Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
ИГ "Весь"
2017
УДК 159.9
ББК 88.6
Долганова А.
Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте
современного невроза / А. Долганова — ИГ "Весь", 2017
ISBN 978-5-9573-3234-3
УДК 159.9
ББК 88.6
ISBN 978-5-9573-3234-3 © Долганова А., 2017
© ИГ "Весь", 2017
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Содержание
Введение 6
Эпоха нарциссизма 7
Нарциссическая семья 10
Правильные декорации 16
Невиновности не существует 18
Травмы сошлись 21
Динамика отношений 23
Психотерапевтическая динамика 31
Мир нарциссической жертвы 38
Мазохизм 42
Терпеть и страдать 43
Особое мышление 45
Личность без права на радость 51
Жизнь без ресурсов 63
Идеальная пара: взаимные провокации 75
Мазохизм нарциссической жертвы и терапия 77
Нарциссизм 83
Разные нарциссы 85
Идеальные опоры 90
Нарциссические ресурсы 93
Отвергающий мир 95
Особые отношения 98
Освобождающее горе 101
Сила других 103
Контейнирование чувств 105
Реальность берет свое 110
Живой партнер 122
Терапия нарциссизма 131
Травма 134
Диссоциация 135
Отвергнутые части 138
Вторая травма 144
Травматические симптомы 157
Исцеление травмы 168
5
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Анастасия Долганова
Мир нарциссической жертвы: отношения
в контексте современного невроза
Введение
Нарциссизм, нарциссическое расстройство личности —
расстройство личности, характеризующееся убежденностью в
собственной уникальности, особом положении, превосходстве над остальными
людьми; завышенным мнением о своих талантах и достижениях;
поглощенностью фантазиями о своих успехах; ожиданием безусловно
хорошего отношения и беспрекословного подчинения окружающих; поиском
восхищения окружающих для подтверждения своей уникальности и
значимости.
Нарциссическая травма —
специфический след в личности у тех, кто воспитывался
нарциссическими людьми или просто имел слишком много травматического
опыта взаимодействия с ними. Представляет собой повышенную уязвимость к
стыду, а также трудность в поддержании границ между собой и окружающими
людьми. Большинство людей с нарциссической травмой либо так же, как
нарциссические личности, вкладывают много сил в поддержание ощущения
своей сверхзначимости, либо склонны безропотно выполнять прихоти
окружающих, боясь сталкиваться с их гневом.
Между тем, в отличие от личностей с патологическим нарциссизмом,
нарциссически травмированные люди сохраняют достаточный уровень
рефлексии, чтобы иметь возможность осознавать собственные зависть, стыд и
вину.
Нарциссическая жертва —
человек, находящийся в отношениях с личностью с выраженными
нарциссическими чертами (нарциссических отношениях).
6
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Эпоха нарциссизма
Существует такое понятие, как «современный невроз». Это значит, что в каждом вре-
мени, в каждом веке история и культура человеческой цивилизации складываются таким обра-
зом, что родившиеся в это время дети будут обладать общими чертами, закономерностями в
поведении, которые появились в связи с особым стилем воспитания и условиями развития.
Наш век считается веком нарциссизма, когда проявление нарциссических черт встречается у
большинства. Говорят даже об «эпидемии нарциссизма».
Мы, современные взрослые люди, которые ищут отношений и вступают в них, – дети
одной и той же эпохи, одной и той же культуры. Думаю, что это справедливо только для детей
европеизированных стран. Культура Азии или Африки, культура малых, оторванных от общих
тенденций, народностей обладает своими специфическим чертами. У них наверняка есть свои,
особые неврозы.
Эпидемия нарциссизма – это про цивилизованное общество, которое может пользоваться
всеми современными достижениями науки и техники, с размытыми границами, большой сво-
бодой, доступностью самых разнообразных знаний. Огромное информационное поле, которое
доступно каждому современному человеку, оказывает на него влияние, хочет он того или нет.
В этом информационном поле есть цели, к которым нужно стремиться, ценности, на которые
нужно опираться, шаблоны поведения, которым нужно следовать. Их сообщают нам родители,
учителя, сверстники. Мы занимаем место в социуме согласно тому, насколько соответствуем
этим шаблонам, и можем претендовать в мире лишь на то, чего заслуживаем, исходя из нашей
«правильности» или «неправильности».
Яркий пример нарциссических требований мира – «американская мечта». Американец
может считать себя успешным тогда, когда он достиг определенного уровня богатства. США,
что интересно, отходят от этого стереотипа: сказываются десятилетия привычки к психотера-
пии. Но сам посыл очень живуч: нужно пройти путь от обычного человека до того, кто решает
судьбы мира, потому что у него очень много денег. Ни Стив Джобс, ни Генри Форд не были
бы так популярны, если убрать из их историй материальную составляющую. Они остались бы
гениальными, яркими личностями, но не были бы так интересны. Современные идолы – это
богачи.
Есть довольно простой шаблон, который предлагает схему действий для обогащения:
рискуй, много работай, делай все идеально, будь лидером. В общем, эти четыре совета даются в
большинстве книг по саморазвитию, дальше частности. Этот шаблон невыполним, потому что
описывает плоскую реальность, предполагая, что человеку нужно лишь приложить усилия – и
он изменится. Миллионы и миллиарды людей обвиняют себя в лени, считая ее единственной
причиной своего несоответствия требованиям.
Этот шаблон сплошь состоит из дыр. Что делать с усталостью? С негативными чув-
ствами? С недостатком ресурсов? С ошибками и поражениями? Вообще со всей психической
реальностью, которая не вписывается и никогда не будет вписываться в слишком маленький
для нее шаблон?
Его цели не выполняются потому, что они неадекватны: он хочет слишком много, слишком
быстро и слишком ненавидит себя за промахи. У него недавно родился третий ребенок в браке,
который ему не нравится. Его отец тяжело болен. Денису очень плохо, и он уходит в работу
в том числе для того, чтобы отвлекаться. Рабочее напряжение, ощущение себя неудачником,
мысли о том, что его жизнь должна быть какой-то другой, на самом деле относятся не
только и не столько к работе, но, когда они спроецированы на нее, их легче переносить. Идея
профессиональной успешности становится сверхзначимой, потому что это выглядит самым
простым. Если Денис поймет, что это невозможно в том виде, в каком он себе это представ-
ляет, то ему придется переосмысливать и другие стороны своей жизни и проживать много
боли, от которой он так хорошо отстраняется.
Лена обращается на терапию с вопросом о познании себя и своего предназначения. Ей
кажется, что она была бы более успешна, у нее не было бы сомнений и лени, если бы она
точно знала, для чего предназначена. Поиск такого дела в немалой степени связан с культу-
рой, в которой она живет: ее круг общения – «люди, интересующиеся саморазвитием», грубо
говоря – психолого-эзотерическая тусовка с усредненными требованиями к тому, как жить
правильно. Много прочитанных книг, много посещенных тренингов, много уверенности в том,
что она уже осознанная и развитая. Только вот ощущения своего предназначения у Лены нет,
а по требованиям быть должно. Ради этого самого предназначения Лена недосыпает, потому
что медитирует по утрам, занимается спортом для тренировки силы воли и использует раз-
ного рода аффирмации. В результате она уходит все дальше и дальше от того, чтобы слы-
шать себя настоящую, со своими реальными чувствами и потребностями, и вопрос с предна-
значением никак не сдвигается с места.
А Костя услышал в компании молодых предпринимателей о бизнес-гуру, который
меняет сознание, и люди становятся миллиардерами. На этого гуру денег у Кости пока нет.
Он пытается сохранить и развить свое первое дело, пока его знакомый открывает филиалы
по всей стране после встречи с этим самым гуру. Костя игнорирует тот факт, что у его зна-
комого отец – крупный предприниматель и у них совершенно разные входные ресурсы. Косте
кажется, что если бы он был усерднее (а еще, конечно, если бы я работала лучше), то и он
был бы таким.
Так как мир нарциссичен, в качестве основной формы взаимодействия между людьми
он предлагает конкуренцию. Конкуренция проникает во все сферы жизни, подменяя собой
другие формы взаимодействия: близость, обучение, партнерство, совместное исследование. В
любых отношениях словно всегда стоит вопрос сравнения. Мы конкурируем с друзьями в том,
кто из нас лучше справляется с трудностями, с возлюбленными – за власть, с незнакомцами –
за право на социальное внимание и одобрение. Родители конкурируют с помощью детей. Дети
– с помощью игрушек, одежды, родителей. Позже можно конкурировать посредством оценок
или количества друзей, еще позже – количества денег и идеальной семьи на страницах «Инста-
грама». В отсутствие явных конкурентоспособных качеств можно конкурировать в количестве
проблем, в болезнях и несчастьях.
В основе такой конкуренции лежит тревога, человек переживает, что для него
не будет места в этой жизни, если он не станет самым лучшим.
Гарантию такого места дает только выигрыш с перевесом, то есть такой выигрыш, в кото-
ром даже сомневаться не приходится, потому что все остальные остались далеко позади. Это
делает конкуренцию нездоровой: в нормальных отношениях конкуренция тоже есть, но она не
предполагает победу в отсутствие других участников. Нарциссический же опыт диктует необ-
ходимость задавить, обесценить, уничтожить соперников, чтобы выигрыш был однозначным.
8
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Аня в отношениях с Владом, и это нарциссические отношения. Яркий нарцисс там Влад,
Аня воспринимает себя как жертву нарциссизма. Ей многое тяжело в этих отношениях: тер-
петь его насмешки или приступы гнева, соответствовать требованиям, выдерживать маги-
ческое мышление. Она пытается научить его быть более терпимым и рациональным. Каж-
дый раз, когда его приметы и суеверия не срабатывают, она обращает на это внимание и
подсмеивается над ним. Даже публично она может отпустить комментарий типа: «Ну, Влад
же сегодня в счастливой рубашке, пусть он и договаривается о скидке». Влад, разумеется,
бесится, и это для Ани небезопасно, но она все равно так делает. Аня чувствует, что он
относится к ней как к необразованной простушке. Влад чувствует, что к нему относятся
как к дурачку. Они конкурируют друг с другом за то, кто же из них имеет право считаться
полноценным человеком.
А Настя с Женей конкурируют за друзей: при встречах дружеских компаний между ними
всегда происходят вспышки ссор – Настя плачет, Женя в бешенстве уходит. Настя, остав-
шись наедине с другими людьми, много жалуется на свою жизнь и разоблачает Женины сек-
реты, выставляя его насильником и альфонсом. Женя действует более прямо, при следующей
встрече очевидно контролируя Настин алкоголь под соусом «опять напьешься и будешь вести
себя как дура». При этом наедине друг с другом они вполне способны на уважение и взаимную
преданность. Врагами они становятся только при наличии зрителей.
9
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Нарциссическая семья
Нарциссическую травму можно получить и в отношениях с родителями. Опыт отверже-
ния детей и детских потребностей в родительских семьях разнообразен и может быть продик-
тован очень разными по контексту ситуациями.
Мать или отец могут предъявлять невыполнимые требования к детям потому, что предъ-
являют невыполнимые требования к себе. Это так называемые «фасадные» семьи. Для них
очень важно впечатление, которое они производят со стороны, социальная оценка семейной
жизни. Дети в таких семьях – это угроза: живой и реальный ребенок неизбежно сообщает в
мир информацию, которую взрослые хотели бы скрыть. Это происходит и на словах, и в пове-
дении: ребенок может просто рассказать о том, что родители ссорятся, а может часто болеть
или плохо учиться, что также разоблачает реальное положение дел в такой семье. Поэтому к
ребенку предъявляются требования по поддержанию фасада – иллюзии, созданной взрослыми,
ценой отказа от реальных чувств и потребностей. Часто дети в таких семьях не имеют права
уставать, не должны иметь социальных трудностей или трудностей в развитии, не должны быть
грязными, испытывать аффекты или болеть. Маленькие идеальные штрихи к портрету идеаль-
ной семьи – вот какова их функция.
Бывает, что такой посыл исходит не от обоих родителей, а лишь от одного. Тогда ребе-
нок оказывается в одной лодке со вторым родителем и теоретически может обратиться к нему
за поддержкой, но на деле бывает так, что ко времени появления детей второй супруг подав-
лен стремлением партнера к поддержанию видимой идеальности. Часто через какое-то время
он начинает сознательно или бессознательно бунтовать, демонстрируя социально неприемле-
мое поведение (задерживаться ночами, пить), теряет стабильный доход или тяжело заболевает.
Жизнь ребенка это не улучшает, а наоборот. Покачнувшаяся идеальная картинка увеличивает
требования к оставшемуся подконтрольным члену семьи (ребенку), и давление на него только
усиливается.
Получается, что чувствовать себя нужным и любимым такой ребенок может, лишь демон-
стрируя нужное матери или отцу поведение. От остального он должен отказаться. Правильное
поведение встречается ликованием, похвалой, гордостью, когда ребенку говорят «ты самый
лучший», или снижением напряжения внутри семьи. Неправильное поведение встречает разо-
чарование, холод, агрессию и комментарии «мне за тебя стыдно». Происходит распад: ребенок
может чувствовать себя либо прекрасным, либо ужасным.
Отец Лизы по мере ее взросления пил все больше и все больше отдалялся от семьи, ста-
новясь неадекватным и в опьянении, и в трезвые минуты. Мать мирилась, боролась, жалела,
героически спасала, рожала новых детей. Отец со временем становился все тяжелее, мать
– все слабее, и естественным образом часть функций по уходу и спасению легла на старшую
дочь. Лиза помнит, как мать со слезами благодарила ее за помощь по доведению невменяемого
отца до дома, как она говорила дочери «как бы я без тебя». Лиза этим гордилась. При этом ей
запрещалось в своей жизни иметь хоть какие-то трудности, поскольку у матери и так было
достаточно проблем. У Лизы медаль, красные дипломы, спортивные кубки. Игнорируя свои
настоящие чувства, в своих взрослых отношениях она мазохистически молчит о потребно-
стях и нарциссически считает, что для отношений она всегда делает больше партнера. Пси-
хически стабильные мужчины с ней не уживаются. Это как бы беспокоит Лизу, но не очень:
главная ее функция по-прежнему «мамина гордость» и «укор отцу, потому что дочь без его
помощи вышла такой замечательной».
У Вовы все проще – ему просто ничего нельзя. Нельзя болеть, злиться, увлекаться чем-
либо, нельзя с кем-то ссориться и к кому-то привязываться тоже нельзя. Он – наследник
10
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
В этих историях есть хотя бы награда за правильное поведение, когда ребенок в действи-
тельности может чувствовать себя любимым, хоть и не очень долго. Бывает, что значимый
взрослый в принципе не способен любить или ему трудно любить именно этого ребенка.
Так бывает, когда беременность и рождение происходят случайно, или не с тем партне-
ром, или когда рождение ребенка сильно меняет жизнь в худшую сторону.
Бабушка Иры – свидетель битвы на Курской дуге. Это страшный опыт, опыт массо-
вых смертей, опыт выживания на грани. Она больше не может быть нормальной: сломанная
психика не дает ей возможности испытывать чувства, для которых нужна безопасность, –
привязанность, нежность, любовь. Мир для нее – военные действия. Свою дочь, мать Иры,
она так и воспитывает. Так она воспитывает и внучку Иру, когда та появляется на свет.
Маленькая девочка каждый день наблюдает войну между матерью и бабушкой, войну не на
11
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
жизнь, а на смерть, в которой ей нет места. Ира мечется между желанием привлечь все
же к себе так необходимое ей внимание и потребностью замереть, чтобы не убила шальная
пуля. По мере взросления паттерны не меняются: Ира так же либо замирает в страхе, либо
привлекает внимание своей яркостью, эксцентричностью, талантом. У нее много страхов,
маскирующихся за внешней уверенностью. Она фанат контроля, тиран и деспот в собствен-
ной семье. Если что-то идет не так, как Ира хотела и планировала, то изнутри у нее подни-
мается волна гнева, в глубине которой всегда находится страх смерти. Детей у Иры нет.
А Соня – дочь насильника. Татарская семья ее матери выгнала юную девушку за позор,
нанеся двойную травму: жертва изнасилования, она не встретила поддержки и помощи, ее
наказали и изгнали. Несколько раз она пыталась избавиться от беременности, потом – от
ребенка. Не получилось. Мать смирилась с Соней, но чувствовать к ней что-то, кроме злости,
так и не научилась. К облегчению их обеих, мать и дочь больше не общаются. Но Соня по-
прежнему не выносит ни малейшего недовольства: она до сих пор словно чувствует, что ее в
любой момент могут убить. Главная цель Сони – защититься и сохранить себе жизнь.
Отец также может нанести нарциссическую травму. Он может быть отстраненным, погру-
женным в дела, работу, хобби, алкоголь или болезнь. Отвержение ребенка может и не быть
прямым: отец может демонстрировать дочери или сыну радость от их существования, готов-
ность играть или помогать, но его может быть просто очень мало. Ребенок с его магическим
мышлением трактует постоянное физическое или эмоциональное отсутствие отца рядом как
отвержение, причина которого находится в нем самом. Отстраненная мать также дает ребенку
нарциссический опыт.
У ребенка 90-х Оли все воспоминания о детстве – это приступы тревоги за отсутству-
ющих мать и отца. Чтобы заработать, папа торговал мясом, мама таксовала, оба возвра-
щались домой поздно. По телевизору и в газетах говорили о беспределе. Оля каждый вечер про-
водила у двери в квартиру в ожидании звука лифта и не понимала, почему ее оставляют одну
и почему забота о ней ставит под угрозу жизнь ее родителей (так говорила мама: «тебе же
нужны книжки в школу и новая одежда, поэтому мы с папой должны работать»). Выросшая
Оля не допускает, чтобы о ней заботились, не признает своей слабости и все на свете может
сделать сама. Близость и зависимость от другого человека она не выносит. Она ненавидит
женщин за слабость, мужчин за риск, мир за несправедливость.
12
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Колин отец ушел из семьи, когда сын был еще маленький, и больше с Колей не общался.
Мать осталась в сильной обиде на бывшего мужа, но он был недосягаем, а Коля – досягаем.
Потребность матери в том, чтобы перед ней раскаялись и извинились, привела прямо-таки к
культивации стыда в этой семье: малейший промах сына воспринимался его матерью как воз-
можность осуществить воспитательные меры, заставить Колю стыдиться и тем самым
вырастить из него лучшего человека, чем был его отец. Меры, конечно, возымели противопо-
ложный эффект, и теперь Коля от стыда (и ответственности) бегает. Мать разочарована,
отец так и не объявился, а у Коли нет возможности стать счастливее – слишком много сил
уходит на поддержание иллюзии того, что все и так хорошо и стыдиться ему нечего.
Маша, например, должна быть в папу влюблена. Из семьи ушла мама, когда дочери было
уже тринадцать. Вернее, родители развелись, и подростку предложили выбрать, с кем жить.
Маша выбрала отца – то ли из жалости, то ли потому, что между ними уже в то время
существовали особые отношения, в которых матери места не было. Долгие годы они жили
вдвоем, да и теперь, когда у Маши своя семья и две дочери, она покупает ему квартиру рядом,
чтобы папа мог ей помогать с детьми. Своей жизни у папы нет. У Маши, в общем, тоже.
Она не имеет права даже подумать об этом, даже допустить мысль о том, что хочет про-
водить время наедине со своей семьей. По этой причине от мужа и детей Маша отдалена, но
понимать это – значит ставить под угрозу отношения с отцом, поэтому Маша обвиняет
мужа в холодности и других семейных проблемах. Эта запутавшаяся женщина мучается от
необходимости выбирать отца, хочет близости с мужем и детьми, но выбор уже сделан. Ей
остается только обесценивать своего реального партнера и считать папу главным источни-
ком счастья, чтобы хотя бы так этот выбор был оправдан.
Дети с затяжной тяжелой жизненной ситуацией в детстве также могут развивать нарцис-
сические черты в качестве защиты, которая помогает им выжить в плохих условиях. Напри-
мер, если родители постоянно ссорятся и ситуация близка к разводу, ребенок может брать всю
ответственность за происходящее на себя. Это тоже нарциссизм.
Каждому ребенку свойственно магическое мышление, основанное на его ощущении себя
центром мира. Когда отношения между родителями плохие или осложняются ситуацией, с
которой взрослые не справляются (безденежье, болезнь, неудачи, депрессия), то именно ребе-
нок может чувствовать себя обязанным ее разрешить. Ничего реального он сделать не может,
но может пользоваться магическим мышлением, придумывая своеобразные «сделки» с реаль-
ностью. Если я буду хорошо учиться, то мама поправится. Если мой отец вернется сегодня
домой, то я буду хорошо себя вести и больше никогда не скажу ему ни одного плохого слова.
Если я буду носить только это платье, то все будет хорошо.
Иногда в таких идеях в качестве второй стороны присутствует Бог, но не обязательно.
Выдуманные ребенком причинно-следственные связи, в которых поведение взрослых зависит
13
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
от его поведения, помогают ему ощущать иллюзию контроля, выполняют функцию самоуспо-
коения тогда, когда взрослые о нем позаботиться не в состоянии. В норме умение позаботиться
о себе – хорошее качество, но здесь оно завязано на идее грандиозности, гиперответственно-
сти. Когда ребенок вырастает и ситуация, в которой развилось такое восприятие, исчезает, пат-
терны остаются. Часто к ним добавляются взрослые манипулятивные стратегии, а сама при-
чина – ощущение мира хрупким и полностью зависящим от поведения – уходит глубоко в
бессознательное.
14
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
В таких идеях всегда содержится агрессия. Даже если это идея о Спасителе – то он с
огненным мечом.
Саша – человек мира, он живет в Индии, Непале, Вьетнаме, Лаосе. Строгий веган, йога-
практик, он на протяжении последних двадцати лет поддерживает целибат. Для его учени-
ков и последователей это часть практики по очищению. На самом деле у Саши есть намере-
ние зачать божественное существо, для чего ему необходимо еще десять лет жить в стро-
гости. Мать для своего божественного сына он подбирает уже сейчас, создавая вокруг себя
окружение из молодых и красивых женщин, которые его обеспечивают и обслуживают. Он
не занимается с ними сексом, но эксплуатирует по полной программе. Они живут все вместе
и вместе занимаются практиками, быть с другими партнерами этим женщинам запрещено.
Если кто-то из женщин покидает этот табор – то дело в ней: конечно, она не выдержала
соблазна мирского и теперь недостойна даже называть вслух имя Учителя (он, кстати, обе-
щает им всем, что даже за плохие мысли о нем они будут кармически наказаны). Саша живет
по одностороннему принципу «око за око»: то есть он никому ничего не должен, потому что
свят, а за зло в его сторону обидчик должен заплатить. Например, человеку, случайно выбив-
шему Саше зуб, Саша выбивает зуб (на самом деле зубы, потому что справедливость у Саши
какая-то такая) уже намеренно.
Саша из небольшого рабочего городка, сын рано умершей матери и отца-алкоголика. У
него стальная конструкция в позвоночнике и несколько штифтов в костях от постоянных
избиений. Он считает, что это карма, конечно, что такое детство его очистило, что это
аналог страданий Христа. На самом деле он изувеченный, озлобленный и мстительный соци-
опат.
15
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Правильные декорации
Вернемся к отношениям. Старые травмы всегда стремятся к завершению. Психика стре-
мится к отработке болезненного материала. Чтобы раны зажили, нам нужно получить возмож-
ность по-другому отреагировать на прежнюю ситуацию. Мы стремимся испытать новые чув-
ства к старой проблеме и поэтому бессознательно ищем и выбираем людей, рядом с которыми
наша травма всплывет и мы наконец сможем пережить ее по-другому. А кто лучше, чем чело-
век с нарциссизмом, способен воссоздать для нас травму нарциссического отвержения, под-
нять со дна психики нарциссический опыт?
Мама Иры – психопатка, которая выбрала для любви одного из своих троих детей, а
остальных отвергала. Ира в любимчики не попала и достаточно наслушалась про то, что
она некрасива, что могла бы поменьше есть, что растет слишком быстро и вообще мать
позорит. Сейчас Ира замужем за человеком из другого социального круга, который Иру вос-
принимает как не самую удачную елочную игрушку, которая висит на самом видном месте. Ей
нужно ходить с ним на приемы и деловые обеды, нужно красиво одеваться, нужно вести себя
с достоинством, которое выигрышно дополнит образ мужа. У нее не получается, конечно,
так он ей говорит. Вкус у нее плохой, фигура некрасивая, манеры провинциалки, и вообще она
его все время перебивает и позорит перед людьми.
А у Лены отвергающий папа, который много лет живет на две семьи. Он вроде и любит
дочь, но никогда не находит для нее времени – во всяком случае, столько времени, сколько бы
ей хотелось. В детстве она считает, что все дело в ней и старается его привлечь и удержать,
горько рыдая, когда у нее это не получается. К подростковому возрасту она решает, что
отец сам во всем виноват, и перестает с ним общаться, считая свои чувства к нему угасшими
и не имеющими значения. У нее нет постоянных отношений, но те отношения, что были, –
с командировочным, с вахтовиком, с трудоголиком, с отцом-одиночкой. У всех ее партнеров
тоже всегда не хватает на нее времени, их она тоже ненавидит и вычеркивает из своей жизни,
как отца.
У Дениса все не так очевидно: семья хорошая, родители любят друг друга и детей, ресур-
сов много. Папа – хирург, обожающий свою работу, профессионал с известным именем. Денис,
кстати, тоже хирург, и хороший (но не такой, как отец, конечно, говорит он). У Дениса отно-
шения с яркой, интересной девушкой, поэтессой и писательницей, успешной и увлеченной своим
делом. Денис чувствует, что он ей не подходит, что он до ее уровня не дотягивает. Неуверен-
ность в себе – его постоянный фон в отношениях, которые в остальных смыслах могли бы
быть вполне хорошими. А так он изводит возлюбленную приступами неуверенности. Денис
подозревает ее в изменах, остро реагирует на любые ее оплошности, сложно переносит ее
успехи. Она старается меньше с ним делиться, чтобы меньше его ранить, и тогда он обви-
няет ее в скрытности и в том, что она ему не доверяет. Измучившись, она уходит, оставляя
Дениса в уверенности, что он был ее недостоин и сам все испортил.
Такие отношения – это идеальные декорации для старых травм. Поэтому они становятся
сверхценными, сверхзначимыми: психика бросает все ресурсы на возможность снова стать здо-
ровой. На поверхности это выглядит как большая любовь, сильная привязанность, любовная
зависимость. В глубине эта всегда попытки – снова и снова доказать отвергающему человеку,
что я все же достоин любви, что со мной все в порядке, а ты не прав. Поэтому идея о том, что
партнер – безнадежно больной человек и с ним ничего не получится просто потому, что он на
это не способен, так легко находит отклик у нарциссических жертв.
16
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
17
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Невиновности не существует
Тут дело в том, что психика в поиске подходящих декораций подгоняет реальность под
то, что ей необходимо. Способов для этого много: от простой демонизации партнера до неосо-
знанных провокаций на нарциссическое поведение. Это очень сложная тема. Думать об этом –
значит отказываться от спасительного перекладывания ответственности на другого человека.
Слово «спасительный» здесь не ирония, а внутренняя реальность: допустить, что на мне лежит
часть ответственности за происходящее со мной, – значит вернуться в детское переживание
«если со мной это происходит – значит, со мной что-то не так». Испытать стыд, которого вы
так старательно избегали, и обнаружить, что не так уж вы и невинны. Учитывая, что психика
ищет именно невинности, адекватной и обоснованной тогда, когда мы были детьми, избега-
ние ответственности спасительно. Нужно много, очень много ресурсов и поддержки, для того
чтобы перестать во всем винить партнера (как фигуру травмирующего родителя) и опереться
на собственную взрослость, для того чтобы действительно покончить со старыми пережива-
ниями.
Яна рассказывает о муже, долго, все первые встречи, практически не давая мне вста-
вить слово. Я понимаю, что ей важно высказываться, важно чувствовать себя услышанной
и понятой. Мне не сложно ее понимать: она говорит о том, что муж не обращает на нее
внимания, увлеченный тем, что происходит с ним, и я рядом с ней чувствую то же самое. Она
говорит о его холодности и равнодушии, о том, что ему неинтересна она сама, – и я чувствую
то же. Она жалуется на категоричность его суждений, на то, что он ставит ей оценки,
называя его «выраженным нарциссом» и «человеком без чувств». Рядом с ее жалобами на
обесценивание мне сложно почувствовать себя ценной: не давая мне что-то для нее сделать,
через несколько встреч Яна начинает говорить о том, что терапия идет как-то не так. А
когда я обращаю внимание на то, что здесь у нее есть пространство для всех ее переживаний,
что таким образом они находят себе место и выражаются, – говорит, что и так постоянно
делится этим с подругами и от психолога ждала чего-то посерьезнее.
Для Юли важен страх: она живет в постоянном напряжении из-за того, что ее партнер
постоянно сравнивает ее с бывшей девушкой, и это сравнение она проигрывает. Говоря об
этом, она произносит фразу: «Мой прошлый мужчина носил меня на руках, с ним я понимала,
что такое любовь».
Андрей женат на нарциссичной девушке, которая обвиняет его в любых трудностях,
которые возникают у них в воспитании дочери. «Ты плохой отец», «если бы ты больше вре-
мени проводил дома», «ты ее балуешь», «ты мне не помогаешь в воспитании», «для тебя это
все непрекращающийся праздник» – все эти упреки сыпятся на Андрея постоянно. Он же чув-
ствует, что если бы жена справлялась со своими материнскими обязанностями, то никаких
проблем у дочери бы не было. В этой семье идет необъявленная война за то, кто лучший
18
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
родитель: открытая с одной стороны и тайная – с другой. При этом оба искренне радуются,
когда второй допускает ошибку или не справляется. Все живут в постоянном напряжении и
стрессе: война есть война. Дочь плохо спит ночами, закатывает истерики и никак не может
научиться пользоваться горшком.
Отношения между Ланой и Егором выглядят, на первый взгляд, как отношения насиль-
ника и жертвы: для Егора важна чистота, и Лана вынуждена большую часть своего времени
проводить за уборкой, потому что капля воды на зеркале в ванной способна привести в луч-
шем случае к нотациям, в худшем – к скандалу. Лана мучается в этих попытках сохранить
чистоту и не нарваться на агрессию партнера, и ее мученичество очевидно всем, включая
Егора. Он действительно нарциссичен, и непослушание вызывает у него пугающий Лану гнев,
это правда, но злится он не только потому, что она не вынесла мусорное ведро или не запра-
вила постель. Несмотря на измученное лицо и отказ от того, чтобы проводить время вме-
сте, по причине ее усталости (а это пассивная месть), она все равно не делает того, о чем
он ее просит. Мусор все равно не вынесен, постель все равно не заправлена. Прежде всего Егор
бесится потому, что Лане по большому счету его потребности не важны: она выполняет
механическую работу, чтобы измучиться и иметь право обижаться на него и отказывать
ему, не разбираясь в том, что для него действительно важно. Это такое пассивное отвер-
жение, в котором нарциссические черты характера вырастают в разы.
Лана провоцирует нарциссизм Егора – если он не будет выглядеть маньяком, то и она не
будет выглядеть невинной жертвой. Поэтому она игнорирует требования Егора (он просит,
чтобы дома были чистота и порядок, она же делает из квартиры операционную, в которой
порядка так и не появляется, потому что она устала). Егор изводит ее прямо. Лана пас-
сивно-агрессивна.
нарциссично считает себя абсолютно правой, а Егор – нарцисс, который мазохистично выно-
сит свою роль домашнего тирана, хотя не получает от нее никакого удовольствия.
Эти стереотипы в поведении не говорят о чем-то необычном. Собственно, именно они и
составляют большую часть современных отношений.
20
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Травмы сошлись
У нарцисса и его жертвы одинаковая травма. Я считаю нарциссическую травмирован-
ность обоих партнеров основной, если не единственной, причиной начала и сохранения нар-
циссических отношений. Я не верю, что за деструктивность отвечает только один партнер (это
касается отношений, а не разовых встреч или случайных контактов). Отношения – это про-
странство, которое возникает между двумя людьми, их общее поле, в котором находятся они
оба. В отношениях размещается весь наш прошлый опыт, вся наша сложившаяся за время
жизни личность – как же может быть, чтобы все это не имело никакого значения? Я уверена,
то, что происходит в отношениях, держится на опыте каждого из партнеров и включает его
личность, его сознательные и бессознательные потребности.
Ощущение себя пассивной стороной безопасно только на первый взгляд. Без возможно-
сти ощутить собственную ответственность мы теряем шанс измениться и лишаем нашего парт-
нера надежды на более здоровые отношения. Отказываясь что-то делать – что-то настоящее,
не имеющее отношения к играм и шаблонам травмированного человека, – жертва не меньше,
чем ее партнер, поддерживает те самые паттерны, которые ее разрушают. А так как нарцисси-
ческая травма и нарциссические черты свойственны большинству современных людей, то в
любых отношениях могут проявиться чувства и поведение, которые сделают эти отношения
нарциссическими. Это тенденция даже не на уровне личности, а на уровне системы.
21
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
22
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Динамика отношений
Такие отношения часто содержат похожие друг на друга сценарии, так как начинаются и
развиваются между людьми, имеющими похожие травмы. Эти травмы диктуют особые формы
адаптации к миру и проявляются в нарциссических и мазохистических чертах.
Здесь же происходит первое разделение функций: кто будет насильником, а кто жертвой?
Этот выбор чаще делает жертва, реагируя первой волной боли на поведение того, у кого в пер-
спективе будет статус насильника и нарцисса. Стимул может быть самым разным: от действи-
тельно выходящего за рамки неприемлемого поведения до какого-то бытового случая или при-
вычного для другого проявления. Что-то, что происходит в сексе, в быту, в публичном месте
или наедине, ранит одного из партнеров так сильно, что он не может с этим справиться.
их общем доме, у Раи готов на это накопленный гнев и обида, обвинения в том, что она ради
него все, а он ради нее не готов даже потерпеть. Мужчина реагирует на такое предъявле-
ние агрессивно, Рае больно, она чувствует себя непонятой и униженной. С подругой начинает
встречаться тайно, мужчине при этом говорит, что она выполнила его просьбу и с подругой
теперь общается реже и на нейтральной территории. Отношения довольно быстро приоб-
ретают нарциссический оттенок, в котором Раиса – жертва эгоистичного и холодного муж-
чины, который лишает ее права иметь подруг.
Рита же чувствует себя нормально и ведет себя адекватно до тех пор, пока не знако-
мится с мамой мужа, которая не особо одобряет Ритину профессию и образ жизни. Рита
молчит и старается быть милой, печет маме печенье, справляется о ее здоровье, отпускает
мужа ее проведать. На очередной общей встрече муж шутит над чем-то, касающимся ее
работы, и это провоцирует взрыв. Дома Рита кричит, что муж ее не уважает, потакает во
всем своей маме, ни во что не ставит ее работу. Муж уезжает к маме. Они помирятся (через
долгий период ее молчания), но прецедент останется – и то, что он позволил себе шутку, и
то, что он на маминой стороне, и то, что он бросил ее, когда она была в истерике.
Вместо того чтобы получить так нужное ей понимание и сочувствие, жертва снова трав-
мируется. Ей становится еще хуже, и в этом она снова винит партнера. Он, защищаясь от
нового чувства вины, снова дает ей понять, что он за ее состояние ответственности не несет,
что она сама во всем виновата и принимать ее он не собирается, поскольку это уже предпола-
гает игру на неравных условиях. Здесь речь уже не идет о равных отношениях: речь идет о том,
кто в них заслужит или докажет свое право на то, чтобы быть правым и не испытывать стыда.
Начинается война, которая и будет потом содержанием этих отношений на долгие годы
вперед. На войне много тревоги, которая слышна как возбуждение и большая любовь. Силы,
24
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Если один из партнеров выходит из этой игры, дистанцируется, то второй на время тоже
стихает, предлагая приблизиться. Это так называемые «нарциссические пинги», когда при
дистанцировании одного из партнеров второй начинает предлагать сходить куда-нибудь, спра-
шивает, как дела, делится смешными картинками. Уже традиционно считается, что пингует
нарцисс, призывая жертву вернуться в отношения. Но если отстраняется тот, у кого статус
нарцисса, то жертва пингует не меньше. Только вот его приветы и картиночки она будет рас-
ценивать как притворство и манипуляцию, а свои – как проявления искренних чувств и шаги
навстречу партнеру.
Вероника не выносит отсутствия партнера тогда, когда не она сама его оттолкнула.
Если после ссоры Вероника решает наказать его молчанием – она не отвечает на звонки, не
читает сообщения, не открывает дверь до тех пор, пока не сочтет наказание достаточным.
Если на этот раз бросили ее (а это сходящаяся-расходящаяся пара, они расходятся каж-
дые несколько месяцев), то она пишет длинные письма, подстраивает случайные встречи или
«нечаянно» набирает его номер телефона.
Этим поводом может стать какая-то «последняя капля»: измена, избиение, откровенное
публичное оскорбление. Это всегда ситуация с однозначной трактовкой: один точно прав, вто-
рой точно виноват, и уходит тот, кто прав. Такая возможность приносит кратковременный
катарсис, чувство освобождения. Обретение возможности действовать по собственной воле
может казаться целительным. Увы, ненадолго.
Так как в отношениях разворачивалась старая травма, психика заботилась о том, чтобы
игнорировать не вписывающиеся в прежнюю картину эмоции и потребности. Теперь, когда
игра сыграна, эти чувства начинают возвращаться. Жертва тоскует по своим отношениям,
горюет по неудавшемуся браку, может чувствовать нежность и теплоту и по-другому смотреть
на своего партнера. Ее может с огромной силой тянуть обратно: чувства были сильные, потеря
серьезная. Она может думать, что партнер изменился, возможно, у них все наладится. К сожа-
лению, если эти отношения снова начнутся, скорее всего, в них продолжится та же игра. У
жертвы просто нет возможности строить эти отношения по-другому. Она чувствует фрагмен-
тарно, отдельными кусками: в разлуке и рядом. Раздробленность ее личности не дает ей соеди-
нить эти куски воедино и строить отношения, исходя из полноценной внутренней жизни.
Тот, кто остался на позиции насильника, тоже чувствует многое и тоже кусками: гнев
и презрение, стыд и вину, сожаление и облегчение. У него намного меньше возможностей
что-то вернуть – его роль предполагает, что возобновление этих отношений возможно только
тогда, когда он извинится, изменится, раскается, будет теперь всю жизнь о своем партнере
заботиться. Это большой груз, и поэтому он также обвиняет партнера, чтобы избежать его
обвинений. Часто после этих отношений его ненависть к себе усиливается вместе с усилением
всех защитных реакций и ухудшением качества жизни.
Таким образом, травмированными оказываются оба.
26
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Поводом для разрыва может стать не только поступок партнера, но и книга, совет
подруги, ролик в интернете. Часто именно так впервые в отношениях появляется слово «нар-
циссизм». Это всегда приносит жертве облегчение – информированность снижает тревогу, а
доступная по нарциссизму информация легализует потребность жертвы считать себя невин-
ной. Здесь роли вообще могут поменяться: бывший нарцисс, подавленный обесценивающей и
агрессивной информацией о себе самом, сам может стать жертвой своего партера, у которого
теперь есть универсальный аргумент.
В той же паре Иван – Женя нарциссом был изначально Иван, он обесценивал занятия
жены, упрекая ее в своих неудачах, проецируя на нее свою неспособность быть в близких отно-
шениях. Женя идет к психологу, который рассказывает ей о нарциссизме. Так как этот пси-
холог – друг семьи, то вокруг Ивана формируется среда, которая постоянно замечает его
нарциссические черты и обвиняет его в том, что он нездоров. Иван сначала агрессивно защи-
щается, а потом думает, что они, возможно, правы, и пытается научиться действовать
по-другому. Он пробует делать жене комплименты, интересоваться ее работой, проводить
с ней больше времени, но Женя говорит, что уже не готова на встречные шаги, что он слиш-
ком часто делал ей больно и что его нарциссизм все разрушил. После развода обвинения не
прекращаются – Женя винит Ивана в потерянном на декрет времени, говорит, что он не дал
ей возможности реализоваться, потому что полностью ее обеспечивал и у нее не было необ-
ходимости работать, и поэтому она считает, что он должен забрать сына к себе и тем
самым искупить нанесенный вред. Роли меняются – Иван молчит и терпит, Женя искажает
реальность и травмирует.
Рина приходит после того, как ее партнерша посмотрела лекции о нарциссизме и теперь
настаивает на том, что Рина – нарцисс. Это в целом правда, у Рины есть серьезная травма-
тика и нарциссические черты личности. Она начинает учиться быть внимательнее и береж-
нее, брать ответственность на себя, вкладываться в отношения. К сожалению, Лена, парт-
нерша, эти попытки не поддерживает, и отношения все равно остаются деструктивными.
Лене становится все хуже, она больше не может опираться на тот факт, что Рина плохая,
а она сама хорошая, так постепенно Лена впадает в психотическое состояние. Отношения
заканчиваются ссорой из-за того, можно ли Рине сходить выпить с подругами. Лена избивает
партнершу и похищает ее маленькую дочь, пишет терапевту Рины о том, что собирается
совершить самоубийство и что ее все предали. Трагедии удается избежать – дочь находится,
отношения заканчиваются, но Лена продолжает саморазрушение, обвиняя в этом Рину и ее
терапевта. Она говорит: «Я думала, ей помогут, она же психически больна, а стало только
хуже». Рина теперь живет в глубоком чувстве вины.
Бывает, конечно, что уходит нарцисс. Для жертвы это выглядит как последний разру-
шительный акт агрессии. Человек с нарциссическими чертами уходит по-особому: резко, вне-
запно, часто без внешнего повода или с недостаточным поводом. Часто в этом расставании
он обесценивает, обвиняет, искажает реальность, не оставляет возможности поговорить. Часто
расставание – это его единоличный выбор, который не обсуждается.
Агрессивные паттерны нарциссизма защищают прежде всего от вины и стыда. Нарцисс
уходит тогда, когда жертва уже разрушилась. У психопатов это простой расчет: раз мне нечего
с нее больше взять, я ухожу. У человека с нарциссической травмой это вина: я не могу и не
хочу быть с человеком, который разрушается из-за того, что я делаю, или из-за того, какой
я. В личной истории нарциссов часто есть такое же расставание с родителями: однозначное,
27
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Антон заканчивает отношения с Таней на улице, после того как они вместе делали
покупки в супермаркете. Он кричит на нее на парковке, что она его достала, что она вынесла
ему весь мозг, что если бы она была нормальной бабой, то ему не было бы за нее стыдно.
Он садится в машину и уезжает, оставив рыдающую Таню без денег и телефона на другом
конце города. Когда она добирается до дома, он смотрит телевизор и игнорирует все попытки
поговорить. Таня собирает вещи и уходит к подруге. Следующие три месяца Антон продол-
жает молчать, игнорирует ее звонки, не открывает ей дверь. Эта невозможность сказать
свое слово, стать активной в этом разрыве причиняет Тане сильную боль и усиливает одно-
временно и злость на Антона – за то, что он так ее ранил и оскорбил, и потребность быть
с ним.
У Ульяны дома итальянские страсти: муж может разбить бытовую технику в про-
цессе выяснения отношений, а она может выбросить все его вещи с балкона. Эти ссоры –
отчаянная попытка Ульяны соблюсти свои границы, остаться в безопасности, когда муж
упрекает в чем-то ее родителей, требует секса без учета ее желаний или заставляет ее
участвовать в философских разговорах, в которых она чувствует свою невежественность.
Ее отказы грубы и агрессивны, потому что ей страшно, что она не будет услышана, и реак-
ция на них ее мужа тоже груба и агрессивна. Не имея возможности получить что-то от дру-
гого мирным путем, пара разъезжается после затяжного скандала, и оба остаются исто-
щенными и травмированными.
После отъезда мужа Ульяна начинает по нему скучать. Боится она его не меньше
прежнего, но он далеко, и контактируют они только по телефону. В этих телефонных раз-
говорах Ульяна понемногу решается говорить о своих потребностях и чувствах – не по факту
нарушения границ, а когда между ними все в порядке. Однажды этот разговор длится три
часа, и Ульяна рассказывает о своей обиде на критику, о неудовлетворенности в сексе, о том,
что его философия ей чужда и пугает. Она просто рассказывает – не обвиняет, не упрекает,
не обесценивает партнера, и муж при следующем разговоре говорит ей, что много думал о ее
словах и о том, почему она раньше обо всем не сказала. Отношения постепенно становится
лучше. Ульяна учится не воевать с мужем, он учится не быть воинственным в своих жела-
ниях. Оба получают новые возможности для того, чтобы им в отношениях было хорошо.
Пара снова начинает жить вместе. Им предстоит решить еще много трудностей, но сейчас
у них есть надежная база для того, чтобы двигаться дальше.
Чаще же бывает, что такие отношения не заканчиваются вообще. В них слишком много
энергии, слишком много потребностей, чтобы просто завершить их и двинуться дальше. Быть
в отношениях – не обязательно быть с этим человеком в браке или вообще его видеть. Связь,
которой много десятилетий, может состоять из двух-трех встреч в разные периоды жизни. Но
если есть чувства, мысли, энергия, напряжение, если мы находим для этого время и место –
то это отношения.
Таким образом, физическое расставание и окончание отношений совсем не обязательно
происходят в одно и то же время. Партнеры продолжают фантазировать, додумывать, спраши-
вать себя о том, кто и что сделал не так, реагировать на запах духов спустя годы, сравнивать
новых партнеров с «тем самым» и считать свои новые отношения скучными. Энергия, которая
при этом тратится на поддержание старых отношений, могла бы использоваться на новые. Но
этого не происходит, и новые отношения также не становятся полноценными и здоровыми.
Часто бывает так, что бывшая нарциссическая жертва в новых отношениях ведет себя нар-
циссично, своей холодностью и равнодушием отвергая партнера и не вкладываясь в него, за
исключением приступов вины.
Аделина замужем уже десять лет и восемь из них часто думает о другом мужчине. Это
не был классический любовник: это был коллега по работе, с которым был флирт и начина-
лись какие-то отношения, и Аделина с ним даже съездила в другой город на прогулку и осмотр
достопримечательностей. Потом этого коллегу перевели в другое место, и он просто пропал
– перестал отвечать на звонки и сообщения и выпал из ее жизни односторонне и навсегда.
Аделина мучается возможными причинами, пытается понять, что с ней или с ним было не
так, и приходит на терапию как нарциссическая жертва этих отношений. Ее брак запущен –
ни сексуальной, ни эмоциональной близости с мужем нет уже те же восемь лет. У Аделины
29
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
много злости на мужа, на то, какой он малоподвижный, на то, что он ее подавляет своей
негибкостью, но при всякой попытке поговорить о муже она переводит разговор на бывшего
коллегу («мне опять снился Паша»). Пытаясь разобраться в отношениях, которые продли-
лись три недели восемь лет назад, она оставляет мужу ответственность заниматься их
семьей и осуждает его за то, что у него не получается.
30
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Психотерапевтическая динамика
Нарциссическая жертва попадает на прием с потребностью измениться таким образом,
чтобы ее отношения улучшились и она (или он, но намного реже) наконец понравилась своему
партнеру, остановив или уменьшив поток боли, в котором она живет. Отношения и партнер –
это единственное, о чем она может говорить на протяжении довольно долгого времени. Отно-
шения являются центром ее жизни, нарциссичный партнер – фундаментом, от которого зави-
сит ее настроение, состояние, здоровье. И конечно, она хочет видеть эту опору более прочной
и более стабильной и готова сделать для этого все, что от нее может потребоваться.
Это серьезная, тяжелая зависимость, которая развивается не за один день. К моменту
обращения за помощью многое разрушено. Отношения, в которых находится жертва, требуют
от нее всех возможных ресурсов, и их трата отражается на ее физическом здоровье, состоянии
психики, социальной и творческой жизни. Недели, месяцы и годы вся энергия расходуется на
то, чтобы защититься, понравиться или что-то доказать партнеру. Жертве остается истощен-
ность и ощущение усталости и пустоты.
Избегание боли и стыд за свое состояние приводят к социальной изоляции: для нарцис-
сической жертвы характерно постепенное отдаление от бывших друзей и приятелей, выход из
компаний, охлаждение отношений с близкими. Во-первых, на них не хватает ресурсов. Во-
вторых, другие отношения часто становятся объектом проекции невыносимых чувств. Не имея
возможности полноценно разместить свой страх, злость, обиду, боль, жертва часть из них раз-
мещает в более безопасных и менее важных для себя отношениях. Другие люди вдруг начи-
нают ей казаться отвратительными. Друзья предают, знакомые скучны и поверхностны, близ-
кие не понимают и не поддерживают. Постепенно развивающиеся социальные страхи делают
невозможным развитие новых контактов. Она остается одна.
Алиса во время первых встреч принимает решение: лучшим выходом для нее будет пере-
езд в другой город, новые возможности, новые отношения. Она договаривается о продолжении
терапии по скайпу, но звонит только один раз, примерно через месяц после переезда, подав-
ленная неуспехом и навязчивыми мыслями. Больше встреч не назначает.
Аля после пятой встречи пишет в социальной сети о том, что хочет сделать перерыв,
обстоятельства изменились, много работы и денежные проблемы. Обещает написать через
пару месяцев. Не пишет.
Диана более откровенна, хоть и тоже в переписке. Она пишет о том, что пришла на
терапию прорабатывать травмы, но никакой проработки травм не получает, а только рас-
сказывает о себе, что ей жаль потерянного времени и денег. Это сообщение она сравнивает с
отзывом в книге жалоб и предложений, сделанным для того, чтобы терапевт мог улучшить
свою работу. Больше на контакт не идет.
32
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Идеализация – обесценивание
Нина много говорит о том, как ей повезло с терапевтом, что ей никто другой не смог
бы помочь. Потом постепенно и тайно начинает изучать блоги других психологов, ходить
на их тренинги или расстановки. Проблема не в том, что она интересуется другими: у тера-
певта нет таких требований, она свободна в поисках дополнительных источников помощи.
Проблема в том, что она делает это тайно, чувствуя вину и перенося эту вину на тера-
певта: если бы он был идеальным, работал бы быстрее, знал бы еще и этот метод – тогда
бы у нее не было необходимости искать ресурсы в других местах. Все рассказать она реша-
ется, только собираясь на интенсив, – в уверенности, что терапевт этого не переживет, она
надеется, что такая новость приведет к окончанию отношений. Поддержка терапевта и его
интерес к исследовательской и терапевтической работе, которую она проделала не на его
глазах, заставляют Нину обратить внимание на то, что ее трактовки ошибочны, а поведе-
ние – нездорово.
Страх близости
Нарциссический опыт – это такой опыт, когда тот, кем я являюсь на самом деле, не заслу-
живает признания и любви. Страх близости возникает как уверенность в том, что, если дру-
гие люди узнают меня настоящего, они от меня отвернутся. Люди с нарциссическими чертами
сами склонны отворачиваться от людей с недостатками, не перенося их неидеальности и бес-
сознательно завидуя их жизни.
построено на зависти и на том, что она ощущает себя неживой. Постепенно она становится
менее требовательной и более удовлетворенной и собой, и другими.
Роза никогда не напоминает мужу о своем дне рождения или годовщине свадьбы, ожи-
дая, что он забудет о важной дате и у нее будет причина на него обижаться. Причин у нее
на самом деле достаточно, но все они эмоциональные, неконкретные, предъявлять их она
боится. Настоящая обида – на то, что он долго не делал ей предложение и ее семья подшу-
чивала над ней из-за этого (мужу она говорила, что брак ей не особо и нужен), за его роман
(она его даже не упоминает, сказав мужу, что давно его простила и сама несет часть вины),
за то, что он ушел со стабильной работы в поисках своего дела (на словах она его поддержи-
вает и гордится им). Обида и ощущение несправедливости ищут выхода, ищут проступка,
на который они могли бы легально выплеснуться. Кроме важных дат, есть еще платежи по
кредиту или обещания ее или его родителям, о которых она тоже не напоминает. Муж чув-
ствует это как подставу, но аргументировать не может. Роза при внешней роли идеальной
прощающей жены пассивно-агрессивна, и это создает в семье много недоверия и напряжения.
А Тоня очень быстро мирится с мужем, но всегда жалуется на него маме. Мама отно-
сится к нему холодно и осуждающе. Тоня как бы отдает маме все свое раздражение и оста-
ется легкой и отходчивой, но пассивно наказывает мужа ухудшением его отношений с тещей.
34
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Трудности с границами
Тот, кто не чувствует свои границы и не умеет о них заботиться, не может соблюдать и
чужие границы. Нарциссическое нарушение границ – это претензия на то, что нарциссу можно
это делать, несмотря на неудобства другого. В этом всегда есть ощущение вседозволенности,
часто нарушения границ «оправданы» тяжелым состоянием, мнимой разницей в статусе или
благородством мотивов.
Ваня рассчитывает, что он сможет звонить своему терапевту в любое время дня и
ночи, если ему будет очень плохо. Так поступали психоаналитики в зарубежных фильмах о
психотерапии, и он ожидает, что эти правила разделяет каждый профессионал. Границы для
него существуют как одолжение терапевту и до тех пор, пока у Вани не возникнет потреб-
ность в звонке.
Юля требует, чтобы терапевт и все участники ее терапевтической группы смотрели
фильмы, которые ей нравятся, чтобы лучше ее понимать. Еще она требует удалить из груп-
пового чата картинки, которыми обмениваются другие участники и которые не нравятся
ей по содержанию. Она даже удаляется из чата, когда эти требования оказываются невы-
полненными.
А Галя в общем чате своей группы размещает просьбу о пожертвовании денег на лечение
и очень удивляется и обижается, когда не находит отклика и, более того, получает агрес-
сивную обратную связь. Для Гали это кризис в отношениях с группой – не получив удовлетво-
рения своей претензии на поддержку любой потребности, она группу обесценивает. Только
поняв нарциссичность своей просьбы, Галя переживает стыд и через него вновь налаживает
отношения с дорогими для нее людьми.
У Маргариты странный запрос: она считает, что помочь ей может только этот кон-
кретный терапевт, но при этом хочет, чтобы он работал в другом стиле. При отказе при-
творяется, что соглашается, но периодически возвращается к разговору, подчеркивая особен-
ность этих отношений и манипулируя своим состоянием и чувством вины. Иные отношения
ей не нужны – нормальную работу она саботирует. Но переходить к другому терапевту с
другими границами тоже отказывается.
А Вера приносит на встречи печенье домашней выпечки, пару яблок, нарисованную ею
открытку. Это приятно, и так делают почти все клиенты, но Вера делает это каждую
встречу. Ей кажется, что если она не будет заслуживать любви терапевта больше, чем все
остальные, то ее бросят. Просто чувствовать стабильное и ровное отношение к ней другого
недостаточно, ей нужно быть лучше всех и привлекательнее всех, чтобы хоть как-то успо-
коиться и поверить в то, что ее не отвергнут.
35
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Эксплуатация
Магическое мышление
Мир, в котором есть магия, защищает от многих страхов и дает дополнительную под-
питку ощущению грандиозности. В терапии магическое мышление часто служит формой обес-
ценивания терапевтической работы.
Третий этап терапии возможен только тогда, когда отношения между жертвой и тера-
певтом становятся более здоровыми и доверительными для обоих. К этому времени часто и
отношения жертвы вне терапии становятся более здоровыми, да и сама жертва жертвой уже не
является. В отношениях изменяются ее послания: она имеет меньше претензий к тому, чтобы
партнер был идеальным, и способна по-другому реагировать на привычные вещи. Она стано-
вится честнее, осознаннее, и часто – гуманнее. Рост ресурсов впервые за долгое время создает
избыток энергии. Постепенно улучшается физическое и психическое состояние, зависимости
сменяются гибкостью, социальный круг растет. Возвращается интерес к работе.
Начинается период взросления, проживания и адаптации: как раз та самая «проработка
травм», о которой часто говорят на входе. Пройдя на первом и втором этапе большой путь
от травматических реакций избегания к возможности адаптации, клиент начинает создавать
новую картину мира, в котором старое безвозвратно потеряно и надежды на его возвращение
нет. Это период горевания о неидеальном детстве, о несправедливом мире, о том, что мечты
так и не сбудутся и мама так и не полюбит. Для этого этапа как раз и нужны хорошие и крепкие
36
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
37
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Полина – дизайнер. У нее достаточно таланта для того, чтобы делать свою работу
хорошо, но самой Полине этого недостаточно. Она гордится тем, что ее коллекции идут
в производство, гордится фотосессиями своих моделей, комплиментами ее собственным
детям. Но эта гордость неустойчива – замечание или критику Полина воспринимает с боль-
шим трудом. Ей кажется, что коллеги по работе ей завидуют и потому не ценят, что
начальница слишком груба и примитивна, чтобы понять ее идеи, что муж слишком далек от
мира моды, чтобы оценить изящество ее задумок. С претензией на идеальную поддержку она
остается без поддержки вообще, потому что реальную обратную связь она обесценивает и
от людей отстраняется. Без ресурсов работа превращается в «горки» – с пиками энергии и
интереса и затяжными глубокими провалами, когда Полина не может рисовать и не может
думать.
Оля, отработав несколько лет в компании своего знакомого, решила уйти в развитие
собственного дела. По факту – уже два года она не занимается ничем. Требования, кото-
рые она предъявляет к работе и к себе, так велики, что она может только смотреть на
экран монитора. Каждый день она встает рано с мыслью, что вот сегодня-то она напи-
шет статью, займется холодными звонками, доработает продукт, который продает. Через
несколько часов мук она сдается и смотрит сериалы. Оля себя ненавидит, каждый день внут-
38
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
ренне уничтожая себя за неспособность заработать деньги, и часть этой ненависти перено-
сит на современный бизнес, на бывших и настоящих партнеров, на мужа, который в нее не
верит и не вдохновляет ее. Разозлившись на что-то внешнее, она чувствует, что ей стано-
вится немножко легче, и несколько дней работа идет. Потом снова приходит время сериалов.
Для Карины мукой становится докторская диссертация. Ее собственное напряжение
и ощущение себя самозванкой в науке заставляет ее ожидать критики и провала. Это так
страшно, что она не может даже обратиться за помощью, поскольку это разоблачает ее
некомпетентность. Научный руководитель усиливает ее напряжение, так как не знает о ее
неуверенности, помочь не может и вместо этого ставит перед ней новые задачи тогда, когда
она еще не разобралась со старыми. Время идет, напряжение только усиливается. Карина
перестает работать с информацией, теряет исследовательские навыки, не может развить
свои оригинальные идеи. Она считает, что ей нужна длинная пауза. На самом деле она хочет
сдаться, потому что не чувствует себя вправе быть доктором наук.
Для Юли обе ее дочери – живое напоминание о том, что в своей семье у нее нет места.
У девочек прекрасные отношения с отцом. Они любят дядю и тетю и тянутся к ним. Оста-
ваясь наедине с Юлей, девочки ведут себя капризно и высокомерно, требуя от нее бытового
обслуживания и манипулируя ею. Юля любит детей, но мучается с ними. Не понимая, что
идет не так, она обвиняет мужа в коалиции с детьми против нее, требует поддерживать
ее решения и публично относиться к ней уважительно. Это тоже не помогает. На самом
деле Юля все попытки детей сблизиться отвергает: например, недавнее обращение младшей
дочери с разговором о том, что ее обижают в детском саду, Юля превратила в обвинение
типа: «Я же тебе говорила, что если будешь так себя вести, то с тобой никто не будет
дружить». Она не знает, что делать с детьми, поскольку не чувствует, что может дать им
что-то ценное. Именно поэтому Юлины отношения с дочерями – это обслуживание. С одной
стороны, Юля бунтует против этого и обижается, но с другой стороны – глубоко внутри
себя чувствует, что ей больше нечего им предложить.
39
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Аня поссорилась со старой подругой меньше чем за полчаса и при этом так, что восста-
новление отношений теперь почти невозможно. Все произошло в переписке: подруга спросила
у Ани о чем-то, Аня ответила и задала уточняющий вопрос, на который подруга не написала
ничего. Так как все происходило в одном из мессенджеров, Аня видела, что ее сообщения прочи-
таны. Она спросила еще раз, подруга снова прочитала и не ответила. Аню буквально начало
трясти от гнева. Для нее такое поведение означало только одно: что ею пренебрегают, что
ее опять использовали, что она никому не нужна. После еще нескольких минут молчания Аня
написала: «Некрасиво молчать, когда сама первая попросила совета» – и заблокировала кон-
такт.
Марина считает, что подруги ее используют, она нужна им только тогда, когда что-то
идет не так и нужны помощь или совет. У Марины много раздражения на подруг, у которых,
как ей кажется, вечные трудности – то с мужьями, то с детьми, то с работами. Когда у
них что-то случается, Марина не выдерживает напряжения, не способна разделить их непро-
стые чувства. Она предлагает план действий: развестись, поменять работу, быть с ребен-
ком строже. Подруги этим советам не следуют, и Марина обижается: она же говорила, а
теперь все опять по-старому, и она снова должна это выслушивать. Понятно, что близости
в этом немного.
Олесе кажется, что она заболеет раком. Психологически начитанная, она трактует
свой страх как ненависть к себе и осуждает за это мужа: их брак из-за него настолько плох,
что она себя ненавидит и умрет от онкологии. На самом деле ее страх – отражение силь-
ной внутренней тревоги, которая плохо переносима и нуждается в том, чтобы иметь понят-
ное лицо, например онкофобию. На самом деле тревога у Олеси вполне нарциссическая. Глубо-
кое чувство собственной ничтожности формирует невозможность иметь недостатки или
кому-то не нравиться. Страх заболеть раком усиливается и превращается в навязчивость с
обследованиями у разных специалистов в периоды, когда Олеся чувствует себя плохой. Напри-
40
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
мер, после ссоры с мужем, когда он сказал ей о своей неудовлетворенности в сексе, Олеся на
несколько месяцев ушла в паранойю. С сексуальной жизнью работать в такие периоды у нее
нет сил, как и заниматься вообще чем-то еще.
Мир нарциссической жертвы – это мир ее бессилия, боли и напряжения. Такова ее внут-
ренняя ситуация. Именно с ее отражением жертва сталкивается при любом контакте с миром
внешним, который выглядит для нее холодным, эгоистичным, отвергающим, не находящим
для нее места. Поиски способа изменения такого мира обречены на провал. Нарциссической
жертве, желающей исцеления, придется обратиться внутрь и встретиться с реальностью самой
себя.
41
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Мазохизм
Чтобы жить хорошо, нужно знать, что такое хорошо и что такое плохо. Чтобы размещать
в отношениях прямые и ясные послания, необходимо слышать свои эмоции. Для того чтобы
заботиться о себе в достаточной степени, стоит быть внимательными к своему телесному и
психическому состоянию. Для того чтобы не пользоваться манипуляциями, полезно знать о
своих потребностях.
И ничего из этого человеку с нарциссической травмой недоступно. Его внутренний мир
оказывается закрыт травматическим опытом, потребности и чувства не имеют голоса, навыки
поведения по удовлетворению потребностей не развиты. Желания подменены долженствова-
нием, эмоции слышны лишь тогда, когда становятся аффектами, а телесные состояния при-
нимают вид болезней. Особая жизнь, основным содержанием которой являются страдание и
терпение, называется мазохизмом.
42
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Терпеть и страдать
Мазохизм в психологии – это такая форма поведения, при которой человек не может
о себе прямо позаботиться и вынужден жить в страдании, которое постепенно становится не
только нормой, но и желаемым состоянием. Желаемым – потому что в мазохистических пат-
тернах скрыты косвенные психические выгоды, которые пусть не намного, но облегчают суще-
ствование мазохиста. Это не удовольствие от боли в прямом смысле. Выгода мазохизма в том,
что он предполагает сложные, тайные, многоходовые способы удовлетворения потребностей,
в которых мазохист не встретит отказа просто потому, что никто так и не поймет, чего же он
хотел, или не будет в состоянии отказаться из-за чувства вины или долга.
Дело в травматической природе мазохизма: в раннем (и позднем тоже) детстве ребенок
оказывается в такой ситуации, когда его потребности не удовлетворяются, а чувства не имеют
значения.
Это та же самая нарциссическая травма: семья ребенка или мир в целом ока-
зываются не в состоянии принять его таким, какой он есть, со всеми его проявлени-
ями, к которым относятся чувства и потребности.
Такое отвержение создает необходимость, во-первых, максимального подавления неугод-
ных качеств, а во-вторых, заставляет ребенка изобретать такие способы непрямого удовлетво-
рения оставшихся потребностей, которым нельзя отказать.
Мама Вани – усталая и измученная жизнью женщина, которой трудно даже прокор-
мить сына, не говоря уж об эмоциональной заботе. Ваня своими реальными чувствами маму
раздражает. Он хочет пить не вовремя, хочет есть не то, что она ему предлагает, одеваться
по-другому, дружить не с теми. У мамы на Ваню всегда есть план, который должен выпол-
няться, на гибкость у нее просто не хватает энергии: она пришла с работы, он поел суп,
поиграл в тихие игры и лег спать. Ваня как живой и реально существующий ребенок в эти
планы не вписывается и потому часто бывает отвергнут. Он не может злиться, потому
что его мама и так для него много делает, не может грустить, потому что какие у него
могут быть проблемы, не может хотеть чего-то сверх того, что она запланировала, потому
что деньги она не печатает, а отец, скотина, и думать о нем забыл.
Вырастая с такими посланиями, Ваня постепенно учится игнорировать собственную
внутреннюю жизнь: а какой в ней смысл, если он все равно все чувствует неправильно? Един-
ственная радость, которая ему доступна, – это похвала мамы за то, что он сегодня был
хорошим мальчиком, то есть не доставлял забот, не нарушал планов, не проявлялся и не
утомлял ее. На фоне отсутствия других ресурсов этот становится таким значимым, что
Ваня учится терпеть как можно больше. Он становится очень удобным мальчиком: ест, что
дают, спит, когда нужно. Распространяется это не только на их маленькую семью. В других
социальных кругах он начинает вести себя так же, потому что невозможно в одной ситуации
потребности подавлять, а в другой слушать. Он не отвлекается на уроках, в туалет ходит
на переменке, претензий ни к кому не предъявляет. Однажды его как самого ответственного
отправляют в школьную библиотеку за учебниками. Ожидание затягивается, и Ваня, не смея
отпроситься в туалет, не выдерживает и мочится в штаны. Библиотекарь не злится на него
за это, она помогает маленькому мальчику снять и высушить одежду, дает сменную – и у
Вани возникают с ней особые, заботливые отношения. Так он начинает понимать, что если
ему плохо, то он имеет право на сочувствие и заботу.
То же самое происходит, например, на уроках физкультуры: не чувствуя своего тела,
Ваня не может самостоятельно регулировать нагрузку и переутомляется, получая проблемы
43
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
со здоровьем. Как-то он падает в обморок во время подвижной игры, и учитель с тех пор
присматривает за ним, спрашивает, не пора ли ему отдохнуть, чуть завышает ему оценки.
Страдание оказывается выгодным: чем ему хуже, тем с большим сочувствием и вниманием
относятся к нему окружающие взрослые. С мамой дома это тоже работает: когда Ваня
болеет, она хоть и ругает его, но чай с малиной заваривает и проводит с ним больше времени,
чем обычно.
Правда, со сверстниками такое поведение создает скорее проблемы, чем облегчает ком-
муникации. Мальчик с подавленными потребностями и чувствами, с желанием угодить взрос-
лым больше раздражает, чем интересует одноклассников и ребят во дворе. Дружбы ни с кем
не складывается. Зато взрослые Ваню любят, и это повод для его тайной гордости и высоко-
мерия: его ставят в пример, с ним здороваются, его выбирают для поручений. Моральное пре-
восходство становится его единственной отдушиной. Он услужлив, тих, вежлив и надменен.
Вырастая, Ваня обнаруживает, что мир больше не делится на взрослых и детей. Он
сам теперь взрослый, и ему приходится вступать в отношения с ровесниками, для которых
у него практически нет навыков. Он начинает пользоваться проверенными способами: обслу-
живание, угадывание желаний, терпение своих неудобств – и ждет в ответ от другого такого
же увлеченного служения. Когда этого не происходит – обижается, разрывает отношения,
упрекает партнеров и навязывает им чувство вины. В работе не особо успешен, хотя и много
старается. Для семьи выбирает девушку, которая с удовольствием принимает его служение,
в надежде на симметричный ответ.
Брак быстро становится нарциссическим: никакого ответного высокого служения он не
получает, страдает, обслуживает, терпит, временами вываливая на жену ворох накопивше-
гося неудовольствия. Он пытается заполучить все ее внимание: сначала хорошими поступ-
ками и заботой, потом, когда это не срабатывает, – скандалами, упреками, проблемами,
болезнями. Начинает пить (в опьянении, кстати, оказывается способен делать то, что ему
самому хочется, и поэтому алкоголь быстро становится важной частью его жизни). Начи-
нает болеть. Затевает ремонт, на котором постоянно то тянет спину, то ушибает палец.
Растягивает этот ремонт на несколько лет, тратя на него все свои силы и ресурсы. Ожи-
дает соразмерной благодарности, не получает, становится еще более несчастным. Жена
отстраняется все больше, не чувствуя возможности принести ему облегчение и избегая своей
постоянной вины. Ваня стареет, худеет, болеет и спивается.
На него обращает внимание дочь – девочка любит отца и искренне хочет, чтобы ему
было хорошо. Именно она начинает угадывать его желания и обслуживать его потребности
так, как ему хочется. Она ездит с ним на дачу, вместо того чтобы встречаться с друзьями,
хорошо учится, чтобы радовать его, обходится малым, чтобы не напрягать его финансово.
Оба тайно завидуют матери, которая позволяет себе то, что хочет. Девочка тоже начи-
нает болеть.
Круг замыкается.
44
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Особое мышление
Мазохизм в своей основе интроективен, то есть построен на идеях, которые усвоены
некритично и кажутся непреложной истиной, – интроекциях. Такие идеи могут быть выражены
в пословицах и поговорках, в «житейской мудрости» родителей, в принятых в обществе прави-
лах поведения. Эти идеи кажутся верными и создают такую картину мира, в которой терпение
и страдание являются единственной альтернативой. Для этого есть исторические предпосылки:
за последний век на территории нашей страны история не раз поворачивалась таким обра-
зом, что терпение и страдание были функциональными, помогали выжить. Революция, война,
голод, нестабильный социальный строй – все это было причиной тревоги, выносить которую
было легче в том случае, если было ощущение светлого будущего, полагающегося за терпение.
Времена изменились, а идеи остались. Поколения, воспитанные на ожидании изменений, этих
изменений не заметили. Более того, их ожидание оказалось неоправданным. Никакой награды
за страдания не последовало. Никакого общего богатства и равенства, никакого социального
почета, никакого здоровья и долголетия. Огромное количество людей строили свою жизнь на
основании идеи, которая оказалась ложной.
Это серьезное испытание для психики, и она предпочитает сохранять надежду, а значит
– продолжать следовать старым правилам.
Такие идеи встречаются в самых разных сферах жизни. Особенно много их в религиоз-
ных текстах, «воспитательных» комментариях, устойчивых выражениях:
• Бог терпел и нам велел;
• он по любовницам походит и к тебе вернется, кто его еще терпеть будет;
• делу время, потехе час;
• терпи, солдат, генералом будешь;
• чем выше у тебя температура, тем тебе лучше будет потом;
• после черной полосы всегда следует белая;
• ну и что, что другие гуляют, а ты учишься, зато они потом дворниками будут работать,
а ты начальником;
• терпение и труд все перетрут;
• кто рано встает – тому Бог подает;
• все выходные летом на даче, зато зимой огурчики свои.
Также идеи о том, что за страданиями следует вознаграждение, популярны в средствах
массовой информации, кино, художественных произведениях. Даже в сказках: примерная
45
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Золушка встречает принца, послушная Дюймовочка выходит замуж за короля эльфов, а бес-
печного Колобка съедают. Сценарий, в котором страдание оправданно, найти намного проще,
чем тот, в котором страдание оказывается бессмысленным. В распространенных историях все
получает тот, кто больше страдал и мучился, а тот, кто наслаждался жизнью и заботился о
себе, бывает наказан.
Жизнь Оли – это иллюстрация идеи «а вот потом заживем». Она всю жизнь копит
деньги, чтобы на старости лет оказаться обеспеченной и ни в чем себе не отказывать. Она
мало спит, много работает, практически не отдыхает, а если и берет отпуск, то исполь-
зует его на то, чтобы сделать своими силами ремонт или поработать на даче. Почти не
лечится, потому что лечение дорогое, планирует лечиться в старости, а пока надо рабо-
тать. Почти не имеет социальных связей. Ей кажется, что всего этого будет достаточно
потом: друзей, свободного времени, путешествий, заботы о себе. На самом деле она медленно
ведет себя к одинокой старости, наполненной болезнями, и довольно короткой продолжи-
тельности жизни.
А Любовь ждет награды в браке. Она хорошая жена в том смысле, что все терпит,
молчит и жертвует собой ради счастья мужа. Бросает карьеру актрисы, чтобы родить
ему сына. Бросает родной город, чтобы ездить с ним в деловые поездки. Не просит для себя
дорогих вещей, чтобы муж хорошо одевался и презентабельно выглядел на своей статусной
работе. Готовит ему обеды. Заботится о том, чтобы он вовремя принимал прописанные
лекарства. Не имеет ни подруг, ни увлечений, чтобы не отвлекаться от своей семьи, члены
которой задушены ее заботой и молчаливым ожиданием благодарности за ее тяжелый труд.
Она терпит любовниц мужа, терпит болезни сына, терпит собственное одиночество. Она
уверена, что когда-нибудь муж и сын поймут, как много она для них сделала, и вот тогда
сами захотят справедливо вознаградить ее. Женщина фантазирует о всплеске романтиче-
ской любви, о том, как муж смотрит ей в глаза и говорит: «Все, что у меня есть, есть бла-
годаря тебе». Она мечтает о том, как сын на собственной свадьбе заплачет и обнимет ее,
поняв, что ни одна женщина с ней не сравнится. Эти фантазии – все, что у нее есть, и все,
что у нее будет.
Эти идеи делают страдание неизбежным содержанием жизни. Дети, домашняя работа,
профессиональное развитие, карьера – все должно быть трудным, мучительным, потому что
«такова жизнь». Эти идеи оправдывают плохие отношения, болезни, низкий уровень жизни,
словно это единственный возможный вариант:
• дети – это трудно, вот появятся дети – придется решать совсем другие, серьезные про-
блемы;
• мужчины – враги, которыми нужно уметь манипулировать, скрывать от них информа-
цию, хитрить;
• мудрая женщина – та, которая научилась терпеть и ждать своего часа;
• работать нужно с перенапряжением, только так можно добиться успеха;
• все вокруг думают только о себе, нельзя рассчитывать на помощь;
• никому до тебя нет никакого дела;
• не жили богато – нечего и начинать;
• там, где большие деньги, там и большие беды;
• хорошая работа – только по блату, остальным приходится терпеть то, что осталось;
• счастье – это ненадолго, лучше не радоваться, чтобы потом не было еще хуже;
• утром смеешься – вечером плакать будешь;
46
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Лиза не задумывается о том, чтобы сменить работу или сферу деятельности, потому
что «не всем везет» и потому что ей уже слишком много лет (тридцать пять), чтобы начи-
нать что-то новое. После университета она работает на одном и том же месте, устрой-
ство на которое организовала по знакомству бабушка. Уже это ей кажется счастьем: теп-
лое помещение, кондиционеры, декрет, больничные. Лиза воспринимает это как разумность и
как заботу о своей безопасности. Она не уверена ни в своем уме, ни в своих талантах, мысли
о профессиональной нереализованности не приходят ей в голову. Это та сфера жизни, кото-
рая как бы не для нее. Встречая людей, довольных своей работой или своей жизнью, она вос-
принимает их как людей с другой планеты: они слишком сильно от нее отличаются, чтобы
хотеть быть на них похожей. Лизе кажется, что у них другие родители, что у них больше
денег, что судьба обошлась с ними более благосклонно. Она боится риска, потому что должна
заботиться о ребенке, на другое образование у нее нет денег и времени, для работы на себя
не хватает способностей. Лизе кажется, что такая жизнь – это единственное, на что она
может рассчитывать.
Для Зои мучительны отношения с маленькими сыном и дочерью: она устает, тратя
все свое время на заботу о них, расстраивается по любой мелочи, связанной с детьми. Зоя
плохо спит, плохо выглядит, плохо себя чувствует. Мама говорит ей: «А что же ты хотела
– это же дети, теперь ты себе не принадлежишь». Зоя воспринимает мамины послания со
смирением и не протестует. Так как она не слышит своих потребностей в отдыхе и полно-
ценной жизни, она не делает ничего, чтобы ее материнство стало более радостным. Зоя не
обращается за помощью (за исключением мамы, но это странная помощь – мама пьет чай и
смотрит на детей в манеже в то время, когда Зоя моет окна, клеит обои или шьет шторы),
не ищет у других родителей информацию о том, как те облегчают себе жизнь. Детское пита-
ние Зоя готовит сама. Одноразовых вещей, кроме подгузников, не покупает. Чтение книги или
лишний час сна заставляют ее чувствовать себя виноватой: ей не должно быть комфортно,
потому что дети – это труд, а тем более двое детей-близнецов. На детской площадке Зоя
знакомится с еще одной мамой близнецов и поражается ее ухоженности и энергии. Когда та
рассказывает Зое о том, что ее малыши прекрасно могут развлечь себя сами и не требуют
ежесекундного надзора, Зоя считает ее матерью-кукушкой и возвращается к своему неусып-
ному бдению.
В этих идеях страдание воспринимается как добродетель, как то, чем можно гордиться и
что достойно уважения. Социальная оценка страданий довольно высока: в современном обще-
стве страдающих жалеют, им подражают. Страдание – это даже более выгодная валюта, чем
успех (если он не явился результатом долгих страданий). Сравнение удовлетворенного жизнью
с тем, кто мучается, всегда оказывается в пользу последнего:
• что ты жалуешься на бессонницу, тетя Аня вообще всю жизнь спит по три часа;
• я в школу ходила в морозы пешком и за восемь километров, а вы прогуливаете;
47
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
У Люды, как она сама говорит, не жизнь, а излом да вывих. «Ничто в жизни не далось
мне легко», – говорит она. Отец попал в тюрьму и умер там от туберкулеза. Мать снова
вышла замуж, и отношения нового мужа с падчерицей не сложились, было физическое и сек-
суальное насилие, которое мать Люды игнорировала. Люда ушла из дома в семнадцать лет,
жила с одним мужчиной, потом с другим, старалась зарабатывать деньги на жизнь в ресто-
ранном бизнесе. К двадцати пяти оказалось, что ее сверстники с профессией и образованием
могут зарабатывать больше, чем она со своим огромным опытом. Люда устроилась рабо-
тать риелтором в одной из столиц, вела самые тяжелые сделки, переутомилась за два года
так, что переехала в Индию и занялась ручным творчеством. Белые пляжи и яркие закаты
не помогли – она продолжает работать на износ, покупает на последние деньги самые доро-
гие материалы, создает прекрасные вещи и продает их за копейки, потому что ей просто
нечего есть и потому что она не уверена в высокой стоимости своего труда. При этом своему
мужчине, обеспеченному европейцу, Люда о своих трудностях с деньгами не рассказывает,
потому что ей стыдно. Помощи она у него не просит, но дико раздражается, когда он роман-
тично спрашивает, что сегодня она ела вкусненькое. «Я вообще не ела, – плачет Люда, – как
он не понимает? Неужели трудно догадаться?» Своей тяжелой жизнью Люда и вымотана,
и гордится: та стойкость, с которой она переносит напряжение и беды, осталась для нее
единственной опорой. Если она начнет о себе заботиться – этой опоры она лишится.
Марина, которая не считает себя ни красивой, ни умной, тоже часто говорит о том,
что ничего в жизни не далось ей легко и до сих пор не дается. Мама и сестра в другом городе,
друзей нет, есть красивая машина в кредит, обслуживание которой Марина не тянет, и съем-
ная комната. А еще есть многолетние отношения с мужчиной, который появляется в ее
жизни на пару недель раз в несколько месяцев. У Марины вся жизнь – ожидание этих встреч:
она к ним худеет, загорает, учится готовить новые блюда, содержит маленькую комнату
в уюте и чистоте. Ее жизнь опустошена. У нее нет сил на работу, на создание ресурсной
социальной среды, на изменения, которые привели бы к большей удовлетворенности и уверен-
ности. В глубине души Марина избегает таких изменений, поскольку уверена, что с хорошей
работой не справится, что людям она неинтересна и самое лучшее время уже упустила. У
нее остается один шанс на счастье: добиться этого мужчины. Ее терпимость, нежность
и забота – это то, чем она может гордиться и на что она делает ставку. Без этого она
останется в полной пустоте.
48
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
и необходимость такого отказа сформулирована в таких разных идеях и посланиях, как эти,
например:
• сходишь в туалет, когда до дома дойдем;
• таблетки от головной боли вредны, потерпишь;
• никогда нельзя злиться на мать;
• нельзя отчаиваться (дети в Ленинграде вообще голодали);
• ты не можешь не хотеть суп, я его три часа готовила;
• что значит «устал», мы только начали;
• что-то ты слишком радостная;
• из бани нужно выходить, когда уже нет сил;
• нельзя не любить яблоки, это витамины.
50
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Пассивно-агрессивное поведение
Пассивное ожидание
Мама Иры по каким-то причинам решила, что Ира – это венец ее жизни, и пожерт-
вовала для дочери всем. Эти огромные жертвы стали впоследствии семейным мифом. Ира
живет и чувствует, что если бы не она, то мама была бы здоровее, красивее, успешнее. Мама
51
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
ничего не просит, но ей и не нужно: Ира удовлетворяет ее желания и нужды еще до того, как
мама об этом подумает. Она выходит замуж за человека с достатком, чтобы как можно
раньше начать обеспечивать маму всем необходимым и чтобы у той не было необходимости
работать на ненавистной работе (что примечательно, мама начинает ходить по дорогим
клиникам и ездить в санатории, но с работы не уходит). Она звонит дважды в день в любой
ситуации, где бы ни находилась и чем бы ни занималась. Не рожает, чтобы не утруждать
маму внуками. Не рассказывает о том, что счастлива, и не становится счастливой. Мама
ожидает от Иры жертвы, но какой именно – не говорит, и поэтому Ира вынуждена действо-
вать превентивно, жертвуя ради мамы вообще всем.
Для Дениса каждый день с Аней – тяжелое испытание. Ему вроде и здорово с ней, она
многое для него делает, заботится о нем, печет ему кексы, гладит рубашки. Но он не может
сделать ее счастливой и все время чувствует себя виноватым. Он не помнит о дне их знаком-
ства, а она готовит целую программу. Он покупает ей на день рождения обычный телефон,
а она рисует картину своими руками, целый год ходит на курсы по рисованию, готовя ему
сюрприз. Он всегда проигрывает в игре «кто из нас больше заботится об отношениях». Она
всегда говорит, что все в порядке, но всегда усталая, всегда немножко в нем разочарованная.
Денис не чувствует себя вправе просить о чем-то еще и тем самым копит свою неудовлетво-
ренность, которая со временем превращается в раздражение на Аню, из-за чего он чувствует
себя еще более виноватым.
Пассивное обвинение
Так как злость вместе со многими другими чувствами у мазохиста под запретом, то и
агрессивные проявления не могут быть прямыми. Пассивное обвинение – это вздохи, интона-
ции, выражение лица. Часто в ответ на прямые вопросы о том, что произошло, мазохист отве-
чает, что все в порядке, ничего не произошло. Этот отказ от прямых посланий не дает партнеру
возможности исправить ситуацию и снова вызывает у него чувство вины.
Мазохиста сложно упрекнуть в пассивном обвинении, потому что оно неочевидно.
Трудно найти убедительные аргументы о намеках, трудно назвать своими словами тонкую игру,
цель которой – создать у других людей ощущение собственной виновности в несчастье мазо-
хиста. Эта игра часто остается неразоблаченной.
52
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Пассивное наказание
Провокация агрессии
Так как цель пассивной агрессивности – это создание и удержание напряжения, которое
рано или поздно выльется в чувство вины, извиниться перед мазохистом бывает очень сложно.
Во-первых, непонятно, за что именно. Во-вторых, извинения не имеют подходящего контекста,
потому что мазохист не предъявляет претензий и говорит, что все в порядке. В-третьих, мазо-
хист извинения разными способами отвергает: они то неуместные, потому что все в порядке,
то запоздалые, то он и вовсе не нуждается в извинениях и надо было изначально вести себя по-
другому. Мазохист в одностороннем порядке решает, когда в отношениях начинается период
дистанцирования и когда заканчивается. У партнера часто нет возможности на это повлиять:
требования мазохиста расплывчаты и нереалистичны, их невозможно угадать. Мазохист най-
дет, обо что пораниться.
Женя с упоением рассказывает о том, что никогда не простит мужа. Так и повторяет,
много раз: «Я никогда его не прощу». Мой вопрос о том, возможно ли дальше быть в отноше-
ниях, в которых прощение невозможно, Женя воспринимает с удивлением: ей кажется, что
вот именно теперь отношения и наладятся. Ее мучения должны быть вечными для того,
чтобы ее потребности имели оправдание и выглядели как справедливая награда. То есть Женя
чувствует, что просто так она права на любовь и верность не имеет, а вот чем больнее ей
сделал муж, тем больше он обязан любить ее, для того чтобы ее страдания искупить. Повли-
54
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
ять на этот процесс у самого мужа нет никакой возможности: Жене так нужны страдания,
что она единолично принимает решение о том, когда они начинаются и когда заканчиваются.
Ян тоже принимает односторонние решения в отношениях: когда им сближаться,
когда жениться, где жить, чем заниматься, куда лететь в отпуск. Эти решения основы-
ваются не на потребностях Яна, которые можно было бы обсудить и скорректировать, а
на необходимости, построенной на его страдании. Например, жить они будут в городе Яна,
поскольку его будущая жена «слишком близка» с компанией молодых мужчин и женщин, ее
друзьями, а у Яна друзей нет и им нужно создавать новую дружескую компанию, уже как
паре. В отпуск они едут к родителям Яна, поскольку у него проблемы с алкоголем и он боится
ехать на курорт с системой «все включено», а дикарями ехать нельзя, потому что у него
слабое здоровье. Будущую жену, которая пока живет в другом городе, он мучает внезапными
исчезновениями, которым всегда находятся объяснения типа: «Я должен был побыть один,
ты как самый близкий мне человек должна меня в этом поддерживать». Близости на самом
деле в этих отношениях не хватает: стоит паре наладить контакт и в этой стабильной
связи развивать какое-то сближение, Ян от этого дистанцируется, и после перерыва все при-
ходится начинать с самого начала.
обнаженным торсом, чтобы этому парню не было за себя стыдно. Это именно хвастовство:
но не тем, какой Рома порядочный, а тем, какое у него тело. Рома не может заявить об этом
прямо, и ему приходится придумывать поводы, которых он даже не осознает.
56
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Претензия на благодарность
Так как мазохист жертвует собой, посвящает свою жизнь обслуживанию другого и терпит
страдания, он ожидает награды, которая в отношениях выглядит как глубокая благодарность.
Простого «спасибо», даже повторенного несколько раз, недостаточно. Мазохисту нужна особая
благодарность, благодарность делом, послушанием, заботой, тем, что ему будут доставаться
лучшие куски от достижений партнера. Мазохист хочет публичного признания своих жертв и
раскаяния.
Эти довольно агрессивные и необоснованные претензии мазохист размещает в отноше-
ниях как справедливые: я тебя родила, я ради тебя всем пожертвовала, я ночами не сплю, а
ты меня не жалеешь и ходишь где попало. Это мощный посыл на чувство вины, потому что
первая часть утверждения верная. Мазохист действительно делает то, за что потом ожидает
благодарности. Но это его одностороннее решение, в котором другой человек не участвовал,
а если и участвовал, то на такие условия благодарности не соглашался. Для мазохиста сделать
что-то для другого без его просьбы – привычный и рабочий инструмент манипуляций.
Аля предпочитает маме ни о чем не рассказывать, потому что иначе мама берется
решать все ее проблемы в обход дочери, так, как считает нужным. Например, когда во время
студенчества Аля рассказала в телефонном разговоре о том, что плохо высыпается на
жесткой кровати, мама рванула в другой город с матрасом. Аля уже привыкла к тому, что
иногда ей звонят совершенно незнакомые люди и начинают давать советы о здоровье и об
отношениях: мама, тревожась за дочь, просит их «поговорить с ней» и научить ее жизни.
Предел наступает тогда, когда Аля жалуется на мужа. Мама звонит родителям мужа,
самому мужу, друзьям мужа, ругает их всех и пытается убедить все Алино окружение, что
Але в этом городе плохо и она должна вернуться к матери, а все остальные – этому поспо-
собствовать. Она прямым текстом просит у мужа развестись с ее дочерью. Когда Аля об
этом узнает, она рвет отношения с матерью, но ненадолго, так как чувствует себя вино-
ватой. Самая большая претензия Али к себе заключается в том, что она никак не может
научиться жить такой жизнью, чтобы мама за нее не тревожилась.
Родители Алены и Саши ожидают от своих детей благодарности в виде материальной
помощи. Брат и сестра давно работают и довольно успешны. Оба чувствуют вину и необ-
ходимость заботиться о родителях, прежде чем о себе: копят деньги на санатории, шубы,
новый автомобиль, каждое лето отправляют родителей на заграничные курорты на месяц-
полтора. Каждый из них живет в съемной квартире, оба много работают. Мама не устает
им повторять, что сейчас хорошее время для работы, что Алене и Саше повезло, а вот когда
они росли, родителям приходилось голодать, чтобы ни в чем не отказывать детям. Дети
теперь ни в чем не отказывают им: Саша копит на новые зубы для отца, Алена в прошлом
месяце оплатила маме профилактическую операцию. Оба тоже утешают себя тем, что им
не приходится голодать, но с родителями не близки – в их частых встречах нет теплоты или
искреннего интереса друг к другу, отношения строятся на выполнении обязательств. Как-то
брат и сестра с ужасом говорят о том, что родители будут стареть и становиться немощ-
ными и кому-то из них придется отказаться от работы, чтобы за ними ухаживать, а кому-
то из-за этого придется работать еще больше. И Саша, и Алена любви к родителям не испы-
тывают: все место занимает стыд, страх, подавленная злость и огромное чувство вины.
57
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Мазохист часто говорит о том, что все бы изменил, если бы его жизнь сложи-
лась иначе, но избегает реальных изменений.
Новая работа не ищется, новые отношения не находятся, изменения стиля жизни приво-
дят к заболеваниям, которых мазохист пугается и возвращается в старое русло.
Олег делает попытку изменить свою жизнь тогда, когда ему тридцать пять. До этого
он как-то все время оказывался под крылом у сильной и энергичной женщины – сначала
матери, потом жены. После тридцати он начинает чувствовать себя неполноценным, и ему
хочется самостоятельности, успеха и развития. Он разводится и открывает собственное
дело, которым не может заниматься. Его трудности буквальны: Олег физически не может
усидеть за компьютером, для того чтобы продумать рекламу, не может ездить на перего-
воры, не может перезванивать тогда, когда базовые договоренности уже есть. Он просто
сидит дома, не отвечая на звонки, или с большим облегчением погружается в дела своей новой
девушки, работая для нее водителем. На собственные дела у него нет сил. Олег погружа-
ется в философию и психологию, отдавая энергию абстрактным размышлениям, вместо того
чтобы тратить ее на работу. Портит отношения с детьми до такой степени, что они отка-
зываются общаться с отцом, и лишает себя этого ресурса. Портит отношения с девушкой,
ненавидя ее за то, что рядом с ней он превращается в безвольного мальчика. Копит долги. В
конце концов начинает искать новую сильную и энергичную женщину, для того чтобы она
решила все его трудности, и считает развод и уход в собственный бизнес большой ошибкой.
Для Зины желание изменить жизнь заканчивается эмиграцией в другую страну и карди-
нальной сменой сферы деятельности. Россию и руководящую должность она меняет на тро-
пики и йогу. Перемены связаны с усталостью, даже истощением. Зина рассчитывает, что
в новом климате и с новой работой она больше не будет так себя нагружать и сможет про-
сто наслаждаться жизнью. Но уже через несколько месяцев она превращает новую работу
в такую же утомительную, какой была прежняя: берет слишком много часов, мало спит,
поскольку ведет занятия с раннего утра и до полуночи, мало ест, потому что требует от
себя идеальной физической формы. Она снова чувствует себя утомленной и снова мечтает о
переменах, думая на этот раз о Европе и о работе «простого продавца или официанта».
Психосоматические заболевания
Так как собственное тело для мазохиста не имеет большого значения, он довольно легко
переносит не вызывающие больших затруднений симптомы и даже использует их для сохране-
ния такой системы, в которой он чувствует себя хорошо. Так, аритмия или повышенное дав-
ление может быть хорошим основанием для пассивного наказания или чувства вины, головная
боль – легальной причиной для отказа в чем-то, больной желудок может обосновывать строгую
58
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
диету и изможденный вид. Симптом в таких случаях выполняет функцию косвенного посла-
ния: ты виноват, я устала, я нуждаюсь в заботе, пожалей меня. Таким образом, подавленные
потребности находят себе место. Усилия по облегчению состояния часто оказываются саботи-
рованными: таблетки мазохист не пьет, за помощью врача не обращается, рекомендации по
образу жизни не соблюдает. Иметь симптом оказывается выгоднее, чем быть здоровым.
Эта система бонусов от симптомов и функциональности (полезности) болезней в жизни
мазохиста поддерживает соматизирование эмоций. Невыраженные чувства и в норме склонны
находить выражение в теле, это один из способов функционирования психики, но у мазохиста
первичный процесс подкреплен вторичными выгодами.
Отсутствие границ
Для того, кто не умеет заботиться о себе и подавляет необходимые для этого процесса
импульсы, понятие границ абстрактно. В норме ощущение границ обозначает то, что для нас
хорошо, а что плохо. Границы помогают устанавливать правила в отношении своих вещей,
своего времени, своего тела, своей личности. Нарушения границ причиняют боль.
Для мазохиста границ не существует: к нему можно придти в любое время, взять любую
вещь, обратиться с любой просьбой. Для мазохиста также не существует и границ других
людей: выбирая для себя пассивный способ во взаимодействиях с миром, он ожидает ответной
59
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
услуги от всех остальных. Не ориентируясь в вопросах неуместности или права на отказ, мазо-
хист, пассивно предъявляющий свои потребности, не ожидает столкнуться с границами дру-
гих людей и может реагировать на них сильным гневом. Так как этот гнев вызван нежеланием
«эгоистичных» партнеров «платить добром за добро», то это переживание вполне легально и
может размещаться в отношениях в виде претензий, скандалов, упреков и обид.
Надя – нежный цветок: с утонченными чертами лица, мягким голосом, в платье в цвето-
чек. Она приходит в терапевтическую группу, где занимает мало места, легко откликается
на просьбы о помощи и практически не заботится о себе. Ей часто становится плохо: она
бледнеет, становится еще более тихой, но о своем состоянии не говорит до прямого вопроса.
Надя ранится о чужую грубость или агрессию, тратит слишком много сил на то, чтобы
помочь другим, и сама остается истощенной. В ее картине мира это должно обеспечить ей
место нужного и благородного человека. На деле ее начинают избегать: никому не хочется
причинять боль или неудобства этой воздушной девушке. Надя, нуждающаяся в людях, снова
оказывается в одиночестве. Для нее это большое открытие: чтобы люди могли к ней прибли-
жаться, она сама должна позаботиться о том, чтобы ей не причиняли боли.
У Стаса всегда все в порядке. Когда другие хотят позаботиться о нем (и о себе) и спра-
шивают, не напрягает ли его то или другое, не обижают ли его такие слова и поступки, не
разозлился ли он, не устал ли, Стас настаивает на том, что все хорошо, до тех пор пока
не отказывается от отношений в одностороннем порядке. Его негативные чувства копятся,
не имея возможности выхода, и Стас их даже не замечает. Например, на дружеской вече-
ринке ребята выпивают и смеются над всеми женщинами, рассказывая нелепые истории из
собственной жизни. Стас же относится к женщинам с обожанием, но остановить этот
процесс не может. Он сидит, улыбается, на вопросы о своем неучастии в общем разговоре
отвечает, что все в порядке, но больше в эту компанию не приходит.
Саморазрушение
Чем несчастнее мазохист – тем больше возможностей для удовлетворения видит его
исковерканная травмой психика. Саморазрушение в таких сценариях приобретает важное
место. Ухудшение собственной жизни может быть способом пассивного наказания, может быть
способом манипуляций и вызывать вину, может оправдывать агрессивные и эгоистические
выплески.
Яна два года находится в отношениях с мужчиной, который относится к ней плохо. Он
обвиняет ее в изменах и следит за ней, может при вспышке гнева протащить ее по улице за
волосы, угрожает и запугивает тем, что причинит серьезный вред ее жизни и здоровью. Этот
мужчина – сотрудник полиции, поэтому Яна верит ему и живет в огромном напряжении.
Вместе они не живут, да и отношения вроде как закончились, но когда он приходит, Яна не
может его не впустить. Он предлагает ей лететь на отдых вместе – она летит, предлагает
сходить в кино – она идет. Так как они расстались, Яна пробует встречаться с другими муж-
чинами, что дает ему новые поводы для ревности и насилия. За помощью Яна не обращается,
потому что думает, что в полиции все повязаны и ей остается только решить эту проблему
самостоятельно. Проблема не решается, все становится только хуже, Яна начинает много
работать, чтобы хоть как-то отвлечься от своего подавленного состояния и суицидальных
мыслей. Работа тоже превращается в муку – ее слишком много, а денег недостаточно: Яна
работает на себя и устанавливает неадекватно низкие цены на свои услуги. В разбитом и
полуразрушенном состоянии она живет так, чтобы разрушаться и дальше.
У Кристины есть взрослая дочь, которую она воспитывала одна. Это было тяжело:
в одиночестве, в далеком от родителей городе, со слабым здоровьем. С годами дела вроде как
налаживаются – дочь не причиняет проблем, Кристина работает, даже ездит пару раз на
отдых. Отъезд дочери в столичный университет вроде бы окончательно дает Кристине воз-
можность позаботиться о себе и жить счастливо. Но в последний школьный год дочери Кри-
стина сближается с женатым мужчиной, начинает много болеть от тревог, обращается
к каким-то экстрасенсам, которые подсаживают ее на БАДы. Денег снова нет, здоровья
тоже, счастьем и не пахнет. Ближе к отъезду дочери Кристина понимает, что беременна.
Аборт делать не собирается. История повторяется: она снова будет рожать и воспитывать
ребенка в одиночестве, на пределе сил и возможностей. Старшая дочь свою мать не понимает
и злится на нее – такое материнское решение портит жизнь и ей, поскольку дочь не может
оставить мать в таком состоянии. Она остается в родном маленьком городе. Поступает в
местный университет на проходную специальность. Устраивается на работу, чтобы помо-
гать матери финансово. Кристина бичует себя еще и за то, что испортила дочери жизнь.
Создание садиста
61
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
62
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Остановка в развитии
Рамиль сталкивается с кризисом смысла жизни в свои сорок два. У него хорошая
работа, семья, дети, дом. Все стабильно и безопасно, если не случится никаких форс-мажо-
ров, то Рамиль сохранит то, что имеет, на годы и десятилетия вперед. И Рамиль не знает,
чем заниматься дальше: задачи, выполнения которых он от себя требовал, выполнены, а
жизнь все еще продолжается. В сказочных сценариях это хорошая новость: сделав то, что
было необходимо, можно заняться собой и тем, что приносит удовольствие, но в реально-
сти такая ситуация чревата депрессией. У человека, который сорок лет не задумывался о
том, чего он хочет, нет шансов просто взять и понять, чем же он будет заниматься теперь.
Более того, любая работа, связанная с познанием себя, чревата разочарованиями, поскольку
неизбежно окажется, что жизнь, которая выглядит такой долгой в отсутствие желаний,
выглядит преступно короткой для начала собственного пути во второй ее половине. Рамилю,
который остановится в развитии, предстоит понять самого себя и найти для себя место в
своей организованной по всем правилам жизни.
Веру дочь давным-давно зовет в гости, если уж та не соглашается на переезд поближе
к дочери. Живет дочь при этом на одном из райских островов и вполне готова взять маму
к себе и обеспечивать всем необходимым. Это предложение выглядит хорошим, поскольку
терять Вере в России особенно нечего: скоро пенсионный возраст, работа не радует и не поз-
воляет жить в достатке, других детей или внуков у нее нет. Воздух другой страны мог бы
стать целебным для Вериных творческих способностей, но она не едет. Причины, которые
она озвучивает дочери, банальны: нет денег на билет (хотя на то, чтобы одолжить коллеге
сумму, соразмерную полноценному отпуску у дочери, они находятся), нет времени из-за аврала
на работе (перманентного последние десять лет), не сезон или слишком далеко. Дочь Веры
63
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
упрекает ее в том, что та не хочет ее видеть и даже тогда, когда она еще жила в России,
но в другом городе, ни разу не выбралась ее повидать. Вера же чувствует, что больше всего
на свете хочет быть снова рядом с дочерью, но – только в своей квартире провинциального
города Н., которая досталась ей ценой тяжких трудов. На другие варианты у нее просто не
хватает энергии.
С деньгами мазохист строит такие же отношения, как и со всем миром. Деньги становятся
одновременно источником страдания, основанием для чувства морального превосходства и
полем для реализации вторичных выгод.
Так как мазохист не может быть счастлив потому, что его счастье лишит его последней
надежды на любовь и принятие, денег у него обычно нет, а если есть, то они используются спе-
цифическим образом. Деньги – хороший ресурс, который может быть потрачен на улучшение
качества своей жизни. Так как для мазохиста это неприемлемо, то денег он либо не зарабаты-
вает, либо тратит на помощь другим, сомнительные проекты, копит их или теряет. Нередко
деньги становятся поводом, из-за которого начавшийся процесс изменений останавливается и
все возвращается на круги своя.
Марина, например, несколько месяцев назад начала целую программу для улучшения
своей жизни: стала меньше работать, ходить на массаж и фитобочку, запланировала семей-
ный отпуск, нашла подходящих для себя парикмахера и мастера по маникюру. Изменения не
заставили себя ждать – уровень энергии подрос, самооценка тоже, здоровье и настроение
улучшились. Жизнь получила шанс быть другой, но Марина, затеявшая весь этот процесс с
целью «уесть» мужа, не обращающего на нее внимание, обнаружила, что мужа эти измене-
ния не касаются и цели ее действия не достигают. Муж не остается равнодушным, но реа-
гирует не так, как Марине хотелось бы: не валится ей в ноги с повинной за все годы ее стра-
даний и воспринимает ее не как святую, к которой он был так неблагодарен, а как очень даже
аппетитную женщину. К этому Марина совершенно не готова: она хотела отстраненного
обожания, а не плотского возбуждения. Поэтому постепенно все заканчивается: и на работе
опять нужно проводить больше времени, да и денег нет на все эти фитобочки, надо вон маме
телевизор купить.
Катя не едет в отпуск, Ваня не лечит зубы, Аня сохраняет нездоровое состояние кожи,
Вера ест невкусную еду – на все это есть причина: «нет денег». Иногда каждый из них решает,
что дальше так жить нельзя, и делает для улучшений что-то странное. Катя берет кре-
дит и проводит неделю в шикарном отеле, после чего еще два года работает не только без
отпусков, но и без выходных, чтобы этот кредит погасить. Ваня идет в дорогую стомато-
логическую клинику, смотрит на оценку работ и убеждается в том, что красивые и здоровые
зубы ему не по карману. Аня игнорирует советы косметолога и покупает набор средств на
порядок дешевле, но все равно на серьезную для себя сумму, и выбрасывает их, разочарованная,
когда они не помогают. Вера раз в месяц устраивает себе «праздник живота» с продуктами
класса красной икры и королевских креветок, тратит на это треть доходов и снова плохо
питается, потому что денег не осталось. У каждого из них есть «рациональные» доводы
для такого поведения – и у каждого настоящей целью являются не изменения, а сохранение
ситуации неизменной.
Мазохист несчастен вне зависимости от того, есть у него деньги или нет. Если денег нет,
то он несчастен по поводу своей несостоятельности, или страдает от внешней несправедливо-
сти, или испытывает муки зависимости. Если деньги есть, то страдание может быть связано с
64
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
необходимостью ими управлять или оберегать, с тем, что высокий уровень доходов как будто
отдаляет от мазохиста его старых приятелей, или с тем, что уровень ответственности на хорошо
оплачиваемой работе приводит к стрессам и болезням. Деньги никогда не становятся прямым
ресурсом. Но вполне становятся ресурсом косвенным.
Моральное превосходство бедных – это часто встречающийся феномен, имеющий отно-
шение к гиперкомпенсации, когда недостаток превращается в достоинство и преподносится
как основание для гордости или особого положения. Это идеи о порочности богатых и духов-
ности бедных, о том, что деньги могут появиться только нечестным путем, о том, что у хоро-
ших людей денег быть не может. Бедные, но честные ведут разговоры о продажности бизнеса,
власти или начальства, скрывая от самих себя свою зависть и рационализируя безденежье.
У современного поколения такого рода гиперкомпенсация может идти по другому пути –
по пути философских идей о быстротечности материальных ценностей и свободе души от при-
земленного. Потребность в деньгах в таких идеях может выглядеть признаком духовной при-
митивности того, кто такую потребность имеет. Равнодушие и пренебрежение к финансовому
миру становятся чертой высшей касты тех, кто руководствуется ценностями другого порядка.
Для Нины, кришнаитки, вопрос денег противоречив. Вся ее живая и бурлящая энергией
натура хочет денег, красивой одежды, хорошего дома. Но она считает, что хотеть всего
этого ей нельзя: это разоблачает ее как более мирского человека, чем она хотела бы быть. Так
как на жизнь Нина зарабатывает именно в кришнаитском сообществе, это сложная задача:
заработать много денег, притворяясь, что деньги ей не нужны и делает она это исключи-
тельно по альтруистическим соображениям. Внутренний конфликт раздирает ее на части и
заставляет сомневаться в себе, все больше и больше подавляя «низкие» потребности в пользу
«высоких». Через какое-то время Нина начинает воспринимать свою бедность как награду,
как то, что позволяет ей быть лучше. К людям, имеющим достаток, она начинает отно-
ситься довольно враждебно.
Рома, предприниматель, чувствует вину за свой уровень жизни и занимается благо-
творительностью, выбирая для этого популярные в социальных сетях сообщества помощи
детям-инвалидам или бездомным животным. Он делает это не анонимно: чувство вины тре-
бует публичного признания его хорошим, и поэтому он идет к организаторам сборов и при-
ютов лично и предлагает им деньги. Обычно при его первом визите Рому действительно вос-
принимают как спасителя и деньги берут с благодарностью, но потом начинает происходить
что-то странное: Рома все отчетливее начинает чувствовать по отношению к себе не симпа-
тию, а враждебность. В сообществе помощи животным его обвиняют в том, что он откупа-
ется от проблемы, хотя мог бы делать реальные дела – брать животных на передержку или
помогать в повседневных делах. В организации, помогающей больным детям, от него катего-
рично требуют все больше и больше денег с аргументом «кому много дано, с того много и
спросится». В конце концов Рома «завязывает» с благотворительностью и вынужден справ-
ляться со своими внутренними конфликтами самостоятельно.
65
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
рышный статус в компании друзей, помогает все контролировать. Часто от бедности так много
пользы, что она эффективнее, чем финансовый достаток.
Юля, рассказывая о себе, часто делает ремарки типа: «Ну я же раздолбайка», «Я, как
обычно, торможу», «Ну мне же непонятно с первого раза». Этот поток речи утомляет:
я отношусь к Юле хорошо, мне нравится ее внутренняя энергия, и я сочувствую той ситу-
ации, в которой она оказалась, но она как будто сама запрещает мне испытывать к ней
симпатию. Мне было бы проще присоединиться к ее обесцениванию и воспринимать ее как
ребенка-неумеху. Юля плохо говорит о себе, о своих интересах, о своей жизни. Мне стоит
больших трудов сохранить собственное уважение к ней и научить ее высказываться о себе
в более уважительном тоне. Для этого ей приходится осознать внутренний процесс посто-
янного обесценивания, который и находит место в ее речи. Юля, кстати, очень удивляется,
что меня такая манера общения раздражает: вообще-то она делает это как раз для того,
чтобы не раздражать другого и не конкурировать с ним, изначально занимая позицию ниже.
Так было безопаснее общаться с ее мамой. Взрослого же человека это скорее злит и лишает
возможности опереться на другого: как можно быть слабым или ошибаться рядом с челове-
ком, который сам настолько слаб?
А Нюра, с разницей в год, рассказывает две истории, которые начинаются одинаково, но
заканчиваются по-разному. Год назад ей сделали предложение о работе, которое было по всем
статьям лучше, чем ее должность на тот момент. Нюра тогда посоветовала на это место
подругу, сославшись на что-то незначительное. Настоящей причиной была неуверенность:
Нюра сомневалась в том, что справится, более того – даже не представляла себя на месте
такого уровня и отказалась скорее импульсивно, даже не задумываясь. Через год предложение
повторилось. Нюра рассказывает, что впервые в жизни вдруг позволила себе задуматься о
том, какие перемены может нести в себе эта работа, и захотеть этих перемен. Согласие на
это предложение венчало собой долгую Нюрину работу над тем, чтобы научиться хотеть
67
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Самооценка – это не то, насколько человек себя превозносит, а то, насколько человек
себе нравится, как он в связи с этим к себе относится и как он строит отношения с окружающей
средой. Внутренние качели «превознесение – обесценивание» оставляют самооценку низкой.
У мазохиста невысокие требования к качеству своей жизни, часто он даже не задумывается
о том, что может и должно быть по-другому, не тратит энергию на улучшения даже там, где
это было бы уместно и очевидно. Снисходительное отношение к себе, которое лучше всего
описывается коротким посылом «потерпишь», переносится и на окружающих.
Вера, уехав на несколько месяцев в другую страну, оставляет свою любимицу кошку
родителям. Вернувшись, Вера узнает, что несколько недель назад кошка упала и сломала обе
передние лапы. Кошка на лапы не опирается и в туалет ходит под себя, испортив кусок ковра
и вообще утомив переживаниями тех, кто о ней заботится. Вере о произошедшем не ска-
зали, чтобы не волновать, в больницу не повезли, потому что думали, что «само срастется».
Визит в больницу прояснил, что переломы с таким смещением, что срастаться, в общем-
то, нечему. На следующий же день после операции кошка начинает немного двигаться, через
неделю бодро доходит до еды и лотка. Зачем нужно было целый месяц мучиться самим и
мучить животное, Вера искренне не понимает.
Оля уже несколько лет хочет подарить маме автоматическую стиральную машину.
Не то чтобы мама стирает руками – у нее есть машина, даже две: одна для повседневной
стирки, другая, с отдельным баком для отжима, – для стирки сезонных вещей. Даже при
таких условиях стирка вещей за неделю занимает полдня неотлучного присутствия и руч-
ного полоскания. Отговорки у мамы стандартные: некуда поставить, много места занимает,
мне не нужно. Оля в конце концов убеждает отца, и вдвоем они все же уговаривают маму
на покупку, которой та не нарадуется, хотя автоматическая стиральная машина действи-
тельно облегчает жизнь. Но при новых предложениях мама снова сопротивляется: телевизор
и так нормальный, новым ноутбуком она все равно будет пользоваться только для скайпа, а
смартфон вовсе не освоит. Оля знает, что это еще не самый тяжелый случай: многие роди-
тели ее подруг просто не пользуются дорогими подарками, оставляя их стоять в коробках
до тех пор, пока дети не заберут их обратно.
уверенные члены группы, ей хочется отношений, но никто не знает, какая она, и потому не
приближается. Катя прибегает к мазохистическому способу конкуренции: когда ей нужно
внимание, она не просит об этом прямо, но ухудшает свое состояние. Она из тех участниц,
на которых все время нужно поглядывать: все ли в порядке, не ушла ли Катя в переживания,
не стало ли ей физически плохо. Несколько раз разговор с другого участника группы переклю-
чался на нее, поскольку ее состояние требовало неотложной помощи. Конечно, это скорее
отталкивает от нее других участников, чем приближает, но ситуативное внимание Кате
обеспечивает. При этом сама Катя говорит о том, что почти на каждой группе она пережи-
вает такие тяжелые вещи, что ей трудно удерживаться в работе. Но тяжесть ее состояния
– это способ конкуренции в первую очередь. Когда она учится демонстрировать свои досто-
инства, а не симптомы, даже тяжелые воспоминания и разговоры даются ей намного легче.
Алиса рассказывает, что существует компания, в которой она чувствует себя уверенно
только тогда, когда у нее случилось что-то плохое: в иных случаях ей как будто нечего им
рассказать, нет права на сочувствие и внимание, потому что у других членов этой компании
все очень плохо и говорить нужно о них. Алиса не понимает, как она может рассказывать
о своем отпуске, когда у подруги большие проблемы с деньгами. Как может жаловаться на
ссору с мужем, когда бывший муж другой подруги снова караулит ее у подъезда с ножом. В
этой компании принято обсуждать несчастья. И это первое место, куда Алиса пойдет, когда
действительно что-то случится: ее боевые товарищи встанут за нее стеной и вытащат из
любой передряги. Но в повседневной жизни с ее повседневными трудностями Алисе там места
нет. На войне цветов не собирают.
то отказывается от еды, потому что есть на ночь вредно, кто-то откровенно недоволен
тем, что встреча для игры превращается в вечер авторской кухни. В конце концов компания
решает вернуться к заказу пиццы и роллов, а Ингу от повинности освободить. Для Инги это
страшный удар: у нее пропал единственный способ привлечения внимания. В этой компании
Инга теперь появляется редко. Все чувствуют вину.
Тревога и контроль
Для мазохиста тревога привычна. Большую часть своей жизни он проводит в тревож-
ных мыслях и состояниях, беспокоясь о будущем или переживая прошлое. В любой момент
времени у мазохиста находятся причина или несколько для того, чтобы испытывать тревогу.
Деньги, здоровье, отношения – все это становится источником страхов, волнений, пережива-
ний.
Все поводы для такого беспокойства не имеют ничего общего с настоящей причиной тре-
вожных состояний. Они выполняют скорее роль рамки, привычного образа того, о чем можно
тревожиться.
Тревога в своей сути не имеет объекта: напряжение уже есть, а чего бояться
– пока непонятно.
В таких случаях психика выбирает привычные каналы, по которым и начинает течь
энергия тревоги. Кто-то привычно беспокоится о детях, кто-то – о делах или деньгах, кто-то
переживает о своем здоровье. Это не мимолетные мысли, а навязчивости, от которых трудно
отделаться: у человека с привычным каналом тревоги «здоровье» любое недомогание превра-
щается в мысли об онкологии и смерти, у того, кто тревожится о деньгах, малейшее изменение
или плохие новости вызывают приступы паники о банкротстве и крахе всего материального
состояния. Чем сильнее изначальная энергия, тем сильнее привычный страх, который тем не
менее выполняет лишь функцию понятного содержания для непонятного процесса.
На самом деле процесс, вызывающий тревогу, – это подавление возбуждения разного
рода. По большому счету возбуждение – это любой процесс, вызывающий прилив энергии:
интересный фильм или книга, приступ злости, встреча, на которую давно хотелось попасть.
Реализованное возбуждение, реализованная энергия превращаются в поступок, слово, реше-
ние. Нереализованная энергия превращается в тревогу.
70
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
на праве спать с молотком под подушкой, Ваня избавляется от большей части своих стра-
хов: поскольку запертая энергия реализовалась, им больше нечем питаться.
Для тревожного взрослого типична такая же причина страхов. Мазохист чувствует себя
расщепленным, чувствует, что есть правильная и неправильная часть его личности (правиль-
ная – та, что терпит, неправильная – та, что выступает против страданий и делает попытки сде-
лать жизнь лучше). В попытке понравиться значимому взрослому он, будучи ребенком, учится
избегать таких своих проявлений, которые не вызывают у того симпатии и принятия. В буду-
щем мазохист будет пытаться жить как бы половиной своей личности, «светлой» стороной, не
осознавая и не умея пользоваться теми своими качествами, что остались в тени.
Нереализованная энергия, которая остается в результате невыраженности теневых
качеств и чувств, превращается в разного рода тревогу: фобии, обсессивно-компульсивные
расстройства, панические атаки. У них одинаковая причина, и положительная динамика тре-
вожных состояний возможна только при развитии способности к большему принятию себя и
большей цельности и проявленности личности.
Аня впадает в панические состояния по поводу денег. Временами она спокойна, но ино-
гда что-то происходит, и она начинает подсчитывать, планировать, корить себя за про-
шлые покупки, судорожно искать способы увеличить доход. Для таких состояний всегда
есть внешняя и внутренние причины. Внешней может быть что угодно: новость о падении
рубля, приближающийся день оплаты счетов, грядущая проверка счетчиков. Аня фантази-
рует, что денег не будет совсем, что придут приставы и изымут все имущество, перестает
спать. Внутренние причины всегда одинаковые: это злость на мужа, которую она подавляет,
поскольку хорошая жена должна мужа поддерживать, а не ругать. Когда он пьет или не
выполняет своих обещаний, Аня сводит свои упреки к денежным тревогам по поводу того,
сколько он потратил или сколько не заработал. Невыраженная злость превращается в навяз-
чивую тревогу, которая истощает их обоих.
Для Даши подавление себя тоже очень привычно: долго и тяжело болеющая в детстве,
она подавляет свою слабую часть, не слышит своей потребности в помощи и поддержке и
обрекает себя на то, чтобы справляться со всем самостоятельно. Последствия хронических
болезней при этом вполне очевидны в ее взрослой жизни и внешности. Даша болезненно худая,
бледная, она хромает и быстро устает, но снизить ритм жизни или хотя бы организовать
себе полноценное питание и сон отказывается: это будет означать, что она не справилась,
а это неприемлемо. У нее развивается обсессивно-компульсивное расстройство: навязчивые
ритуалы, без которых она не выходит из дома или не приступает к новому делу. Часть навяз-
чивостей связана с домом: выключить газ и свет, заправить постель, поддерживать опреде-
ленный алгоритм уборки. Другая часть – с выходом на улицу: сборы сумки, подбор одежды,
отвечающий всем планам на день макияж. Даша вкладывает в эти ритуалы много энергии,
и часто они настолько затратны, что на другие дела у нее не остается ни времени, ни сил.
Например, на выходные у Даши запланирована уборка, но это будет означать, что ее мани-
кюр пострадает и ей нужно будет сделать новый до того времени, как она выйдет из дома,
после того как наведет чистоту. Уборка занимает половину дня, маникюр – тоже, поскольку
делает его Даша сама, и он должен соответствовать ее нарядам и макияжу в течение всей
следующей недели. Подбор одежды связан с ее планами: сколько дней она будет работать,
предстоит ли ей визит к подругам или светское мероприятие – все это должно быть учтено
при выборе цвета и яркости ногтей. При этом что-то из одежды, которую она планирует
использовать, может нуждаться в стирке, и тогда маникюр (а с ним и уборка) откладыва-
ется до тех пор, пока вся одежда не будет готова и не будет ясно, что с ней все в порядке.
А еще Дашины планы могут зависеть от того, состоится ли дружеская вечеринка, позовут
71
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
У Гали много лет один и тот же парикмахер, и стрижет он плохо. Раз за разом Галя
возвращается от него разочарованная: и длина не та, и цвет не тот, и вообще выглядит она
теперь как малолетка, а хотела взрослую и статусную стрижку. Мастера Галя не меняет,
объясняя это тем, что он близко к ее работе, что уже знает особенности ее волос, и так
далее. Мастер с годами лучше не становится, Галина прическа – тоже. Когда этот парик-
махер меняет салон и начинает работать на другом конце города, Галя продолжает ездить
к нему за плохими стрижками с мотивацией вроде: «Ну, мы столько лет вместе, я уже при-
выкла, а еще он мне позвонил, когда сменил место, позаботился обо мне, я теперь не могу его
бросить». Похожие истории на протяжении жизни случались с маникюршами, строитель-
ными бригадами, плохими врачами. Галя настойчиво строит отношения с теми, кого она уже
знает и контролирует (или испытывает иллюзию контроля). Парикмахер, например, безро-
потно слушает Галины жалобы на мать и не торопит ее с уходом до тех пор, пока Галя
сама не соберется: стрижка и окраска занимают у них часа три. Мастер, для которого эти
отношения сложились в самом начале работы, не может изменить один раз установившиеся
правила, и Галя получает свое (вместе с плохой стрижкой).
А для Юли стала проблемой мебель в квартире: Юля бьется об углы пальцами на ногах,
коленями, бедрами. Раньше этого не происходило, потому что Юля в пространстве занимала
меньше места. За последние пять лет ее вес увеличился практически в два раза, и проходы
72
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
между предметами интерьера, которых раньше было вполне достаточно, теперь для нее узки.
Мебель Юля не двигает и ни от чего не отказывается, не принимая перемен в своем теле и
собираясь похудеть. Адаптировать свою квартиру для большего удобства на то время, пока
она худеет, Юля тоже не собирается. Она продолжает ходить с гематомами на теле и раци-
онализировать отсутствие перемен: ведь для того, чтобы передвинуть кровать, нужно куда-
то деть прикроватную тумбочку, а это нарушит все освещение, поскольку на тумбе стоит
прикроватная лампа и нужно будет вешать ее на стену, а это трудно, потому что стены
обиты декоративными объемными панелями, и так далее. Юле действительно больно, и она
действительно злится на эту же кровать или тумбочку, но перемен избегает.
Костя действует исподтишка: прямо контролировать Лизу, его девушку, у него не полу-
чается, поскольку она на это не соглашается и вообще хочет больше свободы, чем Костя
может перенести. Его ранят ее отлучки в командировки, к друзьям, к родителям, он болез-
ненно переживает, когда она говорит о смене места работы, об их возможном переезде в дру-
гой город или другую страну. Переживает болезненно – это буквально: от таких разговоров
Костя начинает болеть. Лиза знает об этой его реакции и постепенно начинает реже гово-
рить о своих желаниях и планах, да и ездить тоже меньше. В паре устанавливается подо-
бие мира: Костя предпочитает думать, что Лиза успокоилась, Лиза предпочитает избегать
сложных тем. Все взрывается, когда она собирается ехать на учебу на месяц: Костя не про-
сто устраивает сцену, он буквально разрушается у нее на глазах, худеет, болеет, говорит о
том, что он ничтожество и она обязательно бросит его и найдет кого-то лучше. Лизе такое
выносить сложно. На учебу она все же едет, но разговоры о переездах и других больших пере-
менах больше не ведет, запрещая себе даже думать об этом. Костя постепенно получает
подконтрольную ему девушку, которая точно так же подавляет свои желания, как и он сам.
За этим стоит большой психический процесс: адаптация к жизни была для человека с
мазохизмом настолько непростой, что у него не хватает энергии на новые адаптации, поскольку
ему кажется, что они будут настолько же трудными, как и та, первая. В результате он тратит
энергию на то, чтобы сохранять неизменным привычное, и на новые события энергии действи-
тельно не остается. Таким образом, мазохист избегает жизни, которой боится и в которой чув-
ствует себя растерянным и неконкурентоспособным.
Дине кажется, что она знает рецепт от всех болезней и несчастий: это путешествия.
Сама она ездит часто, остается в других странах подолгу, осваивая их быт и ближе знако-
мясь с особенностями местной жизни. Для нее это действительно хороший рецепт – откры-
тая новому опыту, она обогащается от своих поездок, становится спокойнее и постепенно
учится жить в мире с самой собой. То плохое и хорошее, что происходит с ней в поездках,
не ломает ее, а закаляет.
Поэтому Дина путешествия, можно сказать, проповедует. Она ведет блог, в котором
рассказывает о своей жизни, и всегда готова вложить энергию в то, чтобы кто-то еще
решился жить, как она. В особенности это касается тех близких, кто остался на ее родине.
Она зовет подругу в Европу, старого приятеля – в Австралию, маму – в Таиланд. Периодиче-
ски кто-нибудь из них даже решается и приезжает: кто-то – на отдых, а кто-то – с насто-
ящим намерением изменить свою жизнь и задержаться подольше.
73
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
И вот здесь происходит самое странное для Дины: девять из десяти людей, решивших
попробовать, терпят поражение. У нее возникает ощущение, что люди сами мешают себе
жить. Например, Лена, уставшая от вечных неудовлетворительных отношений и приехав-
шая на тропический остров строить новую жизнь, умудряется за первые две недели поте-
рять две работы и влюбиться в женатого мужчину. Дина искренне хочет показать ей что-
то новое: научить наслаждаться красотой, строить свою жизнь более свободно, выбирать
других людей. Но Лена и на острове наполняет свою жизнь трудной работой и плохими отно-
шениями. Через полгода она вернется домой, уверенная, что жизнь везде одинаково трудная.
Для Ромы переезд тоже ничего не меняет, конечно: зажатый и напряженный дома, он
и в европейской стране остается зажатым, у него такие же трудности с зарабатыванием
денег и такие же приступы тревоги и паранойи. Дина недоумевает: Рома, который всегда
винил свою страну в собственных неудачах и мечтал о Европе, никак не меняется. Более того,
Дина видит, как Рома выбирает старые варианты поведения, принимает знакомые решения,
например, не пытается устроиться на высокооплачиваемую работу или выбирает плохую
квартиру для жилья. Поменялись только рационализации: раньше Рома говорил, что все куп-
лено. А теперь – что он эмигрант и такие, как он, никому здесь не нужны.
Только для Насти советы Дины оказываются подходящими, но тоже не сразу. Потра-
тив первые несколько месяцев на то, чтобы сделать жизнь в другой стране как две капли
воды похожей на ту, что осталась позади, Настя вдруг понимает про себя, что ей так жить
необязательно и она может тратить энергию на то, чтобы жить так, как ей хочется. В
этом месте пути Насти и Дины все равно расходятся: Настя понимает, что жизнь Дины
тоже ей не подходит. Она останавливается на одной из стран и начинает строить там
карьеру. Дина рада за подругу, которая, так же как и сама Дина, смогла не держаться за
привычные стереотипы и более внимательно отнестись к собственным желаниям.
Для Оли каждое предложение об изменениях – довольно сильный стресс. Она много лет
работает на одном и том же месте, и естественно, что периодически ей предлагают повы-
шение. Ее мастерство могло бы пригодиться на других должностях или других местах. Но
Оля не хочет перемен: каждый раз она берет себе время для размышлений и каждый раз в
результате отказывается. Когда она думает об очередном предложении, она пытается уго-
ворить себя на перемены, пытается представить себе жизнь в новом качестве или на новом
месте, но всегда отказывается. Даже новая дорога на работу кажется ей менее удобной, чем
старая, даже повышение доходов как будто обещает новые трудности. Оле не очень ком-
фортно на старом месте – скучно и грызут мысли о необходимости развиваться дальше, но
перемены как будто сделают еще хуже.
74
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Вова начинает скрывать от Светы какую-то часть своей жизни, например, ему проще
сказать, что он на работе, чем признаться в том, что его пригласили на день рождения.
Постоянное ощущение себя плохим вызывает у Вовы чувство вины, несчастные глаза Светы
не дают ресурса. Он действительно начинает совершать поступки, о которых Свете сто-
ило бы беспокоиться: идет на вечеринку со своей знакомой, соглашается подвезти до дома
незамужнюю коллегу, проводит много времени с компанией, в которой преимущественно жен-
щины. Недостаток здоровых ресурсов в отношениях заставляет его начать поиск ресурсов
нарциссических, и восхищенные женские взгляды, флирт и комплименты его мужественности
питают его, в отличие от вины и раздражения, которые он начинает чувствовать в отно-
шениях со Светой.
К концу третьего года отношений отстраненность Вовы становится очевиднее, как и
несчастливость Светы. Пара живет волнами: то у Вовы волна вины – и на ее основании он
начинает уделять Свете больше внимания, то у Светы волна тревоги – и он начинает от
нее отдаляться. В периоды сближения Света чувствует, что он наконец ее слушает и слы-
шит, и начинает выговаривать ему за все то время, когда он был недоступен. Никакая вина
не помогает Вове выдерживать этот шквал упреков, и он снова отдаляется, сожалея, что
вообще приблизился. У Светы все больше претензий, у Вовы все меньше чувств. Он начинает
игнорировать ее звонки, перестает ее утешать, занимается собой и своей жизнью. Раздра-
жение, которое он чувствует к Свете, принимает форму издевок. Избегание чувства вины
перед ней превращается в искажение реальности и встречные обвинения. Вове не нравится,
как он ведет себя с любимой женщиной, но он уже ничего не может поделать: его психика
включила защитные механизмы и заработала на полную мощность. Из любящих друг друга
людей Света и Вова превращаются в двух врагов, живущих под одной крышей. Света живет
в эмоциональной перегрузке, она не способна уйти, расслабляется только тогда, когда Вова
рядом. Вова становится жестоким, но уйти тоже не может, потому что это окончательно
будет означать, что он плохой. Света думает о замужестве и о ребенке. Вову такая перспек-
тива приводит в ужас.
В конце концов Вова все же уходит, и уходит именно так, как Света и боялась: к другой
женщине. Это полный провал и для Светы, и для Вовы. Света остается в предпсихотиче-
ском состоянии, с болезнью сердца, постаревшая за годы тревоги и несчастья. Вова остается
настолько разочарованным в себе, что не может позаботиться о себе сам и нуждается в
обожании и восхищении. Мир обоих рушится, ломается одно из фундаментальных представ-
лений о жизни: Света больше не может доверять миру, Вова больше не может доверять себе.
Эта свежая травма будет разворачиваться и дальше, портя жизнь им обоим.
76
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Аня обращается на терапию с просьбой о помощи в том, чтобы уйти от мужа, неадек-
ватного садиста. На первом этапе работы у меня складывается ощущение, что ей важнее
обвинять его, чем уйти. На встречах она в деталях рассказывает о том, как он ее унижает,
какое у него выражение лица, как виртуозно он опять искажает реальность. Она исследует
своего мужа с неподдельным интересом – раскладывая его поведение на термины и диагнозы,
но продолжает находиться с ним в отношениях и не делает никаких серьезных попыток уйти.
В терапии она поет гимн своей невиновности и его патологичности. Я, в общем, не спорю,
поскольку искренне считаю, что восстановление границ и избавление от спроецированного
нарциссического стыда – это важно, но постепенно начинаю замечать, что это ничего не
меняет.
У человека без черт мазохиста восстановление возможности понимать, кто насиль-
ник, а кто жертва, вызывает серьезные изменения. Здоровая психика с ролью жертвы не
соглашается и начинает пользоваться активными инструментами изменений. Проще говоря,
человек со здоровой психикой в отношениях, где он невинная жертва насилия, не живет, а
меняет отношения или уходит.
Для Ани же, как и для всех тех, у кого есть черты мазохизма, собственное страдание
– не повод к изменениям. Наоборот, сейчас время триумфа. На каком-то тонком уровне Аня
именно так и выглядит, когда проходит терапию по поводу плохого состояния брака: триум-
фатором. Ее муж настолько плох, что она вынуждена обратиться за помощью. У нее есть
социальная поддержка и поддержка специалиста. У нее нет мотива уходить от мужа: чем
он хуже, тем важнее для нее эти отношения.
77
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
После того как у жертвы вырастает уровень энергии, эту энергию можно тратить на раз-
витие осознанного поведения и обучение новым навыкам общения. В основном эта работа
концентрируется на появлении простых и ясных посланий. Жертвы учатся сообщать о своих
потребностях и чувствах таким образом, чтобы быть понятыми и не тратить слишком много
энергии. Часто в терапии это место страха и уверенности в том, что если жертва будет прямо
и ясно говорить о том, что ее волнует, или будет обозначать свои границы, то ее отвергнут
или накажут. Пробуя размещать свои потребности в отношениях с терапевтом, постепенно
жертва знакомится с собственной пассивной агрессивностью и манипулятивными способами
общения. Это тоже трудный момент: весь детский опыт заставляет ее бояться своих чувств и
78
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Инне становится физически плохо до, во время и после встречи. У нее кружится и болит
голова, плывет сознание. Так же она чувствует себя и вне терапии, когда сталкивается с
сильными для себя переживаниями – гневом, любовью, тоской или стыдом. Например, если
она откроет в социальной сети страницу бывшего возлюбленного, то через несколько минут
у нее разболится голова.
Соматизированные чувства не дают Инне продвигаться в терапии, замедляют и даже
делают невозможным продолжение роста осознанности и ощущения свободного выбора.
Жалуясь на свои болезни, Инна размещает свои потребности в заботе, бережности и внима-
нии, но так как она этих потребностей не осознает, то удовлетворенной она быть тоже не
может. Также в ее больной голове есть гнев на меня и на терапию за то, что она не чувствует
улучшений, и призыв работать по-другому или быстрее, и границы, которые останавливают
меня от несвоевременных или неприятных для Инны интервенций. В таком количестве смыс-
лов симптом просто необходим: говорить обо всем этом прямо Инна не умеет, ей страшно,
что она оттолкнет меня или что я ее отвергну. Симптом позволяет ей получать то, что ей
нужно, избегая прямой конфронтации, а с ней и риска, что ей могут отказать. При том что
симптом делает для Инны очень много полезного, он одновременно приносит в наши отноше-
ния много напряжения и недовольства: я недовольна тем, что мне приходится угадывать,
Инна – тем, что у меня не получается. Невозможность Инны проживать и размещать соб-
ственные чувства проявляется также и в отношениях с мамой, и в отношениях с мужем,
которыми она так же недовольна и в которых так же нуждается.
Простые и ясные послания отличаются от косвенных тем, что предполагают отказ или
частичное удовлетворение. Например, при просьбе о внимании от мужа у него может не быть
на это энергии, он может быть на что-то обижен и отказать или перенести взаимодействие на
более удобный для себя момент. Болезнь или упрек снижают вероятность отказа. Непрямая
конкуренция увеличивает возможность выигрыша, пассивная агрессивность снижает вероят-
ность ответной агрессии. Неясные послания мазохиста – это его стратегия избегания реакций
других людей, которые своими чувствами и потребностями могут осложнить получение жела-
емого.
Когда она приходит на встречи и я спрашиваю ее о чувствах – эти чувства сразу приобре-
тают характер аффекта, как долго сдерживаемая лавина. Собранная и осознанная в обыч-
ной жизни, Карина впадает в токсичную обиду и капризы, полностью теряя возможность
регулировать свои состояния и слышать партнера и его нужды. Это настолько отличается
от ее обычного поведения, что отношения сразу разрушаются – ее партнер испытывает гнев
и обвиняет ее в обмане и притворстве, никак не поддерживая ее истерик и не пытаясь понять
ее воинственности. Карина говорит, что терапия для нее разрушительна до того момента,
пока она не научится выражаться как-то по-другому и сохранять взрослую позицию и умение
заботиться о партнере и в тех случаях, когда ей необходимо что-то получить. До этих пор
она собирается продолжать свою стратегию терпения и самоуговоров.
80
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Когда гнев и другие эмоции начинают проявляться прямо, становятся доступными изме-
нения жизни на более высоком уровне. Восстановление эмоциональной картины происходя-
щего в повседневности жертвы дает жертве понять, как же она относится к тому, что про-
исходит. Чувства непроходящей боли и муки сменяются более полноценными и богатыми
переживаниями, а растущая осознанность помогает заметить их и действовать исходя из того,
что она чувствует на самом деле, а не из привычек и не из ощущения «должна» или «должен».
Коля, последовательно работая над тем, чтобы слушать и слышать свои чувства,
обнаруживает, что не все то, что по привычке причиняло ему боль, действительно болез-
ненно. Например, он замечает, что успешность его жены рождает в нем не только зависть и
страх того, что она выберет другого мужчину, но и гордость за нее, и уважение, и теплоту,
поскольку она, не жадничая, делится с ним духовными и материальными достижениями.
Одновременно с этим он чувствует гнев на собственную пустую жизнь и на мать, которая не
способствовала его развитию и свободному самовыражению. Злость на жену, раньше выра-
жаемая пассивно, теперь помогает его развитию – ясно ощущая неудовлетворенность собой,
он наконец может прикладывать осознанные усилия по изменению собственной жизни, а не
требовать от жены чего-то невнятного. Он много думает о своей работе и действует, для
того чтобы она стала более комфортной и прибыльной. Он размышляет о своей потребно-
сти в людях и рискует заводить новые знакомства, которые могут перерасти в партнерство
по работе или дружбу. Он пробует взаимодействовать со своей матерью по-новому, выстра-
ивая с ней гибкие границы после долгого периода взаимного избегания. На фоне всех происхо-
дящих с ним процессов его жена наконец перестает выглядеть для него источником боли –
этот источник оказывается в нем самом, и на него можно влиять.
Наташа склонна замирать и терпеть, когда на нее повышают голос или когда проис-
ходит что-то, что рождает в ней страх. Пока она этот страх не осознает, все, что ей в
таких ситуациях остается, – это ждать, когда настроение другого человека изменится. Она
может развивать симптом на это время (головные или мышечные боли прекрасно помогают
ей уходить от контакта, запираться в спальне или брать отгулы на работе) или просто
быть очень отстраненной, пристально наблюдая в то же время за состоянием своего обид-
чика. Потом на короткое время эти периоды замирания сменяются аффектами гнева – это
тоже нормально, когда давно подавляемый гнев в первое время выливается лавинообразно,
это уже лучше, чем подавление, но все еще разрушительно. Потом устанавливается баланс
– она становится способна не только выбирать способ выражения злости и оставаться при
этом восприимчивой к реакциям партнера, но и слышать другие свои эмоции.
В один из дней у Наташи случается очень непростая ситуация на работе: она выясняет,
что доверенные люди воруют, и по-крупному. Сначала она замирает и полностью теряет
возможность реагировать на происходящее. Ей кажется, что это полный провал: она оши-
балась в людях, да и вообще как будто сильно ошибается в своем восприятии жизни. Реаги-
ровать на происходящее она не может, но с бывшими коллегами становится пассивно-агрес-
сивна. Ситуация усугубляется тем, что проблема не может быть решена немедленно в связи
с рядом особых деталей, и ее руководитель требует, чтобы она делала вид, что все по-преж-
81
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
нему. Ей, нарциссической жертве в своих отношениях с матерью и с первым мужем, кажется,
что теперь и работа обманывает ее ожидания, не давая ей быть собой и причиняя сильную
боль.
Восстановление более полноценной эмоциональной картины происходящего позволяет ей
ощутить стабильность. Она испытывает страх, поскольку предательство близких людей
нарушает ее чувство безопасности. Она чувствует гнев, поскольку ее система ценностей про-
тестует против такого положения дел в ее жизни. Она чувствует печаль о потере друзей и
желание защитить компанию, которую искренне любит. Она испытывает уважение к соб-
ственнику бизнеса, который делит с ней тяготы сложившейся ситуации и не оставляет ее
решать проблемы в одиночестве.
Проживая свои чувства во всей их полноте и не замирая, Наташа внутренне стано-
вится более цельной и более сильной. Теперь она способна согласиться с планом разрешения
проблемы, который займет какое-то время, и не чувствовать себя при этом использованной
или страдающей. Наташа больше узнает о себе, о мире и о других людях, и это знание напол-
няет ее жизнь и дает ей возможности для новых решений – например, для изменения отноше-
ний со своим возлюбленным, который также вызывает у нее много противоречивых чувств.
82
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Нарциссизм
Не сейчас.
84
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Разные нарциссы
В информации, которая на сегодняшний день есть по нарциссизму и широко доступна,
идея оздоровления отношений с нарциссом практически не рассматривается. Нарциссические
отношения в литературе выглядят как отношения насилия, от которых нужно дистанциро-
ваться, а нарциссический партнер – как агрессор, который полностью отвечает за состояние
своей жертвы. И я уверена, что так бывает, когда мы имеем дело с перверзным нарциссом, с
психопатией, которая отметает все шансы на здоровую жизнь.
Но нарциссизм не всегда психопатичен. Есть путаница терминов «нарциссизм», «нар-
циссическое расстройство личности», «перверзный нарциссизм», «психопатия». Все они так
или иначе описывают человека, плохо или совсем не способного к эмпатии, имеющего труд-
ности с системой ценностей, стремящегося к поддержке своего грандиозного образа. Все дело
в выраженности этих качеств, а также в прогнозе динамики.
Для психопата, перверзного нарцисса, такой прогноз неблагоприятен: психопатия неиз-
лечима, возможна только коррекция поведения с помощью фармацевтических препаратов,
например, для уменьшения агрессивности. Психопатия в своей глубине имеет нарушение
работы центральной нервной системы, когда из-за дефектно работающего мозга складывается
дефектно работающая психика. Психопат не меняется, не способен к гибкой адаптации, не
испытывает чувств, которые заставляют здорового человека менять свои поведенческие пат-
терны. Психопат – насильник без совести, человек, живущий по своей особенной логике, в
которой только он имеет значение, и это никогда не изменится. Он деструктивен для окру-
жающих, часто антисоциален (социопат), он не имеет сдерживающих факторов для своего
поведения. Жить с ним, быть с ним в отношениях, работать – значит разрушаться. Основ-
ные признаки психопата – неадекватный образ жизни, неадекватное мировоззрение, которое
построено без учета способности испытывать сочувствие или жалость, неадекватное поведе-
ние, полное отсутствие способности к изменениям. Такие отношения не смогут быть здоро-
выми. Максимум, чему мы можем научиться, – это распознавать психопатию и держать без-
опасную дистанцию с такими людьми. Их не так много: от 3 до 20 человек на 1000.
А Вася, про которого в детстве говорили «ну что вы хотите, у мальчика нет отца»,
прошел путь от романтичного драчуна к враждебному и опасному пенсионеру. Он травит
животных у своего подъезда, может испортить чужой автомобиль, если он припаркован как-
то не так. Переговоров и просьб Вася не признает. Он полон ненависти, у которой множество
объектов. Жена умерла от рака, и теперь нет того, кто помогал бы ему социализироваться
и прикрывал его очевидную неадекватность. Он в здравом уме, не алкоголик, никого не боится,
потому что его обычная агрессивность намного выше, чем пиковая у человека нормы. Васю
все просто обходят стороной, но это не спасает от его оскорбительных замечаний. Дни Вася
проводит, сидя у своего окна на первом этаже, наблюдая за соседями и подслушивая.
У Игоря солидный бизнес в столице, семья, красивая одежда, две дорогие машины. Он
мечется между раздутой гордостью за все, что имеет, и глубоким чувством неполноценно-
сти: вокруг него множество (как ему кажется) людей, которые богаче, красивее, физически
и психически здоровее него. С такими людьми ему хочется сближаться и дружить, потому
что ему кажется, что тогда их качества станут и его качествами. Он завидует своему
менеджеру и его юмору, своему бухгалтеру и ее стилю, другу, у которого меньше финансовой
стабильности, но который при этом легко и свободно чувствует себя в любых ситуациях.
Эту зависть он скрывает от себя, маскируя восхищением. Из-за этой зависти-восхищения
он начинает их обслуживать, неосознанно завоевывая их расположение с помощью компли-
ментов, особого отношения и потакания. Когда это расположение будет завоевано, Игорь
обнаружит, что на самом деле эти люди не так идеальны, как бы ему хотелось, и начнет им
мстить. Историями таких отношений полна жизнь Игоря, он и сам устал ходить по кругу
«обслуживание – отвержение», но ничего не сможет с собой поделать до тех пор, пока не
начнет уважать себя за свои реальные заслуги и не позволит другим людям быть такими,
какие они есть.
У Артура нет бизнеса. У него вообще мало что есть: в юности он много сил и вре-
мени вложил в чужое дело, которое оказалось неприятным и невыгодным, и к середине жизни
остался без опыта и без понимания того, чем же он хочет заниматься и куда ему двигаться
дальше. Он тяжело переживает эту ситуацию, считая себя хорошим руководителем, даль-
новидным стратегом и просто очень умным человеком. Когда он осознает реальное положе-
ние дел, то испытывает тяжелые, затяжные приступы гнева и отчаяния. При этом слы-
шать себя и свои потребности он не может, мысль о том, чтобы начать исследовать мир
в поиске того, что же его заинтересует, для Артура непереносима, потому что будет озна-
86
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
чать окончательное поражение. Он держится за старое дело, вливая в него все больше и
больше ресурсов, истощаясь из-за этого и истощая тех, с кем он близок. Например, все накоп-
ления его родителей, его жены и ее родителей давно съела идея Артура о том, что нужно
только пережить кризис и вот тогда все наладится. Артуру кажется, что это абсолютно
нормально – использовать чужие средства, ведь это его семья, она должна ему помогать,
других вариантов он не рассматривает, границ не признает. Если его жена уйдет (а она об
этом подумывает – не из-за денег, а потому что свой гнев он изливает на нее) – он расценит
это как предательство.
А Вера любит и ненавидит свою профессию, связанную с публичностью и обучением.
Любит за то, что, когда у нее все получается, она напитывается нарциссическими ресурсами
– обожанием и восхищением других людей, их благодарностью, их идеализацией. Эта эйфо-
рия длится недолго: на поддержание такого образа требуется очень много сил, так много,
что у Веры не получается ничего, кроме работы. Она не может заниматься спортом, не
может читать, даже не может полноценно содержать дом в чистоте. Приходя домой, она
лежит в кровати и смотрит ролики в интернете. При этом у нее есть руководитель, кото-
рый не относится к ней как к гуру, проверяет и оценивает ее, и это самое мучительное в этой
работе. Она хотела бы работать на себя, быть вдохновляющим оратором, мотивационным
тренером, за которым идет множество людей, но у нее нет сил на то, чтобы выдерживать
напряжение рутины и неизбежно терпеть поражения. Чтобы стать публичной персоной, у
нее не хватает навыков обычной работы, не связанной с восхищением и обожанием других.
Вера думает, что ей просто нужен менеджер, продюсер, который ее раскрутит. Но пока она
такого не нашла – как ей кажется, вокруг одни посредственности.
своего образа «Я». Как и нарцисс, его жертва в глубине души не уверена, что она существует, и
потому нуждается в постоянных подтверждениях своего существования – это могут быть вни-
мание, одобрение, поддержка, восхищение или обслуживание, яркость проживаемых чувств,
грандиозность достижений. Переживание внутренней пустоты требует заполнений извне с
помощью ресурсов нарциссического характера или проецируется на других в виде пренебре-
жения и обесценивания.
89
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Идеальные опоры
Нарцисс чувствует, что ему не на что опереться. Он воспринимает себя двойственно:
с одной стороны, он уверен в своем всемогуществе и в том, что он по всем параметрам выше
остальных на голову. С другой стороны, при отсутствии веских подтверждений своей гранди-
озности он впадает в стыд и зависть к тем, у кого есть что-то большее. Для пребывания в гран-
диозном состоянии ему нужны особые условия, в которых он сможет избегать болезненной
неуверенности и токсичных чувств.
Для нарциссической жертвы возможность хорошо себя чувствовать зависит от наличия
опоры. Нарцисс нуждается в ориентире, который был бы постоянным в любых изменяющихся
контекстах. Такой опорой может стать жесткая идея или идеализируемый человек.
Опора в виде идеи обычно представляет собой какую-либо теоретическую модель, кото-
рая по возможности полно и непротиворечиво объясняет происходящее в жизни жертвы. Это
могут быть религиозные или философские идеи, научные и околонаучные теории. Важно,
чтобы такая модель возвращала жертве ощущение контроля, позволяла чувствовать себя
невинной и помогала принимать себя, используя в этом процессе не столько знания о себе,
сколько внешнюю оправдательную систему.
Значимость такой системе придает ее стабильность, отсутствие гибкости – идеаль-
ная опора не должна меняться или адаптироваться, поскольку тогда она теряет свою иде-
альность и вызывает тревогу. Консерватизм взглядов и враждебность в отстаивании значи-
мых идей – то, что характерно для нарциссической жертвы в вопросах мировоззрения.
Для Даши такой идеальной опорой становится астрология. Гороскопы объясняют все,
что с ней происходит: и плохие отношения, и трудности с деньгами, и проблемы со здоровьем.
«Моя жизненная задача, – говорит Даша, – это духовное развитие, которое будет проходить
через испытания, поскольку они закаляют». У ее партнера другая астрологическая задача:
он должен научиться зарабатывать деньги и заботиться о других материально. Это очень
удобная схема, которая оправдывает ее материальные претензии и снимает с нее ответ-
ственность за благосостояние семьи. Ее астрологическая карта избавляет Дашу от необхо-
димости выбирать свой жизненный путь или прикладывать осознанные усилия к изменению
своей жизни: у ее неудач есть объяснение, которое обещает ей светлое будущее и подпиты-
вает внутренний грандиозный образ духовного человека. Поведение Дашиного партнера тоже
укладывается в схемы, вернее, Даша довольно агрессивно пытается его туда уложить. Уста-
лость партнера объясняется Луной, злость – Марсом, нежелание идти на компромисс – Юпи-
тером. Даша игнорирует его желания и чувства, если они не вписываются в обожествляемую
ею схему, и точно так же подгоняет под эту схему себя. У нее мало возможности изме-
ниться: как можно работать над тем, чего нет?
Для Маши такой схемой становится книга о нарциссизме, написанная в привычном для
таких книг тоне обвинения. Она находит себе консультанта, разделяющего идеи и ценности
этой книги, и пытается постепенно донести до мужа, что он – нарцисс, а все беды в семье –
результат его нарциссизма. Ее жесткость и категоричность в этой позиции сводят на нет
ту пользу, которую ей могли бы принести более глубокие знания. Используя книгу и автори-
тет автора в качестве карающего меча, она не хочет и не может слышать о чем-то другом
и склонна видеть насилие во всем, что не содержит прямой поддержки ее правоты. С одной
стороны, ей, конечно, становится легче, поскольку она избавляется наконец от своей расте-
рянности и чувства стыда, спроецированного на нее партнером. С другой стороны, она попа-
дает в другую крайность, и теперь весь стыд (и его, и свой) и всю ответственность проеци-
рует на него. При видимом облегчении это тупиковый путь.
90
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Другой человек в виде идеальной опоры может быть знакомым или незнакомым, близ-
ким или далеким, реально существующим или выдуманным. Нарциссическая жертва может
опираться на судьбу литературного героя или собственного дальнего предка, на автора книги
или своего психолога, на ребенка, мать, близкую подругу или просто соседку по подъезду.
Если человек, выбранный в качестве идеальной опоры, недоступен или не существует, то его
судьба и размышления могут начать выполнять роль идеальной системы ориентиров. Если это
реально существующий и доступный человек, то процесс будет развиваться в сторону идеали-
зации, которая неизбежно закончится обесцениванием.
Другой человек, на которого возлагается необходимость быть идеальной опорой, дол-
жен стать стабильным, непротиворечивым, испытывающим только нужные чувства и прояв-
ляющим только нужное поведение. Он должен быть бесперебойным источником поддержки и
мудрости, маяком в океане странной и мучительной жизни жертвы. На него возлагается ответ-
ственность за настроение и состояние, за происходящие события, за то, есть ли у жертвы силы.
За такую передачу ответственности жертва готова платить послушанием и идеализированной
любовью, в которой она склонна раздувать объект своей идеализации до тех пор, пока он слиш-
ком явно не проявит свои человеческие качества и идеальная картинка не разрушится.
По большому счету со своей идеальной опорой жертва строит те же самые нарциссиче-
ские отношения – с обслуживанием, раздуванием и передачей ответственности, – что и со
своим нарциссическим партнером, разница лишь в количестве идеализаций. Для здорового
человека такая роль связана с большим напряжением и невозможностью быть собой. Для нар-
цисса идеализация ожидаема и желаема. Часто именно потребность жертвы, которая приоб-
рела свою структуру личности задолго до настоящего момента, в идеальной опоре и служит
основанием для начала нарциссических отношений.
Это неочевидный, но значимый момент. Не все люди хотят попасть под определение
«идеальный», не каждый принимает ощущение грандиозности, за которое нужно будет пла-
тить ответственностью за чужую жизнь. Для личности ненарциссического склада это
тяжелая и неблагодарная ноша. Для нарцисса это привычный, понятный и искомый процесс.
Например, отношения Нади начались с того, что в клубе к ней подошел парень, который
отобрал у нее какой-то коктейль и сказал: «Ты не будешь пить, тебе еще детей рожать».
Это грубое нарушение границ и хамство, и Надя внешне так и отреагировала, но ее психика
получила сигнал о том, что во внешнем мире есть человек, готовый взять за нее ответствен-
ность и говорить ей, что делать и как жить.
У Коли отношения начинались совсем иначе, но внутреннее содержание у них такое же:
он полностью поменял свою жизнь ради встреченной им девушки, потому что она была трав-
мирована предыдущими отношениями и требовала много внимания и осторожности. Рядом с
ней Коле нельзя было пить, поскольку «бывший» имел проблемы с алкоголем. Нельзя было про-
являть агрессию. Нужно было интересоваться и поддерживать ее в любимом хобби (танцах)
и позволить ей не работать, чтобы она могла сосредоточиться на исполнении своей мечты.
Возбуждение проявлять тоже было нельзя. Жизнь Коли приобрела вполне ясные рамки, кото-
рые избавили его от проблемы выбора. При том что со стороны это выглядит большой жерт-
вой, а сам Коля кажется идеальным мужчиной, такое положение дел позволяет ему избегать
ответственности и превращает эти отношения в нарциссические.
Этот же поиск идеальной опоры и готовность пожертвовать ради нее своей свобо-
дой и ответственностью приводит людей в кабинеты нарциссичных терапевтов, коучей,
консультантов, учителей, гуру. Мессианские потребности последних созвучны инфантиль-
ным потребностям первых. На первый взгляд такая помощь приносит много удовлетворе-
ния, поскольку предоставляет ощущение готового позаботиться о жертве взрослого. Нар-
91
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
циссичный гуру точно говорит, что не так, кто виноват и что делать. Это прямое попадание
в потребности невинности и контроля, и жертва может ощущать настоящее облегчение
и улучшения в жизни, которые происходят, если она точно следует рекомендациям. Но без
роста ответственности и взрослости жертва так и не приобретает самых нужных качеств:
осознанности и гибкости в поведении, способности переносить тревогу и фрустрацию, уме-
ния принять неизбежное. Инструкции рано или поздно работать перестают, а отношения
с учителем превращаются в те же нарциссические отношения, из которых жертве хочется
выбраться.
92
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Нарциссические ресурсы
Поиск нарциссических ресурсов похож на поиск идеальных опор. В жажде ощущения
своей невинности и правоты, значимости и безусловной принятости жертва не может удовле-
твориться простыми вещами: взглядом, добрым словом, готовностью другого человека уде-
лить ей сочувственное и понимающее внимание. Нарциссические ресурсы – это полная под-
держка, безграничное время, гордость и восхищение, помощь, которая разрешает все вопросы.
К ресурсам жертва применяет нарциссические требования, ожидая от людей, вещей и мира
таких проявлений, которые избавили бы ее от вопросов к себе и позволили бы ей пребывать в
искомом состоянии. А когда мир, вещи или люди не оправдывают ожидания, жертва склонна
впадать в обесценивание и упреки, не принимая неидеальности происходящего и необходимо-
сти совершать дополнительную работу.
Нарциссизм изнутри ощущается как боль и пустота. Бывшие дети, которые не имели воз-
можности быть самими собой, вынуждены были становиться кем-то другим, для того чтобы не
чувствовать этой боли и получать хотя бы шанс на принятие. Там, где у нормального ребенка
постепенно образуется особая, наполненная и отличающаяся от других Самость, способная
давать силы изнутри, у нарциссически травмированного не образуется ничего. Именно от этой
пустоты и должны защищать нарциссические ресурсы и нарциссические опоры. Давая возмож-
ность не осознавать отсутствие самого себя, они создают маску, видимость, за которой вырос-
ший ребенок прячется от непереносимого ощущения не-бытия.
Отсюда и категоричная требовательность к таким ресурсам, и злость на того, кто таких
ресурсов не дает. Бездонная яма внутри нарцисса (или его жертвы) требует не просто уваже-
ния, а благоговения, не просто благодарности, а повторенной много раз и запомненной на всю
жизнь благодарности.
находится в эйфории. Прилив сил делает возможным то, что в обычном состоянии у Ани
не получается: она начинает больше думать о себе, больше проявляться и высказываться,
в бессознательной уверенности, что, раз уж ее признали, значит, теперь ей можно наконец
стать собой. Но проявляться она умеет только агрессивно – раз уж пришел ее час, то можно
все – и очень быстро вновь сталкивается с отвержением и превращается из уверенной жен-
щины в обслуживающую девочку. Ее партнер, кстати, замечает эти циклы, но комменти-
рует по-своему – он говорит, что Аня от похвалы портится и лучше вообще ей ничего такого
не говорить. Аня снова погружается в депрессию.
94
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Отвергающий мир
Отказ от надежды на нарциссические ресурсы и проживание потери ослабляет нарцис-
сизм, но этот процесс непрост. Для человека с нарциссическими чертами его обычность,
неграндиозность поднимает старый страх отвержения. Повседневное отвержение, которое
испытывает нарциссически травмированный к самому себе за то, что он не таков, каким дол-
жен бы быть, проецируется на внешний мир.
Марине нравится проводить время одной, поскольку каждый раз, когда она проводит
время с мужем, они ссорятся, и Марина убегает – гулять, в другую комнату, к подругам. Это
происходит потому, что она чувствует боль, которую перенести не может, а остаться при
этом в контакте – тем более. Муж не выгоняет ее, как она всегда понимает чуть позже, про-
гулявшись или с кем-то поговорив. Более того, обычно он пытается ее удержать, поскольку
ему не нравится такой финал разговора. Но в момент самого контакта Марина ранится.
Причиной для ее бегства может быть повышенный голос, грубое слово, но чаще всего – то,
что ее муж ведет себя не так, как Марине хотелось бы. Например, он может сказать ей о
том, что жареное мясо на ужин – это не то, чего он хотел бы при своей диете, или сделать
замечание о чистоте пола. Это обычные вещи, через которые можно и нужно проходить, но
Марина слышать этого не может и сначала начинает плакать, а потом, если муж не бро-
сается ей на помощь и не «отменяет» с помощью извинений все сказанное, убегает. Марина
и сама понимает, что ведет себя неадекватно, и муж несколько раз заводил разговор о том,
что ей невозможно что-то сказать, но от таких разговоров она точно так же сбежала.
Она буквально физически не удерживается рядом с кем-то, кто демонстрирует ей что-то,
кроме полного принятия. Это ее внутренняя ситуация, не внешняя: девочкой Марина росла с
отвергающей бабушкой, поскольку ее не менее отвергающая мать не была готова к заботам о
ребенке и сама была слишком травмирована, чтобы слышать чьи-то еще потребности, кроме
своих, так что к отвержению Марина привыкла еще в детстве. Она при этом хорошая жена
– незлобивая, любящая, она чудесно чувствует себя на своем месте тогда, когда все хорошо.
Но внутреннее отвержение требует внешнего отыгрывания, и Марина бежит от боли, от
которой на самом деле не убежать.
Кроме боли, отвержение рождает гнев – особенно у того, у кого способность перено-
сить боль снижена за счет более серьезной травмации. Чем больше нарциссических черт –
тем меньше боли и больше гнева, как, например, у Олега, который находится в нарциссичных
отношениях со своей девушкой. При том что большую часть времени Олег обслуживает ее
потребности и сливается с ней для того, чтобы защититься от собственной пустоты, ино-
гда он испытывает приступы токсичного гнева, которые разрушают их обоих. Эти приступы
гнева возникают на этапе его «обрушений» – когда он отвергает себя за неудачи и проецирует
это отвержение на девушку. Например, после неудачной стрижки он может обратиться к
ней за поддержкой и разозлиться на нее за любое ее слово. Если она скажет, что все хорошо
и ему идет, – он обвинит ее во вранье. Если скажет, что все ужасно, – то он впадет в бешен-
95
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
ство по поводу ее черствости. Если она попытается как-то разрулить ситуацию и сказать
что-то вроде «ну теперь ты точно знаешь, что именно тебе не идет» – то Олег накричит
на нее за то, что она говорит какую-то чушь тогда, когда ему нужна помощь. Он не пони-
мает в эти моменты, что трактует мир по-своему, находясь в полной уверенности в своей
правоте. Такое отвержение, идущее изнутри, дает ему иллюзорную возможность сопротив-
ляться: воевать с чем-то внешним проще, чем с чем-то внутренним. Девушка Олега в такие
моменты старается не попадаться ему на глаза: с ее собственными нарциссическими чер-
тами его агрессия и отвержение разрушают ее, и им обоим несколько дней или недель потом
приходится восстанавливаться на каком-то расстоянии друг от друга.
В терапии границы между терапевтом и клиентом могут выглядеть для последнего как
договор, условия которого действуют до первого кризиса. Если терапевт не приветствует
разговоры по телефону – то их и не будет до тех пор, пока не захочется. Если терапевт
предупреждает о том, что продление сессии невозможно, то клиент будет уходить вовремя,
пока не захочет остаться. То есть границы терапевта соблюдаются тогда, когда их и не
хочется нарушать.
В других отношениях это выглядит так же. Нарциссическая жертва может чувство-
вать важность границ для другого и соблюдать их до тех пор, пока ей это ничего не стоит.
Например, Наташа знает о просьбе мужа не названивать ему по мелочам в рабочее время
или тогда, когда он проводит время вне дома, потому что так он чувствует ее контроль,
при том что ему не хотелось бы постоянно ощущать себя привязанным к ее настроению и
состоянию. Наташа и не звонит – тогда, когда сама проводит время с мамой или смотрит
интересный фильм. Но если ей становится тревожно или старая травма отверженности
поднимает голову – она без раздумий нарушает границы и может звонить ему, его родите-
лям, его друзьям, вскрывать его аккаунты в социальных сетях, чтобы найти пищу для своей
тревоги. Это грубое и необоснованное нарушение границ выглядит для нее оправданным: ведь
ей было больно, и она делала все, чтобы эту боль унять.
Такие эпизоды похожи на испытания: жертва словно проверяет, примут ее такую или не
примут. В здоровых отношениях такие процессы тоже присутствуют, но они нужны для про-
яснения границ, когда люди совместно выясняют, как далеко они могут зайти. Безусловное
принятие в здоровых отношениях – это миф, поскольку между двумя взрослыми и ответствен-
ными людьми есть и принятие, и границы. Безграничное принятие и претензия на него воз-
можны в отношениях, в которых один из участников – ребенок. В нарциссических отношениях
это именно нарциссическая жертва: страдающая от внутреннего отвержения, она настаивает
на условиях, в которых сможет почувствовать себя безусловно – или снова построить враж-
дебный контакт, в котором от нее отказываются.
96
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Нужно отметить, что точно такие же трудности жертва испытывает со своими собствен-
ными границами. Она соблюдает их тогда, когда это нетрудно. Складывается ощущение, что
она все время находится в нарушенных границах, своих или чужих. Часто это сменяющие друг
друга периоды, когда сначала жертва поступается своими потребностями и желаниями ради
того, чтобы другому было хорошо, а затем точно так же делает с потребностями и желаниями
другого.
97
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Особые отношения
Нарциссическая жертва претендует на особые отношения – обычных ей не хватает.
Она нуждается в подпитке своей исключительности, как того требует ее нарциссизм. Ее не
устраивает быть просто другом, просто женой, просто клиенткой. Она строит с людьми связь,
в которой сможет чувствовать себя уверенной в себе и избегать преследующей ее пустоты.
Это подкупает: в стремлении стать особенной жертва способна на поступки, которые для
других людей нетипичны. Приехать к малознакомому человеку в больницу с куриным бульо-
ном. Подарить дорогой подарок. Среди ночи откликнуться на призыв нетрезвого приятеля
перевезти его в другой клуб и в результате проговорить до утра в припаркованной машине о
вечности и о чужой боли. Это удивительно, это как будто встретил того, кого искал всю жизнь.
Нарциссическая жертва сближается с людьми стремительно, чувствуя самые тонкие грани, удо-
влетворяя самые важные потребности другого, для того чтобы точно стать особенной.
Более того: жертва умеет вести себя таким образом, который позволяет другим людям и
самим чувствовать себя избранными и особенными. Она много слушает. Много замечает. Дает
поддержку. Не требует для себя места и времени, позволяя партнеру вести себя так, как ему
самому этого хочется. Такое нарциссическое раздувание заставляет другого человека выбирать
ее общество взамен остальных и питает саму жертву ощущением своей избранности.
Жертва не до конца понимает, что именно она делает и зачем. Она как бы замирает в
присутствии другого человека, по умолчанию отдавая ему больше пространства, чем оставляет
себе. Такова ее глубинная защита от отвержения: застыть, не проявляться, сделать все, чтобы
понравиться другому человеку и не испытать боли. Ее мимикрия требует от нее много сил, но
так как их трата привычна, то этот отток остается незамеченным.
Гульнара очень устает от встреч с дружеской компанией мужа. Ей важно быть своей
в этой компании, важно, чтобы мужу не было за нее стыдно, но больше всего ее утомляет
необходимость с каждым построить особые, исключительные отношения. Это в принципе
требует много сил, а когда этих людей много – она истощается. Это происходит как бы
не специально, но в течение вечера она обнаруживает себя то восторженно выслушиваю-
щей политические высказывания, то утирающей слезы, то прислуживающей на кухне. Во всех
этих контактах она теряет свою личность, становясь тем, кем ее хотят видеть. Муж,
кстати, этим недоволен и удивлен, говоря, что на этих встречах она совсем другая. Конечно,
другая – наедине с мужем она подстраивается под него, и ему не нравится, что он теряет
собственное отражение. Сама Гульнара чувствует тяжесть и отчаяние: быть «собой» (то
есть привычной мужу маской), как того хочет муж, у нее в присутствии других людей не
получается, а сохранять свою устойчивую идентичность она не может, потому что ее не
существует. Сами же друзья мужа относятся к ней хорошо, но держатся несколько вдалеке,
испытывая странное ощущение неестественности и обмана.
певта. Карина – одна из таких участниц. Она приходит на встречи минут за десять до того,
как начинают собираться остальные участники, и это время нашего легкого трепа – о филь-
мах или книгах, о погоде, о туфлях. В Карине всегда много энергии, она всегда внимательна,
всегда щедра на поддержку и обратную связь. Это как съесть что-то вкусное: очень приятно.
Ее теплая и внимательная компания расслабляет, и я жду ее приходов, но одновременно это
создает трудности в групповом процессе: Карина как будто становится для меня чуть более
важна, чем остальные, я придаю ее комментариям чуть больше веса, чувствую, что готова
нарушать регламент ради нее. Это губительно и для ее терапии, и для работы остальных
членов группы. Мне приходится сделать трудный шаг назад и при сохранении всего тепла,
которое у меня к ней есть, научить себя не воспринимать ее как свой ресурс. Я знаю, что с
другими важными для нее людьми (в том числе с прежними терапевтами) она склонна стро-
ить именно такие отношения, которые впоследствии будут изнашивать ее и разрушать. На
самом деле она не нуждается во мне как в друге, но бессознательно уверена, что если у нее не
будет со мной особых отношений, то я ее отвергну и ее надежды на помощь не оправдаются.
Для Киры границы оказываются нарушенными в отношениях с массажистом, маникюр-
шей, доктором, к которому она обращается за консультациями. Она не способна сохранить
отношения «специалист – клиент», ей этого недостаточно. Ей нужно, чтобы ее выделяли
и ждали. Поэтому она переплачивает, услужлива, не высказывает претензий, преувеличенно
высказывает благодарность. Ее и выделяют, и начинают в ней нуждаться, рассказывая свои
личные истории и обращаясь за советом и поддержкой, но для Киры такое развитие уже
в тягость. Ей не хочется никакой настоящей близости, она тратит все ресурсы на первый
этап отношений и не выдерживает их развития. Ее идеальная мечта – чтобы все эти люди
любили ее безусловной любовью и не требовали за это больше, чем она может дать. То есть
она должна стать для них очень важна на тот час, который они проводят вместе, без пре-
тензий на продолжение.
100
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Освобождающее горе
Переживание потери при всей своей мучительности освобождает от неактуальных пла-
нов и надежд и позволяет человеку выбирать для себя ту жизнь, которая действительно может
состояться. В отношении потребностей этот процесс может быть прожит как горевание о своей
детской жизни, которая нормальной не была и уже не будет. То, что случилось, необратимо.
Именно надежда на то, что все можно изменить, заставляет жертву приносить детские жела-
ния и претензии в актуальные отношения. Пусть родители меня не принимали – но ты-то дол-
жен, если папа отсутствовал – то ты всегда будь рядом, если обо мне никто не заботился –
то сейчас я не должна сама заботиться о себе, поскольку ты имеешь возможность остановить
мою боль и взять на себя задачу опеки над уязвимым ребенком. Другой человек в принципе не
может выполнить эти требования. Даже если будет очень стараться, даже если будет готов ради
мира и спокойствия жертвы замереть и стать тем, кого она хочет видеть, у него не получится.
Не только потому, что он живой человек и такие отношения двух взрослых неадекватны. У
него не получится потому, что жертва не останется удовлетворенной: та часть ее потребностей,
которая относится к травме, ощущается ею как вечный голод, который невозможно заглушить
полностью.
101
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
взрослыми мужчинами, которые Катя воспринимала как любовь и заботу, а мама получала
средства к существованию. Собака утонула. Кот убежал.
Катя с таким опытом и сама нарциссична, еще как, но в текущих отношениях у нее
другие сложности: она встретила мужчину, от которого эпизодически способна получать
заботу. Когда эти моменты проходят – она разрушается. Катя говорит, что это похоже
на медленную пытку: сначала дать ей то, что так необходимо, а потом забрать это. Она
вспоминает эпизод из «Каштанки», когда голодной собаке давали проглотить кусочек мяса,
а затем на веревочке вытаскивали его обратно. Это мука, изощренный садизм, как воспри-
нимает его Катя. Мужчина в ее глазах выглядит психопатом, от которого она не может
избавиться и рядом с которым чувствует себя медленно умирающей. Сделайте так, чтобы
он прекратил или отпустил меня, просит Катя. Других вариантов она не видит.
Самое трудное для нее (как и для всех) – это начать понимать, что дело в ее голоде,
который сводит ее с ума и не может быть удовлетворен. Она может не испытывать такого
голода с холодными и отстраненными мужчинами, сама отстраняясь от своих потребно-
стей. Но если в отношениях возникает теплота – начинается и мука. Это возвращает ее к
воспоминаниям об украденной бабушке, отце, который любил дочь, но больше любил нарко-
тики, напоминает о погибших и потерявшихся животных, даже о мужчинах, которые были
с ней в юности, а потом ушли. Это невероятная боль, и я плачу вместе с ней, когда у нее
получается к этой боли прикоснуться. Но теперь, когда она знает, из-за чего эти слезы, ее
зависимость от мужчины снижается. Теперь эти отношения даже вполне могут выступать
ресурсом.
Конечно, ей становится хуже, чем до терапии: глубоко спрятанная боль становится
актуальной, повседневной, и это совсем не то, на что она рассчитывала, обращаясь за помо-
щью. Но это необходимый процесс: не потому, что я так решила, а потому, что в ней это
есть и это нужно проживать, постепенно освобождая место для новых чувств. Катя плачет
месяц, два, три. Потом появляется гнев. Потом депрессия, которая отличается от первой
стадии острой боли: Катя теперь не протестует, а грустит и чувствует подавленность. А
потом она вдруг обнаруживает, что способна знать о себе все это и жить дальше.
Ее голод не пропадает совсем: она всегда чувствует, что ей нужно больше, чем ей могут
дать, но теперь она способна с этим справляться. Это как старый шрам, который иногда
чешется и всегда ощутим. Проходит и ее ощущение пытки: она замечает, что партнер не
собирается отнимать у нее поддержку, но вполне может быть агрессивен и истощен ее тре-
бовательной агрессивностью. Они все равно расстаются, но не потому, что он маньяк и пси-
хопат, а потому, что у них теперь разные потребности. Научившись жить со своими поте-
рями, Катя теперь стремится не только к отношениям: ей становятся интересны карьера,
профессиональное развитие, путешествия. Это хорошее расставание, которое станет опо-
рой для них обоих в том, что каждый из них может быть взрослым и может выбирать
тот путь, который хочется пройти именно ему. Прожив очень трудный год в терапии, Катя
наконец чувствует облегчение – в прежнюю внутреннюю ситуацию она больше не вернется.
102
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Сила других
Переживание потери ослабляет зависимость. Партнер из сверхзначимой фигуры (проек-
ции травмирующего родителя) становится реальным человеком, от которого можно получить
не все и не всегда. Принятие этих ограничений дает свободу – теперь мы можем обращаться
за помощью не к одному человеку, а ко всему миру, в котором кто-то наверняка готов отклик-
нуться.
В жизни это выглядит так: если ты сейчас не можешь или не хочешь удовлетворять мои
потребности, то я могу попросить об этом кого-то другого. Это здоровый вариант, который
предполагает соблюдение границ, при том что потребность все же удовлетворяется. Если ты
сейчас не хочешь со мной разговаривать – я могу поговорить с мамой или подругой. Если
не хочешь гулять – аналогично. Если ты не поддерживаешь меня в занятиях спортом, то я
могу обратиться за этой поддержкой в социальные сети, в спортзал, к диетологу или тренеру,
избавляя тебя от необходимости поддерживать меня во всем и всегда.
В нездоровых отношениях такое невозможно, потому что жертве кажется, что
никто, кроме партнера, не способен эти потребности удовлетворить. Это следствие обес-
ценивания – раздувания, когда один из источников удовлетворения воспринимается преуве-
личенно значимо, при том что остальные обесцениваются. Мне теперь как будто необходимо
поговорить именно с тобой, а не с кем-то другим, который так же способен был бы меня выслу-
шать.
Но сама потребность первичнее, чем объект, который может ее удовлетворить. Это как
с голодом: прежде всего важно наличие еды, и лишь затем – какая именно это еда. Конечно,
разборчивость важна, она позволяет поднимать качество жизни, но обедать только свежим
манго – это не разборчивость, а ограниченность. Важно научиться получать питание из других
источников тогда, когда ближайший (или самый значимый) недоступен.
Юля ждет принятия от мамы, которая умерла. Это уже прогресс: раньше она ждала
принятия от мужа, требуя от него безоговорочной поддержки и не-отвержения, которого
ждут и требуют большинство нарциссических жертв. Но получить принятие умершего чело-
века невозможно. Даже если бы мама была жива, это все равно было бы невозможно, потому
что Юле требуется принятие ребенка взрослым тогда, когда она сама уже взрослая. Юля
с этой потребностью обращается к магии – всевозможные медитации, тренинги принятия,
околомагические практики, нацеленные на внутренний разговор с умершим человеком. Это
приносит облегчение, но не решает проблему, поскольку магии не существует, детство про-
шло, а мамы нет. Выход для Юли не в том, чтобы придумывать принятие там, где его не
было, а в том, чтобы научиться принимать его там, где оно существует, и в тех объемах,
которые ей могут дать реальные люди. Когда Юля начинает подозревать, что самое боль-
шое ее желание никогда не исполнится, она может постепенно начинать об этом горевать
и одновременно учиться удовлетворяться тем, что есть. Она начинает замечать принятие
терапевта и радоваться ему, пусть в нем и существуют ограничения. Точно так же она видит
принятие мужа, то, как он выдерживает ее срывы, то, что он не требует от нее заниматься
домом, то, как он поддерживает Юлю в профессиональном развитии. Эти процессы меньше,
чем тот, желаемый, но они реальны – и Юля постепенно начинает чувствовать себя лучше.
У Алексея родители живы, но недоступны эмоционально. Для него сверхзначимой фигу-
рой становится жена. Он чувствует себя уверенным, когда она в него верит, может быть
свободным, когда она его отпускает и поддерживает. Без ее позитивной обратной связи он
не может опираться на себя и ищет (или агрессивно требует) от жены нужного поведения.
Такие требования утомляют и ограничивают его партнершу, которая хотела бы (и имеет
103
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
право) на то, чтобы жить не только ради него. Когда Алексей приходит в терапевтическую
группу, больше всего он хочет научиться сделать так, чтобы жена давала ему больше. Вме-
сто этого группа предлагает ему свою поддержку, и это на первых порах трудно для него –
говорить с другими людьми и слушать других, он чувствует это как предательство по отно-
шению к жене. Когда у него появляются новые возможности размешать свои желания не
только в отношениях с женой – всем становится легче: Леше, который понимает богатство
и наполненность мира, его жене, которая чувствует облегчение и свободу, и группе, которую
Леша теперь не обесценивает и не вызывает этим раздражения.
Процесс поиска других людей и объектов для удовлетворения потребности обычно свя-
зан и со снижением требовательности. Ресурсы, которые могут дать другие, неидеальны. Муж
писательницы может и не быть ее главным поклонником, но вполне может уважать ее труд и
гордиться успехами. Женщине может нравиться ее мужчина вне зависимости от того, что он
набрал несколько килограммов, и она может дать ему это принятие вместо мотивации на то,
чтобы он был на диете или занимался спортом. Дети могут искренне любить свою мать, но не
быть готовыми к обслуживанию всех ее желаний.
У реальных людей и реальных отношений есть ограничения. Это и уровень энергии дру-
гого человека, и его собственные потребности и интересы, и его способности к тому, чего от
него ждут. Принимая эти ограничения, жертва получает возможность освобождаться от нар-
циссических требований к другим и получать больше меньшими ресурсами.
Алина хочет восхищения и тратит на это столько сил, что часто чувствует себя раз-
битой и ни на что не способной. Эта потребность обращена к ее семье: маме, бабушке и
сыну. Она решает их проблемы, ходит разбираться с одноклассниками, организует сложный
переезд бабушки из другой страны, является опорой и поддержкой мамы. Когда ее семья гово-
рит, что Алина замечательная и что без нее они бы не справились, она чувствует мимолет-
ную гордость, которая быстро сменяется усталостью. На деле семья ее уважает и без этих
подвигов. Они советуются с ней по важным вопросам (а Алине хочется, чтобы по всем), часто
находят для нее место и время, по большому счету держат в курсе происходящего. Увидеть
это Алине трудно, поскольку этот ресурс не выпуклый, не грандиозный. Снизив свои требо-
вания и научившись его принимать, она будет способна реализовывать свою энергию в чем-
то еще, кроме завоевания и так завоеванных людей.
104
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Контейнирование чувств
Еще один способ справиться с собственными желаниями – позаботиться о себе самосто-
ятельно. Самому себя развлечь, самому себя утешить. При всей доступности этого способа он
– один из самых трудновыполнимых, и не только потому, что делать что-то для себя кажется
несправедливым человеку, который жертвует собой в отношениях в ожидании благодарности.
Трудности здесь более тонкие.
Для навыка эмоциональной заботы о себе требуется особое умение, которое называется
«контейнирование». Это внутренний процесс нахождения у чувства границ, когда это чув-
ство словно бы помещается в контейнер, в котором может размещаться безопасно для себя и
окружающих. Это специфический бункер для эмоций – когда, не теряя возможности чувство-
вать, человек все же способен свое чувство ограничить до безопасного для него в актуальный
момент уровня. По большому счету это возможность в момент аффекта услышать какие-то
еще переживания, которые и создадут границы у расползающейся эмоции: не только страх, но
и гнев, не только боль, но и облегчение, не только тревогу, но и интерес.
Контейнирование чувств – важная часть работы терапевта, задача, которая изначально
принадлежит родителям ребенка. Маленький человек не справляется со своими переживани-
ями, поскольку не владеет для этого достаточными навыками. Контейнируя его переживания,
выдерживая их, показывая, как к ним можно относиться, называя их по имени, утешая и успо-
каивая малыша, родители создают у него психологические навыки необходимой эмоциональ-
ной регуляции.
«Когда все вместе, то и сердце на месте», – говорила мама Любы, которая выросла с
отцом-алкоголиком и теперь живет с алкоголиком-мужем. У самой Любы такое же требо-
вание к своей семье: все должны быть дома и по возможности ничего не делать, то есть
делать только то, что Люба может переносить без тревоги. Сын учится, дочь играет, муж
работает или смотрит телевизор. В этой семье ощутимая атмосфера скуки и безрадостно-
сти – не потому, что происходит что-то плохое, а потому, что в ней вообще ничего не про-
105
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
исходит. Люба говорит, что вот у нее теперь есть наконец свой дом, семья, работа и можно
расслабиться. Ее муж говорит, что вот у них есть дом, семья, работа – и что дальше? Любу
эти вопросы тревожат до паники, она ожидает перемен, которые угрожают разрушить ее
спокойный мир. То, что эти перемены могут принести в ее жизнь намного больше развития
и радости, чем у нее есть сейчас, для нее не аргумент.
Юля часто злится на своего инфантильного отца: с ним невозможно поговорить без
того, чтобы он не ушел в детское поведение. Поговорить с ним Юля хочет о многом: о своем
прошлом, за которое она его винит, о своем настоящем, в котором она продолжает тратить
много времени на то, чтобы помогать матери вытаскивать его из болезней или неприятно-
стей. Юля хочет извинений, благодарности, ждет облегчения, но то, чего она от него тре-
бует, сталкивается с его полной неспособностью выдерживать даже намек на стыд. Когда
она обвиняет его в том, что в ее детстве он о ней не заботился, он говорит, что во всем
виновата Юлина мать, которая все время требовала от него денег, и потому он либо рабо-
тал, либо пил. Когда она упрекает его в том, что он так и не стал самостоятельным и
усложняет жизнь всем вокруг – он может плакать (обычно это разговор с пьяным отцом,
трезвый он просто не отвечает на ее вопросы и на контакт не идет) и вспоминать собствен-
ное тяжелое детство. Когда она требует у него объяснений или извинений за конкретные
недавние проступки, например за пьяный ор у нее под окнами среди ночи («Юлька, сука, отца
родного не пускаешь!»), – он заявляет, что такого не было. Юля продолжает раниться о его
неуязвимость в ощущении своей невиновности, но попыток пока не оставляет.
Инфантильность того, кто все же позволил себе в какой-то степени повзрослеть, превра-
щается в манипуляции. Оправдание становится искажением реальности, проекция – тонким
106
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
способом насилия, в котором партнер чувствует себя виновным во всем, что происходит. Часто
именно этот процесс приводит нарциссическую жертву в кабинет терапевта, являясь верхуш-
кой айсберга нарциссических отношений, и часто именно такой способ совладать со своим
собственным стыдом использует и сама жертва, точно так же не имея достаточных навыков
контейнирования в этом процессе.
Для Яши, мать которого всю жизнь запрещала ему злиться, теперь право проявлять
гнев – базовая свобода в отношениях. Когда кто-то делает ему замечания, он воспринимает
их как ограничения и считает безосновательными. Когда его девушка просит не кричать на
нее или не грубить – тоже. Яша злится инфантильно: разбрасывает и ломает вещи, не выби-
рает выражений, может неадекватно и внезапно отомстить за что-то, что ему не понра-
вилось. Говорит он при этом что-то вроде «моя мать меня ограничивала, и поэтому теперь я
никому себя ограничивать не дам». Его девушка, которую он выставляет подавляющей доми-
нанткой, боится предъявлять ему самые маленькие претензии, поскольку тогда Яша ее раз-
рушает. После таких ссор им обоим приходится долго восстанавливать близость, в которой
все равно остаются страх и невозможность проявляться полноценно.
Яну качает от полного сдерживания к полной несдержанности. Большую часть времени
она не злится, понимает и прощает своего партнера, но когда ресурсы для сдерживания закан-
чиваются – начинается ад. Обычный сценарий для Яны – это напиться, высказать партнеру
все, что она успела о нем передумать за месяцы соглашательства, попробовать подраться,
уйти из дома и осуществить какую-либо месть типа порчи машины. Она как будто стано-
вится другим человеком в эти минуты, она чувствует себя бесстрашной и неуязвимой. Потом
воздействие алкоголя и злость заканчиваются, и Яна возвращается к разрушенным отно-
шениям и разрушенному партнеру – снова тихая и услужливая в попытке извиниться и вер-
нуть отношения в мирное русло. Партнер, кстати, требует от нее избегать алкоголя, и она,
внешне с ним соглашаясь, снова начинает накопление гнева и подготовку к будущему взрыву.
ты мне дорог и именно поэтому мне важно, чтобы ты меня услышал), либо подбирает такие
слова, через которые ее злость может выражаться и без повышения голоса. Однажды она
сказала мужу, что она в таком бешенстве, что готова его ударить, и это тоже ей помогло
– заявить о потребности оказалось так же действенно, как и сделать это в реальности.
Света понимает, что ее злость существует не просто так и ей очень важно что-то доне-
сти до своего партнера, обозначить границы или попросить чего-то очень важного. Когда она
способна осознавать причины злости, она способна позаботиться и о среде.
109
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Ира рассказывает, что в моменты близости и совместной радости, которых она как
будто горячо ждет, всегда происходит что-то странное. Когда они вместе сидят на кухне
и пьют вино – все заканчивается ссорой. Когда они целуются в парадной – она ничего не чув-
ствует. Когда он решает покатать ее на мотоцикле – она падает на повороте и ранит ногу,
после того как он, проигнорировав ее просьбу, не снижает скорость до достаточного для нее
уровня. Ира вполне понимает, что упала она по собственной вине: могла бы приложить силы
для того, чтобы удержаться, а приложила их к тому, чтобы упасть. Отношения между
Ирой и ее мужем большую часть времени наполнены ее обидой и его виной, и при всей тяжести
постоянных ссор Ира начинает понимать, что большую их часть провоцирует сама. Она чув-
ствует сильную боль и страх, когда муж к ней приближается. Эти боль и сложные пережива-
ния всплывают из детства, в котором замешаны и требовательная мама, и отсутствующий
папа, и тяжелые для семьи времена в те годы, когда Ира была ребенком. Ее приспособление
к миру – быть независимой и ни в чем по большому счету не нуждаться – оказывается под
угрозой в отношениях, которые ей становятся нужны. Допустить близость – значит при-
знать свою потребность в другом и научиться ею наслаждаться. Муж Ире нужен, она, как
и любая жертва, чувствует, что не живет без него, но это такая игра: ей нужно, чтобы он
просто был, а не угрожал ей близостью.
Есть определенный набор чувств и ситуаций, которые жертва выдерживает без того,
чтобы в ней не откликалась ее собственная глубоко спрятанная боль. В него обычно не входят
близость, искренность, понимание себя, эмпатия – все, что ведет к полноценному контакту.
110
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Появление контакта похоже на резонирующие друг с другом колокола, когда что-то в другом
человеке вызывает у нас отклик. Контакт – это не слияние, когда я чувствую то же, что и ты, и
не отвержение, когда я избегаю тебя, чтобы не чувствовать чего-то своего. Реальность другого
человека пробуждает нашу собственную реальность, когда чужой гнев может вызвать у нас
страх или грустные воспоминания о беззащитности в детстве, а чужая радость вдруг заставляет
чувствовать собственную безрадостность.
Набор нарциссических паттернов в отношениях работает как прикрытие: жертва чув-
ствует боль, но не ту боль, гнев, но не тот гнев, страх, но не тот страх, который находился в
ней задолго до встречи. Яркость и насыщенность эмоций внутри таких отношений заслоняют
собой истинные переживания. То же самое происходит и с миром, с которым жертва строит
нарциссические отношения: неудачи или мучительность внутри этих взаимодействий позво-
ляют ей приписывать чувства чему-то вовне и не замечать их существования внутри.
Так может происходить, например, с деньгами. У Веры их всегда не хватает. Она все-
гда должна ограничивать себя из-за того, что у нее нет достаточно средств на выполнение
своих желаний. У Веры есть подруга, Саша, с которой у них примерно одинаковый не слишком
высокий уровень дохода. Саша при этом смогла купить квартиру и сделать в ней ремонт,
каждое лето выбирается на море и в целом на свою жизнь не жалуется. Вере совсем непо-
нятно, как Саша это делает, хотя Саша много раз рассказывала о том, как именно распо-
ряжается деньгами и как делает их ресурсом. Для Веры же деньги – вечный голод, знакомый
ей еще с тех пор, как семья в конце восьмидесятых не могла себе позволить мясо или молоко
и родители выматывались на бесконечных работах, не имея возможности накормить детей
физически и эмоционально. Деньги Вера зарабатывает с трудом, а тратит бестолково, не
позволяя жизни меняться к лучшему. Тут дело не в самих деньгах, а в том, что Вера не умеет
«быть сытой» – у нее нет таких навыков, и голод проявляется и в ее отношениях с людьми, и
в ее отношениях с едой. Реальность, в которой достаточно ресурсов, не проходит в сознание
Веры, где царит эмоциональная нищета. Ее внешняя жизнь – попытка приписать этот голод
деньгам и не проживать свою настоящую беду.
ния, поскольку терапевт, не умеющий выдерживать своего бессилия, становится жертвой нев-
роза клиента и почти полностью теряет возможность оказывать профессиональную помощь.
Это актуально в любой подобной профессии: нарциссические мотивы внутри личности про-
фессионала требуют избегать поражений в его практике, потому что именно это поражение ста-
нет для него важнее, чем весь остальной опыт успешной работы. Мотив доказательства своей
силы, принесенный в работу, делает пространство между терапевтом и клиентом полем боя за
уверенность последнего.
Через такой цикл проходит Полина с несколькими своими партнерами, до того как обра-
щается к психологу. Нарциссическая жертва своей матери, она выбирает партнеров, рядом
с которыми у нее есть возможность полноценно разворачивать свой невроз и проигрывать
привычные ситуации. Сначала это парень, который любит другую, и Полина несколько лет
пытается это изменить, но в конце концов приходит к мысли о том, что он не способен на
любовь вообще. Потом это студент-трудоголик, пытающийся заработать на трех работах
и не уделяющий Полине внимания, всегда выбирающий работу, а не ее. От него она тоже ухо-
дит разочарованная. Потом случаются и алкоголик, и жадина, и тиран, и рядом с каждым из
них Полина чувствует что-то непреодолимое, что обязательно нужно сломать, как холод-
112
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
ность ее матери, и все попытки заканчиваются неудачей, потому что все эти люди не спо-
собны строить нормальные отношения, они больные (по мнению Полины). Затем наконец она
встречает явного нарцисса – и остается в этих отношениях уже надолго, так как они более
точно повторяют ее детские ситуации и у Полины на них много энергии и трудная, зависимая
любовь. Когда она встречается с информацией по нарциссизму – это выглядит спасением,
она начинает понимать, что и с таким партнером она может быть уверенной в собствен-
ной правоте и не сталкиваться с ограниченностью возможностей. Она, конечно, пытается
все изменить. Старается довольно долго, предлагает этому мужчине статьи о нарциссизме,
смотрит или слушает лекции в его присутствии. Она даже приводит его в кабинет психо-
лога, который занимает сторону Полины и поддерживает ее в том, что этот мужчина нар-
цисс и ему нужно меняться. На настоящую терапию Полину приводит то, что ее жизнь от
всех этих попыток не меняется. Даже когда партнер слышит ее и старается измениться,
ее реакции на него остаются прежними, она склонна винить его в депрессии или в том, что
он потерял для нее всю свою привлекательность, поскольку начал ее слушаться. Признание
того, что человек рядом с ней должен жить своей полноценной жизнью, а не подавлять себя
в угоду ее требованиям (в которых она все равно остается неудовлетворенной), помогает ей
наконец задать вопросы самой себе.
Когда у Раисы умирает кот – это ужасно. В этой потере тяжело все: его долгая
болезнь, смерть на руках хозяйки, похороны, которые ей необходимо устроить, для чего ей,
почти не выходящей из дома, требуется найти подходящее место и попросить лопату у сосе-
дей, с которыми она почти не общается. Потом все становится еще хуже: когда Раиса при-
ходит проведать место захоронения, она обнаруживает, что тело выкопали собаки, ищет
его по всему лесу, находит, хоронит, потом история повторяется. Она даже не может найти
слов для описания своих чувств и повторяет, что это ужасно. Опереться ей в этой потере
не на что, ресурсов у нее нет, брать их извне она не умеет. Она буквально разрушается на
глазах. Алкоголичка в ремиссии, она снова начинает пить. Начав восстанавливать социаль-
ные контакты – снова их обрывает. Ее горе неадекватно, ее переживание нездорово, но оно
вполне соответствует всему ее непростому опыту – потеря кота как будто объединяет и
другие личные трагедии: потерю семьи, здоровья, времени. Невозможность найти утешение
и испытать покой после смерти кота вполне описывает ее разрушенную жизнь и личность,
над которой жестоко надругались.
В реальности у каждого из нас есть серьезные потери. Даже если нам повезло и все члены
семьи живы и друзья остаются рядом или уходят безболезненно, с собственным взрослением
мы теряем ощущение безопасности, которое дает нам магическое мышление детства, теряем
113
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
свои мечты о том, кем бы мы должны были стать, какой должна была бы быть наша жизнь.
Эти внутренние потери имеют ту же эмоциональную динамику, что и внешние, только чуть
сглаженную и растянутую во времени. Внешняя потеря обычно внезапна, внутренняя – посте-
пенна. С течением жизни мы можем терять свою красоту и уверенность, сталкиваться с кру-
шением планов о большой семье, понимать, что времени и сил для того, чтобы кардинально
изменить профессию или страну, остается не так много. Мы прощаемся с детскими мечтами
быть суперменами, а позже с юношескими фантазиями быть в списке Forbes (или нарциссиче-
ски возглавлять его).
Это как раз та реальность, которая все равно случается вне зависимости от нашего на
то желания. Смириться с внутренними потерями куда сложнее, чем с внешними, поскольку
у нас могут оставаться иллюзии и надежды. Мы можем верить, что все еще случится, что мы
восстановим собственную невинность и найдем партнера, который обеспечит нам белое платье
и вечное счастье. Вместо того чтобы знакомиться с жизнью в том виде, в котором она случается,
мы тратим силы на то, чтобы ее избегать.
Внутренние потери и их динамика не так очевидны, как внешние. Сначала они могут
выглядеть совсем другим процессом. Агнесса, например, приходит на терапию с запросом о
своих страхах в отношении мужчин, которые возникают тогда, когда мужчины проявляют
к ней симпатию. Это давняя тревога, которая к моменту терапии уже стала вагинизмом.
С одной стороны, Агнесса рассказывает о важности мужчин в своей жизни и о желании
отношений и секса, но, с другой стороны, есть тревога и вагинизм, которые серьезно мешают
тому, чтобы эти контакты стали для нее приятными и ресурсными. Постепенно она пони-
мает, что для нее желание общения с мужчинами (не только сексуального) означает обя-
зательства. На терапии она осознает детские травмы, полученные в отношениях с отцом,
который не совсем адекватно восхищался своей дочерью и дотрагивался до нее тогда и так,
когда ей того не хотелось, вспоминает и первого партнера, нарциссично считающего ее тело
своей собственностью, заново оценивает отношения с мужчинами, с которыми она была в
юности и которым позволяла себя использовать. У Агнессы как будто нет контакта с соб-
ственной сексуальностью, со своими взрослыми желаниями секса. Непрожитая потеря своей
невинности сохраняет внутри нее маленькую девочку, которая хочет ласки и внимания, но
секса не хочет. Возвращаясь в свою непростую юность и прощаясь с наивностью и ожиданием
бережной родительской заботы, она получает возможность вырастить в себе новые, более
взрослые потребности.
Другая взрослая женщина, Настя, тоже не может отказаться от детских желаний.
У нее это желание стать доктором и помогать людям. Дочь врачей, конечно, она чувствует,
что в этой профессии сможет быть ближе к родителям и рассчитывать на их поддержку.
Они и правда ее поддерживают, вот только медицина Насте не дается. В университете ей
скучно и сложно. В ординатуре она всегда на вторых ролях. Полноценной практики не скла-
дывается. Настя сначала уходит в декрет, потом во второй, а потом начинает с ужасом
думать о том, что третьего ребенка она не хочет так же сильно, как и возвращаться на
работу. Ей жалко потраченного времени, страшно столкнуться с непониманием родителей,
но особенно страшно начинать что-то еще. Вместо исследования себя ее силы уходят на
удержание надежд – может быть, теперь все получится, помогут курсы повышения квали-
фикации или за время декрета в отделении все изменилось… Признав и прожив свою неудачу
с медициной, Настя могла бы двинуться дальше, но пока этого не происходит.
человек ничего не знает либо не хочет знать. В области поражений и потерь магические идеи
дают возможность видеть высший смысл в том, что произошло, обещают надежду и дают ощу-
щение контроля.
Это идеи типа «все было не зря», «обидчикам воздастся», «испытания делают нас силь-
нее», «то, что ушло, было не твоим». За такими мыслями всегда прячется сложный комплекс
чувств из стыда, страха и отчаяния. Стимул при этом может быть слабым, ситуация сама по
себе может быть похожей на личное поражение весьма отдаленно, но при этом все равно вызы-
вать сильные нарциссические переживания и стимулировать магическое мышление.
В компании, где работает моя клиентка Лена, популярна идея об идеальных результа-
тах, которые недостижимы, но к которым нужно стремиться. Для нарциссической жертвы
Лены, не так давно вышедшей из нарциссических отношений, эта компания сначала кажется
спасительным тихим местом, где есть возможность развиваться и строить отношения с
адекватными людьми. Потом она думает о том, что ее начальник неадекватен. Потом заме-
чает, что все начальники в этой компании говорят об одном и том же. Затем чувствует,
что постепенно вновь скатывается из недавно восстановленной самооценки в яму недоволь-
ства собой и безвыходного гнева. У нее нет навыков сопротивляться нарциссическим требо-
ваниям компании, поскольку нет навыков сопротивляться им внутри самой себя. Она перфек-
ционист, конечно, как и большинство ее коллег. Она перерабатывает, творит, изобретает,
предлагает, проявляет инициативу. Ни ей, ни компании этого недостаточно, и Лена каждый
день думает об уходе, внутренне продолжая считать, что она просто недостаточно ста-
рается. Забавно то, что со временем она начинает видеть, что самые успешные из ее кол-
лег – лентяи, по ее меркам, которые заботятся о своей безопасности и не позволяют себе
попасть под очарование идеальных корпоративных образов. Постепенно она тоже сможет
стать такой, но пока она снова увязла в нарциссических отношениях.
О таком «перфекционизме под страхом смерти» рассказывает Олег. Его отец покончил
с собой, когда мальчику было три года, и мать потом много раз рассказывала о его бестол-
ковой и несчастной жизни, используя произошедшее в качестве мотиватора. Это мотивиро-
вало, и еще как: Олег и теперь живет с убежденностью в том, что если он не будет держать
себя в руках, то окажется на грани самоубийства. Для него каждое живое чувство и каж-
дая живая потребность сразу выглядят гротескными, угрожающими. Он не пьет, потому
что иначе сопьется, не позволяет себе пропустить тренировку, потому что иначе заплывет
жиром и заработает диабет, не позволяет себе чувствовать гнев, поскольку тогда оттолк-
нет от себя всех близких и останется в одиночестве. Олег работает исполнительным дирек-
тором у нарциссичного собственника, чьи требования совпадают с такой картиной мира.
Дымовая завеса идеальности отдаляет его от ужаса, который вызывает смерть, и от его
похожести на отца.
Другой мужчина, Святослав, в редкое мгновение искренности со мной и самим собой
проговаривается, что не может быть одиноким человек с настоящим «Луи Виттон». Он
богат, нарциссичен, критичен и недоверчив в обычном для нарциссизма обесценивании, и он
боится смерти и одиночества. Пустота в центре его личности заставляет его сомневаться
116
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
в том, что он существует. Дорогие и очень дорогие вещи как бы закрепляют его присутствие
в жизни: он теперь тот, кто носит брендовые вещи и летает бизнес-классом. Мы видимся
редко, у него дорогой англоязычный аналитик, но приезжая на родину он обращается ко мне –
и всегда приходит в новой одежде, с дорогими аксессуарами, всегда говорит о глубокой тревоге,
которая заставляет его жить на работе и не дает ему заснуть, если что-то идет не так. Его
перфекционизм выходит за рамки идеально составленных деловых писем или внешнего вида.
Он чувствует физическую тошноту, когда замечает засохший лист на моих растениях или
когда наша встреча идет не по его плану. Заложник собственного контроля, он чувствует
облегчение только тогда, когда вещи и люди ему подчиняются, потому что ему кажется,
что так ему подчинится и смерть.
диозности, обе ненавидят себя за посредственность, обе боятся забвения и стыдятся боль-
шинства своих работ за их несовершенство.
А для Любы цель – добиться любви нарциссичного партнера (самая частая ситуация
у нарциссических жертв). Она худеет, меняет свои привычки, начинает разделять его увле-
чения, зачитывается тренингами женственности, которые обещают ей короткий путь, и
обращается к психологу, чтобы еще лучше разбираться в себе и в людях и быстрее добиться
своей цели (выйти замуж). Она несчастна, эта целеустремленная девушка, и несчастна глу-
боко и долго. Двигаться вперед, получать от него комплименты, настоять на браке или на
рождении детей – те цели, которые помогают ей не замечать собственной несчастливости.
Первые месяцы наши встречи одинаковы: она приходит и спрашивает, что ей делать, а я
спрашиваю, что с ней происходит в процессе. Люба раздражается, обесценивает, разочаро-
вывается, но постепенно сама начинает обращать внимание на свое актуальное состояние,
и у нее получается наконец придать ему значение. В реальных отношениях с партнером у нее
много чувств, кроме желания выйти замуж, и не все они приятны, но в конце концов контакт
с этими чувствами помогает ей стать более счастливой в своих реальных отношениях. Ее
злость служит строительным материалом для границ, ее боль может быть источником
близости, ее бессилие дает место заботе. Научившись жить в процессе, она чувствует совсем
другую, наполняющую ее любовь. Замуж, кстати, Люба так и не выходит.
Медленная, восприимчивая жизнь в процессе несет в себе еще одно следствие. Жизнь,
какая она есть, далеко не всегда предполагает яркие краски и сильные чувства. Повседневная
жизнь эмоционально сглажена, привычные вещи мы воспринимаем через фильтр привычно-
сти. Такова защита психики – это нормально, что мы не каждый день радуемся виду за окном
или приходим в восторг от одного и того же вкусного завтрака. Полноценная жизнь не вклю-
чает в себя постоянного аффекта, предоставляя нам для нормальной жизни тихие чувства, на
которые вполне можно ориентироваться и которые наполняют и питают нас даже тогда, когда
они еле слышны.
Конечно, для такой жизни нужно умение себя слышать. У нарциссической жертвы или
нарцисса с подавленной эмоциональной сферой тонкие переживания попросту не доходят до
восприятия. Для ощущения полноты жизни и тому и другому нужны аффекты – яркие чувства,
выходящие за рамки повседневных, и потому ощутимые. Оглушительная радость, острая боль,
восторг, страсть, жгучая ревность, пылающая ненависть… Эти чувства помогают ощутить себя
живым и заглушают звучащую изнутри пустоту.
Такие чувства в здоровых отношениях не встречаются или встречаются крайне редко.
Здоровая психика к аффектам не стремится, а наоборот, избегает их, поскольку любой аффект
– даже если это любовь – энергозатратен и разрушителен. Нормальная эмоциональная жизнь
экологична, а реальность сама по себе довольно монохромна.
Реальность сглаживает углы: в ней есть враги и друзья, потери и приобретения, радость
и грусть, часто существующие одновременно. Наша психика стремится к минимизации потерь
энергии. Даже острое горе, которое и здоровым человеком ощущается как шок и глубокая
боль, переживается не постоянно, а волнообразно: мы приближаемся к горю, заходим в него,
а потом отдаляемся и выходим, отдыхая. Женщины, занимающиеся на кухне приготовлением
еды для поминок, нет-нет да и обсудят новое платье или туфли. Военные на вечере памяти
расскажут анекдот. Ребенок, горюющий о потере любимой игрушки, рано или поздно снова
захочет кушать или упасть в объятия родителей – и это не будет означать, что все закончилось
и он забыл о ней, но будет говорить о другой волне в его переживаниях.
Здоровое горе накатывает волнами, как и любовь. Каждое сильное чувство имеет свою
динамику. У травматических переживаний динамики нет. Более того, нарциссически травми-
рованный и нормальные чувства лишает динамики и удерживает на уровне страстей.
118
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Одно из самых неприятных открытий – то, что нам нужны другие люди с их
ограниченными возможностями.
Нарцисс считает, что он все должен сделать сам и у него на это достаточно сил и талан-
тов; жертва считает, что другие люди ей должны и они обязаны постараться, чтобы дать ей
необходимое. Ощущение разоблачения может быть связано с тем, что и тот и другой могут
чувствовать себя настолько слабыми и стыдящимися, что даже обычные неидеальные окружа-
ющие с их обычной неидеальной поддержкой могут быть нужны.
Человек с нарциссизмом боится разоблачения, потому что для него оно однозначно озна-
чает отвержение. Один из лучших способов не сталкиваться с этими страхами и всегда иметь
поддержку – это создание демонов.
121
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Живой партнер
Реальность прежде всего случается с нарциссической жертвой в виде партнера, кото-
рого она, в отличие от остального мира, игнорировать не может. Но партнер сопротивляется
попыткам создать в нем такой мир, который жертва могла бы перенести. Он настаивает на
своем праве иметь границы, ему симпатичны другие люди, он испытывает непереносимые для
жертвы чувства и имеет потребности, которые к ней не относятся. Он может критиковать ее
или требовать от нее честности, может хотеть не быть в этих отношениях или не быть в сли-
янии, может ожидать от нее близости тогда, когда ей знакома и спокойна только привязан-
ность в стиле «отойди от меня, но недалеко». Носителями реальности являются партнеры, кол-
леги, друзья, дети, которые самим фактом своей реальной жизни сталкивают нарциссическую
жертву с непереносимыми для нее переживаниями.
Чужие границы жертва игнорирует. Это проявляется не только в том, что она нарушает
договоренности о приватности или просматривает чужие аккаунты. Нарушение границ – это
претензии жертвы на то, чтобы человек, который находится с ней в контакте, испытывал опре-
деленные чувства и не испытывал других.
Неугодные чувства жертва маркирует гневом, болью, презрением, ненавистью и отверже-
нием. Дети не должны злиться. Муж не может быть недоволен подарком. Родители не должны
быть несчастными. Часто со стороны жертвы это выглядит заботой об эмоциональном состо-
янии близких, но это именно нарушение границ, контроль над тем, кто и какие чувства дол-
жен испытывать. Выдерживает она счастье, которое связано с ней, благодарность, восхищение,
разделение тех чувств, которые есть у нее самой. Жертва приглашает другого в свой внутрен-
ний мир, ожидая слияния и испытывая боль и раздражение, когда этого не происходит.
их чувства, а не разрушаясь от них и не требуя только любви и только заботы. Для нее ста-
новится открытием, что другой человек может не понимать ее и быть отдельным, но при
этом все равно близким, так же как и она сама.
Яна рассказывает такую историю: после долгого перерыва в отношениях, когда она уже
начала осваиваться внутри собственной жизни и учиться быть счастливой и полноценной,
когда запланировала переезд в новую квартиру и стала систематически заниматься спортом,
она познакомилась на работе с мужчиной, ради которого все эти планы нарушила. Одной
части Яны он нравится: он добрый, порядочный, отзывчивый. Другая часть Яны считает
его слабым мужиком, поскольку он совсем не делает того, чего она от него ждет. Теперь
Яна говорит о своем разочаровании и о том, что эти отношения перестали быть сказкой и,
наверное, это не тот партнер, которого бы она хотела.
В реальности происходит примерно следующее: Яна многое делает для того, чтобы у
него тоже возникли потребности что-то для нее делать. Для нее это рационально: не гово-
рить о том, чего она хочет, а угадывать его желания, для того чтобы он угадывал ее. Это
и мазохизм, и нарциссизм, когда она не столько узнает своего возлюбленного и открывается
сама, сколько пытается его переделать до своих грандиозных требований с помощью самопо-
жертвования и впадает в обиду и гнев, когда ее планы не оправдываются. Например, ожидая
от него подарка на 8 Марта, она устраивает ему сюрприз на 23 Февраля, покупая часы, о
которых он мечтал. Правда, покупает не те: желанные немного дороже, и Яна вообще счи-
тает, что дорог не подарок, а внимание (хотя на самом деле она не может себе объяснить,
почему купила не то, хотя точно знала, чего он хотел). Ее мужчина на этот подарок реаги-
рует неоднозначно: он и рад, что она услышала его желание, но и растерян, поскольку она
его извратила. Ее сюрприз закрывает для него возможность получить часы своей мечты:
если он купит их сам – она обидится, если предложит поменять – она тоже обидится. От
него требуются только благодарность и ответная забота, которая оценит жертву Яны и
оправдает ее вклад.
В конце концов он все же говорит о том, что хотел бы поменять часы. Они куплены
в том же магазине, что и часы его мечты, и Яна дает свое согласие, но снова делает что-
то странное – обиженная и считающая его неправым, она предлагает ему оплатить разницу
со своей карты, поскольку это все же ее подарок. Он отказывается, она уговаривает. Он
соглашается и уезжает в магазин, а Яна чувствует презрение и равнодушие: он не должен был
брать ее карту, как бы она ни настаивала. Она готовит ужин, пассивно выражая агрессию
и пересаливая еду, ожидая упрека, на который она сможет разразиться скандалом. Потом
настаивает на своей активной позиции в сексе, потому что это его праздник, и чувствует себя
использованной и обессиленной. Думает, что все ее жертвы оправдаются, но на самом деле
уверена, что этого не случится, и испытывает от этого сложно объяснимое удовольствие,
о котором неуверенно говорит на терапии. Со всеми бывшими партнерами она вела себя так
же, и все они рано или поздно из презираемых ею фигур превращались для нее в угрожающих
нарциссов. Яна знает, что если этот процесс не начнется, она уйдет, презирая партнера,
а если начнется – останется в зависимости и страхе в ярких, но болезненных отношениях.
123
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Она уже чувствует, что все дело в этом странном удовольствии, которое она испытывает,
но еще не понимает, что оно связано с властью и контролем: с помощью своей обиды она
готовится манипулировать партнером и избегать своей и чужой реальности.
жертвы и теперь может видеть, каким образом выглядит претензия на слияние со стороны.
Ее муж и ее мама не понимают друг друга, они очень разные, и маме кажется, что это пло-
хие отношения, которые нужно исправить. Для этого у Нелли есть два способа: либо разде-
лять интересы мужа, которые ей не близки, и поддерживать его тогда, когда она на самом
деле чувствует тревогу, либо упрекать его в том, что он не делает вещей, которые сама она
считает очевидными и обязательными. Например, ей совсем не понятна его нехозяйствен-
ность: он не делает ремонт своими руками, не хочет постоянно улучшать свой дом, не зани-
мается уборкой или приготовлением еды. Маме кажется, что Нелли от этого трудно и она
несчастна, поскольку не получает от мужа помощи. Нелли при этом сама не уверена в том,
что чувствует: с одной стороны, ей бы понравилась хозяйственность мужа, но несчастной
она себя точно не ощущает. Ей очень трудно не принимать чью-то сторону, и хотя она чув-
ствует, что ее участие развяжет войну, она понимает и необходимость поддержать сразу
обоих. Ее настоящие чувства при этом неоднозначны, и потому их так трудно различить:
она действительно раздражена отсутствием помощи со стороны мужа, но она раздражена
и маминым вмешательством. Одновременно она и сама не хочет заниматься бытом. Подумав
обо всем этом, Нелли нанимает уборщицу и перестает готовить, кроме особых случаев. Про-
сит в этом помощи у мужа – например, встретить уборщицу, когда сама Нелли на работе.
Просит о помощи маму – когда семья уезжает из города, то именно мама присматривает за
чистотой и безопасностью их жилья. Это тот вариант, который нравится самой Нелли, и
теперь она может не включаться ни в осуждения, ни в оправдания мужа. Она находит свой
выход, прикоснувшись к своим потребностям, и способна контактировать и с той и с другой
стороной.
Критика для нарциссической жертвы труднопереносима, направлена она на нее саму или
на значимых близких, так как близкие воспринимаются ею как продолжение собственной лич-
ности. Трудно воспринимается не только критика, но и любая оценка или обратная связь, кото-
рая не содержит в себе полного принятия или идеальной поддержки. Реакции жертвы могут
быть очень болезненными, даже неадекватными, что постепенно приучает ее окружение не
критиковать ни ее, ни ее близких даже тогда, когда она и сама это делает.
Так, нарциссические жертвы ссорятся с подругами в тот период, когда у них формиру-
ются сверхценные отношения с нарциссом. Если раньше они могли вдвоем или в небольшой ком-
пании открыто обсуждать недостатки своих партнеров и получать друг от друга понимание
и поддержку, то в нарциссических отношениях жертва чувствует себя такой слившейся, что
перенести критику в адрес партнера ей сложно, хотя она сама может рассказывать о нем
ужасные и пугающие других вещи. От подруг в этот момент она требует лишь выслушива-
ния: она предполагает, что раз она не осуждает их за выбор партнеров (ей кажется, что
не осуждает), то и ее выбор они обязаны безоговорочно принять со всеми ее чувствами по
этому поводу. Но подруги рано или поздно начинают говорить «уходи», «почему ты так себя
не уважаешь», «он же домашний тиран», реагируя на тот образ, который она рисует в их
воображении. Уходить жертва не собирается, но дружеской поддержки постепенно лиша-
ется – потому, что постепенно начинает получать в ответ на свои жалобы раздражение, а
не поддержку, и потому, что обижается на подруг за критику.
125
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Марианна очень хотела новые туфли. Это был сложный процесс – найти туфли ее
мечты: она считает, что у нее исключительная, нестандартная нога и нестандартный вкус,
и потому поиск каждой новой пары обуви – многомесячное утомительное испытание. На
этот раз она все же нашла именно то, что хотела, да еще и к сезону. На следующий день она
попросила мужа отвезти ее в торговый центр, но по приезде оказалось, что пару ее размера
продали сегодня утром. Марианна вернулась к мужу в машину и отчаянно разревелась, крича
и колотя по обивке сиденья и дверям. Муж сделал ей замечание, испугавшись ее эмоционально
неадекватной реакции: он сказал, что туфли – это не конец света и что ее манера выбирать
обувь так, как будто она решает жизненно важный вопрос, его раздражает и утомляет.
Марианна обрушилась на него и сообщила, что все случилось из-за него, потому что он не
заставил ее поехать пораньше и не разбудил ее, что он бессознательно саботирует ее сча-
стье и что она не может даже позволить себе приличную пару туфель и вообще он подав-
ляет ее развитие. Муж отвез ее домой и молча уехал, Марианна стала звонить подругам и
жаловаться. Те из них, которые испытали что-то, кроме сочувствия к Марианне и гнева на
ее равнодушного мужа, ей больше не подруги.
Критика, непереносимая для жертвы, может касаться не только поступков: критикой она
может воспринимать трактовку другими ее чувств и мотивов, если эта трактовка, опять же, не
дает ей идеального ресурса и не поддерживает ее в правоте и исключительности. Мы все пыта-
емся понять, почему другой человек делает то, что он делает, и мы все делаем предположе-
ния по поводу эмоциональных и мотивационных причин. Здоровому человеку, не лишенному
эмпатии, мир другого человека становится понятнее тогда, когда его чувства становятся ясны.
Чувствительность к эмоциям другого помогает строить избирательные отношения, сближаясь
с теми, кто нам эмоционально близок, и не тратить время и энергию на того, кого мы совсем
не понимаем.
Это не разделение мира по принципу «плохой/ хороший», это личная избирательность.
Понимать другого не означает думать также или обязательно одобрять его. Не понимать – не
значит отвергать.
Для жертвы это слишком тонко, слишком непонятно, и она склонна претендовать на то,
что испытывает только те чувства, которые должны служить ее принятию. В ином случае она
испытывает стыд и страх разоблачения, которые заставляют ее отвергать очевидное и замы-
каться в праведной обиде.
сто неправ, а что его нужно немедленно переубедить, иначе что-то важное изменится и она
что-то потеряет. Поэтому Лариса переубеждает его, отрицая свою злость, чем еще больше
подпитывает его шутки и создает напряжение. Однажды между ними случается крупная
ссора: они возвращаются на машине из кафе, в котором обедали, и не сходятся в оценке этого
обеда. Муж повышает на Ларису голос, настаивая, что это она предложила это место,
Лариса это отрицает и демонстративно и холодно обижается. Муж обвиняет ее в холодно-
сти, она его – в неадекватности. Он говорит, что вся ее доброта – это притворство, а на
самом деле она та еще злобная ведьма и он не будет с ней разговаривать, пока она не изви-
нится. Лариса начинает готовиться к разводу – не демонстративно, а абсолютно серьезно,
поскольку уверена, что дальнейший разговор невозможен и остается только расставание.
Муж на эту ее подготовку справедливо замечает, что то, что она делает сейчас, – это тоже
не от большой доброты и терпимости. Она приходит к терапевту, который также пыта-
ется вернуть ей ее настоящие чувства и помочь прожить их. Для Ларисы наступает момент
истины – она может прямо сейчас уйти и от мужа, и от терапевта, посчитав их неправыми
и сохранив свой чистый облик. Но у нее хватает сил остаться: признавая свою обиду и гнев,
она постепенно учится размещать их в отношениях и понимает, что от них брак не рушится,
а она сама становится более живой и дает возможность мужу тоже быть живым. За свое
поведение она в конце концов извиняется: за категоричную, не подвергаемую сомнению претен-
зию на то, что она не злится и потому в отношениях по умолчанию права.
Например, Валера подавляет в себе агрессию, поскольку считает, что сила должна
быть доброй и что злиться – это слабость. Когда он запрещает себе злиться, он становится
сдержанным и неинтересным и потому не вызывает влечения у своей жены Иры. Ира, вырос-
шая со сдержанной матерью, в моменты сдерживания Валеры замирает и начинает монито-
рить окружение: ей непонятно, что последует за этим сдерживанием, и мир мгновенно ста-
новится небезопасным. Валера, который подавил в себе злость и пожертвовал своей энергией
ради того, чтобы Иру не обидеть, не получает ожидаемого отклика благодарности, снова
злится и снова останавливает эту злость. Неоплаченные долги Иры перед ним растут вме-
сте с ее напряжением и усталостью. Она постоянно в тревоге и постоянно виновата. Ей было
бы легче и понятнее, если бы он не сдерживал свою злость, а выражал ее, даже если, как того
боится Валера, «однажды он ей всечет». Я полагаю, что если это когда-нибудь произойдет,
то темпераментная и чувствительная к нарушениям границ Ира в обиде не останется и даст
сдачи, и это будет первый наполненный страстью эпизод со дня их свадьбы.
«Живи и дай жить мне» – такое послание хотела бы дать своему мужу Лера, если бы
осмелилась. В их отношениях много напряжения, но его причины тонкие, неуловимые. Напри-
128
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
мер, путешествия: случается, что они путешествуют не вместе, и Лера должна выходить на
связь из каждого аэропорта, сообщать обо всех своих передвижениях и изменениях маршрута,
так как Иван волнуется. С одной стороны, тревога Ивана – это знак его заботы, но, с другой
стороны, Лера чувствует, что когда она вернется к уставшему от волнений мужу, то они
поссорятся. Иван неосознанно будет ждать награды за то, что во время Лериной дороги он не
жил, а беспокоился. Он, правда, не совсем живет в такие моменты: хуже работает, не вклю-
чается в дружеские беседы, плохо и тревожно спит. В ответ на такую не-жизнь он хочет
того же от Леры, которой, напротив, не хочется находиться рядом с немой мольбой мужа и
чувствовать себя виноватой ни за что. Она хочет встречаться с подругами или идти в кино
– то есть хочет туда, где есть жизнь, и к тем людям, рядом с которыми она и сама сможет
жить. Объяснить это мужу невероятно трудно. Лера чувствует, что если бы он сам больше
ценил свою жизнь и не останавливал бы ее даже ради жены, то и она смогла бы жить лучше.
А пока Лера становится все более агрессивной и отстраненной в попытках отвоевать свое
право на жизнь и не быть поглощенной мягким, обволакивающим и убийственным слиянием.
Другой имеет право ожидать проявленности, поскольку тогда его собственная проявлен-
ность не осуждается и не подавляется жертвой. Жертве же кажется, что для отношений нужно
притворство, и в своих отношениях она притворяется и требует притворства от партнера.
129
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
себе эту встречу и позволив себе эти потребности, Катя сможет позволить их и мужу – и
каждый из них сможет быть менее идеальным (плохим, в терминах Кати), но более живым.
130
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Терапия нарциссизма
Все начинается с осознания нарциссизма: переставая верить в спроецированный на парт-
нера демонический образ и начав замечать в себе нарциссические черты, жертва переживает
неприятное время и сталкивается со стыдом, которого пока не выносит, но это знание позво-
ляет ей смотреть на себя и на мир по-другому.
Для Веры этот процесс – не эпизод, не одна встреча, а какое-то время в терапии, когда
она начинает подозревать, что чуда не будет. Она молча присматривается к терапевту,
разочаровывается в нем, злится, но никак не может поверить в то, что чуда действительно
не произойдет. Поговорить прямо ей очень сложно: кажется, что в этом разговоре нет ника-
кого смысла, поскольку если чуда не будет – то и смысла в разговоре нет, а если чудо возможно
– то терапевт в ответ на ее претензии может обидеться и отказать ей в нем. Наверное,
131
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
причина того, что Вера оттягивает этот разговор, еще и в том, что она уже немножко
готова принимать реальность и не хочет отказываться от терапии из-за того, что ее гран-
диозные ожидания не оправдались. Однажды она спрашивает своего терапевта о чем-то из
жизни, задает вопрос типа: «А как ты сама справляешься с тревогой?» – и получает про-
стой и человечный ответ, что-то вроде: «Когда как». Обнаружив в терапевте слабость, она
не отшатывается – наоборот, чувствует, что если терапевт может позволить себе быть
слабым, то и она может попробовать. Это ее первый опыт принятия, который потом раз-
растется и создаст новое ощущение, в котором Вера сможет чувствовать себя имеющей
право на принятие даже тогда, когда неидеальна.
С ослаблением нарциссизма у жертвы появляется все больше сил, которые раньше рас-
ходовались на поддержание идеальных образов и манипулирование реальностью. Эти силы
можно потратить на новые навыки, которые будут касаться выносимости и контейнирования
собственных чувств, в основном тревоги, гнева и стыда. В этом процессе жертва учится обра-
щаться к самой себе за поддержкой не потому, что никто больше ей помочь не сможет, а
потому, что никто другой ей помогать не должен и это ее личная зона взрослой ответственно-
сти. С ответственностью на этом этапе становится намного проще: теперь жертва восприни-
мает свою ответственность не как обвинение «сама, дура, виновата», а как ресурс, который
позволяет ей чувствовать себя активным участником собственной жизни и расширяет вари-
анты свободного выбора. Потери и поражения становятся менее разрушительными, поскольку
жертва может контейнировать чувства, больше знает о реальности и о себе, больше способна
эту реальность принимать.
У Таисии отношения – это сплошь нарушенные границы в стиле «ты должен чувство-
вать вот это, а не вот это». Она не любит маму мужа, муж не любит ее подругу, но они
оба требуют друг от друга теплых чувств к тем, кто дорог второй половине. Тая любит
шить, Саша любит футбол, Тая интересуется спортом и здоровым питанием, Саша купил
современную игровую приставку. Они требуют друг от друга разделения интересов – и то
же требование предъявляют к себе. Отношения давно напряженные, каждый испытывает
неудовлетворенность своей жизнью, но зато они все делают вместе.
В итоге Тая решается на революцию и говорит: «Я не хочу играть, не покупай игры на
двоих, а еще я не буду так часто ходить в гости к твоей маме и куплю себе новую швей-
ную машинку на собственные деньги». Саша сначала изумлен и напуган, но потом чувствует
огромное облегчение. Если Тая настаивает на своем праве жить и чувствовать, то и он имеет
на это право. К удивлению их обоих, раздельное проведение времени и разные интересы не раз-
рушают их отношения, а делают возможной здоровую близость. Необходимость в нарциссе,
роль которого они бессознательно выполняли по очереди, тоже постепенно отпадает.
Жертва, которую уже нельзя назвать жертвой, при терапии нарциссизма получает воз-
можность выхода из слияния и начала собственной полноценной и свободной жизни. У нее
достаточно ресурсов и взрослости, чтобы снимать проекции с партнера и не поддерживать
отношения, в которых ей снова не будет дела до самой себя. В этих условиях уже возможна
и полноценная терапия первопричины всего происходящего – разрушительной психической
травмы.
133
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Травма
Я бы и не представила никогда,
Что повседневна рук его благодать,
Что мне не нужно ждать от него суда,
Редких улыбок или особых дат.
134
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Диссоциация
Когда с нами случается что-то по-настоящему плохое, мы теряем свою цельность. Наше
непрерывное, не имеющее разрывов бытие заканчивается. Из него пропадают непереносимые
чувства, плохие воспоминания, навыки, от которых мы отказываемся во имя самосохранения.
Это называется «диссоциация».
Это не сознательный процесс, а глубинные, древние механизмы психики, с помощью
которых она заботится о нашем выживании и о сохранении рассудка. Если у нас недостаточно
ресурсов для того, чтобы пережить происходящее, то часть из него психика отделяет от себя
и помещает в труднодоступные (из-за потери памяти и чувствительности) места. Это может
касаться эмоций и ощущений, поведенческих и двигательных навыков, высших психических
процессов – внимания, восприятия, памяти, воображения.
Когда диссоциируются чувства, то одно или несколько из них оказываются недоступ-
ными в повседневной жизни вместе с ощущениями тела, которые с этой эмоцией связаны.
Это может приводить к серьезным проблемам адаптации: тот, кому недоступно одно или
несколько чувств, не способен адекватно строить отношения с людьми. Диссоциироваться
может и злость, и страх, и любовь, и нежность, и жалость. Любое переживание, оказавшееся в
травматической ситуации слишком интенсивным или небезопасным, может оказаться в после-
дующей жизни вне зоны доступа.
Лида говорит о своей неуспешности в школе, демонстрируя при этом в остальных обла-
стях своей жизни практичный ум и высокую эрудицию. Я удивлена: неуспешный ребенок и
интересная женщина не очень сочетаются друг с другом. Она рассказывает, как плохо сосре-
дотачивалась и не запоминала материал, как большую часть своего детства провела в каком-
то полусонном состоянии, которое постепенно прошло, после того как она завязала с худо-
жественной гимнастикой, где подавала большие надежды. Жесткий, трудный, нарциссич-
ный вид спорта и жестокий тренер не только не давали ей достаточно времени, для того
чтобы заниматься учебой, но и привели к диссоциации – чтобы выдерживать тренировки,
Лида должна была отстраниться от реальности, сделать ее размытой и не такой болезнен-
ной. Эта же размытость сохранялась и в школе, где девочку считали сонной и туповатой.
Без спорта и учебы Лида может быть самой собой – активной и предприимчивой женщиной
– до тех пор, пока от нее снова не требуется сесть за книги. Тогда она опять «засыпает»
и испытывает трудности с плывущим сознанием.
Такие же трудности дереализации, то есть состояния несосредоточенного внимания
и полутранса, испытывает Денис в своих попытках улучшить свою жизнь и стать более
активным. Это его способ избегать реальности, которая ощущается им как непереносимая.
136
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Денис впал в полутранс в период ожесточенных ссор родителей и с тех пор оттуда не вышел.
Он рассказывает, что временами это состояние ослабевает, а временами становится силь-
нее: например, в армии оно практически не проходило, потом несколько лет он жил почти
полноценно, а потом случился развод и разлука с детьми – и транс снова вернулся. Его пси-
хика работает профилактически: сейчас, когда ничего ужасного в реальности не происходит,
он все же не может ясно воспринимать действительность и на любую трудность реагирует
таким специфическим полусном.
137
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Отвергнутые части
В диссоциированных частях заключаются важные для повседневной жизни личности
инструменты. Тот, кто не переживал травмы и сохранил цельность личности, может пользо-
ваться любыми личностными инструментами в любой момент времени. Это напоминает боль-
шой рабочий стол, на котором все инструменты лежат в зоне видимости и каждый готов к
работе: любое чувство, любое умение может быть использовано тогда, когда необходимо. Дис-
социативная личность так жить не может: часть из необходимого ей нужно искать в темных
ящиках, что-то заперто, а что-то утеряно вовсе. В разных состояниях травматику доступен
ограниченный набор этих инструментов, причем когда он пользуется одним – он не может
пользоваться другим, поскольку взаимодействия между диссоциированными частями нет.
Самый простой вариант диссоциации – это одна часть, которая содержит не затронутые
травмой воспоминания и чувства (она называется «внешне нормальная личность»), и одна
часть, в которую заключены шоковые травматические переживания («аффектированная лич-
ность»). Аффектированных личностей может быть несколько, и каждая может включать набор
чувств и навыков. Травматиком это ощущается как нецельность, странность своей натуры,
которая в разные моменты может демонстрировать совершенно разные реакции и способы
взаимодействия с миром.
Настя склонна впадать в особые состояния, каждое из которых может быть довольно
устойчивым и трудно корректируется. И в жизни, и внутри наших терапевтических отно-
шений эти состояния одинаковые: у Насти есть агрессивная часть, испуганная часть, часть,
которая переживает глубокое отчаяние, и часть, которая чувствует тяжелую тревогу.
Все это – диссоциированные части личности, аффекты, которые она заработала сначала
в сложных отношениях с отцом, а потом в сложных отношениях с нарциссическим мужем.
Внешне нормальная часть Насти, с помощью которой она в основном взаимодействует с
миром, выглядит подавленной и малоэнергичной. В каждом ее аффекте энергии много, но в
«нормальном» состоянии у Насти нет к ней доступа.
В терапии это выглядит так: начиная отношения со мной с контакта и с теплых
чувств, рассказывая о том, как прошла ее неделя, Настя внезапно может разозлиться и
остаться в этой злости до конца встречи, да и после встречи выражать ее в нашей переписке.
Объектом злости могут быть рабочие, которые ее подвели, подруга, которая не перезвонила.
Злость проявляется как разрушительный аффект – и Настя в нем сильна и неуязвима, но
и не способна к эмпатии или к тому, чтобы проанализировать последствия своей злости и
отрегулировать ее. Эмпатия ей доступна в другой части, в депрессивной, которая также
возникает внезапно: в такие периоды времени Настя не способна защищать себя, поскольку
злость ей недоступна, но способна переживать свои потери и сочувственно относиться к
другим. В тревоге она может заботиться о среде и о близких, но не может дистанцироваться
от причиняющих ей боль людей и событий. В страхе она отлично дистанцируется, но не спо-
собна ко всему остальному. Настя проживает эти чувства как бы по очереди, и со мной,
и вне наших встреч, и в результате она то разрушает себя и отношения в приступах гнева
и страха, то налаживает их в тревоге и депрессии. Когда Настя попадает в одну из своих
диссоциированных частей – она испытывает шоковые, слишком сильные эмоции, для того
чтобы понимать, что эти чувства пройдут и она должна позаботиться о себе, чтобы не
остаться на выходе либо с разрушенной средой, либо с разрушенной собой.
Это только доступные ей части. Где-то глубже размещены и ее потребность в любви,
и ее способность к нежности и близости. Иногда я вижу их проявления: тогда лицо самой
Насти становится мягче и уязвимее, но и доступнее. Когда я обращаю на это ее внимание,
138
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
то сначала Настя очень пугается и попадает сначала в страх, а потом в гнев, но постепенно,
признавая существование в себе этих чувств и знакомясь со всей раздробленной структурой
своей личности в целом, учится устанавливать с разными частями контакт и взаимодей-
ствовать с собой как с одним целым.
У Сони так происходит с болью. У нее самая частая для нарциссической жертвы
травма отвержения, когда в своих отношениях с родителями она чувствовала себя ненужной
и не удовлетворяющей их требованиям. В детстве Соня тяжело болела, а мама была слиш-
ком юна для того, чтобы переносить это устойчиво. Маме казалось, что Сонина болезнь –
это наказание для нее за какие-то грехи юности, а Соне казалось, что мама ее отвергает из-
за болезни и не любит, как любила бы здоровую. Соня не может регулировать свой детский
симптом, не может самостоятельно стать здоровой и чувствует ошеломляющую боль от
маминого дистанцирования и своего бессилия. Эту боль она диссоциирует: выросшая Соня
внешне нормальной частью личности считает, что у них с мамой чудесные отношения и что
мама чуть ли не собой пожертвовала для того, чтобы Соню вылечить. Отвергнутые эмо-
ции возвращаются к ней тогда, когда от нее дистанцируется муж. Само дистанцирование
она часто придумывает: ей кажется, что его задержка на работе – отвержение, согласие на
командировку – вообще предательство. В такие моменты она испытывает боль, от кото-
рой не может дышать. Она рыдает навзрыд, забивается в угол, хочет умереть, потому что
он все равно уходит. Эти приступы боли не просто неадекватны, они разрушительны и для
Сони, и для мужа, и для их отношений. Муж, который не может (и не должен) отвечать
за такие Сонины чувства, уже не утешает ее, поскольку это не помогает, а отстраняется.
Соня остается со своей болью наедине и проецирует причину такой боли на его уход и на то,
что он ей не помог. Невозможность Сони испытывать боль в переносимом виде делает из
него нарцисса, а из нее – нарциссическую жертву. Только когда Соня сможет найти источник
этой боли и прожить ее там, где она действительно родилась, она сможет регулировать свои
взрослые отношения и решать возникающие между ней и мужем трудности, не проваливаясь
в свой детский мучительный аффект.
У таких ассоциаций есть своя задача: психика, создавшая диссоциированные части тогда,
когда это было необходимо для выживания, в спокойной среде стремится вернуться к целост-
ности и вновь интегрировать то, что ранее было отвергнуто. Для этого необходимо «размо-
раживание» остановленных реакций и проживание заблокированных чувств. Размораживание
предполагает, что человек наконец сможет сделать то, чего не сделал когда-то, поскольку это
было небезопасно или невозможно. Проживание чувств – это нахождение для них места и вре-
мени, размещение чувств по отношению к их объекту, осознание и интеграция.
Травматические ситуации – физическое и моральное насилие, внезапные потрясения,
хроническое отвержение и фрустрация, война, стихийные бедствия, тяжелые жизненные ситу-
ации – это те события, в которых спонтанные и здоровые реакции оказываются по каким-то
причинам невозможны. Нельзя позвать на помощь, если насилие происходит в семье. Нельзя
дать отпор тому, кто физически сильнее. У переживающего травму остается в распоряже-
нии четыре реакции: нападение, бегство, замирание и полное подчинение. Этими реакци-
ями невозможно описать весь разнообразный спектр появляющихся изнутри импульсов, ими
невозможно адаптироваться к разнообразному и постоянно меняющемуся миру. Спонтанные
импульсы психики, представляющие собой настоящую реакцию на происходящее, заменяются
тем, что когда-то помогло жертве выжить и с тех пор закрепилось.
140
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
В идеальных ожиданиях Ники партнер не должен вызывать у нее других чувств, кроме
любви. Повседневные отношения, которые состоят из множества чувств, для нее недо-
141
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Света – младшая дочь, рожденная в непростой для семьи период, когда у мамы обнару-
жили сердечное заболевание. Эта мамина болезнь впоследствии станет для всех привычной, и
все члены семьи научатся навыкам первой помощи и запомнят экстренные номера. Это навсе-
гда останется стрессом – но в тот период это стресс самый острый, поскольку новость о
болезни и беременность наступают одновременно. В семье к ждущей ребенка женщине начи-
нают относиться как к хрупкой вазе, которая может разбиться от любого неосторожного
движения. Взрослые обсуждают, какое требуется лечение и уход, тревожатся за ее жизнь,
говорят, что беременность сейчас все только осложняет, поскольку нельзя начать серьезные
поддерживающие процедуры.
Эти разговоры слышит старшая сестра Светы, Гуля, которой на тот момент три
года. Видимо, в сознании у маленькой девочки закрепляются две идеи: мама хрупкая, и она
может маму потерять из-за того ребенка, которого та вынашивает. Когда Света рожда-
ется – у нее уже есть тайный враг и конкурент в виде сестры.
Хотя опасения Гули не оправдываются и мама не умирает, в каком-то смысле она
все равно теряет мать, поскольку та больше принадлежит младенцу. Разговоры о сердеч-
ной болезни продолжаются, в семье маму просят не переутомляться, беречь себя, спать, не
142
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
нервничать, и Гуля еще больше не любит свою сестру, которая своим плачем или болезнями
осложняет мамину жизнь. Прямые проявления тревоги и ненависти девочки в семье игнори-
руются или запрещаются: взрослые заняты проблемами взрослых, и на старшего ребенка не
хватает времени и энергии. Гуля остается со своими чувствами один на один и постепенно
создает из них целую стратегию.
Эта стратегия направлена на разлучение мамы и Светы. Гуля становится послушной,
даже услужливой, она маму выслушивает, гуляет с ней, поддерживает и демонстрирует свою
любовь. Мама на это «ведется» – никто не подозревает в старшем ребенке скрытых мотивов.
Заслужив доверие, Гуля постепенно начинает говорить о том, что у Светы сложный харак-
тер, что она агрессивная, что с ней трудно поладить. Это становится семейным мифом:
дурной характер Светы и ее социальные трудности не подтверждаются ничем, кроме слов
сестры, но вся семья относится к ней именно так. Когда у Светы трудности во взаимоот-
ношениях, или она злится, или когда демонстрирует неудобные для взрослых потребности –
вокруг нее говорят: «У Светы сложный характер, с ней всегда было трудно».
Света вырастает со странным, неуловимым ощущением того, что она живет какую-
то не свою жизнь. Ее реальность искажается сложно и одновременно тонко, это искажение
трудно уловить. Света не осознает этого противоречия: она не чувствует себя трудной, не
чувствует себя агрессивной или отвергающей, но все вокруг почему-то дают ей такую обрат-
ную связь. В бессознательном поиске облегчения она ищет ситуаций, в которых бы этот кон-
фликт стал более явным и она смогла бы осознать его и как-то пережить.
В этом поиске она встречает нарцисса, который обостряет ее ощущение обмана и нако-
нец делает его заметным. Она становится нарциссической жертвой, пребывая в отношениях,
в которых ее постоянно обвиняют в том, чего она не делала, и относятся к ней так, как она
того не заслуживает. Ей кажется, что ее мужчина в отношениях с какой-то другой женщи-
ной: не в смысле измены, а в смысле того, что он воспринимает ее не так, как она себя чув-
ствует. Он говорит, что Света отстраненная, хотя она ощущает себя включенной. Говорит
ей, что она ленивая, хотя она трудоголик. Настаивает, что ей необходима фрустрация, для
того чтобы развиваться, хотя на самом деле Света ищет покоя и мира.
Эти отношения заканчиваются, но провоцируют развитие полноценного посттрав-
матического расстройства и экзистенциального кризиса. Справившись с воспоминаниями и
острой болью, Света никак не может справиться с этим ощущением обмана. Она наконец
может его сформулировать: «Почему я должна жить такой жизнью? Какой жизнью на
самом деле я хочу жить? Кто я, в конце концов, такая?»
143
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Вторая травма
Психика стремится к возврату диссоциированных частей. Для этого необходимо вер-
нуться в травмирующую ситуацию, но чтобы этот возврат оказался целебным, стимул должен
быть меньше, чем тот, что вызвал возникновение травмы. Если стимул окажется таким же или
большим по интенсивности – то произойдет ретравмация, вторая травма поверх первой, кото-
рая закрепит и усилит травматическое расстройство.
Это и происходит в нарциссических отношениях. Травмированный бессознательно ищет
источник травмы, чтобы пережить прежнюю боль и снова стать целостным, но этот источ-
ник оказывается слишком сильным, для того чтобы исцеление состоялось. Посттравматиче-
ское расстройство, которое раньше было не таким очевидным, возрастает в разы и выгля-
дит как приобретенное именно в этих отношениях. Человек, который до этого мог казаться
себе вполне адаптированным, теряет адекватность не столько потому, что новые отношения
настолько травмируют его (хотя это тоже верно), сколько потому, что его состояние усугубля-
ется первичной травмой.
Нарциссические жертвы могут рассказывать о том, что их жизнь без нарцисса была пре-
красна и безоблачна, но при чуть более глубоком самоанализе могут осознать, что и раньше
им были присущи социальные страхи, депрессии, профессиональная неуспешность или труд-
ности с обучением. Их дружеские отношения не складывались, их перфекционизм и тревога
осложняли повседневную жизнь, но это казалось нормальным настолько, что они могли не
относиться к этим трудностям как к существенным. Так как в их жизни не было приступов
острой боли, которые в изобилии присутствуют в отношениях с нарциссами, то и собственная
психическая жизнь казалась более или менее полноценной, как у всех.
ния – это самое важное, что у нее есть, центр ее вселенной, вокруг которого крутятся все
ее мысли и вокруг которого выстраивается вся жизнь.
Постепенно, с развитием уверенности в себе и умения опираться на других людей, у нее
получается дистанцироваться от своего партнера настолько, что нюансы его настроения
ее уже не задевают. Если он раздражен – она вполне может держаться от него подальше и
больше взаимодействовать с другими людьми, пока он не успокоится. Пока он был единствен-
ным ресурсом, его периоды раздражения почти всегда заканчивались скандалом, а то и дра-
кой, поскольку Асия не могла оставить его в покое и провоцировала взрыв, чтобы потом снова
впасть в слияние (или находиться в праведной обиде, которой она давала себе возможность
встречаться с друзьями или уезжать к маме). Когда это стало возможно и без взрыва – она
дала партнеру пространство для выражения своего раздражения таким образом, чтобы для
самой Асии это было безопасно.
Асия наконец обращает внимание на те стороны собственной личности, которые с ее
партнером не связаны: принимает важное решение в профессии, меняет образ жизни, завер-
шает болезненную и тянущуюся давным-давно ситуацию с отцом (это ее первая травма).
Оказывается, что все это не менее важно, чем отношения, и не только сейчас, но и всегда.
Выход из слияния и возможность заниматься другими делами дает ей новую обратную связь
от мира, она лучше понимает теперь, кто она, на что способна и какой ее могут видеть. Это
создает динамику в ее самооценке: почувствовав, что она в порядке и что все нормально и с ее
телом, и с ее умом, Асия перестает болезненно замыкаться в ответ на замечания партнера
и становится способной оценивать их критично. Такая ее устойчивость помогает создать
границы, в которых она может на что-то соглашаться (спорт) и от чего-то отказываться
(увеличение груди). Если раньше она жила в ожидании упреков и в готовности защищаться, то
сейчас она вполне может наслаждаться своим телом и учить этому своего партнера, кото-
рый без ее неуверенности в себе тоже больше замечает ее достоинства и если не снижает
своих требований, то по крайней мере учится подавать их не в виде унижений, а в виде просьб.
За долгие месяцы работы в группе Асия видит множество чужих историй и интенсив-
ных переживаний, которые знакомят ее с собственным внутренним миром и учат не бояться
своих чувств, поскольку они нормальны и могут быть прожиты. Наблюдая чужую боль, она
может видеть, как другой человек от этой боли не умирает, а обретает какое-то новое зна-
ние и утешение. Наблюдая чужую злость, она может познакомиться с разными, с точки
зрения экологичности, способами ее демонстрации и выбрать для себя наиболее подходящий.
Слушая истории, в которых другие нарциссические жертвы рассказывают о своих отноше-
ниях, и глядя на то, как они же строят отношения в группе, Асия может увидеть противоре-
чия и манипуляции в самой себе и снять наконец всю вину за свое несчастье со своего партнера.
Эта история не заканчивается, но продолжается свадьбой. Асия, повзрослевшая и
устойчивая, теперь может без ужаса думать и о том, что в этих отношениях могут
появиться дети.
145
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
и актуализирует страх смерти: тот, о ком не будут заботиться в раннем детстве, не выживет.
Отношения с родителями и смерть помещаются на разные чаши весов.
Так как разместить эти чувства в нужном месте в детстве невозможно, равно как и пере-
жить их, они сначала диссоциируются (дети отвергающих родителей довольно долго считают,
что с родителями у них прекрасные отношения), а потом размещаются в других отношениях
по мере взросления. Часто в полном объеме они возвращаются после двадцати лет, когда пси-
хика уже выполнила все необходимые задачи взросления и обратилась к задачам отложен-
ным. Боль отвержения, размещаемая во взрослых отношениях, выглядит как сверхчувстви-
тельность и уязвимость, а самое главное – как фантазии, в которых вполне невинный поступок
или слово партнера кажутся отталкиванием и вызывают вторжение диссоциированной боли и
страха. Именно этот страх создает любовную зависимость, которая является частью нарцисси-
ческих отношений: взрослому и умеющему о себе позаботиться человеку кажется, что без
внимания и принятия другого он попросту умрет.
В нарциссических отношениях отвержение присутствует в виде высоких требований,
сравнений, прямого отвержения потребностей другого человека, злости и грубости, отсут-
ствия сексуального желания, измен, эмоционального наказания равнодушием, игнорирования
просьб и множества других проявлений. В здоровых отношениях все эти возможности тоже
присутствуют, но они не становятся основным содержанием отношений. Для нарцисса, кото-
рый, с его внутренней уязвимостью, требует особого отношения и отвергает все, что под них
не подходит, и его жертвы, которая не способна справиться с отвержением и найти гибкие спо-
собы адаптации к происходящему, боль отвержения становится повседневной.
Тревога может занимать много места, даже если она не осознается, и требовать
большого количества энергии, которого для нормального развития уже не хватает.
Ситуация осложняется, если между родителями тоже есть тревога и они с ней не справля-
ются. Так бывает, когда в отношениях есть серьезные проблемы: зависимости, измены, финан-
совые трудности или невозможность пары по-взрослому наладить отношения с собственными
родителями. Ребенок, который видит встревоженного взрослого, теряет ощущение безопасно-
сти и начинает прибегать к магическому мышлению, для того чтобы эту тревогу взять на себя
и тем самым снизить. Дети, заботящиеся о психологически «маленьких родителях», получают
147
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
сильнее, от взрослого и отношений с ним зависит выживание ребенка, у ребенка могут быть
интроекции, запрещающие защищаться от взрослого. В норме для защиты от агрессии нам
нужно много чувств: собственная злость, ощущение собственной устойчивости, которое помо-
гает выдерживать страх, свободное тело, которое помогает нам чувствовать возможность и
право убежать. В травматическом опыте обычно ничего этого нет, и чужую агрессию остается
только выдерживать, замирая и подчиняясь.
Самые тяжелые травмы этого вида случаются при хронических избиениях. Когда ребенка
бьет тот, от которого зависит выживание, то ребенок отключается и от своих чувств, и от
ощущений тела, которому физически больно. Такая отстраненность закрепляется и в будущем
может выглядеть похожей на приобретенную психопатию – неспособность к эмпатии и сочув-
ствию, вытекающая из общей эмоциональной диссоциации, ранит других даже тогда, когда
злого умысла травматик не имеет. У выраженных нарциссов в анамнезе часто обнаруживаются
избивающие до крови и переломов психопатичные родители. Если агрессия взрослого выра-
жалась скорее в криках и нерегулярных ударах, то личностная динамика скорее будет дина-
микой жертвы.
жизни она может рассчитывать. Помнит вечный фоновый страх от того, что не знает, что
будет дальше и как ей этого избежать. Сначала она попадает в клинику неврозов. Потом,
после очередного избиения, пишет заявление на мужа и оказывается в приюте для женщин,
пострадавших от домашнего насилия.
Там же она начинает долгую и трудную работу по осознанию себя и обращается к пси-
хотерапии – сначала выбирает для этого нарциссичного терапевта, но потом подходит к про-
цессу этого выбора более осознанно. В терапии Полина учится возвращать себе границы, осо-
знает свое ощущение никчемности и пытается его корректировать, сталкивается со своим
страхом и вырабатывает в себе устойчивость и умение о себе заботиться. У нее постепенно
снижается уровень тревоги, что дает Полине возможность жить жизнью более высокого
качества без панических приступов удушья и навязчивостей. Возрастающие способности к
контакту и контейнированию приносят в ее жизнь новую радость от общения с людьми или
от изучения новой информации, которая ей действительно интересна. В отношениях появля-
ется избирательность, в работе – ощущение профессионализма. Она много говорит о роди-
телях, начиная осознавать свое травматичное детство, проводит много параллелей с тем,
как она склонна вести себя с собой и с другими. От мамы отстраняется и перестает звонить
ей каждый день, а потом и вовсе перестает с ней общаться. К папе начинает чувствовать
жалость и теплоту, но отношений тоже особо не поддерживает.
Конечно, все это время она продолжает думать о муже: сначала со страхом и трево-
гой, потом с гневом, потом с болью, а потом и с печалью. Они начинают иногда встречаться:
Полина приглашает его на русский борщ, он ее – на берег моря. Она чувствует, что не хочет
строить с ним семью, это желание прошло, и она понимает, что вряд ли останется целой
рядом с ним, но теперь она способна испытывать к нему жалость и теплоту. Их отношения
становятся лучше, чем когда-либо прежде: теперь Полина может отследить то, как она
провоцирует его раздражение или как она мстит ему, вызывая его ярость, и может такие
свои проявления остановить. Как-то они едут в соседний городок. По пути останавливаются
осмотреться, и Полина подворачивает ногу. Она физически ощущает свой выбор: из этой
ситуации можно сделать боль и страх, поскольку это случилось рядом с ним и он косвенно
виноват в ее травме, а можно сделать потребность в заботе. Она выбирает второе и быв-
ший муж бережно (насколько может, не обходится без его страха и профилактического раз-
дражения) отвозит ее в больницу, а потом и домой.
Дома Полина сидит и размышляет о том, было ли так в этих отношениях всегда и
могла ли она еще восемь лет назад выбрать большую открытость и уязвимость. Это тоже
выбор: чувствовать ей теперь себя виноватой или принять свои тогдашние и сегодняшние
ограничения и пытаться жить с этим дальше. Она выбирает второе и прощает себя.
Трагедия в том, что для успешной опоры на себя нам сначала нужен опыт
успешной опоры на других людей.
От этих значимых других мы учимся доверять своим глазам, своему уму и своим чув-
ствам, когда нам дают подходящую для этого обратную связь. Если умозаключения ребенка
150
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
поддерживаются – то он учится на них опираться, равно как учится опираться на свой здравый
смысл, если поддерживаются его чувства и его восприятие мира.
Изначально мы себе доверяем: маленький ребенок, который злится на мать за то, что она
отобрала у него игрушку, не сомневается в том, что он делает правильно. Его чувства дают
ему достаточно надежную опору до тех пор, пока не начинают искажаться значимыми взрос-
лыми. То, что могло служить ориентиром и помогало чувствовать себя хорошо и вести себя
адекватно, в родительском искажении может оказаться тем, чего нужно стыдиться. Ребенком
это ощущается как несправедливость – но вера во взрослых сильна, и каким бы сильным ни
был внутренний протест, постепенно ребенок соглашается с искажениями и отказывается от
тех своих частей и переживаний, которые оказались непринятыми.
Искажение реальности вызывает ошеломляющее чувство растерянности и несправедли-
вости, которому нечего противопоставить. Этот процесс разрушает еще и потому, что вызы-
вает к жизни травму – ужасное чувство потери опоры и желание срочно снова ее обрести, пусть
и основываясь на чужих идеях. Искажение рождает экзистенциальный ужас: а вдруг я воспри-
нимаю мир неверно и под моими ногами пустота?
Маша росла с мамой и с бабушкой, которые давали девочке разные послания. Мама
говорила, что все в Маше прекрасно, она умна и красива, что она может себе доверять и
должна жить так, как сама считает нужным. Бабушка сомневалась и в Машином уме, и
в Машиной красоте, и в том, что Маша воспринимает мир правильно. С мамой это было
не страшно: Маша воспринимала бабушку как немножко странную, но все равно любимую
старушку. А потом мама умерла.
Смерть – серьезное испытание для идей того, кто умер, поскольку каждый из нас счи-
тает смерть аргументом, подтверждающим, что умерший воспринимал мир неправильно,
а иначе он был бы жив. Другой вариант – мысли умершего становятся для переживающего
потерю чуть ли не заповедями и не подвергаются критике, но Маша идет по первому пути,
тем более что она остается с бабушкой, которая в отсутствие мамы приобретает бóльшую
значимость. Когда Маша что-то делает или говорит, исходя из того, что она может опи-
раться на свои чувства, бабушка ее останавливает и настаивает, что это неверно. Напри-
мер, когда Маша приводит в гости новую подругу и потом делится с бабушкой своей радостью
от того, что эта добрая и умная девушка хочет с ней общаться, бабушка советует при-
смотреться к ней повнимательнее: «Ты же наивная, всем веришь, кто знает, зачем она сюда
ходит». Когда Маша покупает себе новую одежду в уверенности, что та ей идет, бабушка
отмечает Машину полноту. Когда Маша вдруг увлекается театром, бабушка вспоминает,
что внучка всегда боялась публичных выступлений, и удивляется ее новому увлечению.
Таких мелочей тысячи: про еду, которую Маша любит, про выбор профессии, про то,
как Маша разговаривает или выглядит. Маша постепенно учится сомневаться в себе и сове-
товаться с бабушкой если не по каждому, то по большинству вопросов. Когда ей исполняется
семнадцать, она встречает Пашу, который бабушке нравится, и начинает планировать с
ним семью – даже когда, спустя год, Маша думает, что не любит его, планов на свадьбу это
не меняет. Пара начинает жить вместе.
А еще через год появляется Сергей: вернувшийся то ли из Индии, то ли из Непала гуру,
который пропагандирует свои идеи Паше, а через него и Маше. Паша, также нуждающийся
в ориентире, приглашает Сергея жить с ними, Маша не возражает. Начинается жизнь по
новым правилам: более взрослый и авторитетный (нарциссичный) Сергей говорит молодым
людям о том, как им жить, что им думать, что им делать. Маша получает новую порцию
сомнений в своей адекватности, поскольку Сергей – это концентрированная бабушка. Когда
Маша хочет спать, а не разговаривать о духовном до семи утра (а потом ей на работу),
Сергей говорит, что это сопротивление. Когда Маша жалуется на недосып, он спрашивает,
151
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
почему она раньше не сказала. Когда девушка замечает плывущую реальность, свою расту-
щую тревогу и ухудшающееся психическое состояние, она снова идет с этим к Сергею и полу-
чает ответ, что таким образом она очищается от темноты, которая просто так не уйдет.
Средством исцелить Машу Сергей выбирает секс. Ко всему насилию, в котором Маша
живет, добавляется еще и сексуальное. Маша чувствует физическую боль, стыд перед Пашей,
страх, что все раскроется, надежду на то, что Сергей все же окажется прав и «вылечит»
ее. Этого не происходит, конечно, Маше все хуже. В конце концов Сергей говорит, что нужно
жить в правде и рассказывает Паше об их сексуальной связи.
Следующие полгода – худшие в жизни девушки. Она чувствует себя аморальной, грязной,
предательницей, глупой, неспособной понять Бога и жить праведно. Ей кажется, что ее все
отвергли – и Паша, и Сергей, и Бог, и бабушка, которой не нравится Сергей, и даже умершая
мама, которая хотела для дочери самого лучшего и которая, по ощущениям Маши, разочаро-
вана в том, какую жизнь она себе выбирает. Маша чувствует себя висящей в пустоте: она не
может опираться на себя, но и на других не может, поскольку их не достойна. Эта история
будет продолжаться еще десять лет, после того как Маша эту нездоровую ситуацию поки-
нет и попробует строить свою жизнь и свои отношения заново.
Еще один стимул нарциссических отношений – вина и стыд. Эти токсические чувства
отлично знакомы всем нарциссическим жертвам и всем травматикам. Именно стыд превра-
щает любое неприятное событие в травму. Пока нет стыда – то, что случилось, может вызывать
острое стрессовое расстройство с теми же симптомами, что у посттравматического человека,
но этот процесс закончится рано или поздно. Если человек не винит себя в том, что произошло,
если он свободен от стыда – то он может допускать тяжелые переживания и постепенно прожи-
вать их с сочувствием и любовью к самому себе. Тот, кто не отягощен стыдом, может свободно
говорить с другими и получать от них внимание и поддержку, необходимые для исцеления.
Стыд делает невозможными или труднодоступными и проживание, и разговор. Стыд –
это боль от того, что я не такой, каким должен был бы быть, и потому заслуживаю лишь отвер-
жения и одиночества. Выдерживать стыд трудно, контейнировать его без внешней поддержки
сначала почти невозможно, и потому лучшим выходом становится избегание воспоминаний
и чувств, которые актуализируют стыд. Часто травматик не может даже самому себе призна-
ваться в том, что с ним произошло, поскольку одновременно с воспоминанием вернется и раз-
рушительное переживание стыда.
В нарциссических отношениях стыд – «горячая картошка», которой перебрасываются
нарцисс и нарциссическая жертва в попытке избежать ощущения своей виновности, которое,
в свою очередь, будет означать для каждого нечто свое. Каждый из них относится к стыду
двояко: с одной стороны, каждый из партнеров находится в отношениях, в которых именно
его склонны обвинять во всем происходящем (и это бессознательная тяга к стыду), а с другой
стороны, этот стыд никак не становится переносимым и от него необходимо избавиться. Часто
внешняя поддержка тому или другому участнику отношений, которая помогает не сбросить с
себя виновность, а пережить ее и найти ее границы, сразу и существенно упрощает происхо-
дящее внутри таких отношений.
Такая история у Игоря и Лены: каждый из них столкнулся в раннем опыте со сложными
переживаниями стыда, с помощью которых их воспитывали, и каждый адаптировался к ним
особым образом. Лена – старшая дочь алкоголика, которая живет в напряжении и чувствует
себя ответственной за всю свою непутевую семью. Игорь – единственный сын матери-оди-
ночки, проживший детство в ее удушающих объятиях и отвечающий за ее душевное состояние
и физическое здоровье. Оба они в глубине души чувствуют себя недостойными, чувствуют,
152
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
злость, оттого что его таланты и способности не реализованы. Это такие переживания, кото-
рые и взрослому-то не всегда доступны: они не чистые, а смешаны с любовью и жалостью, они
направлены к запрещенному объекту или имеют запрещенную интенсивность.
Неумение проживать гнев создает отстраненность от своей энергии для собственной
жизни. Поиск отношений, в которых партнер будет вызывать ненависть, парадоксален с точки
зрения потребности быть любимым и принятым, но для травматика с диссоциированным гне-
вом такие отношения – шанс обрести цельность. Если бы у него возникла возможность сделать
гнев частью своей жизни, то увеличение энергии было бы неизбежно.
До того как травматик начинает присваивать себе гнев и учиться его проявлению, гнев
проецируется так же, как и стыд. Носителем спроецированного гнева может стать партнер,
который будет восприниматься как жесткий, грубый, разрушающий. Проекция может быть
направлена в мир, и тогда мир будет казаться угрожающим и опасным. Спроецировать гнев
можно буквально куда угодно, в определенную часть квартиры, например (угол, подвал и
т. д.), – и тогда у травматика возникают пугающие его переживания, когда ему могут чудиться
демоны, тени, угрожающие фигуры, когда он остается в одиночестве. Это не психоз – это про-
екция, и она заканчивается, когда гнев находит свое место.
Евгения мучается такими проекциями. Ей кажется, что она сходит с ума: лет с пят-
надцати к ней приходит демон. Это темная большая фигура с искорками на шерсти, кото-
рую она может увидеть за шторкой в ванной, в темной комнате, под собственной кроватью.
Он пассивен, этот демон, он просто присутствует и вызывает у Жени ужас. Является он
обычно в периоды ссор с партнером или трудностей в бизнесе.
И того и другого в жизни Жени достаточно: бизнес у нее большой и сложный, девушка
начала им заниматься в семнадцать лет. Это был способ как можно быстрее стать само-
стоятельной и уйти из родительского дома, где детей избивали. Женя помнит побои, пом-
нит свой ужас перед ними и то, как она жила в невыносимом напряжении ожидания. Это
напряжение съело любовь, за что Женя чувствует свою вину. Она пытается много помогать
родителям деньгами и редко звонит и приходит. Бизнес для нее – возможность сохранять
такую систему, в которой она защищена от своей вины и своего страха.
Женин партнер и любовник на протяжении тех же десяти лет – мужчина старше нее,
женатый и вспыльчивый. Женя любит его, но чувствует себя рядом с ним закрытой и напря-
женной. Ей не нравится то, что он в другой семье, не нравится, что он не может выбрать
ее окончательно и в то же время не может отказаться от этих отношений. Сама она чув-
ствует себя странно бессильной. Хотя бизнес зависит от нее и она делает большую часть
работы, ей кажется, что если этот мужчина уйдет от нее – то она потеряет все. Поэтому
Женя притворяется, что ее все устраивает, а ее напряжение находит выход тогда, когда она
выпивает. Поэтому Женя избегает и алкоголя. Напряженная, все время ожидающая боли или
отвержения, она трудно идет на контакт с людьми и не понимает, почему у нее нет друзей,
а при сближении с кем-то быстро отдаляется сама, обидевшись на мелочь или не выдержав
неполной поддержки и неисключительности своей фигуры.
Демон в это время появляется все чаще, и Женя наконец рассказывает о нем в терапии.
К тому времени она почти в отчаянии – иного объяснения, кроме сумасшествия, она не нахо-
дит, и это понятно, поскольку не каждому из нас чудятся демоны за занавеской в ванной. Ее
терапевт не пугается этой фигуры и Женину версию о галлюцинациях и нарушениях психики
не поддерживает. Вместо этого он просит показать ему этого демона, стать им, проявить
себя такой, чтобы терапевт тоже мог его увидеть.
Женя реагирует на это предложение ужасом, в котором есть и восторг. Она меняет
позу, потом встает и проходится по комнате, ощущая, какие у нее сильные руки, какое тяже-
лое, устойчивое тело. Она чувствует себя спокойной и уверенной в себе – и еще очень, очень
154
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
злой. Весь ее гнев размещается в этом демоне, вся та энергия, от которой она годами отка-
зывалась. Женя пробует к ней прикоснуться и найти для нее выход. У нее получается.
Демон перестает ей мерещиться сразу и навсегда, но это не самое главное. Вернув себе
злость, Женя может себя защищать и может чувствовать себя внутри своей жизни более
безопасно и проявленно. Аффект гнева, вытесненный с детства, возвращается сначала в пре-
увеличенной форме, и Женя может злиться на ровном месте, но постепенно она учится его
контейнировать и не терять в гневе рассудка. Она становится более спокойной за бизнес,
заканчивает отношения с женатым мужчиной и уменьшает количество помощи родителям.
Теперь Женю интересуют другие вещи: близость, дружба, реализация (она начинает обучение
другой профессии) и свобода.
Рита боится рака. Это настоящая ипохондрия: она рассматривает и ощупывает себя
каждый день, а если замечает что-то необычное – идет к врачам, делает бесконечные ана-
лизы, впадает в тревогу, из которой не выходит неделями. Рита много читает о психологии
и считает, что в тех отношениях, в которых она находится, рак неизбежен. Она замужем
за нарциссичным успешным мужчиной, к которому без особых чувств ушла от своей большой
любви, не выдержав измен (тот парень тоже был нарциссичным). Ее предчувствие рака – это
страх смерти, который она проецирует на мужа, считая его чуть ли не убийцей.
Так боится смерти тот, кто не живет. Полноценная и проявленная жизнь повышает
устойчивость к страху смерти и помогает включить эту экзистенциальную данность в кар-
тину своего мира. Тот, чья жизнь неполноценна или направлена на других, не обладает такими
ресурсами. Умереть боится умирающий.
У Риты, правда, немного собственной жизни: в тринадцать лет она осталась наедине
с отцом, потерявшим жену и находящимся в трауре, и решила, что ей всеми силами нужно
155
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
156
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Травматические симптомы
Итак, у жертвы нарциссических отношений есть две травмы: новая и воссозданная. Све-
жая травма серьезно ухудшает состояние жертвы, потому что накладывается на старую боль
и разрушает те психические защиты, которые к этому времени были созданы. Посттравмати-
ческое расстройство, скомпенсированное гибкостью детской психики, проявляется всеми сво-
ими симптомами.
Это такие симптомы:
• вторжения диссоциированных эмоций и воспоминаний;
• нарушения сознания, дереализация и деперсонализация;
• анальгезия, амнезия и анестезия;
• тревожное расстройство: панические атаки, навязчивости, фобии, приступы психоген-
ного удушья;
• отсутствие нарратива, лакуны в картине воспоминаний и эмоциональной картине;
• ощущение отверженности, одиночества, своей нелепости и ненормальности;
• дезорганизованная привязанность;
• отсутствие гибкой системы адаптации.
Диссоциативные симптомы
Так как чувства все это время были заперты, они не проживались и сохранили
свою первозданную силу.
Если при вторжении чувств воспоминания диссоциированы – то человек может не пони-
мать, что не находится в сегодняшнем дне, и плохо контролировать собственные реакции во
время вторжения. Травматику часто плохо доступна дифференциация миров: то, что сейчас я
нахожусь с мужем, а не с папой, то, что я сама уже взрослая и могу о себе позаботиться. Такая
путаница крайне энергозатратна, пугающа и ведет к неадекватности.
У Наташи вторжения случаются тогда, когда муж за что-то на нее обижается. Это
непрямая ассоциативная цепочка, травма старая и успела обрасти множеством сходных
стимулов, на которые можно реагировать. Ассоциация такая: он демонстрирует обиду – я
чувствую вину – я совершила что-то ужасное – я виновата в разводе родителей, и папа ушел
из-за меня. В Наташином детстве родители и правда решили по какой-то причине сказать
девочке, что если бы она вела себя хорошо, то все между ними сложилось бы по-другому.
Мама использовала это как манипуляцию, контролируя поведение дочери и делая ее удобным
во всех отношениях ребенком, а папа (умерший через несколько лет от употребления нарко-
тиков) просто скинул всю свою вину на женщин и ушел со словами: «В доме мужчину должны
любить и поддерживать, там должно быть тихо и тепло, а не как у вас».
Наташа чувствует себя виноватой и за его смерть, и за не сложившуюся жизнь матери,
которая после развода больше не вышла замуж и «посвятила себя дочери». С таким грузом
вины Наташа очень ранима и не выносит никакой дополнительной вины. Если со взрослой
157
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
мамой и собственной жизнью она еще как-то справляется, выстраивая границы и настаивая
на своей независимости, то обиды мужа вызывают к жизни детский аффект беспомощно-
сти и отчаяния. Когда он не согласен с ней или упрекает ее в чем-то – Наташа становится
неадекватной. Она либо умоляет его простить ее и снять с нее этот груз, либо нападает,
обвиняя и упрекая. Чаще всего она делает и то и то, плохо себя контролируя и пугая мужа
силой и своего стыда, и своей ярости.
Однажды она берет его автомобиль и забывает его заправить: Наташа видит, что
бензин заканчивается, но проезжает ближайшую к дому заправку и думает, что нужно ска-
зать об этом мужу. Дома она забывает его предупредить: у них хороший вечер вдвоем, и у
Наташи вылетают из головы всякие мелочи. Наутро муж не может завести автомобиль и
упрекает Наташу в том, что она оставила его без бензина. Он уезжает на работу на такси,
а Наташа переживает полноценное вторжение.
Сначала она начинает писать ему сообщения с извинениями и признаниями в любви.
Муж реагирует холодно, он опаздывает на работу и действительно на нее обижен. Наташе,
чтобы успокоиться, нужно слияние: он должен тоже написать ей что-то романтическое
и легко ее простить, что-то вроде: «Милая, ты не виновата, у всех бывает, давай вечером
посмеемся над этим и выпьем бутылочку вина, ты заслужила за свои тревоги». Так в прин-
ципе редко кто разговаривает, а в особенности – обиженные мужья. Наташа едет на другом
такси на заправку, покупает бензин в канистре, заправляет автомобиль (впервые в жизни,
с помощью интернета), снова едет на заправку, заливает полный бак. Так как муж на СМС
отвечал ей холодно, ничего ему об этом не говорит – то ли для того, чтобы его порадовать,
то ли для того, чтобы его этим потом упрекнуть. Муж приезжает с работы на машине
коллеги и тоже с канистрой бензина. Он снова раздражается и обижается, теперь на то,
что всякую чушь она ему целое утро писала, а про важное сказать забыла, собственно, как
и вчера. Наташа своего прощения не получает, на юмор или гибкость в таком состоянии она
вообще не способна, поэтому она переходит к стадии гнева.
Муж узнает от Наташи, что она вообще не должна была этим заниматься, что если
бы он был настоящий мужик, то он сам следил бы за уровнем бензина в машине, на которой
ездит его любимая женщина! Узнает, что он равнодушный и агрессивный тип, с которым
невозможно разговаривать, что он психопат, не способный к эмпатии, и что он совершил
насилие, оставив ее утром в таких чувствах и не позаботившись о ее душевном состоянии.
Муж уходит из дома, хлопнув дверью. Наташа мгновенно переходит из гнева в экстремальную,
разрушительную вину и ненависть к себе.
Таких историй в этом браке масса: Наташа, не способная переносить напряжение взрос-
лой вины перед другим взрослым человеком, стремится скинуть ее любыми способами, и это
не дает ей быть в этом браке адекватной. Ее муж, который представляет собой живое чело-
веческое существо, не может идеально о ней заботиться тогда, когда его жена находится
во власти сильных эмоций, которые на самом деле имеют к нему весьма далекое отношение.
Наташа раз за разом остается в своих переживаниях одна и все больше наполняется уверен-
ностью в том, что кто-то из них психически нездоров. В периоды гнева она считает, что это
муж. В более длительные периоды вины или внешне нормального существования она подозре-
вает в неадекватности себя.
Когда Наташа сможет разместить эти чувства там, где они возникли, – в ситуации
развода ее родителей – тогда она сможет поступить с ними более адекватным образом,
разделив ответственность между всеми участниками происходящего. Когда этот груз пере-
станет быть невыносимым, Наташа сможет быть адекватнее в своем замужестве и пере-
станет мучиться от вторжений, которые на сегодняшний день серьезно осложняют ее повсе-
дневную жизнь.
158
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Это все истории, которые по содержанию звучат ужасно, но жертва говорит, что
«она ничего не чувствует по этому поводу». У Олеси, например, такая история: мама ушла
из семьи, когда девочке было девять, оставив трех детей на попечение отца. Семья несколько
лет переезжала с места на место, сменив несколько городов, в то время как мама устраивала
свою карьеру в Москве, и осела в провинции, а затем папа привел в дом новую беременную
жену на год старше самой Олеси. С мамой Олеся контакта не теряла, но каждый раз при их
встречах мама начинала дочь критиковать: и друзей у нее нет, и выглядит она как оборванка,
и учится плохо. Взрослая Олеся даже не знает, как она относится к уходу мамы и к тем
нескольким годам, которые последовали за этим: она вроде и рассказывает об этом, но без
эмоций, так, словно это неважно.
Зато она со страстью и болью рассказывает о своих отношениях с мужчиной, кото-
рый, как Олеся думает, ее не любит и потому все время делает ей больно. Она все время
живет в этой боли, постепенно теряя способность работать и вообще думать о чем-то еще,
кроме этих отношений. Олеся и сама как бы ничего к нему не чувствует, но уйти не может,
поскольку тот обеспечивает ее и поскольку она сейчас не может найти работу из-за отсут-
ствия энергии и потери квалификации за годы безработицы. Чувства, которые Олеся должна
была бы испытывать к маме и папе – обида, гнев, растерянность, чувство брошенности и
преданности, потребность в том, чтобы ее заметили и приняли, ощущение, что она поте-
ряла возможность жить полноценной жизнью, – проявляются по отношению к мужчине, в
то время как к родителям она ничего особенного не ощущает. «Я люблю их, – говорит Олеся, –
но мы давно живем каждый своей жизнью».
осознает не до конца, хотя свою неприязнь к брату чувствует. В ее дневной жизни она прояв-
ляется тихой радостью и удовлетворением, что жизнь у него не складывается, хотя Зине за
эти чувства очень стыдно, и она пытается подавить и их тоже. А вот когда Зина выпивает
больше, чем нужно для легкого опьянения, она становится совсем другим человеком.
Брат у нее в мыслях не возникает, но в ней просыпается злоба на всех тех мужчин, кото-
рые могут ее вожделеть. Так как дело обычно происходит в барах или клубах, то она начи-
нает вести себя вызывающе, так, что привлекает внимание многих мужчин из тех, кто там
присутствует. С кем-то она заигрывает, с кем-то ссорится, кого-то провоцирует. Финал
всегда один: она идет в автомобиль с мужчиной, который хочет заняться с ней сексом, там
распаляет его еще больше, а когда дело приближается к финалу – убегает (часто стащив
из автомобиля какую-нибудь мелочь типа зажигалки). Это опасные игры, и Зина это знает,
но она не может в такие моменты контролировать себя и наблюдает за собой со стороны
– смотрит, как красивая и уверенная в себе женщина оставляет распаленного мужчину в
дураках и радуется этому.
Когда опьянение проходит и она оказывается дома и в безопасности, она чувствует
ужас и сомнения в собственной нормальности. Некоторое время она избегает алкоголя, но
дело не в алкоголе, а в диссоциированных потребностях, и они снова начинают набирать силу.
Зина не очень понимает, что происходит, деперсонализация нарастает, и в конце концов она
как бы против своей воли снова идет в клуб, для того чтобы история повторилась.
Вот два рассказа Вероники, в начале и в конце терапии. В первом из них множество
лакун и признаков травмации, хотя Вероника приходит на встречу с запросом, не имеющим к
травме отношения: ей нужен совет о том, какую работу выбрать из двух похожих. Во втором
рассказе (спустя почти три года) возникают последовательность, непрерывное восприятие
своей жизни, интеграция произошедшего и возможность жить с этим дальше.
В октябре 2013 года Вероника рассказывает о себе так: «Ну, мои родители развелись,
когда мне было три года. Папу я больше не видела, он недавно написал мне, но я не ответила.
Жили с мамой, отношения были нормальные. Она работала санитаркой и была строгая, била
меня иногда за плохие оценки, я плохо училась. Потом мы познакомились с мужем, пожени-
лись, я родила от него ребенка. Что еще рассказать? Подруг у меня никогда особо не было.
С одноклассниками как-то не сложилось, потом тоже не появилось подруг. Сейчас не знаю,
куда идти, в университете оставаться или идти в практику. Я не уверена, что закончу кан-
дидатскую. И не знаю, смогу ли работать. Может, мне вообще стоит сменить профессию».
В августе 2016 это другой рассказ. Я специально прошу рассказать о себе, чтобы мы
вместе смогли услышать историю ее жизни и то, как эта история изменилась. Вероника
рассказывает: «Мои родители создали семью не потому, что любили друг друга, а потому,
что мама забеременела и обнаружила это слишком поздно. Ни один из них не был готов ни к
отношениям, ни к заботе о детях, но так часто происходило в то время. Окончательно они
друг другу надоели тогда, когда появился мой младший брат. Мне было три года, я любила
отца, тосковала по нему, обижалась на его уход и долгое время не хотела потом иметь с ним
ничего общего – не искала его сама, не пошла с ним на контакт, когда он сам мне предложил.
160
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Я понимаю, почему я так сделала. Потом выяснилось, что он тяжело болел и через какое-то
время умер. Мне жаль, что я была лишена отца всю свою жизнь и теперь уже его не обрету.
Но я не знаю, что он мог бы мне дать.
Когда родители развелись – жизнь стала тяжелее, но понятнее. Мама работала, я
помогала ей по дому и с братом. Это была большая нагрузка, как я теперь понимаю, слишком
большая для маленькой девочки, но протестовать у меня мысли не возникало. Жаль, что
страдала учеба: я плохо спала и часто болела, мне было сложно сосредоточиться на том,
что говорили в школе, я очень боялась плохих оценок, потому что мама злилась на меня. Эти
ее побои сильно подпортили мне жизнь, долгие годы я жила в страхе совершить ошибку, этот
страх не давал мне возможности выбирать для себя что-то хорошее. У брата почти то же
самое – его мать била тоже, и он тоже плохо учился и хулиганил. Сейчас он пьет, а мама за
ним ухаживает. Ну и ладно, это уже их жизнь, а не моя. Пусть будут вместе так, как хотят.
Я поступила в университет из разряда „куда проще попасть“, на дефектолога. Универ-
ситет оказался в другом городе, далеко от мамы и брата, и мне стало легче учиться. Я
думала, это потому, что университет плохой и там маленькая учебная нагрузка, и только
намного позже начала понимать, что с нагрузкой все было в порядке, просто я смогла нако-
нец начать нормально учиться. В этом своем страхе, что у меня не получится, я все свое
время занималась учебой и закончила с красным дипломом. Домой возвращаться не стала:
мне предложили место в аспирантуре с общежитием, я согласилась. Там же познакомилась
с мужем. Мне было очень одиноко, подруг не было, потому что я всегда была в учебе. Я сейчас
понимаю, что эта семья стала для меня спасением от одиночества. Он всегда был хорошим
человеком, мой муж, и всегда поддерживал меня в меру своих способностей. Дочь у нас тоже
замечательная.
Мы переехали из общежития в собственную квартиру, и жизнь стала налаживаться,
но вот тут я столкнулась со своей неуверенностью в полной мере. Я не понимала, что мне
не нравится ни моя профессия, ни наука в целом. Я пыталась выбрать, чем мне заниматься,
наукой или практикой, при том что в целом не имела интереса ни к дефектологии, ни к педа-
гогике. Моя неуверенность не давала мне понять, чем же я хочу заниматься на самом деле.
Бросить педагогику было очень страшно. Уйти в никуда – тем более.
Я попросила у мужа, чтобы он дал мне немножко работы в своем бизнесе. Он из аспи-
рантуры ушел сразу, когда появилась возможность зарабатывать деньги. Он занимается
мебельным производством, и я понемногу начала ездить с ним на встречи, участвовать в
решениях, что-то предлагать. Оказалось, что у меня бывают неплохие идеи, особенно в том,
что касается дизайна. Сейчас я получаю второе высшее, это сложно, потому что я никогда
в жизни не занималась рисованием, а учусь на дизайнера, но это самое интересное из всего,
чем я занималась. Я чувствую себя намного более счастливой».
Нарушения адаптации
нальная деятельность – тем больше навыков она требует. Часто трудности травматика в работе
связаны именно с недоступностью части личностных навыков.
Игорь, который работает слесарем, много раз задумывался о смене профессии. Ему
хочется больше зарабатывать, общаться с людьми с более высокими интеллектуальными
и духовными потребностями, в конце концов, хочется заниматься творчеством. Игорь для
себя пишет фантастику и монтирует видео, вырезает по дереву, учится рисовать. К работе
он эти потребности приложить не может.
Игорь – травматик с историей изнасилования. В детстве и юношестве его основной
защитой стала идея о том, что он должен быть человеком, лишенным недостатков, и все
происходящее его просто не должно задевать. Так как он сосредоточился на своем внутреннем
мире, то с внешним миром не особенно контактировал. Чтобы выжить и сохранить рассудок
в том ужасе, который с ним случился (и продолжался какое-то время), он жестко ограничил
свой интерес к взаимодействию с другими людьми. На сегодняшний день он их так же боится
и не выносит, как и в детстве.
Для профессиональной реализации его творческих способностей нужны контакты с
людьми – профильное образование, взаимодействие с «живыми» или виртуальными заказчи-
ками. У Игоря нет на это ни навыков, ни энергии. Он совсем не переносит агрессии и кри-
тики, с большим трудом заботится о своих интересах, склонен к паранойе и застреванию.
Любое действие, которое он планирует для улучшения своего достатка и повышения профес-
сионального качества жизни, сталкивается со множеством внутренних реакций, имеющих
отношение к его травме.
Например, когда ему предлагают перейти на работу в другую компанию, с более высоким
доходом, Игорь сначала думает несколько месяцев, а потом отказывается. Эти несколько
месяцев он проводит в аду сомнений. С одной стороны, думает он, это деньги, но с другой
стороны, это снова начинать свой путь в компании, а в старой, в которой он работает
уже несколько лет, ему могут предложить более высокую должность, если его начальник
вдруг решит уйти. С третьей стороны, он же всегда хотел заниматься творчеством, и согла-
ситься на эту новую работу внутренне означает потерпеть поражение в его планах и как
бы смириться с тем, что он всю жизнь будет слесарем. С четвертой стороны, есть какая-
то темная история, в которой на него могут повесить ответственность за поломку на
работе, которая может быть чревата штрафом или даже уголовной ответственностью, и
Игорь боится, что если он уйдет и перестанет этот процесс контролировать, то все повесят
именно на него как на отступника и предателя. Есть и пятая сторона, и шестая, и Игорь
тянет время до тех пор, пока его категорично не ставят перед выбором, – и тогда, среагиро-
вав на чужой агрессивный посыл, он отказывается.
Это не исключительная ситуация, Игорь так и живет. В терапии он то идеализирует
терапевта, чтобы избежать связанных со мной сложных чувств, то проецирует на меня
отвергающие фигуры и впадает в токсический стыд. Он избегает ясных посланий, истории
рассказывает путано, намеками, редко отпускает контроль и позволяет произойти чему-то
новому. Он скорее ориентируется на книги, статьи, лекции, в которых он может использо-
вать свой интеллектуальный потенциал, не связываясь с эмоциональным риском. Однажды я
спрашиваю, что бы он почувствовал, если бы мы оказались в одном пространстве (мы рабо-
таем в скайпе). Он порывисто обнимает монитор.
Это прорыв, прогресс, который можно разворачивать дальше, – и мы начинаем гово-
рить о его простых потребностях в улыбке, в поддержке, в том, чтобы не быть таким одино-
ким. Постепенно он учится навыкам, которые позволяют эти потребности удовлетворить.
Его идея сверхчеловека корректируется, он постепенно принимает свои ограничения и учится
заботиться о себе как об обычном живом существе. Эти навыки помогают ему и в повсе-
162
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
соблюдать справедливость в отношениях, когда пара свободна от обиды одного и вины дру-
гого.
Нужно уметь еще множество вещей, и ничего из этого Таня не умеет. Она умеет только
ждать: слияния, когда муж ее отвергает, и дистанции, когда он к ней тянется. Когда он
пытается рассказать ей о происходящем на работе – Таня пугается его проблем либо пыта-
ется взять все под свой контроль и говорить, что ему стоит предпринять. Когда она сама
хочет поделиться с ним своими духовными переживаниями или трудностями с мамой – он
реагирует не так, как бы она хотела, и Таня всегда чувствует разочарованность и досаду.
Бытовая забота тоже не складывается: муж как будто не принимает ничего из того, что
Таня может для него сделать (как и мама), – не ест ее еду, поскольку у него гастрит, пере-
кладывает вещи после уборки, потому что она неправильно их положила. Говорить об этом
у Тани тоже не получается: на прямые вопросы муж молчит или улыбается, на ее скандалы
– замыкается в себе. Это непростые реакции и для человека с нормальной психикой, а Таня
просто впадает в ступор и не знает, что ей делать в своем бессилии и постоянной вине.
Постепенно их отношения превращаются в формальные, из них уходит совместный
быт, секс, а потом и разговоры. Теперь Таня просто ждет днем его возвращения, а когда он
приходит – ждет, когда он снова пойдет на работу.
Причина того, почему люди осуждают попавшего в беду, – это личный страх
того, что с ними такое тоже может произойти.
Если с человеком случилась беда, потому что он сам вел себя неверно, то я могу не
бояться того же самого, потому что уж я-то так себя не веду. Не признавать случайность,
несправедливость и непредсказуемость мира и тьму своей личности – значит избегать соб-
ственных экзистенциальных страхов или стыда, если в данном случае насильником выступаю я.
Обычно это и говорят жертвам насилия: ты сама виновата, это ты меня довела, ты была
плохой девочкой. Жертвы побоев, сексуального насилия, те, кто жил в постоянных унижениях
и моральном давлении, вырастают с ощущением того, что все это случилось с ними заслуженно
и что они не могут рассчитывать на понимание и поддержку. Это сильно влияет на самооценку:
тот, кто так стыдится себя, не может свободно познавать все стороны своей личности и избегает
тьмы, которой и так достаточно.
Это может выглядеть парадоксом. Тот, кто настаивает на своей хорошести, может
чувствовать себя экстремально плохим. Любое собственное поведение может нуждаться
в самооправдании, потому что иначе оно поднимает волну стыда за произошедшее дав-
ным-давно. Тот, кто чувствует себя ненормальным, постоянно себя стыдится и одновре-
менно протестует против этого стыда. Картина собственной личности у травматика
дуальна: он чувствует себя то хорошим и невиновным, то плохим и виноватым.
164
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Для полноценной жизни нам нужна собственная Тень: та область наших черт, качеств
и мотивов, которые мы негативно оцениваем и от которой прячемся. Нормальная интегра-
ция Тени расширяет список доступных личностных инструментов и позволяет нам стать
намного более гибкими и адаптивными. Жадность помогает распоряжаться деньгами, равно-
душие – устанавливать границы, гнев – не находиться в отношениях, в которых к нам отно-
сятся плохо. Если мы знаем, что мы не любим читать, то способны выбирать для себя ком-
панию и работу, в которых не будем чувствовать себя недостойными. Если принимаем, что
нам не доступны большая компания и общее веселье – то можем проводить время таким
образом, который действительно нас восстанавливает и дает нам силы.
Яна живет, отрицая в себе равнодушие и раздраженность к собственным детям. У нее
две дочери, которых она оставляет то у мамы, а то и одних в квартире, уезжая на несколько
часов или на целые сутки. Яна ненавидит себя за это, но поделать ничего не может: иногда
она просто не может с ними находиться, они вызывают у нее слишком сильные чувства своей
уязвимостью и нуждаемостью в ней. Сама Яна давно ни в ком не нуждается: ее детство было
настолько сложным, что она полностью подавила в себе ощущение слабости и научилась
рассчитывать только на себя. Ее родители бросали ее в общественных местах ради шутки,
ограничивали в еде и сне и в конце концов отправили жить к слабоумной бабушке в деревню,
чей слабоумный сын несколько раз насиловал десятилетнюю девочку, зажав ее в углу погреба
или заперев в бане.
Яна обещала себе, что никогда и ни за что не будет вести себя так с собственными
детьми, но Тень требует размещения. Отрицая в себе негативные эмоции, она не может спра-
виться с ними тогда, когда они все же присутствуют. Тогда она сразу чувствует себя самой
плохой матерью в мире, самой плохой женщиной, ужасным человеком, и от этих чувств все
становится возможным – ведь если она настолько плоха, то хорошо хотя бы то, что она к
ним все же возвращается. От своего стыда Яна убегает в наркотики, алкоголь, сексуальные
связи, тусовки, на которых проводит время тогда, когда ее дочери сидят одни в запертой
квартире. Получив некоторое облегчение или передышку, она возвращается. До тех пор, пока
она снова не почувствует злость или усталость, все будет в порядке.
Яне нужна интеграция собственной Тени, способность выносить себя со злостью, но
для этого ей нужно вернуться в свое детство и снять с себя стыд. Пока этого не произойдет
– она будет заложницей, все дальше уходя от нормального существования и совершая все
больше поступков, за которые простить себя будет уже невозможно.
Тревоги и болезни
166
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
167
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Исцеление травмы
Психотерапия посттравматического расстройства – сложный и изначально неочевидный
этап в работе с нарциссической жертвой, через который она обретает утраченную цельность,
ресурсность и адекватность. Какие-то части этой работы возможны с самого начала, но для
воздействия на ядро травмы требуются ресурсы и осознанность, которые возникают со вре-
менем при установлении и развитии терапевтических отношений, работы с мазохистическим
поведением и нарциссической частью личности жертвы. Ядро травмы – то есть первая ситуа-
ция или ситуации, которые привели к диссоциации и искажению личности, – в начале работы
недоступно либо фактически, либо эмоционально. Любовная зависимость, которая развива-
ется у нарциссических жертв, ее мучительная жизнь внутри насилия, проблемы со здоровьем
отвлекают травматика от самой травмы. Для возвращения ее в работу нужно время и ресурсы.
Это становится главной задачей на первом этапе терапии, когда истощенная жертва
учится заботиться о себе, принимать помощь от других и выстраивать такие отношения, в
которых сможет чувствовать себя наполненной. На это всегда нужно время – если бы жертва
умела строить контакт так, чтобы он был ресурсным, она бы не столкнулась с теми трудно-
стями, которые переживает на момент обращения к терапии. Медленное сближение, выстра-
ивание границ, открытость и доверие терапевту, которые не могут и не должны возникать с
первой же встречи, создают свободное и одновременно безопасное поле для размещения всех
своих переживаний и потребностей, в том числе тех, которые раньше были недоступны.
На этом фоне уже получается говорить о мазохизме и нарциссизме, но еще не получается
о травме. Те из нарциссических жертв, которые допускают контакт и близость, учатся посте-
пенно выдерживать несовершенство терапевта и свое несовершенство, познают себя и свои
особенности, становятся более активными и взрослыми в терапии и в жизни. Этап заботы о
ресурсах – это как раз умение опираться на себя и на других людей, снижение обидчивости
или требовательности, спонтанность проявлений, способность заботиться о себе и о других.
Но сначала забота о ресурсах – это обеспечение себе базовых потребностей: возможности
жить без стыда, достаточного и полноценного питания, полноценного сна, безопасного места,
медицинской помощи. С этими простыми вещами жизнь жертвы уже становится более напол-
ненной. У нее появляются силы для того, чтобы двигаться дальше.
Очень важно не сделать этот этап единственным в терапии. Научить жертву только тому,
чтобы жить без стыда и заботиться о себе, – значит закрепить ее нарциссизм и никак не помочь
ей в вопросе выстраивания полноценных отношений. Тот, у кого появляются навыки заботы
о себе, готов учиться и заботе о другом, а иначе он выходит из терапии сильным и уверенным
в себе потребителем.
169
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
интересно. Самой Полине становятся интересны отношения, которые она заново выстраи-
вает с подругами, коллегами и вновь появляющимися мужчинами.
Но она совсем, категорически не может переносить в отношениях несколько вещей: про-
явлений злости или употребления алкоголя. Из-за них она снова либо чувствует ужас и раз-
рушается сама, либо чувствует злость и становится разрушительной для других.
А еще у нее появляется симптом: ноющие, усиливающиеся и ослабевающие, боли в сло-
манной когда-то правой руке и мигрени.
Здесь становится все более заметным то, что при всей растущей адекватности и устой-
чивости у жертвы присутствуют ситуации и моменты, когда она как будто полностью теряет
все свои новые навыки и снова становится такой же, какой впервые пришла на терапию. Это
вторжения, которые тем очевиднее, чем более здоров фон, на котором они происходят. Втор-
жения перестают быть субъективно привязанными к партнеру и начинают быть осознанными
как отдельный феномен, имеющий отношение не к сегодняшним событиям, а к чему-то более
раннему. Становится заметной диссоциация.
На самом деле она заметна и раньше, а вот работа над ней возможна не сразу. Интегра-
ция обратно диссоциированных частей предполагает обращение к травматическому опыту
и проживание его заново, с возвращением ранее отвергнутых чувств. Эти два этапа работы –
осознание диссоциированных частей и осознание и проживание травмирующего опыта – неот-
делимы друг от друга и возможны лишь тогда, когда у человека достаточно внутренних и внеш-
них ресурсов.
сал дочь в стену, о которую она ударилась головой и потеряла сознание. Полина держится за
меня в эти минуты, держится за подлокотники кресла, держится пальцами ног за пол, дер-
жится за любые доступные ей опоры всеми частями тела, и у нее получается удержаться.
Потом она долго дрожит, молча, с тихими слезами, постепенно успокаиваясь. Тяжелые
воспоминания и чувства перестали быть похороненными внутри и теперь могут обрести свое
место в картине ее опыта. Этот большой процесс начнется с осознания того, что сейчас
произошло и как именно этот опыт расщепил ее личность на несколько частей.
В следующие несколько недель мы говорим об этом. У Полины есть часть, которая
боится и замирает, когда происходит что-то страшное, и она вторгается тогда, когда что-
то из внешней среды напоминает ей отца – отсюда ее яркая реакция на алкоголь и повышение
голоса. Есть часть, в которой заключена злость: в момент распада девочка отстранилась
от ярости отца и одновременно от своей ярости, и теперь во время вторжений она возвра-
щается и выглядит столь же неадекватной и разрушительной, как и тогда, когда исходила
из него. И у Полины есть маленькая девочка, у которой очень болит рука и голова и которая
не понимает, как и зачем с ней произошло то, что произошло. Приходит время соединять все
это в одну взрослую и цельную женщину.
Уже сейчас Полина чувствует ослабление силы этих частей. Она понимает, что ее гнев
и страх относятся к ее отцу и матери, а не к ее сегодняшнему партнеру, понимает, что она
больше не маленькая девочка и способна о себе позаботиться. Ее болевые симптомы прохо-
дят тогда, когда мы вместе возвращаемся в воспоминания о больнице и Полина может прого-
ворить то, что тогда чувствовала, и разместить эти переживания вовне – боль, растерян-
ность, чудовищное одиночество, поскольку родители к ней почти не приходили. Когда девочка
вернулась домой, то обнаружила, что атмосфера в семье стала мягче – видимо, сработала
вина. От облегчения Полина предпочла забыть все окончательно.
Но мы туда возвращаемся, и рука и голова болят, и Полина плачет от этой боли и
отчаяния, нуждаясь во внимании и нежности, а еще в объяснениях. Взрослая Полина обладает
многими навыками – она может и быть нежной к себе самой, и попросить об этой нежности
меня или других. Теперь дело за объяснениями.
Ранее раздробленная история постепенно превращается в слитный рассказ, после мно-
гочисленных встреч. «Я жила в страхе, – говорит Полина, – поскольку мои родители не могли
позаботиться ни о себе, ни обо мне. Моя мать – женщина с расшатанной психикой, не спо-
собная быть адекватной. Мой отец – алкоголик и садист. Я ненавидела и любила их одновре-
менно и продолжаю ненавидеть их и любить, хотя сейчас они чуть больше достойны любви.
Я – женщина, которая выросла с опытом отвержения и насилия, меня избивали, мой отец
однажды избил меня так сильно, что сломал мне руку и ударил головой об стену. И мне очень,
очень грустно, но это действительно произошло».
Полина горюет о себе, горюет о своем несчастном детстве, и в этом горевании осво-
бождается от него. Она не забывает, нет, не диссоциируется, но включает в себе эти зна-
ния о себе, так же как включает знания о своем цвете волос или о том, какое образование
172
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
173
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
Иногда терапия сопровождает человека всю его жизнь – уже не для того, чтобы что-то изме-
нить, но для того, чтобы поддержать произошедшие изменения.
В других случаях терапия заканчивается навсегда. Ее этапы не всегда так ясно выражены,
как в истории Полины, но во всех случаях успешная терапия нарциссической жертвы пред-
полагает два больших блока работы: создание ресурсного поля (в том числе за счет работы с
мазохизмом и нарциссизмом, а также за счет выстраивания отношений с терапевтом) и воз-
вращение и интеграция травматических переживаний. И то и другое требует времени. И то
и другое позволяет жертве стать тем, кем она хочет быть, – свободной и взрослой, имеющей
энергию на собственную жизнь, умеющей быть в близких и теплых отношениях.
174
А. Долганова. «Мир нарциссической жертвы. Отношения в контексте современного невроза»
175