Stan Moej Pricinoj Po Kotoroj A Vernus Domoj

Ссылка на материал: https://ficbook.
net/readfic/11583728
Стань моей причиной, по которой я вернусь домой

Направленность: Слэш
Автор: Hop hey (https://ficbook.net/authors/3559750)
Беты (редакторы): DCRYSS (https://ficbook.net/authors/2082795)
Фэндом: Bungou Stray Dogs
Пэйринг и персонажи: Осаму Дазай/Чуя Накахара, Чуя Накахара/Осаму Дазай,
Рюноске Акутагава/Ацуши Накаджима, Рампо Эдогава/Эдгар Аллан По, Огай
Мори/Коё Озаки, Мичидзо Тачихара/Джуничиро Танидзаки, Сакуноске Ода, Анго
Сакагучи, Доппо Куникида
Рейтинг: NC-17
Размер: 222 страницы
Количество частей: 23
Статус: завершён
Метки: Счастливый финал, Офисы, Селфхарм, Высшие учебные заведения,
Эротические сны, Свадьба, Алкоголь, Семьи, Мастурбация, Рейтинг за секс, От
врагов к возлюбленным, Сновидения, Универсалы, Психологическое насилие,
Кинк на сердцебиение, Магазины, Первый раз, Забота / Поддержка, Трудные
отношения с родителями, Нецензурная лексика, Романтика, Драма, Психология,
Повседневность, Hurt/Comfort, AU, Любовь/Ненависть, Сексуальная неопытность,
Элементы юмора / Элементы стёба, Сорванная свадьба, Упоминания смертей,
Страх перед родителями, Упоминания алкоголя, Упоминания курения,
Самоуничижение
Описание:
— Вы не примерили смокинг? — Чуя, блять, даже не спрашивает, а констатирует
факт, глядя на то, как его клиент элегантно расположился на одном из диванов
в центре.
— Нет, эта модель будет смотреться на мне нелепо, — Дазаю плевать, что он
выглядит, словно пиздецки зажравшийся тип, но отчего-то эта игра, начавшаяся
со входа в магазин и заключающаяся в покупке этого чёртового костюма на
свадьбу, повеселила его, заставив проследить каждое изменение в его
консультанте, который уже готов убивать…
Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика
Оглавление
Оглавление 2
Часть 1 3
Часть 2 12
Часть 3 16
Часть 4 23
Часть 5 29
Часть 6 34
Часть 7 40
Часть 8 44
Примечание к части 49
Часть 9 50
Часть 10 56
Часть 11 66
Часть 12 82
Часть 13 98
Часть 14 108
Часть 15 120
Часть 16 131
Часть 17 147
Часть 18 157
Часть 19 175
Часть 20 187
Часть 21 202
Часть 22 217
Часть 23 234
Часть 1
Чуя никогда не горел желанием работать с людьми, общаться с ними

в пределах работы, содействовать в решении их проблем. Для него это было
муторно и сложно. Клиенты бывают абсолютно неуправляемыми, мерзкими, а
тебе приходится, как болванчику стоять, улыбаться и качать головой, мол: «Да, я
с вами согласен, да, я конченный мудак, да, конечно, спасибо, что пришли, до
свидания, горите в аду, пожалуйста». Только мысли об этом заставляли мозг
вращаться в черепной коробке в два, мать его, часа ночи. Но, как известно,
жизнь подкидывает множество препятствий на пути и, если хочешь выжить —
приспосабливайся.
Поступление в институт было явной ошибкой. Чуя это понял, когда при
выборе места обучения отец закрыл ему рот, сказав, что он не имеет право в
этом доме на своё личное мнение и решение чего-либо, даже если это касается
его будущего. Отец был своенравен и строг, а со смертью матери и венчанием на
её лучшей подруге эта твёрдость возросла в разы. Накахара Нэо — мужчина
средних лет с тусклыми серыми глазами, взирающими на всё и вся с долей
презрения. На его фоне мачеха смотрелась ещё беспечнее, чем это было в
действительности. Для неё было совершенно нормально клянчить деньги на
приобретение нового айфона самой последней модели на пятьсот двенадцать
гигабайт; заполнять свою косметичку тонной дорогих палеток и тушей, будто
это сможет сделать её красивее; изъясняться громкими высказываниями в
сторону политиков, из-за использования ими слов, которых она, увы, не
понимала. Накахаре младшему эта строптивая дама не понравилось от слова
совсем. Но кто его будет спрашивать?
На восемнадцатилетие отец поставил ультиматум: не съедешь в ближайшее

время — за обучение будешь платить из своего кармана. Видите ли, дама его
сердца ждёт малыша, а квадратных метров в квартире с прибавлением людей
больше не становится. Пришлось подыскивать работу, которая не решила
проблему совсем. Ссоры с отцом участились: он, конечно, понимал, что сначала
работодатель даёт пару месяцев освоиться, научиться всему необходимому, а
уже потом идёт официальное трудоустройство и получение зарплаты, но его это
как-то мало волновало. Да и тем более сочетать работу и обучение совсем не
прикольно. Мачеха с беременностью стала ещё более вредной и невыносимой.
Лучше собственноручно убить себя, чем провести с ней один на один лишние
пять минут. Такой себе тет-а-тет с использованием русской рулетки.
«Делай, что хочешь, Чуя. Это твои проблемы. Я же как-то работал и учился в
твоём возрасте. Это всё твоя лень», — продолжал твердить отец, мимоходом
поглядывая на свою супругу и получая одобрительную с её стороны улыбку в
ответ. Несказанные слова так и остались висеть на языке. Не заявишь же отцу в
лоб, что единственная причина, по которой ты живёшь, это он, и Чуя здесь не
виноват.
В начале второго семестра пришлось ненадолго съехать в квартиру Коё,

сестры умершей матери, с которой он не виделся лет с пяти, но которой Нэо
незамедлительно позвонил, требуя забрать племянника. Первое время Чуя
чувствовал себя неловко в её компании — всё же он достаточно взрослый, чтобы
жить со своей тётей, да и не виделся с ней слишком долго. Но, казалось, что
Озаки это вообще не волновало. Она была только рада помочь. То ли дело в
чувстве вины перед сестрой, то ли просто долг — Чуя так и не смог понять.
3/241
Рыжий долгое время недоумевал, что Коё могла не поделить с его матерью,
прекратив общение совсем. Сначала Озаки отнекивалась, не желая говорить на
эту тему, но уже спустя несколько дней Накахаре удалось развести её на
серьёзный разговор. В принципе, ничего действительно серьёзного,
заставляющего свести общение на нет, он так и не услышал. Будучи совсем
юной, Озаки познакомилась с молодым человеком, что был старше её на пять
лет. Совместные прогулки, походы в кафе, кино — ничего переходящего грань,
но, кажется у родителей был совершенно другой взгляд на это. Ну, где это
видано, чтобы двадцати трёхлетний стал ухаживать за восемнадцатилетней
несовершеннолетней девушкой? Она ещё ребёнок. Из-за непрерывных скандалов
в семье Коё могла надеяться только на поддержку старшей сестры, но та
совершенно не торопилась вставать на её сторону. Юроко была уверена, что его
любовь — игра, а сестра слишком молода и глупа, чтобы это понять.
— Я точно помню, как стояла напротив дома Мори в час ночи, всё не решаясь
зайти, — вспоминала она, хмуро улыбаясь и глядя мутным взглядом в кружку. —
Думала, что он отправит обратно домой, чего я, честно, очень боялась.
Представляла отца, что точно не обрадуется моему поступку. Но нет. Не
отправил, — увидев, как та расплывается в искренне счастливой улыбке,
Накахара и сам не заметил, как начал улыбаться. — Ну, а потом… спустя…
наверное, три года мы встретились вновь. И я впервые увидела тебя. Ты был
таким маленьким и безумно милым. Хотя, почему был?
— Давай без этого, — смущённо просит рыжий, отпивая чай из кружки.
— Хм, — вернув себе самообладание, хмыкает девушка. — И года два мы

виделись практически каждый месяц. Вы даже как-то приезжали к нам в гости,
оставаясь на ночь. Но, видимо, я совсем не понравилась твоему отцу, о чём мне
сообщила Юроко, и мы прекратили общаться. Совсем.
Первый месяц жизни с тётушкой Накахаре так и не удалось познакомиться с

её супругом, так как тот был в другом городе. Рыжий, с одной стороны, был
очень рад этому — слухов об Огае ходило много, да и отец не единожды
негативно высказывался в сторону его бизнеса; но, с другой стороны, в юноше
что-то горело, стоило только услышать его имя. И вот момент X настал и парню
наконец-то удалось спокойно вздохнуть. Мори-сан, раньше напоминавший
непроходимого Босса в какой-нибудь игре, был совершенно другим. Да, общение
с ним первые несколько дней было чем-то неловким и странным — Чуе раньше
не приходилось общаться с кем-то такого уровня, и он не знал, как себя вести.
Но спустя время, спасибо парам по теории и истории дипломатии, удалось найти
подход.
Поисками работы Накахара занимался от силы первую неделю, пока Озаки не

заинтересовалась, что её племянник с такой кислой моськой рассматривает в
телефоне. Найти нормальную работу оказалось нереальным. «В магазин
требуется кассир, оплата договорная. Желательно симпатичные парни и
девушки, старше восемнадцати» — он работать будет или телом торговать?
«Бариста в кафе, оплата почасовая, есть вариант ночного заработка» — ага, кого
он будет кофе поить в час ночи? Себя и, вау, себя? «Любишь есть? Тогда тебе к
нам! Требуется дегустатор…» — звучит, как вызов. «Срочно требуется бармен в
ночной клуб…» — останавливало лишь слово «ночной». Идти выжатый, как
Тачихара, на учёбу после какой-нибудь вечеринки, работы — последнее, о чём он
будет мечтать.
4/241
— Хочешь помогу?
— Опять? Ты и так слишком много сделала.
— Ну, мне как раз был нужен консультант в магазин. Работа не пыльная,
платят достаточно, да и спать сможешь нормально. Если ты, конечно, не хочешь,
то—
— Хочу.
Наверное, не следовало удивляться тому, что магазин назван в честь Мори и

был куплен им, но Накахара делано удивился, посмешив девушку, в свой первый
рабочий-ознакомительный день. Единственное, что удручало, так это работа с
людьми. В принципе, куда бы он не устроился пришлось бы столкнуться с этим.
Без образования трудно найти что-то нормальное и подходящее по душе.
Гадость. Пришлось быстро привыкать ко всему: что и где находится, какой
размер, скидки, акции и всякая нужная для работы брехня. Но именно здесь Чуя
влюбился. В примерочную: большая комната, обставленная огромными в пол
зеркалами, по контуру которых расположились маленькие софиты; тёмные обои,
такого же цвета деревянный паркет и серые шторки; в центре расположились
четыре небольших кожаных чёрных дивана, стоящих напротив самих
примерочных, с маленькими круглыми столиками. Нередко Коё находила
племянника уснувшим на одном из диванчиков в небольшой куче бумаг.
Пожив ещё несколько месяцев с тётей и её супругом и заодно обзаведясь

деньгами, Чуя решает уйти в отрыв и съехать. Всё-таки время уже пришло.
Выбор падает на аренду недвижимости в Эдогаве, и то в большей степени это
было решение Мори, который деликатно посоветовал идеальный по всем
параметрам вариант. В принципе, Чуя был не против. Двухкомнатной квартиры
ему хватит с головой, да и расположение удобное. Магазины, метро, автобусные
остановки — практически в шаговой доступности, только на работу и в институт
приходится запариться и заранее выехать, чтобы не опоздать из-за чёртовых
пробок. В целом, он доволен.
— После того, что ты натворил на новоселье, Огай у меня до сих пор

спрашивает всё ли у тебя в порядке.
— Я вообще-то ничего не сделал!
******
Вторник встречает сильным ветром и обильным снегопадом в районе

префектур Токио. В такую погоду хочется пить горячий чай или кофе, кутаясь в
тёплый плед и наблюдая за летящими в окне снежинками. И, чтобы по
телевизору шла какая-нибудь новогодняя комедия или рождественская
передача и можно было понежиться с утра до вечера, не переживая о каких-то
не сделанных делах. Но работу никто не отменял. По вторникам у Чуи выходной
в институте, пар нет, можно весь день провести на работе никуда не спеша. На
пятом курсе нагрузка значительно меньше, что ему только на руку. Наскоро
надевая излюбившееся чёрное пальто, Чуя стремительно вылетает из квартиры,
торопясь в метро, чтобы не пропустить свой рейс до Токио.
«Да… денёк будет просто "супер"», — сдвигая брови к переносице, рыжий

следит за тем, как табло проставляет время отхода поезда в Токио в
5/241
полседьмого, что было пять минут назад. И как он не успел?! Да, блеск. Мало
того, что он пять раз чуть не навернулся из-за гололёда на улице, еле как устояв
на ногах, так и ещё придётся ждать сорок минут до прихода нового поезда.
Приходится, словно Хатико, сидеть в метро и ожидать прибытие современной
повозки, чтобы сгнить под гнётом трудовой машины.
В девять часов десять минут, когда магазин уже, как десять минут открыт,
Чуя, будто треска, пытающаяся выбраться с сетей, протискивается между
посетителями молла, которые словно нигде не работают, сутки на пролёт торча
в магазине!
— Опаздываешь, Чуя-кун, — Накахара даже вздрогнул от неожиданности,

услышав знакомый голос. А, ведь он почти дошёл...
— Доброе утро, сестрица — по-хитрому улыбаясь, он медленно проскакивает

мимо тётушки, — не думал, что ты приедешь так рано.
— Хотела сделать сюрприз, — вздыхая и поправляя выпавшую из пучка

переднюю прядку волос, девушка направляется вслед за племянником в комнату
персонала, замечая Юоку и кивая ей.
— Каждое твоё появление для меня это праздник, — констатируя факт,

рыжий излюбленно осматривает свой сегодняшний образ: чёрную классическую
водолазку из тонкого трикотажа, плотно охватывающую шею; чёрный пиджак из
экокожи; чёрные брюки прямого кроя, что были куплены на прошлой неделе; и
обожаемые туфли на каблуке.
— Отлично, значит, сегодня праздник соблюдения правил. Итак, спешу тебе

напомнить о том, что ты должен приходить за полчаса до открытия, чтобы
успеть подготовиться к приходу посетителей, а не опаздывать на десять минут,
— в такие моменты юноша чувствует себя нашкодившим школьником, которого
поймали за курением.
— Я прекрасно это помню, но сегодня поезд ушёл на десять минут раньше,

чем должен был, у меня просто не было возможности прийти вовремя. Но я
обещаю, что такое больше не повторится, — точно нашкодивший школьник.
— Надеюсь.
— Накахара-кун, там посетители требуют консультанта мужчину. Говорят,

что женщина не может хорошо разбираться в мужских костюмах, — мельком
заглядывая в помещение, сообщает Юока, пытаясь найти то, за что можно
зацепиться взглядом, дабы не смотреть на переодевающегося Чую. Это
смущает.
— Иду, — наспех заправляя водолазку в брюки и надевая сверху пиджак,

юноша вылетает из комнаты персонала в первый зал.
******
В центре Накахара сразу же замечает высокого мужчину и его спутницу. Они

что-то оживленно обсуждают и, судя по лицу незнакомца, искаженному в
пренебрежении, он явно не доволен появлением консультанта.
6/241
— Здравствуйте, я могу вам чем-нибудь помочь? — чёрт, даже благодаря
туфлям на каблуке, Чуя выглядит маленьким по сравнению с пришедшим гостем.
— Доброе утро, нам нужно подобрать костюм на свадьбу для жениха, — лицо
мужчины скривилось в недовольстве от слов, произнесённых его спутницей.
Сегодня, видимо, не его день. М-м, знакомая ситуация.
— Да, конечно. Могу ли я узнать какой у Вас рост? — проведя правой рукой по
стеллажу с классическими чёрными костюмами, интересуется консультант,
пытаясь мысленно подобрать один из имеющихся.
— Уж точно побольше твоего, да и вообще, я просил позвать мужчину,

разбирающегося в костюмах, а не… — девушка больно тычет в бок, но шатену
плевать. У него нет настроения для этого всего.
В парня прямо-таки стреляют недовольным взглядом, простреливая голову,

чтобы долго не мучался. Говорят, глаза — зеркало души. Да, в этом что-то есть.
Глаза клиента пустые и глубокие. Неживые. Улыбка с лица Чуи не исчезает,
лишь если пристально приглядеться, можно увидеть, как натянуто она
выглядит. «Клиент всегда прав, клиент всегда прав, клиент всегда прав…» —
читает юноша, словно мантру.
— Прошу прощения, но боюсь, что я не смогу подобрать Вам модель, если не

буду знать таких базовых параметров, как рост и размер. Если же Вас не
устраиваю я, как консультант, то вы можете обратиться к кому-то другому за
помощью в выборе.
— Простите, Вы не должны извиняться! Не знаю, что на него нашло… Рост

метр восемьдесят один. Простите… — девушка извиняюще улыбается, стараясь
замять сказанное её протеже и по совместительству братом.
Рыжий замирает на секунду, отметая желание послать этого клиента, о чём

этот идиот должен быть благодарен ей, резко отмирает, кивая, и проводит их во
вторую секцию магазина — здесь костюмы явно посолиднее будут.
— У Вас планируется тематическая свадьба или же классическая?
— Классическая, — закатив глаза, конкретизирует юноша. Даже говорить о

собственной свадьбе тошно.
— Значит, Вам необходим фрак или смокинг. В какое время планируется

торжество? — говорят у консультантов в голове существует своя собственная
записная книжка, в которой они подмечают все детали, необходимые для
подбора существующих вариантов клиенту. Видимо, это правда.
— В шесть часов вечера, — дама заинтересовано взирает по сторонам, думая

о том, что когда-нибудь она придёт в этот магазин для подбора костюма своему
избраннику и это точно будет тот отменный чёрный смокинг, находящийся на
манекене в центре зала.
— Тогда Вам подойдёт смокинг, —подмечает Накахара и направляется вместе

с посетителями к стеллажам, находящимся справа.
Дазай настолько заебался, что готов завыть. Реально бесит, когда
7/241
приходится делать то, что ты не хочешь, перешагивая через себя. Ещё и тратить
своё время на никому не нужную хуйню — раздражает.
— Думаю, эта модель идеально подойдёт на Ваш рост, — Чуя показывает

один из костюмов, что он снял со стеллажа, и видит, как у пришедшей девушки
во взгляде разливается некое удовлетворение от выбранной модели.
— Да, выглядит здорово, — Йосано мельком касается костюма, ощупывая

ткань.
— Это приталенный смокинг из натуральной шерсти, лацканы сделаны из

натурального шёлка, им же обтянуты и пуговицы. К тому же, он просто создан
для подобного рода мероприятий. Думаю, он Вам идеально подойдёт, — доводит
до сведения консультант, посматривая на клиента, который мысленно убивает
его.
— Тебе срочно нужно примерить, — Йосано обхватывает за руку аники,

привлекая попавшего в прострацию брата.
— Да, конечно, — желая, чтобы от него скорее отвязались, Осаму берёт

смокинг и идёт в сторону примерочных.
******
— Как ребёнок, ей-богу, — Йосано задвигает штору примерочной, мысленно

прикинув, что лучше всего будет присесть на стоящий в центре диванчик, а то
скоро ноги отваляться.
— Прости, мам, но мир, в котором мы живем, очень жесток, поэтому в

некоторых ситуациях стоит показывать своё превосходство над другими, а
иначе… — договорить Дазаю не дают, отбиваясь от его слов одним резким:
— Рот закрой.
— Фу, как грубо, сенсей, — он сводит брови к переносице, немного хмурясь и

поджимая губу, дабы звучать ещё обиженнее. Он, словно ребенок, которому не
купили понравившуюся ему машинку, что он так упорно на протяжении долгого
времени выпрашивал. Вот только Дазай уже большой мальчик и машинку может
купить себе сам, да хоть десять.
— Если мы не поторопимся, то боюсь, что Рампо-сана нам придётся искать по

всему Tokyo Skytree, — это замечание одновременно повеселило, напоминая о
невозможности его коллеги передвигаться самостоятельно, находясь на
неизведанной или же очень даже хорошо изведанной территории. Но в это же
время, будто на плечи Дазая падает огромная ноша: помогать его сенпаю не
потеряться на «вражеской» земле. Ками-сама, и как По-сан справляется с этим?
Ах, да, а вот и он.
— Алло, да, Рампо-сан, я сейчас Вам объясню куда идти, — телефонный

звонок становится спасением для Осаму, который, судя по всему, продлится не
пять минут, а добрые двадцать.
— Не смей уходить, я сейчас вернусь, — мельком заглядывая за ширму,
8/241
угрожает девушка.
— Не очень-то и хотелось, — точно, как недовольный ребёнок, бурчит Осаму.
******
Чуя, конечно, за эти три года работы здесь повидал большое количество
отбитых клиентов, начиная с тех, кто хочет костюм, как у короля Артура в
фильме, и заканчивая предложением продать им костюм, не принадлежащий
этому магазину и бренду. Но, чтобы клиент был настолько ахуевшим, он и
подумать не мог.
— Вы не примерили смокинг? — он, блять, даже не спрашивает, а

констатирует факт, глядя на то, как его клиент элегантно расположился на
одном из диванов в центре.
— Нет, эта модель будет смотреться на мне нелепо, — Дазаю плевать, что он
выглядит, словно ахуеть зажравшийся тип, но ему просто до одури необходимо
позлить кого-нибудь, чтобы поднять себе настроение.
— С чего Вы сделали такой вывод? Вы ведь даже его не примерили, чтобы

как-то судить, — у рыжего скоро глаз начнёт дёргаться от невозможности
работы с этим покупателем.
— А где же слова о том, что клиент всегда прав? Да и тем более, я, по-
Вашему, не знаю, что мне подойдёт, а что нет?
«Блять, да как же ты заебал…» — думает Чуя, но вместо этого говорит:
— Мне казалось, что обращаясь за помощью к консультанту, Вы хотите

получить не только мнение о костюмах, которые Вы предпочитаете носить, но и
предложение выбрать что-то другое, отличающееся от того, что Вы надеваете
всегда, — подмечает Чуя, убирая выпавшую прядь волос за ухо.
— Так оно и есть. Просто Вы не можете подобрать мне костюм без моего
участия и слова, — шатен сам не понимает от чего ему стало так дурно,
проследив за действиями консультанта. Где-то на кромке сознания он понимает,
что вообще не прав, но желание испортить кому-то настроение, в связи со своим
паршивым, никуда не делось.
«А какого хера ты молчал, когда я этот чёртов смокинг тебе всучил,

бестолочь?!» — рыжий вспыхивает, как спичка, которую тщательно потёрли о
коробок, не жалея своих сил. Но вместо этого:
— Я думал, Вас вполне устраивает тот факт, что за Вас всё решает Ваша
сестра. — «Ты думал, я тебе ноги целовать буду только потому, что ты пришёл
сюда? У тебя мозги вообще есть, медуза?»
Дазай, явно не ожидавший такого камня в свой огород, выпрямляет спину,

усаживаясь ровно, и чётко смотрит в глаза, парирует, ухмыляясь:
— Видимо, у Вас какие-то проблемы в семье, раз Вы делаете такой большой

акцент на том, что я пришёл сюда не один.
9/241
Рыжий остервенело таращится на покупателя с десять секунд, размышляя о
том, как хорошо было бы, если бы он сегодня остался дома из-за непогоды.
«Чёртова работа».
— Прошу меня извинить, думаю, я не в состоянии помочь Вам с выбором

костюма, в связи с отсутствием вкуса и возможности подобрать Вам то, что Вы
желаете. Я направлю к Вам другого помощника. Удачи с выбором костюма, —
последнее прозвучало слишком саркастично, но Чуе плевать, что о нём
подумают.
Нахмурив брови, шатен наблюдает за тем, как его консультант удаляется во

второй зал, где подхватывает за локоть белокурого юношу, притягивая к себе и
нашёптывая ему что-то на ухо.
«Вот же сука»
******
— А где тот консультант?
— Ушёл.
Йосано, собирающаяся задать тысячу и один вопрос, смотрит на то, как

беловолосый парень со странной чёлкой носится из одного зала в другой, то и
дело что-то спрашивая.
— И что ты уже успел натворить?
— Почему ты думаешь, что в этом виноват я? Ты меня совсем за идиота

держишь? — Осаму смеряет свою сестру недовольным взглядом, коим на работе
одаривает ленящихся сотрудников, останавливаясь на включённом телефоне,
находящемся у неё в левой руке, — ты Рампо-сана нашла?
— По-сан нашёл его раньше меня. Не понимаю, как он каждый раз это
делает, — хмыкнув и усаживаясь на ложе, сообщает Акико, полностью игнорируя
ухмылку на лице старшего.
— Никто не знает.
— Я поеду с ними.
— Я не против.
— Вы расплатитесь на кассе или Вам будет удобнее здесь? — интересуется,

судя по бейджику: Ацуши, резво вползая в зал, гордо именуемый примерочной.
— На кассе, — уточняет Дазай, вставая с уже порядком насиженного места и

разминая затёкшие мышцы. А он вообще что-то мерил или просто сидел?
— Ты выбрал костюм? — с долей иронии спрашивает Акико, не веря в то, что

её родной брат мог так быстро определиться с выбором, тем более его
нежелание что-то примерять усложняло каждый поход в магазин в разы. Но это
особенный случай, такое мероприятие произойдёт в его жизни всего один раз.
10/241
— Конечно, а ты во мне сомневаешься? — с лицом победителя, аля «ты
думала, я тебя не переиграю?», шатен удаляется из зоны примерочных, оставляя
свою сестру одну сидеть в замешательстве.
11/241
Часть 2
******
На улице пахнет свежестью: всё ещё падают хлопья снега, неспешно

приземляясь на асфальт, образуя смерзшиеся комки. Этот холодок отрезвляет,
заставляет поёжиться, сильнее укутываясь в тёплое пальто. Мимо проносятся
улыбающиеся дети, изредка перекидываясь снежками и смеясь так искренне,
что зависть начинает прожигать сердце. Не то, чтобы Дазай Осаму никогда
никого не любил или всегда был несчастен. Нет. Просто с этим всю жизнь было
сложно. Он заинтересован в чём-то долгосрочном. В чём-то, что будет всегда с
тобой, как подушка безопасности. Сегодня вы вместе и вам хорошо, а завтра вам
будет также хорошо? Где гарантия, что вы не разойдётесь и она не отсудит все
квартиры? Если и заключать какой-то договор, то только трудовой. Если расти,
то только по социальной лестнице. Как-то с детства так сложилось, что все дети
мечтали о большой семье, братьях, сёстрах, а он мечтал жить где-то в лесу один,
потому что все заебали. Рисунки в детском саду были похожи на записки
сумасшедшего в виде изобразительного искусства. Это Осаму идёт в сад, это он
играет с детками, кушает, это он уснул, а это... он всё ещё спит и... спит.
Слишком шумная жизнь побуждала только сильнее закрывать уши и молиться,
чтобы это всё закончилось.
Свадьба назначена на начало февраля. Обычно об этом думают с радостью в

душе, в сердце и между рёбер, но радостью и не пахнет. Слишком много
внимания и шума вокруг. Жизнь напоминала балаган. Беспорядок творился
абсолютно везде: на работе, дома, в голове. Пожалуй, только страх разочаровать
родителей держал на плаву. Подъезжая к дому Фукудзавы-доно, Осаму
окончательно убеждается в том, что ему мерзко. Мерзко от себя: от слов,
поступков, лицемерия. Мерзко, когда он говорит одно, а думает о совсем другом.
И ему смешно до истерического смеха от ситуации, в которой он оказался.
Возле дома их ожидает дворецкий, наблюдающий за тем, как во дворе

играют дети, лепя снеговика и наряжая ёлку, Фукудзава-сан приобрёл её в
прошлом году и сам же посадил возле дома, с гордостью заявив, что если у него
не получилось родить сына, так он хотя бы дерево посадит.
Открыв дверь иномарки, Дазай щурит глаза, вслушиваясь в то, что ему сходу,
уже заученными словами, говорит Иикуми-сан.
— Добрый день, Дазай-сан! Сегодня такая замечательная погода! Свежо так!

На дорогах такой сильный гололёд местами, надеюсь, дорога была без
происшествий. Этой ночью какой-то гонщик въехал в пихту возле своего же
дома, шума было! — посмеивается Иикуми Таро, пожимая руку юноше.
— Да, в этом Вы правы. Фукудзава-сан дома?
— Да, он Вас уже ожидает.
Подходя к трёхэтажному особняку, возведённому около ста лет назад, шатен

не ощущает ничего кроме отвращения как к этому месту, так и к тому, кто в нём
обитает. Из дома в ганкэн тянется еле заметный аромат домашней выпечки и
карри: у них гости.
12/241
— Приехали Суто, они желают обсудить, как будет проходить Ваше венчание,
— принимая верхнюю одежду, шепчет Иикуми-сан и, явно не желая быть
замеченным в раскрытии некоторых тайн своего господина, удаляется в
гардеробную.
«Блять».
Юноша проходит внутрь дома, про себя подмечая, что Суто-сан с супругой
сейчас пиздец, как не вовремя — ему не то, что свадьбу не хочется обсуждать,
он не хочет вообще даже допускать мысли о скорой женитьбе. Как и
предполагалось, вся эта прекрасная компания сидит в столовой, неплохо так
отдыхая в практически самом начале рабочей недели. Первым, кто заметил
присутствие постороннего, был Рио Суто-сан, приветственно улыбаясь
пришедшему. Суто-сан был мужчиной в возрасте, привлекающим к себе
внимание из-за большого шрама, протянувшегося от виска до скулы по правую
сторону. Одет он, как и всегда, в парадное: строгий чёрный шёлковый костюм,
дорогие наручные часы, подчеркивающие статус своего хозяина, и золотая цепь
на шее. Но несмотря на явно праздничное начало его костюма, глаза Суто-сана,
отливающие раскалённым янтарём на солнце, никогда не выдавали его
истинное настроение. Сейчас он мог быть полностью спокоен в обсуждении
каких-то рабочих вопросов с партнёром, а через мгновение этот самый партнёр
лежит на полу, задыхаясь от невозможности сделать вдох из-за льющейся
водопадом крови, наблюдая в свои последние минуты жизни, как Рио-сан
надменно взирает своими глазищами в ответ на предсмертные вздохи.
В отличие от своего супруга Хироко была полностью читаема, всегда легко

можно узнать в каком расположении госпожа и с какими вопросами сегодня к
ней не стоит обращаться. Хироко предпочитала тратить всё своё свободное
время на себя, а двоих детей оставлять в компании нянь и лучших учителей из
Нью-Джерси, дающих знаний больше, чем она за всю свою жизнь смогла
получить.
— А, Дазай-кун, мы тебя тут все уже заждались, — хлопая большущими

ресницами и пытаясь сдержать улыбку, практически на одном дыхании щебечет
Хироко.
— Добрый день, не хотел мешать вам, — кланясь, произносит шатен,

поглядывая из-под чёлки на сидящего в центре стола Юкичи-сана.
— Присаживайся, — Фукудзава-доно пристально рассматривает пришедшего,

словно сокол, взирающий с высоты полёта на свою бедную-несчастную добычу,
которой, увы, не суждено скрыться ни при каких условиях — она будет поймана
и съедена.
Парень присаживается на уже подготовленное для него место, находящееся

прямо напротив своего будущего тестя, что готов взглядом прожигать до
образующихся дыр, выплёвывая желчь и смеясь во всё горло.
Столовая внушает непреодолимое желание убраться поскорее отсюда и

более в этом доме не появляться никогда. Над стулом главы дома чётко
посередине стены, настолько спинка этого стула высока, свисает голова,
подстреленного около полутора лет назад в ходе охоты, белогрудого медведя.
На его морде навечно запечатан страх, демонстрируя каждому, кто придёт сюда,
13/241
могущественность хозяина дома. Сама столовая, в отличие от светлой прихожей,
выполнена в тёмных тонах, начиная от чёрного, даже больше пепельного цвета
ковра под ногами, заканчивая длинной вазой. Лишь единственным лучиком в
этой непроглядной тьме остаются белые шторы, словно стебли плакучей ивы,
они опустились до самого пола. Сам стол, находящийся в центре помещения,
сделан из пихты и залакирован, но и он выглядит вычурно, как и всё в этом доме.
— Я пригласил Суто-сана и его очаровательную семью для того, чтобы

наконец определиться с тем, где будет проходить свадьба. Насколько ты
знаешь, Дазай-кун, Суто-сан располагает одним из лучших, я бы даже сказал —
самым лучшим рестораном в Токио, я считаю, что лучше всего будет отметить
там.
— Мне показалось, мы уже решили этот вопрос. Я сам решу, где и как будет
проходить моя свадьба, — говорит Осаму, делая особый акцент на слове «моя»,
замечая, как Юкичи передёрнуло от такого неуважения в его сторону.
— Но, Дазай-кун, мы же хотим как лучше, — прельщает Хироко, поглядывая

на своего супруга и замечая, как его брови сводятся к переносице, всем своим
видом проявляя недовольство к сложившейся ситуации в целом. Но, если честно,
то Рио глубоко наплевать на такое поведение младшего, на то, как сильно
произнесенное им унижает Юкичи — вообще поебать. Пусть они хоть тут
драться начнут — похуй.
— Вот оно как, — произносит Юкичи, наливая в свой снифтер коньяк, — а мне
показалось, что я в праве решать, как будет проходить свадьба моей дочери и
человека, что я милосердно принял в свою семью.
— Милосердно? Вы сейчас так неудачно пошутили, Фукудзава-доно?— скаля

зубы, ехидничает шатен, видя как у оппонента глаза кровью наливаются.
Юкичи резко со вздохом встаёт из-за стола, придерживая и кладя на стол

салфетку, лежащую всё это время на его коленях, и подходит к окну,
всматриваясь в радостные лица играющих во дворе детей. Господин невольно
вспоминает себя в их возрасте и мысленно удивляется тому, как в то время всё
было проще, чем сейчас, когда приходится прикладывать столько усилий только
для того, чтобы поставить на место одного ещё юного и зелёного, по мнению
тестя, выскочку. И это направленное в его сторону неуважение, совершенное,
возведённое в абсолют, прожигающее в нём злость, от пробуждения которой не
сможет уйти никто.
— Вам стоит вспомнить, Дазай-кун, надеюсь Вы сможете хоть это вычерпать

из своей головы и всего обилия полученных Вами знаний, — Дазая
передергивает от такого замечания в его сторону, но старший продолжает свою
тираду, невзирая взгляд, что как нож впился в его спину и его уже не оторвать,
— вспомните приезд посланника британского короля Георга III – Макартни, что
был послан в Поднебесную, чтобы наладить торговые связи через весь Китай.
Британцам было необходимо открытие портов по всему Китаю, чтобы набивать
свои животы пресным китайским чаем и наслаждаться шелками «лучшего»
качества. Но император Цяньлун был непреклонен, — тон Юкичи в этот момент
схож с тоном родительских голосов, ругающих своё чадо за мелкий проступок,
надеясь на его дальнейшее послушание. Вот только Дазай никогда не был
хорошим мальчиком и на это звание претендовать не собирается. — Он заявил,
что британцам нечего предложить Китаю — в Поднебесной есть всё, что только
14/241
душе угодно и нет ничего, что нужно импортировать с мануфактур заморских
варваров в обмен на их продукцию. Открытие единственного порта в Гуанчжоу
было проявлением милости императора. Я позволил тебе жениться на моей
дочери только из милости к твоей семье.
Очевидно, посчитав себя победителем в игре, в которой он сам диктовал

правила, Юкичи оборачивается и испытывающе смотрит на будущего зятя,
замечая, как в его глазах проносится что-то еле заметно отдающее
отвращением. Он барахтается в нём.
— Но насколько Вы можете помнить, британцы в ответ на неприступность

императора начали экспортировать опиум из Индии, заразив этим паразитом
весь Китай, заставив его встать на колени перед могущественной Британской
империей, — ухмыляясь и смотря прямо в глаза, парировал Осаму, крутя
указательным пальцем в воздухе.
— Папуль, мы вернулись, — из недр дома послышался женский голос,

перебиваемый предложениями со стороны дворецкого помочь с одеждой и
пакетами, — мы еле как успели на пост, представляешь? — Юкичи уже было
собирался возразить словам младшего, но из-за прихода дочери всё же решает
оставить эту затею и переключиться на насущные заботы.
По истечение минут пяти и достаточно шумного шелеста картонных пакетов

в дверном проеме появляется молодая девушка. Она осматривает комнату
своими небесно-голубыми глазами, поддельными, сказал бы Дазай, если бы он
хотел умереть прямо здесь и сейчас. Умереть хотелось, но раньше, сейчас же
было желание пожить хоть немного и насладиться этой жизнью, но вот почему-
то все его планы шли коту под хвост.
Фукудзава Юна, пока Фукудзава, была одета в небесного цвета кимоно, на

котором расположились три великолепных павлина, распушивших свои хвосты,
словно готовясь к осуществлению брачного танца и привлечению к себе
внимание самок. Каждый из этих божественных птиц готов сразиться за
внимание лучшей особи, которая продолжит его род. Её белые, словно снег,
волосы идеально сочетаются с нежно-голубым цветом одеяния, подчеркивая
статус девушки и факт того, что она тратит много времени на свой внешний вид,
не выходя на улицу в чём попало, как это происходит с дамами среднего класса.
Юна искреннее улыбается до появления ямочек на щеках, заприметив за столом
своего избранника. Но вот что-то Юкичи её быстрому возвращению не особо рад,
да и Рио недобро взирает на пришедшую, шепча что-то Хироко.
— Добрый день, рада Вас видеть, — кланяясь, обращается к Суто Юна,

получив в ответ многозначительный хмык от гостя, устремляет свой взгляд в
сторону Осаму, — я думала ты ещё в городе, — щебечет девушка, подлетая к
шатену и присаживаясь на стул, стоящий рядом с ним, — давно приехал?
Юноша берёт лицо невесты в свои ладони и целует в лоб, шепча на ухо, как
сильно он соскучился. Ага, ври больше. Он словно Иуда, приблизившийся к Богу и
готовящийся предать этого самого Бога, которого он воспевал и боготворил,
возводя его на пьедестал.
Юкичи ему не верит.
15/241
Часть 3
******
Осаму вырубило в одиннадцать часов вечера, что для него действительно

было в новинку, так как обычно провалиться в царство Морфея можно было
только часа в два ночи, если не позже, батрача на работе всё остальное время.
Он знал, ради чего всё это делает, но такой режим — высасывающий из него все
соки и дарящий перспективу уснуть за столом своего кабинета — совсем не
удовлетворял. Порой хотелось выбраться из этой рутины, позволяя себе
расслабиться, и, наконец, отдохнуть в компании какого-нибудь хорошего
знакомого, коим чаще всего был Одасаку. С Одой можно было снять с себя все
эти маски, что прилипли к лицу, став второй, запасной кожей, без наличия
которой нельзя было выйти из дома. Ода знает. С Одой это не прокатит. Шатен
бы и сегодня с ним встретился, да вот только, как встретиться с человеком,
который умотал в префектуру Нара и возвращаться в ближайшее время точно не
планировал, получив наконец-то заслуженный долгой работой отдых. Да и детей
с собой утащил. Ну, как с этим человеком общаться? На кой чёрт Ода решил
стать папой-героем, забрав из детского дома троих детей, с учетом того, что у
него ещё двое своих есть? Дазай не знал и не понимал. А как его, на момент
усыновления первого ребёнка, девушка согласилась пойти на такую жертву,
приковав себя цепями к дому? М-да, чем бы дитя ни тешилось…
Юна настояла на ночевке в обители родителя, списывая всё на непогоду и

страх, что её любимый может попасть в аварию с летальным исходом, что она
стопроцентно не переживёт. Ага, как же. Папенька недельку поуспокаивает,
погладит по головке, заверяя, что её женишок непременно попал в рай и ему там
очень даже хорошо. А через неделю приведёт другого кандидата на руку и
сердце дочери, ни капли не стыдясь. Противиться было нереально и Дазай,
приняв вызов, решил пойти на риск, не боясь быть отравленным змеем, что здесь
обитает и чахнет над своим сокровищем — его самой большой драгоценностью.
Да и потом сам дракон после того, как гости уехали, подключился к разговору,
видя, как у дочери глаза горят от одного присутствия жениха. Спорить с
Фукудзавой невозможно.
Расположиться пришлось на втором этаже в самой дальней комнате,

находящейся напротив большого, сделанного из чёрного дуба, окна с узорчатым
орнаментом в уголках. Спасибо, что хоть разместили не под лестницей или в
подвале, а то вдруг шатен слишком уж похож на супругу господина! Надо
отдать должное: спальня большая, нет, она огромная! В ней запросто поместятся
человек шесть, если не больше. Почему кровать таких исполинских размеров —
не ясно. Зато одеяло накрывает его тело полностью, а не как это было в других
местах, что оно еле-еле закрывало колени. Да, такое тоже бывает, когда ты
ростом с шкаф. «Хорошо, что хоть не как Куникида», — подобная мысль
заставила тихо похихикать в одеяло, жаль, что он не может сказать это сейчас
прямо ему в лицо. Хотя, почему не может? Взяв в руки свой телефон и
сощурившись от яркого света, ударившего в глаза, заставляя их слезиться,
Осаму быстро печатает и отправляет сообщение контакту «Мистер
Купимненовыеочки Доппо». Всё, теперь можно спать, а то, что это Куникида
отдыхает уже целую неделю, греясь под жарким Балийским солнцем вместе с
дамой сердца, а Дазай тут загибается, заполняя отчёты, которые так ненавидит.
Теперь справедливость восстановлена.
16/241
Юноша почти всегда спит без снов, для него это стало абсолютно
нормальным явлением. В детстве казалось, будто его лишили чего-то такого, что
есть у всех, оставив ни с чем и без малейшего намёка на то, как решить эту
проблему. Закрыл глаза, открыл и утро уже наступило. И всё. Каждую ночь одно
и тоже. С заходом солнца настроение всё сильнее понижалось. Ну, как ребёнку
объяснить, что он не виноват в том, что не видит сны? Да и вообще никто не
виноват. Отец лишь незаинтересованно смотрел на своё чадо, не понимая, что
заставило его так сильно нахмурить брови и начать переживать. Но сегодня всё
совсем иначе. То ли место повлияло на мозг, что он, находясь под таким большим
впечатлением начал творить какую-то несуразицу, проецируя что-то
диковинное, то ли дни были настолько насыщенными, что он, переполнившись
этой энергией, получил награду, которую так упорно добивался будучи ещё
ребёнком.
Осаму видел сон.
Парень задыхался — угарный газ, образовавшийся из-за развернувшегося

пожарища в лесу, в котором он оказался, не позволял переносить кислород к
клеткам, затемняя и без того мутное сознание. Деревья, потеряв свой
первоначальный вид, напоминали чёрные колья, готовящиеся насквозь
проткнуть каждого, кто посмеет потревожить их обиталище. Животных нигде не
было видно — попрятались или умерли, было неясно. Глаза неимоверно жжёт,
хочется их до боли сжать, только, чтобы не испытывать подобное чувство ещё
хотя бы минуту. Жарило невыносимо, можно представить, что ты находишься в
печи, включённой на максимальную мощность, при том, что даже сильно
прожаренное мясо готовится при температуре в сто восемьдесят градусов, а
здесь явно намного жарче. Это был первый сон, заставивший испытывать такие
яркие эмоции. Находясь в самом эпицентре и не зная, как выйти из этого
порочного круга, шатен начал постепенно отключаться, оседая на землю и
совсем не боясь запачкать белоснежный костюм. Белоснежный? Ха, уже нет. Из-
за этого пепелища, костюм заимел сероватый оттенок, да и к тому же от него
теперь дурно пахло костром с примесью чего-то кислого, от чего появлялось
желание скорее вымыться как следует. Расплывчатое зрение рисовало странные
образы, словно играя с отключающимся сознанием. Из неба донёсся звериный
рёв, в сгущающейся тьме напоминающий не просто рёв, а извержение вулкана,
казалось, что земля содрогнулась. Из-за дыма появилось нечто: птица с красно-
золотыми крыльями, спускаясь, поднимала клубы дыма, разжигая
развернувшееся пожарище внизу. Шатену даже показалось, что это ангел,
спускающийся с небес, готовый принять его в загробный мир, куда он так
стремился попасть раньше. Юноша, приподнимаясь на дрожащих руках, встал на
колени, с надеждой взирая на повелителя огненной стихии, опираясь о землю
руками. В этом обилии красного он смог подметить лишь цвет глаз птицы:
нежно-голубой, подобный небу, заставляющий поверить в чудо или даже в
обычную физику, манящий своей чистотой. Феникс подлетел к странному для
него существу, закрывая Осаму крыльями, спасая от гари. Будучи
окольцованным, кареглазый позволяет себе расслабиться и утихомирить
разбушевавшееся сердцебиение. Но с потерей сознания притупляется и страх.
В спальне пахнет свежим горным воздухом. Здесь зябко, но зато можно

сделать полноценный вдох, наконец, наполнив свои лёгкие кислородом. Он
дышит. Он жив. Грудь резко вздымается и опускается, хрипы срываются с уст.
— Кошмар. Просто страшный сон, — как молитву проговаривает
17/241
пробудившийся.
Осаму ложится на спину и минут пять пытается прийти в себя, пялясь в

потолок. В темноте витиеватая люстра напоминала паука, который готов в
любой момент напасть на жертву, потерявшую бдительность. Он не потеряет.
******
— Доброе утро, — щебечет Юна, обнимая со спины и целуя в щёку, — как

спалось?
С утра в столовой совсем тихо — хозяин дома часов в пять утра совершил
побег из особняка, оставив только записку на столе с просьбой никуда не
уходить — он скоро вернётся. Не уходить? Легко. Осаму не уйдёт, он уедет.
— Прекрасно, — отвечает шатен, наблюдая за возлюбленной. Девушка

набирает воду из графина в стакан и выпивает содержимое в пару глотков.
— Тебе что-то плохое снилось?
— С чего ты взяла?
— Ты тяжело дышал. С тобой точно всё в порядке?
— Да, всё отлично, — девушка скептически поднимает бровь. Боже, какая

вредная. — Мне просто приснился магазин, где я приобрёл костюм на свадьбу, —
привычно лжёт Осаму. Лишь бы отвязалась. — Там было много манекенов без
костюмов. Видимо, «Mori’s costumes» меня сильно впечатлил, не зря же говорят,
что это чуть ли не самый лучший бренд во всей Японии.
— Манекенов? — девушка хлопает глазами, замерев взглядом на окне,

выходящем в сад, — Манекены снятся к неправильному выбору.
— Что? — блять, зачем сказал? Лучше бы язык себе откусил.
— Ты должен поменять костюм. Нет. Нужно срочно поменять костюм, иначе

наша свадьба может оказаться под угрозой.
— Ты веришь в эти бредни? Это же просто сон, он ничего не значит.
— Он ничего не значит? Ты издеваешься?
Блять, куда-то не туда зашёл разговор. Хорошо, что хоть Юкичи здесь нет, а
то скандала было бы не избежать. Скандала или трёх пуль в лоб. Что-то между.
— Если я дорога тебе, то ты сделаешь так, как я прошу, — в этот момент

Юна, как никогда, напоминает своего отца. Хорошо, что она им не является.
Пиздец. Опять ехать в этот чёртов магазин и менять этот чёртов костюм, что
он так тщательно выбирал. Ну, ладно, не тщательно, но своё время он точно
потратил, хотя спокойно мог вызвать портного на дом и не заморачиваться. Для
него это, как игра на выживание. Сомнительное сравнение покупки костюма с
игрой на вылет, но всё же.
18/241
— Пообещай, что поменяешь, — Осаму ненавидит, когда на него смотрят
умоляюще, сразу настроение на весь день портится и желание что-то делать
отпадает. Но вариантов нет: если он этого не сделает, то не сносить ему головы.
Да и как-то не прельщает потом выслушивать нотации на тему того, какой он
ужасный человек. Смирившись со своим ужасным положением, юноша, прикусив
щёку изнутри и с болью сжимая руки в кулаки, выплёвывает из себя:
— Обещаю.
******
Утро начинается не с кофе, а с литра газированной воды, что была любезно

оставлена рядом с кроватью. Если и не у всех такое начало дня, то, по крайней
мере, у Чуи Накахары точно. После вчерашней посиделки с Огаем хочется
вскрыться на месте, потому что голова болит адски — в висках давит, да и эта
прекрасная утренняя мигрень, начавшаяся в самый неподходящий момент,
заставила простонать в подушку, не желая выбираться из тёплой постели. И все
эти убеждения, мол: «Пить мы сегодня не будем, оставайся. Вот что тебе завтра
на работе делать? Всё будет хорошо, мы по чуть-чуть», — оказались ложью с
самого начала. Ага, как же — «Пить мы сегодня не будем», а чем это они тогда
занимались? Блять, потолок ахуенный. Лёжа на спине, Чуя пытается запустить
мыслительный процесс и, наконец-таки, вспомнить, зачем они влили в себя такое
огромное количество алкоголя среди рабочей недели. Кажется… Нет, рыж не
может вспомнить. Это считается первыми признаками деменции?
Часы, мерно тикающие у прикроватной тумбочки, отбивают шесть часов утра,

как бы намекая, что, если Его Величество не соизволит поднять свою царскую
задницу с кровати прямо сейчас и начать собираться на работу, то придётся Ему
ходить весь день голодным, так как Ацуши-кун не сможет подменить или
сгонять за пирожным и кофе в ближайшую кофейню — у него зачёт по истории
международных отношений. Попал.
Всё же встать удаётся, когда стрелки показывают полседьмого утра.

Невыносимо хочется вернуться в постель, снова проваливаясь в дремоту, но в
голове только один маршрут: ванна — кухня — гардеробная — работа. Всё.
Главное добраться до ванны, не уронив стоящую возле двери вазу, за которую
тётушка отвалила довольно-таки приличную сумму, заявив, что это искусство и
обычным смертным его не понять.
«Чёрт».
Миссия не задеть эту дорогую, во всех смыслах, штуковину была успешно

провалена. Госпожа Ваза, совершив целый кульбит, покатилась к кровати,
нарушив тишину, образовавшуюся на этаже. Накахара, конечно, пытался её
поймать в процессе полёта, но выглядело это так же безуспешно, как и попытка
нажать на кнопку на микроволновке в самую последнюю секунду, чтобы, не дай
Бог, кого-нибудь не разбудить. А то влетит же тому, кто решил покусочничать в
столь поздний час.
Холодный душ отрезвляет и заставляет поёжиться от падающих на тело

капель, поджимая живот до выступающих рёбер. В кабинке ужасно неудобно —
похоже спал он в крайне неудачной позе, так как спину просто не разогнуть.
Спокойно стоять невозможно, а облокачиваться на холодную стену вообще не
хочется. Огромное зеркало напротив этой камеры для пыток добавляет ещё
19/241
больше неудобств, потому что видеть свою уставшую, отёкшую физиономию не
хотелось от слова совсем. Видимо, вторая бутылка вина была лишней, хотя Мори-
сан яростно заверял в лечебных и исключительно расслабляющих свойствах
напитка, пока Коё с изумлением в глазах взирала на своего супруга, понимая,
что сейчас он несёт полную чушь. Ну, ничего, откиснет ещё минут тридцать и
можно дальше собираться. Зато теперь он пахнет корицей вперемешку с…
бананом? Не так плохо, как могло быть. Правда, запах корицы ему не очень-то и
нравится, но, где тогда искать гель со вкусом мокрого асфальта — непонятно. О
вкусах не спорят.
Первое, что бросается в глаза, спустившись на первый этаж, это слишком

активный Огай, варящий кофе и насвистывающий какую-то песню известную
только ему. Какого хера, спрашивается, Чуя находится в таком побитом
состоянии, хотя пил не так много по сравнению со своим дядюшкой. Старший
свистит, як соловей, да и в придачу к этому носится по всей комнате, как будто
его ничего не тревожит и вчера он вообще не пил? Где справедливость?
Длинный халат слегка колышется, когда мужчина резко подлетает к турке, что
была готова выплюнуть всю жидкость на поверхность, запачкав плиту и
мраморные кухонные шкафы. Хватает её и понижает мощность конфорки. Устав
стоять, юноша садится за стол, буркнув хриплое:
— Доброе утро.
— О, доброе, Чуя-кун, — с улыбкой на лице пропевает хозяин квартиры. — Ты

как?
— Мне плохо, — нет смысла лгать, он тут на столе распластался весь сине-
зелёный, как моряк, устроившийся работать на судно и только после отплытия
узнавший о наличии морской болезни, которая началась также внезапно, как и
нападение воинов, сидевших в Троянском коне.
Огай ухмыляется и протягивает чашку с каким-то отваром из имбиря, лимона

и корицы, судя по аромату. Гадость, но выбора, как такового, нет. Рыжий, будучи
благодарным за оказанную его бедствующему организму помощь, выпивает всё
до дна, немного поморщившись от горькости снадобья. Видимо, ему не в первой
встречаться с подобной неприятностью в лице жуткого похмелья.
— Я тут завтрак приготовил, поешь и сразу полегчает.
— Хорошо.
— Я предупреждала, — скрип половицы и голос сверху заставил Чую поднять

голову, встретившись с глазами цвета розового аметиста, встревоженно
глядящими в ответ.
Спасибо, Капитан Очевидность. И как он сам не догадался? Уже поздно о

чём-то жалеть — выбор сделан, а машину времени ещё не изобрели, чтобы что-
то изменить в настоящем.
— Я знаю, — тихо буркнул Накахара.
— Ой, да ладно. С кем не бывает? — подходя к супруге и оставляя лёгкий

поцелуй на губах, убеждает её Мори в отсутствии необходимости читать
нравоучения юноше, мол, он всё знает сам и сам со всем разберётся.
20/241
Завтрак проходит в относительной тишине, перебиваемой
немногочисленными обсуждениями планов на ближайшее время, вроде, поездки
на онсэн в префектуре Канагава, куда они так долго хотели попасть, но работа
не давала им такой возможности. Чуя обещает съездить с ними, когда не будет
такой жёсткой нагрузки на учёбе и работе, мысленно подмечая, что этого может
не случиться в ближайшее время как минимум. Всё-таки на носу сдача диплома,
который надо бы продолжить писать. До работы юношу подвозит тётушка,
всучивая литровую бутылку с водой и напоминая, что после обеда она его
навестит, так что расслабляться ему нельзя ни в коем случае. «Большой папа
следит за тобой», — смотря точно в глаза, угрожает Коё, отъезжая с парковки и
оставляя ошеломлённого племянничка в ступоре. Накахаре, вроде, легче стало,
но в висках давит адски — придётся зайти в аптеку и выпить какую-нибудь
таблетку, а иначе, если он сам не умрёт, то кого-нибудь убьёт точно. С его
работой второй вариант наиболее вероятный, а с учётом его ненависти к работе
с людьми, так возможность совершения преступления повышается до
максимальной точки. Так сегодня ещё и Ацуши не будет — вообще класс.
День будет тяжёлым.
******
Дазай добирается до магазина в одиннадцатом часу утра, перед этим заехав

на работу и получив люлей от Куникиды, который даже находясь на отдыхе,
тратит своё время на коллегу, заявив, что по его приезде количество
сотрудников в офисе уменьшится. Спасибо, это то, что нужно Осаму. В молле
магазина, как обычно, много людей — хочется развернуться и уйти, оставив свою
не прельщающую затею на потом. Но, ладно, лучше сделать всё сегодня, чем
оттягивать на последний момент, выслушивая претензии от Юкичи, мол, ты
совсем не уважаешь свою невесту и так далее по списку. Кажется, у него есть
своя тетрадь с претензиями к будущему зятьку и его всевозможными минусами
— безусловно.
— Я хочу сдать костюм.
Продавец, широко распахнув глаза, взирает на пришедшего, что так

небрежно, почти слету, заявляет о подобном в стенах «Mori’s costumes». Нет, к
ним уже приходили с подобными просьбами, но это было достаточно давно,
когда их дизайнер только-только начинал заниматься разработкой моделей и их
производством. Но спустя столь большой промежуток времени просьба о сдачи
костюма кажется чем-то сюрреалистичным, что девушка пребывает в полном
непонимании.
— Простите?
— Я хочу сдать костюм, что купил вчера утром в вашем магазине, — почти по
слогам произносит Осаму, делая акцент на этом отвратительном слове "сдать".
А, значит, не послышалось...
— Д-да, конечно.
Девушка, тушуясь, набирает пароль на компьютере, входя в систему, чтобы
21/241
внести правки и узнать, что за модель была продана вчера утром. Как ни
странно, но эта модель ещё не была занесена в список "продано", а значит
придётся действовать по-другому...
— Могу ли я узнать, кто продал вам его?
— У нас действует правило, по которому за каждый возвращенный экземпляр

следует снижение премии, которая выдаётся в конце месяца, за возврат
некоторых моделей сотрудник может лишиться вообще всей премии, — видно,
что девушка смущена и ей не нравится говорить о подобных вещах и вообще
допускать мысль о том, что кто-то из её коллег мог так напортачить с продажей,
но это её прямая обязанность. — Было бы неплохо, если бы вспомнили, кто это
был.
Дазай с минуту стоит, делая максимально вдумчивое лицо, хотя уже точно
знает ответ на вопрос.
— Накахара Чуя, — нагло лжёт он и почти зловеще усмехается, предвкушая,

как сильно новость об отсутствии премии "обрадует" его консультанта-саму.
22/241
Примечание к части Сессию сдала, грипп победила, главу написала — молодец!
Часть 4
— Ты шутишь?
Ну ни хера себе новость. Он только отходить начал от вчерашнего, спокойно

попивая водичку и время от времени прикладывая к голове холодную бутылку,
пытаясь остудиться — в комнате персонала жарко, а поставить кондиционер,
видимо, не судьба. Он даже забыл надеть линзы, с которыми практически не
расстается. Спасибо, блять, что сегодня хотя бы клиентов поменьше, да и те, кто
пришёл, получая такой нужный совет от консультанта, быстро расплачиваются и
идут восвояси, не портя никому настроение. Господи, храни таких покупателей!
Когда обратно вернулась Коё, с которой он виделся часа три назад, Чуя не
понял. Просвещение пришло только, когда за спиной послышались шаги, а по
голове прилетело стопкой каких-то бумаг. Это была газета, которая, как удалось
выяснить держалась на соплях, да и к тому же исполняла свою последнюю роль
— камикадзе, рассыпаясь по всему помещению и распространяя запах старья.
Теперь пахнет так, будто к ним в салон за костюмом для предвыборной агитации
пришёл сам Авраам Линкольн, умерший более ста лет назад. Здесь точно нужен
кондиционер. Озаки стреляет гневным взглядом в племянника, пронзая того
насквозь, заставляя сердце забиться часто-часто. Оно так не билось даже, когда
тётушка спалила его за курением и несколько дней читала нотации, мол, курить
вредно, потому что я так сказала. Ну, с этим не поспоришь. А тут на тебе. Сама
мисс внезапность. Самое интересное, что она с утра пораньше отправилась в спа
для расслабления и получения жизненно необходимой энергии. Естественно. Во
сколько ещё можно насыщаться энергией, как не в раннее утро? Подходя к
кассе, наконец-то начинает понимать причину её сегодняшней нервозности,
которая захлестнула, как волна, что вдобавок выбила из привычного уклада
жизни. И эта причина незаинтересованно взирает на продавца, краем уха
выслушивая её самые искренние извинения.
«Вот мудак».
— А, Накахара-кун! У нас тут небольшая проблемка, — неловко улыбаясь и

немного косясь на покупателя, щебечет Джун, стоящая за кассой.
— Дазай-сан пришёл сдать костюм, что приобрёл вчера. Он говорит, что ты

был его консультантом.
Сказать, что он удивлён — ничего не сказать. И он бы ещё понял, если бы

правда сделал вчера что-то такое, что заставило бы этого ублюдка ему мстить.
Но в этом-то и дело: он ничего не сделал. Неужели этому Дазаю нечем, блять,
заняться, что он тратит время на бессмысленные препирательства.
— Чуя-кун? Ты можешь подтвердить, что это было так?
И Чуя хочет сказать, что он не виноват и костюм ему всучил Накаджима, но

совесть и жалость к парню не позволяют этого сделать. Он и так на пяти татами
спит, если вообще спит. Чуя и себя на первом курсе помнит, когда приходилось
23/241
зарабатывать статус хорошего мальчика, чтобы потом можно было отдохнуть,
когда всех грузили по полной, из-за чего приходилось забыть о сне и отдыхе. И
эти воспоминания заставляют его посмотреть со всей ненавистью в глазах на
этого Дазая и произнести слова, которые убьют всю его репутацию в мгновение.
— Да, это так. Я его продал.
И Осаму почти ухмыляется, когда понимает, что выиграл эту битву. Вопрос,
правда: зачем она ему была нужна? Но Дазай и сам не знает. Он себя сейчас
чувствует немного неловко от вида этого самого консультанта-самы уже без
идеально голубых глаз, а с гетерохромией: один глаз светло-голубой, а другой
светло-бурый, словно расплавленная и переливающаяся на солнце карамель. Как
же красиво жутко это выглядит.
— Чуя, можно тебя на минутку?
Не давая взять на себя ответственность ещё за что-то, что он точно не делал,

Коё оттягивает Накахару подальше от кассы к витрине с запонками и
галстуками, чуть не сбивая стоящий рядом манекен. И кто додумался его здесь
поставить?!
— Ты что творишь? — гневно шепчет тётушка, мысленно отвесив сотню

подзатыльников шутнику. — Не ты же его продал! Сам вчера говорил, что клиент
— баран и работать с ним ты не смог!
— Так оно и было, — в той же манере отвечает Чуя, сдувая выпавшую из

хвоста прядку.
— Ну так какого черта происходит?
— Ацуши сейчас деньги нужны, а я лучше месяцок перебьюсь, но

подставлять его не буду! Я принял решение!
— Это плохое решение!
— Оно нормальное, потому что я его принял!
— Если ты решил совершить ошибку, то дай мне хотя бы помочь тебе не

зарыть себя окончательно.
— И как ты собираешься это сделать?
— Пойдём.
Дазая немного передернуло от того, как на него покосилась Озаки-сан,

возвращаясь вместе с Чуей в такую чудесную компанию в лицах администратора,
кассира и его самого. В голове тут же всплывают мысли о том, что сейчас с их
стороны будут тысяча и одна попытки выкрутиться из сложившейся ситуации и
Осаму, уже находясь в предвкушении продолжения того представления, что он
по доброй воле сам начал, присаживается на чёрный барный — что он здесь
забыл — стул. Рыжий за это его на бутылку бы посадил.
— Прошу прощения за небольшую заминку, — извиняется Коё, постепенно

возвращая самообладание, — нам пришлось ненадолго удалиться, чтобы
24/241
прояснить одну деталь.
Администратор, Ивата-сан, только вчера вернулся с горячих источников, куда

отправился вместе с семьёй на целых двенадцать дней и где не хило так
отдохнул, судя по фотографиям из социальных сетей его супруги. Но с первым
ЧП, по-другому такие случаи они назвать никак не могут, он вернулся к своему
привычному выражению лица, а-ля, у медуз эмоциональность больше, чем у
меня. Такое чувство, будто, если за окном будет пролетать метеорит, Ивата
просто выйдет на улицу, взяв с собой сигнальные палочки, которыми пользуются
регулировщики воздушного движения, и, сука, спокойно посадит летящий
объект в соседнем квартале с абсолютным похуизмом на лице. Ну, потому что
похуй.
— Мы оформляем возврат? — нахера Ивата это спросил Чуя и сам не понял.

Типа, он наделся, что они там вдвоём о чём-то поговорили и мысленно,
ментальной связью, обо всем договорились с покупателем? У него вместо мозга
тапка? (АХАХАХХАХААХАХАХАХ тапка)
— Да, конечно, — всё также мило улыбаясь, констатирует Коё, мысленно

начиная злорадствовать, — правда, есть одно но.
— Но?
— Да. И оно заключается в том, что согласно нашим правилам, если был
оформлен возврат, — останавливается Коё, перескакивая взглядом с клиента на
сотрудников, тем самым переводя всё внимание Дазая на то, как администратор
ставит печать на нужной бумаге, отдавая её клиенту и выписывая чек, — что мы
уже сделали, то консультант, который допустил такую фатальную в его жизни
ошибку должен помочь покупателю подобрать другой костюм. Всем же
положено давать второй шанс, верно?
— Ч-что? — у Осаму аж голос сел от такого откровенного надувательства.
— Я могу показать Вам документ, подтверждающий мои слова.
— Буду рад его увидеть.
Оказывается в женской сумочке действительно нет дна, и Накахара

убеждается в этом, когда Озаки достаёт из своей небольшого размера книжку
размером с тетрадь, передавая её шатену и всё также не переставая улыбаться.
По Ивата-сану сложно сказать видел ли он её когда-нибудь или это его первое
знакомство с «должностной инструкцией», но Джун по какой-то неизвестной ему
причине сильно нервничает, бегая взглядом от шатена к ане-сан и обратно.
— Двести тридцать пятая страница.
И Осаму находит эту чёртову двести тридцать пятую страницу, где пятым
пунктом написано, что ни хера у тебя Дазай-кун не получилось, тебя обыграли.
Финита ля комедия.
— Вижу, — горестно вздыхая, шепчет Дазай, отдавая книжку обратно, —

тогда, я хотел бы получить ту услугу, о которой вы говорили. Свадьба уже не за
горами, — как бы между делом подмечает он, отвлекаясь на телефонный звонок
и отходя от кассы.
25/241
— Других вариантов нет? — горько сейчас не только Осаму, но и Чуе,
который трижды пожалел о своём решении. Действительно, лучше бы отдал
свою премию Ацуши, чем терпел такое.
— Не-а, других нет, — подталкивает племянника к уходящему в соседний зал

клиенту тётушка, всучив в руки парочку каталогов.
— А он его не убьёт? — интересуется Ивата, следя за тем, как аккуратно

Джун-тян достаёт из шкафчика отчёты и раскладывает их в правильном
порядке.
— Не должен, — Озаки просто на это надеется.
******
— Ты сейчас совсем не вовремя, — потирая переносицу, сообщает Дазай, — у

тебя что-то срочное?
— Для тебя — нет, а для Юны это очень важно и требует твоего прямого
участия, — даже через телефон ощущается весь этот наигранный добродушный
тон, с которым она пытается быть крайне убедительной для своего брата и
почтительной к человеку, что, видимо, находится сейчас рядом с ней.
Но Осаму этим не купишь, поэтому он парирует обычным:
— Ты же знаешь, что я занят сегодня, — вздыхает шатен, присаживаясь на

диван и наблюдая за тем, как Чуя — Чуя же? — рыщет по полкам, стеллажам,
постепенно выгружая подходящие на его взгляд экземпляры на передвижной
шкаф.
— Да, я помню. Но ты нужен нам только в девять вечера, — щебечет Йосано,

между тем говоря кому-то, что она скоро вернётся, и, судя по всему, выходит из
комнаты. — У тебя есть ещё куча времени на свои очень важные дела.
— Что же такое важное планируется у Вас, моя дорогая сестра, в девять

часов вечера, о чём я даже не осведомлён?
— Приедешь и узнаешь.
— Так не честно.
— Честно, — ухмыляется в телефон Акико. — К нам приедет Фукудзава-доно,

поэтому, прошу тебя, не огорчай отца.
— Ты знаешь, как я отношусь к подобным посиделкам.
— Знаю, но для отца это важно. Постарайся хотя бы для него, — на фоне
слышатся шаги и голоса, когда Йосано бубнит в трубку, — всё, мне нужно идти.
Пока, увидимся вечером, люблю тебя.
И Дазай хотел бы ответить, что тоже её любит и будет рад увидеть, но уж

больно быстро она отключается, оставляя его наедине со своими мыслями. —
Чёрт.
26/241
Или не наедине?
— Как-то Вы не слишком похожи на человека, радующегося своей победе, в

виде лишения меня премии, — пододвигая к клиенту шкаф и присаживаясь на
другой край дивана, говорит Накахара.
— Разве? А, по-моему, я прекрасно играю свою роль победителя, —

ухмыляется Осаму, когда их взгляды пересекаются.
— Боюсь, что Вам показалось, — парирует рыжий, — давайте на чистоту?
— А я должен быть откровенным с Вами?
— Мне плевать каким Вы будете, — шипит Чуя, добавляя, — но позвольте

прояснить только одну деталь.
— Разумеется, я весь Ваш.
— Почему Вы вернулись?
— Ну, Вы и сами знаете ответ на этот вопрос, Чуя-сан.
Накахару передергивает от того, как слащаво Дазай произносит его имя,

вместе с тем видя ухмылку на пол лица, а-ля, «Видел, что могу? И мне за это
ничегошеньки не будет». На границах сознания летают мысли о том, что это
клиент, он всегда прав, не нужно воспринимать его всерьёз, но Чуе откровенно
поебать.
— Думаю, я немного не понимаю истинную причину Вашего здесь

нахождения, Осаму-сан, — язвит Накахара, приняв решение идти ва-банк. Ибо,
нехуй его называть по имени, когда он не давал на это разрешения.
— А Вы и не должны, — ехидничает шатен и встаёт с дивана, подходя к

стеллажу со всеми теми костюмами, что были заботливо для него выбраны. Их
здесь штук двадцать, начиная от классических чёрных, являющихся выбором
многих на свадебные торжества, заканчивая неординарными и слишком
пёстрыми, которые он бы и в жизни не надел.
Проходит минут пять, но Дазай всё ещё молчит, спокойно рассматривая

подобранные варианты, тем самым немного остужая вскипевшего консультанта
от никому не нужного диалога. И ему, вроде как, даже приглянулся один
вариант, когда консультант уже начал скучать, а в голову прокралась странная
мысль:
— Вы же шьёте на заказ? — он не спрашивает, а констатирует факт, беря в

руку каталог с громоздкой надписью: «Не найдёте подходящую модель — мы
изготовим её для вас!». Накахара впервые ненавидит эти каталоги так сильно.
— Вы хотите, чтобы мы сшили костюм? — у него уже глаз начал дёргаться.
— К моему величайшему сожалению, я не смог найти подходящий, — чуть ли

не рыдая, говорит Осаму, — поэтому я бы хотел воспользоваться Вашей услугой.
27/241
— Мы долго шьём.
— «Две недели», так написано здесь. Для меня это недолго, — улыбается он,
продолжая пролистывать предоставленные для покупателей журналы.
— Наши специалисты работают в ателье, так чт-
— Здесь сказано, что вы можете выехать на дом к клиенту за отдельную

плату, — перебивает слишком наглый покупатель, — а вместе со специалистами,
я так понимаю, приедете и вы.
— С чего Вы это взяли?
— Вы ведь не хотите потерять премию, Чуя-сан, не так ли? — и каталог

оказывается в руках ошеломлённого консультанта, что бешеными глазами
смотрит на эти глупые приписки на обложке, которую он готов сейчас сам
вырвать и заявить, что на ней ничего такого не было и это покупатель всё
придумал.
— Я подойду на кассу и попрошу оформить заявление на пошив, буду ждать

Вас там, — ухмыляясь, он скрывается в первом помещении, оставляя своего
консультанта с этим чертовым каталогом.
«Блядь».
28/241
Часть 5
— Что у вас там, чёрт возьми, творится?
— Клиент сорвался.
— Что? В смысле сорвался? У него же до конца месяца оплачено.
— Дазай, у нас тут проб… — начинает Куникида, прерываясь на полуслове,

когда его перебивают громким:
— Чёрт! — Осаму в последнюю секунду до столкновения успевает

затормозить, когда какой-то идиот на иномарке решает резко перестроиться на
вторую полосу, едва не врезаясь в белоснежный Mercedes. Чёрт бы его побрал!
Кто таким оленям права выдаёт?!
— Ты же знаешь, что я в отпуске. Неужели проблему без меня нельзя было

никак решить?
Взял отпуск на какие-то три недели, чтобы серьезно заняться подготовкой к

свадьбе, а его все равно донимают работой. Честно говоря, ни о какой
подготовке речи и не было, да и Доппо, что только вчера вернулся из отпуска,
тоже понять можно.
— Он повесился, Дазай.
Дыхание перехватило, а сердце будто на секунду перестало биться.
В прошлом месяце к ним за помощью обратился Танака-сан — мужчина

сорока лет с карманами набитыми деньгами, которых ему, видимо, некуда
девать. У Танака-сана в собственности есть три квартиры в центре Токио и
четыре любовницы, чем он не упустил возможности похвастаться. В своих
квартирах, по его словам, мужчина вообще не бывает, отсиживаясь в коттедже в
равнинной части. Так бы было и дальше, пока совсем недавно у его
новоиспеченной дамы сердца не появилась идея — сдать квартиры в аренду,
чтобы можно было хоть как-то покрыть расходы на каждодневные рестораны,
покупки. Да и жена уже начала подозревать, видя, как у супруга в кошельке
начинает пустеть. Спустя несколько месяцев раздумий Танака-сан решил, что
лучше будет делать всё через агентство, выбрав «JREA», чему Дазай был очень
рад.
До этого момента.
— Ты где? — голос настолько хриплый, что Дазай и сам себя не узнаёт.
— В офисе.
— Я заеду за тобой через 10 минут.
— Хорошо.
Только этого ему не хватало.
29/241
******
— Прекращай на меня так смотреть. Ты знаешь, что другого выхода у нас не

было, — спокойно изрекает Озаки, попивая горячий кофе со сливками, чтобы
хоть чуточку согреться — погода на улице бушует, а в помещении ещё несколько
минут назад было открыто окно, занеся морозную свежесть и запах
свежезаваренного кофе из ближайшей кофейни. Красота.
— Я мог просто лишиться премии и жить спокойно, а тут придётся ещё и по…
— Поработать? — ехидничает владелец.
— Повозиться.
— Это клиент, Чуя. Он всегда прав, даже если у тебя другое мнение на этот
счёт.
Прошёл целый час после того, как неугомонный клиент смог договориться о
пошиве костюма на заказ, под палящим взглядом одного из сотрудников. Целый
час после того, как он, отвлекшись на звонок, наконец-таки, укатил в закат,
многозначительно хмыкнув что-то о том, что он будет ждать Накахару с
нетерпением. И Чуя мог бы ещё его понять, если бы Дазай вёл себя так
стервозно, из-за того, что невзлюбил консультанта с самого начала, но нахера
тогда договариваться о ещё одной встрече, если тебе противен человек?!
— Это невыносимый клиент! — скулит Накахара, больно дергая себя за

волосы.
— Я не понимаю, чем он тебя так взбесил? Да, он невыносим. Да, он слишком

дотошный в плане подбора одежды. Но представь, как ты вёл бы себя, если бы
готовился к свадьбе.
— Ему плевать на свадьбу. Разве ты не видела? Он просто приходит, чтобы

побесить меня, потому что я отказал ему помочь с подбором костюма!
— Это всё в твоей голове, — убеждает тётушка, похлопывая по коленке не на

шутку взбесившегося племянника, — если хочешь побыстрее с этим закончить,
то тебе придётся немного поплясать под его дудку.
— Спасибо за совет.
Неужели она действительно не понимает, что этот клиент раздражает его

одним только своим видом, поэтому работать с ним нормально никак не
получится. А работать из-под палки он не любит.
— Накахара-кун, тебя в зале ждут, — открывая дверь служебного помещения,

щебечет Джун, улетая обратно в зал. Она сегодня, словно фурия, носится по
всему залу, между делом интересуясь у Ивата-сана, что и куда нужно класть.
Кому-то не помешало быть таким же энергичным. Может ещё кофе бахнуть?
Консультант несколько секунд пялится на открытую дверь, показывая своё

всемирное разочарование в жизни, наконец встав, и после направившись в зал,
когда его на паре шагов останавливают.
30/241
— Не будь как твой отец. Я не хочу разочаровываться в тебе.
«Блять, что?»
Юноша стискивает зубы, подавляя в себе желание развернуться и уточнить

правильно ли он всё расслышал, но в конце концов выходит из комнаты. Всё
происходит настолько быстро, что начинает темнеть в глазах и он едва не
сталкивается с ещё одним консультантом. В голове бьет набатом одна и та же
фраза: «не будь как твой отец». Больно. Очень больно, когда дорогой тебе
человек говорит подобные вещи. Причём Чуя даже не понимает почему она так
резко поменяла свою позицию. Ведь ещё час назад она была полностью согласна
с тем, что клиент чересчур разошёлся и ему пора перестать вести себя так
избалованно. И сейчас, работая с очередным клиентом, он не может отделаться
от ощущения безысходности и грядущего ничего. В миг все становится серым. И
даже слишком приветливые и обаятельные клиенты не смогут это исправить.
******
Атмосфера в машине давит на виски, подогревая желание закурить и послать

всё к чертям собачьим. Ему сейчас жизненно необходимо открыть бутылку-
другую виски, наслаждаясь видом привычного ночного Токио с высоты птичьего
полёта, чтобы не напрягать мозг в анализировании чего-то нового. О, ещё
хочется в ванне минут сорок понежиться, постепенно приходя в себя после
пиздеца, что произошёл за сегодняшний день. Можно было бы даже суши
заказать или приготовить тамагояки. Только бы не думать о навалившихся
снежным комом делах…
По словам Доппо около десяти часов утра ему позвонил Рюноске, посланный
на три веселые буквы за документами к Мисао-сану, которому и сдали квартиру.
На вопрос: «Почему именно он должен ехать, если есть человек, занимающийся
этой документацией и конкретно этим арендатором?», — Куникида ткнул в
приказ об отпуске. Мол, если Вы, мессир, не соблаговолите отправиться за столь
важной документацией, то и отпуска Вам в ближайшее время не видать.
Железный аргумент, с таким и не поспоришь. Заместитель главы договорился о
встрече в полдесятого утра ещё на прошлой неделе, узнав, что арендатор в это
время точно будет дома. Вот только после десяти стуков в дверь и пяти звонков
на телефон, Рюноске никто так и не ответил. Но больше всего настораживать
стало то, что мелодия телефонного звонка доносилась, прямо-таки, из квартиры,
в которой, казалось, было пусто. Акутагава понял, что что-то не так и,
воспользовавшись ключом картой, всё же зашёл в квартиру. В лицо сразу же
дунул холодный ветер, словно в гостиной был не просто включён кондиционер, а
целый портал на северный полюс, потому что находиться здесь просто
невозможно. Окликнув временного владельца, никто не отозвался ни с первого
раза, ни со второго. В квартире стояла тянущаяся тишина, перебиваемая
громоздкими настенными часами, что мерно отбивали десять часов. Рюноске всё
же надеялся, что Мисао-сан просто ещё не проснулся после бурных выходных,
забыв с вечера выключить кондиционер и забыв телефон в гостиной. Но все
мысли вмиг развеялись стоило только заглянуть на кухню. Посреди комнаты
висел труп.
Отпуска в ближайшее время точно не видать.
Пока на всю машину раздаются звуки беременных китов, Осаму,

разочарованно вздыхая, пытается найти грёбанное место на парковке уже битые
31/241
полчаса! Такое чувство, будто планировщики специально урезали количество
парковочных мест, чтобы после работы, просматривая камеры видеонаблюдения,
потешаться над теми, кто не успел приехать раньше и припарковаться, пока
было свободно. От поисков отвлекают странные звуки, доносящиеся из
подъезда, когда дверь открывается и слишком сильно бьется о стенку, издавая
характерный треск бьющегося стекла. Охранник, вышедший покурить и явно
ахуевший от ситуации, незамедлительно делает замечание. На что мужчина
бегло извиняется, мельком говоря что-то про роды и что он ахринеть, как
опаздывает. Вообще не понятно, каким образом можно было выбрать жильё в
районе Роппонги для воспитания ребёнка. Это решение изначально является
ужасной идеей, как минимум из-за шумной и чересчур активной ночной жизни
района. Что здесь можно делать ребёнку? Учиться, как правильно перо под
ребро своим врагам засовывать? Или, может, как правильно в барах бесплатные
коктейли выпрашивать?
Дазай намеренно проследил, как этот страдалец рылся в карманах своей

куртки, едва не прорыв в ней целый тоннель. Дрожь в руках явно работала
против него, а маты, доносящиеся сквозь стиснутые зубы, ничем не помогали.
Шатен даже на минутку забыл обо всем, что его к этому моменту беспокоило,
проникшись к неприятностям другого. Забавно. Пока охранник оценивает
степень нанесённого бедной железяке ущерба, нарушитель выуживает из
кармана ключи и второпях плюхается в авто. Ками-сама, спасибо! С поиском
парковочного места покончено.
— Чёрт, только недавно ведь отремонтировали. Эй, подождите! —

окрикивает шатена охранник, когда тот быстро проскальзывает внутрь, не
желая иметь какое-то отношение к этому зверскому нападению на беззащитную
дверь. Камеры же есть. Пусть сами и разбираются.
Тишина квартиры растворяется звуком поворачивающегося в замке ключа. В

принципе, здесь ничего не изменилось после того, как он ушёл. Разве что, стало
чуточку чище — двери шкафа-купе задвинуты, хотя хозяин квартиры точно забыл
вообще про их существование, когда Юна позвонила; тапочки, что были брошены
возле дивана, теперь скромненько покоятся возле пуфика в прихожей. Йосано
здесь была. Чёрт, Йосано. Часы в гостиной отбивают семь раз, информируя о том,
что осталось всего два часа до начала ада. «Суперсемейная посиделка в кругу
близких и любимых лиц» должна произойти в девять вечера, но что-то желания
присутствовать на ней совсем нет. Уставшие после всей этой беготни ноги сами
несут шатена к дивану. И юноше ничего не остаётся, кроме как свалиться на
предмет мебели. Спасибо, что хоть обувь снял. Сразу понятно, как сильно ему
хочется куда-либо идти и тратить своё время на эту бессмысленную встречу. И
плевать, что он лежит на чистом диване в одежде, на которой ещё остался снег,
потому что погода к вечеру не на шутку разошлась. Блять, диван будет мокрым.
Нет, не плевать. Подняться всё же приходится. Можно было бы хоть как-то
попытаться отмазаться от посещения такого важного мероприятия, но там будет
отец. Выслушивать его претензии по поводу безалаберности сына не хочется от
слова совсем.
В желудке всё ещё пусто.
«Может, сказать, что на работе задержусь?» — хорошая идея. Вот только

отец скажет: «Какой молодец его сын» и в итоге всё же решит позвонить
Куникиде, чтобы узнать, почему его чадо задерживается допоздна, находясь в
честно заработанном отпуске. И Доппо, конечно же, его спалит своим не
32/241
умением врать, не оставляя и шанса отделаться от серьёзного разговора. Звонок
в дверь заставляет вернуться в тёмную, из-за отсутствия света, гостиную.
Смахнув вереницу мыслей и обречённо выдохнув, приходится поплестись к
источнику звука. И открывая дверь, он молит всем богам, которых знает, чтобы
это была не Йосано.
Это не Йосано.
— Привет, пап.
33/241
Часть 6
— «Привет»? И это всё, что ты можешь сказать? — издав едкий

смешок, Хироси протискивается в квартиру, и как будто намеренно слегка
задевает сына плечом, пока последний стоит столбом реально столбом, вы его
рост видели?! в проходе.
Дазай, конечно, обдумал вариант столкновения с кем-то из его горячо

любимых родственников, что последние несколько дней облепили его со всех
сторон и теперь, по всей видимости, явились по его душу, желая помочь. Ага,
ещё от них помощи не хватало. От одной только мысли об этом начинало
потряхивать в немом желании закурить и бросить всё к чертям. Лучше бы это
были они.
Предположение того, что это может быть отец пронеслось на краю сознания
и сразу же отпало, не излучая должного интереса. А зря. Оно должно было
набатом бить сигнал «SOS», заставляя всё же обратить на себя хоть толику
внимания. Но, видимо, посчитав, что тот слишком занят подготовкой к ужину,
чтобы тратить своё время на бесполезные разъезды, мысль как-то сама собой
растворилась, отдавая предпочтение более выгодному исходу — встречи с
Акико. Что только стоит говорить о нелюбви старшего к квартире своего
отпрыска. «Ты уверен, что это стоит на своём месте? Безвкусно выглядит. И это
не вопрос. Осаму, кто тебе это продал? Тебя обманули». В общем, решение не
появляться в обиталище сына было самым разумным в данной ситуации.
Но он ошибся. Отцу не нужно приглашение, чтобы приехать. И Осаму это

прекрасно понимает, но каждый раз полагается на его милосердие даже по
части обычного предупреждения о приезде в гости. Не хочется нарушать своё
личное пространство, которого в последнее время стало ещё меньше, чем было
даже месяц назад. Но раз за разом эта хрупкая надежда рушится, когда старший
появляется на пороге, вызывая цунами не только в самой квартире, но и в душе
проживающего там на всех правах. Дазай мгновенно стушёвывается, думая в сей
миг, что лучше бы это была Акико.
— А, я собирался тебе позвонить, но телефон сел. А то, что на работе

произошло, конечно, ужасно, но мы всё решили, я просто… — тараторит Дазай-
младший, поворачиваясь к отцу.
«Чёрт, все плохо».
Тишину квартиры разрезает громоподобный смех, от которого леденеет где-

то в глубине души, заставляя сердце не просто биться чаще, а выплясывать
чечётку в грудной клетке. И Осаму уже готов терпеть сто и одно ругательство в
свою сторону за безответственность и отсутствие такта по отношению к
родственникам и своей невесте, когда вместо этого Хироси-сан тянется к нему и
приобнимает, притянув к себе. Удивлены? Очень. Странно? Пиздец как. Осаму
замирает, пытаясь переварить, что сейчас произошло и как-то выстроить
логически цепочку того, что происходит. Последний раз он вытворил нечто
подобное три года назад, когда Дазай наконец-то получил свой диплом и на
праздновании сего мероприятия родитель подошёл к нему и ни с того ни с сего
приобнял, чуть ли не шёпотом начиная давать какие-то наставления. Осаму
тогда был поражён подобным поступком и уже начал надеяться на
благосклонность к себе, когда недели через две узнал, что это дело рук его
34/241
матери, которая побеспокоилась насчёт отношений её супруга и сына. Не самая
приятная новость и от понимания того, что отцу откровенно плевать на своего
ребёнка, кошки начинают скрести на душе. SOS, Дазай, SOS!
— Почему ты всё ещё здесь? — отпрянув и немного похлопав по чужому

плечу, интересуется родитель.
— А где я должен быть?
— Юна сказала, что ты уехал ещё утром и до сих пор ни разу ей не позвонил.
Возлюбленная беспокоится за тебя. Но ты же не хочешь расстроить её?
— Не хочу, — находясь не в этом мире и смотря куда-то за спину Хироси,

соглашается юноша.
— Вот и прекрасно!
Жаль, что хорошее настроение не передаётся воздушно-капельным путём,

это бы решило многие проблемы. Но это явно не оно. Манипулятор из старшего
прекрасный, за столько-то лет проживания бок о бок отпрыск это хорошо понял.
Да и перенял несколько его качеств. Этого не отнять. Видимо, всё же придя в
себя и до конца собрав все кусочки пазла, Осаму смотрит точно в глаза и выдаёт:
— Зачем ты приехал?
— Хотел проверить тебя. Подготовка к свадьбе всё-таки ответственное

мероприятие.
«Проверить? Или убедиться, что я не сбежал?»
— Мы оба знаем, что тебя не волнует моя свадьба, — немного резко

выплёвывает хозяин квартиры, не думая, что так может задеть визитёра.
Однако, последний будто пропустил мимо ушей то, каким тоном с ним только
что разговаривали, а поэтому преспокойненько, не снимая улыбки с лица,
выдаёт:
— То, что я всегда ценил в тебе, так это твою сообразительность. Но не во

всём, — Хироси скидывает обувь и проходит вглубь квартиры, осматривая всё,
словно видит впервые. — Ты почему в пальто?
Осаму и думать забыл, что по приходе домой так и не снял верхнюю одежду,
оставаясь в слегка мокром от снега пальто. Ну, вот как-то не до этого ему было
— отец только одним своим видом ввёл его в ступор. На минуту даже
показалось, что это мираж и стоит только на секунду прикрыть глаза, как все
исчезнет. Ожидаемо — этого не произошло. Спешно снимая с себя плащ, Дазай-
младший наблюдает за тем, как родитель подходит к пианино, что стоит возле
панорамных окон в нескольких метрах от арки, ведущей в гостиную, и с какой-то
легкой неприязнью впивается в бедный инструмент тёмно-зелёными глазами.
— Я думал, ты готовишься к приезду гостей, — проходя в комнату и включая

кофемашину, говорит шатен. Решение заняться приготовлением кофе пришло
спонтанно — просто хотелось лишний раз не встречаться взглядом с отцом.
Ощущение, будто играешь с кошкой, которая в любой момент готова накинуться
и оторвать тебе голову. В переносном смысле, конечно же. Или нет.
35/241
— Так и было, пока я не узнал одну интересную новость, — ухмылка вот-вот
разорвёт ему лицо, и, стоя даже спиной к отцу, можно почувствовать, как сильно
тот усмехается. Но Осаму старается этого не замечать и поэтому, просто
концентрируясь на кофе, интересуется:
— Какую? — что-то в глубине души подсказывает, что сейчас произойдёт

неизбежное и лучше бы не заводить об этом разговор.
— Про беременность Юны.
«Что блять?»
В гостиной воцарилась тягостная тишина, нарушаемая только тиканьем
часов. Сначала услышанное воспринимаемся, как слуховая галлюцинация,
случившаяся из-за сегодняшнего нервного срыва, но стоит только посмотреть на
пришедшего с такой ахуенной новостью, как смысл сказанного обретает
реальные черты. «Это не сон, Осаму, тебе пизда».
— В смысле? Про какую беременность? — не своим голосом спрашивает

хозяин квартиры, игнорируя пищание кофемашины.
— Ты не знал? — с той же ехидной усмешкой даже не спрашивает, а

констатирует факт, обводя сына взглядом. Он явно наслаждается полученной в
ответ на свои слова реакцией.
— Нет.
— Она, наверное, хотела тебе сегодня сказать. Попытайся сделать вид, что я
тебе ничего не говорил, — прислоняя указательный палец к губам, чуть ли не
шёпотом произносит Хироси.
Конечно, это же так просто скрыть, что осведомлён о такой «радостной»

новости. Нет. Осаму только одним своим шокированным видом выдаст себя и
информатора, не поскупившегося развязать язык. Думалось, что все проблемы
на сегодня решены, но подлянка пришла оттуда откуда не ждал никто. Вот, мол,
Дазай-сан, получите и распишитесь. Если свадьба ему была не нужна, то что
стоит говорить о беременности невесты. Как это всё не вовремя.
— Ты поэтому приехал? — единственное, что он может сейчас выдавить из

себя.
— Не совсем, — он будто издевается.
— Тогда зачем?
— Хотел забрать тебя. Юна сказала, что ты слишком нервничаешь в

последнее время, поэтому тебе стоит отдох… — Хироси прерывается на
половине слова, когда в кармане пальто начинает звонить телефон, нарушая
привычную тишину. Развернувшись к окнам, он принимает звонок, вслушиваясь в
слова звонившего.
Дазай правда старается сконцентрироваться на том, что там отвечает отец,

но это выходит из рук вон плохо. В голове лишь эта «радостная» новость.
Поэтому, когда Хироси, видимо уже закончив со звонком, кладет руку на плечо
36/241
сыну, тот едва не подпрыгивает на месте от неожиданности.
— Твоя мать звонила. Сказала, что Фукудзава сегодня не приедет и они

договорились перенести встречу. Ты поедешь к ним? — реакция сына слегка
подзадоривает, но не поднимает настроение после полученной из телефонного
разговора информации.
— Да, конечно, — нагло врет младший, выдавливая из себя неловкую

полуулыбку.
— Хорошо, — говорит отец, наконец-то направляясь к выходу, — тогда

увидимся завтра.
Дазай ничего не отвечает, слыша как входная дверь захлопывается, оставляя

его наедине со своими мыслями. «Ну, пиздец». Утренняя рутина в виде разборок
на работе и покупки костюма уже не кажется такой ужасной по сравнению с тем,
что случилось сейчас. Осаму остервенело таращится в окно, вспоминая, как
каких-то несколько минут назад, воображал, что по приезде будет преспокойно
наслаждаться видом и отдыхать. Но за эти несколько минут произошло то, из-за
чего хочется немедленно выйти через это самое окно, наслаждаясь видом уже
находясь в полёте. Интересно, охраннику удалось договориться с тем мужчиной
о починке двери в подъезд?
Проходит около двадцати минут, когда удаётся частично отойти от

полученной информации и заняться своими делами. И первое, что приходит на
ум — душ (если не считать мысли о суициде). Как оказалось холодный душ
неплохо так отрезвляет голову и снимает напряжение, а скольжение капель по
стеклянной двери душевой заставляет задержаться ещё на несколько минут в
наблюдении за этим незамысловатым процессом. А то, как махровое полотенце
собирает всю влагу с кожи — вообще отдельный вид блаженства. Все эти
незаурядные процедуры познаются с самой прекрасной стороны только в момент
полной усталости от всего на свете. Дазай точно знает. Нарядившись в пижаму и
надев теплые тапочки на ноги, он возвращается в гостиную, проходя на
территорию кухни, где, в ожидании быть задействованной, стоит кофемашинка.
Желудок сводит от желания запихнуть в себя хоть что-то съестное.
Заглянув в холодильник и обнаружив ровным счётом ничего — он опять

забыл сходить в магазин, Дазай решает заказать что-то из ресторанов, надеясь,
что дорогу не заметет из-за снегопада и он не умрет от голода. Ноутбук нашёлся
на столике возле дивана, хотя Осаму точно помнил, что оставил его в прихожей
на пуфике. Списав всё на Акико, которая чрезмерно похозяйничала здесь, юноша
вводит пароль и открывает поисковую систему. Спустя каких-то пять минут заказ
оформлен и остаётся только ждать… целый час.
— Ну, нет, — вздыхает юноша, откидываясь на спинку дивана, прикрывая

глаза и немного морща лоб от безысходности.
Если честно, то вот эти все попытки перестать думать сами знаете о чём,
помогают из рук вон плохо. Душ, хоть как-то, но помогал. Но стоило только войти
в гостиную, как мысли вновь пришли к тому, от чего хотелось уйти. Сейчас он
прекрасно делал вид, что не знает ни о чем, а потом что? Как он будет вести
себя рядом с Юной, прекрасно зная обо всем? Да и надо бы сейчас позвонить ей,
чтобы потом не выслушивать жалобы в свою сторону, но желания нет от слова
37/241
совсем. Залипнув ещё минут на пять и услышав, как часы отбивают девять
вечера, раздаётся звонок в дверь. Идя во второй раз к этой треклятой двери,
шатен уже сто раз успел прикинуть, кто бы это мог быть, молясь всем богам,
чтобы только не застать возле двери свою суженую, примчавшуюся довести
избранника до инсульта. Пожалуйста, неужели он многого просит?
Он совсем забыл.
Возле входа Осаму встречает только рыжее закутанное в чёрный шарф

нечто, сверлящее хозяина обители своим ледяным взглядом.
— Который час? — вопрос, что сразу же вводит врасплох. Чуя, ожидавший

услышать хотя бы: «Прости, что заставил ждать» а ждать он реально заставил
минут пять точно, — не моргая пялился на собеседника.
— Полдевятого.
Хочется развернуться и уйти, но желания получать пиздюлей от Коё вообще

нет. Так же как и у Дазая нет желания слышать что-то от отца в свою сторону. И
поняв, что негоже спрашивать такое у человека, что только пришёл, Осаму
пропускает Чую в квартиру, доставая ещё одну пару тапочек, списав всё на то,
что в квартире холодный пол. Выдавливая тихое «спасибо», оба проходят в
гостиную. Пальто вместе с телефоном остались в прихожей.
— Почему один?
— Кого ты ещё ожидал увидеть? Огая? — язвит Накахара, доставая всё

нужное для замеров.
— Не знал, что Огай работает у себя в магазине портным, — не менее

язвительно, произносит хозяин квартиры, высматривая, чем там занимается
рыжеволосый.
— Сожалею, но портной заболел, — без нотки жалости в голосе произносит

консультант, поворачиваясь к шатену лицом, — если есть какие-то проблемы, то
я с удовольствием поеду обратно, чтобы не тратить ни своё, ни Ваше время.
— Нет, спасибо. Приезжать к Вам в магазин я больше не имею желания.
— Также, как и я не хочу видеть Вас там.
— Прекрасно, быстрее начнём — быстрее закончим.
Проходит минут двадцать, в бесконечных препирательствах по типу: «Вы

можете не двигаться?», «Может, Вам дать стул, а то так не дотянетесь?»,
«Прекратите крутиться!», «Что я сделаю, если Вы слишком долго все делаете?».
Когда доходит до замеров области шеи, Дазай не упускает возможность пустить
пошлую шутку про удушение в постели, явно намекая и на чокер на чужой шее,
видя, как цвет лица его консультанта становится подстать цвету волос, что
незамедлительно приводит в восторг.
— Неужели я смутил Вас такой глупой шуткой? — едва слышно шепчет

шатен, наклоняя голову набок.
38/241
— Почему бы Вам просто не закрыть рот и немного потерпеть? — Чуя на
взводе. Если так будет продолжаться и дальше, то он просто пошлёт этого
придурка и уйдёт! Они ещё даже не дошли до мерки обхвата бёдер!
— Фу, как грубо, — обиженно фыркает Осаму, всё ещё рассматривая лицо
напротив, — а где же ваши линзы?
Накахару мутит от осознания того, что он весь день пробегал без линз,
выставляя глаза напоказ. Юноша не считал свою гетерохромию чем-то
привлекательным, требующим к себе внимания. Дети не умели себя вести, а
воспитатели были слишком заняты, чтобы остановить не унимавшуюся банду.
Каждый поход в садик заканчивался слезами и истерикой. Оскорбления не
закончились с переходом в школу, но там Чуя впервые научился давать отпор.
Оскорблений — меньше, драк — больше. Потому уже будучи взрослым, парень
практически не расставался с голубыми искусственными, дабы не привлекать
лишнее внимание. Ну, а сегодня ему просто было некогда смотреть в зеркало.
Покупателей много, а консультантов мало. Не мог же он разорваться?
— Вас это не должно волновать. — отрезает Накахара, сохраняя полное

спокойствие, когда…
…опять раздаётся звонок в дверь.
39/241
Часть 7
Дазай не то, что думать забыл про курьера, который должен был
прийти с его заказом, более того, голод вмиг испарился стоило только рыжему
появиться в поле его зрения. Удивительно, что после приезда отца он вообще
способен хоть как-то соображать, что уж говорить о нормальном
функционировании памяти? И когда уже в третий раз шатен возвращается в
прихожую, Чуя обреченно вздыхает, понимая, что домой вернётся ещё не скоро.
Он даже не может точно сказать, когда они уже закончат снимать эти чёртовы
мерки!
Ты влип, Чуя Накахара.
Через несколько минут квартиру начинает наполнять запах чего-то весьма

аппетитного, что хочется заплакать навзрыд от безысходности. Вот чёрт. Он
словно издевается. Желание не упасть в обморок от голода нарастает с каждой
секундой, пока Дазай расплачивается за заказ и преспокойненько прощается с
курьером. Желудок предательски начинает урчать, напоминая о необходимости
съесть хоть что-то в первый раз за весь день. Ками-сама, как же это всё не
вовремя! Успокоив себя мыслью о покупке анпан в ближайшей конбини,
становится гораздо легче и Накахара устраивается на диване в ожидании чуда.
И это самое чудо, вроде как, случается.
— Давай продолжим. — Предлагает Дазай, вставая подле дивана и смотря из-

под челки на гостя.
А, нет. Чуя ошибся. Чудес не существует.
Обычно мерки снимают за десять или пятнадцать минут максимум, а они тут
уже сорок минут ебутся, прерываясь на телефонные звонки. Можно же потом
перезвонить, так зачем на каждый вызов отвечать? Кажется, будто это всё сюр и
рыжий просто попал в какую-то глупую сказку про злобного колдуна, что решил
извести бедного юношу, согласившегося по доброте душевной помочь с
накопившейся работёнкой. Злобный колдун шныряет туда-сюда по хижине, что-
то бормоча в волшебное зеркальце и мельком посматривая на гостя,
пристроившегося на скамье и засыпающего под действием чар. Тихий,
вкрадчивый голос наполняет всю комнату, обволакивая и даря какое-то
ненормальное удовольствие из-за воцарившегося в комнате спокойствия. Дазай
всегда так тихо говорил? Или же его голос и правда стал звучать так
успокаивающе и так… отдалено? Он вышел из комнаты или… Мозг
расслабляется, а веки предательски тяжелеют, заставляя хотя бы на минутку
прикрыть уставшие за день глаза.
******
— Кто беременный? — шикает в трубку Акико, переключая звонок на громкую

связь и выключая воду в душевой кабинке, — Осаму, ты пьян?
— Я не пьян, просто выслушай меня, — прижав ноги к себе и кое-как

усевшись в кресло, продолжает шатен, — ты сейчас где?
— Дома.
40/241
— Отлично.
После сотни телефонных разговоров за сегодняшний вечер голова начинает

гудеть, а из ушей вот-вот пойдёт пар. И ладно, если бы разговоры были легкими
и непринужденными. Но нет. Если только Куникида успел пять раз набрать за
последние полтора часа, то о какой лёгкости может идти речь? Разбираться с
работой после всей случившейся вакханалии отнюдь не весело. Он что, мазохист,
чтобы получать удовольствие от подобного? Да нет, вроде, никогда не был.
Тогда почему все так активно начали играть в игру «Кто доконает Осаму Дазая
быстрее»? Да и тут даже думать не нужно, чтобы определить того, кто
находится на первом месте — отец. С его этой «прекрасной новостью»
настроение мигом сигануло с обрыва, перепахав землю и достав до самого ядра.
Еды мозгу Дазай-старший дал вполне достаточно, но кто о желудке подумает?
Временами, конечно, хотелось покинуть сей прекрасный мир, но голодная
смерть совсем не прельщает.
— К чему этот вопрос? — вздыхает девушка, гремя тюбиками кремов.
— Не хочу, чтобы кто-то знал, что я звонил тебе.
— Ммм, — тянут по ту сторону телефона, заставляя звонящего, что и так

слишком устал от всего на свете, немного напрячься. — Зачем тебе такая
конспирация?
— Не важно. В общем, около семи вечера я вернулся домой после работы и

уже собирался ехать к вам. Ты же знаешь, как ответственно я отношусь ко всем
делам, которые касаются моей свадьбы.
— Ты допустил три ошибки в слове «безответственно», — прыскает Йосано,

включая свет в спальне.
— Не смешно. Я собирался выходить, когда кто-то позвонил в дверь.
— Умеешь заинтриговать.
— А ты умеешь слушать, — зевает Осаму, откидываясь на спинку и

постепенно расслабляясь — всё-таки слушать размеренный и такой знакомый
тон сестры намного лучше, чем внимать что-то об инвентаризации и её срочной
необходимости в офисе.
— Ладно-ладно, продолжай, — кажется, что это какая-то болезнь, потому что

по ту сторону телефона тоже зевают, — я вся внимание.
— Ко мне приезжал отец. Я думал, что вы там готовитесь к приезду гостей, а

тут вот какой сюрприз.
— Ммм…
— Что «ммм»?
— Тебя так приезд отца возмутил? Или что? Я ничего не понимаю.
— Нет же, не в этом дело. Боже, — закатывает глаза юноша, — дело в том,
что он сказал о беременности Юны.
41/241
— Опять ты за своё. Это уже не смешно, прекрати. Я только сегодня с ней
разговаривала.
— С чего ты взяла, что я шучу?
— Потому что это бред, Осаму, — вздыхает в трубку сестра, — отец не мог
солгать.
— С чего бы мне тебя обманывать?
— А я откуда знаю? Может, это приколы какие-то твои, чтобы только не

готовиться к свадьбе и насолить отцу. Я устала от этого. Понимаешь? Иди
проспись. Я позвоню завтра, доброй ночи.
По комнате прокатывается стук от падения мобильника на пол, когда шатен

не совсем удачно кладёт его на ручку кресла. Чёрт. А чего он мог ещё ожидать?
Сестра всегда была на стороне отца, поддерживая любые его решения. Можно
было даже не звонить ей и сэкономить себе нервы, которых и так осталось мало.
В груди неприятно давит, побуждая незамедлительно вырезать всё,
находящееся внутри, лишь бы избавиться от тянущего чувства, что разъедает
между рёбер. Раньше казалось, что съехав, всё станет совсем иначе —
отношения с отцом наладятся, сестра наконец-то начнёт понимать, а не
отрицать абсолютно всё, что касается родителей. В детстве вообще многие вещи
выглядели проще. Разум был таким чистым и неосквернённым всякой взрослой
ерундой, что, повзрослев, начинаешь завидовать и желать вернуться. Вернуться
в годы, когда смыслом жизни не было признание отца. Да и чего вообще могло
хотеться в этом возрасте? Конфет? Новой игрушки?
За окном шумит вьюга, завывая и будто плача о тяготах жизни. Сколько уже
бушует непогода? В детстве было интересно наблюдать за тем, что творится за
окнами, сидя в тепле у камина. Шум расслаблял и пугал одновременно,
напоминая рёв заблудших в лесу душ. Осаму тогда с родителями частенько
останавливался в доме дедушки за городом, видя в этом свой личный способ
получения умиротворения посредством наблюдения за пейзажем за
гигантскими окнами в такой солнечной днём гостиной. Пожалуй, воспоминания,
связанные с этим местом, были самыми яркими. Как давно он упустил эту искру?
В голову ударяет непонятно откуда взявшийся адреналин, потому что желание
оказаться там, где душе хорошо, побеждает всякую усталость и негатив. Это,
конечно, полный бред — ехать туда, где раньше чувствовал себя прекрасно, но
сейчас анализировать совсем не хочется. Гаджет продолжает валяться на полу,
когда мимо него буквально пролетают к шкафу, выуживая оттуда сумку и
одежду. Ключ с верхней полки, будучи нетронутым года четыре, непривычно
ложится в руке и спешно отправляется в сумку, которая после всех проделанных
с ней махинаций закрывается. Подойдя ко входу и кинув там вещи, взгляд
цепляется за чужой плащ, лежащий на пуфике, и обувь у порога. В голове
проносится краткое «Блять», когда хозяина вещей удаётся отыскать сопящего
на диване. Его лицо выглядит так умиротворенно, что все воспоминания с
вредным и едким рыжим мигом рушатся. Прелесть.
— Эй, просыпайся, — присев на корточки и потянув за рукав водолазки, зовёт

шатен.
Сначала думается, что Чуя просто сильно устал, поэтому его тяжело
42/241
разбудить. Но после нескольких достаточно рисковых попыток риск получить по
лицу за такое точно был гарантирован и полного отсутствия какой-либо реакции,
Дазай не на шутку пугается. В его доме племянник Мори Огая, который то ли
дрыхнет без задних ног, то ли умер — непонятно. При этом ясно только одно:
оставлять его здесь одного категорически нельзя. В попытках смотаться из дома
проходит ещё минут десять и несколько неудачных попыток разбудить юношу,
когда желание оставаться в квартире вообще становится равным нулю. У шатена
есть, конечно, одна идея, от реализации которой получение пиздюлей точно
гарантировано — в этом случае даже отмазаться не получится. Ну, как
говорится: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское», поэтому мигом отнеся
вещи вместе с пакетами с едой, привезённой курьером, в машину, Осаму
возвращается к этому треклятому дивану. Рыжий даже позу не поменял, но,
вроде, дышит — хоть что-то. Шатен ещё с минуту стоит над его «душой», сверля
взглядом и, всё-таки, возвращается в прихожую за одеждой, желая до конца
завершить задуманное. Накахара похож на тряпичную куклу — двигай как
хочешь, одевай во что хочешь. В сознании всплывает резиновая кукла,
подаренная друзьями на двадцатилетие. Она, кажется, была почти такого же
размера, как и… О, чёрт, зачем он это вспомнил? «Такой миниатюрный», —
почему-то мысль об этом возникла, взяв правую лодыжку в руку. Осаму понял,
что стопа рыжего помещается в его раскрытую ладонь. Это какой? Тридцать
шестой? Он что ребёнок? Повезло, что обувь не на шнуровке, долго копаться не
пришлось. А он даже не шелохнулся! Вообще ни одного движения. Спит же, да?
Когда с обувью было покончено, осталось самое трудное: надеть пальто. Недолго
подумав, юноша просто решил замотать Чую в него и вынести так. До машины
всё равно не так далеко идти, а внутри уже включён подогрев.
Бедный охранник за этот вечер точно получил приступ, сперва наблюдая за

тем, как какой-то ненормальный вдребезги разбивает бедную дверь, а потом
высокий юноша выносит то ли труп, то ли живого человека, замотанного в что-то
чёрное. Дазай максимально пытается не заржать, проходя мимо и постепенно
ускоряясь, когда понимает, что через кое-как закрытую дверь веет холодом, а на
руках вообще-то раздетый человек. Мужчина едва успевает открыть рот, чтобы
задать хотя бы один вопрос, когда шатен со своей ношей скрывается в своём
авто и даёт по газам, пропадая в ночи улиц, оставляя охранника в полном
недоумении. Автомобиль успел достаточно прогреться, поэтому можно не
беспокоиться о здоровье спящего. Непривычно видеть кого-то на пассажирском
сидении, даже при таких обстоятельствах.
Но это же не похищение, верно?
43/241
Примечание к части С днем рождения, Дазай, получается ^-^
Часть 8
******
Первые пять минут проходят в полном непонимании происходящего. Вокруг

сплошная и непроглядная чернота, нарушаемая лишь белым светом включённых
фар. В детстве было забавно засыпать за разговорами в компании родителей
где-то на диване в гостиной, а утром, как по волшебству, просыпаться бережно
укрытым уже в своей кровати. Но сейчас от осознания того, что он в чьем-то авто
и при этом в неизвестном месте, становится не просто страшно, а до дрожи
жутко. Недолго покопавшись в карманах своего пальто, в попытках отыскать
телефон, Чуя вздрагивает, когда в сорока метрах от него резко включается свет,
озаряя вид на огромный трёхэтажный дом и небольшую аллею к нему. Что это за
место? «Нужно бежать», — мысль бьет в набат, заставляя открыть дверь и тихо
вылезти, натянув пальто. Кажется, шарф и шапка остались в сумке, что была
небрежно брошена на диван в доме чёртового Дазая. Какого хера вообще всё до
этого дошло? Ну, уснул он в доме клиента, что, конечно, неправильно, но не
везти же его за это в лес, чёрт пойми куда? Снег громко хрустит под ногами,
когда рыжий переходит на бег, услышав какой-то громкий звук и ругань со
стороны дома. Ориентироваться в темноте практически нереально, лишь свет
фонарей у дома хоть немного освещает путь. Едва не споткнувшись о
собственные ноги, он подлетает вплотную к громоздким воротам, которые,
кажется, вот-вот достанут до небес, окончательно перечёркивая все
возможности побега. Юноша громко скулит, когда, подёргав за ручку, понимает,
что калитка, служащая единственным способом выбраться отсюда, оказалась
заперта. Уйти через неё было бы слишком легко, чтобы быть правдой. На улице
безумно холодно, а руки совсем окоченели, исключая возможность пошевелить
хотя бы одним пальцем. Изнеможение постепенно разливается по телу,
проносясь табуном мурашек. Поесть за целый день так и не удалось, поэтому
сейчас организм просто отыгрывается за такую глупую оплошность, пытаясь
лишить тело возможности стоять на двух ногах. Чуя опирается спиной на
калитку и прикрывает глаза, когда рядом слышатся шаги и негромкое:
— Куда-то собрался?
Этот голос Чуя узнает из тысячи, потому что его владельцу, по вине которого
он оказался здесь, незамедлительно хочется дать по лицу, дабы выбить всю
дурь. Свет фонарика ослепляет, заставляя жмурится.
— Ты совсем ахуел? — хриплый голос звучит крайне странно и незнакомо

слуху. Он хочет есть. И домой.
Дазай, конечно, ожидал, что по пробуждению спящая красавица не будет

рада оказаться у черта на куличках в компании того, с кем вообще не хотелось
бы встречаться. Тем не менее ловить на себе испепеляющий взгляд человека,
что еле-еле стоит на своих двух — не самая приятная вещь, с которой он когда-
либо сталкивался, но точно поднимающая настроение только от одного вида.
Рыжее создание похоже на кошку, что пытается напугать своего противника —
шипит, топорщит шёрстку, чтобы казаться больше, чем на самом деле. Страшно?
О-очень! Однако Осаму большой мальчик — переживёт, а потому стойко
44/241
выдерживает на себе все эти попытки превратить его в пепелок лишь одним
взглядом.
— Ты замёрз. Мы можем зайти в дом, и я всё тебе объясню, обещаю, — шатен

смотрит точно в глаза, желая скорее убедить недавно проснувшегося поступить
так, как он хочет, а потому добавляет, — пожалуйста.
Да, Дазай облажался. Он вообще не должен был ехать сюда и тащить с собой
рыжего. Да, глупо. Да, рискованно. Да, за это проблем не оберешься. Но Дазай
понимает весь абсурд сложившейся ситуации, а потому не ожидает
положительного ответа от своего консультанта-самы, готовясь отгребать за
содеянное прямо здесь и сейчас.
— Пойдем, — то ли инстинкт самосохранения куда-то свалил, то ли холод

хорошо делает свою работу, потому что других причин резкого согласия рыжего
с таким рисковым предложением нет. В принципе, у него не было другого
выхода. Не стоять же на улице в такой холод?
Дазай пропускает его вперёд, шурша сзади и смотря, чтобы консультант не

упал в сугроб, потому что ноги заметно подкашиваются. Чуя не признается в
том, что вымотан — Дазай не тот человек, с которым хочется поделиться чем-то
личным. Бывает, когда сильно устаёшь, решаешь лечь спать, а по пробуждении
легче не становится. Приблизившись к машине, шатен закрывает её на ключ,
разрезая тишину громким «бип» и заставляя Накахару невольно вздрогнуть.
Пока он там возился, юноша уже успел отойти на приличное расстояние, хотя
ещё каких-то несколько минут назад еле-еле стоял на ногах — холод неплохой
мотиватор идти быстрее, дабы наконец-то оказаться в тепле. Снегопад
закончился минут тридцать назад, принеся с собой холодный ветер, что
поднимает небольшую метель. Дазай невольно засматривается на огненные
волосы идущего впереди, что слегка припорошены мелким снегом и блестят от
света фонарей, ведущих к дому. Красиво. Пряди переливаются на свету, словно
пламя, разгоревшегося кострища в период лесных пожаров. Цвет алеющей зари,
когда солнце вот-вот пропадет за горизонтом знаменуя наступление темноты.
Цвет красных листьев клёна, коим посвящен целый праздник момидзигари,
ставящий их величие в абсолют. Дазай уверен, что на ощупь они также
превосходны, как и на вид. Вот только как такая красота досталась такому
вредному коротышке? Сердце начинает бешено стучать, когда до дома остаётся
совсем ничего, а Накахара слегка замедляется и становится справа от двери,
желая пропустить, вроде как, хозяина в дом первым. Он явно ожидает какого-то
раскаяния, объяснения произошедшего за то время, пока он спал. Как такового
оправдания всему случившемуся у Осаму нет. Не может же он сказать, что
похитил консультанта только из-за того, что запаниковал? Это даже похищением
назвать трудно. Он просто… просто испытывал нереальное желание оказаться
именно здесь, окей? Это место, как своеобразный маяк. Более тысячи лет маяк
являлся символом надёжности, безопасности, помогая морякам отыскать путь
домой даже в бушующий шторм. Свет маяка олицетворял приближение не
только долгожданной земли, но и родного дома. Дазай не понимает, что его так
тянуло сюда, не позволяя противиться этой навязчивой идее оказаться именно в
этом доме. Войдя в прихожую, сердце отбивает чечётку, а мозг рисует
воспоминания, образуя щемящую боль где-то в области души, делая боль ещё
более невыносимой. Здесь всё, как и прежде: слева большое настенное зеркало с
тёмной деревянной резьбой с вырезанной хэнтайганой в углу и чёрным пуфиком,
кажется, кожаным. Осаму нравилось очерчивать пальцем все эти неровности в
росписи зеркала, пока родители были чем-то заняты в прихожей, не давая
45/241
ребёнку остаться одному в другой комнате, из-за опасения, что он может как-то
навредить себе и предметам интерьера, что находятся в непосредственной
близости. Этот рисунок давно уже заучен, позволяя даже с закрытыми глазами
его повторить, создавая самую точную копию. У противоположной стены
расположен небольшой чёрный шкаф для верхней одежды и обуви. Ха. Осаму
помнит, как закрывался там, будучи совсем маленьким, когда играл в прятки.
Как-то бабушка сказала, что каждая вещь обладает своим собственным
воспоминанием. Стоит только взглянуть на что-то забытое, но точно дорогое
сердцу, как сразу же окунаешься с головой в прошлое, как в воду. То она
холодная, то горячая. Точно, на правой дверце видна небольшая царапина,
оставленная Осаму-куном, что въехал на велосипеде в шкаф, не рассчитав со
скоростью. Лицо шатена просияло радостной, хотя и несколько грустной
улыбкой, когда его вытягивают из этой одурманивающей бездны прошлого:
— Долго стоять будем? — Чуя уже успел разуться и пройти немного вперед
Осаму слишком долго стоял столбом, оставляя плащ на том самом пуфике. Его
взгляд полон усталости и недовольства, но оно и понятно — точно не
рассчитывал угодить в какую-то глушь со своим назойливым клиентом без
какой-либо возможности выбраться отсюда.
— Куда-то торопишься? — сардонический смешок срывается с губ быстрее,

нежели он успевает подумать, разрезая пространство между ними. — Уж больно
быстро ты приспособился. Не боишься, что я маньяк, решивший разделаться с
тобой?
— У тебя совсем мозгов нет? Прекрати вести себя, как ребёнок, и говори, что
здесь происходит.
— Ууу, — тянет Осаму, наклоняя голову набок, — или что? Дяде

пожалуешься?
— У тебя какой-то синдром неполноценности, что ты за Огая цепляешься? —

Накахаре уже, блять, не смешно. Он находится у чёрта на куличиках в компании
человека либо больного на голову, либо ахуевшего в край, потому что иных
причин того, почему с ним такое происходит — нет.
— Просто любопытно, как сильно нужно согрешить, чтобы Мори Огай стал
твоим родственником?
— Встречный вопрос: как сильно нужно согрешить, чтобы стать объектом

внимания Дазая Осаму?
— Достаточно.
— Никогда по лицу не получал?
— Неужели мамочка с папочкой не научили тебя манерам? — тормоза

съехали, а язык не слушается мозга, произнося всё то, что может и точно
причиняет боль. Шатен подмечает каждое изменение в лице собеседника, видя
наполняющиеся влагой глаза, и как сильно тот закусывает нижнюю губу. — Я
что-то не то сказал?
— Мне плевать.
46/241
— Прекрасно, если так, — Осаму проходит вглубь дома, едва не задевая гостя
плечом.
«Чёртов идиот»
******
Комната, в которую ушел Дазай, оказывается кухней, выполненной в серых

тонах и совмещённой с такой же светлой просторной гостиной. Пока шатен
возится с чем-то около плиты, Чуя решает немного осмотреться, аккуратно кладя
свой плащ на стул. Страшно хоть что-то здесь трогать. Первое, что бросается в
глаза — огромные окна с видом, выходящим на заснеженный сад. Лёгкая
полутьма среди деревьев рассеивается от света маленьких лампочек — софитов
в гостиной, озаряя еле заметные из-за снега японские фонарики. Когда рыжик
был совсем маленьким, Юроко рассказывала ему, что в период праздника Бон
такие фонари вывешиваются родными усопших, дабы помочь ушедшим на тот
свет найти дорогу домой. Эти фонари служат проводниками, связью между
реальным и загробным миром, действуя почти как телефон, позволяющий
общаться несмотря на расстояние между людьми… Точно! Телефон…
— Где мой мобильник?
— Он, наверное, остался в квартире, — буркает юноша, не оборачиваясь и

продолжая что-то перемешивать на сковородке.
— Что значит «наверное»?
— Ой, да ладно. Он всё равно был разряжен.
— Ты ещё и копался в нём?
— Я просто хотел позвонить кому-нибудь, чтобы твою спящую тушку забрали,

— преспокойненько произносит Осаму, оборачиваясь и добавляя, — но ты сам
виноват, что не проснулся.
— Я виноват? Я виноват в том, что какой-то идиот возомнил себя невесть кем
и решил похитить меня, в прямом смысле этого слова, так и в придачу ко всему
не хочет ничего говорить? — терпение на исходе, как и желание находиться
рядом с этим человеком. — В этом, по-твоему, я виноват?
— Частично.
— Ты совсем ахуел?
— Да ладно, не пойму, чего ты так кипятишься. — Таким тоном обычно

разговаривают с детьми, которые вредничают и желают вместо сна покататься
на качельке раз-другой, смотря своими круглыми глазищами на уставшего после
рабочего дня родителя. Вот только Чуя вышел из подобного возраста, да и на
ребенка похож разве что своим ростом.
Борясь с желанием кинуть чем-нибудь в своего клиента, Накахара замечает

небольшой серый дымок, поднимающийся со стороны плиты и еле заметный
запах гари, витающий в воздухе.
47/241
— Кажется, у тебя что-то горит.
— Блять.
******
— Ну как?
— Нормально.
— Нормально? И это все?
— Ну, во-первых, я ещё не получил адекватное объяснение причины

похищения меня от твоей персоны, — прожевав выпаливает Чуя.
— Это не похищение, — да-да, он уже в сто пятидесятый раз за эту ночь

пытается донести до рыжего, что всё произошедшее с ним не является
похищением как таковым и вообще они тут из-за очень важного дела. Звучит не
правдоподобно, вот Чуя и не верит. Да и Осаму слабо верится в то, что он сам
говорит.
— Не перебивай, — отпивая зеленый чай, продолжает юноша, — а во-вторых,

если бы не пригорело было бы вкуснее.
— Ты хоть знаешь, сколько я отдал за то, что ты сейчас ешь.
— Не больше семисот йен в обычной кафешке, хотя думаю в подобных местах

ты не питаешься.
— Я не стану есть дрянь, которую там подают, — фыркает Дазай, видя, как
собеседник, который только что говорил о не лучшем вкусе еды, отправляет в
рот еще одну сашими едва не закатывая глаза от удовольствия.
— У тебя не лучше вышло.
— Зато я пытался, — вздыхает Осаму, перебирая палочками рис.
— Объективно, молодец.
На столе ещё остались нетронутые темпура, несколько онигири и бисквиты с

матчей, которые после спешно отправляются в холодильник к другой еде,
привезённой Дазаем, что выглядит сейчас хуже цзянши, восставшего после
трёхсот лет проведённых под землей. Он вымотался и просто банально устал от
долгой дороги и трудного дня. До префектуры Нагано ехать не так долго, чуть
больше трех часов от Токио, но из-за чёртового циклона вся поездка
превратилась в целое задание из «Миссия невыполнима». Как ехать назад — не
понятно. Но Осаму даже об этом думать не хочет, пуская всё на самотёк. Ещё
ему не хватало думать о дороге, когда и так слишком много проблем. Напротив
него сидит не менее уставший Чуя, смотрящий на пламя, что разгорается в
камине с правой стороны от стола. Ему хоть и удалось поспать эти пять часов, а
то и больше, но выглядит он не лучше самого Дазая — слегка высохшие волосы
кое-где завились, струясь у острых скул и переходя к не менее острым плечам;
руки ещё слегка подрагивают, когда он тянется к кружке с тёплым чаем, после
поднося к лицу; в мешки, закравшиеся под глазами, можно складывать рис, а
48/241
после накормить им всю Японию. Дазай точно помнит, что студенчество, а
именно пятый курс, не лучшая пора в жизни, но та, которую точно необходимо
пройти, чтобы потом умереть под гнетом трудовой машины. Хмыкнув своим же
мыслям, он замечает, что Чуя уже смотрит на него, полностью облокотившись на
спинку стула. Щёки Осаму заливаются еле заметным румянцем, когда рыжий,
улыбнувшись своей самой искренней улыбкой произносит:
— Спасибо.
Примечание к части
Надеюсь, вы прекрасно проводите время и отдыхаете, потому что это очень

важно. Увидимся в следующей главе, всех люблю ( ▀¯▀)
49/241
Примечание к части Приятного прочтения главы ❤️
Часть 9
Звук боя часов оглушает, заставляя поморщиться и сильнее, с

головой, укрыться мягким одеялом, поджимая ближе к себе ноги. Дом ещё
недостаточно прогрелся после нескольких недель одиночества, а недавно
заведённый генератор забавно тарахтит в подвале, выплёвывая слои пыли, что
успели скопиться внутри. В комнате немного зябко, но терпимо, особенно когда
на тебе два пледа и огромное одеяло, защищающие от прохлады зимнего утра и
внешнего мира в том числе. Из-за них можно едва-едва разглядеть
силуэт, распластавшийся на кровати, — больше похоже на какую-то кучу из
постельных принадлежностей просто сложённых в кучу и забытых в таком
состоянии. В последнее время ему не удавалось действительно нормально
выспаться, чтобы целый день бодрствовать и не выглядеть, как скукожившейся
изюм, залежавшийся на нижней полке холодильника в самом углу.
Около спальни слышатся шаги, сопровождающиеся скрипами паркета и

заставляющие насторожиться даже во время попытки набраться сил. Он спал
слишком чутко, уделяя большее внимание звукам, которые, конечно же, не
радуют в особенности, потому что приходится слышать их сквозь сон. Вот
открылась дверь. А вот уже кто-то тихонько присаживается на постель и,
отыскав в этой пучине бесконечных одеял беспомощное тельце, без зазрения
совести тычет пальцем ему в бок, пытаясь разбудить. Шатен бормочет что-то
хриплым голосом о нескончаемой усталости и реальной необходимости поспать
ещё хотя бы пять минуток, натягивая одеяло ещё выше, хотя, казалось бы, куда
выше. Но Чуя непоколебим: он вещает в той же манере таким же низким тоном,
о своей Всемирной устали и нежелании оставаться в этом доме. Ответа не
последовало ни через минуту ни через две. Уснул, что ли? Дазай только
прикрывший глаза нервно вздрагивает, ощущая, как что-то плюхается рядом с
ним, побуждая вылезти из-под одеяла.
— Ты чего не спишь? — недовольно бурчит Осаму, комкая одеяло в руках и

морщась из-за ослепляющего света лампы, что стоит на тумбочке рядом с
кроватью. И когда он только успел?
— В той комнате невозможно уснуть, — зевает Чуя, натягивая на себя плед,

который Дазай, видимо, во время сна отправил в свободный полёт с кровати.
— В смысле? Это родительская комната, я отдал тебе самую лучшую! Имей

совесть!
— Ты очень негостеприимный. Ты хоть знаешь какой там матрас? — фыркает

Накахара и не дожидаясь ответа добавляет, — он ужасно твёрдый.
— Сам спросил — сам ответил. Какой умничка, — ехидничает Дазай,

переворачиваясь на спину и чуть приподнимаясь на локтях.
За окном заметно светлее, но недостаточно, чтобы увидеть, что там с

погодой и в каком состоянии дорога для дальней поездки домой. Домой… А есть
ли у него вообще дом? Является ли его огромная квартира, в которой так остро
ощущается одиночество, домом? Или дом это люди, что тебя окружают? Он
смотрит уже на Чую впритык, что застыл в том же непонимании происходящего,
50/241
витая в каких-то своих мыслях. Им обоим точно нужно поспать.
— У отца были проблемы со спиной, может, поэтому матрас такой

потрясающий, — предполагает он, делая больший акцент на таком
возмутительном для рыжего слове и замечая как у собеседника скривилось
лицо, словно он съел что-то ужасно кислое.
Но все это лишь секундная реакция на раздражителя и его не менее

раздражающий матрас.
— Вот ты там и спи, а я здесь лягу.
— Что?
— Что слышал. Ехать домой ты не хочешь, ключи мне не даёшь, шанса

выбраться отсюда нет из-за этого треклятого снега, значит, я имею полное право
хоть на какой-то бонус в виде сна на этой замечательной кровати, — произносит
рыжий, закрывая глаза и переворачиваясь на бок спиной к ошеломлённому
хозяину дома.
— У меня скоро свадьба, не думаю, что женушка обрадуется подобному

необоснованному разделению кровати.
— Я же кровать хочу с тобой разделить, а не жизнь, — проговаривает Чуя,

моментально краснея из-за осознания того, что только что ляпнул. — Блять. Я не
это имел в виду, — Чуя резко разворачивается, оседая на постели, когда Дазай
сначала пытается просто сдержанно похихикать, но не в силах остановиться
вовсе падает на подушку, заливаясь громким смехом. В этом доме давно никто
не смеялся. — Эй, хватит ржать! Ты прекрасно понял, о чём я! Ты слышишь
меня? — шипит Накахара, трясся Осаму за плечи, когда того пробирает с новой
силой.
******
— Вам здесь остановить, сэр?
— Да, пожалуйста.
Расплатившись за поездку и попрощавшись с водителем, Ацуши выпрыгивает

из машины, стараясь не занимать водителя более — у него и так заказов полно,
да и юноше следовало бы поторопиться. Машина привезла его точно по адресу,
что Осаму оставил в своей заявке, чему Накаджима был очень рад, ведь ему не
придётся искать нужный дом, просматривая карту в телефоне, и морозить руки.
Сделав шаг от машины, он едва не бьется лбом об асфальт из-за льда, что
оказался под ногами, затаившись словно дикий зверь под снегом. И почему
дворники не отчистили его? Такой подставы Ацуши точно не ожидал. Со
старательным лицом, будто он в какой-нибудь видеоигре и ему непременно
нужно пройти этот сложный уровень, Накаджима кое-как доползает до нужного
ему подъезда, аккуратно переставляя ноги, Учишься балету, Накаджима? чтобы
не упасть и не распластаться морской звездой на дороге, рискуя быть
перееханным каким-нибудь авто премиум класса — других здесь не водится. Уже
у двери, когда казалось бы, что уровень пройден и он вышел полноправным
победителем, собрав все монетки и открыв все пути к финишу, его
останавливает ремонтник, говоря что-то о сломанной двери и неисправном
51/241
электричестве — сделаешь шаг и дверь не постесняется ударить тебя током.
Приходится ждать. Только через минут пять Фа-сан, так он представился,
пропускает юношу дальше, желая хорошего дня, во что совсем не верится,
громко ругаясь на кого-то по телефону. Холл многоэтажного дома встречает
холодом, принесенным из улицы — погода последнее время не сахар, а дверь,
что не закрывалась уже почти сутки, только сильнее навевает скуку и желание
провести вечер с чашечкой горячего чая. Заприметив лифт точно напротив
входной двери, юноша натягивает капюшон парки сильнее, стараясь слиться с
местностью, и проходит в лифт, нажимая нужную кнопку. И… ничего не
происходит. Непонимающе похлопав глазами, Ацуши нажимает ещё раз и ещё
раз, но никакого результата — лифт как стоял на месте, так и стоит и сдвигаться
совсем не собирается, устроив себе внеплановый перерыв. Видимо, работнику
удалось вырубить электричество во всем доме. Придется идти пешком.
Подниматься на двенадцатый этаж трудная задачка, а низкий гемоглобин

только усложняет ситуацию, заставляя умирать от одышки практически на
каждом этаже, словно какой-нибудь старый дед, пробежавший марафон от
спальни до кухни. Он наконец-то доползает до нужного этажа и придерживается
за ближайшую стену, выплёвывая какие-то странные хрипы при каждом вдохе,
когда замечает кого-то у, кажется, нужной ему двери. Отдышавшись и немного
покраснев, всё-таки этот человек точно смотрит прямо на него, не отводя
взгляда, а он тут чуть не умер у него на глазах, Накаджима подходит ближе.
Молодой человек перед ним одет полностью в чёрное: приталенный костюм,
угольного цвета пальто, идеально отполированные туфли. Лишь серебряная
цепь на его шее поблёскивает от света солнца за окном, акцентируя внимание
на тонкой шее, спрятанной под горлом водолазки. Он выглядит мрачно и до
одури эстетично. Ацуши подкрепляет свои мысли только рабочим интересом,
смотря уже на острые скулы, обрамлённые прядками чёрных, на концах белых,
волос.
— Здравствуйте, я ищу Дазай-сана, Вы знакомы с ним? — мямлит юноша, бегая

глазами по сторонам, чтобы не смотреть в серые омуты напротив, действующие
словно зыбучие пески.
— Не ты один его ищешь, — выплёвывает новый знакомый, облокачиваясь на

входную дверь. Рюноске пробегал в поисках босса всё утро, надеясь найти его
здесь, и наконец-то покончить с этими забегами, продолжающимся уже вторые
сутки. Сначала клиент, а теперь босс. Они издеваются? Везение, явно не на его
стороне.
— Ладно, — вздыхает Накаджима, у которого на лбу написано: «Убейте меня,

пожалуйста, как я от этого устал», доставая телефон и набирая номер этого
самого Дазая, желая поскорее со всем разобраться и найти Чую, что не вышел
сегодня на работу.
— Он не ответит, — чеканит юноша.
— Что?
— Телефон в квартире, — и правда. Только Акутагава замолкает, как внутри

квартиры раздаётся песня «Let me die», разрезая временно создавшуюся тишину
в подъезде. Это было вполне ожидаемо.
— Зачем он тебе?
52/241
— Мне не он нужен, в общем-то, — Ацуши замолкает, размышляя о том, что
говорить первому попавшемуся человеку о своих целях и задачах — плохая идея.
Все же жизнь научила его не доверять людям и быть более выборочным в плане
поиска новых друзей. Видимо, поняв, что продолжения этой душещипательной
истории не последует, новый знакомый отходит от двери, направляясь к
лестнице.
— Постой.
— Ну?
— Может Вы знаете, где я смогу найти его? Он мне, правда, очень нужен, —
если бы Ацуши был собакой, то непременно бы поджал к голове уши и немного
повилял хвостом, умоляя своими милыми глазками рассказать абсолютно всё, не
утаив ни капли. Но, кажется, новый знакомый собак не любит.
— Думаешь, если я не смог его найти, то сможешь ты? — ехидничает Рюноске

и полностью оборачивается к застывшему юноше, приподнимая левую бровь.
Недовольство вопросом написано у него на лице — всё-таки Акутагава считал,
что не дурно знает Осаму и точно сможет отыскать его, чего сделать так и не
получилось.
— Извините, я просто, — Накаджима активно машет руками, отрицая какую-

либо дерзость в своём вопросе. Он наклоняет голову вниз, шепча все возможные
извинения.
— Ладно, — вздыхает Рюноске, оборачиваясь и спускаясь на две ступени. —

Знаю я ещё одно место, поехали.
— Что?
— Ты ведь хочешь найти Дазая?
— Ну, да. Но…
— Тогда поехали и не беси меня, — чеканит тот и спускается ниже. Ацуши

удаётся догнать нового знакомого только на десятом этаже, когда ему в лоб
говорят:
— Акутагава Рюноске.
Немного помешкав, он отвечает:
— Накаджима Ацуши.
******
Уснуть утром у них всё-таки вышло — усталость всё же взяла своё, несмотря
на все нюансы. Дазай по-настоящему понадеялся на сильную усталость Чуи,
благодаря которой тот проспит до самого вечера, оставив Осаму в тишине и
спокойствии. Но нет. Накахара соскочил в одиннадцать часов и направился вниз,
сопровождая свой поход скрипами паркета и лестницы. Юноша немного полазил
по ящикам, поел, лишив их последней провизии, и с чистой совестью пошёл
53/241
оценивать всю масштабность трагедии на улице. А она была: снега навалило по
колено из-за чего любая возможность добраться до утонувшей в снегу машины
полностью отменяется. Около двери (и на первом этаже в целом) лопаты не
оказалось, а Чуя надеялся добраться до авто и свалить пока похититель дрых
без задних ног и плевать, что прав нет и он не знает своё местоположение.
Просмотрев весь первый этаж ещё раз, удалось попасть в библиотеку, закрытую
на ключ, который мирно лежал под ковром прямо у дверей. Удивившись, в
хорошем смысле, огромному количеству книг, Чуя решил, чтобы совсем уж
херней не маяться, прочесть что-нибудь. Здесь была литература на английском,
корейском, французском, естественно, на японском и, кажется, на русском. То,
что сейчас происходит в его жизни больше тянет на какой-нибудь глупый
однотипный детектив с элементами хоррора, потому что Дазай та ещё
потусторонняя херня. Настроение: почитать какой-нибудь триллер, чтобы хоть
как-то отвести свою душу. Выбор пал на книгу под названием «Лес памяти» с
жуткой обложкой туманного леса и заброшенного колодца. В комнате стоял
маленький диванчик около письменного стола, поэтому Чуя решил остаться
здесь и вдоволь насладиться книгой. Как оказалось, эта книга про похищения
детей, совершаемые не совсем нормальной семьей. Да, треш.
Спустя несколько часов и сотни неинтересных страниц, — книга похожа на

остальные детективы, никакой оригинальности, — Накахара всё-таки решил
воплотить свою задумку с побегом в реальность и отыскать лопату теперь уже в
подвале, о котором удалось вспомнить только во время чтения. Вход в подвал
напоминал чуланчик Гарри Поттера, расположенный в лестнице. Дверь
открылась со скрипом и руганью Чуи, порезавшегося об острый гвоздь, торчащий
прямо из двери. Настроение на нуле, а желание заходить в тёмный, ничем не
освещающийся подвал вовсе отсутствовало. Как Дазай ночью сюда заходил —
было неясно. Оставалось только одно — будить хозяина дома, а то тот совсем
одурел. Привёз его, значит, в эту глушь и лёг спать. Осаму спал в глупой синей
пижаме в белую полосочку, когда как на Чуе была длинная белая рубашка и не
менее длинные шорты — другой одежды подходящего рыжему размера не
нашлось, а спать в костюме для работы, стоящем приличных денег,
отвратительная идея, за которую Осаму был послан на три буквы. Дазай лежал
посередине кровати, практически полностью занимая её своим телом. Сначала
будить его не хотелось, всё-таки он сильно устал и, когда спит, не такой
раздражающий, но желудок требовал еды, которой у них не осталось совсем,
поэтому было принято решение разбудить эту спящую красавицу и потребовать
решить эту проблему. За все свои поступки нужно платить и Осаму сейчас
заплатит своим сном. Сначала Чуя просто зовёт его, дёргая за оставшееся на нём
одеяло, а затем, поняв, что он так не проснётся, присаживается рядом и тянет за
рубашку, чувствуя что-то шершавое под ней. Зацепившись ногтем за бинт и
слегка дёрнув за него, Осаму вздрагивает и приоткрывает глаза.
— Что ты делаешь? — хриплый после сна голос режет слух и Дазай немного
морщится, не убирая из руки Чуи свою руку, но непозволительная близость к
бинтам на его руке напрягает.
— Пытаюсь тебя разбудить, — честно отвечает Накахара, бегая глазами по

лицу проснувшегося. Дазай сейчас выглядит максимально разбито, как если
проспать больше восьми часов и проснуться с ужасной головной болью. Его даже
жалко стало.
— Ясно, — говорит он и выдергивает свою руку, укрываясь одеялом с головой

и поворачиваясь спиной к Чуе.
54/241
— Ты вставать собираешься?
— Нет.
— Имей совесть! Или ты решил меня убить таким безжалостным способом?
— С чего ты это взял? — зевает шатен.
— У нас еда закончилась, — бубнит Чуя, закидывая ноги на постель — всё-

таки на полу ощущается небольшой сквозняк.
— В холодильнике есть еда.
— Уже нет.
— А с виду и не скажешь, что в тебя столько влезает, — усмехается шатен,

чем снимает груз с плеч Чуи, который уже хотел отстать от Осаму, оставляя его
один на один с кроватью. — Так сходи в лес и убей какого-нибудь оленя. Я-то тут
причём?
— Единственный олень в этой глуши — ты. Так что поднимайся, — парирует

рыжий.
— Господи, чем я думал? — вздыхает Осаму, ложась почти клубочком и

закрывая уши руками, в попытке уснуть вновь.
— Я прочёл в одной книге, что если хочешь сбежать от маньяка-похитителя,

то нужно максимально его извести, — с радостью в голосе щебечет Накахара,
тыча в спину Дазая пультом от кондиционера, что лежал на тумбочке.
— Сколько раз мне ещё повторить, чтобы до тебя дошло? Это не похищение!
— Ага, скажешь это в суде.
— Ками-сама, за что?
— Не хнычь, а поднимайся.
Надеюсь, вы прекрасно проводите лето (можете поделиться своими

впечатлениями в комментариях, обязательно все прочту☺️)
Постараюсь следующую главу выложить в скором времени, не теряйте❤️
55/241
Примечание к части Глава посвящается лапочке DCRYSS, что поддерживает меня
в нелегкое время, и всем тем, кто ждал продолжение (´ ω `♡)
Часть 10
Где Дазай откопал лопату, Чуя даже спрашивать не стал.

Красноречивым ответом послужили обилие мата, вытекающего из подвала, и
звук падения чего-то большого и металлического. Чуя всеми фибрами души
надеялся, что Осаму там не прибило нафиг, отправив с концами к потомкам,
лишив Чую возможности уехать отсюда. Ну или хотя бы поесть. Однако Дазай
вышел из этого самого подвала вполне себе живой, но очень недовольный.
Одной рукой он держится за голову, а-ля несчастная кошка порезала лапу, а в
другой руке тащит это оружие массового убийства — лопату. Зачем лопата?
Чтобы копать. Копать что? Снег.
План был гениален, как и решение построить мост «Дьявола» в Швейцарии с

крутым поворотом и спуском прямо в озеро из-за чего многие повозки в
восемнадцатом веке стремглав отправлялись в воду искупаться. Только вот они
забыли рассчитать тяжесть повозок, безвозвратно утопающих в пучине озёра. В
принципе, то же самое произойдёт и сейчас. Снега — немерено, желания его
убирать — нет. Дазай бегло смотрит на Чую, в надежде, что тот откажется от
этой авантюры, подняв руки вверх, и они мирно решат употреблять
исключительно воду до отъезда. Типа: «хочешь есть — попей водички», без
какого-либо продолжения. Но ничего такого не происходит. Чуя, видимо,
полностью смирился с ситуацией, спокойно осматривает огромный пуховик на
себе, из-за которого он выглядит ещё меньше. Хотелось бы пошутить, да
настроения нет. К тому же мысли о невестушке, которая вроде как ждёт
ребёночка от непутевого юноши, добивает хорошее настроение после такого
желанного сна.
На улице тоскливо. Вечер благополучно сменил день, отправив того на покой

до наступления следующих суток, а сам принялся хозяйничать. Многие, когда
думают о вечере, представляют себе алый закат, напоминающий спелый
нектарин, и лазурное небо, кое-где припорошенное вьющимися облачками, что
лениво ползут по небосводу. Зима в Японии не могла порадовать такой
красочностью палитры. Небо было окрашено в темно-серый цвет из-за чертовой
непогоды, как бы напоминая, что ничего в этой жизни не будет так, как тебе
этого хочется. Если бы можно было хоть как-то влиять на выбор погоды, то Чуя
без сомнений бы послал нахер создателя, отсалютовав ему средним пальцем,
потому что Япония — чёртов кладезь непогоды и различных тайфунов, влиять на
которые просто невозможно. Кто это придумал — не понятно.
Маленькие снежинки при контакте с одеждой сразу же растворяются,

образуя капельки, что стекают по рукавам верхней одежды вниз, задевая
оголённые руки. Чуины перчатки остались в квартире Дазая, заслужив хоть
какой-то отдых, так как практически не снимались уже целый месяц. Их сейчас
очень не хватает. Осаму хмуро бредёт к тропинке, полностью заваленной
снегом, и начинает расчищать путь, бубня себе что-то под нос. А в голове лишь
одно: «Пиздец! Какой нахуй ребёнок?» Накахара уже перестал реагировать на
какие-то признаки недовольства Осаму, так как казалось, что он был недоволен
всегда и всем. Сейчас он недоволен планом, что придумал сам, несколько минут
назад недовольство появилось из-за чертовой лопаты, которую невесть куда
спрятали, а утром его причиной стал Чуя, привезённый самим Осаму. Вот это
56/241
настоящая ирония судьбы.
— Напомни мне, зачем я это делаю? — кряхтя, интересуется Осаму, скидывая

снег с тропы в кучу с другим снегом и припоминая свою последнюю встречу с
Юной, что вела себя, кажется, как и всегда.
Ответа сразу же не находится, потому что сам Чуя не понимает, что такого
они могут найти в том маленьком домишке. Не думает же он, что его предки
оставили кучу еды в каком-то сарае, полностью опустошив полки и холодильник
главного дома? Хотя, смотря на Дазая, Чуя понимает, что ожидать можно чего
угодно. Осаму уже переживать начал не уснул ли там Накахара, когда слышит
простую логическую цепочку того, что может произойти в случае их неудачи:
— Чтобы мы не умерли с голоду и в агонии не начали поедать друг друга.
— Точно.
Чуя был бы и рад помочь с этой непосильной задачей, да только лопата была
одна, а ничего другого как в доме, так и на улице, не нашлось. Минут через пять
Дазай заметно устаёт, замедляясь, а снега, как бы не хотелось, меньше не
становится. Убирать снег с тем учётом, что он всё ещё идёт — херовая затея. Так
он ещё временами и с деревьев падает, так как тропинка проходит прямо-таки
между клёнов. Эти деревья всегда привлекали слишком много внимания к себе
своей красотой в период момидзигару. Красные клены ошеломляли своей
красочностью листочков, и, кажется, что у каждого дерева есть свой
собственный цвет, не похожий на другие. Момидзигару всегда был чем-то
особенным для Чуи хотя бы потому, что этот праздник ассоциировался с теми
временами, когда мама была жива, а отец не вёл себя, как конченый мудак.
Синдзюку Гёэн просто кишил туристами, приехавшими полюбоваться этим
чудом, но даже их присутствие и сотни фото на фоне клёнов, не портили этот
момент. Холодная рука касается ствола древа. Шершавый. Ощущения почти как
в детстве, когда он играл в прятки с ребятами, прячась за деревьями и слегка
касаясь их руками.
Горько усмехнувшись своим воспоминаниям, Чуя не замечает, как Дазай уже

несколько минут наблюдает за ним. В такие моменты Накахара ненавидит свои
воспоминания. Он уже хотел было спросить, какого черта Осаму творит, когда
слышит:
— Они ещё совсем молодые, — вспоминает Дазай, кивая в сторону деревьев,

затем кладёт голову на руки, лежащие на ручке лопаты, немного наклоняясь. —
Помню, как дедушка привёз их, когда мне было лет пять, если не меньше. Я
тогда кружил около него, пока он их сажал, не отходил ни на минуту. Я был
слишком активным в детстве, — и он улыбается так искренне, что Чуя не смеет
сомневаться в правдивости его слов.
— Что с ним сейчас?
Дазай сперва хлопает глазами, не сообразив, о чём его спрашивают.
— С дедушкой? — предполагает Осаму. — Так он после смерти бабушки уехал

в Россию — захотел пообщаться с её родственниками. Она умерла в ноябре
прошлого года. Сильно болела, — хмурится шатен, вновь принимаясь биться с
этим кровожадным белым ублюдком, что забрался уже под плащ. Эх, сейчас бы
57/241
лето.
— Это его дом? — ответа не последовало, но даже без него Чуя вполне
понимает, что прав. Это было очевидно.
Спустя ещё минут двадцать Дазай едва может пошевелить пальцами, когда
они наконец-то достигают своей цели — этого чёртового, будь ему неладно,
дома. На улице уже совсем темно, а плащ настолько мокрый от снега, что войдя,
первым делом Осаму скидывает его на предположительное месторасположение
дивана-татами. Выключатель нашёлся на своём прежнем месте — с правой
стороны от двери, а диван, который Дазай рассчитывал увидеть там же,
оказался передвинут к окну и маленькому круглому столику, заляпанному в
синей краске. Взглянув на мокрый, теперь ещё и пыльный плащ, что валяется на
полу, Осаму цокает и проходит внутрь, оставляя Накахару у двери. В доме
достаточно тепло, но Чуя решает не снимать пуховик из-за пыли, находящейся
здесь всюду — не хотелось бы пачкать чужую вещь, владелец которой что-то
активно искал в ящиках и сердито постукивал по столешнице. Ну, плащ,
конечно, жалко, но уже ничего не поделаешь. Фыркнув в ответ на жалобный
стон со стороны маленькой кухни, Чуя принимается обыскивать комод, стоящий
напротив татами. Кажется, что всё в этом доме перепачкано краской, потому как
ручки комода полностью вымазаны красным цветом. Но отчего-то это место
излучает какой-то особенный уют, даже несмотря на небольшой бардак в виде
пыли, испачканной мебели и раскиданных кое-где вещей, большинство из
которых женские. Осаму мычит что-то нечленораздельное и Чуя бы
присоединился к его недовольству, потому как тоже ничего не нашёл.
На стенах бесчисленное количество картин в чёрных рамках с чётко

выведенным золотым цветом автографом в правом нижнем углу. Увлёкшись, Чуя
подходит ближе к одной из них, пытаясь прочесть инициалы автора, и упирается
в небольшой столик с кучей каких-то бумаг и вазой красного цвета, что едва не
падает на пол.
— Эй, осторожней, — предупреждает Осаму и вытаскивает пакет с рисом из

шкафчика над раковиной. К сожалению, больше ничего найти не удалось, хотя
надежды было много. — Прекрати страдать херней и посмотри, что лежит в том
холодильнике, — слишком грустно просит Дазай, указывая на холодильного
монстра около стены в паре метров от себя.
Начинать спор — себе дороже, потому рыжий спокойно принимает просьбу и

со скрипом открывает дверцу морозильной камеры, сталкиваясь с вечной
мерзлотой и... кучей каких-то непонятных пакетов, видимо, с чем-то съестным.
Хотелось бы прочесть название, да всё написано на непонятно каком языке. Он
немного щурит глаза, будто от этого будет какой-то результат. А возможность
получить сверхспособность скоростного перевода с арабского (русского) на
японский сейчас очень бы пригодилась. На упаковке изображена пара, которая
ест (судя по фото) то, что находится внутри пачки, да и довольно (на взгляд Чуи)
пошло улыбается друг другу. Что это за хрень?
— Эй, Дазай, — зовёт Чуя, продолжая копошиться.
Осаму молчит. В голове лишь мысли о чёртовой свадьбе и не менее

задолбавшей за все это время невесте. Вчера почему-то подобных мыслей не
возникало. Из-за усталости или шока — не понятно. Но сейчас мозг долбит так,
что виски начинают пульсировать, а сердце биться чаще. Вдох-выдох.
58/241
— Что? — вынырнув из астрала, спрашивает шатен. Он закрывает ящик, в
котором, кажется, лазил добрые пять минут, если не больше, и поднимается на
ноги, глянув на юношу.
— Я что-то нашёл.
— В смысле «что-то»?
— Я не знаю, что это… круглое и, кажется, из теста, — предполагает Чуя, с

неким скептицизмом рассматривая находку. — Я ничего подобного раньше не
видел, поэтому не могу сказать, что это. Может, ты посмотришь, — Накахара
протягивает подошедшему одну из пачек, смотря с толикой надежды и
усталости. Вот, мол, на-ка, оцени и нос не вороти.
Осаму ожидал увидеть всё, что угодно, начиная с безумно склизкой, словно
улитка, бобовой пасты Анко Адзуки, от которой рот буквально склеивается, а
глотать становится максимально противно, заканчивая замороженной печёнкой
какого-нибудь оленя, что решил грабануть этот дом, попав под ружьё. На деле
всё оказалось не так трагично. Это всего лишь пельмени. Тесто с мясом с
красочным названием «Ночные. Романтические» и с не менее сногсшибательным
слоганом: «Порадуй свою вторую половинку изумительным вкусом во время
трапезы и после» пиздец кто это вообще придумал что за намёки?? Знание
русского языка пригодилось как-никогда кстати. Спасибо, бабуль. С
максимальным покерфейсом Дазай крутит эту пачку в руках, пытаясь как-то
развидеть увиденное или ослепнуть, чтобы не видеть никогда больше. Он
смотрит на Чую, который не понимает, что вообще происходит, когда с губ
срывается предательский смешок, переходящий в истерический хохот. Осаму
цепляется за плечо юноши, наклоняясь и пытаясь хоть что-то выдавить из себя,
но вновь замолкает из-за недостатка кислорода и переизбытка смеха. Накахара
очень хочет ему врезать.
«Чертов идиот!»
— Ты хоть… знаешь… что здесь написано? — хохоча и задыхаясь, спрашивает

Дазай и прикрывает рот рукой, стараясь сдержать смех от очевидности
последующего ответа.
— Нет, — на секунду наступившую тишину разрезают какие-то непонятные

звуки умирающей чайки. — Да блять, хватит уже! Просто скажи, что это! —
рычит Чуя, толкая больно в плечо.
Сделав шаг назад и слегка ударившись бедром об столешницу, Осаму всё же

находит в себе силы отдышаться и на мгновение приоткрыть рот, чтобы хоть
что-то да сказать, но секундой спустя снова закрывает. Ну вот что они будут
есть? Рис? Его мало и вряд ли хватит, а тут такой джекпот. И плевать, что Чуя
впервые видит это сокровище русского человека — шатену больше достанется. И
плевать, что на упаковке написано — они же есть будут, а не читать. Хотя
ситуация выглядит столь забавно и нереалистично.
— Что «это»? Это еда. Ты что никогда в жизни еду не видел? — хитро
ухмыляясь, язвит юноша. — Практически то же самое, что и гёдза. Даже вкуснее
в некотором смысле.
59/241
— И что это тогда только что было? Ишемический инсульт?
— В смысле?
— В прямом. Что такого смешного ты тут увидел? — указывая на упаковку,

спрашивает Чуя. — Или у тебя реально сейчас приступ случился? Ты хоть адрес
мне скажи, я если что скорую вызову.
— Не понимаю, о чём ты, — отнекивается Дазай, направляясь к двери, и

наконец-то подбирает свой плащ. — Пойдём обратно.
Темнота снова осела в углу комнаты, смотря оттуда своими чёрными глазами.
******
В машине тепло и работает обогреватель. За окном уже давно стемнело, а

пробки, растянувшиеся на проезжей части, ведут прямо до спальных районов. И
только несколько машин едет в центр.
— Так, ну и… — краснея, резко замолкает Ацуши, когда Акутагава понижает

громкость радио в машине, чтобы лучше расслышать сказанное.
От чего-то этот жест выглядел столь смущающим и действительно показал

заинтересованность юноши в том, что там будет выдавливать из себя
Накаджима.
— Прости, — вздох. — Что ты говорил? — как-то устало интересуется

Рюноске. Он кашляет в кулак, тормозя на светофоре.
До офиса остаётся буквально минут пять от силы, а они ловят уже третий
светофор за несколько минут. Это сильно раздражает. Хотя сильнее бесит факт
того, что его босс куда-то исчез без какого-либо предупреждения. Куникида,
наверное, уже волосы на себе рвёт, так как остался практически один: помощи
от Рампо-сана не дождёшься, а иногда захаживающий По-сан отлично помогает
с работой. Радует лишь наконец-то закончившийся снегопад и отсутствие
малейшего ветра, хоть это и ненадолго.
— Я хотел узнать, куда мы едем, если тебе не трудно и… — вновь

стушёвывается юноша, когда Акутагава открыто смотрит на него.
— В офис. Попробуем поискать их там.
Они глядят друг на друга с несколько секунд, что неимоверно напрягает

Ацуши. У Акутагавы глаза бездонной ямы, утаскивающей прямо вниз без какого-
либо шанса выбраться, а кожа настолько мертвенно-бледная, что больше
подходит восставшему мертвецу, чем живому человеку.
— Ты так и не сказал.
— Ч-что?
Накаджима быстро моргает, пытаясь избавиться от накативших мыслей и не

выглядеть, как идиот, а он им не был. Просто… слишком впечатлительный.
60/241
— Ты не сказал, зачем он тебе.
— А, простите, ой, прости, — перейти на «ты» было очень тяжело, но юноша

каждый раз себя одергивает, когда с губ слетает не совсем то, что Акутагава
хотел бы услышать, поставив свои условия. — Я ищу Накахару Чую. Он уехал
вчера вечером на заказ от Дазай-сана и сегодня не вышел на работу. Такого
никогда прежде не было. Вот меня и отправили его искать.
— Вам совсем нечем заняться в своём магазине? — язвит Рюноске, слегка

давя на газ, когда на светофоре загорается «жёлтый», а затем и «зелёный». — И
ты думаешь, что они сейчас вместе?
— Возможно, не могу знать точно.
— Сейчас и посмотрим, так ли это.
И всё. Больше никаких разговоров до самого приезда. Компания друг друга

выглядит чересчур непривычно и смущающе. Единственное, что остаётся —
просто разделить молчание друг с другом, ожидая точки своего места
назначения.
******
В офисе слишком тихо и спокойно, хотя обычно это совершенно не так. Как
минимум изредка оттуда можно услышать смех Осаму, которого Куникида
пытается вразумить подписать какой-то глупый, по его мнению, документ или
же разговоры из кабинета переговоров. Во всех случаях причиной шума является
сам босс. Рюноске, даже не входя в основное крыло офиса, сразу же понял, что
здесь его нет. За кучей бумаг и ненужной канцелярии удалось отыскать лишь
Доппо, который с кем-то активно беседовал, а затем и его собеседника — По-
сана, который принёс ещё одну кучу бумаг. Конечно, не удивительно, что сейчас
здесь пусто — всё-таки шесть часов вечера и почти конец рабочей недели, а из-
за приближающегося праздника время работы сильно урезали. Но, кажется,
Куникиде всё равно на график. Основное крыло представляет собой просторное
светлое помещение, с первого взгляда напоминающее больницу с большим
круглым белым столом-стойкой по центру, где обычно сидит секретарь ХАХАХ
КУНИКИДА СЕКРЕТАРША. Именно отсюда отходит несколько дверей в кабинеты:
для переговоров, самого Доппо, босса, Рампо и очень важного для него кабинета-
отдыха, а также кабинет Акутагавы.
— Ты немного не того человека нашёл, не думаешь? — осматривая новичка в

их компании, говорит Куникида, а затем забирает у По, что робко кивает
пришедшим, бумаги. Ацуши приветствует их, немного покраснев. Он и так не
хотел заходить, а излишнее внимание к своей персоне больше расстраивает, чем
прельщает.
— Дазай-сана там нет.
— А с Юной разговаривал?
— Она не знает, где он.
— Я бы удивился, если бы было иначе, — хмыкает Куникида, идя в кабинет

Осаму. За ним же направляется Акутагава, таща за собой застывшего в двери
61/241
Ацуши.
Дверь в кабинет находится слева от стола секретаря. Сам кабинет выглядит,

как тёмное пятно на белоснежной футболке — чёрные стены, тёмно-коричневый
деревянный пол и мебель в тёмных тонах. Единственное, что может «радовать
глаз» в таком помещении, так это большие панорамные окна и вид на вечерний
Токио, горящий тысячей огней офисов и магазинов.
— Вы не единственные, кто их ищет, — между делом вбрасывает Куникида,

доставая из громоздкого шкафа папку с документами и кидает её на стол. В
голове и так огромная куча работы, а с побегом Осаму всё стало только хуже.
Дазай хоть и пинал хуи иногда и отнекивался от некоторых просьб Доппо, как
заместителя, но всё же исправно выполнял всю работу, даже во время своего
отпуска, за что Куникида ему очень благодарен.
— Кто ещё? — интересуется Акутагава, наблюдая за Ацуши, что с

любопытством и толикой сожаления рассматривает картину в деревянной рамке,
висящей над кожаным диваном. Падший ангел, бьется в агонии, застряв в цепях.
Вокруг него пепел и кружащие палачи, олицетворяющие силу Божью. Акутагава
точно не помнит, когда именно она появилась здесь. Такое ощущение будто
картина всегда была на этом самом месте.
— Пойдём, — зовет юноша Акутагаву, идя в сторону По-сана и, непонятно

откуда взявшегося, Рампо.
— Подожди здесь, — небрежно кидает Рюноске, тормозя Ацуши. Он быстро

кивает головой в ответ и Акутагава наконец выходит из кабинета.
— Огай звонил. Он, кажется, не может племянника найти. Говорит, что он

был с Дазаем вчера. И больше его никто не видел, — подойдя к сидящим парням,
хмыкает юноша. — На звонки не отвечает, дома не появлялся. Не думал, что сам
Мори Огай может волноваться.
— Ого. Целое детективное расследование, — смотря на Эдгара и улыбаясь,

говорит Эдогава. — Что-то ещё есть?
— Всё, что я знаю.
— А он откуда? — спрашивает парень, указывая чупа-чупсом на дверь в

кабинете босса. Он явно намекает на белобрысого юношу внутри.
— Нашёл у двери.
— Ну, Рюноске-кун, не стоит подбирать кого попало у дверей, словно

брошенных щенков.
— Во вторник я подобрал тебя потерявшегося в молле, — немного покраснев,

припоминает По, смотря на мужа.
— Эй, — тычок в бок — не самая приятная вещь, которую он испытывал за

свою жизнь, но она точно не сравнится с тем, что он испытал совсем недавно.
Больше месяца назад его супруга сбила машина, из-за чего тот не хотел
выходить из дома, боясь потеряться и остаться один на один с бесконечной
дорогой из машин.
62/241
— Он ищет Накахару Чую.
— Вот оно как, — подмечаем Эдогава, прекрасно зная о том, кто это такой. Он
несколько раз видел его сам и непосредственно участвовал в переговорах между
Мори и Дазаем-старшим.
— Нужно подождать, всё равно мы не знаем, где они, — предлагает Доппо. —

Ты спрашивал у охранника? — интересуется он у Рюноске.
— Да. Но ничего нужного не узнал — ночью дежурил другой человек, да и он

сказал, что единственное происшествие за ночь — сломанная дверь.
— Понятно. Значит, ждём?
— Ждём. Акутагава-кун, отвези парня домой и возвращайся. Инвентаризацию

никто не отменял, — произносит зам, когда юноши разочарованно вздыхают и
начинают отнекиваться.
Ацуши быстро извиняется, склоняя голову вниз и бегая туда-сюда взглядом.

Акутагава оставил его одного минут на пять, а тот уже что-то натворил. Зайдя
полностью в помещение, он сразу понимает причину всего этого цирка. Картина,
совершившая сальто прямо со стены, развалилась на полу, став ещё ближе к аду
куда ей и самое место. Рамка лежит у стола.
— Перестань извиняться за всё, что происходит. Это выглядит низко, —

чеканит Рюноске, и видимо, поняв, что за этим последуют ещё извинения,
продолжает. — Это подарок отца, — Ацуши едва не поперхнулся, — Дазай-сан
никогда её не любил и искал только повод избавиться. Можешь считать, что ты
сделал ему одолжение, — юноша всё же вспомнил откуда она взялась.
— Нет, — выдавливает из себя юноша, сжимая руки в кулаки от злости на

самого себя, — я правда виноват. Виноват, что пошёл с Вами… доставил Вам
столько хлопот, Акутагава-сан. Извините, я правда очень сожалею, — глаза
наполняются слезами, а ком в горле не позволяет до конца раскаяться, высказав
всё, что скопилось на душе, когда его с силой дергают за рукав, приподнимая
лицо за подбородок.
— Я, кажется, говорил, чтобы ты перестал извиняться. Да и к тому же, мы

ведь перешли на «ты», — их лица слишком близко, что можно почувствовать
дыхание друг друга. Юноша произносит одними губами извинения, когда его
вновь прерывают, — прекрати, пожалуйста.
— Я понял, — шепчет юноша, залившись краской.
— Хорошо, — немного погодя, отпускает того Рюноске, — а теперь пошли,

отвезу тебя домой.
И они удаляются, оставляя ошеломлённого По-сана, что не вовремя решил

заглянуть к боссу за недостающими бумагами.
******
— А ты уверен, что это вообще съедобно?
63/241
— Конечно, уверен. Тебе стоит просто довериться профессионалу,
разбирающемуся в этих изысканных блюдах, и наслаждаться процессом
приготовления.
— Что-то ты мне не доверился с выбором костюма.
Дазай многозначительно хмыкнул.
На улице кромешная чернота и тишина, а в комнате до одури тепло и уютно.

Включённые на кухне софиты обволакивают, их свет мягко падает на
обветренные фаланги пальцев, успевшие немного покраснеть из-за холода
снаружи. Кажется, что если выйти из дому и прислушаться, затаив дыхание, то
можно будет услышать вой самого’ оками, охраняющего эти места. Он бродит по
только ему известным тропам, выискивая затерявшихся в лесной пучине
путников, и несомненно находит их, повиливаясь воле богов-ками, отправивших
его в непроглядную тьму. Потерявшись, точно знаешь — в беде не останешься, а
до ужаса яркие глаза, выползающие из чащи и медленно подкрадывающиеся
ближе — предвестники спасения. Постепенно Чуя начал привыкать к этим
местам и их притягательной атмосфере, хоть и прошло совсем немного времени
с момента его прибытия. Душе становится спокойнее от вида звёздного неба.
Как будто сам Бог даёт надежду на хорошую бесснежную погоду и наступление
затишья где-то глубоко под сердцем между рёбер. О таком остаётся только
мечтать, представляя как бархатистые облака разрезают небесную гладь, а
кроваво-красное солнце одаряет землю своим теплом и заряжает позитивом все
вокруг. Именно этого сейчас не хватает.
Этот маленький домишко, из которого они пришли, как кладезь этой безумно
очаровывающей энергии. И Чуя, словно ребёнок, заколдован этим малейшим
дуновением света, исходящим от него. И, кажется, теперь он начинает
понимать, почему Дазай хотел оказаться именно здесь.
Осаму достаёт что-то из упаковки и, негромко пискнув, отворачивается.

Потерявшись в своих мыслях, Накахара не сразу замечает странное поведение
юноши. Что за хрень он вытворяет, Чуя без понятия. Да и что такого можно
достать из упаковки с… типа, гёдза. «Пельмени» — слишком трудно для
произношения и понимания. Да и Осаму уже смирился. Конечно, первые пять
минут он ещё пытался бороться с этим, а потом полностью забил, когда осознал,
что миссия ему предстоит покруче, чем в «Миссия невыполнима». Ну, гёдза, так
гёдза. Кому в голову могло прийти назвать тесто с мясом — пельменями? Что
вообще должно означать это слово?
— Что случилось? — спрашивает Чуя у отвернувшегося и явно хихикающего

парня.
— Ничего, — и снова смех.
Показывать свою находку Чуе сейчас не нужно от слова совсем. Внутри одной
из пачек, что они прихватили с собой, среди полуфабриката находится майонез в
очень странной упаковке. Сначала думается — показалось. Мало ли, что мог
придумать после великих раскопок, уставший мозг. Но рассмотрев находку
повнимательнее, название сие чуда становится понятным. А наличие такого
атрибута вполне… логичным. Небольшая упаковка красного цвета с игристой
надписью: «Открой ее зубами, как в том фильме», отдалённо или не очень
64/241
напоминает упаковочку от презервативов, что должна лежать где-то в шкафчике
у кровати, а не среди пе… гёдза. Звучит уморительно на фоне того, что данное
Мишленовское блюдо придётся разделить с парнем, с которым он знаком от
силы три дня. Самое интересное, что это делает в морозильнике дедушки?
Остается только молиться Богу за незнанием Чуей русского языка. Спасибо,

Ками-сама! Шатен высыпает весь полуфабрикат в кипящую воду,
предварительно её посолив, и накрывает кастрюльку крышкой, немного
помешав. Вот и все волшебство процесса приготовления. От плиты идёт
небольшой пар, вьющийся около включённой вытяжки, и мгновенно уносящийся
внутрь прибора. Запах от добавленного лаврового листа, моментально заполняет
всё пространство комнаты, залезая в самые потайные места.
— Неплохо пахнет, — подмечает Чуя. Юноша мечется между: «блин, я идиот,

надо ему помочь» и «сам кашу заварил — пусть теперь её и расхлёбывает».
Мысль о том, что Дазай и так слишком много делает, стараясь как-то загладить
вину за свой не совсем обдуманный поступок, а рыжий просто сидит и страдает
откровенной херней — наводит отвращение к самому себе. Чуя никогда не
считал себя альфонсом. Даже в то время, когда Накахара очень нуждался в
поддержке и помощи тётушки (а такое случалось часто после переезда от отца),
он строго разделял эту грань между «я помогу тебе советом» и «я сделаю всё
сама». И именно это так раздражало Коё в своё время, которая, кажется,
пыталась как-то заглушить в себе чувство вины за отсутствие в его, Чуиной,
жизни столь долгое время.
— «Неплохо»? Серьезно? Либо ты лишился обоняния от холода, чтобы хоть

как-то комментировать этот чудесный запах богов, либо я серьёзно не понимаю в
чём проблема, — иронизирует шатен, получая в ответ смешок.
Проходит минут пять после чего вода закипает, а пельмени в медленном

вальсе кружатся наверху. Достав что-то наподобие сито, Осаму выкладывает их
туда, сливая воду в раковину. И вот перед ними уже появляются две глубокие
расписные тарелки с полуфабрикатом и палочки, что нашлись где-то в кухонном
ящичке. Майонез Дазаю никогда не нравился, а эта немного странноватая
упаковка только сильнее разожгла желание выбросить его в мусорку. Затаив
дыхание, Осаму смотрит, как Чуя с осторожностью подносит шарик к губам и,
слегка подув, кусает. А потом ещё.
— Вкусно, — бормочет Чуя с набитым ртом. И Осаму следует его примеру.
Трапеза продолжается ещё минут пятнадцать, прерываясь на бессмысленные

разговоры о чём угодно, кроме приближающегося торжества.
Пельмени — лучшее, что придумало человечество, пишите, если согласны( •̀ᴗ-)✧
65/241
Примечание к части А спонсором этой главы является кружка с соукоку.
Покупайте кружку с соукоку и вы никогда не сможете остановиться любить
соукоку. Приятного прочтения ❤️
Пс. А можно вообще признаваться в любви к кружке и DCRYSS в примечании?
Часть 11
******
Около восьми часов вечера чёрный Lexus паркуется близь подъезда

четырёхэтажного немного потрепанного здания. На улице уже давно стемнело.
С этими поисками Ацуши совсем потерялся во времени, полностью позабыв о
завтрашнем зачёте по истории международных отношений, мысли о котором
буквально поселились в его голове в последние несколько дней. Он с лёгкостью
мог процитировать Роберта Гилпина, будто сам Гилпин снизойдёт до него,
передаст свои поистине выдающиеся знания и дружески похлопает по плечу.
Ведь, если ты не знаешь самого Гилпина, то о чём с тобой можно разговаривать?
Что стоит ещё говорить о Вестфальской и чёртовой биполярной системах.
Радует, что хоть что-то смогло заставить его переключиться в этом бешеном
ритме бесконечной рутины и бесчисленного количества новой информации.
Порой мы все нуждаемся в перезагрузке, как проработавший несколько дней без
малейшего намёка на выключение (или хотя бы спящий режим) компьютер. Жаль
только, что кнопка «выключения» остаётся лишь прерогативой машин.
Акутагава и не подумал бы заезжать в подобный район. Это место, как

чёрное пятно на фоне переливающегося в тысячах огнях магазинчиков и парков
Токио. Фонарь около прозрачных больших дверей многоэтажки только добавляет
мрачности всей картины. Слабый тусклый свет дешёвой лампочки способен
осветить лишь те несколько метров, что тянутся до скамейки у входа,
практически полностью утонувшей в снегу. Белый проблеск от фар заведённого
авто действует, как ночник, прогоняющий всю темень вместе с обитающими в
ней монстров. Также, как и смех. Спустя мгновение внутрь дома залетает
непонятно откуда взявшаяся парочка. Отряхивая свои ботинки от снега и
негромко смеясь, они чуть ли не падают из-за льда, затаившегося под снегом,
прямо перед входом, чудом удержавшись на широкой ручке двери.
— Спасибо, что подвёз, — благодарит Ацуши, смотря на Акутагаву, но

мысленно точно находится не здесь, когда водитель вперил взгляд в здание —
общежитие. — Я не хотел отнимать у тебя столько времени, поэтому… я могу
хоть как-то отблагодарить тебя?
— Не стоит, всё в порядке. К тому же, — их взгляды встречаются, и Ацуши,

наконец, отмирает, — у нас была одна цель. Практически, — добавляет он,
хмыкнув.
— Точно.
— Ты живешь в общежитии?
— А, да, — Накаджима немного смущён вопросом. Он заправляет прядку

непослушных волос за ухо и смотрит на здание уже сам. — У меня выбора не
66/241
было, но я думаю, что смогу снять квартиру, когда полегче будет в универе, да и
смогу брать на себя больше часов на работе.
— Ты на каком курсе? — интересуется Рюноске.
— На втором.
— Я тоже жил в общежитии первое время. Наверное, до третьего курса.

Потом уже нормальную работу нашёл, если не наоборот.
Воспоминания о том, как совсем юного Рюноске выцепил не менее юный

Дазай, когда первый подрабатывал в одном из баров Токио, сами всплыли перед
глазами. У Осаму выдался, кажется, плохой день и он был в ужасном
расположении духа. Но отчего-то появившийся за барной стойкой парень смог
хоть немного разбавить эту скуку. Говорили обо всем, кроме каких-то уж
слишком личных дел. Шот за шотом, мысли начинали путаться, а сердце
предательски ныть. Осаму запивал какие-то горькие, судя по его выражению
лица, таблетки алкоголем и как ни в чем не бывало продолжал дискуссию на
тему чёртовых собак, что гуляют без поводков и намордников. Честно, Рюноске
было плевать — он поплёлся на работу после самых скучных пар в его жизни,
когда хотелось остаться дома и просто по-человечески выспаться. Из-за начала
сессии мир грёз стал настоящей проблемой. Спустя час Дазаю пришлось всё же
удалиться, когда на часах было около двух часов ночи, а телефон начали
разрывать звонки, нервирующие уставший за вечер мозг. Но он вернулся на утро
и не один, а с высоким мужчиной по имени Куникида. Они о чём-то активно
разговаривали возле стойки и единственное, что смог расслышать юноша было,
мол: "Ну, Куникида-кун, тебе был нужен экономист, так вот, он ещё совсем
зелёный, но я уже вижу потенциал, на, лепи из него что хочешь". На вопрос о
том, как Осаму узнал на кого учится юноша, Акутагава получил лишь
самодовольный смешок и широкую улыбку.
— Я, кажется, тогда был на четвёртом курсе.
— Ого.
— Так что, у тебя всё ещё впереди, главное — ловить каждую возможность.
— Судя по всему, Дазай-сан — сверхчеловек, — оба хихикнули. — Ещё раз

спасибо тебе, я должен идти.
Ацуши открывает дверь авто и выбирается наружу. Он немного вздрагивает

от ветра, что жестоко треплет чёлку, которая развивается словно флаг.
— Не благодари, я просто поступил так, как мне этого захотелось, —

произносит Рюноске, стараясь вложить весь пофигизм в эту фразу.
— Хорошо, — оборачиваясь, улыбается Ацуши, держась за дверь. — Доброй

ночи.
— Доброй.
Дверь закрывается, но машина не трогается с места. Проходит несколько

секунд прежде, чем Ацуши скрывается за проходной, предварительно коротко
улыбнувшись и помахав. Несколько секунд прежде, чем сердце Рюноске
67/241
наконец-то начинает биться спустя долгое время.
******
Ходят легенды, что именно в три часа ночи просыпаются все мерзкие-
премерзкие твари, что затаились в тени комнат и подвалов в дневное время. Их
красные глаза горят алой вишней, а острые зубы бесконечно клацают,
предвещая, когда смогут сомкнуться у кого-нибудь на шее. Дети прячутся под
одеялами, боясь, что вот-вот кто-нибудь выползет из такого громоздкого шкафа,
стоящего напротив кровати. Но так никого не дожидаются, засыпая в
построенном из подушек и одеял замке. Не знаю, что их так привлекает в этой
практически ничего не значащей цифре, но отчего-то именно это время так
полюбилось хозяевам ночи. Дазай отчасти понимал, что он не идеальный
человек со сложным характером, но причислять себя любимого(?) к списку
тварей, пробуждающихся в ночи, не хотелось. Всё понятно чертила Первые
несколько секунд после внезапного пробуждения Осаму вглядывается в потолок,
который, кажется, окутан каким-то белым туманом. Проморгавшись, пелена
пропадает, как и непонятно откуда взявшаяся дымка. Приподнявшись на локтях,
юноша не может понять, что его разбудило. На часах три пятнадцать.
«Что-то не так»
Чуя максимально противился. Он не хотел спать в той ужасной комнате, в

которую его столь гостеприимно разместил новый хозяин обители, говоря, мол:
"Я отдал тебе лучшую комнату в этом доме и ты смеешь хоть как-то
противиться?" Пусть будет благодарен, что Осаму на полу около своей кровати
не расстелил. И любые аргументы против в сторону бедной и униженной
комнатки, сразу же слались на три буквы. Чуя, честно, старался не ёбнуть его
чем-нибудь в порыве гнева, но подушка, которую он несколько минут крутил в
руках же не считается? «Режим киборга-убийцы активирован» — гласит надпись
на лбу Дазая, что с неким прищуром смотрит на того, кто посмел вломиться в его
личное пространство. Он заебался, этот день был очень выматывающим, в
особенности уборка снега и эти давящие мысли. Единственное, на что хватит сил
— просто упасть на кровать и уснуть. Всё. Накахара улыбается, сидя в позе
полулотоса. Жаль, что нельзя пересмотреть этот поистине шикарный момент,
перемотав время на несколько секунд назад. Это исключительно прерогатива
машин.
— Похуй, спи здесь, — соглашается Осаму, а после зевает.
— Серьёзно?
— Да, я на столько устал, что плевать хотел, где ты будешь спать. Хоть на
потолке.
— На потолке будет неудобно, — ухмыляется Чуя, приподнимаясь, когда

Дазай пытается укрыться одеялом.
— Не ёрничай.
И Накахара спит. Осаму подумал бы, что парень специально разбудил его,
решив поиздеваться, но нет. Выскользнув из одеяла, он садится на кровати и
понимает, что не так. В доме пиздецки холодно. Это не обычное ощущение
прохлады после мягкой и тёплой кроватки, которую не хочется покидать, нежась
68/241
в ней до самой ночи — нет. Это холодный нос и замёрзшие пальцы рук, что
успели заледенеть за несколько секунд нахождения снаружи тёплого одеяла. В
голове проносится — «только не это», когда юноша завязывает махровый халат
на себе и надевает тёплые носки, чуть не упав натягивая их, когда стоит сначала
на одной ноге, затем на другой. Удивительно, но Чуя всё ещё спит. Даже
создавшийся небольшой шум не смог его разбудить. Осаму будет приятнее
сделать это самому, отомстив за вчерашнее утро, внезапно начавшееся в четыре
часа вечера.
Лестница немного скрипит — отсутствие дедушки, кажется, сильно сказалось

и на самом доме, что буквально кричит от боли при каждом новом шаге. Дазаю
тоже было больно. Больно, когда он узнал о смерти бабушки. Больно, когда
дедушка уехал, а отец равнодушно отнёсся к этому. Мол, он взрослый человек,
сам со всем разберётся. А, ведь они так и не поговорили. Свет ожидаемо не
включился, когда юноша несколько раз настойчиво поклацал выключателем в
обе стороны, чтоб наверняка. Звук тарахтения генератора больше не доносится
из подвала. За последние сутки парни уже привыкли к этим неистовым звукам
преисподней у себя внизу, поэтому просто перестали их замечать. Но сейчас
ничего не слышно.
«Всё-таки генератор накрылся…»
Ситуация пиздец. И как он не обратил внимание на количество бензина, что

осталось в отсеке? Отругав себя за такое глупое проявление невнимательности,
Осаму идёт к единственному способу согреться сейчас — камину. Внутри всего
шесть брёвнышек, но парень точно знает, что остальные лежат на чердаке.
Дедушка всегда покупал с запасом, зная, как внуку нравилось сидеть у камина,
нежась под одеялом и читая что-нибудь. Когда в обычное время никто камином и
не пользовался, ограничиваясь примитивным освещением и тёплом от
обогревателей. В кармане плаща, что остался висеть на стуле после улицы,
отыскивается такой необходимый в данной ситуации фонарь, потому что легче
вырвать себе глаза, чем разглядеть хоть что-то в нескольких метрах от себя.
Снова лестница наверх и ещё выше. На чердаке пыльно, из-за чего он чихает, не
сделав и шагу. За бесчисленным количеством коробок отыскивается нужная, а за
ней ещё четыре. Должно хватить. Юноша берёт одну коробку, проверяя
насколько она тяжёлая, а потом тащит её к лестнице.
— Блять, тяжёлая, — мычит Осаму, легонько пихнув коробку ногой, когда та

уже стоит на полу.
И что-то идёт не так. Идя за второй коробкой, Дазай резко вздрагивает,

слыша, как какая-то херня падает на этаже ниже. Кажется, будто это метеорит
совершил падение на втором этаже, проломив, судя по грохоту, паркет. Он
оборачивается к лестнице и видит, что коробки нет, но он точно знает, что
ставил её там. Секунду спустя она всё же находится… на полу… на втором
этаже. Горько вздохнув, Осаму видит и брёвна, что раскатились по углам, кто
куда. Вместе со звуками мирового несчастья слышатся звуки чьих-то шагов и
скрипов пола.
«А вот и ты».
— Что это за херня? Тебя там прибило? — спрашивает Накахара, смотря

вверх, на Осаму.
69/241
— Тебе родители никогда не рассказывали про существование ёкаев, что по
ночам творят свои тёмные дела? — ехидничает юноша.
— Я скорее поверю, что это ты хернёй страдаешь, чем какой-то

добропорядочный ёкай выполняет свою работу.
— И тебе доброе утро, Чуя, — нараспев произносит Осаму, улыбнувшись,

когда ему фыркают в ответ. Ну, не получилось ему разбудить Накахару, как это
сделал рыжий вчера, но хоть что-то да вышло. Всё равно приятно.
— Что ты там делаешь и почему здесь так холодно? — морщась из-за

ослепляющего света фонарика, спрашивает Чуя. Он трёт руки друг о друга, дабы
согреть их, но этот никчёмный эффект мимолетного тепла не приносит
удовлетворения.
— Да ничего такого. Просто у нас генератор откинулся.
— Ааа, — понятливо тянет юноша, а затем, видимо окончательно

проснувшись, понимает смысл сказанного, — стоп, что? В каком смысле
накрылся?
Дазай всё же убирает в сторону фонарик и спускается вниз, дабы собрать все
деревяшки. Юноша всегда отличался своей сообразительностью, обдумывая
каждое своё слово и решение, но сегодня что-то точно идёт нет так.
— В прямом, взял и накрылся.
— Пиздец. И что ты придумал на этот раз? — пытаясь посмотреть в глаза

шатену, который отводит взгляд, интересуется Чуя.
— Ничего такого, мы просто растопим камин.
— Ты думаешь, что камин сможет отопить здесь всё? Да и к тому же, если он
накрылся, то мы остались без света и воды?
Молчат секунду.
— Да.
— Пизда.
— Я, конечно, полностью разделяю твоё недовольство, — наконец, их взгляды

встречается, — но вместо того, чтобы ругаться, возьми и помоги. Я, знаешь ли,
не железный.
— Господи, — вздыхает Накахара и наклоняется, чтобы взять несколько

деревяшек. — И куда их?
— Вниз, к камину, я сейчас вернусь, — говорит шатен и скрывается в своей

комнате.
Чуе думается, что он ахуел. В его руках уже шесть брёвен и они достаточно
тяжёлые, что странно, ведь брёвна для камина должны быть легче обычных, так
как они быстрее сгорают и моментально поджигаются. Ну, ладно. Юноша несёт
70/241
их вниз, стараясь не упасть из-за полного отсутствия света, ведь Осаму не
удосужился дать ему фонарь. Рыжий аккуратно кладёт их у камина на ощупь,
пытаясь ничего не испачкать и не испортить. Не хотелось бы потом обои
переклеивать из-за какого-нибудь пятнышка от деревяшек. Когда он
поднимается за второй партией, шатен, наконец-то, выходит из комнаты, неся
что-то в руках.
— Надевай.
В руках у него пара тёплых носков и огромная толстовка.
— Спасибо.
Пока Чуя занят своей новой одеждой, Осаму понёс вниз коробку с тем, что в
ней осталось после первого пробного полёта, думая, что теперь у него точно
будет болеть спина, да и руки заодно. Когда все необходимые брёвнышки
оказались у камина, юноша идёт за зажигалкой, которую видел у Чуи в пальто,
когда нёс юношу в машину. Конечно, можно было бы спросить у Чуи разрешения,
но к чему это? Они только время потратят на бессмысленные споры. Уже сухое
пальто спокойно висит на вешалке в прихожей, куда проходит парень и
начинает шариться по карманам.
— Тебя ничего не смущает? — Чуя поймал его в самый неудачный момент,

когда Осаму уже нашёл всё, что ему было нужно и уже собирался вытаскивать
руку.
Он разворачивается уже с зажигалкой в руке.
— Ну, я просто подумал, что раз мы спим в одной кровати, то я могу

позволить себе такую шалость, — ухмыляется шатен, видя недоумение в глазах
собеседника. — Просто шутка.
— Просто шутка, за которую можно получить по лицу, — конкретизирует

рыжий, направляясь за парнем в гостиную.
— Просто я учту это, — хихикает шатен.
— Просто заткнись, — вздыхает рыжий.
******
— Неужели сам Мори Огай снизошёл до звонков простым смертным?
— Неужели Вы приписываете себя к простым смертным, Хироси-сан?
Хмыкнув, Дазай-старший достаёт пепельницу и закуривает сигару, что

несколько секунд крутил между пальцев.
— Надеюсь, я не отвлекаю Вас от Ваших неимоверно важных дел.
— Нет, я даже готов отложить все свои дела ради разговора с Вами.
— Отлично, — улыбается уголками губ Огай, пересматривая лежащие перед

собой бумаги. — В общем-то, не буду медлить, я бы хотел поговорить о Вашем
71/241
сыне.
— И что же с ним не так?
— Нет, с ним всё в порядке. Надеюсь, — добавляет мужчина. — Меня больше

интересует, где он сейчас находится.
— Я должен связаться с полицией из-за твоего интереса к Осаму? —

иронизирует Хироси.
— Не волнуйся, мне он и даром не нужен, как и твой бизнес в целом, — все

эти формальности в обращении к друг другу на «Вы» шли на три буквы, так как
никому они были не нужны — их неприязнь друг к другу не была новостью. —
Твой сын был единственным, кто находился рядом, непозволительно рядом, с
человеком, которого я не могу найти. Предполагаю, сейчас они вместе. Ты
знаешь, где он может быть?
— Дома, я думаю, — предполагает мужчина. — Как-никак ты звонишь мне в

три часа ночи.
— Не буду извиняться за это, ведь ты не спишь.
— Ты никогда не отличался тактичностью.
— Твоя правда.
Губы обоих трогает горькая усмешка.
— Прежде, чем ты сбросишь вызов хочу прискорбно сообщить тебе, —

слишком весело произносит Огай, — что ты ошибаешься.
— По моим данным, твой сын не появлялся дома уже вторые сутки. Да и его
работники, кажется, не в курсе местонахождения Осаму. Можешь спросить у
своей дочери. А камеры видеонаблюдения только подтверждают мою догадку.
— Если это шутка, то тебе лучше прекратить, — напрягается Хироси.
— Если бы это была шутка, то стал бы ты мне верить?
Звонок резко обрывается.
Огай четно надеялся, что сможет узнать что-то новое помимо «я не знаю, где
он», даже, если это было произнесено в другой форме, смысл остался тем же.
Поиски Чуи начинают затягиваться, ведь нет и малейших улик, которые бы
указали на его местоположение. Проверка камер на улице практически ничего
не дали — машина отправилась за город. Но куда? Осаму неизвестно где, Чуя
там же, а виноват Мори, что не уследил.
Вздох.
— Узнал что-нибудь? — с волнением спрашивает девушка, подходя ближе к

супругу пока тот сидит за своим рабочим столом.
72/241
— Нет. Совсем ничего, — вздыхает мужчина, кладя уставшую голову на
сложённые на столе руки.
— Нужно подождать, — Коё гладит супруга по волосам, успокаивая. —

Думаю, ему нужно время, чтобы подумать.
— Ты права.
— Я всегда права, — нежно улыбается девушка.
— Конечно, Душа моя.
******
Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течёт вода
и как работают другие люди. Отчасти Чуя был согласен с этим. Смотреть за тем,
как работает Осаму — бальзам на душу, в особенности из-за того, что Накахара
всё ещё неопределённо относится к этой всей ситуации с похищением. А потому
приятно видеть, когда Осаму мучается. Смотреть, как разгорается огонь в
камине — отдельное произведение искусства. Языки пламени, словно змеи
тянутся вверх, как будто кто-то играет им на невидимой флейте, побуждая
выползти из своего укрытия. Поистине потрясающее зрелище.
— Эй, Чуя.
— Что?
Рыжий оборачивается. Перед ними предстаёт Осаму, полностью укутанный в

одеяла и запыхавшийся, как будто эти одеяла сделаны из тяжёлого металла, а
не из хлопка и тащил он их несколько километров, а не пару метров. «Человек-
капуста», — думает Дазай; «Вот еблан», — смеётся Чуя. Непонятно, как он
спустился на первый этаж, не упав и ничего не уронив. Хотя грохот на втором
этаже несколькими минутами ранее полностью предупреждает все мысли о
везучести шатена.
— Поможешь? — спрашивает Дазай, когда Накахара встаёт и

целенаправленно приближается к нему.
— Будто у меня есть выбор, — фыркает он, берясь распутывать мумию.
Они стелят два одеяла на подобие татами, решив спать здесь, ведь гостиная
оказалась единственной комнатой, что неплохо прогрелась за такой небольшой
промежуток времени. Спать у камина — лучшее решение в данной ситуации. Да
и кухня рядом. На импровизированную кровать они кладут ещё два одеяла,
собираясь ими укрываться. И всё. Дазаю кажется, что этого должно хватить. Чуе
думается, что эта ночь никогда не закончится. Укутавшись, облегчение не
приходит. Прохладно. Рыжий накрывается с головой и дует на свои замёрзшие
руки, пытаясь согреться.
«Это будет ужасная ночь».
Проходит минут пять прежде, чем Осаму куда-то уходит, загадочно

улыбаясь. Пять минут прежде, чем Накахара начинает планировать убийство,
73/241
ведь шатен скинул одеяло с плеч Чуи, когда проходил мимо. Он выглядит, как
какой-то принц или король, обходящий свои владения, на плечах которого
развивается красная мантия с золотыми узорами.
«Мудак».
Дазай снова поднимается на второй этаж. Кажется, к концу их загородного

отдыха парень накачает себе икры из-за постоянных подъёмов по лестнице.
Поворачивает за угол и идёт до конца коридора, а затем дёргает за ручку
последней двери. Та отворяется, издав протяжный скрип. Постоянные мысли о
том, что его ждёт дома, уж очень удручают, уменьшая желание возвращаться в
свою квартиру… в свою жизнь. Йосано наверняка уже разорвала его телефон
звонками, а может и до квартиры добралась, пытаясь узнать, куда он пропал.
Хмыкнув, Осаму проходит вглубь комнаты, идя к огромному шкафу со
стеклянными дверцами. Это то, ради чего стоило морозить руки и то, что даст
ему временное облегчение. И идёт обратно к камину, закрывая дверь кабинета.
— Знаешь, что помогает согреться? — ухмыляется шатен, присаживаясь и

смотря на юношу, у которого нос стал розовым из-за холода.
— И что же?
— Алкоголь.
Дазай достаёт сакэ и два бокала из-под своего одеяла. Накахара хочет
спросить, что у него ещё есть под одеялом, но воздерживается, глядя, как Осаму
с щелчком открывает бутылку, а затем разливает алкоголь в оба бокала.
— Ты шутишь?
— Ты же жаловался на холод?
— Да, но…
— Вот, пожалуйста, это то, что точно поможет нам согреться, — хихикает
Дазай, передавая фужер.
— Я не стану пить с человеком, которого почти не знаю, — упирается

Накахара.
— А спать с малознакомым человеком в одной кровати нормально для тебя,

да? — ехидничает шатен, а затем делает глоток.
— Ты всю жизнь будешь мне это напоминать?
— Нет, конечно. Я не планирую проводить с тобой столько времени.
Осаму тянется своим фужером к Чуиному и чокается, смотря по-собачьи

молящими глазами. «Ну выпей, что тебе стоит?» — шепчет сердце. «Не пей, он
тебя отравит», — глаголет мозг. Неравная битва, в которой точно побеждает
глупый кровяной орган, отбивающий в этот момент чечётку в знак своей победы.
Людям ведь свойственно поступать так, как говорит сердце, верно? Последнее,
что возникает в его ещё трезвом сознании:
74/241
«Как там Коё?»
И они пьют. Бокал за бокалом, пока алкоголь в бутылке не заканчивается и

Осаму не идёт за следующей. Спустя час, а может и чуть больше, вокруг них
образовывается небольшая свалка бутылок. Непонятно откуда взявшаяся пачка
сигарет помогает слегка облегчить мозг и немного протрезветь. Чуя, честно,
клялся себе, что пить после недавней встречи с Огаем в ближайшее время точно
не будет. Мол: «Всё. На всю жизнь хватило». Так можно и алкоголиком стать. Но
все эти обещания рассыпались в прах, когда Дазай притащил вино шестьдесят
четвёртого года и решил сыграть в игру.
— Игра? — переспрашивает рыжий, отпивая уже вино из фужера.
Слегка кислый и терпкий вкус разливается на языке. Чуе определённо

больше нравится вино.
— Да. Никогда в «две правды и одна ложь» не играл?
Осаму демонстративно приподнимает одну бровь.
— Нет, что это?
— Ого, как всё запущено, — пьяно смеётся шатен.
— Я, в отличие от некоторых, не так часто пью, чтобы играть в нечто

подобное.
— Как будто я часто пью, — возмущается юноша, подливая алкоголь в свой и

чужой бокалы. — Просто пить — скучно.
— Ты первый человек, которому скучно пить, — хмурится рыжий, когда чужая

рука ложиться на его, пресекая любую возможность взять стаканчик.
— В общем, правила простые, — Осаму даже не слушает, когда ему в ответ

недовольно мычат. — Игрок, к примеру ты, должен сказать о себе две правды и
одну ложь. Другой игрок, то есть я, должен угадать, что из этого является
правдой, а что враньем. Если я угадаю, то ты должен выпить. После ход
переходит ко мне. Всё просто.
— Сам же пожалеешь, что предложил, — ухмыляется рыжий, когда в крови

разливается уже азарт.
— Это мы ещё посмотрим, — хихикает юноша. — Ты первый.
— Ладно, — Чуя молчит несколько секунд, а затем выдаёт, — я люблю петь в

караоке и частенько там зависаю, — он с произносит это с немного безумной
улыбкой и загибает один палец, — живу вместе с тётушкой и её супругом, —
второй. — И, пожалуй, ненавижу свою работу, — загибает третий.
— Это легко. Думаю, первое точно правда.
— Почему? — спрашивает Чуя, удерживая себя от того, чтобы не сделать

глоток.
75/241
— У тебя на лице было написано.
— Пф, какой бред.
— Не мешай, — фыркает юноша, смотря в глаза собеседника. — Второе

может быть и правдой, но третье точно ложь.
— И с чего ты так решил?
— Я видел твои глаза, — объясняет Осаму, всё ещё глядя ему в душу, — глаза
полные удовольствия от места, где ты находишься. Удовольствия от того, что ты
делаешь.
— Кажется, я останусь трезвым к концу вечера.
— Что? В смысле?
— Ты ошибся. Бадумц, — произносит рыжий, чокаясь с шатеном. — Давай

хотя бы так выпьем, а то я, кажется, начинаю трезветь.
— Ты серьёзно ненавидишь свою работу? — Дазай немного в шоке.
— Не люблю работать с людьми. Такие, как ты, только настроение портят, а

не приносят «удовольствие», как ты выразился, — юноша делает глоток.
— Видимо, я растерял все свои детективные навыки, сидя в офисе.
— Ничего страшного, наверстаешь.
******
Чуя не сказал бы, что алкоголь действительно помогает согреться, наконец

отбросив одеяло, что буквально приросло к его плечам и спине. Наоборот, от
него становится ещё холоднее из-за расширения сосудов и быстрой утечки этого
самого тепла из организма, которого хоть и на толику стало немного больше
благодаря камину. И Осаму точно знает об этом, поэтому часто-часто
подкидывает дрова в огонь и в их спор, разгорающийся, как серная спичка.
— Да. Люди интересуются семьёй и твоей жизнью только в том случае, если
им что-то нужно. «А как там дела у Юки? Ох, Ваша старшенькая уже пошла в
школу? Такая взрослая стала. Я слышал, Ваш сын стал руководителем компании,
а у меня тут доченька, такая красавица выросла, не хотите их познакомить?», —
шатен, нелепо кривляется, пародируя чей-то голос, который видимо слышал ни
раз.
— Да чушь это, — пьяно отнекивается Накахара, делая небольшой глоток.
— Сам ты чушь, а в этом есть вся людская суть. Их сердце и душа давно
утонули в гнили, барахтаясь и крича о помощи. Но нет. Помощи не будет, —
горько хмыкает Дазай, переводя взгляд с бокала на парня, что сидит прямо
перед ним. — Все люди одинаковые. Даже твой обожаемый Огай такой же.
Думаешь, он помогает тебе только, потому что ты племянник его жены?
76/241
— Блять, опять ты за своё, — вздыхает Чуя. — Не пойму, что он такого мог
сделать, чтобы ты так его ненавидел.
— У меня есть на то свои причины.
— Да? Ты сам начал разговор об этом, а теперь просто отнекиваешься этим:

«у меня есть на то свои причины». Очень по-взрослому, молодец! — Чуя
поднимает большой палец вверх, усмехаясь.
— Сарказм — это точно не твоё.
— Спасибо за комплимент, зануда.
Подобные слова сильно задевают. «Он совсем ничего не знает», — опечалено

шепчет ангел на левом плече; «Расскажи ему», — злобно восклицает демон. Но
это определённо она — жгучая, пробирающая до мозга костей обида. Она сидит
где-то внутри, куда не может пробраться ни один из скальпелей, чтобы, наконец,
вырезать всё лишнее и неправильное, находящееся в самой душе. Ты словно
заражён, без единого права вылечиться и обрести нормальную жизнь, что
отняли у тебя.
Ты словно марионетка в её руках, не смеющая ослушаться.
— Ты сказал, что люди интересуются твоей жизнью только, когда им что-то

нужно, — припоминает рыжий, выводя парня из транса. — По-твоему, я вхожу в
число таких людей?
— Конечно.
«Не долго думал».
— И что же мне нужно?
— Еда.
— Ха-ха, очень смешно, — натянуто смеётся Чуя, едва не падая, когда

пытается поставить руку на колено и облокотиться на неё.
— А что? Разве это не так. За прошедшие сутки ты несколько раз достал меня
только из-за того, что тебе хотелось есть.
— Скажу тебе по секрету, — юноша немного подвигается к Осаму, — я бываю

сытым.
— Серьезно? — охает парень, смотря удивлённо.
— Представь себе.
— Никогда бы не подумал, что ты умеешь.
— Я сам в шоке со своих способностей, — ухмыляется рыжий.
Накахара плюхается на спину, немного прикрывая глаза. Дазай недолго
77/241
смотрит на эту картину, заражаясь усталостью и спокойствием, и ложится
рядом, глядя уже в потолок.
— А ты можешь быть нормальным, когда не ведёшь себя, как обиженный

сверстниками пятилетка.
— Аналогично.
В комнате тихо, лишь треск брёвен в камине разрушает это умиротворение

как в доме, так и на душе. Осаму помнит, как будучи совсем маленьким,
вглядывался в этот самый потолок своими большущими глазами-бусинками,
пытаясь увидеть или почувствовать что-то новое. Чтение книг о призраках, что
живут на потолке — не лучшее решение. Даже, если они добрые. Вокруг этого
дома крутится столько воспоминаний, что все их не перечесть. В этой самой
гостиной он читал вместе со своей бабушкой разные книжки, постепенно изучая
все тонкости ораторского мастерства. Ведь, если ты говоришь тихо и невнятно,
тебя будут просить повторить до тех пор, пока ты не прочтёшь громче и с
выражением, будто перед тобой несколько сотен человек, жаждущих услышать:
«Смутную печаль мою, мутную печаль» с максимальной грустью в писклявом
детском голосе. На кухне он осваивал азы колдовства, смешивая какие-то
тюбики с полки и хитро хихикая себе под нос, пока никто не видел. Дедушка
видел часто, но предпочитал молчать обо всём, что успел разглядеть или
услышать, взамен на «я расскажу тебе все колдовские тайны и поделюсь всеми
секретами приготовлений зелий, но только тс-сс». А спальня, казалось, была
единственным местом, куда не ступала нога горя и несчастья. Оттуда всегда
можно было услышать громкий детский смех вперемешку с дедушкиным
басистым хохотом. Ведь, если строить замок из подушек и одеял, то только
вместе.
— Почему это место?
— М? — Осаму немного потерялся в своих мыслях и как-то не уловил суть

вопроса, что был задан, кажется, секунду назад. — О чём ты?
— О том, почему мы приехали именно сюда. Если бы ты натворил что-нибудь

и тебе срочно нужно было где-то спрятаться, то не думаю, что ты стал бы
укрываться именно здесь. Да и к тому же тащить меня с собой. Ну так, —
прикидывает Накахара, оставаясь совсем немного трезвым, как раз для этого
разговора, — навскидку.
— Не думаю, что ты заинтересован вести душевную беседу со своим

похитителем.
— Просто стало интересно, не более. К тому же, я же должен потом сказать в

суде, что пытался узнать у тебя хотя бы причину моего похищения. Если,
конечно, ты не хочешь говорить, то я не буду тебя заставлять.
И он молчит. Вообще это странное ощущение. Оказаться здесь же спустя

столь долгое время, полностью изменившись как в физическом, так и в
моральном планах. Как будто всё связанное с этим местом происходило в
прошлой жизни за миллиарды лет до нынешней. Дедушка — замки — зелья —
колдуны — бабушка — книги — смех. Всё, как в тумане, но одновременно каждое
воспоминание так хорошо читается, проецируя всё больше картинок из прошлого
перед глазами, что голова вот-вот взорвётся от перегрузки. Порой хочется
78/241
почистить себе память, в особенности, когда дело касается семьи. Разговоры о
свадьбе за последние время успели надоесть до такой степени, что Дазай
никогда не решится развестись, лишь бы не жениться вновь.
— Знаешь, почему мы здесь? — Осаму точно знает ответ на вопрос, но именно

сейчас ему хочется осознать, что его слушают и хотят хоть немного понять всю
суть происходящего, а потому он сразу продолжает, услышав чёткое «почему».
— Не знаю, как объяснить, но именно это место снимает с меня все оковы,
позволяя просто быть собой. Здесь я чувствую себя свободным и не запертым в
собственных мыслях, хоть это и трудно представить. Этот дом, — он молчит
секунду, а затем добавляет, точно всё обдумав, — мой дом.
Осаму поворачивается на бок, пытаясь уснуть, и забыть всё сказанное, как

бред пьяного. Но отчего-то ничего не выходит, а даже наоборот. Голову
начинают атаковать ужасные мысли. «Зачем ты это сказал?» — вопрошает мозг.
«Продолжай», — требует сердце.
— Знаешь, — начинает Чуя, голос которого сейчас, кажется, максимально

трезвым, — я думаю, что не место тебя так тянет, а люди, что связаны с ним, —
Дазай поворачивается к Накахаре, опираясь на локти, и смотрит впритык,
ожидая продолжения. Отчего-то факт того, что парень его слушал, заставляет
переступить через себя и позволить себе просто слушать, утопая в разговоре. И
Чуя сдаётся. — Ты говоришь о свободе, о принятии себя, когда находишься здесь
и принятии другими тебя, но только ли место способно дать тебе всё это? Или
же дело в людях, что каждый раз встречают тебя с распростёртыми объятиями?
— Ого, какие глубокие мысли.
— Думаю, мы с тобой немного похожи этим. Хоть ты и негативно относишься

к Мори, у тебя, наверное, есть все причины, чтобы недолюбливать его. Но я
люблю проводить время с Огаем и тётушкой, так как понимаю, что кроме них у
меня совсем никого не осталось. Я частенько веду себя, как полный мудак, делая
и говоря всё, что хочу. И иногда расстраиваю этим Коё, но я точно знаю, что
никогда не смогу оставить их и забыть, будто никогда не был знаком с ними.
Меня тянет к ним, — уж слишком горько усмехается Чуя.
Спустя несколько минут и полное отсутствие каких-либо разговоров в

течение этого времени, Накахаре думается, что он вот-вот провалится в сон. Ещё
мгновение и он растворится в мире Морфея, позволяя, наконец-то, расслабиться
голове и ни о чем больше не думать. Но желаемое успокоение не приходит ни
через минуту, ни через две. Что-то крутится на языке, максимально напрягая
размышлениями мозг, что и так устал за день. Алкоголь — плохой способ
забыться и Чуя точно это знает. В таком состоянии мысли, от которых бегаешь
будучи трезвым, в разы увеличиваются и давят покруче любого психотропного.
Он открывает глаза и садится на колени прямо перед Дазаем, который
вздрогнул от неожиданности, и говорит слишком уж отстранённо то, что так
долго вертелось в сознании:
— Место — не дом. Дом там, где есть дорогие тебе и твоей душе, — Чуя
кладёт руку на Осаму, что не очень хорошо понимает всё происходящее, —
люди. Понимаешь?
— Понимаю, — произносит шатен.
79/241
Дазай не помнит, как схватил руку Чуи, что хотел уже было её убрать. Не
помнит, как в мозг начали лезть навязчивые мысли о губах юноши перед ним,
что кажутся манящими настолько, сколько это позволяет ситуация. А рыжий, что
сам придвинулся ближе, только подливает масло в огонь. Но ему не кажется это
чем-то неправильным. Дазай думает, что тело просто отвыкло от банального
тепла, хватаясь за любую возможность его получить, будь это даже глупой
секундной симпатией. Чуя же считает немного иначе. Когда остаётся буквально
несколько сантиметров до заветной цели, Накахара шепчет:
— Что ты делаешь?
— Не знаю, — вздыхает шатен, поддаваясь вперёд, и припадает губами к

чужим. Или не таким уж чужим?
Тепло.
Просто мимолётное касание. Просто желание. Но именно это и станет

переломным моментом во всех их отношениях — Осаму точно знает.
Распалённый Дазай кладёт свою руку на шею Чуи, пододвигая парня ближе, пока
места между ними совсем не остаётся. Безумно душно. По телу разливается
жгуче-сладкая карамель, обжигающая все внутренние органы, но больше всего
лёгкие и сердце. Он так давно не ощущал чего-то подобного. Накахара жмурится
до белых пятен перед глазами, но не осмеливается их открыть. Юноша
одобрительно-нежно проводит большим пальцем дрожащей руки по той, что
удерживает его.
И поцелуй углубляется. Губы настолько влажные от слюны, что Чуе хочется

вытереть их чем-нибудь, предварительно промыв горло и рот. Лишь бы не давать
шатену чувствовать себя победителем. Дазай никогда не был фанатом слишком
уж мокрых поцелуев, считая это чем-то отвратительным, в особенности, когда
этим занимаются прилюдно на улице — мерзость. Но отчего-то сейчас это ничуть
не кажется ему смущающим. У рыжего трепещут ресницы, а щёки стали цвета
спелой вишни с маленькими рыжими крапинками — веснушками. Парень точно
знает, что выглядит сейчас ничуть не лучше, но он не смеет, просто, блять, не
позволяет себе, закрыть глаза, ловя каждое изменение в лице и поведении
юноши напротив. То, как он хмурит бровки и мычит, когда шатен слегка
прикусывает его губу. То, как он открывается совсем незнакомым и странным. И
Накахара действительно странный. Чуя опирается свободной рукой о
импровизированную постель, укладывая себя на татам, и тащит за собой парня.
Прямо в преисподнюю Кажется, они совсем позабыли об этом треклятом холоде,
наконец-то согревшись.
Осаму придерживает его за талию и оказывается меж раздвинутых ног, что

некрепко сжимают его по бокам. Немного больно, когда острые колени
впиваются в кожу, но он и не думал жаловаться. Шатен начинает покрывать
поцелуями дрожащие веки и щёки с особенной жадностью, медленно переходя к
острым скулам и шее. Без каких-либо собственнических меток и лишней
резкости, потому что всё это даже в такой момент кажется неуместным и
отвратительным. Подрагивающие пальцы Чуи сжимают одеяло на спине шатена,
пытаясь притянуть к себе ещё ближе или, наоборот, отодвинуть от себя — он
ещё не определился; пока хлопок, в конце концов, не падает с плеч, открывая
вид на растрёпанного и покрасневшего парня снизу. Чуя, как пластилин, лепи,
что вздумается твоей гнилой душе — Накахара будет лишь безучастно часто-
часто дышать и бубнить что-то невнятное себе под нос, когда Осаму невзначай
80/241
прикусит адамово яблоко, слыша смирённый вдох. Это точно алкоголь. Наутро
Дазай будет клясться себе, что это был последний раз и пить он больше не
будет, в особенности в компании рыжего. Но отчего-то мысли, которые
возникают в голове сейчас совсем не похожи на те, что будут потом атаковывать
голову. Сейчас хочется лишь отдаться моменту, позволяя утянуть себя в самый
низ, в преисподнюю, куда ему самое место. Наклоняется ещё ниже, облизывая
мочку уха и слегка кусая её, когда снизу сдавленно ахают.
В пижаме безумно тесно. Хочется снять с себя абсолютно всё, припадая

распалённым телом к точно такому же. И плевать он хотел на свои бинты, что
потом придётся сменить, и всё то, что скрывается под ними. Под градусом все
же поступают безрассудно, не так ли? Осаму, наконец, закрывает глаза, когда
его за лицо притягивают к себе и грубо целуют, сминая губы и сплетая языки.
Чуя, словно песок, струится сквозь пальцы, пропадая из рук. И Дазай
практически не ощущает все эти касания и поцелуи…
...когда резко вздрагивает, открывая глаза.
Матов было дохуя, смысла нет нихуя. Занавес!
Пс. Спасибо за прочтение, надеюсь, что Вам понравилось. Как и всегда жду Вас в
комментариях ^~^
81/241
Примечание к части Я: да я не так много матерюсь
Также я, когда писала эту главу:…блять?
Пс. Приятного прочтения ( •̀ᴗ-)✧
Часть 12
Дазай открывает глаза и видит перед собой ровным счётом ничего.

Он лежит на спине в той же самой гостиной и на той же самой
импровизированной постели в окружении пустых бутылок. Взгляд направлен на
тот же дурацкий натяжной потолок с софитами, на который отбрасываются тени
змей, пластично танцующих в каменной коробке камина. И что это было? Бегает
глазами туда-сюда, снова закрывает их, будто это может помочь, открывает и
видит то же самое. Возле него невозмутимо сопит Чуя, повёрнутый спиной и
почти с головой укрытый одеялом, хотя в доме стало достаточно тепло. Дазаю в
любом случае жарко находиться в душной гостиной без разницы из-за какой
причины. Казалось, ещё секунду назад они… блять! Осаму никогда не снилось
ничего подобного, тем более он не так часто мог побаловать себя хоть какими-то
сновидениями, а тут такой джекпот спустя столько времени. «We have a winner!»
— гласит надпись на лбу, «почти» — кокетливо добавляет надпись на штанах.
Просыпаться в поту с болезненно тянущим стояком — та ещё подстава. Голова
трещит и раскалывается, пульсируя в висках и отдавая адской болью от
количества выпитого. И не только голова. Мозг — ёбанный предатель,
сыгравший с ним злую шутку, из-за которой он тащится на улицу, накинув пальто
и прихватив Чуину пачку сигарет — всё же Осаму просто любитель, чтобы
таскать их с собой двадцать четыре на семь. Фонарь нашёлся там же в
прихожей.
«И как до этого дошло?»
На улице морозное январское утро без малейшего ветра. Спасибо, Ками-сама,

хоть за это! Дазай отходит от дома, мысленно трижды проклиная его, и
направляется к машине, включив фонарь и повесив его на ветку клёна. Mercedes
полностью усыпан снегом, что шёл на протяжение всего вчерашнего дня.
Щёлкнув зажигалкой и наконец закурив, он немного закашлялся. Неприятно.
Пиздец неприятно. Решив завтра точно уехать из этого треклятого места, что
нихера не помог избавиться от стресса, а только больше ввёл в него, юноша
принялся убирать снег с авто рукавом пальто, так как под рукой ничего другого
не оказалось, а возвращаться в дом не особо хочется. Никотин немного
успокаивает. Будь дедушка сейчас дома, то непременно дал бы по губам — он
всегда был против подобного рода зависимостей, но почему-то всегда с
безразличием относился к зависимости сына.
Он неглубоко затягивается, выдыхая, когда кольца дыма без какого-либо

сопротивления летят вверх.
Честно, Осаму даже не знает, как они будут выбираться отсюда. Бензина
точно должно хватить до ближайшего города, но он полностью без малейшего
понятия, что их ждёт на дороге. К тому же, придётся провести несколько часов в
компании Чуи в тесной машине. И почему мозг мог дать такую осечку? Вроде
никакую дрянь они не пили. В том плане, что весь алкоголь был качественным —
дедушка не стал бы держать у себя дешёвку. К тому же, таблетки он перестал
принимать ещё три года назад, от которых галлюцинации были обычным делом.
Херовое время, о котором не хочется вспоминать. Но сейчас, честно, не легче.
82/241
Предположение о том, что это просто тело соскучилось по нежности и теплу,
посылая таким способом своеобразную весточку, мол, давай действуй, было
послано на хуй. Вот так жёстко, потому что Осаму никогда не думал о подобном.
Его жизнь, ровным счётом, состояла исключительно из работы и всё крутилось
вокруг этого. Каждый Божий день. Работа — дом — работа — дом и его вполне
это устраивало — не нужно было ни к кому привязываться, полагаться. Мнение
Осаму на этот счёт оставалось одинаковым — люди гнилые создания, любящие
только себя и никого больше. Может, исключениями являются близкие
родственники, вроде матерей и сестёр. До двадцати двух жить хотелось ещё и
ради признания отца, какой-то банальной поддержки от него. Стоит ли говорить,
что сейчас не хочется? А потом эта морока со свадьбой, на которой он, Боже
упаси, не хотел вообще присутствовать. С Юной Дазай познакомился ещё в
институте, но сразу понял, что к чему. Её фамилия с лёту намекнула на родство с
Юкичи Фукудзавой, которого юноша терпеть не мог из-за слишком уж
королевских замашек. «Человек, готовый пойти по головам ради своего личного
благополучия», — подмечал парень, разговаривая с Йосано. Единственное, что в
Юне могло привлечь Осаму, так это её красота. Хоть она всегда была искренней
с ним и большинство её действий чётко намекало на любовь к шатену, но этой
самой любви у парня к невесте не прибавлялось сколько бы они не общались.
Она просто кукла с кучей «хотелок». Фукудзава естественно всё видел и
понимал, раскрывая весь этот цирк, в главной роли которого был сам Дазай,
изображавший клоуна на публике. Юкичи с успехом выедал мозг Хироси на тему
бесчувственности сына, когда последний закатывал скандалы уже дома, сжигая
все мосты к нормальным отношениям с отпрыском. «Ты прекрасно знаешь, что я
не буду спрашивать у тебя, чего ты хочешь. Тебе больше не пять. Ты поступишь
так, как я тебе скажу, — давил отец. — Не забывай, что я спокойно могу
повлиять на твоё будущее или его полное отсутствие».
Вроде, немного отпустило.
Сигарета отправляется в свободный полёт, когда от неё не остаётся ничего

кроме фильтра. Руки замёрзли, став красными и немного обветренными, а рукава
промокли — пора возвращаться. Лёд — враг посерьёзнее всякого дурного сна,
потому как бьёт не только морально ( вот ты неудачник, под ноги не смотришь),
но и физически ( ай, больно, пиздец!). Поднимаясь по ступенькам к двери, этот
скользкий мудак притаился прямо под снегом и, как это бывает зимой, Осаму его
не заметил, спокойно делая шаг, когда поскальзывается и летит прямо в стену
около двери. Вдруг резко включается яркий свет над головой. «Умер, что ли?»
Дазай смотрит вверх и видит лампочку в аккуратном плафоне. Пялится на неё
несколько секунд, не понимая, какого чёрта здесь работает свет, если генератор
отправился на покой ещё сегодня ночью. Нажатый под весом тела выключатель
погрузил улицу в темноту, стоило только тонким красным пальцам надавить на
другую сторону пластмассы.
В доме вновь раздаётся звук тарахтения из подвала, где теперь горит свет.
Неужели он спросонья не заметил, что заработал генератор? Часы в гостиной
отбивают шесть часов утра и Дазай решает больше не ложиться спать,
мотивируя себя тем, что ему больше не придётся видеть ещё какую-нибудь
хуйню во сне. Да и лучше приготовить поесть, а то желудок неприятно тянет.
Даже немного завидно становится, когда рыжий спокойно так спит, уложив одну
руку под голову, а Осаму не может позволить себе просто заснуть. Волосы
немного завились, обрамляя лицо аккуратными вихрями прядей. Пальцы рук
обветрились и, Дазай уверен, теперь стали шершавыми, что точно понадобиться
83/241
увлажняющий крем. Слегка приоткрытые губы кое-где потрескались до
кровоточащих ран после вчерашнего долгого нахождения на холоде. Это именно
те губы, что целовали его, проталкивая и сплетая языки.…
… стоп! Абстрагироваться. Не думать.
Юноша идёт в ванную, беря с собой полотенце. Сбрасывает всю одежду и,

наконец, залетает в душевую, чтобы окончательно смыть с себя остаток сна и
его отвратительное послевкусие. Грудная клетка обдаётся, прожигающей кожу,
горячей водой. Моральную тяжесть незамедлительно хочется заменить
физической болью. Уж так он привык. С кровоточащей раной справится гораздо
легче, чем с дырой в душе. «Чтоб тебя!» — рычит Осаму, понимая, что
возбуждение, от которого шатен так усердно пытался избавиться на улице с
сигаретой в зубах, наваливается десятым валом, добивая полностью. Дрочить в
душевой после какого-то ебучего сна — низко и омерзительно, но Дазаю, честно,
плевать. Он проводит рукой по вставшему члену, дразня уретру и сдавлено
дыша, опираясь левой рукой о дверцу кабинки, что успела запотеть из-за пара от
кипятка. Не думать не получается, от слова совсем. Его голова — бомба, мерно
тикающая и готовая взорваться в любой момент. Мысли крутятся вокруг одного
человека, что бессовестно дрыхнет практически за стенкой. Как, блять, до этого
дошло?! Шатен толкается в руку, закрывая рот рукой, чтобы хоть как-то снизить
уровень отвращения к себе, что только за последнюю ночь преодолел отметку
«пиздец сто». Воображение, видимо, решило отыграться за все те годы, когда
Осаму, полностью разочарованный в жизни, не желал думать о своём будущем,
решив покончить со всем здесь и сейчас, потому как образы, покрасневшего от
возбуждения и стыда Чуи, летают прямо перед глазами. Кажется, протяни руки
вперёд и сможешь дотронуться до него, ощутить всем естеством, будто это
происходит наяву, а не в его сознании. И это не выглядит грязно. Не так грязно,
как это показывают в порно. Секс с Чуей должен быть страстным и голодным,
напоминающим о том, что с ним в постели не девушка, которая будет
подчиняться. Накахара обязательно будет с хищным оскалом дразниться,
подливая масло в огонь, мол, это всё на что ты способен, Осаму. Юноша уверен,
что Чуя точно будет звать его по имени во время секса, тем самым ещё сильнее
возбуждая. Он словно инкуб, дёргающий за нитки — каждое его действие
продумано до мелочей и направлено исключительно на получение удовольствия.
Дазай ненавидит свой мозг, свернувший совсем не в ту сторону. Он ещё
несколько раз быстро проводит рукой, когда представляет, как Чуя,
заливавшийся краской настолько сильно, что практически невозможно
разглядеть веснушки на лице, прикрывает глаза, прося, нет, требуя больше.
Приглушено охнув и сильно зажмурившись до белых пятен, Осаму кончает,
откидываясь на стенку.
— Блять.
Смыв с себя всё, он оседает на полу, прикрыв глаза.
******
— Не ожидал услышать тебя так скоро. Неужели, ты так быстро узнал, где
они?
— Он, — предупреждает Хироси, устало потирая переносицу. — Я не знаю,

где твой племянник.
84/241
Огай хмыкает, делая глоток крепкого кофе. Сегодня точно стоит
освободиться пораньше и наконец-то отдохнуть, а то скоро и десять кружек
кофе в день будет мало, чтобы совладать со всей работой и нервами.
— Камеры на улице говорят обратное.
И мужчина молчит. Он просмотрел эти чёртовые записи на камерах, видел,

как сын погрузил парня к себе в машину и увёз за город. Но Хироси не будет
собой, если не повыёживается перед старым другом и нынешним врагом.
— Так что? — спрашивает Мори.
— Тц. У меня есть предположение, где они могут быть.
— Уже хорошо.
— Но я не думаю, что хочу говорить тебе о нём.
Вот «сука», — кривится Огай. Ему не впервой слышать нечто подобное от

Дазая-старшего, что и во времена их подобия «дружбы» скрывал некоторые
детали дел в свою пользу, считая, что всё останется незамеченным. Огай
неизменно представляет, как делает три выстрела в голову оппонента, а затем
ломает челюсть одним точным ударом в голову, сжимая ручку кружки.
— Цену себе набиваешь?
— Можно сказать и так, — ехидно улыбается мужчина. — Чем ты готов

пожертвовать ради своего дорого племянника, Мори-сан? — Хироси делает
акцент на имени, что крутится в голове каждый день, растягивая его, будто
пробудет его на вкус.
— Что тебе нужно? — он говорит прямо, не желая затягивать их разговор, а

тем более слышать такой противный голос из телефона.
— Казино.
Огай прыскает.
— Казино? Ты серьёзно?
— Ты ведь помнишь, что раньше оно принадлежало мне? Но потом что-то

пошло не так и ты решил, что можешь просто так забрать его у меня. Что же
случилось, а, Мори? — с некой угрозой в голосе припоминает Хироси, когда глаза
наливаются алым.
— Раз ты прекрасно помнишь это, то я не должен напоминать тебе, что ты

начал вести себя, как конченный подонок, сливая информацию направо и налево.
Я вложил много сил на его восстановление после твоего «правления», —
напоминает мужчина, показывая пальцами невидимые кавычки. — Если бы ты не
вёл себя так, возможно, оно сейчас всё ещё принадлежало тебе.
— Это кто из нас ещё «конченный подонок»? Разве ты не помнишь, как

подослал киллера, чтобы он убрал меня?!
85/241
— Только после того, как ты приехал ко мне домой и пытался изнасиловать
мою жену в моё отсутствие. Ты прекрасно знал, что меня нет дома.
— Этого не было.
— Камеры на улице говорят обратное.
— Да что ты заладил со своими камерами?! — он всерьёз разозлился. — Всё, я

сказал тебе цену, дальше выбор за тобой. Если ты не перезвонишь в течение
часа, значит я шлю тебя нахуй и мы расходимся на этом.
Звонок прерывается.
Огай облокачивается на спинку кресла, покрутив телефон в руке.
— Вот сколько стоит человеческая жизнь, да, Дазай-сан?
Никакого ответа. Горько хмыкнув, мужчина поднимается с кресла и идёт в

сторону сейфа. Набирает уже заученный за столько лет пароль и дверца
открывается со щелчком, разрушая тишину комнаты. «Право обладанием
собственностью имени Мори Огая». Казино приносит неплохие деньги, с тем
учётом, что японцы очень любят азартные игры, а богатые туристы начинают
изучение достопримечательностей Токио именно оттуда. Документы летят на
стол, когда мужчина берёт в руки телефон, набирая уже тысячу раз знакомый
номер.
— Ты получишь документы только после того, как я увижу Чую.
— Ты смеешь ставить мне условия, находясь в таком жалком положении?
— Ты смеешь красть моего племянника, подговорив своего сына, ради груды

каких-то бумажек? Вот чего ты по-настоящему стоишь?
Хироси с треском сжимает кружку.
— Я никого не подговаривал!
— Звучит неубедительно. В любом случае, ты получил моё условие. Дальше

выбор за тобой, напарник.
Огай честно пытался сдерживаться, не говоря ничего лишнего и не грубя, так

как от этого непосредственно зависит судьба его племянника. Он на сто
процентов уверен, что всё это было спланировано Хироси и его отпрыском, что
пойдёт на всё, чтобы получить признание отца.
«Представление ради одного зрителя».
— Хорошо, подъедешь к моему дому и мы вместе поедем за ними.
Рискованно, но других вариантов нет.
— Через час я буду у тебя.
Звонок завершён.
86/241
******
Вытеревшись полотенцем и натянув на себя пижаму, Дазай плетётся на

кухню, стараясь не смотреть в сторону гостиной, где уже погас камин, и даже,
блять, не думать о том, что только что произошло в ванной, хоть ему и удалось
получить толику удовлетворения от своих действий. Он немного смущённо
закусывает губу, отвлекая себя от мыслей, что так настойчиво бьют набатом.
Набирает воду в кастрюлю, поставив её на плиту, и идёт к холодильнику,
выуживая оттуда пачку пельменей. Спина слегка побаливает после сна на полу,
когда юноша тянется к окну, дабы проветрить комнату, в которой стало
буквально нечем дышать. Без разницы из-за какой причины.
Через несколько минут вода закипает и он закидывает в кастрюлю

полуфабрикат, помешав ложкой и оставив пачку от них на столе. «Ему, наверное,
тоже не удобно лежать, да и на полу сквозит… Нет, блять, просто не смей!» —
кричит внутренний голос, когда Осаму смотрит в сторону камина и, сдавленно
промычав, подходит к Чуе, что почти свернулся клубком. «Пиздец, хоть бы не
проснулся», — вздыхает он, поднимая Накахару, просовывая руки под коленями
и пристроив голову у себя на плече, несёт его на диван, укладывая и накрывая
одеялом. Он просто не хочет, чтобы Чуя простыл. Все же он несёт
ответственность за него, раз привёз сюда без какого-либо согласия. Да! Рыжий
повернулся спиной, что-то буркнув.
— Спи-спи, — успокаивает Осаму, отходя от дивана спиной и маша руками, от

чего незамедлительно краснеет.
«Зачем, блять, ты это делаешь?!»
Он возвращается на кухню, усевшись на стул и прикрыв глаза. Пельмени

сварились буквально через семь минут и шатен сливает воду в раковину, а затем
кладёт несколько штук к себе в тарелку. Не ощущая вкуса, он проглатывает
одну за другой, практически не жуя.
— И как я до этого докатился? — шепчет юноша, убирая тарелку и кладя

голову на столешницу. Он бы ещё несколько раз побился головой о деревяшку,
чтоб уж наверняка убрать все лишние мысли из головы, но будить этого рыжего
демона не хочется. Не скажешь же ему, что это всего лишь обычная реакция
организма на сон весьма эротического характера. Обычная ли?
В гостиной слышится шорох вперемешку со сдавленной руганью, когда Чуя

садится на диване, держась за голову. Он выглядит довольно сонным с
запутанными на затылке волосами и следом от руки на щеке. Крутит головой по
сторонам, пытаясь понять, какого хера он делает на диване, когда точно помнит,
что засыпал на полу. Или нет? «Это точно был последний раз», — думают парни
практически одновременно. Правда причины у них разные.
— Пиздец, — морщится рыжий, скидывая ноги на пол. Он зевает, прикрывая

рот рукой, и встаёт с дивана, скинув одеяло.
Дазай же не сменил позу, продолжая лежать на столе. Желания смотреть на

рыжего сейчас совсем нет.
— И тебе доброе утро, — буркает шатен, наконец подняв голову. И как себя
87/241
вести в такой ситуации? Чуя выглядит немного разбитым и у него точно болит
голова, но Осаму уже перестал обращать внимание на такую мелочь. Сейчас он
думает лишь о том, как избавиться от этих ёбанных мыслей и этого пока не
ёбанного рыжего.
В горле сухо до боли. Накахара будто несколько дней не пил, мучаясь от

обезвоживания в какой-нибудь пустыне. Что стоит говорить о напряжении, что
давит на голову. Чуя проходит на кухню.
— Ты его починил? — удивляется Накахара, видя полную кастрюлю недавно

сваренных пельменей.
— Да, я отличный ремонтник, не знал? — вопросом на вопрос, да, Осаму? Он

пытается хоть как-то съязвить, как не раз делал прежде, но это выходит из рук
вон плохо. Пусть лучше Чуя думает, что это из-за похмелья.
Открыв кран, рыжий наливает воду в стакан и выпивает её залпом. Затем

наливает ещё.
— И лжец.
«Что правда, то правда».
Дазай хмыкает. Неловко. Слишком неловко находиться с ним в одной

комнате и пытаться хоть как-то вернуться к прежнему стилю общения. Это всё
сложно и нереально в данной ситуации, когда они оба находятся в одном доме.
Лучшим вариантом будет разъехаться, исключив любое общение друг с другом.
Осаму об этом позаботится. Это последний раз, когда они проводят время в
компании друг друга.
— Умираешь? — Дазай резко вздрагивает, когда его плеча касаются рукой,

которую он незамедлительно пытается скинуть с себя.
— С чего ты взял? — слишком холодно.
— Просто странно себя ведёшь, — отвечает Чуя, хмуря брови и убирая руку.
Ему плевать на его плохое настроение. — У тебя есть что-нибудь от головы?
Хочется пошутить на тему того, что Чуе не нужна таблетка от головы, так
как её у него нет, но настроение сегодня подводит.
— На полке, — Осаму указывает на шкафчик над раковиной, не отрывая глаз

от дивана в гостиной, с которого на пол свисает одело с красными узорами цвета
осени. Его, кажется, сшила бабушка.
Осмотрев шатена с ног до головы, юноша цокает, поворачиваясь и идя к

раковине. Подумав о том, что, видимо, головная боль мучает ни его одного, он
открывает шкаф, на верхней полке которого, предположительно, лежит ящик с
таблетками. Слишком высоко. Встав на носки, у Чуи не получается даже
кончиками пальцев дотронуться до него. Здесь, что, великаны живут? Даже на
колени не встанешь, вскарабкавшись на шкафчик — раковина мешает. Сделав
ещё одну безрезультатную попытку и собираясь уже идти за стулом, потому как
больше никак достать не получится, он слышит скрип паркета позади себя.
Шатен подходит ближе, прижимая парня бёдрами к раковине, заставляя того
88/241
сдавленно зашипеть. Дерево неприятно впивается в кожу, что точно останутся
следы, но, кажется, Осаму это совсем не волнует. Юноша, прижался сзади
грудью к его голове, слегка наклоняя Накахару вперёд, что ему пришлось встать
на носки. Чуя буквально слышит сердцебиение парня сзади, что вот-вот
проломает грудную клетку, позволив сердцу вылететь наружу. Проходит
несколько секунд, а по ощущениям целая вечность, когда Дазай, закусив губу,
достаёт ящик и, наконец-то, отодвигается.
— Что… ты… блять? — вздыхает Чуя, слегка покраснев, смотря

остервенелыми глазами.
— Здесь есть витаминки, можешь съесть их все. Быть может вырастешь, —

язвит Дазай, хмуро глядя на него, а затем ставит ящик на стол, чтобы не
касаться чужих(?) рук, и уходит из комнаты, направляясь на второй этаж.
— Можешь запихнуть себе их в задницу, — говорит напоследок Чуя.
Он открывает окно шире, высовывая красное лицо на улицу.
******
— Долго же ты.
— Я наводил справки.
Облокотившись на чёрную Maserati Ghibli в застёгнутом пальто с небрежно

завязанным красным шарфом, Огай с толикой усталости в глазах смотрит на
Хироси, что спускается со ступенек, ведущих в дом. За прошедший час он успел
где-то поднабраться сил, выглядя достаточно бодрым для семи утра. Ну,
конечно, он будет бодрым. Сегодня же он получит документы, что так
старательно пытался отвоевать всё это время, а здесь даже напрягаться не
пришлось. Мужчина подходит к Мори, протягивая руку и хитро улыбаясь. Он
одет в длинную зимнюю куртку зелёного цвета и чёрный приталенный костюм с
галстуком. Огай же ограничился чёрными спортивками и толстовкой, капюшон
которой выглядывает из пальто — всё равно никуда не нужно заезжать. Сначала
он с недоверием смотрит на этот жест, но в конце концов всё же пожимает
протянутую ладонь. Ему всё ещё кажется, что он попал в ловушку — ворота были
открыты; в доме полностью выключен свет, лишь только фонари освещают
дорогу вокруг дома. И никаких машин, кроме как автомобиля хозяина дома. Коё
порывалась ехать с ним, но все её поползновения пресекались на корню, мол, не
вмешивайся, я сам разберусь.
— Не хочу тянуть ни твоё ни своё время. Мы едем?
— Конечно, только после того, как я получу кое-что.
— Ты получишь документы только после того, как я увижу Чую.
— Ещё одно условие, Мори-сан? — ухмыляется Хироси, чуть наклоняя голову

в бок и запуская руки в глубокие карманы, чем незамедлительно настораживает
собеседника — мало ли, что у него там.
— Я продолжу ставить свои условия, пока ты ведёшь себя, как мудак, —

рявкает Огай, проследив за действия стоящего напротив.
89/241
— Сочту это за комплимент, — мужчина разворачивается и идёт к серой
Infinity Q60, открывая её и заводя мотор. — Надеюсь, ты не против немного
прокатиться? — кричит он.
— Как будто у меня есть выбор, — буркает Мори.
Спустя несколько минут Хироси вновь возвращается к напарнику, теперь

копаясь в телефоне, что так усердно искал в машине. «Старый пень,» —
усмехается Огай. Он подходит ближе и протягивает iPhone, говоря и указывая на
место на карте:
— Мы едем в префектуру Нагано, примерно пять часов езды отсюда с учётом

заснеженной дороги. Надеюсь, ты хорошо отдохнул, а то не хочется потом
вытаскивать твой автомобиль из кювета.
Кровожадная улыбка сталкивается с исключительным спокойствием

стоящего рядом мужчины.
— Хорошо, веди, — Огай залезает в авто, собираясь закрыть дверь, когда его
останавливает рука.
— Не так быстро, — Мори вздыхает, смотря на разозлённого Дазая. — Я хочу

увидеть документы, — произносит мужчина по слогам.
Мори смотрит на него некоторое время, а-ля, уйди от меня, пожалуйста,

вздыхает и тянется на заднее сиденье, беря в руки папку с бумагами. Всё же его
компания уже порядком достала.
— Вот, — держа в руках папку, говорит Огай, смотря в глаза собеседнику. —

И ты получишь их, ког-
— Я помню! Но я должен убедиться, что это именно те документы!
Огай цокает, но всё же достаёт первую страницу с печатью,

подтверждающей оригинальность, и громким названием: «Документ права
обладания собственностью "Asmodeus"», а затем показывает её «старому пню».
— Этого должно хватить, — он убирает лист обратно, видя как у собеседника

глаза загораются. — Поехали?
— Ладно, — вздыхает тот, — поехали.
Дверь закрывается. Заведённый автомобиль трогается с места, следуя за

другой машиной, что едет в паре метров от него. Единственное о чём думает
Огай, когда ему сигналит водитель Infinity, напоминая, что следит за ним:
«Пожалуйста, будь там».
******
На улице начинает светать, когда Чуя выходит из ванной комнаты, вытирая

влажные волосы полотенцем. Мурашки бегут табуном по коже и отчего-то это
ощущение приносит совсем немного удовольствия от контраста тёплого с
холодным. Головная боль, к счастью, отступила с помощью горсти горьких
90/241
таблеток, поэтому единственное, что заботит его сейчас — Дазай, который ни
разу за это время не появился. Он уже успел позавтракать и смыть с себя всю
усталость после сна, умирая от скуки. Парень проходит на кухню, дабы закрыть
окно — после душа стало прохладно; когда сверху раздаются шаги, затихающие
предположительно в комнате Осаму.
Накахара сам не понимает, почему его так волнует, что там у этого Дазая
происходит. Есть у него настроение или нет, болит голова или нет, почему его
должно всё это волновать? К тому же, Чуя неопределённо относится ко всей
этой ситуации, произошедшей у злосчастной раковины. Да, Дазай помогал ему
достать лекарства, но он мог просто попросить того отойти и тогда помочь или
же вообще ничего не предпринимать, ожидая момента, когда Чуя додумается и
пойдёт за стулом, поняв, что это не его уровень. Но не прижимать же его всем
телом к столешнице?! Ну кто так вообще поступает? Накахара был настолько
сильно ошарашен, что не смог ничего из себя выдавить и как-то прекратить весь
этот цирк великанов. Осаму всегда был острым на язык, тем самым нервируя
Чую, но то как он ушёл от разговора, просто закрывшись словно принцесса в
своей комнате, не входит ни в какие ворота. Он не знает, что будет говорить
Дазаю, когда зайдёт в его комнату, но почему-то этот вопрос совсем его сейчас
не тревожит. Ему просто скучно настолько, что хочется до кого-нибудь
докопаться, а единственная жертва в этом доме — Дазай. Первая комната слева
от лестницы оказалась приоткрытой и Чуя заглядывает внутрь, отворяя дверь.
— Осаму, тебе плохо?
Дазай не показывает никакой реакции внешне, оставаясь спокойным, как

удав, но знал бы кто-нибудь, какое побоище разворачивается у него внутри
просто от того с каким беспокойством в голосе Чуя произнёс его имя, всегда
отдавая предпочтению обращению по фамилии. В голове всплывают мысли, что
захватили его голову в душевой, о том, как Чуя произносит его имя во время
совсем другого процесса…
— Уйди.
«Как ребёнок», — юноша закатывает глаза, подходя ближе к кровати, на

которой лежит, повернувшийся спиной к двери, парень. Он присаживается на
другой край, проваливаясь в матрасе.
— Ты единственный, кто знает, где мы находимся, думаешь, я смогу

выбраться отсюда без прав и точного местоположения, если ты умрешь?
И никакой реакции. Гробовая тишина. Чуя, честно, ожидал услышать хоть

что-то на подобие смешка, как обычно Дазай и реагировал на подобного рода
шутки, но сейчас всё идёт совсем не так, как раньше.
— Ты решил так поиздеваться надо мной? Я читал, что похитители чаще

всего прибегают к такого рода пыткам, когда жертва им надоедает и они
собираются от неё избавиться.
И снова никакой реакции.
— Алло, земля вызывает Дазая, — говорит Чуя, вставая на колени позади

Осаму и наклоняясь к парню, он машет рукой прямо перед его лицом.
91/241
— Что я только что сказал? — он наконец-то повернулся, смотря рыжему в
глаза. — Не лезь, — произносит шатен, разделяя каждое слово.
Голос слегка дрожит, а из глаз летят обжигающие искры. Неприятно.

Накахара разглядывает его лицо несколько секунд и, в конце концов, отходит от
постели, а затем и от комнаты, оставляя парня один на один со своими мыслями.
Дазай садится на кровати, смотря в сторону двери. Он просто хотел побыть один,
постепенно переваривая всё произошедшее за сегодня и не портя настроение
Чуе, который тут вообще не должен быть! Дазай сам привёз его сюда, а теперь
мучается, так как совсем не понимает, что ему нужно делать. Ему нравилось
доставать Накахару, выводить на эмоции и видеть, как спокойный Чуя теряет
самообладание от, казалось бы, обычной шутки про рост. Но сейчас это не
приносит и толику удовольствия, отчего Дазаю неимоверно тошно. Тошно от
себя и своих мыслей, метящихся от свадьбы к Чуе. Тошно от того, что он ничего
не может с этим сделать, просто плывя по течению.
На первом этаже тихо. В принципе, Чуя уже знает, что и где здесь лежит, а
потому сразу решает не тратить время впустую и пойти что-нибудь почитать. Всё
лучше, чем просто лежать на диване. Выудив в кабинете дедушки Осаму какую-
то книгу с полки, Чуя даже не посмотрел на её название, он сел на
полюбившееся кресло и открыл первую страницу. Франц Кафка должен был
отвлечь его, втянув в историю и атмосферу времени, в которое книга писалась, и
это было так. Сначала интересно и захватывающе, а потом становится
непонятно, потому как собственные мысли перебивают то, что он читает, из-за
чего приходится перечитывать строку за строкой. И так каждый раз.
Действительно хочется вникнуть и понять суть произведения, но мозг будто
издевается, не давая и шанса спокойно почитать. Три страницы. Он прочёл
чертовы три страницы, но ничего не понял, так как единственное, что
отложилось в голове за это время: «Дазаю плохо». Книга со вздохом
закрывается. Чуя не врач, чтобы лечить чужие болячки, давая какие-то таблетки
и рекомендации. Честно, похуй, что у него там болит. Недомогание у него там
или болит сердце. Но почему тогда он не может спокойно почитать, не забивая
голову всякой чушью?! Книга летит на пол, когда Чуя встаёт с кресла, ведь он,
блять, просто забыл о её существовании, зациклившись на какой-то херне… в
виде Дазая.
Идя уже в коридоре, Чуя слышит шаги и скрипы лестницы. «Принцесса

покинула свой замок», — прыскает он, идя на кухню. Осаму, как ни в чём не
бывало стоит у раковины и спокойно пьёт воду. Он уже переоделся. На нём
тёмные джинсы и белая рубашка свободного кроя. Неплохо.
— Всё нормально?
— Да, лучше всех.
Он даже, блять, в его сторону не смотрит! Моет стакан, протирает его и

ставит на полку к остальным, а затем, всё же повернувшись, выдаёт:
— Собирайся, мы уезжаем.
— Серьёзно? — удивляется Чуя. На его лице искреннее недоумение с

примесью небольшого шока. Дазай не выглядит, как человек, которого
беспокоит что-то вроде похмелья. Тогда в чём проблема?
92/241
— Да, у тебя пять минут, пока я прогреваю машину.
И он просто проходит мимо, идёт в прихожую и, ни на секунду не

задерживаясь, снимает плащ с крючка, выходя.
«Что с тобой не так?!»
Накахара пытается перезагрузить свой мозг, который вот-вот взорвётся от

всего бреда этой ситуации. Главное, что он совсем скоро окажется дома, по
которому успел соскучиться. А ещё получит пиздюлей от Коё, что точно
волновалась. «Ладно», — вздыхает он, идя на второй этаж, где, кажется, ещё
позавчера оставил одежду, когда переодевался в пижаму, что дал Дазай. В
комнате родителей костюма не оказалось, что странно, ведь он вешал его там.
Зайдя в замок грустной принцессы, одежда находится аккуратно сложённой на
заправленной постели. Штаны немного помялись, но не критично. Водолазка
привычно сдавливает шею, как и те несколько чокеров, что он привык носить во
внерабочее время. Переодевшись, он оставляет толстовку и пижаму аккуратно
повешенными на стуле и идёт на первый этаж, накидывает плащ на плечи,
обувается и наконец-то выходит из злосчастного дома.
Он больше никогда сюда не вернётся.
Осаму стоит около машины, и завидев Чую, идёт в его сторону, но проходит
мимо, доставая ключ. Он заходит в дом, проверяя, всё ли выключил, выходит и
закрывает дверь, провернув ключ несколько раз в левую сторону. Накахара
садится на второе сидение, оттряхнув ботинки от снега, чтобы не занести его в
салон, когда Дазай садится рядом.
Двери закрываются.
Развернувшись, машина выезжает за пределы дома, останавливаясь. Дазай

возвращается, чтобы закрыть ворота. Чуя в последний раз смотрит на дом,
понимая, что будет немного скучать по этой атмосфере уюта и спокойствия.
Осаму возвращается, забираясь в авто, и закрывает дверь, нажимая на газ.
«Эти пять часов будут ужасными».
******
— Дазай?
— Что?
— У тебя всё нормально?
— Почему ты решил, что это не так?
— Светофор, Дазай.
Они уже добрались до заснеженного Кофу, столкнувшись с первым

светофором на дороге, что уже несколько секунд показывает «зелёный» свет и,
которого так умело игнорирует Осаму. «Блять», — закатив глаза, Дазай всё же
жмёт на газ. На трассе очень мало машин хоть сегодня и пятница. Парки,
рисовые плантации, безупречные виды, горы — всё это привлекает туристов в
93/241
летнее время, но, кажется, зимой Кофу предпочитает уйти в спячку, оставляя
туристов один на один с этим белым ублюдком, что буквально всюду из-за
циклона.
Они проехали практически половину пути, потратив два с половиной часа и

гору нервов, так как ехать нужно с особой внимательностью, дабы не встрять в
этой глуши без телефона. Они бы и дальше продолжили свой путь, но в Кофу им
всё же приходится заехать, чтобы налить бензин и сходить в туалет. Ну и ещё
подкрепиться. Без этого никуда. Чуя никогда прежде не был здесь, поэтому, как
зачарованный смотрит по сторонам. И Осаму находит в этом искреннем
любовании местностью нечто… милое? Он, как ребёнок, увидевший что-то
интересное за окном и прилипший к нему. Тихо прыснув, Дазай подъезжает к
заправке, подмечая полное отсутствие машин даже на ней.
— Идём?
— Да.
Стоило только зайти в магазин, как колокольчик прозвенел трижды,

оповещая, что в здание кто-то вошёл. Из стойки появляется сонный молодой
человек, держа в руках кружку с чем-то горячим, судя по пару, вздымающемуся
вверх.
— Девяносто восемь-сто на вторую колонку, — отточенно говорит Дазай,

кладя деньги на стойку. Хоть сонливость от него отступила, но выпить кофе он
был бы не против. Латте, капучино, эспрессо… Чуть позже. Дазай решает
дождаться Чую из туалета, чтобы спросить хочет ли он что-нибудь, и… блять…
опять? Это просто привычка, выработавшаяся за эти несколько дней. Вот и всё.
— Конечно, — мило улыбается юноша слегка покрасневшему клиенту, будто

прочёл его мысли. Он забирает деньги и начинает печатать что-то на ноутбуке,
краем зелёного глаза посматривая на покупателя. Затем фискальный
регистратор выплёвывает чек, что забирает Дазай и отходит от кассы. Похуй, всё
равно больше машин на заправке нет, поэтому можно немного задержаться.
Чуя приходит через минуту, сразу подмечая, где стоит Осаму. Всё же иногда
удобно, когда он такой высокий. Шатен копается на полке с хоккайдо, доставая
две.
— А говорил, что всякую дрянь не ешь, — хитро ухмыляется рыжий, будто

застал его за чем-то неприличным. Осаму цокает.
— Здесь больше ничего нет, думаю, моему желудку от одного раза ничего не
будет.
Чуя смеётся. Вау, нормальная реакция спустя столь долгое время.
— Будешь?
— Да.
— Закажи мне капучино и себе что-нибудь, я сейчас вернусь, — говорит

Осаму, отдавая булочки и карту парню, и в конце концов скрывается за дверью.
94/241
— Доброе.
— Будьте добры, большой капучино и латте.
— Какой-нибудь сироп желаете?
— Нет, спасибо.
Кассир странно косится на него, пока собирает заказ. Он забрал булочки,

относя их на кассу, но Чуя даже с такого расстояния чувствует, как его
прожигают взглядом. Немного неловко и неприятно. Чуя не выдерживает и
смотрит в ответ, поднимая одну бровь вверх, мол, что Вам нужно, сударь. Хотя
скорее: «отъебись уже, а». Юноша неловко отводит взгляд. «Да, что с вами со
всеми сегодня творится?!» У юноши приятного изумрудного цвета форма,
которая идеально сочетается с его зелёными, словно сапфиры, глазами. С ушей
свисают длинные серёжки, наподобие цепей, крепящиеся к мочке уха и хрящу. И
Чуе, честно говоря, импонирует его стиль, но не когда парень подходит к нему и
говорит:
— У Вас очень милый молодой человек.
Ебануться. Дазай выходи из туалета, блять, тут тебя оскорбляют.
— С чего вы взяли, что мы в отношениях?
— Он так мило ждал, когда Вы выйдете, ничего не покупая, чтобы спросить

Вашего мнения. Простите, что лезу не в своё дело.
Правильно. Не лезь не в своё дело, потому как это нихера не правда. И то,
что Осаму выходит именно в этот момент, как будто сидел там на и ждал, когда
же кассир скажет эту хуйню, закончив представление, только ещё сильнее злит.
Да, кто он, блять, вообще?! Он даже бейджик не надел, видимо, спросонья забыв
о нём.
— Оплачивать будете картой или наличными? — ни капли смущения в голосе.
Твоей башкой оплачивать будем, если ты сейчас нахуй не заткнешься.
— Картой, — отвечает Дазай, забирая карту у застывшего рыжего, что уже

несёт труп на плечах, собираясь закапывать его в снегу. — Можешь идти в
машину, я заберу.
Чуя, с одной стороны, рад, что ему не придётся оставаться здесь и возможно
услышать ещё что-то напоследок, но, с другой стороны, как это выглядит? В
глазах кассира всё просто и легко, хотя на деле это совсем не так. А Осаму, как
последняя скотина, отправляет юношу в машину, будто заботясь. Но Чуя знает,
что это всё полный бред и Дазай просто чувствует себя… виноватым? Блять…
Забрав ключ у Дазая на кассе, Накахара направляется к выходу, ничего не

сказав ни кассиру, ни шатену. Он даже не смотрит в их сторону. Плевать, что там
думает кассир, но эта информация была действительно ошеломляющей.
СПАСИБО ЭТА ИНФОРМАЦИЯ ПОМОГАЕТ МНЕ ЖИТЬ. Садясь в машину, он
95/241
закрывает лицо руками, выдыхая короткое «пиздец», когда цвет ушей начинает
напоминать цвет волос.
«Нахуй этого Дазая».
Когда Чуя уже достаточно успокоился, чтобы чувствовать себя смущённым в

компании парня, Дазай возвращается. Машина трогается, чему Накахара
несказанно рад. Вкус хоккайдо перебивает вкус плохого начала дня. Булочка
буквально тает во рту.
— Вкусно, — удивлённо хмыкает Накахара.
— Пожалуй, тут соглашусь, — едва пожевав, подтверждает шатен, держа

руль одной рукой.
Выглядит забавно, особенно на фоне того, что Осаму говорил о особенности

своих вкусовых предпочтений. «Я не буду есть дрянь, что подают в обычных
кафешках». Да, Дазай?
— Тебе удобно так ехать?
— Очень.
Было бы ещё удобнее, если бы у него было три руки, а не две, так как он не
может есть с одной руки и пить с неё же. Осаму пытается подгадать момент,
когда можно будет убрать булку из руки, чтобы дорога была ровной и
нескользкой. Как он говорил ранее — слететь в кювет не лучшая идея. Хоть
телекинезу учись — не иначе.
— Тебе помочь?
— Не стоит.
«Как баран», — думает Чуя, краем глаза смотря, как Осаму буквально
щенячьим взглядом смотрит на свой кофе, в немой просьбе попить. И рыжий
поддаётся, несмотря на всю странность своих действий. Берёт стаканчик с
капучино и подносит его к лицу Дазая, на, мол, пей. Как хорошо, что есть
трубочка и не придётся наклонять стаканчик к его рту. Вздыхая, Осаму всё же
принимает помощь. Немного отпив, Осаму кидает тихое:
— Спасибо.
Но Чуе легче не становится. Он занимает свой рот трубочкой от своего

напитка, лишь бы ничего не говорить в ответ.
«А тот парень умеет варить кофе».

******
— Это шутка такая?
— Я тебе говорю, они были здесь!
Наконец-то доехав до этого треклятого дома, проклясть которого Хироси

успел трижды, прыгая на кочках, они так никого не обнаружили. Мори, с одной
96/241
стороны, вздохнул с облегчением, понимая, что ему не придётся отдавать
документы, но, с другой стороны, где Чуя?
— Может, ты ошибся? Ну, старость, не выспался или же, — прикидывает

Огай, хитро прищурившись, когда собеседник почти вырывает волосы на голове.
— Нет, они точно были здесь. Сюда никто уже, как два месяца не приезжал, а
следы от машины совсем свежие.
Огай стоит, облокотившись об машину, и смотрит, как Дазай-сан бегает туда-

сюда, думая.
— Как скажешь, — соглашается он, но стоять здесь нет смысла, поэтому

нужно возвращаться. Тем более Коё ждёт ответа. — Я еду обратно.
Огай залезает в машину. Он практически закрывает дверь, когда его

останавливает чужая рука. Опять?!
— Стой, — говорит Хироси, сжимая ручку на двери. Он часто-часто дышит —

точно разозлён, но Огаю честно плевать.
— Полегче. Мы договаривались. Чую я не увидел, спасибо за увлекательную

поездку длиной в пять часов и несколько сотен километров. Смотри не замёрзни,
— и пока мужчина не одумался, Огай резко дёргает за ручку, закрывая вообще
все двери. Ну, его нахуй. И уезжает.
— Блять.
Никогда раньше не писала такую большую (для меня) по объёму главу и за такой
короткий промежуток времени (два дня). Это был шок. Ваши комментарии
действительно творят чудеса, поэтому буду рада, если Вы дадите обратную
связь ❤️
Увидимся в следующей главе, всех обняла (постараюсь не затягивать, хы ( . .) )
97/241
Примечание к части Выход этой главы планировался в начале сентября, но что-то
пошло не так. Приятного прочтения❤️
Часть 13
******
Закрывает дверь и негромко откашливается. На улице всё же не май месяц, а

треклятый январь, будь он проклят! Тёмное небо и густой туман стали чем-то
обыденным для жителей Токио в период тайфуна, поэтому любой просвет в небе
считался чем-то боготворным. Хотелось петь целые серенады во славу господа,
что подарил им несколько спокойных часов как в небе, так и на дороге.
Сегодняшнее утро было не исключением. Казалось, что непогода отступила и
жители наконец смогут спокойно вздохнуть морозным зимним воздухом и
вдоволь насладиться прогулками в парках с семьёй, но ничего подобного! К
вечеру циклон опять вернулся, а может он и не уходил вовсе, давая шанс
немного отдохнуть. Стало неимоверно ветрено и холодно до такой степени, что
единственное чего так сильно хотелось — остаться в кровати под тёплым
пледом, что сшила сестра. Прикрыв рот рукавом плаща правой руки, юноша
отходит от автомобиля, точно направляясь в отапливаемое здание, желая не
оставаться на морозе лишнюю секунду. Рюноске позвонили полчаса назад,
сообщив о возвращении непутёвого, по словам Куникиды, босса. Парень был
искренне рад подобной новости, но мог лишь в силу своей немного (очень
сильно) безэмоциональной натуры тихо хмыкнуть и сообщить о своём скором
приезде в офис. Зашёл внутрь и положил ключ с причудливым брелком с кошкой
бакэнэко в карман. Гин как-то сказала, что эта кошка точно приносит удачу,
отмахиваясь от всех несчастий своими двумя хвостами. Рюноске не верил в
подобного рода ахинею, будучи ярым скептиком, но спорить с сестрой не стал,
приняв подарок и кратко поцеловав в щёку. Гин всегда была очень тактильной,
когда они оставались наедине. Именно такой он хотел видеть свою избранницу,
в душе умиляясь каждый раз, когда сестра обнимала его после долгих и не
очень командировок, но на деле лишь тихонько хмыкая.
На ресепшене, как всегда пусто. «И почему её ещё не уволили?». Заходит в

лифт, давя уже давно заученную десятую кнопку. Он правда рассчитывал
отдохнуть вечером, полностью наслаждаясь своей компанией, так как сестры не
будет дома ещё несколько дней. Возможно, Мияко смогла бы разделить его
одиночество, лёжа где-то рядом на диване и мирно сопя, если конечно смогла бы
расщедриться на такого рода привилегию для простого смертного. Эта лысая
кошка стала самым настоящим «сюрпризом» со сложным характером. Первые
дни её появления в квартире они полностью игнорировали существование друг
друга. Гин же разделяла позицию нейтралитета и на удивление парня кошка её
полюбила, если это возможно так назвать. Юноша всё ещё не понимает, как
такое существо способно вообще что-то испытывать кроме неимоверного
желания съесть что-то. С аппетитом проблем никогда не было, а сколько
булочек хоккайдо пострадало, ух! Парень до сих пор с горечью вспоминает
булочки с инжиром, купленные в одном комбини около офиса и ненадолго
оставленные им на столе на кухне, что были съедены с особой жестокостью
прямо на полу. Картина напоминала кровавое побоище с не лучшим для юноши
исходом — ковёр запачкан ягодой, крошки валялись по всему периметру, а
сытая, будь ей неладно, кошка дрыхла рядом, вся перепачканная инжиром.
98/241
Пусть земля им будет пухом.
Их отношения и до сих пор остаются достаточно шаткими, хоть сейчас всё

стало немного иначе. Мияко позволяла гладить себя, могла сесть рядом, начав
облизывать руку, что лежит рядом на диване, иногда прикусывая. «Кошки
прекрасно чувствуют энергетику людей. Ты ей понравился.» — подмигивала
девушка, улыбаясь, когда маленький инопланетянин крутился рядом. Кусалась
она больно. Очень больно.
Кратко вдохнув, он заходит в офис, точно зная, что здесь остались все свои —
как-никак семь часов вечера. Проходит дальше, слыша громкий смех. Кому-то
явно весело. Ему весело. От голоса наставника мурашки словно муравьи бегут по
коже. Это точно не из-за холода. Рюноске с уважением относится к боссу, считая
его гениальным во всём. Казалось, Осаму знает абсолютно всё о чём его не
спроси. И в этом есть нечто потрясающее. Простые разговоры, помощь и
поддержка, что он не прямо, но точно оказывал — всё это потрясающе.
Заслужить доверие босса очень трудно, но Рюноске уверен, что он точно с этим
справился.
— Вау, сколько вопросов, — шатен правда удивлён, что его здесь вообще
ждали, а потому сначала глупое непонимание сменяется наглой усмешкой, когда
в поле зрения появляется Рюноске. — Повремени со своими расспросами,
Куникида-тян, у нас есть работа, — Дазай хитро улыбается, подмигивая Рампо-
сану, сидящему около кулера и загадочно улыбающемуся.
— Работа?! Так ты помнишь, что это?
Дазай отрывает руки Доппо, что крепко вцепились в его плащ, и отходит на
безопасное расстояние, желая оказаться у себя в кабинете.
— Конечно, Куникида-тян.
— Прекрати меня так называть! — шипит Куникида, принимая из рук Эдогавы

стакан с водой и выпивая её практически залпом. В стакане не только вода.
И босс удаляется, махнув юноше следовать за ним.
— Рад видеть тебя Акутагава-кун.
— Босс.
Единственное, что он способен выдавить из себя. Переживал ли он за Дазая?

Конечно. За него переживали все. Реакция Доппо сейчас понятна им четверым, в
особенности шатену. Будь это другой человек, Акутагава подумал бы, что он
просто захотел взять перерыв, разорвав все связи. Уединился где-то и проводит
время с семьёй, наслаждаясь заслуженным отпуском. Но это Осаму. Осаму, что
не раз пытался свести счёты с жизнью. Осаму, что был найден им в кабинете
перепачканным в собственной крови. Та ночь навсегда отпечаталась у него в
сознании, а металлический запах стоит у носа.
«Вот, чёрт!».
— А где? Где картина? — шатен хлопает глазами, глядя на опустевшую стену

без произведения искусства за кругленькую сумму и изображая самое искреннее
99/241
недоумение. О, Осаму тот ещё актёр. — Куда делась картина, Рюноске? — взгляд
читает насквозь, не давая и шанса солгать. В принципе, парень и не хотел лгать.
— Она сломалась.
— Сломалась?
Юноша сглатывает, ловя каждое изменение в лице. Даже поднятая на пару

миллиметров бровь, выглядит дофига значимой в данной ситуации. Это можно
интерпретировать по-разному. Либо «тебе пиздец» либо «ты молодец». Всё.
— Она упала на пол и сломалась из-за сквозняка. Извините.
Извинение звучит сухо. Ну, как умеет в общем-то. За спиной слышится

негромкий смешок вперемешку со звуком постукиваний ложки о посуду. По-сан
точно сообщил Рампо-сану о том, что произошло в кабинете между Рюноске,
Ацуши и картиной. Блять.
— Ура, — Осаму сдержанно улыбается, смотря на совсем уже бледного

юношу перед собой. — Видимо, мне стоит чаще пропадать, чтобы хоть что-то
хорошее происходило.
— Нет, — практически шёпотом произносит парень, когда его уже точно не

слышат, отходя к столу и садясь за такое излюбленное кресло.
Осаму вытягивает ноги, окончательно облокотившись на чёрную кожу, и

слегка прикрывает глаза, зевая. Всё-таки он неплохо так вымотался за весь
день. Думать совсем не хотелось обо всём, что произошло за эти несколько дней
в глуши, но мозг та ещё сука. Чую он завёз домой, попрощавшись с ним раз и
навсегда. Осаму точно не рассчитывает больше на встречи с ним. Да и Чуя
полностью согласен с подобным исходом после произошедшего. Это был
хороший опыт, ладно? Последнее о чём успевает подумать шатен, так усердно
рассматривая бумаги на столе, как у такого ужасного человека может быть
такой приятный(?) племянник, прежде чем его не вызволяют из собственной
черепной коробки.
— Завис? — интересуется Доппо, ставя сначала подставку, а затем и кружку с

кофе на стол. Мешки под глазами босса не остались незамеченными.
— Ты точно скучал по мне, — отпивает шатен, ухмыляясь через кружку.
— Пей давай, — цокает парень, закатив глаза. Доппо ещё немного стоит над
душой, пытаясь понять всё ли в порядке, а потом присаживается на кресло, что
прикатил для него Рюноске. Сам же парень уселся на диван.
— Что там с Танака-саном?
— Мы смогли договориться.
— Мы? Ты имеешь в виду себя и дай подумать, — Дазай прислоняет

указательный палец к губам, изображая активную мысленную деятельность, — и
себя. Я угадал? — лыбится он.
— Да, босс. Я и я смогли договориться с ним. Он сам не плохой мужик, но эта
100/241
его любовница просто ужас. «Он сотрёт вас в порошок! Как вы посмели!». Фу.
Слышится в ответ, когда Осаму накрывает губы кружкой и уже не может

никак в своей манере отреагировать на сказанное. Светловолосый морщится,
снимая очки.
— Завезли документы Аширо? Он мне уже все мозги проел.
— Он и мне позвонить успел. Не смог до тебя дозвониться, — хмурится

Доппо, думая о чём-то своём. — Акутагава отвёз.
— А Кумико? Она звонила?
— Звонила. Отчёт на ноутбуке. Никаких погрешностей она не нашла.
— Хитоми?
— Заезжала вчера. Просила передать конверт и какую-то коробку, я положил

в сейф.
Парень кивает.
— Значит у нас всё в порядке? — как бы уточняет Осаму, уже смотря на

уставшее лицо друга.
— Да, всё хорошо, — наконец парень отрывает глаза от бумаг и смотрит на

начальника. Отчего-то на душе становится совсем спокойно.
— Прекрасно.
— А у Вас?
— Что?
Рюноске, что казалось уснул и не подавал никаких признаков жизни

несколько минут на том самом диване, выглядит очень обеспокоенным.
Тревожность поселилась в его немного зажатых плечах и глазах, бегающих от
одного удивлённого лица к другому. Это действительно было неожиданно.
— У Вас всё в порядке, Дазай-сан?
— У меня лучше и быть не может.
Акутагава смотрит на семпая, получая сдержанную полуулыбку, затем на его

зама, что устало трёт переносицу и успокаивается, кивая. Вот зачем так делать?
Осаму специально не поехал домой, зная, что сам себя заебёт этими тупыми
мыслями и фантазиями о том, что могло и одновременно не могло случиться. А
теперь голову таки разрывает вся эта херня, связанная с не совсем трезвым
рыжим, что лежал рядом и сном, сбившим с дороги нормального образа жизни.
Хотя, когда его жизнь была нормальной?
— Пошли.
Осаму встаёт с насиженного места, потянув за пиджак друга, что вот-вот
101/241
провалится в сон. Подтягивается, хрустнув затёкшей спиной, предвещая то, как
сейчас приедет домой впервые за всё это время и ляжет спать. Вот так в одежде.
Похуй.
— Куда?
Куникида немного не понимает, что от него вообще хотят. Он нормально не

спал всё это время, работая, потому мозг и даёт осечку. Сегодняшний вечер
точно можно ознаменовать вечером непонимания.
— По домам, Куникида-тян. Детям пора спать.
— Я же просил! — окончательно просыпается Доппо, но он вовсе не разозлён.

Он испытывает умиротворение, понимая, что всё в порядке.
— Ой, прости, не сдержался, — хихикает босс.
Он не в порядке.
******
Зачем расширять дорогу, если какие-то олени всё равно умудряются

парковаться на проезжей части?! Бесит! Автомобиль нигде не припаркуешь, да и
ещё эти недолюди не закрывают боковые зеркала из-за чего Дазай чуть ли не
врезался в правое ухо какого-то американца. Блять, да что с этим днём не так?!
Он наворачивает уже третий круг вокруг дома, а места так и нет. Что за бред?!
Спустя в пустую потраченную минуту, Осаму решает всё же спуститься на
подземную парковку и не ебать себе мозг. Придётся заплатить, да и как-то
плевать сейчас на это. Дазай сворачивает возле дерева и огромного сугроба,
следуя указателям. «Подземная парковка» вещает надпись на фасаде дома.
Проглядеть спуск вниз невозможно и эту огромную дыру-проход в здании и в
асфальте, так зачем эти указатели? Шлагбаум открывается, стоит только
подъехать к нему. Осаму не знает спит ли охранник, регулирующий движение
здесь, или это он открыл ему проход. Плевать на это. Хочется лечь в тёплую
кровать, утопая в одеялах и подушках, проспав добрую половину следующего
дня. Просто по-человечески отдохнуть, не думая ни о чём. Место номер шесть
возле чёрного Infinity оказалось свободным. Ехать дальше нет смысла. Выходит
из машины, закрывает на ключ и идёт к лифту. Всё же это лучше, чем идти
пешком. Девушка с приятным голосом рассказывает о погоде и увлекательных
фактах о Токио. Кошачьи кафе, землетрясения, капсульные микроквартиры и
много другой неинтересной информации. Нет, Дазаю не плевать на место, где он
родился, и его культуру, историю. Просто он уже это всё знает. Как-никак он не
первый день живет здесь. «Доброй ночи» — произносит робот, когда Осаму
выходит из лифта и двери со скрежетом закрываются. Лампочку в подъезде
нужно бы заменить, а то скоро и глаз начнёт дёргаться вслед за ней.
«Вот и всё».
Ключ поворачивается в замочной скважине, отворяя громоздкую

металлическую дверь. В квартире до одури душно и темно лишь свет лампы из
подъезда наполняет прихожую хоть толикой света, вырисовывая тень
пришедшего на паркете. Дазай всё же совсем капельку надеялся, что Йосано
приезжала к нему, чтобы узнать всё ли в порядке, хотя он и искренне рад, что
этого не произошло. В темноте отыскивает и щёлкает выключателем, озаряя
102/241
прихожую светом, закрывает за собой дверь. Гостей он точно не ждёт.
Разувается и снимает с себя плащ, ставя обувь в шкаф, чтобы она не мешалась.
Следом отправляется и плащ, надетый на плечики. То ли организм так привык к
прохладе дедушкиного дома, то ли здесь и правда чертовски душно. Осаму
бредёт в гостиную, дабы открыть балкон и запустить морозную свежесть улицы,
что ещё несколько минут назад была слишком ненавистной, залетая буквально
под одежду, когда замечает сумку, лежащую на кухонном столе. Это не его
сумка. Шатен всё же открывает балконную дверь пошире, так что шторы
начинают колыхаться и, в конце концов, вылетают наружу, и подходит к своей
находке. Бегунок открывает проход в сумочную преисподнюю и Дазай теряет
пол под ногами, осознавая, как сильно влип. Это сумка консультанта. Это сумка
Чуи. Горько промычав и расстегнув её шире, внутри отыскивается телефон, что
шатен сам туда и положил, когда понял, что дозвониться до родственников
рыжего не получится. Айфон ожидаемо разряжен. Содержимое летит на пол,
когда он в полной безысходности пытается найти хоть что-нибудь способное
помочь ему узнать адрес консультанта и избавиться от вещи. Встречаться с
Накахарой не хотелось от слова совсем. Он успел надоесть ему за всё то время,
что они провели вместе, да и к тому же Осаму всё ещё не понимает, как стоит
вести себя рядом с парнем. Как прежде уже не получается. Рыжий слишком
живой. Его эмоции вполне понятны и, с одной стороны, юноша прекрасно
осознает их причину. Неизвестно как бы отреагировал шатен на похищение хотя
таковым эту поездку он не считает. Но, с другой стороны, излишняя огненность
может сыграть и против тебя. Люди не слепы. Каждый твой жест будет
красноречивее любого слова и от этого никуда не деться. Так, он просто зарядит
телефон, позвонит Огаю и отдаст сумку ему. Ничего более! Перерыв
полквартиры в поисках зарядки она в конечном счёте оказывается лежащей в
спальне на аккуратно застеленной кровати, манящей к себе всё сильнее с
каждым шагом. Значок надкусанного яблока не появляется ни через минуту ни
через две после того, как устройство уже вроде бы должно было начать
получать необходимую ему энергию по средствам подключения к розетке,
означая, что телефон сел прилично. Юноша молится всем богам, которых знает,
чтобы он хотя бы включился и не мотал ему нервы, которых и так осталось
катастрофически мало!
— Ладно, — вздыхает Осаму, скидывая с себя рубашку. Он успеет сходить в

душ.
Бинты словно змеи привычно обвивают кожу, струясь по рукам и груди до

боксеров. Без них парень ощущает себя раздетым и беззащитным. Ленты стали
для него кольчугой, второй кожей, без которой нельзя выйти из дома ни на
минуту. Лишь дома он позволяет себе такую вольность в виде снятых мотков и
то не всегда. Вслед за рубашкой летят брюки и носки. Хоть он и мылся сегодня
утром, но отчего-то всё равно ощущает на себе грязь, запачкавшую всё его тело.
Мерзкое ощущение, избавиться от которого не поможет ни горячий душ ни котёл
в аду, предназначенный для грешных душ и варящий их заживо. Да и как он себе
это представляет? Подождите, Демон-сама, но Вы можете помочь мне потереть
спинку? Только до крови, пожалуйста! Чтобы кожа с костей сошла, хорошо?
Когда пижама, свисающая со спинки кресла, была подобрана, и шатен уже
собирался выходить из спальни, прямиком направляясь в душ, в комнате
раздаётся звук телефонного звонка, заставляя его чуть ли на месте не
подпрыгнуть от неожиданности. Телефон на последнем издыхании играет
мелодию «Let me die» пронзительно громко, прилично резанув по ушам.
Последнее, что проносится в голове, прежде чем он берёт трубку…
103/241
«Блять».
— Вау, какие люди, ик-. А я уж думал, что ты всё — наконец-то решил

отправиться в мир иной и всех нас порадовать, ик-.
— И тебе привет, пап.
Последний человек, с которым он хотел разговаривать сегодня. Лучше бы его

телефон разрядился, а не показывал ещё ёбаные пять процентов заряда.
— Ну, как отдохнул, ик-? Надеюсь, ты прекрасно провёл время, одурачив

всех.
«Пьяный в хлам» — Дазай закатывает глаза, когда перед глазами мелькают

воспоминания с совсем нетрезвым отцом и его выходками, причиняющими боль
окружающим. Он ненавидит каждое воспоминание, но почему-то неизменно
хранит их в своей памяти. Если бы детские воспоминания можно было
запечатать в отдельной комнате, то он непременно потерял бы ключ от неё,
избавляясь от этого хлама.
— Я не пытался никого одурачить, — стиснув зубы, чеканит Осаму,

выговаривая каждое слово будто это сможет хоть как-то повлиять на пьяного
собеседника, переходящего все границы.
— Твои коллеги считают иначе, — изначально добрый тон, если его можно
назвать таковым, сменяется рычанием в трубку, когда стакан, что Хироси
сжимал в руке наконец трескает, а по руке течёт кровь, обжигаемая коньяком. —
Ты думаешь, что самый умный?! Думаешь, что можешь делать всё, что тебе
заблагорассудится и тебе за это ничего не будет?! Да ты ничего не стоишь,
червяк. Я вложил в тебя столько средств и как ты мне отплатил?! Сбежал и
даже, блять, не смог со мной об этом договориться, ик-. Ты не стоишь и моего
ногтя, ты понял меня?!
Глотать больно. Парень будто несколько недель не пил, изводя себя до

предела, что стало невозможно больно говорить.
— Да.
— Прихватил с собой этого еблана Огая для чего?! Чего ты добивался?! Хотел
унизить меня, выставить идиотом, что ничего не может?! Я могу с лёгкостью
убить тебя, ты слышишь меня?! Спровоцировать аварию и по тебе никто скучать
не будет, ведь ты никому не нужен! Твои друзья только притворяются таковыми,
ты никчёмный, ты недостоин, чтобы носить мою фамилию! Ты надоел им всем!
Они терпят тебя лишь потому, что ты платишь им за их же работу, будь это
иначе ты бы уже гнил в гробу! Не думай, что я не знаю о том случае в офисе и
твоих детских «играх»! Знаешь как часто я молюсь, чтобы ты наконец-то
завершил начатое и перестал ебать нам мозг своим существованием. Твоя мать
не сделала аборт только, потому что меня не было рядом, когда она узнала о
беременности! Поэтому ты должен быть благодарен мне! Ты понял меня?!
Сердце пропускает удары, разбиваясь о грудную клетку. Кажется, будто из

тебя вырвали что-то важное, оставив ничего. Он смотрит в стену перед собой,
осев на пол и облокотившись на окно. Больно. Слёзы наворачиваются на глазах,
но он знает, что плакать при нём — показать свою слабость. Легкие обжигает
104/241
воздух при вдохе. Слышать подобные слова от того, кто сам и породил тебя
нестерпимо мучительно. Отец огорчён. Сколько себя помнил Осаму всегда
старался получить хоть толику признания от родителя. Даже глупое «неплохо»
воспринималось по-особенному.
— Да, — на автомате произносит он, дрожащим голосом, сжимая пижаму на

груди. Раны вспороты, а он барахтается в собственной крови. Дверь заперта. В
соседней комнате рыдает мать, умоляя прекратить это. Отец не умеет
останавливаться. В ушах заложило. Быть может это из-за крови? Ребёнок совсем
ничего не слышит. Кровь всюду. От его одежды осталось только название. Это
рваньё ещё час назад было брюками. Как иронично. Кожаный ремень и пряжка
стали красными, впрямь, как глаза, нависающего над ним. В носу запах металла,
а во рту его привкус. «Почему, пап? Что я сделал не так?».
Он ненавидит свои воспоминания.
— И это всё, что ты можешь мне сейчас сказать?! Ничтожество! Не смей мне
больше звонить, когда у тебя будут проблемы, ты меня понял?! Ничтожество!
— Да.
Он завис. Как будто Осаму когда-то звонил ему в таких случаях. Легче было
посуетиться самому, со всем разобравшись, чем выставлять себя никчёмным
посмешищем перед отцом. Хотя с самого рождения именно так он и выглядит в
глазах родителя. Все достижения умножались на ноль, а ёбаные призы и
награды выкидывались в мусор. «Не заслужил, чтобы кто-то награждал такого,
как ты!». Когда-нибудь он сможет забыть это, но не сегодня.
— Если тебе больше нечего сказать, то я отключаюсь.
— Только посмей, щенок! Я тебе закапаю! Ты меня слышишь?!
— Доброй ночи.
Звонок завершается и телефон летит в зеркало шкафа-купе напротив, когда

из глаз стекает влага. В зеркале появляется трещина, ползущая вниз и
раскрывающаяся словно молнии на небе. Он закусывает руку до крови, не давая
произнести ни единого звука. Капля стекает по запястью, пачкая руку, и падает
на коричневый мягкий ковёр.
Слабый.
******
Пар от горячего кофе поднимается к потолку, на полпути уносясь внутрь

включенной вытяжки. На плите пригорает уже готовая яичница, когда парень
клюёт носом, упираясь лбом о столешницу. По-хорошему, лучше пойти поспать,
забив хер на пустоту в желудке, но нет, он всё равно пытается держаться.
Завтра точно нужно быть на работе, а то пиздюлей от Коё не миновать. С
момента его приезда домой прошло пару часов, а по ощущениям всего
несколько минут, так как он не сделал за всё это время ничего полезного. Так,
просто взять и собраться с силами. Завтра позарез нужно быть в универе иначе
его статус пай-мальчика окажется под угрозой.
105/241
— Твою ж мать! — рявкает Накахара, хватаясь ладонью за ручку сковородки и
слегка обжигаясь, кидает ту в раковину, когда комната наполняется едким
дымом. На глаза наворачиваются слёзы не только от дыма, но и от того, что это
были его последние, мать его, продукты!
«Вот и взбодрился».
Сильно закашлявшись он прикладывает руку ко рту и пытается хоть немного

вдохнуть оставшегося в комнате воздуха, ещё сильнее задыхаясь. Открывает
настежь окно, впуская в комнату прохладу зимнего вечера. Высовывает рыжую
макушку на улицу и спешно возвращается назад, думая, что умереть от нехватки
кислорода будет лучше, чем от холода. Здесь точно нужно проветрить. Он
оставляет окно открытым, когда всё же решает выйти из кухни, предварительно
с расстояния залив оставшиеся от яичницы угольки ледяной водой. Пар словно
дикий зверь вздумается вверх, пытаясь поймать того, кто посмел потревожить
его покой, когда охотник делает огромной шаг от раковины, прижимая к груди
чайник. В принципе, с этим можно и потом разобраться, но вот с пустым
желудком и точно таким же холодильником точно придётся что-то делать. Пары
завтра начинаются в восемь тридцать, а потому он даже не успеет что-то
прикупить по дороге в универ, что стоит говорить о подготовке бэнто на
завтрак. Маленькие часы-будильник, стоящие на полочке у изголовья кровати
показывают девять часов вечера, а значит до закрытия ближайшего
супермаркета остаётся час. Горько цокнув, он проходит в прихожую, где на
напольной вешалке висит гигантская, как раз для таких холодов, куртка.
Переодевать спортивки и свитер — нет времени, потому он быстро запрыгивает,
в высокие чёрные ботинки, застёгивая их, и...ищет карту. В пальто, что он надел
в день похищения её нет, в куртке тоже.
— Проебал, — по слогам произносит Чуя, шарясь уже в карманах брюк,

висящих в шкафу в спальне. — Блядство, — сквозь зубы цедит он.
Ладно. Чуя мысленно посылает на хуй свою карту, желая ей всего хорошего,
когда решает, что вполне сможет оплатить покупки с телефона и... ДА ЁБ ТВОЮ
МАТЬ ТЕЛЕФОНА ТОЖЕ НИГДЕ НЕТ. Вот это уже не смешно. Рыжий, как
сумасшедший бегает из комнаты в комнату, пытаясь найти хоть что-то, но ни
телефона ни кошелька нигде нет. Живот издаёт звуки, умирающих в заливе от
нехватки воды китов. На кофе он долго не проживёт, да и того осталось мало.
Громко цокая, парень идёт в комнату, таща за собой из кухни стул, ставит рядом
со шкафом и встаёт на него, привстав на носки и роясь наверху. Дазай сейчас бы
бросил какую-нибудь едкую шутку о том, что Чуя ростом не вышел и ему нужно
пить больше молочка. Глаза резко расширяются, а стул начинает отъезжать
назад.
— Блять, Дазай! — поняв, у кого находятся его вещи, Чуя рычит, чуть не упав
со стула, когда наконец находит то, что так долго искал.
Он незамедлительно спрыгивает со стула, от греха подальше, и садиться на

кровать, крутя в руке шкатулку. Шёлк приятно ластиться к подушечкам пальцев,
когда он проводит рукой по ней и, немного засмотревшись, наконец открывает.
Внутри его встречает чёрный конверт с выведенными белыми иероглифами на
нём — имя Чуи, а под ним несколько фотографий и пачка денег, обмотанная
резинкой для волос. Накахара впервые за несколько лет открыл её. Желания
сталкиваться с конвертом и его содержимым не было никакого, а потому
красивая шкатулочка была отброшена куда подальше. Но жизнь, та ещё сука.
106/241
Юноша выуживает три купюры в тысячу йен и смотрит на время.
«Ещё успею».
Пробки в районе Эдогавы стали настолько привычными, что сами водители

вместо того, чтобы ругаться матом и проклинать Господа Бога, спокойно
общаются друг с другом через открытое окно или же со своими пассажирами.
Чуе эта картина кажется странной, потому что они всё же тратят своё время,
которое они могли бы провести с семьёй, на бессмысленное стояние в пробке.
Когда парень выходит из подъезда, его едва не сносит с ног и он понимает, что
поход в магазин станет той ещё проблемной задачей. Сильнее укутавшись в
шарф, Накахара делает шаг, а потом второй и третий, а затем вовсе переходит
на бег и сбивается со счёта. Магазин скоро должен закрыться.
Успев за пять минут до закрытия, рыжий хватает первое, что попадается ему
под руку — яйца, хлеб, какой-то обеденный набор с тофу, молоко, набор из
овощей и сэндвич с омлетом. Пока сойдёт. Чуя завтра обязательно заберёт
деньги у Дазая, обматерив того, ибо нехуй, и докупит остальное.
(„• ᴗ •„)
107/241
Примечание к части Выпустить главу раньше положенного — успех.
Любите Ведьм. Они прекрасны.
Приятного прочтения <( )>
Часть 14
******
Голова кружится, а в ушах резко заложило. Он словно выпал из реальности

на целую вечность по ощущениям, конечно же, видя лишь белые пятна перед
глазами и скачущего около него юношу, что пытается поднять грохнувшегося на
его глазах парня. Удивительно, но на улице практически никого нет, хотя на
часах уже половина третьего. А те немногочисленные прохожие, изредка
появляющиеся в поле зрения, лишь перешёптываются между собой, косясь в его
сторону, и спеша покинуть место преступления. Осаму несколько раз быстро
моргает, снимая образовавшуюся пелену с глаз и смахивая ресницами слёзы, что
в любой момент были готовы стечь по скулам вниз, когда его всё же удаётся
приподнять.
«Пиздец, как холодно».
— Прекрасно выглядишь, — резко для самого себя произносит Дазай,

наблюдая за тем, как у собеседника округляются глаза, а щёки становятся
бордовыми. Что во сне, что наяву — реакция та же.
Рыжий что-то говорит, но Дазай не слышит. Взгляд мечется от одного лица к

другому. Парень рядом с ними глядит с хитрым прищуром слегка приоткрытых
глаз, свойственным лишь лисам, притаившимся в высокой траве, во время
слежки за добычей. Рыжим лисам. Осаму знает. Этот парень что-то бурчит в
ответ на Чуину…колкость? Почему-то всё, что вылетает из рта Накахары,
обязательно должно быть таким же ядовитым, как и он сам, и всё же,
демонстративно закатив глаза, придерживает Дазая за локоть, когда тот
пытается встать на свои две.
— Ты мог кого-нибудь пониже найти, морковка?
— Иди нахуй, ведьма!
Ведьма ухмыляется, подмигнув правым глазом. Чуя хмурится, убийственно

глядя на него в ответ. Дазай буквально видит молнию, сверкнувшую между
ними. Вот-вот начнётся гроза в середине зимы и сам Накахара станет пускать
ослепительные вспышки из своих глаз в собеседника, что ни на секунду не отвёл
от него взгляда. Осаму, конечно, тоже любит выводить рыжего на эмоции и
видеть, как он ломается при нём, из-за него, переступая через собственную
гордость, открывается совсем новым. В такие моменты срывает тормоза — лепи,
что твоей гнилой душеньке вздумается. Но эта привилегия принадлежит шатену
и только ему. Даже в такой моменты Осаму умудряется проявлять свою худшую
натуру из всех — он оглядывает незнакомого рыжего с ног до головы, подмечая
лишь янтарного цвета глаза, что переливаются на солнце; показательно,
дождавшись, когда на него посмотрят в ответ, переводит взор на более для него
сейчас интересную личность. В конечном счёте, Накахара сам ставит точку в их
немногословном споре, буркает что-то на французском, уже смотря на Дазая и
108/241
заставляя Ведьму засмеяться.
«У Чуи странные друзья».
— Я сам, — закашлявшись, говорит Осаму, отмахиваясь от рук, что обхватили

его с двух сторон, прислоняя кисть к лицу. На губах что-то тёплое, а во рту
металлический привкус. Он немного в шоке. Парень откашливается, наклоняя
торс вперёд, и резко выпрямляется, когда его отпускает. Глаза Чуи
расширяются, а сам он вздрагивает. На указательном пальце, как и на всех
других, кровь. Она стекает вниз по руке и запястью, падая на белоснежный снег.
Ворот, торчащей из-под пальто белой рубашки, запачкан красными брызгами.
— Блять, — мямлит Чуя не своим голосом, пытаясь выйти из остолбенения.

Осаму тоже замер. Лишь Ведьма рядом с ними совершенно спокойно наблюдает
за происходящим. Тихо позвав Чую, он выводит его из оцепенения и заставляет
обратить на себя внимание, затем жестикулируя, просит сделать глубокий вдох
и выдох. Дазай смотрит на свою руку. Он не впервые видит свою кровь и
чувствует её вкус на губах. Эта вся ситуация его нисколько не напугала.
Неожиданность произошедшего, конечно же, вывела из колеи, заставляя забыть
о том, что он вообще делает здесь и зачем приехал, но не более, чем на пару
минут. Вся проблема в рыжем, что реагирует слишком остро на такую мелочь. И
это действительно мелочь. Чуя едва не давится воздухом. Рыжий хмыкает.
Накахара, будто что-то вспомнив, как ужаленный начинает копаться в вороньего
цвета портфеле, из-под чёлки глядя на Осаму ошарашенными глазами. Достаёт
кучу салфеток и прикладывает их чуть ниже носа шатена.
— Блять, почему каждое твоё появление не может обойтись без каких-либо

происшествий? — он обеспокоен до хрипоты в голосе. Осаму не смеет дышать.
Ещё утром юноша, направляясь к Чуе, чтобы отдать ему вещи и наконец
поставить эту треклятую точку, надеялся, что его отпустило. Надеялся, что это
всё мимолётно. С одной стороны, оно так и есть. Дазай не заинтересован в Чуе в
таком ключе. Свидания, совместные завтраки — совсем не то, о чём будет
думать он, глядя на рыжего. У него вообще свадьба меньше, чем через две
недели и беременная невеста! Но сейчас, глядя в глаза напротив, шатен уверен
— его надежда утонула в глазах напротив, не оставляя ни единого шанса.
— Потому что без происшествий жизнь была бы очень скучной, — в своей

манере отвечает Дазай, ухмыляясь краешком губ. Голубые глаза напротив
пристально оглядывают всё лицо на предмет издёвки. «Он всё-таки надел
линзы» — вертится в голове. «Ты позволишь мне увидеть твои глаза ещё раз?» —
вопрошая, шепчет сердце.
«Прекрасно выглядишь».
— Умно.
— Заткнись, Тачихара!
Мичизу хмыкает, наконец закрывая рот и решая не мешать — сейчас

интереснее наблюдать за обеспокоенным другом. Накахара растерян и это видно
по его дрожащим рукам. Кто же знал, что у бедняжки непереносимость вида
крови? А, Мичизу знал. Но, даже несмотря на это, он с таким трепетом держит
себя в руках и салфетки у губ Осаму, что Тачихара не может сдержаться,
доставая из кармана телефон и делая пару фото. Будет, что вспомнить.
109/241
— Чуя, — пытается более-менее внятно сказать Дазай, поражённый всей этой
картиной сострадания к нему. Ну и салфетки у рта тоже мешают свободно
говорить.
— Помолчи сейчас, — шикает Чуя, прикусывая внутреннюю часть щеки. Он

честно старается не думать ни о чём, кроме как Осаму, что он сам сбил с ног
дверью, выходя из института. Нефиг было прямо за дверью стоять!
— Ты весь бледный.
— Я сказал заткнись!
«Как-то неуверенно, Чуя. Скажи ещё раз».
— Он прав, Чуя, — парирует парень, глядя на шатающегося друга, у которого

лицо бледнее, чем у мертвеца, — ты сейчас в обморок ёбнишься. Не хватало мне
тебя ещё откачивать. Дай это мне, — говорит Мичизу, пытаясь забрать из рук
одногруппника салфетки, но в итоге ничего не выходит — схватил, фиг
отберёшь! — Ладно, — опять вздыхает рыжий, поднимая руки вверх а-ля я
сдаюсь, — у меня тут машина недалеко, — он кивает в сторону, где
предположительно стоит машина, — поехали, отвезу вас, голубков, до
больницы.
Тачихара делает акцент на «голубках», ожидая возмущения, но Чуя,

находящийся не в этом мире, молча кивает. Ведьма просто пожимает плечами —
Накахаре плохо. Осаму в ахуе. Он ещё пытается убедить Накахару, что всё в
порядке и он сам может доехать до больницы, ага, «конечно», шатен туда
поедет, тем более оставлять машину здесь — ужасная идея. Но Чуя вцепился хер
оторвёшь. Его рука крепко держит пальто. Видно, что он на взводе. Это какой-то
новый уровень. Если раньше можно было получить лишь неистовое количество
ругательств в свою сторону из-за постоянных доёбов, то сейчас осознание того,
что он…переживает и способен сопереживать кому-то, приносит ненормальное
удовольствие. Осаму не прочь ещё раз удариться головой лишь бы понаблюдать
за этим дольше.
— Едем?
В машине пахнет дешёвым ароматизатором со вкусом кофе и какими-то

цветочными духами. Честно, Дазай думал о запахе сигарет, разъедающем глаза,
и палёных шин, чем обязательно должно было пропитаться абсолютно всё,
включая кожаных сидений. Обычно именно так пахнет в салоне гоночного
автомобиля. Сладкое и горькое — ужасная смесь. И по лицу Чуи это понятно. Его
точно вырвет, но он пытается держать себя в руках, сжимая руки в кулаки до
хруста. Взгляд не задерживается ни на одном объекте за окном. Тачихара
приоткрывает окно. Как Осаму вообще согласился на это? Может, всё дело в том,
кто так старательно пытается думать о чём угодно, кроме как не о том, кто
сидит рядом. Мичизу едет молча, что-то усердно обдумывая в своей голове.
Осаму смотрит на него через стекло и не понимает, что Чуя в нём нашёл. В том
плане, что он не похож на человека, что поддержит, придёт на помощь в
нужный момент. Для этого ведь становятся друзьями? Хотя его реакция на Чую,
готового в любой момент упасть навзничь, наверное, прямое доказательства
искренности их дружбы.
110/241
Вздох.
Кровь всё ещё хлыщет из носа. Дазай уверен, что выглядит отвратительно.
Кожа бледная, под глазами огромные мешки, что можно в них рис собирать. В
последний раз он встречался с таким собой в зеркале года четыре назад, когда
ещё был студентом и усердно готовился к сессии, забив на сон и нормальную
пищу. Питаться энергетиками и солнечной энергией — не лучшее решение, в
особенности, если зачёты проходят зимой. Он не ел ничего со вчерашнего дня —
аппетита не было. Отец больше не звонил, но осадок от последнего не совсем
приятного звонка остался. Зато мама раз пятьсот позвонила, спрашивая всё ли в
порядке. А в порядке ли всё? Что вообще значит «быть в порядке»? Нормальные
отношения с родителями — порядок? Отсутствие травм и страха, что когда-
нибудь просто не хватит сил идти дальше — порядок? Любовь второй половинки
— порядок? Он в порядке?
— Ты в порядке?
Рыжий даже не смотрит в его сторону.
— Да.
— Здесь за углом есть больница, там помогут, — Чуя сам не понимает с чем
именно ему там надо помочь, но больше сказать ничего не нашлось. С
водительского места слышится прыск, но рыжий не обращает на это никакого
внимания.
Парень специально не смотрит на Осаму и стремительно отводит взгляд,

когда всё же краем глаза касается его лица. Что не так? Шатен достаёт телефон
из глубокого кармана пальто и открывает камеру, смотря на себя. Пиздец. Его
рубашке никто больше не поможет. Ладно, лицо можно отмыть — он
старательно трёт чистой стороной салфетки все кровоподтеки на коже, но что
делать с рубашкой и бежевым пальто? Минус полторы тысячи долларов. Но не
то, чтобы Дазай когда-то цеплялся за вещи, считая их просто тряпками, которые
в любой момент можно выбросить, но всё равно неприятно. Минут через пять,
когда машина останавливается, Чуя вылезает из машины первым и прощается с
Тачихарой, что двусмысленно улыбается, обведя обоих взглядом. Осаму
высовывается следом. Ведьма бы пошла с ними, чтобы просто убедиться, что Чуя
в состоянии самостоятельно дойти до больницы и не грохнуться замертво, но всё
же решает не мешать им, уезжая. Ей чётко дали понять — идти за ними не стоит.
В принципе, Чуя уверен, что справится с этим дерьмом сам. Шатен чувствует
себя последней тварью, наслаждаясь таким рыжим. За всё это время ни одной
колкости в его сторону. Конечно, хотелось бы по-другому как-то перейти к
подобного рода уровню их несостоявшихся отношений, но и так тоже сойдёт.
Чуя немного испуган, поэтому Осаму благородно перенимает всё в свои руки. Он
идёт к больнице и Чуя следует за ним. У входа их встречает миниатюрная,
ростом с Накахару, девушка в белом — медсестра. «Ну ничего. Сейчас мы
исправим твой белоснежный наряд, добавив немного изюминки». Дазай
мысленно хохочет. Чуя не разделяет его радости. Он даже взглянуть на него не
может.
— Что произошло? Как Вы себя чувствуете?
— Всё в п-
111/241
— Ему плохо, ударился головой, кажется, сотрясение, — бессовестно
перебивает Накахара. Ну это было бы просто смешно. То же самое, если бы
человек с пулевым приехал в больницу и на вопрос «всё ли в порядке?» ответил
что-то, типа, «да, конечно, я уже домой еду».
«Ого, оно живое и подало голос» — хихикает Осаму.
— Сотрясение? — девушка неловко хлопает глазами, осматривая пациента.

Чуе думается, что она работает первый день. Дазай думает, что он готов к
Хэллоуину. Вон, как ребёнок с правой стороны от регистратуры испугался,
прижимаясь к маме и прячась за её спиной. Даже в таком положении он всё
равно продолжает следить за ним. И правильно. Дазай бы себе тоже не доверял.
— Сорок девятый кабинет, врач-травматолог, я провожу Вас, — видимо, наконец-
то взяв себя в руки, говорит она, неловко улыбаясь.
— Ты не пойдёшь? — интересуется Осаму, видя, что рыжий никуда идти и не

собирается, оглядывая помещение.
— Нет. Ты взрослый мальчик. Сам справишься, — слишком криво улыбается

Чуя, всё же глянув на него.
Блять. Он закашливается и отворачивается. Осаму хмыкает, следуя за

медсестрой.
С компрессами на голове и носу он возвращается обратно спустя тридцать

минут. Рентген подтвердил наличие сотрясения. Врач дал кучу рекомендаций,
которые он, конечно же, не будет соблюдать. Классика. Дазай привык
переносить болезни и прочие невзгоды — на ногах. Кровь остановилась и юноша
более-менее похож на человека. На хилого такого человека. Больше на труп,
конечно. Зато живой. Хочется немедленно приехать домой и отмыться. Хотя
Осаму даже не знает от чего — лицо чистое, руки тоже, тело, в принципе, никак
не пострадало. Да, рубашка не в лучшем виде. Приедет домой и обязательно её
выкинет, забыв об этом дне. В регистратуре полно людей, но нигде нет рыжего.
Не умер же он тут от старости. Дазай не так уж и много времени отсутствовал.
Странно. Осаму оглядывается, пытаясь найти в толпе рыжую макушку. Люди
рядом пугаются и отходят, когда шатен проходит рядом, сверкая своей,
испачканной в крови, рубашкой. Уже стоя у выхода, его плеча кто-то касается.
— Добрый день, Дазай-кун.
— Добрый.
«Блять».
Огай нисколько не изменился. Он, как всегда, невовремя. В первую их

встречу Осаму было пять, и он грезил о звёздах. «Странники», крутящиеся по
телеку двадцать четыре на семь, стали излюбленным аниме-сериалом. Ребёнок
просто часами пропадал у телевизора, пересматривая каждую серию по тысяче
раз. В этом, в принципе, нет ничего плохого. Но нет. В июле, Осаму точно
помнит, что это быль июль, отец наказал вести себя тихо, сказав, что к ним
придёт гость. Пульт от телевизора благополучно спрятали, дабы ребёнок не
травмировал психику гостя своими мультиками, фильмами и рассказами про
космос. Не понимая, что он вообще тогда должен делать, если ему ничего
нельзя, а сидеть просто за столом пятилетке слишком скучно. Недолго
112/241
поразмыслив и дождавшись пока родители уйдут на улицу встречать гостя,
Дазай достал свой космолёт — большую коробку из-под ёлки, разрисованную на
манер космической ракеты. Зимой на ней здорово рассекать по льду, а летом —
по лестнице. Лестница же состояла из двух пролётов и выходила прямо-таки к
входной двери. Так вот. Весь замысел состоял в том, чтобы эффектно встретить
гостя и произвести офигеть какое первое впечатление. Осаму дождался, когда
машина подъедет к дому, и мужчина в костюме выйдет на улицу, направляясь к
дому. Услышав, как скрипнул пол на веранде дома и хорошенько разогнавшись,
он полетел вниз по лестнице. План, конечно же, был провальным изначально. На
выступе пролёта стоял небольшой круглый столик тёмно-зелёного цвета, а на
нём такого же цвета ваза с цветами. Ваза была огромной гордостью мамы. Ей
удалось купить её не за четыре тысячи долларов, а за три тысячи девятьсот
девяносто девять на какой-то выставке в Токио. Отец не разделял её излишней
любви к искусству, поэтому просто пожал плечами. Чем бы дитя не тешилось.
Кстати, о нём. Скатившись вниз, космолёт ударяется о стол, заставляя того
пошатнуться, а вазу упасть и разбиться, когда дверь открывается, а Осаму
прилетает к ногам пришедшего. Мужчина стоит и хлопает глазами, ничего не
понимая. Дазай, в принципе, тоже мало, что понимал. Появление Мори тогда
сильно спасло мелкого от наказания — взрослым верят больше, чем детям. Огай
наплёл родителям что-то про сильный ветер, который открыл дверь, стоило
только покрутить ручку, и заставил цветы покачнуться вместе с вазой, так как
именно в их сторону подул сильный порыв ветра. Осаму хихикал, сидя на стуле и
поглядывая на свой космолёт, когда Огай подмигнул, убедившись, что никто не
смотрит. Дазай хочет забыть эту минуту своего позора.
Юноша не может точно вспомнить список всех заведений, принадлежащих

Огаю, но со стопроцентной гарантией уверен, что это не его больница. Тогда,
какого хера он здесь делает?! Чуя не мог ему позвонить — телефон у Дазая в
машине. Тогда, кто? Дазай смахивает руку старшего со своего плеча,
демонстрируя сильное раздражение. Огай продолжает улыбаться. Для него
Дазай навсегда останется ребёнком.
— Не знал, что это Ваша больница, — сквозь зубы произносит Осаму,

мысленно занося это место в чёрный список.
— Не моя, меня пригласили.
— Пригласили?
— О, Мори-сан, вот Вы где! — из толпы появляется высокий мужчина в белом

халате. Он снимает перчатки и жмёт руку Огаю, продолжая улыбаться. —
Добрый день.
— Добрый, Миядзава-сан. Как Ваше ничего? — по-доброму произносит Огай,

щуря глаза. Осаму передёргивает от тона. «Какой лживый».
— Всё в порядке. Чуе-куну уже лучше, но я бы порекомендовал последить за

его здоровьем. Он выглядит истощенным, — шепчет блондин, поворачиваясь
лицом к толпе, когда из кабинета выходит рыжий.
— Не волнуйтесь, я прослежу. О, Чуя-кун, — с волнением в голосе произносит

тёмноволосый, — всё в порядке?
— Здравствуйте, Мори-сан. Всё хорошо, — Чуя полуулыбается, смотря на
113/241
дядю. Его пуховик расстёгнут, а руки сжимают длиннющий шарф. — Ты как? —
Осаму не замечает, когда Чуя смотрит уже на него, ожидая ответа. Видно, что
он волнуется.
— Нормально.
— А, что произошло?
— Нич-
— Из-за меня у него сотрясение.
На секунду в помещении воцаряется полная тишина. Даже пациенты

перестали ругаться за место в очереди. Парню безумно стыдно. Стыдно перед
Осаму, Мичизу и Огаем. Но он же не хотел, чтобы это случилось. Взглянув на
Дазая, Чуя моментально краснеет, опуская лицо и закусывая губу.
— Блять, — одними губами произносит Дазай, смотря на парня напротив. Он

только успокоился, перестав думать обо всём, связанном с этим суккубом, а он
опять за своё.
«А, если поцеловать тебя, Чуя, ты будешь таким же красным, как спелый
нектарин?».
— Ох, простите. Мне нужно идти. Спасибо, что приехали, был рад Вас
увидеть, — тараторит Миядзава-сан, спешно пожимая коллеге руку.
— И я был рад. Ещё свидимся, — Огай кивает, и мужчина удаляется. — Ладно,

пойдёмте, я вас отвезу, — обращаясь к парням, хмыкает Мори.
— Не стоит, у меня тут машина недалеко, — отмахивается шатен, положив

одну руку в карман и нащупав ключи.
— А я настаиваю. Тем более, тебе сейчас нужен покой.
«Ты меня на покой, что ли отправить хочешь?».
Осаму смотрит на собеседника, что одаривает его тёплой улыбкой, и всё же

соглашается. За пять минут поездки ничего не произойдёт. Тем более в машине
будет Чуя, который только из чувства вины не даст дядюшке ничего сделать. О
чём он вообще думает?! Никто ничего не сделает! Это всего лишь бурная
фантазия!
— Всё нормально? — идя за старшим, спрашивает Накахара, уколов парня

локтём и хрустя снегом. Главное не наткнуться на лёд и не заработать ещё одно
сотрясение. Интересно, а если удариться ещё раз, то будет, как в математике?
Типа, минус на минус даст плюс?
— Я скоро начну подсчёт: «сколько раз за день Накахара Чуя спросил всё ли в
порядке со мной».
Чуя хихикает. Кажется, он больше не волнуется и от этого становится как-то

спокойно.
114/241
— Ты запомнил моё имя. Я польщён.
— Конечно, мне же нужно знать на кого писать заявление за причинение

тяжких, — Чуя фыркает. — Ладно, я пошутил. Я в порядке.
Старший открывает машину с ключа, говоря парням, чтобы они садились, а

сам остаётся на улице, звоня кому-то. Дазая это, конечно, насторожило, но
спокойный рыжий рядом действует, как успокоительное. Не хочется верить в то,
что Чуя может быть соучастником чего-то ужасного. У Дазая язык не повернётся
сказать нечто подобное в его сторону.
— Кстати, — разрезает создавшуюся тишину Чуя, — что ты тут делаешь?
— Ого, прошло больше часа и ты только сейчас хочешь это узнать, — юноша
цокает, что-то буркнув. — Ладно, не злись. Я привёз твои вещи.
— Вещи?
— Ага. То, что ты забыл у меня в среду.
— Забыл? Ну прости. В следующий раз, когда соберёшься меня похищать,

скажи, чтобы я не забыл у тебя дома ничего, хорошо?
— Отлично. Я как раз хотел тебе это предложить.
Накахара недолго смеётся, прикрывая веснушчатые щёки руками. Дазай не

смеет сдержать улыбку. Ему хочется убрать его руки от лица и увидеть, просто,
блять, увидеть, как светятся его глаза впервые за весь день. Дверь открывается.
— Простите, что так долго, — вздыхает Мори, садясь за водительское. Он

заводит машину, включая подогрев. Теперь в машине безумно тепло, а то
кожаные сидения зимой — ад для задней точки. — Так, куда вам?
— К институту, там уже сами доберёмся, — произносит рыжий, улыбнувшись.
— Ну, смотрите. Не хочу потом по больничкам ездить и вас отлавливать, —

произносит Мори, отъезжая от здания и выезжая на проезжую часть. В это время
не так много машин. Обычно вся движуха на дороге начинается около шести
часов вечера, когда все возвращаются домой.
— Это был первый и последний раз.
Интересно наблюдать за тем, как Накахара полностью меняется, оказываясь

в разных компаниях. С Огаем он терпелив и сдержан. Но будь на его месте
Осаму, Чуя бы точно показательно закатил глаза, громко цокнув и ляпнув что-то
ужасно неприличное. Сейчас он больше похож на пса, что вымаливает прощение
за погрызенный башмак хозяина. Дазай представляет хвост, крутящийся рядом с
парнем, и немедленно хочет выброситься из машины за подобные мысли.
— Первый раз был в прошлом году, когда ты, Чуя, шлёпнулся в обморок во
время пары.
— Меня подставили, — юноша закатывает глаза, складывая руки на груди.

Дазай прыскает.
115/241
— Ладно, — хихикает Огай, — всё хорошо. Просто будьте осторожны в
следующий раз.
Спустя несколько минут автомобиль останавливается прямо у машины

шатена и парни выходят. За время поездки юноша уверовал в Бога. Если бы отец
узнал, кто его довозил — он был бы незамедлительно наказан не самым
приятным способом. По шкале боли от одного до десяти наказание было бы
равно пятнадцати. Предательство не прощают. Напоследок Огай просит быть
осторожными и уезжает, попрощавшись.
******
— Привет.
— Привет, солнышко. Ты где был? Я не могла дозвониться до тебя, — Юна

обнимает за шею, целуя губы.
— Дел много было, прости, — ему ни капли не стыдно. Она прижимается

сильнее. — Я холодный.
— Всё хорошо. Я кофе заварю, проходи, — Юна целует его ещё раз и уходит
на кухню. Дазаю хочется блевать.
Он не понимает, что происходит. Дазай всегда знал, что это всё глупость. Их
отношения никогда не были искренними. Дазай уверен и каждый раз убеждается
в этом. У Юны есть свои скелеты в шкафу, с которыми ему ещё предстоит
встретиться. Всё, что она делает — наиграно. Что во время повседневной жизни,
что во время секса. Для него это никогда не было новостью, но всегда было
интересно наблюдать за тем, как она пытается угодить ему и не важно где. На
публике или наедине. Но почему-то именно сейчас ощущается неимоверный груз
на душе, находясь рядом с этим человеком.
— Как себя чувствуешь? — на кухне, как и во всём доме, до одури душно, что
странно. Юна обожает прохладу и не переносит длительную жару. Даже, когда
они отдыхали вместе семьями, если их так можно назвать, в Таиланде, девушка
постоянно ныла, что ей плохо, она больше не может там находиться и хочет
домой. Дазай, в принципе, разделял её мнение — бинты приходится менять
чаще, так как тело потеет, а так и разориться можно. Но почему тогда здесь так
жарко? Не успела открыть окна? Была чем-то занята?
— Прекрасно. С чего бы мне плохо себя чувствовать? — она улыбается,

открывая окно на проветривание.
— Разве у тебя нет токсикоза?
— Токсикоза? — глянув на жениха, Юна непонимающе хлопает ресницами.

Проходит несколько секунд в полном молчании и Дазай уже ни в чём не уверен.
Новость о беременности Юны знают все. И мама, что звонила несколько десятков
раз, говорила о её плохом самочувствии и токсикозе, мучающем девушку второй
день. — А, ты об этом. Нет, пока нет, — девушка неловко улыбается и идёт
ставить чайник.
Ложь.
116/241
Шёлковый чёрный халат струится по бёдрам, заканчиваясь на порядок выше
колена. Осаму надеялся увидеть наряд поскромнее, всё же она находится не у
себя дома, а у отца. Но скоро поняв, что они одни, он быстро расслабляется.
Юноша решает не заводить разговор о липовой беременности, как ему кажется,
и проходит в гардеробную, дабы снять пальто, что успело слегка высохнуть.
Вешает на плечики и отправляет в шкаф, поздно вспоминая о телефоне, забытом
в нём. Цокнув, парень отодвигает верхнюю одежду, висевшую рядом, и начинает
копаться по всем карманам, ища телефон. Но вместо него нащупывает что-то
другое. Листок с номером. С Чуиным номером. Прошло пять часов с их встречи и
Дазай уже успел забыть, что сам попросил и взял его номер. Паника паникой, а
костюм на свадьбу никто не отменял. Вздохнув, он кладёт записку в брюки и
идёт в прихожую, надеясь отыскать телефон там. Но его нет.
— Дазай.
— Что?
— Тебе кто-то звонит.
Облокотившись о подоконник на кухне, Юна крутит в руках чужой телефон.

Хочется спросить какого чёрта она его вообще его в руки взяла, но вместо этого
он просто подходит к ней, забирая телефон и отвечая на звонок. На той стороне
мобильника слышится приглушённая музыка.
— Надеюсь, я не потревожил вас, Дазай-кун.
Голос Огая звучит расслаблено. Он будто отдыхал после тяжёлого рабочего

дня, решив позвонить старому другу и пригласить его на чашечку-другую кофе.
Вот только Осаму не был для него другом.
— У Вас что-то случилось? — парень специально не называет имени, зная, чем

это чревато в доме Фукудзавы. Юноша идёт в гостиную от греха подальше.
— Нет, просто решил поболтать. И узнать всё ли в порядке. Ты же упал

сегодня, а я врач, как никак.
«Вот именно «никак»».
— Я хорошо себя чувствую, Мори-доно, к чему этот вопрос? — Дазай уверен —

Юна в соседней комнате слышит всё, что он говорит, но идти дальше слишком
подозрительно, поэтому старается, как можно тише, произнести имя
собеседника.
— Прямолинейный, как и всегда, — хмыкает Огай, отпивая вино из бокала. —

Хорошо, я лишь хочу убедиться в том, что мой племянник в хороших руках.
— В смысле? — вздрагивает юноша, когда слышит хлопок входной двери и

копошение в прихожей.
— Видишь ли, Чуя не всегда может различить хороший перед ним человек
или нет. Он цепляется ко всем, кто хотя бы раз был добр с ним. Семейные
проблемы оставили свой отпечаток. Я знаю тебя, Осаму. И я не хочу, чтобы ты
ранил его.
117/241
— Ранил? Вы считаете, что-
— Я ничего не считаю. Я лишь говорю, что не стоит видеться с ним, —

предупреждающе, произносит старший.
— Я лишь хотел отдать ему его вещи. Больше ничего, — еле слышно
произносит парень, зная, что на той стороне провода его точно услышали.
— Надеюсь. Приятного вечера, Дазай-кун, — ухмыляясь произносит Огай,

вешая трубку.
За ужином Осаму чувствовал напряжение, исходящее от самого себя.

Желания с кем-то разговаривать, не было от слова совсем. На все расспросы о
том, где он был эти два дня, отнекивался делами. Юкичи начинал что-то
рассказывать, заслышав о работе. Осаму не хочет оставаться здесь больше, чем
это нужно, но отказать не может. Мачеха Юны предлагает утром съездить и
посмотреть ресторан, где будет проходить празднование свадьбы. Дазаю
плевать на свадьбу, а потому он со спокойной совестью и толикой сожаления в
голосе сообщает, что будет занят завтра, а потому не сможет поехать с ними. В
отличие от представительниц прекрасного пола, у него есть работа. Юна ничуть
не расстроена — всегда есть возможность отправить фотографии. Спустя минут
тридцать юноша чувствует последствия своего сотрясения. Голова начинает
гудеть, в висках пульсирует, а перед глазами всё начинает плыть. Хорошо, что
Фукудзавы с дочерью не было в этот момент. Мачеха Юны, приметив его плохое
самочувствие, спрашивает всё ли в порядке и не хочет ли он пойти отдохнуть.
«Просто устал» — отвечает парень, принося свои извинения, и направляется на
второй этаж. Женщина остаётся одна в гостиной, тихонько попивая фруктовый
чай.
Около двух часов ночи шатену всё же удалось расстаться с болью. Всё это
время он будто плавился в аду. Тело бросало то в жар, то в холод. Голова со
звоном раскалывалась на части. Боль не утихала ни на миг, давя на уставший
мозг. Сейчас стало спокойнее. В спальне стоит лёгкая прохлада, контрастируя с
теплом постели. На кровать ровной линией падает свет, проникающий через
зашторенные окна. Уличный фонарь раскачивается под натиском сильного ветра,
слегка скрипя. За окном вьюга. Гипнагогия завладела его разумом. Каждый
шорох не остаётся незамеченным — вот, кто-то пошёл на первый этаж, ветка
ударила по окну, а это кто-то открыл дверь. Стоп, что? Дазай вздрагивает, резко
открывая глаза. Он один. В комнате пусто. Тогда, что это было? Оглядевшись по
сторонам и ничего не найдя, парень ложится обратно на подушку, накрываясь
одеялом и наконец засыпая.
******
— Так, кто это был?
— У института. Тот парень.
Чуя молча мешает курицу лопаткой, обжаривая её на сковородке и пытаясь

вспомнить того, кто так сильно заинтересовал его друга.
118/241
— А, ты про Дазая. Просто клиент, — пожимает плечами Накахара,
накладывая порцию собы с курицей в тарелку и передавая её рыжему.
— Просто клиенты не приезжают просто так к институту и не ждут словно

псы у двери, — подначивает Мичизу, ставя посуду на стол.
— Он просто приезжал отдать вещи и всё. Блять, придурок, даже не смей

ржать, — услышав короткий смешок, рычит Чуя, слегка прикладывая поварешку
о голову друга. Одного сотрясения ему за сегодня хватило.
— Нет-нет, ха, — смеётся Ведьма, потирая голову, когда хмурый рыжий

садится за стол, беря в руки палочки. Он накручивает собу, предварительно
макнув в соус, и отправляет её в рот. —Просто он так смотрел, — ухмыляется
парень, садясь за стол и отпивая чай. Чуя давится.
— Что? — прокашлявшись и всё проглотив, спрашивает он.
— Смотрел. На тебя смотрел, — уточняет рыжий «придурок», играя бровями,

когда Чуя прожигает в нём дыру.
— Не неси чушь, — отнекивается юноша, — лучше готовься. У нас завтра

обстрел на французском, — он складывает пальцы на манер пистолета и
отправляет импровизированную пулю в друга. Затем безумно гордый собой, дует
на дуло пистолета, убирая его за пазуху.
— *Oh, non, — напоследок ноет парень, падая на стол.
«Идиот».
* «Oh, non» — «О, нет»

Спасибо за прочтение главы, солнышко, увидимся в комментариях.
Не забывай тепло одеваться — на улице не май месяц!
119/241
Примечание к части Приятного прочтения, котятки❤️
Глава просвещается потрясающей музе DCRYSS, что всегда рядом и
божественной татуировке с соукоку, которую я наконец-то сделала
Часть 15
Чуя четко дал понять, что больше домой к Осаму не поедет. Даже,
если других вариантов не останется, он готов хоть при стоградусном морозе
снимать мерки на улице. И ещё пусть в это время рядом происходит перестрелка
мафии. И на них обрушится ливень с мощным снегопадом, демонстрируя всё
естество и могущество природы. Всё лучше, чем ехать в квартиру к этому
демону, наутро оказываясь в просторном багажнике и другой стране. Знаем —
плавали. Дазай, искренне рассмеявшись, прекрасно понимал причину, а потому
спорить не стал. Чуя утрировал, конечно, но всё равно забавно.
— Тогда куда? — последний раз хихикнув, интересуется парень, ложечкой

помешивая кофе, на молочной пенке которого ловкими руками баристы было
вырисовано практически идеально ровное сердце посыпанное корицей. А с
этими трубочками из шоколада напиток выглядел по-зимнему атмосферно,
учитывая, что он сидит прямо рядом с окном, выходящим на небольшую улочку,
что засыпает снегом с самого утра. Осаму сосредоточено вглядывается в кружку,
убедившись, что от сердца не осталось и следа и только потом делает глоток. У
него был какой-то пунктик на латте-арт, а точнее неприязнь к подобному
искусству. Память о кофе с глупым смайликом на пенке осталась и, кажется,
будет с ним до конца жизни. Фе.
На душе до странного пусто. Ночь выдалась поистине адской, сопровождаясь

невыносимой болью и учащенным сердцебиением, отдающим свирелью в ушах.
Его голова — барабан стиральной машинки, в который попал забытый в куртке
небольшой винтик, ударившийся сто и один раз об металл за время стирки —
сна. Внимательная до тошноты мамочка Куникида мгновенно поняла, что что-то
не так. Дазай пришел выжатый, как лимон, в офис, сильно морща лоб от
пульсации в области затылка. А было только восемь часов утра! Акутагава,
которому Доппо буквально пригрозил следить за Боссом, был только рад — эту
искру, блеснувшую в его глазах, было сложно не заметить. Полная свобода
действий, касающихся семпая, и Рюноске готов замурчать от радости. Дазай
мысленно перекрестился, но отказать Куникиде трудно — он умеет убеждать.
Дисания, хорошенько поебавшая его мозг утром, отступила ближе к двенадцати
и наступило всеобъемлющее ощущение расслабленности и успокоения. Истома
всегда приятна, но эфемерна. Стоит ухватиться за её тонкую нить, дабы не
проморгать момент, как от неё и след простыл.
Весь этот шум — голоса и ребяческий хохот; работает будто на фоне и

слышится совсем приглушенным. Всё его внимание сосредоточено
исключительно на одном человеке.
Шатену прежде не приходилось бывать в Токио Соломачи, что буквально

кишит маленькими детками и кучей всевозможных магазинов для них. Несмотря
на это находка его приятно удивила. Кофе и шоколадный чизкейк в три часа дня,
что может быть лучше? Дазай никогда не был любителем сладких блюд, всё же
предпочитая горькое приторному, но сегодня хотелось побаловать себя чем-то
этаким. Чизкейк, как раз подходил под этот критерий. Если бы не Акутагава, он
бы так и остался в неведении. Латте здесь делают отменный.
120/241
«Интересно, а Одасаку бывал здесь?».
Шатен гулко прыскает в кулак, представляя друга, суетящегося около своих

деток, с этой жутко заботливой гримасой — улыбкой, на лице. Дазай. Человек,
что всю свою жизнь разделял позицию — семейная жизнь для идиотов, не
умеющих ничего, делает огромное исключение для своего друга и безмятежно
попивает кофеек в одном из детских центров, мило хихикает, болтая по
телефону. Кто увидит, не поверит.
— Ко мне, — отзываются ему по другую сторону трубки после большой паузы.

Кажется, Чуя чем-то занят. Юношу изумляет даже не тот факт, что Чуя может
быть спокойным — в последнее время раздраженного и нервного Накахары было
больше, чем расслабленного; а то, как он говорит. Голос Чуи немного хриплый,
но при этом чистый и безумно звучный. Увлеченный Накахара располагал к себе
и давал какую-то неимоверную убежденность во всём, что он говорит. Дазай
натурально болванчик просто кивающий и соглашающий со всем, что пропоёт
этот голос. Сквозь гул магазина Осаму слышит, как парень дышит. Шатен
успевает досчитать до десяти, когда собеседник делает глубокий вдох и будто
задерживает дыхание, выдыхая спустя время.
«Йога? Погружение с аквалангом? Чем ты занят, Чуя?»
Дазай кусает себя за язык и нелепо улыбается, вперив взгляд в тёмного

цвета напиток с молочной пенкой сверху. Странные ощущения. Он просто, блять,
старается бросить думать вообще. Но мозг продолжает быть сукой, подбрасывая
моменты из какого-нибудь бредового и предсказуемого фильма для взрослых,
начинающегося точно также. Безумно хочется как-то глупо, но едко, пошутить,
выводя такого смирного сейчас рыжего, чтобы оборвать затянувшуюся в
несколько секунд тишину.
— Я освобожусь в шесть, а сейчас мне пора, до встречи, — спешно прощается

Накахара, завершая вызов.
Дазай нервно прикрывает глаза, облокотившись на спинку стула. Эфемерное

ощущение улыбки на губах кажется чем-то постыдным и
нереальным. Нехарактерным для него. Осаму хватается за кружку, делая
большой глоток и плевать на обожженные язык и горло. Его губы пересохли, а
дышать становится больно. Позывы закурить, освободившись вообще от всех
мыслей, становятся сильнее. Черти пляшут на нервах. Последние несколько
дней такие странные. И он сам странный.
«Что, блять, не так?»
Около четырёх часов дня, когда Акутагава вернулся с уже заправленной

машиной и они вернулись в офис, Осаму приходит сообщение от порядком
заученного номера со временем и просьбой не приезжать раньше, изложенной в
нескольких капсом написанных сообщений — Чуе нужно время, дабы доехать до
дома, а Осаму потребуются мозги, чтобы понять это. Маленько поразмыслив,
шатен гаденько хихикает и строчит ответ, ставя телефон на беззвучный. Когда в
кабинет заглядывает Рампо, босс оставляет телефон на диване, проходя за
рабочий стол. Мобильник тихо разрывается от количества сообщений, что
прилетают на него, безостановочно вырывая Эдогаву, сидящего около телефона,
из разговора. Дазай кровожадно улыбается, замечая это, и прячет столь
121/241
плотоядную усмешку за первым попавшимся отчетом. Осаму непомерно ярко
воображается возмущение на чужом удивленном веснушчатом лице словно
стоит только протянуть руку вперёд — он обязательно дотронется до
него. Обязательно дотронется.
******
Его брови сведены к переносице, а уста подрагивают словно он хочет что-то

сказать да не решается по определенным причинам. Он резко выдыхает,
прикладывая ладонь к лицу. «Как же ты заебал». Хочется выматерить так, чтобы
этот шкаф на всю жизнь уяснил, что рыжий не собирается играть с ним ни в
какие игры, или убить сразу на месте, осознавая, что до этой медузы не дойдёт.
Чуя ещё не разобрался. Осаму хмыкает, полностью заходя в магазин и
приближаясь к его сотруднику. Рюноске, всё это время следующий за шатеном,
теперь неловко осматривается, бросив что-то вроде приветствия — Чуя не
разобрал. Он будто вовсе и не заметил ничего, будучи занятым чем-то другим.
Например, поиском другого консультанта…
— Какого хуя ты тут делаешь? Что я говорил? Не приезжай. Это так сложно
понять? — Осаму насилу сдерживается, чтобы не захохотать в голос, заслышав
этот взбешенный шёпот. Какой злюка.
— Ну, Чу-уя, — слишком приторно-нежным голосом лепечет Дазай. Акутагава

давится воздухом, спешно прикрывая рот, —до меня туго доходит. С
сотрясением нелегко живётся, знаешь ли.
Дьявол, давящий на больные места, не иначе. Чуя ещё раз горько вздыхает,
моля Бога пощадить его и послать сюда метеорит, уничтожив весь магазин и
этого человека заодно, после чего резво разворачивается на каблуках, удаляясь
к кассе. Спорить с Дазаем бессмысленно. Желание покупателя в этих стенах —
закон. Всё работает против консультанта, а потому ретироваться в данной
ситуации лучшее решение. Осаму не слышит, что он говорит симпатичной
блондинке за кассой, кивая в его сторону, когда рыжий оборачивается и смотрит
так будто Дазай и правда учинил нечто вопиющее и Бог несомненно его
покарает. Девушка, задорно хихикнув, кивает и Накахара скрывается в комнате
персонала, ещё раз блеснув синевой глаз.
— У, какие мы злые, — одними губами произносит шатен, оборачиваясь к

Рюноске. — Кого-то ищешь, Акутагава-кун? — от резкого смена объекта
внимания юноша вздрагивает, обращая внимание на семпая. Он вообще-то был
занят.
— Нет-нет, Дазай-сан, всё в порядке, — живо отозвался юноша, мотая

головой.
«Разве я это спросил?». Под прицелом изучающего взгляда, сердце

заходится и Акутагава готов поклясться, что вскоре сможет выплюнуть этот
глупый орган, что теперь пульсирует где-то в области кадыка. Дазай придирчиво
вглядывается в лицо парня перед ним, но всё же решает не лезть в эти густые
дебри, касающиеся его кохая.
— Хорошо, — снисходительно говорит старший, пожав плечами.
Спустя минут десять рыжий выходит из комнаты персонала уже одетый в
122/241
длинное чёрное пальто и с кожаной черной сумкой. Он прощается с девушкой,
что игриво машет ему в ответ, и идёт к Осаму. Видно, что он уже порядком
остыл.
— Едем?
Беззаботность в чужом голосе раздражает хоть Чуя уже не злится. Затушить

огонь труднее, чем распалить его. Дазай видит, ощущает всеми фибрами гнилой
души, как рыжий старается не сорваться, послав его далеко и надолго, чтоб
неповадно было. Но вместо этого он протяжно вздыхает и идёт к выходу, бросая
спокойное:
— Едем.
******
В квартире Чуи уютно. Заметно уютнее, чем у самого Дазая, что в принципе
неудивительно. Дазай не проводит так много времени дома да и не жаждет хоть
как-то его обустроить — базовых вещей ему хватает и он довольствуется малым.
Прихожая не такая большая, но для одного жильца и маленького Чуи — пойдёт.
Осаму неоднозначно хмыкнул, глянув себе под ноги. Среднего размера круглый
тёмно-зелёный ковёр с ярко-рыжей лисой, свернувшейся в клубок и безмятежно
дремлющей на какой-то лесной опушке, отлично гармонировал с серыми обоями
и тёмно-бордовым шкафом.
— Символично, — подумал шатен, глянув на Накахару и расположившуюся

под ногами лису. Или лиса.
Рюноске, которого Чуя заставил идти с ними, ведь: «Что ты будешь всё это
время делать в машине? Пойдём, я тебе чай налью. С мятой. С таким шефом
нужно только такой чай пить. Замолчи, Дазай!», неуклюже осматривается,
снимая пальто. Акутагава, правда, не хотел идти с ними — недовольство семпая
чрезвычайно хорошо ощущалось в замкнутом пространстве машины, но отказать
было нереально.
— Проходите в зал, там можете вещи кинуть. Я пока чайник поставлю. Блять,
Тачихара! Ты опять забыл окно закрыть!
Из кухни, расположенной слева от прихожей, моментально повеяло холодом,

стоило только приоткрыть деревянную дверь. Накахара шустро закрывает
открытое на проветривание окно, привстав на носки, чем вызывает маленькую
улыбку на лице гостя. Рыжеволосый напоминал ребёнка во взрослой одежде,
очень взрослой одежде, что Осаму непроизвольно поджимает пересохшие губы,
обведя взглядом фигуру хозяина квартиры. Он пытается собраться, вести себя
также как и всегда словно ничего не произошло, но выходит из рук вон плохо. Он
будто заколдован. Заколдован одной рыжей ведьмой, никогда в жизни не
сознающейся в этом. Дазай пытается как-то всё проанализировать, понять, когда
всё пошло не по тому месту и появилось тянущее где-то между рёбер странное
ощущение неопределённости. Наверное, та чёртова поездка всё же сыграла не
последную роль в этом всём. Шатен всё ещё чувствует себя неловко после сна и
откровений за парой бокалов. Но дело ли только в этом?
Акутагава, всё это время стоявший рядом, в состоянии абсолютного

ахуевания смотрит на босса. Наблюдать подобное непривычно и слишком
123/241
интимно для самого Рюноске. Его босс, являющийся идеалом во всём, которому
юноша многим обязан, мутно следит за одним рыжим юношей, что немного
занят, не замечая этого. Или не желает замечать очевидное. Туманно кашлянув и
поняв всю бессмысленность своего пребывания здесь — Осаму даже глазом не
моргнул, юноша всё же решает последовать совету хозяина квартиры и идёт в
зал.
На Накахаре красный вельветовый пиджак с маленькой серебряной брошью

на лацкане. Чёрная рубашка, расстёгнута на несколько пуговиц, открывая вид на
ключицы и несколько длинных цепочек в виде цепей. Тёмного цвета брюки в
обтяжку с ремнём и такого же цвета носки с принтом красного дракона. Рыжий
наливает воду в чайник, ставит его нагреваться и переводит взгляд на Осаму,
что, кажется, залип. Чуя кивает головой в сторону зала, нахмурив брови и как бы
намекая, что он сейчас должен быть там, а не здесь. Вернувшись на планету
Земля, шатен несколько раз быстро моргает, не понимая, чего от него хотят.
— Прости, — за всё.
В тёмной из-за занавешенных штор гостиной расположился тот самый

Тачихара, играющий в какую-то игру на телефоне. Кажется, это были гонки, если
судить по звукам разбивающихся металла и стекла, когда владелец смартфона
на секунду отвлекся от игры. Крик друга его ничуть не смутил, а вот внезапное
вторжение — очень. Гостей в квартире этого колючки практически не бывает.
Тачихара и сам не раз в этом убеждался. Перебрав в мыслях тысячи праздников
и не найдя подходящий для сегодняшней даты, рыжий гулко хмыкает, включает
длинную напольную лампу, стоящую около бурого дивана, и наконец встаёт с
насиженного места, когда в проёме появляется Рюноске.
— Добрый вечер, — Тачихара протягивает руку гостю, подходя к нему

вплотную и слегка ухмыляясь, чем заставляет Рюноске сделать шаг назад, —
Мичизу Тачихара, — непомерно оживленно произносит он.
— Рюноске Акутагава, — тихо откликается на приветствие парень, пожав

ладонь.
Первое что бросается в глаза — дымчатая и на удивление незапятнанная

мешковатая футболка, свисающая практически до колен, а именно надпись на
ней. «Саке — топ, возьми хуй в рот». По выражению лица, а скорее
совершенному отсутствию каких-либо признаков жизни на нём, ясно, что
подобного юноша не видел никогда. Для него такой стиль представлялся
абсурдным и неподходящим в особенности для уже взрослого человека. Изредко
пестрящие фотографии с современной модой в виде странных вещей, украшений
вызывали только огромное количество вопросов. «Да, кто такое носит?!». Вот
оказывается кто. Узнав об этом, рыжий бы точно обиделся. Двадцать три не так
уж и много да и он не похож на тех обладателей чудаковатого чувства стиля.
— Креативно, — ехидничает шатен, заходя в комнату вслед за кохаем. Ему

будто удалось вернуть самообладание.
— Рад, что Вам понравилось, э—
— Дазай Осаму.
Осаму подозревал, что они либо живут вместе, либо спят. Если первое он
124/241
вычеркнул ещё лежа на льду, то второе подтвердилось прямо сейчас. Хотя
больше похоже на временное сожительство — слишком мало вещей для двоих,
да и Чуя больше похож на человека уважающего своё личное пространство.
— Приятно. Мичизу Тачихара. Будем знакомы, — парень расползается в

искренней улыбке, слегка показывая белоснежные зубы. — Как Ваша голова?
Надеюсь, лучше, чем вчера.
— Всё хорошо, спасибо за—
— Снова бездельничал, Ведьма?
«Надо тебе бубенчик на шею повесить!». Вдруг появившийся Чуя пугает.

Осаму едва на месте не подпрыгнул. Ну, не смотрит он вниз, что поделать, если
он такой высокий, а Чу маленький! Да и перебивать не прилично! Рюноске, что
присел на край дивана, предпочитая наблюдать за всем со стороны, непонятливо
переглянулся с возмущенным диванным обитателем.
— Ты слишком плохого обо мне мнения, морковка, — оскорбленно тянет тот,

поджимая губу. — Я вообще-то все эти дни к защите готовился пока ты где-то
несколько дней прохлаждался, а сегодня повторял!
Дазай безмерно рад, что про его оплошность в виде похищения консультанта
не знает хотя бы друг Накахары. Можно вздохнуть спокойно хотя бы в этой
квартире.
— Молодец. Значит, мне не придется краснеть из-за тебя, да? — с усмешкой

уточняет Накахара.
— Ты никогда не краснел из-за меня, — фырчит парень, сложив руки на

груди. Обиделся.
— Пойдём чай нальём, бука. Я пока не выпью работать не настроен. Потом

можешь обижаться сколько влезет. Я даже подыграю и сымитирую глубокое
раскаяние над сказанным.
— О, спасибо. Вы так добры, Господин Морковь.
«А друзей ты по росту выбираешь, солнышко коротышка? Хотя даже тут

мимо, Мичизу повыше будет, ХА». Шатен хихикает собственным мыслям, надолго
останавливаясь на одной. Ему здесь нравится. Нравится атмосфера, дарящая
ощущения чего-то лёгкого и комфортного. Объяснить это трудно, но находясь
здесь около получаса, парень не замечает, как расслабляется. То ли дело в чае,
который неосознанно расслабляет, то ли в чём-то другом. Он еще не понял. На
удивление, нет, Осаму досталась кружка с лисой. Здесь есть хоть какая-нибудь
вещь не связанная с этими рыжими созданиями? Ощущение будто ты провалился
в лисью нору, тут и там натыкаясь на них и ходя с осторожностью, вдруг одна из
них окажется под ногами, как это было в прихожей. Чуя забавно смеётся, поймав
гостя за разглядыванием рисунка на керамике, и прикрывает ладонью рот,
которую в сильном порыве хочется убрать. Тачихара, дабы не смущать и так
нервного Акутагаву (он вообще-то всегда такой), прикрылся диванной подушкой.
Хоть он и не понимает чего его так смущает. Все уже взрослые люди, а футболка
крутая. Её вообще-то ему Накахара подарил.
125/241
Шатен, поддавшись атмосфере вечера и компании, отвечает на нелепую
шутку друга хозяина квартиры такой же дурацкой, чем еще сильнее ошеломляет
кохая и веселит открывшегося немного с другой стороны знакомого. Ему
нравится. Нравится такой Чуя. Чуя, что ведет себя так отрыто, глупо шутя о чём-
то — шатен даже не запомнил, акцентируя внимание на немного другом. Чуя,
что улыбается до появления ямочек на щеках и неловко отводит взгляд, когда
им случается столкнуться взглядами. Чуя, что целовал его во сне...
— Пойдём, — дёрнув за рукав синей рубашки надетой поверх молочной

водолазки, зовёт шатена рыжий. Дазай даже не понял, когда тот успел встать с
дивана.
— Куда? — вставать с удобного кресла не хочется, он так хорошо сидел, а тут

консультант со своей работой.
— Мерки снимать. Не хочу, чтобы вы из-за меня ещё в аварию попали. Уже
темно.
Осаму смотрит в окно, не видя там ни черта кроме желтоватых огней города,
и с разочарованием встаёт. В противоположной комнате от кухни расположилась
спальня к глубочайшему сожалению без лис. Хотя одна всё же здесь обитает.
После приятной полутьмы гостиной эта комната слишком светлая. Накахара
раскрывает сумку, что притащил с работы и достаёт блокнот с записями и ленту.
— Надеюсь, в этот раз ты будешь послушней.
— Опасно отказывать человеку с удавкой в руке.
Чуя хмыкает, но никак это не комментирует. От прошлого хорошего

настроения не осталось ни следа. Чуя не проронил ни слова. Для него это просто
обязанность. Замерив шею, грудь и ещё раз рост, вдруг шатен, падла такая,
вырос, Осаму не выдерживает давящей тишины и со вздохом спрашивает:
— Почему с мятой?
— Что?
— Почему ты выбрал чай с мятой?
Стоило только Накахаре зайти в гостиную, как воздух наполнился кислым

запахом мяты с бергамотом. Осаму подумал, что тот решил претворить в жизнь
свою идею напоить бедного Рюноске мятой, но к его удивлению в кружке
оказался просто чёрный чай. Оно и понятно. На вопрос о том, какой он будет
ответом послужил — чёрный. Так ответил и Акутагава. Но тогда, что было в
кружке у Накахары, если Мичизу мирно попивал энергетик с жестянки? Почему-
то только сейчас до него дошло, что вообще происходит. Чуе не нравится его
компания. Это заметно по резкой смене настроения, когда они остаются
наедине, зажатым плечам и взгляду, что то и дело бегает от одного угла к
другому лишь бы не смотреть на него. Даже комната словно пропахла этим
ядовитым запахом нервов вперемешку с раздражением. Только в присутствии
посторонних Накахара держит себя в руках и старается не взрываться.
— Это мелочь, Дазай. Я просто захотел. Такой ответ тебя устроит? — слишком
хмуро произносит Чуя, оторвавшись от работы.
126/241
— Ты так сильно нервничаешь будучи в компании со мной, — кивает шатен,
словно соглашаясь с кем-то, но говорит он один. — Ты сказал, что пока не
выпьешь не сможешь работать, — припоминает парень. — Не думаю, что у тебя
на работе завал, с которым ты не справляешься. Да и тётушка тебя в обиду уж
точно не даст. Тогда, зачем ты позвал Акутагаву, если тебя так сильно
раздражает вся эта ситуация? Ты мог не делать этого, и мы бы справились с
этими ёбанными мерками за пять минут, окончательно разойдясь, словно
никогда и не встречались. К чему это чаепитие, как в «Алиса в стране чудес» на
час? К чему всё это? Неужели тебя так сильно трясет от желания вдарить мне
только при одном виде, что тебе требуется успокоительное? Я настолько тебе
противен?
— Это, мелочь, Дазай, — с расстановкой произносит Чуя, смотря в глаза

напротив. — Хочешь знать, почему я нервничаю? А почему ты так смотришь?
Почему я постоянно ловлю тебя с этим странным вдумчивым взглядом? О чём ты
думаешь, Дазай? Тебя ведь я тоже раздражаю? Верно? Раздражаю своим
поведением, манерой, внешностью — абсолютно всем. Так зачем ты сказал моё
имя? Денег у тебя достаточно, чтобы сшить эту тряпку у кого-нибудь другого.
Зачем приехал отдать вещи, если ты мог просто сжечь их нахуй? Зачем привёз в
тот чёртов дом? Чтобы поиздеваться? Не удивлюсь, если это ты тогда вырубил
свет лишь бы только, — мрачнее тучи он резко замолкает, прикусив язык, дабы
ничего не сказать. Вот теперь он раздражён.
— Лишь бы только что? — рыжий крепко стискивает зубы, смотря в пол. —

Давай, договаривай, Чуя, — подначивает Осаму.
— Лишь бы только позлить, — и он вспыхивает, как спичка. — Это всё месть?

Из-за Огая? Мстишь за своего отца? Так знаешь что, Осаму, я клал на всё это, —
рычит Чуя, подходя вплотную. — На ссору между ними. На тебя и твои сдвиги. И
этот чёртов, блять, костюм. Пошёл ты!
— Как ты меня назвал? — его словно холодной водой обдало, кода он

услышал своё имя. Имя, а не фамилию, от которой хотелось избавиться
последние несколько лет.
— Ты меня вообще слышал, Осаму? — и ещё раз.
В зале что-то с треском разбивается, сопровождаясь громким «ой». На

секунду Чуя замирает, надеясь, что ему показалось, но посмотрев на такого же
немного удивлённого шатена, пулей вылетает из комнаты будто бы только и
ждал чего-то такого, чтобы уйти от этого напряжённого разговора.
— Какого хуя, Тачихара?
— Ой, Чуя, а мы тут это...празднуем, — настолько пьяным Мичизу Чуя видел

лишь единожды, когда умерла его бабушка. Единственный человек, что всегда
поддерживал его и не отказался после всего, что произошло.
— Да, — также пьяно подтверждает Акутагава, у которого по всей видимости

и упала бутылка, — празднуем смену...ой, такое говорить нельзя, — мотая
головой, меняет тему тёмноволосый, когда Мичизу шикает.
— Что празднуете? Как можно было нажраться за несколько минут?!
127/241
— За тридцать минут, вообще-то! — шатаясь, встаёт рыжий.
— Рюноске, ты как? — подоспевший Осаму тянет кохая за плечо, удивляясь

тому, что он абсолютно не умеет пить, проработав барменом в одном из ночных
клубов достаточно долго. Неужели он там не пил?
— Все нрмально, Дазай-сан.
— В хлам.
— Блять, Ведьма, ты бы знал, как это не вовремя, — вздыхает Накахара,

когда его приобнимают за плечи.
— Ты бы знал, морковка, как я тебя люблю, ой.
— Знаю, ты мне каждый раз об этом говоришь, — скрестив руки на груди,

бурчит рыжий. Он вообще-то недоволен.
— Это последний раз. Я проблююсь и всё...это... нормально будет, во.
— Идиот, — цокает рыжий, — иди быстрей, не хватало ещё, чтобы ты всё

здесь испачкал.
Рюноске, которого оставили без внимания буквально на несколько минут,

успел задремать в сидячем положении. Сверхчеловек. Всё так не вовремя. Осаму
стыдно. Они ведь так и не договорили, но он даже смотреть в сторону Чуи не
может.
— Как поедете? — внезапно спрашивает Накахара, отстранённо глядя на

гостя пустым взглядом застывших голубых глаз.
— Мы же не закончили.
— Я попрошу мастера помочь. Не хочу отнимать у тебя

время...этими...разбирательствами. Просто следовало закончить всё с самого
начала.
Накахара идёт на кухню, оставляя шатена в одиночестве, и открывает окно

нараспашку. Достаёт сигарету из пачки, лежащей на подоконнике, и жадно
закуривает. Нужно очиститься от всего. Никотин отлично отрезвляет голову, в
которой до одури полно. Он накрывает ладонями лицо и облокачивается локтями
о подоконник, высовываясь на улицу. Сигарета тлеет между пальцев, но он не
затягивается. Дым уносится на пустынную улочку, стоит только малейшему
ветру подуть. То что Дазай странный он понял с самого начала: его
отстраненный вид, полное отсутствие желания готовиться к своей же свадьбе и
безграничная словно у зараженного необходимость в спорах. Шатен любил лезть
туда, куда не надо и распарывать старые раны, упиваясь его гневом. Они похожи
как минимум своим не желанием отступать. Ни один из них не сделает шаг
назад, дабы дать другому занять лидирующее положение, но Накахара сделал.
Это не слабость, а невозможность просто существовать рядом. Каждая их
встреча заканчивается какой-нибудь хуйнёй, от которой страдают оба. Когда
Тачихара, усмехаясь, сказал о взгляде, Чуя подумал, что это бредни друга, но
сейчас всё иначе. Взгляд Осаму холодный и проницательный. Стоит лишь
128/241
взглянуть в глубокие тёмные омуты напротив, как выложишь абсолютно всё
будто глаза и правда умеют говорить. Твоя душа больше тебе не принадлежит.
Твои секреты — общие. Он знает всё словно вы всю свою жизнь прожили в
соседних домах, встречаясь каждый день.
— Чуя.
— Мм?
Накахара не смотрит на него, ему достаточно того, что он слишком сильно

ощущает его присутствие здесь.
— Прости, — рыжий хмыкает, — мне не стоило начинать этот разговор. Ты не

виноват.
— Совесть проснулась? — рыжий устало улыбается, затянувшись и

развернувшись к Осаму. Юноша облокачивается бедром о подоконник, наклонив
голову в бок. Дазай напоминал нашкодившего пса, которого так усердно
выпрашивал мальчик у родителей. Не хватает только опущенных ушей в этом
ворохе волос и натурально пёс. Видимо, желания сбываются не сразу и
приходится ждать.
— Нет, — честно отвечает тот.
— Потому что у тебя её нет, — соглашается рыжий.
— Да, у меня её точно нет.
Ледяные ладони в неведанном порыве окольцовывают бледное лицо. По телу

носятся мурашки словно муравьи, заползающие куда-то глубоко под кожу. Туда,
где трепещет душа и вырастают розы. Даже стужа улицы не сумеет сравниться
с холодными руками Дазая Осаму. Лазурные глаза бегают по чужому лицу,
останавливаясь на слабо обветренных губах, когда они припадают к его.
Мимолётное касание обожгло уста, побуждая наполнить лёгкие спасительным
кислородом или оттолкнуть сего невежу, что влез туда, куда не следовало бы.
Чуя ломано выдыхает в поцелуй, приоткрыв рот. Парень сначала растерянно
замирает, ожидая гневного: «ты совсем ахуел?!» и полёта с высотки вниз, прямо
на проезжую часть. Но вместо этого наблюдает за тем, как Накахара
вожделенно прикрывает дрожащие ресницы и его щёки багровеют. Веснушки
сливаются в цвете красных щек, что шатен не может разглядеть хотя бы одну
рыжую крапинку.
— Блять, — шепот режет уши. Осаму кажется, что он оглох.
Убедившись в том, что жить он будет, в ближайшее время точно, шатен

наклоняется и целует вновь, в этот раз желая вобрать больше. Губы Чуи
чувственные и мягкие заставляют пожалеть, что шатен не сделал этого раньше,
а решился сейчас. Осаму просто, блять, не позволяет себе закрыть глаза, боясь,
что это всего лишь плод его воображения. Горечь никотина на языке нисколько
не отталкивает, и Дазай позволяет себе заглянуть несколько дальше. Ладонь
ложится на затылок, слегка массируя и притягивая ближе, что шатен может
ощутить как сильно бьётся чужое сердце в унисон своему. Разница в росте
компенсируется поднявшимся на носки рыжим, однако и с учётом этого Осаму
приходится наклониться, притягивая парня за талию. Смесь горького и безумно
129/241
терпкого — такой его Чуя. Язык проходится по белоснежным зубам, очерчивая
клыки, пока не сплетается с чужим. В испуге с лёгким чмоком они отлипают друг
от друга. Губы Накахары легонько подрагивают, он резко проходится по ним
языком. Они обменялись туманными взглядами, когда из прихожей послышалось
восторженное:
— Я аж протрезвел.
Ух, это было горячо
130/241
Примечание к части Легкого прочтения, котики❤️
П.с. Курение вредит вашему здоровью!
Часть 16
******
— Нашёл что-нибудь?
— Да.
Мужчина в чёрном пальто проходит в кабинет, передавая небольшой конверт

сидящему за столом в центре комнаты. В помещении мрачно (в связи с погодой и
временем), а на часах около восьми утра, отчего пришедшему доводится слегка
сощуриться, дабы не вписаться в какой-нибудь предмет интерьера и потом не
выкладывать немалую сумму за него. К сожалению, зрение с годами лучше не
становится.
— Накахара Чуя, — охает Суто-сан, плюхаясь в кресло. Он устал. Следить за

будущим зятем Юкичи оказалось не такой уж и простой задачей, тем более,
когда тебя лично просят это делать. Он уже не так молод, как раньше.
Приходится затрачивать больше сил вообще на всё, начиная от простой слежки и
заканчивая поиском информации. Ещё и нормальной возможности перекусить
нет. Однако не гоже кусать руку, что кормит и даёт крышу над головой, потому
Рио продолжает терпеть.
— И? — требует продолжения мужчина, перебирая фотографии с юношей на

них.
— Накануне вечером Осаму уехал из офиса в район Токио Скай Три, где и
встретился с ним. В пять они вместе двинулись в Эдогаву. В жилой район.
Остановились у одного из домов. Ничего такого, но мне пришлось дожидаться их
возвращения около четырёх часов в машине, — вздыхает мужчина, вспоминая,
как сильно у него затекли ноги от одного положения, пока он, словно пёс,
выжидал.
— Их? Они ещё куда-то поехали?
— Нет, вернулись только Дазай и этот тёмноволосый, что вечно за ним

таскается. Рыжий из дома не вышел, — закурить бы, да Фукудзава не позволит.
Говорит, мол, от ковра потом будет свербить, а жене не нравится запах.
Подумаешь. Сдал в прачечную и всё. У Юкичи наверняка хватит на это средств.
Суто закурил бы исключительно из вредности, стоя на этой безвкусной тряпке и
выдыхая дым прямо на неё.
— И кто он?
— Я навёл справки, — Рио достаёт из папки лист формата А4 с фотографией

и сплошной писаниной. — Студент. Живёт в районе Эдогавы, куда Дазай,
собственно, и заезжал вчера. Учится на последнем курсе и в принципе ничего
примечательного, если бы, — мешкаясь, молкнет мужчина, — не факт того, что
он племянник Огая.
131/241
— Мори Огая? — Фукудзава опускает лист, не верящими глазами смотря на
собеседника. Подобного исхода он явно не ожидал. — У него разве есть
родственники?
— Накахара — сын сестры Озаки. Получается, что есть.
— Как мир тесен, — ухмыляется мужчина, опускаясь на спинку кресла. Он

наклоняется, поднимая пузатую бутылку коньяка, стоящую на полу, и наливает
содержимое в стоящий на столе снифтер. — И что Осаму делает в компании
такой особы?
— Хотите, чтобы я узнал? — это последнее, чем жаждал бы заниматься сам

Суто. В его возрасте люди уже на пенсию отправляются, странствуя и
наслаждаясь благородным возрастом, а он, как пацан, в шпиона играет.
— Удивлён, что ты этого ещё не сделал. Теряешь хватку, старик, — отпив,

цедит хозяин дома. — Проследи за ним и не распространяйся. Хочу, чтобы ты
сделал это сам. Без свидетелей.
— Как прикажете.
******
— Чьё дело важнее: Вашингтона, который создал

государство, или Эдисона с его достижениями в области электричества?
Ответы на подобные вопросы меняются в зависимости от лица, которое отвечает
на них, и эпохи, в которую они даются. Но именно Иссии Кикудзиро обобщает
представление о роли дипломатии в развитии японского государства.
— Отлично, — встаёт со своего места преподаватель, легонько прихлопнув в

ладоши. — Отличный доклад. Вам удалось показать динамику развития мысли, а
самое главное — связь. Иссии Кикудзиро был прекрасным выбором для анализа.
Немного доработать и будет целая диссертация, — глянув на студента,
подмигивает преподаватель. — Давайте закончим на этом и продолжим уже
после перемены. Все свободны.
Студентам дважды повторять не надо. После двух пар с одним

преподавателем точно нужно пройтись, ведь впереди ещё одна. Кто-то как
оголтелый летит в кафетерий за едой, в особенности никуман стал их фаворитом
в последнее время, кто-то в том же бешеном порыве бежит курить, дабы
утихомирить нервишки после доклада, а кто-то остаётся сидеть на месте,
заткнув уши наушниками.
— Эй, Чуя.
Накахара лежит на парте, уместив голову на сложенных руках, и никак не

реагирует. Он не выспался. Дазай увёз Рюноске около десяти вечера, так как
погода за окном в край разошлась, а такси не могло подъехать к дому из-за
гололёда. Одного сотрясения было достаточно, отчего пришлось дожидаться в
квартире приезда машины. К этому времени Акутагава практически оклемался —
Чуя накачал его и дико сопротивляющегося Тачихару какой-то дрянью,
безуспешно отправляя последнего спать. Тёмноволосого даже уговаривать не
пришлось — он сделает, если Дазай попросит, а вот с Мичизу довелось
132/241
помучиться. Парень совершенно не хотел униматься, задавая какие-то тупые
вопросы. Это, конечно, было неудивительно. В особенности после того, что он
увидел. Но раздражало сильно. Уже выходя из квартиры, Осаму пожелал доброй
ночи, криво улыбнувшись. Накахара не смог выдавить из себя ничего кроме
смущенного «увидимся», хотя видеться с ним после произошедшего не хотелось
совсем. Послав друга спать в спальню, рыжий остался в зале, приглушив лампу.
Что-то в глубине рёбер нашептывало склизким голосом не самые приятные
вещи, теснящие уставшую голову. «Ты поступил неправильно. У него скоро
свадьба. Ты должен был оттолкнуть. Должен был не допустить этого. Он тебе не
нужен. Ты ему не нужен. Он и не вспомнит о тебе через неделю». Заставить
замолчать самого себя невозможно и это, пожалуй, не единственное, о чём
юноша жалеет сейчас. Только близ трёх часов ночи удалось сомкнуть глаза,
мгновенно открывая из-за дребезжащего будильника. Поспал три часа, а по
ощущениям одну минуту. Кофе на пустой желудок — отвратительно, но еда не
лезла совсем. Тачихара даже подавился, вытаращившись на друга. Мичизу
всегда был понимающим, а потому решил допросить друга позже, когда тот
придёт в себя.
— Чуя? — громче самой песни в наушниках зовёт Тачихара.
— Отстань, — незамедлительно отзываются ему, вздохнув.
Вытащив один наушник и вставив его в своё ухо, Ведьма хмыкает, всецело
игнорируя недовольство соседа, пробубнившего что-то. Mother Mother «Arms
tonite» частенько проигрывалось и у Мичизу в машине, в особенности, когда им
везло ехать куда-то вместе. Нашептав почти идеальным английским одну из
строчек, юноша опирается головой о руку, не собираясь на этом
останавливаться.
— А говорил, что по девочкам, — тотальный игнор. — Знаешь, а я ведь твой

друг и от меня не должно быть секретов. Особенно таких, — и снова ничего.
«Уснул что ли?»
— Я тебе ещё тогда говорил, что он странно на тебя смотрит. А ты не верил,

— пихнув в бок, припоминает парень, ухмыляясь. — Тебе нужно чаще меня
слушать.
— Замолчи уже, а, — не выдержав, бурчит Накахара, не поднимая головы.
— Ну, Чуя. Я хочу помочь тебе.
— Мне не нужна помощь, я прекрасно себя чувствую, отвянь, — парень

сглатывает, — пожалуйста.
— Ну, Чуя.
— Я же сказал: «пожалуйста».
Мичизу намеревается ещё что-то сказать в поддержку своего предложения,

когда в аудиторию заходит преподаватель, и парень решает оставить друга в
покое. До поры до времени. Говорить о таком при посторонних — плохая идея.
— Мы обязательно об этом поговорим, — шепчет юноша, вставая и оставляя
133/241
наушник на парте.
Третью пару Чуя не слышал, о чём там рассказывала Сасаки, какую тему
выбрал Сэтоши, почему не смог подготовиться Иошао и дальше по списку.
Музыка помогала не слышать себя. Вслушиваешься в то, что поёт группа и
растворяешься в этой мелодии, не задумываясь ни о чём. Без неё всё
совершенно не так. Размышлять о случившемся накануне не было никакого
желания, но почему-то мысли вертелись исключительно вокруг этого, словно у
него не было других проблем. Скоро сдача диплома, да и к тому же нужно
помочь Тачихаре наконец-то съехать. А то слишком уж он задержался. От
Мичизу польза, конечно, была, но иногда хотелось побыть одному. Как в этой
ситуации. Чуя пытается как-то проанализировать. Спрашивает самого себя:
поступил бы он также, как и вчера, если бы представилась возможность
повернуть время вспять. Но не получает ответа. Чуя точно знает, что всё было бы
иначе. Он бы не вышел на работу во вторник, когда Осаму пришёл в магазин. Не
пил бы с Огаем в среду. Просто. Ради своего здоровья. И не оказался бы дома у
шатена в этот же вечер. Но, увы, возвращение назад не помогло бы стереть его
память. Он мог оттолкнуть, однако не сделал этого. Мог. Но в тот момент он
чувствовал себя совсем невесомо. Его будто отпустило: Дазай, изрядно
потрепавший нервы, Тачихара, нажравшийся не вовремя. Отпустило абсолютно
всё, что тревожило. Целоваться Осаму умел и этого было не отнять. Случившееся
не было и первым опытом у Чуи. Он как-то поцеловался с Тачихарой на спор ещё
на первом курсе во время празднования их поступления. Они тогда были
знакомы лишь неделю, да и то херово — знали только имена друг друга, не
общаясь совсем. Рыжий, конечно, знатно ахуел, отталкивая от себя парня, что
так нагло притянул к себе за косуху. Сломанный нос и синяк на руке — пустяк,
главное, что Накахара чувствовал себя победителем. Он же выиграл спор. И как-
то так сложилось, что они сблизились и начали общаться, вспоминая о том
случае только будучи совсем пьяными и дико смеясь. Но почему-то поцелуй с
Дазаем не собирался отпускать его ни через час, ни через десять. Осаму бесил
всем: внешностью, неумением отступать, острым языком и таким же
пронзительным умом, не желающим проигрывать ни в чём. Больше всего,
пожалуй, сердили его изворотливость и холодность в некоторых ситуациях.
Причин имелось много и все они, блять, обязаны были бить набатом там на
кухне. Однако его ничто не волновало в тот момент.
— Давайте закончим на этом! Всем спасибо за пары, вы молодцы!
Невзирая на копошение со всех сторон и радостные голоса, обсуждающие

поход в ближайшую кофейню, Чуя отмирает лишь через пару секунд. Он находит
телефон, который лежал под тетрадью, и строчит сообщение с адресом и
длиннющей просьбой помочь. Юноша просто не может сам. Больше не может. И
разговор уже не о его премии.
******
В полчетвертого в квартире раздаётся докучливый стук в дверь,

повторившийся спустя время. Видеть сегодня никого не хотелось,
следовательно, гостей Дазай вот вообще не ждал. Быстренько съездил утром в
офис, дабы проверить всё ли там хорошо, и возвратился домой не без помощи
Куникиды, конечно же. Ощущение, будто пока Одасаку греет свою попку под
жгучим балийским солнцем, Куникида перенял на себя роль матери-героини,
следя за их общим чадом, что ни в какую не хочет слушаться. Чем бы дитя ни
тешилось, лишь бы не вешалось. Осаму не желал находиться наедине с собой.
134/241
Ему было легче справляться со всем на ногах, отвлекаясь на какие-то дела:
наставить Акутагаву, разобрать документы, проследить, чтобы Рампо-сан не
потерялся в собственном офисе и в целости передать его По-сану, что
обязательно заедет за ним вечером. Он был готов на всё только бы перестать
думать. «Не зацикливайся на одном, Дазай-кун. Самокопание ещё никому не
сыграло на руку. Оглянуться не успеешь, как твоя жизнь превратится в
сплошное болото, в котором будешь тонуть». Ты опоздал, Ода, он уже давно
утонул. Когда приехал от Чуи и отвез Рюноске восвояси отсыпаться, Осаму так и
не смог уснуть, ловя себя на мысли, что ему мало. Запретный плод сладок, и
юноша был согласен с этим. Чую можно читать, словно открытую книгу,
целенаправленно вызывать ураган эмоций, предсказывая каждую его реакцию.
Взбешенный рыжий — лучшее лекарство от земных проблем. Можно часами
наблюдать за Чуей, что вспыхивает, как спичка, стоит только Осаму пустить
шутку или же сказать что-то едкое, цепляющее собеседника. Однако ничто не
сможет сравниться с его искренним смущением. Накахара был другим. Он
открывался совершенно с новой стороны, и Дазай чувствовал себя персонажем в
игре, что с большим упором перешёл на новый уровень, наконец-то добившись
продолжения сюжетной паутины. Слышать стук чужого сердца, жаждя вобрать в
себя больше. Зреть каждое изменение и позволить себе просто вот так целовать
его, стоя на кухне. Шатен точечно может вырисовать его лицо, эмоцию, стоит
только закрыть глаза. Внутри явно что-то перевернулось, издавая громкий
скрежет заржавевшей машины, потому как хотелось больше. Но, как правило,
это желание притуплялось склизким сомнением. Его свадьба состоится через
неделю, а он вообще ни в чём не уверен. Заключать брак, дабы помочь семье, не
было лучшей идеей изначально. Теперь к этому добавлялся ещё и факт того, что
за эту неделю изменилось слишком многое, что не позволяло Осаму со всей
уверенностью заявить о своей готовности. Сколько проживёт их брак? Как долго
шатен сможет терпеть?
За дверью его встречает юноша в приятном глазу жёлтом пальто и с немного

растрёпанной шевелюрой. Всё же на улице не май месяц и не лёгкий морской
бриз. Он, мило улыбаясь, слёту начинает извиняться, низко кланясь, кажется,
беря на себя все грехи этого мира. «Непогода? Так это я нагнал метель!
Неполная луна? Так это я её распилил! Настроение плохое? Так это я его
испортил, Дазай-сан!» Первые несколько секунд Осаму ошарашено хлопает
глазами. Этот парень знает его имя, но вот незадача — шатен видит его
впервые. Пробовать перебить — бесполезно. Дазай уже давно перестал пытаться
уловить суть его визита. Какой-то юноша, не представившись, начинает просить
прощения непонятно за что, и шатен как-то должен на это реагировать.
— Меня зовут Хиро Фукуда, я здесь по просьбе Накахары Чуи. Он себя плохо
чувствует, поэтому попросил меня помочь со снятием мерок, — на одном
дыхании щебечет он. — Не волнуйтесь, это не займёт много времени. Приношу
свои извинения за беспокойство!
И они правда снимают мерки. Им хватает десяти минут, чтобы покончить с

тем, что он с Чуей так и не смог завершить. Странное ощущение. Напоследок
Фукуда ещё раз извиняется за задержку, обещая выполнить всё в оговоренный
срок и пусть они не будут спать, он всё равно сделает всё в срок!
— Значит, так ты решил? — оставаясь наедине с собой, еле слышно шепчет

Осаму, опираясь спиной о входную дверь.
На следующий день рейс Бали-Токио пребывает ровно в восемь часов утра, о
135/241
чём приятным голосом сообщает девушка из колонок. Дазай чувствует
неимоверную усталость, сидя в зале ожидания. Уснуть ночью хоть и получилось
благодаря таблеткам, но постоянные пробуждения не давали никакого толку.
Даже с раскрытым настежь окном было жарко до невозможности дышать.
Пожалуй, мысли душили сильнее, чем жар батарей. Одасаку выглядел
отдохнувшим и посвежевшим, что в принципе было очень даже удивительно.
Всё-таки он отправлялся на отдых с пятью детьми и супругой, а не один. У Осаму
сердце затрепетало, заметив радость на лице друга. День пролетел незаметно.
Детишки оживлённо рассказывали за ужином, где они побывали, кого какая
черепаха укусила и кому посчастливилось увидеть настоящих пиратов. Дазай с
неподдельным интересом слушал, пообещав обязательно поехать с ними в
следующий раз. К концу вечера Осаму точно решает, что ничего не скажет
Одасаку и постарается справиться со всем сам, не посвящая друга в дела. У него
наверняка своих проблем хватает. Между Дазаем и Чуей не может быть ничего.
Проходит три дня. Три самых худших дня. У юноши совершенно не

получалось нормально поспать, а если и выходило, то только под действием
сильнодействующих, снотворных, но он же не может каждый день их глотать.
Возвращению Оды были рады все, даже Рюноске, который всегда с недоверием
относился к его с Осаму дружбе, расспрашивал обо всём (но он в этом никогда не
сознается). Перелёт, отель, море, отдых. Дазаю начинало казаться, что его
отпускает. На работе полный загруз, что времени на лишние мысли не было, но
стоило только остаться один на один с собой в квартире, как всё вновь
возвращалось к тому, от чего он с таким упором бегал. И даже встреча с семьёй
этого не исправила. Совместный ужин вымотал ещё больше, в особенности
разговоры о помолвке вызывали тошноту. Дазай раз пять за весь вечер выходил
курить, дабы успокоиться и вернуть самообладание. Не обращать внимание на
отца, старающегося скрыть за серьёзным видом гнев, было трудно. Йосано
догадывалась, что с братом что-то не так, замечая его отстранённое состояние,
но всё никак не решалась поговорить с ним, чувствуя вину за тот разговор. Сны
со странным подтекстом и рыжим в главной роли стали уже привычными, как и
дрочить в душе, держа в голове одно имя, будто, так и было всегда. Ему мерзко
от самого себя.
Утром в пятницу на телефон приходит сообщение. Костюм готов. Осаму

решает ехать за ним в гордом одиночестве, чувствуя дрожь во всём теле,
отдающую на кончиках пальцев. Ацуши-кун встречается около входа,
разговаривая с кем-то по телефону. Заметив Дазая, подходящего к магазину, он
быстро завершает звонок, улыбаясь. Парень чувствует себя неловко в компании
шатена, но старается быть дружелюбным. На кромке подсознания Осаму
надеялся хоть краем глаза увидеть рыжего. Хотя бы убедиться в принятом им
решении. Но его здесь нет.
— Спасибо за покупку! Надеемся, Вам всё понравилось. Приходите к нам ещё!

И примите наши поздравления! — искренне улыбается девушка на кассе.
В восемь вечера Дазай едет в абсолютной тишине в ресторан,

принадлежащий знакомому Юкичи, что по доброте душевной предложил отпить
по случаю свадьбы. На самом деле, у него не было выбора, потому как Юкичи
изначально изъявил своё желание отметить сей праздник именно в заведении
друга. Мероприятие обещает затянуться допоздна, потому Осаму утром
великодушно разрешил коллегам прийти на работу позже, хоть Доппо и яро
сопротивлялся, не слушая ворчание Рампо. По успокаивающе похлопал супруга
по плечу, незаметно поцеловав его в висок, когда все были заняты чем-то
136/241
другим. Эдогава перестал жаловаться.
Парковка полная. Дазаю приходится втискивать машину между

Гелендвагеном и Лексусом, принадлежащим непонятно кому. Перед входом в
заведение Осаму нервно закуривает, судорожно затягиваясь. До начала Ада
остаётся пара метров и...
— Кого-то ждёшь?
— Тебя, Одасаку.
Сакуноске ухмыляется. Пожалуй, Ода был единственным, кто мог улучшить

этот вечер.
— Ты вовремя. Я уже собирался заходить, — наглая ложь.
— Куникида мне говорил, что тебя ещё нет, — подходя говорит Ода.
— Это всё, что сказал Куникида?
— Ещё он сказал, — мужчина хмыкает, — Осаму очень нервничает в

последнее время, но он слишком гордый, чтобы сознаться в этом. Попробуй
успокоить его, — пародирует Доппо Ода. — И как?
— От него ничего не скроешь, — соглашается парень, туша сигарету туфлей.
— Я не об этом, Осаму. Как ты?
Как он? Хороший вопрос. Никак, если можно так описать его состояние. В
голове чересчур полно даже после курения. Никотин нисколько не помог.
Кажется, что стало хуже.
— Нормально, — успокоив самого себя, отвечает шатен. — Нормально же

нервничать в таких ситуациях?
— Если ты нервничаешь только из-за этого, Дазай.
— Только из-за этого.
— Ты всегда можешь поговорить со мной, Осаму.
— Я знаю. Всё в порядке.
— Тогда пойдём.
******
— Ну, Чууя-я, ты не можешь игнорировать факт моего существования!
— Ещё как могу!
— Не будь занудой. Я не первый год знаком с тобой. Я вижу, что что-то

происходит.
137/241
— Ничего, Тачи, ничего не происходит. Мы просто идём в магазин. Всё, —
отрезает парень, толкая друга в бок.
— Да как ничего?! Тебя поцеловал парень! — слишком взволнованно,

припоминает Ведьма. — Парень, у которого скоро свадьба! И ты называешь это
«ничем»?!
— Не ори, дурень! Мы на улице!
— Ау-ч!
К удивлению Чуи, они никого так и не встретили, пока шли к супермаркету.

Машины были, но люди, будто вымерли. Однако это не отменяет факт того, что
Накахара не хочет, чтобы Мичизу орал на весь город, дабы каждая собака знала,
с кем он целовался.
— Прекрати нести чушь, это всё получилось случайно, да и…
— Случайно? Как ты мог засосаться с Осаму случайно? Нихуя себе, случайно!

Настолько случайно, что я аж, — Мичизу игриво поигрывает бровями, получая
снежком в лицо. — Ну, Чуя!
Накахара смеётся, когда через недовольство Ведьмы слышит хруст снега

позади. Юноша резко разворачивается, осматриваясь, но не замечает никого.
Подумав, что ему показалось, и отвлёкшись на жалующегося на жизнь парня,
Чуя решает не обращать на это внимание.
Около одного из подъездов раздаётся звук набора номера,

сопровождающийся клацаньем по клавишам.
— У меня есть кое-что для тебя.
******
Первые часа четыре проходят, как по маслу. Дазая даже не достают. Были,
конечно, родственники, которые откровенно заебали, но и те уже давно
ретировались. Из знакомых Осаму здесь только Ода с Акутагавой остались.
Доппо-тян уехал, оправдываясь, что уже поздно и детям, то есть ему, давно пора
спать. На самом деле, это Дазай так запомнил. По с Рампо по той же причине.
Хотя Эдогава явно хотел остаться и поесть, недовольно смотря на супруга. В
компании друга и кохая спокойно. Можно спокойно выдохнуть, даже несмотря на
присутствие здесь отца. Осаму научился не обращать на него внимание. К тому
же они сидят за отдельным столиком: далеко от родителя и невесты.
— Это точная информация? — закурив на балконе, спрашивает Юкичи.

Мужчина до боли стискивает зубы, сильно затянувшись. Он готов убить Осаму
собственными руками. — Понял тебя.
Не потушив сигару, Фукудазава возвращается в зал, игнорируя собственную

дочь, которая о чём-то его спрашивает. Ему сейчас совсем не до неё.
— Отдыхаешь, Дазай-кун? — напялив на себя маску полную

доброжелательности, спрашивает мужчина, присаживаясь рядом с будущим
родственником.
138/241
— Да, сегодня был очень трудный день. Вам ли не знать, Юкичи-сан, — с
толикой не наигранной усталости в голосе отвечает юноша. Он уже несколько
суток не может нормально спать, поэтому ему не приходится притворяться
утомившимся.
— Рад, что ты находишь в себе силы оставаться здесь, — улыбается мужчина.

— Господа, — обращается он ко всем сидящим за столом, обращая внимание на
себя, — давайте выпьем за этот брак! — поднимаясь, продолжает старший. —
Пусть он будет счастливым и долгим, — все чокаются, встав со стульев. —
Цените друг друга, любите и самое главное — будьте верными друг другу, —
Осаму делает глоток, едва не выплюнув коньяк обратно, услышав тон, с которым
последняя фраза была произнесена.
Если у Юкичи и были какие-то сомнения до этого, то сейчас их нет. Дазай

старается вернуть к себе безразличие, с которым он только недавно
разговаривал с будущим тестем, однако получается слишком криво.
— Что-то не так, Осаму-кун?
— Всё в порядке? — спрашивает, подходящий к парням Хироси.
— О, да, Хироси-сан. Всё в порядке. Если не учитывать тот факт, что твой сын
лизался с каким-то парнем, — со всей злостью в голосе произносит Юкичи. — А
так всё прекрасно.
— Что?
Шатен хочет провалиться на месте.
— М-м? Или я не прав, Осаму? Скажи же нам правду, — Дазай будто камень
проглотил. Он смотрит на Фукудзаву, но не видит лица. Перед глазами всё
расплывается.
— Осаму, что это значит? — недоуменно уточняет отец. Такой тон означал
лишь одно — наказания за содеянное не избежать. В последний раз всё
закончилось очередной попыткой покончить с собой, из которой его вытащил
Ода. Сакуноске стоит рядом, не понимая, что происходит: оставил друга на
какие-то две недели; вернулся, спросив «всё ли хорошо» — получил
положительный ответ, а тут такое! Ахуеть можно.
— Я не… — взяв себя в руки, отнекивается шатен.
— Конечно, ты не, — соглашается Фукудзава. — Но вот Суто-сан так не

считает. Решил пидора за мою дочь выдать? Хироси?
— Что ты натворил, Осаму? — Хироси даже не пытается скрыть свою злость.

Была бы его воля, он бы убил сына на месте. Уж очень много проблем с ним.
— И за «это», — мужчина с пренебрежением в голосе указывает рукой, на

стоящего напротив парня, — я собирался выдать свою дочь. Ты просто жалок, —
Юкичи допивает бокал до дна, с грохотом ставя его. Он разворачивается и
уходит, когда его догоняют.
139/241
— Юкичи, стой!
— Об этом никто не должен знать. Не хочу опорочить имя своей дочери, —

Фукудзава резко отрывает руку, вцепившуюся в его пиджак. —
Распространишься и я сделаю так, что вы и выйти из дома не сможете.
******
Как Осаму добрался до дома он не помнил. Отвёз ли его Ода или Акутагава, а
может он сам доехал? Увы, неясно. Единственное, что отложилось на кромке
сознания, пока он находился в бреду — у него больше нет семьи. Отец повторил
эту фразу не единожды, пока Ода пытался привести его в чувства. Где сейчас
Сакуноске тоже не понятно. Утро субботы, как и должно быть, встречает с
сильным похмельем. С его сотрясением лучше, конечно, избежать всех
нервняков и не пить, но, чем чёрт не шутит. В зеркале его встречает пустое лицо
и стеклянные глаза, безжизненно разглядывающие то, что он успел натворить
ночью. Его руки исполосованы, а кожу неприятно жжёт, стоит только
прикоснуться пальцами к ране. Кровь, что успела запечься, ранее красиво
стекала вниз по руке. По брошенным в ванне вещам, он с уверенностью мог
сказать, что делал это под душем в ванной. Побагровевшая вода, словно в
вальсе, кружится, утекая в слив. Совсем свежие раны начинают щипать, когда на
них попадает горячая вода. Кипяток обжигает кожу, и та пятнами краснеет. Но
ему плевать на эту боль, пока она может заглушить то, что заставляет
раскалываться сердце раз за разом.
******
— Итак, что мы имеем, — рассуждает в слух парень, наматывая круги по

комнате, — пока меня не было, Осаму познакомился с каким-то рыжим парнем.
— Это племянник Огая, — безынтересно дополняет Акутагава, сидящий с

другими на диване в кабинете Босса.
— Спасибо, — кивает Ода, — с племянником Огая, — нравоучительным тоном

продолжает он, — влюбился в него.
— Да, он в последнее время вёл себя странно, — подтверждает Куникида.
— Хорошо. И мало того, что вы упустили это, так вы ещё и проворонили

момент, когда они сбежали хер пойми куда.
— Думаете мы не пытались его найти? — обиженно говорит Рюноске. Он

вообще-то мотался по городу туда-сюда как ужаленный, лишь бы отыскать
Босса, а его обвиняют.
— Да, пытались, — вздыхает Сакуноске, присаживаясь на кресло. — Только

вот никакого толку. Всё равно оказались в заднице.
— Никаких задниц на рабочем месте, — ляпнул, не подумав Куникида. — Кхм.

Значит, будем выбираться. Как будто мы впервые так кх…
— Проебались? — подсказывает Рампо, шелестя конфетой.
— Да, про-е-ба-лись, — по слогам произносит Доппо.
140/241
— Что делать будем, Рампо-сан?
Эдогава крутит руками, напоминая дирижера какого-нибудь оркестра, а не

погорелого театра, в котором работает. Он закатывает глаза, цокая, когда
понимает, что ответа на вопрос не последует и им точно нужна помощь такого
гения, как Рампо.
— Искать, господа. Искать Накахару Чую. Чем раньше, тем лучше. Есть какие-
нибудь предположения? — жуя, спрашивает он.
— Рюноске, ты адрес не помнишь? — парень мотает головой. Увы, но адрес

Акутагава вспомнить не может. Машину утром забрал сам Дазай, так как парень
находился в состоянии нестояния после вечера и не мог даже встать с кровати.
— Ладно, но мы хотя бы знаем адрес, где он работает, можем позвонить туда.
— Ага, и нам так просто дадут его телефон или адрес, — саркастично
соглашается Рампо. — Может, ещё и пин-код от карты попросишь, Куникида-кун?
— Хорошо, и что же ты предлагаешь?
— У меня есть тот, кто сможет нам помочь, — неожиданно даже для самого
себя говорит Акутагава.
Юноша достаёт телефон из кармана, ища в контактах номер, что появился

там совсем недавно.
— Алло, Ацуши-кун?
******
Воскресенье выдалось излишне тёплым для морозного во время тайфуна

Токио. Ветер отступил и настала тишь, не нарушаемая никаким снегопадом.
Туристы слоняются туда-сюда по вечерним улочкам, забегая в кафешки, что не
успели убрать украшения после праздников. В окнах домов отражаются огни
вечернего города и это выглядит поистине прекрасно. Особенно восхитительна
Токио Скай Три, сияющая тысячей огней. Осаму устало допивает кофе, сидя на
полу в гостиной, облокотившись на диван. Он глупо пялится в окна — на мир за
ними, — не желая вообще покидать квартиру. Телефон успел сдохнуть ещё
вчера утром, поэтому ему было абсолютно поебать, кто и что ему там пишет или
звонит. Просто спрятался от всех, словно маленький ребёнок, думая, что это
может решить его проблемы. Дазай хоть и чувствовал себя паршиво, всё равно
заставил себя принять душ, обработать раны и сменить бинты, так как прошлые
насквозь пропитались кровью, что текла из распаренной кожи. На большее не
хватило. Завтрак — кофе, обед — кофе, на ужин тоже кофе.
Кряхтя, он поднимается и бредёт в зону кухни, ставя кружку к другим в

раковину. В тишине квартиры раздаётся неприятный стук в дверь. Первые
несколько минут Осаму тупо игнорирует пришедшего, сидя на барном стуле и
гипнотизируя дверь, будто он может с помощью телекинеза заставить человека
по ту сторону уйти. Но, когда стук повторился ещё раз и ещё раз, пришлось идти
открывать, дабы просто прекратить этот шум. Голова и без него никакая. Ладно
уж. Дазай резко открывает дверь, что у него сначала режет глаза из-за такого
непривычного света, а затем из-за того, кто перед ним. Не дав Чуе сказать и
141/241
слова, он хлопает дверью, решив, что это полный бред и иллюзия его уставшего
сознания. Чтобы Накахара, который дал понять, что между ними точно ничего не
может быть, сам явился к нему? Никогда в жизни. Через секунду стук
повторяется вновь и вновь, заставляя Дазая поверить, что всё происходит в
действительности.
— Дазай! Открой дверь! Нам нужно поговорить!
«Блять, что?!»
— Прости, — сиплый и безжизненный голос режет по ушам, когда шатен,

наконец, отворяет. У Накахары мурашки бегают табуном по коже. — Проходи.
Осаму удаляется вглубь квартиры, включая дальние софиты, направленные

на окна, чтобы они не били по глазам. Чуя снимает верхнюю одежду с обувью в
коридоре и следует за ним. Сердце отбивает чечётку от волнения. Дазай
набирает воду в чайник и ставит его нагреваться.
— Ты как? — очень глупо спрашивать у человека, что выглядит паршиво, как

он себя чувствует. Хуёво, Чуя, хуёво.
Вчера ему позвонил Ацуши и договорился о встрече. Чуе правда было совсем
не до него: пары, работа, Тачихара успевал знатно мозги поебать, но голос
паренька звучал настолько тревожно, что Накахара просто не смог отказать.
Подходя к месту встречи рыжий понял, что его нагло наебали. Рядом с Ацуши
сидели Акутагава и ещё один мужчина. Как выяснилось позже — Ода. Первые
несколько минут Чуя сидел в состоянии полного ахуевания, не веря в
услышанное. Это звучало, как ужасная, очень плохая шутка. И рыжему очень
хотелось убедиться в том, что это прикол. Ничего такого не происходило. И
вообще они это всё выдумали для какой-то своей цели, но парни молчали.
— Чай? — Накахара бы тоже не стал отвечать на свой вопрос.
— Да.
Тишина квартиры очень сильно давила на мозги. Даже тиканья часов не было
слышно, только потом до Чуи дошло, что его сердце стучало так громко,
перебивая любой звук. Осаму выглядел потрепанно, будто не спал целую
вечность. Под его глазами поселились огромные мешки, в которых можно рис
складировать, дабы угостить всё население Японии. Взгляд опущен, кажется, он
за всё это время ни разу не поднял глаза. Они сидели рядом друг с другом на
полу — Осаму сел там и рыжему пришлось идти за ним — но так и не
пересеклись взглядами, не перебросились ни словом. Всё хуже, чем он думал.
— Дазай?
— М?
— Я понимаю, что, — Накахара сглатывает, стараясь подобрать слово, чтобы

описать всю эту ситуацию, но у него у самого нет ни малейшего понятия, как её
охарактеризовать, — тебе сейчас больно. Иногда родители поступают… не так,
как нужно. Я и сам был в подобной ситуации, когда мой отец просто выгнал меня
из дома, переложив на плечи Коё, — Чуя мог не думать об этом, не прокручивать
у себя в голове, сутки или больше, но память об этом будет жить всегда, как бы
142/241
сильно он ни хотел избавиться от неё. — Я понимаю. Но ты не можешь просто так
сдаться. У тебя есть то, ради чего стоит продолжать бороться.
— Ты не понимаешь меня, раз говоришь такое, — сердце ухает, разрываясь

на куски, холодный и мёртвый взгляд впивается в него и словно пронзает
насквозь. Дазаю плевать откуда Чуя знает обо всём. — Для тебя признание отца
было смыслом жизни? Ты просыпался утром с мыслью о том, что ты делаешь
недостаточно, чтобы оплатить всё то, что сделал для тебя он? Он унижал тебя
на всех мероприятиях, даже когда тебе вручали ёбанный, блять, грант?
— Отпусти это, Дазай.
— Отпустить? — устало ухмыляясь, язвит шатен. — А ты отпустил, Чуя? Ты

смог простить его за то, что он сделал? Перестал думать о нём? О том, как он
сейчас живёт? Всё ли в порядке у его жены? Как он отпраздновал свой день
рождения? Ты смог отпустить, Чуя?
Нет, он не отпустил. Он просто прекратил заострять своё внимание на этом и

научился жить дальше. Сделал большой шаг, чтобы не возвращаться в прошлое,
но всегда помнил о нём.
— Тебе Ода сказал, да?
— Да, — ему нечего скрывать, Дазай итак всё знает и ещё в силах сложить
два плюс два.
— М-м, — понимающе мычит парень. — И что он тебе пообещал?
— В прямом. Деньги? Квартиру? Машину?
— Ты в край ёбнулся? — рыжий вообще-то весь извёлся пока ехал сюда, боясь
сделать что-то не так, испортить, а этот идиот несёт полнейшую ахинею.
— А почему нет? Разве ты бы стал приезжать сюда просто так, чтобы

«помочь»? Посмотрите! Чуя Накахара решил по доброте душевной помочь
бедному Осаму Дазаю, что сидит дома, словно затворница, и режет вены. Решил
выставить себя героем? Или нет? Или ты решил, что сможешь самоутвердиться
за мой счёт? Приехать, убедиться, что я в хуёвом состоянии и со спокойной
душой уехать домой? А может…
— Может, потому что мне не наплевать на тебя?! — не выдержав, рычит

парень. — Может, потому что я тоже человек и умею чувствовать? Может, потому
что мне тоже было больно, когда ты, идиота кусок, поцеловал меня там на кухне
и продолжил вести беседу о свадьбе, сбежав? Может, потому что ты мне не
безразличен?!
Пиздец. Он сказал это.
Этот поцелуй грубее, чем это было в их первый раз. Они словно получили то,
чего так долго ждали. Эти несколько дней для Накахары тоже были несладкие:
Коё с Мори поняли, что что-то не так, когда племянник неожиданно «пропал». Не
всегда слышал, непрерывно думал о чём-то и выглядел нервно. Озаки склоняла
143/241
Огая на разговор, мол: «Парням друг с другом легче обсудить проблемы
сердечные, чем если буду вмешиваться в это я». Мори лишь многозначительно
хмыкнул, заявив, что пока его не попросят помочь — лезть в чужую голову не
будет. И Чуя был благодарен ему. Обсуждать с дядей такое не представлялось
возможным. Накахара бы просто ему ничего не сказал, продолжив
саморазрушаться в гордом одиночестве. Чуя не мог сказать, что прям любит
шатена и готов завтра отправиться под венец. Нет. На деле же его положение
обуславливалось наличием банальной тоски, скребущей внутри своими когтями.
Скучать по Осаму можно было и рыжему потребовалось время, дабы осознать и
принять это. Может, если бы тогда на кухне ничего не произошло, Чуя никогда
бы и не дошёл до этих мыслей. Сейчас голова пуста. Накахара зарывается в
тёмные волосы, прикрыв глаза и ощущая, как что-то тёплое разливается под
кожей. Оно, словно мёд, растекается по всему телу, обжигая горло. Шатен
проходится языком по влажным губам, дав рыжему сделать небольшой вдох, и
припадает к нему вновь. Становится неимоверно душно. Хочется ближе. Хочется
больше. Дазай кладёт руку на талию Накахары, притягивая к себе на колени. Чуя
седлает бёдра, когда Осаму забирается под рубашку парня, ледяными пальцами
очерчивая линию позвоночника сверху вниз. Чуя приоткрывает глаза, охая, и
слегка ёжится. По полу веет холодом и Накахара вздрагивает. Шатен, словно
паук. Он ощущается везде и одновременно нигде. Одна рука придерживает за
талию, когда другая бессовестно тянет за волосы. «Больно, сука». Положив руки
на плечи парня, юноша отпрянул.
— Ты идиот, Осаму, — задыхаясь, шепчет он, ощущая, как его мокро целуют в
шею. — Я таких болванов в жизни не встречал, — сдавленно хрипит рыжий.
— Но это же ты сделал меня таким.
В этом что-то есть. Сидеть на полу в гостиной и целоваться, задыхаясь, не

думая ни о чём. Дазая не волнует его завтра, пока они находятся здесь и сейчас.
Волосы Накахары безумно мягкие, струятся у него между пальцев. Шатен
незаметно снимает с них резинку, путаясь в локонах. Вспоминается их первый
день в доме, когда Осаму с интересом разглядывал рыжие кудри,
переливающиеся на свету и подпрыгивающие при движении. Ни одно
представление, ни один сон не сможет сравниться с действительностью. Дазай
слабо тянет за волосы, вынуждая парня шикнуть, когда прикусывает нижнюю
губу до крови. Чуя сдавленно мычит, сильно зажмурившись. «Вот, мудак».
Желание позлить никуда не пропало и только подзадорило. Он смотрит
буквально в душу, дожидаясь внимания со стороны синих омутов, и
показательно слизывает выступившие капли. У Накахары сердце заводится, ловя
мутный взгляд на себе. По коже пробегают мурашки. И как он хочет, чтобы Чуя
реагировал? Шатен мокро проходится по скуле и до виска, слыша сбившееся
дыхание Накахары, и невесомо целует, в конце концов возвращаясь к своей
первоначальной цели — губам. Чуя с обманчивой лаской припадает к юноше в
ответ, дожидаясь, когда от него потребуют большего, притянув к себе ближе. Но
вместо этого рыжий в отместку обвивает лицо Дазая руками, чтоб не повадно
было в следующий раз кусаться. Напоследок всё-таки влажно поцеловав,
отстраняется. В свете софитов блестят глаза и губы. Чуя с трудом отмирает,
сглотнув.
— А сейчас спать. Я не стану продолжать… — молкнет рыжий, не понимая,

как назвать всё это, — зная, что ты в любой момент можешь грохнуться в
обморок, — хрипло произносит он, отдышавшись.
144/241
— Но я не…
— Да-да, — Накахара непреклонен. Ещё немного и Осаму начнёт отключаться

произвольно, когда организм этого захочет. — Давай, — юноша встаёт на
подрагивающие ноги, протягивая руку парню. Осаму с неохотой берётся за неё и
поднимается.
Чуя вытирает щёку тыльной стороной ладони. Его губы слегка припухли, а
взгляд мутный-мутный. Руки подрагивают, когда он пытается заправить рубашку
обратно в брюки, но ничего не входит. Этот чёртов Осаму её измял.
— Кхм… так… ты останешься? — хозяина квартиры этот вопрос сейчас

волнует больше всего. Ну, не сможет он уснуть, после такого, а глотать
таблетки уже порядком надоело.
— Нет. Боюсь, что Мичизу мне квартиру спалит в попытках что-то

приготовить. Я оставил его без ужина, — смущенно хмыкает парень. Первое
правило дома Чуи: никогда не давать Ведьме готовить. Один раз Мичизу взорвал
микроволновку, забыв вытащить ложку, что им пришлось отдраивать всю кухню.
В другой раз он вообще спалил кастрюлю, превратив её в угольки и выкинув в
окно. «Я просто запаниковал! Честно!» Третий раз стал вершиной его
достижений. Тачихара сломал нож, разрезав один ломтик хлеба. Чуя до сих пор
не может понять, как это произошло. Нож был не сломанным, пока не попал в
руки к этому вредителю. С ним одни проблемы.
— Может, останешься? Я обещаю хорошо себя вести, — подмигивает шатен,

притягивая к себе и невесомо целуя так, что Чуя краснеет ещё сильнее. Парень
отстраняется и уходит в спальню, дав рыжему немного времени на подумать,
хотя уже точно знает ответ.
В комнате холодно, ведь Осаму опять забыл закрыть окно, однако эта стужа
только на руку. Шатен прячет побагровевшее лицо за ладонью и улыбается в
никуда. Он не знает, как расценивать всё это. Ему, чертовски, хорошо.
— Ладно, не думаю, что что-то может случиться, — слышится из гостиной.
Рыжий чувствует себя неловко. Они уже спали вместе в одной кровати, но
тогда всё было иначе. Чуя ещё пытается как-то отговорить шатена и
ретироваться спать на диван, когда его силком затаскивают в спальню. Большая
пижама Дазая смотрится на Чуе забавно. Ему пришлось подвернуть штаны и
закатать рукава, чтобы просто не грохнуться на паркете и нормально
причесаться. Сонная нега охватила Дазая, стоило только ему лечь на кровать и
притянуть к себе парня. Чуя поворчал немного, сильно краснея и требуя
отпустить, но шатен никак не реагировал. Уснул. Накахара утомленно зевает,
уткнувшись куда-то в шею, и, наконец, прикрывает глаза. Первая ночь за
несколько дней, когда им наконец-то удастся выспаться.
И точно не последняя.
«Спасибо»
145/241
Я не думала, что мне будет так трудно реализовать эту идею. Она была очень
масштабной, планировалось выпустить две главы, однако мне удалось уместить
всё в одну, надеюсь, что хуже от этого не стало, но я действительно отдала всю
душу и не только этой главе.
Спасибо за прочтение, котятки. Ваша поддержка — главный мотиватор
продолжать работу. Я, как ребенок радуюсь, читая все ваши комментарии.
Спасибо, что оставляете их, мне безумно приятно. Как обычно увидимся внизу,
хочу узнать, что вы думаете о произошедшем, всех люблю ❤️
P.s.
Суто-сан, которого не позвали на пати и заставили следить за детьми:
Момент с кастрюлей — тру лайв, правда не нашей с DCRYSS ♂️ ох уж эта
общажная жизня
У нас к этой главе было придумано столько мемов, что я буквально чуть не
умерла, смеясь с них в три часа ночи. Простите, соседи. Пока писала
прокручивала их в голове и становилось немного легче. Можно сказать, что
глава вышла так скоро только благодаря вашей поддержке и сильному влиянию
лапочки DCRYSS. Безумно тебя люблю, солнышко☀️
146/241
Примечание к части Приятного прочтения, котятки ( =ω= )
Часть 17
Через трещины
в нас проникает свет.
******
Март. У многих этот месяц ассоциируется с теплом не так давно начавшейся

весны, когда наконец-то можно сменить неудобное зимнее пальто на что-то
лёгкое, более подходящее для пятнадцати градусов. В воздухе витает аромат
любви, первых свиданий — так говорят поэты, — и, конечно же, цветущей
сакуры. Хочется подольше задержаться на свежем воздухе, впитывая в себя этот
приятный запах. Единственная проблема — люди. От туристов нет отбоя, да и
сами жители не прочь прогуляться под солнышком, оставляя всю работу на
потом, а водителям приходится наворачивать по двадцать кругов вокруг
торгового центра и набережной. Юноша сильно хмурится, выходя из машины и
сталкиваясь с могущественным противником всех вампиров — солнцем. Лёгкий
ветерок треплет волосы, касаясь их совершенно невесомо, и эта свежесть
расслабляет. Заставляет отбросить все свои мысли на задний план, думая лишь о
чём-то высоком, не постигаемом простыми смертными.
«Сегодня всё решится»
Осаму лениво снимает бежевый тренч, желая оттянуть неизбежное,

аккуратно вешает его на спинку соседнего стула и садится. Водолазка вкупе с
бинтами под ней несильно теснят горло, душа и немного отрезвляя, возвращают
к реальности. Руки мелко потряхивают, а в голове разворачивается побоище.
Когда парень ехал в кафе, то успел обдумать всё и это придавало ничтожную
уверенность в себе, но сейчас Дазай ни в чём не уверен. Что стоит говорить, о
чём нужно помалкивать, а какие темы вообще не затрагивать даже мельком? Он
просто сбит с толку. Шатен по привычке заказывает кофе, попросив не
добавлять сахар, и продолжает ждать. Йосано должна вот-вот прийти. Они не
виделись около двух месяцев после того, что произошло в ресторане. После того
как его сердце разбилось вдребезги и вновь склеилось не без посторонней
помощи. Если же разговаривать с отцом не было никакого смысла — он просто
не станет слушать, высказывая свою точку зрения, то объясниться с сестрой
можно было попытаться. И она согласилась. Двадцать седьмое марта
планировалось очень насыщенным, ведь Чуя, чёрт бы его побрал, ждёт Дазая
вечером. Ещё и этот факт успел нехило так потрепать нервы. Написал накануне
вечером: «Я освобожусь в три. Где-то в четыре буду дома. Приедешь». И неясно
спрашивал он или ставил перед фактом: «Ты приедешь, Осаму». От этого было
ещё тяжелее. Ему предстоит внутренне трудная беседа с Акико и вечер с Чуей,
который чего-то хочет.
— Вы же, вроде как, вместе, да? Может, он просто соскучился? Почему сразу
должно что-то случиться, чтобы Чуя позвал тебя к себе? — предполагал Ода,
шикая на Анго, что норовил свистнуть чужой кусок пирога. Сакагучи тянулся
через весь стол, поджидая, когда парень, сидящий полубоком, отвлечётся, и
пододвигал тарелку с прелестью, испечённой женой Сакуноске, ближе к себе.
Вот гад! Он съел уже три и зарился на кусок Дазая!
147/241
«Вы же, вроде как, вместе». Вместе. Шатен впал в ступор. Слышать такое от
Оды непривычно и как-то неправильно, что ли. Мужчина больше подходил на
роль отца, нежели сексолога или психолога, с которым захочется обсудить нечто
подобное. Они никогда не разговаривали о личной жизни парня, а тут на тебе.
Ода решил бросить смущающий камень в его поросший сорняками огород. Осаму
глупо глядел перед собой, крутя что-то в черепной коробке, пока Сакуноске
разбирался с Анго.
— Я не… Мы… Это… Боже, — вымученно охает парень. Всё было сложно. Они
проводили время вместе, горячо целовались и… На этом всё. Встречались они?
Возможно. Говорил ли кто-то из них о своих чувствах? Нет. Осаму до сих пор
ощущал эту недосказанность между ними, порождающую непреодолимый страх.
Страх, что Накахаре однажды всё надоест, пожирал юношу по ночам всё то
время, что они не виделись. — Это же Чуя, — с непонятной досадой проскулил
шатен, крутя ручку между пальцами, когда Анго получил по голове каким-то
отчётом. Громко пискнув: «Ауч!», он всё-таки успешно приватизировал тарелку и
её содержимое. Всё равно Осаму не хотел есть. Кто бы мог подумать, что этот
заучка, с которым Ода познакомился ещё в универе, будет вытворять такое. Это
же преступление! Целое безжалостное покушение на пирог! — Мы не виделись
две недели, так как он был занят. А тут вдруг решил, что надо встретиться. Он
даже не спросил, хочу ли я увидеться с ним!
— А ты не хочешь?
— Это уже другой разговор, Одасаку…
— Может, освободился? Ты много думаешь, Дазай-кун, — беззаботно лепетал

Сакагучи, отвоевав желаемое и глядя на Оду, что с презрением смотрел в ответ.
Вкусно. — Не гадай, а просто дождись. Глядишь и довольным останешься, —
подмигнул он, ухмыляясь.
Ему дурно. Как не думать, когда тебе говорят такое?! Что значит «довольным
останешься»? Они просто хорошо проведут время? Отдохнут? К чему эти
эмоциональные махинации? Что Анго имел в виду?
Осаму не заметил, когда пришла Йосано. Девушка ослепительно улыбнулась,

и юноша сам не понял, как расплылся в искренней полуулыбке. Сестрица
выглядела потрясающе. Чёрное приталенное платье с квадратным вырезом,
отлично подчёркивающим выпирающие ключицы. Волосы собраны в аккуратный
хвост с длинной чёлкой, обрамляющей лицо. Недурно. Первые минут тридцать
проходили гладко, потому что разговор шёл абсолютно по другому течению. Из
головы как-то вылетело то, ради чего они собрались. Девушка ярко
рассказывала о недавней поездке в Нагасаки, показывая фотографии, что успела
сделать за свой недолгий отпуск. А Осаму лишь заинтересованно слушал, иногда
интересуясь деталями. В сестре всегда была страсть к путешествиям, словно
змея, обвивающая каждую венку. Дазаю это нравилось. Видеть, как у неё
загораются глаза при обсуждении какого-нибудь острова или природного
памятника — поистине потрясающе.
— Ты не собираешься возвращаться?
Юношу, будто обдало ледяной водой. Вопрос был слишком неожиданным,

ударяющим в лоб.
148/241
— Ты не собираешься возвращаться домой? — негромко повторяет Акико,
смотря прямо в душу. — Отец уже успокоился. Он… Примет тебя… Всё простит.
Ты просто должен вернуться, Осаму, извиниться и всё станет хорошо… Как
прежде, — она горько поджимает губу, затаив дыхание.
Хорошо? Она издевается? Никогда не было хорошо, а тут вдруг станет. То

есть, чтобы всё стало прекрасно, нужно было просто поцеловаться с парнем?
Абсурд. Вернуться значит проиграть. Извиниться — унизить самого себя. Дазаю
потребовалось два месяца, чтобы понять одно — он не вернётся. Как бы сильно
отец не злился — плевать. Такими глазками-бусинками Акико смотрела на брата
в детстве, моля стащить со стола в гостиной конфеты, пока внутри отец решал
какие-то важные вопросы. Приходилось придумывать целый план, как незаметно
пробраться в комнату и не спалиться. Тогда игра стоила своих свеч, но в данной
ситуации это не прокатит.
— Как долго ты будешь витать в облаках, сестрица? — слишком холодно

режет парень, вздымая бровь. Дазай делает глоток уже порядком остывшего
кофе, слегка сощуря глаза.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты всю свою жизнь защищаешь его, боготворишь, оправдываешь любой

поступок. Неужели, ты считаешь нашего отца прекрасным родителем и
великолепным учителем?
Воспоминания — самое ужасное, что есть у человека. Будь возможность

избавиться от всего лишнего, Осаму бы первым записался на удаление этого
хлама из мозга. Детство — это, когда всем похуй на тебя. Мать привыкла
закрывать уши, сжимая глаза до боли, когда в соседней комнате отец
«нравоучал» сына. Больно до дрожи в пальцах с маленькими шрамами. Дазай-
старший любил ножи. Большие, маленькие, охотничьи — любые. Такое себе
увлечение, но кто ему запретит? Сделал ошибку? Будь добр терпеть, заклеивая
рану пластырем, и переписывать всю тетрадь заново, выбросив ту, что
перепачкана в красных каплях. Лучше, конечно, сжечь. Солгал и это всплыло?
Лучше вообще домой не возвращаться. Непочтительно отнёсся к гостям, что уже
в сотый раз за неделю приехали узнать, как у вас дела? Можешь забыть о сне на
спине минимум на месяц.
— Это наш отец, Осаму, я не могу думать иначе. Он столько сделал для нас,
что мы просто должны быть…
— Нет, не должны. Ты так наивна, оглянись вокруг! Кого ты видишь? —

юноша указывает на людей, сидящих рядом.
— К чему это?
— Ты видишь среди всех этих людей нашего отца? Нет. Если бы он

переживал, то был бы здесь, — хмыкает парень. — Ты говоришь о каком-то
прощении и том, что всё будет хорошо, словно мы опять оказались в детстве. Всё
было хорошо у тебя, сестра. Всё было у тебя, — с расстановкой произносит он. —
Я боялся идти домой, когда получал оценку ниже, чем его ожидания. Боялся
сказать что-то не то при нём. Боялся слишком громко дышать, потому что его это
могло выбесить. Звучит забавно, но если вдуматься — ничего веселого нет. Я не
149/241
собираюсь терпеть это снова. Прости, но я устал.
И Йосано молчит, будто обдумывает сказанное. Смотрит исключительно в

свою кружку, не поднимая глаз. На лице ни единой эмоции. Она слишком
спокойна для подобных разговоров.
— Это всё из-за племянника Огая, верно? — лучше бы молчала дальше. — Как
и предполагал отец… Ты не понимаешь, что он просто морочит тебе голову? Ты
ему не нужен. Это план Мори, понимаешь? Он ненавидит нашего отца и решил
через своего племянника насолить ещё больше. Это игра. Этот рыжий прост…
— Замолчи, прошу тебя, — на душе горько, но голос не дрогнул. Не стоит

говорить о Чуе при нём.
— Ты же сам сомневаешься, я вижу. Ты знаешь, что это всё ложь. Прекрати

вести себя, как ребёнок, прошу тебя, — Акико берёт его за руку, с мольбой в
глазах смотря на брата. — Возвращайся, прошу. Мне тебя не хватает, — шепчет
девушка.
По столу проходится вибрация. Телефон зазвонил очень вовремя. Дазай не

собирался давать никаких обещаний и надежд. Он не сдержит. Йосано хмурится,
извиняясь, и отвечает на вызов. Осаму даже не пытается вслушаться в голос по
ту сторону мобильника. Ему это не к чему. Даже, если звонит отец. Думать не
хочется.
— Без меня нельзя? Поняла, да, сейчас приеду, — кивает девушка, вешая
трубку. — Прости, мне нужно ехать, — разочарованно вздыхает, вставая из-за
стола.
— Всё в порядке, — успокаивает парень. Будет лучше, если сестра уедет.
— Мы ещё встретимся?
— Да, конечно.
— Отлично, — девушка накидывает на плечи лёгкое пальто. — Я напишу

тебе, пока-пока.
— Пока.
Кофе совсем остыл. Дазай скорее машинально сделал последний глоток,

хмурясь. Фу. Встреча с сестрой облегчения не принесла. Стало ещё труднее.
Мысли о том, что Йосано права и парню следует вернуться домой —
отвратительны. Он не вернётся. Но почему-то именно они закрались в голову.
Спустя десять минут, когда Осаму уже оплатил счёт и собирался выезжать к
Накахаре, он получает СМС весьма содержательного характера.
16:01
— Нет.
Ты не приедешь.
В каком, блять, смысле?! В смысле он не приедет?! Что за херня?! Чуя

издевается над ним?! В голове всплывают слова сестры, подбавляемые
пришедшим сообщением, что Осаму готов взвыть. Рыжий даже не пытается как-
150/241
то оправдаться. Безэмоционального «Я занят» было бы достаточно. Дазай не
приедет? Ага, конечно. Специально приедет, чтобы убедиться, что всё в порядке.
Или не в порядке. Трудно заставить себя успокоиться в такой ситуации. Шатен
нервничает. Он сам не понимает, что происходит между ними. Встречаются ли
они или их «отношения» объясняются обычной скукой? Больно давать себе
малейший повод на одну мысль, что Чуя делает всё это ради дяди. Рыжий
наиграется, Мори получит, что хотел, и Осаму останется один. Пожалуй, этот
исход будет больнее всего.
Шатен паркуется на первом попавшемся свободном месте. Сегодня как-то

душно, несмотря на ветер. Или это всё из-за того, что творится в его голове?
Дверь подъезда открывается, когда невысокая девушка выходит из дома, и
Осаму не упускает возможности проскользнуть внутрь. Четыре этажа вверх и
перед ним двадцать третья квартира. Он был здесь всего несколько раз, однако
каждый, как первый. Два стука и шаги по ту сторону. Дверь открывает сам
хозяин обители, смотря на гостя с нескольким возмущением.
— Что ты здесь делаешь? — в большой толстовке и широких штанах Накахара

выглядит, словно пятнадцатилетка. Такой маленькой и злобный, что Осаму
пытается не засмеяться, видя недовольство на чужом лице. За спиной юноши
кто-то оживлённо беседует в гостиной по телефону.
Парень хотел было что-то сказать, да внутри всё сжалось. Он пожимает

плечами, не зная, как объяснить его неожиданное появление здесь. Неловко
говорить о том, что Осаму здесь, дабы убедиться в чувствах рыжего.
— Ты неисправим, — театрально цокает Накахара. — Заходи.
Он, правда, сомневался в нём?
— О, Дазай-кун, добрый вечер, — улыбается Огай, выходя из гостиной. Он

пожимает протянутую парнем руку.
— Добрый, Мори-сан, — незамедлительно приветствует мужчину шатен. —

Давно не виделись, надеюсь, у Вас всё хорошо.
— Лучше и быть не может. Ну, я пожалуй оставлю вас. У меня ещё есть дела
на сегодня и, Чуя, — внезапно обращается дядя к племяннику, — помни, что я
сказал.
— Да-да, я помню, — смущённо бубнит рыжий.
— Отлично, тогда хорошего вам вечера.
Кажется, Огай был первым, кто догадался об их связи ещё там, в машине,
когда забрал детей из больницы. Не сказать, что он был очень рад этому, всё-
таки отношения с отцом Дазая сказались на мужчине сильно. Однако видеть
своего посвежевшего племянника с искорками в глазах — потрясающе. Когда на
день рождения дядюшки рыжий притащил с собой Дазая, Коё лишь пожала
плечами. «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы всё было хорошо». Правда,
разговор с Чуей каждый раз не клеился. Ему было неловко говорить о подобном.
Он понимал, что чувствует что-то, но объяснить этого не мог. Дазая хотелось
прибить. Зашить ему рот, чтобы он помолчал лишнюю секунду, а не нёс какой-то
бред в три часа ночи, мешая спать. Дазая хотелось. Но Накахара не был готов
151/241
говорить об этом.
— Я всё равно не понял, что ты здесь делаешь.
— Ты сам позвал, — удовлетворённо мычит шатен, съев ложку торта. Он вот-

вот словит гастрономический оргазм. Озаки обалденно готовит. С этого дня
праздник цветения сакуры станет его любимым.
— А говорил, что сладкое не любишь, — хихикнул Чуя, сидя рядом на стуле

так, что его ноги слегка касаются чужих. — До тебя второе сообщение не дошло,
рыба?
— До меня вообще туго доходит, Чуя-чи, если ты ещё не понял, — рыжий

фыркает. — К тому же, я отменил все свои планы, чтобы встретиться с
затворником-тобой, а ты так жестоко поступил с таким бедным мной. Не стыдно?
— нарочито угрюмо произносит шатен.
— Да? Какой ужас! Как я мог так поступить? — подыгрывает Чуя, не скрывая
улыбки.
— Сам до сих пор не могу отойти. Вот, сижу тортом горе заедаю.
— Бедный, да как ты ещё жив после такого?
— Сам не знаю… Эй! — Чуя бессовестно тянется к чужой тарелке и ворует

чайной ложкой кусочек торта, отправляя её в рот. — Так вообще-то нечестно!
Это моя тарелка! — обиженно тянет Дазай, наблюдая за тем, как рыжий
довольно облизывается, ухмыляясь.
— М-м, вкусно.
— Ещё бы! Это же из моей тарелки! — Осаму возмущён. Его утром обделили
пирогом, который был вообще-то привезён специально для него, и не важно, что
парень сам отказался. Зато сейчас отказываться он был не намерен.
— Ой, за-ну-да! Хорошо, Мистер Это Моя Тарелка, я возьму другой.
Чуя отрезает себе кусочек под пристальным наблюдением тёмно-шоколадных

глаз, кладёт его к себе на тарелку и Осаму наконец-то спокойно выдыхает,
успокаиваясь. Угроза миновала. Вот только в глазах хозяина квартиры черти
пляшут, а Дазай сегодня идеально спокойный для таких игр. Пока парень
отвлекается на пришедшее на телефон сообщение, Накахара черпает ложкой
ещё один кусок, незамедлительно отправляя его в рот. Рыжий гаденько
хихикает, прожевав.
— Это что было? Я скоро совсем без торта останусь! — обречённо произносит
юноша, откладывая мобильник. Отвлекаться вообще нельзя.
— Без торта? Перед тобой больше половины, Осаму, — смеётся Чуя, указывая
ложкой на большую тарелку по центру небольшого стола.
— Прекрати есть мой торт, — с расстановкой говорит гость, стреляя гневным

взглядом в этого хитрого лиса.
152/241
— Или что? — по-кошачьи щурит глаза рыжий. Как дети, ей-богу.
— Я съем твой, — Дазай серьёзен, как никогда. Это нападение без

объявления о войне. Осаму должен постоять за свою вкуснятину. И угроза
срабатывает. Чуя решает не продолжать, тортик всё-таки жалко, и поднимает
руки вверх, мол: «Я сдаюсь».
Они просто смотрят какой-то фильм, перебрасываясь глупыми шутками в

сторону жутко тупых персонажей. Из подвала доносятся странные звуки? Мы
идём туда! Мебель двигается? Это мы её передвинули и забыли! Соседи говорят,
что в нашем доме жили оккультисты? Это всё ложь, они просто завидуют! Чуя
забавно вздрагивает от неожиданности, когда громкий крик проходится по всей
комнате, резанув по ушам. Шатен хихикает, глядя на возмущённое лицо парня. А
громче нельзя было? Фильм заканчивается хэппи эндом и на этом спасибо. Чуя
безынтересно пялится в экран, пытаясь найти что-нибудь нормальное на
телевизионных каналах после такого ужаса, в прямом смысле этого слова, пока
Дазай крутит в руках подушку. В большой чёрной толстовке хозяин квартиры
выглядит слишком миниатюрно. У них не такая большая разница в возрасте, в
росте больше, конечно же. Осаму это всегда забавляло. На фоне шатена
Накахара выглядит, как школьник, о чём шатен ему не скажет — не хочется
вечер провести в обнимку с подушкой на полу.
— Чуя.
— М?
— Мы встречаемся?
Дазай любил заставать врасплох. Приводить в тупик одним своим словом. И

это, пожалуй, раздражало больше, чем его чёртов рост. Накахара мутно смотрит
в телевизор, застыв на сороковом канале. Он не ослышался?
— Что? — их взгляды встречаются.
— В каких мы отношениях, Чуя?
В глазах Осаму хочется утопиться. Такой спокойный и в некоторой степени

безэмоциональный, а говорит так ярко, обжигающе. Чуе кажется, что у него жар:
щёки горят, сердце вот-вот выпрыгнет из груди, в горле ком такой, что не
проглотить. Парень спешно отводит взгляд в сторону, сдерживая панику. Как это
расценивать? Вдох-выдох.
— Ты идиот, Осаму.
Накахара облокачивается на диванные подушки, включая какую-то глупую

программу. Делает вид, будто передачка о работниках завода его пиздецки
сильно интересует. Ага, да. Куда они там добавляют соль? Ага. А сахар? Ого.
— Это не ответ, Чуя, — хмыкает Дазай, пододвигаясь совсем близко.
— Я не собираюсь отвечать на идиотские вопросы, — буркает хозяин

квартиры, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Взгляд пытается
зацепиться за картинку перед ним, лишь бы не смотреть на собеседника.
153/241
— Это «да»?
— Это «ты идиот».
— Да?
— Пиз… Ау! — охает рыжий, когда его нагло опрокидывают на диван,

нависнув сверху и протискиваясь между ног. Пульт падает на пол, приземляясь
прямо на красную кнопку. Экран гаснет и в комнате воцаряется приятный глазу
полумрак.
— Это «да», Чуя?
— Отстань, Осаму, — густо покраснев, пыхтит парень.
— Что тебя так смущает?
— Тебе по пунктам? Это, блять, несмешно. Уйди.
— Почему ты не можешь просто сказать: «Мы встречаемся, Осаму»? Что тебя

так смущает?
— Сама фраза и смущает, — язвит Накахара, вспыхивая. — Как часто ты

говорил кому-либо подобное? Если для тебя это привычное дело, то не значит,
что и я в этом преуспел. Я не силён в словах, Осаму. Если ты ещё не понял, что
мы… Блять… — вымученно вздыхает Чуя, словно его здесь пытают. Что за
придурок? Всё и так предельно ясно. Накахара не стал бы подпускать шатена
так близко, не позволил бы быть рядом сейчас, если бы они не... — Мы
встречаемся, будь ты проклят, то прост…
Дазай резко наклоняется, сжимая в объятиях парня под собой. Рыжий

ошарашено смотрит в потолок, слыша неоднозначный всхлип в плечо и частое:
— Спасибо, спасибо, спасибо…
******
— Чуя? — Дазай накручивает огненную прядь на палец, наблюдая за тем, как

та переливается в свете луны, падающем небольшой полосой на кровать. Часы,
стоящие на небольшой тумбочке, отбивают без пятнадцати два.
— М-м? — Накахара бы хотел уснуть, да Осаму слишком заноза в заднице.

Мешает. Ему вообще-то завтра… Никуда не нужно, но всё равно спать хочется!
— Я люблю тебя, — в комнате воцаряется недолгая тишина, когда Накахара

хмыкает в чужую шею, покрытую бинтами — чёрт, он их когда-нибудь вообще
снимает? — хитро приоткрыв глаза.
— Спасибо.
— Эй! Ты должен был ответить взаимностью!
— Ох, Господи, как же мне надоели твои игры. Я тоже люблю… себя, —
вредничает рыжий, по плечи накрываясь одеялом. В комнате слегка зябко. Днём
154/241
плюс пятнадцать, а ночью все минус сто. Накахара прижимается ближе, потому
что рядом с Дазаем, будь ему неладно, не то, что тепло, а откровенно жарко.
— Ну, Чу-уя!
Чувствовать тепло после двухнедельной разлуки — приятно. Осаму ощущает

практически ровное биение чужого сердца, дыхание на коже, что не покрыта
бинтами, и это успокаивает. Как они дошли до этого? Ещё в феврале юноша не
мог подумать, что всё может обернуться так. Утром Чуя спешно ретировался,
боясь, что Мичизу оставил его без квартиры благодаря своим кулинарным
умениям. Но это был всего лишь предлог свалить. Дазай не стал останавливать.
Хотя было неприятно. Его надежда, словно стекло, разбилась вдребезги. И Осаму
успел уже отругать себя за наивность: не стоило витать в облаках. Но Накахара
вернулся. Приехал вечером, будто ничего и не было, привезя еду. «Ты весь день
ничего не ел, рыба. От тебя скоро только кости и останутся. Кому будет нужен
карась переросток, м?» — ворчал он, заставляя Дазая съесть хоть что-то.
«Спасибо»
На следующий день Чуя вытащил его из дома. «Тебе нужно подышать!

Сидишь, как затворник, пока жизнь мимо проходит! Давай-давай, идём!» —
тянул за руку Накахара в сторону набережной ранним холодным утром. «Ты,
словно моя персональная бабушка», — хихикал шатен, потряхивая замёрзшими
пальцами. Приходилось делиться перчатками, дабы эта «рыба» не отморозила
себе плавники и не откинула их в конечном итоге. Что за ребёнок?!
«Спасибо»
Неловкость и смущение тогда никуда не делись. Если Осаму мастерски

скрывал их под маской, глупо отшучиваясь, то Чуя предпочитал
абстрагироваться, всё равно ярко краснея. В этом было даже что-то забавное.
Ляпнуть какую-то пошлость, специально нежно проводя по волосам и замечая,
как такой спокойный парень ломался, бубня в ответ на нескрываемый со стороны
шатена смех: «Ничего смешного, Осаму!» Смешно не было. Накахара не мог
определиться. Делает он это всё только из-за обещания Оде? Правда что-то
чувствует? Принял ли он до конца факт того, что Дазай должен был (вообще-то!)
жениться, а сейчас даже не вспоминает об этом? Переломным, наверное, стал
тот момент, когда рыжему удалось развести парня на разговор. Осаму любил
болтать, но перспектива поговорить о родителях его что-то не прельщала, но
Накахара подобрал ключ. Шатен слушал молча, изредка сильнее сжимая
лежащего рядом. Вспоминать отца и его «приколы» не хотелось совсем, но рано
или поздно это пришлось бы сделать. Чуе было тревожно, пока он внимал
произнесённое практически шёпотом. Ночью открываются сердца. Ночью
открылось сердце Дазая Осаму.
«Спасибо»
— Глупая, рыба…
Ух. Это было тяжко. Не скажу, что это была самая трудная в написании глава, но
отчего-то именно она заставила меня сильно понервничать. Спасибо DCRYSS, что
155/241
мирилась с моей хандрой и останавливала, когда это требовалось. И спасибо вам
за то, что поддерживаете меня и оставляете комментарии. Мне, правда, очень
приятно. Люблю вас.
( ³ )
Берегите себя и своё здоровье. Это важнее любых оценок и денег ( ▽
)/♫•*¨*•.¸¸♪
Не думайте! Не будьте, как Осаму! Я запрещаю думать! И просто кайфуйте.
Увидимся в следующей главе, котятки. Всех люблю (´• ω •`) ♡
156/241
Примечание к части Я знаю, что вы этого ждали.
Приятного прочтения, котятки ❤️
Часть 18
Блять. Почему именно сейчас?! В паху ужасно давит, что Дазай

неосознанно прикрывает глаза, жмурясь, пока Чуя, сука такая, сквозь сон
придвигается ближе, сильнее надавив коленом между ног. Холодно ему, блять.
Ага, как же! Осаму ненавидит свои сны. Все без исключения. В детстве грёзы не
посещали его спальню вообще. Ребёнок каждый раз невольно задавался
вопросом: а всё ли с ним в порядке, пока с началом всей этой херни мозг не
начал давать сбой. Привыкнуть к подобному невозможно за такой короткий
промежуток времени, как бы он ни старался. Если раньше парня нехило так
колошматило от какого-нибудь кошмара, то сейчас всё вышло на совсем иной
уровень. Развратный уровень. Дазай точно помнит, как около года назад, по
дороге на работу по радио какой-то недосомнолог нёс полную околесицу: «Ваши
сны проецируют реальность. Обычно снится то, в чём вы нуждаетесь в реальной
жизни. Снятся отношения с кем-то? Вы скоро встретите свою любовь или уже
окружены ей. Грезите поездкой? Ждите отправления в путешествие!»
Недовольно вскинув бровь, шатен тогда лишь цокнул, переключив волну. «Кто
слушает этот бред?» — а оказывается, что есть люди, которые слушают этот
бред. Картина рыжего, распластавшегося на кровати с багровыми пятнами на
лице и мутным взглядом, всё ещё свежа в памяти. Что, блять, делать, когда
объект твоего желания лежит рядом, а тебе приходится ретироваться в ванную
на подрочить? Что за несправедливость?
Накахара негромко причмокнул, пока Дазай пытался не застонать в голос,

выбираясь из его объятий. «Отпусти. Блять». Выскользнув из-под одеяла, юноша
ненадолго останавливается взглядом на парне, дабы просто убедиться, что тот
не проснулся. Ему знать об этой ситуации необязательно. В коридоре не так
темно, чтобы Осаму не заметил дверь, ведущую в ванную комнату, но
достаточно, чтобы он звонко ударил по стенке, не попав по выключателю. По
коже прокатываются мурашки, когда слух режет щелчок замка на двери.
— Блять, — несильно задев эрегированный член и глухо проскулив, Осаму

стягивает с себя пижаму, которая с недавнего времени поселилась на полке в
спальне в шкафу рядом с портупеей. Зачем она рыжему непонятно. Помнится,
Дазай как-то пошло пошутил на тему того, что Чуя-чи точно выглядит в ней, как
маленький сутенёр, получая в ответ игривое: «Почему «как»?» и ухмылку на пол
лица. Мистер невозмутимость. Хитрый рыжий лис.
Бинты, словно змеи, обвившие кожу, спадают на плитку душа и точно

засорят слив, стоит только включить воду. В горле камень и даже снятие удавки
с шеи не помогло. Он задыхается. Возбуждённая плоть пульсирует в ладони,
когда шатен чувственно проводит рукой от основания к головке. Юноша глушит
стон, прикусив кожу на руке, так, что останутся следы. Ещё разбудить Накахару
не хватало. Почему он, блять, дрочит в ванной, пока частичный виновник всего
этого мирно дрыхнет в соседней комнате?! Он, конечно, не виноват в том, что
Осаму так возбудился от одной только нечестной игры своего сознания, но всё
же. Прохладные капли противно скатываются по спине, падая на пол. В висках
пульсирует, а в голове муть. Он прикрывает глаза цвета растопленного горького
шоколада, стискивая до боли зубы, грузно выдохнув, пока рука продолжает
двигаться в такт движениям бёдер.
157/241
Секс с Накахарой — последнее, о чём бы он хотел сегодня думать, но
успевшее больше всего поебать мозг в три часа ночи. Хоть не в восемь, когда
рыжий проснётся. То, что Осаму думал о Чуе в таком подтексте не было чем-то
новым и Накахара прекрасно знал об этом. Возбуждение накатывало на обоих и,
если Дазай привык брать всё в свои руки, то для второго это как будто было
какой-то новостью. То ли он просто не желал воспринимать факт того, что его
хотят, то ли пытался абстрагироваться от этого. Для шатена всё было проще. На
вопросы о том, чем это парень был занят в ванной целых полчаса, Осаму
излишне спокойно отвечал: «Дрочил». Рыжий, конечно, пытался сделать
невозмутимый вид, мол, в этом нет ничего такого, но получалось из рук вон
плохо. Взгляд бегал, ответы были односложными. «Хорошо спалось? Да. Ты
позавтракал? Да. Как день вчера провёл? Да». Сначала такая реакция казалась
шатену забавной, и он пытался провоцировать смущение парня всё чаще, однако
потом стало не до шуток. Чуя был не готов. Попытки поговорить об этом
сводились на нет. Целуясь, Накахара начинал тормозить юношу, чувствуя, что не
сможет удержаться и дрочить придётся уже ему. Осаму решил принять позицию
нейтралитета, собираясь ждать. Ждать пока рыжий сам не попросит.
И во сне Чуя попросил. Пылко, но с максимальным смущением на лице. Он

тягуче произнёс имя шатена в миллиметре от чужих губ, заводя руки за его
голову и притягивая. Горячий шёпот обжигал приоткрытые губы, когда Дазай
опрокинул парня на кровать, нависая сверху меж разведённых ног. Накахара
неосознанно выгнулся в спине, желая быть ближе. Чувствовать сбитое к чертям
сердцебиение и, будь оно проклято, чужое возбуждение. Желание горело в
глазах, распыляя ещё больше. Шатен провёл по нижней губе Чуи языком,
вынуждая того приоткрыть рот, наконец, сплетая языки, пока наглые руки
заползали под футболку. Прощупав пресс и рёбра, Осаму поднимался вверх,
задирая одежду. Прикусив губу, Накахара сдавленно промычал в поцелуй,
раздвигая ноги шире.
— Блять… Кх… — негромко прохрипев, шатен ещё раз проводит рукой по

члену, кончая. Не до конца отойдя от накатившего оргазма, Дазай чихает, едва
устояв на дрожащих ногах. — Будь, блять, здоров.
Проторчав в ванной ещё минут десять, Осаму выползает с влажными

волосами из комнаты слишком вымотанным, но идти спать к хозяину квартиры
не решается. Убедившись в том, что Накахара спит, Дазай тихо закрывает дверь,
пропадая в темноте квартиры. В гостиной прохладно. Из приоткрытого окна
слегка дует, но это даже на руку. Осаму нужно проветриться. Упав на диван, он
поднимает ноги и кутается в плед, покрываясь мурашками. Простыть, конечно,
не хочется, однако другого выхода нет. Бинты, что ранее хоть чуточку грели его,
отправились в мусорное ведро, лишив хозяина второй кожи. По телевизору
крутят откровенный бред. Сериалы, аниме, новости — скука. Включив какую-то
передачу про путешествия, Дазай откидывается на подушки, широко зевая.
Слишком долгая ночь.
Осаму предполагал, что нечто подобное точно должно произойти, однако он

и подумать не мог, что это случится так скоро. Если с Юной было просто — шатен
приезжал к ней чаще всего, чтобы потрахаться, и девушка была не против, — а
вот с рыжим всё иначе. Юноша презирал себя за сравнение, жалея, что не может
вырезать себе мозг, удалив всё, дабы вообще не думать. Непосильная задача.
Дазай осознавал — Чуя не готов. Но когда он станет? Как долго Осаму придётся
ждать? В его голове не возникало мыслей о том, чтобы пойти налево,
158/241
удовлетворив потребность в сексе на стороне. Хотелось именно Накахару Чую.
Всего. Такого едкого, острого на язык и подчиняющего себе. Пока репортёр
рассказывал о Кипре и его достопримечательностях, Дазай понял одно — он
будет ждать сколько потребуется. Напирать с подобными вопросами — ужасная
идея. Если Накахара не верит в серьёзность его намерений, то шатен собирается
доказать ему. Плевать, что для этого потребуется сделать. Он пойдёт на всё. В
четыре часа утра шатен вырубается, плотно укутавшись в плед. Всё-таки с
бинтами теплее.
В девять утра тишину спальни разрезает звонок будильника. Мерзкий звук

режет по ушам, заставляя встать хотя бы для того, чтобы вырубить его. Чуя
горько вздыхает, приподнимаясь, и глупо пялится по сторонам, не понимая
ничего. «Где Дазай? Засыпали вместе, а проснулся один». Вырубив адские звуки
преисподние, растрёпанный Накахара слезает с кровати, отправляясь на поиски.
Комната успела прогреться за ночь, а вот в коридоре прохладно. Сложив руки на
груди в попытках хоть чуть-чуть согреться, парень ползёт в сторону прихожей,
заглядывая в гостиную. Шатен преспокойно дремлет на диване, укрывшись по
самый нос, и выглядит достаточно расслаблено. Когда он проснётся, точно будет
ныть, что спина затекла от неудобного положения. Тц. Хозяин квартиры
несильно поморщился, находя пульт на ковре. Телевизор гаснет, отправляясь на
заслуженный покой. Последний раз глянув на спящего, рыжий бредёт на кухню,
положив пульт на подлокотник дивана.
Пока чайник закипает, Чуя принимает душ и умывается, окончательно

просыпаясь. Лучше бы, конечно, ещё поспал, но ладно. После водных процедур
волосы смешно закручиваются, напоминая вихри, от которых Накахара
обязательно избавится, как только те высохнут. Вернуться в гостиную всё же
приходится — по полу тянет сквозняк. Перспектива загреметь в больничку
вместе с Дазаем не прельщает хоть убейте, поэтому окно приходится закрыть.
Не желая заморачиваться над завтраком, он решает приготовить самое
примитивное — тамагояки, выкладывая из холодильника нужные продукты.
Ставит сковородку на плиту, включает её, широко зевнув. Разбивает несколько
яиц, взболтав их, и отправляет на сковороду. Промывает овощи и мелко
нарезает. Остаётся только собрать рулетики, но хозяин квартиры резко
вздрагивает, услышав скрип половицы со стороны коридора.
— Я повешу тебе бубенчик на шею, — шипит он, смотря на недавно

проснувшегося. Перепугал. Зачем так подкрадываться? У Дазая след от руки на
щеке и растрёпанные волосы, с кое-где торчащими локонами. Как можно долго
злиться, когда он такой сонный? Не сдержавшись, рыжий улыбается,
возвращаясь к готовке.
— И тебе доброе утро, Чуя, — зевает Осаму, прикрыв рот. Он приближается к

хозяину квартиры, нагло ворует ломтик огурца под недовольный цок и
отправляет его в рот. Ещё бы кофе бахнуть и вообще всё будет прекрасно. —
Думал, что ты предпочтёшь подольше поспать. Выходной всё-таки, а ты устал, —
хмыкает шатен, жуя. Писать диплом ужасно трудно. Дазай рад, что уже прошёл
эту школу жизни с постоянными экзаменами и зачётами, о которых вспоминать
вообще не хочется. Чуе остаётся сделать последний рывок до выпуска и
получения диплома — сдать этот самый ад, защитив. Биться насмерть с
комиссией, которая, словно маг, шепчущий заклинания, будет задавать вопросы,
пока студент пытается вспомнить, что ему там говорил эксперт, написавший эту
работу. Если, конечно, ты не сам батрачил над дипломом. Бр-р.
159/241
— Предпочту отоспаться в следующей жизни. Там точно график будет
гибким, — отшучивается парень. Начинив рулеты, он толсто нарезает их,
выкладывая в рядом стоящую тарелку.
Пахнет вкусно. Чуя умел готовить и не стеснялся хвастаться этим. «Хочешь

удон? Не вопрос! Тянет на сладкое? На ужин хлопковый чизкейк! Любишь по-
острее? Можешь взять меня!» Шатен, конечно, утрировал, но всё равно забавно.
Осаму мог приготовить что-то примитивное, если ему было не лень, но всё же
старался не путаться под ногами, так как Накахара всегда готовил интуитивно,
никогда не следуя рецептам. «Ты не туда это суёшь! Нет! Надо меньше, не
видишь, что ли?! Господи, Дазай, отдай, я сам всё сделаю!» А Осаму не
обижался, ему было просто обидно. Он просто пытается помочь, а его
прогоняют! Один раз парню даже удалось отстоять право находиться на СВОЕЙ
же кухне. Чуя был слишком уставшим, чтобы как-то тормозить юношу, а потому
предпочёл абстрагироваться, продолжая готовить.
— М-м-м, — понятливо мычит шатен, убирая выпавшую прядь за ухо. Если

Накахара не хочет готовить с кем-то, то этот кто-то будет просто наблюдать за
сосредоточением, читающимся на чужом лице. Но прерваться приходится.
Пока Дазай отлучился в ванную, рыжий наливает соевый соус в глубокую

маленькую тарелку, чай в излюбленную кружку с лисой и ставит кофе вариться.
Дазай пьёт слишком много кофе.
— Спинка не болит? — сделав глоток горячего напитка и отставив его в

сторону, Чуя интересуется, игриво приподняв бровь. Осаму сначала не понимает,
с чего вдруг у него должна болеть спина. Ну, сходил умыться — ничего такого.
Он же не такой старый, чтобы не мочь разогнуться самостоятельно. Только
спустя пару секунд доходит — рыжий говорит про диван.
— На удивление, нет, — хмыкает тот, приближаясь к парню.
— Странно. Мне всегда казалось, что на диване спать не так удобно, как на
кровати. По телевизору, наверное, шло что-то очень интересное раз ты решил
променять меня на него.
— М-м-м, ты ревнуешь?
— Нет, пока ваши отношения ограничиваются лишь сном друг напротив

друга. К тому же, нужен ты мне, чтобы тебя ревновать?
— У Накахары Чуи прекрасное настроение с утра пораньше?
— Оно у меня всегда восхитительное.
— Не могу не согласиться, — ехидничает юноша, притягивая парня к себе за

талию.
Лучшее утро. Короткий поцелуй выливается в что-то более горячее, когда

Осаму, уже решив отстраниться, чувствует, как на его плечи ложатся руки, а
язык проворно скользит по нижней губе. Блять. В приоткрытых глазах плещется
целый океан эмоций от банального смущения до неожиданной решительности.
Решительности к чему? Рука путается в волосах, когда Осаму тянется навстречу,
а Накахара издаёт несдержанный вдох, стоит только ответить на внезапную
160/241
ласку. Язык сплетается с чужим, а дрожь пробивает всё тело. Дазай плавно
опускает руки на бёдра, прижимая Чую к столешнице, нависая сверху. Накахара
недовольно мычит в поцелуй столкнувшись с твёрдой поверхностью, но не
отстраняется. Шатен невольно прикусывает нижнюю губу парня, наблюдая за
тем, как подрагивают чужие ресницы, а щёки безжалостно краснеют.
Металлический вкус во рту ничуть не отталкивает, но отстраниться всё же
приходится. Воздуха катастрофически не хватает, а в спальне звонит телефон.
Осаму в последний раз прикасается к губам напротив, чувствуя горячее дыхание
на своих.
— Прости, — на выдохе шепчет шатен. Знал бы Чуя, как сильно хочется в сей
миг послать всех и вся, просто наслаждаясь каждым моментом, ловить
сбившееся к чертям дыхание друг друга, продолжая целоваться. Чуя мутно
смотрит вслед парню, с концами облокачиваясь на кухонную гарнитуру. Нужно
срочно открыть окно.
Мобильник отыскивается на прикроватной тумбе, беспрерывно жужжащим и

ползающим по деревянной поверхности. Владелец смартфона в пару шагов
достигает цели и отвечает на вызов.
— Алло?
— Доброе утро! Не разбудила? — слишком бодро для десяти утра спрашивает

Йосано. Девушка всегда предпочитала вставать раньше, удивляясь тому, как
брат ложился в четыре часа утра, продрыхнув весь день.
— Нет, я давно встал, — в той же манере отвечает парень, привычно солгав.
— Отличненько. Я тут резко освободилась и не знаю, как долго смогу

порхать, словно вольная птичка, поэтому, может, встретимся? — ого, вот это
воодушевление! Откуда столько позитива ранним утром?
— Сейчас? — удивляется шатен, перепроверяя время на часах, висящих над

кроватью. Десять часов двенадцать минут. К чему ехать куда-то в такую рань?
— Ну, можно и сейчас. Можно через полчаса или час, — как будто
соглашается с его мыслями Йосано. — Чем раньше, тем лучше. Конечно, если ты
не занят. Но я могу заехать за тобой.
— Не стоит. Я сам доберусь, — ей точно не стоит знать, что брат

предпочитает проводить ночи не дома в гордом одиночестве, а в совершенно
другом месте в компании родственника Мори Огая. Лучше подождать с этим. —
Где встретимся?
— О, я не завтракала, поэтому… Помнишь тот ресторан с итальянской кухней,

где мы праздновали мамин день рождения? Хочу туда. Сможешь подъехать?
Самая очевидная вещь в мире. Йосано всегда выбирает итальянские

рестораны. Празднуем день рождения? Итальянский ресторан идеально
подойдёт для праздников! Хотите попробовать что-то новенькое? Идите в
итальянский ресторан! Не знаете, где провести первое свидание? Хм, дайте
секундочку… Кажется, вам нужен… Итальянский ресторан! Bulgari IL Bar,
находящийся не так далеко от Эдогавы, Акико буквально облюбовала. Дазай не
может вспомнить хотя бы одно мероприятие, которое не проходило там.
161/241
— Да, конечно, дай мне минут сорок.
— Отличненько, увидимся!
Осаму осознаёт, что смысла встречаться нет. Это настолько бессмысленно,

что тошнит. До этого каждый их разговор заканчивался одинаково — ничем. «Он
делает всё для нас, и ты должен быть благодарным! Без него у нас не было бы
всего этого!» — твердила сестра, указывая на абсолютно любую вещь, что
попадалась ей под руку. Пожалуй, гены отца прекрасно играют свою роль и
Осаму не собирается извиняться. Если сегодня всё пойдёт по тому же месту, то
он просто уйдёт. Разорвёт все связи, глуша боль меж рёбер крепким алкоголем,
но сделает это. Другого выхода нет.
— Всё хорошо? — Дазай спросил чисто, чтобы успокоиться самому. Нервничал

ли он? Да. Переживал, что что-то пойдёт не так? Определённо. Накахара же был
спокоен, словно удав. Неспешно пил чаёк с выражением лица, а-ля: «надо в этой
жизни что-то менять», пока Осаму не зашёл на кухню и сел рядом.
— Лучше быть не может, — хмыкает хозяин квартиры, расплываясь в

сдержанной улыбке. — Ода звонил?
Осаму делает глоток кофе.
— Йосано. Хочет что-то обсудить. Мне нужно будет уехать на час или чуть
больше. Думаю, много времени это не займёт, — он цепляет палочками рулетик,
предварительно полив его соевым соусом, и кусает. Вкусно.
— М-м-м, хорошо.
Пока Дазай копается в телефоне, время от времени отправляя голосовые

сообщения Куникиде по работе, Чуя незаметно уходит в комнату. В спальне
душно до боли в висках. Нужно обязательно проветривать, да некогда. Накахара
прекрасно понимал, о ком Осаму собирается говорить с сестрой. Это не было
новостью. Дазай сам пару раз обмолвился о том, что отец через сестру будет
пытаться выйти на него. Правда, для чего не понятно. Но раз так, то рыжий,
являясь объектом этих самых бесед, примет в них активное участие. Уж очень он
не любит, когда его обсуждают за спиной. Ещё и Огай, приехавший накануне
вечером без звонков и предупреждений, поселил в племяннике беспокойство.
— Что происходит между тобой и Дазаем? — слышать подобное от дяди

всегда неловко. Признаваться в своих чувствах к другому человеку — ещё хуже.
Чуя всеми фибрами души надеялся, что дядюшка приехал только, чтобы отдать
тортик, пожелав прекрасного вечера, а не вот это всё.
— В каком смысле?
— В прямом. Я не глупый, Чуя. У меня, как минимум, есть глаза, которыми я

прекрасно вижу, несмотря на возраст.
Как бы Накахара не отнекивался, оставляя обсуждение дел сердечных на

последний момент, бежать было некуда. Перед ним его дядя, требующий ответа
прямо сейчас. Мог бы кто-нибудь помочь ему охарактеризовать происходящее
между ним и Осаму, да помощи было неоткуда ждать.
162/241
— Я… Честно?.. Я не знаю… Просто… — густо покраснев, рыжий сумел выдать
только это. И Мори молчал, будто обдумывал сказанное. Тишина давила. Чуя уже
начал думать, что должен был начать отрицать и похоже именно такой реакции
от него ожидали.
— Это нормально, — Накахара чуть воздухом не подавился. — Когда я

познакомился с твоей тётей, чувствовал нечто подобное. Ещё и «прекрасные»
отношения с её родителями всё портили. Кажется, я действительно осознал, что
люблю Коё, когда мы прогуливались по улочкам Йокогамы. Я смотрел на неё и
вдруг понял — именно она делает меня счастливым. Её улыбка, смех, манера,
характер — всё это медленно убивало меня каждый раз. Мне была нужна только
она. Она и никто другой, — произнёс мужчина с улыбкой на лице. Лицо Огая,
чаще всего выражавшее спокойствие и незаинтересованность ко всему вокруг,
наполнялось несвойственной этому человеку любовь (?). Накахаре доверили
самое сокровенное, выложив сердце прямо перед его носом. Гляди, Чуя, гляди.
Это тот орган, что работает бесперебойно, но даёт глупую осечку, когда ты
находишься рядом с предметом воздыхания. Секунду спустя от улыбки не
осталось ни следа. — Но знаешь, Чуя-кун. Я переживаю во что это может
вылиться. Отец Осаму очень сложный человек. Я бы предпочёл уехать из города
и быть отшельником, чем ещё раз вести с ним бизнес, — поморщившись кивал
старший, глядя на племянника, что за эти несколько минут разговора чуть ли не
посидел. — Хироси не остановится, пока не добьётся своего. А своего он
добьётся только, когда Осаму…
— Согласится вернуться.
— Да, — вздыхал Огай, крутя в руке телефон. — Он звонил мне недавно.

Кажется, сомневается в искренности твоих намерений. Опрометчиво с его
стороны так думать, — ухмылялся мужчина, — верно?
Верно. И Чуя ему докажет это.
— Куда-то собрался? — успев переодеться, Осаму шокировано оглядывает

парня, зашедшего в гостиную, с ног до головы. Чёрные классические брюки,
держащиеся на ремне с блестящей на свету пряжкой, расстёгнутая на несколько
пуговиц белая рубашка, ремни портупеи скользят от талии до груди, заходя за
спину, кожаные чокер и перчатки. Блять. Точно сутенёр.
— Я с тобой.
******
Все те тридцать минут, что они ехали, Осаму не проронил ни слова. Неловко?
Очень. Рядом с ним сидит совершенно невозмутимый юноша, смотрящий на вид
за окном с нескрываемым любопытством, хотя ездит по этой дороге чуть ли не
каждый день. И Дазай честно пытается не паниковать. Он едет знакомить своего
парня с сестрой, которая ничего не подозревает. Это даже смешно. Выйдя из
машины, шатен привычно осматривается, пока Накахара полез за кожаным
тренчем, аккуратно лежащем на заднем сидении. Удивительно, что они вообще
смогли припарковаться — ресторан всегда славился прекрасным видом и
вкусными блюдами, поэтому отбоя от туристов и местных жителей, желающих
отдохнуть в компании аппетитной лазаньи, никогда не было. Не зря Йосано
выбрала именно это место. Вход в здание украшен ветками цветущей сакуры с
163/241
ярко-красными лепестками на подобие арки. Красиво. Воздух, словно пропитался
запахом праздника. Осаму мало интересовался всем этим торжеством. Он же не
ребёнок, чтобы зачарованно разглядывать украшения и с блеском в глазах
любоваться цветением. Накахара был другого мнения. На дне рождения
Акутагавы, куда Осаму ожидаемо привёл Чую, тот обмолвился о своём желании
посетить один из парков, дабы просто отдохнуть и проникнуться атмосферой, а
потом полвечера провёл в компании Ацуши, потому что Дазай — дурак, не
смыслящий ничего в праздниках.
— Идём?
Уже подходя к зданию, Осаму оборачивается, чтобы дождаться парня, что

немного отстал. Прекрасен. Волосы Чуи переливаются на свету, отливая медно-
морковным оттенком. Потрясающий. Его улыбка обжигает. Дазай буквально
чувствует, как температура поднимается, а цвет лица становится подстать
цвету неба на закате. Боже. По коже пробегаются мурашки, когда парень
отворачивается. Лучше бы он этого не делал. Среди машин, припаркованных
справа от входа, юноша замечает автомобиль с до боли знакомым номером. Отец
здесь.
— Блять.
— Что? — оставил Осаму на пару секунд, а он уже чем-то недоволен. Что за

человек?
— Мы не пойдём, — говорят, что надежда умирает последней. Его надежда

скончалась прямо сейчас от выстрела в лоб.
— В смысле? Она встречу отменила? — Чуя вообще-то старался, собирался, а

он заднюю даёт. Не, не прокатит.
— Здесь отец, — юноша кивает в сторону Infinity, заставляя парня обратить

внимание на это огромное серое недоразумение. Неужели, всё было сначала
подстроено?
— И что? Да пусть сюда приедет хоть сам Папа Римский, — цокает рыжий.
Ему уже надоела вся эта херня с отцом и его загонами. Причин для подобной
реакции было уйма, однако сейчас Накахара был полон решимости побороть
каждую из них собственноручно и, наконец, дать возможность Дазаю перестать
бояться. — Осаму, хуже стать не может, понимаешь? Что он сделает? Оскорбит?
Пригрозит? В любом случае, я буду рядом с тобой. Если ты переживаешь, то
давай уйдём, но ты же осознаёшь, что проблема не исчезнет. Я. Буду. Рядом, —
пальцы в кожаной перчатке сплетаются с чужими. Чуя смотрит в самую душу,
испепеляя. Он не надел линзы. У Осаму сердце заходится, издавая противное
«тудум-тудум-тудум». Как можно отказать, когда на тебя так смотрят, держа за
руку? — Хорошо?
— Хорошо.
— Отлично, пойдём, а то мы и так опоздали, — на пару месяцев.
В зале аншлаг. Нет ни одного свободного места. В принципе, не удивительно.

Как-никак, праздник цветения. На входе их встречает милая девушка-хостес,
одетая в классическое чёрное платье с заколкой в виде ветки с яркими
164/241
лепестками. Осаму называет имя, на которое предположительно зарезервирован
столик, если его, конечно, не бронировал отец, и, ставив верхнюю одежду в
гардеробе, парней провожают до VIP-зала, желая приятного отдыха. Ага,
спасибо. Они точно «прекрасно» проведут время. Здесь значительно меньше
гостей, потому Дазай с лёгкостью находит нужный им стол, потянув Чую за руку.
Йосано поднимает взгляд, шокировано уставившись.
******
Сказать, что отец зол — ничего не сказать. Его сын привёл с собой
родственника Огая. Да не просто привёл. Они держались за руки! Брезгливость
сменилась гневом, когда этот самый родственничек с искренней улыбкой на
лице поздоровался, полностью проигнорировав чужое возмущение. Господи, у
Дазая сейчас сердце остановится.
— Что «это» здесь делает? — с максимальным пренебрежением в голосе

произносит старший, указывая на сидящего рядом с сыном. Как ему не стыдно!
Показывать пальцем — некультурно!
— Предпочитаю, когда меня называют по имени, — улыбается Накахара,

осматриваясь. Он впервые в этом ресторане. Выглядит слегка вычурно.
Ощущение, будто каждый ресторан пытается вместить в свою VIP-зону
абсолютно всё. Фонтан? Конечно, поставим его прямо в центре! Золотая
скульптура? Да! Пианино и небольшая сцена для знаменитостей, приезжающих
раз в тысячу лет? Ставьте сюда!
— Мне плевать, что ты предпочитаешь, — выплёвывает мужчина.
— Это Ваше право, я Вас не заставляю, — раздражающе спокойно выдаёт

парень, больше нервируя собеседника. Накахара, честно, старался относиться к
Хироси с уважением. Как-никак, это отец его молодого человека и нужно
проявить сдержанность в общении с ним. Но, с другой стороны, зная всю ту
хуйню, что этот человек успел совершить, рыжему безумно противно, до
подступающей к горлу рвоте. Но он держится.
— Я подумал, что обсуждать что-то без Чуи будет некорректно, тем более, он
имеет прямое отношение ко всему этому, — подаёт голос Осаму, отвечая на
заданный родителем вопрос. Сестра сидит молча. Обидно, ведь шатен доверял
ей. Думал, что они наконец смогу нормально поговорить, но не судьба.
— А-а-а, — тянет тот, понимающе кивая, — ты подумал. М-м-м, а ты уверен,

что у тебя было право решать что-то на этот счёт? Ты уверен, что можешь хоть
что-то решать?
— Отец, — одёргивает родителя Йосано, положив руку ему на плечо, — всё в

порядке. Не обращай внимание, всё хорошо.
— Хорошо? Мой сын, в которого я вложил столько сил и средств, сорвал

выгодную сделку, якшается с отродьем Огая, — Накахара лишь пожимает
плечами, снимая перчатки. Полный похуизм. Осаму им гордится. — Да ещё и
сидит без стыда в глазах, а я должен радоваться, когда этот пидорас улыбается
мне?! Не удивлюсь, если они уже и трах…
165/241
— Не стоит так кричать. Рядом отдыхают люди, — Чуя складывает руки на
груди. Что за детский сад? Неужели, нельзя придержать свои эмоции и не орать?
— Вы ведь не хотите испортить им праздник, верно?
— Угрожать мне смеешь? — заводится мужчина. — Что же ты сделаешь, если

не заткнусь? Пожалуешься дядюшке? Побежишь к маме под юбку? Хотя нет. Она
ведь умерла, — хмыкает старший, кровожадно улыбаясь. — Тогда, может, к отцу,
что променял тебя на какую-то шлюху?
— Нет, я просто попросил Вас прекратить шуметь. Это не была угроза.
Осаму передёрнуло. Накахара так спокойно отреагировал на слова Дазая-

старшего, что сердце начинает болезненно сжиматься. Чуя никогда никому не
позволял говорить что-то в сторону своей семьи. Любые разговоры пресекались
на корню, а шатен отправлялся в пешее эротичное, ляпнув что-то лишнее в их
сторону. Насколько больно ему слышать подобное? Но на лице никаких эмоций.
Пялится на собеседника пустым взглядом, теребя в руках перчатку, точно
подавляет эмоции. Осаму знает, насколько импульсивным может быть юноша,
однако сейчас он молчит.
— Хорошо устроился, сынок, — обращается Хироси к сыну, что, не отрываясь

смотрит на парня. Боже, как хочется послать всё это нахуй, забрать отсюда Чую
и наконец-то съебаться. Спрятаться от всех, наслаждаясь успокаивающей
тишиной, пока в голове сплошное: «Прости, прости, прости». — Решил
переметнуться на сторону того, у кого дела идут лучше? А он тебе для чего?
Чисто поебаться?
— Вам стоит следить за тем, что Вы говорите.
— Тебе стоит заткнуться, щенок! Ты мне никто, чтобы указывать!
— Отец, — чеканит шатен, хмурясь. Пошло оно всё. Никто не смеет лезть к
его Чуе. — Если ты пришёл сюда, чтобы выяснять отношения, то это
бессмысленно. Я не собираюсь извиняться ни за что. Ты только зря тратишь
время, — пусть будет, как тот того хочет. Дазай может вступить в эту игру,
выслушивая кучу обвинений в его сторону, однако, будь добр заткнуть пасть,
когда дело касается их с Чуей отношений.
— Зря трачу? Да я всю свою жизнь зря потратил! Думаешь, ты смог добиться
чего-то за всё это время? Всё, что у тебя есть, дал тебе я. Если бы не я, ты бы
работал сейчас где-нибудь в офисе за пять тысяч йен в месяц. Ты ничего не
стоишь, ничтожество! Не зря я тебя пиз…
— Закройте рот.
— Как ты смеешь влезать в разговор и затыкать мне рот?! Кто ты такой,

чтобы вмешиваться?!
— Хватит, — Осаму резко встаёт из-за стола. Честно, заебало. — Мне надоело
всё это. Спасибо, я сыт по горло. Это мой выбор и моё решение. Мне всё равно,
что ты думаешь по этому поводу. Если тебя что-то не устраивает и тебе больше
нечего нам сказать, то я хочу закончить этот разговор. Спасибо, пап.
166/241
******
— Прости.
Они несколько минут провели в полном молчании, сидя в машине под окнами
дома Чуи. Никто не проронил ни слова с того момента, как они вышли из
ресторана. Больно. Дазай надеялся на немного иной исход, но отец, внезапно
появившийся в их плане, всё испортил. Хотя, чего он ожидал? Ожидал, что
сестра поддержит и примет его решение? Глупо и очень самонадеянно. По радио
играет зарубежная группа, разбавляя витающую в воздухе тишину. Кошки
царапают где-то под рёбрами. «I’m sorry if I hurt you. I’m sorry if it got that bad. I’m
sorry I can’t help you». Он виноват. Даже чертово радио играет против него. Не
нужно было брать с собой парня. Страшно осознавать, что сейчас крутится в
голове у юноши, сидящего рядом. Вскрывать чужие раны — бездушно. Слова
Хироси больно резанули по уже затянувшимся порезам, вызывая кровотечение.
Затянуться бы, да сил нет.
— За что? — хриплый голос втыкается, словно нож в сердце. Оно глухо

пульсирует, выплёскивая кровь фонтаном. — Я же сам захотел поехать и ни о
чём не жалею.
— То, что он сказал… — назвать озвученное «бредом» язык не поворачивался.

Слышать такое в свою сторону безумно мучительно. Но, как поддержать?
— Ничего не значит, — выдыхает парень, зевая. День нещадно испорчен, но

ничего, он обязательно что-то придумает. — Ты сам как? — улыбка Чуи — услада
для глаз. Осаму тонет в ней, окончательно понимая, — да, он сделал правильный
выбор. Правильно было назвать его имя в магазине в среду. Правильно было
уехать за город в этот же день, утащив парня с собой. Правильно было
поцеловать Накахару Чую.
— Я хочу убраться отсюда, — шатен никогда не был так честен, как сейчас.
Бежать от проблем — плохое решение. Но именно в этом заключается спасение.
— И что же останавливает тебя?
— Да? — он, правда, согласен?
— Да.
******
Блять. Дазай не любит ходить по магазинам. Для него слишком муторно

тратить своё время на бессмысленные покупки, даже если дело касается выбора
продуктов. Зачем, если есть доставка? Но Чуя безжалостен. «Возьми куриную
грудку», — сказал он. «Я отправляю тебя в поход на шесть лет, из которого ты
точно не вернёшься живым. Тебе придётся повстречаться со злобной ведьмой в
отделе зелий; грозным Ктулху в морском районе и лисом-кицуне в овощном.
Удачи, самурай!» — услышал Дазай.
— Как ты за всё это время с голоду не умер, рыба? — возмущался Накахара,

решивший всё сделать сам. Ничего нельзя доверить ему!
— Чуя-чи слишком грубый! — обиженно вздыхал Осаму, перекладывая всё,
167/241
что принёс, обратно.
С горем пополам, им удалось выполнить эту непосильную задачу только

спустя минут тридцать. Чуя облегчённо выдыхает, усаживаясь на переднее
сидение. Слава всем Богам, они справились. Правда, остаётся нерешённым
только один вопрос.
— А свет? Генератор же накрылся, помнишь? Что с ним будем делать?
— Купим бензин. Дом прогреется минут за двадцать, а пока можно будет

проветриться.
— Хорошо.
Возвращаться на ту же заправку, где пару месяцев назад их откровенно

поженил продавец, не хотелось чисто из вредности. Ну, не мог же какой-то
левый человек оказаться правым? Ладно, им же нужно где-то купить флягу с
топливом. Закат уже был не за горами, когда парни наконец-то въехали на
территорию оживлённого Кофу. Со сменой времени года меняются и города. И
этот заснеженный городишко переменился. Чуя открывает окно, вдыхая аромат
свежей выпечки из ближайших кофеен и запах лёгкости, присущий только весне.
Осаму умиротворённо улыбается. Он просто ещё не знает, какую учесть ему
уготовил сидящий рядом. По приезде на заправку Чуя безжалостно выгоняет
парня из машины, объясняя всё тем, что он безумно устал, чтобы ещё идти
разбираться по поводу бензина. Он захотел поехать, вот пусть и идёт. И плевать,
что Накахара не только согласился, но и ещё заставил Дазая ждать, пока
соберёт вещи. Налегке юноша больше никогда не поедет. Наигранно цокнув,
Осаму удаляется, буркнув что-то про вечную обиду и непрощение. Бука.
От скуки хочется завыть. По радио идёт полный шлак, а зависать в телефоне

стало невыносимо уже спустя минут десять. Господи, почему так долго?! За всё
это время Накахара успел насчитать сто десять чёрных машин, двести белых и
двадцать шесть красных. О-о-о, двадцать семь. Ещё и с Коё поговорил, а Осаму
так и не вернулся! Грустно вздохнув, Чуя искал, чем занять себя, каждый раз
приходя к одному — руль. Не то, чтобы рыжий думал о получении прав когда-
нибудь в будущем, но эта штука манила, игриво шепча: «Ты всего лишь
дотронешься до меня. Что может случиться?» И он поддался. Юрко вылез из
машины, обошёл её и уселся на водительское сидение. Благо затонированные
окна не раскрывали секрета его шалости. Кожаный руль — лучшее, что он мог
ощущать фалангами своих пальцев. Можно словить оргазм от подобного? Чуя,
как ребёнок, которого оставили одного в авто и попросили ничего не трогать.
Ага, конечно, он не будет. Рыжий с опаской поворачивает «штурвал», слыша
соприкосновение колёс с асфальтом. Ахуеть. Оно живое. Огай как-то поднимал
вопрос об обучении племянника на права, однако при каждой просьбе дать сесть
за руль соскакивал с темы. Ещё раз крутанув руль и удовлетворив своё желание
«погонять», Чуя вздрагивает. Как он мог не заметить Осаму?
— Удобно?
— Да.
Громко прыснув, шатен тянется к рычагу регулирования. Он несколько минут

наблюдал за тем, как шины поворачивались туда-сюда, ухмыляясь, словно
маньяк.
168/241
— Сиди, — заметив смущение на чужом лице, будто его застали за чем-то
неприличным, умиляется парень. — А теперь привстань.
Осаму залезает в машину, усаживая юношу между своих ног, и выезжает с

заправки. Чуя откидывается назад, укладывая голову на подставленное плечо.
Неловко. Остаётся совсем ничего до точки назначения — длинная практически
безлюдная дорога, простирающаяся вдоль леса, и они на месте. Ехать минут
двадцать.
— Хочешь попробовать?
— Что? — засмотревшись на зеленеющие деревья, Чуя не совсем понимает,

что от него хотят, когда Дазай паркуется на обочине, начиная объяснять.
— Слева — тормоз, справа — газ, — шепчет шатен на ухо, опаляя его

дыханием. У рыжего мурашки забегали по коже под рубашкой.
— Стоп. Ты хочешь, чтобы дальше ехал я?! Нас двоих решил в могилу
отправить?
— Просто попробуй. Ничего не случится, я же буду рядом.
Нихуя себе. Ничего не случится. А если он собьёт кого-нибудь? Ладно, люди

здесь не ходят, но всё же! Это же не его машина. Если что-то пойдёт не так?
Если…
— Просто попробуй, — словно суккуб, уговаривает Дазай, толкая левой ногой

коленку парня, и удовлетворённо улыбается, когда Чуя ставит ногу на газ,
цокнув. — Только аккуратно, не спеши.
И Чуя едет. Как улитка, но едет.
— Можешь надавить сильнее, — шёпотом произносит шатен, устроившись

подбородком на чужом плече. Машина ускоряется. — Молодец.
— Прекрати хвалить меня, словно пса, и не лапай!
В этом что-то есть. Ехать, куда глаза глядят, ощущая, что ты едешь сам.
Классно. И машин совсем мало. Осаму берёт инициативу в свои руки, когда до
дома остаётся минут пять. Чуя напряжённо выдыхает. Без снега дом выглядит
куда лучше. Дазай паркуется перед дорожкой, ведущей прямо к входу. Деревья,
что прежде напоминали когтистые длинные пальцы, утонули в только-только
начавших появляться листьях. Прелесть. По дому прокатывается звук,
поворачивающегося в скважине замка.
— Пиздец холодно, — дрожит Накахара. Реально холодно. На улице плюс

пятнадцать, а в доме все минус пятнадцать. Поёжившись, Осаму включает
фонарик, направляясь в подвал с канистрой.
Рыжий дожидается прихода парня на улице, закуривая. Перчатки остались

лежать на сидении в машине, поэтому ему слегка прохладно. Ветерок треплет
волосы, и Чуя прикрывает глаза, подставляя лицо ему навстречу. Господи, как
же хорошо. Он действительно рад, что они приехали сюда. Перегрузиться надо
169/241
было им обоим.
— Дыши чистым воздухом, а не этой гадостью, — а рыжий лишь улыбается,

облокачиваясь на фасад дома. Хочется позлить.
Оставшись полностью проигнорированным, шатен подходит к парню, забирая

сигарету из чужого рта. Накахара выдыхает сигаретный дым в чужое лицо,
заставляя Осаму закашляться. Ибо нефиг. Дазай затягивается, ловя цепкий
взгляд на себе.
— А говорил, что вредно, — ухмыляется юноша.
Второй поцелуй за день. Шатен неосознанно ведёт подсчёт, ловя дыхание на

своих губах. Прелесть.
******
— Я уже усвоил этот урок и пить с тобой не собираюсь.
— Обидно, вообще-то. Я же ничего не сделал.
Часы отбивают десять вечера, когда Осаму приносит два бокала и пузатую
бутылку вина. Конечно, приятно. Чудесное продолжение вечера. Любовь к этому
напитку теплилась где-то в глубине души, однако распивать что-то с шатеном
было рискованно. Хотя. Кто не рискует, тот не пьёт шампанское, верно?
— Ладно, чёрт с тобой, наливай.
— Ещё бы ты отказался…
Шото Петрюс обжигает горло. Дазай выжидающе смотрит, сделав небольшой

глоток. Язык слегка вяжет, а по телу прокатывается волна расслабленности.
Осаму, конечно, больше по коньяку, но сегодня можно сделать исключение. Они
говорят ни о чём. Всё, что не затрагивает произошедшее утром. Сейчас в
обсуждении случившегося нет нужды. Чуя широко улыбается, слушая какие-то
истории из жизни. У шатена искры в глазах вспыхивают, стоит только услышать
смех, переливающийся в хохот. Накахара вспоминает покупателя, что яростно
пытался купить костюм точь-в-точь, как у Авраама Линкольна. Он браковал
абсолютно все модели, желая увидеть именно ту, в который был сам президент.
Как можно объяснить, что Чуя не могильщик и снимать одежду с трупа — не его
специализация? К слову, нужный костюм сшили за неделю, а мужчина не
заметил разницы. «Прекрасно» — твердил он, рассматривая себя в зеркале, пока
Чуя пытался скрыть наползающую ухмылку.
— Бред. Неужели, он не заметил разницы? — спрашивает порядком

разомлевший парень.
— Нет. Он отвалил столько денег, что я уже хотел было лететь в Америку и
мародёрничать, — хихикает рыжий, положив свою голову на чужое плечо. — Но
он не заметил разницу. Я тогда первый раз премию получил. Не знаю, что я
такого сделал, но было приятно.
— А в январе?
170/241
— М?
— Ты получил премию в январе?
— За твой костюм-то? Не-а. Коё сказала, что будет к чему стремиться. Да и

ты, сука такая, подпортил мне тогда всю историю.
— Я старался.
— Я знаю, мудак.
В камине стреляют дрова, выплёвывая маленькие огненные частички, словно

светлячков. В комнате расслабляюще темно. Ноги укутаны пледом, а сзади них
снятые с дивана подушки. И это приносит такое пиздецкое умиротворение. Чуя
прикрывает глаза, потеревшись щекой о шею парня.
— Чуя?
— М-м-м?
— Я люблю тебя.
Это не первый раз, когда Дазай произносит подобные вещи, но почему-то

именно сейчас это звучит до дрожи честно. Накахара приподнимается. Их
взгляды встречаются, и Осаму буквально может почувствовать, как пол под ним
проваливается, когда рыжий шепчет в самые губы:
— Я люблю тебя, Дазай Осаму.
Лёгкий поцелуй трогает его губы. Это больше, чем то, что шатен ожидал.
Больше, чем он мог ожидать. Получить признание — всё, о чём он мог мечтать.
Для Чуи это был огромный шаг. И осознание пришло не сразу. Оно выстраивалось
медленно, строилось по кирпичику, пока не возвысилось над головой. Это всего
лишь слова, но дело даже не в них. Чуя действительно понял, что имел в виду
Огай, когда затирал эту чушь про осознание. Рядом с Дазаем спокойнее, чем с
кем-либо. Рядом с Дазаем тепло и ярко. Рядом с Дазаем невыносимо. Рядом с
Дазаем странно. Рядом с Дазаем Накахара чувствует себя нужным.
— Я люблю тебя, — как в бреду шепчет шатен.
— Я люблю тебя, — вторит ему голос.
— Люблю…
— Я знаю…
Нежность поцелуя нельзя сравнить ни с чем. Дазай чувствует, как что-то

приятное разливается в глубине его продрогшей души. Ресницы дрожат, а щёки
беспощадно краснеют. Осаму никогда не чувствовал себя так хорошо. Чуя путает
пальцы в тёмных волосах, притягивая парня ближе. Сердце к сердцу. Осаму
усаживает парня на колени, целуя глубоко и томно. Боже, знал бы Чуя, как
хочется вобрать в склянку всё это, поместив в одну из бутылок в погребе. Пусть
плавает в формалине, покачиваясь из стороны в сторону. Дазай будет
осторожен, не позволит никому даже пальцем коснуться. Дверь закрыта на
171/241
тысячи замков, пароль от которых знает только один человек. Вся бутыль
покрыта отпечатками только одного человека. В этом и теплится счастье.
Рыжий негромко охает, стоит Дазаю коснуться поясницы холодными

пальцами, пробравшись под футболку. Накахара подарит ему варежки на
ближайший праздник. Заебал уже. Ледяные пальцы очерчивают позвоночник,
Чуя цепляется за плечи парня, удобнее усаживаясь на бедрах. Когда воздуха
становится катастрофически мало, шатен отстраняется, припадая губами к шее,
слыша голодные вдохи. Он проходится языком от шеи до виска и слегка
прикусывает мочку покрасневшего уха, заставляя юношу вздрогнуть.
Приглушённый стон прокатывается по комнате. Мутный взгляд встречается с
таким же давно утонувшем. Осаму оглаживает пылающую щёку, обводит
пальцем с готовностью раскрывающиеся губы. Хочется больше. Чуя мычит в
поцелуй, когда ледяные руки проходятся по изгибу талии, пересчитывают
косточки и мягко опускаются на подлетевшие бёдра. Всё же на диване удобнее.
Накахара послушно обвивает ногами чужую талию, позволяя перенести себя на
мягкие подушки. Осаму встаёт на колени меж раздвинутых ног, наклоняясь и
шепча в самое ухо:
— Ты позволишь?
Накахара забыл, как дышать, слыша до хрипоты возбуждённый голос. Шутки

Дазая про дрочку и секс всегда воспринимались, как шутки. Своеобразные, но
шутки. Наивность явно его подвела. Волна возбуждения прокатывается по всему
телу, когда, выгнувшись в спине, рыжий притягивает парня к себе за плечи,
опаляя дыханием губы:
— Позволю.
Чуя пропускает тот момент, когда лишается футболки и штанов вместе с

бельём, а его бёдра нещадно разводят шире, дразняще трогая нежную кожу
мошонки и ствол. Блять, что ты творишь? Накахара густо краснеет, закусывая
костяшки правой руки, отворачиваясь к спинке дивана, лишь бы не смотреть на
всё это. Пиздец, как всё до этого дошло?
— Нет. Ты должен смотреть на меня, — хрипло произносит шатен, громко

сглатывая, разворачивая лицо рыжего за подбородок. — Я хочу, чтобы ты знал, —
крышка падает на пол. Откуда он, блять, достал смазку?! — Я хочу, чтобы ты
всегда был рядом, — резкий запах ударяет в голову, глаза беспорядочно носятся
по потолку, когда юноша припадает к чужому плечу, поднося вымазанный палец
к анусу. — Я хочу проводить с тобой каждый свой день. Видеть радость, грусть,
злость на твоём прекрасном лице. Я хочу приходить домой, видя тебя там. Я
хочу, — облизав губы, как в бреду, шепчет он, — чтобы ты стал моей причиной,
по которой я вернусь домой.
Болезненный стон глушится поднесённой ко рту рукой, которую Осаму,

цокнув, убирает. Шатен целует резко вздымающуюся грудь, дав парню время
привыкнуть к ощущениям. Чуя громко дышит, сведя брови к переносице. Из глаз
вот-вот польются слёзы, но он настойчиво вцепился в руку Дазаю. Не, это какая-
то хуйня. Отмена, Осаму, отмена! Они так не договаривались! Кажется, «поехали
отдохнём» — завуалированно означало — «поехали трахаться». Нет, так не
пойдёт. Рука проходится от основания вставшего члена к головке, когда
Накахара глухо мычит, запрокинув голову назад и прикрыв глаза. Хорошо. Шатен
ведёт рукой то замедляя, то ускоряя темп, от чего Чуя стонет, когда в него снова
172/241
входят сперва одним пальцем. Боль внизу сплетается с ощущением
практического доведения до пика. Дазай уверен, что сможет кончить только
смотря. Палец нащупывает простату, поглаживающе массируя, пока рука
продолжает скользить вверх-вниз. Блять, почему так хорошо? Глаза
закатываются, спина выгибается, когда, больно сглотнув, Осаму добавляет ещё
один палец, изумлённо следя за чужой реакцией. Боже… Как же ты прекрасен.
Пальцы раздвигаются на манер ножниц, растягивая. Чуя, будто забылся.
Толкается в чужую руку, слегка приподнимая бёдра, что-то шепча.
— Блять…
— Потерпи немного.
— Засунь себе... Своё потерпи... Знаешь куда...
Дазай лишается пижамных штанов с бельём, подкладывает небольшую

овальную подушку под спину парню и удерживает его за внутреннюю часть
бедра, сильнее раздвинув ноги. Чуя, не стесняясь стонет, когда ему
одновременно дрочат и в него же входят. Осаму бесконечно целует
подрагивающие веки и скулы, пальцем дразнит уретру, буквально чувствуя, как
юноша под ним вздрагивает, гортанно застонав. Входит глубже. Крышесносно. В
Чуе безумно узко, что хочется кончить, так и не продолжив.
— Даз… Ах, — горячее дыхание обжигает кожу на шее, когда головка

попадает прямо по простате.
— Всё в порядке, я здесь, — первый толчок выбивает из груди весь воздух.

Внутри так мокро. Накахара невольно прикусывает кожу на чужом плече,
поджав пальцы на ногах, притягивает парня ближе к себе, царапая короткими
ногтями спину. Как же ахуенно. — Чуя, я хочу, чтобы ты позвал меня по имени.
— О-осаму, Осаму, Осаму, — беспрекословно вторит рыжий, когда чувствует,

что находится на грани.
Пара толчков и Накахара изливается себе на живот, протяжно простонав,

испачкав ещё и шатена, что кончил следом.
— Я тебе после такого, — хрипло шепчет Чуя, едва отойдя от оргазма, — в

глаза смотреть не смогу.
Дазай убирает прилипшую к скуле тёмную прядь медных волос, поцеловав

висок. Он доволен.
— Тебе и не нужно смотреть мне в глаза, — язвит тот, выходя из чужого тела.
— Ты меня заебал… в прямом смысле этого слова.
— Я старался.
— Идиот.
Осаму тащит уставшего Накахару мыться и под сопротивления последнего

затаскивает его в душ. Прохладная вода бьёт по животу, шатен натирает спину,
скользя вниз, проходится губами по плечам и невесомо целует губы. Ладно, это
173/241
приятно. Они всего лишь целуются в душе, но это приносит такое пиздецкое
умиротворение до учащения сердцебиения, что Дазай улыбается, позабыв обо
всём на свете. Ещё бы до постели дойти… Пока Накахара нежится на чистых
простынях, шатен уходит убирать всё то, что они натворили внизу. Всё-таки,
неприятно будет испортить такой хороший диван. Сквозь сон Чуя чувствует, как
его обнимают, притянув к себе за талию, шепча:
— Доброй ночи, Чу.
Автор находится не в состоянии, чтобы прокомментировать всё то, что написано

в этой главе, но вместо него это можете сделать вы… (да, я люблю
разводить на комментарии)))
174/241
Примечание к части Всем привет! Пока я потихоньку загибаюсь, закрывая
сессию, ловите 19 главушку. Спасибо, что продолжаете следить за работой, для
меня это очень важно❤️ Приятного прочтения, котятки ^-^
Часть 19
Дазай нервно барабанит пальцами по рулю, смотря ровным счётом в

никуда. Окно открыто нараспашку, но ни малейшего дуновения ветра в машину
не попадает. Пиджак отброшен на заднее сидение, намеренно прикрывая
небольшой красный подарочный пакет — ещё не настало время его дебюта; а
рукава рубашки закатаны до локтя. Зимой бинты очень выручали. Можно было и
грелку примотать, не мёрзнув в мороз. Да и как дополнительный слой одежды
сильно помогали. Сейчас же непомерно душно. Он уже не помнит сколько
времени прошло с того момента, как Чуя простился с ним утром, выбравшись из
согретой двумя телами постели. Четыре часа пятьдесят минут. Кхм. Попытки
отвлечься на что-то другое выходили из рук вон плохо — футболка с огромным
пятном от кофе в стиральной машинке тому доказательство. Принял душ,
позавтракал, съездил в офис, по пути заехав в магазин, и всё это с одной мыслью
в голове.
Последние две недели Накахара был сам не свой. Часто злился, ложился
поздно, вставал ни свет ни заря, литрами хлебал гадкий кофе, заедая чем
придётся. Не то, чтобы от Чуи такого не замечалось раньше, и он был паинькой-
заинькой, но всё перечисленное (не всё, разумеется) выражалось в малом
количестве. Дазай бы пошутил, да шутилка треснет от такого юмора. И повод
был — сдача диплома. Через это проходят все старички на последнем курсе,
грузно стуча палкой о пол, неспешно идя к треклятой аудитории. Осаму честно
старался не маячить перед глазами, когда Чуя был занят. Честно. Однако
каждый раз оказывался посланным на три буквы, стоило только шатену открыть
рот. Что за вредина?! Он же просто хотел помочь! И Дазай злился. Злился и
обижался. Обижался и злился. Парень тут распинается перед ним, прося поесть
то, что он вообще-то сам приготовил, как истинная жёнушка, потратив кучу
времени и сил, а его так безжалостно отправляют куда подальше — отмывать
запачканную кухню. В такие моменты шатен принципиально досиживался
дотемна в соседней комнате, решая какие-то вопросы по работе, если это был
вечер, днём — пропадал в офисе, дуясь больше на свою больную голову за
неумение вести себя немного иначе. Но вся горечь мигом улетучивалась,
случалось только Осаму выйти из комнаты, мимолётно заглядывая в гостиную. В
свете включённого экрана ноутбука беспокойно дремал Чуя, уложив голову на
подушку. Кругом куча бумаг и тетрадей — не подступиться. Обложил себя,
словно принцесса в башне, ожидая спасения и рыцаря. Осаму воображал себя
героем какого-нибудь шпионского фильма, пробираясь сквозь эти препятствия.
Как можно держать обиду на того, кто допустил в названии страны восходящего
солнца три ошибки? Накахара вздрагивал, сквозь дремоту рассеянно глядя на
юношу, что хмуро убирал все эти оружия массового убийства и его парня, в уме
прикидывая сколько будет стоить подкуп комиссии.
— Пойдём спать.
— Я ещё не…
— Спать.
175/241
Когда Накахара оказывался под одеялом на тёплой кровати, бурча, что у него
совсем нет времени на всю эту «херню», Дазай, закатывая глаза, ложился рядом,
чтобы этот хитрец не сбежал через пять минут, притворяясь спящим. «Как
надзиратель…» — всхлипывал Чуя от духоты, грозно-мило зыркая на предателя.
Шатен оставлял это без комментариев. Потом ещё спасибо скажет. Рыж ничего
не говорил, лишь изредка, как в бреду, шептал колкости, оказываясь в коконе из
чужих рук, а на утро предсказуемо ворчать начинал уже Осаму. «Чиби опять
ничего не ел со вчерашнего утра. Скоро от его попки только кости останутся. И
что мы тогда будем делать?» Чуя сонно жмурился, пропуская это идиотское
обращение мимо ушей — за убийство срок шьют, а вырывать язык за подобное
жалко — хорошо им работает; вспоминая свою мать, что буквально бегала за ним
в детстве, моля съесть хотя бы ложечку отядзукэ. Накахаре было слишком
некогда, чтобы прерываться на обед или ужин. Ох, уж эти занятые детки. Рыжий
фыркал, словно кот, широко улыбаясь, ловя на себе раздражённый взгляд.
Выводить человека на эмоции надо уметь. Это целый талант. Как бы Осаму ни
возмущался, волновался он всегда больше. Шатен ожидаемо пугался, но не
отстранялся, стоило только Чуе после произнесённой парнем триады сесть
рядом и внезапно крепко обнять цокая. Лёгкий способ заставить Дазая
замолчать. Чуя никогда бы не подумал, что парень окажется таким тактильным.
— Куда делся тот бесчувственный Осаму Дазай, что одним словом, выводил
меня из себя, заставляя раз за разом вспыхивать, как спичка? — устало
посмеивался рыжий плут, потеревшись о покрытую бинтами шею, горячо
выдыхая в ухо, ощущая прокатившуюся по чужому телу дрожь. Как ожидаемо.
— Рядом с тобой — умер, — бубнили ему в ответ, прижимая сильнее.
— Как жаль. А мне он нравился.
— Хочешь, чтобы я суку включил?
— Туше.
— Может… Тебя подобное возбуждает?
— Туше.
Накахара ничего не слышал. Оно и понятно. Мысли были заняты не тем. И

Дазай понимал, выдержанно терпел, повторяя что-то по миллиону раз, чтобы
точно дошло до этой морковной головы. Но всё без толку. Если Чуя и вспоминал
о сказанном, то было уже поздно. Просьба позвонить в два часа оборачивалась
отсутствием звонка в течение дня вообще. Как бы рыж не извинялся после, а
делал он это нечасто, шатен с каменным лицом говорил, что всё в порядке.
Сомнений насчёт сдачи не было никаких. Чуя определённо справится с этой
тяжелой задачей, а пока нужно потерпеть. Он уже молчит о магистратуре, о
которой однажды заикнулся рыжий... Жаловаться Оде стало чем-то привычным.
Одасаку с нарочитой серьёзностью, вслушивался в жалобные вздохи друга,
скрывая лёгкую усмешку. Осаму переживал, но очень хорошо прятал это под
маской обиды. Как ребёнок. Коллеги молча указывали на дверь Босса, когда
мужчина внезапно (не очень) появлялся в поле их зрения. А потом надоело. Не
вечно же ему ныть? Ну, забрал этот портативный компьютер его парня,
подумаешь. Это же не конец света? Конец света наступил, когда этого самого
света не стало. В районе вырубили электричество, лишив добрую часть домов
возможности на существование. Ноутбук ожидаемо выключился, разрядившись в
176/241
ноль. Кажется, Чуя заметил темень вокруг себя только, когда экран перестал
освещать комнату. Надо было следить за ползунком зарядки. Осаму приехал
домой спустя минут тридцать после произошедшего, заприметив
медитирующего над свечой юношу посреди, освещаемой светом ночного города,
комнаты. Наверное, тот вечер был единственным нормальным за всё время. И
поужинали при свечах и спать легли вместе в одно время. Прелесть. Конечно,
неудобно было принимать душ в темноте, ориентируясь только на уж больно
настойчивые прикосновения к телу и полоску света, пробивающуюся через
стекло душевой кабины. Но это уже вторичное.
— Рюноске, кажется, возымел какие-то чувства к Ацуши-куну, не находишь?

— хмыкнул Дазай, опаляя дыханием обнаженный торс, очертил носом ровную
линию до груди, прикусив затвердевший сосок, мазнув языком. Рыжий закусил
внутреннюю часть щеки, охнув. Нашёл, блять, о чём говорить в такой момент! В
воздухе витал запах геля для душа со вкусом кофе и лёгкий, практически
эфемерный, запах усталости. Глаза начинали слипаться, пока этот идиот не
полез. Осаму покусывал шею, влажно проходясь по отметинам, особо
скрупулезно вылизывая адамово яблоко. Собака, ей-богу. Накахара недовольно
промычал. Ему потом придётся вытираться…
— Не знаю… Я свечку не держал, — со вздохом выпалил Накахара, держа

трепещущей рукой горящий сверху цилиндр. Громкий смех разбавил
образовавшуюся на секунду тишину в квартире. Настрой сбился сразу.
******
— Оя-оя-оя, какие люди. Давненько не виделись, где пропадал?
— За ноутбуком.
— Оооо, — понимающе протянул, Тачихара, хлопая по соседнему стулу.

Видеть парня в костюме слишком непривычно. Обычно Мичизу предпочитал
носить что-то мешковатое, напоминая огромный мешок для риса, но сегодня он
принарядился. Чуя искренне рад, что тот не припёрся в своей любимой футболке
с броской надписью. Ками-сама, спасибо! Комиссия такого бы точно не оценила…
В аудитории непривычно шумно. Чуя насчитывает двадцать человек, кратко

кивая в ответ на приветствия. Все что-то активно обсуждают, но Накахара не
вслушивается, голова и так гудит. Видимо, последняя банка энергетика была
лишней. Он ставит сумку на стол, вытаскивает папку с бесчисленным количество
очень нужных бумажек в ней и садится рядом с другом, откидываясь на стул и
протяжно вздохнув. Сегодня всё закончится. Как же он долго этого ждал.
— Ты так сильно похудел, — чрезмерно оживлённо тараторит юноша,

оглядывая сидящего с ног до головы, останавливаясь на по-птичьи остром лице.
— Ты знал, что если минеты делать, то лицо худеет? Легкий способ избавиться
от щёк. Забавно, не находишь? — и улыбается гадко-гадко, хитро-хитро. Вот же
сука.
— Что? — делая вид, что не расслышал, переспрашивает Накахара. Конечно,

он прекрасно всё понял и с первого раза.
— Говорю, — Тачихара глупо озирается по сторонам, показывает

одногруппнику, стоящему в паре метров от них, средний палец, и придвигается
177/241
ближе, шепча, — чего такой грустный? Хуй сосал невкусный?
— Пф, — ухмыляется Накахара, щёлкнув парня по носу, — мне же нужно

практиковаться и набираться опыта. Увы, без этого на работу не возьмут. И тебе
советую.
— А Дазай не против? — хмыкает парень.
— Он мой сутенёр.
Пока их нелепый диалог не зашёл слишком далеко, в аудиторию входит

преподаватель, и все резко замолкают, скоро рассаживаясь по местам. У
Накахары сердце ёкает, когда озвучивают порядок сдачи. Третий. Он третий.
Тачихара удивляется, услышав свою фамилию следом. Ну ладно. Быстрее
закончат. Рёото-сан пускает лист для подписей по аудитории, дабы проверить
все ли на месте, пока даёт последние наставления. Единственное, что стоит
запомнить — не волнуйтесь и всё пойдёт как по маслу. Правда, способы
перестать переживать никто так и не озвучил. Сердце колотится. Надо
успокоиться. Вдох-выдох.
— Кстати, — внезапно начинает Тачихара, с заинтересованностью смотря на

друга. Кажется, ему абсолютно всё равно на наставления куратора, — что
собираешься делать завтра?
— В смысле? У тебя какие-то планы на меня?
— Ты хоть помнишь, какое завтра число, Морковка?
— Ну, если сегодня защита — двадцать восьмое, то завтра… — юноша хмурит

брови, нервно закусив губу, когда до него наконец-то доходит. — Вот, чёрт…
И как он мог забыть про свой день рождения? Не то, чтобы Накахара каждый
год его ждал с детской наивностью в глазах и подрагиванием на кончиках
пальцев. Наверное, лет в пять оно так и было. Пока всё не пошло по одному
месту. Отец стал пропадать на работе днями и ночами, отмахиваясь от подобных
посиделок грудой незаполненных бумаг. Мать пыталась скрывать переживания
за наигранной радостью. Рядом с сыном нужно всегда улыбаться. Он же не
виноват ни в чём. А потом, так уж вышло, в его жизнь постучалась Коё с
неистовым желанием наверстать всё, что упустила за это время. Чуя ценил
открытость тётушки. Никогда не возникало ощущение, что завтра её улыбка
исчезнет, а сегодня она будет продолжать кривить лицо в нелепой радости ради
племянника. Видеть близких — то, ради чего стоит всё это затевать.
— Вот-вот, — Ведьма неуклонно тычет локтем в бок Чуи, вырывая

недовольный фырк. — Двадцать два раз в жизни бывает. Надо отметить.
— Любой возраст бывает раз в жизни, Тачи.
— Не умничай, а думай, что делать будем. Обещаю быть послушным. Как в

тот раз не получится.
Чуя ладонью прикрывает рот, утаивая наплывающую улыбку. В прошлом году

Накахара праздновал свой день рождения с рассечённой бровью и немалым
количеством синяков по всему телу в отделении полиции. Пьяный Мичизу
178/241
хороший провокатор, а в баре достаточно человек, которых легко зацепить
тупыми шутками. Разнимать пьяных идиотов, конечно же, пришлось Чуе, что
вовремя вышел покурить из душного помещения. Тачихара с лицом победителя
покорно ждал, когда его руки скрутят из ниоткуда появившиеся полицейские,
довольно зыркая на своего друга. Лучшая награда — кислые мины проигравших
с огромными синяками на лице. А потом этот придурок пел эту дурацкую
песенку «Happy birthday» в обезьяннике, сука такая, с идеальным
произношением.
— Желаю удачи, — басисто произносит Рёото-сан, вырывая парня из

воспоминаний. — Вы все прекрасно потрудились. Защита начнётся через пять
минут, будьте готовы.
******
— Здравствуйте, Дазай-сан.
— О, Ацуши-кун, добрый вечер. Какими судьбами?
— Рюноске телефон оставил, пришлось вернуться.
— Ааа, — с ухмылкой тянет шатен, — куда-то едете?
— А-э, нет, мы… Мы просто…
— Дазай-сан.
Рюноске — бука. Осаму собирался узнать всё из уст Накаджимы, наслаждаясь

смущением последнего, а тут Акутагава со своей немногословностью и полным
отсутствием такта. Что за грубиян? Фу. Дазаю делается очень забавно,
представляя, насколько спокойно стало Ацуши, завидев передруга, выходящего
из кабинета в полном обмундировании. «Недопарня», — усмехается Осаму,
подмигивая Куникиде, что летает в прострации, пока Анго что-то быстро
печатает, хмурясь. Ему точно не помешает взять выходной.
— Уходишь в разгар рабочего дня, Акутагава-кун?
— До конца рабочего дня полчаса, Босс, — какой пунктуальный, Дазай

мысленно аплодирует. День пролетел слишком быстро в ожидании звонка от
одного единственного номера, что так жестоко игнорировал любые сообщения.
Уснул что ли? — Мы ещё не уходим, — вздыхает темноволосый, глянув на
застывшего парня. Предложил бы сесть, чего посреди комнаты стоять?
— Нет, идите. Я пока тут повожусь.
— Но…
— Идите и хорошо проведите время. Уверен, вам есть что обсудить.
Рюноске непроизвольно сбивается от того, как елейно это прозвучало.

Иногда (очень часто) сенпай невыносим. Как-то Акутагава выплюнул чай на свои
брюки, когда Босс пытался подступиться, ляпнув, что новый костюм прекрасно
смотрится на Накаджиме, когда те сидели в кафе. Рюноске лишь повёл плечом.
Неплохо так неплохо, что с того? Парень как-то и не заметил чего-то особенного,
179/241
оглядев того с ног до головы, когда юноша с кем-то разговаривал по телефону.
Ацуши всегда выглядит мило, что бы не надел. Стоило пропустить сказанное
мимо ушей, если бы Осаму не ухмыльнулся, обратив свой взор на кохая, добавив:
«Но лучше, конечно, без него». Весь вечер Акутагава смотрел исключительно в
тарелку, не поднимая глаз на сидящего напротив. И сбоку тоже.
— Кстати!
«Хоть бы не вспомнил про отчёт. Хоть бы не вспомнил про отчёт. Хоть бы не

вспомнил про отчёт».
— Вы заняты завтра? — интересуется шатен, пока парочка не скрылась,

решив воспользоваться добротой Босса. — Я тут кое-что запланировал на
завтрашний вечер. Хотелось бы, чтобы вы тоже приняли в этом участие.
«Фух».
— Накахара-сан не знает?
— Надеюсь, на вашу конспирацию, — Дазай закусывает губу, пытаясь скрыть

наползающую улыбку. Он впервые так сильно нервничает, готовясь к дню
рождения. — Это сюрприз.
— Оооо, — догадливо тянет Ацуши, с детской восторженностью глядя на

старшего, — как здорово. Мы обязательно придём. Верно?
— Да, конечно.
— Отлично. Адрес скину чуть позже. Сначала постараюсь спасти Куникиду-

куна от смерти на работе. До завтра.
Рюноске забирает сумку, лежащую на кожаном диванчике, попрощавшись со

всеми, направляется к одному из лифтов, где его уже ждут, когда в спину
прилетает:
— Акутагава-кун, я всё ещё жду отчёт.
«Блять».
Накаджима успокаивающе хлопает по плечу, смущённо заглядывая в глаза

напротив. Рюноске глядит в ответ, ожидая, когда же дверь треклятого лифта
закроется, посматривая на свисающий с чужой шеи галстук.
Дазай недобро скалится, встряхнув головой. Ох, уж эта молодёжь. Доппо что-
то бурчит, указывая в экран монитора, что отражается в слегка спадающих
очках. Анго кривится, зло пыхтит, выслушивая претензии в свою сторону, и с
силой нажимает на кнопку удалить, даря сидящему рядом очередной за
прошедшую неделю приступ. Куникида вздыхает. Его ноутбук откинется в мир
иной из-за какой-то внеплановой налоговой проверки завтра утром.
— Насколько всё плохо? — устало спрашивает шатен, садясь рядом за стол.
— Максимально.
180/241
— Анго?
— Можно я не буду это комментировать? Боюсь, за такое могут посадить, а

мне ещё детей кормить.
— У тебя нет детей.
— Вот видишь! У меня даже детей нет, я ещё слишком молод! — обиженно
выпаливает парень, глянув на Доппо, что практически упал со стула, сильно
наклонившись.
— Куникида-кун, езжай отсыпаться. Я даже шутить не могу, глядя на тебя. А

очень хочется, знаешь ли.
— Что? — промаргивается мужчина, сведя брови к переносице. Он, кажется,

совсем выпал из этого мира и не понял, что с ним разговаривают.
— Говорю, мне жалко тебя. Твои мешки под глазами, — Осаму наклоняется
так, чтобы друг смотрел точно на него, тыча указательными пальцами в область
под своими глазами, — весь наш доход вместят и место ещё останется. Давай,
домой.
— У нас такой хороший доход?
— А, кто сказал, что у тебя мешки огромные? Так. Мешочки. В них только
горошек можно сложить.
— Не волнуйся, прослушек у нас нет.
— Тс-с. Всё в порядке. Продолжай печатать, — заговорщически шепчет Босс,

похлопав Сакагучи по плечу. — Домой, Куникида, домой.
Спустя минут тридцать и сотню уговоров Доппо всё-таки оказывается

посаженным в такси. Так безопаснее. Не хватало ещё, чтобы он в аварию попал,
уснув за рулём. Потом же за Дазаем придут, интересуясь чего это он держит
своих работников до посинения. И никак не объяснишь, что это Доппо, гад такой,
домой ехать не хочет, где его, между прочим, возлюбленная ждёт. Телефон
садится в ноль около восьми часов вечера, когда Анго с ненавистной
аккуратностью нажимает на кнопку на кофемашине. Дазай хихикает, перебирая
кучу бумаг. Сакагучи хочет хорошенько треснуть по ней, но вспоминая ценник
этой божественной машины, решает повременить с занятиями спортом. Ладно,
ещё немного. В десять хочется умереть. Осаму находит грёбаную отчётность
трёхлетней давности, мечтая всё сжечь к чёртовой матери. Собрать весь этот
нужный хлам, вывести за город и сжечь, хорошенько облив бензином,
наслаждаясь запахом. Анго, словно читая чужие мысли, кивает. В одиннадцать
торнадо Миссури прошло по офису, сменив траекторию передвижения с Мексики
на Японию. Ещё двадцать минут уходит на то, чтобы всё убрать и наконец-то
выключить ноутбук, отправляя того на покой. Господи, спасибо!
— Пиздец.
— Полный.
На улице приятная прохлада. Осаму оставил плащ в машине, но даже без
181/241
него тепло. Сакагучи устало бредёт к машине, молча махнув. Говорить не
хочется совсем. Дазай откидывается на кожаное сидение, заводя машину. У него
есть несколько минут, чтобы доехать до дома и узнать какого чёрта его так
безжалостно игнорировали целый день. Отчитывать Чую в его день рождения —
плохая идея, поэтому нужно успеть сегодня!
В квартире до странного темно и мертвецки тихо. Осаму успел отвадиться от

подобного, абсолютно позабыв какого это: возвращаться в пустую квартиру
после тяжелого рабочего дня. С Накахарой тихо не бывает. Повесив плащ в шкаф
и убрав обувь, парень проходит в сторону гостиной, включает свет. Страшно. Чуи
здесь нет. Мысли о том, что с ним что-то случилось накатывают третьим валом.
Не может же человек целый день не отвечать просто так. В сознании всплывают
фильмы с похищением, внезапной (не очень) смертью, которые шатен так
ненавидит за их тупость и примитивность, но сейчас почему-то именно они лезут
в уставшую черепушку. Блять. Дазай возвращается к шкафу, резко открывая его.
На полке внизу стоят чёрные лакированные туфли, а на вешалке висит
привычная глазу косуха. Чуя не спешил с окончательным переездом, оставив в
квартире шатена лишь парочку своих вещей, скидывая всё на неудачный выбор
времени, когда они решили съехаться. Нужно немного подождать с этим, сейчас
и без того хлопот много. Дазай искренне надеялся, что это время скоро
настанет. Совсем с этой работой внимательность растерял. Значит, в спальне.
Аккуратная полоска белого света падает на съежившееся чудо под одеялом-
пледом, стоит Дазаю открыть дверь. Шатен выдыхает, прикидывая, что с такой
нервотрепкой можно и на пенсию раньше времени уйти. Грёзы о скором отдыхе,
конечно, прельщают, но пока рано об этом думать. До двенадцати остаётся
всего ничего, но будить уставшего рыжего не хочется — он и так сильно
вымотался. Осаму уходит в душ и возвращается через десять минут, когда
телефон приветливо пискнул на кухне. Двадцать текстовых сообщений,
тридцать пропущенных и три видео весьма хитрого характера. Хозяин квартиры
цокает, облокачиваясь на кухонную гарнитуру, широко зевнув. Не стоило
обращаться с телефоном так категорично, потому что тот и без этого оказался
ёбанным предателем. В три часа дня Чуя освободился и пытался дозвониться до
Осаму. Додолбиться, если быть честным. В четыре Накахара надеялся хотя бы
дописаться. В шесть, потеряв всякую надежду, в ход пошла тяжёлая артиллерия,
которую Дазай ощущает своим ладонями, ложась рядом и прижимая парня к
себе. Рыж хмурится, когда холодные руки-щупальца лезут под огромную
рубашку, ничего под ней не нащупывая. И он пропустил такую прелесть…
— С днём рождения, Чиби, — шепчет парень, целуя прикрытый чёлкой лоб. —

Выспись хорошенько.
******
— Жди на свой день рождения азалии, мудак.
— Ну, Чуя! Цветы — это прекрасно! — оскорблено лопочет Дазай. Ему мало
того, что пришлось встать в шесть утра, чтобы забрать доставку цветов, так ещё
и Накахара выёживается. Рыжий проницательно глядит на создателя проблем,
закатывает глаза, отворачиваясь. Цветы, конечно, прекрасные, но Осаму знать
этого необязательно. Нефиг было так жестоко с ним поступать вчера. Чуя
перебирает алые бутоны роз, когда Осаму аккуратно присаживается рядом на
постель, уложив острый подбородок на чужое плечо. Кончики пальцев
пробегают по нескрытой сорочкой коже бёдер, покрывающейся мурашками. —
Они почти такие же прекрасные, как и ты, — еле слышно, почти интимно,
182/241
шепчет он. — Это совсем не значит, что я пытался задеть тебя этим, Чиби.
— Хорошо, — поворачивается к мужчине парень, сталкиваясь с цепким

взглядом. Осаму придвигается ближе, слабо наклоняясь, желая оставить на
губах поцелуй, а может и несколько, впервые за это утро. Он, между прочим,
заслужил! Взор бегает от приоткрытого рта до нескрытых линзами искрящихся
глаз, намекая на свои дальнейшие действия, как бы спрашивая. «Спустись с
небес на землю», — как-то сказал шатен, всматриваясь в лицо напротив, пытаясь
соотнести увиденные цвета с чем-то низменным. «Неужели он правда находит
это красивым?» — густо краснел Чуя, закрывая чужое лицо ладонями. Нечего
смотреть. Накахара ушлый, как лис, прикрывает глаза, поддаваясь вперёд. Ну,
давай, Дазай, лови приманку. Ощущая чужое дыхание на своих губах, Чуя
шепчет: — Ты заслужил амариллис.
И смеётся, видя замешательство на чужом лице. Слегка хриплый после

пробуждения голос будоражит так, что не по плану заливается краской уже сам
Дазай.
— Ну, Чуя!
— Я в душ.
Краткий поцелуй в щёку и побитая самооценка — единственное, чем

удостоили Осаму за всё утро. Но не единственное, чем он мог бы остаться
довольным. Если гора не идёт к Дазаю, то Дазай идёт к горе. Глупо, но ладно.
Цветы отправляются обратно в вазу с водой, забавно булькнув. Парень
выуживает два белых полотенца из шкафа-купе, зная, что Накахара точно опять
забыл взять его с собой, и с довольным лицом направляется в ванную, по пути
сбрасывая бинты. Не удосужившись повесить пижаму, та летит на пол, когда
полотенца отправляются к халатам в открытый чёрный шкафчик.
— Что ты здесь делаешь? — шикает Чуя, поведя плечом, которого так

настойчиво касаются губами.
— Пришёл тебе спинку потереть, — прищуривается Осаму, подмигивая. Как

ребёнок. С волос капает прохладная вода, уносясь в слив. Чуя слегка
приподнимается, потянувшись за губкой для душа. Дазай хмыкает, отведя
взгляд — он за другим пришёл.
— Три, — принципиально произносит Накахара, всучив парню черную губку,

нещадно залив её гелем. Сказал — пусть делает. Шатен крутит вехотку в руке,
рассматривая со всех сторон, когда парень поворачивается к нему спиной,
победно ухмыляясь.
— Четыре, — прыскает шатен, касаясь кончиками пальцев чужой руки.
— Осаму!
— Понял, тру.
Дазай ведёт губкой по позвоночнику, пальцами очерчивая еле заметные

веснушки, рассыпанные по плечам и спине. Улыбается точно ребёнок, скользя
вниз, с совсем не детским подтекстом, проходясь вехоткой меж ягодиц.
183/241
— Скажи мне, — внезапно начинает Чуя, пялясь в стенку.
— А?
— Тебе делать нечего?
— В смысле? Мне кажется, я довольно полезный. Стою, спинку тебе намываю

в семь утра.
— Спина выше, Дазай. То, что ты там намываешь, называется несколько

иначе. Не думаешь?
— Правда? Вау, какое потрясающее открытие, — посмеивается шатен, —

нужно почаще с тобой в душ ходить. Может, я узнаю ещё что-то новое.
Дазай широко улыбается, от греха подальше подняв руки вверх. Волнистые,

чёрные, как смоль, волосы прилипли к лицу и Чуе приходится слегка
приподняться, чтобы убрать их, заправляя за уши. Так намного лучше. Шатен
красив. Сколько бы Осаму ни пытался исправить себя, творя невесть что со своим
телом в диком неизведанном порыве, ничего его не портило. Острые скулы,
глубокие тёмные омуты глаз, в которых юноша беспросветно тонет, высокий
рост, молочного цвета кожа. Сколько они знакомы? Пару месяцев? Накахара
никогда не сознается, но ему было страшно. Весь прошлый день прошёл на
нервах не только из-за диплома, но и из-за Осаму, что не брал трубку полдня,
никак не реагируя на звонки с сообщениями. Спасибо Рюноске, что позвонил
вечером, сдав всю подноготную на своего Босса. Если бы не он, Чуя бы
однозначно поседел. Рыж уже зрел поползновения Дазая уйти на тот свет,
которые со временем стали болезненно отдавать в области сердца. Отец не
прекращал попыток вернуть всё на круги своя, присылая сообщения весьма
паршивого характера. Проколотые шины машины — пустяк, по сравнению с
угрозами, приходящими практически каждую неделю. Колёса можно накачать,
но, кто заглушит эту боль? «Ему когда-нибудь надоест», — успокаивал Чуя, беря
ладонь парня в свою, целуя маленькие шрамы. Коричневатые полосы на
запястьях ещё не зажили до конца, каждый раз напоминая рыжему о своей
никчемности. Сколько бы Осаму ни извинялся, убеждая, что это был последний
раз, Чуя лишь кратко кивал, а потом не мог сомкнуть глаз ночью, всё думая.
Вдруг это последняя ночь? Порой, очень часто, рыж дозволял шатену вытворять
всё, что тому вздумается, надеясь заполнить эту непроглядную дыру в его
груди. Чем бы дитя ни тешилось… Пустой взгляд, направленный в никуда,
вызывал дрожь по всему телу, а мёртвая улыбка до сих пор приходит в
кошмарах. Такой Дазай Осаму пугал. Такой Дазай Осаму был светом и
одновременно непроглядной тьмой.
Парню приходится наклониться, дабы запечатлеть слегка смазанный

поцелуй на чужих губах, а Накахаре привычно притянуть за плечи, не позволяя
отстраниться. Вода стекает по острому подбородку, каплями ударяясь о тёмного
цвета плитку. Язык скользит по белоснежным зубам, мазнув по нёбу, изучая.
Дазай пропускает чуть спутанные волосы меж пальцев, ловя рваные полувдохи,
вкушая трепет сердца. Это не первый поцелуй, но почему-то каждый ощущается
так, будто на кухне между ними ничего и не было. Так, воздухом дышали. Языки
сплетаются, разливая приятное телу тепло. Оно ползёт по горлу к давно
почерневшей душе, пробираясь сквозь ненужные органы. Внизу живота тянет, а
дышать становится нечем. Привычное ощущение скованности заставляет
мурашки забегать табунами, а лёгкие задохнуться. Дазай издаёт странный
184/241
полустон. Чуя пальцами слегка давит на шею, сквозь горечь от мыслей улыбаясь
в поцелуй, чуть сощуривает глаза, наблюдая за чужой реакцией. Возбуждение
накатывает девятым валом. Блять. Внутри всё переворачивается. Некрасивая
полоса от очередной попытки умереть скрывается за прекрасными руками
юноши, что спустя секунду с чмоком отстраняется, слегка коснувшись языком
порозовевших губ. Ладони окольцовывают веснушчатое лицо. Дазай глядит в
самую душу.
— Ты знал, что прекрасен?
Чуя громко стонет, когда ладонь касается эрегированного члена, а кожу на

шее прикусывают, оттягивая. Шатен с причмокиванием отлипает, влажно
проходясь по месту укуса, извиняюще зализывая. Прости, не удержался. Шею
придётся закрывать лентой-чокером, пряча от заинтересованного взгляда
тётушки, но это будет потом. Пальцы мягко массируют головку, размазывая
выступивший предэякулят. Осаму ухмыляется, подув в побагровевшее лицо
напротив. Чёрные, как ночь, глаза сканируют каждый миллиметр, изучая.
Накахара выгибается, до боли сжимая руки на плечах, притягивает юношу ещё
ближе, чтобы сердце к сердцу. Садист, блять. В ушах до непривычного шумно.
Лицо красное от духоты и смущения. Он точно упадёт в обморок. Капли воды
неуклонно скользят по телу, разбиваются о пол.
— Пр-прекрати, — шипит рыжий, утыкаясь в подставленное плечо. Он с силой

жмурится, прикусывая язык, дабы не ляпнуть ничего лишнего, что так долго
крутилось в сознании. Не время для откровений.
— Прекрасен, — как в бреду шепчут в ответ, скрывая взволнованность в

изгибе ключиц, широко проходясь по ним.
— Перестань...
Перед глазами пляшут белые круги, не пропадающие даже, когда удаётся их

разлепить. Шатен ведёт от основания к стволу, губы беспорядочно целуют шею,
особенно жадно там, где ощущается пульсация. Грузно выдохнув, Чуя поддаётся
бёдрами вперёд, задохнувшись в ощущениях, издавая несдержанный то ли
всхлип, то ли стон. Как бы рыж не сопротивлялся на словах, его действия всегда
были показательнее. Накахара утягивает к стенке душа, мутно охнув. Ловит
чужие губы, притянув за шею, сплетает языки. Холодная стена дарит желанную
прохладу, контрастирующую на фоне жара тела.
— Помощь нужна? — ладонь обхватывает возбуждённую плоть. Сердце

заходится, предвкушая предстоящую развязку. Они всего лишь дрочат друг
другу в душе, но ощущения поистине потрясающие. Чуя, громко проскулив в
чужой рот кончает. Дазай изливается следом, выругавшись.
Махровое полотенце приятно проходится по коже, собирая с неё всю влагу. С

волос ещё капает, так что придётся вытирать плитку. Дазай накидывает на
чужие плечи халат, спешно завязывая свой. Не хватало, чтобы Чуя ещё
простудился. В соседней комнате звонит телефон, напоминая, что у Осаму,
вообще-то, сегодня дел невпроворот, а времени и так мало осталось. Накахара
не вслушивается, что там обсуждает юноша, проскальзывая на кухню, чтобы
вскипятить воду и выпить долгожданный кофе. Взбодриться точно не помешает.
Если бы не Коё, что позвонила в половину шестого, рыжий бы ещё валялся в
постели, видя десятый сон. Но у тётушки были свои планы на этот счёт. Озаки не
185/241
стала распинаться, сказав всё чётко и по сути. Счастья, здоровья, любви и детей.
На последнем Чуя странно хихикнул, незамедлительно поблагодарив. Мори,
находясь у чёрта на куличиках, смог лишь отправить СМС из банка, пообещав
приехать вечером. Огромное сообщение прилетело от Мичизу, который расписал,
кажется, всю его жизнь с момента их встречи, не забыв упомянуть то, как они
сутки провели в обезьяннике.
— Мне нужно отъехать ненадолго, — со вздохом выпаливает хозяин

квартиры, спешно одеваясь в коридоре, когда по квартире вновь прокатывается
надоедливая мелодия, практически заглушаемая шумом закипающего чайника.
Шатен быстро пробегается по гостиной, выуживая какую-то папку с полочки

под стеклянным столиком.
— Ты же помнишь наш уговор? Ничего не планируй на вечер. Я всё устрою.
— А я наделся провести весь день, смотря бессмысленные сериалы в

компании с мороженым, — хмыкает Накахара, когда его целуют в лоб.
— Придержи эту идею до завтра. У меня есть прекрасная мысль.
Азалии олицетворяют женственность и хрупкость. Обычно такие цветы дарят

перед нежеланной разлукой с возлюбленной. Амариллис же, в противовес
азалиям, означает мужественность, стойкость, неприступность. Цветы
амариллиса дарят мужчинам с намёком на желание построить отношения.
Спасибо за прочтение главы, котики. Увидимся в комментариях, буду рада, если

вы поделитесь своими впечатлениями, и в следующей главе! Пока-пока ❤️
186/241
Примечание к части Всем привет! Решила побаловать себя новой главой — хоть
что-то же должно разбавить постоянную заучку. Не знаю насколько всё хорошо
вышло из того, что я планировала, но, надеюсь, вы оцените.
Приятного прочтения, котятки ^-^
Пс. Эта глава писалась дважды, так как в первый раз мой телефон незаметно
разрядился в ноль, когда я перешла отметку в двенадцать страниц, а сохранить
забыла… Истерика в три часа ночи была обеспечена. Молюсь на то, что всё
вышло гораздо лучше, чем было в первой версии
(Спасибо DCRYSS, что тормозишь меня, когда начинаю паниковать, и
разгребаешь все это безобразие. Как ты терпишь. Ума не приложу. Я тебя очень
люблю )
Часть 20
— Спасибо за содействие в работе, Дазай-сан. Прошу прощения, что

без предупреждения. Вы же прекрасно знаете, что это не в моих личных
интересах. Нам поступил звонок — мы приехали. Это наша работа, — высокий
мужчина неуклюже улыбается, пожимая руку Босса. Ему тоже не в удовольствие
было ехать по работе в восемь утра, если честно, но таковы правила. Кто вообще
придумал вставать в такую рань?
Куникида выглядит чертовски утомлённо. Он усердно трёт глаза, положив

очки на стол и опустив голову. Парень примчался самым первым около семи
утра, скоро обзванивая абсолютно всех, до кого смог дозвониться. Дазай
радуется, что не попал в этот список — тяжело было бы объяснить, почему он
долго не брал трубку. Анго, стоящий рядом, похлопывает коллегу по плечу, с
улыбкой предвкушая, когда эти джентльмены уйдут и можно будет развалиться
на одном из диванчиков, безбожно измяв отглаженный костюм. О, да, кайф.
Расслабиться этим двоим точно не помешает. Акутагава выглядит свежее кого-
либо в здании, хотя обычно в его сторону сказать подобного язык не повернётся.
Осаму невольно задумывается о том, чем парень мог вчера заниматься, покинув
место работы. На ум приходят поход в кино, неловкая посиделка в кафе, а может
и прогулка по набережной. Или всё сразу. То, чего лишился сам Босс, променяв
свободное время на работу вчера.
С Хиро Ивамото Дазай был знаком и ранее. Отец состоял в хороших

отношениях с его родителем, нередко организовывая встречи в совсем
неформальной обстановке. Видимо, оно так и есть до сих пор, раз по одному
только звонку старшего Ивамото примчался сюда ни свет ни заря, притащив псов
из налоговой. Однако Дазаю везёт немного больше, чем отец мог предположить.
Хироси всегда учил сына заводить полезные связи, чтобы в будущем обладать
каким-никаким, но козырем в рукаве. Спасибо, папенька, уроки прошли не зря.
Как бы он ещё узнал об этой проверке?
— Конечно-конечно, всё в порядке. Рад, что мы со всем быстро разобрались,

— учтивости Осаму не занимать. Знал бы этот господин инспектор, что у него
были немного другие планы на сегодняшнее утро. Планы ростом в метр
шестьдесят на расправленной постели.
— Всего вам доброго, ещё раз прошу прощения.
187/241
— И вам хорошего дня, до свидания.
Трое мужчин удаляются, забрав пузатую сумку с кучей макулатуры — в

женской сумке столько нет, сколько поместилось в этот ночной кошмар
Куникиды. Дазай трижды успевает проклясть медленно закрывающиеся двери
лифта, когда офис наконец-то погружается в такую желаемую для ушей тишину,
если не считать звук работы факса. Господи, спасибо! Он вчера чуть инсульт не
схватил, не найдя один из договоров, что подписывался года четыре назад,
который, на минуточку, и потребовали джентльмены. Чертова документация и
правила её хранения!
— Что это было? — первым подаёт голос Доппо, устало вытянувшись на

стуле.
— Предупреждение, — парни медленно переглядываются, в конце взглядом

застыв на спине Босса, что хмуро глядел в сторону лифта.
Никому не стоило объяснять природу появления налоговой в их здании.

Проблемы с ведением бизнеса появились в начале февраля. Сложить два плюс
два смог каждый, кто был хоть на толику вовлечён во всю эту историю. Осаму
благодарен, что никто из них не задавал никаких вопросов — на душе и так было
паршиво. Первую неделю после разговора с отцом было затишье. Дазай даже
успел расслабиться, обращая всё своё внимание и заботу лишь на одного
человека. «Может, решил отступить?» — предполагал Одасаку, искренне
радуясь за друга. Осаму и сам уже начинал верить в это, потихоньку забывая о
произошедшем, пока одним утром ситуация не обрела весьма скверный
характер. Ежедневные СМС с угрозами с разных номеров — заблокировав один
номер, сообщения неуклонно продолжали приходить с другого телефона. Сперва
Хироси был слишком падок на разбирательства, высказывая своё мнение о сыне
в километровых сообщениях. А потом всё изменилось, и мужчина перешёл от
слов к действиям. Проколотые шины, постоянные налёты на офис, попытки
накрыть работу сайта и запустить вирус. Дазай ебался с этими проблемами, в
прямом смысле этого слова. Рабочие дни тянулись безумно долго и мучительно.
Казалось, весь офис выдохся. Страшнее всего было видеть уставшие лица коллег
и полное безразличие к происходящему через некоторое время. Осаму винил
себя. Они же не сделали ничего. Парень даже подумывал о том, чтобы закрыться
к чертям, подписав себе приговор. Да, он не справился. Да, не оправдал
ожидания. Но, что делать? В один из таких ебаных дней, вернувшись поздно
вечером никакущим домой, Чуя, что только начинал всю эту вакханалию с
последней стадией сотворения диплома, сказал:
— Трудности это нормально, верно? Они заставляют нас делать огромные

шаги вперёд вместо тех маленьких, которые давались нам и без каких-либо
препятствий. То, что тебе кажется бессмысленным и непосильным сегодня,
приведёт тебя к успеху в будущем. Неважно о чём мы говорим — карьера, семья,
— хмыкнул он, лёжа на чужой груди, по-лисьи сощурившись, — а может и
любовники…
— Ого. Неужели и в этом можно преуспеть? — истощённо хихикнул парень,

пропуская медные кудри через пальцы, едва касаясь губами костяшек руки в
своей ладони.
— Конечно, могу даже продемонстрировать для наглядности, —

провокационно широко улыбнулся Накахара, приподнявшись, дабы лицезреть
188/241
реакцию шатена.
— Не стоит. Я верю на слово.
И он пошёл. Вставал каждый день ради того, чтобы в будущем был шанс на
нормальное существование. Шанс на то, чтобы жить вместе с Чуей, не боясь
ничего. Но, как показывает практика, не всё всегда идёт по плану. Страх
извилисто полз по груди, обвивая грудную клетку и упорно стучащий орган.
Очередное треклятое СМС и в голове всё переворачивается. Осаму бы и дальше
продолжал игнорировать сбивающий с мыслей звук за секунду пришедших
сообщений, как просил Чуя, если бы краем глаза не зацепил имя, от упоминания
которого мурашки непроизвольно забегали по телу, мгновенно осознав контекст
написанного. Единственное чего Дазай так сильно опасался прочесть, поступило
с совершенно незнакомого номера. «…Твои попытки казаться взрослым —
смехотворны. Если ты не думаешь о себе, подумай хотя бы о том, кто рядом. И я
сейчас не говорю о тех сотрудниках из офиса. Это пыль. Подумай об отродье
Огая, трахающемся с тобой, и о том, что может случиться с ним из-за тебя. Мы
все люди, Осаму. Сильные духом ли? Сломать человека легче простого. Ты и сам
это отлично понимаешь. Я даже не побоюсь замараться. Знаешь, что страшнее
смерти? Страшнее смерти — видеть то, как увядает дорогой тебе человек прямо
на глазах и осознавать свою вину. С каждым днём его состояние всё хуже и
хуже, но ты слишком никчёмен, чтобы что-то предпринять. А потом случается
апофеоз. Вскрытые вены, виселица в спальне или, где вы предпочитаете
проводить время? За всё в своей жизни приходится платить. Я ведь учил тебя
этому, верно, сынок?». Первые несколько минут казалось, что сердце перестало
биться вообще, а дыхание перехватило так, что лежащий под боком Чуя,
которого юноша так упорно уговаривал лечь спать, спросил всё ли в порядке.
Риск мутил рассудок. Если что-то случится с Накахарой, он себя не простит. За
несколько суток — Дазай совсем потерялся во времени; безнадежностью
пропахла вся квартира.
На работе мысли крутились вокруг одного человека, что сейчас мог быть
вовсе не дома или в институте, куда уезжал утром, а где-то ещё. Там, где шатен
его не сумеет найти. Как скоро Хироси перейдёт к действиям? Отец никогда не
славился терпеливостью. Истинные чувства скрывались под маской. Ода
спихивал всё на переживания за Чую из-за предстоящей сдачи, но всё было куда
хуже и Дазай молчал. Сдержанно стискивал зубы, сидя на очередном совещании
мрачнее тучи. Коллеги невольно перешёптывались: а всё ли в порядке у
Босса? Им знать ни к чему. Зачем кого-то нагружать своими проблемами? Однако
всё имеет свой конец.
В один из дней терпеть стало невыносимо до тошноты, подбирающейся к

горлу, и шатен принял решение. В тот момент хотелось думать, что это
правильно. Осаму точно помнит лёгкий запах терпкого кофе, который пил
Накахара, пока парень довозил его до института, что не выветрился за
несколько часов пока юноша был на работе. По приезде домой бинты с рук
летели к чертям, куда так же спешно пытался попасть сам хозяин обители.
Накахара должен был вернуться к вечеру, а значит никто не смог бы помешать.
Должен был. Кожа больно загорелась под напором скользящего лезвия, пока
горячие капли стекали по стеклу душевой. Дазай не стал дожидаться, когда
кожа достаточно распарится, дабы не было таких уж болезненных ощущений.
Больно будет в любом случае. Голова не соображала. Пелена, накрывшая
глазницы, не позволяла нормально оценить масштаб проблемы. Руку
парализовало. Он не чувствовал собственных пальцев, пытаясь ими пошевелить.
189/241
Всё без толку. Порез ужасно жёг, а перед глазами выплясывали фигуры. У него
дежавю. Тёмная комната, освещаемая лишь стоящей на столе лампой. Резная
дверь заперта снаружи на ключ. Сидящий в углу ребёнок закрывает рот руками,
боясь издать хоть один лишний звук. Его руки обмотаны мокрой тряпкой,
ставшей грязного коричневого цвета. Вдохи даются тяжело. Вот-вот накроет
ещё одна волна, но нужно терпеть. Болезненный импульс проходится по кистям,
когда мальчишка пытается встать, оперевшись на них. Рядом лежит
испачканная металлическая линейка. Он закрывает глаза. Комната
растворяется. Он лежит в ванной. До второго запястья руки не дошли. Кровавое
месиво стекало в сток вместе с водой. Металлический вкус ощущался во рту.
Языком было не пошевелить. Силы на исходе. Дазай успел пожалеть обо всём, но
было поздно. Прежде чем отключиться от потери крови его резко хватают за
плечи, беспорядочно шепча. Перед глазами всё плывёт, а в ушах звенит. Осаму
не мог разглядеть лица возлюбленного. Наверное, оно было и к лучшему. В
сознании мельтешили разноцветные круги на сомкнутых глазах и непрерывные
мольбы-просьбы у самого уха. Кажется, он был в машине скорой помощи. После
— ничего. Темнота, пробирающая до мозга костей, смотрела своим чёрным
ничего, убивая остатки рассудка. Биение ощущалось совсем слабым. Сердце
будто перестало работать. Так тихо. Слышен лишь шорох одежды. Ребёнок
бредёт к постели, прижимая руки к груди. Футболка мгновенно мокнет. Тряпки
летят на пол. Беззвучно проскулив, он укладывается, прячась под одеялом.
Поджимает к себе ноги, вслушиваясь. Молчание давит. Глаза устало слипаются.
Он осторожно зевает, шипя, когда дёргает рукой. Порезы липнут к одеялу.
Приходится следить за ними. Через время тело погружается в желанную
дремоту, отдаваясь ночи.
Побледневший Чуя лежал на коленях парня, беспокойно дремав, когда шатен

очнулся около одиннадцати вечера. Кажется, его спасли. Рядом попискивал
глупый аппарат переливания крови, отдавая болью в висках. Безумная слабость
ощущалась во всём теле. Первые минуты взгляд не мог сфокусироваться ни на
чём. Белый потолок плыл, а в палате до приятного темно. Боже, какой идиот.
Двигаться было ещё тяжко, но превозмогая любые неприятные ощущения, он
переплел свои пальцы с чужими. Единственное чего хотелось — коснуться,
понять, что это правда. Он правда жив, а Чуя здесь. Влага текла по бледным
щекам, губа, закусанная до появления красных следов, дрожала. Дазай больше
никогда не хочет видеть слёз на родных глазах.
— Я не упал в обморок, Осаму. Мне было так страшно, но я не упал… —

хриплый голос резанул по давно затянувшимся шрамам, мучительно вскрывая.
Дазай поистине возненавидел себя. Он впервые видел Чую таким. Накахара
панически боялся крови с самого детства. Походы к врачам и, не дай бог, сдача
этой красной жижи оборачивались в настоящий кошмар. Ребёнка приходилось
откачивать, а потом успокаивать. Рыжий дрожал, взглядом бегая по лицу
напротив, не зная, за что зацепиться. Господи, что он наделал? Что он сделал со
своим мальчиком? Чем рыж заслужил такое? — Я не упал, Осаму, — повторил
Чуя, уткнувшись в шею, наконец-то позволяя себе проявить слабость. Слёзы
намочили ворот рубашки и не снятые бинты. Накахара громко всхлипнул, когда
неповреждённая рука прошлась по позвоночнику, сжав запачканную рубашку на
спине. Он правда жив. Он правда здесь. Он дышит, его сердце громыхает,
отбивая громкое «тудум-тудум». Дазай до боли сжал зубы, крепко обнимая,
сдерживая накатывающую панику. Идиот. — Я…
— Прости, — за всё. За всё, что пришлось вытерпеть. За всё, что сделал. За

всё, что сказал. За всё.
190/241
— Я не упал… — особо громко зарыдал Накахара, буквально задыхаясь от
накативших эмоций. Рыжий так сильно плакал лишь однажды — когда умерла
его мать, оставив совершенно одного в этом мире. Отцу было плевать. Гулянки и
попытки построить нормальную жизнь стали важнее собственного ребёнка, что
не мог спать ночью, слыша за стеной недвусмысленные звуки. Нужно было стать
сильным. И он стал. Сделал всё, чтобы не чувствовать подобное вновь, не
позволить никому вытирать об себя ноги. — Осаму… Я выдержал… Осаму… Я
боялся… И я… Справился… Осаму…
— Прости.
— Осаму… — отчаянно шептал парень, всхлипывая на плече.
— Я здесь. Я всегда буду здесь.
— Ты…
— Я здесь.
— Не уходи, прошу… Прошу тебя…
Через трудности приходится проходить, а не бежать от них. Вставать утром

только ради одного человека, жить с мыслями о нём потрясающем, ложиться
спать рядом с ним. И если невозможно описать словами всю его благодарность,
то он её покажет.
— Дазай-сан? — Рампо тянет за плечо, хмурясь. Кажется, Босс слишком долго

был в прострации.
— Всё в порядке.
Дазай точно будет в порядке.
******
— Сегодня я Ваш шофёр, мессер.
— О, как неожиданно лицезреть Вас, любезный, в столь поздний час.
— Всё для Вас, дорогой мой. Не стойте в тени ночной, простудитесь.

Извольте, присесть, дражайший.
Накахара по-лисьи щурится, улыбается, садясь на сидение рядом, закрывая

дверь. Машина спешно трогается, отъезжая от жилого дома. Среднего размера
красная коробка с большим бантом. Мичизу всунул её прямо в руки, достав с
заднего сидения. Чуя с детским интересом крутит коробку в руках, пытаясь
определить по весу, что же там внутри. Трясёт подарок, но содержимое молчит.
Юноша неоднозначно просит повременить со вскрытием, сделать это дома, до
странного подмигнув.
— Дазаю очень повезло.
— Ты это к чему?
191/241
— Прекрасно выглядишь, — ухмыляется Тачихара, недвусмысленно глянув на
Чую, отвлекшись от дороги, когда светофор загорелся красным.
— Приударить хочешь?
— А почему нет?
Мичизу приоткрывает окно, остро намекая, что стало как-то жарко, когда
«рыжий ангел» залез в салон его, недостойной для такого уровня пассажиров,
«ласточки». Именинник морщится, отвешивая дружеский подзатыльник.
Прекращай смущать! Тёмно-бордовый костюм, чёрная атласная рубашка, такого
же цвета туфли и лента-чокер. Нужно же как-то прятать то безобразие, что
таится на шее. Хотя бы не будет так стыдно — Коё и Мори не смогут
присутствовать на празднике. К сожалению, рейс Фукуока-Токио перенесли на
целые сутки, в связи с ухудшением погодных условий. Чуя искренне, надеется на
скорую встречу. Уж больно давно парень не виделся с ними, успев соскучиться.
Непослушные вьющиеся волосы собраны в низкий хвост, пряди обрамляют по-
птичьи острое лицо, слегка прикрывая глаза. Он сегодня без линз.
— Что ты сделал с Дазаем? — интересуется рыжий, выключив радио. Хочется

насладиться спокойным разговором, а не песнями из коробки.
— Неужели не рад меня видеть? Я ранен в самое сердце! Я вообще-то твой

лучший друг, если ты не забыл!
— Рад, конечно, но, кажется, ты немного ошибся адресом.
Осаму, конечно, предупредил юношу, что за ним приедет немного не тот,

когда Накахара ожидал увидеть под окнами дома, но причину выяснить не
удалось, а глупое СМС — «У тебя хороший друг, Чиби» — не дало никакой
дельной информации. Чуя и без сообщения это знал.
— Пф-ф. Я просто решил помочь лучшему другу и его молодому человеку,

потому что я прекрасный друг, — обиженно лопочет парень, гордо выпрямляя
спину. Хорош. — А вообще, ты не говорил мне, что нужно вставать в очередь,
чтобы встретиться с тобой! Совсем меня не ценишь!
— Что?
— Ты всегда с Дазаем! Как ни позвоню, ты с ним! Как ни напишу, он рядом!

Это очень обидно, знаешь ли!
— О-о, — догадливо тянет Чуя, кивая головой, переводит взгляд с дороги на

обиженную Ведьму, — так ты ревнуешь, зараза?
— Кто? Я? Пф! Да чтобы я! Кого-то ревновал! Не бывать такому никогда, —

Тачихара отмахивается от заинтересованного друга, цокает, включая радио,
которое через секунду вырубает приставучий пассажир. Да что ж такое!
— Ревнуешь. Ещё как. Ахуеть, Ведьма. Впервые вижу, чтобы ты ревновал.
— Забыли! Всё!
192/241
Парни проводят пару минут в полном молчании. Чуя чисто продолжил бы
спор из спортивного интереса — как долго Мичизу Тачихара сможет скрывать
свою ревность? Но не хочется портить хорошее настроение. Мичизу никогда не
был так категоричен. Да, в последнее время Накахара встречался с ним не так
часто, как это было раньше, когда они частенько зависали вместе, но на это есть
причины, о которых парень прекрасно осведомлён. Ночные улочки теряются под
жёлтым светом фонарей. Тачихара ведёт аккуратно, предпочитая сбрасывать
накопившийся пар на каких-нибудь гонках, что проводятся раз в несколько
недель, а не там, где ходят люди. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы в полицию
не попало. Рыжий долго убеждал Ведьму прекратить — ему же придётся друга
вытаскивать, если что-то случится! Но всё без толку. «Это кайф, Морковка, я
никогда такого не испытывал. Там ты чувствуешь себя свободным… И это
потрясающе!» — возбужденно уверял парень, выпивая третью за ночь банку
энергетика. Пейзаж за окном сменяется с заполненных туристами улочек Токио
до… телебашни?
— Ага, мы прибыли. Пошли, а то Дазай меня прибьёт за то, что мы опоздали.
Токийское небесное дерево высотой в шестьсот метров завораживает. Сотни

светодиодных систем, заставляющие мерцать башню в тысячах огней. Яркий
синий и цвет расплавленного золота сменяются фиолетовым, начиная мигать,
озаряя своей красотой весь город. В паре метров от башни, там, где протекает
река Ара-кава, теми же цветами загораются и водяные лилии, приковывая взгляд
именинника.
— Прекрасно, не правда ли?
Дазай мягко улыбается, заставляя вздрогнувшего Накахару утонуть.

Превосходен. Тёмно-синий костюм с нежными чёрными узорами в виде надписей,
коричневая водолазка — Осаму ненавидит, когда уж больно надоедливые люди
пялятся на шею; такого же цвета туфли с тупым носом. Вьющаяся прядь волос
заправлена за ухо, открывая вид на острые скулы. Пиздец. Где его
хладнокровие?
— Ты знал, в чём я буду, — беззлобная усмешка срывается с губ, оглядывая

слегка уставшее лицо напротив. Юноша даже не спрашивает, а констатирует
факт.
— Не знал, — честно пожимает плечами шатен, — лишь предположил.
Украшенная горящими японскими фонариками каменная тропинка ведёт

прямо к главному входу с вывеской, сделанной на традиционный японский лад.
Они находятся в центре, но здесь абсолютная тишина. Никаких лишних звуков.
Чуя слышит шелест листьев деревьев, посаженных совсем рядом, когда лёгкий
ветер перебирает их своими невидимыми руками. Сердце громыхает, когда
пальцы переплетаются сильнее, ближе притянув идущего рядом. На душе
слишком спокойно. Их встречает милый парень-хостес с небольшой заколкой на
медных волосах. Он облачён в белую мешковатую рубашку, заправленную в
чёрного цвета брюки, на руке висит розовый браслет с котиком. Парням
приходится остаться у входа, дожидаясь непонятно куда девшегося Тачихару,
чтобы потом не искать его по всему ресторану. Накахара собирается уже
набрать номер друга, испугавшись его сегодняшней меланхолии, когда рыжий
193/241
всё-таки появляется. Он виновато бурчит, здоровается с хостесом, кашлянув в
кулак, резко поправляя свисающий с шеи галстук. Взгляд бешено носится по
комнате, пугая всех, кто был рядом. В чём проблема, Тачи? Пока их провожает до
столика Танидзаки, так написано на бейдже, Чуя, решивший узнать причину
такого странного поведения, тормозит, чтобы глянуть на идущего сзади друга.
Однако это ничего не дало — его взгляд прикован к совершенно другому
человеку, что что-то активно объясняет Дазаю, идя совсем рядом. Так вот в чём
дело.
Минут через десять подтягиваются остальные, начиная также странно

поглядывать на Мичизу, что витает в прострации половину вечера. Как-то
неестественно для его обычного поведения. Рюноске невольно радуется, что не
видит на парне той футболки, что лишила его глазной девственности зимой,
пока Ацуши с По разговаривают с Чуей. Накахара хоть и находится в другой
стези, но за Тачихарой нужен глаз да глаз. Мичизу, замечая за собой слежку,
лишь отмахивается, с актёрской печалью ссылаясь на усталость. Ага, конечно.
Именно усталость заставляет его недвусмысленно смотреть на зад их хостеса,
что любезничает с гостями за столиком в паре метрах от них. Акутагава
старается бесстрастно реагировать на любые поползновения Босса. Осаму с
хитрецой пялится на парочку, сидящую рядом. И если Ацуши слишком занят
беседой с именинником и троицей, то Рюноске совершенно некуда деться. ( С
вами Ларисочка Гузеева и это программочка «Давай поженимся») Рампо
пытается яростно доказать Оде, ненавидящем тайскую кухню, что суп с тофу —
поистине божественное блюдо, обладающее чуть ли не лечебными свойствами, и
его обязательно нужно заказать! По незаметно для мужа хлопает Оду по плечу.
Если Рампо привязался — хер отвяжется, пока не докажет свою правоту.
«Потрясающий вкус. Я бы целыми днями только его и ел». Одасаку кривится,
когда в перечисленных ингредиентах слышит имбирь, а Эдогава наслаждено
витает в облаках. Идиллия.
— Ты позволишь мне тебя украсть? — шепчет Осаму, накрыв чужую руку

своей. Смысла скрываться нет никакого — их и так не услышат: за столом
остались только Одасаку и Акутагава, что успешно делают вид, будто ничего не
видят; но сейчас хочется добавить немножко интимности в момент.
— Я испытываю дежавю, — отвечают в той же манере, улыбаясь хитро-хитро.
— В тот раз ты был не против.
— Конечно, я же спал.
Они незаметно для самих себя покидают столик, не замечая, как Одасаку
глядит им вслед, широко ухмыляясь. Дазай тянет ко второму выходу, сияя,
открывает двери, находящиеся недалеко от их стола, пропуская парня в самое
сердце ресторана. Небольшой садик окутан лёгкой дымкой от зажженных
свечей, источающих запах цветов и чего-то терпкого. Чуя мягко смеётся,
позволяя увести себя вглубь невысоких деревьев. На душе спокойно. Боже,
почему так хорошо? Парни проходят на маленький мостик, слыша журчание
воды из небольшого импровизированного водопада, завороженно смотря вниз.
Медно-золотые хвосты карпов разрезают воду, с хлопком ударяя по ней. Дазай
неоднозначно хмыкает. Чуя бы прекрасно смотрелся среди них.
— Чувствуешь? — именинник вдыхает полной грудью, с наслаждением

прикрывая глаза, крепче сжимая ладонь.
194/241
— Я чую, — с придыханием произносит Осаму, — Чую.
— Балбес.
Так томно. Щёки горят от множества прикосновений к ним, когда губы

размыкаются, дразняще зазывая. Руки скользят по рубашке, застывая на груди,
там, где трепетно забилось сердце. Рыж излишне наслаждено охает от
ощущений чужих рук на талии. Ресницы дрожат, отбрасывая тени в свете свечей,
закрепленных прямо на заборчике. Пальцы массируют кожу головы, перебирая
кудри, нежно притянув. Язык проходится по ровному ряду зубов,
удовлетворенно промычав и сплетаясь с другим. Чуя чрезчур уверенно скользит
по плечам, закидывая руки за спину, прикусывает губу, оттягивая. Недовольный
фырк заставляет приоткрыть глаза, встретившись с тёмными омутами напротив.
Запечатлев ещё один поцелуй на раскрасневшихся губах, Осаму с характерным
чмоком отстраняется, окольцовывая лицо в ладони, глядя в глаза. Прекрасный.
— Спасибо, — одними губами благодарит шатен, обнимая. Для него это не

просто слова, а нечто большее. Он никогда не был так честен, как сегодня.
— За что?
— За всё.
Сакуноске непозволительно широко лыбится, когда парни возвращаются,

приподнимая бокал с шампанским. Леонардо ДиКаприо, чёрт бы его! Вечер
проходит прекрасно за непрекращающимися ни на минуту разговорами и
постоянными обсуждениями грядущих мероприятий. Даже ранее угрюмый
Акутагава смог найти общий язык с Тачихарой, что перестал играть в шпиона.
Ухмылка на его лице ничего хорошего не сулила. Он неоднозначно подмигивает
Чуе, кивая в сторону хостеса. «Герой-любовник», — шепчет Накахара,
спрятавшись за собственной ладонью. Сидящий рядом Дазай с ухмылкой кивает,
представляя, как рыжий будет вымаливать номерок у парня. Около одиннадцати
все расползаются по домам. Оставшиеся на парковке Ода и Дазай о чём-то долго
разговаривают, пока Тачихара пытается не убить друга. Чуя настойчиво
вцепился в коробку, желая её открыть, игнорируя чужие вопли.
— Ну, Ведьма, дай посмотреть!
— Нет!
— Сегодня, вообще-то, мой день рождения, если ты не забыл! — как ребёнок,

ей-богу, поджимает губу Накахара, плюхаясь на сидение в машине Осаму. Давай,
Тачи, сжалься!
— Да, но не сейчас! Откроешь дома!
— Что там такого, что я смогу посмотреть только дома?!
— Ничего такого, но мне будет легче, если меня не будет рядом в этот
момент!
Дазай невольно улыбается, глядя на разворачивающуюся бойню за открытие

подарка, стоя в паре метрах от автомобиля. Чуе точно двадцать два, а не
195/241
двенадцать? Ну, рост соответствует. За подобную шутку Осаму будет спать на
диване в гостиной как минимум неделю. Они остались совсем одни на парковке.
Странно, но людей сегодня было слишком мало, что и к лучшему. Тишина
приятно ласкает уши. В голове совсем пусто.
— Это правильный выбор.
— А?
Одасаку смотрит с близкой мягкостью, кивая в сторону. Чуя заливисто

смеётся над другом, нещадно заливающимся краской. Тачихара кричит что-то о
предательстве и вечной обиде, загибаясь от накатившего девятым валом смеха.
У Осаму внутри всё сжимается, кружа голову. Он громко сглатывает вязкую
слюну.
— Да. Правильный выбор.
— Домой? — зевая, интересуется Накахара, потягиваясь на сидении, когда

рядом садится Дазай, заводя машину.
— Домой.
******
Мало похоже на дом. За недолгое время поездки Чуя успел задремать,

согнувшись на сидении. Он устало разлепляет глаза, услышав, как кто-то вышел,
трёт у самых уголков, осматриваясь. Как котёнок. Дверь открывается, занося
ободряющий холодок в машину.
— Я хочу тебе кое-что показать, — слегка встревоженно произносит Дазай,

подавая руку.
Лифт с карты, не задерживаясь, едет на двадцатый этаж, останавливаясь с

приятной ушам мелодией, открывая двери. Город оказывается, как на ладони.
На смотровой площадке абсолютно пусто, слышно лишь стук туфель,
приближающихся к бортикам. Телебашня мерцает совсем недалеко, стоит
только реку переплыть. А там, в паре метров, расположился Токийский
Диснейленд, притягивающий взгляды мигающими огнями. Он ощущает себя
ребёнком.
— Ты не против выпить? — шепчет шатен, обнимая со спины, утягивает от

края.
На большом пледе, лежащем на татами, расположились четыре небольшие

подушки, бутылка вина, два бокала, тарелки с сырами и фруктами. Они пьют в
тишине, пригубив буквально по глотку, наслаждаются видом на город и
удивительным спокойствием. Им это действительно было нужно. Изрядно
потрепанные нервы никто не восстановит, но от таких моментов дышать
становится легче. Совсем немного, но легче. Прошедший месяц будет
вспоминаться в будущем, как что-то поистине ужасное. Постоянные разборки
вымотали абсолютно всех, в особенности лишив желания прогнуться и
поговорить. Первое время шатен честно надеялся хотя бы восстановить
отношения с сестрой и матерью, считая, что отец никак не должен лезть в это,
но затем потерял любую надежду. Осаму с горечью вспоминает тот период,
196/241
когда рыжий не хотел заходить в ванную вообще. Походы в душ оборачивались
паническими атаками, а сон с кровавым месивом — настоящим кошмаром.
Вскакивать по ночам и успокаивать рыдающего навзрыд парня стало нормой,
хотя оба понимали, что это ненормально. Трясущиеся руки, цеплялись за
пижаму, не желая отпускать, дрожащий голос молил остаться и никогда не
уходить, прерываясь на громкие всхлипы. Чуя всё ещё остро ощущал запах крови
даже, когда Дазай самолично отмыл всю комнату и квартиру, заодно чувствуя
огромную вину за происходящее. Если бы он тогда не сдался… Наверное, только
спустя неделю разговоров и убеждений Чуя смог относительно нормально
принять душ в присутствии шатена.
— Чуя? — зовёт Осаму, кладя руку на чужое колено. Стук сердца отдаётся в
ушах, заставляя пульсировать голову, но ему правда нужно выговориться. Чуя
неспешно поворачивает голову, издав протяжное «Ммм?» — Я… — неуверенно
начинает Дазай, сглотнув, — я очень долго думал над всем тем, что
происходило, что происходит. Ты не представляешь, насколько сильно я
благодарен тебе за всё, что ты сделал… Даже я до конца не могу осознать…
— Осаму…
— Чш-ш, пожалуйста, Чиби… — большой палец, успокаивающе оглаживает

костяшки, моля выслушать. Дазай хихикает, видя как парня передернуло от
обращения. Что он может сделать, если Чуя такой маленький? В слух этого
лучше не произносить, если, конечно, не боишься быть покрытым
десятиэтажным матом. Медуза, вообще-то, тоже обидное прозвище! — Для меня
всё это так неожиданно… Я даже не могу вспомнить, когда началось это
сводящееся с ума чувство. Когда я смог осознать. Знаешь… Я совсем не мог
находиться дома. Смотрел на других людей, не понимая, что их так тянет в эти
четыре стены, считая странными.
— Их-то? — мягко ухмыляется рыжий, отпивая из бокала.
— Представляешь? Я не понимал, что со мной не так… Грядущий брак

угнетал, заставлял буквально бежать куда угодно, лишь бы не быть дома.
Представляешь, каким полезным я был на работе всё это время и как радовался
Куникида? Прожить хотя бы день с ней… Я бы предпочёл не жить вообще. Тот
поход за костюмом я оттягивал максимально, ссылаясь на несуществующие
дела, пока Йосано не прижала. Это вообще было что-то похожее на наказание —
поехать в магазин к Огаю, — Чуя хмурится, цокнув, — прости, но я думал так до
последнего. Но потом… Потом я встретил тебя. И понял. Не сразу, конечно, ты
был той ещё занозой в… — Дазай хмыкает в ответ на обиженное «Эй!» и толчок
в бок. — Ладно, я тоже не сахар, вообще-то. В этом мы сошлись. Кхм… О чём я? А.
Я наконец-то понял, кого мне так не хватало всё это время…
— Прекрасного дизайнера интерьера? — блять, Чуя, не порть момент!
— Тебя… Я очень благодарен, правда, — искренность сквозила в каждом

слове. Накахара не смел оторвать искрящихся глаз, улыбаясь. — Я очень долго
думал над тем, что я мог бы подарить тебе, чтобы оно было таким же
равнозначным, как то, что ты сделал. Но на ум ничего не приходило. У меня
совсем ничего нет, кроме… — шатен тянется к карману удлинённого пиджака,
выуживая оттуда маленький футляр. Глаза округляются, а дыхание
перехватывает, — моего сердца.
197/241
Два аккуратных кольца пленительно поблёскивали при попадании на них
света. Чёрное золото с жёлтой полоской посередине и аккуратная гравировка на
внутренней части с линиями — «Emmène moi chez toi». Чуя одними губами
смакует написанное, не смея моргнуть.
— К сожалению, Коё-сан оторвала бы мне голову, если бы я сделал тебе

предложение без её ведома. Это, конечно, очень даже заманчивое предложение,
— хихикает Осаму от глупой тавтологии, закусывая губу, видя, как кольцо
приятно смотрится на пальце. — Но мы пришли к общему мнению и договорились
на следующий год.
— Ты сбежишь от меня до следующего года, — хихикает Накахара. — К тому

же, ты не можешь планировать наш брак без моего прямого участия, медуза.
Золотая полоска скользит меж рыжих кудрей. Чуя настойчиво целует, руками
цепляясь за плечи. Его по привычке тянут к себе за талию, усаживая на бёдра.
«Хоть так выше будешь», — в поцелуй улыбается шатен. Спина выгибается от
ледяных прикосновений к ней. Варежки, сука, жди на свой день рождения
варежки! И это даже не шутка. Накахара на прямом серьёзе в магазинах
присматривал самые, мать его, тёплые, чтобы наконец-то этот идиот перестал
вытворять подобное. Чуя, конечно, любил прохладу на контрасте с жарой, но
Осаму, будто специально, лез ужасно холодными руками под пижаму.
Наслаждался руганью в свою сторону, а после, как не бывало, сбегал. Понимает
же чёрт, что Чуя хоть только и проснулся, но врезать может. Слишком большой
риск для мазохиста. Прикушенная губа ноет, но сейчас как-то не до этого.
Накахара откидывает голову назад, немного закатывает глаза. Осаму переходит
от губ на шею, покусывая. Вязкая слюна застывает в горле. Тонкие пальцы
подцепляют чокер и тот совершает кульбит куда-то за территорию пледа.
Накахара сквозь прикрытые глаза следит, куда тот делся. Зазря выдыхает с
облегчением, позабыв о Дазае, к которому срочно необходимо надзирателя
поставить. В немом стоне рыжий раздвигает ноги шире, удобнее усаживаясь, от
прикосновений к паху. Шатен сощуривается, оставляя красноватое пятно на
влажной шее, принимаясь аккуратно расстегивать чёрную рубашку. Сорвать бы
её, да Накахара потом ругаться будет. Табун мурашек проходится по телу от
прохлады и действий. В голове до смешного пусто. Желание будоражит.
Заставляет до трепета грудной клетки затаивать дыхание, когда демон попадал
по уязвимым точкам. Дазай накидывает свой пиджак на плечи юноши, губами
припадая к груди. Джентльмен, блять. Накахаре хочется как-то съязвить, мол, а
что это Осаму Дазай так аккуратничает, но вовремя прикусывает щеку изнутри.
Язык обводит сосок, вызывая рваные полувздохи, пальцами играясь со вторым, а
после закусывает. Собака, блять!
— Прекрасно звучишь, — чуть хрипло довольствуется чужой реакцией шатен,

услышав несдержанный стон сверху.
— Сказал бы… Что любишь грязные разговорчики… Я бы тебе… Нормы

СанПина зачитал, — охает рыжий, когда рука с кольцом начинает настойчиво
массировать член сквозь брюки. Тепло разливается по телу, скользя по венам,
заставляя сердце работать усерднее. На секс в конце дня рассчитывать не
приходилось.
— Это слишком грязно, Чиби. Привстань.
Послать бы его, да уже поздно. Крышу постепенно сносит. Чуя зло глядит от
198/241
такой невозможной сейчас просьбы-приказа, поднимается на колени, пыхтя.
Ширинка расстёгивается и Осаму стягивает чужие брюки с бельём, отбросив их,
притягивая раскрасневшегося парня обратно к себе. Пальцы скользят вверх от
мошонки к головке, когда по площадке проносится пьянящий разум стон, а тело
вздрагивает. Шатен губами ловит чужое дыхание, припадая к приветливо
приоткрытым, рукой быстрее проведя вверх-вниз. Чуя немного оттопыривает
зад, выругавшись в чужое плечо. Слишком хорошо.
— Ты брал?
— Да.
— Ты знал, сука.
— Да.
Холодный от смазки палец увлажняет проход, постепенно проникая внутрь,

пока Дазай успокаивающе шепчет на ухо, опаляя его горячим дыханием и мелко
касаясь губами. Уши — отдельная эрогенная зона. Даже, если ты будешь
нашептывать что-то поистине мерзкое, Чуе будет плевать. Он через время
спросит, о чём тот говорил, не вспомнив ни слова, пророненного с чужих уст.
— Прекрасен, — Осаму большим пальцем дразнит уретру, спускаясь к

основанию, обхватив эрегированный орган.
Шатен садистки улыбается, наблюдая из-под немного мешающей челки, как

парень плавится в его руках. Интересно. Насколько сильно нужно раззадорить
рыжего, чтобы он ляпнул что-нибудь на французском во время секса? Дазай на
полном серьёзе задумался об этом пару раз, пытаясь уснуть. Спросил у Чуи, но
тот лишь сдержанно оглядел его с ног до головы, вынося приговор. Не заслужил.
А сейчас? Сладко простонав, Накахара выгибается до хруста, опрокинув голову
на плечо, позволяя ввести второй. Хлюпы дурманят до полного желания заткнуть
уши чем-нибудь. Правда, рыжий как-то упускает факт того, что отсутствие
звуков не означает прекращение прикосновений к распаленному телу. Дазай
словно мысли читает, разводя пальцы на манер ножниц.
— Хватит, блять! — шипит парень, вздрогнув и до боли закусив губу. —

Бесишь! Неимоверно бесишь!
Неприятные ощущения сменяются странным вожделением, когда пальцы

упорно попадают по простате, оглаживая податливые стенки. Шатен
сощуривается улыбаясь.
— Кажется, я попал, верно?
Блять. Накахара прикусывает руку, не желая тешить самодовольство парня,

но Дазай не спешит сдаваться. Он размазывает выступивший предэякулят, сжав
член в руке, вырывая хриплый стон. Знает же, зараза, куда нужно надавить, что
прошептать, чтобы довести до предела. Терпеть становится невыносимо. Это,
как пытка. Внизу скручивается узел, тягуче приятно разнося импульсы волнами
по телу. Лицо горит. Чуя пару раз дует, чтобы хоть как-то охладиться, но не
помогает. Мурашки пробегаются по коже, скрываясь на кончиках пальцев. До
ломоты хочется.
199/241
— Сними.
Осаму повторять дважды не надо. Чужое возбуждение тешит. Дазай

мысленно ставит себе плюсик за сегодняшний день. Накахара нетерпеливо
ёрзает, морщит нос, не желая смотреть, как парень стягивает с себя низ. Чую
усаживают на место, держа за бёдра. Рыж хлопает по рукам, что схватили
слишком собственнически. Тюбик смазки укатывается к бортикам. Чуя проводит
вымазанной рукой по вставшему члену, мстя. Приятно? Однозначно. Вот только
долго. Осаму, рыкнув, убирает чужую руку, что специально медленно двигается.
Секунда, взгляд в полные желания глаза и рыжий готов расплавиться утопая.
Взлохмаченные волосы, красные пятна смущения на щеках и скулах. И этот
взгляд. Чуя целует так, словно хочет забрать всё. Хорошее или плохое, ему без
разницы. Главное полностью лишить парня любых мыслей, сбивающих с прямой
дороги. Сердце ухает в висках, а сзади жжёт, когда стенки заполняются.
Накахара пытается двинуться на пробу спустя время, шевелит бёдрами вперёд-
назад, но болезненно стонет выгибаясь. Неприятненько. Шатен беспорядочно
целует лицо, надрачивает, стараясь отвлечь. Толчок даётся тяжело обоим.
Накахара до боли сжимается, втыкаясь в шею. У Дазая перед глазами белые
круги носятся. Он до боли стискивает зубы. Блять. Давай назад. Невнятно
промычав, Осаму подцепляет одной рукой лицо, притянув к себе, а другой
придерживает за поясницу, мягко поглаживая. Бёдра поддаются вперёд со
шлепком и замиранием сердца. Пальцы сжимают плечи, сквозь водолазку
царапая кожу. Третий и последующие даются немного легче. Такой простор для
шуток, но все колкости, ползущие по трахее, срываются, падая туда, откуда они
выползли. Чуя жмурится, когда член попадает по простате, выбивая весь воздух
из лёгких. Вибрация прокатывается по телу. В горле першит, а внизу до сладкого
тянет. Узел скручивается у живота. До подрагивания пальцев хочется курить.
— Попробуй, — одними губами шепчет шатен, придерживая за бёдра, чуть

разводя ноги, так что на них точно останутся следы. Чуя бы совсем не обратил на
это никакого внимания, так как помутневший взгляд не хотел ни на чём
фокусироваться. Он словно утонул в ощущениях. Но Осаму слишком долго
бездействует.
Парень чуть привстаёт, густо покраснев от заинтересованного взгляда

следящего за каждым действием. Дазая хочется треснуть, стирая с лица всё
самодовольство. Чуя насаживается, сжав пальцы на ногах. Слышится привычный
хлюп. Этого хватает, чтобы попасть в цель. Он непроизвольно сильно
вздрагивает, удерживаясь за плечи. Гортанно стонет, склоняя голову. Слишком
мокро. Член спокойно скользит внутри, когда Осаму пахом поддаётся ещё раз
вперёд, умиляясь с реакции парня. Губы в ничто. Дазай и раньше не церемонился
с ними. Любой нервняк и металлический привкус ощущается на языке,
смачивающем уста. Тут либо глаза закатывать от удовольствия либо губы
закусывать. Третьего не дано. И пока Осаму хочет чуть дольше понаслаждаться
чужой реакцией, страдать будут именно губы. Чуя голову так и не поднял. А он
дышит вообще? Осаму толкается со шлепком, слыша грузный выдох, сидящего
на нём. Дышит. Накахара совсем отпустил себя. Поддаётся назад, сильнее
насаживаясь, когда шатен уж больно сильно медлит, будто издеваясь. Что-то
недовольно хрипит, не получая достаточно. И это действительно льстит. Руки
нарочито мягко скользят по ягодицам, сжимают, толкаясь. Чуя позволяет себя
касаться — уже хорошо. Стадия «Тут не трогай, там не лапай» пройдена. Осаму
целует взмокшую медную макушку, утомлённо вдыхая. Накахара совсем
затихает, оказываясь на грани. Тягучее ощущение скорой развязки дурманит.
Капли пота стекают по спине, охлаждая разгоряченное от возбуждения тело.
200/241
Пара особенно сильных толчков и Дазай изливается внутрь, а Чуя безбожно
пачкает коричневую водолазку, сжимаясь. Пятна пляшут перед глазами, в висках
ухает.
— Я тебя ненавижу, — переводя дыхание, морщится Накахара. Выругавшись,

слезает. Член с громким хлюпом покидает тело.
— За что это?
— Ты самый невыносимый и…
— Самый любимый? — с детской невинностью спрашивает шатен, будто они в

машинки играли пару минут назад, а не…
— Ага, да, надейся, — фыркает, словно кот, рыжий, — но твою водолазку всё
же придётся выкинуть. Я теперь не воспринимаю тебя в ней.
Добираются до дома около трёх часов ночи. Уставшие, но довольные. Мыться

не хочется совсем, тело ломит, но Дазай утаскивает в душ, занятно намывает
спину, напевая какую-то мелодию. Кольца укладываются на прикроватную
тумбочку слева от постели. Прохлада белья — приятна. Чуя ёжится, Осаму с
хмыком накрывает его одеялом, укладываясь на бок рядом. Накахара привычно
закидывает ногу, тычась куда-то в ключицу, вдыхая запах геля со вкусом кофе.
На нём совсем нет бинтов. Осаму стыдно прикрывает шрам рукой, не давая Чуе
его разглядывать, но рыж фыркает, убирая руку и целуя в шею. Прекрасен.
Тишину спальни разрезает внезапный звук телефонного звонка, от которого
вздрагивают оба. Неизвестный номер никогда не сулил ничего хорошего. Осаму
отвечает на вызов, усевшись спиной к Чуе.
— Алло?
— Осаму Дазай?
— Да.
— Ваш офис горит.
Ух, это было жёстко, но я довольна. Хых
Спасибо за прочтение, котятки. Надеюсь, у Вас всё прекрасно и Вы находите

время на отдых. Помните, что сон очень важен! Можете поделиться мнением о
прочитанном внизу, мне будет очень приятно, до скорых встреч! ^-^
201/241
Примечание к части Приятного прочтения, котятки. Извините за задержку. Уж
очень хотелось сделать всё идеально и правильно. Надеюсь, я не перемудрила с
этим
Часть 21
Пожарная сирена внезапно затихает после получаса работы.

Машина отъезжает от здания, из верхних этажей которого до сих пор валит
чёрный смог. Он медленно плывёт к небу, путаясь в белоснежных облаках.
Кажется, вот-вот запачкает. На горизонте рассветает. Мужчина средних лет что-
то чиркает в планшетнике, со скукой поглядывая на высокого парня рядом.
Дазай неимоверно вымотан. Усталость, что кружила голову часом ранее, отошла
на второй план, хмуро закуривая в сторонке. Есть соперник посильнее. Рядом
мельтешат непонятно откуда взявшиеся люди. Они о чём-то разговаривают,
создавая лишний шум. Что они здесь забыли в пять утра? «Чайки», — сказал бы
Дазай, если бы были силы комментировать невыносимый гам.
— Так… Как давно Вы проверяли исправность пожарной системы? — хрипло

спрашивает эксперт, безынтересно глядя на записи.
Осаму думается, что с его работой вполне нормально разъезжать ночью по

подобным происшествиям. Нередко, когда пожары случаются именно в тёмное
время суток. Однако мужчина не выглядит как тот, кто действительно это
делает. Он выглядит побитее самого Осаму, словно его за ноги вытащили из
тёплой кровати.
— Вчера.
— Мгм, — непонятный звук срывается с его губ. Дазай даже не пытается

анализировать, — то есть… Вы хотите сказать, что по каким-то «сказочным», —
мужчина в воздухе вырисовывает кавычки, — причинам она перестала работать
именно сегодня? За сутки сломалась?
— В смысле «сказочным»? Я Вам говорю о том, что проверкой было выявлено,

— Осаму с лицом лица выплёвывает каждое слово. Но эксперту абсолютно
плевать — он трёт глаза, поглядывает в телефон, не проявляя никакого
интереса к делу. Звоните пожарным. У Дазая пригорает.
— М-м, знаю я эти проверки, — вздохнув, наконец-то говорит он. — Деньги в

карман сунул и всё у Вас в порядке — вот Ваши проверки.
— Как В…
— Шеф? — молодой парень резво подбегает к старшему. Бодрый как огурчик.

Не скажешь, что не выспался. Он шепчет что-то, указывая на экран своего
телефона. Мужчина холодно отвечает, отправляя парня восвояси. Тот с кивком
удаляется.
— Вот что, сынок, — Дазай морщится от подобного обращения, — штраф в

семьсот тысяч — лучшее, что грозит. Тебе повезло, что на этажах никого не
было. Так бы вообще в тюрьму загремел лет на пять, — хмыкает мужчина. —
Радуйся, если сможешь денег у страховщиков выбить.
202/241
— Вы считаете, я сам поджёг офис?! — Осаму искренне оскорблен. Он так
сильно похож на человека, который будет заниматься подобным?
— Знаешь, сынок, — ну, вот опять! — мне совершенно плевать, кто и что
сделал, понимаешь? Я лишь хочу спокойно уехать домой, как и ты. Небось тебя
там уже заждались, а? — странно хихикает эксперт. — Разберёмся с этим утром.
Вот адрес, — шатен нехотя принимает визитку, — подъезжай к десяти. Там и
посмотрим: кто и что сказал о системе. Да? Хорошего утра.
Машина уезжает со странным хлопком в двигателе. Дазай пару секунд

смотрит ей вслед, предполагая куда это они могли так спешно ретироваться.
Неужели что-то ещё горит? Или отсыпаться поехали? Это помещение Осаму
купил незадолго после того, как бизнес попал к нему в руки. Некогда
находящийся в другой части головной офис, постепенно перекочевал в самый
центр. Так было намного удобнее. Переезд утомил всех, но Дазай был доволен.
Он до мельчайших деталей помнит первый день после всей этой суеты. Куникида
менее оживлённо расхаживал по кабинетам, жаловался на недостаточное
количество розеток. Ему не угодишь! То ему не так, это не нравится. Рюноске со
скрываемым интересом молча оглядывал помещение. Он всегда так
немногословен. Зато хоть Ода искренне порадовался. Что касается отца? Он,
конечно, не оценил. Родитель приехал около шести часов вечера, точно зная, кто
остался внутри. Осаму. Цепким взглядом он прошёлся по всему офису, то и дело
вздыхая. Ему абсолютно ничего не нравилось. «Юношеский максимализм», —
констатировал мужчина, мотая головой. Лучше бы на что-то нужное потратился,
а не на ещё одно бесполезное здание. От него ситуация в компании не
поменяется кардинально. Тогда Дазай выдержано выслушал, заявив, что отец
может думать так, как того захочет. Не нужно лезть в чужую голову со своими
мыслями. Хироси омерзительно хмыкнул. «Глупый. Ты ещё слишком глуп», —
удаляясь, подметил он. Отрицать свою никудышность не приходится.
Воспоминания сгорают вместе с офисом. Ещё вчера после налоговой совершенно
внезапно в здание заявились сотрудники пожарного надзора с внеплановой
проверкой. План Анго по лежанию на диване был испорчен. Пришлось объяснять
джентльменам, что где лежит и когда это покупалось. Систему проверили
слишком быстро, что Дазай не успел даже кофе налить. Покопались в пульте,
проверяя его на работоспособность, да и свалили. Шатен пытается вспомнить
видел ли он мигание пожарки на потолке после всей этой авантюры или она уже
не работала. Пальцами подцепляет ключ от офиса с прикрепленной картой, что
был в кармане плаща. Не так давно до начала конца в отношениях с отцом,
Дазай умудрился потерять запасной ключ в собственной квартире. Поиски не
увенчались никаким успехом — он словно сквозь землю провалился. Никто не
мог его найти. Дазай самолично раз десять переворачивал всё вверх дном. Но
безуспешно. Хироси, конечно же, узнал об этом и лишь повёл плечами. Реакция
была весьма странной. «Забудь о нём, всё в порядке», — заверял старший, со
скукой смотря на своё чадо. Осаму подумал о том, что отец старается
сдерживаться, чтобы не прибить его на месте, так как потерять ключ
практически равно лишиться офиса. Мало ли кому он попал в руки. Но со
времени выяснилось, что это не так. На следующий день эту проблемы вновь
вывели на обсуждение. Хироси сначала деловито молчал, странно поглядывая на
дочь. У Осаму сердце заходилось от абсурдности происходящего. А потом как-то
слишком яростно пытался заставить всех прекратить страдать хернёй и заняться
делом.
— Дазай?
203/241
— Знаешь, что это? — Чуя становится подле, пытаясь найти то, что привлекло
внимание его парня, который несколько минут вглядывается в никуда. Осаму не
дожидается ответа. Да и не рассчитывал на него. — Это конец.
******
— «Пожар, вызванный преступным умыслом»? Вы серьёзно? — Осаму даже не
в шоке, он в ахуе.
Примчался в десять утра, с пяти проговорив с Доппо, которого чуть инсульт

не схватил от услышанного, а тут такое. «Пожар, вызванный преступным
умыслом»? Серьезно? А поджигал кто? Сам Дазай? Пиздец он многозадачный. И
любовью занимается, и пожар провоцирует.
— Да. Ваша карта не сыграла Вам на руку. Неисправность системы на

следующий же день после приезда специалистов? Никогда в жизни не поверю в
это. Здесь и так всё предельно ясно, — Шоичи Такада сюрпает кофе, делая
небольшие глотки. Он неспешно глотает, выдерживая длинную паузу.
В уголках глаз залегли глубокие морщины. Они сильно заметны, когда

эксперт бесяче улыбается, шутя несмешные шутки. Дазаю совершенно не до
этого.
— Что же Вам ясно? — у Осаму скоро глаз начнёт дёргаться от идиотизма

всей ситуации. В этом нет его вины, но этот…
— Что Вы решили, поддавшись непонятным порывам, выключить систему.

Если, конечно же, — ухмыляется старший, — её не выключили работники
пожарного надзора, что маловероятно.
Мужчина встаёт из-за стола. Ноги сильно затекли после часа активной
работы с бумагами. Солнце обступает уходящий силуэт, падая на стол. Экран
ноутбука загорается ярче прежнего от резко появившегося света. Стекло
фоторамки отражает новоиспеченного противника в стену. Солнечные зайчики
прыгают по вертикальной поверхности. Эксперт обходит стол, мерно идя в
сторону зеркала-шпиона, разминая ноги. Как в надзорной комнате. Из кабинета
вид открывается на широкий коридор с диванчиками — зона ожидания. Сегодня
она практически пуста. Ещё слишком рано для посетителей.
— Ваш друг? — кивает он в сторону утомлённого Чуи, что беседует с кем-то

по телефону, не зная, что за ним следят. Он тоже не смог сомкнуть глаз, слыша
бесконечную ругань в соседней комнате. А после навязался ехать вместе с
Осаму, опасаясь, что тот уснет за рулем. Этот день не должен стать ещё хуже.
— Парень, — похуистично отвечает шатен, читая подписанный акт. Пиздец.

Абсолютно всё в этой треклятой херне говорит о вине Дазая в случившемся, хотя
он совершенно не при чём! Хоть, блять, в подробностях описывай, чем он был
занят ночью!
Шоичи молчит с минуту, продолжая пялиться в стекло под звуки

перелистывания страниц за спиной. В пять листов вместилось всё то, что Осаму
покупал несколько лет. Абсолютно вся аппаратура и мебель. Как жаль, что той
ебаной картины отца не было… Сердце болезненно дёрнулось, разнося
неприятные импульсы по телу. Он буквально мог с закрытыми глазами обойти
весь офис и не споткнуться. Каждый угол знал. Что и где лежит. Куда Куникида
204/241
складывает канцелярию и где Рампо прячет шоколадки. Всё это было в его
офисе. В Офисе, от которого пока осталось только название.
— М-м, — тянет мужчина, поведя плечом, — значит я ошибся насчёт жены.
Осаму совершенно всё равно, почему этот «эксперт», который мог бы

прекрасно устроиться на работу на кладбище (благодаря мастерству в
закапывании людей), так спокойно отреагировал. Люди, конечно, бывают разные.
Но обычно большинство с благородными сединами в отвращении отводят взгляд.
«Стыд и срам». Чую не так давно взбесил подходящий под этот тип продавец,
что не хотел нормально обслуживать. Он встал в позу, намекая, что не
собирается ничего делать. Либо сами, либо никак. Осаму вёл себя спокойно. Не
хочет — не надо. Он заставлять никого не собирается. И умолять тоже. Всё же
это не единственный магазин во всём мире. Однако Накахаре ситуация
показалась несправедливой. Какого хера он должен идти куда-то ещё из-за
ебанутых замашек продавца? Почему Чуя так не реагировал, когда ему
приходилось подбирать костюм для совсем негетеросексуальных пар? Пока
Дазай в одиночку расхаживал по помещению, смотря какие-то отзывы в
телефоне на странную штуку для работы, Чуя случайно (не очень) заглянул в
открытую нараспашку комнату персонала. На достаточно большом экране
компьютера был выведен фильм, поставленный на паузу. Девушка с приятными
формами недвусмысленно отсасывала парню. «Не фильм», — хмыкнул Чуя в
кулак. Оно и понятно. Магазин у чёрта на куличиках. Кто сюда приедет?
— Я ещё раз повторю, что обслуживать не собираюсь, — сквозь зубы цедил

один единственный продавец-консультант в этом Богом забытом месте.
Осаму сдержанно промолчал, пожав плечами. Да похуй. Не он первый, не он

последний. Жалко только время, что они потратили на дорогу. Всё же придётся
заказывать в интернете.
— Да, Вы же так заняты, — тактично подмечает Чуя, выплывая из-за

стеллажей. — Покупателей хоть отбавляй, — театрально осматривается он,
вызывая ещё большее отвращение у работника магазина. — Как же Вам времени
на просмотр порнухи хватает за таким объёмом работы?
Накахара не дожидается, когда консультант высунет язык из задницы

и начнёт всё отрицать. Он тянет Дазая, что стоит в культурном шоке, на выход,
не забыв чмокнуть в щёку. Консультант так и остался стоять столбом,
покраснев.
Пошли они все.
— Не только, — Дазай со вздохом поднимается с места, собираясь пойти

прочь из кабинета и этого чертового здания. Он цепляет со спинки стула снятый
пиджак. Всё же в помещении не хватает кондиционера. Отзыв бы написать.
— Не переживай, сынок, — улыбается Такада, смотря в спину младшему.

Мерзко. Осаму старается не сорваться. Ещё не хватало начать посылать любого,
кто хоть на метр к нему подойдёт. Не хочется попасть в тюрьму за длинный
язык. — И на твоей улице будет праздник.
— Всего доброго, — нерадостно прощается шатен. Он, не оборачиваясь,

покидает кабинет.
205/241
Шиочо остаётся один на один со своими тараканами и фотографией на столе.
Маленькая девочка крепко обнимает золотистого ретривера улыбаясь.
Кучерявые волосы струятся на ветру. Пёс широко лижет щёку, вырывая смех с
уст ребёнка. Мужчина всё ещё стоит рядом со стеклом, наблюдая за тем, как
юноша проходит в зону ожидания. Дазай садится на диван рядом с рыжим
парнем, что выглядит также мрачно. Они словно прозадротили в компьютерные
игры несколько ночей подряд, пытаясь пройти сложный уровень. Или чем
молодёжь сейчас занимается? Парни о чём-то беседуют с минуту, пока Такада
допивает тёплый напиток изрядно разбавленный холодной водой. Ну, как
беседуют: шатен за всё это время проронил лишь несколько слов, не моргая
пялясь перед собой. Рыж чуть ли с бубном не отплясывал рядом, пытаясь
привлечь внимание к себе. Осаму явно не до него. Он пуст. Что делать, как быть?
Подсказал бы кто, да спросить не у кого… Или есть? Первым поднимается Чуя.
Он потягивается, изящно сцепив руки, хрустит позвонками. Коленкой
специально задевает ногу сидящего, натянув хитрую ухмылку. Осаму нехотя
поднимает голову, мотнув головой.
— Это пиздец, Чиби.
Слишком тяжело о чём-то думать. В голове, словно торнадо пронеслось. Одна

мысль сменяется другой, не цепляясь ни за что. Только Дазай начинает думать о
необходимости позвонить знакомому для консультации, как его резко
перебрасывает совсем в другую стезь. Осаму не хочет думать, что это правда
сотворил его отец, цепляясь за любые возможности вернуть всё на круги своя.
Признавать его причастие к этому ужасу слишком невыносимо. Неужели отцу
настолько наплевать на собственного ребёнка? А если бы в офисе кто-то был?
Дазая бы посадили. Или он знал, что там никого, поэтому пошёл на радикальные
меры? Всё путалось, крутясь в круговороте черепной коробки. Предположение
сменялось тысячей других. Любил ли Осаму Хироси? Парень даже не задумался
об этом. Как бы больно иногда не было, он оставался его родителем. Дазай
всегда считал, что любовь нужно заслужить. По всей видимости, он её не
заслужил.
— Не волнуйся, пиздец наступит, когда я прибью тебя за подобное

обращение.
Или всё-таки заслужил? Дазай расплывается в вымотанной улыбке, слушая

чужую беззлобную ругань. О, да. Музыка для ушей. Ему точно нужно прийти в
себя после произошедшего. Чуя громко выдыхает, говоря, какой он идиот, что
связался с придурком. Однако всё же подаёт руку, дабы шатен уже закончил
хуйней маяться и занялся делом. Детский сад штаны на лямках. Забавный факт.
Кольцо на тонком пальце левой руки отличный магнит. За такую руку хочется
держаться. Старший быстро моргает, хмурясь, когда шатен наконец-то встаёт,
позволяя утянуть себя к выходу, не забывая злостно глянуть точно туда, где
стоит мужчина. Мурашки табунами бегают по коже от того, как знакомо это
выглядело: высокий парень… с мёртвыми глазами…
На улице слегка пасмурно и невыносимо душно. К вечеру обещают ливень.

Нужно успеть расправиться со всеми делами до шести часов, остальное время
потратив на здоровый (не очень) сон. Встреча со страховщиком назначена на два
часа дня. Дазай не видит в этом смысла — им не удастся получить ни йена.
«Слишком пессимистично», — заключает Чуя. Зато честно. Осаму ненавидит
тешить себя неоправданными ожиданиями. От этого становится больнее.
206/241
Куникида приедет около двенадцати, чтобы уже на месте со всем разобраться.
На «здоровый» сон остаются паршивые полтора часа. Класс. Накахара широко
зевает, оказываясь в тёплом авто. Он потягивается на сидении. Дазай делает
большой глоток кофе из стаканчика, не ощущая необходимую сейчас бодрость,
которую так гарантировали маркетологи. Ладно. Дорога до дома занимает минут
десять, благодаря отсутствию пробок, что совершенно странно для центра и
десяти часов утра. Осаму паркуется на свободном месте, глушит автомобиль.
Как-то слишком всё гладко идёт. Обычно на поиск места уходит полчаса, если не
больше, а тут так быстро. Странно…
— Огай хочет поговорить с тобой, — как ни в чем не бывало, выпаливает

рыжий. Копошась в телефоне, он выбирается на улицу. У Дазая волосы встают
дыбом. А вот и проблемы приветливо машут ручкой.
— Огай? Со мной? — вот тебе новость.
Не так давно у них уже был разговор. Да ещё какой. Мори с лицом лица
говорил о необходимости контрацепции, считая, что молодёжь в наше время
слишком беспечна. Раньше по его словам, конечно же, такого не было. Что вы!
Дазай сидел красный как помидор. Чуя гадко хихикал, показывая большой палец
вверх. Давай, Осаму, слушай. Ладно. Ту пытку он пережил. Однако Огай на этом
не останавливается, раз собирается провернуть нечто подобное вечером, мчась
на всех порах в Токио. Не-не, Осаму после прошлого не отошёл и на сегодня в его
планы разговоры с чужими дядями точно не входили. Пусть в очередь встаёт!
Шатен готов принять его… Никогда! Чуя ещё ни разу не жаловался, что его что-
то не устраивает в их недолгой постельной жизни, а может… Может он
жаловался Огаю, что теперь допытывается до Дазая с приватными
разговорчиками?!
— Угу. Говорит, вам есть что обсудить. Что же такого срочного и не

терпящего отлагательств вы должны обговорить, медуза, о чём я не в курсе?
— Как что? — придумывает на ходу, следуя за парнем. Конечно, зачем давать

мозгу отдохнуть после целых суток без сна, если можно загонять его. Заставлять
выуживать все пошлые шутки из хранилища «восемнадцать плюс». — Меня же
привлекают мужчины в возрасте, не знал? Я давно на Мори глаз положил, а ты
так… Пока чисто для прикрытия.
— «Пока»? Я глубоко ранен, — за сердце хватается Накахара. — И как же ты,

мерзавец, скрыл от меня такой важный факт? — охранник, стоящий около двери,
хочет оторвать себе уши. Он сливается со стеной. Слишком неловко. Парни его
не замечают, проходя дальше.
— Слышал когда-нибудь поговорку, что породистых собак нужно брать ещё

щенками? Ну, лис, в твоем случае, — Осаму никак не отвечает на угрозу вырвать
язык и пустить его на приклеивание марок к письмам. Хотя, Дазай уверен,
рыжий плут точно найдёт ему лучшее применение. — Вот я и решил воспитать
себе подходящего по всем параметрам мужчинку. А то Огай староват для
перевоспитания.
— Ты же в курсе, что я младше тебя и на папика совсем не смахиваю?
Дазай, пропускает юношу в лифт, галантно поклонившись, дабы его не пнули

сзади за тупой, но необходимый на данный момент, юмор.
207/241
— Ну, да, метлы в твоих руках я не вижу, да и волосами в мою сторону ты не
машешь.
— Пф-ф, — фыркает Чуя, не желая тешить чужое самодовольство, — из тебя

такой же папик, как из меня гимнаст.
— Ноги ты неплохо раздвигаешь, Чиби, а значит…
— Иди на хуй.
Как бы Осаму ни отшучивался, но перспектива разговора с дядюшкой его

парня совсем не прельщает. Дазай частично понимает, о чем это Огай
собирается вести дискуссию. От осознания этого становится как-то неловко. У
Мори глаза по всему городу даже в тот момент, когда их обладатель находится
совершенно в другой части мира. Ладно, Бог с ним. Это будет потом.
Какое блаженство. Чуя скидывает футболку, ложась на постель в одних

длинных шортах. Притягивает к себе подушку, предвкушая долгий сон. Осаму
остаётся в гостиной, негромко с кем-то разговаривает, пальцами сжимая волосы
на затылке. Возвращение офиса в первозданный вид обойдётся в двести тысяч,
плюс аппаратура и техника — ещё двести. Акутагава, находящийся по ту сторону
телефона, быстро щёлкает по клавиатуре, узнавая сроки выполнения
предлагаемых работ. Подрядчик обещает уложиться в полтора месяца, но Дазаю
слабо верится. У него же нет волшебной палочки, которая смогла бы помочь
закончить всю эту вакханалию в срок. Как же заебало. Накахара недолго пялится
в потолок, перевернувшись на спину, ожидая, когда парень соизволит пойти
спать, перестав мучить свой организм. В спальне светло от проникающих сквозь
тюль солнечных лучей, что время от времени выходят из-за облаков. Зашторить
бы окна, да немного не до этого. Так и не дождавшись, Чуя нервно цокает,
кутается в плед и бредёт в зал. Сквозит. Он недовольно смотрит на пиздецки
уставшего юношу, хмыкает и тягуче тянет:
— Господин Босс долго будет игнорировать моё присутствие в своей

постели?
— Господин Босс чертовски заебался, солнце.
— Пошли спать. До приезда Куникиды-куна меньше часа. Поспи хотя бы

полчаса, а то от тебя не будет никакого толку. Ты себя в зеркале видел? На
призрака похож. Лапти убери.
Как и ожидалось, стоило только лечь на постель, как обоих мгновенно

сморило. Накахара так и остался укутанным в пледе, напоминая огромную
гусеницу. Так даже удобнее. Осаму устраивает голову на рыжей макушке, мирно
посапывая. Вдыхает цитрусовый аромат. Чуя сам как мандаринка, зачем ему ещё
и шампунь подстать своей персоне? Глупый звук будильника, напоминающий о
том треклятом звонке вчера, заставляет вздрогнуть. Дазай стонет в голос,
уткнувшись в чужую шею. Чуя приоткрыл левый глаз, выдыхая сиплое: «Блять».
Он переворачивается на другой бок, отмахиваясь от парня. Скрывается от
громкого пищания за тёплым пледом, накинутым на голову. Дазай пару секунд
не отключает звук, садистски наслаждаясь мучениями юноши, пока не слышит
уже громкое: «Осаму, блять!». Ему, вообще-то, тоже хочется развалиться рядом!
Проспать до следующего утра, наслаждаясь спокойствием! Однако жизнь,
208/241
надевая очки на нос, игриво демонстрирует средний палец, отправляя
воздушный поцелуй. Доппо, как и ожидалось, но очень не хотелось, пришёл
вовремя. Ещё и Оду с собой притащил, о чём они совсем не договаривались.
Осаму недовольно сюрпает кофе из большой кружки, пытаясь взбодриться хотя
бы таким образом.
— Значит от страховой нам ничего не видать, — угрюмо заключает Куникида,

ещё раз глазами бегая по написанному. После передаёт бумаги в руки
Сакуноске, что также безрадостно вчитывается.
— Эксперт составил неплохой акт. Жаль только, что им можно лишь

подтереться.
— Не будь так категоричен.
— Категоричен, Куникида-кун? Давай объективно, — цокает Осаму, отставляя

кружку, — мы в заднице. И из неё надо как-нибудь вылезать. Фирме грозит
штраф в семьсот тысяч за неисправность ебаной системы и затраты на ремонт —
плюс шестьсот. Ко всему прочему, у нас нет никакой гарантии, что подобное не
повторится, если мы, поджав хвосты, вернёмся в прежнее здание, начиная всё с
начала.
— Ты говорил с отцом? — подаёт голос Одасаку, глядя на друга. Догадливый

чёрт.
— О чём? О поджоге? — скалится Дазай, хмурит брови. — Его вину ещё

доказать нужно, если он правда приложил к этому свою руку.
— Не смеши меня.
— Меньшее, что мы можем сделать в данной ситуации, — прерывает Доппо,

— так это продолжать быть терпилами, глотая всё то, что нам преподносит
судьба, — хмыкает он, когда Босс едва не давится напитком от услышанного. —
Объективно.
— Класс. Только вот разговоры здесь не помогут. Если это действительно

дело рук моего дорогого папаши, то всё ещё херовее, чем есть на самом деле.
Это закончится, когда я вернусь, но этому не бывать, потом...
Осаму не успевает договорить, когда телефон противно начинает

вибрировать, катаясь по столу и привлекая внимание. Неизвестный номер
перестал быть чем-то пугающим. Грань стерлась. Неизвестный номер просто
заебал. Кажется, у него дежавю. В следующий раз Осаму закинет смартфон в
блендер и хорошенько перемолит.
— Да?
— Это Шоичи Такада, сынок, — блять, опять он!
— Что Вам нужно? — хмуро спрашивает шатен, помешивая кофе ложкой. Ему
сейчас совсем не до этого чертового эксперта. Тот уже и так натворил
достаточно.
— Ситуация немного изменилась, — мягкая ухмылка трогает губы.
209/241
Сигаретный дым струится ввысь. Тёмные волосы точно пропахнут им, что
придётся мыться, прежде чем подходить к не любящей этот запах маленькой
дочери.
— Нам бы встретиться, я готов выписать другой акт.
— Почему Вы изменили своё решение?
— Считай, что вы мне понравились, сынок.
Дазай смотрит как умалишенный. Это что? Шанс на нормальное решение

проблемы? Или новая подстава? Доппо чуть ли не падает со стула, когда Босс
резко вскакивает, убегая в комнату. Через несколько минут он возвращается
уже одетый. Парни невольно переглядываются, когда их скоро выпихивают из
квартиры, закрывая её на ключ. Пусть Чуя спит. Ему полезнее. Может, вырастет.
Встреча проходит недалеко от Токио Скай Три. Мужчина торопится, но ровно,
аккурат проведенной линии, ставит свою подпись. Старая выписка рвётся на
глазах. Осаму всё ещё думается, что это какой-то прикол.
— Почему? — Дазай глядит на составленный акт со всем необходимым в

своих руках, максимально не веря в происходящее. У него остаётся совсем
немного времени до беседы со страховщиком. — Почему Вы передумали?
Такада мнётся закуривая. Он не отвечает, но точно знает, что так просто

парень не уйдёт. Около двух часов назад, когда Осаму успешно покинул здание,
Такада не мог найти себе места. Все, кто заходил к нему в кабинет, выходили ни
с чем. Из Шоичи нельзя было выдавить ничего дельного. Как Вы оцениваете
произошедшее? Нормально. Что нужно предпринять, чтобы избежать подобных
казусов? Всё, что в наших силах. Можете дать заключение по делу с
подробностями? Да. Клиенты, громко бурча, уходили, не получая нужной
информации. Однако эксперту было не до этого. В голове мелькал лишь этот
взгляд. До боли знакомый взгляд.
— Знаешь, а ведь у меня есть сын, — как-то угрюмо хмыкает мужчина, что
совсем не в его стиле. Он глядит на тлеющую меж пальцев сигарету, резко
замолчав. Словно анализирует стоит ли ему говорить или нет. — Я всё время
пропадал на работе, — видимо, стоит, — думая о его будущем. Родители всегда
желают только лучшего своим детям, не так ли? Но радости не было никакой. Мы
совсем не виделись. Приходил — он спит, уходил — собирается в школу, в
выходные пропадал на кружках. И так каждый день, — эксперт невольно ведёт
плечом, постукивая пальцем по планшетнику в правой руке. — Потом он вырос, и
мы ещё больше отдалились. Я даже не помню, когда последний раз его видел…
— Мне жаль, — искренне соболезнует шатен.
— Да я сам виноват. Пока работал совсем не интересовался сыном. Он

нашёл… не очень хорошую компанию. Как-то даже попал в полицию. У меня там
знакомый работает, который и позвонил мне. В тот вечер я увидел столько
ненависти в его глазах… Он не хотел, чтобы я забирал его домой. Не хотел даже
смотреть в мою сторону. Я не знал, чем заслужил такое… Всегда пытался
сделать всё для него. Всегда думал лишь о нём, когда был на работе. А потом…
Потом я понял, что не дал ему самого главного — отцовской любви. Вот и
пришлось расплачиваться. До сих пор сожалею…
210/241
Мужчина удаляется к машине. Дазай не смеет пошевелиться. Отчего-то на
душе стало так тоскливо после услышанного. Хочется промыть себе мозг за все
те мысли, что вонзались в спину эксперта в офисе. Ключ неспешно
проворачивается, заводя двигатель. С движком явно что-то не то. Раздаётся
резкий хлопок, который также неожиданно пропадает через пару секунд. Шоичи
оборачивается на юношу. От произнесённого у Осаму сердце начинает
колотиться быстрее. Дыхание сперто.
— Надеюсь, тебе это поможет, сынок.
Такое обращение больше не воспринимается, как нечто задевающее.
******
— Рот открывай.
— Ну-у, Чу-уя!
— Рот. Открывай. Говорю.
— Я бы хотел услышать это при немного других обстоятельствах…
Дазай проснулся около десяти вечера полностью убитым. Осаму не знает

можно ли быть частично убитым. Кто вообще придумал эту нелепицу? Разве
можно быть мертвым не полностью? Типа — и по мне стреляли и я упал в лужу?
Глупый афоризм. Дазай решил поспать днём, чтобы набираться сил, а
получилось наоборот. Чувствует себя намного хуже, чем перед тем, как решил
забыться в сладком сне. Откровенно дед. Дэд. Чуя очень сильно старался
скрывать гадко наползающую усмешку, но получалось херово. Осаму бухтел.
Приехал домой почти в четыре часа после встречи со страховым агентством, так
еще и с абсолютным истощением. Ему даже радоваться было откровенно нечем,
когда страховая пошла на встречу. Как можно с лицом полным похуизма
показывать свою радость? Оказывается, можно. Осаму может быть коучем в этом
деле, ведь все его силы ушли на дорогу и бессмысленные разговоры. Организму
была необходима перезагрузка, и он её получил. Никакущую, правда, но
получил. Голова раскалывалась, словно по ней усердно стучали, как по барабану.
Осаму в детстве никогда не хотел стать музыкантом. В чём прикол? Сидишь,
перебираешь струны, постукиваешь по цилиндру, ловя поддержку публики. Не,
космос интереснее. Особенно, если это созвездия на чужих плечах. Окончание
музыкальной школы ничего не изменило. Дазай морщится, пробуя то, что ему
так настойчиво пихает слишком уж бодрый юноша. Хоть кому-то в этом доме
удалось поладить с этим непроходимым боссом — сном. На нём длинная белая
футболка, достающая до самых колен. Она слегка растянута и явно не
принадлежит парню. Чуя прикрывает ладонью по-птичьи острые ключицы,
щёлкая по чужому носу. Чтобы жизнь малиной не казалась. Пусть лучше ест
нормальную пищу, чем пожирает взглядом не то, что нужно. Широкие шорты —
шаровары для денег. Денег, правда, не так много. Зато шорты уже есть. Так он
кажется совсем миниатюрным. Кто бы знал, что рука у этой маленькой прелести
(Осаму за такое язык оторвут) окажется тяжёлой. Дазаю как-то ночью
прилетело. Лежал спокойно, никого не трогал. Он ещё минут пять ошарашено
звёзды ловил, выслушивая извинения от только пробудившегося парня. Было,
конечно, больно, но поцелуи... К слову, долго обижаться не приходилось. Волосы
заплетены в небрежную низкую косу, лежащую на плече. Медные кудри у самого
211/241
лица переливаются под светом лампы на тумбочке, напоминая цвет застывшей
древесной смолы — янтаря. Похож на ангела, сошедшего с небес. Тонкие пальцы
подцепляют ложку. Дазай никогда не был любителем супов, а тем более пюре.
Однако в сочетании с картофелем эти слова не так ужасно звучат. Да и вкусно.
— Как ребёнок, — причитает рыжий, черпая из тарелки. Он, как заботливая

мамочка, следит за тем, чтобы чадо всё проглотило. Негоже хорошим мальчикам
голодными ходить. Так и помереть недолго. Осаму никогда не претендовал на
эту роль, но сегодня можно потерпеть.
— А ты у нас интересуешься детками, Чуя-кун~? — ухмыляется шатен. У него

на голове откровенное гнездо для синиц, огромные мешки под глазами для
картошки и отпечаток от подушки на щеке. На бинты стало как-то плевать. Они
валяются на полу, словно змеи поджидающие свою жертву. И они нашли-таки.
Чуя чуть не споткнулся, когда пробирался к кровати. Это слишком непроходимая
миссия. Осаму хотелось придушить ими, чтобы не разбрасывался тряпками.
Порой Чуя думал, что живёт с мумией. Ну, серьёзно. Бинты абсолютно везде: в
коридоре, в ванной, в гостиной. Песка не хватает для пущего эффекта и
натурально мертвец.
— А ты нет, что ли?
Это даже забавно. Лёгкий поцелуй без какого-либо намёка на продолжение.

Дазай сейчас как никогда слаб. У него нет абсолютно никакого желания что-либо
есть. Голод глушится волной мыслей, накатывающей словно цунами. На внешний
вид и подавно плевать. Когда-нибудь Чуя затащит этого упрямца в кабинет
психолога и ему придётся бороться со всем тем, что крутится в голове. Рыж
точно будет рядом, когда это произойдёт. Суп-пюре Осаму так и не доел.
Накахара недовольно фыркает, когда в дверь настойчиво стучат, а цепкие руки
на спине не отпускают. «Не открывай, там монстр!» — с уверенностью шепчет
шатен, укладывая голову на плече. Ага, им сегодня только монстра не хватает
для полного комплекта. И будет счастье. Телефонная трель давит. Осаму
сдавленно цокает, отпрянув, отключает входящий звонок. Плевать, что это не
его телефон. Рыж не успевает встать, когда лапы-щупальца снова тянут. Блять.
И что делать? Чуя в обманчиво нежном жесте проводит по тёмным волосам,
зарываясь в них пальцами. Их, конечно, лучше расчесать. Раз пять. Нет, десять.
Может, тогда они станут более послушными. Если Дазай хочет поиграть, то Чуя
только за. Сердце стучит медленно, практически беззвучно, словно вот-вот
перестанет биться совсем. Осаму льнёт, прижимаясь сильнее. Он, как кот, трётся
о щёку, громко выдыхая. Жаль не мурчит. Кончики пальцев расслабляюще
массируют затылок. В нос ударяет запах кофе и горький, въевшийся за
несколько часов, сигаретный дымок, которым пропахла вся пижама. Губы
целуют у виска, спускаясь к ярко выпирающим скулам. Дазаю нужен отдых.
Желательно где-то далеко от городской суеты. Чуя даже знает одно такое
место… А в глубине души волки завывают. Юноша не понаслышке знает, что это
такое, когда собственный родитель творит откровенную хуйню. С этим нужно
справиться и идти дальше. По-хорошему, забыть о существовании родителя
вообще. Он же как-то смог? После чёрной полосы обязательно будет белая.
Пессимистично настроенный шатен лишь саркастично соглашается. «Да, Чуя,
разумеется, что все станет лучше. Сейчас только, верёвку мылом смажу и
табуреточку принесу. И всё будет сногсшибательно!» Ещё один стук глушится
писком и громким «Ай». На мочке уха остаётся след от зубов. Дошутился дурак.
Дазай бормочет что-то об огромной обиде и прощении через никогда лет, когда
Чуя победно ухмыляется. Как ребёнок. Рыж выходит из комнаты, не забывая
212/241
подмигнуть насупившемуся парню.
Огай приехал не один. Коё цепким взглядом оглядывает племянника,

замолкая. Кажется, они что-то бурно обсуждали до открытия двери. Хмурится,
переводит взгляд на Мори. Ещё раз хмурится и только потом проходит в
квартиру. Девушка явно не в духе. А Мори нормально. Любезничает с Осаму, что
соизволил покинуть свои покои, наскоро намотав бинты. Шутки шутит, мягко
улыбаясь. Дазаю никуда не упёрся их приезд. Сейчас не до этого. Но ради Чуи
можно потерпеть. Озаки весь вечер пепелит взглядом, о чём-то активно
размышляя. Накахара пытается игнорировать странности тётушки. Волнуется,
конечно. Вдруг что-то случилось, а он не в курсе. Сейчас проблем хватает с
головой. Во времена жизни с отцом пиздец был примерно такого же масштаба.
Разве что была возможность остаться с ночёвкой на очередной работе, чтобы не
видеться с угнетающими душу персонами. Сейчас так не выйдет. Мори вроде
весел. Одет, как и всегда, с иголочки. Приятный глазу чёрный костюм, белая
выглаженная рубашка, расстёгнутая на несколько пуговиц. Сразу понятно, где
он провёл весь день. Уже через полчаса увлекательной посиделки в компании
бодрящего кофе безэмоциональность Дазая начинает конкретно пугать. Юноша
глядит в одну точку, изредка отвечая на вопросы. Чётко и по факту. Ничего
лишнего. Атмосфера на кухне давит. Кажется, что мозг вот-вот взорвётся,
запачкав комнату странной жижей. Накахару точно вырвет. Вдумчивость
сидящего рядом гнетёт. Рыж пытается отвлечься и не думать. Он рассматривает
тёмно-синий спортивный костюм на тётушке. Мори точно забрал её из
тренажёрного зала, когда собирался ехать сюда. В паре метров от него лежит
разряженный в ноль телефон. Надо бы поставить на зарядку. Хотя, кто ему
может позвонить, если все здесь? Тачихары не хватает для пущей картины. Вот
эта зараза любит внезапные звонки в три часа ночи со странными авантюрными
предложениями. Кстати, как он там?
— Оставите нас?
Этот взгляд всегда настораживал Чую. В нём было что-то такое, чего парень
никак не мог понять. Читалась властность. Наверное, именно таким тоном и
взглядом одаривает мужчина своих подчинённых, заставляя их беспрекословно
выполнять любое поручение. Да хоть стриптиз с бананом станцевать. Жаль дома
бананов нет; Дазай не шевелится. Он словно летает в прострации, сладко
дурманящей голову. Это атомная бомба, мерно отсчитывающая секунды до
взрыва. Осаму вообще услышал?
— Всё нормально? — с искренней заботой в голосе интересуется Чуя,

похлопывая по чужому колену, стараясь привлечь к себе внимание. Его правда
тревожит происходящее с парнем. Ещё час назад всё было нормально. Они, как
обычно, шутили, неся полный бред. Старались хотя бы немного отвлечься.
Однако приезд старших всё изменил. Или ему так казалось? Дазая что-то
беспокоит. Это склизкое чувство ползёт по трахее откуда-то изнутри. В горле
ком, полное ощущение беспомощности. В любой другой ситуации можно было
послать всё к чертям. Но не когда происходящее связано с его собственным
отцом.
— Да, — Дазай даже не смотрит в его сторону. Упорно пилит Мори, сидящего
напротив. Огай знает. Скрывать бесполезно.
Ладно. Если Осаму хочет обговорить с Огаем, то хорошо. Чуя противиться не

будет. Главное, чтобы парню стало лучше. Хотя бы немного. Коё реагирует на
213/241
просьбу слишком странно. Она вопросительно смотрит на мужа, будто ждёт
объяснений или не хочет выполнять его просьбу вовсе. Мори кивает.
******
— «Ты знаешь, кто будет следующим». Больше ничего.
— Как давно он тебе это отправил?
— В пять часов.
Мори хмурится, делая глоток порядком остывшего кофе. Тишина квартиры

убивает. Коё и Чуи совсем не слышно. Они ушли примерно двадцать минут назад
под пристальным взором мужчины. Рыж последний раз глянул на парня, получая
одобрительное недоподобие живой улыбки. Шатен словно вернулся в то время,
когда не был знаком с Чуей. Тогда апартаменты пропитались запахом гнили. Он
стоял прямо под носом, не давая спать ночью. Как бы Осаму не пытался от него
избавиться, ничего не помогало. Свечи, освежители или обычный воздух с улицы
— бесполезно. Пару месяцев было неестественно жутко. Запах не чувствовал
никто. Йосано делала вид будто что-то там ощущает лишь бы не расстраивать
брата. Она никогда не умела врать. Потом стало ясно. Рыба гниет с головы, а
квартира с сердца его обитателя.
Дазай ещё раз просматривает пришедшее не так давно сообщение. Хотелось

не увидеть его вовсе. Просто, чтобы оно исчезло, оказываясь страшным сном.
Откроешь глаза и всё станет, как прежде — нормально. Воспоминания о
спокойствии вчерашнего вечера кажутся нереальными. Он правда наслаждался
временем проведённым с Чуей? Им действительно было хорошо? Отец в
последний раз был в сети в пять тридцать. Может, ждал ответа или просто от
скуки переписывался с кем-то — непонятно. Больно. Очень больно. Родной по
крови человек оказывается самым далёким. Раньше думалось — заслужил.
Недостаточно постарался, сделал. Отец всегда казался справедливым Богом.
Служишь ему верой и правдой. Воздвигаешь алтари, храмы, молишься, взывая к
Господу. И всё хорошо. Не делаешь — пеняй на себя. Это была своеобразная цель
— получить признание старшего. Услышать, как он горд и рад за достижения
сына. Не получать постоянные укоры в свою сторону, а хотя бы раз насладиться
похвалой. Как-то во время очередной процедуры «воспитания» Осаму не
выдержал. Задыхаясь в истерике, ребёнок смог выдавить из себя лишь
разгорячённое: — «Почему ты меня так ненавидишь?» Горячие слёзы стекали с
красных щёк. Горло футболки намокло от влаги, как и тетрадь перед ним.
Глупые девяносто девять баллов из ста. Ребёнок не должен задавать такие
вопросы, возвращаясь из школы. Ребёнок должен радоваться жизни, гулять со
сверстниками, не думая о будущем. Хироси даже бровью не повёл. Он склонился
над креслом, рассматривая отпрыска с полным омерзением. Удар по лицу и
затушенная о запястье сигарета старого Мальборо были красноречивее любого
ответа. Разве любят за достижения?
Решение подать заявление в полицию на отца шатен отмёл сразу. Это было
бессмысленно. Хироси точно всё продумал, отметая малейший намёк его
причастности. В случае чего наймёт адвоката и отделается мелким штрафом,
если его вину вообще докажут, что маловероятно. Сообщения поступали с
разных номеров, пропадая через пару часов. Слишком дальновидный.
— Я думал, что нас это обойдёт и он передумает. Правда… Не знаю… Я не
214/241
знаю, на что надеялся. Это же откровенный бред, — шатен прикрывает глаза,
вымученно выдыхая. Ему нужно подумать. Ками-сама, дай ему подумать.
Ситуация сюр. Он словно не может пройти сложно босса, до которого так долго
добирался, терпя бесчисленное количество поражений. Из головы можно уже
делать отличную кастрюльку для супа, потому что она больше не exist. Мысли
беспорядочно крутятся в голове, ударяясь о стенки, время от времени попадая в
мозг. Только толку от этого нет. Мозг ушёл в кофейный запой.
— Ты знаешь своего отца как никто другой, верно? — начинает Огай, мотая
ногой в воздухе, описывая непонятные круги. Копаться в голове парня хотелось
меньше всего, так как велика вероятность наткнуться на старый забытый улей,
из которого глядишь да вылетит огромный шмель. А шмели жалят очень больно.
Потом ещё яд будешь выковыривать из пальца полчаса. Но другого выхода нет.
Угрозы зашли слишком далеко, затрагивая теперь безопасность его племянника.
— Тогда, может, ты ещё и знаешь зачем он всё это делает?
В смысле «зачем»? Он на приколе это спрашивает? Всем понятно, чего хочет

этот решительный человек, а до Огая до сих пор не дошло что ли? Осаму с
непониманием косится на старшего, приподнимая левую бровь, требуя
объяснений. Ну не может он сейчас думать, не в состоянии провидица. Дайте
подсказку!
— Намёков, значит, не понимаем… Хорошо, — мужчина одобрительно

хмыкнул, собираясь как самый настоящий эксперт, разоблачать одно нелепо
затянувшееся шоу. Ребяческий интерес вспыхнул в глазах напротив. — Твой отец
тот ещё авантюрист. Не скажу, что в его жилах течёт кровь, разбавленная
адреналиновым коктейлем, но всё же. Мы с ним ни раз проворачивали такое, о
чём лучше помалкивать, если не хочешь мордой в луже лежать.
— Как жёстко, Мори-сан. Надеюсь, меня не выведут в наручниках из

собственной квартиры после разговора с Вами?
— Нет, что ты, конечно, нет. Чтобы подобное случилось тебе нужно сделать
кое-что, о чём я обязательно заставлю тебя сожалеть.
— Боюсь Чуя и без Вас справится.
— Определённо. Кхм… О чём это я? А, точно. Все любят рисковать, когда дело
касается большого выигрыша. Если в крови твоего старика до сих пор течёт всё
то, что мне вдоль и поперёк знакомо, то отличным решением будет заключить с
ним пари или же сделку.
— Предлагаете отдать ему что-то, чтобы он отстал?
— Да.
— Это идиотизм, — констатирует шатен, мотая головой.
— Не «идиотизм», а неплохая идея. Твоя «бочка», — Огай медленно стучит

указательным пальцем по голове, фиксируя взгляд карих глаз на себе. Ишь,
какой. Не нравится ему ничего, — всё равно пуста по понятным причинам. Не
противься, а думай. Перезагрузи мозги.
— Можно было бы ещё это как-то сделать… — бурчит Осаму, недовольно
215/241
хмурясь. Идея — херня. Шатен не видит в ней смысла. Как это вообще будет
выглядеть? Папулечка, у меня к тебе прекрасное предложение. Я тебе… ещё
одну квартиру, которая тебе не сдалась, а ты идёшь на хуй, м? Выгодное
предложение, между прочим. Что скажешь? — если так, то, что мы можем ему
предложить? Не думаю, что он согласиться на какую-то ху… Ненужную ему вещь
или что-то такое.
— Есть у меня одна гениальная мысль, — гаденько улыбаясь, выпаливает

старший. У него над головой жёлтая лампочка летает, делая невероятные
кульбиты. — Но для её реализации мне потребуетесь вы.
Дазай думает с минуту. Перебирает все за и против, размышляя насколько

сильно Чуя будет недоволен, когда узнает обо всём. Чувствует себя бытовым
инвалидом, что не может справиться со своими же проблемами и собственным
отцом. Интерес Огая понятен. Он не позволит, чтобы кто-то тронул его дорогого
племянника. Огоньки в глазах только сильнее разгораются от малейшей мысли о
столкновении с бывшим другом. Ох, уж эти дедовские войны. Но другого
варианта нет. Ками-сама, спаси и сохрани.
— Я слушаю.
Спасибо за прочтение, солнышки . Мне будет приятно, если Вы оставите

комментарий под главой. Ведь только так я смогу согреться в это морозное 14-ое
февраля. Кстати, желаю Вам провести этот день в компании дорогого Вам
человека: друга, подруги, а может более близкого Вам по духу
До встречи, котятки ^~^
216/241
Примечание к части Привет, котятки. Вот и новая глава. Убедительная просьба
не бросаться тапками Приятного прочтения ^-^
П.с. Спасибо, что продолжаете следить за работой. Мне очень приятно ❤️
Часть 22
— Ты можешь успокоиться? Я не могу сконцентрироваться пока ты

так много…
— Мхм… Думаешь?
— Блядь.
Дазай широко улыбается в подушку. Ему нужна была разрядка сегодня.

Чтобы до боли в пальцах и скрежета челюсти. Абсолютный хаос во всём его
проявлении до головокружения и тёмных пятен на рёбрах. Секс — плохой способ
отвлечься. Полезнее заварить какой-нибудь успокаивающий травяной чай и
утопиться в нём, получая требуемую сейчас дозу отдыха зависая на диване. Но
попробовать стоило. Солоноватую от пота кожу на шее прикусывают, оттягивая
зубами. Теперь там точно не останется живого места: только шрамы и следы от
укусов. Как и хотел. Влажный язык извиняюще зализывает багровеющую
отметину, заставляя кожу покрываться мурашками. Наскоро стянутые бинты
змеями спускаются с постели. Туда же летит и одеяло. Осаму скоро разорится
исключительно на покупке этих бесконечно кончающихся тряпках. Жизнь с
рыжим оказалась непомерно дорогой. Накахара фырчит словно кот, громко
цокнув. Нефиг рот открывать тогда, когда не просят. Это смешно до
болезненного скручивания внизу живота. То, как Чуя умиротворённо вздыхает,
целуя у виска. Как дрожат пальцы, сжимая худощавую талию. Дазая хотелось
отметелить за все его идиотские выходки. Насладиться каждой секундой
реванша, видя неясность в глазах напротив. Довести до предела. Дазая хотелось
скрутить в плед, уложить на кровать и откормить. Наконец увидеть плюс на
весах. Перенервничал, что ли? Рыж делает пробный толчок, слегка качнув
бёдрами. Снизу доносится приглушенный ох, когда спина до хруста прогибается.
А, нет, показалось. Что-что, а думать сейчас хотелось меньше всего —
откровенно надоело. Когда уже мисс Радость и мистер Спокойствие заглянут в
их небольшую обитель? Сколько ещё ждать до наступления конечной стадии
заёбанности? Дазай приподнимает голову, слегка шатаясь. Всё же стоять на
локтях, головой тычась в изгиб локтя, не так уж и удобно. Мокрые пряди
неприятно прилипли ко лбу и щекам, что не сдуешь. Привычка всё всегда
держать в чистоте, себя тоже, сейчас нервно курит в сторонке. Слишком душно.
При всей бледности лица ярко пылающие скулы выглядят чересчур нездорово.
Точно хандра, нежданно напавшая и губящая здоровье, вцепилась и не хочет
отпускать. Накахара подцепляет тёмные волосы, потянув голову назад. Шатен
пылающе вздрагивает до закатывания глаз, когда член скользит меж стенок,
попадая по простате. Он никогда не переносил боль во всех проявлениях, но
отчего-то причинял её себе бесчисленное количество раз. Сейчас это выводящее
из равновесия чувство отошло на второй план.
— Всё в порядке, дорогой? — нараспев спрашивает Чуя, искусно ухмыляясь.

Он так и пышет самодовольством, что читается в каждом уверенном движении.
Шатен возмущённо буркает. Спина конкретно затекла, но продолжения до

217/241
ломоты в пояснице хочется. Ему ещё тридцати нет, а ощущения на все
шестьдесят. Для обретения статуса «Дед» как-то рановато. Огай даже не
жалуется хотя ему “сто лет в обед”! Осаму поддается назад, сильнее
насаживаясь, поджимает пальцы на ногах. У Накахары искры из глаз летят.
Слишком хорошо для такого дня (ночи). Кожа приятно ударяется о кожу с
характерным шлепком. Это как музыка для ушей. Записать бы всё на плёнку, да
переслушивать потом, нервируя одного рыжеволосого парня. А может отправить
отцу? Мол, полюбуйся, как хорошо твоему сыночку? Интересно, насколько был
бы он в ярости, услышав нечто подобное?
— Прекрасно, пока ты… двигаешься, — еле слышным шёпотом отвечает

шатен, плавясь от ощущений.
По спине ползёт липкий холод. Шторы в спальне колышутся от поднявшегося

за окном ветра. Но он задыхается просто от мысли, что Чуя настолько близко.
Пусть даже, чтобы увидеть его приходится хорошенько развернуться, но всё же.
Это лучше, чем ничего. Горло сладостно саднит. Дазай не пытается
сдерживаться, умудряясь в открытую постанывать от лёгких прикосновений к
себе. А почему должен молчать, если хорошо? К тому же, подобные вещи
неплохо выводят змеёй шипящего парня. Голову обдаёт кипятком и он плавится.
Внутри будто всё горит. Узел скручивается внизу живота, сильнее распыляя. Он
ни о чём не жалеет. Накахара мягко проходится по скулам, мимолётно касаясь
везде, куда руки дотянутся в таком положении. Хочется ближе. Чуя честно
старался сдерживать себя. Все эти прямые намёки и не менее прямолинейные
СМС были совсем не в тему. Огай лишь странно покосился в их сторону, уводя
жёнушку из обиталища шатена, когда разговор был окончен. Догадался ли он?
Возможно. «Детям пора спать», — многозначно хмыкнул старший, махнув ручкой
напоследок. Коё так ничего и не поняла: что Осаму строчил в своём телефоне с
лицом лица? Почему глаза Чуи вылетали из орбит, когда он обращал внимание
на заряжающийся смартфон? Сегодня хотелось чего-то другого и слегка
странного. Это даже забавно. Рука плавно проходится по вставшему органу,
когда большой палец аккурат массирует головку. Слишком хорошо. В сознании
мелькает взгляд, коим парня одарил Огай, когда спешно покидал квартиру. Чуе
обязательно после будет немного стыдно, но это будет потом.
Боже, как же хочется…
— Поцелуй.
— Что?
— Я хочу, — в горле пересохло до хрипоты в голосе и бегающим по коже

мурашкам, — чтобы Чуя поцеловал.
Накахара практически умиляется. Как часто Дазай Осаму что-то просит? В

принципе, очень часто, если дело касается каких-то обыденных вещей. В
частности, о боже мой, просто побыть рядом. От претензий по типу: «Чуя больше
проводит времени за ноутбуком, чем за мной» уже тошнит. В особенности от
тона, с которым парню это вдалбливали тысячу и один раз. Обида сквозила в
каждом его слове. Не хватало только поджать губу, округлить глаза до размера
огромных яблок, ну точно умоляющее купить мороженое чадо. Чуе оставалось
только отложить все тяжелые предметы, чтобы ненароком не убить объект
раздражения, вздохнуть, и наконец кинуть большую подушку в высокого юношу,
отбирающего слишком много времени. Как он должен был готовиться к сдаче
218/241
диплома, когда туда-сюда без дела слонялась эта амёба? Он же хотел внимание.
Вот, получай подушку в лоб и не мешай. Как ребёнок, ей-богу. И то тяжело
назвать это проявление детских капризов просьбой. Взгляд из-под чёлки, резкий
стон от более чувственного проникновения и смазанный поцелуй в щёку —
единственное, чем его удостаивают. Безумно хотелось повредничать. Месть —
блюдо, которое подают холодным… при открытых окнах… в постели.
— Не так! — раздосадовано шипит Осаму, укусив чужую руку, схватившую за

подбородок. Пёс, чёрт его. Чуя сдавленно фыркает, шлёпнув по ягодице. Дазай
не в том положении, чтобы вредничать. — Не так!
— Что «не так»?
Громкий цок и шуршание белья. Столкновение влажной кожи с холодной

простыню. Он наконец-то видит. Хитрые словно лисьи глаза цепляют. Дазай не
может насмотреться. Рыжие кудри вихрями торчат в разные стороны, напоминая
бараньи косицы. Бордовый, словно спелая вишня, румянец на щеках и ухмылка
на пол лица. Почему он раньше этого не сделал? «Прекрасен», — всплывает в
замутнённом похотью сознании. Медная прядь заправляется за ухо, утонув в
сотне таких же. Осаму чувствует слишком много. Жаждущее ласки тело пышет
жаром. Дышать становится откровенно нечем. Он задыхается, с головой
погружаясь в это болото. Накахара мельком задевает чужой нос своим, глядя
играючи. И на душе так чертовски спокойно. Будто так и должно быть. Будто Чуя
должен смотреть со всей нежностью, излучая неимоверное тепло. Будто Дазай
должен с трепетом между рёбер давиться от ощущения, что что-то трепещет,
поднимаясь по трахее к горлу. Это сродни зависимости. Когда не просто хочешь
быть рядом с человеком, а желаешь именно его. Считаешь минуты до окончания
рабочего дня, сидя в кабинете. Заезжаешь за продуктами в магазин, готовишь
завтрак-обед-ужин, чтобы этот дурак не помер с голоду забыв поесть. Думаешь
всё ли с ним в порядке, когда находитесь поодаль. Он — центр, экватор. Рядом с
ним всегда жарко до необходимости прикрыться. Рядом с ним бесконечное лето
при минусовой температуре за окном.
— Прекрасно звучишь, — заговорщицки шепчет Чуя, подмигивая правым

глазом.
— Это моя фраза!
Язык аккурат проходится по нижней губе, приветливо сплетаясь с чужим.

Пальцы крепко вцепились в рыжие пряди, притянув ближе. Шатен словно хочет
вобрать в себя всю душу. Жмётся, вздрагивая при контакте возбуждённого
члена с кожей, но не отстраняется. От резкого толчка задыхаются оба, немо
простонав. Чуя откровенно ведёт. Он неожиданно прикусывает язык, сдавив
руку на исполосованной шрамами шее. Прикрытые веки дрожат от
прикосновений к пылающему телу. Сейчас в голове как никогда пусто. Дазай бы
посмеялся, да рот занят исследовательскими работами. Неужели добился того,
чего хотел? Его словно обдаёт током, когда член скользит внутри, а бёдра
сталкиваются с кожей. Развязка становится так близко, что голова идёт кругом.
Комната ходит ходуном. Осаму почти не чувствует мягкое постельное под собой,
позволяя управлять всем. Тонкие пальцы окольцовывают возбуждённую плоть.
Ладонь мягко ведёт вверх-вниз, вынуждая захлебнуться. Выступивший
предэякулят размазывают по органу, создавая эффект трения. От прикосновений
к мошонке шатен теряется, сильно зажмурив глаза. Дрожь пробивает всё тело.
Дазай изливается себе на живот, провокационно сжимаясь.
219/241
— Что-то ты быстро.
Презерватив тонет в пакете небольшого мусорного ведра у кресла. Видимо,

разговоры с Огаем насчёт контрацепции не прошли зря хотя бы для одного
человека. Дазай вяло потягивается, разминая спину. По-хорошему надо
помыться да сил практически не осталось. Огонёк зажигалки мгновенно гаснет,
отдав часть себя папиросе. Мысли постепенно начинают возвращаться, теряясь в
сигаретном дымке. За прошедший месяц пачка совсем опустела. В коробочке
свободно болтается одна единственная сигарета. Накахара скучающе
разглядывает пейзаж за окном, усевшись на стол у самого стекла. «Сколько ещё
будет таких ночей»? Ночной город пленит. Бесчисленное количество баров —
своеобразный магнит. От туристов в весенний сезон практически нет отбоя.
Улицы полны как прохожими, спешащими в очередное ночное заведение, так и
машинами, развозящими “по делам”. Квартал иностранцев всегда шумен, что
никакое шумоподавление в квартире не поможет.
Матрас прогибается под тяжестью тела с тихим скрипом, когда Осаму

волочит ноги к креслу. Он молча тянет руки, умоляюще глядя на Чую. Тонкие
пальцы подносят тлеющую сигарету к распухшим губам, помогая затянуться.
Горечь обжигает лёгкие. У него словно открывается второе дыхание. Становится
немного легче. Слабый ветерок трезвит, остужая пылающую голову. Кожа
покрывается гусиными мурашками, заставляя поёжиться. Лёгкий прищур глаз
напротив тянет. Чуя слабо улыбается, докуривая до фильтра. Это можно считать
за непрямой поцелуй? Бёдра собственнически сжимают до покраснения,
притягивая к краю стола. Глубокие омуты глядят из-под чёлки, не замечая ни
толики сопротивления. Сигарета остаётся дотлевать в пепельнице. Руки
обхватывают слегка пострадавшую шею, потянув. Разомлевшие губы с
готовностью принимают чужие. Сердце трепещет, норовя выпрыгнуть из
грудной клетки. Накахара аккуратно мажет языком по губам, вздрагивая.
Холодные ладони тихонько раздвигают колени, втискиваясь между ними. Тело
льнёт к телу, позволяя выполнять любые манипуляции. Дазай вглядывается в
самую душу прикрытых глаз, пытаясь запечатлеть момент. Ему невыносимо
только от мысли, что завтра может что-то пойти не так. Причины так думать,
разумеется, были. Предугадать поведение отца возможно, однако слишком
много факторов могут повлиять на его настроение. Сон, погода, курс доллара,
даже чёртов костюм, в котором он будет, может изменить всё. Мысли бьют
набатом, ударяясь о черепную коробку. Голова гудит, заходясь. Шатен отчаянно
цепляется за Чую как за спасательный круг, притягивая ближе к себе. Ему
просто жизненно необходимо ощутить то, что он жив. Ему просто нужно
чувствовать его рядом. Видеть веснушчатое лицо перед собой. Видеть быстро
сменяющиеся эмоции. Выводить из себя и просто чувствовать. Чувствовать, что
жив. Дазай хватает чужую ладонь, прислоняя её к своему сердцу не дав
подумать. Ему просто нужно объясниться. Ему просто нужен Чуя. «Посмотри, что
ты со мной делаешь». Накахара густо краснеет, когда руку нежно оглаживают,
крепко держа. Глупый орган отбивает чечётку. Если бы Осаму мог, вырезал бы
его к чертям. Позволил телу сойтись в жуткой судороги. Да отдал Чуе. У него оно
точно будет в безопасности. Накахара не разобьёт.
— Мне завтра вставать рано, — прерывисто шепчет шатен, не желая

нарушать сложившуюся тишину.
— Поэтому так скоро кончил? — с придыханием спрашивает Чуя, широко

облизнувшись.
220/241
— Да.
Хриплый громкий смех режет уши, что ещё не разложило от полученного

оргазма. Рыж шустро спрыгивает, тянет в сторону ванной, искусно улыбаясь.
Точно суккуб, развращающий душу. Холодок окольцовывает тело, даря
желанную трезвость во всём теле. Ради этого можно и потерпеть. Прохладная
вода обдаёт грудную клетку. Смысла проводить в ванне слишком много времени
— нет. Да и сил тоже. Тёплая постель — единственное чего сейчас можно
желать. С волос капает прямо на кафель. Сухое полотенце впитывает влагу.
Ворсистый халат на голое тело — от подобного можно получить оргазм.
Особенно после холодного душа. Веки предательски тяжелеют, а рот разрывает
зевота.
— Ты куда?
Чуя копается в коридоре, шипя проклятья. Наскоро натягивает тёмные

джинсы и водолазку, вытащив обувь из шкафа-купе. Телефон что-то брякает
лежа на пуфике, но тотально игнорируется. Дазай опирается о дверной косяк,
устало зевая. Время неустанно близится к трём часам ночи.
— У Тачихары, чёрт его, — ругается Накахара, в этот раз отвлекаясь на

пришедшее СМС, — что-то случилось. Приеду поздно, ложись спать без меня.
— Он позвонил?
— Да. Не скучай, — напоследок подмигивает рыжий, скрываясь за входной

дверью.
Шатен почти не помнит, как оказался на уже смененном белье. Уснул от

полного бессилия, проспав добрые пять часов. Хотя назвать это мгновенное
отключение от мира «сном» язык не повернётся. Он только закрыл глаза, открыл
и всё. Прошло пять, мать его, часов. Если сегодня всё пройдёт гладко, Осаму
точно проспит несколько дней, имитируя спячку, в которую впадают медведи.
Отключит телефон, затащит свою дакимакуру ростом в метр шестьдесят в
постель и уснёт. Однако с каждой проведённой в светлой памяти минутой
уверенность в надуманном падает. Осаму не тот человек, у которого всё идёт по
плану. В пояснице стреляет, когда парень старается ровно сесть на кровати,
свесив на пол ноги. Ему точно нужен согревающий пояс. Желательно пять. И
пластырь с бандажом. Точно! Шатен открывает настежь окно, впуская свежий
воздух с улицы. Духота спальни мигом испаряется. Из гостиной доносится
негромкий писк. «Значит там», — подмечает Осаму, сняв с кресла порядком
высохшее полотенце. Он ненадолго заглядывает в ванную комнату. Из зеркала
на него глядит оживший труп. Бледное лицо, огромные мешки под глазами и
покрытая шрамами и пятнами шея, словно на него напал зверь. Ну, в принципе,
это правда. Зверь был. Лис. Дазай тихонько хихикает от своих мыслей, умываясь.
Полотенце отправляется досушиваться на вертикальную сушилку. Неожиданно
на душе спокойно. Никакие мысли не угнетают отдохнувшую голову.
Единственное, что мучает сейчас — напряжение в пояснице. Но и с этим можно
справиться. Всё же, Осаму уже большой мальчик и может потерпеть.
Чуя отыскивается спустя пару минут на кухне по соловьиным песнопениям.
Какая-то песня на французском доносится прямо из телевизора, вызывая
головную боль. Накахара пританцовывая переворачивает блинчик на
сковородке. Дазая сжирает зависть. Столько бодрости и жизни в движениях
221/241
младшего, что хочется взвыть, позвонив в дом престарелых. Видимо, именно там
шатену и место.
— Ты как?
От запаха свежей еды крутит живот. Сколько он нормально не ел? Сутки?

Шатен хмуро подходит к тарелке с блинчиками, смотрит на них с секунду, будто
спрашивает разрешение у постряпанного на сковородке теста. И видимо
получает ответ. Чуя довольно ухмыляется, когда Дазай ловко подцепляет один
из них, делая первый укус. От запаха всё тело млеет. Слишком вкусно, чтобы
быть правдой.
— Мерзость, — привычно лжёт Осаму, потянувшись за новой порцией, широко

облизав пальцы.
— Пф-ф. Настолько отвратительно, что ты вместе с блинами готов проглотить

тарелку, медуза?
Пожалуй, ради одного человека сегодня стоит побороться. Или ради таких
блинчиков..?
У Дазая точно будет время, чтобы решить.
— Я, наверное, первый для кого ты готовишь подобное? — с некой гордостью

в голосе спрашивает Осаму. Он точно знает ответ. Для него это факт. Аксиома.
Всегда приятно слышать, что ты в чём-то первый. Лучше остальных. Даже если
дело касается таких глупых вещей.
— Нет, — бесстыдно рушит чужие надежды Чуя, — первый Тачихара.

Конечно, если его сущность воришки позволяет так сказать. С трудом отбивался
от его нападков.
— Эх-х, увы, но Тачихару мне точно не обойти, — с наигранной обидой в

голосе, чуть ли не плача, говорит шатен. — Кстати, как он?
— Как и всегда: творит какую-то хуйню, за которую мне потом стыдно. Вы

этим похожи.
— Неужели я такой проблемный?
— Очень.
— Ты же знаешь, солнышко, ты всегда можешь привязать меня к кровати,

чтобы я ничего не натворил.
Оба неоднозначно хмыкают.
— Так, — Дазай незаметно берёт ещё один блинчик, подмечая на столе

сладкий сироп, взбитые сливки и ягоду в упаковке, — фто он сделал?
— Возомнил из себя Ромео, пытаясь произвести впечатление на Джульетту.
— Тот парень в ресторане?
222/241
— Тот парень в ресторане, — соглашается Чуя, откладывая посуду в мойку. —
Он решил, что написать признание на одной из стен в парке Китаномару —
ахуенная идея. Да ещё и на французском.
— А мне ты такого не делал…
— Я могу тебе на лбу написать, хочешь?
— Пожалуй, откажусь.
— Вот-вот, а он мало того, что сфотографировал этот шедевр, так ещё и не

стёр, когда его загребли. Наверное, сейчас оттирает сеё творение. Поделом ему.
— Ты в полицию ездил забирать его?
— Кому-то же нужно было спасать его задницу. Хотя отец Джуничиро мог бы
и помочь с этим. Тот парень тоже там был.
— Кфто он?
— Сначала дожуй, а потом говори, — Накахара закатывает глаза, делая укус

поднесенной ко рту еды. Оставшиеся на губах сливки шустро слизываются,
вырывая недовольный цок. Осаму хотел сделать это сам. — Мы его видели в
ночь, когда был пожар. Шоичи.
Тот самый эксперт. Серьёзно? Неужто мир так тесен?
— М-м, так вот, кто связался с плохой компанией и перестал общаться с

отцом.
— Ага. Сам был в шоке.
Пришедшее на телефон сообщение застаёт врасплох. Дазай почти может

представить Огая, сидящего в каком-нибудь ресторане, проворно тыкающего
пальчиками по кнопкам. Ещё и этот развесёлый смайлик в конце. Кто его научил
такому? «Выспались ?». — Хуиспались. Ни тебе — здрасьте, ни до свидания. Чуя
громко прыскает, похлопав Осаму по плечу. Нихера они не выспались. Накахара
по-любому ляжет спать спустя несколько минут после отъезда юноши. Можно к
гадалке не ходить. Неторопливо наплывающая вялость глушится парой глотков
свежесваренного кофе и смазанным поцелуем в щёку. «Остался час, готов?».
— Надеюсь, Огай не втянул тебя в это.
— Нет, конечно, нет.
******
Достаточно тёмное помещение с небольшими квадратными столиками,

выполненными на манер слэбов дерева. Приходится слегка сощуриться с
непривычки. Всё-таки на улице во всю разгорается солнечный день, а здесь
темень, что глаза себе выткнешь. Удобные чёрные кресла с круглыми, среднего
размера подушками из бархата, напоминающие те, что бабуля шила лет десять
назад на заказ. Громоздкие лампы — высокие многоэтажки, достающие до самых
облаков, истощающие приятный жёлтый свет. И огромное, мать его, дерево,
223/241
листья которого освещают помещение ярко-фиолетовым цветом. Дазай
чувствует себя чёртовым клоуном в цирке. Он не так часто бывал в ресторане,
принадлежащем его отцу, но отчего-то запомнил абсолютно каждую деталь в
нём. Непонятно зачем. Администратор дико косится на него, когда удаётся
проникнуть внутрь. План откровенно нелепый. Поговорить с отцом, пытаясь
отговорить от его глупой затеи, и дождаться Мори, у которого есть какой-то
козырь. Сказать, что он нервничает — ничего не сказать. Осаму бегло
отмахивается от помощи в поиске Хироси в этом заведении, уплывая в самую
глубь. Слишком шумно. За баром привычно шествует юноша с откровенно
зализанными волосами под стать его аккуратному чёрному костюму. На стойке
недолго красуются несколько шотов с текилой. Подошедший официант ставит их
на поднос, относя к нужному столику. Шатен морщится. Перед ним вход в VIP
ложу. Остаётся всего ничего до заветной части представления — апофеоза. Пара
ступенек наверх, затем направо, пройти немного вперёд и он на месте.
Удивительно, но сладостно льющая сквозь колонки музыка полностью глушит
разговоры в соседних комнатках, скрытых за тёмно-фиолетовыми шторами.
Дазай делает глубокий выдох, возвращая привычное спокойствие своей персоне,
хотя тело нехило так колотит. Он один. Мужчина незаинтересованно переводит
взгляд с телефона на отпрыска, расплываясь в кровожадной усмешке, когда
младший с напускной уверенностью присаживается рядом. От сегодняшней
встречи зависит многое, чего Дазай терять не собирается. Подставляться
откровенно надоело. Он что груша для битья? Какие-то проблемы — обратись к
психологу и не еби другим мозги.
— Всё будет нормально, слышишь меня? — убеждал Накахара, держа в руке

пиджак.
— Да, — одеваясь, соглашался Осаму.
Когда собирался, было кристально поебать на то, что случится после.

Заебался плавать во всём этом дерьме, что инстинкт самосохранения начал
давать сбой. Может, стоило обратить на это хоть какое-то внимание, но и хер с
ним.
— Это не та херня, о которой действительно стоит беспокоиться, понимаешь?
— Да.
— Даже если ничего не выйдет, что, конечно, маловероятно, ты знаешь… в

любой момент можно сменить имя, фамилию, внешность и уехать далеко отсюда.
— Да. Что?!
Чуя негромко захихикал, увидев неподдельное недоумение в глазах парня,

что чуть не стукнулся о дверцу шкафа головой от услышанного. Слишком
забавно. Он несколько минут тут ворон ловил, одеваясь, а сейчас видимо дошло.
Дурак.
— Надо же, какой приятный сюрприз. Не ожидал увидеть тебя так скоро,
сынок. Случилось что?
Сарказм. Ебанный сарказм. Он прекрасно знает обо всём происходящем —

сам же и принимал участие. (Он в этом фильме главный актер. Он сценарист в
нём, он режиссер. Жаль, что исполнители другие были). Дазай широко
224/241
улыбается, подавляя рвотные позывы. Выглядит жутко. Почему с ним так
сложно? Даже обычная поездка за город в детстве оборачивалась в скуку
смертную с обсуждением проблем. Отец всегда был чем-то озабочен и
недоволен. Спокойная мелодия — бальзам на душу. Люди приходят в ресторан,
чтобы отдохнуть, а не разжигать конфликты. С Хироси по-другому не бывает.
— Ты знаешь, что случилось, — со всей стойкостью в голосе чеканит Осаму.

Плевать как это звучит. Пусть отец хоть захлебнётся в его словах.
— Знаю, — соглашается Хироси, не пытаясь скрывать свою причастность.

Осаму в курсе.
Старший несколько минут упорно разглядывает сына. Проходится по лицу,

спускаясь к шее, груди и рукам, не снимая бесячей улыбки с лица. Как будто
довольствуется результатом своей работы. Ну, да. Дазая конкретно потрепало.
Если на одежде это никак не отразилось, то бледное словно стена в больнице
лицо пострадало прилично. Тёплая постель — всё о чём сейчас можно мечтать.
Он с готовностью грезит о грядущем отдыхе, когда официант приносит
громоздкую кружку кофе. Осаму с некой озадаченностью вглядывается в тёмную
жижу. Это что? Проявление жалости? Решил пожалеть бедного сыночка? Пф.
Дазаю это не нужно. Он не собирается пить.
— Хорошо выглядишь для человека, у которого проблемы, — констатирует

мужчина, делая глоток из снифтера.
Дазай одобрительно кивает, поджав губу. Спасибо, папаша. Приятно

слышать такое. А кофе зачем заказал? Побесить?
— Спасибо. Очень рад, что выгляжу сносно.
— Знаешь, — начинает мужчина, резко поднявшись. Осаму ненадолго

ударяет в дрожь. Дежавю, — я долго обдумывал происходящее. Раз уж так
сложилось и ты оказался не совсем по девочкам, — завуалированность наше всё,
— зачем тебе племянник Огая? У меня есть прекрасный знакомый, а у него сын,
— шторы задвигаются, не давая возможности глазеть на них. От этого
становится не по себе. — Я могу познакомить вас. Это будет получше, чем тот
уще…
— Хочешь, чтобы я лег под него? — не выдержав, перебивает Дазай, сложив

руки на груди.
— Зачем же так грубо? Я пытаюсь решить всё, что натворил ты. Мой дорогой
сынок, которого я так усердно воспитывал.
— Воспитывал? — ёрничает Осаму, замечая, как у собеседника хмурятся

брови. — Теперь это так называется?
— Видимо, — цокает Хироси, сурово смотря на отпрыска, — недостаточно

хорошо воспитал раз ты позволяешь себе так разговаривать со мной. Но
перевоспитать никогда не поздно, верно?
Это звучит настолько омерзительно, что Дазай едва сдерживает рвотные

позывы, подкатывающие к горлу. Он резко сглатывает, когда слова сами
вырываются наружу.
225/241
— Можешь хоть сейчас начать. Для тебя ведь это никогда не было
проблемой, верно? — передразнивает шатен, подняв левую бровь.
— Я тебе язык вырву!
— Один человек скажет тебе спасибо за это.
— Заканчивай свои пидорские замашки! Побесил и хватит! Я же знаю, что это

всё несерьезно, — повышает голос старший, усевшись на своё место. — Ты
слишком умный для подобных выходок. Мстишь мне за то, что я тогда делал?
Заканчивай с этим.
— Тогда? Будто сейчас ты ничего такого не делаешь. «Пидорские» замашки

здесь точно не у меня.
Вот как с ним нормально разговаривать? Дазаю искренно поебать, что ему за
всё это будет. Руки мужчины сжимаются на подлокотниках кресла. Но ему
совсем не страшно. Прошло. Его душит от ненависти и желания закурить. Если
отец не настроен на нормальный разговор — пусть получает то, что заслужил. За
всю боль и попытки свести счёты с жизнью.
— Ты всегда был очень умён, — отчётливо начинает он, смотря прямо в глаза.
— Иногда твоя зреслоть не по годам пугала меня. Первые места в конкурсах в
школе, гранд в институте. Наверное, именно это и мешало тебе завести
нормальные отношения хоть с кем-то. Умный. Почти гениальный ребёнок. Но
одного так и не понял: моё должно принадлежать мне.
Дазаю кажется, что его сейчас забрызгает желчью. Отец ни на секунду не

отвернулся, продолжая буравить взглядом. В его глазах столько ярости и злобы.
Сердце коварно дрогнуло, задев только начавшую заживать рану. Навевает
воспоминания. В детстве на него смотрели также. Словно он был «никем».
Недостойный жизни ребёнок. «Почему я должен относится к тебе
снисходительнее просто, потому что ты родился?», — скучающе спрашивал отец,
запирая комнату на ключ. Уважение нужно заработать. Любовь тоже. Каждый
день оборачивался в игру с фортуной. Только так можно было хоть немного
приблизиться к родителю. Чёртов перфекционизм рушил стены, оставляя после
себя огромные слои пыли. Всё всегда должно быть идеально. Но за всем
невозможно проследить. Это даже смешно. Один раз мальчишку прорвало.
Хироси особенно жесток, когда ощущает свою власть над кем-то, а Осаму просто
должен терпеть. В этот раз план дал трещину. Ребёнок зашёлся в истерическом
смехе во время очередной процедуры «воспитания», обжигаясь льющимися
слезами. Точно невроз. Это был единственный случай, когда Хироси сутки не
подходил к сыну. Даже смотреть в его сторону не хотел. Испугался? Возможно.
— Вау, всё так же, как и было несколько лет назад. А, нет! Как же я мог не
заметить это дерево?! Ого! Вау!
— Как ты прошёл?
Огай широко усмехается, замечая как глаза повернувшегося к нему лицом

мужчины округляются. Не ждал? А я пришёл! Мори садится напротив юноши, не
снимая дружелюбной гримасы с лица. Осаму почти завидует. Дядюшка выглядит
чертовски отдохнувшим, а шатен словно пять ночей в шахте работал без сна и
226/241
отдыха. Каменщик, работающий три дня без зарплаты. Отмыться только успел.
Дазай улыбается одними уголками губ. Так легче.
— Мне помогли.
— Не волнуйся, — перенимая полный любезности тон, парирует Хироси,

схватившись за телефон. — Тебе и выйти помогут.
— Тш-ш, — Мори приходится слегка наклониться, чтобы пальцами накрыть

чужой мобильник, опуская на стол. — Давай не будем распыляться. Мы все
взрослые люди и все хотим поскорее со всем закончить, верно? Это и в твоих
интересах.
— Быстро же ты переметнулся, сынок, — с недовольством глядя на Осаму,

подмечает владелец ресторана, всё же отложив телефон. — Думаешь его
племянник действительно заинтересован тобой? Пф-ф, не смеши меня. Никто
никогда не полюбит такого как ты. Это факт. Ты и сам знаешь, чего достоин.
— А про меня, что скажешь? Выбери противника равного по силе.
Иногда взрослые ведут себя как дети малые. Очень часто, если быть
честными. Для них возраст всего лишь цифры. Вот и сейчас. Мори с чистым
блеском в глазах внемлет тому, как далеко его посылают. Он кивает головой,
прося продолжать, словно записывает новые слова, которыми можно будет
потом похвастаться родителям. Мол, смотри, что знаю! Не хватает только
открыть рот, растянув тягучее: «Оо-о», и точно чадо.
— Ты пришёл, чтобы меня побесить?!
— Я пришёл договориться. Скажем, — Мори деланно трёт подбородок,

изображая активный мыслительный процесс. Осаму сдерживается, чтобы не
засмеяться, — казино.
— Казино?
— Казино.
Старший переводит взгляд с одного на другого, ожидая услышать, что это

всё шутка. Но ничего не происходит. Правда, что ли? Он не ослышался?
— Не-е, — облокотившись на спинку кресла, ухмыляется Хироси. Кажется,

теперь он вполне доволен раскладом ситуации, — этого как-то мало. Тогда ты
просил за одного, а сейчас — за двоих. Маловато, Мори.
— Торгуешься со мной?
— Ты уж меня прости, но Осаму стоит больше, чем казино.
— Единственное хорошее слово в мою сторону за двадцать шесть лет. Я

почти польщен.
— Не прибедняйся.
— И чего же ты хочешь? — не выдержав, спрашивает Огай, подперев
227/241
подбородок руками.
— Пятьдесят процентов.
— Пятьдесят?
— Пятьдесят. — отпив соглашается владелец. — Неужели ты думал, что я с

лёгкостью приму участие в этой авантюре? Нет, так не пойдёт, друг мой. Я хочу
пятьдесят процентов от твоей прибыли. Не меньше. Радуйся, что не больше. Я
всё же человек, а не животное. Боюсь, так можно и разориться, но по твоему
бюджету это сильно не ударит. Да? Готов пойти на такие жертвы ради
собственного сына?
— Сына? — шатен непонимающе глядит на сидящего сбоку, ожидая

услышать, что отец оговорился и хотел сказать совсем не то, что вырвалось.
Хироси посредственно хмыкает, заставляя мурашки забегать по коже. Не

ошибся?
— А он тебе не сказал? — нарочито удивлённо спрашивает отец. — Как же

так? Чтобы Мори Огай хранил какие-то тайны от своей семьи? Никогда не
поверю! — громоподобный смех прокатывается по комнате. Их точно услышали в
соседней комнате. — Ну, что скажешь, Мори? Спасёшь сына из лап чудовища?
Огай сидит поджав губу, точно не ожидал услышать подобное. Молчит,

смотря на сидящего напротив. Дазаю хочется услышать, что это всё пранк, тупая
шутка его отца, решившего навести суеты. Но реакция Мори заставляет
усомниться. Что происходит?
— Я согласен, — твёрдо чеканит мужчина.
— Так быстро? Сегодня снег пойдёт. Я поищу лист, если вы не против. Сразу
всё подпишем. Не скучайте.
Курить хочется как никогда. Дазай пытается обдумать всё вышесказанное.

Понять, в какой момент их разговор забрёл в такую степь и что это вообще
значит. В смысле сын? В смысле отец? Огай молчит словно собирается с
мыслями. От напускной радости ничего не осталось. Он хмуро глядит перед
собой. Неловкая тишина повисла в воздухе.
— Я объясню, как только уйдём отсюда, хорошо?
Это прозвучало настолько жалко, что совсем нехарактерно для такого

человека как он. Голос Мори властный и справедливый. Только услышав его
немедленно прекратишь страдать херней и займешься делом. Звучный и
жёсткий. Но не сейчас. Осаму не успевает ответить, когда тёмно-фиолетовые
шторы отодвигаются, запуская чужие голоса и более яркий свет в комнату VIP
зоны. Это не Хироси.
— Дедушка?
******
— А вот и я. Надеюсь, не устали ждать. Я, правда, старался побыстрее, —
228/241
оживлено заявляет владелец ресторана, проходя в комнату, да замирает в
проходе.
— А я как соскучился, сынок, ты себе не представляешь.
Напротив входа сидит он. Высокий мужчина в бежевом костюме. От одного

его вида сердце Хироси готово выпрыгнуть из груди. Озэму Дазай был
уважаемым среди широкого круга лиц человеком. Славился своим умением
выбиваться в лидирующие позиции, где бы ни оказался. Ответственный и
пунктуальный. Верный и искренний. Именно он заложил в своего внука принцип
долгосрочного брака. Именно к такой возвышенной любви как между его
бабушкой и дедушкой стремился юноша всю жизнь.
— Что вы тут обсуждаете? Не знал, что ты помирился с Огаем. Давно пора.

Всё же не чужие люди, — благосклонно щерится старший. Хироси стоит как
вкопанный. — Чего замер? Садись?
Мужчина неожиданно для самого себя шмякается на стул, бегая взглядом по

присутствующим. Мори внезапно спокоен. Он радушно улыбается уголком губ,
когда им с Осаму случается столкнуться взглядами.
— Всё в порядке, пап. Просто беседуем.
Ложь.
Старший смотрит с хитрым прищуром уставших глаз. Всё же перелёты

неплохо влияют на режим. Из России в Японию добраться не так уж и легко.
Пришлось пережить две пересадки и двадцать четыре часа в пути. Звучит не
страшно, если не задумываться о своём возрасте. Сейчас бы поехать домой да
хорошенько выспаться, но у него есть ещё дела.
— М-м. Как хорошо. Рад, очень рад, — мужчина прихлопнул в ладоши. —

Знаешь, я тут заехал к вам домой. Решил проведать. Всё же так долго не
виделись, я успел соскучиться. А там моя дорогая невестка плачет.
Представляешь? Меня это сбило с толку, — Озэму неспешно помешивает
непонятно откуда взявшийся кофе. — Спрашивается: в чём дело? А она давай
рыдать сильнее. Я так ничего не смог от неё узнать. Может ты скажешь мне в
чём дело, сынок?
— Настроение плохое, — отмахивается младший, нервно вжимаясь в кресло,

стараясь в нём затеряться.
— Мгм, — горячий напиток обжигает горло, — наверное, из-за офиса Осаму,

что в угольках? — мигом с лица слетает всё веселье. А Хироси думает: «Попал».
— Ты держишь меня за идиота?
— Нет, отец, — резво мотает головой владелец ресторана. Всё же даже у

самых бесстрашных есть свои страхи.
— Нет? А мне так не кажется. Ты думал, что я ни о чём не узнаю, находясь в

другой стране?
— Я ничего не думал, правда. Всё хорошо. Я не…
229/241
Ложь.
— Хорошо? Ты называешь это «хорошо»? Поджог офиса, посягательство на

жизнь сына? Разве я такому тебя учил? Разве я заставлял тебя жениться на
дочерях своих партнёров? Оказывается у меня был такой простор, столько
возможностей развязать себе руки. А я и не знал. Да… Твой старик глуп. Не то,
что ты. Браво. Аплодирую стоя.
— Что мне оставалось делать?! Я хотел нормальной жизни для него!

Обеспеченной! А он хотел лишь лизаться с мужиками! Я что должен был
делать?!
Не хватает пива и чипсов. Осаму чувствует, как замирает его сердце. Он

хочет сказать. Оправдаться. Хотя бы попытаться объяснить всё то, что
произошло. От реакции деда сейчас зависит многое. Как минимум, его могут
отчитать, как максимум дедушка встанет на сторону своего сына. Дазай
сомневается. Огай мотает головой. Молчи.
— Не лезть! — рявкает старший так, что в соседней комнате их точно

услышали. — Ты должен был не лезть, как это делал я! «Всё в порядке сын? Да.
Отлично»! И всё! Ничего больше не требовалось! Но ты и с этим не справился!
Неужели тебе было нечем заняться?! У тебя дочь растет! В её жизнь ты почему-
то не лезешь!
— Потому что она моя! — не сдерживается Хироси.
— А он чей?! — опять двадцать пять. — Твоей соседки?! Отец тот, кто

воспитал! Прости, Мори, — Огай пожимает плечами. Ваша правда. — Надо было
что-то делать, когда ты узнал об этом, а не портить жизнь ребёнку.
— Что я, по-твоему, должен был сделать?! Позвонить Огаю и сказать?!
— Да! Хотя бы так! Ты узнал об этом, когда ему было шесть, а он в двадцать
четыре. У тебя было много времени, чтобы хоть что-то сделать. Узнал о том, что
она параллельно встречалась с вами двумя — уходи, если тебя это задевает и ты
её не любишь. Она сделала выбор в пользу тебя. Но ты мало того, что оставил
его сына, так и ещё продолжил воспитывать. Это называется «принял». Если бы
тебя действительно бесил факт того, что ты воспитываешь чужого ребёнка, то
ты бы отказался. Прости, Осаму, — шатен сидит в ахуе. — Но ты ничего не
сделал. Йосано в тот момент ещё не родилась. Её даже в планах не было. Ты мог
уйти, но остался. И испортил всё. Это на твоей совести. Любишь свою жену? Так
полюби и её ребёнка, раз за столько лет ты этого не сделал.
Осаму вылетает из комнаты. Ему срочно нужен воздух. Перед глазами

плывёт, а в ушах шумно. Он не может разобрать голоса вокруг себя. Ощущения
на грани истерики. Она накатывает девятым валом, не давая сделать нормально
вдох. На улице тепло. Справа от парковки небольшой импровизированный сад.
Дазай не задумываясь идёт туда. Стук шагов глушится биением его сердца.
Срочно нужна сигарета. Обсуждать подобное в присутствии Осаму было херовой
идеей изначально. Конечно, всю жизнь шатена можно гордо именовать херовой
идеей и от наличия ещё одной таковой хуже не станет. Но всё же. Трава приятно
шелестит, когда поднимается небольшой ветер. Большая плетеная качеля под
деревьями оказывается незанятой. Карманы абсолютно пусты. Пачка осталась
дома. Парень негромко цокает, прикрывая глаза. Что это вообще сейчас было?
230/241
Он, конечно, ожидал, что сегодняшний день будет полон дерьма, но чтобы
настолько? Сын Огая. Звучит как бред умалишенного. Сын человека, которого он
раньше видел не то чтобы часто, но практически несколько раз в месяц.
Странное ощущение опустошения обвивает рёбра. Руки трясутся. Он до боли
прикусывает губу, пытаясь успокоиться. Его отец делал всё это из мести старому
приятелю. Поэтому мать молчала. Понимала, что виновата и молчала. Что она
могла ещё сделать после того, как обман всплыл? Хочется уснуть и не
проснуться. Проспать целую вечность пока этот ужас не закончится. Чем
ребёнок заслужил такое отношение к себе? Неужели нельзя было поступить как-
то иначе, не прибегая к насилию?
Легкие шаги и нервный выдох.
— Ты знал об этом? — не своим голосом спрашивает шатен, не открывая глаз.

Голос сливается с шелестом листьев, но его точно услышали.
— На днях узнал, — честно отвечает Чуя. Он тихонько садится рядом,

откидываясь на спинку, так что их плечи касаются друг друга.
Устал. Ками-сама, он чертовски устал.
— А ночью, где ты был?
Накахара чувствует себя как на допросе. Он неуверенно касается щеки

мягкими губами, выдыхая:
— В тебе.
Искренность наше всё. А что? Он хотел ответ и получил. Парень же не

уточнил во сколько, верно? Рыж берёт дрожащие ладони Осаму в свои, нежно
целуя костяшки. Так намного спокойнее.
— У Тачихары. Я был у Тачихары.
— Неправильный ответ.
Догадался, зараза. В принципе, логично. Огай был немного обескуражен

появлением мужчины. Как будто вовсе не ожидал его увидеть. А вот Чуя вполне
сойдёт за человека, который мог бы провернуть подобное. Озэму не хотел
возвращаться в ближайшие пару месяцев в Японию. Но всё могло измениться,
верно?
— Это правда. Частично, но правда.
— Мне интересно одно: где ты деда нашёл? — Осаму на минуту замолкает,

слыша неоднозначный писк. Плечи парня дрожат. Чуя пытается не засмеяться в
голос. Ну, а что? Он сам понял как это прозвучало? Как можно спрашивать такое
со всей серьёзностью в голосе? Чуе точно нужно поспать. — Да нет… Не в этом…
Блять, прекращай.
Накахара вытирает выступившие на глазах слёзы от смеха, пытается

успокоиться. Вдох-выдох. (И мы опять играем любимых) Это точно невроз.
— Я до него дозвониться иногда не могу, а ты с легкостью, — с обидой в
231/241
голосе продолжает шатен, вспоминая, когда в последний раз общался с
дедушкой по телефону. Мгм. В прошлом месяце? Два месяца назад? — Как ты
вообще это сделал?
— Фокусники своих секретов не раскрывают, — отказывается рыжий, гордо

улыбаясь, будто ожидает какую-то награду за проделанную работу. Не волнуйся,
она будет.
— Ты не фокусник, — отрезает парень.
— Я прекрасно маскирую усталость человека. Вот, смотри.
Чуя целует, накрыв чужую руку своей. И ухмыляется хитро-хитро. Хороший

фокус, Чиби, не поспоришь. Тебе бы повторять его почаще и вообще претензий
бы не было. Только мало. Катастрофически мало. Тонкие пальцы убирают
выпавшие из высокого хвоста рыжие пряди, заправляя за ухо. Так лучше.
Произошедшее несколькими минутами ранее хочется забыть, как страшный сон.
Вообще весь сегодняшний день хочется забыть. Осаму и без этой прекрасной
информации неплохо жил. Проживет как-нибудь и дальше. Ночь — оставить,
день — нахер. Чуя улыбается сквозь поцелуй, приоткрыв рот, позволяя сплести
языки. Юноша оглаживает большим пальцем руку шатена, цепляясь за кольцо.
Он его надел. От одной только мысли становится легко. Ради этого момента
стоило начать. Стоило приехать на заказ в дом Дазая Осаму. Стоило оказаться в
доме в лесу. Стоило поцеловать Накахару Чую на кухне. Стоило жить.
— Не помешал?
Парни вздрагивают, отпрыгивая друг от друга. Зачем же так пугать?! Мори

подкрался сзади, схватившись за спинку качели. Закончили препирательства что
ли? Так быстро? Мужчина выглядит очень вымотанным. Его даже жалко. Осаму
хмурится, переводя взгляд на Чую, что с беспокойством смотрит на дядю.
— Поговорим?
А надо? Пару лет без этого нормально жили. Двадцать шесть, если быть
точным. А сейчас решил поговорить? М-м, вовремя.
— Хорошо.
Чуе приходится дожидаться в машине. Им нужно всё обсудить наедине. Он

несколько минут крутит в руках ключи, пытаясь хоть немного отвлечься.
Слабость рубит. Сколько он нормально не спал? Говорят, что молодой организм
легче переносит такие потрясения. Так вот. Чушь собачья! Ощущаешь себя
откровенно хуево. Мягкие сидения только сильнее провоцирует. Накахару вот-
вот отключит от мира сего. Считает машины. Доходит до шестидесятой и
бросает. Скучно. Считает людей. На сотом прохожем левый глаз закрывается
сам. Правый решает поддержать. А затем приходит ОН. БОГ. Осаму заводит
машину, давя довольную лыбу. Ками-сама, это приступ? Надо скорую вызывать?
Чуя как-то читал, что при инсульте человека может также скорчить. Тут вроде
Огай рядом. Может, спросить пока не поздно?
— Чуя? — увлечённо щебечет шатен, выезжая на проезжую часть.
— М-м? — Чуя странно косится на водителя, собираясь уже звонить в
232/241
больницу. Ну, мало ли. Вдруг плохо.
— Мы едем спать.
О Боже, какое замечательное словно…
Спать.
Всё ясно, работа была написана снолюбцем.
П.с. не забывайте оставлять комментарии, мне будет интересно их почитать❤️.

До встречи в следующей главе ^<^ и спасибо за прочтение ☺️
233/241
Примечание к части Последняя глава…
Часть 23
— Давай ещё раз.
— Господи, нет…
— Господи, да.
Чуя шустро клацает мышкой, нажимает на кнопку выключения. Экран

ноутбука медленно гаснет, отправляясь на заслуженный отдых, издав жалкий
писк. Всё же двенадцать часов работы в день не всем под силу. А когда ты
старый потрёпанный жизнью ноутбук, который и так на последнем издыхании
грузит хуёву кучу ссылок, что не жадничает скидывать Дазай, это вообще
отдельная история. «Смотри, какой милый котик! На тебя похож (´ `) »
или «Не из этого ли секс-шопа Тачихара тебе ту коробочку достал… (T_T)» или
«Как тебе эти трусы с медузами? Хочешь куплю?) ᵕ ᵕ ». И обязательно цунами
из нелепых эмодзи, использование которых Чуя просто не понимает. Пихает их
практически в каждое сообщение, давя лыбу на пол-лица, и счастлив. Ему точно
тридцать в следующем году? Самое интересное, что всё это делается с таким
высококлассным похуизмом на лице словно парень не наборчик для шибари
выбирает, а президенту пишет насчёт гиперважной встречи по спасению мира.
Знал бы Куникида, чем его босс занимается во время собрания, не был бы так
снисходителен. Как-то этот гений разума решил заразить своей эмодзитрянкой
всех, кто хотя бы раз отправлял ему сообщения. Диалоги с Акутагавой завалены
будто горы снегом в период непогоды. Анго систематически через раз старается
отсылать нечто подобное, устав от лекций о важности этой херни. Что стоит
говорить про чат с Куникидой, который эмоциональнее всех реагирует на
подобную халтуру замены нормальных слов на непонятные чёрточки и этим
самым провоцирует подобные нападки? «Старпёр», — жалобно резюмировал
Дазай, чуть ли не хныча от несправедливости этого мира. И Чуя искренне
надеялся, что до него это не дойдёт. Побесится на стороне, отсылая брехню всем
кому не попадя, да и дело с концом. Кто же знал, что спустя несколько месяцев
упорных уговоров шатен получит ёмкое: «Отъебись ( )_╭∩╮». Зато счастья
столько было, будто юноша лотерею на пару миллионов выиграл, а не его
послали весьма изощрённым способом.
— Может, оно само как-нибудь устаканится?
Осаму укладывает голову на чужое плечо, горько вздохнув. Завтра нужно

быть свежим как только-только собранный с грядки огурчик. Такой же молодой и
тронутый лишь ветерком и садовником. Пока Дазай тянет лишь на жухлый
помидор, которого сорвали из жалости. И то потом в компостную яму закинули.
Да и тронутый он не только ветерком, но и на голову и ещё одно место.
Накахара утомлённо ерошит тёмные волосы, зевая. Сил совсем не осталось.
Свадьба уже завтра, а они ни черта не готовы. Нет, к празднованию как раз-таки
всё хорошо подготовлено. Не зря столько времени и себя вложили. Но вот об их
моральном и физическом состоянии сказать такого язык не повернётся.
— Быстрее я признаю, что ты хорошо танцуешь, чем проблема уйдёт сама по

себе, — фыркает Чуя.
234/241
— Но я прекрасно танцую!
— Только в твоей голове, детка.
Чуя сощуривается, широко улыбнувшись. Хитрый лис. Дазай делал

предложение четырежды, раз за разом получая от ворот поворот. Первая
попытка связать себя узами уже брака произошла в одном из дорогущих
ресторанов, куда Чуя идти не хотел от слова совсем. «Слишком вычурно», —
оправдывался парень, выслушав почти получасовую лекцию, почему именно это
заведение. Получить отказ было до странного непривычно (?). Осаму искренне
недоумевал, не понимая, что делает не так. Ресторан — есть, шикарный вид —
присутствует, такой прекрасный молодой человек тоже. В чём тогда проблема?
Чуя беззаботно пожимал плечами, игнорируя заинтересованные взгляды со
столиков находящихся рядом. Было обидно? Совсем немножко (нет). Ладно,
может, дело в заведении и Накахаре просто не понравилось это место? Мало ли.
Может, было не так вкусно и правда вычурно? Вторая попытка всецело учла
негативный опыт предыдущей. Вечер, красный закат, запах цветущей сакуры и
рыжие локоны в розовых лепестках. Замок Хиросаки приветливо встречал
только добравшихся до этого сказочного места туристов и жителей
Поднебесной. Кажется, они пробродили там весь день, так и не дождавшись
Акутагаву и Ацуши, что должны были вот-вот подъехать. Только это «вот-вот»
заняло не час, как оговаривалось, а целые сутки. Знал бы Чуя раньше, что это
всё гениальный план его парня, непременно стукнул бы Осаму. Бедные дети так
и не полюбовались сакурой. «У них было занятие повеселее, чем разглядывание
цветущего дерева», — неожиданно широко ухмыляясь, выпалил шатен, потирая
всё же пострадавшее от подзатыльника место. Этот отказ перенести было
болезненнее, чем первый. Если в ресторане не так много человек сидело
относительно рядом с их столиком, то в парке избежать откровенного
разглядывания было невозможно. Влюбленные парочки не стесняясь шептались.
Один парень даже сочувственно похлопал по плечу, проходя мимо. В их глазах
Чуя точно казался сукой неблагодарной. Сделать предложение в таком месте —
сказочно. Девушкам приходилось только завистливо глазеть, представляя себя и
своего партнера на местах парней. Накахаре честно было всё равно на зевак. Он
как ни в чем не бывало пошёл дальше, потянув с собой немного
разочаровавшегося шатена к выходу. Извинения в отеле были принесены самым
лучшим образом. Третья попытка канула в небытие. Они были в том же
ресторане, что и на день рождения рыжего. Просто решили поехать отдохнуть
без какого-либо повода. И всё было идеально. Пруд, мостик и прекрасно
знакомый аромат цветов. Но было одно «но». Осаму словно получил леща от тех
самых карпов, что плескались совсем рядом в воде. «Молодежь», — шутливо
подметил Озэму-сан, чокаясь с улыбающимся Огаем. Дазай уже было начал
подозревать, что проблема кроется в нём и у Накахары есть действительно
веские причины не соглашаться, пока добрая тётушка не раскрыла секрет
тысячи и одного отказа. Ответ оказался настолько очевидным, что Осаму первые
минуты тупо втыкал в стену. И как он не догадался сам? В четвертый раз парень
был готов максимально. Прокачался до предела будучи готовым к битве с
боссом, что ни в какую не хотел поддаваться, руша все планы. Но сей замысел
был гениальным. Конечно, как и предыдущие, но всё же лучше. Этот самый
непроходимый босс вернулся с работы около восьми вечера. Дазай молился всем
богам, чтобы у юноши было хорошее настроение. Пятого раза шатен бы не
пережил. Чуя негромко оповестил о своём возвращении, будто до этого Осаму не
понял, кто это хлопнул дверью. Удивленно ахнув, рыжий завис в проходе. «Ты
опоздал на два года, медуза», — довольно хмыкнул Чуя. «Я знаю и хочу
извиниться за это, чиби». Мороженое и сериалы в конце рабочего дня — звучало
235/241
как очень хорошая идея. Приятная глазу темнота расслабляла после нервного
рабочего дня. Самое главное — они были вдвоём. Не было посторонних лиц и
ненужного шума. Полная идиллия с искренним смехом и приятными обоим
разговорами. Осаму невольно вспоминает как это было с Юной. Один из
известнейших ресторанов Японии, живая музыка и куча народу. Было безумно
неловко, когда девушка до стыдного громко отреагировала на предложение
связать себя узами брака. Максимально наигранно Юна делала вид, что вот-вот
расплачется. Ага, да, она же была не в курсе, что предложение будут делать
именно в этот день. Конечно. И разумеется, весь этот цирк был записан на видео
и организован родителями, что счастливо переглянулись. Каждый по своей
причине. Совсем недавно парень неожиданно встретил девушку в продуктовом
магазине. Почему неожиданно? Да потому что девушка всегда с
пренебрежением относилась ко всем этим делам обычных людей. Для неё
«отправиться за покупками» означало отправить за ними кого-то. Только, если
дело не касалось подбора одежды. Она с деланным отвращением оглядела
юношу с ног до головы, не обращая внимание на стоящую рядом подругу.
Неужели у Юкичи появились мозги и он взялся за воспитание дочери? Дазай
старался не засмеяться в голос, складывая в корзинку нужные продукты. Совсем
не изменилась. Девушка высокомерно подняла вздёрнутый нос и поспешила на
выход, распихивая всех перед собой. Фукудзава обещал уладить, не
распространяясь ни о чём. Сохранить статус дочери в данной ситуации было
важнее разжигания конфликта. Видимо, уладить получилось раз она не закатила
скандал как это бывало раньше. И с другой стороны Чуя. Его Чуя, что был рад
ужасно холодному мороженому и глупой комедии, вызывающей волну
противоречивых эмоций. Да, смешно. Да, тупо. Но в этом и прелесть. К
четвертому разу волнение никуда не делось. Кажется, оно ещё сильнее
разливалось по крови, обжигая органы, когда Накахара упорно тянул с собой в
душ, желая поскорее лечь спать. Но он получил ответ, которого ждал так
безумно долго и с таким же безумным рвением добивался. Старание всегда
награждается. Даже в таких делах. «А я же говорила», — одними губами
произнесла Коё на одном из ужинов после, приметив совсем другое кольцо на
безымянном пальце левой руки племянника.
«Другое».
Юноша протягивает свою руку к без пяти минут мужу, стоящему около
дивана. Дазай с деланным недоверием смотрит на ладонь. Он не обижается.
Никогда не обижался и не собирался делать этого сейчас. Рыжий касается чужой
руки кончиками пальцев. Медлит. По телу пробегают мурашки, скрываясь под
лёгкой одеждой. Глаза скользят по утонченным чертам, изучая вдоль и поперек
изученное. Накахара тонет, добровольно обрекая себя на такую учесть. В глазах
цвета терпкого кофе отражается он сам. В длинной рубашке поверх нагого тела
с наскоро собранными в низкий хвост кое-где вьющимися волосами. Говорят,
глаза — зеркало души. Неужели это твоя душа, Осаму? Чуя уверен, что в его
нескрытых сейчас ничем очах Дазай видит себя. Такого домашнего и искреннего.
И он прекрасен. Поистине восхитителен как внешне, так и внутренне. И юношу
мутит. Он задыхается, потому что рядом с Дазаем Осаму дышать становится
труднее. Где бы Чуя не находился, присутствие только одного человека могло
лишить спокойствия. Тело будоражило, а глаза цеплялись только за него, не
смея отвести взгляда. Это влечение с примесью яркой зависимости. Это
плавящаяся как золото на сердце желание, ползущее вверх к горлу. Оно
застывает на кончике языка, не позволяя сказать ни слова. Лишь смотреть и
любоваться. Чувствуешь так много, что становится дурно. Голова трещит по
швам от бесконечного потока быстро сменяющихся мыслей. Но выкинуть из
236/241
головы не можешь. И дело не в желании физической близости с объектом
воздыхания. Это больше, чем просто секс. На тонком пальце блестит аккуратное
кольцо. Прошло два года. Два безумно трудных года с огромным количеством
препятствий. Отец хоть и оставил попытки вернуть всё на круги своя, но мнения
не изменил. Только в последнюю их встречу Дазаю удалось нормально
поговорить с родителем. Если то и дело проскальзывающее раздражение вообще
можно назвать нормальной беседой. Нет, шатен не собирался налаживать
отношения с ним. Не мог. В памяти до сих пор оставались свежи не самые
приятные воспоминания о детстве и прошедших лет. Прощать Осаму никогда не
умел. Любовь нужно заслужить. Хироси не заслуживает ничего. Чуя тогда
преспокойненько сидел рядом, уплетая то, что приготовила мать Осаму. Шатен
попросил не вмешиваться в этот цирк вот Накахара и не вмешивался. Ссоры им
были ни к чему. Старший недовольно ворчал, стараясь стопорить себя и не
переходить границы. Выдержанно ждал, когда сын нагуляется и вернётся.
«Грешок молодости», — мутно произнёс родитель, делая глоток горячащего
напитка. А потом этот самый грешок молодости довольно ухмылялся, задевая
самообладание тестя. Про свадьбу старались не заикаться. Ему не стоит об этом
знать. Когда супруга возвращалась в столь «дружную» компанию, вдоволь
наговорившись с кем-то по телефону, Хироси включал режим «Добрый папочка».
И Чуе становилось легче. Хоть с кем-то из обитателей этого дома у рыжего
хорошие отношения. Нэтсуми с нескрываемым интересом слушала парня, не
прекращая улыбаться. Осаму даже завидно становилось. Его мать ладит лучше с
его будущим супругом, чем с ним. В компании Огая неловкость улетучилась. Но
шатен до сих пор двояко относился ко всей этой ситуации с двойной семьей. Коё
стала заметно мягче. Мори почти не изменился. Лишь оставаясь один на один с
парнем, Огай позволял себе быть ближе. Темы для разговора становились
другими и Осаму не понимал. Даже спустя два года не смог привыкнуть к этому.
Мужчина определённо чувствовал свою вину. Бинты на чужих руках
воспринимались слишком болезненно, а попытки поговорить об этом сводились
на нет. Дазай не собирался обсуждать что-то касающееся его прошлого
увлечения. Только одно за эти два года осталось неизменным: Чуя Накахара до
сих пор смотрит на него.
Они движутся с неимоверной лёгкостью, описывая круги в центре гостиной,

словно ничего вокруг не существует. Ни квартиры, ни мира за зашторенными
окнами. Стены пропали, растворились даря желанную свободу. Раз, два, три, раз,
два, три. Шатен танцевал хорошо. Даже слишком. И Чуя наслаждался. Позволял
вести, просто сжимая ладонь в своей. Приятное ощущение лёгкого контроля,
застилало сознание. Ты не тем занимаешься в жизни, Осаму. Сейчас здесь
только они и больше никого. В этом чувстве хочется захлебнуться. Испить его.
Смаковать, довольствуясь сладким послевкусием. Дазай не помнит, когда
чувствовал себя настолько окрылённым. По-настоящему потерявшимся в этих
непроходимых дебрях. Жизнь с Чуей всегда что-то с чем-то. Она как чаша
заполненная до самых краев. В ней плещется разное: счастье, ссоры, страсть и
отчаяние. Осаму не задумываясь делает глоток, зная что после ему придется
налить ещё и ещё, вновь заполняя чашу. А Накахара и не против. Он целует
костяшки, улыбаясь до нежного приятно. В такие моменты не жалеешь ни о чём.
В такие моменты искренне счастлив.
Контраст тёплого тела и прохладных простыней на уровне оргазма. Чуя по-

хозяйски закидывает ногу, зевая куда-то в область шеи. Усталость кроет. Она
накатывает девятым валом, отключая мозг. Не хочется думать ни о чём. Дазай
просто не позволяет себе. Льнёт, прижимая к себе. Так, чтобы тело к телу.
Сердце к сердцу. Накахара фыркает. Сонная нега дурманит обволакивая. Дазай
237/241
сквозь сон чувствует лёгкие, едва ощутимые, прикосновения к коже и тихое
«Спасибо». Уставшая улыбка тонет в темноте комнаты. Вместе с ней тонет и Чуя.
— Доброй ночи, Осаму.
******
Как-то зябко. Дазай ворчливо цокает, с головой накрываясь тёплым одеялом.

Ну нет, Ками-сама, дай поспать ещё немного. Пусть хотя бы сегодня он выспится.
Даже будильник не прозвенел. К чему вставать в такую рань, когда можно
поспать подольше? По нескрытым одеялом ногам ползёт липкий холод,
будоража размякшее после сна тело. Осаму морщится. Сегодня ничего не
снилось. Кромешная темнота и звон в ушах. Закрыл глаза, открыл и наступил
новый день. К подобному распорядку шатен должен был уже привыкнуть —
многолетний опыт как-никак. Если и удавалось в игре в русскую рулетку выйти
победителем, увидеть хоть что-то кроме темноты закрытых глаз, то после
чувствовал себя откровенно отвратно. Чаще всего виделось прошлое. Липкое и
дремучее. Вокруг раздавался истошный детский плач. Руки заметно жгло от
ничего. Щёки горели. Лучше бы не снилось ничего, как и раньше. Малую часть
утешения парень находил в чужих рассказах о сновидениях. Чуя с нескрываемым
возбуждением делился тем, что смог запомнить из приснившегося. Зачастую эти
вещи доходили до такого абсурда, что Осаму не мог сдержать наплывающую
улыбку и смех. Готовить завтрак в ванне с кастрюлей на голове? Почему бы и
нет? Пойти устраиваться на работу в одном галстуке с лимонами? Запросто.
Работу точно получишь. Хоть у кого-то с этим проблем нет. И у этого всего есть
же какие-то объяснения. Снится бывший? Значит не отпустила. Видишь секс?
Тебе его не хватает, шалунишка. Дазай никогда не понимал людей, что с
серьёзностью относятся к подобной хероборе. Ещё и к сомнологам обращаются,
платя огромные деньги. Всё же предельно очевидно. Если интересно, открыл
интернет и прочитал. Всё.
Шатен не успевает снова погрузиться в дремоту, когда жуткая боль с силой

ударяет по черепной коробке, давя на голову. Глаза резко распахиваются. Осаму
протяжно стонет. Медленно приподнимается, прикрыв лицо руками. Давит до
скрежета зубов. Спина немного побаливает словно он ночь на полу провёл, а не
на постели. Неужто Чуя с кровати скинул и одеялом прикрыл? Слегка ведёт как
от жуткого количества выпитого. Откуда похмелье? Он вроде вчера не пил.
Пальцы лихорадочно массируют виски, пытаясь ослабить врасплох заставшего
противника. Делать себе больнее не хочется. Хотя куда хуже. Ему срочно нужно
принять таблетку, а лучше две. Где-то впереди внезапно раздаётся слабый
треск, отдалённо напоминающий тот, что парень неоднократно слышал дома у
дедушки, зачитываясь у камина. Юноша сдавленно выдыхает, открывая глаза.
Этот звук повторяется.
— Твою мать…
Сиплый шёпот проходится по гостиной, разбиваясь об стены дома. Дазай не

верит. Не может поверить, что это правда. Слева от него спит ничего не
подозревающий Чуя. Они у камина. В доме у дедушки. Вокруг полупустые
бутылки с алкоголем. Как в ту ночь. В январе. За неделю до свадьбы. Не правда.
Осаму пытается проснуться, забыв про боль. Щипает руки, задевая хорошо
прощупывающиеся сквозь ткань шрамы. Приглушенно шипит. Шатен давно
перестал причинять себе боль — смысла не было. Если и случалось чему-то
тяжёлому сдавить грудь, протяжно завыв, то Чуя был рядом. Он спокойно
238/241
слушал то небольшое количество слов, что мог выдавить из себя парень, будучи
в таком состоянии. Чаще всего говорил рыжий, пытаясь отвлечь от губящих
мыслей. Лёгкие поцелуи ощущались абсолютно везде. «Быстродействующее
противоядие», — как-то криво улыбнувшись прохрипел Осаму. И Накахаре не
было мерзко. Он полюбовно выцеловывал шрамы, стараясь улыбаться. Ему тоже
было больно. В такие дни Дазай не хотел ничего. Встать с кровати — уже
достижение. Сходить умыться — джекпот. Но рыжий был рядом. Всегда. Руки
трясутся. В памяти как в петле. Мозг словно играется, подбрасывая
воспоминания из сна..? Нет. Осаму до появления белых пятен закрывает глаза,
моля себя проснуться. Это не может быть правдой. Склизкий голос шепчет
ужасные вещи. Сердце неистово стучит, норовя сломать грудную клетку. Дазай
не может посмотреть на Чую. Боится, что и он окажется плодом его больной
фантазии. Может, это всё ложь? Может, Накахары никогда не существовало и он
его выдумал сам? Может, он сейчас не дома у дедушки, а где-то ещё? На
дрожащих ногах юноша бредёт на кухню, едва не упав, запутавшись в одеяле.
Холода больше нет. Ничего больше нет. Ему срочно нужна таблетка. Желательно
гора. Он едва не расплескивает воду из кружки, делая два больших глотка.
Застрявший в горле ком не проходит, а словно становится больше и тяжелее.
Давит, заглушая подачу воздуха. Голова идёт кругом. Паника накатывает. Осаму
не знает как описать это душащее чувство. Всё, что у него было, безжалостно
отобрали оставив ни с чем. И главное, кто отобрал?
Он сам.
Слишком пусто. Голова разрывается от несуществующих воспоминаний. Они

живут лишь в его голове. Сегодня должен был быть самый счастливый день в его
жизни… но это… сон..?
Не может быть.
Просто не может быть.
Дазай до боли сжимает зубы, давя всхлип. Его тело порывисто дрожит. Лицо
горит. Как давно он этого не делал. В тумбочке ванной комнаты в самом
последнем ящичке лежат лезвия. Голова вот-вот взорвётся. Осаму пытается
вернуться. Пытается перестать думать и остановить себя. Совсем тихий голос
звучит из самого нутра. Чуя успокаивает. Он молит прекратить. Но шатен не
может. Ему нужно перенести моральную боль на физическую. Ему нужно
прекратить. Горло саднит. Во рту металлический привкус от прикушенного
языка. Шатен придушено мычит, сжимая руку на лезвии. Распаренная кожа
ладони покорно расходится. Белоснежные бинты незамедлительно пачкаются.
Тонкая струйка скатывается по локтю. Бордовая капля ударяется о чистую
плитку. Голос внутри замолкает.
Куда пропал Чуя?
Осаму сдавленно шипит, глотая слёзы. Бинты, ранее тесно облепляющие

кожу, свисают негодными тряпками. Дазай не верит. Вглядывается в кожу,
игнорируя скрип двери. Перед ним давно зажившие порезы.
— Что за…
— Совсем ахуел?
239/241
Накахара не дожидается ответа. Мгновенно подлетает к парню,
присаживаясь рядом и хватаясь за руку. Сглатывает. Ему не впервой видеть
чужую кровь на своих руках, но до сих пор больно. Тот раз был ужасен. Накахара
надеялся, что не вернётся больше к нему никогда. Не увидит пустоту в чужих
глазах и глубокое отчаяние. «Не заслужил. Не помог». Порезы отдавались
жжением на сердце. Абсолютно каждый. Чуя сам дрожит. Он аккуратно ведёт
ваткой, боясь сделать больнее. Порез неглубокий, но крови достаточно.
Новенький бинт мгновенно краснеет. Осаму никак не реагирует. Красные от слёз
глаза цепляются за рыжего. Это правда он? У Чуи спутанные кое-где волосы,
след от подушки на лице и точно такое же жуткое похмелье. Блять. Что
происходит?
— Если хочешь резать — режь, — шипит Накахара, убирая всё обратно в

аптечку на небольшой тумбочке.
— Чуя…
— Я думал ты перестал, одумался, но нет же! Два года не резался, а тут

решил подарок на годовщину сделать? Сколько раз ты мне обещал? Миллион?
Тебе уже тридцать, а ты всё ещё хуйнёй страдаешь. Господи, что за идиот? Тебя
и на пять минут нельзя одного оставить. Как ребёнок. Когда твой дедушка
уехал, то всё? Крыша обратно полетела? Знаешь, что? Я уже заебался тебе
говорить, если плохо ты мож…
Дазай дрожит. Он не понимает ничего. Стук сердца ощущается в висках и по

всему телу. Оно пульсирует, отдавая в рану на ладони. Его обнимают крепко,
прижимая к себе. Безумно страшно открыть глаза и не увидеть никого. Осаму ни
черта не понимает. Он тихо всхлипывает, позволяя себя утешить.
— Ты обещал, — чуть хрипло произносит Чуя.
— Я знаю.
— Ты обещал мне, Осаму.
— Я знаю.
Он сдержит. В следующий раз точно сдержит.
После стольких лет Дазай всё ещё ненавидит сны и свою голову. Мысли вьют
из него верёвки, творя что вздумается. Порой доходит до абсурда и
головокружения. Но рядом с Чуей легче. Он беззлобно фыркает, но принимает
его со всеми тараканами. Осаму наигранно плачет, удобно уложившись на чужой
груди. Хнычет, как ребёнок, надув губу. Дуться, вообще-то, Чуя должен.
Накахара слушает тысячу и одно обещание, не прерывая. Интересно, до чего
дойдёт? Спокойно ворошит тёмные волосы, прикрыв глаза. Тонкий палец
накручивает вьющийся локон. Ага, да. Поклялся собой. Фирмой. Машиной. Ага,
домом троюродного дяди по дедушкиной линии десятого подъезда третьего
этажа комнатной рыбки. Ага, спасибо. Рука незаметно забирается под серую
футболку, слегка её приподняв. Блять, куда полез холодными руками?
— Нет, — чеканит Чуя, так и не открыв глаза. Нет. Будет ему уроком. — Мы не
будем трахаться, пока ты не сходишь к врачу, придурок.
240/241
— Чуя тоже неплохо лечит душевные раны, а значит можно!
— Нет.
С Накахарой Чуей Дазай Осаму точно будет в порядке. Сегодня, завтра и всегда.
А к врачу он точно сходит. Чуя проследит.
Я закончила..? До сих пор не могу поверить, что это всё… (╥ ╥)
Хочу поблагодарить абсолютно всех: кто следил за работой с самого начала, кто
присоединился со временем и тех, кто только-только будет её читать. Я ценю
каждого из вас. Ваша поддержка давала мне стимул писать дальше и не сдавать
позиции. Я не могу передать словами всю свою любовь к вам. Спасибо за
необходимую мне в написании поддержку ❤️❤️ вы невероятные
Отдельное спасибо DCRYSS за поддержку и брэйнштормы. Эта лапочка давала

мне хороших подзатыльников и бубликов. Больше, конечно, бубликов ( ω<)☆
Сюжетные повороты разрабатывались под её четким руководством в три часа
ночи. Соседи ненавидят нас за это хахах. Спасибо, что разгребала всю муть в
главах. Безумно люблю тебя ❤️
От DCRYSS: Я все еще в шоке и не могу поверить в то, что ты сделала это... И еще
горжусь тем, что Я СПАСЛА ДАЗАЯ ОТ СМЕРТИ. Да-да! Он должен был покончить с
собой в первой версии концовки :)) Вообще, эта работа очень хороша, особенно
для первого раза. А главное, что дальше - больше и лучше. Я в этом уверена.
Никогда не останавливайся! И ПОЗДРАВЛЯЮЮ!
Чувствую невероятное опустошение… Когда начинала, не думала, что работа так

затянется. Даже не надеялась на такой отклик от вас, мои дорогие, но я его
получала каждый раз с выпуском новой главы. Спасибо ❤️
В голове есть куча интересных идей. Одну из них вы совсем скоро увидите.
Осталось только подождать ( * ▽ )o ─═≡※:☆
Не прощаюсь, увидимся в новом фанфике, котятки (*^ω^*)♡
241/241

Stan Moej Pricinoj Po Kotoroj A Vernus Domoj

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Stan Moej Pricinoj Po Kotoroj A Vernus Domoj

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Ссылка на материал: https://ficbook.

Стань моей причиной, по которой я вернусь домой

Публикация на других ресурсах:

Чуя никогда не горел желанием работать с людьми, общаться с ними

На восемнадцатилетие отец поставил ультиматум: не съедешь в ближайшее

В начале второго семестра пришлось ненадолго съехать в квартиру Коё,

— Давай без этого, — смущённо просит рыжий, отпивая чай из кружки.

— Хм, — вернув себе самообладание, хмыкает девушка. — И года два мы

Первый месяц жизни с тётушкой Накахаре так и не удалось познакомиться с

Поисками работы Накахара занимался от силы первую неделю, пока Озаки не

— Опять? Ты и так слишком много сделала.

Наверное, не следовало удивляться тому, что магазин назван в честь Мори и

Пожив ещё несколько месяцев с тётей и её супругом и заодно обзаведясь

— После того, что ты натворил на новоселье, Огай у меня до сих пор

— Я вообще-то ничего не сделал!

Вторник встречает сильным ветром и обильным снегопадом в районе

«Да… денёк будет просто "супер"», — сдвигая брови к переносице, рыжий

— Опаздываешь, Чуя-кун, — Накахара даже вздрогнул от неожиданности,

— Доброе утро, сестрица — по-хитрому улыбаясь, он медленно проскакивает

— Хотела сделать сюрприз, — вздыхая и поправляя выпавшую из пучка

— Каждое твоё появление для меня это праздник, — констатируя факт,

— Отлично, значит, сегодня праздник соблюдения правил. Итак, спешу тебе

— Я прекрасно это помню, но сегодня поезд ушёл на десять минут раньше,

— Накахара-кун, там посетители требуют консультанта мужчину. Говорят,

— Иду, — наспех заправляя водолазку в брюки и надевая сверху пиджак,

В центре Накахара сразу же замечает высокого мужчину и его спутницу. Они

— Уж точно побольше твоего, да и вообще, я просил позвать мужчину,

В парня прямо-таки стреляют недовольным взглядом, простреливая голову,

— Прошу прощения, но боюсь, что я не смогу подобрать Вам модель, если не

— Простите, Вы не должны извиняться! Не знаю, что на него нашло… Рост

Рыжий замирает на секунду, отметая желание послать этого клиента, о чём

— У Вас планируется тематическая свадьба или же классическая?

— Классическая, — закатив глаза, конкретизирует юноша. Даже говорить о

— Значит, Вам необходим фрак или смокинг. В какое время планируется

— В шесть часов вечера, — дама заинтересовано взирает по сторонам, думая

— Тогда Вам подойдёт смокинг, —подмечает Накахара и направляется вместе

Дазай настолько заебался, что готов завыть. Реально бесит, когда

— Думаю, эта модель идеально подойдёт на Ваш рост, — Чуя показывает

— Да, выглядит здорово, — Йосано мельком касается костюма, ощупывая

— Это приталенный смокинг из натуральной шерсти, лацканы сделаны из

— Тебе срочно нужно примерить, — Йосано обхватывает за руку аники,

— Да, конечно, — желая, чтобы от него скорее отвязались, Осаму берёт

— Как ребёнок, ей-богу, — Йосано задвигает штору примерочной, мысленно

— Прости, мам, но мир, в котором мы живем, очень жесток, поэтому в

— Фу, как грубо, сенсей, — он сводит брови к переносице, немного хмурясь и

— Если мы не поторопимся, то боюсь, что Рампо-сана нам придётся искать по

Ах, да, а вот и он.

— Алло, да, Рампо-сан, я сейчас Вам объясню куда идти, — телефонный

— Не смей уходить, я сейчас вернусь, — мельком заглядывая за ширму,

— Не очень-то и хотелось, — точно, как недовольный ребёнок, бурчит Осаму.

— Вы не примерили смокинг? — он, блять, даже не спрашивает, а

— С чего Вы сделали такой вывод? Вы ведь даже его не примерили, чтобы

«Блять, да как же ты заебал…» — думает Чуя, но вместо этого говорит:

— Мне казалось, что обращаясь за помощью к консультанту, Вы хотите

«А какого хера ты молчал, когда я этот чёртов смокинг тебе всучил,

Дазай, явно не ожидавший такого камня в свой огород, выпрямляет спину,

— Видимо, у Вас какие-то проблемы в семье, раз Вы делаете такой большой

— Прошу меня извинить, думаю, я не в состоянии помочь Вам с выбором

Нахмурив брови, шатен наблюдает за тем, как его консультант удаляется во

— А где тот консультант?

Йосано, собирающаяся задать тысячу и один вопрос, смотрит на то, как

— И что ты уже успел натворить?

— Почему ты думаешь, что в этом виноват я? Ты меня совсем за идиота