2

3
 Бог и народ
Солдатская вера

Перевод с немецкого языка: Вальтер Химмельзее

для проекта «GOTTUNDVOLK»: vk.com/gottundvolk

4
 Аннотация к переводу на русский язык

Эта книга, изданная без указания имени автора, бы-

ла написана во второй половине 1930-х годов. Она отра-
жает взгляды поколения немцев, взросление которых
пришлось на период борьбы за власть и последующего
триумфа национал-социализма в Германии. По крайней
мере, взгляды его наиболее активной и фанатичной ча-
сти, преисполненной энтузиазма от своей сопричастно-
сти происходившим политическим, социальным и куль-
турным преобразованиям, трансформировавшим аморф-
ное бюргерское общество в деятельную народную общ-
ность. Текст «Бога и народа» – во многом лишь набро-
сок не состоявшегося, не созревшего до конца мировоз-
зрения молодѐжи, которой удалось осуществить «пере-
оценку всех ценностей» и бросить вызов обывательским
нравам и христианским догмам, вступавшим в неприми-
римое противоречие с пробудившимся самосознанием
немецкого народа. На этих страницах представлено бес-
хитростное свидетельство искреннего и прямодушного
утверждения веры с точки зрения солдата: веры как воли
к подлинному человеческому достоинству, константами
которой предстают пламенная любовь к Отечеству и
жертвенная преданность Вождю. Надеемся, что в данном
переводе нам удалось корректно передать пылкий юно-
шеский дух этого замечательного артефакта одной из
наиболее славных, но трагических и стремительно
ушедших эпох в истории Европы.

Вальтер Химмельзее,
апрель – август 2018 года
5
Содержание

Наш путь . . . . . . . 8
Решение . . . . . . . 19
Революция души . . . 23
О Боге . . . . . . . . 38
О Германии . . . . . 49
О жизни . . . . . . . 59
О смерти . . . . . . . 73
О долге . . . . . . . . 80
О чести . . . . . . . 85
О любви . . . . . . . 89
О ненависти . . . . . 97
О виновности . . . . 101
Наша задача . . . . . 106

6
 У еретиков – всегда
самая глубокая вера

Один молодой немец

написал эту книгу по велению своего сердца, излив душу
после тяжѐлой подѐнной работы.
Юношей он принимал участие в борьбе за Рейх и
возмужал в школе призывника. Он берѐтся писать о ве-
ре, потому что в жизни находится на передовой. Он не
желает вмешиваться в спор учѐных, поскольку знает, что
сражение за веру предопределяют не книги и речи, а
только огонь в сердцах.
Потому эту книгу также нужно читать сердцем.
Его слова обращены к тем, кто уже несѐт в себе но-
вую веру, будь она лишь очень отдалѐнным стремлением
или неясным предчувствием. Он призывает их к созида-
нию, чтобы немецкая душа смогла найти свой путь к Бо-
гу, чтобы мы сами могли жить.

7
 Наш путь

Горячие души и страстные сердца, которые бьются

только ради Германии, несут нашу веру. О вере не сле-
дует болтать. Еѐ нужно переживать. Она рождается в со-
кровенной глубине нашего сердца. И только сердце с та-
ким же огнѐм и таким же устремлением может понять еѐ.
У кого нет этого огня глубоко внутри, и кто не зовѐт
своим это великое устремление, не имеет права критико-
вать нас. Кто не чувствует его в сердце, никогда не по-
стигнет разумом.
Поэтому скажем в самом начале:
«Мы не нуждаемся в вас, сомневающихся, в вас, ум-
ствующих религиозниках, в вас, поборниках морали и
апостолах целомудренных нравов!» Если вы осуждаете
нас как еретиков и язычников, пусть так: мы должны
принять это за честь. Но ради возведения нашего немец-
кого собора мы отвергаем вас. Мы хотим чистой веры.
Мы не желаем, чтобы эта вера, за которую сражаются
лучшие, стала фальшивой и бюргерской. Мы не нужда-
емся в вас, вечно недовольных всезнайках. Мы не жела-
ем, чтобы юный порыв сдерживали и парализовали ваши
сомнения и трусливые мысли; чтобы остывал этот жар-
кий огонь воодушевления, который наша вера должна
укреплять и воспламенять.
Наши слова предназначаются всем, кто подобно нам
честно ищет новую веру. Ведь к творцу ведут тысячи пу-
тей. Пусть каждый идѐт своей дорогой. Но пусть никто
не потеряет общую цель, которой мы всем обязаны и
только ради которой нужна наша вера: Германию!
8
 Мы, юноши, пошли особенным и всѐ-таки прямым
путѐм. Это путь молодѐжи, которая рано забыла, что та-
кое витать в облаках и восторгаться вычурными, пусты-
ми фразами. Нужда и страдание нашего народа сделали
нас суровыми и зрелыми для созидания будущего.
Не нужно приходить к нам со смехотворным же-
стом: «Да, всѐ это довольно хорошо. Но раньше и мы
были такими. Позже, с возрастом, это пройдѐт».
Мы ненавидим эту дешѐвую, обывательскую манеру
трусливо и апатично примиряться с бурями времени. Мы
ненавидим этих безучастных «пророков», попивающих
охлаждѐнное пиво, которые умудрѐнно взирают на мо-
лодѐжь и сочувственно улыбаются только для того, что-
бы покичиться своим возрастом. К ним мы не находим
никакого пути. Ибо их сердца холодны и черствы. Это
ничего, совершенно ничего общего не имеет с презрени-
ем к старости. Только тот, кто остался юным в душе,
может хвалиться своими годами.
Неправда, что наше юношеское, революционное
намерение присуще любой юности и, следовательно,
оказывается естественным проявлением нашего возрас-
та. Сегодня мы живѐм при наступлении новой эры, в ко-
торую сбывается стремление столетий и которая даст
своѐ выражение следующим за нами поколениям. Только
голос крови в наших юных сердцах звучит особенно
громко и чисто. Кто не хочет этого понять, воистину
проспал величайший момент немецкой истории. Мы –
вовсе не молодѐжь 1900 года, родившаяся в сильном
Рейхе. Когда мы вступали в осознанную жизнь, не суще-
ствовало Германии, которая могла бы быть родиной для
нас. Сначала нам нужно было завоевать нашу родину,
Германию.
9
 И эта борьба стала нашей судьбой. Вероятно, ещѐ не
бывало молодѐжи, которая столь же рано, как и мы, об-
рела путь к борьбе. К борьбе за свою молодую жизнь. К
борьбе за своѐ отечество. И не бывало ещѐ молодѐжи,
которая должна была пережить и вынести как мы столь-
ко горестей и лишений, унижений и страданий.
Мы родились, когда наши отцы находились на
фронтах и истекали кровью в окопах, а матери страдали
и голодали на родине. Мы знаем о войне только пона-
слышке. Но не следует этим нас попрекать. Это не наша
вина. Нас следует судить по тому, смогли ли мы посто-
ять за себя в наше время. И я верю в то, что нам это уда-
лось.
Эта война пометила нашу жизнь. Мы – еѐ дети. И
мы знаем, что наши отцы и матери были героями этой
войны. Мы знаем, что она была величайшей борьбой
народа за свою честь и ради своей молодѐжи. Это знание
для нас – священное обязательство, которое невозможно
выполнить при помощи слов – им живут, нужно просто
жить им. Поэтому война стоит в начале нашей жизни. И
война будет стоять над нашей жизнью, пока мы дышим.
Многие из нас никогда не видели своих отцов. Они
не вернулись из великой битвы. А вернувшиеся были
нам чужие. Поначалу нам пришлось привыкать к ним.
Мы провели свои детские годы в шуме смуты и бра-
тоубийственной войны. И пока мы резвились и играли,
слабое правительство продало нас власти капитала и
предоставило произволу врагов. В восемь лет мы больше
не были свободными людьми. Мы стали пожизненными
слугами и рабами. Но нам ещѐ не было об этом известно.
Когда пришло время, мы пробудились и огляделись.
Перед нами будущее, тѐмное и мрачное. Вокруг нас ни-
10
щета, ненависть и братоубийство с одной стороны, и
безразличие, косность и разврат – с другой. Дикий танец
страстей и вожделений! Беззащитным и оскорблѐнным,
нам пришлось переживать утрату нашим народом своих
высших благ и его падение в бездну.
Однако наихудшим для нас, страстно ожидающих
избавителя от сего бедствия, было равнодушие и бездей-
ствие большинства нашего народа, которое позволяло
всему этому происходить, прикрываясь непостижимым
для нас, жалким оправданием: «Мы же ничего не можем
с этим поделать». В тот час возрастала наша ненависть,
пылкая чистая ненависть к этим робким людям, которые,
даже теряя честь и свободу, были озабочены благополу-
чием своего брюха. Они могли спокойно пресмыкаться и
закрывать глаза на нужду и несчастье. Но нам, нам ещѐ
нужно было жить. И мы хотели жить!
В тот час мы стали идеалистами. Не мечтателями и
кроткими романтиками. Наш романтизм был очень горь-
ким и резким. А наш идеализм не являлся грѐзой о це-
лях, расположенных на звѐздах. Для этого время было
слишком холодным и грубым. Нет, в наши сердца про-
ник настоящий, реальный идеализм. Идеализм поступка.
И в тот час, когда мы стали ненавидеть, в нас заро-
дилась любовь. Не тепловатая, половинчатая любовь,
которую проповедуют в церквях, а горячая, слепая лю-
бовь к Германии, не знающая никаких границ и огово-
рок. Затем из этой любви и из этой ненависти возникла
воля. Твѐрдая воля заступиться за наш народ, помочь
нашими юными сердцами и юными руками завоевать
Рейх, о котором мы только могли мечтать.
Так мы пребывали в чужом для нас мире, разочаро-
ванные, но не прекращавшие поиска новых идеалов. По-
11
ка с немецкого юга до нас не донѐсся боевой клич вели-
кого идеалиста – Адольфа Гитлера.
Какое же было чудо, когда этот человек, в котором
мы наконец обрели исполнение всех наших чаяний и
надежд, стремительно покорил наши молодые, горячие
сердца! Какое же было чудо, когда его идеалы, ныне
ставшие путеводными звѐздами нашей веры, овладели
нами так сильно, что мы забывали о школе и отчем до-
ме! Что мы сразу же вручили ему нашу жизнь! Мы нико-
гда не слышали речей этого человека, мы никогда не ви-
дели его. И всѐ-таки мы чувствовали, что он станет
нашим Вождѐм. И всѐ-таки мы знали, что он и только он
может дать нам свободу. Пока другие обращались к рас-
судку, утрачивая из-за всех вычислений и размышлений
смелость, наше сердце, только наше сердце вело нас к
нему – к тому, кто призывал сердца. Так случилось, что
мы не нашли понимания у чопорных учителишек, у
чуждых миру попов и даже у своих родителей. О по-
следнем мы порой жалели. Первое было для нас чем-то
естественным. Мы были мальчишками и зелѐными юн-
цами, которым нечего делать в политике. К тому же мы
знали только одну политику: Германию. А для этой по-
литики не бывает слишком юных. Мало кто из старших
верил в нас. Оттого наша вера становилась только силь-
нее.
Я ещѐ не забыл того, что в то время сказал в нашем
классе один учитель. Он назвал нас податливой, незре-
лой молодѐжью, которая сломилась бы при первом же
ударе судьбы. С той поры эти слова вели и будоражили
моѐ сердце. Они не давали мне покоя до того дня, пока
молодѐжь не победила и не завоевала Рейх. Двадцать
молодых бойцов отдали свои жизни за этот Рейх, и они –
12
безмолвные свидетели стойкого юношества, которое Бог
посчитал зрелым для приобщения к своему делу.
Чем больше становился пыл, с которым мы отдава-
лись вере в Германию, тем больше мы отдалялись от
церкви, проповедующей веру любви. Этот путь ведѐт
напрямик, так же как путь к Германии. Сначала в наших
исканиях мы продвигались вперѐд шаг за шагом,
наощупь. При этом вероятно мы часто оглядывались. За-
тем поступь стала твѐрже, а шаги шире. Взгляд не от-
клонялся от стоявшей перед нами цели. И другие присо-
единились к нам на этом пути – искатели и бойцы. И
стали в колонну, и пошли маршем. К нам будут прихо-
дить новые люди, пока однажды по Германии не замар-
ширует к Богу целый народ.
Мы прошли через христианское крещение как все
прочие, ведь того требовали нормы приличия и расхо-
жий обычай. В четвѐртом классе по настоянию учителя
мы зубрили еврейские сказки. Но когда на уроке немецко-
го языка мы слушали сагу о Зигфриде, наши глаза сияли,
наши маленькие сердца трепетали и нередко замирали. И
многие тайком утирали рукавом слезу, когда жестокий
Хаген разил храброго Зигфрида. Да, Зигфрид, вот кто
был нашим героем! Но и отец был героем для нас, когда
рассказывал о великой войне.
Мы даже выдержали занятия для конфирмующихся.
К несчастью, господин пастор имел с нами, дерзкими
сорванцами, множество хлопот, поскольку нас мало бес-
покоило спасение нашей души. Это списывали на наш
переходный возраст. Впрочем, мы никогда не были по-
слушными. Послушны лишь маленькие мальчики и ма-
менькины сыночки. Их хвалят перед дядями, тѐтями и
родственниками как «хороших детишек». Мальчики ста-
13
новятся обывателями. Но у юноши своя голова на пле-
чах. Спустя некоторое время он пробьѐт себе дорогу в
жизни.
Когда послушные по воскресеньям брали свои пе-
сенники, надевали школьные фуражки и шли в церковь,
мы бродили по лесу, слушали ветер и радовались солн-
цу. Однако, став немного старше, став более зрелыми,
мы тоже иногда сидели в церкви, потому что хотели по-
слушать какого-нибудь пастора, в душе которого пылал
огонь. Но у нас всѐ ещѐ не было собственных мыслей
насчѐт нашей веры. Мы усваивали христианство таким,
каким нам его преподавали.
Затем наступил тот великий день, когда мы обрели
Вождя и Германию. Борьба за свободу полностью захва-
тила нас и вытеснила всѐ, включая церковь. После
настали дни, когда нам потребовалась энергия, внутрен-
няя энергия, которая вновь приободрила бы нас и укре-
пила нашу веру в Рейх. Мы направились в церковь с от-
крытыми сердцами только для того, чтобы почерпнуть
силу, получить наставление и пробудить пыл. Но мы об-
наруживали либо доносившиеся с кафедры обличения
наших взглядов, либо, в лучшем случае, равнодушие, но
чаще всего – ледяное презрение. Вот что мы находили.
Лишь немногим пасторам удавалось говорить с ка-
федры на немецком, на страстном немецком языке. Мы
преклоняемся перед этими людьми. В целом же церковь
не поняла знаков времени. Она спасовала в свой судьбо-
носный час. Она позволила своим священникам по вос-
кресеньям проповедовать с кафедр о любви и вере, а ве-
чером накануне выступать на социал-демократическом
массовом митинге против врагов республики. Она счи-
тала правильным отказывать человеку в соборовании
14
только потому, что у него не было средств для оплаты
церковных податей. И затем она умудрялась по-
прежнему вещать о бедности и самоотречении. Насмеш-
ка над Спасителем и его учением! Она отказывала
немцам в церковном погребении только потому, что они
поддерживали Германию. Так она отстранялась от наро-
да и поэтому должна была потерпеть крах.
Церковь, которая не служит лучшим силам свое-
го народа, грешит против воли Бога. У неѐ нет права на
жизнь.
С большим разочарованием мы покидали церковь и
снова шли на улицу и на митинги. Поскольку судьба
Германии решалась там и больше нигде. Пока велись
споры о словах и формулах, время призывало к дей-
ствию. Так мы отправились на поиски нашего Бога. И
мы отыскали Его в борьбе за народ и отечество. И в это
время не было никого, кто с большей горячностью от-
стаивал бы веру в самые святые вещи, нежели те, кого
ославили еретиками и безбожниками. Конечно, эти ере-
тики утратили веру в христианскую церковь. Но они
имели веру, которая сдвигала горы: веру в Германию.
Они обладали никогда не истощавшейся энергией: упо-
ванием на Бога. Они жили единственным словом непре-
ходящей ценности: борьбой. И у них был Вождь. Эта ве-
ра дала отпор всем штормам и никогда не оставляла их.
Ведь они не вынесли еѐ из церкви. Они не прочитали о
ней и в Библии. Они завоевали еѐ в борьбе. И мы гово-
рим это всем, кто сегодня ещѐ сомневается:
Наш путь к Богу пролегает не через Библию и Иеру-
салим. Он ведѐт через Германию. Иначе и быть не мо-
жет.

15
 Спокойными и бурными ночами, при лунном свете
или в метель мы, юноши, находились вместе и клялись
вести вечную борьбу со всем, что не имело немецкой су-
ти. В сиянии огня мы освящали наши знамѐна и вымпе-
лы и обретали силу и отвагу для новой битвы. И когда
после этого мы, верующее единство, стояли на одиноких
вершинах, вглядывались в пылающее пламя чистого ог-
ня, когда мы смотрели на просторную немецкую землю,
на горы и долины, реки и леса, когда мы разглядывали
далѐкие звѐзды на тѐмном небе тихой ночью, наши юные
сердца пронзала таинственная тоска. Это была тоска о
чѐм-то далѐком, тоска по вечным источникам немецкой
жизни, тоска по Богу.
В этот же самый час на собрании родительского ко-
митета школы пастор протестовал против ожесточения и
безбожия современной молодѐжи. И в эту же ночь шест-
надцатилетний парень умирал геройской смертью на
тѐмной улице с верой в вечную Германию. То была
немецкая молодѐжь, «незрелая, ожесточѐнная моло-
дѐжь». И эта молодѐжь завоевала Рейх.
Тогда наступил тот день, который заставил наши
сердца колотиться в горлах. Тот великий поворотный
момент всем нам казался чудом. Но не чудом в христи-
анско-библейском смысле. Наши чудеса – не басни и не
фокусы. Они – чудеса силы и веры, чудеса воли.
И опять у нас не было времени заниматься церков-
ной верой. Мы и не ощущали никакой охоты к ней до
тех пор, пока паводок революции не спал и не вошѐл в
своѐ русло. Сначала мы обращали внимание только на
формальности, на внешнюю сторону. Она казалась нам
прогнившей и нуждающейся в обновлении. Конечно, по
стране должна была пронестись новая Реформация, что-
16
бы церковь стала для нас родиной! Мы хотели помочь.
Да, мы хотели этого!
И с горящими сердцами мы приступили к поискам, к
раздумьям. И начали сомневаться. Нет. Не сомневаться!
Это не могло быть истиной. Нам следовало продвигаться
глубже. Но чем дальше мы проникали, тем больше наши
сердца отворачивались от веры, которая была верой
наших отцов. Борьба была жаркой, упорной и зачастую
мучительной. И по достижению истоков наша душа раз-
делилась. Здесь звал немец; там – христианин! Здесь го-
ворили мы; там – наши отцы, наши матери. И мы знали –
ради Германии нет никакого иного пути кроме изгнания
христианина из нашего сердца, чтобы всѐ простран-
ство принадлежало немцу.
Нет! Мы не хотели жить ради блаженства. Мы хоте-
ли жить, чтобы всецело пожертвовать собой ради нашего
народа. Нет! Мы не хотели вопрошать, попадѐм ли на
небеса. Мы спрашивали: какую пользу это принесѐт
нашему отечеству? Нет! Мы не нуждались в посреднике
между собой и Богом. Ведь Бог пребывал непосред-
ственно над нами. Да, Он был внутри нас. Мы чувство-
вали это в трепете борьбы. Нет! Мы не хотели искажать
нашу веру – веру, которая позволила одержать нам по-
беду.
Поэтому никакая реформация нам не поможет. Мы
не построим дом на мягком грунте. Что нам нужно –
это новый порядок в головах и телах. Мы хотим веру,
пылающую из глубины немецкого бытия, из немецкого
сердца. Веру, которая подходит немцу как Тевтобург-
ский лес, как Северное море и тихая пустошь.
Нет! Одно только может помочь нам: берѐм в руки
лопаты и приступаем к работе. Убираем весь щебень и
17
все валуны и копаем, пока не упрѐмся в твѐрдый грунт –
в почву, на которой можно строить. Кладѐм свои сердца
в огонь и позволяем им гореть, пока всѐ скверное и чуж-
дое не осыплется как пепел, пока они не станут снова
свободными и не будут биться более чисто. Идѐм по пу-
ти обретения самих себя. Вновь находим себя и стано-
вимся немцами.
И мы говорим тем, кто не желает нас понимать: не
просто отстраниться от мира веры отцов, отвернуться от
тысячелетней церкви и еѐ учений и вещать о том, что
нужно жить новой верой. Необходимо трудное, честное
сражение между старым обычаем и новым устремлени-
ем, между борющимися силами совести. Не следует
изображать данный шаг как юношеское легкомыслие и
необдуманный поступок. Нет! Он требует безграничной
храбрости и веры, большой и горячей. Для нас этот шаг
– веление благочестия. Нам опостылели церковная вера
и догматы, потому что мы верим в жизнь.
Мы видим, как в многовековой борьбе вызревает
решение. Душа немецкого народа пробуждается и строит
собственный собор. Его фундамент – священная немец-
кая земля, пропитанная кровью, завоѐванная мечом. Его
купол – широкий голубой небосвод, с которого солнце
излучает жизнь. Его колонны – деяния нашего народа;
мощные, тянутся они к звѐздам. И подобно колокольно-
му звону вечным увещеванием и долженствованием раз-
даются в его пространстве призывы наших немецких
провозвестников и пророков. С тех пор, как немецкий
народ живѐт, он совершает богослужение. Оно называет-
ся трудом на благо Германии, а значит и во имя Бога.

18
 Решение

Мы живѐм в эру решения. С осознанием ценностей

расы и крови началась новая оценка всей жизни. Внешне
это проявляется в формировании нового образа жизни и
новой воли к жизни. Эпоха мечтаний об интернацио-
нальном человечестве завершается, и вместе с ней при-
ходит конец мечте о христианской идее человечества,
которая на протяжении двух тысячелетий двигала людь-
ми, так и не ставшими к ней ни на один шаг ближе.
Раса и народ возведены в священные идеи. Они
формируют лик нашего времени и закон для будущего.
То, что служит этому закону, – хорошо и должно про-
должать существование. То, что не признаѐт этого зако-
на, – худо и должно измениться. Ещѐ лучше – исчезнуть.
Ведь волчья шкура может вполне подойти овце, однако
она не превращает еѐ в волка. Кто два тысячелетия
жил чьей-то милостью, неспособен вдруг стать героем.
Мы стоим у начал сильного времени. То, что мы
находимся в начале, не является для нас недостатком. В
этом мы – впереди других. Счастлив человек, которому
ещѐ предстоят задачи, у кого есть цели и кого ждѐт труд.
Не хотим мы никакого спасения. Мы прекрасно чувству-
ем себя у истоков. Наш путь ведѐт обратно к самобытно-
сти. Да, он ведѐт внутрь нас. И потому мы шагаем впе-
реди. Поэтому и будущее принадлежит нам.
Сегодня немецкий народ как будто пробуждается от
тысячелетнего сна и приходит в себя словно мальчик,
мечтавший об ангелах и рае, но при пробуждении пони-

19
мающий, что жизнь нуждается в крепких мужчинах, на
которых мир может положиться.
Бог послал нашему народу трудный и долгий путь к
единству и юности. Пока окружающие нас народы хи-
реют и старятся, мы шагаем к началу. Это начало мо-
жет исходить только от нас самих – не от Рима и не
от Иудеи.
Теперь есть Рейх. Германия произвела себя на свет.
Вождь ведѐт. Воля приказывает. Народ поднимается. И
всѐ же нам есть за что бороться – за немецкого человека,
за немецкую душу. Эта борьба будет самой трудной и,
тем не менее, самой плодотворной и прекрасной. Новое
поколение сформирует новую веру из глубин немецкого
своеобразия. Эволюция должна стать революцией души.
Никакое переживание не оставляло во мне более
глубокого следа, чем тот священный час, когда я как
солдат присягал Вождю и Германии, ведь я клялся в
верности до самой смерти. Меня бросало в жар и в хо-
лод. В сердце клокотало. Мне неведомо как. Но ни одно
торжество не причинило моему сердцу больше боли, чем
это. Сначала к своим верующим обратился пастор-
евангелист, затем пастор-католик – к своим. Мы, юноши,
дали присягу. И при этом должны были иметь двоякую
веру? Но мы были немцами. А чем же ещѐ? Ничем, толь-
ко немцами! В этот час, когда раздор ножом вонзился в
моѐ сердце, я начал верить в победу немецкой веры.
Политическое объединение осуществлено. Не долж-
ны ли немцы достигнуть и религиозного единства? Да, я
верю в это, как прежде верил в преодоление разделения
на партии, классы и земли. Это объединение в вере
увенчает обновление. Несомненно, будет не реформация

20
во Христе, но прорыв к глубинной немецкой сути и общ-
ность крови в немецкой вере. В это я верю.
С гордостью подтверждаю: в тот час я стал немцем.
И знаю: придѐт время, когда лишь один человек будет
призывать с кафедры – немец и солдат. И верю: немец-
кая религия будет по существу солдатской. Работу тру-
женика она наделит высшим значением. Крестьянину
скажет, что он стоит на священной земле. Солдату даст
долг как смысл жизни. У всех будет одна общая цель,
ради которой они живут и работают, в которую они ве-
рят, которую Бог дал им в качестве задания: Германия!
И когда я признал это, христианство перестало быть
для меня проблемой.
Сегодня мы ведѐм борьбу за душу немецкого наро-
да. А там, где борьба, сражаются за ценности. Сегодня
речь идѐт о том, что победит: любовь или честь, страх
или упорство, сострадание или сила, буква или кровь.
Борьба требует решения. Сегодня решается, кем же-
лает быть немец: страдальцем или героем, грешником
или приверженцем своей веры, мечтателем или бойцом.
Сегодня решается, хотим ли мы стать самим себе ещѐ
более чуждыми и потратить свою энергию ради Востока,
или же мы возвращаемся к себе, и с более сурового, бо-
лее героического образа жизни начинается немецкая эра.
Сегодня мы боремся за свою родину. Хотим ли мы по-
прежнему говорить о Востоке или же мы хотим быть
сторонниками Германии?
Там, где борьба, находятся фронты. Фронты ясны.
Один зовѐтся Христом. Другой – Германией. Третьего
нет. Нет и компромисса. Только чѐткое реше-
ние. Сегодня речь идѐт не о том, чтобы ослабить ка-
толицизм ради усиления протестантизма. А о том,
21
чтобы вместо чуждой для нас религии установить веру,
рождѐнную в сокровенной глубине немецкой души.
У каждого времени есть свой знак. Два времени, два
знака противостоят друг другу сегодня: крест и меч. Меч
– оружие бойца. Страдалец тащит крест. Христианская
религия сплотилась сегодня под знаком креста. Но не
мир христиан. Наша борьба не направлена против лю-
дей. Она нацелена на идею. В ней побеждает не кулак и
даже не уста. Еѐ ведут оружием духа и силой сердец.
Христианство заняло оборонительную позицию.
Воистину, в церквях слышны только защитительные ре-
чи. Должно быть, его дело плохо.
Мы наступаем!
У фронта креста есть сильный и слабый фланг.
Сильный фланг – католический. Его сила – это единство.
Слабый фланг – протестантский. Его слабость – это раз-
дробленность. Наша борьба, борьба сердец, нацелена на
оба фланга. Средоточие столкновения – немецкий чело-
век. Сегодня сражаются за него. Не за приход, не за дог-
маты, не за церкви. Цель схватки – немецкая общность.
Не конфессия, даже не всеобщая христианская церковь.
Только народ, который верит в Бога и в самого себя.
Этот народ пробуждается. То, что сегодня многие
люди больше не называют себя, не подумав, христиана-
ми; что сегодня повсюду говорят о религии; что везде
обсуждаются религиозные вопросы; что во многих церк-
вях царит зияющая пустота и молодѐжь предпочитает
черпать силы на вершинах гор при свете костра, – это
благой знак, знак того, что наш народ не спит. Глубокое
устремление распространяется по немецкой земле от
честных сердец. Немцы хотят наконец стать немцами и
искать свой путь к Богу.
22
 Революция души

Говоря о христианстве, мы не подразумеваем ны-

нешних немцев-христиан. Христианство следует рас-
сматривать так, как оно проявляет себя в Библии, и та-
ким, какое оно есть на самом деле. Поскольку современ-
ная церковь также ссылается на священное писание,
неприкосновенное Божье слово, как на основу своей ве-
ры. Конечно, в течение веков чистое христианство,
прежде всего в протестантской вере, никогда не добива-
лось своего. Напротив, развитие получил компромисс, от
которого мы страдаем сегодня. Ради всего святого, не
нужно утверждать, будто немецкая сущность впервые
достигла подлинной высоты благодаря христианству или
же, что христианство способствовало еѐ оздоровлению.
Не голос христианской совести вызывает в нас трепет от
вздымающейся мощи готического собора, и не он отра-
жается в музыке Баха и в пламенных словах Арндта.1
Это – глубина немецкого нрава, это – сила и доброта
немецкого сердца. Христианским может быть имя. Про-
изведение и творившая его душа – немецкие.
Нет! Наша цель, наше стремление – это день, когда
немецкая душа в конце концов отбрасит весь чужерод-
ный балласт и, чистая и свободная, покорит гордые вер-
шины и будет править ими.
Насколько чуждым нашим предкам было изначаль-
ное христианство, доказывает тот факт, что миссионерам

1
Эрнст Мориц Арндт (1769 – 1860) – немецкий поэт и историк, идеолог
немецкого национального возрождения. – Здесь и далее примечания пере-
водчика.
23
пришлось проникать в немецкие сердца окольным путѐм
через «Гелианд».2 Поэтому христианское учение являет-
ся сконструированной религией, компромиссом, разъ-
единяющим наши души. Вообще, это самая сложная ре-
лигия, какую я могу себе вообразить. Поначалу всѐ вре-
мя проводят за еѐ уяснением и обсуждением противоре-
чий. Затем в этом увязают и забывают о сути. Сегодня
христианство уже не выходит за оборонительную пози-
цию. Его возражения давно закончились.
Когда слов не хватало, и ими не могли убеждать,
язычников принуждали к кресту оружием. Так немецкая
душа впервые с впечатляющей упорностью защищала
себя в Саксонии. Какими же сильными должны были
быть язычники, если проливали свою кровь ручьями! И
насколько же чуждым для немцев оставалось учение
спасителя, если их нужно было заставлять являться на
церковную службу под угрозой смертной казни!
Как ошибочна, пагубна самонадеянность церкви,
пренебрегающей самыми естественными законами,
чтобы подчинить себе весь мир и принести ему един-
ственную блаженную веру! Считает ли кто-то всерьѐз,
что у негра из Конго может быть такое же представление
о Боге, та же самая вера, как у пытливого немецкого че-
ловека? Нет! Не нужно ни к кому подходить с универ-
сальной мерой. Я предпочитаю наблюдать за тем, как
негритянское племя с громким боевым шумом бешено
движется в воинственном танце, чем созерцать этих чѐр-
ных сынов, затягивающих христианский хорал, который
чужд их природе и навязан им хитростью и мастерством
убеждения. Пока чѐрные сердца ещѐ бьются на своей
2
«Гелианд» – древнесаксонская поэма IX века, в которой делается попытка
приспособить библейские жития святых к языческому героическому эпосу.
24
земле, следует избавить негров от миссионерства. Негры
должны оставаться неграми. Язычникам хотят принести
спасение. Но отнимают у них самобытность, а ведь она –
их задание.
Навязывать другому человеку свою веру – это со-
вершенно не по-немецки. По-немецки – провозглашать
свободу совести. Однако немецкий долг также состоит в
истреблении чуждого. Поскольку чуждое противно Богу.
Поэтому немецкая вера никому не будет предписы-
вать своѐ отношение к Богу. Пусть каждый ищет соб-
ственный путь. Но никто не обязан искать его в Риме
или в Иерусалиме. Германия – вот наша земля обетован-
ная.
Это будет наша религия, которая не навязана нам
хитростью и насилием, которая неторопливо произрас-
тает в наших сердцах и становится зрелой как лес во
время бури, пока однажды еѐ не разделят все немцы –
веру, стремление и вместе с тем родину.
Во второй раз немецкая душа восстала против Свя-
того Рима в одном человеке, кого мы считаем одним из
величайших немцев – Мартине Лютере. Протестантская
церковь почивала с тех пор на его героических лаврах.
Она остановилась у могилы этого борца и не отважилась
на следующий шаг. Из-за этого она постарела и чахнет.
А когда весенние бури немецкого возрождения по-
трясли еѐ врата, и священное воодушевление воззвало к
новым деяниям, церковь не только не услышала этот
призыв, но и не открыла врата. Буря прошла мимо неѐ.
Да, она не сумела сделать ничего лучше, чем присовоку-
пить к уйме своих ответвлений и сект ещѐ несколько но-
вых. Какой постыдный факт, что немцы не едины даже в
величайшем и предельном, в вере в Бога! Печальная кар-
25
тина конфессиональной разобщѐнности и разлада в вере
уже сама по себе обязывает нас поддержать единую
немецкую веру. Как надлежит сплотиться христианско-
му миру, если всякий учѐный теолог верит в то, что
только он правильно прочитал и понял писание? Если до
сих пор не ясно, что является словом Божьим, и что нет?
Если уже пятьсот лет католицизм и протестантство вы-
ступают друг против друга заклятыми врагами лишь из-
за нескольких букв? Кто ещѐ должен верить в единую
христианскую церковь, если даже конфессия не способ-
на удерживать своих верующих вместе?
Тот, кто борется за целостность Рейха, должен
искоренять конфессии, а не веру в Бога. Ведь мы не слу-
ги церквей и не холопы догматов. Мы служим нашему
народу. Для этого мы призваны Богом на землю. Как ко-
гда-то вражда партий сделала наш народ слабым и
несчастным и оторвала его от немецкого сердца, так мы
должны теперь преодолеть конфессии, чтобы быть не
только народом с одинаковыми одеждами и одинаковым
приветствием, но чтобы стать одним сердцем и одной
душой. Этот великий день есть наше глубочайшее
стремление.
Религия сегодня окаменела и превратилась в науку,
стала проблемой, о которой спорят учѐные. О вере пи-
шут книги. Но посредством холодного рассудка, а не го-
рячего сердца. Религия вычисляется. Вера доказывается.
Бог выискивается в книгах и формулах. Только не там,
где Он вещает наиболее громогласно: в жизни. Поисти-
не! Мы должны начать сначала, чтобы вера опять приня-
ла близкую народу форму.
Религия, которая отыскивает свою силу в знании, а
не в вере; которая даѐт успокоение и довольство вме-
26
сто того, чтобы пробуждать устремление; которая
говорит о Боге вместо того, чтобы жить в Боге; ко-
торая цепляется за единожды произошедшее и не верит
в постоянное проявление всего вечного – эта религия не
является религией.
Потому я вижу лишь одну опасность для немецкой
веры: еѐ превращение в спор учѐных. Почти всем нехри-
стианским религиозным движениям недостаѐт стихийно-
го народного порыва, который вовлекает широкие мас-
сы. Поскольку речь идѐт не о том, чтобы убедить не-
скольких учѐных. А о том, чтобы воодушевить и увлечь
народ. О вере нужно говорить на «хорошем немецком»
языке. Ведь вопрос веры – это дело сердца. Вот почему
нужно обращаться к сердцу, а не апеллировать к рассуд-
ку.
Разумеется, путь немцев к своему Богу столь прост и
понятен, что нам трудно разглагольствовать далее о нѐм.
Он так близок и кажется нам, шагающим по нему, таким
самоочевидным. Однако именно поэтому большинство
людей не находят его. Они чрезмерно образованны и че-
ресчур вышколены.
По вине христианства немцы стали чужими самим
себе. Ближневосточная библейская вера могла, вероятно,
некоторое время занимать немцев. Но она слишком
ограниченна и слишком неподатлива, чтобы пробудить в
их сердцах ту тоску, которая всегда без посредника
направляла к божественным глубинам. То пламенное
стремление, которое жаждет работы, служения и жерт-
вы.
У нас есть задача освободиться от традиции, столе-
тиями опутывавшей наши сердца и порабощавшей наши
души. Из-за неѐ мы страдали с тех самых пор, как
27
надломился Ирминсуль и был воздвигнут крест Голго-
фы. У нас есть задача отбросить весь чуждый хлам, пре-
рвать сон об ангельском рае и вернуться на землю. Наша
задача – быть только немцами.
Немец не желает узнавать о своей вере из книг. Он
хочет самостоятельно искать еѐ, он хочет достигнуть еѐ,
отвоевать у жизни. Даже если на это ему потребуется вся
жизнь. Этого хочет не только немецкий учѐный. Человек
в цеху и в поле желает того же намного больше, ещѐ бо-
лее страстно, более искренне. Ведь его тяжѐлый труд
рушит все красивые теории, которые требует от него
пастор. Пастору легко говорить о вере и любви в своей
тѐплой комнате и на высокой кафедре.
Нет! Если вы желаете провозглашать немецкую ве-
ру, то должны идти на фабрики, в рудники, на поля. Вы
должны спуститься со своих кафедр, должны покинуть
церковные алтари и отправиться к алтарям народа! Вы
больше не можете цепляться за догмы и буквы, ведь
немецкое сердце широкое и большое. Вы не можете
спрашивать: что писано? Вы должны вопрошать: чего
хочет немец? Куда влечѐт его тоска? Каковы его самые
священные блага? Где он ищет своего Бога?
Тогда падут Заветы, тогда завершится христианская
эра. Новая жизнь сформирует себе новую веру, которая
будет вечно юной, но и вечно ищущей. Потому что
жизнь вечна, и потому что Предельное остаѐтся для нас
вечным предчувствием и устремлением.
Впрочем, у нас нет времени на споры о словах. Не
важно, говорим ли мы о религии, о вере или благоче-
стии. Называем ли мы Предельное Богом, Светом, Про-
видением или Первоначальной Силой – всѐ равно. Важ-

28
но лишь то, что мы говорим не Иудея и даже не Рим, но
– Германия.
Я говорю о вере. Вера не является полаганием чего-
либо истинным и признанием неких догм. Недостаточно
только признать Творца и жить, тем не менее, вопреки
Его законам. Мы должны сделать Его законы законами
нашей жизни. Вероисповедание бессмысленно, если не
поступают в соответствии с ним. Поэтому вера – не зна-
ние о высшей силе, но обязательство жить согласно веч-
ным, божественным законам. Поэтому вера – это
жизнь в Боге. Такова немецкая вера.
Мы хотим новую веру. Этим мы подразумеваем не
новую церковь, а нового человека и новую жизнь. И в
конечном счѐте новую общность, которая укоренена в
крови и черпает энергию в родной земле. Новая вера
должна произрастать из немецкой крови и немецкой
земли, если она желает когда-нибудь стать для нас роди-
ной и силой. От христианства нам было тошно не пото-
му, что с нашей стороны недоставало религиозности.
Это была чуждая нашей природе ближневосточная рели-
гиозная теория, которой мы терзали самих себя в тече-
ние двух тысячелетий.
Но немец, вместо того чтобы истекать кровью на
Ближнем Востоке, хотел отправиться в Германию, ис-
кать собственное своеобразие, вернуться к нему, почти
утраченному из-за всех бесплодных раздумий!
Бедные немцы! За основу вашей веры вы принимае-
те историю чужого народа, то есть евреев. Может, у вас
нет своей истории? Должны ли ваши поиски всегда об-
ращаться к чужому, если своѐ находится так близ-
ко? История нашего народа – это наше священное пи-
сание. Оно написано кровью. Сегодня, когда я нехристи-
29
анскими глазами смотрю на Ветхий завет, эту нечести-
вую писанину, меня охватывает священная ярость от то-
го, как долго нас, немцев, потчевали этими подлыми
байками; мы, наивные, слепые, безобидные немцы, уби-
ли в самих себе веру, чтобы еврейство предстало в вы-
годном свете. Между строк я вижу тогда ухмылку еврея,
вечного отрицателя и разрушителя, этого паразитирую-
щего, избранного дьяволом народа. Пока мы оставались
в неведении, мы были бедны.
Возьмите ту книгу и сожгите еѐ в освящѐнном ме-
сте! Носите пламя в своих сердцах! Они суть свет. И
благодарите Бога за то, что он послал вам Вождя. Это –
день Господень, в который рвутся оковы.
Мы оспариваем, что народы и расы земли могут
прийти к своему Богу только единственным путѐм, через
Христа. Мы оспариваем, что этот путь как неповторимое
откровение навсегда предписан им. Что без него они –
отверженные порождения дьявола. Люди не делятся на
христиан и язычников. Ведь они все религиозны, и вме-
сте с тем они – язычники. Бог создавал людей в соот-
ветствии с расами и народами и влагал каждому свою
веру в кровь. Смысл творения состоит в том, что вся-
кая кровь прокладывает себе собственный путь соглас-
но законам своего рода, который мы признаѐм боже-
ственным.
И где же, как не в вере, связующей сердца с Богом,
деяния этого рода утверждаются с большей глубиной и
чистотой! Наша задача заключается не в том, чтобы
навязать немецкому человеку новую веру или учить но-
вым идеям и формам. Мы лишь хотим пробудить энер-
гии и устремления, с незапамятных времѐн дремлющие в
немецких сердцах как в поленнице, которой нужна искра
30
извне, чтобы вспыхнуть и ярко взметнуться к небу пла-
менем. Если немцы вновь являются немцами и следуют
за чистым голосом своей крови, они самостоятельно
приходят к немецкой вере.
Ведь если они не говорят по-немецки со своим Бо-
гом, если не могут даже испытывать религиозные чув-
ства и стремления согласно их природе, то есть в сокро-
венной глубине своей великой души, тогда кто они?
Вера для нас – не средство спасения от горести
этого мира. Она – выражение глубочайших энергий
сущности народа, вечное обязательство человека перед
Богом жить общностью, в которой мы были рождены.
Вера для нас – это не право на блаженство, но долг
борьбы за народ и кровь. Нам всѐ равно, заслуживаем ли
мы этим высказыванием небес или ада с точки зрения
христианской учѐности. Поскольку нас непримиримо
отделяет от христианства следующее:
Мы не хотим вознаграждения в форме беззаботного
продолжения жизни после смерти. Это либеральное, ев-
рейское мышление торгаша! Верь, молись, исповедуйся,
постись и кайся, тогда небеса будут определѐнно твои!
Нет! Труд, борьба и вера в свой народ! Вопрошай не о
награде и не о своей жизни! Спрашивай: как я могу по-
служить моему народу? Живи сообразно этому, тогда
ты выполнил свой долг!
Наш народ, общность, является высшим законом
для нас. Этот закон для нас неприкосновенен, божестве-
нен, вечен. Потому мы больше не спрашиваем: что писа-
но? Что об этом говорит Рим? Потому мы спрашиваем:
как хочет того закон? Как желает того общность? На
этом наше вопрошание заканчивается, Бог тому свиде-
тель. Ведь Он – законодатель над временами и мира-
31
ми. И есть только один первородный грех: пренебрегать
законами Бога. Оттого христианство и немецкая вера
различаются как вода и огонь:
Христианство соорудило учение о потустороннем
и, исходя из него, продиктовало Всемогущему законы его
действий. В этом – сущность и внутренняя безоснова-
тельность ближневосточной догмы.
Немецкое благочестие принимает за откровение
законы Бога и природы и возводит на них свою жизнь и
свою веру.
В этом состоит вечность и сила немецкой веры.
Поэтому пора рождения присущего природе мыш-
ления и веры – это пора умирания для христианства. Мы,
немцы, призваны судьбой первыми отказаться от хри-
стианства. Это должно быть честью для нас.
Христианство напоминает храм, который нагромоз-
дила из камней рука человека. Многие поколения воз-
двигали его. Но работа прервалась на несколько столе-
тий. Меж тем время его не пощадило, а погода подточи-
ла его камни. Сегодня, когда ему собираются возводить
крышу, обваливаются фундаментные стены. Ведь они
прогнили и потрескались. Поэтому всѐ здание должно
обрушиться прежде, чем завершат его постройку.
Немецкая вера будет действовать иначе. Она вырас-
тет словно дуб, на родной почве и под немецким небом.
И от его плодов будет снова и снова рождаться новая си-
ла, новое семя. Она бросит вызов бурям и эпохам –
сильная и юная, пока существует Германия.
Сегодня нам говорят: вы не можете просто вычерк-
нуть из истории тысячу лет христианства и заменить его
новой верой.

32
 Мы не хотим устранять христианство из истории.
Что произошло, то произошло. Когда-нибудь христиан-
ство назовут трагической для немцев необходимостью.
После долгих блужданий немецкий народ наконец
нашѐл дорогу домой и, после горьких страданий и тяж-
ких разочарований, должен с трудом добиваться своей
веры. Это хорошо. Так как немец сначала должен спу-
ститься на землю, прежде чем прозреет. Но то, что он за-
тем увидит, он больше не уступит. Да, мы хотим начать
новую немецкую эру. Мы отказываемся от веры про-
шлого. Мы не страшимся насмешек и наказания за дея-
ние, которое считаем благим. Что вы, христиане, сделали
тогда? Вы проигнорировали многие тысячелетия долгого
развития германского человека и мира его веры. Вы
навязали ему учение, не являющееся немецким. Вы
научили презирать прародителей и не спрашивали об их
стремлениях и их вере. Но сегодня прародители восста-
ют. И ваша догма остаѐтся всего лишь эпизодом в
огромном просторе немецкого человека!
Когда же немецким героем первой половины первого
тысячелетия будет Арминий Освободитель,3 а не Хри-
стос?
Нас упрекают в том, что мы якобы поклоняемся Во-
тану. Вотан умер. Но Германия живѐт. И наши предки,
которых в христианскую эпоху порицали как грубых
варваров, достойны того, чтобы сегодня служить нам
примерами. Их боевой настрой и чистая духовность да-
ют нам больше, чем истории еврейских апостолов. Ко-

3
Арминий (16 до н. э. – 21 н.э.) – вождь германского племени херусков, в 9
году н. э. разгромивший римскую армию в Тевтобургском лесу, что остано-
вило продвижение римлян за Рейн. В эпоху романтизма Арминий становится
немецким национальным героем.
33
гда-то истории предков скрыли от нас. Разумеется, трус-
ливым, вялым и нерешительным такие примеры не го-
дятся!
Сегодня всѐ ещѐ есть люди, которым хотелось бы
верить, будто немецкая история впервые начинается с
Карла Великого. А то, что до него – относится к языче-
ству. И язычеству эта разновидность просвещѐнных лю-
дей выказывает «языческое почтение». Нет, история
нашего народа начинается с того момента, когда чело-
век нашей крови впервые прошѐл по земле. История –
это путь и деяние крови. Кто желает писать историю,
должен писать историю крови.
Церковь призывает сегодня к защите христианской
культуры. Призыв запаздывает. Эпоха христианской
культуры проходит. Мы начали немецкую эпоху. И в ней
только немецкая культура может быть определяющей.
В политике мы шествуем вперѐд гигантскими шага-
ми. Мы преуспеваем в экономике. Если мы хотим вы-
полнить свою культурную задачу, то должны проник-
нуть в глубину. Потому что подлинные достижения
культуры рождаются из глубины сущности народов.
Культура – это больше, чем продукт группы художни-
ков. Культура является выражением душевного склада
народа. Она всегда связана с расовым, народным свое-
образием. Нет никакой интернациональной культуры.
Также для нас не может быть никакой христианской. В
Париже, в Риме и в Берлине не могут танцевать одина-
ковые танцы, петь одни и те же песни и строить те же
соборы; не могут японцы, негры, индийцы и немцы
иметь одно и то же вероисповедание и жить одинаковой
жизнью.

34
 Если культура произрастает из расовой души наро-
да, то религия тем более определяется расой и наро-
дом. Поскольку культура в конечном смысле – это рели-
гиозная реальность. И всѐ искусство движимо устрем-
лением к Богу.
Церковь защищает себя сегодня, как только может.
Она пытается спасать то, что ещѐ можно спасать. Для
этого хороша любая тактика. Девиз: только вера даѐт
блаженство! Сегодня всѐ должно вдруг стать христиан-
ским. Закон о предотвращении рождения потомства с
наследственными заболеваниями раскритикован с цер-
ковной кафедры.4 Полюбуйтесь-ка! В этом – весь хри-
стианский склад ума в чистом виде!
Я спрашиваю: разве не христианство с его застыв-
шими, чуждыми жизни догмами препятствовало торже-
ству национал-социалистической идеи и называло нас
безбожниками и отрицателями только потому, что мы
желали упорядочить, наконец, свою жизнь согласно за-
конам Бога и природы? У церкви было две тысячи лет,
чтобы принять меры для формирования в человечестве
более чистых, устремлѐнных к возвышенному поколе-
ний. Она не только ничего не сделала, но в итоге выро-
дилась в препятствие. Нет, сначала должны были прийти
Вождь и его Движение, чтобы, порицаемые как еретики,
распознать истинную божественную волю и воплотить
еѐ. Христианство оказалось несостоятельным, и потому
пробил его смертный час.
В самом деле, можно было написать главу о христи-
анстве с названием «Богохульство». Насколько могуще-
ствен и исключителен Бог! И как же его унизили христи-
4
Закон Третьего Рейха, вступивший в силу в 1934 году и предусматривавший
принудительную стерилизацию граждан с генетическими заболеваниями.
35
ане! Там, где мы благоговейно и почтительно молчим,
они произносят пропагандистские речи. Там, где нашу
душу затрагивает смутное предчувствие и горячее
стремление, они смеют вещать о познании и исполнении.
Они втискивают божество в буквы и формулы, они спо-
рят о догмах и словах уже много столетий. Они издева-
ются над властью Бога в смехотворных историях о чуде-
сах, которыми можно обращать в их веру негров. Они
накапливают церковные богатства и проповедуют бед-
ность и самоотречение. Они занимались миссионерством
на африканской равнине, в то время как величайший
культурный народ клонился к политическому и религи-
озному упадку, а безбожники наступали шаг за шагом.
Они восхваляли любовь к ближнему и единение во Хри-
сте и распадались на бесчисленные конфессии и секты.
Они проповедуют царство небесное и забывают, что оно
означает нашу Германию, что оно находится на земле,
что Бог вверил нам его как задание, которое мы должны
выполнить. Они возводят дом своего Бога на еврейской
истории. Поистине! Мы стоим у начал. Старикам наши
слова могут показаться громкими и надменными. Они
рождены из чистейшего, глубочайшего стремления, ко-
торому принадлежит мужество и пылкая вера немецких
сердец и немецкой крови.
Каким будет путь к немецкой вере?
Он будет трудным. Потому что будет живой верой
поступка, которая не терпит ни аскетов, ни болтунов, ни
фантазѐров, но требует цельных людей.
И он будет лѐгким. Потому что хочет упорядочить
нашу жизнь согласно естественным законам Бога. Пото-
му что он – не что иное, как возвращение и осознание
самих себя. Потому что он уже давно пробуждѐн в
36
немецких сердцах и настолько же прост, подлинен и по-
нятен, как слова ребѐнка.
Откуда берѐм мы силу для веры?
Мы верим в победу немецкой веры, потому что ве-
рим в величие немецкой сути. Если бы христиане могли
представить, как глубоко и мощно воздействует эта вера,
никто бы больше не говорил об идолопоклонстве, культе
Вотана и поверхностности. Немецкое сердце достаточно
велико, чтобы породить собственную веру.
Они, эти немцы, принадлежат к нордической крови.
Они – потомки сильного, свободного, благочестивого
рода. Сквозь их историю прошествовали герои, мужи их
крови, придавшие миру новый облик, чьи свершения
многие века влияли на людей. Их называют народом по-
этов и мыслителей. Они пережили войну против всего
мира и при этом становятся самым юным, самым энер-
гичным народом. И разве эти немцы не обладают силой,
чтобы проснуться и сформировать свою собственную
веру? Веру, восходящую из глубины немецкой души.
Утоляющую стремления, которые вызывали брожение и
вели борьбу в немецких сердцах столетиями. С тех пор,
как чужеземные священники принесли чуждое учение,
не позволявшее нам стать немцами, но превращавшее
нас в интернациональных христиан. С этого злосчастно-
го и всѐ же направляемого судьбой времени и даже
раньше.
Кто ещѐ сомневается в этом? Должно быть, он вовсе
не немец.

37
 О Боге

Наша вера опирается на две идеи: Бог и народ. Они

– самые священные и возвышенные из известных нам
идей.
Вопрос о глубочайших истоках нашей жизни стар
как человеческий род. С тех пор как существуют люди,
они размышляли и выясняли: кто – Бог? Где – Бог? Одни
находили Его в свете, в природе, в жизни. Их религии
были юными и сильными, потому что исходили из Веч-
ного. И только здоровые и сильные народы могли быть
носителями этой здоровой веры.
Другие не достигли такой глубины. Оттого что их
сердца больше не бились чисто и мощно, оттого что их
кровь была отравлена. Или оттого что их характер стре-
мился к библейскому Богу. Как же народ, по земле кото-
рого «текли молоко и мѐд» и которому небо подавало
урожай в протянутые руки, мог достигнуть серьѐзной
веры в судьбу, присущей нордическому человеку, бо-
ровшемуся с землѐй и своей участью! Восточный чело-
век, с родины которого к нам пришло христианство,
оставался только созерцателем Бога. Его душа никогда
не была способна взмывать к тем чистым вершинам, где
нордический человек ступает мощно и благочестиво. И
поскольку человеку Востока никогда не приходилось
стяжать своего Бога, преодолевая сомнения и ведя поис-
ки – он лишь видел, как Бог одарял и наказывал – ему не
давал покоя вопрос: кто есть Бог? Так он создал себе об-
раз той силы, о которой мы смеем только догадываться.
Он придал ему форму, наделил языком, слабыми и силь-
38
ными сторонами человеческого духа. Он втиснул его в
буквы и формулы. А христианская церковь в итоге опу-
тала их цепями в Библии. Бог был всего лишь умным,
могущественным существом в человеческом образе, вос-
седавшем на своѐм троне в небесах как добрый отец или
карающий хозяин, с которым можно говорить и торго-
ваться, которого можно обмануть и перехитрить. «Свя-
щенные писания» полны такого богохульства. Позже от
этого еврейского бога несовершенства произошѐл хри-
стианский бог. Дорогой, всезнающий отче, также сидя-
щий на небе и давший свои заповеди нам, грешным зем-
ным червям.
Бог говорит: «Почитай отца и мать, да будет тебе
благо и долголетен будешь на земле».
Конечно, мы хотим с благодарностью чтить своих
родителей. Но мы отказываемся от вознаграждения за
это в виде приятной, продолжительной жизни. Мы были
бы ничтожными, неблагодарными детьми, если бы же-
лали награды за самоочевидный долг. Мы не желаем
наград, даже от Бога.
Что это за Бог, говорящий такие кощунственные
слова? Наши сердца требуют более глубокого, более ис-
тинного благочестия. Что это вообще за Бог, позволяю-
щий человечеству жить сотни тысяч лет без Иисуса, а
затем повелевающий людям выполнять десять запове-
дей, само собой разумеющихся для всякого сколько-
нибудь приличного человека; Бог, который спустя два
тысячелетия уже должен уяснить себе, что он забыл са-
мую важную заповедь: «Храни чистоту своей крови!»
Этот Бог не является подлинным Богом. Он – образ,
придуманный церковью, которая без него утратила бы
оправдание своего существования. Поэтому церковь се-
39
годня не допускает и мысли об отказе от одурачивания
народов.
Они говорят о Боге любви. Любовь не может быть
сутью божественного. Иначе ни народов, ни войн не су-
ществовало бы. Если бы премудрые теологи однажды
покинули свои тесные кабинеты, отбросили пыльные
книги и захотели взглянуть на природу, на жизнь! По-
беждает не любовь, но сила. Сила воли, веры и крови.
Сильные правят, слабые управляются. При этом о любви
не спрашивают. Следовательно, мы не говорим о Боге
любви. Если мы, ограниченные люди, способны осознать
хотя бы один основополагающий признак Вечного, то
именно силу – действующую во всѐм и во всѐм суще-
ствующую силу, которая всегда остаѐтся для нас тайной.
Поэтому мы не обращаемся с мольбами к дорогому бо-
женьке.
Поэтому мы признаѐм могущественного Бога, Бога
силы. Отсюда и наш идеал – не страдалец, а герой.
Немец рождается богоискателем. Его окончательное
вопрошание не обращено к образу божества. Он слиш-
ком благочестив, чтобы осквернять предельную тайну,
заключая еѐ в некие формы. На протяжении тысячелетий
тоска ведѐт немца не к Божьему лику. Она побуждает его
познавать волю той силы, которая действует во всѐм и во
всѐм существует, искать следы этой силы – искать свет,
искать истину. Потому он вечно будет богоискателем и
созидающим. Ведь такова сущность божественного:
оно вечно остаѐтся для нас лишь предчувствием и
стремлением. Мы знаем только то, что оно существует.
И даже если однажды люди полетят к звѐздам, Бог все-
гда будет оставаться непостижимым для них.

40
 Где Бог? Этот вопрос немец задаѐт судьбе. Он отыс-
кал ответ не в книгах, но там, где присутствие Бога оче-
видно: в жизни.
Германская религия света не была идолопоклон-
ством и варварским культом. Где же вечное могло от-
крываться германскому человеку в более чистом и мо-
гущественном проявлении, если не в той силе, что еже-
дневно сражается с тьмой и тем не менее каждый раз
выходит победителем! Которая даѐт земле жизнь и пло-
дородность, а людям – свет и хлеб! И что есть стремле-
ние к свету и к жизни как не стремление к Богу! Не
солнцем, этим огненным шаром, восхищался германец в
священном благоговении, но вечной силой, которую
солнце давало ему – силой, которая действует по ту сто-
рону и превыше света и вокруг которой вращались его
бытие и его тоска. Поэтому он не строил храмы для неѐ
и не наделял еѐ обликом. Не от неспособности, а из бла-
гочестия. И во всех нас по-прежнему присутствует часть
световой веры предков, веры, рождѐнной в природе, из
крови. Которая была сильной и простой, которая тыся-
челетиями испускает свет и будет корнем для нового
благочестия от немецкого характера. Эта вера ближе к
истинному и ближе к божественному, чем вымышленное
учение Спасителя.
Мы и не желаем поклоняться солнцу и пробуждать
формы, которые уже давно мертвы и минули. Сегодня
мы живѐм не в каменном веке. Мы – люди XX столетия,
эпохи моторов и машин. Но одно мы можем принять в
качестве наследства: снова мыслить проще и верить бес-
хитростнее. Мы, немцы, должны опять думать в значи-
тельной мере сердцем.

41
 Мы не можем больше верить попам. Мы больше не
можем с такой наивностью и преданностью внимать их
словам. Нам следует разоблачить суть того, о чѐм они
вещают. Мы должны слушать подлинное, изначальное.
Должны вновь стать людьми, для которых этот мир – их
дом, где они твѐрдо стоят обеими ногами и возделывают
свою родину, превращая еѐ в святую землю. Мы считаем
себя повелителями машин. И часто забываем, что явля-
емся детьми породившей нас Божьей земли. Однако это
вовсе нас не умаляет и не делает рабами. Это даѐт нам
чувство уверенности в своѐм мире, чувство защищѐнно-
сти на своей земле.
Мы отказываемся спорить о Боге. Он был, он есть и
будет в вечности. Для понятия «вечное» мы, люди,
слишком незначительны. Мы желаем не угадывать, но
благоговейно молчать, предчувствовать сердцем и гово-
рить сообразно вере.
Мы верим в того Бога – первооснову всего бытия,
тайну всей жизни – который открывает себя в вечном
становлении и гибели природы. Который через непре-
рывные подъѐмы и спады шествует сквозь историю. Ко-
торый является в грохоте сражений. Который бушует
над морями и мчится по лесам в урагане и призывает нас
быть сильными. Мы верим в Бога, который расположил
нас, людей, на земле, дабы мы жили ради своего народа.
Который наделил нашу кровь энергией, чтобы бороться
и верить. Мы верим в Бога, чьѐ веселие излучают дет-
ские глаза. В Бога, который живѐт в рудниках и на фаб-
риках – везде, где веет дух труда. В Бога, который сияет
в звѐздах и пылает на знамѐнах.
Бог пребывает над нами, высоко словно небосвод.
Он действует вокруг нас. И мы носим Его самого в серд-
42
це как священное, чистое благо, что не возвышает нас
над Ним. Это вызывает в нас трепет перед Его величием
и простой истинностью. Это обязывает нас жить Им, то
есть жить нам самим и придавать самим себе форму. Он
взывает и созидает в наших сердцах. Однако многие лю-
ди не слышат Его, поскольку воспитаны воскресной ре-
лигией, с которой имеют дело в церкви. Ведь их не вели
к религии жизни, настолько здраво и глубоко кореня-
щейся в Подлинном, что она кажется нам слишком неза-
мысловатой и самоочевидной. Мы верим в живого Бога.
На наш взгляд безбожно и поверхностно заключать веч-
ное всемогущество в буквы и заставлять его вещать в
некоем «священном писании».
Мы извлекаем свою веру не из букв и пустых запо-
ведей. Мы черпаем еѐ из повседневной жизни, из опыта
народа и переживания истории, из расы и крови, из род-
ной почвы.
Многие могут назвать это кощунством и высокоме-
рием. Мы зовѐм это немецким благочестием.
Наше благочестие – если мы желаем назвать так
связь человека с Богом – не требует никакого посредни-
ка. Наш путь к Богу является прямым и непосредствен-
ным. В этом – знак оцепенелости нашего времени, когда
Бога ищут в книгах и проповедях, меж тем как в тысячу
раз интенсивнее Он подступает к нам в жизни.
Кто думает о «священном писании», когда молчит
ночью, созерцая простор мироздания, а его сердце со-
дрогается в благоговении? Один взгляд на звѐзды гово-
рит нам больше, нежели тысяча библейских слов.
О чѐм я думаю в светлое утро пасхи? О том, что в
природе всѐ зеленеет и распускается. О сияющем небе и
солнечном свете. Кто думает об Иисусе на этом праздне-
43
стве пробуждающейся, покрывающейся зеленью земли?
Мы все язычники. Ведь мы – дети Бога.
Кому нужен пастор, когда на торжественной демон-
страции сто тысяч человек заявляют о своей сопричаст-
ности Германии и запевают «Нидерландское благодаре-
ние»?5 Это ли не непосредственное переживание Бога?
Можно ли отрицать, что непосредственность пере-
живания Бога свидетельствует о сильнейшей сердечной
вере? Можно ли утверждать, будто не несѐт в своей ду-
ше глубочайшее благочестие тот, кто без посредников и
без священников движется к божественным глубинам?
Тот, кто стремится искать и познавать своего Бога, вечно
и величественно шествующего по жизни? Тот, для кого
все слова и догматы слишком малы и слишком тесны,
кому буква закона и книжная заумь лишь преграждают
путь к Богу? Кто там ещѐ желает говорить о ложной вере
и безбожии? Какие же мы, язычники, благочестивые лю-
ди!
Мы оспариваем существование некоего человека,
способного быть представителем божества на земле. Мы
не согласны с тем, что он либо какой-то пастор в боль-
шей мере близки к своему Богу, чем ты и я. Пред Твор-
цом и Благодетелем мы, люди, все равны. Он смотрит в
сердце, а не на одеяние и присвоенную должность.
Я говорю, что самый могущественный папа римский
вовсе не ближе к Богу, чем последний крестьянин-
язычник, усердно обрабатывающий клочок земли. Я го-
ворю, что многие папы, возомнившие себя представите-

5
Niederländisches Dankgebet – переложение на немецкий язык популярного в
Германии старинного голландского гимна, более известного по первой стро-
ке «Wir treten zum Beten vor Gott den Gerechten» («Мы собираемся на молитву
пред Богом праведников»).
44
лями своего Господа, а с ними и вся толпа священников,
поджариваются сегодня в аду как несчастные грешники
согласно их собственному учению. Я говорю, что в Биб-
лии не содержится абсолютной истины, впрочем, как и
истины относительной – абсолютная истина покоится в
вечных законах Божьей природы.
Наше несчастье состоит в том, что мы имеем опла-
чиваемое сословие духовников, чья принадлежность к
своему занятию, увы, лишь в редких случаях определя-
ется призванием.
Если сегодня штурмфюрер6 говорит у могилы това-
рища о долге и вере, то его слова, пожалуй, не отлича-
ются изяществом. Но они для него также священны и
благочестивы. Не нужен никакой книжник, произнося-
щий речь о божественных ценностях на основании своих
штудий. Нужен человек, доказывающий свою веру жиз-
нью, посредством примера собственного прошлого.
Тот, кому никогда не приходилось в тяжѐлые време-
на зарабатывать на хлеб трудом своих рук и усилием
ума, не должен выступать с кафедры и вещать о вере и о
надежде. Он не знает жизни. Там где есть труд, есть
жизнь. Там, где есть жизнь, живѐт Бог.
Когда-нибудь командир роты будет сам воспитывать
из своих солдат верующих немцев и самостоятельно
устраивать празднества. И я полагаю, это удастся ему
лучше, чем какому-либо священнику, которому некое
интернациональное учреждение воспрещает становиться
солдатом.

6
Штурмфюрер – звание в СА (штурмовых отрядах национал-
социалистической партии), соответствовавшее армейскому званию лейтенан-
та.
45
 Наше богослужение будет и выглядеть иначе. Они
называют богослужением посещение церкви. Это звучит
так, как будто можно выполнять свои обязанности перед
Богом два часа по утрам с помощью молитв, песнопений
и раздумий. Тогда грехи прощаются. И можно грешить
снова.
Богослужение для нас – это жизнь, это долг. Бого-
служение – это служение народу, от самого начала и до
последнего биения сердца. Маловерен тот, кто злоупо-
требляет этим великим словом, называя им какой-то
длящийся с 9 до 11 часов церковный обряд.
Мы не хотим сносить соборы. Мы желаем напол-
нить их новым духом, провозгласить в них новую веру.
Но соборы для нас – это и места, священные для Движе-
ния, это площади для собраний и залы, в которых народ
объединяется, чтобы заявить о своей сопричастности
Германии. Однако нет собора прекраснее и могуще-
ственнее, чем природа: в ней Бог живѐт и говорит с
нами.
Городские и сельские общины будут собираться на
торжества в родовых домах и залах почитания не как
конфессии или секты, но как общность народа, общность
крови, общность веры. И каждый должен оказывать со-
действие в устроении этих праздников. Измученный, ис-
кажѐнный от боли образ Распятого исчезнет. Вместо
того чтобы носить на своих спинах кресты, наши герои
должны взять в руки мечи. Вечным увещевателем и
глашатаем будет солдат, павший в мировую войну. А с
ним и все те, кто когда-либо гибли за Германию. Эти ге-
рои станут нашими святыми. Их примерами немцы
должны укреплять свои сердца. Тогда не будет больше
места для крестных ходов, веры в мощи и ближнево-
46
сточных комплексов грешника. Батальоны и роты же-
лезным шагом замаршируют прочь от них. Нам надле-
жит снять одеяние кающихся грешников и стать народом
из солдат. Солдат войны, солдат труда. Солдат народа.
Более того, каждый должен искать свой путь к Бо-
жественному. Ведь все различны. И перед каждым стоит
задача жить самостоятельно. Не ради себя. Ради общно-
сти, к которой он принадлежит. Жизнь в Боге означает
жить своей самобытностью, сообразно своему немец-
кому характеру и слушаться голоса крови.
Временами человек вынужден покидать народную
общность, чтобы побыть наедине с самим собой и со
своим Богом. Тогда никто не может ему помочь, потому
что у каждого своя судьба. Эти часы одиночества не
пропадают даром – напротив, они плодотворны. По-
скольку дают человеку силу, которую он передаѐт общ-
ности.
Спрашивается, должен ли человек молиться.
Конечно, он может молиться. Но не бубнить трусли-
вые прошения. И не умолять о пощаде и милосердии.
Божество слишком величественно и слишком могуще-
ственно для человека, чтобы тот мог постоянно обра-
щаться к нему с просьбами об исполнении своих жела-
ний. Это было бы слишком малодушно и слишком по-
христиански. Его молитвы – это рапорты самому себе,
исповеди в том виде, как они представлены в речах Гут-
тена.7 Не перед людьми, но перед Богом и собственной
совестью.
7
Ульрих фон Гуттен (1488-1523) – немецкий гуманист, мастер сатиры и по-
литической публицистики, идеолог Рыцарского восстания 1522 года. В своих
произведениях он отстаивал старинные рыцарские идеалы, пропагандировал
античное наследие, выступал за создание единого немецкого централизован-
ного государства, остроумно высмеивал пороки знати, попов и мещан.
47
 Его молитвы – это диалоги со своим Богом без по-
средника и в трудные времена, беседы c Богом, коего че-
ловек воспринимает как вышнее присутствие и ни о чѐм
не упрашивает; близость и непосредственность Бога
придаѐт ему энергию и мужество преодолевать тяжѐлые
удары судьбы. Его молитвы – это клятвы и священные
обеты выполнить свой долг и быть стойким в жизни и в
смерти.
Человек не просит, чтобы чаша сия миновала его.
Он просит силы и твѐрдости, дабы выстоять в борьбе с
жизнью и еѐ бурями. И если от него отвернутся все люди
и покинет удача, он не опустится с плачем на колени.
Ему не даѐт согнуться доверие к Богу, которое невоз-
можно купить и выпросить, которое покоится в сердце и
служит последней опорой и самой глубокой мыслью.
Воистину, выдуманное попами многословие и крас-
норечие не имеет ничего общего с мужественной молит-
вой. Порою достаточно только внутренне овладеть собой
на миг, выпрямиться и дать клятву, взглянуть на Вождя
или на знамя, услышать речь друга или вдохновиться
природой.
Порою это жаркие, многодневные внутренние сра-
жения в душе – отчаянные времена, через преодоление
которых приходят к свету.
И в следующий раз достаточно лишь одного слова,
исходящего из сердца как убеждение, как стремление
или как предельная вера: Германия.

48
 О Германии

Мне неведомо слово, которое звучит красивее, кото-

рое более ценно и священно, чем это: Германия!
Она – родина, ток крови, стремление, убеждение,
вера.
Я рождѐн для Германии. Ей предназначается моя
жизнь и моя смерть. Я не свободен, если она в оковах. Я
не могу жить, если она умирает. Ведь без Германии моя
жизнь не имеет смысла. Она являет собой священное
благо, каковое я несу в себе. Последнюю опору и конеч-
ную мысль всех моих поступков.
Германия превосходит то, что я могу высказать сло-
вами.
Я видел альпийских гигантов в пылу вечернего
солнца и в прохладной утренней мгле. Я бродил по пу-
стоши и впитывал в себя одиночество. Я взбирался на
горы и шагал по цветущим долинам. Я слушал говор ле-
сов и их шелест. Я проникался морем, его спокойным
простором, его шумом и рѐвом, гласом мчащегося над
волнами шторма. Я взмывал к облакам, когда занималась
заря. Моѐ сердце билось свободней и чаще.
Я был повсюду дома. Везде я чувствовал мать, ро-
дину – Германию.
Я бывал у крестьянина в поле и вѐл с ним задушев-
ную беседу. Я ходил на общественные работы и замечал
серьѐзность и веру в облике трудящихся. Я был солда-
том и вменял себе долг в закон. Я сидел в кругу весѐлой
молодѐжи и видел радостный блеск в юных глазах. Я

49
ощущал нечто вроде тоски, которая зовѐт немцев в чу-
жих странах на родину.
И всюду я чувствовал Германию. Потому что она
больше и шире, чем море, чем облака и пу-
стошь. Германия везде, где немецкая кровь пульсирует в
немецких сердцах.
Да, она ещѐ более могущественна, ещѐ более свя-
щенна. Я знаю это, ведь я – дитя великой войны. Ведь я
боролся за новый Рейх. Германия больше, чем родина
немцев. Больше, чем общность крови.
Германия повсюду. И всѐ же еѐ никогда не было. И
никогда не будет. Поскольку она – вечная божественная
задача для всех немцев во все времена. Никогда немцы
не обретут свою Германию, хотя сами и живут в ней.
Вечно надлежит им искать и сражаться. Такова их судь-
ба и их счастье. Германия – это больше, чем географиче-
ское понятие.
Германия – это идея. Потому что она вечна.
Напрасно искали мы слово «отечество» в книгах и
заповедях христиан. Где же согласно Библии находится
отечество? Только в потустороннем мире. Но наша от-
чизна пребывает не на небесах, не в Иудее и не в Ри-
ме. Наша отчизна зовѐтся Германией. Она находится
на земле, и она вечна, божественна, священна. Тот, кто
посвящает себя ей, совершает богослужение.
Два тысячелетия церковь проповедовала любовь.
Она верит в десять заповедей и забыла самую важную:
Возлюби прежде всего своѐ отечество – вечное,
божественное, священное. Посвяти ему свою жизнь и
пожертвуй собой, умерев за него!
Нельзя сказать, что эта заповедь самоочевидна. Для
христианской церкви она никогда не являлась таковой.
50
Сегодня католическая церковь, как и пятьсот лет назад,
всѐ ещѐ борется за христианское церковное государство,
в котором народы склоняются перед крестом.
Церковь, получающая указания о следовании своей
вере от главы этой интернациональной власти, – не
немецкая церковь. И она никогда не станет немецкой.
Однако и в евангелической церкви любовь к Иудее
затмевает любовь к отечеству. Иначе она не смогла бы
проспать великий момент пробуждения. Иначе она не
нуждалась бы в молебне о заступничестве за народное
голосование в Сааре.8 Сначала следовало бы помолиться
за Германию. Не должно ли это быть для церкви очевид-
ным? Если судить по действиям христианской церкви,
нет.
Нет! Церковь до сих пор не поняла призвания наро-
дов. Она попирала ногами природу, начиная с рождения
Христа и до сегодняшнего дня.
Мы верим в сильного Бога. Мы верим, что этот Бог
сотворил народы. И каждому народу он дал задачу жить
самостоятельно, согласно собственному своеобразию, и
бороться за себя. У всякого народа есть право на жизнь и
8
Саар – земля Германии, граничащая с Францией и Люксембургом. В 1920
году в результате поражения Германии в Первой мировой войне этот регион
согласно Версальскому договору был передан в управление Лиги Наций, а
его угольные шахты объявлены французской собственностью. Позднее туда
были введены французские колониальные войска, укомплектованные араба-
ми из Марокко и неграми из Сенегала. После прихода к власти национал-
социалистов Саарская область стала убежищем для противников нового ре-
жима (евреев, коммунистов, социал-демократов и религиозных оппозицио-
неров обеих конфессий). В январе 1935 года состоялся референдум о статусе
Саара, на котором 90 процентов избирателей проголосовали за вхождение в
Третий рейх. Более двух третей верующих в Саарской области составляли
католики. Евангелическая церковь, за исключением патриотически ориенти-
рованной группы («Немецкой евангелической церкви»), вела агитацию про-
тив присоединения региона к Германии и за сохранение статуса-кво.
51
на уважение, если он того заслуживает своим благород-
ным характером. И у всякого человека есть железная
обязанность в первую очередь служить своему народу,
посвящать ему своѐ существование. Это звучит так про-
сто и самоочевидно. Но именно поэтому и столь чуждо
для многих людей, поскольку они, слишком образован-
ные и чересчур вышколенные, мечтают о царстве не от
мира сего.
Германия – наше отечество, для нас она является от-
кровением Божественного. Заданием и поручением от
вечности. Поэтому мы не можем разделять Германию и
Божественное. Немецкая душа свободна лишь тогда, ко-
гда вера в Бога и вера в Германию спаяны в одну пыл-
кую веру и образуют нерасторжимый союз. Потому что
вера в Германию – это вместе с тем и утверждение Бога.
Если мы служим одному, то должны трудиться и для
другого. Только интернациональное, чуждое миру хри-
стианство полагает, что можно отделять Творца от его
творения. И оттого оно вынуждено отделять себя от
народа.
Поэтому наш народ – это религиозная реальность.
Поэтому Германия – это религиозная идея.
Мы верим в эту Германию. И мы не можем одно-
временно верить в потустороннее царство, так как долж-
ны жить для своего народа, а не ради личного блажен-
ства. Мы также не можем принадлежать Ближнему Во-
стоку, к которому немцев доныне призывают колокола.
Потому что наша священная земля – Германия. И мы не
можем слушать болтовню оторванных от жизни попов.
Ведь тот, кто верит в Рим, не способен верить в Герма-
нию. Мы не можем жить двумя различными верами. В

52
наших сердцах есть место только для одной веры, только
для одного убеждения: Германии!
Германия – это вечное понятие. Если христианство
когда-нибудь отойдѐт в прошлое, Германия только
начнѐт жить.
Христиане говорят: «Немецкая вера? Нет! Народу
требуется нечто, за что он может ухватиться. Народу
нужен зримый образец, опора. И это – Иисус!»
Мы говорим: «Действительно, народу нужна под-
держка, с помощью которой он может выпрямиться и
укрепить себя. Но этой поддержкой является доверие к
собственной силе, вера в своѐ будущее. И если необхо-
димы образцы, то немецкий народ несомненно может
обойтись без иностранных вождей. Ведь у него доста-
точно сыновей – мужей, которые подают миру пример.
Мы не нуждаемся в образцах, чуждых нашему характеру
и нашему народу. Своих вождей мы находим в великих
немцах прошлого и в великих людях настоящего».
Странно! О самом очевидном никогда не думают в
первую очередь.
Вера в Библию и в Иисуса будет преодолена, когда
все немцы найдут своѐ служение Богу в созидании ради
народа и Рейха. Тогда они станут религиозны без мыс-
лей о спасении во Христе, потому что будут осознанно
выполнять задачу, которую Бог предназначил им как
людям.
Немцы никогда не позволяли себе равняться на
Христа. Он – страдалец. Нам нужен народ из бойцов и
героев. Мы хотим воспитывать не любящих, но герои-
ческих людей. Это наш долг перед Творцом.
Спаситель – благородная фигура. Эгоистичные и
властолюбивые людишки сделали его учение посмеши-
53
щем, они осквернили и предали его чистую душу. Воис-
тину! Если бы Учитель сегодня мог воскреснуть и по-
смотреть, во что люди превратили его жизнь и его слова,
то он взял бы кнут и вышиб попов из их приходов, как
когда-то прогнал менял из храма.
Мы уважаем Спасителя. Но мы не любим его. И от-
вергаем его как вождя. Нам не нужны страдальцы, кото-
рые идут по жизни словно сущие глупцы, отрекаются от
мира и умирают ради неба. Нам нужны вожди, которые
могут ударять мечом, которые бросают себе вызов на
высотах и в глубинах, жестокий мир для них – родной
дом, где они ведут борьбу с судьбой.
Любовь к ближнему остаѐтся вечной теорией. В те-
чение двух тысяч лет церковь пыталась превратить лю-
дей в любящих братьев. Она не смогла объединить даже
один народ, не говоря уже о том, чтобы принести спо-
койствие целому миру. Во имя любви она истребила и
свела в могилу миллионы людей. Это она называла
практикой любви к ближнему.
Больше нет места для этого вида любви. Его заме-
нила германско-немецкая общность народа и крови. Она
сплотила наш народ. Не верой в Иисуса, но верой в Веч-
ную Германию! Эта вера была создана для практики. И
она будет проповедоваться в Германии – мы в этом кля-
нѐмся! – пока однажды еѐ не разделят все немцы. И мы
будем жить этой верой, пока она не станет жизнью всего
народа. Христианская вера уже давно не пылающий
огонь, который взмывает к небесам. Она опустилась до
утешительного средства. Если сегодня попы призовут к
борьбе, к крестовому походу за свою святую церковь, то
их испугает та небольшая группка верующих, которая

54
всѐ ещѐ готова рискнуть своей жизнью ради идеи церк-
ви.
Но если отечество призовѐт к оружию, то поднимет-
ся вооружѐнный народ. Восстанут сердца.
Ценность веры можно измерить теми благами,
которые люди бросают ради неѐ на чашу весов. Ради
христианской веры немецкий обыватель жертвует сего-
дня своими церковными налогами, грошовыми подаяни-
ями, в крайнем случае – воскресным утром. С верой в
Германию погибли наши лучшие люди. Солдат, умира-
ющий за христианскую церковь, – это насмешка над
солдатской смертью. Умирают только ради того, во что
верят. И наоборот: верят в то, за что стоит умереть.
Осквернением смерти за отечество я по сей день
считаю слова одного попа, произнесѐнные им в день па-
мяти павших героев. Он сказал: «Можно, пожалуй, ино-
гда умирать с верой в верность или в Германию. Но
лучший солдат – это христианин, умирающий ради Хри-
ста». Такую дискредитацию наших героев войны и их
готовности жертвовать собой я отношу к присущему по-
пам общему отчуждению от мира. И этому нет оправда-
ния.
В мировую войну ополченца-христианина с поче-
стями предавали земле. Хотя ни один солдат на фронте
не отдал свою жизнь за христианство. Немецкий солдат
поднялся из кровавых траншей в борьбе народов. Силой
сражаться и умирать его наделила именно вера в Герма-
нию, которая священна. И сегодня в Германии нет хри-
стианских солдат. Солдаты принадлежат своему отече-
ству.
Христианство не может быть целью для солдата.
Цель солдата – это честь народа, которому он служит.
55
Христианство не может оставаться даже воодушевляю-
щей силой. Ведь она – вера слабых и ничтожных. Арн-
дта, Бисмарка и Шиллера не следует постоянно называть
великими христианами. Они были в большей степени не
христианами, а немцами. Сравните как-нибудь при слу-
чае «Катехизис немецкого воина и ополченца» Арндта с
десятью заповедями или с кроткими требованиями «Но-
вого завета». Тот, кто и после этого продолжает утвер-
ждать, будто немецкое и христианское составляют одно
целое, либо глупец, либо трус. И такие люди безнадѐж-
ны.
Нас упрекают в том, что мы якобы язычники. Необ-
ходимо прояснить данное понятие. Язычник – это лю-
бой, кто не верит во Христа. Но тот, кто не исповедает
христианство, ещѐ далеко не безбожник – просто он ве-
рит в какого-то другого бога. И всѐ же этих язычников
насчитывается две трети человечества. Насколько же са-
моуверенна христианская церковь, возводящая свою
догму в единственную истину для целого мира! Что же
это за Бог, одаряющий милостью и блаженством малую
часть человечества и отказывающий в милости большей
части, бросая еѐ на произвол порочности и греховности
дьявола!
Однако лишь немногие из этих язычников действи-
тельно являются безбожниками. Напротив, они создали
религию, соответствующую их характеру. Храни их Бог
от безумия христианской идеи человечества! Мы позна-
ли собственным нутром, каково это – стать чуждыми са-
мим себе. Никакому народу мы не желаем этого болез-
ненного, гибельного заражения. Мы не будем скорбеть о
попе, которого убьют язычники, ведь он хочет похитить
их сокровенную святыню. И мы рекомендуем им дей-
56
ствовать по примеру фризов, которые отправили святого
Бонифация вместе с его свитой на небеса. Жаль, что
поздно. Ведь он уже продал немцев Риму.
Поэтому слово «язычник» – почѐтное зва-
ние. Впрочем, нам всѐ равно, называют нас еретиками
или язычниками, если мы просто являемся хорошими
немцами.
Когда мы провозглашаем веру в Вечную Германию,
то тем самым завершаем эпоху религиозных распрей.
Кто же из нас не желает признаться в приверженности
этой вере? Он был бы преступником и предателем, и ему
не нашлось бы места среди нас. Если мы возвышаем пе-
ред немцами их отечество, их народ, до религиозной за-
дачи, то это больше не может означать: «отдавайте кай-
зеру то, что принадлежит кайзеру, а церкви то, что при-
надлежит церкви».9 Тогда мы знаем только одну запо-
ведь: всѐ для Германии!
Но тот, кто верит в Германию, также верит и в Бога.
А тому, кто избрал своим вождѐм Христа, нет нужды ве-
рить в Германию. Христианство интернационально. А
мы – немцы. Следовательно, мы не можем быть христи-
анами.
Нас спрашивают: как будет называться ваша догма?
Мы отвергаем всякую догму. Догмы жестки и непо-
датливы. Мы желаем живой веры. Догмы вообще явля-
ются смертью любой религии. Ведь вера не позволяет
втискивать себя в формулы и правила. Верой живут, или
это не вера.

9
Отсылка к словам Иисуса Христа «отдавайте кесарю кесарево, а богу бого-
во» (Евангелие от Матфея, глава 22, стихи 15-21), которые определяют хри-
стианское отношение к политике и религии и отделяют служение государ-
ству от служения Богу.
57
 Не о догмах, а о новой позиции хотим мы гово-
рить. О твѐрдой, простой, языческой жизненной пози-
ции. Она нужна нам больше, чем Библия и догмы. Мы
желаем привить еѐ немцам, то есть подать пример жиз-
ни, чтобы они могли выжить. Религия – это жизненная
позиция. Наша позиция больше не имеет ничего общего
с христианством. Эра святых и попов заканчивается. Мы
начинаем эру солдат.
Нас спрашивают о том, есть ли некое определение
нашей веры.
О наших убеждениях уже заходила речь. Никто не
может сомневаться в этом. Здесь не о чем спорить. Но
мы не ограничиваемся лишь убеждениями. Убеждения
бесполезны, если не действуют сообразно с ними. Их не
проговаривают. Ими нужно жить. Их отстаивают не на
церковной кафедре, но мечом в сражении. Нам не нра-
вится разглагольствовать об этом. Мы не принадлежим к
тем, кто испытывает необходимость постоянно клясться
в своей любви к Германии и верности Вождю посред-
ством зажигательных телеграмм и длинных статей.
Мы поклялись в верности один раз. Подлец тот, кто
нарушает эту клятву.
Однако такой формулой веры для национальной ре-
лигии, если еѐ вообще нужно выражать одной фразой,
будет:
Я верю в сильного Бога и вечную Германию!

58
 О жизни

Жизнь вечна. Она разливается как река крови, про-

истекающая из вечности и несомая поколениями через
эпохи, и устремляется обратно в простор Божественного.
Жизнь является тайной. Она не начинается рожде-
нием и не завершается смертью. Она – цветение, созре-
вание и плодоношение. Она есть свет, который никогда
не угасает и который мы вечно ищем.
Жизнь суть волны моря, постоянно поднимающиеся
и опускающиеся в чередовании приливов и отливов как
мысли Бога, в которых он шествует по истории. Одна-
жды сотворѐнные, они рождаются снова и снова.
Жизнь – это деяния на пути героя. Которые устрем-
ляют к горам и пропастям, сквозь ночь к свету. Жизнь –
это Божье дыхание, веющее по миру в становлении и ги-
бели.
Звеном в цепи вечности является наша жизнь. Кро-
шечный отрезок в пространстве Бога. Но для нас, людей,
огромное обязательство.
Во что превратили эту жизнь люди ничтожные? За-
чатие опозорили как грех. Женщину и мать как носи-
тельницу жизни обесчестили, назвав греховным сосудом
и дьявольским искушением. Еѐ низвели до служанки
мужчины. Таковы грехи христианства, презирающего
самые изначальные и наиболее естественные законы
природы; и превзойти его в этом удалось лишь больше-
визму.
Жизнь была не более чем приготовлением к смерти,
открывавшим врата к вечной жизни. Чем больше отрека-
59
лись от жизни, тем вернее было обретение небесного
блаженства, жизни без забот и мучений. В этом отрече-
нии от жизни – мы бы сказали отрицании жизни – цер-
ковные святые всегда пытались перещеголять самих се-
бя. Самые здоровые радости жизни отвергались как со-
блазны дьявола, а влечение к ним подавлялось. Они жи-
ли в грязи и ходили в лохмотьях, влачили жалкое суще-
ствование, питаясь отбросами и выпрашивая гроши,
ютились в пещерах и клетях, чтобы дожидаться там
смерти, избавлявшей их от всех страданий. Это они
называли жизнью. Затем они уползали в монастыри и
пустыни. Но природа брала своѐ. И оттого святые и по-
пы грешили больше, чем Бог мог когда-либо прощать.
Пришло время для чтения в школе «Поповского зер-
кала»,10 чтобы пусть не старики, но хотя бы юноши про-
буждались и больше не бегали к попам. Ведь теория гре-
ха и учение о милости может быть только выдумкой со-
словия священников, которое без неѐ не способно суще-
ствовать. Запугивание людей муками страшного суда,
проповедь первородного греха и милости Иисуса как
единственного пути спасения выгодны лишь сильным
мира сего в церковных приходах. Но если люди придут к
мысли о том, чтобы вместо страдания и отрицания нахо-
дить смысл жизни в борьбе и в утверждении, то церковь
рассыплется как карточный домик при порыве ветра.

10
Речь идѐт о книге немецкого писателя Отто фон Корвина (1812 – 1886)
«Поповское зеркало. Исторический памятник христианскому фанатизму»
[Otto von Corvin. Der Pfaffenspiegel – Historische Denkmale des christlichen
Fanatismus]. Этот труд, изданный в 1845 году, посвящѐн резкой критике без-
нравственности и развращѐнности священников и монахов, коррупции и алч-
ности церковных властей и их многочисленных злодеяний и преступлений.

60
 Одна из величайших бестактностей в мировой исто-
рии состоит в том, что две тысячи лет христианская цер-
ковь заставляет своих верующих стоять на коленях пе-
ред Спасителем, который пригвождѐн к кресту, рыдает,
истекает кровью и выставлен на всеобщее обозрение с
искажѐнным от боли лицом и извивающимся телом, что-
бы несчастным грешникам даже не приходила в голову
мысль о том, что можно нести ответственность за самих
себя. Я видел изображение покаянной процессии, в ко-
торой закутанные в рясы фигуры плелись по улицам, во-
лоча гигантские деревянные кресты. Это вообще люди?
Разве они не рабы?
Для чего Бог дал нам жизнь? Мы благоговеем перед
могущественным Богом. Но это уж слишком. Прямо-
таки холопское отношение, трусость. И это не преувели-
чение. Таково самое прямое следствие христианского
учения об отречении и о потустороннем мире. И если се-
годня большинство немцев осознают по Божьей воле
данное безумие и данное преступление, то уж не из-за
того, что они следуют чистому христианству, а потому
что немец в них сильнее христианина. Потому что здра-
вый смысл раскрыл им глаза.
Сегодня мы начинаем провозглашать святость
жизни, поскольку ощущаем в ней действие божествен-
ных сил. Родиться, повзрослеть, умереть – вот вечный
жизненный круговорот.
Мать – священный символ для нас. В еѐ лоне созре-
вает плод, благодаря чему она распространяет жизнь от
поколения к поколению, тот поток крови, который свя-
зывает всех нас, потомков и предков. И есть ли более
божественное, более великое чудо, чем рождение? Ни-
чтожные и заблудшие люди низвели его до неизбежного
61
зла и назвали себя избранниками Господа. А где же, как
не в детском смехе, жизнь находит своѐ наиболее чистое
и кипучее проявление!
Место и роль женщины в христианской и, с другой
стороны, в германской жизни характеризуют одновре-
менно ценность и глубину обеих религий. История появ-
ления женщины в Библии – мы воспринимаем еѐ только
символически – это насмешка над всем женским. Ева
была создана из ребра мужчины. И со времѐн грехопаде-
ния в раю женщина являет собой начало всякого греха и
скверны. И как благородно выразил германец возникно-
вение женщины в саге! Она произрастает от ствола дере-
ва, из природы. И потому в еѐ сущности было нечто воз-
вышенное и священное, что чтил мужчина. Наиболее
благородная женщина возводилась в жрицы. И отноше-
ние полов друг к другу было таким же здоровым и есте-
ственным, как сама вера. Сперва должно было прийти
христианство, чтобы своей ближневосточной моралью
привнести в эти чистые отношения пошлость и низость.
И с тех пор мы из-за этого страдаем. Свет не пришѐл с
Востока. Он издавна сиял в немецких землях, более чи-
стый и более сильный, нежели солнце Иерусалима.
Пройдѐт ещѐ много времени, прежде чем мы полностью
преодолеем грехи христианства и снова будем больше
похожи на наших предков, чем на отрицателей с Ближ-
него Востока.
Христианство сконструировало себе веру в потусто-
ронний мир. Его царство – не от мира сего. Земная
жизнь является только подготовкой к этому царству. И
теперь люди пребывают в постоянном ужасе перед
Страшным судом, на котором небесный Отец определяет
готовность своих детей к небу или аду. Только тот полу-
62
чит блаженство, кто воздаѐт должное священникам и
выполняет заповеди. Он будет жить на небесах без забот
и в радости.
Как ничтожна для нас и как чужда нам, немцам, эта
вера! Она не достигает нашего благочестия. И немцы
понимали, что она ни богоугодна, ни естественна. Две
тысячи лет назад жил один благородный человек. Чи-
стый и набожный он шѐл по жизни и проповедовал о
царствии небесном. Мы не считаем себя его сторонни-
ками, потому что видим своѐ призвание в борьбе на зем-
ле.
Но во что попы превратили его учение! Христиан-
ская вера в еѐ нынешней форме есть не что иное, как
умело и хладнокровно придуманное поповское изобре-
тение, рассчитанное на человеческую глупость и наив-
ность. Кто же ещѐ получает выгоду от того, что запуган-
ное человечество ползает под крестом и убегает от жиз-
ни? Тысячи лет люди населяли землю, и она была их до-
мом. И вдруг оказывается, что их родина находится на
небе. Не потому, что Бог желает этого. А исключительно
оттого, что один благочестивый человек когда-то поки-
нул землю, и оттого, что это одобряют попы. Потому что
таким образом они могут склонять перед собой челове-
чество и подавлять его так, как им заблагорассудится.
Сколько несчастий и проклятий принесло это учение
людям! Сколько крови пролито напрасно и отнято у
народов! Как может быть божественной вера, которая
попирает природу, не знает никакого отечества и ника-
кой национальной чести!
Мы смотрим на жизнь другими глазами. Жизнь – это
не дар. Горе тому, кто верит, что он может спокойно
наслаждаться ею, как ему угодно. Он предаѐт целост-
63
ность бытия и не заслуживает воздуха, которым дышит.
Нам не даѐтся даром то, что мы не заработали сами. Зем-
ля – не рай. Она является полем битвы людей. И только
бойцу предназначается победа. Жизнь – это не юдоль
печали на земле. Такова она лишь для грезящих о цар-
стве в потустороннем мире. Юдоль печали или нет – все-
гда зависит от самого человека. У нас нет ни времени, ни
причины на жалобы. Жизнь у нас лишь одна. Подумайте
об этом!
Неправда, что человек – раб своего времени. Он
способен на многое, если только захочет. Лишь трус
возлагает ответственность за нужду и рабство на время и
обстоятельства. Храбрый и сильный преодолевает нуж-
ду. И мы говорим о великом времени только потому, что
его люди были великими и сильными. Поэтому не быва-
ет слабых времѐн. Слабыми бывают только люди.
Жизнь – это поручение от вечности. Бог доверил еѐ
нам как драгоценное, священное благо, каковым нам
надлежит владеть. Жизнь является заданием, и мы долж-
ны выполнить это обязательство перед Всевышним. За-
дание заключается в служении своему народу. Посколь-
ку только так мы действуем в соответствии с замыслом
Того, кто нам его дал. У каждого человека есть задача
жить самостоятельно. Это означает так проявить всю
свою энергию и все свои способности, чтобы в итоге он
мог сказать: то, что я был в состоянии сделать как чело-
век, я сделал.
И к тому же у него есть долг потратить эту энергию
не на себя, не на церковь и не на собственное личное
блаженство. Он должен посвятить еѐ своему народу.
Ведь только в общности он является полезным звеном.
Труд последнего подметальщика улиц ценнее жизни ты-
64
сячи святых братьев в монастырях, которые крадут еѐ у
своего народа молитвами и бичеванием. В жизни мы не
должны вопрошать о самих себе. Нам надлежит сра-
жаться на жизненном пути, повинуясь голосу крови,
служа сообществу и чтя Бога. Мы также не должны про-
сить награды. Наша награда – это счастье быть немцами
и возможность трудиться ради великого Рейха. И нам не
требуется небесное блаженство. Ведь наше царство – от
этого мира. Но оно более божественно и более прекрас-
но, чем полагают «малые сии».11
Наша жизнь – звено в вечной цепи нашего наро-
да. Этот народ старше царства церкви. Он жил задолго
до того, как в Германии зазвонили колокола и чужезем-
ные священники разрушили его храмы. Наши предки
служили ему. Лучшие отдали свою жизнь за него. Мы
рождены для этого народа.
Что такое сегодня крещение? Что такое конфирма-
ция? Это когда становятся – обязаны стать – членом од-
ной из конфессий. Уже в первый год жизни юные немцы
разделяются на католиков, протестантов и бесчисленные
секты. Когда-нибудь мы будем принимать новорождѐн-
ных в общность народа. Не как католиков, не как проте-
стантов, но как немцев, как наше будущее от нашей кро-
ви. И мы не будем добиваться блаженства святой водой
и молитвами. Мы будем удостаиваться чести быть цель-
ными немцами.
В будущем также будет только одно немецкое
освящение супружества. Браки не будут заключаться во

11
Выражение из Нового завета, относящееся к сирым, убогим, больным и
нищим духом, к которым обращена проповедь Христа и которым обещано
царствие небесное как антитеза грешному и полному страданий земному ми-
ру.
65
имя церкви. Браки будут посвящаться народной общно-
сти. Потому что народу принадлежат не только труд и
налоги. Мы преданы народу телом и душой. Народу
предназначается наш брак, для народа рождаются наши
дети, народу принадлежит вся наша жизнь. И вся наша
вера.
Мы принимаем жизнь со всеми еѐ вызовами, взлѐ-
тами и падениями, трудностями и радостями. Ведь мы
находимся на земле, чтобы жить и хорошо чувствовать
себя на ней. Она – наша родина. От неѐ мы рождены. В
еѐ материнском лоне мы уверены и пребываем в без-
опасности. Мы вовсе не хотим убегать от земли. Потому
что она – мать жизни. А мы любим и утверждаем жизнь.
Маловерным мир кажется слишком большим и
слишком мрачным. Для легкомысленных он слишком
мал и не достаточно красив. Мы же видим мир таким,
каков он есть. Для нас в его суровости заключена красо-
та. И сражаться за неѐ – таково наше желание и стремле-
ние.
Люди спорят о назначении жизни на земле и о
смысле существования. Им следовало бы больше тру-
диться, чем болтать. Жизнь не принадлежит ни церкви,
ни нам самим. Она предназначена нашему отечеству.
Жизнь без целей и труда – ничто. Многие люди ста-
вят перед собой очень близкую цель. Для этого им часто
нужно только протянуть руку. Они достигают цели
практически без усилий. Обычно их вполне удовлетво-
ряет уже то, что они обеспечили себе личную выгоду
или сиюминутное удобство. Таковы корыстолюбцы,
лентяи и трусы. Идеалы им недоступны. Мы называем
их обывателями. И их жизнь – это не жизнь, но пресмы-
кание и набивание своего брюха.
66
 Другие люди располагают свои цели на звѐздах. Они
увлекаются пустыми фразами и никогда не добиваются
желаемого. Мы называем их мечтателями. Их жизнь –
это не жизнь, но грѐзы и непостоянство, бессмысленная
игра.
Однако если человек избрал высокую цель в каче-
стве руководящего принципа и идеала, который он жела-
ет воплотить посредством борьбы, то он – идеалист. Мы
не можем быть идеальными. Ведь мы не ангелы и не хо-
тим быть ими. Но мы обязаны идеалистически мыслить,
чувствовать, сражаться – мы обязаны идеалистически
жить.
Перед нами лежит путь. Он может быть освещѐн-
ным солнцем или каменистым. Мы должны пройти его.
Ведь над нами и перед нами находится цель, которой
предназначена наша жизнь: Германия!
Тому, кто желает жить, необходим девиз. Для нас им
будет не любовь, а борьба. Поскольку жизнь – это не по-
кой, не приспособление, не смирение и не присловье
«аминь». Она – шторм, устремление вперѐд и вверх, она
– борьба. Жизнь является напряжением между добром и
злом, ненавистью и любовью, сердцем и долгом, крестом
и мечом. И одержать победу должен меч. Тому, кто ша-
гает по миру с открытыми глазами, он вещает одно: в
жизни побеждает не любовь, а сила. И тот, кто желает
жить, обязан бороться. Иначе он не выдержит жизнь.
Тому, кто желает жить, необходима позиция. Наша
позиция может быть только героической, прямолиней-
ной и отважной. Ведь только герой покоряет мир. Стра-
далец избегает его. Поэтому любовь не должна главен-
ствовать в нашей жизни. Нам необходимы более суро-
вые законы, ибо жизнь сурова. Следовательно, мы мо-
67
жем принимать в расчѐт лишь героическую, солдатскую
позицию. Мы чахнем от того, что почти утратили
надлежащий человеческий облик. Немецкий народ стал
слабым, ведь ему дали страдальцев в качестве примера
для подражания.
Привилегия солдата состоит в том, что он желает
иметь всѐ, поскольку обязан всѐ отдавать. Его мораль не
имеет ничего общего с принятыми в буржуазном обще-
стве нормами приличия. Его мораль – это мораль силь-
ного, здорового и естественного. Мораль жизни, стихий-
ной силы, которая никогда не пребывает в покое и всегда
должна созидать. Солдат привык жить полной мерой.
Инертная, праздная и неполноценная жизнь салонных
героев и разодетых щѐголей ему не подходит. Он должен
идти по иному пути со своей переливающейся через
край волей к жизни, которая необходима ему, чтобы вы-
держать жизнь в еѐ крайних проявлениях. Во всякое
мгновение он обязан быть готовым рискнуть всем, всем
пожертвовать. В любое время может раздаться звук тру-
бы, которая призовѐт его на поле битвы. Но в любое
время он должен уметь сказать себе: «Ты сделал то, что
мог сделать как мужчина. Тебе не нужно сожалеть ни о
едином дне, растраченном на леность и полумеры».
Долг поглощает жизнь солдата целиком. Поэтому он
предъявляет к жизни максимальные требования. У него
есть право на это. Он не ведает границ в своей вере, в
своѐм безрассудстве, в своей любви и в своей ненависти.
Его мерой является чрезмерное.
Он повсюду, где критическая ситуация. Он прихо-
дит незваным. Ведь он ищет борьбу ради борьбы. Солдат
не желает награды. Его награда – это счастье иметь воз-
можность служить. Солдат не хочет благодарности. Са-
68
мое большее, что его беспокоит – это подобающая
смерть. С жизнью он и сам вполне управляется. Солдату
не нужно признание. Его поступки и так известны ему. О
них не стоит говорить. Особенно рассказывать о них не-
солдатам. Солдат не желает особых прав. У него доста-
точно обязанностей. Но он сражается за права своего
народа. Солдату не требуется церковь. Потому что он
живѐт благочестиво. Солдат не может плакать. Зато он
громче смеѐтся.
Солдат умирает не громко. Зато более стойко и кра-
сиво. Солдат не отправляется на небеса. Он вообще-то
грешник. Но он приобщается к бессмертию своего наро-
да.
Он по сути славный парень. А нам нужны славные
парни.
Ведь наша задача – быть героями.
Каждый проводит день по-своему. Кто-то живѐт
лишь одним днѐм – свободно, радостно и без забот. Ка-
кое ему дело до сегодняшнего дня, какое ему дело до дня
завтрашнего? Зачем ему вопрошать о смысле жизни? Так
он беспечно проводит отпущенное ему время, словно
зверь, ведомый желаниями своих чувств и голодом свое-
го брюха. И даже считает, что правильно поступает.
Кто-то с трудом тащится от одного дня к другому.
Сегодня он испытывает ужас перед завтрашним днѐм. А
завтра он будет бояться последующего дня. Так жизнь
становится бременем для него, колебанием и страхом.
Он ломает голову над смыслом жизни и ищет его. Но
тщетно. Ведь он не видит дальше своего носа. И ни у
звѐзд, ни в книгах не находит совета.
Изо дня в день, от поступка к поступку шагает ге-
рой. Ему известно, что Бог дал ему эту жизнь для того,
69
чтобы он посвятил еѐ своему народу. Он знает, что обла-
дает судьбой, с которой ему надлежит бороться. Однако
он любит борьбу, и сильнее всего – борьбу с собствен-
ной судьбой. Он должен прожить лишь одну жизнь на
земле. Поэтому он проживает еѐ полной мерой. Он дви-
жется по горам и долинам, сквозь тьму и свет. Он воз-
растает над собой, преодолевая нужду и страдание, ура-
ган и сияние солнца. И если он добрался до конца, если
превозмог самого себя, то он смотрит на сотворѐнное им
и может сказать: «Я жил не зря!»
Жизнь – это поиск, битва за свет. Словно на морских
волнах покачивается она в восходящем и нисходящем
движении борьбы. Штормы – благие. Волны – благие.
Только солнце должно пребывать наверху. И лишь тот
может сказать «я живу», кто ежедневно вынужден
снова и снова одерживать победу над своей жизнью.
Мы только смеѐмся над теми премудрыми людьми,
но на деле сущими дураками, которые блуждают по
жизни в шѐлковых туфлях и крестятся при виде пропа-
сти. Христианству понравилось подсовывать молодѐжи
глупую мысль о чистоте в качестве заветной мечты и
удерживать еѐ в состоянии своего рода блаженного дет-
ства.
Не тот является нашим идеалом, кто никогда не
смотрел в глубины, кто никогда не сражался с болотны-
ми тварями, кто закрывает глаза на действия врагов в
повседневной жизни, кто живѐт в уединении во избежа-
ние искушений. Такие общества девушек и юношей,
мечтающих о чистоте и невинности, часто настроены на
отчуждение от мира. Тот, кто находится на земле, но при
этом грезит о рае и устремлѐн в облака, ведѐт опасную
игру. Молниеносно может он низвергнуться с голово-
70
кружительных высот на твѐрдую землю, с которой мы
неизбежно связаны. Не на небесах, а посреди жизни
находится наше место.
Подлинным героем является тот, кто двигается в
самом средоточии жизни, кто сражается с силами дья-
вола и бросает судьбе: «Ещѐ поглядим кто кого!» Про-
явление слабости не позорно. Но оставаться слабым –
это преступление. И только тот, кто знаком с глубинами,
способен уверенно взбираться на вершины.
Жизнь – это борьба с тем, что вовне, и битва с тем,
что внутри. Последняя из них самая трудная. Мы обяза-
ны изо всех сил и самым решительным образом сражать-
ся с врагами, которые восстают против нас в нашем соб-
ственном сердце. Корнем всего зла является инерт-
ность. Если она подкрадывается к нам и желает соблаз-
нить, то мы никогда не должны бездействовать. По-
скольку бездействие – это отступление. А отступление –
это смерть. Если однажды люди узрят смысл своего су-
ществования в наслаждении и покое, если однажды они
заключат инертность в объятия, то станут более воспри-
имчивы ко всему дурному. Ведь злу по нраву компания
людей. Добро же пребывает высоко, и для его достиже-
ния требуются усилия. Поэтому мы хотим попросить
Всевышнего, чтобы он ниспослал в нашу жизнь битвы и
бури, дабы перед нами всегда стояли задачи, а мы нико-
гда не становились пассивными.
Вслед за инертностью следуют равнодушие и
склонность к полумерам. Нет, не «сегодня так, а завтра
иначе»! Не холодно и не тепло, но жарко должен полы-
хать огонь в наших сердцах, чтобы он истреблял в нас
всѐ нерадивое и плохое.

71
 Но величайшее зло – это трусость. Трусость –
внешнее проявление внутренней слабости. Тот, кто не
обладает волей к сопротивлению, к риску, к борьбе, кто
труслив – тот проиграл с самого начала. В жизни пре-
успевает только сильный и отважный. Трусливых и сла-
бых оттесняют. У них нет права голоса. Поэтому мы же-
лаем быть храбрыми. Даже если нужда и неудачи грозят
свалить нас на землю, то и тогда нет никакого основания
для отчаяния и робости. Напротив, есть причина для то-
го, чтобы продолжать борьбу и действовать.
У кого эта позиция внутри, не может погибнуть, и
жизнь неспособна сломить его. Облагороженный стра-
данием и закалѐнный ударами судьбы, в итоге он всегда
будет оставаться победителем, даже если пал в бою.
Разумеется, о данной позиции мы прочитали не в
Библии. Это трудная позиция утверждающего жизнь и
воинственного человека, и она старше учения Спасителя.
Певец Эдды передал еѐ нам такими словами:
«Живи, храня верность! Сражайся наперекор смер-
ти! Умри смеясь!»
Она сотворена для нашего народа и представляет
собой выражение нашей сильной жизни, которая являет-
ся источником нашей веры.

72
 О смерти

«Направь наши помыслы к исходу жизни!»12 Так пе-

ла скорбящая община. Ласкающая слух игра органа
навевала на певцов дремоту, стремление упокоиться в
Иегове наполняло затемнѐнное помещение. Бледные ли-
ца святых призрачно взирали со стен.
Я сидел в углу, и моѐ сердце неистовствовало. Для
меня это настроение усталости и отречения от мира бы-
ло невыносимым. Мне хотелось вскочить, подняться на
кафедру и крикнуть верующим соням:
«Для чего вы вообще живѐте, если всѐ ваше суще-
ствование жаждет лишь избавления, то есть гибели? Для
чего вы производите детей на свет, где жизнь является
не более чем приготовлением к смерти?
Мужчины! Женщины! Молодѐжь! Эй, вы там, вни-
зу! Для чего же мы пребываем на земле? Чтобы жить!
Слышите? Жить так, чтобы служить нашему народу и
распространять поток крови, устремлѐнный от незапа-
мятных времѐн в вечность. Каждая минута должна про-
ходить в борьбе. Нам не нужно проводить день за днѐм в
унылых размышлениях о конце жизни. Если мы выпол-
няем на земле свои обязанности, то нам нечего беспоко-
иться о том, когда Бог призовѐт нас. Это время опреде-
ляет он. А мы должны работать. От нашего труда зави-
сит, суров или милостив будет он к нам. Так не трусьте
же, не бегите от мира, дорогие христиане! Соберитесь с
духом, а попы пускай себе сокрушаются!
12
Rechte unsern Sinn auf das Ende hin – cтрока евангелического гимна «Jesu,
geh voran» («Веди нас, Иисус»).
73
 Что вы ищете в церкви? Ступайте в леса, отправляй-
тесь в плавание, поднимайтесь в горы, чтобы стать сво-
бодными, сильными и благочестивыми! Слушайте птиц,
радуйтесь весне, любите волны и бушующее море!
Не бойтесь, если небо нахмурилось, а свет скрылся
за тучами и утѐсами. Солнце всегда побеждает. Верьте в
свет! Верьте в того, кто даровал вам свет, в того, кто и
есть Свет. Верьте в жизнь и верьте в Бога!»
В учении Христа из отрицания жизни и бегства от
неѐ само собой следует определѐнное отношение к смер-
ти. Жизнь – это юдоль печали, усеянная тяготами и ис-
кушениями. Чтобы хоть как-то скрасить людям земное
существование, им посулили небеса после смерти. А
чтобы навсегда подчинить их церкви и еѐ священникам и
поставить под власть креста, сверх того придумали ад со
всеми его муками и дьявольскими силами. Круг замкнут.
Ибо дерзнувший с ясным взором прорваться сквозь эту
пелену навсегда подпал под власть сатаны.
Так учат священники.
И человечество в своей преданной вере стало их
слугой. Толково придуманное, бесстрастно просчитан-
ное дельце, приносившее церкви миллионы. Искусный
священнический фокус, за который наш народ поплатил-
ся реками крови и самоотречением.
Священники учат, что вратами в вечную жизнь яв-
ляется смерть. Она – якобы лишь начало подлинной
жизни. Все усилия и заботы должны предназначаться ей
одной. Поэтому смерть – не естественное окончание
земного существования, но спаситель, приносящий дав-
но обещанное вознаграждение. Поистине, верующим не-
трудно было принять это. Многие слепо и даже радостно
шли на смерть.
74
 Однако они забыли своѐ задание. Задание жить на
земле в народной общности и больше нигде. Стоит ли
сравнивать тысячу фантазѐров, которые ради собствен-
ного блаженства желают предать себя смерти, с тем, кто
погиб за отечество, верный долгу! Не перед впавшими в
экстаз аскетами распахнуто небо, а перед человеком,
который достигает его в борьбе!
Аскет и отрицатель жизни не входит в вечность.
Ведь он уклонился от своего долга. Бессмертно только
дело, которое смелый и сильный отвоѐвывает у жизни и
посвящает вечности своего народа. Бессмертен только
поток крови, продолжающий течь в его детях и внуках.
Тогда смерть становится носителем жизни и служит
ей как мудрый судия.
Церковь низвела до прибыльного дела последнее и
самое священное событие в жизни. Церковная касса не
гнушается даже смертью. Умершие поделены на классы
и хоронятся в соответствии с величиной своего состоя-
ния. Отвратительная, бестактная игра в траур. Когда-
нибудь выполнение этого последнего священного долга
возьмѐт на себя государство. Ведь мы живѐм для народа.
И умираем за народ. Не за церковь.
Невероятно, что служители церкви по сей день про-
износят за плату бездушные слова у гроба. Они копают-
ся в самых святых чувствах. По существу, здесь вообще
не стоит много говорить. Ибо смерть вещает достаточно
громко в молчании. А что должно быть сказано, надле-
жит огласить товарищам. Их слова будут простыми, но
исходящими от сердца.
Не следует возражать нам: мол, мы, христиане, ныне
мыслим свободнее и в большем соответствии с духом
времени.
75
 Мы не разбираем здесь частные мнения некоторых
священников и учѐных. Мы сводим счѐты с основами
христианской веры, зафиксированными в Библии и в еѐ
истории. Народ не освободить от духовного рабства,
наделив неволю новым названием или придав ей более
терпимые формы. Нужно идти к корням и не обращать
внимание на болтовню трусливых. Величие этого деяния
заставит их впасть в уныние. Мы не нуждаемся в них.
Я слышал речь одного пастора о невежественной
вере в судьбу и в ведьм, о беспомощности германца пе-
ред смертью.
Да только вера в ведьм – это выдумка христиан. На
кострах они сжигали еретиков, то есть наиболее благо-
честивых. Мрачная глава христианской любви. В том,
что христианские священники оскорбляют собственный
народ и его обычаи, нет ничего нового, это повседневное
явление. Таково выражение их бессилия перед героиче-
ской позицией предков. Древние противостояли смерти
более мужественно и свободно. А самой почѐтной была
смерть на поле битвы, смерть с оружием в руках, посвя-
щѐнная богам. И наивное представление о Вальхалле,
возникшее, однако, в период упадка, даже сегодня под-
ходит нам больше, чем рай.
У кого здесь более сильная вера? Вечную нордиче-
скую идею борьбы невозможно соединить с христиан-
ским смирением.
Христиане противопоставляют смерть и жизнь.
Мы же понимаем смерть, исходя из самой жизни.
Как будто природа не учит нас тому, что за всем жи-
вым следует смерть, что смерть должна сопровождать
жизнь ради новой жизни. Семя прорастает. Новая жизнь

76
расцветает и созревает в плоде, который опять порожда-
ет новое семя. Старое умирает и живѐт в новом.
Разве смерть для нас, людей, не является самой жи-
вой тайной? Божественным чудом, как и жизнь? Мы хо-
тим вновь учить почтению и молчанию перед смертью.
Мы хотим укрепить свои сердца, чтобы они смотрели ей
в лицо, чтобы они могли с ней сражаться. Ведь смерть –
наш самый благородный противник. Мы не сдаѐмся. Мы
боремся с ней, не жалуясь. Пусть победит сильнейший.
Жизнь всегда наиболее прекрасна там, где смерть наибо-
лее близка.
Смерть принадлежит жизни. Она – последний долг,
который мы должны исполнить на земле. Люди умира-
ют, поскольку они живут. Человек, идущий по жизни как
трус, будет труслив и в смерти. Он начнѐт плакать и жа-
ловаться. И как когда-то он избегал борьбы из-за риска,
так будет он страшиться своего последнего часа. Потому
что от него ничего не остаѐтся. Ни от его жизни, ни от
его смерти. Но человек, боровшийся с жизнью стойко и
храбро, сможет и умереть с гордо поднятой головой. Он
выполнил свой долг на земле.
Тому, кто живѐт как герой, умирать не трудно. Но
людям не нужно роптать. Им надлежит умолкнуть перед
возвышенным могуществом смерти, которой боятся
только ничтожные. Великому она была соратником в
борьбе и в страдании. Люди должны пробудить свои
сердца, взглянуть на вечный свет и поклясться: будем же
жить так, как он умирал!
Теологи издавна пытались раскрыть тайны Бога.
Поскольку им никогда это не удавалось и человеку ни-
когда в этом не преуспеть, они расшифровали загадку,
бесцеремонно наделив еѐ тем смыслом, который казался
77
им наиболее выгодным. Кому может прийти мысль
дерзновенно исказить замысел вечного Творца неба и
ада? Это ли не святотатство и богохульство? Мы, про-
стые люди, не желаем мудрствовать и угадывать. Нам ни
за что и никогда не разгадать эти божественные тайны.
Мы просто хотим быть счастливыми и благодарными за
то, что можем жить ради великого Рейха и только
наилучшим образом выполнять свой долг. Ведь Бог из-
меряет жизнь не числом лет, но работой, которую мы
созидали, и той позицией, с которой мы еѐ созидали. Эта
позиция должна быть прямой и смелой.
Смерть становится нашим товарищем, великим
формирователем природы – жизни, которой она служит.
И только тот устоял в смерти, кто умел жить полной ме-
рой, кто посвятил своѐ тело и свою душу единственному
смыслу: служению своему народу. Даже смерть не спо-
собна отнять у него его народ. Ведь дело его жизни про-
должает жить в том великом произведении, которому он
посвятил свой труд. И его кровь течѐт в венах его детей,
пришедших ему на смену. Его жизнь исполнена. Она не
нуждается в спасении.
Наисвященнейшей становится смерть, которая за-
стаѐт человека в борьбе за родину. Она наиболее пре-
красна и мужественна, но также и наиболее трудна. И
только вера в высшие блага народа может еѐ превозмочь.
Солдаты Великой войны, уже отмеченные печатью
смерти, которые с развевающимися флагами и боевым
пением шли под пули и гибли, исполнили своѐ предна-
значение в жизни и одержали победу над смертью. По-
следней их мыслью было не личное блаженство. Как же
оно ничтожно по сравнению с бессмертием нашего
народа! Их последним кличем, их самым горячим стрем-
78
лением была свобода родины, в которую они верили.
Они отдали свою юную кровь за Вечную Германию, ра-
ди которой шли в атаку и которая стояла перед их взо-
ром перед тем, как смерть разбила их сердца. Они – ге-
рои, воины Бога. Они – святые. Для них хотим мы воз-
водить наши соборы. Не для отрекшихся и целомудрен-
ных глупцов, которые приобрели небо, но утратили
Рейх. Только смерть за народ является наивысшим до-
стижением.
И хотя во множестве солдатских песен поѐтся о
смерти, никакого христианского смысла там нет. Потому
что христианин преодолевает в смерти земную жизнь,
дабы войти в жизнь вечную. Его желание – это спасе-
ние. Солдат ведѐт в смерти борьбу своей жизни за
идею, которой он присягнул. Его задание находится на
земле. И его устремление называется безупречностью.
Он не хочет умереть, чтобы освободиться от своих зем-
ных обязательств. Он хочет жить, чтобы выполнять их.
И частью его жизни является смерть. Умирать с гордо
поднятой головой может лишь он, потому что ему из-
вестно, что такое жить полной мерой. Поэтому он с ра-
достью идѐт в бой и смеѐтся над старухой с косой:
«Пусть только заявится, я готов!»

79
 О долге

Сегодня восстановлена честь железного слова

«Долг» – слова, забытого и преданного больным време-
нем. Оно больше не ценилось людьми, которые не веда-
ли никаких обязательств и водрузили на место свободы
произвол. Они насмехались над выполнением долга, они
клеймили позором смерть за отечество и провозглашали
права человека. Развитие в этом направлении должно
было привести к войне всех против всех. Поскольку мас-
са не выносит свободу. Так как становится заносчивой.
И ни один человек не выносит свободу от долга. Нам
нужна свобода, но для долга. Сегодня речь идѐт том,
чтобы признать долг священным. Великий прусский ко-
роль, которого люди ничтожные называли атеистом,
наделил долг религиозным значением. Он сказал: «Мой
долг – это моя религия!»13 Если бы каждый думал таким
же образом, то церковный вопрос был бы решѐн, а хри-
стианство – преодолено. Но до тех пор, пока немцу из-
вестны два долга, земной и небесный, пока ему известны
два господина, Вождь и Спаситель, он не отыщет пути
ввысь, к вечности.
Исполнение долга – это священное понятие. Но оно
требует от человека полной отдачи. И достигает своего
величайшего смысла и ценности в солдатской служ-
бе. Солдатская служба является самым убедительным
свидетельством самоотверженного служения отече-

13
Искажѐнная цитата из стихотворения прусского короля Фридриха II Вели-
кого «К Вольтеру»: Mein höchster Gott ist meine Pflicht («Мой высший бог –
это мой долг»).
80
ству, высшим выражением гордой, целостной муже-
ственности.
Нет более значительного примера приверженности
выполнению долга, чем борьба и смерть героев Великой
войны. Внушительные монументы сегодня напоминают
об этом долге. И деяния героев будут напоминаниями до
тех пор, пока живут немцы.
Часто говорят, что равнодушное выполнение долга
делает нас его рабами, что он обхватывает наше горло
как железный хомут и грозит нам удушением. Для нас
долг – не холодное, застывшее понятие. Он движим лю-
бовью к Вождю, непоколебимой верой в Германию и
пылкой увлечѐнностью всем великим и благородным в
этом мире.
Отныне немецкий солдат приносит клятву не кон-
ституции, не клочку бумаги. Он клянѐтся в верности
своему Вождю и посвящает ему и отечеству свою жизнь
и смерть. Вместе с тем этот долг является для него самой
живой верой.
Теперь наша молодѐжь снова проходит через школу
вермахта. Она должна быть суровой. Нам нужны муж-
чины – стойкие, прямодушные, верные долгу и немного-
словные. Этих парней создают не с помощью речей, но
посредством лишений, железной службы и, при необхо-
димости, крепкого кулака. Человек словно дуб обязан
выдерживать бурю и противостоять ей. Однако наряду с
суровостью должно пребывать и воодушевление, вера в
идею. Палкой не сплотить взвод и не привести войско к
победе. Солдатская служба состоит не только из мушт-
ры. Не тот солдат, кто носит униформу и оружие. В душе
он может оставаться бабой. Солдатская служба – это
внутренняя, прямая позиция: правдивая, верная долгу,
81
послушная, немногословная и всегда готовая к
бою. Предельным и самым священным оружием солда-
та является идея, которой он служит. Без неѐ он всего
лишь оруженосец, а не солдат.
Сегодня говорят о прусском духе. Прусский дух и
солдатская служба представляют собой два выражения
одного понятия. Пруссачество не связано с определѐн-
ными ландшафтами и родовыми линиями, оно – не
омертвевшее воспоминание о некоем великом времени,
которое было наполнено жизнью. Прусский дух – это
традиция поступка, живущая во всех нас.
Пруссаком является каждый, кто живѐт, чтобы
выполнять свой долг. Пруссаком является каждый, чьѐ
сердце выстукивает единственный ритм: Германия. Кто
не свободен, если Германия пребывает в оковах. Кто
рождѐн быть немцем и не может жить, если Германия
умирает; кому надлежит вечно атаковать и сражаться,
чтобы отдать отечеству всего себя. Кто никогда не веда-
ет покоя, но всегда знает, что должен делать.
У солдата самая прекрасная религия. Ему не прису-
щи многословные и лицемерные речи. Он не молит о
милости и прощении как конченый грешник. Он не ис-
поведуется перед людьми. Он не стоит на коленях в
церкви, не поѐт плаксивых песен и не читает священные
писания. Его религия зовѐтся Германией. Он служит
своему Богу жизнью, исполняя долг. Ведь исполнение
долга – это единственная форма практики богослуже-
ния.
Всемогущий говорит с человеком там, где он в оди-
ночестве противостоит бурлящим волнам, борясь со
штормом, грозами и ветрами, рыскающими по широкому
небу – там человек ощущает Его громадную силу, кото-
82
рую Бог открывает ему в голосе ветра, в шуме моря.
Уста тогда умолкают, и сердце трепещет перед всемогу-
ществом Вечного.
Тогда церкви становятся для человека слишком тес-
ными, а все слова – слишком незначительными и пусты-
ми. В священной серьѐзности сердце призывает его к
высшему долгу. Для высказывания ему остаѐтся только
действие.
Сегодня всѐ определяется только действием. Не ре-
чами и не жестами. Исключительно действием.
Долг – смысл жизни для солдата. Борьба – это его
привычная среда.
Но как должны понимать долг многие другие, на ко-
торых не распространяется действие закона о железном
повиновении? Имеет ли долг какое-то значение для них?
Постойте! Разве не одинаковым образом выполняет
свой долг тот человек, который стоит в мастерской и со-
здаѐт ценности собственными руками? Разве не принад-
лежит к великому сообществу выполняющих долг кре-
стьянин, отвоѐвывающий для нас хлеб у неба и земли?
Разве не тем же смыслом наполнена работа женщины,
которая дарит нашему народу своих детей и приводит их
к истокам? Разве еѐ семейные обязанности не являются
обязанностями для всех нас? Разве все мы не солдаты
труда, не солдаты народа?
Разве не всякая работа, которую делают ради народ-
ного сообщества, является священным служением? Разве
не принадлежит к самым прекрасным задачам нашего
времени привитие людям любви и уважения к труду?
Немецкая вера, вера в поступок, возникнет в три-
единстве молотов, мечей и плугов. Красивыми пропове-
дями и внешней мишурой нельзя привести рабочего к
83
благочестию. Стук механизмов и грохот моторов заглу-
шает любые слова священника. Когда кузнец в мастер-
ской машет молотом над наковальней, а крестьянин бро-
сает в почву горсть семян, то они делают больше, чем
сто попов, проводящих целый день за болтов-
нѐй. Благословляет труд, а не слова.
Христианская церковь принуждает своих верующих
молиться сотням святых. Но каждый из них был канони-
зирован не потому, что выполнял свой долг в жизни, но
потому что бежал от жизни и долга. Подлинных героев
сжигали как еретиков. Как долго ещѐ немецкий народ
хочет предавать лучших людей своей крови? Как долго
ещѐ он хочет слушать проповедь самоотречения?
Вера, которую нужно выстраивать по книгам, вера,
которая не возникает из самой жизни, является пустой,
мѐртвой верой.
Обладает ли жизненной силой церковь, которая да-
рит по воскресеньям час утешения разве что некоторым
благодушным бюргерам, в то время как масса трудящих-
ся остаѐтся дома и наслаждается солнцем? В будние дни
они выполняют свой тяжѐлый долг и не чувствуют себя
кающимися рабами греха. Нет! Среди них – бесчислен-
ные, безымянные бойцы, герои работы, для которых
шум фабрик звучит возвышенной песнью труда. Эти
бойцы однажды станут самыми преданными стражами
нашей веры.

84
 О чести

Сверкающий щит прямодушного человека – это его

честь. Честь нельзя приобрести за деньги. Невозможно
наградить ею, пожаловав орден. Честь также не имеет
отношения к личине тщеславного подлеца или репута-
ции богатого бездельника в белом жилете. Белым бельѐм
слишком часто прикрывают грязное тело. Честь – это
прямолинейность и отвага сильного сердца. Честь – это
верность самому себе. Нет чести у отрекающегося от
самого себя и себя забывающего, у идущего по жизни
извилистыми окольными тропами и не желающего вы-
брать каменистый, но прямой путь, у позволившего одо-
леть себя страстям и вожделениям вместо того, чтобы
самому быть господином в собственном сердце. Честью
не одаривают и с честью не рождаются. Честь нужно за-
служить, нужно добиться еѐ.
Тот, кто может быть верным самому себе, будет
хранить верность и другим. Поэтому честь – это и есть
верность. Верность товарищам. Поэтому честь – это
верность народу и преданное повиновение Вождю.
Мерилом чести является поступок как следствие
верности. Ведь честь не приобрести и не отстоять реча-
ми. Еѐ безупречность подтверждается только оружием,
кровью. Тот, кто не готов ради чести отдать последнее и
всем рискнуть, уже утратил еѐ.
Мы больше не говорим о сословной чести. Мы го-
ворим о чести немца.
Ни у какого сословия нет права требовать для себя
особой чести. Кроме того, честь не определяется мнени-
85
ем так называемого «общества», которое считает добро-
детель и нравственность своей исключительной прерога-
тивой. Честь не зависит от звания и положения. Она –
достояние сердца. У шахтѐра, трудящегося в пыли и по-
ту под землѐй, щит его чести может быть более чистым,
нежели у дельца, который с вечно улыбчивой миной те-
ребит в своѐм кармане серебряный грош.
Честь солдата не связана с чинами и знаками отли-
чия. В вопросах чести между ними нет никакой разницы.
Новобранец обладает такой же честью как генерал. Чему
надлежит возрастать, так это ответственности и осозна-
нию долга. Больше обязанностей, больше ответственно-
сти – такова награда для всякого вождя. И честь оружия
представляет собой не что иное, как честь солдата. Кин-
жал в руке негодяя всегда остаѐтся орудием позора и
бесчестности. Порядочный человек наделяет своей че-
стью окровавленный меч.
Всѐ отступает: любовь, дружба, собственность, ко-
гда этого требует честь. Тогда не бывает слишком боль-
шой жертвы, слишком долгого пути, слишком трудного
дела.
Вопрос чести затрагивает как отдельного человека,
так и народ. Ноябрьская республика14 не обладала че-
стью, потому что возникла из позора. Как бесславно она
появилась, так же и погибла. Еѐ представители бесчестно
покинули поле битвы. Сам немецкий народ никогда не
существовал без чести. Он с честью сражался против
мира. И из его самых верных бойцов воспрянул Вождь.

14
Здесь – Веймарская республика: режим парламентской демократии, уста-
новленный в Германии после Ноябрьской революции 1918 года и поражения
в Первой мировой войне, ставшего причиной подписания унизительного для
немцев Версальского мирного договора.
86
Он один мог вернуть Рейху его честь, потому что нико-
гда не утрачивал собственную. Потому что был самым
верным человеком своего народа.
Две ценности борются за власть сегодня: любовь и
честь. Церковь проповедует любовь как высшую цен-
ность из всех добродетелей. Мы отстаиваем честь. Лю-
бовь никогда не должна быть предельным устремлени-
ем. Высочайшим благом, священной задачей для мужчин
и для народов остаѐтся честь. Пусть любовь будет си-
лой, но отнюдь не целью. Ради любви церковь проявляла
сострадание и милосердие, подавала милостыню, пропо-
ведовала самоотречение, воспитывала людей не от мира
сего и предавала Германию. Ради чести народы шли
сражаться, лучшие из них проливали кровь, появлялись
герои. Ради чести языческие племена с оружием сопро-
тивлялись крестовому походу любви.
За всей болтовнѐй о небесной любви церковь поза-
была о своей земной чести. Я говорю о церкви вообще, о
христианстве. Ведь сегодня речь идѐт не о конфессиях и
догмах, но только о немецкой вере, о чистоте немецкой
души. Всѐ, что называют пороками церкви, лежит в ос-
нове христианства. Потому что христианское учение с
самого начала являлось учением, противостоящим при-
роде и крови. И нынешнее христианство – это послед-
ствие обескровленных священнических измышлений.
Изо дня в день щит церковной чести марается бес-
честными священниками. Их монастыри опустились до
того, что стали прибежищами разврата. Их церкви и ал-
тари осквернены «помазанниками Господа». Толпами
паломничают «уполномоченные Богом» от прокурора в
тюрьму. Что сделала церковь для предотвращения всего
этого? Ничего. Она замалчивает и терпит преступление
87
ради любви. Нет! Даже в вере честь должна находиться
на первом месте. Этого церковь не постигла. Она не же-
лает этого понимать. Пусть так! Еѐ время истекло. У нас
нет никакой причины оплакивать еѐ. То, что сгнило, раз-
рушится само собой.
Когда-нибудь немецкая вера построит народу его
храмы. Она посвятит их всем тем, кто пал за честь и сво-
боду своего народа. А для святых и глупцов, бежавших
от жизни и земли, не останется больше места. Ведь Бог
вменил нам в долг на земле – служить вечности нашего
народа. Наша честь, честь перед Богом, заключается в
том, чтобы отдавать все свои силы ради этого народа,
и в отважной готовности пожертвовать собой ради
такого предельного устремления.

88
 О любви

Много, слишком много было сказано о любви в по-

следние два тысячелетия. К сожалению, лишь сказано.
Поступки выглядели иначе.
С тех пор, как было провозглашено царство небес-
ное, человечество не стало счастливее. Во имя любви ра-
зил меч, текли реки крови, города, сѐла и священные ме-
ста превращались в груды развалин. Во имя любви пы-
лали костры и свистела плеть.
Во имя любви народы ненавидели друг друга и жили
в раздоре. Церковь только наблюдала за этим и получала
прибыль в виде душ и серебра.
Проповедуя любовь, папство приобретало влияние
посредством убийства, обмана и воровства. И сегодня
народы стонут под игом креста. И любовь никогда не
освободит их.
Церковь сегодня проповедует любовь как наивыс-
шую ценность из всех благ. Любовь – не наивысшее из
благ. Ведь тот, кто лишь любит в этом мире, погибнет в
урагане жизни. Он будет сломлен как глупец, полезший
без оружия в гущу сражения. Любовь была дана нам. Но
не как цель и высшая добродетель. Для народов и для
мужчин наивысшей ценностью является честь. Любовь
должна действовать как энергия сердец. Однако речь не
об ангельской любви к ближнему. Ибо мы не любим
наших врагов. Мы уважаем их, если они заслуживают
уважения.
Мы также не любим всех и каждого. Мы любим
только того, кто любит нашу родину, нашу кровь, наш
89
народ. Лжецу, подлецу и трусу мы выказываем презре-
ние. Поэтому мы не болтаем о любви к ближнему – мы
живѐм народной общностью. Конечно, заслуга церкви в
создании этой общности незначительна. Напротив. В це-
лом, общность была достигнута в борьбе с церковью.
Она являет собой дело лучших и самых чистых сил
немецкой крови, и она древнее христианства. В прежние
времена честность, верность и гостеприимство были са-
моочевидными понятиями. Древние жили согласно не-
писаному закону, согласно закону крови. Не нужно было
говорить им: «Не укради и не прелюбодействуй!» Зако-
ны крови жили в общности рода. Не было нужды снача-
ла записывать и проповедовать их.
Христианская любовь к ближнему оказалась несостоя-
тельной. С помощью любви не удалось прекратить борь-
бу классов и партий в нашем народе. Более того, она
внесла свой вклад в раскол и разделение на секты и кон-
фессии, чем только умножила беспорядок. Как вообще
может церковь, которая сама не едина, притязать на при-
звание к объединению народа! Нет! Церковь не была
причастна к сотворению немецкой народной общности.
Поэтому она никогда не сумеет восстановить гармонию
в мире. Молодые народы призваны совершить это само-
стоятельно. Наш идеал – не интернациональное, себялю-
бивое человеческое месиво. Наш идеал – это мир силь-
ных народов, которые, сами пребывая в согласии, испы-
тывают уважение друг к другу.
Мы не разглагольствуем о нашей любви. Она несо-
мненно сильнее и пламеннее той любви, о которой ве-
щают в церкви. Наша любовь к Германии и к Вождю
беспредельна. Она обязывает нас к борьбе и верности.
Поэтому мы не говорим о ней. Однако для нас она не яв-
90
ляется чем-то окончательным. Всякая любовь только
тогда имеет смысл, когда становится энергией в борь-
бе за долг. И для нас всякий долг только тогда содержа-
телен, когда он относится к чести и величию нашего
народа. Мы любим своих родителей, своих сестѐр и бра-
тьев и всех, кого мы должны любить. Но больше всех
людей мы любим свой народ. И если Германия приказы-
вает, мы покидаем родительский дом и собственный
двор, мы оставляем любимых. Мы любим и ненавидим,
когда того желает Германия. Мы нисколько не беспоко-
имся о том, проклинает ли нас при этом церковь или же
проявляет благосклонность. Ведь мы не подотчѐтны ей.
Мы несѐм ответственность только перед Богом и перед
жизнью своего народа.
Вместо того чтобы говорить о любви, людям стоило
бы желать сражаться.
Вместо того чтобы продолжать размягчаться в люб-
ви, которая приводит к отказу от всякого сопротивления,
им стоило бы прививать себе боевое мужество.
Человек способен на большее посредством борьбы и
отваги, нежели любви. Под знаком меча возникла спра-
ведливость, мировой порядок. Под знаком меча была об-
ретена Германия. Под знаком любви мы стали слабыми.
Ведь только сильный утверждает себя мечом и признаѐт
право борьбы и крови. Войны и боевые действия при-
несли человечеству больше блага, чем церковные собо-
ры с их проповедями любви.
Если бы юных немцев воспитывали в школе бойца-
ми, если бы их воодушевляли рассказами о героях и сол-
датах, а не потчевали сказками о святых, то они вступали
бы в жизнь с иной верой. Они бы не дали провести себя
еврейским грязнулям и неженкам.
91
Впрочем, в будущем церковь не будет иметь в школе
никаких прав. Потому что молодѐжь принадлежит наро-
ду. Из мальчиков и девочек будут воспитывать пламен-
ных немцев и фанатичных бойцов. Немецкая история бо-
гата глубоко религиозными людьми. Отклик в сердцах
нашей молодѐжи вызывают Арминий, Эккехард,15 Виду-
кинд,16 Фихте17 и Арндт, а не еврейские апостолы. Юные
немцы должны сперва осознать свою принадлежность ко
всему немецкому и научиться познавать собственный
народ. Затем они сами станут религиозными. Ведь быть
религиозным – это значит жить по законам Бога. Но ни-
какой Моисей не способен дать нам эти законы. Они
пребывают в крови, в родине, в борьбе за Германию.
Любовь к женщине и отношение полов друг к другу
также обрели новый, здоровый и свежий облик. Он от-
личается от точки зрения, преобладавшей в минувшую
больную эпоху, прежде всего тем, что в женщине мы
действительно видим женщину, а не служанку. Женщи-
на – это не вещь, которой пользуются и меняют после
употребления, которой наслаждаются словно сигаретой
и потом выбрасывают, чтобы зажечь новую. Мы не
справимся с танцем, пригласив дюжину девушек да ещѐ
хвастаясь их большим количеством. Мы не можем пор-
хать мотыльком с цветка на цветок и одно ухаживание
сменять другим. Нам нужен прямой курс, нам нужно яс-

15
Эккехард из Санкт-Галлена (910 – 973) – монах, автор поэмы «Вальтарий,
мощный дланью», принадлежащей к числу важнейших памятников древнего
немецкого героического эпоса.
16
Видукинд (ок. 755 – 807) – вождь саксов, лидер нескольких восстаний
язычников во время завоевательных войн франкского короля Карла Велико-
го, сопровождавшихся насильственной христианизацией германцев.
17
Иоганн Готлиб Фихте (1762 – 1814) – немецкий философ и общественный
деятель, теоретик германского национализма.
92
ное устремление и любовь не как самоцель, но как энер-
гия.
Нам не по нраву флиртовать и вести себя легкомыс-
ленно. Не потому что мы якобы убеждѐнные холостяки и
глупцы. Нет! Лишь потому, что мы ненавидим всѐ поло-
винчатое и поверхностное. Лишь потому, что мы нена-
видим компромиссы, даже в любви. Мы чувствуем от-
вращение к праздной жизни жеманных франтов и бесха-
рактерных юнцов, которые скачут по салонам и прихо-
дят в ужас от грубого слова. Которые робко отходят в
сторону, заслышав грохот кованых сапог. Мы – либо
волки, либо орлы, но только не овцы. Отъявленный
негодяй может вызвать у нас большее уважение, чем
безответственный бабник. И нам приятнее беседовать с
неотѐсанным бродягой, чем с надушенным слащавым
«рыцарем любви».
Когда мы любим одну девушку, то любим еѐ полно-
стью. Всей пылкой страстью нашей души и всеми чув-
ствами. Тогда никакой второй девушки мы больше не
знаем. Она, вероятно, может радовать наши глаза. Но не
вторгается в сердце. Тогда мы любим безмерно. Ведь
любовь и должна быть безмерной. Половинчатая любовь
не имеет смысла. Мы клянѐмся единственной возлюб-
ленной в верности и того же требуем от неѐ. Любовь без
верности немыслима для нас. Только верность облаго-
раживает любовь. Верностью и еѐ утратой также под-
тверждается либо опровергается наша честь. Наша честь
и честь женщины.
Наша любовь не знает меры и ограниче-
ний. Благовоспитанная прогулка и целомудренная лю-
бовная игра не в нашем характере. Завсегдатаям чопор-
ного танцевального кружка и христианским апостолам
93
непорочности такое поведение может казаться вполне
пристойным. Но наше сердце слишком глубоко и не до-
стойно этого.
Мы никогда не отличались буржуазной нравственно-
стью, а христианской – и того меньше. Наши воззрения –
более жѐсткие и здоровые. Они не являются результатом
образования, преподанного нам добрыми бюргерами и
обществом. Они пребывают в крови и произрастают из
того, что естественно. Только поэтому они сильны и
свободны, но нисколько не разнузданы. Именно поэтому
нас называют незрелыми мальчишками и грубиянами.
Это крайне мало нас беспокоит. Мы к этому привыкли.
Критика со стороны напыщенных и чрезмерно обра-
зованных кругов является для нас лишь похвалой.
Мы создали себе собственный образ женщины. Нас
не волнуют амазонки, крашеные и размалѐванные куклы,
«гѐрлз» и так называемые светские дамы. Они лишены
всякой естественности. Но нам не годится и целомуд-
ренный ангел. Нам вовсе не нужна подружка для детских
игр, смиренно опускающая очи. Для нас это было бы
слишком скучно.
Поскольку мы стремится стать целостными мужчинами,
то желаем целостную женщину. Конечно, женщине ещѐ
предстоит многое наверстать. После войны появился та-
кой типаж как «дочь добропорядочного бюргера», кото-
рая со своей холодностью и моралью старой девы просто
не подходила солдату ни телом, ни душой. Солдат не
станет мешкать. Горячий как огонь и не знающий меры,
он желает любить. Он не хочет лишь пригубить. Он хо-
чет пить большими глотками. Ему к этому не привыкать.
Всѐ или ничего. В полумерах нет никакого смысла. Пока
девушку страшит эта цельная любовь, а еѐ сердце извер-
94
гает лишь слабое пламя, она не отыщет пути к солдату.
Солдат с ней будет только забавляться. От неѐ зависит,
желает ли она быть ему возлюбленной, то есть быть его
любимой.
Лишь немногие девушки могут быть возлюбленны-
ми. Они – сильные существа слабого пола. С такими
стоит обмениваться сердцами. И их становится всѐ
больше. Ведь девушка начинает наконец пробуждаться и
покидает девичью комнатку, где она мечтала, пребывая в
стадии ангела, когда благодаря практике в лагере и тру-
довой деятельности решительно и осознанно входит в
полноценную жизнь.
Мы любим в женщине именно женственность. И
женщина должна это учитывать. Женственность может
стать для нас святыней. Иногда мы воспринимаем еѐ как
нечто самое близкое и родное. В другой раз она кажется
нам вечной тайной, шестым чувством, которое мы не
способны постигнуть и которое чтим. Мы любим в жен-
щине природу, которая всегда даѐт совет и приходит на
помощь, когда разум оказывается бессильным. Говорят,
будто женщина на одну ступень ближе к природе, чем
мужчина. Потому природа проявляется в ней чище и
сильнее. Мы любим в женщине художницу и мать, пло-
дотворно и радостно распространяющую жизнь – обе
наши жизни и жизнь народа.
Но даже самая сильная и чистая любовь не является чем-
то окончательным для нас. Пределом и высшим устрем-
лением мужчины остаѐтся честь, борьба и долг. Вера и
любовь суть источники, из коих мы черпаем энер-
гию. Задача мужчины – покорять мир, задача женщины
– быть солнцем в этом мире. Мир мужчины – это долг.
Мир женщины – семья и муж. Для мужчины вступление
95
в жизнь судьбоносно. Для женщины это не такое приме-
чательное событие. Для неѐ более важно вступление в
брак. Совместная жизнь мужчины и женщины ради
народной общности – вот что такое брак. Никакого
санкционированного государством распутства. И ника-
ких отношений типа «хозяин и служанка» в том виде,
как они описаны в Библии.
Женщина для нас – это родина в мире борьбы, при-
вал и затишье в ураганах жизни. Припадая к груди жены,
мужу не пристало самому становиться женщиной. Ему
нужно находить в себе силу высвобождаться из еѐ объя-
тий, чтобы подобно упорному бойцу снова уходить в
мир и исполнять свой долг. Женщина должна быть нам
соратницей, близким нам товарищем, той, которая раз-
деляет наши радости и вместе с нами справляется с забо-
тами. Она должна быть матерью наших детей, матерью
народа, которой воздаѐтся наша благодарность.
Таковы задача и долг женщины в еѐ мире.

96
 О ненависти

Я хочу поговорить о ненависти.

Равнодушные и трусливые тотчас же поднимут
крик. Слово «ненависть» может довести их до бешен-
ства. Они боятся его так же, как страшатся борьбы и
оружия. Речь пойдѐт не о ненависти ничтожных. Мы
ненавидим их ненависть. Я хочу поговорить о ненависти
великих, о нашей ненависти. Ненависть ничтожных низ-
менна и проста. Мы презираем еѐ. Поскольку корень сей
ненависти – себялюбие, корысть, зависть. Мы познали еѐ
в форме классовой ненависти, которая пренебрегает
высшим и оскверняет благородное. Эта ненависть рож-
дена в трясине, где торжествуют алчность и низменные
инстинкты. Она неспособна подняться на те высоты, где
кругозор расширяется, а взгляд способен узреть над все-
ми личными желаниями и рвениями народную общ-
ность. Эта ненависть ползает в пыли и там же умирает.
Мы воздаѐм ей только презрение. И когда она смеет
взвиваться к нам с жадным взором и хладным помыслом,
то мы желаем отбрасывать еѐ и попирать.
Но прежде всего мы обязаны разобраться с другим сор-
том людей. С теми, кто вообще не хочет знать никакой
ненависти. Они – чуждые миру проповедники пустынь,
восхваляющие лишь любовь ко всем, даже к нашим вра-
гам. Они грезят о царстве человечности и бредят раем.
Они прославляют боль, доставляют себе мучения, а чи-
стую, здоровую радость жизни считают греховной.
Вы, жалкие кающиеся прислужники греха! Чего хо-
тите вы в этом мире? Чего хотите вы в жизни, где есть
97
борьба, шторм, война, ненависть и любовь? Именно,
ненависть и любовь! Тот, кому ведома лишь любовь –
получеловек. Тот, кто не знает, что такое любить и одно-
временно ненавидеть, не рождѐн для этого мира, где так
часто торжествуют фальшь и ложь. Тот, кто только лю-
бит, труслив или не от мира сего. Ему самое место в мо-
настыре, дабы пребывать в уединении. Лишь там, где его
никто не беспокоит, он может жить своими теориями,
жить ради смерти. Бегство от мира – это трусость. Для
чего мы находимся на земле? Чтобы служить нашему
божественному, вечному народу. Чтобы выдержать нашу
жизнь в благоговении пред Богом, слушая голос совести
и имея больше обязанностей, чем прав. Но мы неизбеж-
но понесѐм поражение в этой священной борьбе, если
только любим и не испытываем ненависти.
Мы не желаем спасения от земной юдоли. Мы хотим
использовать каждый день, каждый час нашей жизни для
того, чтобы сражаться. Не для того, чтобы заполучить
рай на небесах как вознаграждение после смерти. Только
для того, чтобы посвятить своѐ существование народу,
который мы любим, противников которого уважаем, а
врагов ненавидим. В этом состоит наше счастье и наше
царствие небесное. Воистину, люди ничтожные никогда
нас не поймут. Ведь их сердца не могут пылать и быть
горячими словно рвущийся к небу стремительный и
ненасытный огонь.
В этом огне рождается наша ненависть. Еѐ корень –
это любовь, которую мы напрасно искали в «священных
писаниях» и заповедях. Любовь к отечеству, к крови, к
родной земле. Любовь для нас священна, как священна
для нас ненависть ко всему, что желает эту любовь уни-

98
чтожить. Нашей любви неведомы границы. Также и у
нашей ненависти нет никаких пределов.
Мы хотим любить всѐ священное, чем наделил нас
Бог. Хотим любить Бога, творца и хранителя, и Его са-
мое великолепное откровение: Отечество. Веря и любя,
хотим сражаться за эту святыню, за честь, свободу, обы-
чаи и предков.
Но мы хотим ненавидеть от горячего, чистого серд-
ца всех наших врагов, всѐ гнилое и вялое, половинчатое
и равнодушное, всѐ трусливое и чуждое, что гложет
нашу душу. Мы хотим ненавидеть всѐ низменное и дур-
ное, что ежедневно соблазняет нас избегать трудностей и
вести спокойную и полную удовольствий жизнь. Мы хо-
тим ненавидеть всех подлецов, мошенников, предателей
народа и животных в человеческом обличье. Не только
ненавидеть. Атаковать и сокрушать.
У немца два лика, любящий и ненавидящий, добрый и су-
ровый. Он – солдат и художник, боец и поэт, бунтарь и
певец.
Он любит борьбу и шумную битву. Он размышляет
и мечтает ночью при свете луны. Он любит свой народ,
свою родину, свою кровь. Он ненавидит дьявола. И это
хорошо!
Из пламени любви и ненависти восстаѐт воля. И во-
ля выковывает такой поступок, который может побеж-
дать и освобождать. Такова наша ненависть, ненависть
сильных и благочестивых, которую Бог вложил в наши
сердца, чтобы мы были людьми, а не половинами от них.
Эта ненависть плодотворна и хороша, поскольку она
уничтожает вредное и плохое. Только такая ненависть
оправдана, потому что она горит ради народной общно-

99
сти и направляет наше оружие на еѐ врагов. Ведь народ –
это наша предельная мысль в любви и ненависти.
У нас нет ненависти к противнику, мы его уважаем,
если он благородным оружием бросает нам вызов на ры-
царский поединок, на борьбу мужчины с мужчиной, ли-
цом к лицу.
Мы также не знаем никакой ненависти к живущим
рядом с нами народам. Мы желаем мирно трудиться
вместе с ними. Однако готовы в любое время защищать
свою честь и свободу от кого бы то ни было. Народы –
это творения Бога. Только один народ является исчадием
ада: еврейство.
Мы желаем работать. Нам не нужна новая война.
Мы пробудились и окрепли.
Но нам необходима жестокая война с ленивыми и
спящими в собственной стране. Со всем, что в нас самих
скверно и не является немецким.
Не все ещѐ бодрствуют. Не все ещѐ крепки.
Нам нужна вечная война с дьяволом, с животным
внутри нас. Самое худшее – это быть пацифистом по от-
ношению к самому себе.
Если мы всегда готовы к войне и всѐ же не жаждем
еѐ, то одолеем любого внешнего врага после того как
справились с внутренним.

100
 О виновности

Теперь нужно поговорить об одной пространной

христианской теории, которую нам никогда не уразу-
меть, поскольку она глубоко чужда нам и представляется
слишком трусливой.
Человек по природе грешен и порочен. И дабы осво-
бодить человечество от порабощѐнности грехом, Бог по-
слал в мир Спасителя. Он взял на себя грехи всех уверо-
вавших в него и через свою смерть принѐс им спасение.
Так учит церковь.
И немец смирился с этим учением. Племена, чьи ве-
рования были свободными, сильными и простыми, стали
враждующими конфессиями, которые мучают себя чув-
ством неполноценности и сложными догмами. И чем же
является ползание и коленопреклонение перед образами
святых и мощами как не выражением того порабощения
души, в которое ввергла нас церковь! Мы слуги церкви
или же вольные люди своего народа? Мы хотим дер-
жаться гордо и взирать на то прекрасное и великое, что
нас окружает. Ближе всего к нашему Богу мы находимся
не в укромных кельях и не в тѐмных церковных залах, но
среди жизни и в природе. И мы желаем выказывать своѐ
благоговение перед Всевышним не поклонами и бормо-
танием молитв, а прямой и отважной жизнью, которая
делает нас достойными Его благословений.
Наш Господь – не всеблагой, возлюбленный отче, а
Бог при оружии, которому не нужны слуги. Когда-то
древние вольно смотрели на небо, если Всемогущий
мчался над землѐй в громыхании бури. Ныне люди
101
страшатся и прячутся. Когда-то мужчины были свобод-
ными и глядели друг другу в глаза, а приветствием им
служила раскрытая ладонь. Ныне они гнут спины. Когда-
то отец считался жрецом семьи, а мать – последним при-
бежищем в заботах и лишениях. Ныне же дети бегут к
попам, изливают свою душу людям не от мира сего, ко-
торые не знают что такое семья.
Принадлежат ли ещѐ нам наши сердца? Потерян
каждый день, каждый час, проведѐнный нашей молодѐ-
жью в церкви. Мы хотим воспитывать их немцами,
сильными, свободными, верующими людьми и вырвать
конфессиональную веру из их сердец. Ведь там есть ме-
сто только для Германии.
Зачем детским сердцам проповедуют веру в грехов-
ность? Что должен молодой человек делать с ней? Вос-
питывайте в нѐм веру в благородное и возвышенное, в
долг борьбы, в силу крови! Потому что юноша желает
сражаться по своей воле. С такой позицией он преодоле-
вает дурное и слабое и вместо саморазрушения превоз-
могает жизнь.
Отчего же люди не одинаково грешны? Я знаю.
Ведь есть один непогрешимый человек: папа римский.
Мы же знаем только один грех: жить против зако-
на Бога, против народной общности. Таков первород-
ный грех этого мира. Никакой человек и никакой бог не
способен избавить нас от него. На христианстве лежит
это тяжкое бремя. И никакая смерть на кресте не может
освободить от него.
Грех – это то, что причиняет вред нашему народу.
Грех – это то, что загрязняет нашу кровь. Десяти запо-
ведей нам недостаточно. Они исходят из беспокойства за
личное благополучие, а не от ответственности за жизнь
102
народа, которому посвящена наша вера. Мы не нужда-
емся в том, чтобы записывать наши заповеди. Они живут
в каждом из нас. Они говорят в крови.
То, что есть помимо греха против крови – это не грех, а
вина. Но мы не желаем никакого избавления от неѐ. Мы
хотим сами нести свою вину. Ведь мы признаѐм всѐ, что
делаем. С тех пор как существуют люди, они испытыва-
ют чувство вины. Потому что мы как-никак люди, а не
подобия Бога. Однако мы должны осознавать чувство
вины, нести ответственность за неѐ и справляться с ней,
но не быть ею раздавленными и трусливо сваливать еѐ
на кого-то другого. Вина искупается не жертвой святого,
не малодушным отречением от жизни и не милостью
Рима. Бог не может проклясть нас, потому что мы сами
обвиняем себя. Ведь мы всегда несовершенны. Бог мо-
жет сделать это только в том случае, когда мы не желаем
признавать вину и сдаѐмся злу без сопротивления. Если
я взял вину на себя, то не жду, пока меня спасѐт смерть.
Поскольку я не перекладываю трусливо вину на Иисуса.
Я сражаюсь и добиваюсь того, что буду оправдан соб-
ственными усилиями и достижениями, когда предстану
перед Предвечным.
Бог будет судить нас только согласно тому, сража-
лись ли мы страстно и честно за добро против зла. Это
значит, что ценность человека определяется его позици-
ей, образом его мыслей. Тому, кто прямодушно провѐл
свою жизнь в борьбе, служа народному сообществу, не
нужно бояться Божьего суда. Плох трус, страдалец и
мямля. Хорош – храбрец, боец и мужчина.
Поэтому не молитесь о помиловании! Молитесь о
силе, чтобы побеждать! Не просите отпущения грехов.

103
Не умоляйте! Обещайте загладить свою вину ещѐ боль-
шим трудом и более упорной борьбой!
Страдание – это наказание за все грехи. Так говорят
христиане.
А разве страдание не принадлежит жизни? Разве оно
есть порок и проклятие, разве оно обременено грехом?
Неужели страдание есть кара Божья, чтобы сломить и
опечалить нас, людей?
Не испытывает ли Предвечный нас страданием, не
существует ли оно в мире для того, чтобы очищать и
укреплять нас? Не для того ли оно существует, чтобы мы
переносили его как мужчины – не жаловались, но давали
отпор? Не приводит ли зачастую страдание нас, людей, к
благоразумию и здравомыслию, когда мы заблуждаемся
и забываем о тех задачах, которые перед нами ставит
земля? Страдание – это благословение, а не проклятие.
Счастлив народ, произрастающий в бедствии и среди
бурь! Горе тому народу, что ищет свой покой в богатстве
и материальном успехе! Только преодолѐнное страдание
и пережитая борьба делают из мужчины мужчину. Он во
всѐм превосходит остальных.
Тот, кто проходил через страдание и сражался с ви-
ной, но не возмужал от этого, не постигнет их смысл.
Достигнутая в борьбе позиция более весома, чем пода-
ренная. А знание, отвоѐванное у жизни, более ценно,
нежели вычитанное в книгах.
Тем не менее, такие слова не должны быть оправда-
нием бездействия для слабаков. Легче возложить вину,
чем искупить еѐ. Вершина и трясина часто находятся на
расстоянии одного прыжка. Но на гору восходят из ни-
зины, шаг за шагом. Не время и даже не обстоятельства
ответственны за виновность людей, но сама человече-
104
ская воля. У неѐ есть возможность выбора между добром
или злом. Бог доверил человеку принятие этого решения.

105
 Наша задача

Время, в которое идеи борются за воплощение, тре-

бует мужества от их приверженца, мужества каждого от-
дельного человека, чтобы возвысить его веру до поступ-
ка. Поскольку новая вера преисполнит наш народ не
благодаря разговорам и не с помощью тихого существо-
вания. Она будет произрастать из жизни, примера и
убеждѐнности тех, кто носит еѐ в себе, кто наиболее ясно
видит еѐ и поэтому имеет призвание к руководству. Мы
связаны с христианской верой тысячами уз. Но один
удар освободит нас. Сделать немцев сильными и зрелы-
ми для этого шага – вот наша задача и наш самый свя-
щенный долг. Ограниченные люди предостерегают от
этого, потому что не могут нас понять. Они поднимают
свой голос и указывают на Россию: «Так будет и с ва-
ми!»
Вы, маловерные! В России церкви сносят, чтобы ис-
коренить веру. В Германии мы покидаем церковь, чтобы
привести истинную веру к победе.
Эту веру нельзя измерять, исходя из ваших критери-
ев. Еѐ проявляют не посредством теологических выра-
жений, не частым посещением церкви и не болтовнѐй.
Ею живут, служа народной общности, принося жертву и
совершая деяние. Вера также не смешивается с тем, что
слабо и чуждо. Если она основывается на компромиссах
и полумерах, то лучше уж ей совсем не появляться на
свет.
Что нужно делать сегодня? Необходимо, чтобы
каждый подходил к самым серьѐзным вопросам наибо-
106
лее честно и не считался ни с церковным галдежом, ни с
безнравственностью общества.
Необходимо, чтобы каждый утверждал веру своего
сердца, а не принадлежность к указанной в документах
конфессии.
Необходимо, чтобы каждый брал на собственные
плечи ответственность за себя и своих детей и нѐс еѐ
ради своего народа вместо того, чтобы препоручать еѐ
церкви.
Нужна ясность. Церковь еѐ страшится. Мы – требу-
ем еѐ. Вопрос отказа от церкви – это вопрос характера и
совести. Тот, кто находит своѐ благо в Библии, пусть
спасается с ней. Без этой веры он несостоятелен и бесси-
лен. Мы никого не желаем убеждать, если к нам прихо-
дят не с открытыми или ищущими сердцами. Наш при-
зыв обращѐн ко всем тем, кто стремится найти ответ.
Тот, кто сомневается в старой вере и ищет новую,
пусть сначала достигнет согласия с самим собой и со
всей строгостью ведѐт этот бой до конца. Ему предна-
значаются наши слова. Мы призываем к тому, чтобы ис-
кра в его сердце стала тем огнѐм, который горит во всех
нас. Ведь наиболее верующие из всех – это пребывающие
в поиске. А вовсе не те, кто болтает о вере, полагаясь
на еѐ «бумажное свидетельство»!
В Германии живут миллионы людей, называющих
себя христианами. Хотя они и утверждают, что утратили
христианскую веру. Однако не смеют отказаться от зва-
ния «христианина». Отчасти потому что слишком
инертны для этого. Наивысшее оценивается ими с точки
зрения удобства. Отчасти они считают, что может по-
страдать их репутация. Но лучшую репутацию всегда
имеет тот, кто наиболее честен. Другие бьют себя в
107
грудь: «Мы не верим в Библию и в Иисуса. Но мы, тем
не менее, христиане, поскольку признаѐм существование
чего-то возвышенного».
Тогда они не должны называть себя христианами! С
тем же правом они могут заявить: «К тому же мы не ве-
рим в Вождя и в принципы Партии. Но всѐ-таки мы –
национал-социалисты».
Нет! Либо человек – христианин и верит в Библию и
Иерусалим, либо он таковым не является. Третьего не
дано. Это разделение необходимо ради обеих сторон.
Ведь добиться ясности – вот первая заповедь.
Сегодня мы видим, как прямодушные верующие
люди пытаются восстановить в нашем народе немецкое
христианство. Но подлинно христианского в нѐм – поис-
тине немного. И лучше бы представители этой веры вы-
бросили из неѐ остатки ближневосточной религиозности
и утверждали немецкую веру. Поскольку немецкая исто-
рия была не постоянно прогрессировавшей христиани-
зацией нашего народа, но непрерывным протестом
немецкой души против чужеродного вероучения. И то,
что ныне превозносят как христианские достижения, –
это большей частью дело немецкого характера, который
вопреки всему сохранял свою чистую энергию и лишь
изредка бывал действительно христианским в своей глу-
бине. Поэтому попытка извлечь из множества догматов
христианской веры несколько затрагивающих нас прин-
ципов и соединить их в новое благочестие, должна счи-
таться полумерой. Мы отвергаем еѐ.
Мы стоим у истока нового тысячелетия немецкой
истории и не желаем начинать его с компромиссов. Хри-
стианская эпоха подходит к концу, как и все прочие эпо-

108
хи в мире. Когда умирал Вотан, воскресал Христос. И
Христос уйдѐт, потому что живѐт Германия.
У преодолевших в себе прежнюю веру и гордо
назвавших новую веру своей есть трудное, но благое
обязательство: быть глашатаями и провозвестниками и
подавать пример, живя немецкой верой.
Мы не желаем идти по жестокому пути церкви. То-
гда мы должны были бы сносить божьи дома, казнить
священников и преследовать христиан огнѐм и мечом.
Миссионерство и принудительное обращение в веру под
знаком христианской любви, вероятно, останутся уни-
кальными событиями в религиозной истории нашего
народа. Всѐ самое святое, чем обладали древние, вла-
стью креста было превращено в руины. Священные ме-
ста разрушены, утрачены песни о героях, сильное время
кануло во тьму. И сегодня мы начинаем вспоминать бла-
гочестивых предков и усердно проливать свет на некогда
сияющее прошлое. Простой долг благодарности, кото-
рый был намеренно забыт и предан. Спасение искали на
Востоке и не видели величия родины. Заботились о бла-
гополучии негритянских душ и не замечали бедствия и
страдания в сердцах своих братьев. И так получается,
что сегодня единственная примечательная сторона об-
щества не принимает участия в Дне национальной соли-
дарности: Церковь. Но еѐ место занял народ, который
живѐт любовью и общностью в поступках вместо того,
чтобы отравлять их болтовнѐй. День за днѐм всѐ более
новые свидетельства и святыни свободного и благоче-
стивого племени открываются нам. Они были настолько
сильны, что пережили тысячелетия. И они были столь
чисты, что до сих пор священны для нас.

109
 У нас есть не только право, но и долг освободить
древние святыни от чуждых напластований, чтобы они
вновь стали такими, какими являлись когда-то. И мы не
хотим провозглашать их новыми идолами. Мы хотим
возвысить их до памятных мест и вестников нашего ха-
рактера. Мы хотим доверить их достойному попечению
всего народа и благоговейным сердцам его молодѐжи.
Пришло время преобразовать христианские празд-
ники в дни обращения немцев к собственной сути и дни
немецкого самосознания. Немало конфессиональных
празднеств замечательно выражают «всеобъемлющую»
любовь церкви, когда в один день немцы-католики, а в
другой немцы-евангелисты справляют свои религиозные
торжества. Нет уж, либо у нас есть такие праздничные
даты, которые отмечает весь народ, либо не будет ни-
каких!
Нам не нужно заново искать свои религиозные
праздники. Они уже есть у нас. Они христианские лишь
по своим названиям и внешнему виду. Если же мы
устраним из них то, что чуждо, тогда рождество опять
станет днѐм восходящего света и пробуждающейся зем-
ли, праздником радости и семьи. Тогда пасха и троица
опять станут восхвалениями возрождения зеленеющей
природы, которая одолела зиму. А недавно учреждѐнные
Майский праздник народной общности и День урожая –
торжествами нового благочестия. Так же праздниками
веры станут и памятные даты Движения. Ведь оно есть
действие, ставшее общностью нашей веры. И в эти дни
немцы не отправятся в сотни различных церквей. Они
будут стоять под одним небом, слушать одну речь и вы-
ражать одну приверженность.

110
 Нашей задачей будет отстранение конфессиональ-
ной веры от молодѐжи. Мы хотим воспитывать еѐ по-
немецки и только по-немецки – в поступках, в мышле-
нии и вере. Школа – это место воспитания нации, а не
кафедра для церкви.
Какому-нибудь великому человеку поручат напи-
сать книгу о том немецком благочестии, которому мы
желаем учить нашу молодѐжь. Поскольку с тех пор как
христианство стало определяющим фактором нашей
жизни и задолго до этого немецкие богоискатели и про-
роки пели и вещали о немецком характере и немецкой
вере. Их слова и их деяния станут нам ориентиром и от-
кровением. И та книга будет полна жизни для всех эпох
и для всех поколений. Ведь те, кого некогда обесслави-
ли, отныне станут святыми. А еретики минувшего вре-
мени превратятся в религиозных вождей настоящего. В
них чистая кровь защищала себя от засилья чуждых вли-
яний и искажения немецкой души. Они призваны ука-
зать нам путь. И мы должны продолжать их дело, невзи-
рая на то, что маловерные желают нам попасть в ад. Мы
не верим в ад, как не верим и в рай в потустороннем ми-
ре. Это было бы богохульством.
Мы верим в Германию и в того Бога, которого не
можем постигнуть словами. Однако нет немецкого Бога.
Есть только немецкая вера в Бога. Мы не обладаем ис-
ключительными правами на Божественное, какие припи-
сывает себе церковь. Бог – это могущество над эпохами
и мирами. Каждый народ идѐт к нему собственным пу-
тѐм. Нашу жизнь должно определять уважение к вере
других людей, сообразной их характеру, и благоговение
перед Всевышним. На этом основании возникнет новый
мировой порядок. Но народ, который впервые вступит
111
на этот здоровый, естественный путь, закономерно дол-
жен быть самым юным и наиболее сильным. Ведь цен-
ность народа определяет чистота его типа.
И пусть против нас тотчас же выдвигают тысячу
возражений: «Время ещѐ не созрело!» Мы отвечаем:
«Оно всегда является зрелым для борьбы!» Тот, кто име-
ет цель, которую он желает достигнуть, благодарит Бога
за каждый день, дающий возможность бороться и по-
беждать.
Сражение будет длиться не недели и месяцы. Оно
станет революцией на годы и десятилетия. Но что они
такое по сравнению с вечностью нашего народа! Две ты-
сячи лет в немецких сердцах происходило брожение и
велась борьба. Наступило время для прорыва. Эпоха, ко-
торая придаст ему форму, поставит перед грядущими ге-
нерациями людей свои задачи. Однако не в том ли со-
стоит высшее счастье для поколения, утверждающего
борьбу и отказывающегося от спасения, чтобы хватать с
неба звѐзды, которые казались предкам лишь мечтой, и
посредством борьбы превращать их в деяние! Вероятно,
нужно некое право для притязания на звѐзды. Но оно не
упадѐт мечтателю в руки. Сильный должен добиться его.
Воспитание молодѐжи доверено в первую очередь
двум сословиям: учительскому и офицерскому. Священ-
ники вымирают. Они заставляли молодѐжь отворачи-
ваться от народа. Их место займут вожди. Не местоблю-
стители Бога, но лучшие немцы. Юношу, которого в
школе и в вермахте воспитали самоотверженным и
страстным борцом за свой народ, узколобое и чуждое
миру священство не может снова оторвать от народа.
И если сегодня некоторые пасторы проповедуют ве-
ру в Германию и приверженность героизму, то они не
112
столько представляют новое, более чистое христианство,
сколько делают первый шаг к отказу от ближневосточ-
ной догмы. Они вовсе не те «хорошие христиане», за ко-
торых сами выдают себя и каковыми слывут. Немец в
них одержал победу над христианином. Ибо как пропо-
ведник бунта против крови и против природы может ве-
щать о народе как богоугодном единстве? Христианство
погибнет из-за недостаточного понимания расовых за-
конов и законов природы. Оно оставило без внимания
наибожественнейшее.
Как же должны мы воспитывать наших детей?
Так, как будто бы они никогда ничего не слышали о
христианстве. Мы хотим водить их на лоно природы и
показывать им Божьи чудеса. Мы хотим учить их нашей
священной истории и пробуждать в них гордость и осо-
знание быть сыновьями славного народа. Тогда их чи-
стые сердца сами укажут им правильную веру. У нас
должно быть мужество, чтобы положить этому начало.
Для этого необходимо, чтобы мы сплотились в общ-
ности по вере. Не для осквернения святынь и воплей, но
для привлечения, вдохновения и углубления душ. Не для
отрицания, но для пробуждения и созидания. Источники
нашей силы находятся в кладезе нашего вечного народ-
ного духа, который никогда не иссякает. Он столь могуч
и обилен, что мы можем отказаться от того, что чуждо и
слабо. Древняя мудрость и доброкачественность соеди-
нятся тогда с новой, молодой энергией. От этого союза
возникнут обычаи, подходящие нашим сердцам. Но ни-
какие новые формы не должны ограничивать нашу веру.
Новая жизнь и новое дело произрастут из неѐ. Наша
общность не будет иметь ничего общего с догматиче-
скими дрязгами и теологическими диспутами. Она
113
подымет сокровища прошлого из глубин, чтобы их ис-
тина и величие стали нам опорой. Она возвысит любовь
к Германии и верность Вождю и вменит нам в долг му-
жественную борьбу. Она научит видеть происходящие с
нами события не с позиции жѐсткой, холодной догмати-
ки, но с точки зрения природы и крови. По сути, она
лишь сделает всех нас фанатичными национал-
социалистами и немцами. Если мы таковы, то вместе с
тем мы религиозны, без церкви и без священников. По-
этому формирование нового благочестия – это вопрос
воспитания нового человека.
Путь настолько же здоровый, насколько и безболез-
ненный.
То, что мы не будем поняты многими, никогда не
должно становиться причиной для колебаний. Все рево-
люции совершались еретиками. При этом нам не нужно
дожидаться приказов сверху. Ведь государство не может
навязывать своим гражданам их веру. Оно может лишь
засвидетельствовать наличие нового религиозного
устремления и сплочѐнную волю всех людей следовать
ему. Но если сердца целого народа бьются в ритме новой
веры, то человеческая воля всегда находит способ при-
дать этой вере соответствующую ей форму. Поскольку
без живого содержания форма становится пустым зву-
ком.
С этого момента нашей задачей должно быть
наступление дня религиозного единения. Он придѐт не
благодаря болтунам и писакам, но будет осуществлени-
ем чаяний миллионов, сердца которых болят, когда они
думают о раздоре в немецкой вере, и которые всеми
фибрами своего бытия отдались этому божественному
повелению: Г е р м а н и и.
114