8659/

Ревуненкова Е.В.

«…..Судьбы скрещенья» (Из жизни исследователей и собирателей

индонезийских коллекций)

В 1925 г. в Ленинграде появилась молодая политэмигрантка из Голландии с

четырехлетним сыном – Вильгельмина Герардовна Трисман (1901 Роттердам-1982
Ленинград), дальнейшая судьба которой оказалась навсегда связанной с Россией, прежде
всего, с Ленинградом и Кунсткамерой, куда она попала, пройдя полный нелегких
испытаний путь. С точки зрения табеля о рангах В.Г. Трисман занимала скромное место
в академической науке, не имела и не стремилась иметь ученую степень, была страстно
увлечена и предана музейному делу, и в течение почти шестидесяти лет прожитых в
России, постоянно занималась просветительской деятельностью и всячески
способствовала культурному обмену между Голландией и Россией в широком смысле
слова – обучала голландскому языку студентов и аспирантов, искусствоведов и
филологов, переводила со староголландского на русский язык источники по
средневековой истории России, прежде всего громадные труды Николааса Витсена
[Витсен 1995, 2010], что было оценено как научный подвиг [Полевой 1996: 48-56],
активно способствовала установлению научных контактов с голландскими учеными,
щедро делилась своими познаниями с любым, кто обращался к ней, независимо от его
статуса и места работы и т.п. Ее ценили и любили в музее, с нежностью представляли
иностранным и высокопоставленным гостям, называя «наша голландка». Но по-
настоящему гигантская работа, проделанная ею за почти три десятилетия работы в
Музее антропологии и этнографии им. Петра Великого, и незаурядность ее натуры
получили достойное признание только через много лет после ее ухода из жизни. В
последние годы появилось сразу несколько работ, в том числе и книга на голландском
языке, раскрывающие ее особое место в академической науке и необыкновенные
качества ее души [ Иванова, Решетов 1995: 14-17; Полевой 1996: 48-56; Полевой,
Решетов 2002: 126-129; Jager 2012; Краснодембская 2013: 40-49; Соболева 2013: 250-254].
С годами все чаще приходит осознание особого значения такой фигуры как В.Г.
Трисман не только для истории Кунсткамеры, но и для российской истории новейшего
времени, особенно того ее периода, который был связан с деятельностью и судьбами
немалого числа политических эмигрантов из стран Запада и Востока, прибывших в
Советский Союз в 20-х - 30-х гг. ХХ века для участия в строительстве общества нового
типа. Но и среди этого значительного контингента людей, добровольно приехавших в
Советский Союз, сохранивших свои паспорта и возвратившихся на родину в начале
Второй мировой войны (если им удалось пережить ужасы эпохи Большого террора),
В.Г.Трисман выделялась исключительностью своей судьбы. Прожив большую часть
жизни в советской России, она всегда ощущала себя голландкой и проявила настоящую
стойкость и истинно голландское упорство, чтобы сохранить в советском паспорте
указание на свою национальную принадлежность. В одном из писем она объясняла эту
черту голландцев тем, что многие века им приходилось бороться с наводнениями. В
конце 60-х – в начале 70-х годов прошлого века, после падения железного занавеса, в
голландских газетах и журналах появилось несколько заметок о необыкновенной судьбе
голландской женщины, проживающей более 40 лет в Ленинграде, и прошедшей путь от
девушки-плиссеровщицы в ателье Роттердама до научного сотрудника Музея
антропологии и этнографии Академии Наук СССР в Ленинграде, имеющей советский
паспорт, но продолжающей считать себя голландкой и всячески содействующей
изучению голландского языка и культуры [Jager 2012: 8-9. 285]. Большим событием для
российской и голландской науки и культуры стала публикация на голландском языке
книги историка, писателя и переводчика Жанин Ягер, написанной по материалам
семейных архивов и воспоминаниям и комментариям дочери В.Г. Трисман – Лидии
Андреевны Данилиной, проживающей ныне в Голландии [Jager 2012]. Книга
представляет собой очень подробное жизнеописание В.Г. Трисман с предназначенными
специально для голландских читателей, многочисленными сведениями о реалиях быта
и политической ситуации советского времени, которые стали неотъемлемой частью ее
существования в течение почти 60-ти лет.
Основные вехи биографии В.Г. Трисман таковы. Родилась 14 августа 1901 в Роттердаме.
Мать была домохозяйкой, отец – рабочий-печатник. После окончания школы, она
работала плиссировщицей, познакомилась с русским моряком Тимофеем Рязанцевым, в
1920 г. вышла за него замуж, 28 января 1921 г. у них родился сын Михаил. Свойственные
ей в юности левые убеждения укрепились под влиянием мужа. В 1924 г. В.Г. Трисман
стала членом компартии Голландии . В следующем году за распространение
коммунистической литературы она вынуждена была срочно покинуть Голландию. Взяв
небольшой чемодан с личными вещами, она с сыном отплыла на борту советского
корабля «Правда» в советскую Россию.
Так началась жизнь В.Г. Трисман как политической эмигрантки. Она изучала русский
язык, продолжала быть корреспондентом газеты голландской компартии «Tribune»,
работала внештатным инструктором голландской секции в Интернациональном Клубе
моряков, внештатным диктором иностранной радиопередачи в Радиоцентре,
галошницей на фабрике «Красный треугольник», училась на рабфаке при институте им.
Герцена, в престижном, фактически закрытом учебном заведении – Восточном институте
им. Енукидзе, в Институте иностранных языков. Во время работы на фабрике «Красный
треугольник» (1928-1930) вступила в ряды ВКП(б), но в 1937 г. при обмене партийных
документов ее членство в партии было приостановлено. В середине 30-х годов
произошли серьезные изменения в личной жизни. Она развелась с Т.М. Рязанцевым,
вышла замуж за этнографа-алтаиста Андрея Григорьевича Данилина (1896-1942), в 1936
году родила дочь Лидию, в 1940 сына Владимира. В 1941 г. В.Г. Трисман с детьми была
эвакуирована в Ярославскую область. По дороге умер ее маленький сын. Из
Ярославской области с дочерью она была направлена в Молотовскую (ныне Пермскую)
область и Соликамск, где работала воспитательницей в детском интернате. Старший сын
в начале войны был призван в танковые войска, воевал на Ленинградском фронте, был
тяжело ранен и в общей сложности перенес 30 челюстно-лицевых операций, но
последствия ранения ощущал всю жизнь. Скончался в 1998 г. в Петербурге.
Вернувшись в Ленинград в 1945 г., В.Г. Трисамн с большими трудностями добилась
права на проживание в своей комнате в коммунальной квартире, где уже поселились
другие люди, некоторое время работала в интернате в Комарово и на мясокомбинате.
Только благодаря рекомендации давнего друга А.Г. Данилина – академика Анны
Михайловны Панкратовой (которая и раньше оказывала его семье разные житейские
благодеяния ) – В.Г. Трисман была принята на работу в Институт этнографии сначала
рабочей в хозяйственной части, потом научно-техническим сотрудником, через несколько
лет она стала младшим научным сотрудником, в должности которой вышла на пенсию в
1973 г.. хотя продолжала трудиться до конца жизни. Все эти биографические сведения
подробно описаны в книге Жанин . Ягер и кратко изложены самой В.Г. Трисман в
автобиографии [Соболева 2013:250]. Несмотря на все удары судьбы, которые ей
пришлось пережить, как и всему советскому народу, жизнь ее сложилась благополучнее,
чем у многих других подобных ей иностранных граждан, которые, поддавшись
«очарованию зла», ринулись навстречу своей гибели. Но, конечно, В.Г. Трисман
заплатила немалую цену за свои политические увлечения молодости
В.Г. Трисман приступила к службе в МАЭ с октября 1945 г., но с музеем и
некоторыми его сотрудниками познакомилась гораздо раньше – еще в начале 30-х
годов прошлого века. Именно в то время особую роль в профессиональной и личной
жизни В.Г. Трисман сыграли ученые-этнографы Вирендранат Чатопадая, Л.Э.
Каруновская и А.Г. Данилин, ставшие ей близкими и родными людьми, о чем она не
очень много рассказывала в годы нашего тесного общения – с конца 1960-х – до начала
1980-х годов, но что явно следует из фактов и событий, описанных в посвященной ей
книге, основанной на документах из семейного архива.
В 1933 г., будучи студенткой Восточного института В.Г. Трисман изучала язык
урду, который преподавал Вирендранат Чатопадая (Хайдерабад 1880– 1937
Ленинград) . Это была в свое время очень известная и яркая личность
государственного масштаба, не лишенная некоторого авантюризма, человек
высокообразованный, владевший несколькими восточными и европейскими
языками, блестящий историк, журналист и политический деятель, непримиримый
борец против колониализма. Одно время Чатопадая был соратником Джавахарла
Неру, но в 20-х годах разошелся с ним, как и со многими другими более
умеренными сторонниками борьбы за независимость Индии, в частности, с одним
из лидеров индийского национально-освободительного движения Роем. Несколько
раз за революционную деятельность был выслан из Франции, Швейцарии,
Швеции. Образ этого пламенного борца запечатлен в одном из рассказов
Сомерсета Моэма 1928 г. Вирендранат Чатопадая стал также одним из главных
героев автобиографического романа Агнес Смедли (Agnes Smedley) «Daughter of
Earth» (1929) – американской журналистки, феминистки, страстной поклонницы
националистического движения в Индии и коммунистического движения в Китае
С 1919-1928 гг. она была женой В. Чатопадаи, жили они тогда в Германии. В
1921 г. В. Чатопадая принимал участие в в работе III конгресса Коминтерна в
Москве. В 1927 г. вступил в ряды компартии Германии, в 1931 г. приехал в
Москву, где возглавил Индийское бюро Коммунистической академии. Ему
поручили важное дело – отредактировать два тома избранных трудов Ленина на
английском языке. Человек блестящих способностей, он обладал не только
политическим, но и научным складом ума. В Москве, однако, В. Чатопадая
чувствовал некоторую настороженность по отношению к себе. Поэтому в конце
1932 г. он принял предложение от покровительствовавшего ему С.М. Кирова
переехать в Ленинград и поступить на службу в Музей антропологии и
этнографии [Jager 2012: 40]. По другим данным, он переехал в Ленинград по
предписанию исполкома Коминтерна [Решетов 1998:149; Люди и судьбы 2003: 408-
409]. В 1933 г. В. Чатопадая был назначен на должность заведующего отделом
Индии, Индонезии и Дальнего Востока, где работала Л.Э. Каруновская, вскоре
ставшая его женой. В 1933-1935 гг он преподавал также . в Восточном институте
язык урду, где в эти годы у него училась В.Г. Трисман. Скорее всего, в начале 30-х
годов Вирендранат Чатопадая познакомил В.Г. Трисман с Л.Э. Каруновской,
надеясь, что его способная ученица поможет Л.Э. Каруновской осваивать научную
литературу по этнографии Индонезии, которая в те годы выходила в основном на
голландском языке [ Решетов 1998: 148-151; Jager 2012: 48-49]. И сама Л.Э.
Каруновская несколько раз выражала желание, чтобы В.Г.Трисман поступила на
работу в МАЭ, хотя бы на неполный рабочий день [Jager 2012: 109. 163]. Тогда
этого не произошло. В.Г. Трисман была полностью загружена учебой,
разнообразной работой и воспитанием двух маленьких детей. Но молодые
женщины сразу нашли общий язык. Именно в те годы было положено начало
дружбы «четверки» – В.Г. Трисман, Л.Э. Каруновской, В. Чатопадаи и А.Г.
Данилина (первого мужа Л.Э. Каруновской), переросшей вскоре и в родственные
связи: Л.Э. Каруновская, как уже говорилось, вышла замуж за В. Чатопадаю, но
сохраняла дружеские отношения с бывшим мужем. А.Г. Данилин и Чатопадая
лично симпатизировали друг другу, их связывали также общие
профессиональные интересы. Будучи человеком глубоко одухотворенным,
музыкально одаренным, не мыслившим себе жизни без книг и произведений
искусства, А.Г. Данилин высоко ценил мощный интеллект Чатопадаи [Jager 2012:
49-52]. Через некоторое время В.Г. Трисман и А.Г. Данилин тоже поженились.
В 1936 году у них родилась дочь, которая была названа Лидией в честь Лидии
Эдуардовны Каруновской. Обе пары много времени проводили вместе, были
буквально неразлучны. Эта дружба прошла через всю их жизнь и выдержала
самые жестокие испытания советского времени. В.Г. Трисман и А.Г. Данилин
очень близко к сердцу приняли трагедию своих друзей – арест и расстрел В.
Чатопадаи в 1937 г. и старались насколько возможно поддержать Л.Э.
Каруновскую. Сама Л.Э. Каруновская мужественно переносила трагические
обстоятельства своей жизни и пыталась работой заглушить боль и отчаяние [Jager
2012:82-84]. Надо отметить, что в книге голландского историка, писательницы и
переводчицы Жанин Ягер, посвященной судьбе Вильгельмины Герардовны
Трисман, большое место занимает образ Л.Э. Каруновской – подруги и коллеги
В.Г. Трисман Благодаря этой книге, российские ученые, хорошо знающие труды
Л.Э. Каруновской по этнографии алтайцев и индонезийцев, могут представить
себе эту исследовательницу как человека высоких нравственных принципов,
большого душевного благородства, верного, способного к самопожертвованию
друга. Эти сведения вытекают из описаний некоторых обстоятельств ее жизни,
 поступков, из писем и высказываний, приведенных в указанной книге [Jager 88,
107 – 109, 135-136, 146-147, 154-155]. Все эти материалы в настоящее время
можно прочитать только в переводе на голландский язык. Их оригиналы на
русском пока научному сообществу недоступны – они находятся в личном
архиве Данилиных-Трисман).
.

В трагический для Л.Э. Каруновской 1937 год она проявила твердость характера и
предприняла решительные действия. В этом же году ее уволили из Института
этнографии как жену «врага народа», предъявив обвинения в профессиональной
непригодности. Л.Э. Каруновская начала в одиночку бороться за восстановление
справедливости – обращалась с письмом к А.А. Жданову ( в то время секретарю ЦК
Ленинградского обкома и горкома ВКП(б)), написала заявление в Президиум АН СССР, в
Народный суд 1-го участка Василеостровского района г. Ленинграда, где доказательно
отвергала все обвинения. После года борьбы (январь 1938 – март 1939) она добилась
восстановления на работе в Институте этнографии в прежней должности старшего
научного сотрудника [Решетов 1997: 238-240]. Во время Великой отечественной войны,
В.Г. Трисман с дочерью была эвакуирована на Урал, А.Г. Данилин и Л.Э. Каруновская
оставались в осажденном Ленинграде и очень поддерживали друг друга. Каждый из них
использовал любую возможность для писем на Урал. 12 февраля 1942 г. А.Г. Данилин
умер от голода. Рядом с ним была Л.Э. Каруновская. В марте 1942 г. в письме к В.Г.
Трисман она подробно описала последние дни его жизни. В феврале состояние А.Г.
Данилина резко ухудшилось. До этого он обычно каждый день приходил из
Государственного музея этнографии, где он работал, в Кунсткамеру, к Л.Э. Каруновской.
Она готовила из воды и кусочка хлеба «супчик», остатки которого в жестяной баночке
он уносил с собой для завтрака на следующий день. Ослабленный и совершенно
истощенный, он уже не мог подниматься по лестнице, ночевал в подвале Музея
этнографии. Л.Э. Каруновская получала скудную еду в столовой и приносила ее А.Г.
Данилину. Умирая, «он повернулся на правый бок, положил обе руки под щеку и сказал:
«Вот так хорошо». И заснул навсегда, очень спокойно» [Jager 2012: 135-136]. Перед
отъездом в эвакуацию Л.Э. Каруновская прежде всего отнесла дневники А.Г. Данилина в
Институт этнографии, чтобы быть уверенной в их сохранности [Jager 2012: 140]. До
конца войны обе женщины постоянно переписывались. Л.Э. Каруновская и раньше,
еще до войны, особенно с рождением маленькой Лиды, принимала горячее участие в
жизни семьи бывшего мужа. Продолжалось это и во время войны. В одном из писем
военного времени она писала: «Вилли, всегда помни, что в моем лице ты имеешь
верную подругу и любящую сестру и что я для Лидуши – вторая мать. Пищи мне чаще и
сообщай, чем я могу тебе помочь» [Jager 2012:136]. После смерти А.Г. Данилина Л.Э.
Каруновская всегда повторяла, что, если что-нибудь случится с Вильгельминой, она будет
заботиться о Лиде, как о собственной дочери [Jager 2012: 154]. Когда стало известно,
Л.Э. Каруновская и А.Г. Данилин включены в список ученых подлежащих эвакуации,
намеченной на 18 февраля 1942г., то оба думали о том, как заехать на Урал к
Вильгельмине Герардовне и Лиде и забрать их с собой. Еще за неделю до смерти А.Г.
Данилина Л.Э. Каруновская написала открытку, в которой просила указать , где именно
они находятся [там же]. В.Г. Трисман в письмах в годы войны Л.Э. Каруновской
откровенно делилась своими заботами, опасениями, страхами. Она говорила о своем
одиночестве и благодарила свою подругу, находившуюся уже очень далеко – в Ташкенте
за верность, за письма, открытки, книги, которая та присылала, и за заботу о дочери
Лиде [Jager 2012:155]. В книге на голландском языке, посвященной жизни и
деятельности В.Г. Трисман, имеется немало фактов из биографии Л.Э. Каруновской,
которые дополняют сведениях о ней на русском языке [Иванова, Решетов 1995:14;
Решетов 1997:233-244] Особенно это касается ее личных качеств. Она была не только
высокопрофессиональным специалистом как в области алтайской, так и индонезийской
этнографии, но и человеком порядочным, отзывчивым, стойким, с чувством собственного
достоинства и способным к решительным поступкам. В 1955 г. она совершила еще один
такой поступок – написала письмо Н.С. Хрущеву с просьбой посмертно реабилитировать
ее мужа Вирендраната Чатопадаю. И он был реабилитирован в тот же год [Jager
2012:212]. Позже Л.Э. Каруновская написала «Воспоминания о Чатопадая Вирендранате
Агорнатовиче» (1970 г.), которые хранятся в архиве МАЭ [Ф.15.оп.2.№7].
В содержащихся в книге Жанин Ягер биографических сведениях и подробностях
личной жизни В.Г. Трисман, Л.Э. Каруновской, А.Г. Данилина, В. Чатопадаи
запечатлены картины страшного времени – эпохи Большого террора и Великой
отечественной войны. Когда шли повальные аресты и исчезновение близких друзей и
сотрудников, они испытывали не только страх, но и растерянность, не понимая, что
происходит. Подобная атмосфера не могла не отравлять сознание людей. Так , В.Г.
Трисман, наблюдая аресты окружающих людей, обвиняемых в шпионской деятельности
и сама подвергаясь оскорбительным допросам, с отчаянием говорила, что никому нельзя
верить. У А.Г. Данилина появились сомнения в полной невинности Чатопадаи, по его
мнению – «нет дыма без огня». Сам Вирен Чатопадая, возможно, в целях
самосохранения после ареста директора Музея антропологии и этнографии Николая
Михайловича Маторина (1898-1936) начал яростно обличать в антимарксистких
позициях близких к бывшему директору ученых, особенно доставалось Исааку
Натановичу Винникову уже в то время крупному этнографу и семитологу. Л.Э.
Каруновская поддерживала своего мужа. Но это не спасло его от расправы. В целом же
из описанных на основе документов переживаний и поведения основных героев этой
книги очень хорошо видно, как в самых тяжелых жизненных обстоятельствах, в
атмосфере всеобщего страха, доносительства, массовых расстрелов и ссылок, так же как и
в тяжелые годы войны, они проявляли высокие душевные качества, вели себя очень
достойно, как только могли помогали и поддерживали друг друга, оставались верными
и надежными друзьями. Эти прекрасные и естественные в обыденной жизни
человеческие черты, в те мрачные времена были актом настоящего мужества и даже
героизма.

С 1945 г. Л.Э. Каруновская и В.Г. Трисман плодотворно трудились вместе в МАЭ -

составляли, дополняли, исправляли описи индонезийских коллекций, вели неустанную
работу по обновлению экспозиции и выполняли повседневную, казалось бы не слишком
заметную, но на самом деле очень трудоемкую музейную работу, требующую
постоянного внимания. Успевали они писать и публиковать и научные статьи, а В.Г.
Трисман еще заниматься разнообразной деятельностью, которую никто, кроме нее, в
то время осуществлять не мог, т.к. она была единственным носителем голландского
языка, – переводы источников, преподавание, обзор литературы и т.д.. Л.Э. Каруновская
после окончания войны забрала личные дневники А.Г. Данилина (около 200 тетрадей)
из архива института и хранила их у себя дома А. Г. Данилин вел подробнейшие дневники
со студенческих времен, с 1910 г. и до конца жизни. В середине 50-х годов Л.Э.
Каруновская решила передать дневники А.Г. Данилина дочери. Дневники и сейчас
хранятся у Лидии Андреевны Данилиной. Материалы совместных алтайских
этнографических экспедиций 20-х годов прошлого века остались в Архиве МАЭ, в
фонде А.Г. Данилина [Ф.15.оп.1.].
В послевоенные годы у Л.Э. Каруновской и В.Г. Трисман были ровные отношения, они
почти ежедневно говорили по телефону, обсуждали институтские дела, но между ними
уже не было прежней доверительности и крепкой привязанности друг к другу, как в
довоенные годы и во время войны. Однако, и В.Г. Трисман и, особенно, Л.А. Данилина,
до конца жизни Л.Э. Каруновской заботились и опекали ее [Jager 2012: 213].
После ухода Л.Э. Каруновской в июне 1958 г. на пенсию вся музейная работа по отделу
Индонезии сосредоточилась в руках В.Г. Трисман. Она занималась изучением богатых
фондов индонезийских коллекций, регистрировала новые поступления и
перерегистрировала описи старых коллекций, участвовала в создании временных и
постоянных экспозиций и т.п. В 1955 г. на Восточный факультет Ленинградского
государственного факультета в связи с образованием нового отделения по индонезийской
филологии был приглашен преподаватель из Индонезии Усман Эффенди. Он ни слова не
знал по-русски, но прекрасно владел голландским языком. Между ними сразу
установились дружеские отношения. Первое время В.Г. Трисман была посредницей в
общении Усмана Эффенди с русской средой. Вместе они перевели с индонезийского
(через голландский) на русский книгу для детей «Фиолетовый змей: индонезийские
сказки» (Л., 1960). По ее заказу художники-скульпторы Н.И. Хитров и Л.
Колокольчиков сделали несколько этнографических скульптур, моделями которых
служили сам Усман Эффенди и члены его семьи. Старшая дочь – Нурайни была
воплощена в фигуре яванской танцовщицы и долгое время украшала раздел
индонезийской экспозиции, посвященной яванцам. Скульптурная композиция «Семья
минангкабау» представляет самого Усмана Эффенди (минагкабау по национальности),
его жену Руманиах и их младшую дочь Масниати. Все этнографические скульптуры
сохраняют большое портретное сходство с оригиналами. Семейная композиция до сих
пор находятся на экспозиции «Народы Суматры». Кроме того, благодаря В.Г. Трисман
Музей приобрел у Усмана Эффенди большую коллекцию предметов культуры и быта
минангкабау, а библиотека музея пополнилась очень ценными книгами, в частности.
комплектом журнала «Tijdschrift voor Indische Taal,- Land – en Volkenkunde» конца XIX-
начала XX вв., издаваемого Батавским обществом искусства и науки. В конце1960-х
годов в Ленинград для знакомства с В.Г. Трисман приехала Мария Корнелия Йонгелинг
(1918 -2013) - миссионерка, ученый и одна из первых в Голландии женщин – пасторов,
которая на все последующие годы стала нашим общим другом, оказывала очень
большую помощь в приобретении новых книг об Индонезии и коллекций. Благодаря ей
ценная коллекция древних батакских жреческих книг в Музее антропологии и
этнографии пополнилась еще четырьмя экземплярами. М.К. Йонгелинг неоднократно
выступала с научными сообщениями, участвовала в научных мероприятиях, проводимых
Музеем антропологии и этнографии, в том числе и в международной конференции,
посвященной 150-летию со дня рождения Н.Н. Миклухо-Маклая, посетив его родину –
село Языково-Рождественское. Ее статьи печатались в музейных и университетских
изданиях [Йонгелинг !995: 25-35; Йонгелинг, Ревуненкова 1997: 109-120; Ревуненкова
1984: 120-135; Ревуненкова 2001: 149-156; Revunenkova 2005: 57-70].
Многообразная повседневная музейная работа В.Г. Трисман подробно освещена в статье
Е.В. Ивановой и А.М. Решетова [Иванова, Решетов 1995: 14-17]. «Пухлые тома некоторых
описей хранят на множестве страниц, исписанных ее размашистым почерком, тщательно
сделанные описания, сопровождающиеся старательно выполненными зарисовками
коллекционных предметов: эти описи несут на себе печать неповторимой личности их
творца», – пишут авторы статьи [Иванова, Решетов 1995: 16]. Неповторимость личности
В.Г. Трисман в разнообразных проявлениях отмечается во всех посвященных ей статьях,
вышедших, как уже говорилось, через много лет после ее ухода из жизни. Я дополню это
впечатление от В.Г. Трисман более подробным рассказом только об одном сюжете из ее
жизни, начавшемся в конце 1960-х годов, развивавшемся на моих глазах в течение
почти 15-ти лет и закончившимся только с ее кончиной. Связан он был с изучением
одной индонезийской коллекции по Молуккским островам, которое сыграло огромную
роль как в жизни самой В.Г. Трисман, так и судьбе собирателя коллекции.
Одним из видов многообразной научной деятельности В.Г. Трисман было изучение
истории российских собирателей индонезийских коллекций. Она написала небольшую
(12стр.) статью на эту тему под названием « Вклад русских людей в историю собирания
коллекций МАЭ по отделу Индонезии», которая осталась неопубликованной [Jager 2012:
287]. В рамках этой тематики В.Г. Трисман начала работу над публикацией коллекции
предметов культуры и быта с южно-Молуккских островов, привезенной Александром
Самуиловичем Эстриным (1889 Мстиславль -1981 Москва) и его женой Анной
Яковлевной Смотрицкой ( 1891 Елисаветград – 1967 Москва) в 1923 г. и подаренной
Музею антропологии и этнографии. Уже в отчете о деятельности Российской
Академии Наук за 1923 г. академик С.Ф. Ольденбург, при содействии которого коллекция
была доставлена в Петербург, отметил выдающееся значение нового приобретения:
«Другим поступлением МАЭ обязано совершенно исключительному по настоящему
времени факту. Двое русских граждан, А.Эстрин и А.Я. Смотрицкая, случайно
очутившиеся на о. Яве, из интереса этнографии предприняли путешествие по собственной
инициативе на Молуккские острова и собрали большую коллекцию по быту разных
первобытных народов, и, по возвращению в Россию, принесли ее в дар РАН. Коллекция
эта, заключающая 788 предметов, особенно ценна по тщательному и вполне научному
подбору объектов и послужит прекрасным дополнением к музейному материалу по
Индонезии» [Отчет 1924: 118-119]. В историческом очерке и путеводителе по Музею
антропологии и этнографии, вышедшем в 1925 г. эта коллекция была выделена в числе
пяти особенно ценных собраний музея: «Наконец следует отметить большую коллекцию,
вдумчиво собранную на Молуккских островах в годы революции двумя русскими
путешественниками А. Эстриным и А. Смотрицкой и принесенную им в дар Музею.
Особенно полно представлены в собрании – отделы охоты, рыбной ловли (сети, морды,
ловушки, остроги), принадлежности курения опиума, жевание бетеля, а также
музыкальные инструменты, игры, игрушки» [Музей 1925: 19]. Сведения о собирателях
были весьма скудные. Было известно, что А.С. Эстрин и А.Я. Смотрицкая, возвращаясь
с огромными трудностями из Индонезии в Россию через Голландию и Германию, при
содействии А.М. Горького и С.Ф. Ольденбурга доставили коллекцию в Петербург и
подарили ее Музею антропологии и этнографии. Принял коллекцию ученый хранитель
музея в то время Владимир Германович Богораз. В.Г. Богораз очень высоко оценил
состав коллекции и присущие ее собирателю качества настоящего полевого этнографа.
Поэтому и далее всячески покровительствовал ему. По рекомендации В.Г. Богораза А.С.
Эстрин в 1929 г. был командирован Институтом народов Севера в Хабаровский край, где
собрал большую коллекцию по ремеслам и промыслам гольдов (нанайцев). В 1930 г.
коллекция была выставлена в музее, а в 1931 г. была передана в отдел Сибири (№4424).
Авторы статьи об истории формирования коллекций народов Тихоокеанского побережья
отметили коллекцию, собранную А.С. Эстриным, состоящую из 500 предметов,
употребляемых в кузнечестве, обработке рыбьей кожи, столярном и слесарном ремеслах и
т.д. При этом они подчеркнули , что собирателю удалось представить не только все
разнообразие предметов, но и различные стадии обработки того или иного материала
[Антропова, Таксами 1968: 13]. Подробное описание состава этой коллекции появилось
позже в совместной статье Е.И. Гневушевой и В.Г. Трисман [Гневушева, Трисман 1982:
136-139]. А.С. Эстрин был принят на работу в МАЭ и с 1930-1932 гг. вместе с А.Я.
Смотрицкой занимался обработкой своих коллекций с Молуккских островов и других
островов Индонезии, регистрировала их А.Я. Смотрицкая (коллекции №№ 2893, 2897,
2898, 2902, 2905. 2944, 2946, 2947). После этого следы его потерялись. В конце 60-х
годов прошлого века, когда В.Г. Трисман взялась за изучение коллекции А.С. Эстрина по
Молуккским островам, в Музее антропологии этнографии еще были живы сотрудники,
помнившие его. В.Г. Трисман перечисляет их в одном из своих писем: Абрамзон Саул
Матвеевич, Фирштейн Берта Владимировна, Иванов Сергей Васильевич, Антропова
Валентина Васильевна, Треногов Илья Яковлевич, Прокофьева Екатерина Дмитриевна
(письмо 18 января 1976г.). Но никто ничего не знал о дальнейшей судьбе А.С. Эстрина.
Неизвестно было даже жив он или умер. А это время предметы его замечательной
коллекции были настоящим украшением индонезийской экспозиции и не только в
разделе по Молуккским островам, но и в разделах, посвященных Яве, Бали, Суматре:
макет, представляющий процесс изготовления батика, фигуры известного во всем мире
теневого театра, балийская богиня риса, изящная бронзовая повозка с буйволом
(минангшкабау Суматры) и др. .(рис.) Одновременно с работой над коллекцией В.Г.
Трисман начала поиски ее собирателей. Сидящие в то время в одном кабинете с В.Г.
Трисман сотрудники (Ю.В. Маретин, Н.Г. Краснодембская, Е.В. Ревуненкова) были
посвящены во все перипетии этих поисков, которые казались совершенно безнадежными.
Вильгельмина Герардовна посетила бесконечное количество жилищных контор, изучала
домовые книги, ходила по старым адресам квартир, где когда-то жил А.С. Эстрин,
вела переговоры по телефону со всеми лицами в Ленинграде с фамилией Эстрин,
обращалась в отделения милиции, бюро розыска и во многие другие инстанции, походы
в которые и, особенно общение с работающим в них контингентом лиц оставляли у нее
удручающее впечатление. Так продолжалось не один год. И вдруг однажды дверь в
кабинет Индонезии с шумом распахнулась и раздался ликующий возглас Вильгельмины
Герардовны «Нашла!». А.С. Эстрин оказался в Москве, куда переехал в 1945 г.после
эвакуации из блокадного Ленинграда в 1942 г. . Выяснилось, что после ухода из МАЭ,
он вернулся к своей старой специальности рабочего- металлиста, работал на заводе и в
других местах, с 1954 г - на пенсии. В то время, когда В.Г. Трисман нашла А.С. Эстрина,
его жены и соратницы А.Я. Смотрицкой уже не было в живых. Она скончалась в 1967 г.
В работе В.Г. Трисман над публикацией исключительной по своему значению коллекции
с Молуккских островов профессиональный подход исследователя переплетался с
огромным интересом к незаурядной личности собирателя, имя которого в музее уже не
вспоминали. И в течение всех последующих лет их тесного общения в полной мере
раскрылась человеческая сущность Вильгельмины Герардовны, которая может быть
выражена в поговорке – «Спешите делать добро». Ее душевная щедрость , высокая
благожелательность, неравнодушное отношение к людям, всегдашняя готовность придти
им на помощь не знали границ.
В 1969 г. после выхода статьи о коллекции с южно-Молуккских островов [Трисман 1969],
В.Г. Трисман написала А.С. Эстрину письмо, где кратко изложила свою историю
поисков (рис.).Так было положено начало их дружбы, интенсивной переписки, работы
над книгой о нем и одновременно деятельного участия В.Г. Трисман в решении
жизненно важных проблем собирателя. Существование его было довольно незавидным.
В.Г. Трисман решительно взялась за улучшение условий жизни этого неординарного
человека. В.Г. Трисман добилась назначения А.С. Эстрину персональной пенсии,
подключив к своим хлопотам директора Института этнографии АН СССР академика
Ю.В. Бромлея, и заместителя директора в Ленинграде Л.М. Сабурову. Она приложила
усилия для переезда его в привилегированный в то время пансионат старых
большевиков (он был членом партии с 1926 г.), добилась улучшения условий его
существования, установки телефона. Через своих голландских коллег и друзей она
связалась с членами голландской зоологической экспедиции 1921 -1922 гг. под
руководством Л.Й..Токсопеуса (1894-1951), в которой работали А.С. Эстрин и А.Я.
Смотрицкая. Именно в этой экспедиции они увлеклись этнографией и сбором
предметов, характеризующих быт и культуру народов, среди которых находились. Во
время второй и последней своей поездки в Голландию в 1970 г.В.Г. Трисман посетила
Зоологический музей в Амстердаме, чтобы получить дополнительные данные о
сотрудничестве А.С. Эстрина и Л.Й. Токсопеуса в Индонезии в 1921 г. и в Голландии в
1923 г.[ Jager 2012: 258]. В письмах к А.С. Эстрину она сообщала, что и сам
руководитель экспедиции, и другие участники ее очень хорошо отзывались о
супружеской паре и отмечали их важную роль в работе экспедиции (письма 7 января
1971 г., 19 января 1971 г., 25 апреля 1971 г., 21 мая 1971г, 27 марта 1976 г., 14 июля 1977
г.). Вскоре В.Г. Трисман установила контакт с историком Индонезии Елизаветой
Ивановной Гневушевой – специалистом по изучению истории русских людей,
оказавшихся в Индонезии. Обе с большим энтузиазмом начали работу над научно-
популярной книгой, посвященной А.С. Эстрину. Вильгельмина Герардовна посылала
ему письма с вопросами для уточнения фактов его биографии, Елизавета Ивановна
записала несколько бесед с ним. В приведенных ниже нескольких письмах В.Г. Трисман к
А.С. Эстрину (всего их более 50), которые сохранили его родственники и передали в
архив МАЭ, очень ярко проявляются личностные и профессиональные черты В.Г.
Трисман – научная добросовестность и дотошность, деликатность и доброта, энергия и
самоотверженность. При этом она была очень скромна в оценке своей работы. В одном
из писем, где говорится об очередных изменениях и редакторских замечаниях в связи с
книгой (тема, занимающая едва ли не самое большое место в их переписке), она пишет «Я
передаю все, что находила в архиве, и об истории моего многолетнего искания Вас по
всему городу…Что касается меня, то я не претендую ни на что. То есть претендую только
на то, чтобы Вас должным образом оценили. И Ваш труд. А гонорар и почет мне не нужны
за это» .(письмо от 19 января 1971 г..) (рис.)
Книга была закончена, несколько раз обсуждалась в разных учреждениях, подвергалась
значительной редакторской правке, передавалась из одного издательства в другое.
Возникли и некоторые разногласия между авторами. В результате рекомендованная к
печати книга все-таки не была издана. Не издана она до сих пор1.

1
История книги заслуживает особого внимания. Она на долгое время (около40 лет)
исчезла, с большими трудностями была обнаружена родстственниками А.С. Эстрина и
С середины с 1970-х годов, когда у А.С. Эстрина резко ухудшилось зрение, В.Г. Трисман
вела переписку с его сыном, тоже Александром (1926г. рождения) и прямо называла его
«сынок» и в некоторых письмах подписывалась «мама». Она действительно относилась
к нему как к сыну и объясняла, что по возрасту Александр был на пять лет моложе ее
собственного сына Михаила. В связи с одним из нерадостных эпизодов, вызванных
очередными требованиями к написанной книге, В.Г. Трисман писала сыну А.С. Эстрина,
чтобы он как можно мягче сообщил отцу неутешительное известие. Когда А.С. Эстрин
потерял надежду на издание, В.Г. Трисман в письмах к сыну просила подбодрить его и
делала все возможное, чтобы он не утратил интереса к жизни. Одно из таких писем она
оптимистически заканчивает: «Итак, Саша, борьба продолжается (против всяких
сокращений) и за жизнь» (письмо от 24 ноября 1976г.). Узнав, что А.С. Эстрин совсем
потерял зрение, она в письме к его сыну пишет о возможности устроить ему
прослушивание хорошей музыки, чтобы он не так остро чувствовал одиночество (письмо
12 января 1976г.). А.С. Эстрин был очень музыкален. Вот как он сам отвечает на вопрос
В.Г. Трисман на вопрос, любит ли он музыку: «Дорогая Вилли! Спасибо Вам за вопрос,
люблю ли я музыку. Да! Когда-то очень, я пел арии из опер и народные песни. В 1913 году
А.Я. Смотрицкой – Еленой Сергеевной Твердисловой и Галиной Александровной
Эстриной и вместе с другими материалами А.С. Эстрина передана в Архив МАЭ, где и
находится в настоящее время. За время ее написания и редактирования в книгу были
внесены изменения, в частности, автором ее в последнем варианте числится Е.И.
Гневушева, но отмечена большая роль в осуществлении этого замысла В.Г. Трисман. Эти
и другие, вызывающие сомнения места в книге, требуют внимательного рассмотрения,
прежде чем публиковать ее в академическом издании

История книги заслуживает особого внимания. Она на долгое время (около40 лет)
исчезла, с большими трудностями была обнаружена родстственниками А.С. Эстрина и
А.Я. Смотрицкой – Еленой Сергеевной Твердисловой и Галиной Александровной
Эстриной и вместе с другими материалами А.С. Эстрина передана в Архив МАЭ, где и
находится в настоящее время. За время ее написания и редактирования в книгу были
внесены изменения, в частности, автором ее в последнем варианте числится Е.И.
Гневушева, но отмечена большая роль в осуществлении этого замысла В.Г. Трисман. Эти
и другие, вызывающие сомнения места в книге, требуют внимательного рассмотрения,
прежде чем публиковать ее в академическом издании
я был в Швейцарии-Цурихе на горе Аделберг. Ходил целую ночь, чтобы посмотреть
восход солнца… Вот, когда начался восход солнца, я запел арию из одной оперы. Я думал,
что никто меня не слышит. Но оказалось, что получил аплодисменты. Но не это интересно,
а другое: тут же стоял пожилой человек и говорит мне: «Сладко вы поете, только
неправильно», - и продолжает: «Я композитор, профессор Парижской консерватории,
предлагаю вам: буду учить вас петь бесплатно». Когда он узнал, кто я, он советовал
обязательно бросить свою работу, она вредна для голоса. Не смог сделать, что надо, не
стал оперным певцом, как он мне пророчил и уверял. Вот Вам ответ на вопрос: люблю ли
я музыку!» (Письмо Эстрина от 17 марта 1972 г.).
Если В.Г. Богораз был восхищен природным этнографическим даром А.С. Эстрина, то
из записей В.Г. Трисман обнаруживается его глубокая способность к романтическому и
эстетическому восприятию событий. Так, получив в 1969 г. поздравление от сотрудников
МАЭ, организованное, конечно, В.Г. Трисман, он вспомнил и прочитал стихотворение,
признавшись, что не помнит его автора. Это были стихи Н.П. Огарева:
Как дорожу я прекрасным мгновеньем,
Музыкой вдруг наполняется слух,
Звуки несутся каким-то стремленьем,
Звуки откуда-то льются вокруг.
Сердце за ними стремится тревожно,
Хочет за ними куда–то лететь.
В эти минуты растаять бы можно.
В эти минуты легко умереть.
Во время их первой встречи в Москве 5 мая 1969 г. А.С. Эстрин повел В.Г. Трисман на
прогулку в то место, которое напоминало ему картину Левитана «У омута» .
А.С. Эстрин, конечно, был очень благодарен В.Г. Трисман, а сын Эстрина считал ее
второй матерью своего отца. Она действительно дала ему второе рождения, вырвала из
полного забвения, восстановила то место в истории музея и этнографической науке,
какое он по праву должен был занимать. В сохранившихся отрывках писем к В.Г.
Трисман есть такое его признание: «До Вас я жил в особом «вакууме». Вот Вы появились
и вакуум исчез. Вы уехали и вакуум не появляется. Надеюсь, с помощью нашей переписки
он и не появится. Столько лет поработали мы и вышло впустую, а Вы пришли и оживили,
наполнили содержанием …» . (Письмо от 1 июля 1969 г.). В другом письме он
определяет свои принципы собирания коллекции и выражает признательность автору
статьи за их понимание: «Вы нашли своеобразное зерно истины в коллекции. Я никогда
не собирал вещей, если в них нет осмысленного содержания. Коллекция должна показать
не только жизнь малокультурных отсталых народов, она должна показать эволюцию
развития в употреблении одних и тех же экспонатов, показать мышление людей.
Трагически поздно Вы меня нашли, а 45 лет тому назад я искал такого человека, и среди
многих этнографов я не нашел никого для поддержки моего знания. Или я пустым делом
занимался, или они недопонимали меня. После Ваших статей меня очень интересуют
отзывы о Вашей работе (письмо от 9 или 15 июля 1969 г.) .
В 1982 г. уже после смерти А.С. Эстрина была опубликована совместная статья В.Г.
Трисман и Е.И. Гневушевой о выдающемся собирателе и о значении его коллекций
[Гневушева, Трисман 1982: 128-140]. Ни сам А.С. Эстрин, ни авторы статьи еще не
могли предположить, что собранная им и его женой в 1921-1922 гг. коллекция предметов
культуры и быта населения Молуккских островов относится к лучшим коллекциям такого
рода в мире, уступая может быть только Лейденскому и Джакартскому музеям.
Так имена двух незаурядных одухотворенных личностей, не просто преданных, а
одержимых любовью к главному делу своей жизни, – Александра Самуиловича Эстрина
и Вильгельмины Герардовны Трисман - остались неразрывно связанными в истории
Музея антропологии и этнографии и в этнографической науке. А все началось с изучения
одной исключительной по своему значению индонезийской коллекции. Действительно
«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется» (Ф. Тютчев)2.

Источники
Архив МАЭ. Ф.15. Оп.1. №2,4.
Архив МАЭ. Ф.15.Оп.2. №7.
Архив семьи Эстриных.

Литература.
Антропова В.В., Таксами Ч.М. Коллекции Музея антропологии и этнографии им. Петра
Великого АН СССР по народам Тихоокеанского побережья // Страны и народы
Востока. 1968. Вып.VI. С.5-19.

Витсен Н. Путешествие в Московию 1664-1665: Дневник. Перевод В.Г. Трисман. СПб.:

Symposium. 1996. 272c.
2
В работе над этой статьей, так же как над статьей «Макет Кунсткамеры «Традиционная каро батакская
деревня» в историко-культурном аспекте» неоценимую помощь оказала Лидия Андреевна Данилина – дочь
Вильгельмины Герардовны Трисман и Андрея Григорьевича Данилина, сделавшая ряд важных замечаний и
снабдившая фотографиями из семейного архива.
Витсен Н. Северная и Восточная Тартария (1705). Т. 1,2.3. Перевод В.Г. Трисман.
Амстердам. Pegasus .2010.
Гневушева Е.И., Трисман В.Г. Этнографические коллекции А.С. Эстрина в МАЭ //Труды
Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. Нов.серия. Т.110. М., 1982. С. 128-140.

Иванова Е.В. , Решетов А.М. Формирование и исследование фондов МАЭ по Юго-

Восточной Азии // Культура народов Океании и Юго-Восточной Азии. СМАЭ.1995.
Т.XLVI. C.5-32.
Йонгелинг М.К. Из истории подготовки протестанского клира в Индонезии / перевод А.К.
Оглоблина // Индонезия, Малайзия, Филиппины: Материалы по культуре Нусантары.
СПб., 1995. С. 25-35.
Йонгелинг М.К. Ревуненкова Е.В. Капитан голландского флота питер Сван и его
новогвинейская коллекция в Кунсткамере // Кунсткамера: вчера, сегодня, завтра.
СПб.,1997. Т.2. С. 109-120.

Краснодембская Н.Г. Ангел Вилли // Санкт-Петербург–Санкт-Петербург–Нидерланды

XVIII-XXI вв. СПб.2013. С. 40-49.
Люди и судьбы: Биобиблиографический словарь востоковедов – жертв политического
террора в советский период (1917–1991) / Сост. Я.В. Васильков, М.Ю. Сорокина. СПБ.:
Петербургское востоковедение. 2003. С. 408-409.
Музей антропологии и этнографии [исторический очерк и путеводитель] Л., 1925. 28с.
Отчет о деятельности Российской Академии Наук за 1923 г., составленный академиком
С.Ф. Ольденбургом. Л. , 1924.
Полевой Б.П. Подвиг Вильгельмины Герардовны Трисман: (К 50-летию нпачала ее работы
над переводом хрестоматии Николаса Витсена «Северная и Восточная Татария»1705 г.
//Курьер Петровской Кунсткамеры. Вып.4-5. СПб. 1996. С. 48-56.
Полевой Б.П., Решетов А.М. К 100-летию со дня рождения В.Г. Трисман // ЭО. 2002. №3.
С. 126-129.
Ревуненкова Е.В. Новая коллекция батакских жреческих книг // СМАЭ. Т.39. С.120-135.
Ревуненкова Е.В. Россия и Индонезия в жизни голландки М.К. Йонгелинг // Кюнеровские
чтения (1998-2001). Крат.содерж.докл. СПб. 2001. С. 149-156.
Решетов А.М. Работала не награды ради… Памяти Лидии Эдуардовны Каруновской //
Этнография, история, культура стран Южных морей. Маклаевские чтения1995-1997 гг.
СПб. 1997. С. 233-244.
Решетов А.М. Вирендранат Чатопадая – индийский коммунист и советский этнограф //
Кюнеровские чтения 1995–1997 гг. Кр. содерж. докл. Санкт-Петербург 1998. C. 148-151.

Соболева Е.С. Нидерландская Ост-Индия: коллекции исследователи МАЭ РАН // Санкт-

Петербург–Санкт-Петербург–Нидерланды XVIII-XXI вв. СПб.2013. С. 250-254.
Трисман В.Г. «Предметы культуры и быта населения Южных Молуккских островов
(собрание Эстрина А.С.) // Культура и быт народов зарубежной Азии и Океании. Л.,
1969 (СМАЭ, Т.XXV). С. 257-279.

Jager J. Wilhelmina Triesman/ 1901-1982/ Een Nederlandse in Leningrad.

Amsterdam.2012.287p.
Revunenkova E.V. Batak Priest’s Books in the MAE Collection. II // Manuscripta Orientalia:
Intern. J.for Oriental Manuscript Res.V. 11. №3. P.57-70.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Письма В.Г. Трисман – А.С. Эстрину

Ленинград 6 марта 1969 г.

Дорогой Александр Самуйлович.

Простите меня, что я к Вам так фамильярно обращаюсь; ведь Вы меня совсем еще не
знаете, а я-то Вас знаю, т.к. вот уже два года, как работаю над Вами. Начну сначала. Я с
1945 года - сотрудник института Этнографии отдела Индонезии. 1967 я начала работать
над статьей «Культура и быт народов Южно Молуккских островов, по коллекциям А.С.
Эстрина». Хотелось тогда побольше узнать и написать о Вас самом. Но очень мало теперь
осталось тех, кто может что-нибудь рассказать. Я по архивным материалам узнала Ваш
адрес, ходила искать по квартирам (ведь номер квартиры изменился), поговорила с
теперешними жильцами. Так я узнала, что сын Ваш приезжал в 1946 г. Я обратилась в
Жакт к паспортисткам, заставила разыскать старые довоенные Домовые книги, где я
нашла много данных о Вас, Вашей жене, сыне, племяннике (студенте Горного Ин-та), о
Ваших родных (мать, сестра). Узнала, что вы все трое эвакуировались в начале 1942 г.
Антропова рассказала мне, что и Вы в 1946 г. заходили в канцелярию за документами для
оформления пенсии. И больше – нет следа!! Тогда я обратилась к справочникам, собрала
адреса всех Эстриных Ленинграда и по телефонной книге перезвонилась со всеми, - но
нет, не нашла Вас. Потом у нас в сентябре 1968 г. я через Институт обратилась в СОКК и
КПСССР, куда сообщила все данные, которые мне удалось собрать о Вас и Ваших родных,
и вот сегодня мне директор передал ответ; и я могу Вам написать. Я очень, очень рада, что
я Вас нашла. Вы мне за всё это время розыска стали действительно родным и дорогим
человеком, поэтому я Вам пишу с обращением: «Дорогой Александр Самуйлович»! О Вас
я много узнала из архивных материалов Института на фамилию Богораза. Там я нашла
всё, что он писал о Вас и Вашей жене, о Вашем путешествии и работе. Вот обо всём этом
я написала статью с иллюстрациями некоторых экспонатов. Очень хотелось поместить в
статье и фотографию Вашу с женой, и яванкой, которую я нашла в архивах, но этот снимок
с 1921 г так побледнел, что потребовалась огромная работа, и в нужный момент
фотография была не готова, о чем я и редактор очень сожалели. Есть еще фотография с
группой сотрудников (1932?) года, но это хочу поместить в следующей статье. Вот на днях
выйдет статья «Культура и быт…» в журнале Сборника МАЭ №ХХУШ3 Как только
выйдет, вышлю Вам оттиск: я Вас очень и очень прошу ответить мне подробно о всех вас,
хотелось поздравить Анну Яковлевну с 8 марта. Как Александр Александрович? Какая у
него семья? Жив ли Юрий Григ. Смотрицкий.

Где Вы провели военные годы? Как попали в Москву? Если бы я знала, что Вы в Москве, я
бы давно приехала к Вам, и наверное приеду. Я сегодня рассказала многим из
сотрудников, что Вы нашлись. Треногов4 помнит Вас хорошо и Антропова5, но сегодня ее
нет (напишите, когда у Вас день рождения).

Потом, после получения Вашего ответа, я напишу Вам кое-что про себя, если Вас это
интересует. Скажу только, что я родом из Голландии (1901 г.), здесь – с 1925 г. В 1965 г.
ездила на 4 месяца в Голландию. У меня двое «детей» (сын – родом из Голландии, 1922 г)
уже дедушка. Дочь – ветеринарный врач. У меня очень много к Вам вопросов. Но это всё
на потом. Спешу отправить письмо. Мой служебный адрес вам известен. Л-д В164
Университетская 3 Институт этнографии В. Трисман.

ххх

Ленинград 2 августа 1969 суббота

Дорогой Александр,
3
Ошибка. Должно быть XXV
4
Треногов Илья Яковлевич (1903-1987) – в это время хранитель музейных фондов Института этнографии
АН СССР.
5
Антропова Валентина Васильевна (1909-1976) – специалист по этнографии и истории Сибири, Крайнего
Севера и Дальнего Востока. Научный сотрудник сектора Сибири Института этнографии АН СССР.
Получила Ваше письмо, спасибо. Я всё же ожидала, что Вы ответите на некоторые мои
вопросы. Например: в какие годы Вы жили во Франции? Как звали яванку, которая с Вами
на фотографии? Об экспонатах из Бали и Явы я специально напишу. Интересны там
«кукла», плетеная фигура женская. Это, должно быть, богиня риса. Как Вам ее отдали?
Охотно? Или не Вы, а Ваша жена их приобрела? Что касается Вашей коллекции из Сибири
с Амура, то Вам Антропова уже написала, правда коротко, но правильно. Только
неправильно: она пишет, что Вы попали туда случайно, я ей возразила, что Вы
специально поехали; на это она ответила, что этим хотела сказать, что Вы не поехали как
специалист, а как рабочий. К сожалению, она не получила оттисков; а все остальные
авторы этого сборника их получили. Поэтому мы не можем Вам выслать оттиск; а только
копию я сняла. Книги этой тоже уже нет в продаже, но ее можно в библиотеке – научной и
публичной – посмотреть. Ей удалось раньше напечатать эту статью, чем нам – нашу
статью.

Только сегодня мне удалось дозвониться до Института Лесгафта. Я рада,что могу

сообщить Вам, что Стрельников Иван Дмитриевич жив. Он вместе с ученым секретарем
работает над составлением Истории Института. Я должна послезавтра, 4 августа,
позвонить ученому секретарю, узнать его адрес или телефон. Я подала документы на
поездку в Голландию. В середине сентября будет ответ. Тогда по пути может быть
увидимся.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Сегодня понедельник, 4 августа. Позвонила в Институт Лесгафта. Оказывается,

Стрельников сейчас находится далеко на даче. Просили позвонить к концу августа. Но
адрес его я найду и по телефонной книге. Потом поеду к нему, покажу статью мою о Вас
и статейку (копию) о Сибири. Думаю, он использует их в своей «Истории института
Лесгафта» .

Всё же прошу Вас ответить на вопросы: какие годы Вы жили и работали во Франции? Всё,
что Вы еще помните о Ленине и Плеханове и Луначарском, очень мало осталось людей,
которые их видели до революции.

То, что я записала у Вас, можете не повторять. Может быть, Вы вспомните фамилии тех
эмигрантов, у которых Вы занимались русским языком и литературой? Старайтесь
вспоминать побольше людей и факты.
Я всё еще не получила оттиски с моей статьи. Как получу, так сразу позабочусь о вашем
телефоне.

Будьте здоровым и бодрым.

Привет Саше.

Ваша Вилли.

Л-д 7 января 1970

Дорогой Александр,
Извините, что я так долго Вам не отвечала, ждала, пока не смогла написать что-нибудь
дельное. Получила я после Ваши фотографии и письмо с фотографиями Вашей жены. Как
только переснимут, я Вам их верну. Непонятно, почему Саша ей этот снимок послал. Он
же там, в Австрии, еще оставался, да без этой фотографии. Почему Вы пишете, что
другого фото жены у Вас нет? Я же Вам привезла фото Вас обоих из Индонезии.

Спасибо, что теперь Вы хоть пишете конкретно, что Вы хотите, а то я всё гадала. Сегодня
приехала наша московская дирекция (для доклада об отчете работы всего Института). Я
пошла к нашей ленинградской директору (женщина)6 и подарила ей оттиск нашей статьи о
Вашей коллекции; не люблю дарить директору, но она мне помогла тогда обратиться (от
имени дирекции) к московскому розыску, чтобы Вас от имени дирекции разыскать. (Я для
нее составила тогда это заявление в розыск). Вот и нашли Вас. Я ей сказала, что подарю ей
оттиск; потому что она помогла разыскать Вас. Дала ей и второй оттиск, чтобы она его
передала главному директору7 (который сегодня приехал) и просить его выхлопотать для
Вас персональную пенсию за Ваши заслуги перед институтом, о чем он прочтет в оттиске.
У нашей директрисы муж в таком же положении, как Вы. Может быть, с войны? Поэтому
должна понять Вас. И в оттиске всё сказано. На днях она мне, наверное, скажет, что он ей
сказал или обещал сделать… коллекция Ваша в 1946 г. была еще у Лесгафта, а только лет
7 назад ее передали в Зоологический институт. Вероятно у них теперь нет музея? Почему
Вы думаете, что я Вам не верю? Ведь я знала, что Вы были у Горького, а не знала, где он
тогда жил. Теперь мне ясно, а Стрельников наверное ошибался, когда сказал, что Горький
жил в Москве.

6
Речь идет о Сабуровой Людмиле Михайловне (1921-1998) специалисте по изучению русского населения
Сибири.
7
Бромлей Юлиан Владимирович (1921-1990) академик. Директор Института этнографии АНСССР с 1966 г.
Если я писала, что Богораз жил у Стрельникова, то потому, что я не поняла, кто у кого
жил. Он только сказал, что он, Богораз, 15 лет жил в той комнате рядом.

Что Вы член партии с 1926 года, я знала из Вашей анкеты в архиве. А поскольку Вы не
хотели хлопотать о персональной пенсии (как старый партиец), я думала, что, может быть,
Вы выбыли с эвакуации. Теперь я знаю от Вас, что Вы и сейчас еще в партии. Это
хорошо!!! Не сердитесь, если я что-нибудь спрашиваю, я же должна всё точно знать, если
сомневаюсь в чем-нибудь, я только к Вам обращаюсь. Я, например, ошиблась в статье
(писала, со слов Богораза, что Вы женились в Индонезии), а оказывается, - в Японии. Это
всё мелочи, но я стараюсь быть точной.

Вы уехали из России после холеры. Откуда? Из Белоруссии или из Петербурга и куда? В

1908 г. сперва в Германию, в какой город? С братом или один? Желаю Вам и Саше
счастливого года. Привет Вам и Саше. Ваша Вилли.