18 афиша книги
выбор Игоря Гулина
«Мандустра»
ЕГОР РАДОВ
Издательство НЛО
ОД И Н И З С А М Ы Х заметных про
заиков 1990х Егор Радов в начале 2000х
годов тихо исчез из литературы и вообще
зоны уследимости, после чего репутация
главного психоделика русской прозы пере
шла к Павлу Пепперштейну. Три года назад
Радов погиб на Гоа, затем вышел его послед
ний незаконченный роман «Уйдиуйди», но
вышел както совсем незаметно — даже в
магазины толком не попал. Так что возвра
щает Радова к читателю именно это собра
ние малой прозы. Здесь — больше 500 стра
ниц, почти все рассказы и повести, входив
шие в авторские сборники, а также тексты,
выкопанные составителем Олегом
Зоберном, из периодики, писем, архивов и
чуланов. Среди них и заглавный рассказ
манифест о Мандустре. Эта выдуманная
философская категория означает превос
ходную степень, экстаз — эротический, нар
котический, а в общем — какой угодно.
Корпус радовских рассказов и есть беско
нечный перечень экстатических и смеж
ных состояний: кайфа, ломки и отходняка
всех родов. Хотя во многом благодаря
радовской прозе язык наркотической суб
культуры 1980х — 1990х дошел до наших
дней, читать ее как описание трипов —
неправильно. Главное в этих текстах — отча
янная попытка поймать экстаз за хвост,
яростное впихивание этого неуловимого
состояния в текст. Отсюда изящество, ска
тывающееся в полное бесстыдство стиля,
раблезианские перверсии, потешные
зверства и космические оргии. Как это
часто бывает, процесс регистрации страсти
у Радова отчетливо холоден. Его разврат
функционален, а всепоглощающий кайф не
цель, а средство. В чем цель — сказать слож
нее. Радов любит рассуждать о духовном, но
его монологи о Боге мало чем отличаются
от случайных глупостей. Вроде откровения
о том, что спасение — стать одним из выми
рающих Юкагиров. Кажется, что главное
наполнение прозы Радова — чрезвычайно
расчетливые попытки прорваться с разных
сторон к трансцендентному. Это не очень
получается, по крайней мере в рассказах.
И грусть духовной неудачи, невозможность
прозрения — и есть настоящее событие его
текстов. Если их стоит читать, то не ради
наивного постмодернизма или психодели
ческой экзотики, а именно ради этой очень
простой грусти.
«Настоящий разврат не есть скотообразный
свальный грех, похожий скорее на отлажен
ную работу созданных для этого механиз
мов, но есть сексуальный акт с голой
Беатриче, у которой по самой идее не может
быть ничего, кроме великого лица и абсо
лютного духа».
коммерсантъQuality №11(61) декабрь 2012 — январь 2013
«ДЕМОКРАТИЯ. ИСТОРИЯ
ОДНОЙ ИДЕОЛОГИИ»
ЛУЧАНО КАНФОРА
(ALEXANDRIA )
КН И ГА итальянского
историка и левого публицис
та Лучано Канфора — часть
курируемой знаменитым
медиевистом Жаком Ле
Гоффом серии «Становление
Европы», попытки описать
основные линии формирова
ния и эволюции западной
цивилизации. Но внутри этой большой кол
лективной работы книга Канфора представля
ет отдельную важность. Демократические
убеждения называют своей главной ценнос
тью люди самых разных политических взгля
дов, но дать им скольконибудь убедительное
определение мало кто способен. Книга о том,
что в разное время понимали под демократи
ей, может оказаться здесь ценнейшим подспо
рьем. Впрочем, работа Канфора эти ожидания
немного обманывает. Это — крайне ехидная
ревизия самого понятия демократии и всей
его истории.
В каждой привычной для читателя точке ста
новления демократии — по версии Канфора —
она была тем, чего хотелось избежать, заме
нить некоей умеренной альтернативой.
Эти альтернативы он и описывает — причем
как довольно гнусные. Даже форма государс
твенного устройства в Древних Афинах, к кото
рой отсылают все демократические идеологи,
если что и напоминает, то какойто Третий
рейх. Англичане и американцы Нового време
ни — так же плохи, и даже французы, как прави
ло, надежд не оправдывают. У книги Канфора
две проблемы. Вопервых, разоблачения в ней
гораздо больше, чем прояснения. Вовторых,
на некоторые точки европейской истории его
ехидство почти не распространяется: речь в
первую очередь о французской революции (а
отчасти и о русской, хотя она в книге занимает
не так много места). Если любой другой шаг
общества к свободе разоблачается, объясняется
финансовыми интересами и политическими
махинациями, момент революции — абсолю
тен. Сомнение в ее победах предстает циниз
мом, все проблемы, в том числе и террор,—
второстепенными. Беря в руки действительно
интересную и заставляющую думать книгу
Канфора, стоит учитывать эту двусмыслен
ность авторской позиции — сочетание яростно
го ревизионизма с догматизмом.
«А ПОРОЮ ОЧЕНЬ ГРУСТНЫ»
ДЖЕФФРИ ЕВГЕНИДИС
(CORPUS)
Американский писатель
Джеффри Евгенидис выпускает
по роману примерно раз в 10
лет. Первым были
«Девственницы-самоубийцы»
(по которым снят дебютный
фильм Софии Копполы), вто-
рым — «Средний пол», за кото-
рый Евгенидис получил
Пулитцеровскую премию.
«А порою очень грустны» —
соответственно третий —
вышел в прошлом году. История
любовного треугольника с учас-
«УГОЛ НЕСООТВЕТСТВИЯ. ШКОЛЫ
НОНКОНФОРМИЗМА. МОСКВА—
ЛЕНИНГРАД, 1946–1991»
ЕКАТЕРИНА АНДРЕЕВА
(ИСКУССТВО — XXI ВЕК )
СТОИТ НАЧАТЬ
с того, что такой книги очень
не хватало. Доказывать сей
час комулибо, что советское
неофициальное искусство
было громадным явлением,
что его важность не исчерпы
вается списком из двухтрех
или даже двадцатитридцати
имен, — не нужно. И тем не менее история
нонконформизма не написана даже в первом
приближении. Есть биографии отдельных
авторов и прекрасные аналитические статьи,
каталоги выставок и главы в книгах на другие
темы. Но общую картину становления худо
жественного андерграунда интересующийся
читатель должен выстраивать самостоятель
но. Работа питерского искусствоведа
Екатерины Андреевой здесь чуть ли не первая
попытка систематического описания. Эта
книга не для читателей, которые хотят узнать,
что вообще такое — неофициальное искусство.
Скорее она помогает соотнести одно явление
с другим в пространстве и времени, показы
вает, про что еще необходимо разузнать.
«Угол несоответствия» — своего рода эссеис
тический указатель, большая глава в энцик
лопедии с огромным количеством прекрас
ных репродукций.
В отдельных моментах Андрееву есть в чем
упрекнуть. Она странно сочетает формализм
с неряшливостью, чересчур охотно размеща
ет художников по движениям и руководя
щим интенциям, слишком любит аналогии с
параллельным западным искусством, пре
небрегая спецификой русского варианта
(к примеру, домашней неказистостью поп
арта Михаила Рогинского). Но одновременно
ее есть за что и ценить. Большая часть обзо
ров истории неофициального искусства
написана с точки зрении Москвы, с концеп
туализмом в центре и остальными в качестве
фона. Андреева же о москвичах, за редкими
исключениями, пишет, будто бы отчитыва
ясь, выполняя программу, в то время как
ленинградцы, необходимость донести до
читателя малоизвестных персонажей вроде
Евгения МихноваВойтенко (своего рода
питерского Поллока) ее правда волнуют.
И в сочетании с широтой обзора это дает ощу
щение свежести, сбоя с привычного лада.
тием девушки и двух юношей, драма взросления. Хотя речь тут
разворачивающаяся где-то в о более позднем возрасте, вхож-
начале 80-х. Мадлен, ее дение в него может быть не
бойфренд Леонард и их друг менее болезненным.
Митчелл заканчивают колледж и
начинают взрослую жизнь.
Делают это они немного по-раз-
ному: один отправляется путе-
шествовать, другой ищет работу,
девушка пытается сесть за дис-
сертацию о викторианской лите-
ратуре. Еще они немного выяс-
няют отношения и готовятся к
семейной жизни, хотя конфигу-
рация ее не вполне ясна. Как и
«Девственницы-самоубийцы»,
новый роман Евгенидиса —