне Лиля. Да, она знала, что
это было косвенной правдой — Кристина ей не говорила, но намекнула, что “её
человечки уже всё порешали”, как бы смешно то ни звучало. Сейчас смешно,
конечно, не было — было жутко. Вдруг она натравила свору диких собак на
невинного мужчину просто за то, что он как-то не так на неё посмотрел?
Прозвенел звонок. Они с Лизой молча зашли в кабинет, пройдя на свои места.
У них отменили литературу, по очевидным причинам, и Лаура Альбертовна
провела у них классный час на тему “Здоровые отношения между молодыми
людьми”, из-за чего Лиза постоянно язвительно скашивала на неё взгляд,
буквально на каждой фразе Лауры.
— …и тогда эта девушка говорит, — перелистывая слайд, важно

прогнусавила женщина. — “Секс — единственная причина наших отношений! А
чем ещё заниматься во время наших встреч, если даже и поговорить-то с ним не
о чем?” Что же, тогда возникает вопрос: а зачем встречаться с человеком, с
которым не о чем общаться, с которым тебе неинтересно? Вы должны помнить,
залог успешных, здоровых отношений — это интерес друг к другу, как к
личности, и взаимоуважение.
— Чё у вас с ней общего, интересно. — проворчала шёпотом Лиза, нехорошо

скалясь.
Лиля с недовольством заметила, что ровным счётом ничего назвать не могла,

кроме их травмированности абсолютно разными жизненными обстоятельствами.
Лиля чувствовала их совместимость, будто они были, ну, не кусочками пазла, но
чем-то единым, а словами, понятными для Лизы, объяснить это не могла.
Кристина, словно та же роза, обросла защитными колючками из-за проблем с
родителями и взрослых невзгод. А Лиля наоборот — имела кучу колотых ран от
материнского пренебрежения. И те колючки идеально сочетались с ними.
— Успокойся уже. — взмолилась Лиля. — Слушать невозможно.
— Чё у вас опять? — влезла тут же Мишель за соседней партой. Временами

она так… бесила Лилю. Вроде и причин видимых не было, но всегда
присутствовало это беспокойство за их с Лизой дружбу. Мишель была очень…
заявляющей о себе.
— Джордж Бернард Шоу сказал: “Если у двух людей есть по одной идее и
они обменяются ими, то у каждого будет уже по две идеи”, — продолжала тем
временем Лаура. — что для вас эта цитата?
— Какие у твоей идеи, — не успокаивалась Лиза, исходя ядом. — надраться и

подраться? Ну, о чём вы с ней говорите-то, я не понимаю. Что у вас общего с
144/292
Кристиной?
— Кристиной? — не поняла Мишель, наклонившись ещё ближе с

расширившимися в смешном удивлении глазами. — Лиля, я многого о тебе не
знала… — протянула она со смехом.
— Это даже не половина. — фыркнула Лиза неприязненно.
Занавес. Лиля ощутила, как её руки мелко задрожали, и она уставилась на

Лизу неверяще, осмысляя — Лиза снова её подставила. Она будет поступать так
вечно, а Лиля будет вечно терпеть и прощать её, да? Лиза будет выставлять её
дурой и самоутверждаться за её счёт, а Лиля будет молча уступать и
отсиживаться в её тени.
Мало того, что Лиза подорвала её доверие в очередной раз, так ещё и
Мишель теперь побежит рассказывать об этом всем подряд. Снова будет травля,
но уже в выпускном классе. Снова за то, что ей нравятся девочки.
— Какая же ты сука. — тихо-тихо процедила Лиля без злости, но с

опустошающей обидой.
И Лиза даже не нашла, как ей ответить, захлопала ртом, собираясь что-то

сказать, но в итоге задрала руку и выбежала из класса, донельзя потерянная —
создавалось впечатление, что она жертва, хотя это было не так. Жертвой всегда
была Лиля. Следом попросилась вон Мишель, побежав за Лизой, и Лилю
перемалывало изнутри от желания спросить у неё прямо — Мишель ведь и сама
многое скрывала. Она же лесбиянка, ей нравилась Лиза, она хотела бы, чтобы
Лиза была такой же. Не то чтобы Лиля была поверхностна, просто некоторые
вещи бросались в поле зрения настолько очевидно, что было смешно.
Лиля, вперившись слепым взором на экран проектора, растворилась в

собственных мыслях. Ей было гадко, грустно и одиноко. Совсем не состояние для
учёбы. Она достала телефон, спрятав тот на коленях под партой, и быстро
набрала сообщение трясущимися пальцами.
От: Вы, 14:39

я домой хочу
мне плохо
Телефон завибрировал почти сразу же, и она рывком разблокировала тот,

читая ответ.
От: Артур, 14:39

не досидеть прямо чтоли
я не могу с работы уйти
такси вызови
Гениально. У неё не было денег на такси, он не оставил ей ничего утром! А

прошлые она уже потратила на той неделе. На автобус садиться тоже не
вариант, чтобы об неё тёрлись и пялились всякие хмыри. Лиля, подавив в себе
желание обругать Артура за вопиющее равнодушие, переслала свои сообщения,
вернувшись к лекции Лауры.
Спустя каких-то несколько минут телефон снова подал признаки жизни, и
145/292
Лиля с тревогой прижала палец к кнопке, открывая сообщение.
От: Кристина <3, 14:03

че там
заболела?
или крыса эта опять базарит?
я ща дела закончу
приеду
Лиля с облегчением выдохнула. Головой она опустилась на парту, позволяя

себе расслабиться. Она просто уйдёт, кто ей что сделает? Артуру она сказала,
что плохо себя чувствует, перед Лаурой отчитываться желания не было,
пропустит один день и ладно. Обругают разок, нестрашно. Страшно было
терпеть Лизу рядом.
***
— Рассказывай давай, — сходу взяла её в оборот Кристина, едва Лиля села на

пассажирское. — чё случилось?
— Ничего, просто устала. — вяло отозвалась она.
Не хотелось жаловаться на Лизу, ну, не Кристине с её радикальными идеями

точно. Если с Олегом Дмитриевичем Лиля испытывала двойственные эмоции, то
Лизу она стопроцентно хотела уберечь, пусть они и не будут подругами, она не
желала той зла. Лиза бывала язвительной гадиной, но она так часто выручала
Лилю, что это перекрывало её сложный характер.
— Я же вижу, ты кислая. — вырулила со школьного двора Кристина, выезжая

на дорогу между частными домами. — Не хочешь говорить? — когда Лиля
покачала головой печально, Кристина вздохнула — не любила, когда ей не
давали желанного. В данном случае, ответа. Но, так и поглядывая виновато на
её разбитую губу, Кристина уступила. — Будем исправлять, значит. Я с работы
отпросилась, домой заедем и отвезу тебя кое-куда.
Домой. Так интересно — родительский дом Лиля никогда не могла назвать

родным местом, куда хотелось бы возвращаться, а тут, их с Кристиной квартира,
пусть там и случилось нечто страшное, вызывала лишь самые приятные
ассоциации. Кристина стала ей ближе всех, она была для неё семьёй даже
больше, чем Артур. У них хотя бы была какая-то особая связь. Было доверие и
искренность. Кристине не было похуй на неё, как минимум.
Вообще создавалось впечатление, что все кругом — враги, и эта Лиза с её

манией величия, которая считала, что ей всё дозволено, и Мишель, крадущая у
неё единственную подругу, и Артур, который даже минимальных усилий не
приложил для того, чтобы создать видимость заботы. Всем было насрать на неё
и её проблемы.
Кроме Кристины. Кристина была причиной, по которой Лиля ещё не

сорвалась в настоящую истерику, потому что некая чёрная дыра у неё в груди
грозилась разрастить и поглотить Лилю целиком. Что-то прожорливое, пустое и
страшное поселилось у неё под рёбрами, и Лиле хотелось плакать от того, как
она запуталась. Ничто не было способно её утешить.
146/292
Кроме Кристины.
***
Дома они приняли душ, — по отдельности, конечно, — и Кристина намекнула

ей, что очень хочет её порадовать, а потому ей стоит подготовиться. И
воодушевления поубавилось, всё же, секс у Лили восторга не вызывал. Он был
волнительным в плохом смысле, Лиля вечно боялась облажаться и не угодить,
показаться недостаточно красивой, например. Она с неудовольствием
покосилась в сторону бритвы, с тяжёлым сердцем схватила ту, задрав и опустив
одну ногу на бортик ванной. Её снова ждал дискомфорт в погоне за чужим
комфортом.
Когда Лиля вышла из ванной, Кристина уже сушила волосы феном, а на

диване стояла корзинка — в той был клетчатый плед с их постели, фрукты с
ягодами и посуда, а “сушняк”, как ей сказала Кристина, они возьмут по дороге в
особое место. Куда-то туда, незнамо куда, и Лилю немного это напрягало.
Первое их свидание было показательным.
В машине снова играл “Чемодан”, читающий чудовищный рэп, и Лиля

старалась не вслушиваться, но бит бил по ушам, противный голос затекал в уши,
и Лиля пялилась в окно, на эти разрушенные дороги и кромешные леса.
Почему мы снова тратим на этих подруг?

Ведь старая шлюха, братик, не лучше новых двух.
Без букетов и конфет я заплатил за нее фантики.
Не зная имя, тычу ей в лицо романтикой.
— Люблю со смыслом музло, — сказала вдруг Кристина, и Лиля не хотела

быть скептичной козой, как некоторые её знакомые, а потому улыбнулась
глуповато, не зная, как реагировать. Звуки ада. — без мишуры, чётко по делу.
Ща такое уже не делают, малолетки с микрофонами бегают и собирают
стадионы таких же детей.
— Да? — вскинула Лиля брови.
— Да конечно, мля. — хмыкнула та.
Вопреки плоту разбитому,

Не собираемся идти ко дну.
По миру дикому и дикому,
Тут доверяем мы лишь никому.
Лиля в удивлении посмотрела на Кристину — ей взаправду нравилась

музыка, игравшая в салоне, она хлопала ладонями по рулю, что-то подпевала,
выглядела очень даже довольной. И несмотря на отвратительный посыл песни,
Лиля наслаждалась уже тем, что Кристине было хорошо.
Вскоре они остановились у какой-то заправки, Кристина выпрыгнула из

машины и сходила до магазина сама, вернувшись с пакетом абрикосового сока,
бутылкой воды и, конечно, банкой пива. Как же без пива? Не нашлось сил
возражать или заводить разговор о выпивке, Кристина обещала не пить в
147/292
определённых количествах, доводящих её до белки, она не обещала не пить
вовсе.
К тому же, Лиля боялась спровоцировать её снова.
После сворачивания с основной трассы, дорога сильно испортилась, в конце

пути оказался снят слой асфальта, и они остановились у узкой тропинки,
ведущей в лес. Кристина не казалась удивлённой, она уверенно вышла из
машины, схватила корзину вместе с напитками, и Лиля последовала за ней.
Выйдя из автомобиля, Лиля оглянулась и испытала лёгкий страх — никого
вокруг. Ни одной живой души, только птицы пели, всё: не было ни домов, ни
других машин, ни остановок поблизости. Захлопнув дверь, Кристина
заблокировала машину и повела её под руку вглубь чащи. Закрылись мысли —
всё точно было нормально? Кристина не злилась на неё? Она не сделает ничего
плохого?
И тут же Лиля испытала вину. Зачем она так думала о Кристине, ну, почему
так, если она уже простила ей пощёчину? В смешанных чувствах Лиля сжимала
чужую ладонь в своей и шла мимо деревьев, богатых на грибы и ягоды у стволов
— буквально под каждым были пышные кусты или же шапочки. Лиля даже
ёжика увидела и умилилась, едва не завизжав. Ёжик был чудесный, шёл своей
дорожкой с сыроежками на спине — то, что это сыроежки, ей подсказала та же
Кристина.
А Лиля не переставала удивляться — а было что-то, чего она не знала в этих

местах?
Они шли минут пять по сухой траве, стояла тёплая майская погода, пахло
хвоей и всё было волшебно, а затем Лиля услышала шум воды, и обрадованно
воззрилась на Кристину снизу вверх. Водопады! Они шли на пикник к водопаду!
Лиля даже и не подозревала, что это будет так — она слышала об этих локациях,
но ни разу там не бывала.
Они вышли к деревянной изломанной лестнице, такой ветхой и

недоверительной, с отпавшими перилами, и Кристина, в одной руке держа
тяжёлую корзину, второй продолжала держать Лилю, помогая ей спускаться и
не терять равновесие на шатающихся ступенях. Спустившись по лестнице, они
вышли на поляну, смотревшую прямо на водопад — тот был огромен, метров
пятнадцать высотой, не меньше!
— Чем хуже Питера? — прошептала ей в затылок Кристина, приобняв её

сзади, и Лиля, поглощённая восторгом, рисковала расплакаться от
переполнявших её чувств. Это было так прекрасно.
— Так красиво. — проговорила тихонько Лиля, любуясь пейзажем.
Водопад был кристально чист, обрушивал воду вниз стремительно и с рёвом,

прямо в реку, а на огромные булыжники поверх дна летели холодные брызги.
Стоял аромат мокрой древесины, свежести, кругом ни души, сплошная чистота,
и у Лили перехватило дух от зрелища, которого она никак не ожидала.
Они разместились на будто бы нетронутой ранее поляне — словно людей тут

никогда не было, и было что-то священное в этой девственной земле, даже
осквернять её было как-то совестно. Кристина бросила кольцо от банки пива
148/292
куда-то около пледа, там же кинула и окурок сигареты, которую скурила до
фильтра, пока Лиля нарезала фрукты и складывала дольки на тарелочку.
Они кормили друг друга виноградом, сидя в обнимку — Кристина сидела,

обвив Лилю за талию, а Лиля откинулась на её грудь спиной, нежась в сильных
руках. Она пила абрикосовый сок из своего стакана — тот был высоким,
прозрачным, с цветочным узором снаружи, — пока Кристина допивала светлое
нефильтрованное, и пусть запах алкоголя немного действовал на нервы, мало
что могло бы испортить ей настроение.
Кристина вдруг швырнула банку в сторону, и та выглядела так неправильно

на идеальной зелёной траве, что Лилю так и тянуло побежать и убрать ту в
корзинку, чтобы забрать с собой и выкинуть где-нибудь в городе. Но Кристина
перехватила её поудобнее, усадила на колени, всё ещё спиной к себе, и полезла
рукой под юбку.
Лиля опешила, пустой стакан в ладонях задрожал, и она опустила тот

торопливо и неуклюже, зажмурившись в тревоге. Чужие жёсткие пальцы
отодвинули кромку трусов, залезли между складок влагалища, совершенно не
возбуждённого, потёрли клитор больновато, протащились до входа.
— Ты чё сухая? — не поняла её Кристина, но Лиля и ответить ей не могла —

она не знала. Её как-то… не располагало к сексу сейчас. Она только что слушала
пение птиц на природе, наслаждалась красотой великого водопада, и тут в неё
попытались что-то вставить. Это было так неожиданно, так нежеланно, что не
находилось слов. — Не нравится? — вытащила руку из-под её юбки Кристина.
— Нет. — честно ответила Лиля, и Кристина рывком сбросила её с себя. —

Прости. — поспешила исправиться Лиля, сжавшись всем телом, боясь даже
обернуться.
Она так и замерла, полусвалившись набок, но вдруг Кристина уложила её

полностью на спину, уронив пакет с соком — тот упал, пролившись в
противоположную от пледа сторону. Лиля, пытаясь успокоиться и деть куда-то
свои руки, смела тарелку фруктов, и те рассыпались рядом. Лиля уставилась
прямо перед собой — в чистое голубое небо, такое безоблачное, ясное и светлое.
Всё тут было таким чистым.
Лиля почувствовала, как Кристина задрала на ней блузку, ещё с более

сильным смущением она ощутила, как она торопливо сняла лифчик с петель и
расстегнула тот с лёгкостью, отбросив. Горячие шершавые губы припали к одной
груди, захватив сосок и слегка прикусив, а затем, волоча языком мокрую
дорожку, ко второй. Всё было жарко, тесно, влажно. Её юбка осталась на месте,
бельё — отправилось в неизвестном направлении, а Кристина поползла по ней
теми же влажными поцелуями: по животу, по лобку, по бёдрам, кружа вокруг
лона. Наконец, она вжалась лицом ей между ног, припадая ртом к уже
сочившемуся влагалищу, застонала, удовлетворённая тем, что добилась своего.
Язык ткнулся внутрь, вошёл, согнувшись в ней, и Лиля, выгибаясь от
наслаждения, сгорала от стыда.
Всё тут было таким чистым, кроме неё.
***
149/292
Выступление на девятое мая Лиля пропустила. Это была суббота, Лиле была
не охота вставать в выходной, а потому она проспала, а когда Лаура стала
трезвонить Артуру, сообщая, что Лиля сбежала в пятницу с уроков, он сказал,
как думал:
— Да плоховато ей.
И Лаура, судя по всему, не выдержала этого простодушного похуизма,

сбросив звонок. Кого ей, с другой стороны, ещё тормошить? Да и надо ли. Год
кончался, она ни Лилю, ни проевшего ей всю плешь Артура больше не увидит.
Лауре надо было просто дотянуть Лилю до конца.
Зато на девятое мая у них в квартире собралась вечеринка, неясно, почему.

Да, Артур отслужил в армии год, но он никогда добрым словом армию не
поминал, к чему эта бравада сейчас не было понятно. Они не несли ветеранам
продукты, не возлагали цветы и венки в памятникам, они просто нашли повод
нажраться в очередной раз. Лиля сидела на диване и наблюдала за ними,
сидевшими за столом в гостиной, с отвращением. Даже Люда ей была неприятна,
потому что тут, у них дома, ей видимо было комфортнее, и она надралась в
сопли — только ржала да хихикала. К Артуру пришли трое его придурков с
завода, сожрали всё, что было в холодильнике, даже Лилин любимый куриный
пирог. От него только крошки остались.
А потом пришла Кристина. С двумя бутылками водки, с широкой улыбкой на

красивом, трезвом лице. Лиля уставилась на неё в шоке, переводя взгляд со
стеклянных бутылок на ту, а Кристина и заметила её не сразу, здороваясь с
мужчинами в привычной хамоватой манере. Хлопала тех по ладоням, по плечам,
по щекам, ставя ниже себя, заранее попуская, и это было… сюрреалистично.
Словно Лиля наблюдала ту же картину, с того же ракурса, четыре года назад.
— Я чуть-чуть… — не глядя на неё, шёпотом сказала ей Кристина, пройдя за

стол. — Ляль, а ты чё там? Пошли к нам. — позвала она, заранее зная, что Лиля
ни за что не согласится. И, когда на неё обернулись все присутствовавшие, Лиля
ожидаемо поспешила сбежать в свою комнату.
Лиля, сидя в спальне и пялясь на дверь в полнейшей апатии, слышала самые

разные, но одинаково тупые тосты что от Артура, что от Кристины, что от их
товарищей-алкашей. И по голосу Кристины, стремительно скатывающемуся в
неразборчивое бормотание, Лиля поняла — там не чуть-чуть.
— Победу помнить надо, сука! Помнить, как наши рвали, как всех выебли.
Вот она, сила! Вот, с кем бог!
— Главное, чтобы в мире всё всегда было хорошо… Чтобы все были живы и
здоровы, бля, самое главное, нахуй, это здоровье. За вас!
— Бля, пацаны, да побед пусть будет как можно больше, мирных, личных
побед у нас, у каждого, чтобы, сука, все схавали!
Это такой грёбаный бред — в школе им говорили абсолютно иное, да и Лиля

не видела никакой связи с девятым мая в этом. Да и девятое мая ей не
нравилось! Это кровавый праздник, а от детишек, разодетых в военную форму,
ей становилось не по себе. Это точно не повод бухать и веселиться.
150/292
Но они веселились. Они голосили до утра, пели песни, кричали отборным
матом, и Лиле было банально страшно — она передвинула прикроватный столик,
прижав тот к двери, и легла спать только к двум часам ночи. Неважно, была ли
она голодна, хотелось ли ей попить, она заставила себя оставаться на месте.
Что-то ей подсказывало, что ничем хорошим вылазка не кончится.
На следующий день Кристина написала прямо с утра. Написала, чтобы

сказать, что выпила она не так уж много, даже не буянила, не била никого, не
лезла в ссоры — хочешь, мол, все подтвердят. И у Лили, кроме её собственных
убеждений, аргументов не было. А ещё не было желания усугублять всё. Она
уже не закрыла вовремя рот однажды. Поэтому она промолчала.
В школе всё тянулось рутинно, гнетуще, серо — Лиза с ней не говорила, даже
в сторону не смотрела, но не так, как раньше. Тогда это были демонстрации и
провокации, а теперь… Теперь, казалось, что Лизе было всё равно. Или же очень
больно.
Что самое странное, с Мишель Лиза не говорила тоже, а та подозрительным

образом вечно пыталась заговорить именно с Лилей, и назревал вопрос — что у
них случилось тогда, наедине? Что они такого сказали друг другу, что теперь
избегали беседы? Было это так запутанно, что не хватало никаких нервов на
разгадывание, Лиля и так испытывала жуткий упадок сил из-за своей личной
жизни, а тут…
— …и короче, я залезаю на эту крышу, мент стоит внизу и дерёт глотку, типа,
лезь вниз, дура тупорылая, а я ему — слышь, пососи, дятел! И тут…
— Что с Лизой? — перебила её нетерпеливо Лиля. Не было ей интересно

слушать про то, какой Мишель крутой руфер. Ей Мишель вообще интересна уже
не была, какая-то она приторная, нестабильная, ослепляющая.
— Что с Лизой? — улыбнулась потерянно та.
Они сидели в шумной столовой, всюду носились первоклашки с пирожками,

Лиля пялилась без аппетита на холодную пиццу в тарелке. Только Мишель ей и
не хватало для полного счастья.
— Почему ты не с ней? — уточнила Лиля терпеливо.
— А почему должна? — продолжала улыбаться та, и тут вдруг наклонилась к

ней, глядя в упор огромными глазищами. — Может, мне ты нравишься, а не Лиза.
У нас больше общего с тобой. Один интерес точно есть. — захихикала Мишель
глупо, именно глупо, потому что смешным это не было для Лили. Она была права
— Мишель привлекали девушки. Более того, она была права и насчёт того, что
Мишель нравилась Лиза, точно так же. А та, судя по всему, была в стадии
отрицания.
— Ты ей тоже нравишься. — робко кивнула Лиля, и улыбка Мишель сползла с

красивого лица, а взгляд мгновенно потух, и она молча встала из-за стола,
покинув столовую.
После этого Мишель к ней больше не подходила вообще, но и с Лизой у них

были прохладные отношения, и так они втроём, вроде бы недавно дружные и
весёлые, стали незнакомцами в одном классе.
151/292
Со школы её забирала Кристина. Как всегда. Она была абсолютно трезвой,
доброй, каждый божий день, и даже по вечерам, пока Лиля гостила у неё, она не
пила. Лиля как бы между делом заглядывала в холодильник, и вновь — там не
было спиртного. Кристина держала слово, и это умиротворяло, дарило надежду
на нормальную жизнь. Ведь, если Кристина смогла отказаться от пьянок, то и в
Питер её за собой увезти тоже возможно?
— Хочу тебя забрать. — сказала ей в один такой вечер Кристина, пока они,
лёжа в обнимку, изучали друг друга. Лиля глядела и не могла наглядеться — эти
пшеничные, отливающие мёдом волосы, эти льдисто-голубые глаза, совсем как
“кристаллы” на шхерах, её чувственные губы, прямой аккуратный нос. Кристина
была ангельски прекрасна, описать той степень своего восхищения Лиля бы не
смогла словами. — Хочу, чтобы ко мне переехала уже. Без тебя домой не охота
идти, нихуя не охота делать. Я же для нас хату брала, Ляль. Давай, собирай
сумки. — попросила, нет, скомандовала Кристина мягко.
— Не могу. — изломила жалобно брови Лиля. — Что мне Артуру сказать?..
— Нахуй тебе он нужен? — нахмурилась та, и стала какой-то чужой, злой,

нехорошей. Лиля поджалась испуганно, заволочила языком во рту, а ответить не
смогла от страха. — Не брат, а хуй пойми чё, нихера тебе дать не может. Только
и рад тебя сплавить в другой город, чтобы тёлку свою драть. Ему вообще похуй,
где ты, чё, с кем.
— Кристина.
И нечего было добавить — она же была права. Артуру всегда было всё равно
на неё, и сейчас, когда Кристина сказала это так прямо, Лиля осознала это в
полной мере.
— Мне не похуй. — поклялась та. — Я за тебя, бля, пасти рвать буду, я всегда
приеду, я всегда за тебя. Понимаешь? — направляла её Кристина, поглаживая
ласково по щеке. — Никто так не позаботится больше. Никто так, как я, тебя не
полюбит. Это по-настоящему у нас.
— Хорошо, — сломалась Лиля под её напором, и Кристина одобрительно

поцеловала её в лоб, вздохнув с облегчением. — только времени нужно немного.
— Я буду ждать, — согласилась она, — если немного.
И это уточнение не позволило Лиле расслабиться окончательно. С неё взяли

слово.
***
В мае все готовились к экзаменам усиленно, в школе некогда было есть и

пить, их гоняли по материалу, проводили пробные тесты, орали на ухо о том, что
все они годятся только в трубочисты и трактористы, не более того. И в состоянии
стресса, неведомым даже Лиле образом, они с Лизой вновь начали общаться. Та
просто в случайный вечер написала спросить, что за список литературы им
выслала Лаура, хотя тот висел в общем чате. Это была оливковая ветвь — символ
примирения. Слава богу, всё налаживалось. Естественно, туда тут же затесалась
Мишель, едва завидев их контакт. И Лиля старалась глушить в себе всякого рода
152/292
неприязнь. Не была Мишель злодейкой, явно нет. Запутавшейся,
манипулятивной, непоследовательной — да. Плохой? Точно нет.
Двадцать третьего мая у Артура был день рождения. Лиля подарила ему
кожаное портмоне, потому что тот таскался с отцовским, изношенным и старым,
и это показалось уместным. Артур её поблагодарил, приобнял даже — был
честно рад, но будто бы стеснялся проявлять любую привязанность, выбирая
дистанцию. И Лиля это уяснила давно.
Поздно вечером у них дома собралось уйма народу — человек пятнадцать,

все за их длинным раскладным столом, на всех еду готовила Люда. Лиля ей
помогала, но не слишком, знала, во что превратятся её старания под конец
застолья, и даже не напрягалась. Артуру делали пожелания, читали матные
стихи, дарили подарки, и он выражал благодарностям гостям более
раскрепощённо — целовал в щёки, сгребал в охапку, хохотал, обсуждал выбор.
Лиле, при всём её понимании, было от этого дискомфортно. Неприятно.
Несправедливо. Оседала на душе горечью недооценённость.
Кристина тоже была там. И сначала пила только воду, по крайней мере, пока
Лиля присутствовала, но потом Лиля ушла к себе — ей надо было готовиться к
экзаменам. Она воткнула в уши беруши, села за учебник биологии и вперилась в
тот немигающим взором, зубря. Не будет же она нянчить Кристину, в самом
деле, та взрослая! Она держала обещание так долго. Продержится дальше, Лиля
в неё верила.
Ближе к ночи все стали расходиться, и Лиля позволила себе выползти из

комнаты за стаканом воды. В замусоренной гостиной не было никого, кроме
заснувшего привычно Артура — тот вырубился прямо на столе в колпаке
именниника, и Лиля с раздражением поняла, что ей мало того,что придётся
убирать всё одной, ей придётся перетаскивать его на диван, иначе у того будет
болеть шея на утро. В остальном, в квартире было тихо, потому она спокойно
направилась на кухню.
И встретила там Кристину.
Глаза стеклянные, дикие, совсем неосознанные — как животное. Как тогда, у

них дома, когда ударила. Только теперь была весёлая, рот приоткрыт, кепка
криво на макушке надета, тело шатает. Мерзко. Продержалась всего… две
недели с небольшим. Две недели и она снова в этом состоянии.
— Зая, — протянула так гадостно, так плывуче Кристина, что Лилю замутило.
От запаха в том числе — Кристина будто пила чистый спирт. — иди ко мне, ну, —
поймала её в кольцо рук та, — поцелуй мамочку, а? Чё ты такая? Я тя не видела
даже, ты чёт пропала куда-то…
— Хватит. — поморщилась от отвращения Лиля. — Пусти, пожалуйста. —

состорожничала она, наученная опытом. Рана на губе только зажила.
— Чё ты ломаешься? — Кристина обхватила её под челюстью, сжав щёки

пальцами, и полезла целовать, с языком, обдавая перегаром. До тошнотворного
чувства омерзения. Лиля отвернулась, вырвалась кое-как, попытавшись убежать,
но Кристина схватила её за волосы, заставив отлететь к холодильнику спиной.
Больно. — Те втащить чёли?! — Кристина прикрикнула, замахнулась,
153/292
вытаращилась озверевше, загнав в угол, а Лиля смотрела и не понимала, как это
возможно. Сердце бешено колотилось, слёзы катились градом, а она никак не
могла понять. Как это повторилось? Она не огрызалась, она не делала ничего
провоцирующего, она даже попробовала бегство. Как ситуация могла произойти
вновь? — Рожу свою кривить подружкам-хуесоскам будешь, поняла? Ты поняла?!
— ладонь хлопнула по голове, тяжело и размашисто, заставив отлететь виском в
дверцу.
— Поняла. — выдавила, задыхаясь в плаче, Лиля.
— Мразь, блять, я не могу с тебя. Я за компанию, чуть-чуть, один раз себе

позволила, а ты сразу ебальник воротишь. — прошипела она зло, вскипая заново,
ничуть не успокаиваясь. Даже то, что Лиля молчала, не спасало её. Что вообще
способно спасти её? — Ты кого из себя строишь, мля, шалава малолетняя? Чё?
Думаешь, я не одупляю, чё ты далась так легко? — рука резко полезла вниз,
схватила больно за упругую кожу, и Лиля вскрикнула от испуга и дискомфорта.
За что Кристина ударила снова. Наотмашь, тыльной стороной ладони, так, что
Лиля ощутила, как её костяшки продавливают ей скулы и челюсть, вплотную, в
моменте. И снова этот звон в ушах. Она словно могла чувствовать, как по лицу
расплывался синяк, уродливый и болезненный, но рыдать в голос было страшно
— Лиля зажала рот двумя ладонями, как и в прошлый раз. Как и всегда. Мама
всегда ругала её за громкий плач.
***
Лиля замазала синяк тональным кремом и сделала пробор набок, чтобы

избежать вопросов в школе. Тот действительно был огромным, наполовину лица,
благо, припухлость была небольшой из-за того, что она полночи просидела с
пакетом льда у щеки и ватой в кровоточащем носу. Лиля была вялой, потому что
вторую половину ночи вскакивала в постели от кошмаров — везде была
Кристина, её тяжёлая рука и пьяные, пустые глаза.
В школе все были заняты подготовкой к экзаменам, Лиза даже не заметила

её особой молчаливости, некогда болтать, когда половина школьного материала
выветрилась, а её нужно было как-то перенести на бумагу. Лиля таскалась по
кабинетам, как призрак, пропускала все вопросы мимо, не слышала, как к ней
обращались, в три раза медленнее обрабатывала информацию. Будто у неё была
черепно-мозговая травма.
Было жутко вспоминать о случившемся. Было стыдно принимать, что сама

виновата. Сама доверилась, сама позволила и не ушла, когда нужно было. Но
теперь она знала наверняка. Теперь, с этим непрекращающимся звоном в ушах,
как от жужжащего холодильника, с гематомой под слоем штукатурки, она знала,
что не сможет ничего построить с Кристиной. Она не вернётся к ней, и так будет
лучше им обеим.
Не могла Лиля быть с кем-то, кто вызывал в ней столько ужаса.
Столько ужаса, что она застыла посреди толпы ворчащих школьников во

дворе, когда увидела знакомую машину. Столько ужаса, что, даже когда
Кристина стала сигналить, у неё не нашлось сил ни убежать, ни спрятаться, ни
шагнуть вперёд. Не нашлось храбрости — храброй она не была никогда. Её
хватило только на то, чтобы начать плакать, благо, беззвучно, не привлекая
лишнего внимания.
154/292
Телефон в кармане завибрировал. Навязчиво, угнетая, давя ещё больше на
гудящую до сих пор голову. Лиля приняла звонок, прижала экран к уху,
вслушиваясь, глядя вперёд, на фиолетовую иномарку с тонированными окнами,
за которыми никого не было видно. Увидь её Лиля сейчас — точно бы упала на
землю в истерике.
— Я тебя люблю, — проговорила вкрадчиво Кристина, и от её голоса поползли

мерзкие мурашки по коже, точно стая муравьёв, захотелось отряхнуться,
взбрыкнуть, сорваться с места. Лиля затерялась в движущейся, живой толпе, не
шевелясь. — я очень тебя люблю. Я не знаю, что случилось со мной вчера, я
нахуй просто…. Я… Я тварь. Я тварь, прости меня. Это всё синька, блять, Ляля, я
так виновата. Я исправлюсь, я клянусь, я мамой клянусь, слышишь меня? — её
голос вдруг дрогнул, сорвался на всхлип. — Лялечка, ты слышишь меня? Ну,
скажи, скажи, что любишь.
— Я напишу з-заявление, — осмелилась всё же Лиля, и руки её затряслись

так крупно, что она рисковала выронить телефон. Челюсть дрожала, говорить
было трудно. — ес-сли ты не оставишь меня в-в пок-кое.
Лиля, как в кино, как в замедленной съёмке наблюдала за тем, как

ненавистная ей машина, точно бледный конь, отъезжает от ворот школы и, со
свистом резины, удаляется всё дальше и дальше. Телефон таки выпал из ладони,
и Лиля опустилась на корточки, чтобы его поднять, а сама подняться не смогла,
разрыдавшись. Сердце грозило пробить грудную клетку, лёгкие подводили, и
она словно оглохла. Лишь на уровне ощущений, она смогла распознать чьи-то
руки, тянущие её наверх, и в панике вырвалась, обернувшись.
На неё, вытаращив глаза, смотрели Лиза и Мишель.
Это только начало

Жду развернутых отзывов
155/292
Примечание к части tw: даб-кон, газлайтинг
XVIII
Разговор — на троих — выдался не из лёгких. Лиля не горела

желанием открываться Мишель настолько, да даже Лизе было страшно
рассказывать, ведь та всегда могла её осудить и обвинить. Но Лиля рассказала,
стоя зарёванная в школьном туалете. Все остальные эти стены покидали,
торопясь домой, а они стояли там в этой атмосфере отчаяния и печали. И Лиля,
боявшаяся обвинений, и Кристину обелять старалась тоже, якобы, не так всё
страшно, не всегда же избивала, сначала всё было отлично.
— Она вчера… Вчера день рождения Артура был, и она так напилась, прям
очень-очень сильно. Я её даже не узнала, она была совсем другая. — поделилась
Лиля, и слёзы хлынули сильнейшим потоком, когда она накрыла лицо ладонями
стыдливо. Лиза, не подходя к ней близко, как к опасному животному, стояла у
дальней стены и наблюдала за ней с ужасом и омерзением. Неясно лишь, чем и
что было вызвано. Мишель, высокая, статная, тёплая, гладила её по спине, хмуря
брови обеспокоенно. — Я ей не сказала ничего, я убежать не успела, а она
ударила, просто так, ни за что. Я ничего не сделала. — жаловалась Лиля
обиженно, как маленький ребёнок, и, когда Мишель её пожалела, обняв
несдержанно и заводив тёплой ладонью по её спине, Лиле стало даже хуже.
Поток жалоб было не остановить. — Мне так больно было, а она меня ещё и
пнула по лицу, перед тем, как уйти, я думала, нос сломала, столько крови было…
А Артур не слышал, нихера не слышал, вообще. Я просто…
— Значит, в прошлый раз тоже она. — только и заключила Лиза, и Лиля

зарыдала от стыда, уже готовясь к моральному изнасилованию с этими “я же
говорила”, “я так и знала”, “снова ты пиздишь мне”. — А ты соврала.
— Это вообще не вовремя. — осадила ту Мишель, шикнув, — Как тебя бить

такую? — удивлялась она Лиле, — Ты же кроха совсем. Ладно, Милена там,
кобыла, а ты-то куда…
— Бить людей — вообще удел скудоумных. — вставила пять копеек Лиза. —

Всё словами решать надо.
Мишель заметно напряглась, поймав этот камень в свой огород, наверняка

хотела огрызнуться или отшутиться, как обычно, но не дала реакции — не
вовремя ведь. Она снова погладила Лилю, а та, получив желанное утешение,
немного пришла в себя, осознавая произошедшее. Как они так быстро
притащили её сюда под руки со школьного двора — вот настоящая загадка.
Лилю всё ещё трясло, язык заплетался, подбородок дрожал, но она хотя бы
могла дышать и анализировать. И она пришла к выводу, что раз её тело
реагировало так на Кристину на расстоянии в пятьдесят метров, то им не
следовало видиться в принципе.
Было принято решение готовиться к экзаменам, а те начинались буквально

через пару дней, вместе. Втроём. Лиля не была в восторге, она надеялась на
безраздельную помощь Лизы, а рядом с Мишель Лиза терялась и становилась…
необычной. Рассеянной.
И видеть эти влюблённые переглядки сейчас было слишком для неё, но и

156/292
отказываться от помощи Лизы было бы нелепо, она в помощи нуждалась, как
никто другой, ей нельзя было провалить ни один экзамен.
Дома они расположились у неё в спальне, Артур из своей комнаты не

вылезал — отсыпался после дня рождения. То было к лучшему, из воздуха всё
ещё не выветрился запах алкоголя, а его пьяную физиономию Лиля бы не хотела
всем демонстрировать. Несмотря на то, что в Питкяранте мало кто не пил, а
количество пьющих составляло основную численность взрослого населения,
Лиля комплексовала по этому поводу. Ей всегда казалось, что то, что её брат
был алкоголиком, накладывало на неё некий отпечаток. И она винила в этом
Артура, который не прекращал пить. Как бы она ни плакала, сколько истерик бы
ни закатывала, он никогда не прекращал, и в какой-то момент Лиля просто
перестала просить бросить.
— А покажи свою. — сказала вдруг Мишель. — Хоть увижу, кого избегать на

улице.
И Лиля ощутила довольно противоречивые эмоции — ей было неловко, она

нервничала и, в конце концов, там затесалась ревность. Такая тупая, неуместная
и жалкая. Лиля покрутила свой телефон в руках, открыла инстаграм и зашла на
страницу Кристины, от которой отписалась и которая оставалась подписанной на
неё.
— Лиль… Да ей тридцатка. — протянула ошарашенно Мишель, пялясь в

экран.
— Она в курсе. — сухо отозвалась Лиза.
— Не, ну… Внешне, — сглаживала углы Мишель, — нормальная такая… тётя.
Тётя. Наверное, вполне подходящее слово — Лилю это уже не задевало,

Кристина теперь не ассоциировалась с классной подругой брата или любимой
девушкой, Кристина была чем-то чужим, страшным и отвращающим. Она была
такой тяжёлой, такой неподъёмно тяжёлой, что Лиля сама себе удивлялась —
вот её она хотела сделать лучше?
— Мразь она ебанутая, — прошипела Лиза, глядя на её уже фиолетовый

синяк. Как только Лиля умылась, она с удивлением отметила, что за семь часов,
что они провели в школе, гематома сменила цвет с бордового на куда более
насыщенный и красочный. Прямо как живое полотно. — заявление когда писать
будешь?
Какое ещё заявление?
— Давай потом об этом. — попросила осторожно Лиля. — Нам к химии

готовиться надо. — напомнила она.
— Нет, давай сейчас. — настояла жёстко Лиза. — Ты же не оставишь всё так?

Она почувствует, что ей нихера не сделают, и снова придёт.
— Не придёт. — покачала головой Лиля упрямо, хотя оснований так думать у

неё не было.
Кристину она боялась, но и портить той жизнь всерьёз она даже не думала.
157/292
Это было жестоко. Это не равносильно побоям, Кристина рассказывала, как
тяжело ей приходилось там, за решёткой, обречь её на второй круг Ада Лиля
попросту не могла. Её бы замучила совесть.
И она её любила. Может быть, ей так казалось, но Лиля всё ещё испытывала
сильные эмоции и чувства, а когда вспоминала, как хорошо им бывало вместе, на
глаза наворачивались слёзы. И посадить в тюрьму человека, которого она
любила, было выше её сил.
Никакое заявление она подавать не будет.
***
Никакое, сука, заявление, она подавать не будет — Кристина нашла эту

мысль на дне бутылки на четвёртый день.
Лиля ей нихуя, блять, не сделает, и это было так очевидно, до тупого ясно,
что она проклинала свою башку за то, что поняла так поздно. Кристина
проиграла в голове дохуя сценариев, все как один хуёвые, все как один рисовали
её чудовищем с кулаками наперевес, и Кристина, трезвея, себя презирала.
Кристина думала — может, прессануть Лилю разок, чтобы не рыпалась?

Чтобы точно обошлось без ментовок, без заяв, без зоны. Она думала — может,
сбить эту суку на машине, чтобы ей позвоночник переебало по пути в мусарню,
так, чтобы наверняка, на безлюдной улице. Кристина качала головой, хваталась
за ту, била по ней ладонями. Лилю жалко. Как жалко вшивых, голодных, никому
нахуй ненужных котят на мусорке. Вот так её было жалко — тут либо забери,
либо убей, чтобы избавить от мучений. Надо уметь действовать благородно, но
Кристину так не научили.
И она продолжала крутить сама себе мозги, размышляя, как же ей поступить

— вымаливать прощение, валяться у Лили в ногах, слёзно просить вернуться?
Она пыталась, эта овца пригрозила её посадить. Можно было бы заслать ребят,
чтобы те Лильку припугнули хорошенько и она онемела до конца жизни, тоже
мысль.
Нет, херня. По кругу пустят, а она её потом хуй соберёт заново, ломаную и
порченую.
А если Лиля уже пошла и написала заявление? Если вот-вот собиралась, а

Кристина просиживала штаны дома, жалея себя и разливая крокодильи слёзы? И
эта шмара маленькая ей всю жизнь, бля, похерит, парой слов на листе бумаги.
За какие-то две царапины.
И будет подъём в шесть утра, баланда без соли, тридцать уродливых морд в
одной хате, потасканная пиздёнка Машки, которая ей доразъебёт крышу в
труху.
Кристина думала и думала, выкурила три пачки сигарет, почти не смыкала

глаз трое суток, пока наконец не поняла — ей никто ничего не сделает. Ни на
какие нары она не вернётся, никто за ней не придёт, руки развязаны и связаны
никогда не были. Кристина сама себе эту клетку придумала и гоняла по ней,
выедая себе последние нервы голыми лапами.
158/292
Ну, какая нахуй заява? Это же ей Ляля, её девочка, ей всякую букашку жалко
да типов из телека, у неё духу не хватит её сдать. Пара ласковых, и простит, она
же любит её, Кристина тоже её любит, всё у них будет нормально. Она так всё
заканчивать не хотела, она не была плохим человеком, не была безнадёжной.
Они были вместе, без вариантов, надо было просто постараться.
Кристина не испытывала тяги к насилию рядом с Лилей, обычно нет, ей

вкатывало и просто рядом быть, и трахаться, и говорить о чувствах, хотя она
этого не умела красиво. Но иногда Лиля несла ёбаный бред, и Кристина
пялилась на неё в ахуе, и у неё всё сводило, трещало, свербело от желания
влепить той затрещину. Лиля будто путала своего туповатого братца-алкаша с
ней, рассчитывая, что Кристина спустит ей с тормозов любой косяк. И трезвой
Кристине это удавалось. Пьяная она тяжело себя контролировала, не
ограничивала, когда она была пьяна — завтра не существовало.
Пьяной ей нравилось Лилю подавлять, унижать, на место ставить, это было,

бля, горячо, возбуждающе, тут не поспорить. Себе врать Кристина не могла же.
С другими она такого не проделывала, а тут, может, в силу особенностей
характера Лили всё прямо таки благоволило. На зоне она бы не выжила, была бы
общественным достоянием, курочкой без прав. Мямля на то и мямля, такую
только на колени ставить и…
Но бить она её не хотела. В прошлый раз тоже, просто там были, сука,
провокации, Лиля её спровоцировала хуй пойми зачем — вылила пузырь,
огрызалась, будто сама храброй воды хлебнула. Кристина пришла, извинилась и
искренне раскаялась, не была она готова потерять Лилю с нихуя на ровном
месте. Но там, наверное, всё было даже заслуженно. Вот на днюхе Арчи, ну,
несчастный случай. Потому что трезвая она бы так не поступила точно. Кристина
не то чтобы шибко разобрала по памяти, чё там было, но и тут она тоже не
хуярила её сильно. Не в кашу, не до черепно-мозговой. Хотя если судить по
реакции Лили, той не хило влетело, тут цветами не отмажешься.
Надо было исправляться.
***
Лиля сдала русский язык без каких-либо затруднений, а вот географию —

повезёт, если сдала на проходной балл, она не была в ней сильна. И только за
литературу Лиля могла быть спокойна. Это, конечно, не утешало!
Первого июня, ровно через неделю, ей нужно было сдавать математику

базового и профильного уровня, а Лиза, к сожалению, в силу влюблённости всё
внимание уделяла проблемам Мишель. Да и той давалось труднее,
справедливости ради… Поэтому Лиля отказалась от их тройных занятий, и
теперь Лиза занималась только с Мишель, вытягивая ту.
Лиля же договорилась с Генкой Залиловым, тот с Лизой шёл наравне по

точным наукам, пусть та этого не признавала. Гена был довольно умным, правда,
странноватым, да ерунда. Не замуж же за него идти. Ему вот тоже английский
сдавать, только через две недели, получилось так, что неделю он готовит Лилю
к математике, а неделю — она его к английскому. Всё было равноценно.
Подготовка к математике проходила у Генки дома. Если бы это был,

например, кто-то типа Исаева, Лиля бы не пошла, страшно было бы. А Гена…
159/292
Гена безобидный был, добрый, чудаковатый такой, фанател от Подземелий и
Драконов, даже, кажется, собирался с малолетками и играл в каком-то подвале,
говорят, наряжался в мантии и костюмы. Вот и не дружил никто с ним особо,
списывали только да ха-ха ловили. Но Гена не был гадким, был просто… Генка.
Дома у Гены пахло выпечкой и лекарствами, потому что жил Гена с

бабушкой, Татьяной Викторовной. Дом был довольно необычным для здешних
мест — он был большим, красиво отделанным, несмотря на старый ремонт, и там
стоял рояль. Рояль. На мебели всюду были кружевные подставки под
всевозможные предметы, в шкафах стоял хрусталь, на стенах висели картины и
портреты выдающихся писателей. Зарубежных. Кафка, Оруэлл, Гюго.
Татьяна Викторовна была очевидно образована. Она выглядела высокой,

худой, седовласой статной женщиной, красиво стареющей и очень сильно
жеманничающей. Встретила их чаем и сладкими булочками, оценивающе
скользнула по Лиле взглядом, очень строго и скептически и, судя по
недовольству, осталась неудовлетворена. Ладно, больно надо было!
— Разуйтесь. — первым делом распорядилась она тогда, чинно и важно,

задрав подбородок. — Геннадий, тапочки для юной особы, новые, возьми в
тумбе.
— Хорошо, Татьяна Викторовна. — пробормотал Генка, и тут же метнулся

выполнять указ.
Странным странно, всё чудесатее и чудесатее.
Подготовка шла своим чередом, и Лиля заметила, что Гена был гораздо более
терпелив к ней, чем Лиза. Без вздохов, закатываний глаз, язвительных хмыков —
он был очень добр, стеснителен, очень честен в своём желании помочь. И Лиля
подозревала, что там скрывалась симпатия к ней, наверное, подростковая, как к
первой девушке, которая с ним заговорила и которую он привёл к себе. Это было
настолько мило, настолько нормально и по-детски даже, что Лиля постыдилась
своей искушённости и испорченности. Гена краснел, заикался, когда объяснял
ей что-то, а Лиля смотрела и думала — она ведь делала столько грязных,
низменных вещей. Она уже не такая чистая, как Гена. Хотя ей бы хотелось быть
такой.
В день экзамена она была как на иголках, съела целую плитку шоколада,
выпила три таблетки глицина, а зашла с трясущимися коленками. Лиля толком
заданий не запомнила, но написала почти все. Не факт, что верно, но все, и
радость переполняла её. Она не сидела там в слезах, коря себя за свою тупость,
ей не было даже страшно, Гена ко всему её подготовил, всё ей разжевал.
Конечно, она могла совершить какие-то ошибки, но она сделала всё, что могла, и
казалось, была уверена как минимум в половине своих решений.
Она хоть где-то приняла верные решения.
Они вышли из школы вчетвером: Лиза, Мишель, Гена и Лиля. И хотя Лиза
вечно с брезгливостью окидывала взглядом Гену, Лиля всё равно затискала того
в объятиях, исходя своей благодарностью — да, Лиза тоже заложила какой-то
фундамент, но Гена вложил в своё репетиторство душу. Может, ему стоило бы
попробовать себя в роли педагога? У него был дар. Гена весь поджался,
160/292
запунцовел, отстранившись в смятении, такой хороший, что Лиля не выдержала
и поцеловала того в щёку, не зная, как бы выразить свою благодарность в
полной мере.
— Лиз, — позвала ту насмешливо Мишель, — А, Лиза…
— Не подходи. — окрысилась Лиза, залившись краской. — Я и так поняла, что

моя помощь была ценной.
Мишель на это рассмеялась тихо, и всё-таки послала той воздушный поцелуй,

подмигнув, и Лиза несмело улыбнулась ей, лишь только когда Мишель
отвернулась. Лиля, прощаясь с Геной, всецело наблюдала за ними двумя, и в ней
взыграла сваха — ей так хотелось, чтобы они поняли, как всё просто между
ними. Но Лизу нельзя было тормошить и торопить, она была слишком негибкой в
этом плане, она очень тяжело шла на уступки и принять чужую точку зрения для
неё было равносильно поеданию пуда соли.
Значит, всему своё время.
После экзамена по математике, за который переживали все без исключения,

даже бесподобная Лиза, они пошли в пиццерию и там сделали огромное
количество памятных фотографий. Делились планами, мечтали, фантазировали,
смеялись — это было беззаботно. Не было никакой недосказанности между ними,
не для Лили, во всяком случае, потому что теперь она была им открыта, а они её
не предали. Лиза не напала на неё с осуждением, Мишель не растрепала её
секрет — Лиля чувствовала это тёплое, опутывающее приятной негой доверие.
Оказалось, никто из них не желал ей зла и Лиза не была плохой подругой.
Оказалось, Мишель вовсе не гадина, и даже узнав, что они с Лизой едут
поступать в один и тот же университет, была за них искренне рада. Сама она
собиралась в Москву, в школу каскадёров — это её главная цель в жизни.
И вот так, за поеданием пиццы и рассуждениями о своих желаниях, они

становились ближе и ближе, как бы узнавая друг друга заново.
***
Ей было страшно заходить домой. Лиля не могла навязаться к Лизе в гости —

она боялась Ингу слишком сильно, чтобы казать нос в их обитель, но и к себе
идти желание поубавилось, когда она увидела у подъезда знакомую иномарку.
Почему Кристина не могла оставить её в покое? Неужели Лиза была права и ей
придётся обращаться в полицию, отвечать на неудобные вопросы, брать
ответственность за чужую жизнь? Она не хотела. Лиля была другой, не такой,
как Лиза, она была мягкой, плавной, она была сделана из другого материала. Не
могла она так.
Дома пахло водкой. Казалось бы, привычно, а всё равно этот затхлый запах
алкоголя ударил в нос. Пройти в спальню незаметно ей не удалось бы в любом
случае — путь пролегал через гостиную, откуда доносились голоса. Лиля нехотя
разулась, боязливо выглянув из коридора, и Кристина тут же повернулась,
вперившись в неё трезвым взглядом. Серьёзная, не виноватая, не тоскующая, не
доброжелательная даже. До мурашек серьёзная — словно что-то плохое было
сделано не ей, а Лилей, и Лиле за это отчитаться нужно было.
— Лилька, — очнулся Артур. Глаза никакие, он её и не видел-то толком,
161/292
наверное — голову еле держал, как чугунную. Два часа дня, а он уже был пьян.
Наверное, надеялся оклематься перед ночной сменой?.. — Как экзамен?
— Нормально. — так и стоя на пороге, пробормотала Лиля, избегая смотреть

в сторону стола. Кристина давила на неё, даже когда молчала, было даже
тревожнее, чем когда она злилась. Лилю уже начинало колотить мелко, потому
что она не понимала, в каком настроении сейчас та.
— Привет. — скользнула по ней взором Кристина, совсем без эмоций.
— Привет. — только и уронила Лиля, торопливо прошмыгнув к себе.
Ей нужен был шпингалет на дверь. Она не могла вечно баррикадировать ту,

но Артур вечно был занят и не мог тот приделать, сколько бы она ни
выпрашивала, и сейчас она чувствовала себя в опасности.
Кристина была странной. Лиля даже не знала, как ей реагировать, но её

сердце привычно трепетало, ладони потели, под веками отпечатался её образ.
Она выглядела уставшей. Будто давно не спала, а ещё не ела — скулы стали
резче, щёки словно впали, и Лиле естественным образом хотелось позаботиться
о Кристине. Это было глупо. Лиза бы её осудила.
Синяк на её лице был таким насыщенно тёмно-синим, что Лиле еле удавалось
перекрывать тот тональником, синева всё равно пробивалась на ярком свете.
Это было уродливо. А Лиля всё ещё испытывала желание угодить Кристине,
несмотря на то, что та её изуродовала, и это было жалко.
Спустя какое-то время дверь отворилась, это не было удивительно, Лиля

морально готовила себя к ужасному разговору, и её уже подташнивало —
психосоматика в действии. Всё её существо снова реагировало на Кристину:
плечи сжались, приподнявшись, руки сцепились в замок на прижатых друг к
другу коленях, голова раболепно опустилась. Она чувствовала тесноту в
собственном теле. Лиля не двигаясь сидела на своём диванчике, пялясь в ковёр,
а Кристина прикрыла за собой дверь, села рядом с ней, точно не видя, как она
напряжена. Её тяжёлая, грубая ладонь с хлопком приземлилась на ногу Лили,
сжала ту, потрепав, и Лиля побоялась поднять на ту взгляд, но услышала улыбку
в голосе Кристины.
— Я соскучилась. — и это было так жутко. Она ведь просила оставить в покое,
она даже пригрозила, а Кристина заявилась практически через неделю. — Ты
пропала совсем, даже не звонишь, не пишешь. Я переживать стала.
Лиля хотела ответить, но язык не слушался, губы дрожали, не размыкаясь.

Она не могла ей ничего сказать, да и даже если бы была способна — что?
Напомнить про заявление? А если разозлится и снова побьёт, что тогда? Лиля
даже сквозь пульсацию крови в ушах, которая сосредотачивала её на панике,
различала храп Артура — он снова её не услышит, когда она будет плакать и
кричать. Он не придёт к ней на помощь.
— Лиль, так дела не делаются. — сказала вдруг жёстче Кристина, поняв, что
её не разговорить. — Чё это, бля, сама себе чёт придумала, съебала, угрозы
метаешь. Это не по-человечески, ты поговори со мной, я же не животное какое-
то. Давай вместе решать всё. Я тебя…
162/292
— Не надо. — попросила Лиля еле слышно.
— Чё не надо? — не поняла та.
— Ничего. — честно призналась Лиля. — Я ничего не хочу решать.
— Давай я решу тогда. — хмыкнула Кристина. — Ну, чё ты, Ляль? Не чужие

же люди. — пригладила она её грубовато, заправив локон за ухо, и Лилю
затрясло крупной дрожью, когда она чуть дёрнулась. Кристина выдержала
давящую паузу, а затем отодвинулась от неё, уперев локти в колени. И в этой же
позе, не глядя на Лилю, нехорошим язвительным тоном начала. — Или всё, не
любишь уже? Только на словах было, на деле нихуя, первые проблемы — и ты
переметнулась?
— Не приходи сюда больше, пожалуйста. — прошептала она сдавленно, уже

готовясь к подзатыльнику, крику, всплеску агрессии.
— Ты меня слушаешь? — повернулась к ней раздражённо Кристина, — Или я

тебе мозги отбила нахуй вместе с ушами? — она подалась вперёд, снова
вплотную, снова положила ладонь к ней на ногу, но выше, ближе к внутренней
стороне бедра, интимно и неуместно. Неприятно. — Я говорю, не по-людски,
блять, всё, чё ты исполняешь мне тут. Я квартиру, блять, нам взяла. Нам, Лиля.
Не для себя, это для тебя, я всё для тебя делаю. Ты как ребёнок, сука, тут же всё
обрубаешь. Нельзя так. Я люблю тебя, блять, хули ты такая эгоистка?
И наверное, со стороны Кристины, так выглядела правда. Быть может,

правда была многогранна, у каждого своя, но именно поэтому у Лили была её
собственная, и её правда заключалась в том, что она рисковала закончить в
реанимации, если не разорвёт этот порочный круг. Так ей сказала Лиза, и Лиза
практически всегда была права.
— Я не хочу больше, — и слово подобрать не получалось. Это были

отношения? Лиля привыкла считать так, но предложений ей не поступало,
Кристина не давала конкретики, и было бы странно называть это
“встречаниями”. — общаться.
— Чё, бля? — наклонилась та, заглядывая ей в лицо, так, что Лиля

чувствовала её дыхание на своей щеке, видела её боковым зрением, но смотреть
на неё боялась. — Я не услышала, повтори. — но Кристина всё-всё слышала, они
обе это знали.
— Я не хочу общаться с тобой. — пристыжённо, покорно вторила себе Лиля.
— А мусорнуться хочешь, да? — спросила с усмешкой та.
— Я не буду писать заявление, если… — начала было Лиля.
— Не будешь. — самодовольно проговорила Кристина, взяв её неосторожно

за шею сзади, впившись пальцами в кожу. — Чё ты в заяве накатаешь, кто я
тебе, чё у нас с тобой? Про то, что подарки получала, на свиданки ходила, ноги
раздвигала напишешь? А про то, что лизала мне, будешь писать?
Это было грязно. Это было ужасно грязно, вовсе не так, как на самом деле,
утрировано, извращено. Лиля закрыла обречённо глаза, и Кристина тут же её
163/292
встряхнула больновато, как нашкодившего котёнка.
— Чё ты ебальник кривишь, я чё, пизжу что ли? Ты знаешь, кто внатуре

пиздабол? Ты, блять. — прикрикнула Кристина, заставив вздрогнуть в очередной
раз. — Где твоя любовь, сука, про которую ты пела? Не нравлюсь уже, да? Чё те,
долбаебы твои ровесники нравятся? Щегла того любишь?
— Кого?.. — только и смогла спросить Лиля, немея от страха.
— Не пизди, — прорычала та, оттолкнув от себя Лилю, и Лиля упала на бок на

диван, побоявшись садиться вновь. Она так и лежала, согнув колени, прижав
руки к груди нервно. — я всё видела, блядь. Чё за штрих, которого ты целуешь?
Она видела Гену?.. Как Кристина могла увидеть это? Лиля бы заметила её
машину у школы и тогда поступила бы умнее, но Кристины там не было. Лиля
была уверена. Только если та не пряталась за каким-то деревом, как чёртова
помешанная маньячка.
— Чё ты молчишь? — ударила её по ляжке с громким шлепком Кристина, до

обжигающего красного следа на коже, заставив вдохнуть испуганно. Она
старалась не двигаться, замерла, потому что сопротивление было
бессмысленным и провоцирующим. Как и всякого рода попытки спастись. — Он
тебя ебёт или чё? — продавливала, расковыривая её изнутри, Кристина, и это
давление лишь нарастало.
Лиля, не выдержав, молча заплакала. Она не хотела оправдываться,

отчитываться, она хотела, чтобы Кристина ушла и не приходила никогда. Лиля
просто физически не выносила её присутствия, ей было страшно, обидно, гадко.
Кристина вызывала в ней столько ужаса и отвращения, что находиться рядом
было мучением.
— Шалава. — выплюнула та, ураганом двинувшись к выходу.
Наконец, дверь хлопнула с другой стороны, и Лиля разрыдалась в голос,

зарывшись лицом в подушку.
***
Арчи проснулся под вечер, ближе к девяти. В девять уже ушёл, забыв ключи
на тумбочке, и Лиля со вздохом заперла квартиру изнутри, вернувшись в свою
спальню. Пялиться в телефон, бездумно и глупо, пока мысли были забиты
другим. Она параноидально боялась писать даже Лизе. Ей казалось, Кристина
про это узнает и достанет её из-под земли, заставит извиняться силой, сделает
что-то плохое. Убьёт. Она могла её убить? Физически — да. В состоянии
алкогольного опьянения — да.
И всякая нежность блекла и бледнела на фоне животного страха. Кристина

пробуждала в ней такое количество страха, о котором Лиля и не подозревала —
она не знала, что могла бояться кого-то так самозабвенно, что её сознание
сужалось до одной конкретной мысли “пожалуйста, не надо”, а тело становилось
меньше и слабее. Она вся сминалась, иссушалась, цепенела.
Ей даже некому рассказать об этом. Да и что сказать? Кристина её не била в

этот раз, шлепок не считался за удар, она просто её эмоционально подавляла, а
164/292
это уже вина Лили — это она не отстаивала себя. Но как тут отстаивать, если
Кристина…
В дверь постучали. Лиля пошагала устало в коридор, уставившись на

дерматиновую дверь без глазка — та была такой же старой, как и всё остальное
в доме. Артур ушёл… пять минут назад. Наверное, за ключами вернуться решил,
всё-таки, Лиля однажды заснула особенно крепко и он, оставивший ключи так
же в квартире, проторчал в подъезде полтора часа, трезвоня ей на телефон.
Лиля сдвинула щеколду, дёрнула ручку двери, уже протягивая руку со

связкой, готовя ворчливую речь про то, какой Артур забывчивый идиот с дырявой
башкой, когда увидела это лицо. Пьяное, злое, кошмарное. И слёзы снова
навернулись, и голос пропал, а тело стало ватным. Она потащила дверь на себя,
но Кристина довольно резво вставила в проём ногу, и Лиле не хватило характера
придавить ту и закрыться. Она отступила.
Кристина вошла внутрь, как волк в соломенный домик, а Лиля шагала

дальше и дальше от неё. Дверь осталась открыта, можно было попытаться
закричать, но вдруг её снова никто не услышит, как было с Артуром? И тогда
Кристина просто побьёт её ещё сильнее. А Лиля боялась боли. Ей это не
нравилось, она её плохо переносила, она была слабой физически и морально.
Она не выдерживала.
— Шлюхалась, пока меня не было, — наступала на неё Кристина. Губы

поджаты до глубоких морщин, брови нахмурены, лоб сморщен, а глаза ничего не
видели, были пустыми, неосознанными, как у дикого зверя. И следили неотрывно
при этом, как у хищника. — всем подряд давала? Мужикам? — занесла она
ладонь. — Да?!
— Нет. — выдавила через силу Лиля, боясь промолчать. Кристина загоняла её

глубже и глубже в квартиру, а затем, доведя до гостиной, толкнула к стене,
почти сбив с ног.
— Кто он?! — рявкнула она пьяно, бессвязно, но очевидно подразумевая Гену.

Бедный Гена.
— Просто… Он просто помог мне с экзаменом. — подобрала слова Лиля. —

Знаешь, его Генка зовут, он смешной такой, ты же его видела сама. Все думают,
что он гей. Шутят про это постоянно. — попыталась успокоить её она, улыбаясь
натянуто, вымученно, а слёзы всё равно текли и текли. Кристина ведь могла
успокоиться? Могла пойти домой, проспаться, а потом забыть уже о том, что
Лиля вообще есть. Ей всего-то нужно было тут продержаться до конца августа,
до поступления.
Кристина наклонилась, внимательная и словно подобревшая, прикоснулась к

её лицу, чистому от косметики, стёрла влажные дорожки с щёк. И тут она
провела большим пальцем по скуле, там, где расположился синяк.
— Любишь меня? — только и спросила Кристина. Сухо, выжидающе, с

непреклонным видом. Честности она не хотела, она хотела правильного ответа.
— Да. — кивнула сокрушённо Лиля, и это не была абсолютная ложь. Что-то в

ней тянулось к Кристине, но к её лучшей версии, не этой. А осознание единства
этих двух личностей вызывало в Лиле внутренний конфликт.
165/292
Кристина схватила её за волосы больно, втянула в поцелуй, стиснула в
ладони грудь, сжимая ту неприятно пальцами под футболкой, протащила ладонь
ниже, к пижамным штанам, и Лиля взбрыкнула испуганно, отталкивая её.
Кристина её отпустила только для того, чтобы снова замахнуться, и Лиля
оторопевше заговорила:
— У меня месячные, я не могу. — как будто извиняясь. Вместо “не могу” с

радостью бы сказала “не хочу”, но осознавала, что это было бы расценено, как
провокация. С пьяной Кристиной всё было провокацией.
Кристина глянула на неё вдумчиво, очень вдумчиво, как для пьяного

вусмерть человека, поводила языком за щекой и скривилась брезгливо,
подостыв. Не тронет. Слава богу, слава её организму — её никто не тронет. Хотя
бы не так. Лиля выдохнула, задрожав мелко, чуть было не съехав вниз по стене
от облегчения, когда Кристина снова запустила руку ей в волосы, давя на
затылок.
— Опускайся.
— Что? — уставилась на неё ошарашенно Лиля, побледнев.
— На колени вставай и делай, как я учила. — пояснила, как дуре, та, снова
надавив, и Лиля под весом её пятерни в самом деле опустилась, в полнейшей
прострации. Это происходило? По-настоящему?
“Но я не хочу” — как бабочка, прибитая булавкой к стене, забилась отчаянно

мысль. Лиля не позволила той вырваться на волю через рот, прикусила губу,
потащила спортивки напротив — вниз, оголяя сильные ноги. Вот этим коленом
Кристина ударила её в лицо той ночью, так, что у неё лилась кровь ручьём. А от
руки, всё ещё удерживающей её за волосы, остался огромный синяк.
Лиля прильнула к чужой промежности, ткнулась языком, лизнув, и Кристина

выдохнула, раздвинула ноги, потащила её ближе, прижав. Было солоно, мокро,
неприятно. Щетинисто. Лиля чувствовала, как короткие жёсткие волоски
царапали её щёки, чувствовала, как влага стекала по подбородку, а её рот
уставал. Она не была возбуждена, она была напугана и очень напряжена, а её
сердце было разбито вдребезги. Но ей нельзя было остановиться. Если бы Лиля
остановилась, наверное, она бы умерла. Слёзы не прекращали литься сплошным
потоком, она хныкала, делала, как её научили, промаргивалась и молилась,
чтобы всё закончилось как можно скорее.
Лиля отчаянно не понимала одного — Кристина делала это осознанно?

Значит, Лиля любила нечто настолько ужасное. Значит, Лиля была обречена на
это изначально, но отказывалась видеть истину, отгородившись от той за
розовыми очками.
— Блять. — простонала сквозь стиснутые зубы Кристина, вдавив её ртом

плотнее к себе, пользуя её, как предмет, проезжаясь по её лицу пару раз, до
разрядки.
Тогда Кристина наконец отпустила её, разжав кулак, и Лиля привалилась к

стене, вытирая судорожно рот и подбородок, сотрясаясь в истерике и давясь
рыданиями. Её тошнило. Её выворачивало внутренне от гнилости ситуации, от
166/292
убожества её положения, и вот так, глядя на Кристину, подтягивающую обратно
штаны, довольную, спокойную, Лиля думала — ну неужели она всегда была
такой?
жду развернутых отзывов
167/292
Примечание к части без триггеров
XIX
Соцсети — зло.
У Лили не было желания пить, есть, жить. Она лежала в пять утра с
открытыми отёкшими от слёз глазами и пялилась в потолок, но периодически
хватала телефон и глядела на страничку Кристины в инстаграме, проедая себе
мозги. У Кристины была куча фотографий с картинга и с тренировок — она
обожала спорт, профессионально занималась футболом, наверное, в прошлом,
до тюрьмы; у неё так же были фото с мамой, братом, про которого Лиля не
слышала ничего хорошего, и с собакой. Пса звали Сэм, он был достаточно
взрослым, Кристина, по её словам, его очень любила, но ни разу не привезла его
к ним и не познакомила их, хотя Лиля просила. Лиле животные нравились.
Кристине тоже, и это было одним из качеств, определявших её, как светлого
человека.
— Я тебе ебало разнесу нахуй, если ты шляться начнёшь. Я, сука, всё

разъебу! — наклонилась к ней, так и не поднявшейся с пола, Кристина. — Ты,
мразь, блять, в инвалидной коляске кататься будешь, если я узнаю, что у тебя
хахаль появился. Ты поняла, бля? — ткнула она её в висок, и Лиля свалилась на
бок, вовремя подставив руки. — Чё ты пялишься? Говори давай — поняла!
— Поняла. — отозвалась плачуще Лиля.
Как всё могло умещаться в одной личине?
Как кто-то мог казаться таким доброжелательным, располагающим,

простодушным, при этом имея нутро настоящего волка? Без преувеличений, суть
Кристины была какой-то жестокой, тёмной, насильнической, и Лиля бы солгала
себе, если бы сказала, что не подозревала. Возможно, она не думала об этом
настолько радикально, но сомнения закрадывались к ней в голову, её тело её
предупреждало. Предупреждало вспотевшими ладонями, дрожащими коленями,
учащённым сердцебиением и паническим тремором. А Лиля уверяла себя, что
так не бывает, ну точно не с Кристиной, пережившей идентичную травму, точно
не с Кристиной, которая на себе испытала, что такое побои. Но Кристина загнала
её в угол, как какую-то дичь, уставилась этим диким взглядом и заставила
встать на колени.
И Кристина, что самое тревожное, была мокрой, и ей это нравилось. В этот

раз не было ни одной жалобы на то, что Лиля двигалась неправильно,
неуверенно, не там, в этот раз Кристине даже не было дела до её механических
действий. Ей доставляло удовольствие наблюдать то, что она видела, нравилось
ощущать своё превосходство, вцепившись в волосы Лили, принижая её
крохотное достоинство. Осталось ли что-то от этого достоинства?
— Оператор сто двенадцать, слушаю. — послышалось по ту сторону, с

помехами и шумом на заднем фоне. Лиля, прижав телефон к уху, раскрыла было
рот, но тут же ощутила, как фантомная ладонь сжалась на её горле, и слова не
пошли. — Здравствуйте, — повторила уже раздражённо девушка, — оператор сто
двенадцать, я слушаю. Что у вас случилось?
168/292
— Меня… — Лиля судорожно вдохнула, выдохнула уже со слезами,
покатившимися из глаз. — меня избили и, кажется… То есть, не кажется… —
следующее далось ей тяжелее всего, потому что воспринимать это так было
болезненно. Не хотелось. Хотелось, чтобы было иначе, а всё было к сожалению
так. — М-меня изнасиловали.
— Так кажется или не кажется? — устало вздохнули в ответ. Тут же

послышались щелчки клавиатуры, клик компьютерной мыши, зевок. На часах
отсчитало полшестого утра, а Лиля звонила в экстренные службы, чтобы
разрушить жизнь кому-то, кто и так настрадался.
И перед глазами тут же всплыли страшные картины, ужасы, о которых

Кристина рассказывала — эти серые комнаты, шеренги, старые швейные
машины, безвкусная еда, избиения и унижения. Невозможность даже помыться в
одиночестве. Постоянные мысли о суициде.
Как взять такую ответственность на себя? Как ей жить потом с мыслью о

том, что Кристина страдает в тюрьме? Как ей учиться, работать, наслаждаться
осуществлением своей мечты, если всегда будет риск, что Кристина повесится в
камере однажды?
— Назовите адрес. — сказали ей вдруг. — Я перенаправлю ваш запрос в

полицейский участок по месту жительства. Вы слышите? Адрес назовите. Ало!
Лиля сбросила звонок, перевернувшись на бок, и обратила внимание на

дверь своей спальни. На белом дереве в свете восходящего солнца плясали
яркие лучи, играя бликами на металлической ручке. И Лиля вспомнила, как
вжималась в эту дверь спиной, содрогаясь от страха, упираясь в скатывающийся
ковёр пятками, лишь бы не впускать Кристину внутрь.
Ей нужна была задвижка.
***
Артур всю жизнь был любимчиком. Не сказать, что папа вообще как-либо их
разделял, но для мамы Артур всегда был самым любимым, несмотря на то, что
она родила его рано, и доставалось ему по детству гораздо больше. Он
рассказывал, что мама била его по голове книжками, лупила по рукам железной
линейкой, а один раз зарядила в него стаканом — оттуда появился глубокий
шрам на затылке. Зашивали.
Но мама всегда с ним носилась. Это то, что помнила уже Лиля,
свидетельницей зверств она не была, ей выпало смотреть, как Артура холят и
лелеют, расхваливая перед гостями. Как Артуру покупают дурацкие машинки на
радиоуправлении, потому что интересов кроме игры в мяч во дворе и дебильных
шоу про гонки у него не было, а ей никак не могли купить кукольный домик,
который стоил даже дешевле по тем временам, чем эти его машинки. Артуру
позволяли выбирать одежду, Артуру позволяли задерживаться после школы,
Артуру позволили никуда не поступать. Лиля всегда была загружена работой по
дому, учёбой, маминым мнением, потому что своего у неё быть не должно было.
Несмотря на это, Артур был хорошим парнем. Не хорошим братом, нет, но

хорошим парнем — это она понимала лишь сейчас. С ним было весело, он не
представлял опасности, он мог поделиться с ней конфетами на Пасху или отдать
169/292
своё мороженое, когда Лиля роняла свой рожок на асфальт. Плохого в нём не
было. Но хороший брат, наверное, попытался бы её защитить разочек, хотя бы
раз. Вот доброты у него было через край, не к Лиле конкретно, а так — данность.
Сердце было у Артура мягкое, большое и тёплое, сразу напрашивалось слово
“человечище”, каждой твари на Земле поможет, последние трусы отдаст, но
почему-то никогда не защищал Лилю от мамы. Почему-то когда она просила его
перестать пить, он не слушал, уходил в себя и игнорировал её. Почему-то его
рядом не было никогда, когда Лиля нуждалась в поддержке, потеряв обоих
родителей.
Было неправильно, наверное, ожидать от Артура многого, ожидать, что он

заменит ей их? Она не знала наверняка. Но она ожидала. У них никого не
осталось особо, только тётя Оля, приехавшая навестить их однажды до похорон
— мама ещё в гробу лежала, в гостиной, тут. Хоронить её привезли сюда, рядом
с отцом, чтобы на могилки приходить с цветами, да не ходил никто. Тётя Оля
головой покачала, поцеловала маму в холодный лоб, а Лиля сидела на их диване
и смотрела, и даже с того расстояния, казалось, чувствовала мертвенный мороз,
пахнувший на неё вдруг.
Как-то до конца и не осознавалось, что это правда мама. Что не будет её

вечного ворчания по утрам, криков с требованием помыть посуду, зазываний на
ужин. Не будет вопросов про школу, расспросов про Лизу, про то, не нравится ли
ей кто-то из мальчиков. Что они не будут ссориться, что Лиля не закричит ей:
“Ну, зачем ты меня рожала?!”, а мама не огрызнётся, замахнувшись: “Ты
думаешь, я хотела?!”. И она не сможет уже прийти к маме, сесть рядом, пока та
смотрит очередную мелодраму, опуститься на её колени и лежать так, впитывая
тепло. Никогда такого больше не будет. И спросить о чём-то важном ей тоже
будет некого, потому что некому уже и ответить.
Разве же так? Каждое утро Лиля просыпалась и думала, что нет. Что шанс
ещё будет, а все предыдущие дни — плохой сон. Что можно крикнуть: “мама!”, и
тогда послышится усталое “что тебе ещё?”, обидное, но привычное и родное. И
каждое утро её сердце разбивалось заново.
На похоронах были они с Артуром, Оля, бывшие коллеги и друзья мамы, а так
же соседи, которые давно знали их семью. И все ей сочувствовали настолько
поверхностно, в неловкой попытке избежать ненужной глубины, что Лиле
становилось лишь гаже. Никому на свете не было её жаль: Артур был занят
своими переживаниями; Оля хотела получить их дом; остальные пришли, потому
что некрасиво было бы не прийти. А Лиля по-детски думала, что лучше бы там
лежала она, потому что она так трепала матери нервы, а в итоге ни одна из её
истерик того не стоила. Если бы она только знала, она бы никогда не вела себя
гадко, она бы старалась ещё больше заслужить мамину любовь.
Если бы она только знала.
Уже после похорон, сидя с Артуром на кухне и думая, что Лиля не слышала,
Оля предложила:
— Ты бы в детдом её отдал.
— Чего? — неверяще спросил тот. — Собачка она какая-то, что ли, в приют
сдавать?
170/292
— Так ты молодой же совсем ещё, куда тебе на своей шее взрослую девку
тянуть? Она в этом доме гость, — предостерегающим тоном, прихлёбывая чай,
причитала Оля, — щас проедет на твоём горбу, а потом замуж выскочит и даже
спасибо тебе не скажет…
— Это ж моя Лилька, — пристыдил он тётю. — наша Лилька. Какой детдом?

Чтобы её шпыняли или козлы всякие зарились?
— О себе подумай! Ты бы уехал, женился, детей завел… А так будешь пахать

этой соплячке на туфельки с сумочками! Думаешь, мать ваша такого тебе
хотела?
— Неважно, чё она хотела, её тут нет уже! — прикрикнул Артур, и тоска

зазвенела в севшем голосе. — Мы одни с Лилей остались, нет у нас людей ближе.
Куда я её отдам?
— Зато ей жилье выдадут в восемнадцать лет. Уже будет пристроена, к

труду приучена…
— Бред ёбаный.
— Или я бы забрала, — сказала вдруг Оля, и Лиля удивлённо подобралась. С

чего бы это?.. Она эту Олю видела-то пару раз, та носа не показывала из своей
Твери, а тут неожиданно её удочерить решила? — к себе, в Рамешки. Будет по
хозяйству помогать, я ей по-женски подскажу, если вдруг что, а Васька мой ей
как отец будет. Вася её обожает, честно, я ему фотографии ваши показывала,
ну, он от Лили без ума. Говорит, на маму так похожа. Ей с нами лучше будет,
семья полноценная, ну, правда. А ты бы поезжал куда, Турик. Деньги за дом
пополам можем поделить, — вкрадчиво произнесла Оля, подав это, как нечто
обыденное. — ну, часть тебе, часть Лиле, конечно. Я об этом.
— Всё, хорош, — остановил ту Артур, закипая: стакан с громким стуком

приземлился, ножки стула заскрипели противно о пол. — ничё не хочу слышать,
я решил уже.
— Турик…
— Чай дохлёбывайте и уёбывайте. — хлопнул он по столу, и Лиля крупно

вздрогнула, отскочив от стены и скрывшись в своей спальне. — Мать, бля,
только-только в землю опустили, вы тут же со своими бумажками на дом
прибежали? Вы охуели там все?!
В ту ночь они остались одни. По разные комнаты. Артур допивал бутылку

водки на кухне, плача в голос тихо, так, чтобы её не разбудить, а Лиля и не
спала до рассвета — завернулась в материнский шарф и, вдыхая запах её
любимых духов, ревела, скуля. Ей так сильно хотелось к маме. Ей так сильно
хотелось, чтобы Артур зашёл, увидел, как ей паршиво, и обнял её. Проявил
участие. Поддержал по-настоящему, потому что кто, как он, понял бы, насколько
ей тяжело? Но у него была своя боль и свой способ её глушить, на то были все
причины.
Кто, как не Лиля, понял бы, как ему тяжело?
Артур был прав. Они были друг у друга одни, и никого больше не осталось, в
171/292
самом деле. Семью не выбирают, он не выбирал её, она — его, но любовь между
ними была, пусть и хлипенькая, еле хранящая в себе тепло, она жила. Лиля
любила своего брата. Но она мечтала, чтобы все, совсем все в её жизни, включая
Артура, были другими. В корне, а именно — чтобы её любили так, как она
нуждалась в этом, а не так, как они умели.
Но ведь и это тоже не выбирают, верно?
***
— Получается, настоящее простое время — это то, что происходит каждый

день?
— Или регулярно, например, раз в неделю, каждый месяц. — кивнула Лиля.

Учительство явно её конёк, за эти полчаса Гена усвоил больше, чем за
одиннадцать лет в школе. Когда они только открыли учебник, он выглядел
таким испуганным, что Лиля засомневалась, сможет ли она ему помочь. Что же,
на что-то она была способна.
— Ага, а бард поёт песни каждый раз, когда надо поднять дух своего отряда,
это подходит? — поинтересовался в своей манере Гена, и Лиля тут же
представила его в бардовской шляпе и с лютней.
— Подходит. — кивнула она с терпеливой улыбкой.
Гена собирался в Москву. Они переезжали, конечно же, вместе с бабушкой, у

той были родственники в большом городе, а потому проблем не должно было
возникнуть. И Гена абсолютно уверен в себе, у него не было сомнений в том, что
он выбьется в люди. Это не могло не восхищать.
— Ты тоже выбьешься, — сказал он вдруг, комкая в пальцах свой свитер. —

ты не дура, вроде Будиловой. Я сразу заметил, знаешь, ты другая. Ты…
Лиля видела подобное раньше — ей признавались пару раз мальчишки из

прошлой школы в Петрозаводске, она наблюдала такое в кино, и было
совершенно очевидно, к чему Гена вёл. Но при всём её желании попробовать —
именно попробовать, потому что положительного опыта у неё ещё не было —
что-то с Геной, это было бы нечестно. Во-первых, он вызывал в ней человеческую
симпатию, но там не было глубокого эмоционального подкрепления. Во-вторых,
Лиля не знала, кого из них убьют первым.
— Гена, — не выдержала Лиля. — я в отношениях.
Насколько она поняла Кристину, это был самый оптимальный вариант —

думать, что они с Кристиной всё ещё вместе и представлять это так. Она
немногое теряла, если честно, ей только отношений тут завести не хватало
прямо перед отъездом. Того, что она уже получила, хватало на десять лет
вперёд.
— Я ничего… — оправдывался Гена, краснея, — Да я просто… Хорошая ты. —

выпалил он на эмоциях. — Не то чтобы нравишься мне, я не это имел в виду…
— Ты мне тоже нравишься. — признала Лиля, заглянув тому в глаза. Гена был
милым, очень приятным ей, осторожным — Лиля даже жалела, что не замечала
172/292
его в упор вплоть до экзаменов. — Может, в другой жизни мы и… — улыбнулась
она, извиняясь. — Но не здесь и не сейчас.
— В другой жизни? — улыбнулся тот в ответ мечтательно, подняв глаза к

потолку. — Да, — задумавшись, кивнул он удовлетворённо, — там, где я маг
восьмидесятого уровня, а ты эльфийка при дворе короля?
— Ну, — нахмурилась смешливо Лиля. — думаю, да.
И напряжения из-за отказа не чувствовалось, не было ощущения, словно

правильной реакцией была одна определённая и Лиля должна из себя ту
выжать, но предоставить, чтоб угодить. Не было страха говорить “нет”, и это
казалось уже непривычным. Кристина бы разозлилась. Кристина бы точно не
сидела с ней рядом дальше, спокойно слушая её разъяснения, Кристина бы
побила её и заставила сделать то, чего хотела, как прошлой ночью.
Лиля тряхнула головой. Кристины тут не было, и слава богу.
***

ты спамое лувчшее сто бло в моей жищни
простимееня дуру
пожалуйта зая
прости меня
— Короче, я вообще не андестенд, чё это за неправильные глаголы и как их

жрать, я учу-учу, а они… — Мишель замолчала, заметив, что Лиля полностью
ушла в телефон, и щёлкнула у неё перед лицом пальцами. — Ты как призрака
увидела.
— Чё там? — наклонилась любопытно Лиза, заглядывая в её экран, и,

разглядев, раскрыла рот в удивлении. — Вот тварь!
— Кто? — не поняла Мишель.
— Кристина. — вздохнула Лиля.
Они снова собрались у неё дома, только на этот раз, чтобы готовиться уже к
английскому. Лиля помогла утром Гене, а сейчас занималась уже с девочками,
подтягивая обеих: Лиза знала язык на уровне, но была перфекционисткой;
Мишель же молилась хотя бы на проходной балл. И вот, за два дня перед
экзаменом, объявилась Кристина.
— Столько наглости, это она её все тридцать лет копила? — удивилась

Мишель.
— Ага, вместе с тупостью. — злилась Лиза, играя желваками на лице. И Лиля

не могла понять — это было вызвано ей или жаждой справедливости, кипевшей
в Лизе? А ещё... Почему ей так обидно за человека, которого тут даже нет и
который её сопереживания не стоил?
Телефон снова завибрировал. Кристина не могла остаться без ответа,

разумеется, для неё это было унизительным, наверное. Лиля аккуратно,
173/292
повернувшись к Лизе лицом к лицу, проверила новые сообщения.

я тьебя любллю очень
ты длля меня все
я бля бкду я за тбя убьит готва
Лиля усмехнулась. Вот так, на расстоянии, по прошествию трёх дней

абсолютного не-контакта, Лиле было менее страшно. От признаний даже
словно… стало забавно. Кристине будто пальцы отбили, либо она была
настолько пьяна, что букв не различала. А слова, которые она писала, были
такими…
— Дешёвая хуйня. — выплюнула Лиза. — Сначала лапы распускает, а потом

“прости, зая”. Какая нахуй зая? — разглагольствовала Лиза, возмущаясь, —
Смотри. — откинув волосы с правой стороны её лица, ткнула на синяк она. —
Какая ты ей зая?
— Да. — поникла Лиля. — Я знаю.
Внезапно, заиграла ненавязчивая мелодия, и Лиля в панике опустила взгляд

на свой подрагивающий телефон. Кристина. Конечно, кто кроме неё. Не Артур
же поинтересуется, как у неё дела.
— Скажи, пусть нахуй идёт! Скажи про заявление! — продолжала повышать

тон Лиза, и Мишель увесисто пнула ту по колену, заставив зашипеть. — Да чё я-
то?.. — Мишель, поджав губы, вытаращилась на неё намекающе, снова пнув.
— Пошли, Лиза. — надавила она. — Сходим за… шоколадом для ума.
— Там шоколадный завод нужен. — пробурчала та недовольно, поднявшись,

и поплелась следом за Мишель на выход.
Кристина всё не переставала звонить. Она звонила снова и снова, пока Лиля
слушала, как девочки обувались в коридоре, споря о чём-то шёпотом, как дверь
за ними хлопнула. Лиля, выдохнув, всё-таки приняла третий, нет, четвёртый
звонок, и руки неожиданно затряслись, а голос отнялся. А она-то думала, что
осмелела за это время.
— Я ебать как подвела нас. — пробормотала неразборчиво, отчётливо пьяно

Кристина, и от её голоса, такого спокойного, несколько сюсюкающегося, Лиле
хорошо поплохело. Они будто возвращались на много лет назад. — Но я обещаю,
Ляля, я исправлюсь. Я всем докажу, я тебе докажу, что я не говно человек. Я
хорошая. Ты же знаешь меня. Ты единственная, бля, из всех людей в мире меня
знаешь. Я тебя люблю.
— Я тебя очень боюсь. — честно сказала Лиля, и эта честность встала ей

поперёк горла, потому что большего она из себя выдавить не смогла.
— Я тебя люблю. — не отступала та. — Мне… — Кристина замолкла, подбирая

судорожно подходящий эпитет, — охуеть как повезло с тобой, я, нахуй, не верю,
что ты у меня такая чистая. — Лиля недоумевающе молчала, продолжая
слушать, надеясь выцепить из её монолога хоть что-то. — Ты чистая. Я хочу хотя
бы чуть-чуть, чуточку этой чистоты, знаешь? Мне нужно. Или я, бля, пропаду
174/292
нахуй в этом Аду ёбаном. Я без тебя пропаду. Не поступай так со мной.
— Кристин, — позвала её несмело Лиля, перебирая пальцами нервно, — я

правда не хочу… общаться с тобой. Я не хочу видеться, — и торопливо, в страхе
не успеть, добавила, — Ты только не злись на меня, пожалуйста. Если ты
хорошая, а ты ведь хорошая, я верю… не приходи больше, держись подальше.
Кристина, я очень прошу.
Повисла давящая тишина. Кристина ей не ответила — она что-то выпила,

опустила на, судя по всему, стол, потом уронила что-то с громким треском,
матернувшись. Затем, щёлкнула зажигалка, и Кристина сделала вдох и выдох,
наверное, закурив сигарету. Прошло полторы минуты, не меньше, прежде чем
Кристина явно жеманничая, издевательски почти бросила:
— Тогда заяву катай.
— Что? — Лиля подумала, что ослышалась. Ну, ослышалась же — Кристина

боялась вернуться в тюрьму, Кристина мучилась кошмарами, напоминавшими ей
о тех днях. С чего ей такое говорить?
— Заяву катай, меня посадят за совращение, ты меня не увидишь больше. —

повторила невозмутимо Кристина. — Я подальше держаться не буду, Ляль. Я к
тебе хочу, меня тянет, я не буду себя ограничивать. Меня ограничит только, бля,
каталажка.
— Почему ты так со мной? — глухо спросила Лиля. Это было жестоко —

взваливать на неё такую ответственность, такой риск пожизненной виновности,
морального разложения.
— Если ты, блять, — прикрикнула та, — внатуре хочешь, чтобы я от тебя

отъебалась, то говори Артуру, чё было, пусть сажает меня в тюрьму. Не хочешь
меня, значит, решай, бля, отправляй меня на нары. Будет так.
— Я же прошу тебя, я по-человечески прошу, — чуть ли не плача, умоляла

Лиля, — ну, давай просто перестанем. Будете видеться с Артуром у тебя дома, не
здесь. Ты же снова будешь делать плохие вещи, а потом сожалеть. Давай
просто...
— Нет. — отрезала та, и на мгновение Лиле почудилось, что голос её был

трезв. Но лишь почудилось. — Я не могу так. Лучше бы… Лучше бы мы вместе
были, Ляль, — с чувством проговорила Кристина, — вместе было бы не так, как
по отдельности. Я бы так не вела себя.
— Ты мне врёшь. — жалобно ответила Лиля. Были уже вместе, не получилось,

не вышло ничего. Они не были созданы друг для друга. Слёзы навернулись на
глаза, губы задрожали, и она опустила устало веки.
— Чё, заявление напишешь? — точно потешаясь, поинтересовалась Кристина,

будто бы уже зная ответ. Лиля, не совладав с собой, прервала звонок.
Что ей делать?.. Как ей поступить?
175/292
жду отзывы
176/292
Примечание к части TW: сексуализация, объективизация
насилие над детьми
пов Арчи
Авторка НЕ поддерживает позицию персон в работе, объективирующих ребенка,

это мной всецело порицается, как человеком, прошедшим через это в более
раннем возрасте
XX
— Знаешь, моя мама мне… Короче, бля, она мне постоянно говорила
в детстве…
— Кристина, мне правда пора лечь спать, и тебе тоже, уже поздно. Давай…
Давай ты мне потом расскажешь?
— Нет, слушай нахуй, — рявкнула та, и Лиля прикрыла глаза, так и держа
телефон у уха. Слушая. — это важно, блять, и я хочу, я хочу, чтобы ты поняла,
Лиля, потому что ты всегда понимаешь. Я хочу, чтобы ты послушала меня сейчас.
— Что говорила твоя мама? — вздохнула устало, но не снисходительно Лиля.

За снисхождение её могли бы сурово наказать, естественно, она теперь знала
приблизительную систему, выстроившуюся у Кристины в её отношении.
— Она мне говорила, — тяжело, явно собираясь с силами, начала Кристина. —

что иногда мы все делаем больно близким, потому что хотим как лучше. Хотим,
чтобы до людей доходило быстрее, чё почём. Это, блять, воспитание какое-то,
это не от ненависти, это просто… Это способ коммуникации, знаешь? Уёбищный
способ коммуникации, который вбивается прямо в мозги, передаётся, сука, из
поколения в поколение. Я не от ненависти так к тебе. Я тебя никогда не
ненавидела.
— А тех людей, — осмелилась спросить Лиля, пока Кристина была такой

трогательно откровенной в своём опьянении, — ты ненавидела? Тех, которые
делали тебе больно.
— И всегда буду. — невозмутимо отозвалась та, и провести параллели между

собственной ситуацией и их общей, Кристина в своём состоянии, наверняка, не
смогла. Потому ничего не добавила.
— Спокойной ночи, Кристин. — мягко попрощалась Лиля, закончив звонок. А

затем, подумав, занесла её номер в чёрный список, наконец улёгшись на
подушку. Быть может, хоть так ей удастся заснуть. Лилю давно клонило в сон,
голова гудела, веки сами собой опускались, но мысли были об одном — они
могли бы быть счастливы вместе где-то там, в Питере, будь Кристина лучшим
человеком. Это было так легко и одновременно с тем — невозможно, что
сжирало Лилю заживо изнутри.
Она любила Кристину. Но, вероятно, это было отягчающим обстоятельством,

а вовсе не светлой стороной медали.
***
177/292
— Даже если она сто лет будет думать, что вы вместе, это ничего не значит.
Её мнение ничего не значит, если ты не хочешь быть с ней.
Лиля хотела.
— Надеюсь, ты понимаешь, — Лиза нахмурилась, поджав губы презрительно.

Кого она презирала сейчас? Загадка. Наверное, всех и сразу? Лиза так и фонила
своей тяжестью, мраком, непробиваемым холодом. — она не какое-то там
божество, она алкашка с судимостью, которая избивает школьницу.
Мишель стояла рядом с Лизой, но казалась гораздо более располагающей к

себе — от неё исходил свет, такой тёплый, чуть ли не райский. Лиля, сидя
почему-то на полу, глядела на тех снизу вверх, в коридоре их с Кристиной
квартиры. Всё вокруг будто было… каким-то не таким, отливающим синевой,
словно подводным, и движения тоже были заторможенными и грузными.
Казалось, если она раскроет рот, туда тут же затечёт вода, и она захлебнётся.
Лиля молчала.
— На твоём месте я бы ничего сама не делала и рассказала бы Артуру. —

мягко, гораздо мягче, чем Лиза, сказала Мишель.
— Чтобы Артур убил Кристину?
— Да когда он такое вытворял-то?
— От таких новостей точно что-то да перегорит в башке! — возмутилась

Лиза.
— А мать твоя, — выглянула из-за угла тётя Оля, морщинистая и заплывшая

своей алчностью, и затрясла бумагами на дом. Ну, её ещё не хватало тут. Лиля
обессиленно уронила лицо в ладони. — была бы разочарована очень. Мало того,
что ты спуталась с этой зечкой, ты и брата своего подставляешь. Хочешь, чтобы
он за убийство сел? Сама руки марать не будешь, да? Как ноги раздвигать, так
сразу!
— Не слушай её, их не слушай. — как ангел хранитель, склонилась над ней

Мишель, и её ярко-блондинистые локоны волшебно светились в тускло
освещённом помещении. — Ты не виновата. Ты погляди, какая ты маленькая, ты
сама не справишься, сил не хватит. Расскажи Артуру, всем расскажи, что она
сделала.
— Я тебя люблю пиздец, мне так хуёво, Ляля… — заскулил знакомый голос с
кухни, в паре метров от неё, и Лиля зажала уши руками, зажмурившись. Не надо.
Ну, не надо, нельзя так её мучить! А назойливый голос всё равно затёк в её
голову, заплескался в стенках черепа, пропитал мозги. — Я себя убью, если ты
меня бросишь тут, я сопьюсь и сдохну, а ты об этом первая узнаешь. Ты хоть на
похороны, блять, придёшь? Сука ты неблагодарная, тварь последняя! Ляля, я же
люблю тебя. — плакала Кристина, и звенели стаканы, билась посуда,
проливалась водка. Запах спирта отравлял воздух. — Я тебя очень люблю, не
уезжай от меня. Я жить не могу без тебя, я же всё для тебя…
— Конченая зечка, просто, сука, пиздец, как же она меня бесит, — исходила
желчью Лиза, скрестив руки на груди, и прожигала Лилю взглядом осуждающе,
— ты хоть понимаешь, как это жалко выглядит? Ты что, не могла себе кого-то
178/292
нормального найти? Человекоподобного хотя бы. Или ты под стать себе, убогих
выискивала?
— Брат ради тебя горбатится, а ты его на убийство толкаешь?! — вопила тем

временем Оля, и Лиля, так и закрывая свои уши и пытаясь успокоиться,
осознала, что не может. Это всё было в её голове. — Да что с ним будет-то там,
если он сядет, малолетка ты тупорылая, ты думай чуть-чуть башкой! Небось
хочешь домишко к рукам прибрать, как он отъедет?!
— Тебе помощь нужна, забота, ласка, не лезь разбираться одна. Она ж убьёт
тебя, ну. Ты Артуру расскажи уже, пусть взрослые с этим всем возятся.
— Пиши заявление, Лиля, или я всем расскажу сама! Мне уже смотреть на это
всё противно. Бля, зачем ты всё это устроила? Могла бы давно её сдать!
— Брата пожалей хоть, он у тебя один остался, бесстыжая! Проблемы сама

свои решай!
— Я тебя люблю, мразь, блять, я тебя задушу нахуй, если ты меня тут
кинешь.Ты поняла?! Слышишь, ты, блять!..
Лиля распахнула глаза, подскочив в постели. Одеяло свалилось с коленей,

руки затряслись, грудь шла ходуном — Лиля сделала глубокий вдох, пригладила
рассеянно мокрые насквозь волосы. Она вся в холодном поту. Схватив телефон,
Лиля, щурясь, посмотрела на экран внимательно. Пятое июня, пятница, пять
часов утра.
Охренеть можно. Это знак какой-то, что ли? Знак, что её всё достало. В
мыслях сплошная каша, сон — лютый бред, к разгадке, что ей делать, он её так и
не привёл. Лиля опустилась было на подушку, та была промокшей, отдающей
солью и потом. В приступе бессильного гнева Лиля просто вышвырнула ту, вновь
провалившись в дремоту.
На этот раз, ей не снилось уже ничего.
***
Вы не подписаны друг на друга

Вы вместе подписаны на archie235
Если вы примете запрос, владелец этого аккаунта также сможет звонить

вам, видеть ваш статус «В сети» и статус прочтения сообщений.
Заблокировать
Удалить
Принять
От: bolsheshyma
ты меня заблокировала везде чтоль?
может не будем так ляль
я трезвая
давай домой седня приедем
поговорим нормально
почеловечески
179/292
так нельзя же
Лиля метнулась взором к кнопке “заблокировать”, но, подумав, просто

убрала телефон на стол, повернувшись к Гене с воодушевляющей улыбкой. Тот
уже обеспокоенно вглядывался в её лицо, донельзя милый, остановивший
письмо в тот же момент, когда и она отвлеклась.
Он был таким… нормальным, что становилось жутко, и Лиля чувствовала себя

такой уродливой внутри. Что может быть хуже душевного уродства? Она
понятия не имела, была уверена, что ничего. А всякий раз, когда Гена краснел от
того, что она сидела слишком близко, всякий раз, когда ручка падала из его
трясущихся пальцев, потому что он был смущён её интенсивным вниманием к
его работе, она могла встречаться со своей гнилостью лицом к лицу.
Ей было интересно, каково было бы поцеловать Гену и, самое будоражащее

— его реакция на поцелуй. Как бы это было, смог бы он проявить себя или
испугался бы? Лиля мысленно давала себе пощёчины. Это низменно, это гадко.
Гена её даже в щёку поцеловать боялся каждый раз на прощание, а от её
поцелуев убегал, посмеиваясь нервно, за руку тряс и ретировался.
Лилю напрягал Гена, она сама в его присутствии и их взаимоотношения. Она

не была влюблена, нет. Тот был славным, даже слишком, как для парня его
возраста. Лиля от них добра никогда не ждала. Но Гена даже глядел на неё
осторожно, а если случайно касался, то тут же одёргивался, не позволял себе
грубого лексикона. Он был ненамного больше, чем она, выше чуточку, на
полголовы, но их запястья были практически идентично тонкими. Он был
мягким, он был добрым, в нём Лиля даже угадывала свои черты, бывало, когда
он смущался или самозабвенно рассказывал о Подземельях и Драконах, как она
— о Гарри Поттере.
Он не хватал её за волосы. Он не бил её по лицу. Он не замахивался на неё с

одичавшими глазами, брызжа пеной у рта от бешенства, когда она не давала
ему желанного. Он не…
Он не Кристина.
Было ли это плохо?
— То есть, настоящее совершенное время, — пришёл к умозаключению Гена,

взявшись за голову, — это когда я только что уронил что-то.
— Или если ты закончил что-то к настоящему моменту. — кивнула Лиля

терпеливо. — А теперь, про прошлое совершенное время…
Так они занимались до самого вечера. Завтра в десять утра у них будет
экзамен, они просидят в душном кабинете три часа, медленно сходя с ума от
перенапряжения. Зато потом, они будут свободны, с идеальными аттестатами, с
потрясающими баллами по ЕГЭ. Дальше только самое лучшее. Лиля надеялась.
***
Кристина закурила третью сигаретку, накрыв ту ладонью и придерживая

снизу большим пальцем. Она нахмурилась, выдохнула сквозь зубы и снова
затянулась, уставившись в окно, помятая, отёкшая с бодуна и уже собравшаяся
180/292
набухиваться снова. Так только она, бля, умела, из всех баб, с которыми Арчи
тусовался, Кристина была единственной “своей в доску”. Всегда всё по чесноку,
без понтов, за любой кипиш. Башню ей клинило знатно по синьке, но Крис ему
нравилась — пиздец, так что он и подзабивал на это как-то. Было в ней что-то
по-особому свойское, что-то очень родное, ну, как сестрёнка она ему, внатуре, а
может и братуха даже.
— Малая твоя чё, где?
Только от этой заевшей пластинки у Арчи уже котёл кипел. Не будь Кристина
девкой, бля, он бы поднапрягся, потому что эти разговоры его раздражали и
беспокоили. Но это была Кристина. Кристина была тёлкой, какой бы
мужиковатой и крутой она ни была, она бы не рыпнулась на Лилю и не
попыталась её совратить. Будь она мужиком, Артур бы снёс ей ебальник ещё
тогда, на хате, за базар про невесту. Или позже, когда она схватила Лилю и
стала нести пьяную дичь. Но она была женщиной, над которой возобладал какой-
то ебучий материнский инстинкт, а значит, переживать не за чем.
— К экзам готовится, мы втихую по стопарику и всё. — отмахнулся Артур.
Скоро год как они вернулись в Питкяранту, а значит, год как он разосрался в
пух и прах с половиной кентов, потому что они, уебаны, пытались подкатить
свои вонючие яйца к его младшей сестре. Это началось, наверное, когда Лиля
подросла. Артур не замечал, он заметил только то, что мать стала строже, лет с
тринадцати Лиле нельзя было задерживаться после школы, все юбки были ниже
колена, за обрезанные под шорты джинсы мать её люто избила.
Артур этого не понимал сначала. Для него Лиля и сейчас была щеглуха, а
тогда подавно, тринадцать лет, седьмой класс, маленький ребёнок же. Не его
ребёнок. Ему-то тогда было двадцать два, он работал, гулял, столько девчонок
кругом — не тем мысли забиты были. Ответственности Артур не хотел, он её
боялся, как огня, проще было игнорировать до талого. Вот и не обратил
внимания. Зря.
Мама тогда присела ему плотно на уши, жужжа под руку, что Лилька где-то
шлялась, с кем-то путалась и “не приведи Господь, в подоле принесёт скоро,
шлюха малолетняя”. У Артура от таких догадок уши сворачивались в трубочку,
глаза на лоб полезли. Дитё дитём, какой подол? Какой шнырь, блять, решился
приударить за малой? Сопляк тринадцатилетний? Дак там за ручку походят и
разбегутся.
А шнырю оказалось семнадцать лет. Семнадцать, сука, и петлял за

семиклассницей, как грёбаная маньячина. Артур припёр того к стенке, поймал
около падика, как раз после того, как тот проводил Лилю до подъезда со школы.
Лиля, встретив Артура на лестничной клетке, только глаза закатила на то, что
он пронёсся мимо неё, задев случайно плечом. Не запаниковала, не испугалась,
не попыталась задержать — нихуя у неё с этим пидорасом не было. Ей нечего
скрывать, вот и не напрягалась.
От этого Артуру в моменте стало легче, а прессанул он гада всё равно,

шпынял до тех пор, пока тот не обоссал свои модные узкие штанцы, заплакав.
— Да она сама сказала, что мне даст, я ничё не делал! — запричитал пацан,
закрывшись, — Она всем даёт, я не при чём! — уверял он, и Артур,
181/292
распалившись, вмазал ему по уху, свалив на землю, и пнул в живот, заставив
захрипеть.
— Ты чё, на сестру мою пиздишь, хуила?
— Сестру? — задыхаясь от боли, опешил тот. — Я думал, ты её ебырь, —

засмеялся тот гаденько, харкая на асфальт кровью. Весь фасад залит. —
сестричку ревнуешь так…
Артур, скривившись, вдарил тому по носу с ноги, заставив заорать рыдающе,

и поспешил обратно домой, пока не стёкся народ на вопли. Бред, блять.
И таких долбаебов было полным полно — Артур прозрел: стал замечать, как
на Лилю смотрят мужики за сорок, гуляющие семьями в парке, когда он водит её
куда-то; стал замечать, что когда она берёт его за руку в поиске успокоения, на
них подозрительно косятся окружающие; что ей уже нельзя спокойно есть ни
морожение, ни леденцы, нихера — даже ёбаный мороженщик ему стал казаться
подозрительным в своей любезности, ибо его любезность была маслянистой,
жирной, приторной, как это химозное мороженое.
Ей было тринадцать, а мир был полон извращенцев, и Артуру от этой мысли

по-человечески было мерзко, а по-братски тяжело, потому что защитить её от
всего он бы не смог физически, он бы где-то да проглядел. Он этого боялся,
первое время не мог ни работать, ни жрать, ни спать. А потом мама поставила
сумасшедшие запреты на юбки, шорты и любую открытую одежду, мама
выбросила всю Лилину косметику, мама наорала на неё за блядство, побила её и
оттаскала за волосы. И Артур даже как-то выдохнул. С плеч упал груз. Конечно,
сам бы он руки не поднял, он никогда бы не ударил женщину, не в этой жизни.
Но это будто был единственный выход.
Лиля много плакала, жаловалась ему, просила поговорить с матерью, снова

брала за руку и обнимала, а Артур вспоминал, как на их сцепленные руки
смотрели люди вокруг, наверняка думая, что они парочка, вспоминал слова того
утырка из подворотни и отталкивал её, хватаясь за бутылку водки. Сука, ей было
тринадцать, а все мужики были ёбнутыми. И он тоже, наверное.
Даже сейчас, когда Лиле было семнадцать, она была маленькой девочкой,
очень злобной и противной, но маленькой. Она многое пережила, Артур её не
винил почти что в хуёвом характере, он тоже не подарок. Она была ребёночком
прям, он на неё как ни посмотрел бы, вечно видел малыху. И нихуя никого это не
стопарило, они будто зелёный свет увидали в виде возраста согласия и вдарили
по газам, вот он и вдарил каждому по морде, кто осмеливался посягнуть на
святое. Святое же. Дитё дитём.
Черти, блять. Даже выпить с ними спокойно нельзя было, у тех языки
развязывались и они плели всякую хуету, мол, красавица, хозяюшка, как это ты
так, такая девочка под боком и…
— И чё, Арчи, прям никогда мысля не проскакивала?
— В смысле?
— В коромысле. — хохотнул Барон, а рядом с ним захихикал туповато Баклан.

Два сапога, сука, пара, упились до состояния упырей. А года четыре назад
182/292
ровные типы были, да? Он же помнил. Вместе двигались. Росли вместе. — Не
ври, все свои же, все братья тут. Славная девочка у тя. Завидую, сердечно.
— Завязывай. — процедил Артур, пытаясь себя осадить. — Не смотри даже,

мелкая она.
Не нужны ему драки были, не до них. Он тогда только освоился, с Людой всё
наладилось, с Лилей вроде общались почти каждый день. Она ела то, что он
готовил, не стреляла зенками злостно. Принимала его, не ругалась, не хлопала
дверьми у него перед носом. Подрался бы, и она опять бы увидела в нём
“дворовое быдло”, “обычную алкашню”, а то и угрозу. Угрозы Артур никогда не
нёс. Не для Лили.
— А я б присунул. — уронил Баклан, как обычно, не думая. Он, сука, не умел

думать. — Жалко, не моя сестричка-то. Моя померла давно.
Артур уставился на него, осмысляя услышанное. Ему, блять, хватило духу

такое пиздануть? Баклан вообще растерял всякий страх или гнал беса?
— Да и у тебя была такая, не ебабельная. — сально заржал Барон. — А

Лиличку я бы пригласил на маздон. Когда придёт девочка-то? — он оглянулся,
зацепился взглядом за приоткрытую дверь в Лилькину спальню, и у Артура свело
скулы от того, как крепко он стиснул зубы. — Познакомь нас. Мы пацаны по
понятиям, сам знаешь, куклу не обидим.
— Да? — выгнул бровь Артур, закипая изнутри. В висках стучало. Пить не

хотелось, видеть эти рожи не хотелось, и он обхватил рукоятку ножа крепко, так
и глядя на них двоих. Барон, состарившийся из-за поганого самогона лет на
десять за те пять, и Баклан, который становился лишь узколобее с каждым
годом, пырились в ответ. — Понравилась сестра моя, значит. — хмыкнул Артур,
мгновенно отрезвев.
— На твоём месте, — словно поучая сынка, проговорил важно Барон,

наклонившись вперёд. Его морщинистое ебало поджалось, губы выпятились,
когда он пробубнил. — я бы ебал её только так. Хули, никто не узнает. Бабы, они
зачем нужны? Чтобы в них пихать. А так, нахуя ты её тащишь, хуй пойми тебя,
Арчи. Если ты её трахаешь, ты дай знать, я не осужу, но хоть поглядеть…
Артур поднялся из-за стола резко, не выдержав, схватил Барона за загривок

и вдавил харей в стол, прямо в тарелку с сельдью, а ножом проткнул скатерть
насквозь, вонзив в дерево прямо напротив кривого носа Барона. Тот заверещал,
задёргался, а Баклан отскочил, уронив стул под собой и рухнув на пол.
— Ты чё творишь, бич?! Чё за беспредел, бля?! — заорал Барон, да сил

вырваться не хватило. Пока они ужирались до беспамятства, он ещё сохранял
свой рассудок.
— Слышь, ботало опущенное, — обратился к нему на их языке Артур, —

будете по-гнилому за мою сестру базарить, я, бля буду, вам хайло разъебу. Вы
оба, борзота вшивая, отъедете не на зону в свою петушарню, а к мамке
прямиком на тот свет. — встряхнул его за шкирку он, оттолкнув, и Барон,
вылупившись шокированно и возмущённо, отступил. Баклан, поджавшись за его
спиной, сделал такой же шаг назад. — Въехали? — сощурился Артур, покрутив
нож в руке.
183/292
И больше, что удивительно, они не пересекались. Ни разу за всё время он не
видел ни Баклана, ни Барона в их маленьком городке.
Им же лучше. Если какой-то блядский упырь хоть пальцем Лильку тронет,

Артур лично глотку перегрызёт, он, бля, сядет хоть на всю жизнь, но такого
пиздеца не допустит. Лиля будет в безопасности.
184/292
Примечание к части tw: даб-кон(?), попытка убийства
XXI
Кристина питала слабость к домашним питомцам, в ней всегда было

это слабое место, было желание заботиться и иметь кого-то, кто точно тебя не
бросит, разве что уйдёт на тот свет. И так с самого детства: она ловила стрекоз
и ломала им крылья, складывала в спичечный коробок и относила домой. Там она
подкармливала стрекоз маленькими пауками, молями, дохлыми мухами,
носилась с каждой по возможности, устраивала бои, сталкивая тех нарочно.
Бывало, она забывала о них, потому что гуляла во дворе допоздна, гоняя
пацанов палками, или боялась зайти домой из-за пьяного бати, и стрекозы
помирали прям пачками. Кристина потом находила новых. Всё лето.
Бабочки вот ей не нравились, были слишком вычурными, таким и крылья

рвать жалко, умирали они тоже скучно и долго. Кристине вообще не каждая
тварь нравилась — например, кошки, они виделись ей нетактильными
недоступными уебищами, от которых вечно воняло ссаниной. Аквариумных рыб
она вообще не понимала, это было, ну, не прикольно. Неинтересно наблюдать,
они же нихуя не делают до самой смерти.
С возрастом Кристина полюбила собак. Собаки прямо-таки запали в душу —

живенькие, верные, добронравные. А как в глаза хозяевам заглядывали? С
бесконечной любовью, с преданностью, как божеству. В пятнадцать лет
Кристина уже забрала себе с приюта Сэма годовалым щенком. Дворнягу,
беспородного, никому ненужного, отнятого от матери рано. Вот это была
зверюга, что надо! Сэм стал её любимчиком с первых дней, такой, как она
мечтала: красивый, игривый, любящий щенок. Кристина вставала рано утром,
чтобы его выгулять, она кормила его, мыла его, расчесывала, говорила с ним и
обнимала его, когда ей хотелось. Они были семьёй. Но иногда Сэм слишком
заигрывался и кусал её за руку, когда она его дрессировала. Вгрызался в кожу
крепкими такими зубищами, сдавливал, тянул, и тогда Кристина на рефлексе
била его по голове, так, что он отлетал. Три-четыре раза, пока он не понял, что к
чему. С собаками так и надо, авторитарно, иначе они не осознают, кто главный.
Ей так папа сказал.
Кристина Сэма по малолетке любила — пиздец, а когда съехала на мойку,

постоянно навещала. Первые два года отдельной жизни точно. А дальше как-то
времени не было, не хватало терпения просиживать штаны дома, слушая
родительский пиздеж, да и любовь в конце концов тоже кончилась. Сэм стал со
временем аморфным, из-за травм, полученных в её отсутствие —
малоподвижным, к тому же начал выглядеть неухоженно, поседел. Приезжать и
видеть эту унылую морду Кристина уже не хотела, да и… подыхать ему скоро
уже. Зачем на это смотреть?
В тюрьме она пришла к выводу, что: во-первых, всё в жизни временно; во-
вторых, все думали только о себе, и на воле она лишь находила подтверждение
своим выводам. Она не бросала Сэма с концами, она лишь утратила былую
привязанность, а пёс на то и пёс, и так проживёт. Кристина была не более, чем
человеком, а человеку свойственен эгоизм. Заводить питомцев вообще
прерогатива эгоистов, собак тем более — это же, бля, лучшие друзья и всё такое.
Она не мразь, если захотела себе собаку. Все хотели себе собаку — собаки
любили людей за то, что те их кормили, изредка были рядом, собаки жить без
185/292
людей не могли и видели в них высшую силу.
Кристина принимала любовь Сэма тогда, когда она нужна была ей, а через
время она перестала в этом нуждаться, но это не её вина. Вообще всех тех
щенков откармливали, выращивали, выставляли лишь для того, чтобы они
отдавали свою любовь, это их главная функция. Это цель их короткой жизни.
Так и выходило, что, если нельзя осудить людей за то, что они хотели себе
преданного, любящего, безвольного «друга», то и Кристину за влечение к Лиле
винить тоже нельзя было. Лиля была такой, как Кристина представляла себе
перед знакомством, тогда, глядя на её профиль в соцсетях: кроткой, чистой,
мягкой. Лиля смотрела на неё с теплом и восхищением, Лиля её хотела и
отдавалась ей, она её слушала, она её боялась. Кто бы отказался?..
Хозяевам было трудно отцепиться от своих умирающих питомцев, которых

пора было усыплять, чтобы не мучить, потому что те были источником
безоговорочного обожания. А Лиля была человеком, почти что цельной, почти
что взрослой почти что личностью, которая обожала так же безоговорочно. Да
никто, блять, никто в здравом уме бы не отказался от такого на месте Кристины.
Так что она не отказывалась. Лиля многое могла пиздеть, и что не любит
уже, — хотя на такое у неё духу не хватало, — и что общаться не хочет, а
Кристина всё равно видела в ней эту безнадёжную влюблённость. Значит, был
шанс всё исправить. Главное, чтобы около её девочки всякие хуемрази не
крутились, а та уши не развесила, как с тем питерским пидором. Кристина тогда
впервые запереживала по веским причинам, а Лилю и ругать не хотелось особо,
было что-то детское в том, как она восхищалась этими дешёвыми понтами
Макса. Детское, не блядское. Чё её ругать?
А Максу она бы ноги сломала вместе с руками и бросила бы в лесу волкам,

там по-любому ещё осталась парочка, с тех-то лет. Сука, она бы всех этих чертей
разъебала, кто покусился бы на её находку. Неогранённый, сука, бриллиант,
иными словами не скажешь. Никем не тронутая, всепрощающая, нуждающаяся
— всё в Лиле говорило о безопасности для Кристины, об удобстве, о
перспективах. Это было жизнеутверждающе.
Надо было просто вернуть её себе, а обхаживать Кристина умела. Она Лиле
прохода не даст, городишко-то маленький, с братом её она на короткой ноге,
куда Ляля денется? Когда разденется.
Кристина мысленно хмыкнула. Давно она её не видела… в полном неглиже. У

них вообще с этими ссорами не было нормального секса, а по бабам бегать и
желания не было. Таня, ебанашка, зарядила ей по лицу за лёгкое удушение,
Кристина её чуточку придушить решила, а та в истерику сразу. Кристина тогда
охуела знатно, растерялась даже и уже замахнулась, чтобы в ответ дать, но Таня
— тут же за трубу, мол, ментов вызову. Сука конченая. Ляля бы не стала. Ляля у
неё, всё-таки, была особенной. Для неё.
— А это чё? — зайдя на порог знакомой квартиры, затормозила резко

Кристина. У стены, рядом со стеллажом для обуви, стояли две пары — беленькие
балетки Лильки и чьи-то начищенные до противного блеска ботинки. Дедовские
такие, коричневые, лаковые.
— Говорю же, пиздюки к экзаменам готовятся. — отмахнулся Арчи, ёбаный
186/292
кретин. Наверняка даже не захочет пойти да проверить, кто там с Лилей в
спальне, не врубит башку на минуту и не озаботится хотя бы этим. Сука,
насколько же ему было похуй на Лилю. Насколько она была заброшенным,
ненужным ребёнком. Кого-то напоминало.
Артур разлил по рюмкам, достал солёные огурцы, копчёную колбаску с

хлебом к водочке — по красоте. Но Кристина пила медленно, нарочито мелкими
глотками, с жадностью наблюдая, как пьянеет Арчи. Сама бы с радостью
выжрала всю бутылку, но ей нужно было срочно проверить Лилю.
— А мне все говорят, что ей замуж скоро, большая девчонка, типа, —

жаловался уже поддато Артур, пока Кристина подливала в его опустевший
стакан ещё водки. — но я этого не вижу в упор.
«Ты, сука, дальше своего носа никогда не умел видеть» — проворчала

мысленно Кристина.
— Знаю только, — он настолько серьёзно заглянул ей в глаза, что Кристина

внутренне напряглась. — что я, бля, за неё порву любого.
Прям любого? Кристина улыбнулась уголками губ, поджала те сдержанно и

хлопнула его по плечу с кивком, дескать, всё верно. Врать в лицо не стала. Не
хотела и не умела так. Кристина пока не знала, как именно подаст ему новость о
том, что Лилька будет жить с ней, но что-то ей подсказывало, что до того даже
тогда нихуя не дойдёт. Больно тупой был Арчи.
— Братан, я отойду. — и даже не объяснившись, потому что состояние Арчи

того и не требовало, двинулась в коридор. А оттуда, через гостиную, в спальню
Лили. Такую светленькую, сильно подростковую из-за висевших местами
плакатов и фотографий, из-за стоявших всюду мягких игрушек. Да, ебаться тут
было напряжно.
Дверь отворилась со скрипом, Кристина уверенно шагнула внутрь и сразу

поймала взглядом пацана за столом, сидевшего к ней спиной, и в моменте
остановила себя от нападения — она была уже готова влететь уёбку с ноги по
хребту. Всё-таки стоило прессануть его сразу, ещё тогда, ан нет, доверилась
Лиле, решила выслушать свою девочку, а чё в итоге? Шмара, блять. Притащила
этого полупидорка в свою комнату.
Лиля оборачиваться не торопилась. Пацан вот уже смотрел на Кристину во

все глаза, таращился, наклонился к Лиле, зашептав что-то жалобно, а Лиля всё
не двигалась. Боялась. Знала, что накосячила, что натворила хуйню, приведя
сюда мужло. Хотя Кристина же, бля, предупреждала её. До чего тупорылая
малолетняя дура.
— Чё вы тут? — спокойно, прожигая взглядом затылок Лили, спросила

Кристина, а эта сучка продолжала молчать, наверняка онемев от страха.
Вдруг, видимо в попытке привлечь её внимание, мелкий мудазвон потянулся

к Лиле рукой, тронул ту за плечо, и Кристина не выдержала, не удержала угрозу
за зубами, скалясь:
— Клешни свои убрал, пока я тебе их не выдрала нахуй с корнем. Слышишь,

бля, — прикрикнула она, и тот крупно вздрогнул, отстранившись от Лили резко,
187/292
как штык, — вот так и сиди, сука. Ляля, — обратилась она к ней тем же
командирским тоном, не решившись подходить. Рисковала сорваться. Не при
свидетеле же, а у щегла на харе написано, что крыса, этот мусорнётся точно. —
смотри, блять. — пригрозила Кристина, и увидела, как затряслись узкие плечи,
поджавшись в испуге. — Не запираться, чтобы я всё слышала.
Но, выйдя за порог, Кристина услышала, как дверь хлопнула прямо за её

спиной. Злость медленно поднялась с самой глубины, заклубилась под рёбрами,
осела в центре груди, но Кристина силой подавила её, заставив себя вернуться
на кухню. Арчи быстро трезвел.
Действительно, тот был вполне себе в норме, курил вторую сигарету, глядя в
окно и стряхивая пепел на улицу. Задумчивый, слегка пошатывающийся, но
довольно бодрый.
— Слышь, Арчи, — позвала Кристина с натянутой улыбкой, всё ещё кипя

изнутри. — ты бы хоть проверял Лильку-то? У неё там шнур в комнате.
— В смысле? — нахмурился тот, окинув её непонимающим взором.
— В смысле, — залив в себя стопку, выдохнула зло она, продолжая

притворяться участливой, дружелюбной, вовсе не ревнивой и горящей от ярости.
— Лялька там не с подружкой в спаленке. Или тебе похуй, кто к ней захаживает?
— Ты про Генку, что ли? — хмыкнул тот, качнув головой, и это был хуёвый
знак. Кристина не смогла улыбаться дальше, маска треснула, напускной покой
пошёл по швам, и она наклонилась ближе неосознанно, ожидая пояснений. — Да
я видел уже его сто раз, дружат они. Чё гнать-то, он же сопляк совсем, Крис.
Видел уже. Сто раз. Кристину перекашивало, а внешне она позволила лишь
губам поджаться, да бровям сойтись у переносицы хмуро, не могла так бездарно
себя выдать. Дружат.
Тварь маленькая. Ёбаная тварь.
— Садись. — схватила она бутылку водки, разлив по рюмкам до краев. —

Выпьем.
— Это всегда за.
***
Закрывшись, Лиля прижалась лбом к холодному дереву, ожидая громких

стуков или же попыток проломиться внутрь, но тех не последовало. Сердце
бешено билось. Кристина поступала так неправильно с ней каждый раз, а теперь
это произошло ещё и прилюдно. Лиля хотела хотя бы попытаться защитить свои
хлипкие границы.
— Кто это? — панически бледный, шептал боязливо Гена, и Лиле стало

страшно за него — она помнила, что было с Олегом Дмитриевичем, она такого
никому не желала.
— Подруга брата. — отмахнулась она, вцепившись в ручку дверцы. И, пока не

услышала удаляющиеся шаги, не выдыхала. — Наверное, перебрала.
188/292
— Она какая-то…
— Давай вернёмся туда, где остановились. — предложила нетерпеливо Лиля,

сев на место, и, подумав, отодвинула стул ещё немного. На всякий случай.
Но процесс не шёл, они неловко пытались войти в тот же ритм, что был до,
но это было непродуктивно. Их обоих одолела дрожь, из-за которой голос Лили
срывался, а записи Гены стали неразборчивыми. Было страшно. Кристина в
последнее время не вызывала ничего, кроме страха.
Они продержались полчаса, и в итоге Гена, не выдержав, попросился домой.

Попросился! Заглянул ей в лицо, как мучителю, и попросил разрешения уйти.
Настолько ужасный эффект оказала Кристина на тепличного Гену. Его так
никогда не давили морально даже в школе, все скорее обсмеивали и избегали
его, а тут… Какой кошмар.
— Конечно. — поникла Лиля. Её сжирал стыд за произошедшее. Её сжирал

ужас перед предстоящим. Кристина что-то сделает?
Лиле совесть не позволила просто выдворить Гену, она вышла с ним из

комнаты, потому что тот всё ещё боялся, шёл, озираясь, и проводила. За
поцелуем в этот раз разумно не потянулась, буквально ощущая на себе чужой
взгляд сзади, и еле слышно попрощалась с Геной.
Когда она развернулась обратно, в коридор, тут же увидела Кристину. С

кончиков пальцев той капала вода прямо на пол, образуя лужицы. Кристина
встала прямо у входа в гостиную, и, когда Лиля попыталась проскочить, она
схватила её крепко за волосы, потащив назад, заставив вскрикнуть тихонько. Не
позволила уйти, конечно, кто бы сомневался. Была упитой, а всё равно к ней
цеплялась, не давая продыху. Сколько можно?.. Лиля, под давлением, отступила,
оказавшись прижатой к чужому телу, и Кристина над ней нависла, обдав пьяным
дыханием.
— Щас в спальню быстро, и только попробуй, сука, хлопнуть дверью снова.
— Пусти, — почти что взмолилась Лиля — шея была изогнута под

неестественным углом, кожа головы ныла, пахло перегаром. Она ввалилась к
ней домой, как к себе, вела себя мерзко, запугивала её. Почему Кристина
считала, что имела право так относиться к Лиле? — Артур! — позвала она
вымученно.
— Закройся нахуй! — рявкнула та, встряхнув её, — Не слышит тебя никто,

спит Артур. В комнату, мля, пиздуй давай. Пошла, живо! — Кристина резко
откинула её вперёд, и Лиля чуть было не рухнула лицом в пол, вовремя
выдержав равновесие, и, под гнётом и угрозой, — даже неясно чего именно, но,
вероятно, чего-то жуткого, — она пошла.
Шагала, как на автопилоте, будто покинув собственное тело, не чувствовала

пола под ногами, не чувствовала ничего, кроме своего бушующего сердца. То
отдавалось набатом в ушах. Лиля опустилась на сложенный диван, и тут поняла,
насколько тяжёлым было её тело — тяжесть обрушилась на неё неожиданно, и
она захотела лечь и спрятаться, она не хотела драться, извиняться, защищаться.
Она хотела, чтобы Кристина её не трогала.
189/292
Кристина зашла практически следом, самостоятельно закрыла дверь,
схватив порывисто полотенце с крючка и, обтерев мокрые руки, повернулась к
ней с совершенно диким видом. Готовая убить, растерзать, поглотить живьём —
и эта ярость была вызвана Лилей? Как это возможно?
Полотенце прилетело ей прямо в лицо, неприятно опустив её ещё глубже в

это униженное состояние, когда нельзя было и слова сказать, не получив за это
удар. Лиля промолчала, конечно, только полотенце в руках скомкала, опустив на
то взгляд. Её всё ещё трясло. А когда Кристина приблизилась, Лиля
настороженно вскинула голову, стараясь следить за её движениями, но всё
равно упустила, когда та вцепилась в её щёки пятернёй, сжав до боли в скулах.
— Чё, ебёт тебя этот хуй башлёвый? — ощетинилась Кристина, наклоняясь,

глядя сверху вниз, так уничижительно и ненавистно, что не плакать не
получалось. — Чё ты вылупилась, шмара? — выплюнула она с отвращением,
кривясь, и отшвырнула её от себя, а Лиля кое-как приняла сидячее положение
вновь, помня про приказ смотреть в глаза. Кристина всегда требовала смотреть
в глаза, когда они говорили. — Ты не врубилась чёли, когда я тебе сказала, что
ты инвалидкой заделаешься, если я тебя на измене поймаю? Ничё у тебя в твоей
башке пустой не щёлкает? Ты, шлюха малолетняя, — ткнув ей в висок пальцем,
всё громче ругалась Кристина, а Лиля уже не сдерживала слёз, из-за испуга не
выговаривая ни предложения. Все её попытки ответить были неудачными, голос
не поддавался. Она хотела бы призвать к рассудку Кристины, напомнить, что они
не были вместе, что это не измена, что так с ней нельзя. Но она боялась её до
смерти. — я тебя убью нахуй, блять, если ты…
— Ничего не было. — выдавила на грани слышимости Лиля, задыхаясь в

истерике.
— Докажи. — сощурилась Кристина.
Лиля уставилась на неё непонимающе, зажатая в такой большой, казалось

бы, комнате, ей одной, захлопала мокрыми ресницами, силясь угадать — как?
— Трусы снимай и на койку.
Пальцы сжали юбку сарафана, губы задрожали, и она заплакала пуще

прежнего, отчаянно не понимая, что происходило. Для чего, почему, как
вообще… Какой в этом смысл, кроме растаптывания остатков Лилиного
самоуважения? Лиля покачала головой, встревоженно наблюдая за реакцией
Кристины, и вовремя закрылась руками, увидев занесённую ладонь.
— Значит, было, блять, — не ударила её та, вместо этого вмазав по шкафу

рядом, оставив на дереве глубокую вмятину. — Сука, поверить не могу! За нос
меня водила? Трахалась с ним? Ты, тварь…
Кристина кинулась на неё неожиданно, мгновенно повалив на диван, а Лиля

не успела осознать происходящее, прижатая всем её весом. Вдруг та сомкнула
ладони на её шее. Нешуточно, не слегка, а так сильно, что Лиля не могла
дышать, ощущая, как её сердцебиение отдаётся в горле. Как кислород не
поступает в тело. Как сдавливается гортань.
Лиля на инстинктах силилась оттолкнуть, но всё без толку, она истерически
190/292
пыталась разжать её руки, уже чувствуя, как её душа вытекает из неё, но это
было бесполезно. Она никогда не была способна на сопротивление даже
физически, и это было так… страшно. Как же ей было страшно. Кристина
нависала над ней зловещей тенью, затмевающей весь мир, и последним, что
Лиля бы увидела, была она — разозлённая до предела, со взбухшими венами и
раздутыми от напряжения ноздрями, раскрасневшаяся от гнева. Она правда
могла её убить? Лиля думала об этом ранее, но… Кристина была способна на это
физически, а морально — разве же она не любила её в ответ? Разве она не
дорожила ей? Кристина желала ей смерти?
И стоило ли её самоуважение жизни? Сдавшись, Лиля прекратила

бессмысленно дёргаться, сползла уже непослушными руками вниз и, задрав
юбку сарафана, стянула бельё из последних сил. Это было бесчеловечно,
унизительно, это было сродни обращению с бесправным животным. Но всё же,
лучше чем умереть.
Кристина, разжав тиски, отстранилась и медленно отпустила её, сдёрнув с её

трясущихся колен трусы и выбросив те. А Лиля, улёгшись набок, сразу же
закашлялась, вдыхая в себя воздух, как выброшенная на берег рыба. Из груди
так и вырывались рыдания. Пульс зачастил, в ушах стучало, конечности трусили
— она была в ужасе. Она была сломлена снова. Кристина желала ей смерти за
выдуманную измену. Более того, она хотела…
Чужие пальцы бесцеремонно, раздирающе больно протолкнулись внутрь, не

на пробу — сразу на две фаланги, царапая её сухое лоно, и Лиля взвыла
обиженно ещё громче, закрыв лицо ладонями от стыда, затыкая себе рот. Она
плакала так самозабвенно, что не заметила, как всё кончилось. Как Кристина
опустилась рядом, притянув её к себе, но она ощутила ласковый поцелуй в
макушку и тёплые поглаживания по спине, такие успокаивающие, такие нужные
сейчас, и ей поплохело. Лиля сходила с ума. Всё, что происходило, не имело
никакого смысла.
— Тихо, — прошептала мягко, так контрастно, Кристина, и Лиля заныла на

одной ноте, как ребёнок, неспособная выразить степень своего страха и боли. —
тише, зая, ну, не надо… Я просто проверяла, Ляль, я ничего такого. Теперь я
тебе верю. Я верю тебе.
Но какой ценой?..
Лиля зажмурилась, попыталась отстраниться, но вновь не смогла — ей снова

не хватило сил. Она не могла даже разозлиться и вырваться, потому что боялась
спровоцировать этим больший шквал агрессии, и все её эмоции, все её жалобы
просто отравляли её саму. И так, беспомощная и обессиленная, Лиля застыла в
том положении, в которое её поставила Кристина, вынужденная принимать
утешение от той, кто разбил её. В очередной раз.
— Я просто проверила. Ляль, я честно переживала за тебя, за нас. —

продолжала оправдываться Кристина, звуча так искренне, так сочувственно. —
Ты моя хорошая, ты моя любимая девочка, я же волновалась… — и Лиля,
ослеплённая новым потрясением, по привычке потянулась к ней за жалостью,
как к единственному источнику тепла. Потому что ей этого не хватало. Потому
что некому было её утешить сейчас, тогда, когда ей это нужно было после… Что
это вообще было? Проверка?
191/292
— Так нельзя… — проревела Лиля, сжимая в руке чужую футболку и вдыхая
вонь алкоголя вперемешку со знакомым запахом дезодоранта Кристины,
который её, что поразительно, успокаивал.
— Надо было просто сделать, как я сказала, сразу. — поучительно,

снисходительно ответила Кристина, словно Лиля была виновата в том, что
случилось, а Кристина её великодушно прощала. Это было так нечестно. — Я
тебя люблю, маленькая. — и от этого обращения стало лишь больнее. — Ну, не
плачь, всё уже хорошо, — вероятно, Кристина так правда считала. — Всё у нас
хорошо.
— Ты меня убьёшь? — всхлипнула Лиля, не поднимая взгляда, потому что

смотреть на неё она не могла — она бы увидела перед собой красную, злую,
душащую её Кристину. А сейчас она восстанавливала по кусочкам образ старой-
доброй, заботливой, любящей, той, которая её не била. Которой никогда не
было. Которую Лиля выдумала.
Кристина прижалась к её лбу губами, погладив её по волосам.
— Нет. — отозвалась со вздохом она. — Просто делай, как я говорю.
Леденящий ужас сковал тело. К этому всё вело? Незначительный контроль,

незначительная грубость, незначительный холод — всё это вело к тому, что ей
угрожали убийством за неповиновение? Всё то время, пока Лиля искала
оправдания маленьким проступкам, Кристина лишь готовила почву к настоящей
тирании. Лиля обречённо вжалась лицом в чужую грудь, вдохнула родной запах,
заплакав от огорчения и разочарования. Она понимала, что ей нужно сделать, но
так же она понимала, что ни за что не сделает этого. И Кристина понимала это
тоже, что было хуже всего.
192/292
Примечание к части ПОВ Лизы, важный для восприятия Лили и вообще всей
ситуации
XXII
— Не зря зубрили, не зря, а я такая — глядь, а там всё то же, что ты

объясняла, даже пример там был один и тот же, просто имена у чуваков разные.
Ты вот говорила что-то про Джона, а там у меня один в один, просто с Джеком, а
так…
— Земля вызывает Лилю. — перебила Мишель Лиза, щёлкнув пальцами у

Лили перед носом. Лиля резко от неё отшатнулась, продолжая идти, как в
трансе. — Ты с нами?
Мишель бы продолжила что-то тараторить, самозабвенно и увлекшись сама

собой, как обычно, даже не заметив, что Лиля её не слушала. Лиза всё замечала,
просто иногда не могла мысли в кучу собрать и упаковать в красивые слова,
чтобы подать безболезненно. Да и не всегда ей хотелось быть осторожной,
иногда ей вспоминались слова матери о том, что с людьми надо быть жёстче, и
она пользовалась этим советом.
Моментами ей правда казалось, что у Лили вместо мозгов сладкая вата, в

которой застряли мармеладные черви, и встряхнуть её хотелось, настолько она
была… глуповатой. Не глупой — Лиля ведь сдала все экзамены без видимых
трудностей, она владела английским, они вместе цитировали знаменитых поэтов
забавы ради, Лиза не могла сказать, что академически Лиля сильно уступала ей.
Нет. Но она была глуповатой.
— Задумалась. — пробормотала еле слышно.
Раздражающе. И уставилась так виновато, будто Лиза могла её ударить за

невнимательность, будто Лиза её как-то напрягала, несла в себе опасность. Лиза
бы и рада свалить это на события недавних пор, на ту конченую старую бабу,
любящую малолеток, но нет — Лиля смотрела так и раньше. С самого первого
класса по шестой, а затем, вернувшись к ним в выпускном классе, Лиля всё ещё
казалась чем-то сильно напуганной. Вообще в глазах Лили словно застыл какой-
то перманентный страх, липкий ужас, а ещё детская жалобность. Это, наверное,
все видели. Ну, то, что она вся такая падкая на печаль, что ли. Не могла Лиза
первая и единственная, на пару с той бешеной коблой, увидать в Лиле типичную
жертву.
Одну из тех, про которых мама рассказывала за ужином, которых бьют

мужья, спуская с лестниц, выбивают им ногами рёбра, разбивают головы о
стены, а они всё равно бегут назад к своим насильникам.
— Последний рассудок теряют из-за штанов в доме, уродуют своих же детей

и себе всю жизнь рушат, а всё для чего? Для мужика малохольного. — хлёстко
высказалась в один вечер мама, и этот разговор запомнился Лизе навсегда. Это
как-то лишило её желания спрашивать про отца, про его личность, про его
отсутствие. Всё стало понятно, и кусок хлеба встал костью в горле, а слёзы,
которые она попыталась сдержать, осели жгучей влагой на ресницах и веках. —
Никогда бы не позволила какому-то чудовищу так с собой обращаться. И ты не
позволяй, Лиза, запомни мои слова. Кого-то всегда будут бить, кто-то всегда
193/292
будет это замалчивать, но не мы. Такое с собой допускают только полные дуры,
им на тот свет и дорога. Таких не жалко.
Неправда. Лилю было жалко. Существовал какой-то определённый паттерн,

сценарий, предрасположенность, Лиза точно сказать не могла, но чувствовала —
Лиля была в группе риска. С этим бесконечным терпением, например. Лиза не
была больной, она осознавала свои минусы, бывало, даже в самом разгаре ссоры,
она ловила себя на мысли, что не смогла бы выдержать человека со своим же
характером. А Лиля могла, и это была даже не её заслуга, скорее, она себя на
это обрекла. Или же была воспитана так. Терпеть. Как Лиза — стремиться к
идеалу, которого не было видно на горизонте. И если думать об этом, о природе
Лилиного поведения, так, то вроде и сочувствие накрывало, а вроде и злость
была несусветная. Лиля же не слушала её, Лиля свою Кристину слушала.
Что только нашла в ней? Если женщин любила, то почему такую кикимору
выбрала? Тихий ужас — и эти пакли до поясницы, и глаза тупые, и говор
зековский. Да чё говор, она сама сидевшая! Повезло, что просто ударила, а не
заточкой прирезала в переулке. Но всё равно, когда разговор заходил за эту
Кристину и Лиза позволяла себе крепкое слово, Лиля глаза прятала и выражала
этим своё несогласие безмолвно. Мол, не тварь она безмозглая, а просто человек
сложный.
— Какая-то она сонная, — сказала шёпотом Мишель, резко приблизившись к

её уху, и Лиза отпрянула на автомате, неловко сжав плечи. — Наверное,
готовилась всю ночь. — и это было, вероятнее всего, ошибочно.
Лиза видела совершенно иное во всей этой нервозности Лили, в её

непривычной закрытости, отрешённости. Что-то было противоестественным.
Хуже обычного. Лиля свой синяк уже зеленоватый замазала плохо, пятна
проглядывали сквозь тональный крем, а ещё почему-то запачкала воротник
белой рубашки. Грязнуля, блин. Её мама бы ей всю душу вытрясла за неопрятный
внешний вид, а тут…
Лиза снова внимательно присмотрелась, опешив, и ей помутнело от догадки.

Как же её достало это всё. Как же хотелось остановиться, схватить Лилю за
плечи и вытряхнуть из неё все секреты, чтобы помочь, чтобы, может, отрезвить.
Но Лиза и так была неосторожна, и её в это уже ткнула лицом Мишель, ткнула,
как котёнка в лужу, заставив испытать тягчайшее чувство вины. За то, какой она
была. Напористой и резкой.
Вопросы роились в голове. Зачем Лиле замазывать шею? Почему на

воротнике тон? Почему Лиля выглядела совсем вялой, заплаканной, пустой?
Глаза мёртвые. Нет, не мёртвые — убитые. И трясло её мелкой дрожью, и
казалось, что заплачет вот-вот. Поджималась вся, пряталась, запиралась в своём
же теле. Более жертвенная, чем обычно.
Лиза всё всегда замечала, но не умела подбирать правильные слова и

красиво, безболезненно подавать их, потому, шагая между двумя подругами,
решила промолчать. Она обязательно спросит позже. Обязательно узнает.
Что-то ей подсказывало, Кристина не ограничилась побоями. Если тогда,

после удара, Лилю разрывало от обиды, она рыдала, она льнула к жалеющим
рукам, то сейчас она старалась держать дистанцию, пялилась себе под ноги,
молча идя до дома. Она не искала утешения, она не искала тактильной
194/292
поддержки, она избегала прикосновений. Это не был просто удар на этот раз.
И от подозрений ком подкатывал к горлу, и Лиза ненавидела себя за то,

насколько эмпатичной она была. Просто размазня. Лиза и Лилю винила тоже,
злилась, бесилась — за что она такая идиотка, за что она всё это хавала и не
подавала заявление? Так нельзя же. Мама всегда говорила, что каждой жертве
просто удобно быть жертвой, но Лиза не видела этого в Лиле. Тяжело было. Лиля
рассыпалась от того, что с ней делали. А в полицию не шла всё равно. Не могла
Лиза её заставить или сделать это за неё, и этот груз со своей шеи стащить, как
свидетель, не могла тоже. Как же так?
— Надо будет собраться про велогонку! — весело предложила Мишель, и,

когда Лиза поморщилась от одного лишь представления о том, как они будут
пытаться обогнать друг друга в их небольшом парке под пятнадцатиградусной
жарой, Мишель добавила. — Или велопрогулку. — весьма учтиво. — Мне просто
шнурки велик подогнали, а он такой красавец, бля, я хочу его объездить! У вас
велики есть? Вы умеете кататься?
— Есть. — кивнула Лиза, ответив за обеих. — Да, давай. — так же за обеих.
И вспомнила неожиданно, как учила Лилю кататься, летом две тысячи

тринадцатого года, когда им было по десять лет. Брат Лили тогда купил ей
новый велосипед на первую зарплату, а у Лизы своего пока не было, и они
катались на том по очереди, точнее, Лиза объезжала велик Лили, а та бегала
рядом, потому что боялась сесть в седло. Но Лиза её убедила, посадила и
толкнула, крича, чтобы Лиля быстро-быстро крутила педали. И тогда бежала
рядом уже сама, страхуя, потому что Лиля крутила педали и плакала от страха.
Вроде ровесницы, а Лиля всегда была меньше, слабее и плаксивее. И на фоне
неё Лиза будто становилась ещё сильнее, и просыпалось желание защищать,
обучать, помогать. Не всегда получалось, но они пытались. Лиза прогоняла от
неё назойливых мальчишек, будучи выше почти каждого из них ростом, Лиза
помогала ей тащить тяжёлую сумку, Лиза затыкала за пояс Будилову с Власовой,
огребая порцию травли уже в свой адрес. И бывало, Лизу раздражала своя
собственная суть, желающая всего этого, и вместе с тем Лиля, потому что Лиля
себя не оберегала и помочь себе не могла. Или не хотела. Неясно было.
Вспоминать плохое о себе не хотелось, но и каждый раз, когда она

принижала Лилю прилюдно, Лиза помнила тоже, и совесть грызла её за это
неустанно. Но Лиза не нарочно, Лиза так выживала, смещая ракурс внимания с
себя на других — дома тоже, чтобы не огрести, высветляла себя на фоне
остальных. Это было в ней прошито. А Лиля прощала её. Заточена была под
прощение уже своими родителями. Так они и сходились. Как инь и янь.
Улыбка тронула губы. Лиза снова посмотрела сверху вниз на Лилю,

шагающую к дому, как неосознанное зомби, и сердце потянуло жалобно, а
голова загудела. Это же её Лиля, пусть они не виделись долго, пусть почти не
общались во время отъезда той, они воссоединились, будто не и не
расставались. Лиля не менялась: она всё ещё любила Гарри Поттера, любила
инди-музыку, любила говорить стихами, любила лето, жаркое лето, потому что
каждое лето наедалась мороженым, именно клубничным, самым химозным. Лиля
много плакала, много замалчивала, много тревожилась. И Мишель кое в чём
была права.
Как такую бить?
195/292
***
Лизе было шесть лет, когда вопрос происхождения по-настоящему сильно её

взволновал. Она уже тогда была наслышана о том, что фамилия и отчество ей
достались от деда, наверное, вместе со вкусом в одежде и хмурым взглядом. Но
так шутить она могла сейчас, а тогда, в первом классе, клея открытку на
девятое мая, выписывая поставленной идеально рукой слово “папе”, ей было не
до шуток. Папа. Такое короткое слово, а хранило в себе столько боли, подумать
только — за что он с ней так?
Почему у всех остальных были отцы, пусть и плохие, но были, а у неё

никакого не было? Что Лиза успела сделать такого, лишь появившись на свет,
чтобы у её отца появилось желание убежать? Была ли она некрасивой, глупой,
болезной, раз от неё отказались? Что было не так? Чем она не заслуживала двух
родителей? Чем их заслуживали другие?
Лизу воспитывали строго, эмоции научили сдерживать до последнего, но они

копились и копились, напоминая огромный воздушный шар, который без конца
накачивали воздухом. Мама ей плакать не разрешала, не любила сюсюкаться и
возиться, говорила, что не психолог, не душу лечит, — лечит тело. Помочь ничем
не может. Вот Лиза и не искала помощи.
Лиза заплакала неожиданно даже для себя, разорвала цветную бумагу,

укусила за палец учительницу, попытавшуюся её угомонить. Примерно вот так,
на уроке труда, её эмоции неожиданно вырвались. Они смели всё на своём пути:
клей полетел Милене в лоб, и она расплакалась; кулак случайно зарядил Гене в
щёку, и Гена тоже заныл; а Лилю она не коснулась даже, Лиля просто за
компанию разревелась, даже громче, чем все они втроём. Так громко, что Лиза
аж успокоилась. А потом Лиля к ней кинулась, прижавшись к её боку и обняв,
видимо, пытаясь помочь.
Чудная была эта Лиля, всё-таки.
***
— А Евсеев штаны снял. Представляешь? Я видела, когда через козла все

прыгали, он там, за углом, рядом с матрасами сидел и показывал. —
пожаловалась Лиля, прыгая прямо в лужу — её яркие резиновые сапоги были ей
по самые коленки, и Лиля прыгала, плескаясь, задевая слегка белые колготки.
Лиза нахмурилась, поглядела на свои лаковые сапоги, разочарованно поджав
губы. Она так не могла прыгать, намочила бы себе брюки, а мама их только
недавно купила — отлупила бы точно.
— Показывал? — переспросила Лиза брезгливо. Лиля хихикнула.
— Ага. — и добавила, краснея. — И на меня смотрел, вылупился так, аж… бр-

р…
— Брату скажешь? — уточнила она. И, когда Лиля, прыгнув в очередную

лужу, застыла в той с удивлённым лицом, Лиза выгнула в ожидании бровь.
— Артуру некогда, а ещё он маме расскажет, — потупилась Лиля

пристыжённо. — и поругают потом меня. Я лучше… помолчу.
196/292
Лиза возмутилась. Так возмутилась, что ногой топнула от чувства
несправедливости, залила себе свои колготки, за которые мама её всё же
отругала, стирая ей те от грязных пятен руками. Не отлупила. Лиза всё боялась,
что побьёт, но мама её не била никогда в жизни. Только грозилась.
А на следующий день Лиза подсела к Евсееву на перемене и попросила

повторить то же самое, что было и с Лилей, с ней, и тот радостно спустил с себя
брюки прямо в классе до самых лодыжек — мозгами не отличался. Лиза, как
ошпаренная, подпрыгнула с места и побежала кричать:
— Пашка пенис показывает! Пенис!
Учителя были шокированы не столько выходкой Паши, сколько тем, что

восьмилетняя девочка знает, что значит это слово. Лизе стыдно не было, Пашку
жаль — тоже. Мама, правда, весь вечер дома ругалась по телефону с Евсеевыми,
доказывая, что те вырастили озабоченного маленького маньяка, а Лиза не
виновата, Лизонька — будущее светило медицины, интеллигентная девочка с
богатой родословной, дочь не последнего человека в области, с такими-то
связями. Мама уже тогда возлагала непомерные ожидания на неё, а Лиза
молчала, прихлёбывая суп чайной ложкой, потому что тренер по айкидо сказал,
что ей нужно похудеть. Ему бы поумнеть!
— Что ты такая бедовая в последнее время? — вздыхала мама, гладя Лизу по

голове тяжёлой ладонью, — То колготки заляпаешь, то вот, с каким-то
зверёнышем спуталась. Лизонька, ну. Что это? Ты же у меня девочка другая. Не
такая ты, как этот сброд местный. Наш дед, между прочим, был удостоен звания
Народного врача СССР, а ещё ему орден народов вручал сам Косыгин! Преемник
Хрущёва, Лиза. Понимаешь? Великие люди! Великие умы!
— Я понимаю. — пробубнила в ложку Лиза обиженно. Разве она что-то плохое

сделала? Разве же была неправа?
— Не позорься ты, а. — хлопнула её по лбу мама, встав из-за стола. —

Побойся бога.
***
— Девочки девочкам не нравятся. — не поняла Лиза, качнув головой. Они

сидели во дворе школы, отпросившись с физкультуры в туалет, потому что Лиля
очень хотела ей в кое чём признаться. Посекретничать. Им было уже не семь,
одиннадцать — взрослые барышни, как говорила её мать, а Лиля всё ерунду
молола. Дура эта Лиля. Так тоже мама сказала.
— Нравятся. — качнула головой Лиля. — Знаешь, я фильм видела, ну,

мельком. Джиа называется, с Анджелиной Джоли. И там…
— И там лесбиянки? — шёпотом уточнила Лиза. — Это всё пропаганда,

знаешь слово такое? Или по телевизору не показывали, значит, нет?
— А мне тоже… нравятся. — сказала вдруг та робко и взглянула на Лизу

затравленно.
Прозвенел звонок. Пора было переодеваться и возвращаться на уроки.
197/292
Но Лизе не до того было — она открыла рот, удивлённо округлила глаза. По
коже побежали мурашки, к щекам прилил жар, и она заморгала потерянно —
бред же. Так не бывает, ну, не у них точно, у них за такое в озере потопят и не
вспомнят никогда. Мама говорила, всем извращенцам положено мучиться и
гореть в Аду. Лиля же понимала?..
— Кто? — ещё тише спросила Лиза.
— Настасья Владимировна. — заулыбалась глуповато Лиля. Не понимала она

ничего. Влюбилась в их училку математики. Та была, разумеется, красивой, Лиза
не отрицала, но… Она была женщиной. — Она такая добрая, очень-очень, она так
мне всё объясняет, помогает... Она мне сказала недавно, помнишь, когда я одна
в классе осталась, что я её любимица. Хотя я не успеваю нигде, вечно всё путаю.
А всё равно я — любимица…
— Ты больная? — ощетинилась Лиза, вскочив со скамейки. — Она педофилка!

— возмутилась она искренне. Не должно же такого быть, не может такого быть!
А то, как Лиля об этом рассказывала, словно это романтично, словно это история
о Ромео и Джульетте, и вовсе заставляло Лизу трястись от злости. Гадко. Не
была же Лиля такой, ну, не по правде, понарошку, может, а может, потому что
ей мозги запудрили. Лиза отказывалась это воспринимать серьёзно.
— Не говори так! — испугалась Лиля, побледнев. — Она ничего мне не

делала…
Но Лиза уже её не слушала, сорвавшись с места, и Лиля побежала за ней

следом, так и не догнав — ноги коротки. Лиза вернулась в класс раньше,
забежала в их кабинет, где стояла Настасья Владимировна и их классная
руководительница — Лаура Альбертовна, и так же, как с Евсеевым, закричала
громко:
— Настасья Владимировна к Лиле приставала!
И неожиданно позади неё образовалась толпа. Одноклассники, уже

переодетые в форму, заохали, загоготали, заверещали что-то грязно, и Лиза с
запоздалым чувством вины обернулась, выцепив фигуру Лили в этом сброде.
Лиля снова была зажата, оттеснена в самый угол, и смотрела на неё в ответ в
чистом ужасе. Было ли это предательством? Лиза считала это спасением.
***
— Какая же ты сука.
Не то чтобы Лиза никогда раньше не слышала подобного, нет, ей этого

хватало, как любой молодой девушке. Отказала в знакомстве — сука, не оказала
бесплатной помощи — сука, не дала списать — надо же, тоже сука. Будилова с
Власовой её раскладывали словесно с четвёртого класса, как только стало ясно,
что Лиза в люди выбьется, а они загнутся в этой дыре. Лиза привыкла к тому, что
её оскорбляли, люди делали это из банальной вредности или зависти, это не
было важно.
Но Лиля имела это в виду. Она вкладывала в эти слова смысл, она
высказывала накопившееся недовольство, она умещала всё своё отношение к
198/292
Лизе в эту короткую фразу. И это больно било под дых, выбивало почву из-под
ног, заставляло неметь — Лиза не нашла, что ответить, только хватала воздух
ртом. Под рёбрами заскребло, в глазах защипало.
Она выбежала из класса, сдерживая слёзы обиды, но, не дойдя до кабинки

туалета, скупо расплакалась, не издав ни писка — не умела правильно плакать,
не была этому научена, была научена вести себя достойно и по-взрослому. А
взрослые не плачут. Подбородок дрожал, ноздри раздувались, а слёзы текли
предательски, и Лиза остервенело утирала их, переводя дыхание судорожно.
Лиля такая дура. Просто… Просто идиотка.
— Эй… — раздалось вдруг тихо позади, и Лиза, вытерев мокрое лицо о рукав
рубашки, обернулась неохотно.
Мишель. Ну да, не Лиля же побежит за ней, чтобы извиниться, куда там?

Разве Лиля бы извинилась? Не в этот раз уж точно. Теперь она расстилалась не
перед Лизой, нет, у неё была эта быдлятина, которой она всё прощала, а до
дружбы их Лиле дела уже не было. То-то все акты примирения инициировала
именно Лиза. Будь Лиле не всё равно, она бы хоть писала изредка первой, хоть
выбиралась с ней куда-то, а не отсиживалась дома, как в замке из стекла.
Они были в уборной одни. Пахло средствами для уборки, сильной химией, и
сигаретами — кто-то недавно курил. От серых стен исходил холод, от сколотого
и плесневелого местами кафеля накатывала хандра.
Лиза скользнула по Мишель подозрительным взглядом, зажалась, скрестив

руки на груди в защите, отступила немного. Что ей нужно? Не вовремя
совершенно, Лизе надо было побыть одной, чтобы не расклеиться окончательно,
а Мишель её пасла, смотрела так неуместно весело, улыбалась заискивающе.
Будто денег в долг брать собиралась, честное слово.
— Ты не бери в голову, чё она ляпает, она же так, застеснялась, наверное. —

сказала Мишель, раскачиваясь на пятках-носочках, такая лёгкая и простая. Всё-
то у неё просто. — Расскажешь, может, чё за Кристина?
— Нет. — отрезала сухо Лиза, грубее, чем рассчитывала. Но оно к лучшему.

Так Мишель быстрее растеряет интерес, и к подробностям тоже.
— Зорина, что ли, которая сиськи всем скидывает? Да вряд ли же Зорина ей

нравится! — заулыбалась та, не оценив верно ситуацию. В этом они с Мишель
были похожи. Не всегда чувствовали атмосферу вокруг, не всегда
адаптировались к её изменениям. — Ну, не хочешь, не говори… Я это, — и
подступила вдруг ближе, заставляя отступать. Лизе стало душно, жарко, и она
серьёзно посмотрела Мишель в голубые из-за линз глаза, в которых читалось
волнение. Мишель нервничала, кусала свои полные губы, стояла, сминая края
юбки пальцами. Нагнетала атмосферу. — хотела сказать тебе кое-что. Типа, мне
тоже нравится кто-то. Очень.
— Ясно. — отвернулась Лиза, а Мишель только приближалась, пока до

соприкосновения тел не остались считанные сантиметры. — Это всё?
— Лиз. — вздохнула Мишель. Они, конечно же, понимали, что происходило

сейчас — эту атмосферу считали безошибочно обе. И то, как Мишель на неё
глядела трепетно, и то, как боялась коснуться, но тянулась к ней всем
199/292
существом. И Лиза ощущала то же самое глубоко-глубоко внутри, там, куда не
доходил проблеск сознания, там, откуда этот порыв было не вытащить. А потому
Лиза не тянулась. — Хочешь, скажу, кто мне нравится? — и казалось, Мишель
перестала дышать, ожидая её ответа, с нервной улыбкой на красивых губах.
Это было ненормально. Мишель была красивой, была весёлой, она ей

нравилась, она заставляла её испытывать что-то особенное, но им нельзя было
перегибать, заигрываться в это и потакать глупости. Это подростковая дурь,
которая выветрится скоро, а стыд за это будет сжирать Лизу всю жизнь.
— Я одна хочу побыть. — отчеканила Лиза холодно, повернувшись к той

лицом, и слёзы снова хлынули, стоило увидеть, насколько разочарованной
выглядела Мишель: не улыбалась больше, не льнула, только хлопала длинными
ресницами непонимающе, но не от того, что взаправду не понимала, а оттого,
что не могла осознать ответ Лизы. До того он был внезапно грубым. Внезапно
грубо — Лиза по-другому не умела.
И справедливо было бы назвать её сукой снова, Лиза уже была готова это
услышать, храбрилась, что есть мочи, задрала подбородок, сощурилась
напряжённо. От Мишель даже будет не так обидно. Будет правильно. Не
общаться вовсе — для них будет правильно. Лиза всегда старалась сделать всё
правильно, с самых первых осознанных своих дней. Впитала установки с молоком
матери, а та вплетала в её косы новые и новые правила, которые казались
разумными. Разве же не разумно было отступить?
— Ауч. — со смешком сказала Мишель, улыбнувшись грустно.
Она явно хотела что-то добавить, на вдохе собралась было, но сомкнула

вновь губы, отпрянув. И дышать стало вроде легче, и не было ощущения
давления, а всё равно не то что-то. Мишель вот так, без лишних расшаркиваний,
ушла, оставив её в блаженном одиночестве. А Лиза, ощутив то, разрыдалась
вцепившись зубами в собственную руку до леденящей боли, лишь бы заглушить
свой плач. Так было правильно.
200/292
XXIII
Лиля опустилась на стул напротив своего рабочего стола, повернула

к себе зеркало на подставке и лениво потянулась за флаконом тонального
крема. Она начала наносить тот пальцами сначала на лоб, потом — на нос и
щёки, легко и размазывающе, а дойдя до синяка почти на всю правую сторону
лица, вздрогнула. Каждый раз вздрагивала. Стоило коснуться, и всё вспыхивало
болью, ненастоящей, фантомной, словно она снова возвращалась в тот вечер и
Кристина вела себя, как неуправляемое животное.
Вот бы это не было самым началом лета — в пекло, и тогда можно было бы
закрыть новые гематомы водолазкой, а не замазывать ещё и шею. Это занимало
много времени, руки Кристины тогда сомкнулись воротником на ней, обхватили
полностью, не напрягаясь, и сжимали, душили, убивали. В общем, следы были
обширными, тёмно-багровыми и покрывающими почти всю область от линии
челюсти до линии ключиц. Так и ушёл весь флакон.
Лиля всё думала о том, как ей поступить. Глядя на то, как Арчи, наконец,
приделывал ей шпингалет к двери, она силилась понять — она могла сказать
правду? Она не рисковала оказаться виноватой в конечном итоге? Вполне
возможно, ведь мама ругала и винила только её каждый раз, когда Лиля
осмеливалась пожаловаться на что-либо. А её собственная совесть позволит ей
жить спокойно, если с Кристиной что-то случится? Лиля знала точно, что нет.
Даже после того, как та чуть было не убила её, Лиля не могла перестать
проигрывать в голове сценарии возможного исхода событий, и чем дальше она
заходила, тем хуже ей было. Она могла быть бесхарактерной, могла быть тупой,
могла быть самой плохой на свете, но Лиля отказывалась быть палачихой. Не
собиралась быть ей ранее, тем более не собиралась становиться после того, что
узнала. То, что она сказала Лиле, то, что в очередной раз перевернуло всякое
представление о Кристине, как о человеке.
— У меня тоже было дело, — Кристина пьяно усмехнулась, зарылась носом

Лиле в волосы, вздохнув тяжело. Успокаивала так в своих объятиях сразу после
того, что натворила. — когда силком всё. Кенты брата, тридцатилетние боровы,
оприходовать меня захотели, а я тогда щеглуха была, меньше тебя даже. И
вот… — Лиля замерла, боясь шевельнуться, слёзы застыли в глазах. То, как
Кристина говорила об этом, со смешком, с лёгкостью — это сбивало с толку,
вызывало сильнейший диссонанс. Как можно вспоминать о подобном с
весельем?.. — Я бы не изнасиловала, мля, понимаешь? Я не какое-то мужло, я ж
знаю, как это, бля буду, ну, никогда… Я бы никогда не смогла так с тобой.
Кристина вкладывала в это искренность, искренности ведь в ней было много,

её искренность била из неё ключом прямо в самые больные точки других людей.
Искренность Кристины вырывалась из неё злыми словами, тяжёлыми ударами,
жутким оскалом и давящими криками, полными ярости. Это всё в ней было
искренним. И её признания, клятвы, извинения — тоже. Лиля не сомневалась, в
конкретную минуту конкретного дня Кристина верила в то, что говорила. То, что
она не сдерживала обещаний, так же вписывалось в её хаотичную, естественную
в непостоянных порывах сущность. То, как Лиля страдала от этого, было лишь
побочным эффектом такой искренности.
Лиля прошептала ей куда-то в грудь, так и лёжа рядом застывшим телом, не

201/292
в силах бороться с собственной эмпатией:
— Ты это уже говорила.
“Ты это уже сделала” — хотелось бы добавить, но человечность, которой в

Лиле было с излишком, не позволила. Ей стало стыдно даже за сказанную фразу.
Лиля могла обижаться, могла бояться, но она не была способна на жестокость,
это было не в её природе. Она сжала пальцами ткань чужой футболки, шмыгнула
носом, сморгнула слёзы. Это было ужасно. То, что случилось с Кристиной, то, что
Кристина совершила, то, что Кристина этого не осознавала. Всё связанное с
Кристиной теперь подходило под определение ужасного. Лиля прижалась
ближе, обняла ту, заплакав в голос, а Кристина только посмеивалась, гладя её
по волосам:
— Ну, ты чё? Давно было. Я уже и не помню нихуя, — но это не успокаивало,

лишь заставляло рыдать громче. — Ну, не надо так, Ляля, всё нормально со
мной. Нормально, не сдохла же. — уверяла её снисходительно Кристина,
абсолютно глухая к своей же травме.
А Лиля ломалась изнутри от этого проклятого сочувствия, такого

неуместного и неестественного, выстраданного её привыкшей к прощению и
жалости сути. Она испытывала так много смешанных чувств к Кристине — всё от
чистой любви до первобытного страха. Если Кристина не понимала, что делала,
было ли по-людски её за это винить? От одних лишь воспоминаний об этом
разговоре Лиле дурнело. Какой тварью надо быть, чтобы искалечить и так уже
искалеченную Кристину?
— Нахера тебе замок на дверь нужен, если уезжаешь… — почесал затылок

Артур, вытягивая её из болота самобичевания. Лиля вспыхнула тут же, как
спичка, когда до неё дошёл смысл услышанного.
— Не бухал бы ты так, может, и не нужен был бы замок. — проворчала Лиля,

не слукавив — с ней правда могло случиться что-то плохое из-за пьяных отрубов
Артура, которые тот ловил почти каждую крупную попойку. — А так меня твои
гопники облапать пытаются, счастья мало.
Лиля прикусила язык. Дура. Кто ей разрешил трепаться? Зачем, для чего она
это уронила? Будто не знала, что ничего доброго с этого не выйдет.
— Кто? — напрягся моментально Артур, и сразу же пропал привычный

комфортный ей образ глупого старшего брата. Появилась эта неприятная
серьёзность, напружиненность, угроза. — Кто, бля, пытается? — подошёл он к
ней, опустившись на диван, и посмотрел на неё внимательно, сведя брови к
переносице. Лиля всё молчала, и Артур резко зажал кнопку на электродрели,
врубив ту, и шум заставил Лилю вздрогнуть от испуга. — Лилька, ты не молчи,
блять, ты о таком никогда нахуй не молчи. Кто, когда, по именам, сука, щас
прям. — допытывал он.
На такое ему, конечно, не всё равно. Это, возможно, задевало его

собственное эго — как же так, его “друзья” не уважали его настолько, что
решились провернуть нечто подобное в его же доме.
— Не знаю я. — зажмурилась Лиля вымученно. — На новый год вы тут

собирались, ты заснул, а они мне дверь выламывали, звали выпить. Я всю ночь у
202/292
двери сидела, прижимала, чтобы не смог зайти никто. — поделилась она
неохотно.
— Новый год… — вспоминал он усиленно, видимо, прикидывая, с кем ему

придётся драться.
— Это неважно уже, — отмахнулась Лиля. Да, в ту ночь она много плакала,
выслушала много сальностей, перепугалась насмерть, но она уедет, а Артуру тут
жить с этими людьми в их маленьком городе. — забудь.
— Никогда, блять, не скрывай от меня эту хуйню, сколько времени прошло,

полгода, а ты только сейчас… — возмутился Артур.
— А что по-твоему происходит, когда ты напиваешься и оставляешь меня

одну с бухими мужиками? — спросила в лоб Лиля. — Сколько раз я просила не
пить…
— Завязывай. — скривился он. — Не доросла, чтобы поучать.
— Вот столько же раз, — окрысилась Лиля зло, — меня могли по кругу

пустить, пока ты десятый сон видишь! Тебе водка дороже, чем я!..
Артур, не в силах выслушивать её, сорвался с места, хлопнув дверью, а Лиля,

на таких же эмоциях, вскочила и задвинула остервенело щеколду, пнув по
дереву. Вечно он убегал, вечно он сворачивал разговор, как только тот
становился ему неудобен. Никогда не пытался извиниться нормально, никогда
не пытался ей уступить! Всё как обычно.
***
Экзамены были сданы. Лиля не была в состоянии радоваться чему-либо, но ей

стало значительно легче, так как переживать ближайшее время хотя бы по
этому поводу не требовалось. И ещё она наконец забрала Рафика на постоянку
от тёти Клавы, которая отдала того нехотя, будто забыв, что Лиля его ей
оставила лишь на время.
— Как родной он нам с Нюркой стал, — расстроилась пенсионерка,

поглаживая огромную кошку ярко рыжего окраса, которая лениво растекалась
лужей на руках тёти Клавы. — Нюрка так привыкла… Как же нам без Рафаэля.
— Его Рафик зовут. Спасибо, что присмотрели. — смутилась Лиля, отходя

обратно к своей квартире с тем вместе. Тот знатно потяжелел за всё время,
которое она его не навещала, забывшись в своих переживаниях. И пусть он к ней
льнул и не брыкался, Лиле всё же стало стыдно. Пора исправляться, как говорил
Экзюпери — мы в ответе за тех, кого приручили.
— На учёбу уедешь, куда денешь? — спросила вдруг соседка, глядя на неё с

надеждой. И жаль было тётю Клаву, Лиле вообще всех жаль было, а её подавно,
та была старенькой и одинокой.
— Артуру оставлю. — пожала плечами Лиля, избегая смотреть той в глаза.

Летом ведь она будет приезжать, да и кто знает, может, они с Лизой таки
203/292
съедутся в квартиру, когда найдут работу, совместимую с учёбой, и Лиля
заберёт Рафика в Питер. Они с Лизой так и планировали ещё с самого начала
года: первое время общежитие и усиленный поиск заработка, а после небольшая
скромная квартирка на двоих, где они будут делить обязанности на двоих. Не
хотела она Рафа отдавать с концами.
— Ой, Артур запьёт и забудет, куда этому малохольному такую кроху? —

ляпнула тётя Клава, и Лиля опешила, застыв уже на пороге своей квартиры. Вот
бы дверью хлопнуть. Да она столько могла бы тёте Клаве припомнить про её
Гришку, идиота, который с неё все деньги с пенсии сотрясал, что она бы мигом
вспомнила, кому обязана тем, что сейчас всё не так! Нечего на её брата
сучиться! — На кого тебя саму матушка оставила, дитя ты, дитя, эх… —
позволила себе ещё большую наглость старушка, но почти сразу же скривилась
в плаче, и Лиля помедлила с грубостями. — Так на маму ты похожа… Я ж её
тоже, вот такую, как ты сейчас, помню!..
— До свидания. — не выдержала Лиля, всё таки закрыв дверь.
Она бы погрузилась в печаль и ностальгию, в отрицание, да она провела бы

несколько часов перед зеркалом, убеждая себя в том, что это был бред — она не
похожа на свою мать ни внешне, ни внутренне. Её мать была суровой, она была
жестокой, она была вспыльчивой и непредсказуемой. Лиля была совершенно
другой. И она бы себе доказала это, убила бы на это весь день, но теперь у неё
на руках ворочался Рафик, требуя к себе внимания, и Лиля постаралась себя
успокоить. Прижала котёнка к груди, выдохнула судорожно и направилась в
свою спальню. На диване в гостиной отдыхал Артур после очередной попойки.
После той ссоры они друг другу даже слова не сказали, и это было так привычно,
что почти не расстраивало. Почти.
Дни тянулись рутинно в ожидании результатов ЕГЭ, Лиля не сомневалась в

себе, верила, что сделала всё так, как надо, но её напрягало ожидание
неизвестного — она была весьма тревожной. Рафик, конечно, разбавлял это
собой: с ним нужно было играть, о нём нужно было заботиться, он в ней
нуждался, и это помогало не погрязнуть в тревоге окончательно. В ней кто-то
нуждался, и этот кто-то не был ходячей тикающей бомбой. Это был безобидный
котёнок.
О тикающих бомбах.
Кристина писала ей периодически, в основном вечерами, видимо, будучи

немного пьяной, но достаточно трезвой, чтобы попадать по клавиатуре. Писала
глупости, писала пошлости, писала слова любви, и Лиля не могла удержать
трепета, который её накрывал каждый раз. Сама Лиля её не трогала лишний раз,
не напоминала о себе, но инициативе была в тайне рада. Она хотела к Кристине.
Её якорило только это вязкое, тянущее обратно в печаль ощущение страха — она
боялась последствий. Последствий и бездействия, и содействия, потому что
неважно было, какую из доступных ей опций она выберет, Кристина не имела
определённый набор реакций на конкретные события. Кристина была
непоследовательна.
Иногда Лиля забывала об этом. Иногда Лилю так очаровывало то, какой
честной и самобытной Кристина была, что она переставала думать о том, как
рыдала, задыхалась и молилась о том, чтобы её оставили в покое. О том, как
Кристина сдавила её шею своими руками и держала, пока Лиля не сделала то,
204/292
что та требовала; о том, как Кристина хватала её за волосы и использовала для
удовлетворения; о том, как Кристина била её и пинала.
Кристина говорила:
— Ебальники, сука, всем порву, если тебя тронет кто. Слышишь? За тебя, бля,
зая, я за тебя всех нахуй… Пиздец… Я ща приеду, соскучилась охуеть можно, по
своей заиньке, по девочке моей… Ты соскучилась тоже?
— Да... — отвечала глупо Лиля, краснея. Потому что это напоминало ей о тех
временах, когда Кристина вела себя с ней бережно, хорошо, правильно. И ей
хотелось остаться в этом подольше. В этом ощущении желанности, особенности,
защиты. Потому что исходя из того, что чувствовала с ней Лиля, Кристина
любила её. Какой бы дикой, деформированной, деструктивной ни была эта
любовь, она выбрала Лилю и дарила ей свою любовь.
— Приду, а ты дверь мне откроешь. — сказала та вдруг уверенно,

самодовольно.
А Лиля, в желании поиграть, просто пошутить, ответила:
— Не-а.
И повисло молчание. А Лиля ещё в детстве выучила, что молчат тогда, когда
недовольны, когда злы, когда ждут оправданий. Кристина сделала два долгих,
гулких глотка по ту сторону, и Лиля успела занервничать, хотела было
заговорить первой, как Кристина её опередила:
— Не дразни меня, блять, Ляля. — и от её голоса, уже вовсе не игривого, а

грозного, страшного, Лиле захотелось спрятаться снова.
Так она и вспоминала — Кристина не домашний ласковый щеночек, она

большой серый волк, дикий зверь, который ничем не гнушается. Чует кровь — и
дерёт без остатка. И осознание лилось из глаз непрекращаемым потоком,
сдавливало призрачной хваткой горло, стучало в висках набатом. Набатом,
сообщающем о беде, нет, о катастрофе — о том, что это правда любовь. Потому
что, что бы Кристина не сотворила с её телом, душа Лили уже была ей отдана,
разрываясь между здравым смыслом и домом.
***
— Результаты через неделю, всю неделю можно чё угодно творить, короче…

— Мишель, свалив свой велик варварски прямо на траву, рухнула рядом с ними.
Велосипеды Лизы и Лили аккуратно стояли припаркованные у дуба, а Мишель,
вероятно, была слишком эмоциональна, вновь горела своими идеями. Они
проехались совсем немного, буквально полтора километра до парка, но Лиля
быстро выдохлась, заныв, и они сделали перерыв. Хотя Лиза не упустила
возможности пошутить про короткие ноги, куда ей, не пошутить об этом сотый
раз… Мишель резко опустилась к Лиле на колени головой, устроившись
поудобнее. — Поехали в ПТЗ, а?
— ПТЗ? — удивилась Лиля и поведению, и предложению. Она не особенно
205/292
любила Петрозаводск, с ним были связаны нелучшие моменты жизни, ну разве
что из раннего детства – когда они с мамой ездили в аквапарк.
— Ага! У меня там батя, они с мамой в разводе, но типа дружат, прикол, да?
— хохотнула она, заглядывая Лиле в глаза кокетливо, и Лиля густо покраснела,
отвернувшись. Чего её переклинило?.. Повернувшись растерянно к Лизе, Лиля
заметила, что та тоже напряглась, глядя на Мишель неодобрительно. Да когда
они уже сойдутся, в конце концов?.. — И типа, мы, ну, ты поняла, можем взять
билеты на автобус и махнуть на неделю. На всю неделю! Чё тут тухнуть? А там,
девки, там такие аттракционы, там лабиринты страха, там картинг! И
Макдональдс есть.
— А, ну раз Макдональдс. — съязвила Лиза. — Где мы неделю жить будем?
— С папкой моим. — улыбнулась Мишель широко, задрав голову, чтобы

посмотреть на Лизу, но та отвернулась тут же.
— Не хочу.
— Да он классный мужик, башляет постоянно, ему лишь бы его не трогали! У

меня комната там, как гостиная тут дома, будем ночи не спать, гадать будем, у
меня там даже проектор есть, кино чтоб пялить, а ещё настолок там куча…
— Давай. — согласилась порывисто Лиля, закивав. Лиза на него ошалело

зыркнула, протестуя, но Лиля не собиралась отступать — да, с одной стороны,
это было глупо, не за чем, а ещё Рафик снова будет жить у тёти Клавы. Но это
звучало заманчиво. Всю неделю не думать о том, что её брат алкоголик, а
любовь всей жизни когда-нибудь её и убьёт. На фоне таких мыслей стресс из-за
экзаменов млекнул и бледнел.
— Ладно. Поедем. — проворчала Лиза. — Чё ты, такса, ноги отдохнули уже? —

поднялась она резко с места, колючая и недовольная. — Мы кататься вышли, а
не жопы просиживать! Двигайтесь.
— Лиза, ты такая душка! — пожурила её глумливо Мишель, подлетев к той

сзади, и резко защекотала её у рёбер, смеясь с собственной выходки. Лиза не
смеялась — она вскрикнула, вырвалась и случайно задела Мишель, заставив
отступить. И, не заметив свой же валяющийся велосипед, Мишель споткнулась и
упала на тот, ударившись ещё сильнее. Но, на удивление, слёз или ругани не
последовало, как было бы с Лилей или Лизой. Мишель захохотала пуще
прежнего. — Бля-я, не ссы в лужу, из которой пьёшь.
— Не плюй. — скептически заметила Лиза.
— Колодец. — добавила осторожно Лиля, а Мишель рассмеялась ещё громче,

утирая слёзы в истерике.
И, переглянувшись мельком с Лизой, которая уже заметно оттаяла, Лиля

поняла — да, так она хочет провести всю неделю, где-то далеко с девочками.
Подальше от своей реальной жизни с реальными проблемами, которые она не
могла решить сама. Не здесь.
Примечание к части 206/292

жду развернутых отзывов в большЕм количестве, чем под прошлой главой
207/292
Примечание к части Глава без Кристины = без эмоциональных потрясений,
Максимально лайтовая, максимально комфортная, максимально подростковая
XXIV
В автобусе они провели три часа, устроившись сзади на слитом

сидении, в самом конце автобуса. В салоне играла приятная ненавязчивая
музыка, пассажиры смотрели в окна и молчали. А Мишель все эти три часа
рассказывала, как круто в Петрозаводске, как много там парков и аттракционов,
а бургеры в Маке — объедение. Лиля сидела и не понимала, как так получилось,
что за четыре года жизни там, она лишь изредка прогуливалась по парку и
набережной, ей нечего было вспомнить. Хотя, что говорить, в Петрозаводске у
неё и друзей не было. Так, мальчики пытались пообщаться, но каждый раз
пропадали и обрывали все контакты. С девчонками у Лили не ладилось, хотя она
пыталась — не было у них общих интересов, да и Лиля была слишком замкнутой,
делала первый шаг, а потом всегда останавливалась в страхе быть осмеянной.
Кроме Лизы, которая выступала инициатором общения, Лиля за все годы и не
нашла себе друзей. Боялась быть навязчивой, быть непринятой. Каждый раз.
— И там такая огромная качеля, когда ты в неё садишься, тебя закрепляют

ремнями, чтобы ты не свалилась, но бля-я, один раз, когда я ещё пиздючкой
была, я туда села сразу после большого хотдога и колы, и я обблевала всё-ё,
тупо всё-ё и все-ех… — делилась весело Мишель.
На них сразу оглянулась пожилая женщина, раскрыв широко глаза в ужасе, и

Лиля хотела было извиниться за шум, как Мишель высунула язык и
сымитировала рвотные позывы, схватившись за живот. Женщина покачала
головой и возмущённо повернулась обратно, ничего не сказав, видимо, глубоко
оскорблённая и потерянная от такого бесстыдства. Лиля разделяла её
ошеломлённость — Мишель была не от мира сего точно. Лиза на это
представление лишь несдержанно засмеялась, как обычно — под нос тихо,
порывами дыхания, прикрыв глаза стыдливо. Им с Лилей такое было чуждо, но
интересно. Мишель словно была главной героиней в каком-то подростковом
сериале! Сколько же восхищения, пусть и скрытого, она вызывала у Лили своей
смелостью. Почему она была такой открытой, такой вольной, такой…
нормальной?
Лиля могла с лёгкостью понять даже Евсеева — все знали, что его отец
сильно пил, до такой степени, что чуть было не убил свою жену, а Паша того
поколотил и выгнал. Слухи ходили, что мама Паши, тётя Света, потом мужа
приняла всё равно. И ходил Паша разукрашенный, все молчали в школе, как в
воду опущенные. Лаура Альбертовна пыталась до его родителей достучаться, но
было без толку. Что от Паши ожидать, если папа был алкаш, а мама выбирала
мужа вместо ребёнка? Ничего. А Власова? Дура дурой, но и её мать Лиля видела
пару раз — та была как Милена на двадцать лет старше, такой же громкой,
хабалистой и истеричной. Директор валерьянки напастись не мог после её
визитов в школу. Как с такой жить-то?.. Да даже Гену взять! Гена без родителей
рос, сирота, всю жизнь с бабушкой, которая в нём души не чаяла, поэтому он
такой мягкий и неприспособленный к жестокому социуму. Они, Лиза, Лиля — они
все страдали от проблем в семье, на них на всех был некий отпечаток травмы
поколений, который они, наверное, были прокляты передать своим отпрыскам.
Они все были либо сломлены и замкнуты, либо сломлены и озлоблены.
208/292
Мишель была другой. Мишель улыбалась во весь рот, но не как Власова —
напоказ, она просто была такой. Мишель огрызалась и бесновалась, но не от
обиды или ненависти, как тот же Евсеев. Нет, Евсеев после каждого своего
гнилого слова поджимался в ожидании наказания, наученный отцом. А Мишель
просто чувствовала, что может так. У Мишель был этот стержень внутри, а Лиля
гадала, откуда. Почему его не было у других? Почему даже у Лизы его не было?
А потом Лиля встретила отца Мишель, и всё встало на места. Всё неожиданно
стало ясно. Тот выглядел, без приукрашиваний, устрашающе: высоченный под
два метра, широкий, бородатый, у какого-то бандитского джипа, в тёмных очках
и полностью чёрной одежде. Он говорил с кем-то по кнопочному телефону,
держа во второй руке смартфон, и, кажется, ругался, но, увидев их троих у
отъезжающего автобуса, переменился. Мужчина помахал им рукой с самым
доброжелательным выражением лица, которое Лиля видела у людей его
подобия и комплекции, отчего стало даже более жутко. Лиза, разделив её
ощущения, отшатнулась, шагнула назад по инерции, сжав лямки рюкзака, а Лиля
застыла в немом испуге, напряжённая донельзя. Мишель сорвалась с места,
бросив сумку, и кинулась к нему на шею, крича:
— Батя! — и тот захохотал, поднял её над землёй, закружив.
— Куда ты лезешь, мартышка, я уроню тебя щас! Уроню, вымахала-то!
Будто никого больше и не было вокруг, да даже в мире, потому что они были
счастливы видеть друг друга. Потому что отец должен так радоваться, когда
видит своего ребёнка. Потому что это было нормальным для нормальных людей.
И Лиля, и Лиза синхронно отвернулись в разные стороны, и Лиля не была
уверена, не могла быть, но подумала — они проживали одинаковые эмоции в
этот момент? Лизе было так же больно? Это было завистью в лучшем
проявлении, потому что не имело за собой плохих мыслей о Мишель, но имелось
чувство досады. Снова. Почему у Мишель был хороший отец, а у них нет? Отец
Лили в лучшем случае бы спросил, как у неё дела, и включил бы радио, не
слушая её. Лиля сморгнула слёзы, утёрла те ладонью торопливо.
Лиза рядом с ней вдруг шмыгнула носом, и Лиля встревоженно, испуганно

повернулась к ней, но та не подала виду, что расстроилась. Лиза была уже в
порядке — поправила короткие волосы, на выдохе размяла устало плечи, глядя
перед собой тяжёлым взором. Так и говорила — обидно, досадно, но ладно.
Переживаниями она делиться не умела, и Лиля принимала эту её черту
беспрекословно.
— Чего вы застыли?! — Мишель подбежала, схватив свою сумку, и потащила

их к машине, знакомиться. Лиля шла на ватных ногах, и чем ближе подходила,
тем страшнее ей становилось от того, насколько мужчина был массивным. Она
не была уверена, что сможет жить в одном доме с ним долго, возможно, она
уедет уже завтра. — Это мой папа, Саид, — представила Мишель их, махнув в
сторону того, — а это Лиля и Лиза.
— Приятно познакомиться, — Саид взял Лилю за ладонь, накрыв ту своей

второй, сжал мягко, отпустив, и Лиля покраснела густо, пробубнив ответное
приветствие. Галантно. Вроде бы даже не стрёмно. Когда Саид потянулся за тем
же к Лизе, Лиза резко перехватила его за руку, сжав ту в крепком рукопожатии,
не проявляя ни единой эмоции, и тот улыбнулся. — Хватка борца.
209/292
— Айкидо. — кивнула сухо та. — Чёрный пояс.
Лиля это как-то упустила. Она не задавала Лизе много вопросов, не знала
таких подробностей, и сейчас была удивлена не меньше Мишель и её отца.
Значит, тогда, когда Кристина напала на неё, Лизе не просто повезло? Она
увернулась.
— Молодцом, — поджал губы в одобрении Саид, и кивнул на свой джип. —

щас домой приедем, отдохнёте, а потом Микуша вам город покажет.
— Не зови меня Микуша! — пихнула того в плечо Мишель, сморщив нос

насмешливо. — Фу-у, позор…
— Как тебя звать-то тогда? Мишка? — потрепал ту по волосам мужчина,

растрепав всю причёску, — Мишаня?
— Мишель Саидовна, будьте добры. — пожурила она, и они засмеялись.
— Как мама?
— За бабулей ухаживает, всё нормально.
— Школа как?
— Кончилась, так-то! Я экзамены сдала уже, в Москву скоро.
— Москва это правильно, это хорошо. Нечего с матерью в этом селе тухнуть.
Чё у тебя там, академия циркачей?
— Школа каскадёров!
Лиля нехотя слушала их диалог, умирая внутри, когда поймала взгляд Лизы
на себе, так и кричавший о раздражении, и вздохнула тяжело. Они буквально
общались глазами. Лиза приподняла намекающе брови, дескать, такие дела, и
Лиля согласно потупилась. Ни одна из них ранее даже не наблюдала таких
безобидно близких отношений с родителями, и обеим было некомфортно, неясно,
что с этим делать. Но они обе так же понимали, что проблема была в них, а не в
Мишель и её отце. И от этого становилось ещё хуже. Саид пытался разговорить
их по пути до их дома, но ни Лиля, ни Лиза не были настроены на общение, а
потому вскоре все замолчали.
Секретом психического здоровья было счастливое детство. То, чего они

никак не могли дать себе сами, чего они не могли восполнить, и горечь
осознания доводила до слёз.
***
Когда Мишель сказала о том, что у неё дома была огромная комната, она не
солгала — пусть дом и не был коттеджем, у её отца был красивый сад, вышла
встречать их приятная женщина, явно не её мать, но она обняла Мишель и
поприветствовала их с Лизой тепло, провожая внутрь. Женщину звали Ясмин.
Они прошли по длинному коридору, Ясмин предложила им выпить чаю,
остановившись у кухни, но Лиза резковато отказалась, не дав Лиле ответить, и
повисла неудобная тишина. Их вовремя перехватила Мишель, крикнув, что они
210/292
наелись чипсами, и завела их в свою спальню, раскинув руки в стороны.
— Та-да-а, — заулыбалась она, и тут же кинулась в сторону проектора, — Вот

он, родненький, я же говорила… Короче, он смотрит прямо вот в экран, но экран
развернуть надо, это ночью, потом… И типа, просто тупо ноут подключить, и
будет кинотеатр, щас ещё попкорн купим, приготовим сами. И вот, — Мишель
бросилась в противоположный угол, дотянулась легко, при своих ста семидесяти
сантиметрах роста, до верхушки шифоньера, и достала оттуда три коробки с
настольными играми. — будем рубиться. А ещё у меня ПиЭс есть, но старенькая!
Лиля и Лиза успели только рюкзаки скинуть у двери, прошлись по комнате,

действительно вместительной, до дивана у стены. Мишель уже зарылась с
головой куда-то в шкаф, вытащила оттуда спальные мешки, демонстрируя им их
места для сна. И, отсчитав два, достала третий.
— Придёт ещё кто-то? — удивилась Лиля.
— Ага, — хмыкнула Мишель, — я. Не будете же вы вдвоём тусоваться, пока я

знать не знаю, что у вас там. Может, вы будете шалить без меня, а? — хохотнула
она. Лиля смутилась, глянув на Лизу растерянно, а Лиза в подозрении
сощурилась.
— А надо с тобой?
Мишель опешила лишь на пару секунд, а потом подлетела к ним, рухнув

между ними, и откинулась на спинку дивана, улыбаясь хитро.
— Можем ещё в бутылочку играть. — сказала она невпопад. И в этом

ощущалась нервозность, так же как и в том, что она неотрывно глядела на Лизу,
которая с непроницаемым выражением лица повернулась к ней, явно не одобряя
предложение.
— Нас же трое. — не поняла её Лиля.
— Давай сразу в дурака на раздевание? — окрысилась ожидаемо Лиза,

отчего-то очень злая.
— Лиз, подумай хорошо, я картежница та ещё. — непривычно спокойно

отозвалась Мишель, подмигнув. А затем, подумав, добавила с глуповатой
смешинкой, — Но я бы поддалась.
Лиза фыркнула, её щёки вспыхнули, и она усмехнулась, явно осуждая

Мишель, но при этом смягчившись. Лиля почувствовала себя неловко, так
неловко, как подруга на свидании или пятое колесо, поэтому принялась
разглядывать белые, исписанные баллончиком краски, стены. На тех были
разноцветные надписи и рожицы, которые рисовала, судя по всему, сама
Мишель. Довольно стильно и мило. Отражало и суть Мишель.
— А что вы своим сказали такого, что вас отпустили?
— Правду. — невозмутимо солгала Лиза, и только Лиля поняла, что это ложь,
ведь Инга ни за что не отпустила бы Лизу одну. Лиза ей давно рассказывала, что,
когда она остригла свои длинные волосы в девятом классе, мама игнорировала
её неделю. А когда Лиза набила на шее татуировку в шестнадцать лет годом
211/292
позже — Ингу забрали на карете скорой помощи с сердечным приступом, и они
не общались целый месяц. Месяц блаженства, как сказала Лиза, хотя по ней
было видно, что ей это далось трудно. Маму Лиза любила.
— Ничего. — призналась Лиля.
— Ничего? — вскинула брови Мишель. — А тебя не будут искать…
— Нет. — пожала плечами она. — Артур и не заметит.
— Думаю, он позвонит…
— Я телефон выключила. Включу в Питкяранте. — закрылась совсем Лиля,

отстранившись, чтобы дать понять — продолжать тему не стоило.
Лиза ободряюще опустила руку на её колено, потрепала то, остановившись, и

Лиля автоматически кинула взгляд в сторону Мишель, которая практически
лежала на диване между ними, скатившись по спинке. Мишель сосредоточенно
смотрела на ладонь Лизы, но, будто почувствовав на себе внимание, вскинула
взор на Лилю, тут же улыбнувшись, и рывком поднялась с места, тем самым
отцепив Лизу от её колена.
— Ну, давайте перекусим в городе? Переоденьтесь, если что, я вот не буду,

так пойду. Давайте. — выскочила за дверь она, хлопнув той.
Лиля неловко, виновато сжалась. Казалось, она была каким-то буфером

между ними двумя, который не давал Мишель приблизиться к Лизе, и они обе
реагировали на это по-разному. Она была частью какой-то игры в кошки-мышки,
но и это было бы лучше, чем остаться в зоне досягаемости Кристины.
Кристина. Как она там? Лиля могла быть по-настоящему спокойна за Артура,
за то, что он не беспокоится, но когда Кристина поймёт, что её нет в городе, она
ведь поднимет панику. Она ведь будет искать. Она будет злиться. Ей не будет
всё равно.
***
— Ты была в Петрозаводске раньше?
— Не-а, мы с мамкой в Одинцово к родственникам катались, в Царское село

ездили. А в ПТЗ мать ни ногой, не знаю, почему. Говорит, плохие воспоминания.
— Так ты и в Москве, и в Питере была, Лиз?
— Ну, громко сказано, на самом деле…
Лиля шла между ними, вновь как какой-то громоотвод в случае внезапного
скачка напряжения, не ощущая особой вовлечённости в разговор, будто говорить
без Лили друг с другом им было тяжко. Сама она оглядывалась по сторонам,
любопытно рассматривая различные аттракционы, отрывала сладкую вату,
таявшую на языке, наслаждаясь тёплой погодой. В Петрозаводске, достаточно
большом городе по сравнению с Питкярантой, Лиля спокойно могла гулять в
коротком платье, не переживая за свою сохранность. Ей вообще было спокойно!
Это дорогого стоило — у неё в последний месяц стали выпадать волосы и
212/292
шелушиться кожа, что было не особо приятным бонусом к стрессу.
— Лилька, — издевательски протянула Лиза, кивнув в сторону ворот с кассой,

прямо у горок. — а ты по росту-то пройдёшь? Гляди, метр двадцать, мне
кажется, не дотянешь…
— Ха-ха, — закатила глаза Лиля, — я полтора метра ровно.
— Да? По тебе не скажешь… — хмыкнула та, измерив её ладонью над

макушкой и проведя себе у плеча.
Первым аттракционом, который они посетили, стала ладья — огромная

“лодка”, которая раскручивалась на триста шестьдесят градусов, в которой
орала матом даже Лиза, её крики были несравнимы с полными ужаса молитвами
Лили, которой казалось, что они все там и умрут, прямо на месте. Одна лишь
Мишель веселилась, болтая ногами и задирая руки вверх, хохоча. Не зря она
идёт в школу каскадёров.
Затем, выйдя оттуда с растрёпанными в хлам волосами, помятые, дрожащие,

они под предводительством Мишель двинулись к “Башне”, где их поднимало на
пятьдесят метров, довольно медленно, вверх, а затем резко опускало вниз,
провоцируя дикий крик со всех сторон. На горках им с Лизой было так же
страшно, но не критично, не до такой степени, чтобы отступать — не хотелось
сдавать позиции, тем более, там же была страховка. Которую, как Лиля
надеялась, было не сорвать.
Выйдя с горок на негнущихся ногах, Лиля привалилась к заборчику, боясь

рухнуть на асфальт от перевозбуждения организма — слишком много
впечатлений, шума, скоростей. Её тело будто перестраивалось заново, собираясь
изнутри по кусочкам, её всю потряхивало, и она восполняла водный баланс,
присосавшись к бутылке. Но опыт был даже приятным. Необычным. Лиза вскоре
оказалась рядом, менее испуганная, но в состоянии лёгкого шока.
— Классно же было! Пиздец, меня аж колбасит, а давайте на “Торнадо”, а?

Чтобы кишки через рот полезли! — гоготала Мишель, глядя на их бледные
физиономии.
— Ты нас переоцениваешь. — выдавила Лиля, прихлёбывая минералку.
— И на “Тайфун” успеем!
— Иди нахуй. — не церемонясь, рявкнула в лицо той Лиза, вырвав у Лили

бутылку и выхлебав половину воды за раз.
— Лиз, а, Лиза, я-то думала, ты крепче! Чёрный пояс по айкидо, коне-ечно!
— На айкидо тебя не кидают на полсотни метров вверх. — прошипела Лиза,

и, когда Лиля потянулась за минералкой, она вылила ту себе на голову, не
позволив. Лиля на это судорожно вздохнула, уперев ладони в подрагивающие
колени, и обречённо оглянулась в поисках ларьков с напитками.
Вскоре они нашли фудкорт. Мишель верно сказала — плотно есть перед
аттракционами не стоило, иначе она бы заблевала всё и всех, как Мишель в
своей истории. Это навряд ли запомнилось бы кому-то как “крутая поездка в
213/292
ПТЗ”. Лилю аж передёрнуло.
Они взяли по бургеру и большой газировке, сели за дальним столиком на

летнике, под деревянным навесом. Стояла потрясающая погода, вокруг было
свежо и радостно, люди гуляли семьями, они были беззаботно свободны. У Лили
оставалась ещё пара тысяч, которые она стащила у Артура — лучше их
прогулять, чем пробухать. Он и не заметил, скорее всего, ни пропажу денег, ни
её самой. Всё было хорошо.
***
— И что значит это “Повешенный”? — нахмурилась Лиза, сложив руки на

груди. Антураж комнаты Мишель лишь добавлял атмосферы: растеленная на
полу чёрная скатерть со звёздами, зажжённые вокруг них красные свечи, не
хватало ещё белого дыма и драматичной музыки. — Жути гонишь?
— Лиз, ну, это же по сочетаниям, — Мишель взмахнула второй картой перед

лицом Лизы. — смотри, это Повешенный и Влюблённые, а Влюблённые —
хорошая карта. Повешенный, кстати, тоже неплохая.
— Так и…
— Это значит, что ты жертвуешь чем-то ради любви и нуждаешься в чьей-то

помощи, — тут Мишель присвистнула, — в чьей-то любовной помощи…
— Бред. — вскинулась та. — Говорила же, брехня эти гадания. Мне матери
одна цыганка нагадала, что у неё будет сын. В итоге?
— В итоге, Елисей, не спорь с картами. — съязвила Мишель.
Они провели две предыдущих ночи практически идентично, но не за

гаданиями, а за настольными играми и за просмотром сериалов. Сериала —
Эйфории. Мишель всё не могла перестать шутить, что одна из главных героинь,
та, что тёмненькая латина, копия Власовой в чужом теле. Мозгов ни-ни, понтов
дохуя, а характер — дерьмо. Лиля так не думала, точнее, не полностью. Ей всё
казалось сложнее.
— Один из наиболее скрытых признаков абьюза — невозможность осознания

того, что то, что с вами происходит — неправильно, неприемлемо и не любовь. —
услышала тогда Лиля, и этот идеальный голос с экрана вернул её обратно
домой. И кровь в ушах застучала, а к щекам прилил жар, даже дышать стало
тяжелее. Лиза, словно почувствовав её волнение, неожиданно взяла её за руку,
но тут же отпустила, вместо этого похлопав её по ладони утешающе.
— Хочу такую шубу, — сказала, витая в своих мыслях, Мишель. — всегда

хотела шубу…
Лиля вынырнула из чертогов разума, приняла позу поудобнее, вытянув ноги

на полу. Глянув на неё, Мишель вся подобралась, заулыбалась, как чеширская
кошечка, сощурилась хитро. Колода заиграла у неё в руках плавно, карты таро
сменяли одна другую, пока Мишель не остановилась, не подглядывая, и не
вытащила две первых. Она явно горела этим делом, раз так ловко управлялась!
Лиля в знаки судьбы верила. Хотела верить — так жить легче.
214/292
— Ну, что там? — нетерпеливо поинтересовалась Лиля, улыбнувшись той
любопытно.
— Ничего. — серьёзно ответила Мишель, уставившись на карты немигающим

взором. — Не знаю, просто… Слушай, давай ещё раз?
— Да что там? — занервничала не на шутку Лиля, и тогда Мишель нехотя

повернула таро к ней лицом. — Повешенный… — пробормотала Лиля тихо, — это
же не плохая карта? Ты говорила сама, ты же…
— А вторая — Смерть, — кивнула неловко Мишель. — и в сочетании они

значат… Короче, — она активно жестикулировала, щёлкала пальцами, в поисках
нужных слов, и в конце концов сказала. — предвещает насилие, абьюз, ну, ты
поняла. Может, они про то, что уже случилось? Может, я не так расклад
сделала…
— Ты чё несёшь? — ощетинилась Лиза.
— Да не, я не это имею в виду, — смутилась Мишель из-за чрезмерной

грубости. Лиза в последнее время и правда много срывалась на Мишель на
ровном месте, неясно, почему. — типа, карты могли просто тебя считать, а не то,
что в будущем будет, понимаешь? — обратилась она мягко к Лиле. — Давай ещё
раз.
Но не хотелось. Смерть и Повешенный звучали неутешительно, даже не так,

звучали ужасающе, как что-то накликающее беду. Лиля вяло покачала головой,
поднялась с места, сама не своя.
— Да таро это хуйня, — попыталась успокоить её Лиза, — в это верят только

долбаёбы!
— Приятно. — пробубнила Мишель еле слышно, задувая свечи. Но Лиле было

не до их разборок, её мелко трясло, глаза слезились, и она поспешила в уборную,
где и заперлась, опустившись на прохладный бортик ванной. Это вроде бы
такая… мелочь. Но Лиля верила в свои сны, верила в случайные знаки, она
верила в зодиаки и даже в таро, конечно же. Поэтому это глубоко её потрясло, и,
чувствуя, что Мишель сказала не всё, Лиля не выдержала и полезла в свой
телефон.
“Повешенный и Смерть”
Всё о картах таро…
Самые худшие комбинации…
Всё, что нужно знать о карте Повешенный…
Сочетание карт Повешенный и Смерть…
Найдя нужную ссылку, Лиля перешла на сайт и, игнорируя то и дело

мелькающие уведомления об устаревших сообщениях и звонках, вчиталась.
Очень трудный выход из ситуации.

Силы растрачиваются впустую.
Тяжелая потеря.
Ошибки, за которые ты платишь.
Опасность насилия.
Кто-то навязывает свою волю.
215/292
Вероятность ранней смерти.
— Блять. — выдохнула в истерике Лиля, сжав телефон в дрожащей ладони,

когда тот снова запищал, и, в попытке смахнуть уведомление, она случайно
зашла в переписку. Она увидела двадцать новых сообщений в инстаграме,
высказывающихся о ней нелестным образом, и паника осела ещё глубже в груди.
От: Bolsheshyma
ты где сука шляешься?
ты башкой не думаешь вообще?
у тебя мозги есть или я все вытрахала?
ты куда делась блять??
арчи тут нахуй с ума сходит
ты лучше мне ответь сука
Лиля выронила телефон и тот с громким хлопком опустился на кафель,

благо, чехол и защитное стекло предотвратили возможную трещину. Боже,
почему она была такой трусихой? Лиля, подняв телефон трясущимися руками,
увидела запрос на видеозвонок — вероятно, Кристина заметила, что она
прочитала сообщения — и тут же поспешила отключить всё снова. Нет, она не
готова ни слышать, ни видеть, ни читать Кристину. У неё от одного её никнейма
и иконки аватарки начинался мандраж, а от настоящего разговора её наверное
охватит паническая атака.
***
Весь следующий день, позавтракав за одним столом с семьёй Мишель,

совершенно нормальной счастливой семьёй, кстати, Лиля провалялась в своём
спальном мешке на полу. Завернулась, как в кокон, и лежала, пока к ней не
пришла Лиза, тыча ей в лицо экраном своего смартфона, где отображалась
реклама местного заведения. От этого у Лили загорелись глаза, печаль схлынула
в мгновение. Целый вечер они втроём провели в квест-центре по Гарри Поттеру.
Сначала они просто бродили по тому, разглядывая аутентичную мебель и
предметы, вроде стены с надписью “Платформа 9¾” и стеллажа с летающими
мётлами. А затем они определились по факультетам с помощью
распределяющей шляпы. Лизе выпал Слизерин, Мишель — Когтевран, а Лиле её
любимый Гриффиндор. Лиза не возмущалась особенно, не стала спорить с
жутким голосом из динамиков и надела соответствующую мантию.
— Алохомора, — важно проговорила Лиля, двинув палочкой, но дверь в

первый зал, конечно, не поддалась.
Они приступили к выполнению заданий, и самым первым стал поиск письма

от Дамблдора, в котором говорилось, что тот-чьё-имя-нельзя-называть проклял
всю школу, и теперь им надо снять заклятие. Ну, не круто ли?! Они быстро
отыскали следующую подсказку, и так, нить за нитью, добрались до кабинета
зельеваренья, где им предстояло сварить нечто особенное.
— Это же зелье удачи, надо смешать сок морского лука, чабрец и скорлупу!
— возмутилась Лиля. — Я точно помню!
— Как это ты за все одиннадцать классов нихуя элементарных азов химии не

помнишь, а тут запомнила рецепт зелья удачи? — сощурилась Лиза. — Какой
нахуй чабрец, там клевер нужен, на удачу же!
216/292
— Назови хотя бы трёх старост!
— Альбус Дамблдор, Минерва МакГонаггл, — Лиза запнулась, поджав губы. —

и Волдемор.
— Ха! — ткнула её пальцем Лиля, — Тогда он был Том Реддл.
— Это одно и то же!
— Нет. — бросив чабрец в чугунок, настояла Лиля. Из чугунка повалил

искусственный жёлтый пар, и Лиля самодовольно сложила руки на груди.
— Охренеть. — только и смогла сказать Мишель.
Всё это время, весь квест, Лилю не отпускал дикий восторг, и Лиза, несмотря
на свою напыщенную сдержанность, была так же рада и временами даже
позволяла себе восторжённые вдохи. Мишель, правда, не совсем всё понимала в
силу сильной контекстуальности заданий, но ей было весело от того, как Лиля
ругалась с Лизой из-за разных мнений или тем более подходов к заданиям. Они
выполнили всё, и в награду им подарили по фотографии в газете, совсем как в
фильме, и коробку конфет “Берти Боттс”. С уточнением, что на вкус они лучше и
без характерных сюрпризов!
По возвращении, Лиля и девочки, не ужиная, по очереди приняли душ и

завалились спать без разговоров в наилучшем расположении духа. Это был
идеальный день.
жду отзывов
217/292
Примечание к части пов Кристины
XXV
— Нигде нет, блять! — рявкнул Артур, переворачивая вверх дном

заправленную аккуратно постель. Кристина поморщилась, упершись локтями в
колени, отвела раздосадованно взгляд — поняла уже, что нет. Ни дома, ни в
городе, скорее всего. Съебалась всё-таки её Лялечка, и крысёныша этого, Рафа,
не было видно нигде. Пристроила куда-то и упорхнула, кукушка. Это могло бы
быть смешно, если бы не было так раздражающе до дрожи в зудящих кулаках. —
Сука, убью нахуй, клянусь, — расхаживал Арчи по комнате, и Кристина
удивлённо окинула его трезвым — к сожалению — взором. Ничего себе, кто-то
отрастил яйца для воспитания маленькой твари, неужели мужиком стал? — Я
убью того, кто это сделал. Не дай бог, с ней что-то случилось, разорву всех!
Нет, показалось. Кристина не была прям гением, но некоторые детали

подмечала, умерла бы давным давно, если бы не была внимательна. И она
подметила ещё с порога, что дверца шкафа в комнате Лили была приоткрыта и
оттуда непривычно беспорядочно торчали куски ткани — собирала чемодан
впопыхах. На столе не хватало её косметички, зарядки для телефона,
наушников. Ноутбук тоже куда-то спрятала, если не забрала с собой.
Сука. Вдруг навсегда? Взяла и свинтила с концами непонятно, куда, поминай

как звали.
Кристина заметила не сразу. Артур, откровенно говоря, тоже. Второй день

пошёл, а он только оклемался, мол, думал, сбежала на ночёвку, но трубу не
берёт, значит, всё хуёво. Въехал, ага. Да если бы Лиля сбежала так без
предупреждения от неё, Кристина бы нагнала блядь ещё у падика и за волосы
потащила бы обратно. А он, сука, думал. Чё думать? Воспитывать надо.
— А может, — усмехнулась Кристина кривовато, не в силах удержать злобу.

Злоба из неё сочилась, хотелось разъебать что-то, желательно вообще — кого-
то. Лиля. Вот же мразь, а. Вот же, бля, ебучая паскуда. — у неё ебырь есть где-
то. В ПТЗ там, ещё где, что у нас поближе. — Кристина наклонилась, глянув на
него внимательно, заулыбалась невесело. — Может, она спокойно с кем-то
трахается, а ты мозги кипятишь себе, а?
— Она не такая. — отрезал Артур напряжённо, и желваки загуляли по его

лицу, глаза загорелись. Разозлился, бычара. Надо же.
— Все тёлки такие. — фыркнула Кристина, разминая кулаки.
— Она не тёлка, это сестра моя! — гаркнул он, отшвырнув в сторону комод, и
тот полетел, уронив за собой лампу и фотографию в рамочке. — Ребёнок, блять,
совсем ещё! Крис, бля, откуда у тебя мысли такие? Ты чё, не одупляешь, чё я
тебе говорю? Пропала малая! В мусарню надо…
Пиздец. Этого не хватало для полного счастья. И снова здравствуй, КПЗ,

каталажка и швейный станок.
— Нихуя мусора не помогут. — процедила сдержанно Кристина, стараясь не

выдавать нервозность. Нога зашлась в притоптывании, котёл вскипел, руки
218/292
сжались. — Чё они скажут? Нет тела — нет дела.
А если они и поднимут свои жирные жопы, то вскроют Лилькины переписки,

а кто этой дуре писал сообщения с угрозами? Кристина. У кого судимость и кто
откинулся только четыре месяца назад? Кристина! Кто, мля, попадёт под
подозрение первым? Очевидно же. Сука. Сука!
Нет, нет, нет — никакой полиции. Нельзя чтобы они шныряли тут,
вынюхивали, а они будут за неё вынюхивать точно, как без этого — зеки всегда
первые на убой. Блядский свет, и снова ей нервотрёпку устраивала эта тупая
манда, которой приспичило съебаться!
— Бля, — опустившись на постель, накрыл бритую голову ладонями Артур,

взыв. — бля-я… Чё делать, сука, где искать? Она же ваще мелкая, чё с ней будет-
то…
— Найдётся. — подойдя ближе, хлопнула его по плечу Кристина. — Не надо

ментов впрягать. Сам знаешь, — она многозначительно на него глянула, —
мужикам в погонах доверия нет. Эти черти сами таких мелких потеряшек любят.
Ну, врала она, что ли? Нет, конечно. Вспоминая свои ночи в обезьяннике,
Кристина могла с уверенностью сказать, что хуй между ног руководит не только
каким-то Иваном, но и власть имущими. Она эти причмокивания, подмигивания и
сальности помнила до сих пор. Помнила, как лежала в тесной камере рядом с
шакалами в форме, которые обсуждали, как бы зайти к ней в решётчатую
комнатушку, и считала, сколько ей накинут за проломленный череп мусора.
Артура её откровенность очевидно задела, испугала. Сидел как

контуженный: пешки — как копейки, жвала стиснуты, на руках вены взбухли.
Бесился. Даже от одной кривой фразы про возможный исход у него уже начал
отъезжать колпак, медленно и верно. Вот его ёбаная Ахиллесова пята, в которую
Кристина вцепилась, как цербер в свежую плоть не нарочито, а скорее, по
наитию. По природе своей она была обречена чуять чужие слабости. Арчи всё-
таки трясся за сестрёнку, всё-таки не было ему абсолютно похую. Напротив —
стоило заикнуться, что девочка у него уже взрослая, и Арчи вставал на дыбы.
— Забыл ты, чёли, про Ларина, опер который? Мы во дворе ещё шлёндрались
пиздюками, а его уже упекли, типа малолеток поёбывал по кабинетам. Так таких
кругом немало. — не отпускала напряжения Кристина, так и приобнимая его для
большей убедительности. — Найдёт Лильку, подкинет ей чё в сумочку и по
накатанной рожей в стол…
— Нахуй ментов. — перебил её Артур, однако, оттолкнув её руку от себя.
— Нахуй ментов. — кивнула удовлетворённо Кристина.
А сучку эту она сама достанет.
***
От: Вы, 00:43, 08.06

ляля
арчи думает ты сдохла
а я знаю что ты манатки собрала и свалила
219/292
поэтому лучше давай домой шустренько
пока никто еще не злится
От: Вы, 02:22, 08.06

если у тебя там хахаль появился
ты мои слова помнишь
будешь педали крутить всю жизнь
От: Вы, 4:39, 09.06

ты такая гнида пиздец блять
когда я тебя увижу я тебе ебало сломаю
за всю эту хуйню
От: Вы, 00:14, 10.06

арчи себе места не находит
ляля
я же знаю что ты жива здорова
выйди на связь
тебе никто ниче не сделает
я тебя люблю очень
От: Вы, 18:17, 10.06

сука вруби свою ебучую мобилу
ты меня заебала уже
я себе всю башку изъебала
где ты блядь
От: Вы, 23:24, 11.06

ты тварь на связь вышла
сообщения прочитала
и снова отрубилась
блять я не знаю че я сделаю с тобой
когда ты вернешься
но тебе пиздец нахуй
***
Кристина остановилась у пятиэтажки, закурила, устроившись поудобнее за

рулём. За тонированными стёклами было не видно, как она была заёбана, но
зато в зеркале заднего вида были хорошо заметны синяки под глазами от
недосыпа. Кожа пошла пятнами. Волосы стали выпадать. Зубы — скрипеть. Бля,
ей эта сучка все мозги вытрахала.
Кристина придержала сигарету между губ, набрала номер дрожащими от

волнения руками. Цифры стащила на богом забытой странице в ВК. Пусть Ляля
будет там с этой педовкой. Пусть она будет где-то шляться со своей тупорылой
подружкой, у той хотя бы смелости не хватит Лилю завалить. У Кристины вообще
были сомнения, трахается ли эта Лиза в принципе — на лицо бесполое
недоразумение.
Пошли гудки. Кристина стряхивала пепел прямо на резиновый коврик салона,

дым раздражал глаза, жёг ноздри, но помогал шестерёнкам крутиться, поэтому,
когда она услышала бесячий жеманный голос на проводе, не растерялась.
220/292
— Алло?
— Ляле трубу дай. — и резко шумы на фоне затихли. Вообще всё стихло,
словно Лиза убежала в другую комнату, и Кристина нахуй рот ставила на то, что
услышала знакомый смех за секунду до того, как они поняли, кто им звонил.
— Чё? — тупо переспросила Лиза. И так захотелось её прессануть, прям не

сдерживаясь, взять за шкирняк и отпиздошить до полусмерти, чтобы знала,
когда тявкать можно и главное — как.
— Хуй в очё, — огрызнулась ещё терпеливо Кристина, — я говорю, Лиле трубу

дай, или я ща поднимусь в твой падик до твоей хаты и передам привет твоей
мамаше.
— Ты меня запугиваешь типа, тётка?
Охуевшая малолетняя блядота, которую надо было отхуярить тогда ещё,

чтобы знала своё место. Это её упущение. Её. Конечно, Кристине не стоило
поддаваться на уговоры Лили и её непосредственное очарование, но она
поддалась, она же была влюблена. Лиля, бывало, имела над ней некую власть,
от которой мурашки бежали по коже. Эта власть и не позволила ей довести всё
до мокрухи.
— А ты чё, пуганая дохуя? — не выдержала всё же Кристина. Как её бесила

эта пиздючка, блять, так бы и выдрала к херам её зенки крысиные. — Я те ещё
раз повторяю, блять, в последний раз нахуй. Я щас на улице Ленина, двадцать
третий дом. Я поднимусь, сука, на пятый этаж, потому что я знаю, что ты
живёшь на пятом этаже, шалава, я видела твои фотки на балконе. Я поднимусь и
постучусь в каждую, бля, квартиру, в каждую, и я найду твою ёбаную мамашу,
узнаю по недовольной роже, бля буду. И тогда я ей скажу, что ты, мразь,
организовала побег и утянула с собой ребёнка. А опекун ребёнка не в курсах, где
его девочка. Чё, поласковее будешь? — не стерпев ни секунды тишины, Кристина
прикрикнула. — Трубу дай ей, овца ты ебаная!
И услышала, как заскрипела дверь, как Лиза в самом деле вышла откуда-то
туда, где доносились посторонние звуки — кажется, телевизор шумел. Кто-то
смеялся.
— Лилька, иди сюда. — послышался приглушённый шёпот Лизы. Всё-таки

она, сука, пыталась скрыть, что Лиля с ней. Кристина правильно всё поняла. Она
была права всё это время.
— Что? — а вот её девочка, её тонюсенький голосок, сладость, ну. Вцепиться

бы ей, бля, в глотку за эти выкрутасы, чтобы верещала этим же голосочком до
плаксивой икоты. — Это Артур?..
Кристина зло рассмеялась, покачала головой разочарованно — щас. Этот

увалень кроме как мусорнуться нихуя не придумал, искал Лилю на дне бутылки,
разве что, Кристина за эти дни сделала и то больше, чем он. По крайней мере, не
спивалась, хотя хотелось. А Лиля о нём думала в первую очередь. Не о ней.
Лиза, судя по всему, не удосужилась ответить, а потому Лиля заговорила

осторожно, прощупывая почву:
221/292
— Да?
— Ты к кому там катаешься, шмара? — и, не получив ответа, Кристина

повысила тон, буквально чувствуя, даже на расстоянии, как Лиля поджимается.
— Ты с кем там, блять?
Лиля что-то пробормотала неясно, тихо, мокро.
— Чё, блять? Внятно говори.
— С девочками. — повторила та, отчётливо слезливо. Ещё чуть-чуть и

заплачет. Кристина это по трезвяку не вывозила, но и сдать назад не могла, ей
надо было её домой привезти, иначе никак. Хуй знает, что с ней там. Кто, кроме
этих девочек, там.
— Манатки собирай и пиздуй обратно, на родину, бля.
— Кристина, — и снова этот обиженный, “правильный” голосок, взывающий к

состраданию. — я не хочу.
— Мне похуй, хочешь или нет, веришь? — рявкнула она зло, — Либо ты едешь
сама, либо я приеду туда, отхуярю вас обеих и заберу тебя. Ты поняла?
— Ты пьяная, что ли? — вымученно, испуганно проговорила Лиля. — Я не

поеду никуда.
Кристина даже растерялась. Осмелела, поглядите. Кристина не бухала

четыре дня! Была трезвая, как стекло, у неё было кристально чистое мышление,
и прямо сейчас оно ей подсказывало вдавить педаль газа, поехать за этой
маленькой шкурой и реально её прибить.
— Ты чё, потаскуха, охуела? — спокойно, твёрдо процедила Кристина.

Хотелось наговорить ещё чего похлеще, но это бы потянуло на срок, и пусть
Лиля бы не стала катать заяву, мосты бы это сожгло между ними точно. — Вещи
собирай и садись на автобус.
— Восемь вечера. Какой ещё автобус?..
— Адрес давай, я приеду за тобой. — отрезала она. — Хочешь так, значит,

будет так. Три часа, и я уже на месте.
— Давай завтра решим? — попыталась успокоить её Лиля, хотя, судя по

дрожи, которая была заметна даже по телефону, успокаивать тут нужно было не
Кристину.
— Нихуя ты решать не будешь, сука, дорешала уже.
— Я боюсь. — разревелась наконец Лиля, и Кристина вдарила по рулю от

досады. Вечно она ныла! — Я боюсь с тобой ехать и поздно на автобусе тоже.
Давай завтра решим, ну пожалуйста… Я просто… — и вот эта плаксивая икота,
нихуя не разобрать, чё она лепечет. — мы с девочками… и Мишель тут… и мы
просто… и мы гуляли… и я такое видела… тут красиво очень… я не нарочно это
всё.
222/292
Кристина накрыла лицо ладонями устало, раздражение пульсировало в
висках, хотелось просто послать Лилю нахуй, сказать, чтобы назвала уже адрес и
сидела ждала смирно, когда она заявится. Но она так плакала, блять. Кристина
тут же чувствовала себя худшим человеком в мире, сразу же вспоминала все
предыдущие разы, когда Лиля из-за неё ревела, и становилось совсем погано.
Любила же она Лилю, как никак.
— Ладно. — уступила она нехотя. — Мобилу свою вруби, я завтра тебе наберу.
Чтобы взяла.
— Хорошо. — благодарно, с облегчением ответила Лиля. Её девочка. Её

пугливый котёнок. Или стрекозка с оторванными крыльями.
Кристина прервала звонок, ткнулась лбом в руль, зарылась пальцами в свои

волосы, натянув кожу у корней. Отодвинулась, въехала лбом в руль, а потом
повторила, опять и опять, пока приступ агрессии не отпустил. Главное, дышать
ровно, главное, не позвонить снова и не наорать на неё. Надо отвлечься, может,
к Вике пойти, в конце концов, не чужие люди. Давно ебались. Если Кристина не
сгонит этот стресс, она кого-то просто замочит в переулке.
Вдруг, экран телефона загорелся новым уведомлением, и Кристина лениво

взяла и на автомате ткнула в него, разблокировав. Поймала себя запоздало на
том, как на душе полегчало, как улыбка тронула пересохшие губы. Какая-то
странная власть над ней имелась.
От: Ляля, 19:57

не злись на меня
пожалуйста
До чего же, блять, чудная. Нелепая, глупая, трусливая, и такая милая во всём
этом. Со вздохом, Кристина опустила телефон на соседнее сидение, и, посидев
так с минуту в тишине, выехала с чужого двора и направилась домой. Можно
было взять баночку пива, а может, три, и просто побыть в одиночестве. Всё
нормально будет. А завтра она поедет и заберет своё. Свою Лилю. Свою лялечку.
жду отзывов
223/292
Примечание к части TW: даб-кон
XXVI
От: Вы, 20:50

я не хочу, чтобы ты злилась на меня
когда я приеду
ты ничего не сделаешь со мной?
… печатает…

а че ты сделала за че тебя убивать надо?
От: Вы, 20:51

скажи правду
тебе разве повод нужен
ничего

ну и все тогда
не ссы
не урою
люблю
…
От: Вы, 20:55

я тебя очень боюсь
и люблю тоже сильно
но боюсь больше
Входящий звонок.
***
— Ну чё ты опять, сука, Ляль, каждый нахуй раз одна и та же пластинка…
— Я просто…
— Чё? Чё ты ревёшь-то?
224/292
— Мне… М-мне страшно, когда ты кричишь.
— Щас же не кричу? Чё ты ноешь, бля, объясни мне! Чё происходит с тобой?
— Да я уже не могу, мне плохо, когда мы разговариваем. Я даже сейчас

боюсь, что ты будешь кричать.
— А причина есть? Ты, может, сделала чёто, за чё так трясёшься?
— Я ничего не делала, ты не понимаешь, что ли? Я уже на нервах, вся

дёрганная, спать не могу, мне кошмары снятся.
— А я тут при чём? Ты кого из меня делаешь?
— Ты позвонила до этого, как ты меня называла? Шмара? Ты правда так

считаешь?
— Да нет, блять, конечно. Я просто злилась.
— А как ты говорила со мной? Ну нельзя так, нельзя, я же человек, я живой

человек, а ты постоянно кричишь и...
— Я не буду кричать. Слышишь? Я вообще, бля, на спокойном, я тебя даже

ругать не буду. Лиля. Блять, хватит реветь нахуй, ты!.. Сука. Сука, да я
переживаю просто, ты сама прикинь, чё ты исполняешь, блять. Ты пропала нахуй
с концами, никто нихуя не знает, мобила в отрубе. Хуй пойми, где ты, с кем ты. Я
ж не говорю, что я тебя порву, ещё чё там…
— Нет, ты мне написала, что мне пиздец, что ты мне…
— Мало ли, чё я там, блять, писала… Я у тебя отходчивая, ты же знаешь,

Ляль. Люблю я тебя, ну, чё я сделаю? Убью, чёли? Не выдумывай, бля, всякую
хуйню. Я люблю тебя, я всегда жду, хочу, защищаю тебя, если чё. Я, не кто-то
там, бля, ещё.
— Я тебя очень сильно боюсь. Кристин. Ну не молчи, ты же слышала, что я

сказала, я не могу, я видеть тебя не могу, мне страшно. У нас ничего не будет.
Совсем. Я не хочу жить в страхе, что ты меня убьёшь когда-нибудь. Ну и что ты
молчишь? Кристина.
— Завтра позвоню.
— Кристин…
— Ночи, давай.
***
— Ты издеваешься, блять, что ли? — уставилась на неё недоумённо Лиза,

пока Лиля, ещё с мокрыми после душа волосами, собирала вещи в рюкзак, ища
взглядом наушники. — Ты серьёзно поедешь туда? Ты, может, не поняла, Лиля,
225/292
эта уголовница вынюхала, где я живу, угрожала мне, а ты к ней на всех парах?
— Я не к ней. — нахмурилась Лиля, встряхивая влажной головой. Надеялась,

что по дороге высохнет. — Я домой еду, Артур волнуется.
— А ты типа не знала, что будет?
— Нет, не знала. — огрызнулась Лиля, остервенело застёгивая сумку. Всё

собрала. Автобус через час, надо было ещё сесть на автобус до автовокзала,
чтобы не пропустить. Следующий выезжал только вечером, а Кристина уже с
утра сказала ей, чтобы Лиля ехала на утреннем. — Это что, допрос?
— Лиля, — сощурилась зло Лиза, перехватив её за руку жёстко, неприятно. —

а из Питера она тебя так же выдернет?
— С чего ты взяла?
— А в чём грёбаная разница?
— В том, Лиза, что в Питер я уеду окончательно. — вздохнула Лиля,

вырвавшись из хватки нервно. — но сейчас мне с ней ещё жить до августа в
одном городе.
— И что? Забей, заяву подай!
У Лизы всё было так просто. Будь Лиля похожа на неё, будь у неё её стальной
характер, может, Лиле тоже жилось бы проще. Но Лиля была собой — мягкой и
гиперчувствительной. Это было её проклятье.
— Почему ты терпишь? — не унималась та, и Лиля устало повернулась к ней,

пытаясь донести до Лизы свою правду. И её правда заключалась в том, что она
была никем, чтобы рушить чужую жизнь. Не хватало у неё духу на это.
— Лиз, ну поставь ты себя на её место, где твоя человечность? Она уже

отсидела три года, куда ей ещё? Как я должна, по-твоему, поступить?
— Будешь вечно стоять на чужих местах? — повысила тон Лиза, подступив

ближе, и Лиля неосознанно отшатнулась. Лиза была опасно выше на полголовы,
и это привычно вызывало страх. Опасения. — А кто на твоё встанет?
— Ничего я подавать не буду. — закрылась окончательно она. Бессмысленно

было продолжать этот разговор, Кристина и так вытравила ей всю душу
прошлой ночью, а утром добила сухим дежурным тоном, намекая на свою
оскорблённую натуру — видите ли, Лиля осмелилась признать, что не видела у
них будущего. И Кристина теперь ожидала извинений, которые, скорее всего,
выбьет из Лили по синеве. Так что доказывать что-либо ещё и Лизе сил не
осталось.
— Бля, ты такая дура. — выругалась рассерженно Лиза. У неё была своя

правда. Лиля промолчала, чтобы не разгонять конфликт, и без слов взяла сумку,
решив прогуляться. Так лучше будет — уйдёт сейчас, прокатится до
автовокзала, а там и позавтракает, может, кофе возьмёт. — Лиль, а тебе так
удобно, да? Может, тебе даже нравится. — ядовито выплюнула Лиза ей вслед, и
Лиля замерла в ступоре.
226/292
Невероятно. После всех безмолвных актов поддержки, которые Лиза
провернула, после всех откровений и слёз, которые она застала, Лиза всё ещё
подозревала Лилю во вторичной выгоде?
— Нет, — развернулась лицом к лицу Лиля, сжав руки в кулаки от обиды. —

Нет, мне, блять, не нравится, я в ёбаном ужасе, Лиза. Мне страшно, и ты знаешь
это, ты же знаешь меня. Я не смогу сдать её полиции, и я не смогу рассказать
Артуру, потому что я боюсь, я боюсь её, боюсь того, что может случиться, если я
расскажу. Я хочу… Я хочу просто спокойно уехать, ничего никому не испортив. —
выговорилась наконец она, раскрасневшись от нахлынувших эмоций. И
неожиданно, всё, что она проговаривала лишь в мыслях, боясь дать этому волю,
стало реальным. Осязаемым в воздухе — тяжестью и сыростью, такой вязкостью,
из-за которой время будто тянулось ещё дольше, точно патока. Всё стало по-
настоящему, по-настоящему хуёво, и её истощённая нервная система не
выдержала. Лиля расплакалась. — Но мне не нравится, когда меня бьют в лицо
ёбаным коленом, и когда тащат за волосы, и когда угрожают посадить в
инвалидное кресло, блять, и когда… — Лиля судорожно выдохнула, уже
срываясь на истерические всхлипы. — делают ужасные, страшные, плохие вещи.
Я её боюсь, я боюсь, она обещала убить меня, я серьёзно, я… Мне страшно. И ты
знаешь, что мне это не нравится, Лиза. Зачем ты… — уже полушёпотом,
спросила она раздосадованно. — Как ты могла такое сказать?
Лиза, наблюдая за ней, растерялась. Её карие глаза подозрительно

заблестели, но она, казалось, настолько опешила, не ожидав подобного взрыва
эмоций со стороны Лили, что позволила себе проронить пару слезинок. Лиза
раскрыла было рот, но закрыла тот, подбирая тщательно слова. В этот раз.
— Просто… — пробормотала она неловко. — Со стороны это всё выглядит…
— Нет, Лиза, как ты могла сказать такое мне? Из всех людей. Ты. —
взмахнула руками Лиля, прижав те к груди в попытке успокоиться. — Как, блять,
ну… Ты же знаешь лучше, чем кто-либо.
— Ладно. — не выдержала та и, утерев скупые слёзы, схватила свой рюкзак.

— Пошли. Поедем… домой.
Что означало, Лиза не оставляла её одну, не бросала на произвол и не

отворачивалась от неё окончательно. Она не осуждала. Она не была
разочарована и не считала Лилю гадкой. Более того, это было своеобразное
“извини”, как поняла Лиля. И, конечно же, приняла.
Мишель с ними не поехала, она решила остаться на неделю, как они и

договаривались изначально, но и не обижалась. Только глядела долго на Лизу,
молчаливо и многозначительно, а в итоге просто махнула ей с улыбчивым “ну,
пока”. Лиля видела как никогда ясно, насколько Мишель была влюблена в Лизу,
но сказать это прямо себе не позволяла — это не её жизнь. Если нужно будет,
они сойдутся. Когда-нибудь точно. Мишель на прощание приобняла их неуклюже
и проводила до ворот, а Саид и Ясмин помахали им с крыльца. Попрощавшись,
Лиза и Лиля перехватили поудобнее рюкзаки с вещами и двинулись на
автобусную остановку. Их ждал завтрак на автовокзале и ещё один автобус до
Питкяранты, дорога до которой займёт три часа.
***
227/292
С автовокзала в Питкяранте их забрал Артур. И Лиза, и Лиля ожидали
увидеть Кристину — готовились к худшему, но приехал он. И Лиле неожиданно,
впервые за всё время, стало стыдно перед ним — он казался действительно
измотанным, похудевшим резко за четыре дня, бледным. Ни слова не сказал с
момента, как они сели в машину. Ехали они молча, в неудобной тишине. Когда
Артур подъехал к подъезду Лизы и высадил её, позволив проститься, они
двинулись к себе, и там, по пути в квартиру, так же не разговаривали. Лиле
даже сказать ему нечего было, она не знала, что он думал. Что он шлялась где-
то, как считала Кристина? Что нашла себе кого-то?
— Я, если что, — начала Лиля с порога, разуваясь и глядя в пол от стыда, — у

тебя пять тыщ взяла. Ну, ты заметил, наверное. Я верну потом. Ты с выплат, ну,
которые за маму с папой падают, возьми. Это на учёбу, я помню, но…
— Пять тыщ? — посмотрел на неё непроницаемо Артур, замерев в коридоре.

Лиля, разувшись, встала одиноко у двери, кивнув. Не так и много. — Ты
пропущенные видела? Я тебе сколько раз звонил, пятьдесят? — оскалился он
зло. — Ты, блять, думаешь, я за деньги так переживал? Куда мои пять косых
делись, сука, поэтому я на уши всё тут поднял, да? Так думаешь?
— Ничего я не думаю, я просто…
— Вот именно, блять! — прикрикнул вдруг Артур, и Лиля съёжилась,

уставившись на него испуганно. Он был трезвым, но знатно помятым и пах
перегаром, что означало, что он пил совсем недавно. И был агрессивным. — Ты
нихуя не думаешь! Нихуя! Ты же умная девка у меня, ты не тупая пизда, так
какого хуя ты, блять, так поступаешь? Ты какого хуя творишь?!
— Не ори на меня… — попыталась защититься Лиля, привычно раздражённо,

нагло и с вызовом. Но, когда он подошёл буквально в пару шагов, снова
поджалась.
— Ты понимаешь, что тут было? Что у меня на душе, блять, было?! В полицию
нельзя, обратиться не к кому, сука, не к кому! — взмахнул руками Артур, вдарив
по стене так, что краска осыпалась, и Лиля зажмурилась со страху. — А у меня
ребёнок, нахуй, пропал! Ты знаешь, что я думал?! — кричал он ей прямо в лицо. У
Лили задрожали губы, глаза снова заслезились.
— Нет… — честно признала она.
— Я думал, ты сдохла! — и тут он скривился, поджав сдержанно губы, но его

голос дал слабину, и он продолжил уже навзрыд. — Думал, ты нарвалась на
кого-то, а искать тебя негде, что я могу-то… Как я тебя спасу?
Лиля осторожно, робко подошла, обвила руками жилистое тело, прижавшись

к тому, и обняла. Артур порывисто, резко сжал её в своих руках, зарылся носом в
её волосы, вдохнув запах в поиске успокоения, видимо. Да, живая. Да, дома. И
Лиле от этого порыва нежности стало плохорошо — плохо, что так провинилась,
хорошо, что Артур проявил к ней тактильность. Желанную тактильность. Она так
давно не чувствовала его тепла, все их объятия были формальными в последнее
время, и сейчас она ощущала себя наконец замеченной. Пусть таким способом.
Он заметил.
228/292
— Зачем убегать было?..
— Если бы ты пил меньше, если бы вообще перестал пить… — проревела

Лиля, ткнувшись мокрым лицом в его футболку.
— Я больше не буду, — пообещал вдруг он, и он никогда раньше не говорил

подобного! Артур не давал ложных обещаний. Значит, её акт непослушания
сработал, этот бунт принёс свои плоды! Артур услышал её. — Ни капли больше.
— продолжил он, гладя её по волосам, и Лиля улыбалась широко-широко,
смаргивая слёзы счастья. Чувствуя себя маленьким ребёнком. — Люда
беременна, — испортил всё Артур, и с медленным осознанием услышанного
ускользало это призрачное блаженство. Лиля буквально ощущала, как вместо
трепета в груди селилась пустота, уже привычная и прожорливая до любой
светлой эмоции. Всё было испорчено. — ты тётей будешь. Слышь? Тётей будешь,
Лиля! Ну, радость же, а?
Чувство разочарования накрыло с головой. Несправедливо. Больно.

Унизительно. И это же так глупо, верно? По-детски, незрело, но Лиля и не была в
состоянии вести себя зрело. Лиля отстранилась было, но Артур, не поняв смену
её настроения, стиснул её крепче в объятиях, и Лиле пришлось его оттолкнуть,
забрыкавшись усиленно.
— Ты чё, Лиль? Такая новость хорошая…
— А когда я просила не пить, этого мало было? — обиженная до глубины

души, спросила она, глядя на него снизу вверх разгневанно. Разгневанно, как
второе, нелюбимое дитя. Она им и родилась, и кажется, была обречена умереть
им. — Дура твоя залетела, всё, теперь можно меняться? А когда я в ногах у тебя
валялась, просила, бутылки выкидывала, этого мало было?
— Да чё ты начинаешь, блять, всё так хорошо… — опешил Артур. — Главное,

что сейчас я готов меняться, нет? Не так?
— Не так! — крикнула она злостно, ударив его в грудь ладонями, пытаясь

выразить в этом всю свою обиду. Но этого было, конечно, недостаточно. — Не
так, потому что ты этого ребёнка даже не знаешь, а я твоя сестра! У меня всю
жизнь только ты был, ты меня знаешь столько, сколько я живу. И я просила тебя
много-много раз…
— Прости, ладно? — попытался приблизиться он, но Лиля снова ударила его,

оттолкнув, вся в слезах. — Прости. — поднял руки в сдающемся жесте Артур,
отойдя понимающе.
Лиля снова обула свои сандали, утирая слёзы яростно, и, прежде чем он
спросил, бросила:
— Вернусь.
Артур оставил её в покое — это он умел.
Лиля, ещё спускаясь по ступенькам, набрала Лизу. Кроме телефона ничего с

собой не взяла, одолеваемая сильной печалью и желанием поделиться тем, что
произошло. Лиза бы поняла её, точно поняла! Но, к сожалению, у неё были свои
проблемы.
229/292
— Солгать мне? Мне! Впутать туда Лауру Альбертовну! Она знать не знала
про какую-то там поездку! — заглушала все реплики Лизы Инга своим фоновым
криком. Точнее, громким возмущённым ворчанием. Так вот, что Лиза ей сказала.
Ну, Лиля что-то подобное себе и представляла. — Не дай бог ты что-то где-то
подцепила, Лиза, я буду разочарована, видит господь, я не этого для дочери
хотела!
— Ты что-то хотела? — когда стихла ругань, поинтересовалась убитым

голосом Лиза.
— Да нет, — так же глухо отозвалась она. — просто узнать… как дела.
— Отлично. Только щас некогда, — что-то на фоне разбилось, и Лиза

вздохнула тяжело сквозь зубы. — я пойду. Потом спишемся. — и тут она
сбросила звонок.
Лиля, считая гудки в телефоне, опустошённо опустилась на скамейку во

дворе, глядя на безлюдную улицу. Двенадцать часов дня, лето, а даже дети не
гуляли, не было ни души вокруг, и это лишь усугубило её одиночество. Лиля
обречённо уронила лицо в ладони, задрожала всем телом, впав в тихую
истерику, и, подвывая, сидела так минут пять, не меньше. И было так погано на
душе, так грустно, что у неё, на самом деле, не было никого, к кому можно было
прийти и просто пожаловаться, за обычной жалостью и утешением.
Никого.
***
Кристина приехала удивительно быстро, затормозила у её подъезда,

заскрипев шинами об асфальт так, что раздался запах жжённой резины —
торопилась. Стоило ей позвонить, как она тут же бросила все дела, даже свою
работу в самом начале дня. Лиля несмело подошла к машине, отворила дверцу и
так же, в смешанных чувствах, села на пассажирское. Посмотрела робко в
сторону Кристины, готовясь сказать что-нибудь задабривающее, а та резко
двинулась вперёд, поцеловав её внезапно. Отказать не было ни смелости, ни
желания, и Лиля поддалась, растаяв на сидении под нависшей над ней фигурой.
И ей было так приятно быть любимой, желанной, первой для кого-то, быть
единственным выбором. Потому что её никогда не выбирали. Может, Лиза была
исключением, но не полноценным — иногда Лиза всё же выбирала уединение, и
оставляла её одну, как остальные. Кристина никогда не отказывала ей в своём
внимании. Кристина заставляла её ощущать себя особенной, и Лиля, в
ослепленная благодарностью, прильнула к ней ближе. Кристина была
спокойной, располагающей, она не злилась и не ругалась.
Лиле было комфортно и хорошо. Она была дома.
— Рассказывай. — отхлебнув водку прямо из бутылки, сказала Кристина,

встав у стены. Они только зашли в квартиру, а Кристина уже достала алкоголь и
два стакана — не рюмки, а два граненых стакана, и поставила те на столик
напротив Лили.
Лиля неловко сжала руки на коленях в замок, поёрзала на диване, глянув на
230/292
Кристину застенчиво. Толком и не знала, с чего начать, и как сказать это, не
задев саму Кристину, с которой Артур и бухал постоянно, что делало её
соучастницей.
— Артур бросает пить. — подобрала она слова.
— Щас. — хохотнула та.
— Я правду говорю, — обиделась Лиля. Она вообще в последние дни была

какая-то… ранимая. Видимо, психика правда не выдерживала. — Люда
забеременела. Вот и…
— До первых праздников не пьёт. — кивнула скептически Кристина,

опустившись рядом, и разлила по стаканам водку, пододвинув ей один. Затем,
она навязчиво, однозначно опустила руку на её колено, задрав на ней летнее
платье. — Попробуй.
— Не буду. — качнула головой Лиля, нервничая от того, как сжималась чужая

ладонь. — Мне не хочется.
— А надо, — настояла та, и рука её поползла выше. — чтобы почувствовать

себя лучше. Мне всегда лучше, когда выпью.
Лиля вжала шею в плечи, свела вместе ноги, зардевшись в смущении. Снова
всё сводилось к постели. Вторая ладонь Кристины легла на её бок, придвигая
Лилю ближе к ней, первая — растолкнула её колени, заползая под юбку.
— Ну, хватит… — слабо попросила Лиля, отстраняя её от себя и поправляя

платье, но всё без толку. Сил не хватало. Кристина просто возвращала свои руки
туда же, по-хозяйски касаясь её, где хотела.
— Выпей, говорю, — прошептала она ей на ухо, и Лиля подавленно

уставилась на водку на столе, — расслабься. Чё ты такая сука? — и правда. Что
это? Она позвонила Кристине, она заявилась сюда, и даже сказать чётко, чего
хотела, не могла. В самом деле, как амёба.
Лиля взяла стакан, покрутила тот немного, принюхиваясь, и от запаха спирта

у неё засвербило в носу — стало дурно. Но Кристина прижала пальцы к донышку,
поднимая стекло, прижимая то к её губам, и Лиля покорно сделала глоток. Хотя
не хотела. Она вообще много что делала, хотя не хотела. Скривилась,
поморщилась, закашлялась. Кристина снова подняла за неё стакан, практически
отпаивая её, и Лиля пила, как лекарство, через не-хочу, потому что… Потому что,
может, ей надо было перестать так много думать. В последние недели она
слишком много напрягала свои мозги. Её нервная система была на грани.
— Знаешь, — повернулась к ней Лиля, когда стакан наконец опустел, а перед

глазами замаячила перспектива отказа от ответственности. В ближайшее время
должно было настать волшебное опьянение, которое превращало Артура и
Кристину в иных личностей, что означало, Лиля могла уже сейчас позволить себе
откровенность. — дело не в том, что у Артура ребёнок будет. У меня просто…
никого хотя бы немного нормального в семье, кроме Артура, нет. И даже он
выбирает не меня, а кого-то, кого он не знает ещё, и даже через девять месяцев
не узнает.
231/292
— А что в твоей семье ненормального? — не поняла её Кристина, позволив
Лиле привалиться головой к её груди. Кристина приобняла её, погладила по
плечу, в ожидании ответа.
— Папы никогда рядом не было, он только работал и ночевал дома, я его не

помню даже. А мама… Кристина, я до сих пор не знаю, что я чувствую к маме.
Может быть, я её ненавижу, потому что она сделала много плохих вещей, и она…
говорила ужасные слова, которые нельзя было говорить. Но я очень люблю её.
Особенно сейчас, когда её уже нет. — подбородок задрожал жалобно, и Лиля
разрыдалась, как и всякий раз, стоило ей вспомнить о матери. С Кристиной они
никогда это не обсуждали раньше, да и в принципе, Лиля ни с кем не была так
честна. — Она так меня лупила с самого детства, будто я ей вовсе не нужна
была, только мешала…
— Да и пошли они нахуй. — тяжело вздохнула Кристина, поцеловав её в

висок мягко, сжав в объятиях доверительно. — Все они. Я своих давно послала,
сразу как откинулась. Семья не кровью определяется, знаешь? Это не только про
то, кто тебя родил, там ума много не надо.
— Кристина, — позвала плаксиво Лиля, и когда та промычала отзывчиво в

ответ, она призналась. — я думала, ты моей семьёй станешь. — казалось, её уже
развезло с одного среднего стакана водки. А может, это был самообман. Хотя,
тело уже понемногу стало ослабевать, а голова — легчать. — Я прямо
представляла, как мы будем жить, и как всё будет здорово…
— Всё так и будет. — пообещала ей Кристина, но, зная её, эти обещания
малого стоили, пусть она в них и верила свято. — Я тоже… Бля, я тоже хочу,
чтобы мы были семьёй.
Но ничего делать для этого она не будет. Лиля этого, естественно, не

сказала. Вместо этого она схватила бутылку и наполнила свой стакан снова, на
что Кристина одобрительно посмеялась. Лиля сделала ещё несколько глотков, в
этот раз сама и стремительно, чтобы не ощущать горечь на языке. Глотку жгло,
нос опаляло, и глаза слезились. Но Кристина была права. Становилось лучше,
потому что пропала нужда быть собранной и ответственной. Теперь она была
пьяной, а пьяным людям многое позволялось, например, шутить, что её мать
сука, а отец — увалень, смеяться от того, как Кристина рассказывает про своё
ужасное отцовское воспитание, обниматься в алкогольном приступе единства.
А ещё можно было...
— Ты знаешь, ты делала плохие вещи со мной. Мне правда... очень страшно.

Даже сейчас мне страшно.
Можно было быть до безобразия честной. На это ей, однако, не ответили,

только поцеловали в щёку смазанно, растрепав ей волосы, будто она несла
какую-то околесицу. Или же, будто нечем было крыть.
— Я тебя люблю. — сказала вдруг Кристина за очередным стаканом, и Лиля

только тогда обратила внимание на всепоглощающую слабость, которая её
охватила. Она попыталась встать, но её отбросило назад, на диван — Кристина
не отпустила. — Я так соскучилась.
И снова её ладонь, та, что на боку, двинулась — выше и выше, по рёбрам,
232/292
пока не переползла на грудь, сжав. Лиля поджалась, попыталась встать снова,
но её тряхнули так, что перед глазами всё поплыло.
— Не ломайся ты, бля, уже. — процедила Кристина пьяно.
Они пили вместе — запоздало осознала Лиля. Кристина не сидела всё это
время просто рядом, они не просто болтали и смеялись, она пила. Блять, Лиля
была в ужасном состоянии рядом с пьяной Кристиной? Чем она думала? И снова
её одолел страх, осточертевший, жалкий, противный. Лиля схватила стакан в
попытке забыться, а может, вовсе отключиться, но пролила на себя водку,
намочив сарафан и не успев даже пригубить. Кристина, казалось, в попытке
помочь потащила лямки вниз, и платье-крестьянка поддалось, тут же оголив
верх, из-за чего Лиля густо покраснела, прикрыв неуклюже грудь. Ну вот, опять.
Что-то начиналось, и от этого предчувствия жар клубился в животе, колени
тряслись, в висках стучало. Что-то плохое её преследовало по пятам.
Кристина вздёрнула её на ноги, и Лиля поняла, насколько была пьяна. Если

бы её не держали за плечи, ведя впереди себя, так, как делала Кристина, Лиля
бы уже упала лицом в пол — шла еле-еле, постоянно шаталась, видела всё как
через мутное стекло. Кристина повела её в комнату, и, увидев кровать, Лиля уже
представляла, как падает в ту, зарывается в подушку и засыпает на прохладных
простынях. Её клонило в сон.
— Я спать хочу. — пробубнила она, опустив взгляд, и тогда заметила, что

платье спало с неё где-то по дороге. Она стояла в одних трусах. — Мне одежда
нужна…
— Зачем? — спросила глупо Кристина. Глупо. Как зачем? Чужие ладони

пролезли под её собственными, снова сжали грудь, сухие губы прижались к шее,
и Лиля застонала неосознанно от приятных ощущений. Шаг за шагом, шаг за
шагом, как будто заново учась ходить, с опорой за спиной, она дошла до
кровати. — Щас ляжем, щас… Давай только… немного, ну. Ты не соскучилась,
чёли? А?
— Соскучилась. — пробормотала пьяно Лиля, присев на краю кровати, и,

чтобы не повалиться назад, упёрлась по бокам от себя в постель руками.
Кристина приподняла её лицо за подбородок и вдруг просунула ей в рот
большой палец, и Лиля, почувствовав солоноватый привкус и внезапную
заполненность, отпрянула. Это было… странно, грязно, унизительно. — Не надо.
— попросила она осторожно. — Давай правда ляжем спать… — но Кристина не
послушала. Она обхватила её за затылок свободной рукой, чтобы не дать
двигаться, и снова запихнула этот палец ей в рот. А потом другие. Они
прокатывались по языку, гладили, размазывали слюну по губам и лицу. Лиля
нахмурилась — зачем это было нужно? Но даже воспротивиться не смогла
физически. Морально, наверное, тоже. Трусость никуда не делась. Просто
добавилась усталость и желание оставить всё, как есть.
А потом её уронили на спину, и Лиля почти с благодарностью сомкнула веки,

когда заторможенно, как через толщу воды, постепенно стала ощущать боль
между ног. И стало снова до слёз обидно, и бёдра сжать не получилось, мешали
чужие плечи. Кристина, судя по сильному дискомфорту, вставила сразу два
пальца и сразу до самых костяшек. И двигала ими, разводила их, сгибала,
толкала в быстром темпе, заставляя плакать. На сухую, если бы не слюна самой
Лили. Поцелуи сыпались на грудь, на живот и ниже, но это не перебивало
233/292
неприятных толчков внутри, из-за которых Лиля скулила и ныла на одной
надоедливой ноте.
— Не хочу… Ну, мне больно, честно, больно, Кристина! Ну, не надо так… —
она и подняться не могла, всё тело словно оказалось налито свинцом.
— Щас будет хорошо. Когда я обманывала тебя? — отмахнулась та привычно.

Если бы только Лиля могла ей достойно ответить. Тут, прильнув к её клитору
языком, Кристина обхватила тот ртом и начала посасывать, при этом не
переставая двигать пальцами.
Но удовольствие не приходило. Лиля была слишком сухой и

неподготовленной, желания не было, а из-за опьянения её тело отказывалось
функционировать полноценно, и она мучилась без шанса на разрядку. Это было
бессмысленно. Это причиняло лишь вред. Поэтому, в какой-то момент, Лиля
просто громко застонала, и Кристина оставила её в покое.
— Я же говорила, блять. — протянула самодовольно Кристина, нависнув над

ней, и, не видя в упор её плачевное состояние, поцеловала. — Ты же моя умница,
моя девочка…
Между ног всё сводило от боли, слёзы лились по вискам в уши, накрыла
паника и неприятие, омерзение к себе – пришла за жалостью к тому, кто её
изничтожал морально на постоянной основе, ожидая чего-то хорошего. Лиза
была права. Она дура.
Кристина снова, как куклу, подняла её, опустив на колени на пол. Сама села
на кровать, и одной пятернёй собрала Лиле волосы в хвост, сжав и натянув те
туго. Кристина притянула её за хвост к себе, приподнялась, и Лиля, поняв намёк,
стащила с неё штаны вместе с бельём, упершись взором в ковёр под собой.
Почему всё всегда сводилось к этому?..
Кристина ей ответить не могла, потому что Лиля не смогла задать этот

вопрос, не нашла в себе храбрости. Да и уместно ли? Когда тебя хотят, пытаться
выяснять отношения, пусть всё и кажется трагедией, не было разумно. Та не
ответила бы в любом случае.
Кристина не видела ничего тревожного и неправильного в этой ситуации.

Она чуть откинулась назад, подтащила её лицом к своей промежности, в
ожидании, без слов, и Лиля так же без возражений прильнула к складкам
языком, лениво двигая тем. Солоно, мокро, колюче – ничего не изменилось.
Страх и отвращение никуда не исчезли. Лиля лизала, думая о том, что когда это
закончится, она сможет лечь спать, а потом, утром, сбежать домой. И никогда не
питать иллюзий по поводу их отношений. Никогда больше не приходить сюда в
поиске заботы. Это того не стоило. Ничего в мире не стоило таких страданий.
Хватка на волосах усилилась, её голову прижали теснее, и Лиля понятливо
ускорилась, хотя сил не было – хотелось плакать и рассыпаться на миллионы
осколков, чтобы было не собрать и не найти.
Спустя какое-то количество монотонных движений, Кристина в последний

раз прижалась к ней и кончила, дрожа, удерживая её затылок и дыша рвано.
Когда Лиля отпрянула, она всё ещё крепко держала её за волосы, и, потащив
наверх, поцеловала откровенно, глубоко, голодно. И наконец, позволила ей лечь
рядом с собой на постели. Кристина просто сгребла её, маленькую в сравнении с
234/292
собой, в охапку, и уложила сбоку. Так легко и просто, будто не сделала ничего
плохого только что, и Лиля в своём пьяном сознании пришла к выводу – Кристина
не понимала, что это было плохо. У всех была своя, блять, правда.
Кристина обхватила Лилю, лежавшую спиной к ней, поперёк, накрыла их

покрывалом и что-то зашептала ей в шею, что-то доброе, светлое, любовное, что-
то про то, что они семья, это настоящая любовь, и все идут нахуй. Что всё у них
получится. Всё у них отлично. Но Лиля не слушала, свихнулась бы, если бы
вдумалась в этот бред – она провалилась в долгожданную волшебную дремоту,
прикрыв веки истощённо. И думала Лиля об одном.
Хоть бы забыть остаток вечера на утро.
235/292
Примечание к части В этой главе: вписка с Юлей Чикиной, Милиза, весёлые
будни Лили, большой злой волк в конце
tw: насилие, газлайтинг
XXVII
11.06
Лиля проснулась с головной болью, телефон ударил ярким светом в глаза, и

она с усилием разглядела время — два часа дня. Проснулась с тяжестью по всём
теле, плотно укрытая одеялом, абсолютно голая под тем, и моментально
покрылась мурашками от нахлынувших воспоминаний. Лиля завернулась в
покрывало, подхватила своё платье, валявшееся у входа в спальню, натянув то,
обрадовавшись тому, что оно высохло за ночь. Пыталась найти трусы, заглянула
под кровать, за комод, на цыпочках обежала всю комнату в поисках, но не нашла
и забила.
Лиля выглянула осторожно в коридор, услышала шкварчание масла,

почувствовала запах яичницы, и желудок предательски заурчал. Кристина не
заметила, видимо, занятая готовкой. Ого, она готовила ей завтрак —
сюрреалистично. Обычно у плиты суетилась Лиля, вообще каждое их совместное
утро, а тут взыграло либо чувство вины за содеянное, либо банальное желание
сгладить всё вновь. Да и всё равно. Никакой завтрак ничего не изменит, даже
глазунья, даже самая вкусная глазунья в мире.
Лиля боязливо проскользнула дальше, в прихожую, вдела ноги в сандали,

оттянув ремешок-резинку как можно тише, и готова была уже выскочить за
дверь. Но Кристина будто почувствовала на каком-то внутреннем, примитивном
уровне, что что-то происходит, и спешно, даже не выключив газ, вышла к ней,
преодолевая расстояние в считанные секунды. Широкими шагами, рассерженная
и озадаченная, будто спрашивала всем своим видом — что случилось? Что уже
успело случиться? Будто не знала.
— Ты куда? — сдержанно, стоит отдать ей должное, спросила Кристина. Лиля

на это лишь плечами пожала, прикусила губу, но не нашла, что ответить, а
потому просто двинулась к выходу. — Стой, мля! — схватила её за руку та,
вглядываясь в её лицо вымученно, — Да чё я, блять, сделала не так снова…
Лиля, чё тебе не нравится?
Лиля стояла, опустив голову, уже одетая и обутая, с телефоном в зажатой

ладони и с крепкой хваткой на другом запястье, и думала — разве могла
Кристина не понимать? Разве это вообще возможно, видеть случившееся как-то
иначе, чем насилием в худшем его проявлении? Кристина не наказывала её
тогда, не злилась на неё, она просто её заставила. Принудила.
— Ты меня изнасиловала. — тихо пробормотала Лиля, и это было первым, что

она сказала с утра — и пересохшее горло тут же охватил кашель, и вкус
собственной слюны от выпитого вчера казался мерзким.
— Ты ёбнулась, чёли? — оттолкнула её руку Кристина, опешив. Нахмурилась,

подступила, заглядывая ей в глаза усиленно, и, встретившись с убитым взглядом
Лили, отшатнулась. — Я? Да чтобы я… Мы любовью, блять, занимались, ты меня
236/292
под чё подписываешь щас? Ты не одупляешь, чё ты несёшь вообще. Ляля, ты,
блять…
— Я не хотела, я же просила тебя, — не выдержала давления она,

повернувшись к той лицом. Голос охрип, приходилось разговаривать тихо, но,
казалось, что для Кристины её слова были равны грому среди ясного неба,
который бил по ушным перепонкам. Настолько потерянной и… ужаснувшейся
она выглядела. — Кристина, я просила, я говорила, что мне больно. Ты помнишь?
— Неправда. — скривилась та, и Лиля обречённо отвела взор. — Ты кончила.

— силясь ей это доказать, с чувством процедила Кристина, и это была истина в
последней инстанции для неё. Что-то, что оберегало её психику от погружения в
себя, от понимания, что она вовсе не хороший человек, а даже наоборот. — О
чём, сука, разговор, если ты подо мной кончила?
— Я под тобой плакала. — заметила неутешительно Лиля, и Кристина

замерла, раскрыв рот в немом шоке.
Она правда была удивлена, надо же, правда не считала себя насильницей.
Несмотря на всё, что произошло? Несмотря на предыдущий случай, тогда, дома у
Лили, когда она ворвалась в квартиру и загнала её в угол, как животное на
охоте. Невероятно. Как же, наверное, здорово в её шкуре — ни за что никогда не
брать ответственность. Казалось, для Кристины её слова взаправду были
неприятными новостями. Казалось, её слова обижали и оскорбляли Кристину,
сбивали с толку, были несуразицей. Однако она осознавала, медленно, но верно,
что именно было неправильным — её глаза заслезились, кожа пошла красными
пятнами, дыхание сбилось, а руки задрожали, и в конце концов, Кристина
отступила. Она не смогла ей ничего ответить, лишь ушла вглубь квартиры, дав
молчаливое позволение на побег.
Медленно, но верно, к Кристине приходило осознание того, что она — плохой

человек.
***
Результаты экзаменов пришли семнадцатого числа, точнее, Лиля решилась

зайти и посмотреть всё сразу лишь семнадцатого — тогда на сайте выставили
полный список. Максимальный балл по литературе, пятьдесят баллов по
русскому и английскому, тридцать девять баллов по географии и… проходной, в
шаге от пропасти, по математике. Это её слегка разочаровало, хотя она и не
надеялась на высший результат — в любом случае, она проходила в выбранный
ими с Лизой ВУЗ, чего было достаточно. Лиля собиралась уехать и оставить весь
пережитый ужас тут, в Питкяранте, чтобы начать новую жизнь в Питере. Без
слёз, насилия и страха за свою жизнь.
План — шик, надёжный, как швейцарские часы. Туда же впишутся сеансы у

психолога, наверное, потому что одна Лиля из нынешнего состояния не
вынырнет точно. Она чувствовала себя грязной. Использованной и обманутой, а
ещё виноватой в этом, потому что она пришла туда, в логово к зверю, и села с
этим зверем за стол, чтобы испить яда. Кого ей винить? Кроме себя.
Но время шло, и так, по прошествию недели с проишествия, повторимся,

целой недели полного покоя без каких-либо триггеров, Лиля понемногу привела
себя в порядок. Синяки сошли, чувство стыда утихло. Она не валялась в кровати
237/292
бесхозным грузом в приступах жалости, она старалась общаться, гулять, она
была милой с Людой. Спрашивала, как они назовут сына или дочь, кого бы они
хотели больше, хотя Люда теперь её бесила, и всё-таки — Лиля пыталась войти в
прежний ритм. Замечала за собой, что чаще хотела огрызаться, что её тянуло
разругаться со всеми в пух и прах, что тянуло хлопнуть дверью и уйти, а ещё
лучше — запустить чем-то в Артура, когда он вёл себя, как придурок. Наорать,
толкнуть, ударить. И это её пугало. Это была не она. Лиля могла быть вредной,
но она не была агрессивной, и этот отпечаток прошлых — прошлых же? —
отношений на ней цвёл и ныл не хуже свежих синяков.
Нет, она не была такой и не будет, её суть отличалась от Кристины на сто

восемьдесят градусов, и поэтому они, наверное, и притянулись друг к другу. Как
бы ни была сильна её травма, Лиля не позволит себе срывать злобу на других.
Это было бы… неосознанно.
— Власова на следующей неделе тусовку устраивает, вы в курсе? —

поинтересовалась Мишель, закинув руки за голову и разъезжая на велосипеде
свободно. Лиля, глянув на неё, вцепилась в свой руль крепче. — Типа, выпускной,
а то нам аттестатики вручат и всё, гуляйте. А там будут все-е, понимаете, все-е!
Даже с параллели челики.
— А где она её устраивает, в своей однушке, которую с мамкой делит? —

фыркнула Лиза, лениво крутя колеса.
— Нет, у неё какой-то мужик взрослый, типа, мутит дела, при шекелях. Ну, он
и организует хату, так девки поговаривают.
— Откуда ты это всё знаешь? — удивилась ей Лиля.
— Чикиниться надо уметь! — хохотнула та, улыбаясь широко, и резко

прибавила скорость, взявшись за руль и обогнав их с весёлым криком.
Стояла приятная летняя погода, солнце спряталось за облаками и дул лёгкий

ветерок. В теле ощущалась раскованность, такая долгожданная и приятная, и
даже голова не болела от тяжёлых мыслей. Сейчас они были просто
семнадцатилетними подростками, катающимися в практически безлюдном
парке, где от силы была парочка зевак, с прекрасным чувством свободы. Лиля
уже ощущала эту свободу. Ей ничего не угрожало, её ничто не удерживало, в
ней наконец появилась справедливая злость, которая подталкивала её вперёд. В
июле она подаст документы и её обязательно примут, в особенности со льготами
по потере обоих родителей, которые ей полагались — ей гарантирован был
бюджет. А там настоящий универ, новые знакомства, новая жизнь…
Без Кристины.
***
22.06
Им взаправду просто всучили аттестаты под музыку из грохочущих колонок в

актовом зале, а тот, к слову, был украшен лентой с надписью “Выпускники” и
закрашенными в конце цифрами, поверх которых была нарисована двадцатка. В
духе пгт, что уж там, они большего и не ждали. Их поздравляли с успешным
238/292
завершением учебного года директор и завуч, Лаура Альбертовна плакала,
утирая слёзы платочком, а на креслах напротив сцены, где их выставили в ряд,
сидели родители. Точнее, родители были у всех, кроме них с Геной — к нему
пришла Татьяна Викторовна, а к Лиле Артур, который то и дело неуместно
громко хлопал и радовался, из-за чего все на него недовольно поглядывали. Но
ему было плевать, да и Лиле, собственно, тоже. Он ей гордился. Весь светился от
гордости.
Домой они поехали после того, как заехали в кондитерскую, за праздничным

тортиком. Артур был в прекрасном настроении, такой счастливый за неё и её
успех, что это счастье отражалось у него на лице отчётливо. Он всю дорогу то
хвалил её, то жаловался на мать Лизы, которая брезгливо отказалась от его
предложения их подвезти.
— Змея старая, не, Лиля, ты её видела? “Откажусь, но благодарю вас”! И

скорчилась вся чуть ли не буквой Г, мля, будто я ей перепих предлагаю.
— А когда перепих предлагаешь, они так корчатся? — фыркнула Лиля от

абсурда.
— Ты не умничай! — загоготал он, толкнув её в плечо слегка, а затем снова

растаял. — Хотя, умничай, хули, умная же! Не, посмотри на аттестат этот,
посмотри! Бля, была б родня, охуели бы все разом…
Дома Лиля накрыла на стол, достала все сладости и разложила по вазочкам,

заварила свежий чай и нарезала торт, уже заразившись праздным настроением
Артура, когда он вдруг спросил:
— Чё, давай Крис наберу?
Лиля, наливая чай в кружку, дёрнулась, пролив тот и ошпарив себе руку.
Матерясь про себя, она оставила всё на столе, взяла тряпочку и осторожно
убрала всё, попытавшись совладать с собой. Он только предлагал, он не звал
никого, никто не собирался приезжать, выбивать дверь и лезть к ней под юбку.
Никого тут, кроме них, не было, и бояться ей было нечего. Вдох, выдох.
— Зачем?
— Ну, как “зачем”? Друг семьи, как никак. Да и переживала она за тебя тоже,
сегодня вот писала, спрашивала, как ты, как твои экзамены…
— Не надо её приглашать. — насупилась Лиля, но под его непонимающим,

настороженным взглядом вынужденно смягчилась. Проблемы им обеим не
нужны были. — Это для семьи. Кристина, она… не семья.
— Да у неё кроме нас и семьи-то нет, Лилёк, ну чё ты такая? Вы же

подружки.
— Какая она мне к чёрту подружка, ей тридцать лет. — ощетинилась Лиля

моментально, вновь хватая чайник. — С чего ты взял это?
— Так если не подружки, чё ты в колымагу её села тогда, когда из дома

убежала? — спросил, нахмурившись, он, и Лиля опешила. Видел. Наверное,
приглядывал за ней из окна и видел, как она садилась к Кристине в машину.
239/292
Блять. — Скрываешь чё, может? А?
— Например? — наливая им чай, прятала взгляд Лиля.
Неужели он понял? Он знал? Бред, разве была бы у него такая спокойная

реакция, знай он что-либо, да хоть часть того, что было между ними с
Кристиной? Нет. Или она плохо знала своего брата.
— То, что вы рассорились какого-то хуя! — хлопнул по столу Артур

возмущённо, и Лиля выдохнула с облегчением. Конечно, он даже не подозревал.
У него и близко не было догадок. — Думаешь, я не вижу, что она убитая ходит
всю неделю и ты такая же?
— Ты настроение мне портишь. — заметила спокойно Лиля, и Артур, вздохнув

горестно, отстал. Умел оставлять в покое, в этом был его значительный плюс и
самый главный минус. Они попили чай, закусив тортиком, и Артур в последний
раз, как тост, высказал ей, как гордится ей.
— Ты, Лиля, единственное хорошее в нашей семье. — сказал он с чувством,

серьёзно заглядывая ей в глаза, и Лиля смутилась, глядя на него в ответ
удивлённо. — Ты — единственное хорошее во всём этом городе. Не сомневайся в
себе.
— Спасибо. — покраснела она густо, спрятавшись за глотком из большой

кружки. Артур так же засмущался, откашлялся, запихнув в рот огромный кусок
торта, и принялся тот пережёвывать, дуя смешно щёки. — Ну ты и свинтус. —
рассмеялась Лиля, толкнув того шутливо.
День был… ненапряжённым. Зайдя в свою комнату и бросив аттестат на

кровать, в ворох неразобранной одежды, Лиля рухнула рядом и уткнулась в
телефон. Зашла на сайт выбранного ещё в начале года университета, любуясь
тем и уже представляя, как они с Лизой будут делить одну комнату на двоих и
разделять обязанности. Ведь это же, наверное, здорово. Какой бы Лизой ни была
ворчуньей, жить с подругой детства — мечта всех девчонок, разве нет?
Вечером они созвонились. Лиля не была уверена насчёт вечеринки у

Власовой, по очевидным причинам ей это казалось чем-то жутким. Тусовка века,
на которой позалетает половина их класса и ещё и параллель — сомнительное
удовольствие. Но что ещё им делать? Это было, пока что, самым значительным
событием месяца.
— Ты пойдёшь?
— А ты хочешь? — вопросом на вопрос ответила Лиля.
— Я не хочу пускать туда Мишель одну, — признала рассеянно Лиза, — это

как-то неправильно.
— Почему? Она же умеет, как она говорит… “чикиниться”.
— Да, но всё-таки она такой… ребёнок с шилом в пятой точке.
— Лиз, — позвала её Лиля насмешливо. — ты тоже.
240/292
— О, заткнись, знаешь, не я ли тебя нянчила? — огрызнулась моментально
Лиза, кажется, смущаясь. — Встретимся у твоего падика через час.
— Значит, мы идём. — поняла Лиля, усмехаясь. — Ты такая решительная, у

меня аж мурашки.
— Что ты “мы” да “мы”, как женатики уже! Давай! — сорвалась Лиза, сбросив
звонок, и Лилю пробрало на смех. Она была такой очаровательной в свои редкие
уязвимые моменты.
Сборы заняли час. Лиля не стала крутить волосы, как обычно, иначе это
заняло бы два, не меньше. Вместо этого она помыла голову и высушилась феном,
а после этого села краситься, и вот так, за пять минут до выхода, успела
закрепить отросшие волосы крабиком и нацепить на себя струящееся платье на
бретельках, такое шёлковое, летнее, нежно-персиковое. Она попрощалась с
Артуром, выкрикнув, куда собирается, перекинула ему адрес на всякий случай,
чтобы не переживал. Когда Лиля спустилась, Лиза уже ждала её внизу,
поглядывая на часы из вредности — точно ждала момент, чтобы уличить в
опоздании, но не смогла.
— Ты чё, на вечер в стиле Гэтсби собралась? — оглядела её скептически

Лиза.
— А тебе спортивки от деда достались, ты щегольнуть решила? — уколола её

в ответ Лиля, на пробу, и в тревоге поджалась, прикусив губу. Но Лиза в самом
деле надела очередной спортивный костюм, не вложив ни капли усилий в свой
вид, будто вышла в магазин за углом. Поэтому они друг друга и не понимали.
Лиля была слишком вычурной, а Лиза не старалась вовсе.
Она, взирая на Лилю со своей высоты, вскинула бровь.
— Это на тебя наряд сучки так действует или ты успела прибухнуть для
смелости? — Лиза щёлкнула её по лбу, развернувшись с засунутыми в карманы
руками. — Смотри, поспевай за моим шагом со своими ножками таксы, а то я не
оглядываюсь.
— Ого, ты так галантна. — съязвила Лиля, в самом деле догоняя её.
— Я тебя, вроде, не трахаю, чтобы быть галантной.
— Обязательно быть гадкой? — вздохнула она, не выдержав напора

токсичности. В этом Лиля всё же уступала Лизе сильно.
— Обязательно.
Вскоре они уже обсуждали свои ожидания от вечеринки, и Лиза расписала в

красках худшую сельскую дискотеку в мире, от чего Лиля только загонялась всё
больше. К счастью, Лиза оказалась неправа. Адрес им скинула Мишель, и они
дошли до нужного дома — довольно большого, с чистым хорошим двориком — за
пятнадцать минут. Во дворе уже тусовалась пара знакомых лиц: Евсеев во всю
залипал на Будилову, которая потягивала пиво из пластикового стакана, а
Власова сидела на коленях у какого-то рыжего неизвестного им мужика.
Такого… и правда в возрасте, пьяненького и смешного — он щурился, корчился,
241/292
кривлялся. У него были длинные, до плеч морковные волосы, разного размера
глаза и гадкие усики. И несмотря на то, что он веселил всех вокруг, Лиля
зацепилась за одну мысль.
Ему лет тридцать. Это разве не дико?..
— Никого не напоминает? — поддела её Лиза. — Он даже поприятнее твоей

зечки будет. Прикинь, как стрёмно, если вот это чувырло и то приятнее?
— Пиздец. — резюмировала Лиля.
— А вы чё тухлые такие? — подлетела к ним Мишель, развеяв накалившуюся

обстановку. — Пойдёмте пить, я вас с такой чикулей познакомлю, офигеете! — и
повела их за собой в дом.
Они не офигели. Лиза знала Чикину — та, по словам Лизы, воровала у неё
обед в начальных классах. При чём, опять же по словам Лизы, только M&M`s.
Кто, бля, ворует только M&M`s? Видимо, Юлька Чикина. Но это было давно,
напоминать об этом было как-то странно для Лизы, поэтому она просто пожала
той руку, а Юля, будучи, видимо, такой же гиперактивной юлой, как и Мишель,
тут же переключилась на Лилю.
— А ты чё, куда после школы?
— В Питер. — скромно улыбнулась Лиля.
— Да ладно? С Лизкой чтоль? — вылупилась та, потягивая пиво через

трубочку. — Слушай, а вот правду говорят, что вы это… Ну, того.
— Чего? — уточнила она.
— Ну, мутите.
— Кто с кем? Не понимаю. — растерялась пуще прежнего Лиля, но до неё

быстро дошло, и, наблюдая за тем, как стыд охватывает Юлю, начиная с её щёк,
она поспешила объясниться. — Нет, нет, конечно! Мы дружим.
— Я знаю таких подруг. — заулыбалась глупо Юля, и тут покраснела уже

Лиля. — Я имею в виду, типа… — она вдруг пробежалась языком по губам, — я не
осуждаю. Но если нет, то круто. Это круто, что нет. Пиво будешь, кстати? —
оживилась вновь Юля и потащила её за руку прочь от Лизы, лениво
разговаривающей о чём-то с Мишель.
Юля подвела её к столу с закусками в виде бутербродов и чипсов, где

основное место заполнял собой алкоголь и одноразовая посуда. Наполовину
грязная. Юля отрыла для неё чистый стакан, всучила ей и плеснула туда пива из
баклашки, и то зашипело. Затем, она радостно чокнулась с ней, залпом осушив
свой стаканчик и выкинув в сторону соломинку, совершенно дикарски.
— Слышишь, ты же Лиля, да? Слушай, ну, я тебя увидела когда, подумала, не

может быть, ты в шаражке нашей ваще другая ходила-бродила за Лизком, а тут
такая цаца!.. — протянула Юля, наклонившись к ней и сгорбившись, вся
наизнанку и при этом… простая. По-пацанячьи забавная, боевая, резкая. Не как
242/292
Мишель, вовсе нет, в Мишель присутствовал лёгкий флёр стереотипной
женственности, а Чикина бы слилась с толпой дворовых ребят при желании. —
Лиль, ты пей, — подтолкнула она её, и Лиля сделала пару глотков, когда Юля
подогнала её пуще прежнего, — ну, за знакомство же, Лиля! — и тогда она
постаралась выпить всё. И к сожалению, это не было сложно — ей понравилось.
Пиво не горчило, не сжигало горло, оно было приятным, мягким, на фоне водки
даже казалось вкусным. — Красотка! — похвалила с гоготом Юля, хлопнув её по
плечу.
Лиля принялась рассматривать её внимательно, пока Юля подливала им ещё

пива, и даже музыку, орущую на фоне, не разбирала. Юля была веснушчатой,
светленькой, большеглазой и короткостриженной. Возможно даже бритой под
ноль, потому что волосы на голове росли неаккуратным ёжиком. Юлька вообще
была такой, шпанистой. Лаура Альбертовна успевала только радоваться, что
Чикина не в её класс при распределении попала. Юля много дралась,
преимущественно с парнями, стояла на учёте и, скорее всего, не планировала
никуда уезжать отсюда. Такая классическая хулиганка.
Кого-то она ей напоминала.
Они провели практически всю тусовку вместе, Юля вечно норовила

приобнять её за талию и общалась с ней шёпотом на ухо, а Лиля пила и пила
вкусное пиво, чувствуя, как всё становится значительно веселее. Они обсуждали
сериалы, школу, выпуск и родителей, и Лиля не трепалась особо, но много
слушала. Юля говорить любила.
— И бабан моя такая: “Набьёшь миньона на жопе, я тебя выгоню нахуй!”, а

мне-то хочется, это ж прикольно. Ну, бля, он маленький же! Набью, покажу тебе
обязательно.
— Ух ты. — кивнула неловко Лиля, умиляясь её непосредственности. — Жду

не дождусь.
— Не, ты дождись, Лиль, дождись.
Они сидели на диванчике у стены со стаканами, наполненными непонятно

чем — вроде бы водка с колой. Сочетание было интересным, кола перебивала
вкус водки, оттого Лиля и выпила уже… стакана три. Под градусом всё было так
волшебно, даже хилый антураж не смущал, свет был выключен, были
подключены светодиодные ленты, и стал незаметен плохой ремонт советского
дома. Всё было эйфорично. Глядя ей в глаза, Юля вдруг играючи наклонилась,
словно за поцелуем, а Лиля, даже под воздействием алкоголя, благоразумно
отстранилась. Кристина бы её убила. Как если бы она могла это увидеть,
ворваться сюда и сделать что-то жуткое. Могла?
И в этот неловкий момент подошла Лиза. На нервах, красная, взвинченная,

будто проглотила железный прут, который не давал ей расслабиться. Лиля
мгновенно это считала, напряглась в ожидании, а Юля — нет, Юля её приобняла,
зыркнув на Лизу неприязненно.
— Пошли отсюда. — прошипела Лиза. — Начинается какая-то хуйня.
— Что случилось? — непонимающе спросила Лиля, глядя на ту обеспокоенно.

— Тебя обидел кто-то?
243/292
— У меня чёрный пояс по айкидо, кто меня, блять, обидит? Двигайся живее!
Мы сегодня уйдём или нет? — раздражённо отозвалась та, протянув ей
нетерпеливо руку, и Лиля на автомате подала свою, когда её хлопнула по
запястью Юля.
— Собака она твоя чёли, Андрюшенко?
— Я Андрющенко, курица ты тупорылая. — окрысилась мгновенно Лиза,

расправляя плечи. — Не лезь не в свои дела. И рюкзаки. — напомнила всё же
она.
Юля, очевидно, не поняла, да ей и не надо было, она поднялась с места,

нахмурившись, и так же приняла боевую стойку. Лиля с круглыми глазами
наблюдала за этим с дивана. С тем же стаканом водки. Что за чертовщина
происходила вообще? Лиза что, тоже пила?
— А ты чё базаришь так криво? С тебя походу не спрашивал никто за пиздёж,

а? — включила полную гопоту Чикина. Охренеть, а была такой милашкой только
что. — Ну так я спрошу, Андрюшенко.
— Пошли. — встала с места Лиля, уводя Лизу за локоть. — Пойдём, пойдём,

ну! — настояла она, и Лиза поддалась, выдержав презрительный взгляд
напоследок. Юля рыпнулась в её сторону, так же несерьёзно, чисто припугнуть,
но Лиза не шугнулась — действительно мастер спорта. — Пока, Юль.
— Да куда, ты чё! — возмутилась разочарованно та.
— Ребят! — ввалилась в гостиную Будилова, а за ней и все остальные, кто еле

стоял на ногах, кто ещё и пританцовывал с сигареткой, все доведённые до
разной кондиции. — А теперь в бутылочку!
Из-за её спины выплыла Мишель, тут же направившись к ним, и Лиза

матернулась сквозь зубы, нацепив маску спокойствия, когда Мишель
приблизилась.
— Лиз, давай разочек, а? Или боишься?
— Чего? — фыркнула та, нарочито холодная. — Герпеса?
— Трусиха ты, Лиза. — и хоть Мишель улыбалась, она, вероятно, вкладывала

в это какой-то особый смысл.
— Я хотя бы с Власовой в дёсна не долбилась. — прямо, в лоб заявила Лиза. —

После её рыжего штриха не мерзко?
— Тебе после неё не будет мерзко? — кокетничала та.
Лиля, застряв между ними, отступила — это была какая-то жёсткая драма, а
ей и своей хватало, Лиза, вероятно, была в состоянии разобраться с этим сама.
Как только Лиля отошла, её тут же перехватила за запястье Юля, потащив в
гостиную, где все уже разместились на полу. Народа поубавилось: осталась пара
незнакомых парней и девчонок, Евсеев, Исаев и Будилова с Власовой. Милена не
играла, сидела на диване, подобрав под себя ноги, и наблюдала за остальными.
244/292
— На поцелуи? — подмигнул, оглядываясь по сторонам, Пашка.
— Правда или действие, Евсеев. — скривилась Будилова. — Тебе лишь бы

сосаться.
— Оль, ну с тобой грех не…
— Заткнись, а! — хохотнула та смущённо.
Лиля, опустившись рядом с ней, поймала взгляд Юли, севшей прямо

напротив. Застеснялась сразу же — Юлька смотрела в упор, согнув по-турецки
ноги, и откровенно веселилась с неё, уже зардевшейся. Вскоре подоспели Лиза и
Мишель — вторая буквально тащила Лизу за собой, а та не сопротивлялась, но
еле волочила ноги, привычно недовольная. Мишель села около Юли, через неё,
под правым боком незнакомого им парня, села Лиза, стреляя в Лилю глазами.
Дескать, а я тебя просила съебаться, а ты что?
— Я чур первая! — схватила пустую бутылку Мишель, расставив широко ноги,

согнутые в коленях. Недаром надела шорты. Бутылка, сверкая изумрудным
стеклом, закрутилась, завораживая, выбирая, кого выбрать. Все ещё играла
фоновая музыка, кажется, “Пошлая Молли”, и всё это было так... По-
подростковому. Лиля настолько расслабилась, что не заметила, как горлышко
остановилось, указав на неё. — Бля. — ляпнула Мишель, тут же извинившись. —
Я имею в виду, типа, я не знаю, что даже… Правда или действие?
— Правда. — опасливо ответила Лиля, и Власова фыркнула с дивана.
— Кто бы сомневался.
— Пум-пум-пум… — похлопала себя по коленям Мишель. — Ну… Тебе кто-то

нравится сейчас?
На неё тут же взглянули все присутствующие, не то чтобы им было

настоящее дело до этого, но желание приобщиться к игре одержало верх. Лиля
не знала, должна ли говорить правду, да она вообще не знала правды сама — то,
что она испытывала, нельзя было охарактеризовать никакими словами, что были
известны человечеству.
— Да. — пришла она к выводу.
— Он в этой комнате?
Он. Лиля пригляделась к Мишель и лишь тогда поняла — её слегка шатало,

взгляд был расфокусирован, она была уже… хорошая. Поэтому, возможно,
забыла, что была в эпицентре событий. Лиля порывалась было ответить
отрицательно, но заметила, как на неё поглядывала Юля — с молчаливой
надеждой и некоторым бахвальством. Юля была такой забавной и бойкой, такой
классной, что Лиле захотелось уступить. В её пьяном мозгу это почему-то
рисовалось как что-то весёлое.
— Да. — глядя на Юлю, кивнула она, и та расплылась в самодовольной

улыбке, качнув головой.
245/292
— Давай сюда, — выдернула бутылку у Мишель Чикина, крутанув ту резко, и,
когда горлышко указало на Исаева, она вновь крутанула ту, шикнув на
подумавшую возмутиться Будилову. Оля тут же осела, видимо, под угрозой
получить по шее. Юля сильно напоминала Лиле кое-кого. — гляди-ка. —
хлопнула в ладоши она, когда бутылочка указала прямо напротив.
— Да чё вам эта Лиля! — возмутилась Милена. — Мне на Андрющенко

поглядеть интересно, чё расскажет и покажет.
— За одиннадцать классов всем уже понятно, что я тебе интересна. —

хмыкнула ядовито Лиза, и поднялся гвалт — Милена яро отрицала услышанное,
парни посмеивались, а Будилова выгораживала подружку.
— Действие или действие? — перекричала их Юля, и Лиля, ведомая спиртом

в организме, рискнула, подогоняемая азартом.
— Действие.
— Семь минут в Раю со мной. — поднялась резво на ноги Юля, будто бы вовсе
не пьяная, и помогла ей подняться, уводя за собой вглубь дома.
— Андрющенко, твою девку ебать будут. — донёсся до Лили язвительный

голос Власовой. И, судя по тишине, Лизе не дала ответить Мишель.
В комнате, в которую её завела Юля, было ещё темнее, чем в остальных —

там не было гирлянд, они не нашли выключатель, да это и не нужно было,
наверное. Магия вечера бы растворилась в два счёта. Лиля сейчас была лёгкая,
весёлая, ничем не обременённая, и когда Юля прижала её к стене и порывисто
поцеловала, всё, что Лиля успела подумать, это — какой же неопытной была
Чикина. А столько бравады!
Поцелуй был резким, неуклюжим, на контрасте с тем, к чему Лиля привыкла

— Юля столкнулась с ней зубами, прикусила ей губу, дрожащими руками
пыталась то приобнять за плечи, то за талию, не зная, куда деть потные ладони.
Случайно задела выключатель, и свет ударил в глаза. Просто катастрофа. Когда
Юля отстранилась с придыханием, разморенная — наверное — первым
поцелуем, Лиля захихикала глупо: её помада отпечаталась на лице Юли, окрасив
её рот забавно. Юля нахмурилась непонимающе, насупилась, как злой цыплёнок.
— Чё это ты?
— Ты съела мою помаду. — засмеялась Лиля.
— Внатуре? — коснулась своих губ та, — Бля, — и расхохоталась следом. — а

я подумала, что тебе не понравилось… Ты первая девчонка у меня. Ну, с
поцелуями. Я как-то даже… переживаю. Вон, руки трусят.
И это было мило. Это было исключительно невинно, так карикатурно на фоне
самой Юли — дерзкой и громкой, что не верилось. С её необдуманной
храбростью, Лиля поражалась, как так получилось, что у неё не было опыта. Юля
была весьма уверена в тактильных знаках.
— Не переживай. — успокоила её мягко Лиля, постыдившись своей

первоначальной реакции, и, привстав на носочках, приобняла ту за шею. Юля
246/292
всё ещё казалась смешной, но теперь ещё и какой-то трогательной, что ли, не
хотелось её обижать. Лиля легко прикоснулась к чужим губам своими в
неторопливом темпе, приоткрыла рот, двинув языком мягко, и Юля подалась
навстречу, уже ведомая. Лиля отпрянула, прильнула к чужой шее поцелуем,
облизывая и всасывая осторожно солоноватую кожу, и ощутила, как Юлю
пробрала дрожь. Та стала податливой, как пластилин, лишь запрокинув голову и
тяжело дыша. Было приятно понимать, что хоть где-то Лиля преуспела, но было
горько вспоминать, благодаря чему. Кому.
Семь минут в раю оборвались, когда Юля потянулась рукой ей под юбку,
нашаривая кромку трусов и оттягивая ту. Лиля взбрыкнула, разорвав поцелуй, и
уставилась на Юлю испуганно, сжавшись. Та тут же отняла ладонь, сделала шаг
назад, округлив глаза, словно сама от себя не ожидала.
— Извини. — Лиля в панике потупилась, уже представляя шквал агрессии за

отказ. Кристина на неё злилась. Кристина с самого начала, с первой встречи на
автомойке, злилась на неё за отказ.
— Я ничё такого, я не это самое, просто, типа… — в такой же панике

отвечала Юля, краснея. — Подумала, в тему…
— Я просто не могу, мне… Ну, нельзя. — так глупо. Она уже предчувствовала
наказание, но отказать себе в небольшом порыве страсти не смогла. И сейчас
Лиля себя ненавидела — разве эти семь минут будут стоить инвалидности на
всю жизнь? Если Кристина каким-то немыслимым образом узнает.
— Пост держишь чёли? — спросила невпопад Юля со знающим видом.
— Какой ещё пост? — растерялась ещё сильней Лиля.
— Ну, бабка моя держит пост, там типа хавать нельзя, воздерживаешься от
всего, ещё и челом себя хуяришь.
— Чего? — не выдержала такой ереси Лиля, рассмеявшись несдержанно.
— Ну, да! — поддержала её смех та, явно не понимая, над чем они смеялись.
Первой комнату покинула Юля, насвистывая что-то весело, а за ней Лиля.

Лиля шла неторопливо, заглядывая во фронтальную камеру и утирая разводы
красной помады на щеках и подбородке, даже не разбирая дороги. Оторвавшись
от своего отражения, Лиля оторопевше уставилась на развернувшуюся сцену —
Лиза резко выскочила из соседней спальни, утирая ладонью рот остервенело, а
следом и Мишель, что-то сбивчиво объясняя той.
— Уйди, мне мерзко. Ты чё доебалась до меня?
— Лиз, я это серьёзно, я не шучу, это правда… Да тебе понравилось же!
— Заткнись, а! Ты с чего взяла, что я такая? С чего? — Лиза толкнула к стене

Мишель, заглядывая ей в лицо, а Лиля притаилась, отойдя к стене и
попытавшись слиться с той. Не то чтобы она подсмотреть хотела, но и
прерывать их в разгар выяснения отношений было бы излишне. Им давно
требовалось поговорить. — Я нормальная. И ты тоже была, блять, нормальной.
247/292
— А Лиля? Собачонка твоя, что, ненормальная?
— При чём тут Лиля? — вспылила пуще прежнего Лиза, — Я о тебе, я вот об
этом, о том, что ты устроила!
— Да что в этом ненормального было? — захохотала отчаянно Мишель, и

голос её засквозил обидой. Лиле в глубине души стало так же обидно. — Ты
первая, кого я заметила тут, ты первая, кто подал мне руку. Лиз, ты вообще для
меня во всём первая… И я для тебя тоже…
— Ты бухая. — пренебрежительно фыркнула Лиза, отходя от неё. —

Протрезвеешь, поговорим. — после этого, она стремительно удалилась.
— Снежная королева, блять! — придя в себя, крикнула вдогонку Мишель,

поспешив за ней, что-то яростно крича. Было уже не разобрать.
Лиля оторопевше глядела им вслед. Что же, во-первых, очевидно она не

нравилась Мишель. Видимо, та просто хорошо это скрывала, чтобы дружить с
Лизой. Во-вторых, Лиза убегала от глубоких разговоров, что не было новостью,
но поставило точку в их с Мишель проблеме. Решения не будет никогда.
Обратив внимание на часы, Лиля поняла, что проторчала на вписке у

Власовой целых два часа и осталась абсолютно цела и невредима. Даже её
рыжий придурок к ней не лез, хотя от него исходили самые опасные вибрации.
Такой маньяк-весельчак, чтоб его. Она попыталась найти Лизу, но всё было без
толку, и Лиля пришла к выводу, что Лиза унеслась домой на всех парах, избегая
конфронтации с Мишель. На всякий случай написав той смс с вопросом, где она,
Лиля поспешила так же покинуть вечеринку, когда столкнулась с Юлей в
прихожей.
— А ты где живёшь-то? — выходя с ней за ручку, выпытывала Юля, норовя

проводить до подъезда.
— Ленина, семнадцатый дом. — смущаясь, ответила Лиля тихо. — Ты чего не

умылась даже?..
— А зачем? Горжусь вот. А чё ты жмёшься так?! Целоваться меня научила, а

щас такая вся скромница… — журила её Юля издевательски, и Лиля смеялась,
сгорая от стеснения. Всё было замечательно. Она слегка переживала за Лизу, но
в целом, у неё остались лишь хорошие воспоминания. Благодаря Юле! Она была
такой смешной, свойской, яркой, что Лиля невольно терялась в этом. Но вся её
лёгкость испарилась, когда, оторвав взгляд от блистательной в самобытности
Юли, Лиля увидела знакомую машину.
Как в самых худших кошмарах. Иногда они снились Лиле. Ей снилось, как она
сидит на свидании с каким-то безликим парнем, и тут в ресторан вваливается
Кристина с огромным ломом и проламывает тем голову её кавалеру, заливая всё
кровью. Или как Лиля гуляет с кем-то под руку, и тут, откуда ни возьмись,
появляется Кристина и сбивает их обоих к чёрту на оживлённой улице. Ей
снились самые разные вариации, вплоть до того, как Кристина пальцами
выдавливает глаза её жениху на свадьбе.
И сейчас это воплощалось в жизнь. Стояла летняя жара, небо было тёмно-
алым, не было ни единой тучи, а казалось, грянул гром, заискрились молнии,
248/292
поднялся ураган. Так ощущалось присутствие Кристины.
— Ты чё замерла? — не понимала Юля, тряся её за запястье, а Лиля стояла у

ворот всё ещё шумного дома, где праздник не кончался, и не могла
шевельнуться. Она только взглянула ещё разок на Юлю, убедившись — следы её
помады, такие отчётливые поцелуи, виднелись на чужой шее и белой футболке.
Юля этой помадой была вымазана, помечена, как мишень. Как тряпка для быка.
— Юль, — еле слышно, едва шевеля онемевшими от страха губами, сказала

Лиля, улыбаясь натянуто. — иди домой.
— Чё? Я тебя провожу, договорились же!
— Юль, ты если жить хочешь, иди домой, а? — взмолилась Лиля. — Тебя

бабушка ждёт. Ты же у неё одна, да? — вскинула брови она, намекающе кивая в
сторону машины. — Вот и иди, куда шла.
— Ладно. — протянула та, глядя на неё, как на сумасшедшую. — Правду

говорят, что вы с Лизкой с придурью обе…
Юля сделала пару шагов от неё, двинулась вперёд, сбоку от иномарки, и в

тот же момент дверца отворилась и из салона вышла Кристина, бросившись на
Юлю. Зарядила той кулаком в челюсть, и Юлька упала — она была бойкая,
сильная, но лишь в сравнении с их ровесниками-щеглами и девчонками.
Кристина мужиков колотила на раз-два, сколько Лиля помнила. Там не
выстоишь. Юля поднялась, очухалась и отскочила от второго удара, оглядываясь
на Кристину непонимающе. А когда Кристина приблизилась и ударила снова, с
колена по животу, Юлька согнулась и закричала звонко.
— Девка, что ли? — только и сказала Кристина, оскалившись. Взбешённая,

красная от злости, повернулась к Лиле лицом, усмехаясь криво. — Спасибо, что
хоть с тёлкой, а не мужлом, зая. — и ей было несмешно, но она смеялась, исходя
злостью. Или уже ненавистью. Лиля только рот зажала ладонью, вытаращилась в
немом ужасе, и слёзы побежали сами собой. Всё как в кошмарах. — Чё
вылупилась, сука? — шагнула к ней Кристина, во плоти, настоящая, несущая в
себе угрозу, и Лиля отшатнулась, но её тут же схватили за ворот платья,
потащив вперёд. Что было наиболее жутким, Кристина оказалась трезвой. Она
делала это находясь в сознании. — В тачку лезь. Шевели ногами, пока можешь,
блять, лезь давай!
И Лиля послушалась, потому что больше ничего она сделать не могла. Юлю
Кристина уже не била. Лиля видела из окна, наблюдала, как
загипнотизированная — вот Кристина опустилась перед сидящей на земле Юлей
на корточки, вот взяла за загривок пятернёй, прижавшись к ней лоб ко лбу, вот
что-то начала разъяснять, размахивая руками. Юля не боялась, или не
показывала страха, глядя той в глаза и дыша загнанно, вытирая кровь из
разбитого носа. И нос, и губы кровили. А болело-то как, наверное.
Лиля стиснула телефон в трясущейся ладони, разблокировала тот, собираясь

набрать Артура, как вдруг, словно чувствуя, Кристина вдарила по крыше авто
кулаком. И Лиля выронила телефон на коврик под ногами от испуга, торопливо
схватила тот и позвонила, всё-таки, брату, но в эту же секунду, стоило ему
ответить, Кристина села в машину на своё место. Тяжёлая, грозная, жаждущая
насилия — очевидно жаждущая. Лиля, боясь смотреть на неё, отвернулась к
249/292
окну, и увидела, как Юля прихрамывала в сторону домов, держась за живот.
— Лилька, нормально всё? Я на работе, говорил же. Ночная сегодня. — Лиля

слышала, но не осмеливалась поднести телефон к уху, роняя слёзы беззвучно.
Неожиданно, Кристина взяла её дрожащую руку и подняла, прижав экран к её
щеке и посмотрев на неё многозначительно. “Лишнее ляпнешь — убью” — вот,
что она говорила без слов.
— Я у Лизы останусь. — боясь отвести взор от пробирающих до костей глаз,

пробормотала Лиля. Кристина этими двумя льдинками рвала её на куски с
особой жестокостью, и это было видно. Лиля сидела рядом с ней, чувствуя себя
самоубийцей. Всё её нутро ревело от желания сбежать, а она не могла. Смелости
не хватало.
— Давай, только утром домой чтоб вернулась. — отмахнулся Артур, и Лиля

обречённо прикрыла заплаканные глаза.
— Хорошо. — прошептала на грани всхлипа она, скривившись в плаче, и

Кристина прервала звонок.
— А чё ты ноешь? — наигранно обеспокоенно поинтересовалась Кристина, и

грубовато, до боли утёрла её слёзы. — Обидел кто?
— Мы только целовались. — поспешила оправдаться Лиля, сотрясаясь от

ужаса. — Ничего не было, я ей сказала, что не могу. А я ведь не могу, знаешь, я…
— она выдавила из себя смешок, попыталась улыбнуться, так и всхлипывая. — Я
ни с кем, кроме тебя, не могу. А это была ошибка, и я очень сожалею, мне так
жаль, я клянусь, мне очень жаль. — рыдала Лиля, уже представляя, с каким
упоением Кристина будет переламывать ей позвоночник, исполняя обещанное.
— Я же тебя люблю. — закивала она в подтверждение своим словам, и, когда
Кристина презрительно поджала губы, вздёрнув её подбородок, Лиля обхватила
её запястье руками и зацеловала её ладонь. — Я тебя люблю. Я люблю тебя.
Прости меня, прости, пожалуйста, прости меня…
— Страшно? — усмехнулась нехорошо Кристина, разглядывая её

опустошённо.
Будто ей не доставляло удовольствия видеть, как Лиля боялась её, словно

она не добивалась этого угрозами и побоями сама, лично. Сколько можно делать
вид, что у тебя есть совесть? Просто признай, что хочешь и любишь знать, какую
власть имеешь.
— Да. — признала навзрыд Лиля, закрыв лицо. — Я домой хочу, пожалуйста,

можно просто… Прости меня. Если хочешь, можешь ударить, только,
пожалуйста, пожалуйста, не делай ничего со мной.
— Не насиловать? — с издёвкой уточнила Кристина, и Лилю затопил стыд. —

Ты знаешь, Ляля, я думала все эти дни… про то, что ты сказала. Ну, что я силком
тебя беру. — учтиво напомнила ей она, и Лиля замерла, не в силах перестать
плакать, но прислушавшись. — И я поняла, что ты, сука, просто жизни-то
настоящей не видела, и твои ебаные капризы превращают любое моё действие в
уголовку. Пальцами не так двинула и всё, пиздец — насильница. Ёбнула тебе
леща слегонца — травма на долгие годы. Да?
250/292
— Нет, — покачала головой Лиля, готовая признать всё, что угодно. — нет, я
была не права, прости, пожалуйста, я…
— Лиля, я людей так ебашу, что они в коме лежат месяцами. Я, блять, —
ткнула себя пальцем в грудь она для пущей убедительности, — разъебала одной
твари на зоне черепушку, да так, что она сдохла через пару недель. Вот это,
блять — бить. А тебя я не била. Ясно тебе? Запомни, бля, на всю жизнь, Ляля, и
не выдумывай хуйню. Я тебя не била. Если бы я тебя ударила, внатуре, бля,
ударила, ты бы тут не сидела сейчас. Ты бы не шлюхалась. Может, надо было, а?
Зря жалею тебя?
Лиля окончательно притихла, обняв себя за плечи сиротливо, и уставилась на

свои колени. Ожидала приговора. Кристина откинулась на водительское сидение
спиной, выдохнула тяжело, прикрыв глаза, и тут резко въехала кулаком по
приборной панели, из-за чего Лиля ахнула испуганно, прижавшись к дверце, и
несдержанно жалобно завыла.
— Я тебя тоже люблю. — сказала Кристина неожиданно. Спокойно, устало, на

выдохе. Она потянулась к Лиле, взяла её за шею сзади, прижав к своей груди, и
обняла хозяйски, так, будто имела полное право. Или, скорее, будто Лиля не
имела права отказать. — Только ты мне докажешь, что ничего не было. Проверю.
— прошипела она уже злее, привычнее, и Лиля задрожала всем телом, едва
расслабившись. — Сама помнишь, — оттолкнула её Кристина, взявшись за руль.
— лучше делай, чё говорю, сразу. И не рыпайся.
— Кристина, — позвала боязливо Лиля, с отвращением вспоминая последнюю

такую “проверку”. — так нельзя…
— Или я тебе нахуй ноги сломаю. — отчеканила та серьёзно, и Лиля, сжав

вместе колени, поджалась в своём кресле. Её крупно трясло, слёзы жгли глаза и
не прекращали бежать по щекам, страх поглотил душу целиком. Лиля
попыталась нормализовать дыхание, но у неё не выходило — грудь стягивало
тупой болью, лёгкие горели, горло тоже, и она задыхалась.
Это был кошмар наяву.

нихуя себе, 16 страниц!
251/292
Примечание к части Tw: тройной пов - сначала лиля, потом кристина, потом
автор
харассмент
даб-кон
ненадежный рассказчик
абьюз, абьюз, абьюз - БЕЗ романтизации
XXVIII
Лиля откусила кусочек гренки, наблюдая за тем, как Кристина

возилась у плиты, подсаливая глазунью. Часы на стене показывали девять утра,
а Кристина была на ногах, наверное, с семи, а может и вовсе не спала, бодрая
как никогда. Длинные блондинистые волосы были собраны в низкий хвост,
сбитые в синяки ноги топтались на линолеуме в забавных домашних носках. На
Кристине были свободные шорты до колен и футболка со смешным недовольным
котом. В воздухе витал приятный запах поджаренной на сливочном масле
яичницы, а так же чая с лимоном и мёдом — Кристина поставила тот перед ней,
едва Лиля села за стол. Лиля успела-то только одеться в свежее, из
перевезенного ещё тогда, и умыться. Благо, зубную щётку она тоже оставила
тут, вместе с некоторой косметикой.
— Завтрак чемпиона, а? — опустив напротив Лили тарелку с глазуньей,

украшенной молотым укропом сверху, улыбнулась Кристина и поцеловала её
мягко в висок. — Попробуй. Я так-то нихуя себе поварёшка, просто люблю, когда
обо мне заботятся. Приятно было, когда ты готовила мне. Эти дни меня аж
колотило всю, как вспомню, так сразу… Хуёво мне сразу, когда об этом думаю.
— О чём? — не поняла Лиля, прокалывая “глаз” в глазунье.
— О том, что я одна совсем. — невозмутимо ответила Кристина, и Лиле стало

так стыдно, что кусок в глотку не лез, но она старательно жевала и глотала,
делая вид, что всё было в порядке. Она с момента пробуждения делала вид, что
всё у них в порядке. Милый совместный завтрак под аккомпанемент птичьего
пения за окном — настоящая русреальная мечта. С милой рай в шалаше. И
плевать, что вокруг шалаша развернулся лесной пожар. — Но щас, Ляль, щас всё
по-другому. — Кристина вдруг взяла её ладони в свои, выдернув из сгущающихся
в тёмные краски размышлений, и вгляделась в её глаза пристально. И глаза у
Кристины были такими чистыми, такими честными и добрыми, что Лиля утопала
в них. — Я очень счастлива. Потому что я с тобой сейчас. Ты — моё счастье. Я
тебя люблю, ну просто, блять, пиздец.
— Я тебя тоже. — сморгнув слёзы, кивнула Лиля, опустив взгляд в стол — на

тарелку, на надкусанную гренку, на остывший чай в большой белой кружке. На
что угодно, лишь бы на Кристину не смотреть.
— Я же сказала — вместе нам лучше, — вкрадчиво подводила её к

логическому заключению та. И это не было осознанной манипуляцией. Это было
тем, что особенно нравилось Лиле в Кристине — Кристина не манипулировала ей
осознанно, потому что чтобы делать это осознанно, нужно быть хитрой и
скользкой, нужно быть подлой, а Кристина была слишком простой и честной. Она
правда считала, что так им лучше. Она правда считала, что всё можно
исправить, и это было до печали нелепо и очаровательно. — когда мы с тобой
вместе, у нас всё хорошо. Правда же?
252/292
Наполовину, да — правда.
Когда Кристина гладила её по волосам в моменты утешения; когда она

целовала её в плечи в приливе нежности; когда говорила с ней вот так,
полушёпотом, откровенно, осторожно, как с испуганным зверьком. Потому что
боялась напугать ещё больше. Тогда было хорошо.
Но буквально перед тем, как начать гладить, целовать и шептать ей

нежности на ухо, Кристина кричала, била и угрожала ей. Прошлой ночью — нет,
она не стала избивать Лилю, но она словно высосала из неё все силы
сопротивляться и защищаться, посадила её рядом и копалась у неё в мозгах,
заливая туда свои собственные убеждения. Она её перекраивала изнутри,
мучила психологически, ломала под себя — и это было физически ощутимо. Это
оказалось не менее страшно, чем побои.
— Правда.
Лиля старалась не вспоминать прошлую ночь и то, как Кристина называла её,
то, что она делала и буквально вбивала ей в голову, обвиняя во всех бедах. Лиля
старалась видеть лучшее в Кристине, старалась довериться, но с удивлением
обнаружила, что не могла. Она любила её, может, чуть меньше, не так
фанатично, скорее глубинно и с тоской по ушедшему. Как человека. Но этого
было недостаточно. Разговоров по душам было недостаточно. Маленький
фитилёк былой любви угасал, и его нельзя было поджечь с помощью
бессмысленных обещаний. Лиля не видела в этом смысла. Она не верила словам,
неподкрепляющимся действиями. Она ничего не чувствовала к Кристине.
***
— Ты понимаешь, чё ты сделала, блять, вообще? Ты же меня предала, Лиля,

блять, это серьёзно. Почему у тебя в твоей башке, сука, нихуя не щёлкнуло,
почему ты не подумала — “мне за это переебут, бля, так, что ходить не смогу”.
Сука, почему ты не подумала и не остановилась, прежде чем этой оборванке
язык в глотку совать? А? Ты отвечай мне, бля!
Это продолжалось больше часа. Они сидели на этом проклятом диване в их

полупустой гостиной, из-за чего каждое слово Кристины отлетало эхом от стен.
Лилю потряхивало — ей дали одеться, поверили в её честность, но чувство
унижения никуда не делось. Кристина снова её проверила. Ей снова было
больно, и Кристина снова была рада этому по своим причинам. Она вставила в
неё один палец целиком, двинула тем, но, не удовлетворившись тихим
шипением сквозь зубы, которое вырвалось из Лили, она добавила ещё два, после
чего Лиля разрыдалась с боязливым вскриком. Так к Кристине пришло
успокоение — наказание показалось ей достаточным.
— Она тебя трогала там? — нависнув угрожающе, процедила Кристина, и

Лилино сознание держалось на одной тонкой ниточке страха, потому она нашла
в себе волю покачать головой, хотя вся уже клонилась к дивану. — Кто, кроме
меня, трогал?
— Никто. — глотая слёзы, повторила Лиля, наверное, пятый раз.
— Только я могу? — уточнила, сощурившись зло, Кристина. И Лиле хотелось
253/292
огрызнуться, ей хотелось отстоять себя. Будь она смелее, она бы так и
поступила — сказала бы, что никто, никто в мире, без её согласия, не должен её
касаться, даже ты, Кристина. Может, будь Лиля той, кем она была в самом
начале, и попыталась бы. Но сейчас Лиля была не более чем травмированной
пьяной трусихой, оставшейся наедине со своим главным страхом. Да блять, с
самой, сука, смертью. Если смерть придёт, у неё будут глаза Кристины — две
бездушные немигающие льдины.
— Да.
— Вот и запомни, сука, только я могу! — ткнула её больно в висок она, и,

когда Лиля привалилась к углу дивана, не в силах подняться, Кристина жёстко
взяла её за волосы, подняв и встряхнув. — И это не изнасилование, блядь, мне
это нахуй не надо, ясно? Мне это, бля, не приносит кайфа, слушать твой скулёж
ебаный. Я это делаю, потому что ты меня провоцируешь. — с этим она
отшвырнула её от себя снова, но Лиля смогла усидеть на месте. — Ты доверия,
сука, не заслужила.
Она силилась вспомнить провокации, взглянуть на это с точки зрения

Кристины, и на ум ей приходили лишь мудрые-мудрые слова Лизы — если вечно
вставать на чужие места, кто встанет на её, Лили, место? Кристина не пыталась.
Кристине не нужно было. Прав был тот, кто был силён.
Лиля не считала минуты, но она могла сказать по своему проваливающемуся

в сон сознанию, что они сидели так уже давно — Кристина просто вдалбливала
ей в голову одно и то же, и у Лили не оставалось сил это терпеть. Было страшно,
но ещё ей было тяжело оставаться в сознании, сказывался алкоголь и сильный
стресс. Хотелось залезть под одеяло и спрятаться там, заснув. Кристина сделала
глоток, наверное, из третьей рюмки, поджала губы, уставившись перед собой
ненавидящим взором — большая и всесильная, по ощущениям Лили. Как какое-
то разгневанное божество.
— Я бы тебя нахуй задушила прямо там. — Кристина швырнула стакан в

стену, и тот с громким треском разбился на осколки, разлетевшись по полу, а
Лиля поджалась, накрыв голову. Её колотило от ужаса, её тошнило, было
холодно и так страшно, что она могла только плакать. — Тебе повезло, —
приблизилась вновь Кристина, вцепившись в её лицо пятернёй. — что я решила
проверить. Тебе повезло, что ты додумалась не раздвигать ноги перед шпаной,
иначе пиздец тебе, блядина. Слышь, блять?! Ты понимаешь, чё я говорю тебе
нахуй? Тебе повезло, что ты живая ещё!
И она кричала, и кричала, и кричала, снова и снова, пугая Лилю до такой

степени, что она буквально не могла совладать с собой и заговорить в ответ,
чтобы попросить остановиться — Лиля не могла дышать, ей приходилось с
усилием делать рваные вдохи и выдохи, чувствуя, как горели её лёгкие и болело
сердце в бешеном ритме. Ей ещё повезло. Лиля понимала это и без Кристины.
Подумать только, она могла умереть дважды за один грёбаный месяц. И оба
раза от рук своей первой любви.
Что она за неудачница такая?
***
254/292
Кристина отпросилась с работы, чтобы провести с Лилей день — им нужно
было это после долгой разлуки, которая длилась хуй пойми сколько пропитых
дней, из которых она три провела в полном забытьи, после которого Старый,
кажется, боялся её до усрачки. Даже не стал спрашивать, какого хера она не
придёт на работу во вторник, повторял только, как ебанутый, что всё-всё
понимает. Чё она опять выкинула такого?
Ну да ладно, сейчас, глядя на Лилю под боком, её это уже мало заботило. Всё
наконец было, сука, правильно, всё было так, как надо, тютелька в тютельку так,
как она это себе представляла. Они были вдвоём, наедине, у них дома, и Лиля не
говорила обидной хуйни вроде “я не хочу с тобой общаться” или “я тебя боюсь”,
Лиля её слушала, улыбалась ей, отвечала ей. Пока что ещё с опаской,
подрагивая, как осиновый лист, но это же временно. Забудет, простит, любит
же. И Кристина её любит. Неважно, что случилось вчера ночью. Вчера ночью в
Кристине говорила, нет, ревела не своим голосом ревность — она хотела убить и
ту щеглуху, и Лилю, хотела переехать обеих, когда те выходили с того
блядушника. Но она сдержалась, сказала себе, что не всё так однозначно, что
Лиля, бля, не была ебучей смертницей и явно не отличалась смелостью, чтобы
так глупо ей изменять. И оказалась права. Но самым главным было то, что она её
даже не ударила. Она смогла найти в себе силы удержать все вспышки агрессии
при себе и не навредить Лиле, даже когда выпила. Она могла быть такой и
дальше. У них были все шансы на счастливую жизнь.
Они говорили так много, что, казалось, Лиля узнала о ней больше, чем знала
всё время до. Лиля узнала, что её любимый цвет — голубой, что она водолей, что
она не верит в гороскопы, потому что это бредятина, а ещё, что Кристина в
детстве мечтала быть профессиональным гонщиком, потому что пересмотрела
Форсаж в восемь лет и сильно вдохновилась. И многое-многое другое. Наверное,
правильнее было бы сказать, что Кристина говорила, а Лиля её беспрекословно
слушала. Блять, они нормально не общались месяц, с днюхи Артура. Вот так вот,
по-человечески рядом посидеть, они не могли целый нахуй месяц, и Кристина
дико соскучилась по Лиле. У неё вон, казалось даже, волосы чуть отросли, да и
стала она словно поменьше — похудела, что ли, лицо чуть изменилось, скулы
заострились. Или так казалось. Кристина обнимала Лилю всё это время в поиске
тепла, она зарывалась носом в её волосы, гладила её по спине, не повышала тон,
чтобы показать, что заботилась. Она заботилась, взаправду заботилась, потому
не хотела её напугать и расстроить. Но она не замечала никакого участия, и это
её злило.
— Я когда увидела тебя в первый раз, подумала, Арчи мне тёлку свою
показывает. — хмыкнула Кристина, вспоминая, стараясь отвлечься. Нельзя ей
злиться сейчас. Ожидаемо, Лиля на неё удивлённо посмотрела, такая
возмущённая из-за грубого слова, такая смешная, как недовольный воробушек.
Птичка. Кристина залюбовалась, улыбнулась растроганно — Лиля заставляла её
чувствовать так много всего разом. Лучше, чем алкоголь. И сразу жить хотелось,
и сразу всё снова приобретало краски, и не так всё погано. Не такая она и
лохушка с проёбанным будущим. Будто бы даже будущее не такое страшное. —
Изменилась ты сильно. Я же тебя маленькой запомнила, а тут, такая красотка,
куколка просто. Я и решила тогда, — Кристина грубовато пригладила её лицо,
задирая ей подбородок, — моя будешь. Влюбилась с первого взгляда.
Лиля ей не ответила, только глаза спрятала опять, хотя ей же, сука, было
сказано — когда с тобой базарят, взгляд не отводи. Кристина ей это повторяла
постоянно, каждую ссору, а она, тупая пизда, её не слушала, она и щас, блять,
255/292
не слушала, раз ответить нихуя не могла. Она даже посмотреть на неё не могла,
а уж говорить о том, чтобы смотреть так, как раньше, — с любовью, с
уважением, с восхищением, — не стоило. Посмотрит она на неё этими глазами
когда-нибудь? Или всё, влюбилась в ту шваль, все мысли о ней? Целовала же
как-то, заглядывалась, хохотала над чем-то, счастливая, блядь. Так и тянуло
ёбнуть леща, чтобы мозги на место встали и заработали.
В дверь постучали.
Кристина выдохнула, проморгалась, качнув головой. Нельзя. Кулаки

чесались, зубы заскрипели от того, как тесно она их стиснула, а Лиля под её
рукой всё молчала, как немая. Кристина напомнила себе — не злиться. Не бить,
не орать, не угрожать. Повода нет. Оклемается ещё, девочка, куда денется. А с
тварью той белобрысой хуйня была, слабость минутная, ясно же, куда этой
малолетке до них. У них любовь. А это всё херня по пьяни. Осталось только
простить ей это.
Резко отворив дверь, Кристина уставилась на прыщавого паренька с

доставки. Кепка дебильная, рубашечка накрахмаленная, такой весь сына-
корзина, мамина сладость — напрашивался на ограбление. Мля, как он по
району-то шастал спокойно? Ещё и дохлый, еле живой после подъёма на
четвёртый этаж, вон, задыхался, протягивая букет.
— На чай оставите? — пролепетал балбес, но Кристина, забрав цветы,

хлопнула дверью — жирно будет. И цветы, и доставку она уже оплатила в
онлайн-магазине. Пусть дрыщ спасибо скажет, что она его не отпиздила на
радостях, настроение было как раз то.
Кристина спрятала подарок за спиной, пройдя в гостиную, и улыбнулась

было, но увидела, что Лиля так и сидела, потупив взгляд на свои колени,
практически не шевелясь. Ебучая амёба. Блять, как она заебала, честное слово.
Обязательно было вести себя, как мразь? Обязательно было провоцировать её на
ссору? Какого хуя она сидела с этим недовольным ебалом, будто Кристина
вальнула всю её семью? Несчастная, сука, жертва. Пусть морду попроще
сделает, пока ей не дали повод так кривиться.
— Зая, — сдержанно позвала Кристина, напоминая себе — нельзя. Ща

оступишься — всё, пиздец, окончательно и беспросветно никакого доверия.
Осмелев из-за ласкового обращения, Лиля несмело подняла на неё свои глаза.
Боялась чего-то. Её боялась. Смотрела даже так, заранее виновато, ожидая
крика или удара, и от этого взора побитой псины Кристину мутило — не могла
она так извести её. — это тебе. — натянула Кристина улыбку, показывая
небольшой букет — три красных розы в окружении белых гипсофил.
И Лиля расцвела. Любила подарки, лялечка, ей-то, наверное, никто ничего не

дарил до Кристины. Когда бы и кто бы? Никто никогда Лилю не замечал, а если и
замечали, то как кусок мяса с дыркой для ебли. Не любил её никто никогда так,
как Кристина. Она каждую её эмоцию ловила с трепетом, каждое слово
запоминала, каждое движение считывала — кто, бля, ещё так будет Лилю
любить? Никому она нахуй не нужна, всю жизнь не нужна была, даже семье
своей.
Кристина с жадностью вгляделась в её полное удивления и радости лицо, в
256/292
этот приоткрытый во вдохе рот, засиявшие глазки. Лиля приняла цветы,
рассматривая те в смущении, залилась краской, пунцовея в щеках, и улыбнулась,
приподняв букет и вдохнув запах. Прикрыла веки блаженно, наслаждаясь, и
обратила на Кристину благодарный взгляд. Сука, наконец-то она улыбнулась.
— Нравится? — кивнула Кристина, наблюдая за ней пристально.
— Очень красивые. — пробормотала та тоненько, и Кристина не удержалась,

— да блять, она весь день держалась, сколько можно-то? — наклонившись за
поцелуем. Лиля её не оттолкнула, не отказала ей, всё было ровно. Кристине так
хотелось урвать немного нежности, пока Лиля была в правильном расположении
духа, она хотела её тепла — так она чувствовала себя живой, счастливой. Но
Лиля на поцелуй не отвечала, только позволяла себя целовать, замерев. Как
восковая фигура, равнодушная к происходившему.
Как мразь — неблагодарная и глухая к знакам внимания, к знакам

снисхождения, терпения, потому что Кристина проявляла свои наилучшие
качества сейчас, не выбивая из неё этот гонор.
Кристина погладила её по шее, скользнула языком в её рот, опустившись

ладонью ниже по плечу, ощущая как на шёлковой коже появились мурашки.
Волновалась, девочка. Кристина прильнула теснее, сжала ощутимо чужую грудь,
наслаждаясь упругостью, мягкостью, знакомым весом — ложилась идеально, как
надо, как она запомнила. Лиля вся напряглась под ней, зашуршала обёрткой
букета, вцепившись в тот нервно, и Кристина поползла рукой ниже, задрав на
ней домашнюю сорочку и пролезая в трусы.
— Не нужно. — попросила слабо Лиля, отпрянув от неё всем телом,

уставившись умоляюще, и Кристина силой притянула её обратно, вцепившись в
её предплечье резко, на инстинкте. Как волчара, у которой пытались отобрать
долгожданную дичь. — Не надо, ну, пожалуйста…
С хуя ли?
Они не трахались нормально больше недели, и сука, тот раз Лиля ей

полностью испортила, назвав его изнасилованием. Кристина места себе найти не
могла, чувствовала себя выблядью последней, пока не осознала, что Лиля
просто-напросто была изнеженной молокосоской, для которой любое грубое
слово — деспотия. И Кристине стало легче, и она снова хотела близости, а Лиля
всё ещё ломалась. Неужели забыла, как хорошо ей было, как хорошо Кристина
могла это сделать? Снова эта физиономия страдалицы: глаза на мокром месте,
губы дрожат, брови изломаны жалобно. Въебала бы ей со всей дури да слушать
нытьё невмоготу.
Кристина посмотрела на неё внимательно, пытаясь угадать, что за

чертовщина творилась у Лили в голове — правда, что ли, думала о Кристине, как
о насильнице? Или просто не хотела ей давать, потому что уже влюбилась в
другую. Или потому что была тупорылой дурой, которой нравилось доводить её
до белого каления, а потом скулить, как всё плохо. Чем больше Кристина
размышляла над этим, тем злее она становилась, и судя по всему, это
отражалось на ней внешне.
— Кристина, пожалуйста. — попросила Лиля тихо, шёпотом, и, не встретив

понимания, потому что Кристина отказывалась понимать это сучье поведение, —
257/292
разревелась вдруг, опустив голову. Громко, как ребёнок, с таким надрывом и
страхом, как перед неизбежной гибелью. Как если бы ей к горлу приставили нож
или направили на неё пистолет. И услышав это, Кристина побледнела.
Не могла она так изводить её, не могло это быть вызвано ей. Не было всё
настолько хуёво. Она знала, что вызывала у людей отторжение, страх, бывало,
что неприязнь, но у всего были причины. Иногда причины крылись в самих
людях, в том, что они были долбаёбами, иногда в том, что Кристина хуярила их
ногами до кровавой рвоты. Но в случае с Лилей…
Что-то глубоко внутри ей подсказывало, что так — правильно. Младшие

должны бояться и почитать старших, но это была родительская модель
поведения, её так вышколил отец, а они же… Они встречались, типа. Это не то,
чего Кристина хотела на самом деле. На самом деле, она хотела возвращаться к
Лиле домой и обсуждать с ней работу, а потом ужинать вместе, целоваться,
спать, засыпать в обнимку, просыпаться и видеть её рядом с собой, потому что,
когда Кристина видела её рядом с собой по утрам, ей становилось легче на душе
и спокойнее.
Разве плохой человек мечтал бы о чём-то настолько чистом? Кристина тоже

была, своего рода, чистой. Прямо как Лиля.
Она не желала абсолютной разрухи, она не желала быть угрозой, она

просто… Она просто проебалась. Она это знала и так, видела в том, как Лиля
зажималась и закрывалась от неё, отворачивалась, пряталась. Ей было стыдно, а
стыд, он ей осточертел, он запускал цепную реакцию — следом приходило
отрицание своей паскудности, гнев и отчаяние, а гнев и отчаяние вперемешку с
водкой творили с её головой дикие вещи. Кристина могла убить её голыми
руками под таким коктейлем.
Но она всё равно любила её. Никто никогда не любил эту девочку так, как
Кристина, даже её ёбаные родители.
— Да ты чё, не надо, ну, Ляля, — опустив её юбку, принялась успокаивать ту

Кристина в настоящей панике и обняла, прижала её к себе, а Лиля всё тряслась в
истерике у неё в руках. — я же просто приятно сделать хотела. Маленькая моя,
не плачь, чё ты… Я соскучилась просто, давно не было, я и… — а на это Лиля
зарыдала только громче, раздражающе, уёбищно-жертвенно, и Кристина
поморщилась, отстранив её от себя и сжав её плечи в ладонях. Невыносимо,
сука, заткнись ты уже, просто заткнись, блять, пожалуйста! — Всё-всё, не трогаю
я тебя, слышишь? Не трогаю. Дурочка, чёли? Тихо, тихо. — Кристина торопливо
подняла букет, всучив той снова. — Смотри, розы, любишь же розы? Нравятся?
— Очень. — выдавила сквозь плач Лиля, приняв цветы, но не переставая

реветь.
— Не трогаю я тебя, — вздохнула Кристина, отсаживаясь в противоположный

угол дивана. — угомонись.
На душе было мерзко — снова хотелось пить, пить не просыхая, пока не

забудется весь этот неловкий момент. Кристина посмотрела на свои ладони,
дрожавшие от тяжести осознания, и ей стало дурно. Может, Лиля признала, что
тот раз не был изнасилованием, под её давлением. Может, Лиля всё ещё считала
258/292
это изнасилованием.
***
Лиза подала документы в университет — сказала, хочет быть одной из

первых, пусть списки и выставят в один день, Лиза всегда везде торопилась и
торопила её тоже. Сказала, чтоб Лиля прикрепила фотографию поприличней, не
одну из тех, что они делали по приколу или со школьных фотосессий, а прям
настоящую серьёзную фотку, и — лицо тоже сделай посерьёзней, Лиля, а то
вечно рот разинешь, как в эскорт просишься. А Лиля сидела и не понимала,
какой к чёрту университет, какой Питер, какая ещё фотка три на четыре? Ей
снова было тесно в собственном теле, ей снова было некомфортно, страшно и
плохо — а они всего лишь смотрели кино. Кристина притащила домой телек,
такой простой, типа, советская коробка, но не совсем древний. Хоть и с
антенной.
Лиля провела с ней три дня, а если быть точнее, то они вместе провели
вторник и даже заснули вдвоём, а вот в среду и четверг они увиделись лишь
вечером. Лиля никак не могла спросить, когда ей можно будет вернуться домой,
потому что просто уйти боялась. Да и спросить боялась тоже. С Артуром
Кристина говорила сама, по телефону — наплела что-то с три короба, что Лиле
так лучше, Лиля себя спокойнее чувствует, что Артур где-то накосячил и её
обидел. И Лиле было так… жаль его. Они плохо общались в последнее время,
вернулись к изначальной стадии скудного общения, и Кристина сказала такое на
ровном месте, наверняка загнав его. Артур даже вопросов задавать не стал,
позволил Кристине забрать Лилю, ведь “ей так лучше”, на пару дней. Пара дней
прошла.
— Они ваще всю концепцию Человека-Паука этими Мстителями испортили, но

типа, глянуть можно, раз показывают. — возмущалась Кристина, приобнимая её
за плечи одной рукой и прижимая к своему боку, пока Лиля пялилась сквозь
телевизор, слушая вполуха. Лиза уже подала документы в Питерский
университет, о котором они так мечтали. — Тони Старк, ну, такое, мажик при
нале, на всё готовое, мне не заходит. Но бабы с него текут только так. Тебе чё?
— Красивый. — глянув мельком на того, равнодушно ответила Лиля и хотела

было вернуться к своим мечтам о Питере, но повисшая тишина напрягла. Молчат
тогда, когда недовольны, злы и ждут оправданий, так? Лиля приподняла голову,
повернувшись к Кристине, и встретилась с пристальным взглядом той, от
которого ей поплохело.
— Красивый? — скривилась Кристина, и Лиля прокляла себя за

неосторожность, глупость, за то, что Кристина скорее всего посчитала
провокацией.
— Я просто… Я же не знаю, я не видела с ним ничего больше. — оправдалась

глупо Лиля.
— И чё, многие мужики для тебя красивые? Он же одно ебало с твоим

преподом-педиком.
— Неправда. — нахмурилась Лиля, вновь присмотревшись. Ничего общего,

Олег Дмитриевич выглядел совершенно иначе, и… Он ведь тоже неплохо
выглядел.
259/292
— Чё неправда? Бородка эта пидорская, зенки хитрые, елда между ног, один
в один, сука, — процедила Кристина зло, и Лиля сгорбилась в попытке стать
меньше, сделаться жалобнее. Она даже не знала, за что её в очередной раз
поругают, а молчать постоянно нельзя было тоже, Кристину бесило молчание.
Она называла её тупой амёбой, если Лиля молчала слишком долго, а когда Лиля
говорила что-то, то появлялся шанс пятьдесят на пятьдесят быть униженной за
свои слова. — Он те красивый был? А Макс, чмо это напыщенное, тоже? Чё
молчишь, бля, языком двигай, отвечай мне! — встряхнула она её. Не любила,
когда молчат. Лиля почувствовала, как ком подкатил к горлу, а в висках
застучало.
— Мне страшно. — тихо взмолилась Лиля.
— Тебе мужики нравятся, сука? — возмущалась, не сбавляя оборотов,

Кристина, и казалось, она была в шаге от удара. Её ладонь сжалась в кулак,
вторая больно вцепилась в Лилино предплечье, удерживая, и Лиля не могла
отвести взора от её взбешённых глаз. — Отвечай, блять!
— Я не знаю, — честно призналась Лиля. Она не была уверена. Она не видела

себя, выходящей замуж, в ближайшем будущем, да и вообще — теперь она не
видела для себя никакого будущего. Ей казалось, она останется тут и сдохнет
тоже тут, как вся её семья, бездарно и серо прожив короткую жизнь. — я ничего
не знаю, — скатилась в истерику Лиля, ощущая накрапывающие слёзы. — какая
вообще разница, что и кто мне нравится? Я тебя люблю.
И Кристина, глядя на неё изучающе, придирчиво в поисках оплошностей,

наконец, расслабилась — её окаменевшее тело снова стало мягким и тёплым, а
голос перестал бить по ушам взрывом шумовых гранат.
— Хорошо. — прижав её голову к своей груди и погладив Лилю, точно

котёнка, сказала Кристина на выдохе, а Лилю до сих пор не отпустила дрожь.
Плач был безмолвным, но всепоглощающим, отчего она не могла прийти в себя
ещё долго.
Господи, когда ей можно будет пойти домой?
***
Наверное, мы ценим хорошее только тогда, когда приходит плохое. Вот и

Лиля оценила эти три дня трезвой, относительно уравновешенной совместной
жизни с Кристиной, только когда та выпила. Забавно — они обе были напряжены
на протяжении трёх дней, по своим причинам: Лиля испытывала дискомфорт в
силу своей нелюбви к человеку, от которого не могла отвязаться, а Кристина
нервничала, потому что видела, что Лиля от неё отдалялась и не давала ей
желанного тепла. Но это было приблизительно одно и то же по уровню
напряжение, которое не мешало им вместе завтракать, готовить ужин и
засыпать в одной кровати. Стоило Кристине выпить, и появилась разительная
разница в их состояниях: Лиля боялась за свою сохранность, а Кристине стало
легко и свободно.
Бывало, даже будучи трезвой, Кристина сильно подавляла её, точнее, Лиля
чувствовала себя подавленно и без того рядом с ней, но Кристина могла начать
кричать, и тогда всё становилось даже хуже. Однако и это не было большей из
260/292
зол. Когда Кристина была трезвой, в ней говорили отголоски разума, она
испытывала некий стыд за свою жестокость, она руководствовалась логикой, а
когда выпивала, завтра пропадало с горизонта и Кристина делала и говорила
всё, что вздумается, и никаких угрызений совести не испытывала. Наверное,
поэтому она и пила.
В пятницу вечером всё закончилось тем, что Лиля лежала в постели в позе
эмбриона, подобрав к себе все конечности и рыдая в голос, а Кристина сидела на
той же постели сбоку, опустив босые ноги на холодный пол, и смотрела перед
собой немигающим взором.
Буквально за пять минут до этого произошло изнасилование. Каждый сам

для себя решает, считать это таковым или же нет — например, Лиля уже
сомневалась. Она не знала, уместно ли так говорить, если они обе были
женщинами, и она, в теории, могла попытаться это остановить, но не
попыталась. Не попыталась, потому что тогда Кристина побила бы её, а Лиля
побоев боялась, но это всё детали, которые для неё — и для всех тех, кто мог бы
высказаться об этом — были неважны. Возможно, ей промыла мозги Кристина,
вселив в неё свою правду зёрнышком сомнения.
Кристина, конечно, никак не назвала бы это изнасилованием. Изнасилование

— это когда мужчина совершает нечто подобное с женщиной, никак не баба с
бабой, тёлка с тёлкой, да это смешно, не более того. А то, что Лиля ревела, да
она постоянно ревёт в последнее время. Ей повод дай. Кристина и дала, потому
что её заебало слушать “нет” на повторе каждый, сука, вечер. Была же причина,
по которой ей отказывали? Была.
— Ты ж мыслями, блядина, не здесь, ты не со мной, сука, Лиля! В глаза

смотри, нахуй, в глаза мне смотри, сколько раз тебе, дура, повторять надо?!
Сколько, сука, раз?! — и с каждым грохочущим словом, вырывавшимся из её
пропахшего спиртом рта, она ввинчивала внутрь чужого тела пальцы.
Механически.
Кристина не солгала тогда — это не доставляло ей удовольствия само по

себе, но когда она видела, как Лиля плачет, это приносило ей понимание, что та
раскаивалась, запоминала и училась. Это было воспитанием. Когда ты
воспитываешь собаку теми же кулаками, ты тоже не кончаешь с этого, если ты,
конечно, не изврат, ты просто делаешь это, потому что так — правильно. Это
правильно для вас обоих в перспективе, и для них в перспективе будет
правильно, если Лиля поймёт, как себя вести.
— С кем ты, а? С сукой этой, с того притона, да? — и это действительно

беспокоило Кристину. Это её пугало, это её будило по ночам и не давало
сомкнуть глаз до утра, это подкидывало ей сценарии, в которых она находит ту
шавку и переламывает ей кости, потому что её образ идеальной жизни, тот,
который она себе придумала с Лилей, растворялся с каждым днём всё быстрее.
Лиля её предала, она посмотрела на другую теми же влюблёнными глазами,
которыми смотрела только на Кристину, она поцеловала другую, она захотела
другую. Это значило, что Кристина рисковала остаться одна. А она не хотела уже
быть одна, не тогда, когда пообещали идеальную жизнь с идеальной девочкой,
которая ей почти идеально подходила. — Влюбилась в неё, ко мне всё, остыла, —
цедила разъярённо Кристина, не прекращая наказания. — не хочешь меня?
— Нет, нет, нет… — и это безвольное отрицание, такое раболепное, её
261/292
насыщало.
С другой стороны, абсолютно отличной от места занимаемого Кристиной,

была Лиля. Слабая, трусливая, осведомлённая о своей слабости и потому и
трусливая, Лиля, которая лежала, накрыв пылающее от стыда лицо ладонями.
Стыдно, почему-то, было ей. Наверное, потому, что она была той, с кого содрали
трусы и в ком сейчас двигались чужие пальцы, той, кто двинуться не могла из-за
первобытного ужаса перед нависшей угрозой.
Кристина не назвала бы это изнасилованием, потому что изнасилование —

это когда тебя по кругу пускает трое мужиков, а твой брат, уебан, смотрит и
смеётся, не пытаясь помочь, потому что люди друг другу не помогают. Это когда
тебя на части раздирают и заставляют делать то, что из твоей памяти
вымывается само собой, иначе ты бы съехала колпаком и спрыгнула бы с
девятиэтажки на следующий же день. Это когда потное жирное тело над тобой
гонится за оргазмом и использует тебя, как резиновую куклу. Это когда без
любви. А Кристина Лилю любила очень. Не научили её, как правильно. Любила,
как умела. Не так она хотела жить с ней. Не такой хотела в её глазах быть, но
как-то поздно рыпаться.
И вот они, на этой кровати, снова в идентичном состоянии — отчаянии. Лиля,

потому что она хотела уйти от Кристины, но боялась её больше, чем смерти.
Кристина, потому что она бы скорее задушила Лилю прямо сейчас, чем дала бы
ей уехать в Питер, но её вера в свою хорошесть это отрицала.
— Ты мне всю душу, сука, выдрала, ты понимаешь? — заплакала вдруг

Кристина, потому что сквозь надрывный плач Лили, просящий о помощи любого,
кто его мог бы услышать, она разобрала те самые отголоски разума. И её разум
ей твердил, что она окончательно всё испортила. Что это не Лиля воспринимала
всё неправильно, а она, Кристина, заставила её так драть глотку и лить слёзы.
Что идеальной жизни у них уже не будет. Что она не сдержала даже данное
самой себе обещание не пить и теперь они были бесповоротно чужими. И она
плохой человек. Плохой человек с мечтами хорошего. — Ты мне больно сделала.
— оправдывалась Кристина, зарывшись пальцами в свои волосы, и вот так,
упираясь локтями в колени, спряталась в стыде. — Ты каждый, блядь, день
делаешь мне больно, ты меня не любишь, ты, сука, разлюбила меня, ты…
Отчаяние сближает людей лучше, чем печаль, чем злоба, чем жадность,
потому что в отчаянии было намешано всё и сразу, и люди, преисполнившись им,
сплетались в единое целое в попытке найти утешение. С Лилей всё усложнялось
тем, что она была неопытной, молодой, эмпатичной до безобразия. И она любила
Кристину, как человека. Как личность с тяжёлой судьбой. Она старалась
оставаться на своём месте, как ей говорила Лиза, но всё время занимала
позицию Кристины, и ей тут же становилось тяжело и душно в чужой шкуре —
чтобы пройти такой путь, как у Кристины, нужно быть по-настоящему сильной.
Кристину было жаль. Особенно когда она плакала, проявляя свою человечность,
и личина чудовища, терзавшего Лилю, спадала, появлялась та Кристина, в
которую Лиля влюбилась, которую Лиля простила после первого удара.
Лиля обняла её со спины, обвила руками её тело, зажимая чужие

предплечья, и опустилась мокрой от слёз щекой на спину, покрытую пропахшей
сигаретами футболкой. От Кристины пахло водкой, табаком и её дурацким
шампунем три-в-одном, из-за которого её волосы становились, как солома.
Кристина даже подобрать себе шампунь без её помощи не могла. И Лиля от этой
262/292
мысли, почему-то, улыбнулась.
Отчаяние сближало людей.
263/292
Примечание к части TW: Насилие, смерть второстепенных персонажей, много
нецензурщины
XXIX
30.06
Они сходили на могилу к маме. Артур обычно сам там убирал и оставлял
цветы, но в этот раз почему-то попросил Лилю. Видимо, решил, что пора и ей
туда заглянуть хотя бы разок. Хотя бы на годовщину смерти матери. Всё-таки,
прошло достаточно времени.
А всё равно трясло, как будто она умерла вчера. Слёзы не переставали
литься, колени дрожали, когда она смотрела на эти два кованых могильных
креста, на которых висели таблички с фотографиями родителей. Лиля взаправду
не помнила ничего особенного об отце, его у неё словно и не было, так, сосед,
привозивший подарки изредка. А мама — нет. Мама могла быть жестокой, она
могла быть несправедливой, но ей не было совсем наплевать, и Лиля держалась
за эту мысль, как за спасительный круг. Это было поводом верить в то, что та её
любила, пусть и немного, пусть и своеобразно.
Лиля прибрала там всё веничком, протёрла кресты и таблички с фото,

стараясь не задерживаться, но что-то не позволило ей просто взять и уйти,
оставив после себя только пряники да конфеты. Точно она выполняла
нежеланную работу. Нет, ей бы хоть воздухом подышать, под солнцем
погреться. А то уж как пленница.
— Ты на Эду сильно похожа. — сказала вдруг Кристина, бросив у креста

букет гвоздик.
— Неправда. — нахмурилась Лиля, утирая слёзы. — На неё ты похожа. —

проворчала она недовольно, имея это в виду совершенно осознанно. И это было,
наверное, странно, подмечать такое будучи в отношениях, но Кристина во
многом походила на её мать — она была вспыльчивой, с тяжёлой рукой и
подавляющим голосом. А ещё у неё был тот же бешеный, не знающий милости
взгляд.
— Чем? — не поняла её Кристина.
— Сама знаешь. — закрылась от неё Лиля, обняв себя руками сиротливо. Ей

не хотелось говорить с Кристиной, ей хотелось упасть рядом с материнской
могилой, зарыться пальцами в сырую землю и разрыдаться в своё удовольствие,
пожаловавшись родителям на всё, что с ней происходило. Но это было
невозможно, потому что Кристина никуда не собиралась. Мама взирала на них с
фотографии с холодной улыбкой, глаза при этом были привычно пустыми, даже
осуждающими словно. Знай она, что её любимица Кристина, от которой она была
без ума, поступала с Лилей нелучшим образом, что бы тогда сказала? “Сама
виновата”, должно быть.
— Ты мне мою мамку, бывает, тоже напоминаешь, — хмыкнула вдруг

Кристина неприязненно, — когда белугой воешь. Чё, помянули? Поехали?
264/292
— Артур сказал, чтобы я домой вернулась. — снимая с себя любую
ответственность, ответила Лиля, перекрестившись мысленно.
Всё было спокойно. Всё было даже хорошо в том смысле, что Кристина её не
била, даже не замахивалась целых три дня с момента “Икс”, с той ночи, когда
они, вроде как, помирились. Это было безмолвно, не было конкретики, вопросов
и ответов, так же, как в самом начале отношений — а это были отношения, пусть
никто из них и не озвучил этого. Кристина уходила утром, приходила вечером, а
Лиля в течение дня переписывалась лениво с Лизой, делая вид, что вот-вот
подаст документы в универ, надо только всё-всё собрать. Лиля готовила,
убирала, стирала, периодически бегала по квартире в поисках запасных ключей
от двери, но кажется, у Кристины был единственный экземпляр, которым она её
запирала. В общем, всё было относительно нормально.
Но Лиля её не любила. Она смотрела на Кристину и не видела в ней ничего

влекущего, возбуждающего или хотя бы немного трогательного, Кристина
теперь была как на ладони со всеми изъянами, от которых Лилю воротило: с её
сбитыми кулаками, абсолютно незнакомым неприятным лицом, секущимися
блеклыми волосами, пропитым срывающимся голосом. Кристина была ей никем,
чужим и опасным человеком, который повредил её психику настолько, что Лиля
не могла унять дрожь едва её касались. Ей хотелось исчезнуть, когда Кристина
её касалась.
Лиля не хотела с ней говорить, спать, жить, но и оставлять Кристину теперь

было… неправильно тоже. Она так плакала. Господи, Лилю не трогали слёзы
Артура, её родного брата, а когда Кристина начала рыдать на их постели, её
сердце пропустило удар. Такая неистовая сила согнулась в три погибели, потому
что ей было больно, а больно ей сделала, как выяснилось, Лиля. Как она могла
бросить её? Это разве по-человечески?
Однако сидеть под замком и ждать, когда зазвенят ключи в коридоре, как
домашнее животное, Лиля не могла тоже. Это уже чересчур. Она могла
повременить с поступлением, могла оттянуть момент до последнего, но жить
взаперти…
— Перетрём с Артуром, не парься, чё ты? Неделька-другая, и хер забьёт. У

него своя семья уже, не до тебя. — обхватила её за плечи Кристина, потащив за
собой, и Лиля пошагала под давлением.
Стояла невыносимая жара, на кладбище была присущая ему тишина, их

окружали сплошь мертвецы, наблюдающие за ними двумя с памятников. Что
мама сказала бы, если бы узнала? Что никогда не примет её. Что не хочет знать
её. Что надо меньше шляться, а ещё что юбка на ней слишком короткая,
провоцирующая и блядская.
— Я домой хочу. К себе. — настояла Лиля робко. Пусть на кладбище, а всё же,
она оказалась вне их квартиры, на свежем воздухе, на воле — возвращаться
обратно было сродни отъезду в тюрьму, не иначе. Она бы с радостью заночевала
хоть тут, но не вернулась в их каморку.
— В смысле? — напряглась Кристина, моментально растеряв всякое подобие

доброжелательности.
— Мне плохо как-то, я хочу домой, в свою кровать. День сегодня… плохой. —
265/292
объяснилась неубедительно Лиля, пряча взгляд. Глаза снова заслезились, губы
задрожали. — И вообще… ты сказала, что это на пару дней, а я уже неделю не
могу никуда выйти одна.
— Рот закрой, ты чё несёшь-то? — прошипела тихо Кристина, наклонившись и

прихватив её за локоть больно, как если бы их могли подслушивать. — Ты, блять,
угомонишься или нет?
— Ты сама говорила, что это на пару дней всего, Кристина. — напомнила

Лиля, упираясь ногами в твёрдый асфальт под собой — не поедет она никуда с
ней, не хочет, не будет, да хоть тут ляжет! Не станет же Кристина бить её на
чёртовом кладбище. — Давай поговорим!
— У нас и поговорим.
— Нет, ты обманываешь! — вырвалась Лиля. — Ты меня запрёшь и на работу

уедешь до вечера!
— Слышь, Ляля, — разозлившись, рявкнула Кристина, толкнув её в грудь, так,

что она чуть было не отлетела на землю. — поехали, пока я по-хорошему прошу.
Меня эта хуйня напрягать начинает. Не устраивай истерику у могилы, ты чё,
ебанутая, чёли? — она толкнула её снова, на этот раз, ладонью по голове,
унизительно и грубо. — Может, ты шнуркам настучишь ещё, как я тебя обижаю?
Для этого мы ехали, чтобы ты, сучка, ныла?
— Девочки, — позади Кристины раздалось хриплое бормотание, и Лиля

встрепенулась, выглянув за спину той с облегчением. Не одни, всё-таки, есть тут
ещё живые люди. Ещё какие. — а пропустите пенсионерку, а? Ой, Лиличка! —
заулыбалась тётя Клава. — А я иду, слышу, голосочек знакомый, а это ты,
деточка.
— Здравствуйте, Клавдия Арнольдовна, — поздоровалась Лиля осторожно,

смотря в упор на женщину и сгорая под тяжёлым взглядом сверху — Кристина
чуть отстранилась, скрестив руки на груди, наверняка, чтобы сдержаться и не
ударить её при свидетеле. Не при свидетеле. — вы к мужу приходили?
— К мужу, да, ходила недельку назад проведывала, на день рождения его,

приносила ему вкусненького, — вздохнула старушка. И это не то чтобы было
интересно, вообще всё, о чём Лиля могла думать — что как только Клавдия
уйдёт, её запихнут в машину и снова промоют ей мозги. Она уже чувствовала,
как сознание понемногу прояснялось! — но соскучилась я… Гриша, паразит, не
сунется же, не навестит батьку! А ты что, Лиличка, к маме, к папе?
— К обоим. — кивнула торопливо Лиля, нервно переминаясь с ноги на ногу. —

Вы уходите уже? — и, прежде чем Клавдия успела ответить, она выпалила. — А
вы как, на автобусе, да? Так давайте мы вас подвезём.
Клавдия Арнольдовна расцвела, зайдясь в благодарностях, и так же,

радостно улыбаясь, перевела взор на Кристину, тут же растерявшись. Нехотя,
Лиля взглянула на неё тоже, и потупилась — губы Кристины были поджаты,
челюсть стиснута, а брови сведены к переносице.
— Нам не по пути.
266/292
— Клавдия Арнольдовна — моя соседка, как не по пути? — улыбнулась
натянуто Лиля, делая шаг в сторону от Кристины. Та дёрнула уголком рта,
втянула шумно воздух носом, выдохнув, и закивала, глядя Лиле в глаза
пронзительно.
— Да, напротив живём дольше, чем Лиличка ножками ходит. — засмеялась

заливисто Клавдия. — Но если это неудобно…
— Всё удобно. — отмахнулась Кристина, расправив плечи, и кивнула к

воротам. — Вы идите первая, там фиолетовая японочка, с местными вёдрами не
перепутаешь. Нам поболтать надо.
— Ну, хорошо, хорошо, а как вас зовут хоть? — заглянула она в глаза той
благодарно.
— Кристина. — процедила с вежливой улыбкой.
— Спасибо вам большое, Кристина! — протянула Клавдия. — А то старая я

стала совсем, ходить тяжело мне, а тут такая помощь… Спасибо!
— Не за что. — проговорила Кристина, глядя вслед женщине, и, когда та

отошла на приличное расстояние, она отвесила Лиле тяжёлый подзатыльник. Не
ударила, не избила и не убила, так, “тронула неправильно”. Лиля только
поморщилась, прикусив язык, и промолчала, хотя слёзы уже были наготове. — Ну
ты и шмара, блять. Просто гнида, вот ты кто, сука, слышишь меня? — прорычала
она, обходя её, и пошагала в сторону главных ворот. Лиля, сделав судорожный
вдох, пошла следом.
***
— Чё, внатуре не пьёшь чёли? — Кристина затянулась, глянув на Арчи

снисходительно.
Ему было хуёво, а он прихлёбывал пиво нулёвку и пырился на стопку белой в

её руке. Лось, бля, пешки дохлые, харя бледная — бухать хочет, а не может,
поставил себе кучу запретов. Нахера только? Как будто его Людка, дутая кукла,
взаправду нарожает ему кучу детишек и они будут счастливой семейкой.
— А чё? — вздохнул Арчи. — Ща пиздюки попрут, надо как-то учиться жить

нормально, без алкахи.
— У мамки годовщина же. — напомнила ему Кристина, пододвинув чистую

рюмку и схватив бутылку. Арчи маслянистым, голодным взглядом пронаблюдал
за тем, как прозрачная, как живой родник, влага полилась в стакан. Алкоголик,
чтоб его.
— Пить вовсе необязательно. — возникла на пороге Лиля с Рафом на руках.

Поглаживала ублюдка за ухом, а тот, отожравшийся и довольный, ластился,
получая желанное тепло. Бля, она даже к этому куску мяса относилась лучше,
чем к Кристине. Блять. — Ты мне обещал, ты себе обещал.
Сука мелкая, везде влезала — боялась, знала, что как только Артур
отрубится, ей не жить, вот и читала морали. Оттягивала неизбежное. Кристина
качнула головой, вперившись в неё серьёзным взглядом, предупреждая, но
267/292
Лиля, казалось, была настроена получить пизды, потому что добавила:
— Никто на том свете не обломится, если ты просто свечу за их упокой

поставишь в церкви.
— Не дело это. — отрезала Кристина, хлопнув Арчи по плечу. — Помянуть

надо, не по-людски как-то. — протянув ему водки, настояла она, и Артур, глядя
только на рюмку в её руке, закивал задумчиво.
— По соточке. — извиняющимся тоном обратился он к Лиле. — Матушка же,

ну.
— Да чё ты оправдываешься перед ней? — возмутилась Кристина,

отмахнувшись, и Лиля оскорблённо поджалась, уставившись на неё
разочарованно. Стыдно бы стало, наверное, не будь в ней уже пять стопок. —
Обида обидой, Ляля, а во взрослые дела не лезь. — припечатала она.
— Ух, хорошо… — тем временем, выдохнул с удовольствием Артур, опрокинув

в себя стакан. — Хорошо пошла, хорошо идёт…
— Если хорошо идёт, то сам Бог велел поминать. — хохотнула Кристина, и

услышала, не глядя, как Лиля унеслась обратно в свою комнату. Дверь хлопнула,
шпингалёт щёлкнул, и у Лили наверняка появилось обманчивое чувство
защищённости, дескать, Кристина не выломает эту видавшие виды дверь, не
снесёт её нахуй с петель и не задушит эту малолетнюю…
Хватит. Сука, хватит. Кристина проморгалась, глубоко вздохнула, взявшись

за бутылку снова и зазубривая мысленно — не бить, не толкать, вообще, бля,
желательно не трогать Лилю. Просто поговорить. Кристина хотела просто
поговорить, объяснить, что так с ней нельзя, за такое она и въебать может и
прикопать сразу рядом с предками, но реально пиздить она Лилю не собиралась.
Пусть Лиля и повела себя, как мразь, словно от Кристины надо бежать, как от
ебанутого маньяка, она не собиралась её гасить. Зачем ей это? Они только-
только помирились.
Они просто это обсудят.
***
— Ты чё, блядь, ёбнулась? — вдарила кулаком по твёрдой поверхности

Кристина. Перед глазами поплыло слегка. Она дёрнула ручку, и та, хлипенькая и
расшатанная, зашлась в её руке. — Дверь открой, пока я добрая, или мы, блять,
по-другому общаться будем. Дверь нахуй открой, говорю!
Кристина могла слышать свой голос, и тот, как всегда под алко, плыл и был
тягучим, раздражающе нечётким, но с явной угрозой. Потому что она была зла —
изначально она стремилась к диалогу, но Лиля отгородилась от неё, врубив
бойкот. Лиля сунула голову в песок и ждала, когда Кристина, как какое-то
ёбаное чудище, уйдёт, оставив её, принцессу, в покое. Она пыталась, мля,
спрятаться. Она вела себя так, словно Кристина была диким животным, с
которым нечего обсуждать, с которым нельзя было ни к чему прийти. Это
нечестно. Это несправедливо. Кристина, бля, старалась, она честно старалась
быть лучше для них, а Лиля, она…
268/292
Лиля не отвечала, а Кристина интуитивно, выучив чужие повадки, могла
сказать — у той была паническая атака. Слабость Кристина чуяла за километр.
Она не видела, не слышала, но знала, что Лилю трясёт, у неё льются ручьём
слёзы, и жаль ей не было. Стыдно не было! Потому что Лиля заслуживала этого
после того, что выкинула на кладбище, вынудив её везти их к Арчи. Она
постоянно хотела убежать от неё. Бросить её.
Боялась, тварь. Правильно, шлюха, бойся. Бойся, потому что за такую хуйню,
которую ты проворачиваешь, тебе надо хорошенько настучать по твоему тупому,
бля, котлу. Потому что твой ебаный братец спит рожей в стол, как обычно, и
никому нахуй дела до тебя нет. Потому что каждый раз, когда тебе дают
послабление, ты ведёшь себя, как тупая пизда, и обращаться с тобой тогда тоже
надо, как с тупой пиздой.
— Открой, бля, дверь!
Кристина понимала, что делала, даже не так — она была уверена в том, что
делала. Она помнила про свои благие намерения, про своё стремление вести
себя сдержанно и просто поговорить, но у неё появилась идея получше. Плевать,
что она появилась под градусом, плевать, что она была абсолютно
противоположной изначальной.
Кристина взъебёт эту суку так, что она забудет, как говорить, бля, и вообще
всё на свете. Шмара, обычная, сука, шмара, а строила из себя хуй пойми чё. На
цветы, на завтраки, на тебе, мразь, внимание и любовь, но нет, этого мало. Ей
ещё чёто надо, а ты попробуй угадай, чё, Кристина.
Да будь они на зоне, Лиля бы первая на пальцы прыгнула за пару ласковых.

Зато делает вид, типа она какая-то другая, не как остальные тёлки. Щас. Овца
ебаная! Отказалась домой ехать, подставила её с этой старухой, спряталась в
своём углу, как ссыкливая чмошница. Хотя кто она, эта Лиля? Ссыкуха и есть. На
зоне бы опустили, а то и пришили бы.
— Я твоему брательнику щас глотку порежу, — окончательно вышла из себя

Кристина, не выдержав тишины, и упёрлась лбом в дверь, снова заколотив по
той так, что штукатурка над ней посыпалась. — слышишь меня, блядина? Ты
меня доведёшь до греха, сука, ты знаешь, я не шучу, Ляля.
Но снова ничего. Эта блядь её чё, под пиздаболку подписала? Она думает, у
Кристины кишка тонка? У неё, блять? Да она нахуй порежет кого угодно, она,
блять, ничего не боится. У Кристины упали шторки, всё залило красным маревом,
и забылась дружба, забылась человечность и даже страх перед тюрьмой. Она
двинулась на кухню, пошатываясь — из-за выпитого Кристина чувствовала себя
как обычно легко и странно, её будто тягало из стороны в сторону, но она шла
уверенно. Лиля хотела её на понт взять? Лиля хотела проверить, отвечает ли
Кристина за свои слова.
— Ничё, блядота, ща увидишь. Щас ты всё, мразь, увидишь, ты…
На полпути к кухне, послышался щелчок задвижки. Послышался скрип

старой, несмазанной двери, и Лиля выглянула оттуда, белая, как привидение,
боязливая и зарёванная.
— Чё ты ноешь, сука? — пошла на неё Кристина, чувствуя, как кулаки
269/292
налились свинцом, как шаг стал твёрже, а она вся сразу — тяжелее и больше, а
Лиля под её взглядом будто становилась меньше и меньше, горбясь и сжимаясь
в страхе. Страх — в ней было много страха, так много, что Кристина временами
ощущала себя ёбаным богом, не иначе. И это её возбуждало, гнобило,
развращало и пугало одновременно. — Чё ты ноешь, блять? Сначала хуйню
делаешь, потом сразу в слёзы, да? Думаешь, получать не будешь, если сопли по
ебалу размажешь или чё? Отвечай мне, бля! — втолкнула её в спальню она, и
Лиля закрыла лицо ладонями, отступая от неё до тех пор, пока не упёрлась в
диван, опустившись на тот бессильно. — Я говорю, отвечай мне, нахуй, овца ты
ебаная… — замахнулась для убедительности Кристина. Скажи, сука, что-нибудь,
скажи, не молчи так.
— Перестань, пожалуйста. — разомкнув руки и выглянув в прорезь между

теми, сказала Лиля, дрожащая, как кролик перед удавом. Сказала и в глаза
посмотрела своими — мокрыми и покрасневшими от плача, жалостливая, как
сирота в переходе. Вечно что-то просила. Вечно всего было мало. — Уходи.
— Ты чё, щель, блять, командовать мной будешь? — рассмеялась Кристина,

наклонившись к ней. Она упёрлась одной ладонью в своё колено, пригнувшись, а
второй подтолкнула Лилю в голову, как куклу. Та покачнулась послушно, утирая
слёзы, промолчала, и Кристина ударила уже по-настоящему, сильнее, роняя её
на бок на собранном диване. Вырвала из неё тихий вскрик, судорожный всхлип,
но на этом — всё. — Ебальник подними и отвечай, когда с тобой базарят. Ты
мной, шмара, командовать будешь?
— Нет. — глухо ответила та, приподнимаясь и поджимая трясущиеся в

истерике губы. Лиля села снова, сложила руки на коленях в замок, всё молча.
Держалась, не скатывалась в рыдающий беспорядок, жалеющий себя, не
умоляла, не валялась у неё в ногах, прося прощения. Хотя она была, бля,
виновата, она должна просить прощения. Она должна, сука, просить прощения.
— Ты хули бегаешь от меня? Я тебя чё, бля, похитила? Я тебя силой держала?
Ты жила со мной, блять, мы засыпали, сука, в обнимку, а ты от меня,
оказывается, избавиться не можешь.
— Прости, пожалуйста. — так же сдержанно, роняя скупые слёзы, выдавила

Лиля, совершенно без отдачи.
Тогда, в машине, после того, как Кристина отхуярила ту белобрысую шавку,

Лиля была другой — она была отчаявшейся, испуганной и любящей. Сейчас, по
прошествии всего лишь недели, она была совершенно иной. Кристина
чувствовала жажду алкоголика — им с Арчи это было знакомо, когда тебя
ломает и колотит от желания напиться. Только если найти и выпить спиртное
она могла в любой момент, то жажду, которую она питала к Лиле, она утолить
не могла. Это была жажда к эмоциям, которые та дарила ей, это была жажда
любви, обожания, слепого поклонения, и Кристина отказывалась думать о том,
что этого больше не будет. Это нереально. Чтобы её так наебали и разлюбили?
Она же, бля, убьёт эту дуру.
Лиля вдруг наклонилась, подняв на руки пищащего котёнка, этот тупой ком
шерсти, и погладила того успокаивающе, хотя сама была не в себе — пялилась в
пол, содрогаясь от каждого шороха, бледная, хилая, печальная. Кристина
выдернула Рафа у неё из рук, отшвырнула на пол, и тот полетел, шипя, на ковёр.
270/292
Похуй, приземлился на лапы. Живучие твари. Она Сэма ещё щенком хуярила
кулаком по морде, ничё, не помер.
— Ты чего, он же маленький!.. — испуганно вскочила на ноги Лиля,

порываясь броситься к тому, но Кристина тут же, как на инстинктах, влепила ей
пощёчину, заставив упасть обратно на диван.
— Ебало закрой! — рявкнула она, пригрозив пальцем, когда Лиля отпрянула

от неё. — Вставать будешь, когда я скажу. Поняла? — и, когда та не ответила,
зажимая рот ладонью, Кристина прикрикнула. — Ты поняла?! И кошак твой тоже,
сука, заебал меня нахуй. — пробормотала она, ища того взглядом. — Где он,
блять? Где эта хуета ебаная?
— Подожди, не надо... — поднялась было с места Лиля, но, стоило Кристине

шагнуть к ней, она тут же опустилась обратно, затравленно глядя на неё снизу
вверх.
Затем, Лилю что-то отвлекло. Она глянула под ноги, сомкнула те вместе,
прижав их к полу, и застыла в одной позе, точно солдатик. Кристина двинулась
на неё, растолкав её колени, и в тот же момент Рафик, словно озверев, кинулся
вперёд, вцепившись в щиколотку Кристины. Уёбок мелкий, ещё и шипел, рычал!
— Не надо! — крикнула Лиля, попытавшись отцепить его, но было поздно.
Всё произошло буквально в считанные секунды: вот Кристина коротко шипит

от дискомфорта, вот её нога дёргается, размахиваясь, и вот, Рафик ударяется о
деревянный каркас дивана, на котором сидела всё это время Лиля. Кристина
даже почувствовала, как что-то под весом её удара ломалось, что-то хрупкое, но
определённо твёрдое. Послышался треск, короткий писк, а потом Кристина
просто стряхнула с себя маленькое пушистое тело, отпнув то в сторону, пока
Лиля наблюдала за этим широко раскрытыми глазами, раскрыв рот.
— Тварина, бля. — брезгливо поморщилась Кристина, уставившись на

нешевелящегося, уже мёртвого котёнка. На пасти того образовались пятнышки
крови. Видимо, Лиле совсем поплохело, и она разрыдалась, не выдержав, в
голос. Упала на колени, прям как в кино, схватила свою зверюгу, и прижала к
себе, как мамашка.
— Ты ужасный человек, Кристина… Как ты можешь так, он же маленький, он

же не понимает… Я тебя… — проревела Лиля, задрав голову и вперившись в неё,
Кристину, злым взглядом. Она… чё, бля, она сказала?
— Чё? — ощетинилась Кристина.
— Ненавижу тебя! — выкрикнула та, заходясь в слезах. — Я тебя не люблю,

ты ужасный человек, ты злая, ты плохая, ты гадкая. Я ненавижу тебя!
Стало горько, обидно, а ещё хотелось наказать Лилю, проучить, заткнуть.

Неправда это всё. Не бывает так, чтобы раз — и уже не любит, Кристина-то её
любит, а это… Что-то же это значило? Кристина не удержала импульс, снова
ударив с размаха тыльной стороной руки, и сама растерялась — Лиля закричала,
отшатнулась, прижав пальцы к своим губам, и отняла те, глядя на красные
разводы. У неё снова шла кровь.
271/292
А ещё она не любила Кристину теперь. Может, она вообще никогда её не
любила.
следующая глава - финалочка

272/292
Примечание к части Приятного чтения!
XXX
04.08
— Я график нахера составляла?! — прикрикнула Лиза, ткнув в висящий на

холодильнике лист. — Посуду ты моешь сегодня!
— Я помыла! — возмутилась Лиля, выскакивая следом на кухню, и махнула на

чистую раковину, абсолютно свободную от чашек и тарелок.
— А плиту чё не помыла? — окрысилась Лиза. — Я всегда мою, а свинячишь

на ней ты. Ты будто не макароны готовила, а рисовала маслом вокруг кастрюли.
— Потом помою… — вздохнула Лиля, возвращаясь в комнату.
— Да тут стоять противно, Лиля! Тараканы заведутся, не верещи потом:

“Лиза, а прибей его тапком”, поняла?
— Да чё ты душнила такая? Помою, сказала же!
— И чё ты во всём мятом вечно, как трактором пережёванная? Мне ходить с

тобой рядом стыдно. Ты про утюг слышала?
— Мне некогда гладиться! — возмутилась Лиля, обернувшись к той в

стремлении напомнить кое-что. — Мы договаривались — я стираю, ты гладишь.
— Да ты ж не вешаешь одежду, мне чё, сто раз переглаживать? —

нахмурилась Лиза, сбитая с толку аргументом.
— Я ж не жалуюсь, что ты одно и то же не ешь, готовлю два раза в день!

Могла бы и перегладить!
Лиза, сложив руки на груди, окинула её недовольным взглядом, не найдя,

что ответить. Хотя, наверное, ей в голову приходили одни гадости, и она просто
решила не раздувать ситуацию пуще прежнего.
— Я даже не подозревала, что ты такая неряха. Ладно, я помою плиту. Снова

я, как обычно.
— Спасибо. — поклонилась ей Лиля издевательски.
Жить вместе правда было тяжело. Лилю никто, кроме мамы, так не гонял с
бытовухой, не заставлял убираться, следить за чем-то и тем более соблюдать
режим уборок. Режим уборок. У Лизы чуть ли не по часам было расписано,
сколько что должно занять, потому что “нельзя хорошо вымыть пол за
пятнадцать минут, ты халтуришь, а нам тут жить”! Артуру вот было всё равно,
он не замечал, было дома грязно или чисто, там уже Лиля его вечно пилила за
раскиданные одиночные носки и обоссанную сидушку унитаза.
273/292
А тут Лиза её загнобила за грязную газовку!
Но это была её мечта. Лиля оказалась в городе, о котором грезила днями и

ночами, она увидела те самые разводные мосты, о которых говорил Макс, она
побывала в Эрмитаже, расплакавшись от красоты экспонатов. Ещё у Посольской
лестницы она вцепилась в руку Лизы, задохнувшись от нахлынувших на неё
эмоций, и затрепетала изнутри — это было не передать словами. Ожившая
сказка, истинное счастье и удовольствие, вот, как это ощущалось.
Они приехали в Питер сразу после её дня рождения, отправились прямо с

утра двадцать третьего июля: Артур отвёз их на вокзал, потому что мать Лизы не
смогла отвезти её сама, приобнял её неловко, а затем, на выдохе сгрёб своими
ручищами, зарывшись носом в её волосы, и сделал глубокий вдох.
— Звони, пиши, всё рассказывай. Я защищу, знаешь же? — и затем,

отстранившись, он испытал дикую неловкость перед наблюдавшей за ними
Лизой, потому и кивнул ей. — Ты тоже жалуйся, если че.
— Обязательно. — хмыкнула та, и Лиля автоматически добавила за неё в

своей голове: “У меня чёрный пояс по айкидо!”.
Дорога в поезде заняла девять часов, за эти девять часов они успели
обсудить её день рождения, куда были приглашены Лиза, Гена и Юля — бедная,
блин, Юля. Та никаких вопросов не задавала, не заикалась о Кристине и
избиении, она просто написала Лиле сообщение с поздравлением в ВК, а Лиля,
не зная, куда деться, пригласила её к себе на праздник. Юля сходу отличилась и
подарила ей маску для дайвинга — объяснила, что больше ничего подходящего
не нашла, не успела, тем более, они же плавать будут. Уместно. Лиза, держа в
руках поваренную книгу Гарри Поттера, на это скривилась. Артур подарил ей
деньги, Люда сказала, что это их общий подарок; Гена вручил ей букет цветов,
дрожа от смущения.
У них был пикник на Школьном — они привезли туда и тортик, и соки, потому
что никто, кроме Юли, не пил алкоголь: Лиза была подчёркнуто за здоровый
образ жизни, Гена боялся разочаровать свою бабушку, а Артур с Людой были на
пути исправления. Юля пила ананасовый сок и не возражала. А тортик был
клубничным, ведь Лиля обожала клубнику, и на нём было ровно восемнадцать
свечей. Восемнадцать! Она была совершеннолетней, и как совершеннолетняя,
она могла теперь делать намного больше, хотя существенной разницы не
чувствовала. Она отличалась от себя прошлогодней, но явно не от того, что год
просто минул. Были другие факторы.
После поздравлений, вручения подарков и торта, они отправились плавать.

Лиза, плавая рядом свободно то брассом, то на спине, критиковала её “собачий
стиль”, норовя переучить. Место, которое они выбрали, было приятно безлюдным
в разгар дня, потому Лиля даже не испытывала смущения. Правда, иногда Юля
неуместно на неё поглядывала, и от этого краснели они обе, а Лиза всё глаза
закатывала, плеща в Лилю водой. Гена в воду не лез, так, ноги мочил у берега,
перекрикиваясь с Лилей о том, что что плавать после трапезы опасно для жизни.
Люда и Артур остались на пледу с едой, загорая.
День рождения прошёл спокойно и весело, поэтому на следующее утро было

даже грустно уезжать, прощаться с Геной и Юлей, но, по крайней мере, Лиза
274/292
была с ней. Лиза стала ей по-настоящему близка в этот год, будучи
единственной её опорой в некотором смысле. Именно она подтолкнула Лилю к
подаче документов, и именно из-за неё Лиля решилась всё-таки уехать, выбрав
себя. Не Кристину, не Кристинино благополучие и их призрачную надежду на
совместную жизнь. Лиля хотела бы верить в то, что Кристина была способна
измениться, но та слишком часто доказывала обратное. Артур делал
постепенные шаги к изменениям, было видно, как ему тяжело, но он
прикладывал усилия и старался ради Люды и их ребёнка. Кристина просто
строила для Лили воздушный замок из обещаний, в который невозможно было
попасть, потому что обещания были пустыми, липовыми, и не имели под собой
фундамента из поступков, подтверждающих её слова. Лиля устала.
И теперь она была в Питере, она была счастлива, и у неё был почти целый
месяц до начала учёбы на то, чтобы увидеть и разглядеть в подробностях свой
город мечты. Лилю окружали приятные ей люди, она жила в хороших условиях,
никто не мог вломиться сюда, так далеко от Питкяранты, и втоптать её в грязь
снова. Никто не мог прикоснуться к ней неправильно теперь, пользуясь её
страхом. Никто не мог оскорбить и унизить её. Она была в безопасности.
Но Лиля, ещё сидя в купе и смеясь с Лизой над самобытностью Юли и

стеснительностью Гены, не могла перестать думать о Кристине, которая
пропала с концами после той ужасной ночи. Кристина снова предала её доверие,
Кристина убила Рафа — её собственный подарок Лиле, и пропала. Оставила её в
покое. А Лиля смотрела на Лизу, довольно выглядывающую в окно поезда, и
понимала, что любовь к Кристине всё ещё жила в ней вместе с жалостью,
нежностью и обидой, потому что, будь Кристина чуточку лучше, всё бы
получилось.
Во всяком случае, Лиля устроилась на новом месте и почти не тосковала —

она просто увезла свою любовь в другой город, стараясь помнить только
хорошее, пусть плохое и догоняло её во снах. Она помнила и светлое о Кристине
тоже, и это согревало её сердце временами. Лиля была не одна, ей не нужно
было переживать потерю любимого человека в одиночестве теперь. У неё была
Лиза, которая, несмотря на свою ворчливость, оставалась её подругой. А по
соседству, буквально напротив них, жила Виолетта, татуированная с ног до
головы и безумно дружелюбная, именно она устроила им экскурсию по Питеру в
первый же день, не дав заскучать. И гуляя по ночному городу, любуясь
красочными вывесками бутиков и невероятной мрачной архитектурой, Лиля
размышляла над тем, как всё тут было… по-другому. По-новому, по-
возвышенному, по-живому. Люди тут были другие, одевались иначе, говорили
иначе, и её душа пела от того, что она наконец оказалась там, где должна была
быть.
Чем не счастье?
***
31.08
Кристина объявилась снова, уже без грохота шумовых гранат, без разрядов
молний, без шторма, штиля и войны. Только с коротким, весёлым, обрывистым
275/292
вздохом:
— Ляль, ты дома?
Лиля сидела, привалившись спиной к стене, прижав к себе ноги на уже

застеленной для сна кровати. За окном шёл моросящий дождик, стучащий
слегка по стеклам, и Лиля вдруг погрузилась в амосферу их самого первого
поцелуя — Кристина снова была чем-то взвинчена, шумела изморось, тело
сковала тревога. Но её голос, который Лиля не слышала целых два месяца,
заставил улыбнуться. Она и забыла, как он звучал, так быстро. Подумать только.
Тепло поселилось в груди, и Лиля прижала к той руку, прикрыв глаза —
Кристина. Они были так, блять, далеко сейчас, так что не нужно было бояться,
но она… Это было тяжело, потому что Лиля её любила, у неё было много причин
любить её. У Кристины, несомненно, была прекрасная душа и ужасная судьба.
Лиля не могла выбросить её из головы, она не могла выбросить их из головы, и
сейчас, просто слыша чужое дыхание на том конце провода, её охватывала боль.
Ничего не изменилось в ней. Лиля просто увезла свою любовь в другой город.
— Привет. — глупо сказала она, и Лиза покосилась на неё со своей кровати,

листая толстенную книгу с броским названием “Модицина” — она во всю
готовилась к своей первой паре. Лиза быстро вернула взгляд к книге, и Лиля
сморгнула слёзы, утерев те торопливо. — Что-то случилось?
— Блять, зай, я чистая два месяца уже. — почти прокричала Кристина,

наверное, улыбаясь во все тридцать два. — Прикинь? Два месяца. Я нихуя не
пила, вообще, я только… Я работала, я закодировалась даже, ездила к ёбаному
шаману в ПТЗ. Я чистая. — засмеялась та вдруг, и Лиля заразилась её смехом,
искренне до глубины гордая за неё.
Но почему не раньше? Слёзы снова потекли сами собой, и Лиля шмыгнула

носом, заставив Лизу вновь оторваться от чтения, но больше держаться не было
сил. Почему не раньше?
— Это здорово. — кивнула Лиля, как если бы Кристина могла её видеть

сейчас.
— Я приехать хочу, расскажу такое… Ляль, я многое осознала за эти дни, я

была неправа, я была пиздец неправа. Просто, бля, как ёбаное животное, я очень
сожалею. Слышишь? Я серьёзно, я тебя, бля, не трону больше. Я пить даже не
хочу, веришь, нет? Теперь всё по-другому будет!
Лиля сцепила челюсть крепко, поджала губы, глубоко дыша через нос, иначе
бы точно разревелась в голос, и внутри неё всё трещало по швам. Всё
разрывалось от обиды.
Почему не раньше?
— Лиля, ты дома щас? Я приеду. Давай мириться, ладно? Бля, я жить без тебя
не могу, зая, я тебя люблю очень. Я многое поняла, клянусь…
— Я с Лизой в Питере. — решилась всё же Лиля, и конечно, её состояние её

подвело, и из неё вырвался всхлип. — Я поступила, куда хотела. — добавила она
робко, улыбаясь. — Представляешь? А ты говорила, не получится. Но всё так, как
276/292
я хотела. И ты о себе позаботься, пожалуйста, я очень рада, что ты не пьёшь, ты
такая молодец…
— Чё? — перебила её резко Кристина, казалось, перестав слушать после

первой же фразы. — С кем ты, блять? — привычно грубо, давяще переспросила
Кристина, и Лиля зажала рот ладонью, содрогнувшись в рыданиях. Кристина
всегда была такой — бесцеремонной, жёсткой, агрессивной. Но Лиля успела
забыть об этом, утешая себя исключительно светлыми воспоминаниями. О том,
какой нежной она бывала, о том, какие подарки делала, о том, как крепко
обнимала её. — Ало, нахуй, я говорю, с кем ты? Ты чё, блядь, вообще ох…
Лиля сбросила звонок, наклонилась к своим согнутым коленям, опустив

голову. Телефон снова зазвонил и, в отчаянии, Лиля просто отключила его
трясущимися руками, разрываясь между желанием снова услышать её и страхом
оказаться облитой помоями в очередной раз. Выждав момент, Лиза осторожно
опустилась на край её кровати, молчаливо поддерживая.
— Я люблю её очень. — проревела Лиля, и Лиза вздохнула тяжело. — Но она

так сильно испортила мне жизнь. И она бы продолжила портить мне жизнь, да?
Или нет? Я не знаю. Она бросила пить. Она сказала так. Если бы я осталась там…
— Ты бы сдохла. — отрезала Лиза, и Лиля зарыдала громче, — Лиля. —

позвала она её, но осталась неуслышанной. — Бля, комендант щас прибежит, не
надо, а! — раздражённо прикрикнула Лиза, но, поняв, что это не работает,
придвинулась и опустила осторожно свою ладонь на её спину. Лиля, ощутив
чужое тепло, даже притихла, подрагивая. — Лиль, иногда, даже то, что мы
любим кого-то, не значит, что… Ну, что это судьба. Знаешь? Иногда надо
выбирать то, что лучше для нас. Для тебя не было бы лучше там остаться,
потому что она бы тебя просто… Блять, да она бы тебя зарезала. Ты понимаешь,
что я говорю?
— Да. — прошептала она, скривившись в плаче, и Лиза явно нехотя, не зная,

как сделать это правильно, обняла её неуверенно.
— Любви недостаточно. — так же мягко проговорила Лиза, подбирая

тщательно слова. — На одной любви далеко не уехать, если ты не стараешься. А
она не старалась, и она не будет стараться, потому что люди не меняются, Лиля.
— Но я…
— Первая любовь не должна быть последней. — убеждала её и, наверное,

себя тоже, Лиза. — Всё будет хорошо. — пообещала она, и Лиля прижалась к ней
в жажде поверить в это. Ей нужно было заверение. Ей нужна была надежда. —
Теперь всё будет хорошо.
***
31.12
Новый Год в Питкяранте выдался очень и очень морозным и снежным. Лиля

приехала вечером вместе с Лизой, и встретил их Артур, сначала заобнимав её и
277/292
покружив в воздухе, а затем уставившись во все глаза, оценивая внешний вид.
Лиля, поправив на себе шапку-ушанку, улыбнулась застенчиво.
— Ты это… — он поводил рукой у носа, нахмурившись, — Не больно было?
— Нет. — смутилась Лиля. Септум ей проколола Виолетта ещё в ноябре, а

ещё Виолетта тренировалась бить на ней свои эскизы — на них с Лизой, на
самом деле. У Лили, например, была набита веточка розы в квадратике на
запястье, а ещё Хеллоу Китти на другой руке, потому что Виолетта хотела
набить её больше всего, а Лиза отказалась. На Лизе она отрабатывала эскизы…
помрачнее.
— А это… — Артур указал на её волосы, состриженные до подбородка. — ты

ж отращивала, косы плести хотела.
— Так красивее. — встряла Лиза, видимо, замёрзнув и устав ждать.
— По-петербургски? — усмехнулся Артур явно непонимающе. — Ну… Бунт

когда-то начался бы всё равно, да? — Лиля на это только глаза закатила. Да, это
подростковый бунт, явно никак не её желание самовыражаться и поиск себя. Ей
шло и каре, и септум, и даже странноватые наколки, которые она будет
скрывать во избежание шуточек про „зечку”.
Артур довёз сначала Лизу, оставив её у подъезда, и они попрощались,

условившись встретиться после семейных застолий, а затем они поехали домой.
Артур предупредил её с хитрой улыбкой о сюрпризе, которому Лиля обязательно
будет рада, о сюрпризе, который ждал её в квартире и уже давненько. И
приятный трепет охватил её, заставляя буквально бежать по ступенькам к
двери. Им открыла Люда, и Лиля ожидала увидеть огромный живот на девятом-
то месяце, но того не было вовсе. Лиля вскинула удивлённо брови, но ничего не
стала говорить, просто обняв ту — мало ли. Вдруг, потеряли они этого ребёнка.
Артур вообще умалчивал обо всём этом, каждый раз сворачивая диалог.
Дома пахло запечённой курицей, в гостиной уже стоял стол, на котором были
расставлены столовые приборы и салаты, а ещё огромная ваза фруктов —
мандаринов, яблок, груш и бананов. Цитрус приятно щекотал ноздри. В углу
стояла украшенная ёлка, и Лиля с теплотой вспомнила, как они наряжали ёлку
вместе с Артуром в прошлом году, только для себя. Вдруг, Лиля услышала шум
из своей комнаты, а именно — крик, и Люда ей заискивающе улыбнулась, кивая в
ту сторону. Лиля сделала пару осторожных шагов, вошла в спальню, с
удивлением обнаружив там, прямо в центре, колыбель. Комната вообще
изменилась – там были понаставлены детские вещи: коляска, игрушки,
бутылочки, коробки памперсов, а в шкафу была сложена детская одежда и
пелёнки.
— Её Лиля зовут. — сказала Люда, поглаживая малышку по голове.

Маленькая, даже крохотная девочка лежала в люльке, одетая во всё белое, в
забавном кружевном чепчике. — Лилия… Артур упёрся и всё. А мне что… Имя
красивое. И тётя у неё красивая. Дай бог, будет на тебя похожа. Глазки вон, уже
вижу, ваши… — засмеялась она по-доброму, взяв ребёнка на руки.
— Спасибо. — растроганно ответила Лиля, глядя на ту в изумлении, и

периодически опуская взгляд на… на Лилю. — А можно?..
278/292
— Держи! — передала ей ту Люда, помогая придерживать, и Лиля качнула ту
на пробу, рассматривая с интересом.
Раньше она не держала младенцев. Раньше она вообще не проникалась всем

этим, она даже заранее ревновала Артура к племяннице, но её не просто не
вышвырнули из семьи, её именем назвали первенца… Это было новогоднее чудо.
Кто-то настолько маленький и беззаботный находился сейчас в её руках, и это
была приятная тяжесть, это была честь. Лиля видела так же и то, что ребёнок
взаправду помог Артуру измениться в лучшую сторону. Она видела, что Люда
была правильным человеком для него, потому что они много шутили, смеялись,
обнимались и были влюблены. Лиля видела нормальную счастливую семью, и её
душа радовалась за то, что Артур не пошёл по стопам отца и не бросил всё на
самотёк.
Это означало, что никакого родового проклятья на них не было, их дом не

был построен на гнилой почве, а они имели все возможности для лучшей жизни.
— С новым годом! — загремели бокалы безалкогольного шампанского,

прозвучали тосты, взревели салюты на улице.
Это значило, что этот год начался гораздо лучше, чем предыдущий, и он
открывал новую страницу в их истории. Истории, которую каждый для себя
напишет сам. И Лиля чувствовала, что в этот раз и все последующие она будет
выбирать себя. Она будет стоять на своём месте. И всё будет хорошо.
Поздравляю, вы дошли до финала, до долгожданной концовки. Это был

настоящий аттракцион, а именно - американские горки в худшем смысле этого
слова. Я знаю, что многие из вас плакали, что многие увидели себя на месте
Лили или же Кристины, и я хочу сказать вам, что я ценю каждого из вас и
благодарю за то, что вы подарили столько любви мне и моей работе. Это ПЕРВЫЙ
мой макси-фанфик, который я заканчиваю, и это благодаря вам и вашему
фидбеку, вашим отзывам, вашим сообщениям, вашим артам и видео, вашим
песням, спасибо!
Так же хочу предупредить, что работа останется в статусе завершён, но будет

так же "черная" концовка с событиями, начинающимися с ПРОШЛОЙ главы - то,
как действия развернулись бы, останься Лиля с Кристиной. Это ещё не
окончательное расставание с вами!) Но, если вам дорога идея того, что Лиля
счастлива, беззаботна и в порядке, то вы можете не читать следующую главу.
Люблю вас.
279/292
Примечание к части Это является альтернативной концовкой
XXXI
Вы когда-нибудь слышали про эффект бабочки? Это теория хаоса —

математический аппарат, учение из раздела квантовой физики, которое гласит,
что любое даже самое маленькое изменение, например, амплитуды взмаха
крыльев бабочки на одном континенте, может повлечь за собой колоссальные
изменения на другом. Скажем, тайфун или землетрясение. И в этом есть истина,
неприглядная и тяжёлая для переваривания, потому что она взваливает на
людские плечи непосильную ношу ответственности.
На другом берегу, религия врёт людям, даря иллюзию того, что всё уже
предрешено и происходит по божьей воле. Поэтому большинство склоняется
именно к ней — там не нужно думать, там нужно расслабиться и дать Богу
решить всё за тебя необратимым пиздецом в твоей жизни, на который ты,
конечно, повлиять никак не сможешь. А все твои косяки тебе тоже прощаются,
потому что этого захотел наш небесный папа.
Но на самом деле, мы ответственны за каждое наше действие, слово и

результат, к которому два первых нас приводят. Всегда.
Если бы мать Лили не лупила своих детей всем, что попадалось под руку, у
Лили с Артуром не было бы перманентного чувства одиночества и
незащищённости, они бы могли спокойно доверять людям и знали, что такое
любовь. Если бы Артур в тот вечер не похвастался тем, какая его сестрёнка
умница и красавица, Кристина бы не зациклилась на ней. Если бы в
определённый день, час и секунду Артур проснулся от шума в соседней комнате,
Кристина бы не избила Лилю столько раз.
А если бы только бабочка взмахнула крыльями немного быстрее на другом

континенте, и тайфун поразил бы Восточную Азию — такой цепочкой связанных
между собой событий, они бы никогда не встретились. Но бабочка не взмахнула
своими крыльями, тайфун не унёс за собой сотни жизней, а Артур показал
Кристине Лилю, отдав ягненка на заклание. Лиля, будучи травмированной своей
матерью, поддалась Кристине, травмированной отцом, и таким образом, они обе
оказались несчастны. Порознь.
Однако. Что, если…
***
— Ты мне больно сделала. — оправдывалась Кристина, зарывшись пальцами

в свои волосы, и вот так, упираясь локтями в колени, спряталась в стыде. — Ты
каждый, блядь, день делаешь мне больно, ты меня не любишь, ты, сука,
разлюбила меня, ты…
Лиля обняла её со спины, обвила руками её тело, зажимая чужие

предплечья, и опустилась мокрой от слёз щекой на спину, покрытую пропахшей
сигаретами футболкой. От Кристины пахло водкой, табаком и её дурацким
шампунем три-в-одном, из-за которого её волосы становились, как солома.
Кристина даже подобрать себе шампунь без её помощи не могла. И Лиля от этой
мысли, почему-то, улыбнулась.
280/292
— Ты меня правда не любишь больше? — решилась спросить Кристина.
На самом деле, Лиля не знала наверняка, но Кристина уже казалась ей

родной, казалась ближе всех, даже собственного брата, который строил свою
собственную семью с Людой и их будущим ребёнком. Артуру скоро станет вовсе
наплевать. Лиля останется сиротой в полном смысле слова. У неё была лишь
Кристина, о ней заботилась лишь Кристина, пусть своеобразно, но… Ей хотя бы
не было всё равно. Всю жизнь всем было всё равно: отцу, маме, брату, сейчас
было ощущение, что и друзьям тоже. Да каким друзьям? Лиза на неё совсем
забила, а Мишель её ненавидела всё это время, как выяснилось. Что, если Лиза
при переезде заведёт новых друзей, и Лиля правда останется одна в огромном
городе, никому ненужная, всеми забытая? Что, если её снова оставят? Как папа,
как мама, как собирался сделать Артур?..
Она будет одна. Она останется в одиночестве, она никогда не встретит

никого, кто будет любить её так же сильно, как Кристина, кому она нужна?
Серая мышь из какого-то грёбаного посёлка. Не было смысла даже подавать
куда-то документы, как бы она ни надрывалась, её не ждало ничего хорошего в
Питере. Кристина ведь говорила, предупреждала, таких, как она, там много.
— Люблю, очень, очень люблю… — расплакалась в страхе покинутости Лиля,

и прижалась теснее, боясь, что Кристина сама от неё откажется.
Она может? Она так ревновала, она так злилась из-за тех поцелуев с Юлей,
она её до сих пор не простила. Кристина её бросит? Лиля этого не переживёт.
Тревога заполнила её всю с ног до головы, и Лиля разрыдалась пуще прежнего,
зацикленная на одной единственной мысли.
— Пожалуйста, не отказывайся от меня. Я знаю, я… Мы… У нас много

проблем, но… Я тебя очень люблю. Я не знаю, зачем я тогда с Юлей, я просто так
устала… Ты иногда так сильно обижала меня… Но я люблю тебя, я хочу, чтобы
всё было хорошо, как раньше, как сначала.
Кристина порывисто обернулась, схватив её, и обняла, как тростиночку, сжав

в крепких жилистых руках, и это было так успокаивающе, что Лиля сразу
перестала плакать. Вот, где её дом. Вот, где она должна была быть.
— Я закодируюсь. — поклялась Кристина, и Лиля вжалась лицом в её шею,

радостно улыбаясь. — Ты ко мне переедешь, всё хорошо у нас будет. Всё будет
хорошо.
***
Артур ничего не понял, соответственно, не принял, более того, он был

настроен агрессивно, а от Кристины ответной реакции долго ждать не
пришлось. Всё изначально пошло не так. Кристина просто заявилась с Лилей под
руку, сказав, что теперь они будут жить вместе, хлопнула того по плечу, послав
Лилю собирать вещи, и Артур ошалело на них вылупился. А потом он схватил
Лилю за запястье, остановив на пути к комнате, и Кристина тут же его
оттолкнула.
— Отъебись от неё. — сходу взбесилась Кристина, видимо, заранее

заряженная на конфликт.
281/292
— Ты чё несёшь, блять, с хуя ли моя сестра с тобой жить будет? Я понимаю,
бабские ночёвки, гулянки, но, сука, у неё дом есть. Слышь, Крис? — он
сощурился подозрительно, и Лиля поджалась всем телом, когда Артур глянул в
её сторону с беспокойством. И Кристина нагло, демонстративно взяла Лилю за
руку, переплетая их пальцы вместе. — Сука. Нет, блять, ну, нет же! — прошипел
Артур, неверяще качая головой, и Лиля пристыжённо опустила взор. Он злился
не на неё, наверное, но любое проявление гнева её пугало. — Ты, сука, всё-таки
пидораска? — выплюнул он с отвращением, и Лиля крупно вздрогнула,
уставившись на брата в шоке. Но он говорил это не ей, а Кристине, удивительно
спокойной, но лишь на вид. Руку Лили она держала так крепко, что суставы
соприкасались до боли. — Ты мою, мою, нахуй, сестрёнку под лесбуху
подписываешь? Чё ты молчишь, блять?! Это ребёнок, опомнись, бля, Крис!
Никуда она не пойдёт, слышишь, ты, нахуй?
— Сумки собирай. — повернувшись к ней, сказала напряжённо Кристина, и,

когда Артур снова попытался её остановить, Кристина в тот же момент ударила
его кулаком в прямо в лицо.
— Не надо! — испуганно крикнула Лиля, кинувшись к брату, но та взяла её

грубо за шкирку, разгорячённая адреналином, и Лиля ожидаемо струсила,
побежав в комнату.
Артур поднялся, но Лиля прекрасно понимала, что он не станет бить

Кристину, он никогда не поднимал руку на женщину, это было табу. Поэтому она
старалась собирать вещи быстрее, чтобы Кристина, не дай бог, не покалечила
Артура. По её щекам текли слёзы, она не хотела, чтобы всё вышло так, она
хотела деликатно объясниться, сделать нормальный каминг-аут, но Кристина и
слова не дала ей вставить. И теперь происходило это. Звуки драки не умолкали,
в коридоре стоял дикий шум, и Лиля плакала, собирая сумку.
— Кристина, пожалуйста! — не выдержала Лиля, забросив в сумку только

половину вещей, самых необходимых, и выбежала за дверь. — Хватит, давай
просто уйдём, ну, хватит!
— Никуда не пойдёшь! — рявкнул Артур, выхватив сумку, и Лиля отметила на

его лице назревающие синяки и разбитый нос, поджавшись.
Она оглянулась на Кристину и с удивлением обнаружила абсолютно тот же

набор побоев — Артур не сдерживал себя. Он не видел в Кристине девушку
больше. Он видел в ней угрозу, как в остальных парнях, мужчинах, которые
представляли опасность для Лили ранее. Он бил её по-настоящему: разбил ей
нос, губы, скулы, подбил глаз, и Лиля не знала, кого из них ей было жаль
больше. Она была в ёбаном ужасе.
— Я хочу уйти. — со слезами призналась Лиля. — Я сама хочу. — протянула

она руку за сумкой, и Артур, в полном ошеломлении, отдал ту. — Я хотела
сказать по-другому…
Она стояла между ними двумя, тяжело дышащими, напряжёнными, и была

точно между двух огней. Это должно было быть совсем иначе.
— О чём сказать? — отказывался принимать правду Артур. — Что тебя

совратила эта тварь? Что я пригрел змею на груди, которая полезла к ребёнку?
282/292
Ты, сука ебаная, сюда иди! — крикнул он Кристине, и та сделала шаг вперёд,
готовая подраться снова, но Лиля прижалась к той спиной, не позволяя.
— Я люблю её. — всхлипнула Лиля. — Она меня не совращала. Понимаешь?

Я… Я такая, я всегда была такой. Просто… Я люблю её.
— Тебе лет сколько, нахуй, и сколько ей?! Никакая ты не лесбуха, башку

вруби, блять! — заорал ей в лицо Артур, и Лиля зарыдала, не выдержав, за что
Кристина тут же ударила того снова, заставив отшатнуться к стене. Лиля
вскрикнула, отпихивая Кристину к выходу, старательно сдерживая её изо всех
сил, но та с лёгкостью вырвалась, чтобы ударить того снова, и Артур не остался
в долгу, повалив Кристину на пол, продолжая наносить удары. — Тварь, тварь
больная! С моей сестрой! Чё ты, сука, сделала с ней?! Чё ты впарила?!
Лиля потащила его назад, за плечи, оттаскивая, рыдая в голос, но он не

поддавался, и она закричала изо всех сил:
— Ты убьёшь её!
И Артур остановился. Кристина закашляла под ним, сплюнула на пол кровью,

двинув рукой челюсть в разные стороны, будто это было чем-то обыденным, и
сбросила с себя успокоившегося Артура, шатко поднявшись. Лиля помогла ей
встать на ноги, обнимая, глядя на её избитое лицо, осознавая свой страх перед
собственным братом. Он так поступил с женщиной, хотя божился, что никогда не
сможет побить девушку.
— Ты ужасный человек. — заплакала Лиля. — А я взрослая, и я буду жить, где

хочу и с кем хочу. А с тобой, — она снова всхлипнула, посмотрев на залитое
кровью лицо Кристины, — я жить ни за что не буду.
— Лиля. — угрожающе произнёс тот.
— Меня тоже изобьёшь? Я тоже для тебя больная?
— Ты не понимаешь, чё ты, нахуй, делаешь. Тебе мозги эта блядь промыла.

Слышь, ты никуда, сука, не пойдёшь. Поняла?! — шагнул он к ней, попытавшись
схватить, и Лиля испуганно запищала, закрывшись руками.
Ничего не произошло. Лиля продолжала тихо рыдать, полная страха и ужаса,

и осторожно развела ладони в стороны, взглянув на ошарашенного Артура. Он
смотрел на неё в упор, маленькую и трясущуюся, отходя. Видимо, он только-
только осознал, что испугал её настолько сильно, не удержав прилив ярости, и
впервые, впервые за все годы позволил себе такое поведение.
— Лиля, я тебе не враг, — выдохнул он устало, и струйка крови потекла от

виска по его щеке, — я тебя знаю. Ты не такая у меня.
— Ты меня не знаешь и никогда не пытался узнать, — покачала головой Лиля,

— и ты никогда не увидишь меня больше, если тронешь её ещё раз.
— Лиля…
— Хоть раз. — пригрозила она, плача, и Кристина, придя в себя, сжала её в

утешительных объятиях. — Я не прощу тебя.
283/292
И Артур, не сдержавшись, вдарил кулаком по стене, оставив в той вмятину.
Но больше не оборачивался. Лиля, приняв это за зелёный свет, помогла Кристине
двинуться на выход, всё ещё держа наполовину полную сумку вещей, и её
сердце разрывалось от того, как знакомо, сквозь зубы, поскуливал Артур. Точно
как в ночь после похорон мамы. Он потерял их обеих.
***
Два месяца спустя.
Кристина действительно закодировалась, они прожили мирно, славно и

безоблачно целых два месяца. Два месяца абсолютного спокойствия и рая, когда
они просыпались и засыпали вместе, готовили вместе завтрак, обед и ужин,
вместе ели, смотрели кино, катались в Петрозаводск на прогулки. Лиля даже
помирилась спустя время с Артуром, но он упорно избегал говорить о Кристине и
игнорировал все попытки Лили завести разговор об ориентации, делая вид, что
Лиля скоро вернётся домой. Возможно, так ему было легче, возможно, он
медленно адаптировался к таким новостям. Не все бы переварили это быстро. Её
мать вообще бы убила её к черту.
А вот Лиза уехала без неё ещё в июле. Поняла, в чём дело, сразу, стоило
Лиле обронить:
— Что мне в Питере делать? Мне и тут хорошо.
Лиза не осудила, не подловила, зная, что это безнадёжно, и лишь пожелала

удачи с таким искренним сочувствием и болезненной жалостью, что в Лиле
забурлила ярость. Она была счастлива с Кристиной. Нахер Питер. Кристина
больше не пила, работала, заботилась о ней, одевала её и обувала, в конце
концов, ничего не требовала. Они даже сексом занимались только по обоюдному
желанию, и Лиля постепенно, медленно перестала этого бояться. Они
действительно работали над отношениями.
Два месяца.
И буквально третьего сентября Кристина вернулась пьяная. Оказалось,

кодировка не была такой качественной, а точнее, её можно было снять в любое
время. И Кристина отказалась от неё, как только поняла, что Лиля уже упустила
момент с поступлением в другой город. Притащилась ночью, гораздо позже
обычного, встревожив Лилю, ожидавшую её с готовым ужином дома, и прямо так
и заявила с хохотом:
— Куда ты денешься теперь?
Лиля поняла смысл этих слов не сразу. Она не привыкла думать о людях
плохо, но её тревожность и привычка додумывать всё же помогли ей дойти до
истины. Кристина ждала два месяца, не дав Лиле возможности уехать в Питер.
Не дав возможности поступить куда-либо вообще в течение года, как минимум.
Задержав тут. Она просто замылила ей глаза, не более, и от осознания этого ей
стало дурно. Тошно. Это ведь подло, это неправильно, Кристина пообещала ей…
А что ещё она обещала? Не ругаться на неё. Не бить её. Не насиловать. Хоть
что-то из данных клятв она сдержала?
284/292
Лиля упорно хотела верить, что ошиблась, она заснула с Кристиной в одной
постели в ту ночь, слыша пьяное посапывание, и думала почти до утра о том, что
могла понять неверно. Может, кодировка была в самом деле некачественной, и
Кристина закодируется снова. Может, был особый повод. Может, её вообще
споили.
Но на утро Кристина вела себя как обычно. В плохом смысле. Так, как было
тогда, когда она материла её, хватала за волосы и заставляла делать то, чего
Лиля не хотела. Прямо с утра. Лиля успела только умыться, зашла на кухню, как
Кристина позвала её, и уже по голосу Лиля поняла, что что-то было не так. В
голосе не было ставшей привычной ласки, в нём было то старое пренебрежение,
и когда Лиля осторожно ступила на порог спальни, застопорившись в лёгкой
боязни, Кристина потащила её за волосы к кровати, поставив на колени.
У неё было похмелье, её мучила мигрень, она злилась, и Лиля старалась её

успокоить, вылизывала её старательно так, как Кристина её учила, несмотря на
нежелание и отвращение — Кристина не принимала душ вчера, что оставляло
неприятный вкус на языке, но она так вцепилась в её волосы, что Лиля бы не
вырвалась. Она побоялась бы в любом случае.
— Быстрее, сука. — процедила сквозь зубы Кристина, и Лиля послушалась,

хотя её челюсть и язык устали, и ей было обидно, неприятно и гадко. — Блять,
вот так, вот так… Я сказала, быстрее, нахуй! — она неприятно встряхнула её,
выдрав немного волос, заставив заплакать, и Лиля остановилась. Она физически
не могла двигаться ещё быстрее, за что её отпихнули и тут же влепили
пощёчину, шокировав. Лиля накрыла рот ладонями, чтобы удержать жалобный
вой, и так и осталась сидеть на коленях, когда Кристина поднялась с постели,
натягивая спортивные штаны. — Ты нихуя не можешь сделать, блядь,
нормально. Только ноешь, блять, только выпрашиваешь, нахуй, все свои хотелки.
А отрабатывать кто будет? Сука, блять. Бесполезная амёба.
Два месяца были раем. В сентябре всё пошло по наклонной снова. Лиля не
могла спокойно чувствовать себя дома, ей постоянно казалось, что она злит
Кристину просто своим существованием, и она никогда не знала, в каком
настроении и состоянии та будет с утра или по возвращению с работы. Она
искала причину в себе — что она сделала не так, что разрушила их Эдем? Чем
она спровоцировала такое отношение? Ей показалось, что дело было в алкоголе,
ведь без него им правда жилось гораздо лучше. Но стоило Лиле заикнуться про
повторную кодировку, как её снова оттаскали за волосы, спрашивая опять и
опять, что её не устраивает.
— Ничего. — испугалась ожидаемо Лиля, закрывшись руками. — Прости,

прости, ничего…
— Чё те не нравится, я спрашиваю, ты, блядь. — давяще, неприязненно

продолжила выпытывать Кристина.
— Ты ведь сказала, что закодируешься… Ты мне обещала… — беспомощно

обратилась к той она.
И Кристина невозмутимо ответила:
— Я закодировалась. Я не сказала, на сколько.
285/292
— Но я ведь… — попыталась объясниться Лиля, но её снова больно
вздёрнули, и она закричала сдавленно.
— Чё ты? Не так хотела? В Питер свой ёбаный поступить думала? Ты, пизда
тупая, куда ты поступить хотела? Чё вылупилась? Обратно к Арчи побежишь? У
него тёлка на сносях, ты там нахуй не нужна никому, и не была никогда нужна.
— отпустила, толкнув на пол, Кристина. — Пиздуй, если хочешь. Хлопнет у тебя
перед ебальником дверью, назад не скребись.
И Лиля не ушла. Проплакала несколько часов подряд на полу кухни,

проклиная всё на свете, включая свою тупость и наивность, проревела об
упущенных возможностях, но, в конце концов, пришла к выводу, что Кристина
была права. Никуда бы её не взяли. Даже переводчиком. Не настолько у неё
высокий уровень, да и зачем ей всё это, она бы затерялась в толпе и не
вынырнула. Нет. Нужно было радоваться тому, что она имела. Нужно было
работать над отношениями, снова.
Но ничего не срабатывало. Она опускалась на колени тогда, когда ей

говорили, она готовила, убирала, гладила, она слушала и слушалась, но
Кристина всё равно могла больно толкнуть и дать подзатыльник за любую
оплошность — за пролитый чай, разбитую кружку, за громкую уборку. Когда
Лиля всё же попробовала попросить ту, ещё трезвую, не поступать так,
Кристина долго смотрела на неё, как на идиотку, так, что Лиле стало стыдно за
вроде бы нормальную просьбу.
— Просто не… Не бей меня, пожалуйста.
— Тебя надо начать реально хуярить, чтобы ты поняла, что такое “бить”, да?
— ощетинилась Кристина. — Я тебе говорила, когда я бью людей, они со
сломанными рёбрами валяются. Они дохнут, сука, когда я их бью. Тебе показать?
— Нет. — затихла окончательно Лиля, опустив голову.
И будто бы просить о чём-либо было теперь под запретом. Нужно было быть
очень-очень осторожной, словно при хождении по яичной скорлупе, которая в
любой момент треснет, и тогда тебя ждёт наказание. Кнут без пряника. Дни
тянулись однообразно и ненавистно, и Лиля совсем потеряла любой контакт с
Лизой, имея лишь возможность смотреть истории той в инстаграме и завидовать
самой болезненной завистью из возможных. Лиза побывала у разводных мостов,
в Эрмитаже, Лизе досталась отличная комната в общежитии и она была
довольна своей специальностью. Лиля гнила в Питкяранте заживо. И это была её
вина. И ей было даже стыдно рассказывать об этом, нет, ей некому было
рассказать.
Единственный близкий ей человек издевался над ней каждый божий день.

Лиля бы написала Артуру, попросила забрать её, но это казалось нелепым и
жалким, учитывая её последние слова ему в день переезда. Артур сам не писал,
был занят работой и, наверное, беременной девушкой.
Кристина оказалась права, в конце концов, Лиля никому не была нужна.
Но с другой стороны, она смогла выйти на работу, официанткой. Кристина

позволила ей, потому что иначе Лиля рисковала сойти с ума в четырёх стенах, и
286/292
ещё потому, что учитывая её попойки денег становилось всё меньше. Лиля
довольно быстро влилась в женский коллектив, владелец заведения казался
спокойным адекватным парнем, и пусть иногда ей доставались проблемные
столики, на работе она по-настоящему отдыхала, потому что там не было
трудностей и она могла общаться с кем-то, хоть разговоры и были
бессмысленны. А вот возвращаться домой было каторгой. Она ощущала этот
внутренний протест, словно приближалась к краю пропасти, а заходя внутрь
квартиры — падала в бесконечную бездну. Там всегда пахло сигаретами и
спиртом, в её личном аду, который она прочувствовала ещё при жизни. Разве так
должно быть в счастливых отношениях?
Стоило ей задержаться один, один раз, потому что её начальник хотел

обсудить с ней на второй неделе, как ей работа и не сможет ли она выходить в
ночную, как произошло непоправимое. Сначала она заболталась с Сергеем,
своим начальником, потом девочки стали уговаривать её прогуляться с ними и
поесть мороженого, чтобы познакомиться поближе, и пока она вела милые
беседы и искала отговорки, прошёл час. Дорога домой заняла минут двадцать,
потому что она шла пешком.
К тому моменту Кристина была уже в квартире, потому что ключ в скважине
не повернулся, и при осознании этого факта, Лилю затрясло. Кристина пришла
раньше, не нашла её, а значит, она скорее всего будет зла. Скорее всего, она её
ударит. И Лиля снова это стерпит.
Лиля заперла за собой дверь, опустила сумку с рабочей формой на тумбу в

коридоре и сняла сапожки, пройдя в ванную, помыть руки. Старалась
успокоиться. Кристина не кричала. Она не шумела, не гремела, не ломала
ничего. Всё было так тихо. Может, она вернулась настолько пьяной, что уснула. С
этой мыслью Лиля вышла из ванной и заглянула в гостиную, где никого не
оказалось, а затем в спальню, и её тут же схватили и впечатали в стену до боли
в спине. Лиля глухо вскрикнула, уставившись на Кристину испуганно, а та
пьяными глазами обшарила её тело, так и удерживая насильно.
— Откуда у тебя это платье? — спросила она хмуро.
— Я привезла из дома. — тихо ответила Лиля, совсем не понимая. К чему этот

вопрос? Почему именно этот? — Ты его просто не видела раньше…
— Кто купил тебе его? — нахмурилась пуще прежнего та.
— Артур.
— Не пизди. — прорычала Кристина, пролезая рукой под юбку, и Лиля не

посмела дёрнуться. Стерпела. И когда Кристина запустила пальцы ей в трусы,
она стерпела тоже, сгорая от стыда и унижения. — Шлюха. — почувствовав
влагу, процедила та. — Кто тебе, бля, платья покупает, с кем ты шляешься?
— Никто, ни с кем, — в ужасе оцепенела Лиля. — я просто…
— От кого ты потекла сегодня, а? — встряхнула её та, не слушая. — Ты,

шмара, блять, малолетняя! Я тебе работать разрешила, чтобы ты ноги
раздвигала? А? — вдарила кулаком по стене Кристина, совсем рядом с её
головой, и Лиля поджалась, чувствуя себя маленькой беспомощной девочкой.
Даже возразить не могла. — Мужика нашла? Мужики же нравятся, да? —
287/292
усмехнулась она нехорошо. — Нравятся, блять. Чё ты, — схватив больно под
челюстью, вдавив пальцы в щёки, спросила пьяно Кристина, совершенно не в
себе. — члена захотелось? Да? Хуя не хватает?
— Нет. — заплакала Лиля. — Я честно… задержалась по работе, начальник

спрашивал…
— Начальник, блять. — отшвырнула от себя её Кристина, и Лиля упала на

ковёр, отползая в страхе. Что вообще происходило? Что она сделала? Она была
мокрой, наверное, из-за овуляции? Так бывало раз в месяц. Это ничего, совсем
ничего не значило!
Кристина вышла из спальни, явно с нехорошими намерениями, и тревога

забилась в висках. Вдруг она совсем упилась и убьёт её? Вдруг она принесёт
нож? Лиля в ужасе заставила себя подняться, кинулась следом в гостиную, а
затем в коридор, пока та искала что-то на кухне, но стоило ей вдеть ноги в
сапоги и схватиться за дверную ручку, как её потащили за волосы назад. Лиля
зарыдала в истерике, умоляя о чём-то глупом, захлёбываясь в клятвах, что
ничего такого не делала, просила отпустить, и Кристина сбросила её, как
ненужный хлам, у кровати.
— Ложись. — скомандовала она сухо, допивая остатки пива из бутылки.

Такой небольшой, узкой, постепенно расширяющейся у дна бутылки.
Лиля не думала дважды. Она поняла. И унижение охватило её лишь сильнее,

и она зашлась в рыданиях снова, качая головой в отрицании. Не будет всё так.
Не может она…
— Пожалуйста, — заныла она тонко, выше обычного, трясущимся голосом. —

пожалуйста, я не хочу… Я ничего не сделала, я клянусь, я ни с кем не была…
Кристина ей не поверила. Кристина верила своему пьяному мозгу, поэтому

она силой опустила её на постель, силой стянула с неё трусы и навалилась,
вдавив лицом в простыни. Лиля скулила, выла, но Кристина всё равно коленями
развела её ноги в стороны, и бутылка, самое её горлышко, пристроилось у входа
во влагалище. Лиля закричала, что есть мочи, но матрас всё заглушил. Кристина
двинулась вперёд, и это было почти не больно, но тут она резко вставила
бутылку наполовину, кажется, порвав её девственную плеву окончательно.
Стенки растянулись, боль вспыхнула изнутри, и Лиля заревела, как ребёнок,
забившись под чужим весом.
— Вот так это, сука, с мужиками. — прошипела ей на ухо Кристина, задвигав

холодной, становящейся лишь больше, бутылкой, внутри неё. Лиля ничего не
могла ответить, она задыхалась, плакала и дёргала напрасно ногами, доставляя
себе лишь больше мучений. — Запомни, шмара, когда смотришь на любого из
них и думаешь прыгнуть к ним в койку, вот так, блять, будет. Больно, сука?
Запомни, тварь. Ты думаешь, я не помню, что ты по ним течёшь? Думаешь, я не
знаю, что такие, как ты, к мужикам уходят? Я тебя убью нахуй, если ты
попробуешь налево сходить. — снова неосторожное движение, снова
растяжение и крик, пропавший в простынях. — Блядь ебаная, начальник
задержал. Ты вся, сука, мокрая. Ты меня за дуру держишь? Шлюха, блять. — и
снова вспышка боли.
Она расплачивалась за то, что случайно обронила, что бисексуальна? Она
288/292
расплачивалась за то, что задержалась на работе? За то, что у неё наступила
овуляция? За что? Лиля в истерике сползла на пол, когда Кристина слезла с неё
и вытащила из неё несчастную бутылку, вымазанную кровью, и плач
непрекращаемым потоком вырывался из её груди.
— Шлюха. — повторила с презрением Кристина.
***
— Зай, — она погладила Лилю по лицу, разбудив, и Лиля, разлепив с трудом

веки от долгого сна, увидела перед собой букет. Большой, пышный и наверняка
дорогой, не одна и не две розы, минимум тридцать. — это для тебя. Я вчера
перебрала, белку словила. Я… — Кристина посмотрела на неё внимательно, и
Лиля взяла букет в руки послушно, сев на кровати и ощутив тянущую боль внизу
живота. Она еле сдержала себя от того, чтобы скривиться. — Я не помню ничё.
Прости, пожалуйста, если обидела. — закончила та.
Но по её взгляду — тяжёлому, напряжённому, Лиля поняла, что всё она

помнила. Просто хотела замять. Как обычно. Замести под ковёр этим грёбаным
веником и сделать вид, что они счастливая семья.
— На работу не ходи сегодня, отдыхай, я за тебя напишу. — она поцеловала

Лилю в лоб. — И не ходи никуда, ладно? Ключи я заберу. Телефон тоже, надо же
твоего начальника предупредить, что ты дома сегодня. — Кристина улыбнулась,
приобняла её, и Лиля ошарашенно наблюдала за тем, как та медленно сводила
её с ума.
— А я всё помню. — сказала тихо Лиля сорванным от вчерашних криков

голосом.
— Чё? — якобы непонимающе спросила та.
— Я помню, что ты вчера сделала со мной. — осмелилась она.
Кристина погладила её по плечу, уставилась на букет, будто бы любуясь тем,

и снова посмотрела на Лилю:
— Значит, урок повторять не придётся.
Лиля задохнулась в ужасе, сердце бешено заколотилось, и слёзы застыли в

глазах, когда Кристина снова поцеловала её в лоб, перед тем, как уйти.
— Я на работу, ты отдыхай. — буднично крикнула она, хлопнув дверью и

зазвенев ключами, в самом деле заперев её, а Лиля уронила букет, накрыв лицо
ладонями, и зарыдала в отчаянии.
Она должна была уехать в Питер. Она должна была бросить Кристину. Она
должна была, должна была, должна была…
Так Лиля проведёт всю свою жизнь, иначе Кристина сдержит обещание и
убьёт её, верно? Она сдержит своё обещание в этот раз и точно убьёт её.
— Господи, помоги. Если ты есть, если ты слышишь…
289/292
***
На следующий день в сводках новостей будет рассказано про несчастный

случай, аварию на шоссе А121 у Гористой улицы, пролегающей между
Питкярантой и Петрозаводском. Пострадавших двое и один умерший.
Столкнулись два автомобиля, иностранная легковушка, и джип, водитель
которого был, судя по всему, пьян. Но это же мелочь, есть ещё новости про
вырубку лесов Карелии, загрязнение водопадов, разрушенные и не выстроенные
до сих пор дороги, и ни в коем случае не забывайте о задержке пенсии у
пенсионеров. Есть новости важнее, чем маленькая авария на маленькой дороге,
где погиб всего один человек.
Если бы Кристина осталась дома, если бы она выбрала другой день для того,
чтобы устроить раскаивающееся свидание, если бы она следила за дорогой, а не
за тем, как тушь расползается по лицу Лили от слёз, возможно, всё было бы
иначе. Теория хаоса, помните? Также с водителем джипа — ему не стоило так
напиваться из-за маленького скандала дома или на работе, не стоило так гнать,
не видя перед собой ни черта. Тогда они все были бы целы и невредимы.
Кристина очнулась под капельницей, и что она ненавидела больше всего в

больницах, это этот мерзкий запах старости и лекарств. Перед глазами плыло,
но она сфокусировалась, увидев перед собой расплывчатое миловидное лицо.
Короткие чёрные волосы, розовые губы.
— Лиля… — позвала она рассеянно.
Но ей ответил совершенно чужой голос:
— Как себя чувствуете?
— Чё? — не поняла медсестру Кристина. Теперь она яснее видела белый

халат и абсолютно иные черты. Далеко до её Лильки. Очень. Кристина
огляделась, но она была в палате абсолютно одна. На ней была эта ублюдская
больничная рубаха, её тело было полностью в ссадинах и синяках, а ещё она
запоздало ощутила дикую боль в правой ноге. — Чё со мной?
— Вы попали в аварию. К счастью, сильных травм нет, обошлось лёгким

сотрясением и глубокой ссадиной, как вы сами чувствуете, в правой голени.
Ходить вы можете, я бы сказала, что вы счастливица.
— Ладно. — отмахнулась равнодушно Кристина, игнорируя лёгкое

головокружение. — Лиля где?
Медсестра подозрительно долго молчала, а затем мягко ответила, опустив

голову:
— Я позову врача. Давайте лучше…
— Лиля где, блять, просто скажи и всё, я сама дойду, мне надо узнать. Мы
вместе ехали, это…
— К сожалению, в аварии… — она постаралась подобрать слова лучше, но

вышло у неё, разумеется, хуёво. — выжили…
290/292
У Кристины зазвенело в ушах. Она проморгалась, выдохнула и переспросила:
— Чё ты сказала?
— В аварии выжили вы и водитель джипа.
— Где Лиля? — не поняла её Кристина, и медсестра, сочувствующе глядя на

неё, снова опустила голову, медленно отходя к двери. — Позови мне Лилю! Или
скажи, где она, нам надо… Блять, мы в Петрозаводск ехали. Мне надо ей
сказать, извиниться нормально. Слышь, ты, куда ты пошла? Я говорю, Лилю
позови!
Если бы Кристина только выбрала другой день для раскаивающегося

свидания. Если бы она не отвлекалась на плач Лили, ругая её за него. Если бы
она следила за дорогой. Если бы Лиля сидела на заднем сидении.
Теория хаоса, помните? Всё могло бы быть иначе. Но получилось так. На

Кристине было много ранений, а на Лиле практически не осталось живого места,
ей полностью раздробило рёбра и живот в принципе, конечности так же понесли
огромное количество переломов, и целым, относительно остального, было лицо.
Хоронили не в закрытом гробу именно из-за этого. Хоронили в красивом белом
платье, по старой традиции, незамужних девушек, тем более таких
молоденьких, хоронят в свадебном. Потому что свадьбы у них уже не будет.
Кристине, к сожалению, не хватило духу прийти на похороны и на могилу в
принципе, Кристина вообще пропала с радара, как бы ни пытался её найти
Артур. Артур был на грани пьянства и суицида, а ещё на грани убийства, но он
не был способен ни на что, на нём было слишком много ответственности для
первых вариантов, а для последнего — он так и не нашёл Крис. Как сквозь землю
провалилась. Вслед за Лиличкой.
***
— Господи, ты дура. — пьяно протянула Кристина, глядя на Лилю в упор, а

та, в свою очередь, мягко улыбалась ей, как обычно. Не обвиняла, не истерила,
это же её Лилька. Простила уже. Ну да, Кристина набедокурила, но и она не
подарок, мешала ей вести машину. Блять. — И я тоже дура. Поэтому мы вместе,
да? — подняв в очередной раз бутылку водки, залпом выпила ту Кристина,
закрыв глаза, но, когда она открыла те, Лиля уже исчезла. — Погоди, вернись!
Пожалуйста, бля, подожди. Я не это имела в виду, я дура, я, не ты… Я… Прости,
блять, прости, не обижайся, Ляля. Ну, Лялечка.
Кристина встала, пошатываясь, осмотрелась вокруг. Она понятия не имела,

где она. Вокруг ни души, только птицы что-то гогочут, листья шумят, ветер воет.
И она тут, посреди леса, хуй пойми почему. А, точно, Лиля позвала. Притащила
её сюда и пропала, сука, издевалась опять. Кристина прошлась по тропинке,
которую хреново разбирала из-за плывущего зрения, уронила бутылку на
полпути непонятно куда, в поисках Лили. Убежала. Играла с ней. Кристина
вышла к водопаду. Надо же, на своих двоих допетрила до водопада. Или она
где-то скинула тачку?.. Да не, её тачку разъебало в аварии. Как она оказалась у
водопада?
Вдруг, послышался громкий, отчётливый шелест в кустах позади, отвлекший

её от навязчивых бессмысленных мыслей, и Кристина обрадовалась было,
обернувшись. Но там не было Лили. Там не было её хорошей, славной девочки,
291/292
там не было её всепрощающей, славной Лялечки. Всё, что Кристина разглядела
затуманенным от алкоголя взором, это огромная чёрная фигура, которая
надвигалась на неё быстрым, стремительным бегом, и чёртова волчья пасть.
292/292

Volc-A-Past 3

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Volc-A-Past 3

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Ссылка на материал: https://ficbook.

Публикация на других ресурсах:

Сколько Лиля помнила, всегда были только они вдвоём — она и

— Чё ты, принцесса? — Артур рухнул рядом на диван, заранее подтянув

От него опять несло пивом и сигаретами, а ещё потом, и Лилю откровенно

Артур, почувствовав лёгкое сопротивление, неудовлетворённо пробубнил,

— Мы одни с тобой остались, а ты нос воротишь, дура. Умру я, чё делать

— Чё захочу. — проворчала Лиля, отодвинувшись упрямо, и хмуро уткнулась в

Она пялилась туда почти второй час, но информация тяжело усваивалась,

— Сегодня Кристина за тебя спрашивала. — зевнул Артур, сложив руки на

Лиля вздрогнула. Пальцы сжали твёрдый переплёт книги, сердце, кажется,

— Что спрашивала? — осмелилась Лиля. Это не было настолько важно, но она

Любое подобие улыбки сползло с помрачневшего лица, в груди, под рёбрами,

— Стабильность. — прошептала глухо Лиля, поникнув. Её огорчение было

— Фотки твои показывал, хвастался, какая ты выросла, — пьяно бормотал

— С инсты, — успокоил он её, — Говорит, красавица, расцвела, туда-сюда,

Лиля в ответ промолчала, глянув на него недовольно и смущённо вспыхнув.

Да, когда ей было тринадцать лет, она называла Кристину тётей с

Лиля помнила её отчётливо до пугающих мелочей: и тембр голоса, и шрамы

Естественно, Кристина в упор не видела Лилю, только здоровалась и

— Всыпешь? — не поняла её Лиля, улыбнувшись потерянно.

— Отхуярю, чтоб мамка родная не узнала. Будут клюквенным соком, пидоры,

И Лиля под её журящим, хитрым, взрослым взглядом всегда терялась,

Возможно, Артур поэтому и пил.

Мама же, напротив, безвылазно сидела в изоляции и ничего не делала, и

Мама не терпела жалости к себе, не позволяла себя жалеть, но плакала

Когда Лиля проснулась на полу своей спальни, замёрзшая и отёкшая от

Они вернулись в Питкяранту, и Лиля даже не попрощалась с

— Я просто… — заревел в ту ночь он, ткнувшись щетинистым лицом ей в

И Лилю так больно царапнуло её упоминание изнутри, что она сжалась,

Наверное, проблема была и в Лиле тоже — она не была готова сталкиваться с

В старую школу её приняли быстро, вспомнили так же, и никаких сложностей

Однако среди одноклассниц была одна девочка, которая ей искренне

Они с Лизой были мечтательницами, и самой большой их мечтой на двоих

В субботу утром Лилю разбудил громкий гогот на кухне, грохот посуды и

Кристина сидела за столом, задрав одно колено, и поигрывала банкой пива в

Лиля выпрямила спину, приподняла подбородок, взволнованно, как

— Ну, невеста же, блять, — протянула довольно Кристина, и Лиля глупо

— Семнадцать. — робко пройдя вперёд, прощебетала Лиля, и опустилась

— Я же говорю, невеста, — Кристина скользнула по ней взглядом. И от

— Да это Лилька! — возмутился он, потирая ушибленную ладонь, и

Кристина поморщилась, закатив на него глаза, и со смешком протянула ей

— Ты уже не Лилька, — и снова скользнула взглядом, ниже и ниже, к вырезу

Лиля дрожаще потянулась за йогуртом и чуть было не выронила тот, когда

Боже, помилуй. Господи.

— Лялечка. — не отрывая взгляда от её груди, проговорила хрипло Кристина,

Лиля поправила волосы подрагивающей рукой, заправив те за уши,

Кристина снова смотрела в упор, снова не стеснялась разглядывать, и это

Что же, это в прошлом. И Лиля, может, слишком старалась, слишком

— Ты как голодная вдова, — хмыкнул он днём, проходя мимо её комнаты.

— Не твоё дело, баран. — буркнула зло Лиля, глядя на себя придирчиво в

Лиля хотела показать, что взаправду являлась взрослой девушкой, и внешне,

Дабы не впасть в истерику и не побежать умываться, ей пришлось звонить

— Нет, просто, — рассеянно отозвалась Лиля, и, оставив телефон на тумбе,

Поэтому она стояла в мини-юбке и в самой красивой своей блузке на

Что-то подобное Лиля видела в глазах сверстников и мужчин старше, и

Кристина завела её в небольшую комнатушку, опершись о дверную раму

— Как тебе соседи?

— Да это две тёлки из Хакасии, они у мужиков своих ночуют, — отмахнулась

— Что, прям сразу? — не удержалась Лиля, стыдливо покраснев, но не пряча

— Красавица ты, — сказала вдруг Кристина, и Лилю как окатило холодной

И Лилю подмывало спросить прямо. Кристине ведь нравились девушки?

Лиля вскинула на ту испуганные глаза, оторопев, и только ноги сдвинуть