Вероника Хлебова

Сепарация. Как перестать зависеть

от других людей
© Хлебова В., текст
© ООО «Издательство АСТ»
 Предисловие
Приветствую тебя, дорогой читатель!
Меня зовут Вероника Хлебова, и я экзистенциальный психолог. Так
обычно я начинаю свои короткие видео в «Инстаграме». Но в
действительности мне хочется сказать: «Я человек, который постоянно
переосмысливает свой личный и профессиональный опыт и который
может этим опытом поделиться с пользой для тех, кто готов признать,
что он не просто носитель имени, социального статуса и профессии, а
кто-то намного более многомерный».
Звучит длиннее, но, пожалуй, более точно. Я работаю с людьми,
которые в какой-то момент поняли, что чувствуют в себе больший
потенциал, хотят развивать свои возможности и почувствовали
необходимость отделиться от внутренних устаревших установок,
которые тормозят это движение.
И вот когда мы подходим к вопросу, откуда взялись эти установки и
почему они оказывают такое сильное влияние на нас, мы неизбежно
подходим к теме детских травм. Тот, кто говорит, что у него нет
детских травм, попросту не знает себя и не осознает, как он
сформировался. Травмы есть у всех в той или иной степени. И когда
вы начнете читать эту книгу, вы сможете себя узнать в том или ином
сценарии и получите ответ на вопрос: «Почему я так реагирую?»
и даже «Почему я такой?»
Одновременно я призываю вас не бояться и не отрицать. Травмы
повлияли на нас, но мы в состоянии справиться с их последствиями.
Но нужно приложить определенные усилия, чтобы это произошло.
Также мы неизбежно сталкиваемся с вопросом сепарации. Многое
из того, что мы считали «своим», не является таковым. Множество
норм и предписаний просто вошли в нашу жизнь, потому что такова
среда и таковы обстоятельства. Поэтому так сложно обнаружить их
деструктивное влияние, ведь они полностью интегрированы в нашу
жизнь.
Например, установка: «Я недостаточно хорош для…» может
возникать всякий раз, когда мы сталкиваемся с чем-то новым: новой
работой или отношениями. Мы даже можем отказываться от
изменений, чтобы только не переживать стыд и несоответствие
воображаемым ожиданиям.
Мы не рождаемся с этой установкой, она приходит в результате
приспособления к жизни в семье или коллективе. Но она может стать
настолько привычной, что мы ее не замечаем, хотя она оказывает
существенное влияние на нашу жизнь. Так вот, для того чтобы
освободиться от ее влияния, нужна сепарация от тех обстоятельств, в
которых она сложилась. В первую очередь от деструктивного влияния
наших родителей и среды в целом.
Итак, нас воспитала среда, и мы впитали в себя установки этой
среды. И многие установки среды в современных условиях
оказываются бесполезными и даже вредными. Время меняется,
меняются те навыки, которые нам нужны для жизни, работы и любви.
Нынешнее время требует другого качества отношений, другого
взаимодействия. Современные отношения требуют большей эмпатии,
сотрудничества и сопереживания, меньшей конкуренции, критики и
осуждения.
Сейчас требуется больше самостоятельности и больше опоры на
себя, чтобы воспользоваться всеми возможностями и выстроить такую
судьбу, которая бы нам нравилась.
Мы можем не замечать, как мы боимся выразить свое мнение или
боимся показать свою некомпетентность. Мы можем не замечать, как
жестко подавляем свои собственные потребности. Мы можем считать
естественной высокую требовательность к себе и другим, оправдывая
ее условиями жизни, хотя в действительности этими убеждениями
управляет полученная в детстве травма непринятия.
С помощью этой книги я приоткрою многие завесы,
сдерживающие процесс нашей сепарации от этих установок и травм.
Вы познакомитесь со многими причинно-следственными связями,
которые я тщательно и в течение длительного времени изучала,
собирала, исследовала на своем личном и профессиональном опыте.
Это сэкономит вам массу времени.
Однако свою личную работу по сепарации вам придется сделать
самим, ибо это работа не ума, но души.
Вы можете опираться на знания, но вам все равно придется
пережить свой личный опыт преодоления своего страха, например,
перед деспотичным отцом или начальником. Вам придется самим
обнаружить, как вы обесцениваете свои чувства, и придать им
ценность. Только вы сами сможете разрешить себе то, что раньше не
разрешали: свою собственную жизнь, в которой только вы являетесь
хозяином и творцом.
 Глава 1. Признаки и причины не
завершившейся до конца сепарации
 Нам придется вырасти и повзрослеть, чтобы не бояться жизни и
чувствовать себя достаточно устойчиво. Ребенок должен отделиться от
родителей, чтобы жить самостоятельной жизнью. В этом и
заключается смысл. Посмотрите, как происходит в природе: птицы
выхаживают птенцов, и те улетают. Зубр или какой-нибудь волк, лиса
тоже выкармливают детенышей, и они уходят в свою самостоятельную
жизнь.
То же самое, предполагается, должно быть и у нас. Человеку
необходимо повзрослеть, потому что только взрослый человек, в
самом глубинном понимании взрослости, любит свою жизнь, может
быть достаточно ответственным за себя, свои отношения,
выращивание своих детей и за свой след на планете.
Невзрослый человек всегда находится в ожидании и тратит на это
море ресурсов. Он ждет любви, признания, боится критики, боится
быть несовершенным… При этом рядом с ним происходит настоящая
жизнь: его дети нуждаются в нем, его партнеры пытаются достучаться,
но у них не получается, он выбирает, согласно сценарию,
неподходящих людей в отношения… Ожидания, направленные на
удовлетворение детских нужд, чаще всего не удовлетворяются
другими людьми. Потому что они не родители. Но зачастую мы не
можем увидеть эти процессы, не можем их осознать, потому что они
уже вошли в плоть и кровь, стали воздухом, которым мы дышим.
Как-то одна моя клиентка, после продолжительной терапии,
поделилась: «Я поняла, что те мелочи, которые я проживаю каждый
день, – это и есть жизнь… Раньше я ждала, что стану достаточно
совершенной – и вот тогда жизнь у меня начнется! Я получу 2, 3, 4
образования, подкачаю попу, вырасту и похудею, перестану совершать
ошибки – и вот тогда заживу! Мне очень жаль, что я столько времени
потратила на эти миражи. Сейчас я радуюсь простому разговору на
улице, улыбке своего ребенка, запаху зелени, красивому кольцу на
моем пальце! Все это есть уже сейчас, а раньше я не придавала
мелочам значения. Оказывается, мы сами наполняем смыслом то, что
нас окружает, и если смысл – это совершенство, то мы обречены на
пустоту, на обесценивание настоящего».
Невыросшие взрослые чаще всего создают созависимые
отношения. Иначе говоря, они размещают свои детские нужды в
отношениях и делают это бессознательно. Некоторые созависимые
паттерны даже являются социально одобряемыми. Например, тревога
и контроль за поведением партнера может расцениваться как любовь.
Неумение выстраивать близкие отношения может оправдываться
занятостью, необходимостью зарабатывать. Критика и оценка могут
считаться заботой и участием. Вмешательство, нарушение границ –
опять же любовью и неравнодушием…
Вы можете думать о том, что вы сепарированы, вы живете
взрослой жизнью, зарабатываете, у вас отдельное жилье. Но, увы,
зачастую этого недостаточно. Потому что полномасштабно сепарация
происходит на всех уровнях, не только материальном. А также на
уровне эмоциональном. То есть когда мы уже не слишком зависимы от
оценки других людей, от эмоций других людей.

Что такое сепарация

Когда я говорю о сепарации, я подразумеваю отделение от детского

опыта, в котором вы были маленьким и бесправным рядом с большими
«взрослыми». Слово «Взрослые» я беру в кавычки, потому что наши
родители тоже не завершили свою сепарацию и остались в чем-то
детьми. Именно поэтому они невольно травмировали нас, потому что,
в свою очередь, опирались на свой детский опыт и установки, которые
они не пересматривали, не подвергали критической переоценке.
Итак, когда вы маленький, вы еще не знаете, что взрослые не
всегда взрослые, и верите им безоговорочно. И когда возникает
дилемма – кому поверить: себе или им? – ребенок, несмотря на
очевидность своих реакций, все же верит взрослым, потому что не
может допустить, что они ошибаются. Так сохраняется до поры до
времени некоторое равновесие, которое дает сбой во взрослой жизни.

Каковы признаки не совершившейся до конца сепарации:

• Например, вы постоянно сомневаетесь в том, какое решение
принять. Опираться на себя вы разучились, а другие люди
высказывают столько мнений, порой противоположных, что это может
сводить с ума!
• Или, к примеру, вы замечаете, что очень боитесь не понравиться
какому-то важному для себя человеку, или даже неважному! Вы
можете все свои силы посвящать тому, чтобы прятать от них все
«неподходящее», но все равно не можете найти покоя: вдруг они
узнают, какой вы на самом деле? Имеется в виду – плохой,
некомпетентный, посредственный?
• Также вы можете жить в постоянной вине, стыде, страхе.
• Нуждаться в признании себя достойным и не получать это
признание.
• Допускать по отношению к себе насилие, пренебрежение и
считать, что вы все это заслужили.
• Создавать неудовлетворяющие вас сценарии: например, вас
обманывают, или вы не можете найти партнера, или партнеры
попадаются слишком властные и т. п.
• Вам кажется, что ваши дети, партнеры и друзья не такие, вам
стыдно за них, они вас подводят.
• Вы живете в постоянном дефиците – не-хватке денег, любви,
внимания, заботы – и не получаете этого.
• Все это признаки того, что вы не прошли свою сепарацию, а
потому зависите от чужих оценок, чужих эмоций, вам нужно что-то
получить от других людей, без чего ваша жизнь не кажется вам
хорошей.
• Если вы в депрессии, боитесь людей, не вступаете в отношения –
это признак детской травмы, которую вам не удалось пережить, и это
тоже признаки незавершенной сепарации.

Итак, сепарация означает, что вам удалось завершить все старые

детские процессы, в которых вы не получили важной инициации во
взрослую жизнь, или не получили родительского «прости за мои
ошибки».
Вам удается шаг за шагом опираться на себя, и вам этого
достаточно, потому что вы повзрослели, и взрослая жизнь вас не
пугает, а, напротив, кажется интересной, или как минимум вы
чувствуете себя достаточно сильным, чтобы преодолеть все трудности.

Я попросила своих подписчиков, читателей, друзей написать мне

примеры, когда они они чувствуют себя жертвами, то есть переживают
позицию ребенка, который не отделился до конца от родителей. И
сейчас могу привести примеры:
 Мне 28 лет, живу с родителями. Я боюсь, что неспособна выжить
в этом мире сама, неспособна сама зарабатывать деньги, особенно
любимым делом. Что всю жизнь буду на том же месте, что и сейчас.
Мне не хватает уверенности в себе, сепарации, эмоциональной
независимости. Умения жить во взрослом мире, любви, понимания
близости.

Вот в этом коротком отрывке мы видим, что человек пребывает в

позиции неуверенного ребенка. Возможно, эту женщину слишком
много критиковали, слишком мало дали теплой поддержки, а ей-
ребенку очень важно было получать подкрепление от родителей, что с
ней все в порядке, что ошибки – это не страшно. Ошибки – это очень
важная часть опыта, на который впоследствии мы можем опираться.
Критика как будто привязывает ребенка к родителям. Ведь они же
лучше знают, как правильно действовать, как поступать. И ребенок
остается очень неуверенным в себе. Он не может опираться на себя.
Или вот еще один пример:
Хочу поделиться тем, где я чувствую себя жертвой. Это
происходит с мамой. Дочерний долг и страх, что ей будет плохо или
она умрет, заставляет делать так, что я подчиняюсь и делаю то,
что не хочу, сильно злюсь. Понимаю, что сепарация с мамой не
произошла, пока так.

Вот этот страх, что мама умрет, – это типичный признак детского
страха. Ребенок не может выжить без матери, и этот страх легко
эксплуатировать, что, к сожалению, делают некоторые родители, явно
или подспудно. Помните, как мы обозначили задачу сепарации?
Отделение и жизнь с опорой на себя. В случае если родитель
демонстрирует свою хрупкость, неустойчивость, требует поддержки у
своего ребенка, как маленький у родителя, он создает привязку,
зависимость, которая удерживает ребенка в связке с матерью и не дает
отделиться.
Дети не видят картину целостно и не могут поверить, что мама не
умрет, а находится не в ресурсном состоянии и не справляется со
своими чувствами. Зрелый родитель, напротив, показывает ребенку,
что справляется так или иначе, и ребенок спокойно живет своими
возрастными задачами.
 Только такой взрослый, который прошел свою сепарацию, который
разморозил свои детские чувства, может почувствовать своего ребенка.
Может почувствовать его боль, его страх. И может откликнуться на
них.
Однако, пока внутренняя работа не проделана, родитель остается в
состоянии амнезии и невольно наносит травму.
Итак, ребенок перестает зависеть от эмоций родителя только в том
случае, когда родитель берет за них ответственность: «Не волнуйся, я
справлюсь, ты не виноват». Или: «Я просто немного расстроена, но это
пройдет». Или: «Взрослые иногда ругаются, но это не причинит тебе
вреда». То есть в зависимости от ситуации родитель берет на себя
ответственность с помощью подходящих слов. Травма не образуется.
Если родитель не обращает внимания на ребенка, пока переживает
свои чувства, если он не признает их своими – ребенок берет за них
ответственность, образуется травма. Именно с такими травмами потом
работают психологи, пытаясь помочь взрослому человеку отделить от
себя эмоции других людей.

Я очень много времени в работе уделяю отражению, чтобы

рассказать клиенту, какой он. Я наблюдаю за ним и возвращаю ему
обратную связь. Например: «похоже, что вы создаете глубокие
эмоциональные связи. Вас задевает такая-то тема… Вы теряете
уверенность, когда с вами происходят вот такие обстоятельства». И
люди подтверждают – «да, это так». Но сами в себе они это не
замечают.
А почему важно знать себя? Потому что, если вы себя не знаете, вы
не знаете, что вы вносите в отношения. Вы будете думать, что вы
воспитываете ребенка (опираясь на приведенный выше пример), а на
самом деле вы перекладываете на него свою ответственность. Или вы
думаете, что заботитесь, а на самом деле – контролируете.
И, наоборот, вы верите любой оценке, огорчаетесь от любой
критики… Потому что вдруг критик прав, а вы – нет?
А когда вы не знаете себя, когда вы зависите от других, вы
находитесь в позиции Жертвы.
 Вопросы для размышлений
Подумайте над тем, какие наиболее типичные ситуации для вас,
когда вы попадаете в жертву, чувствуете себя зависимым, чувствуете
себя ребенком, которому что-то недодали, может быть, какого-то
разрешения, или чувствуете себя недоверчивым ребенком.
Поразмышляйте, чего вам в таких ситуациях не хватает. Как это
связано с вашим детством? Чего не хватило вам в детстве, чтобы вы
почувствовали себя достаточно уверенными или чтобы у вас возникло
какое-то право, которое вы сейчас не чувствуете. Попробуйте
соединить то, что происходит сейчас, с тем, что происходило в детстве.
Как это связано, на что это похоже? И чего вы не получили в детстве
от своих родителей?

Что же помешало вам сепарироваться, что вам помешало встать на

свои ноги, не ждать какой-то поддержки или одобрения?
Вот, к примеру, какие могут быть ситуации:
Я сегодня поймала себя на том, что мне не хотелось участвовать
в одном семейном торжестве. Не потому, что я не люблю свою
семью, а потому, что в этот период я больше погружена в себя. В
какой-то момент я поняла, чего мне не хватило. Мне не хватило в
детстве признания права быть в своих чувствах, состояниях, иметь
свои ограничения. Например, мне могли бы разрешить не участвовать
в семейном торжестве от начала до конца, а позволить быть
столько, сколько мне нужно, насколько бы у меня хватило сил. Мне не
хватило права быть уставшей, вовлеченной в общее дело, потому что
в какой-то момент мне могли быть важнее личные процессы. И
долгое время я сама не могла дать себе такого права и переживала
вину. Просто отказаться было невозможно, я чувствовала, что меня
будут порицать. Я пишу и чувствую, как тело реагирует, дыхание
стало очень поверхностным.

Итак, мы видим пример того, как сепарация не произошла из-за

того, что этой женщине не разрешили иметь границы ее
вовлеченности. А мы имеем право быть вовлеченными в общее дело
не принудительно, но добровольно, пока это приносит нам радость
общения. Общение под давлением не может быть радостным и
переживается (и запоминается) как насилие.
Но взрослых нельзя признать насильниками, и поэтому ребенок
начинает считать плохим именно себя.
Во многом поэтому мы так боимся быть плохими. Если вы
понаблюдаете за собой, то сможете обнаружить, что в некоторых
обстоятельствах говорите не то, что хотите. Делаете не то, что вам
нравится. Врете (не говорите правду). Боитесь обидеть кого-то своими
высказываниями. Улыбаетесь, хотя не хотите. Делаете вид, что вы
милый человек, хотя внутри бушуют страсти.
Помните, как вам рассказывали, как ведут себя хорошие девочки и
мальчики? А как ведут себя плохие? Помните, как вас резко оборвали,
когда вы засмеялись или сказали то, что думали? Некоторым из вас
сказали, что вы говорите глупости. Не раз и не два сказали. Другим
велели молчать, когда взрослые разговаривают. Некоторые рано
усвоили, что с «негативными чувствами» вроде недовольства или
злости к родителям лучше не приближаться. Многим рассказали, как
это плохо – думать о себе – и как важно думать о других. А некоторым
даже не рассказывали, а попросту создали такие условия, в которых
нельзя было думать о себе.
А если еще вспомнить нашу школу, в которой зачастую
воспитывают критикой и унижением, то картина, откуда берется
самоподавление, становится предельно ясной. Блокировка, подавление
себя становятся автоматическими.

Что происходит, когда человеку показывают, что в определенном

состоянии, качестве, процессе он «неприемлем»? Тем более когда это
зависимый от взрослых ребенок? У него происходит расщепление себя
на «хорошего» и «плохого». Плохого себя он теперь сам не любит. И
подавляет.
• Поэтому так много людей боятся говорить то, что думают, боятся
говорить в своей манере, своими словами, думая, что они этого не
заслуживают.
• Поэтому так много вранья.
• Поэтому мы боимся обозначить свои границы – вдруг это кому-то
не понравится?
 Но взрослый человек – это человек, у которого есть выбор. То есть
он выбирает из нескольких вариантов то, что ему подходит. Поэтому у
него должен быть опыт того, что жизнь продолжается, даже если его
слова не понравились, его действия (пусть ошибочные) не являлись
запретными, его желания (пусть для кого-то затратные) – это не
преступления.

Нам необходимо без осуждения себя пережить самые разные

выборы и изучить последствия на собственном опыте. Другими
словами, у нас должно быть внутреннее право быть всяким, а не
только «хорошим». И в определенные моменты воспользоваться
правом «быть плохим» (то есть за себя), если сочтем нужным.
• Вести свой блог и писать о том, о чем интересно.
• Обозначить свои границы, если их нарушают (например, банить
тех, кто хамит или нарушает правила пространства).
• Дружить с теми, с кем интересно и с кем есть энергообмен, не
поддерживая старые истощающие связи.
• Носить то, что нравится, а не то, что модно или дорого.
• Не улыбаться, если не хочется, не поддерживать разговор, если…
не хочется).
• Назвать человека, который тебя дразнит, дураком, если вы
чувствуете, что вам это необходимо для восстановления границ…

Быть «плохим» – значит, быть на своей стороне, но не против

других. Это из один важнейших навыков взрослого человека,
потому что в противном случае мы так и остаемся разделенными
на две части, запуганными и несвободными детьми.
Вернемся к теме нашей главы. Рассмотрим еще один отклик:
Тема сепарации мне хорошо знакома. Таких моментов во взрослой
жизни, в которых я находила и нахожу хвостики незаконченной
сепарации, не так уж и мало. Например, в работе иногда
обнаруживаю, что жду одобрения или как будто разрешения от
опытных коллег. Но наиболее часто это бывает во
взаимоотношениях с мужем. Расскажу о типичном для нас случае. У
меня была загружена неделя, и к выходным я очень устала. Я не
говорила о своей усталости мужу, мне казалось, раз он видит, что я
занята с утра до вечера, то он и сам знает, что я устала. Каково же
было мое удивление в субботу с утра, когда он разбудил меня и
попросил заварить ему чай. После удивления я почувствовала сильное
раздражение на мужа, и в голове начали крутиться мысли: «неужели
так трудно догадаться, что я хочу поспать сегодня?! Ему совсем
меня не жаль! Он не видит, как я устала». За злостью пришла обида,
я почувствовала себя маленькой и беззащитной. Мне хотелось, чтобы
муж мне сочувствовал и заваривал чай. Чтобы он говорил мне, какая я
молодец и как хорошо работала всю неделю.

Эта женщина проецировала на мужа родительскую фигуру.

Тут я, конечно, узнала свой дефицит, когда-то давно мне не

хватило от родителей признания, сочувствия и тепла. Понимаю, что
это мой процесс. Я смогла сказать мужу о своей усталости, и он
действительно пошел заваривать чай для нас обоих, а я лежала под
теплым одеялом и чувствовала себя маленькой. Мне важно видеть
свои детские процессы, тогда легче возвращаться во взрослую
позицию и справляться со своими чувствами. Я могу сделать вывод,
что мне не хватило принятия. Причем дефицит глубинный, мама
была очень молода, когда меня родила. У нее не было ресурса
откликаться на мои детские потребности. Поэтому мне с детства
транслировалось – не мешай. Вот и приходилось ждать или даже
что-то специальное придумывать, чтобы мама заметила, что мне
нужно, и дала сама. Просить было страшно, она могла начать
ругаться.

Получается, человек привыкает к тому, что говорить о себе нельзя,

и ждет как маленький, что его за это вознаградят, потому что, вслед за
родителями, начинает считать это качество хорошим, положительным,
добродетельным.
Вот в таких эпизодах у нас формируются установки «как
правильно поступать». И с такими мерками мы продолжаем подходить
и к себе, и к другим людям, и в общее поле (например, при разговорах
транслируем это качество как правильное и ценное).
Возможно, у кого-то из вас был похожий эпизод, когда вам по
каким-то причинам нельзя было говорить о себе. А ведь это и есть
очень важный признак сепарации. Вы не ждете, когда кто-то вам
разрешит говорить о себе, а вы делаете это, потому что считаете
нужным.

Как не зависеть от других людей и жить своей жизнью?

Чем наполнена ваша жизнь? Ожиданием встречи с любимым? Быть

может, вы живете от встречи до встречи, а в промежутках между
свиданиями ваша жизнь кажется пустой и бессмысленной?
Или ваша жизнь наполнена долженствованием? Например, вы
ждете, что… вы выполните все обязательства перед семьей, и семья от
вас отстанет?.. Как будто вы сделаете еще одно дело, и – вот она,
свобода? Но этого «чуть-чуть» все время не происходит…
Или вы ждете, что вы, наконец, достигнете совершенства, к вам не
будет больше претензий. Получите еще одно образование, похудеете
еще на пару килограммов, еще несколько ступенек в карьере одолеете,
и… тогда можно будет пожить «своей» жизнью.
Получается, что вы просто не можете, точнее, вам кажется, что не
можете наполнить свою жизнь чем-то необязательным или
интересным только вам. Вам все время что-то мешает…
Вам мешает нужда, либо долг и вина, либо отсутствие
разрешения…
…Одна женщина жила от встречи до встречи с любимым. С ним не
было легко, но без него было еще хуже. Когда он уходил, жизнь
заканчивалась. До следующего его прихода.
Почему возникают подобные чувства? И они настолько сильны, что
заполняют ее целиком, и другие чувства как будто не возникают?
Потому что, когда мама оставляла ее с бабушкой (достаточно
холодной и нетерпимой), для девочки жизнь заканчивалась. Жизнь
снова «начиналась», когда мама возвращалась.
Но мама, даже возвращаясь, не принимала большого количества
чувств своей дочери. Не хотела мириться с ее злостью (девочка
пыталась выразить злость за то, что ее оставили с бабушкой), не
признавала другие ее потребности.
Круг замыкался. Все чувства остались сосредоточены вокруг тоски
по матери и злости за то, что она покинула. На то, чтобы у нее
появилась своя детская жизнь, не осталось ресурса. Совсем.
Как появляется своя жизнь?
 Если матери достаточно в жизни ребенка (не во временном
исчислении, а в количестве тепла и принятия, в том числе
материнского принятия «неправильных» чувств), формируется базовое
чувство безопасности.
И, когда достаточно безопасно, можно пойти поиграть.
Фантазировать, изобретать. Играть с подружками, выстраивать
отношения…
Этот опыт становится прообразом собственной жизни. Игра в
куклы становится взрослым интересом к чему угодно: к чтению,
походам, языкам. Способность заполнять свою жизнь событиями,
интересами, увлечениями опирается на детский опыт жизни вдали от
матери и других членов семьи. Когда можно побыть без них, не рискуя
при этом оказаться без их любви и принятия.
Но… Если мало любви, то мало безопасности. Мало
безопасности – невозможно оторваться, потому что нужно ждать, когда
«подадут», или стараться, чтобы отпустили. В таких условиях
фиксируется опыт нужды и опыт бесправия, отсутствия права жить
своей жизнью.
Получается, что свою жизнь придется «отвоевывать» у травмы.
Понемногу, спрашивая у себя, что хочется, вопреки всем внутренним
установкам, преодолевая страх, горюя о нужде, осознанно наполнять
свою жизнь тем, что только ваше.

Еще один отклик:

Выходя из дома, я часто думала, почему, когда я одна иду по улице,
я чувствую какое-то напряжение, словно какая-то опасность меня
поджидает. Вчера на улице поняла, что с детства испытываю страх
насмешек, как будто бы я выгляжу как-то не так, как надо. Хотя это
не так.
Давным-давно, когда я шла в школу с портфелем, кто-то из
незнакомых детей посмеялся, оттолкнул меня, и появился страх, что
будут делать так еще и что я беззащитна. Я вдруг поняла, что
значит этот перенос. Я уже взрослая, мне больше незачем бояться
насмешек. Даже если кто-то засмеется или попытается оскорбить –
этот человек глуп, или у него в душе настолько пусто, что цепляется
к другим. Я могу не обращать на это внимание, могу постоять за
себя, я почувствовала, что не хочу быстро идти от одного магазина,
а потом в другой. Мне больше незачем прятаться. Написала об этом,
потому что это может кому-то помочь понять, что эмоция детская,
а ты уже давным-давно взрослый человек.

Обратите внимание, что последний эпизод вообще не имеет

отношения к родителям. И тем не менее травма образуется. Потому
что достаточно пережить эпизод незащищенности, отсутствия
поддержки, и целостность нарушается. Нарушается восприятие себя
как человека достойного. И последствия могут сохраниться на всю
жизнь.
А по сути, в этой ситуации тоже не хватает поддержки. Нужна
убежденность в том, что со мной все в порядке. Даже если кто-то
посмеялся, это говорит не обо мне, а о нем, что с ним что-то
происходит. С чем он не может справиться.
Глава 2. Как происходит сепарация
от родителей в детстве
 Сепарация, как мы уже говорили, нужна для самостоятельной
жизни. Не только в материальном мире, но и в мире отношений, в мире
решений, в мире самоощущения и самоценности.
По идее, в детстве мы должны были пройти все эти этапы
сепарации. Но это произошло лишь частично, и в определенных
ситуациях и сценариях мы остались на незавершенных этапах детства.
Остались маленькими и зависимыми детьми.
Давайте попробуем не давать оценку себе и другим. Представим,
что мы смотрим кино про людей, которые не прошли сепарацию и
теперь испытывают разного рода трудности. Никому в голову не
придет обвинять их в том, что они не получили чего-то важного.
Почему же мы так часто обвиняем себя в том, что пострадали, и теперь
переживаем свои трудности?
Мы могли бы пройти свою сепарацию полностью, если бы наши
родители прошли свою сепарацию. Но этого не могло быть, и потому
перед нами стоит задача завершения тех этапов, которые мы не
прожили должным образом.
Давайте все же смоделируем идеальную ситуацию для понимания
всего процесса.
Ребенок отделяется постепенно. Он получает достаточно (не
больше, чем нужно, но и не меньше) поддержки, заботы, принятия. В
каждом возрасте свое «достаточно». Например, малыш боится
доктора. Его «достаточно» – это столько внимания, чтобы он перестал
плакать. Или ребенок просит купить ему игрушку. Его «достаточно» –
это внимание родителей к его желанию. Они не отрицают его желание:
«Как не стыдно так себя вести?» или «У тебя и так много игрушек».
Не демонстрируют позицию жертвы: «Мне надо много работать,
чтобы у тебя были игрушки». Не злятся, не наказывают. Все эти
действия приводят к тому, что формируется созависимость. Ребенок
чувствует себя плохим, учится воспринимать позицию жертвы как
нормальную. В особо одиозных случаях чрезмерной строгости учится
удовлетворять свои желания тайно, у него появляется «своя» жизнь, в
которой есть «можно».
Очень часто спрашивают: «А как же поступать?» Если вы не
чувствуете себя жертвой, если вы чувствуете эмоциональную связь с
ребенком, вы всегда поступите правильно. Если вы спросите фитнес-
тренера: «Как же мне поднять этот вес?», он вам ответит:
«Тренируйтесь». Так же и в отношениях: если что-то не получается,
занимайтесь собой, ищите терапевта, ищите терапевтические группы
или ищите другие способы саморазвития. Когда вы готовы, вы
чувствуете, как нужно отреагировать, если вы любите ребенка и вам
важны отношения с ним. И, конечно, если вы не Жертва.
Когда мои дети были маленькие, я старалась опираться на эту свою
чувствительность. Ошибки все равно были, потому что их не могло не
быть. Я, как и вы, не росла в идеальных условиях. Некоторые зоны
чувствительности были «заморожены», и я не могла присоединиться
чувствами к своим детям, неверно интерпретировала некоторые их
поступки и тоже создавала островки эмоциональной зависимости.
Если кто-то демонстрирует полное взаимопонимание с детьми,
особенно в социальных сетях, я склонна думать, что эти люди, скорее,
хотят показать идеальную картинку, чем реальность. Их нельзя винить,
но и ориентироваться тоже не стоит.
Ориентируйтесь на реальность: наше поколение пока только
разбирается с созависимостью, с недостаточной сепарацией, и, думаю,
нам на это потребуется некоторое время, возможно, жизнь еще пары
поколений, чтобы распутать все гордиевы узлы.
Но вернемся к эталонной сепарации. Ребенку важно чувствовать,
что его чувства, нужды, желания и нежелания хорошие и сам он –
хороший. Ошибки – это нормально. Он должен получить утешение в
своих горестях и не получать критику за свои ошибки. Однако
поддержка нужна: я, к примеру, часто рассказывала о своих ошибках,
легализуя, во-первых, право на ошибки, во-вторых, показывая, как я
справлялась или не справлялась.
Ребенку важно знать, что родитель – тоже человек. Но опять же, в
каждом возрасте своя «норма» для такого понимания. Маленькому
ребенку можно сказать: «Маме нужно немного отдохнуть» (живая
мама), а подростку уже можно рассказать о своих чувствах: «Я
расстроилась, что наши планы на поездку сорвались».
Однако ни в каком возрасте нельзя использовать своего ребенка как
контейнер для слива эмоций, как психотерапевта, ища в нем
поддержки. Ищите ее среди взрослых людей.
Когда вы восстановите свою чувствительность, вы сами будете
чувствовать, что вашему ребенку по силам, а что – нет. Ребенок
показывает, если ему «слишком много». Он сопротивляется,
обманывает, саботирует, отвлекается – что бы вы ни делали.
Заставляете ли вы его заниматься слишком много, ругаете ли его
друзей или увлекаетесь критикой – он даст вам свою обратную связь.
Ваша задача – не обесценить этот фидбэк, а взять на вооружение,
исследовать, рассмотреть. Желательно – в терапии.
Если вы этого не делаете, вы создаете сначала дистанцию в
отношениях, а затем – пропасть. В чем-то ваш ребенок тоже станет
жертвой, в чем-то уйдет в протест – и теперь не только вам, но и своим
будущим партнерам, работодателям, друзьям…
Все наши действия имеют последствия. Это не должно пугать, это
должно нас мобилизовать на работу со своими установками.

Это не значит, что ребенку нужно не обозначать границы, но важно

учитывать детские процессы как нормальные, и это может учитывать
только взрослый, только зрелый родитель. Отвечая на вопрос: «Какой
родитель сможет пережить сложные этапы детской сепарации?», я
отвечу: «взрослый и зрелый». Чуть позже поговорим об этом
подробнее.
В подростковом возрасте происходит деидеализация родительской
фигуры. Долгое время ребенок идеализирует родителей, ему кажется,
что они самые умные, самые лучшие, но постепенно в его жизнь
входят другие люди, которых он тоже видит, он сравнивает,
естественно, с родителями, он видит, что где-то родители не идеальны.
Он разочаровывается в них, он даже может предъявлять какие-то
претензии.
Он может быть резок в своих высказываниях. Но нужен взрослый
родитель, который поймет, что это определенный этап, ребенок
отделяется. Ему нужно разочароваться для того, чтобы соединить
внутри себя идеальную часть родителя с неидеальной. И через этот
процесс с родительскими фигурами ребенок учится воспринимать
реальный мир без особых ожиданий. Без ожиданий, что ему кто-то
что-то должен.
Это один из важнейших процессов сепарации, когда ребенок
разочаровывается в родителях. И, как вы понимаете, только
устойчивый родитель может это выдержать. Только устойчивый
родитель не будет оскорблять ребенка или привязывать его к себе
своими эмоциями, с которыми он не смог справиться.
 Как помочь ребенку отделяться от чувств близких людей и
справляться с неидеальностью мамы

Недавно я работала вот с таким запросом от мамы: «У меня

заболел ребенок. Девочка, 9 лет. Я востребованный врач, у меня
операции расписаны на несколько месяцев вперед. Я попросила
свекровь побыть с дочкой, и она с радостью согласилась. Но, приехав,
она начинает ворчать: «Где кастрюли, где салфетки? И почему такой
бардак? Ничего не найдешь».
Дочка (как она мне потом рассказала), начинает меня защищать:
«Не нападай на маму, мама хорошая». На следующий день она просит,
чтобы свекровь не приезжала. Она сама посидит дома. Ничего не
случится, она уже большая. Я, зная свою дочь, понимаю, что что-то
случилось между ней и бабушкой. Спрашиваю, что стряслось. Дочка
рассказывает, что бабушка меня ругает, и ей от этого больно и стыдно.
Она больше не хочет переживать такие сцены.
Я задумалась. Получается, что дочь не может отделиться от чувств
свекрови и принимает их близко к сердцу. Чувствует нападение.
Начинает меня защищать.
И еще я понимаю, что, если ей стыдно, значит, она все еще хочет
видеть меня идеальной. Совершенной, безошибочной.
Честно говоря, я даже не знала, как ее поддержать и чем помочь.
Сама никогда не получала поддержки в подобных случаях от
родителей и теперь не знаю, как помочь».

***

Почему не стоит отмахиваться от подобных историй? В какой

именно поддержке нуждается ребенок? Как вы думаете?
Можно было бы все просто пропустить мимо ушей. Можно было
бы накинуться на свекровь, сделав дочь «союзницей». Можно было бы
стать «союзницей» свекрови, самоуничижительно признав свою
«неправоту».
Ни один из этих вариантов не экологичен, и каждый способствует
расщеплению на «хороших» и «плохих», «своих» и «чужих».
Девочка в 9 лет уже готова узнавать, что мама не совершенна, но и
не плоха, и бабушка тоже имеет свои взгляды, которые могут быть не
близкими, но не являются «плохими».
В подобных историях с ребенком 9 лет (и немного младше – тоже)
самое важное – это легализация чувств. Диалог мог быть таким:
– Тебе стало стыдно, когда бабушка ворчала?
– Да.
– Потому что бабушка была недовольна, а ты хотела, чтобы она
только любила меня?
– Да.
– Знаешь, когда люди по-разному устраивают свое хозяйство, им
может быть неудобно, как устроено другое хозяйство, и когда
неудобно, многие начинают ворчать, как бабушка.
В последнем предложении вы знакомите ребенка с более взрослым
взглядом на происходящее и тоже легализуете его как «нормальное».
Ваше послание несет в себе смысл: «Так бывает, и никто при этом
не плохой, не надо выбирать чью-то сторону. Оставайся «в себе» и не
спасай меня, и не преследуй бабушку. Таким образом, вы помогаете
ребенку не скатываться в треугольник.
Что происходит, если чувства ребенка не проговариваются? Он
зависает в своих нерешенных задачах развития, не отделяется от
чувств бабушки, не проживает неидеальность матери.
Ребенок не проходит важную часть своей сепарации, и в
дальнейшем продолжает сливаться чувствами то с одной, то с другой
стороной.
Вам этот эпизод кажется слишком маленьким и незначительным?
Сепарация происходит вот в таких маленьких, незначительных, на
первый взгляд, эпизодах. Простых бытовых, школьных, уличных
эпизодах.
Сепарация происходит не потому, что мы знаем, как ее проходить, а
потому, что назрело время, и мы можем прожить очередной ее этап.
А можем застрять на нем, не решив важные задачи развития и
отделения от эмоций других людей и родительских фигур в целом.

Кстати говоря, если ребенок не прожил должным образом процесс

идеализации и последующей деидеализации, это впоследствии может
очень испортить жизнь.
Такой человек может продолжать искать какую-то идеальную
фигуру в лице политика, в лице партнера, в лице блогера… Он будет
его слушать, каждое его слово ловить. Если он его идеализирует – это
будет влиять на его жизнь. Он будет свою жизнь выстраивать в
соответствии с тем, что говорят эти люди, не подвергая их никакой
критике до поры до времени, пока не разочаруется и не начнет искать
новый идеал.
Часто в партнерских отношениях такое происходит. Человек не
смог какие-то неидеальные качества своего партнера воспринять как
нормальное, естественное, земное явление. И, не выдержав этого
разочарования, он бросает партнера, начав поиски нового идеала. Так
вот, как быть зрелым родителем? Опять же нужно заниматься
своими детскими травмами. Исследовать свою историю
отношений с родителями, для того чтобы где-то себя
реабилитировать, где-то отпустить, где-то дать родителю право
быть неидеальным. Тогда выращивается устойчивость, которая
позволит пережить процессы сепарации со своими детьми.

Как быть родителем и отдавать, если самому не хватает теплоты,

поддержки, любви

Для того чтобы ребенок вырос человеком, который верит себе,

умеет выбирать для себя лучшее, умеет строить отношения, в которых
присутствуют любовь и поддержка, ему нужно получить определенное
количество любви и определенное количество препятствий, с
которыми ему нужно справиться, чтобы повзрослеть.
То есть нужно соблюсти верный баланс между безопасностью
(которую дают родительское доверие, любовь, поддержка) и развитием
(решение задач по возрасту, задач, которые не превосходят силы и
ресурсы ребенка в каждый момент времени).
То есть ребенок в 3 года решает одни задачи развития, в 15 –
другие, более сложные, но опирается он неизменно на то количество
ресурсов, которое он получил в отношениях с самыми близкими
людьми.
Но есть одно существенное обстоятельство: этих детей растят
родители, которые, в большинстве случаев, сами не получили
достаточно поддержки, зачастую решали задачи не по возрасту, когда
ресурсов не хватало, и потому образовались травмы. То есть эти
родители сами нуждаются в помощи и поддержке, и зачастую на детей
ресурсов может не хватать.
Это один из сложнейших вызовов нашего времени: мы уже знаем,
как нельзя поступать, но не всегда можем поступать, как зрелые
родители, потому что сами застряли в детских дефицитах.
По-хорошему, прежде чем стать родителем, хорошо бы подлечить
все травмы, чтобы наполниться ресурсом отдавать, но опять же
дефицит ресурса становится явным только тогда, когда дети уже
родились, то есть когда возникает непосредственный опыт
родительства.
Что тут поделаешь? Во-первых, нужно решительно отказаться от
неосознанного повторения родительского сценария. То есть мы уже не
можем позволить себе не осознавать, что мы вносим в отношения с
детьми и как это скажется на них впоследствии.
Нам придется признать, что мы, как родители, несовершенны. Нам
придется признаться, что мы можем наносить детям ущерб. Нам
нужно работать с родительской виной, ибо она не помогает
отношениям, а только вредит. Нам придется признавать свои
ограничения и искать помощи и поддержки.
Что происходит с родителями, когда они начинают осознавать?
Самое главное – родители перестают играть роль «правильных
родителей» и становятся просто живыми людьми. Вы перестаете
требовать выполнения ролевых функций (ребенок должен!) и
начинаете чувствовать его, как человека. Человека, которому больно,
который нуждается, который имеет свои собственные мечты.
Со временем вы почувствуете, что быть взрослым – это приятно.
Нести ответственность не то же самое, что нести вину или
долженствование. Это значит ощущать силу и желание быть сильным
и мудрым рядом с тем, за кого вы взяли ответственность.
Но поначалу нужно честно разбираться и работать со своими
детскими травмами нелюбви, непризнания, неподдержки.
И придется делать это параллельно с родительством, потому что
лишнего времени на то, чтобы выполнять эти две задачи «по очереди»,
у вас никогда не будет.

Вот еще один пример того, как и что происходит с детьми, если,
например, мама находится в своих процессах и не берет за них
ответственность, и почему это становится моментом незавершенной
сепарации.
Брат с сестрой бегали по дому, играли. Им было весело. Девочке 10
лет, мальчику 7. В какой-то момент девочка резко закрывает дверь,
мальчик не успевает убрать руку. В результате образуется
болезненная травма. Мама начинает ругать девочку: «о чем ты
думала?» и мальчика: «Зачем ты разбрасываешь свои руки куда
попало?» Девочка рыдает от вины и ужаса, мальчик тоже рыдает
от вины и боли, и никто из них не получает поддержки.

Почему это происходит? Потому что мама находится в своих

чувствах и не берет за них ответственность. Что произошло с мамой?
Мама испугалась. Мама тут же поняла, что предстоит утешать одного,
другую, они рыдают.
У мамы должны быть ресурсы на такую поддержку. Если их нет,
мама начинает реагировать, она не поддерживает детей, она их ругает,
обвиняет. Получается, что дети, которые не получили поддержки,
оказываются в одиночестве. У них нет инструментов, чтобы
справиться с этой ситуацией. И плюс у них появляется вина, мама
ругает их, критикует, предлагает им быть виноватыми. Навешивается
еще одна эмоция, разрушительная, с которой им нужно справиться.
И понятное дело, что они не могут справиться. Они чувствуют себя
плохими, это закрепляется раз за разом. Как именно дети могут
получить поддержку в такой ситуации? Когда родитель говорит: «Все в
порядке, такое бывает, мне жаль, что так произошло, я тоже
расстроена».
Так говорит устойчивая мама. Тогда дети не получают вину и не
получают одиночество. Они приобретают важный опыт, они его
проживают и впоследствии могут на него опереться.

История из практики: «Умертвить себя, чтобы выжить»

Однажды мы работали с одной женщиной в терапии. Она была

очень рационализирующей, то есть вообще не могла говорить о
чувствах, только думала.
Ей казалось, все в ее жизни хорошо: деньги есть, семья есть. Вот
только все время чувствует себя измотанной, перегруженной. На
старшую девочку (5 лет) срывается с такой агрессией, что потом самой
становится страшно. Мужа и окружающих все время воспитывает – ну
никак не удается признать их уже сложившимися людьми. Кажется,
что они легко могут измениться в «лучшую» сторону. Просто почему-
то не хотят, ленятся.
В прошлом – наркотики, попытки суицида. Жизнь была бурная, но
теперь ей кажется, что все в прошлом.

***

Дорогой читатель, я расскажу тебе, как я работаю. Если я не могу

встретиться с чув-ствами своего клиента, я бессильна. Я ничего не
могу изменить. Хотя клиент, как правило, думает иначе. Он думает, что
я могу рассказать ему какой-то рецепт и из вредности не рассказываю.
На самом деле изменения происходят в общении.
Точнее, даже не в общении, а в соприкосновении с чувствами,
которые «выводят» клиента на более глубокие пласты психики – там,
где прячутся запреты, блокировки жизненной энергии и нелюбовь к
себе.
Итак, моя клиентка была как будто бесчувственной. Когда я
задавала ей такие вопросы, которые приближали ее к чувствам, она
говорила: «Вы как будто припираете меня к стенке».
«А что вы не хотите чувствовать, от чего у вас возникает такая
картинка?»
«Я не хочу чувствовать боль…»
…Мы множество раз подбирались к этой «стенке».
Однажды, потом еще не раз, ей приходил такой образ: «Я ребенок,
я зареванная, почти синяя от бессилия и отчаяния. Я плачу, что мне
больно, но никто меня не слышит, всем все равно».

***

Каждый день папа выбивает из нее все человеческое: за малейшую

провинность – наказывают. Жаловаться нельзя, плакать бесполезно.
Злиться… Какая злость, это невозможно! Меня же прибьют.

***
 Я, пока еще для себя, восстанавливаю картину: девочка попала в
какие-то условия жизни, в которых ребенок вообще не должен
находиться. Постоянный риск насилия, жесткого, за малейшую
«детскость», то есть за то, что она просто ребенок, приводит к тому,
что она вынуждена отрезать от себя то, за что ее преследуют, то есть
живую, чувствующую часть. Она теперь не чувствует ничего. Ни горя,
ни радости, ни гнева, ни интереса к жизни. Полное безразличие и
апатия. Чтобы выжить, ей пришлось себя умертвить.
«Никому вокруг не было дела до моих переживаний. Считалось,
что ребенок должен подстроиться, что его чувства – это капризы.
Теперь говорят – манипуляции. Им не принято было верить».
Однажды мне рассказали интересную историю о русской маме в
Финляндии. Ее 8-летний сын ходит в финскую школу. Маму
беспокоит, что ребенок много играет в телефоне, и она ограничивает
своего сына во времени с телефоном. Мальчик жалуется в школе. В
этот же день маме звонит учительница и рассказывает о
недопустимости домашнего насилия. Мама – в шоке, а мальчик,
определенно, чувствует себя под защитой.
Именно этого не хватило моей первой клиентке: насилие, которое
над ней совершалось, считалось в ее среде нормой. Жаловаться было
некуда и некому. Абсолютная родительская власть приводит порой к
абсолютной родительской тирании.
 Вопросы для размышлений
Подумайте, получали ли вы поддерживающую обратную связь от
родителей. Может, в чем-то они были взрослыми, в чем-то не могли
взять на себя ответственность за свои чувства и процессы. Может
быть, где-то они вас защищали и поддерживали. И эта зона станет
вашим серьезным ресурсом. Возможно, вы вспомните какие-то
эпизоды, связанные с идеализацией и разочарованием, с поиском
идеала, про который я говорила. Или вам отозвалась эта история про
мальчика и девочку, про обвинение и критику. Может, это ваша
история. Вспомните свои эпизоды из детства и посмотрите, как эта
критика повлияла на вашу взрослую жизнь.

История из практики: «Папа покупает мою лояльность»

Однажды я работала с молодой женщиной, которая очень боялась

расстроить своего папу. Я спросила ее, что же ее так пугает? Она уже
взрослая, и в целом не зависит от отца.
Оказалось, что зависит. Только не материально, а эмоционально.
Она избегает встреч с ним. Но, когда приходится встречаться, она
вынуждена играть для него «хорошую девочку». Свободы она не
чувствует. Напротив, она чувствует самую большую степень
несвободы, которая только может быть. Не может выражать свои
подлинные чувства. Вынуждена говорить о том, что интересно ему, а
не ей. Доверия к отцу слишком мало.
И это довольно-таки типичная история. Еще одна женщина
боялась… развестись, потому что развод не одобрял папа.
«Почему же ты не сделаешь так, как хочешь сама?»
«Мне почему-то очень важно получить его разрешение. Я как будто
теряю опору, если иду наперекор и делаю то, что он не хочет».
«Даже если это касается только тебя?»
«Даже если решение касается только меня и моей судьбы, я все
равно должна получить его одобрение. Я очень боюсь его
разочарования во мне. Выходит, что папа покупает мою лояльность. А
я… боюсь потерять его.
 В глубине души мне проще оставаться для него маленькой
любимой дочкой, и мне очень страшно потерять этот статус, даже
ценой своего выбора».
Однажды мы работали с папой молодой девушки. Мужчина
развелся с матерью своей дочери, и после этого, как ему казалось, все
пошло наперекосяк.
Дочь, которая всегда была «лояльна», стала предъявлять претензии.
Мужчина не мог поверить, что его любимая «маленькая девочка» стала
такой стервой (выражение оригинальное).
Я со стороны хорошо видела, что он по-настоящему страдает. Но
одновременно мне было заметно, что он не учитывает тот факт, что его
дочь тоже страдает от развода и от потери отца (отец сразу же создал
другую семью, в которой появился ребенок).
Он как будто думал, что старшая дочь ничего не должна
чувствовать и обязана сохранять вид, что по-прежнему любит его и
лояльна к нему. Она как будто должна была сохранять улыбчивое
настроение и безмятежный внешний вид.
Во всех этих историях заметно, что отцы как будто не хотят
встречаться с тем, что дочери выросли. Что у них есть иные
потребности, кроме как быть хорошей дочкой для своего папы. И
очевидно, что у отцов не хватало ресурса выдерживать эти
эмоциональные процессы, и они стремились подавить их разными
способами.
Но по факту подобное сдерживание старого состояния вредит
обеим сторонам.
Дочери страдают, что не получают отцовского принятия. А отцы
остаются в своих стереотипах и своих ограничениях, хотя получают
возможность расширить свой взгляд на отношения, получить
подлинное доверие своих дочерей и подлинный авторитет.
Только лишь тот папа, который пришел в терапию, двигается, хоть
и маленькими шагами, к углублению своего контакта с дочерью. Он
пока еще боится рассказать о своих подлинных чувствах: о том, как
дочь дорога ему, и о том, как он боится ее потерять. Но он уже смог
отказаться от политики давления и обвинения, взяв свою
родительскую ответственность за свои прошлые ошибки. Также он
готов выдерживать свои и ее чувства, которые возникают между ними.
Потому что такова подлинная роль родителя: быть поддерживающей
фигурой, даже если родительского опыта пока недостаточно.

Вот еще одна история маленькой сепарации.

Влияние родителей на меня было колоссальным: в силу семейной

истории меня очень боялись потерять, а я боялась лишиться их
любви. И я росла такой хорошей девочкой, оправдывающей ожидания
или то, что мне казалось ожиданиями. Чувство вины во мне
формировалось мамой, которая тоже была воспитана «как надо».
Методы игнора в виде наказания – как же тяжело было переживать
эти мамины молчания.

Ну надо сказать, что молчание, игнор – это абсолютно детская

реакция. Ее вообще нельзя назвать взрослой. Если вы себя
отслеживаете в позиции «Молчание рядом с ребенком как наказание»,
это сразу же показатель для серьезной терапии. Мало того что ребенок
травмируется, самое главное, что родитель продолжает переживать
какие-то детские процессы. Это не полезно никому.

Я какое-то время удивлялась, как после маминого обесценивания я

могу опираться на себя, чувствовать и любить. Папа – теплый,
поддерживающий, всегда за меня. Нет, он не шел против мамы. Он
решал сам, что тут нормально, а что нет. Объяснял мне, почему
мама так себя ведет, обнимал, успокаивал. Я знала, что могу
ошибиться, папа расстроится, но мы вместе все решим.

И получается, что человек, несмотря на такую маленькую маму,

мог опираться на себя, чувствовать и любить. Это ресурс в виде
папиной поддержки и любви, он выносится во взрослую жизнь как
устойчивость. И как способность создавать отношения. Чем больше
ресурса мы получаем в детстве, тем легче нам потом проживать
нашу взрослую жизнь. У нас больше опоры и устойчивости.
Есть еще один интересный нюанс, который мешает нам
сепарироваться. От хороших родителей сложнее сепарироваться,
потому что приходится прощаться с тем хорошим, что они давали.
Помните, мы говорили, нужно обязательно прожить разочарование.
А это же ресурс, поддержка, тем более при такой маме. И конечно,
будет сопротивление. Психика воспринимает поддерживающую
родительскую фигуру как ресурс, и сопротивление означает, что от
ресурса не хочется отказываться. Именно по этой причине может
задерживаться сепарация, и взрослая женщина может продолжать
играть роль послушной дочки своего папы. Почему сепарация все же
нужна? Именно поэтому: надо строить свою, отдельную жизнь. Да и
папа не так идеален, как казалось в детстве, а при механизме
идеализации этого не увидеть! Это может привести к тому, что
идеализирующий может игнорировать некоторые сигналы, что другой
человек не так идеален, надо насторожиться! Поэтому разочароваться
необходимо даже в хорошем родителе не для того, чтобы перестать его
ценить, а для того, чтобы перестать идеализировать.
Я встречала в своей практике идеализации другого порядка.
Идеализировали не более поддерживающих, а более «правильных». То
есть таких родителей, которые не признавали своих ошибок.
От таких родителей тоже сложно отделиться, потому что вирус
«правильности» заразен и наносит серьезный ущерб. Вы начинаете
бояться своих ошибок и выстраиваете свою жизнь так, чтобы быть для
всех правильным и хорошим. А мы знаем, к чему это приводит – к
тому, что вся энергия расходуется на защиты, а не на то, чтобы
исследовать возможности, которые дает жизнь.
 Глава 3. Как родителям находить
ресурс, чтобы выдерживать чувства
ребенка, и как делиться своими
чувствами с детьми
Мои клиентки с маленькими детьми часто рассказывают мне, как
много эмоций проживают их дети. Ребенок устал – капризничает, стал
свидетелем родительского конфликта – плачет. У первоклашки что-то
не получается – злится и нападает на младшего брата.
Дети замыкаются, требуют, предъявляют претензии, обижаются и –
главное – зависят. Им все время нужна поддержка, если что-то идет не
так.
У мамы всегда должен быть ресурс, чтобы все это выдерживать, а
также давать опору, утешать, ставить границы, поддерживать веру
ребенка в себя.
Это большие вложения не только времени, но и эмоций, усилий,
личной энергии.
Если есть кто-то зависимый, о ком взрослый заботится, то, по
определению, это означает, что в него надо инвестировать. Другими
словами, родительство требует ресурса, а значит, этот ресурс должен
откуда-то браться.
Однако большинство матерей не только не имеют достаточного
ресурса, но еще имеют и свои травмы, через которые энергия утекает.
Поэтому, пока мама выдерживает чувства ребенка, или, как говорят
психологи, контейнирует (то есть выслушивает, не оценивая, не
осуждая, без моралей и пристыживания, без отвержения и наказания)
ребенка, кто-то должен контейнировать ее саму.
Потому что она сама зачастую не имеет детского опыта
безопасного контакта, часто сваливается в деструктивные
родительские модели (которые испытала на себе, от своих родителей)
или придает слишком большое значение тому, чтобы не сделать их
ошибок. Настолько большое, что тратит на это слишком много сил.
 Как-то мы разговаривали с одной мамой двух мальчиков 6 и 2 лет.
Старший ребенок ревнует к младшему. Не всегда, а когда он расстроен,
или его отругали, или что-то не получается, и у него младший
оказывается козлом отпущения.
Мама с ног сбилась, защищая младшего, отбивая его, наказывая
первенца, но все без толку. Сил уходит уйма, а изменений нет.

В этот момент она расплакалась от обиды и злости: «Как же так? Я

совсем не такая мать, какой была моя мать для меня. Меня даже
завтраком не кормили, я сама вставала и голодная шла в школу! Ни
внимания, ни заботы – только подзатыльники и мамины
собутыльники! И вот мой сын, у которого совсем другая мать и другие
условия жизни, живет так, как будто у него мать хуже, чем была у
меня!»
Я слушаю ее, не перебиваю, не даю оценку, не пристыживаю, не
игнорирую. Пока эта мама выдерживает чувства (контейнирует) своих
детей, ее чувства контейнирую я.
Потому что любой маме это необходимо. Она сейчас донор для
своих детей, кто-то должен быть донором и для нее.
После того как она пожаловалась, я ее поддерживаю.
Все, что для нее выглядит так страшно, на самом деле – очень
хорошо.

Если ребенок не боится показать матери свои «низкие» чувства,

«неправильные» мысли, значит, в семье достаточно принятия, и
ребенок чувствует себя в безопасности.

Да, он пока не умеет идентифицировать злость как свою и сразу

сбрасывает напряжение на того, кто слабее.
Но это происходит из-за незрелости психики, а не по злому умыслу.
До 7–9 лет (в зависимости от индивидуальных особенностей) ребенок
не может сдерживать свою злость и разочарование. Ему нужно их
выражать активно.

К слову, если его не ругают, не сравнивают, не оценивают, у него

редко возникают эти чувства. Другими словами, зачастую
источником «негативных эмоций» являются деструктивные действия
взрослых.
 Помимо того, что взрослым полезно рефлексировать о чувствах
детей, очень важно учить детей рефлексировать собственные чувства.
Например, так: «Ты разозлился (расстроился, испугался) и теперь
сердишься на младшего… Давай поговорим о том, что тебя
расстроило».
Постепенно дети учатся не сбрасывать свои эмоции на слабого
(сливать), а напрямую выражать то, что их расстраивает или пугает.

***

В этой главе мне также хочется рассказать о том, что может

выдержать ребенок и что вообще нужно ему выдерживать. Но
оговорюсь, что научиться дозировать свои чувства нельзя. Это не
знание, это чув-ствование.
Если вы будете чувствовать, что происходит в контакте с ребенком,
вам будет легко ориентироваться на его реакцию.
Если вы поработаете с ответственностью за свои чувства, вам будет
легко не перегружать его своими эмоциями, делая из него спасателя
или жертву.
Для начала расскажу историю.
Муж и жена разводятся, у них двое детей. Мальчик первоклассник,
и девочка, которая ходит в 4-й класс.
Мама хочет развестись, потому что муж ей стал еще одним
ребенком. У него не хватает ответственности за себя и детей. Он
находится в своей картине мира, в которой все должны играть
определенные роли, и не реагирует на обратную связь.
Узнав, что жена хочет развестись, он попадает в свои
эмоциональные процессы, которые не отслеживает. У него есть ряд
установок, на которые он опирается, и, согласно этим установкам, его
жена поступает неправильно.
Он сам вырос в семье, в которой эмоциональная отчужденность
была нормой, и привык к ней. Поэтому он искренне не понимает,
почему его жена не хочет мириться с такой атмосферой, и чувствует
себя обиженным (напоминаю, что сам он свои чувства не
идентифицирует, ограничиваясь тем, что жена «не права»).
Не добившись успеха у жены, он переживает бессилие и начинает
призывать детей в союзники.
 Он жалуется им, как мама плохо поступает, и встречает в глазах
младшего ребенка сочувствие. Старшая девочка просит не говорить ей
об отношениях с матерью, а младший жалеет отца, замыкается в
себе, становится раздражительным и скрытным.
Что происходит? Отец вовлекает детей в эмоциональные процессы
взрослых, что разрушительно на них влияет. Дети не могут помочь,
они могут только разрушиться сами.

Сочувствие, которое получает родитель, выходит ребенку

дорогой ценой. Слишком дорогой. Потому что у него не может быть
подходящих ресурсов для поддержки: он сам еще нуждается в
поддержке, потому что зависимый и незрелый.
По сути, такой слив – это травма, которая нарушает ход
развития ребенка, мешает его сепарации, оставляя зависимым от
состояния значимого человека и замыкая его на роли спасателя.

В каких случаях травма не образуется? Можно ли вообще ребенку

говорить о своих чувствах? Не только можно, но и нужно, но принимая
на себя ответственность за свои чувства.
Вы злитесь? Скажите: «Меня разозлило то-то и то-то, потому что я
рассчитывала на то-то и то-то». И, если ваши ожидания направлены на
ребенка, послушайте, что он ответит. Будьте контактными.
Если вы обижены, разочарованы, расстроены – об этом тоже можно
говорить. Но внутренне отслеживайте, хотите ли вы, чтобы ребенок
вам сочувствовал? Не привлекаете ли вы его на свою сторону? Не
хотите ли вы, чтобы он реализовал ваши планы?
Если так, идите к психологу. Это взрослый человек, и его работа –
слушать и помогать в эмоциональных затруднениях. Ребенок для этого
не приспособлен.
В общем, делиться чувствами нужно, но не перекладывая
ответственность за решения и выборы взрослых людей.
Может, лучше молчать? Ругаться, когда ребенка рядом нет? Нет, не
лучше.
Ребенок чувствует тягостную атмосферу и страдает от
неопределенности и страха. Ребенку важно проговаривать (на уровне
его понимания), что происходит.
 Ему важны две вещи: чтобы ему объяснили, что случилось, и быть
уверенным, что родители – взрослые и справляются. А это возможно
лишь в том случае, если вы умеете признавать свои чувства своими, не
рассчитывая на ребенка, как на взрослого, который способен вас
понять и поддержать.
Так или иначе, в отношениях с детьми у взрослых поднимаются их
собственные семейные сценарии. Если взрослый это помнит, осознает,
тогда он может вовремя остановить деструктивный сценарий. Я хочу,
чтобы ребенок меня поддержал? Заступился? Я хочу, чтобы он меня
выслушивал? Стал близкой подругой? Я хочу, чтобы он был
ответственным, как этого мне не хватало в моем детстве?
Все эти аспекты отношений сами по себе не плохи, но ожидания из
дефицита могут быть для детей непосильными.
Например, вам не хватило в детстве ответственности, и вы
неосознанно подгружаете ребенка не только его личной
ответственностью, но и вашими ожиданиями от ваших родителей.
Или, к примеру, вас делали слишком ответственным, и тогда вы будете
ждать от ребенка, что он откажется от своих личных детских дел.
Если же вам удается отделить свои детские процессы, прожить горе
или злость по отношению к тому, что с вами случилось, ребенок
получит не чрезмерные, а соразмерные ожидания от вас.
И вы всегда можете узнать по реакции ребенка, что ему по силам, а
что – нет. Дети избегают того, что им не по силам, или открыто
протестуют. Возьмите за привычку не отмахиваться от протеста, не
злиться на сопротивление, а размышлять: почему так происходит?
Возможно ли такое, что я вношу что-то непосильное?
Однако не стоит и чрезмерно оберегать детей. У меня были
клиенты, родители которых не ругались при детях, потому что это
было непедагогично. А потом ошарашивали их, например,
сообщением о разводе. Или срывались на детях, потому что много
терпели.
Дети хотят знать, что происходит, и имеют на это право. Однако им
нужно знать, что взрослые справляются и их не нужно спасать или
брать на себя их ответственность.
То же самое касается и нас самих. Нам нужно найти такие
внутренние опоры, чтобы мы могли не брать на себя чужую
ответственность и не отдавать свою. Для этого нам необходимо
продолжать внутреннюю работу по освобождению от чужого
эмоционального груза, пусть это и наши собственные родители.
Глава 4. Зависимость от эмоций
других людей
 В этой главе мы рассмотрим подробнее тему эмоциональной
зависимости от других людей. А точнее, зависимость от эмоций,
которые они проявляют в наш адрес. Здесь нужно сделать большую
оговорку, потому что мы не можем быть абсолютно независимыми от
эмоций других людей, и, наверное, это не нужно, потому что мы
живые и мы друг на друга реагируем.
Если какой-то человек внес в пространство свои бурные эмоции
горя или активного гнева, мы, конечно, на это реагируем. Потому что
мы живые и не можем не откликаться. Но есть еще большой пласт
детских эмоций, которые мы тоже можем проявлять в отношениях с
другими людьми.
Пару слов предыстории. Все дело в том, что когда ребенок
маленький, он учится жить в этом мире. И отнюдь не слова, а именно
эмоции матери и отца становятся для ребенка значимыми, ключевыми.
Ребенок именно по эмоциям в свой адрес, по оценкам и суждениям о
нем определяет свое место в этом мире: хороший я или я плохой.
Когда, например, мать хмурится или отец недовольно качает головой,
ребенок может переживать.
Потому что для него это сигнал, что он может лишиться любви. И
если, например, к ребенку проявляют недостаточно теплоты, а очень
функционально с ним обращаются, то у него может формироваться
дефицит теплоты. Он может продолжать искать человека, который
будет обращаться с ним по-доброму. Именно так и возникают
любовные зависимости.
Например, мне известен случай, когда женщина влюблялась в
мужчину просто потому, что он вежливо с ней разговаривал. При этом
не проявлял никаких эмоций. Другая помнила мужчину после
расставания три года, пока не попала на терапию. Потому что он
проявлял к ней теплоту и внимание, в отличие от собственных
родителей, которые не замечали ее. Так проявляется дефицит, так
сливаются фигуры матери и отца и взрослых партнеров, любовников, и
психика уже не может отличить одного человека от другого.
Внутренний ребенок хочет теплоты, даже когда человек уже взрослый.
Получается, что сначала мы зависим от эмоций матери и отца, а
потом нам нужно от них отделиться, и как же это возможно сделать?
В идеале, как мы уже говорили, если родители могут взять
ответственность за свои чувства, могут признать их своими, вот здесь
и проходит граница, когда ребенок понимает, что он не причина
плохих эмоций, и тогда у него формируется некоторая свобода от
тотальной ответственности за эмоции других людей.
Если же взрослые не берут эту ответственность, не признают
чувства своими, перекладывают всю ответственность на ребенка,
называя его плохим, тогда привязка к чужим эмоциям остается. И чем
чаще и сильнее родители были недовольны, тем более чувствительным
становится человек к тому, что рядом чувствуют другие люди. Человек
остается в эгоцентричных представлениях: все в этом мире происходит
из-за меня, все люди радуются из-за меня и страдают.
Чаще формируется зацикленность именно на негативных эмоциях:
я причина гнева, страданий, тревоги, и именно я ответственен, чтобы
другие не переживали такие чувства.
По сути, формируется искаженная картина мира, в которой другие
люди не являются отдельными, не сами реагируют, не сами чувствуют,
а кто-то другой отвечает за то, что они чувствуют.
К сожалению, такая реальность активно поддерживается: «Не зли
отца», «Не расстраивай мать» вместо «Отец разозлится» или «мать
расстроится». Казалось бы, изменение небольшое, но это не так. Во
втором случае мы видим, что окружающие люди не объекты, а
субъекты, то есть сами несут ответственность за свои реакции, пусть и
по какому-то поводу.
Кроме того, чуткий ребенок может принимать на свой счет чувства
окружающих, даже не имеющих к нему непосредственное отношение.
Например, когда мать с отцом ругаются, он может чувствовать себя
плохим и впоследствии начинает стараться «быть хорошим», чтобы
сгладить семейный конфликт.

Перестаньте смотреть на себя глазами своих родителей. Пришло

время сепарации

Пока человек не сепарируется, не отделится от родителей, его нет.

Пока он наполнен чужими ожиданиями, его нет. Пока он смотрит на
себя глазами своих родителей, его нет.
Человек появляется, когда начинает выражать что-то свое.
Вот несколько отзывов на мой вопрос: «Чего вам не хватило в
детстве и не хватает сейчас?»
 • «Мне хватило разрешения расслабиться, не контролировать и
быть беззаботной».

Как это сказывается во взрослой жизни? Уже взрослый человек не

может расслабиться. Он, собственно, не умеет. Потому что нет опыта –
быть расслабленным.
Как появляется такой опыт?
Этот опыт появляется тогда, когда ребенок не обременен задачами
«не по возрасту».
Например, ему не нужно напряженно следить за взрослыми и их
эмоциями. Чтобы вовремя уловить, что тучи сгущаются. Не нужно,
потому что не о чем беспокоиться, взрослые разбираются со своей
жизнью.
Например, его не стыдят, если он ошибся и что-то сделал «не так».
Ему без оценки и пристыживания рассказывают, как стоит поступить.
Например, не ругают за чувства: за испуг или привязанность к
родителям.
Когда сами родители не находятся в неконтролируемой тревоге или
агрессии.
В общем, если удается быть зависимым и при этом хорошим для
своих родителей, тогда появляется опыт расслабленности.
А когда ребенок расслаблен, он начинает решать свои задачи
развития: обучается, знакомится с миром, устанавливает связи и
контакты. Учится жить.
Если ему нужно выживать, ему не до задач развития. Решение
задач приостанавливается. Ребенок учится быть хорошим для
родителей, а не жить в этом сложном мире.
Мы учимся подстраиваться, а не взаимодействовать, заслуживать, а
не ценить, насиловать себя, а не прислушиваться к себе.
Мы не знаем себя, не знаем, как жить, потому что не верим себе.
Мы ждем, что кто-то, кого мы сами наделили экспертностью,
расскажет, как правильно.
Мы вслед за взрослыми, которые нас растили, обесцениваем свои
чувства, не верим в свои способности, не ценим то, что делаем.
Поэтому во взрослой жизни мы делаем выбор не себе на пользу, а
на пользу кому-то, от кого зависим и ждем одобрения.
 • «Мне не хватило поддержки, ощущения безопасности. Принятия
себя. Ощущения своей ценности, важности, права быть».
• «Мне не хватило права выбирать самой то, что мне подходит и
нравится, и отказываться от того, что мне не подходит, не нужно».
• «Мне не хватило права быть медлительной, быть такой, какая я
есть, и веры в то, что у меня всё получится, что я могу быть
самостоятельной и достаточно успешной. Основная проблема, в том,
что меня пытались сделать слишком зависимой и часто говорили, что я
сама не справлюсь».
• «Не хватило чувства, что меня можно любить просто так, за то,
что я есть, что любовь не надо заслуживать, стараться угодить, сделать
то, что от меня хотят, или быть такой, какой хотят видеть».

Если вам не хватило опыта быть принятыми в разных своих

проявлениях, вы остаетесь маленькими и зависимыми в разрешении
быть таковыми от значимых людей.
Весь мир становится «мамой» и «папой», которые как будто имеют
право давать эти разрешения и которые как будто имеют право быть
недовольными, если мы не такие, «как надо».
Это те зоны опыта, в которых нам предстоит дорасти до взрослого
состояния: прожить опыт неповиновения, или недовольства, или
отсутствия разрешения и при этом выжить и даже научиться жить
хорошо и с удовольствием!
Как-то одна клиентка рассказала мне, что удаляла зубы, и ей было
очень жаль свои зубы! Она переживала потерю, но, когда она
обращалась к подруге, врачу или мужу, никто не мог разделить ее
чувства. Они говорили что-то в духе: «Это всего лишь зубы!»
А без их «позволения» она не могла разрешить себе погоревать.
Только после того, как пришло осознание – вот она, маленькая,
нуждается в том, чтобы мама разрешила поплакать, стало легче от
осознания. А потом стало ясно, что никто из близких не обладает
таким уровнем эмпатии, чтобы разделить ее чувства. Но она сама
может разрешить себе горевать.
Так, на многих микроуровнях происходят сепарация и
освобождение.

Вот еще один пример:

 Мой муж обижается, что я не хочу так часто секса, как он хочет.
А я в ответ на его обиду чувствую себя неполноценной.

Муж обижается, а женщина чувствует себя плохой. Это типичная

эмоциональная зависимость. Здесь важно уйти от оценок и суждений.
В том числе и самим супругам. Каждое такое несоответствие имеет
глубинные причины. Не стоит опираться на упрощенные трактовки:
каждое взаимодействие, тем более сексуальное, вовлекает в себя весь
предыдущий опыт, в том числе множество установок и стереотипов.
Один может думать, что ему должны. Другой – что должен кому-то.
Один привык обижаться, а не обсуждать проблему. Другой –
чувствовать вину от чужой обиды. Сейчас я разверну вам один из
похожих запросов, который мы разбирали с моей клиенткой.

Почему блокируется сексуальная энергия

Сексуальность – одно из проявлений человека, которое может

доставить ему удовольствие, а может причинять боль и вызывать стыд.
Очевидно, что это связано с тем, как мы сами воспринимаем свою
сексуальность и сексуальность вообще.
Однажды я работала с женщиной, которая не могла быть
органичной в сексуальных отношениях с мужем. Что-то мешало ей
расслабиться и вызывало сопротивление. Муж обижался, что ему не
хватает секса. Женщина защищалась, но все равно в глубине души
сомневалась в себе.
Для начала скажу, что сексуальные потребности совершенно
естественны. И становятся «стыдными» только в случае негативного
опыта, связанного с ними, а также в случае неприятной оценки,
которую накладывает микро– или макросоциум.
Точно так же, как мы до сих пор разбираемся, что такое здоровые
чувства и здоровое их проживание, так же мы до сих пор пытаемся
понять: а что же такое здоровая сексуальность? Слишком много Тени в
этой теме, и каждый человек несет в себе свой индивидуальный набор
установок и психологических защит, которые его оправдывают в его
непринятии и непонимании своей сексуальной природы.
Так вот, женщина, про которую я рассказываю, тоже имела свои
установки.
 Я, как всегда, спросила ее о том, что она чувствует по отношению к
сексуальной близости. Она сразу назвала слово «стыд».
«А что стыдного в сексе?»
«Ну, это грязно, все могут увидеть, что я занимаюсь грязным
делом»
«А кто может увидеть? Кто вас осуждает?»
«Родители…»
Где-то глубоко, в бессознательном есть страх перед осуждением
родителей. Значит, родители каким-то образом наложили блок, запрет.
Теперь осталось выяснить, каким именно.
После нескольких вопросов стало понятно, что никакого прямого
насилия не было. Была «просто» атмосфера стыда, асексуальности.
Никаких нежностей при детях. Никакого флирта, это же неприлично!
Да и испытывали ли они такие тонкие чувства друг к другу?
Сомнительно.
Секс, как и игра, не терпит навешанных оценок и другого,
параллельного смысла.
Это просто приятная игра, которая при хорошей настройке
партнеров друг на друга может раскрыть глубинное доверие и
глубинную близость между ними, подарить не только удовольствие, но
и ощущения близости, теплоты, любви, нежности.
Когда сексуальный флирт считается чем-то неприличным,
создается атмосфера подавления этой энергии, непринятия.
И тогда совсем неважно, было ли прямое сексуальное насилие в
опыте или нет. Атмосфера табу сделает свое дело.
Последствия не заставят себя долго ждать. Блокировка создает
ощущение стыда, непристойности и… неудовлетворенности.
Ведь сексуальная потребность не хуже и не лучше других и тоже
требует своей реализации.
 Вопросы для размышления
Предлагаю вам порассуждать о зависимости от чувств других
людей и поисследовать эту тему: как это может быть связано с вашими
родительскими фигурами, насколько они могли признать, что они
расстроены или с чем-то не справляются. Поразмышляйте об этом,
порефлексируйте сами или со своим психологом.

При определенных реакциях, когда значимый человек или просто

другой человек злится, недоволен нами или что-то от нас ждет или
обозначает границы и нам это не нравится, мы попадаем в позицию
ребенка. Как будто бы он становится «взрослым», большим и
грандиозным, а мы становимся маленькими и беспомощными. И такая
реакция закрепляется, и мы ее совершенно бессознательно можем
«использовать» долгие годы, пока не осознаем эту реакцию.
 Как мы привыкаем осуждать себя вслед за
осуждением взрослых, и можно ли эту
реакцию изменить?
Как-то мы говорили с клиенткой о том, что она не любит
младенцев. Они такие противные. И поэтому ей не хочется иметь
детей. В разговоре она вспомнила, что, когда ей было 7 лет, у нее
родилась младшая сестра. Я просила ее рассказать о своих тогдашних
переживаниях. Она все их вытеснила и сейчас с удивлением слушала
сама себя.

Новый ребенок нарушил привычный порядок.

Новый ребенок занял пространство, и теперь его стало меньше.
Сестра забрала внимание матери, которого и так было не
слишком много.

Несколько раз ее оставляли с младенцем, и она даже пробовала

перепеленать сестру. Не зная, что у младенца слабая шея, которая не
держит голову, она уронила голову младенца на стол. Младенец громко
рыдал, и моя клиентка чувствовала вину.
Я сказала, что все ее чувства совершенно нормальны для ребенка 7
лет. Жизнь действительно изменилась, и ухаживать за младенцем
может только взрослый человек. А она могла только петь песенки или
подавать пеленки.
Прошло некоторое время, прежде чем она осознала, что сама
обвиняла себя. Потому что привыкла, что ее обвиняли слишком часто.
А ее помощь воспринималась родителями как должная, обязательная.
Вы полагаете, что вы сдержанный и чувства – это распущенность?
Быть может, вам когда-то так сказали, да еще и наказали за
проявление чувств?
Вы думаете, что вы не любите компании и общество людей? А
может, вы их боитесь и не замечаете своего страха?
Вы думаете, что вы не можете усидеть на месте и вам постоянно
нужна смена обстановки? А может быть, вы просто не выдерживаете
свою тревогу и боитесь остаться наедине с собой и своими мыслями?
 Мы настолько можем привыкнуть к своим автоматическим
реакциям, что начинаем принимать их за свою исконную природу.
Вы меня спросите: «А как понять, моя реакция естественная или
сформирована травмой?»
Очень просто. Если ваше действие или эмоция дает вам
ощущение, что вы живете, что вы наполняетесь, вы являетесь
собой.
Если вы просто спасаетесь от страха, вины, хотите быть
правильным и хорошим, тогда стоит поинтересоваться, откуда взялась
эта реакция и почему вы находитесь не здесь и сейчас, а там и тогда.

Еще один комментарий:

Сегодня иду в магазин, подхожу к кассе с полной тележкой.

Передо мной мужчина тоже выгрузил кучу продуктов. И вдруг я
осознаю, что начинаю чувствовать вину перед кассиром. Я прям
удивилась этому, остановилась, призналась, что чувствую вину.
Потом подумала, о чем эта вина? Поняла, что незаметно взяла не
свою ответственность. Это же выбор кассира работать кассиром,
и человек ни при чем, что люди набирают столько продуктов, сколько
им нужно. И стало сразу легче, мне удалось разделить
ответственность.
Здесь мы видим какой-то след от, скажем так, недостаточной
сепарации с родителями, если они чувствовали себя жертвами от
перегруженности, и ребенок чувствовал за эту вину.

Еще один пример:

Была сильная зависимость с сыном, когда он болеет. Я не могла

отделиться и дать себе право в эти дни чему-то радоваться и
получать удовольствие. Корни этих реакций «нашлись» в детстве,
когда кому-то из родителей было плохо, то и я должна была быть
несчастной.

Почему вокруг должны быть все несчастными, если тебе плохо?

Опять же причина в том, что родитель не взял на себя ответственность,
что это его чувства, не смог освободить ребенка, поэтому ребенок
протащил этот груз до терапии, пока все не осознал.
 Если мы поразмыслим, порефлексируем, мы обнаружим у себя
множество подобных «застывших» реакций, в которых так или иначе
отражена зависимость от родителей и среды, в которой мы выросли. И
они все требуют того, чтобы их «заметили», то есть осознали. Поэтому
не работают советы, «как правильно поступать». Нужно
рефлексировать, обращать внимание на свои реакции и задавать себе
вопросы. «Как только проекция обнаружена, начинается процесс ее
ликвидации» – не ручаюсь за точность, но смысл слов Карла Юнга
именно такой. Без обнаружения привычного паттерна и готовности
изменить свои детские реакции изменения не произойдут.
Глава 5. Зависимость от одобрения и
поддержки других людей
 Поговорим о зависимости от поддержки других людей. Например,
вы не можете принять решение, если кто-то не одобрил его, или вы не
уверены в себе, что можете принять правильное решение. Или, к
примеру, вы ищете ответы у авторитетов, спрашиваете у подруг и
друзей, как вам поступить. Вам нужно в жизни что-то поменять, но
при этом вы опять же не рискуете, вы боитесь, что совершите ошибку.
Вы боитесь пробовать что-то новое. Это все признаки того, что вам не
хватило поддержки. Кроме того, вы критикуете себя, когда совершаете
какую-то ошибку или то, что вы считаете ошибкой.
Так происходит, если у вас в опыте не хватает прожитых ситуаций
преодоления и – главное – уважения к себе за это преодоление.
Маленьким детям достаточно услышать: «У тебя все получилось!»,
детям постарше нужна вера родителей: «Я верю в тебя!»
Эти поддерживающие слова и выражения все еще в массовом
дефиците. Мы склонны, скорее, критиковать, чем поддерживать.
Находить ошибки, чем прощать. Называть ошибками то, что ими даже
не является.
Первоклассник не может сразу красиво написать буквы. Молодой
человек может ошибиться с выбором профессии. И даже взрослый
человек может выбрать в партнеры не того человека.
Очень важно себя за это простить. Мы учимся, в этом смысл
жизни. Не сразу все сделать идеально, а попробовать и поразмыслить.
Получить опыт. Уважать себя за этот опыт, чтобы мы могли
наслаждаться и своими достижениями, и своими ошибками.
Я много раз проживала такую ситуацию в близких отношениях,
особенно с детьми.
После совершенной ошибки, если мне удавалось ее заметить и
признать, у меня получался особенно близкий и глубокий диалог.
Когда мы погружались в атмосферу абсолютной готовности понять
друг друга, а не осудить. В таких диалогах мы переживали особенную
близость, и отношения становились еще теплее.
Мне удалось признать множество своих родительских ошибок. И
благодаря этому мои дети уважают меня больше, а не меньше.
Благодаря этому они сами могут признавать свои ошибки и не боятся
показаться плохими, потому что они уже научились себя принимать
ошибающимися.
 Однажды я осознала, что у моей дочери обнаружились признаки
тревожности за свой внешний вид. Она переживала, сколько она всего
съела, у нее портилось настроение, если стрелка на весах показывала
больше, чем нужно. Я все списывала на подростковый возраст, потому
что была уверена: я никогда не оценивала внешность дочери, никогда
не говорила ничего обидного.
Но ситуация тем не менее ухудшалась, и дочь обратилась к
психологу. Оказалось, страхи по поводу внешнего вида возникли
много лет назад, когда я сама критиковала себя, наблюдая за
отражением в зеркале. И дочь это видела.
Точнее, страхи зародились тогда, а последствия возникли спустя 8–
9 лет. Я была потрясена.
Оказалось, что не только прямое воздействие, но и косвенное
имело значение. Мне очень трудно было это принять. Но, в конце
концов, мы с ней поговорили о том, что я сожалею, если мое
непринятие своего тела так повлияло на нее. Это был один из самых
глубоких диалогов в моей жизни. После него ситуация заметно
улучшилась. Тревога отступила ровно настолько, насколько и должна
была отступить. Я сняла с дочери свою ответственность.
В большинстве случаев мы боимся признавать свои ошибки,
потому что не уверены, что нас в них примут. И поэтому нам сложно
прощать других людей за их заблуждения. Кроме того, если мы
зависим от других людей, то их ошибки влияют на нашу судьбу.
Влияние есть так или иначе, но если мы чувствуем и переживаем
зависимость, то чужие ошибки могут сказываться больнее. Поэтому
нам бывает непросто их принять.
Если ваш муж сменил работу с престижной на ту, которая ему
нравится, на вас это может повлиять. Но если вы зависимы, на вас его
решение повлияет больно, а если нет – то, скорее всего, вы даже
ошибкой не будете считать этот выбор. Вы сможете почувствовать
преимущества такого решения: его радость, его удовольствие вы
будете чувствовать как приобретение, а не как потерю.
Или, к примеру, у вашего партнера есть ребенок от первого брака.
Если у вас остался сильный родительский дефицит в принятии и
любви, для вас этот ребенок станет соперником и будет вызывать
ревность или даже ненависть. Если же вы умеете наполняться сами, то
вам «хватит» любви партнера, и не будет хотеться еще и еще. И его
ребенок не будет восприниматься как соперник.
Тема признания и одобрения тоже крайне актуальна. Я часто
встречаю вполне успешных людей, которые посвящают свои
достижения родителям и ждут, что те их похвалят.
Одна женщина выстроила целый бизнес ради одобрения папы,
другая – написала книгу. Ни одна не преуспела: ни похвалы не
получили, ни подтверждения своей хорошести. Только боль и
разочарования.
Поддержка нужна, когда ребенок переживает новый опыт, в
котором он еще не бывал. У него нет наработанных решений, он
хочет опираться на родительские решения. Ему важно получать
обратную связь от тех, кому он доверяет, что у него есть силы
справляться. Или он может попросить о помощи, если ему это будет
нужно. По сути, поддержка – это и есть эти два глобальных
убеждения родителя: «Ты справишься, я в это верю. А если тебе
нужна помощь, я рядом и помогу тебе». Это и есть классическая
поддержка. Ничего другого поддержкой не является – ни критика, ни
обесценивание. Предложение без спроса каких-то решений
поддержкой не является.
Мне важно, чтобы все признали, что я права! Почему мне это так
важно?
Замечали ли вы, как часто вы доказываете свою правоту? Особенно
если ее подвергают сомнению? Особенно – публично, при всех?
Вы думаете, что это естественно. То есть хотеть быть правым –
естественно. Зачастую это не так.
Очень часто мы начинаем доказывать свою правоту, если нас
обвиняют или подвергают сомнению нашу компетентность, или опыт,
или чувства. Или нам так кажется, что обвиняют.
Мы доказываем свою правоту, если чувствуем небезопасность.
Если есть опасность оказаться плохим и виноватым. Это очень больно,
это злит, это грозит разрушением хороших представлений о себе.
Угроза эквивалентна собственному чувству защищенности. Чем
меньше ощущение защищенности, тем выше переживается степень
угрозы.
Вот что рассказала одна женщина:
 Очень страшно оказаться неправой, потому что это небезопасно.
Ты становишься открытой для критики. У других как будто
появляется возможность осудить меня. У меня не было опыта
принятия себя в ошибках. Я не видела, что мать открыто принимает
меня, пытается помочь. Она сразу впадала в чувство вины, жертвы.
И я тоже. Она всем своим видом показывала, что я делаю что-то
плохое. И я так чувствовала. Отец открыто осуждал меня. Я
недостаточно помогаю по дому, гуляю с мальчиком, не поняла задание.
У меня совершенно нет опыта, связанного с принятием. Если бы
такой опыт был, я могла бы делать ошибки. Я бы знала, что меня не
будут критиковать. Что мне не будут причинять боль. Я бы больше
доверяла, если бы чувствовала себя в безопасности.
И тогда я не старалась бы быть правой, чтобы избежать
критики.

Получается, если бы мы не боялись осуждения, если бы мы

опирались на опыт принятия себя в ошибках и несовершенстве, нам не
нужно было бы с пеной у рта доказывать свою правоту.
Такие правила установлены в нашем обществе: воспитание через
критику; отношения, в которых много критики и мало принятия.
Вероятно, все эти устойчивые привычки дают возможность снова и
снова на индивидуальных уровнях и на уровне общества
воспроизводить травмирующую и разъединяющую среду.
А вот еще один пример.

Однажды я училась водить машину. И очень боялась, что все

делаю «не так». В один момент я все же решилась взять несколько
уроков у инструктора, и он словно попал в точку. У меня была сильная
проекция на него как на отца. И мне этот опыт помог, я
почувствовала поддержку, сама начала ездить. Несколько раз
обращалась за помощью, чтобы напитать это место в психике, и
рана срослась. В какой-то момент я все-таки почувствовала, что
попадаю в зависимость от инструктора, от его поддержки, но, к
счастью, тогда я уже была в терапии полгода и смогла это увидеть.
Вероятно, я бы не осознала, что происходит, а просто залипла бы и
не смогла бы оторваться от инструктора-отца. Но когда осознаешь,
что это за нужда и кто мне был нужен, перенос можно снять. Я
горевала, что не получила от отца достаточно поддержки, и злилась
на него за то, что он не верил в меня. Удивительно, я перестала
видеть того инструктора грандиозным. Я была просто благодарна
ему.

Действительно, если нам не хватило поддержки, у нас может

случиться перенос на других людей, которые могут поддержку
оказать, или, наоборот, если они обесценивают нас, не верят в нас,
мы можем начать им доказывать, что нам можно доверять.
Как будто мы пытаемся доказать нашим родителям, что нам можно
верить. К сожалению, этот тренд недоверия детям очень сильный.
Я постоянно работаю с этой родительской проблемой, и родители
обычно транслируют страхи, что если они не будут контролировать, не
будут вмешиваться, то ребенок скатится во все тяжкие, например,
залипнет в телефоне, свяжется с дурной компанией, начнется
саморазрушение. Я каждый раз думаю: «Почему вы так не верите в
своего ребенка? Вы же сами родили и воспитали его! Откуда берется
отношение, как к незнакомому и враждебно настроенному существу?»

Однажды ко мне в терапию пришла женщина, которая имела свой

бизнес и думала, что она ни на что не способна! Ей с детства все это
внушали: «Ты размазня, непутевая, ничего не можешь…» Женщина в
это поверила – ведь столько раз ей об этом говорили! Скорее всего,
она была мягкая, нежная девочка, а мать это пугало. Она хотела,
чтобы девочка была другой, более приспособленной к жизни. И вот,
решив, что ее дочка что-то вроде инвалида, она контролировала
каждый ее шаг и сделала из дочери инвалида! Теперь женщина
постоянно сомневается в себе и слушает «старших», то есть тех,
кто напоминает ей мать. Она сломлена, устала быть такой
«никчемной», но как будто уже не может изменить такое
представление о себе.
 Вопросы для размышлений
Вспомните, как вам не хватило родительской поддержки.
Вспомните ваши ситуации, в которых у вас проявляется зависимость
от поддержки других людей и попробуйте провести взаимосвязь,
почему так происходит. Из-за каких-то действий или бездействий
родителей или другой окружающей среды вы застреваете в ощущении
ребенка, который не может справиться сам и которому нужно, чтобы
его поддержали более взрослые грандиозные фигуры.

Вот еще несколько слов о токсичности оценки, сравнения и

похвалы как антиподов поддержки.
 Сравнение, похвала и другие негодные
методы воспитания
К сожалению, раньше нормальным способом воспитания детей
считалось их сравнение с другими. Родители думали, что это работает
как мотивация для ребенка, но на самом деле это работает с точностью
до наоборот.
Во-первых, ребенок чувствует себя плохим, а во-вторых, у него
возникает иллюзия всемогущества, он думает, что все может, но
просто не дотягивает. И также возникает устойчивый механизм
сопротивления, потому что в какой-то части человек понимает, что на
него оказывают давление. А в таких случаях сопротивление – это
здоровый механизм, человек сопротивляется давлению. И вот этот
человек выходит в жизнь не с навыком ценить себя и опираться на себя
и на свои границы, а с иллюзией всемогущества и с механизмом
сопротивления даже в тех случаях, когда давление на него не
оказывают. Также механизм сопротивления может срабатывать в
обратную сторону – когда человек попадает под очарование другого и
стремится соответствовать его ожиданиям.
Меня часто спрашивают, надо ли хвалить детей, как и какими
словами это делать на пользу ребенку. Действительно ли похвала
наносит вред, и если да, то как выражать свое одобрение ребенку?
У меня были клиентки, которых хвалили мамы, но при этом они
чувствовали себя очень неустойчиво, боялись совершить ошибку (и
лишиться похвалы).
Если родители принимают ребенка при каких-то условиях (за
которые хвалят), то ребенок боится показать другие стороны, за
которые не хвалят.
Если вы не хотите, чтобы у ребенка была зависимость от похвалы,
сместите акцент с результата на наслаждение процессом.
Для этого сами получайте удовольствие от игры, творчества,
душевной беседы. Ваши ценности станут ценностями вашего ребенка,
и болезненная привязанность к оценке не сможет сформироваться.
А вот еще один эпизод неконтролируемого родительского
неодобрения, которое привело к плачевным последствиям:
 Я вспомнила одну детскую историю. У меня была тетрадка с
детскими стихами, которую я написала. Точнее, подростковыми. Мой
папа нашел эту тетрадку, прочитал и пришел в какую-то неистовую
ярость. Устроил жуткий скандал, говорил мне грубые слова, тряс
моей тетрадкой и кричал. Я даже не помню, что именно. Только
помню его гневное лицо и мой стыд, страх и оцепенение. До сих пор не
могу объяснить его реакцию. Была рядом мама, она пыталась меня
защитить и говорила папе: «Пусть пишет, если ей это нравится».
В настоящий момент жизни мне очень трудно реализовывать
свои творческие проекты. Идей много, есть опыт и желание
поделиться. Начинаю придумывать, но в какой-то момент все
забрасываю. Возникает какой-то непреодолимый ступор. Словно
стоит какой-то запрет, мне очень страшно предложить миру что-
то свое, а вдруг мир не одобрит.

Мне очень жаль эту девочку, с которой это произошло. К

сожалению, ребенок не в состоянии сделать целостные выводы: папе
что-то не понравилось, он не смог что-то выдержать. Остается
непонятным, что это были за стихи. Может быть, они были о любви, а
папа посчитал, что любовь – это слишком рано… Не думаю, что он так
сильно кричал из-за того, что они были ученические, стихи
неопытного человека. Скорее всего, что-то в содержании его сильно
задело, и похоже, что у него начался какой-то неконтролируемый
процесс, может, он испугался, не отследил свой испуг, начал орать… К
сожалению, это очень распространенная реакция родительского
испуга. Когда они начинают фантазировать о чем-то ужасном…
И я часто выслушиваю подобные страшилки от современных
родителей. Я спрашиваю, откуда у вас эти фантазии? Обычно они
говорят: «А что, разве не так?» Ну конечно, не так.
Ну кто прожил сепарацию таким образом, чтобы проверить.
Большинство из нас также застряли на своем опыте, на своих
«ошибках», или даже не ошибках, а пробах, который не смогли
вынести родители. Впитали в себя их страхи и транслируем дальше
своим детям такие же страхи, в которых заключены самые черные
фантазии о близком человеке, который живет рядом и которого мы
должны любить.
 Но эти фантазии и связанные с ними эмоции очень сильно влияют
на отношения родителей и детей. А тут, поскольку девочка писала
стихи, это было творчество, произошло такое обобщение – то что я
делаю, это плохо.
И в данном случае мы видим, что, к сожалению, последствия были
очень тяжелые, неприятные, травма до сих пор не закрыта. Я думаю,
что многие из нас вспомнят что-то похожее из своей жизни.
Еще один комментарий:

Вспоминаю, что мама всегда опиралась только на то, «что

подумают и скажут люди». Получается, мне негласно разрешалось
делать только хорошее. В школе мне никак не давалась математика.
Помню, мама приходила после родительского собрания и кричала на
меня за двойки, ей было стыдно за меня перед другими родителями. А
на самом деле, мне нужна была помощь. Не хватило от родителей
ощущения моей ценности, было много условий для любви. Требовалось
быть хорошей, а спонтанной творческой части не было места.
Теперь, будучи взрослой, мне нужно много сил, чтобы разрешать этой
части проявиться. Особенно сложно в реализации проектов, каждый
шаг приходится делать через внутреннего критика. Есть часть меня,
которая еще нуждается в том, чтобы подтвердить ценность
сделанного мной. Например, если я не получаю отклик на пост в
«Инстаграм», то считаю его провальным. А маленький негативный
комментарий может обесценить весь труд.

Видно, что мама не принимает процессы ребенка. Она ждет только

хорошего, сама переживает много стыда, она не взрослая. А человек
должен быть взрослым, чтобы поддерживать ребенка. И когда
человек ориентируется на оценки извне, не опирается на себя,
такой человек не взрослый, и он не может быть опорой для
ребенка и передает травму дальше. Мы видим на этом примере с
математикой, просто парадоксальная ситуация. Ребенок нуждается в
помощи, а на него нападают. Получается, ребенок не приобретает
важный опыт, что так бывает: кто-то лучше понимает, кто-то хуже, это
нормально. Если я не отличница по математике, с этим можно жить.
Можно искать какую-то помощь или даже не искать и согласиться с
тем, что я не математик.
 Я тоже переживала похожий опыт с сыном. Меня приглашали в
школу и жаловались, что у него проблема с математикой – он
совершенно ничего не делает. А я в тот момент уже понимала, что он
другой, не имеющий интереса ни к математике, ни к другим точным
наукам. Я знала, что его нельзя передавить, потому что он тонкий,
чувствительный. И, кроме того, мне было важно его доверие, и я не
хотела его терять. Я знала, что сын – человек творческий, и слава богу,
что он вообще учится в школе, потому что ему там неинтересно. Я
выслушала учителя, а потом сказала, что меня устраивает его учеба и
его результаты. На этом разговор был закончен.
Он поступил, куда хотел, и учится тому, что ему интересно: он
создает музыку. И он опирается теперь на ту поддержку, которую
получил от меня, и уже даже не надо ему больше подтверждать, что с
ним все в порядке. Все уже интегрировано и присвоено.
Таким образом, нам очень нужно доверие, чтобы мы могли
поверить в свои таланты. Однако вместо доверия мы можем
переживать недоверие себе и миру. Об этом поговорим в следующей
главе.
Глава 6. Недоверие себе. Недоверие
миру
 Одна из основополагающих тем – недоверие себе, ориентация на
других. Доверие себе – это глубинная вера в то, что мы в каждый
момент делаем все возможное. Точно так же, как и другой человек (это
доверие миру).
Доверие – это не слепая вера, которой так боятся многие. Это
уверенность в себе, в своей способности разобраться в ситуации,
принять такое решение, которое вас удовлетворяет. А точнее, с
которым вы способны примириться. Когда мы работаем с
родительской темой, нам поначалу трудно поверить себе, что детство
было не очень счастливое. Потом трудно поверить, что родители были
неидеальные. А потом трудно поверить, что они не могли быть
другими.
Почему так? Потому что в нашем обществе не хватает концепции
принятия того, что есть. Не хватает опыта примирения с травмами
прошлого, не хватает опыта признания ошибок. Родители не признают
родительских ошибок, общество не хочет признавать свои теневые
стороны и видит их в других обществах. Нам не хватает опыта
принятия уязвимости и несовершенства. Мы все еще верим, что можно
быть совершенными и неуязвимыми. Поэтому мы не прощаем себе
своих ошибок, не прощаем другим людям их ошибки.
Поэтому мы ориентируемся не на живые человеческие чувства и
ограничения, а на некие образцы правильности и совершенства. И
поэтому мы не верим себе, когда устали, не справляемся, когда
чувствуем, нуждаемся. Мы опираемся на веру в то, что можно быть
лучше и совершеннее. Не видя себя со своими ограничениями, мы не
видим других людей с их ограничениями. Мы ждем, что они тоже
станут лучше. Или же мы идеализируем их, думая, что они уже лучше
нас самих. И тогда нам хочется, чтобы такие совершенные люди
научили нас жить правильно или подарили бы свою теплоту.
Сейчас я вам приведу конкретный пример, чтобы мы могли от чего-
то отталкиваться.

Я чувствую себя ребенком, когда происходит конфликтная

ситуация. Когда другой человек высказывает свое недовольство
относительно меня или того, что я сделала, я становлюсь как будто
бы маленькой. Чувства другого для меня становятся важнее, чем мои
собственные. Я себя не слышу, не чувствую, весь фокус внимания на
том, что чувствует другой. Все это происходит потому, что мне не
хватило в детстве опыта или права на свои чувства. Отсюда мало
доверия себе, я верю другому человеку, что он говорит мне обо мне.
Грустно, злюсь, потому что мама в детстве перекладывала на меня
ответственность за свои чувства.

Итак, мы видим момент недостаточной сепарированности. Мама,

которая переживает свои процессы, не отслеживает их. Перекладывает
ответственность на ребенка, обвиняет его – «ты меня разозлил», «ты
меня в гроб загонишь…», «ты плохой». И тогда у ребенка формируется
ощущение, что он сплошная ошибка. Если он все делает неправильно,
значит, он не может доверять себе.
Кому же все-таки мы могли бы поверить? Кому вы можете
доверять? Это интересный вопрос, на который стоит поискать ответ. Я
отвечаю следующий образом:
Доверять можно взрослому человеку. Тот человек, который в
вашей эмоциональной ситуации не распадается на части и не
распадается на жертву или тирана. Не начинает впадать в жертву,
не преследует вас, не пытается вас спасать. Он, скорее, остается в
позиции взрослого, замечает все со стороны и всегда готов взять
ответственность за свои процессы и вернуть вашу
ответственность. Вот если бы у вас был такой родитель, легко было
бы доверять, потому что вы не были бы под высоким напряжением
этого непредсказуемого слива эмоций, когда в любой момент на вас
могли слить эмоции и остаться безнаказанным. Нельзя за это не
попросить прощения, не объясниться, не попытаться договориться.
Конечно же, мы пытались каким-то образом себя защитить. Чаще мы
уходили в недоверие и не доверяли миру. А это означает ограничение
контактов, это примитивная готовность закрыться, спрятаться. А
значит, мы недостаточно делимся, а если не делимся, то все горести и
печали тухнут внутри нас, подтверждая и закрепляя нашу позицию
жертвы.
Приведу еще один случай, в котором отражается страх перед
родителями, нападением и слиянием. Вот что пишет женщина:

Как только слышу голос родителей, или даже думаю о них, или
вовсе другие люди рядом находятся в позиции критикующего
родителя, то я автоматически впадаю в роль ребенка, который им
должен. По сути, я мало ощущаю себя взрослой, все как-то
проживание из ребенка осуществляется. Жертва моя в том, что не
чувствую силы, возможности выйти в стандартные модели
поведения с родителями. Ощущение бесконечности, беспросветности
ситуации. И тогда возникает фантазия – если бы они были какими-
то другими и вариации разные… Думаю, что причина в том, что было
очень большое слияние с родителями и отсутствовала эмоциональная
близость.

Если мы сливаемся с родителями, если между нами не хватает

границ, мы начинаем о себе думать так, как они о нас думали. Вообще
думать о мире так, как они думают. Мы даже можем противостоять
этому, но тем не менее избавиться от этого внутреннего критика,
который интегрируется, мы уже не можем, это бывает сложно.
Еще один пример:

Я периодически не верю в себя. Не верю в то, что я достаточно

хороша. Такое бывает, если на мне слишком много обязательств по
работе, они как снежный ком, я не успеваю разгрести либо не хочу.
От этого ощущение вины. А искоренить его не успеваю, слишком
много, наверное, взяла на себя, а нести все не могу. Но признаться в
этом сложно. В детстве меня не жалели и не ценили то малое, что я
делаю, поэтому я делала много. Я насиловала себя и не замечала, я не
понимала тогда, что у меня есть свой темп, свой ритм. Мне не
давали поддержки в этом и требовали всегда больше. Еще это
нарциссическое – делать максимально хорошо. А максимально хорошо
не получается, у меня заранее опускаются руки. Я откладываю до
последнего. Я сама до конца не признаю своего несовершенства, что
нормально не мочь всего. А вина продолжает держать меня в
идеализации, что я могу все. Было слишком много оценки. Если бы я
делала свои дела без оценки, то у меня не было бы страха ошибиться,
что накажут за ошибку, как это делали в детстве. Когда замечали
только ошибки, а хорошее не замечали. Я и сейчас с трудом вижу
хорошее, в первую очередь вижу косяки, они как бревно в глазу.
 Опять мы сталкиваемся с ситуацией, когда родители не могут
заметить чего-то хорошего, все время ждут, требуют. И эта ситуация,
когда родители не могут увидеть своего ребенка живым. Что у него
есть свои ограничения, что-то он может, что-то не может. У них в
голове образ идеального ребенка, который должен уметь все, успевать
все. И ребенок перестает верить в себя. И получается, что неверие
родителей превращается в неверие в себя, в то же время в неверие
других… И это все воспроизводится снова и снова, а заканчивается
этот круговорот там, где кто-то первым признает свои
ограничения. Кто первый скажет: «Я неидеальный, я не все могу».
Кто первый не будет преследовать самого себя за ошибки. Тогда
уже ближнему кругу, своим детям, партнерам он не будет
предъявлять повышенные требования, и эти люди вокруг получат
повышенную степень доверия и свободы. Доверие получается от
свободы быть собой, быть в себе, опираться на себя.
 Задание
Порефлексируйте на эту тему, как у вас с доверием себе, с
доверием людям, как это взаимосвязано? Возможно, вы вспомните
какие-то сюжеты из жизни, к каким последствиям это приводило.
Поделитесь, пожалуйста, сами с собой.

Очень важно сказать, как формируется доверие себе. Это очень

сложный процесс, процесс накопления. Представьте себе, что вы
лепите что-то, как скульптор. Он лепит слой за слоем, и в конце у него
получается фигура. Вот приблизительно так же и происходит
присвоение права опираться на себя. Постепенно, в каждом маленьком
эпизоде, который проживает человек, он формирует себя. Или же его
формирует среда, если она чересчур критикующая и требовательная.
Изначально ребенок очень искренний, открытый. Дети опираются
на свои чувства.
Маленькие дети не говорят о себе: «Я такой толстый!» Они
гордятся своим отражением в зеркале. Им нравится творить, даже если
их творения нам кажутся неумелыми, несовершенными. Они с
удовольствием откликаются на игры, любые творческие занятия…
Пока их не начинают оценивать, принуждать или сообщать о том, что
они выглядят как-то не так…
Пора признать, что общество старательно уничтожает собственное
самоощущение ребенка и заставляет его прислушиваться к
авторитетам. Так мы теряем опору на себя и начинаем оглядываться на
других.
В конечном итоге мы сводим себя к набору установок, какими
должны быть мужчина, женщина, ребенок, работник, сын, дочь, друг и
так далее. Мы все больше становимся функциями, боясь проявлять
свои «нежелательные» качества.

Родитель-функция теряет контакт с ребенком, а ребенок пытается

вернуть живого родителя

Мама приходит за дочкой в садик. Дочке 5 лет. Она уже вышла во

двор и увлеченно играет с другими детьми.
 Мама хочет идти домой: у нее дела. Она зовет ребенка, но девочка
не слушает. Она продолжает играть. Мама сердито спрашивает: «И
долго я буду тебя ждать?»
Дочь начинает торговаться: «Ну еще минуточку! Ну полминуточки!
Ну секунду!»
Маму раздражает непослушание и торг. Ей нужно делать свои дела.
Она грубо берет ребенка за руку и тащит. Ребенок рыдает от отчаяния
и горечи.
Знакомая картина? Уверена, что – да. Вы готовите, а ребенок хочет
с вами играть. Вы укладываете младшего ребенка спать, а тот, что
постарше, громко закрыл дверь, и малыш просыпается. Ваши дела
никогда не заканчиваются. Вам нужно еще убрать, еще сделать отчет,
еще сходить в магазин. А ребенок мешает.
Что происходит? А вы понаблюдайте за собой, когда вы
погружаетесь в маму-функцию. У вас возникают определенные
чувства. И убеждения.
Скорее всего, такие:
«Мои дела важны и не терпят отлагательств, а ребенок подождет.
Его дела не так важны… Вообще не важны. Игра – это баловство, а
посуда сама себя не помоет».
Чем сильнее вы переживаете свое долженствование, тем больше вы
напряжены, скованы, тем больше вы – функция.
Функция – это что-то неживое, почти не человек. Функция должна,
это ее главное назначение.
Функция не может, не имеет ресурса вступать в контакт,
сочувствовать, интересоваться, любоваться, слышать, вникать.
Функция просто должна.
Ребенок это чувствует. Он чувствует эту заданность, упрощенность
и ощущает ее как потерю мамы.
Мама как будто ушла, и появилась училка – жесткая, сухая,
негибкая, уставшая, требовательная.
Ребенок пугается, требует маму назад, отстаивает свои права.
У мальчика (6 лет) сразу начинает «что-то болеть». Так он
возвращает себе маму, которая немедленно становится чуткой и
внимательной.
Девочка (11 лет) говорит маме: «Ты перестала меня любить. Вчера
любила, а сегодня весь день не любишь».
 Девочка в саду протестует против неуважения свои прав и своих
ценностей. Игра – важна! Она протестует против мамы-функции, но
сразу откликается на живую маму: «Милая, я вижу, что тебе важно
закончить игру. Я подожду немного, но через 5 минут мы пойдем.
Поиграем еще дома».
Как не выпадать в маму-функцию? Эта роль нам уготована тем, что
мы были выращены мамами-функциями, которые считали, что
бытовуха важнее живого общения со своим ребенком. Поэтому она
неизбежно присутствует, она интегрирована в нас, как автономная и
автоматическая часть.
Автоматичность пропадает, когда мы начинаем замечать эту роль,
отслеживать, как мы в нее попадаем.
Мы замечаем себя, когда становимся человеком-функцией и
постепенно, опираясь на живые реакции ребенка, находим ресурсы для
того, чтобы больше и чаще оставаться живым человеком, не бояться не
выполнить какую-то функцию, радоваться себе и своим близким
людям.

Когда родитель принял себя живым, он может принять и своего

ребенка живым. У меня был интересный клиентский случай: женщина
выросла в агрессивном патриархальном окружении. Родители дрались,
детей били. Во дворе дети тоже дрались и дразнились. Доброты не
хватало ни дома, ни в школе. Женщина выросла настоящим бойцом,
готовым в любой момент вступить в драку. Когда у нее родился
ребенок, она все свои потребности «перенесла» на дочь. Она думала,
что дочь нуждалась в том, в чем она сама нуждалась. А к себе мать по-
прежнему относилась жестко. Вроде повезло ребенку? Увы, нет. Мама
спасает себя, а дочь с ее реальными нуждами и потребностями не
может увидеть. Другими словами, маме и папе нужно для начала
признать свои травмы, пожалеть и утешить себя. Тогда и только тогда
они начинают видеть и слышать своих детей. Потому что уже нет
искажений, нет переносов. Нет ни спасательства, ни тирании. Есть
только живой контакт, в котором чувства ребенка важны, потому что
родители тоже признают свои чувства и другие процессы. В таком
признании, таком уважении ко всем проявлениям ребенка формируется
его доверие себе, которое, как мы знаем, есть изначально, и теперь
подкрепляется значимыми людьми. Если же доверие себе было
подорвано, то его можно и нужно восстановить.

Как восстанавливается внутренняя устойчивость и благодаря чему

укрепляется опора на себя

Человеку нужна опора. Если он не знаком с собой, он вынужден

слушать других. Что они скажут о нем, как оценят. Хороший он или
плохой.
В общем, ищет опору вовне, а не внутри себя. Человек без опоры
полон тревоги и чрезвычайно зависим. На что же мы опираемся? На
то, что внутри. На свои чувства, свои нужды, свои ценности.
Чувства – это наши реакции на внутренние и внешние события. И
это грандиозная опора, если есть право чувствовать. Если признаны
права на чувства, многие события могут быть прожиты естественным
образом.
Расставание, завершение отношений – это очень грустно, но горе и
грусть можно прожить.
Злость – это яркая и потенциально опасная эмоция, но, если
присвоена, тоже в большом количестве случаев проходит, освобождая
энергию для изменений.
Уязвимость, будучи признанной, дает выход самым теплым
чувствам, которые существуют в отношениях, – теплу, сочувствию,
умилению, нежности, интимности.
Итак, право на чувства – это важная точка опоры. Однако чувства –
это сложная реакция. И не всегда эта реакция относится к «здесь и
сейчас». Часто мы имеем дело с чувствами из переноса (то есть на
актуальный момент накладываются чувства из прошлого) и еще
контрпереноса (мы бессознательно реагируем на эмоциональный
вклад другого человека в отношения).
Например, человек в позиции жертвы уверен, что ему «должны». И
он будет очень зол, когда его детские потребности не удовлетворяют.
Он даже будет считать, что отстаивает свое право на границы, хотя
чувства не имеют отношения к настоящему, а возникают из
незавершенных отношениях со своими родителями.
Итак, чувства чувствам рознь. В некоторых случаях чувства ведут к
потребностям, в других – противоречат им.
 Например, страх предъявить себя противоречит потребности в
проявлении себя, а гнев на одного человека может быть переносом
накопленного гнева на другого.
Стыд за некоторые части себя парализует, сводит всю
жизнедеятельность к тому, чтобы прятать «стыдные» части себя.
Между тем, потребность обратная: она в том, чтобы принять эти части
и освободить энергию для творчества и спонтанного проявления.
На каждой сессии с клиентом я, не оценивая его чувства, помогаю
ему найти связь его чувств с прошлым и настоящим.
Так мы связываем чувства и осознание чувств, выводим
взаимосвязи: какие возникают реакции, на какие триггеры и почему
именно эти реакции. Таким образом из человека реагирующего клиент
становится человеком осознающим себя в своих процессах и
способным управлять своими чувствами через признание их,
проживание, через выбор новых стратегий.
Осознанность. Рефлексия. Осмысливание своих чувств, попытка
выяснить, что за смысл они в себе несут. Это непревзойденный ресурс,
который помогает разбираться в запутанных внутренних реакциях и
находить новые точки опоры.
По кирпичику, по камешку выстраивая свое понимание себя, свое
осознание себя, вы становитесь все более устойчивыми.
Ваш внутренний критик становится все тише, и внешние оценки
его уже не могут напитать настолько, чтобы вы снова напали на себя.
И, наконец, опыт. Опыт присваивания себя, опыт исследования
своих чувств и переносов, опыт проживания своих процессов, опыт
отделения и сепарации делает вас зрелым партнером.
Опыт, осознанность, понимание себя – это то, что ценно для меня.
И поэтому я выбираю быть в отношениях с людьми, накопившими, на
мой вкус, бесценное.

Вот еще один отклик:

Сейчас я вдруг увидела, что многие годы жила в замкнутом кругу.
Чувствую, что мне что-то нужно и важно, но не доверяю себе.
Делаю, как правильно, пытаюсь внутри себя заслужить одобрение
своего внутреннего тирана и тут же истощаюсь. А если все-таки
делаю то, что мне важно, тиран нападает. Доверия себе не хватает,
и переживаю вину. А потом не могу понять, почему так часто
испытываю чувство усталости и упадок сил. Вспомнила один эпизод
про доверия. Когда только встречалась с мужем, мы планировали
свадьбу, я начала ходить в салоны красоты и делать красивый
маникюр. Однажды я встретилась с мамой и показала свежий
маникюр, он был с рисунками на ногтях и мне очень нравился. Я
помню, как мне хотелось разделить с ней свою радость – смотри, как
красиво! Как я довольна! А мама сказала: «Не увлекайся маникюром,
это дорого, а вам нужно экономить деньги на квартиру». Я
почувствовала себя неправильной. Сейчас пишу и понимаю, что
постоянно чувствовала вину, когда покупала что-то для
удовольствия. Получается, мое доверие себе было подорвано. Я не
была отделена от мамы, и мне в тот момент была нужна ее
поддержка. И вообще, это было моим сценарием. Мне сложно было
тратить на себя деньги с удовольствием, и одновременно было
сопротивление подходить к деньгам как-то разумно, на чем-то
экономить, чтобы накопить определенную сумму. Я потеряла доверие
к себе, сейчас чувствую, как оно потихоньку восстанавливается. Я
могу отказаться от покупки и не чувствовать, что обделила себя, и,
наоборот, покупать что-то с удовольствием и радостью.

Если вы обнаруживаете в себе подобный сценарий, вам придется

признать, что вы до сих пор смотрите на себя глазами своей матери и
своего отца и осуждаете себя. Посмотрите на эту ситуацию
отстранившись, как бы издалека. Как будто вы видите, что мать
ограничивает свою дочь. Что вы чувствуете к участникам подобной
истории? Что хочется сказать молодой женщине? Наверняка
следующее: «Никого не слушай и делай то, что сочтешь нужным.
Жизнь твоя, а не мамина, сама решай, как ее прожить!»
Некоторым из нас достаточно такого простого внутреннего
разрешения. Другие были больше напуганы своими родителями, и им
нужна терапия, чтобы позволить себе не слушаться маму.

Почему мы отказываем себе в элементарной заботе и предпочитаем

терпеть неудобства?

«Недавно я купила новые одеяла на лето. Подходящей мне длины.

Что тут особенного? Дело в том, что пару лет я спала под коротким
одеялом. Оно не подходило мне по длине. Но я не сразу это заметила.
Вы удивляетесь? Теперь и мне это кажется удивительным: зачем я
столько терпела? Можете ли вы себе такое представить? Я не замечала,
что мне приходилось терпеть неподходящее одеяло, и подсознательно
пыталась к нему приспособиться.
Но в какой-то момент я заметила, что мне неудобно. Потом я
заметила, что одеяло бракованное. Потом я подумала: «Какого черта?!
Я несколько лет не получала элементарных удобств!»
Так почему же я терпела? Хороший вопрос!
Потому что вообще у меня не было опыта, что постельное белье
должно быть комфортным. Я не помню, чтобы когда-то в детстве или
юности могла выбирать подушки или одеяло, которые бы мне
нравились. Я только в последнее время этот опыт присваиваю».

***

Если следовать за своими чувствами и нуждами, все просто.

Если есть опора на свои чувства и нужды, все просто.
Тогда ты чувствуешь, что тебе неудобно. И для тебя естественно
устранить это неудобство, потому что в твоей картине мира заботиться
о себе – это норма.
Однако если ты не следуешь за своими чувствами и нуждами, ты не
можешь на них опереться. Если у тебя нет права позаботиться о себе,
ты не можешь на него опереться.
Тогда ты будешь думать о чем-то другом, что тебе будет казаться
более важным. Ты будешь игнорировать свое неудобство, потому что
оно не имеет значения в твоей системе ценностей.
Ты и ребенка своего приучишь игнорировать свои нужды и
потребности. И люди, которые заботятся о себе, тебя будут раздражать.
И тебе действительно сложно обнаружить эти неудобства. Они как
будто в тумане, ты их не ощущаешь.
Однако, если ты начинаешь заниматься собой, обращать на себя
внимание, туман скоро рассеется.
Если ты обратишь внимание на свое раздражение, которое
испытываешь к тем, кто заботится о себе, туман скоро рассеется.
Если ты позволишь позаботиться о себе и испытать радость и
удовольствие, туман скоро рассеется.
 Еще один отклик:
Думаю, что недоверие своим чувствам связано с тем, что мама
реагировала на мою злость с испугом. В эти моменты она,
испугавшись, спрашивала: «Доча, что с тобой? Какой ужас!» Мама
не выдерживала мои недовольства, поэтому я сделала вывод: когда я
его выражаю, со мной что-то не так. Бывает, у меня нарастает
тревога в контакте с другими авторитетными людьми: «А что он
подумает обо мне? Поймет ли то, что я хотела сказать? А почему он
так улыбнулся?» Очень много фантазий про себя, про другого и мало
опоры на себя. За этим стоит страх отвержения. Его было много в
контакте с мамой. Помню, как в детстве она наказывала молчанием
за какие-то поступки, делала вид, что меня нет. Это было
непереносимо.

Спасибо этому комментарию и этой женщине, которая конкретно

вспомнила, как ей пришлось отказаться от своих реакций. Потому что
нужно было сохранить отношения со значимым человеком.
Зависимость постепенно становится автоматической и настолько
незаметной, что поначалу нам очень сложно все это отследить. Потом
сложно отказаться, потому что внутри формируется внутренний тиран,
который требует соблюдения правил. И получается, что изменение
сценария требует конфронтации с этим тираном, внутренней
постоянной конфронтации со словами: «Ну и что я такого делаю, а что
я делаю такого, что не делают другие люди?» Переживать вину,
переживать страх, идти в этот страх. Получать новый опыт, который
ребенок не мог получить, потому что он был маленький и зависимый.
А взрослый может пережить этот страх, и, убедившись в том, что
земля осталась на месте, небо не рухнуло, все это можно пережить. Он
получает какой-то новый опыт, который убеждает его в том, что верить
в себя, доверять себе – это абсолютно нормально.
Глава 7. Как связаны ожидания и
сепарация
 Существуют практики медитаций, йоги, а есть практика рефлексии.
Вы раз за разом задаете себе вопрос: «Что со мной происходит прямо
сейчас?» И, практикуясь, вы начинаете хорошо отслеживать свои
внутренние процессы. Процессами я называю чувства, нужды, когда
вы осознаете, что вам нужно в какой-то момент, что вас разозлило, что
вас растревожило и так далее.
Так вот, критически важно научиться видеть свои ожидания. Я
начала замечать свои ожидания не сразу: сначала я автоматически
отдавала ответственность другим людям за свои ожидания. Примерно
так: «Они должны».
Учителя должны определенным образом обращаться с моими
детьми. Оказывающие услуги должны определенным образом
общаться со мной. А в отношениях мне были много чего должны мои
близкие и партнеры!
Еще раз: ожидания очень быстро становятся «долгом» другого
человека по отношению к нам. Почему так? Это массовое явление,
свойственное очень многим людям. Потому что все они не успевают
отделить свои ожидания от других людей и вменяют им
долженствование.
Так поступали и с нами. Мы много чего были «должны» и мало на
что имели право.
Когда удается отделить свои ожидания, выясняется, что мне что-то
нужно, а другие люди могут или не могут мне это дать.
Например, я жду от учителя внимательного и участливого
отношения к своему ребенку. Но один учитель на это способен, а
другой – нет. И, если я могу отделить свои ожидания, признать их
своими, тогда я не реагирую моментально злостью или
разочарованием на то, что кто-то из учителей не способен быть таким
участливым, как мне надо. Если я не жду, что они мне должны, у меня
есть некоторая свобода выбирать. У меня есть ресурс времени и
терпение выбирать.
Этот выбор, несмотря на ограниченность наших реалий, тем не
менее позволяет мне не чувствовать себя жертвой.
Я выбираю, в какую школу отдать ребенка, в каком городе, в какой
стране, выбрать ли частное образование, или домашнее, или онлайн-
образование… И вот в таком выборе, подчеркиваю, я не чувствую себя
жертвой.
 Что происходит у большинства? Ожидание, как мы помним,
«слеплено» с долженствованием другого. Без разбора, потому что
должны все сразу! Потом наступают разочарование, обида, гнев или
депрессия. Я чувствую себя жертвой. Потом я могу стать тираном,
пытаться влиять, переделывать кого-то… Все потому, что я не
признала свои ожидания своими.
Нам кажется, что внутренняя работа слишком сложная, чтобы
заниматься такой рефлексией. Может быть, нас вдохновят
последствия? Не нужно играть роли жертвы и преследователя, не
нужно тратить энергию на разочарования и гнев и бесплодные
попытки изменить этот мир! Можно выбирать, и выбор есть даже в
довольно ограниченных обстоятельствах.

«Почему-то не хочется взрослеть… Хочется, чтобы другие люди

решали мои проблемы»

«Я уже третий год работаю с психологом. Продвижение есть,

постепенно исцеляюсь настолько, насколько это возможно. Но вот
недавно появилось ощущение, что я хожу по замкнутому кругу – обид
на родителей слишком много, и выбраться из них непросто.
И все время я скатываюсь в обвинения родителей в том, что сейчас
в моей жизни все идет не так, как мне хотелось бы.
Не та работа, не то здоровье, не те условия жизни и так далее. Я
хожу по замкнутому кругу и не могу избавиться от этой обиды,
которая, по ощущениям, камнем висит на шее и не дает двигаться
вперед».
Ничего не бывает «просто так». Если сохраняется сопротивление,
если никак не проходит обида, и все еще тлеет, разгорается и снова
тлеет злость, это не случайность. Не распущенность, не лень.
Не нужно оценивать чувства. Чувства просто есть, они
сигнализируют о глубинных процессах, которые нужно понять.
Когда я была в своей злости на родителей, я тоже оказалась в
тупике. Все существующие объяснения мне не помогали. Раздражали
призывы к прощению, и тем более раздражали «духовные посылы»,
что родители мне ничего не должны. Внутренне я чувствовала, что –
нет, должны, но не могла толком объяснить, что именно.
 В конце концов плюнула на поиск объяснений и решила: буду
злиться, пока злюсь. И уже эта самоприсвоенная легализация помогла
мне. Мне стало легче.

***

«Когда чувствую, что я опять испытываю обиду на родных, я

захожу в Ваш ЖЖ и читаю статьи. Подряд. И недавно, после
очередного прочтения статей, я поняла одну простую, но такую
важную мысль: я обижаюсь на родных, потому что не хочу взрослеть.
Я не хочу быть взрослой. Я хочу побыть ребенком. Хочу побыть
маленькой. Эта мысль меня поразила молнией – а ведь так оно и есть.
У меня не было детства. “Оля, когда ты уже вырастешь!”, “Прекращай,
ты уже большая!”, “Прекращай себя вести как маленькая!” – эти фразы
я слышала, когда мне было 5–8–10–12 лет».
Каждый ребенок должен побыть маленьким. Это его незыблемое
право: побыть инфантильным, зависимым, ничего не решающим.
Взрослыми должны быть родители. И тогда на них можно опереться,
пережить опыт зависимости. Чтобы захотеть оторваться от них,
повзрослеть, построить свою взрослую жизнь.
Если же детства не хватило, то желания строить взрослую жизнь не
появится. Напротив, будет одно устойчивое желание: побыть
маленьким, ничего не решать. Чтоб все отвалили, оставили в покое.
Это желание будет ведущим.
Такой взрослый человек будет активно искать себе «родителя», с
кем можно побыть маленьким, и так же активно, очень настойчиво
будет сопротивляться взрослым поступкам – зарабатывать, решать
проблемы, прикладывать усилия для развития и роста. Или же он
будет тянуть со сверхусилиями лямку взрослого, мечтая о том, чтобы
его кто-то освободил, ибо сам он не может себя освободить.

***

«Теперь я понимаю, почему сейчас со мной происходит то, что

происходит. Остается только признать факт – да, меня в некоторой
степени лишили детства (я ведь послушная девочка, я рано стала
взрослой – решала конфликты между папой и мамой, между мамой и
бабушкой, спасала их как могла). Я бросила все свои детские силы на
то, чтобы стать взрослой. Это грустно. Но понимание этого факта
значительно облегчает жизнь».
Если вы заметите свое сопротивление взрослению – не ругайте
себя. Так выражает себя неудовлетворенная потребность в детстве.
Мне нужно было, чтоб мне дали право побыть ребенком. А так как
это право не признавали, я злилась. Злость была нескончаемой, пока я
сама не осознала, в чем именно была моя нужда.
«Да, ты имела право побыть ребенком. Очень жаль, что это право
не было признано легально. Очень жаль, что твою преждевременную
взрослость поощряли и эксплуатировали».
Настаивание на взрослении будет травматичным, если не признана
неудовлетворенная потребность в детстве, в зависимости,
инфантильности. И если процесс горевания об этой утрате не
завершен.

Я как психолог часто вижу со стороны, что человек, который

недолюблен, очень жестко к себе относится и он этого не замечает, при
этом ждет, что кто-то его пожалеет и полюбит. Тогда я начинаю
атаковать его внутреннего тирана и обращать внимания на то, что он
сам к себе жестко относится. Это как слепая зона: человек этого не
видит, не придает этому значения.
Тем не менее, работа заключается в том, чтобы человек сам
прозрел, увидел, что вся нелюбовь – это то, что он воспроизводит по
отношению к себе. И если он меняет отношения с самим с собой, то и
ожидания от внешнего мира претерпят существенные изменения.
Сейчас приведу вам пример, чтобы было понятно, о чем я говорю.
Одна женщина написала:

У меня есть глобальное ожидание, связанное с работой. Я жду,

чтобы меня сократили или закрыли организацию, чтобы я осталась
без работы и у меня было бы оправдание этому. Потому что просто
так уволиться из желания и не имея запасного варианта работы или
просто от такового нежелания работать вообще – нельзя. Тут же я
поглаживаю свою жертву: меня ценят, раз не сокращают, значит,
буду оставаться. А когда задаю себе вопрос: «Почему так
происходит?», я прихожу к выводу, потому что мне не разрешали
выбирать себя. Я должна была оберегать маму от волнений, не
разочаровывать папу, а мои желания волновали их и разочаровывали.

Другими словами, женщина, как ребенок, не может принять важное

для себя решение, потому что до сих пор бережет маму и папу. Такие
реакции абсурдны только на первый взгляд. Мы все сохраняем
привычные реакции, пока они не пересмотрены и не осознаны.

Прочитала на днях, что родители хотят, чтобы дети шли их

путем, и не хотят, чтобы они мечтали о своем. Родители хотят,
чтобы дети мечтали родительскими мечтами и проживали жизни, о
которых они мечтали сами. Вот у меня долго было ощущение, что я
вся упихана не своими мечтами.

Все это происходит в результате недостаточной сепарации, если

родители не отсепарировались от своих детей, не поняли, что это их
мечты и планы, которые еще не поздно реализовать. Ведь жизнь, пока
она живется, она есть. И ничего не поздно. Или можно погоревать,
если что-то не получилось. Горевание, кстати, становится для нас
очень важным процессом, когда мы сталкиваемся с тем, что упущена
какая-то возможность. Или глобально – детства счастливого не было. С
помощью горевания мы проживаем и отпускаем. А когда мы что-то
отпускаем, мы перестаем себя подгонять и на детей взваливать
непосильные ожидания. Ребенок тогда может спокойно, не волнуя
маму, не разочаровывая папу, выстраивать свои планы и выбирать
работу по душе. А тут хорошая иллюстрация того, что человек жил не
своей жизнью и надеется, что его хотя бы сократят, чтобы получить
хоть какое-то оправдание.

Зачем нужно горевать? И как отличить горевание от страдания?

Очень часто мои читатели и подписчики в соцсетях просят

пояснить, что я имею в виду, когда пишу «травмы нужно отгоревать».
И еще спрашивают: «Горевание и страдание – это одно и то же?» Нет,
это противоположные полюса.
Итак, как отличить горевание от страдания?
Страдание повторяется. Вы можете бесконечно страдать из-за
обиды, особенно если эпизоды, в которых вы себя чувствуете
обиженным, повторяются.
Вы можете чувствовать обделенность, беззащитность, нехватку
чего-либо, например, любви.
Вы можете страдать из-за того, что вам не хватает денег. Из-за того,
что ваш авторитет не признают.
Вы чувствуете себя зависимым от того, кто не дает достаточно
любви или не признает авторитет. От того, кто не дает денег или не
дает заработать. Вам кажется, что ничего нельзя изменить.
Это, скорее всего, состояние Жертвы. Из него все видится
безнадежным. Надежды нет, повлиять ни на что нельзя. Страдание
продолжается.
Горевание – это совершенно другой процесс, хотя внешне чем-то
похож на страдание.
Горевание заканчивается. Но при условии, что вы горюете по-
честному.
Горевание – это процесс примирения с тем, что случилось.
Замечали ли вы, как горько плачут дети, если им не купили
игрушку, не разрешили поиграть, им не хватило времени побыть с
родителями?
Это горевание. Они интуитивно пытаются примириться с тем, что
они потеряли что-то важное или не получат то, что очень сильно хотят.
Если детей не одергивают, а поддерживают, признавая их чувства
нормальными, они могут погоревать, и их «отпускает» (речь, конечно
же, не идет о более серьезном ущербе, например, насилии над детьми).
Если им позволяют горевать, механизм прощания с мечтой,
надеждой, закрепляется и помогает им во взрослой жизни.
Многие взрослые не умеют горевать.

Они спрашивают:
• «А зачем нужно горевать?»
• «Ну поплачу я, и как мне это поможет?»
• «А кто мне возместит мою потерю?»

И тем самым они сохраняют страдание. Они сохраняют надежду,

что им дадут ту любовь, которую они ждут, или уважение, или кто-то
значимый, например, родители, признают, что были не правы и
нанесли ущерб… Сохраняя подобную надежду, мы сохраняем себя в
позиции жертвы и сохраняем страдание.
• Горевание – это примирение с тем, что случилось и уже не
изменится. Ущерб уже нанесен, и последствия наступили. Это нужно
признать.
• Горевание – это признание того, что реальность не такая, как
хотелось бы. Что ожидания не совпадают с реальностью. Что
возможности упущены, и назад ничего не вернуть.
• Горевание – это встреча с реальностью, в которой есть вы с
определенным набором ресурсов и есть окружение, от которого вы
зависите. И это окружение – партнер, родитель, ребенок – обладает
своими ресурсами, которых вам может быть мало. В том смысле, что
вы хотите что-то важное от них получить, а они не могут это важное
дать.

И вот это признание вызывает чувства горечи, грусти, печали. Вам

хочется плакать от этого несоответствия, от того, что вам нужно
больше (ответственности, зрелости или контакта), а среда (партнер,
родитель) вам не даст столько.
Иногда нужно горевать о том, что прошло, иногда о том, что
происходит прямо сейчас. Так мы примиряемся с тем, что есть,
перестаем фантазировать о том, чего не может быть, и отпускаем тех,
кто не соответствует нашим ожиданиям, даже если эти ожидания
вполне справедливы.

Еще один эпизод прокомментирую:

Мне сложно делать самой движения навстречу другим. Я жду,
что другой человек будет сам стремиться к общению со мной и
делать первые шаги. Это грустно осознавать. Со своими подругами я
так же поступаю, и с мужем так же. Жду и не иду навстречу первая.
Также у меня бывает злость на других, если они не ограничивают
себя, могут занимать много пространства. А я как будто бы не могу
занимать столько пространства. Думаю, это происходит из-за того,
что мне нельзя было занимать много пространства в моем детстве.
Нужно было быть тихой, заботиться о своих родителях. Сидеть в
своей комнате. Родители хотели отдыхать, они выясняли отношения
между собой, а им было не до меня.
 Ну вот еще одна грустная причинно-следственная связь…
Пришлось быть тихой в детстве, возникает ожидание, что кто-то
другой будет проявлять инициативу, разрешит быть громкой и шумной.
А вот рефлекторная реакция по-прежнему направлена на само
подавление и ожидание, что кто-то большой грандиозный придет и
позаботится.
Здесь важно понимать для себя. То, что ожидания связаны с
травмой, с каким-то дефицитом. И чем больше травма, тем
сильнее будут ожидания. Как я уже сказала, ожидания расщепляют
пространство. Вы можете, кстати, быть в очень сильной злости. Не
просто в депрессивном ожидании, в несчастном, но и очень часто
жертва превращается в преследователя. Если кто-то себе позволяет,
что она себе не позволяет, она может быть очень даже агрессивной.
Мы видим это по баталиям в сетях, когда кто-то кого-то осуждает с
очень сильной агрессией. «Ты мне должен, они мне должны…»
зачастую имеет происхождение либо перенос, либо какая-то часть из
реальности. Не забывайте, что перенос – это большая часть наших
чувств, в которые мы попадаем с другими людьми. Бывает так, что
действительно человек что-то вносит… какую-то нарушенную
договоренность, и мы реагируем из взрослой позиции, мы защищаем
свои границы. Но зачастую к этому может примешиваться детский
дефицит, когда вам что-то недодали, а родители нам часто недодавали
ответственности за свои нужды, процессы, за свои поступки, и тогда
этот костерок из реальности может разгореться до небес. Вы даже не
будете осознавать, что, злясь на кого-то, на мужа или ребенка, вы
можете злиться на родителей, которые вам что-то недодали. Мне
кажется, это масштабная задача наших поколений – научиться
отделять травматичный перенос. Потому что другие люди очень
часто расплачиваются за те ошибки, которые совершили наши
взрослые. Они принимают на себя много ярости за их ошибки. Как
я уже сказала, перенос – это такое дело… без рефлексии его
невозможно отследить. Вы просто будете уверены, что накосячил
другой человек и вы злитесь на него совершенно обосновано.
Только с рефлексией, только с осознанностью, с установлением
всех причинно-следственных связей вы сможете понять, что злитесь на
других людей, а сливаете свою злость на случайного прохожего.
 Задание
Предлагаю вам порефлексировать. Попробуйте отследить свои
ожидания, особенно глобальные и масштабные. Ждете ли вы заботы от
кого-то, внимания, должен ли вам кто-то что-то? Особенно обратите
внимание на детей, потому что на них мы очень часто проецируем
какие-то ожидания, связанные, скорее, с нами, чем с детьми. Ну и на
партнеров тоже, в том числе. И, порефлексировав, запишите себе или
поработайте с психологом с тем, что вы обнаружили.

Подведем итог по теме ожиданий. Как вы помните, детские

ожидания идут из-за травматичного опыта. Мы что-то недополучили,
был какой-то дефицит, и нам нужно его добрать, получить какое-то
разрешение, чтобы жить своей жизнью. И тогда мы перекладываем это
ожидание на других людей, это происходит неосознанно, это и есть
перенос, про который я постоянно пишу и говорю. То есть ожидания
из детской части направлены на родительскую фигуру. При этом рядом
с нами уже не родители, а взрослые люди. Это партнеры, начальники,
друзья. Иногда даже на детей проецируют родителей, что якобы
ребенок должен меня понять. Это детские ожидания. Соответственно,
это и есть перенос. Когда мы ждем от людей, которые нам не родители
(они равны нам), что они нам что-то додадут, мы впадаем в детскую
позицию. И, соответственно, если мы это не отслеживаем, мы можем
испытывать очень сильные чувства, когда не получаем удовлетворения
этого детского дефицита. Мы можем очень злиться. Можем
наказывать, мстить. Особенно легче это делать детям, потому что они
от нас зависят. Мы можем изо всех сил пытаться подчинить их этим
процессам. Поэтому важно отслеживать эти процессы и ожидания.
Мне часто задают вопрос: «Ну что теперь, вообще ничего не ждать
от детей или партнеров?»
Давайте для начала разберемся, что за природа этих ожиданий.
Детских ожиданий в отношениях очень много. Просто так с лету вы не
сможете это проанализировать. Мне начинают приводить примеры: «Я
как белка в колесе, у меня двое детей, нет времени рефлексировать».
Нет времени – значит, вы обречены на повторение этих сценариев, и
кто вам в этом виноват? Мы сами выбираем, какой жизнью жить,
искать оправдания или же рефлексировать. Только тогда через какое-то
время мы сможем отслеживать, какие ожидания детские, а когда вы
договорились, и эта договоренность не выполняется. Приведу пару
откликов, на которых будет понятнее, о чем я говорю.
Я до сих пор жду от мужа, что он будет больше замечать меня,
больше предлагать вариантов совместного досуга, инициатив, как
сделать нашу жизнь комфортнее. И все это уходит корнями в
детство, когда родители мало занимались мной, мало проводили
времени со мной. Я не чувствовала, что мы семья. Сейчас эта нужда
дает о себе знать, а муж просто другой. Я знаю, что он меня
слышит, что делает усилия, чтобы оставаться в контакте со мной.
Но из-за нужды не могу это принять, нужда как будто бы сильнее. Я
хочу требовать, возмущаться, предъявлять претензии, хотя во
многом вижу, что они не к мужу, а к родителям.

Это, конечно, образец блестящей рефлексии, когда человек все

отследил и понял. Взял всю ответственность, а это очень важно, чтобы
понимать, какие процессы идут из травмированной детской части.
Если мы это понимаем, это означает, что это наиболее короткий путь
снять перенос, закрыть травму и перестать зависеть. Смысл закрытия
травмы в том, что мы перестаем зависеть от других людей, как будто
бы мы дети.

Какой была бы наша жизнь без детских травм и переносов?

Однажды одна клиентка рассказала мне, как ее муж восхищался

другой женщиной.
Ему нравилось, какая она практичная, как быстро находит нужную
информацию, нужных людей, быстро решает бытовые проблемы.
Женщина слушала и испытывала боль. Она не хотела показывать,
что ей больно. Но боль с каждым словом становилась все более
нестерпимой.
На сессии мы выяснили, что срезонировала ее детская травма:
мама часто восхищалась соседской девочкой и ставила ее в пример
своей дочери.
Ее дочке было ужасно больно, потому что мама и так проявляла
мало теплоты, зато много критиковала. Поэтому часто повторяющееся
мамино восхищение чужим ребенком было похоже на постоянно
возобновляющуюся пытку.
Причем девочка пыталась возмущаться, на что мама, неверно
истолковывая мотивы дочери как вредность и враждебность,
втолковывала ей, что, вот если она будет такой же, как соседская
девочка, ее будут больше любить. То есть игнорировала ее попытки
«достучаться».
…Итак, муж оказался в этот момент «мамой», женщина, о которой
он говорил с восторгом, «соседской девочкой», а моя клиентка тоже
была в этот момент девочкой… Дочкой своей мамы.
Так происходит попадание в травму: достаточно триггеров, и
эмоции начинают воспроизводиться, как будто человек попадает в
прошлое.
Предположим, у моей клиентки не было бы материнской травмы.
Как бы она восприняла рассказ мужа?
Она бы увидела, что муж восхищается этой женщиной, потому что
та обладает ценным для него качеством. Она могла бы разделить это
восхищение, или не разделять его, но у нее не возникло бы боли и
обиды, и она не чувствовала бы себя настолько беспомощной и
зависимой.
К слову, я описала перенос. На мужа клиентка проецировала свою
детскую историю.
Вот еще один случай переноса.
Замужняя женщина обижается на мужа и на сына за то, что они не
уважают ее материнский труд (как ей кажется). Не ценят. Она
вкладывает гигантские усилия: готовит, стирает, укладывает, водит в
школу и обратно….
Но ей не хватает признания, ей кажется, что она совершает подвиг,
причем каждый день.
«От кого на самом деле ты ждешь похвалы?» – спрашиваю я ее на
сессии.
…Женщина начинает рыдать, всхлипывая и размазывая слезы по
лицу.
Когда она была ребенком, она убирала, мыла и стирала за отцом-
алкоголиком и матерью, ищущей свое женское счастье. В их среде
считалось, что дети и должны такими быть – помощниками родителям.
 Но она делала не свою работу, а работу взрослых. И не только не
получала похвалы, а даже «спасибо» не слышала.
И вот – снова работа! И снова без похвалы, и снова как будто не
ценят!
В действительности она оказалась взрослее своих родителей, когда
нужно было быть ребенком и жить детской жизнью. А ресурсы ушли
на то, что не было «ее», что было «чужим».
А теперь, когда нужно быть взрослой, по возрасту и по тем
обязательствам, которые она на себя взяла, сил уже не было.
«Это перенос!» – говорит она. «Я как будто не вижу, с кого я
спрашиваю! Я злюсь на родителей, а сливаю свою злость на ребенка и
на мужа».
Что было бы, не будь у нее детской травмы? У нее было бы
достаточно сил выстроить свою семью. У нее были бы крепкие
границы, и она знала бы, что пора наполниться ресурсом, если устала.
В общем, она не отыгрывала бы свою злость и отчаяние на близких.
В общем, не было бы травмы, не было бы переноса. Жаль только,
что так много условного наклонения и частицы «бы».

Итак, сепарация означает, в том числе, сепарацию своих ожиданий

от других людей. Это здорово облегчает контакт. Но главное, это
облегчает свою собственную жизнь. Еще Будда говорил, что ожидания,
привязка к ним – причина многих человеческих страданий.

Для чего нужно работать с детской травмой?

Существуют ли где-то здоровые люди, которым посчастливилось

родиться в семье, где их любили, поддерживали, обозначали границы
ненасильственно и вообще соблюдали баланс между развитием и
безопасностью?
К слову, что это за баланс? Да это та самая разница между
насилием и усилием, когда у ребенка достаточно сил для развития, и то
развитие, которое ему предлагают взрослые, не нарушает его
психическую целостность.
То есть у него достаточно ресурсов, чтобы учиться, осваивать
некоторые навыки, в том числе социальные, и ему не приходится
балансировать между любовью к себе и принятием со стороны, когда
он вынужден предать себя, чтобы быть принятым.
Итак, существуют ли такие люди?
Есть люди, которые считают, что выросли в хороших условиях, но
действительно ли это так? Нам известно, что психика человека
защищается от неприятных переживаний и создает такие защиты, как
отрицание, рационализация, идеализация.
Мы можем слышать от таких людей, например, что другого пути,
кроме насилия, не было (например, нужно было не обращать внимание
на свой страх перед школой или свое сопротивление тренировкам), и
это рационализация.
Мы можем слышать, что родители были замечательные люди, даже
если по человеку и его выборам видно, что он расщеплен и, например,
контролирует, нависает, требует и преследует тех, кто не соответствует
его ожиданиям. Так проявляет себя идеализация.
Мы можем столкнуться с тем, что многие люди отрицают свою
боль, усталость и события из детства. Так они сохраняют то, что
считают своими опорами (несмотря на то, что это не опоры, а оковы).
Но даже если детство было счастливым и родители – любящими,
это совсем не означает, что у них не было своих ограничений, которые
они не передали своим детям. У всех есть свои страхи, свои дефициты,
которые так или иначе вкладываются в отношения, а дети неосознанно
их усваивают.
Травма может быть нанесена массовым сознанием, например,
массовым обесцениванием чувств или массовым насаждением ролей
«хороших» людей, или кого принято считать «хорошими».
Беда в том, что, пока мы не начинаем осознавать свои реакции на
внешние события, мы вообще ничего не понимаем про себя и ничего
не знаем о себе.
Мы не знаем, что мы чувствуем, почему чувствуем, чего боимся и
как защищаемся от страха. А все, что мы не знаем в себе, мы не узнаем
и в других. Все, что мы не знаем, мы заполняем теми установками,
которые впитали в детстве, и теми правилами, которые нам навязали.
Сейчас мало кто умеет слышать другого, мало кто способен не
судить и не давать оценку, и такая манера считается нормальной, хотя,
по сути, является насилием.
 Насилие – это попытки поменять себя без понимания себя и
попытки поменять другого без понимания Другого.
Насилие – это игнорирование чувств, нужд и своих, и чужих. В
общем, мы живем в мире насилия, которое считается нормой, потому
что в глубине души многие из нас хотят быть хорошими для своих
взрослых из детства. Парадокс? Нет, именно так.
Нам страшно сепарироваться от родительских фигур, страшно
признать, что они не такие уж и взрослые и имеют множество
ограничений, в том числе мало способны на любовь. Любовь не может
возникнуть в атмосфере выживания. Любовь возникает в других
условиях. В условиях, когда есть ощущение выбора, когда есть
ощущение, что ты управляешь своей жизнью и со многим можешь
справиться. У предыдущих поколений страхов было больше, чем
любви.
Нам страшно отказаться от надежды, что эту любовь можно как-то
получить, и мы привязаны к теням из прошлого и не даем себе
освободиться. Если мы начинаем верить, что родители не повзрослеют,
у нас ничего другого не остается, кроме как жить по своему
усмотрению. И это не переживание безысходности.
Это переживание эйфории, что тебе никто не может запретить, или
отказать в праве, или твоя «хорошесть» не зависит от хорошего
поведения для кого-то.
Когда я работаю с детской травмой своего клиента, я со стороны
хорошо вижу страх отказаться от надежды.
Также хорошо видно, как много возможностей упускает человек,
пока он лелеет свою надежду. Мимо проходят люди, взрослее этих
родителей, и обстоятельства, в которых можно было бы испытать себя,
и повзрослеть, и освободиться от страха, опираясь на доверие новому
опыту. И все эти шансы оказываются упущенными из-за бесплодного
ожидания.
Даже если не было детской травмы, в которой затормозилось
взросление, все равно есть ограничения предыдущего поколения,
которое оно не преодолело. Кто-то не мог отказаться от роли и
свободно выражать себя, кто-то не отказался от насилия над собой,
кто-то не смог развестись, потому что – дети… Это значит, что у нас
еще много работы по расширению своих горизонтов, по освоению
пространства свободы и творчества, по расчистке авгиевых конюшен,
наполненных страхом, насилием, и неверием в себя.

С одной стороны, взросление связано с тем, что вы перестаете быть

ребенком, а с другой – вы понимаете, что вам приходится брать на себя
больше ответственности в том, в чем вы раньше эту ответственность
не предполагали брать.
 Глава 8. Как попадание в
треугольник мешает сепарации
 Мы уже говорили выше, что у нас есть автоматические реакции,
закрепленные еще с детства, и мы их мало отслеживаем. В детстве мы
были маленькие и зависимые, и это – исходное состояние Жертвы.
Именно из Жертвы начинается движение по треугольнику Карпмана.
Это позиция – исходная, и вся динамика происходит после того, как
мы в том или ином эпизоде пережили состояние Жертвы.
Предположим, вы рассчитывали на чье-то обещание, но оно не
было выполнено. Первое, что вы можете почувствовать, – это
беспомощность, обида, зависимость. Вы можете пережить горечь, что
вы на кого-то рассчитывали, а вас подвели. Зависимость может
выразиться в том, что вы не находите другого выхода, кроме как с
помощью этого человека (в действительности выход есть всегда, но мы
можем верить, что другого выхода нет).
Даже если вы сразу чувствуете гнев и возмущение (тиран) или
ищете оправдания вашему визави (спасатель), все равно была исходная
точка жертвы, которую вы переживали хотя бы мгновение. Зачитаю
один пример, чтобы с другой стороны подойти к этой теме:
Я искала кое-что и наткнулась на фотографии из детства дочки,
нахлынули воспоминания. Мои болезненные воспоминания из прошлого,
когда я была тираном и нападала на дочку. Начиная с того, что, глядя
на дочку, которая пришла со школы, иногда я обнаруживала, что она
была одета не по погоде, а я работала и не смогла
проконтролировать, как она оделась. Или, например, я видела, что
она надела капроновые колготки, а на улице холодно. Во мне
поднималась ярость, я орала очень сильно. Дочка после этого уходила
в себя и чувствовала себя виноватой. А мне как будто это и нужно
было, чтобы она испытывала вину. Моей детской историей была
подобная ситуация, когда я надела мамины капроновые колготки и она
меня ругала.

Попробуем понять: как запустился треугольник? Почему мать стала

тираном, а дочка – жертвой? Потому что на мгновение мать
почувствовала себя жертвой – ведь дочь поступила неправильно, не
так, как надо, «подвела» мать, не дала ей чувствовать себя хорошо.
Кроме того, мать, будучи ребенком, сама часто была в роли жертвы и
воспроизвела знакомый сценарий. Это сценарий того, что мы не
выдерживаем своего несовершенства и не можем терпеть это
несовершенство в детях.

В 14 лет дочка решила первый раз состряпать сама торт

«Наполеон», сама хотела сделать подарок папе на день рождения.
Сделала как смогла, конечно, несовершенно. Я, увидев этот торт,
наехала на нее, раздражаясь: «Ты что, не смогла сделать
аккуратнее!» Все детство дочка должна было соблюдать чистоту в
доме, убирать, сама догадываться, где и что помыть. Когда я была
уставшая и раздраженная, я нападала на нее и была тираном.

Невозможно стать принимающим родителем, не отпустив свои

детские травмы. Можно попытаться еще больше задавить себя, и
многие матери так делают, стараясь делать все правильно, но так не
работает! Если вы пытаетесь контролировать себя, вы все равно
перегружены своими детскими травмами и вносите напряжение в
среду. А дети чувствуют, что вы неискренни и даже несчастны,
улавливают двойные послания, которые запутывают их еще больше.
Что такое двойные послания? Это когда вы что-то разрешаете, но
потом взрываетесь, потому что терпение закончилось. Двойные
послания сильно дестабилизируют: порой запреты переносятся даже
легче, чем «можно, но на самом деле нельзя». Дети видят, что мама
говорит одно, а по факту все равно раздражение вылезает, она не
счастлива, нет радости в доме. Это плохо сказывается на том, что
чувствует ребенок. У него возникают сложнейшие конструкции
внутри, это не то, на что он может опереться в жизни.
Для начала нужно осознать Жертву в себе, принять себя в Жертве и
начать горевание детских травм, а также поиск новых путей, создание
новых, более взрослых реакций.
Когда мы сталкиваемся со своей травмой, будучи родителем,
мы начинаем горевать свою травму и через некоторое время
обнаруживаем, что претензии к ребенку иссякли. Стало понятно,
что речь не о ней, а что она попала в слепое место, где мы не получили
опыта и где не умеем выдержать ребенка в его несовершенстве, не став
его тираном.
 Если вы со своими детьми – спасатель, скорее всего, вы им не даете
что-то прожить. Вы не верите в то, что они способны что-то
выдержать.
Например, у меня была клиентка, которая была очень травмирована
родителями, они от нее все скрывали. Собака умерла – они скрыли:
«убежала». Развод состоялся: «нет, мы не развелись, папа уезжает в
командировку». Это выглядит как забота, а на самом деле это
неготовность встречаться с эмоциями ребенка. Скажем так,
неготовность себе в этом признаться: «Я просто не хочу выдерживать
его грусть, печаль, злость». Неверие, что ребенку нужен этот опыт, что
он может с этим справиться.
Так и ребенок становится впоследствии спасателем для массы
людей, будучи не в состоянии пережить чувства, которые он не
научился переживать.
Таким образом, мы отыгрываем несепарированность от
родительских фигур с самыми разными людьми. Травма, ожидание и
попадание в треугольник взаимосвязаны. В треугольнике никто не
несет ответственность за себя. Все несут ответственность за кого-то, а
за себя не несут. Поэтому осознанность, работа с травмой – это то, что
поможет нам отследить попадание в треугольник. Замечая все раньше,
как мы туда входим, мы можем все осознаннее входить в этот процесс
до тех пор, пока мы вообще не откажемся быть жертвами, спасателями
или тиранами.

Как я вижу мир из позиции Жертвы? А как я вижу мир, если я не

Жертва?

Как я вижу мир из позиции Жертвы?

• Без кого-то (значимого) я не смогу почувствовать радость жизни.
• Мои потери невосполнимы. Поэтому нужно контролировать,
держаться – за отношения, установки, правила.
• Меня никто не полюбит «просто так».
• Жизнь невозможна без страданий и боли.
• Другие люди мешают мне реализовать себя, жить так, как мне
нравится.
• Я не могу жить «для себя», мне не дают долги и обязательства.
 И переживаю также постоянный фон страдания, вынужденности,
ненужности, отчаяния и одиночества.
Как я вижу мир, будучи свободным от этой роли?
• Я чувствую радость жизни, потому что в моей жизни есть чему
радоваться.
• Жизнь изменчива, и все меняется. Мы разные, и эта разность в
восприятии мира и друг друга создает количество времени, которое мы
проведем вместе.
• Правила не нужны, чтобы порабощать друг друга, мы сможем
договориться. Потерь нет, есть опыт и новые возможности.
• Я чувствую себя любимым, достойным любви, я люблю себя.
• Если нет привязок, то нет страданий и боли. Есть постоянное
расширение своего опыта, и это интересно и увлекательно.
• Другие люди не могут мне помешать, так как я сам управляю
своей жизнью.
• У меня нет долгов и обязательств, каждую минуту я выбираю
заботиться о себе, о близких, трудиться в своем доме, на своей работе,
потому что это наполняет меня.
Уверена, что многие из вас чувствовали себя во второй части
спектра, но не всегда и не постоянно. Жертва обладает очень сильными
позициями, хотя бы потому что накоплен большой коллективный опыт,
который транслируется детям с рождения, и еще потому, что родители
и воспитатели в ролях Жертвы создают условия для воспитания новых
жертв.
Однако благодаря осознанному выбору мы можем менять
программы Жертвы, и это возможно, каким бы фантастическим
опытом это ни казалось.

Почему муж становится «мамой», и как это связано с правом на

границы?

Все началось с того, что клиентка пожаловалась на мужа. После

удаления зуба мудрости ей хотелось тепла и внимания, а он не был ни
теплым, ни внимательным.
Потом она продолжала жаловаться, что, мол, они оба дома
угрюмые. Ни веселья дома нет, ни общения. А потребность в
искренности и теплоте у нее очень большая.
 Эта женщина ходит на терапию около двух лет, и я хорошо ее знаю.
Она пока не связывает многие внутренние процессы между собой, а я
отчетливо вижу связь.
Например, я понимаю, почему она дома ходит хмурая и невеселая.
Потому что на работе она вынуждена «держать лицо», заводить
публику, и это требует ресурса.
Дома она расслабляется, ей нужно отдохнуть, восстановиться.
Кроме того, дома у нее актуализируются детские потребности, которые
она подавляет на работе. На работе она взрослая, она всех
поддерживает. Она не может позволить себе расстроенное или
недовольное лицо…
Я отмечаю, что, видимо, она затрачивает ресурс на работе, а дома
хочет его восстановить. И она соглашается.
И тогда я делаю шаг на перспективу в надежде на осознание. Я
спрашиваю, замечает ли она, сколько ресурса затрачивает на свою
работу, и обращает ли внимание, насколько ее затраты оправданы?
Получает ли она взамен столько, сколько затратила?
…Она вспоминает последнюю деловую встречу. Те, кого она
ждала, опоздали, нарушили все договоренности. Она молчала и
терпела. Сделка не состоялась, но ресурс был слит. После встречи она
чувствовала себя обессиленной, «ватной».
Я спрашиваю, почему же она терпела? Почему не прекратила, не
обозначила границы? В ответ она, совершенно по-детски, ответила:
«Мы же договорились, и они приехали…»
Я спрашиваю ее, как часто происходит нечто подобное: она терпит,
а потом ей нужно восстанавливаться, требуя у семьи повышенного
вклада в себя?
Она с ужасом начинает осознавать, что так происходит каждый
день. Она вообще не знает, что такое «не хочу». Нет такого права –
что-то не хотеть. Надо терпеть, надо преодолевать, надо не обращать
внимание на свое сопротивление, на свою обесточенность, потому
что… непонятно, почему.
Дорогой читатель, вот так обнаруживаются скрытые, вшитые
программы. Как часто под моими постами мне пишут: «Есть такое
слово – надо!» или: «Что же это будет, если все будут делать, что
хотят?»
 Я обращаю твое внимание, читатель, что такие установки приводят
к системному и неосознанному самонасилию. А также к насилию,
потому что именно на близких людей падает нагрузка приводить в
чувство того, кто игнорирует свои потребности.
Все начинается в детстве: «Ничего, потерпишь», или «Да мало ли
чего ты хочешь!», или, как мне писали: «Нет слова “хочу”, а есть слово
“надо”», а заканчивается… позицией Жертвы, даже если человек
занимает, как моя клиентка, высокую должность, достаточно
обеспечен и может себе позволить не терпеть.
Вся реальность выстраивается на причинно-следственных связях:
не позволяешь себе «не хотеть», значит – будешь терпеть насилие. Не
позволяешь себе «хотеть» – тебя будет бесить собственный ребенок,
или другой человек, или блогер, который пишет о праве на свое
«хочу».
В конце сессии клиентка произносит: «Мой муж, оказывается, у
меня вместо мамы… Я жду от него заботы, потому что весь день
терпела и подавляла себя».
Это еще одна причинно-следственная связь. Не позволяете себе
обозначить границы, не признаете свои нужды – будете зависеть от
того, кто как будто имеет право вам разрешать, запрещать или кто
«обязан» вам компенсировать ваши страдания.
Вот поэтому у нас в обществе так много созависимых отношений
между людьми.

Почему, побывав в Жертве, мы перемещаемся в позицию Тирана или

Спасателя?

Это бессознательные попытки восстановить баланс, получить

энергию, которая утрачена в Жертве.
Не стоит давать оценку, например: Тиран – это плохо, а Спасатель –
это хорошо. Все эти энергии показывают и обозначают расщепление,
попытку приспособиться к реальности, действие не из целостного
состояния, а из состояния вынужденности, нужды, неверия себе.
У каждой фигуры в расщеплении есть Тень. Жертва отказывается
признавать власть над своей жизнью и мечтает, чтобы ее взяли на
ручки. Тиран боится уязвимости, не признает в себе Жертву. Спасатель
тоже не признает свою уязвимость и тоже не занимается собой, но
охотно берет на себя ответственность за других людей, когда им нужно
справляться самим. Для них же самих это нужно, для их роста и
взросления.
Мы становимся спасателями, когда испытываем вину перед
родителями (сама по себе вина деструктивна и обозначает пребывание
в треугольнике), или не верим своему ребенку и принимаем решения
вместо него, или реагируем не сочувствием, а действиями кому бы то
ни было. Потому что сочувствие кажется не значимым, а действия –
значимыми.
Чтобы перестать ходить по треугольнику, необходимо узнавать себя
во всех этих ролях и признавать причины, которые нас побуждают
втягиваться в него. Целостное состояние – это состояние доверия себе,
другим в том, что они равны нам, и у них есть задача самим
справляться со своей жизнью. Это не значит, что мы перестаем
помогать. Это значит, что мы перестаем брать на себя чужую
ответственность и, занимаясь собой, не ждем, что кто-то другой будет
нести ответственность за нас. Это значит, что мы принимаем себя в
несовершенстве и других в несовершенстве, умеем отпускать, умеем
ждать, умеем примиряться с тем, на что мы не можем влиять, и умеем
влиять на то, что необходимо. И можем отличить одно от другого.
 Задание
В связи с тем, что мы сейчас с вами рассмотрели тре-угольник
Карпмана, его динамику, почему он срабатывает, прошу вас
порефлексировать и отследить в своей жизни такие ситуации. Почему
и при каких условиях, что триггерит, что вы попадаете в треугольник.
Сделайте шаг назад, чтобы отследить, какие были ожидания. И еще
шаг назад, чтобы понять, какая травма спровоцировала эти ожидания.
Почему не хватает ресурса и чего не хватает, чтобы признать свои
нужды, или обозначить границы, или взять ответственность на себя за
свои процессы.

История одной сепарации

Одна женщина была недовольна своим мужем. Он слишком много

работал, мало занимался домом и детьми. Этой женщине хотелось
больше быть вместе и чтобы он как папа мог быть примером для
детей.
Но… муж и папа был слишком уставшим, и хотя и старался делать
работу по дому, помогать, у него было слишком мало энергии, чтобы
ее хватало еще и на душевное тепло.
Знакомая ситуация, не так ли? Двое выживают, точнее, живут в
парадигме выживания, верят, что по-другому жить нельзя, и ждут друг
от друга понимания и поддержки.
Разумеется, оба разочаровываются, потому что изменения должны
произойти внутри, а не вовне. Каким-то образом нужно отказаться от
идеи выживания, разрешить себе жить по-другому, не взваливая на
себя избыточную ответственность.
Но вернемся к недовольству моей клиентки. Она много раз
рассказывала мужу, что ей нужно и каковы ее потребности.
Но он только отмахивался, ибо работа в его сознании была связана
с освобождением от бремени (в конечном итоге). Он рассчитывал
заработать достаточно денег, чтобы вложить их и жить в дальнейшем
на ренту.
Жалобы жены он считал помехой и поэтому игнорировал.
 Жена, в свою очередь, постоянно ждала от мужа изменений. И, по
сути, пыталась его переделать. Своими надеждами объяснить, как
правильно, надавить на жалость и вину, она рассчитывала изменить
его выборы. И это ей, разумеется, не удавалось.
Однажды между ними произошел крупный скандал из-за денег.
Мужчина, заметив, что жена потратила немного больше обычного,
устроил скандал. Уставшая от бесплодных попыток его переделать
жена втянулась в этот скандал. Несколько дней они выясняли
отношения.
По сути, все их страхи и претензии встряхнулись со дна, устроив
масштабную муть, которая все никак не хотела оседать на дно.
Спустя неделю они все-таки примирились. Но что-то важное
изменилось.
На сессии женщина рассказывает, что увидела, что муж не
придуривается. Он действительно боится, что не сможет заработать
необходимых денег, чтобы инвестировать и освободиться.
Почему же она не видела этого раньше? Точнее, видела, но не
придавала ограничениям партнера сколько-нибудь серьезного
значения?
Почему мы переделываем других людей?
Почему нам кажется, что стоит только объяснить, надавить,
напугать, и все пойдет как по маслу?
Почему мы не придаем значения тому, что другие люди имеют свои
взгляды на мир, и они достаточно прочны и не меняются, даже если
они любят нас?
Потому что мы, в большинстве случаев, игнорируем границы и
ограничения других людей. Мы сливаемся, нам хочется, чтобы они
жили так, как мы сами хотим и как мы считаем правильным.
Игнорируя границы других людей, мы попадаем в круг бесплодных
попыток переделать этих людей и изменить, сталкиваясь с их
сопротивлением, а также последующим разочарованием и болью. И
даже навешивая оценки «предатель» и «эгоист».
…Моя клиентка пережила настоящую сепарацию с мужем, увидев
его границы. Она была расстроена и разочарована.
Однако он всегда был таким: именно она не хотела видеть, что он
не изменится и не переделается по ее желанию.
Люди меняются по своему желанию, только если сами этого хотят.
 И хорошо, что так: каким бы тогда был мир, если бы нас было так
легко поменять в угоду кому-то? Скорее, мир рабов, чем мир
свободных людей.
Каковы последствия сепарации? Боль, разочарование и…
взросление.
Невозможно выстраивать отношения, опираясь на свои фантазии о
другом человеке.
Отношения выстраиваются, когда есть принятие границ другого
человека. Никто не заставляет нас быть в отношениях с теми, кто нам
не подходит своими выборами или ограничениями.
Но если мы уже в отношениях, то нашей ответственностью
становится сепарация с партнером в тех зонах, в которых она еще не
произошла.

Почему сепарация – это свобода, а слияние – это тюрьма?

Когда я работаю с клиентами, я отчетливо вижу, что чем меньше

они в детстве были «отдельными», то есть чувствовали, что они –
отдельно, а родители – отдельно, тем больше у них остается страхов,
обид и вообще позиции Жертвы.
Поясню на примере, что я имею в виду.
Однажды одна клиентка сказала мне вот что: «Вероника, я
чувствую обиду, что сессии у нас только раз в неделю, а нужна ты мне
гораздо чаще!»
Так говорит детская часть, внутренний ребенок, человек в глубоком
регрессе – называйте, как хотите.
Главное вот что: эта часть была подавлена в детстве, и теперь есть
шанс «вытащить» ее, легализовать глубинную потребность и помочь
человеку пройти сепарацию с родительскими фигурами в этой
конкретной зоне.
Детская часть потому и застряла в детстве, что сепарация не
произошла.
…Я спрашиваю клиентку, что она чувствовала в те дни, когда я
была ей нужна, но ей пришлось без меня обойтись.
«Мне пришлось справляться самой, а ты мне даже не помогла!» –
«Тебе приходится справляться самой, если тебе не помогает мама».
 «Да, приходится! Я вообще не могу с ней поделиться. Потому что
она либо занята, либо начинает оценивать меня, и мне становится
только хуже!»
Глаза клиентки наливаются слезами.
Я говорю, что так жаль, что ей приходилось справляться самой,
когда ей нужна была мама.
Я легализую потребность ребенка в том, чтобы делиться, и
косвенно подтверждаю, что она пострадала. А также что она имела
право делиться с матерью.
Это момент сепарации.
Раньше она считала, что не должна беспокоить маму своими
детскими проблемами. Мама давала понять, что дочка проблемная,
если тревожит маму. Мама не взяла ответственность за то, что не
справляется. Она не сказала сама себе: «Почему-то меня раздражает
моя дочь, когда она нуждается во мне». Мама формировала другой
посыл: «Ты проблемная, если нуждаешься во мне».
Ответственность перешла к дочери, возникло слияние. Женщина
стала спасать других людей от своих проблем, но нужда в поддержке
оставалась ненаполненной.
Сейчас, на сессии, эта нужда «материализовалась» благодаря тому,
что моя клиентка мне доверяет и может рассказать о том, о чем раньше
молчала.
В конце сессии я спрашиваю, как изменились ее чувства. «Мне
стало легче», – отвечает она.
«Как, за счет чего?»
«Мы поговорили о том, о чем я всегда боялась сказать. Теперь я
понимаю, что мама просто не справлялась, а я имела полное право
претендовать на ее внимание. Я чувствую, что сняла с себя чужой
груз».
Сепарация – это свобода, слияние – это тюрьма. Потому что в
сепарации люди отдельные и слышат друг друга. А в слиянии
перекладывают ответственность, и никто не отвечает за себя.
 К чему приводит жертва ради семьи.
Спойлер: ни к чему хорошему
Одна женщина долго вынашивала мысль о разводе с мужем. С
каждым годом у нее накапливалось все больше претензий нему, и с
каждым годом претензии занимали все больше ее психического
пространства. Не буду говорить о том, были ли эти претензии
справедливы. Речь о другом.

Когда мы недовольны своим партнером, ждем, чтобы он

изменился, не можем смириться с тем, какой он в реальности, наша
созависимая часть может оказаться в тени. То есть мы можем
перестать замечать, как и в чем мы зависим от своего партнера и в
какой степени нуждаемся в нем, как в родителе.

Так и произошло с моей клиенткой – пока она была в претензиях и

злости, она все меньше осознавала, что у нее есть другая часть,
которая не мыслит отдельной от него жизни и боится его потерять.

Когда она заявила о разводе, муж внезапно согласился. И вот тут

начала поднимать свою голову та самая, до сих пор незаметная
часть.

Ей стало страшно. Она останется одна? А вдруг она больше не

найдет партнера? А как теперь ее супруг будет общаться с детьми? А
сможет ли она прожить без его помощи, в том числе материальной?
Все эти вопросы пугали ее.
Ниже я привожу наш с ней диалог, в котором мы исследуем ее
зависимость от своего партнера.

– Мне становится дико одиноко.

– Значит, твой муж спасал тебя от одиночества?
– Я чувствую себя брошенной, оставленной.
– То есть он не должен тебя оставлять?
– Да. Я же так много для него сделала, так старалась сохранить
семью! Я милая, добрая, неужели меня можно бросить?
 – Ты говоришь: «Я же хорошая девочка, я хорошо себя вела».
– Да, хорошо! Я столько сделала, я настрадалась, я столько
вытерпела от тебя, ты мне обязан!
Он мне обязан за то, что я выбирала не себя, а его!
– Почему ты выбирала не себя, а его? Кто тебе мешал выбрать
себя? Учитывать не только интересы семьи и детей, но и свои
интересы?
– Мне казалось, что у меня нет выбора. Я думала, что правильно –
сохранять семью и не выбирать себя.
– А откуда это правило взялось?
– Оно как будто было всегда.
– И если ты будешь следовать правилу, тогда тебе воздастся?
– Тогда муж воздаст. Он изменится и будет меня боготворить.

Так мы находим глубокие внутренние установки. Они

неосознанны. Детская травма формирует такие защиты, которые
невозможно осознать в детском возрасте. Тогда она усвоила, что, если
стараться для родителей, они полюбят ее и наградят «за хорошее
поведение».

***

– Давай представим себе, что ты не стараешься. Ты не думаешь в

первую очередь о других. Ты замечаешь себя, свои нужды и
удовлетворяешь их.
– Это приводит меня в ужас. Мне нельзя быть такой… засранкой.
Потому что все развалится. Дети будут несчастны…

Когда клиент говорит «все развалится», значит, мы приблизились к

границам его собственной мифологии, за которыми, как ему кажется,
больше ничего не может существовать.
К счастью, клиентка сама осознает причины своего страха «быть
плохой».
– Моя мать была такой – «засранкой». Она не вкладывалась в
детей ни эмоционально, ни даже формально. Мне как ребенку было
очень больно. Я усвоила, что такой быть нельзя. Надо забыть о себе
ради семьи.
 ***

Это еще один характерный признак травмы. Ребенок не видит, что

мать не просто так была нересурсной, незрелой. Возможно, она
вообще не готова была к семейным отношениям. Или же была, но
была и настолько загружена обязательствами, что эмоциональных сил
на детей у нее не хватало.
Но ребенок не может видеть картину целиком. Он видит только ее
часть: мама была отсутствующей, это очень больно. Значит, нужно
стать ее антиподом, посвятить все время семье. Тогда все будут
счастливы.
Увы, это ошибка, заблуждение. Опираясь на это заблуждение,
женщина полжизни жертвовала собой и ждала награды в виде такого
же жертвенного отношения мужа. Не дождалась.

– Я хотела сделать этого человека счастливым. Чтобы он сделал

счастливой меня.
– Ты верила в эту фантазию… Что, если будешь так поступать,
тебе воздастся. Поэтому выбрала несчастного мужчину и пыталась
его осчастливить.
– Да… теперь я понимаю, что нужно сразу выбрать довольного
мужчину и не вкладывать силы в то, чтобы осчастливить его.

Я описала несколько вариантов бытового переживания Жертвы и

других ролей для того, чтобы вы узнали свои ситуации и
обстоятельства, в которых вы, возможно, действовали привычно, но
пришло время эти роли пересмотреть.
Глава 9. Как происходит сепарация
от родителей во взрослом возрасте
 Как быть, если мы уже взрослые? Детство уже закончилось, все
ошибки уже совершены, мы сформировались, последствия уже
наступили. А родители наши держатся за свои установки, потому что
каждому человеку важно опираться на убеждение, что жизнь прожита
не зря. И им тоже это важно. Многие из них подвержены страху
ошибок, переполнены виной и не могут встречаться с чувствами своих
детей, которые могут поколебать удовлетворяющую их картину мира.
Нам нужно приложить усилия, чтобы, с одной стороны, научиться
верить себе, назвав вещи своими именами, а именно как, в результате
каких их действий мы получили свои травмы. С другой стороны, нам
нужно решить, как именно обойтись со своим эмоциональным
наследием. К чему вы готовы? Готовы ли вы на слом ваших
привычных отношений? Готовы ли вы поколебать картину мира своих
родителей? Слом прежних опор всегда бывает болезненным, для обеих
сторон. Готовы ли вы к их отрицанию, обвинениям, слезам, гневу?
Этот вопрос должен решить каждый для себя. Обратная связь
может запустить процесс сепарации у ваших родителей, процесс
прозрения, освобождения от иллюзий. Но кто-то из них совсем не
готов встретиться с реальностью. Чем больше иллюзий у человека, тем
больше вероятность, что иллюзии охраняют его хрупкий мир от
потрясения.
Поэтому в большей степени я буду говорить о вас, о ваших
процессах.
Многие процессы сепарации не были завершены в детстве, многое
не удалось присвоить, остались страхи перед грандиозной
родительской фигурой.
Остались ожидания, которые мы проецируем на других людей, как
будто бы они должны быть такими, как мы хотим, и так далее.
Все, что не прожито в свое время, должно быть прожито в другое
время, сколько бы лет нам ни было. 20, 30 или 60 лет – это не имеет
значения. Имеет значение, на какой фазе сепарации произошло
застревание и взросление не произошло.
Если вам не удалось присвоить права в детстве, например, права на
чувства и у вас защита выстроена таким образом, что вы вынуждены
подавлять свои чувства, то, соответственно, это право придется
присвоить во взрослом возрасте. Без этого права вы остаетесь жертвой
в чем-то, расщепляете себя на жертву-тирана или зависите от других
людей, которые сильнее вас, как будто бы могут вам что-то дать.
Мы уже знаем, что очень часто травматичные эпизоды вытеснены.
Наша психика устроена так, что мы, во-первых, не помним все: у нас
нет такого объема памяти, чтобы помнить все. А с другой стороны,
психика защищает нас, нам нужно как-то жить.
И если мы будем помнить все травматичные переживания, то
ресурс просто будет негде взять. Психика так устроена, что
травматичные переживания могут отщепляться. Вы можете не
помнить.
А если у вас работает защита, которая называется «идеализация»,
то вы можете говорить: «У меня было счастливое детство. Был
замечательный папа, была хорошая мама…» Когда мне клиент говорит
так, я проверяю эти утверждения через его способы взаимодействия с
этим миром. Например, клиентка мне говорит: «Мама вложила в меня
всю свою жизнь, я в долгу перед ней». Я смотрю не на то, что она
говорит, а на то, как она живет. И вижу, что она испытывает серьезные
трудности в отношениях. Если ее ожиданиям не соответствуют, она
переживает мучительные чувства боли и разочарования. Потом она
отвергает тех, кто ее «подвел». Вероятно, так же поступала и мама:
декларировала, что безумно любит дочь, а по факту подминала ее под
себя, требовала соответствовать своим ожиданиям, и близких
отношений между ними на самом деле не было.

Как идеализация «помогает» сохранять детские взгляды на жизнь

Замечали ли вы, как часто вы идеализируете? И знаете ли, что

делает идеализация с нашим восприятием реальности? Она серьезно
искажает это восприятие, влияя на нашу жизнь не самым лучшим
образом.
Идеализация – это способ не взрослеть, не примиряться с
реальностью, стремиться к недостижимым целям, фантазировать о
том, чего не может быть. Это способ не признавать свои ограничения,
не признавать ограничения других людей. Это наивная вера в иллюзию
совершенства, иллюзию превосходства, которую умело создают другие
люди, не признающие своих ограничений.
 Идеализация может проявляться в том, что вы упорно стараетесь
не замечать в важном для вас человеке некоторые его части – реакции,
нужды или потребности. Вы «оставляете» только то, что вам подходит,
или только то, что не сокрушает вашу картину мира. Так дети
идеализируют родителей, взрослые идеализируют своих партнеров и
всех тех, от кого они зависят. Ведь если увидеть то, что не хочется
видеть, придется как-то примириться с увиденным, а это бывает
больно.
Идеализация может проявиться в том, что вы снова и снова
надеетесь на перемены в тех случаях и обстоятельствах, когда
надежды нет. Так взрослые дети надеются на то, что их родители
возьмут свою ответственность за свой вклад в их детство, в то время
как родители имеют слишком серьезные ограничения, чтобы вынести
подобную ответственность. И тогда бывает трудно отпустить надежду
на возмездие, компенсацию, признание ущерба. Бывает невыносимо
примириться с тем, что желаемое никогда не случится, и начать поиск
новых опор.
Идеализация возникает и тогда, когда вы опираетесь на выводы,
сделанные в детстве.
«Если я буду делать все правильно, если я стану лучшим, царем
горы, всех обгоню, взойду на вершину, меня больше не будут
преследовать, причинять боль, не застанут врасплох». Вокруг этих
идеализированных конструкций выстраивается жизнь – только бы не
допустить ошибку, только бы не показать несовершенство, только бы
не обнажить свою уязвимость…
Как-то одна женщина рассказала мне, что вот как только она станет
такой же успешной, как вон та блогер в «Инстаграме», можно будет
расслабиться.
«Почему ты ей так веришь?» – спросила я ее.
Вопрос на секунду застал женщину врасплох, а потом она
ответила: «Потому что у меня не было случая почувствовать себя
достаточно хорошей. Среда как будто показывала мне, что я хуже
других. Помню, как я показала подружкам свою куклу, которая мне
очень нравилась. Они немедленно закричали, что у меня отстойная
кукла, а вот у них лучше куклы, чем у меня…. И вот теперь эта блогер
как будто снова кричит, что она лучше меня, а мне хочется быть не
хуже других…»
 Все, что угодно, лишь бы не разочаровались во мне и лишь бы не
разочароваться самой. Лишь бы быть не хуже. Лишь бы не переживать
тщетность своих усилий, не осознавать упущенные возможности, не…
Идеализация – это способ не взрослеть, не примиряться с
реальностью, стремиться к недостижимым целям…
Это наивная вера в иллюзию совершенства, иллюзию
превосходства, которой нет, не было и не будет, но для многих из нас
потребуется слишком много сил, чтобы это признать.

Сложность в том, что травматичное переживание отщеплено, и мы

опираемся на какие-то собственные преставления о мире. Не на
реальность, а на то, что мы думаем о ней. Читаем тексты,
подписываемся на блогеров, которые подтверждают нашу картину
мира. Из этой точки начать терапию сложно, вы можете не доверять,
терять возможности, хотя, я вас уверяю, в пространстве достаточно
людей, которые призывают развиваться и на чей опыт можно было бы
опереться, но вы можете просто не замечать этих людей.
Поэтому терапия нужна для того, чтобы расширить эту
картину мира, которая сформировалась в детстве в результате
каких-то событий. Даже если не было каких-то масштабных
травм, все мы имеем какие-то ограничения. Семья имеет
ограничения в своих представлениях об этой реальности.
Развиваться можно всегда, расширять свои границы представления о
мире. Выходите из своих рамок, границ, но очень важно соблюдать
баланс между безопасностью и развитием.
Чего вам не хватает, чего вы ждете от людей, с помощью рефлексии
вы начнете видеть эти отщепленные части, которые ваша психика
вытеснила. Но это сложно сделать в недоверии, вам нужно создать
отношения, в которых вы будете доверять, и фигура, с которой вы
работаете, должна быть взрослая.
Это должен быть терапевт, который умеет опираться на взрослую
часть. Поэтому психотерапия – это не ремесло. Это глубокий и
доверительный контакт двух людей, в которых один находится в
детской позиции, другой – во взрослой позиции.
Именно поэтому между терапевтом и клиентом не может быть
дружеских отношений, тем более любовных отношений. Терапевт
помогает своему клиенту взрослеть, создавая безопасную обстановку,
в которой клиент сможет расслабиться.
Как этого можно достичь? Нужно, чтобы терапевт научился не
оценивать, принимая все поступки клиентов как причинно-
следственные связи.
Вот так, рядом со «взрослым», «ребенок» может подрасти,
повзрослеть. Если в его детстве не было неоценивающего, некритично
настроенного, теплого взрослого, им становится терапевт.
Именно в этом тандеме постепенно, шаг за шагом клиент может
погружаться в свои травмы, а это необходимо. Травмы сами по себе
никуда не уйдут.
Постепенно вы перестаете себя винить, потому что вы начинаете
не только понимать, но и принимать тот факт, что вы не могли быть
другим, а были только таким, каким могли быть. Всегда, в каждый
момент времени.
Через эти ощущения меняются отношения с миром, с детьми, с
другими людьми, с самим собой. Постепенно уходят вина и страх,
потому что терапевт вас поддерживает в том, чтобы вы пробовали и
рисковали, закрепляли новый навык, убеждаясь в том, что вы все
можете.
Когда вы работаете с травмой, поднимается множество процессов.
Поднимается злость на родителей, и это нормально. Вы можете
переживать горечь от того, что все сложилось, как сложилось, от того,
что упущено время и многое вы сделали бы иначе, не будь вы
травмированы.
Приготовьтесь к тому, что пути назад не будет. Вы уже выросли, и
вам нужны взрослые люди вокруг. И такие люди начнут приходить,
когда вы сами перестанете ожидать спасения, когда вы поверите, что
вы обладаете достаточно большой автономией и достаточно большой
властью над своей жизнью.
Многие процессы нам нужно прожить осознанно. Например,
заботу о себе. У меня был период, когда я ездила в санаторий и за мной
ухаживали, делали массаж, кормили полезной едой. Врач спрашивал:
«Как вы себя чувствуете? И я осознанно проживала заботу, которой
мне не хватило. Это значит, я понимаю, что я сейчас делаю, для чего я
это делаю. Вот таким образом неполученное может быть получено и
может сформироваться как новый навык бережного и заботливого
отношения к себе.
Выше я писала про женщину, которая осознанно «добирала»
поддержку отца благодаря поддержке инструктора по вождению, так
как он был теплый и вдохновляющий. Когда вы проживаете это
осознанно, не залипаете в созависимости, вы понимаете, что добираете
отцовскую поддержку. Все недостающее укладывается в структуру
психики.
Все, что я перечислила, постепенно помогает вам все больше
верить в то, что вы можете сами справиться, можете опереться на
других людей, на психотерапевта. Вы понимаете, что несовершенны и
все нормально. Таким образом мы завершаем процессы сепарации.
Отдельно я хочу сказать про ожидания. Детские ожидания
сохраняются, если у вас есть любой из родительских дефицитов. Не
хватило любви? Вы будете ждать от близких любви. Не хватило
автономии? Вы будете требовать, чтобы вас оставили в покое, и ждать,
что вам ее обязаны обеспечить.
Почему установка «Они мне должны» причиняет только
страдания?
Ожидания есть у всех. Но у некоторых людей ожидания вполне
реалистичные, а у других – завышенные. Почему так происходит?
Есть люди, которые очень боятся за своих детей и буквально
изводят воспитателей и учителей: а хорошо ли будет моему ребенку с
вами?
Некоторые люди от отношений ждут, что партнер будет
идеальный – и ответственный, и заботливый, и общительный, и сам о
себе заботится… И могут сильно разочаровываться, что он в чем-то не
дотягивает.
Бывает, что, напротив, ожидания самые мрачные: не будет ничего
хорошего.
Мы редко задумываемся, что наши ожидания основаны на нашем
опыте. Но именно так и происходит. Довольно-таки значительная
часть ожиданий формируется на базе травматичного опыта. Например,
в детстве не хватило понимания, и понимание становится важнейшим
ожиданием в отношениях. Причем не просто понимание, когда можно
поговорить и все решить. А такое, какого не хватило в детстве:
с полуслова, или даже без слов.
 Кто-то не получил в детстве эмпатичную мать, которая неверно
истолковывала сигналы своего ребенка, и боль этого непонимания
формирует обостренное переживание надежды, что любимый
(любимая) будет понимать с полуслова.
Или кто-то получил холодных родителей, которые не
интересовались своим ребенком. Тогда будет очень востребовано
ожидание теплого, внимательного, интересующегося человека.
Так вот, эти ожидания очень быстро становятся императивом «мне
должны». Мне должны помогать, что-то определенное для меня
делать, заботиться о моем ребенке определенным образом и так далее.
Именно по этой причине разгорается множество конфликтов:
ожидания не соответствуют реальности. И всегда найдутся люди,
которым тоже кто-то «должен», и будут поддерживать такие
травматичные ожидания и даже превращаться порой в
преследователей тех, кто «не соответствует». К сожалению, эти
установки не приводят ни к чему хорошему, кроме разрыва отношений
и страданий. Поэтому критически важно научиться видеть свои
ожидания.
Еще раз: ожидания очень быстро становятся «долгом» другого
человека по отношению к нам. Почему так? Это массовое явление,
свойственное очень многим людям. Потому что все они не успевают
отделить свои ожидания от других людей и вменяют им
долженствование. Так поступали и с нами. Мы много чего были
«должны» и мало на что имели право.
Итак, сепарация означает, в том числе, что мы учимся видеть свои
ожидания и защиты – идеализацию, обесценивание, избегание и
многие другие… Потому что, если мы видим только травмы, мы
рискуем остаться в ограниченном восприятии реальности. Наши
защиты от боли и страданий тоже мешают нам быть взрослыми и
сепарированными.

Вы избегаете отношений? Вероятно, вы не можете защитить свои

границы

В моей практике психотерапевта мне попадались разные люди и

разные способы выстраивания отношений. Некоторые люди создавали
созависимые союзы. Другие люди, напротив, избегали отношений.
Страдая от одиночества, они боялись отношений еще больше и
избегали сближения.
Поначалу я думала, что у тех, кто не приближается, не пытается
знакомиться, не вкладывается в отношения, выбирает позицию того,
кто решает, продолжатся ли отношения или завершатся, крепкие
границы.
Но постепенно, от случая к случаю, от одной человеческой истории
к другой, я убедилась, что все с точностью до наоборот. Эти люди не
имели границ вообще, и избегание стало их психологической защитой.
У всех их историй была одна общая черта: родители моих клиентов
совершенно не видели своих детей живыми людьми. При этом
родители думали, что любят своих детей и заботятся о них.
Что такое границы в семье? Это такие условия, в которых родители
допускают, что дети могут, например, страдать от критики. Или не
хотят делиться своими сокровенными секретами. Или хотят делиться,
но в ответ хотят не поучений, а понимания и поддержки.
Одна женщина, будучи девочкой, выслушивала море критики по
поводу того, что с ней «не так». При этом она даже не рассчитывала на
поддержку родителей в своей детской жизни и со всеми проблемами
пыталась справиться сама.
Другая, напротив, верила, что мама очень любит ее. Но мама часто
расстраивалась, если девочка хотела жить своей жизнью. Она
чувствовала себя виноватой, если уходила гулять с подругами, если не
хотела носить купленную мамой шапку. И даже институт ей мама
выбрала. Потому что дочка не могла ее разочаровать.
Имея опыт такого тотального, тесного, душного слияния, полного
отсутствия всяких границ, человек бессознательно начинает избегать
отношений. Ведь они, по его опыту, ничего, кроме попрания его прав и
свобод, не приносят.
Такие клиенты в терапии крайне недоверчивы. Им постоянно
мерещятся эмоциональное вторжение, захват и поглощение.
Что им может помочь? Только осознание, что их детский опыт, в
котором они продолжают жить, – это привычная реакция. Которая
возникает, если рядом появляется другой человек.
Замечать эту реакцию и обнаруживать маленького ребенка,
границы которого так беспардонно сметались.
 Постепенно восстанавливать свои права – хотеть и выражать свои
желания открыто. Заявлять о них. То есть сознательно преодолевать
страх перед поглощающим родителем, восстанавливать свою
отдельность, горевать о том, что случилось в детстве, укреплять свои
личные права. Только так можно отпустить старые защиты избегания и
сопротивления отношениям.
Таким образом, и созависимость, и избегание (контрзависимость)
свидетельствуют об отсутствии границ.
Психологические защиты, будучи чрезвычайно затратными, были
единственным способом для ребенка сохранить свою личность, а
порой и жизнь.
Границы появляются только у взрослой личности, которая отделяет
себя от других, не нападая на них и не защищаясь.
Однако в отношениях двух взрослых людей, если один из них
выражает свои границы, а другой созависимый (контрзависимый),
второй будет протестовать, чувствуя себя раненым, раскачивать
границы партнера и даже может не выдерживать их совсем.

Почему отношения становятся токсичными, и как на это влияют

наши ожидания?

Все процессы, за которые вы не взяли ответственность, токсичны,

то есть не благоприятствуют отношениям, а разрушают их.
Неосознанные процессы вносят в контакт ожидания, которые
полностью искажают реальность.
Приведу пример. Женщина очень злится на мужа, что он ей не
помогает с детьми. Злость перерастает в ненависть. Она говорит, что
множество раз пыталась до него донести, что ей нужна помощь, но он
ее не слышит и не помогает так, как нужно. Ей приходится все заботы
взять на себя, а он делает то, что хочет.
Вот в этом месте прошу вас прислушаться к себе. Написанные
мной слова могут инициировать ваши личные процессы. Вы можете
разделиться на два лагеря.
Одни из вас могут ощутить слияние с героиней и сопереживать ей,
а другие будут переживать за ее мужа. Потому что вы сольетесь с
актуальной для вас нуждой и актуальным для вас чувством. Если ваш
опыт похож на опыт женщины, вы будете поддерживать ее.
 Если вы пострадали от избыточной требовательности и ожиданий,
вы, скорее всего, будете «против». То есть пространство расщепится на
спасателей и тиранов. И только немногие останутся в позиции
наблюдателей, то есть не будут ассоциировать себя с какой-то
стороной.
Я в силу своей профессии много раз видела, как люди попадают в
позицию жертвы. Жертва зависит от чьего-то признания или
разрешения и расщепляет пространство на сторонников и
недоброжелателей, на спасателей и тиранов.
У меня есть большой опыт отслеживания того, как я сама
вовлекалась в треугольник. У меня есть большой опыт исследования
подобных процессов и достаточно устойчивости, чтобы не
расщепляться и оставаться в позиции целого, которое видит части.
При этом я могу сочувствовать и сопереживать, но не подрываюсь
изменить жизнь клиента, Выбор – это его прерогатива и ответ-
ственность, а моя ответственность – это помощь в осознании.
Я спрашиваю женщину, что она чувствует. Она называет чувства
обиды, злости, ненависти.
Я вижу, что за этими чувствами скрываются ожидания.
Я спрашиваю, что именно она ждет от мужа. Она много говорит, но
смысл сводится к тому, что ей хотелось бы его вовлеченности. Она
хочет, чтобы он был в курсе того, что нужно семье, и сам включался
бы, если это необходимо.
Я прошу перечислить примеры тех случаев, в которых ей требуется
помощь, и пояснить, как именно она просит о помощи.
И вот тут становится многое понятно. У женщины есть идеальная
картинка семьи, и она страстно желает получить эту картинку,
невзирая на то, что у нее нет на это ресурса.
Она видит, что все счастливы, довольны, дети не страдают, потому
что мама сделает все за них. Даже если дети в этом не нуждаются. Она
приготовит еду, уберется в доме, поговорит со всеми детьми,
проследит, чтобы они добрались в школу и садик, хорошо учились,
развивались в кружках, прошли всех врачей и других специалистов.
Много всякого контроля и много избыточной ответственности. И
чем больше она перегружена, тем больше она зависит от мужа,
который имеет свои представления о своей роли в родительстве и о
том, как надо растить детей.
 Когда она просит о помощи, она говорит: «Я устала, мне нужна
помощь!», имея в виду что-то свое, а муж думает о том, как он
понимает помощь. И делает то, что в его представлении является
помощью. Но ей, конечно же, мало, потому что, как уже говорилось,
она не признает ограничений. Ни своих, ни чужих.
В ее переживаниях есть и ее собственный вклад: необходимо взять
на себя ответственность за стремление к идеальности, за то, что сама
себе не дает права расслабиться, не требовать так много.
Все неосознанное становится токсичным. Отношениям не хватает
честности – слишком много в них ожиданий, разочарований от
несбывшихся надежд и агрессии, которая непременно следует за
разочарованием.
Вот почему так важно разбираться в своих клубках чувств,
отделять зерна от плевел, брать на себя ответственность, в том числе за
снятие избыточных требований. Не ждать, что кто-то освободит,
самому освобождаться.

Все наши дефициты, будучи неосознанными, становятся

ожиданиями. Это очень важно понять. Наш партнер получает в
отношения не одного человека, а двоих: взрослого и ребенка. Порой
очень маленького, капризного и требовательного ребенка. Особенно
если ему не хватило любви.

Почему нам так важно, чтобы партнер постоянно подтверждал,

что любит нас?

Если мы не считаем себя привлекательными, достойными

партнерами, переживаем стыд за себя, за свое тело, за свой внешний
вид, за свои, например, эмоциональные реакции, нам очень нужно,
чтобы привлекательность и «достойность» кто-то признал. Не просто
«кто-то», а партнер, который выбрал нас для отношений. Так
происходит «доказательство», что мы окей, с нами все в порядке, нас
есть за что любить. Мы ценные и достойные. Так мы можем успокоить
свой страх не-ценности, опираясь на признание партнера.
Время от времени мы запрашиваем подтверждение этого
признания, потому что, будучи неуверенными, нам постоянно нужно
убеждаться, что все в порядке, что партнер по-прежнему нас любит и
ценит.
Именно поэтому возникают вопросы: «Ты меня любишь?», «Тебе
нравится, как я (что-то делаю)?» или же просто «в поле» размещается
ожидание на постоянное подтверждение ценности, которое партнер
должен удовлетворять.
Когда партнер «не справляется» с возложенными на него
ожиданиями и «недостаточно» подтверждает ценность, красоту,
мужественность, наличие ума, успешность, возникают обиды и
претензии в духе: «Ты меня не любишь».
А чаще всего один партнер начинает «отыгрываться» на другом за
недостаточное подтверждение любви через бытовые ситуации,
критикуя, принижая, осуществляя контроль и так далее. Все эти
послания могут звучать так: «Ты недостаточно хорош!»
Итак, чем сильнее мы нуждаемся, тем больше нам «должен»
партнер. И на него ложится большая нагрузка, которую он будет нести.
И партнер может «ответить» одним из нескольких вариантов:
1. Он может подыгрывать, то есть хвалить, восхищаться, говорить
слова любви, совершать все запрашиваемые ритуалы без особого
энтузиазма, если он сам созависимый и нуждается в подтверждении
своей ценности, боится изменений и потерь.
2. Он может отказаться подыгрывать, уйдет в сопротивление, и
отношения сойдут на «нет», завершатся, если этот партнер более
ресурсный, устойчивый и не хочет играть возложенную на него роль.
3. Он может уйти из-за собственных ограничений, потому что сам
нуждается в том, чтобы «брать», все еще находится в иллюзии, что
можно найти «более подходящего человека».
Есть еще один возможный сценарий, который выбирают, к
сожалению, немногие – это осознанность. Вы начинаете отслеживать
свои модели, свои стратегии отношений, вы задаетесь вопросами, вы
ищете причины. Вы имеете достаточно мужества признать свои
дефициты и даже можете признавать свою ответственность перед
партнером.
Если это делают обе стороны, отношения развиваются и развивают
партнеров, и оба постепенно движутся от надежды на восполнение
своей пустоты к честному диалогу и расширению своих границ.
 Во всех этих сценариях невозможно повлиять на зрелость
партнера, и это самая печальная новость.
Можно надавить, подчинить или потерять, но его уровень зрелости
и осознанности, который позволяет «переварить» кризисные ситуации
с пользой для себя и для партнерства, остается его зоной
ответственности. А это значит, что каждый партнер, которого мы
выбрали, в какой-то степени соответствует нашим запросам в
определенный момент времени.
И, если мы сами выбираем быть осознанными и стремимся к
развитию, мы можем через отношения многое понять о себе. И можем
с помощью осознаний повлиять только на себя и на свои дальнейшие
выборы.
Мы видим, насколько старые сюжеты влияют на нас в новых
условиях и обстоятельствах. К этому нужно отнестись всерьез: само
ничего «не рассосется». Нужна помощь и нужна осознанность.
 Несколько уровней проживания
травматичного опыта отношений
Однажды мы работали с молодым человеком. Он пришел на
несколько консультаций, но тем не менее опыт работы с ним произвел
на меня большое впечатление. Наверное, потому что он был
достаточно осознан для своих двадцати с небольшим лет.
Так вот, он рассказал, что болезненно относится к разного рода
отказам. Он долго собирается перед тем как что-то попросить и
собирает все свои силы, чтобы выдержать отказ, если он последует.
Одновременно он по возможности справляется сам и пытается
избежать просьб о помощи.
Уважаемый читатель сразу подумает, что тут дело в какой-то
травме, и будет прав. Кстати, как вы сами относитесь к просьбам?
Обращаетесь ли за помощью, оказываете ли ее?
Мы, действительно, довольно быстро «вышли» на фигуру отца, с
которым у молодого человека были достаточно формальные
отношения. Сын вспомнил, как ему не хватило в детстве внимания
отца, даже просто времени вместе. Просить отца о чем-либо было
бесполезно: отказ во внимании был обычным делом. Вся горечь и боль
оказались вытесненными, и «на поверхности» осталась только
травма невыносимости отказа.
Почему важно работать с такой травмой? Что изменится, если
парень признает свою боль и свою нужду в отце?
Потому что все вытесненное оказывается замороженным: человек
не признает, что ему причинили боль, и сам причиняет боль в тех же
ситуациях и обстоятельствах. Либо видит в окружающих страдающего
себя и жертвует собой даже в тех случаях, когда в этом нет ни нужды,
ни запроса.
 Какие уровни проработки травмы нам
необходимо пройти
Первый уровень: необходимо признать, что тебе нанесли ущерб.
Это первый и необходимый шаг восстановления чувствительности,
человечности, сострадания.
Признавая себя пострадавшим, мы признаем себя живым
человеком, которому бывает больно от определенных воздействий
других людей.
Молодой человек сразу стал проживать горечь и печаль. И тут же
почувствовал, как нуждался в отце, как тот был важен для него.
Второй уровень: признавая свою нужду, мы восстанавливаем
отношения. Во-первых, с собой: «я признаю, что я нуждаюсь».
Во-вторых, с другими людьми: «я признаю, что другие люди мне
важны и оказывают на меня влияние. Стало быть, я тоже для кого-то
важен и оказываю на кого-то влияние».
Это очень чувствительная зона, зона близости. А подобное
признание формирует ответственное отношение к себе и к тем, с
кем ты связан отношениями.
Часто нужно прожить злость по отношению к тем, кто не осознал
своей ответственности. Иногда злость длится минуты, в некоторых
случаях злость не проходит месяцы (если нанесенный ущерб слишком
велик, если мало ресурса, если мало поддержки и много осуждения
изнутри и извне).
Третий уровень: прожив чувства, признав взаимную
ответственность, мы уже можем признать несовершенство,
ограниченность тех людей, которые нанесли нам ущерб. Отдавая им
ответственность за их поступки и решения, мы начинаем чувствовать,
что нанесенные нам раны больше не довлеют над нами.
Мы снижаем грандиозность людей, от которых зависели, и
возвращаем себе силу выстраивать свою жизнь вне зависимости от
того, что с нами случилось.
Нужно принять во внимание, что сепарации без преодоления
страха не бывает. Но когда мы ее прошли и поняли, что жизнь
продолжается, новый опыт становится важной базой для
последующих сепараций.
Сепарация – процесс множества сепараций в травматичных
сферах, где мы не смогли отделиться вовремя и отделяемся сейчас.
Это очень большая работа, и учитесь себя за нее уважать. Даже
если вы встречаетесь с обесцениванием, это лишь говорит о том, что
тот, кто обесценивает, не делает такую работу, не готов и не хочет
прикладывать усилия для собственной сепарации.
Мы начинаем уважать себя за то, что смогли сделать такую
тяжелую работу, которую не смогли сделать наши родители. Мы
можем почувствовать уважение к себе и почувствовать свое
достоинство: ведь мы не побоялись трудностей и согласились
повзрослеть, несмотря на то, что большинство людей пока этого не
сделали.
Глава 10. Что делать, если
сепарация буксует
 Многие читатели, кто держит сейчас в руках эту книгу, уже
проходят терапию, проходят свою сепарацию, но сталкиваются с
определенными трудностями, и я надеюсь раскрыть кое-какие нюансы
и детали для того, чтобы вас подержать в вашем сепарационном пути.
Часто бывает так, что несмотря на то, что вы вышли на травму,
работаете с травмой, но как будто не можете избавиться от нее.
Приведу вам пример. Женщина очень боялась материнской оценки:
мама и ругала, и кричала… сформировался сильный страх осуждения.
С родительскими фигурами женщина становится маленьким ребенком,
который впадает в ступор, не может ничего сказать. Это сказывается на
ее карьере, на ее работе. Окружающим очевидно, что с ней что-то
происходит, и она переживает еще и стыд… Один процесс цепляется
за другой. И вроде бы она работает с терапевтом и осознала, что на нее
до сих пор влияет прошлый опыт, полученный в отношениях с мамой
и учителями в школе. Но как будто бы эта реакция не пропадает. Она
снова и снова возобновляется. Почему?
Во-первых, имеет значение, скажем упрощенным языком,
величина и сила травмы.
Если травма единичная, или не повлекла за собой сильного
стресса, или ребенок прожил ее с ресурсом – была поддержка, или
своих сил хватило, чтобы не сломаться, – тогда ему «достаточно»
осознать что-то, и у него сценарий пропадает.
Вот, например, у меня была такая история: я очень хотела, чтобы
терапевт мне улыбалась, когда я приходила на сессию, а терапевт мне
не улыбалась. Она вообще была не слишком улыбчивой, да и не знала,
что я хочу, что вполне естественно. Меня это расстраивало и обижало.
Однажды я решила с ней об этом поговорить. Терапевт меня
выслушала, сказав, что, вероятно, у меня сохранилось ожидание с
раннего детского возраста, и мне не хватило радости родителей, когда
они меня видели.
И тут всплывает как осколочное воспоминание: родители ждали
мальчика, а родилась девочка. Я всегда это знала, но знала, скорее,
умом, чем осознавала связь между потребностью и тем самым опытом.
Я стала думать о том, что они были обескуражены и расстроены, и
я, будучи ребенком, уловила это расстройство (помните, как мы
подробно говорили о связи родительских эмоций и состояния
ребенка?)
 Улыбок, скорее всего, было мало, или было мало для меня, то есть
субъективно было недостаточно. И вот теперь эта нужда была
спроецирована на терапевта.
К слову, это и есть задача терапевта: «поймать» на себе ожидание
своего клиента и предположить, что за нужда не была реализована и
теперь проецируется на значимых людей?
Я не помнила эту ситуацию, но смогла вжиться в нее с помощью
тех чувств, которые актуализировались сейчас. То есть мне удалось те
чувства, которые, казалось, возникли «здесь и сейчас», перенаправить
туда, когда они действительно возникли – в «там и тогда».
Мне удалось пережить грусть, печаль того, что все это случилось, и
меня отпустило навсегда. Больше мне не нужно было встречающих
улыбок.
А вот в случае с женщиной, про которую я рассказывала, все было
посложнее. Простого осознания было недостаточно.
Итак, для восстановления целостности важно установить, какой
силы и величины была травма и насколько она заряжена. Например,
насколько голодной (неудовлетворенной) была потребность. Насколько
ребенок хотел, чтобы его оценили по достоинству и как много
вкладывал энергии в то, чтобы получить желаемое.
Вот эта сумма вложений, чтобы изменить отношение к себе, тоже
влияет на заряженность травмы.
Возможно, придется травму «горевать». Или пережить злость, что,
как я ни старалась, ничего не вышло. Иногда остается отщепленным
какой-то важный эпизод, и он продолжает влиять, пока его не вспомнят
и не осознают.
Значит, нужно время. Нужно вспоминать и проговаривать. И
терапевту тоже нужно запастись терпением, не ждать быстрых
изменений, а верить, что, если что-то не завершено, значит, какой-то
процесс все еще не прожит.
Итак, есть масса причин, почему человек не продвигается. Могут
также отрицательно влиять ожидания к себе: «Ну сколько уже
можно?» и злость на себя: «Хватит уже ныть, возьми себя в руки».
Очень важно принимать себя в своих процессах – «Я иду
столько, сколько мне нужно, и настолько быстро, насколько я
могу».
 Злость и ожидания к процессу заметно тормозят исцеление. Эти
чувства воспроизводят травму насилия, то есть кто-то внутренний
(критик) проявляет насилие к другому внутреннему (ребенок), и
сценарий не распутывается, а усугубляется.
Поможет внутреннее разрешение: «Сколько понадобится мне
времени, столько я и буду выбираться из этой травмы».
Второй важный нюанс – когда вы были ребенком, вы были не
равны с родителем. Вы остались в позиции жертвы. А тот человек,
который проявлял насилие к вам, обладал властью, он остался
большим и грандиозным. Сила такого не-равновесия закрепляется
страхом перед этой фигурой, даже если никто на самом деле не
угрожает.
Такой страх появляется всякий раз, когда нужно выйти «за рамки
дозволенного». Что бы для вас это ни значило.
Кому-то страшно «не хотеть» то, что хочет значимый человек,
другому – обозначить границы.
Поэтому очень важно выйти за рамки сценария «Я маленький и
слабый, а он – сильный и большой».
Например, одна клиентка рассказывала мне, как ее запугивал отец.
Отец был буйным алкоголиком и мог ударить ни за что. Дома рядом с
ним невозможно было расслабиться, было очень страшно. И
нахождение в собственном доме для этой девочки было пыткой. Эта
женщина, несмотря на то, что у нее есть бойцовские качества, в каких-
то определенных ситуациях впадает в ужас.
Ее пугает начальница: есть определенные триггеры, которые
срабатывают и напоминают отца.

Другая родительская фигура может восприниматься как

грандиозная: например, муж или терапевт.
И эту грандиозность нужно «выровнять». То есть вернуть клиенту
ощущение, что она не маленькая беззащитная, а равная. Для этого
нужно работать с тем самым процессом деидеализации, про который я
писала выше. Потому что представление о том, что отец сильный и
всемогущий, – это идеализация, как бы странно это ни звучало. На
самом деле он слабый, не справляющийся со своей жизнью человек,
который вымещает свою боль на тех, кто физически слабее и зависит
от него.
 Мы очень много внимания уделяем выращиванию внутренней
Доброй матери или Мудрого отца, которые защищают этого «ребенка».
Этот процесс невозможно прожить «через голову», поэтому я
приглашаю вас к терапевтической работе с травмой.
Сложность травмы в том, что травмированный человек
держит все при себе, не выпускает наружу, потому что не доверяет,
ему стыдно. А для того чтобы залечить травму, нужно наоборот
рассказывать и делиться. Если вы замечаете, что вы не можете
никому довериться, значит эта боль остается с вами, и она начинает
поражать не только психику, но и тело. Любым способом нужно найти
возможность делиться.
Так вот, возвращаемся к ситуации выравнивания, любым способом
нужно вернуть этой грандиозной фигуре лицо.
Вы можете вспоминать о том, как вам не хватало ресурсов, вы тоже
в каких-то ситуациях на кого-то наорали, то есть были несовершенны,
не справлялись… Попробуйте опереться на свою человечность, чтобы
понять, что ваш насильник тоже был человеком, а не божеством. Так
вы поможете себе уравнять его в правах с вами.
У ребенка нет способности дорастить картину мира до целого. Он
эгоцентричен, как это ни странно, и из-за этого страдает. Он думает,
что, действительно, он во всем виноват. Он не может понять, что
другой человек тоже участвует, он что-то вносит в отношения. Вносит
свои ограничения, свою неспособность с чем-то справляться. Свое
злоупотребление властью в конце концов.
Неосознанный родитель травмирует своего ребенка.
Травматик сам вынужден себя исцелять, достраивать картину до
целого.
Очень важно о травме говорить. Говорить столько, сколько
нужно. Говорить в своем темпе. Если страх не проходит – значит,
еще не подняли какой-то эпизод. Возможно, какой-то процесс не
завершен. Не выговорили что-то. Не хватает выравнивания, что
вы равны с насильником, он не грандиозный. И если удастся
взять на вооружение все эти рекомендации, то тот процесс,
который у вас застрял, сможет пойти быстрее.
И еще нам очень важно для исцеления своей травмы признать,
что наши родители – живые люди. Не великие, не всемогущие,
которые должны были все знать и уметь. Они ошибались, и это не
только травма для нас, но и освобождение.

Почему мы порой застреваем в злости к своим родителям, и что

нужно, чтобы она прошла

Сама по себе злость не является плохим чувством, как долгое

время принято было считать. Это индикатор того, что человек не
может принять, с чем не может смириться.
В отношениях злость часто возникает как реакция на агрессию,
насилие, манипуляции и иное нарушение границ.
Если ребенок злится на родителя, то зачастую родитель попросту
не отслеживает свое давление, или даже агрессию, считая, что
поступает правильно, а ребенок просто должен «подстроиться».
Мои взрослые клиенты закипают, когда, например, мама
названивает каждый день, старательно контролируя своих выросших
детей. Или дает непрошенные советы.
При этом для мамы это совершенно нормально, потому что именно
так она представляет родительство – с возможностью вмешиваться по
мелочам или вмешиваться в чувствительные темы. А для ее взрослого
сына или дочери избыточный контроль или вторжение в интимные
темы – в том числе темы отношений, родительства – являются
личными, и поэтому действия мамы трактуются как нарушение границ
и вызывают злость.
Еще более сложная ситуация возникает тогда, когда выросший
ребенок не может получить внятного ответа от отца или матери –
почему в отношении него производилось то или иное насилие?
Родители всячески уходят от ответа, а порой даже искренне не
понимают, что хочет их выросший сын (дочь). Ведь все уже прошло, и
та ситуация давно себя изжила.
Однако то, что человек считает насилием в отношении себя,
изживается только признанием ущерба. В идеале – еще и признанием
ответственности и просьбой о прощении.
И вот неполучение просьбы о прощении и признания ущерба
порождает длительные обиды, конфликты и агрессию со стороны
взрослых детей взрослых родителей.
 Одна моя клиентка находится в сильной злости на свою мать: та не
защищала ее от отца-алкоголика. Все свое детство она терпела
унижение и побои со стороны пьющего отца, а мать никак не
вмешивалась.
С детства у женщины сохранилось обостренное чувство
несправедливости, ожидание защиты, а также сильного, порой
животного страха уничтожения. Осталось также аутоиммунное
заболевание, истощающее ее.
У нее идет множество проекций и переносов: то врач отнесся к ней
недостаточно внимательно, то начальница недооценивает, то
учительница сына увиливает от ответственности…
В каждом эпизоде своей жизни ей видится халатность и
безразличие матери и сохраняется реакция маленького обиженного
ребенка.
И всякий раз у нее возникает агрессия, даже ярость – к врачу,
начальнице, учительнице… И только потом становится ясно, что – к
матери. Так работает перенос.
Итак, почему возникает эта злость? Потому что в глубине души
проблема остается нерешенной. Обиженный внутренний ребенок
хочет получить признания ущерба и просьбы о прощении.
Между тем, мама моей героини искренне не понимает, в чем суть
претензий? Для нее побои ребенка – это нормальное явление. «Он же
отец», – говорит мама.
Итак, мама не чувствует боль своей дочери и поэтому не может
признать эту боль.
Зато моя клиентка может почувствовать боль своих детей, потому
что смогла признать свою детскую боль.
И поэтому у нее совершенно другие отношения с детьми – более
доверительные и близкие.
И другие отношения с мужем, потому что это она выбрала
мужчину, способного говорить о чувствах.

***

После очередного травмирующего эпизода она рыдает и

рассказывает мне о несправедливости. Я призываю ее посочувствовать
себе.
 Я напоминаю о том, что ее мама смогла выстроить только
отношения насилия, потому что ее боль заморожена.
А она сама смогла выстроить отношения иного порядка – именно
потому что признала свою боль, и ее чувствительность помогает ей в
этом.
Ее злость быстро проходит… Приходит гордость за себя, теплота и
умиление. Ее внутренний ребенок получает свое признание –
жизненный опыт не прошел бесследно и помогает сейчас создавать
совершенно иную реальность.

Почему родителю трудно признавать свои ошибки в отношениях с

детьми

Скорее всего, у вас может возникнуть вопрос: «А почему же нашим

родителям порой так трудно признавать свои ошибки с нами?»
Постараюсь ответить на него, но сначала приведу пример. На один из
своих текстов я получила такой комментарий: «Вчера была
сильнейшая ссора с мамой. Потому что снова мне отказывают в праве
на свою субъективную реальность, не дают моим чувствам быть и
пытаются перевернуть все в свое оправдание. И ужас в том, что я
ведусь. Поддаюсь. Все еще ребенком в моменте верю, что кто-то за
меня может решать, как мне думать и чувствовать».
Женщина попыталась рассказать маме о своей боли в какой-то
семейной ситуации, но мама не смогла выслушать. Знакомая история,
не так ли? Мы пытаемся рассказать о своих чувствах в травмирующей
ситуации, но близкий человек не может выслушать, защищается,
оправдывается и обвиняет. И тогда боль только усиливается.
Почему нашим родителям так сложно признавать наши чувства?
Я, будучи матерью троих взрослых детей, могу ответить на этот
вопрос. Периодически мне тоже прилетают «приветы» из детства
детей. Возникает ситуация, в которой мои сыновья или дочь
переживают некоторые трудности в отношениях с самими собой или
другими людьми. Когда они делятся, я зачастую могу понять, почему
возникла та или иная ситуация. Но не всегда. Я могу предположить,
откуда взялась проблема, только если сама осознала причинно-
следственные связи. То есть я размышляла над своими родительскими
ошибками, встречалась со своей виной, признавала себя
ошибающейся. Примирялась с тем, что я неидеальный родитель.
В результате такого примирения внутреннее пространство
расширяется, и растет ресурс принимать недовольство пострадавших
от тех или иных моих действий.
В тех случаях, когда я не осознала причинно-следственные связи,
мне тоже трудно, потому что качаются рамки образа хорошего
родителя, на которые я опираюсь. В таких случаях мне нужно
переварить то событие, которое запустило процесс, и снова пройти все
фазы признания своего права на неидеальность.
То есть, не смущаясь, придется признать, что без внутренней
работы принять чувства своих детей некуда и нечем. Недостаточно или
вовсе нет ресурса встречаться с родительской виной и плохостью.
Поэтому наши родители защищаются, не слышат, оправдывают себя и
даже нападают.
Можно ли самим признать родительские ошибки и признать свою
субъективность? Можно, но это не так просто. У нас есть внутренний
ребенок, который родителям верит больше, чем себе. Эта часть мешает
принять свою субъективность ввиду своей несамостоятельности,
незрелости и травмированности. По этой причине мы ждем от
родителей или других людей вклада, инвестиций, в том числе
способности выдерживать наше недовольство и другие «неприятные»
чувства, потому что в таком опыте мы получаем разрешение на свои
чувства, а также на множество других процессов, необходимых
самостоятельному и отдельному взрослому человеку.
 Чек-лист. 13 признаков свершившейся
сепарации
1. У вас меньше ожиданий к другим людям. До сепарации у вас
было много ожиданий и чувств, когда ожидания не исполнялись. Вы
злились на других людей за то, что они «не такие, как надо», осуждали
их, отвергали и порицали. Теперь вы чувствуете, что вы не зависите от
того, какие они, и поэтому вас не очень волнуют их качества.
2. Вы благодарны за мелочи, за «просто жизнь». Пока у вас было
много ожиданий, было много злости, обиды и разочарований. Вы не
могли почувствовать, что вам «достаточно» и что вокруг много
возможностей. Теперь вы все это чувствуете и видите.
3. Вы меньше обвиняете других и больше признаете
ответственность за свой вклад в отношения. Раньше вместо
ответственности (осознания последствий своего вклада) у вас
возникала вина, и вы отрицали свой вклад или оправдывали его.
Сейчас вы можете признать свою ответственность, и этого вам
достаточно.
4. Вы меньше спасаете и берете ответственность за других людей.
Потому что вы сепарированы и отвечаете, в первую очередь, за себя.
Остальные сами справятся, потому что они не хуже вас, они такие же
люди, как вы.
5. Вы разрешаете себе то, о чем раньше боялись даже подумать.
Потому что вы все меньше чувствуете себя Жертвой, которая всем
должна.
6. Вы уже не представляете других людей большими, с правами, а
себя – маленьким, бесправным. Даже если какая-то ситуация
спровоцировала у вас перенос, с помощью осознания вы быстро
возвращаетесь к себе – взрослому, с правами и ответственностью.
7. Вы интересны сами себе и вам интересны другие люди. Потому
что, когда внутреннее пространство освобождается от нужды, вины и
стыда, оно заполняется любопытством и жаждой жизни.
8. Вы не обесцениваете свой внутренний мир, для вас важны ваши
чувства и чувства других людей. Когда вы сепарированы, вы
перестаете отрицать свою суть.
 9. Вы признаете, что можете влиять на других людей, в том числе
причинять им боль. Вы становитесь бережнее с чувствами других
людей. Пока вы не сепарированы, вам все равно, что чувствуют другие
люди. Вы можете имитировать добросердечие или «спасать» из вины
или жалости, но подлинное сострадание можно почувствовать только
будучи сепарированным.
10. Вы не стремитесь все успеть, не боитесь упустить время. Вы
знаете, что успеете, и проживаете жизнь, смакуя моменты в
настоящем. Пока вы в нужде, вы не видите великого количества
возможностей и цепляетесь за то, что находится в зоне вашей
видимости.
11. Вам жаль тратить время на то, что не питает вашу суть.
Например, на ленты в соцсетях, сплетни, спасательство и так далее.
Вы стремитесь к тому, что дает вам развить свои новые возможности и
таланты.
12. Вы хорошо осознаете, какой вы и что вы хотите. И,
одновременно, не боитесь меняться и знаете, что самопознание
бесконечно, и вам всегда есть что в себе открыть.
После сепарации, что бы о вас ни говорили, вы можете четко
отделить, что именно говорят о вас, а что говорящий проецирует.
13. Вы видите несовершенство мира как совершен-ство. Вы
видите, что все люди и события взаимосвязаны и нет ничего
случайного. Мир живет по тонким законам, многие из которых нам
только предстоит осознать.
 Об авторе
Меня зовут Вероника Хлебова, я экзистенциальный психолог,
блогер и мать троих детей. Несколько фактов обо мне.

23 года терапии
Из них 10 лет личной терапии и 13 лет практики. Я провела
бесчисленное количество терапевтических групп и мастер-классов,
последние 5 лет преимущественно онлайн.
4 книги
В том числе бестселлер «Быть жертвой больше не выгодно».
Трое детей
Двое совершеннолетних сыновей и дочь-подросток, с которыми
сложились теплые и близкие отношения.
Все мои проекты: taplink.cc/veronika.hlebova
Мой курс «Сепарация и избавление от зависимости»:
vhlebova.ru/separaciya
«Инстаграм»: @veronika.hlebova