Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Аллео. Воздушная мощь и сухопутные вооруженные силы. — М.: Воениздат НКО СССР, 1936. — 252
с. / Перевел с французского, сократил и снабдил предисловием и примечаниями-комментариями комбриг
Е. И. Татарченко. // Тираж 15000 экз. Цена 3 р. 90 к. /// Géneral Allehaut. Etre prêts. Puissance aérienne
forces de terre. — Editions Berger-Levrault, 1935.
***
Часть первая
Глава I. «Решение» войны и воздушные действия. Доктрина
итальянского генерала Дуэ
Если послушать мнения, которые высказываются стратегами из кафе, или, что то же самое, мнения и
пророчества прессы, то выходит, что воздушная война, — или, более точно, наступательные действия
воздушных сил против жизненных центров, населения и вообще против территории противника, —
якобы способна произвести такие разрушения и так терроризировать неприятельскую страну, что
будущая война неизбежно найдет свое решение в воздухе, а не в каком-либо другом месте, и притом
решение ужасающе быстрое.
Можно было бы пренебречь такого рода мнениями, если бы они не производили очень вредного влияния
на моральное состояние страны. Они заставляют население опасаться самых ужасных стихийных
бедствий и в то же время не сообщают ему никаких средств для борьбы с ними. Поэтому важно узнать
по данному вопросу мнение квалифицированных военных теоретиков.
Оказывается, что на основе только что упомянутого мнения и получила развитие настоящая военная
доктрина. Ее инициатором, а также распространителями и сторонниками являются бесспорные
авторитеты.
А раз военная доктрина имеет таких покровителей, она безусловно заслуживает полного внимания.
Кто же ее автор? Его имя еще вчера едва было известно кое-кому во Франции, в своей же стране и в
большинстве других милитаристских стран этот автор в течение ряда лет возбуждал страстную
полемику. Как говорит ген. Тюлян (Tulasne) в своем исследовании, напечатанном в 1932 г. в «Revue des
Deux-Mondes»{*7}, в 1921 г. в Риме появился труд итальянского генерала Дуэ «Il dominio dell'aria»
(«Владение [22] воздухом){13}. В 1927 г. или в начале 1928 г. эта теория превратилась в настоящую
военную доктрину. Сущность ее может быть сформулирована таким образом:
«Только наступление способно дать положительные результаты, иначе говоря,
обеспечить достижение целей войны. Воздушные силы являются наступательными по
преимуществу, если не исключительно. Следовательно, нужна воздушная армия,
которая и должна, что вполне логично, поглотить большую часть финансовых и
промышленных средств страны.
Следствием этого тезиса является уничтожение вспомогательной авиации сухопутных вооруженных сил
и морского флота, так как средства, которые идут на ее содержание, должны пойти на воздушную
армию. Сухопутная армия и военно-морской флот должны получить лишь такие средства, которые
строго необходимы им только для ведения чисто оборонительных действий.
Это положение ген. Дуэ выражает гораздо меньшим числом слов: «сопротивляться на поверхности (суши
и воды — ред.), чтобы наступать массой в воздухе»{14} («Resistere sulla superficia per far massa nell'aria»).
Во Франции эта доктрина по вопросу, имеющему столь важное значение, была достаточно полно и
серьезно изложена только в последние месяцы 1932 г. Ген. Арманго опубликовал в книжках журнала
«Revue des Forces aériennes» («Обозрение воздушных сил»){15} исследование под названием «La
puissance offensive de l'instrument de guerre de demain» («Наступательная мощь боевого средства войны
завтрашнего дня»). Это исследование ясно поставило основные пункты проблемы. Немного позже это же
исследование появилось в виде книжки под слегка измененным названием «L'aviation et la puissance
offensive de l'instrument de guerre demain» («Авиация и наступательная мощь боевого средства войны
завтрашнего дня»). На этот труд мы будем часто ссылаться, делать из него большие выдержки и
оспаривать мнения и заключений, к которым (приходит его автор. Но к большей части его выводов мы
присоединяемся.
В настоящей первой части исследования читатель найдет возможно более объективное изложение
интегральной доктрины, основанной на преобладающем значении воздушных сил. Это изложение будет
сопровождаться критическим [23] рассмотрением, которое приведет нас к заключению, что здесь, как во
многом другом, истина находится на золотой середине между двумя крайностями. Вторая часть
исследования и будет посвящена поискам этой золотой середины.
***
Доктрина Дуэ, сущность которой, как мы видели выше, состоит в простом силлогизме, заслуживает
ближайшего исследования, ибо она ставит важнейшую проблему, от разрешения которой может зависеть
полный переворот во всех основных элементах национальной обороны.
Вот ее сжатое изложение.
Прежде всего ген. Дуэ устанавливает такую аксиому: война тотальна (целостна){16}. Все силы
государства, каковы бы они ни были — военные или невоенные, — вовлекаются в конфликт.
Следовательно, не нужно думать, что сражение является единственным способом действия, которое
может решить исход войны. Несомненно, более надежно можно решить войну, нападая на самые
источники военного потенциала неприятельской страны, а это ныне сделалось возможным благодаря
воздушным силам.
С другой стороны, нет никаких сомнений, что только наступление может дать положительные
результаты, а следовательно, только оно одно и способно обеспечить достижение цели войны. А так как
воздушные силы по преимуществу являются силами наступательными, а в отношении обороны имеют,
напротив, чрезвычайно ограниченные возможности, то в воздухе наступление значительно превосходит
оборону, и воздушная армия{17} является по преимуществу средством для достижения решения войны.
Обратно, — на суше, как это доказано опытом последней войны, оборона, опираясь на прогресс техники
вооружения и на усовершенствования материальной части, значительно превосходит наступление, так
что даже при большом превосходстве в силах наступление терпит поражение от обороны. Ввиду того,
что между воюющими сторонами на суше неизбежно установится равновесие сил, добиться решения
войны на земле невозможно.
Последняя война показала также, что и на море оборона гораздо более действительна, чем наступление,
за исключением того случая, когда наступление располагает подавляющим превосходством в силах.
Принцип экономии сил, который, очевидно, имеет отношение как ко всей совокупности вооруженных
сил — воздушных, [24] сухопутных и морских, — так равно и к каждому отдельному их виду, требует,
чтобы главные ресурсы были выделены на тот вид вооруженных сил, который способен дать решение
войны, — в особенности же, как в данном случае, если он наделен этой способностью в высшей степени.
Следовательно, наибольшая часть общего бюджета, который государство может выделить на
национальную оборону, должна пойти на воздушные силы. Что же касается сухопутных вооруженных
сил, то, поскольку на земле достаточно лишь загородить дорогу, чтобы посредством чистой обороны
сорвать всякую попытку вторжения, и поскольку, кроме того, современная техника во всем
благоприятствует обороне и позволяет ей наносить поражение наступающим силам при значительном их
численном превосходстве, — можно сильно сократить бюджетное ассигнование в этой области.
Полученная таким образом экономия может быть использована для воздушных вооружений.
То же самое приложимо и к военно-морскому флоту. Сверх того вспомогательная авиация сухопутных и
морских вооруженных сил должна быть полностью принесена в жертву воздушной армии. В самом деле,
средства, которые будут выделены на эту авиацию, уменьшат мощь независимой воздушной армии, а это
было бы расточением средств, потому что тем самым были бы уменьшены шансы на завоевание
господства в воздухе. А если нет господства в воздухе, то и вспомогательная авиация бесполезна.
Так как установлено, что в воздушной борьбе, перед лицом решающего воздушного наступления,
оборона обречена на неуспех, то не следует и расточать средства на создание и содержание таких
авиационных частей и соединений, которые неспособны обеспечить действительную эффективность.
Истребительная авиация есть по существу оборонительная авиация. Следовательно, истребительная
авиация не нужна.
Кредиты, которые могли бы быть выделены на нее, бесконечно более продуктивно могут быть
использованы наступательной авиацией, ибо единственно действительный способ обороны состоит в
наступлении на неприятельскую территорию.
Точно так же и наземные средства противовоздушной обороны обладают лишь ограниченной
эффективностью. Нельзя и мечтать о таком их развитии, которое необходимо было бы для защиты всех
уязвимых пунктов территории, — тем более, что нельзя рассчитывать на хорошие результаты этих
средств ПВО, если не использовать их массированно. [25]
Поэтому в будущем следует ограничиваться защитой действительно жизненных центров, для обороны
которых и выделять возможный максимум противовоздушных средств. Для всей же остальной
территории, не пытаясь защитить все уязвимые пункты, когда поневоле средства ПВО были бы слишком
рассредоточены и лишены всякой действительности, лучше вовсе от них отказаться. Таким образом,
можно получить экономию в средствах, которая позволит еще более усилить мощь наступательных
воздушных сил. К тому же, чтобы защитить свою территорию, нет более надежного средства, чем
нападение на территорию противника.
Только пассивная защита населения и жизненных центров страны, т. е. защита посредством противогазов
и убежищ, а также посредством выселения из больших городов его жителей и т. д., должна быть развита
в наибольшей степени.
Предположим, что вся совокупность средств страны распределена так, как этого требует ген. Дуэ, между
тремя видами вооруженных сил — сухопутными, морскими и воздушными силами. Такое распределение
дает воздушной армии наибольший возможный максимум наступательной мощи. Зато две другие
категории вооруженных сил получат лишь строго необходимый минимум средств, который позволит им,
применяя систематически оборону, воспрепятствовать противнику вырвать победу на земле или на море
(а этого, как мы видели, сторонники доктрины Дуэ полагают возможным достичь применением
сравнительно ограниченных средств, благодаря предполагаемой ими оборонительной мощи
современного вооружения). Каков же будет способ действия этой мощной воздушной армии?
Ее основная цель будет состоять в действиях против жизненных центров неприятельской территории и
всякого рода сооружений — военных, политических, правительственных, экономических,
промышленных, а также против больших скоплений жителей, так как террор будет далеко не последним
фактором в деле достижения победы. Однако, несомненно, что этот результат может быть полностью
достигнут только благодаря владению воздухом. Следовательно, прежде чем атаковать жизненные
центры или же одновременно с нападением на них, необходимо разрушить базы воздушных сил
противника, его аэродромы и склады{18}.
Такие действия, произведенные внезапно до начала других военных действий и даже без
предварительного объявления войны, могут дать значительные результаты, обеспечивая сразу
бесспорное господство в воздухе. [26]
Напротив, к воздушным сражениям стремиться не следует. Тем не менее можно предположить, что они
неизбежно возникнут при действиях, организованных против неприятельской территории.
«Более мощная воздушная армия, организованная одновременно и для воздушного
сражения и для действий против наземных целей, безбоязненно вступит в такое
сражение, если оно представится. Но она не будет системагтически искать воздушного
сражения, чтобы не изматываться понапрасну в бесполезных длительных полетах».
С другой стороны,
«более сильная воздушная армия ничего не потеряет от воздушного сражения, если
оно случится, тогда как более слабая потеряет в нем, вообще говоря, все. Более
сильная воздушная армия не должна избегать сражения, тогда как более слабая будет
вынуждена это делать»{*8}.
Если такое сражение случится, то более сильная воздушная армия будет располагать с этого момента
бесспорным господством в воздухе и может все свои силы посвятить своей основной задаче: атаке
жизненных центров на земле{19}.
Можно надеяться, что такие действия быстро приведут к решению (в результате материального эффекта,
деморализации и даже терроризации населения и войск), причем это решение, несомненно, может быть
достигнуто еще до того, как сухопутные армии закончат свое сосредоточение, а, может быть, даже
свою мобилизацию.
Если же такой результат не будет достигнут, то и потеряно ничего не будет, потому что мощь обороны
на суше позволит выгадывать время.
Вся эта теория в высшей степени логична и стройна, если только будут приняты основы, на которых она
воздвигнута. Но сами эти основы состоят из некоторого числа постулатов{20}, которые необходимо
подвергнуть критическому рассмотрению, прежде чем притти к какому-либо заключению, так как эти
постулаты не имеют ни характера очевидности, ни обоснования на бесспорных фактах.
Если попробовать выделить эти постулаты, то окажется, что их можно сформулировать нижеследующим
образом:
— Война тотальна (целостна, едина, всеобъемлюща); сражение [27] не является единственным способом
действий, могущим обеспечить решение.
— Воздух является по преимуществу сферой для наступления.
— Наступательные действия воздушных сил против неприятельской территории могут одни, сами по
себе, обеспечить решение.
— В сухопутных операциях мощь новейших боевых машин настолько благоприятствует обороне, что
равновесие враждебных сил устанавливается неизбежно, препятствуя добиться решения войны.
— Как следствие, систематически проводимая на земле оборона, даже при наличии ограниченных
средств, обеспечивает нанесение поражения гораздо более мощным наступательным силам.
— Благодаря существованию мощной наступательной воздушной армии имеется возможность
упразднить вспомогательную авиацию сухопутных армий и флота.
— Точно так же может быть упразднена, в интересах наступательной авиации, истребительная авиация,
как авиация чисто оборонительная.
Каждый из этих постулатов следует подвергнуть критическому рассмотрению.
Глава II. Первый постулат. «Война тотальна. Сражение не является
единственным способом действий, могущим обеспечить решение
войны»
Идея о том, что война тотальна (всеобъемлюща), несомненно, находится в полном соответствии с
характером будущих вооруженных конфликтов; в противоположность минувшему эти конфликты будут
возникать не из династических интересов, а из глубоких жизненных интересов самих народов, причем
самое существование последних будет зависеть от исхода борьбы.
Таким образом, в будущем война будет вестись во всех областях, в которых только возможно повредить
неприятелю, и в которых, само собой разумеется, возможно защищаться против его мероприятий. Эта
борьба проявится в виде военных операций на земле, на море и в воздухе, но она будет также вестись и в
областях экономической, финансовой, [28] промышленной, политической, этнической, моральной и т. д.
С другой стороны, поскольку цель войны состоит только в том, чтобы заставить противника признать
себя побежденным, т. е. заставить его отчаяться в своем собственном деле, ясно, что всякий способ
действия будет решающим, если только он способен создать такое душевное состояние у противника.
Совершенно ясно, что эта цель может быть достигнута, даже не прибегая к чисто военным операциям, но
путем непосредственного воздействия на известные факторы, хотя и не военного, но жизненного
характера.
Вот почему ген. Дуэ с полным основанием полагает, что сражение, — особенно же сухопутное сражение,
— является только одним из средств победы среди многих других средств. А если другие средства более
действительны или попросту дают более быструю победу, то было бы безрассудно упорствовать и
требовать этого решения войны только от сражения.
Даже в прошлом
«конфликты разрешались не только сражением; достаточно вспомнить войну в
Испании 1807 г. и поход в Россию 1812 г. С другой стороны, известно не мало
случаев, когда сражения, даже так называемые «решительные», решения не давали: ни
Ганнибал после Канн, ни Фридрих II после Россбаха, ни Мольтке после Седана не
могли навязать противнику свою волю. Наполеон, несмотря на свои победы на суше, в
течение всего времени своего владычества чувствовал тяжкие результаты
уничтожения своего флота. Взятие Парижа в 1814 г. явилось запоздалым следствием
Трафальгара»{*9}.
В настоящее время к тем средствам, которые в прошлом, помимо сражения, могли обеспечивать
достижение целей войны, или которые помогали сражению обеспечить эти цели, — а именно к
средствам экономическим — блокаде, измору, пропаганде и т. д., — прибавилось совершенно новое
средство, обладающее значительной мощью, «способное воздействовать на всю страну и на все
источники национальных сил»{*10}. Это средство — самолет. Сомнение в том, что это новое средство
при ведении тотальной войны может и должно иметь крайне большое значение, давать все более и более
значительные результаты, равносильно отрицанию очевидности. [29]
Но создает ли это средство, само по себе, тотальную опасность такого рода, какой представляют себе ее
сторонники доктрины Дуэ? Ставит ли оно под вопрос, и притом с самого начала военных действий, с
одного единственного удара, возможности противника пользоваться всеми ресурсами своей территории?
Другими словами, способно ли оно одно, само по себе, давать и притом сразу и быстро — решение
войны? Эти вопросы мы исследуем далее, когда будем обсуждать второй и третий постулаты.
Глава III. Второй постулат. «Воздух является по преимуществу сферой
для наступления»
Повидимому, нельзя отрицать выдающуюся наступательную способность воздушных сил.
Воздушные силы действительно обладают в высшей степени теми свойствами, которые весьма
существенны при ведении наступательных операций: гибкостью маневра, которую им дает скорость
эволюции и способность передвигаться в трех измерениях; большою легкостью и скоростью для
достижения нужного сосредоточения сил, даже тех, которые расположены на весьма удаленных друг от
друга базах. Отсюда проистекает существенное свойство, не менее важное в области воздушных
операций, чем и во всех других областях,—-внезапность; уже на сегодня значительный радиус действия
еще более увеличится, что позволит вскоре вести операцию против всей территории противника и что
еще более будет благоприятствовать осуществлению внезапности.
С другой стороны, оборона мало что может противопоставить этим наступательным свойствам
воздушных сил.
Оборонительные действия при помощи наземных боевых средств, при помощи зенитной артиллерии и
других средств ПВО, конечно, будут приобретать все более возрастающую эффективность: зенитные
пушки будут более метки и будут вести более скорый и более надежный огонь; снаряды будут лучше
приспособлены к выполнению своей задачи; заградительные аэростаты в гораздо большем числе будут
подыматься на большую высоту; прожекторы в ночных операциях будут более мощны, будут больше
стеснять летчиков, будут лучше определять местонахождение самолетов, будут лучше определять
положение нападающих частей и [30] будут лучше помогать ведению оборонительного огня. Все это,
конечно, стеснит действия наступательных сил, а в некоторых случаях будет даже наносить им потери.
Но все это попрежнему будет неспособно остановить воздушные операции в целом, запретить
воздушным силам выполнение их задач.
Средства ПВО не смогут помешать воздушным силам реализовать максимум того, на что они способны.
Наконец, учитывая протяженность и размеры угрожаемой территории, — а именно всей государственной
территории, — нельзя и мечтать о том, чтобы защитить этими средствами все угрожаемые пункты.
Следовательно, за исключением наиболее важных жизненных центров страны, где будут сосредоточены
средства ПВО, большая часть территории будет вовсе лишена всякой наземной обороны, и нападение с
воздуха может производиться без всякой помехи, — во всяком случае без помехи этого рода.
Что касается воздушных средств обороны, то и они, без сомнения, будут усовершенствованы, но, как это
очень верно заметил ген. Арманго, самолеты, производящие атаку, тоже ведь будут совершенствоваться.
А кроме того, они будут мощно вооружены для самозащиты и будут бронированы. Воздушные части
обороны, по необходимости рассредоточенные по всей территории, не будут являться надежным
средством защиты, так как не смогут во-время ни сосредоточиться, ни создать препятствия к
продвижению противника до того, как он достигнет своей цели, ни даже иногда встретить его в воздухе.
Если они нападут на противника до своего сосредоточения, то рискуют попасть в невыгодное
положение; они рискуют или не суметь своевременно напасть на противника, или же не быть в
состоянии вообще произвести это нападение. Значительное преимущество, которым располагает
наступление над обороной в виде инициативы действия, дает роковые последствия для противника во
всех областях, но в особенности в области воздушной. Инициатива дает нападающему то преимущество,
что он заблаговременно знает, чего он хочет, и заблаговременно строит свою операцию, свои движения,
свой маневр, тогда как оборона должна подчиняться этой инициативе и может действовать только контр-
маневром, который часто зависит от запоздалых разведывательных данных.
Как замечает ген. Арманго, наступление воздушных сил имеет много шансов на то, чтобы
воспользоваться выгодами внезапности, которая может иметь важное значение в двух отношениях. [31]
Страной, которая стремится к войне и втайне подготовилась к ней, в особенности может быть достигнута
техническая внезапность, ибо «в такой новой области, как авиация, прогресс в материальной части
может быть весьма быстрым и поистине неожиданным»{*11}.
Возможна также внезапность организационная, в виде неожиданного количества самолетов в строю, ибо
в несколько месяцев можно построить большую серию самолетов и моторов, что является громадным
козырем в руках того из воюющих, кто решил начать войну, так как он может втайне организовать
производство за несколько месяцев до начала войны{*12}.
Как видно из вышеизложенного, все говорит за то, что второй постулат хорошо обоснован и что
действительно «воздух является по преимуществу сферой наступления».
Глава IV. Третий постулат. «Наступательные действия воздушных сил
против неприятельской территории могут одни, сами по себе,
обеспечить решение»
Этот тезис формулирует проблему, имеющую фундаментальную важность, так как в зависимости от того
или иного решения этой проблемы (предполагая, что окончательный и бесспорный ответ может быть дан
не только на основании опыта) доктрина Дуэ или должна быть бесспорно принята, или же, — если
окажется, что у нее нет основания, — она должна рушиться.
Сейчас мы приступим к ее внимательному изучению. [32]
Цели, на которые направляются наступательные усилия еоздушной армии, подразделяются на три
большие категории.
Во-первых, это — цели на земле, не являющиеся, собственно говоря, военными силами; это — центры
политические, демографические, промышленные, экономические, пути сообщения и их жизненные
органы, как-то: вокзалы, склады, искусственные сооружения, торговые порты и т. д.
Во-вторых, это — воздушные силы.
В-третьих, это — сухопутные и морские вооруженные силы, включая сюда и военные порты.
Сторонники доктрины ген. Дуэ даже не ставят перед собой вопроса о действии воздушной армии против
наземных вооруженных сил, так как допускают, что решение будет или по крайней мере может быть
достигнуто до соединения сухопутных армий. Это соединение армий будет затруднено и замедлено, если
не сорвано окончательно, вследствие предварительных действий воздушной армии агрессора против
демографических (населенных) центров, железных дорог, сортировочных железнодорожных станций,
искусственных сооружений и т. п.
Сражение с воздушными силами противника может стать необходимостью, но к нему не будут
стремиться систематически, не будут его искать. Оно может произойти только тогда, когда противник
попытается противопоставить силу вторжениям на свою территорию по воздуху. Однако, в этом
отношении не следует впадать в ошибку. Если говорят, что к воздушному сражению не будут стремиться
и что агрессор не будет его искать, то это вовсе не значит, что на неприятельские воздушные силы не
будет обращено никакого внимания. Как раз напротив, будут приняты меры по уничтожению воздушных
сил противника, но не в воздухе, а на земле, в его базах, на его аэродромах, в его складах и заводах. Там
попытаются уничтожить воздушного противника внезапным нападением. Таким образом, необходимое
господство в воздухе будет достигнуто более надежно и более полно.
Следовательно, решения войны следует искать посредством атак по наземным центрам и жизненным
органам противника, причем среди этих целей базы и аэродромы неприятельской авиации займут в
отношении очередности первое место{21}.
Что ген. Дуэ и его ученики рассчитывают добиться решения войны при помощи таких предприятий и что
они надеются получить его очень быстро, — даже до того, как будут мобилизованы и сосредоточены
сухопутные и морские [33] вооруженные силы, — это с очевидностью вытекает не только из самого
изложения их доктрины, но также из конкретного примера, придуманного самим генералом («Война 19...
г.»), а также из темы итальянских воздушных маневров в августе 1931 г.
В работе ген. Дуэ «Война 19... г.», краткое содержание которой изложено в цитированной уже статье ген.
Тюлян, предвосхищается война германцев с союзом Франции и Бельгии. Предполагается, что немцы
усвоили теории ген. Дуэ и создали мощную воздушную армию, полностью упразднив вспомогательную
авиацию. Французы же и бельгийцы, напротив, хотя и имели воздушную армию, но в то же время
держали вспомогательную авиацию, а на нее-то именно и были направлены главные усилия. И хотя
союзники имели всего около 6000 самолетов, они выделили в состав своей самостоятельной воздушной
армии только 800 самолетов и притом различных систем и небольшой мощности. Напротив, немцы, имея
в сумме значительно меньше самолетов, использовали до 1500 боевых (линейных) самолетов{22},
мощностью от 2000 до 6000 л. с., одного и того же типа, с сильным вооружением для обороны от атак
неприятельских истребителей. Эти самолеты могли поднимать суммарную нагрузку от 3 до 4 тысяч т
бомб, имея в среднем радиус действия до 500 км.
С самого начала враждебных действий эта мощная воздушная армия развивала систематические
нападения на франко-бельгийскую территорию. Такими нападениями были: атака военных центров,
перерыв сообщений на определенном направлении с целью задержки сосредоточения армий, и
разрушение четырех французских городов в виде возмездия за бомбардировку немецких городов.
Франко-бельгийские истребители пытались воспрепятствовать этим действиям: они атаковали боевые
порядки немцев и нанесли им по существу серьезные потери. Но сами они, будучи очень рассредоточены
и разбиты, не смогли воспрепятствовать налету немецких воздушных волн, и даже не смогли изменить
расписания их полетов.
В конце концов, уже на второй день, франко-бельгийцы, проникнутые сознанием своей беспомощности,
просили мира.
Итак, через 48 часов уже было достигнуто решение!
Видимо, воодушевленные данными, почерпнутыми из «Войны 19... г.», итальянские маневры в августе
1931 г. должны были, само собой разумеется, привести к заключениям подобного же рода. [34]
«Великая машина разрушения и победы готова приступить к действиям», — писала
перед началом маневров газета «Коррьере делла Сэра. — Мы увидим грандиозный и
ужасный, хотя и мнимый, спектакль сбрасывания взрывчатых веществ и ОВ на
военные цели, на железные дороги, на населенные центры... Но все, что мы увидим,
следует умножить на 10 или на 100. Это заставляет думать о беспощадном,
неотразимом, дьявольском марше не каких-то двух бомбардировочных бригад
нападающей стороны, но о 1500 самолетах большого тоннажа, которые незабвенный
Дуэ бросил с Рейна в сердце Франции в своем последнем пророческом труде «Война
19... г.».
В действительности на маневрах обороняющаяся сторона, не имевшая отвечавших концепции Дуэ
воздушных сил, рассредоточивала свои удары между несколькими авиационными базами и
аэродромами, атаковала некоторые военные фабрики и главную квартиру агрессора, тогда как воздушная
армия последнего в течение четырех дней производила сосредоточенные массовые нападения на
неприятельскую морскую базу и на важный населенный центр, сосредоточила все свои средства против
резиденции главного командования обороняющейся стороны, дезорганизовала и сорвала мобилизацию и
сосредоточение неприятеля, полностью уничтожила главную базу авиации противника, бомбардировала
и отравила столицу. В итоге до наступления вечера 4-го дня, т. е. когда не была еще даже закончена эта
последняя операция, обороняющаяся сторона вынуждена была просить перемирия, ввиду невозможности
выполнить мобилизацию и сосредоточение, а также ввиду того, что ее население было терроризовано и
охвачено паникой. Потребовалась меньше четырех дней, чтобы добиться такого результата.
Конечно, эти маневры не могут считаться показательными. Даже итальянская пресса, несмотря на
высокопарный энтузиазм, образчик которого мы привели выше, без колебания признала в маневрах
наличие известной условности, в виде, например, слишком короткого срока, потребовавшегося для
достижения победы. Это необходимо было для того, чтобы показать возможность при массовом
наступлении мощных воздушных сил обеспечить достижение цели войны в чрезвычайно короткий срок
времени{*13}{23}. [35]
Таким образом, не подлежит сомнению, что сторонники доктрины Дуэ, во главе которых стоят,
повидимому, итальянские правители, проникнуты таким убеждением.
Как следует его расценивать?
Прежде всего следует заметить, что как предвосхищение будущего в труде ген. Дуэ «Война 19... г.», так
и применение итальянской воздушной армии в августе 1931 г. не покоится на опытной базе. И то и
другое обосновано на чистом предположении, на гипотезе, причем на гипотезе, бесконечно более смелой
при замысле маневров.
На самом деле, в то время как, по предположению Дуэ, результат достигается применением 1 500 боевых
самолетов с мощностью от 2 до 6 тысяч л. с., перевозящих на 500 км от их базы 3—4 тысячи т бомб (что
за два дня представляет груз до 6—8 тысяч т бомб), наступающая сторона во время итальянских
маневров достигает такого же результата с числом самолетов, в 5—6 раз меньшим, причем каждый из
них может перевозить во много раз меньше бомб, чем самолеты Дуэ. Само собой разумеется, что в
действительности, когда государство решит произвести нападение, то в последние месяцы перед
назначенной датой выступления оно втайне организует производство самолетов и моторов со все
ускоряющимся темпом, с целью получить в нужное время возможно большее число самолетов для
крупной операции, которой внезапно и начнутся враждебные действия.
Но для каждого государства имеется предел финансовых и промышленных возможностей, а потому
сомнительно, чтобы даже мощная с промышленной точки зрения страна была в состоянии создать втайне
в несколько месяцев столь страшные воздушные силы, какие ген. Дуэ предполагает в наличии у немцев в
«Войне 19... г.». Поэтому ясно, что результаты маневров в 1931 г., несомненно, тенденциозны и в силу
этого теряют всякую доказательную ценность.
Подтверждением нашего заключения об итальянских маневрах может считаться и другое соображение.
Дело в том, что основная тема этих маневров была совершенно лишена конкретности, без которой
учения подобного рода не могут [36] привести к заключениям сколько-нибудь ценного в практическом
отношении характера. Достаточно, например, отметить, что никак не было уточнено, какие же
мероприятия были предприняты атакованной стороной для обороны своей мобилизации и
сосредоточения. А раз это так, то как же можно допускать, что мобилизация и сосредоточение были
приведены в расстройство?
Это лишь простое предположение, не имеющее никакого другого значения, как только то, что оно
обнаруживает тенденции и умонастроения. Впрочем, и это имеет немаловажное значение. Таким
образом, проблема возможности добиться решения войны посредством действий одних лишь воздушных
сил против территории противника остается совершенно такой же, как и до итальянских маневров 1931
г., — проблемой, обсуждать которую можно только теоретически.
***
В самом начале этого обсуждения напрашивается следующее замечание. Доктрина последователей ген.
Дуэ претендует в очень короткое время ввергнуть неприятельскую страну в бедствия путем расстройства
ее живых сил, но она не учитывает того, что в крупном государстве живые силы почти неограниченны,
тогда как, наоборот, наступательная мощь воздушной армии будет иметь пределы, причем этих пределов
она достигнет довольно быстро.
Эти пределы будут быстро достигнуты потому, что нельзя и предполагать возможности в мирное время
создать, содержать и возобновлять такую воздушную армию, которой ничто не могло бы
действительным образом сопротивляться. Для одного только создания такой воздушной армии
потребовались бы громадные кредиты, выходящие за границы всяких возможностей.
Но создать воздушную армию еще мало, — надо ее соде ржать и в особенности пополнять ее убыль.
Материальная часть быстро стареет и требует частой замены, но это ведет к невыносимым расходам.
Если же этого не делать, то придется выступить на войну с устаревшими самолетами, что едва ли
допустимо.
Поэтому представляется невозможным иметь постоянную воздушную армию, достаточно мощную для
того, чтобы ею одной добиться тех решающих результатов, на которые рассчитывает доктрина Дуэ.
На это могут возразить, что в действительности воздушная армия мирного времени будет лишь какой-то
частью, — [37] может быть, даже меньшей частью, — той воздушной армии, которая призвана
выступить на сцену в начале враждебных действий. Государство, которое решило начать войну, могло
бы за несколько месяцев до намеченного начала конфликта бистро наладить производство по готовым
образцам, и, таким образом, воздушная армия, заново организованная и вооруженная самолетами,
отвечающими всем последним требованиям, соединившись с воздушной армией мирного времени, могла
бы выполнить свою задачу.
Конечно, таким образом и поступит правительство государства, решившего взять инициативу в
развязывании конфликта. Но верно и то, что такая искренне миролюбивая страна, как Франция, рискует
попасть в очень затруднительное и даже опасное положение по отношению к беззастенчивым соседям,
если она во-время не предусмотрит и не предпримет контр-мер, способных предотвратить опасность. Что
же все это доказывает? Только то, что мирная страна должна иметь разведывательное управление,
стоящее на высоте своей задачи; что она должна иметь не настолько слепое правительство, чтобы не
подозревать и не заметить у соседа начала такого интенсивного производства, не настолько
непредусмотрительное, чтобы не иметь постоянно наготове усовершенствованные образцы, не
уступающие образцам возможного противника. Страна должна быть готова в надлежащий момент
развернуть производство с ускоряющимся темпом и иметь правительство настолько энергичное, чтобы
суметь во-время декретировать это развертывание производства, не обращая внимания на оппозицию и
на ее протесты, шум и крики{24}.
Наконец, кто же поверит, что государство, даже лишенное всякой щепетильности, — как бы ловко оно
ни было в искусстве маскировки, — может надеяться на достижение полной внезапности в делах
подобного рода.
Возможно ли, чтобы все эти самолеты, моторы, бомбы и отравляющие вещества производились,
собирались, вооружались и хранились на складах так, чтобы соседи не имели об этом никаких сведений?
А каким образом личный состав будет мобилизован, собран и обучен, не возбуждая при этом подозрений
со стороны соседей? Наконец, могут ли эти самолеты и этот личный состав сразу же образовать
многочисленные маневроспособные и уверенные в себе части и соединения?
У нас слишком легко создаются мистические представления. После войны у нас была — да и теперь еще
есть в некоторых кругах — мистическая вера в пулемет, можно даже [38] сказать, что благодаря ей-то
именно и построена та доктрина, по безумной идее которой два или три пулемета способны скашивать
целые дивизии. Не следует поэтому допускать распространения доктрины о том, что неприятельская
воздушная армия неотразима, что она в один роковой день неожиданно появится и мгновенно
распространит повсюду бедствия, хаос и безумный террор. Конечно, она воспользуется выгодами
инициативы и выбора момента, что имеет большое значение, но она не добьется истинной победы, если
только не будет иметь дело с противником, который сам от себя отрекся, а отрекшись, подготовил себя к
порабощению.
Несмотря, однако, на все это, вполне возможно, что воздушная армия агрессора будет иметь над
воздушными силами атакованной страны преимущества не только в отношении инициативы и выбора
момента удара, но и в отношении большей численности и даже качественного превосходства
наступательных самолетов. Но есть ли основание утверждать, что воздушная армия агрессора будет в
состоянии в очень короткое время уничтожить живые силы атакованной страны и что она добьется
решения войны?
Со всем убеждением следует сказать, что это невозможно, если государство, подвергшееся агрессии, не
пренебрежет самыми элементарными мерами предосторожности, которые сейчас напрашиваются более,
чем когда-либо прежде, если народы хотят жить.
При своих действиях против неприятельской территории нападающий, естественно, выберет первыми
целями наиболее жизненные центры и органы страны: базы, аэродромы и склады авиации, резиденцию
правительства, крупные населенные пункты, промышленные центры, большие торговые и военные
порты, узлы железных дорог, от работы которых зависит мобилизация и сосредоточение. Агрессор
должен натолкнуться там на сильную, организованную ПВО, сосредоточенную в этих пунктах именно
потому, что они являются для государства жизненно необходимыми.
Говорят, что ПВО не будет на месте в момент начала агрессии, ибо последняя произойдет внезапно. Но
можно ли поверить этому? Можно ли допустить, что такая буря может разразиться внезапно при
безоблачном небе? Неужели никакое возмущение атмосферы не позволило бы предугадать приближение
этой бури? А если подобное предположение невероятно, то разве не было бы правительство виновно в
том, что оно не приняло своевременно надлежащих мер обороны? [39]
Ж. М. Бурже прекрасно это выразил в своей уже цитированной выше статье, когда написал, что в
прошлом «правительства, которые говорили, что они были атакованы внезапно, были обычно виновны в
недостатке бдительности».
Но то, что было в прошлом, будет не менее верно и в будущем. Следовательно, нужно думать, что, как
бы ни была внезапна агрессия, она не будет неожиданной, и средства обороны будут на месте, защищая
наиболее важные пункты государственной территории.
Другие утверждают, что противовоздушная оборона бессильна. Что она не имеет абсолютной
действительности, это бесспорно, но что она бессильна, это — неверно. Конечно, она не сможет
полностью воспрепятствовать атакующему пролететь над пунктами, которые ей поручено защищать, но
она стеснит воздушные силы противника, затруднит им выполнение их задачи, хотя и не сможет их
остановить. Она тем больше стеснит их, чем лучше будет сосредоточена для обороны лишь пунктов
особой важности, — действительно жизненных центров.
С другой стороны, если совершенствуются самолеты, то совершенствуются также и средства ПВО —
пушки, аэростаты, прожекторы, — и не только в отношении качества материальной части, но и с точки
зрения приемов их использования. Таким образом, можно утверждать, что при атаке жизненных пунктов,
защищенных достаточно мощными средствами ПВО, нападающие воздушные силы не только потерпят
урон, уменьшающий мощь их действий, но, кроме того, должны будут соблюдать предосторожности, —
например, лететь на большой высоте, что тоже значительно уменьшит действительность атаки.
ПВО не ограничивается лишь одними наземными средствами. Истребительная авиация тоже действует
при обороне жизненных пунктов. Правда, по теории Дуэ истребительные самолеты, при применении их
лишь для обороны, дают плохой коэфициент полезного действия: они поглощают средства, которые
гораздо лучше было бы использовать для наступательных воздушных сил. Наступательные самолеты
могут не бояться, как это было в прошлом, истребительных самолетов, потому что они многоместные,
имеют сферический обстрел, с плотностью огня, превосходящей плотность огня одноместного
истребителя; кроме того, они будут бронированы{25} и защищены против атак истребителей
надлежащими строями и порядками, в которых отдельные элементы взаимно поддерживают друг друга.
[40]
Нельзя сказать, что это мнение никак не обосновано. Но доказывает ли оно, что истребительная авиация
может быть совершенно упразднена? Скорее доказано лишь то, что для действительного поражения
линейных крейсеров{*14}, из которых фактически будут состоять воздушные армии, необходимо
противопоставить им контр-крейсеры, характеризуемые своей скоростью и мощностью вооружения, как
об этом говорит ген. Арманго.
Итак, воздушные силы, угрожающие жизненным пунктам территории, будут подвергаться атакам
истребительной авиации. Не подлежит сомнению, что все же истребители будут иногда способны делать
такие операции очень дорогими для противника.
***
Ген. Дуэ возводит в принцип, что воздушная армия агрессора, которую он предполагает более сильной,
не будет систематически искать воздушного сражения, так как более слабые силы всегда будут иметь
возможность избегнуть воздушного сражения. А стремиться к тому, чтобы заставить противника
вступить в борьбу, это значит истощать себя и терять драгоценное время без каких-либо результатов.
Напротив, воздушная армия агрессора ничего не потеряет от сражения и потому она не будет избегать
его. Но атакованная сторона не может позволить без соответствующей реакции угрожать своим
жизненным центрам, она не может не попытаться отбить наносимые ей удары. К этому ее может
вынудить давление возмущенного общественного мнения. Именно воздушные силы обороны — ее
собственная наступательная авиация — будут часто искать воздушного сражения. Если агрессор
принимает бой, — а по доктрине Дуэ он к этому расположен, — то произойдет воздушное сражение. Эта
встреча иногда должна будет происходить в неблагоприятных для обороняющейся стороны условиях,
так как она не всегда будет в состоянии заблаговременно сосредоточить все свои средства; это —
невыгода, присущая всякой обороне. Хотя силы агрессора и потерпят урон, но силы обороны тоже будут
пропорционально уменьшены, что еще более усилит превосходство агрессора. Но его абсолютная мощь
будет сильно задета. Таким образом, станет под сомнение его способность к решающим действиям
против наземных объектов, — к действиям, которые одни были бы достаточны для достижения целей
войны.
Между тем, подвергшаяся нападению страна не должна стремиться к воздушному сражению, ибо только
в отчаянных [41] случаях допустимо бросаться в неравную борьбу. Отсюда еще раз видно, как велики
шансы у агрессора, использующею все выгоды инициативы операций, так как он заблаговременно
сосредоточивает свои средства и действует против более слабого противника.
Гораздо более действительный способ обороны состоит в том, чтобы самому атаковать жизненные
центры агрессора, т. е. атакованная страна должна отвечать такими же действиями, какие предпринимает
агрессор. Если даже предположить, как это делает ген. Дуэ в целях доказательства своих мыслей, — что
агрессор располагает подавляющим превосходством сил, то все же не видно, почему обороняющийся не
может произвести столь же действительных нападений, какие делает агрессор. Ничто не дает права
заранее утверждать, что результаты, полученные одним, не будут превосходить результаты, достигнутые
другим.
Но на это возражают, что такое утверждение было бы верно, если бы агрессор заблаговременно не
принял мер предосторожности, состоящих в том, что он наносит поражение воздушным силам
противника не в воздушном сражении, но путем уничтожения самолетов на земле, посредством
разрушения баз, аэродромов и складов неприятельских воздушных соединений.
Эти атаки, выполненные внезапно, в первые же часы начавшихся военных действий, способны дать
весьма значительные результаты. Действительно, нужно согласиться с ген. Арманго, что если и можно
планомерно рассредоточить базы воздушных сил, то лишь затратив очень большие суммы и сильно
затруднив управление. А при таких обстоятельствах будет ли преувеличенным считать, что тяжелые
потери, понесенные авиацией обороны, смогут ее нейтрализовать? Таким образом, агрессор завоевал бы
почти абсолютное господство в воздухе. Он мог бы более не бояться того, что серьезный воздушный
противник воспрепятствует ему атаковать объекты на земле. Одновременно тем же самым ударом
собственная страна агрессора была бы освобождена от всяких репрессий.
Это безусловно соблазнительный план для государства, которое вырабатывает проекты агрессии, —
план, выполнимый, если нация, против которой он направлен, предполагается брошенной на произвол
судьбы. Но мы не перестанем повторять, что едва ли найдется такое вялое правительство и такой не
выполняющий своего элементарного долга генеральный штаб, для которых агрессия такого рода
началась бы действительно внезапно. А раз агрессия производится [42] против бдительного противника,
то она в громадной степени теряет свою действительность{26}. С другой стороны, если известно, что без
рационального подразделения территории, без устройства бомбо- и газобезопасных баз и других
учреждений воздушных сил для последних создается исключительная опасность их уничтожения, —
опасность столь большая, что самое существование воздушных сил ставится под вопрос, — то было бы
непростительной ошибкой своевременно не принести жертв, требуемых условиями безопасности. Нужно
заблаговременно или бросить страну на произвол судьбы, или согласиться на необходимые финансовые
жертвы, — такова дилемма, при решении которой недопустимы колебания.
Если согласие на подобные жертвы дано, а находящаяся под угрозой страна будет держать глаза
открытыми, то она может надеяться, что ее воздушные силы уничтожены не будут в первые же часы
вооруженного столкновения во время неожиданной атаки воздушной армии агрессора.
А без господства в воздухе агрессор будет менее свободен при организации своих действий против
жизненных центров территории противника. Он даже подвергнется контр-атакам, в которых,
несомненно, понесет потери. В то же время его собственная территория подвергнется в виде возмездия
аналогичным атакам. В таком случае можно с полным основанием сомневаться в том, что одни только
воздушные действия смогут произвести такие разрушения и вызвать такую деморализацию, которые
решат исход войны{27}.
***
Самая возможность глубоко расстроить с помощью воздушных атак жизнь важных центров и в
особенности жизнь густо населенных городов, повидимому, ни в какой мере не может считаться
безусловно установленной. Напротив, эта возможность, повидимому, слишком переоценена.
Значительно переоценены возможные результаты действия фугасных бомб, тогда как опыт последней
войны должен был бы, напротив, побудить производить более скромные оценки.
Приведем только один пример. 12—14 сентября 1918 г. станция Конфлан-Жарни, представляющая
собою «настоящий стратегический узел путей сообщения», была атакована бомбардировочными
эскадрильями, сбросившими на нее значительное количество бомб. За один только день 14 сентября
были сброшены 4 т бомб, а всего за 6 дней — не меньше 6 т. Эта станция, конечно, сильно пострадала,
но все-таки продолжала работать{28}. [43]
Не нужно забывать, что как бы ни были велики разрушения, причиненные самыми мощными фугасными
бомбами, эти разрушения все же локализованы. Чтобы поразить целые города или же центры,
занимающие большую площадь, нужно, чтобы бомбы были равномерно распределены по всей площади,
что ни в какой мере не может быть в действительности, каковы бы ни были усовершенствования в
технике бомбардирования{29}.
Следует еще добавить, что вследствие неблагоприятных атмосферных условий результаты
бомбардировки могут быть совсем ничтожными.
Несомненно, что зажигательные бомбы более страшны, и главным образом, потому, что их действие не
локализируется на малой площади. Целые кварталы могут подвергнуться опасности уничтожения, если
только не будут противопоставлены действительные средства борьбы с распространением пожара. Но
такие средства очень быстрой противопожарной помощи вполне возможны. Нужно лишь эту помощь
организовать{*15}{30}.
Но как быть с отравляющими веществами?
Было бы слишком наивно и крайне опасно верить в то, что беззастенчивый агрессор будет соблюдать
договоры, запрещающие [44] применение ОВ. Еще не забыты клочки бумаги договоров, разорванных в
августе 1914 г.
Прежде всего нужно спросить себя, действительно ли бомбардировка ОВ даст столь ужасные
результаты, какие описываются в разговорах, ведущихся в кафе и на страницах газет.
На этот вопрос нужно без колебания ответить отрицательно. Нет, все целиком население не подвергается
риску уничтожения посредством даже самого ядовитого ОВ. Нет, боевой газ не может свести на-нет все
существующее.
По этому поводу несколько месяцев тому назад немецкий журнал «Luftschutz Rundschau» («Обозрение
ПВО») опубликовал статью, выдержки из которой помещены в газете «France Militaire». Мы читаем там
следующее:
«Нужно заметить, что охотно забывают про то, как легко ОВ уносится ветром, а
влажность воздуха быстро разлагает ОВ. Нужно иметь в виду, что для
действительного заражения местности на 1 кв. м поверхности требуется не менее 10 г
ОВ (дело идет об иприте). Если желательно отравить целый город, — такой, как,
например, Берлин, площадь которого около 300 кв. км, то нужно около 3 000 т
иприта{31}. Полагая, что каждый самолет может перевезти 1 т ОВ, понадобится 300
самолетов-бомбардировщиков большого тоннажа{32}. Эти самолеты должны
сбросить свои бомбы в одно и то же время и на одинаковых расстояниях одну от
другой. При этом температура воздуха имеет очень большое значение, а дождь и снег
полностью аннулируют действие иприта{33}. Еще не найдено более мощных ОВ, чем
те, которые были известны в последнюю войну. Американский льюизит не
превосходит немецкий желтый крест. Наконец, не существует ОВ, против которых
химики не нашли бы противоядия{34}. Можно поэтому утверждать, что заражение
целого города технически невозможно. ОВ является боевым средством,
подверженным случайностям. Если население подготовлено к возможности атак
посредством ОВ, хорошо дисциплинировано, снабжено противогазами и располагает
убежищами, то ему нечего бояться воздушного нападения»{35}.
Все это в высшей степени справедливо, и можно полностью подписаться под этими заключениями.
Но нужно иметь в виду, что население, подвергнутое воздушной бомбардировке химическими бомбами,
будет охвачено [45] самой ужасающей паникой, если не будут соблюдены перечисленные ниже условия,
а именно:
— если не будут еще в мирное время приняты надлежащие меры химической обороны
во всех тех пунктах, которые находятся под угрозой воздушно-химического нападения
(служба тревоги, коллективная защита при помощи убежищ или соответственного
приспособления построек, индивидуальная защита посредством противогазов);
— если общественные власти не выработали для каждого пункта, могущего
подвергнуться атаке с воздуха, методический и надежный план проведения в жизнь
разработанных мер; самый важный план — это план полной или частичной эвакуации
населения наиболее уязвимых городов{36};
— если население не получило точной и обязательной для всех детальной подготовки
в противовоздушном отношении и не снабжено действительными средствами
индивидуальной защиты;
— если, наконец, можно даже сказать, если особенно, — население не было
соответствующим образом воспитано; если не было сделано все для того, чтобы его
нервы имели необходимую закалку; если компетентное начальство надлежащим
образом не предупредило население об ожидающих его опасностях; если, одним
словом, ничего не сделано Для того, чтобы устранить всякий страх неожиданности,
которая больше, чем что-либо другое, способствует деморализации.
За рубежом работали и работают в этом направлении, и многое уже сделано. А у нас во Франции? Каких,
действительно, практических результатов добилась Главная инспекция противовоздушной обороны,
созданная несколько лет тому назад? По правде сказать, сделано так мало, что, собственно говоря, еще
остается сделать все{37}.
Нет сомнения, что все упирается в препятствия политического и избирательного порядка. Какую же,
однако, громадную ответственность берет на себя правительство, если оно из-за мелкой расчетливости,
дряблости и избирательных побуждений или просто по небрежности не осмеливается возложить на
страну эти тяготы мирного времени, без которых ее подстерегает опасность самых ужасных катастроф.
Но не живем ли мы в эпоху, когда у нас, вот уже много лет, предвидеть войну — значит покушаться на
священную догму пацифизма, а подготовляться к ней — святотатствовать? [46]
Как бы то ни было, но можно надеяться, что придет день, когда перечисленные выше условия будут
соблюдены, и тогда беззастенчивый агрессор, рассчитывающий на эффект ужаса перед воздушной
бомбардировкой отравляющими веществами, ошибется в своих предположениях. Ужас не подорвет
морального состояния населения, если наши правители примут, наконец, надлежащие меры по его
подготовке и воспитанию.
Если же, к несчастью, будет иначе, если пацифизм, безрассудный у одних и преступный у других, будет
навязывать Франции свои законы непредусмотрительности, неблагоразумия и неподготовленности,
тогда ужас, который постарается создать агрессор своими воздушными атаками и особенно применением
отравляющих газов, охватит не одно только население, действительно подвергшееся нападению.
Деморализация и террор распространятся во всей зоне, которая находится в пределах возможного
радиуса действия ужасных летающих машин, т. е. практически распространятся на всю Францию.
Возмездие, репрессии явятся лучшей защитой. Но ответ должен быть немедленным, что требует
заблаговременного образования максимального запаса химических бомб. Последние не станут
применяться по инициативе Франции: Франция будет выполнять взятые на себя обязательства. Но, если
ее заставят, она должна будет применить эти химические бомбы во время молниеносных,
ошеломляющих репрессий.
В заключение можно думать, что даже в том случае, если агрессор применит отравляющие вещества
против населения, ничто не даст права считать его наступательные воздушные действия
обеспечивающими достижение исхода войны, если только еще в мирное время наши правители
выполнят свой долг{38}.
***
***
Но если относительная мощь вооружения является одним из элементов победы, то существует и другой
элемент, который по своему значению ни в чем не уступает первому и который может доставить
наступающей стороне, если она им воспользуется, несомненный успех: это — стратегическая
(оперативная) внезапность, в результате которой противник лишается возможности своевременно ввести
в бой свои резервы.
Точка зрения ген. Арманго по этому вопросу такова.
Известно, что в прошлую войну на Западном фронте наступающим армиям редко удавалось достигать
стратегической (оперативной) внезапности. Каждый раз резервы обороны успевали во-время прибывать
и восстанавливать более или менее нарушенный фронт. Это происходило потому, что наступление, для
подготовки которого требуются передвижения и работы, испытывало непреодолимые затруднения в
борьбе с разведкой противника, в особенности с его воздушной разведкой. Оборона испытывала в этом
отношении гораздо меньше затруднений. Но это верно лишь частично. В [57] некоторых сражениях
стратегическая (оперативная) внезапность наступающими все же достигалась, как, например, немцами 27
мая 1918 г. при Шмэн-де-Дам и французами 18 июля 1918 г. в контр-наступлений Виллер-Коттере. В
этих сражениях благодаря времени, выигранному оборонительным боем, удалось привлечь резервы и
восстановить фронт, хотя сражения начинались внезапно.
Будет ли то же самое завтра? Ген. Арманго придерживается следующего мнения.
Стратегическая (оперативная) внезапность, прежде всего, требует хорошей ориентировки, хорошего
расположения сил, а это зависит от качества и достоверности разведывательных данных, собранных о
противнике и о вероятной местности сражения. С этой точки зрения:
«можно думать, что авиационная разведка как в начале военных действий, так и в
операциях маневренной войны доставит главнокомандующему и командующим
армиями достаточные разведывательные данные... при условии, если высшее
командование сумеет обеспечить себя в мирное время средствами воздушной
разведки, способными по своей квалификации, по количеству и по организации, с
учетом воздушной обороны и моторизации армий, выполнить при всяких
обстоятельствах все требования».
Напротив, наземная разведка не даст, повидимому, лучших результатов, чем в 1914 г., потому что
разведка на земле будет натыкаться на части охранения и прикрытия, мощь обороны которых будет
усилена благодаря использованию полупостоянных фортификационных сооружений и благодаря
прогрессу вооружения. Предполагается к тому же, что фронт не будет менее непрерывным благодаря
мобилизации прифронтового населения. Впрочем, ген. Арманго признает, что новые средства —
моторизованные и механизированные войска, работающие в связи с соответствующей боевой авиацией,
с разведывательной авиацией, с бронированной авиацией наблюдения и с авиацией связи, — дадут
возможность производить более плодотворные разведки боем, если упомянутые выше моторизованные и
бронированные соединения не будут, как теперь, столь малочисленны. Во всяком случае очевидно, что
противник должен что-то противопоставить этим новым способам и средствам разведки, — в виде ли
самолетов-бомбардировщиков, используемых как противотанковые самолеты, в виде ли истребительной
авиации и противотанковых наземных средств. Но и пользу от [58] всех этих новых средств разведки
можно получить лишь тогда, когда их действия находят опору, предшествуются и, так сказать,
разрешаются и утверждаются бесспорным превосходством в воздухе.
Итак, с точки зрения «боевого расположения войск», или что то же, с разведывательной точки зрения,
ген. Арманго допускает, что командование наступательными силами будет в состоянии обеспечить себя
этими разведывательными данными при помощи воздушной и наземной разведки, если будут соблюдены
известные условия. Какие же это условия?
— «Разведывательная авиация, наилучшим образом оснащенная, организованная для
постоянного наблюдения за всем театром действий, на котором выполняется маневр, и
могущая производить быструю и сосредоточенную разведку.
— При наступлении решающих моментов использование в дополнение к
разведывательной авиации части или даже всей воздушной армии.
— Бронированная авиация наблюдения и авиация связи в распоряжении тех дивизий,
на которые возложена задача войти в соприкосновение с противником, в особенности
это касается моторизованных и бронированных, а также кавалерийских дивизий».
Но, несмотря на все это, он далее пишет:
«В общем же основной элемент успеха стратегического (оперативного) маневра, а
именно хорошая ориентировка, хорошее расположение сил и верное нацеливание
удара, в зависимости от действительной обстановки у противника, могут быть лишь с
трудом достигнуты при наступлении против неприятеля, заблаговременно
перешедшего к обороне».
Во всяком случае новая материальная часть и новые обстоятельства безусловно придадут войне
завтрашнего дня маневренный характер.
Сам генерал Арманго несколькими строчками ниже приходит к такому же заключению. Он говорит:
«Широкое использование механизированных войск, и в особенности воздушных сил,
способно, следовательно, повысить точность разведывательных данных о противнике
при организации наступления. Таким образом, командующий имеет возможность
более уверенно построить свой боевой порядок, правильнее нацелить [59] главный
удар в том направлении, которое больше всего обеспечивает успех».
Но стратегическая внезапность требует также, чтобы разведывательные органы и органиы охранения
противника были выведены из строя; иначе противник предпримет контрмеры, и внезапности не будет.
Другими словами, нужно обеспечить «тайну»{*19}.
Надо полагать, противник будет иметь в своем распоряжении для разведывательных целей такие же
современные средства, какими располагает и наступающий. Таким образом, лишь соответствующие
меры, — и главным образом широкое, почти исключительное использование ночных движений, а также
умелое и интенсивное использование превосходной авиации, — могут обеспечить выполнение этого
условия. Нельзя не согласиться с ген. Арманго, когда он утверждает, что элемент секретности в
достижении стратегической внезапности повелительно требует:
«истребительной авиации высокого качества, организованной так, чтобы вполне
обеспечить сосредоточение своих частей в зоне стратегического маневра;... весьма
мощной бомбардировочной авиации, которая дополнит боевые действия
моторизованных и бронированных сухопутных сил, получивших одновременно, а
часто и совместно с воздушными силами задачу быстро ликвидировать части
обеспечения противника».
Таким образом, можно притти к совершенно правильному заключению, что стратегическая внезапность
на суше вполне возможна.
Перейдем теперь к другому элементу внезапности — быстроте.
Быстрота необходима для достижения внезапности, сначала как один из факторов обеспечения тайны
(ибо ясно, что тайна тем меньше подвергается риску быть раскрытой, чем короче предварительное
маневрирование), а затем, когда тайна раскрыта, быстрота может быть еще более важна, потому что в
зависимости от времени, нужного для ввода в дело боевого порядка, у противника будет больше или
меньше возможности своевременно отразить удар. [60]
По этому поводу ген. Арманго высказывает ту идею, что хотя моторизация боевых средств сухопутной
войны и действует в направлении повышения быстроты маневра, зато развитие авиации, наоборот,
обеспечит атакованному противнику возможность действовать в противоположном направлении, т. е.
вызывать задержки и в подготовке и в выполнении маневра. Такое замедление может быть вызвано даже
в том случае, если тайна подготовки маневра не раскрыта, ибо, если, например, дело идет о фланговом
маневре, то противник наверняка заблаговременно предпримет все предупредительные меры, имеющие
своей целью защитить этот угрожаемый фланг от всяких случайностей. Его авиация предпримет
специальную операцию по разрушению путей сообщения, по отравлению или по поджогу наиболее
важных вокзалов и железнодорожных станций.
При этом неизбежно произойдет воздушная борьба в районе самого маневра и в его тылу, потому что
истребительная авиация, обслуживающая наступательный маневр, очевидно, будет привлечена для
обеспечения свободы этого маневра.
Кроме того, бомбардировочная авиация наступающей стороны сама будет, так сказать, симметрично
действовать против путей сообщения противника в зоне маневра, чтобы заблаговременно
воспрепятствовать ему осуществить контрмеры; ведь недостаточно, в самом деле, только обеспечить
быстроту действия своего стратегического маневра, важно, кроме того; и уменьшить быстроту действия
стратегического маневра противника.
В общем ген. Арманго приходит к следующему заключению:
«Кто будет прежде всего располагать для срыва маневра противника тяжелой
бомбардировочной авиацией, превосходящей таковую же авиацию противника, а
также высококачественной истребительной авиацией для обеспечения своего маневра,
тот и сможет обеспечить быстроту своего стратегического маневра и воспользоваться
выгодами внезапности. Внезапность же создает один из самых больших шансов для
завязки сражения в таких условиях, которые могут дать решение (войны)».
Таким образом, рассматривая вопрос с точки зрения обоих элементов стратегической внезапности —
быстроты и обеспечения тайны, — ген. Арманго утверждает, что действия сухопутных вооруженных сил
могут дать решающие результаты, [61] но только в том с случае, если принимает участие такой крупный
фактор, как мощная авиация, — мощная и абсолютно и относительно.
***
Но все ли это? Нет. Удачный стратегический маневр не окупится, если наступающая сторона не будет
располагать достаточными силами и материальными средствами для широкого использования
достигнутого внезапностью успеха, тогда он станет действительностью.
Относительно материальной мощи ген. Арманго того мнения, что она, главным образом, зависит от
организации тыла. При этом он полагает, что даже во встречном сражении сколько-нибудь
удовлетворительная организация тыла одного лишь наступающего соединения потребует от 4 до 5 дней.
Это время может возрасти до 10—12 дней, если потребуется общая организация тыла, и даже до 15—20
дней, если эта общая организация должна быть более совершенной.
Однако, он допускает, что подобные сроки «могут быть сокращены благодари более широкому
использованию автомобильного транспорта, так как последний позволяет удвоить глубину тыла армии»,
что явным образом придает сражению большую эластичность, а стало быть, значительно большую
свободу маневра. Но он спешит прибавить, что угроза действий и самые действия воздушных сил
противника заставят чем дальше, тем больше расчленять, разукрупнять органы снабжения. Отсюда
возрастут сроки, необходимые для устройства тылов, и уменьшится производительность работы. Таким
образом, в значительной степени будет аннулирована свобода маневра, которая получается за счет
широкого использования автотранспорта.
Кроме того, сама организация тылов может раскрыть проекты командования и тем самым будет в
противоречии с интересами сохранения стратегической внезапности. Это крупное неудобство
неизбежно, если наступающий не располагает мощной бомбардировочной и высококачественной
истребительной авиацией. Автор не добавляет, но это безусловно вытекает из его мысли, что и та и
другая авиация должны быть сверх того очень мощными не только абсолютно, но и по отношению к
авиации противника.
Можно было бы много сказать о концепции автора относительно материальной мощи и стратегического
маневра. Когда он поддерживает мнение, что даже встречное сражение [62] может начаться лишь после
проволочки в несколько дней, то, очевидно, его мысль представляет собою отражение официальной
доктрины, увязшей в пыли и грязи, собранной за 4 года траншейной войны, когда этой доктриной уже
утеряно понимание значения маневра.
Пора, наконец, стряхнуть эту пыль. Пожелаем, чтобы это чудо произошло не слишком поздно. А в
данный момент ограничимся установлением того факта, что ген. Арманго, даже исходя из спорной точки
зрения, признал в скрытом виде, что стратегический маневр на суше нельзя рассматривать с точки
зрения его материальной мощи, как не обеспечивающий положительных результатов. Но он поставил
одно условие: содействие воздушных сил, превосходящих по своей мощности неприятельские
воздушные силы.
Такого же мнения он придерживается и относительно использования успеха. Он допускает, что при
наличии в будущей войне крайне больших трудностей в использовании успеха в войне все же это
использование возможно при условии, «что наступающий воспрепятствует противнику производить
разрушения{44}, бомбардировку или заражение местности», чем окончательно подавит его моральное
состояние. Лучшим средством для этого является, несомненно, мощная авиация, уже завоевавшая
подавляющее превосходство над авиацией противника. «Иначе говоря, — добавляет автор, — не будет
победы на земле без предварительной воздушной победы».
Эта фраза вообще лучше всего подводит окончательный итог всем заключениям, к которым приходит
ген. Арманго в той части своего труда, которая посвящена изучению возможностей и условий успеха
стратегического маневра на суше.
Возможность успеха стратегического маневра зависит, как ему думается, от того, удастся ли
уравновесить возросшую оборонительную мощь современного вооружения. По его мнению, лишь два
боевых средства пригодны для этого: 1) быстроходный танк или бронированная механизированная
боевая машина и 2) самолет.
Он говорит:
«Может быть, гораздо лучше создать необходимые для достижения стратегической
внезапности условия, используя массированно быстроходные танки и самолеты.
Возможно, что благодаря подобному массированному использованию этих [63]
средств удастся добиться решения в сухопутном сражении»{*20}.
Ген. Арманго замечает, однако, что:
«эти оба средства одинаково дороги, так что в мирное время их едва ли можно будет
иметь в большом числе», и добавляет:
«Государство, которое решило начать войну, станет тайно строить эти машины в
больших сериях прежде, чем оно осуществит задуманное, им намерение объявить
войну{*21}».
Если по финансовым соображениям нельзя строить в равной мере те и другие машины, то свое
предпочтение он отдает, разумеется, самолету. Почему? Потому что
«самолет одновременно увеличивает наступательную мощь и сухопутной армии и,
очевидно, воздушной армии»,
тогда как танк усиливает только наступательную мощь армии. Для нас важно, минуя все недомолвки,
спорные и неясные места труда, отметить следующее общее заключение ген. Арманго:
«Сухопутные операции еще способны обеспечить решение войны».
Таково заключение, к которому неизбежно приходит всякий добросовестный ум, когда перед ним
ставится вопрос, составляющий один из важнейших постулатов доктрины Дуэ: «В сухопутных
операциях мощь современных боевых машин более благоприятствует обороне и притом в такой степени,
что неизбежно устанавливается равновесие враждебных сил, препятствующее достижению решения».
Вышесказанного уже достаточно для того, чтобы, строго говоря, опровергнуть этот постулат. Однако,
можно притти к еще более ясному и еще более категорическому мнению после анализа других
относящихся сюда вопросов.
Когда ген. Арманго приступал к своей теме, то его тайным желанием (может быть неосознанным) было,
повидимому, стремление доказать, что отныне решение войны при [64] помощи сухопутных операций
стало невозможным. А из этой невозможности, очевидно, вытекает повышенное значение воздушной
армии.
Но, приступив к решению задачи, он увидел, в силу логики самих вещей, то правильное решение, о
котором мы говорили выше. Если все же его решение не свободно от недомолвок и неясностей, то
глубокая причина этого заключается не в чем ином, как в гибельной мистике стабилизации или
позиционности.
В самом деле, он, как и многие другие, ни на минуту не сомневается в том, что завтрашняя война, как и
вчерашняя, неизбежно и быстро придет к стабилизации фронтов. Эта идея, навязчиво следуя за ним,
управляет всеми его рассуждениями и заключениями.
Можно привести множество примеров из труда ген. Арманго, которые ясно показывают, что он
представляет себе развитие наземных сражений в будущей войне точно таким же, каким оно было в
последнюю войну, т. е. фронт против фронта или — вернее — непрерывный фронт против непрерывного
фронта, где не будет ни флангов, ни интервалов и когда не останется никакой возможности для
проведения плодотворного маневра. Он убежден в том, что война будет решена в такой же
стабилизованной борьбе, какая была на Западном фронте в 1915—1918 гг. Он уверен, что эта
стабилизация фронтов произойдет неизбежно и очень быстро.
Но да позволено будет сказать, что эта отправная точка зрения, т. е. вера в неизбежную стабилизацию,
покоится на ошибочной или, во всяком случае, весьма несовершенной оценке тех условий, в которых
будет протекать ближайшая война. А эти условия таковы, что при них уже на следующий день маневр
снова войдет во все свои права. А если это так, то возможность добиться решения при помощи наземных
операций становится неоспоримой.
***
Увидит ли будущая война неизбежную стабилизацию фронтов, подобную той, которая была на Западном
театре военных действий мировой войны? И если да, то быстро ли произойдет эта стабилизация?
Это настолько важные вопросы, что на них стоит обратить особое внимание.
Сначала предложим несколько афоризмов, которые поставят обсуждение на прочную базу.
Стабилизация, или позиционность, возникает тогда, когда противостоящие фронты не имеют ни
флангов, ни интервалов. [65] Ведь если интервалы и фланги имеются, то маневр возможен.
Но когда первое условие соблюдено, т. е. когда нет ни флангов, ни интервалов, то возникает еще одно
обязательное условие: необходимо на всем протяжении фронта иметь равновесие сил, чтобы ни один из
противников не был в состоянии произвести крупное сосредоточение, расшатать оборонительную
систему противника и использовать эффект этого расстройства, прежде чем обороняющийся успеет
собрать силы для восстановления непрерывности своего фронта.
Все это в общем приводит нас к вопросу о равновесии. Не забудем, однако, что такое равновесие зависит
от совокупности и от комбинации многих факторов. Самые главные из них следующие:
— соотношение между силами и протяжением (размерами) театра, на котором эти силы действуют;
— соотношение между силами обеих борющихся сторон (с точки зрения личного состава и техники);
— соотношение между возможной быстротой действий при использовании успеха и быстротой действий
по восстановлению обороны;
— соотношение между качествами, мощью и коэфициентами полезного действия боевых машин
наступающей и обороняющейся сторон;
— соотношение между враждующими сторонами с точки зрения их умонастроений, духа
предприимчивости, понимания смысла маневра и действий командования{45}.
В подобного рода вопросах более, чем в каких бы то ни было других, все относительно.
Если взять конфликт между франко-бельгийцами и их соседями к востоку, то обязательно ли
установится такое состояние равновесия, которое вызовет стабилизацию непрерывных фронтов?
Ответ на этот вопрос прежде всего зависит от той обстановки, которая создастся у воюющих сторон.
Известно, что на французской стороне войска прикрытия будут предоставлены сами себе на весь тот
период времени, который необходим для формирования, вооружения и сколачивания резервных
дивизий. Этот период, если вспомнить заявление военного министра с трибуны парламента, измеряется
неделями: от 15 дней до нескольких недель. Это значительные, но совершенно необходимые сроки, если
принять во внимание современную французскую военную систему.
Как будут использоваться в течение этого периода, который, как всякий согласится, является в высшей
степени критическим, [66] немногие французские крупные соединения, готовые почти немедленно к
боевым действиям? Считается что они должны занимать оборонительный фронт вдоль всей границы и
сделать этот фронт непроницаемым до ввода в действие мобилизационных сил. Это решение,
несомненно, вполне соответствует догме о ненарушимости фронтов и вере в их стабилизацию.
Допустим на минуту это решение. Если ограничиться лишь рассмотрением франко-германских границ с
прибавлением границ Люксембурга, то простой расчет показывает, что в среднем на дивизию придется
20—25 км фронта, а может быть, и больше.
Имея такие растянутые фронты, хотя бы и усиленные частично постоянными укреплениями, можно ли
рассчитывать, что обороне удастся удержать за собой занятый фронт в течение нескольких недель или
хотя бы в течение нескольких дней? Иначе говоря, можно ли считать, что фронт прикрытия останется
стабильным?
Это зависит от решения противоположной стороны.
А между тем, есть основание думать, что немцы будут располагать от 500 до 600 тыс. человек, готовых
без задержки к выступлению{46}. Их готовность во всяком случае превосходит готовность французских
крупных соединений. Эта масса германских войск представит собой такое средство для удара и маневра,
ценность которого оспаривать нельзя.
Итак, с одной стороны, масса немецких войск, а с другой — кордонное расположение французских
частей прикрытия, гораздо менее обученных, чем немецкие. При этих условиях нет никакой видимой и
разумной причины, которая заставила бы противника держать винтовку у ноги и ожидать, пока, наконец,
французские силы будут готовы и соблаговолят выйти на арену борьбы.
Все это приводит нас к необходимости считать, что противник осуществит свою знаменитую внезапную
атаку, которая предусматривалась еще до 1914 г.
Наступление подобного рода в сочетании с грандиозным воздушным наступлением против французских
жизненных центров, несомненно, явится сосредоточением всех ударных и маневренных сил в выбранном
направлении.
В одной из своих речей в парламенте бывший военный министр Даладье говорил, что неожиданная атака
такой массы не заставит всю нацию сдаться на милость победителя. Это верно, но, с другой стороны,
верно также и то, что нельзя же рассчитывать на непроходимость паутины в виде войск прикрытия. [67]
В конце концов было бы безумием рассчитывать на продолжительную устойчивость фронта прикрытия.
А если фронт будет прорван, то неизбежно начнется маневренная война и притом война в
исключительных условиях.
Это показывает, между прочим, что французская военная система, основанная на законах 1927 и 1928 гг.,
не соответствует более обстоятельствам и что срочно требуется заменить ее новой организацией, которая
должна дать лучше обученную и лучше обеспеченную кадрами армию, сильное и маневроспособное
прикрытие, быстро мобилизуемые боевые формирования, оснащенные современными средствами
маневра и удара.
Этот жизненный вопрос более подробно исследуется во второй части настоящего труда.
Но в таком случае можно задать вопрос: если эта необходимая реформа будет проведена и если со своей
стороны немцы тоже закончат восстановление своей военной мощи с ускоренной мобилизацией всех
сил, то не будут ли вновь созданы условия неизбежной позиционной войны?
Нужно сказать, что как бы ни была ускорена мобилизация у той и у другой стороны, она, так же как и
сосредоточение сил, потребует нескольких дней. Этот промежуток времени может быть значительно
удлинен в результате воздушных атак.
Будет крайне соблазнительным попытаться, имея немедленно готовый к действию маневренный и
ударный кулак, а также первоклассную наступательную авиацию, начать внезапное наступление на
земле в сочетании с общим воздушным наступлением, чтобы с первых же дней враждебных действий
добиться результатов, имеющих неисчислимые моральные, а может быть и решающие последствия.
Это является особенно большим искушением для агрессора, который в заранее намеченный срок решил
начать войну и который не забыл разительного примера прошлой войны, говорящего о том, что только
короткие войны приносят окупающие себя победы.
Совершенно ясно, что операции в такой обстановке могут быть вначале только маневренными
операциями. А если предположить, что война продолжится, то из-за вынужденной спешки и
импровизированности мер, которые должно будет принять французское командование, едва ли явится
возможным создание необходимого для позиционной войны непрерывного фронта, — без флангов, без
интервалов, без слабых пунктов. [68]
***
Предположим теперь, что внезапная атака не произошла и что вооруженные силы, приведенные в
боевую готовность в указанных выше условиях, беспрепятственно вышли на передовую линию по
разработанному плану. Предположив, что численность личного состава и количество материальных
средств достаточны для создания непрерывного фронта со всеми характерными особенностями, которые
требуются при позиционной войне. Можно ли будет в таком случае утверждать, что операции неизбежно
станут и останутся позиционными?
Ни в какой мере! Это значило бы забыть, какими материальными средствами будут располагать армии
завтрашнего дня и какими они в известной мере располагают уже сейчас. В этом отношении они сильно
отличаются от армий, начавших войну 1914—1918 гг.
Как уже отмечено выше, ген. Арманго при всех сомнениях в наступательных возможностях будущих
армий все же признает, что воздушные силы и вездеходные механизированные бронированные силы
более усиливают наступление, чем оборону.
Применение большого количества вездеходных механизированных боевых машин способно даже дать
решение. Таким образом, отпадает довод, по которому стабилизация тем более будет свойственна
ближайшей воине, что новейшие достижения в вооружении якобы более благоприятствуют обороне.
Верно, что для сообщения наступлению действительного превосходства над обороной и для
воспрепятствования кристаллизации фронтов механические бронированные боевые машины — в пехоте,
в коннице, в артиллерии — должны обязательно применяться в достаточных количествах, чтобы
произвести массовый эффект. А это значит, что ничего этого нельзя будет добиться, если страна не
согласится на необходимые финансовые жертвы.
Несомненно, что широкое использование механизированных соединений окажет глубокое влияние на
формы, темпы, ритм и способы ведения будущей войны. Эта переделка боевого оружия сухопутной
войны, произведенная в надлежащей пропорции, даст будущим операциям гибкость, быстроту и
неведомую до сих пор мощь.
В настоящее время механизированные соединения, в которых органически будут объединены мощь,
броня и скорость, сделают тщетными все попытки стабилизовать фронт. [69]
Это кажется настолько очевидным, что можно только удивляться, что не все с этим согласны.
Конница, благодаря широкому снабжению ее механизированными разведывательными и боевыми
машинами, вновь обретет возможность входить быстро, мощно, глубоко, гибко в соприкосновение с
противником. При использовании успеха она также извлечет выгоды из этих качеств — силы и
быстроты{47}.
Сама пехота частично будет бронирована и механизирована. Сделавшись, наконец, легкой и спортивной,
благодаря транспортным средствам, которые возьмут на свои вездеходные машины большую часть
отягчавшего ее до сих пор снаряжения, пехота будет чаще всего вести бой при непосредственном
содействии мощных, хорошо вооруженных танков. Последние пробьют ей дорогу сквозь препятствия и
защитят ее.
Со своей стороны пушка начнет, наконец, работать для пехотинца своевременно и эффективно. Больше
не будет пехоты, предоставленной себе самой, как это всегда было в войне 1914—1918 гг. по овладении
совместными усилиями артиллерии и пехоты передовой линией позиций противника, после чего пехота
натыкалась на сопротивление внутри неприятельских позиций. Это было неизбежным явлением,
поскольку пехота и артиллерия действовали на большом расстоянии одна от другой, когда все виды
связи прекращали свою работу, а дым и пыль ослепляли наблюдательные пункты и затрудняли
наблюдение с самолетов.
Эта важнейшая проблема сражения — сочетание огня артиллерии с действиями пехоты — будет
разрешена, когда, как это пишет ген. Дэбнэй, «большая часть арсенала (артиллерии) спуститься к боевой
линии», — иначе говоря, когда пушка, поставленная на вездеходную бронированную механизированную
боевую машину, станет действовать в непосредственном контакте с пехотой.
Тогда действительно артиллерист, зная непосредственно обстановку у пехоты, будучи в курсе всех ее
нужд и видя сопротивление, на которое она наталкивается, будет, наконец, в состоянии своевременно
обстреливать и нейтрализовать сопротивляющиеся точки.
Тогда только пулеметчик перестанет быть единственным, кто располагал важнейшей в бою
возможностью — непосредственно разговаривать с командирами обслуживаемых им пехотных частей и
непосредственно получать от них приказы, а также отдавать себе отчет в происходящих за время боя
изменениях в обстановке, чтобы, в случае надобности, [70] действовать по собственной инициативе с
максимальной эффективностью.
Но не мечта ли это? Да, мечта до тех пор, пока не изменятся некоторые умонастроения, пока не стряхнут
с себя обветшалый традиционализм, пока не заставят замолчать известный партикуляризм{48}.
Как только будет осуществлена необходимая модернизация орудий сухопутной войны, тотчас же
пулемет потеряет свое всемогущество по задержке атакующих, благодаря которому в мировую войну так
часто выдыхались даже наилучшим образом организованные атаки. Тогда уже нельзя будет больше
защищать мнение, что весь прогресс вооружения гораздо более усиливает оборону, чем наступление.
Но ведь разрешением этой важнейшей проблемы современного сражения не заканчивается прогресс,
достижениями которого воспользуется наступление. По мнению ген. Дэбнэй, мы идем по пути к эпохе,
может быть не столь уже отдаленной, когда исчезнет не только то, что принято называть артиллерией
«непосредственной поддержки» (пехоты), но исчезнет и сама пехота в том смысле, в каком ее до сих пор
понимали. Тогда будет существовать только:
«одна боевая линия, которая будет образована слиянием в одно целое самой
разнообразной материальной части; эта материальная часть будет обслуживаться
просто «бойцами», а ее подразделения будут называться просто «полками» (ген.
Дэбнэй){49}.
Тоже мечта?
Ну, нет. Это слияние произойдет тогда, когда будут созданы вездеходные «ударные механизированные
дивизии». В руках умелого командира они станут страшным орудием наступления, атаки и
использования успеха. Не дадим же обогнать себя на этом пути!
В ближайшей войне воюющие дойдут до этой стадии модернизации. Трудно поверить, чтобы появление
на сцене механизированных соединений, существеннейшей чертой которых, повторяем, будет движение,
связанное с мощью и броней, привело к стабилизации фронтов.
***
Предположим, однако, что орудие наземного боя еще не закончило эволюции, конечная стадия которой
изображена ген. Дэбнэй, и что даже артиллерия непосредственной поддержки еще не «спустилась на
боевую линию». Но тогда по крайней мере пехота получит надлежащее вооружение, обладающее [71]
органически такой огневой мощью, без которой пехота не в состоянии сама разрешить в бою тысячи
частных задач и устранить тысячи местных препятствий, составляющих в сумме реальное содержание
сражения и боя.
Конечно, огневая мощь пехоты уже теперь значительна, но она является результатом действий почти
исключительно автоматического оружия настильного огня, недействительного против материальной
части. Это оружие годится только для обороны. Возмутительно, что пехоте до сих пор не дали того, без
чего она не может наступать{*22}, а именно орудий навесного огня, стреляющих снарядами,
способными уничтожать препятствия, на которые пехота обычно натыкается во время боя. Между тем,
хорошо известно, что чаще всего пехота остается в одиночестве перед этими препятствиями, ибо
артиллерия почти никогда не бывает способна помочь пехоте преодолеть встреченные последней
препятствия.
Пехоте нужно дать в достаточном числе пехотные пушки навесного огня со снарядами, могущими
поражать противника и его спрятанное за укрытиями автоматическое оружие, а также производить
достаточный материальный эффект.
Но эти пушки будут бесполезны, если их не обеспечить достаточным числом снарядов. Моторизация же
дает в настоящее время возможность, во-первых, создать практичный тип пехотной пушки,
приспособленной для сопровождения пехоты в бою шаг за шагом, а во-вторых, снабжать их снарядами.
Однако, и здесь выплывают частные интересы, самолюбие и т. п., что является главным, если не
единственным, препятствием на пути осуществления необходимых мер{50}.
С момента, когда пехота будет в состоянии сама вести наступление, вероятность того, что атака, как и до
сих пор, будет заканчиваться равновесием сил, рождающим стабилизацию фронтов, бесконечно
уменьшится.
***
В общем при существующих обстоятельствах все говорит за то, что стабилизация фронтов невероятна.
Против стабилизации будет действовать ряд факторов: соотношение действующих на фронте сил;
протяженность театров военных [72] действий; новая техника на службе наступления и использования
успеха (вездеходные механизированные соединения снабжение пехоты наступательным вооружением);
воля к наступлению и понимание смысла маневра, которые могут оказаться у вероятных противников
Франции, если, к сожалению, их не окажется у французов.
Наконец, ко всему этому надо добавить драгоценное содействие земным операциям со стороны мощной
воздушной армии.
Но если стабилизация фронтов не явится неизбежной, то маневр снова полностью вступит в свои права.
Маневр — это возможность свободного и богатого результатами сражения; это — возможность
глубокого проникновения в неприятельскую территорию и внезапного вторжения в направлениях,
имеющих Для противника жизненное значение; это — угроза неприятельским сообщениям и, может
быть, перерыв их, причем важные пункты не только захватываются накоротке, но и разрушаются
методически, точно, надежно и надолго, что неосуществимо для воздушных сил, которые, как бы они
мощны ни были, всегда дают лишь мимолетные, скоропреходящие результаты.
Отсюда напрашивается такое заключение.
Так как операции на земле не приводят обязательно к равновесию борющихся сил и так как в условиях
развертывания войны завтрашнего дня стабилизация крайне невероятна, то, следовательно, оружие
наземной войны вполне способно добиться решения.
Оно имеет существенные, отсутствующие у воздушного оружия свойства — точность и
продолжительную устойчивость действия, а потому и способность его к достижению решительных
результатов превосходит таковую у воздушных сил. Таким образом, рушится главный постулат, на
котором зиждется доктрина ген. Дуэ.
Глава VI. Пятый постулат. «Систематически проводимая на земле
оборона, даже при наличии ограниченных средств, обеспечивает
нанесение поражения гораздо более мощным наступательным
средствам» {51}
Этот постулат является следствием предыдущего. На основе приписываемого обороне свойства более
полно использовать мощь современного оружия рассчитывают на то, что войска, даже растянутее на
широких фронтах и даже не [73] имеющие глубокого расположения, но зарытые в землю и опирающиеся
на хорошо организованную систему огня, способны остановить наступление гораздо более
многочисленных масс, как бы мощно последние ни были вооружены. Предполагается далее, что оборона
может поддерживать это состояние равновесия столько времени, сколько его необходимо воздушной
армии для одержания победы.
В общем здесь мы видим отражение теории широких фронтов.
Руководствуясь ею и нимало не колеблясь, рассеивают малочисленный личный состав по
непропорционально широким фронтам в надежде на то, что все же он, этот личный состав, будет
держаться благодаря своим станковым и ручным пулеметам, а также благодаря прикрытию его
проволочными заграждениями, землей или бетоном. При этом забывается, что существует же какой-то
предел, за которым боевые средства уже не способны заменить самую суть, так сказать, душу обороны
— ее защитников.
Автор настоящего труда уже не раз поднимал свой голос и поднимает его при всяком удобном случае
против этой гибельной тенденции, чреватой смертельной опасностью.
В настоящей главе достаточно сослаться на заключение предыдущих глав, чтобы с полным основанием
отрицать разумности организации национальных сил и начального плана операций, если в их основе нет
ничего другого, кроме двух одинаково спорных положений: веры во всемогущество воздушной армии,
которой все приносится в жертву, и веры в непоколебимость обороны границ, какие бы средства
противник ни применил для наступления.
К заключениям предыдущей главы следует просто добавить несколько слов, чтобы предупредить
неверное толкование уроков мировой войны.
Исследуемый здесь постулат и теория широких фронтов (что почти одно и то же) опираются на тот факт,
что оборона, — в особенности оборона на Западном театре мировой войны, — показала себя в общем
ненарушимой. Отсюда делают заключение, что такое явление ненарушимости фронта обороны
повторится в войне завтрашнего дня и даже при гораздо меньшей плотности обороны, благодаря
использованию послевоенных достижений в оборонительном вооружений.
В особенности указывают на возросшее число и качество легкого автоматического оружия, якобы
возмещающего в значительной степени недостаточную численность личного состава. [74]
Но рассуждать так, — это значит отказаться от учета ряда факторов.
Если на оборонительных фронтах мировой войны действительно долгое время наблюдалась их
ненарушимость, то это происходило от того, что наличные силы вместе с резервами и со средствами для
их перевозки были с обеих сторон величинами одного и того же порядка, что их вооружение было почти
одинаково, что наступление не располагало боевыми машинами, которые благоприятствовали бы
осуществлению его и особенно благоприятствовали бы достижению внезапности.
Когда же наступление получило надлежащую боевую машину — танк, когда атакующий смог
использовать внезапность благодаря более подходящему оружию и благодаря лучшим — более гибким и
более быстрым — способам действий, когда кризис в численности личного состава стал сказываться в
рядах германцев более чувствительно, чем в рядах союзников, тогда фронт рушился, и даже позиции
Гинденбурга оказались не прочнее, чем карточные домики.
В настоящее время наступление на земле будет располагать значительным превосходством в силах.
Прогресс в вооружении и особенно в механизации позволяет наступлению сосредоточивать свои силы с
крайней быстротой. Отсюда — внезапность появления и плотность боевых средств на выбранных для
операций участках фронта. Благодаря этим же достижениям наступление получило новейшие
наступательные боевые средства, значительно более мощные и действительные, чем французские танки
1918 г., которые тем не менее, хотя в малом количестве и в детской стадии своего развития, дали такие
крупные результаты, как, например, в наступлении 18 июля 1918 г. Может быть, в будущем наступление
будет располагать другими боевыми машинами и будет использовать другие до сих пор неизвестные
приемы.
Наконец, существуют силы природы, которые в военном искусстве почти не использованы, — например
электричество.
Как была бы безумна та страна, которая, несмотря на все это, поручила бы численно ничтожному составу
сухопутных вооруженных сил заботу по обеспечению ненарушимости границ на все то время, которое
необходимо для достижения решения войны одними лишь столь гадательными действиями воздушных
сил.
Если даже верить во всемогущество авиации, то и тогда это значило бы доводить модную мистику до
предела. [75]
Глава VII. Шестой постулат. «Вспомогательная авиация сухопутных и
морских вооруженных сил может и должна быть упразднена в пользу
воздушной армии»
Если à priori допустить, что решение может быть достигнуто одной лишь воздушной армией, то,
очевидно, было бы весьма логично и согласно с законом экономии сил решительно пожертвовать
дополнительными средствами (в данном случае дополнительными к оборонительным сухопутным
силам) в пользу основных — в пользу наступательной воздушной армии.
Когда хотят оправдать полное принесение в жертву сухопутных сил, то ясно, что интересы сухопутной
борьбы должны рассматриваться, как совершенно ничтожные. Но сама доктрина Дуэ признает, что
ожидаемое решение от действий воздушных сил все же предполагает наличие на земле прикрытия, —
правда, сокращенного до крайней степени, но все же существующего.
Представим себе, что такое наземное прикрытие, уже сокращенное до последней возможности и, кроме
того, лишенное необходимых для современного боя самолетов-разведчиков, самолетов наблюдения и
самолетов-корректировщиков, находится лицом к лицу с противником, который, не разделяя этих
теорий, будет располагать не только мощными сухопутными силами, но также и соответствующими
вспомогательными воздушными средствами.
Ген. Дуэ, заблаговременно отвечая на это возражение, говорит, что если сухопутные силы, сокращенные
так, как он рекомендует, нуждаются во вспомогательной авиации, то пусть они ее заводят на свои
собственные средства.
Но ведь эта вспомогательная авиация не какой-то подарок неба. Ясно, что средства на ее создание
необходимо взять из общей совокупности ресурсов страны, так что вопрос в конце концов сводится к
дилемме: или же сухопутным вооруженным силам в собственном смысле этого слова должна быть
выделена часть ресурсов страны и притом выделена в строго необходимом минимуме, но тогда возлагать
на них еще расходы по обеспечению себя вспомогательной авиацией — это значит заставлять их
опуститься ниже минимума, который уже был признан крайним; или же нужно, чтобы к этому минимуму
страна прибавила необходимые средства для создания и содержания вспомогательной авиации, и тогда
эта авиация будет восстановлена. [76]
Таким образом, даже с точки зрения основ доктрины Дуэ — «сопротивляться на поверхности, чтобы
массировать силы в воздухе» — упразднение вспомогательной авиации при настоящем положении
вещей было бы бесспорной ошибкой.
Ген. Дуэ стремится оправдать упразднение вспомогательной авиации принципом экономии сил. Но это
значит извращать смысл этого принципа, если находить ему такое применение. Ведь он вовсе не требует,
чтобы все отдавали одним и ничего не давали другим. Он требует, напротив, чтобы средства были
распределены рационально, чтобы даже те, кто выполняет второстепенную задачу, все же располагали
необходимым минимумом, а, в то же время те, на кого возлагается главная задача, располагали бы
максимумом средств.
Следовательно, в данном случае дело идет о том, чтобы установить основания, по которым следует
произвести распределение средств, т. е. определить роль, какую в будущем тотальном конфликте — в
завтрашней войне — будут играть воздушные и сухопутные силы. Этот вопрос будет разобран далее.
Глава VIII. Седьмой постулат. «Истребительная авиация, как чисто
оборонительная, может быть без каких-либо неудобств упразднена в
пользу наступательной авиации»
Несомненно, если рассматривать воздушные операции в собственном смысле слова, то истребительную
авиацию можно было бы без больших неудобств упразднить в пользу наступательной авиации. Этот
тезис прежде всего поддерживается тем соображением, что действительным образом защищать свою
собственную территорию от воздушных нападений противника можно лучше всего своими нападениями
на территорию врага. Мощные репрессии всегда охладят наступательный пыл противника. Имеются и
другие доводы в пользу этого тезиса.
Одноместный истребительный самолет ни в каком случае не будет обладать завтра таким же
подавляющим превосходством над бомбардировочным самолетом, как и вчера. Вчерашний
бомбардировщик вследствие своей тихоходности и относительной тяжеловесности был неспособен
ускользнуть от атак своего более быстроходного и маневренного противника. С другой стороны, он имел
большие мертвые [77] углы, вследствие чего лишь весьма несовершенно мог отвечать на удары своего
противника. Последний же, пользуясь своей маневренностью, занимал всегда такую позицию, что, не
подставляя себя под удар бомбардировщика, сам мог наносить ему смертельные удары.
Завтра дело обернется совсем другим образом. Бомбардировщик сделался многоместным. Он может
стрелять во всех направлениях и больше не будет иметь мертвых углов; он будет более быстроходным и,
наконец, будет действовать в четких боевых порядках, обеспечивающих взаимную помощь огнем.
Этим линейным крейсерам, в которые превратятся бомбардировщики завтрашнего дня, истребительная
авиация противопоставит, как замечает ген. Арманго, более быстроходные и более мощно вооруженные
контр-крейсеры. Но
«неизвестно, будет ли разница в скорости и в мощи вооружения этих двух классов
самолетов настолько значительна, чтобы контр-крейсеры смогли легко нагонять
крейсеры, навязывать им бой и сбивать их. Тем более, что «воздушные крейсеры
наступления могут сами воспользоваться поддержкой контр-крейсеров
сопровождения».
Наконец, всегда будет трудно, а часто и невозможно даже при очень многочисленной авиации обороны
во-время вылететь, сосредоточиться и маневрировать и во-время перехватить атакующие воздушные
силы на их пути к защищаемым объектам.
Если рассматривать только самостоятельные воздушные операции, то выходит, следовательно, что как
будто истребительную авиацию можно с пользой для дела пожертвовать для усиления наступательной
авиации.
Но нужно ли ею жертвовать целиком и полностью?
Конечно, нет, так как она во всяком случае необходима для обороны наиболее важных центров.
Благодаря действиям истребительных частей наступательные операции неприятельских воздушных сил
проходят не вполне гладко, не вполне уверенно и без достаточной точности бомбардировки.
Истребительная авиация особенно необходима для того, чтобы население чувствовало себя под
защитой{52}. Это — необходимое условие для сохранения его морального состояния. Можно ли
представить себе, например, парижский район без истребительной авиации?
Таким образом, даже если ограничиться рассмотрением исключительно воздушных операций, но и тогда
все же, повидимому, [78] необходим какой-то минимум истребительной авиации.
Эта необходимость оказывается еще более повелительной, если рассмотреть участие авиации в наземных
операциях.
Каким образом при этих операциях может быть обеспечена тайна — важнейшее условие внезапности,
если командование будет вынуждено позволять разведывательным самолетам противника безнаказанно
пролетать над районами, где подготавливается маневр?
Конечно, было бы самообманом рассчитывать на абсолютное запрещение таких полетов. Всегда
найдутся смелые летчики, которые на отборной материальной части сумеют проскользнуть сквозь
истребительные патрули и посмотреть, что делается в тылу. Тем не менее истребительная авиация, как
известно, умела добиваться господства в воздухе и притом почти полного — по крайней мере в течение
некоторых фаз наступления, когда особенно важно было запретить всякую воздушную разведку
противника. Для этого достаточно напомнить примеры завоевания превосходства в воздухе французской
истребительной авиацией под Верденом и на Сомме.
Кроме того, если даже авиация и не добьется полного результата, самое присутствие агрессивной и
достаточно многочисленной истребительной авиации сильно затрудняет неприятельскую разведку.
Благодаря этому от его наблюдения ускользает та часть подготовки, которую особенно важно от него
скрыть. А это такой результат, пренебрегать которым нельзя.
Таким образом, поскольку отвергается тезис, согласно которому сухопутные операции неспособны более
обеспечить достижение цели войны, постольку истребительная авиация остается существенным
элементом этих операций, потому что она может гарантировать сохранение их секретности, что является
существенным элементом внезапности. Конечно, эта авиация не может быть очень многочисленной{53}.
Она должна поглощать относительно лишь небольшую часть воздушных ресурсов страны, так как
наибольшее усилие Должно быть, надо это признать, посвящено созданию наступательной авиации.
Кроме того, боеспособная истребительная авиация требует пилотов, одаренных редкими качествами и
исключительным боевым пылом. И уж одно это соображение заставляет ограничивать численность
истребительной авиации.
Истребительная авиация, превосходящая противника во всех отношениях, должна быть организована
так, чтобы [79] она была способна к быстрому сосредоточению своих сил. На практике следует
отказаться от использования ее в такой обстановке, которая не оправдывает ее применения. Ее нужно
давать полностью лишь тогда, когда подготавливаются решающие операции и когда для окончательного
успеха важно, чтобы эти операции не находились под наблюдением неприятельской воздушной
разведки{54}.
Глава IX. Сущность заключений, к которым приводит критическое
рассмотрение доктрины генерала Дуэ
Наступил момент, когда можно свести в одно целое все те заключения, к которым нас привело
критическое рассмотрение постулатов, лежащих в основе военной доктрины ген. Дуэ.
Первый постулат, «война тотальна (целостна, едина). Сражение не является
единственным способом действий, могущим обеспечить решение».
Это утверждение является, впрочем, лишь установлением факта, не только никем не отрицаемого, но,
наоборот, всеми признаваемого. Но истинный вопрос состоит в том, является ли именно самолет,
несомненно, тем боевым средством, которое одними своими действиями против существенных частей
территории противника обеспечивает достижение решения?
Второй постулат. «Воздух является по преимуществу сферой для наступления».
Наступательные свойства, которыми в высшей степени обладает боевое средство воздушной войны, и
крайняя трудность обороны от воздушных нападений как при помощи пассивных средств в виде
зенитной артиллерии, так и с помощью самолетов, — все это говорит за то, что этот постулат обоснован
хорошо.
Третий постулат. «Наступательные действия воздушных сил против неприятельской
территории могут одни, сами по себе, обеспечить решение».
После всестороннего рассмотрения этого вопроса напрашивается следующее заключение: [80]
Нет, этот постулат неверен, если только агрессор не имеет дела со страной, которая сама отказалась от
себя, которая сделалась жертвой пацифистской мистики, — со страной, плохо подготовленной в
материальном отношении, потерявшей всякое моральное сопротивление и управляемой без энергии, без
бдительности. Нет, действия воздушных сил против неприятельской территории не могут
рассматриваться как такие, которые одни лишь могут надежно обеспечить победный исход войны.
Но эти действия способны давать значительные результаты как сами по сабе, так особенно в связи с
действиями сухопутных вооруженных сил.
Четвертый постулат. «В сухопутных операциях мощь современных боевых средств
гораздо более благоприятствует обороне, чем наступлению, и притом до такой
степени, что неизбежно должно установиться равновесие борющихся сил; это не даст
возможности добиться какого-либо решения, если только на стороне наступления нет
громадного численного и материального превосходства».
Это — существеннейший пункт проблемы, основная база, без которой вся доктрина Дуэ рушится. А мы
видели, что такой автор, как ген. Арманго, т. е. наиболее квалифицированный представитель воздушного
оружия, сверх меры приверженный к идее, что завтрашние сражения будут еще фронтальными
сражениями, а не маневренными, — все же вынужден признать, что при некоторых условиях, а именно
при мощном содействии наступательной авиации и при умножении числа механизированных
соединений вполне возможно добиться решения путем борьбы на суше.
Но в таком случае для всякого, кто убежден, что именно благодаря появлению на сцене крупных
механизированных соединений и сочетанию сухопутных действий с действиями мощных воздушных
сил, а также благодаря другим причинам завтрашняя война будет маневренной войной, «то убежден, что
в этой войне будут фланги и интервалы, совершенно ясно, что в таких условиях решение войны не
только может зависеть, но и будет, главным образом, зависеть от сухопутных операций.
Таким образом, рушится основная база доктрины Дуэ.
Пятый постулат. «Систематически проводимая на земле оборона даже при наличии
ограниченных средств обеспечивает нанесение поражения гораздо более мощным
наступательным средствам». [81]
Этот постулат, являясь следствием предыдущего, должен быть отвергнут вместе с ним. То же самое
следует сказать про
шестой постулат. «Вспомогательная авиация вооруженных сухопутных и морских
сил может и должна быть упразднена в пользу воздушной армии».
Если, наконец, взять
седьмой постулат: «Истребительная авиация, как чисто оборонительная, может быть
без больших неудобств упразднена в пользу наступательной, авиации»,
то, как мы видели, при рассмотрении самостоятельных воздушных действий истребительная авиация
хотя и может быть сокращена, но все же она не должна быть полностью уничтожена. В ее сохранении
особенно заинтересовано правительство в целях поддержания на должной высоте морального состояния
населения, что является вопросом громадной важности.
Если же стать на точку зрения тех, кто считает, что в ближайшей войне исход конфликта будет еще
зависеть от результатов сухопутных операций, то тогда истребительная авиация оказывается еще более
необходимой, ибо без нее тщетно было бы рассчитывать на преимущества внезапности, этого главного и
решающего фактора победы.
В общем доктрина Дуэ в своих крайних положениях должна быть, как таковая, отвергнута, ибо:
— не точно, что самостоятельные действия мощной воздушной армии против неприятельской
территории способны наверняка и одни обеспечивать решение войны;
— не точно, что отныне сухопутные операции не способны дать такое решение; напротив, все заставляет
думать, что именно они дадут решение;
— не точно, что сухопутная армия, сокращенная до крайних пределов и лишенная даже вспомогательной
авиации, все-таки должна найти в обороне средство, дающее возможность отбивать даже самые
массированные атаки;
— не точно, что истребительная авиация и авиация вспомогательная могут и должны быть полностью
пожертвованы в целях развития чисто наступательной авиации.
Но зато наше исследование пролило свет на следующие положения, не подлежащие никакому сомнению.
Наступательные операции мощной воздушной армии, предпринятые с началом военных действий,
против жизненных центров неприятельской территории, против аэродромов, [82] авиаскладов,
авиазаводов, против главных органов мобилизации и против путей сообщения, от работы которых
зависит сосредоточение сухопутных вооруженных сил, — могут дать существенные материальные
результаты, оказать более или менее глубокое влияние на моральное состояние неприятельской нации и
создать громадные затруднения для последующего развития операций сухопутных сил противника.
Операции на суше приведут войну к успешному концу, во-первых, в том случае, если силы,
действующие на земле, располагают вспомогательной авиацией, обеспечивающей их разведкой, связью и
корректировкой стрельбы, а также истребительной авиацией, которая на решающих участках фронта и в
надлежащие часы обеспечит войскам внезапность их действий; во-вторых, лишь тогда, когда сухопутные
операции сочетаются с операциями мощной наступательной авиации.
Наконец, предполагая, что после первых операций война будет продолжаться, воздушная армия в период
затишья борьбы между сухопутными вооруженными силами будет играть крайне важную роль,
аналогичную той, которая ей выпадет с самого начала враждебных действий.
Теперь на основе этих установленных фактов следует сделать практические выводы. Этому и
посвящается вторая часть настоящего исследования. [83]
Часть вторая
Глава I. Положительные решения проблемы воздушных сил
Выводы, которыми закончена первая часть настоящего исследования, позволяют выделить несколько
основных положений:
— необходимо одновременное существование и мощной сухопутной армии и мощной воздушной
армии{55}; эти два требования противоречивы, пожалуй, больше с внешней стороны, чем с внутренней;
необходимо их разграничить;
— воздушные силы должны получить надлежащий состав, в соответствии с тем, что от них ожидается;
— вспомогательная авиация, работающая для сухопутной армии, необходима, и без нее современные
наземные операции вестись не могут;
— истребительная авиация необходима: она нужна как для ведения сухопутных операции, так и для
обороны территории против неприятельских воздушных операций;
— воздушная армия должна иметь самостоятельность в проведении чисто воздушных операций, но в
периоды кризиса на земле она должна полностью или частично подчиняться командованию сухопутных
вооруженных сил;
— при всякой обстановке необходима постоянная высшая военная власть, командующая совокупностью
всех вооруженных сил государства, разрабатывающая и принимающая решения по общему плану
операций, по их развитию, по сочетанию действий сухопутной армии с действиями воздушной армии в
рамках этого плана и в зависимости от его осуществления.
Это — деликатная проблема, поэтому-то ее и надо разрешить еще в мирное время.
Среди разного рода составных частей этой проблемы важное место занимает воздействие самого
правительства на ведение [84] войны. Следует решить также, из какого вида вооруженных сил — из
армии сухопутной, воздушной или морского флота — следует выбрать верховного командующего
вооруженными силами.
Это — вопрос первостепенной важности, потому что он требует предварительного ответа на другой
вопрос: какие вооруженные силы — сухопутные, воздушные или морские — должны оказать наиболее
решающее влияние на исход войны?
Прежде чем перейти к рассмотрению перечисленных вопросов, следует сделать следующую оговорку.
На предыдущих страницах особенно много внимания посвящалось вопросу о сухопутной и воздушной
армиях. Это ни в каком случае не является недооценкой роли, которая во всей совокупности операций
падает на морские вооруженные силы, на морскую армию{56}. Но если действия морских сил
очевидным образом влияют на наземные и воздушные операции и если эти действия не мыслятся без
участия и содействия авиации, то не менее ясно и то, что операции морских сил гораздо чаще стоят
рядом с операциями сухопутных армий и крупных воздушных соединений, чем комбинируются с ними в
общем едином действии.
Следует, кроме того, заметить, что — по крайней мере в настоящий момент — лишь в виде исключения
возможны действия мощной воздушной армии в сфере морских сил, в то время как совершенно
естественным случаем являются действия этой армии над сушей, т. е. над сферой действий сухопутных
армий.
При этих условиях ясно, что в силу самой природы вещей чаще будут сочетаться действия воздушных и
сухопутных сил, чем воздушных и морских{57}. Так же, повидимому, нормально и естественно, что
проблемы, относящиеся к вопросу создания воздушной армии, прежде всего рассматриваются с точки
зрения соотношений между воздушной и сухопутной армиями. Следует напомнить, что сухопутная
армия попрежнему окажет решающее влияние на судьбы войны завтрашнего дня.
Морской флот со своей стороны будет располагать собственной авиацией, которая должна оставаться в
полном подчинении флоту.
Наконец, когда обстоятельства потребуют и будет необходимо непосредственное сочетание действий
сухопутных, воздушных и морских сил, то оно должно будет регулироваться единым командованием,
проводящим единый план. [85]
Глава II. Как мощная сухопутная армия, так и мощная воздушная
армия необходимы. Следствия этой двойной и противоречивой
необходимости
Надеемся, нам удалось показать, что ничто не дает права думать вместе с ген. Дуэ и приверженцами его
доктрины (уж не говоря ни о тех стратегах, которые изощряют свои таланты на страницах газет, ни о тех,
которыми славятся кафе), будто только одни воздушные силы в силу присущих им особых свойств могут
без какого-либо иного взаимодействия с сухопутными силами, кроме строгой обороны, обеспечить цели
войны, дать решение, добиться победы.
Напротив, предложенное выше читателю обсуждение этого вопроса убедительно показало, что
изолированные действия воздушной армии, — в особенности же те, которыми начнутся враждебные
действия, — способны произвести значительный эффект. Воздушные силы могут дать результаты и
материального и морального характера, могут создать крайне тяжелую обстановку для
подготовляющихся наземных операций. Кроме того, установлено, что наступление сухопутных
вооруженных сил в будущем неспособно дать победу, если оно не воспользуется выгодами и
преимуществами взаимодействия с сильной авиацией. Решительная победа отныне не может быть
одержана без такого взаимодействия. Следствием этого установленного факта является вывод:
необходима мощная воздушная армия.
С другой стороны, автор стремился убедить читателя в том, что только сухопутные операции могут дать
решение войны, ибо только одни они способны добиваться определенных и длительных результатов в
противоположность чисто воздушным действиям, дающим лишь неопределенные и в основном быстро
преходящие результаты.
Таким образом, и мощная сухопутная армия и мощная воздушная армия необходимы.
Нет ли здесь противоречия?
Например, не является ли эта двойная необходимость нарушением одного из наиболее повелительных
принципов войны, а именно принципа экономии сил?
Ген. Дуэ неустанно указывал на этот принцип. Ссылаясь именно на него, Дуэ и рекомендовал
решительно принести сухопутную мощь в жертву воздушной мощи.
Однако, все говорит за то, что хотя решение войны и будет еще зависеть от операций на суше, но в то же
время [86] сухопутные вооруженные силы не смогут все-таки добиться этого результата, если они не
встретят поддержки не только со стороны достаточной вспомогательной авиации, но и со стороны
сильной наступательной воздушной армии.
Таким образом, сухопутная и воздушная армии действуют в тесной связи друг с другом, находясь под
единым командованием. О чем это говорит, как не о том, что военные силы и средства страны следует
распределить между обеими армиями{58}?
Возникает вопрос, посильны ли стране жертвы, которые требуются для создания и одновременного
содержания мощной сухопутной армии и мощной воздушной армии, к которым надо еще добавить
содержание флота, отвечающего государственным потребностям и задачам?
Нужно признать, что эти жертвы неизбежно должны быть тяжелы, в особенности принимая во внимание,
что сухопутная армия не может обойтись без боевых ударных и маневренных средств в виде крупных
механизированных, вездеходных соединений. А эти боевые средства, эти отборные боевые войска будут
стоить дорого во многих отношениях.
Но если необходимо иметь боевые маневренные войска, хорошо снабженные современной техникой, то
можно думать, что именно в силу их маневренных качеств число крупных механизированных
соединений будет ограничено. Для их укомплектования требуются достаточно молодые возрасты,
достаточно обученные и обеспеченные особо отобранными кадрами. Другими словами, и условия
комплектования ограничивают число таких частей. Оно будет максимальным, достигнув точки, когда
дальнейшее увеличение пойдет за счет снижения минимального качества. Во всяком случае эта часть
мобилизованного населения даже при правильном определении ее численности потребует наиболее
дорогой материальной части.
Возрастные контингенты, слишком пожилые для пополнения боевых войск, предназначенных для
маневра, должны образовать специальные части, основная задача которых будет состоять в удержании
оборонительных участков фронтов. Соединения этого рода потребуют для своего вооружения менее
дорогую материальную часть.
Таким образом, во всей своей совокупности сухопутная армия вовсе не потребует таких громадных
жертв, как это могло показаться. Впрочем, вполне возможно и желательно сэкономить на вооружении
сухопутной армии. Например, имеет полный смысл сократить состав тяжелой артиллерии в резерве
главного командования, которая является роскошью, [87] получившей непропорционально большое
развитие. Эта артиллерия стоит очень дорого и в то же время слишком сильно утяжеляет войска, что
недопустимо в маневренной войск.
С другой стороны, создание артиллерии, монтируемой на вездеходных, бронированных, боевых
машинах, само собою разумеется, связано с необходимостью исчезновения соответствующей части
дивизионной артиллерии. Отсюда видно, что экономия для уравновешивания новых расходов возможна.
Другого рода экономия может быть получена за счет замены лошади мотором.
В конце концов эта двойная необходимость создания и содержания воздушной и сухопутной армии,
повидимому, не превосходит возможности страны.
К тому же надо прямо указать, насколько было бы безумно не соглашаться теперь на жертвы, зная и
учитывая обстановку, создавшуюся на германской границе. Что значит страховая премия, как бы она ни
казалась непосильной, по сравнению с полным разгромом, от которого она гарантирует?
Глава III. Воздушная армия должна получить надлежащий состав,
отвечающий ее природе и тому, что от нее ожидается
Когда говорят, что воздушная армия должна получить надлежащий состав, отвечающий ее природе и
тому, что от нее ожидается, как следует понимать это?
Мы уже видели, что авиация в основном является наступательным оружием, в высшей степени
приспособленный для атаки, для наступления, и гораздо менее пригодным для обороны. Вот почему
лучшая оборона заключается в наступательных действиях, в репрессиях.
Что же именно потребуется от воздушной армии?
С началом военных действий она должна произвести против неприятельской территории ряд операций, в
которых будет использована вся ее мощь: атака на жизненные центры территории, разрушение путей
сообщения в их наиболее уязвимых точках с целью задержать до максимума мобилизацию и
сосредоточение сухопутных сил противника и внести такое расстройство, последствия которого могут
быть [88] весьма значительны. Воздушная армия должна разрушить базы, склады и авиазаводы
неприятельских воздушных сил.
Но следует думать, что и противник будет действовать таким же образом, а потому весьма возможно, что
эти первые операции не приведут к воздушному сражению между главными силами.
Тем не менее возможность такого сражения необходимо предвидеть. Возможно, что та или иная сторона
под давлением более или менее нервно настроенного общественного мнения потребует
непосредственных действий против неприятельских эскадр. Возможно, что ни правительство, ни высшее
командование не сумеют устоять против давления подобного рода. Таким образом, одна из сторон, а
может быть и обе, станет искать сражения. Это обстоятельство заставляет предусмотреть такую
организацию воздушной армий, которая могла бы обеспечить наибольшие шансы на успех в случае
возникновения воздушного сражения.
С другой стороны, как это будет видно далее, будет существовать, вопреки совету ген. Дуэ, и
истребительная авиация. Необходимо определить, какой же процент она должна составлять от всей
численности воздушных сил.
Самолеты, состоящие на вооружении наступательных соединений и частей воздушной армии, по своей
скорости и оборонительным данным должны или победоносно встречать истребительные атаки, или же
ускользать от них.
Наконец, нельзя пренебрегать и наземной противовоздушной обороной (DCA{59} = ПВО). Зенитная
артиллерия завтрашнего дня, несомненно, будет иметь такие достижения, которые сделают ее огонь
более действительным. Использование аэростатов заграждения тоже будет более действительным.
Ночью прожекторы станут сильно стеснять самолеты противника, ослепляя их своими лучами.
Следствием этого противодействия средств ПВО будет повышение потолка, бронирование, увеличение
скорости.
В конце концов, если рассматривать только те фазы войны, в которых воздушные силы действуют
совершенно самостоятельно или против неприятельской территории, или в воздушной борьбе, то станет
ясно, что воздушная армия прежде всего должна являться наступательной силой, но в то же время она
должна быть способна защищать себя. Она должна быть способна одновременно и атаковать
неприятельскую территорию, производя там ужасающие разрушения, и перебрасывать в тыл противника
отряды подрывников, [89] а по выполнении ими задачи перевозить их обратно и вести в наиболее
благоприятных условиях воздушное сражение, если обстановка к нему принудит. Воздушная армия не
должна бояться самой предприимчивой, самой натренированной истребительной авиации. Наконец, она
должна выполнять свои задачи, невзирая на зенитную артиллерию и другие средства ПВО, как бы
развиты и усовершенствованы они ни были.
Отвлечемся на один момент от задач взаимодействия с сухопутными силами и ограничимся теми
требованиями, которые перечислены выше, для вывода заключений о том, какова же должна быть
организация воздушной армии.
Очевидно, что основная характерная черта этой армии заключается в том, что она предназначена для
наступления. Наступательные воздушные соединения, которые до сих пор обычно назывались
бомбардировочной авиацией и которые впредь в этом труде мы будет называть «линейной
авиацией»{60}, будут являться решающей составной частью воздушной армии{*23}.
Наступательная часть воздушной армии по количеству должна быть по меньшей мере равна наиболее
сильной воздушной армии непосредственных соседей Франция, а по качеству — должна равняться
лучшей из них.
Это двойное условие ставит перед нами труднейшие проблемы: политическую, финансовую,
производства и устаревания материальной части, подготовки личного состава...
В частности, едва ли кому-нибудь придет в голова идея создания и содержания в мирное время такой
мощной воздушной армии, которая понадобится в случае вооруженного столкновения. Это невозможно
со всех точек зрения. В самом деле, создание и содержание в мирное время такой мощной воздушной
армии, которая нами определена выше, быстро превзошли бы возможности страны. Эта армия должна
непрерывно возобновлять свою материальную часть, учитывая чрезвычайно быстрый темп развития
авиационной техники. [90]
Таким образом ни с точки зрения количества, ни с точки зрения качества воздушная армия не может
быть в мирное время такой, какой она должна быть в военное время.
Между тем, возможно, что война начнется внезапным на падением воздушный сил, — следовательно,
уже с самого начала вооруженного конфликта воздушная армия должна действовать вся и с полным
напряжением.
Пополнение материальной части воздушной армии мирного времени должно производиться за счет
интенсивного производства за несколько месяцев до начала войны. Это производство, само собой
разумеется, должно итти в секретном порядке.
Миролюбивые народы, вроде французского, к несчастью, находятся в самом невыгодном положении по
отношению к агрессору, который решил начать войну через определенный промежуток времени и будет
иметь большое преимущество во времени для развертывания производства.
Значит ли это, что миролюбивые народы осуждены на невыгодное положение с самого начала войны и
что это положение чревато смертельно опасными последствиями? Конечно, нет! Однако, очень опасное
неравенство может быть избегнуто только тогда, когда правительство дальновидно, благоразумно и
достаточно сильно для того, чтобы, заготовив образцы наиболее совершенных типов самолетов и
подготовившись к быстрому развертыванию производства военного времени, оно имело смелость и волю
развернуть это производство до максимального темпа, не останавливаясь ни перед огромностью
расходов, ни перед криками партий и проклятиями пацифистов, ни даже перед представлениями
иностранных государств, как только оно получит соответствующие сведения от своей дипломатии и
разведки.
При этом условии миролюбивая страна может с уверенностью избежать опасности запоздания, которое,
несомненно, повлекло бы за собой гибельные последствия. Словом, достаточно иметь правительство,
достойное этого наименования{61}.
Как бы то ни было, но для того, чтобы воздушная армия удовлетворяла перечисленным выше
требованиям, необходимо наличие следующих условий.
— Воздушная армия мирного времени должна количественно содержаться на возможно более высоком
уровне, дозволяемом средствами страны; она должна быть отлично подготовлена и снабжена достаточно
часто обновляемой материальной частью; в ее распоряжении, кроме того, должны [91] в достаточном
числе иметься самолеты самых новых образцов для обучения и тренировки экипажей.
— Должен иметься какой-то научно-исследовательский и осведомительный орган, который в вопросах
авиации помогал бы стране быть во главе прогресса; этот орган должен состоять из
высокоосведомленных техников с предприимчивым и пылким умом, с живыми и бдительным
воображением; в его распоряжении должны быть все необходимые технические средства; кредиты ему
должны исчисляться и ассигноваться без урезки; он должен получать средства на свои конструкции, на
ориентировку в нужном направлении и на поддержание связи с авиационной промышленностью.
— Должен быть составлен план производства с ускоряющимся темпом, готовый к своему
осуществлению с того момента, когда международная обстановка, данные разведывательной службы и
сознание национального долга вызовут тревогу{62}, с этого момента, будем неустанно повторять это,
судьба страны будет зависеть от качества правительства: если оно осведомлено, благоразумно, сильно и
сумеет хотеть и действовать, то государство и страна могут с полным доверием смотреть на
развертывающуюся драму; но как не ужасаться, если судьба страны в этот критический момент будет в
хилых руках, в руках демагогов?{63}
— Должны быть предприняты надлежащие меры по укомплектованию, а затем и по периодической
подготовке летного состава, предназначенного для вхождения в состав экипажей боевых частей и
специальных служб.
— Должен иметься общий план обеспечения в случае войны мобилизованной воздушной армии
аэродромами, базами, складами, парками и т. д.; одни из этих учреждений должны создаваться в мирное
время, а другие — в момент напряженности политических отношений; все оборудование территории в
воздушном отношении должно учитывать опасность внезапного нападения неприятельской авиации.
— Должен быть разработан план мобилизации воздушной армии военного времени. Эта армия,
благодаря принятым мерам (часть из них перечислена выше) будет в состоянии мощно действовать с
момента начала конфликта. Ее мощь и наступательный дух будут в эту особенно критическую фразу
войны наилучшей защитой своей государственной территории, наиболее верным стражем высокого
морального состояния ее населения, а, следовательно, и самых судеб всей войны. [92]
Вот вкратце, в общих чертах набросанные основы насту нательной воздушной армии, которая наверное
начнет войну самостоятельными действиями, возобновляемыми затем в периоды затишья сухопутных
операций.
Будет ли воздушная армия исключительно наступательной? Конечно, нет, даже если ограничиться лишь
рассмотрением чисто воздушных операций.
Хотят, этого или не хотят, но истребительная авиация будет попрежнему необходима. Как будет видно
из дальнейшего, она особенно нужна во взаимодействии с сухопутными армиями, но даже и вне этого
взаимодействия мыслимо ли оставить жизненные пункты территории без активной обороны от
воздушных нападений противника? Моральное состояние населения не выдержало бы такого испытания.
Следовательно, нужны истребительные части и соединения для защиты этих центров и в особенности
столицы. Конечно, нельзя рассчитывать на то, что истребительные части создадут полную защиту от
воздушной опасности. Но они по крайней мере стеснят неприятельские воздушные операции и лишат их
хотя бы части их эффективности.
Особенно же они нужны для сохранения морального состояния нации. Иначе население будет
испытывать гнетущее чувство беззащитности. Это — чрезвычайно важный момент, который необходимо
особо подчеркнуть.
Нельзя обойтись и без истребительной авиации резерва. Без истребительной авиации больше не
мыслятся наступательные сухопутные операции, так как тогда была бы недостижимой скрытность
маневра.
Резервная истребительная авиация нужна и для воздушной обороны своей территории. Конечно, работа
этой авиации будет трудной и неблагодарной; было бы тщетно уповать, что она может поставить
препоны воздушному наступлению крупного масштаба.
Вследствие большого радиуса действия и подвижности наступательных соединений противника
истребительная авиация должна рассредоточивать свои средства; следовательно, она едва будет в
состоянии сосредоточиться до вступления в бой, а потому нередко будет уступать противнику в
численности.
Но линейный самолет завтрашней воздушной армии не будет уже более для истребителя легкой
добычей, как вчерашний бомбардировщик. Линейный самолет будет многоместным и мощно
вооруженным. Распорядок на нем будет такой, что он будет быстро и хорошо стрелять во всех
направлениях и даже сосредоточивать огонь нескольких самолетов [93] в опасном направлений. Нужно
предвидеть, кроме того, что он все более и более основательно будет защищаться броней{64}.
Наконец, линейные самолеты будут действовать в боевых порядках, отдельные части которых будут
поддерживать друг друга.
Таким образом, задача истребления станет более трудной, а результаты более гадательными и
случайными.
Тем не менее истребительная авиация остается попрежнему необходимой. Если даже ей и не всегда
удастся напасть на противника, то одно ее существование обяжет наступающие воздушные силы к
большой настороженности и осмотрительности, тогда как без нее воздушные нападения были бы более
смелы и более успешны.
Нет никакой надобности стремиться ни к численному превосходству, ни даже к равенству в
истребительных силах{65}. Пусть лучше истребительная авиация будет менее многочисленной, но зато
высокого качества как по своей технике, так еще более по воодушевлению, отваге, даже дерзости и
летной виртуозности ее летчиков, чем многочисленной, но без этих качеств.
А между тем, как справедливо замечает ген. Арманго, настоящих летчиков-истребителей мало, и
обучение их требует немалого времени.
Эти соображения говорят за численно ограниченную, но высококачественную истребительную авиацию.
В конце концов воздушная армия будет иметь в своем составе: линейную авиацию — авиацию
наступления — и истребительную авиацию — авиацию обороны{66}. Первая должна составлять от
общего числа самолетов гораздо больший процент, чем вторая.
До сих пор воздушная армия рассматривалась с точки зрения чисто воздушных операций. Однако,
говорить об ее организации более конкретно, не рассмотрев ее действия совместно с сухопутными
армиями, нельзя. Это было бы забвением того, что одна, сама по себе, воздушная армия призвана играть
значительную роль только в начале войны и в перерывы между сухопутными операциями.
Поэтому, прежде чем говорить об организации и численности воздушной армии, затрагивающих к тому
же еще более острый и важный вопрос о двойственности или единстве командования, логично и
необходимо сначала исследовать в общих чертах, в чем состоит взаимодействие сухопутной и
воздушной армий в совместных операциях, которые одни только могут и должны принести победу. [94]
Глава IV. Авиация в сочетании с сухопутными силами
Сочетание действий авиации с действиями сухопутных сил принимает две различные формы в
зависимости от того, идет ли дело о так называемой «вспомогательной» авиации (авиация наблюдения и
корректировки, разведывательная авиация, авиация связи) или же о самостоятельной воздушной армии
(линейные соединения, истребительные соединения).
Вспомогательная авиация
В предыдущих главах достаточно показана необходимость иметь в составе сухопутных вооруженных
сил вспомогательную авиацию. Спрашивается, из каких же частей она должна состоять?
В тактическом отношении прежде всего выявляется необходимость авиации наблюдения. Представьте
только себе, что в наши дни друг против друга стоят две стороны, причем одна имеет в своем
распоряжении зоркие глаза воздушных наблюдателей и еще более надежные, еще более острие глаза
фотографических аппаратов, а другая — лишена этих органов! Это была бы борьба слепого с
противником, имеющим хорошее зрение.
Артиллерия тоже нуждается в авиации наблюдения. Конечно, можно надеяться на то, что новые методы
стрельбы, дающие гораздо большую точность огня, когда-нибудь позволят уменьшить число
необходимых самолетов наблюдения. Но они все же всегда будут необходимы.
Артиллерия завтрашнего дня, работающая непосредственно для пехоты и для танков, может быть
благодаря бронированию и механизации продвинута туда где она действительно и во-время может дать
хорошую работу, т. е. будет продвинута к линии боя, а там она будет нуждаться лишь в ограниченном
наблюдении с воздуха. Но надо сознаться, что мы еще не находимся в таком положении и что хорошо
известный партикуляризм едва ли дает право надеяться, что такое положение наступит в ближайшем
будущем.
Пока же трудно сократить потребности этого вспомогательного оружия в воздушном наблюдении.
Таким образом, как с точки зрения командования, так и артиллерии, воздушное наблюдение является в
тактическом отношении необходимостью.
Однако трудно дать авиации наблюдения такое развитие, которое соответствовало бы потребностям.
Ведь существуют [95] другие специальности авиации, о которых мы будем говорить далее, требующие к
себе, может быть, еще большего внимания. В особенности не следует терять из виду потребности в
самостоятельной воздушной армии, которая должна быть мощна. Учитывая ограниченные общие
ресурсы страны, которые вообще могут быть выделены на авиацию, необходимо установить порядок
очередности в удовлетворении этих потребностей, существующих одновременно.
Учтя все эти моменты, нужно полагать, что части тактического назначения {67} могут получить в свое
распоряжение не более одной эскадрильи на армейский корпус.
Это чрезвычайно мало, если учесть все те разнообразные задачи, которые выпадают на долю воздушного
наблюдения, и если вспомнить ту норму придачи авиации, которая была осуществлена в войне 1914—
1918 гг.{68}.
Можно, однако, надеяться найти средство для того, чтобы до известной степени смягчить этот
недостаток авиационных средств. Можно усовершенствовать материальную часть авиации наблюдения и
и то же время освободить ее от выполнения одной, хотя и очень важной, задачи, но не являющейся,
собственно говоря, задачей авиации наблюдения, а именно — можно освободиться от задач по связи.
Качество материальной части авиации наблюдения в собственном смысле этого слова может и должно
быть улучшено. Бинокли и фотографические аппараты должны быть лучше приспособлены для своей
работы, нужно применять пленки с сверхбыстрым проявлением. Нужно использовать радиотелефон,
радиотелеграф, радиопередаточные и радиоприемные станции в одном агрегате, передачу изображений
— кроки и фотографии — по радио. Что касается самого самолета, то он должен быть мощным,
скоростным, маневренным, многоместным, с сильным вооружением, способным помериться силами с
истребительными самолетами. По возможности он должен быть бронирован. Броня должна защищатъ
его от обстрела с земли. Наконец, он должен быть оборудован для полетов днем и ночью, на малых и
средних высотах{69}.
Самолеты подобного качества будут давать гораздо больший коэфициент полезного действия, чем
применяемые до сегодняшнего дня самолеты наблюдения. Даже при меньшем числе от них можно
ожидать по крайней мере такой же работы.
Кроме того, полетные качества, мощность и вооружение этого самолета будут таковы, что он будет
взаимозаменяем с самолетами разведывательной авиации, являющейся оружием [96] высшего
командования{70}. Почему в самом деле и те и другие самолеты не одного и того же типа? Эта
унификация типа даст возможность или усиливать авиацию наблюдения крупных соединений,
потребность у которых в разведывательной авиации внезапно возросла, или же, наоборот, усиливать
разведывательную авиацию высшего командования, временно заимствуя у некоторых крупных
соединений их авиацию наблюдения.
Задачи по связи до сих пор входили в обязанность авиации наблюдения и являлись дополнительными к
их естественным задачам. Чрезвычайно важно разгрузить авиацию наблюдения от этих задач. И не
потому, что задачи по связи потеряли свое значение. Наоборот, значение этих задач все более и более
увеличивается, так как связь другими средствами часто будет невозможна. Но теперь, повидимому,
можно требовать выполнения этих задач от специальных частей. Ген. Арманго весьма правильно
рекомендует создать их. Эти специальные части связи должны состоять из реквизированных самолетов
туризма.
Таким образом, авиация, несмотря на небольшой процент эскадрилий авиации наблюдения, который
можно выделить в распоряжение дивизий, будет в состоянии обеспечить и притом лучше, чем в
прошлую войну, согласование действий различных частей, ведущих бой, и связь частей передовой линии
с командованием.
Вот в каких выражениях ген. Арманго излагает свою мысль относительно создания специальных частей
связи, формируемых из легких самолетов, способных делать посадки вблизи сражающихся частей и
поддерживать на коротких расстояниях связь с землей. Он говорит:
«Эти легкие самолеты должны в определенные моменты установить взаимную связь с
командиром пехотного полка и с его командирами батальонов, с командирами
соседних полков, с поддерживающими полк артиллерийскими дивизионами и с
командиром авиации наблюдения... От 8 до 10 легких самолетов на дивизию могли бы
сильно улучшить связь между ведущими бой частями дивизии. Такое же число
самолетов необходимо дать и армейскому корпусу... Используемые в настоящее время
самолеты туризма, снабженные легкими радиостанциями, оборудованные для
пускания ракет, для подхватывания донесений с земли и для сбрасывания этих
донесений, могли бы найти себе применение, как легкие самолеты связи. Число
самолетов [97] туризма частного использования будет, по всей вероятности,
достаточно велико, чтобы дать возможность при мобилизации создать эскадрильи
связи из расчета по одной эскадрилье на дивизию мирного времени и по одной
эскадрилье на армейский корпус{71}.
Важность этой связи по воздуху будет, повидимому, еще более велика, если
рассматривать крупные кавалерийские и моторизованные соединения. Значительно
большие, чем у обычных соединений, скорость и фронт действия создают еще
большую необходимость в установлении надежной связи между различными их
составными частями».
Можно лишь присоединиться к этой точке зрения.
Следовательно, крупные тактические соединения должны располагать самолетами наблюдения и
самолетами связи.
Следует ли, кроме того, в периоды кризиса снабжать эти соединения также «бронированным боевым
самолетом», который будет действовать на передовых линиях, в некотором роде в качестве средства
сопровождения пехоты?
Вполне учитывая большие результаты, особенно моральные, которых можно достичь, применяя такие
самолеты, все же, повидимому, нельзя считать, что этот вид авиации необходимо создавать и развивать в
первую очередь. В самом деле, хотя результаты действия такой авиации и мощны, но тем не менее они
весьма преходящи. Кроме того, очень трудно согласовать действия пехоты с действиями такой авиации,
а между тем последняя будет, несомненно, служить для пехоты вспомогательным оружием.
Следовательно, можно считать, что если средства, которые выделяются на авиацию, ограничены, то
лучше в первую очередь удовлетворить потребности в других, более бесспорных специальных видах
авиации. Если, впрочем, эти потребности будут в достаточней степени удовлетворены, то, повидимому,
можно согласиться и на дополнительные расходы, чтобы создать несколько бронированных самолетов
для участия в сражении — бронированных штурмовиков. Эти самолеты надо использовать на тех
участках фронта сражения, где производится наиболее крепкий удар. Их можно применять также и до
сражения во время сближения и соприкосновения с противником, когда, будучи в распоряжении
крупных соединений, они бесспорно сыграют весьма важную роль.
Если из области тактики подняться в область стратегии (и оперативного искусства), то, повидимому,
сразу же можно признать необходимость существования двух видов вспомогательной [98] авиации, а
именно: разведывательной и истребительной авиации. Но, кроме того, в равной мере необходимо и очень
тесное взаимодействие с линейной авиацией.
Было бы трюизмом заявлять, что выполнение функций высшего командования не мыслится в настоящее
время без разведывательной авиации и что из всех видов вспомогательной авиации она представляется
самой важной. Эта авиация имела большое значение в прошлой войне, и такое значение ее возрастает
еще более в войне завтрашнего дня вследствие того, что (в этом нельзя сомневаться) война будет
маневренной. В современных условиях оперативный маневр может оказаться ошибочным, если высшее
командование не будет иметь в своем распоряжении разведывательных данных, необходимых для
ориентировки в событиях. Эти разведывательные данные высшее командование своевременно может
получить лишь от разведывательной авиации высокого качества. Нельзя забывать, что ведь при
использовании механического транспорта расположение неприятельских сил может в будущем
полностью меняться менее, чем в 24 часа, благодаря быстрому перемещению резервов, которые до этого
заботливо могли держаться в пунктах, удаленных на сотню километров от пункта их применения. Их
местонахождение может быть выбрано таким образом, что оно само по себе будет до последнего
момента оставлять противника в неизвестности о том, в каком же пункте они в конце концов будут
применены. Это будет обычно применяемый способ использования, возможный благодаря перевозке
крупных соединений средствами транспорта, а также благодаря использованию легких и линейных
целиком механизированных дивизий.
Здесь следует особенно подчеркнуть мысль о том, что разведывательная авиация должна быть высокого
класса. Услуги, которые она окажет высшему командованию, в большей степени будут зависеть от
качества материальной части и, само собой разумеется, от качества обслуживающего ее личного состава,
чем от ее количества.
По вопросу о качестве ген. Арманго справедливо говорит, что «разведка должна быть постоянной,
непрерывной и не зависеть от атмосферных условий». Следовательно, самолеты должны быть способны
к разведке ночью, а для этого они должны получить соответствующее штурманское оборудование.
Кроме того, разведка должна производиться невзирая на неприятельскую авиацию. Это достижимо или
быстрыми внезапными ударами с использованием больших потолков (а в [99] иных случаях облаков),
или же с применением силы. Для этого производится полет группы, которая использует не только
скорость и маневренность, но и мощное вооружение. Наконец, для этого можно и нужно высаживать в
тылу противника агентов, снабженных средствами связи для передачи собранных сведений{72}.
Чтобы удовлетворить всем этим требованиям, разведывательный самолет должен быть многоместным,
тщательно и специально изученным с точки зрения важнейших задач, которые ему придется выполнять.
Какова же должна быть численность разведывательной авиации? Какой процент она должна составлять в
общей совокупности воздушных сил? Мы не располагаем нужными данными для точного определения
потребной численности. Все, что можно сделать в этом отношении, это присоединиться к мнению,
выраженному ген. Арманго. Последний же считает, что в штатном порядке каждая армия должна
получить сравнительно немного разведывательных самолетов. Зато он предусматривает создание
сильного резерва разведывательной авиации, который ему представляется в виде «настоящих частей и
соединений боевых самолетов, способных в компактных группах силой проникать в активные зоны
противника» {73}.
Такой резерв разведывательной авиации в зависимости от обстановки «может использоваться или для
сухопутных армий, или для военно-морского флота, или, наконец, для воздушной армии». Если этот
резерв составляет штатную часть воздушной армии, то в задачу верховного командования, о котором мы
скажем впоследствии, входит передача этого резерва или части его в распоряжение той из армий, роль
которой в данный момент решающая. Когда дело идет о сухопутных армиях, то главнокомандующий
сухопутными вооруженными силами сосредоточит разведывательную авиацию резерва в важнейших
зонах для разведки, в целях ли собственного наступательного маневра или в целях подготовки к
отражению наступления противника.
Нужно еще указать на то, что при определении количества разведывательной авиации, необходимой при
ведении сухопутных операций, надо учитывать, с одной стороны, возможность привлечения авиации
наблюдения крупных тактических соединений, а с другой — возможность участия самостоятельной
воздушной армии совместно со своей линейной авиацией в периоды кризиса на земле в добывании
разведывательных данных в интересах высшего командования сухопутных армий. В эти периоды она
ведь будет передаваться [100] в распоряжение главнокомандующего сухопутными армиями, а этот
последний, естественно, использует ее в зоне оперативно-стратегических маневров противника, против
тылов и путей сообщения, т. е. там, где ему важно знать, что происходит и что готовится. Когда же
линейная авиация будет совершать дневные или ночные операции, она в высшей степени будет способна
производить наблюдения и разведку. Для этого достаточно лишь, чтобы на борту ее самолетов
находились квалифицированные наблюдатели.
Все эти замечания дают право предполагать, что потребность в разведывательной авиации будет
обеспечена, не прибегая к очень большому проценту разведывательной авиации в собственном смысле
слова в общем составе воздушных сил. А это даст возможность максимум средств уделить линейной
авиации, как наиболее существенной составной части воздушной армии, которая никогда не может быть
слишком мощной.
Чтобы закончить вопрос о вспомогательной авиации, остается лишь сказать еще несколько слов об
истребительной авиации.
С точки зрения интересов сухопутных операций истребительная авиация необходима для обеспечения
секретности, — другими словами, для борьбы с воздушной разведкой противника, который стремится
разгадать наши замыслы{74}.
Совершенно очевидно, что тщетно было бы рассчитывать на получение такого результата на всем
протяжении определенного театра действий. Но нельзя ли добиться такого результата хотя бы в одном
месте и на данный период, — там, где подготовляется крупный наступательный маневр, и на время
подготовки этого маневра?
Опыт двух сражений прошлой войны говорит за положительный ответ на этот вопрос. Известно ведь,
что немцам при их атаке на Верден, так же как и французам во время сражения на Сомме, удалось
завоевать почти абсолютное господство в воздухе путем сосредоточения в высшей степени агрессивной
истребительной авиации, благодаря чему секретность операции в значительной степени была сохранена.
Правда, что ввиду прогресса в технике авиации, в скоростях, в вооружении и т. д. и т. п. позволительно
сомневаться в том, что и в будущем легко будут достижимы подобные результаты.
Тем не менее мощная истребительная авиация высокого класса (мощная, так как она сосредоточена в
зоне, которую нужно прикрыть от воздушной разведки противника) сумеет, если не полностью
воспретить всякую воздушную разведку [101] и полностью скрыть подготовляемый или уже
выполняемый маневр, то во всяком случае она сумеет стать препятствием при выполнении некоторых
разведок, спугнуть другие, поставить разведывательную авиацию противника в трудные условия работы
и нанести ей крупные потери. Таким образом, она сможет в значительно степени сохранить секретность
подготовки и проведения маневра. Возможность получения такого — даже неполного — результата
ценна{75}. Поэтому созданию истребительной авиации высокого класса необходимо уделить
надлежащее внимание.
Но роль истребительной авиации во взаимодействии с сухопутными войсками в операции не
ограничится лишь сохранением секретности подготовки и проведения крупных операций.
Истребительная авиация будет также иметь задачу по прикрытию соединения и движения
маневрирующих армий, их тылов и их путей сообщения от действия линейной авиации противника. В
этот период последняя получит задачу по расстройству, по рассеянию или хотя бы по замедлению
боевых сил противника посредством прямых атак на них, а также атак на потоки транспорта, стремясь
парализовать, разрушить, вывести из строя их коммуникации и их тылы.
Это — существеннейшая роль истребительной авиации. Достаточно ее одной, чтобы доказать
неизбежную необходимость этого рода авиации{76}.
Должна ли истребительная авиация, работающая вместе с сухопутными армиями, быть в полном смысле
слова их вспомогательной авиацией, т. е. авиацией, входящей в их штатный состав, с подчинением
командованию сухопутных сил, или же она, напротив, должна входить в состав воздушной армии? В
моменты кризиса она могла бы передаваться тогда в распоряжение сухопутных армий на все время
активных операций. Этот вопрос вызывает противоречивые соображения.
С одной стороны, трудно допустить, чтобы оперативные соединения в виде сухопутных армий в какой-
либо момент своей деятельности были лишены некоторого числа истребительных самолетов, ибо без них
неприятельские воздушные разведчики почти безнаказанно производили бы разведку, что опасно. Затем
во время подготовки и проведения активных операций командующий армией должен иметь какой-то
минимум своей истребительной авиации для прикрытия маневра.
Таким образом, возникает необходимость придачи каждой сухопутной армии штатной истребительной
авиации. Впрочем, [102] не к чему давать каждой армии много истребительном авиации, так как это
уменьшило бы мощь маневренной истребительной авиации, сосредоточенные действия которой должны
дать особенно большие результаты.
Повидимому, достаточно каждой армии дать одну истребительную эскадрилью или же в некоторых
случаях, самое большее, две эскадрильи.
Как бы то ни было, надо все же признать необходимость органического включения в состав каждой
сухопутной армии некоторого количества истребительной авиации. Это не предрешает вопроса о том,
должна ли резервная истребительная авиация также в штатном порядке передаваться в распоряжение
главного командования сухопутных вооруженных сил. Повидимому, этот вопрос должен быть решен
отрицательно. В самом деле, такое положительное решение создало бы необходимость существования
истребительной авиации резерва для обороны территории. Это же повело бы к тому, что истребительная
авиация составляла бы слишком большой процент в составе воздушных сил, в особенности по
отношению к количеству линейной авиации, что противоречило бы требованию иметь наступательную
воздушную армию возможно более мощной.
Следовательно, истребительная авиация резерва должна составлять неотъемлемую часть воздушной
армии. Она должна передаваться в распоряжение главного командования сухопутных армий для
обеспечения подготовки и проведения крупных операций.
Что касается численного состава истребительной авиации резерва, то, учитывая роль этой авиации в
сухопутных, операциях, с первого взгляда кажется, что эта численность должна быть очень велика.
Однако, следует заметить, что основная ценность истребительной авиации зависит от качества
материальной части и высокого класса личного состава. Летчик-истребитель является таковым лишь в
силу своих моральных качеств, причем таких, которые не являются общим уделом. Кроме того,
моральные качества должны быть подкреплены летной виртуозностью, которой располагают не все
летчики.
Уже этого соображения достаточно, чтобы ограничить численный состав истребительной авиации
довольно узкими пределами.
В общем истребительная авиация должна составлять лишь сравнительно небольшой процент в общем
составе авиации. Но зато она во всех отношениях должна быть высшего качества{77}. [103]
Предыдущие страницы были посвящены вопросу о содействии вспомогательной авиации ведению
сухопутных операций. Теперь полезно, хотя бы вкратце, сказать несколько слов по этому же вопросу, но
в отношении использования целиком или частично моторизованных крупных соединений. Они наложат
в будущем весьма сильный и новый отпечаток на сухопутную войну и дадут ей другой ход. Если
говорить о целиком механизированных крупных соединениях — и легких, и линейных — или даже
просто о модернизированных кавалерийских дивизиях, то ясно, что их операции потребуют содействия
тех же категорий вспомогательной авиации, т. е. авиации наблюдения, связи, разведки.
Учитывая же скорость и гибкость в перемещении, в маневре, во вводе в действие, нужно признать, что
норма придачи им авиации наблюдения и связи должна быть сильно повышена по сравнению с нормой
придачи другим соединениям. Что же касается высококачественной разведывательной авиации, то она
особенно необходима легким дивизиям. Поэтому, может быть, целесообразно было бы, в отклонение от
ранее установленного правила, эту разведывательную авиацию сделать штатной в составе
механизированных соединений или — еще лучше — в составе группировок, которые они будут
образовывать. Это мероприятие оправдывается весьма своеобразным характером маневра и действий
крупных механизированных соединений и группировок{78}.
Повидимому, бронированная штурмовая авиация может играть большую роль во взаимодействии с
крупными механизированными соединениями. Это полностью оправдало бы создание для них
нескольких частей этого рода авиации.
Штурмовые самолеты дали бы очень действительные результаты прежде всего во время марша
сближения и во время вступления в соприкосновение, когда они действовали бы вместе с
бронированными боевыми машинами, а затем в самом сражении, когда они с пользой атаковали бы или
танки, или пехоту, или артиллерию. Эти действия способны расстраивать резервы противника и
иммобилизовать их, т. е. не давать им возможности двигаться{79}.
Содействие собственно воздушной армии операциям сухопутной армии
Наше внимание на предыдущих страницах было направлено на так называемую вспомогательную
авиацию и на выявление потребностей сухопутных сил в этом отношении. При [104] рассмотрении
вопросов взаимодействия этой вспомогательной авиации мы уже встретились с двумя формами
взаимодействия самостоятельной воздушной армии с сухопутными армиями: содействие резервных
истребительных соединений и содействие линейных соединений добыванию разведывательных данных в
интересах высшего командования.
Нам остается заняться еще активным участием воздушной армии в крупных сухопутных операциях,
проводимых по указаниям и приказам высшего командования сухопутных армий.
С началом враждебных действий воздушная армия начнет налеты на пути сообщения, сборные пункты
мобилизованных, важные железнодорожные узлы, железнодорожные станции, где производится посадка
и высадка войск, на искусственные сооружения, с целью замедлить сосредоточение неприятельских
армий, с целью их разъединить, беспокоить и сорвать план их сосредоточения. Такие действия, будучи
заблаговременно хорошо подготовлены, изучены и энергично проведены в жизнь с применением
мощных средств, способны дать значительный эффект.
Никакая другая страна не заинтересована более, чем Франция, в том, чтобы в этой области обеспечить
себя наиболее действительным образом. Учитывая наших завтрашних возможных противников, нужно
думать, что они, заблаговременно подготовившись к войне, постараются воспользоваться всеми
выгодами, которые дает более раннее приведение в боевую готовность вооруженных сил и более раннее
сосредоточение их. Конечно, нужно думать, что Франция будет иметь бдительное, благоразумное и
сильное правительство. Нужно надеяться, что оно, получив своевременно данные о подготовке
конфликта, что всегда возможно (стоит лишь этого пожелать), будет иметь гражданское мужество, чтобы
предпринять необходимые предупредительные меры, чем до минимума сократит, если не нейтрализует
вовсе, опасность, которую представляет для нас более ранняя готовность наших противников. Однако,
опасность в этом отношении все же бесспорно существует. Следовательно, если противнику удастся
добиться преимущества во времени приведения в боевую готовность и сосредоточения своих сил, то
будет жизненно важно замедлить его стратегическое развертывание. Мощная воздушная армия способна
вызвать такое замедление.
Из этого видно, какой глубокий интерес заставляет Францию обзавестись воздушной армией. Ее мощь,
как уже сказано, и в количественном и в качественном отношении должна [105] равняться мощи
воздушной армии противника, лучше всего обеспеченного в этом отношении.
Воздушная армия необходима не только для того, чтобы замедлять сосредоточение неприятельских
сухопутных сил. Она нужна и для того, чтобы с началом враждебных действий она могла победоносно
померяться своими силами с противником.
Ведь, если эта воздушная борьба не даст благоприятных результатов, то воздушное силы едва ли будут
еще способны воздействовать на сосредоточение противника в целях его замедления. Легко понять, что
действия по срыву или замедлению сосредоточения неприятельских сухопутных вооруженных сил
должны производиться по указаниям главного командования сухопутных сил, которое одно лишь может
правильно решить, какие операции, когда и где нужно организовать.
Так ставится проблема командования в отношении воздушной и сухопутной армий.
Эта проблема еще более повелительно требует своего разрешения, когда дело заходит о подготовке к
сражению, о самом сражении и об использовании успеха.
Во время подготовки к сражению, идет ли дело о наступательных или оборонительных операциях, на
линейную авиацию выпадает задача по замедлению и дезорганизации такого же рода, как и во время
стратегического развертывания. Здесь опять будет происходить накопление наступательных сил
противника, их движение на свое место, если делю идет о подготовке к наступлению. Если же мы сами
предпринимаем наступательную операцию, то линейная авиация должна своими энергичными
действиями затруднить перемещение и приток резервов противника. Для этого она должна произвести
сильные атаки на узлы путей сообщения и на большие железнодорожные станции с целью их
разрушения или нейтрализации, с применением отравляющих веществ или зажигательных бомб{80},
атаковать эшелоны на железнодорожных путях или автомобили на дорогах, уничтожать личный состав и
материальную часть железнодорожного транспорта и т. п., не забывая также высаживать десантные
отряды подрывников, когда это будет возможно{81}{*24}. [106]
Во время сражения линейная авиация должна будет воздействовать на резервы, чтобы массовыми
атаками рассеять их или во всяком случае замедлить их движение. Она должна атаковать артиллерию,
тылы, склады боевых припасов, пути сообщения, парки и т. п., в то время как сосредоточенная
истребительная авиация будет ослеплять противника.
Наконец, после сражения, если оно окончится победой, линейная авиация должна любой ценой
расстроить организованное отступление неприятельских сил, разъединить их и, что особенно важно,
воспрепятствовать разбитому противнику заняться широкими и систематическими разрушениями{82}.
Все эти задачи линейная авиация способна выполнить с очень большой эффективностью и лучше, чем
какое-либо другое боевое средство. Она будет действовать, однако, вместе с наиболее быстроходными
наземными частями, причем крупные механизированные соединения, само собой разумеется, сыграют
важную роль.
Если же, напротив, сражение закончится отступлением, высшее командование заинтересовано в том,
чтобы замедлить продвижение неприятеля. Наряду с применением боевых наземных частей, сильных
арьергардов и разрушений силами земных войск высшее командование прибегнет также к
использованию соединений линейной авиации, которые массовыми атаками неприятельских войск,
брошенных для преследования, постараются их разъединить, устроить на их пути химические
заграждения (если противник проявит инициативу в использовании боевых отравляющих веществ,
несмотря на международные договоры) при помощи стойких ОВ. Линейная авиация поможет также
разрушать пути сообщения.
Это прикрытие отступления может принять также форму высадки и эвакуации воздушно-десантных
отрядов подрывников после выполнения ими задач по особенно важным разрушениям.
Едва ли нужно подчеркивать невозможность взаимодействия всех этих боевых средств, если силы
воздушной армии в этот момент не будут находиться в подчинении высшему командованию сухопутных
армий{83}.
Напротив, вне периодов активных операций на земле воздушная армия может вновь получать свою
независимость для выполнения снова таких же задач, какие она выполняла в самом начале войны, когда
действия против жизненных пунктов на территории противника выступают на первый план. [107]
Глава V. Соотношение между различными специальностями авиации
и в особенности соотношение между самостоятельной воздушной
армией и вспомогательной авиацией
Теперь переходим к вопросу, какую же общую численность надлежит придать французской авиации.
Какую часть общей численности должна составлять самостоятельная воздушная армия? Какой процент
внутри воздушной армии должны составлять линейная и истребительная авиация?
На все эти вопросы автор поостережется лично от себя дать ответ в виде точных цифр, так как у него нет
многих данных для того, чтобы ввести в эти цифры необходимую точность.
Все, что можно сказать, по этому поводу, это то, что является естественным следствием
вышеприведенных соображений, а именно, что решающая часть ресурсов, выделенных на авиацию,
должна бесспорно пойти на самостоятельную воздушную армию.
Это предпочтение тем менее можно оспаривать, что самостоятельность воздушной армии ни в коей мере
не помешает ей принять участие в сухопутных операциях с того момента, когда они начнутся. Это
участие выразится в том, что резервная истребительная авиация, быстро сосредоточенная в критической
зоне, будет передана в распоряжение главного командования сухопутных армий для сохранения
секретности подготовки, развития и использования успеха сражения.
Это участие выразится в том, что линейная авиация непосредственно будет взаимодействовать целиком
или частично как в разведывательной работе, так и в нападении на неприятельские силы, на их тылы, на
их пути сообщения. Вне этих критических периодов линейная авиация, выполняя самостоятельные
операции, окажет также своими наблюдениями ценное содействие выполнению общего плана разведки,
составленного главным командованием сухопутных армий.
Таким образом, та часть ресурсов страны, которая будет выделена на воздушную армию, далеко еще не,
потеряна для сухопутных операций{84}.
Что же касается соотношения, которое необходимо установить внутри самостоятельной воздушной
армии между ее двумя основными родами авиации — линейной и истребительной, то несомненно, что
линейная авиация как авиация [108] наступления должна значительно превосходить по своей
численности истребительную авиацию — авиацию обороны.
Автор еще раз напоминает, что он остережется самолично перевести эти общие правила на язык цифр.
Он отсылает читателя к тем цифрам, которые ген. Арманго дает в своем, так часто уже нами
цитированном труде. Однако, та предполагаемая картина всей совокупности воздушных сил, которая
дана в упомянутом труде, вызывает несколько замечаний.
Ген. Арманго предполагает, что для страны, сухопутные вооруженные силы которой будут состоять из 6
армий, в составе 20 армейских корпусов и 6 кавалерийских дивизий, необходимо всего 150 эскадрилий, в
том числе 44 эскадрильи вспомогательной авиации, т. е. входящей в штаты сухопутных армий (32
эскадрильи наблюдения и разведки, 12 истребительных эскадрилий) и 106 эскадрилий воздушной
армии{85}.
Эта 106 эскадрилий распределяются таким образом:
— общий резерв истребительной авиации (ночной и дневной) — 20 эскадрилий;
— линейная авиация — 86 эскадрилий, в том числе 20 составляют общий резерв, предназначенный по
преимуществу для передачи в распоряжение главного командования сухопутных армий для выполнения
важных разведывательных заданий.
К этим цифрам следует еще добавить эскадрильи связи (из реквизированных самолетов туризма), в
общем 100 эскадрилий{86}.
Если рассматривать только основные категории эскадрилий, то мы получим следующую картину.
Вспомогательная авиация: 44 эскадрильи (не включая эскадрилий связи).
Воздушная армия: 86 линейных и 20 истребительных эскадрилий, всего 106 эскадрилий.
Таким образом, ген. Арманго рекомендует следующее соотношение: собственно вспомогательная
авиация находится по отношению к самостоятельной воздушной армии в отношении 44 : 106, т. е. в
круглых цифрах, как 2 : 5; в воздушной же армии линейная авиация относится к истребительной как 86 :
20, т. е. как 4,5 : 1{87}.
Эта соотношения, повидимому, приемлемы.
Что же касается общей воздушной мощи, которая будет достигнута на основе 86 линейных эскадрилий
наступательной воздушной армии, то по этому поводу ген. Арманго пишет следующее: [109]
«Если мы предположим, что дело идет не о стране, взявшей инициативу в объявлении
войны, то не эти только 86 бомбардировочных эскадрилий примут участие в
действиях с первых же дней войны, но значительно большее число, притом настолько
большее, насколько дольше перед объявлением войны продолжалось спешное
производство самолетов».
К этому он добавляет:
«Вот именно тогда-то и будет сформирована настоящая воздушная армия, которая
откроет враждебные действия...»
Всякий, кто заботится о национальной обороне и ясно видит опасности, которым, несомненно,
подвергнется страна в случае, если возможные противники достигнут такого воздушного превосходства,
тот не может не присоединиться к этому мнению.
Отсюда совершенно очевидна необходимость притти к следующим заключениям:
надо, не колеблясь, увеличивать в составе воздушных сил процент наступательной авиации, как только в
этом наступит необходимость по создавшейся обстановке;
особенно же необходимо иметь устойчивое правительство, которое сумеет быть в курсе подготовки к
войне, в курсе технического прогресса, интенсивности производства у противника или у возможных
противников, — правительство, имеющее достаточно воли и энергии предпринять во-время
необходимые контр-меры, чтобы уберечь нацию от двух больших опасностей: от внезапности в виде
технического превосходства противника и от внезапности в виде его численного превосходства.
Глава VI. Возникающие с появлением воздушной армии проблемы
командования и согласования действии вооруженных сил
Проблема согласования действий сухопутной армии и морского флота, когда они одни составляли всю
совокупность вооруженных сил страны, решалась легко. По существу лишь в исключительных случаях
возникал вопрос о совместных военных операциях. Когда действовали оба вида вооруженных сил,
решительно отличные друг от друга, то их операции просто проходили одна рядом с другой ввиду того,
что большинство сухопутных операций развертывалось [110] вне непосредственного содействия со
стороны морских сил, так же как в общем морские операции в целом протекали вне возможного
воздействия сухопутных сил.
Эта простота, эта легкость согласованных действий всей совокупности вооруженных сил страны,
исключительность случаев переплетения их активных операций ныне полностью ниспровергнута (и это
не слишком сильное выражение!) фактом существования третьего вида вооруженных сил — воздушной
армии, воздушных вооруженных сил.
При рассмотрении операций морского флота, сухопутных армий и воздушной армии уже не может быть
вопроса о простой их постановке рядом. Воздушная армия имеет свою собственную стихию, в которой
она производит свои эволюции, где она даже ведет бой, а именно воздушную стихию. Но ее наиболее
существенные операции имеют своими объектами как раз те стихии, которые до сих пор были
свойственны сухопутной армии и морскому флоту, а именно — сушу и море, так что наиболее
существенные операции воздушной армии против объектов на суше и на море переплетаются с
операциями сухопутных и морских вооруженных сил.
Кроме того, следует отметить, что воздушная армия одна, сама по себе, способна вести операции,
которые свойственны лишь ей одной и которые ведутся без какого-либо согласования с сухопутными и
морскими вооруженными силами В самом деле, можно представить себе воздушные сражения, которые
происходят без малейшего вмешательства со стороны поверхности земли. Можно представить себе
нападения на неприятельскую территорию, производимые исключительно воздушными соединениями.
Напротив, нельзя себе представить ни одной более или менее крупной морской или сухопутной
операции без того или иного взаимодействия с авиацией.
Итак, с одной стороны, постоянное проникновение действий воздушных сил в сухопутные и морские
операции, а с другой — независимость некоторых воздушных предприятий по отношению к сухопутным
и к морским вооруженным силам. Отсюда как следствие выявляется важность проблемы командования.
Чтобы лучше понять смысл и значение этой проблемы, надо сперва представить себе общую картину
взаимодействия различных элементов. Прежде всего при решении этой проблемы выделим из
рассмотрения так называемую вспомогательную авиацию. Сухопутная армия располагает [111] какой-то
минимальной вспомогательной авиацией, которая ей организационно придана. С момента придачи
авиации нет, собственно говоря, более и проблемы командования. То же самое надо сказать
относительно авиации, составляющей часть морского флота.
Собственно говоря, эта придача штатной авиации тоже нуждается во вмешательстве высшей власти для
решения таких вопросов: какие средства нужно выделить, каков должен быть их состав, какова должна
быть их организация, какие нужно установить нормы снабжения материальной частью, каково должно
быть обучение и боевая подготовка личного состава и т. д. Но все это — дело мирного времени.
Таким образом, для упрощения нашей задачи мы займемся только сочетанием усилий всех трех армий в
военное время, когда вопрос об едином командовании возникает неотвратимо.
Здесь следует не забыть и про то, что часть самостоятельной воздушной армии может в некоторых
случаях передаваться в распоряжение или сухопутной армии, или морского флота, как дополнение к их
штатной авиации взаимодействия. С другой стороны, нужно рассмотреть сочетание действий воздушной
армии с операциями сухопутных и морских сил.
Чтобы лучше решить нашу задачу, мы сначала перед глазами читателя развернем картину того, что же
воздушная армия призвана сделать во время войны.
С момента открытия враждебных действий начнутся наступательные операции воздушной армии,
предпринятые или по собственному решению, или же как репрессии против жизненных частей
неприятельской территории. Это одновременно будет и обороной национальной территории от
воздушных операций противника подобного же рода.
Объектами этих операций будут: ангары, склады, аэродромы, авиазаводы, пути сообщения в виде
наиболее существенных своих составных частей, как например: сортировочные станции, виадуки, мосты,
туннели и всякого рода жизненные центры страны, т. е. политические, экономические и т. п.
Но так же возможно, чтобы не сказать вероятно, что враждебные действия начнутся внезапным
наступлением на суше сравнительно малочисленных войск, но с ультра-быстрой боевой готовностью и
технически богато оснащенных. Это наступление будет скомбинировано с нападениями мощной и
инициативной воздушной армии. Если эта [112] возможность не будет заблаговременно предусмотрена,
то она немедленно же повлечет за собой, может быть, решающие результаты. Во всяком случае нужно
ожидать в стране, подвергшейся нападению, возникновения трудно устранимого беспорядка.
Следовательно, нужно быть готовым к немедленному ответу ударом за удар, к внезапному наступлению
и в особенности быть готовым к немедленным действиям своей воздушной армии, ни в чем не
уступающей воздушной армии агрессора. В сочетании с действиями своей воздушной армии атакованная
страна сможет, очевидным образом, также бросить в бой свои хотя и малочисленные сухопутные силы,
но тоже мощные благодаря своим внутренним достоинствам, своей боевой подготовке, своему
вооружению, своим моральным и техническим качествам. Отсюда видно, кстати сказать, что гипотеза о
внезапной атаке ставит в порядок дня всю организацию вооруженных сил мирного времени{88}.
С самого начала враждебных действий может также возникнуть вопрос о взаимодействии воздушных
сил и морского флота. Например, может понадобиться защита морских транспортов, морских путей
сообщений; воздушное нападение на неприятельские морские части и соединения, угрожающие этим
путям; нападение на военные порты и на большие торговые порты. Может понадобиться даже участие в
морском сражении. Не следует забывать, что благодаря большому радиусу действия самолетов такое
взаимодействие ныне стало возможным даже на больших удалениях от берегов{89}.
Когда начнутся крупные сухопутные операции, то воздушная армия примет в них непосредственное
участие.
Затем в периоды затишья снова возобновятся чисто воздушные действия против территориальных
центров противника и в особенности против его тылов.
Воздушная армия может рассматриваться как своего рода резерв, идеально перебрасываемый в
зависимости от обстановки не только между различными театрами войны в одной стране, но также и
между театрами, разделенными друг от друга неприятельскими территориями. Эта возможность в
высшей степени ценна в такой войне, которую следует ожидать, к которой следует готовиться и которая,
как и прошлая, может даже еще более приобрести характер как бы всеобщности{90}.
Ген Арманго в своем труде изображает эту ценную особенность и свойство воздушной армии, рисуя
картину, как французская воздушная армия могла бы выступить в пользу [113] чехословацких и
польских армий в их общей борьбе против Германии{91}. Он описывает также возможные действия
воздушной армии Франции непосредственно со своих французских баз против тылов германских армий,
сражающихся с армиями Польши и Чехо-Словакии, или с перенесением своих баз в Богемию. То же
самое, говорит он, может иметь место в возможном конфликте Югославии с нашими соседями на юго-
востоке. Он не добавляет, но это само собой разумеется, что крайне важное значение такой маневренный
резерв имел бы в том случае, если бы Франция и ее союзники должны были бы одновременно иметь дело
со своими восточными и юго-восточными соседями, усиленными их известными спутниками.
Наконец, если, к сожалению, мы, несмотря ни на что, должны будем вступить в братоубийственную
борьбу с Италией, то у кого хватит смелости утверждать, что враждебные действия не перекинутся на
французские владения в Северной Африке. В данном случае экстра-подвижной маневренный резерв,
каким будет воздушная армия, отвечающая требованиям международной обстановки для Франции, мог
бы вмешаться и там, приняв участие также и в морской борьбе, которая неизбежно разгорится в водах
Средиземного моря{92}.
Таким образом, если ограничиться лишь театрами военных действий, расположенными непосредственно
на французской территории или близко к ней, а также вблизи от ее берегов, то будет видно, что
воздушной армии придется выполнять задачи, ей одной свойственные, и что она будет работать сообща
или с сухопутными армиями, или с морским флотом. Если же, кроме того, представить себе европейский
вооруженный конфликт, а может быть, и мировой, то следует предвидеть, что на эту же самую
воздушную армию могут быть возложены задачи общего маневренного резерва, понимая этот термин во
всей широте его значения. Выполнение этих задач будет происходить не только на различных театрах
военных действий в одной стране, но и на театрах военных действий, не имеющих между собой
сухопутных путей сообщения.
Учитывая такое переплетение задач, выполняемых тремя видами вооруженных сил, и принимая во
внимание сложность и разнообразие задач, выпадающих на долю воздушной армии, как не поставить
такой существеннейший вопрос: а как же быть с верховным командованием?
Если не будет верховного командования, то кто же будет решать, когда следует применить полностью
самостоятельные [114] действия воздушных сил; когда следует всю воздушную армию или часть ее
применить для взаимодействия с сухопутными и морскими вооруженными силами в их операциях, для
чего ее нужно целиком или частично передать в распоряжение главного командования армии или флота?
Кто определит объекты независимых действий воздушной армии? Кто установит порядок очередности в
операциях этого рода? Кто распределит задачи и силы между различными национальными и
междусоюзными театрами военных действий и кто в особенности примет решение об использовании
воздушной армии на национальном театре военных действий или же на междусоюзном? Кто будет
задумывать комбинированные операции вооруженных сил, действующих на суше, в воздухе и на море, и
кто будет координировать их действия во времени и в пространстве?
С другой стороны, если рассматривать оборону территории от воздушных операций противника, то не
кажется ли, что сухопутное командование должно иметь в своем распоряжении средства обороны, так
как мобилизация, сосредоточение, подача снабжения, движение и перевозка резервов и материальной
части всякого рода как раз являются главными объектами действий неприятельских воздушных сил? Но
сейчас же напрашивается мысль, что оборона от таких действий противника прежде всего зиждется на
воздушных репрессиях против неприятельской территории, во всяком случае зиждется более на них, чем
на обороне в собственном смысле слова, т. е. на постоянной обороне, на зенитной артиллерии, на
истребительной авиации. Отсюда следствие, что оба эти способа защиты территории от неприятельских
нападений необходимо тесно увязать друг с другом через посредство единой власти. Это единство
командования тем более необходимо, что истребительная авиация предназначена не только для прямой
обороны территории, но и для обеспечения свободы действия линейной авиации.
В конце концов, под каким бы углом ни рассматривать эту проблему, возникает убеждение в
необходимости иметь верховное командование. Отрицать эту необходимость значит восставать против
здравого смысла{93}.
Чем объясняется, что ничего еще не сделано для удовлетворения этой необходимой потребности? Нужно
ли здесь усматривать слабость власти, которая не осмеливается проявить себя, боязнь нарушить частные
интересы и т. д.? [115]
Во всяком случае, какова бы ни была причина, эффект ее плачевный, так как опасности подвергаются
судьбы страны.
Тем не менее ясно, что если еще сегодня и нет никакого решения этой проблемы и если мы не находимся
даже накануне этого решения, то это вовсе не значит, что вопрос еще не был поставлен со всей
необходимой ясностью и точностью как в правительственных, так и в парламентских кругах.
Доказательством служит поистине замечательный доклад 1933 г. председателя сенатской военной
комиссии сенатора ген. Мессими относительно проекта закона об организации воздушного
министерства.
В этом докладе проблема поставлена так ясно, а решена она так логично и резонно, что лучше всего
привести здесь из него существенные выдержки.
«Возникает важнейший вопрос, на который необходимо незамедлительно дать полный
ответ. Мы имеем в виду вопрос о высшем командовании, призванном отныне в
военное время координировать операции воздушной армии с операциями сухопутных
и морских армий.
Существенный принцип, который в основном направляет проводимую реорганизацию,
зиждется на единстве и полной независимости воздушной армии. Она призвана
действовать массой в воздушном сражении в собственном смысле этого слова, по
приказам воздушного главнокомандующего, но в то же время она должна принимать
участие в комбинированных операциях с сухопутной и морской армиями и по
воздушной обороне территории».
Далее следует перечисление главных операций, в которых необходимо согласование действий
различных армий и различных вопросов, возникающих перед командованием относительно
самостоятельного применения воздушных сил и применения их в сочетании с другими армиями. Было
бы излишне повторять здесь это перечисление задач, которые известны читателю из предыдущего
изложения. Затем ген. Мессими добавляет:
«Мы видим пробел в наших мероприятиях в отношении высшего командования в
военное время и срочную необходимость внести в эту проблему необходимые
уточнения. [116]
Каждому ясно что при наличии самостоятельной воздушной армии, могущей
действовать или в интересах сухопутной армии или в интересах военного флота, или
же действовать в массе независимо, тотчас же возникают щекотливые проблемы
распределения частей воздушного флота, а также распределения, согласования и
увязки задач. Очень важно еще в мирное время ответить на эти вопросы».
Сказав это, докладчик, спрашивает, каковы должны быть отношения между правительством и
командованием{94}.
«Первым возникает вопрос: каковы должны быть отношения между правительством и
высшим командованием? Было бы ошибкой думать, что после окончания войны
очередные правительства и палаты депутатов разного созыва не занимались этой
важной проблемой. 10 января 1924 г. председатель совета министров Пуанкаре внес
проект закона об «общей организации нации на военное время». Статьи 17 и 21 этого
проекта вкратце указывают, на каких принципах должно основываться необходимое
разделение ответственности.
«7 июля 1925 г. Пенлеве, военный министр и председатель совета министров, вновь
внес тот же самый проект, на котором, кроме того, стояли подписи Бриана, Кайо,
Эмиля Бореля и Шрамека. Военная комиссия палаты депутатов поручила изучение
этого проекта Полю Бонкуру. Последний большую часть своего доклада посвятил
изучению этой деликатной проблемы. Его мнение, утвержденное голосованием
палаты, сводится к следующему:
«Правительство не имеет права отрекаться, как это было с 1 сентября 1914 г. до конца
1916 г., от своей роли и передавать свою власть в руки командования. Его долг
сохранить в своих руках общее руководство войной. Напротив, командование требует
высшей власти для того, чтобы быстро принимать решения, которые могут
потребоваться при возникновении критической обстановки и когда от быстроты
решения зависит судьба страны.
Как же, оставаясь в рамках конституции, разрешить эту трудную задачу и
действительным образом обеспечить скорость принятия решения и эффективное
руководство войной во всех областях? [117]
Решение, которое рекомендует Поль Бонкур, состоит в «сосредоточении в военное
время правительственной власти в руках немногочисленного военного комитета и в
усилении власти председателя совета министров, который и должен иметь
возможность посвятить себя исключительно руководству войной».
Сказав это, ген. Мессими добавляет:
«На основании своего личного горького опыта ваш докладчик целиком
присоединяется к этому тезису».
Однако, он спешит добавить:
«Но само собою разумеется, что ни военный комитет, ни председатель совета не будут
сами командовать воздушными, сухопутными и морскими силами. Правительство,
отвечающее за общее руководство войной, в силу необходимости должно поручить
другой инстанции выполнение этой задачи».
Эту проблему «командования» он излагает следующим образом.
«Кому же должна быть поручена задача командования в военное время всей
совокупностью вооруженных сил страны? Кому должна быть поручена задача в
мирное время подготовить вооруженные силы к общим действиям?
«Ваша комиссия, — продолжает докладчик, — долгое время решала эту задачу. Она
считает своим долгом отметить, насколько важна эта задача, насколько здесь
требуется ясное решение».
Затем следует изложение первого из предлагаемых комиссией решений:
«А) Одно из этих решений, — первое, которое приходит на ум, — состоит в поручении
ответственности за все операции на всех театрах войны верховному главнокомандующему,
назначаемому заблаговременно и еще в мирное время, получающему задание являться
«координатором и вдохновителем» военных усилий страны. В военное время он имест свою
резиденцию вместе с правительством. Если бы существовало министерство государственной
обороны, то это решение было бы легко принять, так как оно не вызвало бы никаких
затруднений. [118]
Но осуществимо ли создание такого министерства? Эфемерная попытка Тардье ведь
может повториться и завтра.
Ваша комиссия считает, однако, что создание министерства государственной обороны
вполне отвечает необходимости, которая стала еще более повелительной вследствие
появления третьего военного ведомства, а именно воздушного ведомства.
Не без удовлетворения ваша комиссия услышала то же самое мнение в недавнем
замечательном докладе докладчика{95} по воздушному бюджету в палате депутатов.
Вот что говорится в этом докладе:
«Долго ли Франция будет заставлять парламент рассматривать три военных бюджета?
Когда же и какая высшая власть по поручению правительства будет заблаговременно
распределять... между этими тремя видами вооруженных сил кредиты, выделенные на
оборону? Должна ли в мирное время продолжаться между генеральными штабами
армии, флота и воздушных сил борьба за свои прерогативы?
Долго ли будут продолжать рассматривать войну, как не вносящую морального
разложения в тыл страны спустя уже несколько часов после объявления войны, когда
начнется разрушение столиц и крупных центров промышленного производства с
воздуха при помощи огня, взрывчатых и отравляющих веществ? Будет ли флот упорно
отрицать мысль, что отныне борьба ведется между гидросамолетом и линейным
кораблем, как с 1886 г. она ведется между линейным кораблем и подводной лодкой?
Решится ли, наконец, воздушное министерство признать, что воздушная армия должна
быть результатом взаимного проникновения и взаимодействия всех живых сил
страны, — гражданских и военных летчиков, гражданских и военных самолетов,
частной и государственной промышленности?
Кто же будет тем командующим, который выслушает и исследует вопрос и который
примет решение?
Единый военный начальник, уполномоченный в своих функциях министром
государственной обороны, — вот простое, ясное, рациональное и основательное
решение.
Но принципиально возражают даже против существования министерства
государственной обороны. Попытка его создания в 1932 г. потерпела неудачу [119]
ввиду громадности и трудности задачи, порученной одному единственному
человеку{96}.
Критика неверно толкует эту неудачу. Неудача произошла вследствие ошибок,
допущенных во внутренней организации этого нового ведомства. Тардье имел
смелость попытаться объединить в одних единственных руках три военных ведомства.
Но он в то же время затруднил и усложнил задачу нового министерства, поставив
вверх дном солидную организацию военного, морского и воздушного министерств,
потому что он раздробил их на три части: командование, военно-хозяйственное и
административное дело, материальная часть.
Это расчленение обрекало попытку на неуспех. По крайней мере в самом начале
министерство государственной обороны должно сохранить существующие ведомства.
Задача министра обороны должна состоять вначале только в хорошем согласовании
того, что у них является общим в их задачах.
Но хотя и нет министерства государственной обороны, необходимо тем не менее
решить задачу о едином командующем. Нет никаких препятствий к принятию такого
решения».
Таково решение, согласующееся с природой вещей и со здравым смыслом. Тем не менее ген. Мессими
присовокупляет:
«Б) Но нельзя, закрывать глаз на следующие возражения, выставляемые против этого
решения:
«Положение такого главнокомандующего, поставленного между министрами
морским, военным и воздушным, было бы очень сложным. Легко предвидеть также и
затруднения по отношению к правительству, а может быть и по отношению к трем
главнокомандующим сухопутных, морских и воздушных сил».
Докладчик в своем докладе не уточняет эти затруднения, но можно предположить, о чем тут идет речь.
Тут весь вопрос в престиже, где выбрать верховного командующего? Это затруднение, конечно, легко
обойти. Ясно, что верховное командование должно быть вручено тому, кто лучше всего может
справиться с этой задачей. Главнокомандующий, наиболее достойный доверия нации,
главнокомандующий именно той армии, тех вооруженных сил страны, на которые будет возложена
[120] главная задача, несомненно, и должен быть верховным главнокомандующим всеми вооруженными
силами.
Если такой армией будет воздушная, то верховное командование должно быть доверено лучшему из ее
командиров. Если это будет морской флот, то верховный главнокомандующий должен быть выбран из
морских командующих.
Но если признать тезис, что решить судьбу войны должен попрежнему исход операций сухопутной
армии, то нужно возложить на наиболее квалифицированного высшего и выдающегося командира
сухопутной армии громадную ответственность за командование всеми вооруженными силами страны.
Возможно что одну из трудностей, про которые говорит ген. Мессими, он видит в том, что, как известно,
демократия не доверяет военным начальникам! Конечно, недоверие было бы особенно велико, если бы,
как это следует по проекту, в руках одного начальника сосредоточилась бы военная власть над всеми
вооруженными силами страны.
Боязнь подобного рода нелепа{97}. Ведь можно же различными способами испытать и проверить
полную лойяльность крупных военных начальников, а с другой стороны, ведь не поручит же
правительство такую власть вслепую и всегда будет иметь в своем распоряжении средства для передачи
власти другому командующему, более достойному во всех отношениях. Ведь доказано, что французские
армии вовсе не являются армиями государственного переворота. Но, несмотря на это, ген. Мессими, экая
слабость демократии в этом отношении, предлагает другое решение — более скромное, как он говорит, и
могущее натолкнуться на менее свирепую оппозицию. Это более скромное решение состоит в
следующем:
«Возложить солидарную ответственность на главнокомандующих сухопутных,
морских и воздушных сил за решения, интересующие все три театра военных
действий. Если же взаимодействие на равных правах не может быть осуществлено,
что весьма вероятно, то в обязанность правительства должно быть вменено назначение
ответственного лица (из числа трех главнокомандующих) за согласование общих
операций. Тогда организация высшего командования представится в таком виде:
1) Совет министров, с участием главнокомандующих сухопутными, морскими и
воздушными силами, отвечает [121] за общее руководство войной. В настоящее время
эту задачу выполняет «Высший совет государственной обороны».
2) Фактически же общее руководство войною должно быть поручено, под
председательством председателя совета министров, трем министрам военных
ведомств, с участием трех главнокомандующих и их начальников генеральных
штабов. Эти лица образуют Военный комитет.
3) Главнокомандующие сухопутными, морскими и воздушными силами вместе со
своими основными сотрудниками мирного времени должны образовать Высший
технический штаб. Ему поручается руководство операциями на суше, на море и в
воздухе».
Ничего нельзя возразить ни против Высшего совета государственной обороны, ни против Военного
комитета. Но что это за высший технический штаб, руководящий операциями на суше, на море и в
воздухе? Что это за организм с тремя головами, где ни одна голова не имеет другой власти, кроме власти
согласования? Опыт и здравый смысл единодушно говорят, чего стоят комитеты и «увязки» там, где
нужен командир, отдающий приказ. Следовательно, правильным является лишь единственное решение,
— это единое верховное командование, ибо оно одно только гарантирует интересы государственной
обороны.
Но надо заметить, что организация верховного командования военного времени требует создания в
мирное время соответствующей организации в виде министерства государственной обороны. Министр
государственной обороны должен иметь в своем подчинении все три существующие военные ведомства,
которые должны быть поручены государственным секретарям.
Кроме того, само собой понятно, что верховный главнокомандующий, назначенный еще в мирное время,
должен занять место рядом с министром государственной обороны, возглавляя подготовку всех
вооруженных сил к войне. [123]
Раздел второй. Сухопутные вооруженные силы
***
Благодаря той военной системе, контуры которой нами выше очерчены, страна будет обеспечена
следующими средствами:
— она будет иметь сильное прикрытие, активное, всегда готовое к действию; под защитой этого
прикрытия будет производиться мобилизация вооруженной нации;
— мобилизация будет ускорена; она даст в короткие сроки боеспособные, спаянные формирования,
хорошо обеспеченные командным составом, способные с честью участвовать в сражении.
Прикрытие будет состоять, с одной стороны, из специальных войск сектора, занимающих укрепленные
районы и их интервалы. Эти войска в момент наступления политического напряжения должны быть
пополнены запасными, проживающими постоянно вблизи границы{140}. С другой стороны, прикрытие
будет состоять из постоянных кадровых дивизий мирного времени. Их боевой состав будет пополнен в
течение нескольких дней, — по возможности в период политического напряжения, — посредством
влития в них небольшого процента запасных более молодых возрастов или некоторого числа молодых
солдат, лучше всего уже к этому времени обученных, если мобилизация произойдет через несколько
месяцев после призыва.
Из общей совокупности всех этих дивизий некоторую часть будут составлять механизированные —
ударные и маневренные — дивизии, а также войдет туда и легкая дивизия, о которой будет сказано в
третьей части этого труда. Кроме того, будут иметься и немеханизированные дивизии нового типа, о
которых речь будет также впереди. Многие [168] подразделения этих дивизий будут моторизованы,
причем должны быть созданы автомобильные части большой эффективности с достаточным
количеством транспортных средств для удовлетворения нужд других составных частей дивизий армии
прикрытия.
Некоторые дивизии будут составлять частные резервы секторов, но большинство других, — очевидно, с
включением всех механизированных дивизий — будет находиться в распоряжении высшего
командования и представлять собою мощное средство маневра, способное не только парировать контр-
атаками наносимые противником удары, но и захватывать у противника своего рода залоги
территориального, экономического и стратегического значения, а также вести собственные операции с
целью вносить расстройство в первоначальное расположение сил противника.
С точки зрения их состава механизированные дивизии должны будут содержать большой процент
военнослужащих, находящихся в войсках более положенного по закону срока. Этот состав должен
вербоваться на 4 или 5 лет и более. Нужно ожидать, что такая вербовка будет возможна без особых
затруднений ввиду того влечения, которое подобные формирования создадут у молодежи.
Не подлежит сомнению, что, кроме того, следует предоставить особые преимущества служащим в этих
соединениях.
Войска боевого назначения (линейные войска){141} должны будут состоять из дивизий, формируемых по
мобилизации. Они должны мобилизоваться и сосредоточиваться в короткие сроки благодаря тем мерам,
о которых было сказано выше. Эти меры должны дополняться еще устройством надлежащих складов
материальной части. Если мобилизация произойдет в то время, когда молодые солдаты уже пробыли
несколько месяцев в учебных центрах, то большая или меньшая часть их может являться ядром, вокруг
которого произойдет формирование, а некоторая часть будет направлена в полки из старых солдат.
Учебные центры будут продолжать вести обучение остальных и будут подготовлять пополнение:
Молодые солдаты, которые с началом военных действий не подлежат призыву по мобилизации, и
запасные младших возрастов, не вошедшие в формируемые по мобилизации части, должны проходить
обучение в учебных центрах. Из них будут формироваться пополнения.
Может быть, целесообразно было бы ограничить число формируемых частей, предназначенных для
усиления маневренных войск. Это ограничение должно определяться [169] тем соображением, что
количество не должно получаться за счет снижения определенного минимума в отношении качества
войск.
Таким образом, в линейные войска вошли бы только запасные молодых возрастов. В самом деле, было
бы неблагоразумно рисковать, вследствие включения в маневренные соединения слишком старых
возрастов, понижением боевой ценности целого.
Кроме того, из более старых возрастов запаса должны быть сформированы части, специально
предназначенные для удержания оборонительных фронтов и промежутков между ними, а также для
охраны открытых флангов и т. п.
Наконец, излишек должен призываться по старшинству классов запаса с целью прохождения
переподготовки, с дальнейшим формированием из них пополнений как для многочисленных частей в
тылу, так и по всей территории страны.
Линейные войска не должны состоять из одних крупных соединений, формируемых по мобилизации, о
чем только что шла речь. В их составе должны быть также отборные войсковые части и соединения, а
именно, надлежащим образом пополненные механизированные и моторизованные дивизии, которые по
выполнении своих задач прикрытия должны войти в состав боевых (линейных) войск и будут являться в
руках высшего командования по преимуществу ударным и маневренным средством. Это средство будет
особенно пригодно для внезапного нападения на фланг, на тыл и на коммуникации неприятельских
войск, а также для прорыва даже сильно организованной обороны противника, если прорыв фронта
необходим.
***
Изложенная выше в общих чертах военная система, несомненно, обеспечит стране сильное и активное
прикрытие в виде маневренной армии, быстро готовой к военным действиям, что и требуется
современной международной обстановкой.
Могут возразить, что, учитывая необходимость существования мощной воздушной армии и морского
флота, подобная военная система вызовет такие финансовые расходы, которые превзойдут возможности
страны. На это возражение может быть только один ответ.
Если Франция хочет жить, то она должна согласиться на жертвы, которых требует настоящая
обстановка. Последняя же такова, что далеко превосходит по своей опасности и [170] трагичности все,
что когда-либо до сих пор Франция переживала.
Надо или согласиться на жертвы, или же согласиться на самое худшее.
Несмотря на все это, нужно иметь мужество не скрывать от себя, что как бы ни были велики жертвы,
принесенные национальной обороне, все же тщетно было бы надеяться, что мы с успехом можем один на
один померяться с нашими соседями за Рейном. Если мы сравним Францию и Германию, то увидим как с
одной, так и с другой стороны, генеральные штабы высокого класса, увидим наилучшие военные
доблести с обеих сторон, за Рейном — больше методичности, во Франции — больше упругой
инициативы.
С точки зрения качества армий оба народа равноценны.
Но если французская промышленность мощна, то промышленность ее соседей еще более мощна. Если
военные доблести по меньшей мере равны у обеих сторон, то по ту сторону они систематически
развиваются, тогда как во Франции они погашаются. Дух дисциплины и спайки присущ германскому
населению, в то время как во Франции господствует самый неистовый индивидуализм. Там полное
отсутствие щепетильности, что является у нас большим затруднением во всем, что имеет отношение к
искусству убивать. Во Франции глубокое желание мира, а там — неумеренная любовь к войне и воля
начать в свое время войну, что является несомненным преимуществом.
Но в особенности надо подчеркнуть, что, с одной стороны, 40 миллионов французов, а с другой стороны
— 60 миллионов германцев, причем там значительно больший про цент молодых мужчин{142}. О чем
это говорит, как не о том, что никогда мы не должны в одиночестве вступать в борьбу с нашими
зарейнскими соседями, и как не о том, что такая дипломатия, которая не обеспечила бы в минуту
опасности наличие союзников для восстановления по крайней мере равновесия, наверняка вела бы
страну к катастрофе{143}.
Конечно, одно лишь слово «союз» раздражает слух наших демагогов и пацифистов. Тем не менее дело
идет ни о чем другом, как о жизни и смерти. Пусть, как этого требует женевская идеология, это
называют «пактами взаимопомощи». Важна лишь сущность, т. е. военный союз — само собой
разумеется, союз оборонительный, который застрахует нас от смертельной опасности подавляющего
невыгодного для французов численного соотношения сил. [171]
60 п. див. 60 эск.
20 арм. корп. 20 эск.
6 кавдив. 6 эск.
6 армий 6 эск.
Всего 98 эск.
Это всего дает до 1000 сам.
{87}Так как расчет ведется по-эскадрильно и почему-то вовсе не принимается во внимание авиация
связи, то неверны и заключения о соотношении родов авиации. Эскадрилья истребительная, вероятно и
разведывательная, имеет 15 самолетов, линейная (тяжелые многомоторные самолеты) и авиации связи —
по 10 самолетов. Это дает такие цифры:
Следовательно, опять очень низкий (30%) процент наступательных самолетов; опять, как в мировую
войну, предлагается держать разведывательно-истребительный воздушный флот. Мы еще не считали
вспомогательной авиации морского флота. Предполагая, что она насчитывает лишь 500 самолетов,
получим, что наступательная авиация будет составлять только 1/4 всей авиации, т. е. на решающую
исход воздушной войны часть авиации дается в 3 раза меньше средств, чем на. подсобную. Если учесть
бóльшую мощь боевых кораблей, то и тогда наступательная авиация составит только 1/2 всех воздушных
сил.
{88}Теория о внезапной войне в последние годы особенно разрабатывается в Японии, Италии и
Германии. Внезапная война — национальная военная доктрина Японии, не раз с 1904 г. примененная на
практике. Теория поддерживалась и разрабатывалась германским большим генеральным штабом и
графом Шлиффеном, идеи которого в 1914 г. получили неполное осуществление и возрождаются в
фашистской Германии. В Италии майор Гваданини разработал и опубликовал новый вариант внезапной
войны с применением новой техники. Ген. Дуэ наиболее подробно разработал теорию внезапной
воздушной войны. Разновидностью внезапной войны является война с заранее намеченным сроком ее
начала.
{89}Это место внутренне противоречит, тому, к которому дано примечание 57. [243]
{90}О потенциальных возможностях воздушной войны и войны с воздуха государств, не имеющих
общих границ, впервые писал покойный Н. А. Яцук в 1919—1922 гг.
{91}Здесь снова некритически берутся положения ген. Арманго, несмотря на сильно изменившуюся
международную обстановку.
Франция со своей воздушной армией берется изолированно, вне системы коллективной организации
безопасности, в которой она играет выдающуюся роль.
{92}В последние годы в порядок дня поставлены «воздушные пакты» о ненападении или о
взаимопомощи, в том числе и «западный воздушный пакт», которым, в частности, Германия хотела бы
развязать себе в воздухе руки против СССР и ее лимитрофов.
{93}В настоящее время вопрос о верховном главнокомандующем сливается с вопросом об едином
министерстве национальной обороны. Он стоит в порядке дня всех империалистических держав и кое-
где получил разрешение (в Италии, в Германии, Чехо-Словакии). В Англии — заместитель премьера
выполняет некоторые функции министра обороны (координация усилий). Во Франции вопрос
поднимался много раз, но положительно решен только правительством народного фронта.
{94}Это вопрос, мучающий всех буржуазных военных теоретиков. В мировую войну, в особенности в
Германии, обнаружился разлад между главным командованием и главой правительства. Не в столь
резкой форме разлад существовал и во Франции, Англии, Италии, в царской России. У союзников
проблема осложнялась известными трениями, обычными между воюющими союзными государствами.
Во Франции трудность решения проблемы увеличивается тем, что сильные фашистские тенденции в
некоторых слоях армии заставляют многие партии справедливо бояться слишком усиливать
единоличную военную власть, особенно после исторического опыта узурпации государственной власти
Наполеонами I и III.
{95}Докладчиком был депутат Делесаль, докладчик воздушного бюджета в Палате депутатов.
{96}В феврале 1932 г. известный реакционер Тардье, будучи премьером, создал министерство обороны,
объединившее военное, морское и воздушное министерства. С падением кабинета Тардье (в мае 1932 г.)
новый премьер — Эррио — восстановил прежнее положение, упразднив министерство обороны.
{97}См. примечание 94.
{98}События после 7 марта 1936 г. (ремилитаризация Рейнской области) показывают правильность
оценки обстановки ген. Аллео.
{99}Русский перевод «Профессиональная армия», изд. ГВИЗ, 1936 г.
{100}На сев. и сев.-вост. границах Франции построена линия укрепленных районов. После 7.3.36 в
прессе было сообщение о проекте срочной постройки второй линии укрепленных районов (OCR:
Примечание относится к подстрочному примечанию). [244]
{101}Военная техника, орудия и средства борьбы зависят от общего уровня развития техники и
промышленной базы. Учет социально-экономических особенностей вероятных противников, их
военного потенциала, их военных доктрин и т. д. несомненно влияет на доктрину применения,
организацию вооруженных сил и их задачи, но нельзя считать, что это учет «прежде всего» (avant tout)
определяет задачи и военную систему.
{102}Т. е. Л.-Джорджа.
{103}Известно, что А. Бриан не пользовался симпатией правых, которые в противовес ему всячески
поддерживают Тардье и Лаваля.
{104}Довольно злая и остроумная насмешка над А. Брианом в виде этого сравнения его с Орфеем, под
звуки арфы которого сбегались к его ногам свирепые хищные звери, становясь ручными.
{105}Ген. Аллео писал до 16.3.35, когда Германия объявила о введении всеобщей воинской повинности,
об отмене почти всех ограничений Версальского договора. Фактически лихорадочные темпы
вооружений, но проводившихся тайно, начались вскоре же после прихода фашизма к власти.
Цифры ген. Кюльмана и Аллео устарели, но они говорят о том, что оба в свое время достаточно трезво
оценивали обстановку. Окончание восстановления военной мощи Германии, т. е. выполнение первой
программы-минимума вооружений, ожидается в 1936/37 г.
{106}См. по этому поводу книгу ген. Людендорфа, о тотальной войне (1936 г.).
{107}Это так называемая «guerre à échéance».
{108}OCR: Примечания под этим номером в книге нет.
{109}Во Франции очень усилилась кампания за более основательную военную и патриотическую
подготовку молодежи в школах. Ген. Вейган (зам. председателя Высшего совета нац. обороны) в одной
официальной речи требовал, чтобы молодой солдат приходил в полк настолько военно-подготовленным,
чтобы ему оставалось лишь овладеть техникой по своей специальности.
{110}У Германии остались к этому моменту только 3 кав. дивизии, застрявшие на Украине. Не имея ни
конницы, ни танков, германское командование заведомо не имело средств для использования
первоначального тактического успеха, для превращения его в успех оперативный, а может быть, и
стратегический.
{111}Под Седаном в 1870 г. во Франко-прусской войне немцам сдалась в плен французская 100.000-я
армия во главе с Наполеоном III.
{112}Как уже отмечалось, неверно ставить отвлеченно вопрос о том, превосходят ли средства
наступления средства обороны, чтобы в зависимости от ответа затем доказывать или что война будет
позиционной или что она будет маневренной.
{113}Гекатомбы — в древности торжественное принесение в жертву богам сотни быков. Фигурально это
означает теперь предание смерти множества людей. [245]
{114}16 апреля 1917 г. началось пресловутое наступление Нивеля на участке между Реймсом и
Суассоном с участием 200 танков, окончившееся поражением и вызвавшее восстание во французской
армии (под большим влиянием также февральской революции в России).
В будущем танки встретят весьма мощную систему ПТО (противотанковой обороны). Есть немало
мнений, что эта система будет столь же действительна против атакующих танков, как система
пулеметной обороны была в 1914—1918 гг. действительна против атакующей пехоты.
{115}После ремилитаризации Рейнской области во Франции поставлен вопрос о постройке кроме
существующей линии Мажино 2-й линии укрепленных районов для создания глубины обороны. Все
чисто военные замечания ген. Аллео об обороне границ показывают его высокую компетентность и
глубокое понимание возможностей современной армии в наступлении и обороне.
Интересно мнение об укрепленных районах докладчика военного бюджета в Сенате. Эмиля Сари,
высказанное в интервью («Франс Милитэр», 16.7.1935). Он считает, что укрепленные районы окажут
собственно непреодолимое (insurmontable) сопротивление, и сообщает такие данные о них: это —
подземные галлереи и казармы, с совершенной газо- и водонепроницаемостью, прекрасная вентиляция; в
мирное время войска все же живут наружи в лагерях; у входа в подземное сооружение строятся бараки;
постоянный комсостав гарнизона укрепленных районов получает дополнительное вознаграждение.
Комсостав живет со своими семьями.
{116}Вокруг срока службы во Франции ведется большая политическая борьба. В марте 1935 г. в порядке
временной меры солдаты задержаны на 2-й год службы. В Палате же закон о 2-годичной службе еще не
прошел. Ген. Вейган, Ниссель, маршал Лиотэй и многие другие требуют 2-летней службы на те 5 лет,
когда будут призываться родившиеся во время войны, так как число рождений в среднем упало тогда
вдвое и, начиная с 1936 г., вместо требуемого контингента в 255 000 человек будет поступать только
112000 человек. Но это скорее предлог, чем причина, в ведущейся политической борьбе.
В Германии пока введена одногодичная служба в целях ускорения подготовки резервов. Но с учетом
допризывной подготовки в лагерях трудовой повинности военная служба фактически длится минимум
полтора года.
{117}Нами пропущен раздел этой главы под названием: «Есть милиционная и милиционная армия», где
утверждается, что современная одногодичная служба делает из французской армии милиционную
армию, но гораздо менее боеспособную, чем милиция у немцев, ввиду различия национального
характера, воспитания и т. д. [246]
{118}Неверная, чисто техническая и циничная мотивировка необходимости масс.
{119}Ген. Аллео хочет доказать, что качество и количество не противоречивы, а надо было сказать, что
они не исключают друг друга, что возможно единство этих категорий, к которому следует стремиться.
{120}Советский читатель прекрасно знает, что если в Европе еще и могут теперь быть национальные
войны, то расовые войны — это лишь выдумка фашистских мракобесов.
{121}Надо отдать справедливость ген. Аллео, что мысли фон-Зекта он понимает более верно, чем многие
другие, считавшие, неизвестно почему, что последний проповедует малую профессиональную армию и
только.
{122}См. примечание 116. С чисто военной точки зрения доводы ген. Аллео резонны, хотя можно
представить себе организацию подготовки и в течение 1 года при лучшей допризывной подготовке.
Сторонники 2-летней службы приводят такие цифры: в среднем свеохсрочно-служащий стоит
государству 27 франков в день или 10000 франков в год, а призванный — 9 франков в день или 3.200
франков в год. Всего на сверхсрочно-служащих и профессионалах можно, якобы, сэкономить при 2-
годичной службе почти полмиллиарда франков и уменьшить безработицу (ген. Ниссель, «Франс
Милитэр» 6.12.35).
{123}Неверное объяснение характера и формы войны одними лишь техническими условиями.
{124}Здесь налицо смешивание тактической внезапности с оперативной. Явная недооценка современных
разведывательных средств, и в особенности воздушных.
{125}Почему-то «денежные» и «экономические причины» в разных пунктах, причем в последних
фигурирует только горючее.
Видимо на определение степени механизации окажут влияние задачи мех. войск и степень механизации
противника.
{126}Жидкое горючее — узкое место не только Франции, но и Германии, Италии, Японии,
ограничивающее масштабы механизации, моторизации армии, развитие воздушных и морских сил,
затрудняющее ведение войны без обеспеченного подвоза извне огромного количества нефти и ее
производных.
В этих странах химики особенно усиленно работают над синтетическими горючими и над получением
газообразного и жидкого топлива из каменного угля, сланцев, дерева и т. д.
{127}См. примечание 88.
{128}Это картина, как будто срисованная с натуры в Германии и Японии!
{129}Ген. Аллео опять-таки совершенно забывает о значении активной, быстро действующей системы
коллективной безопасности. [247]
{130}Преторианцы — лейб-гвардия римских цезарей, превратившиеся в центр и очаг государственных
переворотов. За профессиональную армию во Франции выступают фашисты.
{131}Эти-то опасения преувеличены! Безработица — неизбежное зло капитализма.
{132}Конечно, в капиталистическом обществе лозунг единой, однородной национальной армии есть
лишь обман масс, демагогия.
{133}См. примечание 116.
{134}Численность призываемого контингента и общая численность рождений, изменяются во Франции и
Германии так (в тысячах):
Подчеркнутые годы — как раз критические (creuses — пустые) для Франции года, соответствующие
годам войны 1914—1918 гг. (Данные доклада военной комиссии Палаты депутатов, 28.6.1927).
{135}Esprit de corps.
{136}Часто полки разбросаны по-батальонно исключительно по избирательным соображениям. Убрать
батальон из какого-либо пункта — это значит лишить прибылей местных жителей-лавочников,
избравших депутата. Было время, когда из 56 полков 46 были рассредоточены по-батальонно.
{137}Это предложение весьма интересно то существу. Только вряд ли оно удешевит подготовку,
поскольку учебные поля, полигоны, классы необходимы и учебным центрам и полкам. Однако,
поскольку в военное время полки все равно не могут заниматься подготовкой пополнения, постольку
надо иметь особую организацию по подготовке. Если эта организация будет постоянной, например в
виде учебных центров, то от этого дело может только выиграть.
{138}Вполне разумное предложение, однако, остается опасность, что при внезапном нападении
агрессора будет трудновато собрать людей, в особенности учитывая расстройство жел.-дор. сообщения
неприятельской авиацией.
{139}Хорошее предложение, собственно давно уже частично осуществленное во Франции. Части не
будут загромождены мобработой, требующей и специальных познаний и соблюдения большой
секретности. [248]
{140}Фронтальеры — запасные приграничных округов, могущие призываться в случае необходимости
постановлением правительства (военного министра).
{141}Здесь они называются «corps de bataille», т. е. боевые войска, но дальше ген. Аллео сам же их
называет «линейными».
{142}Малый прирост населения во Франции объясняется исключительно капиталистической системой,
обнищанием эксплоатируемых масс. Торез на VIII съезде КПФ сказал: «Через несколько десятилетий мы
превратимся в нацию стариков... Рабочие и крестьяне боятся обременить общество беспомощными
существами», которым грозит или нищета или смерть на полях сражений за сундуки своих хозяев.
{143}Ген. Аллео и здесь стоит на точке зрения союзов, притом, военных союзов, видимо, не системы
коллективной безопасности.
{144}См. примечание 10.
{145}См. I часть, гл. V.
{146}Еще Фош в «Принципах войны» (1905) писал, что «началась новая война и отныне всегда будут
считаться с сердцем солдата».
Однако, в действительности этот учет свелся к тому, что недостаток техники вооружения старались
заменить этими обманутыми сердцами, посылая их под расстрел пулеметов позиционной обороны.
{147}По ПУ29 § 139 при наступлении в маневренной войне на оборудованные позиции противника
стрелковая дивизия своими артиллерийскими средствами может организовать прорыв до 2 км. При
обороте ширина полосы стрелковой дивизии — 8—12 км.
{148}Относительно вероятности действий больших масс ген. Аллео, может быть, был бы другого
мнения, если бы писал после введения в Германии всеобщей воинской повинности.
{149}Спрашивается, что может сделать воздушная разведка в раскрытии готовящейся внезапной
агрессии? Летать, ведь, к противнику нельзя? Когда враждебные действия начнутся, тогда другое дело.
{150}См. примечание 115.
{151}Тот вариант плана войны, который начал проводиться в 1914 г.
{152}Тут ген. Аллео даже воздушную армию хочет использовать как артиллерию непосредственной
поддержки пехоты (!!!), что, конечно, неверно.
{153}Un combattant complet de première linge.
{154}См. мою критику органического состава французской дивизии в «Войне и революции» 5—6, 1932
г. Во французской дивизии бойцы составляют по весу (расчет велся для десанта) менее 21%, вооружение
менее 4,5% (!!) и т. д. Словом, 2/3 ее составляют лошади, мулы, повозки, фураж. Это не боевая, а скорее
потребительская организация. Известно, что сейчас происходит реорганизация французской армии, о
чем говорит и ген. Вейган в цитированной уже речи. [249]
{155}См. примечание 50.
{156}Действительно, пехотинца загружают беспощадно. Даже в американской армии стрелок тащит на
себе 24 кг, а автоматчик 27 кг, иногда этот вес поднимается до 38,5 кг.
{157}Ген. Аллео обошел важнейший вопрос для конницы — воздушно-химическое воздействие на нее
авиации.
{158}Нельзя сказать, чтобы требования были преувеличены. Наоборот, требования очень скромны. Все
же по этим требованиям видно, что ген. Аллео предвидит прорыв танками очень устойчивых позиций,
предвидит использование танков в позиционной войне, что не согласуется с его воззрениями на
маневренность будущей войны.
{159}При 6—8 мех. дивизиях, о которых ген. Аллео говорит, это дает 752 боевых танка. Не так уж
много!
{160}Вольтижеры, особый род пехоты, появившийся во французской армии с 1870 г.; это небольшого
роста солдаты, отличные стрелки, разведчики и т. д., сводимые в особые роты.
{161}Слишком мало зенитной артиллерии для такого соединения, которое будет магнитом для
неприятельской авиации!
{162}В иностранной литературе впервые встречается упоминание о серьезной обороне тыла от
воздушных десантов противника.
Комбриг Е. Татарченко
Подстрочные примечания
{*1}В предисловии Шлиффена к 5-му изданию Клаузевица, см. также ген. Гренер «Testament des Grafen
Schliffen», 2-е изд., 1929 г., стр. 13.
{*2}«Supremacy of Air Power», RAF Quarterly, № 2, 1930 г.
{*3}«La guerre n'est pas une industrie» (1925) et «Elements de Tactique générale» (1927). Berger-Levrault
éditions.
{*4}«Требования технической войны», «Revue des Deux-Mondes», 15.3.1933.
{*5}«Les éxigences de la guerre de matériel» («Требования материальной войны», «Revue des Deux-
Mondes», 15.III.33.
{*6}OCR: Здесь стояла вторая ссылка на примечание переводчика №12.
{*7}В номере от 15 мая.
{*8}Ген Тюлян (цитированная выше статья).
{*9}Ген. Тюлан.
{*10}Ген. Тюлан.
{*11}Ген. Арманго, Авиация и наступательная мощь боевого средства войны завтрашнего дня.
{*12}Проволочки, возникающие при приведении в действие громоздкого аппарата Лиги наций, уже сами
по себе наруку нации, которая решила начать войну. Этот факт весьма справедливо отмечает Ж. М.
Бурже в своей статье «Авиация в национальной обороне» («Aviation dans la défense nationale», 16. III. 32).
«Существование Лиги наций и установленные в ней для урегулирования разногласий, могущих
произойти между государствами, членами лиги, плохо уточненные порядки благоприятствуют в
настоящее время удлинению периода дипломатического напряжения: между тем моментом, когда
женевские органы соберутся, и тем, когда их задача будет закончена, может пройти несколько месяцев.
Этой проволочкой воспользуется не кто иной, как агрессор, чтобы докончить свои вооружения». В какой
же, как не воздушной области легче всего воспользоваться этим преимуществом?
{*13}Нужно признать вместе с Ж. М. Бурже («Revue de Paris», 15. III. 32) всю опасность, которая с
международной точки зрения скрывается в этой вере в сверхкороткую войну. Ж. М. Бурже писал:
«Заслуживает внимания то, что проповедуется идея, будто бы воздушная воина может и должна
обеспечить решающие результаты в очень короткое время. Это — исключительно опасная пропаганда с
международной точки зрения». «Идея, что война будет короткая, может способствовать расширению
национальных притязаний и взгляду на легкую возможность вооруженного конфликта, так как он будет
оплачен быстро и выгодно. Если бы такая концепция не была общепринятой у немецких правителей, то
мировая война могла бы быть, но всей вероятности, избегнута». (OCR: С этого примечания идет ссылка
на примечание переводчика №23).
{*14}OCR: Здесь стояла вторая ссылка на примечание переводчика №25.
{*15}В газете «France Militaire» от 18/V — 33 г. помещены следующие сведения о мероприятиях
Германии по борьбе с воздушной опасностью:
«Организация борьбы с результатами действия зажигательных бомб требует мер двоякого рода:
необходимо образовать группу пожарных по охране недвижимого имущества (по одной группе на
здание) и группы по тушению пожара. В Германии считают, что в момент воздушной тревоги вся
система обороны должна приводиться в действие автоматически. Эта тревога немедленно же мобилизует
все упомянутые выше группы. В каждом здании должна быть своя организация в составе службы
наблюдения (задача — наблюдение за небом и нахождение очагов пожара). Эти пожарные должны быть
в совершенстве знакомы с особенностями дома (знать, где водопровод, газ и т.д.), уметь в совершенстве
владеть приборами для тушения пожара и иметь в своем распоряжении необходимые для тушения
материалы: ящики с песком, бочки с водой, топоры, фонари, и т. д., у каждого должен быть противогаз.
Группы по тушению пожара составляются исключительно из местных групп пожарных по охране
зданий. Заблаговременно назначается начальник, который командует общей работой групп. В его
распоряжении должно находиться имущество, необходимое для тушения пожара и рассчитанное на
целую группу зданий (в частности, рукава, тележки для перевозки материалов и т.д.). Выгодно
организовать эти группы на манер небольших пожарных рот, привлекая в них профессионалов и давая
им специальную подготовку».
{*16}Очевидно, что такие же проблемы возникнут и у морских сил.
{*17}Пункты посадки самолетов, принимающих участие в одной и той же операции, по необходимости
будут рассредоточены в пространстве.
Поэтому автор статьи считает, что сосредоточение отряда невыполнимо в короткое время без
применения быстроходных траспортных средств, возимых с отрядами.
{*18}Правда, по мнению некоторых авторов, достаточно разрушить очень ограниченное число
важнейших точек железнодорожной сети, чтобы сорвать весь транспорт по сосредоточению. Число этих
пункттов для французской территории не превзойдет, якобы. 15. Эту цифру следует проверить. Но даже
допустив, что достаточно 15 пунктов, можно ли думать, что разрушение 15 жизненных точек будет
произведено легко и надежно? А затем разве не ясно, что чем меньше число важных пунктов, тем легче
их защитить наиболее действительным образом?
{*19}Напомним, что, по Клаузевицу, внезапность является сочетанием двух элементов: секретности и
быстроты. «Это два мощных крыла хищного орла, который готовится стремглав броситься на свою
добычу».
{*20}В подлиннике эта фраза не подчеркнута (прим. автора).
{*21}Он отмечает, что это создает грозную опасность для такой миролюбивой нации, как французская.
Это исключительно верно! Наблюдая за тем, что происходит по ту сторону французских границ, не наш
ли долг заявить, что мы, увы, полностью переживаем эту фазу войны?
{*22}Нельзя рассчитывать на серьезные результаты действия нескольких данных пехоте мортир. Это во
многих отношениях недостаточное средство. К тому же до смешного слабо обеспечение их снарядами.
{*23}Ген. Арманго совершенно правильно замечает, что это название «бомбардировочная авиация» не
подходит для воздушных сил, которые далеко не предназначены действовать лишь посредством бомбы,
но используют также и другие боевые средства, как-то: пулеметы, пушки. Кроме того, воздушные силы
должны вести воздушное сражение и атаковать наземные цели, перевозить и высаживать
воздушнодесантные отряды. Ген. Арманго считает, что более подходящим названием было бы название
«боевая авиация» (aviation de bataili). Это уже лучше, но все же слишком ограничительно. Предлагается
более общее наименование: «линейная авиация».
{*24}В этом отношении реальные возможности появятся лишь тогда, когда самолеты почти совсем
освободятся от своей зависимости от местности в отношении взлета и особенно посадки. Пришло время,
когда необходимы большие усилия в этом направлении, чтобы не дать себя обогнать другим. (OCR: Не
нашел этой ссылки и она проставлена по смыслу).
{*25}Подполковник Де-Голь. Профессиональная армия.
{*26}Проект закона, доложенный Сенаком (Sénac) и находящийся на рассмотрении палаты депутатов,
меняет в этом отношении закон 13 июля 1927 г. В будущем число дивизий мирного времени будет не-
определенным. На практике оно будет еще меньше, чем сейчас. Зато будут существовать войска, на
обязанности которых лежит занятие укрепленных пунктов (вернее, укрепленных районов).
{*27}Из статьи ген. Моргана в «Quarterly Review» (октябрь 1924 г. ), выдержках в газ. «France Militaire»
от 31. V. 1934 г.
{*28}«Германские вооружения и формы войны», «France Militaire» от 15.V.1934 г.
{*29}В действительности Германия может обеспечить людьми 200, если не более, дивизий.
{*30}Не надо забывать, что эта армия будет приводиться в боевую готовность все ускоряющимся
темпом, благодаря интенсивному развертыванию производства, начиная с периода, предшествующего
конфликту. Мощь же германской промышленности известна.
{*31}Из всех государств, представленных на конференции, Соединенные штаты Америки, конечно,
больше всего придерживаются абсурдного мнения, тем самым показывая что их идеология значительно
уступает их реалистическому здравому смыслу, которым и мы их наделяем и который они сами себе
великодушно приписывают.
{*32}Исключения не составляют даже укрепления, которые, так же как и щиты, могут служить опорой
для наступления.
{*33}«Профессиональная армия».
{*34}«Армия и революция», май 1932 г. (OCR: Не нашел этой ссылки и она проставлена по смыслу).
{*35}«Motorisation et l'armée de demain» («Моторизация и армия завтрашнего дня»).
{*36}Из статьи «Параллельно», напечатанной в последней книжке «Кружок Фюстель-де-Куланж».