Рави Захарис

Христианство не оправдавшее надежд

Посвящается моему близкому другу Марку Пью, оказавшему огромное влияние на мою
жизнь своей искренностью и стремлением к неподдельному христианству. Спасибо тебе,
друг.

Благодарности
Возможность работать с издательством Zondervan я считаю для себя привилегией. Меня
всегда впечатляло то усердие, с которым его сотрудники, заботясь о читателях, корпят
над каждой книгой. Усилия, потраченные на допечатную подготовку каждой новой
рукописи, делали меня все более дисциплинированным писателем. Я благодарен
Zondervan за всю оказанную мне помощь, и особенно — Джону Слоуну и Дерку Буурсме.
Еще раз спасибо компании Wolgemuth and Assiciates, и в частности — Эндрю, который
очень поддерживал меня на каждом этапе работы над книгой. Как всегда, поиск
первоисточников и справочных данных полностью взял на себя мой научный ассистент
Даниэль Дюран. Он также организовывал для меня интересные встречи в ходе работы
над материалом. Все читатели моих книг знают о той огромной помощи, которую мне
неизменно оказывает жена Марги. Она — мой выпускающий редактор. Ей лучше всего
работается поздно ночью, а мне — рано утром. Теперь, когда перед нами лежит готовая
рукопись, мы можем вздохнуть с облегчением и снова синхронизировать наши жизни,
чему я невероятно рад.
Есть также несколько человек, которых я не буду называть по именам, хотя я им очень
благодарен. Это те, кто великодушно дали согласие искренне рассказать мне, почему они
боролись со своей верой, и почему для некоторых из них вера не оправдала их надежд. Я
горячо молюсь о том, чтобы в тот момент, когда они будут читать эти строки, Бог вновь
зажег в их сердце трепетный огонек и принес жизнь туда, откуда она, казалось,
полностью ушла. Надеюсь, я увижу всех их в присутствии Господа, когда Он отрет всякую
слезу, ответит на все вопросы и заполнит всякую пустоту. Бог, в Которого я верю, более
чем силен сделать это. Данная книга — это всего лишь слабая попытка указать на
твердую Скалу. Эта скала — Иисус, и я несказанно благодарен Ему за то, что Он даровал
мне возможность и призвание писать.

Введение. Христианство: неоправданные надежды?

Недавно мы проводили открытый форум в красивом здании кинотеатра «Фокс» в
Атланте. Некоторые из моих более молодых коллег попросили меня там выступить на
тему «Христианство, не оправдавшее ваших надежд». Поначалу я удивился, что они
сочли такую тему интересной для ожидавшейся разношерстной аудитории, однако они
были не менее удивлены моему удивлению. Разочарование в христианстве, о котором
они слышали из уст многих своих друзей, подтверждалось вопросами, поднимаемыми в
десятках писем, поступавших на адрес нашего служения. (Говорят, что на каждого
человека, который решится написать письмо, приходится, наверное, тысяча тех, кто
разделяет его мнение.) Многие сверстники моих молодых коллег, обретя во Христе
новую надежду и смысл жизни, столкнулись с суровым противоречием между тем, во что
они верили, и тем, что видели вокруг себя и переживали сами. Они начинали колебаться
в вере, и в их сердце закрадывалась усталость. То, что некогда было живой, динамичной
верой, сводилось не более чем к общению в кругу друзей и некоторым видам
деятельности. Мои коллеги пришли к заключению, что тема разочарования в
христианстве заслуживает того, чтобы уделить ей внимание, — и особенно она важна для
молодого поколения.
Я согласился, хотя все еще не был уверен, насколько эта тема вызовет у людей интерес.
В течение нескольких недель перед тем форумом наш видеооператор заснял ряд
интервью с людьми, отказавшимися от христианской веры, которую некогда
исповедовали. Среди них был мужчина, отвергнутый христианами за свой
гомосексуальный образ жизни, а также — женщина, совершившая прелюбодеяние и так
и не нашедшая принятия со стороны членов церкви, несмотря на свое покаяние.
Некоторые заявили, что разочаровались в христианстве потому, что сочли его
интеллектуально несостоятельным в наш век торжествующего разума.
Неожиданно для меня, послушать мое выступление на форуме явилась более чем
четырехтысячная толпа - зал оказался забитым до отказа, и еще многие не смогли
попасть внутрь, хотя готовы были заплатить за вход втридорога. Я видел спекулянтов,
торгующих билетами перед футбольными матчами, но чтобы подобное происходило на
христианском мероприятии с «говорящей головой» в повестке дня — такое я видел
впервые! Некоторые из опрошенных в зале сказали, что пришли в надежде услышать
приемлемый ответ на свое разочарование. Если эта толпа олицетворяла реальное
положение вещей, то мнение о несостоятельности христианства — реальное, тревожное и
всепроникающее.
Почему сегодня столько людей не просто живут в молчаливых сомнениях, а по сути
покидают «церковные скамьи» ради чего-то другого? В чем проблема: в послании, в
проповедующих, в слушателях или во всем перечисленном сразу? Не настало ли время
задать себе непростые вопросы о том, что значит быть последователем Иисуса Христа?
Почему складывается впечатление, что Бог сделал так, что человеку стало крайне сложно
хранить веру, невзирая на всю свою образованность, личный опыт и положение в
обществе? Подобный скептицизм наблюдается не только среди тех, кто настроен к вере
враждебно, но и среди многих людей, просто честно задающих вопросы. Настоящая
книга предпринимает попытку дать ответ обеим этим категориям: тем, кто находится как
внутри христианства, так и вне его. Даже более того, попытаться понять: если человек
отвергает свою веру во Христа или отодвигает Его на второй план, сможет ли он по-
прежнему находить смысл в собственной жизни?
В конечном итоге, прозвучавшие и полученные ответы должны быть ощутимыми и
реальными; они должны настаивать на том, что Бог ближе, чем мы предполагаем. Он
хочет, чтобы мы ощущали Его очень близким к нам, а не отстраненно далеким. Однако,
как и в случае с любыми взаимоотношениями, опирающимися на любовь и посвящение,
уверенность в близости Бога имеет определенную цену. Я прожил со своей женой уже
тридцать семь лет, и самыми сложными из них для брака оказались три года, в течение
которых я отложил в сторону свое призвание евангелиста, чтобы по просьбе
руководителей моей деноминации занять должность профессора семинарии. Это стало
моим основным видом деятельности в служении Церкви. Идти против своего
внутреннего призвания было нелегко, и в конце концов я понял, что, выходя за пределы
Божьей воли, я подвергаю опасности также и другие сферы посвящения, при этом самые
важные взаимоотношения в жизни человека могут стать сухими и безжизненными. Для
того чтобы обрести предлагаемые Богом благословения, вы обязательно должны быть
там, где вас хочет видеть Бог.
Вопрос, поднимаемый в этой книге - «Действительно ли христианство не оправдывает
надежд?», - затрагивает гораздо более серьезную проблему, чем может показаться на
первый взгляд. Речь идет не просто о том, что христианство для кого-то оказалось не
таким, как он себе представлял (это, скорее, вопрос субъективных потребностей). В
действительности, проблема заключается в интеллектуальной последовательности и
обоснованности, и она гораздо глубже. Бывший протестант Роберт Прайс, раскритиковав
бестселлер Рика Уоррена «Целеустремленная жизнь», написал собственную книгу под
названием «Осмысленная жизнь». Прайс воткнул в евангельскую веру меч и с
удовольствием провернул его. Используя высокую риторику и щеголяя образованностью,
он заявляет, что протестанты или интеллектуально одурачены, или полные лицемеры.
Каждая глава книги Прайса пестрит насмешками над тем, во что он, как утверждает,
когда-то верил, и источает злость от того, что был «втянут» в это дело. Беру на себя
смелость предположить, что огромное множество людей согласятся с ним. Особенно
наше молодое поколение, которое зачастую пытается выжить посреди ужасных штормов
на пути своей веры, не имея под рукой ни компаса, ни карты.
Когда Ной строил ковчег, Бог дал ему подробные, исчерпывающие инструкции: каким
тот должен быть по высоте - чтобы не больше, в длину - чтобы не меньше; какие на нем
будут виды животных и в каком количестве… Все было расписано до мелочей. Однако,
когда Ной в точности исполнил Божьи инструкции, и дверь ковчега, наконец, закрылась,
наверное, было очень страшно осознавать, что на этом судне нет ни паруса, ни руля. Кто
будет управлять им?
Является ли христианство бессмысленной игрой, в которой мы бросаемся в самый
эпицентр жизненных бурь, оснащенные ложными заверениями? Или же нам даны
настолько подробные инструкции, что мы заранее знаем, как будут выглядеть штормы
веры, кто этим всем управляет, и как нам поступать, когда наконец достигнем суши? Не
случится ли так, что, в конце концов, пытаясь найти ответ на разочарование в
христианстве, мы к своему удивлению обнаружим, что наши надежды не оправдала
церковь, а не Христос?
Эта книга рассчитана в равной степени как на христиан, так и на скептиков. Я молюсь
о том, чтобы у каждого, кто ее прочитает, изменилось отношение к Иисусу, к себе, а
также к своей жизни и ее приоритетам. Бог не разочаровывает нас. Это мы зачастую
разочаровываем Его и самих себя. Но есть путь к восстановлению. Он ведет к самому
центру приготовленного Им для нас места. Надеюсь, последующие страницы укажут на
дарованные нам руль и паруса, и, что важнее всего, — на Капитана этого корабля под
названием «Жизнь».

1. Кто такой Иисус?

Трое малышей спорили о том, чей отец быстрее возвращается домой с работы. Первый
мальчик хвастался, что его папа — бывший олимпийский рекордсмен в беге на средние
дистанции. Каждый вечер он выходит с работы в 16:00, и, хотя до его дома — пять
километров, он берет свой портфель под мышку и пробегает это расстояние за
пятнадцать минут. Второй мальчик уступать не собирался. Он утверждал, что его отец —
профессиональный автогонщик, и стоит ему опустить ногу на педаль, как уже ничто не в
силах его остановить. Он тоже работает в пяти километрах от дома и заканчивает работу
в 16:00, но возвращается в 16:05. Третий мальчик, слушая эти хвастливые россказни,
только посмеивался. Он заранее знал, что победил обоих конкурентов. Как оказалось, до
работы его отца также пять километров, и заканчивается она тоже в 16:00, однако в 15:30
он уже, как правило, дома. Просто его папа трудится в государственной конторе...
Да простят меня все госслужащие — этой историей я хотел лишь показать, что людям
свойственно претендовать на исключительность или превосходство над всеми
остальными, будь то в культуре, городской архитектуре или искусности лидеров. Наши
небоскребы выше ваших; мои традиции лучше твоих; моя культура более давняя; мой
папа сильнее, умнее или быстрее… И такому соперничеству нет предела.
Тем, кто считает, что христианство не оправдало их надежд, мне хочется задать
вопрос: «Задумывались ли вы над тем, что подобное соперничество существует и в сфере
религии?» Кто-то утверждает, что их культурные ценности лучше, а их вера превосходит
веру всех остальных. Неужели все религии изначально лживы? Или, может, все религии
изначально истинны? Или, возможно, любая религия — это всего лишь свод
этноцентрических предубеждений под маской духовной риторики?
Будучи много лет христианином, я должен неохотно и с печалью признать, что иногда
так и есть. Некоторые религии действительно притязают на исключительность якобы
ввиду своего врожденного превосходства. Например, ислам считает язык Корана
наивысшим языковым достижением, поэтому чтение этой книги в любом переводе с
арабского лишает читателя возможности пережить чудо. Пророком ислама может быть
исключительно араб, и все же ему приписывается превосходство над всем остальным
миром откровений. Но, согласитесь, религия, сведенная к «бахвальству правами»,
превращается в очень опасную игру. Люди, повинуясь верованиям, стремятся к
осуществлению своих надежд относительно вечности. Они не жалеют при этом ни кровно
заработанных денег, ни еще более драгоценного времени - да только ли этого?
Уверенность в наивысшей значимости чего-либо требует пропорциональной жертвы.
Вместе с тем, пристальное исследование некоторых религий показывает, что многие из
их притязаний — это не более чем «бахвальство сына отцом», вызывающее сомнения в
отношении самого отца.
В не меньшей степени смущает многих, когда какая-то религия заявляет о своей
исключительности. Однако стоит ли этому удивляться, - ведь истина по определению
должна исключать все, что ей противоречит. Когда кто-то утверждает, что его религия
лучше других верований, но не может аргументировать свою точку зрения, мы должны
задаться вопросом: «Как выглядит это притязание на исключительность, если затронуть
вопросы жизни и судьбы?» И еще важнее задаться этим вопросом, прежде
чем отвергнуть какое-либо верование, которому ты когда-то был всем сердцем
посвящен.
На недавней конференции в Индии мне задали вопрос: почему иногда люди, которые
раньше явно были страстными поборниками своей веры в Иисуса Христа, как будто
«прозревают» и объявляют свои убеждения несостоятельными? В подобных случаях
христианство, приведшее к разочарованию, вполне могло быть не более чем
бахвальством о том, что «мой отец лучше». Оно не являлось истинной верой, чьи
притязания эти люди объективно и беспристрастно исследовали в свое время и нашли
для себя желанными, но после от всего отказались.
Прежде чем поговорить о некоторых из насущных проблем, с которыми, по мнению
людей, они столкнулись в христианстве, давайте внимательно исследуем заявления
Иисуса и то, что из них вытекает. Только выяснив, кем был Иисус и чему Он учил (то
есть, поняв суть христианства), можно определить, действительно ли надежды людей не
оправдало именно христианство, или же это было что-то другое (или кто-то другой).
Матфей пишет, что Иисус поставил среди Своих учеников (лидеров, которых Он
взращивал) маленького ребенка и заявил: «Таковых есть Царство Небесное» (Матфея
19:14). Этим Он хотел сказать, что без простой, детской веры мы не сможем увидеть
небеса. В то же время, Иисус снискал преданность такого дотошного ученого, как Савл
Тарсянин, который знал и исполнял все, что закон требовал для обретения спасения.
Честное исследование утверждений Иисуса наглядно демонстрирует, что они
уникальным образом переступают пределы всех культурных различий и могут быть
убедительно подкреплены человеческими нуждами, стремлениями и наблюдениями вне
зависимости от культуры и языковой группы.
Сегодня об этом Иисусе пишется множество книг — даже теми, кто не признает Его
исторических притязаний. В конце концов, последствия постмодернизма таковы, что
теперь каждый может говорить что угодно о чем угодно в полном отрыве от текста и
контекста. Так, писатель и врач Дипак Чопра умудрился написать об Иисусе сразу две
книги. Первую из них он считает сугубо художественной, хотя, можете не сомневаться,
стоящие за ней мотивы отнюдь не вымышленные. Во второй книге Чопра заявляет, что
Иисус в Своих поисках абсолюта смог, наконец, достичь нирваны. Хотя он утверждает,
что искренне восхищается Иисусом, подобные извращенные идеи предают истину,
которой учил Иисус, и искажают историю.
Как только мы постигнем Иисуса, основываясь на Его собственных словах, и
сопоставим Его утверждения и обещания с нашими глубочайшими потребностями, мы
будем удивлены тем, насколько в действительности Он уникален и величествен. Иисус —
путь, истина и жизнь (Иоанна 14:6), а не просто центральный персонаж хитросплетения
надуманных сюжетов.
Это очень точно описано в истории обращения Клайва Льюиса «Настигнут радостью».
Льюис отмечает, что после того, как он, наконец-то, осознал, кто такой Иисус,
и что Он предлагает каждому человеческому сердцу, для него величайшим открытием
стал тот факт, что он не попал в какое-то место или принял какое-то верование, но
обратился к личности, и эта личность — Сам Бог.
Сегодня все разговоры на духовную тематику вращаются вокруг идей и ощущений,
однако послание Иисуса говорит о личности и присутствии Бога. Современная духовная
полемика минимизирует факты и максимизирует мистику, Иисус же всегда проводил
связь между опытом и фактом. Современная духовная полемика изобилует
обольстительной демагогией, а Иисус представлял истину как абсолют, даже если это
кому-то было неприятно слышать. Он никогда не делал мистицизм конечной целью, но
обрамлял его контекстом реальности. Современная духовная полемика использует
клише, подвергающие опасности дух, потому что они делают истину вторичной
относительно приятных ощущений. Иисус же учил, что ощутить Его присутствие
возможно только благодаря факту Его существования. Современная духовная полемика
претендует на великодушное принятие всеми верованиями, хотя на самом деле она с
предвзятостью, отвергающей здравый смысл и дискредитирующей веру, подрывает
единственное верование, которое действительно учит терпимости.
Послание Иисуса — это не просто религия или система убеждений. Оно кардинально
изменяет наш образ мышления и жизни. Иисус бросает вызов всему человечеству —
вкусить и увидеть, что Он благ, и принять сердцем ту истину, что Его слово пребывает
вечно.
Однажды я побывал на футбольном матче в своей родной Атланте. Знакомый
футболист усадил нас на места рядом со скамейкой запасных. За несколько лет до этого я
наблюдал за подобным матчем, но только с места на верхнем ярусе стадиона. Помню, как
я тогда подумал, насколько маленькими кажутся футболисты и насколько большим —
поле. Однако на этот раз я сидел настолько близко к игрокам, что почти слышал их
дыхание, и был несказанно удивлен тем, насколько они большие, и насколько, в
действительности, невелико футбольное поле.
Когда мы достаточно близки к историческому Иисусу и можем взглянуть на вещи Его
глазами, мы начинаем видеть, насколько Он могуществен и силен, а жизненное море,
когда на борту такой Капитан, уже не кажется настолько опасным.
«Лицо» для Иисуса
Я провел свое детство в Индии, и слышал это имя множество раз. На языке хинди оно
звучит как «Иса Масих», что является транслитерацией фразы «Иисус Мессия».
Христиан в Индии называют «исаиис», что значит «Иисусовы», или «последователи
Иисуса». Рождество — это «Бада Дин», то есть «Большой День». Да, я слышал имя
Иисуса, однако оно для меня не ассоциировалось ни с чем, кроме посещений церкви и
праздников Пасхи и Рождества.
Его портрет висел в нашем доме в Нью-Дели в родительской комнате — большей из
двух маленьких спален. Мои самые ранние воспоминания об этом портрете связаны с
тем, что моя мама, просыпаясь каждое утро, первым делом тянулась за своими очками, и
только надев их, поворачивалась к картине и открывала глаза. Она хотела, чтобы
первым, что она видит в начале каждого дня, было лицо Иисуса. Для моей мамы это был
своеобразный ритуал, а в культуре, изобилующей предрассудками, подобные страхи и
привычки незаметно передаются из поколения в поколение. В результате, когда у меня
наступали трудные времена, я отправлялся в мамину комнату, облокачивался на комод,
смотрел на портрет Иисуса и возносил свое прошение. Если я был уверен, что меня никто
не увидит, я мог даже опуститься перед ним на колени и пробормотать быструю молитву
о помощи (особенно — в период экзаменов). Я хорошо помню этот портрет: выцветшая,
позеленевшая репродукция известной картины Уорнера Саллмана «Голова Христа».
Впрочем, в то время для меня он был всего лишь рисунком, неким талисманом.
Художники рисуют на бумаге, пишут на холстах и высекают из камня изображения
Иисуса в соответствии со своими представлениями о Нем. Довольно странно,
согласитесь, что самая почитаемая личность в истории человечества, рождение которой
стало точкой отсчета для нашего календаря, чью жизнь называют «величайшей из когда-
либо рассказанных историй», не оставила нам ни единого своего портрета. Точно так же,
как мы не можем вспомнить определяющий момент нашей жизни - собственное
рождение, — так наиболее известное, почитаемое миллионами имя в истории, для нас
совершенно безлико.
Я также вспоминаю, как, будучи подростком, листал один американский журнал про
кино, который попал в наш дом через каких-то друзей из Америки. Мне особо врезалась
в память одна фотография, на которой актер сидел в кресле, закрыв лицо руками, а над
ним большими буквами было написано: «Смею ли я, грешник, играть Христа?» Многие
годы создатели фильмов старались не показывать лицо Иисуса. Актеров, играющих
Христа, снимали или со спины, или так, чтобы их голова не попадала в кадр. Гуру
современных коммуникаций сочли бы это огромным упущением. В конце концов, разве
изображение не стоит тысячи слов? Бог показал, что не стоит. Самое главное — это не то,
что мы видим. Гораздо больше, чем обычное созерцание, дает процесс постижения.
В одной из замечательных историй, описанных в Книге Исход, показан Моисей на
рубеже перехода народа Израиля из египетского рабства в Обетованную Землю (Исход
33:12-23). Это был долгий и трудный путь. Израильтяне понесли многочисленные потери
и пережили суровые лишения. Моисей отделился от стана, чтобы молиться в уединении.
«Покажи мне славу Твою», — попросил он Бога.
Какая удивительная просьба, учитывая, что Моисей уже пережил ряд чудес, благодаря
которым Израиль вышел из рабства и пришел к Хориву! Ни у кого не могло быть
сомнений в том, что их вела сверхъестественная рука. Без божественного вмешательства
эта толпа людей ни за что не спаслась бы от египтян, пройдя через Красное море, не
получила бы Десять Заповедей и не имела бы пищи и одежды на своем пути. И все же,
несмотря на это, Моисей попросил Бога показать лицо. Он был настолько смел пред
Богом, что даже заявил, что не перейдет через реку Иордан, если не будет уверен в
Божьем присутствии.
На эту просьбу Моисея Бог дал еще более удивительный ответ: «Лица Моего не можно
тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых». Поэтому
Он сказал Моисею: «Вот место у Меня, стань на этой скале; когда же будет проходить
слава Моя, Я поставлю тебя в расселине скалы и покрою тебя рукою Моею, доколе не
пройду» (Исход 33:20-22). Таким образом, Моисей мог увидеть Божью «спину», но не Его
лицо. Это можно сравнить с тем, как вы заходите в комнату и понимаете, что там кто-то
есть (вы чувствуете запах одеколона или духов, слышите дыхание или даже голос), но не
можете увидеть этого человека — нечто вроде первой встречи Дороти с Мудрецом из
страны Оз.
 Возможно, если мы поймем, зачем Бог скрывает от нас Свое лицо, у нас появится ключ
к разгадке: почему мы должны учиться познавать Его и ощущать Его присутствие через
Его слова и дела, а не посредством наших органов чувств. Осмелюсь предположить, что
этому есть два объяснения. Во-первых, если бы мы могли увидеть Божье лицо, то Его
определяющие черты неминуемо сильно отличались бы в зависимости от той части
света, в которой мы находимся. На Востоке, например, все свелось бы не к самой
Личности, а к Его изображению, которое превратилось бы в центр культа. Его одежда,
прическа — все, что хотя бы косвенно связано с Его внешностью, стало бы фетишем и
объектом поклонения, за который крепко ухватились бы суеверные и склонные к
религиозности люди. Все это неизбежно привело бы к идолопоклонству.
Во время поездки в штат Керала на юге Индии меня привезли в город с
труднопроизносимым названием Кодунгаллур. Он знаменит тем, что именно в нем,
согласно преданиям и даже некоторым историческим источникам, после своего
прибытия в 53 году в Индию поселился апостол Фома. Среди прочих, о путешествии
Фомы в Индию упоминали такие известные историки ранней Церкви, как Беда
Достопочтенный и Григорий Богослов. Самая старая конфессиональная христианская
церковь в Индии носит имя Фомы: «Церковь Мар Фомы». Когда я бродил около того
места, где Фома высадился на берег, представляя себе, как все это могло выглядеть,
смотрительница церкви предложила показать мне фрагмент мощей апостола, который
хранился возле алтаря в стеклянной раке за надежно запертой дверью. Когда она
открыла эту дверь, и я вошел, громогласно зазвучал какой-то церковный гимн. Это была
мера безопасности, извещающая хранителей усыпальницы о том, что кто-то приблизился
к мощам. Моя проводница, быстро поклонившись, прикоснулась к стеклу пальцами,
затем прижала ладонь к сердцу и благоговейно поцеловала ее. Внутри раки под
увеличительным стеклом лежал маленький фрагмент кости правой руки апостола.
(После мученической смерти в Индии тело Фомы было переправлено в Рим, однако
позднее папа римский распорядился поместить фрагмент останков Фомы в историческую
усыпальницу.) Когда я смотрел на этот маленький кусок кости примерно пять
сантиметров в длину, у меня невольно возникли вопросы не только о ее подлинности, но
и о самом Фоме. Излишне говорить, что о чудодейственной силе этой кости ходит
множество легенд. Восточный разум порождает фантазии и почитает амулеты и мощи
как реликвии своей веры. На протяжении многих лет на этом месте побывали миллионы
паломников, желающих прикоснуться к раке и поцеловать стеклянный барьер,
отделяющий их от этого маленького фрагмента кости.
На Западе, если бы мы точно знали, как выглядит Иисус, события могли бы
разворачиваться по несколько иному сценарию. Конечно, здесь тоже нашлись бы те, кто,
подобно восточным верующим, начал по-настоящему поклоняться предмету вместо
Спасителя, однако я также уверен, что такое поклонение было бы поставлено на
коммерческую основу и приносило бы огромные прибыли. Вы можете себе представить,
что случилось бы, если бы Иаков, брат Иисуса, открыл сувенирную лавку и начал
продавать портреты Христа? На Западе Бог оказался бы умаленным не до Своего, а
до нашего образа. В изобилии проводились бы выставки Его портретов, и каждый
эксперт высказывал бы по этому поводу свое особое мнение. По всей вероятности,
предпринимались бы неоднократные попытки выделить и воспроизвести ДНК, которая
еще могла сохраниться в тех или иных реликвиях. Вы можете себе представить конкурс
двойников Иисуса? Не позавидовал бы я его победителю на Рождество! Не прошло бы
много времени, как лоббисты потребовали бы трансгендерного представления Христа. В
самом деле, кто сказал, что Он был мужчиной, а не женщиной, да и был ли у Него вообще
пол? И Боже упаси изобразить Его белокожим!
Наша жажда к бесконечному знанию ненасытна, и для многих мысль о существовании
Личности, превосходящей наши способности к критическому анализу и научному
исследованию, просто невыносима. Подумайте об этом. Существует ли в мире столько
версий Библии на каком-нибудь другом языке, как на английском? И каждый новый
переводчик претендует на уникальность своего взгляда на истину, каждый добавляет к
картине еще немного деталей. Для нас становится важнее, как мы воспринимаем Бога, а
не как Он воспринимает нас. Слишком многие настолько очеловечили Бога и
обожествили человека, что мы уже едва ли понимаем разницу между ними. Книги
подобного рода становятся бестселлерами, так как заверяют, что Бог — всего лишь один
из нас. Однако такая фамильярность имеет опасные и разрушительные последствия. Мы
пытаемся видоизменить Бога, чтобы привести Его в соответствие с нами, вместо того,
чтобы выяснить, каким образом мы должны привести себя в соответствие с Ним. Мы на
Западе просто не можем жить, признавая возможность того, что Бог умышленно покрыл
Себя тайной до тех пор, пока мы не станем способными осознать, каков Он на самом
деле. Итак, мы пытаемся подогнать Его к нашему образу, хотя должны поступать в
точности наоборот, а предметы, которые мы наделяем духовной значимостью, приводят
к заблуждениям невероятных масштабов.
Пожалуй, есть еще и вторая причина, по которой Бог скрывает от нас Свое лицо.
Знаменитый евангелист Билли Грэм не раз упоминал об одном случае, когда он жил в
гостинице в одном из городов Пенсильвании. Однажды в сопровождении двух своих
коллег он вошел в лифт, и когда дверь за ними закрылась, кто-то из пассажиров сказал:
«Я слышал, в этой гостинице остановился сам Билли Грэм». Один из коллег доктора
Грэма указал на него со словами: «Вот, он перед вами». На какое-то мгновение
установилась неловкая тишина. Незнакомец, смерив доктора Грэма взглядом с головы до
ног, наконец, промолвил: «Какое разочарование!»
Иногда бывает лучше сохранить тайну нетронутой. Конечно, выяснив, как выглядел
Иисус, мы утолили бы живущую в нас жажду. Однако я убежден, что эту жажду в
действительности можно утолить только тогда, когда наши разум и сердце поднимутся
на гораздо более высокий уровень, на котором мы способны вместить эту не
поддающуюся осознанию, приводящую в благоговейный трепет реальность. Вместо этого
Бог открывает Себя с помощью описательных терминов, дающих нам достаточно
информации, чтобы понять, каков Он. Кроме того, Он скрыл Себя от нас в мере,
достаточной для того, чтобы научить нас балансу между верой и здравым смыслом. Без
соблюдения этого баланса никакие земные взаимоотношения с бесконечным,
превосходящим наше понимание Богом просто невозможны.
В индуизме есть одна примечательная история о юноше, который пришел к мудрецу,
чтобы выяснить, что такое жизнь. Мудрец попросил этого юношу подойти к ближайшему
дереву и сорвать с него плод. Когда тот так и сделал, мудрец распорядился разрезать
плод пополам. Затем юноша извлек одно из семечек и разломил его. Наконец, мудрец
спросил: «Что ты видишь внутри семечка?», — «Ничего», — ответил юноша. «Так вот, —
сказал тогда мудрец, — как это дерево появилось из ничего, точно так же из ничего
появляется и то, что мы называем жизнью. Чем больше ты о ней узнаешь, тем больше
убеждаешься, что ‘ничто’ - это именно то, к чему сводятся жизнь и ее источник».
Справедливости ради отметим, что под «ничто» этот мудрец имел в виду не совсем
«ничего». Источник всего сущего — это неосязаемая реальность, некая животворящая
сила. Впрочем, именно в этом христианская вера сильно расходится с индуизмом.
Полностью опровергая учение о том, что все существующее появилось из ничего,
Евангелие от Иоанна начинается следующими строками:
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…
И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его,
славу, как Единородного от Отца.
Иоанна 1:1, 14
Этот ряд утверждений, записанных в Иоанна 1:1, созвучны первым стихам Книги
Бытие, где сказано: «В начале сотворил Бог небо и землю». «Берешит бара Элохим» — «в
начале Бог». На этих трех еврейских словах зиждется все остальное. Творение не
называет своим первоисточником «ничто», как и не признает оно, что за этим
первоисточником стоит какая-то безликая сила. За ним стоит Личность,
превосходящая физический мир. Понятие личности подразумевает существование
мышления, воли и чувств — мыслящей, желающей и чувствующей сущности во
взаимоотношениях. Бог создал некую величину, которую мы называем вселенной. Он
сотворил сущность, которую мы называем человечеством. Созданная Им величина (или
предмет) не обладает разумом, а вот сущность — обладает. В этом — корень человеческой
истории. Именно разум скрепляет воедино совокупность ценностей и учит нас ценить
правильные взаимоотношения между величиной и сущностью. Именно разум поднимает
вопросы морального содержания и формирует цели. Именно разум видит не просто лицо
человека, но человека за лицом. Именно разум хранит воспоминания и обрабатывает
информацию в ее контексте, и когда связь между ним и этими воспоминаниями
обрывается, мы не можем понять, кем при этом становится человек.
Соединяя тело с разумом
Кто из нас, будь у него такая возможность, отказался бы взглянуть на этого
исторического Иисуса? У известного телеведущего Ларри Кинга однажды спросили, у
какой личности из всей истории человечества ему больше всего хотелось бы взять
интервью. «У Иисуса», - не задумываясь ответил он. Увидеть Его, прикоснуться к Нему,
узнать Его — вот это было бы переживание, не так ли? Апостол Павел пишет: «Не
видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил
Бог любящим Его» (1 Коринфянам 2:9).
И однажды мы познаем Бога, как Он познал нас. Что нам известно о самих себе? Мы
знаем, что мы чувствуем, к чему стремимся, кого мы любим, ненавидим, осуждаем…
Другими словами, все, что нам известно о самих себе, мы познаем посредством наших
чувств. Тем не менее, наше знание о самих себе все равно неполное. В совершенстве нас
знает один только Бог. Не признавая Его и отрицая Его существование, мы отвергаем
единственную Личность, знающую нас досконально. В результате мы становимся по-
настоящему чужими самим себе и другим людям. Как верно заметил Клайв Льюис: «Я
верю в христианство точно так же, как верю в восход солнца: не просто потому, что я
вижу его, а потому, что, благодаря ему, я вижу все остальное».1
Если мы стали чужими самим себе и другим людям и, по сути, не можем постичь
истину о самих себе, то как мы можем в своих вопросах подразумевать, что мы
достаточно совершенны в возможностях познания для того, чтобы постичь и понять
Бога? Подтекст нашего разочарования в христианстве заключается в том, что Бог — не
такой, каким мы Его себе представляли, или не соответствует нашим пожеланиям. Он не
поступает так, как должен был бы поступать, на наш взгляд, или наоборот - совершает то,
чего мы не ждали. Бог не действует согласно нашим ожиданиям.
Наш разум ищет удовлетворительные ответы, которые успокоили бы нас. «Почему, —
спрашивает гомосексуалист, — мой образ жизни не считается нормальным?» «Почему, —
спрашивает прелюбодей, — супружеская измена издавна подвергается моральному
осуждению?» Почему, когда со мной поступают неправильно, я считаю, что все должны
принять мою сторону конфликта? Другими словами, мы представляем то, что есть, как
то, чему следует быть, и искренне считаем неправыми всех, кто с нами не согласен. Уж не
думаем ли мы, что мир стал бы лучше, если бы с нами обращались в соответствии
с нашими представлениями о собственных заслугах?
Человеческая дилемма
Думаю, эту фундаментальную борьбу, связанную с нашими ожиданиями в отношении
Бога, можно обобщить с помощью двух утверждений, которые одновременно
демонстрируют тот факт, что ответ на данную дилемму — Иисус. Первое из них звучит
так: мир создан для тела, тело — для души, душа — для Бога. Второе суждение
принадлежит перу Томаса Мертона: «Мы не можем быть в мире с окружающими, потому
что мы не в мире с самими собой, и мы не можем быть в мире с самими собой, потому что
мы не в мире с Богом».2
Первое утверждение (мир создан для тела, тело — для души, душа — для Бога)
базируется на трех реалиях: мир, тело и душа. Суждение Мертона основано еще на трех
реалиях: другие люди, мы сами и Бог. Оба эти утверждения описывают «транзактные
взаимоотношения», то есть то, каким образом человек взаимодействует с физическим
миром и с другими людьми, составляющими его личный мир. Изолировать нас от этих
взаимоотношений просто невозможно. Даже если человек окажется один на
необитаемом острове, он будет разговаривать сам с собой и взаимодействовать с
окружающим физическим миром, что превосходно продемонстрировал персонаж Тома
Хэнкса в фильме «Изгой». Человек не является полностью самодостаточным,
однонаправленным существом. Вопросы, не дающие нам покоя, всегда лежат в одной из
двух плоскостей: (1) Как постичь этот физический мир, частью которого мы себя

1
C. S. Lewis, «Is Theology Poetry?» in The Weight of Glory and Other Addresses (1949; repr., New York: Harper Collins,
2001), 140.
2
Thomas Merton, The Living Bread (New York: Farrar, Straus & Cu¬dahy, 1965), xiii.
осознаем? (2) Как разобраться с нашими духовными поисками и земными
взаимоотношениями, составляющими нашу жизнь?
Сейчас я пишу эти строки, прекрасно осознавая, что на этой земле нет ни единого
места, где я мог бы чувствовать себя в полной безопасности. Наш мир кажется сплошным
хаосом. Однажды я намеревался уединиться в укромном уголке Таиланда, чтобы
поработать над новой книгой, однако за два дня до моего вылета из Соединенных
Штатов, аэропорты Бангкока закрылись. Многотысячная толпа, выражая протест
политическому руководству страны, взяла штурмом новый ультрасовременный аэропорт.
Таиланд — буддистская страна, а буддизм по определению должен демонстрировать
миролюбие. Но только не в тот момент. В результате, я изменил свой маршрут и
прилетел в Нью-Дели. Однако Индия сотрясалась от жестоких террористических атак
исламских радикалов, которые, захватив две самые красивые гостиницы в Мумбаи,
убили две сотни ни в чем не повинных людей. Нападавшие были последователями
«сострадательного» Аллаха. Эти два случая из моего личного опыта демонстрируют,
почему нет ничего удивительного в том, что мир, глядя на политику и религию,
высмеивает их за отсутствие ответов. И та и другая, кажется, используют людей как
средство достижения собственных целей. Или же происходит обратное: люди используют
политику и религию только для достижения своих целей.
На Западе вот уже много лет звучит расхожая фраза: «Ответ - Иисус». Устав от этого
легковесного клише, циники ответили встречной фразой: «А в чем вопрос?» Доказывая,
что западное общество достигло зрелости и больше не нуждается в религии, мы страстно
заявляем, что все религии в равной степени лживы, а значит, всех их следует отправить
на свалку истории. Однако интересен тот факт, что пока мы настаиваем на одинаковой
лживости всех религий, многие сегодня считают христианство религией более лживой,
чем все остальные, и потому — наиболее заслуживающей отвержения. Характерной
чертой этого похода против христианства является то, что многие в рядах скептиков
заявляют, что когда-то они верили в Иисуса, но потом «прозрели» и теперь признают,
что у них больше нет никакой веры. Для них Бог — лишь остаток той идеи, которую они
некогда с радостью принимали, но теперь решительно с ней порвали. Иисус — не более
чем идеал, вдохновляющий музыкантов, художников и архитекторов. Как личность, Он в
действительности совершенно не важен. Его существование в истории — это, в лучшем
случае, спорный вопрос. Подобно тому, как змея сбрасывает кожу, оставляя ее позади
себя в земной пыли, Бог больше ничего не значит. Если в действительности Он - лишь
продукт нашего первобытного или незрелого воображения, то, как мы обнаружили, на
самом деле не мы нуждаемся в Нем - это именно Бог нуждается в нас для того, чтобы
существовать.
Подобный скептицизм в отношении Бога формируется на основании жизненных
вопросов, на которые мы не находим ответа. Однако, невзирая на скепсис, в наших
сердцах по-прежнему пульсирует все та же настойчивая, неутоленная жажда, а наш
разум, будь то отчаявшийся или циничный, продолжает размышлять над
фундаментальными вопросами нашего бытия.
Вопрос вопросов
Я не верю, что мы когда-нибудь сможем постичь всю глубину наших вопросов, пока не
поймем прежде самих себя, вопрошающих. Мы подобны юноше, который задал вопрос
из зала, и, после вызванных им жарких дебатов, наконец, отрешенно замечает: «Тогда о
чем я, вообще, спрашиваю?» Более того, я не верю, что мы когда-нибудь поймем, кто мы,
пока не осознаем, кто такой Иисус, поскольку наша встреча с Ним, с этой «безликой»
фигурой, и определяет, что значит быть человеком. Таким образом, прежде, чем мы
вообще будем говорить о христианстве и о том, действительно ли оно не оправдало
наших надежд, давайте вначале поразмышляем о том, кто такой Иисус.
Шотландский проповедник XX века Джеймс Стюарт, говоря о тайне личности Иисуса,
как «поразительной смеси противоположностей», сделал очень сильное заявление:
Он был кротчайшим и скромнейшим из всех сынов человеческих, и все же говорил о Своем
возвращении на облаках небесных в Божьей славе. Иисус был настолько суров, что злые духи и
демоны кричали в ужасе при Его приближении, но в то же время Он был настолько
доброжелательным, обаятельным и доступным, что дети любили играть с Ним, а малыши
забирались Ему на руки. Его присутствие на бесхитростном празднестве деревенской свадьбы
напоминало явление солнечного света.
Никто даже близко не был столь сострадательным к грешникам, и в то же время никто никогда
не произносил таких пылких, испепеляющих слов о грехе. Иисус не преломил бы надломленной
трости. Вся Его жизнь была олицетворением любви, однако Он сурово спрашивал у фарисеев, как
они думают избежать осуждения в ад. Иисус был мечтателем из мечтателей, Он видел видения,
однако ни один из наших так называемых реалистов не может сравниться с Ним в строгости
прагматизма. Иисус был для всех слугой, омывая ноги ученикам, однако Он властно вошел в
Храм, и спекулянты и меновщики денег, спотыкаясь друг о друга, попятились от неистового
напора и огня, сверкающего в Его глазах.
Иисус спасал других, однако в конце концов не спас самого Себя. В истории нет ничего подобного
единству противоположностей, с которым мы сталкиваемся в Евангелиях. Тайна Иисуса — это
тайна личности Бога.3
Согласно словарю Уэбстера, «противоречие» — это утверждение или суждение,
которое опровергает другое утверждение или само себя и с логической точки зрения
нелепо. Однако, существует еще и такое понятие как «парадокс», удерживающий два
аспекта некоторого вопроса в равновесии и противоречии без нарушения их логической
обоснованности. Парадоксы Иисуса олицетворяют ответы на все наши внутренние
конфликты. Например, Евангелие от Иоанна называет Иисуса тем, Кто был «в начале» и
«у Бога», Его Отца (Иоанна 1:1-2). Как Он мог существовать всегда и в то же время
явиться в мир? Этот парадокс вечного бытия и исторического существования Иисуса
одновременно сложен и важен для понимания.
Пророк Исаия говорит: «Ибо младенец родился нам — Сын дан нам» (Исаия 9:6).
Обратите внимание, что родился не Сын, а младенец. Сын не был рожден, потому что
Он существовал всегда. Воплощение Сына в виде лежащего в яслях младенца — это
обретение тела Вечным, Который пришел, чтобы выявить нашу борьбу разума и тела, -
конфликт осознания самих себя материальными и, в то же время, духовными
существами - и отождествиться с этой борьбой.
Иисус сын
«Сыновство» Иисуса характеризуется четырьмя аспектами. Усвоив их, мы начинаем
лучше понимать наш образ мышления и происходящую внутри борьбу. На эти четыре
характеристики следует обратить пристальное внимание, ибо благодаря им мы
оказываемся способными признать, что Иисус — единственный ответ на все наши
вопросы о смысле жизни и ее цели, о страданиях и судьбе.
Сын Давидов
Первое описание Иисуса, как человека, — это, конечно же, Его этническое,
генеалогическое дерево. В десятой главе Евангелия от Марка описана история о слепце
по имени Вартимей. Взгляните внимательно на его имя: «Вар-Тимей». По иронии, имя
этого человека нам, в действительности, неизвестно. Он просто «сын Тимея» (именно это
означает его имя). Его единственной отличительной особенностью в данной истории был
его отец. В то время и в той культуре называть сына по имени отца было
распространенной практикой (например, «Симон, сын Ионин»). Этот обычай породил в
обществе очередное «бахвальство правами». Сегодня на Ближнем Востоке после
рождения сына его мать зачастую называют «родившей такого-то». Так что в данном
случае мы имеем дело со слепым сыном Тимея. «Иисус, Сын Давидов! Помилуй меня!» —
восклицает Вартимей (Марка 10:47). Обратите внимание, что он не только обращается к
Иисусу по имени, но еще и признает Его происхождение: еврейские корни, берущие
начало от царя Давида — величайшего из израильских царей.
Ни один монарх в Израиле не был столь почитаем, как Давид. Если обратиться в
прошлое, к великим пророкам: Исаии, Иеремии, Захарии, Иезекиилю, Амосу и Осии, —
то станет очевидно, что все они пророчествовали о Мессии как о «Сыне Давида».
«Умножению владычества Его и мира нет предела на престоле Давида и в царстве его,
чтобы Ему утвердить его и укрепить его судом и правдою отныне и до века», — написал
пророк Исаия (9:7). Не было более высокой политической цели, чем восстановление
престола всеми любимого и почитаемого царя Давида, который с отвагой и смирением
триумфально преодолевал трудности и противостоял угрозам. Благодаря Давиду, его
народ снискал в те времена уважение.
В восклицаниях Вартимея есть нечто уникальное. Иисус был из рода иудейских царей,
однако Он не пришел, как Царь Иудейский. Пилат, приговорив Его к распятию, приказал
3
James Stewart, The Strong Name, (Grand Rapids: Baker, 1972), 72-73.
прибить к кресту над головой Иисуса табличку с надписью: «Иисус Назорей, Царь
Иудейский», — несмотря на то, что первосвященники протестовали против этого титула
и требовали убрать надпись (Иоанна 19:19-22).
Здесь есть определенная ирония. Пилат видел в Иисусе потенциального иудейского
царя, приговоренного к смерти по закону Рима за измену. Примечательно, что в глазах
этого римлянина Иисус был более значимым, чем в глазах самих евреев. Тот факт, что
Пилат признал Иисуса царем, стал пощечиной иудейским правителям, потому
что они не увидели в Нем царя. Когда Иисус триумфально въехал на осле в Иерусалим,
народные толпы действительно хотели короновать Его, однако Он категорически отверг
их замыслы, поскольку пришел на эту землю не для того, чтобы вести какую-то одну
нацию к осуществлению ее политических чаяний. Его цель была совершенно ясна из
слов, сказанных Им Пилату: «Царство Мое не от мира сего» (Иоанна 18:36).
Однако Вартимей обратился к Иисусу по имени и титулу, признавая Его тем самым
наследником престола Давида. Имя «Сын Давида» одновременно определяет
этническую принадлежность Иисуса и связывает Его с политическими надеждами
народа Израиля. Вартимей понял, кем является Иисус. В дни Иисуса евреи задыхались
под бременем римского правления, тоскуя по былому этническому превосходству и
политической независимости. Однако Иисус отверг эти амбиции, без обиняков указав на
их второстепенность по сравнению с духовными недугами нации. Он напомнил Своим
слушателям (о чем Он позже скажет и Пилату), что Его призвание не сосредоточено на
каком-то одном народе, а Его Царство никак не связано с политической властью. Оно
устанавливается в сердцах мужчин и женщин, осознающих высокое призвание быть
гражданами небес и Божьими сыновьями и дочерями.
Это было трудно принять большинству евреев того времени, и не менее сложно это
принимается сегодня теми из нас, кто отчаянно ищет политических решений наших
национальных проблем. Впрочем, даже здесь должен быть баланс. Нельзя сказать, что
политические решения неважны. Скорее, когда речь касается вопросов нравственности,
они, в лучшем случае, поверхностны. Политические решения со временем сводятся на
нет, они теряют свою эффективность и сменяются другими. Можно признать рабство
незаконным, однако это не уничтожит расовые предрассудки в один момент. Да, кастовая
система в Индии объявлена вне закона, однако межкастовый брак по-прежнему
считается шагом вниз. Люди всегда будут придумывать способы разделять и создавать
иерархии. Такова особенность человеческого сердца.
Давайте на минуту перенесемся в прошлое. Незрячий сын Тимея взывает к Иисусу,
Сыну Давида, с просьбой об исцелении. Иисус, взглянув на него, задает, казалось бы,
очевидный вопрос: «Чего ты хочешь от Меня?» (Марка 10:51). «Учитель! Чтобы мне
прозреть», — ответил Вартимей. Простой фразой он выразил все желания своего сердца,
потому что Иисус сказал: «Вера твоя спасла тебя» (стих 52). Слова, обращенные к слепцу,
впервые подчеркнули его индивидуальность. Вартимея спасла именно его, а не чья-то
вера, и именно благодаря своей вере в Иисуса он получил исцеление.
Это первый ключ к преодолению этнических барьеров. Кто-то может взывать к Иисусу
на основании своей этнической или культурной принадлежности, однако окончательное
преображение человека происходит в персональном измерении веры, отделенном от
всякого социального превозношения. «Учитель! Чтобы мне прозреть». Независимо от
своей расы или общественного положения, мы приходим к Иисусу, чтобы взглянуть за
пределы сиюминутности и обрести свободу от тирании текущих проблем.
Контраст взглядов
Несколько лет назад, в ходе работы над книгой об исламе, мне довелось посетить
Иерусалим. Я попросил о личной аудиенции у Главного муфтия Иерусалима, и она была
мне предоставлена. (С точки зрения политических рангов в исламе, пост муфтия
Иерусалима считается третьим по значимости после муфтиев Мекки и Медины.) К
сожалению, от этой встречи у меня остался неприятный осадок. На каждый мой вопрос
муфтий отвечал или: «Иисус пришел к евреям», или «Это истинно, если так написано в
Коране». Однако суть его верования заключается в том, что по-настоящему понять Коран
способен только тот, кто говорит по-арабски, и что правом цитировать его обладают
исключительно мусульмане. Меня крайне удивляет убежденность мусульман в том, что
доступ к Корану должен быть ограничен по языковому и религиозному признакам, хотя
они считают ислам одной из мировых религий. Все ответы этого муфтия, по большому
счету, уходили своими корнями в мир политической теории и этнического
превосходства.
Сегодня для мусульман эти реалии неизбежны. Вера в превосходство культуры, в
рамках которой «последний и величайший из пророков» явил «совершенную книгу»,
написанную на «особенном языке», неразрывно вплетена в мировоззрение каждого
мусульманина. Это мир высокомерия и предубеждений. Такое всегда происходит, когда
мы считаем себя «привилегированными детьми лицеприятного Бога». Сегодня в мире
пылает множество конфликтов на расовой и этнической почве, участники которых
заявляют о своем превосходстве над другими. Мы можем день напролет спорить о том,
что значит быть христианином или мусульманином, или последователем любой другой
религии, включая атеизм, однако суть всего неизменно заключается в одном
вопросе: «Каковы взгляды этой религии на вопросы политики и
культуры?»
Томас Соуэлл, старший научный сотрудник Института Гувера при Стэндфордском
университете, написал книгу под названием «Конфликт взглядов». В предисловии к ней
он отмечает: «Взгляды могут быть нравственными, политическими, экономическими,
религиозными и социальными. Непримиримый конфликт взглядов может привести к
разрушению всего общества. Конфликты интересов длятся недолго, а вот конфликты
взглядов изменяют ход истории». 4
Приглашение к свободе и доверию
Будучи Сыном Давида, Иисус никогда не предполагал для Своего народа какой-либо
политической структуры с Ним во главе. Политика Иисуса заключалась не в
нравственной диктатуре, а в духовной фундаментальности. Он жаждал править в сердцах
мужчин и женщин посредством любви и истины, а не меча и стимулов страха и
законничества. Исламский мир, как и любые другие мировоззрения и религии,
предписывающие какую-либо политическую теорию, правит с помощью жезла страха и
угроз. Призыв же Иисуса — это приглашение обрести свободу и доверие. Я свободен
настолько, насколько могу доверять другим людям. Если я неспособен доверять
окружающим, то я несвободен. Мы должны знать, кому принадлежим, и кто зовет всех
нас к единой цели. Я могу быть в мире с самим собой только в том случае, если я в мире с
Сыном Давида, и только тогда я буду в мире с другими людьми, а значит, по-настоящему
свободным.
Проиллюстрирую это на следующем примере. Наша семья всегда держала собак. Я
отношусь к той категории людей, которые не против завести собаку при условии, что
между человеком и животным всегда будет соблюдаться надлежащая дистанция. По
моему убеждению, любая мебель и пища, предназначенная для людей, должна быть под
запретом для собаки (но поди объясни это детям, которые относятся к ней, как к члену
семьи). У нас на протяжении многих лет была замечательная шотландская овчарка,
которую мы привезли из Англии. Мы назвали пса Гилом в честь одного из моих
любимых писателей, Гилберта Честертона, чем немало озадачили Британское
кинологическое общество, которое сочло такую кличку неприемлемой для представителя
столь изысканной породы. В результате они зарегистрировали нашего пса под именем
Честер, однако мы, не взирая на подобную критику, продолжали звать его Гилом. Он
радовал нашу семью добрых двенадцать лет, будучи до мозга костей послушным,
безупречно верным и настолько дисциплинированным, что люди по сравнению с ним
выглядели крайне неприглядно.
В последний год жизни Гила у него выявили рак. Однажды вечером я увидел его
лежащим под дверью нашей спальни. Он едва дышал и был не в состоянии даже
отреагировать на мой голос. Я позвонил жене Марги и сказал, что ее Гил, похоже,
доживает последние часы, если не минуты. Она гостила у нашей дочери, но тут же
помчалась домой, потому что Гил был ее любимцем. Когда пес услышал, что к дому
подъехала машина Марги, он с трудом поднял голову и вытянул шею в направлении
гаража. Когда открылась дверь прихожей, и Гил узнал хозяйку, в его глазах отразилось
поразительное выражение верности и любви. Собрав последние силы, он поднялся и, с

4
Thomas Sowell, A Conflict of Visions (New York: Basic Books, 2002), 12.
трудом доковыляв до Марги, рухнул на пол у ее ног. Любой, увидев подобное проявление
любви и посвящения, не смог бы сдержать слез.
В Библии есть удивительное замечание о верности животных: «Вол знает владетеля
своего, и осел — ясли господина своего; а Израиль не знает Меня, народ Мой не
разумеет» (Исаия 1:3). Что значит быть человеком? Если даже животное признает своего
хозяина, то мы, безусловно, должны как минимум осознавать свою взаимосвязь с
Автором нашей жизни. Тем, Кто наделяет нас отличительными человеческими чертами,
превосходящими любые расовые и этнические различия. Мы общаемся, мы любим, мы
заботимся друг о друге, мы чувствуем родство. Принципы привязанности, доверия и
любви каким-то интуитивным образом вплетены в само наше естество. Вот почему
предательство родителями ребенка достойно порицания, а жестокость по отношению к
животным считается негуманной. Мы, как люди, должны ценить творение и вступаться
за тех слабейших из нас, кто не может постоять сам за себя.
Из своей просьбы: «Иисус, Сын Давидов! Помилуй меня!» — Вартимей извлек
максимальную пользу. Иисус спросил у него: «Чего ты хочешь от Меня?» «Прозреть», —
последовал ответ. Вторя Вартимею, мы освобождаемся от своего мнимого этнического и
расового превосходства. Матфей напоминает читателю о том, что Давид в Псалме 109:1
называет Иисуса своим Господом: «Сказал Господь Господу моему: ‘Сиди одесную Меня,
доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих’» (Матфея 22:43, 44). И здесь мы
видим парадокс: Мессия назван Сыном Давида, хотя величие Давида и состоит в
признанном им факте господства Мессии. Фактически, не Иисус был Сыном Давида, а
Давид, благодаря своей вере, был сыном Иисуса. Божий замысел для человечества
состоит в том, что мы должны рассматривать Его притязания на господство над нами как
предложение жить и любить, невзирая на все этнические и культурные различия. И не
потому, что Иисус — сын Давида, а потому, что Он — инструмент власти, которая выше
любой другой власти; Его значимость превосходит любую политическую идеологию, Он
восполняет человеческие нужды, отбросив этническое высокомерие. Иисус искореняет
из жизни все расовые, культурные и социальные преграды. Давид был царем, однако в
Божьих глазах он был Его ребенком.
Сын Человеческий
От политических и этнических притязаний мы перейдем теперь к заявлениям Иисуса
о том, что Он — на сто процентов человек. Из всех титулов, которые мог бы избрать
Иисус, Он чаще всего применял к себе выражение «Сын Человеческий» (в Новом Завете
— 82 раза). Все эти случаи, кроме одного, описаны в Евангелиях, и только дважды слова
«Сын Человеческий» исходили не из уст Самого Иисуса. Во-первых, их произнес Стефан
за несколько мгновений до своей мученической смерти: «Я вижу небеса отверстые и
Сына Человеческого, стоящего одесную Бога» (Деяния 7:56). И еще раз термин «Сын
Человеческий» применил не Сам Иисус, когда толпа отреагировала на Его предсказание
о Своем распятии словами: «Мы слышали из закона, что Христос пребывает вовек; как
же Ты говоришь, что должно вознесену быть Сыну Человеческому? Кто Этот Сын
Человеческий?» (Иоанна 12:34).
Совершенно очевидно, что Иисус придавал этому званию большое значение. Таким
образом, к пониманию данного термина следует отнестись серьезно, осознавая все
различия с тем, как определяют, что такое человек, светские гуманисты. В предыдущем
разделе было показано, как личность Иисуса (Сына Давидова) разбивает барьеры
культурных и этнических различий, чтобы подчеркнуть наш статус Божьих детей. В
титуле «Сын Человеческий» мы видим одновременно славу и позор вселенной и
беспредельную уникальность сущности каждого человека независимо от его пола. У
Иисуса, зачатого Святым Духом и рожденного женщиной, фактически не было предков-
мужчин, однако он назван «Сыном Человеческим». В Псалме 8:5 Давид спрашивает:
«Что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» В
миссии Иисуса как Сына Человеческого мы также видим, какими беспредельно
ужасными можем стать, отвергнув зеркало, дарованное для наших душ.
Я не намерен проводить сейчас богословский анализ этого титула, потому воздержусь
от подобного отступления, как бы мне ни хотелось его сделать. 5 Достаточно будет

5
Искренне рекомендую прочитать книгу Уильяма Барклея «Jesus as They Saw Him» (Grand Rapids: Edermans, 1984).
отметить, что термин «Сын Человеческий» имеет множество подтекстов. Позвольте
упомянуть только три из них.
Во-первых, титул «Сын Человеческий» напоминает нам о значимости человека.
Отождествив Себя с людьми, каким достоинством и величием наделил нас Иисус!
Во-вторых, Иисус применял к Себе данный термин от третьего лица. Упоминая о Себе,
как о Сыне Человеческом, Он не говорил: «Я». Этим Иисус дал ясно понять, Кем Он
является. Авторы книг Библии часто используют тот или иной пророческий фрагмент
Писания для объяснения подоплеки или контекста некоторого утверждения перед его
применением в настоящий момент или к будущим событиям. Петр сделал это в день
Пятидесятницы, о чем сказано в Книге Деяния:
И изумлялись все и, недоумевая [об увиденном], говорили друг другу: «Что это значит?»
Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: «...Это есть предреченное
пророком Иоилем…».
Деяния 2:12, 14, 16
Еще один пример — обращение Иисуса к собравшимся в синагоге Назарета. Приняв
переданный Ему свиток с Книгой пророка Исаии, Он сделал то, что от Него ожидали:
развернул этот свиток и, как сказал Лука, «нашел место, где было написано: ‘Дух
Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим…’» (Луки 4:17-18,
цитата из Исаии 61:1). Но затем Иисус сделал то, чего от Него никто не ждал: свернул
свиток, возвратил его служителю синагоги, сел и сказал: «Ныне исполнилось писание
сие, слышанное вами» (Луки 4:21). Поступив в соответствии с опытом и ожиданиями
слушателей, Он освежил в их памяти пророческий текст и объявил о его исполнении в
настоящий момент — в Себе. Представьте себе эту сцену! Типичная для Востока манера
говорить о себе от третьего лица. Обращаясь к слушателям, Иисус отождествил Себя с
осуществлением пророчества, не нарушив при этом уникальность вечного Сына,
воплотившегося в бренном теле.
В-третьих, термин «Сын Человеческий» был использован особым образом
Иезекиилем и Даниилом. Поучительно следующее его упоминание в Книге пророка
Даниила:
Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до
Ветхого днями и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы,
племена и языки служили Ему; владычество Его — владычество вечное, которое не прейдет, и
царство Его не разрушится.
Даниил 7:13-14
Это ключевой фрагмент для понимания явно мессианских ожиданий, которые люди
возлагали на Сына Человеческого. Однако учтите одну примечательную особенность. В
исторический период между Ветхим и Новым Заветами писания, говорящие о Сыне
Человеческом, были политизированы и переведены в плоскость вопросов власти.
Оторвав свой взгляд от поклонения, люди сосредоточились на суде, превосходстве, славе,
владении, контроле — на всем том, что мы считаем атрибутами абсолютной власти.
Несколько лет назад мне выпала честь обратиться с речью к главам государств одного
из континентов на их первом ежегодном Молитвенном завтраке. Я прибыл вовремя, в
отличие от моих чемоданов. Поселившись в гостинице, я сразу же связался со службой,
занимающейся багажом, чтобы они успели доставить мои вещи в тот отдаленный город
до начала завтрака, который был назначен на следующее утро. Наконец, в три часа ночи
мне в номер принесли мои чемоданы, и несколько часов спустя я прибыл на место
встречи подобающе одетым, хотя и не в самом лучшем расположении духа.
Каждый президент появлялся с большой помпой и пышностью в сопровождении
эскорта из дорогих автомобилей, охранников в черных костюмах и солнцезащитных
очках, и женщин в богатых нарядах, завершавших антураж их высокого общественного
положения. Наконец, завтрак начался. Выступающие один за другим приветствовали
гостей и говорили об их общих проблемах. Стало очевидно, что у этого континента —
масса неприятностей, связанных с опасными болезнями и крайней бедностью,
характерной для большинства стран того региона. Я слушал все это, сидя за главным
столом. От усталости, избытка эмоций и массы вопросов у меня голова шла кругом.
Искренне все это было или наиграно? Действительно ли эти люди переживали о своих
народах, или все вокруг было обычным политическим спектаклем? После моей речи
один из президентов сказал мне: «Наша совокупная просвещенность неспособна решить
насущные проблемы нашего времени». Более отрезвляющей оценки просто не
придумать!
Вечером того же дня я вместе со своим сыном и одним из коллег отправился
поужинать в ресторан, где нас обслуживал приятный молодой официант по имени
Эрнест. Он был очень радушен, и у нас завязался дружеский разговор. Когда мы уже
собирались уходить, Эрнест сказал: «Если вы когда-нибудь еще приедете в нашу страну,
не могли бы вы привезти для меня туфли?» Он поднял ногу, чтобы показать нам
сквозную дыру в стертой подошве. По словам Эрнеста, он каждый день вынужден более
часа идти на работу пешком, из-за чего его туфли постоянно снашиваются, потому что
они очень плохого качества. Поинтересовавшись размером его ноги, я предложил
выслать ему пару туфель по почте, однако Эрнест сразу же объяснил, что мою посылку из
местного почтового отделения просто не выпустят. В результате, все, что мы могли
сделать, — это записать телефон парня и пообещать привезти ему туфли, если мы еще
когда-нибудь сюда приедем.
Когда мы вышли из ресторана и направились в гостиницу, уже стемнело. По пути мой
сын Натан сказал: «Пап, у нас с Эрнестом один размер ноги. У меня в номере стоит
совершенно новая пара ‘Doc Martens’». Натан купил эти туфли в Англии несколькими
неделями ранее. «И что ты собираешься сделать?» — спросил я. - «Думаю, я отнесу их
Эрнесту», — ответил Натан. Итак, завернув туфли в бумагу, мы вернулись в ресторан.
Войдя туда, мы попросили позвать Эрнеста и вручили ему сверток. Развернув его, он с
любопытством заглянул внутрь, в то время как другие официанты обступили его со всех
сторон, чтобы увидеть, что мы принесли. При виде туфель Эрнест несказанно
обрадовался и сразу же примерил их. Они были в точности на него. Мы со слезами на
глазах наблюдали за тем, как другие официанты принялись поздравлять парня.
Единственное, о чем мы сожалели, — у нас не было пары туфель для каждого из них.
Наши утренние и вечерние переживания того дня отличались буквально как день и
ночь. В ярком окружении власть имущих мы ощущали тьму, а в мрачных условиях
бедности мы соприкоснулись со светом.
Эта история имеет самое непосредственное отношение к Сыну Человеческому. Нам
сказано, что «Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (Луки 19:10). Кто
такой Иисус? Он отождествил Себя с каждым человеческим существом независимо от
культуры, цвета кожи или верования. Он — в лице каждого человека. Иаков предал
своего брата Исава, обманом заполучив благословение от потерявшего зрение отца
Исаака (Бытие 27). Когда через двадцать с лишним лет наступил час расплаты, и Иаков
лицом к лицу встретился со своим братом, он, умоляя Исава о благосклонности, сказал:
«Я увидел лице твое, как бы кто увидел лице Божие» (Бытие 33:10). Сын Человеческий
перечеркивает барьеры и культурные различия, потому что все мы сотворены по образу
Божьему.
Однако Сын Человеческий пришел, чтобы пострадать и быть распятым. Марк и Лука
цитируют слова Иисуса о том, что именно по этой причине Он пришел на землю, как
человек (Марка 8:31; Луки 9:22). Иисус не просто любил всех, и особенно — угнетенных.
Суть Его послания заключается в том, что Он пришел, чтобы воплотить в Себе
отвержение и страдания всех людей, когда-либо живших на земле. В большинстве
случаев Иисус применял к Себе титул «Сын Человеческий» именно в контексте Своих
страданий и распятия. Когда Он сказал Петру, что Ему предстоит пострадать и умереть,
тот начал с горячностью доказывать, что это просто невозможно (Матфея 16:22).
Подобный сценарий не укладывался у Петра в голове, потому что все его ожидания были
связаны только с тем, что Сын Человеческий придет как победитель, правитель,
олицетворение непреложной власти. И теперь Иисус просил его принять Сына
Человеческого, как страдающего раба и распятого Мессию? Мессия, Который пострадал
от рук собственного творения и был высмеян за Свою «беспомощность», просто не
умещался у Петра в голове!
Как показывает наш опыт, власть используется для подавления оппонентов с
помощью перевеса в силе или полномочиях, однако Иисус продемонстрировал, что
истинная власть подразумевает сдержанность и милость. Он дал власти новое
определение, сделав страдания не только уделом слабых, но и персональным выбором
Всемогущего. Именно такой образ Иисуса никак не может постичь этот мир. Мы думаем,
что риторика политиков способна разрешить все наши проблемы. Новое лицо, новый
голос, новое красноречие… Слово «перемены» становится мантрой. Толпы следуют за
очередным голосом, вновь возлагая на него свои надежды.
Насколько же мы ошибаемся! До чего мы все упростили! Истинное лидерство
приходит только с постижением Сына Человеческого, Его миссии и видения, ибо когда
мы стараемся постичь Его, Он открывает нам подводные течения в наших собственных
сердцах. Чтобы подчеркнуть нашу внутреннюю трагедию, Он Сам претерпел страдания.
Мы нуждаемся не просто в политических переменах, а в изменении наших сердец, и
совершить это может только Сын Человеческий, Который отождествил Себя с нами, став
олицетворением как нашей славы, так и нашего позора.
Сын Божий
Пожалуй, чаще всего с Иисусом ассоциируется титул «Сын Божий». Хотя и
окруженный ореолом таинственности, он открывает саму сущность Бога. Будучи единым
в Самом Себе, Бог с помощью этого титула показывает, что имеет взаимоотношения
внутри Себя - Троицу. Такое откровение о триедином Боге привело к неверному
представлению о Нем и к серьезным искажениям истины. Всем прекрасно известно, что
один и три — это не одно и то же. Любой здравомыслящий человек скажет, что разговор с
тремя личностями в одной не вызывает никаких аналогий, кроме мысли о психическом
расстройстве собеседника.
На мой взгляд, в данном вопросе послание христианства — это единственный ответ на
величайший вопрос философии, вопрос, который задают со времен древней Греции:
«Как найти единство в разнообразии?» Ответ на этот вопрос искали ученые и поэты,
представители самых разных культур, однако, благодаря концепции триединства
личности Бога, мы видим, как три индивидуальных волеизъявления согласуются в одной
сущности. Именно таким открылся нам Бог: единым в разнообразии. Поскольку же мы
сотворены по Божьему образу, именно эти взаимоотношения внутри Божества
обеспечивают возможность существования взаимоотношений между нами.
Ни одна иллюстрация не в силах отразить это в полной мере. Было предпринято
множество попыток, но все они потерпели неудачу. Тем не менее, позвольте мне сделать
еще одну. Библия описывает брак как священное единение мужчины и женщины в
неповторимых, обособленных взаимоотношениях: «И будут одна плоть» (Бытие 2:24).
Когда совершен половой акт, и женщина беременеет, в момент зачатия (осознает она это
или нет) внутри одного существа по сути присутствуют три человека: женщина, семя ее
мужа, а между ними — третий человек, ребенок. Отныне женщина ответственна уже не
только за саму себя, поскольку она носит в себе уникальную ДНК мужа, которая
совместно с ее ДНК сформирует третью личность с собственной ДНК. Это удивительно и
таинственно, но факт остается фактом: мы видим три в одном. Мы утверждаем, что
понимаем суть процесса зачатия, однако все, что мы делаем, — возводим шаткие
конструкции из ссылающихся друг на друга суждений, и думаем, что задача решена.
Подобным образом мы можем пытаться объяснить, как летает самолет, совершенно не
интересуясь, почему конструктор сделал его именно таким, и как ему удалось покорить
законы аэродинамики. Хочу задать очень простой вопрос: если мы в своей
ограниченности способны понять концепцию триединства в процессе деторождения, то
неужели для бесконечного Творца быть совокупностью трех сущностей и в то же время
одной Личностью — это что-то невозможное?
Чего бы ни жаждало человеческое сердце: любви, объяснения причин человеческих
страданий или способа постичь смерть, — эта жажда коренится в изначальной ценности
людей и их взаимоотношений. Называя Себя «Сыном Божьим», Иисус демонстрирует,
что Бог существует в сфере взаимоотношений, и Его план — преобразить каждого, как
индивидуума, в подобие образа Его Сына (Римлянам 8:29), и привести нас, как
сообщество верующих, к взаимоотношениям, которые существуют между Сыном и
Отцом. «Чтобы они были едино, как и Мы», — молился Иисус Отцу накануне Своего
ареста и распятия (Иоанна 17:11).
Спаситель
Среди многочисленных титулов Иисуса есть также «Спаситель», то есть «Тот, Кто
спасает». Опять-таки, в рамках исторического контекста прихода Иисуса все ожидали
того, кто спасет свою нацию, культурное сообщество, избранный народ, избавив его от
римского гнета. Рим был врагом. Римляне разоряли Израиль. Их нужно было подавить.
Разве не так все обычно и происходит? Всегда найдется тот, кто виноват. Проблема всегда
заключается в ком-то другом. В своей экзистенциалистской пьесе «За закрытыми
дверями» Жан-Поль Сартр показывает, что ад - это «другие люди»: со мной все в
порядке, все проблемы — в вас.
Слышали ли вы историю о человеке, который долгое время провел на необитаемом
острове? Когда он был, наконец-то, спасен, его спросили, что это за три дома, которые он
построил на острове. «В первом я живу, — ответил мужчина. — Второй — моя церковь, а
третий — это церковь, в которую я ходил раньше».
Иисус говорит, что проблема — не в других, она — внутри каждого из нас. Пытаясь
удовлетворить бушующие в нас страсти и мотивирующие нас желания, мы изобретаем
духовность, полагаемся на политические решения, творим новых злодеев,
поворачиваемся спиной к Иисусу и осуждаем тысячи тираний, однако никогда не
признаем существование источника проблем глубоко в сердце и склонностях каждого
человека. Какими бы ни были наши достижения и успехи, наши неудачи и недостатки,
величайшее сражение в нашей жизни ведется внутри нас самих.
Несколько лет назад канадец Дуглас Коупленд написал книгу под названием «Жизнь
после Бога». В ней он размышляет об опыте своего поколения, которое в большинстве
отказалось от Бога и с переменным успехом стремилось жить в соответствии с
собственными целями и ценностями независимо от Него. Но в завершение книги
Коупленд совершенно ошарашивает своих читателей:
А теперь открою вам свой секрет.
Я поведаю его вам в такой сердечной простоте, какой мне уже вряд ли когда удастся достичь,
поэтому молю о том, чтобы, слушая мои слова, вы сидели в тихой, спокойной комнате. Секрет
мой в том, что мне нужен Бог — что я болен, устал и больше не могу один. Мне нужен Бог,
который помог бы мне давать, так как, похоже, я больше не способен давать; который помог бы
мне быть добрым, так как, похоже, я больше не способен к доброте; который помог бы мне
любить, так как, похоже, я утратил способность любить. 6
«Я болен». Это болезнь, а Иисус пришел, как ответ на проблему. Он — врачеватель
душ.
Недавно в Индии разыгралась крупномасштабная драма. Пятая по величие компания
в стране, работающая в области высоких технологий, получила удар, потрясший ее до
самого основания. Выяснилось, что ее президент и основатель на протяжении
нескольких лет мошенничал с финансовой отчетностью, чтобы исказить истинное
положение дел. Миллиардные прибыли, которые якобы получала компания, оказались
просто фикцией. Ее основатель вел грандиозную двойную игру. В письме, где он
признавал свою вину и заявлял об отставке, были слова: «Я чувствовал себя так, словно
оседлал тигра и не знал, как мне спрыгнуть с него и не быть при этом съеденным». 7 По
иронии, его компания называлась «Сатьям», что значит «Правда».
26 ноября 2008 года группа исламских террористов ворвалась в знаменитую
гостиницу «Тадж-Махал Палас», что в Мумбаи. После кровавой бойни, унесшей жизни
свыше двухсот ни в чем не повинных людей, журналисты взяли интервью у одного из
постояльцев, который в тот вечер ужинал в ресторане гостиницы. Этот английский актер,
уроженец Индии, рассказал, что стрельба началась в тот момент, когда он сидел за
столиком вместе с друзьями. Кто-то схватил его и затащил под стол. Убийцы ходили по
залу ресторана, стреляя налево и направо, пока никого, как они думали, не осталось в
живых. Тем не менее, этот человек каким-то чудом не погиб. Когда репортер спросил, как
случилось, что все, кто находился за его столиком и вообще в ресторане, погибли, а он
выжил, этот актер дал отрезвляющий ответ: «Думаю, они приняли меня за мертвого,
потому что я весь был покрыт пятнами чьей-то крови».
Это идеальная метафора Божьего дара, данного всем нам через Иисуса. Благодаря
тому, что Он понес наказание за наш грех - нас покрывает кровь Его жертвы - мы можем
обрести вечную жизнь. Исторический Иисус касается самых глубин жаждущих сердец и
восполняет потребности разума всего человечества. Он превыше культурных различий,
границ и обстоятельств. Отождествив Себя с нами, Он даровал нам неотъемлемую
6
Дуглас Коупленд, «Жизнь после Бога» (Санкт-Петербург: Симпозиум, 2005), 350.
7
B. Ramalinga Raju, «It Was Like Riding a Tiger», Outlook India.com, 7 января 2009 г.,
http://www.outlookindia.com/article.aspx?239402 (10 ноября 2009 г.).
ценность. Иисус — врачеватель наших душ. Он дает нам вечную жизнь через Свою смерть
и воскресение. Он выше всего - значительного и мелкого, - что отделяет нас от самих
себя, разделяет с другими людьми и отдаляет от Бога. Иисус дарует нам жизнь, для
которой мы и были Им сотворены.
Постичь Божье присутствие, Его силу и Его замысел для нашей жизни — это значит
понять, что Иисус — тот, кем Он Себя называет, и поверить, что только в Нем можно
обрести настоящую жизнь. Иисус сказал Фоме: «Ты поверил, потому что увидел Меня;
блаженны невидевшие и уверовавшие» (Иоанна 20:29). Иоанн пишет: «Сие же написано,
дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя
Его» (стих 31).
Кто такой Иисус? Он — Сын Давидов, Сын Человеческий, Сын Божий и Спаситель,
пришедший не для того, чтобы победить Рим, разобраться «со всеми, кто мешает» или
упразднить какую-то политическую партию. Иисус — единственный Спаситель,
способный избавить нас от тигров, обитающих в наших собственных коварных сердцах.
Именно таков Иисус. Когда мы знаем, кто Он, наш путь к крепкой вере становится
осмысленным, хотя на нем порой и встречаются периоды борьбы. В этнических,
социальных и межличностных конфликтах можно видеть, что происходит, когда мы
вытесняем Того, Кто превыше всех этих проблем. Разрушая взаимоотношения с Ним, мы
теряем взаимоотношения друг с другом и, в конце концов, лишаемся целостности внутри
самих себя. Это имеет серьезные последствия, и зачастую приводит к тому, что мы
заявляем о своем разочаровании в вере. Вместо того, чтобы остановиться и
увидеть, что мы сделали с содержанием и объектом нашей веры, мы возлагаем вину на
Бога.

2. Что значит быть христианином?

Итак, рассмотрев, кем является Иисус и почему Он пришел, мы заложили основание для
дискуссии о том, каким образом христианство не оправдало наших надежд, и
действительно ли это так. Теперь ответим на вопрос: «Что значит быть христианином, то
есть человеком, который верит в учение христианства?» Не зная ответа на него, мы,
опять-таки, не сможем выяснить, действительно ли христианство не оправдало наших
надежд. Итак, что же значит быть христианином? Какие логические выводы для нашей
жизни вытекают из того, чему учил Иисус Своим примером и Своими словами?
Я расскажу вам одну историю. Мне хочется исследовать скрытые в ней реалии, а затем
на их основании проиллюстрировать и показать, в чем заключается христианская жизнь,
и почему она должна быть именно такой. Для нашего плюралистического общества и
новой эры научно-технического прогресса понять, что значит быть христианином, тем
более важно. Мы часто слышим утверждение, что все религии по своей сути одинаковы,
и различия между ними — лишь поверхностные. Однако это неправда. Все религии по
своей сути разные, а незначительные сходства между ними — кажущиеся в лучшем
случае. С таким же успехом можно было бы сказать, что все науки по своей сути
одинаковы, а все различия между ними - лишь поверхностные. И неважно, что имеется в
виду - точные науки, бихевиоризм, феноменология, онтология, результаты
аналитического или синтетического подходов… Безусловно, существуют допустимые
пределы, в рамках которых можно искать истину и оправдан процесс проверки
обоснованности претензий на истинность. Сводя все религии к поверхностным сходствам
и делая эти сходства определяющими для самих религий, мы поступаем несправедливо
по отношению как к этим системам верований, так и к людям, которые их принимают,
рискуя, ни больше ни меньше, собственной личностью - ведь это вопрос духовной жизни
и смерти.
Кто-то сказал, что язык похоти во многом похож на язык любви. Они обе говорят: «Я
люблю тебя», — только первая — на протяжении одной ночи, а вторая — в течение всей
жизни.
 Слова и эмоции зачастую становятся жертвами текущего момента, и потому их следует
подвергать проверке. Чтобы не просто внимательно выслушать другого человека, а
понять, во что он верит, требуется исчерпывающая проверка не только знаний, но еще и
мудрости. Знание и мудрость — не одно и то же, и мы должны хорошо представлять, в
чем состоит разница между верой во что-то и знанием о том, почему мы в это верим.
Итак, история. Многим запомнилась трагедия, случившаяся 26 апреля 2006 года в
Университете Тейлора, что в Апленде, штат Индиана. Когда несколько студентов и
преподавателей возвращались поздно ночью на университетском микроавтобусе в
студенческий городок, в них врезался грузовик, водитель которого заснул за рулем. В
результате погибли четверо студентов и один преподаватель. Смятение, возникшее при
извлечении тел из груды покореженного металла и их опознании, привело к совершенно
неожиданным последствиям.
Следующие пять недель после автокатастрофы семья Ван Рин провела у кровати, на
которой лежало изувеченное тело их дочери Лоры — единственной из студентов,
выжившей в аварии. Однако, чем больше проходило времени, тем сильнее Ван Ринов
охватывали беспокойство и испуг. По тому, как девушка разговаривала, вела себя и
отвечала на вопросы, у семьи все больше росло подозрение, что это — не Лора. Списывая
все на пережитую ею травму и повреждения головы, родители надеялись, что разум
девушки прояснится, и они вновь обретут ту дочь, которую знали прежде. Однако с
каждым днем их тревога все возрастала, пока они, наконец, не поняли, что девушка, за
которой они ухаживают, — не их Лора, а Уитни Церак — еще одна студентка, ехавшая в
том микроавтобусе. Лора Ван Рин погибла во время аварии и была похоронена под
надгробием с надписью «Уитни Церак».
Эта невероятная ошибка в опознании объяснялась крайней степенью увечий,
нанесенных девушкам во время автокатастрофы, и тем, что они действительно были друг
на друга похожи. Для обеих семей это стало ужасным потрясением. Все мы слышали
истории о том, как в роддомах путают новорожденных, но кто может оценить
психологические последствия искреннего заблуждения при опознании человека в
подобной трагедии, затронувшей жизни многих людей? О причинах такой путаницы
можно судить по-разному, однако ни у кого нет сомнений в том, что это была искренняя
и непреднамеренная ошибка, совершенная в хаосе и смятении сокрушительной
эмоциональной травмы.
Решения, которые мы принимаем в вихре взвинченных эмоций, иногда ведут к
серьезным последствиям. Так, скептики зачастую презрительно заявляют, что людей
заставляет верить в Бога только психологическая нужда или эмоциональный страх. Они с
удивительной легкостью сознательно игнорируют тот факт, что многие скептики
относятся к Богу критически по не менее извращенным психологическим причинам:
обида, гордость или обычная мания величия.
Однако истина не признает ошибочных суждений. В этом - странная симметрия,
болезненная и одновременно освобождающая реальность, которая содержится в самой ее
природе. Сколько раз каждый из нас принимал неверные решения или выносил
ошибочные суждения, руководствуясь, в основном, эмоциями, и слишком поздно
осознавал, что произошло? Есть люди, которые из-за своих неверных суждений
провели большую часть жизни за решеткой. Аналогичным образом, из-за ошибочного
мышления, которое иногда обусловлено какой-то серьезной травмой, у человека может
сформироваться неверный взгляд на жизнь. Так, многие повернулись спиной к Богу из-
за тех или иных болезненных переживаний, повлиявших на их образ мыслей или
способность рассуждать логически.
В Библии, в Книге пророка Исаии 1:18 записаны Божьи слова: «Придите и рассудим».
Итак, с умами и сердцами, открытыми для обсуждаемых далее истин, давайте вместе
поразмышляем о том, чему христианство учит в отношении жизни и мира, в котором мы
живем. Это позволит нам честно ответить на вопрос: «Действительно ли христианство не
оправдало наших надежд?»
Конфликт морали и духовности
Философы, выдвигая аргументы в пользу существования Бога, прибегают к законам
логики и к тем рациональным умозаключениям, которые можно из этих законов
извлечь. На протяжении веков в дискуссиях о существовании Бога наиболее весомым
был и остается аргумент морали, который звучит примерно так:
Объективные моральные ценности существуют только в том случае, если существует Бог.
Объективные моральные ценности действительно существуют.
Следовательно, Бог существует.
Этот простой силлогизм разбивают на составные элементы, после чего каждое
утверждение исследуют на предмет его истинности и взаимосвязи с двумя другими
утверждениями в данном силлогизме. Этот аргумент принимают или отвергают на
основании того, каким образом его истинность подтверждается в реальности. Некоторые
из тех, кто оспаривает существование Бога, часто заявляют о том, что даже если данный
аргумент и подтверждает существование какой-то сверхъестественной силы, он все равно
не говорит нам о том, кто этот Бог, или, точнее, почему речь идет именно о Боге
иудейско-христианской веры, а не о каком-нибудь другом. По сути, они доказывают: «Да,
я принимаю факт существования объективной истины, но почему она должна
соответствовать именно вашим, а не моим представлениям о ней? Почему я не могу
отвергнуть вашу версию истины, заменив ее своей версией?»
Если никаких критериев оценки истины действительно не существует, то эти люди
правы. Однако я хотел бы задать им вопрос: «Правильно ли было бы с моей стороны
утверждать, что применение закона всемирного тяготения, сформулированного
Ньютоном, к жизни человека зависит исключительно от того, как этот человек привык
мыслить?» Почему, собственно, я должен соглашаться с гравитационной теорией,
которая была изложена Ньютоном и принята наукой? Разве не могу я вывести
собственную теорию тяготения? На это любой ученый ответит, что теория Ньютона
идеально отражает реальное положение вещей. А я бы сказал, что существование Бога
идеально соответствует тому реальному миру, который мы видим и в котором живем.
Итак, если мы допускаем, что объективные моральные ценности действительно
существуют, почему это обязательно указывает на личностного Бога, о Котором учил
Иисус? Давайте поразмышляем о следующем… Каждый раз, когда звучит вопрос с
моральным подтекстом, он поднимается человеком и(или) о человеке. Животных и
растения вопросы морали не интересуют. Это, по крайней мере, означает, что
размышления о нравственности присущи исключительно личности. Однако, если сама
идея личности никчемна по своей сути (точка зрения, к которой категорически и явно
склоняет натурализм), то есть ли вообще какой-нибудь смысл вести дискуссии о морали?
Это будет просто разговор ради разговора, который, в лучшем случае, обречен идти по
кругу, а без признания первичной духовной реальности любое умозаключение окажется
недоказуемым.
Скептики, высмеивающие каждого, кто оспаривает корректность тех или иных
научных законов, также насмехаются над всеми, кто верит в духовные законы. Они ведут
себя подобным образом, будучи уверенными в том, что духовное не обладает
эмпирической значимостью, то есть они не могут проверить или оценить духовную
истину с помощью какого-нибудь научного метода. Но если единственное
заслуживающее доверия средство познания всего — это физика, то что можно сказать о
законах логики, которые обоснованно не относят к категории науки? Скептики
объявляют метафизику ненадежной, хотя для доказательства своего сугубо научного
объяснения физического мира заимствуют логику и аргументацию из области
метафизики! Индукция и дедукция — это не только научные инструменты. Их также
используют для определения истинности идей. Обособление науки как единственной
достойной доверия дисциплины само по себе не поддается научному обоснованию.
О существовании моральных категорий можно говорить с уверенностью, иначе
критика в адрес Бога, называющая Его «безнравственным», противоречит сама себе,
поскольку, если морали не существует, то и Бог, - что бы Он ни делал, - аморальным быть
не может. Более того, придя к заключению, что в духовном, так или иначе, нет никакой
ценности, скептики ловко свалили в одну кучу претензии на истину всех без разбора
религий, а затем сделали их объектом исследования своих эмпирически точных наук.
Тесты закончились ничем, и они выбросили все религии с арены фактической
действительности.
 Несомненно, скептики должны знать, что не все верующие в Бога придерживаются
одной и той же системы верований. Если бы все, кто верит в Бога, верили в одного и того
же Бога, то ситуация не требовала бы разъяснений, и не сформировались бы различные
виды религиозного мировоззрения. Все верования в Бога неодинаковы — вот почему у
нас столько неразберихи и сложностей в отношениях между конкурирующими
мировоззрениями, каждое из которых доказывает свое превосходство. Если в спорах о
существовании Бога основной камень преткновения — это проблема зла, то сразу за ним
следует второй по значимости вопрос: «В какого Бога верить?»
На данный вопрос можно ответить по-разному, и я уже сделал это в других своих
книгах. Сейчас же я хочу просто рассмотреть утверждения христианской веры в
отношении фундаментальных аспектов неповторимости и ценности человека,
подтверждающие его уникальность. Я постараюсь избегать богословской терминологии,
поскольку она многим будет незнакома и может привести к путанице и противлению.
Мы лишь рассмотрим базовые идеи, формирующие христианское мировоззрение.
«Основания» первого вопроса
Я — христианин потому, что верю, что Иисус — тот, кем Он Себя называет, и я принял Его
жертву, как плату за мой грех. Помимо этого, первое и наиболее важное утверждение
христианства вытекает из вопроса: «Что есть человек?» Ответ, который дает псалмопевец
на свой же вопрос, демонстрирует отправную точку христианства, отсутствующую во всех
других системах взглядов — как светских, так и религиозных, — за исключением
иудаизма:
Когда взираю я на небеса Твои —
дело Твоих перстов,
на луну и звезды,
которые Ты поставил,
то что есть человек, что Ты помнишь его,
и сын человеческий, что Ты посещаешь его?
Не много Ты умалил его пред ангелами;
славою и честию увенчал его...
Псалом 8:4-6
Эти возвышенные слова были написаны почти три тысячи лет назад человеком,
восторгающимся красотой и разнообразием, которые он видел вокруг себя в природе.
Тем не менее, он осознавал уникальность человека в сравнении со всем окружающим
миром.
Несколько лет назад я услышал анекдот о Шерлоке Холмсе и его верном друге и
ученике докторе Ватсоне, которые отправились вместе в поход. Плотно поужинав, они
устроились на ночлег и вскоре заснули. Несколько часов спустя, Холмс, проснувшись,
растолкал своего друга.
«Ватсон, — сказал он, — посмотрите на небо и скажите, что вы видите».
«Я вижу миллионы и миллионы звезд», — ответил тот.
«О чем это вам говорит?» — спросил Холмс.
Ватсон, немного подумав, сказал: «С точки зрения астрономии, это говорит мне о
существовании миллионов галактик и, потенциально, — миллиардов планет. С точки
зрения астрологии, я вижу, что Сатурн находится в созвездии Льва. С точки зрения
измерения времени, я прихожу к заключению, что сейчас приблизительно четверть
четвертого. С точки зрения богословия, я могу сказать, что вижу, насколько Бог
всемогущ, а мы — ничтожны и незначительны. Что же касается метеорологии, то, думаю,
днем будет отличная погода. А о чем это говорит вам?»
«Ватсон, вы — болван! — невозмутимо сказал Холмс после небольшой паузы. — Кто-то
украл нашу палатку!»
Конечно, это лишь анекдот, однако, применительно к нашей теме разговора, он
иллюстрирует вопиющий грабеж, в ходе которого кто-то крадет у вас то, что обеспечивает
защиту и покрытие для вашей жизни. Не случайно те, кто твердо придерживаются
исключительно научного взгляда на первичную реальность, начинают с отрицания
Творца, а затем подгоняют под это основание все дисциплины. В результате формируется
менталитет, который заявляет, что любое мировоззрение, которое ищет
сверхъестественное объяснение нашей вселенной, в интеллектуальной дискуссии
неприемлемо. Когда наука категорично и безоговорочно доказывает всем жаждущим
религиозной истины, что этой истины не существует, она перестает быть наукой и лишь
проявляет свою враждебность.
Боюсь, резкие высказывания и воинственный настрой «новых атеистов»
демонстрирует именно это. Они не проявляют ни малейшей открытости и желания
увидеть, на что указывают доказательства, если только эти доказательства не
подтверждают их собственные натуралистические предположения. «Новые атеисты»
тайно свели всю философскую мысль и дедукцию - как это ни парадоксально звучит -
к вере. Отвергая Творца, они, сами того не понимая, отвергают также и неотъемлемую
ценность творения и творческого процесса. А это значит, что все великие произведения
живописи, музыки, архитектуры и литературы следует превратить в кучу пепла, потому
что вдохновение, стоящее за этими возвышенными выражениями и отражениями
трансцендентного, отвергается как нереалистичное и приравнивается к вере, которую
невозможно изучить научно или исследовать эмпирическим путем. То же самое касается
и таких важных категорий как любовь, красота, правда, нравственность, справедливость
и т.п., поскольку их тоже нельзя изучить и исследовать научным или эмпирическим
путем.
Таким образом, у христианства и натуралистической науки — различные отправные
точки, в результате чего возникает конфликт, который, к сожалению, обычно приносит
больше жара, чем света. Когда отправная точка одной системы взглядов — это разумная
мысль и цель, а другой — материя и хаотичность, то их конечные точки известны
изначально.
По ходу дела хочу отметить, что в свое время из-за некоторых поборников
натуралистических убеждений я должен был много читать. В годы моего студенчества
нам приходилось противостоять такому известному атеисту, как Энтони Флю. Я часами
пытался понять, в чем заключались аргументы Флю и все его вопросы к теизму в
отношении логики и доказательств. Поскольку он был самым известным атеистом того
времени, мы были просто обязаны понимать его претензии и уметь отвечать на них.
Однако времена изменились, и теперь Энтони Флю в своих произведениях критикует
разнузданных атеистов современности, поскольку, по его убеждению, атеизм перестал
быть логически обоснованной точкой зрения. По словам Флю, он согласен двигаться в
том направлении, куда ведут доказательства. В своей книге «Бог есть: Как самый
знаменитый в мире атеист поменял свое мнение» он размышляет над одним аргументом
касательно вероятности происхождения человека, который он оспаривал в молодые
годы. Этот аргумент звучит следующим образом: «Сколько времени потребовалось бы
бесконечному числу обезьян, бьющим лапами по бесконечному числу пишущих
машинок, чтобы составить один из сонетов Шекспира?» Хотите верьте, хотите нет, но
этот аргумент был основан на эксперименте, проведенном Британским национальным
советом по культуре. В клетку с шестью обезьянами поставили компьютер, и, после
месяца хаотических ударов по клавиатуре и использования компьютера в качестве
туалета, обезьяны создали пятьдесят страниц печатного текста, и на них — ни единого
слова. Это было удивительно, учитывая, что самое короткое слово в английском языке
может состоять из одной буквы, например: «a» или «I». Однако слово становится словом
только в том случае, если оно с обеих сторон отделено пробелами. Флю отмечает, что
компьютерная клавиатура содержит 30 символьных клавиш, а значит вероятность
набора однобуквенного слова составляет один к 30 х 30 х 30, то есть 1/27000. Если такое
количество попыток, как в данном эксперименте, не привело к вводу хотя бы одного
однобуквенного слова, то какова же вероятность получения даже одной строки из сонета
Шекспира, не говоря уже о целом сонете? Указывая на полную невероятность
хаотического возникновения вселенной, Флю цитирует ученого и писателя Джерри
Шрёдера:
Если взять всю вселенную и преобразовать ее в компьютерные микросхемы (забудьте об
обезьянах!) весом в одну миллионную грамма каждая, которые могли бы выполнять 488
попыток, скажем, миллион раз в секунду; если всю вселенную превратить в микрочипы, которые
со скоростью миллион раз в секунду будут выдавать случайные буквы, то количество попыток,
полученных от начала времен, составило бы от 10 в 90-й степени. И все же это в 10 в 600-й
степени раз меньше, чем трубется. Вы никогда не получите случайным образом сонет, не говоря
уже о всех трудах Шекспира. Для этого вселенная должна быть в 10 в 600-й степени раз больше.
Тем не менее, этот мир думает, что обезьяны вполне могут справиться с такой задачей. 8
Для Флю очевидна полная невероятность того, что замысловатое устройство нашей
вселенной стало продуктом бездумной эволюции. За вселенной должен стоять разум и
замысел.
Ничуть не умаляя весомость аргумента статистической невероятности, хотел бы лишь
отметить, что споры о невероятности случайности, хотя и имеют ряд специфических
различий, далеко не новы, и Энтони Флю об этом знает. Впрочем, должен добавить, что,
наверное, не существует ни одного ярого натуралиста, который не выдвинул бы
предположение о том, что наша вселенная вполне могла преодолеть это препятствие.
Они скажут, что невероятность чего-либо еще не говорит о том, что это было невозможно
для вселенной. Подобная точка зрения неистово противится осознанию человеческой
ограниченности и смирению, необходимому для того, чтобы последовать по пути
здравого смысла. Вместо этого натуралисты начинают с красноречием доктора Ватсона
рассуждать о бесконечных категориях, витиевато описывая, что «могло бы» произойти, и
игнорируя при этом самые очевидные логические выводы и умозаключения в
отношении происхождения вселенной как продуманного акта творения разумным
существом. Упрямо и намеренно пренебрегая фактом «исчезновения палатки»,
натуралисты неспособны дать объяснение человеческой жажде общения. Так, они
отказываются признать, что эта жажда подтверждается реальным фактом человеческих
взаимоотношений.
Уже сама мысль о том, что сонет Шекспира мог появиться случайно, предполагает,
что, во-первых, у нас есть другие сонеты, с которыми мы можем сравнить «случайный»,
дабы убедиться в том, что он действительно принадлежит перу Шекспира, и, во-вторых,
— что каждый раз, видя нечто вразумительное, мы предполагаем существование
разумного начала. Даже если бы обезьяны смогли составить сонет случайным образом,
мы все равно оспаривали бы наличие разума в технологии клавиатуры и развитии
алфавита, сравнивали бы эстетику сонета с другими сонетами и, в конце концов,
поставили бы под сомнение осознанность действий обезьян.
Численная невероятность фактически отвергает даже аналогию со «случайностью».
При возникновении вселенной, как об этом рассказывают натуралисты, не было никаких
обезьян, с которых могло бы все начаться. Обезьяны эволюционировали из химических
элементов и энергии после того, как вселенная уже существовала. В то время не было
алфавита, с помощью которого можно было изъясняться. В отсутствие обезьян, бьющих
лапами по несуществующей клавиатуре, не существует и понятия сонета. Все эти
предположения замыкаются на самих себе.
Позвольте проиллюстрировать эту мысль несколько по-другому на примере
удивительной истории создания оратории «Мессия» Георгом Фридрихом Генделем.
Композиторская карьера Генделя стремительно катилась под откос, и, само собой, он был
разочарован, чувствуя себя неудачником. Ему дали слова «Мессии» как вариант текста
для оратории, и Гендель решил предпринять еще одну, последнюю попытку сочинить
великое музыкальное произведение. Позже он рассказывал, что, дойдя до текста для
хора «Аллилуйя», он начал размышлять над словами и вдруг увидел отверстые небеса и
Самого великого Бога. Когда во время первого публичного исполнения «Мессии», на
котором присутствовал монарх Англии, величественный рефрен достиг своей
кульминации, король, признав грандиозную силу слов и музыки, встал с места, чтобы
стоя почтить Того, Кто достоин всякого почитания. Сочетание в личности Бога разума,
эстетики и вдохновляющей силы сверхъестественной реальности способно не только
поднимать королей на ноги, но и ставить их на колени.
Скептики отвергают все это как полный абсурд. Они не только берут то, что является
статистически невозможным, и пытаются сделать его реальным, но еще и стараются
превратить в фарс общие для всех людей выражения эмоциональности и духовности.
Возможно ли отрицать реальность, подобную той, которую открыл опыт Генделя в
момент написания музыки для «Мессии», без малейшей тени сомнений в том, что, кроме
науки, в жизни существует что-то еще?

8
Antony Flew, There Is a God: How the World’s Most Noted Atheist Changed His Mind (New York: HarperCollins,
2007), 77.
 Не это ли случилось с семьей Ван Ринов? О том, что девушка, за которой они
ухаживали, — не их дочь, подсказал не анализ ДНК. Было что-то другое, превосходящее
науку и материю: интуитивная уверенность, опирающаяся на совокупность данных -
воспоминаний, чувств любви и привязанности и множества других аспектов,
формирующих уникальность того, что мы называем «личностью». Что, если бы Ван
Рины, невзирая на возражения Цераков, начали настаивать на том, что это — их дочь,
твердо в это веря, хотя сама девушка и все анализы ДНК утверждали бы обратное? Что,
если бы они упрямо отказывались принять истину только потому, что следователь сказал
им, что это их дочь выжила в автокатастрофе?
Подобным же образом натуралисты просто вынуждены отрицать очевидные
свидетельства того, что каждая человеческая жизнь ценна независимо ни от кого, что она
обладает уникальными потребностями и уникальной способностью общения с другими
людьми. Фактически, в трагической истории с Ван Ринами, Цераками и сообществом
Университета Тейлора, произошло вынужденное слияние науки и духовности. Тест ДНК
только подтвердил, что эта девушка была именно той, кем она себя называла, а не
дочерью Ван Ринов, как они считали. Такое переплетение науки с человеческими
взаимоотношениями, одновременно «внутриличностными» и «межличностными», то
есть направленными внутрь и наружу, открывает уникальность, которую мы должны
признавать священной и неприкосновенной. Однако натурализм неоднократно отвергал
ее, настаивая на том, что мы появились случайно, что все мы, как выразился Ричард
Докинз, — лишь следствие «пляски наших ДНК». Для христиан же удивительная
сущность этого мира, частью которого мы являемся, указывает не на обособленную,
бессмысленную науку, а на Творца, личностного Бога, который может общаться с людьми
и делает это.
Не все цели выдерживают критику
Недавно по пути в аэропорт я увидел на придорожном щите остроумную рекламу сети
ресторанов «Chic-fil-A», на которой одна корова стала на спину другой, чтобы добраться
до школьной доски и написать на ней: «E = MC² = Ешьте Меньше Стейков». Конечно же,
Эйнштейн, выводя эту формулу, думал о чем угодно, но только не о мясных блюдах,
однако каждый человек отличается интеллектом и разумом, способными превратить
глубины научных знаний в остроумную шутку.
Размышляя о разумных творениях, созданных личностным Творцом, мы
сталкиваемся со стройным многообразием Его целей и замыслов. Каждый из нас
отражает многочисленные грани того, что значит «быть человеком», но при этом все
равно сохраняется уникальность отдельной личности. Все люди обладают некоторыми
общими, базовыми характеристиками. Например, мы знаем, что никто из нас не пришел
в этот мир по собственному желанию, и что от момента зачатия до самой смерти мы не
можем жить независимо друг от друга. Наши жизни взаимосвязаны, хотя мы и
формируем индивидуальные ценности, надежды и мечты, и каждое наше начинание или
обусловлено, или мотивировано персональным решением выразить эту
индивидуальность.
Впрочем, мы мало чего достигли в поиске собственной уникальной индивидуальности
и судьбы. Довольствуемся ли мы этой пустой тратой времени или же готовы отправиться
на поиски значимости, которой, как интуиция подсказывает нам, мы обладаем? Наш
смех, наши слезы, наше чувство юмора, наши страхи — все это указывает на врожденную
способность мыслить, как индивидуальность, абстрактными, карикатурными и
конкретными понятиями.
Давайте перенесем наше внимание с интеллекта на разум. Пастор и проповедник Рейд
Монаган, обобщая аргументацию Кевина Фаверо (электротехника по образованию),
предлагает силлогизм, который замечательно иллюстрирует разницу между действием
разума и чистого интеллекта:
Если нет ничего, кроме материи/энергии, то нет и свободной воли.
Свободная воля существует.
Следовательно, материя/энергия — это еще не все, что существует. 9

9
Reid S. Monaghan, обзор статьи The Science of the Soul: Scientific Evidence of Human Souls, by Kevin T. Favero, 13
марта 2006 г., http://www.powerofchange.org/blog/2006/3/13/book-review-the-science-of-the-soul.html (23 ноября 2009
г.).
 Монаган указывает на определяющие базовые аспекты нравственных суждений. Мы
знаем, что, будучи людьми, обладаем способностью ощущать нравственный подтекст и
мыслить парадигмами. Мы постоянно выносим суждения соответственно тому, как
каждый из нас видит или понимает окружающий мир. Даже не соглашаясь друг с другом
в отношении того, как «должно» быть, мы признаем, что это «должно» существует, как
таковое. «Мы все должны вести себя определенным образом, иначе не сможем уживаться
друг с другом» - именно так у нас появились законы. Другими словами, мы
предписываем себе свободу с ограничениями и предполагаем, что истина — это
оправданная цель. Мы принимаем, как безоговорочную норму, что два
взаимоисключающих утверждения не могут быть истинными одновременно без
определенных поправок. Наша общая человечность в контексте нашей уникальности и
способности мыслить нравственными категориями — это именно то, о чем
провозглашает Библия, говоря о безграничной Божьей способности создавать
индивидуумов с жаждой обрести общность, найти истину, и конечно же, — быть
принятыми, как личности.
Эти противоречия между индивидуальностью и общностью становятся частью нашего
поиска значимости и смысла. Другими словами, я не обладаю абсолютной свободой
достигать индивидуальных целей за счет лишения кого-либо такой же прерогативы.
Жизнь представляет собой комплексное соглашение, и если мы не хотим уничтожить
друг друга, то должны нести взаимную ответственность. Что еще важнее, из-за законов,
которым подчиняется наша жизнь, мы вынуждены пожинать внутри самих себя плоды
собственных решений. Если этого не происходит, то существует закон убывающей
отдачи, когда мы стремимся к удовольствию ради удовольствия. Как удовольствие, так и
боль обладают одновременно и изнуряющим, и терапевтическим эффектом. По словам
Клайва Льюиса, «Бог шепчет нам посреди наших удовольствий … но Он кричит в нашей
боли — это Его мегафон, чтобы слышал оглохший мир». 10 Нам крайне важно не забывать
об этом. Христианство дает объяснение этим реалиям жизни на планете Земля, а
натурализм — нет.
Хорошей иллюстрацией сказанному стала история одного известного общественного
деятеля, с которым я недавно говорил по телефону. Он позвонил мне, когда мы оба были
в зарубежных поездках. Наверное, он и смог сказать то, что хотел, поскольку находился
за много километров от дома, и это давало ему ощущение безопасности. Я слушал его
монолог, и все, что он мне говорил, ничем не отличалось от тысяч подобных историй,
которые мне уже доводилось слышать прежде. Конечно, были отличия в деталях, но
общий контекст оставался неизменным. Этот человек взобрался на вершину успеха, ему
удалось пережить глубочайшие из человеческих эмоций, и все же он был похож на
корабль посреди шторма без карты, компаса и направления. Суть сказанного им
заключалась в том, что он совершено разбит. Впечатляющий послужной список этого
человека совершенно не соответствовал уровню его отчаяния. Он жил, как икона успеха,
сохраняя притворный публичный имидж, однако в личной жизни и он сам, и его мир
разваливались на куски.
Впрочем, этот человек ничем не отличается от любого из нас. Ничего не остается, как
только признать, что все мы совершенно разбиты, несмотря на свои достижения — как
индивидуальные, так и общие. Почему же мы, так часто видя это, продолжаем отрицать
очевидное? Кажется, нам необходимо снова и снова усваивать одни и те же уроки. Мы не
можем сетовать на страдания, если только не предполагаем, что человек наделен
достоинством. Нет смысла ограничивать удовольствия, если мы не верим, что человек
ценен. Монотонность вполне обоснована, если только мы не предполагаем, что у жизни
есть какая-то великая цель; жизнь бесцельна, если только мы не считаем, что для нее
существует замысел; смерть ничего не значит, если только мы не стремимся к вечному.
Это истинно для всех людей, независимо от их культуры, языка и воспитания. Именно
этому учит христианство.
Один человек как-то сказал нашему общему другу: «Пожалуйста, молись о моих детях.
Я не знаю, какими они вырастут». Услышав о его ситуации и страхах, я невольно
вспомнил бродвейский мюзикл «Призрак оперы». Слова песни «Музыка ночи»
красноречиво говорят о том, как ночная тьма усиливает искушение. Под покровом
10
К. С. Льюис, «Боль» (Чикаго: SGP, 1987), 91.
темноты не только вынашиваются и претворяются в жизнь гнусные замыслы, но и
изобретаются странные оправдания. Как сказано в песне, во тьме проще притвориться,
что истина — именно такая, какой, на наш взгляд, она должна быть.
Когда все делается только ради внешнего вида, человеческий разум становится
фабрикой падких на манипуляции рассуждений, способных оправдать самое ужасное. Во
тьме мы создаем собственные истины, а когда приходит дневной свет, удивляемся: что
овладело нами, побудив совершить то, что мы совершили, и думать о том, о чем мы
думали? Полвека назад Олдос Хаксли сказал, что хотел бы, чтобы у этого мира не было
смысла. Если жизнь бессмысленна, то человек свободен избирать то, что ему хочется, в
сексе и политике. Не по этой ли причине и мы сегодня не отводим Творцу никакого места
в общественной жизни?
У лжерелигий есть, по крайней мере, одно оправдание: последователи
придерживаются их, поскольку осознают, что не нашли ответа внутри самих себя. Они
признают, что мы, как люди, крайне ограничены и не можем решить эту проблему
самостоятельно. Даже когда мы превозносим себя, то делаем это из необходимости как-
то оправдать свое существование. Чистый натурализм руководствуется отъявленной
ложью о том, что мы оцениваем себя по собственным критериям. Он настаивает на том,
что для оправдания себя или своего существования мы не нуждаемся ни в ком и ни в чем
ином.
Библия гласит, что, становясь мерилом самих себя, мы искажаем истину.
Христианство недвусмысленно заявляет: мы сотворены для того, чтобы уподобиться
образу Божьего Сына, Иисуса (Римлянам 8:29; 2 Коринфянам 3:18). Он — жизненный
эталон. Каждый из нас должен или признать, что мы — те, кем нас называет Бог, или
отвергнуть Его, живя по своему произволу без какой-либо точки отсчета или системы
ценностей, кроме той, которую нам предписывает наша индивидуальная культура.
Не все верования равны
Христианство уникально еще и в другом. Мы не только искуплены Богом и обрели от
Него индивидуальную ценность и место в обществе — нам была показана единственная
адекватная точка зрения, позволяющая познать эти истины. Позвольте объяснить, что я
имею в виду.
Каким образом мы знаем, что мы знаем? Откуда мы знаем, что то, что мы знаем,
истинно? Давайте рассмотрим ряд утверждений, размещенных Рейдом Монаганом на его
веб-сайте:
Многообразие личностей и идей — это хорошо.
Многообразие религий — это неопровержимый факт.
Многообразие богов — это выдумка идолопоклонников.
Многообразие противоречивых «истин» - просто невозможно.11
Многообразие противоречивых «истин» просто невозможно. В этом
утверждении заключена суть всего. Сопоставьте то, что вы сейчас прочитали об учении
христианства касательно происхождения и цели, с мировоззрением любой другой
религии или системы верований, и вы увидите, в чем заключается различие между ними.
В пантеистической схеме каждое рождение — это реинкарнация, а жизнь движется по
циклу. Неизбежный результат такого мировоззрения — фатализм. Что было, то и будет, и
что будет, то повторится опять. Зачем беспокоиться о детях? Вполне возможно, они не
были вашими в прошлом жизненном цикле, и не будут также и в следующем. Просто
исполняйте свой кармический долг, чтобы уменьшить задолженность, с которой вы
начнете следующую жизнь. И если вдруг случится так, что вы вернетесь с большей
задолженностью, то никто, насколько вам известно, не сможет объяснить, почему так
произошло. Все это напоминает игру «Кто на первом?», в которой ты никогда не можешь
определить, кто где стоит, и кто ты на самом деле.
Мы подсознательно понимаем, что имена и индивидуальность что-то значат.
Пантеизм отбирает индивидуальную сущность, предлагая взамен существование без
основания. Это судмедэксперт, который хоронит тело, так и не проведя его опознание.
Как мне сказал один бывший индуист: «Если каждое новое рождение — это плата за
предыдущую жизнь, и мне дается лишь ограниченное число рождений, то за что я

11
Reid S. Monaghan, «Thoughts on Plurality», 13 февраля 2009 г.,
http://www.powerofchange.org/blog/2009/2/13/thoughts-on-plurality. html (23 ноября 2009 г.).
платил во время своей первой жизни? Даже банк говорит мне, сколько я ему задолжал,
но моя карма не сообщает ни о чем». Карма — это безжалостный, молчаливый кредитор.
Она заставляет вас висеть на волоске, исполненными страха и неопределенности в
отношении того, как она с вами поступит: поддержит или погубит.
Ислам, напротив, отводит Творцу главенствующее место, но затем все по спирали
скатывается вниз, и в конце концов ваша жизнь сжимается до механического
существования. На все — «инша Аллах» - воля Божья. Человек — это лишь пешка в руках
Бога, взаимоотношения с Которым невозможны. С точки зрения ислама, силлогизм
Кевина Фаверо (см. выше) звучал бы так:
Бог абсолютно суверенен.
Свободной воли не существует.
Следовательно, для человека уже все решено.
Об этом с поэтическим цинизмом говорит и Омар Хайям в одном из своих
четверостиший «Рубайят»:
Мир я сравнил бы с шахматной доской:
То день, то ночь. А пешки? — мы с тобой.
Подвигают, притиснут, — и побили;
И в темный ящик сунут на покой.
Исламские апологеты, пытаясь убедить самих себя в существовании в их вере свободы,
и в то же время — удержать свои убеждения в рамках абсолютной суверенности Бога, в
подчинении которой они живут, переписали бы силлогизм Фаверо по-другому:
Бог — владыка всего.
Просто подчинись Аллаху.
Ты будешь взвешен на весах.
Ты дашь ответ за все,
как если бы сам распоряжался собой.
Суверенный Бог осудит тебя.
Христианство несомненно и разительно отличается от всех других религий.
Разумеется, Бог суверенен. Однако христианство учит, что в Своем всемогуществе Он
даровал людям свободу, поместив ее в естественные границы, чтобы она приносила им
радость и удовлетворение. Никакая мера добродетельности не сможет нас оправдать пред
всемогущим Богом, однако Его благодать компенсирует то, чего неспособна достичь
наша воля.
Три подхода
Давайте рассмотрим подробнее один совершенно уникальный аспект христианской веры.
Я намеренно использую именно этот термин, потому что речь пойдет одновременно и о
«христианской», и о «вере».
Ни для кого не секрет, что существуют три подхода, на основании которых мы можем
выносить суждения о нашей человеческой природе и природе первичной реальности.
Чистый детерминизм
Первая концепция — это чистый детерминизм. Она гласит, что у нас нет выбора в
отношении того, как мыслить или верить, поскольку это все уже было предопределено за
нас либо генетически, либо через наше окружение, и мы замкнуты внутри той
информации, о которой судим, что создает полный контроль в рамках
натуралистической структуры. Натуралисты используют этот же детерминизм, который,
по их убеждению, правит над ними, чтобы поливать грязью веру в Бога, приписывая веру
генетической предрасположенности или заявляя, как это сделал американский
молекулярный генетик Дин Хеймер, что «человеческая способность верить в Бога
связана с химическими процессами в мозгу». Примечательно, что такое же утверждение
было сделано в отношении гомосексуализма. Другими словами, все сводится к
молекулярной генетике. В ответ на такое заключение философ и писатель Дэвид
Берлински отмечает: «Если он [Хеймер] перестал доказывать, что человеческая
способность верить в молекулярную генетику связана с химическими процессами в
мозгу, то это, вне всякого сомнения, указывает на обоснованное понимание, что раз
уж эта дверь открыта, то Бог знает, кто, как и когда снова захлопнет ее». 12
Хеймер озвучивает фундаментальное положение биоэтической эволюции:
молекулярную генетику. У него нет выбора, как только придерживаться этой точки
12
David Berlinski, The Devil’s Delusion: Atheism and Its Scientific Pretensions (New York: Crown Forum, 2008), 9.
зрения. Однако Берлински (светский писатель), бросив испепеляющий взгляд на
эволюционный детерминизм, заявляет следующее:
Любая успешная теория эволюции человеческого разума в конце концов уничтожила бы всякие
претензии, которые мы можем предъявлять в отношении человеческой свободы. Физические
науки не играются с детерминизмом — он является сердцем и душой их методик…
Когда психолог-экспериментатор и ученый-когнитивист Стивен Пинкер пишет, что «природа не
диктует нам, что мы должны принимать и как нам следует жить», он высказывает мнение
(очевидно справедливое), которое всецело расходится с его профессиональными убеждениями.
Если обычные мужчины и женщины, такие же как сам Пинкер, полностью вольны сказать своим
генам: «Идите и прыгните в озеро», то зачем вообще уделять хоть малейшее внимание
эволюционной психологии?
Зачем обращать хоть малейшее внимание на Пинкера?
Или теория, в которую он так верит, ошибочна, или мы не вольны указывать своим генам, что им
делать.
Если эта теория ошибочна, то какая же верна?
Если верной теории не существует, то как может «идея о том, что человеческий разум — это
продукт эволюции», быть «неоспоримым фактом»?
Если эта идея не является неоспоримым фактом, то почему мы должны отвергать «идею о том,
что человек сотворен по образу Божьему»?
Итак, позволим всем этим предположениям дать залп несколькими категорическими
утверждениями.
Нет никакого смысла обращать внимание на Стивена Пинкера.
У нас нет никакой серьезной научной теории, объясняющей способности и свойства
человеческого разума.
Заявление о том, что человеческий разум — это продукт эволюции, не является неоспоримым
фактом. Его едва ли можно назвать даже логически обоснованным. 13
Этот блестящий ответ Берлински на заигрывание науки с детерминизмом четко
показывает, почему, как только речь заходит о любой свободе, наука оказывается
расстрелянной собственной же артиллерией. Другими словами, при любом отклонении
от статус-кво, будь то вопрос нравственности или изобретательности, вера в детерминизм
обречена на провал.
Полная трансцендентность
Вторая позиция, позволяющая судить о собственной природе и природе первичной
реальности, — это полная трансцендентность. Мы настолько хорошо научились
выпрыгивать из ящика, что уже даем определение и самому ящику, руководствуясь своей
абсолютной объективностью. Но, говоря серьезно и отбросив высокомерие,
действительно ли мы можем подняться над реальностью и увидеть ее абсолютно
объективно? Разве такой выход за пределы нас самих действительно возможен? Если мы
совершаем ужасные ошибки даже в частных суждениях относительно собственной
жизни, то как мы можем выносить всеобъемлющие суждения о жизни как таковой? Не
эту ли головоломку имел в виду философ Питер Крифт, когда написал: «Любовь — это
тайна, а полет на Марс — проблема».14 Как выразился философ Габриель Марсель, тайна
— это «проблема, посягающая на то, что мы знаем о ней». 15 Другими словами, мы берем
взаймы из собственного долга.
Если детерминизм проваливается в собственноручно вырытую яму, поскольку у него
нет свободы избирать свою судьбу, трансцендентность прыгает в бездонную пропасть
ради чувства свободного падения. У нее нет прочного основания для взлета или посадки.
Другими словами, как в детерминизме, так и в трансцендентности отсутствует твердая
позиция, с которой можно было бы увидеть общую картину.
Полутрансцендентность
Единственная оставшаяся возможность, позволяющая нам выносить суждения в
отношении нашей природы и природы первичной реальности, —
это полутрансцендентность. Занимая данную позицию, мы способны выносить
оценки и суждения, сохраняя надлежащую взаимосвязь между верой и здравым
смыслом. Мы можем быть уверены в достоверности своих открытий, однако мы не

13
David Berlinski, The Devil’s Delusion: Atheism and Its Scientific Pretensions (New York: Crown Forum, 2008),
178-179.
14
Peter Kreeft, Making Sense out of Suffering (Ann Arbor, Mich.: Servant, 1986), 51.
15
Gabriel Marcel, The Philosophy of Existentialism (Secaucus, N.J.: Citadel, 1956), 19.
настолько абстрагировались от нашего «ящика», что он стал всего лишь объектом
исследований.
Проиллюстрирую это на следующем примере. Несколько лет назад мне выпала честь
выступать на конференции, организованной группой ведущих преподавателей
Университета Джонса Хопкинса. Тема конференции звучала так: «Что значит быть
человеком?» Доклады участников открывали различные точки зрения на данный
вопрос. Мой доклад должен был представить точку зрения христианства. Мне предстояло
рассмотреть четыре базовых концепции:
1. Сотворение. Христианство учит, что каждый из нас был сотворен Богом для
какой-то конкретной цели.
2. Воплощение. Воплощение Иисуса — это проявление Божьей славы и любви, с
которыми мы должны сообразоваться.
3. Преображение. Из-за моей склонности искажать и корректировать свою судьбу,
я, человеческое существо, нуждаюсь в Божьей благодати и силе, чтобы изменить свои
склонности.
4. Итог. Итог христианской жизни — воссоединение с Богом и достижение конечной
цели после смерти.
На основании этой парадигмы жизни я доказывал, что имеет смысл говорить как о
величии, так и позоре человечества.
Можете себе представить досаду некоторых слушателей и едкие вопросы, которые они
на меня обрушили, как только им представилась такая возможность. По иронии, все
вопросы — как оспаривающие, так и поддерживающие мой доклад, - тем или иным
образом подкрепляли высказанные мной мысли. Одна из наиболее враждебно
настроенных оппоненток гневно набросилась на мое утверждение о том, что мы, люди,
по природе мотивируемы преимущественно своими побуждениями, и отсюда — наша
склонность ко злу. Но чем громче она спорила, тем больше доказывала этим мою
правоту. Малькольм Маггеридж однажды сказал, что человеческая порочность — это
факт, который проще всего проверить эмпирическим путем, но, в то же время, именно
ему наиболее упорно противятся наши интеллектуалы. Рейнхольд Нибур заявил:
«Похоже, хорошее мнение современного человека о самом себе не сможет поколебать
никакая совокупность свидетельств, говорящих о противном». 16
А теперь — самое главное… За несколько минут до моего выхода на сцену свой доклад
завершил Френсис Коллинз, один из руководителей проекта «Геном человека». В
заключение он показал на экране рядом две иллюстрации. Приоткрыв первую из них,
Коллинз объяснил, что перед нами — круглое окно Йоркского собора в Англии. Это
великолепное произведение искусства, выполненное в изумительных цветах,
напоминало гигантский пазл, каждый фрагмент которого находился в точности на
отведенном ему месте. Можно было только догадываться, сколько усилий потребовалось
мастерам, чтобы на протяжении многих часов изготавливать и подгонять все эти
крошечные кусочки стекла.
Затем доктор Коллинз приоткрыл вторую иллюстрацию. Теперь обе картинки были
видны на экране рядом. Вторая структура была еще сложнее и прекраснее. Аудитория
затаила дыхание в ожидании объяснения. После мгновения тишины доктор Коллинз
сказал, что мы смотрим на поперечное сечение ДНК человека. Судя по пронесшемуся по
залу вздоху, присутствующие были потрясены, с изумлением и благоговением глядя на
конструкцию, состоящую из более чем трех миллиардов бит информации в одной нити
ДНК. Затем доктор Коллинз сказал, что не знает другого способа завершить своей
доклад, как только спеть гимн. С этими словами он взял гитару и запел.
Когда я сидел, зачарованный этой картиной, меня посетила мысль, что именно
благодаря этой нити ДНК, на которую я смотрел, я могу увидеть то, что я вижу. То, что
привело меня в благоговейный трепет, было причиной, по которой я вообще мог
испытывать благоговение. Другими словами, я осмысленно отреагировал на
существование смысла, что стало возможным благодаря тому, что сделало мое
осмысление осмысленным. Без полутрансцендентной точки опоры это было бы
невозможно. Таково наследие моей христианской веры, потому что в христианстве Бог,

16
Reinhold Niebuhr, Nature and Destiny of Man (Louisville: Westminster, 1996), 94.
сотворивший нас по Своему образу и вложивший в каждого из нас ценность, —
трансцендентная, разумная Личность.
Вот почему достойна похвалы беспристрастность Дэвида Берлински, утверждающего,
что он не говорит с христианской точки зрения. После своих лаконичных колкостей,
ставящих под сомнение обоснованность академических уловок Стивена Пинкера, он в
завершение раздела отмечает: «Идея о том, что человек был сотворен по образу
Божьему остается неизменной, какой она всегда и была, и это — подсознательная,
фундаментальная позиция рода человеческого».17
Псалмопевец задает этот вопрос в Псалме 8:
Когда взираю я на небеса Твои —
дело Твоих перстов,
на луну и звезды,
которые Ты поставил,
то что есть человек, что Ты помнишь его…?
И затем сам отвечает на него:
Не много Ты умалил его пред ангелами:
славою и честью увенчал его;
поставил его владыкою над делами рук Твоих;
все положил под ноги его…
Господи, Боже наш!
Как величественно имя Твое по всей земле!
Слава человека заключается в том, что мы можем радоваться величию вселенной во
всей ее безмерности и доступности для понимания. Вселенная же не может ответить нам
тем же.
Если отправная точка — материя, то разум не может быть ничем другим, кроме
материи, и вопрос псалмопевца: «Что есть человек, что Ты помнишь его?» — остается
насущной проблемой гуманизма, для которого человечество — это побочный продукт
вселенной. А кого интересует побочный продукт, если у вас в руках - основной? В
натуралистическом гуманизме первостепенна вселенная, а не человек.
Читателям Библии знакома история о группе религиозных лидеров, которые пришли
к Иисусу и спросили у Него, правильно ли платить налоги кесарю (Луки 20:21-25). Иисус
ответил им вопросом на вопрос. Попросив у них монету, Он показал ее и спросил: «Чье
на ней изображение и надпись?» - «Кесаревы», — последовал ответ. - «Итак, отдавайте
кесарево кесарю, а Божие Богу», — сказал Иисус.
Примечательно, что оппоненты не задали следующий, напрашивающийся сам собой
вопрос. Они должны были бы спросить у Иисуса: «А что принадлежит Богу?»
Вне всякого сомнения, Иисус опять ответил бы вопросом на вопрос: «А чей на вас
образ?»
Позвольте сделать еще один шаг. За вопросом религиозных лидеров скрывался еще
один мотив: выставить Иисуса противником кесаря. Правда заключалась в том, что они
не хотели платить кесарю налоги, и надеялись, что Иисус, как бы Он ни ответил,
разгневает или людей, или кесаря. Однако ответы Иисуса всегда вели к корню проблемы,
а не в западню культурной подоплеки вопросов.
Это также крайне важно для понимания уникальности христианства. Ежедневно
сталкиваясь с массой самых разнообразных проблем, мы мучительно пытаемся найти
решения. В обращенных к Нему вопросах Иисус имел дело с аналогичными ситуациями,
и Его ответы снова и снова обращались к корню этих проблем. Его постоянно пытались
поймать на слове. Когда Иисуса не удалось уловить, выставив врагом кесаря, Его
попытались столкнуть с религиозными лидерами вопросом: «Какая наибольшая
заповедь в законе?» (Матфея 22:35-40). Моисей дал свыше шестисот законов. Традиция
возложила на плечи людей неподъемное бремя в виде многочисленных толкований и
дополнений к этим шестистам пунктам. Дошло до того, что возникла потребность в
экспертах для разъяснения смысла каждого отдельно взятого закона. Таким образом,
люди, задавшие Иисусу этот вопрос, наверное, ожидали, что Он или уклонится от ответа,
или выберет какой-нибудь один закон, который можно было бы назвать якорем для всех
остальных.

17
Berlinski, Devil’s Delusion, 179.
 Ответ Иисуса был исчерпывающим. Он указал не на какой-то один закон, а сразу на
два: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем
разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей:
возлюби ближнего твоего, как самого себя». Затем Иисус добавил короткий
комментарий: «На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки».
Первая заповедь - «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою
твоею и всем разумением твоим» — делает вторую - «Возлюби ближнего твоего, как
самого себя», — ее неизбежным следствием. Без первого второе невозможно. Любое
другое основание для любви к ближнему обречено на крах из-за тысяч оговорок в рамках
культурных войн, которые мы постоянно ведем. Дэвид Берлински был прав, сказав, что
идея о сотворении человека по образу Божьему — это подсознательная, фундаментальная
позиция рода человеческого. Мы не являемся побочным продуктом безликой вселенной.
Бог излил в наши сердца жажду по Нему и дал нам способность рассуждать, как
напоминание о том, что, не следуя этому императиву, мы, в конце концов, потеряем свое
достоинство.
С точки зрения христианства, отворачиваясь от Бога, мы не можем стать на путь Его
прославления, ведущий к жизни, соответствующей Божьему замыслу о том, какой она
должна быть, - и в результате становимся духовными банкротами. Путь, ведущий к Богу
и к жизни, вымощен не сводом законов или запретов. Для того чтобы вернуться к Богу и
к той жизни, которую Он предусмотрел для нас, необходимо смириться пред Ним и
признать, что, отдав Своего Сына, Бог обеспечил искупление для каждой человеческой
души. С этим искуплением приходит новая жизнь служения Богу и другим людям. Бог
даровал нам не просто какую-то идею, а взаимосвязанные истины, дающие более
широкий контекст, с помощью которого мы способны объяснить наши конкретные
обстоятельства.
 Мы сотворены личностным Богом.
 Мы созданы как индивидуумы, однако испытываем жажду находиться в
сообществе.
 Мы неспособны достичь собственными силами того, что требуется для жизни в
мире с Богом и другими людьми.
У нас есть эталон в лице Иисуса, указывающий на нашу конечную участь.
 Мы можем познать блаженство благоговения и смирения, которые являются
необходимыми условиями для осознания человеческого достоинства и нашей
ограниченности.
 Мы сотворены, чтобы жить на основании здравого смысла и веры, которые
настолько переплетены, что являются для нас единственным приемлемым
способом выйти за рамки самих себя.
Сказать: «Я разочаровался в христианстве», — это больше, чем просто сказать: «Оно
оказалось не таким, как я ожидал». Если кто-то действительно разочаровался в
христианстве, это подразумевает гораздо больше и имеет гораздо более серьезные
последствия. Тот, кто претерпел разочарование, на самом деле должен сказать: «Я
полностью вышел за пределы реальности и не могу увидеть хоть какую-нибудь конечную
цель». Но тогда суждения, выносимые на основании такой позиции, больше не могут
рассматриваться в контексте христианского мировоззрения. Не более ли разумно
сказать: «У меня есть определенное мнение о жизни и о самом себе, которого я вряд ли
придерживался бы, если бы у моей жизни была конечная цель и основание. Более того,
есть вещи, которые я понимаю не до конца»? Переход от поиска совершенного Божьего
плана к потаканию собственным безотлагательным желаниям — это удаление текста из
крайне важного контекста.
Списать со счетов жизнь, как нечто совершенно хаотическое, — это то же самое, что
отбросить разум, посредством которого я выношу подобные суждения. Единственная
позиция, позволяющая мне рассуждать верно — это полутрансцендентный взгляд на
жизнь, однако такой взгляд дается только нравственным, личностным Богом —
Первопричиной всего. Наши имена, наша индивидуальность, наши взаимоотношения,
наша судьба — все зависит от этой отправной точки. В этом и заключается христианство.
Оно ценит личность на основании ее вечного достоинства, давая человеку возможность
заглянуть краем глаза в вечность, не жертвуя уникальностью взаимоотношений между
Богом и людьми. Не таким ли образом мы, будучи детьми, общаемся с нашими земными
родителями? Насколько же больше это справедливо для взаимоотношений с Богом!

3. Точки напряженности
Есть известная история об отце, который поставил своего маленького сына на стол, а
потом сказал, чтобы тот прыгнул ему в руки. Как только мальчик прыгнул, мужчина
отступил назад, позволив ребенку грохнуться на пол. Когда сын с плачем посмотрел на
отца, ожидая объяснений, тот назидательно произнес: «Это было для того, чтобы научить
тебя, что в этом мире нельзя доверять никому». Какой неприятной ни была бы эта
история, мы должны спросить себя: прав ли этот отец? Действительно ли мы никому не
можем доверять?
Я уверен, что это опасная полуправда. Если бы отец хотел преподать сыну такой урок,
он мог бы сделать вид, что даст ребенку упасть, но потом крепко схватил бы его и
объяснил суть своего наставления: прежде чем доверяться кому-либо, всегда
благоразумно проявлять осторожность, поскольку ты можешь узнать, что некоторые
люди не заслуживают твоего доверия только тогда, когда будет уже слишком поздно.
Зачастую лишь в конце пути вскрывается истинный характер твоего попутчика.
Тем не менее, будучи полным скептиком, жить просто невозможно. Если вы не можете
никому довериться, вы никогда не сядете в общественный транспорт, никогда не
обратитесь к врачу, никогда не положите деньги в банк, не будете ничего есть и не
ступите ногой за порог своего дома. Этот список можно продолжать до бесконечности.
Фактически, можно так погрязнуть в паранойе, что вы перестанете доверять даже самому
себе.
У меня есть настоящая банкнота достоинством в сто миллионов долларов. Я часто
показываю ее аудитории, и неизменно вижу на лицах перед собой одно и то же
выражение. Я буквально слышу, как они спрашивают сами себя: «В чем здесь подвох?»
Почему люди сомневаются в правдивости моих слов? Во-первых, потому что они знают,
что никто, находясь в здравом уме, не будет расхаживать повсюду с сотней миллионов
долларов в кармане. Во-вторых, если человек настолько глуп, что все-таки поступает
подобным образом, то он, наверняка, не станет демонстрировать их на публичном
собрании. Я минуту-другую выслушиваю предположения аудитории, настаивая на том,
что банкнота — не подделка, и онадействительно подлинная: настоящая купюра в сто
миллионов… зимбабвийских долларов. По аудитории проносится приглушенный,
нервный смех. Конечно, в плачевном экономическом состоянии бедствующих граждан
Зимбабве нет ничего смешного. Уровень инфляции в этой стране измеряется
квинтиллионами, а цены удваиваются каждые тридцать два часа. Впрочем, в случае с
этой подлинной купюрой подвох заключается в надписи чуть выше проставленной в нем
суммы: «Действительна до 31 декабря 2008 года». В Зимбабве каждые девяносто дней
выпускают банкноты нового номинала.
В одном древнем афоризме спрашивается: «Если критянин говорит вам, что все
критяне — лжецы, то можно ли ему верить?» Я задал аналогичный вопрос одному
репортеру, который брал у меня интервью о современном экономическом кризисе.
Прежде, чем он начал интервью, я спросил у него, могу ли я задать ему один вопрос. Он
был застигнут врасплох, и потому выглядел слегка раздраженным. Я спросил, почему мы
осуждаем руководителей финансовых учреждений за их релятивизм в финансовых
вопросах, если на протяжении многих лет мы учили наших студентов во всех вузах,
включая университеты Лиги Плюща, что, в конечном счете, никаких абсолютов не
существует. Почему мы судим их на основании неких абсолютов, если мы им сказали, что
все относительно, и нет ничего абсолютного.
Справедливый вопрос, не так ли? В нашем обществе считается признаком хорошего
тона насмехаться над теми, кто придерживается абсолютов, и все же мы скоры на
критику в адрес тех, кто живет, исходя из отрицания этих же абсолютов. Мы на Западе
многие годы, если и не явно верили, то, по крайней мере, подразумевали, что
нравственные границы важны, что жизнь в своей сути священна, и что в вопросах
супружества и финансов следует верить человеку на слово. Все это было так, пока мы не
потерялись в бурных штормах культурных перемен, случившихся в 60-е годы, и на всех
фронтах начались сражения за изменение статус-кво. Те из нас, кто в те времена учился в
колледжах, были шокированы профессорами, которые прямым текстом призывали
бросить вызов властям. Тогда не просто жгли здания, но была поставлена под сомнение и
выброшена на свалку целая система ценностей, направлявшая развитие культуры и
самой цивилизации на протяжении столетий.
Как в те годы, так и в последующие десятилетия внутри и снаружи звучали голоса,
предрекавшие нашу гибель. Так, Александр Солженицын предупреждал, что Запад
находится на грани коллапса. «Налицо непримиримый конфликт между добром и злом»,
— сказал он, однако его проигнорировали как идеологического динозавра
антикоммунизма.18 Сегодня, воочию убедившись в справедливости предупреждений
Солженицына, мы удивляемся: «Что же произошло?» Пробудившись от летаргического
сна, в который сами себя ввели, мы обнаружили, что находимся во власти тех, кто
откликнулся на призыв бунтовать против всего, что мы отстаивали и во что верили, как
нация. Теперь основания нашей культуры рушатся, а пророческие предупреждения
оказались отвергнутыми дважды: вначале, когда мы к ним не прислушались, а затем —
когда мы о них забыли после их осуществления.
Мы должны понять, что жизненные конфликты будут всегда, независимо от того, по
каким критериям мы избираем жить. Системы ценностей всегда будут сталкиваться друг
с другом, и нам всегда придется защищать свои убеждения от нападок той или иной
антагонистической системы взглядов. Если у нас нет твердого посвящения, и мы еще не
определились с тем, какие из наших национальных убеждений непреложны, весь наш
строй рухнет под весом сиюминутных решений. Таким образом, крайне важно охранять
те убеждения и ценности, которые уже были проверены временем и доказали, что
являются прочным основанием. Только тогда мы можем определить, насколько
заслуживают доверия конфликтующие реалии, чтобы остался невредимым фундамент. И
это применимо как к отдельным индивидуумам, так и к целым народам.
Люди, написавшие Библию, не пребывали в неведении относительно подобных
противоречий, и христианской вере эта проблема также отнюдь не чужда. Сам Иисус в
суровых выражениях представил нам этот конфликт, когда был искушаем в пустыне
врагом душ человеческих (Матфея 4:1-11). В каждом из случаев искушение представляло
собой опасную полуправду. «Преврати эти камни в хлеб, и народ последует за Тобой», —
так звучал первый вызов, брошенный Иисусу искусителем. Интересно отметить, что
искушения были построены таким образом, чтобы апеллировать или к власти Иисуса,
или к Его слову. Фактически, во втором искушении для того, чтобы заставить Иисуса
продемонстрировать Его независимость от любых божественных ограничений, сатана
использовал слово «написано» (стих 6). В Эдемском саду дьявол применил выражение:
«Подлинно ли сказал Бог?» — однако, приступив к Иисусу в пустыне, он сказал:
«Написано». Сатана знал, что не сможет заставить Иисуса усомниться в подлинности
слов Бога, поэтому попытался вырвать сказанное Богом из контекста. Ведь для
последователей Иисуса линейная логика веры выглядит примерно так:
Характер Бога, в Котором нет противоречий, неизменен.
Он продемонстрировал Свой характер в Своем Слове.
Он показал Свой характер через Своего Сына.
Он образовал Церковь, чтобы она воплощала эти истины и ценности в жизнь.
Сатана был достаточно умен, чтобы апеллировать к Иисусу в рамках данной иерархии,
используя для искушения Божьего характера написанное слово и «доводы», что
результат умножит Церковь и принесет ей пользу. Представьте, насколько больше людей
на короткое время последовало бы за Иисусом, если бы Он пообещал восполнять их
основные нужды. Искушение сатаны опиралось на то, чему Иисус уже был посвящен: на
обетования и Божью силу. Его предложение было весомым ввиду практической,
краткосрочной выгоды.

18
Aleksandr Solzhenitsyn, Warning to the West (New York: Macmillan, 1985), 110.
 Многие неспособны справиться с трудностями, которые сопровождают христианскую
жизнь, именно из-за обольстительной лжи о том, что Бог окружит нас полным
комфортом. Более того, поскольку Церковь не всегда демонстрирует на практике те
истины, в которые сама, по ее заявлениям, верит, подвергается сомнениям неизменный
характер Бога. Интересно отметить, что Иисус не оспаривает предположение, что многие
были бы привлечены к Нему, пообещай Он им восполнение их насущных нужд. Также
важен тот факт, что Он поместил написанное Слово, которое сатана пытался исказить, в
общий контекст истины. Другими словами, короткий фрагмент — это еще не вся история.
Неверно судя о написанном, мы в конце концов придем к неверным выводам.
Сатана начал это искушение со слова «написано», а Иисус ответил фразой: «Написано
также». И, не вступая в спор с дьяволом, Он оценил искушение Своей воли по
стандарту Божьей воли, сопоставив с этим стандартом все альтернативы. Суть
релятивизма заключается в том, что значимость любого момента или идеи зависит от
окружающих обстоятельств или стандарта, установленного большинством. Таким
образом, релятивизм, по определению, — раб текущего момента. Однако абсолюты,
которые истинны независимо от обстоятельств и популярности, позволяют давно
свершившимся фактам стать основанием для толкования конкретного момента или
вопроса, что дает значимость любому моменту без всякого исключения.
Из этого испытания веры следует один важный вывод. Тот вызов, который сатана
бросил Иисусу, по своей цели несколько отличается от часто задаваемого мне вопроса:
«Если Бог — всемогущий и любящий, то почему Он не совершит какое-нибудь
неоспоримое чудо, например, не восстановит иссохшую руку или отрезанную ногу?
Почему так называемые чудеса настолько незаметны?» Подобные вопросы
подразумевают, что если бы Бог сделал что-либо зрелищное, то люди поверили бы в
Него.
Этот вопрос вполне обоснован, и, уверяю вас, христианские апологеты немало над ним
размышляют. Я уверен, что на него есть ответ, и я коснусь его чуть позже. Но прежде
давайте обратимся к корню этой проблемы - нашему желанию получить от Бога
доказательства Его существования или обоснования нашей веры в Него через
совершение чудес, - когда мы пытаемся справиться с различными очагами
напряженности в своих стараниях вести христианскую жизнь.
Написано - более общий контекст
Один молодой аспирант решил бросить вызов руководству университета, поэтому
вставил в текст своей кандидатской диссертации какое-то радикальное утверждение,
снабдив его следующей сноской: «По словам лифтера в одном из ресторанов». Затем он
привел еще одно подобное уничтожающее заявление со сноской: «Из рассказа таксиста,
подвозившего меня в аэропорт».
Когда научный руководитель прочитал черновой вариант диссертации, он
возмутился: «Что это такое? Вы хотите сказать, что это — научный труд? Вы не можете
утверждать, что вам заблагорассудится, ссылаясь на такие второсортные
первоисточники, как разговор с таксистом или лифтером!»
«А почему нет? — дерзко парировал аспирант. — Почему, если я нашел информацию в
какой-то статье или книге, она считается более авторитетной?»
Профессор, немного подумав, сказал: «Хорошо. Мы оставим все, как есть. Посмотрим,
что получится, когда вы будете защищать диссертацию».
Можете не сомневаться: когда аспирант представил свою работу на рассмотрение
факультетской комиссии, она была одобрена. После защиты его вызвали, чтобы
сообщить, что диссертация принята. «Впрочем, мы хотели бы сделать одно маленькое
исключение, — сказал председатель комиссии. — Мы присвоим вам степень кандидата
наук, но без письменного подтверждения. Мы сделаем это только на словах».
Этот аспирант высказал свое мнение и проиграл. Комиссия высказала свое мнение и
победила. Наши утверждения могут быть правильными или ошибочными, однако, если
мы хотим, чтобы их воспринимали всерьез, и они могли быть исследованы и оценены,
эти утверждения должны выходить за рамки случайных разговоров. В большинстве
случаев то, что по всеобщему признанию наиболее значимо, было представлено в
письменной форме и прошло проверки на достоверность. Итак, давайте рассмотрим и
оценим идею о том, что неоспоримое чудо более успешно достигло бы Божьей цели для
всех времен.
Предположим, Бог дал руки безрукому. Как вы думаете, что после этого произойдет?
Конечно же, человек с новыми руками начнет повсюду восторженно демонстрировать
свое чудо, и это чудо станет предметом обсуждений во всех ток-шоу. Но что случится,
если он будет настолько взволнован, что опрометчиво бросится через дорогу с
оживленным автомобильным движением, чтобы показать кому-то свои новые руки? Что
будет, если его собьет машина? Попросит ли он еще об одном чуде, или же
удовлетворится тем, что пережил в своей жизни хотя бы одно чудо? И как насчет других
безруких людей, у которых не появились новые руки? Начнут ли они настаивать на том,
что если Бог действительно таков, каким себя представляет, то Он справедливости ради
должен совершить такое же чудо и для них? Разумеется, одного чуда будет недостаточно.
Нам потребуется множество неоспоримых чудес, и я также предполагаю, что через
несколько поколений уже никто не поверит подобным историям, даже если они были
зафиксированы документально.
Фактически, подобный случай исцеления описан в Новом Завете, и почти две тысячи
лет спустя многие в это не верят. После того, как Иисус вернул зрение слепому, люди,
услышавшие об этом, выдвинули множество других объяснений того, каким образом и
почему этот человек прозрел.
К той же категории можно отнести и рассказанную Иисусом историю о богаче и
Лазаре. Наверное, вы помните, что богач, оказавшись после смерти в вечных муках,
отделенным от Бога, умолял Авраама послать Лазаря, чтобы тот смочил ему язык.
Однако Авраам ответил, что это невозможно, поскольку их в загробном мире разделяла
непреодолимая пропасть, которую никто не мог пересечь как с одной, так и с другой
стороны. Тогда богач попросил о том, чтобы Лазарь предупредил его пятерых братьев о
том, что их ожидает, если они не позаботятся о своих душах. Но и эта просьба была
отклонена. Авраам сказал, что братья могут узнать обо всем этом из книг Моисея и
пророков, засвидетельствовавших об альтернативах загробной жизни. Богач возразил,
заявив, что его братья прислушаются только, если кто-нибудь восстанет из мертвых и
вернется на землю, чтобы предупредить их. Однако Авраам ответил, что если они не
слушают Моисея и пророков, то они не поверят и воскресшему из мертвых (Луки
16:19-31).
Во времена Моисея неоспоримых чудес было предостаточно (в том числе
совершенных через самого Моисея), однако, когда, наконец, наступил момент перейти
через реку Иордан и войти в обетованную Богом землю, пошатнулась даже вера Моисея.
Он не был до конца уверен, что Бог будет сопровождать их в этом походе.
Фактически все великие библейские лидеры в периоды испытаний или большого
напряжения задавались вопросами в отношении действий или слов Бога, хотя и
признавали, что ранее пережили божественное вмешательство. Давайте будем честны с
самими собой: мы сегодня не особо от них отличаемся. Итак, на первый взгляд, чудо
кажется единственным способом привлечь последователей. Однако непостоянство
человеческого разума, наше ненасытное желание всегда получать «ну еще немножко»,
непрестанные нужды, наша жажда исполнять роль Бога и, как следствие, —
контролировать Его, не стоит списывать со счетов. Добавьте к этому и явную Божью
«скрытность» в моменты, когда мы нуждаемся в Нем больше всего. Все эти причины,
которые в напряженных ситуациях становятся еще более весомыми, ведут к тому, что
постоянные просьбы о том, чтобы Бог «еще разок» приделал нам новую руку, становятся
в высшей степени вероятными.
С другой стороны, во что же нам остается верить, если мы обходимся без Бога,
игнорируя чудо самой жизни? Мы отстаиваем существование вещей, невозможных с
математической точки зрения, и упорно в них верим. Мы принимаем как нечто само
собой разумеющееся, что первопричина всего — это нечто физическое, хотя ни одна
физическая сущность, как бы мы ее ни расщепляли на составляющие элементы, не
может объяснить свое существование. Мы жаждем любви и осмысленности, хотя и
считаем их порождением ума, культуры и внешних условий. Мы верим, что истинен
только тот мир, который можно исследовать эмпирическим путем, однако утверждаем
это, пользуясь метафизическими терминами. Мы убеждены, что материя произвела
разум, но разум при этом превосходит материю. Мы считаем, что все сущее должно иметь
первопричину, и в то же время верим в отсутствие таковой у всей вселенной. Мы
предполагаем, что за осмысленностью стоит разум, но только — не в случае со вселенной.
Мы уверены в человеческой способности переступать пределы разума, однако
вынуждены признавать, что подвержены несокрушимому детерминизму. Мы отрицаем
абсолютность добра и зла, и в то же время наполняем тюрьмы верящими в это
релятивистами — зачастую высокообразованными, состоятельными гражданами.
Я вынужден задать вопрос: «Так какое же из мировоззрений больше всех других верит
в ‘бога противоречий’ и в большей степени опирается на веру?»
Иисус ответил на искушения сатаны, опирающиеся на написанное, показав смысл,
заключенный в этом написанном. Кто-то сказал, что текст без контекста — это не более,
чем отговорка. Контекст откровения Иисуса о том, что собой представляет жизнь,
совершенно очевиден как для христиан, так и для неверующих. Он дал ясно понять, что,
не увидев прежде контекст первопричин существования жизни, мы никогда не
постигнем текст, объясняющий, как нам жить. Начну с основ.
Написанное вместо ощущаемого
Когда-то я побывал в Тиране — столице Албании, считавшейся на протяжении
нескольких десятилетий самой атеистической страной в мире. После собрания, в ходе
которого я обратился с речью к парламентариям, директор национального музея
пригласил меня к себе взглянуть на «нечто удивительное, чего никак нельзя
пропустить». За долгие годы путешествий я научился скептически относиться к
красноречивым предложениям «использовать шанс, который бывает раз в жизни», и все
же, видя настойчивость и искренность этого человека, я принял его приглашение.
Я прибыл в музей вместе со своими коллегами в назначенное время, и, к своему
удивлению, обнаружил полную комнату сотрудников музея. Директор вывел меня вперед
и попросил повторить перед его подчиненными то же самое, что я сказал ранее членам
парламента. Я было немного рассердился, что попался на удочку и стал жертвой
манипуляции, вынудившей меня еще раз выступить перед аудиторией, однако меня
заверили, что впереди меня ожидает огромный сюрприз. Снова поверив обещаниям
директора музея, я от всего сердца обратился к его сотрудникам, понимая, что передо
мной сидят люди, пострадавшие от многолетнего диктаторского режима.
Когда я закончил речь, директор попросил меня сесть за стол, и в комнату в
сопровождении вооруженного конвоя вошли несколько полицейских, которые на
вытянутых руках, словно какую-то хрупкую драгоценность, несли явно очень древние
манускрипты. Когда их положили на стол прямо передо мной, я взглянул на директора
музея, ожидая объяснений. Он сказал, что это — копии Евангелий, переведенных и
переписанных в V веке лично святым Иоанном Златоустом. Текст был написан золотыми
чернилами в идеально ровных столбцах.
На какой-то момент от переполнивших меня чувств я лишился дара речи. Директор
музея объяснил, что эти манускрипты были обнаружены в X веке во время земельных
работ у фундамента одной из церквей, и если бы их кто-то не спрятал, то бывший режим
обязательно их уничтожил бы.
Я начал читать рукопись. Это оказалась история о женщине, излившей свои
«богатства» на голову и ноги Иисуса. Она помазала Его голову миром, омыла Его ноги
слезами и вытерла их своими волосами (см. Матфея 26:6-13). Я всегда считал
примечательными слова Иисуса о том, что где бы ни проповедовалось Евангелие, будет
рассказано и о поступке этой женщины, ставшем выражением ее веры.
Если следовать комментаторам, связывающим этот отрывок с Луки 7:36-39, женщина
пользовалась дурной репутацией. Однако, услышав об Иисусе из Назарета, она собрала
свои сбережения, которые были, скорее всего, приобретены от продажи
противозаконных удовольствий, и рискнула показаться на глаза собравшимся в той
комнате — лишь бы оказаться рядом с Ним. Она хотела сложить у ног Иисуса все, что у
нее было, ради обретения Его прощения и новой жизни.
Это простое выражение раскаяния и любви стало частью евангельского
повествования, чтобы продемонстрировать одновременно позорность человеческих
усилий и славу Божьей милости по отношению ко всякому, кто приходит к Нему с
сокрушенным сердцем. Эта женщина даже в самых смелых своих мечтах не могла
представить, что две тысячи лет спустя какой-то проповедник, индус по происхождению,
будет сидеть в музее атеистической страны и читать ее историю, переписанную от руки
переводчиком, жившим через четыреста лет после описанных событий. В этом
необычном происшествии смешались воедино все сферы напряженности христианской
веры: сила Слова и его способность пронести историю сквозь время; прощение пред
лицом слепоты и жестокости зла; восстановление человеческого достоинства из кабалы
аморального образа жизни; принятие Богом поклонения, исходящего из искреннего
сердца; вызов культуре, отдавшей суд над женщинами в руки тех, кто считал
прелюбодеяние грехом одного человека.
В ответ на это скептики указывают на те «противоречия» и недостатки, которые они
видят в записанном повествовании - Библии. Действительно, полки магазинов
заставлены книгами тех, кто утверждает, что когда-то они были верующими, но теперь
стали скептиками. Эти люди достаточно хорошо знают Библию, чтобы нападать на нее и
насмехаться над ней, однако они явно так и не постигли Божьего откровения,
заключенного в ее контексте. Впрочем, к их критике следует относиться со всей
серьезностью.
Люди, верные Писанию, используют термин «непогрешимость». Это значит, что
изначально написанное Слово не содержало ни одной ошибки, поскольку оно было
открыто святым и совершенным Богом. В опровержение данного утверждения обычно
выдвигают два аргумента. Первый из них звучит так: «Если Писания были непогрешимы
только в их оригинале, которого у нас сегодня нет, то какое они вообще имеют
значение?» На это я отвечаю следующее: если бы первоначальное откровение было
несовершенным, то это создало бы еще большую проблему. Как бы мы смогли отличить
совершенное от несовершенного?
Второй аргумент, выдвигаемый против непогрешимости оригинальных Писаний,
звучит так: «Если Бог смог дать совершенное откровение, то не мог ли Он и в
совершенстве сохранить его?» Тем не менее, спустя более трех тысяч лет после
первоначального откровения, чем дальше мы углубляемся в историю, обнаруживая все
более древние манускрипты, тем меньше видим разночтений и даже незначительных
отличий. Красота откровения, переданного посредством человеческого инструментария
как раз и отражает диалектику Божьих действий. Чем дальше мы погружаемся в
прошлое, тем большую обнаруживаем целостность в учении, утверждая силу и
непротиворечивость послания.
Все попытки тех, кто был решительно настроен подорвать авторитетность Писания
или заглушить его голос, завершились ничем, и Библия остается фактически нетронутой.
Несмотря на всю полемику вокруг несостоятельности некоторых из представленных в
Писании идей, критики снова и снова упускают из вида один важный момент. Каким
образом шестьдесят шесть книг сорока авторов, преодолев пятнадцать столетий, сошлись
в единой личности Иисуса Христа? Многочисленные пророчества как до, так и после Его
рождения; характер Его учения; чистота Его жизни; Его невероятное умение связывать
воедино исторические факты; физическая природа Его воскресения; Его убедительное
учение об абсолютности любви, основанной на вечных Божьих намерениях… Учитывая
эти и многие другие аспекты разоблачения личности Христа, понятно, что все они не
более чем свидетельства о нежелании верить. Именно поэтому Иисус постоянно упрекал
своих оппонентов, говоря им что-то наподобие: «Разве не читали вы в книге Моисея..?»,
или: «Заблуждаетесь, не зная Писаний, ни силы Божьей».
Записанное Слово в точности документирует и удостоверяет личность Христа, место и
обстоятельства Его рождения, особенности Его дел, характер Его смерти, уникальность
чуда Его воскресения и признаки Его возвращения. В конце концов, записанное Слово
воплотилось в Личности.
Грубая телесность с возвышенными желаниями
Начав с записанного Слова, мы переходим к нескончаемой борьбе, которую
мы ощущаем из-за физических потребностей и эмоциональных желаний. Мы
обижаемся, мы жаждем, мы тоскуем, мы плачем, мы смеемся, мы разочаровываемся.
Однако даже здесь, посреди этого напряженного конфликта между тем, во что мы верим,
и тем, что чувствуем, Бог не оставляет нас. Мы живем в палатке недостаточности, но что
это за палатка! Писание говорит о том, что мы «дивно устроены» (Псалом 138:14).
Впрочем, наше устройство иногда не столько удивляет нас, сколько пугает. Безусловно,
оно напоминает о «внушающей благоговение соразмерности», о которой писал поэт
Уильям Блейк.19
Мне вспоминается простая операция, которую я перенес однажды, — простая в том
смысле, что для делавшего ее хирурга она была обыденной ламинэктомией на
межпозвоночном диске между вторым и третьим поясничными позвонками. Этот врач
заверил меня, что подобные операции очень распространены, и он не ожидает никаких
сюрпризов. Тем не менее, вместо предполагаемых полутора часов она длилась вдвое
дольше. Во время операции лопнула фиброзная мембрана, покрывающая и
защищающая спинной мозг. Этот разрыв не на шутку всполошил бригаду хирургов,
потому что неправильно или не полностью восстановленная спинномозговая оболочка
могла обречь меня на жизнь в страданиях. Когда врач позже объяснял мне суть вставшей
перед ним проблемы, он сказал, что это напоминало «попытки сшить мокрую туалетную
бумагу». Мне пришлось трое суток неподвижно лежать на спине, пока не заживет
мембрана. Все это время меня постоянно навещал медперсонал, спрашивая, нет ли
головных болей и не ухудшилось ли зрение. Как же я обрадовался, когда они, наконец,
сказали, что я могу подняться!
Что за чудо эта «внушающая благоговение соразмерность» человеческого тела! Оно
крайне замысловато по своей структуре, будучи одновременно хрупким и гибким. Чем
сложнее система, тем более она уязвима для повреждений. Таким образом, природа
нашего конфликта между тем, во что мы верим, и что чувствуем, не поддается
примитивным объяснениям. Наши тело и разум легко разрушить. Хранимые внутри
воспоминания зачастую неразличимы до тех пор, пока в момент какого-нибудь кризиса
на поверхность не всплывают эпизоды когда-то свершившейся трагедии.
Несколько лет назад в британских газетах была напечатана печальная история о
глубокой депрессии, рассказанная женой мужчины, пережившего нервный срыв. Вот что
рассказывала Ребекка Макензи о своем муже Алесдере:
Ранним ноябрьским утром 2006 года я впервые за последние два месяца после рождения сына
Брюса безмятежно спала. Вдруг кровать содрогнулась. Оказалось, меня разбудил муж, который,
резко поднявшись в постели, застыл с выражением панического страха на лице.
Сон тут же улетучился. Я поначалу подумала, что случилось что-то ужасное с ребенком, однако,
бросившись к колыбельке, которая стояла возле нашей кровати, я увидела, что он по-прежнему
мирно спит.
Повернувшись к Алесдеру, я сразу же поняла, что у него какой-то приступ. Он заплакал, и в
течение следующих двух часов мой крепкий, сильный муж, обладатель черного пояса по карате,
просидел на краю кровати, раскачиваясь взад и вперед, всхлипывая, как ребенок. 20
Конец истории описывает суровые испытания и эмоциональные травмы этой молодой
семьи, в которой муж и отец пережил нервный срыв. Ее нельзя было читать без слез и
сочувствия страдающей женщине, любимый человек которой эмоционально умирал у
нее на глазах.
Клайв Льюис написал следующее:
Большая часть психологических свойств зависит от физиологических особенностей, но когда тело
отмирает, остается лишь нетленный истинный человек, который выбирал и теперь несет
ответственность за лучшее или худшее использование того материала, что был в его
распоряжении. Всевозможные добродетельные поступки, которые мы считали проявлением
наших собственных достоинств, были, оказывается, результатом нашего хорошего пищеварения,
и они не зачтутся нам; не зачтется и другим многое плохое, что совершали они по причине
различных комплексов или плохого здоровья. И тогда, наконец, мы впервые увидим каждого
таким, каков он есть. Нас ожидает немало сюрпризов. 21
Мы зачастую не принимаем во внимание физическую составляющую нашего естества,
однако нам следует признать роль человеческого тела, а также — ограниченность наших
способностей в исправлении тех ситуаций, когда наши тела выходят из строя. Если наша
физическая или умственная составляющая функционирует не так, как должна, это
19
Уильям Блейк, «Тигр». Взято из книги «Уильям Блейк в переводах С. Маршака. Избранное» (Москва: Олма-
Пресс, 2000).
20
Tessa Cunningham, «How Do You Cope When Your Husband Tells You He Wants to Die?» The Daily Mail, 11 мая
2009 г., http://www.dailymail.co.uk/femail/article-1180210/How-DO-cope-husband-tells-wants-die.html (23 ноября 2009
г.).
21
Клайв Стейплз Льюис, «Просто христианство» (Москва: Fazenda «Дом надежды», 2005), 86.
обычно ощущается и в сфере нашего духа. Я знаю многих людей, у которых хроническая
депрессия стала следствием хронической болезни. Тело становится источником
последующей духовной борьбы. Это неопровержимый факт.
Тем не менее, попытавшись вытеснить из данного процесса Бога, мы подвергнемся
искушению отнестись к отклонению, как к норме, а к норме — как к отклонению. Вместо
того, чтобы признать, что несовершенства, которые мы видим в человеке и состоянии, в
котором он пребывает, являются следствием заблуждения, некоторые доказывают, что
такие несовершенства могли появиться только из хаотической вселенной, и на этом
основании делается вывод о хаотичности жизни как таковой. В то время как физическая
болезнь может привести к болезни духовной, духовная составляющая сама по себе
обладает независимыми возможностями. Отношение сердца и склонность воли
изначально направлены против Бога.
В рамках этой же несовершенной физической структуры существуют подсказки,
которые обычно предупреждают нас о том, что наше естественное стремление к
немедленному удовлетворению желаний, в действительности, не идет нам на пользу.
Сколько раз мы упрямо ступали на опасную территорию, глубоко внутри зная, что
делаем неправильно, и все же находили для себя оправдания и аргументы в пользу
дальнейшего продвижения по выбранному пути? Как часто визуальная
привлекательность превозмогала предостережения души? С какой периодичностью мы
попадаемся на одну и ту же приманку, хотя знаем, что она лжива, однако убеждаем себя,
что на этот раз она окажется правдивой? Сколько разочарований и сожалений нам
необходимо, чтобы убедиться в справедливости слов Писания, гласящих о том, что «есть
пути, которые кажутся человеку прямыми; но конец их — путь к смерти» (Притчи 14:12)?
Иногда искушения, с которыми мы сражаемся, — это результат унаследованных черт,
как случается с ребенком, родившимся наркоманом или алкоголиком из-за того, что его
мать была зависима от наркотиков или алкоголя. Развивая эту мысль дальше, мы также
видим, что поведение человека в значительной мере определяется его воспитанием. Для
ребенка из семьи, где практикуется насилие, возрастает риск вырасти жестоким
человеком. Меня изумляет, как мы охотно соглашаемся с тем фактом, что условия
рождения и воспитания имеют физические и эмоциональные последствия, однако
отвергаем возможность влияния человеческого окружения или культуры на нашу
естественную склонность к духовному злу. Стремление ко всему деструктивному
очевидно уже из самого состояния человечества по всей земле.
Вместо того, чтобы часами спорить о том, где Каин взял себе жену, какой именно плод
съели Адам и Ева, и каким был змей: прямоходящим или пресмыкающимся, — не лучше
ли взглянуть на суть этой истории? Смысл искушения первых людей очевиден: беря на
себя роль Бога, мы переопределяем добро и зло. Отвергая Божий голос и установленные
Им для нас границы, мы делаем себя экспертами по этике, а любые категории становятся
объектом наших суверенных суждений. Суть этой истории заключается в том, что
человек с самого начала был склонен отвергать предупреждения и доказывать свою
независимость, чтобы стать верховным судьей всего сущего. Это решение отвергнуть
власть Бога, заменив ее своей собственной, теперь является унаследованной чертой
характера, с которой нам всем приходится бороться.
Я уроженец Востока, а большинство восточных учений имеет дело с притчами. Мы
учимся воздерживаться от скрупулезного анализа повествования и стремимся увидеть
суть сказанного. Это же относится как к притчам Иисуса, так и к притчам Соломона. В
Индии вы не ступите и шагу, не увидев какое-нибудь мудрое изречение, написанное на
коляске рикши или на борту автобуса. Мы учимся посредством притч, потому что
воспринимаем повествования по-другому. Истории, открывающие истину, могут быть
насыщены деталями, чтобы глубже раскрыть основную мысль, однако эти детали не
отягощают их. Библия — это книга, построенная преимущественно на восточных
мотивах. Поэтому, опираясь на ее контекст, давайте рассмотрим, что говорит записанное
Слово о конфликтах, с которыми мы сталкиваемся, обитая в своих телах.
В чем христианство «не оправдывает надежд»
В физическом мире мы ведем борьбу в трех сферах: мы боремся за безопасность; мы
боремся с болью, страданиями и разочарованием; мы боремся за сексуальное
удовлетворение. Давайте рассмотрим эти три сферы (о второй из них мы поговорим
подробнее в следующей главе) и попытаемся понять, почему мы сталкиваемся с
проблемами, стараясь жить в соответствии с христианской верой.
Безопасность
На первом месте стоит борьба за безопасность, которая не исчерпывается одним лишь
страхом стать жертвой насилия. Она начинается с тоски по человеческому
прикосновению, что является нашей врожденной потребностью. Ребенку не нужно
внушать желание оказаться в объятиях его родителей. То же самое относится и к
пожилым людям - они также жаждут прикосновения заботливых рук.
Однажды в городе, где я родился, у меня состоялась беседа с одной женщиной-
терапевтом, которая вместе с другими врачами несколько раз в год уделяет время работе
с самыми нуждающимися членами общества. Как-то раз они привезли из трущоб в
клинику целый автобус молодых женщин, чтобы побаловать их лицевыми процедурами
и лечебным массажем, — просто дать им почувствовать, что о них кто-то заботится. Когда
эта терапевт с помощью специальных масел начала массировать изуродованные ноги
одной из женщин, та заплакала. Испугавшись, что сделала своей пациентке больно, врач
спросила, не нужно ли делать массаж помягче. «Нет, — ответила женщина. — Просто еще
никто никогда не прикасался к моим ногам». Этот ответ растрогал терапевта до слез.
Недавно я прочитал историю одного молодого парня по имени Даррен, казавшегося
неисправимым. Он побывал во многих реабцентрах, которые, поставив на нем крест,
выгоняли его. В одном из них персонал даже объявил забастовку, отказываясь
возвращаться на свои рабочие места до тех пор, пока Даррена не переведут куда-нибудь в
другое место. Он был искусным угонщиком машин и шлялся с бандой подростков,
которая могла взломать любой автомобиль и сделать с ним все, что им
заблагорассудится. Это были просто гении разрушения. В конце концов, было решено,
что Даррена необходимо отправить в колонию для несовершеннолетних преступников,
поскольку ни в одном из реабцентров никто не представлял, как с ним можно совладать.
Однако, в качестве последней попытки, вызов юноши решился принять один опытный
молодежный служитель, искренне желавший помочь ему измениться к лучшему.
В течение первой недели пребывания на новом месте Даррен выбил все окна в доме из
пневматического ружья, которое невесть как попало ему в руки. После нескольких недель
молодежный служитель уже был готов сдаться. Даррену сказали, что ему действительно
хотят помочь, и потому устанавливают ряд базовых правил, нарушив которые, он
покинет этот дом. Парень прилагал героические усилия, но все равно стал виновником
пары инцидентов, из-за которых у всех едва не лопнуло терпение. Одним из них стала
утренняя драка с другим обитателем реабцентра, в завершение которой Даррен загнал
оппонента в угол с помощью садового триммера. Кроме того, его самым большим
развлечением по-прежнему был угон. Однажды молодежный служитель увидел на
парковке возле здания церкви сразу пять угнанных Дарреном машин.
Парень никогда не знал спокойной семейной жизни. Будучи брошенным в раннем
детском возрасте, он так и не научился кому-либо доверять. Недели шли за неделями, а
узы бунта, несмотря на некоторые обнадеживающие моменты, по-прежнему казались
несокрушимыми. И вот, в одно прекрасное воскресенье в Даррене произошла перемена.
Молодежный служитель пригласил парня к себе домой пообедать с его семьей. В
назначенное время он заехал за Дарреном вместе со своим четырехлетним сыном
Майклом. Едва увидев гостя, малыш подбежал к нему и, обхватив Даррена своими
пухлыми ручонками за ноги, крепко-крепко обнял его. Затем Майкл принялся
исследовать содержимое карманов парня и нашел там большую связку автомобильных
ключей. Во время обеда Даррен позволил малышу играть с этими ключами. Когда
настало время расставания, и Даррену нужно было возвращаться домой, он посмотрел на
Майкла и спросил, не хочет ли тот оставить у себя связку ключей как подарок от него.
Малыш с радостью согласился, совершенно не осознавая того факта, что прямо на его
глазах преображалась чья-то жизнь. Объятия безусловной любви были настолько
непреодолимы, что закоренелый угонщик отдал в ответ на них инструменты своего
ремесла. Вечером того дня вместо того, чтобы громить вместе со своими приятелями
машины, он направился в церковь и отдал свою жизнь Иисусу Христу. Огрубелое сердце
было растоплено объятиями невинного ребенка.
 Если Церковь хочет быть воистину Церковью Иисуса Христа в этом мире, где люди
ищут безопасности, она - пока не поздно! - должна научиться силе любви. Для человека,
надеющегося получить от Бога новую руку, разоружение молодого преступника и новые
сердце и разум, данные ему Иисусом, могут и не показаться чудом. Однако для сердца,
однажды творившего зло, и рук, которые теперь распространяют добро, это — великое
чудо.
Подобная жажда прикосновений также объясняет, почему многие христиане
начинают сомневаться в Боге, когда изо всех сил стараются жить правильно, прославляя
Его, — особенно если они преодолевают период тьмы или страха. Мы хотим
почувствовать себя в Божьих руках. Мы жаждем ощутить объятия Всемогущего, когда
переживаем заброшенность и одиночество. Сколько раз мы сожалели, что не можем
просто услышать Его голос? Тем, кто искренне ищет Бога, Он рано или поздно является,
хотя Его прикосновение может быть распознано лишь годы спустя. Вместо зрелищных
проявлений силы, тот же Бог, Который использовал человеческие руки, чтобы создать
Писание и сохранить записанное Слово, использует человеческие прикосновения Своих
детей для восстановления разрушенных жизней вокруг них. Именно так Иисус
побеждает грех.
Джордж Макдональд сделал интересное наблюдение.
Вместо того, чтобы сокрушить зло божественной силой; вместо того, чтобы свершить правосудие
и уничтожить нечестивых; вместо того, чтобы установить мир на земле через правление
совершенного царя; вместо того, чтобы собрать под Своими крыльями детей Иерусалима, хотят
они того или нет, и спасти их от ужасов, заставлявших стенать Его душу пророка, Иисус позволил
злу своевольничать, пока оно живо. Он довольствовался медленными, не воодушевляющими
методами наиболее необходимой помощи, делая людей добрыми, изгоняя, а не просто
контролируя сатану…
Любить праведность — это значит ее взращивать, а не мстить за
нее… На протяжении всей Своей земной жизни Иисус противился любому побуждению
начать действовать быстрее ради меньшего, пусть даже и значительного, блага, когда Он
видел, как попираются старость, невинность и праведность [курсив мой]. 22
Боль, страдания и надломленность
Рассмотрим Божье вмешательство в трех случаях, описанных в Новом Завете. Читая
историю молодого Савла Тарсянина — террориста, посвятившего себя уничтожению
только что родившейся Церкви, — мы видим, как Иисус встретил его во впечатляющем
явлении и спросил: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня?» (Деяния 9:4). Эта встреча с
Иисусом перевернула жизнь Савла, и он стал Его апостолом, написав в итоге треть
Нового Завета. Он сам себя называл Божьим врагом, однако Бог драматическим образом
посетил его. Мне много раз доводилось бывать на той дороге в Дамаск. Я видел стену,
которая стоит на том же месте, где она была почти две тысячи лет назад. Дышащий
угрозами на последователей Иисуса, Савл в один миг был поставлен на колени, и ход
истории изменился. Иногда перемены приходят очень эффектно!
Во втором примере Божьего вмешательства апостола Петра заточили в темницу, и
иерусалимская церковь собралась для молитвы о его освобождении. В Книге Деяния
описывается, как в тюрьму пришел Ангел Господень, который освободил Петра от уз и
провел его мимо стражей на улицу (Деяния 12:5-10). Я часто задаю себе вопрос: «Почему
ангел не повел Петра дальше, до самого молитвенного собрания, а предоставил ему
самостоятельно найти туда дорогу?» Петр был другом Иисуса, и все же, будучи
избавленным от тюрьмы, остался один на улице, и ему пришлось самому искать путь.
Это «половинчатое» спасение вам ничего не напоминает? Сколько раз мы хотели,
чтобы Бог провел нас до конца, а не только полпути? Однако у Него есть собственные
планы и методы, и Он никогда не посягает на свободу человека. Вместо этого Бог бросает
нам вызов, предлагая довериться Ему и подчинить нашу меньшую свободу Его
несоизмеримо большему призванию. Иногда чудо выглядит эффектно, иногда оно
кажется неполным.
Наконец, мы читаем об идущем на Голгофу Иисусе. В последний момент, когда Его
боль и унижение достигли своего пика, Иисус воскликнул: «Боже Мой, Боже Мой! Для
чего Ты Меня оставил?» (Матфея 27:46). Он, Сын Божий, был оставлен на милость Своих
врагов. Это ощущение, что Бог покинул нас, возникает очень часто, и нередко кажется,
22
George MacDonald, Life Essentials: The Hope of the Gospel (Wheaton, Ill.: Shaw, 1978), 24.
что именно тех, кто к Нему ближе всех, Бог меньше всего защищает. И все же, Он по-
прежнему просит нас довериться Ему, поверить в то, что Он рядом с нами сейчас,
осуществляя Свои намерения в нас и для нас, и будет оставаться рядом до конца нашего
земного пути. И я бы еще добавил, что Иисус в самый тяжелый для Себя момент, будучи
полностью оставлен Богом - благодаря Ему никто из нас никогда этого не испытает, -
находился в самом центре воли Отца.
Некоторых из нас Он встречает впечатляющим образом, зачастую — в момент нашего
обращения. Другим же может показаться, что Он был с нами лишь на полпути, когда мы
служим Ему посреди трудных обстоятельств. И, может случиться, что часть из нас так и
не будет избавлена от своих испытаний вплоть до самой смерти.
Тем не менее, во всем этом прослеживается одна общая нить. Для каждого, кроме
Самого Иисуса, основавшего Церковь посредством Своей смерти, рядом всегда есть
Церковь, которая проявляет любящую заботу во имя Его. Так, для молодого Савла был
Анания, позаботившийся о нем после его встречи с Иисусом (Деяния 9:17-19). Те самые
ученики, гибели которых искал Савл, опустили его в корзине с высокой стены, чем
спасли от жестоких намерений религиозных фанатиков (стихи 23-25). О Петре, который
провел ночь в тюрьме, прилежно молилась церковь, которая затем возрадовалась его
возвращению, когда в ответ на их молитвы он был освобожден (Деяния 12:12, 16-17).
Миссия Церкви — не только приводить людей к Богу, но приводить Бога к тем, кто
изранен жизненными невзгодами, прикасаться к тем, кто сломлен, нести исцеление тем,
у кого разбито сердце. И в церквях достаточно тех, кто осознает и принимает свою
ответственность по отношению к людям с разбитой верой, о чем свидетельствуют школы,
больницы, реабилитационные центры и миссии, основанные Церковью на протяжении
столетий.
Но как насчет тех случаев, когда именно церковь виновна в разрушении веры
человека? Как насчет того осуждения, которое мы зачастую проявляем по отношению к
собратьям-христианам, потерпевшим неудачу в попытках жить в соответствии со своими
убеждениями? Как насчет коллективного поведения церкви, не оставляющего человеку
места, где он мог бы найти принятие, прощение и любовь? Как насчет тех случаев, когда
члены Тела Христова реагируют на людей, чья вера и так разрушена, далеко не так, как
Христос реагировал на павших, согрешивших и разочарованных? Как насчет человека,
вера которого была разбита из-за нас, называющих себя представителями Христа на
земле, и потому он поворачивается спиной ко Христу, удаляясь не просто от церкви, но от
Бога? Что делать со всем этим? Кажется, христианство предало многих, кто обратился к
Церкви (состоящей из отдельных христиан) за исцеляющим прикосновением, но так и не
нашел там помощи, никого, кто бы даровал утешение. Человеку, встретившему темную
ночь один на один, и которому кажется, что Иисус покинул его и не пришел на помощь в
трудное время, я хотел бы задать вопрос: «Кто, все-таки, разочаровал вас: Иисус,
описанный в Евангелиях, или Церковь, носящая Его имя?»
В этом физическом мире Церковь должна быть руками и сердцем Бога. Обращаясь к
христианам, я перефразировал бы известное высказывание: «Не спрашивайте, что для
вас может сделать ваша страна, — спрашивайте, чтовы можете сделать для своей
страны», — следующим образом: «Не спрашивайте, что для вас может сделать Бог, —
спрашивайте, что вы можете сделать от имени Бога». Самое лучшее средство для
смягчения боли — прикосновение другого человека.
Иногда прикосновение христианина своевременно, безошибочно и очень эффективно,
в другие же моменты христиане в нашей жизни могут провести нас только до половины
пути, и мы ответственны за то, чтобы довериться Богу в преодолении второй половины.
Бывает же и так, что исцеляющее прикосновение приходит в последний момент,
доказывая, что истинная вера, хотя нередко и выглядит проигравшей, переживет все
нападки своих врагов.
Человек, надеющийся получить от Бога новую руку, может обнаружить, что любовь и
забота церкви свершили для него гораздо большее чудо, даровав новую жизнь во Христе.
Сексуальное удовлетворение
Существуют как законные, так и противозаконные проявления сексуальности.
Вначале мы обсудим противозаконные проявления, а законные рассмотрим в последнем
разделе этой главы.
Противозаконные проявления
Поскольку мы заговорили о проблемах чувственности, излишне говорить, сколько
преткновений возникает в сфере сексуальных отношений. Физические побуждения —
особенно в юные годы или когда человек ощущает расставание с молодостью — для
человеческой жизни настолько привычны, что мы удивляемся, почему Бог вложил в нас
подобный стимул, не предоставив нам возможности удовлетворить его. В результате мы
пытаемся оправдать свои ошибки. Вам никогда не приходила мысль, что, как ни странно,
мы не пытаемся оправдать незаконные проявления других наших страстей и не обвиняем
в них Бога? Мы могли бы спросить: «Почему Бог позволил нам завидовать другим людям
в том, чего у нас нет?» — но мы этого не делаем. Как и не спрашиваем, почему Бог
позволил некоторым людям питать расовые предрассудки, хотя знаем, что расизм — это
зло. Или почему Бог не сделал так, чтобы нам было легче обуздывать наши аппетиты?
Другими словами, когда дело касается сексуального удовлетворения, мы пытаемся
оправдать свою слабость наличием желаний и возможностей, однако готовы подать в суд
на каждого, кто присвоит себе наше имущество ввиду тех же самых желаний и
возможностей.
Писатели-атеисты, наподобие Сэма Харриса, призывают религию к ответу за
внушение чувства вины за удовлетворение сексуальных желаний. К сожалению, правда
заключается в том, что они отчасти правы. Как раз сейчас, когда я пишу эти строки,
выпуски новостей пестрят печальными картинами из Афганистана, где
семнадцатилетняя девушка была выпорота клириком за предположительно аморальное
поведение: кто-то увидел, как она выходила из своего дома с мужчиной, который не был
ее мужем. Однако, когда вскрылась реальная суть вещей, обнаружилось, что девушка
была оклеветана отвергнутым кавалером, который был оскорблен ее отказом выйти за
него замуж. Некоторые критики религии в целом (и иногда — христианства в частности)
извлекают большую выгоду из чувства вины, которое мы провоцируем в вопросе
сексуальных отношений. Иногда их критика вполне обоснована, поскольку создается
впечатление, что наиболее громогласное публичное осуждение, звучащее с церковных
кафедр, направлено именно на проблемы сексуальности.
Однако авторы Писания фокусируют наше внимание не только на неприемлемом
сексуальном поведении, но и на многих других пороках: несправедливости, гордости,
жадности, злобе, ненависти, неконтролируемом языке, обжорстве… И этот список можно
было бы продолжать и продолжать. Осуждая неверное сексуальное поведение, мы в
церквях забываем показывать, почему отклонения от предписанной Богом нормы в
сфере сексуальных отношений настолько пагубны для человека и общества. Бог даровал
нам силу страсти в контексте святости любви. Уберите или страстность, или правильный
контекст, и вы получите нечто меньшее, чем то, что было задумано Богом. В конце
концов, сексуальные стимулы и их удовлетворение даны нам Богом. Это та сфера нашей
чувственности, которой Сам Бог лишен, поскольку Он есть дух, а не плоть. По сути, Он
позволил нам испытывать максимальное удовольствие, которое возможно в теле, до тех
пор, пока сутью и содержанием нашего бытия не станет дух, и сексуальные желания не
перестанут довлеть над нами. Этот удивительный дар сексуальной любви вложен в нас
только как временное явление. Сделать его смыслом жизни равносильно тому, чтобы
превратить в объект наивысшего стремления нечто, предназначенное для временного
использования. Это то же самое, что взять святыню и сделать ее банальностью. Это
попытка неограниченно удовлетворять желание, предназначенное исключительно для
удовлетворения в ограниченном смысле. Подобное отклонение от замысла
разрушительно как с точки зрения самого действия, так и по отношению к
предназначению данного подарка.
В 2009 году одним британским медицинским журналом было выдвинуто требование,
чтобы папа римский взял назад свои слова о том, что предохранение во время полового
акта стимулирует распущенность и, как следствие, повышает риск заражения
СПИДом.23 Объективности ради отмечу, что папа мог сказать больше, чем было написано
в статье, и у журнала, возможно, были причины для подобного «возмущения», однако я
хотел бы задать ряд вопросов. Когда авторы писали эту статью, брали ли они на себя
ответственность за больного СПИДом мужчину, который, по его словам, предохранялся
23
«Redemption for the Pope?» Lancet 373 (28 марта 2009 г.): 1054.
согласно рекомендациям медиков, и все равно заразился? Порицали ли они в этой статье
распущенность и ее влияние на общепринятые ценности? Упоминали ли они об изменах,
разбитых сердцах и разрушенных семьях, ставших следствием распущенности? Нет,
конечно же, нет! Некоторые модели поведения стали слишком щекотливой темой, чтобы
писать о них честно, хотя они и имеют разрушительное влияние как на тело, так и на
общество.
В то время, как для сторонника эмпирического подхода наука — это дисциплина
точная, а социолог и психолог вовлечены в бихевиоризм, который очевидно не столь
точен, описания и предписания человека, занимающегося проблемами духовного и
морального разложения в обществе, считаются наименее точными. Иисус говорит, что,
игнорируя самое важное, чтобы сосредоточиться на малозначительном, люди, по сути,
«оцеживают комара, а верблюда поглощают» (см. Матфея 23:24). Ученым удобно
заявлять, что они имеют дело только с фактами, но разве разбитые жизни и
эмоциональная расплата в виде вины и сожаления не являются фактами? Кто сядет возле
ребенка и скажет ему, что его отец вел распутный образ жизни и заплатил за это
огромную цену? Если все — просто материя, и важны только так называемые научные
факты, то почему мы жаждем понять смысл жизни, получить ответ на наши глубочайшие
вопросы, обрести надежду?
Я недавно говорил со знакомым кинопродюсером, и речь зашла об изображении
насилия в искусстве. Этот продюсер высказал замечательную мысль: в нашем обществе
мы относим к категории насилия только то, что причиняет физический вред. «Нет хуже
насилия, чем то, которое разрушает личное достоинство и самооценку, — отметил он. —
При этом оно выглядит безобидным, поскольку не причиняет телесного вреда». Этот
кинопродюсер совершенно прав. Именно так все и происходит. Когда наши мотивы
движимы чувственностью, с каждой поблажкой нашим желаниям приуменьшается
достоинство человеческой жизни.
Учение Иисуса связывает сексуальность с браком. Можно, наверное, оспаривать это
учение и даже критиковать его, но никто не может отрицать, что Иисус учил об этом.
Лишить сексуальные практики их истинного предназначения — это значит создать
общество, открытое для реальных опасностей, которых настолько много, что не буду
даже их перечислять. Точно так же, как отверженная любовь просит о прикосновении
сострадания, злоупотребление любовью разрушает жизни и, в конце концов, — общество.
Как сказал Гилберт Честертон: «Люди изобрели фразу из двух слов, настолько же
взаимоисключающих друг друга, как черное и белое, и эта фраза — ‘свободная любовь’,
как будто тот, кто тебя любит, когда-либо был или мог быть свободным. Ведь сама
природа любви заключается в том, чтобы связывать себя». 24 Следовательно, если нам
кажется, что христианство не оправдало наших надежд в данной сфере, возложив на нас
некий стандарт, которого нам сложно придерживаться, то, наверное, необходимо
прислушаться к словам Честертона, который писал: «Христианский идеал не был
испытан и найден неполноценным. Он был найден трудным и остался неиспытанным». 25
Все вышесказанное хорошо обобщают слова из поэмы Френсиса Томпсона «Гончая
небес»:
Не причинят тебе потери зла,
Утраченное ты вернешь, склоняясь
К руке Моей, ведь ничего не отняла
Моя любовь, в Моем дому все, как в твоей груди,
Вставай же и, приняв Мой дар, входи...
О слабый и слепой, Я тот,
Кого твой дух измученный зовет!
Любовь, что неустанно вдаль вела тебя, исходит от Меня. 26
Зачастую мы чураемся того, что служит нам ко благу, поскольку боимся лишиться
того, что, как мы думаем, нам действительно нужно. Писатели-атеисты (тот же Сэм
Харрис) с невероятной враждебностью, не стесняясь в выражениях, критикуют Церковь
за то, что она препятствует сексуальной свободе, за которой на самом деле скрывается
личная склонность как оправдание потворства своим желаниям. Харрису следовало бы
24
G. K. Chesterton, The Defendant (New York: Dodd, Mead & Co., 1902) ,19.
25
G. K. Chesterton, What’s Wrong with the World (San Francisco: Ignatius, 1994), 37.
26
Фрэнсис Томпсон, «Гончая небес» (Санкт-Петербург: Летний сад, 2003), 60.
согласиться хотя бы провести различие между тем, что может неправомерно даровать
политическая и культурная свобода, и тем, о чем обязана предупреждать людей свобода
религиозная. Библия не приглушает своих предупреждений. Словно бабочку на огонь,
нас часто влечет к тому, что нас уничтожает. Я не знаю ни одного верующего, способного
контролировать свои чувства, который на смертном одре пожалел о том, что он не был
атеистом или не смог вести распутную жизнь, однако я знаю множество обратных
случаев.
Святой Августин сказал: «Ты [Господь] создал нас для Себя, и не знает покоя сердце
наше, пока не успокоится в Тебе».27 Наверное, именно поэтому известный канадский
телеведущий, который однажды называл себя христианином, а затем отрекся от своей
веры, в последующие годы на вопрос о том, что он думает об Иисусе, ответил: «Мне Его
не хватает. Да, мне Его не хватает».
Законные проявления, не приносящие удовлетворения
До этого момента мы размышляли над противозаконными проявлениями
сексуального желания. Однако существует множество людей, которые жаждут законного
сексуального удовлетворения в браке, но лишены его. Они не сражаются с
недозволенными страстями. Скорее, они имеют дело с естественной, данной Богом
жаждой прикосновений и близости, — жаждой, которая остается неутоленной из-за того,
что они не повстречали в жизни родственную душу и входят в каждый новый день без
сокровенного прикосновения, являющегося неотъемлемой частью брака. Эта жажда, о
которой обычно мало говорят вслух, несет с собой глубокое чувство потери. Похожее,
хотя и несколько отличное чувство нередко присутствует у супружеских пар, которые
хотят, но не могут иметь детей, или же в браке, где один из супругов страдает от какого-
нибудь физического недуга, из-за которого сексуальная любовь становится невозможной.
Я открыто признаю, что не являюсь экспертом в данной сфере, однако с моей стороны
было бы неверно даже не попытаться высказать некоторые полезные мысли. Самый
простой, и почти неприменимый в реальной жизни ответ для таких людей — это отказ от
вступления в брак. Я знаю, что для большинства в подобной ситуации это — не ответ, а
скорее отговорка. Тем не менее, он также заслуживает рассмотрения. Для того чтобы
противопоставить их ситуацию некоему гипотетическому сценарию, который может
принести болезненные последствия, разрешите использовать следующую иллюстрацию.
Несколько лет назад мне пришлось просидеть несколько часов в самолете, ожидая,
пока пройдет снежная буря, и нам дадут разрешение на взлет. Пассажиры начали
роптать и шуметь. Некоторые вели себя крайне несдержанно. Наконец, из динамиков
бортовой системы оповещения раздался голос капитана: «Дамы и господа, чего вам
хочется больше: сидеть на земле, жалея, что вы не в воздухе, или быть в воздухе, жалея,
что вы не на земле?» От этого вопроса все сразу же расслабились и продолжали
терпеливо ожидать окончания бури.
Для некоторых опыт супружеской жизни оказался настолько болезненным, что они
начинают советовать неженатым и незамужним, что лучше вообще не любить, чем
полюбить и быть преданным. В этом, несомненно, есть доля правды, однако подобные
рассуждения не облегчают страданий от невозможности иметь законные сексуальные
проявления любви, и вопрос остается открытым: «Что делать с подобными
обоснованными, но невосполненными желаниями?»
Изложение Божьего плана для брака начинается с заявления Самого Бога о том, что
человеку нехорошо быть одному (Бытие 2:18). Тот факт, что мужчина и женщина в
соответствии с Божьим замыслом созданы дополнять друг друга, очевиден и не вызывает
сомнений. С физической, эмоциональной и психологической точки зрения мужчины и
женщины совершенно разные. Это не значит, что кто-то лучше (умнее, эмоционально
устойчивее), а кто-то хуже. Просто, по изначальному замыслу, каждая из сторон
достигает полноты своей уникальности и своего потенциала лишь с помощью другой.
Так, женственность выявляет сильные стороны мужчин, а мужественность — очарование
женщин. Мужчины и женщины привносят в свои взаимоотношения уникальные оттенки
и желания.
Во дни своих первозданных взаимоотношений перед грехопадением Адам и Ева были
оба обнажены. У них не было чувства стыда, и они ощущали святость своих отношений.
27
Августин, «Исповедь» (Москва: Ренессанс, 1991), 43.
Затем они отвергли Божьи постановления, поскольку желание независимости
превозмогло Божьи предупреждения о ее последствиях. Они впервые испытали стыд не
потому, что нарушили свои супружеские взаимоотношения, а потому, что пренебрегли
Божьей властью. Об этом мало говорят в данном контексте, однако примечателен тот
факт, что, отвергнув в своем стремлении к независимости Божий закон, Адам и Ева
разрушили саму модель брака. Стремление к независимости сделало их рабами злых
желаний.
Итак, давайте рассмотрим, на чем строится брак. Самое главное, от чего необходимо
отказаться в супружестве, — это независимость и желание удовлетворять только себя. Эти
новые взаимоотношения двух людей, ставших одним целым, теперь определяются не
тем, что хочу я, а тем, что хотим мы. Теперь необходимо искать не того, что
выгодно мне, а того, что выгодно нам. В браке присутствует взаимное подчинение и
отсутствует смущение от вида обнаженного тела, поскольку оно символизирует, что
между мужем и женой нет ничего «скрытого», а лишь полное принятие друг друга.
Неотъемлемой частью взаимного влечения является нерушимое взаимное посвящение.
Вы просто не можете получить любовь друг друга, не будучи посвященными друг другу.
И этот отказ от независимости сопровождается единственным в своем роде проявлением
чувственного контакта.
Брак перестал быть чем-то прекрасным, как это было изначально задумано, — такова
цена отвержения Божьего закона. Вместо этого он превратился в непрерывную борьбу за
превосходство, попытку добиться любви от того, кому дал обещание любить. Прямой
результат отказа от следования по Божьему пути в угоду собственным желаниям
заключается в том, что в нашей культуре брак представляет собой полную
противоположность задуманному Богом непрерывному состоянию радости. Готовность
пожертвовать независимостью и исключительность посвящения — вот два элемента,
отсутствующих в человеческой природе почти в каждой сфере, где они необходимы для
достижения чего-то большего. Брак был переопределен по той причине, что было
переопределено место Бога. Посвящение в браке пострадало из-за того, что пострадало
наше посвящение Богу. Брак превратился в тяжкий труд, и то, что призвано приносить
величайшую в жизни радость, зачастую причиняет самую сильную боль.
Церковь названа невестой Христа. Достаточно одного взгляда на эту невесту в ее
нынешнем состоянии, чтобы понять, как печалится Господь. Если она желает предстать
перед своим небесным Женихом без пятна и порока, всецело подчиненной Ему, то
должна произойти великая перемена.
В старые времена в Англии брачный обет, произносимый женихом и невестой,
содержал фразу: «Я поклоняюсь тебе своим телом». Когда Иисус был искушаем сатаной в
пустыне, тот предложил Ему все царства мира, но для этого Иисус должен был
опуститься на колени и поклониться сатане (Матфея 4:8-9). Если супружеское соитие —
это акт поклонения, а наибольшее искушение — ложное поклонение, то, осмелюсь
предположить кое-что. Люди, жаждущие взаимоотношений прикосновения и близости
(менее значительной формы поклонения в брачных отношениях), стремятся к более
глубокому поклонению, пока они не смогут стать законно причастными к сексуальной
любви. Наверное, именно поэтому женщины, приходившие к Иисусу после разбитых
браков или с ранами беспутной жизни, падали к Его ногам, чтобы поклониться Ему. Их
тела пережили предательство ложного поклонения, и теперь они полагали свои храмы
для истинного поклонения живому Богу.
Для тех, кто оказался в подобном положении, я не могу предложить совет, способный
избавить их от желания законного сексуального проявления. Впрочем, возможно
(именно возможно), им стоит посвятить себя поклонению нашему Господу в духе и
истине, не оставляя при этом надежду на то, что храм нашего земного обитания однажды
переживет и эту, менее значительную, форму поклонения. До того же момента мы можем
быть уверены, что, хотя брак предлагает обетование и потенциал беспримерного
блаженства и удовлетворенности по эту сторону небес, обеты и обязательства святого
супружества настолько обширны и всеобъемлющи, что их сложно исполнить в полноте.
Поэтому существует множество таких браков, которым лучше было бы не состояться
вовсе.
 Лишенные полноты прикосновений неповторимой любви, люди, живущие с
разочарованием в этой сфере, вполне могут оказаться в современном мире наиболее
подобными Христу. Имея желание, они не видят его быстрого осуществления, однако
знают прикосновение Господина, ожидая воссоединения с Ним на брачном пире Агнца.
Он лучше, чем кто-либо другой, понимает, что такое неисполнившееся желание. Иисус,
должно быть, очень дорожит теми, кто печалится так же, как и Он, перенося текущее
чувство незавершенности в предвкушении того великого дня, когда придет абсолютная
полнота в Его присутствии.
Возможно, мы считаем, что христианство разочаровало нас, заставив сожалеть, что мы
не можем ощущать Божье прикосновение или Его присутствие каждый раз, когда в этом
нуждаемся. Возможно, мы разочарованы потому, что хотим иметь то, чего нам не дано.
Однако в действительности Божьи руки прикасаются к нам через жизни других людей,
которых Он сотворил для этой цели, и это прикосновение предупреждает нас не
осквернять то, что Он освятил.
В Псалме 118:96 псалмопевец делает потрясающее заявление: «Я видел предел
всякого совершенства, но Твоя заповедь безмерно обширна». При первом прочтении
этого стиха может показаться, что в нем следовало бы поменять местами слова, то есть
что все законы имеют предел, а совершенство безгранично. Однако правильное
понимание слов псалмопевца заключается в том, что, поступая в соответствии с Божьей
волей, даже если это нелегко, я обретаю взамен бесконечную радость. Если же я
поступаю по своему произволу, то удовольствие иссякает очень быстро. Не христианство,
которое учит меня наслаждению в Божьем присутствии, не оправдало моих надежд — это
я сам потерпел крах, стремясь к наслаждению безбожными путями или противясь
Божьему провидению для меня из-за того, что мне хочется чего-то другого.
Здесь стоит вспомнить слова Клайва Льюиса: «У вас нет души. Вы и есть душа. Что у
вас есть, так это тело».28
Задумайтесь об этом.

4. Лицом к лицу с противоречием

Одной из важных точек напряженности, вызывающих в жизни многих христиан
ощущение противоречия, является проблема страданий. Именно страдания вынуждают
нас постоянно сомневаться в Боге, и эта проблема не просто реальна, а всеобъемлюща.
Позвольте для начала рассказать две совершенно разные истории, описывающие две
совершенно разные культуры.
В мой кабинет, вежливо постучав, вошел мужчина. С легким беспокойством о том,
куда может зайти разговор, я предложил ему присесть, и после небольшой паузы начался
обычный обмен любезностями. Я никогда раньше не видел этого человека и знал о нем
только по рассказам одного из моих коллег. Мне сказали, что он вырос в христианской
семье, учился в христианском колледже, но пришел к выводу, что вера, которой он
раньше держался, больше не восполняет требований его разума. Этот мужчина женился
на христианке, не сказав ей о своем конфликте с верой, и теперь у них была молодая
семья. Он держал свой агностицизм при себе, стараясь не оказывать в этом отношении
влияния на близких, и еженедельно посещал вместе со своей семьей богослужения, не
желая, чтобы его внутренняя борьба повредила детям. К тому же, этот человек был
успешным бизнесменом.
Во время беседы он объяснил, что с каждым годом, проведенным в крайне
законническом христианском колледже, его скептицизм все больше возрастал. История
этого человека была вполне типичной для студентов подобных учебных заведений.
Люди, прошедшие через авторитарное, законническое обучение, зачастую оказываются
или неспособными думать своей головой, или склонными к бунту, отбрасывая при этом
все, что, как их учили, является истинным.
28
Эти слова традиционно приписывают Клайву Льюису, однако их первоисточник неизвестен.
 «Вам промывают мозги и контролируют мышление. Вам не позволяют мыслить
самостоятельно, — рассказывал мужчина. — Выпускники этого колледжа во многом
теряют способность здраво рассуждать и поднимать правильные вопросы».
Я увидел в этом джентльмене нечто особенное. Судя по всему, он не отказался от своей
веры ради оправдания разнузданного образа жизни. Он жил, придерживаясь
консервативных семейных ценностей, признавая наличие норм, которые ему следует
соблюдать и в соответствии с которыми он должен направлять свою семью. Этот человек
был твердо убежден, что общество, если оно хочет выжить, обязано «платить по счетам»,
однако не верил, что истины, согласно которым он живет, обязательно должны
корениться в Боге. Фактически, он заявил, что, по его мнению, если вселенную сотворил
Бог христианства, то этот мир слишком противоречив.
Из-за своих политических симпатий он начал верить в философское учение о
существовании единственного закона, по которому должно жить человечество, и он
заключается в том, что мы не должны становиться инициаторами насилия или обмана.
Согласно его политической теории, нам не нужны законы, и мы не нуждаемся в
правительстве, посягающем на наши свободы. До тех пор, пока мы не мошенничаем и не
обманываем, мы должны иметь абсолютную свободу заниматься чем угодно.
Он был хорошим человеком, и я не имею желания оспаривать ни его мотивы, ни
интеллект. У меня также не вызывает сомнения его искренность. Тем не менее, сидя и
слушая его рассуждения о причинах, по которым он ушел от Бога, я не мог не удивляться:
как можно быть настолько нелогичным - еще и называя это здравым смыслом?!
Его проблема заключалась в следующем. Поверив в Бога, ему пришлось бы поверить в
существование добра и зла, однако для него присутствие зла вносило в этот мир
противоречие, поскольку он не мог согласовать реальность зла со всемогущим и
любящим Богом. Как следствие, он не мог верить в Бога. Но каким же образом этот
человек находил смысл в мире, который он объявил противоречивым, если принять
реалии существования зла и Бога? Отрицая одновременное существование обоих и идя
на поводу у политической теории, заверившей его в том, что для создания общества
доверия и уважения достаточно, чтобы каждый следовал простому правилу: не
инициировать насилие или обман.
Однако, - возразил я, - он нарушил свой незыблемый первый принцип и внедрил в
собственную жизненную модель элемент зла, обманывая жену в отношении своего
христианского посвящения и при этом отрицая существование зла. Этот человек пытался
жить рационально, логически последовательно и нравственно в мире, который, по его
убеждению, был иррациональным, алогичным и безнравственным. Поступая так, он
нарушил свой первый принцип и в конце концов пришел к мнению, что он выше Бога
(разумеется, Бога Библии). Подобные обвинения в свой адрес признать тяжело, и потому
ответом мне было лишь молчание.
За тысячи километров от этого места произошел другой случай. Я сидел за столом
напротив молодой женщины, которая на протяжении нескольких лет убегала от своих
воспоминаний. Некогда у нее были большие жизненные перспективы, пока она не
полюбила одного юношу и не решила выйти за него замуж. В ее культуре из поколения в
поколение брак по любви воспринимался в обществе с неодобрением или, по меньшей
мере, с подозрением. Мало того, что девушка хотела выйти замуж «по зову сердца», — ее
избранник к тому же находился на более низкой ступени социальной лестницы, из-за
чего брак с ним не мог рассматриваться даже теоретически. Родители отказались дать
свое разрешение на ее замужество, поэтому она решила сбежать вместе с любовью своей
жизни. Они вместе переехали в другой город, где их никто не знал, и где они могли бы
спокойно строить совместную жизнь.
Поначалу все шло довольно неплохо, хотя молодожены и оказались полностью
отчужденными от своих семей. Но вот однажды, находясь в длительной командировке за
много километров от мужа, эта женщина познакомилась с другим мужчиной и поняла,
что соблазн ее разгорающихся чувств к нему затмил ту любовь, которую, как ей казалось,
она испытывала к мужу. Через несколько месяцев она сообщила супругу, что хочет
развестись с ним. Находясь за много километров от нее, он умолял ее изменить это
решение, однако она оставалась непреклонной. Муж даже приехал к ней, чтобы
поговорить лицом к лицу, однако эта женщина с презрением отвергла его мольбы.
Наконец, однажды вечером, когда они спорили, он, сказал, что ему нужно выйти, и на
несколько минут покинул комнату. Вернувшись, он сказал жене, что, раз она так хочет
развестись с ним, он сделает, как она просит, но у него есть одна просьба. Он был
согласен уйти и никогда больше ее не тревожить, но прежде он хотел провести несколько
минут, опустив голову ей на колени. Видя, насколько он опечален, и прочитав в его
глазах любовь к ней, женщина согласилась, и ее муж лег, положив голову ей на колени.
Он закрыл глаза, и через несколько минут она почувствовала, что что-то не так.
Женщина не могла разбудить мужа. Он впал в бессознательное состояние и через
несколько минут умер. Как выяснилось позже, он принял яд, решив лишить себя жизни.
Шли годы, однако воспоминания продолжали преследовать эту женщину.
Разрываемая чувствами вины и смятения, и более одинокая, чем она когда-либо могла
себе представить, женщина отправилась к жрецу. Пройдя через определенные
церемониальные ритуалы и медитацию, она обрела утешение, поскольку жрец сказал ей,
что, судя по его откровениям, она не ответственна за случившееся и свободна от всякой
вины в данном вопросе. По его мнению, муж в своей предыдущей жизни изнасиловал ее,
и теперь просто понес справедливую расплату. Женщина могла успокоиться, осознавая,
что ее муж получил по заслугам, а она в случившемся никоим образом не виновата. Это
было оправдание, в котором она нуждалась, чтобы освободиться от тяготившего ее
чувства вины за причастность к смерти супруга. Жрец справился со своей задачей.
Женщина обрела новую жизнь, которая вновь могла радовать ее…
Или нет? Действительно ли она обрела новую жизнь, или это был всего лишь фарс,
чтобы похоронить реальность случившегося под грузом какого-то мистического
верования — лишь бы успокоить укоры совести? Женщина, которую я видел по другую
сторону стола, выглядела уравновешенной, успешной, полной самоуважения — именно
такой, какой вы ожидаете увидеть молодую профессионалку. Однако было очевидно, что
прошлое продолжает терзать ее сердце точно так же, как оно терзало мое сердце, когда я
слушал ее рассказ.
Человек может жить без чувства вины только в абстрактно нравственном,
систематически алогичном и персонально циклическом мире, когда утешение обретается
через интерпретацию страданий как расплаты за предыдущую жизнь. В таком мире для
того, чтобы скрыться от реальности, необходимо руководствоваться обезличенной
моралью и противоречивой логикой.
Я рассказал эти две истории для того, чтобы показать, до каких крайностей могут
доходить люди, желая оправдать зло или дать ему рациональное объяснение. В первом
случае натуралистический способ убежать от очевидного зла заключался в отказе верить
в то, что кто-то управляет этой вселенной. Это считается противоречивым, а значит, если
никто не держит бразды правления в своих руках, то зло сводится всего лишь к
нарушению культурных норм. Тем не менее, даже если не существует личностного,
нравственного Первоисточника вселенной, то для обеспечения выживания общества все
равно требуется какая-то этика, хотя для приверженца натурализма цель выживания
неизвестна. Каждый из нас интуитивно чувствует, что выживание — это лучше, чем
вымирание.
Во второй истории зло, приписанное расплате за нечто, совершенное в предыдущей
жизни, уравнивает баланс добра и зла. Это делает более сносной жизнь пантеиста,
который пользуется выгодами нравственных категорий, не имея личностного Бога,
Которому он был бы подотчетен. Нравственные категории действительно существуют, но
только как некая абстракция. Есть причина, но нет первопричины. Есть суд, но нет судьи.
Есть подотчетность системе, но нет того, кому ты подотчетен. Можно найти оправдание
пренебрежению нравственными категориями, но нет того, кто мог бы провозгласить тебе
оправдание. Существует закон, но нет законодателя. Поразительная ирония в отношении
данной парадигмы состоит в том, что, даже хотя жизнь по самой своей сути не личностна,
все вопросы о зле и страданиях поднимаются или личностью, или о личности. Таким
образом, понятие личности становится ножом в сердце пантеизма; его влияние
ослабляется мистическим воображением.
Между этими двумя мировоззрениями есть определенные сходства. В обоих случаях
жизненные реалии совершенно отличаются о того, что хотели бы видеть сторонники этих
мировоззрений, и в обоих случаях, как дань лояльности, в ход пускается успокаивающий
лексикон, одухотворенная философия и безбожная самодостаточность.
Библейские параллели
В Писании есть одна история, поднимающая вопрос о боли и страданиях в контексте
обоих рассмотренных выше мировоззрений: неуместность греха в этой жизни и грех,
унаследованный из прошлой жизни. Причины, которыми был обусловлен вопрос,
заданный Иисусу первыми учениками (Иоанна 9:2), в корне отличались от тех, что
сегодня побуждают типичных обитателей Запада его задавать. Ученики верили в то, что
избежать последствий греха против Бога невозможно, и потому спросили, кого следует
считать непосредственным виновником проблемы. Современные же западные скептики
из-за неизбежного присутствия страданий вообще избавляются от Бога. Иисус в
рассматриваемом эпизоде отверг обе эти реакции. Каким же образом всемогущий,
любящий Бог объясняет страдания?
В Иоанна 9 мы читаем, как во время Своего путешествия Иисус и Его ученики
натолкнулись на слепорожденного мужчину. Будучи уверенными в том, что слепота —
это наказание за грех, ученики захотели выяснить, как человек мог родиться слепым еще
до того, как у него появилась возможность избрать добро или зло. Поэтому они спросили
у Иисуса: почему этот мужчина был слепым: из-за своего или чужого греха? За этим
вопросом стояли другие вопросы, ведущие к смыслу того, о чем они на самом деле
спрашивали: «Как мог человек родиться слепым? Стало ли это приговором за грех,
совершенный непосредственно им самим? Но как такое возможно? Разве может ребенок
согрешить в утробе?» Это было полным абсурдом, поэтому ученики пришли к
заключению, что слепота стала наказанием за грехи родителей.
Ответ Иисуса удивил их и, наверное, смутил, однако в последствии, оглядываясь назад
на этот случай, им стало все понятно. Эта слепота не была следствием греха со стороны
самого слепого или его родителей, но, как сказал Иисус, это произошло для того, чтобы
все могли четко увидеть дела Божьи в жизни этого человека, и, в конце концов, — в
истории человечества.
В определенном смысле, данный фрагмент фактически не отвечает на вопрос, потому
что он представлен в рамках более обширного контекста. Что такое «дела Божьи»? Если
Божьи дела стали причиной слепоты того мужчины, то было бы полезно выяснить, что
они собой представляют — особенно учитывая последующие слова Иисуса о том, что
данное событие происходило при дневном свете истории человечества на земле, когда
еще не настала ночь, в которую никто не сможет творить подобных дел.
Кто спрашивает?
В этом эпизоде присутствуют несколько аспектов, ведущих нас к выявлению наших
внутренних конфликтов, связанных со страданиями, их причинами и путями
избавления. Кроме того, он показывает, почему предлагаемые христианством ответы
настолько хороши.
Вопрос: «В чем заключаются явленные Богом дела?» — задают четыре категории
людей. Первая из них — это сам получивший исцеление незрячий, ставший объектом
вопроса учеников. Вторая категория — это ученики, желающие разрешить проблему
страданий. Третья — это те, кто признает, что исцеление слепорожденного
сверхъестественно, однако не могут дать этому никакого объяснения. Четвертая
категория — это религиозные и политические лидеры, не желающие принимать
объяснений причин страданий и исцеления слепого и вытекающих из них выводов о том,
кем является Иисус.
Слепорожденный
Для начала поговорим о самом слепорожденном. Он простодушно свидетельствует о
том, что ему известно о случившемся, — что он родился слепым, а теперь видит (Иоанна
9:25). Иисус отметил, что более серьезная слепота — это верить в то, что ты видишь
реальность, хотя, фактически, ты слеп к истине. Когда ошибочное представление
человека в отношении реальности переворачивается с головы на ноги, то это, безусловно,
— большее чудо, чем физическое исцеление.
По иронии, этот исцеленный мужчина стал, наверное, самым слабым свидетелем чуда
исцеления, совершенного Иисусом. Почему? Как часто вы слышали, чтобы чье-то
свидетельство о преображающем прикосновении Иисуса Христа совершенно не
принималось скептически настроенными слушателями? Глядя на труды скептиков,
наподобие Ричарда Докинза и Кристофера Хитченса, невозможно не задаться вопросом:
«Что они вообще знают о христианской вере? Насколько они, на деле, знакомы с
настоящим христианством?» За последние без малого сорок лет я побывал, фактически,
на всех континентах и видел и слышал некоторые из наиболее удивительных
свидетельств Божьего вмешательства посреди самых экстремальных обстоятельств. Я
встречал закоренелых преступников, которые были тронуты посланием Иисуса Христа, и
их сердца обратились к добру настолько радикально, что никакие меры по реабилитации
никогда подобного не достигли бы. Я видел, как пламенные приверженцы радикальных
систем верования превращались из жестоких, беспощадных террористов в милосердных,
мягкосердечных последователей Иисуса Христа. Я бывал в странах, где Евангелие,
запрещаемое и умалчиваемое правительством, все равно завоевывало умы и сердца
целых культур.
В связи с этим мне вспоминается церковь в Китае. В середине XX века, уничтожив все
христианские библиотеки в стране, Мао Цзэдун заявил, что из Китая были навсегда
удалены последние остатки христианства, и оно больше никогда не вернется. Менее чем
полстолетия спустя, в Пасхальное воскресенье 2009 года, ведущая англоязычная газета
Гонконга опубликовала на первой полосе фотографию площади Тяньаньмэнь, на
которой вместо портрета Мао Цзэдуна на гигантском транспаранте был изображен
Иисус, а ниже — надпись: «Христос воскрес». Сегодня церковь в Китае считается самой
быстрорастущей в мире. Я беседовал с молодыми студентами одного из наиболее
престижных китайских университетов, и они с интересом расспрашивали меня о Христе.
Некоторые из них признали, что сейчас самое важное в их жизни — это вера во Христа.
Я также бывал на Ближнем Востоке и изумлялся посвящению молодежи, рискующей
своей жизнью ради того, чтобы под покровом темноты посещать библейскую школу.
Среди них были приехавшие из строгих мусульманских стран только для того, чтобы
больше узнать об Иисусе. Я беседовал с директорами больших компаний в исламских
государствах, которые свидетельствовали, что видели Иисуса в видениях и снах, и не
знали, как это все понимать. Конечно, бывают индивидуальные переживания, которые
после пристального рассмотрения могут оказаться ложными, однако подобные истории
повторяются в жизни тысяч, если не миллионов людей по всему земному шару. У любого
человека в здравом рассудке, слушающего такие истории, должен возникнуть, по
крайней мере, один резонный вопрос: «Кто такой Иисус, и что вообще происходит?»
Тем, кто продолжает настаивать, что подобные вещи происходят постоянно в
религиозных и суеверных странах под влиянием культуры, и потому они мало что значат,
я могу привести в ответ много возражений. Например, прямо сейчас, когда я пишу эти
строки, информагентства трубят о драматичном обращении британского писателя Эндрю
Уилсона, который всего лишь несколько лет назад был известен своими едкими
нападками на христианство и насмешками над священными истинами христианской
веры. В этом году Уилсон отпраздновал Пасху в церкви вместе с другими христианами,
заявив, что Евангелие Иисуса — единственная история, вдыхающая смысл в жизнь и ее
испытания. Приведу слова самого Уилсона.
Откуда у меня, как и у многих других, появилось такое презрительное отношение к христианству?
Подобно большинству образованных людей в Британии и Северной Европе (я родился в 1950
году), я воспитывался в полностью светской и антирелигиозной культуре. Университеты,
телеканалы и газеты, как правило, не просто нерелигиозны, а откровенно антирелигиозны.
К моему стыду, думаю, именно поэтому я в юности утратил веру и пал духом. Религиозность была
крайне непопулярной. Рассуждая, как ребенок в песочнице, я на каком-то примитивном уровне
мышления считал, что быть религиозным непривлекательно - равносильно прыщам на
физиономии или ношению очков.
Именно подобное младенческое мышление, в основном, и обусловливает отношение к
христианству, которое ты перенимаешь, скажем, от нетрадиционных комиков и периодических
легкомысленных, богохульных шуток в теле- и радиопередачах.
Это также подзадоривает выступающих против Бога фанатиков, наподобие писателя Кристофера
Хитченса и генетика Ричарда Докинза, которые думают, что все мировое зло на самом деле
порождено религией…
Мой возврат к вере удивил меня самого не меньше, чем других. Почему это произошло?
Возможно, отчасти, из-за той уверенности, которую я приобрел с возрастом.
Вместо того, чтобы быть запуганным ими, я нахожу удовольствие в том, что, заявляя о своей вере
в воскресшего Христа, я бросаю вызов всем либеральным умникам: модным романистам
наподобие Мартина Амиса; самодовольным пошлякам-телеведущим вроде Джонатана Росса и
Джо Бренда; и небрежно-щеголеватого вида создателям трендовых телепрограмм.
Но есть еще кое-что. Моя вера возродилась, во многом благодаря личному примеру знакомых
мне людей: не знаменитостей, не святых, но друзей и родственников, которые жили и встречали
смерть в свете истории о воскресении или в спокойном осознании того факта, что у них есть
будущее после смерти.29
Что мы со всем этим делаем? Когда ваша жизнь соприкоснулась со
сверхъестественным действием Иисуса Христа, можете ли вы просто выбросить это из
головы как всего лишь психологическое отклонение? Воспитываясь в Индии в
окружении самых разнообразных религий, я в подростковом возрасте напряженно
пытался найти смысл жизни и путь, ведущий за пределы религиозного лабиринта. Иисус
Христос нашел меня, когда я лежал на больничной койке в Нью-Дели после попытки
покончить жизнь самоубийством, и уж кого-кого, а Его я в данной ситуации встретить
совсем не ожидал. Я пытался положить конец своей жизни из-за полной внутренней
пустоты и чувства поражения. У меня не было ни малейшего намерения «стать
религиозным», однако в тот безрадостный момент мне неожиданно принесли Библию.
Когда я лежал в палате и слушал Божье Слово, внутри меня что-то кричало, что это — не
просто то, в чем я нуждаюсь; это — истина.
Я полностью осознаю, что большинство скептиков сочтут эти переживания не просто
жалкими, а абсурдными, но я хотел бы задать им встречный вопрос: «А почему
вы не верите?» Я знаю, что аргументы против веры охватывают обширный диапазон от
опыта других людей, не переживших подобной встречи со Христом, до рассуждений о
здравом смысле и логике, но у меня на них есть контраргументы. Однако сейчас я хотел
бы сосредоточиться на эмпирической стороне вопроса. Если опыт человека,
испытывающего страдания и боль, является приемлемым аргументом против Евангелия,
то почему не считается настолько же приемлемым опыт того, кто посреди страданий и
боли познал Божье присутствие? Что касается аргументации, то я зайду настолько
далеко, что скажу следующее. Скептики могут сколько угодно набирать баллы, приводя
аргументы в пользу невозможности научно проверить опыт отношений человека с Богом,
но ничто не сможет изменить мое мнение о том, что я пережил встречу с Иисусом
Христом. Мое преображение настолько же достоверно, как и сам факт написания этой
книги. В Евангелии явно присутствует скрытая сила, способная изменять сердца. Иисус
недвусмысленно указал на это.
Подобным же образом, человек, который был исцелен от своей слепоты, сказал:
«Послушайте, что бы вы ни думали об Иисусе, я хочу, чтобы вы знали: я был слеп, а
благодаря Его прикосновению теперь могу видеть». В этом заключалась его основная
мысль, и именно это он хотел донести до сознания критиков.
Настигнутые страданиями
Вторая группа — это ученики, которые, увидев и услышав, что произошло, хотели
получить объяснение. Давайте обратим особое внимание на описание этой истории в
Евангелиях двух очевидцев жизни и дел Иисуса: Иоанна и Луки.
Интересно отметить, что больше всего подчеркнул в своем повествовании врач Лука.
На всем протяжении Евангелия он акцентировал внимание на женщинах, которые
следовали за Иисусом и верили Его словам с достойным подражания посвящением.
Будет нелишним напомнить, насколько неубедительным на судах тех дней считалось
свидетельство женщин, однако в Евангелии от Луки повествование просто пронизано
ими, начиная с непорочного зачатия и заканчивая Пасхальным воскресением и
гробницей в саду, к которой женщины пришли, чтобы помазать тело Иисуса, и не нашли
Его. Лука делал это настолько смело, что из-за своей веры в свидетельство женщин
подвергался реальному риску быть полностью дискредитированным как врач, и потерять
авторитет как мужчина. Затем он написал для своего друга Феофила книгу Деяния,
основанную исключительно на свидетельствах мужчин. Двумя основными персонажами
этой книги стали апостол Петр (до главы 9) и Савл Тарсянин, который после своего
29
A. N. Wilson, «Religion of hatred: Why we should no longer be cowed by the chattering classes ruling Britain who sneer
at Christianity», The Daily Mail, 11 апреля 2009 г., http://www.dailymail.co.uk/news/ article-1169145/Religion-hatred-
Why-longer-cowed-secular-zealots. html (23 ноября 2009 г.).
обращения стал апостолом Павлом и принес Благую весть римлянам и в Европу. Лука,
сопровождавший Павла во многих путешествиях, описывает события, как их
непосредственный очевидец.
В Евангелии и в Деяниях он недвусмысленно отмечает, что ученики были
свидетелями величия Иисуса. Что это все означает? Они могли рассказывать о рождении,
жизни, чудесах, пророчествах, смерти и воскресении Иисуса потому, что находились
рядом с Ним. Тогда, каким же образом смерть и воскресение Иисуса вписываются в
рамки «Божьих дел», которым мы пытаемся дать определение?
Для большинства из нас смерть — это нечто, чего мы больше всего боимся. Мы
размышляем о ней. Мы пытаемся дать ей объяснение, и, когда она наступает, мы иногда
пытаемся высокомерно противостоять ей. Тем не менее, смерть — это единственное
событие, которое большинство людей всеми силами старается отстрочить или
исключить. Даже будучи готовыми встретить ее лично, мы не желаем терять из-за нее
тех, кого любим. Однако именно об этом событии пророчествовал Иисус применительно
к Себе, в том числе указывая, каким именно образом Он умрет.
Совершенно очевидно, что краеугольный камень каждого из четырех Евангелий — это
последняя неделя жизни Иисуса. Матфей и Лука начинают свои повествования с Его
рождения, и оба — по конкретным причинам. Матфей, явно ориентируясь на еврейскую
аудиторию, хотел подчеркнуть царское происхождение Иисуса от Давида, а Луку, как
врача, вне всякого сомнения, особо интересовало непорочное зачатие. Марк и Иоанн не
включили в свои Евангелия никаких упоминаний о рождении Иисуса. Так, Иоанн,
обращаясь к философски настроенному греческому разуму, сразу же переходит к
понятию «Логоса» - Слова. Тем не менее, все четыре евангелиста уделили немало места и
внимания смерти и воскресению Иисуса. Иоанн отвел для этого половину своего
Евангелия, а Матфей, Марк и Лука — от одной четверти до одной трети своих рукописей.
Нет абсолютно никаких сомнений в том, что смерть и воскресение Иисуса были для них
отправной точкой. Совершенно ясно и однозначно, что в их восприятии евангельской
истории смерть и воскресение Иисуса играли ключевую роль. На протяжении многих
веков это находило отражение и в христианской музыке, включая великие кантаты и
различные музыкальные произведения Генделя, Баха, Мендельсона и других
композиторов.
Никто из авторов Евангелий не ожидал смерти и воскресения Иисуса, хотя Он
неоднократно пытался подготовить их к этому. Судя по тому, что Марк и Иоанн
умолчали о чуде непорочного зачатия, оно, несмотря на всю свою драматичность, не
играло для них первостатейной роли. Евангелисты могли соотнести факты, связанные с
рождением Иисуса, с ветхозаветными пророчествами. Однако они были не в состоянии
до конца постичь разъяснения о Его смерти. Иоанн был пленен двумя аспектами —
именно теми, которые привносят в евангельское повествование согласованность. Я еще
вернусь к этой мысли позже, а пока давайте рассмотрим ту часть истории, которая якобы
создает противоречие: вопрос страданий, их влияние на нас и их возможная
несовместимость с нашими представлениями о Боге.
Более половины Евангелия от Иоанна посвящено тому, что обычно называют
«страстями Христовыми» - Его страданиям и Его главной цели прихода на землю.
Радуясь рождению детей, мы желаем им благополучия, здоровья и успеха. Никто из нас
не пожелал бы им боли и страданий. Посылая в этот мир Своего Сына, Бог подразумевал,
что Он будет успешен и ничуть в этом не сомневался, в то же время Он полностью
осознавал, что Иисусу для достижения Своей цели придется пройти через боль и
страдания. Для того чтобы по-настоящему постичь это, нам необходимо перейти к
совершенно новой парадигме мышления.
Мы противимся боли, потому что она истощает и ограничивает нас. Однако Иисус
сознательно последовал по пути страданий, поскольку это должно было принести нам
исцеление и открыть для нас новые горизонты. Мы противимся боли, потому что думаем
о «сиюминутном», а не о конечной цели нашей жизни, но Иисус претерпел страдания,
чтобы вновь даровать конечную цель нам и нашему существованию. Мы противимся
боли, потому что стремимся к тому, что создает для нас ощущение комфорта и
благополучия, однако Иисус пережил страдания, чтобы мы могли обрести комфорт и
благополучие в Боге и в исполнении Его воли.
 Ранее мы говорили о крестных страданиях с той точки зрения, что они стали
реальным отражением отделения от Бога. Сейчас же я хотел бы обратить внимание на
Сына, претерпевшего эти страдания, и на то, насколько они уместны в контексте
евангельского откровения для того периода истории. На мой взгляд, данный контекст
часто игнорируют.
Если бы нам пришлось выбирать: причинить боль другому человеку или претерпеть ее
самим, — то большинство из нас, не колеблясь, избрало бы первый вариант, поскольку,
кроме случая родителей и детей, мы считаем других ниже себя по рангу и привилегиям.
Это еще актуальнее на Ближнем Востоке с его бесконечными, тянущимися из поколения
в поколение междоусобицами. Иисус взял на Себя нашу боль, чтобы даровать нам
величайшую из всех привилегий: статус Божьих детей — и, наконец, примирить нас с
Богом, не вменяя нам нарушение Его закона.
Недавно в газете я прочитал статью, задевшую струны моего сердца. В Индии
федеральный судья был обвинен в злоупотреблении служебным положением. Его
корыстные, противозаконные действия были запечатлены на видеопленке. Тем не менее,
во время своего интервью для газеты он сказал: «Клянусь Богом и моими двумя детьми:
я ни в чем не виноват».
Я перечитал эту строку несколько раз, размышляя над необычностью сочетания,
выбранного этим судьей для своей клятвы: Бог и его двое детей. И тут меня осенило. В
моменты наибольшей уязвимости мы хватаемся за то, что является самым нерушимым и
священным, сопоставляя себя с данной реальностью. Тот судья, по сути, сказал: «Если я
лгу, то я отдаю себя в руки Божьи. Пусть Он судит меня и навлечет на моих детей
наказание за мое преступление». Не напоминает ли это вам крики толпы в момент
вынесения Иисусу приговора: «Кровь Его на нас и на детях наших» (Матфея 27:25)?
А теперь давайте обратимся к истории Авраама, в жизни которого произошло два
определяющих события. Первое из них описано в 15-й главе Книги Бытие, и нам важно
понимать суть произошедшего. Бог попросил Авраама принести в жертву определенных
животных. После того как они были убиты, их тела были разрезаны на части, которые
Авраам затем разложил на земле. «Когда зашло солнце и наступила тьма, вот, дым как
бы из печи и пламя огня прошли между рассеченными животными. В этот день
заключил Господь завет с Аврамом» (стихи 17-18).
Божье присутствие, продемонстрированное с помощью дыма, как из печи, и пламени
огня, прошло между частями животных. Со стороны Бога это подразумевало следующее:
«Если я не исполню Свою часть, то пусть со Мной будет сделано то же самое, что с этим
животным». Или, говоря иначе: «Пусть Меня не станет, если Я нарушу Свое слово тебе».
Божий завет с Авраамом — это окончательная, нерушимая гарантия, поскольку она
основана на несомненности существования самого Бога. По сути, Он говорит: «Пусть
Меня не станет, если Я не исполню Свою часть». Для Бога невозможно исчезнуть, а
значит Он не может не исполнить Свое обещание. Вот, насколько оно надежно.
Второй поворотный момент в жизни Авраама произошел, когда Бог сказал ему
отвести своего сына Исаака на гору, которую Он укажет, и принести его там в жертву в
качестве демонстрации своей полной преданности Богу (Бытие 22). Как ему ни было
горько, Авраам подчинился и приготовил все необходимое для жертвоприношения. В
предыдущем случае жертва стала демонстрацией последствий в будущем, если бы Бог не
сдержал Своего обещания, однако в данном эпизоде принесение Авраамом в жертву сына
демонстрирует не только его верность Богу, но и его веру в будущее. Исаак был его
единственным сыном, однако вера Авраама была достаточно крепка, чтобы не
сомневаться в том, что Бог исполнит Свое обещание умножить его потомков на земле.
Во всех известных мне культурах жизнь детей ценится выше, чем жизнь взрослых. Все
знакомые мне родители с радостью сами приняли бы страдания, лишь бы избавить от
них своего ребенка. Таким образом, быть готовым рискнуть своим ребенком — это
предельное испытание любви, и именно поэтому мы настолько ценим детей.
Позвольте проиллюстрировать это в самом прагматичном ключе. Ни одна часть света
не видела больше боли, страданий и войн, чем Ближний Восток. Всякий, кто оказывается
в этом регионе, ощущает напряжение (будь то осознанно или подсознательно) и
понимает, что все происходящее там рассматривается в контексте конфликта. Интересно,
что в свое время журналисты спросили Голду Меир, когда же на Ближнем Востоке
прекратится кровопролитие. Она ответила: «Когда они полюбят своих детей сильнее, чем
ненавидят нас». Такое могла сказать только мать, и только житель Востока мог
применить к сложному политическому вопросу подобный подход.
Впрочем, в ответе Голды Меир присутствует определенная ирония, поскольку весь
конфликт в данном регионе вращается вокруг того, чьи сыновья имеют право владеть
отдельными территориями и жить на них. Обе стороны доказывают, что они любят своих
сыновей, и что именно ради этой любви они сражаются за землю.
В таком случае возникает вопрос: «Какая из страстей возьмет верх: любовь к своим
детям или ненависть к чужим?» После тщательного анализа данной проблемы
выявляются две противоречащие друг другу силы: моя любовь к моим детям и моя
ненависть к врагу, который, по моему пониманию, стоит на пути у моих детей. Считаю,
что именно в этом Крест дает недостающую согласованность.
Хорошая иллюстрация, поясняющая, что я имею в виду, - это разговор, который
состоялся у меня с одним из лидеров «Хамаса», - исламистского движения
сопротивления, которое ради достижения своих целей старается постоянно держать в
напряжении Ближний Восток. Несколько лет назад я вместе с другими религиозными
лидерами Запада, принимавшими участие в миротворческой миссии, был приглашен на
обед и общение в дом шейха. Слушая его рассказы обо всех страданиях, пережитых им и
его семьей, о том, сколько смертей довелось повидать его народу, мы отчетливо
осознавали всю силу бушевавших в этом регионе страстей.
После того, как шейх закончил свой монолог, каждому из нас было разрешено задать
ему по одному вопросу. Получив на свой вопрос неудовлетворительный ответ, я сказал:
«Шейх, мы с вами, возможно, больше никогда не увидимся, и я хотел бы кое-что сказать
вам. Пять тысяч лет назад на одном из холмов недалеко отсюда Авраам был готов
принести в жертву своего сына. Вы помните эту историю?»
— Да, — ответил шейх.
— Авраам приготовил все, что было необходимо для жертвоприношения. Когда он
занес нож, намереваясь убить своего сына, Бог остановил его и кое-что сказал ему. Вы
помните, что сказал Бог?
Не понимая, к чему я клоню, шейх немного помолчал, а потом ответил:
— Бог повелел: «Остановись! Не причиняй вреда мальчику. Я усмотрю жертву».
— Еще ближе к тому месту, где мы с вами сидим, есть еще один холм. Примерно две
тысячи лет назад Бог сдержал Свое обещание, возведя на этот холм Своего собственного
Сына, и на этот раз Он позволил лезвию ножа совершить свое дело.
Шейх молчал, как и все остальные присутствующие в комнате. Тогда я сказал: «Шейх,
до тех пор, пока мы с вами не примем усмотренного Богом Сына, мы всегда будем
приносить в жертву своих сыновей и дочерей на мировых полях сражений за земли,
власть и право собственности». Мне хотелось, чтобы он запомнил эти слова на всю свою
жизнь.
Сказать, что в комнате стало очень тихо, - значит ничего не сказать. Вскоре прием
подошел к концу, мы спустились по лестнице, и нас проводили к машинам. Шейх,
подойдя ко мне, обнял меня и, расцеловав в обе щеки, сказал: «Вы хороший человек.
Надеюсь, мы с вами еще когда-нибудь увидимся».
Во время того искреннего разговора посреди самых, наверное, напряженных из всех
возможных обстоятельств я вдруг осознал одну истину. Для большинства из нас все, что
мы делаем или обретаем в жизни - карьера, дом, законы, которые мы поддерживаем, —
неизбежно служат единственной цели: дать нашим сыновьям и дочерям лучшие
возможности для жизни и достижения успеха, чем были у нас. Так повелось во всем
мире. Если человек халатно относится к своим семейным взаимоотношениям или
обязанностям, но при этом преуспевает в чем-либо другом, ему трудно избавиться от
чувства поражения. Любой успех блекнет. Однако Бог из Своей любви к этому миру отдал
на страдания и смерть собственного Сына. В этом и заключается удивительное послание
Евангелия. Только в Евангелии мы находим полный триумф над болью, смертью и
грехом, потому что нашу боль, нашу смерть и наш грех понес на Себе Божий Сын.
В этом состоит ответ на слепоту и страдания мира. Это надежда, которую не может
предложить никто, кроме Бога. В этом заключается определяющее различие. Для того
чтобы зло могло и впредь существовать, бок о бок с любовью должна присутствовать
ненависть. В Евангелиях Бог, любящий Своего Сына, также любит этот мир и, как жест
любви, отдает Сына на страдания и смерть, чтобы триумфально победить смерть и
обеспечить для нас вечную любовь и жизнь, гарантировав тем самым окончательное
упразднение зла и страданий. Любовь — это одновременно предложенное нам средство и
объект Божьего спасения. Именно в этом, как выяснили ученики, были явлены Божьи
дела, и именно поэтому человек в рассматриваемой нами истории родился слепым.
Эта истина настолько глубока и духовно весома, что она ведет к полному смещению
парадигмы с временных земных вещей к нетленным категориям небес и вечности.
Таково дело Божье, явленное Им на кресте, и таков эталон, определяющий степень
нашей слепоты или остроту нашего зрения. Для того, кто видит это и принимает
свершенное Божье дело, Свет мира освещает тьму, изгоняя тени страха. Для того же, кто
отказывается это увидеть и отвергает Божье дело, тьма подавляет свет, и все выглядит
нечетким и искаженным.
Родственники, друзья и соседи
Третьей группе: родственникам, друзьям и соседям бывшего слепца — было сложно
отрицать, что в жизни этого человека произошла радикальная перемена, однако они не
могли дать ей объяснения. Все они знали, что он родился слепым и не мог видеть, но они
не могли понять, что случилось. Видимые результаты было трудно отрицать, но возникал
вопрос: «Что привело к такой перемене?»
Ответ восходит к природе добра и зла. Давайте выдвинем базовое предположение о
том, что добро — это стремление человека поступать правильно, признавая
неотъемлемое достоинство людей, в то время как зло — это превозношение над правами
и неотъемлемым достоинством всех остальных. Развивая обе части этого утверждения,
можно было бы еще сказать многое, однако сейчас мы рассмотрим лишь базовые
концепции достоинства и неотъемлемости через призму истории и культуры.
Во все времена двумя величайшими потребностями человечества были жажда знаний
и желание сохранить благополучие. Мы принимаем свое благополучие как должное,
пока оно не подвергнется опасности. Окиньте взглядом историю, и вы увидите труд
христиан на пользу человечества: больницы, врачи, медикаменты, продукты питания,
школы… Можно без труда продемонстрировать, что всякий, кто называет себя
христианином, но при этом издевается над людьми и попирает их права, нарушает
принципы Евангелия и только делает вид, что живет согласно им. Тот факт, что
христиане отвечают на Божий призыв заботиться о человечестве, неопровержим, а
послание о Христе, Который заботится о людях и любит их, подтверждается на деле по
всему миру. Скептики, подобные современному атеисту Мэтью Пэррису, оказались
достаточно непредвзятыми, чтобы признать влияние евангельских заповедей в
жизненных вопросах. Вернувшись из поездки в Малави, где прошло его детство, Пэррис
написал статью под названием «Как атеист, я абсолютно убежден, что Африке нужен
Бог». Подзаголовок гласил: «Миссионеры, а не финансовая помощь, как решение
величайшей проблемы Африки - сокрушительной пассивности человеческого
мышления».
Труд небольшой британской благотворительной организации вдохновил меня, укрепив мою
ослабевшую веру в необходимость развивать благотворительность. Однако поездка по Малави
освежила и другую веру, которую я всю свою жизнь пытался гнать от себя, но неизбежно
сталкивался с ней со времен своего африканского детства. Она опровергала мои идеологические
убеждения, упрямо отказывалась вписаться в рамки моего мировоззрения и мешала моей
растущей уверенности в том, что Бога нет.
Сегодня, будучи убежденным атеистом, я впечатлен тем огромным вкладом, который внесли в
жизнь Африки христиане…
Я обычно уклонялся от этой истины, аплодируя, как и вы, практическому труду миссионерских
церквей в Африке. «Как жаль, — мог сказать я, — что спасение является частью этой программы»,
— однако христиане, белые и черные, трудясь в Африке, действительно лечат больных,
действительно учат людей читать и писать. И только самые ожесточенные атеисты, глядя на
основанные миссиями школы и больницы, могут сказать, что без них мир был бы лучше. Раз уж
вера мотивирует миссионеров помогать другим, - ну что ж, пусть будет так, однако я все равно
брал бы в расчет именно помощь, а не веру.
 Тем не менее, факты говорят о другом. Вера не просто поддерживает миссионера —
она также передается его пастве. Этот эффект имеет огромное значение, и его
невозможно не заметить.30
Услышать подобное от Пэрриса — это нечто из ряда вон выходящее. Мне сразу же
приходят на ум слова Бертрана Рассела из его книги «Почему я не христианин»:
Я считаю [религию] болезнью, порожденной страхом, и источником неисчислимых страданий
для человечества. Правда, я не могу отрицать, что религия внесла определенный вклад в
цивилизацию. Она помогла на заре существования человеческого общества изобрести календарь,
и она же заставила египетских жрецов так тщательно устанавливать время затмений, что
впоследствии они оказались способны их предсказывать. Эти два добрых дела я готов признать,
но никаких других за религией не знаю.31
Эти слова противоречат здравому смыслу и выдают враждебность, делающую
человека слепым по отношению к самым очевидным истинам. Лучше бы Рассел
акцентировал внимание на том факте, что добро творят не только христиане, но и многие
люди, не верящие в Бога. Я бы не смог этого отрицать. Однако скептик должен признать,
что у него нет необходимых рациональных оснований для определения природы добра и
зла, и, как следствие, его ничто не побуждает делать добро. У пантеиста нет нужды
объяснять суть добра и зла в отрыве от циклической повторяемости, а в теизме ислама
любовь и милосердие отнюдь не являются ключевыми заповедями учения. Только в
иудейско-христианском мировоззрении мы видим, как добро и зло действуют в тандеме.
Мир выглядит противоречивым только в том случае, если мы сосредоточиваемся
исключительно на реалиях боли и страданий, игнорируя параллельные реалии
добродетели и оснований для свершения добрых дел.
Религиозные и политические лидеры
Наконец, рассмотрим последнюю группу: тех, кто руководствовался политическими и
религиозными мотивами, — людей, отвергавших все случившееся только потому, что они
хотели опровергнуть само представление о том, Кем Иисус был. С точки зрения религии,
это вело к альтернативным интерпретациям Божьих дел, а с политической точки зрения
— к убежденности в том, что власть, обладая абсолютной и полной независимостью от
тех, кем она руководит, препятствует их религиозной свободе. У политиков, конечно же,
никогда не было и не будет ответов, обеспечивающих вечное существование нации.
Взгляните на историю. Факты говорят сами за себя. Что осталось от военного феодализма
древней Месопотамии, божественного статуса царей в Вавилоне и Персии,
демократических идей Греции, имперского устройства Рима, теократии ислама,
государственной церкви Европы, заигрываний с концепцией свободы без какой-либо
ответственности в постмодернистской Америке, коммунистического материализма?
Политические теории приходят и уходят. Нации и империи поднимаются и падают.
Цивилизации развиваются и приходят в упадок. Именно по этой причине Иисус
противился любым попыткам сделать Его земным царем. Он хотел, чтобы верность Ему
была исключительно сердечной, поскольку, по большому счету, вселенская битва ведется
между волей человека и Богом. Истина о Божьих делах, нетленная и единственно
способная устранить все противоречия, вначале поселяется в сердце человека, и только
потом — в обществе. Отрицать существование Бога, глядя на этот мир, — это значит
открыть дверь для создания вакуума, который наполнится бесчисленными философиями
и псевдорелигиями, которые, возможно, помогут нам убежать от прошлого, но приведут
лишь в руки противоречивого будущего.
Книга Иова известна даже тем, кто не почитает Бога и Его Слово, поскольку она
превосходно показывает проблему страданий. Однако мало кто глубоко понимает, о чем
в действительности говорит Иов. Мне вспоминаются дебаты с одним атеистом, который,
процитировав фрагмент из Иова, заявил, что данные Иову ответы были недостаточными.
Я удивил его, сказав, что Иов с ним согласился бы. Затем я спросил: знает ли он, что
ответил Иов на эту предложенную ему недостаточность? Атеист промолчал.
Иов приходил к своему ответу постепенно. Он отказался принять что-либо из
диагнозов и остроумных замечаний друзей в качестве удовлетворительного объяснения
своей ситуации. Иов начал свой путь поиска ответа на проблему страданий и боли с той
30
Matthew Parris, «As an atheist, I truly believe Africa needs God», The Times, 27 декабря 2008 г.,
http://www.timesonline.co.uk/tol/ comment/columnists/matthew_parris/ article5400568.ece (23 ноября 2009 г.).
31
Бертран Рассел, «Почему я не христианин» (Москва: Изд-во политической литературы, 1987), 26.
предпосылки, что Бог является Творцом и Художником, затем он увидел, что Бог
открывает Истину, признал Его Искупителем и Спасителем, и, наконец, пережил Его
прикосновение как Восстановителя и Утешителя.
Это просто удивительно, поскольку здесь мы видим все три личности Троицы: Бога
Отца как Творца, Бога Сына как Искупителя и Бога Духа Святого как Утешителя. Этот
триединый Бог является Сущностью, внутри Которой существуют взаимоотношения. Для
Иова потрясающий ответ на его вопросы был найден не в результате спора, не в
богословских, философских или научных тезисах и даже не в ходе его разговоров с
друзьями или родственниками, предлагавшими правильный или ошибочный анализ
проблем Иова. Он, в конце концов, обрел ответ на свои вопросы и страхи, нашел
объяснение своей боли и скорби в Божьем голосе и своей сверхъестественной встрече с
Ним. Ответ на вопросы Иова заключался в Личности.
Каким-то поразительным образом любые аргументы бледнеют пред лицом тысяч
новых вопросов. Именно в этом, собственно, и заключался Божий ответ Иову. Когда Бог
впервые начал отвечать Иову, Он задал более шестидесяти вопросов, на которые у Иова
не было ответов. Аргументам и контраргументам нет конца. Аргументы подобны
оружию. Каждый раз, когда изобретается новый вид оружия, против него
разрабатываются средства защиты или противодействия. Вот почему гонка вооружений,
как и гонка аргументации, никогда не закончится.
Когда все слова утихли, Иов начал свой ответ Богу со следующего смиренного
признания (Иов 42:2-5):
Знаю, что Ты все можешь,
и что намерение Твое не может быть остановлено.
Кто сей, омрачающий Провидение,
ничего не разумея?
Так, я говорил о том, чего не разумел,
о делах чудных для меня, которых я не знал.
Выслушай, взывал я, и я буду говорить,
и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне.
Я слышал о Тебе слухом уха;
теперь же мои глаза видят Тебя.
Суть ответа Иова заключается в том, что он услышал Божий голос и пережил Его
присутствие. Не удивительно, что Книга Иова завершается молитвой Иова о его друзьях,
чтобы в личности и присутствии Бога они тоже смогли найти ответ на свои вопросы в
отношении боли и страданий. Один мой друг в Индии, живущий в маленьком, бедно
обставленном доме, однажды сказал мне, что он всегда молится об Америке, потому что
«наверное, это так сложно — верить в Бога, когда у тебя так много всего».
Хотя я знаю многих людей, приблизившихся к Богу через страдания, мне известны и
бесчисленные примеры, когда другие по той же причине отвращались от Него. Наверное,
именно поэтому на надгробии Оскара Уайльда - типичного гедониста, растратившего
свою жизнь ради удовольствий, - который в свои последние минуты сильно страдал и
просил о том, чтобы с ним помолились, прежде, чем он сделает последний вздох, —
высечен на латыни стих из Книги Иова.
Несомненно, проблема зла — это серьезная проблема. Однако, отвергая
Единственного, Кто может изменить природные наклонности моего сердца, чтобы я
научился жить, мыслить и трудиться, как Он, - я не ликвидирую, а увековечиваю зло. Для
Иова и других людей, упомянутых в этой главе, противоречие, с которым они боролись,
состояло не столько в присутствии страданий в мире, контролируемом Богом, сколько в
попытках объяснить этот мир без присутствия в нем Бога. Оставить свою веру из-за
оставшихся без ответа вопросов о зле равносильно тому, чтобы шагнуть навстречу буре
неотвеченных вопросов о добре.

5. Целеустремленность или осмысленность?

Как-то меня пригласили на одну радиопрограмму для обсуждения книги «Осмысленная
жизнь» («The Reason-Driven Life») Роберта Прайса, профессора теологии при
Богословской семинарии Джонни Колемона. В свое время он возглавлял один из
филиалов служения InterVarsity Christian Fellowship и учился в Богословской семинарии
Гордона-Конуэлла. На своем вэб-сайте Прайс особо отмечает, что на церемонии
вручения ему диплома почетным гостем был сам Билли Грэм. Тем не менее, когда ему
было немногим больше двадцати, Роберт начал пересматривать свою веру и подозревать,
что христианство не обладает ни исторической достоверностью, ни интеллектуальной
неоспоримостью, как о том заявляют его сторонники. После защиты докторской
диссертации по богословию в Университете Дрю Прайс некоторое время прослужил
пастором, после чего снова поступил в аспирантуру Университета Дрю — в этот раз на
курс изучения Нового Завета. Он начал читать труды таких ученых как Жак Деррида,
Дон Кьюпитт и подобных им. В конце концов, Прайс оставил пасторское служение. В
одной из его кратких биографий говорится, что в настоящее время он является членом
епископальной церкви «и держит язык за зубами». Люди, знающие Роберта Прайса,
считают его остроумным, веселым, ярким и талантливым человеком, что вполне
подтверждается его книгами.
До этого я был мало знаком с его трудами — разве что с несколькими статьями и
стенограммами научных диспутов. Однако я специально приобрел книгу «Осмысленная
жизнь», потому что мне стало интересно, чем она так привлекла ведущих двух
радиопрограмм. Я прочитал ее от корки до корки, изо всех сил стараясь не слишком
удивляться прочитанному, однако я действительно был удивлен, причем не раз, и не два.
Эта книга изумляла меня снова и снова.
В основном, причина моего удивления была в том, что я не мог найти в книге Прайса
ни одного существенного аргумента, которого я уже не встречал бы в других изданиях
или не слышал, беседуя с разными людьми. Когда я читал все это, мне постоянно
вспоминались слова Уинстона Черчилля, адресованные его помощнику по науке Эшли:
«Дайте мне факты, Эшли, и я выверну их так, как мне заблагорассудится, лишь бы
обосновать свою аргументацию».32
Я понимаю, что никто не может со стопроцентной уверенностью судить о мотивах
другого человека, но, должен признать, на мой взгляд, в излияниях своего скептицизма
Прайс затронул именно те направления, которые ему требовались для нападок на
евангельское повествование. Просто поразительно, что «неверующие» могут находить
себе последователей и при этом неплохо зарабатывать на той вере, которую они некогда
исповедовали. В конце концов, я не встречал настолько же страстных книг,
опровергающих существование добрых фей. Поддамся искушению саркастически
заметить, что наилучшее подтверждение Божьего всемогущества, возможно, заключается
именно в том, что Ему даже не нужно существовать для обеспечения материального
достатка в жизни Своих очернителей. В студенческие годы у меня был однокурсник —
убежденный атеист. Я спросил, что вообще побудило его заняться изучением богословия,
если он такого низкого мнения о Писании. «В Божьем бизнесе крутятся большие
деньги», — ответил он.
Для кого-то звание профессора теологии без веры в Теос (по-гречески «Бог»)
и логос («слово») является чем-то совершенно непостижимым. Это равносильно тому,
чтобы попросить президента Ирана Махмуда Ахмадинежада преподавать курс
американской культуры в одном из университетов. Наверное, годы учебы и подготовки в
конце концов обеспечили бы ему определенный достаток, даже если бы предмет,
которому он учил, с каждым годом вызывал у него все больше отвращения. Что же
касается меня, то я не могу представить себя тратящим время на подобную авантюру
неверия, но, похоже, оправдание часто бывает служанкой личной страсти.
Очевидно, что Прайс задался целью раскритиковать книгу Рика Уоррена
«Целеустремленная жизнь». В первую очередь и главным образом он пытается показать,
что вера в Бога основывается не более чем на вымысле. «Так возрастай же, христианин,
вдыхая запах роз рассудка, а не томясь в оковах абсурда духовной демагогии», — как бы
говорит Прайс. Он критикует идеи Уоррена, считая их ни больше ни меньше
32
Эти слова Уинстона Черчилля процитированы в книге «The Sayings of Winston Churchill», ed. J. A. Sutcliffe
(London: Duckworth, 1992), 42.
злоупотреблением Писанием. Даже дизайн обложки книги Прайса напоминает обложку
книги Уоррена, но уже совершенно ясно, что она не продастся таким же большим
тиражом, и никакие ухищрения тут не помогут.
Тем не менее, важно подчеркнуть, что книга Прайса — это не просто ответ Уоррену, и я
хотел бы сразу оговорить, что не ставлю перед собой цель защитить одного автора от
нападок другого. Прайс ясно дает понять, что его критика направлена в первую очередь
не на книгу Рика Уоррена, а непосредственно на христианскую веру в целом,
опирающуюся на личность Иисуса Христа как Господа и Спасителя. Он
просто использовал книгу Уоррена как средство, поскольку, по его словам, она внесла
свой вклад в ту враждебность, которую он испытывает по отношению к тому, во что
однажды верил.
Любой писатель знает, что нет ничего проще, чем взять какую-нибудь книгу и начать
главу за главой критиковать ее, поскольку половина работы за вас уже сделана. Все, что
от вас требуется, — лишь пережевывать содержимое каждой главы, изредка даря
символические букеты, чтобы смягчить впечатление от нападок, а затем готовя новую
колкость.
Прайс сразу же берется за дело, предпринимая героические попытки отмежеваться от
всякой ненависти и враждебности. Это выглядит довольно смешно и напоминает мне
одну старую поговорку: «Когда кто-то говорит, что дело вовсе не в деньгах, то можете
быть уверены: дело именно в деньгах». Итак, пусть читатель сам решает: стоит за
книгой Прайса враждебность или нет.
Приведу несколько выдержек из первых глав.
«Я считаю, что во мне есть потенциал философа, симпатизирующего Фридриху
Ницше и Жаку Деррида, — пишет Прайс. — Я не спешу придумывать удачные
ярлыки…»33 Впрочем, эти слова миролюбивого великодушия и доброжелательности
следуют после того, как несколькими страницами ранее Прайс заявляет: «Боюсь, Фрейд
был прав в отношении рожденных свыше христиан. Они крайне склонны, по меньшей
мере, к ‘навязчивому неврозу’».34
Наивысшую оценку (что, впрочем, не удивительно) Прайс приберег для тех христиан,
кто не воспринимает свое христианство всерьез, поскольку он считает их по-настоящему
здравомыслящими. Он напоминает мне гинеколога, который говорит своей пациентке:
«Да, у вас все признаки беременности, но, слава Богу, вы не беременны. Будь вы
беременны, мне пришлось бы изменить свой первоначальный диагноз, а если бы у вас не
сложилось впечатление, что вы беременны, то я не смог бы заработать».
Не могу вспоминать без улыбки комментарий одной женщины-психолога, с которой я
поделился идеями Прайса. Она сказала: «Я могу вам рассказать об этом человеке больше,
чем он сам рассказал бы вам о себе». Представляю, как комично выглядела бы дискуссия
двух людей, каждый из которых считал бы, что у другого невроз. Я уверен: комик-группа
«Монти Пайтон» могла бы просто убийственно изобразить подобный разговор. Впрочем,
боюсь, именно такую дискуссию олицетворяет враждебный лексикон человека, который
притворяется благодетелем, а сам в это время напитывает ядом стрелы.
Я прочитал книгу Прайса потому, что меня попросили прокомментировать ее во
время радиопередачи, которую ведут двое атеистов. Впрочем, я читаю множество
подобных изданий. На каждую прочитанную мной книгу, в которой автор
благожелателен к моей вере, приходится огромное число книг, написанных враждбно по
отношению к моим убеждениям. Я всегда относился к своей христианской вере серьезно,
и взял за правило внимательно исследовать точку зрения оппонентов. Во время учебы в
Кембридже я старался не пропускать ни одного учебного курса, читаемого Доном
Кьюпиттом — бывшим англиканским священником, ставшим атеистом (я уже упоминал
его ранее в числе любимых писателей Прайса). Это вылилось для меня в несколько
неприятных лекций, но я хотел услышать из первых уст мнение человека, побывавшего
по обе стороны баррикад. Прайс относится к этой же категории, и позвольте всецело
доверять ему, когда он говорит, что никак не может согласовать здравый смысл со
своими христианскими взглядами. Для тех, кто, подобно Прайсу, считает, что
христианство не смогло дать им интеллектуальной уверенности в своей достоверности,
33
Robert M. Price, The Reason-Driven Life: What Am I Here on Earth For? (Buffalo, N.Y.: Prometheus, 2006), 18.
34
Robert M. Price, The Reason-Driven Life: What Am I Here on Earth For? (Buffalo, N.Y.: Prometheus, 2006), 13.
начну с того же, с чего начинается книга «Осмысленная жизнь», выявив стоящую за ней
философию.
Для начала я кратко рассмотрю некоторые утверждения, объясняющие причины,
побудившие Прайса написать эту книгу. Затем мы поговорим о предложенных им
обоснованиях его ухода от веры и, наконец, я отвечу на его центральное утверждение о
том, что осмысленная жизнь несовместима с христианским образом мышления.
Расставание с Богом
Для начала, думаю, стоит процитировать фрагменты из предисловия к книге
«Осмысленная жизнь», написанного Джулией Суини. Она известна как комедийная
актриса в шоу «Saturday Night Live» и автор пары книг.
Я пришла к выводу, что даже Иисус, если бы Он существовал, вынужден был бы согласиться, что
сама по себе Библия — это дом, построенный на песке. В конце концов, мне пришлось отказаться
от своей веры… Я больше не тратила время на исследование христианского мировоззрения и
попытки понять, почему же все эти религиозные идеи настолько непреодолимы, настолько
коварны и соблазнительны. У меня не было научной подготовки или терпения заглядывать в
каждое на первый взгляд безобидное евангельское убеждение и разбираться, откуда оно
появилось и почему заслуживает быть раз и навсегда выброшенным на свалку! Однако у Боба
Прайса есть такая подготовка!35
Этих слов читателю достаточно, чтобы понять, в чем заключается осмысленная жизнь
подобного рода (по крайней мере, для некоторых). Из-за какого-то болезненного
переживания эта «последовательница» почувствовала себя оставленной, и потому
отошла от веры. Несколько лет спустя появляется какой-то ученый и начинает
критиковать христианство. И вот уже из рядов тех, кто раньше покинул корабль, звучит
радостный крик: «Ура! Я знал, что был прав, а те, которые продолжают верить, — просто
болваны!» Перечитайте еще раз слова Суини. Не правда ли, иронично, что сама
метафора, которую она позаимствовала для описания безосновательной веры,
принадлежит Личности, в Которую она не верит? Разберись Суини немного глубже в сути
учения, которое заложено в притче Иисуса о построенном на песке доме (Матфея
7:24-27), она обнаружила бы, что Иисус знал о существовании подобных ей людей. Тех,
кто сомневается в Его словах и безрассудно строит свои дома ни на чем — дома,
неспособные выдержать жизненные бури, потому что у них нет фундамента.
Я искренне прошу вас рассудить, есть ли в этом до смешного упрощенном подходе
здравый смысл. По сути, требуется очень большое желание, чтобы найти аргументы в его
поддержку. Неужели Суини действительно полагает, что только потому, что она не
удосужилась тщательно исследовать библейское учение, этого не сделал никто другой?
Неужели она думает, что никакой здравомыслящий человек, изучив Библию, не сможет
найти аргументов в поддержку веры? И каждый раз, когда кто-то предполагает, что
Иисуса, возможно, никогда не существовало, можете быть уверены: такой человек
говорит о том, во что он хочет верить вопреки свидетельствам исторических данных.
Прайсу и Суини лучше было бы попридержать свое ликование до тех пор, пока они не
пообщались бы с некоторыми из людей, культура которых пожинает плоды
«осмысленности», исходящей из убеждения, что мерилом всего является человек.
Хочу также отметить, что у подобных «иконоборцев», высмеивающих христианскую
веру, есть одна примечательная особенность. На фоне презрения по отношению к
христианству заметно выделяется их уважение к какому-либо другому верованию —
особенно с восточным оттенком. С каким почтением они цитируют веды или буддистские
писания, чуть ли не восторгаясь их красотой, но в то же время пытаются представить
абсурдной Библию! Это лицемерие, выражающееся в снисходительности к
фантастическим и порой странным историям, которыми настолько изобилуют восточные
тексты, что даже Ганди однажды сказал, что они приводят его в замешательство, уже
само по себе свидетельствует об искаженном мышлении. Впрочем, пока я не зашел
слишком далеко, давайте обсудим основание, на котором стоят подобные Прайсу
мыслители, опустошая свои боекомплекты.
Не стоит слишком обобщать
Вы еще не раз обнаружите, что люди, критикующие верующих, совершенно несведущи в
специфических вопросах верований, выставляя глупой любую веру. Вот, например,
несколько строк из книги Прайса:
35
Robert M. Price, The Reason-Driven Life: What Am I Here on Earth For? (Buffalo, N.Y.: Prometheus, 2006), 8.
Большая опасность фундаменталистского христианства заключается в
навязывании извне чужеродного представления о себе и о стиле жизни, что, по своей сути, не
отличается от доказавшей свою несостоятельность попытки коммунистов вывести новый вид
человека: «советский народ»…
Фундаменталисты или евангелисты боятся быть осужденными в ад. Именно поэтому многие из
них в первую очередь держатся за веру… Подобные драгоценные души, загнанные в веру страхом,
оказавшись в кругу единоверцев, облегченно вздыхают, думая, что теперь они в безопасности. 36
К сожалению, должен признать, что эта карикатура на некоторых христиан и
некоторые из форм поклонения, считающиеся христианскими, не лишена определенных
оснований. Но какая цель стоит за подобными насмешками, изображающими крайности
как реалистичное описание всех евангельских христиан? Желание привнести в
дискуссию здравый смысл или просто выразить презрение к верующим в Евангелие и к
их убеждениям? Прайс ловко извлекает выгоду из своего прошлого, чтобы убедить
читателя в том, что он является экспертом в данной сфере и, зная всю подноготную
священнодействия, может теперь вывести его на чистую воду.
Для подобных критиков у меня есть одна новость. Повидав христианский мир «с
изнанки» в самых разных культурах, я мог бы рассказать даже более шокирующие
истории, чем те, что предлагают они. Я видел в передних рядах христианства
злоупотребление властью и деньгами, эгоизм, сексуальные грехи и многое другое. Но
был бы я справедлив, если бы аналогичным образом поставил в один ряд таких атеистов
как последователи Гитлера, Мао Цзэдуна, Сталина и Пол Пота только потому, что все они
придерживались атеистического мировоззрения? Чего достигает подобное чрезмерное
обобщение, кроме демонстрации глупости, действующей во имя разума? Это менталитет
пылесоса, без разбора всасывающего в себя все, что попадается на его пути.
Прайс также ловко ухитряется отрицать, что сам является атеистом. Он не знает,
какой ярлык приклеить самому себе. Почему? Прайс объясняет это следующим образом:
«Термин ‘атеист’, хотя я его и не отвергаю, ко мне неприменим в первую очередь потому,
что он указывает на то, во что я больше не верю, а не на то, во что я стал верить с тех пор.
Он говорит о том, что я больше не поддерживаю определенное мировоззрение, однако я
бы предпочел быть известным тем, что придерживаюсь другого мировоззрения».37
Здесь будет уместно еще раз процитировать Черчилля, который, узнав о нападении
Германии на Советский Союз, сказал: «Мы стали свидетелями преступления, которому
нет названия».38 Возможно, в данном случае речь идет не о преступлении. Но со всей
однозначностью мы видим сверкание словесного оружия и явное полномасштабное
наступление на христианский теизм и неявное — на любую веру в личностную,
нравственную, духовную первопричину всего. Мы стали свидетелями массированной
атаки, которая все еще находится в поисках названия для самой себя. Этому не стоит
удивляться. Сэм Харрис тоже не любит ярлык «атеист», хотя организовывает и посещает
атеистические конференции. Экзистенциалисты тоже не любят, когда их так называют, и
постмодернисты — тоже. Это превосходная стратегия, поскольку в отсутствие категории
точка зрения не может быть подвергнута критике. Это метафизическая версия
квантового индетерминизма: если вам известно, где находится частица здравого смысла,
то вы не знаете, что она делает; если же вам известно, что она делает, то вы не знаете, где
она находится.
Но давайте вернемся к карикатуре Прайса, изображающей причину, по которой
большинство людей откликаются на Евангелие. Например, в моем случае я не помню,
чтобы у меня были хоть мимолетные размышления об аде как ожидающей меня вечной
участи. Более того, я не помню, чтобы кто-нибудь из моих друзей или вообще кто-либо из
моего окружения пришел к Христу из-за упоминаний об аде. Многие из тех, с кем я, как
новообращенный верующий, делился вестью о Христе в Индии, были приверженцами
диаметрально противоположных мировоззрений. Первый из них принадлежал к
высшему сословию браминов, был выходцем из аристократической семьи и обладателем
Президентской золотой медали в одном из самых престижных в Индии технических
университетов. Он поступил в аспирантуру при Массачусетском технологическом
36
Robert M. Price, The Reason-Driven Life: What Am I Here on Earth For? (Buffalo, N.Y.: Prometheus, 2006), 29, 45.
37
Robert M. Price, The Reason-Driven Life: What Am I Here on Earth For? (Buffalo, N.Y.: Prometheus, 2006), 18.
38
Слова Уинстона Черчилля во время прямой радиотрансляции из Лондона, 24 августа 1941 года. Процитированы в
книге сэра Уин¬стона Черчилля и Мартина Гилберта «The Churchill War Papers» (New York: Norton, 2001), 3:1102.
институте, и позже стал сотрудником Агентства атомной энергетики Канады. Очень
немногие могут сравниться с этим человеком по степени одаренности — особенно в сфере
чистой науки, как и немногие могут конкурировать с ним в знании Библии. При этом с
того момента, когда он отдал свою жизнь Христу, мы с ним ни разу не говорили об аде
как о мотиве нашего спасения. Ни единого раза.
Еще один человек, которому я свидетельствовал о Христе, был профессиональным
музыкантом, развлекавшим публику в ночных клубах крупных городов Индии. Он
погряз в наркотиках и во всем остальном, что несет с собой подобный образ жизни.
Посетив по моему приглашению одно из наших библейских занятий, он сразу же увидел
в Евангелии то, чего жаждали его сердце и разум, и начал свой путь следования за
Христом.
Я упомянул этих двух людей потому, что сегодня они оба находятся в христианском
служении: первый — в Канаде, а второй — в Индии. Их, как и меня, к Христу привел
вовсе не страх перед адом. В моем случае это был ад, в который я превратил собственную
жизнь ввиду отсутствия каких-либо духовных предпочтений, и именно благодаря этому я
посвятил свою жизнь Христу. Те, кто осуждает других в обращении к Христу только
потому, что сами живут в ограниченном мире западного коммерциализированного
благовестия, или используют мрачные периоды политизированного христианства как
оправдание для отрицания Евангелия, просто не понимают ни сути Евангелия, ни его
роли в истории человечества.
Здесь многие могли бы поведать собственную историю обращения ко Христу, и я
ничуть не сомневаюсь, что некоторые люди действительно вначале боялись за участь
своей вечной души. Тем не менее, обобщать обращение к вере и заявлять, что все, кто
принадлежит Христу, следуют за Ним из страха за свои бессмертные души — это ошибка.
Меня также изумляет, что Прайс сравнивает советский стиль создания «нового
человека» с массовой евангелизацией. Должен ли ему кто-нибудь напомнить, что весь
советский эксперимент получил импульс в результате абсолютного отрицания Сталиным
существования Бога и его самопровозглашенного «права» давать определение понятию
«человек» на свое усмотрение? Сталин пришел к логическому заключению, что если Бога
нет, то Его место занимает человек. Для того же, чтобы не позволить западному
капитализму определять, что такое человек, он позаботился о том, чтобы это
определение (в его интерпретации) дал русский коммунизм. Говорят, последним
предсмертным жестом Сталина был стиснутый кулак, которым он потрясал в небеса,
после чего в агонии откинулся на подушку. Подобно Прайсу, он тоже считал человека
мерилом всего. Его рациональные умозаключения сформировали его убеждения - еще
один пример осмысленной жизни.
Здравый смысл и законы логики
В чем состоят законы логики? Говоря по-простому, существует четыре основных закона,
каждый из которых подразделяется на множество подпунктов, касающихся
разнообразных формальных и неформальных заблуждений — основной почвы для
дискуссий в области логики.
1. Закон тождества: «Если А, то не Б».
2. Закон противоречия: «А и Б должны взаимно исключать друг друга, если нет
каких-либо уточнений».
3. Закон рационального умозаключения: «Если А, то истинно то, что
непосредственно из этого следует».
4. Закон исключенного третьего: «Нельзя сказать, что два объекта являются
полностью идентичными, только исходя из того, что они обладают одним общим
признаком».
Обратите внимание, что даже у законов логики, по их определению, в качестве
логической отправной точки должна быть трансцендентная реальность, - то есть они
должны базироваться на реальности и признаваться неопровержимо справедливыми
независимо от того, кто в них верит или не верит, или как они воспринимаются в
обществе. В противном случае построенные на их основании аргументы нельзя считать
логичными, и не может быть настоящего базиса или точки отсчета для любой
аргументации, что оставляет нас, как выразился древний философ Гераклит, «в течении,
вечном течении». Альфред Норт Уайтхед, Майкл Полани, Стэнли Яки (все — признанные
авторитеты в области философии науки) придерживались некоторой формы теизма как
предполагаемой точки отсчета для закона, порядка и предсказуемости причин и
следствий во вселенной. Заслуживает внимания один фрагмент из трудов Уайтхеда, в
котором он говорит о большом прогрессе наук в средние века.
Я должен исходить из средневекового упорства в представлениях о рациональности Бога, которое
объединяло личностную силу Иеговы с рационализмом греческого философа… Каждая деталь
была выверена и упорядочена. Исследование природы могло привести только к подтверждению
рациональности веры. Напоминаю, что я говорю не о явных убеждениях отдельных людей, а
подразумеваю влияние на мышление европейцев, обусловленное неоспоримой многовековой
верой.39
Атеист Фридрих Ницше (один из наставников Прайса) сказал, что без духовной
реальности слова — это не более чем искусственные идеи, бесконечно отражающие сами
себя и друг друга в бесчисленных зеркалах, словно в комнате смеха, которые становятся с
каждым новым отражением все более искаженными. Понимая это, он был вынужден
признать себя набожным в том смысле, что «еще и до сих пор поклоняется у алтаря, где
имя Бога — ‘истина’».40
Ницше и экзистенциалисты/нигилисты были куда более честными в отношении того,
куда ведет их атеизм, чем Прайс и Суини, желающие обладать полной завершенностью, и
в то же время наделяющие себя трансцендентными привилегиями. Именно по этой
причине наукам отказывают в каких-либо преимуществах над этикой, хотя некоторые
ученые отчаянно стремятся заключить ее в рамки.
Если мнения и убеждения, поддерживаемые в книге «Осмысленная жизнь», оценить
на основании законов логики, то закон рационального умозаключения (если что-либо
истинно, то истинно и то, что непосредственно из него следует) аннулирует любую
дискуссию о нравственности. Конечно, если только она не рассматривается с точки
зрения ее разнообразных гуманистических оболочек, каждая из которых обладает
собственной «логикой» и уточнениями. Вот что Прайс говорит об этике и смысле бытия:
Я убежден, что мы живем в нравственно нейтральной вселенной, и что моральные законы и
системы определения смысла, через которые мы ее рассматриваем, являются искусственными
предписаниями наших многочисленных предков…
Не существует никакого предопределенного смысла бытия, родившегося в разуме некоего Бога,
рассматриваемого как своего рода небесное «бюро мер и весов». Где должен читаться смысл, если
не в глазах наблюдателя? А значит он — внутри вас и меня. 41
Увидеть в данном фрагменте рассудительность может разве что наивный. Обратите
внимание на вопиющее противоречие в одном только этом абзаце:
У рода человеческого есть великая привилегия и непростая задача выработать оптимальные
нормы. Это должны быть наилучшие стандарты добра и зла, на которые мы только способны,
чтобы затем постараться навязать их вселенной… Но нам следует создать нравственное
пространство, в котором могла бы жить наша культура и цивилизация. Являясь частью Хаоса, мы
начинаем мало-помалу вносить в него собственный порядок и смысл. 42
Неужели Прайс говорит серьезно? В этом ли заключается его логика побега от
тоталитаризма религиозного в тоталитаризм секулярный? Действительно ли он,
придерживаясь этого методологического плана нравственности, подразумевает то, о чем
говорит: что его книга не была написана с намерением изменить мышление его
читателей? Полная абсурдность представленных в ней рассуждений о морали настолько
ужасна, что она должна вызвать стон даже у светских философов.
Об этом водовороте самовозвеличивания и его конечной участи написала известный
философ Айрис Мердок:
Насколько легко узнаваем, насколько знаком нам этот человек, столь ярко изображенный в
«Основаниях…» Канта, который готов противостоять даже Христу. Он отклоняется с истинного
пути, чтобы следовать суждениям собственной совести и прислушиваться к голосу своего
разума… Этот человек все еще с нами — свободный, независимый, одинокий, могущественный,
рассудительный, ответственный, смелый, герой многих романов и книг по философии морали.
Смысл существования этого привлекательного, хотя и вводящего в заблуждение создания долго
искать не приходится. Оно является отпрыском научной эпохи, уверенно рациональным и, в то

39
Alfred North Whitehead, Science and the Modern World (New York: Free Press, 1970), 12.
40
Процитировано в книге Филипа Новака «The Vision of Nietzsche» (London: Element, 1996), 11.
41
Price, Reason-Driven Life, 19-20.
42
Price, Reason-Driven Life, 19-20.
же время, все больше осознающим свою отчужденность от материальной вселенной, которую
выявляют его открытия… Его отчуждение непоправимо… Не такой уж большой шаг от Канта к
Ницше, и от Ницше к экзистенциализму и англо-саксонским доктринам этики, которые в
некоторых аспектах сильно напоминают его. По сути, человек Канта уже обрел славное
воплощение без малого столетие тому назад в трудах Мильтона, и его истинное имя - Люцифер.43
Можете не сомневаться: желание Прайса жить посредством не отрицаний, а только
утверждений — это голубая мечта, обернувшаяся кошмаром человечества. Проблема
данной философии заключается не в том, что люди могут избирать возвышенное и
добродетельное, а в отсутствии веских причин поступать подобным образом, поскольку
их единственное желание — стать последним уцелевшим. Всякий же, кто сомневается на
этот счет, живет, не утверждая здравый смысл, а отвергая его.
Неразумность ошибочного толкования
Для того чтобы показать несостоятельность всех доводов герменевтики Роберта Прайса,
потребовалась бы отдельная книга, и все равно мы этим ничего не добились бы, потому
что философское основание его аргументации о природе толкования выявляет
вопиющую предвзятость. Представляю себе, как бы выглядел разговор с Клайвом
Льюисом о нападках на Библию, подобных тем, которые продемонстрировал Прайс.
Думаю, Льюис, выпустив из своей трубки несколько колец дыма, криво усмехнулся бы и
сказал автору: «Лучше пишите истории для детей — эти сердца более искренни в поисках
истины». Честертон заявлял, что, наблюдая за детьми, он узнал куда больше, чем изучая
философию. Иисус шокировал Своих слушателей, сказав, что ребенок — лучший
представитель небесного Царства, чем любой из эрудированных скептиков. Но почему?
Потому что дети доверчивы и наивны в понимании? Нет, потому что дети задают более
сложные и честные вопросы, чем взрослые. Дело в том, что они открыты для истины и не
ищут повода, чтобы поверить лжи.
Итак, давайте перейдем к содержательной части критики Прайса, направленной на
Библию, обратив при этом внимание на то, что ни один из его аргументов не отличается
новизной. Толкователи и ученые на протяжении веков кропотливо разбирались с
противоречивыми на первый взгляд библейскими учениями, с числами, которые иногда
не сходятся, и другими возражениями, выдвигаемыми в адрес библейского текста. Вам
достаточно лишь прочитать книги, посвященные Ветхому и Новому Заветам, которые
страница за страницей анализируют проблемные фрагменты, ставшие предметом
исследований «высокой» и «низкой» критики.
Мне, как выходцу с Востока, часто казалось странным, что обученное Западом,
воспитанное Западом, взлелеянное Западом мышление породило целые тома,
оценивающие книгу, которая, по сути своей, является восточной. На протяжении многих
лет я тщетно искал кого-нибудь с восточными корнями, кто был бы сведущ в библейской
герменевтике. В последнее время на горизонте появились пару таких человек, однако, в
общем и целом, разбор текста Библии — забота западных специалистов. Поэтому совсем
не удивительно, что вслед за атакой на почти все консервативное на Западе начались и
нападки на консервативное богословие.
В противоположность этому, на Востоке мерилом «консерватизма» является
авторитарная граница, проведенная «толкователями закона», и потому едкий лексикон
там обычно приберегают для решительного противления тем, кто ратует за
любое исследование оригинальных текстов, но он не нацелен на тех,
кто поддерживаетэти тексты. Люди, подобные Прайсу, очень хорошо осознают
различие между тем откликом на их возвышенные критические теории, на который они
могут рассчитывать со стороны христиан, и реакцией ученых-мусульман на любой вызов,
брошенный Корану. При этом важно отметить, что тактики, используемые
радикальными консерваторами в рамках восточного мировоззрения, не отличаются от
тактик радикальных либералов Запада. Исламские радикалы затыкают рот оппозиции,
угрожая гонениями, нанесением увечий и смертью. Хотя радикальные либералы на
Западе и не прибегают к угрозам лишения жизни или причинения физического вреда,
они угрожают остракизмом, потерей общественного уважения и отвержением со стороны
их передовых университетов и журналов, а в последнее время все чаще — и лишением
возможности карьерного роста. Это насилие другого рода.

43
Iris Murdoch, The Sovereignty of Good (London: Routledge, 1990), 78.
 Я знаю один хороший колледж в Атланте, который на протяжении многих лет был
бастионом христианского образования наивысшего академического уровня. Недавно
один из постов в его совете попечителей занял человек либеральных взглядов, который
сразу же потребовал начать процесс либерализации этого учебного заведения. Члены
совета воспротивились его требованиям, желая сохранить христианское мировоззрение,
лежащее в основании колледжа. Тогда он обратился в университеты Лиги Плюща, куда
поступало большинство выпускников этого колледжа, и те в ответ пригрозили
руководству этого учебного заведения закрыть доступ для их студентов к получению
университетского образования, если они не пересмотрят свои мировоззрение и политику.
Конечно, мы не видим угроз физической расправы, однако это — смерть для
стремлений и надежд многих молодых христиан консервативного толка получить
высшее образование. Причем крайние формы давления характерны как для
консерваторской, так и либеральной среды. В то время как неэкстремистский либерал
приписывает всем консерваторам фрейдистский диагноз психологической зависимости
от религии, крайний либерал считает свою идеологию настолько неприкосновенной, что
начинает проявлять враждебность по отношению ко всем, кто не разделяет его точку
зрения. Они тоже берут на себя роль Бога, но с неистово безбожными крайностями.
Я говорю обо всем этом, чтобы указать на один фундаментальный факт. Противление
Запада всему сверхъестественному в целом и христианской вере в частности приобрело
форму фанатизма, сопровождающегося абсурдными реакциями. Постулат Френсиса
Крика о том, что засеявшие землю семена мог принести космический корабль с другой
планеты, считается более приемлемым научным объяснением происхождения
вселенной, чем слова: «В начале сотворил Бог небо и землю». Нападки на Библию
объясняются в первую очередь не научными, а идеологическими причинами, а чтение
Библии в отрыве от понимая культуры, в рамках которой она была написана, может
легко привести к ошибочному толкованию.
На заявления Прайса было бы проще отвечать пункт за пунктом — точно так же, как
он критиковал Писание, однако я ограничусь лишь несколькими философскими
замечаниями. Тем, кто желает исследовать эту аргументацию подробнее, рекомендую
прочитать книги и блоги таких ученых как Бен Витерингтон и Даррелл Бок. В них вы
сможете ознакомиться с конкретными ответами на претензии тех, кто критикует
евангельское повествование. (Одно из наиболее известных имен в этом плане, часто
мелькающее в прессе, — это Барт Эрман, еще один бывший евангелист, начавший
критиковать Писание и выступать в ток-шоу, где его радостно приветствуют ликующие
юмористы и скептики, которые думают, что слышат истину.)
Библия глазами человека с востока
Ветхий и Новый Заветы, которые написаны множеством людей, но прослеживают одну
линию, занимают уникальное положение среди других текстов, претендующих на
авторитетное божественное откровение. Например, написанный одним человеком
Коран, который утверждает о своем совершенстве в каждом слове, никогда не
претерпевал изменений и никогда не нуждался в коррекциях. Он объявляет сам себя
исключительным и достаточным чудом Мухаммеда. Коран был устно вдохновлен, устно
передан и записан со слов в виде оригинального текста. Таковы утверждения ислама. В
том, что касается любых претензий на божественное откровение, Мухаммед считается
превосходящим других пророков и авторитетов — последним и величайшим носителем
откровения Аллаха.
Тем не менее, когда эксперты в области происхождения и лексики текстов начинают
исследовать эти притязания, они обнаруживают, что на протяжении длительных
периодов существовали многочисленные разночтения, которые позже были признаны
ошибочными и уничтожены. Так, различные версии Корана были найдены в 1990-х
годах во время раскопок мечети в Йемене, однако прежде, чем их смогли по-настоящему
изучить, люди, задававшие вопросы в отношении этих текстов, или замолчали в
результате угроз, или исчезли. Именно так ислам отвечает на вопросы. Почему же тогда
Роберт Прайс не написал о мусульманах и Коране книг, подобных тем, которые он пишет
о христианах и Библии? Почему он не читает студентам университетов напористых,
зажигательных лекций о заблуждениях ислама? Почему не планирует туров на Ближний
Восток, чтобы развенчать Коран? Мы все знаем ответ: фанатичные исламисты сразу же
закрыли бы ему рот.
Прайс цитирует в одном предложении «Махабхарату» (часть священных текстов
индуизма), «Илиаду» и Библию, потому что в каждом из этих трех источников есть
история о двух братьях. Однако этим он выдает, насколько «прозападным» и
ограниченным является его восприятие, поскольку он явно не понимает радикальных
культурных различий этих историй. В частности, Прайс пренебрежительно отзывается о
библейском рассказе о блудном сыне: «Подобно всем древним историям о двух братьях,
ставших друг для друга чужими, ее можно воспринимать как психологическую
аллегорию двух конфликтующих сторон одной личности». 44 Мне пришлось перечитать
эти строки несколько раз — настолько трудно было поверить, что Прайс говорит
серьезно. Однако затем он дал сноску на выдержку из главы «Сказки о двух братьях»
книги психолога-фрейдиста Бруно Беттельгейма «Использование волшебства. Смысл и
значимость сказок».
Всякий, кто толкует историю блудного сына с этой точки зрения, пренебрегает
ответной реакцией. Конечно, в определенных ситуациях такой подход можно применять
с пользой, но это совсем другой разговор. Я же абсолютно уверен, что Иисус, рассказывая
историю о блудном сыне, подразумевал нечто совершенно далекое от умозаключений
Прайса. Каждому, кого интересует обсуждение этой притчи, настоятельно рекомендую
прочесть одноименную книгу Генри Ноуэна. Увиденная им картина Рембрандта
«Возвращение блудного сына», - вначале в репродукции на двери офиса своей знакомой,
а затем - в оригинале во время посещения «Эрмитажа» в Санкт-Петербурге, - полностью
изменила его жизнь. Сидя перед этой картиной и часами глядя на нее, он ощущал
твердую уверенность в правильности своего решения покинуть Гарвардскую
богословскую школу, где он был глубокоуважаемым профессором, и переехать в Торонто,
чтобы служить умственно отсталым людям в общине «Дэйбрейк» сети приютов «Л’Арш».
В нашем офисе в Атланте мы устроили небольшую часовню. Внутри нее висит картина
«Прощающий отец» художника из Индии Фрэнка Уэсли. На мой взгляд, она даже лучше
отражает суть истории о блудном сыне, чем знаменитое полотно Рембрандта. В картине
Уэсли меня потрясают детали, передающие состояние юноши, ужасающе опаленного
жгучим солнцем в результате жизни в пустынных местах под открытым небом.
Превратившись от такой жизни почти в скелет, он едва в состоянии держаться на ногах.
Отец, завернутый в чистую, белую дхоти (индийская одежда, которую обычно носят
летом), поддерживает юношу, обняв его за плечи. Моя жена заметила, что
горизонтальное положение рук отца в сочетании с их телами формирует подобие креста.
Только восточный человек мог настолько тонко передать эту идею.
Однажды мы с женой познакомились с удивительно талантливым скульптором,
работающим с бронзой. На завершение одной из своих небольших работ, отражающей
его собственный духовный путь, он потратил много лет, прежде чем смог представить ее
людям. Это была фигура мужчины, который, всеми оставленный и забытый, лежал на
боку на голой земле, сжимая в руках бутылку. Скульптор сказал, что для него самые
важные в Библии слова записаны в истории о блудном сыне: «Придя же в себя». Как он
сказал, эта скульптура отражает его собственную жизнь, потому что он «пришел в себя»,
только достигнув самого дна. Признав же свои недостатки и ошибки, он смог подняться
на ноги и начать путь наверх. Своей бронзовой скульптурой он хотел сказать миру, что
человек не может вернуться домой, к Богу, пока не признает духовную и моральную
порочность своего сердца.
Прайс, прибегнувший к теоретизированию Беттельгейма в отношении блудного сына,
настолько же далек от истины, как блудный сын был далек от своего отца и дома.
Гельмут Тилике точно передал суть этой истории, когда сказал, что ее, в
действительности, следовало бы назвать «притчей об ожидающем отце».
О человеке можно судить по его героям, и мы уже видели, что на Прайса оказали
большое влияние Фрейд, Ницше и Деррида. Ему следует быть осторожнее: чем больше
вы читаете его труды, тем очевиднее становятся его фрейдистские наклонности.
Прайс не только не понимает культурного контекста рассматриваемых текстов, но и не
осознает различий между «Сводом законов Хаммурапи» и другими «этическими
44
Price, Reason-Driven Life, 40.
документами древности», излагающими кодекс существования культуры, и Десятью
Заповедями Ветхого Завета. В Индии многим нравится «Махабхарата». Эта книга
является уважаемым первоисточником народных сказок, которым Индия питает свои
этнические корни. Но индусу никогда не придет в голову поставить «Махабхарату» на
один уровень с Ведами. Подобным же образом, эти кодексы поведения, каждый из
которых является признанным сводом правил, написанным людьми для соблюдения
другими людьми, нельзя сравнивать с Десятью Заповедями, написанными для людей
Богом. Я ничуть не сомневаюсь, что Прайсу это известно, однако ему невыгодно
признавать, что он сравнивает, как равные по авторитетности, тексты, совершенно
разные по происхождению.
Подобное непорядочное использование фактов и умалчивание деталей, не
поддерживающих сюжетную линию, напоминает мне одну лекцию Дона Кьюпитта в мою
бытность в Кембриджском университете, во время которой он пытался доказать, что
всякая теология — это, в действительности, антропология. В качестве примера в
поддержку своих слов он раскритиковал индуизм, в котором, по его мнению, вся власть
определяется по мужской линии. Это объясняет, - говорил он, - почему Индия —
общество, где мужчины считают женщин низшими существами. Когда я поднял руку,
чтобы прервать Кьюпитта, по выражению его лица я понял, что он пожалел о моем
присутствии на лекции. Я опроверг высказанное им мнение, указав на тот факт, что
передача божественной власти в индуизме в действительности происходит по женской
линии через богиню Шакти. Кьюпитт немного помолчал, глядя на меня, а потом сказал:
«Значит, у нас возникла проблема, не так ли?» — после чего продолжил свою лекцию.
Для индусов существуют два разных уровня авторитетности: «шрути» и «смрити».
Слово «шрути» означает «то, о чем услышали», а «смрити» — «то, что запомнили».
Индусов не заботит, насколько согласуются все детали истории (что, само по себе,
отражает их отношение к миру), — они просто извлекают из каждого повествования
глубинные уроки, истинную суть рассказа. Больше всего они любят «Бхагавад-гиту», или
«Священную песню». Почему бы Прайсу не отправиться в Индию и не начать
высмеивать там истории из «Гиты» и фон, на котором они разворачиваются, описанный
в «Махабхарате»? В этих текстах присутствуют аспекты, которые, вполне возможно,
заслуживают подобные насмешки. Однако Прайс не смог бы этого сделать - индусы
попросту не позволили бы ему наносить публичные оскорбления своим верованиям.
Разве не примечательно, что единственная группа верующих, которую можно открыто
критиковать и высмеивать к восторгу сплотившихся скептиков, — это евангельское
христианство? Христиане принимают вызов, не прибегая к крайностям, как поступают
все другие верования, сталкивающиеся с подобными нападками. Не говорит ли этот факт
о благородстве послания евангельского христианства?
Выводы об осмысленной жизни
Рассмотрим три мысли, высказанные в книге «Осмысленная жизнь».
Человек претендует на роль Бога
В главе под названием «Вы — произведение искусства» Прайс пишет следующее.
Однако я скажу, что вы — произведение искусства. Так же, как и я… Благодаря вашим родителям
и положению в пространстве и времени, в вашей руке оказалась палитра особых цветов, и вам
остается лишь творить жизнь, которую затем проживете, и находить собственный смысл бытия…
Если где-то есть Бог, то у Него может быть собственное мнение относительно того, на что может
быть потрачена ваша жизнь и в чем ее смысл. Однако ваша жизнь не может иметь для вас какого-
либо другого смысла, кроме того, что она значит для вас, а не для Бога. Вы должны творить ее!
Мне нравится высказывание Альберта Камю об искусстве и о том, почему оно должно быть
безвозмездным, не служа никакой цели: ни учебной, ни пропагандистской… Оно не имеет
определенной задачи, не повинуется приказам, не трудится для передачи какого-либо
послания.45
Обратите внимание, что Прайс для защиты своего взгляда на искусство не счел за труд
сделать то, что, как он утверждает, искусство делать не должно - учить и
пропагандировать. И правда, в соответствии с его убеждениями относительно искусства,
оно стало выражением чистой эмоциональности, не связанным такими понятиями, как
красота или истина, неизбежно подталкивающим к чувственности и нечестию. В
бесцельном мире Прайса существует некая цель для его описаний. Он трудится над тем,
45
Price, Reason-Driven Life, 36-37.
чтобы передать осмысленное послание в мире, который, по его словам, лишен смысла.
Именно это происходит, когда рассудительный разум пытается дать рациональное
объяснение жизни, хотя доказывает, что эта жизнь иррациональна по самой своей сути.
Вы — произведение искусства, однако у искусства нет объективной цели, а значит, и
у васнет ни цели, ни смысла. Прайс отверг Бога как Творца, потому что понимает, что
существование Создателя противоречит наличию смысла в жизни. Однако, когда человек
берет на себя роль Бога, жизнь сама по себе становится внутренне противоречивой.
Нет ничего, кроме этой жизни
По мнению Прайса и тех, кем он восхищается и кому пытается подражать, все, что у
нас есть, — это «сейчас», а по ту сторону могилы ничего нет. В момент смерти приходит
конец всякой несправедливости, всякой надежде на правосудие, всякому сближению,
всякой возможности обрести взаимоотношения.
Греки считали наивысшей добродетелью справедливость. Моралисты говорят о
любви, как о высшей этике. Многие утверждают, что даже в отчаянном положении, имея
хоть немного надежды, человек может выдержать глубочайшие разочарования.
Психологи заявляют, что личное понимание смысла жизни позволяет перенести
множество унижений. Если же всякая надежда на справедливость угасает в момент
смерти, то обязанностью каждого из нас становится достижение того, что мы считаем
справедливым, пока не стало слишком поздно, — и не важно, что это подразумевает для
всех остальных.
Ни одно мировоззрение не может существовать без определенной доли веры. Период
расцвета рационализма выпал на середину прошлого тысячелетия. Он породил
экзистенциализм, который, в конце концов, привел к появлению постмодернизма.
Теперь мы имеем материалистический, экзистенциальный, постмодернистский,
позитивистский и релятивистский рационализм - причем все эти характеристики
принимаются безоговорочно, отвергая всякий здравый смысл, - а Время становится
некой бесконечной последовательностью событий, не имеющих конечной цели как по
отдельности, так и в целом, и мы неизбежно погружаемся в бессмысленность и, в конце
концов, — в отчаяние.
Человек — это просто тело
Третья мысль, высказанная в книге «Осмысленная жизнь», заключается в том, что вы
— это просто тело. По мнению Прайса, вы — неврологически-химическая величина, у
которой в руках есть кисть для раскрашивания собственного холста. Он делает все
возможное, чтобы опровергнуть воскресение, о котором учат Евангелия, называя его
противоречивым и противоречащим здравому смыслу. Я настоятельно рекомендую
читателям посетить вэб-сайт Уильяма Лейна Крейга (www.reasonablefaith.org) и почитать
его дебаты с Прайсом по данному вопросу. Точку зрения, которой придерживается Крейг,
разделяют многие интеллектуалы, пришедшие на основании увиденных ими фактов к
выводам, совершенно отличным от тех, что сделал Прайс. Для любого из них (или для
сторонников того мировоззрения, которого они придерживаются) отказ
проанализировать мнение оппонента выдает лишь банальную предвзятость.
Истина заключается в том, что в пользу существования Бога есть веские аргументы.
Есть и аргументы, выдвигаемые атеистами, которые представляют собой серьезный
вызов для тех, кто верит в Бога. Есь человеческий опыт, требующий объяснений. По обе
стороны данной проблемы присутствуют конфликты. Таким образом, крайне необходимо
ответить на следующий вопрос: «Какая из сторон лучше принимает во внимание всю
реальность, не отсекая ни малейшей ее части?»
Если Прайс неправ, то он заплатит за это вечностью, а я уверен, что он в корне неправ.
Личность Иисуса Христа уверенно возвышается над всеми идеями этого мира потому,
что Он — именно тот, кем Себя называет: Путь, Истина и Жизнь. Слова Клайва Льюиса,
размышляющего над собственным признанием Бога как Бога, достойны того, чтобы
процитировать их, поскольку они отражают именно то, чего не желает признавать Прайс:
И вот ночь за ночью я сижу у себя, в колледже Магдалины. Стоит мне хоть на миг отвлечься от
работы, как я чувствую, что постепенно, неотвратимо приближается Тот, встречи с Кем я так
хотел избежать. И все же то, чего я так страшился, наконец свершилось. В Троицын семестр 1929
года я сдался и признал, что Господь есть Бог, опустился на колени и произнес молитву. В ту
ночь, верно, я был самым мрачным и угрюмым из всех неофитов Англии. Тогда я еще не понимал
того, что теперь столь явно сияет передо мной, — не видел, как смиренен Господь, Который
приемлет новообращенного даже на таких условиях. Блудный сын хотя бы сам вернулся домой,
но как воздать мне той Любви, которая отворяет двери даже тому, кого пришлось тащить силой,
— я ведь брыкался и отбивался и оглядывался — куда бы мне удрать. Слова «принудь войти»,
столько раз извращали дурные люди, что нам противно их слышать; но если понять их верно, за
ними откроются глубины милости Божьей. Суровость Его добрее, чем наша мягкость, и,
принуждая нас, Он дарует нам свободу.46
В четвертой книге Льюиса из серии «Хроники Нарнии»: «Серебряное кресло» —
девочка по имени Джил оказывается в незнакомом лесу в стране Аслана. Из-за своей
гордости и глупости она попала туда совсем одна. Джил сильно хочется пить, но, подойдя
к ручью, она видит огромного льва, лежащего на берегу. Он убеждает девочку подойти
поближе и напиться из ручья. «Чувствительным, глубоким, совсем необыкновенным»
голосом лев говорит: «Подойди и напейся». Боясь его, Джил спрашивает, не мог бы он
отойти в сторону, но в ответ на это лев только зарычал. Журчание прозрачной воды по
камням на дне ручья лишь усилило ее жажду, поэтому девочка просит льва пообещать,
что он не тронет ее, если она подойдет, однако он такого обещания не дает. В отчаянии,
Джил спрашивает: «А вы едите девочек?» На это лев безо всякого хвастовства, сожаления
или гнева отвечает, что «поглотил немало девочек и мальчиков, мужчин и женщин,
королей и императоров, городов и царств».
Теперь Джил действительно напугана и высказывает предположение, что в таком
случае ей лучше вообще не пить, но лев напоминает ей, что без воды она умрет. «Тогда,
наверное, я пойду поищу другой ручей», — говорит Джил, на что лев отвечает: «Другого
ручья не существует».47
Глядя на все попытки мужчин и женщин, девочек и мальчиков, королей и
императоров, городов и царств утолить свою жажду вечности какими угодно способами,
кроме того, который предусмотрел Бог, - выкапыванием собственных ручьев или
отрицанием существования вечности с предоставлением себе полной независимости, -
Лев из колена Иудина, явленный в Святых Писаниях Библии, говорит: «Другого ручья не
существует».
Г. К. Честертон, книга которого «Вечный Человек» оказала огромное влияние на
Льюиса в его обращении из атеизма к Христу, прошел этим же маршрутом. Его стихи о
собственном обращении поистине удивительны:
И в тот же миг, когда я голову склонил,
Перевернулось все и стало на свои места,
И по дороге древней, что, как снег, чиста,
Я шел, и слушал: каждый встречный говорил.
Лес слов, подобных листьям мертвым, окружил.
Он не был неприятен — только чужд и глуп.
Все не во вред. Намеки и ухмылки губ
О том, кто умер в их глазах, но я ожил.
У мудрецов есть сотня карт, и космос свой
Унылый в виде древа представляют.
Они сквозь сито разум просевают,
Меняя злато на песок пустой.
Но для меня все это — просто пыль,
Ведь Лазарь я. Был мертв, и вот, ожил.48

6. Дает ли что-нибудь молитва?

46
Клайв Стейплз Льюис, «Настигнут радостью». Приводится по книге: «Собрание сочинений в 8 томах. Том 7.
Кружной путь, или Блуждания паломника. Чудо. Настигнут радостью» (Москва: Фонд имени А.Меня, 2000).
47
Клайв Стейплз Льюис, «Серебряное кресло». Приводится по книге: «Собрание сочинений в 8 томах. Том 6.
Серебряное кресло. Племянник чародея. Последняя битва. Письма детям. Статьи о Нарнии» (Москва: Фонд имени
А.Меня, 2000).
48
G. K. Chesterton, «The Convert», in The Collected Poems of G. K. Chesterton (London: Methuen, 1933), 387.
Существует огромная разница между мировоззрением, которое не в состоянии ни на
один вопрос дать полностью удовлетворительный ответ, и тем, ответы которого
неизменно противоречивы. И еще больше разница между ответами, содержащими
парадоксы, и ответами, которые демонстрируют систематическую несовместимость. В
этом смысле христианская вера вновь демонстрирует свою уникальность — и как система
взглядов, и с точки зрения ответов, которые она дает. Христианство не обещает, что вы
прежде, чем умрете, получите исчерпывающие ответы на все свои вопросы, однако
ответы, которые оно дает, неизменно последовательны. Возможно, внутри христианского
учения и мировоззрения существуют определенные парадоксы, однако они
непротиворечивы. Тому, кто считает, что христианство не оправдало его надежд из-за
оставшихся без ответа молитв, важно понять, о чем я сейчас говорю.
Однажды я сидел в машине с одним человеком, беседуя о пережитой им цепи
несчастий. «Я хотел в жизни не так уж много, но ничего из этого не сложилось так, как я
о том молился, — говорил он. — Мне хотелось, чтобы родители дожили хотя бы до того
времени, когда я твердо стану на ноги, и они смогли бы увидеть, как растут мои дети. Но
этого не произошло. Я мечтал об успешном браке, но не тут-то было. Я хотел, чтобы мои
дети выросли благодарными Богу за все, что Он им дал, однако этого не случилось. Я
стремился достичь успеха в бизнесе, но не достиг. Мои молитвы не то что имели нулевой
эффект — все происходило в точности наоборот! Даже не спрашивайте, можно ли вам
помолиться обо мне. У меня не осталось к подобным вещам ни капли доверия».
Слушая этого человека, я испытывал двоякое чувство. Во-первых, мне его было
искренне жаль. Ему казалось, что он старался изо всех сил, что он исполнил свою часть,
но Бог не захотел придерживаться договора со Своей стороны. Вторым моим чувством
была беспомощность, потому что я не знал, с чего начать, чтобы помочь ему.
Это и есть острые края веры в сверхъестественного, всемогущего, личностного Бога.
Когда мы считаем, что Бог подвел нас, не дав того, о чем мы просили Его на вполне
законных основаниях, большинство из нас обычно реагирует с гневом или обидой. Или
же мы испытываем чувство вины от того, что наши ожидания по отношению к Богу
оказались слишком завышенными. Возможно, мы думаем, что Бог не ответил на наши
молитвы из-за какого-то недостатка в нас самих. Мы можем сравнивать себя с другими
людьми, которым Бог, кажется, восполняет любую нужду, и недоумевать, почему Он
точно так же не заботится о нас. И порой мы позволяем этому разочарованию в Боге
отравлять и снедать нашу веру в Него до тех пор, пока по прошествии нескольких лет не
обнаруживаем, что полностью ее утратили.
Г.К. Честертон писал, что в тот момент, когда нам становится тяжело верить в Бога,
мы имеем тенденцию отводить свой взгляд от Него, но скажите на милость - куда мы
его отводим? Для скептика и того, кто разочаровался в вере, ответ на вопрос Честертона
очевиден: мы перестаем верить, что где-то существует Бог, берем бразды правления
своей жизнью в собственные руки и выжимаем из нее максимум того, на что сами
способны.
Но Честертон также отметил: «Настоящая проблема с нашим миром заключается не в
том, что он бессмысленный и даже не в том, что он осмысленный. Наиболее
распространенная беда состоит в том, что он исполнен смысла, но не
совсем».49 Честертон прав. Разумом можно постичь только часть жизни, и не меньшая
часть остается далеко за пределами какого-либо разумного объяснения. Таким образом,
молитва становится безудержным криком сердца в те времена, когда мы больше всего в
этом нуждаемся. На каждого человека, который считает, что его молитва «не сработала»,
и потому он отвернулся от Бога, найдется и такой, для кого молитва остается жизненно
необходимой частью бытия. Она является для него поддержкой, даже если остается без
ответа, потому что этот человек верит и уповает не просто на силу молитвы, но на
характер и на мудрость Бога. Центр такой молитвы — Бог, и именно это подкрепляет
таких людей, сохраняя их веру.
Молитва гораздо сложнее, чем некоторые себе представляют. Она заключает в себе
много больше, чем просто прошение о чем-то и получение просимого. В этом (как и в
других контекстах) мы зачастую начинаем ошибочно верить, что нечто является тем, чем
49
Честертон Г. К., «Ортодоксия». Приводится по книге: Честертон Г. К., «Вечный Человек» (Москва: Политиздат,
1991).
оно никогда не было, даже если знаем, что все не может быть так просто, как нам
хотелось бы.
Ирландская поэтесса Френсис Браун сочинила стихи о группе пилигримов,
описывающих друг другу свои жизненные потери. Один из них рассказал о сокровище,
утраченном в открытом море, второй — об опустошенном и разграбленном имении,
третий — о разбитой любви, а четвертый — о том, как похоронил своего ребенка.
Когда рассказов этих звук утих,
Заговорил тогда еще один из них,
Которому, казалось всем, неведома беда.
«Утраты ваши тяжелы, тут спорить - грех,
Но все равно моя — весомей всех.
Я в сердце веры свет утратил навсегда».
«Тебя постигло горе — хуже нет!» —
Сказали странники ему в ответ. —
«Ни скорбь любви разбитой, ни богатств потеря,
Ни бедствия бушующих морей —
Им не сравниться всем с бедой твоей,
Ведь ты бредешь по свету, ни во что не веря».50
Я вспоминаю, как моя мама в возрасте 57 лет слегла после инсульта. Ее жизнь висела
на волоске, и за нее приехали помолиться несколько церковных старейшин. Позже один
и них сказал, что Господь открыл ему, что моя мама поправится. Это заверение в Божьем
обещании исцелить ее особенно ободрило и подкрепило моего младшего брата —
студента-медика, которому на тот момент было 22 года. Тем не менее, несколько дней
спустя состояние мамы резко ухудшилось, и она умерла. Конечно же, мы были убиты
горем и крайне подавлены. Но еще более сокрушительной для нас стала реакция
некоторых из церковных старейшин, заявивших, что мама умерла из-за того, что у кого-
то из членов семьи не хватало веры для ее исцеления. Мы и так были измотаны от
осознания потери, а теперь каждый, как ученики на Тайной вечере, начал к тому же
копаться в своем сердце и спрашивать у Бога: «Может ли так быть, что это я повинен в ее
смерти, или все это случилось по Твоему плану и замыслу?»
В своем опыте безуспешных молитв вы не одиноки. Истории о неполученных ответах
звучат постоянно. Еще хуже, если человек слышит, что на молитвы других Бог
неизменно отвечает, или же что кто-то вообще и не думал молиться, а его близкий
выздоровел. Прочтите следующие строки, принадлежащие перу одного выдающегося
христианского писателя, которые я выбрал из разных его книг. Кое-где я немного
изменил слова, однако это не повлияло на смысл высказываний.
 Я долго и усердно молился Богу о том, чтобы Он сохранил жизнь моей матери,
однако мои молитвы остались без ответа.
 Я так сильно хочу, чтобы Бог избавил меня от этой ужасной школы. Моим
молитвам нет конца, но я все еще здесь.
 Я перестаю молиться, и потом сражаюсь со своей совестью, спрашивая себя:
«Может, я просто был недостаточно сосредоточен в молитве?»
 Для меня молитва подразумевает боль, поражение и многие бессонные ночи.
 Это дало о себе знать ужасное бремя молитвенного долга.
 Каждый вечер был наполнен унынием, потому что меня страшило приближение
времени отхода ко сну и еженощное сражение за полную сосредоточенность.
Борьба с проблемой безответных молитв привела к тому, что в возрасте 13 лет он
отвратился от христианской веры, и только спустя почти двадцать лет снова стал на
колени в обращении к небесам. Позже он вспоминал: «В ту ночь, верно, я был самым
мрачным и угрюмым из всех неофитов Англии». 51 Да, все это — слова и переживания
Клайва Льюиса, который дал ясно понять, что он отказался от христианских убеждений в
подростковом возрасте именно из-за своего разочарования в молитве. Тем не менее,
примерно через 15 лет после своего обращения Льюис, по его словам, оказался в
«философски стеснительном положении», молясь с надежной тому же Богу о

50
Frances Brown, «The Greatest Loss», in Masterpieces of Religious Verse, ed. James Dalton Morrison (Grand Rapids:
Baker, 1977), 388
51
Клайв Стейплз Льюис, «Настигнут радостью». Приводится по книге: «Собрание сочинений в 8 томах. Том 7.
Кружной путь, или Блуждания паломника. Чудо. Настигнут радостью» (Москва: Фонд имени А.Меня, 2000).
безопасности его брата Уоррена, который находился в Шанхае во время нападения
японцев.52
Давайте будем честны сами с собой. Кто из нас не переживал такого же
разочарования, уныния и смущения из-за молитвы? Лучшие философские умы
задавались вопросом: что же это за Бог, Которому нужно, чтобы Его умоляли,
упрашивали и льстили Ему? И опять-таки, они демонстрируют свое полное незнание
того, каким образом люди Востока воспринимают Бога, не испытывая никаких проблем с
принятием различий и неравенства между Богом и человеком. В то же время, некоторые
знаменитые западные мыслители не просто не соглашаются с существованием этих
различий, но предполагают, что человеческая этика, если уж на то пошло, превосходит
этику Божью. Но давайте на минуту оставим в стороне разговоры о философах, ученых и
знаменитостях и вернемся к вопросу нашего личного молитвенного опыта. Итак, все мы
очень хорошо понимаем разочарование Льюиса и охотно отождествляем себя с ним.
Нам далеко не всегда так же легко отождествить себя с глубокими молитвами тех, кто,
как нам кажется, так хорошо знает Бога. Мы слушаем их с восторженным вниманием,
удивляясь тому, насколько чужды нам их переживания, словно они прилетели с другой
планеты. Я когда-то прочитал об одном известном индийским христианине по имени
Бакхт Сингх. Это воистину выдающийся человек. Будучи выходцем из семьи сикхов,
живущей в штате Пенджаб, он регулярно посещал гурудвары (храмы сикхов). Когда в
школе Сингху подарили Библию, он тут же порвал ее на мелкие клочки. Несколько лет
спустя он поступил в лондонский Королевский колледж, а во время обучения в одном из
технических университетов Канады в 1929 году (в том самом, когда Клайв Льюис стал
христианином) Бакхт Сингх подчинил свою жизнь Иисусу Христу. Он стал одним из
наиболее известных христиан в истории Индии, пользовался большим уважением и
почетом и умер в 2000 году в возрасте 97 лет.
Существует множество историй о том, что Бакхту Сингху была известна сила молитвы.
Рассказывают, что как-то раз во время путешествия по Индии его остановил какой-то
незнакомец и попросил помолиться об избавлении от засухи в том регионе, через
который он проходил. Бакхт Сингх спросил этого человека, уверует ли он во Христа, если
молитва исполнится. Тот, немного поколебавшись, ответил утвердительно. Говорят, что
когда Сингх уже собирался опуститься на колени, его спутник сказал: «Лучше бы вам не
молиться о дожде до тех пор, пока мы не доберемся до места ночевки. Нам еще предстоит
проделать немалый путь, а у нас с собой нет ни одного зонта».
Реальны эти события или вымышлены — меня, по большому счету, никогда особо не
интересовало. Зато я точно знаю, что похожий случай есть в Писании, когда Илия
помолился о дожде во время жестокой засухи, и ему пришлось бежать, чтобы успеть
укрыться самому (3 Царств 18). Библия переполнена подобными ответами на молитвы;
великим мужем молитвы был Джордж Мюллер, живший в XIX веке в английском городе
Бристоле. Зачастую ему не хватало продуктов, чтобы накормить сирот и беспризорников,
о которых он заботился, однако он все равно благодарил Бога за пищу еще до того, как
она появлялась. О его молитвах веры свидетельствуют многочисленные очевидцы и
биографы.
Иоанн Златоуст написал о силе молитвы следующее:
Молитва есть оружие великое, сокровище неоскудевающее, богатство никогда неистощаемое,
пристань безмятежная, основание спокойствия; молитва есть корень, источник и мать
бесчисленных благ…
Сила молитвы погашала силу огня, обуздывала ярость львов, останавливала войны, прекращала
сражения, утишала бури, прогоняла демонов, отверзала врата неба, расторгала узы смерти,
отгоняла болезни, отражала злобу, укрепляла колеблющиеся города; и свыше посылаемые
удары, и человеческие козни, и все вообще бедствия отклоняла молитва. 53
Кто, прочитав это, не почувствует искушение воскликнуть: «Да это же просто
риторика!»? И будет неправ. Каждое из описаний, приведенных Златоустом, взято прямо
из Писания. Библия говорит о привилегии молитвы и предостерегает против
неискренней молитвы. О каком бы пробуждении ни шла речь, - будь то Уэльское,
52
Процитировано в книге Кэтрин Энн Линдскуг «C. S. Lewis, Mere Christian» (Downers Grove, Ill.: InterVarsity,
1981), 118.
53
Иоанн Златоуст, «Полное собрание сочинений Св. Иоанна Златоуста в двенадцати томах. Том первый, книга
вторая» (Москва: Православная книга, 1991).
Гебридское или Второе евангельское пробуждение в Америке, — все их объединяет один
общий признак: молитва согласия на протяжении длительного периода времени. Будучи
студентом, я не раз читал истории об этих пробуждениях и лежащих в их основании
молитвах и думал: «Вот так я хочу строить и свою жизнь - на прочном фундаменте
молитвы». В моей библиотеке есть множество книг о молитве. Можно подумать, что с
каждым прожитым годом дисциплина молитвы дается мне все легче, но в
действительности это не так. Когда бы я ни молился - рано утром или поздно вечером, —
это всегда испытание. Но Бог был верен Себе, и я несколько раз очень четко ощущал в
своем духе Божий ответ. В моем сердце нет тени сомнения, что молитва дает очень много
в жизни любого человека.
Слышит ли кто-нибудь? Есть ли кому-нибудь дело?
Нужно признать тот факт, что ответы на молитвы, подобные тем, которые регулярно
получали Бакхт Сингх и Джордж Мюллер, не являются чем-то привычным. Моя дочь
Наоми столкнулась с некоторыми сложными ситуациями, но, по Божьей милости, ее
ноги не пошатнулись. Она путешествует по всему миру, трудясь на благо самых
бедствующих людей. Чем бы ни занималась Наоми: спасением и реабилитацией
женщин, ставших рабынями секс-индустрии, или помощью детям, ставшим жертвами
СПИДа, — она находится в гуще событий, наполненных нуждой и страданиями. Наоми
часто говорит, что, наверное, Бог изначально предназначил ей работать среди тех, кто
сломлен, и в своей личной жизни она также пережила много боли, разочарований и
предательств. Я время от времени слышу, как она говорит: «Как бы я хотела, чтобы Бог
ответил на мои молитвы так, чтобы я поняла, что Он все еще слышит меня».
Сейчас Наоми живет в тихом пригороде на Западном Побережье Соединенных
Штатов. Недавно, погостив у нас в Атланте, она вернулась домой, где ее приветливо
встретил жизнерадостный золотистый ретривер по кличке Инди. Он всегда настаивает
на том, чтобы хозяйка после приезда первым делом наверстывала все упущенное время
общения с ним. К тому же Наоми навестила знакомая, и та, поставив свой чемодан на
землю возле крыльца, вошла в дом, где всецело сосредоточилась на Инди и разговоре с
подругой. С того момента, когда она оставила чемодан у крыльца, прошло не более
десяти минут, но когда Наоми снова открыла дверь, чтобы забрать его, чемодана на месте
не оказалось. Сначала она подумала, что забыла его в машине, хотя точно помнила, как
доставала его из багажника. Ее знакомая тоже подтвердила, что видела чемодан возле
крыльца. Именно благодаря ему она и поняла, что Наоми вернулась домой. Моя дочь
обыскала все вокруг дома на тот случай, если кто-то перенес чемодан в другое место, но
не нашла никаких следов ни его самого, ни его содержимого. Когда расстроенная Наоми
позвонила мне, я находился в шестнадцати тысячах километров от дома. В том чемодане
были некоторые из ее любимых вещей, а также кое-что купленное в поездке. Наоми
заявила о пропаже в полицию, но после двух дней тщетных поисков ей сообщили, что
она уже вряд ли когда-нибудь увидит сам чемодан или то, что в нем находилось.
Я написал ей письмо, в котором посоветовал не терять надежду. Бог мог решить эту
проблему в два счета, и мы продолжали усердно молиться о том, чтобы Он вернул Наоми
ее чемодан. Она молилась так: «Я понимаю, что с глобальной точки зрения это все не так
важно. Это всего лишь чемодан, но в нем были вещи, которые мне дороги. Я испытала в
жизни столько боли и видела не так уж много ответов на свои молитвы. Не мог бы Ты
вернуть мне мой чемодан? Для меня это стало бы важным подтверждением, что Ты —
рядом, и слышишь меня».
Проснувшись на четвертое утро после исчезновения чемодана, Наоми сделала то же
самое, что и предыдущие три дня: выглянула на крыльцо и ничего там не нашла. До
обеда она работала, временами прося Господа о возвращении ее вещей, а днем опять
выглянула на крыльцо и снова ничего не обнаружила. Под вечер Наоми выехала из дома
по делу, и по возвращении убедилась, что перед ее дверью по-прежнему ничего нет.
Выйдя на улицу несколько минут спустя, она увидела свой чемодан, стоящий в точности
на том самом месте, где она оставила его три дня назад! Наоми не поверила своим
глазам. Придя в восторг, она открыла чемодан и обнаружила, что все вещи были на
месте. Ничего не пропало.
Озадаченная, но исполненная благодарности Господу, она позвонила мне. «Пап! Пап!
Ты не поверишь! Мой чемодан опять у меня, и все вещи на месте!» Позже в тот же день
Наоми написала мне следующее: «Знаешь, это, вроде бы, мелочь, но я очень нуждалась в
том, чтобы получить ее от Бога именно сейчас. Я нуждалась в этом небольшом жесте
просто для того, чтобы знать, что Он заботится обо мне, когда я немного удручена».
Кто-то однажды остроумно отметил, что если хочешь, чтобы супруга ловила каждое
твое слово — сосредоточенно прислушивалась и все запоминала, — начни разговаривать
во сне. Я также слышал историю об одном епископе, который, опустившись на колени
перед алтарем, успел лишь произнести: «Господи…» — как с небес раздался голос: «Что
тебе, сын мой?» Его потом пришлось нести на руках, потому что епископ потерял
сознание. Подобные истории кажутся смешными, поскольку нам действительно
чрезвычайно важно, чтобы кто-то заботился о нас и любил настолько сильно, что
прислушивался бы к нашим словам и интересовался нашими мыслями. И когда мы
молимся, изливая свое сердце и искренне открываясь перед Богом, мы иногда
непроизвольно — может, где-то в глубине души — задаем себе вопрос: «А слышит ли в
действительности нас кто-нибудь?»
Важные мелочи
У молитвы есть крылья. Она может поднять вас над черными тучами человеческой
борьбы, чтобы вы воспарили ввысь. В то же время, молитва — это напоминание о том,
что мы — не боги. У Роберта Браунинга есть такие строки:
Ничто не забавляет так меня,
как вид мальчишек,
что, скача верхом на палках,
представляют, будто это — лошади.
Мне хочется всегда напомнить им,
Шутливо позабавившись, что эти кони —
Всего лишь палки в их руках,
и что на самом деле они сами несут то,
что, как они говорят, несет их.54
Я ничуть не сомневаюсь в том, что если вы — молящийся христианин, то вера в Бога
проводит вас как через хорошие, так и через плохие времена. Однако, если вы не
молитесь, то сами несете свою веру, то есть пытаетесь сделать ее действенной для вас
независимо от источника ее силы, а попытки нести бесконечное крайне изнуряют.
Вопрос безответной молитвы очень болезненный. Что, если молитва не имеет такой
силы, какую мы ей приписываем? В этой главе я не ставлю перед собой цель отрицать
существование огромных разочарований из-за оставшихся без ответа молитв и даже не
буду пытаться объяснять, почему Бог не отвечает на наши молитвы. Вместо этого я хотел
бы как следует рассмотреть роль, отведенную молитве Богом.
Таинственное влияние молитвы
В Библии много сказано — и напрямую, и в подтексте, — о влиянии молитвы как
непосредственно на жизненные ситуации, так и на жизнь молящегося. Писание
содержит около пятидесяти довольно длинных молитв, а также — бесчисленное
количество коротких. Если мы хотим постичь суть молитвы, нам крайне важно понять,
как на этот вопрос смотрит Библия.
Какой бы ни была молитва: запинающейся и короткой или непринужденным потоком
возвышенных, хорошо структурированных фраз, — это просто разговор с Богом.
Превращая ее в монолог, используя ее как способ продемонстрировать с помощью слов
нашу одаренность или как возможность проинформировать или наставить тех, кто ее
слышит, мы искажаем саму цель молитвы. Библия ясно дает понять, что молитва
задумана как линия связи, проведенная от сердца молящегося прямо к сердцу Бога. Сам
Иисус практиковал молитвенную жизнь и увещевал Своих учеников подражать Ему,
сделав молитву частью повседневных дел. Его молитвы представляли собой идеальный,
безупречно искренний пример.
Меня восхищает влияние молитвы на страдающих людей. Я также много раз молился
с теми, кто называл себя скептиком и вел соответствующий образ жизни, однако в конце
молитвы, открыв глаза, видел у них на щеках слезы. Хотя для каждого из нас (и особенно
для тех, кто живет отчужденно от Бога) молитва остается загадкой, я неоднократно
замечал, что даже огрубелое сердце сохраняет жажду обрести возможность общения с
Богом.
54
Robert Browning, Christmas Eve (1850; repr., Whitefish, Mont.: Kessinger, 2004), 37.
 Например, во время одной из поездок в Венгрию я вместе с несколькими коллегами
провел вечер в обсуждении духовных и философских проблем, пытаясь ответить на
вопросы шести венгерских друзей, организовавших приезд нашей делегации. Среди них
были член парламента, физик-теоретик и успешный бизнесмен. Никто из них не был
последователем Иисуса Христа. Они были атеистами в полном смысле этого слова - не
верили в Бога и не признавали какую-либо потребность в Нем.
После нескольких часов дискуссии вечер подошел к концу. Прежде, чем мы
расстались, я спросил у венгерских собеседников, не будут ли они возражать против того,
чтобы я завершил нашу встречу молитвой. Они были немного застигнуты врасплох, но,
несмотря на смущение, согласились. Я кратко помолился об их стране, их семьях и их
жизни. Я попросил Бога о том, чтобы Он явил им Себя каким-нибудь убедительным
образом, и поблагодарил Его за возможность встретиться с этими людьми у них на
родине и провести с ними вечер. Когда, сказав «аминь», я поднял взгляд, в глазах всех
шести венгров я увидел слезы. В комнате стояла мертвая тишина. Казалось, никто не
решался первым нарушить ощущение внезапного, неожиданного Божьего присутствия.
Пожелав спокойной ночи, мы расстались.
На следующее утро я выступил с речью перед аудиторией за много километров от того
места, где мы ужинали, однако я увидел в зале несколько человек из тех, с кем мы долго
дискутировали накануне вечером. Я был удивлен не только потому, что им пришлось
проделать немалое расстояние, чтобы попасть на то собрание, но еще и потому, что это
было закрытое мероприятие, на которое допускались только зарегистрированные
делегаты. Но эти люди были там.
Когда по завершении собрания зал опустел, ко мне подошел вчерашний бизнесмен.
«Знаете, прошлым вечером со мной что-то произошло», — сказал он. Затем этот
мужчина объяснил, что после молитвы он был настолько тронут, что не отправился в
свой гостиничный номер, а бродил почти до самого утра по городу, размышляя, пока,
наконец, не пришел к выводу, что Иисус Христос — именно тот, кем Он Себя называет:
Божий Сын и Спаситель мира, — и он отдал свою жизнь в руки этого Спасителя. Молитва
может совершать удивительные вещи, проникая в сердца так, как порой неспособны
проникнуть все правильные ответы на искренние вопросы.
И наоборот, с большей определенностью, чем что-либо другое, затяжная молитва, не
приносящая видимого ответа, может привести к чувству жизненной пустоты и
разрушению веры. Вполне возможно, для многих из тех, кто утратил свою веру, именно
безответная молитва, словно миф о Сизифе, который постоянно катил огромный камень
вверх по склону горы только для того, чтобы увидеть, как он опять скатывается вниз,
стала отправной точкой на пути к неверию.
Иисус о молитве
Никто не наставлял о молитве лучше, чем Сам Иисус. Огромная важность молитвы
становится очевидной в результате простого наблюдения за конкретными случаями из
Писания, когда Иисус проводил время в молитве: во время Его водного крещения (Луки
3:21); при Его преображении (Луки 9:29); когда Он избирал Себе двенадцать учеников
(Луки 6:12); на последней вечере с учениками во время празднования Пасхи (Иоанна
17:1-26); перед арестом в Гефсимании (Матфея 26:36-46) и во время Его жестокой казни
на кресте.
Все, что нам необходимо для увлекательного исследования, — прочитать эти молитвы
и проанализировать, как молился Иисус и почему Он молился именно так. Наиболее
исчерпывающее описание молитвы — это так называемая Молитва Господня, «Отче
наш», или, как ее определяют некоторые богословы, «Молитва учеников». (Я не раз
слышал, как аудиторию просили процитировать по памяти Десять Заповедей, и это
могли сделать лишь единицы. Однако большинство людей, посещавших церковные
собрания даже недолгое время, или те, кому сейчас за пятьдесят, выучили Молитву
Господню в церкви или в школе.) Эти 64 слова произносятся тысячи раз в день; они
представляют простой образец того, какой должна быть молитва, независимо от ее
длины.
Крайне важные первые слова несут всю весомость молитвы: «Отче наш, сущий на
небесах». Это исконно христианское высказывание. Я никогда не слышал, чтобы
индуисты, мусульмане, буддисты или представители любых других верований начинали
молитву с подобных слов. Кто-то из журналистов дал истории обращения состоятельной
«светской львицы» из Пакистана, Билкис Шейх очень меткое название: «Я осмелилась
назвать Его Отцом». Только этими двумя словами - «Отче наш» — мы признаем (по
крайней мере, неявно) две истины: близость Бога как нашего небесного Отца и Его
верховную власть как Владыки всего сущего. Каждый раз, взывая в молитве: «Отче наш»,
— вы признаете Его безграничное правление над своей жизнью.
Великие молитвы Ветхого Завета не начинал подобным образом даже Авраам - друг
Бога и Давид - человек по сердцу Божьему. Обращение к Богу, как к Отцу, очень
характерно. Таким способом Иисус впервые показал Своим ученикам, что Бог — это их
небесный Отец. Представляете, насколько необычно и даже шокирующе для них было
слышать, как кто-то обращается подобным образом к Богу? В иудейской вере, развитием
которой стало христианство, Бог был настолько почитаем, настолько далек, настолько
свят, настолько «другим», что даже нельзя было произносить Его имя. Подобное
отношение присутствует среди евреев и сегодня. Свободное и глубоко личное обращение
к Богу должно было дать ученикам впечатляющую иллюстрацию того, в чем заключается
суть учения Иисуса об их взаимоотношениях с Творцом.
Молитва, записанная в Евангелии от Матфея 6:9-13, также представлена и в
Евангелии от Луки (11:2-4). Ее контекст раскрывается Иисусом в стихах 5-10:
И сказал им [Иисус]: «Положим, что кто-нибудь из вас, имея друга, придет к нему в полночь и
скажет ему: ‘Друг, дай мне взаймы три хлеба, ибо друг мой с дороги зашел ко мне, и мне нечего
предложить ему’, — а тот изнутри скажет ему в ответ: ‘Не беспокой меня, двери уже заперты, и
дети мои со мною на постели; не могу встать и дать тебе’. Если, говорю вам, он не встанет и не
даст ему по дружбе с ним, то по неотступности его, встав, даст ему, сколько просит.
И Я скажу вам: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам, ибо всякий
просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят».
Эти новозаветные события происходили на Ближнем Востоке, а на Востоке накрыть
для гостя стол — это обязательное правило, не знающее исключений. Вы просто не
можете пригласить кого-либо к себе домой, не предложив ему поесть и попить. Прочитав
эту историю, я сразу же подумал, что прекрасно понимаю чувства описанного в ней
человека, к которому пришел гость. «Что вообще было в голове у этого друга, если он
пришел без предупреждения посреди ночи (его приход, вне всякого сомнения, был
неожиданным, иначе для него заранее накрыли бы стол), да еще и голодным?» —
промелькнула у меня мысль. Впрочем, именно так всегда и происходит.
Однажды, когда я был еще ребенком, наш город пережил землетрясение. Из-за этого
мой дядя решил переехать на три месяца к нам вместе со всей своей семьей из семи
человек. В нашей семье тоже было семь человек, и мы жили в маленьком трехкомнатном
доме. Однако нам на протяжении всех этих месяцев пришлось кормить гостей и
предоставлять им место для ночлега. Я изумлялся этому, даже будучи ребенком. Помню,
как я спросил у мамы, почему дядя думает, что у нас ему будет безопаснее, хотя его
собственный дом находится всего лишь в километре от нашего? В чем состояла
необходимость переезжать всей семьей к нам на три месяца из-за единственного
землетрясения? Так мы и жили: четырнадцать человек в трехкомнатном доме, в котором
были две спальни, гостиная и маленькая кухня. Семья моего дяди приехала в полночь в
буквальном смысле этого слова, и всем нам ни с того ни с сего пришлось уступить свои
кровати, чтобы расположить на них «гостей». Нам это очень не нравилось, однако у моих
родителей не возникло даже мысли о том, чтобы отказать дяде и его семье. Это было
абсолютно невозможно. Этикет требовал, чтобы мы открыли для гостей свой дом и
поделились с ними всем, что у нас есть.
Таков в точности контекст рассказанной Иисусом истории. Это одно из характерных
для Него утверждений из разряда «тем более». Если человек уступает неотступным
просьбам своего друга исключительно повинуясь требованиям культуры, то «тем более
Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него». Сосед того человека спал, но Бог не
спит. Сосед запирал свою дверь во избежание какого-либо вторжения, но Бог всегда
доступен для нас. Сосед не понимал своего друга, но Бог знает каждое сердце и всякую
нужду. Ему известно количество волос у нас на головах. Он знает, сколько дней отведено
каждому из нас на этой земле. Он видит каждого воробья, который падает на землю. Он
знает нашу нужду еще до того, как мы даже попросили восполнить ее.
 Затем Иисус преподает урок, говоря: «Какой из вас отец, когда сын попросит у него
хлеба, подаст ему камень? Или, когда попросит рыбы, подаст ему змею вместо рыбы?
Или, если попросит яйца, подаст ему скорпиона?» (Луки 11:11-12). После этого Он
открывает суть всего фрагмента, начинающегося с Его молитвы: «Итак, если вы, будучи
злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа
Святого просящим у Него» (стих 13).
Вслед за молитвой Господней и в качестве Своего заключения к ней Иисус говорит,
что Бог даст Святого Духа (Его постоянное присутствие внутри нас) тем, кто попросит об
этом. Именно такова суть данной молитвы. Она произнесена не в вопросительной форме
— ее завершает восклицательный знак. Бог обязательно даст дар Своего постоянного
святого присутствия внутри нас всякому, кто попросит об этом. Это несомненный факт!
Вы можете на это рассчитывать!
Мы так мало сегодня об этом слышим. В своих попытках сделать Бога более понятным
для современных мужчин и женщин новая церковь редко акцентирует внимание своих
слушателей на том, что конечный результат молитвы — намерение Иисуса устроить Себе
обитель в жизни молящегося. Мы превратили молитву в средство достижения своих
целей и редко ожидаем Божий ответ достаточно долго для того, чтобы подумать о том,
чего Он желает для нас в данный конкретный момент. Сведя подтверждение обитания
внутри нас Святого Духа к особым дарам, мы лишили людей Святого Присутствия,
поддерживающего нас в молитве, молящегося за нас, когда у нас нет слов, чтобы
молиться самим, и утешающего нас во времена нужды.
Сегодня первоочередная потребность Церкви и отдельных христиан — это постоянное
Божье присутствие внутри нас. Благодаря этому удивительному присутствию, Святому
Духу, Бог одновременно дает нам способность молиться и обеспечивает ответы на наши
молитвы.
Именно так мудрые родители воспитывают своих детей, уча их контролировать свои
потребности и желания, чтобы, в свою очередь, родители могли восполнить эти
потребности и желания. Именно в этом, прежде всего, состоит смысл молитвы:
дисциплинировать наши потребности и желания, чтобы привести их в соответствие с
Божьей волей для нас. И в этом же заключается суть христианской веры. Павел
напоминает нам об этом множество раз. Иисус говорит о внутреннем побуждении и
внешнем обеспечении, что и является действием Святого Духа внутри нас и внешним
Божьим провидением.
Однажды ко мне зашла соседка с просьбой помолиться об одной семейной нужде.
Улыбнувшись ей, я сказал: «С радостью помолюсь о вас, но, знаете, у вас есть точно такой
же доступ к Богу, и вы сами можете обращаться к Нему в любое время». Я думал, что
подобрал нужные и понятные слова, однако соседка, немного помолчав, ответила: «Я
знаю, но, кажется, у вас есть бесплатный прямой номер Бога, а для меня это будет звонок
за границу». Полагаю, если бы такой разговор состоялся сегодня, то я предложил бы этой
женщине приобрести для своего телефона пакет с предоплаченным роумингом…
Но шутки в сторону. Думаю, причина, по которой нам иногда ошибочно кажется, что
Бог очень далек, состоит в том, что мы сами отодвигаем Его. Мы держим Бога на
расстоянии, а потом, когда оказываемся в нужде и взываем к Нему в молитве,
удивляемся: где же Он? А Он именно там, где мы Его оставили.
Кальвин Миллер сделал сильное заявление:
Проповедь и Дух всегда действуют сообща, чтобы провозгласить освобождение. Иногда Дух и
проповедь действительно дают прямые ответы на нужды человека, однако чаще всего они
отвечают косвенно. Большинство проблем разрешаются не через слушание проповедей.
Проповедь, какой бы искренней она ни была, не может разрешить эти неразрешимые проблемы.
Таким образом, если проповедь не дает ответа на проблему, то где же искать решение? Проповедь
существует, чтобы совместно с Духом указывать на тот факт, что знание ответов - не самое важное
в жизни. Что действительно важно - это ощущать Божье присутствие во время мрачных периодов
сомнений… Наша потребность в конкретных ответах растворяется в более масштабном
понимании господства Христа над всеми вопросами: как над теми, которые имеют ответ, так и
над безответными.55
В этом заключается одно из наиболее определяющих различий между апологетом,
которого просто интересуют споры, и человеком, знающим Бога через доверительные,
55
Calvin Miller, Spirit, Word, and Story (Grand Rapids: Baker, 2005), 56-57.
личные отношения с Ним. Скептик, услышав, что молитва — это, скорее, вопрос
господства Христа, чем получения ответа, сразу же сочтет такое объяснение уклончивым,
однако это не так. В соответствии с данным мировоззрением Божье присутствие
ощутимо, и к нему необходимо усердно стремиться. Именно это подразумевают слова
«просите», «ищите» и «стучите».
В своей книге «Целостность поклонения» Пол Уэйтман Гун ярко показал, каким
образом Бог действует в нас посредством молитвы, преобразуя каждого в соответствии со
Своим замыслом и уча нас мыслить так, как того хочет Он.
Сколько раз, стремясь обрести свет для жизни в этом мире, мы лишь слышали призыв подумать о
своей участи в вечности. Сколько раз, когда мы были поглощены делами поместной церкви, наш
взгляд вместо этого переключался на победоносную вселенскую Церковь. Сколько раз, прося о
том, чтобы поклонение благословило наши души миром, мы лишь получали урок, призывающий
нас к святой войне. Сколько раз мы желали обрести силу побеждать этот мир, но лишь узнавали,
что в мире нам предстоит быть побитыми камнями и перепиленными. Сколько раз мы искали
утешения в своих печалях, но вместо этого находили скорби мира вдобавок к нашим
собственным. Подобные инверсии могут казаться людям странными. Но именно такие
противоречия, дающие как прямой, так и отстраненный ответ на жизненные реалии, лежат в
основе церковного поклонения.56
Еще о молитве Господней
Теперь давайте поразмышляем над еще тремя аспектами молитвы Господней, которые
кажутся очевидными, но ощущение это часто обманчиво.
«Да святится имя Твое». От близости к дистанции
Первое утверждение с благоговением открывает святость Божьего имени. Именно
таково первое положение этой молитвы. Бог — наш Отец, однако по Своему характеру Он
также свят. Одно только это должно напоминать нам о главенстве Божьего имени в
нашей жизни и наших просьбах. Что заключено в имени? Имя проливает свет на
характер. Именно благодаря Его имени произносится так много молитв, и эти
многочисленные молитвы возносятсяво имя Его.
Неспособность понять тот факт, что наши молитвы несут в себе Божье имя, принесло
многим христианам немало несчастий. Если судить по современным формам и
выражениям поклонения, в которые мы зачастую вовлечены, то в том, как мы видим
Бога по отношению к самим себе, Его имя совершенно «не святится». Такое
бессодержательное понимание святости может отчасти объяснять причины краха основ
христианства на Западе.
В седьмой главе Книги пророка Иеремии мы читаем о том, что Божий народ живет с
ложным чувством безопасности. Они знали, что северная часть их разделившегося
царства пала под натиском ассирийцев, однако жили, питая ложную надежду на то, что
южное царство Иуды никогда не падет, поскольку в нем находится Храм Господень,
символизирующий Божье присутствие. Бог проговорил к Иеремии совершенно
недвусмысленно:
Не надейтесь на обманчивые слова: «Здесь храм Господень, храм Господень, храм Господень»…
Пойдите же на место Мое в Силом, где Я прежде назначил пребывать имени Моему, и
посмотрите, что сделал Я с ним за нечестие народа Моего Израиля.
Иеремия 7:4, 12
Жители южного царства тешили себя ложной надеждой на то, что Иерусалим для
Бога — особенный город, и Он никогда не позволит врагу захватить его. Однако Бог
потряс их, напомнив о том, что в прежние времена излюбленным Божьим городом был
Силом, однако он стал притчей во языцех, объектом людских разговоров в том регионе
из-за постигшего его страшного разрушения, и теперь наступала очередь Иерусалима. В
конечном итоге Бог всегда защитит Свое имя. Но когда мы проявляем непочтение к
этому имени, когда своими словами и образом жизни показываем, что Божий характер
недостоин почтения, и при этом живем, питая иллюзии, что Бог не призовет нас к ответу
за такое отношение к Его имени, Он будет действовать решительно. Бог сделает все,
чтобы отделиться от осквернения Своего имени. Почтение к Себе — это то наименьшее,
чего Он ожидает от каждого человеческого существа.
К Божьему имени всегда необходимо относиться как к священному, и история
предоставляет впечатляющие напоминания о том, насколько нам важно никогда об этом
56
Paul Waitman Hoon, The Integrity of Worship (Nashville: Abingdon, 1971), 164.
не забывать. В истории России было немного столь памятных моментов, как тот, когда
царь Александр I — абсолютно светский человек — пал на свое лицо пред Богом в одной
из церквей Санкт-Петербурга, прося Бога избавить его народ от армии Наполеона,
намеревавшегося предать Москву огню. Бог ответил, послав необычного помощника -
лютую зиму с морозами. По иронии судьбы, та самая церковь, в которой молился
Александр I, позже, в период расцвета марксизма, была превращена в музей атеизма.
Похоже, успех укорачивает память о божественном вмешательстве, и первой жертвой
становится молитва.
Священным является то, что нельзя сделать привычным. Мы должны задаться
вопросом - и каждый в отдельности, и общество в целом: неужели мы действительно
думаем, что можем безнаказанно попирать святость Божьего имени? Тот факт, что по
всему миру бесчестится имя Иисуса, а не Будды, Мухаммеда или Кришны, говорит о
многом. В других культурах даже законченные сквернословы относятся с достаточным
почтением к именам своих пророков или божеств. Мы же на Западе — единственные, кто
использует имя своего Бога скорее как знак препинания, и это выявляет наше
непочтение к тому, что должно говорить нам о святости. Это применимо к странам,
сообществам и отдельным людям. Если имя Бога не святится, искренняя молитва
невозможна. Причина очень проста и имеет огромное значение. В конце концов, наше
отношение к имени Бога показывает наше отношение к самим себе. Такова логическая
взаимосвязь, заключенная внутри молитвы.
Но в зависимости от того, насколько успешной оказывается наша молитва, Бог обычно
становится для нас или волшебником, отвечающим на все запросы и восполняющим все
нужды, или далеким и равнодушным, если молитвы остаются без ответа или мы не
получаем просимого. Превращение молитвы в простой список пожеланий — это
первейшая ошибка, потому что, когда эти пожелания не исполняются, мы начинаем
утрачивать веру в Бога и считать, что Он разочаровал или подвел нас.
Почти двадцать лет назад на экраны вышел кинофильм «Сила веры», главную роль в
котором сыграл Стив Мартин. В нем рассказывается история «целителя верой» с
характерным именем Джонас Найтингейл (фамилия на английском означает «соловей»,
или «сладкоголосый» - прим. ред.). Джонас колесит по стране, устанавливая свою
палатку в небольших городках для организации очередного «пробуждения». Он
свободно владеет христианской лексикой и использует весь арсенал извращенных и
бесчестных религиозных трюков той гламурной версии христианства, которую часто
можно увидеть на христианских телеканалах. Найтингейл разработал целую систему,
незаметно информирующую его о том, кто в зале страдает той или иной болезнью, и где
они сидят. Затем, в кульминационный момент «служения исцеления» он с помпезностью
циркового конферансье призывает «потенциальных жертв» выйти вперед, чтобы
получить исцеление.
Из-за поломки автобуса Найтингейл со своей «евангелизационной» командой
оказывается в простой сельской общине на Среднем Западе, страдающей от ужасной
засухи. Все жители городка поставили на своих подворьях палатки, проводя ночи
напролет в молитвенных бдениях, прося Бога о дожде. Появившийся именно в этот
момент брат Джонас находит здесь готовую для эксплуатации аудиторию. Он знакомится
с местной официанткой, которая отчаянно нуждается в Божьем прикосновении к ее
семье, и особенно — к ее брату, который не может ходить. Веря Джонасу, она просит его
исцелить ее брата. Тот осознает, что для простодушных верующих этого городишки, с
детства привыкших, что их пропитание зависит от природных стихий, все это — очень
серьезно. Найтингейл начинает ощущать дискомфорт из-за своих намерений
использовать этих людей, сыграв на их вере.
По этой причине он готовится отменить запланированные дальнейшие «служения»,
как вдруг на последнем собрании происходит настоящее чудо исцеления. Когда больные
в процессе очередного спектакля Найтингейла направились к сцене, чтобы «обратиться к
Иисусу за исцелением», юный брат официантки также вышел вперед, и в один
прекрасный миг отбросил в сторону свои костыли и начал ходить. Толпа восторженно
взревела, прославляя Бога за Его чудо.
Но никто не был более потрясен, чем сам Джонас Найтингейл. После того, как
эйфория улеглась, он уединился в своей тихой комнате. Собираясь на следующий день
покинуть город, Найтингейл был не в состоянии заснуть. Он лежал, пытаясь понять, что
же произошло, а потом встал, оделся и направился в палатку, погруженную в ночную
тьму. Найтингейл подошел к большому распятию на сцене, возле которого и произошло
чудесное исцеление юноши, посмотрел на фигуру на кресте и промолвил: «Господи, это
я… Джек». Впервые за весь фильм он назвал свое настоящее имя. Джек Ньютон (так его
звали) осознал, кто такой Бог, и увидел свое собственное имя как истинное отражение
того человека, кем он был на самом деле.
Притворство — это краеугольный камень нашего полного поражения. Молиться так,
словно у нас есть право требовать то, чего нам хочется, без объективной готовности
увидеть, какими мы являемся на самом деле, — это значит превратить молитву в сущий
спектакль, даже если мы думаем, что за нами никто не наблюдает.
Примирившись с Богом, Джек возвращается в свою комнату. Не дожидаясь рассвета,
он упаковывает свои вещи и покидает городок на проезжавшем мимо грузовике.
Внезапно Джек видит на лобовом стекле каплю дождя, потом — еще и еще одну. Они
падали из грозовых туч, как слезы радости за обратившегося к вере фальшивого
целителя.
В фильмах вроде этого мне наиболее интересен взгляд на суть веры, который
разделяют даже скептики, и зачастую он очень мало связан с образом Иисуса, который
сформировало коммерциализированное христианство. Пожалуй, здесь кроется и нечто
более глубокое. Интересно, почему сценаристы дали своему герою имя Джек? Не было ли
это намеком на Иакова? Помните историю, когда Иаков притворился своим старшим
братом Исавом и украл у своего ослепшего отца благословение? Когда, наконец, настал
день расплаты, Иакову предстояло встретиться с братом, который был куда сильнее его.
Помните, как он всю ночь боролся с Богом и сказал: «Не отпущу Тебя, пока не
благословишь меня»? Тогда Бог задал Иакову самый неожиданный вопрос. Он спросил,
как его имя. И внезапно Иаков осознал, что он лицом к лицу столкнулся с тем собой,
каким его знал Бог, и каким он сам знал себя. Он убежал от Бога с украденным
благословением ненастоящего имени, теперь же, возвращаясь домой, он знал, что он —
не Исав, а Иаков, и его имя означает «двуличный». В тот день Иаков признал пред Богом
свое истинное имя и возродился в духовного человека. В тот день произошло духовное
рождение нации, а ее дети стали наследниками благословения.
«Да святится имя Твое» — это первые слова молитвы, признающие как суверенность,
так и характер Бога — характер, который свят и, в отличие от наших лукавых сердец, не
может лгать или обманывать. Слово «Отец» приближает к нам Бога, в то время как
выражение «да святится имя Твое» создает правильную дистанцию между святым Богом
и Его творением. Его любовь к нам сбалансирована Его защитой от того, что помешает
нам стать такими, какими Он хочет нас видеть. Такова основная, первая половина
«уравнения» молитвы: Бог есть любовь, и Он свят.
«Да придет Царствие Твое». Бог неусыпно бодрствует над временем
Царство Божье - не политическое и вообще не материальное. Оно духовное. Мы
обычно определяем свои успехи в политических или материальных понятиях, однако
Божье Царство — это духовное правление. Это не теократия, а, скорее, веление вечности.
Жизнь не попадает в категорию наших «семидесяти лет» (Псалом 89:10). Она опирается
на ограничение, вытекающее из молитвы: «Хлеб наш насущный подавай нам
на каждый день» (Луки 11:3, курсив — автора). Кому-то может показаться, что проще
молиться о достаточном пропитании на неделю или даже на целую жизнь. Если
достаточное обеспечение на один день — это хорошо, то обеспечение на два дня — даже
лучше. Тогда нам не пришлось бы снова обращаться завтра, прося еще. Однако именно
такова природа Божьего обеспечения. Мы живем короткими отрезками времени и
должны просить у Бога сил на один день — и так день за днем. Мы должны зависеть от
Богакаждый день нашей жизни. Живя подобным образом, мы способны взглянуть в
лицо ходу истории, гарантированно зная, что Он неусыпно бодрствует над всем
временем. Если мы не живем с вечностью в разуме, уделяя должное внимание заботам
каждого дня, то наше существование будет представлять собой временно
приостановленную жизнь, а вера всегда будет искать видимого.
В конце Евангелия от Луки мы видим учеников Иисуса после Его распятия
разочарованными, смущенными и напуганными. В последней главе Лука рассказывает
нам о том, что в день воскресения Иисуса двое Его последователей шли в деревню под
названием Эммаус, расположенную примерно в десяти километрах от Иерусалима. Они
обсуждали события прошедшей недели, когда Сам Иисус, приблизившись, пошел вместе
с ними, однако они не узнали Его. Иисус спросил их, о чем они говорят, и путники
изумленно спросили Его: как он, будучи в Иерусалиме, не знал о том, что случилось в эти
дни? Чудесная ирония их вопроса заключалась в том, что Он как раз был единственным,
кто действительнознал, что произошло. Иисус разъяснил значение этих событий
подробно, основательно и убедительно; начиная с писаний пророков, Он раскрыл перед
учениками извечный Божий план.
Десять километров минули быстро, и путники сами не заметили, как достигли
Эммауса. Будучи истинными представителями Востока, они пригласили Иисуса
разделить с ними ужин. Тот принял их приглашение, и когда они возлегли за столом,
Иисус — универсальный представитель всех культур — в роли хозяина взял в руки хлеб и
поблагодарил за него Отца. То ли жест, которым Он преломил хлеб, напомнил ученикам
об их прежних совместных трапезах, то ли в этот момент они вдруг заметили раны на Его
руках, — но их глаза открылись, и они узнали Иисуса. А также осознали вечное Божье
присутствие во всех исторических событиях — даже если кажется, что потеряна всякая
надежда. Когда Иисус покинул их, усталость от пройденного за тот день расстояния куда-
то исчезла, и друзья радостно проделали обратный путь в Иерусалим — все десять
километров, — чтобы рассказать другим ученикам ту Благую весть, которую они узнали
от Иисуса.
«Да будет воля Твоя». От подчинения к кризису
Благодаря Гефсимании, мы узнали о молитве самое важное: она по своей сути
является разговорной формой взаимоотношений, в которых Бог делает за вас то, что вы
не можете сделать сами. Это не попытка убедить Бога пересмотреть Его решения, но
средство, с помощью которого Он формирует из вас человека, желающего исполнять Его
волю и согласного принять ее, чего бы это ни стоило.
Это не фатализм. Это не поражение. Это не путаница. Это не отговорка. Иногда
противиться Божьей воле проще, чем иметь веру и уверенность в Боге и в Его особой
цели для каждого из нас. Только через такое возрастание в вере мы способны принять и
понять каждое мгновение как маленький фрагмент более масштабной истории. Для
некоторых из нас это может подразумевать долгий, трудный путь, однако он будет
совершен шаг за шагом, день за днем, и поддержкой на каждый момент и день будет сила
обитающего внутри нас Божьего присутствия.
Клайв Льюис противился тому, чтобы написать книгу о молитве, поскольку считал
себя в этой области вечным учеником. Его «Письма к Малькольму» объясняют, почему
он считал большинство людей, включая себя самого, некомпетентными для рассуждений
по данному вопросу. Его ответ скептикам, насмешливо заявляющим, что молитва — это
не более, чем разговор с самим собой, хотя человек думает, что его слышит кто-то еще,
лучше всего выражен в стихотворении неизвестного автора, которое Льюис, по его
словам, нашел в старом блокноте:
Они примнившимся зовут
Мой разговор с Тобой,
Как будто грежу наяву
И слышу голос свой.
Но только неизвестно им,
Что сердце не молчит.
Да, я несказанным томим,
Но высохли ключи.
Тогда, в безводной тишине,
Где родникам не течь,
Ты в сердце вкладываешь мне
Неведомую речь.
И нас не двое. Тщетность слов.
Тебе не нужно их.
Не грежу я, один из снов
Непознанных Твоих.57
Конечная Божья цель — привести нас к Себе посредством взаимоотношений, которые
стали возможны, благодаря Его дару в лице Сына. Самый важный урок Гефсиманского
сада заключается в том, что он подчеркнул, насколько тяжелой подчас может быть
борьба. Иисус только что совершил вместе со Своими учениками пасхальную вечерю, во
время которой рассказал им о том, что будет предан руками одного из них. Иисус знал,
что именно для этой цели Он и оставил небеса, чтобы прийти на землю, и это была цель,
с которой Он был полностью согласен. Тем не менее, за несколько часов до неизбежного
даже Он, будучи полностью человеком и полностью Богом, был в борении, спрашивая у
Отца, нет ли какого-нибудь другого способа осуществить план.
«Отче Мой! — молился Иисус, переполненный смертельной скорбью. — Если
возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты» (Матфея 26:39).
Затем, чуть позже Он сказал: «Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы
Мне не пить ее, да будет воля Твоя» (стих 42). Я не раз размышлял: сколько времени
прошло между первой и второй частями этой молитвы? Лука говорит, что борение
Иисуса было настолько сильным, что «был пот Его, как капли крови, падающие на
землю» (Луки 22:44). Очень показательно, что в самый мрачный момент этой борьбы за
согласование своей воли с волей Отца Бог послал Иисусу Ангела, который укрепил Его в
решимости исполнить предназначенное.
Молитва — это нелегкий труд. Пребывать в соответствии с Божьей волей — непростое
дело. Так, Иисус в самые мучительные моменты Своего одиночества, когда Он
столкнулся с агонией разлуки с Отцом ради того, чтобы дать нам возможность никогда не
знать этого абсолютного отвержения, по сути, находился в самом центре воли Отца.
Какое великодушие со стороны Бога вообще посвятить нас в эту невообразимых
масштабов борьбу между Отцом и Сыном!
В Библии описано еще несколько примеров подобной настойчивой борьбы за
обретение уверенности в мудрости и воле Бога. Трое друзей Даниила (Седрах, Мисах и
Авденаго), столкнувшись с очень реальной угрозой царя бросить их в раскаленную печь,
если они не склонятся перед его властью, пришли к заключению: «Бог наш, Которому мы
служим, силен спасти нас от печи, раскаленной огнем, и от руки твоей, царь, избавит.
Если же и не будет того, то да будет известно тебе, царь, что мы богам твоим служить не
будем и золотому истукану, которого ты поставил, не поклонимся» (Даниил 3:17-18).
Писание указывает множество причин, объясняющих тот факт, что молитвы иногда
остаются без ответа. Впрочем, если человек понимает цель молитвы (и, что еще важнее,
— цель жизни), безответная молитва в свете общей картины становится более
переносимой. Сколько раз мы читали о тех, кто был избавлен от трагического крушения
из-за каких-нибудь неотвратимых обстоятельств, вынудивших их опоздать на самолет,
поезд или автобус? Сколько раз мы изумлялись историям наподобие той, в которой
единственный выживший во время боя солдат вернулся домой и через несколько дней
погиб в автомобильной аварии? Все это должно направлять нас к осознанию того факта,
что всем нам назначена неизбежная встреча с Богом. Никто из нас не сможет избежать
этого момента. Мы никогда не знаем, какими будут наши последние дни, когда мы
приблизимся к этой финальной черте.
Недавно я был приглашен проповедовать о проблеме страданий. Перед тем, как я
поднялся на сцену, меня представил человек, который рассказал, что в один трагический
год он в силу разных обстоятельств потерял пять близких членов семьи. Когда он
перечислял их одного за другим: жена, родители, брат, один из детей, — в большой
аудитории стояла полная тишина. Было понятно, что взаимоотношения этого человека с
близкими прошли через серьезные испытания. Затем он добавил: «Преодолеть этот
период мне сильно помог человек, который будет сегодня говорить. Благодаря ему,
проходя через все эти страдания, я очень реально ощущал Божье присутствие». Я сидел в
тишине, слушая, как этот человек представляет меня, и думал: как бы я сам пережил
подобные обстоятельства? Но именно в периоды нужды каждому из нас уникальным
образом даруется Божья благодать.

57
Клайв Стейплз Льюис, «Письма к Малькольму». Приводится по книге: «Собрание сочинений в 8 томах. Том 8.
Письма Баламута. Баламут предлагает тост. Страдание. Расторжение брака. Размышление о псалмах. Письма к
Малькольму» (Москва: Фонд имени А.Меня, 2000).
 Безответные молитвы
Филип Янси перечисляет несколько возможных причин, почему люди не получают
ответа на молитвы, и зачастую при этом испытывают чувство отдаленности от Бога. 58 Мы
можем быть сосредоточены на самих себе, а не на Боге и Его мудрости; возможно, что-то
не так с нами самими, а не с нашей молитвой; мы просто могли утратить близкие
отношения с Богом; быть может, мы недостаточно заботимся о бедных и нуждающихся
(Библия часто указывает на эту причину отсутствия ответа на молитву). Молитва — это не
магия, но и не четкая формула. Порой мы ошибочно делаем акцент на просимом, а не на
том, что Бог хочет совершить в нас. Иногда задержка не говорит о том, что молитва
осталась без ответа, — просто у Бога есть Свои сроки, и Он хочет что-то завершить в нас,
прежде чем сможет ответить на нашу молитву.
Каждый из нас смог бы составить собственный список причин, объясняющих
неотвеченные молитвы. Ни одна из них не несет сколько-нибудь нового понимания
Божьих мыслей, поэтому нам необходимо сосредоточиться на том, что нам известно о
назначении молитвы. Читая Писание, я вижу пять четко различимых реалий, которые
Бог нам показывает, или через которые учит нас в процессе молитвы.
Смирение
Бог постоянно напоминает нам, что Его цель на конкретном жизненном пути, по
которому Он нас проводит, — дать нам увидеть, что заключено в наших собственных
сердцах. Достижение момента, когда мы обретаем смиренное сердце, — это обоюдоострая
победа. Она включает в себя осознание, (1) что ни одно из дарованных Богом
благословений не дано нам потому, что мы лучше кого-либо другого, и (2) что
благословения — это Его суверенный акт, и мы должны с миром в сердце признавать
Бога автором и распространителем наших благословений, дарующим их, исходя из Своих
собственных соображений.
Много лет назад, когда я был молодым проповедником, меня попросили позвонить
одному известному проповеднику, который лежал в больнице после серьезного инсульта.
Это был очень плодотворный писатель с двумя докторскими степенями Оксфорда и один
из лучших ораторов своего времени. Он был благочестивым человеком, однако слег из-за
неожиданного инсульта, практически утратив способность говорить. Наш разговор
продвигался с трудом. На каждый мой вопрос приходилось долго ожидать, пока он
выдавит из себя вымученное «Д-д-д-да». Я не мог сдержать слез и с трудом продолжал
наш разговор. Для меня, тоже проповедника, слышать подобную немощь в голосе,
который когда-то потрясал ораторским мастерством, было просто ужасно. Повесив
трубку, я сразу же опустился на колени, благодаря Бога за свой голос, который я
воспринимал как должное. Бог распределяет дары на Свое усмотрение и может в любой
момент забрать их — тоже на Свое усмотрение.
Это не «богословие червей», когда мы уничижаемся и относимся к себе, как к
отбросам. Скептики любят употреблять это выражение, когда высмеивают христианство.
Ницше называл таких людей слабаками — бедствием земли. Я категорически не согласен
с этим. Мы не приуменьшаем свое человеческое достоинство. Мы лишь признаем
хрупкость нашей природы, приходя к Богу с осознанием того факта, что, из-за своих
эгоистичных мотивов и ограниченного представления о Его совершенной воле для нас,
мы склонны приписывать себе больше контроля над нашей жизнью, чем есть на самом
деле.
Когда моему младшему брату было семь лет, он слег с двусторонним воспалением
легких и брюшным тифом. С каждым днем его тело умирало у нас на глазах, и мы были
просто убиты горем. Отец, хотя он в то время еще не знал Господа, каждый вечер вел нас
в молитве. Уже одно это стало для нас важным уроком. Отец был бескомпромиссным
человеком, и никогда по своей воле не допустил бы ни малейшего проявления слабости.
Однако увидев, что его младший сын оказался на пороге смерти, он остановился в своем
стремлении к власти и успеху. Каждый вечер мы отправлялись спать в страхе перед тем,
что могло случиться ночью. Мама проводила дни и ночи у постели моего брата.
Наконец, врачи сообщили нам, что случай безнадежный, и мальчик, скорее всего, еще
одну ночь не переживет. Попрощавшись с братом, мы в слезах отправились из больницы
домой, поглощенные глубоким чувством утраты. Мама осталась возле него, отказываясь
58
См. Филип Янси, «Молитва. Способна ли молитва изменить жизнь?» (Москва: Триада, 2010).
отойти от его кровати хотя бы на секунду. Под утро она сама не заметила, как заснула,
прямо на стуле. Резко очнувшись на рассвете, мама увидела, что время, в которое, по
словам врачей, ее сын должен был уйти из жизни, уже прошло. В смятении и страхе она
прикоснулась к его лицу. То, что мама почувствовала, дало ей надежду, что мальчику
лучше, чем было несколько часов назад. Утром прибыл врач, который ожидал найти
моего брата умершим. Он признал наличие положительных изменений, но не хотел
давать ложных надежд. «Его состояние противоречит нашим прогнозам», — это было
все, что он сказал.
Сегодня мой брат, которому уже за пятьдесят, работает врачом в Канаде. Я часто
размышляю о тех днях. Когда было сделано все, что могло быть сделано, когда каждый
отдал ему все, что мог отдать, в последнюю ночь, когда все мы спали, Бог прикоснулся к
этому маленькому мальчику и исцелил его тело. Я согласен: мы не всегда видим, что все
происходит именно так (я уже упоминал о смерти моей матери много лет спустя), однако
мы должны признать собственные тленность и ограниченность и осознать, что порой
величайшие Божьи дела свершаются именно тогда, когда мы в этом меньше всего
задействованы.
Мы в смирении приходим к Богу и со смиренными сердцами уповаем на Его характер
и мудрость. Любой другой вариант — это легкомысленная попытка играть роль Бога.
Духовность
По большому счету, успешная жизнь достигается посредством духовного, а не
телесного совершенствования. Время и материя всегда должны уступать дорогу вечности
и духовности. Нам не нравится эта инверсия. Мы сообща тратим ежегодно миллиарды
долларов, пытаясь выглядеть молодо. Я содрогаюсь от одной только мысли о том, что
произошло бы, если бы мы обнаружили или создали «фонтан молодости»,
предотвращающий старение и смерть. Каким бы тогда стал наш мир?
Это стремление выглядеть в шестьдесят так же хорошо, как в двадцать, доходит до
крайности в появившихся кремах и препаратах, которые используют для того, чтобы
«скрыть» смерть, даже когда она приходит. Их щедро втирают в покойного, пока нельзя
будет сказать: «Смотрите, он выглядит прямо как живой!» Я еще ни разу не видел труп,
который не выглядел бы как труп. Смерть — это отсутствие жизни. И не важно, как мы ее
приукрашаем, — человек покинул материальную оболочку, которая содержала в себе эту
великую неосязаемую субстанцию: жизнь. Уходит все, что было значимым для человека
и делало его личностью: его разум, чувства, воля, улыбка, слезы, боли и радости. Все это
— атрибуты духа. Вот почему Иисус сказал, что мы не можем жить одним только хлебом.
В первую очередь мы - духовные существа, и заботиться должны о духовном. Какими бы
ни были наши жизненные устремления и достижения, потребности духа всегда стоят на
первом месте. Мы должны прежде всего стремиться к Царству Бога и к исполнению того,
что Он велит (Матфея 6:33), и тот, кто поступает подобным образом, никогда не будет
сожалеть в момент выхода из своего тела.
Вера
Молитва учит нас верить. Она является не гарантом получения желаемого, а
заверением в том, что наш Господь внимательно следит за нашей жизнью, со всеми ее
нуждами и зависимостями, успехами и достижениями. Вера — это бескомпромиссное,
ежечасное упование на Бога, наша убежденность в том, что, даже если мы не получим
желаемого или того, что, как мы думаем, нам необходимо, мы знаем и любим Того, Кто
отказывает нам в данном случае по веской, Ему известной причине и ради нашего же
конечного блага.
На вере, в которой любовь и упование побеждают разочарование, основываются
самые важные в жизни взаимоотношения. Пред лицом кажущегося поражения
безответной молитвы вера позволяет нам торжествовать в уверенности упования на Того,
Кто все держит в Своих руках. Хотя мы в своем лексиконе обычно интерпретируем слово
«вера» как «отсутствие оснований для убежденности», Библия трактует его по-другому.
По сути, в иврите «вера» — это не понятие, а, скорее, идея. В Книге пророка Аввакума мы
видим описание «праведного», как того, кто живет «своей верою».
Запиши видение
и начертай ясно на скрижалях,
чтобы читающий легко мог прочитать.
Ибо видение относится еще к определенному времени
и говорит о конце
и не обманет;
и хотя бы и замедлило,
жди его, ибо непременно сбудется, не отменится.
Вот, душа надменная не успокоится,
а праведный своею верою жив будет.
Аввакум 2:2-4
Вера — это не просто убеждения. Это такая жизнь, когда очевидны результаты веры.
На этот стих ссылаются три книги Нового Завета: послания Павла к галатам и к
римлянам, а также — Послание к Евреям. Верующие получили напоминание об этом
принципе веры от Аввакума. Раннюю церковь терзали страхи, раздоры и конфликты, и
суть наставления посланий совершенно очевидна: христиане должны были хранить
верность принятому ими учению, уповать на Бога, знающего времена и сроки, и
извлекать уроки из Его наказаний. Поступая таким образом, они подтвердили бы свою
верность пред Богом и людьми. Для греков слово «вера» подразумевало убеждения, а для
евреев — нравственный результат. У веры есть две стороны, именно поэтому Иаков
заявил, что «вера без дел мертва» (Иакова 2:26).
Дружба
Хождение в осознании любви к своему небесному Отцу и служении Ему ведет к
уникальному состоянию близости с Ним. Однако легкого пути достижения этого не
существует. Вы не обретете такой близости, просто желая ее или повторяя какую-нибудь
простую формулу. Никакие взаимоотношения не строятся за «десять простых шагов» —
особенно если они должны быть долговечными и исполненными смысла. Настоящая
дружба возникает благодаря верности посреди всевозможных жизненных перипетий.
Дружбе с Богом всегда будут угрожать неожиданные обходные пути.
В одиннадцатой главе Евангелия от Матфея описана удивительная история,
открывающая такую черту Иоанна Крестителя, которая должна утешить каждого из нас.
По большому счету, именно Иоанн представил миру Иисуса, когда провозгласил пред
всеми: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Иоанна 1:29). Тем не
менее, даже он, попав в немилость к Ироду и оказавшись в тюрьме, пришел в
замешательство из-за кажущейся бездеятельности Иисуса. Иоанн не ожидал, что Иисус
будет наблюдать за всем со стороны, ничего не предпринимая. Возможно, он смог столь
бесстрашно бросить вызов Ироду и Иродиаде именно потому, что был уверен в своей
гарантированной безопасности как эмиссар Христа.
В результате, Иоанн направил к Иисусу делегацию, чтобы получить разъяснения и
вновь обрести уверенность в том, что он не ошибся в отношении Его статуса. Иисус в
первую очередь указал на все совершенные Им чудеса, продемонстрировав, кем Он
является, и утвердив служение Иоанна. Затем Он Сам задал несколько вопросов:
Что смотреть ходили вы в пустыню? Трость ли, ветром колеблемую? Что же смотреть ходили вы?
Человека ли, одетого в мягкие одежды? Носящие мягкие одежды находятся в чертогах царских
[а не в темнице]. Что же смотреть ходили вы? Пророка? Да, говорю вам, и больше пророка. Ибо
он тот, о котором написано:
«Се, Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою».
Истинно говорю вам: из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя; но
меньший в Царстве Небесном больше его…
Но кому уподоблю род сей? Он подобен детям, которые сидят на улице и, обращаясь к своим
товарищам, говорят:
«Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали».
Матфея 11:7-11, 16-17
Это очень примечательный фрагмент. Иоанн силится понять: почему он в тюрьме,
когда совсем рядом находится Сам Господь вселенной? Иисус передает ему в ответ весть о
том, что повсюду происходят чудеса — нужно только желание увидеть их. Затем Он
провозглашает величие Иоанна, подводя слушающих к Своей основной мысли о том, что
ни один ребенок в Царстве Божьем не ниже пророка, и ни один пророк не превосходит
любого ребенка в Царстве. Однако обратите внимание: хотя Иисус указал Иоанну на
совершаемые Им чудеса, Он не совершил чуда для Иоанна и не освободил его. В данном
случае за свою любовь к Богу Иоанн поплатился жизнью.
Что бы ни совершил Бог, все равно найдутся те, кто захочет, чтобы Он сделал все по-
другому. Такова порочная склонность, живущая внутри каждого из нас. Дар веры как раз
и заключается в обретении возможности принять тот факт, что Бог действует на Свое
усмотрение (что не всегда совпадает с нашими желаниями), в Свое время и ради Своих
целей. Наша задача — отложить в сторону все сомнения и согласиться с Божьим
намерением, ожидая с неизменным терпением, когда свое место займет последнее
недостающее звено, обретая мужество и силу продвигаться вперед в наших дружеских
отношениях с Отцом. Именно эта дружба с Отцом, подкрепленная молитвой, давала
Иисусу возможность идти навстречу кресту, когда все фибры Его естества уговаривали
Его повернуть в обратном направлении. Бог предлагает нам точно такую же дружбу с
Ним.
Понимание
Мыслить в согласии с Божьими замыслами и проходить нашу повседневную жизнь
вместе с Ним, - а не впереди Него, — вот последняя из пяти вещей, которым Бог хочет
научить нас через процесс молитвы. Понимать Бога — это значит доверять Ему, даже
если мы не понимаем, что происходит в данный момент и почему. Таковы реалии нашего
хождения с Ним.
Одиннадцать из двенадцати учеников умерли мученической смертью. Когда они
начинали ходить с Иисусом, никто из них не предполагал, как закончится их жизнь. Если
бы ученики знали, к чему их приведет следование за Иисусом, то вряд ли кто-нибудь из
них стал бы на эту стезю, поскольку, как показали будущие события, они не были
особыми храбрецами. Я много, много раз оглядывался назад на собственный путь. Если
бы я знал, какую цену придется платить, то я абсолютно уверен, что привел бы немало
серьезных отговорок и весь дрожал бы от страха, отправляясь в это странствие.
Однажды я, молодой человек, пытающийся согласиться с Божьим призывом к
служению, стоял возле мусорной свалки во вьетнамском городе Буонметхуот у могилы
шестерых миссионеров, убитых во время Тетской атаки в 1968 году. В полном
одиночестве я размышлял о цене, заплаченной этими людьми за их следование за
Иисусом. Я спрашивал себя: откликнулся бы кто-нибудь из них на Божий призыв в своей
жизни, знай они наперед, что закончат свои дни на городской мусорной свалке. Богу
известны наши слабости. Как чудесно, что Он не позволяет нам узнать будущее! Стоя у
тех могил, я молился о том, чтобы Бог сделал меня верным, чтобы я сосредоточивал свое
внимание не на цене, а на призвании служить Иисусу всем своим сердцем, всей душой и
всем разумением, а также на радости моего повседневного хождения с Ним.
Несколько лет назад мне выпала честь побывать в Шанхае в доме известного
китайского евангелиста Вонга Мингдао. При режиме Мао Цзэдуна он провел в тюрьме за
свою веру 22 года. Вонг рассказывал нам, что каждый день в заключении он, просыпаясь
утром, пел гимн:
Мой Спаситель со мной рядом —
Что еще мне пожелать?
Его милость так прекрасна.
Как Его не прославлять?
Небесный покой только в Боге найду.
Он через веру со мной навсегда.
Иисус со мной рядом — я смело иду
И знаю, что с Ним не страшна мне беда.
Иисус со мной рядом — я смело иду
И знаю, что с Ним не страшна мне беда.59
Поначалу охранники пытались заставить Вонга замолчать. Но, когда им не удалось
этого добиться, они, хоть и неохотно, все же смирились с его пением. Шли годы, и со
временем охранники начали собираться возле входа в камеру Вонга, чтобы послушать,
как тот поет о Божьей верности. В конце концов, они уже начали сами просить его спеть
им и научить их словам этой песни. Таково влияние человека, понимающего Бога и
живущего с Ним.
Меня пригласили выступить на всемирной конференции евангелистов «Амстердам
2000», организованной Ассоциацией Билли Грэма. Когда на сцену вышел знаменитый
исполнитель Джордж Беверли Ши, он начал с того, что рассказал историю о том, как
получил слова для песни, которую собирался спеть. Джорджу был 21 год, когда
59
Fanny J. Crosby, «All the Way My Savior Leads Me», in Hymns for the Family of God (Nashville: Paragon Associates,
1976), 598.
воскресным утром мама оставила для него на пианино стихотворение Рии Миллер. Когда
он сел за инструмент, его посетило вдохновение, и он тут же положил слова на музыку.
Мы слушали, как 91-летний старик в который раз за 70 лет запел свою любимую песню.
Мне нужен Иисус — не людей похвала.
Быть верным хочу Его делу всегда.
Мне нужен Иисус. Слава мира — ничто.
Я славлю лишь имя святое Его.
Чем быть королем, но при этом опять
Во власти ужасной греха погибать,
Я буду с Иисусом, и мир ничего
Не может сегодня дать лучше Его. 60
Когда утихла последняя нота, в глазах у присутствующих в зале блестели слезы, и
десять тысяч делегатов поднялись со своих мест, чтобы стоя почтить как верность Бога
этому человеку, так и его преданность Богу. Верность на протяжении всей жизни — вот
яркий пример того, что подразумевается под словом «вера». Джордж Беверли Ши
недавно отметил свой столетний юбилей, и его песня, как и предыдущие восемь
десятилетий, продолжает нести свое послание миллионам людей.
Молитва, записанная французским священником Мишелем Куастом, — это сильное
напоминание о нашей тленности и Божьей верности по отношению к нам. Если, читая
эти строки, вы боретесь с чувством вины из-за своих ошибок и, возможно, впервые
осознали, что это не Бог подвел вас, а вы сами не смогли остаться верным Ему в трудных
обстоятельствах, прочтите следующую ниже молитву и взгляните в лицо Тому, Кто
терпеливо ждет момента, когда сможет поднять вас и возвысить.
Господь, я снова упал.
Я больше так не могу, я вечный неудачник.
Мне стыдно, и я не смею поднять на Тебя глаза.
И все же, я боролся, Господь, потому что знал,
что Ты был рядом.
Склонившись надо мной, Ты наблюдал.
Однако искушение налетело, как ураган,
и вместо того, чтобы смотреть на Тебя, я отвернулся
и сделал шаг в сторону,
а Ты в это время стоял, молчаливый и опечаленный,
словно отверженный жених, который видит,
как его возлюбленную уводит прочь недруг.
Когда ветер утих так же внезапно, как и поднялся,
когда исчезли молнии, горделиво прорезавшие тьму,
я вдруг почувствовал себя одиноким,
опозоренным, отвратительным,
с собственным грехом в моих руках.
Я избрал этот грех точно так же,
как покупатель приобретает товар.
Я заплатил за него, и не могу его вернуть,
потому что хозяина лавки уже нет на месте.
Этот грех безвкусен.
Он не имеет запаха.
Меня тошнит от этого греха.
Я желал его, но больше не хочу.
Я долгое время
представлял его себе,
искал его,
играл с ним,
пестовал его,
и, наконец, бросился в его объятия,
равнодушно отвернувшись от Тебя.
Я вытянул руки вперед, мои глаза и сердце
непреодолимо влекло к этому греху.
Я схватил и с жадностью поглотил его.
Теперь он мой, однако он обладает мной, как паутина
удерживает уловленного в нее комара.
60
Слова Рии Миллер, музыка Джорджа Беверли Ши: «I’d Rather Have Jesus», 1922.
Он мой.
Он прилип ко мне.
Он течет в моих жилах.
Он наполняет мое сердце.
Он растекся повсюду подобно тому,
как растекается в лесу темнота на закате,
заполняя все светлые пятна.
Я не могу избавиться от него.
Я бегу от него, как человек,
который хочет отделаться от бродячей собаки,
но та догоняет меня и радостно путается под ногами.
Должно быть, это заметно каждому.
Мне так стыдно, что я готов ползти по земле,
чтобы меня никто не видел.
Мне стыдно попадаться на глаза своим друзьям.
Мне стыдно попадаться на глаза Тебе, Господь,
потому что Ты любишь меня, а я забыл Тебя.
Я забыл Тебя, потому что думал о себе,
но никто не может думать одновременно о себе и о других.
Человек должен сделать выбор, и я сделал его.
Твой голос, Твой взгляд,
Твоя любовь — они причиняют мне боль.
Они тяготят меня сильнее, чем мой грех,
потому что я наг, грязен, унижен, разбит и обессилен.
Я больше не смею ничего обещать.
Все, что я могу, — лишь пасть ниц пред Тобой.
[Ответ Отца]
Ну же, сын, подними взгляд.
Не твое ли тщеславие, в основном, пострадало?
Тот, кто любит Меня, печалится, но доверяет Мне.
Ты думаешь, что Божья любовь имеет границы?
Ты думаешь, что Я хоть на мгновение
перестал любить тебя?
Но ты по-прежнему полагаешься на себя, сын.
Ты должен полагаться только на Меня.
Попроси у Меня прощения
и быстро вставай.
Знаешь, самое худшее — это не падение,
а лежание на земле.61

7. Какое все это имеет значение?

Надеюсь, что, добравшись до последней главы этой книги, вы уже поняли (возможно, -
впервые в жизни), кто такой Иисус и что значит быть христианином. Надеюсь, вы
осознали, что ваши неоправданные надежды связаны не с Богом и не с христианством.
Быть может, вас разочаровала церковь, поскольку она состоит из человеческих существ,
точно таких же, как вы и я, — людей, которые зачастую нарушают собственные стандарты
и не всегда живут в соответствии с красотой своей веры и своего Спасителя. Возможно, у
вас были ложные ожидания по отношению к Иисусу и христианству. Но вы по-прежнему
спрашиваете себя: «Какая разница: христианин я или нет?»
Если это так, то разница для вас легко прогнозируема. В отсутствие Спасителя нет
никого, кто спас бы вас от самих себя; кто в совершенстве знает вас, но все равно любит,
не предъявляя никаких условий; кто провел бы вас через глубокие воды и бурные моря
61
Michel Quoist, Prayers (Lanham, Md.: Rowman & Littlefield, 1999), 135-137. Использовано с разрешения Sheed
& Ward, Rowman & Littlefield Publishers, Inc. Michael Quoist, «Sin», переведено с французского «Prieres»
(Les Editions de l’Atelier, 2003), 144. Использовано с разрешения Les Editions de l’Atelier, Париж, Франция.
жизни; кто дает силы и мужество входить в новый день и встречать все разочарования.
Нет никакой уверенности, что кто-то станет на вашу защиту и что в конечном итоге по
отношению к вам восторжествует справедливость. Нет никого, кто радушно встретил бы
вас дома, когда ваша земная жизнь закончится, открыл свои объятия и сказал: «Хорошо,
добрый и верный раб». Бессмысленная и бесцельная жизнь, череда однообразных
моментов, вырывающих день за днем из тощей почвы бытия, и в завершение ее нет
надежды на будущее.
Если люди, считающие, что верить в Бога трудно, отворачиваются от Него, чтобы жить
так, словно Его не существует, это имеет последствия и для всего общества. В наши дни,
когда многие явно утратили способность оставаться преданными своей вере, на память
приходят слова Уильяма Блейка и тягостные размышления Уильяма Уордсворта:
Пусть насмехается Вольтер,
Пускай Руссо от смеха стонет, —
Песок вы бросили на ветр,
А ветр его в глаза вам гонит!62
Мильтон? Зачем тебя меж нами нет?
Британии ты нужен в дни паденья!
Везде заветов прошлого забвенье,
Погибла честь, померкнул правды свет.
Родимый край под гнетом тяжких бед,
В оковах лжи, тоски, ожесточенья.
О, пробуди в нас честные стремленья.63
За насмешки над вечным, за отвержение Божьих заповедей и нарушение
установленных Им границ существует расплата, - в первую очередь для нас, как
индивидуумов, а затем - для обществ и культур, частью которых мы являемся.
Происходящее на Западе поражает своими масштабами. В книге Томаса Фридмана
«Плоский мир», посвященной вопросам мировой экономики, отмечается, что уровень
экономического потенциала в мире уравнял правила игры. На мой взгляд, Фридман прав
лишь наполовину. Слово «плоский», возможно, приемлемо как описание в западных
терминах производительности, валового национального продукта, чистого дохода и всех
других показателей, оцениваемых экономистами. Но существует еще и другая шкала. В
контексте нравственного самовосприятия этот мир сильно накренился. Восток на
протяжении многих лет рассматривал Запад как разлагающуюся и умирающую культуру,
заслуживающую того, что, скорее всего, ожидает ее впереди - участи, отраженной в
классической проповеди Роберта Ли под названием «Настанет день расплаты». И
сегодня Запад все больше сам перенимает это отношение к себе.
Что это меняет, если мы уходим от своей веры в евангельское послание? Какая
разница, какое общество находится в данный момент на вершине, и какая культура в
упадке? Разве это не является всего лишь сбрасыванием обветшалой шкуры? Как любил
говорить один мой профессор в Кембридже: «Чем являются все эти церкви, если не
памятниками тому, во что мы когда-то верили?» У меня есть для него новости.
Последствия такой перемены в мировоззрении Запада изменят не только сам Запад, но и
весь мир, и потребуют заплатить цену, превосходящую любую вообразимую выгоду. В
этом я уверен. В контексте западных стран и всего мира для нашего времени более остро
стоит вопрос, подразумевающий устрашающие последствия: «Если не христианство и не
христианское мировоззрение, то какое мировоззрение займет его место?» Люди,
называющие себя «бывшими евангелистами» и «бывшими христианами», должны
спросить себя: «Является ли разумным упрощенческое мнение о том, что христианская
вера иррациональна, а натурализм - рационален?»
Много лет назад Френсис Шеффер привел простую иллюстрацию, демонстрирующую
ребус натурализма, способного дать материалистическое объяснение лишь части того,
что он видит. Шеффер представил два стакана воды: стакан А и стакан Б. Предположим,
когда вы вышли из комнаты, стакан А был заполнен водой на четверть, а стакан Б пуст.
Вернувшись в комнату, вы обнаруживаете, что стакан А, в котором раньше была вода,
теперь пуст, а в стакане Б, который прежде был пустым, теперь есть вода. Очевидный
62
Уильям Блейк, «Пусть насмехается Вольтер», «Уильям Блейк. Стихи» (Москва: Прогресс, 1982).
63
Уильям Вордсворт, «К Мильтону». Перевод К. Д. Бальмонта, опубликован в 1893 году в журнале «Русская
мысль».
вывод: в ваше отсутствие кто-то зашел в комнату и перелил воду из стакана А в стакан Б.
Однако стакан Б теперь заполнен больше, чем на четверть. Фактически, он налит до
краев. Требуется дополнительное объяснение. Возможно, кто-то действительно перелил
воду из стакана А в стакан Б, однако откуда еще взялась вода? Для объяснения объема
воды в стакане Б воды, которая была в стакане А, недостаточно.
А теперь предположим, что к вам пришел один богатый человек и предложил
построить для него дом самого высокого качества, которое только можно себе
представить. Он отправляется в путешествие, которое может затянуться на несколько лет,
но хотел бы, чтобы вы в его отсутствие возвели дом, где он мог бы жить после
возвращения. Этот богач говорит вам, что время от времени будет посылать своего
агента, чтобы справляться о том, как идет строительство. На кону ваши честность и
репутация. Богач заверяет, что будет хорошо вам платить. Вы соглашаетесь на его
условия, этот человек отправляется в свое путешествие, и начинается строительство
дома.
Следует признать, что временами вас посещает искушение прикарманить часть
выданного вам на строительство аванса или сэкономить на качестве. Ведь вы могли бы
построить для себя небольшое, милое «гнездышко», и заказчик ни о чем не догадался
бы. В конце концов, он уехал надолго. И разве он разбирается в выполняемой вами
работе настолько хорошо, чтобы оценить ее во всей полноте? Неужели он меньше
радовался бы тому, что внешне выглядит так же красиво, хотя и сработано не настолько
фундаментально, как должно быть? Можно было бы потратить его деньги на отделку
дома, чтобы оказать приятное впечатление, но сэкономить на том, что делает строение
более крепким и надежным.
Строительство идет своим чередом, а в это время безответственные подрядчики и
торговцы, в свою очередь, воруют у вас материалы, и вы вынуждены заменять их менее
качественными. Наконец, дом завершен. Вы успешно замаскировали все, что не
соответствует проектным данным, и здание внешне в точности соответствует
требованиям заказчика. Никто, кроме вас, не знает, что фундамент немного ослаблен из-
за того, что каждый из ваших подрядчиков играл в ту же игру, что и вы, пытаясь
получить больше, чем им полагалось, вкладывая меньше, чем они обещали.
Однажды, кто-то постучал в вашу дверь. Открыв на стук, вы увидели на пороге
мужчину, который вам кого-то напоминал, однако вы не были уверены, что встречались
с ним раньше. Оказалось, это брат того человека, который заказал вам построить дом. Он
говорит, что возвращение его брата откладывается из-за неожиданно возникших
обстоятельств, однако, учитывая, что вы так долго ожидали его возвращения и усердно
трудились над строительством его дома, чтобы в точности исполнить все его пожелания,
он… дарит этот дом вам. Теперь он — ваш, и вам ничего не нужно платить. Это подарок
для вас и вашей семьи, и если от строительства дома остались какие-нибудь деньги, они
тоже ваши.
Эти две иллюстрации обобщают ту затруднительную ситуацию, которая сложилась
сегодня на Западе (аналогичные идеи проникают сегодня и на Восток). Похоже, что
натурализм стал господствующим мировоззрением, и мы думаем, что можем дать
объяснение всему содержимому стоящего перед нами стакана. Однако нам не дают покоя
необъяснимые дополнительные три четверти воды. Мы можем объяснить, что такое
материя, но не можем найти причины, почему мы мыслим именно такими категориями,
если все, в конечном итоге, происходит из материи. Мы убедили себя в том, что имеем
все необходимое, и что наши разум и умения проведут нас через любые трудности, с
которыми мы столкнемся. Однако мы запустили руку в собственный карман. Дом,
построенный нами с подобной перспективой, разрушается, потому что мы
смошенничали при закладке фундамента.
Многие помнят пресловутый проект «Биосфера-2». Он задумывался, как воплощение
мечты человечества. За период с 1987 по 1991 годы в Аризоне был построен громадный
комплекс, занявший территорию почти в полтора гектара. Он стал дерзкой попыткой
создать с помощью науки и инженерии идеальную биосферу. «Все» было спланировано,
выверено, изучено и продумано ради получения идеального, герметически
закупоренного мира — совершенной, рукотворной, закрытой экологической системы,
внутри которой можно было исследовать сложную сеть взаимосвязей между
биосистемами. Комплекс состоял из сельскохозяйственной зоны, а также жилого и
рабочего пространства для людей, что позволяло ученым изучать жизнь людей,
земледелие, животноводство, технологии и остальную природу во взаимодействии, а
также наблюдать за постоянно изменяющимся химическим составом воздуха, воды и
почвы внутри системы. Кроме того, это был эксперимент, призванный выяснить
возможность использования закрытых биосфер в будущем при освоении космоса и
провести научный анализ последствий подобных проектов без причинения вреда
атмосфере Земли. За состоянием здоровья группы исследователей следил врач, живущий
внутри комплекса, а также — медицинская бригада за его пределами (без нее не смогли
обойтись, даже учитывая все совокупное знание и квалификацию). На мой взгляд, в этом
заключена определенная ирония, поскольку «закрытая система» по определению
должна быть в состоянии обеспечивать себя без помощи извне. Прекрасная иллюстрация
для тех, кто упорно доказывает, что наша вселенная — «закрытая система», которая для
обеспечения самой себя не нуждается в Боге.
Комплекс «Биосфера-2», обойдясь создателям в миллионы долларов и занимая
площадь двух с половиной футбольных полей, и по сей день остается самой большой из
когда-либо созданных закрытых систем. Его изолированная от внешнего мира природа
состояла из 1900 м² тропических лесов, 850 м² океана с коралловым рифом, 450 м²
мангровых болот, 1300 м² лугов саванны, 1400 м² приморской пустыни, 2500 м²
сельскохозяйственных угодий, зоны обитания людей и подземной технической
инфраструктуры. Вода для охлаждения и обогрева циркулировала по независимым
трубопроводам, а пассивное солнечное освещение проникало внутрь через стеклянные
панели, покрывавшие большую часть комплекса. Электроэнергия подавалась от
внутреннего энергетического центра, работающего на природном газе, через
воздухонепроницаемые вводы. Разницу между надеждами, возлагаемыми на
эксперимент «Биосфера-2», и полученной в результате реальностью можно выразить
единственным словом: «конфуз».
Первая исследовательская группа, «Миссия-1», состояла из восьми человек и работала
в течение двух лет, с 1991 по 1993 годы. Вслед за полугодовым перерывом, во время
которого ученые входили внутрь комплекса через воздушные шлюзы для проведения
исследований и внесения доработок в инженерные системы, последовал эксперимент
«Миссия-2». В нем с марта по сентябрь 1994 года участвовала группа из семи человек.
Через месяц после начала второго эксперимента между руководителями проекта
возникли серьезные разногласия в отношении финансовых вопросов, в результате чего
они были отстранены от управления «Биосферой-2» федеральными судебными
представителями. Четыре дня спустя двое участников первой исследовательской бригады
прибегли к актам вандализма, пытаясь подорвать ход проекта. После перетасовки
состава научной группы и серьезных раздоров внутри нее из-за несанкционированного
проноса предметов и материалов внутрь комплекса, а также фальсификации данных,
двухлетний «эксперимент по автономности» напоминал не столько науку, сколько
ошибку стоимостью в 150 миллионов долларов. Он был преждевременно остановлен, что
по определению означало полный провал.
Концовка истории выглядит как заговор внутри заговора со всевозможными тайнами
и подковерной борьбой. Позволю себе заметить, что, даже если бы этот эксперимент
удался, он лишь показал бы, что для осуществления подобного проекта все равно
требуется участие интеллекта, хотя его устроители, естественно, хотели доказать нечто
другое.
Я побывал в этом комплексе и слышал из первых уст о некоторых решениях, прямо
нарушавших планы и ограничения, в соответствии с которыми должна была
функционировать биосфера. Я не ставлю под сомнение ни достойные похвалы усилия,
затраченные на реализацию данного эксперимента, ни даже цели, которые он
преследовал, однако он потерпел колоссальный провал. Совершенно ясно, что люди не в
состоянии создать идеальную сферу и среду обитания, однако в случае с «Биосферой-2»
ключевым фактором неудачи и забвения стало даже не это, а порочное человеческое
сердце, которое готово пойти даже на целенаправленное варварское разрушение
контролируемой среды. При всех наших попытках покорить внешний космос мы до сих
пор так и не навели порядок в космосе, существующем внутри нас самих.
 Итак, завершая свой ответ на мнение некоторых людей о том, что христианство не
оправдало их надежд (со всеми вытекающими отсюда обвинениями в его адрес), хотел бы
предложить вам задуматься о безрассудных последствиях, к которым ведет
мировоззрение скептиков, — последствиях, ставящих под угрозу само существование
человечества.
Послание церкви
Многие из обвинений, выдвинутых людьми, с которыми мне довелось пообщаться,
имеют под собой трагические основания. Они испробовали церковь и нашли ее
ущербной. Для них она во многом оказалась невежественной, далекой от жизненных
реалий и крайне склонной к осуждению. Если те, кто называет себя христианами, не
прислушаются к этой критике, то сделают хуже только самим себе. На мой взгляд, мы
имеем дело с двумя крайностями: либо абсолютное самодовольство в отношении своей
веры и всяческое уклонение от проблемы греха, либо изгнание и осуждение всякого, кто
ошибается в своей христианской жизни, — и обе они таят в себе огромную угрозу. Если
один человек крикнул: «Пожар!», то мы можем быть снисходительны к его
заблуждению. Если двое кричат: «Пожар!» — то, возможно, стоит прислушаться к ним.
Если же мы слышим многоголосый вопль: «ПОЖАР!!!» и никак не реагируем на него —
то мы или глухи, или безрассудны. Современная Церковь, прежде, чем что-либо
говорить, должна внимательно слушать.
Следует отметить, что, по роду своей деятельности, я бывал в десятках церквей в
разных странах и видел, что многие уже прислушались к критике и приняли ее к
сведению. Например, я был в Китае на небольшом собрании ученых, встретившихся для
обсуждения проблем современного христианства. Я также проповедовал в очень больших
церквях, где учение здраво, а методы работы мудры. Существует множество пасторов и
лидерских групп, которые тщательно обдумывают проблемные вопросы нашего времени
и ведут в своих церквях достойную похвалы работу. Мне хочется склонить голову перед
этими людьми, которые в нашу эпоху серьезных испытаний сочетают богословскую
целостность с дееспособной методологией. Очевидно, что обо всем христианском мире
нельзя судить одинаково. Я взываю к тем церковным лидерам и прихожанам, которые
утеряли суть евангельского послания, или обратились к компрометирующим его методам
- или и то, и другое вместе.
Как ни печально, некоторые церкви существуют только для того, чтобы развлекать
свою аудиторию бесконечными представлениями, так что верующие стремятся туда в
предвкушении радостей приятного времяпрепровождения в окружении «хороших
людей». И я говорю это без всякого сарказма. В мире, где считается, что развлечение и
юмор можно найти только в пошлости, грубости и унижении других, благотворное,
здоровое веселье, предлагаемое такими церквями, в наши времена действительно крайне
необходимо. Бог не против развлечений. В отличие от животного мира, Он сотворил нас
способными смеяться и плакать, хотя слезам главенствующее место не отводится. Мы
нуждаемся в смехе и радости — особенно учитывая, насколько мрачные новости мы
слышим каждый день.
Проблема заключается в том, что, пытаясь таким образом поклоняться Богу, мы в
конце концов совершенно перестанем отличаться от «хороших» людей, отрекшихся от
Евангелия. По сути, жизнь христианина, привыкшего исключительно к развлечениям,
может в действительности быть даже хуже, чем у его антагониста-скептика. В чем смысл
всецелого сосредоточения церкви на развлечениях, если разделения внутри нее ничуть
не меньше, чем вне ее?
Я много раз слышал, как молодые христианки жаловались, что юноши-христиане, с
которыми они встречались и проводили время в церкви, ничем не лучше тех, кто
заявляет, что не верит в Бога - по сути, говорили они, некоторые из этих парней
дажехуже неверующих. Как ни печально, порнография, сладострастие,
безответственное отношение к деньгам и нечестность — в равной мере типичные реалии
для обоих лагерей. Я даже знаю бизнесменов-христиан, которые признавались мне, что
больше не будут нанимать на работу христиан из-за того, как те относятся к своему
начальству на рабочем месте. Они считают, что им положено определенное послабление
за неисполнение служебных обязанностей, «ведь мы же — братья во Христе».
 Из-за этой душераздирающей безответственности люди относятся настороженно к
тем, кто открыто заявляет о своей вере, и крайне подозрительно — к их духовным
разговорам. Мы видим нарушение брачных обетов и деловых договоренностей не только
за пределами церковных стен. К сожалению, они в равной степени распространены и
среди верующих. Для такого рода христиан посещение церковных собраний ради
хорошего времяпрепровождения — это в лучшем случае практика, которая помещает их в
безопасное место, где они могут слушать приятные слова о том, насколько мы хороши и
насколько хорошими нам следует быть.
Как и почему мы оказались неспособными взращивать верующих с сильным
характером и строгой самодисциплиной? В отношении этой проблемы есть две новости:
хорошая и плохая. Хорошая заключается в том, что этот «порченый продукт» не
является каким-то сугубо современным явлением. Ранняя Церковь переживала те же
проблемы, с которыми мы сталкиваемся сегодня, а, может, — даже и посерьезнее. Читая
послания Нового Завета, мы видим целый «букет» пороков, существовавших внутри
общин, которые заставляют нас удивляться: «Что же там творилось во имя Иисуса и Его
Тела?» Встречаясь на страницах Нового Завета с учениками Христа и лидерами ранней
Церкви, мы видим ссоры, недоверие, жадность, местничество, предательство и даже
убийство, — и все это невзирая на тот факт, что они находились в самом тесном контакте
с совершеннейшей из когда-либо прожитых жизней. Любой психолог сказал бы, что эти
люди абсолютно непригодны для своей роли. Если бы их проверили на лидерскую
пригодность по современным методикам, сомневаюсь, что хотя бы один из них прошел
этот тест. Просто удивительно, что Иисус избрал этих людей и терпел их.
А если взглянуть на патриархов, то это вообще — отдельная история! Нас временами
смущает даже «отец веры» Авраам, почитаемый тремя основными мировыми
религиями. Исаак и Иаков были не намного лучше. Давид — величайший и самый
духовный из всех израильских царей — оставил за собой след кровопролития и
прелюбодеяния. Соломон, почитаемый как мудрейший из всех людей, когда-либо
живших на земле, оставил нам превосходные притчи о том, как надо жить, однако не
применял их к самому себе.
К сожалению, это лишь подтверждает плохую новость: наши врожденные личные
слабости и недостатки характера преследуют нас большую часть нашей жизни. При
отсутствии путеводителя к исправлению, восстановлению и изменению наши ошибки
приведут к катастрофе и, в конце концов, — к гибели будущих поколений. Писание дает
нам не формулу для достижения совершенства, а способ разобраться со своими
слабостями и обрести исцеление и полноту. Мы можем вернуться на путь надежды и
благословения, только принимая верные решения на личном уровне и избирая себе
правильных лидеров.
Итак, на каждое обвинение в том, что люди в церкви ничем не лучше неверующих,
можно ответить, что Библия ничему другому никогда и не учила. Как мы уже увидели,
под критической лупой скептиков в неприглядном свете могут предстать даже герои
истории Церкви. Библия напоминает верующим о том, что именно мы в церкви в первую
очередь должны помнить о собственных недостатках. Именно мы должны проявлять в
этом мире милость и прощение по отношению к тем, кто нарушил Божьи стандарты.
Именно мы в первую очередь должны понимать, насколько мы далеки от того, кем Бог
хочет нас видеть, и научиться позволять Ему приводить нас в соответствие с образом Его
Сына — как в наших словах, так и в делах. Именно мы в первую очередь должны учиться
быть терпеливыми с теми, для кого земной путь все еще ухабист.
Корень проблемы церквей, увлеченных разного рода программами при отсутствии
содержания, лежит в видимости перемен без учения о том, как людям правильно
мыслить. Обязанность церкви — учить, в равной мере и верующих, и неверующих тому,
как применять истины Писания к своей жизни и тем самым, в конечном счете, влиять на
общество. Между действием Евангелия и любой другой системы верований, существует
огромная разница. Христианство — это не политическая и даже не культурная теория.
Оно, в своем корне, заключается в изменении сердец всех мужчин и женщин, мальчиков
и девочек, чтобы мы начали мыслить так, как мыслит Он, и поступать в соответствии с
Его характером.
 Подумайте об этом. Ведь о чем бы ни шла речь - о капитализме, коммунизме или
фашизме, — политика всегда действует по принципу «сверху вниз». Каждая из трех
упомянутых политических систем начинается с идеологии того, как лучше устроить
судьбу нации, а уже из нее следуют соответствующие выводы о том, как управлять
отдельными ее представителями. Любая система характеризуется собственными
идеологиями и правилами. Это же относится и к большинству религий. Так, ислам — это
политическая теория и система законов. По мнению многих ученых, история ислама
демонстрирует, что он начался как политический замысел и использовал
«сверхъестественное» для достижения своих целей. Договор Умара, составленный во
время первых походов мусульман на христианские страны, четко определяет христиан
гражданами второго сорта. Удивительно, но ученые-мусульмане фактически считают
подобное отношение проявлением великодушия. Ислам жестко противодействует
христианам, начиная с ограничений на высоту церковных шпилей и заканчивая
запретом на распространение вести о Христе. Индуизм также действует по принципу
«сверху вниз», представляя собой образ жизни сообщества, в котором отдельный человек
мало что значит. Итак, о чем бы ни шла речь: о политике или религии, — мы видим один
и тот же «эффект просачивания» благ.
Но с христианством все обстоит иначе. Противление Иисуса политической власти
было примечательным предупреждением для систем верований типа «сверху вниз». В
евангельском послании перемены берут свое начало в сердце каждого отдельно взятого
человека. Эти перемены приводят к изменениям в семье, доме, затем — в сообществе и, в
конце концов, — в стране, что, в свою очередь, влияет на формирование культуры. В
результате, из-за преобладания определенных ценностей в таком обществе возникает
эффект кругов на воде уже космических масштабов — не потому, что он был навязан
сверху, а потому, что Бог изменил сердца и умы Своего народа. Именно в этом
отличительная особенность христианства. Евангелие по своему замыслу никогда не было
политической теорией, диктующей, как следует устроить жизнь общества.
Мы должны по достоинству оценить разумность такого мировоззрения. Лидеры,
избираемые людьми, ставятся для того, чтобы вести вперед на основании моральных
ценностей и системы взглядов, с которыми отождествляет себя народ, и эта динамика
или формирует будущее, или ставит его под угрозу. Вначале народ назначает лидера, а
потом лидер получает полномочия направлять нацию в соответствии с ценностями,
которых она придерживается. Если лидеры не справляются с этой задачей, общество
становится на путь разрушения. В микрокосме церкви проблемы исходят не от людей, а
от лидеров, ведущих людей к пренебрежению той властью, благодаря которой они
существуют, и даже — к неверию в эту власть.
Вскоре после своего переезда в Канаду в 1966 году я увидел возле одного небольшого
дома вывеску: «Распродажа богословской литературы». Я постучал в дверь, и пожилая
женщина, открывшая на стук, была явно удивлена увидеть у себя на пороге индуса (дело
было довольно давно, потому что сейчас она бы уже вряд ли удивилась). «Знаете, здесь
продаются христианские книги», — вежливо заметила женщина. «Именно поэтому
они меня и заинтересовали», — ответил я. Тогда она впустила меня в дом. Это была
небольшая библиотека в пару тысяч книг. «Мой муж был пастором, — объяснила
женщина. — Он умер, а мою церковь его книги не интересуют, и потому я пытаюсь
продать их кому-нибудь, кто относился бы к ним с уважением и ценил то, чему они учат».
Узнав, что я — последователь Иисуса Христа, она очень обрадовалась. Я решил купить у
нее несколько книг. Заметив, каких авторов я выбираю (это были Кэмпбелл Морган,
Фредерик Майер и др.), женщина сказала: «Это были любимые книги моего мужа», —
после чего добавила, словно окатив меня холодным душем: «Я вижу, как в моей церкви и
деноминации умирает вера. Что может быть хуже, чем быть свидетелем этой медленной
смерти? Я и представить себе не могла, что однажды наступит день, когда наши лидеры
станут уводить нас от того учения, которое лежало в основании наших церквей. Мы
действительно — как овцы, преданные своими пастухами».
Уклонение стольких церковных лидеров от учения Иисуса привело к своего рода
смерти. Такое уже случалось в истории. Соломон, Иеровоам, Ровоам один за другим
вводили свой народ в обольстительные, ложные верования. Постепенно они начали
верить во что-то, имеющее отношение к Богу, не веря в Самого Бога, и в конце концов
высшим актом поклонения стало принесение в жертву детей. Книга Закона затерялась, и
прошло несколько поколений, прежде чем ее вновь нашли среди обломков и
строительного мусора в доме Божьем. Скорбя о подобной деградации, Иисус оплакивал
Свой возлюбленный город: «Иерусалим, Иерусалим… сколько раз хотел Я собрать детей
твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется
вам дом ваш пуст» (Матфея 23:37-38).
Вы видите параллели с сегодняшним днем? Мы путаем посещаемость церковных
собраний с успехом, и слепы к внутреннему опустошению. Роль церковных лидеров
заключается в том, чтобы чувствовать Божье сердце и вести народ к Нему, а не строить
большие церкви, которые становятся памятниками их мастерства в угождении слуху
собравшихся и их способности давать людям то, что, как им кажется, те хотят, дабы
позволить им уходить с собраний с приятным чувством удовлетворения от «посещения
церкви».
Благотворный потенциал капитализма не выше, чем у любой другой системы
правления, если лидеры ведут в неверном направлении, украв у людей их наиболее
фундаментальную, Богом данную ценность: их неотъемлемое человеческое достоинство.
Все кровопролитие в мире объясняется тем, что кто-то где-то счел идеологию более
ценной, чем человеческая жизнь. Это эндшпиль рационализма, когда идеи важнее
людей. В подобной обстановке верх берет самая жестокая идея, а церковь, забывшая свое
назначение и утратившая свое послание, не сможет оказывать на общество
благотворного влияния.
Истины, по которым мы должны жить, проверены внутри микрокосма Церкви.
Именно в этом Церковь должна быть внимательна, задавая себе непростые вопросы,
поскольку без сочетания богословской целостности с дееспособной методологией наши
церкви также превратятся в остатки «былой славы».
И прости нас, как мы прощаем
Внимание к людям в их скорбях — это жизненно важный аспект нашего призвания
отражать Бога для общества, в котором мы живем. Если бы евангельское послание
сводилось всего к одному слову, то это было бы «прощение». Самое сложное в познании
сущности милости — это научиться прощать и принимать прощение. В начале этой книги
я упомянул об одной женщине, которая покинула свою церковь, потому что ее, по сути,
оттуда изгнали. Она рассказала нам, что, к своему стыду, изменила мужу. Церковь этого
так и не забыла, не позволив этой женщине оставить свой грех позади и жить дальше, что
причинило ей даже больше боли, чем ужас от содеянного и те страдания, которым она
подвергла свою семью и друзей.
Я понимаю, что нам в церкви очень непросто пребывать в присутствии греха. Каким
образом мы можем принимать что-либо, не подвергая риску евангельское послание? Как
можно учить узкому пути праведности, не становясь законниками? Впрочем, вне всякого
сомнения, существует способ провести различие между тем, кто превращает зло в
банальность, задирая нос перед Богом, и тем, кто спотыкается, падает, но стремится
восстановить не только свои близкие отношения с Богом, но и общение с Божьим
народом.
Вспоминаю, как однажды мне позвонила одна сильно расстроенная мама. Как
выяснилось, ее дочь приняла решение, из-за которого ее родители задались вопросом:
«Могут ли они по-прежнему иметь с ней что-либо общее?» Это была душераздирающая
история. Родители воспитывали дочь в полной противоположности тому образу жизни,
который она вела теперь, и уже были готовы порвать с ней всякие отношения. Я слышал
в голосе матери отчаяние, и понимал, что дать ей бесспорный совет почти невозможно. В
результате я сказал ей, что она должна сама принять решение, как ей поступить, но
порекомендовал сделать это так, чтобы ее дочь не оказалась отрезанной от ее любви, ее
голоса и возможности контакта.
Равновесие было очень хрупким. Оттолкнув свою дочь, мать рисковала подвергнуть ее
влиянию других голосов и других отношений любви, которые могли показаться более
заботливыми, но в действительности увели бы ее еще дальше от Того, Кто заботится о ней
больше всех - от самого Бога. Если бы эта женщина осудила свою дочь, то та, наверняка,
навсегда оказалась бы вне досягаемости родителей. Я предупредил, что, какое бы
решение она ни приняла, надо сделать все, чтобы дочь поняла, что мать любит ее и
готова в любой момент ее принять.
Бывают времена, когда Отец ожидает возвращения сына, но бывает и так, что
муж идет и становится в очередь в публичный дом, чтобы выкупить свою жену и
любить ее, как это сделал Осия для Гомерь. Евангелие — это приглашение к
взаимоотношениям, а не повестка в суд.
Я знаю одного мягкосердечного, одаренного и умелого юношу-христианина. Во время
учебы в колледже большинство его друзей были на год-два старше его. К тому моменту,
когда он перешел на последний курс, они все уже получили дипломы, и он остался один.
Хотя этот юноша посещал библейскую группу, последний год учебы стал для него
духовным испытанием. Его семья никак не предполагала, что он заведет дружбу, которая
вскоре перерастет в нечто большее, с девушкой, придерживающейся совершенно иного
мировоззрения. Она почитала гуру, а также увлекалась мистикой и пантеистическими
методиками медитации. Под ее влиянием личность этого парня начала меняться, и со
временем он почти перестал общаться со своей семьей, не проявляя своей обычной
привязанности.
Его отец полетел в город, где находился университет сына, и поселился в одном из
близлежащих мотелей. Он сказал юноше, что приехал ради него, и несколько дней
побудет рядом с ним. Отец предложил сыну каждый вечер ужинать вместе. Парень
согласился, но для отца было очевидно, что сын ежедневно приходит на эти ужины
только для того, чтобы не показаться грубым. Спустя несколько дней отец вернулся
домой, питая не больше надежд, чем перед своим визитом к сыну.
Парень приехал домой на весенние каникулы, которые как раз совпали с днем
рождения его отца. Во время праздничного ужина в ресторане другие дети дарили отцу
подарки и открытки, но этот юноша сказал, что оставил свой подарок дома и вручит его
позже вечером. Отец не мог понять, говорит ли сын правду, или же ему уже нет до отца
никакого дела. И, конечно же, дома не оказалось ни подарка, ни открытки, но юноша
ничего не сказал. Тем не менее, когда отец в тот вечер отправился спать, он нашел на
своей подушке открытку. Открыв ее, он прочитал: «Дорогие мама и папа! Мне так жаль,
что я причинил вам столько боли. Вы были правы, а я неправ». Далее в своем послании
сын описывал, каким образом он сбился с пути. По его словам, ему показалось, что, как
христианин, он был очень многого лишен в жизни, и ему захотелось вкусить этого мира.
«Я попробовал жить без Бога, и понял, что это не работает», — писал он, после чего
сообщал, что порвал отношения со своей девушкой. Парень понял, что, как бы он ее ни
любил, Господа он любит больше. В тот вечер, наверное, и ангелы на небесах не
испытывали такой радости, как родители этого юноши.
Этот отец мог бы запросто порвать всякие отношения с сыном, без особого труда
взвалить на голову парня чувство вины и сказать слова, которые сделали бы жизнь
юноши несчастной. Родители в такой ситуации не могут думать ни о чем, кроме
достижения результата, который отчаянно хотят увидеть, и поддаются всевозможным,
подчас неожиданным для них самих, эмоциям. Однако такой подход никогда не возымел
бы действия на этого юношу. Наоборот, он только еще больше отдалился бы — возможно,
даже дальше, чем сам того хотел бы, — и со временем вернуться обратно стало бы почти
невозможно. Победа в жизни этого молодого человека была одержана именно потому,
что он знал, насколько сильно его любят родители и родные, и насколько глубоко они
ему посвящены - ну и, конечно же, благодаря великой Божьей милости и верности.
Разве церковь — это не продолжение семьи? Неужели мы не можем научиться
проявлять любовь так, чтобы удержать в пределах досягаемости того, кто спотыкается?
Неужели нет способов послужить тому, кто нуждается в исцелении, вместо того, чтобы,
поступая в духе Ионы, всем своим поведением как бы заявлять: «Ты отдалился от Бога.
Он уничтожит тебя, и лично я этому даже рад!»?
Когда я пишу эти строки, все передовицы газет пестрят двумя основными новостями.
Первая из них — смерть Майкла Джексона, ушедшего в возрасте пятидесяти лет. Его
жизнь — это по-настоящему трагическая история одаренного, но незрелого артиста,
запутавшегося в паутине поисков самого себя. Опросы общественного мнения показали,
что люди питали к нему самые разнообразные чувства - от откровенной враждебности до
безудержного восторга, граничащего с поклонением. И это очень показательно. Человека
нельзя даже похоронить без того, чтобы мир не вынес в отношении него свой
обвинительный или оправдательный приговор. Мы превратились в общество, где люди
наделили себя прерогативой выступать в роли судей и присяжных еще до начала
разбирательства.
Не менее показательной является история губернатора Южной Каролины. По его
собственному признанию, он разбил сердца своих родных и друзей, вступив в глупую
любовную связь. Когда я читал признание этого губернатора и размышлял о
причиненном им горе, мне было ужасно жаль тех, кто пострадал больше всех - его жену и
детей. Этот жестокий мир, превозносящий релятивизм, по-прежнему готов сжечь на
костре всякого, кто придерживается других политических взглядов или нарушает
нравственные абсолюты. Люди, презирающие консерваторов за то, что те осуждают
других, демонстрируют яд двуличности, когда сами занимают позицию осуждения тех же
самых консерваторов. Кто-то сказал, что обвинение в лицемерии — это комплимент
порока в адрес добродетели.
Впрочем, того, что этот губернатор признался в содеянном, было недостаточно.
Общественность стала настолько бесчувственной и бессердечной, что одна из газет
Южной Каролины решила опубликовать его электронную переписку с любовницей.
Ликование, с которым это сделали, празднуя падение того, кто считался образцом
нравственности, невероятно прискорбно. Что случилось с нашим обществом, если оно
чью-то трагедию превращает во всеобщее развлечение?
Я вспоминаю одно ток-шоу Дэвида Леттермана. Он был беспощаден в своих
высказываниях в отношении нравственных ошибок дочери-подростка политического
кандидата от «другой партии». О, да! Ее история словно бросила ему сочную кость,
которую он мог бы обсосать и выплюнуть. Тем не менее, когда вскрывается его
собственная нравственная двуличность, его «исповедь» — это не более, чем комедийный
номер, потому что «шоу должно продолжаться».
В общем, вывод таков: люди этого мира обвиняют христианскую церковь в резком
осуждении других, однако, сами, становясь судьями, они не менее резки, жестоки и
немилосердны - конечно, если вы не намерены разделить их ценности, а значит вольны
жить, как вам заблагорассудится. Как религиозные, так и не очень религиозные люди
готовы взыскать по всей строгости закона, когда положение позволяет им это сделать.
Однако только у Тела Христова, Церкви, есть Спаситель, тело Которого было преломлено,
и кровь Которого была пролита, чтобы принести прощение и исцеление израненным и
сломленным, падшим и потерпевшим крах. Только церковь, понимающая суть послания
о прощении, будет стараться поддерживать окружающих ее людей, а не осуждать их.
Если же церковь не в состоянии этого делать, то многие отвернутся от нее и никогда уже
не вернутся назад. Торнтон Уайлдер сказал: «Службу любви могут нести только раненые
солдаты».64
Люди совершают ошибки и спотыкаются. Люди борются с неудачами и крушением
надежд. Люди мечтают поступать правильно, но зачастую это у них не получается. В
большинстве случаев люди знают истину и все равно нарушают ее, надеясь получить
более приятные дивиденды, чем они имеют. Горечь очередного падения размягчает
сердца людей, и такие моменты боли, разочарования и борьбы могут сыграть ключевую
роль в изменении и перенаправлении их жизни.
Профессор Уилфред Макклей из университета Тьюлейн после посещения похорон
одной из своих знакомых написал следующее.
В то время, как все остальные присутствующие были погружены в задумчивое, скорбное
молчание, пребывая в благоговении, смиренные этим напоминанием о том, насколько тонка
нить, на которой висит наша жизнь, пастор думал совсем о другом… Он не пытался утешить
родных и друзей покойной, как и не призывал нас вспомнить непреклонные слова молитвы
Господней: «Да будет воля Твоя». Вместо этого он пустился в глупое разглагольствование о
проблеме смещенных приоритетов в нашем обществе, когда миллиарды долларов
выбрасываются на исследования по программе «Звездных войн», в то время как молодым
женщинам приходится умирать на операционном столе. Это было все, что хотел сказать пастор.
Его надгробная речь, по сути, была призывом к сокращению бюджетных расходов на оборону и
увеличению затрат на совершенствование медицинских технологий…
64
Thornton Wilder, «The Angel That Troubled the Waters», in The Collected Short Plays of Thornton Wilder, ed. A.
Tappan Wilder (New York: Theatre Communications Group, 1998), 74.
По большому счету, я готов признать, что все, сказанное этим пастором, вполне обоснованно,
однако его рассуждения были совершенно неуместны.
Ничто не может изменить тот факт, что он был неправ по отношению к нам, к памяти усопшей и
к своему призванию, расточив драгоценные минуты на второсортную, высокопарную речь и
вынудив нас затолкать нашу печаль в укромные уголки своих сердец именно в тот момент, когда
мы нуждались в том, чтобы ее с нами кто-то разделил. Этот момент был безвозвратно утерян.
Ничто из всего совершаемого религией не сравнится по важности с тем, как она помогает видеть
смысл в страданиях и потерях, что позволяет нам пережить жизненные невзгоды. С пониманием
смысла многое становится более переносимым, однако наш панегирист не знал, как нам дать это
понимание. Все, что он мог предложить, — лишь свою бесчувственность. Что касается меня, то я
никогда еще не бывал на более странных и невнятных похоронах. Отчасти, мое огорчение
объяснялось разочарованием от того, что в этой церемонии и в словах пастора совершенно не
отразились мои глубочайшие переживания (и, как я обнаружил позже, не только мои). Однако,
еще одна причина моей угнетенности, должно быть, коренилась в мрачном предчувствии того,
что я стал свидетелем новой порочной практики и новой разновидности смерти. 65
Церковь в ее отношении к этому миру бросает то в одну, то в другую крайность: то в
законничество, добивающее раненых, то в попытки подстроиться, которые, будучи
лишены основания, выглядят совершенно неуместно. Если же глубочайшие борения
человеческого сердца не находят отклика и поддержки, значит, священнослужитель и
члены церкви не исполнили своего призвания.
Удовлетворенные нужды без проблеска истины
Я уже говорил о том, что церковь, прежде, чем сможет стать эффективной, должна знать
свое предназначение, верить в собственное послание и отражать своего Спасителя.
Теперь я хочу поговорить о том, что она должна утверждать, если мы хотим оказывать
влияние на наше окружение и общество в целом. Во что нам необходимо верить
касательно заявлений о нашей вере, чтобы нам поверили?
Большинство из нас слышали известную притчу о четырех слепцах, которые, ощупав
разные фрагменты слона: ухо, туловище, хвост и ногу, — пришли к разным выводам о
том, к чему они прикасаются. Эта история учит нас тому, что с разных точек зрения
истина выглядит по-разному. Мне вспоминается один студент, писавший курсовую
работу про муху. Оторвав ей одну лапку, он приказал ей перепрыгнуть с одной его руки
на другую. Муха перепрыгнула. Студент оторвал ей вторую лапку и повторил команду.
Муха опять перепрыгнула с руки на руку. Тогда студент оторвал ей третью лапку и опять
приказал прыгнуть. Муха снова подчинилась. Продолжая свой эксперимент, студент,
наконец, выдернул у нее последнюю лапку и еще раз приказал ей прыгнуть. На этот раз
муха не шелохнулась, и студент тут же записал вывод: «Если мухе вырвать все лапкы, она
оглохнет».
Умозаключения, основанные на ложных предпосылках, ведут к неверным выводам, и
мы просто не можем основывать выводы на узких суждениях или ограниченных
предположениях. В представленной выше иллюстрации причина, по которой мы знаем,
что слепцы ощупывали слона, заключается в том, что кто-то другой, находясь
там, мог видеть слона, и потому он представлял себе, как тот выглядит на самом деле.
Последнее время (и особенно — последнее десятилетие) западная церковь заметно
утратила свой авторитет в том, что говорил и чему учил Иисус. Вместо этого мы
построили совершенно новый мир христианской духовности, основанный на нуждах
людей и определениях, которые, не имея источника, базируются больше на чувствах, чем
на реальности. Предназначение Церкви — быть сообществом «призванных». От нас
ожидается, что мы сможем переступить пределы насущного, материального настоящего
и поднять глаза на Божье видение нашей судьбы и бытия. Именно на этом основано все
послание Евангелия. Мы не представляем собой сообщество индивидуумов, являющихся
мерилом самих себя. Мы даем себе определение на основании наших
полутрансцендентных взаимоотношений с Богом.
В сумке для ноутбука я ношу миниатюрную «флэшку» размером с мизинец. На ней
хранятся все мои книги и иллюстрации, истории и аргументы, собранные почти за сорок
лет служения. Это позволяет мне при необходимости в считанные минуты получить
доступ к любому фрагменту моих произведений. Однако между этой «флэшкой» и мной
есть существенная разница. Хотя она и содержит все написанные мной книги, она — не я.
65
Процитировано в книге Оза Гиннеса и Джона Сила, «No Good But God» (Chicago: Moody, 1992), 60.
В эту маленькую частицу высоких технологий никогда не смогут вложить мою волю, мои
стремления, мои желания, мои страсти и мое духовное посвящение.
Так же, как этот маленький инструмент является отражением меня, христианам
предназначено быть точным отражением Бога, Которому мы поклоняемся и Который
сотворил нас по Своему образу. И все же мы — не боги.
Оказавшись в последние десятилетия перед лицом вызова, брошенного невероятно
бурным развитием технологий, и особенно - манящих новых возможностей зрелищности
и эффектности, Церковь вошла в период повышенного риска для своих представлений.
Каждый новый скачок в технологиях подвергает все большей опасности значимость
человеческих взаимоотношений и личного контакта. Это особенно актуально из-за того,
что мы склонны ошибочно сосредоточиваться на устранении симптомов нашего недуга -
внешних признаков общества, отвернувшегося от Бога, - не обращая внимания на
причины или на саму болезнь. Проще иметь дело с симптомами, чем выявить и
устранить их причину. Проще откликаться на наши чувства по отношению к Богу или
поклоняться Ему, чем научиться правильно мыслить и правильно жить. Поэтому
изобилие разного рода программ стало модным средством привлечения толпы.
Методики стали изощреннее, послание - проще, а средства постепенно заслонили собой
цели.
Я часто задумываюсь: если зрелищность, которая сегодня часто становится
синонимом привлекательности, — и в самом деле настолько действенное средство, как
мы утверждаем, то почему Иисус не отложил Свой приход на землю до момента
изобретения видеокамеры? Не было бы разумнее показать чудеса по телевизору, и
позволить насыщению пяти тысяч человек стать главным хитом выпусков новостей
вместо того, чтобы описывать все это на бумаге? Сегодня в шоу превратились даже
новости, и мы живем в большой опасности, поскольку оказались оставленными на
милость мимолетных увлечений и коллективной короткой памяти в отношении новостей
— этакой драмы каждого дня. Слова: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день»
превратились в: «Сенсации наши насущные дай нам на сей день», поскольку срок
годности сенсаций прямо зависит от следующих событий или свежей истории.
На протяжении дня мы за считанные минуты переходим от ужасов на улицах Ирана к
супружеским изменам бывшего губернатора, а от них — к смерти поп-идола и к тысячам
страниц законопроекта, который законодатели не удосужились прочитать прежде, чем за
него проголосовать. Это шоу крайне важно для всех, и создатели новостей подбирают
сюжеты для своих выпусков, исходя из того, что вызывает у аудитории наибольший
интерес. Впрочем, если немного поразмыслить, то можно прийти к выводу, что послание
Иисуса, приди Он в наши времена, оказало бы на общество не больше влияния, чем в Его
дни, даже несмотря на тот факт, что оно стало бы доступно гораздо большему числу
людей. Насыщение четырех тысяч человек могло бы оказаться не настолько значимым
событием, чтобы его освещать в выпусках новостей. Возможно, Иисусу для этого
потребовалось бы накормить и на следующий день пять тысяч, а еще через день — десять
тысяч. Но даже и это в конце концов людям приелось бы. Средства определенно
заслонили собой цели.
Много путешествуя, я порой оказываюсь в таких местах, которые заставляют меня
глубоко задуматься о том, что же такое настоящая жизнь. С каждым прожитым годом я
все чаще задаюсь вопросом: «Понимает ли в действительности кто-нибудь из нас,
живущих в богатой части света, смысл жизни так, как те, кто из-за бедности вынужден
жить в зависимости от своего насущного хлеба?» И как Церковь реагирует на все это? По
большей мере, -чудовищно. Наши здания и владения становятся больше,
величественней, совершеннее, но при этом мы питаем людей лишь крохами истины. Как
моментальный ответ на увиденное и услышанное, мы наведываемся в места, где есть
нуждающиеся и выделяем бюджеты для помощи страждущим, а затем наша жизнь и
внимание вновь переключаются на головокружительную погоню за очередной
сенсацией.
Когда я еще учился в Кембридже, известный мыслитель Артур Пикок, который в то
время возглавлял Центр религии и науки имени Иэна Ремси, а также преподавал
богословие в Оксфорде, сделал потрясающее заявление:
Для того чтобы быть по-настоящему «евангельской» и «католической», церкви следующего
тысячелетия неизбежно потребуется по-настоящему либеральное и даже радикальное богословие
— особенно в вопросах мировоззрения, повсеместно сформированного наукой. Для того, чтобы
христианское богословие было хоть сколько-нибудь жизнеспособным, его, вполне вероятно,
придется разобрать на основные составные элементы, воспринимаемые по-новому, и сделать их
минималистическими в своих утверждениях. Только тогда оно достигнет такой же степени
правдоподобия в отношении высших реалий, какая присуща науке в отношении
реалий естественных, и будет внушать уважение как средство передачи всеобщей истины. 66
Интересно, хотел ли Пикок, чтобы мы, по его же совету, проявили к его утверждению
минималистический подход, или восприняли его слова со всей серьезностью?
«Минимализм в своих утверждениях»… Не таков ли сегодня наш мир?
Минималистическими в своих утверждениях стали наши брачные обеты, наши
контракты, наши обязательства, наша оплата долгов и наши сделки с правосудием. Мы
стали минималистами в своем взаимодоверии, в своей терпимости к слабостям других
людей, в своем понимании ценностей друг друга, в своей этике и в своих надеждах на
будущее.
Не такова ли сегодня Церковь? Это ложь, которой мы поверили, — ложь, приведшая
нас к религии с минималистическими утверждениями. Теперь уже не Церковь считает
своим призванием просвещать мир, а мир считает своим призванием просвещать
Церковь. Как следствие, с некоторых кафедр мы сегодня слышим откровенное
богохульство, потому что людям такой язык сейчас привычнее, чем в прошлом, и они
уже ожидают услышать его. Мы последовательно заливаем аудиторию потоками
зрелищных шоу, которые, по нашему мнению, должны служить людям духовной пищей.
В конце концов, разница между верующим и неверующим становится минимальной,
сводясь к одному короткому утверждению: «Я верю в Бога, а ты — нет».
Много лет назад социолог Эрнест Бекер написал:
Сегодня священники удивляются, почему молодежь покидает церкви, не желая признавать, что
это происходит именно потому, что организованная религия открыто поддерживает
индустриально-коммерческую систему поклонения героям. Она со всей очевидностью отвергает
реальность, строит боевые машины против смерти и с бюрократической решимостью вытесняет
святость. Церкви обращаются с людьми, как с вещами, и сжимают мир до собственного размера.
Они поощряют пустое бахвальство имуществом, показуху и манипуляцию. Думаю, современное
христианство оказалось в проблемах не потому, что его мифы мертвы, а потому, что оно не
предлагает своего идеала героической святости как непосредственного удела для каждого, на
который верующие могли бы равняться в своей жизни. Церкви повернулись спиной как к чуду
творения, так и к необходимости совершить в этом мире что-либо героическое, и это — настоящее
извращение.67
Бекер прав. Перестав по достоинству ценить чудо жизни, как таковой, мы обратились
к внешней героической напыщенности, отвергнув истинный героизм жизни ради славы
Божьей. На мой взгляд, именно из-за этой потери люди перестали верить Евангелию.
Многие усилия новой церкви — это не более, чем подчинение постмодернистской теории
познания, облаченной в терминологию и методологию «духовного соответствия».
Предприимчивые действия многих наших церквей являються тем же самым для
духовного мира, чем проект «Биосфера-2» был для мира научного. Стараясь
освободиться от всякой критики, мы сформировали мировоззрение, представляющее
собой гибрид натурализма и духовности. Разрываясь между этими разношерстными
фракциями, мы ради достижения собственных целей изуродовали истину, отвергнув
одни ее аспекты и исказив другие.
Кого-то привлекло преуспевание. Они верят, что не только могут просить о чем
угодно, но и имеют право получить это. Другие же поддались искушению
воспользоваться христианством как возможностью продемонстрировать или употребить
свои таланты, даже если они в действительности не соответствуют христианскому
посланию. Есть также и те, кто начал говорить не об истине, а о том, что популярно и что
людям хочется слышать, поскольку так они себя чувствуют комфортнее и, к тому же,
воодушевляют аудиторию. И каковы результаты? Наша молодежь оказалась брошенной
на распутье между материалистическим мировоззрением, заимствующим духовный
66
Arthur Peacocke, «New Wineskins for Old Wine: A Credible Theology for a Scientific World», Science & Spirit 10
(1999): 32.
67
Ernest Becker, Escape from Evil (New York: Free Press, 1975), 164.
лексикон для утешения людских чаяний, и мировоззрением духовным, которое на самом
деле стало вполне материалистическим.
И как же разрешить эту проблему? Если она не в Боге, а в Церкви, то что мы можем
сделать с Церковью? Во время длительной беседы с Малкольмом Маггериджем
незадолго до его смерти я спросил у него, почему он не посещает церковь. Он немного
смутился, а потом сказал: «Я совершенно неспособен взять и превратить в формальность
то, что глубоко затрагивает мою душу». Мое сердце забилось быстрее. Я пытался найти
правильные слова, чтобы ответить этому человеку, которого очень уважал и который, по
его собственному признанию, был ужасно многословен. Я очень хорошо понимал, о чем
он говорит, потому что даже в служении нередко задавал себе вопрос: «В какой момент
структура отодвигает на второй план суть? В какой момент твое призвание превращается
в работу?»
Под поверхностью всегда будут скрываться подобные угрозы, однако решение
проблемы не может заключаться в отказе от общественного института, учрежденного
Иисусом для распространения абсолютной истины о жизни. Это была именно Его идея,
чтобы мы собирались как община, основанием которой является преображающая жизнь
евангельская истина, и чтобы затем эта истина перетекала во внешнее сообщество. Мы не
решим проблему Церкви, отвергнув ее.
Тогда в каком же направлении нам двигаться? Каким будет путь назад?
План возвращения
Настал момент отвлечься от какофонии голосов и сумятицы идей и заглянуть себе в
душу. Как сказал один старик-ирландец человеку, спросившему у него о направлении:
«Если ты хочешь попасть туда, то я бы начинал путь не отсюда». Другими словами: «Ты
настолько сильно сбился с пути, что прежде, чем двигаться дальше, тебе придется еще
больше вернуться назад». Подобно этому, я прошу вас сейчас на минуту остановиться и
как следует поразмышлять над тем, что все это значит для вас и для всех, кто следует за
вами. Это жизненно важно.
Как-то я беседовал с ректором богословской семинарии в городе Вифлееме о
необычайном одиночестве палестинских христиан — людей с бесприютной верой.
Соотечественники палестинцы отвергают их, потому что они — не мусульмане, а
западные христиане зачастую не совсем хорошо представляют, какое место отвести этим
людям в глобальном мироустройстве. Они испытывают по отношению к палестинцам
чувство неловкости и исподволь отвергают их из-за обетований завета, данных евреям.
Евреи же отвергают их потому, что они — палестинцы, народ, с которым Израиль
постоянно «на ножах». Эти люди не имеют духовного пристанища, не принадлежат ни к
какому сообществу. «Мы - настоящие сироты этого мира», — сказал ректор. Я посетил их
богослужение, растрогавшее меня до слез. Я увидел, что для этих людей личность Христа
— это все, что у них есть, и они крепко держатся за Него с полной уверенностью в том, что
Он их не подведет. Я спросил у их лидера, какая форма служения в такой общине
оказалась наиболее эффективной, и он ответил: «Пустынная».
Раз в несколько недель он вместе с небольшой группой своих прихожан, проходящих
через различные испытания, отправляется в пустыню. Они садятся на верблюдов и
уезжают в пустынное, уединенное место. Там они ставят палатки и проводят около трех
дней. «Когда вы одни посреди Божьего творения, и ничто не прерывает ваши
размышления, услышать Божий голос становится на удивление легко», — говорил этот
пастор. В течение этих трех дней они изучают Писание, молятся, беседуют и пытаются
разрешить свои насущные проблемы. Из пустыни мир выглядит по-другому. Этот
служитель обнаружил, что в такие моменты уединения достигаются великие победы.
Оставаясь наедине с самим собой, человек принимает решения о самом глубоком
посвящении. Предлагаю вашему вниманию три вида славы, три главных приоритета и
три совершенства, которые вам необходимо постичь. Если у вас проблемы с верой, если
вы считаете, что христианство не оправдало ваших надежд, то как следует
поразмышляйте над тем, к чему вы призваны, как христианин, согласно Писанию, а
затем еще раз оцените, кто и чьих надежд не оправдал.
Три славы
Бог проговорил к нам в славе Своего творения. Не ломайте себе голову над
тем, каким образом он сделал это. Просто примите тот факт, что вселенная невероятно
упорядочена и прекрасна. Не увидеть тонкую, скрупулезную работу Творца невозможно.
Углубляясь в полемику о том, «каким образом», мы невольно встаем на путь, которым
нам никогда не предназначалось идти. «Небеса проповедуют славу Божию» (Псалом
18:2), — заявляет Давид. Проще говоря, присутствие Божье обнаруживается даже в
творении. Его безбрежность и разумность устройства говорят о величии Творца и
особенной сложности, вложенной Богом в этот мир. Один только язык пламени на
поверхности Солнца по высоте в сорок раз превышает диаметр Земли. В каждую
отдельно взятую жизнь Бог поместил силу разума и воли. Он создал этот мир, а
человечество создало свои города. Взгляните на этот контраст, и вы увидите, где на
самом деле коренится наша проблема.
Бог проговорил к нам в славе Своего закона. Никому из нас не по душе идея
закона, потому что никому из нас не нравятся те ограничения, которые он на нас
налагает. Однако, когда мы понимаем, что Бог дал нам Свой закон как помощь для
охраны наших душ, мы видим, что закон служит для того, чтобы созидать, а не
ограничивать нас. Он напоминает нам о священности некоторых вещей, переживаний и
взаимоотношений. Когда все осквернено, теряется не только моя свобода. Это всеобщая
потеря. Бог дал нам закон как напоминание о священности жизни, и созданные нами
законодательные системы служат лишь для того, чтобы указывать на принимаемые нами
безбожные решения.
Бог также проговорил к нам вславе воплощения, когда «Слово стало плотью, и
обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как
Единородного от Отца» (Иоанна 1:14). В Вифлееме Бог шагнул в историю человечества в
образе ребенка. Сегодня Вифлеем никак не назовешь шумным, оживленным городом.
Его улицы пустынны, а торговля замирает. Магазины один за другим заколачивают
досками. Повсюду процветает беззаконие. Улицы и стены Вифлеема отражают участь
каждого из нас, то, во что превращается жизнь, когда мы отвергаем Бога. А наше личное
духовное состояние в конце концов отразится на состоянии наших сообществ и нашего
мира.
Таковы три вида славы, о которых я прошу вас задуматься, поразмышлять о них и
извлечь из них уроки в процессе познания того, что явил нам Бог. Проанализируйте,
каким образом Он обычно обращается к нам, и действительно ли вас разочаровал
именно Он. Бог — Творец. Он сотворил нашу вселенную и всех нас — таких сложных и
удивительных созданий. Бог - мастер Откровения; Он открыл нам Свой характер. И,
наконец, Бог - мастер Воплощения; наш физический мир, нравственный мир и
человеческий мир — все они отражают сущность Бога.
Он проговорил к нам в этих сферах, однако, думая, что мы понимаем, как появился
физический мир и сделав это мерилом жизни, мы отвергли значимость нравственного и
человеческого миров, и в результате Земля, на которую мы взираем, совсем не похожа на
ту, о которой Бог сказал: «Хорошо».
В своей книге «Жаркий, плоский, многолюдный» Томас Фридман показывает, что мы
сделали с этим миром. В одном поучительном отрывке он говорит о нашей ненасытной
склонности разрушать, опустошать и никогда не восстанавливать:
Воды вокруг 17000 островов Индонезийского архипелага содержат 14 процентов всех коралловых
рифов Земли и более чем 2000 видов рыб, обитающих на таких рифах… Мы зачастую забываем,
что кораллы — это одновременно растения и животные, и главное, что они делают, — это дают
приют, обеспечивают структуру и формируют нижний слой почвы, - точно так же, как деревья в
лесах. Не будет деревьев — исчезнут и леопарды с орангутангами. Не будет кораллов — исчезнет
рыба. Однако бурный промысел и рыбалка с применением динамита и цианида поставили под
угрозу исчезновения многие коралловые рифы Индонезии, бывшие важным ареалом обитания
рыб и морских животных. Один западный дипломат в Джакарте, занимающийся вопросами
биологического разнообразия, рассказал мне, что, по сообщению руководства индонезийской
рыболовецкой флотилии в 2000 году, малек рыбы составлял 8 процентов всего улова в
прибрежных водах Индонезии, а в 2004 году это число уже составило 34 процента. Как
выразился этот дипломат: «Если треть вашего населения — малыши, значит, конец близок». 68
Ни дипломат, ни Фридман не упомянули об этом, однако описанная выше
иллюстрация — хорошая метафора того, что мы делаем с самими собой, перестав считать
68
Томас Фридман, «Жаркий, плоский, многолюдный. Кому нужна ‘зеленая революция’ и как нам реконструировать
Америку» (Москва: АСТ, 2011).
жизнь священной. Творение, закон и человечество (воплощение) несут на себе Божью
печать. Как нам следует обходиться со всем этим, показано в следующих трех великих
истинах.
Три приоритета
Павел, находясь в тюрьме, написал следующие слова, адресованные Тимофею:
«Постарайся придти ко мне скоро… Марка возьми и приведи с собою, ибо он мне нужен
для служения… Когда пойдешь, принеси фелонь, который я оставил в Троаде у Карпа, и
книги, особенно кожаные» (2 Тимофею 4:9-13).
Несколькими годами ранее у Павла возникли серьезные разногласия с Иоанном
Марком, и он отправил его домой. Теперь же, проводя свои последние дни в тюрьме, он
просит юного Тимофея привести к нему Марка. В этой просьбе постаревшего Павла
чувствуются нотки нежности. Совершенно очевидно, что он уже примирился с Марком,
— и не только на словах, но восстановив с ним отношения, которые теперь высоко ценил.
Затем Павел просит Тимофея принести его плащ и книги — особенно тех из них, которые
написаны на пергаментах.
Павел указывает на три важных поручения, данные нам Богом: (1) оберегать
свое тело и заботиться о нем, как о Божьем храме - эту обязанность символизирует
фелонь; (2) оберегать свойразум и заботиться о нем - эту обязанность символизируют
книги: мы читаем, изучаем и тем самым развиваем свой разум; (3) оберегать
своюдушу и заботиться о ней - эту обязанность символизируют кожаные пергаменты,
Писания; мы читаем, исследуем и применяем Писания, позволяя им насыщать и
направлять нашу душу.
Если мы хотим понимать мир и сотворившего его Бога, то Церковь, как общественный
институт, и каждый из нас, как отдельные личности внутри нее, должны соблюдать эти
три важных приоритета. Если хотя бы один из них приведет к дисбалансу, это исказит
процесс нашего возрастания.
Три совершенства
От трех видов славы, посредством которых к нам проговорил Бог, и трех приоритетов,
которые мы должны соблюдать, чтобы жить сбалансированно, мы переходим к трем
совершенствам. Благодаря им становится возможна наполненная смыслом жизнь. В 13-й
главе Первого послания Коринфянам Павел пишет: «А теперь пребывают сии три: вера,
надежда, любовь; но любовь из них больше» (стих 13).
Таковы элементы бытия, без которых жить просто невозможно. Вера — это аспект,
который строится на взаимосвязи между известной нам истиной и той, которую нам еще
предстоит узнать в процессе углубления своих познаний о
неизведанном. Надежда отбрасывает длинную тень даже в те времена, когда кажется,
что она исчезла. Но затем следует большее из трех -любовь. Вдумайтесь: любой из этих
элементов может иметь смысл только в том случае, если существует Бог. Любовь — это
наивысшая ценность и самое совершенное поведение в мире, где так часто побеждает
ненависть. За уверенностью в существовании Бога следуют императивы веры, надежды и
любви.
***
Эти три категории - слава, приоритеты и совершенства - берут свое начало в
первичной реальности Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа. Взаимоотношения
между этими тремя личностями (первичная реальность триединого Бога) настолько же
непостижимы, насколько глубоки. От триединого Бога исходит призыв к нам, Его детям,
жить в этом мире, будучи не от этого мира, почитать Его, уважать собратьев-людей и
прислушиваться к честным вопросам, не отказываясь от своей веры, когда складываются
трудные обстоятельства.
Какое значение имеет реальность Бога в нашей жизни, наших взаимоотношениях и
нашем обществе?
В 2002 году на экраны кинотеатров вышел фильм «Императорский клуб» с Кевином
Клайном в главной роли. Это рассказ о классе в привилегированной школе с
углубленным изучением истории. Раз в год по давней традиции в школе проходит
конкурс, выявляющий, кто из мальчиков изучил материал наиболее тщательно. И вот,
три финалиста, одетые в римские тоги, стоят на сцене перед собравшимися
школьниками, и учитель проводит тест, задавая заковыристые вопросы, которые требуют
перевести с латыни какое-нибудь изречение, а также безошибочно называть даты, имена
и факты из античной истории.
Один из финалистов - сын сенатора штата. Он привык к тому, что, благодаря своему
привилегированному положению, получает от жизни все, что хочет. Парень придумал
жульнический способ, позволяющий ответить на все вопросы конкурса, и аудитория, не
догадываясь о происходящем, восторженно подбадривает его в состязании с более
скромными, но лучше подготовленными соперниками. Учитель догадывается о том, что
парень жульничает, а тот знает, что находится под подозрением. Однако, учитывая
высокое положение его отца, директор школы не позволяет учителю
дисквалифицировать обманщика, впрочем, победителем в итоге оказывается другой.
Проходят годы, и ученик, прибегший к обману на школьном состязании, становится
успешным бизнесменом. Он владеет роскошным загородным клубом, и выходит на связь
со своим бывшим учителем с предложением провести, по его выражению,
«интеллектуальный матч-реванш», на этот раз — в его клубе. В конкурсе должны были
принять участие те же три финалиста, каждый из которых состоялся в жизни и теперь
идет совей дорогой. Учитель согласился, были совершены все необходимые
приготовления. В клубе собралась весьма привилегированная публика, и состязание
началось.
Тем не менее, почувствовав, что дело пахнет поражением, владелец клуба вновь
прибегает к жульничеству. И снова учитель заподозривает его в нечестности, но виду не
показывает, и хитроумным вопросом, ответа на который нет в учебниках, но был в
школьном курсе, который он читал, обеспечивает обманщику поражение. Снова, как и
много лет тому назад, побеждает объективно самый способный ученик, и вечер подходит
к концу. Разочарованный учитель прежде, чем покинуть клуб, направляется в туалет,
куда заходит и владелец клуба. Начинается неприятный разговор. Бизнесмен знает, что
учитель догадался о его обмане, и в агрессивной манере пытается оправдать не только
свой поступок, но и ценности, на основании которых он живет. «Да какая разница? —
спрашивает он. — Какое все это имеет значение?» Учитель бросает на него прощальный,
полный сожаления взгляд и уже поворачивается, чтобы уйти, как вдруг в одной из
кабинок раздается звук сливающейся воды. Дверь открывается, и из кабинки выходит
мальчик — маленький сын бизнесмена. Став невольным свидетелем разговора и чувствуя
себя глубоко преданным, он бросает в сторону отца полный боли взгляд, и, не сказав ни
слова, выходит из дома в ночь.
Действительно, какое имеет значение, что какой-то человек мошенничает и лжет для
достижения успеха в жизни? Огромное, когда это происходит в сфере взаимоотношений
отца и сына, настоящего и будущего.
Какое значение в глобальном контексте имеет наш отход, как Церкви, от истин,
изложенных в учении Иисуса? Какая разница, откажетесь вы от христианства или нет?
Это оказывает огромное влияние на вас в этом мире и на ваш образ жизни, но дело не
только в вас. Это самым непосредственным образом затрагивает ваши взаимоотношения
с Тем, Кто сотворил вас и этот мир; Кто даровал вам стандарты и правила, по которым
жить; Кто отдал Себя за вас, чтобы вы могли обрести близкое общение с Отцом и будущее
по ту сторону времени. Это имеет огромное значение для будущих поколений и того
мира, в котором они будут жить.
Позволю себе сказать мягко, но со всей серьезностью: секуляризм не победит. И
атеизм тоже не победит. Радикальный ислам постепенно рушит на Западе стены
секуляризации, потому что у них нет фундамента. Эти стены построены из второсортных
материалов. Внешне они могут выглядеть красиво, однако внутри они полны пустот и
потому непрочны. Радикальный ислам знает об этом. Мы можем думать, что наша
просвещенная культура и технологии выдержат его натиск, но они не выдержат. Один из
лидеров на Ближнем Востоке недавно высокомерно заявил: «Зачем мы прибегаем к
террористическим атакам? Они нам не нужны. Дайте нам еще лет тридцать или около
того, и Запад будет наш. Мы возьмем его без оружия». И это не пустое бахвальство.
Помните, как Советский Союз делал аналогичные хвастливые заявления о том, что им
для победы над Западом не нужно ни единого выстрела? Что наш упадок настолько
сильно ослабит нас изнутри, что наши стены обвалятся, и коммунисты смогут просто
войти? Примечательно, что оба эти мировоззрения признали, что наша величайшая
слабость заключена в нас самих. К счастью для нас, время Советского Союза истекло,
однако у ислама времени предостаточно. Они готовы ждать. Они уже ожидали почти
тринадцать столетий с того момента, когда были отброшены назад Карлом Мартеллом во
время битвы при Туре. Так что для них еще несколько лет?
Какое значение все это имеет? Огромное. Решающее. Это определяет для нас саму
возможность свободно выражать, кем мы являемся, кому поклоняемся, во что верим и на
что надеемся, глядя в будущее.
Именно христианство сохраняло целостность западного мира, именно оно создало
условия и стало движущей силой того успеха, который познала западная цивилизация.
Это заслуга многих поколений мужчин и женщин, отцов и матерей, черпавших свою силу
в Боге и веривших в Его высшее призвание. Они строили на основании, заложенном
теми, кто жил до них, даже если не видели в этом смысла и не получали на свои молитвы
ответов, в которых так отчаянно нуждались. Именно христиане стояли в смирении пред
Господом, как представители своих наций, и именно ради них Бог благословил народы
Запада.
Я абсолютно уверен, что в любой ситуации, когда вытесняется христианство, на смену
ему приходит какая-нибудь радикальная форма тоталитарной религии. У меня случались
беседы с лидерами в других частях света, и они высказывали свое недоумение в
отношении того, что мы на Западе не видим этой опасности, дышащей нам прямо в лицо.
Один только уровень рождаемости может многое сказать о будущем. В этом показателе
мы проигрываем в соотношении примерно восемь к одному. Выводы очевидны. Только
христианство, только Евангелие Иисуса Христа, дающее нам огромную привилегию
священной свободы без навязывания кому-либо своей веры, имеет достаточно силы,
чтобы сохранить нашу свободу и наше достоинство. Тот, кто высмеивает эту веру, очень
скоро окажется под гнетом идеологического господства, использующего религию для
получения политического и культурного влияния.
Если вы — один из тех, кто считает, что христианство не оправдало его надежд, то вам
предстоит сделать выбор. Либо обратить свой взор на Иисуса Христа и довериться Богу,
чтобы Он провел вас через жизненные битвы к месту умиротворения и победы, или же
отвернуться от любящего Спасителя, используя ошибки Церкви как оправдание своему
неверию, и столкнуться с бессмысленным, бесцельным существованием без какого-либо
направления, ведущего вас в будущее в присутствии Самого Бога. И, как ни печально,
оказаться в рабстве мировоззрения, навязывающего всем свою веру.
Три свидетельства из тюрьмы
Я хочу сопоставить все это с историями трех людей, у каждого из которых были свои
сомнения, сражения и победы. Первый из них — Джон Буньян, написавший в 1670 году
бессмертное «Путешествие пилигрима» во время одного из своих двух тюремных
заключений за веру. Эта книга, переведенная на двести языков и прочитанная
миллионами людей, со времени своей первой публикации постоянно переиздается. В ней
описано путешествие человека по имени Христианин от самого начала его поисков
вплоть до момента достижения своей цели - Небесного Града. Ему было сказано не
отрывать взгляд от света и не позволять себе отвлекаться или останавливаться в пути. Во
время путешествия пилигрим встречает интересных персонажей с «говорящими»
именами, которые или помогают ему, или пытаются помешать достичь Небесного Града:
Евангелист, Истолкователь, Формалист, Лицемер, Робкий, Мирской Мудрец,
Сговорчивый и другие. Он останавливается и извлекает ценные уроки возле топи
Уныния, ярмарки Суеты, горы Затруднение, чертога Великолепие, замка Сомнение,
Очарованной страны… Вы можете представить, каким было путешествие пилигрима,
даже не прочитав эту книгу. Буньян почти не сочинял гимнов, но один из немногих,
написанных им, назывался «Кому быть храбрым», и каждая его строфа заканчивалась
словами: «быть пилигримом».
Ровно через сто лет после написания Буньяном «Путешествия пилигрима» родился
Джон Ньютон. Он никогда не сидел в темнице за веру, но зато сажал туда других, потому
что сам не имел веры. Он был вовлечен в работорговлю, будучи капитаном
невольничьего судна, хотя сам пережил весь ужас насилия, бичевания и рабской жизни.
Попав в страшный шторм, Ньютон, пытаясь вывести корабль из бурных вод, воззвал к
Христу о спасении. Позже он посвятил остаток своей жизни пасторскому служению в
двух общинах, и значимость его труда для истории человечества неоспорима. Ньютон
стал участником евангельского пробуждения, и как не упомянуть о его влиянии на
Уильяма Уилбрефорса, победившего работорговлю. Самый известный из всех
написанных им гимнов — «О, благодать». Одна из строф этого гимна начинается со слов:
«Сперва внушила сердцу страх, затем — дала покой». 69
Только Божья благодать вызывает правильный страх и приносит правильный покой.
История Ньютона показывает нам человека, который, оставив всякие сомнения, крепко
ухватился за драгоценное познание благодати Иисуса Христа.
Одним из прихожан Ньютона был Уильям Купер. По сути, Купер руководил
музыкальным служением у Ньютона. Он не сидел в тюрьме и никого не сажал сам,
однако жил, как узник собственной психики, постоянно мучавшей его приступами
депрессии. История Купера выглядит как поездка в Небесный Град на американских
горках, когда он чаще оказывался в топи Уныния, чем в Очарованной стране. Ньютон
поддерживал его, и вместе они составили знаменитый сборник «Гимны Олни». Самый
известный гимн Купера называется «Бог действует непостижимо». Одна из строф в нем
гласит:
Как заблуждается неверие слепое!
Бог для него вовек непостижим.
Лишь Богом толкование простое
Дано быть может сказанному Им.70
Если вы столкнулись с каким-то неприглядным аспектом христианства, и это до сих
пор не дает вам покоя, знайте: вы не одиноки. Другие уже прошли такой же путь и в
конце концов нашли свою дорогу к радости взаимоотношений с Богом. Моя дочь
говорит, что у Бога — самая лучшая система GPS-навигатора. Он вернет вас на
правильную дорогу, как Христианина в «Путешествии пилигрима». Божья благодать
научит вас в пути, чего опасаться и что принимать, если только вы возлагаете на Него
свое упование, зная, что однажды Он все вам откроет и разъяснит.
Да, собрат-пилигрим, наша вера сталкивается с трудностями. Да, бывают темные ночи
души. Да, существуют вопросы, которые не будут давать нам покоя, пока мы не увидимся
лицом к лицу с Иисусом. Однако свет Иисуса Христа проведет вас через все это и
поставит ваши ноги на твердую почву истины и надежды. Он уже сделал это для других,
Он сделает это и для вас, и однажды вы услышите Его слова, обращенные к вам:
«Хорошо! Хорошо!»

Вопросы для обсуждения и размышлений

Глава 1. Кто такой Иисус?
1. В чем заключается различие между видением и признанием, и каким образом оно
проиллюстрировано в книге?
2. Автор пишет: «Личность превосходит физический мир. Понятие личности
подразумевает существование мышления, воли и чувств — мыслящей, желающей и
чувствующей сущности во взаимоотношениях». Как это определение помогает вам
лучше понять Бога?
3. Какие два суждения обобщают борьбу, связанную с нашими ожиданиями в
отношении Бога?
4. «Политика Иисуса заключалась не в нравственной диктатуре, а в духовной
фундаментальности». Объясните.

69
John Newton, «Amazing Grace! How Sweet the Sound», in Psalter Hymnal (Grand Rapids: Board of Publications of the
Christian Reformed Church, 1976), 444.
70
William Cowper, «God Moves in a Mysterious Way», in Psalter Hymnal (Grand Rapids: Board of Publications of the
Christian Reformed Church, 1976), 536.
5. Эта глава начинается и завершается различиями между видением и признанием,
что включает в себя взаимоотношения и доверие. Какой титул Иисуса лично вам
ближе всего и почему?
Глава 2. Что значит быть христианином?
1. Почему ценности объективной морали неизбежно указывают на личностного
Бога?
2. Каким образом некоторые атеисты свели всю философскую мысль к вере?
Согласны вы с ними или нет? Почему?
3. Опишите два аспекта уникальности христианства.
4. Что такое «полутрансцендентная точка опоры», и как эта позиция помогает вам
понять ваши взаимоотношения с Богом?
5. Найдите список из шести утверждений на странице 77. Какое из них вызывает у вас
больше всего затруднений и почему?
Глава 3. Точки напряженности
1. Что такое полуправда, и как сатана использовал ее для искушения Иисуса? Какая
полуправда манит лично вас?
2. Когда наше физическое тело или разум не функционирует, как должно, мы обычно
ощущаем ограничения также и в нашем духовном мире. В каких случаях вы
убедились в этом, и как вы справились с этой проблемой?
3. Как вы думаете, почему отношение Майкла к Даррену преобразило
самовосприятие и, в конце концов, жизнь последнего? Что эта история открывает
нам о том, каким образом мы устроены Богом?
4. Какова третья сфера нашей борьбы в физическом мире, рассмотренная в этой
главе, и каким образом она затронула лично вас? Попробуйте уделить время
ведению дневника и молитве об укреплении вашей дисциплины в этой сфере и
взаимоотношениях с Богом. Нужно ли вам за что-нибудь попросить прощения?
Или, возможно, вы нуждаетесь в исцелении?
Глава 4. Лицом к лицу с противоречием
1. Все вопросы о зле и страдании поднимаются или личностью, или о личности. Как
этот факт противостоит мировоззрению натуралистов и пантеистов?
2. Если чей-либо опыт страданий и боли является приемлемым аргументом против
Евангелия, то почему не считается настолько же приемлемым опыт тех, кто познал
в страданиях и боли Божье присутствие? Поделитесь своими соображениями в
отношении обеих точек зрения и роли опыта в поиске истины.
3. Исследуйте три способа нашего противления боли и отношение Иисуса к
страданиям. Как отношение Иисуса расширяет ваши представления о страданиях?
4. В наших культурах жизнь детей ценится выше, чем жизнь взрослых. Большинство
родителей готово отдать за своих детей жизнь. Что с точки зрения этого аспекта
Евангелие открывает нам о Боге и Его любви к вам?
5. Каким был Божий ответ Иову? Почему он делает несостоятельным любой
аргумент? Поразмышляйте о том, каким образом Божий ответ может
удовлетворить ваши собственные вопросы?
Глава 5. Целеустремленность или осмысленность?
1. Противоречит ли осмысленная жизнь христианскому образу мышления?
Проанализируйте эту идею.
2. Почему отправной точкой законов логики должна быть трансцендентная
реальность?
3. Каким образом закон исключенного третьего ставит под сомнение заявление
скептиков о том, что мы живем в нравственно нейтральной вселенной, и
опровергает его?
4. «Вы — абсолютно чистый лист, и вам остается лишь сотворить собственный смысл
бытия». Согласны вы с этим утверждением или нет? Почему?
5. Клайв Льюис и Гилберт Честертон описывают свое обращение в христианство. Что
в их историях находит отклик в вашем сердце? Как вы думаете, почему?
Глава 6. Дает ли что-нибудь молитва?
1. Если вы не молитесь, то вынуждены сами нести свою веру, а попытки нести
бесконечное крайне изнурительны. Пытались ли вы понести бесконечное в какой-
 нибудь из ваших проблемных сфер? Каким образом можно начать отдавать это
бремя Богу?
2. Как учение Иисуса, представленное в Луки 11, поощряет вас к молитве? Назовите
один или два пункта Молитвы Господней, над которыми вы хотите глубже
поразмышлять, представ перед Богом в молитве на этой неделе.
3. Обсуждая историю Джонаса Найтингейла, автор отмечает: «Молиться так, словно
у нас есть право требовать то, чего нам хочется, без объективной готовности
увидеть, какими мы являемся на самом деле, — это значит превратить молитву в
сущий спектакль». Обдумайте это утверждение применительно к собственной
молитвенной жизни.
4. Как и взаимная близость с любимым человеком, молитва — это построенные на
общении взаимоотношения, и они зачастую требуют упорного труда.
Противоречит ли эта мысль каким-либо вашим ожиданиям в сфере
взаимоотношений с Богом? А как насчет взаимоотношений с другими людьми?
5. Перечислите пять четко различимых реалий, через которые Бог учит нас в
процессе молитвы. В течение последующих недель постарайтесь глубже
исследовать их, общаясь как с Богом, так и с другими людьми.
Глава 7. Какое все это имеет значение?
1. Что такое натурализм, и каким образом иллюстрация Френсиса Шеффера
показывает несостоятельность этого мировоззрения?
2. Автор предлагает яркий пример из реальной жизни, опровергающий
упрощенческое мнение, что христианская вера иррациональна, а натурализм
рационален. Какие уроки, извлеченные из проекта «Биосфера-2», развенчивают
идею о том, что натурализм бесспорно рационален?
3. Почему, на ваш взгляд, многие церкви не могут взращивать верующих,
обладающих сильным характером и практикующих самодисциплину? Пережили
ли вы сами подобное преображение в собственной общине и семье?
4. «Если бы евангельское послание сводилось всего к одному слову, то это было бы
‘прощение’. Самое сложное в познании сущности милости — это научиться
прощать и принимать прощение». Попробуйте проанализировать эту мысль или с
кем-нибудь обсудить ее. Есть ли такие люди, которых вам нужно простить или
попросить у них прощения?
5. Рави Захариас говорит о трех видах славы, трех главных приоритетах и трех
совершенствах, которые вам необходимо постичь, стремясь жить во
взаимоотношениях с Богом. Есть ли какая-нибудь сфера, в которой вы видите
дисбаланс или нехватку веры? В завершение этой книги поразмышляйте о
проблемах в ваших взаимоотношениях с Богом и другими людьми, и о том, какие
шаги вы можете предпринять для их разрешения.
Переведено по изданию:
Ravi Zacharias
Has Christianity Failed You?
Zondervan, Grand Rapids, MI, USA
Перевод с английского: Юрий Шпак
Редактирование и подготовка к печати: Алексей Ефетов
Издано: Киев, СПД Ефетов А.В.(Изд. группа «Нард»), 2012
ISBN 978-966-8795-14-5 (русс.)
ISBN 978-0-310-26955-7 (англ.)

О книге
«То, как мы смотрим на Иисуса и на самих себя, определяет, как мы живем. Все может
измениться…» 
— Рави Захариас
Вы веруете? Во что?
Эта книга, ставшая знаковой в западном христианстве, рассматривает непростые
вопросы о том, что значит и чего стоит быть последователем Иисуса Христа в
современном мире, а также почему столько людей сегодня, в буквальном или
эмоциональном смысле, оставили церковь и отошли от веры. С обезоруживающей
честностью и библейской мудростью автор касается нападок на христианство, которые
слышны как со стороны скептиков, так и самих верующих.
Если вас гложут невысказанные сомнения; если, задыхаясь от сюрпризов
окружающей действительности, вы не хотите довольствоваться избитым «Иисус есть
ответ», ваше удивительное путешествие в поисках решений насущных проблем готово
начаться прямо сейчас.
Переведено по изданию:
Ravi Zacharias
Has Christianity Failed You?
Zondervan, Grand Rapids, MI, USA
Перевод с английского: Юрий Шпак
Редактирование и подготовка к печати: Алексей Ефетов
Издано: Киев, СПД Ефетов А.В.(Изд. группа «Нард»), 2012
ISBN 978-966-8795-14-5 (русс.)
ISBN 978-0-310-26955-7 (англ.)

Об авторе

Рави Захариас - выдающийся оратор, ученый и христианский апологет современности.

Его слово звучало в самых престижных залах перед мудрыми и сильными мира сего.
Избран ведущим профессором Оксфордского университета, часто читает лекции в самых
известных вузах планеты, не раз появлялся на CNN и других международных
телеканалах. Его еженедельную радиопрограмму транслируют более полутора тысяч
станций по всему миру, а книги для взрослых и детей стали бестселлерами не только
среди христиан.

© Ravi Zacharias, 2010

© Видавнича група «Нард», видання рос. мовою, 2012.
Всі права захищені.
Originally published in the U.S.A. under the title: Has Christianity Failed You?
Copyright © 2010 by Ravi Zacharias
Translation copyright © 2012 By By Ravi Zacharias
Translated by Yuri Shpak
Published by permission of Zondervan, Grand Rapids, Michigan
All rights reserved.
Further reproduction or distribution is prohibited.