Вы находитесь на странице: 1из 271

ББК 65.

4
Ц 94

Государственный университет СанФранциско (США)


email: andrei@sfsu.edu

Цыганков А. П.
Ц 94 Внешняя политика России от Горбачева до Путина.
Формирование национального интереса. Монография. —
М.: Научная книга, 2008. — 272 с.
ISBN 9785913930286
Данная книга, автор которой живет и работает в США, посвя
щена внешней политике России в годы ее возвращения в ряды
великих держав. Процесс такого возвращения, по мнению автора,
нельзя считать ни линейным, ни необратимым, он зависит от ряда
международных и внутренних факторов. Автор убежден, что
активное участие России в мировой политике есть непременное
условие более предсказуемого и безопасного мира.
Впервые эта книга была опубликована в США в 2006 г. на
английском языке. Для настоящего издания автор осуществил
ее перевод на русский язык, существенно переработав и дополнив
текст. В частности, была добавлена не публиковавшаяся ранее
глава о наступательном периоде внешней политики Президента
России В. В. Путина.
Книга адресована ученымполитологам, аспирантам и сту
дентам, изучающим проблемы международных отношений, а
также широкому кругу читателей.

ББК 65.4

© А. П. Цыганков, 2008
© Научная книга, 2008

ISBN 9785913930286
Посвящаю моим детям
Даше и Паше
4 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина
Оглавление

Предисловие к русскому изданию ................................................................................. 9


Предисловие..........................................................................................................................11

Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики


России......................................................................................................................................15
1. Внешняя политика России: изменения и преемственность........................15
Меняющийся международный контекст ..........................................................16
Преемственность школ внешнеполитического мышления........................19
2. К лучшему пониманию изменений и преемственности российской
внешней политики .........................................................................................................24
Недостатки традиционных подходов.................................................................24
Социальный конструктивизм и его возможности.........................................31
Социальное конструирование российской внешней политики ...............35
3. Оценка внешнеполитической деятельности России .....................................39
Критерии оценки внешнеполитической деятельности ...............................39
От нового мышления к великодержавному прагматизму ..........................40
4. Методология и организация книги......................................................................45

Глава II. «Холодная война» и новое мышление .....................................................47


1. «Холодная война» и внешнеполитический курс СССР ..............................47
2. Горбачёв и концепция нового мышления ..........................................................50
Новый взгляд на мировую политику .................................................................51
Внутриполитический контекст ............................................................................53
Определение национального интереса..............................................................54
3. Критика нового мышления внутри страны ......................................................55
Консервативная оппозиция...................................................................................56
Либеральная оппозиция .........................................................................................57
4. Новое мышление во внешней политике: ставка на признание Запада ...58
Надежды и разочарования .....................................................................................58
Упадок и капитуляция ............................................................................................61
5. Национальный вопрос и месть нового мышления .........................................64
6. Утопия и реальность: оценка внешней политики Горбачёва.......................67
Озарения и потери ....................................................................................................68
Уроки поражения нового мышления .................................................................70
6 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское либеральное


западничество .......................................................................................................................73
1. Мировосприятие российских западников после «холодной войны» ......73
О дивный, новый либеральный мир...................................................................73
Восприятие западниками российской идентичности ..................................75
Западническая концепция национального интереса ...................................77
2. Споры о западничестве во внешней политике.................................................80
Цивилизационщики .................................................................................................81
Социал-демократы ...................................................................................................82
Возрождение идей державничества ...................................................................83
Институциональные преимущества державничества..................................84
Окончание триумфа западничества ...................................................................86
3. К интеграции с Западом ..........................................................................................89
Запад и российская идентичность ......................................................................89
Борьба за присоединение к западным международным организациям .....90
Поддержка Запада в вопросах международной безопасности ..................93
Игнорирование Азии и мусульманского мира ...............................................94
Негативные последствия курса Ельцина — Козырева.................................97
4. Изоляционизм в бывшем Советском регионе .................................................99
Изоляционистское мышление............................................................................100
Изоляционизм в политике и сфере безопасности .......................................101
Экономический изоляционизм ..........................................................................103
Культурный изоляционизм .................................................................................104
Вызов оппозиции изоляционистскому курсу ...............................................105
Власть обещает перемены ....................................................................................107
5. Оценка западнического курса..............................................................................108
Результаты курса .....................................................................................................109
Уроки поражения ....................................................................................................111

Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание ....113


1. Россия как великая держава в многополярном мире ..................................113
Этот опасный новый мир .....................................................................................113
Взгляд государственников на российскую идентичность ........................115
Ви'дение национального интереса государственниками ...........................117
2. Восприятие внутри страны стратегии великодержавного сдерживания 121
Поддержка державников и социал-демократов ...........................................121
Условная критика цивилизационщиков .........................................................122
Оппозиция западников .........................................................................................123
3. Сдерживание влияния Запада .............................................................................124
В мыслях о Западе и Востоке .............................................................................124
Сопротивление расширению НАТО ................................................................125
Усилия по увеличению экономической и военной независимости.......127
Сопротивление силовым решениям в Ираке ................................................129
Противостояние вмешательству НАТО в Югославии ..............................130
Уроки государственников из взаимоотношений с Западом ....................132
Отношения с незападными странами ..............................................................134
4. Интеграция постсоветского пространства ......................................................137
Оглавление 7
Концепция интеграции .........................................................................................137
Политические аспекты и аспекты безопасности..........................................140
Экономическая интеграция.................................................................................143
Культурные аспекты...............................................................................................145
5. Оценка политики великодержавного сдерживания ....................................148
Результаты .................................................................................................................148
Уроки ...........................................................................................................................151

Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного


прагматизма .........................................................................................................................155
1. Новый российский прагматизм ..........................................................................155
Изменившийся мировой контекст ....................................................................155
Новая коалиция идентичности ..........................................................................157
Новое понимание национального интереса — прагматическое
западничество ...........................................................................................................160
2. Новые споры о национальном интересе ..........................................................161
Условная поддержка либеральных западников и социал-демократов..... 162
Критика государственников и цивилизационщиков .................................164
Реакция общества ...................................................................................................166
3. Пути международного сотрудничествапосле событий 11 сентября ......168
Сближение с Соединенными Штатами ..........................................................168
Связи с Европой ......................................................................................................170
Поддержка США в Афганистане, но не в Ираке .........................................172
За пределами Запада: экономическая модернизация любой ценой? ...174
4. Прагматизм на пространстве бывшего Советского Союза ........................178
Новый внешнеполитический консенсус.........................................................178
Идея трехуровневых связей в регионе ............................................................180
Новые двусторонние отношения.......................................................................181
Прагматичная многосторонность......................................................................183
Транспортно-энергетические инициативы ....................................................184
5. Новые проблемы великодержавного прагматизма ......................................186
Стратегия Вашингтона по смене режимов в бывшем советском регионе ... 187
Беслан и терроризм на Северном Кавказе .....................................................188
Цветные революции и испытаниеУкраиной .................................................190
Дестабилизация Центральной Азии ................................................................192
Празднование победы и отношения с новой Европой ...............................194
6. Уроки на будущее .....................................................................................................195
Оценка внешней политики Путина ..................................................................196
Оправдает ли себя великодержавный прагматизм? ...................................198

Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик


великодержавного прагматизма .................................................................................201
1. Новые условия и мировоззрение России ........................................................202
Вашингтонская стратегия смены режимов и безопасность России ......202
Растущий экономический потенциал России ..............................................204
Изменившаяся коалиция идентичности.........................................................206
Уточненное представление о национальном интересе ..............................207
8 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

2. Внутрироссийские споры о национальном интересе ..................................211


Сторонники наступательной внешней политики........................................211
Прозападные критики ...........................................................................................213
Цивилизационщики и социал-демократы .....................................................214
Поддержка широких слоев общества...............................................................216
3. США и Европа ..........................................................................................................218
Сотрудничество и соперничество с США ......................................................218
Российская энергетическая стратегия и отношения с Европой .............221
4. Ближний Восток и Азия ........................................................................................224
В оппозиции к «войне цивилизаций» на Ближнем Востоке ...................224
Императивы модернизации и безопасности в Азии ...................................227
5. Бывший советский мир..........................................................................................231
«Нет энергетическим субсидиям» ....................................................................231
Пояс стабильности и безопасности ..................................................................233
6. Оценка великодержавной наступательности .................................................235
Общая оценка ...........................................................................................................235
Будущие вызовы .....................................................................................................237

Глава VII. Уроки изучения России ............................................................................239


1. Изменение и преемственность внешней политики России ......................239
Теории национального интереса........................................................................239
К пониманию процесса формирования национального интереса .........245
2. Уроки для России ....................................................................................................251
Продолжать сотрудничество с Западом..........................................................251
Следовать своим путем .........................................................................................254
3. Уроки для Запада .....................................................................................................258
Продолжать сотрудничество...............................................................................259
Сотрудничать на взаимоприемлемых условиях ..........................................261
Умерить ожидания..................................................................................................264

Вместо послесловия .........................................................................................................267

Рекомендуемая литература ..........................................................................................269


«Спор между теми, кто стремится приспособить
мир к своей политике и теми, кто настаивает
на приспособлении к реальностям мира, не имеет
конца»
Альберт Сорель

Предисловие к русскому изданию

Р
оссийская внешняя политика переживает особый этап развития,
который можно охарактеризовать как наступательность в отста-
ивании своих целей и интересов. Выступление российского пре-
зидента на Конференции по безопасности в Мюнхене и после-
довавшие за ним ядерные инициативы стали знаковыми для пе-
риода наступательной внешней политики. Не менее важны и успехи
России в привлечении зарубежных инвестиций и получении доступа
на международные рынки, продемонстрированные в ходе Санкт-Пе-
тербургского экономического форума в июне 2007 года. Однако насту-
пательность еще не отвечает на вопрос о том, какое содержание вкла-
дывается в понятие национального интереса. Данная книга стремит-
ся проанализировать проблему российского национального интереса
с точки зрения политических элит и более широких слоев общества от
Горбачёва до Путина.
Книга является переводом и существенной переработкой амери-
канского издания 2006 года, в связи с чем хочу выразить свою благо-
дарность издательству «Ровман и Литтлфилд» за разрешение исполь-
зовать и переработать главы книги для их публикации на русском
языке. Я также очень признателен издательству «Научная книга» и
его директору Владимиру Алексеевичу Лякишеву за внимательное
отношение к моей рукописи и за проделанную работу по ее подготов-
ке к публикации.
10 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Данная книга в ряде отношений отличается от американского ва-


рианта. Главное изменение и добавление — новая и не публиковавша-
яся ранее глава о наступательном периоде внешней политики Путина.
Часть материала я счел нужным снять или модифицировать. Это же
касается таблиц и сносок, многие из которых показались мне излиш-
ними в российском контексте.
Хорошо осознаю, что книга может вызвать неоднозначную реак-
цию уже потому, что писалась для американской аудитории, а ее ма-
териал используется мною в преподавании в США, а не в России.
Российский контекст, конечно же, отличается глубоким своеобразием,
и книги о внешней политике России, написанные авторами, живущи-
ми в этой стране, будут неизбежно отличаться от работ авторов, жи-
вущих за рубежом. В то же время смею надеяться, что моя книга мо-
жет быть полезной и российскому читателю. Исхожу в этом из трех
соображений. Во-первых, на сегодняшний работ обзорного характера
по российской внешней политике в России недостоточно, и книга при
всех ее несовершенствах могла бы способствовать появлению иных, в
том числе более удачных и написанных живущими в России. Во-вто-
рых, мои концепции школ внешнеполитического мышления выходят
за пределы принятых в западной традиции дихотомий «прозападный-
антизападный». Наконец, в-третьих, несмотря на то, что многие из мо-
их «заходов» и концепций почерпнуты из западной, преимущественно
американской литературы, их теоретический синтез не склонен навя-
зывать России то или иное понимание своих интересов, но, напротив,
исходит из необходимости прислушиваться к голосу самих россиян.
Книга долго и трудно переводилась на русский язык. Спасибо всем,
кто способствовал этому, а ответственность за все «корявости» пере-
вода ложится на мои плечи. Издержка перевода и в том, что некото-
рые ссылки на российские источники вынужденно приводятся по ан-
глоязычным изданиям, что иногда может вести к стилистическим не-
точностям. В заключение хочу выразить особые слова благодарности
моей жене, родителям и всей моей семье за поддержку моих скромных
усилий. Эту книгу я посвящаю моей дочери Даше и сыну Паше. Они
не являются специалистами в области российской внешней политики,
что, надеюсь, убережет меня по крайней мере от их критики.
Предисловие

У
инстон Черчилль точно заметил, что ключом к пониманию за-
гадки России является ее национальный интерес. Однако он не
упомянул, что же это за интерес. Поэтому важной задачей науч-
ной общественности является выяснение того, каким образом
россияне определяют свои внешнеполитические интересы. Воп-
реки убеждению Черчилля и ему подобных политиков, националь-
ный интерес не является раз и навсегда заданным. Недавняя история
свидетельствует, что российское понимание национального интереса
подвергалось немалым изменениям. Президент Б. Ельцин и министр
иностранных дел А. Козырев определяли национальный интерес как
интеграцию в западные экономические институты и систему безопас-
ности. Министр иностранных дел Е. Примаков видел национальный
интерес в необходимости восстановления статуса России как великой
державы, а также сохранения баланса сил и недопущения гегемонии
США в мире. Наконец, Президент В. Путин сформулировал свое по-
нимание, согласно которому России следует добиваться статуса вели-
кой державы, но на путях укрепленения отношений с Западом вообще
и с США, в частности.
Эта книга стремится осмыслить формирование национального
интереса в российской внешней политике и этим внести свой вклад
в понимание поведения России на международной арене. В отличии
от доминирующего в теории международных отношений представле-
ния, связывающего национальный интерес напрямую с увеличением
власти и могущества, я считаю необходимым изучать все разнообра-
зие сил, влияющих на международные процессы. При более деталь-
ном рассмотрении становится ясно, что внешнюю политику России
и ее национальный интерес можно понять лишь в контексте взаимо-
отношений с Западом. Попытки России перенять западный либера-
лизм или же стремление восстановить статус великой державы нельзя
понять отвлекаясь от вопроса признания действий России со сторо-
ны Запада. Западная политика способна либо усиливать, либо ослаб-
лять авторитет и жизнеспособность политических сил внутри России.
Признание со стороны Запада укрепляет внутри страны более либе-
12 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ральные, настаивающие на прозападной внешней политике силы. На-


против, отсутствие такого признания со стороны западных государств
укрепляет позиции тех, кто выступает за проведение независимой
внешней политики. Поэтому, ключом к пониманию российской вне-
шней политики следует считать конкуренцию внутренних сил за вли-
яние на международных курс страны на фоне действий государств За-
пада. В главе I мой подход разъясняется более детально.
Другой важной целью книги является способствование преподава-
тельскому процессу. В своей преподавательской работе я продолжаю
ощущать дефицит учебно-методической литературы сравнительно
широкого профиля, рассчитанной на интересующихся международ-
ными отношениями постсоветского региона студентов и аспирантов.
Со времени распада СССР прошло более пятнадцати лет, а работ тако-
го рода все еще катастрофически мало. К счастью, имеются исключе-
ния. Существуют и работы, затрагивающие отдельные вопросы, про-
блемы и этапы развития внешней политики России после советского
периода. В своей книге я опирался на этот массив литературы, стре-
мясь синтезировать ее в целях более широкого обзора проблемы.
При этом я не только не скрывал своей позиции по большинству
вопросов российской внешней политики, но и стремился развернуть
мою аргументацию. Мой выбор объяснять формирование российской
внешней политики изменениями в структуре национальной идентич-
ности, а не только положением страны в мировой структуре власти
или индивидуальными предпочтениями политических лидеров, явля-
ется совершенно сознательным. Отдаю себе отчет и в том, что ряд по-
ложений книги нуждается в дальнейшем их документировании и не
может считаться общепринятым. Надеюсь, впрочем, что мой подход
может быть полезен в организации материала и формулировании ин-
тересных вопросов для обсуждения на занятиях. На большее я не пре-
тендую. Что касается дискуссионности, то исхожу из того, что ника-
кая книга не является нейтральной и любой серьезный преподаватель
стремится «уравновесить» доминирующую в учебнике позицию ста-
тьями противоположной направленности. Стимулировать дискуссии
в аудитории необходимо, ведь в споре, а иногда и только в споре, рож-
дается более глубокое понимание предмета. Возможно, этот путь пре-
подавания и не является самым простым, но наши студенты вряд ли
заслуживают меньшего. По этим причинам часть материала представ-
лена полемически, в виде спора различных социально-политических
сил России.
Отчасти, по уже изложенным соображениям, я попытался отмеже-
ваться от двух распространенных сегодня интерпретаций российской
внешней политики, которые могут быть названы прозападным либе-
Предисловие 13

рализмом или антизападным национализмом. Обе эти позиции уже


оказали посильное влияние на формирование внешнеполитического
курса России, защищая, к сожалению, интересы весьма узких кругов
политической элиты и не отвечая потребностям более широких обще-
ственных слоев. Надеюсь, что сегодня Россия приблизилась к пони-
манию национального интереса, принимая во внимание как важность
международного сотрудничества, так и местные условия и специфи-
ку положения страны в мире. Надеюсь также, что внешняя политика
России будет пользоваться бóльшим вниманием со стороны академи-
ческого сообщества. Для понимания этой большой и сложной страны,
сохраняющей важнейшее значение в Евразии и мире в целом, требу-
ются немалые ресурсы. Убежден, что изучение национальных интере-
сов России должно находиться в сфере постоянного внимания незави-
симых исследователей.
Данная книга разделена на семь глав. В первой главе содержится
краткий исторический обзор российской внешней политики, а так-
же разъясняется использованный в книге подход к объяснению по-
ведения России на международной арене после распада СССР. Име-
нуемый конструктивизмом, этот подход отличается и обладает свои-
ми преимуществами в сравнении с двумя другими доминирующими
в теории международных отношений направлениями — реализмом и
либерализмом. Остальная часть книги посвящена детальному осмыс-
лению пяти концепций национального интереса, ответственных за
формирование внешней политики России в последние годы сущест-
вования Советского Союза и после его распада. Глава II анализирует
концепцию нового мышления Горбачёва и ее значение для политики
страны на международной арене. Главы III–VI исследуют формирова-
ние и роль иных концепций национального интереса — интеграции с
Западом (Ельцин и Козырев), великодержавного сдерживания (Ель-
цин и Примаков) и прагматизма в его различных формах (Путин).
Каждая из глав анализирует международный и внутренний контекст
формирования российской внешней политики, описывает возникав-
шие в данной связи внутриполитические споры, а также прослежива-
ет основные направления деятельности России в отношении стран За-
пада, Востока и постсоветского региона. Кроме того, в книге предлага-
ется оценка каждого из данных периодов с точки зрения выполнения
поставленных задач внешнеполитической деятельности. Критерии
такой оценки сформулированы в первой главе. Заключительная гла-
ва подводит итоги и формулирует некоторые уроки изучения России
для российских и западных политиков.
Эта книга была бы невозможна без поддержки друзей, коллег, сту-
дентов и моей семьи. Ответственность за выводы, содержащиеся в
14 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

этой книге, как водится, ложится на мои плечи. Хочу выразить бла-
гадарность за оказанную финансовую поддержку Государственному
Университету Сан-Франциско, сделавшую возможным практическое
написание этой книги. Особые слова благодарности Сюзан Макикерн
и Анджею Корбонскому. Весной 2002 года они предложили мне идею
написания данной книги и оказывали моральную поддержку в процес-
се моей работы над ней. Без этой дружеской поддержки книга вряд ли
была бы написана. Спасибо и Чикагскому университету, пригласив-
шему меня выступить с публичным докладом по теме книги в Семи-
наре по международной политике, экономике и безопасности, а также
Чарльзу Липсону, Мишель Муррей, Александру Вендту и остальным
участникам семинара за их помощь и рекомендации. Санджой Бэнэр-
джи и Дэвид Холовэй нашли время обсудить со мной ключевые идеи
книги. Юлия Годзиковская и Анна Радивилова любезно согласились
высказать свои комментарии, прочитав ряд глав книги. Кроме того, я
благодарен моим студентам за их интерес к изучению России и евра-
зийского региона. Их энтузиазм был источником и моей энергии, не-
обходимой для работы над книгой.
Глава I
К пониманию изменений
и преемственности внешней
политики России
«Когда политические формулы, подоб-
ные «национальному интересу» или
«национальной безопасности» приоб-
ретают популярность, к ним следует
относиться с особой осторожностью.
Смысл этих формул может отличать-
ся в зависимости от того, кто берет их
на вооружение. Более того, этот смысл
вообще вряд ли является точным».
Арнольд Волферс1

З
адача данной главы—познакомить читателя с предметом книги и
сформулировать теоретические основы его понимания. Внешняя
политика России строилась под влиянием различных междуна-
родных и внутренних факторов, но роль Запада, как увидит чи-
татель, нередко являлась определяющей. В главе также рассмат-
риваются критерии оценки внешнеполитической деятельности рос-
сийского государства.

1. Внешняя политика России: изменения и преемственность


Российская внешняя политика формировалась с учетом меняющегося
международного контекста, но в условиях постоянного присутствия
вызовов безопасности государства. Такое сочетание и является при-
чиной характерных для внешнеполитического курса страны изменчи-
вости и преемственности.
1
A. Wolfers, «’National Security’ as an Ambiguous Symbol», in: Classics of International
Relations, edited by J. A. Vasques (Englewood Cliffs: Prentice Hall, 1990, 2nd ed.),
135.
16 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Меняющийся международный контекст


По меньшей мере, со времен Петра Великого Европа — а после второй
мировой войны и Запад в целом — играли определяющую роль в фор-
мировании системы смыслов, определявших выбор Россией между-
народного поведения. Для многих россиян Запад представлял собой
высшую цивилизацию, влияние которой могло приветствоваться или
ограничиваться, но которым нельзя было пренебрегать. По мере изме-
нений ситуации в странах Запада, становилась перед новыми дилем-
мами и российская внешняя политика. Основные из этих изменений
были связаны с абсолютной монархией, а также подъемом и последу-
ющей консолидацией либеральной политической системы.
Абсолютная монархия утвердилась в роли доминирующей евро-
пейской формы правления в XVII веке после окончания эры религи-
озных войн. Принимавший в 1694 году бразды российского правления
Петр делал это в условиях наступления в Европе эпохи светской су-
веренной государственности. Реагируя на эти условия, Петр форму-
лирует новую идеологию патриотизма, или служения государству, от-
личную от принципа религиозно-самодержавной власти, сложивше-
гося в России после двухвекового монголо-татарского ига. Несмотря
на сопротивление церкви, царь решительно повернул государство в
направлении светско-националистического развития. И хотя религия
продолжала играть немаловажную роль, государство всё более подчи-
няло деятельность церкви своим интересам. Европейская, а вместе с
ней и российская политика отныне преследовала цели укрепления ма-
териальной мощи государства, а не религиозных ценностей.
Либеральные и эгалитарные идеи французской революции 1789 го-
да вновь изменили облик Европы, расколов её на два лагеря — про-
грессивный и антиреволюционно-консервативный. Период подъема
просвещения, конституционализма и капитализма в Европе вновь по-
ставил Россию перед важнейшим внешнеполитическим выбором. Рос-
сийским правителям предстояло решать в пользу укрепления прежней
монархической системы правления или нового для них принципа на-
родного суверенитета. Именно этому выбору суждено было опреде-
лять будущую стратегию страны на международной арене. Некоторые
правители — в первую очередь Александр II — попытались переори-
ентировать государство на европейские ценности свободы и равенс-
тва. Их умеренная внешняя политика исходила из необходимости
осуществления внутренних реформ. Иные же правители видели в но-
вой Европе лишь опасности для сложившейся в России системы, на-
стаивая на необходимости защитить основные принципы самодержав-
ной монархии. Александр I, в частности, выступал за сохранение ста-
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 17

тус-кво в пост-наполеоновской Европе и за союз с консервативными


правителями Германии и Австрии против прогрессивной Франции.
Александр III продолжил политику следования принципам европейс-
кого самодержавия и подавления инакомыслия внутри страны.
Между тем, по мере нарастания идейного кризиса в Европе, в Рос-
сии укреплялись критические настроения в отношении как старой, так
и новой европейской политики. Александр Герцен, например, жесто-
ко разочаровавшись в Европе в связи с консервативной реставраци-
ей 1840-х годов, выступил за собственный, неевропейский путь дости-
жения Россией высшего социально-экономического уровня развития.
Большевики довели идеологию обособленности до ее логического за-
вершения, выстроив принципиально новую систему внутренней и вне-
шней политики.
Большевистская революция в октябре 1917 года стала отражени-
ем кризиса европейского единства, а также неспособности российской
власти сделать выбор между двумя европейскими путями. Царь не су-
мел предотвратить надвигавшиеся в стране разрушение, революцию
и гражданскую войну. В этом отношении правление Николая II было
весьма показательным. В 1904 г. он отстранил графа Сергея Витте, сто-
ронника новой Европы и экономического реформатора, от должности
министра финансов, пожертвовав внутренние реформы на алтарь вне-
шнеполитического экспансионизма, проявившегося в войне с Японией.
Вступив впоследствии в первую мировую войну, Николай приблизил
европейский кризис к России и уже не мог предотвратить распростране-
ние экстремистских марксистских идей, способствовавших окончатель-
ному распаду режима. Оценив по достоинству технологические и мате-
риальные возможности стран Запада, большевики приложили усилия к
получению международного признания. Большевистские теории Совет-
ской власти и пролетарской демократии можно рассматривать именно
как ответ на эгалитарные идеи Французской революции. Что касается
внешней политики нового советского государства, то после первых по-
пыток устранить «буржуазные» правительства Европы с помощью до-
ктрины «мировой революции» большевики взяли курс на восстановле-
ние сближения и прагматического сотрудничества с Западом.
По мере консолидации Европы в качестве континента, объединен-
ного после второй мировой войны либерально-демократическими иде-
ями, советское правительство обнаружило намерение сохранить связь
с новым Западом. С приходом к власти Никиты Хрущёва, а затем и
Михаила Горбачёва, отношения с западными странами укрепились.
Знаменитое выступление генерального секретаря ЦК КПСС Хрущёва
с разоблачением культа личности Сталина на ХХ съезде партии сло-
мало многие догмы старого мышления и, помимо прочего, имело сво-
18 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ей целью приблизить СССР к Европе.1 Несмотря на отставку Хрущё-


ва, влияние десталинизации оказалось необратимым — значительная
часть нового поколения интеллигенции именовало себя теперь «деть-
ми ХХ съезда», работая в рамках советской системы на сближение Со-
ветского Союза с Западом. В постсталинский период, например, зна-
чительно выросло количество специализированных институтов, в
которых учёные внимательно анализировали западные подходы, раз-
рабатывавшиеся в частности американскими теоретиками-междуна-
родниками.
В конечном счёте, новые влияния Запада значительно содейство-
вали распространению идей прав человека и демократии в СССР, со-
здавая тем самым благоприятный климат для реформаторов и прихо-
да к власти Горбачёва. Хотя Горбачёв и не собирался способствовать
замене социализма системой западного либерализма, провозгласив
принципиально новую эру отношений с Западом, он несомненно спо-
собствовал возникновению перемен фундаментального порядка. Раз-
вивая хрущёвскую политику десталинизации и мирного сосущество-
вания, Горбачёв опирался и на идеи либерально настроенных россий-
ских учёных, таких как Владимир Вернадский, Пётр Капица, Андрей
Сахаров, являвшихся убежденными сторонниками развития отноше-
ний с Западом. Важными для инициатора Перестройки являлись так-
же идеи европейской социал-демократии и американских теоретиков
транснационализма и взаимозависимости. Распад Советского Сою-
за завершил длительный процесс трудной адаптации страны к новым
международным реальностям, став основой либерального внешнепо-
литического курса постсоветской России. Природа нового либераль-
ного поворота в международных отношениях со времени «холодной
войны» продолжает быть предметом дискуссий, характер которых, по-
видимому, и дальше будет зависеть от отношений с Западом. Если за-
падная цивилизация выступит в качестве относительно единой, объ-
единенной либерально-демократическими идеями и миролюбивой
внешней политикой, шансы укрепления новой либеральной идентич-
ности в России также значительно возрастут.

1
Конечно, европеизм Хрущева имел свои границы и ставил своей целью увели-
чение независимости Европы от влияния США. Тем не менее хрущевская убеж-
деннность, что Европейское Экономическое Сообщество стало реальностью,
способствовало укреплению внутри страны позиций тех, кто стремился к улуч-
шению отношений с европейскими странами (См. об этом: I. B. Neumann, Russia
and the Idea of Europe: A study in identity and international relations. London:
Routledge, 1996, 140-141).
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 19

Преемственность школ внешнеполитического мышления


Хотя внешняя политика России есть реакция на изменения международ-
ной обстановки, она демонстрирует при этом и высокую степень преемс-
твенности. И в период самодержавной монархии, и в эпоху наступления
европейского либерализма в международном поведении России про-
слеживается влияние устойчивых школ мышления. Помещенное самой
жизнью в условия международной неопределенности и нестабильнос-
ти, российское государство было вынуждено принимать меры по поддер-
жанию безопасности страны. Среди вызовов безопасности выделялись,
в частности, нестабильность соседних территорий, угроза вмешательс-
тва извне и трудности сохранения территориальной целостности стра-
ны. По прошествии времени в России сформировалось три традиции
или школы внешнеполитического мышления — Западники, Державни-
ки и Цивилизационщики. На протяжении столетий три школы мышле-
ния отстаивали внешнюю политику России в соответствии с историчес-
ки сложившимися у них образами страны и окружающего мира.
Западники подчёркивали сходство России с Западом, рассматривая
западную цивилизацию в качестве наиболее жизнеспособной и разви-
той в мире. Ранние западники стремились представить Россию истин-
ным членом семьи европейских монархий. Исторически возникновение
данного направления мысли можно проследить ко временам вестерни-
зации Петра Великого. Восхищаясь техническими достижениями Запа-
да, Петр настоял на необходимости активного заимствования Россией
западных технологий для преодоления собственной военно-экономи-
ческой отсталости. Александр I был более последователен в защите цен-
ностей старой Европы, всячески препятствуя распространению фран-
цузских эгалитарных идей по континенту и внутри страны. После по-
ражения Наполеона, Александр выступил инициатором политики так
называемого «легитимизма», создав «Священный Союз» с Германией и
Австрией для подавления революционной активности на континенте.
Либеральные западники связывали свои идеалы с конституцион-
ными свободами и политическим равенством на Западе. После эпохи
великих реформ и в условиях сближения при Александре II с Фран-
цией и Великобританией и дистанцирования от Германии царское
правительство придавало всё большее значение новым европейским
ценностям конституционализма. Павел Милюков, министр иностран-
ных дел и лидер российских либералов, в свое время занял наиболее
активную проевропейскую позицию, настояв на продолжении участия
России в первой мировой войне в силу взятых ею на себя обязательств
по поддержанию антигерманской коалиции. Для Милюкова поддерж-
ка европейских союзников — несмотря на всю тяжесть и разрушитель-
20 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ность последствий войны — являлась делом принципа и культурной


идентичности.
Западникам внутри советской системы Россия виделась страной
близкой идеалам европейской социал-демократии. Например, одной
из излюбленных Горбачёвым тем была тема необходимости для Со-
ветского Союза «очиститься» от сталинских «деформаций», на смену
которым должен был наконец прийти демократический или «гуман-
ный» социализм. В своей внешнеполитической деятельности Горба-
чёв руководствовался концепцией взаимной безопасности со страна-
ми Запада, став инициатором целого ряда поистине революционных
соглашений с Соединёнными Штатами по контролю над вооружени-
ями, а также вывода советских войск из Европы и стран Третьего ми-
ра. Вводя в оборот понятие «общеевропейского дома», Горбачёв стре-
мился приблизить российско-европейскую интеграцию, основанную
на принципах европейской социал-демократии.
Наконец, либеральные западники постсоветской России доказыва-
ли «естественную» близость их страны Западу на основании таких об-
щих ценностей, как демократия, права человека и свободный рынок.
Либеральные западники предупреждали против излишне тесных свя-
зей с прежними советскими республиками, убеждая в том, что только
в сообществе с «цивилизованными странами Запада» и при условии
создания либеральных норм внутри страны Россия сможет успешно
справиться с угрозами и преодолеть политическую и экономическую
отсталость. В своем видении «интеграции» и «стратегического парт-
нёрства с Западом» Андрей Козырев и Борис Ельцин исходили из не-
обходимости для России создания либерально-демократических инс-
титутов и рыночной экономики западного типа внутри страны.
Державники придавали особое значение сохранению социальной и
политической стабильности и способности государства к управлению
страной. В российской внешней политике это направление является, по-
видимому, наиболее влиятельным. Представители державничества не
скрывают, что отдают предпочтение ценностям укрепления власти, ста-
бильности и суверенита по сравнению с ценностями свободы и демокра-
тии. Принципиально важным для них выступает понятие внешних угроз
российской безопасности. Со времени татаро-монгольского нашествия у
русских сформировался психологический комплекс опасности, а с ним
и готовность к самопожертвованию во имя сохранения независимости и
суверенитета. Многочисленные войны в Европе и Азии способствовали
дальнейшему укреплению этой ментальности, убеждая державников в
правоте своего мышления. Настаивая на необходимости скорейшей ин-
дустриализации страны, И. Сталин, например, обосновывал такую не-
обходимость именно наличием внешней угрозы. «История старой Рос-
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 21

сии была историей поражений вследствие её крайней отсталости. Её би-


ли монгольские ханы. Били турецкие беи. Шведские феодалы. Польские
шляхтичи и литовские князья. Английские и французские капиталисты.
Японские бароны. Все били Россию за ее отсталость […] Мы отстали от
развитых стран на пятьдесят или сто лет. Мы должны пройти это рассто-
яние за десять лет. Если не пройдем, нас сомнут».1
Державники не являются антизападниками по определению. Они
лишь добиваются признания Запада иным путем — подчеркивая оп-
ределяющее значение экономической и военной мощи. Державни-
ки периода монархической государственности высоко ценили само-
державие как систему государственного правления отчасти потому,
что именно таковой была система правления ведущих европейских
стран. Во внешней политике представители данной школы мышле-
ния нередко одобрительно отзываются об интеллектуальном и поли-
тическом наследии графа Александра Горчакова. Горчаков являлся
министром иностранных дел при Александре II и добивался восста-
новления утраченных после поражения в Крымской войне позиций на
международной арене. Основой его политики «сосредоточения» вы-
ступали система гибких союзов и ограничение российского участия в
европейской политике.2 Другие представители державничества счита-
ют достойной подражания политику Петра Великого. В отличие от за-
падников, подчеркивающих европеизм Петра, державники ценят его
за стремление модернизировать армию и повысить оборонносопособ-
ность страны. По их убеждению, попытки царя сблизиться с Европой
следует связывать именно с державностью его мышления.
Державники советского времени считали важным контроль комму-
нистической партии над обществом в целях поддержания политичес-
кого порядка и предотвращения внешних угроз со стороны «капита-
лизма». Внутри советского руководства многие представители данной
школы мышления с подозрением относились к попыткам активизи-
ровать внепартийные институты и оказались в оппозиции демократи-
ческим реформам Горбачёва. Во внешней политике одни державники
поддерживали умеренное сближение с Западом, в то время как другие
высказывались в пользу стратегии сдерживания. Например, Максим
Литвинов защищал систему «коллективной безопасности» в Европе

1
Цит. по: R. Sakwa, ed. The Rise and Fall of the Soviet Union, 1917-1991 (London:
Routledge, 1999), 187-188.
2
См.: Е. М. Примаков. Россия в мировой политике. Международная жизнь. 1998.
№ 5; И. Иванов Внешняя политика России. М., 2002. С. 313-330; Стратегия для
России: Повестка для президента—2000. Российские западники, в свою оче-
редь, весьма критичны в отношении горчаковской дипломатии (См., например:
Ю. Федоров. Kризис внешней политики России. Pro et Contra 6, 1-2, 2001).
22 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

во имя предотвращения дальнейшего подъема фашизма. Хрущёв так-


же стремился поколебать догмы изоляционизма и приблизить Россию
к Европе. Характерным являлся его призыв к возвращению ленинс-
кого принципа «мирного сосуществования» с капиталистическим ми-
ром, хотя позднее он не раз соскальзывал на путь конфронтации со
странами Запада. Литвинов и Хрущёв считали себя последователями
позднего ленинского курса, в ходе которого вождь отказался от идеи
мировой революции и настаивал на необходимости учиться жить и
торговать с потенциально опасным капиталистическим миром.
С другой стороны, сталинский пакт с Адольфом Гитлером, а также
стратегия «соотношения сил» Леонида Брежнева свидетельствовали о
стремлении сдерживать опасные влияния со стороны внешнего мира.
Подписывая договор о дружбе с нацистской Германией, Сталин наде-
ялся избежать второй мировой войны или, по крайней мере, выиграть
время для подготовки к ней. Его преемники действовали в глобальном
масштабе и, пользуясь доктриной «соотношения сил», намеревались
остановить дальнейший рост западного влияния в мире. Обе страте-
гии преследовали цель сохранения независимости России в решении
мировых проблем, обладая элементами сходства с упомянутой выше
«стратегией концентрации» князя Горчакова.
Либеральные державники постсоветского периода уже не являлись
сторонниками однопартийного государства, соглашаясь с важностью со-
здания рыночной экономики и политической демократии. Вместе с тем
они не были готовы к их утверждению ценой ослабления исторически
проверенного института государственности, настаивая на том, что ли-
беральные ценности должны способствовать укреплению, а не ослабле-
нию государства. Наследуя традиции державного мышления, предста-
вители данной группы утверждали, что Россия должна оставаться вели-
кой державой, поскольку остаются значительными и внешние угрозы ее
безопасности. Что касается методов достижения статуса великой держа-
вы, то они могли различаться. Евгений Примаков и Владимир Путин,
например, мыслили как державники, ссылаясь на Горчакова и настаивая
на необходимости укрепления политической стабильности и возрожде-
ния силы и могущества России. Во внутренней политике Примаков ис-
кал возможностей контролировать крупный бизнес. Путин двинулся в
этом же направлении, укрепив свою власть и в парламенте, и в электрон-
ных СМИ, и в области партийного и регионального строительства, но
при этом декларируя приверженность дальнейшей экономической ли-
берализации и сохранению демократических институтов. Решающим,
однако, является различие между двумя политиками в проведении вне-
шней политики. Примаков стремился интегрировать постсоветское про-
странство и сдерживать глобальные амбиции США в союзе с Китаем и
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 23

Индией. Путин же сосредоточился на выстраивании двусторонних от-


ношений со странами постсоветского региона и попытался сделать Аме-
рику партнером в борьбе с международным терроризмом.
Наконец, Цивилизационщики всегда рассматривали российские цен-
ности как принципиально отличные от западных, стремясь при этом к
их широкому распространению в мире. Ответ этой школы мышления на
дилеммы российской безопасности нередко был даже более жестким, не-
жели ответ державников. Как внешнеполитическая философия циви-
лизационное мышление восходит к Ивану Грозному с его «собиранием
русских земель» после татаро-монгольского ига и доктриной «Москва —
Третий Рим». В отличие от западников и державников, цивилизационщи-
ки стремились бросить вызов самой системе ценностей Запада, настаивая
на культурном превосходстве России и государств, объединенных вокруг
неё. Некоторые представители этого направления демонстрировали твер-
дую приверженность ценностям православного христианства, в то время
как другие видели в России воплощение синтеза различных религий.
Ранние приверженцы цивилизационного мышления отстаивали
идентичность «Российской империи». Они признавали, что у россий-
ской экспансии есть свой предел, связанный в частности с активнос-
тью Запада, советуя поэтому России сосредоточиться на расширении
восточных и южных границ. При этом они настаивали на проявлении
государством твердости в защите внешнего ареала российского куль-
турного влияния. Например, в девятнадцатом веке цивилизационщи-
ки выступили в защиту славянского единства, а их идеология пансла-
визма повлияла на некоторые внешнеполитические решения царя.
Защитники социалистических ценностей пошли ещё дальше, бро-
сив Западу открытый вызов. Примером советского цивилизационно-
го мышления может служить доктрина мировой революции Ленина и
Троцкого. Хотя с началом ленинского периода мирного сосуществова-
ния с капитализмом в 1921 году доктрина перестала существовать в ка-
честве официально признанной, многие представители политических
и общественных кругов все еще оставались ей верны. И в поздний со-
ветский, и в постсоветский периоды некоторые политические и интел-
лектуальные движения крайней ориентации не раз высказывались за
широкомасштабную внешнеполитическую экспансию как наилучшее
средство обеспечения безопасности России. К примеру, так называемые
неоевразийцы рассматривают Россию как постоянно расширяющую-
ся континентальную империю, борющуюся за сферы влияния с атлан-
тизмом, связанным прежде всего с деятельностью США.1 Возникшая в
результате противостояния двух Европ, советская Россия считала свои
1
А. Дугин. Основы геополитики. Moсква: Aрктогея, 1997; А. Mитрофанов . Шаги
новой геополитики. Moсква, 1998.
24 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ценности превосходящими ценности «деградирующей» и «загниваю-


щей» цивилизации капиталистического Запада. Но и советские циви-
лизационщики обосновывали экспансионизм своей внешней политики
необходимостью отвечать на «глобальную имперскую экспансию» За-
пада. Такое обоснование позволяло некоторым советским лидерам счи-
тать разумной и допустимой их собственную экпансионистскую поли-
тику. Пока трудно предсказать, какую именно форму примет цивилиза-
ционное мышление либерально-постсоветского образца1.

2. К лучшему пониманию изменений и преемственности


российской внешней политики
Данный раздел анализирует возможности и пределы сформировав-
шихся на сегодняшний день подходов к пониманию российской вне-
шней политики. Отдавая должное имеющимся традиционным подхо-
дам, я предлагаю исходить из иной интерпретации, ставящей в центр
своего рассмотрения понятие национальной идентичности и отноше-
ния России с Западом.

Недостатки традиционных подходов


Важнейшим в теории международных отношений подходом являет-
ся реализм, традиционно подчеркивающий историческое постоянство
внешней политики России. Внешнюю политику любого крупного го-
сударства реалисты склонны видеть как направленную на восстановле-
ние или расширение уже имеющихся международных позиций, связы-
вая такое поведение с национальным интересом государства. При этом
национальный интерес видится им как нечто геополитически заданное
и не подлежащее пересмотру. Не без тавтологии, многие реалисты и оп-
ределяют такой интерес как стремление к сохранению и расширению
власти в рамках сложившейся системы международных отношений.
Что касается иных факторов, таких как идеология, характер режи-
ма правления и политическая культура, то им отводится подчиненная
роль. «Подлинный» национальный интерес может уточняться или же
затушевываться действием отмеченных факторов, но не может быть от-

1
Раздаются, впрочем, призывы строить «либеральную империю». Например, отве-
чавший за приватизацию в эпоху Ельцина, а ныне глава государственной компа-
нии по электроснабжению Анатолий Чубайс написал в одной из статей, что глав-
ной целью России в ХХI веке должно стать укрепление позиций в бывшем СССР
путем создания «либеральной империи» (Независимая газета, 1 октября, 2003).
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 25

менен в результате их влияния. Так, например, революционную идеоло-


гию советского государства реалисты всегда склонны были рассматри-
вать как ширму, прикрывающую действие национального интереса. «В
поведении советских лидеров нет неразрешимого конфликта идеологии
и национальных интересов, — пишут авторы выдержавшего несколь-
ко изданий учебника по российской внешней политике. — И Ленин при
заключении Брест-Литовского договора, и Сталин при подписании гер-
мано-советского пакта о ненападении в преддверии войны понимали,
что их главной задачей является выживание российского государства и
обеспечение его безопасности. Когда у них была возможность расширить
границы, интересующие их территории были теми же, что интересовали
русских царей и в силу действия тех же стратегических факторов».1
Подчёркивание последовательности и постоянства советской между-
народной политики всегда было характерно для реалистов. Натан Лейтс,
например, в своем известном исследовании большевистской идеологии
сформулировал три правила, определявших образ действий советского
руководства — «никогда не рисковать уже завоёванными основными по-
зициями ради неясных целей; всё, кроме оказания максимального давле-
ния является неэффективным; умение отступать столь же важно, сколь
и умение наступать».2 Для западных политиков выводы реалистов под-
разумевают не столько поиск участниками международных отношений
совместных решений, сколько твердость в отстаивании своих позиций и
сопротивлении российскому экспансионизму. Как высказался однажды
Уинстон Черчиль в своей ставшей знаменитой речи в г. Фултоне, «боль-
ше все они [русские] ценят силу, а менее всего военную слабость».3
Новые теории реалистов выводят на первый план структуру между-
народной системы, в частности, отсутствие легитимной центра власти
(«анархия») в качестве силы, оказывающей важнейшее влияние на пове-
дение государств на международной арене. Либерализация России конца
80-х — начала 90-х годов и активные поиски сближения с Западом объяс-
няются реалистами поражением СССР в «холодной войне» и поисками
российским руководством адекватного ответа на возникновение одно-
полярной системы международных отношений во главе с США. В этих
условиях стремление к контролю постсоветского пространства и уход от
конфронтации с Западом видится реалистами как единственно рацио-
нальная стратегия, которую могла бы себе позволить страна, ослабленная

1
R. H. Donaldson and J. L. Nogee, The Foreign Policy of Russia (Armonk: M. E.
Sharpe, 1998), 59.
2
N. Leites, The Operational Code of the Politburo (New York: McGraw-Hill, 1951), as
cited in C. A. Wallander, «The Sources of Russian Conduct», in The Sources of Russian
Foreign Policy After the Cold War, edited by C. A. Wallander (Westview Press, 1996), 5.
3
Sakwa, The Rise and Fall of the Soviet Union, 295.
26 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

длительным противостоянием и последующим поражением в «холодной


войне».1 Таким образом, новые или структурные реалисты продолжают
рассматривать стремление к власти и национальный интерес в качестве
определяющих поведение России на международной арене. Даже в тех
случаях, когда они используют в своем теоретическом арсенале факторы
восприятия или внутренней политики2, действие данных факторов ока-
зывается второстепенным по сравнению с ролью структуры международ-
ной системы. Ни восприятие, ни особенности внутренней политики ока-
зываются не способны поколебать основ реалистского анализа, согласно
которому международная система является неуправляемой по самой сво-
ей природе и для всех государств совершенно естественно стремление к
силе (что и является для них определяющим национальным интересом).
Сосредоточившись на постоянстве и преемственности внешней по-
литики, реалисты весьма узко понимают понятие изменения, связывая
его лишь с переменами в национальном потенциале власти. Внешняя
политика является для них результатом стремления к власти, а не дейс-
твия каких-то иных факторов, как, скажем, идеологии или культурной
традиции. Результатом такого подхода является неспособность реалис-
тов оценить по достоинству или правильно интерпретировать возмож-
ные далеко идущие изменения во внешней политике России, обладаю-
щие, в том числе, немалыми перспективами сотрудничества с Западом.
Реализм оказывается действенным в понимании международных отно-
шений конфронтационного характера, но ошибочен всякий раз, когда
конфронтация или игра с нулевой суммой не являются определяющими.
В своей недавней полемике с двумя ведущими реалистами Роберт Инг-
лиш указал, например, на ошибочность представлений о Горбачёве как
инициаторе стратегического отступления СССР. Инглиш показал, в час-
тности, что основы нового мышления Горбачёва восходят своими кор-
нями к концу 1950-х — 1960-м годам и связаны с изменениями внутри
страны и укреплением культурных связей с Западом, а отнюдь не только
с оборонными расчетами или экономической необходимостью.3 Спра-
ведливость данной оценки означает неспособность реализма в полной
мере объяснить либеральные изменения в России. Для реализма оказы-
вается характерной тенденция неверно оценивать масштаб и происхож-

1
См. например: N. MacFarlane, «Realism and Russian Strategy after the Collapse of
the USSR», in Unipolar Politics, edited by E. B. Kapstein and Michael Mastanduno
(New York: Columbia University Press, 1999); A. Lynch, «Realism of Russian Foreign
Policy», Europe-Asia Studies (2001).
2
G. Rose, «Neoclassical Realism and Theories of Foreign Policy», World Politics 51, 1
(1998).
3
R. English, «Power, Ideas, and New Evidence on the Cold War’s End», International
Security 26, 4, Spring 2002, 78-82.
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 27

дение изменений в российской внешней политике. Данный подход ед-


ва ли пригоден для понимания поведения России, связанного с деятель-
ностью таких видных либерально мыслящих политиков, как Павел Ми-
люков, Михаил Горбачёв или Андрей Козырев. Даже в тех случаях, когда
реалисты в целом правдоподобно интерпретируют мотивы деятельности
таких казалось бы близких к реалистскому типу мышления политиков,
как Примаков и Путин, их убежденность во всеопределяющем значении
международной анархии не позволяет оценить по достоинству важность
внутренних факторов формирования внешней политики.1
Другой заметный подход в теории международных отношений рас-
сматривает внешнеполитические изменения как центральные в сво-
ем анализе. Западные исследователи, работающие в данной традиции
не раз ставили под сомнение зацикленность реалистов на постоянстве
и преемственности внешней политики, указывая в частности на важ-
ные перемены в российском международном поведении, связанные с
попытками Хрущева установить контроль над ядерными вооружения-
ми, политикой разрядки Советского Союза, а также поистине револю-
ционными инициативами Горбачёва. Представители данных подходов,
часто характеризуемых как либеральное направление в теории между-
народных отношений, ставят под сомнение само понятие националь-
ных интересов как нечто объективное и географически определенное.
В этой связи они указывают на значительные разногласия среди госу-
дарственных элит относительно определения международных интере-
сов и приоритетов, а также обращают внимание на различные коалиции
и группировки внутри общества с различными внешнеполитическими
предпочтениями и путями влияния на процесс принятия политичес-
ких решений. Наконец, они настаивают на возможности прогрессивно-
го совместного обучения (learning) в процессе осуществления российс-
кого и советского международного курса.2
Окончание «холодной войны» породило новые надежды на возмож-
ность большего согласования интересов среди наций, побудив либералов
к формулированию теории внешней политики, более восприимчивой к
влияниям международной системы. Однако представления либералов о
1
Между тем, политика Примакова и Путина вполне может рассматриваться как
реакция на внутренние по своему происхождению вызовы, связанные с социаль-
но-экономическим неблагополучием и новой нестабильностью границ. По спра-
ведливому утверждению ряда исследователей, за пределами западной части мира,
международная политика государств нередко является ответом на внутриполити-
ческие вызовы (См., например, M. Ayoob, Third World Security Predicament: State
Making, Regional Conflict, and the International System (Lynne Rienner, 1995).
2
Более детальный обзор теоретических подходов к анализу российской внешней
политике дается, например, в С. А. Wallander, ed. The Sources of Russian Foreign
Policy After the Cold War (Westview Press, 1996).
28 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

международной системе принципиально отличны от представлений реа-


листов. В то время как реалисты придают важнейшее значение междуна-
родной анархии и убеждены в цикличности развития межгосударствен-
ных отношений, либералы стремятся доказать прогрессивное влияние
западных политических и экономических ценностей в глобальном мас-
штабе. Фрэнсис Фукуяма одним из первых указал на международную
значимость такого возросшего влияния либеральных ценностей, выска-
зав убежденность в «универсализации западной либеральной демокра-
тии как окончательной формы человеческого правления».1 В определен-
ных академических и политических кругах стало принятым считать, что
с окончанием холодной войны на первый план в международных отно-
шениях выходят модернизация и вестернизация, в то время как наци-
ональные интересы и геополитика больше не являются важными ори-
ентирами. Теории перехода к рыночной экономике и плюралистической
демократии наводнили академический и политический дискурс. В осно-
вании этих теории лежала глубокая убежденность в прогрессивном ха-
рактере международных отношений и способности институтов рынка и
демократии сделать мир более безопасным и процветающим.
В академическом сообществе либералов-международников, в част-
ности, получили распространение три теории, опровергающие позиции
реалистов. Одна из них настаивает на роли экономической глобализации
и «всеобщей маркетизации» международных отношений в снижении ве-
роятности возникновения широкомасштабных конфликтов между го-
сударствами. Сторонники этой теории подвергают сомнению убежден-
ность реалистов в первоочередной роли государств, полагая, что в мире
со «все более исчезающими границами» роль государства будет сведе-
на к обеспечению инфраструктуры для конкурентоспособности фирм
на глобальном рынке.2 Другая теория ставит в центр внимания укреп-
ление национально-демократических институтов как гарантию мира в
международных отношениях. Основываясь на идеях немецкого филосо-
фа Иммануила Канта и американского президента Вудро Вильсона, сто-
ронники данной теории убеждены в том, что демократии не вступают в
вооруженные конфликты друг с другом и, следовательно, распростране-
ние демократии в мире будет способствовать его большей безопасности3.
1
F. Fukuyama, «The End of History?» National Interest (1989), 4.
2
См. особенно: K. Ohmae, The Borderless World: Power and Strategy in the
Interlinked Economy (New York: Harper-Perennial, 1991) и T. L. Friedman, The
Lexus and the Olive Tree (New York: Farrar, Straus, Giroux, 1999).
3
Обзор данных теорий содержится в: M. E. Brown, S. M. Lynn-Jones and S. E. Miller,
eds. Debating the Democratic Peace. Cambridge: MIT Press, 1996; F. Chernoff, «The
Study of Democratic Peace and Progress in International Relations», International
Studies Review 6, 2004. Критика теорий содержится в: Цыганков А. П. и Цыганков
П. А. Кризис идеи «демократического мира». Международные процессы, № 3, 2005.
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 29

Наконец третья теория исходит из растущей значимости различных свя-


зей транснационального характера — роли экспертных сообществ, поли-
тических идей и социальных движений — ставящих под сомнение пре-
жнюю значимость международной анархии.1 Рост транснациональных
связей, полагают сторонники данной теории, стал оказывать особенно
важное влияние на принятие внешнеполитических решений. В целом
либеральные теории международных отношений получили новый сти-
мул для своего развития в связи с реформами Горбачёва.2
Влияние либерального мировоззрения нашло свое воплощение в дейс-
твиях политиков. Президент США Билл Клинтон и другие западные по-
литики взялись за преобразование мира в соответствии с идеалами Канта
и Вильсона. Теория демократического мира стала официальным обосно-
ванием американской внешней политики. Стратегия национальной бе-
зопасности США 1994 года утверждает, в частности, свою основанность
«на расширении сообщества рыночных демократий и сдерживании и ог-
раничении возможных угроз нашей нации, нашим союзникам и нашим
интересам. Чем глубже утверждаются демократия, политическая и эко-
номическая либерализация в мире, особенно в странах, представляющих
для нас геостратегическую значимость, тем безопаснее наша нация и тем
больше у нее возможностей процветания».3 В своих выступлениях Клин-
тон и его советники, такие как, например, специалист по России Строуб
Талботт, настаивали, что «демократия [...] является главным из того, что
мы должны защищать, отстаивать и всячески развивать, даже если мы
сталкиваемся одновременно с решением многих иных задач».4
Несмотря на более тонкое понимание международной политики, ли-
берализм весьма ограничен в понимании российской внешней полити-
1
G. W. Breslauer and P. E. Tetlock, eds. Learning in U.S. and Soviet Foreign Policy
(Colorado: Westview Press, 1991); P. Haas, «Introduction: Epistemic Communities»,
International Organization 46, 2, 1992; T. Risse-Kappen, ed. Bringing Transnational
Relations Back In (Cambridge: Cambridge University Press, 1995); M. E. Keck and
K. Sikkink, Activists Beyond Borders: Advocacy Networks in International Politics.
Ithaca: Cornell University Press, 1998.
2
Многие из них связывали политику Горбачёва с происшедшими в странах За-
пада экономическими и политическими сдвигами, а также деятельностью
транснациональных идей, академических сообществ и социальных движений
(См., например: C. A. Wallander, «Opportunity, Incrementalism, and Learning in
the Extension and Retraction of Soviet Global Commitments», Security Studies 1
(Spring 1992); M. Evangelista, Unarmed Forces: The Transnational Movements to
End the Cold War (Ithaca: Cornell University Press, 1999); R. D. English, Russia
and the Idea of the West: Gorbachev, Intellectuals and the End of the Cold War (New
York: Columbia University Press, 2000).
3
As cited in: J. N. Goldgeier and M. McFaul, Power and Purpose: U.S. Policy Toward
Russia after the Cold War (Washington, DC: Brookings Institution Press, 2003), p. 11.
4
Ibid, 90.
30 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ки. Либералам не под силу предложить современную теорию внешне-


политических изменений в силу ряда не слишком реалистичных пред-
посылок и избирательности анализа. Отвергнув основывающийся на
понятии международной анархии подход реалистов как нуждающийся в
принципиальных уточнениях, либералы выстроили концепцию между-
народной системы, также порождающую немало вопросов. В отличие от
реалистов, их видение внешнеполитических изменений включает в се-
бя понятия роста и прогресса. Но как быть с теми изменениями в рос-
сийской внешней политике, которые сами же либералы характеризуют
как консервативные или даже реакционные? Достаточно ли рассматри-
вать такие изменения лишь как «откаты», подразумевающие «возвраще-
ние» в скором будущем России на путь прогрессивныx либеральных пе-
ремен? Например, по признанию двух исследователей политики Клин-
тона в отношении России, «для команды Клинтона Ельцин и реформы
были синонимами, в то время как враги Ельцина отождествлялись с по-
воротом к прошлому и возвращением к коммунизму».1 Стоит ли удив-
ляться, что Белый Дом неверно интерпретировал многие из российских
событий, иной раз отказываясь признать некоторые очевидные факты.
Так, вплоть до конца 1993 года в американской администрации верили,
что российские реформы находятся на правильном пути, в результате
чего Вашингтон оказался совершенно не готов к победе националистов
на парламентских выборах. Когда же националистическая партия Вла-
димира Жириновского получила наибольшее количество голосов по
партийным спискам, в Белом Доме заговорили о болезненности реформ,
все еще не сомневаясь при этом в возможности создания в российских
условиях прозападных демократических и рыночных институтов. Даже
после финансового краха в августе 1998 Белый Дом не оценивал россий-
ский либеральный эксперимент как поражение, настаивая вместо этого
на непреложности «императивов глобального рынка». Вместо того, что-
бы попытаться оценить по достоинству особые условия России, команда
Клинтона объясняла поворот «от откровенно прозападных политиков-
реформаторов к укрывшимся в тени бюрократам-националистам» недо-
статочной финансовой поддержкой российских реформ.2
Сказанное подтверждает идеологическую предзаданность теорий
либерализма. Подобно реалистам, рассматривающим в качестве анома-
лии российские либеральные перемены, либералы убеждены в незначи-
тельности и быстротечности консервативных изменений. Препятстви-
ем на пути выстраивания более целостной картины оказываются не-
1
Ibid, 11.
2
S. Talbott, The Russia Hand: A Memoir of Presidential Diplomacy (New York:
Random House, 2002), pp. 367, 407-408; Goldgeier and Michael McFaul, Op. Cit,
133-134.
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 31

которые глубинные теоретические допущения: реалистов интересуют


взаимодействия типа игры с нулевой суммой, в то время как либералы
концентрируются на позитивных, ведущих к укреплению международ-
ного сотрудничества типах отношений. Вряд ли случаен тот факт, что
либералы, затратившие столь значительное количество энергии на объ-
яснение нового мышления и российской либеральной «революции»,
пока не предложили систематического осмысления стремления России
к возвращению своих великодержавных позиций. Пока что им едва ли
удалось исчерпывающим образом объяснить перемены в российской
внешней политике, связанные с именами Примакова и Путина.

Социальный конструктивизм и его возможности


В целом можно выделить два теоретических упущения, характерных для
реалистского и либерального подходов к осмыслению внешней полити-
ки. Во-первых, оба подхода склонны игнорировать тот или иной комп-
лекс факторов в рамках международной системы. Вместо того, чтобы
признать борьбу за власть и стремление к модернизации как равноцен-
ные по своей значимости, они сосредотачиваются в своем внимании лишь
на одном из них. В результате задача формирования общей теории вне-
шнеполитических изменений даже не ставится. В рамках такой теории
реалистам пришлось бы всерьез озаботиться пониманием российских из-
менений либерального свойства, а либералам задаться целью понять по-
вороты к великодержавности. В-вторых, как реализм, так и либерализм
этноцентричны, т.е. рассматривают российскую внешнюю политику че-
рез призму западной системы ценностей и не предпринимают серьезных
усилий понять российскую систему восприятия. Реалисты верны идеям
укрепления господства Запада в мире, либералы же заняты пропагандой
экономической и политической модернизации, но ни тех, ни других все-
рьез не занимает, какой смысл будет вкладываться в эти понятия в не-
западных культурах. Сформулированные на Западе, Западом и для упо-
требления Запада, данные подходы к анализу международных отноше-
ний демонстрируют убывающую полезность в мире, важным свойством
которого является плюрализм культур и смысловых интерпретаций. Для
выправления этих перекосов, реализм и либерализм должны стать более
восприимчивы в отношении социальных условий, в которых формирует-
ся меняющаяся внешняя политика России. Стремясь к пониманию раз-
личий внешней политики наций, мы должны прежде всего выяснить, что
же вкладывается в понятие «нации» и «национального».
В международных отношениях подход, задающийся такого рода
вопросами, именуют социальным конструктивизмом. В отличие от ре-
32 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

алистов и либералов, конструктивисты рассматривают международ-


ную систему как на социально-культурный феномен. В дополнение к
материальным и институциональным условиям формирования вне-
шней политики, на которые обращают внимание реалисты и либералы,
конструктивисты выделяют значимость самогó ценностного контекста
деятельности государств. В таком понимании международная система
есть не только пространство военных, экономических и дипломатичес-
ких отношений, но способ социализации государств и обретения ими
лучшего понимания своих интересов в мировой политике. Это и оз-
начает, что международная система социально конструирует деятель-
ность и интересы ее участников. Такие деятельность и интересы не яв-
ляются рационально однородными (и потому легко предсказуемыми в
рамках одномерной системы анализа), но определяются индивидуаль-
ным опытом отношений с международной системой в целом и ее отде-
льными элементами. Конструктивисты исходят из убеждения, что коль
скоро именно местные условия ответственны за определение нациями
их интересов в мире, то формирование таких интересов должно стать
основной задачей исследователя. Можно согласиться с оценкой одного
из конструктивистов: «Поразительно, сколь незначителен массив эм-
пирических исследований, посвященных выяснению того, каковы же
действительные интересы различных государственных участников».1
Центральным понятием конструктивистской теории выступает по-
нятие идентичности. Прежде чем нация сможет определить, каким об-
разом эффективно защищать свои интересы посредством доступных
материальных и дипломатических средств, она должна определить,
что представляют собой эти интересы в структуре международного
общества. В ходе взаимодействия с другими членами международно-
го общества, у нации постепенно формируются деловые связи, эмо-
циональные оценки и наконец своя собственная идентичность. Не-
которые нации или культурные сообщества оказываются для данной
нации исторически более значимыми, постепенно обретая статус, оп-
ределяемый в психологии понятием значимого Другого. Именно че-
рез взаимодействие со Другими в национальном Я определяются оп-
тимальные способы поведения. Само существование такого Я стано-
вится невозможным без получения признания со стороны Другого.
Таким образом, национальную идентичность можно определить как
систему смыслов, определяющих эмоциональное, когнитивное и оце-
ночное отношение Я к Другому. Значимый другой оказывает на Я ре-
шающее влияние, создавая для него необходимый для повседневно-
го существования смысловой контекст. Посредством своих действий
1
A. Wendt, Social Theory of International Politics (Cambridge: Cambridge University
Press, 1999), 133.
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 33

Другой оказывается способен к усилению или напротив ослаблению


уже сложившейся национальной идентичности. Понимаемые как уси-
ление или ослабление признания со стороны Другого, такие действия
способны укреплять или подрывать имеющийся уровень международ-
ного сотрудничества между народами.
В формировании национальной идентичности важную роль игра-
ет не только поведение Другого, но и местные условия. Такие условия,
связанные с состоянием экономики, отношениями различных социаль-
ных групп или типом политического режима, также способны влиять
на формирование национального восприятия. Анализ местных условий
все больше занимает внимание исследователей-конструктивистов,1 ведь
внешняя политика есть умение государства реагировать на вызовы ми-
ра в соответствии, а не в противоречии, с имеющимися местными усло-
виями.2 У каждой нации свои местные условия, а следовательно и свой
собственный взгляд на мир. Например, восприятие реальности разви-
тыми в экономическом отношении нациями не может не отличаться от
восприятия тех, что считаются развивающимися. Конечно, некоторые из
местных условий исторически более стабильны и сформированы на про-
тяжении более длительного времени, в то время как иные относитель-
но кратки и преходящи. Но и в том, и в другом случае они играют роль
культурных призм, сквозь которые нации оценивают окружающий мир.
Важно учитывать и то, что нация не однородна. Реагируя на внешние
и внутренние условия, в ее рамках формируются различные подходы и
школы мышления. У каждой из них свои представления об идентичнос-
ти нации, особенностях окружающего мира и способах поведения, и каж-
дая из них стремится приобрести влияние для воздействия на внешнепо-
литический процесс. В более открытых обществах такие школы откры-
то конкурируют за влияние и поддержку социальных групп и коалиций.
Конструктивисты не рассматривают внешнюю политику как результат
действий относительно закрытого для общественного влияния государс-

1
По словам одного из них, «теории идентичности все более используют в сво-
ем анализе факторы, давно ставшие общепринятыми в анализе специалистов
по внешней политике» (J. Kaarbo, «Foreign Policy Analysis in the Twenty-First
Century: Back to Comparison, Forward to Identity and Ideas», International Studies
Review 5, 2003, p. 160). Международники нередко ссылаются на связь внутрен-
него и внешнего как «игру на двух уровнях» (R. D. Putnam, «Diplomacy and
Domestic Politics: The Logic of Two-Level Games», International Organization 42, 2,
1988).
2
Различные гипотезы, касающиеся взаимодействия международного и внут-
ренного уровней, были сформулированы в: J. Snyder, «International Leverage
on Soviet Domestic Change», World Politics 42, 1, 1989; J. Richter, Khrushchev’s
Double Bind: International Pressures and Domestic Coalition Politics (Baltimore:
The John Hopkins University Press, 1994).
34 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

тва, как реалисты, или же как продукт модернизирующихся обществен-


ных групп, подобно либералам. Скорее для конструктивистов речь идет о
формировании коалиции, борющейся за закрепление определенного об-
раза национальной идентичности, который бы соответствовал местным
условиям и признанию со стороны значимого Другого. Коалиции иден-
тичности являются более широкими и фундаментальными, нежели коа-
лиции по экономическим интересам. В отличие от последних, преследу-
ющих цели максимизации материальных благ и власти, коалиции иден-
тичности стремятся к получению искомого социального признания.
Таким образом, в понимании процессов формирования и изменения
внешней политики необходимо учитывать и международные влияния и
местные условия. Международные влияния со стороны значимого Дру-
гого формируют смысловой контекст, в котором развивается и действует
национальное Я. Историческое взаимодействие с внешним окружением
вкупе с местными условиями формирует идентичность как относительно
устойчивую систему смыслов. В силу такой устойчивости нация облада-
ет исторически сформированной автономией в оказании влияния на вне-
шнюю политику. В более современном контексте идентичность есть про-
дукт дискурсивной борьбы различных групп/коалиций, по своему интер-
претирующих поведение Другого и местные условия. Поэтому процесс,
связывающий между собой международные и местные условия, сложен
и включает в себя ожесточенные споры относительно природы нацио-
нальной идентичности и национальных интересов. Поскольку междуна-
родное общество объединяет в себе различные нормы и влияния, они мо-
гут оказывать на национальное Я противоречивое воздействие. И сувере-
нитет, и индивидуальная свобода могут выступать в качестве такого рода
влияний со стороны современного Запада. Однако, также как во многом
несогласны друг с другом реалисты и либералы, нормы суверенита и сво-
боды могут противоречить друг другу в своем воздействии.
Если это верно, то идентичность не может не подвергаться оспарива-
нию со стороны различных коалиций. Такого рода споры ведутся в пуб-
личном и непубличном пространстве до тех пор, пока одно из ви'дений
национальной идентичности не начинает доминировать. Деятельность
различного рода политических предпринимателей, материальные и идео-
логические ресурсы, соответствующие институциональные условия и ис-
торический опыт могут значительно упростить процесс убеждения той
или иной коалицией общества и его политического класса. Когда этот про-
цесс близок к завершению, государство берет на вооружение доминирую-
щее ви'дение национальной идентичности в качестве руководства к дейс-
твию. Это и означает, что официальная идеология национального интереса
сформирована. Внешняя политика, понимаемая таким образом, оказыва-
ется в высшей степени политическим процессом. Она эволюционирует по
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 35

мере утвержения и падения защищающих различные образы националь-


ной идентичности социально-политических групп. Хотя на внешнюю по-
литику оказывают свое воздействие множество различных факторов, она
может анализироваться и в соответствии с взятым на вооружение образом
национальной идентичности (таблица 1 суммирует процесс формирова-
ния внешней политики с точки зрения конструктивизма).

Taбл. 1. Формирование внешней политики: теоретическое объяснение

Местные
условия
Образ
националь- Коалиция Государст- Внешняя
ного поддержки венная тео- политика
«Я» рия нацио-
нального ин-
Поведение тереса
Запада

Социальное конструирование российской внешней политики


В российском случае роль значимого Другого исторически принадле-
жала Европе и странам Запада в целом, что продолжает оказывать ос-
новополагающее воздействие на споры о национальной идентичности.
Именно Европа и страны Запада формировали смысловый контекст,
в котором российские правители отстаивали их ви'дение националь-
ной идентичности и национального интереса. Россия стремилась быть
признанной Западом и изменяться в соответствии со своими пред-
ставлениями о меняющемся Западе. В 1917 году — отчасти в силу кон-
фликта внутри самого Запада между идеями монархического и либе-
рального правления — Россия пережила социальную революцию и
прекратила попытки либерального реформирования. В этом качест-
ве ей было отказано в признании Запада. В ответ большевистский ре-
жим попытался добиться западного признания в качестве сильной дер-
жавы. Подобное державническое мышление оказалось превалирую-
щим в советском дискурсе, отражая стремление СССР поддерживать
равновесие сил в противостоянии с Западом. По мере консолидации
Западом своих либеральных институтов после второй мировой вой-
ны, либеральное мышление вернулось в Советский Союз, подготовив
почву для будущих перемен. Приход к власти Горбачёва означал, что
либеральный дискурс стал достаточно силен, чтобы поколебать пози-
ции прежнего державнического и цивилизационного мышления.
36 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Однако Горбачёву оказалось не под силу добиться задуманного. В ус-


ловиях крайней поляризации между советскими державниками и циви-
лизационщиками, с одной стороны, и новыми либеральными западни-
ками, с другой, Горбачёв утратил изначально значительную поддержку
в обществе и в политическом классе и вынужден был подать в отставку.
Хотя он и был противником подмены социалистической идентичности
либерально-западнической, его реформы несомненно способствовали
укреплению позиций западничества. После распада СССР новые рос-
сийские либералы получили возможность реформировать страну на за-
падный манер. Президент Ельцин и министр иностранных дел Козырев
выдвинули стратегию интеграцию в структуры западного мира. Вдох-
новленные обещаниями западной поддержки, они рассчитывали стать
«частью» Запада по прошествии нескольких лет. По их мнению, победа
Запада в «холодной войне» означала наступление новой либеральной
эры и предоставляла новые возможности для России. Внутри страны
коалиция поддержки западнического понимания национального инте-
реса включала в себя, помимо либерально мыслящего руководства, ин-
теллектуалов, правозащитников и новый класс предпринимательства, в
особенности с экспортными связями в странах Запада. Новая коалиция
идентичности предприняла революционную по своим возможным пос-
ледствиям попытку трансформировать прежние советские структуры в
систему, характерную для прозападного государства-нации. Казалось,
что новая либеральная идентичность наконец укоренилась в России.
Но распад Советского Союз отнюдь не поставил точку в спорах об
идентичности. Наоборот, именно в силу данного события эти споры во-
зобновились с новой силой, а либеральная эра вскоре пошла на убыль.
Прозападная политика российского руководства столкнулась с мощным
сопротивлением оппозиции, ведущую роль в которой играло державное
мышление. Новые державники осознавали важность перехода к рыноч-
ной экономике и демократической системе правления. Однако они, так-
же как и их советские предшественники, были убеждены в подчинении
реформ задачам укрепления государственности. Коалиция державников
включала в себя представителей военно-промышленного комплекса, ар-
мии, и служб безопасности — всех тех, кто не видел особых преимуществ
в переходе к прозападной системе. Во главе с советником Президен-
та Сергеем Станкевичем, главой Службы Внешней Разведки Евгением
Примаковым и рядом других представителей политического класса, но-
вые державники выдвинули положение, согласно которому националь-
ный интерес постоянен и связан с отстаиванием Россией статуса вели-
кой державы. По мере того как элиты и массы начали склоняться к под-
держке данной теории, государство также стало более восприимчивым
к идеям державников и национальных интересов. Свидетельством этого
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 37

стало назначение Примакова на должность министра иностранных дел


России, ознаменовавшееся незамедлительным высказыванием нового
министра за ограничение отношений с Западом и за более «сбалансиро-
ванную и многовекторную» внешнюю политику. Примаков считал, что
новые либеральные ценности России не отменяют необходимости для
нее оставаться великой евразийской державой. Стратегический союз с
Китаем и Индией виделся ему способом достижения этой цели.
Державники смогли нанести западничеству поражение отчасти в си-
лу укорененности в общественном сознании великодержавных представ-
лений, заметных уже в 1920-е годы и лишь укрепившихся за десятилетия
советского правления. Помимо этого державники успешно использова-
ли слабость нового либерального государства, мобилизовав для оказа-
ния влияния на реальную политику различные неофициальные каналы.
В частности, им удалось извлечь немалую политическую выгоду из по-
ражения инициированной западниками радикальной экономической ре-
формы. Борьба между державниками и западниками имела место и в но-
вом международном контексте. Аппелируя к российскому оборонному
сознанию, державники указали на ряд новых внешних угроз государс-
твенности. Нестабильность и конфликты в бывших советских республи-
ках и внутри страны (Чечня) в начале 1990-х гг. чрезвычайно затруднили
для западников проведение политики умеренной изоляции от участия в
делах постсоветского региона. Важно и то, что Запад — значимый Другой
для России — принял решение о расширении НАТО на Восток, исклю-
чив Россию из процесса и тем самым усилив позиции державников во
внутриполитической борьбе. Тот факт, что возражения России не прини-
мались в расчет, создавал условия для закрепления образа внешней угро-
зы и укреплял позиции новой коалиции. В результате западники потеря-
ли полученную ими ранее общественную поддержку и не смогли оказать
сопротивление растущему влиянию державнического мышления.
Избрание Владимира Путина президентом возобновило стремле-
ние России к сотрудничеству со странами Запада и изменило концеп-
цию национального интереса. Новое ви'дение отличалось как от ранне-
го западнического, так и от державнически-примаковского. Соглаша-
ясь с Примаковым в важности сохранения статуса великой державы,
Путин подверг сомнению жизнеспособность идеи сдерживания угроз
со стороны Запада. Вместо этого он попытался наладить сотрудни-
чество со странами Европы и США, утверждая при этом, что по своей
идентичности Россия была и остается страной европейской, а не ази-
атской. Несмотря на многочисленные трудности на этом пути, особен-
но, на протяжении второго срока своего президентства, Путин продол-
жал позиционировать Россию как страну европейскую.
Как объяснить такой поворот в философии великодержавности? Ду-
38 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

мается, что он связан с нерешенным вопросом российской идентичнос-


ти, изменившимся соотношением сил в споре державников с западни-
ками, а также возникновением нового международного контекста. Внут-
ри страны поворот Путина в сторону от прагматического сдерживания
к прагматическому сотрудничеству с Западом был связан с возникнове-
нием новой коалиции идентичности, включавшей в себя представителей
как западников, так и державников. Именуемая иногда союзом чекистов
и олигархов, новая коалиция привела Путина к власти, а также сохра-
нила свои позиции благодаря как новым международным возможнос-
тям, так и новым угрозам. Новые возможности открылись в результате
улучшения экономического положения России, а угрозы оказались свя-
занным с новой волной терроризма после 11 сентября 2001 года. Обще-
ственное мнение поддержало политику Путина. Новое представление о
национальном интересе, включавшее в себя укрепление безопасности и
идентичности, экономическое развитие и политическую стабильность1,
пользовалось бóльшими симпатиями, чем западничество Козырева или
евразийство Примакова. Если первое преувеличило экономические воз-
можности России в новом глобальном мире, недооценив угрозы безо-
пасности, то второе, напротив, переоценило роль таких угроз.
Ни реализм, ни либерализм не в состоянии предложить исчерпыва-
ющее объяснение изменениям и преемственности внешней политики
России. Аргументы реалистов, согласно которым Россия стремилась и
стремится к укреплению власти и статуса великой державы, упускают
из виду социалистические реформы Горбачёва и либеральное запад-
ничество Ельцина и Козырева. И Горбачёва, и Козырева прежде все-
го волновало развитие международного сотрудничества, а не укреп-
ление великодержавных амбиций. Этому способствовали внутренние
условия, но свою роль сыграло и развитие либеральных институтов в
странах Запада. Неверно понимая истоки российского либерального
реформирования, реалисты также склонны недооценивать масштаб
возможных связанных с ним перемен. Оба примера изменений в рос-
сийской внешней политике означали принципиальный разрыв со сте-
реотипами державнического мышления и готовность пойти гораздо
дальше стратегической адаптации к реальностям возросшего военно-
силового могущества Запада. С другой стороны, либералам трудно по-
нять возвращение России к великодержавному мышлению. Такое воз-
вращение воспринимается представителями либеральных теорий как
нечто иррациональное, поскольку в глобальном мире следует думать
об экономическом развитии, а не великодержавности.
Оба рассмотренных подхода недостаточны для понимания харак-

1
В. Путин, «Россия на рубеже тысячелетий», Независимая газета, 2 декабря, 1999.
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 39

тера и происхождения различных концепций национального интереса,


определяющих международное поведение России. Глубинная основа
формирования национального интереса заключается не в стремлении
к могуществу или экономическому процветанию, а в стремлении адап-
тироваться к социальным условиям быстро меняющегося мира и полу-
чить признание со стороны значимого Другого. И для западников, и для
державников таким значимым Другим является Запад, хотя понима-
ют его природу они по разному. Даже цивилизационщики, не получив-
шие пока возможности формировать российскую внешнюю политику,
отдают дань важности получения западного признания. Что действи-
тельно оказывает влияние на формирование национального интереса,
так это споры о национальной идентичности, формирующиеся: 1) мес-
тными условиями и тем, что более всего волнует жителей данной стра-
ны и 2) поведением стран Запада, подтверждающим или подрывающим
уже сложившиеся в России представления и стереотипы. Кроме того,
как будет показано в последующих главах, каждая из школ внешнепо-
литического мышления должна приложить немалые усилия для убеж-
дения общества в правоте своего мировоззрения и предлагаемых реше-
ний, используя в этом находящиеся в ее распоряжении материальные и
институциональные ресурсы. Именно местные условия и потребность
добиться международного признания и уважения, а отнюдь не только
положение в мировой экономике или системе мирового баланса сил,
определяют выбор государством концепции национального интереса.

3. Оценка внешнеполитической деятельности России


В добавление к описанию и объяснению российской внешней поли-
тики важно также попытаться оценить её эффективность. В этом раз-
деле представлены оценочные стандарты, использованные в этой кни-
ге и поясненные примерами из постсоветской истории. Последующие
главы книги более подробно оценивают достижения и потери каждого
их описываемых курсов внешней политики.

Критерии оценки внешнеполитической деятельности


Четыре критерия, которые следует принять во внимание при оценке
внешней политики — безопасность, благосостояние, суверенность и
идентичность. Безопасность обычно связывается с отсутствием угроз
для страны, главным образом (хотя и не только), извне. Благосостоя-
ние предполагает, что внешняя политика способствует созданию благо-
40 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

приятных внешних условий для улучшения жизненного уровня нации,


который может измеряться такими показателями, как экономический
рост, новые рабочие места и развитие социальных услуг. Суверенность
означает способность государства принимать решения, не поддаваясь
возможному давлению со стороны заинтересованных сил извне или
внутри страны. Наконец, успешная внешняя политика не должна раз-
рушать существующую систему культурных ценностей. Такая полити-
ка опирается на эти ценности, формируя и мобилизуя их в целях слу-
жения национальным интересам достижения её основных целей.
Целями внешней политики являются таким образом защита государс-
тва от внешних угроз, развитие экономики и социальных ценностей. До-
стижение каждой из обозначенных целей может быть измерено с помо-
щью различных индикаторов. Более безопасным, например, является го-
сударство, имеющее относительно небольшое количество внешних угроз,
что позволяет ему снижать расходы на вооружение. Более преуспеваю-
щие в экономическом отношении нации обладают стабильными показа-
телями роста и улучшения жизненного уровня населения. Обладающие
большей степенью суверенности способны защитить интересы народа в
целом, оказываясь при этом заложниками неких влиятельных сил внут-
ри страны (как, скажем, крупный бизнес или военно-промышленный
комплекс) или за рубежом. В определении внешнеполитического курса,
суверенность подразумевает учет того, соотносятся ли провозглашённые
цели защиты интересов национального большинства с международной
деятельностью государства и не представляет ли эта деятельность инте-
ресы узких группировок вопреки остальной части общества. Наконец,
уровень соответствия внешнеполитического курса сложившимся в обще-
стве социокультурным ценностям и идентичности можно попытаться оп-
ределить с помощью имеющихся опросов общественного мнения.
Данный набор критериев может помочь в оценке эффективности
внешней политики на различных этапах ее развития. Внешнюю по-
литику можно назвать успешной, если в данный период времени она
смогла обеспечить, используя все доступные средства, защиту сфор-
мулированных выше целей.

От нового мышления к великодержавному прагматизму


В общем и целом, современный российский внешнеполитический
курс можно охарактеризовать как сбалансированный и отвечающий
потребностям перехода от советского к постсоветскому периоду раз-
вития. Не скатываясь к империализму, Россия смогла защитить свою
безопасность и сделала это, обладая весьма ограниченными возмож-
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 41

ностями. После экономического краха 1990-х годов в обществе начал-


ся трудный процесс выздоровления, и россияне в целом с понимани-
ем отнеслись к необходимости перемен, связанных с уходом Ельцина.
При Путине государство вернуло себе возможность принимать вне-
шнеполитические решения (суверенность), а новая международная
политика более точно отражает мнение большинства граждан страны,
чем это было в начале и середине 1990-х годов. Наконец, в результа-
те более умеренного внешнеполитического курса Россия обрела боль-
шее равновесие в сфере культурных ценностей, связанное с необходи-
мостью переосмыслить прежнее советское наследие, а также защитить
некоторые традиционные для страны ценности, как например, защита
русскоязычного населения за рубежом. Геополитически внешняя по-
литика России стала ответом на стремление нации оставаться частью
Европы или западной цивилизации, в то же время сохраняя особые
отношения с азиатскими соседями и мусульманским миром.
На период начала 2007 года ряд внешнеполитических задач решить
не удалось. Например, несмотря на значительные позитивные сдвиги,
терроризм оставался серьёзной проблемой внешней и внутренней бе-
зопасности российского государства. Экономический рост продол-
жал осуществляться в большей степени за счет девальвации 1998 го-
да и благоприятных мировых цен на нефть, и в меньшей за счёт раз-
вития конкуренции на внутреннем рынке. В ряде вопросов, группы,
объединённые общими интересами, сохранили более значительное
влияние на государственную политику, чем это могло бы диктовать-
ся национальными интересами. Вопрос национальной идентичности
постсоветского общества все ещё не является решенным удовлетвори-
тельно. В целом переход к более сбалансированной внешней политике
не был ни прямым, ни безболезненным. Скорее его можно охаракте-
ризовать как зигзагообразный и ставший результатом апробирования
различных стратегий в соответствии с имевшимися у элит представ-
лениями о национальном интересе России. Тем не менее в перспекти-
ве последних пятнадцати лет можно констатировать наличие у страны
более эффективной внешней политики. Опросы общественного мне-
ния по важным международным проблемам за последние годы свиде-
тельствуют, что общественность в целом удовлетворена действиями
России на международной арене. Остановимся на этом чуть подроб-
нее на примере основных периодов постсоветской истории России.
Горбачёвская внешняя политика была основана на новом понимании
национального интереса, получившего наименование Нового Мышле-
ния и потребовавшего пересмотра принципов функционирования со-
ветской системы и её отношений с внешним миром. Важнейшим дости-
жением новой политики стало укрепление безопасности России, став-
42 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

шее возможным в результате изменения отношений с Западом. Главным


образом, благодаря деятельности Горбачёва были заключены ключевые
соглашения по контролю за вооружениями, и опасная эпоха гонки воо-
ружений осталась в прошлом. Исчезновение угрозы с Запада высвобо-
дило огромные ресурсы, использовавшиеся до этого для поддержания
одного из самых мощных военно-промышленных комплексов в мире.
В решении иных, не связанных с безопасностью вопросов политика
нового мышления не может похвастаться такой же результативностью.
Повышение качества контроля за вооружениями, к сожалению, не спо-
собствовало успешному реформированию советской экономики и по-
вышению жизненного уровня людей. Начиная с 1988-1989 годов опро-
сы регистрируют растущее недовольство реформами и отсутствие дове-
рия к центральной власти. Пока Москва вела переговоры с Западом по
вопросам безопасности, связанные с порогом достаточности ядерных
боеголовок и выводом войск из стран Третьего мира и Восточной Ев-
ропы, экономика страны теряла управляемость и подошла в 1990 году
к черте развала. Такой поворот дел внутри страны серьезно осложнил
возможность для Горбачёва продолжить его международный курс. Уже
в 1990 году инициатива в этом курсе все больше принадлежала лидерам
западных странах и развернутые Горбачёвым преобразования все менее
поддавались его собственному контролю. Будучи существенно ослаб-
ленным внутри страны, инициатор нового мышления вынужден был
совершать уступку за уступкой Западу. Он уже не владел ситуацией и
не обладал политической независимостью, необходимыми для продол-
жения его курса. Президент США Джордж Буш оказался поэтому прав,
провозгласив «победу» Запада в «холодной войне» в своем обращении
к Конгрессу в 1992 году. Наконец, внешняя политика Горбачёва оказа-
лась не в состоянии способствовать укреплению российской культур-
ной идентичности. Вместо мобилизации социальной энергии и иници-
ативы, новое мышление породило неуверенность и неопределенность
россиян в отношении ожидающего их будущего. Уже в 1989 году 34 %
населения считало, что СССР более не может служить примером для
окружающего мира, в то время как в 1988 году так думало только 5 %.1
Политика интеграции с Западом, проводимая Ельциным и Козыревым,
предполагала продолжить начатую Горбачёвым линию сближения с за-
падными странами и решения проблем безопасности. Новое руководство
пошло гораздо дальше Горбачёва в стремлении совместить интересы новой
России с интересами Запада. В то время как Горбачёв рассматривал СССР
и Запад как отличающиеся с точки зрения культурного уклада и систе-
мы ценностей, новое руководство заявило, что Россия должна стать пол-
1
Ю. Левада, ред. Есть мнение! Итоги социологического опроса. Москва: Про-
гресс, 1990, с. 284.
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 43

номерной частью западной цивилизации, заимствуя при этом такие важ-


нейшие для Запада ценности, как индивидуализм, рыночная экономика и
политическая демократия. Отчасти новое видение национального интере-
са преследовало практические цели привлечения западной экономической
помощи, подчеркивая поэтому первоочередность радикальной экономи-
ческой и политической реформ. Ельцин и Козырев надеялись, что после
провозглашения приверженности западным ценностям и признания прин-
ципов рыночной экономики и так называемый «шоковой терапии», част-
ные инвестиции и финансовая помощь с Запада будут столь значительны,
что быстро поставят на ноги полуразвалившуюся экономику.
Реальность оказалась иной. Западные инвесторы особой заинтере-
сованности не проявили. С помощью кредитов Международного Ва-
лютного Фонда и Всемирного Банка, экономику удалось стабилизиро-
вать, но тяжелейшей ценой стагнации производства, развала системы
социального обеспечения и уничтожения среднего класса. Неспособ-
ность стратегии шоковой терапии ввести Россию в «лоно западной ци-
вилизации» породило новый кризис доверия правительству и проводи-
мой им прозападной внешней политике. В обществе крепло убеждение,
что курс на стратегическое партнерство с Западом нежизнеспособен, а
также росли антизападные и, особенно, антиамериканские настроения.
Так, на протяжении 1993-1995 годов численность рассматривающих
США как угрозу для России увеличилась с 26 % до 44 % в обществе в
целом и с 27 % до 53 % среди элиты.1 Кроме того, многие были убежде-
ны в том, что Россия уступила Западу независимость в принятии важ-
ных внешнеэкономических и иных решений. В 1995 году 75 % населе-
ния считало, что российская экономика контролируется иностранным
капиталом.2 Число тех, кто полагал, что Запад стремится ослабить Рос-
сию также существенно возросло. Увеличившаяся зависимость эконо-
мики России от Запада сопровождалась ослаблением суверенности в
вопросах безопасности, поскольку Вашингтон нередко оказывал реша-
ющее воздействие на российскую внешнюю политику в таких крити-
чески важных регионах, как Балканы и Ирак.
Возможно, наиболее опасным оказалось возвращение вопросов бе-
зопасности в повестку дня. Отчасти в силу излишне прозападной ори-
ентации козыревской политики Россия столкнулась с такими угроза-
ми своей безопасности, как этнические и военные конфликты в бывшем
СССР и даже внутри самой России (Чечня). Эти события способство-
вали еще большему обострению чувств уязвленной гордости и иден-
тичности. Курс российского руководства не мог предложить адекватно-
1
W. Zimmerman, The Russian People and Foreign Policy (Princeton: Princeton
University Press, 2002), р. 91.
2
Ibid, р. 92.
44 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

го ответа на эти чувства. Сопровождавшийся неудачами в обеспечении


национальной безопасности, экономического благосостояния и поли-
тического суверенитета, этот курс лишь усилил ощущение культурного
одиночества среди россиян. Изрядно урезанная в территории и столк-
нувшаяся с реальностью расширения НАТО на Восток, Россия должна
была подвергнуть серьезному переосмылению прозападный курс.
Внешняя политика страны подверглась значительным коррективам,
когда на смену Козыреву в качестве министра иностранных дел пришел
его давний критик Евгений Примаков. В меру своих возможностей в
условиях сохраняющегося президентства Ельцина новый министр по-
пытался проводить политику восстановления Россией статуса великой
державы. В ответ на новые угрозы в бывшем советском регионе он ак-
тивно использовал средства дипломатии особенно там, где эти угрозу
переросли в военную конфронтацию и гражданскую войну, как это бы-
ло в Молдове и Таджикистане. Он также инициировал ряд экономичес-
ких и политических мер, нацеленных на укрепление связей с бывшими
республиками при определяющей роли России. Примаков также сумел
восстановить некоторые аспекты внешнеполитической самостоятель-
ности. Хотя зависимость России от Запада сохранилась, новый курс
оказался более восприимчив к общественному мнению относительно
внешней политики, а также отличался гораздо меньшей терпимостью
в отношении попыток Вашингтона формировать российскую политику
на Балканах, в Ираке и в бывшем советском регионе. И элиты, и обще-
ство выразили свою поддержку новому курсу, приветствуя его бóльшую
независимость и сосредоточенность на решении проблем безопасности
в бывшем СССР. Общественность, в частности, поддержала усилия по
укреплению армии и связей с бывшими союзными республиками.1
Однако примаковская стратегия восстановления великой державы
вряд ли способствовала экономическому процветанию России. Стрем-
ление интегрировать бывшие советские республики было продиктова-
но геополитической, а не экономической логикой. Экономика осталась
в застойном состоянии, что не способствовало притоку зарубежных
инвестиций и не облегчало бремя внешнего долга страны. Стратегия
великодержавного сдерживания была не безупречна и с точки зрения
национальной идентичности России. Примаков попытался снять на-
циональные фобии в отношении Запада прагматическим отношением
к разрешению возникшего кризиса с НАТО, а также созданием треу-
гольника по линии Россия — Китай — Индия в целях сдерживания ге-
гемонии США в мире. Массированные бомбардировки НАТО в Югос-
лавии в 1999 году способствовали еще большему отдалению России

1
Ibid, р. 91; Фонд «Общественное Мнение», <www.fom.ru>
Глава I. К пониманию изменений и преемственности внешней политики России 45

от Запада. Тем не менее, западный компонент российской культурной


идентичности остался реальностью, и стратегия евразийского велико-
державия оказалась не способной к мобилизации этого компонента.
Более эффективным с точки зрения достижения целей безопасности,
развития, суверенности и идентичности оказался курс великодержавного
прагматизма и великодержавной наступательности Путина. Опираясь на
западническую и державническую традиции мышления постсоветского
периода, Путин предложил свой ответ на вызовы терроризма на Кавказе
и в Центральной Азии, одновременно стремясь улучшить отношения со
странами Запада. Проблемы безопасности остаются острыми, что продол-
жает беспокоить россиян и находит свое выражение в опросах обществен-
ного мнения. Ситуация в Чечне стала более стабильной, но терроризм ос-
тается активен в ряде других республик Северного Кавказа. Более удачно,
особенно на протяжении первого срока Путина, складывались отношения
России с бывшими советскими республиками и странами Запада.
Экономическая и социальная ситуация заметно изменились к луч-
шему. Частично это стало результатом высоких цен на нефть, но одно-
временно Россия продолжила модернизировать и иные отрасли эконо-
мики и сигнализировала намерение вступать в западные институты, как
например, Всемирную Торговую Организацию (ВТО). Экономическая
модернизация оставалась одной из важнейших целей нового руководс-
тва, но — в согласии с традицией школы державности — модернизация
не мыслится без сохранения государством независимости от различных
влиятельных групп интересов внутри страны или извне. Наконец, курс
великодержавного прагматизма, кажется, сумел найти адекватный от-
вет на особенности современного национального восприятия. Сохраняя
западнический и державный компоненты национальной идентичности,
он ориентирует россиян на адаптацию к реальностям современного за-
падноцентричного мира, не жертвуя при этом своей собственной куль-
турной традицией. На данном этапе исторического развития подобный
синтез является логичным для страны, рассматривающей Запад в ка-
честве значимого Другого, но имеющей давние и прочные отношения с
незападными нациями в Евразии и мусульманском мире.

4. Методология и организация книги


В данной книге я использовал два метода исследования. Для изучения
системы российского восприятия, я исследовал содержание и интенсив-
ность российских внешнеполитических дискуссий, сравнивая аргумен-
тацию сложившихся в национальном дискурсе школ мышления. В час-
тности, стремясь понять процесс обсуждения национального интереса
46 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

интеллектуальным и политическим классом, я пользовался методом ана-


лиза школ мышления, предложенным в свое время английским между-
народником М. Уайтом.1 Основываясь в целом на его подходе, я выделил
три школы мышления о национальном интересе, сложившиеся и разви-
вавшиеся в России до и после горбачёвской перестройки (Западники,
Державники и Цивилизационщики). Подробное изучение аргументов,
использовавшихся представителями данных школ мышления, позволяет
выявить имеющиеся внешнеполитические альтернативы и предоставить
всеобъемлющую картину международного мышления страны.
Для понимания изменений в международной политике постсовет-
ской России, я использовал метод исторического сравнения. Начиная
со следующей главы, в книге подробно рассматриваются рост и паде-
ние влияния пяти концепций национального интереса — новое мышле-
ние, интеграция с Западом, великодержавное сдерживание, ведикодер-
жавный прагматизм и великодержавная наступательность. Я попытал-
ся проследить, как каждая из данных концепций, впервые возникнув за
пределами структур государства, стала в конце концов решающей в вос-
приятии лиц, принимающих внешнеполитические решения. Основная
идея книги в том, что именно эти концепции национального интереса,
а не положение России в мировой экономической системе или системе
баланса сил, стали определяющими в проведении внешней политики
страны. В течении 1980-х — начале 2000-х годов международная струк-
тура власти и положение России в международной экономике играли
важную, но не определяющую роль в выборе курса внешней политики.
Книга построена следующим образом. Последующие главы рассмат-
ривают формирование национального интереса и внешней политики
страны на протяжении пяти периодов, с конца 1980-х до середины 2000-х
годов. В каждой главе я описываю международный и внутренний контек-
сты, в рамках которых развивались российские споры о национальном
интересе. Я анализирую процесс, посредством которого одна из внешне-
политических философий постепенно приобретала статус доминирую-
щей в национальном дискурсе и бралась на вооружение государством.
Я также рассматриваю особенности внешней политики, проводимой ру-
ководством России по отношению к бывшим союзным республиками и
остальной части мира в целях удовлетворения национального интереса.
Наконец, я пытаюсь оценить достижения и потери каждого из реализо-
ванных внешнеполитических курсов. Заключительная глава подводит
итоги, сравнивая использованные концепции национального интереса и
их эффективность. В ней также формулируются уроки анализа российс-
кой внешней политики для политиков России и стран Запада.
1
M. Wight, International Theory: The Three Traditions (Leicester: Leicester
University Press, 1991).
Глава II
«Холодная война» и новое мышление
«Принимая во внимание возникновение
новой ситуации в мире, проблема инте-
ресов должна быть формулирована по
новому»
Михаил Горбачёв1

С
приходом к власти Горбачёва в российской истории отношений
с Западом возникает новый поворот. Будучи приверженцем со-
циалистических ценностей, Горбачёв выдвинул принципиально
новое понимание российской социалистической идентичности,
которую он рассматривал как отличающуюся глубоким своеоб-
разием и вместе с тем совместимую с западными представлениями о
демократии. Это понимание определило его видение реформ, но в ко-
нечном счете не выдержало испытания столкновением с западными
идеями. Прежде чем мы приступим к рассмотрению мировоззрения
лидера перестройки, попытаемся проанализировать тот контекст, в
котором Горбачёв формулировал свой политический курс. Ведь имен-
но этот контекст определил понимание лидерами советской России,
чтó является ее национальным интересом.

1. «Холодная война» и внешнеполитический курс СССР


За время «холодной войны» Запад претерпел принципиальную транс-
формацию. Эта трансформация и ее влияние на СССР могут рас-
сматриваться, по крайней мере, с двух точек зрения. С одной сторо-
ны, Запад объединился в единую социокультурную общность или
цивилизацию, основанную на принципах демократии, либерально-ка-
питалистических реформ и прав человека. Успех плана Маршалла в
послевоенной Европе, а также значительный рост жизненного уровня
оказали позитивное влияние на ряд политиков внутри СССР и спо-
собствовали укреплению реформистских настроений внутри страны.
С другой стороны, стороники жесткой линии времен «холодной вой-
1
M. Gorbachev, On My Country and the World (New York: Columbia University
Press, 2000), р. 190.
48 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ны» на Западе подталкивали к росту военных расходов и неприми-


римости в отношении к России, что осложняло позиции ее реформа-
торов и сторонников сближения с западными странами. По мере ук-
репления логики эскалации в российско-западных отношениях, обе
стороны теряли способность концентрироваться на разрешении ряда
не терпящих отлагательства международных проблем, таких как сла-
боразвитость и разрушение окружающей среды. В контексте противо-
стояния сверхдержав все рассматривалось сквозь призму достижения
большего могущества одной из сторон и более успешного ослабления
противоположной стороны.
В этом противоречивом контексте советские школы внешнеполи-
тического мышления формировались под влиянием принципиально
различных тенденций западного развития. Советские западники при-
давали особое значение консолидации западной демократии и полити-
ке разрядки. Они стремились к получению признания странами Запа-
да за счет проведения внутренних реформ и защите укрепления меж-
дународного сотрудничества. В западных странах близкие взглядам
этой группы идеи выдвигали европейские социал-демократы. Благо-
даря своей поддержке политики разрядки, социал-демократы способс-
твовали укреплению позиций советских реформистов и их политики
внутри страны и на международной арене.1 Горбачёв, подобно ряду сво-
их предшественников, таких как Никита Хрущев, не был склонен рас-
сматривать Запад как абсолютное зло. Советские западники связыва-
ли Запад с реформами и модернизацией, а не стремлением сокрушить
«империю зла» с помощью изнуряющей гонки вооружений. За преде-
лами политического класса, это неконфронтационное мировоззрение
находило свою растущую поддержку среди представителей среднего
класса в СССР — высокообразованного социального слоя, стремяще-
гося к ослаблению многочисленных табу советского изоляционизма и
развитию взаимовыгодных отношений с западными странами.
Подчеркивавшиеся западниками тенденции к разрядке не укры-
лись и от внимания державников, склонных к более националистичес-
ким настроениям в рамках советского политического класса, однако
державники держали в поле зрения и западный милитаризм, нацелен-
1
Например, правозащитные статьи Хельсинской декларации, подписанные Со-
ветским Союзом в период разрядки, укрепили позиции реформатов внутри стра-
ны и косвенно способствовали развитию правозащитной деятельности в СССР
и странах Восточной Европы. См. подробнее: R. G. Herman, «Identity, Norms, and
National Security: The Soviet Foreign Policy Revolution and the End of the Cold
War», in: The Culture of National Security, edited by Peter J. Katzenstein (New York:
Columbia University Press, 1996), p. 292; R. D. English, Russia and the Idea of the
West: Gorbachev, Intellectuals and the End of the Cold War (New York: Columbia
University Press, 2000), p. 154-155.
Глава II. «Холодная война» и новое мышление 49

ный на ограничение влияния СССР в международных делах. Многие


представители советского бюрократического и военного истеблиш-
мента не готовы были принять на веру возможность далеко идущих
перемен, выступая за реформы ограниченного характера и сосущест-
вование с «миром капитализма». Эта группа не была закрыта для из-
менений во внешней политике, но была готова к сотрудничеству с За-
падом только на основе обоюдного согласия. Продолжение разрядки
международной напряженности рассматривалось многими представи-
телями этой группы как возможное, однако только при условии при-
верженности ей самого Запада. Подобно западным теоретикам реа-
лизма в международных отношениях, настаивающим на достижении
баланса власти между советским и западным «полюсами», советские
«реалисты» выдвигали в качестве ключевого понятие соотношения
сил между лагерями социализма и капитализма.
Наконец, в советском политическом классе существовали и сто-
ронники ценностей, близким традиционному большевизму, согласно
которым примирение и сосуществование между социализмом и капи-
тализмом невозможно в силу разделявших их принципиальных идео-
логических разногласий. В отличии от западников и националистов-
прагматиков, эта группа была готова отстаивать подлинные «ценнос-
ти социализма», считавшиеся несравненно выше ценностей системы
капитализма. Представители данной группы, которых можно назвать
цивилизационщиками, отнеслись к глубоким недоверием к междуна-
родной разрядке и сближению со странами Запада, рассматривая раз-
рядку как коварный заговор с далеко идущими агрессивными плана-
ми «империализма». Для этих людей в борьбе с империализмом не
могло быть середины, и «холодная война» являлась ничем иным, как
борьбой двух систем исторических ценностей, а отнюдь не только эко-
номическим или политическим противостоянием. Именно путем все-
мирного распространения ценностей социалистической цивилизации
представители данной группы намеревались завоевать признание Со-
ветского Союза в мире. Эта группа включала в себя ведущих идеоло-
гов коммунистической партии и составила принципиальную и непри-
миримую оппозиции будущим сторонникам нового мышления.
Контроль советской внешней политики в период «холодной вой-
ны» фактически находился в руках державников. Вскоре после рево-
люции 1917 года большевики занялись проведением не одного, а двух
внешнеполитических курсов — одного, нацеленного на стабилизацию
отношений с Западом и проводившегося в жизнь Комиссариатом по
иностранным делам, и другого, имевшего своей целью подорвать пози-
ции западных стран в мире с помощью деятельности Коминтерна. Эта
двойственность прекратила свое существование, когда Сталин взял
50 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

формирование внешней политики в свои руки, отказавшись от жестко


идеологической риторики и взяв курс на получение признания советс-
кой России Западом в качестве «великой державы», а затем и «сверхде-
ржавы».1 Державничество Сталина взяло верх на связываемыми с Ко-
минтерном цивилизационными настроениями во внешнеполитичес-
ких делах. Только во время так называемой «второй холодной войны»
конца 1970-х — начала 1980-х годов представители цивилизационного
мышления смогли существенно укрепить свои позиции, что во многом
стало результатом бескомпромиссности со стороны ряда лидеров Запа-
да по отношению к советской России. Аргументы в пользу вторжения
в Афганистан и другие страны Третьего мира были в значительной сте-
пени подкреплены наращиванием военного могущества Запада, оппо-
зицией в ведущих западных кругах по отношению к ратификации До-
говора о стратегических наступательных вооружениях — 2 и решением
НАТО разместить американские ядерные ракеты на европейском кон-
тиненте. Помимо оказания помощи Афганистану, СССР обеспечивал
военную и экономическую помощь коммунистам во Вьетнаме и Анго-
ле. Когда в 1983 году Рональд Рейган объявил о планах создания Стра-
тегической Оборонной Инициативы, известную также как «програм-
ма звездных войн», в советском руководстве преобладали разногласия
между державниками, стремящимися поддерживать статус-кво в меж-
дународных отношениях, и цивилизационщиками, высказывавшимися
в защиту более наступательной внешней политики. Западники едва ли
пользовались существенным влиянием; они занимали менее значимые
посты и не могли быть услышаны в силу возросшей напряженности в
отношениях двух сторон. После смерти Константина Черненко в избра-
нии Горбачёва Генеральным секретарем сыграли свою роль не столько
его мировоззрение, сколько соображения его молодости и энергичнос-
ти. В это время его убеждения будущего инициатора Нового мышления
еще не были известны его товарищам по Политбюро.

2. Горбачёв и концепция нового мышления


В середине 1980-х годов Горбачёв не был известен радикализмом во
взглядах на международные отношения. Будучи избранным Генераль-
ным секретарем Коммунистической партии, он начал движение к ре-
формам осторожно и сначала предложил стратегию ускорения на-
учного и технологического прогресса в качестве способа улучшить
состояние советской экономики. Эта идея была принята влиятельны-
1
E. Ringman, «The Recognition Game: Soviet Russia Against the West», Cooperation
and Conflict 37, 2, 2002.
Глава II. «Холодная война» и новое мышление 51

ми представителями правящей элиты, но не принесла значительных


практических результатов, поэтому новый лидер воспользовался слу-
чаем для пропаганды перемен более радикального характера в эконо-
мической, политической и международной областях, известных как
перестройка. Горбачёв настаивал и на том, что перестройка не могла
осуществиться без Нового Мышления, или радикального преобразо-
вания взглядов на мировую политику.

Новый взгляд на мировую политику


Предлагая концепцию нового мышления, Горбачёв не стремился заме-
нить советскую систему системой, напоминавшей страны Запада. Вы-
ходец из советской системы, он твёрдо верил в её жизнеспособность. В
то же время, Горбачёв очень критично относился к тому, как система
функционировала в прошлом и жаждал ее радикального обновления.
В частности, он стремился к высвобождению человеческого и соци-
ального потенциала, оказавшегося подавленным в результате утверж-
дения сталинского режима. Идеалом Горбачёву виделись скандинав-
ские страны, в которых демократия сочеталась с сильным эгалитар-
ным началом в экономике.
Особенно много нового Горбачёв внёс в понимание мировой поли-
тики. Стремясь к преодолению конфронтации «холодной войны» и
восприятию странами Запада в качестве равноправного члена мирово-
го сообщества, Горбачёв предложил систему взглядов, потребовавших
от участников «холодной войны» перехода от конфронтации к сотруд-
ничеству.1 Новая система взглядов позволяла давним противникам
осознать наличие общей угрозы, побуждая их отказаться от застарелой
враждебности. В центре теории нового мышления находилось понятие
глобального и принципиально неделимого мира, находившегося под уг-
розой ядерного уничтожения. «Холодная война», с её гонкой воору-
жений и борьбой за власть, поставила человечество на грань ядерной,
экологической и моральной катастроф. Новое мышление предсказы-
вало катастрофу глобального масштаба, нуждавшуюся для своего пре-
дотвращения в приложении глобальных усилий. Процитируем авто-
ра нового мышления: «При всех противоречиях современного мира и
имеющемся разнообразии социальных и политических систем, обус-
лавливающих различия в выборе народов в различные времена, мир
1
О стремлении Горбачёва к увеличению международного веса Советского Сою-
за за счет инновационной стратегии вовлечения Запада, см.: D. W. Larson and
A. Shevchenko, «Shortcut to Greatness: The New Thinking and the Revolution in
Soviet Foreign Policy», International Organization 57, Winter 2003.
52 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

представляет собой единое целое. Все мы пассажиры на борту единого


корабля, Земли, и не можем позволить, чтобы он затонул. Второго Но-
ева ковчега не будет».1
Предполагалось поэтому принципиально важным осознание при-
оритета «общечеловеческих» ценностей и понимание того, что безо-
пасность может быть только взаимной. Основаниями для этого были
угроза взаимного ядерного уничтожения, а также возрастание уровня
экономической и экологической взаимозависимости в мире.
Возникновение нового мышления, таким образом, имеет мало об-
щего со стратегическим отступлением перед лицом растущей эконо-
мического и военного могущества Запада — аргумент, нередко приво-
димый реалистами.2 Такая трактовка означает пренебрежение факта-
ми, которые указывают на подлинные истоки возникновения нового
мышления Горбачёва. Конечно, ко времени прихода Горбачёва к влас-
ти советская экономика находилась в состоянии упадка. Однако ли-
дер перестройки не рассматривал мир сквозь призму экономического
или военного потенциала. Он не принадлежал к числу представите-
лей школы державничества, и все его стремления в области междуна-
родной политики были продиктованы стремлением сблизиться с ли-
беральным и социал-демократическим Западом. У этого мышления
давние корни, восходящие по крайней мере ко временам либеральной
внешней политики Николая Бухарина и Никиты Хрущева.
Добиться признания стран Запада после многолетней «холодной
войны» было чрезвычайно трудным делом. В течение последних деся-
ти лет находящиеся у власти консерваторы с подозрением отнеслись
к Горбачёву и его идеям перестройки и нового мышления. Получение
такого признания осложнялось и тем, что Горбачёв не принадлежал к
числу сторонников политической демократии и рыночной экономики
западного образца. Он исходил из необходимости формирования еди-
ного мирового сообщества, равный вклад в которое вносили бы систе-
мы капитализма и социализма. Он был готов учиться у других систем
и народов,3 оставаясь при этом социалистом и приверженным убеж-
денности, что мир будет развиваться под мощным влиянием социа-
листического опыта и социалистических ценностей.4
1
M. Gorbachev, Perestroika: New Thinking for Our Country and the World (New
York: Harper & Row, 1987), 12.
2
См., например: S. M. Walt, «The Gorbachev Interlude and International Relations
Theory», Diplomatic History 21, 3, 1997; S. G. Brooks and W. C. Wohlforth, «Power,
Globalization, and the End of the Cold War: Reevaluating a Landmark Case for
Ideas», International Security 25, 3, Winter 2000/01.
3
Gorbachev, Perestroika, 152.
4
Так, например, в одной из своих книг Горбачёв подробно обсуждает глобальную
значимость октябрьской революции (Gorbachev, On My Country and the World).
Глава II. «Холодная война» и новое мышление 53

Внутриполитический контекст
Новое видение мировой политики должно было отвечать стремле-
ниям основных групп советского политического класса. Западники
должны были привлечь идеи демократизации, реформ и восстановле-
ния отношений с Западом. Сам Горбачёв испытывал влияние европей-
ских социал-демократов, а также либерально мыслящих ученых, таких
как Владимир Вернадский, Петр Капица, и Андрей Сахаров. Его кон-
цепция «Общего европейского дома» была связана и с более ранними
усилиями Никиты Хрущева приблизить советскую Россию к Евро-
пе. Хрущев считал Россию культурно близкой Европе, однажды даже
предложив взаимное расформирование НАТО и Варшавского догово-
ра. Новое мышление стремилось привлечь на свою сторону и по край-
ней мере некоторых представителей державничества, осознававших
необходимость реагировать на военное давление Запада активизаци-
ей дипломатии и попытками снижения международной напряженнос-
ти. Наконец горбачёвское ви'дение предполагало рекрутировать в свои
ряды и некоторых прогрессивно мыслящих представителей цивили-
зационной школы, предлагая новый — хотя и весьма радикальный по
своей интерпретации — путь развития «социалистических ценнос-
тей». Лидер перестройки соотносил свои мысли с поздними работа-
ми Ленина о мирном сосуществовании с капитализмом, придавая осо-
бое значение тому, что его ви'дение предполагало развитие, а не отказ
от принципов социалистического строя. Утопическое в своей основе,
горбачёвское мировоззрение содержало в себе глобальные амбиции
и даже элементы духовного мессианства. Можно сказать, что оно яв-
лялось творческим синтезом, пытавшимся получить широкую поддер-
жку среди представителей советского политического класса.
При этом горбачёвское мировоззрение не было лишь элитарным
продуктом. С социальной точки зрения оно отражало взгляды совет-
ского среднего класса, количество которого в период с 1960 по 1986
годы существенно возросло. Общее число высокообразованных, ква-
лифицированных специалистов, живущих в городе увеличилось в те-
чение указанного периода в четыре раза. По некоторым подсчетам
количество городских жителей среди общего количества населения
составляло около 2/3.1 Советский средний класс не удовлетворяло не-
желание брежневского режима инициировать перемены в экономике
и политической системе. Многим представителям данного класса при-
ходилось по роду деятельности сталкиваться с техническими дости-
1
G. Smith, The Post-Soviet States: Mapping the Politics of Transition. (London:
Arnold, 1999), 23. See also M. Lewin, The Gorbachev Phenomenon: A Historical
Interpretation (Berkeley: University of California Press, 1991).
54 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

жениями стран Запада и Востока, и их мировоззрение отличалось от


ви'дения мира, характерного для представителей брежневской номен-
клатуры и военных. Все в большей степени советское общество скло-
нялось к политике примирения, а не конфронтации с внешним миром.
И хотя ресурсы советской системы была далеки от истощения, ожида-
ние перемен уже витало в воздухе.

Определение национального интереса


Вышеописанное политическое ви'дение оставляет мало места для на-
ционального интереса, рассматриваемого независимо от интересов
других членов мирового сообщества. Горбачёв не ожидал, что Совет-
ский Союз или другие народы пойдут на уступки, касающиеся сферы
их национальных интересов. В то же время он настаивал на ограни-
ченности классовых и узко рассматриваемых национальных интере-
сов и важности глобально интегрированного подхода, основанного на
идее взаимной ответственности и «баланса интересов». Фактически
он предлагал компромисс и многосторонние переговоры как путь для
реализации нового мышления.
Для Советского Союза новое мышление предполагало необходи-
мость сформулировать интересы и цели внешней политики, уважая
мировое общественное мнение и не ставя под угрозу интересы других
стран. В частности, Горбачёв предлагал пересмотреть природу капита-
лизма. Старое идеологическое ви'дение предполагало, что СССР дол-
жен был сдерживать влияние капитализма в мире, потому что на вы-
сшей, империалистической стадии своего развития капитализм был
тождественен экспансии и войне. Без сдерживания империализма у Со-
ветского Союза не существовало шансов на выживание. Как высказал-
ся в данном отношении Иосиф Сталин: «Или мы сделаем это, или мы
будем уничтожены».1 Горбачёвское ви'дение основывалось на иных пре-
посылках. В феврале 1988 года Горбачёв подверг критике само понятие
империализма как устаревшего и не соответствующего действительнос-
ти. При этом он доказывал, что капитализм развил внутренние демок-
ратические механизмы отражения военной экспансии и военной эска-
лации и следовательно не нуждался в сдерживании извне. Корни такого
представления уходили в советские послевоенные споры. Уже в 1940-
е годы директор московского Института мировой экономики и между-
народных отношений Евгений Варга настаивал, что послевоенный ка-
питализм выработал способы регулирования своих противоречий и яв-
1
Цит, по: R. Sakwa, The Rise and Fall of the Soviet Union, 1917-1991 (London:
Routledge, 1999), 188.
Глава II. «Холодная война» и новое мышление 55

лялся относительно стабильным. После смерти Сталина сторонники


тезиса о глубине империалистических противоречий сгруппировались
вокруг редактора журнала «Коммунист» и члена Центрального Коми-
тета компартии Ричарда Косолапова, в то время как его противники —
в Институте мировой экономики и международных отношений.1 Под-
держав противников тезиса об империализме, Горбачёв получил воз-
можность представить в ином свете понятие оборонной достаточности
и призвать к переоценке советских военных расходов. Таким образом
возникала перспектива ликвидации гонки вооружений, в которую был
вовлечен Советский Союз. Проясняя новое сближение, министр инос-
транных дел Эдуард Шеварднадзе аргументировал это тем, что все по-
пытки достичь военного паритета со всеми потенциальными врагами в
конечном счете выступали против советских национальных интересов.2
Введение в оборот термина «национальные интересы» отчасти яв-
лялось тактическим ходом, сделанным в целях преотвращения воз-
можной критики, что новое мышление есть нечто иное как крупные
уступки миру капитализма. Уход СССР из Восточной Европы и стран
Третьего Мира, а также предложения о ликвидации целых классов
ядерных ракет могли быть представлены в данном случае как отве-
чавшие долговременным интересам и целям страны. Например, факт
«потери» Восточной Европы после падения берлинской стены в 1989
году мог быть интерпретирован как акция, направленная на создание
благоприятной международной обстановки. Характерно в данной свя-
зи следующее высказывание Шеварднадзе, сделанное им в феврале
1990 года: «Нашему национальному, а также историческому и повсед-
невному интересу отвечает стабильность и процветание соседних го-
сударств. Мы от этого только выиграем».3

3. Критика нового мышления внутри страны


Несмотря на попытки Горбачёва сплотить политический класс вок-
руг нового мировоззрения, новое мышление вскоре подверглось кри-
тики с двух направлений. Консервативные силы обвиняли Горбачё-
ва в предательстве советских интересов Западу, в то время как либе-
ралы видели в нем нерешительного политика, не способного порвать
со стереотипами советского мышления. Революционные изменения в
стране привели к поляризации процесса формирования внешнеполи-
1
Споры сторонников нового и старого мышления детально проанализированы в:
English, Russia and the Idea of the West.
2
S. Sestanovich, «Invention of Soviet National Interest», National Interest 20, 1990.
3
Ibid, 10.
56 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

тических решений, обнаружив невозможность широкой социальной


поддержки нового курса. Первоначальная коалиция сторонников но-
вого мышления была представлена слоями промышленников, воен-
ных, партийных функционеров и деятелей науки. Однако, по прошес-
твии некоторого времени, эта коалиция оказалась расколотой, а борь-
ба идей вокруг нового мышления прочертила возможные направления
возникновения новых социальных и политико-экономических групп.

Консервативная оппозиция
В консервативную оппозицию Горбачёву вошел ряд представителей
школ державнического и цивилизационного мышлений. Независимо
от уровня их интеллекта, консерваторов объединяла ненависть к но-
вому мышлению, которое, по их убеждению, вело страну к социальной
и политической дезинтеграции. Державники консервативной ориен-
тации отвегали необходимость разрядки и внутренних реформ и были
готовы обсуждать лишь идею военной модернизации. Консерваторы-
цивилизационщики ставили на первое место необходимость сохране-
ния того, что представлялось им важнейшими ценностями социализ-
ма, в частности, командно-административный характер экономичес-
кой и политической системы. Обе группы во многом были согласны
друг с другом и пользовались немалой поддержкой в военной и пар-
тийной верхушке, а также в обществе в целом.
Консерваторы отвергли идею значительности вклада западной ци-
вилизации в мировое развитие, настаивая при этом, что у советской
России свой путь, принципиально отличный от западной современ-
ности. По их убеждению, источники морального авторитета в мире
находятся за пределами западной цивилизации, объединенной лишь
неумной жаждой обогащения за счет остальной части мира. Следова-
тельно, описанный Горбачёвым глобальный кризис не мог быть разре-
шен в диалоге с Западом, поскольку не могло быть и речи о диалоге с
теми, кто экономически эксплуатирует мир и разрушает его мораль-
ные ценности. При этом, если державники считали, что новое мышле-
ние ведет дело к уничтожению советской военной мощи, то для циви-
лизационщиков его главным результатом была ломка духа общества.
Так, например, консерваторы религиозной направленности, следовав-
шие курсом славянофилов XIX века, считали недопустимым вмеша-
тельство западного христианства в духовный мир России, изначально
являвшейся хранительницей православной религии.1
1
См., например: И. Шафаревич, «Русофобия», Наш современник № 6, 11, 1989;
Ю. Бородай, «Tретий путь», Наш современник № 9, 1991.
Глава II. «Холодная война» и новое мышление 57

Не поддаваясь соблазну нового мышления делать ударение на об-


щечеловеческих ценностях, представители консервативных течений
настаивали на твердости в сохранении своей собственной культур-
ной и исторической традиции. С их точки зрения, необходимо бы-
ло и дальше сопротивляться влияниям западной цивилизации. При
этом, одним путем дальнейшего укрепления военной и духовной мо-
щи виделось экономическое и технологическое развитие при изоля-
ции от участия в глобальных военных конфликтах, в то время как дру-
гие предлагали более наступательную стратегию территориальной эк-
спансии для заполнения образовавшегося между Советским Союзом
и Западом геополитического вакуума.1

Либеральная оппозиция
Идеи консерваторов не получали значительной поддержки в обще-
стве. Несмотря на то, что реформы Горбачёва не оправдывали ожида-
ний, у широких общественных слоев не было достаточных оснований
верить консерваторам, что Запад стремится к разрушению страны.
Напротив, в результате проведения ряда успешных многосторонних
переговоров с западными лидерами россияне склонялись к большему
доверию Западу и его ценностям.
Такое состояние общественного мнения способствовало усилению
позиций либералов, отстаивающих проведение прозападной политики и
все более недовольных курсом Горбачёва. Изначально поддерживающие
Горбачёва либералы теперь подвергали его критике за медлительность и
непоследовательность в осуществлении реформ. В состав либеральной
коалиции входили представители среднего класса, интеллигенции и, от-
части, номенклатуры. В конце концов лидером прозападной коалиции
стал бывший секретарь свердловского обкома партии Борис Ельцин.
При поддержке ряда республик либералы активно пропагандировали
более решительное движение к прозападной модели развития, отвергая
при этом «социалистический» характер реформ Горбачёва.
Либеральная критика нового мышления являлась прямо противо-
положной критике консерваторов. По убеждению либералов, Горбачёв
оказался не способен признать, что общечеловеческие ценности и есть
ценности западной цивилизации. Согласно мнению одного из предста-
вителей данного лагеря, общечеловеческие ценности «основаны на прин-
ципах западной цивилизации с ее либерально-демократическими цен-
1
С. Кургинян и др., Постперестройка (М., 1990); A. Проханов и Ш. Султанов,
«Измениться, чтобы выжить», День № 6, 1991; A. Дугин, «Aнатомия мондиализ-
ма», День № 16, 1991.
58 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ностями и высоким уровнем научно-технологического развития»1. В то


время как Горбачёв предлагал глобальный взгляд на мир, основанный
на взаимной ответственности, либералы рассматривали Запад в качес-
тве окончательного морального авторитета и модели развития. Вместе с
философом XIX столетия Петром Чаадаевым, полагавшим, что русские
находятся вне исторического времени, советские либералы не имели ве-
ры в национальный путь развития. С их точки зрения, российская ди-
лемма сводилась к западной модернизации либо дальнейшей изоляции
и отсталости. Других способов развития не существовало, и социалисти-
ческий проект Горбачёва являлся ничем иным как вредной утопией.

4. Новое мышление во внешней политике:


ставка на признание Запада
Сказаное подводит к выводу, что ни консерваторам, ни либералам не
удалось сформулировать понятие национального интереса как отве-
чавшее потребностям широких общественных слоев. В то время как
консерваторы считали советские интересы антизападными в своей ос-
нове, то либералы были склонны отождествлять национальные инте-
ресы с интересами стран Запада. Внутри страны глобальное и диалек-
тическое ви'дение Горбачёва оказалось не приемлемым ни для одной
из оппонирующих ему сторон. Для успешного осуществления своей
политики ему требовалась поддержка со стороны Запада. Такая под-
держка могли помочь Горбачёву сохранить изрядно пошатнувшееся
политическое равновесие внутри страны. Поиск признания Западом
стал поэтому важнейшей частью новой советской стратегии, а неадек-
ватность такого признания — наряду с ошибками самого Горбачёва в
реформировании экономической и политической системы — стало
впоследствии важным фактором краха системы.

Надежды и разочарования
Программа внешней политики Горбачёва включала в себя принятие
широкомасштабных мер по разоружению, прежде всего в области со-
ветско-американских отношений, прекращение военной поддержки и
1
Э. Поздняков. «Формационный и цивилизационный подходы и международные
отношения», СССР в мировом сообществе, под ред. Н. А. Симония (M., 1990),
143. Анализ академических и публицистических журналов подтверждает, что в
период 1987-1991 гг. подобное мышление было весьма распространено.
Глава II. «Холодная война» и новое мышление 59

вывод войск с территории Восточной Европы и стран Третьего мира, а


также усиление роли международных организаций. Последнее имело
особую важность для борьбы с милитаризацией, бедностью и деграда-
цией окружающей среды в мировом масштабе, и особую роль Горбачёв
отводил в решении этих задач Организации Объединенных Наций.
Концепция нового мышления предполагала возникновение новой
глобальной общности, в которой различные социально-экономичес-
кие системы будут взаимодействовать в духе взаимного доверия.
Первоначально Горбачёв планировал убедить Запад принять его ини-
циативы по разоружению и демилитаризации. Уже в 1985 году он при-
вел ряд доводов в пользу того, что военная доктрина должна стать более
оборонительной, провозгласил односторонний мораторий на испытание
ядерного оружия, выступил за необходимость ликвидации военных бло-
ков и сообщил о готовности Советского Союза к радикальному сокраще-
нию обычных вооружений.1 Во время предстоящих саммитов с главами
западных государств Горбачёв пошел в своих предложениях еще дальше.
В январе 1986 года советский лидер предложил ликвидировать все име-
ющееся в арсенале ядерное оружие к 2000 году и провести значительные
сокращения стратегических вооружений. Затем он сделал ряд важных
уступок в вопросе ядерного оружия средней дальности и в конце 1987
вылетел в Вашингтон для подписания соглашения, которое демонтиро-
вало целый класс ракет меньшей и средней дальности.
Не менее важными стали решения о прекращении военной помощи
и выводе войск из Восточной Европы и стран Третьего мира. В 1987
году главы государств Восточной Европы были проинформированы о
готовности СССР к выводу войск, что всецело отвечало представле-
нию концепции нового мышления о свободе выбора и невмешательс-
тве во внутренние дела других стран. В начале 1988 года Горбачёв со-
общил о своем решении вывести войска из Афганистана и иных стран
Третьего мира. Само решение было принято главой советского руко-
водства гораздо раньше — фактически он вступил в должность, буду-
чи уверенным в необходимости данного шага.2
Наконец, действуя в духе принципов усиления роли глобаль-
ных институтов, Горбачёв всерьез озаботился идеей реформирова-
ния ООН. Он поддержал выделение более значительных средств для
проведения операций по поддержанию мира, предложил отказаться
от применения силы государствами — постоянными членами Совета
Безопасности и выступил за образование новых организаций и согла-
шений. В соответствии с этими целями новое советское руководство
внесло в бюджет ООН 200 млн. долларов на проведение миротворчес-
1
English, Russia and the Idea, 201-202.
2
Ibid, 203-204.
60 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ких операций, которые предыдущие лидеры СССР отказывались фи-


нансировать с 1973 года. Кроме того, советское руководство способс-
твовало посредническим усилиям по политическому урегулированию
конфликтов в Африке и Латинской Америке.1
Несмотря на все предпринятые усилия, лидеры западных госу-
дарств все же не стремились к столь тесному сотрудничеству, как на
то рассчитывал Горбачёв. Хотя Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер
симпатизировали советскому лидеру, его аргументы против ядерно-
го оружия как «абсолютного зла» не были для них убедительными. В
1985-1987 гг. они также не были уверены в том, что Советский Союз
и вправду отказывался от «доктрины Брежнева» в Восточной Евро-
пе и собирался выводить войска из стран третьего мира. Основой не-
доверия служили неопределённость советских реформ и страх перед
возвращением советских консерваторов к власти. В результате многие
инициативы Горбачёва были встречены со скептицизмом. Например,
итогом саммита в Женеве в 1985 году стала только декларация о не-
допустимости ядерной войны. Встреча в Рейкьявике тоже не принес-
ла никаких результатов, поскольку предложения Советского Союза
не были услышаны. Не нашёл поддержки Горбачёв и в вопросе непри-
менения силы и невмешательства во внутренние дела других стран,2
что соответствовало бы его принципу «свободы выбора» в отношении
бывшей внешней империи СССР. В результате ему становилось всё
сложнее отвечать на выпады консерваторов внутри страны.
Консерваторы в партии и военном ведомстве всё больше ожесто-
ченно противились новому мышлению. Первоначально в коалицию
поддержки Горбачёва входили даже руководитель Генштаба Сергей
Ахромеев и член политбюро Егор Лигачев, которые были согласны с
планами военного сокращения и вывода войск. В частности, оба подде-
ржали решение Горбачёва о выводе войск из Афганистана. Однако чем
радикальнее становились предложения приверженцев нового мышле-
ния, тем жестче становилась критика оппозиции. Военное ведомство
подвергло критике итоги встречи в Рейкьявике и не восприняло тер-
мин «оборонная достаточность», подразумевавший бóльшую ориенти-
рованность на оборону и сокращение военного бюджета. Представите-
ли партийного аппарата выступили против принципа «свободы выбо-
ра» в отношении Восточной Европы. Например, заведующий отделом
Центрального Комитета по связям с социалистическими странами
Олег Рахманин публично выступал в поддержку доктрины Брежнева
об ограниченном суверенитете и осудил любые изменения в системе

1
Larson and Shevchenko. «Shortcut to Greatness», 98.
2
Ibid, 99.
Глава II. «Холодная война» и новое мышление 61

блоковых отношений.1 Горбачёв ответил, выступив за еще более ради-


кальные сокращения военного бюджета и уступки Западу. В качестве
предлога для избавления от сторонников жёсткой линии более лояль-
ными его курсу людьми он использовал такие провалы системы, как
Чернобыльская катастрофа и посадку частного иностранного самолё-
та на Красной площади. Кроме этого, несмотря на отсутствие прямой
связи между внешнеполитическими инициативами и состоянием со-
ветской экономики, лидер Перестройки постоянно утверждал обрат-
ное, чтобы сохранить поддержку его курса со стороны консерваторов.

Упадок и капитуляция
После 1988 года ситуация внутри страны обострилась. Экономический
спад, ухудшение жизненных стандартов людей и политический сепара-
тизм в некоторых республиках Советского Союза подорвали способ-
ность Горбачёва придерживаться первоначального курса, уже и без то-
го подпорченной недостаточным сотрудничеством со стороны Запада.
Состояние экономики было особенно важным. Хотя уровень её роста
после цикличного спада начала 1980-х годов составил 2,2 процента, он
опустился еще ниже в 1987-1989 гг., а после 1989 г. экономика страны
вообще рухнула.2 Крушение экономики скорее всего стало результатом
вакуума власти, который образовался в результате отмены госзаказа.
«Закон о государственном предприятии», вступивший в силу в 1988
году, заменил госзаказ не поддающимися жёсткому контролю порого-
выми показателями. Экономика, которая десятилетиями регулирова-
лась государством, ещё не выработала рыночные стимулы своего раз-
вития и поэтому оказалась в состоянии свободного падения.
В результате внутренняя политика страны оказалась жёстко поля-
ризованной: консерваторы с одной стороны, либералы — с другой. Кон-
серваторы лихорадочно пытались восстановить контроль над руша-
щейся системой и выступали за сохранение классового подхода в меж-
дународных отношениях. Но в условиях развернувшихся в Восточной
Европе революционных процессов реальность уже было не повернуть
вспять. Выборы в Польше и Венгрии весной 1989 года привели к влас-
ти антикоммунистические силы, а ноябрь 1989 года оказался поворот-
ным моментом в истории «холодной войны» — крушение Берлинской
стены. По мере того как система подвергалась всё большей дискреди-
тации, политическая инициатива переходила к либералам, резко осуж-
1
English, Russia and the Idea, 204.
2
D. Kotz with F. Weir, Revolution from Above: The Demise of the Soviet system
(London: Routeldge, 1997), 76.
62 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

давшим Горбачёва за нерешительность и нежелание следовать запад-


ной модели развития. В то время как «новое мышление» теряло свою
популярность, либеральные круги консолидировались вокруг Бори-
са Ельцина, который вскоре был избран президентом Российской Фе-
дерации. Даже ближайшие соратники Горбачёва Александр Яковлев
и Эдуард Шеварнадзе отвернулись от него. Наконец, широкие обще-
ственные слои всё больше оказывалось недовольны проводимыми ре-
формами. К примеру, в 1989 году 39% населения страны объясняло не-
удачные шаги реформирования нерешительностью правительства, и
только 22% ссылалось при этом на действия консерваторов.1
Такая неспокойная внутренняя обстановка в стране отрицатель-
но сказывалась на построении нового политического курса. Задуман-
ный как «золотая середина» между западным капитализмом и стали-
нистским социализмом, курс нового мышления оказался в серьёзной
опасности и всё больше воспринимался как ошибочный. После 1988
года, когда внутригосударственные позиции Горбачёва существен-
но пошатнулись, его прозападная внешняя политика также растеря-
ла свой «импульс новизны». Примечательный факт, что в ноябре 1989
года министр иностранных дел Шеварнадзе, отвечая на заявления о
приближающемся триумфе западной либеральной идеологии, откры-
то признал недостаток «концептуальных идей» и «дефицит контрар-
гументов».2 Тем временем общественность теряла лояльность к госу-
дарству. Если в 1988 году лишь 5,3% респондентов посчитали, что Со-
ветский Союз не может служить примером для внешнего мира, то в
1989 году число таких респондентов достигло отметки 34%.3 Западные
лидеры осознавали неспособность Горбачёва реализовать задуманный
им глобалистский политический курс и стремились заставить его пой-
ти на все более значительные уступки, ничего не предлагая взамен.
В это время у одного из главных оппонентов Горбачёва консерватора
Егора Лигачёва были серьезные основания обвинить определённые
властные круги Соединённых Штатов «в причастности к демонтажу
социализма под лозунгом перестройки»4. Горбачёв не оставлял попыток
сохранить хотя бы часть своего намеченного политического курса путём
недопущения объединённой Германии получить членство в НАТО и
настаивал на дипломатических поисках выхода из кризисной ситу-
ации в Персидском заливе. Но «холодная война» закончилась и, по-
ложив начало великим переменам, Советский Союз уже никак не мог

1
Есть мнение! Итоги социологического опроса, под ред. Ю. Левады (M., 1990), 290.
2
Э. Шеварнадзе. «Внешняя политика и наука», Международная жизнь № 2, 1990,
17, 18.
3
Есть мнение, 284.
4
Советская Россия, 6 февраля, 1991.
Глава II. «Холодная война» и новое мышление 63

повлиять на их исход. Ставка на обретение необходимого реформам


признания Запада оказались неэффективной стратегией.
С одной стороны, Горбачёв внёс огромный вклад в укрепление бе-
зопасности страны путём отмены тяжелейшего бремени военных рас-
ходов, которые к началу его президентства составляли около 16,5%
бюджета.1 Тем не менее, даже если исходить из критериев и ожида-
ний самих основателей нового мышления, оно оказалось провальным
и вылилось в капитуляцию перед Западом. Как проект национальной
идентичности, концепция нового мышления не решила поставленные
задачи. Лишь небольшая доля надежд Горбачёва реализовалась. Важ-
нейшей надеждой было достижение определенного согласия по вопро-
сам разоружения, что в свою очередь могло бы привести к преодоле-
нию недоверия со стороны Запада и готовности взять на себя далеко
идущие глобальные обязательства в вопросах демилитаризации. Убеж-
дённый в жизнеспособности социализма, Горбачёв также провозгласил
принцип «свободы выбора» в отношении Восточной Европы и стран
Третьего мира. Он надеялся, что эти части мира займут политически
нейтральную позицию и со временем вступят на путь социал-демок-
ратического развития. Он рассчитывал, что старая биполярная систе-
ма безопасности будет постепенно заменена системой сотрудничества
и ухода от конфронтации. Военные блоки прошлой эпохи, такие как
Варшавский договор и НАТО, должны были уйти в прошлое, а Евро-
пейская безопасность организована вокруг ОБСЕ, возникновение ко-
торой было связано с Хельсинкской Декларацией, подписанной Совет-
ским Союзом еще в 1975 году. Наконец, ожидалось, что Организация
Объединенных Наций станет достаточно сильной, чтобы иметь дело с
возможным вакуумом власти и возросшей нестабильностью в Третьем
мире в результате развала Советского Союза. Такими были надежды.
Действительность, однако, оказалась совсем иной. Западные ли-
деры выражали готовность договариваться в вопросах о контроле над
вооружением, но не были идти так далеко, как этого ожидал от них
Горбачёв. Ни Маргарет Тэтчер, ни Рональд Рэйган не разделили ви-
дение Горбачёва о полной демилитаризации и уничтожении ядерного
оружия. Восточноевропейские государства все еще помнили о том, что
были частью советской внешней империи и не хотели терять подарен-
ную им возможность присоединиться к западным структурам эконо-
мического и военно-политического характера, прежде всего к НАТО.

1
Некоторые оценивают военный бюджет в 20% от общего и даже выше (English,
Op. Cit, 200, 323, fn. 31). Согласно официальной статистике, военный бюджет со-
ставлял 8.1% в 1975 г. и 4.6% в 1984 г. См.: Финансы и статистика (M., 1985) ци-
тированные в J. Kornai, The Socialist System: The Political Economy of Communism
(Princeton: Princeton University Press, 1992), 137.
64 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Германия воссоединилась. Варшавский договор исчез, но НАТО со-


хранилось и даже решило расшириться к российским границам. ООН
оставалась относительно слабой организацией, неспособной адекват-
но реагировать на рост насилия в Третьем мире. Примером может слу-
жить Афганистан. Вывод советских войск из страны привел к круше-
нию государственности в стране. Лидер Афганистана Наджибулла
был казнен, в то время как новый режим Талибан стал убежищем для
террористов и их тренировочных лагерей.

5. Национальный вопрос и месть нового мышления


Советский Союз являлся империей, постольку поскольку центр удер-
живал контроль за политическим суверенитетом республик. Роль цен-
тра играл Кремль, а отнюдь не Россия и русские — во многих отноше-
ниях Россия и русские подвергались столь же значительной эксплу-
атации ради поддержания экономического и политического единства
империи. Хотя Советские власти поддержали принцип представления
местных национальностей в структурах власти, они полагались и на
политическое принуждение, экономическое перераспределение и при-
нудительные формы миграции, являющиеся традиционными инстру-
ментами имперского строительства. И все же, несмотря на все попыт-
ки интегрировать национальности в рамки более общего имперского
проекта, принцип национального представительства способствовал
развитию периферийного самосознания, особенно среди тех респуб-
лик, которые были включены в состав империи уже обладая чувством
национальной идентичности.
Учитывая данную природу отношений между Москвой и респуб-
ликами, изменение территориальной структуры власти должно было
стоять приоритетом в деятельности Горбачёва. Если советские наци-
ональные интересы должны были находиться в балансе с интересами
других наций вовне, то данный принцип должен был применяться и
внутри страны. Горбачёв же не обращался к данной проблеме вплоть
до 1990 года, и его способы решения проблем упадка империи и кри-
зиса национальностей показывают как нельзя лучше сколь наивны и
непоследовательны были идеи нового мышления с точки зрения их
соответствия политическим реальностям. Горбачёв оказался не в со-
стоянии признать Советский Союз в качестве империи и просто не
видел необходимости в серьёзных изменениях властных структур. Не
сумев выработать своевременные формы реакции на периферийный
национализм, он потерял инициативу. Лишь в марте 1990 он поднял
вопрос о заключении нового союзного договора во избежание даль-
Глава II. «Холодная война» и новое мышление 65

нейшего политического распада страны. К тому времени, националис-


ты в Прибалтийских республиках и в других регионах активно дейс-
твовали уже в течение более трех лет. Шесть республик — три При-
балтийские, Грузия, Молдова и Армения объявили о своём намерении
не участвовать в новом союзном договоре, а российские либеральные
критики Горбачёва уже обсуждали идею создания конфедерации. По
прошествии времени лидер перестройки признал, что «недооценил
силу национальных чувств и устремлений»1.
Ко времени, когда Горбачёв наконец сформулировал свою концеп-
цию воссоздания союза, ему пришлось столкнуться с хорошо сформу-
лированными возражениями консерваторов и западников. Консерва-
торы отстаивали идею империи. В частности, многие представители
консервативного лагеря пропагандировали понятие советской Евразии
как новой континентальной империи и особой цивилизации, настаивая
при этом на необходимости использования силы для защиты террито-
риальной целостности страны. Либеральные западники из окружения
Ельцина критиковали Советский Союз с националистических пози-
ций — как гиперцентрализованное государство. Чем дальше, тем боль-
ше они связывали будущее с отделением России от центра и созданием
собственных государственных институтов. Горбачёв не был сторонни-
ков империи или национального государства. Советский Союз видел-
ся ему реформированной федерацией и свободным сообществом раз-
личных народов. В культурном отношении это общество должно было
быть транснациональным. Европеец по социальным и политическим
взглядам, Горбачёв считал необходимым поддержание культурного ба-
ланса внутри страны. После 1987 он расширил понятие «общего евро-
пейского дома», включив Азию в систему своих внешнеполитических
представлений и называя СССР азиатской и европейской страной. Ми-
нистр иностранных дел Шеварднадзе оказал этому поддержку. Напри-
мер, в октябре 1988 в его приветственном послании иностранным гос-
тям во время посещения конференции по Азиатско-тихоокеанскому
региону во Владивостоке он назвал Советский Союз «Великим евра-
зийским пространством» и «миром миров», утверждая, что России при-
дется жить в сложном мире как европейских так и азиатских наций.
Эта мысль получила огромную поддержку. Например, на рефе-
рендуме в марте 1991 г. по вопросу о будущем нового союза, который
проводился во всех советских республиках кроме Прибалтики, Арме-
нии, Грузии и Молдавии, в голосовании приняло участие 147 милли-
онов человек, 76.4% которых одобрили сохранение союза. Вопрос был
сформулирован следующим образом: «Поддерживаете ли вы сохра-

1
M. Горбачёв, Декабрь 1991: моя позиция (M., 1992), 175-176.
66 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

нение союза как обновлённой федерации независимых республик, в


которых полностью гарантируются права граждан любой националь-
ности?»1
Однако будущее Советского Союза определялось борьбой элит, а
не отношением широкой общественности. Референдум об обновлении
союза проходил в контексте борьбы Горбачёва против либеральных и
консервативно настроенных элит. Поддерживающая Ельцина «Демок-
ратическая Россия» открыто призвала к роспуску Советского Союза и
даже попыталась (неудачно) убедить Ельцина призвать население го-
лосовать против воссоздания союза. Либералы превратились в наци-
оналистов, представляя Советский Союза в качестве империи, подле-
жащей демонтированию во имя процветания России. В течение поли-
тических кампаний 1990 и 1991 годов Ельцин развивал аргументацию
России-жертвы империи, и именно его советники ответственны за на-
писание сценария роспуска союза. Консерваторы сделали все, что бы-
ло в их власти, чтобы саботировать усилия Горбачёва. В начале 1991
года советские войска жестко подавили националистические восста-
ния в Литве и Латвии. Горбачёв отрицал свою ответственность за со-
бытия, возлагая вину на министра обороны Дмитрия Язова. Либералы
в России обвиняли в случившемся Горбачёва, усугубляя этим пробле-
му сохранения целостности страны. Организованный консерватора-
ми августовский путч имел своей целью помешать запланированному
подписанию нового союзного договора между центром и девятью рес-
публиками, однако лишь усилил этим процессы дезинтеграции. На-
ционализм политического руководства республик достиг наивысше-
го уровня, особенно в России и на Украине. 25 декабря 1991 года пос-
ле заключения Россией, Украиной и Белоруссией без консультаций с
центром сепаратного соглашения о создании СНГ, Горбачёв подал в
отставку.
Парадоксально, но новое мышление несет ответственность за раз-
вал СССР. Стремясь к поддержке и признанию со стороны Запада,
страна пошла по пути модернизации национальных государств по за-
падному образцу, и ей все труднее становилось отговоривать этничес-
кие республики от проектов националистического характера. Вско-
ре после начала перестройки националисты открыто заговорили о
Советском Союзе как о последней империи «эпохи деколонизации».
Провозглашая гласность и демократию, новое мышление открыва-
ло националистам путь к политической мобилизации в России и дру-
гих республиках. Организация массовых демонстраций в прибалтий-
ских республиках, а затем выборы в национальный парламенты тех,

1 Kotz and Weir, Revolution from Above, 147.


Глава II. «Холодная война» и новое мышление 67

кто видел будущее в независимости ускорило процесс развала Совет-


ского Союза. Наконец, собственное видение Горбачёва не позволило
ему своевременно осуществить изменения в национальной политике.
Несмотря на усиление процессов имперского сепаратизма в ряде рес-
публик, Горбачёв продолжал твердить о естественно-историческом ха-
рактере союза, а также о том, республики должны быть «благодарны»
Советскому Союзу за свое социальное и экономическое развитие. Тем
самым новое мышление, несомненно, стимулировало национализм на
периферии. И хотя бóльшая часть общества была за сохранение союза,
сильная поляризация политического пространства националистичес-
кими элитами лишила Россию шанса на преобразование ее трансна-
циональной идентичности.

6. Утопия и реальность: оценка внешней политики Горбачёва


Новое мышление Горбачёва должно было способствовать обновле-
нию идеи советской национальной идентичности как идеи реформи-
рованного социализма, открытого внешнему миру, но и верного уже
сложившимся общественным ценностям. Однако, с течением времени
проект по спасению национальной идеи переродился в национальное
поражение. Бóльшая часть ожиданий нового мышления, связанных с
внешним миром, не реализовалось. «Холодная война» окончилась на
условиях, едва ли приемлемых для самого Горбачёва. Советский Со-
юз в одностороннем порядке прекратил влиять на многие части ми-
ра, что отнюдь не сопровождалось укреплением международных ор-
ганизаций, таких как ООН, или признанием роли СССР в изменении
мышления мира. Вместо этого утвердилось мнение, согласно которо-
му Советский Союз проиграл «холодную войну» Западу, а Запад вы-
шел победителем и гарантом мира и безопасности на Земле. Внутри
страны националистические силы в России и других республиках вне-
сли свой вклад в поражение Горбачёва. Признав поражение, он ушел в
отставку с поста президента уже не существовавшей страны. Его идеи
большей внешней открытости и либерализации внутри страны были
первоначально полностью поддержаны советским обществом и эли-
той, чувствовавших необходимость менять пронизанную бюрокра-
тизмом и милитаризмом систему. Однако в процессе реализации дан-
ных идей новое мышление потеряло былую привлекательность как за
рубежом, так и внутри страны, что привело к потере управляемости
страной. Данный раздел дает более детальную оценку внешней поли-
тики Горбачёва, размышляя над происшедшим и формулируя некото-
рые уроки провала нового мышления.
68 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Озарения и потери
Горбачёв и его команда заслуживают огромной благодарности за фор-
мулирование нового прогрессивного типа мышления о будущем стра-
ны и мира. Либеральные силы во всем мире не могут не признать зна-
чимость усилий нового мышления пробудить общественную ини-
циативу и поставить человека в центр государственной политики.
Совершенно неправильно рассматривать новое мышление лишь как
идеологию, служащую прикрытием намерений советской системы пе-
рестроить свои экономические и военные основания. Горбачёв оказал-
ся наивен в своих ожиданиях и стратегических планах, но он отнюдь
не был циником, хладнокровно просчитывающим свои возможности
для спасения советской экономической и военной машины от пораже-
ния в холодной войне. В действительности, ему не требовалось ста-
новиться приверженцем нового мышления ради сохранения собствен-
ной власти или могущества, поскольку старая система вполне могла
бы прослужить еще по меньшей мере поколение1. Горбачёв не считал,
что советская экономика находится в серьёзной опасности, когда он
пришел к власти. Он вполне мог почивать на лаврах, продолжая по-
литику прежних правителей и не производя никаких изменений ра-
дикального характера, или же предложить реформы косметического
плана в экономике и борьбе с коррупцией, начатые его предшествен-
ником Юрием Андроповым и одобряемые большинством руководства
партии. Вместо этого он стал инициатором перемен, которые сам рас-
сматриваал как «социальную революцию».
Неоспоримым достижением нового мышления стал выход из меж-
дународной изоляции и радикальное улучшение военной безопаснос-
ти страны. Только благодаря новым подходам и подписанию важных
соглашений по контролю над вооружениями советское руководство
смогло предотвратить угрозу дальнейшего сползания мира к войне и
сформировать реалистичный для страны военный бюджет. После под-
писания в Вашингтоне соглашения 1987 года по уничтожению цело-
го класса ядерных ракет само понятие войны с Западом превратилось
в анахронизм. Государство могло теперь сконцентрироваться на ре-
шение того, что оно провозгласило важнейшей задачей — улучшении
жизни людей и повышению их участия в политическом управлении
страной.

1
M. Ellman and V. Kontorovich, eds., The Disintegration of the Soviet Economic
System (London, 1992); M. Ellman and V. Kontorovich, «The Collapse of the
Soviet System and the Memoir Literature», Europe-Asia Studies 49, 2, 1997 and V.
Kontorovich, «Economists, Soviet Growth Slowdown and the Collapse», Europe-
Asia Studies 53, 5, 2001.
Глава II. «Холодная война» и новое мышление 69

Однако за пределами военной безопасности государство не доби-


лось желаемых результатов. Поражение горбачёвской внешней поли-
тики очевидно, если руководствоваться в ее оценке критериями об-
щественного благосостояния, независимости принятия решений и со-
хранения культурной идентичности. Прежде всего, новое мышление
очень мало сделало для улучшения условий жизни в стране и не суме-
ло привлечь Запад к модернизации экономики. В определенном смыс-
ле активная внешняя политика Горбачёва даже мешала внутренним ре-
формам, поскольку она отвлекала его внимание от насущных проблем
внутри страны. Хотя Горбачёв на словах был готов к частичной при-
ватизации в экономике, серьёзных шагов в данном направлении так и
не было предпринято. Отчасти это связано с тем, что он был всецело
поглощён своей революционной внешней политикой. Но правда и в
его опасениях, что частная собственность приведёт к возникновению
капиталистической системы, разрушив все то, что лидер перестройки
считал достижениями социализма. Например, в сентябре 1990 года не-
сколько советских и западных экономистов предложили стране про-
грамму «500 дней» которая включала в себя экономическую реструк-
туризацию, приватизацию и активное привлечение иностранного ка-
питала. Горбачёв отказался от этого плана как ведущего к реставрации
капитализма. Но даже после этого он упустил ряд возможностей введе-
ния большей децентрализации и экономического стимулирования сис-
темы. В отличие от своего более прагматичного учителя В. И. Ленина,
который не боялся крупных иностранных концессий и «двухсекторной
экономики» с относительно большой долей частного капитала в пери-
од рекострукции после гражданской войны, Горбачёв оказался гораздо
менее гибким реформатором. В результате его нерешительности не бы-
ла создана даже смешанная экономика, в которой в частных руках на-
ходился бы лишь малый и средний бизнес. Экономика осталась в ог-
ромной степени централизованной и было нереально ожидать участия
Запада в процессах экономических реформ. Когда же советская эконо-
мика потерпела крах, на это и вовсе не стоило рассчитывать.
В результате неудач экономической политики Горбачёв стал вос-
приниматься за рубежом как неспособный продолжать свой внешне-
политический курс. Западные лидеры добивались все больших усту-
пок со стороны Советского Союза, как это было в переговорах отно-
сительно объединения Германии и ее роли в обеспечении европейской
безопасности, и лидер нового мышления сдавал одну позицию за дру-
гой. Все чаще Запад успешно использовал Горбачёва в интересах про-
ведения своей собственной политики. Хотя это еще не означало для
Советского Союза потери самостоятельности во внешней политике
или же возможности принимать независимые решения, такое положе-
70 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ние создавало предпосылки для ограничения суверенитета страны в


будущем. Наконец, внешнеполитическому курсу Горбачёва не удалось
переформулировать советскую культурную идентичность, к чему без-
условно стремились создатели нового мышления. Изоляции от вне-
шнего мира и Запада должен был прийти на смену образ страны более
открытой, демократической и остающейся верной принципам соци-
ализма, которая уверенно смотрит в будущее и являет собой пример
для подражания. Вместо этого Россия оказалась глубоко разделенной
страной, кризис идентичности которой не только не был разрешен, но
и продолжал углубляться.

Уроки поражения нового мышления


Новому мышлению не удалось достигнуть своих целей в мире и
внутри страны не потому, что оно было неверным в принципе, а ско-
рее потому, что был избран неверный курс для его претворения в
жизнь. В частности, его создатели руководствовались весьма утопи-
ческими представлениями о том, как может быть изменена между-
народная и внутриполитическая властная структура. Никакая идея,
сколь грандиозной она бы ни была, не может быть реализована, ес-
ли не учитывает сложившуюся конфигурацию политической власти.
Хотя Горбачёв начал проведение реформ, сформировав достаточно
широкую коалицию поддержки из числа представителей интелли-
генции, средного класса, военных и партийного аппарата, в конечном
счете он оказался в одиночестве. Широкая общественная поддержка
его курсу начала таять в 1988-1989 годах, о чем свидетельствуют оп-
росы общественного мнения, а также растущая популярность либе-
ральной оппозиции Горбачёву. К сожалению, это не привело к пере-
осмыслению изначальной стратегии или же к попыткам перестроить
коалицию поддержки.
Вовне страны должное внимание структурам политической и во-
енной власти должно было бы означать стремление к взаимности со
стороны западных лидеров в ответ на советские инициативы и пред-
ложения. Инициативы Горбачёва, касающиеся ядерного разоруже-
ния, отказа от принципа взаимного устрашения, неприменения силы
и невмешательства во внутренние дела других государств и усиле-
ния ООН, одна за другой вежливо отклонялись или просто игнори-
ровались Западом. Однако лидер нового мышления продолжал до-
биваться собственных целей в одностороннем порядке, выводя со-
ветские войска и идя на важные военные уступки. Надежды на то,
что его усилия будут оценены по достоинству на международной
Глава II. «Холодная война» и новое мышление 71

арене и внутри страны, были наивны, тем более, что он стремитель-


но терял имевшиеся у него козыри, необходимые для осуществления
поставленных революционной целей, а также поддержку своего кур-
са внутри стране. Вооруженные благородными идеями и благими на-
мерениями, Горбачёв и его команда недооценивали важность реалий
сохранения власти и могущества государства. Это чрезывачайно по-
дорвало их позиции, поскольку противоположная сторона — страны
Запада — отнюдь не были столь наивны в своих переговорах с Крем-
лем, уделяя факторам военной и политической силы должное вни-
мание.
Такое отношение дорого стоило инициаторам нового мышления
и внутри страны, когда они фактически потеряли возможность про-
ведения задуманного курса. И если первым уроком их неудач яв-
ляется важность понимать, что успешная внешняя политика требу-
ет взаимности, то вторым должно было осознание того, что сильная
внешняя политика начинается дома. Попытка произвести коренную
ломку внешней политики одновременно с радикальными реформа-
ми в экономике, политической системе и в сфере отношений между
центром и периферией сама по cебе замечательна, но в конечном сче-
те неосуществима. Выбор приоритетов необходим, и исходить сле-
дует прежде всего из приоритетов внутреннего, а не внешнего разви-
тия. К сожалению, чем больше Горбачёв пытался добиться револю-
ционных изменений в мире, тем меньше он контролировал ситуацию
внутри страны. Сначала в 1988 году он потерял контроль над эко-
номикой. Это случилось после того, как государственные заказы бы-
ли заменены не обязательными к исполнению пороговами цифрами.
Затем он потерял контроль над политической ситуацией после то-
го, как его главный оппонент — Борис Ельцин — был избран Прези-
дентом России сначала парламентом, а затем народным голосовани-
ем. Горбачёв же оставался, по существу, неизбранным политиком. До
1989 года Горбачёв еще мог законодательно укрепить свои позиции и
упрочить статус Президента Советского Союза путем всенародного
голосования. Но после выборов такой возможности более не сущес-
твовало. Своевременно не разрешив национальный вопрос, он еще
больше ухудшил ситуацию внутри страны, что стало причиной рас-
тущего недоверия общественности его курсу. Процентные показате-
ли опрошенных, считавших, что отношения между национальностя-
ми ухудшаются, в 1988-1989 годах выросли с 38 до72 %, а в 1989 го-
ду 30% опрошенных считали, что развитие ситуации в направлении
гражданской войны вполне возможно1.

1
Levada, Op. Cit, 280, 288.
72 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

В целом, либеральные идеи не могут быть осуществлены, если они


не подкреплены ресурсами власти, и могут быть воплощены в жизнь
лишь в той мере, в какой они преуспели в использовании и изменении
сложившейся конфигурации властных отношений. Такие властные ре-
сурсы могут включать в себя поддержку влиятельных элит, широких
общественных слоев или крупных государств, и эти ресурсы обязаны
быть интегрированы в проведение прогрессивного реформистского
курса. Либеральные идеи должны определять общую стратегическую
направленность курса, но у их авторов должно быть достаточно муд-
рости постоянно соизмерять свои действия с наличием внутренней и
внешней поддержки их усилий.
Глава III
Эйфория после «холодной войны»
и российское либеральное
западничество
«Наша страна … превратилась в за-
ложницу мессианских идей, ради кото-
рых она принесла в жертву свои нацио-
нальные интересы».

«Соединенные Штаты и другие запад-


ные демократии являются настолько
же естественными друзьями и возмож-
ными союзниками демократической
России, насколько они являются врага-
ми тоталитарного СССР».
А. Козырев1

1. Мировосприятие российских западников


после «холодной войны»

Р
аспад Советского Союза положил конец ранее cформированной
национальной идентичности в России, открыв возможности для
ее переформулирования со стороны нового государства. Лидеры
постсоветской России выработали прозападный взгляд на наци-
ональную идентичность и внешнюю политику, который согласо-
вывался с их взглядом на мир. Перед тем как приступить к более де-
тальному описанию этого взгляда, рассмотрим мировой контекст, в
котором формировалось новое внешнеполитическое мышление.

О дивный, новый либеральный мир


Наиболее могущественной силой, сформировавшей мировоззрение но-
вых руководителей России, был экономический и политический подъем
Запада. По сравнению со стабильно растущими западными экономика-
1
Козырев А. «Россия в новом мире», Международная жизнь. № 3-4, 1992, 92; Ко-
зырев А. «Запоздалое партнерство», Международные отношения № 3, 1994, 59.
74 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ми в период с 1985 по 1992 гг.,1 российский ВВП снизился на шестьдесят


процентов. Кроме того, Запад предстал как могущественная и сплочен-
ная цивилизация, политическое единство которой контрастировало с
беспорядком, царившем в бывшем СССР. Наконец, в конце 1980-х мно-
гие западные комментаторы активно занимались самовосхвалением, что
также внесло свой вклад в восприятие всемирного распространения за-
падных ценностей и институтов. К тому времени консерваторы уже де-
сять лет находились у власти и, с упадком советской системы, они при-
шли к убеждению, что Запад победил в «холодной войне».
Например, тезис Френсиса Фукуямы о «конце истории» оправды-
вал доминирующее влияние либерального капитализма западного ти-
па и отражал преобладающие взгляды американских политических
кругов.2 В Европе приверженцы гражданского общества и «демократии
участия», такие как Эндрю Арато, Ральф Дарендорф, Тимоти Гартон
Эш, также были убеждены в превосходстве западной модели демокра-
тии и видели в упадке Советского Союза катализатор для возрождения
гражданских норм большинства и гласности в Восточной Европе. Бри-
танский журналист Тимоти Гартон Эш определил доминировавшие
интеллектуальные настроения, высказав утверждение, что европей-
ские революции «не могут предложить никаких фундаментально но-
вых идей в отношении серьезных вопросов политики, экономики, пра-
ва или международных отношений. Пришло время старых, знакомых и
хорошо проверенных идей» — либеральных идей о главенстве закона,
парламентской форме правления и независимой судебной системе.3
Хотя с политической точки зрения западные лидеры поддержива-
ли последовательные попытки Горбачёва изменить советскую систе-
му, большинство из них критически отнеслись к его стремлению к со-
циализму и надеялись на появление на месте СССР системы запад-
ного типа. Многие все чаще воспринимали советскую систему как
«великий провал»4 и уже в 1989 г. такое восприятие нашло поддержку
у представителей основных интеллектуальных и политических тече-
ний на Западе. Ведущее политическое издание, журнал «Foreign Af-
fairs», в скором времени опубликовало положение, гласившее, что «со-
ветская система потерпела крах из-за того, чем она являлась, или точ-
1
Гордон Л., Фридман Л. «Россия — великая держава второго ранга», Независи-
мая газета, 4 апреля 1995.
2
Francis Fukuyama «The End of History?» National Interest 16 (Summer), 1989
3
Garton Ash, The Magic Lantern: The Revolution of ’89 as Witnessed in Warsaw,
Budapest, Berlin and Prague (London: Vintage, 1989), 154.
4
Выражение принадлежит бывшему помощнику президента Джимми Картера по
вопросам национальной безопасности Збигневу Бжезинскому. См. The Grand
Failure: The Birth and Death of Communism in the Twentieth Century (New York:
Charles Scribner’s Sons, 1989).
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 75

нее, из-за того, чем она не являлась. Запад «победил» благодаря тому,
какими были демократии — свободными, процветающими и успеш-
ными — а также благодаря тому, что они осуществляли справедливое
правосудие или же убедительно старались это делать».1 Такая точка
зрения, в конце концов, нашла поддержку на самом высоком полити-
ческом уровне, когда президент Джордж Буш в своем ежегодном пос-
лании Конгрессу о положении в стране объявил о «победе» Соединен-
ных Штатов в «холодной войне».
Именно эта фундаментальная вера в превосходство западной сис-
темы сформировала умы появившейся либеральной коалиции в Рос-
сии. Борис Ельцин и его либеральный министр иностранных дел Ан-
дрей Козырев верили, что история в известном смысле закончилась, и
альтернатив прозападному развитию не существовало. До распада Со-
ветского Союза они использовали эти идеи для дискредитации социа-
листического и, следовательно, «утопического» мировоззрения Горба-
чёва. Вслед за западной критикой социализма они настаивали на том,
что Советский Союз не мог быть реформирован, и что России необхо-
димо перенять западную капиталистическую модель развития. После
мирного окончания «холодной войны» аргументы российских запад-
ников в пользу «неконфронтационной» основы международной сис-
темы и отсутствия угроз безопасности сделало их настойчивые требо-
вания по скорейшей модернизации и вестернизации еще более убеди-
тельными. Геополитика казалась в то время совершенно неуместной, а
идея вестернизации — неминуемой и неизбежной.

Восприятие западниками российской идентичности


Новые российские лидеры, верные интеллектуальной традиции западни-
чества, видели в своей стране органичную часть западной цивилизации,
«истинная» западная идентичность которой оказалась похищенной боль-
шевиками и советским режимом. С их точки зрения во время «холод-
ной войны» Россия действовала против своей собственной националь-
ной идентичности и интересов и теперь у нее, наконец, есть возможность
стать «нормальной» западной страной. Например, Козырев утверждал,
что Советский Союз был не просто «ненормальным» или «недоразви-
тым», но «неправильно развитым» государством2. Такое восприятие бы-
ло продуктом долгой традиции западнической мысли в России. Такие
выдающиеся историки XIX в., как Василий Ключевский и Павел Милю-
1
William Pfaff «Redefining World Power», Foreign Affairs 70, 1, 1991, 48.
2
Козырев А. Россия в новом мире, 93. Kozyrev, «Russia and Human Rights», Slavic
Review 51, 2, 1992.
76 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ков, отмечали собственные национальные характеристики России, одна-


ко настаивали на том, что их страна все равно будет развиваться в том же
направлении, что и Запад, и пройдет те же стадии развития.
В чем причина столь линейного взгляда на мир? В том, что Запад
воспринимался как единственная жизнеспособная и прогрессивная ци-
вилизация. С этой точки зрения мировое сообщество все больше опира-
лось на демократические ценности и уважение прав человека, сформу-
лированные западной цивилизацией.1 Главными угрозами России мог-
ли стать экономическая отсталость или связи с недемократическими
странами, в особенности, с некоторыми бывшими союзниками Советс-
кого Союза. Соответственно, ключевое разделение в мире, перекрывав-
шее все другие разделения, проходило между демократическими стра-
нами и странами, находящимися в процессе перехода к демократии, с
одной стороны, и теми странами, в которых до сих пор практиковались
авторитарные формы правления, с другой. Запад и его сторонники
имели право настаивать на своей программе по защите прав человека
и даже вмешиваться в дела любого государства в мире в случае грубых
нарушений прав человека. Что касается институтов, осуществлявших
укрепление миропорядка, в основе которого было соблюдение прав че-
ловека, то было бы желательно, чтобы интервенции по защите прав че-
ловека были санкционированы Советом Безопасности ООН.
Новая коалиция западников состояла из идеалистов-реформаторов
и прагматичных представителей бывшей коммунистической номен-
клатуры. Реформаторы, такие как Геннадий Бурбулис, Егор Гайдар и
Андрей Козырев, защищали радикальную политику, которая, как они
надеялись, за короткое время должна была вывести Россию на один
уровень с политико-экономическими стандартами стран Запада. Они
говорили о необходимости реформ в течение 1–2 лет, после чего рос-
сияне должны были значительно повысить свое материальное благо-
состояние. Представители бывшей партийной номенклатуры понима-
ли, что возвращение к советскому прошлому было уже невозможно.
Некоторые из них, в особенности вышедшие из аппарата Комсомола
(молодежная ветвь Коммунистической Партии) и руководители круп-
ных государственных предприятий, в 1989-1991 гг. занялись активной
предпринимательской деятельностью и теперь хотели получить конт-
роль над государственной собственностью, которой они управляли под
руководством Центрального Комитета. Цели реформаторов и пред-
ставителей бывшей партийной номенклатуры совпадали: реформато-
ры хотели провести прозападные капиталистические реформы, а пар-
тийная номенклатура была готова стать классом новых капиталистов.
1
Козырев А. Россия в новом мире, 93; Kozyrev, «Russia and Human Rights», Slavic
Review 51, 2, 1992
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 77

Объединенная популярным президентом Борисом Ельциным коали-


ция западников оказалась готова действовать в соответствии со сво-
ими внешнеполитическими убеждениями. Реформы Горбачёва были
дискредитированы, а неудавшийся переворот в августе 1991 г. уничто-
жил привлекательность старых коммунистических идей.

Западническая концепция национального интереса


Поражение Горбачёва, нанесенное ему либеральными западниками,
привело к утверждению иного понимания национального интереса.
Принимая общие предпосылки нового мышления Горбачёва, новые
лидеры России развили эти предпосылки в более широкую филосо-
фию интеграции с Западом и его экономическими, политическими и
военными институтами. По словам Козырева, нужно было изменить
саму систему ценностей в стране, поскольку Россия должна была при-
знать превосходство индивидуализма и свободного рынка в обществе
и государстве. В результате должно было развиться «естественное
партнерство» со странами Запада, и Россия должна была войти в ряд
стран с передовым статусом, таких, как Франция, Германия и США
в течение 10–12 лет. В духе либерализма Козырев сформулировал и
национальный интерес, который, по его мнению, заключался в «пре-
образовании России в свободное, независимое государство, формиро-
вании демократических институтов, становлении эффективной эко-
номики, гарантировании прав и свобод всех россиян, стремлении сде-
лать жизнь нашего народа богатой как материально, так и духовно».1
Заслуживают упоминания три ключевых аспекта нового понима-
ния национального интереса — радикальные экономические реформы,
быстрое вхождение в западные международные институты и изоляци-
онистская политика по отношению к бывшим советским республикам.
Сначала Ельцин и Козырев защищали стратегию радикальных эконо-
мических реформ, так называемую «шоковую терапию», с тем, чтобы
переход России к системе западного типа был быстрым и необрати-
мым. Приводился довод в пользу того, что в современном мире после
«холодной войны» Россия должна прекратить беспокоиться по пово-
ду военной мощи и геополитики и, вместо этого, должна вкладывать
свои ресурсы в создание современной экономической и политической
системы. Новые лидеры связывали идею радикальных реформ с идеей
стратегического партнерства с Западом; планировалось, что последняя
будет использоваться как инструмент для осуществления первой. Рос-

1
Козырев А. Россия в новом мире, 93
78 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

сийские западники надеялись, что Запад, наконец, признает Россию


своей составной частью и будет вкладывать требуемые ресурсы в ее
экономику переходного периода. Например, в своем обращении на сов-
местной сессии Конгресса Соединенных Штатов в июне 1992 г. Ель-
цин не скрывал своих ожиданий широкомасштабной внешней поддер-
жки реформируемой экономики страны. Он даже предпочел добавить
своему выступлению драматизма, связав успех реформ в России непос-
редственно с поддержкой Соединенных Штатов, а также заявив, что у
его страны есть только один шанс на выживание: «второй попытки не
будет… нужно продолжать реформы… Если мы [то есть вы, американ-
цы] не примем меры по поддержке России сейчас, это будет не только
крушением России, это будет крушением Соединенных Штатов, пото-
му что новые триллионы долларов пойдут на гонку вооружений».1
Вхождение в международные организации было вторым ключевым
элементом стратегии интеграции с Западом. Поскольку Соединенные
Штаты и другие страны Запада являлись теперь «естественными со-
юзниками», Россия должна была добиться полноправного статуса в
трансатлантических экономических институтах и организациях безо-
пасности, таких как Европейский Союз, Северо-Атлантический Аль-
янс (НАТО), Международный Валютный Фонд, Большая Семерка и
т.д. В этом «дивном новом мире» экономической взаимозависимости
и преобладания западных институтов России больше не нужно было
бы стремиться к собственному «величию»; вместо этого ей следовало
приготовиться к сравнительному снижению своего статуса в посткон-
фронтационном мире и постараться решить свои проблемы путем при-
соединения к западному «сообществу цивилизованных государств».2
Наконец, новая концепция национальных интересов предполага-
ла, что интеграция России с Западом будет приоритетным направлени-
ем политики по отношению к взаимодействию с иными бывшими со-
ветскими республиками. Новые лидеры считали, что Россия не толь-
ко пострадала от изоляции от Запада, но и испытала на себе слишком
тяжелый груз советской империи. По их убеждению, СССР постоянно
высасывал из России ее ресурсы, поскольку Россия должна была субси-
дировать другие республики. Россия, таким образом, была превращена
во «внутреннюю колонию» Советского Союза. Решение было найдено
в окончательном экономическом, политическом и культурном отделе-
нии страны от бывших республик. Такое понимание России как «ма-
лой России» было введено в оборот, чтобы помочь руководству страны
оправдать отсутствие или наличие незначительной ответственности за
1
Цит. по George Breslauer. Gorbachev and Yeltsin as Leaders (Cambridge: Cambridge
University Press, 2002), 157
2
A. Kozyrev. «Russia: A Chance for Survival», Foreign Affairs 71, 2, 1992, 9-10
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 79

бывший советский регион. В экономической сфере лидеры России пла-


нировали прекратить субсидирование бывших советских республик. В
сфере безопасности они хотели постепенно отозвать российские войска
и положиться на помощь международных организаций, таких как ОБСЕ,
в разрешении возможных конфликтов в регионе. В политической сфере
во вновь образовавшейся на месте СССР организации — Содружестве
Независимых Государств (СНГ) — они видели механизм, способству-
ющий завершению процесса отделения республик от России, а не про-
движению или сохранению их интеграции.
Либеральная западническая концепция национального интереса
сформировала новую концепцию внешней политики, подготовленную
в конце 1992 г. и подписанную в апреле 1993 г. Концепция, на которую
сильно повлияли документы и хартия Организации по Безопаснос-
ти и Сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) и которая поддерживала про-
движение российских национальных интересов в первую очередь че-
рез участие страны в различных международных организациях. Осо-
бое внимание, уделенной Министерством иностранных дел западным
международным институтам, отчасти являлось отражением собствен-
ного профессионального опыта Козырева — в течение 16 лет (с 1974
по 1990 гг.) он работал в Управлении международных организаций
Министерства иностранных дел СССР. Он видел в международных
институтах основной способ разрешения конфликтов за пределами по
существу мирного и процветающего западного полушария, в том чис-
ле конфликтов между бывшими советскими республиками.
Такая концепция национального интереса не имела прецедентов —
никогда раньше российские власти не поддерживали с таким усердием
разрушение собственных имперских институтов, не отзывались столь
критично о собственной истории и не были так доверчивы к западным
идеям. В проекте Ельцина и Козырева Россия не только должна бы-
ла сотрудничать с Западом по широкому кругу международных воп-
росов, как это планировал Горбачёв. Она должна была стать Западом
за счет утраты собственной исторически сформировавшейся идентич-
ности. Горбачёв хотел, чтобы Советский Союз более уважительно от-
носился к другим нациям, но он не собирался отказываться от того, в
чем он видел ценности социализма и интересы своей страны. Он на-
стаивал на том, что безопасность должна быть общей, в особенности,
в контексте отношений США и Советского Союза, и что она должна
быть расширена и включать различные аспекты экономической и эко-
логической взаимозависимости. Но если Горбачёв никогда не предпо-
лагал, что Запад станет учителем остального мира, то Ельцин и Ко-
зырев выработали свой взгляд, практически целиком основываясь на
страстной вере в преимущества и достижения западной цивилизации.
80 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Такой взгляд подразумевал, что страны за пределами Запада больше


не были способны внести творческий вклад в мировое развитие; в этот
постисторический период все, что оставалось незападному миру —
упорно и терпеливо ждать, пока на них не распространится наконец
модернизация западного образца. Такой вид западничества был в из-
вестной мере подготовлен деятельностью нового мышления Горбачё-
ва, однако он пошел гораздо дальше в своей критике Советского Сою-
за, чем западничество Горбачёва.
Вопреки утверждениям реалистов, новые лидеры России не
cтремились к интеграции с Западом, исходя из слабых материаль-
ных возможностей Советского Союза. Идеалистическое мировоззре-
ние реформаторов с трудом можно связать с прагматичными расчета-
ми ослабевшей сверхдержавы. Скорее, многие реформаторы видели в
крушении Советского Союза возможность найти для России новую
идентичность. Поэтому либеральные теоретики международных отно-
шений гораздо ближе к истине, отмечая влияние на российских либе-
ралов западных идей модернизации. Но этим теоретикам вряд ли бы-
ло под силу спрогнозировать мощь той оппозиции, которая сформи-
ровалась в отношении нового западнического курса России.

2. Споры о западничестве во внешней политике


Взгляды западников на российскую идентичность и внешнюю политику
вызвали многочисленные споры внутри страны. Цивилизационщики от-
стаивали точку зрения, что Запад был заинтересован лишь в своем гло-
бальном господстве и в ослаблении России. Сторонники Горбачёва поддер-
живали стремление нового руководства страны привлечь и заинтересо-
вать мировое сообщество процессами российских реформ, резко осуждая
при этом узко-сектантский способ формирования внешней политики и ее
прокапиталистическую ориентацию. Однако самой значительной угро-
зой западничеству стала возрожденная традиция державничества. Новые
державники, или государственники, соглашались с необходимостью со-
трудничать с Западом в интересах переустройства экономики, но наста-
ивали на том, что ведущим принципом, стоящим в основе всех реформ и
внешнеполитической деятельности, должно быть сохранение статуса ве-
ликой державы. По мере утраты Западом интереса к России, державни-
ки получали важное преимущество в процессе установления своего вли-
яния. Условиями, которые способствовали консолидации их поддержки,
были провал шоковой терапии, растущая нестабильность на территории
бывшего Советского Союза, а также институциональные каналы слабо
централизованной политической системы.
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 81

Цивилизационщики
Распад СССР не изменил позиции цивилизационщиков, которые до
сих пор не хотели отказываться от основных принципов советского
общества. Одна группа — национал-коммунисты — объединила ста-
рые коммунистические идеи с националистическими и подпала под
влияние сталинской доктрины «социализма в одной стране», исхо-
дившей из необходимости для России сконцентрироваться на разви-
тии военного и экономического потенциала в пределах советских гра-
ниц. Самым активным защитником идей этой группы стал Геннадий
Зюганов, лидер Коммунистической Партии Российской Федерации.1
Другая группа сторонников жесткой линии во внешней полити-
ки называла себя «евразийцы» и воспринимала мир в терминах гео-
политической борьбы между сухопутными и морскими державами. В
отличие от национал-коммунистов, которые считавших себя привер-
женцами консервативных убеждений, таких как религия и социальная
стабильность, евразийцы отстаивали точку зрения о недостаточности
консерватизма и поддерживали идею «консервативной революции» и
геополитической экспансии.2 В то время как национал-коммунисты
стремились к восстановлению Советского Союза, евразийцы стреми-
лись к созданию более широкой оси союзников, таких как Германия,
Иран и Япония, с целью противостоять американскому влиянию. Они
добились определенной поддержки со стороны радикально настроен-
ных военных и националистических движений, таких как Либераль-
но-Демократическая Партия Владимира Жириновского.
Обе группы резко критиковали курс Козырева, обвиняя его в слу-
жении интересам Запада, а не России. Для них национальный интерес
России был, практически по определению, антизападным. Они не вос-
принимали всерьез необходимость создания рыночной экономики и
политической демократии, исходя из принципиальной противополож-
ности российских общественных институтов институтам Запада. Ли-
берализм виделся им ничем иным как проекцией ценностей и военного
могущества США. Адекватный ответ России, следовательно, должен
заключаться в развитии военного потенциала, реформировании эконо-
мики по примеру китайского модели постепенного развития «сверху»
и сохранении контроля над Евразией, то есть постсоветским миром.
Выражаясь словами консервативной газеты «Молодая гвардия» «исто-

1
См. Г. Зюганов. Драма власти (Москва: Палея, 1993), Россия и современный мир
(Москва: «Обозреватель», 1995), География победы (Москва, 1998).
2
А. Дугин. Консервативная революция (Москва: Арктогея, 1994) и Основы гео-
политики (Москва: Арктогея, 1997).
82 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

рическая задача, стоящая перед Россией и другими нациями мира со-


стояла в недопущении того, чтобы XXI век стал веком Америки».1
Идеи цивилизационщиков принципиально не отличались от ос-
новных оппозиционных идей, выдвинутых еще в эпоху Горбачёва, и по
прежнему не пользовались значительными симпатиями элит и более
широких слоев общества. Большинство политиков воспринимали эти
идеи как слишком опасные и экстравагантные. В обществе также бы-
ло мало доверия к идеям нового империализма и экспансии. Таким об-
разом, национал-коммунисты и евразийцы оставались относительно
изолированными в российском дискурсе.

Социал-демократы
Социал-демократы представляли собой бывших сторонников Гор-
бачёва, которые занимали западническую часть спектра внешней по-
литики в эпоху Советского Союза. Эта группа поддерживала такие
элементы идей Козырева, как международная открытость и сотрудни-
чество, однако выступила с критикой чрезмерно прозападной ориен-
тации и изоляционизма нового курса в отношениях с бывшими совет-
скими республиками. Изоляционизм и радикальное западничество,
по мнению социал-демократов, были продуктом сектантского мышле-
ния, которое лежало в основе распада Советского Союза и не прини-
мало во внимание чувства и надежды людей на сохранение Союза.2
Продолжая линию горбачёвской аргументации, социал-демократы на-
стаивали на рассмотрении формирующейся международной системы как
либеральной, но в то же время сильно отличающейся от либерализма Ко-
зырева. По их убеждению, национальный интерес России должен был ос-
новываться на творческом развитии уже сложившихся в обществе исто-
рических ценностей, а не пассивном заимствовании ценностей и инсти-
тутов Запада. Россия должна была активно участвовать в формировании
нового мирового порядка, но не в соответствии с культурными стандарта-
ми одной из частей мира. При этом социал-демократы настаивали на важ-
ности выстраивания отношений со всем миром, а не только с Западом3.

1
Н. фон Крейтор. «Столетие нового мира», Молодая гвардия 6, 1998. См. также На-
рочнитская Н. «Национальный интерес России», Международная жизнь 3-4, 1992;
А. Хацанков, «Горчаков—кошмар Козырева», День, 8-14 августа, 1992; Э. Поздня-
ков, «Геополитический коллапс и Россия», Международная жизнь № 8-9, 1992.
2
См., например, Д. Фурман. «Российские демократы и распад союза», Век ХХ и
мир № 1, 1992.
3
Б. Капустин. «Россия и Запад на пути к миру миров». — Кентавр № 1, 2, 1993; Ю.
Красин, «О российских национальных интересах» Свободная мысль, № 3, 1996.
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 83

Несмотря на важность социал-демократической критики, уровень их


публичного влияния во внешнеполитических спорах был невысок. Вче-
рашним горбачёвцам еще предстояло оправиться от удара, нанесенного
их авторитету распадом Советского Союза. На этом фоне, по мере рос-
та неудач внешней политики Козырева, сформировавшийся в обществе
идейный вакуум начал заполняться усилиями нового державничества.

Возрождение идей державничества


Поскольку предложенное ви'дение радикальных реформ и стратегичес-
кого партнерства с Западом не смогло принести каких-либо видимых
улучшений в материальном благосостоянии людей, в обществе посте-
пенно распространилось разочарование западническим курсом. Внутри
страны важнейшим фоном переосмысления данного курса стало резкое
снижение уровня жизни россиян. За рубежом граждане России столк-
нулись с перспективой расширения НАТО на восток и ростом воору-
женных конфликтов в регионе, что усиливало чувства небезопасности,
также подрывавшие прозападный внешнеполитический курс. Распад
СССР сыграл роль дальнейшего катализатора данных настроений —
мышление многих россиян формировалось традициями советского дер-
жавничества и связывало экономические неудачи страны с потерями
территории и мирового статуса. Грандиозная стратегия интеграции с За-
падом воспринималась как все более ошибочная. В соответствии с од-
ним из опросов, общественная поддержка общественной модели США
упала с 32% в 1990 г. до 13% в 1992 г., или более чем на две трети. Схожая
тенденция наблюдалась в отношении общественного восприятия япон-
ской и немецкой общественной модели.1 Самое яркое доказательство
снижающейся поддержки политики Ельцина и Козырева появилось во
время парламентских выборов в декабре 1993 г., когда либеральные пар-
тии проиграли партиям националистической направленности.
Официальный западнический курс встречал растущее сопротив-
ление, и западники заняли оборонительную позицию, оказавшись не
способными предложить какие-либо новые идеи. Одни продолжа-
ли настаивать на экономической и политической модернизации как
единственном национальном интересе, не уделяя при этом внимания
возникновению новых угроз, нестабильности и бедности. Другие ут-
ратили веру в либерализм и начали тяготеть к националистическим
идеям. Например, исполнительный секретарь парламентской консти-
туционной комиссии Олег Румянцев и писатель и бывший спортсмен
1
В. Согрин. «Западный либерализм и российские реформы», Свободная мысль,
№ 1, 1996, 32.
84 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Юрий Власов, ранее поддерживавшие либеральную программу, пере-


шли на сторону национал-коммунистов. Очень немногие либералы
были готовы согласиться с необходимостью усиления роли государс-
тва в борьбе с нестабильностью в пределах страны и за границей.
В условиях новой геополитической и экономической ситуации, не-
которые представители политического класса начали пропагандиро-
вать принципиально отличающееся ви'дение национального интереса,
которое включало в себя усиление роли государства и возрождение ста-
туса великой державы для России. Под влиянием западников и циви-
лизационистов новая группа — державники — ставили задачу объеди-
нить сторонников старой и новой России. Под руководством Евгения
Примакова, в то время возглавлявшего Службу внешней разведки, но-
вая коалиция объединила многих бывших советских промышленни-
ков, работников государственного аппарата, военных и представителей
служб безопасности. Члены новой коалиции не верили в желание и воз-
можности Запада интегрировать Россию в свои ряды. Вместо этого они
полагались на роль государства в сохранении безопасности и проведе-
нии менее болезненной экономической реформы. У державников был
свой взгляд на отношения России с внешним миром, и по мере пораже-
ния западнического отношения к идентичности страны у державников
появлялась возможность доказать свою правоту. В конце 1995 г. Козы-
рев был снят со своего поста, и должность министра внешней политики
занял его критик Евгений Примаков, которого можно по праву считать
отцом нового державничества. Следующая глава подробнее остановит-
ся на философии державников и результатах их внешней политики.

Институциональные преимущества державничества


Помимо отстраненной позиции Запада и внутренней нестабильности
в России, подъем державничества стал возможен благодаря различ-
ным институциональным каналам, доступным его сторонникам. Соче-
тание исторически доминирующей националистической политичес-
кой культуры и слабо централизованной демократической системы
предоставила державникам определенные институциональные пре-
имущества. Эффективное использование таких институтов, как пар-
ламент, средства массовой информации и влиятельные неправитель-
ственные организации, помогло державникам продвинуть свою пози-
цию и подорвать идеи Козырева.
Парламент, или Верховный Совет, играл особенно важную роль в
противодействии западническому курсу. Один из самых ранних крити-
ков внешней политики Козырева был председатель Комитета Верхов-
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 85

ного Совета по международным делам Евгений Амбарцумов. Бывший


сторонник команды Горбачёва и Ельцина, Амбарцумов сыграл важ-
ную роль в формировании концепции «просвещенного империализма»
на территории бывшего Советского Союза, которая впоследствии раз-
вивалась и Андраником Миграняном. Эта концепция определяла всю
территорию бывшего СССР как сферу жизненных интересов России,
проводя параллели с американской политикой особой ответственности
во всем западном полушарии в начале девятнадцатого века (Доктрина
Монро).1 Другим известным критиком Козырева стал парламентарий и
будущий Посол России в Соединенных Штатах Владимир Лукин, ко-
торый предостерегал об односторонней прозападной ориентации и вы-
сказывался в поддержку более разнонаправленной внешней политики.
Влиятельной организацией с прямым доступом к Ельцину бы-
ла возглавлявшаяся Примаковым Служба внешней разведки. В тече-
ние 1992-1994 гг. эта организация выступала с позиции необходимос-
ти пересмотреть внешнеполитические приоритеты России и сконцен-
трироваться на территории бывшего Советского Союза. В отличие от
Козырева, который придавал особое значение «естественному парт-
нерству» России с Западом, даже за счет жертвования отношениями
с республиками бывшего Советского Союза, Примаков видел свою
роль в указании на распад на пространстве бывшего советского Сою-
за связей экономического и политического характера и формулирова-
нии способов защититься от связанных с этим угроз. Один из докла-
дов «Россия — СНГ: нуждается ли в корректировке позиция Запада?»
представлял собой прямой ответ на инициативу расширения НАТО и
в конечном счете повлиял на позицию самого Ельцина. В конце 1995 г.
Примаков сменил Козырева на посту Министра иностранных дел и
объявил о том, что территория бывшего Советского Союза становится
важнейшим приоритетом внешней политики.
Другими важными правительственными каналами являлись Ад-
министрация Президента и Совет Безопасности. Советник Прези-
дента Сергей Станкевич публично оспаривал линию Козыревым, на-
чиная с первой попытки последнего сформулировать российский на-
циональный интерес на конференции Министерства иностранных
дел «Преображенная Россия в новом мире» в феврале 1992 г. Стан-
кевич рассматривал Россию в качестве соединяющего Европу и Азию
культурного моста, настаивая, в частности, на необходимости защи-
ты прав этнических русских в бывших советских республиках.2 Совет
Безопасности России представлял собой другой институциональный
1
A. Мигранян. «Подлинные и мнимые ориентиры во внешней политике», Рос-
сийская газета, 2 августа, 1992.
2
См. «Россия в новом мире», Международная жизнь № 3-4, 1992.
86 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

канал, через который державники имели возможность противодейс-


твовать курсу западников. Уже летом 1992 г. представители Минис-
терства иностранных дел, Министерства обороны и Министерства Бе-
зопасности объединились под эгидой Совета Безопасности, в то вре-
мя возглавляемого Юрием Скоковым, чтобы противостоять позициям
Козырева относительно курса внешней политики и подготовить доку-
мент, озаглавленный «Направления внешней политики Российской
Федерации». Документ предписывал, что Россия должна занять свое
место в ряду мировых держав в качестве моста между Востоком и За-
падом, а также играть особую роль в «ближнем зарубежье».
Неправительственные организации также сыграли свою роль в ук-
реплении позиций державников. Например, Совет по внешней и обо-
ронной политике стал по существу выразителем взглядов влиятель-
ных кругов промышленников, бизнесменов, интеллигенции и лидеров
общественного мнения. Совет последовательно пропагандировал по-
литику России, ориентированную на «ближнее зарубежье» и прагма-
тизм в отношениях с Западом.1 Другой важной организацией было по-
литическое движение Гражданский Союз, также объединившее крити-
ков западничества. В число связывавших себя с Гражданским Союзом
входили влиятельные политики, такие как вице-президент Александр
Руцкой, глава Совета Безопасности Юрий Скоков и спикер Верховно-
го Совета Руслан Хасбулатов. В январе 1993 г. Гражданский Союз раз-
работал собственную Концепцию внешней политики России, которая
определяла национальные интересы России как стремление к достиже-
нию статуса великой державы в Евразии. Гражданский Союз действо-
вал изнутри политического истеблишмента, работая на постепенное
изменение баланса сил внутри политического класса. Союз стремился
к восстановлению экономических связей с бывшими советскими рес-
публиками и действовал на всем пост-советском пространстве. Связь
теоретических и идеологических позиций Гражданского Союза и Сове-
та по внешней и оборонной политике не подлежит сомнению.

Окончание триумфа западничества


Западнический курс российской внешней политики начал терять
свою силу уже к концу 1992 г. Отсутствие практических результатов
было слишком очевидным, и оппозиционная критика начинала играть
1
См. «Стратегия для России», Независимая газета, август 1992 и «Стратегия —
2», Независимая газета, 27 мая, 1994. Термин «ближнее зарубежье» включает
бывшую периферию Советского Союза, был введен в употребление в одном из
первых заявлений этой организации.
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 87

свою роль. Козыреву пришлось признать окончание «романтическо-


го периода» во взаимоотношениях с Западом.1 Ельцин вскоре выразил
схожее мнение, подвергнув Соединенные Штаты критике за тенден-
цию «диктовать свои условия». Отражая настроения державников, он
объявил, что отношения России с Западом «должны быть сбаланси-
рованы. В конце концов, мы —евразийское государство».2 Радикаль-
ная коалиция западников распадалась, а некоторые ее члены присо-
единялись к умеренной или даже радикальной оппозиции. Риторика
и программа державников приобретала все большее распространение.
Геополитика быстро перемещалась в центр национального политичес-
кого дискурса, а идеи западников отныне могли восприниматься серь-
езно только при условии их переформулирования в геополитических
категориях. Расчеты Ельцина и Козырева на то, что Запад признáет в
России «своего» и предоставит всю необходимую помощь в процес-
се ее интеграции, оказались ошибочными. Хотя западные государства
предоставили существенную финансовую поддержку России и были
готовы сотрудничать в вопросах безопасности и контроля над воору-
жениями (в следующей части мы вернемся к этому вопросу), эти ме-
ры не оправдали завышенных ожиданий помощи от Запада. Попытки
внутриполитической консолидации в данных условиях оказались не-
дееспособны. Кредиты и инвестиции были слишком незначительны-
ми для подкрепления доверия к либеральным западническим идеям
и преобразования российских политических институтов. В сфере бе-
зопасности было заметно постепенное снижение поддержки России в
СБСЕ, и не наблюдалось никакого прогресса в сближении России с
НАТО. Хотя Россия и получила номинальное членство в расширен-
ной Большой Восьмерке, полноправным участником она стала только
в июле 1994 г. Кроме того, некоторые влиятельные западные эксперты
в области внешней политики заговорили о «преждевременном парт-
нерстве» с Россией,3 что произвело на команду Ельцина-Козырева от-
резвляющий эффект холодного душа.

1
Andrei Kozyrev. «Partnership with the West: A Test of Strength», Moscow News,
October 25, 1992.
2
Цит. по «Russian Foreign Policy and the Politics of National Identity», in: The
Sources of Russian Foreign Policy After the Cold War, edited by Celeste A. Wallander
(Boulder: Westview Press, 1996), 86. После выборов в декабре 1993 г. даже чле-
ны радикальной прозападной партии Гайдара «Выбор России», такие как Сер-
гей Благоволин и Борис Федоров, в частном порядке признали свою ошибку в
том, что они не представили себя в качестве патриотической/националистичес-
кой группы, заинтересованной в статусе великой державы для России (Tuminez,
«Russian Nationalism and the National Interest in Russian Foreign Policy», in: The
Sources of Russian Foreign Policy, 65).
3
Zbigniew Brzezinski. «The Premature Partnership», Foreign Affairs 73, 1, 1994.
88 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Ельцин и Козырев оказались в трудном положении. С одной сторо-


ны, их политика определялась приоритетом отношений с западными
странами и они понимали всю зависимость своего курса от Запада. С
другой стороны, было очевидно, что западнический курс внешней по-
литики потерял всю свою привлекательность и должен был подверг-
нут серьезным коррективам. Необходимы были некоторые важные ус-
тупки оппозиционному державничеству.
В этом затруднительном положении российские лидеры попыта-
лись сохранить стратегию интеграции, умерив при этом неоправдан-
ные ожидания и переопределив курс как направленный на поиск об-
щих интересов, а не на создание общих с Западом культурных цен-
ностей. За границей они продолжали утверждать, что стратегическое
партнерство с Россией является оптимальным выбором для Запада в
силу «исторической возможности содействовать формированию де-
мократического, открытого российского государства и преобразова-
нию нестабильного, постконфронтационного мира в мир устойчивый
и демократический».1 Внутри страны руководители занялись поис-
ками поддержки влиятельных элит. В частности, они способствовали
приватизации прибыльной энергетической промышленности предста-
вителями бывшей экономической и партийной номенклатуры, тем са-
мым превращая их в богатейший класс бизнесменов, стремящихся к
экономическому сотрудничеству с Западом. Лояльные средства мас-
совой информации и банковское сообщество продолжали получать
правительственные кредиты, часто беспроцентные. В начале 1993 г.
Ельцин также участвовал в работе съезда Гражданского Союза, тем са-
мым признавая значение этой организации. А в конце 1994 г., отчасти
в целях поддержки военной элиты, Ельцин принял решение о воору-
женном вмешательстве в Чечне. Козырев поддержал данное решение,
демонстративно порвав из-за этого с наиболее прозападной парла-
ментской фракцией «Выбор России».
Помимо этого, и Ельцин, и Козырев добавили к своим публично вы-
сказываемым взглядам на проблему национального интереса геополи-
тическое измерение. Ельцин заговорил о смещении акцентов и более
сбалансированной внешней политике по сравнению с односторонне
прозападной ориентации в российской дипломатии. Козырев подтвер-
дил важность сохранения экономических и культурных связей с быв-
шими советскими государствами и стал более критичен по отношению
к российской политике Запада. В начале 1994 г. в статье в «Нью-Йорк
Таймс» он предостерег о «новых знаменах шовинизма, развевающих-
ся на вашингтонских ветрах». «Я должен сказать, к сожалению, что в

1
Andrei Kozyrev. «The Lagging Partnership», Foreign Affairs 73, 3, 1994, 59.
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 89

эти смутные времена наши естественные друзья и союзники на Западе


иногда нас не понимают и не оказывают соответствующей помощи. Да-
же в этот критический момент для Москвы, когда демократия нуждает-
ся в самой широкой поддержке, мы слышим угрозы Запада о сокраще-
нии экономического сотрудничества с Россией… Оказывается, некото-
рые западные политики в Вашингтоне и в других местах представляют
Россию не как равного партнера, а как младшего партнера. При таком
взгляде «хороший русский» — это всегда ведомый, а не ведущий».1
Все это, однако, были меры тактического и риторического характе-
ра. Широкая общественность и многие представители политической
элиты отнеслись к весьма косметическим изменениям без понимания.
Общее доверие к руководству страны было утрачено.

3. К интеграции с Западом
Как ни краток был момент российского западничества, в течение оп-
ределенного времени Ельцин и Козырев исходили в своей практичес-
кой политике из западнической философии. Исходя из убежденности
в историческом превосходстве западной цивилизации, пребладающее
внимание российских властей оказалось направлено на Запад, в то
время как отношения со странами Азии и Ближнего Востока нередко
игнорировались.

Запад и российская идентичность


Во многом подобно Михаилу Горбачёву, либеральные западники стре-
мились получить признание Запада. Лидеры новой России надеялись,
что страны Запада обеспечат необходимые для проведения либеральных
реформ материальную и моральную поддержки, если увидят, сколь пос-
ледовательна Россия в проведении курса интеграции. Время от време-
ни их высказывания относительно массовой материальной и моральной
поддержки со стороны Запада были выдержаны в драматических тонах,
демонстрируя уверенность в принципиальной значимости такой подде-
ржки для успеха реформ. Кремлевские чиновники считали, что, если За-
пад не бросит все силы на помощь России, то скорее всего, произойдет

1
Andrei Kozyrev. «Don’t Threaten Us», The New York Times, March 18, 1994, pp.
A28. В своей книге Козырев пишет о своем развитии в направлении державни-
чества, признавая, что к 1994 году он «определенно превратился в демократа-го-
сударственника» и «был убежден, что России было суждено остаться великой
державой» (Козырев, Преображение, 38-39).
90 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

фашистский переворот. Как и Горбачёв, Ельцин и Козырев полностью


осознавали переломный характер отношений с Западом, воспринимая
их как революционные в своей основе. Однако в отличие от Горбачёва,
они стремились к полной интеграции в структуры западной цивилиза-
ции. Если первый надеялся на признание особенности России в качест-
ве страны со своими ценностями (социализм), то лидеры постсоветской
России по существу приравнивали интеграцию страны с Западом к по-
тере ею своей исторической идентичности. Если Горбачёв делал ставку
на разнообразие и вклад в мировое развитие, то новые западники при-
знавали лишь триумф и превосходство одной цивилизации (западной)
по сравнению с остальной частью мира. В то время российские власти
не делали различия между Северной Америкой и Европой, полагая, что
они объединены общими ценностями рыночной экономики и полити-
ческого плюрализма1. Поэтому казалось, что России неизбежно придет-
ся пожертвовать собственной исторической идентичностью в обмен на
западную, и власти не видели в этом никакой трагедии. Они полагали,
что такая идентичность препятствие, а отказ от нее — достойная цена за
экономическую и политическую интеграцию в западные структуры.
Нет причин сомневаться в искренности российского руководства,
и любые попытки представить дело так, будто оно руководствовалось
в своей политике соображениями сугубо материального порядка, яв-
ляются заблуждением. Первоочередным в процессе формирования
внешней политики следует признать идеологию западничества. Раци-
ональные интересы стали основой формирования внешней политики
чуть позднее. Первоначальный же импульс исходил из идеологичес-
ких убеждений, руководствуясь которыми российское руководство
стремилось войти в западные международные организации и искрен-
не поддерживало Запад в вопросах международной безопасности.

Борьба за присоединение к западным международным организациям


Лидеры новой России многого ожидали от присоединения к западным
международным организациям. В экономике они надеялись не только
на предоставление ссуд или оказание помощи в реструктуризации долга

1
Такое отношение хорошо отражено в документах российско-американских сам-
митов в 1992 и 1993 гг. В июне 1992 г., например, Ельцин и Буш подписали Хар-
тию о российско-американском партнерстве и дружбе, подтверждавшую «единс-
тво сферы безопасности Северной Америки и Европы», которое должно было
«основываться на прочных общих ценностях» и общей приверженности «демок-
ратии, верховенству закона … и поддержке прав человека» (Leszek Buszynski,
Russian Foreign Policy after the Cold War [New York: Praeger, 1996], 54).
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 91

и стабилизации валюты. Предполагалось, что с Запала пойдут массовые


инвестиции, и успех вхождения в мировую экономику справедливо свя-
зывался с размерами инвестиций, а не ссудами под высокие проценты.
Например, в июле 1992 г. на саммите Большой Семерки Ельцин заявил,
что 24 миллиарда долларов не спасут Россию, и что для этого необходи-
мы прямые иностранные инвестиции размером в несколько сотен мил-
лиардов долларов. Козырев, выступая на западном форуме в сентябре
1992 г., сформулировал идею новой Стратегической Демократической
Инициативы (в противоположность старой Стратегической Оборон-
ной Инициативе), которая включала бы в себя привлечение западных
инвестиций в экономику России, поддержку малого и среднего бизнеса,
конвертацию военного сектора и создание благоприятных условий для
российского экспорта за границей.1 Большинство российских полити-
ков ожидало, что с Россией будет заключена крупная сделка, сравнимая
по своим масштабам с Планом Маршалла или планом «500 дней», ко-
торый был четко сформулирован, однако так и не осуществлен в эпоху
Горбачёва. Последний подразумевал оказание поддержки в размере 100
миллиардов долларов в течение четырех лет для реформирования Со-
ветского Союза наряду с традиционной программой МВФ.2
Такие ожидания, конечно, предполагали наличие беспрецедентно-
го доверия западных лидеров и мирового бизнес-сообщества к новой
России — условие, которое вряд ли было выполнимо. Запад не желал
и не был способен осуществлять в отношении посткоммунистической
России нечто подобное плану Маршалла. Всё, что могли предложить
все западные государства, это работать через МВФ в преобразовании
России. Германия была занята процессом воссоединения, оказавшим-
ся чрезвычайно дорогостоящим. Соединенные Штаты — в то время
главный сторонник новой России — переживали экономический спад
и вряд ли были склонны поставить все на карту бывшей крупнейшей
коммунистической экономики.
Неудивительно, что получение требуемой зарубежной помощи ока-
залось весьма сложным делом. В июне 1992 г. Россия присоединилась
к Международному Валютному Фонду и Всемирному Банку, что вос-
принималось тогда как решающий для создания рыночной экономики
шаг. К тому времени главный инициатор экономических реформ Егор
Гайдар уже обнародовал амбициозную программу, которая была осно-
вана на помощи от МВФ, Всемирного Банка и ЕБРР (Европейского

1
А. Козырев. «Oсновная опасность —в номенклатурном реванше», Независимая
газета, 8 октября, 1992.
2
Цифра 100 миллиардов долларов была высчитана как эквивалент стоимости по-
мощи Восточной Европе с 1989 по 1991 г. (Nigel Gould-Davies and Ngaire Woods,
«Russia and the IMF», International Affairs 75, 1, 1999, 5).
92 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Банка Реконструкции и Развития). Кредиты МВФ были необходимы


для достижения макроэкономической стабилизации и для сбалансиро-
вания бюджета, но они не помогали (и не могли помочь) России войти
в мировую экономику. Россия также сумела присоединяться к Боль-
шой Семерке в июле 1992 г., несмотря на противодействие со стороны
Джона Мэйджора и Гельмута Коля. Однако членство в Большой семер-
ке не изменило экономического статуса России. Даже в психологичес-
ком отношении прогресс был не слишком значительным — западные
лидеры видели в России получателя помощи, но отнюдь не донора, и
не воспринимали вновь вступившего члена как равного партнера.
Относительно более результативны оказались усилия России по
установлению отношений с Соединенными Штатами. В апреле 1992 г.
в политически заряженной атмосфере российских ожиданий, Буш
при поддержке Коля объявил о пакете финансовой помощи в 24 мил-
лиарда долларов. В то время реформы Ельцина встретили особенно
сильное сопротивление внутри страны, выразившемся в готовности
собравшегося Съезда Народных Депутатов начать борьбу с привати-
зацией и земельной реформой. Билл Клинтон выступил в поддержку
Ельцина, приведя доводы в пользу создания глобального союза, целью
которого была бы поддержка демократии и предотвращение «миропо-
рядка, в чем-то даже более опасного, чем существовавшего в темные
годы “холодной войны”». В результате усилий нового американского
президента, направленных на мобилизацию Запада для оказания под-
держки России, на саммите Большой семерки в Токио было заявлено
об очередном крупном пакете программ помощи для России размером
в 43,4 миллиарда долларов.
Для кремлевского руководства результаты присоединения к за-
падным организациям и мобилизации этих организаций для оказания
помощи России в ее интеграции в западное сообщество едва ли бы-
ли удовлетворительными. С помощью США Россия достигла согла-
шения с Парижским клубом по реструктурированию долга Советско-
го Союза в размере 70 миллионов долларов, за выплату которого Рос-
сия взяла ответственность на себя. Однако ей не удалось достигнуть
такого же соглашения с Лондонским клубом. Долгое время России не
удавалось и присоединиться к этим клубам даже в качестве наблю-
дателя. Стремление реформаторов к получению более широкого до-
ступа на рынок ЕС также не дало результатов. Их усилия, направлен-
ные на снятие ограничений Координационного комитета по многосто-
роннему экспортному контролю (COCOM) на торговлю, принесли
свои плоды только в марте 1994 г. Что касается вопросов безопаснос-
ти, Россия стремилась привлечь миротворческие силы Организации
Объединенных Наций и Организации по безопасности и сотрудничес-
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 93

тву в Европе для урегулирования конфликтов на территории бывше-


го Советского Союза. Козырев хотел быстрого вхождения в структу-
ры по безопасности в Европе и даже объявил о желании России стать
членом НАТО. Однако, при последующем развитии событий, России
вскоре пришлось полагаться на собственную армию. Позже в данной
главе мы вернемся к этому вопросу.

Поддержка Запада в вопросах международной безопасности


Приблизительно до середины 1993 г. лидеры новой России целиком
разделяли западное понимание и политику международной безопас-
ности. В Европе Россия стремилась добиться полного членства во
всех европейских институтах безопасности, включая НАТО. Даже
когда НАТО заявило о своих планах по расширению на восток, новые
российские лидеры первоначально не высказали никаких возражений
по поводу данного процесса.
Несмотря на традиционно прочные связи с Сербией, российские
власти поддержали и политику Запада на Балканах. Поначалу они из-
бегали даже встреч с лидерами Югославии и приняли сторону Запа-
да, осудив сербов за жестокость по отношению к мусульманам в не-
зависимой Боснии. Весной и летом 1992 г. Россия поддержала эконо-
мические санкции, введенные Организацией Объединенных Наций
против Югославии и ведущие к приостановке членства этой страны
в ОБСЕ, хотя изначально склонялась к переговорам по определению
линии в отношении Югославии. Москва не выдвинула и возражений
против резолюции Совета Безопасности ООН, санкционировавшей
возможное использование силы против Югославии, и не воспользова-
лась правом вето, когда Генеральная Ассамблея ООН, проголосовала
за исключение этой страны из своих рядов. Позже, Ельцин также под-
держал план Запада по созданию конфедерации в Боснии — Герцего-
вине, разработанный Сайрусом Вэнсом и Дэвидом Оуэном.
Новые российские власти также разделяли — в том числе ценой пре-
рывания созданных традиционных связей — политику Запада по контро-
лю над вооружением. Ельцин сократил стратегические ядерные запасы
наполовину, а также согласился ликвидировать все наземные комплек-
сы МБР (межконтинентальных баллистических ракет) с несколькими
боеголовками, в то время как Соединенные Штаты сохранили такие бое-
головки на подводных лодках. Условия нового соглашения СНВ-2 бы-
ли оговорены на саммите в июне 1992 г., и оно было подписано в январе
1993 г. Это был беспрецедентный шаг: впервые в истории развития ядер-
ных вооружений Россия отказалась от основы своих стратегических за-
94 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

пасов, в то время как США сохранили их. Даже некоторые из российских


аналитиков либеральной ориентации, как например Алексей Арбатов,
критически высказались в отношении соглашения за его несбалансиро-
ванность.1 Ельцин осознавал, что Россия жертвовала стратегическим па-
ритетом с Соединенными Штатами, но заявил, что такой паритет был
слишком «угрожающим» и утратил всякий смысл теперь, когда «в поли-
тических и экономических взаимоотношениях между Соединенными
Штатами и Россией произошли такие фундаментальные изменения».2
До сентября 1993 г. Ельцин также не видел необходимости в пересмот-
ре Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), кото-
рый ограничивал внутреннее перемещение войск в России и подвергал-
ся значительной критике со стороны военных ведомств.
В стремлении к быстрой интеграции с Западом, Россия потеряла
миллиарды долларов от продажи оружия, отказавшись от прибыль-
ных рынков третьего мира и поддержав санкции Запада против Ли-
вии, Ирака и Югославии. Козырев поддержал даже бомбовые удары
США в Ираке, не говоря уже о санкциях ООН против этой страны.
Такая политическая позиция начала меняться лишь в 1993 г. под дав-
лением политических групп, настаивавших, что Россия не может поз-
волить себе простить долг Ирака в 7 миллиардов долларов и должна
активнее сотрудничать с данной страной. Козырев согласился и с по-
пытками Соединенных Штатов ограничить военные связи с Китаем,
Ираном и Индией. В то время как Россия изо всех сил старалась убе-
дить Запад в искренности своего стремления к интеграции, Запад про-
должил проводить политику с позиции односторонних преимуществ,
не слишком заботясь о возможном противодействии. В результате до-
ля России на рынке вооружений, по оценке либерального издания
«Известия» снизилась за период с 1991 по 1993 гг. с 38 до 17%, в то
время как доля США выросла с 30 до 58%.3

Игнорирование Азии и мусульманского мира


В новом российском западничестве присутствовало черно-белое мыш-
ление, особенно заметное в отношениях с Азией и Ближним Востоком.
Расширение партнерских отношений с Западом рассматривалось как су-
жение сферы взаимодействия с незападными регионами. В идеологизи-

1
Buszynski. Russian Foreign Policy, Op. Cit, 57.
2
Robert H. Donaldson and Joseph L. Nogee. The Foreign Policy of Russia: Changing
Systems, Enduring Interests (Armonk: M. E. Sharpe, 2002), 193.
3
Peter Shearman. «Russian Policy Toward the United States», in: Russian Foreign
Policy since 1990, edited by Peter Shearman (Boulder: Westview Press, 1995), 121.
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 95

рованном мышлении команды Козырева Восток был связан скорее с «от-


сталостью» и «авторитаризмом», нежели с «процветанием» и «демокра-
тией» западных «цивилизованных государств». Вновь использовался
аргумент идентичности: Россия до этого времени была слишком азиат-
ской страной, и теперь настало время отказаться «от азиатских корней
восточного деспотизма и присоединиться к западному демократическо-
му лагерю».1 Многие в стане западников полагали, что незападные об-
щества, такие как Китай и страны Среднего Востока, в скором времени
последуют примеру Советского Союза и Восточной Европы и распадут-
ся, и произойдет это как раз потому, что они являются «недемократичес-
кими». К Китаю относились с особым презрением в силу жестокого по-
давления оппозиции на площади Тянанмэнь в 1989 г. и поддержки Пе-
кином антигорбачёвского переворота в Москве в августе 1991.
Отношения России и Китая — яркий пример пассивности нового
руководства России на восточном направлении. Хотя Горбачёв и со-
здал предварительные условия для улучшения взаимоотношений с
Китаем, подписав два важных двусторонних официальных заявления
и соглашение о границе, во взаимоотношениях между двумя сторо-
нами не было прогресса по причине все возрастающих идеологичес-
ких различий. В феврале 1992 г. соглашение о границе было ратифи-
цировано Верховным Советом России, однако Ельцин и Козырев по
прежнему насторожено относились к Китаю как стране антизападной,
критикующей демократическое развитие России. Российско-китайс-
кие отношения находились в подвешенном состоянии до конца 1992 г.,
а российское руководство и политики избегали даже встреч с прибы-
вавших время от времени в Москву китайскими чиновниками. В мар-
те 1992 г. Козырев направился в Китай с целью стимулировать эко-
номическое сотрудничество между двумя странами. Однако поездка
длилась всего тридцать часов, и стороны не достигли договоренности
по проблемам прав человека, официально заключив, что в российско-
китайских отношениях «значительные элементы взаимного согласия
сосуществуют с различными подходами по некоторым весьма сущест-
венным вопросам».2
Сходная ситуация наблюдалась в отношениях между Россией и
мусульманским миром. Власти России изначально не придавали зна-
чения этому региону. Ельцин отдал приказ о выводе войск СНГ из На-
горного Карабаха на Кавказе и одновременно предложил развернуть
там войска НАТО в качестве миротворческих сил. Несмотря на воз-
растающую нестабильность Афганистана и Центральной Азии, он от-
1
Yevgeni Bazhanov. «Russian Policy Toward China», in: Russian Foreign Policy
(Boulder: Westview Press, 1995), 161.
2
Там же, 170.
96 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

казался от какого бы то ни было серьезного участия и в делах данно-


го региона, предоставив его в распоряжение Ирана и Турции. В апреле
1992 г. после захвата Кабула моджахедами, Козырев посетил Афганис-
тан, однако это визит носил скорее характер жеста доброй воли, неже-
ли стремления к развитию взаимоотношений. Несмотря на недоволь-
ство оппозиции внутри страны, российские власти совершенно не воз-
ражали против увеличения присутствия Соединенных Штатов в этом
регионе, ставшего очевидным, например, в ходе посещения Централь-
ной Азии госсекретарем Джеймсом Бейкером в феврале 1992 г.
Наконец, Россия долго не хотела признавать роль Индии и Кореи
в своей внешней политике. Российское западничество подразумевало
сокращение торговли между Россией и Индией, в особенности в воен-
ном секторе. На Корейском полуострове Ельцин и Козырев придержи-
вались односторонней политики, отдавая предпочтение позиции Юга,
а не Севера. В 1992 г. оба российских лидера предложили подписать
дружественное соглашение с Южной Кореей, чтобы закрепить отно-
шения между странами, несмотря на оценки корейских специалистов,
согласно которым интересы России требовали сбалансированных от-
ношений с обоими государствами. Идеологическая дихотомия между
«цивилизованным» прозападным Югом и «варварским» сталинским
Севером серьезно ослабила связь с Севером, в то время как взаимоот-
ношения Москвы и Сеула не принесли ожидаемой экономической вы-
годы. В июне 1993 г. Северная Корея объявила о своем выходе из Со-
глашения о нераспространении ядерного оружия, и Москва ответила
тем, что поддержала введенные США санкции против этой страны.
Западники настаивали, что отношения с «нецивилизованным» Вос-
током должны быть ограничены вопросами национальной безопаснос-
ти. Когда в марте 1992 г. представитель философии державничества
Сергей Станкевич предложил возродить отношения России с мусуль-
манским миром, Козырев ответил отрицательно. Министр иностран-
ных дел высказался против существования каких бы то ни было осо-
бых интересов России в Азии, за исключением вопросов поддержания
безопасности, но даже и эти вопросы должны были решаться в инсти-
туциональных рамках Запада. Министр заявил о необходимости ока-
зать совместное давление на Северную Корею, чтобы остановить ее
амбициозную ядерную программу. Позже, когда усилилось давление
на Козырева со стороны государственников, призывавших восприни-
мать Россию как «великую державу» в Евразии, он предложил иную
формулировку своей по прежнему проамериканской позиции, связав
Евразию с Соединенными Штатами. В статье, опубликованной в жур-
нале «Международная жизнь» в начале 1993 г. он утверждал, что евра-
зийское расположение России — это лишь реальность географии, ведь
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 97

«любой, кто посмотрит на карту, увидит, что Соединенные Штаты —


наш ближайший сосед на Востоке», и, чтобы подчеркнуть свою точку
зрения, Козырев добавил: «На Востоке, а не на Западе».1

Негативные последствия курса Ельцина — Козырева


Курс Ельцина — Козырева терял социальную поддержку и породил
негативные последствия уже в конце 1992 г. «Шоковая терапия», ре-
комендованная МВФ, была применена в январе 1992 г., приведя к тя-
желейшим экономическим последствиям для обычных людей. В стра-
не появилась и стала укрепляться политическая оппозиция реформам.
Общество в большинстве своем разочаровалось в помощи со сторо-
ны Запада и в самом замысле ельцинских реформ. Вместо поддержки
внутри страны, результатом стратегии реформаторов по интеграции в
западное сообщество стал рост общественного негодования по отно-
шению к Западу. Опрос конца 1993 г. показал, например, что две трети
россиян были убеждены, что экономические советы Запада представ-
ляли собой ни что иное, как преднамеренные усилия, имеющие сво-
ей целью ослабление России2 — именно эту идею непримиримая оп-
позиция стремилась донести до широких общественных слоев. В этих
условиях критика внешней политики западников со стороны оппози-
ции, в особенности державников и консервативных цивилизационщи-
ков, пользовалась все большим успехом.
Первым тревожным звонком стала вынужденная отмена Ельциным
визита в Японию, целью которого было улаживание старого территори-
ального спора с Россией. Российские власти воспринимали Японию как
часть Запада, уделяя ей соответствующее внимание. Изначальная стра-
тегия состояла в том, чтобы использовать советско-японское соглаше-
ние от 1956 г. в качестве основания для урегулирования территориаль-
ной проблемы и вернуть Японии два из четырех северных островов, за-
хваченных Сталиным в конце второй мировой войны. Визит Ельцина
был запланирован на сентябрь, однако, он неожиданно отменил поездку,
которая должна была состояться через четыре дня. Споры вокруг воз-
вращения островов вызвали немедленную негативную реакцию со сто-
роны российского парламента и военно-силового лобби. Верховный Со-
вет провел специальное заседание, а Министерство обороны открыто на-
стаивало на том, что вывод войск с Курильских островов противоречил
геостратегическим интересам России. Это был серьезный удар по поли-
тическому курсу России, показавший его существенные ограничения.
1
Shearman. «Russian Policy Toward the United States», 129.
2
Donaldson and Nogee. The Foreign Policy of Russia, 198.
98 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Политика Ельцина и Козырева на Балканах также подверглась серь-


езной критике. Бывший Верховный Совет был особенно активен в ата-
ках на официальную политику в отношении Балкан и даже иницииро-
вал собственную челночную дипломатию с Белградом. В декабре 1992 г.
Верховный Совет выпустил постановление, призывающее к примене-
нию санкций ко всем враждующим сторонам и содержащее требование
использования Россией права вето в случае санкционирования ООН
военного вмешательства в регионе. В результате такого давления Рос-
сия сначала воздержалась на голосовании в ООН по поводу введения
дополнительных санкций против Югославии, а затем отказалась пос-
лать войска синих касок из Хорватии в Сараево для поддержания по-
рядка в соответствии с военным соглашением ООН. Давление оппо-
зиции на внешнюю политику России на Балканах усилилось в 1994 г.,
когда НАТО начало воздушные удары по боснийским сербам.
В этом политизированном контексте, Североатлантический аль-
янс принял решение о расширении в восточном направлении путем
включения в свои ряды членов бывшего советского блока в Восточ-
ной Европе. Это решение предоставило националистической оппози-
ции внутри страны дополнительные аргументы и ресурсы для моби-
лизации против западнического курса. Если Запад хотел расширить
свой военный союз, не планируя включать в него Россию, это интер-
претировалось оппозицией как угроза. Военные и силовые структуры
были особенно активны в защите такой интерпретации расширения
НАТО. Евгений Примаков, в то время руководитель Службы внешней
разведки, подверг расширение жесткой критике, ссылаясь на истори-
ческую память времен «холодной войны» и предупреждая об опаснос-
ти новой изоляции России. Военное ведомство ответило принятием в
ноябре 1993 г. новой доктрины, которая объявила непосредственное
окружение России сферой жизненно важных российских геополити-
ческих интересов. Российские военные, военно-промышленные и си-
ловые структуры также выступили против уступок Западу по сокра-
щению вооружений и его продажи.
В середине 1993 г., в значительной степени в ответ на возрастающую
критику внутри страны, позиция российского руководства начала ме-
няться. Сокрушительные результаты декабрьских выборов ясно показа-
ли, что ожидаемой интеграции с Западом не произойдет и что западни-
кам придется приспосабливаться к новым реалиям. В результате выборов
в парламенте появилось множество сил антизападной направленности, и
частично этому способствовала бескомпромиссная прозападная полити-
ка государства. Победа националистической партии Владимира Жири-
новского отчасти стала ответом на пренебрежение государства к пробле-
мам и потребностям армии. Реагируя на это, Козырев заговорил о серьез-
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 99

ном корректировании своего курса. Сразу же после декабрьских выборов


он объявил об изменениях во внешней политике России в соответствии с
предпочтениями избирателей. Козырев заявил, что эти изменения будут
включать провозглашение территории бывшего Советского Союза сфе-
рой жизненных интересов России и возобновление военного присутс-
твия в тех регионах, в которых Россия традиционно доминировала. Рос-
сийское руководство также отказалось от сотрудничества с НАТО. Стол-
кнувшись с непримиримой оппозицией внутри страны, руководству
страны пришлось отклонить предложение о присоединении к програм-
ме «Партнерство ради мира», разработанной для продолжения сотрудни-
чества и сохранения военных связей с альянсом.
Заявленное корректирование курса вряд ли означало его стра-
тегическую переоценку. Скорее речь шла об уступках тактического
свойства, которые отражали изменяющийся баланс сил внутри госу-
дарственных структур. Державники, такие как советник Президен-
та Сергей Станкевич и посол России в Вашингтоне Владимир Лукин,
сформулировали «евразийскую» альтернативу «атлантистской» вне-
шней политике Козырева, и оказываемое на официальный курс дав-
ление было весьма значительным. Оппозиция настаивала на более ак-
тивной политике в отношении Азии и Ближнего Востока. К тому вре-
мени, в декабре 1992 г. Ельцин посетил Китай и частично восстановил
исчезнувшие торговые отношения между двумя странами. Козырев
также открыто признал потребность России в активизации внешней
политики в Китае, Индии, и в целом на восточном направлении. Од-
нако ни одно из изменений, внесенных во внешнюю политику, не ис-
ходило из принципиальной переоценки стратегических установок, ле-
жавших в основе западнического курса.

4. Изоляционизм в бывшем Советском регионе


Изоляционизм Ельцина — Козырева по отношению к бывшим советс-
ким республикам являлся логическим продолжением их радикально-
западнических убеждений. Стремясь к скорейшей интеграции с Запа-
дом, новые руководители России не хотели ждать, когда же бывшие
республики проявят волю к проведению сходной прозападной поли-
тики. Не чувствовали они себя и связанными узами ответственности
за помощь соседям в переходный период. Россия должна была идти на
Запад одна, и для преодоления потенциального сопротивления глав
бывших республик, ей необходимо было создать национальные эко-
номические, политические и военные барьеры, отгораживающие ее от
бывших советских государств.
100 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Изоляционистское мышление
Западники оправдывали изоляционистский курс исходя из экономи-
ческих, политических, и культурных оснований. С экономической точ-
ки зрения, утверждали они, Россия превратилась во «внутреннюю ко-
лонию» Советского Союза и, в результате, пострадала гораздо больше
других республик, поскольку являлась ядром Советской империи. Как
самое большое и богатое государство в регионе Россия должна была
субсидировать республики, а не продавать им сырье, такое как нефть
и природный газ, по ценам мировых рынков. Утверждалось, что если
Россия продолжит служить экономическим локомотивом в регионе,
она первой станет жертвой собственного великодушия. Эти аргумен-
ты уходили корнями к эпохе Горбачёва, когда ельцинская организа-
ция «Демократическая Россия» формировалась как антиимпериалис-
тическое движение, подчеркивавшее независимость России и других
республик и даже открыто призывавшее к роспуску Советского Сою-
за. Советский Союз представлялся «империей», которая должна была
быть демонтирована ради процветания России. В течение политичес-
ких кампаний 1990 и 1991 гг. Ельцин выдвинул идею «России-жерт-
вы», и именно его советники, в конечном счете, написали сценарий рас-
пада Союза. Как ни странно, но идея была заимствована у российских
националистов антизападной ориентации, которые нередко обращали
внимание на бремя России, заключающееся в субсидировании осталь-
ной части Союза (хотя они никогда не стремились к распаду союза).
Кроме того, новые западники полагали, что в течение советской эры
Россия пострадала и в политическом и культурном отношении и что
теперь ей необходимо восстановить свою идентичность на неимпери-
алистических, или «гражданских» основаниях. Валерий Тишков, кото-
рый в 1992 г. был директором Института Этнологии и Антропологии
и Министром по делам национальностей, разработал научное обосно-
вание этого процесса и в 1989 г. впервые публично выдвинул концеп-
цию гражданской нации. Сутью восприятия России как гражданской
нации была ее деэтнизация, то есть исключение категорий этнической
и религиозной принадлежности из проекта разработки идентичности.
Тишков утверждал, что в России скорее должна сформироваться граж-
данская российская нация, то есть сообщество всех граждан Российс-
кой Федерации независимо от их этнокультурных и религиозных раз-
личий. В соответствии с новым видением, Россия в пределах ее совре-
менных постсоветских границ определялась как политическая нация и
«согражданство».1 Во внешней политике такое представление должно

1
Vera Tolz. Russia: Inventing the Nation (Oxford: Arnold, 2001), 250.
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 101

было избавить новую Россию от ответственности за политику Советс-


кого Союза и за проблемы, связанные с его историческим наследием в
регионе. В частности, Россия не должна была нести ответственность за
благосостояние двадцати пяти-тридцати миллионов этнических рус-
ских, — около 30% от общего числа русских на родине — проживаю-
щих в бывших советских республиках за пределами России.
Либеральное внешнеполитическое сообщество поддержало изоляци-
онистский компонент в национальном интересе. Например, один из из-
вестных докладов связанного с МИД Института международных отно-
шений (МГИМО) предостерегал против опасности принятия Россией на
себя роли нового центра в Содружестве Независимых Государств. Авто-
ры доклада утверждали, что главный интерес России заключался в том,
чтобы войти в Большую семерку в качестве полноправного участника
и, таким образом, переместиться с периферии мировой экономики в ее
центр. Стремление стать центром СНГ представлялось как противореча-
щее основному интересу России, поэтому предлагалось приготовиться к
тому, чтобы отказаться от СНГ «ради поворота в сторону Европы».1

Изоляционизм в политике и сфере безопасности


Политически изоляционизм был связан со стремлением России отде-
литься от бывших советских республик институционально. Ельцин и
Козырев сконцентрировались на укреплении суверенитета и незави-
симости от стран бывшего Советского Союза и СНГ как новой фор-
мы их объединения. Последняя возникла, по их убеждению, лишь как
способ положить конец СССР и поначалу членами новой организации
были лишь Россия, Украина и Белоруссия. Ельцин предложил создать
СНГ главным образом для нанесения поражения своему политическо-
му противнику Горбачёву и никогда не отводил этой организации ро-
ли укрепления сотрудничества в регионе. Скорее, он хотел, чтобы эта
организации послужила делу окончательного политического и эконо-
мического развода бывших советских республик, и именно такое ви-
дение прочитывалось в основных соглашениях о создании организа-
ции и ее последующих первичных документах, таких как Хартия СНГ.
В процессе практической реализации своей политики Россия стреми-
лась скорее к двустороннему взаимодействию со своими соседями, чем
к многостороннему. Она также не демонстрировала активности в отно-
шениях с государствами региона. Несмотря на заявления Козырева о
приоритетности СНГ как направления внешней политики России, его
1
A. В. Загорский и др. «После распада СССР: Россия в новом мире» (M: MГИ-
МО, 1992), 6-11, 15, 17.
102 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

первые поездки состоялись в Западную Европу, Северную Америку и


другие регионы мира. Если не считать краткого визита в Эстонию, ко-
торую министр посетил лишь в апреле 1992 г. В июле того же года Рос-
сия открыла свое единственное посольство в регионе — в Киеве. Моск-
ва предполагала, что даже если какие-то из бывших республик в конеч-
ном счете будут тесно связаны с Россией, это случится намного позже
и на рыночных основаниях. Это мировоззрение начало претерпевать
изменения в 1993 г., когда Россия инициировала Соглашение об эконо-
мическом союзе СНГ, предполагавшее развивать многостороннее эко-
номическое сотрудничество.
В вопросах безопасности политика России отражала желание свес-
ти к минимуму ответственность за поддержание порядка на терри-
тории бывшего Советского Союза. Российский аналитик Александр
Пикаев выделил четыре специфических цели, к которым стремился
Кремль: как можно более быстрый вывод российских войск из-за пре-
делов России; скрытая поддержка перехода бывших советских войск
под контроль правительств бывших советских республик; игнориро-
вание сепаратистских настроений в отдельных странах СНГ и поддер-
жание отношений с центральным правительством; и санкционирова-
ние иностранного участия в урегулировании конфликтов на постсо-
ветском пространстве.1
Российские чиновники стремились к достижению этих целей при-
мерно до середины 1992 г. Ельцин отдал приказ о выводе войск из На-
горного Карабаха и одновременно высказался за развертывание войск
НАТО в качестве миротворческих сил в регионе. Когда Чечня провозг-
ласила свою независимость в ноябре 1991 г. он исключил возможность
военного вмешательства в качестве политической меры. Первоначаль-
но Ельцин не возражал и против решения Украины, самого большого
государства в СНГ после России, взять под контроль бывшие войска
Советского Союза, расположенные на территории республики. Учре-
див в апреле 1992 г. Министерство обороны России , Ельцин тем са-
мым указал и на свое нежелание поддерживать коллективный статус
бывших Вооруженных сил Советского Союза, одобрявшийся, напри-
мер, лидерами Центральноазиатских республик. Россия, подписав-
шая соглашение о коллективной безопасности СНГ (в мае 1992 г.), не
предприняла никаких попыток активизировать это соглашение и по
прошествии года все еще продолжала всерьез обсуждать возможность
развертывания миротворческих сил ООН и НАТО в регионах с этни-
ческими конфликтами. Россия также не проявляла серьезного беспо-
1
Alexander A. Pikayev. «The Russian Domestic Debate on Policy Towards the ‘Near
Abroad’», in: Peacekeeping and the Role of Russia in Eurasia, edited by Lena Jonson
and Clive Archer (Boulder: Westview Press, 1996), 52.
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 103

койства относительно статуса этнических русских в бывших советс-


ких республиках.
В позициях власти наметились признаки изменений лишь тогда,
когда военные конфликты в различных частях бывшего СССР нача-
ли угрожать самой России. Первая угроза возникла в Молдове весной
1992 г. Намерение властей республики Молдовы объединиться с Ру-
мынией вызвало жесткую реакцию Приднестровской области, которая
выразила стремление к экономическому и культурному объединению
с Россией. Усилия молдовских властей привлечь к урегулированию
конфликта ОБСЕ не дали результатов, и Россия вынуждена была вме-
шаться с целью остановить разраставшийся вооруженный конфликт.
Взяв под контроль расквартированную в регионе 14-ю дивизию совет-
ской армии, Россия заключила перемирие и взяла на себя задачу под-
держания мира в регионе. Козырев поначалу осудил военное вмеша-
тельство и отклонил возможность установления контактов с лидерами
сепаратистского Приднестровья. Однако уже к концу июня он вынуж-
ден был согласиться с развертыванием военных сил России в регионе.
Такие действия оказались необходимыми для предотвращения даль-
нейшей эскалации насилия и гражданской войны в Молдове. Они так-
же послужили прецедентом возможного вмешательства России в Тад-
жикистане, Грузии и других частях бывшего советского региона.

Экономический изоляционизм
В экономических вопросах Россия не планировала никакого коор-
динирования своей политики с бывшими советскими республиками.
После неудавшегося переворота в августе 1991 г. Ельцин сформули-
ровал идею независимости России как основание ее экономической
стратегии. В своем обращении к российскому Конгрессу народных
депутатов он обязался реализовать стратегию шоковой терапии, под-
разумевавшей освобождение цен до конца года, быструю приватиза-
цию промышленности и земли, значительное сокращение расходов го-
сударства и жесткую денежную политику. Он утверждал, что Россия
должна стать первопроходцем в осуществлении реформ, показав при-
мер другим республикам.1 Ельцин разделял широко распространен-
ные либеральные убеждения, что бывшие советские республики пред-
ставляли собой «гири на шее у России», и что у России не было иного
выбора, кроме как «уйти в отрыв» от бывшего СССР.
Руководствуясь этими убеждениями, Россия произвела валютную
1
David Kotz with Fred Weir. Revolution from Above: The Demise of the Soviet
System (London: Routledge, 1997), 167.
104 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

реформу, в одностороннем порядке выйдя из рублевой зоны. В июле


1993 г. она приостановила денежное снабжение в бывшие советские
республики и вывела старые советские/российские рублевые банкно-
ты из обращения на своей территории. Ранее Россия взяла на себя обя-
зательства консультироваться с республиками по вопросам экономи-
ческой политики, и эти обязательства были зафиксированы в осново-
полагающих принципах СНГ в Минском соглашении от декабря 1991 г.
Однако, несмотря на эти обязательства, Россия продолжала проводить
денежную реформу, а также освобождать цены от государственного
контроля, что незамедлительно создало кризис в республиках, полагав-
шихся в своих финансовых операциях на рубль. Кроме того, сразу пос-
ле распада Советского Союза Россия начала устанавливать торговые
ограничения и поддерживала их на относительно высоком уровне даже
после того, как были подписаны соглашения с бывшими республика-
ми о статусе наибольшего благоприятствования и о свободе торговле.
Частично такая политика отвечала относительно неблагоприятным ус-
ловиям торговли для России, поскольку она продолжала экспортиро-
вать товары в бывшие советские республики по ценам значительно ни-
же цен на мировом рынке. Такая политика также отразила неудовлет-
воренность России состоянием платежей некоторых республик после
распада Советского Союза. Оба этих соображения укрепили убежде-
ние властей в том, что экономическая независимость от безденежных
республик и создание обширных контактов с Западом наилучшим об-
разом послужат национальному интересу России.

Культурный изоляционизм
Наконец, Россия действовала, исходя из определенных культурно-изо-
ляционистских установок. До 1993 г. правительство поддерживало по-
литику гражданской идентичности, сформулированную Министром
по делам национальностей Валерием Тишковым. Тишков выступал
за трактовку нации как согражданства, отмену принципа этнических
автономий и приоритета индивидуальных, а не коллективных прав. В
ноябре 1991 г. правительство подтвердило свою приверженность про-
екту гражданской идентичности, приняв Закон о гражданстве. Закон
признавал гражданами всех людей, проживающих на территории Рос-
сийской Федерации, независимо от их этнической принадлежности,
и закреплял за гражданином Российской Федерации название рос-
сиянин, а не русский. В отношениях с иностранными государствами
правительство отрицало какую бы то ни было ответственность за эт-
нических русских, проживающих за пределами России. Несмотря на
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 105

то, что Ельцин делал заявления о необходимости защищать «наших


соотечественников за рубежом», Козырев вплоть до осени 1992 г. ут-
верждал, что этнические русские за пределами России не представля-
ют особой проблемы для российского правительства.
Многие из принципов Тишкова так и не были реализованы. Закон
о гражданстве не во всем согласовывался с новым ви'дением граждан-
ской идентичности, поскольку он позволял всем гражданам СССР за
пределами России получить российское гражданство, пройдя простую
процедуру регистрации. Правительство так и не выпустило новые пас-
порта граждан России без указания этнической принадлежности. Оно
также не стало заново проводить территориальное деление страны по
неэтническому принципу и не пыталось юридически запретить рос-
сийские этнические партии.

Вызов оппозиции изоляционистскому курсу


У изоляционистского курса возникла значительная оппозиция. От-
части благодаря новым институциональным каналам, которые стали
более доступны в новой политической системе, государственники и
консервативные цивилизационисты со временем набрали силу. С кра-
хом коммунистической структуры власти у различных организаций
появилась возможность с бóльшим успехом защищать свои права.
Бывшие советские управленцы и военные промышленники с реги-
ональными связями стали главной силой, противостоявшей проводи-
мой правительством политике экономического изоляционизма. Объ-
единенные в рамках Гражданского Союза, они указывали на катастро-
фические последствия изоляционистского курса и приводили доводы
в пользу совместных решений и интеграции в пределах территории
бывшего Советского Союза. Гражданский Союз и его преемник в Рос-
сии, Союз промышленников и предпринимателей, консолидировали
связи с профсоюзами и установили свои отделения на всем постсовет-
ском пространстве. Их аргументы было невозможно игнорировать по
причине разрушающейся экономики всех государств бывшего Совет-
ского Союза. В течение двух лет после 1991 г. в каждом из них были
отмечены показатели отрицательного экономического роста, упадок
торговли, производства, рабочей силы и разрыв энергетических связей.
Особенно тяжело пострадали нероссийские республики. Структура
их торговли развивалась на основе бывшего советского «единого эко-
номического комплекса», и они были вынуждены торговать в первую
очередь с Россией и друг с другом, и только затем со странами за преде-
лами бывшего Советского Союза. Доля межреспубликанской торговли
106 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

составляла до 85-90 % от общей торговли республик. Их промышлен-


ная структура также не способствовала развитию полноценной эконо-
мики: какие-то заводы были поставщиками основных ресурсов, какие-
то специализировались на производстве. Многие асимметрично зави-
сели от российского рынка, топлива и сырья, что еще более усложняло
задачу создания независимых экономик. Множество республик, таких
как Армения, Белоруссия, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан, осо-
бенно критически отнеслись к российскому изоляционизму. Россия
также сильно пострадала, и ее экономика значительно ослабла.
Армия приобрела особое значение в противодействии кремлевской
политике в области безопасности. В ответ на растущую нестабильность на
постсоветском пространстве некоторые военные подразделения вступа-
ли в открытую конфронтацию с гражданскими властями. Так, например,
дело обстояло в Молдове. Когда в мае 1992 г. Ельцин публично заявил о
выводе 14-ой армии, Министр обороны генерал Павел Грачев немедлен-
но поправил его, отметив, что армия сможет покинуть место дислокации
только после того, как конфликт в регионе будет нейтрализован. Когда в
июне того же года Ельцин назначил генерала Лебедя командующим 14-ой
армией, представлявшей нейтральные миротворческие силы, Лебедь не
скрывал того, что он воспринимал свой мандат иначе. Он сравнивал чи-
новников Молдовы с «фашистами» и защищал этнических русских в ре-
гионе. Политические позиции защитников прав русских на всей терри-
тории бывшего Советского Союза все больше укреплялись как в парла-
менте, так и в исполнительной власти. Особенно активную роль играли
в пропагандировании их позиций парламентский Комитет по междуна-
родным делам во главе с председателем Евгением Амбарцумовым, а также
вице-президент России Александр Руцкой.
Российское общество также не поддержало политику изоляцио-
низма. Этнические автономии высказались против проекта форми-
рования гражданской нации, опасаясь потери собственной идентич-
ности. Многие русские также не могли принять новую российскую
идентичность, продолжая ратовать за сохранение прочных культур-
ных связей на всем постсоветском пространстве. Опросы показали,
что большинство русских поддерживало добровольное воссоединение
бывших советских республик с Россией.1 Немалую роль сыграла и си-
ла чувств связи с Россией среди русских за пределами страны. Все эти
связи способствовали мобилизации консервативных цивилизацион-
щиков и их объединению в организации типа Конгресс Русских Об-
1
В 1994 г. одобрение русскими за пределами России колебалось от 84 процентов
в Украине и Белоруссии, двух славянских государствах, до 50 процентов в че-
тырех центрально-азиатских республиках, Казахстан занимал положение между
двумя этими полюсами (USIA. Сентябрь, 1994, 1).
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 107

щин. Козырев пытался противостоять возрастающему влиянию воен-


ных и националистов во внешней политике, но не добился больших
результатов. Ельцину и Козыреву пришлось примириться с тем, что
их политике было нанесено поражение со стороны военных и предста-
вителей консервативной части политического класса.

Власть обещает перемены


Все эти события заставили Ельцина и Козырева отступить от изначаль-
ного изоляционизма и провозгласить, по крайней мере риторически,
новое понимание приоритетных отношений с экс-советскими респуб-
ликами. Новый акцент присутствовал и в Концепции внешней полити-
ки Российской Федерации, принятой в 1993 г. Под политическим дав-
лением государственников чиновники заговорили об «особой ответс-
твенности» России в бывшем СССР. В июне 1993 г. Ельцин объявил
группе офицеров, что Россия должна поддержать и оформить свое во-
енное присутствие в Молдове, Грузии, Армении и Центральной Азии.
Козырев повторил эту мысль, подчеркнув особое значение территории
бывшего Советского Союза как «зоны особой ответственности и осо-
бого интереса» России.1 Идея вовлечения международных институтов,
таких как ОБСЕ или НАТО, в урегулирование конфликтов в регионе
также ушла в прошлое. Убежденная в том, что российские войска пред-
ставляли собой наиболее эффективное средство поддержания безопас-
ности, Москва также призвала ООН предоставить России особые ми-
ротворческие полномочия в регионе. Кроме того, Москва стремилась
продемонстрировать, что больше не основывает свою политику на при-
знании со стороны Запада. Главный борец за идеи западничества Козы-
рев даже выразил однажды недовольство утверждениями Запада отно-
сительно неоимпериализма России на пространстве бывшего Советско-
го Союза, заявив, что Россия не намерена слушать «лекции» Запада.2
Расставление новых риторических акцентов было завершено к на-
чалу 1994 г., когда после победы националистов на декабрьских вы-
борах Министр иностранных дел объявил о необходимости следовать
предпочтениям избирателей. Гражданская национальная идентич-
ность потеряла свое былое значение, когда Тишков подал в отставку,
а правительство объявило о своем обязательстве содействовать по-
лучению двойного гражданства на пространстве бывшего Советского
1
Astrid Tuminez. «Russian Nationalism and the National Interest», in: The Sources of
Russian Foreign Policy, 59.
2
Wynne Russell. «Russian Relations with the ‘Near Abroad’»,in: Russian Foreign
Policy (Boulder: Westview Press, 1995), 65.
108 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Союза. Выглядело так, будто власти действительно извлекли опреде-


ленные уроки из противостояния с коалицией государственников. Не-
которые из прежних оппонентов, такие как член парламента Амбар-
цумов, даже признали, что подход Козырева изменился в достаточной
мере, чтобы больше не призывать к его отставке.1

5. Оценка западнического курса


Новый внешнеполитический проект интеграции с Западом оказался оши-
бочным и вскоре был отвергнут оппозиционной коалицией государствен-
ников. Последние признавали необходимость сотрудничества с Западом
в деле создания рыночной экономики и жизнеспособных демократичес-
ких институтов, однако настаивали на том, что эти задачи должны быть
подчинены общей цели закрепления за Россией статуса великой держа-
вы. Ряд событий способствовал государственникам в нанесении пораже-
ния западникам. Во-первых, сам Запад не оправдал ожиданий Ельцина и
Козырева, когда отнесся к России как к зависимому государству, а не как к
полноправному участнику коалиции западных государств. Не оказав ли-
дерам России искомой поддержки, Запад внес свой вклад в уже нарастав-
шее в обществе отчуждение к новому курсу западников. Во-вторых, рос-
сийский внутриполитический контекст в немалой степени способствовал
возрождению парадигмы державничества. Политическая культура неза-
висимого государства и великой державы, равно как и новые угрозы внут-
ри страны (Чечня, рост преступности и резкое снижение уровня жизни) и
за ее пределами (военные конфликты на периферии) и создала среду, бла-
гоприятствовавшую подъему государственников. В противостоянии с за-
падниками государственники также успешно использовали культурные
привязанности этнических русских и институциональные каналы, став-
шие доступными в новой политической системе.
Вторая фаза отступления лидеров России от их первоначальной про-
западной внешней политики в 1993 г. не должна пониматься так, как
будто весь их курс представлял собой высчитывание ими стратегичес-
кой выгоды. Не означает это и того, что Россия, как полагали некоторые
западные обозреватели, хотела воспользоваться Западом для восстанов-
ления своего властного потенциала и последующего возрождения импе-
рии2. Утверждать подобное означает путать тактические уступки и по-

1
Ibid.
2
Самая ранняя попытка подобной интерпретации ранней постсоветской внешней
политики России была предпринята З. Бжезинским в работе «The Premature
Partnership». См. также Allen C. Lynch. «The Realism of Russia’s Foreign Policy»,
Europe-Asia Studies 53, 1, 2001, 140.
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 109

литический оппортунизм российских властей после 1993 г. с их страте-


гическими убеждениями. Кроме того, это означает приписывать свою
собственную близкую к realpolik позицию политическим деятелям, вос-
принимавшим мир в либеральных категориях сотрудничества и интег-
рации. Их истинные убеждения раскрываются в их деятельности до
1993 г., и эти убеждения явно выдают радикальное западничество и ли-
беральный институционализм. После 1993 г. эти убеждения под давле-
нием оппозиции подверглись корректировке, однако и в скорректиро-
ванной форме они стали убеждениями державников или цивилизацион-
щиков. Следующий раздел подробнее анализирует результаты внешней
политики западников и формулирует некоторые уроки их поражения.

Результаты курса
Предполагалось, что западническая политика интеграции в конце кон-
цов получит признание Запада, под которым новые российские влас-
ти подразумевали полную моральную, политическую и материальную
поддержку их страны как новой демократии, покончившей с анти-за-
падным тоталитаризмом. Их завышенные ожидания родились в поли-
тической борьбе с Горбачёвым, который, как они считали, был слиш-
ком консервативен, чтобы добиться «подлинного» признания Запада.
Поскольку западные политики ставили под сомнение успех социалис-
тических реформ Горбачёва, российские западники уверовали в то, что
Запад будет целиком на их стороне, полностью поддержав их полити-
ческий курс. Получив власть в свои руки, они пошли так далеко, как
это только было возможно, в своих заявлениях о близости российских
интересов и их идентичности к западным. Новая концепция нацио-
нального интереса, в которой подчеркивалась быстрая экономическая
и политическая модернизация, была сформулирована, чтобы доказать
принадлежность России к Западу и привлечь ее инвестиции и поддер-
жку. Если руководствоваться предложенными выше критериями бе-
зопасности, благосостояния, независимости и идентичности, и приня-
тая западниками концепция национального интереса, и основанная на
ней политика потерпели поражение. Слишком многое было поставле-
но на карту. Слишком много важных национальных приоритетов было
принесено в жертву поиску признания со стороны западных полити-
ков, заинтересованных, главным образом, в предотвращении того, что-
бы Россия возродилась как угроза безопасности.
К достижениям российских западников вряд ли можно отнести ус-
транение внешней угрозы со стороны Запада. Ко времени их прихода к
власти такой угрозы уже не существовало благодаря усилиям Горбачё-
110 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ва. Однако на пространстве бывшего Советского Союза появились но-


вые угрозы безопасности в форме военных конфликтов в Молдове, Цен-
тральной Азии (Таджикистан) и на Кавказе (Грузия и Чечня). Россий-
ские власти оказались не способны предвосхитить эти угрозы или же
своевременно отреагировать на них. Они действовали под давлением
оппозиции, не доверявшей Западу ни как основной миротворческой си-
ле в регионе, ни как центральному объекту внешней политики России.
Западники не могут оправдаться и результатами своей внешней по-
литики в области социального и экономического благосостояния граж-
дан. Их надежды на то, что провозглашенная приверженность запад-
ным ценностям и шоковой терапии принесет достаточный объем част-
ных инвестиций и финансовой помощи для быстрого восстановления
экономики, не осуществились. Займы МВФ и Всемирного Банка спо-
собствовали лишь макроэкономической стабилизации. Старая же эко-
номическая структура осталась на месте, и государство практически не
делало попыток провести институциональную реформу или оказать
помощь бывшим советским управленцам и рабочим госпредприятий в
трудном переходе к экономике капиталистического типа. Высокие про-
центы за внешние займы, разрушенная система социального обеспече-
ния, стремительный рост нищеты и застой в большинстве экономичес-
ких секторов — такова была цена за шоковую терапию, избранную в
качестве метода вхождения России в семейство богатых западных го-
сударств. Тем временем, западные инвестиции остались весьма скуд-
ными. Радикальная политика заставила отвернуться от правительства
значительную часть элиты и общества, многие россияне начали прояв-
лять возмущение деятельностью западных государств, в особенности
Соединенных Штатов. Показательно, что в течение 1993-1995 гг. число
тех, кто воспринимал США как угрозу, увеличилось с 26% до 44% в об-
ществе и с 27% до 53% среди элит.1
Кроме того, Россия развила немалую степень зависимости от за-
падных кредитных организаций, что привело к нежелательным пос-
ледствиям с точки зрения самостоятельности ее политики. Оппозиция
обвиняла власти в том, что внешняя политика России планировалась
в Вашингтоне, и общество с каждым разом все больше склонялось к
тому, что Россия действительно отдала Западу свою независимость в
экономических и других делах. В 1995 г. 44% представителей элит и
75% населения полагали, что экономика, по существу, была сосредото-
чена в иностранных руках.2 Вдобавок, количество тех, кто считал, что
Запад стремится ослабить Россию, тоже увеличилось. Растущая зави-
1
William Zimmerman. The Russian People and Foreign Policy (Princeton: Princeton
University Press, 2002), 91.
2
Ibid, 92.
Глава III. Эйфория после «холодной войны» и российское западничество 111

симость от Запада в экономических делах шла рука об руку с потерей


независимости в вопросах безопасности, поскольку Вашингтон часто
диктовал направление внешней политики Москвы в таких критичес-
ких регионах, как Балканы и Ирак. Тем временем, Россия теряла сво-
их традиционных союзников в Азии и на Ближнем Востоке.
Все эти события обостряли чувство задетой гордости и идентич-
ности России. Прозападный курс внешней политики мало что мог
предложить в ответ на эти чувства. Имея ввиду неудачи в защите бе-
зопасности, благосостояния и внешнеполитической независимости,
этот курс только усугубил чувство культурного одиночества росси-
ян. Столкнувшись со значительной потерей территории после распада
Советского Союза и расширением НАТО на восток, Россия была вы-
нуждена серьезно пересмотреть контуры своей прозападной внешней
политики.

Уроки поражения
Во многом подобно «новому мышлению» Горбачёва, внешнеполити-
ческая программа Ельцина и Козырева по интеграции с Западом по-
терпела неудачу. Однако уроки, извлеченные из этого провала, не-
сколько отличаются от уроков неудач «нового мышления».
Во-первых, почти так же, как и курс Горбачёва на новое мышление,
постсоветское западничество оказалось неспособно трезво оценить
структуру властных отношений внутри страны или на международном
уровне и не могло добиться успеха перед лицом растущей оппозиции го-
сударственников и консервативных цивилизационщиков. Однако запад-
ники пошли гораздо дальше Горбачёва в своем нежелании сотрудничать
с оппозицией. В отличие от Горбачёва, который первоначально сфор-
мировал широкую коалицию поддержки, включавшую военных и пар-
тийных чиновников, Ельцин и Козырев не стремились реформировать
страну на центристский манер. Их стратегия заключалась в том, чтобы
воспользовавшись одномоментно полученной поддержкой общества,
быстро навязать ему свое видение реформ и провести в жизнь максимум
преобразований, пока не сформировалась действенная оппозиция.
Во-вторых, в отличие от Горбачёва, который предложил своей стра-
не определенную цивилизационную перспективу и возможность пе-
реформулировать свою идентичность, не теряя при этом националь-
ной гордости, власти новой России были лишены всякого воображе-
ния в данном вопросе. Можно ли было надеяться, что страна, веками
демонстрировавшая экономическую, политическую и культурную не-
зависимость, удовольствуется отведенной ей роли стать «частью За-
112 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

пада»? Невозможно и нереально было получить со стороны Запада


признания, которого добивались российские западники, и основывать
курс внешней политики на такого рода поиске, зачастую жертвуя на-
циональной историей и традициями, было по меньшей мере наивно. В
то время, когда российское общество отчаянно искало формулу само-
определения после распада советской системы, западники предпочли
игнорировать национальную историю. Навязывая обществу свое «ре-
шение» стать частью Запада, они тем самым отказали ему (обществу) в
законности самого поиска постсоветской национальной идентичности.
Не удивительно, что столь политически и культурно бесчувствен-
ный к национальным реалиям курс вскоре способствовал укреплению
русского национализма. Восприятие Запада изменилось от отношения
к нему как к другу или стратегическому партнеру к восприятию его как
потенциальной угрозы. Непримиримая оппозиция не смогла получить
власть, как того опасались Ельцин и Козырев. Однако возникшая эко-
номическая и политическая система едва ли напоминала западную и
была далека от той, к которой стремились западники. В экономической
сфере Россия построила не свободную рыночную модель капитализма,
а скорее то, что специалисты именуют олигархическим капитализмом.
При олигархическом капитализме экономику в значительной степени
контролируют и разделяют между собой те, чьи деловые интересы свя-
заны с Западом. В такой обстановке западная помощь способствовала
обогащению элиты и движению нового режима в сторону от демокра-
тии. Олигархи начали играть роль новой, постсоветской номенклату-
ры и оказали влияние на множество ключевых решений государства.
И в России, и на Западе аналитики задаются вопросом ответственнос-
ти за такое развитие событий.1 В области политических и правовых ин-
ститутов, Россия выстроила суперпрезидентскую систему со слабыми
сдержками и противовесами. По Конституции 1993 г. президент сосре-
доточил огромную власть, которой он вполне мог воспользоваться для
предотвращения появления консолидированной оппозиции.
Таким образом, ирония радикально западнического курса состояла
в том, что он смог породить лишь незападные, а временами и антиза-
падные, экономические и политические результаты.

1
Среди западных исследователей см., в особенности, Peter Rutland. «Mission
Impossible? The IMF and the failure of the market transition in Russia», Review
of International Studies, 1999; Janine Wedel, Collision and Collusion: The Strange
Case of Western Aid to Eastern Europe, 1990-1997 (London: Palgrave, 1998); Peter
Reddaway and Dmitri Glinski. Tragedy of Russia’s Reforms: Market Bolshevism
Against Democracy (Washington, DC: United States Institute of Peace, 2001).
Глава IV
Новые вызовы безопасности
и великодержавное сдерживание
«Россия была и остается великой дер-
жавой, и ее политика по отношению к
внешнему миру должна соответство-
вать этому статусу».

«Россия является и Европой и Азией, и


такое геополитическое местоположе-
ние продолжает играть огромную роль
в формировании ее внешней политики.
… Геополитические ценности являются
постоянными и не могут быть отмене-
ны историческими событиями».
Евгений Примаков1

Н
азначение Примакова, нового министра иностранных дел Рос-
сии, стало официальным завершением западнического курса
Ельцина и Козырева. Новое назначение стало сигналом к воз-
рождению наиболее влиятельной внешнеполитической парадиг-
мы в России, важнейшее место в которой отводилось идее госу-
дарственности и статусу великой державы.

1. Россия как великая держава в многополярном мире


Этот опасный новый мир
Возрождение державничества как официальной внешнеполитической
философии России было бы невозможным без возникновения новых
угроз безопасности в стране и за ее пределами. Внутри страны Россия
столкнулась с проблемами сепаратизма и нестабильности в одном из

1
Цитата из первой официальной пресс-конференции Е. Примакова в качестве ми-
нистра иностранных дел (Robert H. Donladson and Joseph L. Nogee, The Foreign
Policy of Russia: Changing Systems, Enduring Interests [Armonk: M. E. Sharpe,
1998], 119) и выступления на конференции «Преображенная Россия» состояв-
шейся в Московском институте международных отношений в 1992 («Преобра-
женная Россия», Международная жизнь № 3-4, 1992, с. 104).
114 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ключевых южных регионов, Чечне. Неспособность Ельцина адекват-


но отреагировать на провозглашение Чечней независимости в 1991 г.,
равно как и во многом политическое по своей природе решение о вво-
де войск в конце 1994 г., способствовали долгому и кровавому про-
тивостоянию. Для Ельцина это решение было в том числе и попыт-
кой отвлечь внимание общественности от его собственных обещаний
улучшить или, по крайней мере, поддержать уровень жизни обычных
россиян. Тем временем, реальные доходы россиян, большинство из ко-
торых были бюджетными работниками и пенсионерами, резко снизи-
лись, а экономика пришла в упадок. Скептическое отношение обще-
ства к вооруженному вмешательству в Чечне, по-видимому, отчасти
объясняется неприятием политического оппортунизма Ельцина. Об-
ладая слабой поддержкой внутри страны, армия оказалась не способ-
на решить конфликт силовыми методами, в то время как в Чечне и за
ее пределами развивались нестабильность и терроризм.
За пределами России — в Молдове, Центральной Азии и на Кавка-
зе — возникла угроза нестабильности и этнических конфликтов. Нема-
ловажным является также и тот факт, что Запад все еще не признавал
Россию в качестве одного из членов своего клуба и все чаще воспри-
нимал ее как источник потенциальных угроз. Решение Запада о рас-
ширении НАТО вопреки сопротивлению России способствовало воз-
рождению парадигмы державничества в стране. Державники полагали,
что уважение и признание государства могли быть достигнуты только
с помощью демонстрации силы, а слабость не была достойна уважения.
Решение о расширении НАТО и исключение России из этого процесса
усилило подозрения, что Запад играет в политические игры и стремит-
ся воспользоваться временной слабостью России. Националисты вновь
почувствовали поддержку, в то время как либералы оказались в тупике
и потеряли способность убедительно аргументировать свою позицию.
Многие политики и представители интеллигенции, включая либераль-
но настроенных, увидели в расширении НАТО опасность и угрозу.
Расширение НАТО, будучи крайне важным событием, отразило
значительное изменение в восприятии Западом остального мира. От
представлений о собственной победе в «холодной войне» и «конце ис-
тории» западное политическое сообщество пришло к беспокойству по
поводу своей неспособности сохранить мир и стабильность на плане-
те. Новые этнические конфликты в Европе и в бывшем СССР, угро-
зы, исходящие от непобежденного режима Саддама Хусейна, а также
давление демографических и экологических проблем в Азии и Афри-
ке, порождали ощущение большого риска. Появились различные на-
учные проекты, отражавшие растущий пессимизм американских по-
литиков в отношении будущего мирового порядка и отвергавшие
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 115

восприятие мира в розовых тонах. С осознанием новых опасностей


пришел страх и подозрительность в отношении незападного мира, что
лучше всего отразилось в теории Сэмюэля Хантингтона о «столкнове-
нии цивилизаций». Также как Фукуяма когда-то выразил оптимизм
Запада, его эйфорию по поводу будущего мирового порядка, Хангтин-
гтон стал выразителем возрастающего беспокойства и разочарования.
Он настаивал, в частности, на том, что вместо того, чтобы расширять-
ся в глобальном плане, Западу необходимо занять оборонительную
позицию и готовиться к борьбе за свои культурные ценности в пред-
стоящем столкновении с незападными «цивилизациями».1 В новом
интеллектуальном контексте Россия, с ее авторитарным прошлым и
политически нестабильным настоящим, часто рассматривалась скорее
как источник угрозы, чем как «стратегический партнер». Еще недавно
выступавшая в качестве либерального союзника, Россия все больше
воспринималась как страна, в которой довлеют традиционные импе-
риалистические устремления, или же как государство со слабым пра-
вительством, неспособным управлять собственной страной.

Взгляд государственников на российскую идентичность


В контексте растущих угроз безопасности, настойчивое требование
государственников рассматривать Россию, прежде всего, как великую
державу вызвало резонанс и в элитах и в широкой общественности.
Примаков и его сторонники не считали, что характер мировой поли-
тики формировался под воздействием сил международного сотруд-
ничества. Они обратились к историческому восприятию России как
державы или государства, обладающего способностью поддерживать
международное равновесие сил. Держава способна защитить себя, по-
лагаясь на собственную силу, и ее главная цель должна заключаться
в поддержании этого статуса. Хотя многие государственники были
бывшими западниками, они больше не признавали, что Россия стано-
вится полноправной частью Запада, утверждая, что у страны имеются
свои собственные интересы, которые необходимо отстаивать. Не же-
лая конфронтации с Западом, государственники тем не менее стара-
лись отстаивать образ России как сильного государства, стремящегося
к сохранению собственных геополитических интересов и сфер влия-
ния в мире. Геополитические категории, часто используемые цивили-
зационщиками, такие как «национальная идея», «великая держава» и
«Евразия», вошли и в словарь государственников.

1
Samuel Huntington. «The Clash of Civilizations?» Foreign Affairs 4, 72, 1993.
116 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Для многих государственников понятие «Евразия» стало симво-


лическим, способным описывать особое геополитическое расположе-
ние России и ее мультиэтническую природу. В споре с западниками,
государственники указывали на необходимость поддержания муль-
тикультурного баланса внутри России. Они также предупреждали об
опасности безоговорочного перехода России на сторону Европы или
Соединенных Штатов при утрате ее отношений с ключевыми участ-
никами евразийского континента, такими как Китай, Индия и ислам-
ский мир. По своему геополитическому местоположению Россия ви-
делась им как страна, обреченная на роль политического моста между
западными и незападными цивилизациями.
Однако, в отличие от цивилизационщиков, державники были на-
строены более прагматично и готовы к сотрудничеству с каждым, кто
защищал существующий баланс международных сил и значимую роль
в нем России. Воспринимая мир, прежде всего, в терминах соперни-
чества великих держав, государственники не были антизападника-
ми и не рассматривали Россию как государство, враждебно настроен-
ное к Западу. Представители данной школы утверждали, что, несмот-
ря на то, что интересы и ценности России отличались от интересов и
ценностей Запада, Россия на протяжении всей своей истории взаимо-
действовала с западными странами, и в определенных границах такое
взаимодействие не угрожало российскому суверенитету. Хотя пред-
ставители державничества утверждали, что безопасность страны до-
стигалась скорее благодаря властному потенциалу государства, не-
жели коллективным усилиям, они осознавали ценность создания так-
тических коалиций и союзов. Государственники также отличались от
консервативных цивилизационщиков в своей оценке внешней поли-
тики Советского Союза. Не перекладывая всю вину на Запад (как это
делали коммунисты и евразийцы), государственники исходили из по-
ложения о взаимной и равной ответственности за «холодную войну».
Некоторые державники, включая и самого Примакова, первоначально
положительно отнеслись к «новому мышлению» Горбачёва, когда оно
только было сформулировано в 1986-1987 гг.
Мировосприятие государственников в то время представляло со-
бой близкую реализму картину борьбы за власть между суверенны-
ми государствами, напоминая этим европейскую политику девятнад-
цатого века; то есть мир не воспринимался как враждебный по своей
сути, однако он состоял из эгоистичных, борющихся за власть госу-
дарственных акторов, интересы которых должны были быть сбалан-
сированы, чтобы гарантировать мир и стабильность. Государственни-
ки воспринимали международную систему в терминах силы и под-
держивали ООН в качестве ключевого института для поддержания
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 117

многополярного равновесия сил, в особенности между великими дер-


жавами.1
Коалиция державников объединила представителей военной про-
мышленности, армию и службы безопасности, которые указывали на иг-
норировавшийся руководством страны потенциал возрождения страны,
связанный с развитием новых технологий и экспортом обычных воору-
жений. В одном из своих документов влиятельная неправительственная
организация — Совет по внешней и оборонной политике — выразила ти-
пичное для кругов державников убеждение, когда назвала военно-про-
мышленный комплекс «одним из ключевых, возможно, самым ключе-
вым фактором борьбы России за достойное место в двадцать первом ве-
ке».2 Со временем обширный «класс силовиков» приобрел влияние и
способность бросить вызов возникшему, но все еще находившемуся на
стадии формирования, «коммерческому классу», который отстаивал за-
паднический образ российской идентичности. Коалиция державников
извлекла большую пользу из выборов 1993 и 1995 гг., на которых пре-
успели националисты и коммунисты, заставив Ельцина изменить либе-
ральную программу. Назначение Примакова, в этом отношении, было
символическим. Как писала газета «Financial Times», из всех возможных
преемников Козырева Примаков был «вероятно, наименее желаемым в
Вашингтоне. Выбрав его, президент Борис Ельцин показал, что он боль-
ше заинтересован в ослаблении национализма внутри страны, чем в рас-
сеивании страхов США».3 Примаков проработал на посту министра
иностранных дел с января 1996 г. по сентябрь 1998 г. и продолжал оказы-
вать определяющее влияние на внешнюю политику в качестве премьер-
министра до мая 1999 г. Теперь определять и защищать национальные
интересы страны предстояло государственникам.

Ви'дение национального интереса государственниками


Примаков и его команда предложили два основных элемента для вос-
становления России как великой державы в многополярном мире:
сдерживание однополярных амбиций США в коалиции с другими го-
сударствами и интеграция государств на постсоветском пространстве
под контролем Москвы. Примаков понимал, что Россия имела огра-
ниченные ресурсы для великодержавной внешней политики. И все

1
См. подробнее: Евгений Примаков. «Международные отношения накануне 21
века», Международная жизнь № 10, 1996 and Евгений Примаков. «Россия в ми-
ровой политике», Международная жизнь № 5, 1998.
2
«Стратегия России в XXI веке», Независимая газета, 18 июня 1998.
3
«The need for a new Ostpolitik», Financial Times, January 16, 1996.
118 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

же он считал, что страна должна вести «активную» внешнюю полити-


ку1, чтобы компенсировать ограниченность ресурсов, имевшихся для
реформирования экономики, и сохранить территориальную целост-
ность. Он полагал, что Россия находилась в опасном с геополитичес-
кой точки зрения окружении и не могла позволить себе концентриро-
ваться только на вопросах внутренней политики.
Новый министр настаивал, чтобы в отношениях с Западом Россия
руководствовалась, прежде всего, своими собственными интересами, а
также объявил о своем ви'дении международных отношений как мно-
гополярного мира. Согласно его точке зрения, Россия в скором време-
ни могла оказаться в зависимости от сильнейшей стороны, и, чтобы
сохранить значительную геополитическую роль в глобальном плане,
ей необходимо было стать независимым полюсом силы. Логика госу-
дарственников была проста: сила диктует свои правила, и в условиях
однополярного мира у России не было бы никакого независимого го-
лоса в международной политике. Однополярный мир не стал бы ни
более либеральным, ни более демократическим, несмотря на обеща-
ния Америки, и, по мнению государственников, Россия не должна бы-
ла поддаваться обещаниям сильнейших. Вместо этого она должна бы-
ла сочетать политику сотрудничества и сдерживания в целях разру-
шения однополярной структуры мира. В конфронтации с Западом не
было необходимости; в отличие от консервативных цивилизационщи-
ков, Примаков полагал, что ограниченное и прагматичное сотрудни-
чество с «сильнейшим», то есть с Западом, было вполне возможным и
даже необходимым. В отличие от западников, однако, Примаков и его
сторонники настаивали на том, чтобы принцип абсолютного равенс-
тва сил соблюдался в каждый момент сотрудничества.
Государственники полагали, что помимо сотрудничества с Запа-
дом России также необходимо придерживаться тактики сдержива-
ния «сильнейшего», то есть Соединенных Штатов. В силу возложен-
ной на Россию ответственности за поддержание мирового равновесия
и баланса сил ее сотрудничество с Западом и Соединенными Штата-
ми не могло быть столь полноценным и перспективным, как того хо-
тели западники. Во многополярном мире, к построению которого она
стремилась, Россия должна быть способна предотвратить формирова-
ние оппозиционной коалиции путем использования тактики сдержи-
вания в отношении всех иностранных партнеров — западных, восточ-
ных и южных. В случае необходимости она должна была уметь извле-
кать выгоду из потенциальных конфликтов и противоречий, которые
уже существовали в мировой политике, например, между западными

1
Евгений Примаков, Годы в большой политике (M, 1999), сс. 213, 217-221.
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 119

и мусульманскими, или азиатскими странами или же теми, что разви-


вались в пределах самого Запада. Россия, таким образом, должна была
вести более многостороннюю, или «многовекторную» политику в ми-
ре и стремиться развивать сбалансированные отношения с западны-
ми и незападными странами. По словам Евгения Примакова, «Россия
является и Европой и Азией, и это геополитическое местоположение
продолжает играть огромную роль в формировании ее внешней поли-
тики. Ее [геополитические интересы] включают Китай, Индию и Япо-
нию, а не только Соединенные Штаты или Европу. Они также включа-
ют Ближний Восток и «третий мир». Без этих геополитических рамок
Россия не сможет продолжать оставаться великой державой и играть
ту позитивную роль, которая ей отведена судьбой. В процессе созда-
ния отношений со всеми этими странами необходимо помнить, что
геополитические ценности являются постоянными и не могут быть
отменены историческими событиями».1
Примаков сравнивал свою стратегию с курсом «сосредоточения»,
проводившимся государственным канцлером Александром Горчаковым
после поражения России в крымской войне. После подписания парижс-
кого мирного договора в марте 1856 г., который признавал законным по-
ражение России, Горчаков сообщил Александру II, что в новых условиях
Россия «должна будет сосредоточиться на своем внутреннем развитии,
и вся внешняя политика должна будет подчиниться этой главной зада-
че».2 Предполагалось, что такая политика будет лишь временной, и, пос-
ле восстановления внутренней основы государства, Россия должна бу-
дет снова достигнуть положения, в котором она сможет потребовать из-
менений, соответствующих ее статусу великой державы. Сочетая свою
политику с созданием гибких союзов, Россия, по крайней мере, частично
достигла своей цели: в 1870 г. она стала достаточно сильной, чтобы дейс-
твовать в одностороннем порядке и частично отказаться от условий па-
рижского мирного договора. Примаков тоже надеялся, что, после восста-
новления экономики, Россия «вернется» в мировую политику.
Государственники отстаивали идею создания на пространстве быв-
шего Советского Союза хорошо интегрированного региона, в котором
Россия пользовалась бы правом осуществления неформального конт-
роля над политикой бывших советских республик. Примаков утверж-
дал, что российские геополитические потребности выходят далеко за
пределы России, и было бы важно постараться удовлетворить их. Для
него задача поддержания мирового геополитического равновесия тре-
1
Примаков, выступление на конференции «Преображенная Россия», с. 104.
2
Цит. по Примаков, «Россия в мировой политике». См. также Flemming Splidsboel-
Hansen, «Past and Future Meet: Aleksandr Gorchakov and Russian Foreign Policy, «
Europe-Asia Studies, 54, 3, 2002.
120 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

бовала того, чтобы Россия осталась суверенным государством, способ-


ным организовать и сохранить постсоветское пространство в целях
способности противостоять намерениям любого государства устано-
вить свое господство в любой точке мира. В отличие от неокоммунис-
тов или евразийцев, новый министр иностранных дел не хотел брать
на себя никакой формальной ответственности за «постимперское про-
странство» и предпочитал описывать отношения России с ее постсо-
ветскими соседями как «многостороннюю интеграцию».
Такое мнение о российских национальных интересах было адек-
ватно отражено в официальных документах. Концепция националь-
ной безопасности страны 1997 г. описывала «новую геополитичес-
кую и международную ситуацию», сопровождаемую «негативными
процессами в национальной экономике», что описывалось в качестве
важнейших угроз России. Концепция определяла Россию как «влия-
тельную европейскую и азиатская державу» и постоянно характери-
зовала отношения страны с «иными великими державами» как «рав-
ное партнерство». Кроме того, Концепция рекомендовала, чтобы Рос-
сия выдерживала равную дистанцию в отношениях с «глобальными
европейскими и азиатскими экономическими и политическими акто-
рами» и содержала в себе положительную программу интеграции уси-
лий стран СНГ в области безопасности. В официальной Концепции
внешней политики правительства 2000 г. Российская Федерация опи-
сывалась как «великая держава, … [несущая] ответственность за под-
держание безопасности в мире как на глобальном, так и на региональ-
ном уровнях»; здесь же высказывалось предостережение относитель-
но новой угрозы возникновения «однополярной структуры мира при
экономическом и военном доминировании Соединенных Штатов».1
Хотя мировосприятие Примакова было определенно близким к па-
радигме реализма, реалистская теория международных отношений
вряд ли применима к объяснению поворота России к политике вели-
кодержавного сдерживания. Реалисты считают, что изменение полити-
ки следует за развитием материального потенциала государства. Одна-
ко материально-силовой потенциал России остался на прежнем уров-
не. Экономический спад в стране продолжался, и вряд ли у государства
имелись материальные основания для более активной внешней поли-
тики. Однако изменилось отношение Запада к России, а также ее внут-
ренние условия, что способствовало появлению новой расстановки сил
внутри страны и приходу к власти коалиции державников.
1
Концепции национальной безопасности и внешней политики см.: Внешняя по-
литика и безопасность современной России. (M., 2002), том 4, 51-90, 110-111. For
analysis, see Alla Kassianova, «Russia: Still Open to the West?» Europe-Asia Studies
6, 53, 2001.
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 121

2. Восприятие внутри страны стратегии великодержавного


сдерживания
Новое видение внешней политики нашло широкую поддержку в рос-
сийском обществе и, особенно, среди политических элит. После отстав-
ки Козырева Ельцин, постоянно обращаясь в своих речах к понятиям
великой державы и многополярности, объявил о том, что дискуссии по
поводу внешнеполитических приоритетов России «завершились», и на
основании «консенсуса различных социальных и политических сил»
была сформулирована новая Концепция внешней политики.1 Государст-
венники и многие социал-демократы приветствовали новый внешне-
политический курс. Цивилизационщики также приняли некоторые из
положений Примакова, в то же время подталкивая его к более агрес-
сивной политике в отношениях с Западом. Наконец, западники, спло-
тившись, сформулировали новые доводы против стремления к статусу
великой державы и достижению многополярного миропорядка.

Поддержка державников и социал-демократов


Подавляющее большинство представителей российской политической
среды приветствовали изменения во внешней политике, поддержав
концепцию Примакова о национальных интересах по политическим,
историческим и геополитическим причинам. С политической точ-
ки зрения, считали они, новая политика отражала широкое согласие
между различными социальными и политическими силами в России.
Внешняя политика переставала быть исключительно президентской
прерогативой, появлялось больше возможностей для ее корректиров-
ки по ходу реализации. Исторические параллели между новым кур-
сом и идеей «сосредоточения» Горчакова также были одобрены в ака-
демических и политических кругах. Начиная с 1998 г. в Московском
государственном институте международных отношений для ученых и
специалистов-практиков стала проводиться ежегодная конференция,
посвященная Горчакову, на которой обсуждались различные пробле-
мы текущей внешней политики. А в 2001 г. Примаков был награжден
государственной памятной медалью А.М. Горчакова за «выдающееся
служение на благо укрепления мира и развития международного со-
трудничества». Наконец, большую поддержку получил прагматичный
характер нового политического курса. Хотя, в сущности, все государс-
твенники хотели, чтобы Россия стала одной из пяти великих мировых
1
Борис Ельцин. «Meсто и роль России в период формироующегося многополяр-
ного мира», Международная жизнь № 6, 1998, 3.
122 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

держав — наряду с Германией, Францией, Японией и Китаем — боль-


шинство из них предостерегало об опасности замыкания внешней по-
литики на сопротивлении глобальному влиянию Соединенных Шта-
тов. Некоторые подвергали сомнению понятие многополярного мира
как определяющего ви'дения международной системы.1 За пределами
сообщества государственников некоторые социал-демократы одобри-
ли новый внешнеполитический курс за его прагматизм, строгость и
понимание приоритетов.2

Условная критика цивилизационщиков


Многие неокоммунисты и евразийцы уже немалое время атаковали Ко-
зырева за «предательство» по отношению к России как государству, под-
держивая при этом установление глобального равновесия сил. Поэтому
они приветствовали новый курс и концепцию многополярного мира. При
этом, однако, они потребовали от Примакова «не останавливаться на пол-
пути» и идти дальше в сопротивлении западному влиянию, вырабатывая
более радикальное понимание многополярности. Новый министр плани-
ровал проводить умеренный политический курс и консолидировать по-
зицию России, сотрудничая с Западом там, где это было возможно, и из-
бегая конфронтации там, где сотрудничество не могло развиваться. Зная
о дефиците доступных внешнеполитических ресурсов, он видел во мно-
гополярном мире скорее желаемую цель, чем уже осуществленный факт.
Для консервативных же цивилизационщиков понятие великой державы
подразумевало восстановление Советского Союза, а многополярность
предполагала изоляцию от Запада и соперничество с ним.3
1
Например, Алексей Богатуров предложил рассматривать международную систе-
му после «холодной войны» как «плюралистическую однополярность», в кото-
рой однополярным центром выступает скорее группа ответственных государств,
чем одно государство (Соединенные Штаты). Богатуров воспринимал Россию
как члена этой группы и говорил о том, что ей необходимо консолидировать
свою позицию в рамках глобального центра, а также препятствовать формирова-
нию однополярности одного государства в мире. (Aлексей Богатуров, «Плюра-
листическая однополярность и интересы России», Свободная мысль № 2, 1996;
«Америка и Россия», Международная жизнь № 6, 1998).
2
Например, советник по внешней политике Горбачёва Георгий Шахназаров, под-
готовил аналитический отчет о внешнеполитических приоритетах России, во
многих отношениях совпадавший с точкой зрения Примакова («Внешнеполити-
ческие приоритеты России», Политическая мысль № 1, 1998).
3
Например, чиновники из Министерства обороны, такие как генерал Леонид
Ивашев, довольно долгое время мечтали о восстановлении статуса сверхдержа-
вы для России («Россия снова может стать сверхдержавой», Независимая газе-
та, 7 марта 1995).
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 123

Страх перед Западом и его глобальными намерениями был доми-


нирующим чувством у цивилизационщиков, таких как лидер российс-
ких коммунистов Геннадий Зюганов. Для Зюганова Россия представ-
ляла собой уникальную цивилизацию, которая, для того, чтобы вы-
жить и сохранить свою уникальность, должна была быть изолирована
от Запада. То, что государственники воспринимали как особые геогра-
фические и этнические особенности России, Зюганов представлял как
непреложное условие культурного противостояния с Западом. Лидер
российских коммунистов так и не примирился с распадом Советской
империи и продолжал настаивать на том, что Советский Союз был
«естественной» геополитическая формой «исторической» России, в то
время как текущие политические границы страны были «искусствен-
ными» и навязанными Западом. Чтобы «вернуться» в мировую поли-
тику и построить по настоящему многополярный мир, Россия должна
была достичь политико-экономической самодостаточности и войти в
стратегический союз с Китаем.1 Другие авторы также считали, что для
того, чтобы выжить, России необходимо занять промежуточное поло-
жение между независимой евразийской державой и виртуальной ко-
лонией Запада, и выражали недовольство в отношении недостаточно-
го радикализма в подходе Примакова.2

Оппозиция западников
Западники выделялись из остальной части политической среды бла-
годаря своей непримиримой критике политического курса, в основе
которого лежало понятие великодержавного сдерживания. Они пов-
торяли старый аргумент Козырева о том, что национальный интерес
России заключается в создании конкурентоспособной рыночной эко-
номики и жизнеспособной демократической системы, а не в проти-
востоянии Западу или интеграции республик бывшего СССР. В под-
тверждение своей правоты, западники привлекали внимание к тому
факту, что обычных россиян интересовало, прежде всего, состояние
российской экономики и внутренняя безопасность, а не проблема во-
енного потенциала и статуса великой державы. Продолжая, как и рань-
ше, настаивать на политико-экономической интеграции России с ев-
ропейскими институтами, они воспринимали приоритеты Примакова,
заключавшиеся в возрождении СНГ как основы постсоветской интег-
рации, сопротивлении расширению НАТО на восток, развитии воен-
ного сотрудничества с Ираном и попытках выстроить ось безопаснос-
1
Геннадий Зюганов. География победы (M., 1998).
2
Aлександр Дугин. «Евразийский проект», Завтра, август, 1996.
124 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ти Россия—Китай—Индия как совершенно неприемлемые. Кроме то-


го, они негативно высказывались по поводу уместности горчаковской
идеи «сосредоточения» в условиях современной внешней политики.
По их мнению, гибкие союзы Горчакова лишили Россию возможнос-
ти встать на одну сторону с демократической Францией и, в конечном
счете, способствовали подъему Германии и революции в России. Они
утверждали, что Примаков, не поддерживая Запад и пытаясь вовлечь
Европу или Китай в политическую игру против Соединенных Шта-
тов, обрекает свою политику на провал.1
Хотя и повторяя многие аргументы старого западничества, новые за-
падники стали более прагматичными и менее идеологизированными в
своих суждениях. Они все чаще концентрировались на необходимости из-
влечения материальных выгод из прозападной ориентации России. Неко-
торые считали назревшим «прагматический либерализм» для создания
успешной оппозиции «прагматическому национализму» Примакова, в то
время как другие признавали, что дорога в Европу не будет ни легкой, ни
прямой.2 Западники таким образом извлекли из козыревского поражения
важный урок: идеология обречена на провал, если она не подкрепляется
материальным интересом и не обосновывается прагматически.

3. Сдерживание влияния Запада


В мыслях о Западе и Востоке
Стратегия Примакова по отношению к Западу включала в себя два цен-
тральных элемента: поддержка ООН как ключевого института для оп-
ределения и предписывания правил международного поведения; разви-
тие тесных связей с влиятельными государствами вне западного полу-
шария, такими как Китай и Индия. То значение, которое уделялось в
данном мышлении и структуре власти, и международным институтам,
сближало российское понимание международной политики скорее с
Британской школой международных отношений, чем с неореализмом
американского типа, в которым институты не играли какой-то особой
роли в формировании мирового порядка. Для Примакова было очень
важно не изолировать Россию от основного направления международ-
ной политики, сосредоточенного вокруг Совета Безопасности ООН. В

1
Юрий Федоров. «Кризис внешней политики России», Pro et Contra, Том 6, № 1-
2, 2001.
2
Ирина Кобринская. «Прагматический либерализм во внешней политике», От-
крытая политика № 7-8, 1997; Виктор Шейнис. «Россия и Европа», Независи-
мая газета, 20 декабря 2000.
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 125

качестве постоянного члена Совета Безопасности, Россия планировала


использовать свое право голоса как она считала нужным, в то же время
способствуя поддержанию мира и стабильности во всем мире в качес-
тве участницы мирового «союза великих держав». Министр и его сто-
ронники считали, что эти элементы имеют важнейшее значение в ус-
тановлении многополярного мирового порядка и в сдерживании вли-
яния Запада, в особенности Соединенных Штатов. На практике новая
внешняя политика была направлена на сопротивление гегемонии США
путем использования инструментов дипломатии и баланса сил, не всту-
пая при этом в конфронтацию с Соединенными Штатами. Для дости-
жения этой цели требовалась мобилизация властных ресурсов России.
В этой двунаправленной стратегии Востоку отводилась особая роль.
В отличие от западников, Примаков твердо верил в особые отношения
со странами Азии и Ближнего Востока. Эта вера укрепилась за вре-
мя его долгой карьеры политика и специалиста по Ближнему Восто-
ку. Много лет будущий министр работал в ближневосточных странах
в качестве корреспондента ведущей коммунистической газеты «Прав-
да». Впоследствии Примаков пришел в научное сообщество и работал
директором Института востоковедения, а затем и другого престижно-
го института — Института мировой экономики и международных отно-
шений. В это время и состоялось его знакомство с Горбачёвым. Однако,
поддерживая необходимость сильных связей с Азией и мусульманским
миром, Примаков четко разграничивал исламские государства и такую
форму ислама, как талибан, который он характеризовал как «исламс-
кий экстремизм». Примаков хотел развития отношений с первыми в це-
лях сдерживания растущего влияния Запада и изоляции последних.

Сопротивление расширению НАТО


Основным предметом внимания политики Примакова, несомненно,
являлось расширение НАТО на восток и адаптация России к этой но-
вой реальности. Решение расширить альянс было принято в январе
1994 г. как реакция на ряд кризисов в сфере безопасности на Балканах
и как ответ на давление со стороны восточноевропейских государств.
К тому времени, как Примаков принял на себя обязанности минист-
ра, было ясно, что краеугольным камнем европейской безопасности
станет НАТО, а не предпочтительная для России ОБСЕ. Стало так-
же очевидно, что, несмотря на первоначальные надежды России, ее
членство в организации всерьез не рассматривалось.
Многие в России воспринимали расширение НАТО как наиболее
серьезную внешнеполитическую проблему и открыто высказывали
126 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

свое недовольство по поводу этого процесса.1 Идея расширения была


совершенно не понятна в свете исторических взглядов России, ее но-
вых отношений со странами Запада и обещаний Запада не расширять
альянс. Многие россияне чувствовали себя обманутыми, поскольку
расширение последовало, несмотря на такие факторы, как вывод Гор-
бачёвым войск из Восточной Европы, отказ Козырева от ряда выгод-
ных сделок по продаже оружия в целях сближения с Западом и об-
щую приверженность России развитию стратегического партнерства
с западными странами. Подавляющее большинство представителей
внешнеполитического сообщества воспринимало расширение НАТО
как нарушение норм и самого духа трансформационного периода пос-
ле «холодной войны». В итоге даже радикальные западники, такие как
Козырев, заявили о своем недовольстве решением НАТО. Беспокойс-
тво было характерно и для широких общественных слоев, и это беспо-
койство только увеличивалось со временем. Как выразился бывший
Министр обороны США Уильям Перри, реакция России на расшире-
ние НАТО «варьируется от негативной до очень негативной… [и] та-
кой взгляд очень широко распространен в России».2
Примаков считал, что в таких условиях его задача заключалась в
минимизации возможного ущерба расширения. Само его назначение,
фактически служило цели сдерживания жесткой реакции россиян на
расширение НАТО, поскольку у Примакова имелась репутация жес-
ткого защитника национальных интересов России. Примаков скоро
осознал, что дальнейшее расширение альянса было неизбежным, и что
России необходимо было переключиться с сопротивления этому про-
цессу на адаптацию к нему. Крайне критично относясь к решению За-
пада, он воспринимал реальность такой, какой она была — «расшире-
ние НАТО — не военная проблема; это проблема психологическая».3
Для того чтобы искоренить глубокое непонимание между двумя сто-
ронами, России необходимо было установить близкие дипломати-
ческие и политические связи с альянсом. Результатом стал документ,
подписанный после переговоров в мае 1997 г. и озаглавленный «Ос-
новополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безо-
пасности между Российской Федерацией и НАТО». Россия воспри-

1
Об анализе решения о расширении НАТО и реакции России на него, см. James
Goldgeier, Not Whether, But When: The US Decision to Enlarge NATO (Washington,
DC: Brookings Institution Press, 1999) и J. L. Black, Russia Faces NATO Expansion:
Bearing Gifts or Bearing Arms? (Lanham: Rowman & Littlefield, 2000).
2
Цит. по Neil MacFarlane. «Realism and Russian Strategy after the Collapse of the
USSR», in: Unipolar Politics, edited by Ethan B. Kapstein and Michael Mastanduno
(New York: Columbia University Press, 1999), 242.
3
Цит. по Леонид Mлечин, Министры иностранных дел (M., 2001), 620.
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 127

няла это событие как квази-институционализацию ее отношений с


НАТО; она получила возможность присоединиться к НАТО в учреж-
дении специального органа, Постоянного объединенного совета, для
проведения консультаций и — в некоторых случаях — участия в при-
нятии решений и совместных действиях. В декабре 1997 г. в своей ре-
чи, обращенной к Государственной Думе, Примаков упомянул «Осно-
вополагающий акт» в качестве величайшего успеха российской дип-
ломатии и свидетельства достижения ею собственных целей.
Правда, «Основополагающий акт» не давал России права вето, ко-
торого она добивалась, и последующая интервенция на Балканах очень
ярко это продемонстрировала. Критики внутри страны, такие как ли-
дер коммунистов Зюганов, сравнивали новый договор с новой Ялтой,
где Россия выступила побежденной стороной, подписавшей акт о ка-
питуляции. Даже некоторые сторонники Примакова чувствовали, что
он зашел слишком далеко в своих уступках Западу. Однако его стра-
тегия заключалась в переключении внимания России на адаптацию к
новой действительности, а также в попытках повлиять на результаты
через дипломатию и переговоры изнутри. Несмотря на кризис в Косо-
во (описанный ниже), Россия оказалась ближе к НАТО, и обстановка
вокруг вопроса о расширении альянса во внутренней политике была
в значительной мере разряжена, лишив жестких критиков способнос-
ти оказывать давление на правительство. У России теперь был меха-
низм для проведения постоянных консультаций с альянсом. Кроме то-
го, представители НАТО вновь в письменной форме подтвердили свое
обязательство не развертывать ядерное оружие и новые войска в зна-
чительном количестве на территории новых государств-членов. Рос-
сийские дипломаты получили все, что возможно, принимая во внима-
ние изначально слабую позицию России на переговорах.

Усилия по увеличению экономической и военной независимости


Как государственник, Примаков стремился сохранить и увеличить
экономический и военный потенциал России, без которых его страте-
гия сдерживания влияния Запада вряд ли могла быть эффективной.
В экономической сфере он не стал продолжать политику Козырева по
вхождению в западные международные организации, а начал работу
по восстановлению независимости России. Он приводил доводы про-
тив восстановления экономики на правах зависимости от Запада и
вхождения в мировую экономику в качестве поставщика сырья, наста-
ивая на разделении экономических и политических вопросов. Такое
отношение в целом соответствовало опасениям, имевшихся у непри-
128 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

миримой оппозиции относительно использования Россией финансо-


вой помощи ведущих западных кредитных организаций. В то время
многие критики обвиняли правительство в том, что такая помощь спо-
собствует усугублению проблемы коррупции правящей элиты, не спо-
собной противостоять соблазнам «продажи» России Западу.
Несмотря на усилия Примакова, он мало что мог предпринять для
восстановления экономической независимости страны. Ко времени
его назначения внешний долг и внутренний дефицит бюджета России
были весьма значительны. Самая тяжелая выплата долга пришлась на
1999 г., когда России необходимо было вернуть 17.5 миллиарда дол-
ларов, в то время как ее внутренний бюджет составлял около 20 мил-
лиардов долларов.1 Дефицит бюджета — во многом, результат неспо-
собности правительства взимать налоги — постоянно увеличивался
с начала экономической реформы Ельцина. Правительство отчаян-
но пыталось найти безинфляционный способ уменьшить дефицит, а
также реструктурировать и перепланировать растущий внешний долг.
Место для политического маневрирования было очень ограниченным,
и правительство продолжало брать займы у МВФ. МВФ, в свою оче-
редь, требовал строгого следования условиям и был склонен обеспе-
чить кредитом более политически уступчивую Россию. Несмотря на
все разговоры о деполитизированности его отношений со странами-
получателями, политическая подоплека отношений России и МВФ
была вполне очевидна. Например, займ 1995-96 гг. был предоставлен
в условиях приближающихся президентских выборов, в которых по-
беда Ельцина была для Запада приоритетом №1. Вторжение Запада в
Югославию, против которого открыто возражала Россия, произошло в
условиях ведения российским правительством переговоров о реструк-
туризации приближающейся выплаты 17,5 миллиардов долларов, что
не могло не связывать ему рук в отношении возможного противодейс-
твия решению западных стран.2
После принятия на себя обязанностей премьер-министра, Прима-
ков еще сильнее ощутил все трудности поддержания статуса незави-
симости. Даже принимая во внимание тот факт, что его правительс-
тво считалось «левым», он вынужден был представить Государствен-
ной Думе очень плотно сверстанный бюджет и полностью выполнять
условия МВФ.
В военной сфере и в контроле над вооружениями, министр иност-
ранных дел и, впоследствии, премьер-министр, стремился сократить тя-
желое экономическое бремя поддержания самых больших ядерных ар-
1
Richard Sakwa. Russian Politics and Society (London: Routledge, 2002, 3d ed.), 294.
2
Некоторые государственники напрямую связывали эти два события (См., напри-
мер, Алексей Пушков. «Отрезвляющая ясность», Независимая газета, март 1999).
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 129

сеналов в мире. Примаков верил в политическую силу ядерного оружия,


однако был сторонником относительно небольшого арсенала. Возражая
оппозиции и даже некоторым из своих сторонников, он приводил до-
воды в пользу ратификации договора СНВ-2, который был подписан в
январе 1993 г. И все же его усилия, поддерживаемые Министерством
обороны, потерпели неудачу из-за бомбового обстрела Ирака со сторо-
ны США и, впоследствии, военного вмешательства НАТО в Югосла-
вии. Данные события усилили позиции консервативных цивилизаци-
онщиков и других критиков правительства в Думе, которые опасались
намерений США разрабатывать систему противоракетной обороны и
блокировали ратификацию. Договор СНВ-2, в котором говорилось об
уменьшении количества ядерных ракет до 3000-3500 единиц, остался
формально не действующим до прихода к власти Путина.

Сопротивление силовым решениям в Ираке


Принципиальное несогласие Примакова с тем, что он воспринимал
как империалистические тенденции и стремление к господству в миро-
вой политике, устанавливало границы его гибкости и прагматизму во
взаимодействии с Соединенными Штатами. Как бы ни была зависима
Россия от западных кредиторов, министр не мог поддерживать санк-
ционированные США военные вмешательства, как это делал его пред-
шественник. Вторжение в Ирак стало одним из двух ключевых вопро-
сов — другим была Югославия, — по которым Примаков был вынужден
принципиально не согласиться с США. По его мнению, существовало,
по крайней мере, три причины, по которым российская политика не
могла сводиться к поддержке американских бомбовых ударов и крити-
ке санкций ООН против Ирака. Во-первых, по причине своего неприя-
тия «однополярности» он не хотел содействовать предложенным США
способам взаимодействия с Саддамом Хусейном. Второй причиной был
значительный — около 7 миллиардов долларов — долг Ирака перед Рос-
сией, который не мог быть возмещен без отмены санкций. В-третьих,
растущие энергетические компании России, такие как «Лукойл», стре-
мились заключить контракты в Ираке и вообще на арабском рынке.
Именно такое восприятие российских интересов определило дейс-
твия Примакова в условиях двух главных кризисов конца 1997 г. и на-
чала 1998 г. Во время первого кризиса Примаков реагировал на угро-
зу вооруженного нападения США на Ирак в результате нежелания пос-
леднего подчиняться решениям инспекции ООН и последовавшего за
этим выезда инспекторов из страны. В союзе с Францией Примаков за-
ключил соглашение, в соответствии с которым все инспекторы получи-
130 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ли возможность вернуться, в обмен на неопределенное обещание отме-


нить санкции. Это соглашение не продлилось долго, поскольку санкции
так и не были отменены, а Хусейн не пустил инспекторов в так назы-
ваемые «президентские зоны», некоторые из которых находились под
подозрением — считалось, что в них ведется деятельность, связанная с
производством оружия массового поражения. На сей раз Россия не су-
мела выработать взаимоприемлемого соглашения, и генеральный сек-
ретарь ООН принял на себя дипломатическую инициативу. Примаков
чувствовал удовлетворение от того, что проблема была передана в ООН
и не была решена в одностороннем порядке Соединенными Штатами.
Тем временем Хусейн вел свою собственную игру, пытаясь оказать дав-
ление на Москву, чтобы она более агрессивно настаивала на отмене сан-
кций.1 В течение 1999 г. Россия — отчасти не удовлетворенная недруже-
любным поведением Багдада, отчасти в качестве уступки Соединенным
Штатам, не поднимавшим вопрос о войне России в Чечне на Совете
Безопасности ООН, и, отчасти, не имея другого выхода под тяжестью
военного давления США — демонстрировала все меньше желания со-
трудничать с Ираком. В конечном итоге, Россия не захотела наклады-
вать свое вето на резолюцию Совета Безопасности №1284 (она возде-
ржалась), которая требовала согласия Багдада с режимом инспекторов
и обещала отменить санкции на импорт гражданских товаров в Ирак.
Цели Примакова оказались не достигнутыми. Санкции остались в
силе, переговоры не дали никаких видимых результатов, а потому и
экономические интересы России остались не реализованными. И все
же, в одном важном аспекте Россия отстояла свои позиции — ключе-
вые политические решения в отношении Ирака остались прерогати-
вой Организаций Объединенных Наций, и эти решения отличались
от предлагаемых Соединенными Штатами. Такой ситуация продолжа-
лась до того момента, когда Президент Джордж Буш младший принял
решение о вооруженном вторжении в Ирак в марте 2003 г.

Противостояние вмешательству НАТО в Югославии


До начала военного вмешательства Запада на Балканах Примаков
следовал политике прагматического сотрудничества с государствами-
членами НАТО. После того, как он занял свой пост, в ноябре 1995 г.
были подписаны Дэйтонские соглашения, в которых Россия приня-
1
Robert O. Freedman. Russian Policy Toward the Middle East Since the Collapse of
the Soviet Union (Seattle: The Henry M. Jackson School of International Studies,
The University of Washington, 2001), 34-40; Donaldson and Nogee, The Foreign
Policy of Russia, 301-305.
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 131

ла минимальное участие, в то время как непримиримая оппозиция на-


стаивала на российской поддержке Сербии. По сравнению со своим
предшественником, новый министр иностранных дел более самосто-
ятельно оценивал роль Белграда в европейской безопасности, однако
не шел настолько далеко, насколько того хотели консерваторы. Под-
держивая прагматизм и идеологическую преданность в отношениях
с Западом, Примаков активно работал через Контактную группу, со-
зданную по инициативе Ельцина в феврале 1994 г. Целью этой груп-
пы была дипломатическая координация действий России, Соединен-
ных Штатов, Франции, Англии и Германии. Несмотря на то, что Рос-
сия выступала против использования миротворческих сил НАТО, а в
некоторых случаях заявила о протесте против силовых действий в от-
ношении боснийских сербов, в целом Москва не вмешивалась в санк-
ционированные ООН действия Запада в Боснии.1
Решение НАТО начать воздушные удары по Белграду в марте
1999 г., изменило такую структуру взаимоотношений. Несмотря на
множество серьезных разногласий между Россией и Западом, воен-
ное вмешательство стало шоком для внешнеполитического сообщес-
тва России. Это нашло отражение в решении премьер-министра Евге-
ния Примакова отменить переговоры с США и МВФ, которые долж-
ны были состояться в Вашингтоне 24 марта 1999 г. Несмотря на то, что
его самолет уже приближался к США, он отдал распорядился о разво-
роте самолета и возвращении домой. Официальная реакция России
была резкой и сопровождалась заявлением о том, что агрессия НАТО
нарушила юрисдикцию ООН и нормы Хельсинкского Акта о сохране-
нии суверенитета. Россия также прекратила свое участие в «Осново-
полагающем акте», вывела военную миссию из Брюсселя и приказала
представителям НАТО покинуть Россию.
Такая реакция отразила широко распространенное отрицательное
отношение к НАТО в российском обществе и внешнеполитическом
сообществе. Подавляющее большинство полагало, что Запад в сво-
их действиях руководствовался скорее собственными властными ам-
бициями и стремлением к господству, чем беспокойством по поводу
действий Милошевича против косовских албанцев. Около 90% опро-
шенных социологами выступали против бомбовых атак НАТО по Бел-
граду и считали действия альянса угрозой для России.2 Россия связы-
вала вмешательство в Югославию скорее с результатами расширения
НАТО, чем с этнической войной на Балканах. К тому времени Северо-
атлантический альянс уже предложил Чехии, Польше и Венгрии по-
1
Allen Lynch. «Realism of Russian Foreign Policy», Europe-Asia Studies 53, 2001, 15, 28.
2
Oksana Antonenko. «Russia, NATO and European Security after Kosovo», Survival
41, 4, 1999/2000, 143.
132 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

дать заявление на вступление в свои ряды. На саммите в Мадриде ле-


том 1997 г. госсекретарь Соединенных Штатов Мадлен Олбрайт осо-
бо подчеркнула, что обещает пригласить и Балтийские государства,
входившие в состав Советского Союза до 1991 г. Министерство инос-
транных дел Примакова вновь настаивало на неприемлемости расши-
рения альянса. Несмотря на соглашение, достигнутое по «Основопо-
лагающему акту» в мае 1997 г., пост-мадридская атмосфера отноше-
ний Запада и России была напряженной. Конфликт по поводу Косово
выявил всю глубину российских опасений. Он привел к появлению в
отношениях с Западом элементов политической эскалации и, време-
нами, дело вплотную подходило к военной конфронтации. В Россий-
ской Думе, например, не хватило двух или трех голосов для принятия
резолюции по включению Югославии в Союз России и Белоруссии,
что автоматически сделало бы Россию участницей войны.
Примаков не планировал предоставлять поддержку сербской сторо-
не, к чему его призывали некоторые консервативные цивилизационщи-
ки. Вместо этого он стал посредником в конфликте. Воспользовавшись
заинтересованностью Запада в таком участии России в разрешении
конфликта, он сформулировал жесткие условия для окончания вой-
ны, которые включали гарантии сохранения суверенитета Югославии,
предоставление широкой автономии Косово и возложение на ООН гла-
венствующей роли в послевоенном урегулировании. Однако, мир был
достигнут скорее на условиях Запада, чем на условиях России. Опаса-
ясь дальнейшей политической эскалации отношений между Западом и
Россией, Ельцин отстранил Примакова в качестве ключевого лица, ве-
дущего переговоры, и заменил его бывшим премьер-министром Викто-
ром Черномырдиным, который был слишком прозападным и к тому же
не слишком опытным в иностранных делах политиком, чтобы заклю-
чить перемирие подобное тому, к которому стремился Примаков. Ког-
да в начале июня, Сербия наконец приняла условия мира под давлени-
ем Черномырдина, российский обозреватель описал результаты войны
следующим образом: «Россия способствовала принятию Югославией
тех условий НАТО, которые ранее сама же называла недопустимыми».1

Уроки государственников из взаимоотношений с Западом


Примаков и державники в целом вынесли важные уроки из отноше-
ний России с Западом. Эти отношения усугубили непонимание меж-
ду двумя сторонами и укрепили Россию в своем самовосприятии как

1
Алексей Пушков. «Синдром Черномырдина», Независимая газета, 11 июня, 1999.
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 133

страны с отличной от Запада идентичностью. Неспособность России


остановить расширение НАТО и прекратить бомбовые удары по Ира-
ку и Югославии, равно как и сильнейшая экономическая зависимость
от западных кредитных организаций, укрепила уже распространенное
чувство изоляции, временами даже отчаяния, среди представителей
политической среды. Несмотря на сомнительные результаты, к кото-
рым привела стратегия сдерживания влияния Запада, многие полага-
ли, что у России не было другого выбора, кроме как развивать потен-
циал великодержавного сдерживания. Некоторые считали, что госу-
дарство уже находится в состоянии распада (Чечня), утверждая, что
разрыв с Западом был единственной альтернативой закабалению или
распаду России.1 По словам налюдателя, «бомбовые удары по Югос-
лавии стали поворотным моментом в развитии российского сознания.
И власть, и обычные люди начинают понимать, что … без России мир
может превратиться в один большой МакДоналдс, дорога к которому
будет проложена с помощью ракет».2
Чтобы укрепить внешнюю безопасность страны державники реко-
мендовали следующие шаги. Во-первых, главная внешняя угроза, по
их мнению, исходила от НАТО, несмотря на то, что ранее источником
такой же угрозы многие аналитики называли Китай. После войны в
Югославии многие рассматривали Косово как микромодель будущей
стратегии НАТО. Такая точка зрения нашла свое отражение в предло-
жениях по увеличению оборонного бюджета, а также в официальных
документах. Проект новой военной доктрины подчеркивал, что угроза
прямой агрессии против России и ее союзников могла быть «сдержа-
на только путем проведения активной внешней политики и поддержа-
ния постоянной готовности обычных и ядерных вооруженных сил».
Среди прочих мер Совет Безопасности предложил также увеличить
и обновить стратегические и тактические запасы ядерного оружия.3 В
этом контексте многие высказывались против ратификации договора
СНВ-2. Во-вторых, российские элиты настаивали на укреплении ро-
ли Совета Безопасности ООН в принятии решений и поддержании
мира с помощью войск НАТО. В-третьих, многие призвали к интег-
рации оборонного пространства на территории бывшего Советского
Союза. Последним, но не менее важным и существенным элементом
стратегии Примакова было то, что государственники больше не вос-
принимали Китай как источник угрозы и приводили доводы в поль-

1
Aлександр Беленский. «Мудрость силы», Советская Россия, 27 апреля 1999;
Геннадий Зюганов. «Югославский рубеж», Советская Россия, 6 апреля 1999.
2
Aлександр Лукин. «День победы под бомбами», Независимая газета, 27 мая
1999.
3
Antonenko. «Russia, NATO and European Security», 134-136.
134 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

зу усиления стратегических связей с незападными странами и реги-


онами. Действительно, в то время как Ельцин пытался добиться ми-
ра в Югославии, Примаков предлагал России вступить в трехсторон-
нее партнерство с Китаем и Индией (что давно предлагалось рядом
неокоммунистов и евразийцев). Обратимся теперь к усилиям России,
направленным на укрепление связей с незападными государствами.

Отношения с незападными странами


Активная внешняя политика, которую отстаивал Примаков, подра-
зумевала развитие геостратегических и экономических связей с не-
западными странами. Обе цели были направлены на укрепление по-
тенциала политической власти России в мире относительно западных
государств, в особенности, Соединенных Штатов. Арабист по обра-
зованию, Примаков проявлял значительно бóльшую активность на
Ближнем Востоке, чем его предшественник. Помимо стремления к бо-
лее активному участию в достижении мира, Примаков значительно
поднял уровень продаж российского вооружения в регионе. За преде-
лами Ближнего Востока Россию особенно интересовал азиатско-тихо-
океанский регион, при этом Примаков нередко ссылался на Ассоциа-
цию стран юго-восточной Азии (АСЕАН) как на влиятельный центр
развивающегося многополярного мира. В странах, посещаемых мини-
стром, им продолжала распространяться идея необходимости форми-
рования многополярного мирового порядка. Однако особенно важную
роль в его ви'дении играли три государства — Китай, Иран и Индия.
Значение Китая для России было трудно переоценить. Китай имел
общую границу с Россией протяженностью 4300 километров и де-
монстрировал очень высокие темпы экономического роста. Китай так-
же являлся главным покупателем российского оружия; практически
все имеющееся оружие и военное оборудование он приобретал у свое-
го северного соседа. В политической сфере оба государства разделя-
ли опасения по поводу глобального господства США и воспринимали
расширение НАТО, планы США по созданию системы противоракет-
ной обороны и вторжение в Ирак и Косово как угрожающие для меж-
дународной стабильности события. Наконец, обе страны сталкива-
лись со сходными угрозами внутренней безопасности — деятельнос-
тью чеченских сепаратистов в России и уйгурского мусульманского
меньшинства в китайской провинции Синцьзян.
Все эти факторы служили сближению двух стран. В апреле 1996 г.
стороны подтвердили, что вступают в новую стадию партнерства, и че-
рез год подписали «Совместную декларацию о многополярном мире и
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 135

формировании нового международного порядка», отражавшую пред-


ставление Примакова о многополярности как феномене, находящегося
в процессе своего формирования. События конца 1998-1999 гг. — во-
енные удары США по Ираку, планы по созданию американско-японс-
кой системы противоракетной обороны, расширение НАТО и бомбо-
вые удары по Югославии — вновь сблизили две страны, в чьи планы
входила активная координация реагирования на события, восприни-
мавшиеся ими как угрожающие развитию мировой политики. Эконо-
мические отношения между странами развивались не столь быстрыми
темпами, как им того хотелось бы, но продолжали укрепляться в об-
ласти продажи оружия и пограничной торговли.
И все же, несмотря на видимый прогресс, отношения Китая и Рос-
сии не были развиты в той мере, в какой этого хотелось бы Примакову.
Его усилия стали встречать заметное сопротивление в политической
среде. По параметрам ВВП Китай заметно обгонял Россию, и это все
более тревожило как западников, так и консервативных цивилизаци-
онщиков, опасавшихся агрессии Китая на Дальнем Востоке. Западни-
ки особенно критически относились к китайскому авторитаризму, ут-
верждая, что рано или поздно политический авторитаризм приведет
к внешнеполитическому экспансионизму. Сильное тяготение Китая к
глобальным экономическим рынкам тоже усложняло геостратегичес-
кие расчеты Примакова. Поэтому полноценное стратегическое парт-
нерство России и Китая оставалось пока только в проекте.
Другим потенциальным стратегическим партнером России, в соот-
ветствии с расчетами Примакова, был Иран. В политическом плане он
видел в этой стране регионального союзника по сдерживанию влия-
ния режима талибана в Афганистане и Турции, в частности, на госу-
дарства Центральной Азии и Азербайджан. В глобальном плане Иран
виделся потенциальным союзником по сопротивлению однополярно-
му миропорядку, контролируемому США. В сфере экономики России
было выгодно строительство необходимых Ирану ядерных реакторов,
поставка промышленного оборудования и выработка общей политики
по прокладке энергетических трубопроводов в Каспийском регионе.
Как и в случае с Китаем, результаты примаковского сотрудничества
России и Ирана были противоречивы. Стороны сотрудничали в воп-
росе заключения перемирия в Таджикистане, в организации сопротив-
ления движению Талибан в Афганистане, а также в ряде экономичес-
ких вопросов. Несмотря на возражения Вашингтона, утверждавшего,
что Иран занят созданием ядерного оружия в нарушение существую-
щего режима нераспространения, Россия продолжала сотрудничество
с прикаспийским соседом, опровергая подобные обвинения.
Однако у российско-иранских отношений также имелись свои гра-
136 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ницы. В политическом плане Россия опасалась, что Иран может со


временем представлять военную угрозу в регионе, и некоторые пред-
ставители российского политического класса публично выступали
против такого развития событий. Впоследствии проблема еще более
обнажилась, когда Иран возглавил Исламскую конференцию и начал
проявлять бóльшее сочувствие чеченским боевикам и мусульманам
Косово. Кроме того, пытаясь совместно с Россией блокировать Бакин-
ско-Джейханский и Транскаспийский трубопроводы, Иран преследо-
вал собственный интерес, лоббируя альтернативный маршрут по эк-
спорту нефти и газа из Центральной Азии. Наконец, ни Ельцин, ни
Примаков не хотели заходить слишком далеко в своем испытывании
терпения Соединенных Штатов. Конечным результатом стало то, что
один политолог обозначил как «минимаксная» политика, в которой
Россия старалась минимизировать ущерб для американо-российских
отношений, стремясь в то же самое время сохранить максимальное
влияние в Иране.1
Дипломатия Примакова была направлена и на привлечение Индии
как стратегически важного партнера. Министр стремился извлечь вы-
году из старых советских связей, пытаясь восстановить Россию в ро-
ли ключевого агента по перевооружению Индии. В 1997 г. премьер-
министр Индии объявил, что его страна затратила 3 миллиарда дол-
ларов на покупку оружия в России за предыдущие два года, и что обе
стороны обсудили возможные контракты еще на 7 миллиардов долла-
ров. Такой уровень поднимал бы Индию выше Китая в ряду заказчи-
ков вооружения у Москвы.2 В политическом плане Примаков был за-
интересован в развитии более близких отношений России с Индией и
Китаем для поддержания баланса сил с Соединенными Штатами, что
свидетельствовало о пересмотре более ранней политики сдерживания
Китая. В декабре 1998 г. Примаков заявил о необходимости создания
союза этих трех стран для утверждения «нового полюса мировой по-
литики». Однако такой союз так и остался лишь желаемым развитием
событий, поскольку ни Индия, ни Китай не проявляли интереса к его
формированию.
В конечном счете, усилия Примакова по привлечению незападных
стран к стратегическому партнерству с Россией в целях сдерживания
Запада не привели к значительным результатам. Потенциал развития
двусторонних связей с Китаем, Ираном и Индией существовал, одна-
ко, полностью реализовать его предстояло в будущем. Кроме того, в
мире глобальной экономической взаимозависимости ни одна из этих
стран не проявила интереса формировать коалицию сдерживания
1
Freedman. Russian Policy Toward the Middle East, 23.
2
Donaldson and Nogee. The Foreign Policy of Russia, 316.
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 137

США, к которой стремилась Россия. Наконец и имевшиеся различия


в региональных политических интересах сторон были слишком зна-
чительны для формирования такой коалиции и четкого формулирова-
ния стоящих перед ней геостратегических целей.

4. Интеграция постсоветского пространства


Концепция интеграции
Интеграция постсоветского пространства стала еще одним важным
элементом стратегии Примакова по сдерживанию растущих полити-
ческих амбиций Запада и сопротивлению расширения НАТО. Новая
дипломатия исходила из того, что интересы России требуют укрепле-
ния государственности и должны реализовываться в достижении трех
целей. Во-первых, учитывая возникновение новых конфликтов на тер-
ритории бывшего Советского Союза, предполагалось сохранить воен-
ное присутствие России в регионе. Во-вторых, необходимо было защи-
тить статус этнических русских, проживающих за пределами России.
Наконец, Москва была заинтересована в приобретении в собственность
ценных экономических объектов на постсоветском пространстве.
Используя свои в целом сильные переговорные позиции в отно-
шениях с бывшими советскими республиками, Россия планирова-
ла получить более широкие возможности влияния на экономические
решения и политику в области безопасности бывших советских рес-
публик, при этом не принимая на себя слишком больших затрат. У
России имелись рычаги для проведения более уверенной политики на
пространстве бывшего СССР. На вооружении страны находились на-
иболее передовые системы, а также самая крупная и опытная армия
в регионе. Россия была сильна и экономически, благодаря значитель-
ному объему своего внутреннего рынка, богатым запасам природных
ресурсов и более разнообразными коммерческими связями со страна-
ми за пределами бывшего советского региона. С политической точки
зрения, Россия была единственным государством в регионе, обладав-
шим членством в Совете Безопасности ООН, к тому же получившим
и членство в престижной Большой Восьмерке. Кроме того, следовало
учитывать и многочисленность языковой диаспоры, включавшей в се-
бя двадцать пять миллионов человек, многие из которых идентифици-
ровали себя со своей исторической родиной и, следовательно, могли
способствовать в распространении российского влияния за рубежом.
Концепция интеграции впервые была ясно сформулирована 14 сен-
тября 1995 г., когда Ельцин подписал Указ под названием «Формиро-
138 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

вание стратегического курса Российской Федерации и стран СНГ».


Документ на восьми страницах являлся развернутой доработкой од-
ного из отчетов возглавляемой ранее Примаковым Службы внешней
разведки, и в скором времени был преобразован в «Концепцию эконо-
мического интеграционного развития СНГ», принятую к исполнению
в марте 1997 г. Впервые с момента распада Советского Союза Кремль
признал приоритетное значение СНГ для национальных интересов
России и определил Россию как государство, играющее ведущую роль
в формировании новой системы межгосударственных политических и
экономических отношений в регионе. Провозглашенная цель состояла
в том, чтобы создать «экономически и политически интегрированный
союз государств, способных занять достойное место в мировом сооб-
ществе». Такая формулировка была схожа с собственным определе-
нием Примакова, который воспринимал интеграцию как проводимую
Россией «политику, нацеленную на объединение государств, сформи-
ровавшихся на территории бывшего Советского Союза».1
В дополнение к возглавляемой Примаковым Службе внешней раз-
ведки, на формирование концепции интеграции оказали свое влияние
также консервативные цивилизационщики и умеренные державники.
Цивилизационщики отстаивали территориальное единство России и
постсоветского региона на основании единства культурно-историчес-
ких связей. При этом евразийцы выступали за культурное единство сла-
вян и мусульман, в то время как российские этнонационалисты исхо-
дили из идеи превосходства русского языка и религии в регионе. Кон-
гресс Русских Общин, например, заявил об ответственности России за
русскоговорящее население бывших советских республик. Такую точку
зрения позже принял и Ельцин. Совет по внешней и оборонной поли-
тике — влиятельная неправительственная организация, которая объеди-
нила промышленников, бизнесменов, интеллигенцию и лидеров мне-
ний — внесла большой вклад в понимание концепции интеграции, пос-
ледовательно критикуя экономическую политику Гайдара и Козырева
и выступая за региональную направленность действий России. Концеп-
ция, таким образом, представляла собой гибрид, сформировавшийся под
воздействием сил как жесткой, так и умеренной ориентации. Она стре-
милась восстановить социальные, экономические и политические связи
на постсоветском пространстве, не возрождая при этом империю.
Стратегии интеграции была присуща определенная доля прагма-
тизма в реакции на новые угрозы, стоящие перед Россией в регионе
и за его пределами. Хотя стратегия и демонстрировала отход от ран-
него изоляционизма Козырева, процесс интеграции нельзя было при-
1
Российская газета, 23 сентября 1995; Примаков. «Россия в мировой политике»,
Международная жизнь № 5, 1998, 11.
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 139

равнивать к восстановлению империи или возрождению агрессивно-


го имперского национализма. Сторонники Примакова видели ситу-
ацию иначе. Например, влиятельный и близкий к Примакову Совет
по внешней и оборонной политике опубликовал доклад под названи-
ем «Будет ли восстановлен Союз?», в котором об идее восстановле-
ния Советского Союза говорилось как о «реакционной утопии».1 В то
же время, в докладе утверждалось, что разумной альтернативы пост-
советской интеграции не существует и что Россия должна была при-
нять на себя роль инициатора такой интеграции.
Для Примакова необходимость формирования стратегии интегра-
ции была продиктована контекстом безопасности, в особенности рас-
ширением НАТО. Однако для преследующего политические цели Ель-
цина стратегия являлась лишь способом нейтрализации оппозиции и
восстановления пошатнувшейся способности государства вести вне-
шнюю политику. Оппозиция Ельцину состояла из военных, промыш-
ленников, а также некоторых радикальных националистов, обладаю-
щих связями с русскими за пределами России. В вопросах безопасности
рекомендованная Примаковым стратегия помогла перехватить ини-
циативу, которая уже находилась в процессе перехода к военным. При
Примакове значительная часть полномочий перешла от Министерства
обороны к Министерству иностранных дел. К примеру, последнее за-
нималось урегулированием конфликта во время гражданской войны в
Таджикистане, а также молдавского конфликта, и в обоих случаях до-
билось подписания мирных договоров. В экономической и культурной
сферах стратегия интеграции предполагала продвижение российских
национальных интересов путем перехвата инициативы у неправительс-
твенных организаций, стремившихся к восстановлению Советского Со-
юза. Демонстрируя такой перехват инициативы, в феврале 1995 г. в пос-
лании президента о положении в стране Ельцин негативно отозвался о
некоторых «силах за границей», которые стремились принизить между-
народную роль России в связи процессами интеграции в СНГ.2 К кон-
цу 1995 г. Россия уже предприняла ряд практических действий, направ-
ленных на укрепление своих отношений с Белоруссией, Казахстаном и
Украиной, а в 1996 г., стремясь к нейтрализации критично настроенной
оппозиции, Ельцин произвел ряд новых назначений. Среди них было
назначение Амана Тулеева — сторонника коммунистов, поддерживав-
шего интеграцию СНГ — на пост министра РФ по сотрудничеству с го-
сударствами — участниками Содружества Независимых Государств.
1
«Возродится ли союз?» НГ-Сценарии, 23 мая 1996.
2
Российская газета, 17 февраля 1995, с. 5. Изменение позиции Ельцина в сторону бо-
лее господствующей роли России отмечается в его телевизионном интервью 1994 г.,
в котором он называет Россию «первой среди равных» в постсоветском регионе.
140 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Новый курс приобрел значительную социальную поддержку внут-


ри страны. Широкие слои общества горячо поддерживало развитие
более близких экономических, политических и культурных отноше-
ний России с бывшими советскими республиками, хотя и не одобря-
ли восстановления империи. Например, в декабре 1997 г. 61% граждан
России сожалели о распаде СССР, что было значительно выше 33%,
зафиксированных в декабре 1992 г. В то же время большинство рес-
пондентов выступало против использования силы в качестве способа
объединения постсоветского пространства. Еще более важным было
то, что в 1996 г. около 65% граждан были убеждены в том, что единс-
твенным способом восстановить прежний статус великой державы
было успешное развитие российской экономики.1 Политические эли-
ты также поддерживали идею интеграции. Даже некоторые предста-
вители либерального направления заговорили о «неизбежности» ин-
теграции государств в пределах бывшего СССР.

Политические аспекты и аспекты безопасности


Интеграция постсоветского пространства затрагивала, прежде всего,
политические аспекты и аспекты безопасности. Новые конфликты в
регионе подтолкнули власть к тому, чтобы пересмотреть свою изна-
чально изоляционистскую позицию по отношению к странам бывше-
го СССР. Уже начиная с весны 1992 г., России пришлось иметь дело с
внутренними и международными этническими военными конфликта-
ми, в особенности на Кавказе, в Молдове и в Таджикистане. Все чаще
на юге России стали возникать угрозы нестабильности и терроризма.
России также пришлось столкнуться с нестабильностью ряда границ
со странами за пределами постсоветского региона и с новыми пробле-
мами нелегальной иммиграции и торговли наркотиками, в особеннос-
ти на китайско-российской и таджикско-афганской границах. Именно
в ответ на эти угрозы Москва обратилась к Организации Объединен-
ных Наций с запросом о предоставлении ей особых миротворческих
полномочий в регионе и начала рассматривать регион как сферу свой
«особой ответственности и особого интереса». Она также начала вы-
сказываться в поддержку сил коллективной безопасности СНГ и бо-
лее активного проведения совместных операций. Взяв за отправную
точку Договор о коллективной безопасности 1992 г., члены СНГ под
влиянием России сформулировали довольно амбициозную програм-
1
Данные опросов: Dimitri K. Simes. After the Collapse (New York: Simon & Schuster,
1999), 220; Susan Birgerson. After the Breakup of a Multi-Ethnic Empire (New York:
Praeger, 2002), 88.
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 141

му координации военной и оборонной деятельности, принятую к ис-


полнению на саммите СНГ в феврале 1995 г. как Концепцию коллек-
тивной безопасности. Концепция, помимо прочего, включала возмож-
ность формирования миротворческих войск СНГ.
Российские лидеры таким образом легитимировали свои усилия в
области поддержания безопасности, лишив при этом военные ведомства
значительной части власти. Они считали, что в регионе перед ними сто-
ит двойная задача — во-первых, установить порядок и стабильность, во-
вторых, сохранить традиционно сильное влияние России. Для выпол-
нения этих задач Ельцин объявил о своем намерении разместить около
тридцати российских военных баз в странах СНГ и предложил создать в
регионе общий экономический, политический и оборонный союз.1 Но-
вое видение основывалось на позиции Службы внешней разведки в от-
ношении угроз безопасности. Эта позиция демонстрировала намере-
ние предотвратить заполнение возможного «вакуума власти» в регионе
представителями внешних сил. Угрозы безопасности, в частности, вклю-
чали деятельность мусульманских государств, таких как Иран и Пакис-
тан, в Центральной Азии и на Кавказе. Эти угрозы отчасти стали резуль-
татом недостаточного со стороны Ельцина отношения к положению в
регионе. В число угроз безопасности вошли также угроза расширения
НАТО и угроза, связанная с однополярными амбициями США.
В результате такого восприятия угроз Россия стремилась к поддер-
жанию военного присутствия в странах Центральной Азии и на Кав-
казе. Чтобы не допустить увеличения влияния Ирана, Китая и Афга-
нистана, Россия во многом содействовала охране границ Туркменис-
тана, Кыргызстана и Таджикистана. В случае с последним, российское
присутствие было настолько значительным, что афганские погранич-
ники вели переговоры непосредственно с российским военным коман-
дованием. Назначение Примакова привело к восстановлению равнове-
сия между политическими и военными средствами ведения политики,
а также в значительной мере способствовало окончанию гражданской
войны в Таджикистане и подписанию в Москве в июне 1997 г. соот-
ветствующего мирного договора. Что касается Кавказа, то усилия Рос-
сии, направленные на стабилизацию, были гораздо менее успешны.
Несмотря на более жесткий контроль, который Примакову удалось ус-
тановить над миротворческими силами, ему было не под силу стабили-
зировать ситуацию в Грузии. Ранее оказанная поддержка некоторыми
российскими вооруженными силами абхазского сепаратизма привела
к неприятным последствиям и способствовала тому, что Москва оказа-
лась не способна урегулировать конфликт. Кроме того, Грузия отказа-
1
Mark Webber. CIS Integration Trends: Russia and the Former Soviet South (London:
The Royal Institute of International Affairs, 1997) , 13-14.
142 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

лась от поддержки усилий СНГ в области коллективной безопасности.


Сыграл свою роль и ввод российских войск в Чечню в целях подавле-
ния угрозы сепаратизма и сохранения военного присутствия на Кавка-
зе. Помимо защиты территориальной целостности, Россия стремилась
не упустить контроля над стратегически важным трубопроводом Ба-
ку—Новороссийск, который в то время проходил через Чечню. Однако
после первой чеченской войны (1994-1996 гг.) и президентских выбо-
ров в Чечне в 1997 г. Москва не выработала внятной политики в рес-
публике, и Чечня продолжала скатываться к анархии.
Интеграционные усилия России на западном направлении отлича-
лись от усилий в Центральной Азии и на Кавказе. На Западе Москва
стремилась ответить на угрозу расширения НАТО, нормализуя и раз-
вивая военные связи с Белоруссией и Украиной. Белоруссия, учитывая
ее важнейшее геостратегическое положение и пророссийскую ориента-
цию, приобрела исключительное значение. С тех пор, как две стороны
подписали Договор об образовании Сообщества России и Белоруссии
в апреле 1996 г., они обязались развивать интеграцию в политической
и военной областях. Они выработали общее понимание угроз безопас-
ности, достигли четкой согласованности в вопросах внешней политики
и дали обещание заключить оборонный союз. При Примакове Россия
также значительно активизировала политические связи с Украиной,
воспринимавшиеся новым министром иностранных дел как важнейший
приоритет. Ключевым вопросом здесь был статус черноморского флота,
который Россия стремилась сохранить, не подвергая при этом опаснос-
ти свои взаимоотношения с Украиной. Украина, в свою очередь, была
заинтересована в том, чтобы легализовать свои постсоветские границы
с Россией путем подписания соответствующего соглашения и, таким
образом, способствовать политической нормализации отношений меж-
ду двумя странами. В результате усилий Примакова в мае 1997 г. обе
стороны подписали так называемый Большой Договор, который зафик-
сировал решение проблемы флота и легализовал границы. Соглашение
вызвало критику внутри России, однако настойчивость Примакова спо-
собствовала его ратификации в феврале 1999 г. Несмотря на критику, и
Примаков, и его преемник Игорь Иванов видели в политической нор-
мализации отношений с Украиной шаг к улучшению взаимоотношений
между двумя странами, а не уступку Украине в ее стремлении присо-
единиться к НАТО. Такое отношение нашло широкую социальную под-
держку в стране, когда 70% россиян поддержали Большой Договор.1
Что касается политики России по отношению к наиболее проза-
падным Балтийским государствам, то она стремилась свести к мини-

1
Шахназаров и др. «Внешнеполитические приоритеты России».
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 143

муму негативные последствия расширения НАТО, предлагая данным


государствам гарантии безопасности и открыто заявляя, что вхожде-
ние балтийских государств в НАТО поставит под угрозу хорошие от-
ношения России с НАТО.

Экономическая интеграция
Экономическая интеграция стала другим важным аспектом стратегии
Примакова. На протяжении советской эпохи Россия и бывшие совет-
ские республики представляли собой очень тесно связанные экономи-
ческие системы, и разрушение многочисленных уз взаимозависимос-
ти не могло быть быстрым процессом. Оппозиция раннему изоляци-
онизму Ельцина первоначально включала в себя бывших советских
управленцев, которые лоббировали свои взгляды через Гражданский
Союз. Назначение Виктора Черномырдина в качестве премьер-ми-
нистра способствовало дальнейшему развитию целей данной группы
в направлении перехода от прозападного изоляционизма к укрепле-
нию региональных экономических связей. Бывший хозяйственник и
президент крупнейшей газовой компании «Газпром» Черномырдин
привнес в российскую региональную политику значительно бóльшее
понимание различных аспектов экономической взаимозависимости
бывших советских республик. Его стратегия выстраивания отноше-
ний между странами бывшего СССР включала в себя использование
энергетических ресурсов в целях принуждения зависимых в энергети-
ческом плане бывших советских республик вкладывать свой капитал
в развитие «Газпрома» и других крупных энергетических компаний,
таких как «Лукойл», «Юкос» и «Сиданко». Ельцин поддержал такой
подход своим Указом №472, изданном 7 мая 1995 г., а также одобрил
новую долгосрочную энергетическую стратегию России до 2010 г.
Подход Примакова был иным, более ориентированным на роль го-
сударства. Как и Черномырдин, Примаков понимал, что восстановить
то, что промышленники из Гражданского Союза называли «разрушен-
ными политико-экономическими связями», было непросто, и он то-
же хотел поддержать интересы российского бизнеса в регионе. В то же
время, министр иностранных дел стремился к активной практике «эко-
номической дипломатии» — так Кремль называл и негативные, и пози-
тивные санкции — для укрепления политических интересов России в
регионе. Он хотел извлечь выгоду из относительно высокого потенци-
ала экономического влияния России в целях содействия укреплению
двусторонних и многосторонних политических связей, поддерживае-
мых Россией с бывшими советскими республиками. В духе державни-
144 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

чества Примаков полагал, что государственные интересы важнее инте-


ресов частного сектора, и поэтому необходимо быть готовым к инвести-
рованию политического капитала в проекты, потенциально способные
содействовать реинтеграции бывших советских республик.
Такое ви'дение подразумевало, что тяжесть интеграции постсоветс-
кого пространства будет лежать на российском государстве, а не на час-
тном секторе — еще один показатель того, что коалиция, которая стояла
за новой стратегией интеграции регионов, состояла по своему социаль-
ному происхождению из силовиков. В то время такой взгляд поддержи-
вал и сам Ельцин. Уже упоминавшийся президентский указ о формиро-
вании стратегического курса России в отношениях с членами СНГ гла-
сил, что страны, являвшиеся на тот момент членами Экономического
Союза, войдут в Таможенный Союз, — в котором главенствующую роль
предстояло играть России — руководствуясь «их глубоко интегриро-
ванной экономикой и стратегическим политическим партнерством».1
В нем также содержалось предложение по «ускорению практических
шагов на пути к формированию Платежного союза», введению единых
норм регулирования иностранной валюты и, в конечном счете, исполь-
зованию российского рубля в качестве резервной валюты. Наконец,
указ предполагал создание общих «промышленных, научно-техничес-
ких и связанных с ними структур», а также введение «общих межго-
сударственных инвестиционных программ». В то время как участие в
Межпарламентской Ассамблее стран СНГ характеризовалось в указе
как предпочтительная форма совместной деятельности государств по
развитию нормативных аспектов экономической интеграции, в доку-
менте также содержалось и предупреждение о том, что отказ бывших
советских республик твердо придерживаться «модели, предложенной
Россией», мог повлечь за собой последствия в форме уменьшения «мас-
штабов экономической, политической и военной поддержки России».
И все же, намеченная стратегия многосторонней интеграции оста-
лась в значительной степени неосуществленной, отчасти из-за эконо-
мических трудностей в России, а отчасти потому, что некоторые рес-
публики стремились диверсифицировать свои отношения, завязывая
связи со странами за пределами бывшего советского региона. Эти рес-
публики воспринимали экономические проекты по интеграции СНГ
как скрытый империализм России, сопротивляясь подчас и весьма
здравым предложениям по координации экономической политики.
Например, ни Платежный союз, ни межгосударственное инвестицион-
ное сотрудничество так никогда и не были реализованы. Другие эко-
номические соглашения были недостаточно эффективными. Единс-

1
Российская газета, 23 сентября 1995.
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 145

твенным исключением был Таможенный Союз, соглашение о созда-


нии которого подписали Россия, Белоруссия, Казахстан, Кыргызстан
и Таджикистан в марте 1995 г. и который функционировал в течение
всего срока пребывания Примакова на посту министра иностранных
дел. Больший прогресс наблюдался в развитии Россией двусторонних,
а не многосторонних отношений в регионе. В некоторых случаях Рос-
сия успешно применяла свое экономическое влияние для достижения
важных политических целей. В Центральной Азии, например, она ис-
пользовала зависимость Туркменистана и Казахстана от российских
энергетических трубопроводов для того, чтобы добиться более бла-
гоприятного обращения с этническими русскими, проживающими в
этих государствах. В дальнейшем, она также укрепила свои экономи-
ческие и политические отношения и с Белоруссией.
Что касается Украины, Россия инициировала и в феврале 1998 г.
подписала Программу экономического сотрудничества, которая спо-
собствовала восстановлению торговли между двумя странами и рег-
ламентировала все основные аспекты их экономических взаимоотно-
шений — от торговых ограничений до сотрудничества в различных
отраслях промышленности. Программа стала частью Соглашения об
экономическом сотрудничестве между Россией и Украиной на 1998–
2007 гг., продолжая ранее подписанный двумя странами Большой До-
говор. Она способствовала политической нормализации отношений
между двумя крупнейшими и наиболее важными из постсоветских
государств и могла рассматриваться как успешный результат гибкой
экономической дипломатии Кремля. Несмотря на то, что Программа
едва ли могла способствовать интеграции в том виде, в каком она из-
начально задумывалась Кремлем, и Программа, и Соглашение все же
способствовали ослаблению радикального национализма с обеих сто-
рон, содействуя развитию международного сотрудничества в регионе.

Культурные аспекты
Стратегия постсоветской интеграции включала в себя и культурный
компонент. Примаков понимал, что Россия была обязана реагировать
на политические и культурные запросы двадцати пяти миллионов
русских, которые оказались за пределами исторической родины и
продолжали отождествлять себя с ней. Уже в поддержанном им отчете
Службы внешней разведки от 1994 г. Примаков непосредственно свя-
зывал судьбу русских в бывшем СССР с развитием и процветанием
России. Помимо этнических русских, на постсоветском пространстве
жило также множество тех, кто предпочитал русский своему родному
146 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

языку или же был по существу двуязычным. В совокупности русско-


говорящее сообщество составляло около 30% всего населения нерос-
сийских постсоветских государств, что превращало Россию, по словам
специалиста, «не в обычное национальное европейское государство, а в
потенциальный центр возрожденной особой цивилизации».1 Пробле-
ма имела и внутрироссийское измерение и была связана с сохранени-
ем культурного баланса внутри самой России, на территории которой
проживало самое большое количество — приблизительно около 140 —
различных этнических групп, и в пяти этнических республиках из
двадцати одной титульная нация представляла очевидное большинс-
тво (Чечня, Чувашия, Ингушетия, Тува и Северная Осетия).
Проблема, как ее понимали Примаков и Ельцин, заключалась в том,
чтобы найти способ восстановить идентичность транснационального
сообщества на территории бывшего СССР, не идя на уступки непри-
миримой оппозиции цивилизационщиков. Сторонники Примакова
предостерегали об опасности идеи первоочередного утверждения прав
русских, настаивая, что такая позиция поставит под угрозу хрупкое
межкультурное равновесие внутри самой России. Не разделяя убеж-
дений цивилизационщиков, власть не могла игнорировать наличие и
политический потенциал тесных культурных связей в регионе. Обще-
ственное мнение внутри России было благосклонно к усилиям прави-
тельства уйти от прежней политики культурного изоляционизма, не
скатившись при этом на позиции необходимости воссоздания импе-
рии. Хотя большинство людей испытывали ностальгию по Советско-
му Союзу, немногие воспринимали этничность или православие как
ключевые характеристики новой «русскости». Вместо этого, 85% счи-
тало обязательными отличительными чертами россиянина любовь к
своей стране и восприятие ее как родины. При этом большинство не
соглашалось с идеей политического объединения России со смежны-
ми территориями, населенными главным образом этнически русски-
ми.2 Решение, как полагали сторонники Примакова, заключалось в
том, чтобы принять на вооружение и осторожно развивать идею Евра-
зии как мультикультурного, мультиэтнического и мультирелигиозно-
го сообщества на пространстве бывшего Советского Союза.3
Российские власти, казалось, положительно отнеслись к этой идее.
Чтобы ее развить, правительство, в первую очередь, разработало и на-

1
Igor Zevelev. Russia and Its New Diaspora (Washington, DC: The United States
Institute of Peace, 2001), 175.
2
Данные опросов: Zevelev. Ibid, 61; Vera Tolz, Russia: Inventing the Nation (London:
Arnold, 2001), 263.
3
Graham Smith. Post-Soviet States (London: Arnold, 1999), chapter 6; Tolz, Op. Cit,
chap. 8.
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 147

чало продвигать в жизнь идею двойного гражданства в бывших совет-


ских республиках, рассматривая ее как альтернативу отстаиваемой
оппозицией идее прямой поддержки русских за границей. Правитель-
ство также надеялось справиться с неконтролируемым потоком миг-
рантов в Россию путем предоставления им определенных правовых и
психологических гарантий. Несмотря на усилия России по реализа-
ции идеи двойного гражданства, к 1995 г. все постсоветские государс-
тва, за исключением Туркменистана и Таджикистана, отклонили ее. В
ответ российское правительство занялось пропагандированием идеи
гражданства СНГ. Обе идеи подразумевали возрождение идентичнос-
ти межнационального сообщества на территории бывшего СССР и
должны были позиционировать Россию как играющую главную роль
в формировании такого сообщества. Однако ни одной из данных идей
не суждено было укорениться в регионе.
Руководители России добились большего успеха в решении пробле-
мы внутреннего мультикультурализма. Не отводя этническим русским
«ведущей роли», скорее, формируя то, что одни политические коммен-
таторы назвали «гибридом, или эклектичной смесью ценностей», а дру-
гие рассматривали как евразийское ви'дение мультикультурного феде-
рализма.1 Наиболее важную роль сыграл в этом отношении Президент-
ский указ № 909, изданный в июне 1996 г. и одобрявший концепцию
государственной национальной политики Российской Федерации в
целях формирования мультиэтнической России и гарантирования
«культурного самосохранения и дальнейшего развития национальных
традиций и сотрудничества славянских, тюркских, кавказских, финно-
угорских, монгольских и других народов России в рамках евразийско-
го национально-культурного пространства». В Указе власти по сущес-
тву предлагали двигаться по пути испанской модели, в соответствии с
которой автономия, но не полная независимость, предоставляется всем
заинтересованным структурным единицам государства путем подписа-
ния соглашений о разделении полномочий с центром. К марту 1999 г.
около пятидесяти из восьмидесяти девяти субъектов Российской Фе-
дерации с успехом добились различных уровней привилегированно-
го статуса, а еще дюжина или больше работали в данном направлении.
Хотя Чечня представляла собой печально известный пример наруше-
ния модели мультикультурного федерализма, другие мусульманские
республики, такие как Дагестан, Осетия, Татарстан и Башкортостана
поддержали проект евразийского федерализма.
Подводя итоги, отметим, что внешнеполитический аспект культур-
ной интеграции не был реализован так, как того хотели Ельцин и При-

1
Smith, Op. Cit, 143.
148 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

маков. Проблема успешного объединения различных этносов за преде-


лами России осталась в значительной степени не решенной, частично
из-за низкого уровня доверия к России на постсоветском пространс-
тве, частично потому, что смысл культурного аспекта интеграции не
был четко сформулирован. Сами российские руководители были дале-
ки от ясного понимания того, что должно было прийти на смену более
ранним идеям о гражданской нации и культурном изоляционизме.

5. Оценка политики великодержавного сдерживания


Назначение Примакова министром иностранных дел сопровождалось
серьезными изменениями в понимании правительством национально-
го интереса России и ведении им международной политики. Курс, на-
правленный на достижение великодержавного сдерживания, подде-
рживаемый коалицией державников, не был повторением советской
изоляционистской политики по отношению к Западу. Время, а так-
же внутренние и международные условия реализации курса Прима-
кова были совершенно иными. И все же этот курс, содержавший в се-
бе попытки сдерживания влияния Запада, обладал некоторым сходс-
твом с советской политикой; и, в той мере, в какой это было так, он не
был пригоден для реализации основных внешнеполитических целей
России. В условиях роста экономической и политической зависимос-
ти России от западных государств, все попытки добиться признания
Запада путем восстановления статуса великой державы могли иметь
лишь ограниченный эффект. Россия слишком изменилась за годы
постсоветского развития, чтобы курс великодержавного сдерживания
был в состоянии решить стоящие перед ней задачи.

Результаты
Внешняя политика Примакова сопровождалась немалыми достиже-
ниями, особенно в области безопасности. Внимание министра к воп-
росам постсоветского пространства и интенсивная дипломатичес-
кая деятельность дали свои результаты в процессе заключения мира
в Молдове и Таджикистане (однако, не в Грузии). Примакову также
удалось заключить и ратифицировать Большой Договор с Украиной,
способствовавший переходу отношений двух стран в области безо-
пасности на качественно новый уровень. Министр добился успеха и
в переговорах России и НАТО. Несмотря на множество сложностей в
отношениях с НАТО, Россия разработала механизм постоянных кон-
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 149

сультаций с альянсом и получила письменные обязательства не раз-


вертывать ядерное оружие и новые значительные группировки войск
на территории новых государств-членов. Кроме того, министр продол-
жил усилия по улучшению отношений со странами Азии и азиатско-
тихоокеанского региона.
Стремясь к последовательному проведению взятого курса, Прима-
кову удалось восстановить некоторые элементы внешнеполитической
независимости. Хотя Россия продолжала зависеть от Запада в эконо-
мическом отношении, она заставила Вашингтон относиться с бóльшим
вниманием к своим национальным интересам в области безопасности.
По вопросам продажи оружия и проблемам безопасности в Югославии
Примаков придерживался гораздо более жесткой линии, чем его пред-
шественник, который, по словам одного журналиста, «развратил аме-
риканцев» своей готовностью во всем следовать за Вашингтоном.1 И
элиты, и широкая общественность выражали поддержку новому курсу,
приветствуя его бóльшую независимость и сосредоточенность на реше-
нии проблем безопасности на территории бывшего СССР. Например,
уровень общественной поддержки в вопросе размещения войск на тер-
ритории бывших советских республик при условии обращения к Рос-
сии с такой просьбой вырос с 35% до 56% с 1993 по 1999 г. Поддержка в
этом же вопросе со стороны элиты увеличилась с 56% до 72%.2
По признанию ряда экспертов, эти положительные сдвиги удались
Примакову, несмотря на продолжающийся с 1992 года экономический
кризис и связанный с этим заметный недостаток внешнеполитичес-
ких ресурсов. В бывшем советском регионе, как отметил один ученый,
«несмотря на резкое снижение своего властного потенциала, Россия
была гораздо более успешна и наступательна в отстаивании своих ин-
тересов на юге ближнего зарубежья, чем это принято признавать».3
Другой политолог реалистской ориентации с удивлением отметил,
что слабая Россия продемонстрировала «способность добиваться ус-
тупок»4 со стороны Запада. Такая политическая активность в услови-
ях слабости материальных ресурсов опять-таки демонстрирует огра-
ниченность реализма как теории международных отношений или как
способа объяснения внешней политики Примакова. Эта политика бы-

1
Корреспондент «Известий» Станислав Кондрашев, цит. по Млечин, Министры
инстранных дел, 607.
2
William Zimmerman. The Russian People and Foreign Policy (Princeton: Princeton
University Press, 2002), 91.
3
Rajan Menon. «After Empire: Russia and the Southern ‘Near Abroad’», in The New
Russian Foreign Policy, edited by Michael Mandelbaum (New York: The Council on
Foreign Relations, 1998), 148.
4
MacFarlane. «Realism and Russian Strategy, 244.
150 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ла продиктована не столько реалиями материальной власти, сколько


особым сочетанием международных и внутренних факторов полити-
ческого и культурного характера.
Тем не менее, политика виликодержавного сдерживания содержа-
ла в себе и некоторые серьезные недостатки. Прежде всего они про-
явились в неспособности Примакова отстоять свою точку зрения по
вопросам Ирака и Косово, равно как и в его неубедительных попыт-
ках организовать стратегический треугольник Россия—Китай—Ин-
дия с целью не допустить укрепления глобальной гегемонии США.
Еще более очевидной была неспособность внешней политики содейст-
вовать улучшению благосостояния российских граждан — проблеме,
для решения которой стратегия великодержавного сдерживания явно
не предназначена. Тем не менее в основе любого внешнеполитическо-
го курса — в особенности, формирующегося в условиях экономичес-
кой депрессии — должно быть стремление улучшить благосостояние
людей. В этом отношении сама направленность усилий по интеграции
бывшего советского региона была ошибочной. Интеграция была при-
звана стать ответом на необходимость улучшения качества жизни на
постсоветском пространстве, однако оказалась в значительной степени
заложницей геополитических, а не на экономических интересов. Боль-
шая часть многосторонних экономических соглашений, подписанных
странами СНГ, не работала должным образом, и бывшие советские го-
сударства продолжали дрейфовать сами по себе. Многие из них отказа-
лись от подписания предложенных Россией проектов о двойном граж-
данстве. Возникло несколько субрегиональных инициатив, среди кото-
рых были и такие, которые исключали Россию как участницу.
Столкнувшись со стремлением Примакова возродить роль сильно-
го государства на территории бывшего Советского Союза, российский
частный сектор стал «голосовать ногами», отказываясь инвестировать
в отношения с бывшими республиками СССР. Энергетические ком-
пании ко времени появления стратегии интеграции уже приобрели
немалую силу, однако зачастую не чувствовали необходимости под-
держивать государство своими ресурсами. Заинтересованные в рас-
ширении собственного бизнеса на территории бывшего Советского
Союза и поддержании там стабильности, предприниматели в облас-
ти энергетики не хотели субсидировать бывшие советские республи-
ки или снабжать их энергоресурсами по более низким ценам в обмен
на их политическую лояльность к российскому государству. Несмотря
на серьезные усилия, направленные Россией на то, чтобы проект рабо-
тал, результаты интеграции оставляли желать лучшего. Что касается
российской экономики, то постсоветская интеграция не обеспечивала
экономику новыми возможностями для роста. Она также не привлек-
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 151

ла существенных иностранных инвестиций и не освободила Россию


от бремени внешнего долга.
Новая внешнеполитическая стратегия была не слишком эффек-
тивной и с точки зрения решения вопроса культурной идентичнос-
ти России. Тот факт, что Россия переживала кризис идентичности,
не был секретом ни для политиков, ни для обозревателей. Симптома-
тичными, например, были попытки Ельцина инициировать поиск но-
вой «национальной идеи» сразу же после своего переизбрания на пост
президента в 1996 г. Примаков отреагировал на кризис, предложив
евразийскую направленность внешней политики, подразумевавшую
построение стратегических отношений с Китаем, Ираком и Индией.
Его сотрудничество с Западом было чисто прагматическим, а не стра-
тегическим, и вторжение НАТО в Югославию лишь усугубило про-
блему отчуждения России от Запада. Однако непреложным являл-
ся тот факт, что за время позднесоветского и постсоветского периода
интерес России к Западу был значительным, и западнический компо-
нент российской культурной идентичности имел шансы укрепляться
и дальше. Стратегия великодержавного сдерживания с ориентацией
на Евразию не способствовала укреплению такой культурной компо-
ненты российского национального сознания.

Уроки
Какие уроки можно вынести из политики великодержавного сдержи-
вания? Несомненно, дипломатия Примакова отличалась рядом по-
зитивных характеристик, таких как больший демократизм формиро-
вания и принятия внешнеполитических решений, большее внимание
к территории бывшего Советского Союза, более гибкий характер от-
ношений с западными государствами и более активный поиск новых
возможностей за пределами Запада. И все же основное направление
этой дипломатии, в основе которого лежало восприятие Примаковым
российского национального интереса как связанного с необходимос-
тью сдерживать глобальные амбиции США в мире, было выбрано не-
верно. Если бы России когда-нибудь и пришлось осуществлять поли-
тику, которую ей предписал ее второй министр иностранных дел, это
должно было произойти в другое время и при других обстоятельс-
твах. Жертвование и без того не слишком значительных материаль-
ных и политических ресурсов на создание многополярного мира едва
ли было достойной задачей. Такая политика вряд ли была прагматич-
ной и, несмотря на убежденность Примакова, обладала лишь поверх-
ностным сходством со стратегией «сосредоточения» Александра Гор-
152 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

чакова. Вместо того, чтобы «сосредотачиваться» на экономическом и


социальном возрождении внутри страны, как предписывала эта стра-
тегия, Россия при Примакове занялась попытками выстраивания мо-
дели сдерживания политики Запада и интеграцией периферии (также
в контексте политики глобального сдерживания). В этой связи можно
сформулировать два урока на будущее.
Во-первых, во времена экономического и геополитического кризи-
са более результативными могли бы быть попытки вовлечь Запад в ре-
шение общих задач, не пытаясь создавать коалицию из числа стран, не-
довольных западной политикой. Неизменное восприятие Запада как
«полюса силы» помешало российским дипломатам увидеть и восполь-
зоваться теми возможностями в сфере безопасности и экономического
сотрудничества, которые могли бы оказаться взаимовыгодными.
Конечно, большая часть вины за то, что такие возможности так и не
были использованы, лежит на странах Запада, предпочитавших раз-
вивать отношения с узким и коррумпированным кругом российской
правящей элиты и при этом контролировать Россию в вопросах безо-
пасности. Не оправдавшая надежд финансовая помощь является ил-
люстрацией в целом узкой и корыстной стратегии взаимодействия с
Россией. Вместо того, чтобы поддержать распространение социаль-
ных гарантий и правовых норм во время фундаментальной струк-
турной трансформации, помощь Запада способствовала лишь разру-
шению прежней экономической системы. Вновь возникшая систе-
ма, в социальном и юридическом плане была крайне непрочна. Тот
факт, что поддержанная западом стратегия реформ не способствова-
ла трансформации, отразился, помимо прочего, на сумме совокупной
утечки капитала в течение 1992–99 гг., которая превысила объем всей
внешней финансовой поддержки. Согласно официальной статистике
России, совокупная утечка капитала в течение этого периода состави-
ла 182 миллиарда долларов, тогда как объем иностранной поддержки
составил 174 миллиарда долларов.1 Так называемые российские ре-
форматоры были хорошо осведомлены о положении дел и все же не
могли сказать «нет» финансовой «поддержке» Запада.
Предоставляя финансовую поддержку, западные государства стре-
мились держать Россию «на расстоянии» в вопросах военно-полити-
ческой безопасности. Сначала последовало расширение НАТО, кото-
рое даже либерально настроенный Козырев воспринял как «продол-
жение, хотя и инерционное, политики, нацеленной на сдерживание
России».2 Многие в России воспринимали это решение в значительной
1
Иван Королев. «Интеграцию России в мировую экономику», Pro et Contra Том
6, № 1-2, 2001, с. 76.
2
Andrei Kozyrev. «Partnership or Cold Peace?» Foreign Policy 99, Summer, 1995, р. 13.
Глава IV. Новые вызовы безопасности и великодержавное сдерживание 153

степени как попытку заполнить существующий вакуум безопасности,


воспользовавшись слабостью России. Между тем, несмотря на препри-
нятое расширение НАТО, Россия должна было терпеть критику в свя-
зи с «империалистическими устремлениями» на территории бывше-
го Советского Союза и «нарушениями прав человека» в Чечне, однако
при этом, западные критики далеко не всегда отдавали должное закон-
ности стремлений российского руководства обеспечить безопасность
и территориальную целостность страны. Многие на Западе продолжа-
ли не доверять бывшей «красной угрозе», воспринимая ее как страну
опасную и нецивилизованную. Соединенные Штаты, как сильнейшее
государство, несут основную ответственность за неадекватную полити-
ку по отношению к России, хотя и европейские лидеры также внесли
свой вклад в ее изоляцию. Обеспокоенные недостатком демократии в
стране и ходом Чеченской войны, они сдерживали российские стрем-
ления, направленные на получение членства в западноевропейских
структурах. В результате, «Коллективная стратегия ЕС в отношении
России» — тщательно разработанный документ, которого так добива-
лась Россия и в котором были сформулированы принципы взаимоот-
ношения ЕС с Россией, а также устанавливалась зависимость включе-
ния России в европейские институты от создания в стране демократи-
ческих и рыночных институтов — была принята лишь в июне 1999 г.
Тем не менее, ошибочная стратегия Запада не могла быть оправда-
нием за отказ от тесного взаимодействия в пользу ограниченного со-
трудничества. Урок, который должен быть вынесен из этой ситуации,
заключается в том, что, не жертвуя своими национальными интереса-
ми, Россия должна была оставаться активно вовлеченной в полити-
ку Европы и Соединенных Штатов. Это не означает, что ей надо было
выражать одобрение любых действий Запада (или принимать любую
критику с его стороны), однако это подразумевает, что сопротивление
и осуждение должны были временно ограничиваться только полити-
ческой риторикой. Более чем скромные экономические возможности
России, в сравнении с западными государствами, должны были слу-
жить отрезвляющим напоминанием честолюбивым политическим де-
ятелям. Если у вас нет никаких специальных инструментов, чтобы за-
ставить слона сдвинуться с места, попытка сделать это любой ценой —
не самая разумная стратегия.
Второй урок заключается в том, что государство должно более ак-
тивно искать экономические возможности и работать с частным секто-
ром в целях защиты национального интереса. Коалиция государствен-
ников нелиберального происхождения оказалась достаточно силь-
ной, чтобы противостоять изоляционистской политике на территории
бывшего Советского Союза, однако ей не удалось добиться достаточ-
154 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ной поддержки для реализации экономической интеграции. Ни у Рос-


сии, ни у бывших советских республик не было достаточных ресурсов
для восстановления экономических связей в регионе. Некоторые вы-
двинутые Примаковым инициативы так и остались лишь на бумаге, а
его геополитические усилия заставили многие бывшие советские рес-
публики с осторожностью относиться к политическим замыслам Рос-
сии. С этим отчасти связано стремление некоторых из них формиро-
вать собственные группы по защите своей безопасности. Наиболее за-
метной из них стала группировка ГУАМ, созданная в октябре 1997 г.
коалицией, в которую вошли Грузия, Украина, Азербайджан и Мол-
дова, не подписавших предложенную Россией Концепцию коллектив-
ной безопасности и стремившихся к сдерживанию «империализма»
России. Это стало еще одним показателем провала политики много-
сторонней интеграции в бывшем СССР. Многосторонние договорен-
ности не могут форсироваться и не всегда являются более значимыми,
чем те, которые заключаются на двусторонней основе.1 Взаимодейс-
твие с частным сектором и продвижение взаимовыгодных двусторон-
них соглашений — более эффективный способ осуществления эконо-
мической интеграции.

1
Примаков рассматривал развитие двусторонних связей на территории бывшего
СССР как «негативный процесс» по сравнению с отношениями многосторонне-
го характера (См., например, его работу «Годы в большой политике», с. 387).
Глава V
Мир после 11 сентября и политика
великодержавного прагматизма
«Такая страна, как Россия, может про-
должить существовать и развиваться в
пределах существующих границ только
в том случае, если остается великой де-
ржавой. Во все моменты ее слабости…
России неизменно угрожал распад».

«Мы — часть западноевропейской куль-


туры. Независимо от того, где живут
наши люди, на Дальнем Востоке или на
юге, мы — европейцы».
Владимир Путин1

С
приходом к власти Владимира Путина и, особенно, после терро-
ристических атак на Соединенные Штаты в сентябре 2001 г. вне-
шняя политика России сделала очередной поворот. Этот удиви-
тельный поворот, однако, не был полной неожиданностью. Новый
курс великодержавного прагматизма являлся продолжением и од-
новременно существенным отходом от предыдущего курса великодер-
жавного сдерживания. Изменившиеся международные и внутренние
условия способствовали формированию новой коалиции идентичнос-
ти, поддержавшей иное понимание национального интереса России.

1. Новый российский прагматизм


Изменившийся мировой контекст
Два глобальных события сыграли особенно важную роль в реформи-
ровании внешней политики России. Первое событие обнадеживало и
было связано с развитием экономики. После финансового кризиса в
августе 1998 г. появились признаки относительного экономического
выздоровления, касающиеся общего роста и сферы внешней торговли.
1
Владимир Путин. «Послание Федеральному Собранию Российской Федерации»,
16 марта 2003 <www.kremlin.ru>; Vladimir Putin, First Person: an Astonishingly
Frank Self-Portrait by Russia’s President (New York: Public Affairs, 2000), р. 169.
156 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Внешняя торговля имела положительный баланс, а экономика широ-


ко открыта для коммерческой деятельности. Доля внешней торговли
в валовом национальном продукте составила около 50%, что делало
российскую экономику почти столь же открытой по этому показате-
лю, как и немецкую. Размер прямых иностранных инвестиций, накап-
ливаемых начиная с 1989 г., по-прежнему оставался на низком уровне:
примерно в десять раз ниже, чем в Китае, и в пять раз ниже, чем в Бра-
зилии.1 Тем не менее, повышающиеся мировые цены на нефть предо-
ставляли России новые возможности для роста.
Второе событие было негативным и касалось интенсификации тер-
рористической деятельности на Кавказе и во всем мире. Бездействие со
стороны Кремля после подписания хасавюртского мирного соглашения
с чеченскими сепаратистами в 1996 г. привело к дальнейшему распро-
странению анархии в республике. Избранный глава Чечни Аслан Мас-
хадов оказался не способен поддерживать порядок. Массовые похище-
ния людей, вымогательства со стороны сепаратистов и различных те-
невых структур и даже работорговля продолжились. В августе 1999 г.
чеченские мятежники во главе с Шамилем Басаевым и арабским бое-
виком Хаттабом втоглись в соседнюю республику Дагестан, и Кремль
возобновил военные действия в регионе. В том же месяце были взорва-
ны два жилых здания в Москве, в результате чего погибли сотни лю-
дей. Масштаб насилия был беспрецедентным. Россияне объединились
вокруг Путина, баллотировавшегося на пост президента с программой
«уничтожить экстремизм» в Чечне и восстановить «сильное государс-
тва» на всей территории России. Первоначально популярность пре-
мьер-министра Путина была на уровне 2%, однако уже через два месяца
она выросла до 26% и достигла беспрецедентной отметки в 58% в янва-
ре 2000 г.2
Ощущение незащищенности и надвигающейся опасности уси-
лилось в России и в результате террористических атак на Соединен-
ные Штаты 11 сентября 2001 г. Чудовищные по масштабу и жестокос-
ти теракты породили особую социальную и политическую атмосферу
внутри страны. Президент Джордж Буш объявил, что терроризм явля-
ется «чистым злом», направленным против свободолюбивых людей во
всем мире, высказавшись в пользу стратегии превентивных действий.

1
Philip Hanson. «Joining but Not Signing Up? Russia’s Economic ‘Integration’ Into
Europe», Russian and Eurasia Review 2, 6, March 18, 2003; Julien Vercuil, «Opening
Russia? Contemporary Foreign Trade», Russian and Eurasia Review 2, 4, February
18, 2003 <www.jamestown.org>.
2
Richard Rose. «How Floating Parties Frustrate Democratic Accountability», in:
Contemporary Russian Politics, edited by Archie Brown (Oxford: Oxford University
Press, 2001), рр. 221-222.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 157

Ряд представителей политического класса и лидеров общественного


мнения призвали к поимке или убийству Усамы бен Ладена, при этом
связав террористические атаки с исламом и мусульманским миром.
Данные события предоставили Путину возможность отстоять свое
понимание угроз безопасности, а также укрепить позиции России на
международной арене. Новый российский президент извлек немалую
пользу из событий 11 сентября, изменив характер отношений России
с Соединенными Штатами и связав угрозы, стоящие перед Россией, с
угрозами глобального терроризма.

Новая коалиция идентичности


Реагируя на эти глобальные по своей значимости события Путин
сформулировал идеологию прагматизма и сосредоточения. Данная
идеология стала выражением взглядов на российскую идентичнос-
ти со стороны новой коалиции, испытавшей на себе влияние как го-
сударственников, так и западников. Путин поддержал ряд доводов за-
падников, выступив с критикой имевшего место в прошлом перерас-
хода российских внешнеполитических ресурсов, ссылаясь при этом на
опасную практику советского периода, но имея ввиду и период При-
макова. При этом он поддержал и традиционные для России ценнос-
ти, отстаивавшиеся государственниками и цивилизационщиками.
Например, в обращенной к электорату программной статье «Россия
на пороге нового тысячелетия» будущий президент подчеркнул, что
ключевыми для страны ценностями являются патриотизм, сильное
государство и социальная солидарность. В отличие от Горбачёва или
Козырева, Путин не стремился к заимствованию западных социаль-
но-демократических или либеральных ценностей и перенесению их на
российскую почву, ясно давая понять, что Россия никогда не станет
вторым изданием США или Великобритании.1 Он видел в своей стра-
не современную великую державу, способную адаптироваться к из-
меняющемуся миру под руководством государства. В традициях дер-
жавничества подчеркивать значимость управляемости и способности
государства к осуществлению власти. «Наше государство и его инсти-
туты всегда играли исключительно важную роль в жизни страны и ее
людей. Для россиян сильное государство — это не аномалия, от кото-
рой необходимо избавляться. Наоборот, они видят в нем источник и
гарант стабильности, а также считают его инициатором и главной дви-

1
Владимир Путин. «Россия на рубеже тысячелетий», Независимая газета, де-
кабрь 1999.
158 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

жущей силой перемен».1 В духе державничества Примакова, Путин


высказывался и о евразийском измерении российской идентичности,
посетив в конце 1999 — начале 2000 г. ключевые государства Азии —
Китай, Индию, Монголию, Северную Корею и Бруней. Он был уве-
рен и в необходимости продолжать до победного конца военную опе-
рацию в Чечне, несмотря на критику со стороны западников внутри
страны, а также западного общественного мнения. Идеи государствен-
ников продолжали жить в России и после Примакова.
Однако, в отличие от Примакова, видевшего в новом мире прежде всего
новые угрозы безопасности, Путин обратил внимание и на открывающие-
ся перед Россией возможности. В частности, он подчеркнул экономичес-
кую природу современного мира и необходимость для России добиваться
успеха в геоэкономической, а не только военной сфере. По словам прези-
дента, «в международном сообществе и современном мире нормой являет-
ся острое соперничество — за рынки, инвестиции, политическое и эконо-
мическое влияние … никто не будет стремиться помочь нам. Мы должны
сами бороться за место под экономическим солнцем».2 Что же касается уг-
роз безопасности современной системы международных отношений, Пу-
тин считал, что они связаны скорее с деятельностью террористов, чем во-
енным потенциалом государств. В этом заключалось еще одно отличие его
державничества от державничества Примакова. Утверждение Путина, что
«никто не собирается вести с нами войну» относилось к государствам, но
не к терроризму. Поэтому, поддержка стран Запада и усилий Соединенных
Штатов в борьбе с международным терроризмом после 11 сентября отве-
чала принципам и убеждениям Путина и была отнюдь не тактической.
Новое видение не было, впрочем, собственным изобретением Пу-
тина, отражая представления смешанной социальной коалиции. Ха-
рактеризуемая иногда как союз олигархов и чекистов, данная коали-
ция совместила убеждения как либералов, так и силовиков. Либераль-
но-коммерческие элиты были склонны к поддержке западнической
идентичности России, в то время как представители силовых структур
выражали взгляды державничества. Особое значение в поддержке Пу-
тина сыграл блок ориентированных на торговлю с западными страна-
ми олигархов, утвердившихся в качестве политической силы с 1996 г.
В то время олигархам удалось преодолеть имевшиеся разногласия,
вложив мощные финансовые ресурсы в переизбрание утратившего
популярность Ельцина. Многие представители школ державников и

1
Там же. По выражению Путина, «если под демократией понимается распад го-
сударства, то нам не нужна такая демократия». (Interview, Washington Post,
September 26, 2003).
2
Владимир Путин. «Послание Федеральному Собранию Российской Федера-
ции», Международная жизнь № 5, 2002, сс. 4-5.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 159

цивилизационщиков также поддержали нового президента. Государст-


венники и представители силовых структур поддержали Путина как
бывшего работника органов безопасности и сторонника укрепления
государственности и политической стабильности. Поначалу даже
Александр Проханов, редактор оппозиционной газеты «Завтра», от-
зывался о нем благоприятно, хотя уже год спустя он вернулся к харак-
терной для него непримиримости в отношении к Кремлю. Несмотря
на то, что представители новой коалиции придерживались весьма раз-
личных убеждений, они сошлись на Путине как наиболее оптималь-
ном руководителе государства. Коалиция укрепилась к во внутри- и
внешнеполитическом контексте, сформировавшемся после 1998 г. От-
носительное оздоровление российской экономики улучшило позиции
олигархов, а интенсификация террористической деятельности на Кав-
казе и в мире усилила позиции силовиков. И те, и другие надеялись на
увеличение своего влияния на президента.
Путин, в свою очередь, планировал воспользоваться поддержкой
коалиции для укрепления своей власти в той форме, в какой считал не-
обходимым. Он не скрывал своего предпочтения модели экономичес-
кого развития при активном участии государства и вскоре дал понять,
что не испытывает уважения к тому, каким образом обогатились рос-
сийские олигархи. Однако он выразил готовность уважать результаты
уже проведенной приватизации и рыночных реформ. На одной из сво-
их частных встреч с бизнесменами, Путин кратко выразил свою фило-
софию, сообщив олигархам, что «они могут оставить себе все то, что
уже украли, однако с этих пор должны играть чисто, платить налоги,
вкладывать капитал внутри страны и не вмешиваться в политику».1
Президент проявил жесткость к тем, кто по его убеждению нарушил
сформулированную договоренность — Борису Березовскому, Влади-
миру Гусинскому и Михаилу Ходорковскому. Первые двое были вы-
нуждены иммигрировать, а последний, наследник нефтяного гиганта
«Юкос», был арестован по обвинениям в многократном мошенничес-
тве и уклонении от налогов. Президент проявил большее уважение к
силовым элитам, в особенности к армии, в значительной степени рас-
терявшей свой авторитет при Ельцине. Первая война в Чечне показа-
ла, помимо прочего, что военные не могли рассчитывать на адекватную
финансовую помощь со стороны гражданских властей. Путин изменил
эту ситуацию, предложив значительно сократить личный состав армии
с 1,2 млн. человек в 2001 г. до 0,8—0,85 млн. в 2005 г.2, параллельно про-
ведя модернизацию и значительно увеличив военный бюджет.
1
Peter Rutland. «Putin and the Oligarchs», in: Putin’s Russia: Past Imperfect, Future
Uncertain, edited by Dale R. Herspring (Lanham: Rowman & Littlefield, 2003), р. 148.
2
Dale R. Herspring. «Putin and the Armed Forces», in: Putin’s Russia, р. 170.
160 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Новое понимание национального интереса — прагматическое западничество


Вслед за появлением нового ви'дения российской идентичности при-
шло и новое понимание национального интереса. В ранний период
своего президентства Путин дал понять, что с осторожностью отно-
сится к политике и намерениям США. Он действовал в соответствии
с державнической философией Примакова, отстаивавшего многопо-
лярность и великодержавное сдерживание. Однако вскоре он проде-
монстрировал важные отличия от своего предшественника. Для Пу-
тина важнейшим национальным интересом являлась модернизация
России и ее экономический рост, а не сдерживание американского
влияния в мире. Такая позиция основывалась на понимании того, что
в мире преобладает геоэкономика, а не геополитика, и, следовательно,
России было необходимо учиться защищать свои национальные инте-
ресы экономическими средствами. Это подразумевало и рачительное
отношение к имевшимся экономическим ресурсам, и их расходование
в мировой политике в соответствии с необходимостью. Сдерживание,
таким образом, уступало место прагматизму. Наконец, это означало,
что любой вид интеграции на пространстве бывшего Советского Сою-
за должен быть совместимым с интересами внутренней модернизации
и задачей постепенной интеграции России в мировую экономику.
Чтобы подкрепить свою точку зрения, Путин предостерег об опас-
ности превращения России в страну третьего мира. Высмеивая чрез-
мерно громкие рассуждения о великодержавном статусе, — «давайте
не будем вспоминать наши национальные интересы только когда нам
нужно сделать какие-то громкие заявления» — новый лидер России
сравнил Россию с Португалией, беднейшей страной ЕС. Затем он сде-
лал неутешительный вывод: «нам потребуется пятнадцать лет и во-
семь процентов ежегодного прироста нашего ВНП, чтобы достигнуть
уровня ВНП на душу населения современной Португалии».1 Реаль-
ность заключалась в том, что, несмотря на экономическое восстановле-
ние России после финансового кризиса 1998 г., ее экономика по поку-
пательной способности была менее одной четверти объема экономики
Китая или Японии, и менее одной десятой части величины экономи-
ки Америки или Европейского Союза.2 Характерно и то, что Путин го-
раздо реже прибегал в своем анализе международных процессов к по-
нятию многополярности, а основными угрозами в новой Концепции
национальной безопасности были названы экономический спад, орга-
1
Путин. «Россия на рубеже тысячелетий».
2
William Wohlforth. «Russia», in: Strategic Asia 2002-03: Asian Aftershocks, edited
by Richard J. Ellings and Aaron L. Friedberg (Washington: The National Bureau of
Asian Research, 2003), р. 199.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 161

низованная преступность, коррупция, терроризм и сепаратизм. Пос-


ле 11 сентября основной акцент во внешней политике был сделан на
прагматизме и сосредоточении, а не достижении состояния многопо-
лярности. Несмотря на распространенные в российском политичес-
ком классе антизападные настроения, президент проявил особую ак-
тивность в развитии отношений с Соединенными Штатами и Евро-
пой, и бóльшую пассивность на восточном и азиатском направлении.
При этом было бы ошибкой характеризовать Путина как проза-
падного либерала. Несомненно, первоочередной задачей он считал
улучшение состояния российской экономики за счет внутренних за-
пасов нефти и увеличения возможностей экспорта в страны Запада
(при условии, что и Запад будет более активно вкладывать деньги в
российскую нефтяную промышленность). В то же время такое разви-
тие экономики было необходимо для восстановления позиций вели-
кодержавности и сохранения необходимого пространства маневриро-
вания по защите интересов России в мировой политике. Не вступая
с Западом в конфликты и принимая во внимание его потребность в
России как союзнике, Путин планировал проводить во взаимоотно-
шениях с Чечней, Ираном и Ираком ту политику, какую считал нуж-
ным. Такое видение России как страны, принявшей прозападный курс
из прагматических соображений, отличалось от описанного ранее ви-
дения интеграции с Западом или сдерживания его глобального влия-
ния. Поскольку новое ви'дение национального интереса коренилось в
различных частях российского политического спектра, объединяя как
националистические, так и западнические идеи, оно имело все шансы
получить достаточно широкую общественную поддержку.

2. Новые споры о национальном интересе


Решение Путина поддержать Соединенные Штаты в борьбе с терро-
ризмом, начавшейся после 11 сентября, и его понимание националь-
ного интереса стимулировало новые дискуссии в российском вне-
шнеполитическом сообществе. Несмотря на достаточно широкую
поддержку, многие выразили свою обеспокоенность, а некоторые и
выступили с жесткой критикой новой внешнеполитической страте-
гии. Многие представители политического класса были обеспокоены
тем, что политика США может скорее подорвать, чем укрепить мир и
стабильность во всем мире. Они напоминали президенту в том, что бе-
зоговорочная поддержка Соединенных Штатов могла повредить отно-
шениям России с Европой, Китаем и мусульманскими странами.
162 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Условная поддержка либеральных западников и социал-демократов


Несмотря на критику раннего периода внешней политики Путина,
либеральные западники полностью поддержали его позицию в пери-
од после 11 сентября. При этом они убеждали президента выйти за
пределы тактического союза с Западом и добиваться формирования
общей идентичности и культурных ценностей. Лидер либеральной
партии «Яблоко» Григорий Явлинский в своей статье под названи-
ем «Дружба на время или союз навсегда?» настаивал на том, что по-
нимание Путиным национального интереса должно было исходить
из «выбора в пользу долгосрочного единения с западной, то есть ев-
ропейской, цивилизацией, органичной частью которой является Рос-
сия». Такая формулировка по восстановлению дружественных отно-
шений была близка старой козыревской концепции интеграции. Без
долгосрочного стратегического союза с Западом, утверждал Явлинс-
кий, Россия была обречена остаться тем, что он именовал «олигархи-
ческим капитализмом», при котором недостаточно уважались права
человека и индивидуальная свобода.1
Идеологи другой либеральной партии, Союз Правых Сил, пошли
еще дальше. Мало чем отличаясь от некоторых западных политиков
и комментаторов, они рассматривали события 11 сентября как столк-
новение «цивилизации» с «варварами», которым еще предстояло на-
учиться уважать «универсальные» правила «цивилизации».2 Подоб-
ным же образом президент Джордж Буш и министр обороны США
Дональд Рамсфельд определили терроризм как чистое зло, направлен-
ное против «свободолюбивых людей» во всем мире. А Томас Фридман
в статье в «Нью-Йорк Таймс» написал, что зло заключалось не только
в Усаме Бен Ладене, но и во всех «обозленных людях» из «слабеющих
государств мусульманского и третьего мира». Для Фридмана война
шла между людьми с современным, прогрессивным мировоззрением
и людьми со средневековыми взглядами.3 Группа российских западни-
ков также высказалась в пользу решающего выбора в пользу «цивили-
зованных наций», критически оценив элементы прагматизма в путин-
ской концепции национального интереса. Помимо поддержки Соеди-

1
Григорий Явлинский. «Дружба на время или союз навсегда?», Общая газета, 24
января 2002; Он же, «Дверь в Европу находится в Вашингтоне», Общая газета,
16 мая 2002.
2
Aлексей Kaрa-Mурзa. «На перекрестке политики и науки», Полис № 6, 2001.
3
Thomas Friedman. «World War Three», New York Times, September 19, 2001. По-
добные же аргументы со стороны западных консерваторов см. в Fukuyama.
«Their Target: The Modern World»; Margaret Thatcher. «Advice to a Superpower»,
New York Times, February 11, 2002.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 163

ненных Штатов после 11 сентября, многие западники поддержали и


военное вмешательство США в Ираке, настаивая, что России следует
встать на сторону Америки.
Отношение социал-демократов было более сложным и осторож-
ным. Поскольку социал-демократы рассматривали мир скорее как
плюралистический в культурном отношении, чем западо-центричный,
они были склонны к решению проблемы 11 сентября на путях развития
глобального межкультурного диалога. Эта группа в целом поддержала
путинское понимание национального интереса, но предостерегла, что
одной из причин распространения терроризма является одностороннее
использование силы Соединенными Штатами и узко избранная про-
американская модель глобализации. Выбор будущей политики Рос-
сии, по выражению Александра Бузгалина, «должен быть осуществлен
в контексте поиска альтернатив нынешей модели глобализации».1
В отличии от российских западников, социал-демократы не рас-
сматривали Запад как культурно единый и находящийся под опреде-
ляющим влиянием идей американского либерального капитализма.
Вместо этого Запад виделся им как арена соревнования либеральных
капиталистических и социально-демократических ценностей, пред-
ставленных соответственно американской и европейской моделями.
Следовательно, перед Россией открывался более широкий выбор, чем
выбор между интеграцией в структуры Запада или маргинализацией.
Подчеркивая культурные различия между Америкой и Европой, ряд
социал-демократов рекомендовал Путину открыто поддержать евро-
пейские решения мировых проблем после 11 сентября и сделать вы-
бор в пользу «социал-демократической» Европы Тони Блэра и Герхар-
да Шредера, а не американского «неоконсерватизма» Джорджа Буша.
С их точки зрения, первая обладала гораздо большей притягательно-
стью и возможностями улучшить международное положение Рос-
сии, в то время как последняя склонна к ее изоляции и превращению
в сырьевой придаток американской экономики. Представители дан-
ной группы предостерегали об опасности проамериканского выбора и
в силу опасности усиления (а не ослабления, как утверждал Явлинс-
кий) недемократических тенденций в России.2 Эта позиция была со-
звучна взглядам тех в России и за ее пределами, кто призывал к фор-

1
Buzgalin. «Russia and America: A New Twist in the Confrontation?»
2
Валерий Федоров. «Вперед, к идеологии?» Независимая газета, 18 января 2002.
Дмитрий Фурман в данной связи утверждал, что прозападный выбор Путина
мог бы способствовать сохранению недемократического, по своей сути, режима
в России, так же, как союз США с центрально-азиатскими государствами и Па-
кистаном не означал, что эти государства будут больше уважать права человека
(Дмитрий Фурман. «Полет двуглавого орла», Oбщая газета, 30 мая 2002).
164 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

мированию широкой коалиции стран и культур, включая Китай и Ин-


дию, для борьбы с глобальной террористической угрозой.1
В ряде отношений эти взгляды совпадали со взглядами президен-
та Путина. Во-первых, Путин высказался против военного вмеша-
тельство как способа долгосрочного решения проблемы терроризма
(что первоначально воспринималось как противоречившее избранной
им тактики противодействия терроризму в Чечне). Он не поддержал
идею отправки российских войск для глобального решения проблемы
терроризма, подчеркнув вместо этого важность международного пра-
ва и Организации Объединенных Наций. Он не хотел, чтобы его дейс-
твия были восприняты как проамериканские или антиисламские, сра-
зу же после террористического нападения на Америку предупредив об
опасности видеть ситуацию как войну цивилизаций. Это важно в кон-
тексте вышеупомянутой тенденции некоторых российских западников
характеризовать 11 сентября как столкновение западной «цивилиза-
ции» с культурным «варварством». Во-вторых, отчасти в соответствии
с философией социал-демократов, Путин выразил особый интерес к
развитию стратегических отношений с европейскими странами. Так, в
своем ежегодном послании Федеральному Собранию в апреле 2002 г.
президент особо выделил Европу как приоритетное направление рос-
сийской политики, заявив, что наши «приоритеты располагаются на
европейском направлении». При этом, приоритеты российской поли-
тики в отношениях с Европой и Америкой были описаны им как «ин-
теграция» и «поддержание постоянного диалога», соответственно.2
Наконец российский президент открыто выступил на стороне Фран-
ции и Германии против военного вмешательства в Ираке.

Критика государственников и цивилизационщиков


В то время как западники хотели более последовательного сдвига по-
литики Путина в сторону Запада, государственников и цивилизаци-
онщиков занимала защита державного компонента в новой концеп-
ции национального интереса. Их реакция варьировалась от умерен-
ной поддержки прагматического сотрудничества с Западом в борьбе
против «общего врага» — терроризма до открытого неприятия любого
сближения с западной цивилизацией.

1
См., например: Graham Allison, Karl Kaiser and Sergei Karaganov. «The World
Needs a Global Alliance for Security», International Herald Tribune, November 21,
2001.
2
Путин. «Послание Президента», с. 18. Акцент на Европе стал ключевой темой
послания Путина Совету Федерации в апреле 2005 г.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 165

Государственники, представлявшие собой бывших сторонников вне-


шнеполитического курса Примакова, стремились сохранить независи-
мость России и ее великодержавный статус в мировой политике. Эта
школа продолжала считать сохранение такого статуса и развитие много-
полярного мира главными национальными приоритетами России. Сам
Примаков с беспокойством отнесся к стратегии Путина после 11 сентяб-
ря, включавшей в себя американское военное присутствие на Кавказе и
в Центральной Азии, как к стретегии оправданной, однако очень риско-
ванной.1 Другие государственники в качестве причин террористичес-
ких нападений 11 сентября усматривали «наносящие вред» стремление
Америки к военной гегемонии и односторонним действиям. По словам
одного из комментаторов, «под лозунгом борьбы с терроризмом Соеди-
ненные Штаты достигли важной геополитической победы, особенно в
Центральной Азии и на Кавказе — в регионах, которые Россия рассмат-
ривала как область своих жизненных интересов … В результате антитер-
рористической операции Россия потеряла важные механизмы междуна-
родного влияния, связанные с договором о Коллективной безопасности
СНГ и договором о создании Шанхайской шестерки — эти механизмы
никогда не были приведены в действие и теперь разрушаются».2
Многие государственники признавали определенную выгоду в со-
трудничестве с Соединенными Штатами в некоторых регионах, вклю-
чая Центральную Азию, однако настаивали на тактическом, а не на
стратегическом характере сотрудничества. Стратегически, следствием
проамериканского и, шире, прозападного выбора России стало ухуд-
шение отношений с мусульманскими и азиатскими регионами, а так-
же безнадежное изменение к худшему ее морального, экономического
и политического положения. Большинство государственников счита-
ли, что наиболее подходящим ответом на глобальную террористичес-
кую угрозу было бы создание широкой коалиции великих держав,
включающей Россию, Китай и Индию.
Национал-коммунисты и евразийцы пошли намного дальше в сво-
ей критике позиции Путина и реакции Запада на события 11 сентяб-
ря. Хотя эта группа также возложила вину за трагедию на Запад, ее
представители понимали роль Запада по-другому. Проблема, по мне-
нию представителей группы коммунистов и евразийцев, не заключа-
лась лишь в стратегии Америки и в ее амбициях по установлению сво-
ей гегемонии в мире; такая стратегия и амбиции сами по себе должны
были рассматриваться как неизбежные продукты западной культуры
и ее творения — современной цивилизации. Для этой группы полити-
1
Евгений Примаков. «Мир после 11 сентября» (M., 2002), сс. 106-107.
2
Сергей Кортунов, «Российско-американское партнерство?», Meждународная
жизнь № 4, 2002, с. 69.
166 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ка Запада была неотделима от его культуры и экономики. Трагедия 11


сентября воспринималась как отражение духовной программы совре-
менной истории и Запада (прежде всего, Соединенных Штатов). Си-
лы, ответственные за трагедию 11 сентября, имели межнациональную
экономическую и военную природу, у них было мало общего с событи-
ями, происходящими в странах третьего мира.1
С точки зрения этой группы, 11 сентября было лишь частью эпи-
ческой борьбы за освобождение от однополярного и единообразного
в культурном отношении западного мира — борьбы, в которой Россия
обязана была открыто выступить на стороне антизападных и, в осо-
бенности, антиамериканских сил. Во многом подобно президенту Бу-
шу, радикальные цивилизационщики воспринимали мир после 11 сен-
тября в терминах борьбы «добра» и «зла», однако они и Буш оказа-
лись по разные стороны баррикад. Чтобы победить в этой борьбе, они
рекомендовали создать широкую коалицию антиамериканских куль-
тур и цивилизаций. При этом одни видели в союзе России и мусуль-
манских государств сильнейший потенциал для успешного противо-
стояния Западу и его политике господства. Другие присоединяли к та-
кому союзу Китай и даже Германию.

Реакция общества
Такая реакция со стороны политического класса являлась отражением
настроений более широких слоев российского общества, которое про-
должало с опаской относиться к намерениям Запада. Трудный постком-
мунистический опыт страны и неудачи Горбачёва и Ельцина, пытавших-
ся наладить стратегическое партнерство с Западом, послужили тому, что
российский политический класс, военные, средства массовой инфор-
мации и широкая общественность стали скептически относиться к но-
вым усилиям, направленным на восстановление отношений. Внимание
общества привлекали, по крайней мере, три главных проблемы. Во-пер-
вых, многие политики и военные указывали на одностороннее решение
США разрабатывать систему противоракетной обороны и отказаться
от договора о ПРО, в котором американцы продолжали видеть краеу-
гольный камень стратегической стабильности. Во-вторых, по-прежне-
му существовала проблема расширения НАТО, часто воспринимаемого
как антироссийский, по своей сути, процесс, следовавший старому при-
1
См., например, Aлександр Пaнарин. «Oнтология террора», в: Геополитика тер-
рора (M., 2002), с. 46; Aлександр Проханов. «Америку поцеловал ангел смерти»,
Завтра, 18 сентября 2001; Aлександр Дугин. «Teракты 11 сентября: экономичес-
кий смысл», в: Геополитика террора (M., 2002).
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 167

нципу «укреплять Америку, подавлять Германию, и не допускать Рос-


сию». Кроме того, существовала обеспокоенность в связи с присутстви-
ем войск США и НАТО в Центральноазиатских государствах, которые
находятся в непосредственной географической близости от России.
Поскольку все эти проблемы находились в центре внимания обще-
ственности, лишь некоторые фракции Российской Думы поддержа-
ли решение Путина выступить на стороне Соединенных Штатов пос-
ле событий 11 сентября. Мусульманские лидеры России критически
отреагировали на американские военные кампании в Афганистане и
Ираке. Особое значение имел ряд опубликованных «открытых пи-
сем», подписанных отставными генералами, включая одного из быв-
ших министров обороны Ельцина, и обвинявших Путина в «распро-
даже» страны и ее жизненно важных интересов. Глава Федеральной
пограничной службы Константин Тоцкий сделал характерное заяв-
ление, сказав, что, если войска США останутся в Центральной Азии
после антитеррористической операции в Афганистане, «мы вряд ли
останемся друзьями».1 Даже центральные средства массовой инфор-
мации описывали то, что они воспринимали как ощущение «окруже-
ния России» войсками США и НАТО. Подобной, например была ре-
акция «Российской газеты», печатного органа правительства России:
«так или иначе, Россия и весь бывший СССР оказываются окружен-
ными плотным кольцом военного и разведывательного оборудования,
принадлежащего Североатлантическому альянсу». Американское
присутствие в регионе, утверждалось в другом источнике, походило
на события после Второй мировой войны, когда американцы быстро
превратились из союзников во врагов.2 Российская широкая обще-
ственность, хотя и поддерживавшая Путина, также выражала призна-
ки повышенного беспокойства по поводу действий Америки в мире.
По данным Всероссийского центра изучения общественного мнения,
63% россиян считали, что террористическое нападение на Соединен-
ные Штаты представляло собой форму «возмездия за американскую
внешнюю политику».3
1
RFE/RL Newsline, January 16, 2002; Katrina Vanden Heuvel and Stephen F. Cohen.
«Endangering US Security», Nation, April 15, 2002.
2
Сергей Птичкин и Алексей Чичкин. «Откуда Россия ясно видна», Российская
газета, 22 января 2002; Evgeny Mikhilov. «The Art of Wiping Things Out», Versty,
January 24, 2002 (перевод CDI Russia Weekly, No. 190, January 25, 2002).
3
Ослон A., ред. «Aмерика: взгляд из России» (M., 2001), с. 27. Еще шестьдесят че-
тыре процента респондентов воспринимали военную деятельность Вашингтона
в Афганистане как опасную для России (Там же, с. 124). В то же время, россияне
продолжали поддерживать решение Путина встать на сторону Запада (Там же;
«Россияне поддерживают создание союза РФ и США в борьбе с международ-
ным терроризмом». Nега-Сеть, 18 ноября 2001).
168 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

3. Пути международного сотрудничества


после событий 11 сентября
После распространения философии великодержавного прагматизма
Запад продолжал оставаться в центре внешней политики России. Тем
не менее, новая политика заключалась в том, чтобы вновь привлечь
внимание Запада в целях получения признания статуса великой де-
ржавы. Поэтому, настаивая на собственных интересах во многих об-
ластях мировой политики, Путин стремился представить их как пол-
ностью совместимые с западными ценностями, такими как междуна-
родное право, личные свободы и рыночная экономика. Его стратегия
вовлечения Запада в сотрудничество состояла в том, чтобы предло-
жить новую программу, имевшую более серьезные перспективы, чем
программы, связанные с урегулированием прежних проблем расшире-
ния НАТО или создания системы противоракетной обороны. Не от-
казываясь от решения этих проблем, новый российский лидер в то же
время не хотел быть целиком зависим от такого решения, предлагая
некоторые новые области долгосрочного сотрудничества. Среди них
были борьба с терроризмом и сотрудничество в области энергетики.
В результате, сохранив пространство для маневра в реагировании на
критику изнутри страны, путинская стратегия сближения с Западом
имела шансы оказаться более эффективной, чем стратегия его наибо-
лее прозападного предшественника Козырева.

Сближение с Соединенными Штатами


Путин начал прилагать активные усилия по привлечению Соединен-
ных Штатов к сотрудничеству еще до 11 сентября. Новый лидер хо-
тел возобновления партнерских отношений, изрядно подпорченных
западной вооруженным вмешательством в Югославии. Он начал на-
лаживать связи с американской администрацией вскоре после вступ-
ления в должность президента. Первоначальная реакция Вашингто-
на была холодной. Новая администрация в Соединенных Штатах да-
ла понять, что не ожидала никаких особых прорывов в отношениях с
Россией. Она обнародовала арест агента ФБР Роберта Ханссена, рабо-
тавшего на российскую разведку, а затем выдворила из страны пятьде-
сят российских дипломатов. При этом Белый Дом пригрозил прекра-
тить всякую экономическую помощь, кроме направленной на проекты
по нераспространению оружия и — через министра обороны Дональда
Рамсфельда — обвинил Россию в распространении ядерных матери-
алов и технологий вооружения. В феврале 2001 года советник прези-
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 169

дента Буша по национальной безопасности Кондолиза Райс сделала


заявление, что Россия представляет собой угрозу для Америки и ее ев-
ропейских союзников. Путин продолжил свои усилия и, наконец, ле-
том 2001 года получил возможность встретиться с американским пре-
зидентом в словенском городе Любляне и изменить ситуацию. Отно-
шения начали меняться во многом благодаря взаимной симпатии двух
лидеров. После саммита Буш сделал свое известное заявление о Пути-
не: «Я смог почувствовать его душу».1
События 11 сентября предоставили Путину возможность реали-
зовать свое новое понимание национального интереса. Вскоре после
террористических атак на Соединенные Штаты он предложил лидеру
США широкую поддержку в антитеррористических операциях в Аф-
ганистане. Меры по поддержке США включали в себя предоставление
разведданных, открытие воздушного пространства России для мис-
сий по оказанию помощи, принятие участия в поисково-спасательных
операциях, согласие относительно использования военных баз Цент-
рально-Азиатских государств для проведения американских опера-
ций, а также поддержку противников талибана внутри Афганистана.
Как уже было отмечено, российская общественность с осторожностью
отнеслась к восстановлению отношений с Соединенными Штатами,
и это ограничивало свободу деятельности Путина. Он, однако, про-
должал настаивать на позитивном потенциале отношений России и
США. В частности, начиная со своего интервью в «Уолл Стрит Джор-
нал» в феврале 2002 г., он подчеркивал роль России как надежной аль-
тернативы традиционным ближневосточным поставщикам нефти и
природного газа. Россия была единственным в мире крупнейшим эк-
спортером нефти, не входившим в ОПЕК, обладала 10% разведанных
запасов нефти и добывала 9% мирового объема нефти. Однако при
этом российская доля в американском нефтяном импорте составляла
в 2001 г. лишь 1%.2 Путин планировал увеличение производства сы-
рой нефти в России на 9% в год, бóльшая часть которой предназнача-
лась для экспорта, и значительная часть — для Соединенных Штатов.
Последующие события продемонстрировали рост взаимного интере-
са в данном вопросе как со стороны России, так и со стороны США. В
мае того же года на саммите в Москве президенты США и России под-
писали Совместную декларацию о сотрудничестве в энергетической
сфере. Затем в октябре последовал «энергетический саммит» в Хьюс-
тоне, на котором российские представители заявили, что через пять
лет Россия сможет экспортировать в США миллион баррелей нефти в
1
As cited in: Dale R. Herspring and Peter Rutland. «Putin and Russian Foreign
Policy», in: Putin’s Russia, р. 237.
2
Leon Aron. «Russian Oil and U.S. Security», New York Times, May 5, 2002.
170 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

день. «Экономист» подвел итог всем этим усилиям, заметив: «отноше-


ния Америки с Россией сейчас лучше, чем когда бы то ни было, начи-
ная с конца Второй мировой войны, и они постоянно улучшаются».1
Желая привлечь США к сотрудничеству, Путин был осторожен и
старался не переусердствовать в своей оппозиции традиционно на-
пряженным вопросам, таким как НАТО, Балканы и договор о ПРО.
Не настаивая ни на членстве России в НАТО, ни на запрете на вхож-
дение в него новых членов — эти требования казались абсолютно не
реалистическими, хотя и были свойственны дипломатии предыдущих
периодов — Путин занялся выстраиванием отношений в области бе-
зопасности с западными странами, основываясь на борьбе с террориз-
мом. Первоначально поддержав Милошевича, Путин вскоре свел учас-
тие России в делах на Балканах к минимуму. В августе 2003 г. Моск-
ва вывела свою миротворческую миссию из Боснии и Косова. Кроме
того, несмотря на значительное сопротивление изнутри страны, Пу-
тин не противодействовал намерению Америки выйти из договора по
ПРО, содержавшем запрет на одностороннее создание ядерной систе-
мы противоракетной обороны. Администрация Соединенных Штатов
дала понять, что выйдет из Договора, независимо от реакции России.
Реакция Путина была неконфронтационной. По его мнению, решение
Соединенных Штатов было «ошибкой», однако не представляло ника-
кой угрозы для национальной безопасности Российской Федерации.

Связи с Европой
Помимо развития новых отношений с Соединенными Штатами, Пу-
тин придавал особое значение связям с европейскими партнерами,
особенно с Германией, Францией и Италией. Российские энергети-
ческие рынки располагались, прежде всего, в Европе — они составля-
ли 40% внешней торговли России по сравнению с 5%, составлявшими
уровень торговли с Соединенными Штатами. Фактически, если вос-
принимать Европу в более широком плане, включая в нее ЕС, Цент-
ральную и Восточную Европу, Норвегию и Швейцарию, то доля тор-
говли России с ней достигала 55%.2 В июне 2003 г. Путину удалось за-
ключить договор о создании совместного предприятия с известной
компанией Бритиш Петролеум, общей стоимостью более шести мил-
лиардов долларов. Его ви'дение глобальной безопасности также оказа-
лось весьма близким пониманию этой проблемы крупными европей-
скими государствами. Во время кризиса, связанного с решением США
1
«Bush’s Russian romance», Economist, May 22, 2002.
2
Hanson, Op. Cit.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 171

объявить войну Ираку, Россия присоединилась к антивоенной коали-


ции и утверждала, что Организация Объединенных Наций является
единственным законным органом, способным санкционировать ис-
пользование военной силы. Встав на сторону европейцев, Путин по-
лучил надежную поддержку внутри России, однако при этом он вся-
чески избегал разыгрывания карты антиамериканизма, позиционируя
себя как посредника и примирителя Америки и Европы. При этом Пу-
тин продолжал прилагать усилия, направленные на сближение Рос-
сии и Европы в культурном отношении. Например, во время праздно-
вания трехсотлетия г. Санкт-Петербурга он предложил полностью от-
менить визовый режим между странами ЕС и Россией к 2006 г.
Также как и в случае с отношениями с Соединенными Штатами,
усилия Путина продемонстрировать свою приверженность европей-
ским ценностям имели прагматический характер. В отношении особо
чувствительных вопросов Кремль предпочитал держаться на рассто-
янии от Брюсселя. Наиболее симптоматичным было то, что при всех
разговорах о развитии близких отношений с ЕС, в сфере безопаснос-
ти сотрудничество было весьма незначительно. Например, Москва по-
прежнему отклонила предложения европейских стран о создании объ-
единенных миротворческих миссий на территории бывших советских
республик, таких как Молдова. Она также закрыла миссию ОБСЕ в
Чечне. Кроме того, Москва решила положить конец деятельности аме-
риканских добровольцев из Корпуса Мира в России, что стало источ-
ником раздражения в отношениях со США. Все это указывало на то,
что Россия продолжала отличаться от западных коллег в оценках свое-
го национального интереса и угроз безопасности. В соответствии с ра-
нее избранной стратегией модернизации, Россию интересовало, пре-
жде всего, экономическое сотрудничество с Европой, связанное с воз-
растающими инвестициями и продажей энергоресурсов и оружия.
В свою очередь, европейцы по-прежнему подозрительно относи-
лись к России, часто воспринимая ее, по словам советника президен-
та Путина, как «непослушного ученика в школе демократии».1 Неко-
торые из этих подозрений проявились в ходе обсуждения вопросов,
касающихся виз для россиян, перемещающихся транзитом из Кали-
нинграда и обратно. Калининград оказался в окружении стран-членов
ЕС после вхождения в него Литвы в мае 2004 г. Европейцев особенно
волновала коррумпированность администрации Калининградской об-
ласти, а также ее бедственное экономическое положение. На этом ос-
новании они отклонили предложение Москвы предоставить гражда-
нам России безвизовый въезд, однако 2 апреля 2004 г. в Люксембурге

1
Sergei Yastrzhembsky. «Russophobia Still Rampant», New York Times, April 24, 2002.
172 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

стороны достигли компромиссного соглашения. В заключенном дого-


воре были сформулированы условия предоставления свободного тран-
зита товаров из России в Калининград, а также указано, что россиянам
разрешение литовских властей требовалось только в одном направле-
нии, на въезд. В более широком смысле, историческое расширение ЕС
и включение в него десяти новых членов 1 мая 2004 г. свидетельствова-
ло о политике строительства Европы, в которой Россия не находилось
какой-либо значимой роли. Как заметил один обозреватель, «разочаро-
ванная Россия оказалась не архитектором этого нового проекта и даже
не его участницей, а изгоем, которому была отведена побочная роль».1

Поддержка США в Афганистане, но не в Ираке


Данное прагматическое видение национального интереса помогает
понять различную реакцию России на два важнейших военных кризи-
са после 11 сентября — Афганистан и Ирак. И поддержка контр-тер-
рористической операции в Афганистане и оппозиция войне США в
Ираке были продиктованы трезвым расчетом, связанным с получени-
ем внутри и внешнеполитических выгод.
Прагматизм поддержки действий США против режима талибов в
Афганистане был вполне очевиден — долгое время Россия оказыва-
ла помощь оппозиции талибам, а теперь получила возможность устра-
нить своего давнего противника без единого выстрела. Предлагая свою
поддержку, Путин высказался против отправки российских войск в
Афганистан, поскольку это запрещалось российской Конституцией, а
Организации Объединенных Наций еще предстояло санкционировать
вооруженное вмешательство. Другой возможной для России выгодой
от сотрудничества с США могла стать поддержка политики Путина в
Чечне, отсутствие которой осложняло развитие отношений с Западом.
Сохранялись и надежды на развитие экономических отношений, свя-
занных с планами Москвы увеличить продажи энергоресурсов за гра-
ницу. Наконец, Путин стремился к вступлению России в ВТО, однако
на относительно благоприятных условиях. Во всех этих вопросах пре-
зидент рассчитывал на поддержку Соединенных Штатов.
Тем не менее, в отношении вмешательства в Ираке Путин решил
присоединиться к коалиции противников войны на американских ус-
ловиях. Присоединяясь к предупреждениям многих российских дип-
ломатов, он предупредил об опасности действия в обход Организации
Объединенных Наций и без ее санкционирования использования си-
1
Stephen Foye. «The EU’s Enlargement; Russia Plays Bridesmaid», Eurasia Daily
Monitor, May 3, 2004. <http://www.jamestown.org>
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 173

лы. В основе решения Путина лежало то же видение национального


интереса. Как и в Афганистане, он хотел уменьшить террористичес-
кую угрозу по отношению к России и создать выгодные условия для
экономической модернизации. Не соглашаясь с доводами админис-
трации Буша о существовании у режима Саддама Хусейна ядерной
программы и связей с террористической сетью «Аль Каида», он вос-
принял вооруженное вмешательство в Ираке как отход от принципов
глобальной войны с терроризмом. Разделяя распространенное в по-
литических кругах России убеждение, Путин считал терроризм явле-
нием, выходящим за пределы государственного контроля и вызовом
самой системе межгосударственных отношений. Поэтому терроризм
мог быть побежден только путем координации усилий государств, а не
путем развязывания войны с такими относительно стабильными госу-
дарствами, как Ирак.
В расчетах Путина важное место занимали также вопросы экономи-
ческой модернизации. Эти вопросы включали связи России с Европой
и Ираком. Стратегия великодержавного прагматизма предполагала со-
трудничество с Соединенными Штатами, но не за счет жертвования об-
ширными связями с Европой. Кроме того, у России имелись важные
нефтяные интересы в Ираке, и Хусейн умело играл на этом, обещая рос-
сийским частным компаниям более прибыльные контракты. Многие
российские эксперты предсказывали, что за военным вмешательством
последует резкое падение мировых цен на нефть — другой кошмар для
страны, которой значительную часть дохода приносит экспорт природ-
ных ресурсов. Помимо этого существовала неразрешенная проблема
внушительного долга Ирака России — составлявшего, по разным оцен-
кам, около 7–8 миллиардов долларов — и российское руководство опа-
салось, что никогда больше не получит этих денег из-за войны.
Поддержка внутри страны была значительной. Если Путин и поте-
рял определенное доверие в результате согласия с американским вме-
шательством в Афганистане, он с лихвой восстановил его, выступив
против войны в Ираке. Российские элиты были особенно критичны в
отношении возможности поддержать действия Соединенных Штатов.
Даже некоторые западники восприняли войну в Ираке как угрожаю-
щий роли Организации Объединенных Наций прецедент. Очень не-
многие поддержали войну, настаивая на приоритете «стратегическо-
го партнерства» с Соединенными Штатами для России и ее будущего
участия в развитии иракской экономики. Государственники и цивили-
зационисты, как и ожидалось, увидели в действиях Вашингтона стрем-
ление Джорджа Буша к глобальной гегемонии, предупреждая о его ап-
петитах в отношении российских ресурсов и территории. Например,
бывший министр обороны генерал Игорь Родионов в своих высказыва-
174 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ниях характеризовал Россию как уже «оккупированную» Соединенны-


ми Штатами страну. На конференции, приуроченной к годовщине на-
падения фашистской Германии на Советский Союз, он доказывал, что
«наш геополитический враг достиг того, к чему стремился Гитлер».1
Что касается широкой общественности, то, несмотря на то, что мно-
гие в России сочувствовали Америке после террористических нападе-
ний 11 сентября и практически не поддерживали Саддама Хусейна,
российское общественное мнение было настроено резко отрицательно
к вмешательству в Ираке. В апреле 2002 г. только 2% одобряли воен-
ные действия США, в то время как 83% выступали против. Такое вос-
приятие было связано прежде всего с негативным отношением к аме-
риканской политике и лишь во вторую очередь с наличием проирак-
ских настроений. Иракцам сочувствовало около 45%, в то время как
46% затруднялись сформулировать свое отношение и лишь 5% подде-
рживали американцев. При этом 71% российского общества ощущал
со стороны Соединенных Штатов угрозу, опасаясь, что Россия станет
следующей в списке целей американского военного вмешательства.2
Кроме того, решение Путина выступить против войны в Ираке сов-
падало с чувствами большинства людей в мире. Не только во Фран-
ции и Германии, но и в подавляющем большинстве других стран ми-
ра за пределами России, как продемонстрировал, например, междуна-
родный опрос фонда Pew Global Attitudes, создался негативный образ
Америки и ее действий после 11 сентября.

За пределами Запада: экономическая модернизация любой ценой?


Взгляд Путина на мир за пределами Запада был сформирован благода-
ря тому же убеждению, что Россия должна была делать все, что было
в ее силах, чтобы провести успешную экономическую модернизацию.
Как и Примаков, он верил в необходимость для России восстановить
статус влиятельной мировой державы, но избрал иные методы дости-
жения этой цели. То, что для Примакова сводилось к политическому по
существу вопросу сдерживания американского влияния, для Путина
было, прежде всего, связано с восстановлением экономики. В отличие

1
«Ex-defense minister accuses US of seeking to dominate Russia», Associated Press,
June 19, 2003 (As cited by CDI Russia Weekly, No. 262, June, 2003)
2
Опрос, проведенный в апреле Всероссийским центром исследования обществен-
ного мнения (ВЦИОМ), цит. по Nikolai Petrov. «The War in Iraq and the Myth of
Putin», Russia and Eurasia Review, vol. 2, no. 8, April 15, 2003, www.jamestown.org);
The Pew Research Center for the People and the Press, September, 2003, available at
www.people-press.org.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 175

от своего предшественника, Путин не являлся убежденным евразийцем


и, казалось, не испытывал большого доверия к странам Востока. В неко-
тором роде, его отношение к азиатским соседям России напоминало от-
ношение западников — оно выдавало некоторые опасения и подразуме-
вало оборонительную реакцию. Например, он разделял распространяв-
шееся в российских политических кругах беспокойство, что в случае
неспособности Москвы улучшить экономическую ситуацию, Россию
могла ждать эксплуатация со стороны соседних стран. В одной из своих
речей, президент открыто высказал предупреждение: «Я не хочу драма-
тизировать ситуацию, но если мы не приложим все возможные усилия,
то скоро местное население России будет разговоривать в основном по-
японски, по-китайски и по-корейски».1 Некоторые высказывания Пу-
тина в отношении чеченцев тоже могли быть интерпретированы двус-
мысленно. Очевидно, что его настаивание на принадлежности России
к западноевропейской культуре характеризовало его убеждения лучше,
нежели попытки представить себя сторонником евразийской идеи. По
его собственным словам, «прежде всего, Россия была, есть и, конечно
же, останется крупнейшей европейской державой».2
Поэтому, политика Путина за пределами Запада, сколь бы актив-
ной она ни была, объясняется прежде всего стремлением к модерниза-
ции России и в гораздо меньшей степени желанием создавать страте-
гические дипломатические союзы или глубокие культурные привязан-
ности. Налаживая связи с азиатскими соседями, Россия стремилась
завоевать рынки для продажи вооружений и энергоресурсов. Она бы-
ла заинтересована и в продаже оружия западным странам, но многие
западные армии отказывались от закупки российской продукции как
от недостаточно качественной. Китай же и Индия являлись крупней-
шими покупателями российских воеружений. Учитывая, что обе стра-
ны были крупнейшими в мире импортерами оружия, экономические
перспективы сотрудничества с ними были весьма многообещающи-
ми. Для России дополнительным стимулом стали избыточные про-
изводственные мощности военно-промышленного комплекса на фоне
практического отсутствия внутренних заказов. В результате, экспорт
оружия резко увеличился, особенно в 2001 и 2002 гг. В течение 1997–
2001 гг. Россия экспортировала оружия более чем на 17 миллиардов
долларов, с сравнении с долей Соединенных Штатов в 45 миллиар-
дов долларов. Характерно, что, увеличивая уровень продажи оружия
в странах Азии, Путин никогда не поднимал вопрос достижения во-
1
Владимир Путин. «Выступление на совещании “O перспективах развития Даль-
него Востока и Забайкалья”», Благовещенск, 21 июля 2000 <www.kremlin.ru>.
2
Владимир Путин. «Ежегодное послание Федеральному Собранию», Moсква, 25
апреля 2005 <http://www.cdi.org/russia/johnson/9130-1.cfm>
176 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

енно-политического баланса с Соединенными Штатами или создания


для этого какой-то новой стратегической «оси». Даже во время под-
писания дружественного договора с Китаем и зная о его несогласии
с американскими планами по созданию национальной системы про-
тиворакетной обороны, Путин счел необходимым подчеркнуть, что
«Россия не планирует предпринимать никаких совместных действий
с другими государствами в этой сфере, включая Китай».1
Продавая системы вооружений, Путин не реагировал на беспокойс-
тво Запада по поводу распространения оружия, утверждая, что такое
беспокойство в действительности есть способ оказать на Россию дав-
ление, преследующее коммерческие интересы и связанные с борьбой
за конкурентные рынки. Президент имел возможность продемонстри-
ровать, что не желает поддаваться на давление Вашингтона и требова-
ния прекратить сотрудничество России с «опасными режимами», таки-
ми как Иран. Западные политики и исследователи не раз заявляли, что
Россия участвует в распространении ядерных технологий путем ока-
зания помощи ядерным программам Индии и Ирана. Однако российс-
кий президент был убежден в том, что действия его страны были совер-
шенно законны. Россия выполняла свои обязательства построить еще
два ядерных реактора в Иране по договору, подписанному с Иранским
правительством на общую сумму 800 миллионов долларов. Договор
был подписан до посещения Путиным Соединенных Штатов в сентяб-
ре 2003 г., и все усилия президента Буша изменить мнение российского
президента не дали никаких результатов. В интервью западным журна-
листам президент России заявил: «По имеющейся у нас информации,
множество западноевропейских и американских компаний сотруднича-
ют с Ираном — прямо или через посредников — в ядерной сфере».2 Что-
бы обосновать заявления Кремля относительно коммерческой природы
давлений Вашингтона, некоторые российские аналитики утверждали,
что, несмотря на отсутствие официальных контрактов, американо-иран-
ский торговый товарооборот составлял около одного миллиарда долла-
ров и был таким образом выше российского, несмотря на соглашение о
стратегическом партнерстве между Россией и Ираном. Эти аналитики
напоминали, что незадолго до Исламской революции в Иране Вашинг-
тон и Тегеран подписали контракт на двадцать четыре миллиарда дол-
ларов, который предусматривал помощь США в строительстве восьми
атомных электростанций в Иране в течение десяти лет.3

1
Wohlforth. «Russia», сс. 201-202.
2
«Putin’s Interview», Washington Post, September 26, 2003.
3
Marianna Belenkaya. «America’s Iranian Policy and Russia’s Interests», Russia’s
Information Agency, as cited by the Center of Defense Information 259, 6, May 29,
2003 <http://www.cdi.org/russia/259.cfm>.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 177

Другими важным интересом России в Евразии было развитие энер-


гетических и транспортных проектов. Здесь Россия близко сотрудни-
чала с Китаем, Японией, Ираном и Индией. На юге одной из ключевых
была идея строительства так называемого транспортного коридора Се-
вер—Юг, который позволил бы перевозить товары из Индии и с Ара-
вийского полуострова через Иран и Каспийский регион в Россию и Ев-
ропу, и наоборот. В сентябре 2000 г. Россия, Индия и Иран подписали
договор, согласно которому во всех подписавших его странах отменялся
налог на импорт и таможенные пошлины. Маршрут транспортировки,
как ожидалось, должен был уменьшить транспортные затраты на 20% и
сократить время доставки на 15–20 дней по сравнению со старым, про-
ходившим через Суэцкий канал маршрутом. По оценке Михаила Мар-
гелова, главы комитета по международным делам Совета Федерации,
Россия должна была получать дополнительные 5-6 миллиардов долла-
ров в год, благодаря транспортным сборам на новом маршруте.1
На Востоке Россия планировала извлечь выгоду из богатых не-
фтяных запасов Сибири путем строительства трубопроводов в сосед-
ние страны. В течение 2003–2004 гг. правительство России выбирало
между коротким китайским маршрутом и более длинным маршрутом,
который соединил бы сибирские нефтяные источники с японскими
рынками. По китайскому проекту Ангарск—Дакинг было достигну-
то соглашение между российским «Юкосом» и Китайской государс-
твенной нефтяной компанией; в мае 2003 г. новый китайский прези-
дент Ху Цзиньтао во время своего первого визита в Россию подписал
договор на поставку нефти, рассчитанный на двадцать лет. Согласно
другому проекту трубопровод должен был соединить Восточную Си-
бирь, с Японией, проходя через Находку. Этот план настойчиво лоб-
бировался японской стороной, которая обещала профинансировать
весь проект в случае согласия на него России. Вопрос о прокладке не-
фтепровода обсуждался наряду с вопросом о северных территориях и
о возможном мирном договоре с Японией. Опасения России, что Ки-
тай возьмет под свой контроль часть Сибири, продолжали фигури-
ровать в процессе принятия решения в Москве, в особенности, имея
ввиду, что Пекин настаивал на праве ввоза десятков тысяч китайских
рабочих для строительства трубопровода. Дополнительным осложне-
нием стало и то, что Китай стремился к получению статуса единолич-
ного партнера в энергетических связях с Россией, однако предлагал
платить за них по ценам, которые Москва устанавливала для внут-
реннего рынка страны.

1 RFE/RL Newsline, February 28, 2002 <http://www.rferl.org>.


178 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

4. Прагматизм на пространстве бывшего Советского Союза


Подход Путина к региону бывшего Советского Союза согласовывался
с его внешнеполитической философией прагматической модерниза-
ции. Как и Примаков, он хорошо понимал политическое и геостратеги-
ческое значение региона, однако при этом подчеркивал «преимущества
постсоветской Евразии в глобальной экономической конкуренции».1
Такое восприятие региона предполагало создание более открытого,
многоуровневого политико-экономического пространства, организо-
ванного под эгидой государства, однако при активном участии рос-
сийского частного сектора. Кроме того, Путин расширил сотрудничес-
тво по вопросам борьбы с терроризмом и предпринял попытку создать
собственную коалицию поддержки в регионе.

Новый внешнеполитический консенсус


Новое видение опиралось на устойчивую социальную поддержку
внутри страны. Различные средства массовой информации и полити-
ческие силы выражали свое неудовлетворение грандиозной внешне-
политической философией Примакова, ключевым элементом которой
была «интеграция» бывшего Советского пространства. Западники кри-
тически относились к стратегии «интеграции» из-за недооценки ею ин-
тересов российского бизнеса, а также в силу сохранившейся практики
экономической поддержки бывших республик в обмен на их политичес-
кую лояльность к России. Известный олигарх Борис Березовский, одно
время занимавший пост исполнительного секретаря СНГ, подверг жес-
ткой критике представления Примакова за их «анти-рыночный дух».
Аналитики указывали на то, что усилия по интеграции региона шли
в разрез с реальными экономическими интересами большинства быв-
ших советских республик.2 Либеральные политики, такие как Григорий
Явлинский, протестовали против попыток правительства вовлечь Ук-
раину и Белоруссию в более близкие отношения, субсидируя их пла-
1
Владимир Путин. «Выступление Президента нa расширенном заседании с учас-
тием послов Российской Федерации в МИД России», 12 июля 2002. <www.
kremlin.ru>.
2
Борис Березовский. «СНГ: от развала к сотрудничеству», Независимая газета, 13
ноября 1998; Обзор мнений ученых-западников по этой проблеме см. в Шишков
Ю. В., рeд. «Ближнее и дальнее зарубежье в геоэкономической стратегии Рос-
сии» (M., 1997). Уже в 1994 г. Андрей Загорский утверждал, что интеграционные
усилия Примакова не продлятся долго из-за различающихся экономических ин-
тересов России и других бывших советских республик. См. Загорский А. «СНГ:
oт дезинтеграции к реинтеграции?» (M., 1994).
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 179

тежи за энергоресурсы и прощая им долги перед Россией. Уже в 1994


г. прозападные реформаторы, такие как министр экономики Егор Гай-
дар и министр финансов Борис Фёдоров, ушли в отставку, отчасти по
причине неприятия ими переговоров по экономическому объединению
с Белоруссией. Для западников бывшие советские республики не были
надежными партнерами — они были слишком коррумпированны и кон-
сервативны, чтобы развивать экономические отношения с Россией.
Некоторые из державников — сторонников Примакова — также кри-
тически относились к стратегии постсоветской интеграции. Исходя ско-
рее их националистических соображений, нежели стремлений к свобод-
ному рынку, они выступили против односторонних уступок России и экс-
плуатации ее ресурсов. Например, Андраник Мигранян, который в свое
время был известным критиком изоляционизма Козырева и продвигал
российскую «доктрину Монро» на территории бывшего Советского Сою-
за, теперь характеризовал интеграцию СНГ как слишком дорогостоящую
и приводил доводы против того, чтобы Россия оставалась лидером этой
интеграции. Согласно его оценке, «в течение нескольких последних лет
стало абсолютно ясно, что все попытки объединить постсоветское про-
странство ни к чему не привели. СНГ едва способно функционировать».1
Новый либерально-националистический консенсус нашел свое отра-
жение в документе влиятельного Совета по внешней и оборонной поли-
тике, озаглавленном «Стратегия для России: Повестка дня для Президен-
та — 2000». Как западники, такие как заместитель министра иностранных
дел Анатолий Адамишин, так и державники, например, заместитель Ко-
митета Госдумы по делам СНГ Константин Затулин, совместно вырабо-
тали письменный вариант заключительного проекта документа. Они соч-
ли идею Примакова о многополярном мире устаревшей, дорогостоящей
в материальном плане и потенциально конфронтационной. Вместо это-
го, авторы предложили концепцию выборочной вовлеченности, которую
они сравнивали с политикой «сосредоточения», проводимой Россией в
XIX веке после ее поражения в крымской войне, а также с политикой Ки-
тая со времен Дэн Сяопина. Что касается региона бывшего Советского
Союза, авторы рекомендовали произвести значительную корректировку
политики, что повлекло бы за собой отказ от «псевдо-интеграции за счет
России» и послужило бы «твердой защите наших национальных эконо-
мических интересов». «Мы должны начать с изменения самой концеп-
ции интеграции. Она должна строиться не сверху, а снизу, основываясь на
поддержке различных рынков отдельных товаров и услуг, создании меж-
государственных финансово-индустриальных групп.., обмене долгами за
владение собственностью. Государственная политика сотрудничества и
1
Aндраник Mигранян. «Расставание с иллюзиями», Независимая газета, 27 ок-
тября 2004.
180 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

интеграции должна быть направлена на поддержку именно этого вида де-


ятельности».1 Российское общество, казалось, одобряло такую позицию,
поддерживая меры по ускорению экономического развития и подвергая
сомнению военные решения в регионе.2 Это не говорит о том, что в рос-
сийской политике не существовало групп, способных поддержать интег-
рацию бывшего советского региона военными средствами. Такие группы
продолжали существовать и защищать свои взгляды, однако были оттес-
нены на периферию, в том числе благодаря новому консенсусу между за-
падниками и государственниками.

Идея трехуровневых связей в регионе


Вслед за достижением нового внешнеполитического консенсуса россий-
ское руководство заговорило о прагматизме и сосредоточении в отноше-
нии территории бывшего Советского Союза. В феврале 2001 г. секретарь
Совета Безопасности Сергей Иванов публично объявил о новом курсе,
признав, что он повлечет за собой серьезный пересмотр более ранней по-
литики России в регионе. Почти повторяя слова критиков Примакова,
он объявил, что предыдущие попытки объединить СНГ оказались весь-
ма дорогостоящими, и что Россия должна теперь отказаться от проекта
интеграции в пользу «прагматического» курса двусторонних отношений.
Ко времени этого заявления долг государств СНГ перед Россией достиг
5,5 миллиарда долларов.3 Вице-премьер Виктор Христенко внес ясность
в новый подход, подчеркивая его взаимовыгодный характер: «Сущность
текущей политики России по отношению к государствам СНГ заключа-
ется в энергичном двустороннем сотрудничестве, основанном на прагма-
тизме и взаимном уважении интересов. Мы развиваем многосторонние
контакты только в тех сферах, которые получили поддержку всех сто-
рон. Основываясь на таком подходе, мы движемся к более продвинутым
формам сотрудничества главным образом с теми партнерами, которые
проявляют подлинный интерес к более тесной интеграции».4
По словам члена парламентского Комитета по делам СНГ Игоря
Глуховского отношения России с бывшими советскими государствами
должны были развиваться на трех отдельных уровнях — двусторон-

1
Стратегия для России: повестка для президента—2000 (M., 2000) <www.svop.edu>.
2
Susan Birgerson. After the Breakup of a Multi-Ethnic Empire (New York: Praeger,
2002), р. 89.
3
Aлан Касаев. «Совет Безопасности России решил закрыть СНГ», Независимая
газета, 7 февраля 2001.
4
Цит. по: Екатерина Тесемникова. «Преимущества содружества для России оче-
видны», Независимая газета, 2 августа 2001.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 181

нем, субрегиональном и региональном. Помимо двусторонних отно-


шений Россия должна была участвовать в субрегиональных соглаше-
ниях, таких как договор о Коллективной безопасности, подписанный
Россией, Белоруссией, Арменией, Казахстаном, Кыргызстаном и Тад-
жикистаном. Другим субрегиональным соглашением был договор о
Евразийском Экономическом Союзе, подписанный Россией, Белорус-
сией, Казахстаном и Кыргызстаном, которому в октябре 2003 г. при-
соединилась Украина. Наконец, Россия предполагала развивать реги-
ональные формы участия, особенно, в вопросах обеспечения защиты
региона от международных террористических угроз.1

Новые двусторонние отношения


Цель Путина укрепить экономическое присутствие России в регионе ре-
ализовалась в активных попытках к достижению контроля над стратеги-
ческими объектами и транспортной инфраструктурой в бывших совет-
ских республиках. Например, в Грузии государственная электрическая
компания России получила право быть главным поставщиком электри-
чества, что предоставило ей возможность влиять на экономическое раз-
витие Грузии. В Армении Россия приобрела в собственность несколько
стратегических объектов, таких, например, как атомная электростанция,
в счет возмещения Арменией имевшегося долга России размером в со-
рок миллионов долларов. Кроме того, Россия обеспечивала 30% энерге-
тических потребностей Белоруссии, а глава государственной электри-
ческой компании России Анатолий Чубайс проявил интерес и к учас-
тию в энергетической приватизации в Украине и других государствах
бывшего советского региона. Чубайс также заявил, что главной целью
России в дXXI веке должно стать развитие «либерального капитализма»
и строительство «либеральной империи» путем укрепления положения
России в бывшем СССР.2 Россия продолжила добиваться контроля над
нефтепроводами на Кавказе, в Центральной Азии, в Украине, и в стра-
нах Балтии. Ее важнейшим достижением стало стратегическое энерге-
тическое соглашение с Туркменистаном, по которому фактически весь
газ Туркменистана попал в сферу влияния России на двадцать пять лет
вперед. Соглашение таким образом ставило крест на планах по исполь-
зованию месторождений газа Туркменистана для прокладки трубопро-
водов через Афганистан при содействии Соединенных Штатов.
1
Игорь Глуховский. «Многовекторная интеграция как ответ новым вызовам»,
Независимая газета, 13 февраля 2001.
2
Aнатолий Чубайс. «Mиссия России в XXI веке», Независимая газета, 1 октября
2003.
182 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Данная стратегия экономического доминирования подразумевала


развитие отношений России с уже существующими политическими ре-
жимами на пространстве бывшего СССР, независимо от того, были они
демократическими или авторитарными. Осенью 2003 г. Россия одобрила
результаты выборов в Азербайджане и Армении, несмотря на их сомни-
тельную демократичность. Особенно интересной была трансформация и
улучшение отношений с Азербайджаном — до этого Россия относилась
к руководству страны с подозрением из-за развития им связей с НАТО
и группой ГУАМ. Экономический подход Путина и здесь сыграл поло-
жительную роль. В конце сентября 2003 г. он посетил Азербайджан, что-
бы подписать соглашение, разделяющее права этих двух стран на нефть
и газ Каспийского моря, имевшее огромное значение для Азербайджана.
Россия также закрепила за собой право длительного использования ра-
диолокационной станции Габала, расположенной в Азербайджане; при
этом российские средства массовой информации полагали, что Москва
использовала ее для мониторинга войны США в Ираке. В Грузии она не
захотела комментировать фальсифицированные результаты парламент-
ских выборов, которые, в конечном счете, послужили причиной ухода
Шеварнадзе в отставку, и начала строить новые взаимоотношения с не-
давно избранным президентом Саакашвили. Здесь, помимо экономичес-
ких интересов, Россия преследовала цель обезопасить внешнюю грани-
цу с Чечней и, в особенности, Панкисское ущелье Грузии, долгое время
считавшееся транзитным пунктом для террористов.
В Центральной Азии Путин активно координировал с местными ре-
жимами антитеррористические действия, оказывая существенную воен-
ную поддержку в обмен на расширенное военное присутствие России.
Были предприняты меры по укреплению стратегического партнерства с
Казахстаном, частично путем разделения ресурсов Каспия. В результа-
те договоренностей с Туркменистаном, российский президент также обе-
щал президенту Ниязову предоставить дополнительные гарантии безо-
пасности, касавшиеся «борьбы с международным терроризмом». В Ук-
раине Путин решительно поддержал действующего президента Кучму в
его противостоянии с оппозицией. Ожидалось, что будущий президент
продолжит политику сотрудничества с Россией, проводившуюся Куч-
мой, и Россия таким образом сможет продолжить расширение своего
экономического влияния в Украине. Кучма, в свою очередь, согласился
продать России часть украинской системы газового транзита в счет воз-
мещения Москве составлявшего около двух миллиардов долларов долга
за поставки энергоресурсов. Наконец, в Белоруссии Россия продолжила
поддерживать президента Лукашенко и поставлять энергетические ре-
сурсы по сниженным ценам, однако предъявила новые требования, каса-
ющиеся дальнейшего развития союза России и Белоруссии.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 183

Кроме расширения своего экономического присутствия в регионе,


Москва стремилась отреагировать на возрастающее геоэкономическое
влияние Запада. Совместные американо-британские компании уже кон-
тролировали 27% нефтяных ресурсов Каспийского моря и 40% его газо-
вых ресурсов. Соединенные Штаты поддержали прокладку нефтепрово-
да Баку-Джейхан через Грузию и Турцию в Европу, минуя Россию. Это
обеспечивало ресурсами ГУАМ, группу стран бывшего Советского Со-
юза, сотрудничающих в экономической сфере и в области безопаснос-
ти — Грузию, Украину, Узбекистан, Азербайджан и Молдову — и органи-
зованную в 1998 г. в целях противовеса российскому влиянию. После 11
сентября США разместила военные базы в нескольких Центрально-Ази-
атских республиках. В ответ Россия усилила свое военное присутствие
на Кавказе, в Центральной Азии и в Белоруссии при помощи развития
двусторонних и многосторонних связей. В двустороннем порядке была
достигнута договоренность о создании новой военно-воздушной базы в
Кыргызстане и Таджикистане, в дополнение к уже существующим дого-
воренностям по другим объектам, таким как космодром Байконур, по-
лигон для испытания баллистических ракет в Казахстане и крупнейший
радар дальнего обнаружения в Таджикистане. Россия также стремилась
укрепить свое военно-морские силы в Каспийском море, запланировав
ввод в эксплуатацию десятков новых военных кораблей в составе Кас-
пийского флота в течение последующих нескольких лет.

Прагматичная многосторонность
Несмотря на то, что Путин отказался от примаковской стратегии реа-
нимировать СНГ, он не отказался от идеи многостороннего взаимодейс-
твия как способа укрепления позиций России в регионе. Через мно-
гостороннее взаимодействие в экономической сфере и в области бе-
зопасности российский президент постепенно выстраивал коалицию
поддержки российского влияния в регионе. В экономической сфере
значительным событием стало подписание договора с Белоруссией, Ка-
захстаном и Украиной, в соответствии с которым должны были быть
устранены препятствия в торговле и разработана совместная полити-
ка по транспортировке энергетических ресурсов. В области безопаснос-
ти Россия сконцентрировалась на антитеррористической деятельнос-
ти, развивая отношения в рамках Шанхайской пятерки, видным членом
которой был Китай, и восстанавливая положения старого Ташкентско-
го договора о коллективной безопасности. Шанхайская пятерка, или
Шанхайская Организация Сотрудничества (ШОС), появилась в ре-
зультате договора между Россией и Китаем по поводу существенного
сокращения числа пограничных войск, который был подписан в 1997 г.
184 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

при участии Казахстана, Таджикистана и Кыргызстана. После 11 сен-


тября и Россия и Китай реактивировали ШОС для борьбы с террориз-
мом и для решения вопросов безопасности в Центральной Азии. Угро-
за исламского сепаратизма была предметом беспокойства для Пекина
по причине распространения волнений среди мусульманского уйгурс-
кого меньшинства — тюркоговорящей группы, проживающей в китай-
ской провинции Синьдзянь, которая граничит с Центральной Азией,
Афганистаном и Пакистаном. Даже Узбекистан, столь недавно демонс-
трировавший амбиции доминировать в Центрально-Азиатском регионе
и желавший сокращения влияния Москвы, теперь все больше склонял-
ся к сотрудничеству с Россией. Узбекистан присоединился к созданно-
му Москвой центру по борьбе с терроризмом и признал, что Россия яв-
ляется «не только гарантом нашей безопасности, но также и надежным
стратегическим партнером». В конце 2001 г. Узбекистан присоединил-
ся к Шанхайской Организации Сотрудничества (ШОС). В июне 2004 г.
Узбекистан подписал договор о стратегическом сотрудничестве с Рос-
сией, который охватывал важные экономические и военные сферы.
Кроме того, давняя пропаганда Россией усилий по обеспечению кол-
лективной безопасности и по по борьбе с угрозами в Центральной Азии,
нашла свое выражение в преобразовании старого Ташкентского догово-
ра в полноценный региональный пакт о безопасности. В апреле 2003 г.
шесть государств — Россия, Белоруссия, Казахстан, Кыргызстан, Тад-
жикистан и Армения — сформировали Организацию Договора о Кол-
лективной Безопасности (ОДКБ), обязавшись объединить ресурсы в
борьбе с терроризмом в регионе. Организация должна была быть сфор-
мирована по образцу восточноевропейского Варшавского договора вре-
мен «холодной войны», с добавлением к нему объединенного штаба во-
оруженных сил, а также письменного обязательства реагировать на аг-
рессию против любого государства-члена организации.

Транспортно-энергетические инициативы
Ускоренное развитие транспортной инфраструктуры путем разработки
транснациональных и трансрегиональных проектов было особенно важ-
ной областью деятельности Путина на постсоветском пространстве.
Большинство этих проектов касалось транспортировки нефти и газа,
по производству которых Россия занимала одно из первых мест в мире. В
ответ на рост цен на нефть Россия значительно увеличила ее производс-
тво, и некоторые аналитики полагали, что концу десятилетия она могла
бы составить конкуренцию Саудовской Аравии.1 Каспийское море стало
1
Edward L. Morse and James Richard. «The Battle for Energy Dominance», Foreign
Affairs 81, 2, 2002.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 185

областью особого внимания со стороны российского государства. Здесь


Россия планировала быстро организовать распределительную сеть газоп-
роводов для поставки газа в Турцию и Европу, чтобы ослабить функцио-
нирование трубопроводов, конкурировавших с Россией в регионе. Строи-
тельство одного такого трубопровода — из Баку в Джейхан — было закон-
чено в мае 2005 г., и присоединение северокаспийской сети к российской
системе нефтепроводов сделало бы Россию еще более конкурентоспособ-
ной на мировых рынках. Тем временем обсуждался вопрос о прокладке
альтернативного России трубопровода. Он должен был быть транскаспий-
ским, и нефть должна была транспортироваться из казахстанского Актау
в азербайджанский Баку, а затем попадать на внешние рынки по маршру-
ту Баку—Джейхан. В феврале 2002 г. президент России также предложил
разработать проект «газовый ОПЕК», который объединил бы ресурсы
природного газа, добываемые в России и в странах Центральной Азии, с
целью совместного укрепления позиций на мировых рынках.
Помимо Каспийского моря, российские политики активно продви-
гали проекты трансрегионального характера, такие как восточно-за-
падное и северо-южное направления Транссибирской железной до-
роги. Министерство транспорта России активно лоббировало транс-
сибирский проект, который подразумевал завершение строительства
железной дороги длиной в восемь с половиной тысяч миль для транс-
портировки до 100 миллионов тонн груза в год. Во время разработки
проекта российское правительство стремилось также составить конку-
ренцию программе TRASEKA — транспортному коридору, запланиро-
ванному Брюсселем и соединяющему Европу, Кавказ и Азию. Кроме
транссибирской магистрали, в планы Москвы входило развитие магис-
трали Китай—Казахстан—Россия—Европа (восток—запад) и магист-
рали, которая соединила бы Россию с Индией, Ираном, Казахстаном,
Туркменией и другими государствами Персидского залива (направ-
ление север-юг). Среди иных инициатив был договор между Россией
и Германией, заключенный в апреле 2005 г. по поставкам российского
газа непосредственно в Германию по трубопроводу, проходящему под
Балтийским морем в обход прибалтийских государств и Польши.1
Многие усилия Путина были импровизациями, и еще предстояло
узнать, будут ли они более успешными в будущем, чем предыдущие
попытки изолироваться от региона или напротив реинтегрировать его.
Тем временем, некоторые критики считали эти усилия недостаточно
продуманными, а потенциал российского частного сектора сильно за-
вышенным. Они опасались, что при новой прагматической политике
будут повторены ошибки Козырева, приведшие к дезинтеграции реги-
1
Vladimir Socor. «Schroeder-Putin Gas Deal Undercuts Both New and Old EU Member
Countries», Eurasia Daily Monitor, April 13, 2005. <http://www.jamestown.org>
186 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

она и, в конечном счете, потере Россией своего доминирующего в нем


положения. Они продолжали убеждать Путина не пренебрегать СНГ
как способом сохранения влияния России.1
Однако новая политика вряд ли являла собой пример региональной
дезинтеграции. Она исходила из восприятия постсоветской Евразии в
качестве относительно открытого в экономическом плане региона, в ко-
тором Россия способна играть центральную роль и получать значитель-
ные экономические и политические выгоды. Российское внешнеполи-
тическое сообщество давно обсуждало выгоды такой геоэкономической
политики. Например, в своей «Евразийской стратегии для России» Сер-
гей Рогов предлагал сосредоточиться на создании «коммуникационного
моста», соединяющего южные, западные и восточные оконечности Рос-
сии путем развития наземных, воздушных и электронных транспортных
маршрутов.2 В экономическом плане проект, по мнению автора, мог со-
кратить длину коммуникационных сетей, связывающих Европу и Вос-
точную Азию вдвое, что должно было быть взаимовыгодным для всех
участников. Кроме того, Евразия была бы сохранена как политически
стабильный и образующий единое целое регион. Хотя и ориентирован-
ный на получение экономических выгод, такой подход предполагал со-
хранение политического лидерства России в регионе и был широко под-
держан различными политическими движениями, а также частным сек-
тором, ориентированным на евразийский регион. Он мало походил на
козыревскую философию интеграции с Западом, влекущую за собой по-
терю связей с азиатскими и бывшими советскими партнерами.

5. Новые проблемы великодержавного прагматизма


Вскоре после своего переизбрания в марте 2004 г. Путин столкнулся
с рядом новых проблем. Интенсификация террористической деятель-
ности на Северном Кавказе, оранжевая революция в Украине, деста-
билизация Центральной Азии и отказ со стороны некоторых европей-
ских государств принять участие в праздновании 60-й годовщины по-
беды над фашизмом в Москве стали важными испытаниями для курса
великодержавного прагматизма. Этот курс отстаивал необходимость
повышения влияния России в мире путем сотрудничества с западны-
ми государствами по разнообразным экономическим вопросам и воп-
росам безопасности. Россия Путина хотела быть нормальной великой
державой, признанной внешним миром. Когда перед страной встали
1
Kaсаев, Уже цит.
2
Сергей Рогов. «Евразийская стратегия для России» (M., 1998); Рогов. «Изоля-
ция от интеграции», НГ-Дипкурьер, 7 декабря 2000.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 187

новые проблемы, этот курс породил критику внутри страны. Неко-


торые державники считали, что сотрудничество с Западом никак не
окупалось, и Россия должна более активно отстаивать свои интересы,
потому что ее собственное выживание было под угрозой. На другой
стороне спектра либеральные западники выступили за отказ от вели-
кодержавных амбиций и стремление к большей экономической и по-
литической либерализации. Кроме того, подвергавшийся внутренней
критике курс приходилось защищать и в контексте интенсификации
усилий западных государств, в особенности Соединенных Штатов, по
расширению своего влияния на бывший советский регион.

Стратегия Вашингтона по смене режимов в бывшем советском регионе


Хотя многие в России считали, что вторжение Америки в Ирак было
продиктовано ее потребностями в ближневосточной нефти, целью Ва-
шингтона являлась и демократизация региона посредством установле-
ния нового прозападного режима в его центральной части. Вскоре ста-
ло очевидным, что стратегия смены режимов и расширения свободы не
ограничивалась Ближним Востоком. В своем инаугурационном обра-
щении в январе 2005 г. президент Буш назвал распространение свобо-
ды и демократии центром политической стратегии Америки в «войне с
террором», а в своем послании к Конгрессу о положении в стране в фев-
рале продолжил эту тему: «Покушение на свободу в нашем мире вновь
подтвердило уверенность в том, что свобода способна изменить мир».1
Так называемая розовая революция в Грузии в ноябре 2003 г. сменила
старый режим посредством массового протеста против манипуляций на
парламентских выборах, что подвигло Вашингтон на применение этой
стратегии и в других частях бывшего советского региона. В то время как
возможность военного вмешательства исключалась, акцент был сделан
на подготовке оппозиции и на обеспечении ее достаточными финансо-
выми ресурсами для противостояния старым режимам.2
Реакция Кремля на новую стратегию была схожей с реакцией на
вмешательство в Ирак. Москва не рассматривала терроризм как госу-
дарственное явление, и стремилась к тому, чтобы межгосударственное
сотрудничество, а не смена режима, стало основанием для решения

1
Цит по: Anatol Lieven. «Bush’s Choice: Messianism or Pragmatism», OpenDemocracy.
net, February 22, 2005 <http://www.carnegieendowment.org>.
2
Об основаниях таких стратегических расчетов и дискуссиях на эту тему см., на-
пример, в Stephen Blank. «Georgia: A study in democracy exportation», Asia Times,
December 6, 2003 <atimes.com>; Graeme P. Herd. «Colorful Revolutions and the
CIS», Problems of Post-Communism 52, 2, 2005.
188 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

проблемы. Поэтому она с подозрением отнеслась к усилиям Америки,


направленным на изменение постсоветского пространства, воспри-
няв их как угрозу собственному влиянию в регионе.1 Например, ког-
да Америка и другие западные государства усилили свою поддержку
оппозиции на президентских выборах в Украине в октябре 2004 г.,
Кремль бросил все свои силы на то, чтобы поддержать кандидата от
правящего режима. Россия также поддерживала близкие отношения с
существующими лидерами Белоруссии, Армении и Центрально-Ази-
атских республик, несмотря на растущую критику со стороны Соеди-
ненных Штатов и ЕС. Немногие в стране были склонны подвергать
сомнению реакцию Кремля или поддерживать стратегию смены режи-
мов, принятую Вашингтоном. Большинство представителей полити-
ческого класса и широкой общественности продолжали относиться к
намерениям Запада с подозрением, что облегчало для Кремля задачу
объяснения своих намерений и следования избранным курсом.
Реакция Москвы на вашингтонскую стратегию смены режимов бы-
ла поддержана внутри страны. Еще два фактора укрепили Кремль в его
политике. Во-первых, поддержка оппозиции в тех странах, где сущест-
вующие режимы продолжали обладать всей полнотой власти не могла
дать никаких положительных результатов. Во-вторых, у Кремля были
причины усматривать геополитические мотивы в вашингтонской стра-
тегии смены режимов, подразумевавшей долгосрочное геостратеги-
ческое присутствие и контроль над природными ресурсами в регионе.2
Поэтому Россия продолжала отстаивать свои собственные интересы,
развивая отношения со странами Запада в тех областях, где они пред-
ставляли взаимный интерес. Несмотря на некоторые серьезные неуда-
чи, этот курс в целом выдержал испытание новыми проблемами.

Беслан и терроризм на Северном Кавказе


Внутри страны наиболее серьезный вызов великодержавному прагма-
тизму был брошен событиями сентября 2004 г., когда после принуди-
тельной посадки двух гражданских воздушных лайнеров террористы за-
хватили в заложники более тысячи человек в районной школе Беслана
в Северной Осетии. Чеченский полевой командир Шамиль Басаев взял
на себя ответственность за этот захват, потребовав вывода российских

1
Igor Torbakov. «Different Understanding of Democracy May Put Bush and Putin
on Collision Course, «Eurasia Daily Monitor, February 25, 2005. <http://www.
jamestown.org>
2
См., например, Aнатолий Гордиенко и др. «Застолбили Каспий», Независимая
газета, 15 апреля 2005.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 189

войск с территории Чечни. В конечном счете, в процессе освобождения


заложников погибли сотни женщин и детей. В длинном списке терро-
ристических атак против российских граждан эта было наиболее крова-
вой. Она произошла как раз в то время, когда Кремль активно стремился
к стабилизации ситуации в Чечни, говоря при этом о достижении зна-
чительного прогресса в борьбе с терроризмом. Терроризм начал распро-
страняться на обширные территории Северного Кавказа, и люди чувс-
твовали все меньшую защищенность от террористических угроз. Это
стало главным ударом по обещаниям Путина «уничтожить терроризм»,
которые помогли ему выиграть президентские выборы в марте 2000 г.
Первоначальная реакция Кремля вряд ли укладывалась в рамки праг-
матичного западнического курса. В своем первом публичном заявлении
Путин признал, что Россия обладала недостаточной способностью защи-
тить себя, однако также возложил частичную ответственность за события
в Беслане и на внешние силы. Намекнув на Запад, президент России ска-
зал о том, что «некоторые хотят оторвать от нашей страны кусок пожир-
нее, а другие им в этом помогают» и о наличии и распространении убеж-
дения, что Россия как одна из самых больших ядерных держав мира все
еще представляет угрозу, и, следовательно, эта угроза должна быть уст-
ранена. Терроризм был представлен как политический инструмент в ру-
ках политических недоброжелателей России.1 Вскоре Путину пришлось
столкнуться с жесткой критикой внутри страны со стороны как нацио-
налистических, так и либеральных сил, обвинявших его в неспособнос-
ти предотвратить террористическую атаку и в выборе «неправильных»
способов реагирования на угрозу. Националисты обвиняли Путина в том,
что он не сделал власть более централизованной, в то время как либера-
лы видели вину главы государства в том, что он упустил возможность
переговоров с некоторыми представителями чеченского сепаратистско-
го движения. Либералы настаивали и на том, что только международное
вмешательство, подобное тому, которое остановило эскалацию насилия в
Северной Ирландии, могло положить конец насилию.2
Постепенно к Кремлю вернулось самообладание, и он начал пред-
лагать ряд шагов по предотвращению будущих террористических атак,
одним из которых стала серьезная реформа политической системы. В
основе предложенной реформы была идея дальнейшей централизации
процесса принятия решений. Местные губернаторы больше не избира-
лись; теперь они назначались президентом и утверждались местными

1
«Putin Says Russia Faces ‘Total War’ With Terrorism», RFE/RL Newsline, September
7, 2004 <http://www.rferl.org>.
2
Charles Gurin. «Observers Say Terror Attacks Eroding Putin’s Legitimacy», Eurasia Daily
Monitor, September 7, 2004 <http://www.jamestown.org>; Robert Coalson. «Russia
Girds Itself for War», RFE/RL Newsline, 3 September 2004 <http://www.rferl.org>
190 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

законодательными органами. Кроме того, Кремль усилил свою антитер-


рористическую деятельность и пообещал провести новые парламент-
ские выборы в Чечне. Наконец, несмотря на сохранившиеся сомнения
относительно международного участия, Россия предприняла усилия по
сближению с Западом. После взятия заложников в Северной Осетии в
сентябре, она поставила вопрос о проведении внеочередной сессии Со-
вета Безопасности ООН. Она также предоставила Западу возможность
позитивного участия в делах региона, проинформировав немецкого
канцлера Герхарда Шредера о своем желании активного участия Запада
в экономическом развитии северокавказского региона.1 Будущее пока-
жет, предотвратят ли эти меры распространение терроризма на Север-
ном Кавказе и других российских территориях.

Цветные революции и испытание Украиной


Мирная смена власти в Грузии, последовавшая за фальсификацией
результатов парламентских выборов, не была единственной бархат-
ной революцией на территории бывшего Советского Союза. Следую-
щая и важнейшая революция произошла в Украине. В ноябре 2004 г.
под давлением украинской оппозиции и Запада, фальсифицирован-
ные результаты президентских выборов были аннулированы. Вслед за
этим поддерживаемый Кремлем кандидат Виктор Янукович потерпел
поражение. Путин потерял свое политическое влияние, но впоследс-
твии нашел способ нормализовать отношения с Украиной и Западом.
Поддержка Януковича со стороны Путина никогда не подразумева-
ла стремления к воссозданию империи или включения Украины в со-
став России. Кремль не стремился к объединению с Украиной, как ра-
нее не стремился к объединению с Арменией, Азербайджаном или Бе-
лоруссией — странами, в которых также были сфальсифицированы
результаты выборов. Несмотря на то, что российский президент невер-
но оценил шансы Януковича на победу и обеспечил ему значительную
поддержку, надеясь на его избрание,2 Путин не захотел жертвовать сво-
ими отношениями с Западом из-за кризиса в Украине и не допускал,
1
Fiona Hill, Anatol Lieven, and Thomas de Waal. A Spreading Danger: Time for a New
Policy Toward Chechnya (Washington, DC: Carnegie Endowment for International
Peace, March 2005), p. 2.
2
Европа и США, в свою очередь, не ограничивали себя политическими заявлени-
ями о «неприемлемости» результатов выборов — что само по себе было беспре-
цедентным в свете их предыдущей спокойной реакции на намного менее чест-
ные выборы в Центральной Азии и на Кавказе. Через деятельность различных
неправительственных организаций Запад также предоставил значительную фи-
нансовую поддержку предвыборной кампании Ющенко.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 191

чтобы его желание отстаивать стратегические интересы России, превра-


тилось в конфронтацию. Такое поведение не являлось новостью — про-
шлый опыт показывает, что президент умел держать удар, никогда не
проигрывая полностью и имея в запасе какой-то способ выхода из кри-
зисной ситуации. Например, он не пошел на конфронтацию, когда Буш
дал понять, что собирается выйти из договора о ПРО. Реакция Путина
была неконфронтационной и не угрожающей. По его мнению, решение
США было «ошибкой», но не представляло никакой угрозы для нацио-
нальной безопасности Российской Федерации.
В разрешении кризиса и последующем развитии отношений с но-
вым украинским лидером Кремль не последовал советам жестких го-
сударственников, рекомендовавших применить в отношении Киева
экономические санкции или поддержать сепаратизм в Украине.1 Хотя
широкая общественность в России всецело поддерживала Януковича,
а многие члены политического класса чувствовали себя обманутыми
Западом,2 Путин попытался найти асимметричный ответ. Незадолго
до ожидаемой победы Виктора Ющенко он сделал заявление, в кото-
ром приветствовал любого победителя вновь организованных прези-
дентских выборов в Украине, подтвердив, что у России не было воз-
ражений против движения Украины в направлении присоединения к
Европейскому Союзу. Вместо того чтобы использовать меры принуж-
дения или давления, Кремль планировал развивать сотрудничество с
Ющенко, опираясь в этом на экономическую, культурную и институ-
циональную взаимозависимость двух народов.3
В то же время Путин не принял и совет либеральных западников
встать на сторону Ющенко в оспаривании результатов выборов. Он
поддержал кандидата, которого он воспринимал как пророссийского,
1
Восточные регионы Украины, в особенности Донецк, Луганск и Крым, обещали до-
биваться большей независимости от Киева после аннулирования победы Януковича
на первых президентских выборах. В России националистически настроенные депу-
таты Госдумы и мэр Москвы Юрий Лужков посетили восточную Украину, чтобы вы-
разить свою поддержку Януковичу и региональной автономии. Не трудно предста-
вить, как именно можно было манипулировать такими заявлениями об автономии,
чтобы они стали фактором российско-украинской политики на высшем уровне.
2
Левада-Центр, «Украинские события глазами россиян», 16 декабря 2004 <http://
www.levada.ru/press/2004121601.html>; Igor Torbakov. «After Ukraine Debacle,
Kremlin Strategists Warn of Serious Rift with the West», Eurasia Daily Monitor,
December 17, 2004. <http://www.jamestown.org>.
3
Взаимозависимость России и Украины хорошо представлена в книгах. См., на-
пример, Paul J. D’Anieri. Economic Interdependence in Ukrainian-Russian Relations
(Albany: State University of New York Press, 1999); Andrei P. Tsygankov. Pathways
after Empire: National Identity and Foreign Economic Policy in the Post-Soviet World
(Lanham: Rowman & Littlefield, 2001); Mikhail A. Molchanov. Political Culture and
National Identity in Russian-Ukrainian Relations (Austin: Texas University Press, 2002).
192 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

и призвал западных лидеров не «вмешиваться» в украинские выборы.


Российский президент возложил ответственность за кризис на «вмеша-
тельство» со стороны Запада и не собирался устраниться от оказания
влияния на Украину. Наличие российского флота в Крыму, условия
существования этнических русских и российского бизнеса в Украине
и ориентация украинской внешней политики не могли не затрагивать
позиций и интересов России в мире. При этом и прагматик Путин был
не свободен от эмоций и мог поддаться давлению со стороны национа-
листов внутри страны, особенно, в вопросах, касавшихся укрепления
власти и ее легитимности. Исключать санкции и давление из арсена-
ла Кремля было бы неверно, как об этом свидетельствуют, например,
отношения России и Грузии. Путин помог новому грузинскому лиде-
ру в ведении переговоров по поиску выхода из электорального кризиса
и в искоренении сепаратизма в Аджарии. В ответ он ожидал, что Тби-
лиси будет уважать интересы России на Кавказе, и не будет торопить
Кремль с расформированием двух российских военных баз в Грузии.
Когда Путин убедился в отсутствии всякого понимания со стороны
Тбилиси, он сменил тактику. После попыток Саакашвили силой под-
чинить себе Южную Осетию и оказывать давление на Россию выво-
дить войска и демонтировать военные базы, Кремль принял ответные
меры. Он воздержался от формального признания независимости Юж-
ной Осетии и Абхазии, однако несколько расширил свою поддержку
данных территорий и сохранил визовый режим на границе с Грузией.1

Дестабилизация Центральной Азии


Следующий вызовом новой внешней политике России стала дестаби-
лизация Центральной Азии. В марте 2005 г. в Кыргызстане произош-
ла смена власти, за которой последовали массовые волнения. Подоб-
но тому, как это уже случилось в Грузии и Украине, оппозиция в Кыр-
гызстане бросила вызов режиму Аскара Акаева, опротестовав процесс
голосования и результаты парламентских выборов, принуждая Акае-
ва покинуть свой пост. В отличие от Грузии и Украины, однако, новая
«революция» уже не была «бархатной». Несмотря на то, что режим от-
казался применять силу, протесты нельзя было назвать мирными, пос-
кольку они сопровождались насилием и грабежами. Еще более тре-
вожные события произошли в Узбекистане в мае 2005 г., когда тысячи
1
Например, Россия предоставила гражданство многим жителям Южной Осетии
и Абхазии. Некоторые аналитики рекомендовали Кремлю пойти еще дальше и
формально признать независимость сепаратистских республик (см., например,
Станислав Белковский. «После империи», Комсомольская правда, 18 мая 2004).
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 193

демонстрантов выступили против решения государства заключить в


тюрьму несколько видных бизнесменов в Андижане и освободили их
силой. Правительство также применило силу, оправдывая это необхо-
димостью противостоять угрозе роста исламского экстремизма в реги-
оне. Погибло несколько сотен протестовавших.
Оба события обладали потенциалом дальнейшего распространения
насилия в регионе. В обеих странах у России имелись значительные
военные ресурсы и стабильные отношения с правящими режимами. В
ответ на кризисы Кремль подчеркнул важность сохранения законнос-
ти и порядка в Кыргызстане и поддержал президента Узбекистана в
урегулировании кризиса. Министр иностранных дел Сергей Лавров
обвинил «внешние экстремистские силы» из Афганистана, включая
движение нео-талибан в участии в узбекских событиях и поддержал
использование силы в подавлении протестов.1 Несмотря на то, что у
политики Кремля в Кыргызстане практически не было альтернатив,
российское внешнеполитическое сообщество активно обсуждало от-
ветную реакцию Москвы на насилие в Узбекистане. Спектр мнений
политиков и аналитиков варьировался от безоговорочной поддержки
до жесткой критики подавления сопротивления узбекских протестую-
щих в Андижане. Цивилизационщики и некоторые государственники
возложили вину за протесты на военное присутствие США в регио-
не и полностью поддержали подавление сопротивления. Либеральные
западники, однако, предупредили об опасности поддержки Россией
режима Каримова, которая могла вызвать гражданскую войну в Уз-
бекистане. Например, Борис Немцов из Союза правых сил утверж-
дал, что режим Каримова был обречен, и что, поддерживая Каримова,
Кремль выбрал проигрышный сценарий, также как и на Украине.2
По крайней мере, в краткосрочной перспективе реакция России на
центрально-азиатские кризисы была вполне обоснованной и укладыва-
лась в рамки избранного курса великодержавного прагматизма. В Кыр-
гызстане Москва воздержалась от вмешательства и быстро установила
отношения с новым лидером, обеспечив непрерывность политики. В Уз-
бекистане у России вряд ли был выбор не поддержать Каримова. Имея
значительное влияние в регионе, Кремль тем не менее не был способен
менять режимы по своему разумению, не говоря уже о том, что такой
подход рассматривался Москвой как революционный и деструктивный.
В отсутствии политических рычагов оставалось поддерживать отноше-
ния с правящими режимами, даже когда такие режимы были коррупиро-
1
«Moscow Accuses ‘Outside Extremists’», RFE/RL Newsline, May 16, 2005. <http://
www.rferl.org>
2
Sergei Blagov. «Uzbekistan’s Riots Yield Mized Response in Russia», Eurasia Daily
Monitor, May 19, 2005. <http://www.jamestown.org>
194 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ваны и пользовались силовыми и недемократическими методами. Подде-


рживать отношения со всем политическим спектром соседних стран, как
продемонстрировала «оранжевая революция», было бы желательно, од-
нако Центральная Азия отнюдь не напоминала Грузию или Украину ти-
пом политического режима. Как прокомментировал один западный экс-
перт, в Узбекистане «нет Саакашвили или Ющенко»,1 поэтому измене-
ния там могли исходить только изнутри режима. Важным было и то, что
реакция России на события в центрально-азиатских республиках сущес-
твенно не отличалась от реакции Запада. Западные государства призвали
к расследованию инцидента в Андижане, однако воздержались от призы-
вов к отставке Каримова. Преследование собственных интересов в реги-
оне и сотрудничество с Западом в областях, представляющих взаимный
интерес, продолжало служить на благо России.

Празднование победы и отношения с новой Европой


Стратегия России, направленная на развитие отношений с западны-
ми государствами при сохранении своего собственного видения наци-
ональных интересов, встретила противодействие и со стороны некото-
рых бывших восточно-европейских государств. Когда Кремль пригла-
сил более чем пятьдесят иностранных лидеров прибыть в Москву на
празднование победы над фашизмом 9 мая 2005 г., несколько государств
отказались. Среди них были лидеры двух прибалтийских государств,
Литвы и Эстонии, которые считали, что конец войны стал началом их
оккупации Советским Союзом. Для небольших восточно-европейских
государств оказалось невозможным отделить победу над фашизмом от
советской оккупации, к чему призывали многие в России.
Российские чиновники, политические элиты, а также множество
простых людей восприняли позицию новых европейских государств
как оскорбление и попытку подорвать первостепенную роль советской
России в сокрушении режима Гитлера. Например, думская национа-
листическая фракция «Родина» решила бойкотировать официальные
церемонии в Москве, протестуя против заявлений, сделанных прези-
дентом Латвии Вайрой Вике-Фрейберг, представителями других при-
балтийских государств по поводу окончания войны.2 Новые европейс-
кие лидеры настаивали на своей версии истории, утверждая, что Россия
не может расстаться с «империалистическими амбициями» и ставя под
1
Martha Olcott. United States Helsinki Commission Briefing on Uzbekistan, May 19,
2005. <http://www.carnegieendowment.org>
2
«Nationalist Duma Faction Boycotts the Ceremonies», RFE/RL Newsline, May 16,
2005. <http://www.rferl.org>
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 195

сомнение намерения российской политики, направленной на улучше-


ние отношений с Европейским Союзом. Соединенные Штаты оказали
на Россию дополнительное давление, поддержав новые европейские го-
сударства. Например, американский президент во время своего визита
в Латвию в жесткой форме осудил аннексию и оккупацию Советским
Союзом прибалтийских республик после Второй мировой войны.
Кремль был тверд и не поддавался на давление взять на себя всю
полноту ответственности за оккупацию Сталиным прибалтийских госу-
дарств. В целом, несмотря на конфликт интерпретаций окончания Вто-
рой мировой войны, Россия сумела добиться двух важных целей. Во-пер-
вых, она вновь подтвердила свою главенствующую роль в освобождении
мира от фашизма и, во-вторых, сделала это в присутствии пятидесяти
иностранных лидеров, включая президента США Джорджа Буша, ге-
нерального секретаря ООН Кофи Аннана, премьер-министра Японии
Юничиро Коизуми, канцлера Германии Герхарда Шредера, премьер-ми-
нистра Италии Сильвио Берлускони и президента Израиля Моша Ка-
цава. В символическом плане это событие помогло России приблизить-
ся к получению со стороны Запада признания статуса великой державы.

6. Уроки на будущее
Учитывая, что великодержавный прагматизм России все еще продол-
жает развиваться, любая оценка его результатов и последствий может
быть только предварительной. По отношению к предыдущему кур-
су великодержавного сдерживания, новый курс продемонстрировал
преемственность и изменения. Путин продолжил попытки Примако-
ва восстановить статус великой державы. Однако он отказался от пре-
жней стратегии достижения этой цели. Многополярный мир и пост-
советская интеграция — ключевые принципы философии Примако-
ва — были заменены более прагматичными средствами утверждения
интересов России в глобальной политике. Это преобразование вне-
шней политики стало возможным благодаря реформированию струк-
туры внутриполитических групп интересов и их взглядов на россий-
скую идентичность, а также благодаря изменениям, произошедшим
на международной арене. Политический контекст планирования вне-
шней политики принципиально изменился, и новый президент сумел
воспользовался этим. В данном разделе представлена оценка резуль-
татов внешнеполитической деятельности России на основании собы-
тий, произошедших до июня 2005 г. Я также кратко остановлюсь на
некоторых дилеммах внешней политики, связанных с осуществлени-
ем курса великодержавного прагматизма.
196 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Оценка внешней политики Путина


Первые четыре года правления Владимира Путина показали его при-
верженность недавно избранному курсу. Начав как последователь При-
макова, новый лидер быстро сформулировал новое понимание вне-
шней политики, связанное с привлечением Запада к участию в новом
глобальном проекте. Его стратегия носила некоторое сходство со стра-
тегией Михаила Горбачёва. То, что Горбачёв воспринимал как кризис
человеческой цивилизации, причинами которого были гонка вооруже-
ний, бедность и разрушение окружающей среды во времена «холодной
войны», Путин стремился представить как глобальную угрозу со сто-
роны терроризма. Оба политика пытались сблизиться с Западом и до-
биться его понимания, признания, стремясь открыть путь к совместно-
му поиску решений глобальных проблем. Однако при этом оба стре-
мились сохранить то, что они называли российским национальным
интересом и отличительными историческими особенностями. Горбачёв
определил такой интерес как сохранение «социалистических ценнос-
тей», в то время как Путин продемонстрировал приверженность идее
великой державы. Если Горбачёв проиграл свое сражение, то Путин,
кажется, научился извлекать уроки из излишней уступчивости Западу.
Общие результаты политики великодержавного прагматизма были в
целом положительными, поскольку можно говорить о прогрессе в воп-
росах безопасности, благосостояния, независимости и идентичности.
Новый курс особенно обнадеживал с точки зрения экономического бла-
госостояния. По сравнению с периодом до 1999 г. экономическое и соци-
альное положение страны значительно улучшилось. Критики утвержда-
ют, что это улучшение было не более, чем результат роста мировых цен
на нефть. Однако это лишь одна из причин — нельзя забывать и о поли-
тической способности извлечь максимальную пользу из благоприятных
глобальных условий. В деле стимулирования экономических реформ
внутри страны и получения членства в важнейших международных ин-
ститутах, таких как ВТО, а также увеличения доли российского рынка
в мировой экономике, политическому потенциалу государственного ру-
ководства принадлежит важнейшая роль. Используя новые экономичес-
кие возможности, Путин сумел значительно улучшить отношения с Со-
единенными Штатами, Европой и бывшими советскими государствами.
В качестве примеров можно привести энергетический саммит в Хьюсто-
не, на котором Россия пообещала радикально увеличивать поставки не-
фти в США, а также совместное предприятие с компанией Бритиш Пет-
ролеум стоимостью шесть миллиардов долларов. В 2003 г. Россия уве-
личила производство нефти на 11% и — для улучшения своей позиции
на переговорах — вступила в сделку с Саудовской Аравией. Пятилетний
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 197

контракт включал сотрудничество в энергетическом секторе России и


Саудовской Аравии и регулирование международных цен на нефть. Как
отмечали некоторые обозреватели, Россия выступала чистым бенефи-
циаром этого договора благодаря способности получить доступ к важ-
нейшим рынкам.1 Возобновленная активность в сфере завоевания энер-
гетических и транспортных рынков на территории бывшего Советско-
го Союза подтверждает, насколько серьезным было отношение Кремля к
экономической модернизации как цели внешней политики.
Новый курс также способствовал росту независимости России
в принятии внешнеполитических решений. Частично в результате
улучшения экономического положения, России удалось сблизиться
с западными государствами без каких-либо уступок или политичес-
ких условий. Россия расплатилась по своим долговым обязательствам
и больше не нуждалась во внешней помощи. Новое взаимодействие с
Западом в вопросах борьбы с терроризмом и значительный энергети-
ческий потенциал позволяли России укрепиться в своем праве отста-
ивать собственное понимание внешнеполитических интересов.
Одобряли ли россияне переход внешней политики к новому курсу
государственного прагматизма и экономической модернизации? Боль-
шинство опросов позволяет положительно ответить на этот вопрос, хо-
тя они же свидетельствуют об ожиданиях дальнейшего движения к луч-
шему. Многие поддерживали усилия Путина, направленные на улуч-
шение экономической ситуации и усиление позиции России в мире. Не
менее важно и то, что российское общество одобряло путинскую мо-
дель модернизации со значительной ролью государства, позволяющей
сохранить важные элементы внешнеполитической независимости пе-
ред лицом возможного давления извне или со стороны внутренних лоб-
бистских группировок. Например, в ноябре 2001 г. — сразу же после тер-
рористических атак на Соединенные Штаты — значительно выросли
симпатии россиян по отношению к американцам — лишь 30% были со-
гласны с утверждением, что сотрудничество с Западом есть главное ус-
ловие экономического процветания России. В то же время, 61% подде-
рживал идею, что сначала необходимо было экономически окрепнуть и
лишь затем стремиться к улучшению связей с Западом.2
Достижения Путина в области безопасности России были менее зна-
чительны. Президент принял правильное решение, поддержав военные
действия США против талибов в Афганистане. Несколько лет Россия
поддерживала оппозиционные талибам силы без особого на то успеха,
и было бы неблагоразумным упустить возможность уничтожить ключе-
1
Stephen Blank. «Moscow’s cosy Saudi connection», Asia Times, September 13, 2003.
2
Владимир A. Koлосов и Наталья A. Бородуллина. «Россия и Запад: мнение рос-
сиян», Россия в глобальной политике № 1, 2003.
198 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

вую причину нестабильности в регионе. Преследуя те же цели борьбы


с терроризмом, Путин терпеливо выстраивал коалицию из числа быв-
ших советских республик. Работая и в двустороннем, и в многосторон-
нем режиме, он добился успеха и объединении значительного количес-
тва доступных военных и разведывательных ресурсов в регионе. В то
же время не были обезвреживаны важнейшие источники терроризма на
российской территории, в Чечне. Путину досталось тяжелое наследие,
связанное с годами беззакония в республике, и у него практически не
было альтернативы использованию военной силы в борьбе с далеко за-
шедшей опасностью терроризма и сепаратизма. Но улучшение в целом
было недостаточным. Террористические атаки продолжились, и рос-
сийское общество выражало сомнения в эффективности политики Пу-
тина. Хотя люди продолжали доверять президенту, многие считали, что
он не смог выполнить своих обещаний и устранить источник террориз-
ма и насилия в Чечне. Например, в декабре 2003 г. один опрос показал,
что целых 68% выражали разочарование результатами политики в Чеч-
не.1 Еще более тяжелой травмой стал для страны Беслан.
Что касается идентичности, то результаты политики великодержавно-
го прагматизма и положительны и в то же время с трудом поддаются оцен-
ке. Новый курс был успешен в обращении к западническому и державни-
ческому компонентам национальной психологии россиян. Он не отрицал
национального опыта, как это делало западничество Козырева. При этом
он не поощрял и традиционно сильную подозрительность в отношении
Запада, укрепившуюся в национальном сознании в результате внешне-
политического курса Примакова. Новый курс формировал пространс-
тво, необходимое для нового формулирования российской национальной
идентичности и выхода из постсоветского кризиса идентичности. Однако
это пространство еще предстояло заполнить, и государству еще предстоя-
ло сыграть свою роль в мобилизации культурного потенциала России. На-
пример, опросы постоянно демонстрировали, что россияне выступали за
необходимость поддерживать прочные связи с бывшими советскими рес-
публиками. Более ранние усилия поддержания этих связей путем поли-
тики двойного гражданства в отношении этнических русских оказались
неудачными, однако ничего иного с тех пор предложено не было.

Оправдает ли себя великодержавный прагматизм?


Курс великодержавного прагматизма все еще находится в процессе
развития. Оправдает ли он себя в будущем, зависит от его способнос-
ти найти успешный ответ на следующие политические дилеммы.
1
Опрос, проведенные ВЦИОМ, цит. по: «Support for Putin’s Policies is Weak, But
He Is Still Popular», RFE/RL Newsline, December 2, 2003.
Глава V. Мир после 11 сентября и политика великодержавного прагматизма 199

Одна из таких дилемм заключается в том, как улучшить обеспечение


безопасности России, не впадая в чрезмерную зависимость от традици-
онных инструментов государственников, таких как подкуп политичес-
ких сторонников, использование силы против противников и поддер-
жка отношений с диктаторскими режимами. В прошлом, Россия не раз
пользовалась этой тактикой на пространстве бывшего Советского Сою-
за, однако с весьма ограниченным успехом. Применение той же такти-
ки в борьбе с терроризмом имеет свои ограничения. Решение проблемы
Чечни связано теперь не с использованием силы, а с политическими и
экономическими мерами. С помощью силы не могут быть окончательно
стабилизированы Грузия, Молдова, Узбекистан или другие соседние го-
сударства. Предложение лидерам Центральной Азии или Кавказа денег
в обмен на более широкое военное присутствие может помочь только
на короткое время. Поддержка режимов, которые нарушают права сво-
их граждан — это чрезвычайная мера, и она не должна превращаться в
обычную политическую практику. Более здравые решения потребуют
наличия бóльших рычагов влияния на соседние государства в регионе.
Одним из таких решений могла бы быть мобилизация связей с соци-
альными группами, а не только с государствами, путем более широкого
использования влияния России и установления контактов с представи-
телями всего политического спектра в соседних государствах. Другим
решением могло бы быть принятие схожих стандартов поведения на
территории всего региона и создание институтов международной безо-
пасности в борьбе с террористическими угрозами.
Другая дилемма заключается в необходимости углублять сотрудни-
чество с западными государствами. Вестернизация имеет свою цену, и
внешняя политика Козырева слишком хорошо продемонстрировала, как
важно сохранить способность защищать собственные интересы. И все же,
не двигаясь в этом направлении, Россия будет оставаться на периферии
в экономическом и политическом отношениях. России пока приходилось
постоянно маневрировать между соглашениями с Китаем, Саудовской
Аравией или бывшими советскими государствами, с одной стороны, и
возможностями развивать отношения с Западом, с другой. Беспрецеден-
тная политическая активность Путина, несомненно, способствовала под-
держанию этого международного баланса. Однако следование этой поли-
тике в будущем может осложниться, если незападные партнеры России
двинутся еще дальше в сторону от демократии и если Запад проявит еще
большую нетерпимость к великодержавному прагматизму Кремля. Не-
которые признаки растущего разлада между Западом и Россией, связан-
ного с геополитической конкуренцией на территории бывшего советско-
го региона, уже проявились в нежелании Путина встретиться со своими
западноевропейскими «партнерами» в 2004 г. Например, он откладывал
200 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

важные визиты в ЕС в 2004 г. в пользу саммитов с лидерами Бразилии,


Китая и Индии. Кроме того, сами европейцы продолжают подозрительно
относиться к укреплению связей с Россией.1 Без последовательного и со-
знательного сближения сторон, курс великодержавного прагматизма мо-
жет выродиться в курс великодержавного сдерживания.
Немаловажно и то, что великодержавный прагматизм поддержи-
вается пока слабой внутренней коалицией, способной распасться в
отсутствии сильного лидера. Отношение Путина к Ходорковскому и
другим олигархам снизило уровень поддержки его курса со стороны
западников. С другой стороны, его военная реформа и устранение не-
которых ключевых генералов осложнили его отношения с военными.
Чем последовательнее он будет продвигать военную реформу, тем бо-
лее вероятны трудности, связанные с поддержкой элит его курса. Неза-
висимость государства не следуют путать с изолированностью власти.
В случае продолжения такого рода трудностей, путинскому курсу как
никогда ранее будет необходима поддержка широких слоев общества.
Наконец, продолжающийся кризис российской идентичности может
вновь поднять вопрос о том, как способствовать развитию чувства культур-
ной уверенности, не прибегая при этом к какой-либо жесткой идеологии.
Многие россияне по-прежнему чувствуют вакуум идентичности, и курс ве-
ликодержавного прагматизма пока не решил эту проблему. Путину или его
последователям придется искать способ реагировать на потребность Рос-
сии видеть себя цивилизацией, а не просто великой державой, тем более,
что о такой потребности настойчиво напоминают государству российские
цивилизационщики. При этом нельзя не учесть опыт недавнего пораже-
ния евразийского цивилизационного проекта и забыть о европейских кор-
нях России.2 Европейский и великодержавный компоненты еще предстоит
объединить, пока они не отделились друг от друга окончательно и безвоз-
вратно. Президентские выборы в Украине в 2004 г. показали, среди проче-
го, опасность разделения этих двух компонентов. Если России предстоит
выработать жизнеспособное цивилизационное сознание, то немаловажно
и подтвердить приверженность демократическим и институциональным, а
не только геополитическим, целям внешней политики. В противном слу-
чае существует угроза, что цивилизационная идея будет монополизиро-
вана в интересах элит или государственного чиновничества, заботящихся
лишь о модернизации своего общественного статуса.

1
По этому вопросу см., например, Alexander Rahr and Nicolai N. Petro. «Our Man
in Moscow», The Fletcher Forum of World Affairs, Summer 2005 <http://fletcher.
tufts.edu/forum>
2
Путин сделал попытку продвинуться в этом направлении в своем Обращении к
Федеральному Собранию в 2005 г. («Ежегодное послание Федеральному Собра-
нию», Москва, 25 апреля 2005 <http://www.cdi.org/russia/johnson/9130-1.cfm> ).
Глава VI
Вашингтонская стратегия
смены режимов и новый облик
великодержавного прагматизма
Отдельные нормы, да, по сути — чуть
ли не вся система права одного госу-
дарства, прежде всего, конечно, Соеди-
ненных Штатов, перешагнула свои на-
циональные границы во всех сферах: и
в экономике, и в политике, и в гумани-
тарной сфере, навязывается другим го-
сударствам. Ну, кому это понравится?
Кому это понравится? ... Россия — стра-
на с более чем тысячелетней историей,
и практически всегда она пользовалась
привилегией проводить независимую
внешнюю политику. Мы не собираемся
изменять этой традиции и сегодня.
Владимир Путин,
Мюнхен, февраль 2007.1

В
скоре после завершения цветных революций в бывшем СССР,
великодержавный прагматизм Путина обрел новое измерение —
наступательность. Внешняя политика России не стала кофрон-
тационной и не вернулась во времена примаковского сдержива-
ния позиций США в мире. Скорее следует говорить о попытках
воспользоваться выздоровлением экономики и ростом энергетичес-
кой конкурентоспособности для закрепления на западных рынках при
одновременном сохранении политической стабильности и безопас-
ности от внешних угроз. Выступление Путина на Конференции по бе-
зопасности в Мюнхене стало знаковым для периода наступательной
внешней политики и оказалось крайне критичным в отношении роли
США в мире, предупреждая, что опасная политика США ставит под
угрозу дальнейшую интеграцию России в структуры Запада. Вместе с
тем это выступление отнюдь не провозглашало новую конфронтацию,
а напротив было призвано сохранить и углубить достижения сотруд-
ничества со странами Запада.
1
«Speech at the Munich Conference on Security Policy», Munich, February 10, 2007.
<www.kremlin.ru>
202 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

1. Новые условия и мировоззрение России


Вашингтонская стратегия смены режимов и безопасность России
Цветные революции в Грузии, Украине и Кыргызстане в 2003-05 гг. не
способствовали улучшению сотрудничества между Россией и страна-
ми Запада, укрепившегося в результате террористических атак 11 сен-
тября 2001 года. В действительности, нетрудно выявить связь между
вашингтонской стратегией смены режимов и ростом террористичес-
кого насилия в мире. После вторжения США в Ирак терроризм акти-
визировался на Ближнем Востоке. Ирак оказался в состоянии граж-
данской войны, в результате которой сотни тысяч людей были убиты
или остались без крова, и миллионы стремились покинуть страну. Аф-
ганистан, еще недавно рассматривавшийся в качестве успешной анти-
террористической операции, также обнаружил целый ряд признаков
нарастающей дестабилизации, предоставляя террористам и предста-
вителям свергнутого режима Талибан возможность вернуть ряд утра-
ченных ими позиций. Однако Вашингтон, не колеблясь, продолжал
развивать стратегию смены режимов, возможно даже готовясь к воо-
руженному вмешательству в Иране. Ряд представителей политичес-
кого класса настаивали, например, на необходимости «возродить кон-
цепцию распространения демократии на Ближнем Востоке путем со-
здания нового государства-примера».1 США стянули в Персидский
залив военные силы, включая бомбардировщики и увеличили воен-
ный контингент в Ираке до 20 000 солдат. Кроме того, Вашингтон в
жесткой форме предупредил Тегеран против «вмешательства» в Ира-
ке. Помимо восприятия Ирана в качестве страны стремящейся к ско-
рейшему получению ядерного оружия, в Вашингтоне рассматривали
Иран как режим, укрывающий террористов и блокирующий усилия
США по достижению политической стабильности в Ираке.
Россия оказалась более уязвимой и в силу распространения поли-
тической нестабильности по своему периметру. Цветные революции,
получившие поддержку из Вашингтона, в целом, отнюдь не приветст-
вовались в Москве. С точки зрения России, бывший советский реги-
он оказался дестабилизирован в значительной степени в результате
происшедших революций. Грузии при новом президенте Михаиле Са-
акашвили оказалось не под силу решить важнейшие социальные и по-
литические вопросы. Коррупционные скандалы, аресты, случаи вме-
шательства в деятельность частного сектора и прессы следовали один
за другим. В отношениях с Южной Осетией Тбилиси демонстриро-
1
Seymour M. Hersh. «The Next Act», The New Yorker, November 27, 2006 <http://
www.newyorker.com/archive/2006/11/27/061127fa_fact?printable=true>.
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 203

вал склонность к использованию силы, продолжая при этом выдав-


ливать Россию из региона. Экономика Грузии росла впечатляющими
темпами, что не сказывалось однако на общем жизненном уровне на-
селения. В результате к марту 2006 года число грузин, считающих что
страна движется в неверном направлении, удвоилось, достигнув 50%
населения, а популярность президента сократилась до менее 20%.1
Оранжевая революция в Украине также не сумела устранить глав-
ные причины социальных проблем страны. Низкий жизненный уро-
вень и непопулярное руководство никуда не исчезли, и новые парла-
ментские выборы марта 2006 года лишь породили разговоры о росте
нестабильности в стране. Ни одна из партий не получила решающего
большинства, однако Виктор Янукович, ранее проигравший выборы
Ющенко, теперь набрал наибольшее количество голосов (31%). Блок
Ющенко «Наша Украина» набрал лишь 15,5%, что стало и своеобраз-
ным рейтингом кредитоспособности революционной власти. Эконо-
мический рост на протяжении 2005-2006 составил 1–2% — контраст
по сравнению с 12% непосредственно до революции.2 Надежды Запа-
да, что смена режима будет сопровождаться ростом стабильности и
жизненного уровня не материализовались, и украинской элите прихо-
дилось считаться с культурной и экономической зависимостью стра-
ны от России. Слабая центральная власть и отсутствие подлинно ко-
алиционного правительства, в котором были бы представлены и вос-
точные и западные регионы, оставались факторами дестабилизации.
В Кыргызстане — также пережившем цветную революцию — ситуация
оказалась особенно сложной, отчасти в связи с его географическим поло-
жением. Находясь между Ферганской долиной и китайской провинци-
ей Сыньджан, Кыргызстан стал удобным маршрутом, использовавшим-
ся наркодельцами, исламскими экстремистами и уйгурскими сепаратис-
тами. Смена власти в стране в марте 2005 года сопровождалась насилием
и грабежами, и новому режиму не удалось изолировать влияние крими-
нала на формирование новой системы. Новая правительственная коали-
ция оказалась крайне нестабильной, постоянно подвергаясь атакам со сто-
роны влиятельной оппозиции. Несмотря на помощь со стороны России и
Китая, экономический рост фактически остановился. Москва выступила
с заявлениями о важности поддержания порядка в Кыргызстане, а также
соседнем Узбекистане после подавления организованного радикально ис-
ламской группировкой Хизбу-Тахрир мятежа в Андижане.
Помимо этого, России пришлось иметь дело с ростом дестабили-
зации на своей собственной территории — на Северном Кавказе. Хо-
1
Известия, май, 2006.
2
Anders Aslund. «Why Tymoshenko’s Figures Didn’t Add Up», Moscow Times,
September 14, 2005, at <www.themoscowtimes.com>
204 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

тя ситуация в Чечне была более стабильна, террористические ата-


ки усилились в соседних республиках — Северной Осетии, Ингуше-
тии, Кабардино-Балкарии и Дагестане. Частичную ответственность за
это несли российские власти. Растущее влияние исламистских идео-
логий и иммиграции из мусульманских республик Средней Азии не-
редко сопровождалось решениями местных властей закрывать мече-
ти, что способствовало дестабилизации. Но и здесь нельзя не видеть
влияния США, связанного со стилем ведения борьбы с терроризмом,
все больше воспринимавшегося в мусульманском мире как война ци-
вилизаций. То, что началось как антитеррористическая операция в
Афганистане с относительно широкой международной поддержкой,
все больше вырождалось в «войну цивилизаций» или американский
крестовый поход против мусульман и их образа жизни. Вместо нала-
живания отношений с представителями умеренного ислама, политика
США вела к их изоляции и усилению радикалов. В глобальном мире
это означало усиление исламского радикализма внутри самой России.
Наряду с ростом нестабильности в регионе, цветные революции спо-
собствовали восприятию внутри самого Кремля того, что одной из глав-
ных целей Вашингтона была смена режима в самой России. Влиятель-
ные группировки США поддерживали контакты с радикальными орга-
низациями в России, такими как Национально-большевистская партия,
одновременно усиливая давление на Кремль «уважать права и свободы
граждан», что лишь усиливало подозрительность российских властей.
Например, в апреле 2007 г. Государственный Департамент США выпус-
тил доклад с резкой критикой политической системы России, обещая при
этом усилить помощь «демократическим организациям» внутри страны.
В ответ Кремль принял ряд мер превентивного характера. В частности,
была предпринята подготовка молодежных организаций для защиты то-
го, что Кремль воспринимал как суверенную демократию, ограничена де-
ятельность западных неправительственных организаций и радикальной
оппозиции внутри страны, а также сделан ряд заявлений, предупреждав-
ших США против вмешательства во внутренние дела России.

Растущий экономический потенциал России


Рост уязвимости России перед лицом вызовов терроризма и полити-
ческой дестабилизации сопровождался значительным ростом экономи-
ческого потенциала страны. На протяжении 1999–2006, экономика нако-
нец достигла уровня 1990 года и продолжила рост ежегодными темпами
6,5%. Общий размер экономики увеличился пятикратно — с 200 млрд.
долларов до 1 трлн. Душевой продукт увеличился почти до уровня 7 000
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 205

дол. в год, и около 20 млн. людей вышли из группы бедной части насе-
ления.1 Средний класс составлял теперь около 25% населения.2 За пе-
риод 2000–2005 гг., средний россиянин увеличил свой доход на 26% , по
сравнению лишь с 10-процентным ростом в доходах среднего китайца.3
Инфляция была в целом под контролем, а уровень прямых внешних ин-
вестиций вырос настолько, что перевел Россию на третье место в числе
наиболее привлекальных экономик развивающегося мира.4
Связывать российское экономическое выздоровление с высокими
ценами на нефть верно лишь отчасти. Так, согласно расчетам Всемир-
ного Банка добыча минеральных ресурсов в 2005 г. выросла лишь на
1,3% по сравнению с 6,8% в 2004 г.,5 однако экономический рост не за-
медлился. Значительным был вклад других экономических секторов,
среди которых наиболее динамично развивались оборонная промыш-
ленность, легкая, химическая, металлы и информационные техноло-
гии. Даже если нефть и газ оставались важнейшими источниками эко-
номического развития, опасность превращения России в petrostate
или же своего рода «Нигерию в арктическом климате» представля-
лась преувеличенной. Похоже, что вместо этого в России энергетика
рассматривалась в качестве важного сравнительного преимущества,
которым следовало воспользоваться, в том числе и для развития ди-
версификации экономики.
Развитие российской экономики проявило себя и в росте ее при-
влекательности для соседей. Массивная трудовая иммиграция в стра-
ну — один из показателей такой привлекательности. Хотя многие про-
должали работать нелегально, официальная статистика насчитывала
3 млн. рабочих-мигрантов, в то время как неофициальные оценки при-
ближались к 15 млн6. Чистая миграция за период 1991-2004 гг. соста-
вила 5.6 млн. человек,7 в результате чего Россия вышла на второе мес-
то в мире (первое осталось за США) по численности трудовой мигра-

1
«Russia turns from debtor into creditor country», Itar-Tass, January 27, 2007; Guy
Chazan, «Lighting a Spark. Fueled by Oil Money, Russian Economy Soars», The Wall
Street Journal, March 13, 2007.
2
«Russians rich and poor», Russia Profile, October 11, 2005, at <http://www.
russiaprofile.org>
3
Andrea Crandall. «Invest in China? Invest in Russia», Johnson’s Russia List, # 22,
April 19, 2006, at <http://www.cdi.org/russia/johnson>
4
Foreigners have invested more funds among developing economies only in China
and Singapore («Russia 3Rd World Developing Economy In Foreign Investment
Volume», Itar-Tass, January 31, 2007).
5
«World Bank says Russian growth still strong, but manufacturing struggling»,
Johnson’s Russia List, # 9, April 17, 2006, at <http://www.cdi.org/russia/johnson>
6
Koммерсант, 9 ноября 2005.
7
Там же.
206 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ции.1 Российская экономика при этом оставалась главным источником


денежных переводов в страны бывшего СССР, оценивавшихся в це-
лом в сумму 1 млрд. дол. или около 20-30% ВВП стран-получателей
переводов.2

Изменившаяся коалиция идентичности


Сохранившаяся уязвимость России в вопросах безопасности при зна-
чительном улучшении экономических условий способствовала из-
менениям в структуре коалиции национальной идентичности. В ре-
зультате этих изменений в прежней коалиции олигархов и силовиков
последние вышли на первые роли. Класс силовиков не стал главенс-
твующим, как полагают некоторые аналитики,3 но он оказывал гораздо
более значительное влияние на принятие государственных решений, а
его представители стали более заметны в коммерческих, в особеннос-
ти энергетических, компаниях. Государство все еще не было консоли-
дировано в достаточной мере, чтобы изолировать мощное влияние си-
лового лобби, но оно и не превратилось в заложника такого влияния.
Либералы, как например Алексей Кудрин и Герман Греф остались в
правительстве, продолжая настаивать на более последовательной ли-
беральной экономической политике. Силовикам оказалось не под силу
навязать государству больший изоляционизм в вопросе защиты круп-
ных компаний от международной конкуренции, а в политике — прину-
дить Путина остаться на третий президентский срок. Государство во
все возрастающей степени оказывалось в состоянии самостоятельно
выбирать между идеологиями склонных к изоляционизму силовиков и
стремящихся к международной открытости либералов.
Позиция государства сводилась поиску середины, заключавшемуся в
получении большей роли в экономических делах, но использовании этой
роли для постепенного открывания, а не закрытия России силам между-
народной конкуренции. Со времени лишения влиятельных олигархов
Бориса Березовского, Владимира Гусинского и Михаила Ходорковского
их империй государство последовательно утверждало свое присутствие
1
Известия, 30 июня 2005. Подробнее о привлекательности России в бывшем со-
ветском регионе см.: Andrei P. Tsygankov. «If Not by Tanks, then by Banks? The
Role of Soft Power in Putin’s Foreign Policy», Europe-Asia Studies, 2006. Vol. 58,
No. 7, November.
2
Olga Antonova. «No Country Can Deal with Migration Issues Alone», UN Economic
and Social Council, Commission on Population and Development, April 4, 2006, at
<http://www.un.org/News/Press/docs/2006/pop944.doc.htm>
3
O. Kryshtanovskaya and S. White. «Putin’s Militocracy», Post-Soviet Affairs 19, 4,
2003; Daniel Treisman, «Putin’s Silovarchs», Orbis, Winter 2007.
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 207

и в других компаниях. В частности, оно увеличило свои акционерные


доли в Газпроме и Роснефти. Оно принудило ведущие западные компа-
нии перезаключить заключенные в эпоху низких цен на нефть и теперь
уже невыгодные соглашения о разделе продукции в разработке богатей-
ших нефтяных месторождений в Сибири и на Дальнем Востоке. Зару-
бежные энергетические корпорации-гиганты, вроде Royal Dutch Shell и
British Petrolium, теперь были обязаны подчиняться новым правилам,
навязанным более наступательным российским государством. Наряду
с развитием энергетики и военно-промышленного комплекса, государс-
тво объявило о намерении создать и поддерживать национальные вер-
тикально-интегрированные компании в банковском секторе, авиастро-
ении, автомобилестроении и тяжелом машиностроении. При этом ар-
гументация состояла в необходимости государственной поддержки для
подготовки данных компаний для последующей упешной конкуренции
на международных рынках.1 Российские чиновники настаивали и на бо-
лее ускоренном вступлении России в ВТО. Наконец, путинская страте-
гия государственной поддержки капитализма признавала принципиаль-
ную важность зарубежных инвестиций, особенно из стран Запада, для
продолжения высоких темпов экономического роста.
Бóльшая наступательность государства в политико-экономических
вопросах способствовала трансформации ранее непрочной коалиции
олигархов и силовиков в более стабильный союз, разделявший праг-
матическое видение России как «нормальной великой державы» —
сильного государства, играющего по существующим в мире правилам
и нормам поведения.

Уточненное представление о национальном интересе


Основные цели российской внешней политики остались прежними и
не отличались от тех, что уже были заявлены в программном выступ-
лении Путина «Россия на рубеже тысячелетий» — модернизация эко-
номики, политическая стабильность и безопасность от внешних уг-
роз.2 Однако контекст, в котором России предстояло действовать,
изменился весьма значительно, и это наложило своей отпечаток на ре-
ализацию поставленных руководством целей.
Реагируя на новые вызовы и угрозу безопасности, Путин подтвер-
дил свою приверженность европейским ценностям. В программной ре-
1
Дмитрий Meдведев. «Для процветания всех надо учитывать интересы каждого»,
Эксперт, # 28 (522), 24 июля 2006 <http://expert.ru>
2
Владимир Путин. «Россия на рубеже тысячелетий», Нeзависимая газета, де-
кабрь 1999.
208 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

чи в Федеральном Собрании в марте 2005 г. Путин заявил, что Россия


разделяет ценности европейского континента — «идеалы свободы, прав
человека, справедливости и демократии».1 «В течении трех столетий,
мы вместе с другими европейскими народами проходили через рефор-
мы Просвещения, трудности возникновения парламентаризма, системы
местного самоуправления, судов и создания правового порядка. Шаг за
шагом мы двигались к признанию и развитию прав человека, всеобще-
му избирательному праву, пониманию необходимости заботы о слабых
и бедных, эмансипации женщин и другим социальным завоеваниям».2
В отношении бывшего советского региона Россия брала на себя от-
ветственность за «продолжение цивилизующей роли в Евразии». От-
вечая на обвинения в империализме по отношению к пост-советским
нациям после цветных революций, Путин выразил убеждение, что це-
ли России связаны с человеческим достоинством и качеством жизни
тех, кого она рассматривает в качестве своих соотчественников, а не с
незаконным использованием их территории или ресурсов.
В то же время Путин настаивал на том, что двигаясь в одном с ев-
ропейцами направлении к развитию свободы и демократии, Россия
далает это своими темпами и в соответствии со своими местными ус-
ловиями. Имея ввиду, в частности, роль Запада в проведении цвет-
ных революций в Грузии и Украине, Путин высказался за право Рос-
сии «самой решать вопрос темпов, условий и особенностей движения
к демократии», предупредив при этом против попыток дестабилиза-
ции политической системы «незаконными методами».3 Этот мотив не-
вмешательства во внутренние дела России лишь усилился с течением
времени, и в своих последующих посланиях Федеральному Собранию
в мае 2006 г. и апреле 2007 г. глава государства сделал еще больший
акцент на ценностях суверенитета и сильной национальной обороны.4
Сторонники Путина интерпретировали путинское видение рос-
сийской идентичности, используя концепцию «евро-восточной ци-
вилизации», которую следует отличать от использовавшихся ранее
«Запада» и «Евразии».5 Интеллектуалы и политконсультанты, вроде
Глеба Павловского, сформулировали несколько компонентов новой
цивилизационной идеи. Во-первых, предполагалось, что страны евро-

1
Владимир Путин. «Послание Федеральному Собранию Российской Федера-
ции», март 2005. <www.kremlin.ru>
2
Там же.
3
Там же.
4
Владимир Путин. «Послание Федеральному Собранию Российской Федера-
ции», 10 мая, 2006, 26 апреля, 2007 <www.kremlin.ru>
5
См. подробнее: Andrei P. Tsygankov. «Finding a Civilizational Idea: ‘West’, ‘Eurasia’
and ‘Euro-East’ in Russia’s Foreign Policy», Geopolitics, 12, 3, 2007.
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 209

востока, такие как Россия, Украина и Казахстан, разделяют с Европой


ценности рыночной экономики и роста среднего класса. Во-вторых,
в силу сосредоточенности на вопросах экономической и социальной
модернизации, регион евро-востока особенно нуждается в поддержа-
нии политической стабильности. Рост среднего класса и политичес-
кую стабильность не следует, однако, рассматривать как находящиеся
в противоречии с развитием демократических институтов. Скорее, со-
гласно Павловскому, у каждой нации региона должно быть право экс-
периментировать, создавая свою собственную, адаптированную к мес-
тным и международным условиям модель демократии. Так, например,
Казахстан, традиционно воспринимающийся как отстающий с точки
зрения демократического развития, рассматривался как страна в про-
цессе такого поиска.1 В-третьих, внутренная трансформация наций ев-
ро-востока требует сохранения политического суверенитета и защиты
от попыток внешних сил эксплуатировать их ресурсы. Россия, в силу
своего размера и возможностей, рассматривалась в контексте данных
рассуждений как страна, способная внести особый вклад в обеспече-
ние безопасности, суверенитета и стабильности в регионе.
Идеологи Кремля и близкие официальной позиции аналитики вве-
ли в оборот концепции «суверенной демократии» и «суверенной эко-
номики»,2 настаивая на необходимости для России защищать свой
путь развития и свои ресурсы. «Сувернная демократия» подразуме-
вала право на политическое развитие без вмешательства извне.3 «Су-
веренная экономика» предполагала первооречедную роль государства
в определении условий, на которых западным компаниям предстояло
участвовать в российской экономике. В мире постоянно растущих цен
на энергию российская экономическая политика больше не ограничи-
валась достижением макроэкономической дисциплины и сбором на-
логов, но была связана со стремлением получить наибольшие выгоды
от эксплуатации природного газа и нефти. Ведущий идеолог Кремля

1
Глеб Павловский. «Россия все еще ищет свою роль в мире», Нeзависимая газета,
31 мая 2004; «Страны евровостока—субъекты ‘большой игры, а не ее объекты»,
Kaзахстанская правда, 27 июля 2004 <http://www.kreml.org/media/61409251>;
«О политике России на постсоветском пространстве», America-Russia.net, 28 ап-
реля 2005 www.america-russia.net; «Запад— это антиевропейское понятие», Из-
вестия, 14 июля 2006.
2
Виталий Третьяков. «Суверенная демократия», Рoссийская газета, 28 апреля
2005; Владислав Сурков. «Суверенитет— это политический синоним конкурен-
тоспособности», Moсковские новости, 3 марта 2006; Александр Ципко. «Обрат-
но пути нет», Литературная газета, No. 19, май, 2006.
3
Не все в Кремле разделяли понятие суверенной демократии. Иная позиция была
выражена в: Meдведев. «Для процветания всех надо учитывать интересы каждо-
го».
210 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Владислав Сурков обосновал опору на энергетический потенциал сле-


дующими словами: «Если у вас сильные ноги, то вам следует соревно-
ваться в прыжках в длину, а не играть в шахматы». Кроме того, Россия
утверждала своими действиями, что более наступательная внешняя
политика сможет лучше обеспечить национальную безопасность. Речь
Путина в Мюнхене1 и резкая критика действий США в мире послужи-
ла напоминанием, что Россия не будет мириться с тем, что восприни-
мает как нарушение своего суверенитета и безопасности. Немаловаж-
но, что речь была произнесена в европейской аудитории, а сторонники
Путина не раз утверждали, что суверенитет и безопасность входят в
число европейских ценностей. По их убеждению, отстаивая ценности
суверенитета, Россия в действительности защищала те европейские
ценности, которые сама Европа была не в состоянии защитить перед
лицом политического давления США.2
В целом, можно говорить о движении к новому внешнеполитичес-
кому консенсусу, согласно которому наступательность являлась в дан-
ный момент оптимальной в решении стоящих перед Россией задач
развития, стабильности и безопасности. Новый доклад МИД «Обзор
внешней политики Российской Федерации», подготовленный по зака-
зу Кремля и выпущенный в свет 27 марта, стал еще одним обосновани-
ем наступательного этапа российского великодержавного прагматиз-
ма. Обзор зафиксировал важные изменения в российском мышлении
о мире со времени Концепции внешней политики 2000 года. Новый
внешнеполитический документ вернулся к понятию многополярного
мира, подразумевая под ним «более справедливое распределение по-
тенциала влияния и экономического роста»,3 которое подготовит поч-
ву для более уверенной в себе и наступательной России. Согласно это-
му обзору, Россия была готова активно участвовать в формировании
международных отношений и ответить на вызов со стороны США и
всех тех, кто действует в «одностороннем» порядке и без оглядки на
международное право. В то же время новый доклад не был антиамери-
канским и не призывал к каким-то согласованным действиям по под-
рыву позиций США в мире. Вместо этого, обзор обосновал коллектив-
ное руководство и многостороннюю дипломатию в качестве альтерна-
тивы односторонности и гегемонии в международных отношениях.

1
Putin. «Speech at the Munich Conference.».
2
Vlad Sobel. «A Resurgent Russia, or triumphalist West?» Johnson’s Russia List, No.
249, November 6, 2006; Павловский, «Запад— это антиевропейское понятие».
3
«Обзор внешней политики Российской Федерации», 27 марта 2007 <http://
www.mid.ru>
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 211

2. Внутрироссийские споры о национальном интересе


Сторонники наступательной внешней политики
Новое ви'дение российской идентичности в целом отвечало внешнепо-
литической философии Путина. На протяжении своего президентства
он выступал сторонником большего сотрудничества со странами Запада,
настаивая при этом на великодержавном статусе России и рассматри-
вая такой статус как необходимое геополитическое условие экономичес-
кого и политического развития страны. Подчеркивая наличие у России
своих интересов в ряде сфер мировой политики, Путин стремился фор-
мулировать российские интересы как полностью совместимые с такими
ценностями Запада, как уважение международного права, индивидуаль-
ных свобод и рыночной экономики. Статус великодержавности являлся
для Путина не целью, а средством выстраивания более благоприятного
для России способа взаимодействовать с остальным миром. В словосо-
четании «нормальная великая держава» термин «нормальная» сигнали-
зировал поддержку ценностей западничества, в то время как «великая
держава» аппелировал к державническому императиву защиты терри-
ториальной целостности. Данное ви'дение и само стремление синтезиро-
вать теоретические понятия, принадлежащие различным школам наци-
ональной мысли, не являлось чем-то принципиально новым. Например,
в конце XIX — начале XX столетий так называемые «новые либералы»,
к числу которых относили Петра Струве, Павла Новгородцева и Сер-
гея Гессена, позиционировали Россию как европейское и одновремен-
но сильное социально ответственное государство. Такое ви'дение отлича-
лось от представлений старых либералов преимущественно конституци-
оналистской ориентации, таких как Борис Чичерин и Павел Милюков.1
По мере движения России к экономическому и социальному вы-
здоровлению, в политических кругах возникла и начала утверждаться
новая интерпретация наступательности. Громче, чем прежде некото-
рые влиятельные политики и интеллектуалы стали выступать в под-
держку экспансионистской внешней политики, преследующей цели
расширения власти в мире, а не поддержания существующего балан-
са сил. Такая политика, полагали они, диктовалась полным восстанов-
лением Россией атрибутов великодержавности. Например, тогдашний
министр обороны Сергей Иванов публично провозгласил, что «Рос-
сия полностью восстановила статус великой державы, несущей ответс-
1
О российском либерализме см., особенно: G. Fisher. Russian Liberalism: From
Gentry to Intelligensia. Harvard University Press, 1958; Andrzej Walicki. Legal
Philosophies of Russian Liberalism. South Bend: University Notre Dame Press, 1992;
Marsha Wiedle. Russia’s Liberal Project. Pennsylvania State University, 2000.
212 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

твенность за ситуацию на планете и за будущее человеческой циви-


лизации».1 Его статья, написанная по-видимому в целях обоснования
бóльших военных расходов, одновременно усиливала позиции тех, кто
выступал за бóльшую независимость от Запада в вопросе энергетичес-
ких поставок и отношений с новыми постсоветскими государствами.
Некоторые энергоаналитики и геополитики выступили с идеей, что
для России будет правильнее резкая диверсификация поставок не-
фти и газа в сторону от Европы и по направлению к евразийским стра-
нам, таким как Китай и Индия, поскольку это будет способствовать
развитию в России «энергоемкой продукции» и таким образом уходу
от статуса фактического сырьевого придатка Европы.2 Одновременно
сторонники более агрессивной внешней политики в бывшем советс-
ком регионе настаивали на необходимости для России увеличить свой
властный потенциал путем признания сепаратистских образований на
территории политически «недружественных» государств — Грузии,
Молдовы и Азербайджана, — а также потребовать большей независи-
мости Крыма от Украины.
Такой тип наступательности выходил за пределы отстаиваемого
Путиным нового стиля осуществления внешней политики. Путинское
ви'дение исходило прежде всего из императивов внутренней модерни-
зации, не преследуя в качестве первоочередной цели бросить вызов
глобальным позициям Запада вообще и США в частности. Возрос-
шая критика Кремля по адресу «односторонних» действий Америки
в мире не означала готовности со стороны России действовать столь
же односторонне, преследуя экспансионистские устремления. Вмес-
то этого речь шла о том, чтобы совместно обратить, наконец, серьез-
ное внимание на важнейшие угрозы, возникшие в мире после оконча-
ния «холодной войны» — терроризм, распространение оружия массо-
вого поражения, бедность и политическая нестабильность. Речь шла
и о стремлении России к большей интеграции в структуры западной
экономики, и по этим причинам путинская наступательность не явля-
лась возвращением к временам примаковского сдерживания Соеди-
ненных Штатов. Хотя движения в примаковском направлении нельзя
было исключать, новый курс был по-прежнему связан с углублением
интеграции связей с Западом и Европой, а не созданием сильных по-
литических союзов с участием Китая и Индии или интеграции СНГ
при доминировании России.

1
Сергей Иванов. «Триада национальных ценностей», Известия, 14 июля 2006.
2
See, for example, Mikhail Dmitriyev. «Russia’s ‘Energy Key’ Strategy», Russia in
Global Affairs, No. 4, October — December 2006; Сергей Переслегин. «Россия со-
средоточилась», Русский журнал, 1 февраля 2007 <www.russ.ru>
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 213

Прозападные критики
Российские либеральные западники подвергли Путина критике за
стремление к великодержавности. По их убеждению, существовало
лишь два пути — прозападный и великодержавно-националистичес-
кий. Привыкшие видеть мир в черно-белых тонах, данная группа сле-
довала в своем анализе известным стереотипам западной мысли, со-
гласно которым, если Россия не является прозападной демократией,
то она неизбежно становится империей1 или же, если Россия — вели-
кая держава, то обязательно антизападная по своей направленности.
Несмотря на усилия Путина по поиску совместных с Западом реше-
ний проблем безопасности, западники обвинили Кремль в росте ан-
тизападных ориентаций по целому кругу вопросов. Была подвергнута
критике недостаточная приверженность России институциональной
интеграции со странами Запада, в результате чего Россия становилась:
1) все более империалистической по отношению к соседям; 2) все бо-
лее конфронтационной в отношениях с Западом и 3) все более зацик-
ленной на восстановлении великодержавности вместо решения внут-
ренних проблем модернизации.
Например, Лилия Шевцова из Московского Центра Карнеги вы-
ступила с типичным для либералов-западников убеждением, что
Кремль зациклился на проблеме безопасности и контроля экономи-
ческих ресурсов, в то время как политическая ситуация приобретает
характер все более непредсказуемой. Вместо того, что создавать плю-
ралистическую политическую систему и стремиться к улучшению от-
ношений в Западом, «кремлевская политика превратилась в полити-
ку узкокорыстных элит, а точнее энергетических компаний и силовых
структур, что негативно сказывается на отношениях с Западом и но-
выми независимыми государствами, включая ближайших союзников
России».2 Зависимые в энергетическом отношении нации, такие как
Украина, Молдова и даже дружественная Беларусь, теперь стремились
уйти от зависимости от российских поставок и найти альтернативных
поставщиков сырья. Члены Евросоюза также обнаружили нежелание
углублять сотрудничество с Москвой. Согласно Шевцовой, Кремль
отказался от внутренней модернизации экономики в пользу создания
petrostate, в котором «рыночные отношения становится делом госу-
дарства и превратив экономические ресурсы в политический инстру-

1
For an early statement of this viewpoint, see Zbigniew Brzezinski. «The Premature
Partnership», Foreign Affairs, 73, 2, March/April 1994.
2
Лилия Шевцова. «Россия-2007: Власть готова к самовоспроизводству, или об
определенности неопределенности», Carnegie Moscow Center Briefing 1, January
2007 <www.carnegie.ru>
214 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

мент».1 По этим причинам, западники полагали, что резкое снижение


цен на нефть было бы благом для России, поскольку подтолкнуло бы
ее к процессам модернизации и демократизации.2

Цивилизационщики и социал-демократы
Позиция цивилизационщиков по отношению к более наступальной вне-
шней политике Кремля была противоречивой. С одной стороны, данная
группа настаивала на более наступательных действиях на международ-
ной арене еще с 1990-х гг., требуя восстановления российского доминиро-
вания в бывшем советском регионе и прочных связей с бывшими союзни-
ками СССР в мире (см. глава 4 данной книги). Вместе с тем, защищаемая
данной группой наступательность была призвана служить совершенно
иным целям — разрыву отношений России с Западом, а не поиску более
значительного места в контролируемых западными странами политико-
экономических структурах. Например, российские империалисты наста-
ивали на необходимости восстановить «крепость Россию», чтобы успеш-
но сопротивляться мощному давлению с Запада и Востока.3
Другая группа — евразийцы — предлагали России создание тесно-
го союза с Китаем или Ираном в целях возвращения к своим «культур-
ным корням» и защиты от наиболее пагубных влияний с Запада.4 Если
Россия действительно восстановила артибуты великодержавности, на-
стаивали евразийцы, ей не следует искать признания своих действий
и намерений на Западе. Вместо этого необходимо заняться создани-
ем энергетических картелей и военных союзов, чтобы вытолкнуть за-
знавшихся американцев из Евразии раз и навсегда. В качестве участ-
ника евразийской коалиции Россия смогла бы расти значительно быс-
трее, создав наконец реально значимый противовес господству Запада.
Евразийцы также выступали противниками всяких этнонационалис-
тических идей, усматривая в них значительный потенциал насилия и
разрушения этно-религиозного баланса на континенте. Вопреки свое-
му сравнительно невысокому публичному влиянию, у данной группы
имеется определенный авторитет во властных структурах и растущий
1
Там же.
2
См., например, выступление Бориса Немцова на радио «Эхо Москвы» («Putin
destroyed everything Yeltsin created, says opposition politician», BBC Monitoring,
April 27, 2007).
3
Mikhail Yuryev. «Fortress Russia», Russia in Global Affairs, July-September 2005
<www.globalaffairs.ru>; Mихаил Юрьев. Tретья империя. С. Петербург, 2007.
4
Aлександр Дугин. «Внешнеполитическая эклектика», Российская газета, 21 ян-
варя 2005; Деньга Халидов, «Мюнхен: расставание с иллюзиями», Русский жур-
нал, 27 февраля 2007 <www.russ.ru>
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 215

рейтинг в средствах массовой информации. Философия группы в чем-


то созвучна взглядам некоторых влиятельных чиновников в Кремле,
таких как зам. главы администрации президента Игорь Сечин, контро-
лирующий вторую по величине государственную компанию в стране
Роснефть и обладающий немалым числом сторонников в медийно-по-
литических кругах. Группа Сечина стремилась использовать свое вли-
яние, пытаясь убедить Путин остаться на третий президентский срок,
чтобы продолжить консолидацию своей власти в тени президента.
Все группы, находившиеся под влиянием цивилизационной шко-
лы, были согласны с тем, что внешней политике Путина недостает «ци-
вилизационной миссии» или «образа будущего». Их критика кремлев-
ской идеологии суверенного государства не была критикой суверени-
тета как устаревшего в современных условиях понятия — такого рода
аргументация скорее была характерной для либералов-западников.1
Вместо этого кремлевская теория суверенитета изобличалась как изоб-
ретенная для сугубо бюрократического потребления. По убеждению
цивилизационщиков, суверенитет должен был превратиться в инстру-
мент развития национальных целей и идеалов, и прежде чем утверж-
дать защиту суверенитета, Россия должна была четко осознать свою
культурную и духовную миссию в мире.2 Кремлевская же политика
энергетической независимости и увеличения цен для соседей, в осо-
бенности «верных союзников» вреде Армении и Беларуси, наносила
вред российскому статусу духовного лидера региона и свидетельство-
вала о непонимании официальной Россией своей культурной миссии.3
Социал-демократы также с опаской отнеслись к возможному бю-
рократическому характеру стремления России к большей наступа-
тельности и суверенитету. Однако в отличие от цивилизационщиков,
данная группа подчеркивала не столько культурную миссию как цель
внешней политики, сколько развитие трудового потенциала, соци-
альных программ и общее улучшение жизненного уровня людей.4 По
сравнению с социал-демократами, цивилизационщики могли пренеб-
режительно отзываться о целях роста жизненного уровня, когда речь
шла о возможном увеличении потенциала мирового могущества. На-
пример, Сергей Переслегин прямо выступил за разрушение вновь ук-
1
Евгений Ясин. Выступление на круглом столе: «Россия в поисках стратегичес-
кой позиции». 14 января 2001 <www.liberal.ru>); Лилия Шевцова, Выступление
в дискуссии «Россия и Запад». 28 января 2001 <www.liberal.ru>).
2
Михаил Леонтьев. «Путину трудно преодолеть либеральный тоталитаризм»,
Пoлитический класс, # 9, 2005 <www.politklass.ru>; Олег Матвейчев, «Духов-
ный суверенитет», Русский журнал, 17 февраля 2006 <www.russ.ru>
3
Aлександр Проханов. «Беларусь, ты права!» Зaвтра, # 3 (687), 17 января 2007.
4
См. например: Владислав Иноземцев, «Россия и мировые центры силы», <www.
polit.ru>
216 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

репляющегося среднего класса и за стимулирование социального не-


равенства в целях ускорения экономического роста и увеличения по-
тенциала власти. Близкие ему теоретики настаивали, что если Путин
не блефует в своей критике США, ему следует идти дальше и распро-
щаться с «лицемерными и стагнирующими» представителями евро-
пейского среднего класса и двигаться навстречу экономическим тиг-
рам Азии и растущим державам Ближнего Востока.1

Поддержка широких слоев общества


Несмотря на довольно широких спектр различий во взглядах на вне-
шнюю политику среди элиты, общество в целом поддерживало идеоло-
гию и методы проведения внешней политики. Многочисленные опросы
демонстрировали, что россияне вполне осознавали высокую цену всяко-
го рода имперских проектов, поддерживая в качестве основных внешне-
политических целей экономическое развитие, политическую стабиль-
ность и безопасность от внешних угроз. Большинство опрошенных было
уверенно, что путь к восстановлению великодержавного статуса лежит
через успешное развитие российской экономики. По одному из опросов,
такого мнения придерживались 65% россиян.2 При этом у большинства
россиян не было иллюзий относительно возможности восстановления
советской системы. Около 60% чувствовали ностальгию по такой систе-
ме, однако лишь 12% считали ее восстановление реалистичным, а 31%
были против такого восстановления.3 Кроме этого, лишь около 34% оп-
рошенных хотели, чтобы Россия стала мировой державой, в то время как
47% были бы удовлетворены, если бы их страна входила в число 10-15
наиболее развитых в экономическом и политическом отношении стран.4
Россияне также выражали поддержку политической стабильнос-
ти в стране, осуждая возможности революционного развития. Один
из опросов зафиксировал, в частности, что наиболее позитивные чувст-
ва у опрашиваемых вызывали такие слова-символы, как «порядок»
(58%), «справедливость» (49%), и «стабильность» (38%). Слово же
1
Переслегин. «Россия сосредоточилась». Эта философия развита в книге Пере-
слегина Пoсобие по игре на великой шахматной доске (M., 2006).
2
Susan Birgerson. «After the Breakup of a Multi-Ethnic Empire» (New York: Praeger,
2002), p. 89. In 2007, 55% of Russians associated the desired status of a superpower
with a developed modern economy, whereas 36% with high living standards of the
population and only 24% with powerful armed forces (24%) («Russians Want To See
Their Country As A Superpower — Poll», Interfax, January 24, 2007).
3
Нeзависимая газета, 7 апреля 2006.
4
«Poll Suggests Russians Unimpressed By ‘Imperialist Ambitions’», RFE/RL
Newsline, January 24, 2007.
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 217

«революция» оказалось наименее популярным, и у 22% опрошенных


оно вызывало негативные эмоции.1 Отчасти с поддержанием полити-
ческой стабильности можно связывать и необыкновенно высокие —
около 80% — рейтинги доверия россиян Путину, а также их, в целом,
значительную апатию в отношении политики.2
Взгляды россиян на международную безопасность выявили трево-
гу относительно нестабильности и неуважения российских интересов,
усилившихся в связи с вторжением США в Ирак и обострившимся со-
перничеством с западными странами за политическое доминирование
и контроль энергоресурсов в бывшем советском регионе. Прежняя по-
литика Кремля сформировать стратегическое партнерство с США рас-
сматривалось внутри страны как потерпевшая поражение, и российское
общественное мнение было очень критично в отношении американско-
го подхода в борьбе с терроризмом. В 2006 г. около 60% опрошенных
рассматривали роль США в мире как в основном негативную.3 Наряду
с этим внутри страны значительно возросла поддержка армии.4
При этом россияне демонстрировали отсутствие определенной куль-
турной идентификации с Европой или Азией — несомненное разочаро-
вание как для либералов-западников, так и евразийцев. В марте 2007,
например, лишь 38% воспринимали Россию как часть Европы, в то вре-
мя как 45% рассматривали страну в качестве особого типа евразийской
цивилизации, проявив при этом заинтересованность к тому, чтобы жить
на Востоке в будущем. Впрочем, данные опроса не могут рассматри-
ваться как анти-европейские, поскольку понятие «Европа» вызвало по-
зитивные эмоции у 77% россиян, в то время как «Азия» у 56%.5
Наконец, несмотря на отсутствие определенной поддержки взгля-
дам цивилизационщиков, российское общество поддержало более на-
ступательный стиль защиты национальных интересов в мире. Соглас-
но одному из опросов, большинство «приветствовало готовность влас-
тей обсуждать энергетические вопросы с соседями с позиции силы».
Около 61% опрошенных считали курс Путина «хорошо продуманным
и взвешенным» и лишь 40% считали, что наступление «холодной вой-
ны» с Западом было возможно, в то время как 48% так не думали.6
1
«Russians like order and justice», RosBusinessConsulting, March 28, 2007.
2
In the early 2007, the proportion of those respondents indifferent to politics was 54%
(Время новостей, 28 марта 2007).
3
«Russians Positive on China’s Foreign Policy, Economic Model, Negative on US
Policies, Bush But Russians Give American Democracy High Marks», World Public
Opinion.org, May 30, 2006, at <http://www.worldpublicopinion.org>
4
ITAR-TASS, February 20, 2007.
5
«Russian interests to move to Asia in future — poll», Interfax, March 17, 2007.
6
«Polls Suggests Russians Favor Tough Foreign Policy,« RFE/RL Newsline, March
14, 2007.
218 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

3. США и Европа
Сотрудничество и соперничество с США
В ряде сфер сотрудничество России с Соединенными Штатами оста-
лось прочным со времени 11 сентября 2001 года. Обе стороны стре-
мились к решению проблемы ядерного распространения, объединив
усилия в побуждении Северной Кореи и Ирана к тому, чтобы остано-
вить работы по получению ядерной бомбы. США поддержали россий-
скую инициативу по переработке использованного Ираном ядерного
топлива за пределами страны с тем, чтобы предоставить Ирану воз-
можность использования ядерной энергии в мирных целях. Россия
и США продолжали и координацию своих усилий по борьбе с терро-
ризмом. Например, в декабре 2006 г. американские разведывательные
службы предупредили российские власти о готовящихся террористи-
ческих атаках в московском метро, что помогло России адекватно от-
реагировать на угрозу.
Несмотря на такую позитивную координацию усилий, напряжен-
ность в отношениях двух стран существенно возросла и затрагивала
по крайней мере пять групп вопросов — Иран, продажа оружия на ми-
ровых рынках, Китай, энергетические ресурсы и продвижение амери-
канской военной инфраструктуры с границам России. В отношении
Ирана Россия выступала противником накладывания дополнитель-
ных санкций против руководства страны, настаивая на продолжении
переговоров. До начала 2007 г. Россия не поддерживала и рассмотре-
ние вопроса в Совете Безопасности ООН, считая необходимым про-
должать работу через Международное агенство по атомной энергии. В
марте 2007 г., сославшись на неоднократный отказ Ирана подчинить-
ся требованиям ООН и прекратить наиболее спорные аспекты своей
ядерной программы, Россия пересмотрела свою позицию и поддержа-
ла резолюцию 1747, запрещавшую любой экспорт иранского оружия и
замораживавшую ряд финансовых счетов Ирана.
В то же время Кремль не поддержал предлагавшиеся со стороны
США и Европы более жесткие санкции. Во-первых, для России было
важно исходить в решении вопроса из всего контекста экономических,
политических и военных отношений с соседним Ираном. Ни у кого из
членов СБ ООН не был столь широких и глубоких связей с этой стра-
ной, и Кремль предпочел руководствоваться простой истиной: прези-
дент Ахмадинижад с его безоответственной политикой со временем уй-
дет со своего поста, а его страна и общество останутся в качестве важных
партнеров России. Москва таким образом стремилась к нахождению
правильного баланса между оказанием на иранский режим давления и
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 219

сохранением важных связей с обществом в целом, и такая политика не


могла не отличаться от политики остальных членов СБ в отношении
Ирана. Во-вторых, Россия давала понять, что не верит в успех американ-
ской стратегии угроз использования силы, не предлагая при этом ника-
ких шагов по ядерному разоружению.1 Кремль не хотел быть ответствен-
ным за движение в сторону военной конфронтации и участие в том, что
многими в России воспринималось как еще один аморальный акт агрес-
сии, сходный с уже предпринятыми против Югославии и Ирака.
Другая область напряженности в отношениях двух стран каса-
лась резко выросших продаж Россией оружия на мировых рынках, в
том числе Китаю и ряду стран в Латинской Америке и на Ближнем
Востоке, которые рассматривались США как недружественные. В
2006 г. продажа оружия и военного снаряжения увеличилась на 20%
по сравнению с предыдущим годом и составила 6,5 млрд. долларов.2
США выражали неоднократные протесты, в частности, против сде-
лок с Ираном, Сирией и Венесуэлой. Ответ России заключался в том,
что сделки носили сугубо коммерческий характер и касались оборо-
нительного, а не наступательного оружия. Следовательно, Кремль не
нарушал в их осуществлении никаких международных договореннос-
тей и делал то же самое, что и США, продавая оружие по всему миру,
в том числе государствам не вполне дружественным в отношении Рос-
сии, как например, Грузии и Азербайджану.
Отчасти в связи с продажей оружия волновал США и вопрос рос-
сийских отношений с Китаем, крупнейшим покупателем российско-
го оружия. Российско-китайские отношения беспокоили Вашингтон и
по ряду геополитических причин. Так, российско-китайское сотрудни-
чество в вопросах безопасности в Центральной Азии рассматривалось
в свете растущих стремлений двух государств потеснить американс-
кие интересы в регионе. Добиться этого было бы возможно в случае
формирования регионального союза стран с относительно жесткими
правилами поведения, исключив при этом возможности для амери-
канского участия. Например, Шанхайская Организация Сотрудничес-
тва, созданная при участии России, Китая и Центрально-Азиатских
государств, включила в свои ряды Индию и Иран в качестве ассоци-
ированных членов, но отказалась рассмотреть вопрос о таком же ста-
тусе для США. Американские аналитики рекомендовали руководству
страны продолжать попытки присоединиться к организации.3 Однако,

1
«Moscow warns U.S. Iran policy may spark ‘clash of civilizations’», RIA Novosti,
March 27, 2007.
2
«Russian Arms Business Breaks New Records», RFE/RL Newsline, March 22, 2007.
3
Ariel Cohen. «What to Do About the Shanghai Cooperation Organization’s Rising
Influence», Eurasianet.org, September 21, 2006.
220 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Кремль демонстрировал подозрительность, рассматривая регион ско-


рее как арену соперничества, чем партнерства. Опасение заключалось
в том, что США прежде всего интересовали богатые энергетические
ресурсы и геостратегическое расположение региона, и американское
руководство готовилось использовать тактику троянского коня: сна-
чала попасть за ворота, а затем завоевать противника.
Еще один вопрос касался российских энергетических интересов в
бывшем СССР и Европе. Энергетическая стратегия России — увели-
чение государственных долей в нефтяных и газовых компаниях, не-
редко за счет долей западных компаний; строительство трудопроводов
во всех географических направлениях; повышение цен на энергоноси-
тели для зависимых от них стран-соседей; стремление контролировать
их транспортную инфраструктуру; а также координация своей поли-
тики с другими странами-энергопроизводителями — вызывала беспо-
койство в американском политическом классе. Его представители, та-
кие как сенаторы Джон Маккейн, Ричард Лугар и вице-президент Дик
Чейни, выступили с рядом заявлений о новой тактике «империализ-
ма» и «шантажа» со стороны России. Например, в ноябре 2006 сенатор
Ричард Лугар выступил с основной речью на саммите НАТО в Риге,
призвав включить в компетенцию альянса энергетические вопросы и
вопросы защиты стран-союзников от энергетической угрозы России.1
США также способствовали завершению альтернативного российс-
ким маршрутам трубопровода Баку—Джейхан и упорно стремились
убедить потенциальных инвесторов и Центральноазиатские государс-
тва в необходимости строительства Транскаспийского трубопровода
по дну Каспийского моря в обход России. В мае 2007 года Путин за-
ключил важное соглашение с Казахстаном, Туркменистаном и Узбе-
кистаном по увеличению экспорта энергии из этих стран по террито-
рии России, что еще больше усилило опасения со стороны США.
Однако в российском восприятии, все действия Кремля были
вполне законны и отражали лишь стремление с выгодой использовать
богатство энергетических ресурсов, улучшая при этом возможности
служить в качестве надежного поставщика нефти и газа в Европу. Не-
смотря на выросшие государственные доли в энергетических компа-
ниях, Россия продолжала декларировать свою высокую заинтересо-
ванность в инвестициях и технологии Запада. Что касается попыток
установить контроль за транспортной инфраструктурой и увеличить
свое присутствие на европейских рынках, то эти меры были призва-
ны обеспечить надежность поставок и бóльшую интеграцию России
в структуры западной экономики. Повышение же цен на энергию от-
1
Vladimir Socor. «Lugar Urges Active Role for NATO in Energy Security», Eurasia
Daily Monitor, December 1, 2006 <www.jamestown.com>
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 221

ражало не империализм, а было продиктовано коммерческими реаль-


ностями и связано с подготовкой страны к вступлению в ВТО.
Наконец оставался вопрос продвижения американской военной
инфраструктуры в направлении России как в рамках НАТО, так и
за его пределами. США продолжали активные контакты с Азербайд-
жаном, Грузией и Украиной — бывшими советскими государствами,
выражавшими намерение вступить в альянс. Кроме того, Вашингтон
объявил о планах по размещению элементов системы противоракет-
ной обороны (ПРО) против Ирана и ряда других неназванных госу-
дарств на территории Польши, Чехии и, возможно, Грузии и Украи-
ны. Россия рассматривала данные приготовления как угрозу своей бе-
зопасности и дала понять, что не удовлетворена объяснениями США.
Визит министра оборона США Роберта Гейтса в Москву в апреле 2007
года прошел в весьма прохладной атмосфере, а по окончании встречи
министр обороны России Анатолий Сердюков назвал систему ПРО
«серьезным дестабилизирующим фактором, который может оказать
значительное влияние на региональную и глобальную безопасность».1
В своем заключительном выступлении в Федеральном Собрании пре-
зидент Путин пошел еще дальше, высказавшись в пользу объявления
Россией моратория на выполнение обязательств по Договору об обыч-
ных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). В случае вступления в
силу мораторий позволял России свободно перемещать обычные воо-
руженные силы по своей территории в ответ на те шаги НАТО, кото-
рые Кремль рассматривал как потенциально опасные.
Несмотря на все эти разногласия, неверно считать, что Россия
и США двигались к новой «холодной войне». Руководителей двух
стран связывали хорошие рабочие отношения. Не менее важно и то,
что отсутствовала идеологическая линия, разделявшая данные стра-
ны — в ряде вопросов стороны были согласны, расходясь, подчас рез-
ко, в иных вопросах. Новая наступательность России, нашедшая свое
выражение в мюнхенской речи Путина, свидетельствовала о неудов-
летворенности темпами развития отношений с Западом, а не об отказе
от принципиальной ориентации на такое развитие.

Российская энергетическая стратегия и отношения с Европой


Отношения с Европой также были весьма противоречивы. Россия за-
метно улучшила отношения со странами европейского континента,
особенно в экономической области. Главной заботой Кремля остава-
1
Kristin Roberts. «Gates gets cool Russian welcome over missile plan», Reuter, April
23, 2007.
222 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

лось углубление экономической интеграции в структуры ЕС, и в этом


отношении было заключено немало полезных соглашений. Российс-
кая крупнейшая газовая компания Газпром заключила договор с гер-
манскими компаниями по строительству трубопровода по дну Бал-
тийского моря. Были также заключены договоренности с Венгрией по
достраиванию российского маршрута «Голубой Поток» из Турции в
Венгрию через Болгарию и Румынию. Другое важное соглашение ка-
салось нефтепровода в Болгарию и Грецию, который должен был быть
построен к 2010 году при 50,5% пакета акций принадлежащих России
и 24,5% каждой из двух других стран. В случае последнего соглаше-
ния перевоз нефти осуществлялся бы по Черному морю в обход уже
весьма перегруженного Босфорского пролива. России также удалось
достичь большей интеграции с европейскими экономиками благодаря
обмену активами ведущих компаний. Продолжилось и обсуждение с
Германией и Украиной вопроса о создании при участии трех стран га-
зового консорциума.
Определенный прогресс был достигнут и в политической облас-
ти. Через участие в рамках квартета ЕС—США—ООН—Россия было
достигнуто понимание относительно общих принципов и «дорожной
карты» по урегулированию Ближневосточного конфликта. Россия
также согласилась с европейскими партнерами, что вопрос иранской
ядерной программы не может быть решен силой. Реакция европейс-
кой аудитории на мюнхенскую речь Путина показала, что многие ев-
ропейцы относятся к данному вопросу, а также к более широкому воп-
росу роли США в мире, сходным образом. Одобрительные коммента-
рии в европейской прессе и дипломатических кругах, а также более
60% поддержки со стороны немецкого общественного мнения, демонс-
трировали, что критика односторонних действий и упования на силу
со стороны США пользуется немалой поддержкой в Европе.
Вместе с тем, стратегия интеграции в европейские структуры была
не столь успешной, как расчитывал Кремль. В экономическом отно-
шении Россия и ЕС разошлись в том, как следует определять эконо-
мическую безопасность. Многие в ЕС восприняли российские энерге-
тические споры с Украиной, Беларусью и другими новыми независи-
мыми государствами как угрозу своим интересам. ЕС настаивал на
ратификации Россией Энергетической Хартии, подписанной Ельци-
ным в 1990-е и допускавшей третьи стороны к системе российских
трубопроводов. Кроме того, в ЕС исходили из принципов рыночной
диверсификации, стремясь оставить за собой право смены энергети-
ческих партнеров по собственному усмотрению. Россия же рассматри-
вала вопрос с точки зрения производителя, а не потребителя энергии,
и стремилась к подписанию долгосрочных контрактов с европейски-
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 223

ми партнерами, сопротивляясь при этом идее внешнего доступа к сво-


им трубопроводам. Учитывая значимость высоких цен на нефть, рос-
сийское руководство хотело избежать повторения 1985-1986 гг., когда
резкое падение нефтяных цен ускорило процессы распада советской
экономики. При этом Россия была в курсе усилий европейцев дивер-
сифицировать энергетические поставки путем заключения специаль-
ных соглашений с Азербайджаном, Турцией и странами Централь-
ной Азии. Такой была природа разногласий, приведших к отсутствию
письменного соглашения между Россией и ЕС по результатом энерге-
тического саммита в Санкт-Петербурге в июле 2006 г. По словам одно-
го из аналитиков, «хотя наши отношения и выглядят неплохо на по-
верхности, мы все еще соперники ... С этим связано использование За-
падом политической риторики. Запад обвиняет Россию в том, что она
является ненадежным поставщиком (как будто бы имеется кто-то бо-
лее надежный) и продолжает разговоры о том, чтобы обойти Россию
путем выстраиванию новых маршрутов, хотя на практике энергети-
ческое сотрудничество двух сторон весьма успешно ... Нам говорят о
необходимости отказаться от монополии на экспортные трубопрово-
ды, как будто бы мы мазохисты».1
Другие сложные вопросы взаимоотношений с европейцами каса-
лись роли ОБСЕ в бывшем советском регионе и двусторонних споров
с рядом восточно-европейских государств, в том числе относитель-
но выраженного ими согласия разместить на их территории элемен-
ты американской ПРО. Россия подвергла ОБСЕ критике за откло-
нение от своей миссии по разрешению конфликтов по безопасности,
концентрируясь вместо этого на продвижении демократии западного
образца в регионе. Как и в вопросах энергетики, Россия продемонс-
трировала готовность использовать наступательную тактику утверже-
ния своих интересов. В случае с энергетикой российское руководство
добивалось получения большего доступа на европейские потребитель-
ские рынки и энергораспределительные сети, а также долей в крупных
европейских компаниях. В вопросе ОБСЕ Россия донесла до руко-
водства организации, что отзовет свой финансовый взнос, если прак-
тика уклонения от вопросов безопасности продолжится. Кремль так-
же занял жесткую позицию относительно размещения ПРО, заявив,
что рассматривает возможность выхода из Договора об уничтожении
ядерного оружия средней дальности и нацеливания такого оружия на
Польшу и Чехию, согласившихся разместить элементы ПРО на своих
территориях. Кроме того, Россия проявила неуступчивость к требо-
ваниям открыть свой сельскохозяйственный рынок для мяса, которое
1
Sergei Karaganov. «Russia holding out for a better deal with the EU», RIA Novosti,
April 10, 2007.
224 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

поступало из Польши и рассматривалось российским руководством


как низкокачественное. Наконец, Россия жестко отреагировала на ре-
шение Эстонии перенести из центра Таллина бронзовый памятник со-
ветскому солдату-освободителю и останки советских солдат, захоро-
ненных под монументом. Кремль сделал заявление, что рассматривал
решение эстонского правительства как неуважительное к памяти сол-
дат, сражавшихся с фашизмом. Вопрос поднимался и на российско-
европейском саммите в Самаре в мае 2007 года, однако — при общей
поддержке Эстонии и Польши со стороны руководства ЕС — саммит
не завершился подписанием каких-либо значимых соглашений.

4. Ближний Восток и Азия


В оппозиции к «войне цивилизаций» на Ближнем Востоке
Россия продемонстровала немалую активность и на Ближнем Востоке
и в мусульманском мире в целом. Помимо масштабных экономичес-
ких проектов и продаж вооружений Индии, Ирану, Сирии и Палести-
не, Кремль поддерживал идею созыва международной конференции
по Ираку, сопровождаемую постепеннным выводом американских
войск из страны. Кроме этого, российское руководство предложило
две важные и самостоятельные инициативы.
Первая инициатива стремилась вывести Иран из области подозре-
ний со стороны зарубежного общественного мнения относительно его
работы над атомным оружием путем договоренности с Тегераном пе-
ресылать отработанное ядерное топливо в Россию. Вторая инициати-
ва касалась открытия политического диалога с руководством партии
Хамаз, победившей в палестинских выборах, но отказавшейся при-
знавать право Израиля на самостоятельное государство. Несмотря на
наличие у России регулярных отношений с мусульманским миром и
даже попытки присоединиться к Организации Исламская Конферен-
ция, обе инициативы отличались принципиальной новизной. В случае
успеха у России появились бы дополнительные возможности участво-
вать в структуре безопасности региона и мира в целом. Ядерный Иран,
конечно, существенно повлиял бы на динамику безопасности в регио-
не, а подключение Хамаз к мирным переговорам с Израилем прида-
ло бы им совершенно новое измерение, нежели то, что было создано в
рамках соглашений, подписанных в Осло.
Кроме этого, Россия подвергла жесткой критике публикацию в Да-
нии и ряде других европейских стран оскорбительных для мусуль-
ман карикатур с избражением пророка Мухаммеда, охарактеризовав
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 225

их как «недопустимую» провокацию против мусульман. Российское


руководство согласилось с оценкой ситуации датским премьер-ми-
нистром Андерсом Фог Расмуссеном как «глобального кризиса», об-
ладающего потенциалом выхода из-под контроля правительств. При
этом Россия возложила часть ответственности на само датское прави-
тельство. По словам Путина, «если государство не в состоянии предо-
твратить такого рода публикации, оно должно по крайней мере при-
нести свои извинения».1
Корни российской ближневосточной наступательности крылись как
в мировых, так и внутренних реалиях. В глобальном смысле Кремль
подвергал переоценке отношения с США. Многие российские ожида-
ния после 11 сентября 2001 года так и не материализовались. Военному
сотрудничеству в Центральной Азии и Афганистане пришло на смену
соперничество в постсоветском пространстве за политическое влияние
и ресурсы. Вместо того, чтобы заняться стабилизацией в Афганистане,
США развернули военную операцию против Ирака. Вашингтон внес
свою лепту и в цветные революции, которые Россия рассматривала как
политически дестабилизирующие и подрывающие ее роль в регионе.
В ответ Москва усилила свои связи с Китаем, осудила цветные рево-
люции и занялась укреплением внутриполитических позиций. Кремль
больше не рассматривал российско-американское сотрудничество в
Цетральной Азии и на Ближнем Востоке как взаимовыгодное, полагая,
что американское присутствие усиливало, а не ослабляло терроризм.
Восприятие Россией роли США в регионе как деструктивной, сов-
падало с восприятием многих мусульман в мире, рассматривавших
американскую «войну против террора» как войну против них. То, что
однажды началось как контртеррористическая операция в Афганиста-
не с относительно широкой международной поддержкой теперь пре-
вращалось в войну против образа жизни мусульман. Политически уме-
ренные мусульмане оказывались все больше изолированы в резуль-
тате политики США. Например, новый радикальный исламистский
режим в Иране стал продуктом изоляционистской позиции Соеди-
ненных Штатов по отношению к политическому руководству страны
на протяжении двух последних десятилетий. Америка не попыталась
вовлечь в диалог умеренных политиков типа Хашеми Рафсаджани или
Мохаммеда Хатами, стремившихся преодолеть недоверие, возникшее
между двумя странами в результате кризиса заложников 1979 года и
нормализовать отношения с США. Имея ввиду значительные разме-
ры и историю независимости Ирана, агрессивная политика Вашинг-

1
Цит. по: Dmitry Babich. «Russia’s Spectrum of Response», Russia Profile,
February 8, 2006 <www.russiaprofile.org>
226 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

тона раньше или позже должна была привести к власти в этой мусуль-
манской стране агрессивных и радикальных политиков.
Ситуация с Хамаз не отличается принципиально, поскольку и
здесь важную роль сыграло стремление США и Европы изолировать
эту партию и даже оказать давление на палестинских избирателей, уг-
рожая прекратить всякую финансовую поддержку правительства в
случае победы Хамаза. Кроме этого, Европа отказалась взять на себя
какую-либо ответственность за протесты мусульман в мире в связи с
публикацией оскорбительных карикатур пророка Мухаммеда. То, что
США осудили публикацию карикатур уже не могло изменить сфор-
мировавшийся у этой страны образ империалистической державы, не
боящейся унизить мусульманский мир. Действия, а не слова становят-
ся основной восприятия, которое затем превращается в реальность.
Импликации «войны цивилизаций» для российского развития
трудно переоценить. Для страны с 20 до 25 млн. мусульман участие в
такого рода войне равносильно приглашению пожара в свой дом. Меж-
культурный и межрелигиозный баланс в России трудно было назвать
оптимальным. Растущее влияние радикальных исламистских идеоло-
гий, иммиграция из преимущественно мусульманских бывших совет-
ских государств, а также неспособность ряда представителей местной
власти укрепить связи доверия с мусульманами способствовали со-
зданию политически опасной ситуации. Несмотря на относительную
стабилизацию ситуации в Чечне, исламский радикализм продолжал
активные действия в других республиках Северного Кавказа.
Российские ближневосточные инициативы не были антизападны-
ми по своей направленности и означали возвращения Кремля к идеям
евразийской многополярности и сдерживания Запада. Вмест с тем они
свидетельствовали об опасении того, что «война цивилизаций» меж-
ду Западом и миром Ислама усиливалась, а также о понимании того,
что России не следует принимать участия в этой войне. Также как для
России было трагической ошибкой участие в первой мировой войне
в 1914 году, было бы не меньшей трагедией стать свидетелями фор-
мирования полномасшабного западно-исламского фронта и россий-
ского присоединения к этому фронту. Российское намерение интен-
сифицировать диалог с Ираном и Хамазом лишь отражало желание
найти выход из межцивилизационной конфронтации и компенсиро-
вать поражения западной политики в регионе, связанные с призыва-
ми бойкотировать выборы в Иране или неуклюжими попытками ока-
зать давление на палестинских избирателей. В неявной форме новые
кремлевские инициативы также признавали фактор угрозы исламско-
го радикализма внутри России, нейтрализация которого была бы не-
возможной без улучшения отношений с миром Ислама.
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 227

Идея развития диалога с мусульманским миром получила поддер-


жку в российском политическом классе. Политики от Михаила Горба-
чёва до Мохаммеда Хатами давно выступали с попытками сформули-
ровать гуманистическую и культурно-плюралистическую философию
международных отношений, но не сумели получить решающей под-
держки со стороны западных стран. Россия вновь призывала к «меж-
цивилизационного союзу» и «компромиссу», включавшему бы такие
страны как Турция и Испания для нахождения альтернативы межци-
вилизационным войнам.1 Оставаясь европейской по происхождению
страной, Россия не планировала действовать по плану Самуэля Хан-
тингтона,2 присоединяясь к «цивилизованному» западу в борьбе про-
тив восточного «варварства».

Императивы модернизации и безопасности в Азии


Следуя потребностям модернизации, Россия продолжила улучшать
свои связи со странами Азии. Регион Восточной Азии представлял
для России особую важность. В регионе были состредоточены важней-
шие вызовы безопасности, связанные с ядерными амбициями Север-
ной Кореи и трениями между Китаем и Тайванем. Кроме того, регион
мог бы стать воротами России в глобальную экономику. Сосредоточив
в себе половину населения мира и составляя пятую часть всей миро-
вой торговли, Азиатско-Тихоокеанский регион многими рассматри-
вается как модель успешной модернизации/глобализации. Учитывая
богатство природных ресурсов, Россия вполне могла бы внести свой
вклад в удовлетворение энергетических потребностей региона, одно-
временно модернизируя свою собственную экономику. Совершив пе-
реход от первоначального накопления капитала к стадии относитель-
но стабильного роста инвестиций в экономику, Россия нуждалась те-
перь в более продвинутой и наступательной внешней политике. Эти
реальности и императивы внутреннего развития и побудили Путина
сформулировать российские цели следующим образом: «Главная цель
нашей политики — достижение благоприятных внешних условий для
развития России... Мы будем формировать многовекторную внешюю
политику, работая с Соединенными Штатами, Евросоюзом и другими
странами Европы. Мы будем работать и с нашими азиатскими партне-

1
«Russia’s Putin calls for interfaith dialogue to oppose extremism», RIA Novosti, July
3, 2006; «Russian special envoy urges efforts to avoid split between civilizations»,
ITAR-TASS, August 30, 2006.
2
Samuel Huntington. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order.
(New York: Simon & Shuster, 1997).
228 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

рами — Китаем, Индией и странами Азиатско-тихоокеанского регио-


на».1 Интересы России в мире включали в себя большее участие в ре-
шении вопросов безопасности, улучшение условий внутреннего эко-
номического развития и сохранение политической стабильности. В
Восточной Азии такая структура интересов конкретизировалась сле-
дующим образом.
Во-первых, Россия была заинтересована в росте участия в решении
вопросов безопасности в регионе. Российские руководители давно на-
стаивали на развитии многосторонней дипломатии в регионе и в мире
в целом. Кремль утверждал, что проблемы безопасноти были решаемы
лишь посредством систематической координации усилий государств,
а не путем поспешного сколачивания специальных коалиций по ин-
тересам. Например, Россия приняла деятельное участие в создании
ШОС наряду с Китаем и Центрально-азиатскими государствами для
заполнения вакуума безопасности и ответа на угрозы терроризма. В
Восточной Азии Москва исходила из необходимости многосторонне-
го поиска решения северо-корейского ядерного кризиса и внесла свой
вклад в создание шестистороннего формата диалога. В феврале 2007
было достигнуто соглашение, в соответствии с которым Северная Ко-
рея прекращала производство плутония и начинала закрытие своей
ядерной программы в обмен на поставки электроэнергии стоимостью
в 300 млн. долларов. Россия была убеждена, что сделка стала возмож-
ной благодаря важнейшей роли Китая, а также отказу США от своей
прежней неуступчивой позиции.2
Во-вторых, важнейшим приоритетом России оставалась модерни-
зация экономики, требовавшая настойчивости в борьбе за новые рын-
ки оружия и энергетики. Китай и Индия остались крупнейшими по-
купателями России, закупая более 90% от пятимиллиардного ежегод-
ного экспорта российского оружия.3 Продажа оружия имела главным
образом коммерческий характер, не преследуя целей формирования
каких-либо «осей» или противовесов США. Россия рассматривала се-
бя в качестве соучастника вместе с Азией в развитии экономически
открытого региона, в котором у нее имелись перспективы как у пос-
тавщика важных ресурсов. Хотя энергетические рынки в основном на-
ходились в Европе, составляя около 50% российского экспорта, Рос-
сия продолжила усилия по развитию статуса главного энергетичес-

1
Цит. по: David Kerr. «The Sino-Russian Partnership and U.S. Policy Toward North
Korea», International Studies Quarterly Vol. 49, 2005, 416.
2
«Russian Expert: US Awareness of Mistakes Made Led To Success in N Korea Talks»,
Interfax, February 13, 2007.
3
Peter Lavelle. «Is Russia Turning to the East?» United Press International, December
14, 2005 <www.upi.com>
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 229

кого посредника, связывающего Азию, Европу и Северную Америку.


По оценкам министра энергетики Виктора Христенко, планировалось,
что к 2020 году около 30% нефтеэкспорта страны должно было идти в
Азию, по сравнению с лишь 3% в 2005 году.1 Торговля с Китаем про-
должилась темпами роста около 30% в год, и Китай остался важней-
шим покупателем российского оружия. Торговый оборот с Южной
Кореей в 2004 году составил 6.1 млрд. долларов по сравнению с всего
лишь 146 млн. долларов с Северной Кореей. Военные связи Москвы и
Сеула также укрепились.2
Третьим важнейшим внешнеполитическим интересом России бы-
ло укрепление ядерной безопасности в регионе, означавшем привер-
женность безядерному статусу Северной Кореи. С 2000 года Москва
стремилась к развитию связей с Севером, не прекращая диалога и во
время ядерного кризиса. Близкие отношения с Пхеньяном способс-
твовали увеличению роли России в переговорах по безопасности, пос-
кольку именно Пхеньян потребовал подключения Москвы к шести-
стороннему формату переговоров. Сыграло свою роль и то, что Россия
предложила Северу электричество в то время, как он требовал гаран-
тий надежных энергетических поставок.3 Стремлением поддерживать
диалог объясняется и приглушенная реакция Москвы на испытание
Северной Кореей ядерного оружия в сентябре 2006 года. Большинство
российских официальных лиц осудили испытание, отвергнув однако
возможность использования силы или жестких санкций по изоляции
руководства страны. Как подчеркнул Путин, «необходимо перейти от
разговоров об ультиматумах и санкциях к господству международно-
го права».4 После немалых колебаний Россия поддержала резолюцию
ООН 1718, накладывавшую санкции на северокорейский режим, од-
нако при этом Москва продолжала настаивать на возвращении за стол
переговоров.
Наконец, для России было важно, чтобы регион оставался бы по-
литически стабильным и чтобы изменения, такие как объединение
Кореи, были бы постепенными и не дестабилизирующими междуна-
родное окружение. Путин выразил поддержку процессам объедине-
ния, если они будут протекать упорядоченно и на основе межкорей-
ского диалога. Российские аналитики рассматривали единую Корею

1
Ibid.
2
Seung-Ho Joo. «Russia and the Second North Korean Nuclear Crisis», International
Studies Association, San Diego, March 22-25, 2006, 7.
3
Stephen Blank. «Russia and the Two-Koreas: the Latest Round», Eurasia Daily
Monitor, November 28, 2005 <jamestown.com>
4
Цит. по: Stephen Blank. «Russia Unfazed By North Korean Nuclear Test», Eurasia
Daily Monitor, Friday, October 13, 2006 <jamestown.com>
230 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

в качестве потенциального стратегического партнера в том случае,


если объдинение прошло бы не под диктовку Соединенных Шта-
тов. По словам Председателя комитета по международным делам в
Госдуме Константина Косачева, независимая и сильная Корея «стала
бы балансом против амбиций со стороны Китая и Японии, направ-
ленных на Россию за уральским хребтом».1 Руководствуясь этими
соображениями, Россия настаивала на сохранении особых и равно-
положенных отношений с обеими Кореями. Хотя Москва и восста-
новила значительную часть своих прежних отношений с Пхеньяном,
это не стало препятствием к развитию отношений и с Сеулом. Так,
Россия тесно координировала усилия с Сеулом и Пекином по разре-
шению ядерного кризиса и, в конечном счете, сходная позиция этих
трех стран о денуклеаризации полуострова способствовала достиже-
нию соглашения. Москва стремилась к развитию торгово-инвести-
ционных связей, что дало основания министру экономического раз-
вития Герману Грефу провозгласить в ноябре 2005 года: «Отныне мы
рассматриваем Южную Корею как стратегического партнера в реги-
оне, и наши политические отношения развиваются как очень благо-
приятные».2
Все сказанное не означает, конечно, что у России нет сложностей
по продвижению своих интересов в регионе. Такие сложности связа-
ны, например, с прогрессирующей дифференциацией властных ре-
сурсов в регионе. Учитывая российское снабжение Китая оружием
и энергией и гораздо более быстрый экономический рост Китая по
сравнению с Россией, риск перехода Москвы на положение младше-
го партнера в коалиции с Пекином не может не увеличиваться. Имея
ввиду, например, заинтересованность России в объединении Кореи и
прохладное отношение к этому Китая,3 такое различие во властных
ресурсах может стать проблемой для Кремля. Однако выходом мог-
ло бы быть не понижение уровня двустороннего взаимодействия, как
считают последователи теории «относительных выгод»,4 а активиза-
ция усилий по укреплению многосторонних институтов безопаснос-
ти в регионе. Кроме того, важна диверсификация экономических свя-
зей. Один из вариантов — укрепление отношений с США, и Россия
уже декларировала желание поставлять нефть и сжиженный газ Аме-

1
Joo. «Russia and the Second North Korean Nuclear Crisis», 5.
2
Цит. по: Blank. «Russia and the Two-Koreas».
3
Kerr. «The Sino-Russian Partnership»; Il Hyun Cho, «More Than Nuclear Weapons:
The North Korea Facto in Domestic Security Debates in East Asia», International
Studies Association, San Diego, March 22-25, 2006, 18-24.
4
David Baldwin, ed. Neorealism—Neoliberalism: A Debate (New York: Columbia
University Press, 1993).
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 231

рике в размере до 10-15% ее потребностей. Кроме того, Россия высту-


пала за развитие трехсторонних связей с обеими Кореями, диверси-
фицируя свои экономические связи и подготавливая почву для более
предсказуемого процесса будущего объединения страны. Россия мо-
жет остаться в выигрыше лишь в результате развития многосторон-
них связей с участием всех сторон — Китая, обеих Корей, Соединен-
ных Штатов и Японии.1

5. Бывший советский мир


Та же приверженность экономическому развитию, политической ста-
бильности и безопасности в наступательном внешнеполитическом ис-
полнении была характерна и для действий России в бывшем советс-
ком регионе.

«Нет энергетическим субсидиям»


Российское решение повысить цены на природный газ и имевший
место в декабре 2005 года энергетический спор с Украиной многи-
ми интерпретировался как пример «газового империализма» или
попытка наказать новое украинское руководство. Однако не менее
правдоподобным было бы объяснять данное решение стремлением
экономически нормализовать отношения с Киевом, двигаясь в на-
правлении установления рыночных цен на энергетические поставки.
Прежде всего спор касался исправления крайне искаженной системы
ценообразования, где Москва хотела бы снизить уровень субсидиру-
емости украинской экономики, заставить Киев прекратить саботиро-
вать новую политику России. Эта политика стала результатом давно
сформулированных Кремлем целей прагматической модернизации в
их приложении к бывшему советскому региону. Уже в феврале 2001
года тогдашний Секретарь Совета безопасности Сергей Иванов объ-
явил, что все прежние попытки интегрировать СНГ дались слишком
высокой ценой и России следует отказаться от всякого рода интегра-
ционных проектов в пользу «прагматического» выстраивания двус-
торонних отношений.2

1
Gil Rozman, Kazuhiko Togo, Joseph Ferguson, eds. Russian Strategic Thought
toward Asia (New York: Palgrave, 2006), см. В частности см. главу Александра
Лукина.
2
К тому времени общий долг стран СНГ России достиг 5,5 млрд. долларов (Нeза-
висимая газета, 7 февраля 2001).
232 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Новые решения России стали и результатом смены политических


приоритетов в постсоветском мире после цветных революций. В от-
вет на попытки Украины, Грузии и Молдовы бросить Москве вызов в
вопросе политического влияния в СНГ, Кремль был полон решимости
обеспечить себе экономические выгоды. По объяснению самого Пути-
на, «за последние 15 лет Россия субсидировала украинскую экономику
в ежегодном объеме от 3 до 5 млрд. долларов», и «каждый год мы под-
нимали вопрос о переходе на европейскую систему ценообразования».1
Тот факт, что ближайшие союзники России Армения и Беларусь стол-
кнулись с такой же необходимостью платить по ценам, втрое превыша-
ющим прежние, подтверждал соответствие кремлевской энергетичес-
кой стратегии императивам экономической модернизации.
В энергетическом споре с Беларусью в конце 2006 — начале 2007
года российская компания Газпром аннулировала прежнюю льготную
цену, удвоив ее до 100 долларов за тысячу кубометров и приобретая
в собственность 50% государственной газовой компании Белтрансгаз.
В отношении нефти российская сторона установила новую экспорт-
ную пошлину, увеличивая собственную прибыль и снижая возмож-
ности белорусского ре-экспорта российской нефти. Чистая прибыль
от обеих соглашений составила в денежном выражении около 4 млрд.
долларов или около 2% от общего российского бюджета.2 Как и ранее,
официальное объяснение Москвы сводилось к постепенному перево-
ду энергетических отношений со всеми партнерами «на транспарент-
ную рыночную основу свободную от политической конъюнктуры».3
Такая политика проводилась вопреки сопротивлению различных
сил. Государственный департамент США назвал действия России «ис-
пользованием энергии в качестве политического рычага влияния на
деятельность соседей».4 Белорусский президент Александр Лукашен-
ко, не слишком отклоняясь от критики Америки, обвинил Москву в
попытках интегрировать его страну в состав России.5 Наконец канц-
лер Германии Ангела Меркель сочла заключенные энергетические со-
глашения «неприемлемыми» в связи с недостатком заблаговременной
информированности со стороны Кремля и разрушающими доверие по
1
Владимир Путин. Встреча с главами информационных агентств стран восьмер-
ки, 2 июня 2006, Ново-Огарево <Kremlin.ru>
2
Andrei P. Tsygankov. «The test of Belarus», Johnson’s Russia List, No. 14, 19 January
2007.
3
Владимир Путин. Пресс-конференция с российскими и инстранными журна-
листами, 1 февраля 2007 <kremlin.ru>
4
Цит. по: «Another New Year’s Gas War», Russia Profile Weekly Experts’ Panel,
January 12, 2007 <russiaprofile.org>
5
«Belarusian President Rejects Russia’s ‘Imperial’ Approach…» RFE/RL Newsline,
February 6, 2007.
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 233

отношению к России.1 Обычные характеристики по адресу Лукашен-


ко как последнего диктатора Европы со стороны западных политиков
не остановили их в данном случае от поддержки «белорусского дик-
татора» в его споре с Москвой. Немаловажно и то, что российские ци-
вилизационщики атаковали путинскую политику как предательство
«славянского единства» и выталкивание Беларуси в объятия «враж-
дебного» Запада.2 Кремль, однако, продолжал настаивать на закон-
ности своей политики прекращения энергетических субсидий, необ-
ходимых в том числе для вступления России в ВТО и продолжения
поставок нефти и газа на европейские рынки. Данный эпизод вновь
подтвердил российскую приверженность прагматическим идеалам на-
ционального выздоровления, а не восстановления империи.

Пояс стабильности и безопасности


Поскольку экономическое выздоровление было невозможным без обес-
печения политической стабильности, Кремль стремился защитить ре-
гион от той деятельности, которую воспринимал как направленную на
подрыв стабильности. В отношении различных частей региона подход
был различен. В западной части Россия сотрудничала с существующи-
ми правительствами, развивая экономические и политические отно-
шения. В отношении Украины Россия приветствовала формирование
в июле 2006 года нового коалиционного правительства во главе с Вик-
тором Януковичем, сигнализируя готовность поддержать стабильность
в стране после Оранжевой революции. По отношению к Грузии, одна-
ко, в ответ на рассматриваемые как провокационные действия Тбилиси
Кремль проводил жесткую линию, наложив ряд санкций и депортиро-
вав сотни работавших в России грузин. В сентябре 2006 года президент
Михаил Саакашвили сакционировал арест четырех офицеров российс-
кой разведки, объявив, что суд над ними состоится в Грузии. Москва на-
ложила ряд жестких санкций экономического и политического характе-
ра, оставшихся в силе и после освобождения и возвращения офицеров в
Россию. Официальное объяснение связывало сохранение санкций с по-
пытками удержать Грузию от использования силы против сепаратист-
ских Абхазии и Южной Осетии. Министр обороны Иванов заявил, что
если Тбилиси попытается подчинить данные этнические республики
силой, «Россия не сможет остаться в стороне».3 Хотя в этом объяснении
есть немалая доля правды, более важным для российского руководства
1
«Putin faces angry EU in energy dispute», AFP, January 9, 2007.
2
Проханов. «Беларусь, ты права!»
3
«Russia asks UN vote on Georgia, breakaway Abkhazia», AFP, October 13, 2006.
234 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

был вопрос расширения НАТО. Задолго до инцидента с российскими


офицерами, представители руководства, как, например, министр иност-
ранных дел Сергей Лавров утверждали, что возможное вступление Ук-
раины и Грузии в НАТО будет означать огромный «геополитический
сдвиг» и потребует от России «пересмотреть свою политику».1
Немалое внимание привлек и вопрос так называемых «заморо-
женных» конфликтов, когда специальный представитель ООН Мар-
ти Ахтиссари рекомендовал СБ ООН признать статус Косово «неза-
висимостью под международным наблюдением». Квази-государства в
бывшем СССР — Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье и Нагор-
ный Карабах — с нетерпением ожидали решения СБ, надеясь поднять
свой статус до уровня признаваемых миром независимых государств.
Однако для России вопрос был сложным в силу его потенциала раз-
рушения сложившегося в регионе хрупкого политического равнове-
сия. В случае создания прецедента независимости внутри России зна-
чительно усилились бы радикально националистические силы, ста-
вя под сомнение дальнейшие перспективы внутренней модернизации
страны. Поддержка полунезависимых образований в их борьбе против
Грузии, Молдовы и Азербайджана — одно, но правовая легализация
этих образований — нечто совсем другое. Последнее отнюдь не отве-
чало интересам России, и Москва дала понять, что можеть наложить
вето в СБ ООН в вопросе о независимости Косово.
В Центральной Азии вопросы нестабильности и угроз безопаснос-
ти стояли иначе. Кремль решил поддержать местных правителей, пос-
кольку считал, что они сталкиваются с угрозой региональной дестаби-
лизации в результате деятельности «зарубежных экстремистских сил».
Такое решение не может объясняться имперским или антизападным
синдромом России. Скорее политика Москвы, связанная например
с поддержкой Узбекистана, несмотря на жесткое подавление послед-
ним восстания в Андижане, была связана со стремлением остановить
общий рост насилия в регионе. Эксперты предоставили дополнитель-
ные доказательства, что протест в Андижане не планировался как мир-
ный и что радикальная исламистская организация Хизб-у-Тахрир бы-
ла причастна к организации протеста.2 Учитывая реальный потенциал
дальнейшей радикализации региона и недостаток рычагов влияния на
ситуацию, у Москвы вряд ли был выбор не поддержать Ташкент. Тре-
вожными были и следовавшие один за другим распады правительс-

1
Цит. по: «NATO official slams Lavrov statement», Interfax, June 7, 2006. See also
«NATO Expansion A Huge Mistake — Lavrov», Interfax, December 12, 2006.
2
Bakhtiyar Babadjanov and Marina Barnett. «Akramia», presentation at Carnegie
Endowment for International Peace, Washington, DC, May 2, 2006 <http://www.
carnegieendowment.org/events/index.cfm?fa=eventDetail&id=881&&prog=zru>
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 235

твенных коалиций в Киргизстане. Опасения дестабилизации прочи-


тываются и в осторожности Кремля в отношениях с Туркменистаном
после смерти лидера страны Сапармурата Ниязова в декабре 2006 года.
С этими опасениями связаны были и попытки России активизировать
деятельность ШОС в регионе. ШОС не являлась лучшим выбором для
России, учитывая риски превратиться в младшего партнера Китая. Од-
нако распад российско-американской коалиции, сформированной со-
бытиями 11 сентября, и необходимость заполнения вакуума безопас-
ности в регионе диктовали именно такое поведение России.

6. Оценка великодержавной наступательности


Общая оценка
В целом курс великодержавной наступательности продемонстрировал
успехи в защите российских внешнеполитических целей. Путину уда-
лось укрепить коалицию поддержки его ви'дения российской идентич-
ности, улучшить безопасность страны, использовать российские энерге-
тические преимущества и способствовать росту мирового влияния Рос-
сии. У России вряд ли выросло число друзей, в особенности среди тех,
кто стал жертвой нового внешнеполитического курса, но зато не возник-
ло и новых угроз и удалось решить ряд важных национальных задач.
На протяжении 2006 — начала 2007 года Россия не столкнулась с
серьезными вызовами своей безопасности со стороны терроризма или
из других источников. Продолжая настаивать на укреплении связей с
западными странами, России удалось сохранить хорошие отношения
с Ираном и другими ближневосточными нациями. У последних сло-
жились сложные отношения с США и ЕС, и, что не менее важно, име-
лись немалые возможности для подрыва российской безопасности пу-
тем финансирования деятельности религиозного экстремизма. Усилия
Кремля укрепить отношения с мусульманским миром, инициируя кон-
такты с многосторонними организациями и укрепляя двусторонние
связи, способствовали решению этой задачи. В целом улучшилась и
ситуация в Чечне, хотя терроризм на Северном Кавказе продолжал ос-
таваться проблемой. В бывшем СССР Россия укрепила свою безопас-
ность, развивая отношения с Узбекистаном и поддерживая сбаланси-
рованные отношения с остальными государствами Центральной Азии
и Кавказа. Исключением стала Грузия, в отношении которой Кремль
ввел санкции и сделал весьма жесткие политические заявления. Одна-
ко если мерилом успеха такой политики считать предотвращение эс-
калации в полномасштабные военные действия в регионе — вполне
236 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

возможное развитие событий, учитывая милитаристские заявления со


стороны Тбилиси и его крайне напряженные отношения с Абхазией и
Южной Осетией — то эта политика принесла значимые результаты.
Российская внешняя политика оказалась еще более успешной в реше-
нии задач экономического развития. Кремлевская стратегия использова-
ния энергетических преимуществ страны принесла немалый доход казне,
не оттолкнув при этом и потенциальных зарубежных инвесторов. Важ-
ный показатель успеха — сорокакратное увеличение зарубежных инвес-
тиций в 2007 году и перемещение страны на третье место — после Синга-
пура и Китая — по мировой привлекательности для бизнеса.1 Внезапные
решения России прекратить энергопоставки для некоторых из соседей
вызвали озабоченность стран Запада и бывшего СССР, но в целом не на-
несли стране непоправимого урона. Особенно важно, что связанное в не-
малой степени с экспортом сырья быстрое экономическое выздоровление
страны не сопровождалось возникновением хищнических политических
элит подобно странам Ближнего Востока и Африки. Значительные ва-
лютные резервы в Центробанке и создание Стабилизационного фонда
для компенсации негативных последствий возможного резкого сниже-
ния цен на нефть свидетельствуют об осознании государством уязвимос-
ти страны и его стремлении следовать скорее модели Норвегии, чем Ве-
несуэлы в использовании энергетических преимуществ. Самым же важ-
ным было то, что россияне на себе почувствовали изменения к лучшему,
заметные, в частности, в продолжении роста среднего класса.
Сохранилась и значительная степень независимости в принятии
внешнеполитических решений, подтверждавшаяся признанием запад-
ными странами увеличившейся роли России в решении важных меж-
дународных вопросов. Россия, впрочем, не слишком продвинулась в
решении вопроса культурной идентичности, продолжая испытывать
трудности идентифицировать себя с Европой или иной географичес-
кой частью мира. Отчасти проблема заключалась в самих европейцах
и их недостаточном понимании российских реалий. Например, реше-
ние Эстонии о переносе памятника советскому солдату из центра сто-
лицы глубоко оскорбило национальную память россиян и привело к
массовым протестам в России и Эстонии. Осознавая проблему, Путин
не стремился навязывать россиянам своей европеизм, сосредоточив-
шись вместо этого на развитии прагматических отношений в европей-
скими странами. На протяжении значительной части своей истории
Россия сохраняла амбивалентные культурные ориентации и потребу-
ется еще немало времени для разрешения этой амбивалентности.
1
Chazan. «Lighting a Spark. Fueled by Oil Money, Russian Economy Soars»; «Private
capital inflow in Russia reached $41 bln in 2006 — Putin», RIA Novosti, February 1,
2007.
Глава VI. Вашингтонская стратегия смены режимов и новый облик... 237

Общество в целом с пониманием отнеслось к наступательной вне-


шнеполитической ориентации. Например, мартовский опрос 2007 го-
да показал, что 61% опрошенных рассматривали международную по-
литику Кремля как продуманную и сбалансированную. Интересно,
что 16% считали такую политику слишком прозападной, по сравне-
нию с 8% рассматривавших ее как излишне жесткую и бескомпромис-
сную по отношению к Западу.1

Будущие вызовы
Такая оценка, конечно же, может носить лишь предварительный ха-
рактер и зависит от того, удастся ли России справиться с будущими
вызовами ее внешней политике. Обратим внимание на две группы та-
ких вызовов — внешние и внутренние.
Главный внешний вызов для России заключается в сохранении
международного статус-кво, необходимого для продолжения програм-
мы внутренней экономической и социальной модернизации. Эконо-
мические кризисы, связанные, например, с резким снижением цен на
нефть, не могут не осложнить проведение такой модернизации. В то
же время такого рода кризисы менее вероятны, чем кризисы междуна-
родной безопасности. Эксперты в целом сходятся на том, что потреб-
ности в энергии будут расти и среди развитых, и среди развивающих-
ся стран, таких как Китай и Индия, и что в среднесрочной перспекти-
ве Россия сможет продолжать извлекать выгоду из своего положения
поставщика ресурсов. Более опасно политическое развитие событий
на Ближнем Востоке и продолжающаяся экспансия западной военной
инфраструктуры к границам России. Вывод американских войск из
Ирака без формирования в стране соответствующих условий безопас-
ности или же военная конфронтация с Ираном не могут не привести
к огромному потоку беженцев, в случае чего регион будет дестабили-
зирован в еще большей мере. Последствия такой дестабилизации ощу-
тят на себе Кавказ и Центральная Азия, а значит и Россия. Не менее
опасным было бы решение НАТО принять в свои ряды Грузию и Ук-
раину или же размещение США элементов ПРО в непосредственнос-
ти близости к России. Такого рода кризисы дадут дополнительные ко-
зыри тем представителям российского политического класса, кто не-
доволен путинским курсом великодержавного прагматизма и желал
бы его развития в радикально антизападном направлении.
Главный внутренный вызов связан с необходимостью преодолеть

1
Время новостей, 13 марта 2007.
238 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

раскол внутри политического класса, связанный с отношением к дав-


лению со стороны западных стран. Слишком многие в России воспри-
нимают относительное экономическое выздоровление как решающее
все проблемы страны, забывая о множестве существующих трудно-
стей и бедствий. Между тем Россия, как принято говорить, хотя и не
столь слаба, как кажется окружающим, не столь и сильна, как считает
сама. Она сильна растущей ролью в решении международных вопро-
сов и энергетическим потенциалом, но остается слабой в целом ряде
других отношений, связанных со здоровьем и идейным самочувстви-
ем своего народа, демографическими показателями и размером сред-
него класса. Показатели демографии, бедности и болезней более, чем
впечатляющи, чтобы настаивать на продолжающейся слабости стра-
ны. Инцидент с эстонским переносом дорогого для памяти россиян
советского памятника, а также целый ряд иных попыток поставить
на одну доску вклад России в разгром фашизма и советскую окуппа-
цию Восточной Европы, подтверждают, что Россия не является ни
достаточно сильной, ни достаточно интегрированной в европейские
структуры для предотвращения такого обращения с собой. Вопреки
всем фанфарам великодержавного возрождения, Россия остается сла-
бой страной в опасном международном окружении. Пока это так и по
крайней мере на протяжении следующих 10-15 лет России необходи-
мо со всей серьезностью отнестись к наличию связи между междуна-
родными кризисами и внутренней дестабилизацией. Ее собственный
исторический опыт достаточен для написания множества книг посвя-
щенных этой теме, и российские государственные деятели — Сергей
Витте, Петр Столыпин, Александр Коковцев и Иосиф Сталин — хоро-
шо осознавали наличие данной связи и связанные с ней опасности.
При наличии прагматичного руководства и продолжающемся эко-
номическом росте удачный ответ на данные вызовы вполне возможен.
Хотя вокруг Путина немало антизападных националистов, ожидаю-
щих возможности изменить его курс, продолжающаяся экономичес-
кая интеграция России в западные структуры и относительное меж-
дународное спокойствие будут ослаблять их доводы. Хотя Россия и
страны Запада будут и далее существенно отличаться друг от друга,
они смогут в этом случае нормализовать политические отношения
и укрепить взаимное доверие. Кроме того, в глобализующемся мире
важно развивать взаимовыгодные экономические и политические свя-
зи и с Востоком, и с Западом, а не пытаться выстраивать закрытого ти-
па экономические блоки или военные союзы. Важно понимание того,
что сегодня создание более тесных отношений с Азией не может быть
достигнуто без большей интеграции в Европу / Запад, и наоборот.
Глава VII
Уроки изучения России
«Любая здравая человеческая деятель-
ность … должна основываться на рав-
новесии между утопией и реальностью,
между свободой воли и силой обстоя-
тельств»
Э. Х. Карр1

З
аключительная глава суммирует использованный в данной кни-
ге подход к пониманию изменений и преемственности внешней
политики России. В главе также формулируются некоторые уро-
ки, которые могут быть извлечены из прошедших двадцати лет
взаимодействия России с Западом в надежде, что такое взаимо-
действие может способствовать улучшению взаимопонимания и безо-
пасности в мире.

1. Изменение и преемственность внешней политики России


Теории национального интереса
Несмотря на характерные для реалистов и либералов статичные пред-
ставления о национальном интересе, нации не обладают раз и навсегда
установившимся представлением о своих интересах. Гораздо более ти-
пичны колебания в таких представлениях, подверженные изменениям
на внутренней и международной политической сцене. В данной книге
выделяются несколько различных ви'дений или теорий национального
интереса, которых придерживались российские власти на протяжении
последних двадцати лет.
Понимание национального интереса Михаилом Горбачёвым, свя-
занное с его концепцией нового мышления, являлось составной час-
тью проекта перестройки, призванной восстановить социалистичес-
1
Edward Hallett Carr. The Twenty Years’ Crisis, 1919-1939 (New York: Harper &
Row, 1964), 11.
240 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

кие ценности внутри России и способствовать выходу страны на при-


нципиально новый уровень международного сотрудничества. «Новое
мышление» рассматривало мир как социально плюралистичный и
вместе с тем связанный общими для человечества ценностями, а также
угрозами его выживанию. В частности, Горбачёв обращал внимание на
угрозы ядерной катастрофы, экологического кризиса и бедности. Ре-
шение он видел в установлении нового уровня межнационального и
межкультурного понимания в мире, в признании первостепенной важ-
ности «общечеловеческих» ценностей и в активной совместной де-
ятельности по укреплению международной безопасности. Националь-
ные интересы должны защищаться в тесном взаимодействии с други-
ми членами мирового сообщества, что для Советского Союза означало
отказ от прежнего идеологизированного подхода и признание поло-
жительного вклада западной цивилизации во всемирное развитие.
Несмотря на растущее сопротивление с различных сторон внутри-
политического спектра, инициатор «нового мышления» действовал в
соответствии со своими убеждениями. Он выступил с далеко идущи-
ми инициативами по укреплению внешнеполитических связей с Запа-
дом, надеясь на ответные действия со стороны последнего. Он пошел
на односторонние сокращения обычных и ядерных арсеналов, предло-
жив даже уничтожить все имеющиеся запасы ядерного оружия к 2000
году. Он вывел войска из Афганистана и других стран третьего мира.
Кроме того, он отказался от «доктрины Брежнева» об ограниченном
суверенитете в Восточной Европе и сделал возможным разрушение
берлинской стены. Наконец, новый советский лидер выступал за глу-
бокое реформирование Организации Объединенных Наций и предо-
ставление ей более значительных ресурсов для адекватного реагиро-
вания на новые глобальные вызовы. Внутри страны Горбачёв — по об-
щему признанию, запоздало — осознал необходимость отказаться от
старых имперских принципов сохранения единства Советского Союза
и предложил новое ви'дение, которое объединило в себе элементы фе-
дерации и конфедерации. Новый союзный договор должен был быть
одобрен путем всенародного референдума и подписан заново. Такой
подход стал результатом приверженности «нового мышления» Гор-
бачёва декларированному принципу «свободы выбора», согласно ко-
торому народы сами должны были выбирать для себя пути участия в
мировом сообществе.
По целому ряду внутренних и международных причин концепция
«нового мышления» не получила достаточной поддержки и не могла
быть реализована, и вскоре ей на смену пришла теория интеграции с
Западом. Новая коалиция национальной идентичности ослабила по-
зиции Горбачёва, утверждая, что Россия является страной западной
Глава VII. Уроки изучения России 241

идентичности и настаивая на необходимости отказаться от привер-


женности социализму в пользу рыночной демократии западного об-
разца. В отличие от идеологов «нового мышления», которые стреми-
лись сблизиться с Западом, развивая при этом идеи глобальных угроз
и общей ответственности за их появление, новые лидеры России —
Борис Ельцин и министр иностранных дел Андрей Козырев — не ви-
дели у Запада никаких недостатков. Они утверждали, что мир исчер-
пал весь список альтернативных вариантов развития, и России было
необходимо следовать уже существующей модели модернизации. Они
планировали быстро войти в западные международные организации,
сведя отношения с бывшими советскими государствами к миниму-
му. Эти действия должны были в скором времени поставить Россию в
один ряд с государствами развитого западного мира — европейскими
странами и США.
Как и Горбачёв, новые лидеры России надеялись получить от за-
падных государств адекватное признание и ресурсы в ответ на свой от-
каз от прежнего конфронтационного мировоззрения. Они смогли быс-
тро присоединиться к МВФ и Всемирному Банку и объявили о своих
намерениях получить членство в Большой семерке, НАТО и ЕС. При
этом российские лидеры всячески поддерживали действия и ви'дение
Запада в вопросах международной безопасности, одобрив санкции
против Югославии, Ливии и Ирака. Подобно Горбачёву, Ельцин и Ко-
зырев пошли на ряд серьезных уступок Соединенным Штатам, сокра-
тив размеры стратегического ядерного оружия. Кроме того, первона-
чально они не проявили заинтересованности в развитии отношений с
незападными государствами в Азии или в мусульманском мире. Это
также соответствовало их восприятию Запада как ведущей цивилиза-
ции, которая заслуживала первоочередного внимания в их внешней
политике.
В регионе бывшего Советского Союза Ельцин и Козырев, в соот-
ветствии со своей концепцией, проводили политику изоляционизма
в экономических вопросах и вопросах безопасности. Несмотря на ра-
нее заключенные договоренности, они не координировали проведение
экономических реформ с соседями. Стремясь интегрироваться с За-
падом напрямую, они объявили Россию открытой для экономической
деятельности западных стран, однако ввели значительные торговые
ограничения в отношениях с бывшими советскими республиками. В
политическом плане, такое стремление привело к укреплению сувере-
нитета России и ослаблению ее ответственности за поддержание по-
рядка и безопасности в регионе посредством механизмов многосто-
роннего сотрудничества. Целью СНГ как новой транснациональной
организации, созданной в регионе, было скорее облегчение процес-
242 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

са обретения независимости бывшими союзными республиками, чем


формирование новых целей межрегионального сотрудничества. Соот-
ветственно, Москва не считала необходимым удерживать свои воен-
ные базы в бывших советских республиках и не считала себя ответс-
твенной за политическое и культурное благосостояние русских мень-
шинств в регионе.
У курса интеграции с Западом возникла значительная оппозиция,
и сам курс начал терять свою силу уже вскоре после первых попыток
его реализации. Когда главный критик этого курса Евгений Прима-
ков был назначен новым министром иностранных дел, концепция на-
ционального интереса вновь изменилась. Отдав предпочтение Прима-
кову, Ельцин в определенной степени согласился с его восприятием
внешних угроз и внешнеполитических целей. Вместо модернизации и
вестернизации в качестве ключевых национальных интересов России
Примаков указал на опасность концентрации власти в мировой поли-
тике, связанную с однополярным статусом и деятельностью Соеди-
ненных Штатов. Являясь скорее реалистом, чем либералом по убеж-
дениям, новый министр предложил теорию великодержавного сдер-
живания для осуществления постепенного перехода от однополярного
к многополярному миру. Новое ви'дение требовало интеграции терри-
торий бывшего Советского Союза под руководством России и поиска
поддержки со стороны других сильных государств, таких как Китай и
Индия, с целями уравновешивания американского господства.
В отличие от своих предшественников, Примаков не испытывал
иллюзий относительно вхождения России в западные экономические
институты и структуры безопасности. Рассматривая их прежде всего с
точки зрения потенциала силы, он видел свою задачу в минимизации
их агрессивности по отношению к России. В частности, новый ми-
нистр стремился предотвратить или, по крайней мере, замедлить про-
цесс расширения НАТО в сторону восточных границ России. Учреж-
дение Совместного постоянного совета НАТО—Россия должно было
способствовать достижению этой цели. Будучи прагматиком, Прима-
ков был осторожен и не хотел приобретения репутации конфронтаци-
онного политика. В некоторых вопросах он не соглашался с консерва-
торами внутри страны и приводил доводы, например, в пользу ратифи-
кации договора СНВ-2. В других вопросах он проявлял жесткость — в
частности, в вопросе о военных ударах США в Ираке и авианалетах
НАТО в Югославии. Кроме того, министр придал совершенно новое
значение отношениям с незападными государствами, особенно с Ки-
таем. При нем Россия и Китай стали значительно ближе. Стороны вы-
работали общий взгляд на мировую политику и угрозы «многополяр-
ному миру», существенно увеличив и показатели торгового оборота и
Глава VII. Уроки изучения России 243

продажы оружия. Наконец, Примаков проявил немалую активность


в восстановлении отношений России с Ираном и Индией. При этом
в нескольких случаях он открыто высказался в пользу желательнос-
ти создания коалиции Россия — Китай — Индия как «нового полюса в
мировой политике».
На территории бывшего Советского Союза официальной стратеги-
ей стала стратегия Примакова, направленная на интеграцию бывших
советских республик и создание более тесного союза между ними.
Министр стремился изыскать на реализацию проекта интеграции зна-
чительные государственные ресурсы, отчасти в силу понимания его
важности в связи с реагированием на расширение НАТО. В экономи-
ческом плане России требовалось извлекать выгоду из наличия нема-
лых ресурсов и укреплять отношения в пределах бывшего СССР, осо-
бенно с Белоруссией, Казахстаном и Украиной. В области безопаснос-
ти «интеграция» должна была укрепить военное присутствие России
в регионе. Россия также стала проявлять бульшую активность в под-
держании мира в республиках, особенно на Кавказе и в Центральной
Азии. Окончание гражданской войны в Таджикистане в июне 1997 г.
стало результатом этой новой активности в регионе. Кроме того, Рос-
сия подписала Большой Договор, формально нормализовав полити-
ческие отношения с Украиной, и сделала новый шаг к формированию
союза с Белоруссией. Наконец, новая идея интеграции непосредствен-
но связала судьбу этнических русских в регионе с выживанием и про-
цветанием России.
Многие инициативы Примакова не могли быть реализованы и ос-
тались только на бумаге. Взгляды Владимира Путина были во мно-
гих отношениях принципиально иными. Не обращаясь к угрозе одно-
полярности, новый российский лидер сосредоточился на глобальной
нестабильности, связанной прежде всего с терроризмом, а также об-
ратил внимание на открывающиеся перед Россией новые экономичес-
кие возможности. В отличие от Примакова и подобно Горбачёву, Пу-
тин понимал важность вовлечения Запада в масштабный совместный
проект для налаживания дальнейшего международного сотрудничест-
ва. Однако, в отличие от Горбачёва и Козырева, он воспринимал Рос-
сию как великую державу и стремился к ее признанию Западом в этом
качестве. Путин формулировал национальный интерес в терминах ве-
ликодержавного прагматизма. Ключевая цель заключалась теперь в
экономической модернизации страны ради сохранения ею статуса ве-
ликой державы и стабильности в мире, а не ради сдерживания полити-
ческих амбиций Соединенных Штатов. Даже на протяжении второго
срока своего президентства и во время кризиса отношений с западным
миром, проявившимся, в частности, в тезисах известной мюнхенской
244 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

речи Путина, он исходил не столько из желания выстроить модель


сдерживания Америки, сколько из получения Россией нового про-
странства экономического и политического маневра для достижения
прежде всего целей внутриэкономического развития.
Пытаясь вновь заинтересовать Запад в сотрудничестве, Путин про-
явил исключительную активность в развитии отношений с Соединен-
ными Штатами, особенно после террористических нападений на эту
страну 11 сентября. Он предложил развивать долгосрочное сотрудни-
чество в сфере обмена разведывательной информацией, а также в сфе-
рах безопасности и энергетики. Еще более энергично Путин занялся
активизацией экономических и политических связей с Европой. В не-
которых вопросах, таких как визовые отношения с членами ЕС, прези-
дент демонстрировал свою готовность идти намного дальше, чем евро-
пейские лидеры. Однако Путин не был Горбачёвым — его активность
была прагматичной и движимой расчетами государственной власти.
Он жестко ограничивал сотрудничество с иностранными государс-
твами в тех сферах, которые рассматривал как угрожавшие государс-
твенной независимости России. Так, несмотря на поддержку действий
США в Афганистане, Путин присоединился к большинству европей-
ских государств в осуждении американского вмешательства в Ираке
без санкций Организации Объединенных Наций. В своих отношени-
ях с Европой он сосредоточился на экономическом и энергетическом
сотрудничестве, ограничив при этом сотрудничество в вопросах безо-
пасности, связанных, например, с войной в Чечне или миротворчески-
ми операциями на территории бывшего Советского Союза. В этом, а
также в активном повышении объема продаж оружия за границу, Пу-
тин продолжал традиции политики Примакова.
В бывшем СССР великодержавный прагматизм предполагал отказ
от проекта интеграции Примакова в пользу менее дорогостоящих и бо-
лее взаимовыгодных двусторонних отношений. Восстанавливая двус-
торонние связи в соответствии с убежденностью в приоритетности
экономической модернизации, Путин стремился к получению контро-
ля над стратегически важными объектами собственности и транспор-
тной инфраструктуры в бывших советских республиках, в особеннос-
ти над станциями по производству электричества и энергетическими
трубопроводами. При этом был заключен ряд важных соглашений о
партнерстве и стратегическом партнерстве на Кавказе, в Центральной
Азии, в Украине и в Белоруссии. В вопросах безопасности лидер Рос-
сии перенес в центр внимания вопросы борьбы с терроризмом, стре-
мясь к формированию на этой основе коалиции поддержки из числа
всех заинтересованных. Результатом, в ходе подписания соответству-
ющих двусторонних и многосторонних соглашений стало более уси-
Глава VII. Уроки изучения России 245

ленное военное присутствие России в Центральной Азии и на Кавказе.


Наконец, заслугой Путина стало активное развитие новых энергети-
ческих и транспортных проектов, связанных с его ви'дением модерни-
зации, осуществляемой частным сектором в тесной координации с по-
литикой государства.

К пониманию процесса формирования национального интереса


Либеральные и реалистские теории международных отношений упро-
щенно пониманиют процессы и результаты формирования националь-
ного интереса. Эти теории концентрируются либо на модернизации,
либо на необходимости развития властного потенциала (capabilities),
утверждая, что именно эти цели лежат в основе внешнеполитического
выбора государств. Однако в действительности государства стремятся
к достижению и той, и другой целей, выбирая свои приоритеты в зави-
симости от сложного сочетания внутренних и международных обстоя-
тельств. Данная книга исходит из того, что формирование националь-
ного интереса есть продукт взаимоотношений нации с окружающим
миром. Для России это чаще всего означает особенности ее взаимо-
действия с западным миром. По крайней мере, со времени Петра Вели-
кого Запад играет особую роль в развитии России, и многие аспекты
ее поведения на международной арене могут быть объяснены усилия-
ми российского руководства добиться признания своего «Я» со сторо-
ны значимого для него «Другого». Действия Запада могут встречать
сопротивление внутри страны, подтверждая, что для такой страны как
Россия анализ местных условий принципиально необходим для пони-
мания процессов формирования и утвержения теорий национальной
идентичности и внешней политики. Более детальный анализ внешне-
политической деятельности России в книге продемонстрировал зна-
чимость трех внутренних факторов в понимании того, как российское
руководство истолковывало действия Запада. Эти факторы — наци-
ональная традиция, текущие заботы и находящиеся в распоряжении
государства ресурсы — конкретизируют общий причинный механизм
формирования национального интереса, изложенный в таблице 1 в
первой главе книги.
«Новое мышление» Горбачёва родилось в условиях «холодной вой-
ны» и неосуществленных возможностей периода разрядки. Хотя ре-
алисты и подчеркивают влияние на Горбачёва факторов экономичес-
кой и военной силы Запада, в действительности гораздо более важную
роль в формировании убеждений и решений инициатора перестройки
сыграли идеи европейских социал-демократов и преставителей рос-
246 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

сийской традиции реформ социализма, связанной с поздним Лени-


ным, Бухариным и Хрущевым. Выдвигая свое ви'дение перемен, ли-
дер «нового мышления» надеялся приобрести и сохранить поддержку
элит и широких слоев общества. Не случайно его проект содержал в
себе элементы западничества, державничества и цивилизационизма —
трех главных внешнеполитических школ в Советском Союзе.
Однако задача сохранения единства сформированной коалиции в
период радикальных перемен оказалась недостижимой. Вскоре «но-
вое мышление» подверглось резкой критике, с одной стороны, консер-
вативными цивилизационщиками и государственниками, а с другой —
радикальными западниками. Консервативные и радикальные против-
ники перестройки добивались принципиально разных — фактически,
взаимоисключающих — целей, и Горбачёв мог сохранить элементы со-
циальной поддержки лишь в случае выполнения своих обещаний по
улучшению жизни народа. Вместо этого, занятый уговорами Запада в
подлинности своих намерений и не получая в ответ ожидаемой подде-
ржки и признания, лидер перестройки быстро терял инициативу и со-
циальную опору внутри страны. Люди все чаще воспринимали рефор-
мы как не более чем «болтовню». Такое восприятие усиливалось тем,
что Россия переживала период политического ослабления и экономи-
ческого спада, укреплявших общество в критическом отношении к ре-
формам и улучшавших шансы политических противников Горбачёва.
После 1989 г. взгляды радикальных западников в выражении Бориса
Ельцина получили широкое признание в обществе. Доводы Ельцина
о том, что страны Запада не будут оказывать России поддержку, пока
она не откажется от попыток социалистического реформирования, во-
зымели действие и подорвали позиции Горбачёва.
Горбачёву вряд ли пошло на пользу и то, что — отчасти по его собс-
твенной вине и вопреки его собственным ожиданиям — он все больше
терял необходимые для проведения реформ административно-поли-
тические ресурсы. Такие ресурсы государства, связанные с легитим-
ностью и административными возможностями противостоять различ-
ным формам внутриполитического давления, существенно ослабли.
Отмена государственного заказа стоила Горбачёву контроля над эко-
номикой, а потеря голосов избирателей способствовала утрате поли-
тической легитимности. Тем временем, оппозиция западников уме-
ло использовала открывшиеся перед ней возможности бросить вызов
правящему режиму. В отличие от Горбачёва, Ельцин был избран на-
родом в качестве президента России, продолжая утверждать, что эко-
номический спад мог быть остановлен только радикальными рефор-
мами западного образца. При этом Ельцин вошел в коалицию с наци-
оналистическими элитами республик, утверждая, что усилия центра
Глава VII. Уроки изучения России 247

по сохранению союза были обречены на провал. В целом, разрушению


коалиции Горбачёва способствовали три фактора. Во-первых, не хва-
тило ответного признания Запада, которое могло бы способствовать
усилению поддержки «нового мышления» внутри страны. Во-вторых,
углублялось несоответствие интересов Запада и обычных граждан
России. Пока Запад праздновал свою «победу» в «холодной войне»,
россиян волновало ухудшение их жизненного уровня и снижение бе-
зопасности их государства. Наконец, заметно подорванные админист-
ративно-политические ресурсы государства позволили оппозиции за-
падников воспользоваться случаем, чтобы после неудачного перево-
рота в августе 1991 г. утвердиться у власти.
Однако новая коалиция западников также оказалось неустойчи-
вой. В нее вошли прагматичные представители бывшей коммунис-
тической номенклатуры, такие как Ельцин и Черномырдин, и идеа-
листически настроенные либеральные реформаторы, вроде Гайдара и
Козырева. Новая правящая коалиция попыталась объединить запад-
ников и бывших советских государственников, однако большинство
элит — военно-промышленный комплекс, армия и службы безопас-
ности — остались за пределами коалиции. Именно оттуда и было раз-
вернуто наступление на позиции западнического режима, и импульсы
нового внешнеполитического курса вскоре угасли под воздействием
жесткой критики как со стороны государственников, так и консерва-
тивных цивилизационщиков. Оппозиция умело воспользовалась и не-
достаточным признанием западными государствами новой России.
Несмотря на оказывавшуюся новому российскому правительству зна-
чительную финансовую помощь, Запад явно не стремился к интегра-
ции России в свои ряды. Решение о расширении НАТО разрушило на-
дежды Москвы на трансформацию альянса в невоенную организацию
или признание России в качестве его полноправного члена. Это реше-
ние стало мощным ударом по реформаторским усилиям. Запад не спе-
шил признавать российское государство в качестве «своего» и в иных
вопросах, но расширение НАТО стало прекрасным поводом для фор-
мирования антизападной оппозицией образа внешней угрозы и диск-
редитации целей нового правительства.
Другими факторами, подорвавшими курс интеграции с Западом,
были сила национальной традиции державничества, новые повседнев-
ные заботы обычных россиян и уже упомянутая административная
слабость государства. Как наиболее влиятельная школа российской
внешнеполитической мысли, державничество обладало культурной
притягательностью, а следовательно и определенными дискурсивны-
ми преимуществами в превознесении ценностей стабильности и су-
веренитета выше ценностей свободы и демократии. Как только ста-
248 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

ло понятно, что свобода сопровождается растущим беспорядком, кор-


рупцией и бедностью, многие россияне начали доверять оппозиции
государственников больше, чем находящимся у власти западникам.
Во-вторых, повседневные заботы россиян кардинально изменились,
причем в худшую сторону. Шоковая терапия принесла еще бóльшую
нищету, а изоляционистская политика на территории бывшего Совет-
ского Союза способствовала возрастанию числа военных конфлик-
тов во многих бывших советских республиках. С распадом Советского
Союза Россия также оказалась в совершенно иной геополитической
ситуации. В целом, озабоченность людей потерей международного
престижа, бедностью, преступностью и коррупцией способствовала
смене статуса страны, надеявшейся при Горбачёве сравняться с миром
индустриальных государств, и его переходу в разряд периферийного
развивающегося государства. Наконец, так же как западники успешно
использовали слабость государства в своей борьбе с Горбачёвым, го-
сударственники умело воспользовались различными институциональ-
ными каналами слабо централизованной политической системы. Они
имели все возможности открыто выражать свои убеждения — в парла-
менте, в средствах массовой информации и на различных конферен-
циях — а также через неофициальные и непубличные каналы, такие
как Совет Безопасности, администрация Президента и неправитель-
ственные организации. Соединение этих трех факторов способствова-
ло использованию оппозицией недостаточной поддержки со стороны
«Другого» — Запада для утверждения принципиально иного ви'дения
национального интереса.
Новый министр иностранных дел Примаков сформулировал по-
нимание национального интереса как великодержавного сдержива-
ния и попытался реализовать его на практике. Имея дело с уже менее
склонным к сотрудничеству Западом, он стремился укрепить позиции
России как великой державы в мире и как лидера постсоветского про-
странства. Новый министр, и впоследствии премьер-министр, также
попытался ограничить власть олигархов в российской экономической
и политической жизни. Новый курс не увенчался успехом в дости-
жении более высоких социальных и экономических стандартов, при
этом оттеснив в оппозицию силы прозападной ориентации. При этом
примаковский курс потребовал немалых затрат, поскольку стремился
восстановить связи с бывшими советскими республиками прежде все-
го путем предоставления субсидий со стороны России. По этой при-
чине новая политика не могла быть привлекательной ни для россий-
ских бизнес-элит, ни для склонных к изоляционизму националистов,
прежде являвшихся участниками коалиции Примакова.
По назначении Ельциным Владимира Путина премьер-мини-
Глава VII. Уроки изучения России 249

стром, а впоследствии и действующим президентом, у нового лиде-


ра начала формироваться иная коалиция поддержки. Первоначаль-
но в нее вошли прозападные коммерческие группы, участием кото-
рых ранее пренебрег Примаков, и ориентированные на укрепление
государством службы безопасности. Изменившиеся международ-
ные условия и отношение Запада помогли новому лидеру сохранить
единство коалиции. Восстановление российской экономики, а также
возрастание угрозы международного терроризма подняли Россию в
глазах западных лидеров. Поставки российских энергоресурсов при-
обретали важнейшее значение в экономике европейских стран, а рос-
сийская разведывательная информация теперь помогала Америке в
ее усилиях по борьбе с терроризмом в Афганистане и в регионе Цен-
тральной Азии.
Помимо изменившегося международного контекста, успехам
правления Путина способствовал ряд внутренних факторов. Во-пер-
вых, как и Примаков, Путин во многом опирался на национальную
традицию державнического мышления. Даже модифицируя концеп-
цию Примакова в направлении большей открытости Западу, новый
руководитель оставался верен идее великой державы и национально-
го интереса России как отличного от интересов Запада. Концепция
Путина была таким образом модификацией, но не принципиальным
отказом державничества как национально признанной традиции вне-
шнеполитического мышления. Именно опираясь на эту традицию ре-
жиму Путина удалось получить широкую поддержку со стороны об-
щества в подавлении экономической и политической независимости
олигархов и в проведении более наступательной внешней политики
в течении второго срока президентского правления. Во-вторых, пов-
седневные заботы россиян были теперь более совместимы с забота-
ми жителей западных государств. То, что Соединенные Штаты пере-
жили 11 сентября 2001 г., а Испания — в марте 2003 г., россияне уже
изведали на себе в своей недавней истории взрывов жилых зданий
и террористических актов в различных общественных местах. Хотя
война в Чечне имела свои собственные специфические особенности,
а чеченские боевики выдвигали свои собственные требования к Рос-
сии, отличавшиеся от требований группировки «Аль Каида» к Запа-
ду, многие россияне рассматривали и тех, и других как в равной сте-
пени заслуживающих наказания за террористическую деятельность.
Усматривали связь в их деятельности и западные лидеры, смягчив-
шие свою критику относительно нарушений Россией прав человека
в Чечне. Они также признали важность сотрудничества с Россией в
борьбе с угрозой международного терроризма. Совместимость инте-
ресов России и Запада помогла Путину в повышении доверия к себе
250 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

внутри страны и за границей. Наконец, Путин добился гораздо боль-


шего успеха, чем Примаков в восстановлении системы политической
управляемости и способности государства поддерживать обществен-
ный порядок. Обладая высоким рейтингом в глазах общественного
мнения, он дал понять олигархам, что ожидает от них не только уп-
латы налогов, но и сотрудничества с государством в восстановлении
России как великой державы. Путин стал инициатором военной ре-
формы, стремясь к уменьшению полномочий генштаба и превраще-
нию армии в более динамичную структуру. Наконец, он реформиро-
вал отношения между Кремлем и регионами и поставил под контроль
средства массовой информации, выступавшие с резкой критикой —
все в целях восстановления государства в качестве центрального инс-
титута правления и реализации нового понимания российских наци-
ональных интересов.
Очевидно, что рейтинг Путина останется высоким до конца его
президентства. Россия продолжит придерживаться политики вели-
кодержавного прагматизма. Немаловажной будет и роль Запада. Пос-
кольку Россия продолжает находиться под влиянием западных идей
и поступков, западным политикам и лидерам общественного мнения
следует с полной ответственностью относится к данному влиянию.
Лучшее понимание культурных особенностей России и сложившейся
в ней системы восприятия, а также углубление сотрудничества с ней,
могли бы способствовать дальнейшему движению Путина и его пре-
емников к долгосрочному сотрудничеству с Европой и Соединенны-
ми Штатами. С другой стороны, замедление сотрудничества с Россией
и тем более призывы к ее международной изоляции способны подтол-
кнуть новый режим к антизападной политике и дальнейшему подав-
лению оппозиции внутри страны. Хотя Путин и не является предста-
вителем либерально-западнической традиции мышления, его в целом
ориентированная на сотрудничество политика, при условии ее подде-
ржки со стороны западных стран, могла бы способствовать углубле-
нию отношений двух сторон.
Таковы некоторые из вызовов внешней политики, с которыми при-
шлось столкнуться лидерам российского государства. Каждый из них
стремился творчески реагировать на различные международные собы-
тия, в особенности те, что были инициированы Западом. Одни полити-
ки, такие как Горбачёв и Козырев, стремились привлечь Запад к учас-
тию в либеральных по своей сути начинаниях, демонстрируя при этом
свою готовность ввести Россию в семью западных государств. Эти ли-
деры желали обретения Россией признания Западом в качестве «сво-
ей», полагая, что в основе действий западных стран лежат, по сущест-
ву, либеральные устремления по распространению справедливости и
Глава VII. Уроки изучения России 251

свободы в мире. Другие политики, такие как Примаков и Путин, из-


бегая конфронтации с Западом, добивались утверждения России как
мировой державы. В отличие от их либеральных предшественников,
они нередко с подозрением относились к мотивам поведения Запада,
усматривая в них геополитику и геоэкономику и желая восстановить
национальную гордость и внешнеполитическую независимость Рос-
сии. Россия столкнулась как с многочисленными внешнеполитичес-
кими вызовами, так и новыми возможностями — опасностью гонки
вооружений, обещаниями сотрудничества в экономической области и
в области безопасности после «холодной войны», расширением НА-
ТО и угрозами глобального терроризма. При этой некоторые лидеры,
по памятному выражению Альберта Сореля, выстраивали свою поли-
тику для приспособления к реальностям мира, в то время как другие
проявляли стремление «приспособить мир к своей политике».1 В бу-
дущем Россию, несомненно, ждет множество новых внешнеполити-
ческих вызовов, реагирование на которые, вероятно, вызовет к жиз-
ни новые концепции национального интереса и внешнеполитической
стратегии. Спор между сторонниками различных способов междуна-
родного поведения, как заметил тот же мыслитель несколько столетий
назад, «не имеет конца».

2. Уроки для России


Какие же уроки могла бы вынести Россия из двадцати лет своей вне-
шней политики? Какие шаги ей следовало бы предпринять и от каких
воздержаться ради сохранения или повышения своего статуса в мире?

Продолжать сотрудничество с Западом


Прежде всего, для России важно участвовать в мировой политике и
решать проблемы внутреннего характера, продолжая активно сотруд-
ничать со странами Запада. Недостаток понимания Западом особен-
ностей России не должен побудить российских лидеров уйти на путь
изоляционизма; скорее он должен стать причиной удвоения усилий
разъяснять свои интересы и законность их отстаивания во все более
глобализующемся мире. Изоляционизм не может быть практичным в
мире, становящемся все более глобальным как с точки зрения новых
возможностей, так и угроз. Россия не должна лишать себя открываю-

1
Ibid.
252 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

щихся возможностей участвовать в глобальных потоках информации,


капитала и рабочей силы. При этом она, увы, не может и полностью
оградить себя от новых болезней, видов насилия или других кризисов,
поскольку они имеют транснациональный характер.
Изоляционизм, в особенности антизападный, по-прежнему поль-
зуется немалой популярностью в России. Консервативные цивилиза-
ционисты, а также некоторые из лагеря государственников, продолжа-
ют утверждать, что российское предназначение заключается в проти-
востоянии цивилизационному и политическому влиянию Запада во
всем мире. Представители такого мышления настаивают на воспри-
ятии мира в черно-белых тонах и отказываются признавать, что мно-
гие интересы России легче достижимы через участие в международ-
ных организациях и совместных с другими государствами действиях.
Продолжая приверженность старому принципу «враг моего врага —
мой друг», данная группа выступает за поддержку Россией всех сил
антизападной ориентации и против всех тех, кто успешно сотрудни-
чает с Западом. На время написания этих строк — весна 2007 г. — про-
странство бывшего Советского Союза остается в сфере особого в дан-
ном отношении внимания. Представители консервативного внешне-
политического мышления настойчиво советуют Кремлю расширить
поддержку сепаратизма в тех государствах, которые для России и ее
политики имеют немаловажное значение. В Грузии, Молдове и Украи-
не поддержка сепаратизма — экономическая, политическая и, в случае
необходимости, военная — воспринимается как единственный способ
поставить США в безвыходное положение и сдержать его влияние.
Судя по недавним парламентским и президентским выборам, влияние
этих сил в настоящее время составляет от двадцати до тридцати про-
центов голосов. На парламентских выборах ноября 2003 г. шедшие по
партийным спискам коммунисты, партия Жириновского и блок Роди-
на—Патриотический Союз, отстаивавшие изоляционистское видение,
получили около тридцати трех процентов голосов. Эти же силы полу-
чили 20% голосов на президентских выборах в марте 2004 г., когда Пу-
тин получил 71%.
Несмотря на ошибки стратегий «нового мышления» и «интегра-
ции с Западом», необходимо отдать им должное за стремление уйти от
концепции антизападного изоляционизма. Не забудем, что перед тем,
как они потерпели поражение, у каждой из данных стратегий имелась
значительная социальная база поддержки и, следовательно, каждая из
них являлась отражением глубинных стремлений российского наро-
да. Этими стремлениями нельзя пренебрегать в будущем, и они могут
оцениваться при помощи предложенных выше критериев безопаснос-
ти, благосостояния и идентичности россиян. Граждане СССР подде-
Глава VII. Уроки изучения России 253

ржали концепцию «нового мышления», потому что она сулила пре-


дотвращение угрозы ядерной войны и реформирование излишне ми-
литаризированной экономики. Общество было готово и к переходу от
жесткой экономической и политической системы к более открытой
миру. Наконец, значительная часть советского общества в культур-
ном плане идентифицировала себя с Западом. Многие представите-
ли постсталинского поколения видели необходимость выйти за рамки
мышления в терминах «антагонистических противоречий» между со-
циализмом и капитализмом и были открыты для восприятия идей, ис-
ходящих от Европы и Соединенных Штатов. Также как многие росси-
яне первоначально поддержали концепцию «нового мышления», мно-
гие высказали свою поддержку и стратегии «интеграции с Западом».
Эта стратегия тоже строилась в расчете на бóльшую открытость ми-
ру. Не случайно Ельцин и Козырев, критикуя Горбачёва за недостаток
внутренних реформ, использвали ряд принципов «нового мышления»
в формировании отношений с Западом.
Концепция великодержавного сдерживания, пришедшая на смену
взглядам Козырева, не стремилась к возвращению к принципам изо-
ляционизма советского типа. Не случайно ее автор Евгений Прима-
ков принадлежал в свое время к числу активных сторонников «нового
мышления» и входил в круг ближайших советников Горбачёва. Тем не
менее стратегия сдерживания влияния Соединенных Штатов и созда-
ния многополярного мира содержала в себе немалую долю изоляцио-
низма, отнюдь не всегда укреплявшего позиции России. Воспитанный
в старой традиции советской геополитики и классового мышления,
основатель концепции великодержавного сдерживания продолжал
мыслить геополитическими категориями и думал о политической не-
зависимости и периметре безопасности страны гораздо больше, чем об
экономических возможностях. Одно дело — осуждать решение о рас-
ширении НАТО, и совсем другое — реагировать на это расширение,
пытаясь интегрировать бывшее советское пространство, полагаясь в
этом на весьма ограниченные в то время российские ресурсы. В испол-
нении Примакова постсоветская интеграция ставила перед собой в
первую очередь геополитические цели, давая возможности для ее ин-
терпретации как проекта изоляционистского по своим последствиям.
Подобным же образом, развитие близких экономических и политичес-
ких отношений с незападными государствами Азии и мусульманского
мира было совершенно оправданно, но попытки России вовлечь эти
государства в антиамериканскую коалицию сдерживания являлись
контрпродуктивными и не способствовали целям страны. Сопротив-
ление влиянию США и Запада в мировой политике было не только не
практично, имея ввиду не самое лучшее состояние российской эконо-
254 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

мики и оборонного комплекса. Такое сопротивление было неверным и


в концептуальном отношении, поскольку основывалось на многом ус-
таревшей политике баланса сил девятнадцатого столетия. Нельзя не
признать, что сегодня в условиях растущей глобализации в мире учас-
тие в глобальных процессах есть не один из вариантов выбора, но вне-
шнеполитический императив.
Взгляд на Россию как на Евразию в той мере, в какой в нем присутс-
твовал геостратегический компонент сдерживания, также был ошибоч-
ным. Не удивительно, что многие радикальные националисты в Рос-
сии положительно отнеслись к этой теории. Для них тема Евразии бы-
ла лишь обличьем старого геополитического устремления к экспансии
власти и ценностей в глобальном масштабе за счет власти и ценностей
Запада. Позиционирование Евразии как антиамериканского и даже ан-
тиевропейского образования, оказало Примакову плохую услугу. Даже
если его собственный подход был более тонким и прагматичным, ос-
мысление Евразии в традиционно геополитических терминах способс-
твовало восприятию Западом новой внешней политики России как в
основе своей изоляционистской. Понимаемая в терминах игры с нуле-
вой суммой — или Запад или Евразия, и ничего третьего не дано — дан-
ная концепция не могла найти поддержку и у большинства предста-
вителей российского общества. Несмотря на то, что многие россияне
видят свои различия от Запада в культурном плане, большинство не
делают это в столь категоричной форме. Скорее, в российском нацио-
нальном характере «западный» и «евразийский» компоненты сосущес-
твуют и накладываются друг на друга. Россия продолжает оставаться
мультикультурным, мультиэтническим, и мультирелигиозным сооб-
ществом, сосуществующим и взаимодействующим с регионами Азии
и Ближнего Востока, и уже это квалифицирует ее как «евразийскую
державу». В то же время богатый европейский опыт России является
не менее существенным компонентом его культурной идентичности. В
мире, который становится все более глобальным, перед Россией и мно-
гими другими национальными культурами стоит сложная задача ин-
тегрировать элементы западной культуры в свою ткань, не теряя при
этом своих специфических культурных особенностей.

Следовать своим путем


Активно участвуя в делах мирового сообщества, не менее важно не
упускать из виду того, что исторически сформировало Россию как
особое культурное сообщество. Исторически Россия должна была
играть одну из первостепенных ролей на европейском континенте,
Глава VII. Уроки изучения России 255

сохраняя при этом особые отношения с Азией и мусульманским ми-


ром. Такое особое геополитическое и геокультурное расположение
не стало препятствием для формирования национальной идентич-
ности России — русские активно заимствовали у своих соседей, ос-
таваясь при этом сообществом с глубоко своеобразной культурой и
историей.
Глобализация также вряд ли сможет стереть самобытные характе-
ристики России, хотя проблема определения собственной националь-
ной ниши в новом мире возникает в новых условиях с новой остротой.
Повернуть глобализацию вспять невозможно, как невозможно отка-
заться от уже происшедших в мире климатических изменений. Одна-
ко возможно и необходимо попытаться сделать глобализацию более
пригодной и удобной для жизни. Можно и дóлжно попытаться найти
себя в новом мире, приспосабливая и переформулируя его в интере-
сах широких социальных слоев и народов, включая Россию. Можно и
дóлжно выйти за пределы узко групповых интерпретаций глобализа-
ции, не отказываясь при этом от самой глобализации. Россия должна
воспользоваться открывающимся глобальным рынком знаний, това-
ров и капитала. В то же время следует понимать — и, по возможности,
избегать — опасности новых расслоений социального, экономическо-
го и политического характера, что требует активизации немалого по-
тенциала национального творчества и воображения. Сегодня отрица-
тельные последствия глобализации видны всюду. Вместо ожидаемо-
го сближения культур и государств отмечается возникновение новых
расколов и расхождений. Глобализация принесла новые формы бед-
ности и социально-экономических разногласий. Она создала новые
сферы насилия и беззакония. Она вновь активизировала гонку воо-
ружений, а также активизировала некоторые традиционные процессы
культурного противостояния. Поэтому вместо того, чтобы довериться
защите и материальной помощи всесильного Запада, нации нередко
стремятся к переформулированию своих интересов в целях лучшей
защиты и адаптации своих обществ к региональным и мировым реаль-
ностям.1 В данной связи новые международные соглашения нередко
становятся способом подчеркнуть, а не преуменьшить значение наци-
ональных особенностей. В процессе адаптации к новым глобальным
вызовам преимущества институционального и культурного свойства
становятся не менее важными, чем конкурентные экономические пре-
имущества.
Внешняя политика России должна отражать реальности все более
1
О поиске национальных стратегий адаптации к глобальной экономике см. Erik
Helleiner and Andreas Pickel, eds. Economic Nationalism in a Globalizing World
(Ithaca: Cornell University Press, 2005).
256 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

глобального и в то же время по прежнему глубоко плюралистичного


мира. Глобальная адаптация не может быть успешной, если она осу-
ществляется за счет разрушения важнейших национальных институ-
тов и ценностей. Правильно использованные, такие институты и цен-
ности должны способствовать успешному нахождению Россией ответа
на новые вызовы безопасности, экономические и культурные пробле-
мы глобализации. В сфере безопасности Россия сталкивается с угро-
зой терроризма, распространения оружия, этнических конфликтов и
торговли наркотиками, находясь при этом в нестабильном евразийс-
ком регионе. В экономической сфере предстоит адаптироваться к рас-
тущей транснационализации капитала, рабочей силы и энергии. Что
касается культуры, то России придется искать пути сохранения своей
идентичности перед лицом наплыва западного кино, музыки, литера-
туры и другой культурной продукции. Отвечая на эти вызовы, росси-
яне скорее всего передадут государству ряд важных полномочий. При
четком определении сфер административной ответственности, силь-
ное и компетентное государство может сыграть важную роль, как это
уже не раз было в национальной истории страны.
Опыт последних двадцати лет российской истории позволяет вы-
явить как некоторые ошибки, так и достижения в поиске националь-
ного ответа на реалии глобализирующегося мира. «Новое мышление»
и, в особенности, «интеграция с Западом» не выдержали проверки
временем, отчасти потому, что их сторонники переоценили либераль-
ную природу глобализации и недооценили силу разногласий и конф-
ликтов в мире. Отстаивая идею глобальной взаимозависимости, они
пренебрегли значением национальной истории и идентичности. В ре-
зультате, их идеи международного сотрудничества не были в доста-
точной мере поддержаны внутри страны, а их реализация досталась
слишком дорогой ценой — ценой политического, социального и эко-
номического распада государства. И идеологи «нового мышления», и
сторонники «интеграции» стремились к решению внутриполитичес-
ких проблем путем получения материального и институционально-
го признания за пределами страны. И те, и другие потеряли контроль
над экономикой — Горбачёв в результате разрушения старой центра-
лизованной системы государственных заказов без нахождения соот-
ветствующей ей замены, а Ельцин в результате либерализации цен
в условиях монополистической структуры экономики. И те, и дру-
гие утратили значительную часть своей политической власти — Гор-
бачёв радикальным западникам, а Ельцин державникам, в значитель-
ной степени интегрируя их в правящие структуры. Ни те, ни другие
не верили, что государство должно играть важнейшую роль в нахож-
дении формулы глобальной адаптации. Глобализация или взаимоза-
Глава VII. Уроки изучения России 257

висимость воспринимались как окончательные, не подлежащие ин-


терпретации авторитеты. При этом сторонники «интеграции» несут
особую ответственность за догматическое восприятие таких фунда-
ментальных процессов современного мира, как государство, экономи-
ческий регионализм и культурное разнообразие. Вместо переосмысле-
ния этих процессов в современных условиях, их значение было поп-
росту сведено в минимуму под предлогом наступления новой эпохи
глобальной вестернизации.
Сегодня, частично в результате реакции на того рода национальную
амнезию 1990-х, сторонники западничества в российской внешней по-
литике значительно утратили свое влияние. Например, на президент-
ских выборах в марте 2004 г. когда-то правящая коалиция получила
лишь 4% голосов. Западнические партии проиграли и последние пар-
ламентские выборы, не пройдя требуемый пятипроцентный рубеж,
необходимый для прохождения в Государственную Думу. Во внешне-
политическом дискурсе внутри страны западники продолжают быть
активной и заметной частью, отчасти по причине их идентификации
россиянами с привлекающими их внимание западными странами, от-
части благодаря прямой материальной поддержке их усилий со сто-
роны Запада. Западные неправительственные организации, такие как
Фонд Карнеги, особенно активны в продвижении усилий западни-
ков в России, а их эксперты — влиятельные участники основных на-
циональных дискуссий о внешней политике. Недавние события сви-
детельствуют, однако, что «интеграция с Западом» вряд ли осущест-
вится, если ее сторонники будут и далее рассматривать национальные
традиции в качестве препятствия, а не преимущества в процессах гло-
бальной адаптации.
Концепции великодержавного сдерживания и прагматизма про-
демонстрировали большую восприимчивость по отношению к наци-
ональной традиции и ее роли в поиске пути к глобализации. Главным
достижением Примакова стало, в частности, восстановление некото-
рых важных признаков независимости внешней политики — непре-
менное условие дальнейшего использования национальных тради-
ций. Работая в условиях продолжающегося экономического спада и
под руководством приверженного догмам западничества президен-
та, отец стратегии великодержавного сдерживания смог отстоять го-
раздо более независимую линию поведения в отношениях России
и Югославии, Ирака и стран бывшего Советского Союза. Он также
продемонстрировал способность России улучшить ситуацию в сфере
безопасности на территории бывшего СССР, хотя бы и ценой инвес-
тирования в нее немалых дипломатических ресурсов. Жесткая защи-
та того, в чем Примаков видел национальный интерес России, при од-
258 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

новременных попытках продолжения диалога с Западом, послужили


важным примером для Путина. Не замыкаясь, в отличие от Прима-
кова, на геополитике и уделяя первоочередное внимание процессам
глобализации и экономической модернизации, Путин тем не менее
продолжал линию отстаивания национального интереса как не совпа-
дающего с интересами западных государств. В этой связи характерно
отличие стратегии великодержавного прагматизма в поиске ответа на
глобализацию от стратегий «нового мышления» и «интеграции с За-
падом». Уже одно из ранних заявлений Путина ориентировало стра-
ну на одновременный отказ и от изоляционизма и глобализации без
осознания своих национальных особенностей и интересов: « В совет-
ское время мы пугали мир … однако десять лет назад мы почему-то
решили, что все нас сердечно любят … мы должны избавиться от им-
перских амбиций, с одной стороны, а с другой стороны, ясно пони-
мать, в чем состоят наши национальные интересы, высказывать их и
бороться за них».1
В целом, Россия подтверждает старую мудрость, согласно кото-
рой внешняя политика является в той же мере наукой выявлять опре-
деленные тенденции мирового развития, как и искусством следовать
им, творчески мобилизуя для этого национальную энергию. При этом
для достижения успеха принципиально необходимы и стратегичес-
кое мышление, и значительные властные ресурсы. Важно, как написал
видный английский теоретик международных отношений Э. Х. Карр,
основываться в своих действиях на правильном соотношение утопии
и реальности.

3. Уроки для Запада


Тот факт, что Россия исторически принадлежит к числу крупных и
сильных стран, не может не ограничивать возможности Запада влиять
на ее политику. Обширная территория, огромные природные ресурсы
и военный потенциал, а также значительный политический и дипло-
матический вес в мире, предоставляют и будут предоставлять России
значительное пространство для маневра в проведении внешней поли-
тики. Трудно поверить в то, что Запад будет когда-либо обладать до-
статочной властью определять форму и направление российского раз-
вития. Тем не менее, Россия продолжает быть восприимчивой запад-
ным идеям. Единый в политическом и культурной отношении Запад
способен оказывать на Россию важное влияние. С другой стороны, За-
1
Цит. по Robert H. Donaldson and Joseph L. Nogee. The Foreign Policy of Russia:
Changing Systems, Enduring Interests (Armonk: M. E. Sharpe, 2002), р. 341.
Глава VII. Уроки изучения России 259

пад, разделенный по ряду крупных международных вопросов, как на-


пример, военное вмешательство в Ираке, не может не утрачивать та-
кого рода влияние. Запад остается для России значимым «Другим» и
должен действовать, избегая серьезных разногласий и вырабатывая в
своем отношении к России единую позицию и линию поведения. При
этом уроки прошедших двадцати лет указывают на важность принци-
пов сотрудничества, взаимоприемлемости и терпения в отношении
Запада к России. При разумном использовании эти принципы будут
способствовать укреплению безопасности и стабильности в мире.

Продолжать сотрудничество
Первый принцип, которым должен руководствоваться Запад в своих
действиях по отношению к России, — это активное сотрудничество.
Многие западные политики, в частности, в администрации Клинтона,
хорошо понимали важность вовлечения России в активное сотрудни-
чество. Например, Строуб Талбот, основной разработчик американс-
кой стратегии в отношении России, верно утверждал, что реформа
в России касалась не только этой страны, но и самой формы нового
международного порядка, рождавшегося после «холодной войны».
Так же думал и сам Клинтон, который чувствовал, что «если в Рос-
сии все пойдет плохо …, мы снова должны будем переосмыслить со-
кращения оборонного бюджета и вернуться к огромным затратам, не-
обходимым на ведение новой холодной войны».1 В конце 1980-х — на-
чале 1990-х многие в России тоже верили в расположение Запада и
его стремление к сотрудничеству, даже основываясь на этой вере в вы-
страивании внешнеполитической стратегии. Это не было лишь эгоис-
тическим ожиданием. Подлинное сближение Запада и России имеет
исключительное значение для контролирования вооружений, борь-
бы с терроризмом и обеспечении региональной безопасности в Евра-
зии. Оно также важно для развития сотрудничества в экономической
и энергетической сферах.
Однако, несмотря на идеи представителей администрации Клин-
тона, сближение Запада и России оказалось весьма скромным. Боль-
шинство представителей политического класса в западных государс-
твах продолжали испытывать недоверие к России и после распада
Советского Союза, проявляя интерес главным образом к сокраще-
нию возможных ядерных угроз, исходящих из региона. Несмотря на
ожидания Горбачёва и Ельцина, Запад так и не предоставил новому

1
Strobe Talbott. The Russia House (New York: Random House, 2002), 58.
260 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

российскому государству программы помощи, хотя бы отдаленно на-


поминавшей план Маршалла после Второй мировой войны. Многие
восприняли это как результат недооценки со стороны Запада стратеги-
ческого значения России. В каком-то смысле Запад использовал идей-
ную и психологическую зависимость России, обещая Москве после-
довательное привлечение к сотрудничеству, однако на деле сводя та-
кое сотрудничество к минимуму. Западные лидеры пошли только на
некоторые символические формы признания России, такие как членс-
тво в Большой семерке, воздерживаясь от более серьезных шегов по
преобразованию посткоммунистических экономических и политичес-
ких институтов. Участие международных организаций также оказа-
лось ограниченным и едва ли способствовало выздоровлению россий-
ской экономики. МВФ, например, слишком поздно признал необхо-
димость институциональной реформы в России, и вряд ли собирался
стимулировать такую реформу.
Сегодня на Западе сильны противники сближения с Россией. На-
чиная с дискуссии «Кто потерял Россию?», инициированной крити-
ками внешнеполитических достижений Клинтона в 2000 г., критика
западной, в частности американской, политики по отношению к Рос-
сии стала особенно резкой. Одни указывают на проблему нарушения
прав человека при Путине. Другие обвиняют Россию в распростране-
нии ядерного оружия в результате сотрудничества с опасными режи-
мами. Третьи указывают на активность России на территории бывше-
го Советского Союза, видя в этом выражение нового империализма
Кремля и попытки поставить под сомнение политический суверени-
тет новых независимых государств. Один из примеров такого отно-
шения к России — выступление сенатора Джона Маккейна на заседа-
нии Сената в ноябре 2003 г. и заявление, сделанное во время обраще-
ния к Конгрессу США бывшего специального советника госсекретаря
США Стивена Сестановича в марте 2004 года.1 И Маккейн, и Сеста-
нович выразили беспокойство «агрессивным» поведением России и
рекомендовали отказаться от имеющегося уровня сотрудничества с
новой Россией. Маккейн предупредил об опасности «ползучего пере-
ворота, направленного против демократических сил и рыночного ка-
питализма в России», настаивая на исключении России из Большой
восьмерки. Сестанович также призвал к жесткой линии в отношении
Кремля, и предлагая поддерживать «соседние с Россией страны, на
которые оказывала давление Москва». Есть и те, кто выступает про-
1
«McCain Decries ‘New Authoritarianism in Russia’», statement delivered on the
Senate floor, November 4, 2003 <http://mccain.senate.gov>; Stephen Sestanovich.
«U.S.-Russia Relations in Putin’s Second Term», testimony to the Committee on
International Relations, U.S. House of Representatives, March 18, 2004.
Глава VII. Уроки изучения России 261

тив сотрудничества с Россией, полагая, что это государство больше


не играет важной роли в принятии ключевых международных реше-
ний. Сторонники этой позиции предлагают игнорировать ее потенци-
ально негативную реакцию на внешнюю политику стран Запада пос-
ле «холодной войны».
Давление или игнорирование вряд ли способны дисциплиниро-
вать Россию. Россия по-прежнему находится в положении, в кото-
ром она может и будет сопротивляться давлению жесткой риторики
и изоляционистской политики со стороны Запада. Вопреки ожидани-
ям, такая политика скорее всего усилит позиции антизападных наци-
оналистов России и еще больше оттолкнет Россию от западных госу-
дарств. Националистам необходим образ Запада как угрозы — от не-
го зависит их собственное выживание. Они будут только благодарны
западным политическим деятелям, таким как Маккейн и Сестанович,
за оказанную им помощь в создании такого образа врага. Пока Запад
остается важным для России ориентиром, все западные попытки по ее
«сдерживанию» или изоляции будут приводить к прямо противопо-
ложным от ожидаемых результатам. Примеры расширения НАТО или
военных вмешательств в Косово и Ираке демонстрируют, что игно-
рирование России или восприятие ее как угрозы ведут к большей не-
сговорчивости Кремля и росту антизападных настроений, а отнюдь не
большей отзывчивости и дружелюбности. Если Запад будет продол-
жать в таком же духе, он рискует упустить важные возможности для
налаживания экономического сотрудничества и обеспечения безопас-
ности в Евразии. Такое поведение также укрепит имеющиеся в Рос-
сии авторитарные тенденции и укрепит позиции националистических
сил, предоставляя им «доказательства» того, что Запад заинтересован
в снижении международного статуса России.

Сотрудничать на взаимоприемлемых условиях


Международное сотрудничество наиболее эффективно, когда оно ре-
ализуется на взаимоприемлемых основаниях. Отсутствие взаимности
может привести к тому, что обе стороны будут заняты поисками воз-
можностей использовать друг друга. Сближение с Западом на услови-
ях его доминирования будет подрывать интересы и добрую волю Рос-
сии. С другой стороны, попытки умиротворения России ценой собс-
твенных интересов тоже вряд ли будут продолжены из-за недостатка
внутриполитической поддержки в западных обществах. Страны, яв-
лявшиеся противниками в период «холодной войны», могут достиг-
нуть необходимого уровня доверия, только если проявят готовность
262 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

открыто обсуждать формы и границы взаимоприемлемого сотрудни-


чества.
К сожалению, поддержка сближения с Россией на условиях гос-
подства Запада более популярна в западных политических кругах,
чем поддержка сотрудничества на основаниях равенства и взаимнос-
ти. Многие на Западе убеждены, что они оказывают России бóльшую
услугу, настаивая на универсальной применимости западной рыноч-
ной демократии и необходимости преобразования России по своему
образу и подобию. При этом отстаивание своих собственных интере-
сов и культурных особенностей нередко отвергается как наследие со-
ветского «тоталитаризма» и антизападного национализма. Многие в
политическом классе полагают, что западная цивилизация находится
положении учителя в вопросах формирования экономических и по-
литических институтов, а также моральных стандартов в отношении
остальной части мира. Обладая огромной властью и ресурсами, Запад
склонен воспринимать незападные государства как пассивных и от-
стающих последователей, а не как равных участников мирового раз-
вития. Такое отношение продолжает оставаться серьезным препятс-
твием на пути к взаимному пониманию, необходимому для взаимного
сближения.
Существует множество примеров такого отношения с позиций
господства и подчинения. Фрэнсис Фукуяма, горячий приверженец
идеи превосходства Запада в мире и автор популярного тезиса о «кон-
це истории», однажды уже опроверг то, что России необходимо иметь
собственные национальные интересы. В контексте формирования но-
вых геополитических границ России и возникновения этнических
конфликтов после распада Советского Союза, он рекомендовал Рос-
сии сконцентрироваться на «внутренних» проблемах модернизации
и позволить Западу заняться внешними вызовами.1 Для России это
вряд ли было выходом из сложной для нее ситуации. И элиты, и бо-
лее широкие общественные слои вскоре заново сформулировали гео-
политическую идентичность России и национальные интересы. При
этом, ссылаясь на описанное выше высокомерное отношение со сто-
роны Запада, многие россияне были склонны упрекать Запад в сво-
ей бедности и отсутствии безопасности. Характерно, что в 2001 г., по
данным агентства «Общественное мнение», приблизительно 50% рос-
сиян согласились с утверждением, что «в современном мире Соеди-
ненные Штаты играют скорее отрицательную, чем положительную
роль».2
1
Andrei P. Tsygankov. Whose World Order? Russia’s Perception of American Ideas
after the Cold War (Notre Dame: University of Notre Dame Press, 2004), chap. 4.
2
Aмерика: взгляд из России (M., 2001), сс. 137, 215.
Глава VII. Уроки изучения России 263

В качестве практической иллюстрации можно привести россий-


ско-американское взаимодейтсвие последних десяти лет, в которых
нередко доминировали отношения господства и подчинения. Игно-
рирование того, что сами россияне — представители всего полити-
ческого спектра — определяли как соответствующее их националь-
ным интересам было, к сожалению, общим местом. Отстаивание
Россией права обеспечивать безопасность и стабильность в регио-
не бывшего Советского Союза часто рассматривалось как «неоим-
перский синдром». Россия также стремилась к полноценному учас-
тию в европейских институтах безопасности, а не к изоляции от них.
Поэтому она выступила против расширения НАТО. Однако многие
на Западе отнеслись к возражениям России как чистой воды пара-
нойе, и очень немногие всерьез задумались над необходимостью ин-
теграции России в Европу. Что касается экономической реформы,
многие в России предпочитали, чтобы она развивалась постепенно
и при значительной роли государства. Однако американские чинов-
ники настаивали на проведении шоковой терапии, а не постепенном
высвобождении цен при подготовке соответствующих институци-
ональных условий. Это внесло свои коррективы в планы проведе-
ния экономической реформы, а также подтолкнуло Ельцина к конф-
ронтации с оппозицией. Вряд ли это были лучшие условия для осу-
ществления сближения с Россией. Американские политики захотели
участвовать в происходящих в России и Евразии переменах, зачас-
тую не имея ни надлежащих знаний, ни готовности идти на компро-
мисс в своих политических взглядах.
Кроме того, отношению США иногда были присущи непоследова-
тельность и двойные стандарты, также не способствовавшие укрепле-
нию связей Америки с Россией. В некоторых случаях, действия Рос-
сии могли характеризоваться как «недопустимые», в то время как
поведение Соединенных Штатов в сходных ситуациях именовалось
защитой национальных интересов. Так, Вашингтон сначала недвус-
мысленно поддержал решение Ельцина ввести войска в Чечню, но
отказался от такой поддержки на более поздних этапах. Кроме того,
начиная с 1995 г. различные представители администрации Клинто-
на начали выражать обеспокоенность по поводу присутствия россий-
ских военных баз на постсоветском пространстве, никак не коммен-
тируя при этом обширное военное присутствие Соединенных Штатов
по всему миру. Наконец, в американских средствах массовой инфор-
мации постоянно критиковались возрастающие объемы продажи рос-
сийского оружия за границей, несмотря на то, что на первом место в
мире по продаже оружия на международных рынках неизменно нахо-
дились сами Соединенные Штаты.
264 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Все это подтверждает, что взаимоприемлемое сотрудничество яв-


ляется нелегким делом. Учитывая историю враждебных отношений
между Западом и Россией и различающихся текущих интересов, рас-
хождения в подходах к решению существующих проблем неизбеж-
ны. Однако сотрудничество на условиях равенства и взаимности
стоит того, чтобы попытаться его реализовать. Альтернативы гораз-
до хуже и скорее будут схожи с попытками изолировать Россию как
значительного участника мировой политики. Униженная Россия —
вряд ли надежный партнер. Под мощным давлением Запада Россия,
возможно, не во всех случаях сможет защитить свое ви'дение нацио-
нального интереса. Но у нее достанет ресурсов, чтобы помешать За-
паду в одностороннем порядке преследовать его собственные инте-
ресы на постсоветском пространстве. Российские лидеры найдут и
возможность нарушать свои обязательства, если к взятию таких обя-
зательств их вынудили в одностороннем порядке. Взаимодействие,
честный обмен информацией по существующим вопросам и откры-
тые договоренности, — если нужно, письменные — лучший способ
укрепить доверие и сотрудничество.

Умерить ожидания
Наконец, в отношениях с Россией Западу следует учиться терпению
и не ждать чудес. Необоснованные ожидания от России были весь-
ма распространены в прошлом и не должны быть руководящим прин-
ципом в будущем. После падения Берлинской стены, многие надея-
лись, что Россия в скором времени оставит свое прошлое и возродится
как рыночная демократия и союзник западных государств. Реальность
оказалась иной, и модернизация России пока не повлекла за собой ее
вестернизацию. В экономической сфере Россия построила не свобод-
ную рыночную модель капитализма, а скорее олигархический капита-
лизм, при котором экономику в значительной степени контролируют
и делят между собой бывшие высокопоставленные партийные и госу-
дарственные чиновники. В области политических и правовых инсти-
тутов в России получила развитие супер-президентская система с не-
многими сдержками и противовесами. Используя эту систему, Путин
укрепил свою власть над законодательством, регионами и электрон-
ными средствами информации. Что касается отношений с Западом, то
многочисленные опросы показывают, что многие россияне восприни-
мают его скорее как потенциальную угрозу, чем как дружественного
стратегического партнера.
Запад несет определенную ответственность за эти неудовлетвори-
Глава VII. Уроки изучения России 265

тельные результаты. В конце концов, западные чиновники агрессивно


настаивали на шоковой терапии как модели экономической реформы
в России. Они также персонализировали свои отношения с Ельциным,
выйдя в этом за пределы всяких разумных пропорций, и поддержива-
ли его даже тогда, когда он полагался на военную силу в своих отно-
шениях с парламентом и Чеченской республикой. Долгое время вос-
приятие Ельцина как «хорошего парня», борющегося с «плохими пар-
нями», или «красно-коричневой» оппозицией, наносило ущерб России
и ухудшало образ Запада. В итоге, решение о расширении НАТО с ис-
ключением из него России, несмотря на доступные альтернативные
способы обеспечения безопасности в Европе, не повысило, да и не
могло повысить доверие России к Западу.
Для изменения такого положения дел, необходимо формулиро-
вать долгосрочные цели и организовать отношения с Россией на ос-
нове этих целей. Во-первых, необходимо выбрать наиболее важные и
неотложные проблемы двусторонних отношений, отражавшие бы ши-
рокие социальные потребности и интересы двух обществ (а не толь-
ко их элит). Например, вопрос реформирования экономики должен
войти в число этих проблем, только если это отражает желания как
российского, так и западного общества. Правящие западные элиты и
более широкие общественные слои отнюдь не всегда сходятся в сво-
их предпочтениях. Так, в Соединенных Штатах готовность президен-
та Клинтона предоставить внушительный пакет финансовой помощи
для поддержки экономической реформы Ельцина была только частич-
но поддержана Конгрессом. В то время как в России эта готовность
породила завышенные ожидания, многие на Западе не воспринимали
экономическую помощь как основание для длительных и прочных от-
ношений, подчеркивая вместо этого значимость вопросов безопаснос-
ти, таких как сокращения ядерного оружия. Во-вторых, западным по-
литикам стоило бы избегать излишней персонализации отношений с
правящей элитой, а тем более — с президентом и его окружением. Во
время ведения переговоров на высшем уровне важно быть в курсе от-
носительно восприятия проблем представителями всего социального
и политического спектра. Программа переговоров должна разрабаты-
ваться с учетом проблем, важных для общества в целом, а не правящей
элиты. Персонализация отношений с российскими президентами, как
показывает опыт Клинтона, может способствовать появлению режи-
ма, который будет демократическим и прозападным только на словах,
в действительности не иметь массовой поддержки и отвечать интере-
сам узких политических кругов. Внешняя политика, строящаяся без
учета массовых настроений, обречена утратить равновесие и, скорее
всего, потерпит неудачу.
266 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Такой способ выстраивания отношений Запада и России, вероятно,


потребует длительного времени, однако может послужить развитию
более крепких и предсказуемых основ для сотрудничества в будущем.
Со временем более реалистические ожидания от России, восприимчи-
вость к настроениям внутри российского общества и готовность чест-
но выполнять взятые на себя обязательства должны помочь устранить
укрепившийся сегодня образ Запада как чрезмерно высокомерного и
властолюбивого. Важно помнить: Запад продолжает оставаться для
России значимым «Другим». До тех пор пока россияне открыты за-
падным знаниям и идеям и внимательно следят за действиями запад-
ных стран в мире, остается немалый шанс для развития взаимного со-
трудничества и прогресса.
Вместо послесловия

2007 год оказался одним из важнейших в истории постсоветской вне-


шней политики России. Сформулированный в 2000 году курс велико-
державного прагматизма испытывался на прочность передачей власти
внутри страны и созданием условий дальнейшего развития в услови-
ях обострившегося противостояния со странами Запада. Проверялась
серьезность намерений российской власти следовать заявленному в
мюнхенской речи Владимира Путина курсу на достижение паритета
в отношениях с США и Евросоюзом, пусть и путем значительно бо-
лее наступательной политики. В качестве средств давления на Рос-
сию использовались продвижение военной инфраструктуры Запада
к российским границам, переговоры с альтернативными поставщика-
ми энергии, а также риторика демократизации и финансирование де-
стабилизации внутри страны. Можно не сомневаться, что эти и другие
средства будут и далее использоваться влиятельными силами стран
Запада (а в будущем, возможно, и не только Запада). Слишком важен
для сильных мира сего контроль за страной, в руках которой продол-
жают находиться ключи к поддержанию военно-политического, куль-
турно-цивилизационного и энергетического баланса в мире.
Тем не менее, и в США, и в Евросоюзе растет понимание того, что
к политике прежнего контроля руководства России возврата нет и что
отношения придется перестраивать в сторону согласования между-
народных интересов. Российским политикам не всегда хватало про-
думанной аргументации и самообладания в отстаивании националь-
ных интересов страны, что понятно, учитывая как мощь оказываемого
извне давления, так и необычайную сложность внутренной ситуации.
Несмотря на это, российский внешнеполитический курс в целом со-
стоялся. Удалось отстоять основные качества суверенности страны и
право на самостоятельность в принятии решений, не только не рас-
теряв, но и значительно расширив возможности международной ин-
теграции и взаимозависимости. Свидетельства этой интеграции в ко-
268 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

лоссальном притоке зарубежных инвестиций в экономику России, го-


товности ведущих правительств Запада развивать отношения с новым
составом Думы и новым руководством страны, признании американ-
ским журналом «Тайм» Владимира Путина человеком года и многих
других показателях.
Будущее России не обещает быть безоблачным. На смену едва ок-
репшему экономическому оптимизму русских уже приходит осозна-
ние важности и масштабности нерешенных общенациональных за-
дач. Преодоление глубочайшего кризиса, в котором все еще находится
страна, невозможно без подъема промышленности, реформы армии,
развития среднего класса, изменения демографического баланса, фор-
мирования новой системы образования и здравоохранения и борьбы с
коррупцией. Важно и то, что сегодня, когда спор между западниками и
сторонниками особого национального пути развития, кажется, решен
в пользу последних и когда политическое руководство России откры-
то заявляет о праве страны на такой путь, возникает новая историчес-
кая развилка. Если это особый путь, то какова национальная специ-
фика решения стоящих перед страной задач? Какое время потребу-
ется на их решение и какие материальные и духовно-идеологические
ресурсы должны быть для этого мобилизованы? Возможно, в связи с
этим следует присмотреться к идее российской цивилизации как куль-
турной правопреемнице всей русской истории1. Важно исходить из то-
го, что субъектом и целью всех предпринимаемых в стране преобразо-
ваний является российский народ, а не только политические элиты и
государство. Внешняя политика была и будет важнейшим подспорьем
в реализации целей российского народа. Таковы геополитические осо-
бенности России, что решение обозначенных выше задач предполага-
ет активность внешней политики и активные поиски международного
сотрудничества.

1
Цыганков А. П. «Возвращение русской идеи: к национальным спорам о свободе, госу-
дарстве и мире». Философская Россия, № 9, 2007.
Рекомендуемая литература

Официальные документы
Козырев A. В. Преображение. M., 1995.
Примаков Е. М. Meждународные отношения накануне XXI века. Mеждународная
жизнь № 10, 1996.
Примаков Е. М. Россия в мировой политике. Mеждународная жизнь № 5, 1998.
Путин В. В. Россия на рубеже тысячелетий. Независимая газета, December 1999.
Иванов И. В. Россия в мировой политике. Mеждународная жизнь № 5, 2001.
Путин В. В. Послание Федеральному Собранию Российской Федерации. 10 мая
2006 <www.kremlin.ru>
Путин В. В. Послание Федеральному Собранию Российской Федерации. 26 апре-
ля 2007 <www.kremlin.ru>
Путин В. В. Выступление на конференции по вопросам безопасности. Mюнхен. 10
февраля 2007 <www.kremlin.ru>
Обзор внешней политики Российской Федерации. МИД РФ. 27 марта 2007
<http://www.mid.ru>

Внутренный контекст и споры о внешней политике

Внешняя политика и безопасность современной России, 1991-2002, под ред. Т. А.


Шаклеиной. M., 2002.
Иванов С. Триада национальных ценностей. Известия, 14 июля 2006.
Ивашев Л. Г. Россия или Московия? Геополитическое измерение национальной
безопасности России. M., 2002.
Koртунов С. Cтановление политики безопасности. M., 2003.
Сурков В. Суверенитет– это политический синоним конкурентоспособности. Moс-
ковские новости, 3 марта 2006.
Lo, B. Russian Foreign Policy in the Post-Soviet Russia: Reality, Illusion and
Mythmaking. Palgrave, 2002.

США и Европа
Тренин Д. Интеграция и идентичность: Россия как «новый Запад». М., 2006.
Black, J. L. Russia Faces NATO Expansion: Bearing Gifts or Bearing Arms? Lanham,
2000.
Goldgeier, J. and M. McFaul. Power and Purpose: US Policy Toward Russia after the
Cold War: Washington, D.C., 2003.
Tsygankov, A. P. Whose World Order? Russia’s Perception of American Ideas after the
Cold War. Notre Dame, 2004.
270 Внешняя политика России от Горбачёва до Путина

Allison, R., M. Light and S. White. Putin’s Russia and the Enlarged Europe. London,
2006.

Незападный мир
Лозанский Э. Россия между Америкой и Китаем. М., 2007.
Лузянин C. Г. Восточная политика Путина. М., 2007.
Lukin, A. The Bear Watches the Dragon: Russia’s Perceptions of China and the
Evolution of Russian-Chinese Relations Since the Eighteenth Century. Armonk,
2003.
Wilson, J. L. Strategic Partners: Russian-Chinese Relations in the Post-Soviet Era. New
York, 2004.
Rozman, G., K. Togo, J. Ferguson (eds.). Russian Strategic Thought toward Asia. New
York, 2006.
Kreutz, A. Russia in the Middle East. Friend or Foe? New York, 2006.

Бывший советский регион


Гаджиев К. С. Геополитика Kaвказа. M., 2001.
Жильцов С. С., Зонн И. С., Ушков А. М. Геополитика каспийского региона. M,
2003.
Trenin, D. The End of Eurasia: Russia on the Border Between Geopolitics and
Globalization. Moscow, 2001.
Zevelev, I. Russia and Its New Diasporas. Washington, DC, 2001.
Birgerson, S. M. After the Breakup of a Multi-Ethnic Empire: Russia, Successor States,
and Eurasian Security. Westport, 2002.
Jonson, L. Vladimir Putin and Central Asia: The Shaping of Russian Foreign Policy.
London, 2005.
Danilovich, A. Russian-Belarus Integration: Playing Games Behind the Kremlin Walls.
London, 2006.
Stulberg, A. N. Well-Oiled Diplomacy: Strategic Manipulation and Russia’s Energy
Statecraft in Eurasia. New York, 2007.

Сайты интернета
МИД РФ http://www.mid.ru
Президент РФ http://www.kremlin.ru
Российско-американские отношения http://www.america-russia.net
Россия в глобальной политике http://eng.globalaffairs.ru
Содружество http://www.mpa.ru
Johnson’s Russia List, Center for Defense Information http://www.cdi.org/russia/
johnson/default.cfm
Russia Profile http://www.russiaprofile.org
Russian & Eurasian Program, Carnegie Endowment for International Peace or Moscow
Center http://www.carnegieendowment.org/programs/russia/
Научное издание

Цыганков Андрей Павлович

Внешняя политика России


от Горбачева до Путина.
Формирование национального
интереса
Монография

ООО «Издательский дом «НАУЧНАЯ КНИГА»


119992 Москва, ул. Остоженка, 53/2, стр. 1, оф. 116
тел. (495) 2468247; факс (495) 2462113
Email: flerus@mail.ru

Подп. в печать 17.12.2007 г. Формат 60 590 1/ 16.


Усл. печ. л. 18,0. Печать офсетная. Бумага офсетная.
Тираж 1000 экз.

Вам также может понравиться