Александр Геронян

Арменикенд
и его обитатели
Сборник рассказов

Москва
Издательство «Экслибрис-Пресс»
2018 г.
ISBN 978-5-88161-413-3
В своей новой книге Александр Геронян
обращается к истории бакинских армян, повествуя
как о старых добрых временах, так и о
трагических событиях января 1990 года, когда
после чудовищных погромов завершился массовый
исход армянского населения из родного города
Александр Геронян, текст, 2018 г.
Рубен Арутчьян, обложка, 2018 г.
Предисловие,
или Город, которого
больше нет
Впервые я познакомился с творчеством
Александра Героняна в конце 90-х, прочитав с
интересом его книгу «Коллекционер
знаменитостей» (Рига, 1997). Потом у него
вышла вторая книжка, третья, четвертая,
пятая…
Оказалось, что он тоже бакинец, что этот
город для нас обоих значит очень многое.
Когда я покинул Баку по распределению после
окончания института, то первый год он снился
мне по ночам. Я летал, словно на крыльях, по
его улицам, площадям, по своим любимым
местам, наслаждаясь этим невероятным
полетом - еще одним «контактом» с любимым
городом.
Притяжение Баку было огромным, и я
каждый год приезжал навестить своих
родных, друзей, пройтись по местам, с
которыми были связаны детство, школьные
годы, молодость…
Отдельные фрагменты той бакинской
жизни уже описаны в моих произведениях, но
еще о многом предстоит рассказать в своих
будущих книгах. Мне есть чем поделиться с
читателями, особенно земляками.
3
 Предложение написать небольшой текст, Бина, куда дороги были перекрыты
предваряющий новую книгу А. Героняна, и экстремистами. Обнаглевшие от
стать ее редактором я принял с радостью, но безнаказанности, они останавливали машины,
и с некоторой опаской и болью одновременно. грабили отъезжающих, а кого-то и убивали или
Рассказы этого сборника сразу калечили по дороге в аэропорт, а то и в самом
захватывают читателя, а это главный здании аэровокзала.
показатель мастерства. Читаешь на одном Нашу квартиру разграбили. Потом в ней
дыхании, листаешь страницу за страницей. поселился какой-то большой азербайджанский
Автор прекрасно передал дух времени, милицейский начальник.
неповторимую атмосферу бакинских Это был конец вековой армянской истории
многонациональных дворов и улиц. Он оживил в Баку.
память о городе, которого больше нет… Книга Александра Героняна не только о тех
Герои и ситуации выписаны со знанием трагических событиях. Он увлеченно
дела, характеры сочные, колоритные. повествует о своем детстве, людях разных
Блестящая речевая характеристика – так профессий, которые жили в этом
говорили только в Баку! Темы и интересны, и удивительном и некогда дружном городе,
познавательны. Отдельные рассказы – непростых взаимоотношениях армян и
особенно о трагических событиях в Баку азербайджанцев. Рассказы посвящены в
января 1990 года – просто пронзают душу, их основном 60-80-м годам, но есть и истории
нельзя читать без слез. предвоенных лет, а также наших дней. Читая
Конечно, жизнь бакинского армянства мне эти произведения, можно наблюдать, как
хорошо знакома. В тот «черный январь» я не менялся наш родной город. Оставалась только
находил себе покоя, переживая за его суть – Баку всегда был веселым,
соплеменников. Мама и брат, к счастью, чудом колоритным, несколько бесшабашным и
сумели выбраться из города еще до погромов. шумным, теплым и дружелюбным городом.
Но натерпелись они немало… Летом 1989 года Городом, которого больше нет…
на моего брата в трамвае напала группа Я поздравляю Александра Героняна –
молодчиков, с криком «Ты армянин!» избила до известного латвийского журналиста, издателя,
полусмерти. Дважды активисты Народного писателя, общественного деятеля - с этой
фронта угрожали покалечить маму, если она талантливой и искренней книгой, которую
не уйдет с работы. Чуть подлечив раны, мои рекомендую широкому кругу читателей,
родные сумели улететь в Москву. Знакомый особенно бывшим бакинцам разных
русский таксист тайком вывез их в аэропорт национальностей…

4 5
 В заключение хотелось бы отметить и такой
факт, что среди бакинских армян много От автора
известных писателей, художников,
музыкантов, журналистов, артистов, Судьба разбросала их по миру – Армения,
спортсменов, ученых, деятелей образования, Арцах, Москва, Санкт-Петербург, российская
науки и культуры… О них автор пишет в глубинка, города, поселки и станицы Кубани,
послесловии этого сборника. Хочу добавить, Дона, Ставрополья, Европа и США...
что и мне тоже они помогали и по жизни, и в Они не забывают прошлого, живут
творчестве, и в издательских проектах. воспоминаниями…
Они помнят свои неповторимые шутки и
Левон Осепян, хохмы, рожденные летними вечерами во
писатель, издатель, дворах...
секретарь правления Они слушают непритязательные песни о
Союза российских писателей, том, что "мы ушли, потому что армяне"...
Москва, 15 октября 2017 г. Они сочиняют трогательно-наивные
стихотворения о своей тоске по родному
городу, выставляя их в Сети...
Они вздыхают о «потерянном рае», городе
их счастливого детства и молодости...
Они из деликатности, не нарушая кем-то
установленного табу, называют январские
погромы 1990 года, в которых, к счастью, не
пострадали, политкорректным словом
«события»...
Они понимают, что после всего пережитого
их объединяет общая история, судьба...
Они все так же с гордостью называют себя
монтинскими, арменикендскими, разинскими,
завокзальными, «с Хутора»...
Они сквозь слезы вспоминают шумные и
веселые застолья, когда вся родня собиралась
вместе и все соседи были, как родные…
Они все чаще задумываются над тем, что

6 7
через поколение их ностальгия угаснет: годы
идут, а их дети и внуки, родившиеся далеко от
Баку, не совсем понимают их душевных
переживаний...
Они навсегда потеряли родовые могилы, по
которым прошлись бульдозеры, и стали
хоронить своих близких в чужой земле...
Часть I
Они хотели бы "хоть на денек" вернуться в
родной город, но понимают, что их там никто
не ждет, что все там уже чужое... … И солнце светит
Я, уважаемый читатель, - один из них.
Мы распрощались со своим прошлым,
навсегда перевернув бакинскую
всем
страницу. Мы залечили свои душевные раны
и продолжили путь дальше. Жизнь не
прекращается.
Эту книгу я посвящаю моим дорогим
землякам – бакинским армянам разных
поколений, с которыми хочу поделиться
памятью сердца, своей радостью, болью и
печалью.
Выражаю искреннюю признательность
моим лрузьям и соотечественникам, благодаря
которым книга увидела свет в Москве. Это
Армен Багиров, Лаура Лалазарянц, Яков
Бурджибалян, Карина Лазарева, Вачаган
Погосян, Андрей и Марина Мосесовы, Оскар
Саркисян, Карлен Данилян и Станислав
Оганян.

Рига, 28 ноября 2017 г.

8
 Пасхальные яйца
Светлой памяти
моих родителей –
Владимира Аршаковича
и Галины Васильевны
Эту историю мне рассказали жители
Арушановки, одного из центральных
кварталов в Баку, прозванного так в честь
своего домовладельца, некоего богатого
армянина Арушанова. До революции этот
оборотистый купец владел самыми крупными
в городе складами, располагавшимися - лучше
не придумаешь! - между железной дорогой и
морскими причалами.
Было это давно, еще до войны. По улицам
пыльного и быстро разраставшегося города
еще лениво брели верблюды, которых
осторожно объезжали редкие грузовики и
легковушки. Советская власть еще не до конца
изжила религиозные предрассудки. Русские
ходили в свои церкви, армяне – в свои, евреи
молились в синагоге. Еще не были закрыты и
мечети. Особо фанатичные шииты шествовали
по городским улицам, собирая толпы зевак.
Впечатлительных бакинок суровые потомки
Магомета в белых одеяниях с окровавленными
пятнами приводили в ужас. Шествия
сопровождались самобичеванием цепями и
кинжалами по голым спинам и ритмичными
выкриками «Шахсэй-вахсэй!» (траурный день
10
у шиитов – прим. автора). И вообще Баку
тогда был другим, совсем другим.
В одном из дворов Арушановки – в
Каспаровском, Везировском, Тер-Погосовском
или каком другом, сейчас не вспомнишь - как-
то раз появился странного вида мужчина.
Возраста он был неопределенного: ему можно
было дать и 70 лет, а можно, если отмыть и
привести в порядок, и за сорокалетнего
принять. Вид незнакомца был не только
странный, но и отталкивающий. Одет в
жалкие обноски - прямо классический
персонаж из «Путевки в жизнь», фильма про
беспризорников, только постаревший и
потерявший надежду, что в его судьбе что-то
изменится к лучшему. У него был совершенно
отсутствующий и отрешенный взгляд. Его
щеки, давно не знавшие бритвы, совсем
запали и были покрыты жесткой седоватой
щетиной. Крупный нос с горбинкой выдавал в
нем армянина, и основополагающий вопрос
бакинцев при знакомстве: «Кто по нации?»
снимался как бы самим собой. Да и знал,
наверное, этот жалкий чужак, что пришел к
своим. Свои не прогонят... На Арушановке
армянских домов больше, чем мешков с мукой,
которые каждое утро разгружают на Немецкой
мельнице.
Оборванец вел себя тихо. Пристроившись
у стены, возле дворового крана, он смотрел
куда-то перед собой, ни на кого не обращая
внимания. Только что-то бормотал про себя. А
иногда и напевал что-то непонятное.
11
Наверное, когда у него было хорошее
настроение. Впрочем, такое случалось нечасто.
Во дворе быстро постановили: гиж,
сумасшедший, точно, с Сурена Осипяна, 40
(адрес психбольницы – прим. автора) сбежал.
Городские сумасшедшие всегда вносили в
жизнь окружающих какое-то разнообразие.
Против Гиж Месропа - так прозвали
незнакомца – никто, похоже, ничего не имел:
тихий и забавный. Опасности от этого
блаженного никакой не исходило, и привыкли. Стали воспринимать его как вещь,
Арушановка приняла чужака, правда, без
малейших для него перспектив на ПМЖ. К
нему никак не относились. Сидит на земле – ну
и пусть себе сидит. Словно неодушевленный
предмет выставили. Когда наступали сумерки,
он куда-то уходил из двора на ночлег.
Лишь сердобольные дворовые старушки
Парандзем, Арусяк и Сатеник, первыми
признав в Месропе своего несчастного
соплеменника, прониклись к нему
милосердием. Сами вечно нуждающиеся и еле
сводящие концы с концами (а кто на
Арушановке был богат!), они его всегда
подкармливали - то лаваш вынесут из дома, то
кутаб (тонкий пирожок в форме полумесяца с
начинкой – прим. автора) испеченный, то
помидоры с огурцами. Всячески старушки
ему сочувствовали. Казалось, что только они
знают какую-то тайну о приблудном
сумасшедшем. Знают, но не раскрывают ее.
- Бабо, зачем-э ты Гиж Месропу столько
блинов даешь?! – громко удивлялся Славик,
12
внук Парандзем, видя, как его бабушка
выносит во двор миску с едой и направляется
к своему «подопечному».
- Не надо, матах (ласковое обращение –
прим. автора), не кричи так. Он тоже
человек, тоже кушать хочет. Я тебе много
блинчиков испекла.
Кроме старушек, остальные взрослые во
дворе смотрели на незваного гостя поначалу
настороженно и с брезгливостью. А потом
как элемент интерьера громадного и
обшарпанного двора, как вонючие мусорные
баки или ветвистое тутовое дерево, в тени
которого летом от жары спасался Месроп.
Даже дворовые собаки перестали обращать на
него внимание.
Мальчишек он забавлял своим видом,
давая повод для обзываний. Пацаны его
дразнили. Но дразнили как-то вяло, потому что
Месроп на них никак не реагировал, и дети,
быстро потеряв к нему интерес, оставляли
сидельца в покое.
Сначала Месроп вызывал раздражение
только у участкового Аббасова. Милиционеру,
видно, делать было нечего. Вместо того чтобы
следить за порядком и ловить воров, он любил
совершать обход Арушановки и вечно
приставал к Месропу.
- Ала, ты опять здесь? Опять попрошайка
делаешь-да? Документ опять не имеешь...
- Ай, Адиль, зачем так говоришь? Какой
попрошайка, сами его угощаем, - заступались
13
за Месропа дворовые старушки. - Иди лучше
танов (молочный напиток – прим. автора)
попей, жарко очень. Совсем мокрый ходишь.
- Конечно, мокрый, такой жара-да! -
соглашался милиционер. И добавлял уже
другой интонацией слова, напрочь лишенные
государственных интересов: - Такой танов, как
у тебя, Сатеник-ханум, никто в этом городе не
делает...
Участковому выносили трехлитровый
баллон с тановом. Он охотно выпивал его,
вытирал пухлые губы рукой и уходил прочь по
своим служебным делам.
Вдогонку ему Гиж Месроп бросал
непонятную фразу:
- Нансен паспорт давай! Нансен паспорт...
Вскоре история этого блаженного стала
как-то вырисовываться. Флер загадочности
спадал...
Месроп попал в Баку из Карса, армянского
города, который турки и русские вечно делили
между собой. Жил он там в большой семье до
тех пор, пока беда не постучалась в дома
армян. Во время войны Месроп вмиг потерял
отчий кров, всю родню, и судьба занесла его в
на Кавказ, в большой нефтяной город. Один
добрался до Апшерона, ободранный и чуть
живой. Как-то оклемался, работу нашел.
Разгружал товарняк, худой-худой, но
жилистым беженец оказался. Там, на
железнодорожной станции, и жил в одном из
вагонов. Оттуда и забрел на Арушановку, благо
совсем рядом, рукой подать.
14
«Нансен паспорт» в глаза так никто из
арушановских и не видел. Про него рассказал
инженер Оганесов, самый начитанный во
дворе. Оказывается, этот норвежец по
фамилии Нансен был знаменитым
путешественником. Потом он, божий человек,
бросил свои полярные одиссеи. Начал ездить
по миру и призывал помогать армянам,
лишившимся крова, своей родины. Фритьоф
Нансен стал возглавлять комиссию по
репатриации армянских беженцев в СССР.
Понятное дело, многие из них не имели на
руках никаких документов. Вот и появился на
свет «паспорт Нансена», который давал
возможность несчастным устроиться на
работу, перемещаться из страны в страну,
получать хотя бы мизерное социальное
пособие.
- 320 тысяч анатолийских армян-беженцев
получили паспорта Лиги наций, - говорил со
значением, поднимая вверх указательный
палец, инженер Оганесов. – Представляете,
320 тысяч!
Ходили слухи, что Гиж Месроп тоже обладал
этим редким международным документом,
где фамилия его была записана. Но вот какая
- никто из арушановцев так и не узнал. Да и
мало кто интересовался паспортными
данными этого горемыки. А паспорта его
никто в глаза не видел.
Необычный документ признали более 50
государств мира. Доброе дело делал норвежец,
дай Бог ему здоровья! А может, сам Христос в
15
облике Нансена явился тогда миру? Кто
знает, кто знает...
Бравый турецкий генерал Нури-паша
невинных убивал, а Фритьоф Нансен спасал
тех, кого судьба все-таки уберегла. Такие вот
два очень разных человека жили в одно и то
же время.
Господь совсем непохожих людей посылал
на землю, совсем непохожих. А почему так
получалось, на этот философский вопрос даже
инженер Оганесов, прочитавший все тома
энциклопедии Брокгауза и Эфрона, не смог
бы ответить. Добро и зло всегда были рядом,
испокон веков.
Тихим был карсский беженец, никому во
дворе не мешал. Только совсем
неразговорчивый. Сатеник, Парандзем и
Арусяк он всякий раз благодарил односложно:
- Куйрик… Сестричка…
Это было и приветствием, и знаком
выражения его чувств к старушкам, и
признанием в братской любви. Сатеник
уверяла, что в его глазах всегда стоят слезы.
От тоски и благодарности. От обиды, что не
может как следует отблагодарить своих
седовласых благодетельниц с морщинистыми,
но такими прекрасными лицами.
Правда, однажды он несколькими фразами
все же перекинулся с дворовыми мужчинами.
Только из этих слов они мало что поняли о
незнакомце. Армяне уверяли, что говорил он
по-армянски, но «как-то не так, не по-
нашему». А немногочисленные арушановские
16
татары (так прежде именовали
азербайджанцев – прим. автора) уловили в его
речи свои слова, интонации и обороты.
Разберись, кто он такой…
Раны резни и изгнания вроде бы
зарубцевались в душе Месропа. Он становился
обычным необычным бакинцем. Однако
через три года турки снова возникли в судьбе
бедняги. Они пришли в город, словно решив
добить несчастного Месропа за сотни верст от
родного Карса. Опять он видел кровь, опять
злые лица усатых аскеров с ружьями и
кинжалами. Опять крики и призывы о
помощи. Вай, аствац, инчу хамар? За что,
Боже, за что?!
Нури-паша, ай Нури-паша, злой ты
человек! Этот генерал зверствовал в Анатолии
в 1915 году. Мастак он оказался воевать с
безоружными гяурами (неверными – прим.
автора). А потом пошел добивать армян на
Кавказ. И что плохого они ему сделали? Дом
его сожгли, скот увели, жену или дочь
опорочили?
Нет, не было ничего такого. Просто Нури-
паша считал, что, убивая неверных, он
возвеличивает свою нацию, исполняет свой
высокий османский долг. Войдя осенью 1918
года в Баку, он отдал город на откуп своим
солдатам и местным тюркам. Разрешил им
хорошенько похозяйничать. Сколько крови
армянской пролилось, сколько крови!
Турки ушли, казалось, навсегда. И снова
судьба сберегла Месропа, жив остался он,
17
невредим, схоронившись за городом, в
Разинских пещерах.
Но несчастному от этого не стало легче: он
свихнулся окончательно. На станцию Баку-
Товарный его больше не пускали. Работник из
него, решило железнодорожное начальство,
теперь никакой. Да и амшары
(неквалифицированные рабочие из Персии –
прим. автора) для разгрузки и погрузки
вагонов найти просто, стоит только свиснуть -
со всех концов Баку сбегутся.
Так Гиж Месроп остался безработным. Так
все чаще он стал появляться во дворах
Арушановки, подсознательно подозревая, что
ему там хоть кто-то рад. Не выгонят. Да и
зачем выгонять - безобидным он был
человеком, ей Богу! Сидел себе тихо на
корточках, выпирая худые колени. За детьми
любил наблюдать. Но только тогда, когда они к
нему не приставали. А еще ему нравилось
играть в разную ерунду. Делал с детьми из
глины плоские листы, как лаваш, потом
загибал края, клал на ладонь днищем и,
переворачивая, бросал на асфальт. От хлопка
Месроп победно улыбался, озираясь на
окружающих.
Пацаны давно оставили его в покое.
Девочки дворовые, жалостливые, как их
бабушки, приносили Месропу из дома
леденцы, которые он обожал. Все шло тихо-
мирно. Да и как иначе должно быть в бедных,
но дружелюбных дворах Арушановки. Да
храни ее Господь!
18
Но вот одну зловредную привычку имел
бездомный Месроп из Карса, о которой прежде
никто из арушановских не знал.
Раз в год, на пасху, он менял во дворе
привычное месторасположение. Такая
передислокация со стороны казалась поначалу
странной. Он прятался в укрытии, в
кустарнике, позади тутовых деревьев, и
ждал, когда детвора выйдет из домов… с
крашеными яичками.
Пасху обитатели Арушановки любили и
уважали. Затик (армянская пасха – прим.
автора), наш любимый праздник - так
объясняли ребятне их бабо и дедо. Инженер
Оганесов и другие сведущие люди говорили,
что это слово происходило от армянского
«азатутюн» или «азатвел» - свобода,
освобождаться. Мол, избавился Христос от
страданий, от зла и смерти. А затем воскрес.
Про наступление пасхи Арушановка
узнавала, когда хозяйки начинали печь
куличи и кяту (сладкие слоенные пирожки –
прим. автора), красить в отваре луковой
чешуи яйца. Мало кто наносил на яички
узоры. А вот если захотелось придать им
золотистый цвет, тогда брали отвар шалфея. К
тому же такой ароматный запах сразу
получался! Кто побогаче – а такие семьи по
пальцам можно было перечесть – готовили
пасхальную рыбу, варили рисовый плов с
черносливом и кишмишем.
После службы в Будаговской церкви
(Армянский собор Св. Фаддея и Варфоломея,
19
называли в честь построившего его купца Е.
Будагова – прим. автора) принарядившиеся
арушановцы возвращались к своим домам.
- Христос воскрес! – радостно оповещали
одни.
- Воистину воскрес! - отвечали им на
русский манер другие.
Детишки появлялись с крашеными
яичками, чтобы «стукнуться», кто разобьет
чужое яйцо. В обычные дни этих лакомств не
было на столе арушановцев. Впрочем, как и
многого другого из продуктов. Разбитые яйца
чистились прямо на месте и поедались тут же.
Без соли и хлеба, без молитв.
И в это время...
Гиж Месроп выскакивал из своей засады,
нападал на малышню, вызывая их крики и
слезы. Просто какое-то затмение находило на
человека! Он никого не бил, не толкал. Он
просто безжалостно отнимал у детей
пасхальные яйца. Но не ел их, что было бы
логично, а яростно бросал на землю. Входя в
какой-то непонятный экстаз, умалишенный
топтал яйца ногами. Желток, белок и
разноцветная скорлупа превращались в кучу,
перемешанную с землей и пометом разной
дворовой живности.
Детский рев не умолкал. Из открытых окон
раздавались возмущенные крики взрослых.
Кто-то выскакивал во двор в одних трусах.
Однако злодей Месроп из Карса, этот
невольный обидчик маленьких арушановцев,
словно ничего и не понимал. Он начинал тихо
20
стонать и что-то бессвязное кричать:
- Нет Христос, нет бог! Он умер, совсем
умер. Не воскрес больше! У нас в Карс все в
церковь ходили. Затик хорошо отмечали.
Молитва делали. Все в него верили, а он… Он
зачем не пришел, когда турок всех резал?!
Никого не спас! Бога нет, он умер, как мой
мама и папа, как мой брат Зармик, мой сестра
Забел, как весь армян в Турции...
Вот такую многословную тираду произнес
Гиж Месроп. Никогда он так долго не говорил.
А ведь год молчал, его голоса никто не
слышал. Даже думали, что старик онемел.
Совсем тронулся головой, вот и перестал
говорить. Ан-нет, умеет говорить, да еще как!
Ну, прямо агитатор из этих болтунов,
лекторов-атеистов.
Потом старик умолк, обессилев вконец. Он
лег прямо на асфальт, прикрыл глаза и закрыл
лицо рукой. Он заснул...
Дети продолжали плакать из-за разбитых
праздничных яиц, из-за этой жуткой сцены,
устроенной сумасшедшим. Был тихим, со
всеми играл, а тут такое учудил...
Только бабушки, три месроповы
покровительницы, хранили спокойствие и
крестились. Когда Месроп произносил свою
непонятную ребятне речь, Парандзем, Арусяк
и Сатеник, обняв детишек, затыкали им уши.
Казалось, что они хотят оградить мальчиков и
девочек от какой-то страшной правды,
которую изрекал виновник дворового
скандала. Казалось, что три бабушки
21
старались своими ласками снять с внуков
боль от услышанного, оградить их от Рапик, Сумбат
неведомого греха.
И через год все опять повторилось. И через Амбарцумович и др.,
два. Возможно, Гиж Месроп забывал о
праздновании Нового года, а к Первомаю, 7
или «За упаковка его души!»
ноября и прочим советским праздникам так и
не привык. Но вот весенний день, когда В Баку любили шутки, веселье, знали в них
армяне справляют затик, он помнил твердо. толк. Подтрунивали друг над другом,
364 дня в году вел образ жизни блаженного, а подшучивали беззлобно, безобидно. Хохмы
в пасху взрывался, прорывало его. Он всю боль звучали повсюду, даже в не очень подходящих
свою выплескивал, всю обиду на Спасителя, ситуациях. Национальный вопрос деликатно
который не смог уберечь своих детей от обходили стороной. Объектом насмешек
турецкого ятагана. оказывались чаще всего либо некультурные
Светлый праздник пасхи всегда стал аборигены-чушки, не знающие русского
заканчиваться на Арушановке детскими языка, либо пьяницы, либо люди, скажем так,
слезами. Разве это правильно? В праздник со странностями. Над ними насмехались
должен звучать детский смех. вдоволь…
И такое случалось каждый год. Но Месропа Не зря, наверное, здесь родились
из Карса никто никогда больше словом не известные юмористы – Евгений Петросян и
упрекнул, никто не заругал. Карен Аванесян, а также конферансье Гавриил
После дикой и странной яичной экзекуции, Наджаров и Константин Крикорян.
к которой во дворе уже привыкли, Гиж У армян был свой юмор, сдобренный
Месроп успокаивался. Ложился на асфальт, разными колоритными словечками (ара, Яша,
что-то бормотал в полудреме: спасэ, ати и др.). Исковерканный русский
- Христос не воскрес... Христос не язык удивительным образом вызывал массу
воскрес... Умер он, совсем умер. позитивных эмоций – от тихой улыбки до
… До следующей пасхи Месроп не дожил. заразительного смеха. Главным героем
Он умер тихо во сне в одной из ночлежек армянского городского фольклора,
неподалеку от вокзала. Да и как было жить несомненно, считался Вовочка местного
человеку, если он потерял веру, как? розлива, дурачок по имени Рапик (Рафик) –
незадачливый и простой, как пять копеек,
2004 г. паренек. Он вечно попадал в странные
ситуации. И вечно его безнадежно учили уму-
22 23
разуму и воспитывали такие же недалекие
родители.
- Рапик, папа дома?
- Пока да, но сейчас его выносить будут.
- Рапик, папа на работу устроился?
- Да, под ним тысяча человек.
- Ого! А что он делает?
- Траву косит на кладбище.
Рапик, юный изобретатель и
рационализатор, соединил у себя дома
газопровод с водопроводом. Теперь у него в
квартире всегда есть газированная вода.
- Рапик, босиком не ходи, кепка надень.
- Рапик, не пей горячий кофе. Мочевой
пузырь лопнет – ноги обожжешь.
- Рапик, пей кефир, чтоб ты сдох! Тебе
поправиться надо.
Три последние фразы, как вы догадались,
принадлежали маме нашего героя. И вообще,
излишне эмоциональные женщины
Арменикенда или Завокзальной порой такое
выдавали!
Жена кричит мужу на весь двор:
- Самвел, уйдешь, ключ на пороге под
половиком спрячь!
24
Женское проклятие:
- Ахчи, мартет пахчи! (чтоб твой муж
сбежал от тебя! – прим. автора)
Мать кричит непослушному сыну-
подростку, который без ее разрешения
собрался поехать на пляж с одноклассниками:
-Утонешь в море – домой вечером не
приходи!
Она же:
- Босиком не ходи - иди ноги надень!
Хотела сказать – обувь надень.
У бакинских армян не только жизнь, но и
похороны были нескучными. Люди во время
прощания с усопшим говорили на полном
серьезе фразы, от которых можно было
лопнуть от смеха. При этом все ораторы
сохраняли чувство скорбного достоинства.
Однажды у нас на Завокзальной умер один
сосед, дядя Арам. Никогда ничем не болел, а
тут взял и умер. Как полагается, гроб с телом
поставили в гостиной его квартиры, чтобы
родные, друзья, товарищи по работе и соседи
могли с ним попрощаться. С утра до позднего
вечера дверь в этом доме не закрывалась.
Стелла, безутешная вдова, сидела рядом с
гробом и плакала, неистово причитала.
Мокрым от слез платком вытирала опухшие
глаза.
- Вай, Арам, на кого ты нас покинул? Я
пешком пойду за тобой, клянусь детьми!
25
 Сын и дочь при этих словах начинали не обходились свадьбы, юбилеи, крестины и
реветь белугой. похороны.
- Арам, зачем ты ушел навсегда, зачем?! – Невероятным успехом в нашем городе
продолжала женщина. – Вставай, Арам, пользовался надгробный, так сказать, монолог
видишь, твоя единственная родная сестра по случаю кончины некоего Сумбата
Маня плачет, твоя сноха Римма тоже плачет… Амбарцумовича.
Твои дети плачут… Соседи пришли… Все Сумбат Амбарцумович, еще один
плачут. юмористический герой, в жизни бакинцев
К гробу один за другим подходили появился внезапно. Эта смешная похоронная
родственники. И все говорили… слова
речь переписывалась с одной магнитофонной
напутствия покойному.
- Арам, передай бабо, что ее швейная кассеты на другую, ходила по рукам, ее
машинка «Зингер» до сих пор хорошо работает. любили слушать в компаниях за бокалом
- Арам, джана, скажи там дедо, что на даче вина...
яблоня, которую он посадил, стала, в конце Считалось, что эта реприза – устное
концов, урожай давать. народное творчество, своего рода городской
- Арам, цавыт танем, увидишь маму, фольклор. Оказалось же, что «Сумбата»,
скажи, что Джуля замуж за хорошего парня
который зажил своей самостоятельной
выходит, из хорошей семьи, они вместе АзИ
(институт – прим. автора) кончают. жизнью, на самом деле сочинил популярный
Стелла на время прекращала свои конферансье Бакинской филармонии Борис
причитания, как-то настороженно слушала Дмитриев. Артист часто исполнял этот
родственников, а потом с новой силой как смешной монолог со сцены. По-детски
заголосит, глядя на усопшего: непосредственные бакинские зрители
- Вай, мама-джан, что они тут такое хватались за животы…
говорят! Арам что, умер, чтобы для них
Возможно, прототипом главного героя
почтальоном ТАМ работать?!
послужил Григорий Петрович Запойкин,
Тост на Кавказе – это целое искусство. И персонаж из рассказа А. Чехова «Оратор». Тот
лучше всего доверить любое застолье опытному тоже обладал талантом произносить
тамаде. Этот «распорядитель стола» всегда свадебные, юбилейные и похоронные речи. Но
говорил по-русски высокопарно, даже как-то раз на кладбище, запутавшись,
поэтично, но с жуткими ошибками. Без него
оконфузился…
26 27
 Я слышал три варианта дмитриевского
скетча. А вот и четвертый, слегка мною
отредактированный.
«Дорогие друзья! Торжественный открытие,
посвященный закрытию крышка гроба нашего
уважаемого Сумбата Амбарцумовича, считаю
открыто. Музыка, ати! Спасэ, подождите,
создайте на кладбищ тишину: он плохо
слышит. При жизни наш покойник был почти
глухой, а сейчас совсем тем более.
Дорогие траурники и траурницы! Наш
траурный собраний тоже считается открытым.
Дорогой Сумбат Амбарцумович! Мы принесли
тебе общими усилиями на твой последний
квартира. Ты лежишь, ничего не делаешь и не
думаешь, как тяжело мы тебя сюда несли -
твой близкие, соседи, остаток родственников и
наш крепкий советский молодежь. Мы уже
знаем, какой ты стал теперь совсем тяжелый.
Дорогой Сумбат Амбарцумович! Ты лежишь
и делаешь вид, что ты нас не видишь и не
слышишь. Но мы говорим открыто в твой
закрытый глаза и говорим вслух в любой твой
ух: кто виноват в твой последний положении,
кто? Твой близкие, соседи, твои остатки
родственников или наш крепкий советский
молодежь? Нет, ты сама виноват, Сумбат
Амбарцумович, постольку поскольку не
пользовался постановлением Совмина.
28
Постановление Совмина что говорит? Когда
твой пенсий срок пришел, иди домой - чай
пей, нарды играй, внуки нянчий. А ты
продолжал работать, как будто еще
комсомольский возраст имел. Здоровье свой
ты не берег. И вот результат. Бог знал, кого
взял. То, что ты вот так лежишь, это ты
заслужил.
Кто ему нам заменит? Никто не заменит!
Сумбат Амбарцумович был один на весь белый
свет, включая город Баку и его двор на улице
Кецховели.
Дорогие товарищи! Один утешений для
нас, что Сумбат Амбарцумович лежит, а его
душе весело. И почему? Потому, что он не
одинок и никогда не будет отрываться от
коллектива, поскольку мы все там будем. Но
все зависит от техники: кого принесут, кого
привезут, кого прилетут. Сумбат
Амбарцумович еще не одинок потому, что его
любимый жена, тетя Анаида, ждет его уже
пять лет в своем малогабаритном собственном
квартира на Монтинском кладбище. Скоро
совсем рядом будут они, снова вместе…
Дорогие товарищи, близкие, соседи,
остатка родственников и наш крепкий
советский молодежь! Давайте же общими
усилиями положим нашего дорогого Сумбата
Амбарцумовича рядом с его любимую жену,
тетю Анаиду. Пожелаем ему благополучия,
света и рассвета с того света, потому что от
29
этого он совсем устал. А его семье передаю
мой соболезнований. Спи спокойно, Сумбат
Амбарцумович, и не волнуйся. Только не
забудь передать приветы на том свете от тети
Эммы, дяди Вачика, а также от Гарика,
Серого, Миши, Юрика, Эдо и Рубенчика.
Дорогие траурники и траурницы! Я все
сказал. Сыпьте земля! Пойдем теперь к нему
домой, сядем за накрытый стол и за его счет
будем пить за упаковку его души. Быстрее
сыпьте, и пусть его земля будет с пухом и с
прахом.
Дорогие товарищи! Торжественный
открытие, посвященный закрытию крышка
гроба Сумбата Амбарцумовича, считается
закрытым. Музыка, ати!»
На поминках отличались и остальные
выступавшие. Встают с бокалами и рюмками
один за другим мужчины, произносят
заупокойные тосты:
– Пусть усопшему будет царь на небо.
Хотел сказать - «Царствие небесное».
Другой тоже путается от волнения и
плохого знания русского языка:
- Пусть земля будет, как мягкий одеяло, для
покойный Армаис, который нас покинул.
Хотел сказать – «Пусть земля будет пухом».
Однажды умер наш сосед Иван Павлович,
который в молодости играл за сборную
Азербайджана по баскетболу. Так, во всяком
случае, все во дворе говорили. Роста он был
30
высокого, под два метра, и прозвище носил
соответствующее – «дядя Степа».
Заказали усопшему непривычно длинный
гроб. В назначенный час стали его из
квартиры выносить четверо крепких мужчин.
Но на лестничном пролете девятиэтажки гроб
никак не могли развернуть. Что делать? Пока
вдова Ивана Павловича не видит, решили
вытащить покойного из гроба. Взяли его двое,
затащили в лифт стоймя – так втроем и
поехали вниз. Перед выносом из подъезда, во
избежание скандала, покойника быстро
положили обратно в гроб.
Впрочем, перенесемся с кладбища на
шумные улицы и во дворы Баку, где было не
менее занятно.
На Арменикендском базаре.
- Один кило варунк можно?
-Ай, киши (обращение к мужчине – прим.
автора), это не варунк, это хийяр, - смеется
торговец.
- Вай, это хийяр, а как на варунк похож!
Хийяр - огурец по-азербайджански, а
варунк - по-армянски.
Старый вор хвастается соседям во время
игры в нарды:
- Мой внук, между прочим, все время в
армии гумбат (на гауптвахте – прим. автора)
сидел. Весь в меня пошел. Мужчиной будет,
отвечаю!
31
 Алик считал себя самым крутым парнем в
Ахмедлах:
- Ара, фуцин, ты знаешь, кто я такой?
Когда ты под стол пешком ходил, я на
арбузной корке Байкал переплывал.
Виталик из семьи бакинских беженцев.
Бабушка с дедушкой сразу попали в Америку,
а ему с родителями и сестрой понадобилось
некоторое время пожить в Москве. Но вот
документы получили, полетели в дочку-красавицу.
благословенную Калифорнию. Прямиком в
Лос-Анджелес.
- Ну что, бабо, как ты тут, в Лосе,
кайфуешь? – обнял при встрече Виталик
бабушку.
- Матахним, туркерянц пахалык, екал -
негырнерин чанты ингал (Душа моя, от турок
убежала, приехала - а тут негры – прим.
автора).
Пожилой учитель Гасан-муаллим считался
большим оригиналом. Он преподавал в
русской школе азербайджанский язык. По-
русски говорил совсем плохо. Когда не мог
ответить на какой-то заковыристый вопрос
школьников, не скрывал раздражения:
- Ээээ, молчи, да! Это в мой импотенцию
не входит.
Все в классе хохочут. Учитель хотел сказать
– компетенцию. Мол, оставьте меня в покое и
не задавайте глупых вопросов.
32
Еще Гасан-муаллим говорил:
- Пахлава (вместо похвала) всему классу за
хороший работа.
На банкете в честь руководителя Азнефти
Гасан-муаллим торжественно выдал:
- Конечно, не каждому проходимцу доверят
такой большой пост в наша республика.
Мой друг Андрей берет на руки 4-летнюю
Целует Анечку и
подбрасывает к потолку:
- Ты моя чушка любимая, да?
- Даааа, районская! - заливается смехом
ребенок.
Зеленщик приходит во двор.
- Зелен свежий, укроп, петрушка, кинза,
лук...
Забыл слово "чеснок"...
- Лукин брат.
В Арменикенде обожали понты.
- У тебя тачка быстрая? – спрашивает
девушка у местного парня.
- Только завожу мотор - города мелькают!
На самом деле, отец оставил ему в
наследство старый и слегка побитый
«Запорожец».
Вранье соседа стало раздражать Вачика:
- Ара, ты когда по утрам уши компотом
33
моешь, косточки из ушей вытаскивай, да!
Парень влюбился в девушку из соседнего
двора. Постоянно крутится, крутится возле ее
дома, ходит туда-сюда, а подойти не решается.
Старушка с первого этажа, хорошо
знающая его семью, долго наблюдает за ним из
открытого окна. Наконец, говорит со вздохом:
- Сурик, матах (ласковое выражение – прим.
автора), хватит-да постоянный движение
здесь открывать. Ты столько здесь движение
делал - давно бы женился уже.
Трехлетний Алиша развлекался во дворе
очень своеобразно. Он, на редкость
непосредственный ребенок, выходил из дома
на деревянную веранду, спускал штанишки
и… мочился на сидящих под верандой
мужчин, как правило, игравших в нарды. При
этом Алиша заливался звонким смехом. Потом
вмиг становился серьезным, натягивал штаны
и с чувством исполненного долга заходил в
дом.
- Сколько можно! – возмущались одни. –
Рамиз, имей совесть, скажи своему сыну,
чтобы писил в горшок, а не нам на голову.
- Ладно-да, маленький ребенок… Пусть
писиет, - миролюбиво успокаивали другие,
добродушно посмеиваясь. – Ай, Алиша, ай,
молодец!
- Смейтесь, смейтесь, завтра он нам на
голову кипяток из чайника выльет… Рамиз,
угомони своего сына!
34
- Хватит-да, из мухи слона делают, -
парировали неконфликтные оппоненты.
Видимо, ребенок на них не мочился.
- Я этому мальчику, клянусь тещей, на 23
февраля горшок куплю. И покажу, как им надо
пользоваться, если отец его не учит.
"Базар-вокзал" - так было написано на
табличке трамвая, который шел от
Арменикендского базара по улице Фабрициуса
на Сабунчинский вокзал. Как правило, так
говорят о какой-либо заварушке, суматохе,
беспорядке.
Рантик отсидел срок. На волю вышел, но не
поумнел. По каждому пустяковому случаю он
лезет на рожон:
- Ара, Яша, пику (нож – прим. автора) дай,
я его, маханей клянусь, сейчас зарежу.
И так на виду у всего двора.
Тот же самый Рантик любил блатовать:
- Ара, Яша, бычок в глаз засуну – брови
сбрею.
На углу Свердлова и Сурена Осипяна в
полуподвальном помещении располагался
участковый пункт милиции. Милиционер
Халилов был флегматичный, тучный и
добродушный, а люди на вверенной ему
территории разные проживали. Один старик
даже рукоприкладством занимался.
Участковый жаловался сыну буйного деда:
35
 - Ала, Фима, скажи-да своему отцу, пусть не
бьет меня своей палкой. Старый человек уже, а
как себя ведет… Я в форме, при исполнении…
а он меня своей палкой при всех бьет. Я же его
не трогаю.
Фима обещал участковому повлиять на
родителя, хотя понимал, что дело безнадежное.
Дед Моня давно спятил - жалуйся, не
жалуйся... Старый партиец считал, что вся
милиция «куплена», там одни оборотни в
погонах, и свой праведный
антикоррупционный гнев направлял на
ближайшего представителя власти – интуристы – вообще гады еще те! Они угощают
несчастного участкового Халилова.
- Венера, джана, твоя сестра Грета ждет
ребенка. Но не знаем еще, кого ждет –
мальчика или девочку. Поэтому не могу тебе
сказать, тетей ты станешь или дядей.
- Ара, Яша, Котика знаешь, из первого
блока? Котик вчера закрыл свой «жигуль», а
ключи оставил внутри. Так пехом пришлось до
дому топать с 8-го километра.
- Ваааа, бедный Котик!
У моего приятеля Жорика язык был без
костей. Рот его не закрывался ни на минуту.
- Это Баку, чувак, тут можешь смело
вешать лапшу на уши людям, 24 часа в сутки.
Я отвечаю, - веселился Жорик. - Эй, народ,
не берите эту колбасу! В нее туалетную бумагу
добавляют. А солдатам в чай – бром, чтобы в
36
самоволку не бегали. А водку делают из нефти,
прямо на промыслах в Сураханах. Думаете, вы
настоящий коньяк пьете? В него димедрол
добавляют. Пить будут меньше, а пьянеть –
быстрее. А в кутабах – уберите детей! – нашли
детские пальцы и седые волосы… А одежда…
Что за фуфло вы берете на Кубинке?! Джинсы,
хоть и фирменные, но заражены сифилисом. А
еще там в заднем шве – пакетик, а там вши.
При первой же стирке вши вылезают и
отправляются в путешествие… Чесотка вам
гарантирована, никогда не пройдет… А эти
советских детей конфетами, зараженными
туберкулезом. А еще под видом иностранцев
по Баку ходят бывшие зэки. Они
разбрасывают по детским песочницам бинты с
туберкулезной мокротой. Мстят за свои
загубленные годы. Хотя кто их просил закон
нарушать, на кривую жизненную дорожку
сворачивать, кто?
Жорику надо на Би-би-си программы
вести.
- Карен, если Серого встретишь, передай
ему привет от меня лично. Если не встретишь,
то ничего не говори ему. Понял?
- Понял, не глухой.
Бабушка приготовила ткемали. Дала
попробовать внуку. У того глаза на лоб полезли
– слишком острая приправа получилась.
- Эрик, матах, наверно, острый ткемали
37
сделала, много перца положила. Внутри горит?
- Неее, бабо, если бы горело, я бы сразу…
почувствовал... А эта… зараза… молча…
переварилась.
Во дворе все знали, у кого что будет на
обед. Дети играют, а мамаши их зовут:
- Коля, давай скорей, борщ остывает!
- Фаик, сколько тебя ждать, плов уже готов!
- Сенечка, ты фаршмак будешь есть, или на
вечер оставить?
- Артурик, Сержик, домой, долма давно
готова. Уже два раза подогревала.
Мой сосед Ишхан вернулся из столицы
нашей родины. Собрал пацанов, байки травит,
делится впечатлениями.
- Ара, эти москвички такие тупые! – не
сдерживает эмоций Ишхан. – Снял на
Главпочтамте телку, симпотная, все дела.
Повел в ресторан. Заказ сделали. Сидим,
говорим – греемся. Она спрашивает, кто я по
нации. Армянин, говорю. А приехал откуда?
Из Баку, говорю, там и родился. Какой же ты
армянин, если в Баку родился и живешь. Ты –
азербайджанец. Але, отвечаю, красавица, ты
еще скажи, что грузин. У вас все кавказцы
«грузины». А тот, кто в гараже родился, тот
автомобиль?
В 152-й школе начальную военную
подготовку вел Эдуард Аванесович, который
выдавал настоящие перлы. Как-то раз одна
38
ученица бросила муляж гранаты буквально
себе под ноги. Учитель прокомментировал:
- Если бы во время войны все бросали
гранату так, как ты, война бы раньше
закончилась.
- Это почему, Эдуард Аванесович?
- А немцы от смеха бы все подохли!
Гулю боженька обидел, одарив внешностью
– ну вылитая Баба-яга! Глаза навыкате, нос
крючковатый на все лицо, усики над верхней
губой… Мальчишки над ней смеялись, а
мамаши пугали ею капризных детей:
- Ешь скорее кашу, а то Гуля-бабайка
придет, твою кашу съест, а тебя в мешок
засунет и унесет.
Дядя Валера считался на Завокзальной
лучшим сапожником. И каблук починит, и
набойку заменит. Молотки, банки с клеем и
сапожные ножи достались ему по наследству
от отца, а тому – от деда. Как и сама
металлическая будка, над входом которой
висела деревянная вывеска – «Сапожный
мастерской».
Стены крохотной сапожной украшали
вырезки из журналов и книг – портреты
Наполеона, Суворова, Вардана Мамиконяна,
товарища Сталина, маршала Баграмяна и
прочих исторических личностей. Когда к нему
заглядывали друзья-пенсионеры, которым
некуда было торопиться, дядя Валера заводил
39
с ними разговоры о великих баталиях.
Особенно любил поговорить про заграничные
походы Суворова:
- Если бы у него мать не была армянкой,
русская армия до сих пор бы Альпы
переходила. Только наш человек мог такую
смекалку показать!
Тетя Амаля сидела на углу 5-й Завокзальной
и торговала семечками. В районе ее никто не
любил. Нрав у нее был ворчливый, и к торговле
таких женщин нельзя было допускать. Она
ругала всех подряд – и тех, кто покупал ее
семечки, и тех, кто проходил мимо.
- На него смотри, пять копеек на маленький
стаканчик потратил… Что, мне одолжений
сделал? А ты вообще мимо меня больше не
ходи, если мой семечка не покупаешь. Другой
дорога ходи!
Участковый Абдуллаев любил проводить с
пацанами профилактические беседы. Повторял
одно и то же:
- Ала, парадный долго без дела не стойте,
только 5-10 минут можно. А дилинный
папирос никогда не курите. Узнаю – 15 суток
посажу, мама-папа не помогут. Простой
сигарет тоже не курите.
- Я тебя умоляю, она в вещие сны не верит!
– тетя Фая смотрит на соседку Зинаиду, как на
полоумную. – Ты вот меня послушай. Горшок
не просто так снится. Если он пустой – это
40
хорошо, никаких тебе забот. Если во сне
выносишь горшок – сор из избы выносишь,
весь Арменикенд про тебя говорить будет,
сплетничать. А если горшок спрятать в
туалете, а еще лучше под кроватью, то свои
семейные тайны от всех упрячешь.
Зинаида стоит удивленная. Переваривает
полученную информацию.
- Тетя Фая, а я в одной книжке читала, что
горшок еще ночной вазой называют, -
встревает в женский разговор Каринка,
девочка начитанная и любопытная.
- Я тебя умоляю! – тетя Фая
разворачивается на 180 градусов к Каринке,
руки в боки. – Ночные вазы… Это ж надо! Ваза
существует для цветов, деточка моя, а не для
говна…
Акиф-муаллим в русской школе преподавал
азербайджанский язык. Мальчишки его сильно
доставали. Особенно из 7а класса. И он
каждый раз повторял свою коронную фразу:
- Везде дети как дети, в этот класс
специально весь арменикендский шантрапа
сували.
Гарик Аршакович вел в 42-й школе
физику. По-русски он говорил плохо. Чтобы
ученики лучше уяснили материал, он прибегал
к «наглядным пособиям».
Вот как он однажды объяснил, что такое
притяжение земли. Маленький, юркий, он
взобрался на учительский стол,
41
сопровождаемый ликованием школьников,
потом спрыгнул оттуда.
- Видите, дети, я упадал. Значит чито?
Значит, чито притяжений земли есть! А если
бы я не упадал, то притяжений земли в этот
класс нету.
Трудовик Павел Игнатович читает
классный журнал и ухмыляется:
- Гамлет Серопян, Джульетта Акопян,
Сократ Навасартов, Нельсон Погосов, Македон
Галустян… Что за народ… эти армяне? Нет,
чтобы нормальные людские имена детям
давать… Лучше бы эти Гамлеты и Сократы
табуретки могли чинить…
1996 г.
42
Арменикенд
и его обитатели
- Ара, керя, знаешь, где находится Баку?
- Спрашиваешь! Конечно, знаю. У подножия
Арменикенда.
(из городского фольклора)
1
Именно нефти был обязан Баку своим
появлением на карте мира. На разведанных
месторождениях как грибы после дождя
появлялись нефтяные колодцы, откуда «черное
золото» вычерпывали примитивным и
незамысловатым способом - кожаными
мешками. Потом стали бурить скважины.
В XIX веке царское правительство стало
сдавать в аренду участки нефтяных
промыслов на Апшероне частным лицам -
иностранным компаниям и предприимчивым
богатым аборигенам, которые нанимали себе
русских инженеров. Дело пошло. На лодках
по Каспию отправляли «кровь земли» через
Астрахань в Россию. К концу столетия Баку
обеспечивал около половины мировой добычи
«черного золота». Город богател.
Город рос. Если в 1807 году в нем
43
насчитывалось 5 тысяч жителей, то к ХХ веку больниц... Водопровод тоже отсутствовал -
– 120 тысяч. После революции здесь кое-где вырыли колодцы, откуда черпали
проживало четверть миллиона, а перед войной ведрами питьевую воду сомнительного
- уже 800 тысяч человек разных качества. И все же за дело взялись, и вскоре
национальностей и вероисповеданий. возвели целые кварталы благоустроенных
Баку мог дать трудовому люду главное – двух- и трехэтажных домов.
заработать на кусок хлеба, прокормить семью. Периферийным городским слободкам
Эшелоны с нефтью уходили по стране, но что- названия давали экзотические – Чемберекенд,
то оставалось на месте для переработки. Нагорная, Кишлы, Завокзальная, Молоканка…
Появился целый район, который так и Новичка окрестили на местном наречии
назывался – Черный город: в его панораме, Арменикендом – армянской деревней
как нетрудно догадаться, доминировали (поселком)… При царе именовался «Новым
мрачные корпуса и дымящиеся трубы заводов. поселком», при Советской власти – Шаумяна, в
Прямо или косвенно с нефтью были связаны и конце 80-х «деарменизированных» годов ему
остальные промышленные предприятия присвоили имя некоего Мамедьярова. Но в
столицы Азербайджана - химические, народе этот колоритный район всегда
машиностроительные, трубопрокатные, оставался Арменикендом.
металлообрабатывающие, которые, как и на В центре Баку преобладали кривые и узкие
промыслах, тоже нуждались в рабочих руках. улочки, скученная и плотная застройка. А в
А люди нуждались в жилье... Арменикенде проложили широкие улицы.
Еще задолго до революции городская Удивляло другое: поселок, предназначенный в
управа приняла решение построить на основном для рабочих, располагался вдали…
северной окраине Баку поселок для рабочей от промыслов и заводов.
бедноты, вчерашних крестьян. Большая Вчерашнее предместье, нагромождение
редкость: чиновники позаботились о своем убогих и грязных трущоб, стало активно
народе. Выбрали место. Однако там, на застраиваться, приближаясь к центру города.
огромном безжизненном пустыре, не было Весь жилой массив делился на небольшие по
ничего, кроме жалких самодельных хибар: ни размерам, но хорошо спланированные
зелени, ни магазинов, ни школ, ни бань, ни кварталы. Возводились типовые дома для
44 45
трудящихся, которые отвечали новому прихожей, которая является одновременно и
социальному содержанию. В самом центре кухней (спустя годы подобное архитектурное
поселка разбили парк им. Джапаридзе, новшество назовут по-заграничному
открыли гостиницу «Мугань», потом еще один «студией»). Газовая плита, рукомойник,
парк... обеденный стол и четыре табурета, громоздкий
Арменикенд застраивался как бы по буфет. Просторное трехстворчатое окно до
принципу средневековых замков - домами- самого потолка. На подоконнике – горшки с
квадратами с дворами посередине и с высоко обязательной геранью и фикусами, а также
поднятыми узкими зарешеченными окнами банки с вареньем и соленьями.
первых этажей. У каждого дома, возведенного Квартира «с удобствами». Из кухни-
в стиле конструктивизма, имелись огромные прихожей подходим к совмещенному санузлу.
тяжелые железные ворота, которые закрывали Над чугунной ванной – колонка для
на ночь на висячий замок, превращая двор в нагревания и бак из тонкой жести для
неприступную крепость. хранения воды. Вся квартира спроектирована
Новостройки соседствовали с «шанхаями». по «проходному» принципу. Из кухни
Очереди шли медленно, люди не хотели долго попадаешь сквозь распахнутые двери в
ждать – самовольно захватывали землю и гостиную без окон, которую бакинцы именуют
сооружали из подручного материала «столовой» (хотя принимают там только гостей,
одноэтажные плоскокрышие строения. а едят исключительно на кухне), а далее
Подводили воду, газ, свет, сажали у порога аналогичным способом заходишь в спальню с
виноград и инжир. двумя окнами (тоже до потолка),
выходящими на улицу.
2 Стена в столовой, как правило, увешана
Заглянем в одну из квартир в огромным восточным ковром до пола. Хозяин,
Арменикенде 50-60-х годов минувшего обычно показывая на потертый, видавший
столетия. Скажем, на улице, названной в честь виды ковер, подчеркивал: «Ручной работы, от
большевика-латыша Яна Фабрициуса. деда достался». На спинке дивана небольшая
Открываем деревянные двустворчатые двери полочка с расставленными по росту
со стеклянными окошками и оказываемся в мраморными слониками. Их хранят «на
46 47
счастье». Фигурки как бы дарят ощущение
покоя и достатка в доме. Но к 70-м годам на
месте «антикварных» диванов появляются
изящные тахты, которые не имели ни спинок,
ни полочек со слониками.
Сервант уставлен хрустальными бокалами,
фужерами и стопками. В зажиточных домах
на полках красуется сервиз «Мадонна»
производства ГДР – предмет гордости хозяев и
зависти соседей. Как правило, сервиз служит
украшением серванта, им никогда не
пользуются. «Мадонна» - один из декоративных
символов благосостояния семьи.
Кто же живет в этих квартирах? Давайте
познакомимся с обитателями нашего славного
Арменикенда и заглянем в его дворы…
3 сверху, с веранды, устало провозглашает:
… Вот «Арменчикина бабо», комендант
двора. Должность иронично-условная и чисто
бакинская. Ее имени мало кто знает. И уже не
вспомнить, кто ей присвоил такое почетное
звание Опрятная седовласая старушка с
крючковатым носом и вечно перевязанной
пуховым платком поясницей. Она всегда
дремлет под тутовым деревом, в тенечке.
Время от времени просыпается и,
приподнимаясь с табурета, открывает один
глаз:
- Арменчик, матах, ты покушал?
48
9-летний внук целыми днями пропадает во
дворе и как бы находится под надзором
бабушки. Зрение у бабо неважное, но слух
отменный. Она знает все дворовые сплетни –
кто к кому пришел, кто с кем гуляет, кто что
купил, у кого семейный скандал, кто кому
должен денег…
Вечером старушка поднимается по
скрипучей деревянной лестнице к себе на
второй этаж, чтобы поужинать и
пообщаться с домочадцами. Но ровно в 23.00
«Арменчикина бабо» спускается вниз, тяжело
дыша, ковыляет мимо «подстановок» с бельем,
мимо грязных мусорок, где частенько
копошатся крысы, к железным воротам и
закрывает их на засов, как средневековую
цитадель. С чувством исполненного долга
комендант двора возвращается домой. Уже
«Можете спать. Я ворота закрыла».
… Вот дворовые женщины. От безделья
они любят заниматься необычным делом -
придирчиво разглядывать развешенное белье
на балконах соседок и обсуждать увиденное.
Не дай Бог, если на веревках белье висит «не
по правилам». Белое надо с белым, цветное – с
цветным, трусы с трусами, рубашки с
рубашками и т.д. Отступила от правил -
подвергаешься всеобщему женскому
остракизму, осуждению и презрению. К тебе
49
может приклеиться позорный ярлык неряхи,
что равносильно печати изгоя общества.
Женщины помоложе обожают наряжаться.
Даже за хлебом в ларек, буквально через
дорогу, даже мусор выбросить настоящая
бакинка выходит при параде – в новом платье,
сшитом у известной портнихи, с золотыми
цепочками и кольцами, напомаженная, с
маникюром на пальцах и закрученными
волосами… Но при этом можно позволить себе
выйти в чувяках на босу ногу.
Каждая из них считает себя неотразимой.
Она идет по Приморскому бульвару, как бы не
замечая восторженных и испепеляющих
взглядов парней, брошенные вслед
комплименты: «Уффф, красотка!» Она идет по
жизни победительницей, пока не окольцует
какой-нибудь охламон и не укажет на ее
постоянное место в доме и этой жизни в
целом – у газовой плиты.
…Вот компания мужчин за железным
столом в дворовой беседке. Это зона
интеллектуального отдыха – режутся в
шахматы, забивают в козла, в лото играют,
разумеется, «на интерес». Сегодня собрались
нардисты. Табуретки принесли свои. За
нардами послали кого-то из детей. Сидят,
покуривают. Послушаем, о чем они говорят.
- Слышали, в «Военном дворе» на
проспекте Ленина вчера драка была? Один
горский еврей с лезгином из-за девушки
целую поножовщину устроил, - лысый
50
мужчина делится последними новостями
Арменикенда. Без криминальных сводок тут
не обойтись.
- И кто победил?
- Участковый, - лысый улыбается,
показывая крупные желтоватые зубы
курильщика. - По стольнику ему дали оба,
мамой клянусь, чтобы дело замяли.
Проходит мимо пожилая супружеская
пара, важные и серьезные, как на партийном
пленуме. На нардистов никакого внимания.
- На этих посмотри! – криво усмехается им
вслед небритый толстяк. – Думают, если
свадьбу сыну сделали в «Интуристе», теперь с
соседями здороваться не надо.
- Надо было, как все порядочные люди, во
дворе свадьбу сыграть. Палатку бы разбили, -
поддерживает разговор мужчина в кепке-
аэродром.
- Какой палатка! Она все решает. Крутит-
вертит им, как необразованным дураком. Она
же в горисполкоме работает. А он кто –
простой таксист, - толстяк вздыхает.
- А я с поминок только пришел, -
подключается к беседе усатый нардист. -
Кямрана с 6-й Свердловской знаете? Умер. На
поминках все выпивают-закусывают, и
грузины, и армяне, и русские… А у наших
только чай подают. И кто такие порядки
придумал! Ала, даже умереть нормально не
дают…
- Ильхам, умирать будешь, скажи-да, чтобы
тебя как православного хоронили, - хихикает
51
тощий сосед, обнажая рот с золотыми
коронками.
- Нет, правда, не могут мусульмане по-
людски проводить человека в последний путь,
чесслово, - не сдается Ильхам. – Ведь люди не
просто так поминки придумали. Там все
говорят: наш усопший умер, в земле лежит, но
жизнь продолжается… Хорошие слова за
столом об усопшем говорят. Может, в жизни
никто так не говорил про него…
Все согласно кивают головами.
… Вот важно восседает в кресле-качалке
на веранде в своем неизменном синем в
полоску двубортном пиджаке, белой несвежей
сорочке и галстуке Лезгин Сельдар (так его
называют во дворе). Широкая грудь, властно
сдвинутые брови и при этом плешивая голова,
хитрые глазки, которые не может оторвать от
своего отращенного ногтя мизинца, которым
обычно ковыряет в зубах после обеда.
Когда-то он, знаменитый цеховик, который
завалил обувные магазины Баку модными
мужскими туфлями на платформе, считался
самым богатым в округе. За его продукцией
приезжали аж из Сибири! Но 8 обысков в
квартире, конфискация нажитого за всю
жизнь и взятки правоохранительному
начальству привели к тому, что Лезгин
Сельдар превратился в рядового пенсионера со
скромным доходом.
Но вот что удивительно: с крахом его
обувного бизнеса и распадом семьи, цеховик
52
зажил загадочной и бурной личной жизнью.
Три раза в неделю – по вторникам, четвергам
и субботам – ветеран теневой экономики
принимал у себя очередную красотку, которая
ему во внучки годилась. Ах, какие были гостьи!
Соседи завидовали, сплетничали,
допытывались до истины. Молодые парни
провожали девушек взглядами, полными
восхищения и недоумения.
Спросите, зачем он, старый разорившийся
коммерсант, нужен был милашкам? Соседи,
которые видят и знают все, быстро прояснили
ситуацию.
Оказывается, цеховик изобрел гениальное
средство от одиночества. По старым каналам
он знакомился с прелестницами, которым
обещал горы золотые, а именно: прописать в
своей просторной квартире (бывшую жену и
двух сыновей Лезгин Сельдар отправил в
Дербент, купив там дом) и все имущество
завещать. Дедушка намекал девушкам, что
«ОБХСС не все нашел». Те верили блефу.
Учитесь, как надо скрашивать закат своей
жизни. А еще над простодушными и
бесхитростными лезгинами посмеивались…
… Вот женщины неподалеку сидят на
лавочке, обсуждают свои проблемы.
- Пусть дети мои без куска хлеба останутся,
если я насплетничала на тебя, Амаля!
- Ладно, ладно, Нигяр, хватит, детями не
клянись-да…
Обе умолкают.
53
 - А меня, знаете, золовка научила соус
готовить к шашлыку. Берешь ткемали,
немного острой аджики и мешаешь с
болгарским кетчупом и мелко нарезанной
кинзой.
- Соус это хорошо… Муж обещал стол
накрыть, если наш Мишик в нархоз поступит.
Я ему говорю, Шаген, нархоз всегда был
дорогим институтом, завмагов готовит,
главных экономистов готовит, туда без денег
не поступишь, надо тапшануть (дать взятку –
прим. автора). Он мне говорит, матах, не
волнуйся, уже для Мишика откладываю. Даже
знает, кому и сколько надо дать на лапу…
- А наш Вовик в медицинский пойдет.
Наверное, в Краснодар к брату отправлю его.
У нас в роду все стоматологи были. Там на
приемных экзаменах тоже взятки берут – у
кавказцев научились, но не такие, как в
Баку… У нас совсем совесть эти приемные
комиссии потеряли!
…Вот Самвел Никогосов, наверное, один из
самых национально озабоченных во всем
Арменикенде.
У его матери родной брат-историк в азербайджанский поэт?! – последние три слова
Ереван переехал. И в последнее время Самвел
все чаще стал его навещать. Мать ворчит: «Все
мозги тебе рассказами про «Великую Армению»
хайастанские промыли». Самвел не обращает
внимания. Во дворе его дашнаком кличут
даже свои, армяне. После каждой поездки в
Ереван, он устраивает политинформацию,
54
просвещает своих шуртвацей (перевертышей
– прим. автора).
В данный момент он раскрывает глаза
Ромику.
- Ээээ, джаник, пусть все завидуют, что мы
с тобой армяне. А армяне кто?
- Кто? – переспрашивает Ромик.
- Самые умные в мире! У нас на горе
Арарат Ной высадился. Слышал про это? Не на
Кавказе, не на Эвересте, а на Арарате. И кто,
получается, первые люди на Земле?
- Кто? – снова переспрашивает
непонятливый Ромик.
- Мы, армяне!
Ромику, видно, по кайфу слышать такие
речи. Он хлопает длинными черными
ресницами и блаженно улыбается. Кому
неприятно ощущать сопричастность к чему-то
великому?! Хоть на мгновенье возвыситься над
этой серой жизнью, где в тесной «двушке»
обитают Ромик, его выводок из пяти детей и
надоедливая жена, которой вечно денег не
хватает, как будто Ромик эти деньги сам на
станке Гознака печатает.
- Ара, какой Низами великий
политинформатор Самвел произносит с
пафосом, кого-то явно копируя. – Он иранец,
матах, на азербайджанском ни слова не
написал. А почему?
- Почему? – переспрашивает Ромик.
- А потому что такого языка тогда вообще
не было! А театр оперный зачем не назвали
55
именем братьев Маиловых? Они же бабки
дали, построили его. А затем, что они армяне
были. И назвали театр именем Ахундова,
который ни к балету, ни к опере вообще
никакого отношения не имел.
… Вот одна женщина ругается с другой.
Сразу видно, что в дворовых баталиях обе
закаленные. Что-то не поделили соседки,
теперь выясняют отношения. Обе
растрепанными волосами, размахивая
руками, кричат друг на друга. У одной
визгливый, у другой - неожиданно густой
голос курильщицы со стажем.
- Скажи своему ишаку карабахскому,
пусть пойдет на бульвар и прыгнет там с
парашютной вышки без парашюта. Одним
дураком меньше будет в этом городе.
- Говно ты кушала, что так на моего мужа
говоришь! Ты на своего мужа посмотри! Ни
одной юбки не пропускает, а тебе басни Моллы
Насреддина рассказывает: вах, как я много
работаю, вах, опять на работе допоздна
задержался, план перевыполнял. Стахановец,
ударник коммунистического труда…
- А это не твое дело! Нормальный мужчина
должен на женщин смотреть. Пусть смотрит!
Но любит мой только меня! А твой кроме
«Жигулевского» пива и футбола ничего не
любит.
- Твое какое дело, что мой муж любит, а что
не любит! Он не только пиво любит. Хороший
коньяк тоже любит. А твой только дешевый
56
«Агдам» с потаскухами с «Дунькиной фабрики»
привык пить…
Одна проклинает другую растопыренной
пятерней, та в ответ еще энергичней
размахивает руками. Зрители на балконах,
грызя семечки и сплевывая вниз, вяло
комментируют происходящий инцидент…
… Вот Матвей Игнатович, гроза
с Арменикенда, человек, который следит в
квартале за порядком. Набирает из
сознательных мужчин добровольную народную
дружину. По субботам они надевают на руку
красную повязку ДНД и выходят на обход.
Местные хулиганы дружинников не боятся, но
стараются их не замечать и не попадаться зря
на глаза.
У Матвея Игнатовича старорежимная и
неожиданная для южных краев фамилия –
Сперанский. Узколицый, аккуратно
постриженные усы, острый подбородок,
которому не хватает бородки клинышком, и
ввалившиеся щеки – вот, пожалуй, что у него
осталось от предка-аристократа,
заброшенного когда-то судьбой из холодного и
чинного Санкт-Петербурга на жаркую и
сумбурную окраину империи.
Майор танковых войск в отставке
Сперанский не любит местную милицию,
считая ее продажной. Он многое в Баку не
может принять и понять, хотя прожил здесь
почти всю свою жизнь. О переезде в
Ленинград в семье заходит разговор каждый
57
год, но у дочки Аннушки астма, сырой
питерский климат ей противопоказан.
У многих русских в Баку извечная тоска по
березкам, рекам и лугам, по бескрайним
просторам России. Кто-то уезжает, кто-то
остается…
Да и чего тут не жить – страна-то все равно
одна. Местные, хоть и шумный народец, без
махинаций жизни себе не представляют,
незлобны по природе своей. Всегда помогут,
если что случится. Да и за русскими стоит
государство, стоит Кремль. Эта мысль как-то
успокаивает Матвея Игнатовича и тысячи
подобных ему бакинцев.
… Вот бабушки на лавочке. Они говорят на
понятном им одним языке. Армянки – по-
карабахски, еврейки – на идиш. Говорят
громко, чтобы все их слышали. По-русски они
тоже умеют, как и почти все в Баку. Но очень
смешно у них получается.
Азербайджанские старушки тоже верны
традициям, по-русски понимают, но
объясняются на нем только в редких случаях,
с иноверцами.
Сейчас бабушки обсуждают разбитое
мальчишками футбольным мячом стекло.
- Вай, мама-джан, бедный дети! Такой
маленький двор, так тесно, как в мой
шушабанде (застекленный балкон или лоджия
– прим. автора).
58
- Яник, марш домой! Я не миллионерша,
чтобы за разбитые стекла деньги платить.
- Фира, я тебе так скажу: дети не виноват.
Такой маленький площадка…
- Да, да, наш Яник тут совсем не виноват.
- Завтра пойду райисполком, жалоба
напишу. Пусть детям футбольный поле делают.
- Я вас умаляю, Сирануш Сергеевна, эти
сделают. Они только взятки брать умеют. О
народе трудовом совсем не думают.
- Ничего, райисполком жалобу не возьмут, я
Москва напишу, Брежневу.
- Ой, что будет, когда Парамоновы
вернутся с работы и увидят свое окно! Яник,
кому сказала, марш домой!
Мальчишки благоразумно завершают матч
и расходятся по домам. От греха подальше.
… Вот первый стиляга на 2-й Нагорной по
прозвищу Джон. Вообще-то его зовут Павлик,
но предпочитает, чтобы звали по кличке. Он
слывет местным законодателем мод. Павлик
фарцует возле «Интуриста». Рискует, но
минимально: от любого мента откупиться не
проблема. А рискует, потому что мечтает
разбогатеть и жениться на первой красавице
Баку. Вот такая у него сокровенная мечта. Но
с девушками Павлику фатально не везет. Это
он перед парнями Арменикенда красуется,
59
изображая из себя плейбоя. А перед симпотной
девчонкой сразу пасует. Начинает говорить
что-то нечленораздельное. Желая показать
себя раскованным весельчаком, Павлик
рассказывает один анекдот за другим, надеясь
развеселить красавицу. Как правило, девушка
с удивлением смотрит на модника, все
понимает про него и при первой же
возможности машет ручкой.
Ну а половозрелым пацанам с улицы,
проявлявшим интерес к взрослым темам,
Джон-Павлик навешивает лапшу на уши.
- Короче, чувиха еще та! Сначала ломалась,
я не такая, я жду трамвая, мне домой пора…
Но после шампусика не устояла. Короче, я ее и
так, и этак… А потом она так раскочегарилась,
что мне до утра покоя не давала… Ара, хватит-
да, говорю, дай поспать немного. А она все
лезет ко мне и лезет…
… Вот дядя Акоп, положительный во всех
отношениях, но несчастный мужчина. У него
три дочки. Двух пристроил, а с третьей – ну
просто беда! Дядя Акоп с тетей Марой
последние годы занимаются тем, что собирают
приданное дочкам. Он зарабатывает, а она
находит из-под земли дефицитный товар.
Сначала Аиду замуж выдали за хорошего
парня – собрали ей все, как полагается:
посуду, постельные принадлежности, белье,
мебель купили румынскую, модную «стенку».
60
Потом среднюю, Тамару, отдали тоже за
хорошего парня. И тоже с солидным
приданным. А вот третья, Анжела… Ну никак
не получается…
Работяга дядя Акоп, каких мало, всю жизнь
тянет семью, все в дом, все в дом. «Ты наш
начальник отдела снабжения», - любя называет
его тетя Мара. На своем грузовике он возит
опасный груз – баллоны со сжиженным газом.
Платят по высшему разряду. А кто еще пойдет
на такую опасную работу?! Это же тебе не
кино «Плата за страх» с Ив Монтаном. Здесь
если рванет – так рванет. По кусочкам
водителя-аса Акопа Осипова собирать
придется.
Его Анжела, если сказать откровенно,
девушка на любителя. Большого любителя.
Неказистая получилась, впрочем, как и ее
более удачливые старшие сестры. Крупный нос
доминировал на лице, ноги слегка кривые. Да
ладно внешность – характер у Анжелы
прескверный. Два раза выдавал ее замуж дядя
Акоп, и оба раза дочь с позором возвращалась
в родной дом под осуждающе-сочувственные
взоры соседей.
Трижды отец одиноко сидит у железных
ворот, вздыхает и ждет, когда привезут
дочкино приданное. Словно бракованную вещь
обратно возвращают в магазин. Стыдно, как
стыдно, никому бы Акоп такого позора не
пожелал…
61
 … Вот тетя Варя сидит на табурете в
привычном месте – у автобусной остановки на
проспекте Ленина, рядом с Арменикендским
рынком. Тетя Варя как бы официально торгует
семечками. Но из-под полы у нее можно
приобрести импортный товар. «Жувачку» -
детям, сигареты – взрослым. Одна пластина –
50 копеек, по цене почти 10 маленьких
деревянных стаканчиков семечек.
Жевательная резинка в красивой праздничной
упаковке. Вкусно пахнет ягодами.
Никто не догадывается, что эта пожилая
женщина с больными варикозными ногами
двигает прогресс. Она пытается отучить
бакинских мальчишек от дурных привычек –
жевать всякую гадость. У тети Вари
настоящий американский бабл-гум (Риглейс!),
из которого можно выдувать пузыри и
который лопается с громким хлопком. А без
тети Вари пацаны будут жевать что попало,
всякую кустарщину – кто непонятную
субстанцию из парафина, кто из кира (смолы),
а более осторожные - из сока инжира…
Тетя Варя, сама того не подозревая,
внедряет элементы цивилизованности в нашу
не слишком богатую жизнь.
… Вот сидит у раскрытого окна и пьет
душистый чай с айвовым вареньем
62
представительного вида мужчина с пышными
черными усами. Но зовут его незамысловато -
Мамед Мамедов, которого за глаза называют
Энгельсом. Во дворе он слывет самым
влиятельным и зажиточным. Все знают
историю этого человека. Пивная будка возле
Арменикендского базара, которой он сейчас
заведует, – явно не для таких мужчин
высокого полета. Оказался он там не по своей
воле. Мамедов возглавлял в Шамхорском
районе колхоз. Дела вел умело, плановые
показатели радовали, с кем надо из районного
начальства делился исправно. Мамедова в
районе ценили и ставили в пример остальным.
К 50-летнему юбилею лично первый секретарь
райкома товарищ Дадашев наградил
Мамедова медалью «За трудовые заслуги».
Намекнул, что пора Мамедову на повышение,
в город, засиделся он в своем колхозе. Такие
бесценные кадры нужны не только
Шамхорскому району.
И надо было такому случиться! Бес попутал
человека, головокружение от успехов…В своем
кабинете Мамедов сидел за столом под
портретами вождей – Маркса и Ленина. Со
временем, разбогатев и ощутив свое величие,
он повесил между ними… свой портрет. Сами
понимаете, это была крупная политическая
ошибка товарища Мамедова. Коммунисты
исключили зазнавшегося из своих рядов. Как
63
правило, такие истории заканчивались
строгими наказаниями, могли и посадить
идеологического диверсанта. Но Мамедова
пожалели. Говорят, вовремя взятку дал кому
надо.
- Ты что, совсем с ума сошел?! – кричал на
него секретарь райкома. – Ты что из себя
возомнил?! Ты вообще кто такой, решил, что
Энгельсом стал?!
Мамедов молча выслушивал обидные слова
в свой адрес… Главное, пронесло, отделался
легким испугом. Так он переехал в столицу
республики, в Арменикенд, и оказался в
павильоне «Пиво-воды». Квартиру раздобыл
хоть и в старом доме, но в хорошем месте –
рядом с больницей Семашко, на пересечении
4-й Нагорной и Самеда Вургуна.
2017 г.
64
Питательно и полезно
Одноглазый Эдо торговал в пивных
горохом. Глаз он потерял еще в детстве: один
урод из рогатки нечаянно попал, в самое
яблочко. С тех пор у Эдо все пошло шыворот-
навыворот, и вот к 32 годам ни жены, ни
детей, ни профессии нормальной.
Крупный горох, отборный, хорошо
отваренный и посыпанный солью, он брал раз
в неделю у двоюродной сестры жены его
родного дяди Карлена - тети Мани. У нее
были свои каналы контрабандной поставки из
Ирана качественного нута, который не
разваривался, как магазинный, превращаясь в
гороховую кашицу. Получив готовый продукт,
Эдо дома расфасовывал его в длинные
бумажные кулечки, укладывал в спортивную
сумку с надписью «СССР» и отправлялся по
точкам делать свою нехитрую коммерцию.
Сам Эдо к хмельному напитку относился
равнодушно. Но вот дело свое любил. Он был
убежден, что нет к пиву закуски лучше, чем
горох от тети Мани. Это в России к пиву
подавали воблу или еще какую вяленую
рыбешку. В Прибалтике, говорят, к пиву сыр
подают и сухарики. А вот до соленого нута там
еще не доросли. Самый аппетитный из
65
бобовых, горох напоминал вкусом грецкие
орешки. Аппетитный еще и сытный, невзирая
на один существенный недостаток – вызывал
газы, сопровождавшиеся неприятными
звуками и запахами, он полюбился бакинцам.
В пивных одноглазого жалели, разрешали
торговать. Да и как парню откажешь, если он,
обеспечивая нехитрой закусью, еще вдобавок
развлекал задаром публику. Такие байки
травил Эдо! «Дело было так», - непременно
предварял свой монолог. А если взять
экономический аспект, то продажа пива в тех
заведениях, куда ступала нога Эдо, шла
неуклонно вверх. Все объяснялось просто:
соленый горох вызывал жажду. На
сопутствующие запахи владельцы пивных
благоразумно закрывали глаза и ноздри:
деньги не пахнут.
Чаще всего Эдо со своей гороховой
закуской приходил в подвал на углу
Фабрициуса и 1-й Нагорной. Там собирались
все арменикендские ценители браги. Над
дверью в пивную висела вывеска в духе
Пиросмани: знойный мужчина с волосатыми
руками и грудью, широко улыбаясь, поднимал
над головой кружку вожделенного напитка.
Под жизнеутверждающей композицией
красовался слоган - «Самый свежий пива
жигулевский».
66
- Ара, Эдо, принес горох? – оживлялся
народ, завидев торговца на пороге.
- А как же, Эдо свое дело знает!
- Ну, давай-да. Сделай нам три кулька для
начала. Потом видно будет.
Эдо обходил столики, легко и
непринужденно обслуживая клиентов.
Оставлял положенные пять кульков с нутом
хозяину пивной. Потом пристраивался к
какой-нибудь оживленной компании, которая
жаждала общения с Эдо – виртуозом
разговорного жанра.
Надо сказать, что он обладал актерскими
навыками. Свои истории рассказывал с
учетом местного колорита. Перед ним ставили
полную кружку пенящегося «Жигулевского», и
Эдо начинал… с комплимента.
- Вера, - кричал он буфетчице, - сегодня
пиво у тебя просто класс!
Поворачивался к «публике» и тихо
добавлял:
- Это потому, что разбавить водой еще не
успела.
В зале поднимался хохот.
- Не баварское и даже не чехское, но пить
можно… А вы вообще знаете, кто придумал
пиво?
- Конечно, знаем, ваши, армяне. Сурен с
Робиком с Кантапинки, - толстяк Рауф
67
оскалился золотым ртом. В зале снова раздался
дружный смех.
- Э-э-э, хватит-да! – как бы раздражался
Эдо. – Да, наши придумали. Еще до нашей
эры. Дело было так. Один раз идут армяне на
персов войной. Идут, идут, и одному солдату
попала вода в мешок с ячменем (они из него
кашу варили). Ячмень совсем мокрый стал,
потом забродил в котелке. А солдата стала
жажда мучить в персидской пустыне. Он эту
жижу попробовал – вкусно! Так и придумали
гареджур, ячменную воду, так пиво по-
армянски называется.
Свой рассказ он прерывал, чтобы сделать
глоток холодного пива. «Ухай!» - и снова
продолжал повествование.
- Эдо, кроме свой горох ничего делать не
можешь? – вступал в разговор Ариф,
торговавший на рынке мясом. Коротышка с
крупными залысинами на коротко стриженой
голове, которые делали его слегка похожим на
Бонапарта. – Ала, ты один раз возьми-да
шашлык приготовь на мангале. Свежее мясо
ягненка купи. Тот ягненок, который еще вчера
по горам туда-сюда бегал, зеленый-зеленый
свежий трава кушал… Потом баклажаны на
шампурах зажарь, чтобы соком они брызгали,
чтобы от запаха умереть хочется… Понял, Эдо?
Завтра ко мне на базар приходи… Клянусь
68
папиным здоровьем, будешь Арифа
вспоминать.
Мясник широко улыбнулся и вытер
платочком свой быстро потеющий лоб.
Эдо сделал вид, что принял к сведению
приглашение мясника.
И продолжил:
- А вот грузины все-таки тоже молодцы.
Дело было так. Дядя Карлен, махани брат, в
Тбилиси в командировку поехал. Идет себе по
Руставели, гуляет по городу. И вот к вокзалу
вышел. И прямо на вокзальной стене большой
плакат висит: «Пиво питательно и полезно».
Понял, Яша, «питательно и полезно». А с
иранским горохом – дважды питательно и
трижды полезно!
- Не умеют-да в Баку рекламу делать, -
вздохнул Ариф, - а грузины умеют. И что,
хочешь сказать, в Тбилиси вино перестали
пить и на пиво перешли?
- Ээээ, какой там! У них пиво с хинкали
пьют. И притом разбавленное водой. Только в
одном месте, на набережной Куры (дядя
Карлен там отдыхал с тбилисскими друзьями),
пиво поступает с пивзавода прямо по трубе по
дну реки в эту пивную. Бармен даже не
успевает с водой его смешать. Отличное пиво,
дядя Карлен сказал, на датский «Туборг»
похоже.
69
 - Да ладно! – не поверил Ариф. – Так и
сказал, на датский «Туборг» похоже?
- Так и сказал. Хотя, если честно, мне по
кайфу армянское пиво. Вот недавно из
Еревана прислали…
- Опять он про своих армян, - махнул рукой
Ариф. – Дай лучше два кулька своей иранской
контрабанды. - И добавил с улыбкой: - Тете
Мане передай, что когда ее ОБХСС поймает и
в Баиловскую тюрьму посадит, я ей с базара
передачи носить буду.
- За тети Манино здоровье! – предложил
тост бухгалтер Борис Арташесович, тучный
мужчина с пивным брюхом, еще один
завсегдатай заведения.
Мужчины охотно подняли свои кружки.
- За тетю Маню!
- Долгих лет ей жизни!
У одноглазого Эдо водился конкурент –
Вачик с 3-й Нагорной.. Тот горохом не
торговал, но по пивным Арменикенда ходить
тоже любил. Никто не знал, чем занимался
Вачик. Скорее всего, ничем. Сидел на шее у
родителей, без дела шлялся по городу,
приставая к девушкам. Ну а когда душа
жаждала общения и халявной выпивки, то шел
по гороховым стопам Эдо.
Вачик тоже был горазд поговорить. Если
скетчи Эдо носили информационно-
70
просветительский характер, то Вачик
специализировался на анекдотах. Бог тоже
наделил этого смешного кучерявого и
горбоносого парня актерскими способностями
(по слухам, в молодости закончил один курс
театрального). Он мог спародировать любого
известного человека в стране. Особенно
хорошо Вачику удавалось войти в образ
Брежнева. И чмокал губами точно как генсек,
и слова коверкал так же…
Заходя в пивнушку, он сразу
пристраивался к первой попавшейся
компании. Как правило, его все знали. Вачик
сходу начинал травить анекдоты…
- Суслов мерела, умер. Похоронили его,
пошли в Кремль поминки делать. Стол
накрыли по высшему разряду. На поминках
Суслова доктор слово взял, лечащий врач. Ему
сто грамм налили, встал и говорит: «Товарищи,
склероз – это такой страшный вещь. Он из
наших рядов вырвал товарища Суслова,
славного строителя коммунизма. Склероз –
наш главный враг»… «Наш главный враг –
отсутствие дисциплины, - перебивает его
Брежнев. – Где секретарь политбюро товарищ
Суслов? Уже час сидим, а его все нет».
Пивная взорвалась от хохота.
- А вот еще анекдот, - продолжал юморист
Вачик. - Армянский радио задают вопрос: «Что
71
такой брови Брежнева?» Армянский радио
отвечает: «Это усы Сталина, но на более
высоком уровне».
При этом Вачик поднимал вверх
указательный палец и делал серьезный вид.
Любители пива снова покатились со смеху.
- Слушай, ты прекрати тут политические
анекдоты рассказывать. А то сообщу куда
надо, - буфетчица Вера, не жаловавшаяся на
плохой слух, делала строгое лицо. –
Антисоветчину тут разводит…
- Да, Вачик, не боишься, что КГБ тебя
заберет? Политические анекдоты будешь у них
в подвале рассказывать, - ухмыльнулся
проходивший мимо с горохом Эдо.
Увидев одноглазого торговца, Вачик
моментально решил поменять тему.
- Короче, Рапик поехал в Америку на
чемпионат пердунов. Занял первое место.
Корреспондент берет у него интервью. «Мистер
Рапик, а вы можете пропердеть сонату
Моцарта? Запросто! А симфонию Баха? Нет
проблем! А вальс Шопена? Легко! –
Корреспондент достал бумажку из кармана.
Это ноты оказались: - А вот это можете
пропердеть? – Рапик внимательно посмотрел
на ноты и говорит: - Нет, не могу. Ну почему?
Здесь в двух местах просраться можно.
Все за животы похватались…
72
- Да, Вачо, ты прав, скоро сюда надо будет
в противогазе заходить. Бедная Верочка! –
оскалился Рауф.
Школьный учитель Михал Михалыч, еще
один завсегдатай заведения, направился к
выходу.
- Вот, хоть один культурный человек в этом
люкс-ресторане нашелся, - проводил учителя
взглядом Вачик. – Правильно, если хочешь
воздух испортить, то не здесь, выходи на
улицу… А вот еще один анекдот, совсем
свежий. Встречаются на Лубянке…
- Опять за свое! – завозмущалась Вера. –
Сейчас выгоню тебя отсюда к чертовой
матери! Или посажу!
- Ладно, ладно… Посадит она меня, -
скривил губы Вачик. – Не пугай пуганного…
Не хотите про КГБ, другой расскажу анекдот.
На пляже в Бильгя отдыхают грузин, армянин
и азербайджанец. Вино пьют, шашлык-
машлык, зелень-мелень закусывают. Вдруг
видят – НЛО прилетел.
- Кто, кто? – не понял мясник Ариф.
- Э-э-э… НЛО, неопознанный летающий
объект, - объяснил Вачик. - Короче, выходит
оттуда главный инопланетянин. Ну что,
говорит, бесплатный прогулка на нашу
планету предлагаю. Кто правильно ответит –
тот полетит. Согласны? Все трое кивают
73
головой, согласны… Гиви, спрашивает грузина
инопланетянин, сколько будет дважды два?
Четыре, говорит грузин. Молодец, заходи в
наш воздушный корабль! Мамед, спрашивает
у азербайджанца, сколько будет пять
прибавить пять? Десять, отвечает
азербайджанец и тоже идет в НЛО. Рантик,
матах, спрашивает у армянина…
- У какого Рантика, с улицы Каверочкина? –
перебил рассказчика Борис Арташесович. До
него вообще все туго доходило, а анекдоты тем
более. И что скрывать, болтуна Вачика он
слегка недолюбливал. От Эдо хоть польза есть,
горох приносит. А этот только языком мелет…
- Э-э-э…нет, - замахал рукой Вачик. –
Сколько будет 138 тысяч помножить на 237,
спрашивает армянина. Рантик ему отвечает:
ара, брат, если мест больше нет в твоем
луноходе, так и скажи…
Все дружно загоготали. Даже Вера, которая
заскучала в ожидании новых посетителей,
растянула губы в улыбке.
Угостили еще одной кружкой пива Вачика:
- Сему с Молоканки знаете? Кадр еще тот!
Позвали его к нашему соседу Альберту на обед.
Никто не заметил, как Сема налил себе в
бокал до краев «Нар-шараб» (соус из граната,
приправа к мясным блюдам и рыбе – прим.
автора). А потом одним махом выпил…
74
Думал, это вино. А говорят, у молокан строго с
этим делом, все трезвенники…
Мужчины рассмеялись.
- Брат, ты похудел, как англичанин, -
обратился Вачик к тощему Грише,
появившемуся в пивной.
- Почему англичанин?
- Эти англичане только чай с лимоном пьют
и овсянку едят три раза в день. Ходят тощие
дистрофики. Даже на женщин сил не хватает.
- Э-э, хватит-да! – Гриша не любил, когда
над ним подтрунивают.
Заглянули в пивную русские туристы. Судя
по говору, москвичи. Устроились втроем у
столика, заказали по кружке пива. От гороха,
предложенного Эдо, вежливо отказались.
Вачик решил приятное им сделать, тост
предложил всему залу:
- Выпьем за русский народ. Баку без вас,
ребята, никуда. Куда вы – туда и мы. Так и
передайте в Москве.
- Ара, там нормально разговаривать не
умеют, один мат-перемат, - возмутился хромой
Гарик. - Моего Сего на 15 суток там посадили.
Спроси, Вачо, зачем посадили?
- Зачем посадили?
- Сего культурно отдыхал в ресторане на
улице Горького с чувихой. К ним подсели
местные. Выпили, разговорились. И один ему
75
все: «Твою мать, твою мать». Ара, бола э, бола!
(хватит! – прим. автора). Сего не выдержал,
взял бутылку – и тому по голове. «Кто ты такой,
чтобы мою мать ругать!». Потом Сего
объяснили, что у русских так принято, никто
его маму не хотел оскорбить, никто его обидеть
не хотел… В Москве так разговаривают
некультурные люди. Для связки слов.
Туристы с пониманием закивали головами:
- Да, парни, идиотов и в столице хватает.
Выпили за дружбу народов, за великий
русский народ, за солнечный город Баку.
Вачику пора было домой – обещал матери
ковры выбить. У самых дверей он столкнулся с
Эдо. Тот, довольный, уходил с пустой сумкой.
- Слушай, там так и написано, что пиво
питательно и полезно? – спросил Вачик.
- Где написано? – не понял Эдо.
- Ну, в Тбилиси, на вокзале… Сам же
рассказывал.
- Ааа, ты про это. Ну да, так и написано…
- А я все думаю, почему так хорошо стал
себя чувствовать, поправился даже, как начал
сюда ходить. А это все от пива, - заулыбался
Вачик. – Нашей Верочке спасибо.
2017 г.
76
Причуды Петроса
Он уже и не помнил, как из горожанина во
втором поколении превратился в сельского
жителя. Давно здесь живет, словно с самого
рождения. Но сельчане-то не забыли, что
Петрос Барсегян – «приезжий».
Прибыл он в Маргару с семьей прямиком
из Арменикенда – одного из старых районов
Баку, где появился на свет божий, пошел в
школу, а потом был увезен родителями в
Армению. Не сказать, чтобы Барсегянам зов
предков покою не давал, но вот к земле
почему-то потянуло. И отец Петроса тогда
произнес непонятную фразу: «Там Карс
ближе». Продали бакинскую двухкомнатную
квартиру с застекленным балконом, и денег
хватило, чтобы приобрести в селе приличный
двухэтажный дом с огородом и
хозпостройками. А главное – с видом на
Арарат: вот он, совсем рядом, рукой подать.
Маргара, к слову сказать, расположена на
самой границы. Прописаться там и купить
жилье помогли родственники Барсегяна-
старшего. В этой деревне и прошла вся жизнь
Петроса: школу окончил, в армии отслужил, на
автобазу шофером устроился работать,
женился, детей вырастил – сына и дочь,
родителей похоронил, на пенсию вышел…
Казалось бы, биография, как у всех, ничего
необычного. Но вот второго такого оригинала
во всей округе не найдешь…
77
 Старик слыл сельским острословом и
неутомимым рассказчиком. Поговаривают, что
в молодости Петрос был недурен собой и
пользовался успехом у женщин. Правда,
сейчас в это трудно поверить. Крючковатый
нос занимал добрую половину его сенильного
лица, пергаментные щеки усыпаны сероватой
щетиной, а лоб испещрен глубокими
морщинами. Вдобавок ко всему Петрос
Барсегян обладал абсолютно голым черепом. И
только его черные глаза не потеряли живости.
- С грузинками дело не имейте, - наставлял
он молодежь, - они все шахматистки и знают
все заранее, за несколько ходов наперед. Их не
проведешь. Да и куда им равняться с нашими
армянками! Возьмите мою Нунэ. Красотка еще
та!
Тетушка Нунэ недовольно махала дряблыми
руками:
- Детей бы постыдился, старый дурак!
- А еще лучше русские девушки, -
заговорщицки мигал глазом рассказчик, когда
жена уходила в дом.
Петрос не так давно вернулся из Сочи. Все
нормальные пенсионеры, жаловалась тетушка
Нунэ, дома сидят или лечатся в санаториях. А
ее супруг поехал без путевки на море, в такую
даль. Ни телеграммы не прислал, ни разу не
позвонил…
Вернулся через месяц. Неизвестно, чем он
там занимался все это время, как отдыхал. На
расспросы жены не отвечал. Только бросил как
бы между прочим:
78
- У одной доброй женщины комнату
снимал.
А вечерами стал часто напевать себе под
орлиный нос странную русскую песню: «Ах,
Одесса, жемчужина у моря!» И еще
непонятную новую фразу «Сэ ля ви» стал
вечно повторять, многозначительно поднимая
глаза.
Тетушка Нунэ была глубоко убеждена, что
на море ездят люди несерьезные, всякие
намалеванные девицы да бесстыжие
мужчины-юбочники. Не любила она
легкомысленные курорты и их отдыхающих.
Но с сочинским чудачеством своего мужа
смирилась быстро. Из 180 рублей, выделенных
ему на поездку из семейного бюджета, муж
привез обратно почти половину. Экономил, не
гулял, значит, решила Нунэ, и то хорошо.
Не знаю, как в молодые годы, но в старости
Петрос отлично знал цену деньгам. Даже более
того, Барсегян в Маргаре слыл еще тем
скрягой. Имея во дворе добрую дюжину
барашков, курятник, поросят и прочую
живность, он ни разу не раскололся на
шашлык с менее зажиточными друзьями. На
дни рождения – свой и членов своей семьи -
никогда никого не приглашал. Но вот,
казалось, хороший повод нашелся: команда
«Арарат», за которую Петрос болел с детских
лет, сделала дубль – взяла Кубок СССР и стала
чемпионом страны по футболу. Отметить бы,
предлагали друзья. Но Петрос опять стал
отнекиваться: занят, на рынок в Ереван, как
79
обычно, надо племяннику-мяснику отвезти
скот, и вообще…
И все же уломали старика: согласился
барашка зарезать по случаю своего 75-летия.
Хромой Саркис, ставший инициатором
проведения юбилея, взялся за дело. И – чтоб
ему пусто было! – взбрело в голову сделать
шашлык на природе, за селом. Словно в саду у
Петроса мало места.
Приехали впятером на стареньком
«Москвиче» Петроса, выгрузились. И пока
компания деловито рассматривала
живописное место у реки для предстоящего
кефа (пирушка – прим. автора), баран, почуяв
неладное, дал деру. И не в родное село
побежал, а наоборот, прямиком к границе. Что
тут поделаешь! Самому молодому в их
компании, Бенику Микаэляну, уже седьмой
десяток пошел. Остальные и того старше -
куда там угнаться!
Праздник не состоялся…
- Предатель! Он предал не меня, он родину
предал! – возмущался всю дорогу домой
Петрос. – А все это ты виноват, Саркис. На
природу ему захотелось… Может, ты все
специально подстроил? Может, ты с ними
заодно? – Петрос махнул рукой в сторону
границы, где скрылся злополучный
четвероногий изменник.
У Барсегяна к туркам были давние
претензии. Что там баран! По фамильной
легенде, его отец Асатур закопал где-то под
Карсом, где до резни и бегства в Россию в
80
родовом доме проживала семья, кувшин с
золотыми монетами. Перед самой кончиной
Асатур признался: так, мол, и так, завещаю
откопать клад. C тех пор Петрос Барсегян
покоя себе не находил. Кто-то надоумил его
письма писать в разные инстанции. Он взялся
за дело - не раз обращался к турецкому
правительству с требованием отрыть и
передать ему отцовское наследство, при этом
точное место раскопок благоразумно не
указывал. Писал в Москву, Организацию
Объединенных Наций, ЮНЕСКО, Красный
Крест и даже в Международный валютный
фонд. Но ответа ни от кого так и не получил.
Впрочем, к чудачествам старого Петроса в
селе привыкли. А его рассказы всегда слушали
охотно. Кроме жены. Когда тетушка Нунэ
бывала не в духе, она прерывала мужнины
байки причитанием:
- Вай, Боже мой, навязался он на мою
голову! Люди «Жигули» в лотерею выигрывают,
«Волгу» выигрывают, пылесос выигрывают, а я
этого дурака на свою голову выиграла.
- Твой счастливый билет, Нунэ, -
самодовольно улыбался в ответ беззубым ртом
Петрос. - А помнишь, как ты из-за меня
соседке Асмик чуть волосы не повыдергивала?
- Э-э-э, чего с ненормальным говорить, -
ворчливо отвечала жена и пристраивалась к
телевизору.
… В один прекрасный день старый Петрос
был приглашен на свадьбу сына сельского
почтальона Дереника Акопяна. Почтальон
81
зауважал Барсегяна еще с той поры, когда тот
писал по поводу своего карсского наследства
по разным серьезным адресам. Человек
маленький, в прямом и переносном смысле,
Дереник тогда почувствовал себя причастным
к большому государственному делу. Впервые
отправлял письма в конвертах «Авиа» за
границу. Но Барсегяну не отвечали. И
совестливый Дереник считал себя в чем-то
виноватым перед Петросом – ни из Нью-
Йорка, ни из Парижа, даже из Москвы ответа
не было. Не говоря уже об Анкаре. В их
приграничное село вообще мало кто писал
письма. И прессу мало кто выписывал, потому-
то у почтальона была куча свободного
времени, и он всегда охотно слушал рассказы
Петроса.
Сын Акопяна, 23-летний Вартан, работал в
районной газете. Отец очень гордился своим
первенцем, хотя не совсем понимал, почему
все свои заметки молодой корреспондент
начинал со слов: «Встав на ударную вахту в
честь…» Люди просто трудились в полях и на
фермах, деньги зарабатывали, а Вартана
почитаешь, все только «решения КПСС»
выполняли. А если откровенно, то в глубине
души Дереник Акопян мечтал, чтобы в
районной газете появился очерк о нем,
скромном труженике связи. И чтобы сын,
объективности ради, написал в соавторстве с
самим редактором. Но в газете печатали
заметки почему-то про других тружеников
Маргары.
82
От обычного сытного завтрака Петрос
отказался, чтобы аппетит не перебивать перед
свадьбой. Тетушка Нунэ сослалась на высокое
давление и на торжество отказалась идти.
Петрос поскреб бритвой перед зеркалом
иссушенные щеки, надел свежую сорочку,
пиджак в полоску, щегольскую фетровую
шляпу и, посвистывая что-то фривольное,
отправился с подарком в виде хрустальной
вазы к дому почтальона, куда начали
стекаться гости.
Свадьба Петросу показалась скучноватой,
хотя музыканты старались вовсю. Все плясали.
Во время танцев делали «канч» (традиционный
сбор денег для молодых – прим. автора).
Петрос тоже на целый червонец расщедрился –
высоко поднял десятирублевую купюру,
повертел ею, чтобы все видели, и небрежным
жестом бросил на поднос. Да и угощение было
отменным – стол ломился от свежих овощей и
фруктов, мясных блюд, а также напитков,
привезенных женихом накануне из Еревана.
Но уж очень грустной сидела невеста, ни
разу не подняла глаз, не улыбнулась. И к еде не
притронулась. Только бокал с шампанским
подняла, когда первый тост за молодых сказал
тамада, он же директор сельской школы
Мазманян, но только пригубила. А жених, тоже
серьезный и напряженный, только поглядывал
по сторонам, не переставая курить.
«Волнуются», - смекнул старый Петрос.
Гости вставали, просили у тамады слова,
произносили тосты – снова за молодых, за их
83
родителей, за будущих детей… Помянули всех Говорят, после того случая никто больше его
усопших родственников жениха и невесты, никуда не приглашал. В селе скандалы не
которые не дожили до этого счастливого дня… любили.
С чувством говорили, как полагается. Но вот
его, Петроса Барсегяна, тамада почему-то
игнорировал. Наконец, дал слово… 1995 г.
Петрос встал, налил себе вина:
- Сегодня мы провожаем в последний
холостяцкий путь нашего Вартана. И я думаю:
зачем он такой глупый поступок совершает?
За столом пронесся гул.
- Поторопился наш Вартан, поторопился, -
невозмутимо продолжал тостующий Петрос. -
А знаете ли вы, что за границей принято
жениться поздно? Сначала карьеру сделай,
редактором стань в своей газете, денег скопи –
потом женись. Девушки никуда от тебя не
денутся. И вообще, какой спрос с безусых
юнцов? Русские правильно говорят: «Старый
конь борозды не портит». Если бы не моя Нунэ,
я бы тоже женился поздно. Но так уж вышло.
И ты, Вартан, напрасно так рано женишься.
Мир бы посмотрел, других девушек
попробовал… Заходи, будет время, я тебе
расскажу, как с девушками общаться.
Зачем такое сказал – сам не знает. Какая
муха его укусила?!
Но слово не воробей, сказал – не вернешь
назад. Случился страшный скандал. До драки,
разумеется, дело не дошло, в селе Маргара
всегда культурно праздники отмечали. Но
Петросу Барсегяну пришлось спешно покинуть
свадьбу.

84 85
 «Пляжная» семья
У Тер-Сааковых торговля считалась
фамильным ремеслом. Глава семьи, Михаил
Нерсесович, любил повторять со значением:
«Три поколения Тер-Сааковых в торговле, это
вам не шутки шутить». В его словах как бы
подчеркивались верность профессии и шашлычные в поселках нефтяников Балаханы
преемственность поколений. Целая династия,
понимаешь, с гордостью он говорил. Кто-то
лечит бакинцев, кто-то учит, кто-то им одежду
шьет… Тер-Сааковы бакинцев вкусно
кормили, но только... на пляже. Жили в
просторной квартире на 4-й Нагорной, в
Арменикенде, а работали из поколения в
поколение на взморье. Михаил Нерсесович
держал на Шихово шашлычную – приземистую
каменную постройку с одним большим окном
и черепичной крышей. Перед домом стояли
столики под зонтами, а когда сезон
заканчивался, на дверях шашлычной вешался
старый амбарный замок.
Шиховский пляж, расположенный в 10
километрах к юго-западу от Баку, был самым
близким к городу и самым популярным,
демократичным. Нет своей машины – нет
проблем: автобусы в выходные дни туда
ходили от Азнефти каждые 15-20 минут, но
при этом всегда переполненные.
Еще Шихово славилось своей лечебницей от
ревматизма и термальными сероводородными
источниками. Но про них мало кто из
86
бакинцев знал. Пляж – другое дело. И никого
даже не смущало, что находился он в
нефтепромысловой зоне. Бакинцы шутили: «У
местных, шиховских, в венах мазут вместо
крови».
Тер-Сааковы подбирались к этому месту
десятилетиями. Дед Михаила Нерсесовича –
Акоп Карапетович еще в 20-х годах открыл
и Саруханы. Он считался нэпманом средней
руки. Рабочий люд с промыслов часто
захаживал «к Акопу» после получки, чтобы
пропустить стаканчик вина (для непьющих
мусульман наливали душистый чай) и
отведать изумительный по вкусу шашлык. На
бутылку вина – три шампура поджаренного
мяса. На троих. В основном заглядывали к
нему рабочие – татары, персы, армяне,
лезгины... Но и русские инженеры по
достоинству оценили кулинарный дар Акопа.
В 30-е годы Акоп Тер-Сааков, уже старик,
отважился расширить свое дело. Он открыл
две точки общепита в двух разных поселках на
Апшероне – Бильгя и Мардакяны. Тамошние
пляжи пользовались успехом у бакинцев,
которые ездили туда не купаться, а вкусно
покушать у моря. И все больше люди
денежные, не на автобусах, а на собственных
машинах - разное высокое начальство. А кому
не хочется на чистом воздухе, у моря отведать
шашлыка из свежайшей осетрины или
свинины!
Уже после войны здесь начали возводить
87
разные лечебницы и пионерские лагеря.
Родители, навещавшие детей, забирали их на
время с собой - и прямиком в популярную
шашлычную. Почему-то считалось, что в
лагерях кормят только манкой да макаронами.
Вот у Акопа и предавались гастрономическим
утехам.
Дело Акопа Карапетовича шло в гору. Он
уже подумывал о расширении бизнеса – хотел
заняться разведением барашков и спросом. А когда сезон завершался, старый
субтропических культур.
- Это, Акоп, шафран, - просвещал его сосед,
учитель ботаники Фархад Агамалиев,
показывая на синевато-фиолетовые цветы. –
Из него готовят изумительные эфирные масла.
Пях-пях-пях!
Тер-Сааков любил гулять в Мардакянах
всей семьей по живописному парку среди
кипарисов и олеандров. Красота просто
неописуемая! Но тот же шафран рос бесхозно,
а надо бы его в дело пустить.
Акоп тапшанул, дал кому надо на лапу,
получив разрешение собирать шафран. На
производство эфирного масла, как советовал
Агамалиев, не решился – слишком мудрено
технологически, неизвестно когда будешь
прибыль получать. А вот изготовление из
шафрана специй наладил быстро.
Дорогостоящий шафран очищал кровь и
печень, улучшал цвет лица, излечивал разные
хвори, связанные с пищеварением. Акопа это
чудо-растение интересовало как бы с шашлык! Разве у самого нет рук и мангала?!
профессиональной точки зрения. При
88
подготовке маринада он, как обычно,
добавлял в таз с мясом репчатый лук,
лавровые листья, черный перец, выжимал сок
из лимона, а завершающим победным
аккордом служила щепотка шафрана. Именно
она, был убежден Акоп, придавала шашлыку
неповторимый вкус.
Летом семья трудилась от зари до зари.
Шашлык «от Акопа» пользовался огромным
Акоп, не умевший сидеть без дела, занимался
со своей женой Ашхен консервированием и
продажей апшеронским лечебницам
помидоров, маслин, огурцов... Понятное дело,
кому надо взятку давал заранее. А то мало ли
чего, ОБХСС не дремлет.
В 50-60-е годы, когда в Бильгя и
Мардакянах начался строительный бум и стали
расти как грибы после дождя дачи партийной
номенклатуры, цеховиков и прочих
обеспеченных людей, Акопа Карапетовича
сменил сын Нерсес, который попытался
перейти на «двухсменное» обслуживание
населения. С утра до вечера он колдовал над
мангалом на пляже и потчевал своим
изумительным по вкусу тер-сааковским
шашлыком всех отдыхающих. А вечерами
объезжал со своей знаменитой продукцией на
персональной «Победе» дачников.
Но толку от вечерних разъездов оказалось
мало. Какой бакинец будет кушать «чужой»
Вот нужное мясо или осетрину подобрать,
89
правда, не всегда удается. Но все же зачем на
даче шашлык «с доставкой на дом»? Уж если
приехал с семьей из города на природу, а если
к тому же пригласил гостей, то будь любезен
подойти к делу ответственно. Бастурму
заранее заготовь, о мангале и углях позаботься,
шампуры должны быть. Три правила
шашлычного дела надо усвоить раз и навсегда
– как нужно мариновать мясо, разжигать угли
и мясо жарить. Ну и на базар с утра пораньше
надо съездить, чтобы мясо выбрать,
желательно свежую свинину. А еще лучше
молодого барашка. Или осетрину – для
любителей рыбных изысков.
Да и вообще, строго говоря, шашлык – это
не просто еда. Шашлык для кавказцев – целый
ритуал. Как чайная церемония в Англии и у
японцев с китайцами. Шампуры на мангале
надо прокручивать каждую минуту, чтобы сок
впитывал каждый кусок мяса. И лясы точить
у мангала не положено, иначе все подгорит.
Тем временем Нерсес Акопович продолжал
свою экспансию, следуя заветам предков -
Баку должен быть взят! И вскоре он
продвинулся еще на несколько километров к
столице нефтеносной республики, завоевав
Приморск. Одному Богу известно, сколько
взяток шашлычник оставил в кабинетах
должностных лиц разного ранга, чтобы
получить добро на расширение своего
предприятия.
В Приморске, сравнительно молодом
поселке на Апшероне, с мягким песчаным
90
пляжем, дело пошло с небывалым доселе
размахом. Туда ходила электричка. Поселок
находился рядом от города – как Шихово. Но в
Шихово нефтью пахнет, пятки черные, когда
из воды выходишь. А в Приморске море
чистое-чистое, словно в Сочи попал или Ялту.
Когда Нерсес Акопович ушел в мир иной,
дело взял в свои руки его сын Михаил
Нерсесович, с которого мы начали наш
рассказ. Ему помогал 18-летний Грант –
единственный сын и наследник.
Отец философствовал:
- Только бакинцы понимают толк в пляже.
В Сочи как-то был. Там лежат под солнцем,
как тощие курицы. Сами голодные, а
поджариваются до черноты, словно цыплята-
табака. Потом полдня в очереди за чебуреками
стоят. А у нас люди понимают, что на пляже
аппетит обязательно разыграется. Надо поесть
что-то, чуть-чуть выпить – тогда и окунуться
можно, а потом и позагорать. Если всерьез
проголодался, тебе помидор-лаваш не помогут.
Надо что-то серьезное покушать. И куда они
идут? Правильно, к дяде Мише идут. Тер-
Сааковский хоровац (шашлык – прим. автора)
и наши армяне любят, и азербайджанцы
любят, и русские любят, и евреи любят, и
лезгины любят… Так и говорят мне: дай Бог
тебе здоровья, Миша, хорошо кормишь людей.
А я им в ответ: на здоровье, мои дорогие, на
здоровье! И никакой бакинский ресторан не
сравнится с тем, как вкусно, тепло и уютно у
нас на пляже, никакой! Ни за какие деньги в
91
город не поеду работать!
Михаил Нерсесович твердо для себя решил,
что Тер-Сааковы – «пляжная» семья. На всю
жизнь.
Грантик с отцом всегда соглашается.
2001 г.
92
В лабиринтах Кубинки
Для Гарика символом красивой жизни
была красно-белая пачка сигарет «Marlboro».
Он мечтал быть похожим на сурового ковбоя
посреди прерий, которого видел в одном
заграничном журнале. Ковбой рекламировал
самые известные в мире сигареты «Marlboro».
С них-то, собственно говоря, и началась
коммерческая одиссея парня, которого весь
город знал по кличке - Гарик-американец.
Легендарный фарцовщик, он считался
первым модником Баку. Гарик раньше всех
обзавелся элегантным лайковым плащом, цена
которого на «черном рынке» доходила до
стоимости югославской «стенки».
Начинал Гарик с «подмастерья». Так
получилось, что он прошел школу свободной
торговли не где-нибудь, а на самой Кубинке. И
не у кого-нибудь, а у самого Сеид-киши
(уважительное обращение к мужчине – прим.
автора)!
Кубинка располагалась в «низинной» части
города. Ничего примечательного там не было -
преимущественно одноэтажные строения, в
основном нехитрый самострой. Главным
достоянием этого квартала стали его
оборотистые жители. Район пользовался
дурной славой: анашистов, хулиганья разных
мастей и прочей блатной публики здесь
хватало. Соперничать с Кубинкой по уровню
93
преступности могли только Похлударья и
особенно Советская – район в нагорной части
Баку. «Кубинские» и «советские» время от
времени выясняли между собой отношения, и
массовые драки могли закончиться
поножовщиной. Но Кубинка еще считалась
кормилицей бакинцев, страдавших, как и все
в стране, от тотального дефицита красивых и
модных вещей. В этой обшарпанной и
непрезентабельной «Березке» под открытом
небом можно было купить все импортное:
одежду женскую, мужскую и детскую,
алкогольные напитки, сигареты, продукты
питания, магнитофоны, телевизоры и даже
мебель.
Сеида-киши называли коммерсантом
высшей категории. Слово «спекулянт» он не
любил, а «фарцовщик» в его лексиконе вообще
отсутствовал. На Кубинке он родился, знал там
все закоулки, проходы и дворы, входы и
выходы. Так что в случае опасности (милиция
и опера из ОБХСС регулярно устраивали там
облавы – скорее они проводились для галочки,
потому что мало кто верил в искоренение
спекуляции в стране тотального дефицита)
Сеид-киши знал, куда уходить, чтобы не
задержали с поличным.
Наблюдательный от природы, Сеид-киши
присматривался к каждому появившемуся на
94
Кубинке чужаку. Пришелец был
потенциальным покупателем, в отличие от
проживавших здесь местных. Главное, чтобы
не напороться на «человека в штатском» или
стукача. Но на них у старого коммерсанта был
особый нюх.
Сеида-киши окружали мальчишки «на
подхвате», которые помогали ему. Но порой он
и сам подходил к алчущему шика гостю
Кубинки и участливо спрашивал:
-Братишка, могу тебе чем-то помочь? Что
надо?
В лабиринтах этого торгового вертепа
умели хранить свои тайны. В круг близких и
проверенных Сеида-киши лиц попасть было не
так-то просто. Он самолично решал, кого
можно допускать к промыслу, а кого нет.
Гарик-американец вошел в доверие к
матерому спекулянту после того, как спас его
дочку. 16-летняя Фарида возвращалась как-то
вечером домой и едва не стала жертвой каких-
то обкурившихся хулиганов. Гарик оказался в
нужном месте в нужный час. Отважно
бросился на помощь девушке и отбил ее у
анашистов. И тогда некоронованный король
Кубинки Сеид-киши взял шустрого и
нетрусливого армянина к себе в ученики и
разрешил торговать на своей территории.
Сам Гарик жил в центре Баку, на Хагани. У
его семьи была благоустроенная 3-комнатная
квартира. И он все удивлялся своему шефу:
- Cеид-киши, что ты здесь, в этом «шанхае»,
потерял? Бабки есть, возьми приличную хату,
95
а сюда будешь приезжать, как на работу.
Старик лишь молча усмехался в седые усы.
Он любил Кубинку, эти бакинские трущобы
с вечными проверками милиции и завтра их могли снять с этого хлебного места и
криминальными разборками, этот бурлящий
Гарлем со своими правилами без правил,
антисанитарией, нехваткой питьевой воды и
повышенной плотностью населения, где
быстро распространяются инфекционные
заболевания.
Недалекие барыги из местных гордились
своей судимостью. Сидели, понятное дело, за
спекуляцию. А за нее много не давали – от
силы два-три года. Правда, с конфискацией
имущества, нажитого непосильным трудом.
Вот только чего гордиться-то своей
судимостью! Чтобы среди пацанов зеленых
авторитетом слыть? Эка невидаль! Сеид-киши
гордился тем, что с органами никаких проблем
не имел. Давал, правда, аккуратно раз в месяц
нужному человеку приличную мзду
наличными, тот делился с кем надо (в этом
можно было не сомневаться), вот именитого
спекулянта и не трогали. Хотя органы
прекрасно знали, что именно он, Сеид Фуад-
оглы Касумов, есть самый оборотистый
коммерсант в городе.
Участковые здесь менялись часто. Сеид-
киши был для них своим человеком.
Блюстители порядка получали от него не
только скромные презенты в виде импортных
сигарет и пива. Они позволяли ему спокойно
вести бизнес, потому что были в доле. Мзду
96
на Кубинке собирали совершенно открыто.
Время от времени аппетиты у участковых
росли, и понять их можно было: не сегодня-
перевести на другой объект. Вот они и
торопились обзавестись «фирмОй» впрок. А то
и взять побольше наличными. Сеида-киши это
не особо пугало. Он понял простую истину:
бабки дал – дело замяли.
Его номер телефона хранился в записных
книжках у многих денежных бакинцев. Они
знали: «хозяин Кубинки» поможет достать
любой дефицит.
Сеид-киши крутился, как мог, и
зарабатывал большие деньги. Заглядывать в
чужие кошельки на Кубинке не было принято.
А за длинный язык вообще могли слегка
зарезать. Куда и на что тратил свои тысячи
Сеид-киши никого не касалось. Впрочем,
поговаривали, что коммерсант готовит
невиданное приданое для своей единственной
любимой дочки Фариды. По Баку пошли
слухи, что она – самая богатая невеста в
городе. А все благодаря своему заботливому
отцу.
Пешие покупатели на Кубинке не были в
почете. Настоящий клиент появлялся «на
колесах». Гарик старался, опережая
конкурентов, всегда первым заметить, как
они подкатывали на машинах. Как правило, в
сумерках. Он посылал пацанов, малолетних
торговцев-алверчи, и те выбегали к клиентам
с вытянутыми вперед руками. Луч прожектора
97
освещал красные пачки заморских сигарет в
мальчишечьих руках:
-Настоящий американский сигарет!
Никакой подделка! Настоящий импортный
«Мальборо»!
С мелкорозничной клиентурой в первую
очередь общались именно они, маленькие
обитатели трущоб Кубинки. Шустрые и
пронырливые мальчишки были на подхвате у
взрослых. А все серьезные вопросы Сеид-киши
решал самолично. Особенно, если дело
касалось крупных и дорогостоящих покупок.
«Сидячими» торговцами были Джафар и
Лейла, брат и сестра, лилипуты с рождения.
Каждое утро они выходили из дома со
складным алюминиевым столиком, на котором
раскладывали весь товар, в основном
сигареты, жвачку и конфеты. Лейла, как
правило, сидела на детском табурете, а
Джафар предпочитал работать стоя,
пристраивался рядом. Время от времени он
оставлял сестру, чтобы пройтись и поболтать с
местными парнями. Точка у них была бойкая,
торговали до самой ночи. А в роли
телохранителей карликов выступал кто-то из
соседских парней с крепкими бицепсами.
Сеид-киши жалел их, повторял: «Природа их
обидела» и никакой доли для себя не
требовал.
Он вообще был добрым по натуре.
Снисходительно смотрел на залетных
студентов-иностранцев, решивших пополнить
свой скромный бюджет. Вьетнамцы
захаживали на Кубинку с электронными
часами, которые часто ломались. Арабы
приносили россыпи серебряных цепочек и
кулонов. Индусы появлялись с поддельными
джинсами торговой марки Avis, которые
стоили гораздо дешевле настоящей фирмЫ.
Когда студентам популярно объяснили, «кто в
доме хозяин», они стали вежливо преподносить
презенты Сеиду-киши. А тот не возражал.
Опекал он еще двух «сидячих» торговок –
тетя Сима продавала леденцы-петушки, а
косая Фира – семечки. На рынке ее муж Сема
брал семечки по рублю за килограмм, Фира их
обжаривала и получала до 300 процентов
прибыли. А все из-за чудо-стаканчиков,
непрозрачных, с двойным дном, искусно
уменьшенных в объеме. Стаканчики всегда
стояли наполненными доверху. Фира, словно
умелый фокусник, быстро высыпала семечки в
газетный кулек и всучивала покупателю.
Но сюда жаждущие дефицита
подруливали не семечки полузгать. В любое
время суток Гарик-американец мог
предложить «из-под полы» бутылку настоящего
шотландского виски, шведской или польской
водки, ящик чешского пива или коробку
датского, баночного. На закуску предлагались
местные балычок и черная икра, немецкие
конфеты и печенье из Швейцарии. А для
пополнения гардероба здесь можно было
приобрести австрийские сапоги, финские
куртки, японские радиоприемники и
магнитофоны, французские духи, итальянские

98 99
туфли и обеденные сервизы из фарфора. Как
была налажена бесперебойная поставка
импорта, никто не мог объяснить.
Когда-то здесь пользовались спросом и
ковры с хрусталем. Но потом их производство
в городе удалось наладить, и из «ассортимента»
Кубинки эти благородные товары безвозвратно
исчезли.
Сеид-киши учил:
-Гарик, ала, никакой валюта-малюта
никогда не торгуй. ОБХСС посадит –
откупишься, сразу выпустит. КГБ посадит –
Колыма поедешь.
Гарик сам знал, что в России, особенно в
Москве и Ленинграде, фарца рисковая.
Валютой там промышляли, а дело это
архивыгодное. Но он слышал и про шумные
процессы 60-х годов, когда какого-то
Рокотова и его подельников приговорили к
высшей мере наказания. Весь свободный мир
валюту покупал-продавал – и ничего. А тут –
расстрел. Нет уж, лучше на Кубинке
навариваться на сапогах да сигаретах. От
политики подальше...
Да и потом, какой был прок в этой валюте?!
За бугор выехать проблематично, чтобы
потратить «зеленые». Копить их – какой толк?!
Да, в городе работали несколько магазинов
«Березка». Но светиться там не было резону. К
тому же властям ничего не стоило закрыть все
эти валютники. А Кубинка никогда не
закроется. Потому что капитализм в СССР не
намечался, а страсть людей к красивым вещам
100
неистребима. Гарик-американец эту
житейскую мудрость усвоил давно.
Ни в какие валютные операции он не
впутывался. А еще Гарик зарубил себе на носу,
что нельзя связываться и с наркотиками.
Анаша – опасный товар. Да, там делали
быстрые и шальные деньги. Но с наркоманами
никаких дел не имел. Мужчины безбашенные,
они за дозу и зарезать могли.
Ученик Сеида-киши, как и учитель, тоже
неплохо разбирался в людях. Девушкам Гарик
цену знал. Хотел, чтобы любили его не за
подарки, а просто так. Но он был убежден, что
почти все бакинские девчонки неисправимые
мещанки. Потребительская философия у них в
голове: чтобы наряды были «самые-самые», не
хуже, чем у других. Модницами быть всем
хотелось. Куда же они пойдут? Правильно, на
Кубинку пойдут. Или отправят туда своих
отцов, братьев, мужей, женихов...
… Много лет прошло с тех пор. Сеид-киши
успел выдать замуж свою дочку, драгоценную
Фариду, сыграл ей пышную свадьбу, о которой
сегодня написали бы в светской хронике. И
как бы с чувством исполненного долга ушел в
мир иной, умерев от инфаркта прямо на
улице. Сильно повздорил он тогда с милицией,
у которой аппетиты росли с каждым днем.
Сердце у старика не выдержало.
Гарик-американец женился на армянке из
США, с которой случайно познакомился в
ресторане «Интуриста». Говорят, живет он
101
счастливо со своей семьей в Лос-Анджелесе,
курить перестал, хотя любимые сигареты
«Мальборо» там на каждом шагу. Но
калифорнийцы борются с дурными
привычками, здоровье берегут, бегают по
утрам.
И в Баку с импортом проблем не стало –
свободный рынок! Что хочешь можно купить,
были бы деньги. Но находятся еще люди,
которые нет-нет да подкатывают на своих
иномарках в «низинную» часть города,
называемую, как и прежде, Кубинкой. И
вновь им навстречу, как и много лет назад,
выбегают чумазые пацаны с красными
пачками сигарет в протянутых руках:
- Ала, купи «Мальборо», купи настоящий
американский сигарет «Мальборо»! Никакой
подделка!
2003 г.
102
Похлударья
Вряд ли Баку когда-либо претендовал на
лавры третьей - после Одессы-мамы и Ростова-
папы - столицы советского преступного мира.
Однако блатные здесь всегда водились и даже
бывали в почете.
В Арменикенде своего хулиганья хватало. А
тут еще по соседству, сразу за
хореографическим училищем, начинались
трущобы Похлударьи – котловины между
улицами Самеда Вургуна и лейтенанта
Шмидта. Переводилось это название с
азербайджанского как «выгребная яма».
Говорят, сюда стекались все отходы города,
потому и ароматы царили еще те. Однако
почему-то именно здесь построили новое
здание цирка. Никто, к слову сказать, не
ощущал зловонных запахов, когда приходил с
детьми на представления. Впрочем, если не
углублялся в закоулки Похлударьи.
Самой значимой бандитской фигурой этой
махалли (квартала – прим. автора) считался
Горбатый Алик, известный вор-рецидивист и
катала. Он владел лучшей голубятней в городе.
Во дворе летними вечерами собирались
картежники. Азартно – и тоже на деньги -
играли также в альчики и нарды. Здесь бойко
103
торговали анашой и прочей дурью, а на улице
Кирпичной, где действовала не одна
гумархана (притон для наркоманов – прим.
автора), можно было приобретенный товар
сразу же попробовать. Время от времени там
появлялись колоритные мужчины уголовного
типа. Ругань, драки, а порой и поножовщина
стали обычными явлениями в Похлударье.
Самых отчаянных пацанов Арменикенда и
Кантапинки туда как магнитом манило.
Нарывались парни, искали приключения на
свою голову, адреналина им не хватало…
Горбатый Алик был упитанным мужчиной
средних лет, с аккуратными усами и короткой
стрижкой, с неизменными четками в руках.
Никакого горба у него и в помине не было. А
кличка прицепилась к Алику (Алекперу) из-за
любимой им фразы: «Не лепи мне горбатого!»
Несмотря на свой авторитет в махалле, он слыл
человеком скромным, врунов и хвастунов
терпеть не мог. В людях Алекпер неплохо
разбирался. Кто врет – сразу определял. «Тебе
надо детектором лжи работать, бабки
заколачивал бы. Ты всех насквозь видишь», -
пошутил однажды участковый Мехмандаров, с
которым у блатного установились
взаимовыгодные деловые отношения.
В Похлударье частенько появлялись
понтярщики, крутых из себя изображали. Я в
104
Караганду, Яша, три ходки сделал… А я в
солнечном Магадане два срока тянул... А я всю
неделю в новом «Интуристе» кайфовал… А
такой биксы, как у меня, ни у кого нету и не
будет…
Горбатый Алик давно про них решил для
себя: больные на голову. Только такие идиоты
могли хвастаться своим уголовным прошлым,
репутацией отчаянного хулигана, любителя
анаши, плейбоя или картежника с
бесконечными карточными долгами.
Хвастаться-то зачем?
Горбатый Алик водил знакомство со
многими представителями криминального
мира Баку. Знавался даже с ворами в законе.
Но по-настоящему дружил – еще со школы -
только с одним, домушником Тофиком
Первомайским.
Все удивлялись: откуда у человека с таким
характерным мусульманским именем золотой
крест на груди? Поговаривали, что Тофик
происходил из совсем другого рода-племени и
прежде носил созвучное имя Толик. И вообще
считался атеистом. Потом провинился перед
серьезными людьми, и те решили его наказать
- в другую веру перевести. Сделали бедному
Толику, пьяному вусмерть, в каком-то подвале
на его родной улице Первомайской
насильственное обрезание.
105
 - Попаду на тот свет, - философски
размышлял вслух Тофик Первомайский,
ковыряя спичкой в зубах, – буду выбор иметь.
Бог меня встретит – крест покажу, Аллах
встретит – ниже пояса покажу…
Первый раз Тофик сел в тюрьму по
глупости. И из-за своего неумеренного
аппетита и разгильдяйства. Вскрыл замок в
квартире стоматолога Гольдмана на
Телефонной. В сумку положил все самое
ценное – золотые украшения, кольца и
цепочки, царские червонцы, шубу норковую,
разные дорогие женские платья. Гольдман
любил свою молодую жену Рену и ни в чем ей
не отказывал. Наличности, правда, Тофик в
квартире не нашел, ни рубля. И вот собрался
вор покинуть зажиточный дом стоматолога,
как решил заглянуть на кухню. Распахнул
финский холодильник «Розенлев» - и раскрыл
рот от обилия продуктов.
Тофик подумал, что торопиться некуда:
стоматолог Гольдман принимает своих
пациентов, а его ненаглядная сидит в той же
поликлинике в регистратуре. Вот и надумал
домушник перекусить по-быстрому. Накрыл на
кухне стол, вытащил из холодильника охапку
свежей зелени, банку черной икры, помидоры
нарезал, огурцы. Поставил на плиту кастрюлю
с долмой. Пока блюдо подогревалось, выпил
бутылку холодного пива «Хейнекен» (видимо,
106
из «Березки» у стоматолога). Сытно поев,
Тофик, совсем нюх потеряв и лишившись
чувства самосохранения, решил прилечь на
тахту, вздремнуть минут десять. В такую
страшную жару выходить на улицу совсем не
по кайфу было…
Так его на тахте и обнаружил вернувшийся
с работы раньше обычного хозяин квартиры.
На два года упекли…
Когда Тофик Первомайский, отсидев за
очередную кражу, вышел на свободу, то
первым делом отправился к Горбатому Алику.
Знал, что тот поможет ему на первых порах. В
Похлударье он приобрел у знакомого барыги
кулек анаши. Покурил и пошел к своему
давнему другу. К тому же тот сам позвал, сразу
после 4 часов.
У голубятни Горбатого Алика не оказалось.
- Эй, Алика не видели? – спросил Тофик у
пацанов, кормивших голубей.
- Дома он. К нему участковый пришел. Ну,
этот, толстяк…
Алекпер сидел за накрытым столом. В
одной руке держал бокал с красным вином, в
другой – четки. Напротив него уплетал за обе
щеки тучный мужчина, страдающий от
одышки. Товарищ Мехмандаров представлял
власть в этой неспокойной махалле и часто
нервничал. А когда нервничал – постоянно
что-то жевал: объяснял, чтобы успокоиться.
Между нами говоря, он и мухи не обидит. И
кто из него милиционера сделал! Когда
Мехмандаров хотел напустить на себя
107
суровость, то медленно клал правую руку на
кобуру, а левой – так же медленно – как бы
расстегивал ее. Но все пацаны Похлударьи
знали, что не было там никакого пистолета.
Кто такому дымбо (тупице – прим. автора)
табельное оружие доверит?! В отделении
лежит, в сейфе. Так надежнее, чтобы местное
хулиганье, которого Мехмандаров побаивался,
ненароком не отобрало.
Возьмите полицейского в Америке. В кино
показывали, как он мигом доставал свой кольт
и палил в преступников. Без промедления. А
тут… Пока толстяк-участковый остановится,
пока пот со лба вытрет, с одышкой своей
справится, пока доберется до кобуры… Да и
вряд ли там табельное оружие. Наверняка,
лаваш с сыром и зеленью.
Когда в дверях появился Тофик
Первомайский, участковый перестал жевать
мясо и потянулся за холодным «Сумахом».
Выпил залпом и уставился на нежданного
гостя.
- Аааа, Тофик, ты… - приветливо помахал
рукой Горбатый Алик. – Проходи, дорогой,
гостем будешь. А мы тут решили перекусить
немного.
Тофика не надо было упрашивать, он занял
свободное место рядом с хозяином и уставился
на милиционера. Мехмандаров в ответ
глубоко вдохнул и стал массировать правой
рукой себе грудь.
- Как дела, гражданин начальник? – не мог
не съязвить Тофик.
108
Участковый милиционер Мехмандаров стал
жевать губами, то ли подыскивая нужные
слова, то ли всерьез задумавшись, как у него
идут дела.
- Да ничего, работаем, тихо-тихо дела идут,
- ответил с неторопливым придыханием
участковый.
Тут хозяин решил взять быка за рога.
- Ну как, Мехмандаров, поможем Тофику
новую жизнь начать? – спросил серьезно, глядя
пристально в глаза милиционеру. – Только не
лепи мне горбатого и не говори, что все в его
руках.
- Поможем, как же без этого, - участковый
развел руки в стороны.
Он уже знал, что Горбатый Алик от него не
отстанет. Дружбаны они давние с Тофиком.
Милиционер уже присмотрел для него место на
складе на базаре. Хотя не был уверен, что
Тофик резко изменит свою жизнь и
превратится в труженика. Горбатого могила
исправит. Как первого, так и второго,
тоскливо подумал Мехмандаров. Но раз люди
просят, он все сделает. Директор базара его
дальний родственник и кое-чему обязан
Мехмандарову. Ты мне – я тебе. Так и живем…
- Я позвоню, решу вопрос, - участковый
снова глубоко задышал. Поднявшись из-за
стола, он направился к выходу.
Когда за ним захлопнулась дверь, Тофик
налил себе водки из графина, со смаком выпил
и с нескрываемым вызовом посмотрел на
Алекпера:
109
 - Ты что, решил унизить меня перед этим Послать участкового отборным матом, громко,
мусором? На базаре они меня грузчиком чтобы все в чайхане слышали…
решили сделать… Сейчас со смеху сдохну. Тофик решительным шагом подошел к
- Ладно, не кипиши. Это же в твоих столику с Мехмандаровым. Увидел его
интересах. Для прикрытия, так сказать. Я сам жалостливые масляные глазки, огромное пятно
на базаре работал в свое время. И ничего. от пота на брюхе. И ему расхотелось вдруг
- Да пошел ты! Друг называется… устраивать скандал. Похлопал участкового по
На улице он достал «Беломор», закурил и плечу:
направился к чайхане. Каково же было его - Эй, гражданин начальник, ну ты не
удивление, когда увидел там за одним из забудь… слово замолвить за меня. Я жду. Я
столиков вездесущего Мехмандарова. без работы никак не могу.
Участковый сидел в компании блатных
Похлударьи и пил чай с сахаром вприкуску. 2017 г.
Вся компания о чем-то весело беседовала.
Блатные, размахивая руками, о чем-то
рассказывали наперебой, а милиционер их
слушал, попивая чай.
Тофик подумал, что жизнь как-то странно
устроена. Мусор должен ловить таких, как он,
и в тюрьму сажать. А капитан Мехмандаров
по просьбе Алика Горбатого его на работу
готов устроить, с авторитетами дружбу водит,
время проводит с блатными. Этот «начальник
Похлударьи», все знали, бабки гребет только
так: дачу купил, «Жигули» последней модели,
жена у него вся в золоте. Про то, как живут в
этой республике прокуроры и судьи, он был в
курсе. Что творится в тюрьмах – тоже знал не
понаслышке. И так Тофику стало обидно из-за
несправедливости, царящей в этой жизни, что
захотелось что-то сотворить. Например, стол
перевернуть, за которым Мехмандаров чай
пил. Чайник вылить на его лысую голову.

110 111
 Упущенный шанс
Про то, что люди с фамилиями на –ян
живут не только в нашем городе и в двух
соседних республиках, я прекрасно знал. Были
у нас родственники в Москве и Краснодарском
крае. Но оказалось, что армяне обитают даже
за пределами СССР. Об этом я впервые
услышал от дяди Завена. Он старательно
записывал в специальную общую тетрадь всех
наших знаменитых соотечественников,
проживавших за границей. И каждый раз
гордо сообщал мне о своих новых открытиях:
- Представляешь, оказывается, солистки
«Метрополитен-опера» - армянки!
Надевал очки, заглядывал в свою тетрадку
и торжественно провозглашал, поднимая
вверх указательный палец:
- Вот. Люси Амара и Лилит Чуказсян!
Позже дядя Завен стал регулярно снабжать
меня номерами «Литературной Армении»,
подписчиком которой он являлся с 1961 года.
О спюрке (так назывались зарубежные армяне)
в журнале сообщалось в двух рубриках – «В
армянских колониях» и «Из месяца в месяц».
Писатель Вильям Сароян, богач и меценат
Галуст Гюльбенкян, кинорежиссер Рубен
Мамулян, певица Сильви Вартан, художник
Ришар Жеранян... От своей причастности к
этой плеяде блестящих имен мне становилось
как-то радостней на душе.
Конечно, в Баку знали и любили Шарля
112
Азнавура - классический пример успеха наших
за рубежом. Музыканты и артисты из
диаспоры быстрее получали популярность,
нежели представители других творческих
профессий. Сарояна или Майкла Арлена мало
кто читал, зато Азнавура слышали почти все.
Знали даже подробности его биографии: в
родственных отношениях с ним находится
композитор Жорж Гарваренц (он, автор
музыки многих фильмов, был женат на Аиде,
сестре великого шансонье).
В 60-х годах Франция славилась своими
певцами армянского происхождения. Каким-
то неведомым путем в Баку попадали
магнитофонные кассеты с записями песен
Сильви Вартан, Рози Армен, Марка Арьяна... А
на уличных лотках продавались сомнительного
качества фотографии этих и других звезд.
Со своими настоящими фамилиями звезды
диаспоры, дабы придать им «заграничность»,
поступали просто – отсекали окончание –ян. Ну
а Марк Арьян придумал свой артистический
псевдоним, разделив на две части
собственную фамилию Маркарян. Дядю
Завена, который знал о геноциде 1915 года,
когда турки вырезали полтора миллиона
армян, смущало, что этот певец пел и на
турецком. Например, песню с «вызывающим»
названием - «Истанбул».
Был еще один популярный шансонье – Жан
Татлян. О нем много писали в советских
газетах: из семьи репатриантов,
возвратившихся с чужбины на родину,
113
добился невероятного успеха. Правда, с Советами у Гюльбенкяна наладился диалог,
поселился он почему-то не в Армении, как все он и решился на проект улицы своего имени.
репатрианты, а в Ленинграде. Татляна горячо Как примерный армянин, этот нефтяной
любили советские женщины за магнат задумал провести венчание дочери
обвораживающий голос, яркую внешность и Риты Сирвард в Эчмиадзинском
французский шарм. Но, несмотря на успех, Кафедральном соборе. Из духовной столицы
Татлян, уже став звездой эстрады, все же армян свадебный кортеж должен был
покинул СССР и поселился на берегах Сены. торжественно отправиться в столицу
И все же самым знаменитым нашим административную. Вдоль трассы Эчмиадзин –
иностранным соплеменником считался Галуст Ереван (примерно 18 км) амбициозный
Гюльбенкян, один из самых состоятельных Гюльбенкян решил построить разные отели,
людей на планете. Он совершал сделки с магазины, рестораны. Короче, создать
нефтью на Ближнем Востоке, а доходы тратил западный шик на отдельно взятой
на уникальную коллекцию предметов старины социалистической автотрассе. Конечно, и саму
и произведений искусства. Его имя было на дорогу намеревался привести в божеский вид.
устах у всех армян. Обитатели Арменикенда, Но, понятное дело, коварные капиталисты
Завокзальной, поселка Разина, Парапета ничего даром не делают. И поставил нефтяной
любили посудачить о том, как этот магнат советским властям одно условие:
английский мультимиллионер выдавал замуж назвать эту улицу его именем – Галуста
свою дочь Риту Сирвард... К слову сказать, Гюльбенкяна.
Нубар, старший сын Галуста, был трижды В Ереване простодушный народ
женат, но потомства так и не оставил. Он слыл обрадовался такому заманчивому
в Лондоне эксцентричным прожигателем предложению. А вот в местном ЦК
жизни, любил все дорогое и красивое, старался заволновались, доложили наверх. В Кремле
всячески походить на потомственных подумали и, разумеется, отказали. Это же не
английских аристократов. свадьба получится с предварительной
В 20-х годах Г. Гюльбенкян, коллекционер, застройкой улицы, а форменная
бизнесмен и дипломат, вел дела с идеологическая диверсия! Завтра еще какой-
большевиками, которые позарез нуждались в нибудь ваш заграничный земляк, товарищи
валюте. Он оказался первым покупателем армяне, захочет своим именем назвать
полотен Эрмитажа. Влиятельного армянина с стадион, дом культуры, университет... Это что
британским паспортом пустили даже в ж такое получается?!
кладовые музея. Видимо, в этот период, когда Советская власть никогда не отличалась

114 115
прагматизмом. Называть клубы, улицы,
предприятия в честь какого-нибудь
партийного съезда или круглой даты
революции почему-то считалось нормальным.
А тут благозвучное имя, к тому же человек сам
все оплатит. Наверное, не хотели, чтобы в
каком-то Ереване была улица красивее и
богаче Арбата или Невского проспекта.
- Они там, в Кремле, совсем дураки, -
комментировал несостоявшийся проект века
наш сосед дядя Андраник, - надо было сказать:
да, дорогой мистер Гюльбенкян, мы согласны,
строй улицу, матах, назовем твоим именем.
Красиво дочку замуж выдашь, по первому
разряду. А потом бы передумали. Или просто
не говорили людям, в честь какого
Гюльбенкяна назвали эту улицу. Мало что ли
Гюльбенкянов на земле!
Моя учительница истории Седа Нерсесовна
этому происшествию дала идеологически
грамотную оценку:
- Правильно сделали, нечего акулам
мирового капитала играть свадьбы в чужой
стране.
К слову сказать, сама Седа Нерсесовна
никогда не была замужем.
А продавец газированной воды дядя Акоп
не без гордости говорил своим клиентам:
-Видишь, чего мы, армяне, можем. Целую
улицу один человек построить может! Только
идиоты ему не дают. Гюльбенкян по богатству
в первую десятку входит, клянусь мамой...
Весь Баку комментировал эту историю.
116
Евреи по этому поводу высказывались
примерно так. «И кому от этого было бы хуже?
Построил бы человек, на свои же кровные, не
из госказны. Москва запрещает…
Рассмешили… Да на французские деньги
Ротшильда пол-Израиля построили, и в Париже
никто не пикнул».
Азербайджанцы комментировали с
некоторой завистью (армянин – миллионер!) и
легким сарказмом: «Что, утерли в Москве вам
нос?! Бродвей захотели в своем Ереване…
Обойдетесь!» Потом добавляли: «Что за народ
эти армяне, друг с другом договориться не
могут!» Деликатный момент, что последнее
слово в СССР всегда оставалось за Кремлем,
почему-то опускался.
Русские, по обыкновению, не вмешивались
в дела нацменов и целиком полагались на
мудрость советского руководства. Всяким
сказкам хвастливых аборигенов не придавали
никакого значения, только посмеивались.
… А улица Гюльбенкяна все же появилась в
городах независимой Армении, только гораздо
позже. В Ереване она расположена в районе
Арабкир, рядом с улицами, носящими имена
великих музыкантов – Комитаса и Арама
Хачатуряна.
1999 г.
117
 Концерт под небом были созданы для того, чтобы выдувать
пронзительные звуки из инструмента. По

в клеточку жизни он слыл флегматичным молчуном. Играл

1 - Жорик, матах, а ты знаешь, что дудук еще
Утром по выходным они собирались на
Парапете, рядом с армянской церковью. Там c
давних пор обосновалась негласная биржа
лабухов. Обменивались новостями,
договаривались о покупке-продаже импортных
инструментов и пластинок. Ближе к полудню
подъезжали заказчики. Кто-то искал
музыкантов на предстоящую свадьбу, кто-то
для похорон. И в радости, и в горе люди
нуждались в хорошей музыке. А Карен
Согомонов и его товарищи завоевали
безупречную репутацию. Их в Баку знали и
любили.
Карен уже и не помнит, как собрал
команду. Все парни закончили музыкальные
школы. Холостяки, примерно одних лет. У всех
четверых были дипломы политеха и
университета, но так получилось, что по
специальности работали, чтобы официально
где-то числиться. Со скромной зарплатой
инженера или учителя будешь еле-еле сводить
концы с концами. А вот музыка кормила по-
настоящему. Да и занятие было по душе.
«Духовик» Жора Арутюнов, рано
облысевший и располневший, играл на
кларнете и дудуке. Толстенький, маленького
роста, с пухлыми щеками, которые словно
118
с вечно закрытыми глазами. Порой казалось,
что Жора постоянно спит.
называют «циранапох», - поучал товарища
Карен, - что в переводе с армянского означает
«свирель из абрикосового дерева».
- Америку открыл, - лениво отвечал Жора, -
кто это не знает!
- Но это еще не все, - продолжал свою
просветительскую речь Карен. – Абрикос
вообще армяне придумали. По латыни он так и
называется – прунус армениака, истинно
армянский фрукт.
- Э-э-э, хватит-да! Ты еще скажи, что
армяне саксофон тоже придумали и первыми
на Луну полетели, - съязвил Жорик.
Жора Арутюнов умел добраться до самой
души слушателя. Публику очаровывала его
игра, умение мастерски передавать мягкий
тембр инструмента, чувствительность его
звуков. Под Жориными пальцами и в глубине
его души рождалось неповторимое звучание
кларнета или дудука. Поговаривали, что
Жорик в детстве брал уроки у легендарного
бакинского кларнетиста - самого Каро
Чарчогляна!
Долговязый Миша Азарян, барабанщик,
напротив, отличался сухощавой фигурой, с
сухими, лишенными жира мышцами. Под
стать его росту были пальцы – по-девичьи
119
тонкие, длинные, музыкальные, лихо
отбивавшие ритм по перепонке старенького
барабана-дхола. Вихрастый чуб, тоненькие
усики «а-ля-мафиози» над верхней губой.
Вечно смешливый и заводной.
После приветствия Миша, как правило,
спрашивал друзей:
- Слышали новый анекдот?
Вопрос носил риторический характер,
потому что, считалось, во всем городе «новый
анекдот» исходил из уст исключительно Миши
Азаряна.
- Короче, Ашотик пошел в ресторан,
заклеил там шикарную блондинку. Стол
накрыли им по первому разряду – коньяк,
шашлык, овощи, аджика острая, соленья...
Сидят, кайфуют. Тут заходят в зал его
знакомые кенты: «Ара, Ашот, что ты делаешь,
у тебя же язва, врач все это запретил». А
Ашотик им в ответ: «Ерунда, стольник дал – он
разрешил».
Аккордеонист Гарик Багдасарян всегда
был чисто выбрит. Он неизменно ходил в
свежевыстиранной белой сорочке и при
галстуке. «Интеллигент» - так называли его за
глаза.
Странный он был какой-то, этот Гарик.
Нормальный бакинский чувак повязывает на
шею эту удавку два раза в жизни – чтобы на
выпускной сходить и на собственную свадьбу.
А аккордеонист носил один и тот же галстук –
узкий, черного цвета с красным горошком –
почти каждый день.
120
Мало кто в городе так виртуозно владел
аккордеоном. Гарик хорошо знал классический
репертуар, хотя в основном играл кавказские
мелодии. А по настроению, когда оставался в
одиночестве, любил исполнять вальс «На
сопках Маньчжурии».
Сам Карен играл на всех инструментах
своего коллектива и в любой момент мог
подменить кого угодно. Но он в основном пел.
Кроме вокала, на долю Карена выпадали чисто
административные функции – он
договаривался с заказчиком, составлял
репертуар, а потом распределял полученный
гонорар. Всегда поровну на всех четверых.
Миша как-то заикнулся, мол, Карену
полагается чуть больше, он же «главный». Но
Гарик с Жорой промолчали, а Карен не
настаивал. Скупым он никогда не был, а из-за
лишнего червонца вносить раздрай в их
дружный квартет не хотелось.
На Парапет приходили и их конкуренты –
Иоська Шварц, Гога Асатиани, Юра
Сумгаитский, Арташес с Ахмедлов, Фархад с
Кубинки, парни с Завокзальной... Но Карен
конкуренции не боялся и всегда был спокоен: в
первую очередь клиенты спрашивали именно
его и его ребят.
В теплую пору, особенно летом и в начале
осени, когда в городе игрались свадьбы, Карен
мог себе позволить маленькие капризы.
Заказов хватало, можно было выбирать. В
Баку свадьбы разные, но люди всех
национальностей предпочитали русские песни
121
с кавказским акцентом, которые и составляли иной раз доходило и до четвертаков). А те
основу репертуара Карена и Ко. Исполняли передавали дальше - танцующей во всем
песни Муслима Магомаева, Валерия белом невесте. В ее руках между пальцами
Ободзинского, Бориса Давидяна, которого скапливались веером купюры разных
весь Апшерон знал по прозвищу Бока, «Ов достоинств, которые она, когда смолкала
сирун, сирун» пренепременно, если свадьба музыка, элегантно рассыпала на стол перед
армянская, или что-то из «одесского», если музыкантами. В знак благодарности за их
гуляли евреи-ашкенази или горские. Русские труд.
охотно звали Карена, грузины, греки, осетины, Карен, напевая «Ах, эта свадьба, свадьба…»
лезгины… Да и азербайджанцы тоже. Просили или какой другой магомаевский шлягер, весело
только, чтобы что-то на азербайджанском спел наблюдал, как родственники жениха
тоже. соревновались с родственниками невесты в
- Все что угодно! – ослепительно улыбался щедрости. А, вы столько дали, а мы не хуже
Карен, переходя с заказчиком на местное вас – вдвое больше дадим! «Шабаш», как
наречие. – Хоть всего Рашида Бейбутова. правило, превышал заранее оговоренный
Хотите? гонорар музыкантов.
На кавказских свадьбах самым хлебным А вот зимой редко кто женился. Зато люди
моментом считались танцы. Тящ-тущ, тящ- продолжали время от времени умирать,
тущ! Казалось, гости приходили туда только за независимо от времени года. Тогда
тем, чтобы вдоволь потанцевать. После первых приходилось соглашаться на любое
тостов, когда все вкусное перепробовали, приглашение. И не только ради денег. Кто еще
настроение слегка поднялось и наступала мог лучше и достойнее Карена Согомонова и
раскрепощенность, вслед за молодыми гости его товарищей проводить бакинца в последний
пускались в пляс. Никому не хотелось путь!
оставаться за столом и молча давиться
деликатесами. Даже самые застенчивые не 2
могли усидеть на месте и выходили в центр
зала, чтобы потанцевать под заводную музыку. Однажды на Парапете к Карену подошел
Лабухи старались вовсю, зная, что вот-вот верзила со шрамом на левой щеке.
начнут делать «шабаш». Тящ-тущ, тящ-тущ! - Ты Рудика знаешь?
Гости в возрасте самым активным танцорам - Какого Рудика, цеховика с Молоканки?
давали как бы денежное вознаграждение в - Нее, Рудика Аванесова, брата Сашика…
виде пятирублевых и десятирублевых купюр (а Ну, авторитета.

122 123
 Этот самый Рудик через два дня досрочно
освобождался из Баиловской тюрьмы.
- Короче, брателло, надо его встретить, как
полагается. Понял, да? Послезавтра в 8.30
подгребай сюда со своим оркестром. Вот
задаток. - Мужчина, назвавшийся Эдиком,
протянул Карену сотенную купюру. – Потом
еще столько же получишь.
Карен понял, что возражать бессмысленно.
Он коротко изложил друзьям суть дела.
Ребята молча согласились – никуда не
денешься.
Братья Аванесовы пользовались в городе
дурной славой. Слишком гонористые, не
всегда по понятиям жили… Рудик считался
вором в законе, как и его дядя Гамлет
Арушановский. Вдвоем они и короновали
младшего, Сашика, который в 21 год пополнил
ряды уголовной элиты. Поговаривали, что
братва в Москве кавказские «клановые понты»
не одобряла. А на подходе был еще четвертый
Аванесов – Вачик Шестипалый, который тоже
вознамерился стать «хранителем воровских
традиций».
Сашику высокое звание вора в законе не
помогло. Он и не пожил-то толком. Посадили
его в 18 лет, потом вышел на свободу,
короновался, потом снова сел и отправился
чалиться в город Херсон, где его и зарезал
сокамерник. Всего 24 беспутных года
прожил…
Рудика тогда встретили достойно. Красиво
подкатили на трех черных «Волгах» прямо к
124
воротам тюрьмы. Слегка испуганные Карен и
ребята старались как никогда. «Долю
воровскую» исполнили аж пять раз – сначала
сразу же, как только Рудик появился на воле,
потом уже в ресторане в Бузовнах, куда вся
компания поехала отмечать его освобождение.
Все прошло без эксцессов. Музыкантам
заплатили, как и договаривались. Даже
довезли на машине до города.
3
И вот год спустя Эдик, мужчина со шрамом
на левой щеке, появился вновь на Парапете.
Пожал крепко руку Карену, даже похлопал его
по плечу, как старого знакомого.
- Меня помнишь?
- Да, как не помнить…
Карен знал, что от блатных надо держаться
подальше. Спокойней всем будет. А деньги…
Всех денег не заработаешь. Лучше иметь свою
твердую копейку, но без подобных
заказчиков…
- Расклад такой. Юбилей скоро у одного
уважаемого и серьезного человека. Заур
Маштагинский, не слыхал? А он его в неволе
встречает. Вот решила братва ему сделать
«музыкальный подарок», - оскалил зубы
заказчик. – Бабки не вопрос, не обидим. Так
своим и скажи.
Карен передал весь разговор. Его удивило,
что друзья спокойно восприняли информацию
о месте проведения концерта.
125
 - А, это там, где встречали… как его… - Там у них даже типа «красного уголка»,
Рудика? мемориальная камера, где Сталин срок
- Да, Баиловская тюрьма. отбывал.
Возникла пауза. Карен посмотрел - И долго он там сидел? – спросил Миша.
внимательно на друзей: - Не знаю, побег устроили – он и сбежал.
- Какой ответ дадим? - А Вышинский?
- Я не против. Воры тоже люди, платят, да, - Что Вышинский?
- без нотки сомнения произнес кларнетист - Тоже бежал с тюряги?
Жора Арутюнов. - Нее, он откупился. Взятку дал ментам –
- И я за. Брату обещал мопед купить, - тоже его и выпустили, - засмеялся Карен.
согласился барабанщик Миша Азарян. – Не Друзья оценили его юмор…
зарежут же они нас.
- Типун тебе на язык! Лично мне не по 4
кайфу такие концерты. Но если все согласны,
то я тоже поеду, - вздохнул аккордеонист Машина медленно подъехала к
Гарик Багдасарян. двухэтажному зданию тюрьмы. Длинная
В тюрьмах время от времени выступали с унылая стена с колючей проволокой, вдоль
шефскими концертами разные артисты, о чем которой шла разбитая пыльная асфальтовая
сообщалось в местных и центральных газетах. дорога, была кое-как освежена побелкой.
Но они приезжали официально, выступали Вокруг ни души, даже возле жилых
перед всеми заключенными со сцены клуба. многоэтажек, стоящих неподалеку от тюрьмы.
Под охраной, все чин чинарем. А тут какие-то С вышки за происходящим лениво наблюдал
левые дела… караульный.
- А ты знаешь, кто сидел в той тюряге?- У железных ворот, покрашенных синей
спросил Карен Жору уже по дороге домой. краской, гостей дожидался рыжий паренек,
- Кто? солдат внутренних войск.
- Сам Сталин. - Вы это… проходите, вас ждут.
- Да ну! - Ну, счастливо. Я здесь перекантуюсь, -
- И не один, а с сокамерником Вышинским, Эдик вернулся к машине.
который позже стал генеральным прокурором Музыкантов провели во внутренний двор,
СССР. куда выводили на прогулки арестантов.
- Да ладно! – хором отозвались Жора, Миша Карену вспомнилась картина ван Гога
и Гарик. «Прогулка заключенных», изображающая

126 127
кирпичные стены каземата, колодец тесного
двора и каторжан в зеленой робе, которые
угрюмо брели по кругу. У младшего брата
Альберта, который учился на художника, в
альбоме эту репродукцию видел.
Но в Баилово двор, такой же маленький и
мрачный, был пуст, если не считать
поставленных в тенечке дивана в стиле
«барокко», а перед ним – такого же помпезного
столика с изогнутыми ножками. Судя по числу
тарелок и рюмок, стол был накрыт на три
персоны. Изысканным напиткам и закускам,
оценили музыканты, мог позавидовать любой
бакинский ресторан.
- Вот здесь располагайтесь, - Карен, но передумал.
сопровождавший рыжий надзиратель указал
на выцветший ковер, постеленный метрах в
десяти от дивана. Тут нам «сцену» определили,
догадался Карен. Его поразило, что вокруг
царила подозрительная тишина. Окна в
камерах открыты, но за толстыми решетками
никого не увидишь, ни звука оттуда не
доносилось. Миша, Гарик и Жора в
растерянности озирались по сторонам.
Рыжий тронул за плечо Карена и показал
глазами на ковер. Музыканты шагнули вперед,
заняли исходную позицию и, переглядываясь
друг с другом, стали ждать.
Участники предстоящей пирушки вышли из
дверей в углу двора. Они о чем-то весело
переговаривались – двое в робе заключенных и
один в форме полковника ВВ.
Высокопоставленные арестанты заняли места
128
за столом. Один был славянской внешности,
тощий, с осунувшимся лицом и голым черепом.
Второй, напротив, - ботелый кавказец,
выглядел вполне цветущим мужчиной.
Видимо, это и был авторитетный юбиляр по
имени Заур.
Офицер направился к музыкантам,
поздоровался со всеми за руку. Кряжистый,
крепкий мужичок. Глаза-буравчики
просверлили каждого. Попадись к такому на
допрос!
- Ну, товарищи музыканты, не подведите,
оправдайте возложенные на вас надежды.
«Возложенные партией», - хотел добавить
Званый обед на троих начался. Полковник
(это был, как оказалось, сам начальник
тюрьмы) обслуживал своих «гостей», наполняя
рюмки и предлагая отведать то или иное
блюдо.
Карен выступал в роли конферансье. Он
достал из кармана лист бумаги, на котором
заранее были написаны имена тех, кто
передавал – с воли или с другой зоны –
поздравление и музыкальный привет юбиляру.
Собственно говоря, это и была программа
предстоящего концерта.
Первые поздравления шли от авторитетных
воров в законе, обитавших в столице нашей
родины – Москве. Карен пел, а ребята
аккомпанировали. Исполняли широко
известный среди блатных и приблатненных
репертуар: «Таганка», «Как на Дерибасовской»,
129
«Зачем, кассир, нажал ты кнопку?», «Ах,
лимончики», «Кондуктор, нажми на тормоза»,
песни Боки…
Ничего необычного, такие песни они
временами лабали в ресторанах. Особняком
как-то стояла песня композитора Шаинского
«Пусть бегут неуклюже». В «программке»,
которую Эдик подготовил Карену, значилось
так: «День рожденья только раз в году. Желаю,
чтобы у юбиляра их было два по пятьдесят.
Крепкого здоровья и бодрости духа. Доктор
Альперович». Ведущий так и зачитал это
приветствие, слово в слово.
- Тот самый Альперович? - вдруг
изменился в лице полковник.
- Тот самый, - засиял Заур. Голос у него был
хриплый, прокуренный, почти старческий. –
Он меня три раза на операционный стол
резал. Три раза с тот свет на этот переправил.
По гроб жизни ему обязан…
«Славянин» косо посмотрел на виновника
торжества и выпил еще рюмку.
Юбиляру концерт, судя по выражению
слегка блаженного лица, нравился. Его гость,
сидевший по правую руку, музыкантов словно
не замечал. Он напирал на выпивку и закуску,
изредка поднимая свой тяжелый взгляд со
стола. А сидевший по левую руку от Заура
начальник тюрьмы, напротив, почти ничего не
пил. Он только поднимал рюмку, чокаясь с
именинником и его товарищем, и ставил ее на
место. Но ел с аппетитом и постоянно вытирал
пот со лба.
130
- Уважаемого Заура поздравляют друзья
детства – Гасан, Наджаф, а также друг его
зрелых годов Зия Шемахинский. Песня о
нашей любимой Кубинке, - Карен
прокашлялся и позволил себе экспромт, -
Кубинке, где можно купить все что угодно, но
не купишь настоящую мужскую дружбу.
«Славянин» снова косо посмотрел на Заура
и вновь потянулся к рюмке.
Кубинка, Кубинка,
ты старая бакинка,
ну как же мне тебя не уважать?!
Ты наша родная,
бакинская, блатная...
- Ай, сагол, ай молодец!! - Заур
Маштагинский поблагодарил музыкантов и по
этому поводу произнес непривычно короткий
для кавказского застолья тост и чокнулся с
сотрапезниками: - Выпьем за друзей!
- Прекрасный тост! – охотно поддержал
начальник тюрьмы.
«Славянин» продолжал пить молча.
Потом шло поздравление от братвы из
Свердловска, где юбиляр в свое время сидел в
одном из СИЗО:
А ну, давай закурим, передадим по кругу,
И этот дым не перестаем глотать.
Затяжка – мы взлетаем,
Зато мы твердо знаем,
Пока кайфуется – мы будем кайфовать!
131
 Слова этих песен Карену пришлось спешно
учить ночами. Вызубрил их на всю
оставшуюся жизнь.
Троица за столом молча трапезничала,
иногда обмениваясь какими-то фразами.
Настроение у Заура оставалось праздничным.
Карен снова полез за бумагой в карман
брюк. Начал читать очередное музыкальное
поздравление:
- Осужденные…
- ОсУжденные, дорогой, говори правильно,
- перебил певца начальник тюрьмы.
- Да-да, прошу прощения, - поторопился
исправиться Карен. – ОсУжденные из 37
камеры Баиловской тюрьмы попросили
исполнить для уважаемого Заура эту
шуточную песню:
Как-то в парикмахерской
Я зашел побриться,
Там мне оцарапала
Одна ученица.
Кровь с мине льется,
Пот с мине течет,
А она улыбается:
«Я сдаю зачет».
Еще перед поездкой в тюрьму, Карену
казалось, что он с каждой минутой все больше
будет себя презирать. Докатился, стал петь вот
такой низкопробный блатняк. Некоторые даже
песнями нельзя назвать. Так прыщавые юнцы
в подъездах учатся брынчать на гитарах с
подобным «репертуаром». Эх, докатился
Карен!
Однако никакого угрызения совести певец
не испытывал. Необычный концерт ему все
больше нравился. Только раз в жизни такое
случается, а ты все же артист, вот и входи в
роль.
Один номер исполнялся за другим.
Музыканты изредка поглядывали на решетки
окон. Но за толстыми тюремными стенами не
наблюдалось никаких признаков жизни. И
вдруг после исполнения бакинской блатной
«классики» под названием «Доля воровская»
Заур Маштагинский, которого от спиртного
слегка уже развезло (в отличие от двух
сотрапезников он по-прежнему почти ничего
не ел), величаво поднял руку с четками над
головой. Начальник тюрьмы понял этот знак
своеобразно: неожиданно достал из кобуры
пистолет и выстрелил в воздух.
И вдруг из окон стали раздаваться редкие
хлопки, переросшие в одобрительный свист и
хлипкие, но продолжительные аплодисменты.
Музыканты удивленно посмотрели друг на
друга. К трем «персональным» зрителям уже
как-то успели привыкнуть. Но оказалось, на
этом удивительном концерте незримо
присутствовали все заключенные Баиловской
тюрьмы, чьи окна выходили во внутренний
двор.
«Ехал поезд номер восемь прямо из Баку,
Завокзальные ребята ехали в Москву.

132 133
 Их вагончик переполнен дымом папирос, музыкантов, чтобы устроить концерт для зэка,
Пой, моя гитара, пой под звук колес», - пусть и самого главного у них… И как этот
начальник не боится! Просто не понимаю…
передавали привет с воли разбитные парни с - Заур ему отстегнул, а он – кому надо в
Завокзального района города Баку, тоже МВД, а МВД – еще выше… - Карен
причастные, по всей вероятности, к миру выразительно потер большой палец об
криминала. указательный.
- Неужели в ЦК?
5 - А ты как думал! В ЦК тоже люди, тоже
красиво жить хотят, да…
Когда за их спиной лязгнул замок тяжелых - Карен, а арестантов там… пытают? –
тюремных ворот, настроение у музыкантов задумчиво спросил Жора.
сразу же стало приподнятым. Напряжение от - Регулярно. За плохое поведение, - то ли в
концерта как рукой сняло. Закурили. шутку, то ли всерьез ответил Карен.
- Ну что, на свободу с чистой совестью? – - И даже этого… Заура?
хлопнул Карен по плечу барабанщика Мишу. - Его только под музыку… «Долю
- Не то слово! Целый концерт под открытым воровскую»…
небом сбацали, чувак! - Да ладно тебе!
- Под небом в клеточку.
Из ожидавшей их «Волги» вышел Эдик и
небрежно помахал парням рукой. 2016 г.
- Слушай, Карен, а почему они нам не
хлопали? – спросил Гарик, когда вчетвером
направились к машине.
- Наверное, им западло. Лабухи для них –
низкая каста. Форс свой зэковский
показывают, да…
- Ну а этот, начальник тюрьмы, он же не
уголовник.
- Принципы те же, - ухмыльнулся Карен.
К разговору подключился Миша:
- Ара, чуваки, я вообще не понимаю, как
все это получилось. Привести с воли

134 135
 Пальчики оближешь!
Эээ, не люблю я эти разные новые йогурты-
шмогурты. От них одна польза – долго
хранятся. В Баку, ты помнишь, как было? К
молочному отделу в гастрономе подойдешь, а
там все совсем испортилось. Утром привезли,
а уже к полудню (в жару и того раньше) сыр и
кефир скисали, отпугивая одним своим видом
покупателей. Держался стойкий запах
кислятины, манивший разве что мух.
В прежние годы таких слов не знали, как
«экологически чистая продукция». Это сейчас
так говорят. У нас просто было – частник все
делал на совесть и едой торговал
качественной. Вот к нему и очередь
выстраивалась. А государство плевать хотело
на людей. Его только выполнение плана
интересовало. Хочешь бери, не хочешь – не
бери, продавцу в продмаге от этого ни
холодно, ни жарко.
Молочник Погос, который приходил к нам
во двор на 2-й Нагорной торговать, свое дело
любил. И покупателей тоже любил. Его молоко,
сметана, сыры пользовались стабильным
спросом. Просто пальчики оближешь!
Молочник появлялся во дворе с полной
тележкой, а через полчаса уходил с пустой.
Его уход сопровождался глухим постукиванием
опорожненных алюминиевых бидонов.
Когда однажды Погос всерьез заболел, весь
двор перешел на магазинный кефир, который
136
надо было выпивать залпом. Принес домой –
сразу пей, даже в холодильник не ставь. Такой
он был очень скоропортящийся. Мамой
клянусь!
У нас в семье предпочитали мацони –
кавказский вариант простокваши. Называли
его на грузинский манер, а армянское слово
«мацун» мало кто использовал.
В каждой нормальной семье, конечно же,
на обеденном столе должен быть белый сыр. Я
любил солоноватую брынзу или размельченный
мотал. Наличие сыра в доме было столь же
обязательным, как и хлеба. Помазанный
маслом с сыром чурек, яичница с зеленью и
помидорами, чашка чая – вот
незамысловатый, но сытный завтрак для
многих бакинцев.
Брынза и мотал считались повседневными
продуктами. А вот на праздники мы покупали
сыры желтого цвета – голландский или
российский. Вот и весь выбор. Когда я где-то
вычитал, что в парижских гастрономах
предлагают больше сотни – ты представляешь!
- сортов сыра, то никто из домочадцев мне не
поверил. «Ты что, Рантик! Ну, 10, от силы 15
сортов – можно поверить. Но так много...» –
недоверчиво посмотрела на меня жена.
Я тоже не очень-то верил. Но в глубине
души тихо завидовал гурманам-французам.
Из кефира, размешанного кипяченой
водой, посоленного и заправленного рисом и
мелко нарезанной зеленью, готовили танов
(азербайджанцы называли это блюдо довга). А
137
родня из Еревана, изредка навещавшая нас, законченного язвенника. Молоканки обладали
научила маму готовить спас. Спас художественной фантазией: маринованные
представлял собой обезжиренное молоко, морковки они нарезали зубчиками, делали из
сваренное вместе с пшенными зернами. них «формочки». Всю свою чудо-продукцию
Вкусное и полезное блюдо, особенно для тех, торговки именовали непонятным словом
кто страдает от гастрита. «пикУли».
И все же южный Баку, согласись, не был - Мил человек, не проходи мимо! Свежие
«молочным» городом. Там с незапамятных пикули, морковочка, огурчики, квашеная
времен царил культ прожаренного мяса, капустка, - нараспев рекламировали товар
сочных фруктов и овощей, из которых умелые бойкие светловолосые торговки с покрытыми
хозяйки творили чудеса консервированного белыми платками головами. – Покупайте, люди
искусства. Моя мама из баклажан, которые у добрые!
нас называли странным словом «демьянки», а Сердобольные и непривередливые
в России - «синенькими», готовила несколько женщины отдавали свою продукцию за
видов икры: жареную кусочками, тушеную с символическую цену. На 30-50 копеек можно
чесноком или с помидорами, с зеленью и было набрать приличное маринованное
цукини, запеченную на мангале или в ассорти. Чем не закуска к водке, холодной,
духовке… А сочнейшие помидоры с местных только из холодильника…
рынков, вкусом напоминавшие настоящие У грузинок бакинские женщины переняли
мясные блюда, можно было смело отправлять в приготовление козинаки. Сваренные в меде
Москву, на ВДНХ. Это сейчас Москву орехи были вкусны и полезны для организма.
завалили непонятно чем – ни запаха, ни вкуса. Обычно это блюдо готовилось на Новый год и
Я бы этот импорт из Европы давным-давно посылалось соседям в дар, в знак внимания и
запретил, честное слово! уважения.
На Арменикендском базаре глаза просто Азербайджанки замечательно пекли – что
разбегались от обилия снеди. Хлопотливые и правда, то правда. Каждый год нас
розовощекие женщины-молоканки, приглашали на праздник новруз-байрам
напоминавшие мне Аксинью и других соседи Азимовы. В их доме все без
шолоховских героинь, держали монополию на исключения за обе щеки уплетали
изготовление всевозможных солений. Это их всевозможные пироги, кяту, пахлаву,
бизнес был, как сейчас говорят. От одного восточные сладости. Всю эту вкуснятину
вида соленых огурчиков, баклажанов, перца запивали душистым чаем. Особенно вкусно
или чеснока текли слюнки даже у самого тетя Нигяр, приветливая хозяйка дома,

138 139
готовила шакер-буру - пирог из тонко
раскатанного теста с орехами и сахаром. Но я
все же больше любил пахлаву. Это
ромбовидное печенье из песочного теста с
орехами и медом я мог съесть в огромном
количестве, хотя никогда особым сладкоежкой
не считался. А еще Нигяр-ханум замечательно
варила дошаб – густой сироп из винограда и
тута. Пальчики оближешь!
Все застолья в нашем доме начинались с
холодных закусок. Гости и хозяева выпивали,
закусывали. Потом подавалось горячее. Тут
господствовали неизменные кавказские
гастрономические традиции – долма, шашлык
мясной или из осетрины, люля-кебаб или
плов... На десерт же, как и многие хозяйки-
хлопотуньи, моя мама приносила поднос с
чаем и тортом или арбузом с фруктами – в
зависимости от времени года.
Мы как-то не задумывались над
национальной принадлежностью того или
иного блюда. Разве я не прав?! У наших армян,
понятное дело, кухня богаче и древнее. В
Арменикенде любой мальчишка об этом знал.
Даже последний двоечник. Но армяне
переняли у азербайджанцев приготовление
плова с курагой, кишмишем и каштанами.
Любили покушать пити и бозбаш. А спор о
«первооткрывателях» шашлыка, долмы или
хаша можно смело отнести к самым
бесперспективным на Кавказе. Зуб даю!
Всем известно, что приготовление мясных
блюд не терпит женских рук. И в этом нет
140
никакого мужского шовинизма. Мариновать
говядину, свинину или баранину, нанизывать
ее на шампуры и стоять в поте лица над
мангалом с раскаленными углями должен
именно представитель сильного пола. Да и ему
сподручнее наблюдать за всем процессом -
настоящий кайф!
А ты знаешь, почему итальянцы не едят
шашлык? Отвечу. Ты пробовал ихние спагетти
на шампуры нанизывать? То-то же! Как
говорится, каждому свое. Кавказцы слыли
асами в приготовлении шашлыка, а дети
Аппенин не имели равных в приготовлении
спагетти с разными соусами и подливами.
Хотя что я говорю… Сейчас мясо научились
жарить на углях во всех уголках планеты. Все,
кому не лень. Глобализация, как в газетах
пишут…
Хаш давно перестал быть обычным блюдом
и превратился в старую добрую традицию.
Готовили его мучительно долго люди,
обладавшие завидным терпением. А
собиралась компания хашников рано утром:
блюдо тяжелое, оно только к позднему вечеру
переваривалось желудком. Ели наваристый
суп, запивая исключительно водкой. Как
правило, компании были постоянные.
За говяжьими ножками на базар к
знакомому мяснику Эльману по субботам
ходил мой отец. Сам же он соскребал большим
ножом эти ножки от волос и тщательно мыл. Я
устраивался на табурете и молча наблюдал за
готовкой. Он только изредка подавал команду:
141
 - Рантик, нож подай... Миску принеси… Газ
зажги… Завокзальный
Отец ловко рубил ножки кухонным
топориком, потом их складывал в большую цирюльник
миску, заливал холодной водой и оставлял,
меняя воду каждые два-три часа. Вечером Где-то в центре Баку работали салоны
ножки он снова промывал водой из-под крана красоты с манящими витринами и яркой
и складывал их в большую кастрюлю, которую световой рекламой, куда женщины со всего
ставил на газовую плиту на сильный огонь. города записывались заранее. В нашу же
Доводил до кипения и снимал пену. А дальше парикмахерскую на 9-й Завокзальной,
хаш варился на малом огне. Наш домашний неприметную и уютную, приходили, как
повар все так же снимал пену до тех пор, пока правило, одни и те же и когда вздумается.
мясо не отделялось от костей. На это уходил Надо было только очередь отсидеть.
еще час-другой. Наконец, сваренное мясо с В будни здесь бывало тихо. Клиентов – кот
костями вынималось из кастрюли и наплакал. А в выходные, как в банные дни,
складывалось в миску. Когда мясо остывало, все шли и шли за минимумом красоты и
отец отделял его от последних костей. В ухоженности: совсем старички, зрелые и
процеженный бульон добавлял мясо, солил по перезрелые мужчины, молодые парни и
вкусу и вновь ставил на слабый огонь. мальчишки. После парикмахерской они
Уже утром, незадолго до прихода гостей, к отправлялись в свои дома, прямиком под душ,
делу подключалась мама. Она накрывала на чтобы ни одной волосинки не оставалось после
стол. Готовый хаш разливала по тарелкам, а стрижки, чтобы нигде не чесалось…
каждый по желанию добавлял в них кусочки Коммуналок в городе становилось все
лаваша и истолченный чеснок. меньше. Бакинцы обзаводились своими
Съесть за раз 3-4 тарелки наваристого супа ванными комнатами – в квартирах или на
у мужчин считалось героическим поступком. крытых верандах и в «галереях». Мойся хоть
После сытного хаша можно было устроить на круглыми сутками! Но принимать душ каждый
целые сутки разгрузку для своего желудка. день в СССР считалось непозволительной
Что там говорить, хорошие были времена. роскошью, чуть ли не идеологический
Вкусные. диверсией.
Парикмахер Арташес пользовался
известностью на Завокзальной. Дело свое знал
1997 г. хорошо. А главное – своим внешним видом он

142 143
располагал к себе окружающих мужчин:
хочешь выглядеть таким же красавцем – иди
ко мне, к Арташесу. Цирюльник как две капли
воды был похож на легендарного кинокомика
Макса Линдера – взгляд с поволокой,
ослепительная улыбка, аккуратные усики,
набриолиненные иссиня черные волосы с
налетом седины на висках, четкий пробор не
сбоку, а почти посредине. Одевался Арташес
тоже элегантно, как знаменитый француз, не
хватало только цилиндра и тросточки.
Страдал ли Макс Линдер от излишней
разговорчивости, сказать трудно: снимался-то
он в немом кино. А наш Арташес мог
беспрерывно работать не только руками, но и
языком: был не в меру болтлив, как
радиостанция Би-Би-Си. Все городские
сплетни первым узнавал… Кто с кем гуляет, у
кого что украли на Завокзальной, где чья
свадьба будет, к кому из цеховиков нагрянули
с проверкой из ОБХСС…
Да, Арташес любил поговорить. При мне он
вечно ругал какого-то Петю, который его
совсем замучил: «Как пристанет, дай
одеколончику, дай одеколончику… Водку не
любишь, на коньяк денег нет – купи «Агдам»,
дешево и сердито! А он все одеколоны пьет. Не
понимаю таких людей…»
Всем клиентам «для освежиться» Арташес
предлагал одеколон «Саша», а из-под полы
своим, по знакомству - польский лосьон после
бритья. Женам постоянных клиентов добывал
дефицит: «Из Ирана вчера иранскую хну
144
привезли. Только для тебя, дорогой. Я твоей
жене лично обещал»…
Еще Арташес, приступая к делу, любил
повторять веселую присказку: «Везде постричь!
Ухи подровнять!»
Но и клиенты ходили к парикмахеру не из
числа молчунов. Некоторые раскрывали ему
душу, как во время сеанса у психотерапевта
или на исповеди в церкви. Цирюльник знал
много тайн, но умел их хранить. При желании
на каждого своего посетителя мог досье
составить. Только кому это надо! Один жене
изменяет, другой с завода бутылку скипидара
унес, у третьего сын курить начал… А вот
большое городское начальство, владевшее
секретами куда значимей, в скромное
заведение Арташеса не заглядывало. Да и
где вы видели на Завокзальной этих самых
больших начальников?!
Свое действо наш цирюльник всегда
начинал с привычной фразы: «Полина,
прибор!» Из-за занавеси в дальнем конце
салона появлялась пышногрудая блондинка в
белом халате и с химической завивкой на
голове. Она величаво шла к мастеру, держа
поднос с «прибором» - опасной бритвой,
медной миской с горячей водой,
накрахмаленным вафельным полотенцем и
помазком. Женщина медленно ставила поднос
на тумбу и так же с чувством собственного
достоинства удалялась прочь к себе в
подсобку. Арташесу только оставалось
приступать к делу.
145
 Ходили слухи, что у Арташеса с Полиной
долгие годы был служебный роман. Но уходить
из семьи парикмахер не собирался, и
синеглазая любовница нашла ему замену:
- Ну и расти со своей носатой мымрой
своих армяшек.
Арташес погоревал немного и успокоился.
Годы уже не те, пылкость прошла… С
помощницей пришлось установить чисто
производственные отношения.
Да, как и в баню, отцы приходили сюда с
сыновьями, дедушки с внуками. Взрослым
стрижка или бритье стоили всего рубль, детям
радикальная стрижка «бокс», когда ты
оказывался почти лысым, или слегка щадящий
«полубокс», обходились всего в 30 копеек.
После Арташеса мальчишки смело могли
выходить на ринг. Привести в порядок свою
голову можно было не только в ее помазком на лицо клиента… Водил бритвой
парикмахерской, но и дома, если имелась
механическая машинка для стрижки наголо,
«под Котовского».
Мы с папой приходили в парикмахерскую в
первую субботу месяца. Папа обладал густой
шевелюрой. Он расчесывал волосы назад, по
моде того времени, открывая высокий лоб.
Расческу папа носил в нагрудном кармане
пиджака. Причесавшись, всегда дул на нее и
клал обратно. Арташес машинкой обрабатывал
папину шею и виски. А потом брызгал на
голову из пульверизатора одеколоном.
- Это польский лосьон, Володь, специально
для тебя держал…
146
Мне казалось, что парикмахер врал, всех он
обрызгивал пахучей жидкостью. И
необязательно это был польский лосьон.
От бритья папа всегда благоразумно, на
мой взгляд, отказывался. Он предпочитал
бриться дома металлическим станком,
хранившимся в специальном футлярчике, и
сменными лезвиями «Нева» и «Спутник»,
которые я порой использовал для очистки
карандашей. Электробритвы папа не
признавал.
А вот некоторые отчаянные мужчины у
Арташеса брились. Вид острой бритвы,
которой в кино злодеи перерезали горло
несчастным, приводил меня в ужас. Арташес
артистически «правил» бритву о ременное
точило, что-то насвистывая или рассказывая.
Потом разводил пену в миске, обильно наносил
по лицу он элегантно, под разными углами, на
щеках, по горлу, под носом… Я смотрел на
действо, затаив дыхание, и думал, что когда
вырасту, то буду бриться, как папа, дома,
станком или электробритвой. Но никак не у
Арташеса.
Я взбирался в высокое кресло из черного
дерматина. Дядя Арташес, зная, как «Володин
сын» не любит стричься, приветствовал меня
привычной фразой: «Волосы не зубы,
отрастут». Как фокусник на арене цирка,
накидывал мне на грудь белую простынку,
делал узелок на моей шее. Оставалась видна
одна моя голова. А вертеть ею нельзя… Я
147
угрюмо смотрел на свое отражение в зеркале:
кислое выражение лица ребенка, которому
здесь не нравилось все – и обстановка, и эти
дурацкие портреты моделей со стильными
стрижками, и резкий запах одеколона…
Арташес не очень заморачивался
оформлением интерьера салона. Устроил на
стенке галерею красавцев с аккуратными
стрижками, похожих на артистов кино.
Красавцы улыбались и зазывали завокзальных
мужчин к Арташесу: проходи смелей, дорогой,
устраивайся в кресле, через полчаса выйдешь
отсюда таким же бесподобным, как и я, все
девушки на Апшероне будут твоими.
Поскольку головой вертеть категорически
воспрещалось, мне ничего не оставалось, как
слушать разговоры взрослых в зале…
Как правило, они комментировали свежие
новости, которые выдавал парикмахер. Одни
верили этим новостям беспрекословно, другие
относились к газетам и двум кнопкам
телевидения со скепсисом.
- Вот, в «Правде» вчера напечатали, на
первой странице, между прочим! – пожилой
инженер с Нефтяных Камней Евдокимов
доставал из кармана пиджака сложенную
газету. – И по программе «Время» об этом
говорили.
- Ала, ты взрослый человек, почти в отцы
мне годишься, а все газете веришь, -
удивлялся инспектор ГАИ Наджафов. - Если
там напишут, что завтра коммунизм будет, что
в магазинах на Торговой все бесплатно
148
раздавать будут, а Арташес без денег брить
нас станет… Поверишь?
Политику любили обсуждать.
- Вошли наши в Чехословакию. А я вот
думаю: зачем вошли? – спрашивал на затравку
Арташес.
- Как зачем?! Так им и надо, этим чехам! –
не скрывал своего возмущения инженер
Евдокимов. – Бунтовать они вздумали.
Правильно им всыпали.
- На него смотри! Тебе что, чехи долг не
вернули или любовницу увели? Какой тебе до
них дело! Хотят сами жить - пусть сами
живут! – взрывался местный диссидент
Аванесов. Поговаривали, что он регулярно
слушает вражеские «голоса». – Сначала
Венгрия, потом Чехословакия… Дубчека
убрали – он вам чем помешал?!
- Ну, вы скажете, - перебил его Евдокимов.
_ Оппортунистов и ренегатов надо сразу к
стенке! И если бы не мы, туда вошли танки
НАТО.
- Этот НАТО, он что от нас хочет? Мы же их
раздавим, как клопов, - закурил инспектор
Наджафов. - Я бы им сказал так: чехи, сидите
тихо, живите тихо и другим не мешайте…
Зачем вам шухур-мухур делать, чтобы чужие
танки по улицам ездили, асфальт портили?
Потом разные дорожно-транспортные
происшествия будут из-за плохой дороги…
Зачем головная боль вам и нам нужна? Лучше,
чехи, делайте свои чешские люстры и чешские
туфли.
149
 - Наши соседи вчера купили, - вставил
Арташес.
- Что купили? – не понял гаишник.
- Чешскую люстру, хрустальную. По блату
достали.
- Молодцы-да!
- Молодцы… Теперь жена моя пилить будет:
Самедовы купили, а у нас старая люстра
висит. Как будто от старой люстры свет хуже
горит…
- Женщины-да, Арташес, не бери в голову!
Из-за занавески показалась величавая
фигура Полины. Она бросила полный
презрения взгляд на Арташеса, хмыкнула и
вновь исчезла за занавеской.
- Я вот что вам скажу, - вступил в
дискуссию бухгалтер Яков Моисеевич. - Я
Леонида Ильича и его политбюро очень
уважаю. Но они, как мне кажется, не совсем
правильно поступают. Вот у меня сын
Сенечка. Пап, говорит Сенечка, я хочу жить
один, мне уже 27 лет. Иди, сына, поживи, мы с
мамой не возражаем. Он у нас пока не женат,
с хорошей девушкой встречается. Плохо будет
– вернешься, хорошо будет – дай бог тебе
счастье. И с чехами так же надо поступить.
Но, возможно, я заблуждаюсь…
Арташес, продолжая аккуратно и - Эээ, разве человек с такой фамилией
неспешно кромсать мои волосы, поменял
разговор:
- Брежнев что-то плохо выглядит по
телевизору. Какой-то не такой он стал.
Говорят, диабет у него.
150
- Не диабет, а гипертония, - уточнил
Наджафов.
- Леонид Ильич здоровее всех нас, - не мог
промолчать Евдокимов и выпрямился на стуле.
- Кто бы спорил, с его-то питанием и
уходом, - вздохнул Яков Моисеевич.
Помолчали чуток. Арташес снова поменял
тему разговора:
- В Баку все женщины с ума посходили -
все становятся блондинками.
- Они красят волосы, чтобы в Москве за
свою сойти, асма, я тоже москвичка, - встрял в
разговор сапожник Вартан, появившийся в
дверях парикмахерской.
- А ты попроси Арташеса, он тебе волосы
тоже перекрасит, в Москве милиция
приставать не будет, - засмеялся Аванесов.
Мой папа в разговорах никогда участия не
принимал. Сидел вместе со всеми на стуле,
дожидаясь своей очереди и уткнувшись в
газету «Известия». Когда я вставал из кресла,
папа занимал мое место. А мне предстояло
наблюдать уже, как парикмахер стрижет папу,
и слушать их разговоры…
- Я этого Андзюлиса душу мотал. Вчера
такой гол «Нефтянику» не засчитал… Этот
ЦСКА купил его, мамой клянусь!
может быть честным судьей!
2017 г.
151
Блистательная Жасмен
Эльмире Абрамовне Экекян
О ней судачил весь Баку.
- Вы слышали, она такая молоденькая, а
уже в одной фильме успела сняться…
- Да-да, и у самого Протазанова. Я читал о
ней статью в «Каспии».
Говорили сущую правду. Начинающая
актриса Мария Григорян, выступавшая под
творческим псевдонимом Жасмен, несмотря
на свою молодость, уже успела прославиться. В
15 лет она стала играть в тифлисских театрах
«Новая драма» и Артистического общества, а в
1913 году Жасмен отправилась в Москву, где
поступила вольнослушательницей МХТ.
Именно там юную красавицу заприметил
режиссер Яков Протазанов. Он и пригласил
девушку сыграть в своей фильме «Ключи
счастья» по мотивам романа модной тогда
писательницы А. Вербицкой. Жасмен надежды
оправдала - блестяще сыграла роль Сони
Горленко. Она стала первой армянской
актрисой, снявшейся в кино.
- А слышали, этой Жасмен сняли 5-
комнатные апартаменты на Торговой сами
братья Гукасовы.
- Да вы напутали, братья – но Маиловы.
- Нет-нет, ее опекает Манташев. Точно-
точно, Манташев.
Про Маиловых вспоминали неслучайно. Не
152
так давно братья-рыбопромышленники
построили оперный театр. И не обошлось тут
без женщины. Известная певица приехала на
гастроли в Баку: выходила на сцену в здании
биржи, «Зимнего клуба» и цирка. На одном из
концертов побывал старший из братьев
Маиловых, который по уши влюбился в
примадонну. Вот так, с первого взгляда. И
пообещал, что в следующий свой приезд в
Баку она будет петь не «где попало», а в новом
театре.
- Приезжайте в наш город через год. Мы
построим достойное вашего искусства здание,
а вы его торжественно откроете.
Слово свое влюбленный миллионщик
сдержал. Открытие помпезного оперного
театра стало одним из крупнейших событий в
культурной жизни дореволюционного Баку.
Ходили слухи, что Жасмен оказывал особые
знаки внимания владелец кинотеатра «Мон-
Репо» Сукиасов. Потом назывались имена
Тагиева, Нобеля, других богатеев, способных
на благотворительность и питавших слабость
к служительницам Мельпомены. Многие
бакинские нефтяные магнаты заводили себе
любовниц из числа приезжих красавиц-
иностранок. Делали им щедрые дары –
покупали дамам сердца шикарные особняки,
устанавливали безбедное содержание,
одаривали золотыми украшениями.
Любвеобильные мужчины не скрывали свою
порочную связь не только от окружающих, но
даже от собственных жен. Но с Жасмен был
153
другой случай. Слишком молода, девчонка Сагиян, А. Искендеров, Т. Сарян, А. Иванов,
еще, но с чувством собственного достоинства. А. Овсепян…
Да и какая она иностранка… Труппа часто выступала с выездными
В Баку у Жасмен были большие творческие спектаклями в рабочих районах Баку, в клубах
планы. Не до ухажеров. и домах культуры. Над театром шефствовал
Расцвет армянской культуры в нефтяной машиностроительный завод им. лейтенанта
столице тесно связан с историей местного Шмидта, расположенный в армянонаселенном
армянского драмтеатра и приходится на 20- Завокзальном районе. Предприятие крупное и
50-е годы. В дореволюционной России передовое, так что финансовые и
культурным центром армян всегда считался организационные вопросы театра решались
Тифлис. Именно оттуда в начале 1917 года в без особых хлопот.
Баку пригласили группу артистов. Среди них Жасмен ушла на пенсию и покинула
была Жасмен. Но из-за войны и наступления сцену, но находилась в фаворе аж до 1958
на город турок спектакли прекратились. года. Она даже избиралась депутатом
Труппа распалась. Верховного Совета Аз. ССР. И что
Жасмен оказалась не только талантливой немаловажно, ей, армянке, первой в
артисткой, но и отважной девушкой. Она Азербайджане было присвоено почетное
добровольно пошла на фронт сестрой звание народной артистки республики.
милосердия. Бог уберег ее от вражеских пуль и Впрочем, это не удивительно: успех Жасмен
снарядов. был потрясающим. Ее любил весь город. На
Труппа вновь собралась, как это ни спектакли с ее участием – а это непременно
удивительно, во времена первой главная роль! - стремились попасть люди
Азербайджанской республики, при правлении разных национальностей, не понимавшие по-
мусаватистов. К 1922 году, при власти армянски. Особо игра Жасмен, созданные ею
большевиков, театральный коллектив образы волновали почему-то мусульманок. Она
разросся. Позднее он стал основой блистала в главных ролях драм Островского -
Государственного армянского театра. Жасмен, Катерины ("Гроза") и Кручининой ("Без вины
одна из ведущих артисток этого театра, виноватые"), а также Зейнаб ("Измена"
прослужила там до 1949 года. В труппе в Сумбатова-Южина), Маргарит и Соны ("Из-за
разные годы работали замечательные актёры чести" и «Намус» Ширванзаде), Луизы
О. Абелян, В. Папазян, А. Арменян, А. ("Коварство и любовь" Шиллера) и других.
Ованесян, X. Арутюнян, А. Арзуманян, Л. Жасмен пользовалась чрезвычайной
Ерамян, Б. Мурадян, В. Есаян, режиссёры М. популярностью на Апшероне еще и потому,

154 155
что была замужем за известным человеком.
Сурен Григорян, образованный и Брак не по расчету
интеллигентный, блестяще закончил историко-
филологический факультет МГУ. Он сыграл
большую роль в становлении Жасмен как
личности. Историк, филолог и педагог, Сурен
Григорьевич создал в Баку республиканскую
школу-интернат для глухонемых. 26 лет был
там директором и преподавателем. При всей
своей занятости он старался не пропускать ни
одного спектакля с участием любимой супруги.
Уроженка Тифлиса, она впервые вышла на
сцену в Авлабаре, училась в Москве, где
посещала студию Художественного театра
Вахтангова. Там же снималась в кино. А
закончила свою театральную деятельность на
подмостках Ереванского академического
театра им. Сундукяна. И все же настоящий
большой успех к Жасмен пришел именно в
Баку, где прошли лучшие годы ее жизни.
... В том, что армянский театр в Баку, как и
школы, был закрыт, вина, спору нет, самих
армян. Ассимилироваться, превратившись в
русских или азербайджанцев по духу и
культуре, они не собирались. Но вот языком
своих предков, как неким «анахронизмом»,
деревенским предрассудком, они во многом
пренебрегали. Вот и получилась некая
армянская эрзац-культура, в которую ни
театр, ни школа никак не вписывались.
1996 г.
156
Моим сестрам Любе и Лиле
Арменикенд любил играть свадьбы.
Женились там, как и в целом в городе,
преимущественно по национальному
принципу. Так и говорили: армянская свадьба,
азербайджанская, русская, или горские евреи
женятся…
Баку был городом, как сейчас сказали бы,
толерантным. Пятый пункт в паспорте никто
не отменял, но в незыблемом и неписаном
кодексе общения благожелательность по
отношению к различным народностям,
населявшим столицу Азербайджана, царила
незыблемо. Однако одно дело соседствовать
или дружить с «другими» и совсем иное –
породниться с ними. Тут надо все обдумать,
все взвесить. Женитьба – дело серьезное…
В семье Славика Егиянца так было
заведено, что из поколения в поколение
мужчины женились на армянках. Только сам
Cлавик подпортил общую картину родовой
чистоты. Полюбил кучерявый парень с
озорными глазами во время армейской
службы в славном городе Свердловске
голубоглазую красавицу Аллу и привез «невесту
157
с Севера» к себе домой. Девушка оказалась не
только красавицей, но и умницей, доброй и
трудолюбивой. Армянский выучила, все
местные традиции и обычаи. Долму готовила –
от ресторанной не отличишь. Русская невестка
смогла органично влиться в чужую семью и
пришлась там ко двору. Свекровь полюбила
ее как родную дочь.
На свадьбе, где невесты по обыкновению
молчат, Алла поднялась с бокалом вина и с
волнением в голосе произнесла тост:
- Я из России. Надеюсь, что всех наших со
Славиком будущих деток, а мы хотим троих,
все его бабушки, дедушки, дяди и тети будут
принимать за своих и любить.
Сказала просто, без пафоса, но
убедительно. До сердец многочисленных
родственников достучалась. Так и получилось:
вся родня Славика не могла не нарадоваться
появившейся на свет тройне - симпатичным
мальчуганам Саше, Толику и Артуру. Какие-то
не такие получились армяне – светленькие, но
чего тут придираться. Полукровки красивые
получаются и еще умные, весь Арменикенд об
этом знал.
Приезжую Аллочку приняли, стала она
своей. Да и как могло быть иначе, если человек
хороший. Все это понимали.
Однако редко кто решался бросить вызов
158
патриархальному завету: «Женитесь только на
своих». Ну да, это очень поверхностный и
спорный взгляд на мир, который не черно-
белый, а имеет множество оттенков и цветов.
Патриархальщина какая-то! И все же далеко
не все парни Арменикенда следовали примеру
Славика Егиянца.
Дети-метисы часто для своих считались
чужими. Они должны быть готовы к
трудностям с самого рождения, не
послушались твои мама и папа старших –
отвечайте за их легкомыслие.
Жить с человеком своей нации
психологически проще. В противном случае
изгоями оказывались смельчаки с обеих
сторон. Проблемы у таких пар начинались с
самого начала. А по каким традициям должны
играться свадьбы? А какой веры будет
ребенок? А каким именем его назвать?
Славику Егиянцу, можно сказать, крупно
повезло…
Его одноклассник Сергей Петросов тоже
привез русскую невесту, только из самой
Москвы, где выучился на артиста. ГИТИС
вместе закончили. Родня Виктории была
категорически против, но девушка настояла
на своем:
- Как вы не можете понять, у нас с Сережей
общие интересы, одна профессия. Мы театром
159
живем. И работу нам обещали в местном ли?
русском драмтеатре. Но если здраво подумать, то
Вконец разругавшись с отцом и матерью, «чистокровных» людей на Земле практически
Виктория хлопнула дверью и полетела с нет. Мы все полукровки. Кто сомневается, тот
женихом в далекий город Баку, где прежде ни пусть сдаст ДНК на сравнительный анализ. В
разу не бывала. Так и поселилась москвичка армянах, наверняка, есть примеси турецкой,
в доме своего мужа по улице Самеда Вургуна. иранской, русской, арабской кровей... И
Двор долго присматривался к новенькой. вообще «примесь крови» - это уже из разряда
Вроде ничего, без столичного гонора и химии. А Арменикенд больше интересовали
высокомерия, приветливая и воспитанная человеческие отношения, там судили людей по
девушка. Всегда первая здоровалась. душевным или профессиональным качествам,
- Здравствуйте, Зейнаб-ханум! а не по составу крови.
- Как здоровье, дядя Аршак?
- Сара Иосифовна, приходите на 2014 г.
премьеру…
И с молодым супругом зажила душа в душу
– соседям все видно. Так в Арменикенде стало
еще на одну обитательницу больше. Сергею
Петросову с женой тоже повезло. Через год
Вика подарила ему дочку-красотулю,
здоровенькую, с умными пытливыми
глазками…
Тех, кто имел разных по нации родителей, в
Баку называли метисами. Как детей от браков
белокожих и индейцев в далекой Америке.
Язык не поворачивался назвать их
полукровками. Да и что это за слово такое –
одна кровь якобы нормальная, а вторая
подпорченная, или как бы и нет ее, так что
160 161
 Премьерный показ сходить на кинопремьеру, попасть на самый-
самый первый сеанс. Потом можно было
похвастать в кругу знакомых: «Э-э, да я давно
Важнейшим из всех искусств для бакинцев
уже видел! В первый же день». У кинотеатра
являлось кино. Еще до революции в городе,
«Низами» на улице Кирова выстраивались
как грибы после дождя, стали открываться
длиннющие очереди. Пронырливые парни
зрительские залы при гостиницах и «театры
спекулировали билетами, загоняя их по
синематографа» с экзотическими и пышными
двойной цене. Да и то их было не достать,
названиями – «Феноменъ», «Гранд-вио»,
когда шли «Фантомас», «Новые центурионы»,
«Экспрессъ», «Аполло», «Одеонъ», «Эдиссонъ»,
«300 спартанцев», итальянские и французские
«Ампиръ», «Палласъ», «Венера», «Форумъ»,
комедии. Мы по нескольку раз смотрели «Пусть
«Колизей»… Бакинцы с наслаждением
говорят» со сладкоголосым красавцем
погружались в сладостный мир фабрики
Рафаэлем, который конкурировал с
грез…
румынским фильмом «Песни моря», где блистал
В советское время в Баку насчитывалось другой певец-симпатяга – Дан Спетару. И,
добрых три десятка кинотеатров и около
полусотни клубов, где также показывали конечно же, зрители всех возрастов,
художественные и документальные фильмы. национальностей и сословий стремились
Особой популярностью пользовались летние попасть на слезные индийские мелодрамы.
кинотеатры. Жители близлежащих домов, чьи Но вот однажды настал час «Неуловимых».
окна и балконы были обращены к ним, могли, Бакинскую премьеру третьей части этого
расположившись у себя с комфортом, революционного вестерна решили провести не
совершенно бесплатно смотреть фильмы.
где-нибудь, а в нашем ДК. Не думаю, что в
Мы всем двором ходили в Дом культуры
городском кинопрокате специально сделали
завода им. лейтенанта Шмидта. Не сказать,
премьеру не в центре, а на Завокзальной,
чтобы зал был там всегда полон. Билеты
населенной преимущественно армянами,
быстро раскупались лишь на зарубежные
решив отдать дань происхождению Эдмонда
картины, особенно индийские, французские и
Кеосаяна. Просто так получилось.
американские.
Две первые части фильма уже имели в
У бакинцев, как, впрочем, и в других
СССР оглушительный успех. Я их посмотрел
городах страны, особым шиком считалось
162 163
два раза. Валерка, Данька с Ксанкой и Яшка
Цыган, герои крутого советского боевика про
гражданскую войну, полюбилась всем, но
особенно мальчишкам. И вот в прокат
запустили последний фильм трилогии –
«Корона Российской империи, или Снова
неуловимые».
Зал заводского клуба, вмещавший более
300 зрителей, был переполнен. Собравшиеся –
в основном мелкие пацаны и подростки –
устраивались даже в проходах, вдоль стен.
Девочки из нашего двора пришли в нарядных
платьях: выход в свет все-таки, премьера!
Когда на экране показались первые титры,
зал... взорвался от аплодисментов. Не чтение
появляющихся и исчезающих строк, а бальзам
на завокзальную душу! Режиссер-постановщик
Эдмонд Кеосаян, звукооператор Арташес
Ванециан, художник Савет Агоян, оператор А.
Мирумян, монтажер Л. Джаназян, дирижер
Эмин Хачатурян, в ролях значились – Армен
Джигарханян, Ефим Копелян, Лаура Геворкян,
Артем Карапетян, Давид Кеосаян... Еще
несколько армянских фамилий в эпизодах. А
завершал этот блистательный список нашей
национальной гордости директор фильма
Раймонд Джаназян... Для полного счастья не
хватало в титрах указать, что снято на
киностудии «Арменфильм».
164
Свист, овации, аплодисменты…
-Ара-э, смотри, тут одни наши!
-Ты че, не знал, Кеосаян посвятил
«Неуловимых» своим детям, Тиграну и Давиду?
Матухой клянусь!
- Конечно, разве режиссер другой нации
мог посвятить кино своим детям?! Да никогда!
После сеанса никто не хлопал, как это
полагается на премьерах. Видимо, весь запас
аплодисментов и восторга зал исчерпал,
приветствуя «армянскую часть» создателей
картины.
В наш заводской клуб привозили даже
фестивальные фильмы. Показывали их в
связке с какой-нибудь советской картиной,
скучной и провальной для кинопроката.
Причем сначала ставили эту самую ерунду, а
потом крутили фестивальный фильм, ради
чего зрители покупали билеты на «двойной
сеанс». Однажды это «приложение»
показывали при пустом зале: зрители вышли
покурить и подышать воздухом пока новую
комедию Гайдая не начнут показывать.
- Ребя, эту туфту уже закончили. Яшар
сказал, пусть заходят.
- Яшар кто такой?
- Киномеханик. Забыл?
- Ааа, ладно, идем в зал.
В шмидтовский клуб родители мне
165
разрешали ходить одному или с друзьями –
рядом с домом все-таки. А вот маленький и
уютный «Шафаг», один из центральных
кинотеатров, мы посещали вместе с бабушкой,
которая жила там неподалеку. Смотрели в
основном индийские мелодрамы, которые
вызывали острый приступ жалости к себе в такой «роскоши».
несчастным героям. Как правило, выходили
мы из зала с мокрыми глазами. Там, на
экране, было все просто и ясно – где добро и
где зло. Завораживали индийская музыка и
танцы, яркие наряды, красивые актеры.
В здании «Шафага» при царе находилось
что-то вроде церкви - молитвенный дом
баптистов.
- Бабушка, а кто такие баптисты? –
спрашивал я.
- Секта такая. Да ну их, - отмахивалась
бабушка, – нашел, о чем спрашивать. Видела
я их часто тут до революции.
- Они в «Шафаге» кино снимали, эти
баптисты?
- Нет, молились. Тут у них как бы церковь
своя была. Но не нормальная, не
православная. Сектанты, одним словом…
У входа в кинотеатр располагался
известный на весь город киоск с газированной
водой и рекордным количеством сиропов –
целой дюжиной! Там работали две сестры –
166
тетя Зина и тетя Соня. Фруктовые сиропы
можно было смешивать и попивать с кайфом,
особенно в жару, как настоящий
безалкогольный коктейль. Пусть за это
удовольствие приходилось платить уже не 3
копейки, а целых 5, но мало кто отказывал
Мы с бабушкой брали с собой 2-литровый
стеклянный графин, заполняли его до самого
горлышка и беспрепятственно проносили в
авоське в душный зал. Зрители тоже сидели
затаренные - с трехлитровыми баллонами,
графинами и бутылками лимонада или
минералки. Без воды выдержать две серии
было тяжело. Особенно летом, в страшную
жару.
А спустя много лет, когда завершался
трагический исход армян из Баку, в «Шафаге»
собрали всех несчастных, гонимых, уцелевших
от погромов стариков, женщин и детей. Они
три дня спали вповалку в зале, фойе, на
подоконниках. Выводили армян сквозь живой
коридор солдат внутренних войск под дикие
окрики и ругань озверевшей толпы. У
кинотеатра изгнанников ждали автобусы,
отвозившие их на морской вокзал. Оттуда
паромы увозили их из Баку. Навсегда.
1998 г.
167
 Подарок
Моему сыну Алену
У меня в детстве не было игрушек. Так уж
получилось, что до самой школы, кроме
погремушек и пластилина, мне не покупали
даже завалявшегося Ваньки-встаньки. Или
юлы. Или машинки. Или мяча. Наверное,
родители считали игрушки излишеством,
ненужным баловством. Иное дело погремушки,
вещь нужная, без них нельзя было ребенка
успокоить. Ну а лепка из пластилина, видимо,
давала маме и папе повод рассчитывать, что
из меня может вырасти скульптор. Зато на
детские книжки, красочно иллюстрированные,
с прекрасными картинками родители денег не
жалели. Со скуки мне пришлось освоить
грамоту уже в пять лет, и до школы я мог
вполне сносно, уже не по слогам читать. И
писать научился тоже рано.
Но вот игрушки оставались для меня
неисполнимым желанием, мечтой, как полет в
космос. Мне надоело лепить из пластилина
солдатиков. Захотелось настоящих,
магазинных, оловянных, пластмассовых или
даже из картона. Я знал, что детям принято
дарить подарки как минимум два раза в год –
на день рождения и в новогоднюю ночь, ставя
под елочку куклы, плюшевых мишек с
собачками, конструкторы, автоматы с много лет занимался разведением домашних
пистолетами… Но на меня эта славная
традиция не распространялась. В виде
168
подарков я получал, как правило, разные
сладости, книжки или одежду.
И только однажды я чуть не стал
обладателем игрушки - чудесной сабли!
Как-то раз мы отправились с бабушкой в
гости к ее двоюродному брату. Прежде мы к
нему никогда не ходили. Да и бабушка вообще
не одобряла подобное пустое
времяпровождение – хождение в гости к
родственникам. Весь день бабушка проводила
на кухне, что-то готовила, мыла посуду, потом
опять готовила. Когда уставала, позволяла себе
присесть на часок у телевизора. Или со мной
поговорить. Короче, она была вечно занята.
Бабушка собралась идти к дяде Васе по
какому-то важному делу: как я уже сказал, не
в ее правилах было «шляться по гостям», время
зря тратить. Дядя Вася разводил рыбок. Они,
точно живые игрушки, также представляли
для меня интерес, и я напросился сходить с
бабушкой к ее кузену. Может, мне что-то
подарит. Такой шанс нельзя было упускать.
- Ты идешь к тому самому, который рыбок
разводит?
- Ну да, к нему, окаянному.
Визит, судя по недовольному виду
бабушки, не предвещал для ее родственника
ничего хорошего. И все же я уговорил бабушку
взять меня с собой.
Дядя Вася жил в двухэтажном старом доме
из серого камня в самом центре Баку. Он
рыб и в округе слыл человеком известным. Вся
169
застекленная прихожая-веранда его
удивительной квартиры была заставлена
аквариумами, от пола до самого потолка. Они
стояли друг на дружке, и в них обитали
бесчисленные разноцветные гуппии, зеленые
меченосцы, пантодоны с крупными головами,
завораживающие золотые рыбки…
Родственник оказался почему-то не в
рыбацкой тельняшке, а в обыкновенной
клетчатой рубахе, слегка помятой. Появление
нежданных гостей его явно не обрадовало:
- Ты, Надежда? Какими судьбами? Ну,
проходи, коль пришла…
Бабушкин кузен слыл большим оригиналом.
Жилистый, долговязый, казалось, он всех
окружающих людей не замечал. Жил только
своими питомцами из аквариумов. Мог
разговаривать с ними подолгу, когда кормил
их, похоже, знал каждую рыбку (а в его
коллекции их насчитывалось сотни!),
некоторых даже звал по именам.
С виду он был совсем простак. И совсем
непрактичный. Но мою бабушку не
проведешь:
- Он только с виду малохольным кажется. А
свое дело Василий знает – с каждой своей
рыбешки от целкового до рубля имеет. Буржуй
недорезанный! А все плачется, на жизнь
жалуется…
На меня дядя Вася вообще не взглянул ни
разу. Я был для него пустым местом,
бесплатным приложением к бабушке. Да и что
на меня смотреть: ни золотистого хвостика, ни
170
серебристой чешуйки у меня не было. Я не
обиделся: кто я ему – дальний родственник. Да
и чего ждать от человека, который целыми
днями занят своими рыбками, плавающими в
освещенных лампами аквариумах. В
некоторых были установлены термометры.
Дядя Вася строго следил за температурой
воды, кормил своих питомцев строго по часам.
На полу веранды были выставлены одно- и
трехлитровые порожние банки: тара для
покупателей, догадался я.
- Ну-ка, давай покормим твой зоопарк, -
неожиданно игриво предложила бабушка и
потянулась рукой к пакетику с кормом. –
Кажись, голодают они у тебя, скупердяя.
- Ты что, ты что! – замахал руками дядя
Василий. - Тут наука целая, как их кормить.
Перекормишь – а утром половина рыбок
кверху брюхом будут в воде. И в аквариуме
станет: война в Крыму, все в дыму...
- Ладно, сам корми... Тогда пойдем,
поговорить надо, - деловито предложила
бабушка.
Оба удалились в столовую, а я все
продолжал с любопытством рассматривать
дивный подводный мир, разместившийся в
этой удивительной квартире.
Я продолжал прохаживаться по веранде и
любовался рыбками. Но вот появилась
бабушка, следом шел понурый дядя Вася.
- Ладно, пусть так и будет… Но ты смотри у
меня, - строго сказала бабушка, как бы
подводя итог внутриродственным
171
переговорам. – Не подведи, понял?! – И, уже
обращаясь ко мне, кивнула в сторону
аквариумной стенки: - Здорово, да?!
Я не мог скрыть своего восторга от
увиденного.
- Ты бы, Василий, подарил мальчонке
парочку, самку и самочку. Не скупись, -
озорно толкнула бабушка локтем в бок своего
кузена.
- Не-е-е, не могу, хоть режь меня! Плохая
примета – дарить рыбок. Покупатель больше
не пойдет.
Про такие приметы я слышал впервые.
Ясно было, что знатный аквариумный
коммерсант, наш разводитель домашних
рыбок, хоть и приходился мне родней, был
приличным скрягой…
- Да ну тебя! – махнула на него рукой
бабушка. – Пойдем, Андрюша, отсюда.
Уже в дверях хозяин дома впервые обратил
на меня свой взор.
- Погодь, погодь… Расшумелась тут, -
проворчал он. – Я сейчас.
Он взял табуретку, взобрался на нее и
извлек с антресолей длинную пожелтевшую
картонную коробку. Спустившись, сдунул с
нее пыль и осторожно раскрыл. В коробке
лежала – о чудо! – детская сабля. Дядя Василий
вынул саблю из серебристых ножен и протянул
бабушке:
- На, дай своему. Мой внук вырос, к ней
давно не прикасается. Забыл, наверное.
Пускай твой теперь в чапаевцев поиграет.
172
- Ну, Василий, ты молодец, - внезапно
зауважала бабушка, - на глазах человеком
становишься.
Всю дорогу к дому я прижимал к груди этот
бесценный дар. У меня впервые появилась
своя игрушка! Да и не какой-то никчемный
резиновый мяч или юла…
Убедившись, что лезвие сабли притупленное
и от него не порежешься, бабушка разрешила
мне дома поиграть с этим внезапным
подарком. И я стал мчаться по квартире на
коне-швабре, в маминой старой шляпке,
изображая поочередно то ковбоев, то
мушкетеров, то гусаров.
Но счастье мое длилось недолго. Вечером в
дверь кто-то постучал. Бабушка пошла
открывать.
- Ты что, Василий, вроде утром виделись, -
удивилась бабушка, глянув на нежданного
гостя.
Дядя Вася мял в руках кепку и, опустив
голову, произнес виновато:
- Тут, Надежда, такое дело. Ты прости... Но
Томка скандал устроила. Зачем, кричит, без
спросу игрушку ее сына отдал… А он-то,
Гришка, и забыл про эту саблю, надоела она
ему.
- Ну и что?! Так бы Тамаре и сказал.
Дареное-то назад не берут.
- Я-то сказал. Но она ни в какую, велела…
ну, ты понимаешь… забрать обратно эту
шашку… Иначе грозилась порушить все мои
аквариумы.
173
 - У-у, шантажистка! Всю жизнь такой такую же саблю купим. Нет, в сто раз лучше.
была... Вот!
Весь этот разговор я слышал в коридоре, Мне было как-то все равно. Не хотел больше
сразу заподозрив что-то недоброе в приходе никаких подарков. Просто обидно было,
бабушкиного кузена. То годами не видятся, а потому и плакал.
то…
Я схватил саблю, оставленную на полу в 2014 г.
столовой, и побежал с ней в спальню. Нырнул
под кровать. Затаил дыхание, очень надеясь,
что меня там не найдут.
- Андрюша, верни этому рыболову-
любителю его чертову шашку. Будь она
неладна! Я тебе другую куплю.
Бабушка стояла перед кроватью. В ответ на
мое молчание она опустилась, кряхтя и тяжело
вздыхая, на колени и подняла покрывало, за
которым я прятался.
... Я не прекращал плакать до самого
прихода родителей с работы. Выслушав
бабушкин рассказ о сегодняшнем
происшествии, папа ничего не сказал, только
недовольно покачал головой и ушел читать
газету.
А вот мама еле сдерживала себя:
- Ну, что за люди! Ну, Тамарка, дрянь
такая…Чтобы твоей ноги там больше не было,
мама! Я тебя очень прошу… Сама пошла, еще
и ребенка туда потащила…
Бабушка молчала, потупив голову. Она
чувствовала себя виноватой передо мной. Я
сидел с красными глазами и тихо всхлипывал.
- Ничего, скоро у Андрюши день рождения,
- погладила меня по голове мама. – Мы ему

174 175
 Крестины ходили на службу по воскресным дням, всей
семьей, нарядно, почти празднично одетые...
Только после распада СССР ислам стал
В Баку жил не очень-то набожный народ.
обретать популярность в Азербайджане.
Нет, люди осознавали себя мусульманами,
Далеко не все вписались в новую жизнь.
христианами, иудеями... Но религиозные
Проблемы, которые наваливались, как
догмы мало кого обременяли. Впрочем, как и
снежный ком, толкали людей к религии. Мулла
учение научного атеизма. Время от времени
во время молитвы говорил красивые и
русские посещали свою церковь на улице
правильные слова о социальной
Кецховели, армяне-григориане ходили
справедливости и мусульманском братстве.
молиться в храм на Парапете, а европейские
Азербайджанцы потянулись в мечеть…
и горские евреи – в синагоги на Первомайской
На Апшероне царила религиозная
и Димитрова. Почти по одному действующему
веротерпимость. Вот почему высланные из
культовому сооружению приходилось на
России сектанты-молокане чувствовали себя
каждую конфессию - для города-миллионера,
на берегу Каспия вполне комфортно. Никто в
согласитесь, маловато. Остальные, не
их внутреннюю общинную жизнь не влезал со
взорванные в 30-е годы воинствующими
своим уставом. Никто никогда не
атеистами, использовались, как и по всей
интересовался их молельными домами.
стране, не по назначению – как музеи, театры,
Говорят, что один из них находился в самом
казармы для военных, спортивные залы или
центре города, неподалеку от театра русской
складские помещения.
драмы. Сквер с фонтаном и кафе так и
Действующая мечеть тоже была одна. В
назывался по старинке «Молоканским
плане атеистического воспитания
садиком».
азербайджанская молодежь города мало чем
Девушки из молоканских семей ничем не
отличалась от остальных. Культовые
отличались от своих сверстниц. Ходили в
сооружения посещали в основном люди
обычной одежде, не как их бабушки - в белых
преклонного возраста. И преимущественно по
накрахмаленных передниках и непременно в
религиозным праздникам, как мы на пасху
косынках на голове.
или рождество. Иное дело в Европе, где люди
В смешанных семьях происходила полная
176 177
конфессиональная путаница. Как правило,
дети проходили обряд крещения в церкви, к
которой принадлежал более авторитетный
глава семьи – отец или мать. Ни одного
крещеного азербайджанца или еврея из
смешанных семей я не знал. А вот детей от
отцов-армян частенько крестили русские
мамы в православной церкви.
Меня также крестили по православному
обряду. Крестных долго искать не пришлось.
Ими стали соседи - русская тетя Клава и
молдованин дядя Федя, с которыми я вообще
крайне редко общался. Почему именно они,
для меня осталось загадкой. И такой выбор
крестных-соседей был довольно
распространенным.
Армяне, понемногу утратившие родной
язык, стали все чаще посещать русскую
церковь. Находили оправдание:
- Какая разница, все равно мы все
православные. Не в мечеть же идем… И поп
все по-русски говорит, на понятном языке. А
нашего тер-тера (священника – прим. автора)
не поймешь… И наша вечно закрыта.
И то правда. Армянская церковь долгое
время была закрыта на капремонт, который
власти не очень-то торопились завершить.
Злые языки уверяли, что долгостроем
коммунисты вообще хотят отлучить армян от
178
бога.
Еще одна армянская церковь (старая,
«Будаговская») прежде тоже находилась в
центре города, на месте нынешней
консерватории, построенной на крепком
культовом фундаменте. Поговаривали, что с
высоты птичьего полета консерватория имеет
форму креста.
Капитальный ремонт церкви Св. Григория
Просветителя с горем пополам завершили в
80-е годы. Храм все еще оставался главным
местом молитвенных собраний армян. Мне
довелось там побывать лишь однажды, когда
друг детства Вова Оганесян крестил там
своего первенца Аркашу.
Когда мы приехали на Парапет, при виде
здания храма у меня возникло ощущение
родного дома, чего-то близкого и
основательного. Мне показалось, что там, за
порогом храма, нас всегда ждут с любовью.
Видимо, моему другу было предначертано
судьбой найти свое счастье в далеком Крыму.
В тихой и провинциальной Евпатории Вова
встретил Марину, которая стала ему спутницей
жизни и подарила сына. Малыша решили
крестить в Баку, где еще проживали бабушка с
дедушкой – тетя Эмма и дядя Аркадий.
Когда вся наша процессия оказалась у
входа в храм, я подошел, чтобы открыть
179
массивную деревянную дверь, которую
украшало изображение увитого виноградной
лозой креста. Дверь оказалась тяжелой, словно
ворота в средневековый замок. И сама
церковь в центре Баку чем-то напоминала
старинную крепость… во вражеском
окружении. Я подумал о том, что Бог там,
внутри, ждет нас и никогда не покинет
здешних армян, всегда придет на помощь,
защитит и поддержит.
Мы переступили порог. Повеяло прохладой.
Храм, поразивший меня своим строгим
убранством и даже аскетизмом, оказался пуст.
Но вот из двери возле алтаря вышел немолодой
священник с аккуратной седеющей бородой, в
черной рясе и с массивным крестом на груди.
Тер-тер вежливо поклонился нам,
поприветствовав на армянском, подошел к
младенцу и, погладив его по головке,
приступил к обряду.
Мы слушали его молитву, которая эхом
отзывалась в наших сердцах. После чтения
псалмов священник освятил елей, затем влил в
купель воду, которую тоже освятил. Поманил
к себе Вову и что-то сказал ему шепотом. Вова
взял из рук жены младенца, который за все
время не проронил ни звука. И только когда
Аркашку стали трижды погружать в купель, он
расплакался. Тер-тер вновь произнес молитву
180
и передал ребенка в руки крестного отца,
Вовиного дяди. Тот стал тщательно обтирать
малыша банным махровым полотенцем белого
цвета, а потом укутал его в белоснежную
накрахмаленную пеленку. Священник помазал
святым миром всего Аркашку - лобик, глаза,
ушки, ноздри, ротик, грудь, спинку, ручки и
ножки. Помазание каждой части тела малыша
сопровождалось молитвой.
- Что он спросил у крестного? –
поинтересовалась Марина у Вовы уже на
улице.
- «Чего просит младенец?» А ему в ответ:
«Веры, надежды, любви и крещения».
- А почему три раза?
- Так положено.
- Бог любит троицу?
- Да, наверное… - Вова улыбнулся и
приобнял жену.
Перед тем, как покинуть храм, я поставил
свечки за здравие родных и купил открытки с
портретом католикоса.
Спустя годы, навсегда покидая родные
края, я приобрел более 200 открыток с
изображением Вазгена I и стал рассылать их
по всему Союзу знакомым армянам. С
непременным условием, чтобы портрет
духовного лидера нации стоял в их доме на
видном месте. Мои открытки в конвертах
181
полетели в Краснодар и Москву, Ташкент и
Ростов, Прибалтику и Ленинград, на Украину... Три окна старого двора
Но большая часть этого «духовного послания»
1
была мною передана родственникам, соседям,
одноклассникам, знакомым бакинцам. Однако Антонина Васильевна жила с дочкой Лялей,
с началом борьбы за Нагорный Карабах символ рано созревшей барышней. Ляля была хороша
нации превратился для армян в Баку в собой, беленькая, полногрудая, со стройными
опасную улику. Портрет католикоса наверняка ногами и вьющимися колечками волосами.
все убрали с сервантов и книжных полок, Поведением отличалась чересчур
непосредственным. В учебе она не видела
потому что погромщики могли ворваться в
никакого смысла и даже восьмилетку еле-еле
любой момент... закончила. С тех пор сидела дома, ничем не
В 1989 году, когда карабахский конфликт занимаясь.
начинал разрастаться, храм на Парапете Ляля мечтала об одном: скорее выйти
подвергся нападению толпы вандалов. С него замуж и покинуть это убогое жилище в
были сняты все символы веры. Навеки постылом дворе и надоедливую мать.
замолчал колокол. А через год горячие головы Антонина Васильевна желала того же:
помучиться еще немного с этой дурой, удачно
из фанатиков Народного фронта и просто
выдать замуж бесприданницу, ну а после
хулиганье пытались его поджечь. Пожар зажить, наконец-то, «для себя».
сильно повредил фасад здания. Армянскую Личной жизни у Антонины Васильевны
церковь отреставрировали, но окончательно после развода с мужем не было никакой.
упразднили. Внешне она выглядела очень даже ничего в
свои сорок с небольшим. Но вот характер
имела просто невыносимый. Не обладая
2001 г.
здравым умом и тактом, она стремилась все
контролировать и всюду совать свой нос.
С потенциальными женихами Лялю
знакомил ее двоюродный брат Витя, парень
шебутной и добродушный. При всей
несерьезности кузена-сантехника, как
правило, он водился с ребятами приличными,

182 183
среди которых попадались даже студенты. На замечать. Сидит – ну пусть и сидит себе,
одного из них и запала Лялька. смотрит.
Компания собиралась у Антонины Антонина Васильевна ни с кем из соседей
Васильевны два раза в месяц, строго по не водилась. Ни за солью, ни за спичками к
субботам. Хозяйка напекала хворосту, ней никто не обращался. Да и как общаться с
посыпала его сахарной пудрой, но почему-то человеком, который ни с кем вокруг даже не
врала, что «это все Лялечка старается». Дочка здоровается. Она вообще обладала редким
по дому вообще ничего не делала. Ребята даром настраивать против себя людей.
приносили привычное дешевое белое вино. Ссорилась по пустякам. Но особо давняя
Садились за круглый стол в гостиной, шумели, вражда у нее была с ближайшим соседом через
шутили. Потом включали бобинный стенку. Хоть перестукивайся. Они
магнитофон «Айдас» и танцевали твист. Как ровесниками были, но к Антонине Васильевне
всегда. соседи обращались, правда, крайне редко
Антонина Васильевна устраивалась на сухо, полуофициально, по имени-отчеству. А
кухне за столиком с чашкой чая и наблюдала его, Гургена этого, звали ласково, по-свойски,
за компанией в окно, соединявшее кухню с как вечного мальчишку – Гуриком.
гостиной. Антонина Васильевна являлась явным
Собственно говоря, это и была вся антиподом соседу и не скрывала своей
жилплощадь неполной семьи. Обидная теснота нелюбви к Гургену. Она, интроверт, никого не
взывала к одному: надо Ляльку куда-то впускала в дом, кроме Витькиной компании
сплавить, удачно выдать замуж. А Алик, ее (да и то исключительно в надежде пристроить
новый кавалер, уже институт заканчивал и Ляльку и навсегда передать в надежные руки).
был, как проинформировал Витя, сыном Ни к кому во дворе отродясь не заходила и не
какого-то шишки то ли из горисполкома, то ли собиралась. И порог ее дома никто никогда не
из горкома партии. Перспектива переступал.
наклевывалась… Гурик, напротив, был открыт для всех.
Поначалу молодежь смущалась из-за После развода жил он один, весело
странного поведения хозяйки дома. Они себя холостяковал, время от времени приводя к
чувствовали артистами на сцене, за игрой себе очередную пассию. Деньги у Гурика
которых наблюдал всего один зритель. А водились – работал таксистом. Нравом он
может, и режиссер. Но потом привыкли. В обладал легким и веселым, люди к нему
меру гостеприимную, но излишне тянулись. А главное, во дворе насчитывалось
любопытную Лялькину маму просто перестали только два телевизора – у Антонины

184 185
Васильевны и ее беспутного соседа. К ней,
понятное дело, никто никогда не просился
телик посмотреть. А вот у одинокого таксиста
получался настоящий проходной двор. Соседи,
правда, старались «иметь совесть» - больше
трех-четырех в его дом одновременно не
приходили. Да и то когда кино показывали или
праздничный «Голубой огонек». Но вот летом,
когда шел интересный фильм или футбольный
матч, Гурик выносил телевизор на кухню,
распахивал окно, выходящее во двор, и ставил
свой «Рекорд» на подоконник. Весь двор
собирался возле «ящика». Выходили со своими
табуретками, а некоторые пристраивались на
раскладушках, на которых после «телесеанса»
сразу и засыпали. В жару многие спали под
открытым небом или с распахнутыми дверями
и окнами. Кроме, разумеется, Антонины
Васильевны.
2 старается, чтобы квартира Марии ей или ее
Мария обитала в «растворе», который к
штукатурке, бетону и стройке вообще не имел
никакого отношения. Так назывались
необычные старые квартиры в одноэтажных
домах этого южного города. Одни двери там
были внутренними, другие - наружными,
состоявшими из двух деревянных створок,
соединенных висячим замком. Когда они
растворялись, жилец оказывался сразу на
улице, прямо на тротуаре, отгороженном
бордюрным камнем от проезжей части.
186
У Марии был свой «телик». По улице
проносились туда-сюда грузовики и
легковушки, беспорядочно сигналя. Она к
такой картине привыкла и на машины
смотрела с безразличием. Иногда узнавала в
прохожих своих знакомых. Так и могла сидеть
часами у окна.
Мария была единственной, чьи окна
выходили не во двор, а на улицу. Да и ко
двору, строго говоря, она имела
опосредованное отношение. Мало кого там
знала. Правда, изредка захаживала к своей
подруге Наталье, или та к ней заглядывала
поболтать.
Выглядела худенькая Мария нескладной
старшеклассницей. Но поговаривали, что ей
уже под тридцать. Жила она одна. Время от
времени к ней приезжала из Баладжар грузная
женщина с отечными ногами. Ходили слухи,
что тетка-опекунша. Все ради прописки
детям досталась. Тетка привозила
племяннице харчи, что-то стряпала на кухне,
прибирала в доме и возвращалась к себе.
А Мария все сидела молча у окна и не
моргая смотрела на улицу. О чем она думала,
трудно сказать. Да и думала ли вообще?
Женщина она была слабоумная. В детстве
родители не углядели, оставив
провинившегося ребенка на этажерке (так они
ее наказывали). Однажды девочка оттуда
упала, ударилась головкой. С тех пор разум
слегка покинул ее. А отца с матерью, рано
187
ушедших из жизни, видно, боженька за дочку
наказал…
Да, Мария была со странностями.
Например, людей в форме она откровенно
боялась. Ну а поскольку во двор захаживал
лишь один «служивый» - участковый Аяз
Гулиев, то его, добродушного толстяка, Мария
и опасалась. И реагировала на него весьма
своеобразно.
- Белогвардеец! – налетела на него с
кулаками, когда он впервые с проверкой
появился на пороге ее дома.
Что такое на нее нашло – трудно сказать.
Может, кино так на нее подействовало: на
«Чапаева» ее тетка как-то раз взяла. Может,
еще что… Но почему именно участкового
Гулиева, смуглого брюнета с черными усами,
она приняла за белогвардейца, для соседей
осталось загадкой.
- А-а, Мария, - грозил ей пальцем
милиционер, - не хулигань. А то тебя 15 суток
тюрьма посажу.
Жиличка «из раствора» мгновенно
становилась послушной. Опускала глаза и
всячески старалась продемонстрировать
покорность то ли представителю власти, то ли
судьбе.
3 днях от родни из Еревана, а Гургену
Это были три разных окна одного двора.
Антонина Васильевна сидела у своего,
наблюдая за молодежной вечеринкой и думая,
188
когда же Алик сделает предложение ее глупой,
но такой соблазнительной Ляльке.
Гурик распахивал свое окно и выставлял на
подоконник телевизор марки «Рекорд», чтобы
дворовый люд мог посмотреть кино.
Мария, сидя у окна, смотрела на улицу и
ждала прихода тетки с провизией. А может, и
не ждала. Просто так смотрела. Привыкла.
... Спор возник как-то неожиданно.
- Ну что, не мужчина ты? Только на интерес
играем! На интерес, про который тебе сказал, –
наседал на Гургена его постоянный партнер по
нардам Ашот.
- Ара, ладно-э, ладно, уговорил-да, -
отмахнулся Гурик, улыбаясь. – Странные у
тебя какие-то желания.
Что верно, то верно – неожиданные
задумки появлялись иногда у азартного
игрока в нарды Ашота. Однажды
проигравший ему целый день ходил по двору и
спрашивал всех подряд, который час. Другой
пораженец был обязан весь вечер петь песни
Муслима Магомаева. Соседи повеселились,
даже хлопали певцу, кроме Антонины
Васильевны, разумеется. А тут... В случае
проигрыша (матч в «короткие» должен состоять
из трех партий) Ашот выставлял две бутылки
коньяка «Отборный», который ему привезли на
предстояло... навестить соседок. С необычной
и пикантной миссией навестить: Антонине
Васильевне подарить букет цветов, а
«растворную» Марию – поцеловать.
189
 - Зарико, как брата прошу, не подведи, -
просил Гурик, бросая зары.
Но выпадало все не то. Не его был день. Все
три партии (а последнюю вообще с марсом)
Гурик продул.
- Приговор окончательный и обжалованию
не подлежит, - игриво произнес Андрей
Макарыч, наблюдавший за матчем и стала бы так строго разговаривать с этим
назначенный вроде судьи. – Давай, Гурька,
девки заждались тебя, кхе-кхе.
Ашот победоносно смотрел на соседа...
За цветами послали дворовых пацанов.
Гурген дал рубль («На эту стерву больше
потратить не могу»), сказал, чтобы сбегали по-
быстрому - напротив двора сидела уличная
торговка с цветами в алюминиевом ведре.
Мальчишки принесли букет гладиолусов, целых
пять штук.
Гурик поднялся с табурета, с улыбкой
поправил свой вихрастый чуб и двинулся в
сторону жилища Антонины Васильевны.
Та не сразу отворила дверь.
- Чего надо? – бросила недовольно женщина
и с удивлением посмотрела на букет.
- Ты... вот что, Тоня...
Антонина Васильевна слегка опешила – так
ее давно никто не называл.
Таксист прокашлял:
- Короче, пришел подарить тебе букет
цветов.
- Ты что, спятил совсем?!
- Зачем спятил? Решил приятное тебе
сделать. Спятил… Понимаю, 8 марта прошло
190
давно, а день рождения у тебя еще не
наступил... Кстати, а когда у тебя день
рождения будет?
- Не твое дело!
Андрей Макарыч, Ашот и дворовые пацаны
молча наблюдали за происходящим. Может,
если б не «зрители», Антонина Васильевна не
малохольным. Ну, взяла бы, наверное, букет и
дверь перед носом захлопнула. А тут за ними
наблюдали. Неспроста это, догадалась
женщина.
- Ладно, день рождения не причем. Просто
так, по-соседски решил преподнести тебе
букет цветов. Что, нельзя, что ли?!
Гурген разоружил ее своей по-детски
непосредственной улыбкой. А она... Она сама
не понимала, что с ней происходит. Ведь ей
никто и никогда не дарил цветов. Ни
сбежавший пять лет назад муж-объелся-груш,
ни на работе, ни молодежь, приходящая с
племянником Витькой к ней в дом. Да и сам
Витька ни разу. А тут...
Антонина Васильевна строго, по-
прокурорски посмотрела на соседа, но
протянула руку и букет взяла. И быстро
захлопнула дверь, так и не поблагодарив.
Гурик был доволен. Одно дело сделано.
Теперь предстояло совершить визит к
другой непростой русской женщине, в самый
конец двора.
Ашот от удивления раскрыл рот, а Андрей
Макарыч с ухмылочкой посмотрел на Гургена:
191
 - Ну-ну, давай, вперед и с песней!
Заждалась тебя Машка.
Гурик особо не заморачивался над тем, что
он скажет девушке. У той и без него с головой
не все в порядке. Но вот как поцеловать ее? А
вдруг истерику закатит? Потом жаловаться к
участковому пойдет. А объясняться с Гулиевым
или с теткой этой Марии в его планы не
входило.
Звонка у Марии не было. Таксист долго
стучал в дверь, пока не раздался голос
хозяйки:
- Наташка, ты что ль?
- Нет, это не Наташа. Это я, Гурген.
Молчание...
- Чего тебе?
- Дело есть, Маша-джан. Открой дверь,
пожалуйста.
Опять молчание... Казалось, девушка
неспешно переваривала полученную
информацию.
Наконец, заскрежетал засов, заскрипели
дверные петли, давно не знавшие смазки.
На пороге стояла Мария. Но не в
привычном байковом халате, в котором она
изредка появлялась на людях, а в нарядном
платье из бежевого ситца с искусственной
алой розой на груди. Платье со смелым
вырезом соблазнительно открывало тонкие
ключицы. Жидковатые белесые волосы
девушки были аккуратно уложены в прическу.
Гурик даже удивленно подумал, что она
специально готовилась к его приходу. Он
192
внимательно посмотрел на соседку, в ее по-
детски доверчивые светло-голубые глаза, на
очертания слегка накрашенных губ и понял,
что она не только со странностями, но и
хороша собой. В этот момент он пожалел, что
дал на цветы только рубль. Надо было и Марии
букет купить...
Визитеру вдруг захотелось, чтобы дело не
ограничивалось одним поцелуем. Вот только с
чего начать, как порог дома переступить? Но
Мария, хоть и намарафетившаяся, к себе не
приглашала. Да и поцеловать ее надо было на
виду у всех. Иначе не считалось.
Гурик воспользовался своим козырем. На
его смуглом лице появилась обворожительная
улыбка, которая сводила с ума многих
женщин. Наверное, не устояла перед его
чарами и принаряженная Мария. Он это
понял, когда увидел, что ее глаза повлажнели.
Гурик протянул к ней руки, погладил за плечи,
потом нежно провел пальцами по щеке.
Все происходящее, такое непривычное,
девушку удивило. Она не совсем понимала,
что делает этот нежданный гость. Поняла
только, что ей приятны его ласки, его
белозубая улыбка... И он совсем не
белогвардеец.
Гурик приблизился к Марии. Почуял ее
запах – смесь духов «Может быть» и
кабачковой икры. Ему показалось, что пухлые
губы девушки изобразили подобие улыбки, а в
ее глазах зажглись игривые огоньки. Гурик
почувствовал, как тоскливо все сжимается в
193
его груди. Переступив порог, он тихо и
осторожно поцеловал Марию в лоб, точно
ребенка несмышленого. Потом опустил взгляд
и, быстро повернувшись, пошел прочь...
4 глубоко, что не мыслю без них своего
Этот удивительный вечер Антонина
Васильевна восприняла, словно знак судьбы.
Какие наши годы! Лялька пока молодая, рано
или поздно найдет свое счастье. А вот сама она
еще недолюбила. В ней самой еще столько
нерастраченной женской ласки, нежности,
чувств. Ей так захотелось, чтобы еще кто-
нибудь принес ей букет цветов. И почему-то не
Лялькин Алик или племяш Витька, или кто-то
на работе, а именно этот разбитной сосед-
таксист, что жил за стенкой.
А Мария в нарядном платье с розой на
груди больше не ждала свою подругу Наталью.
Забыла про чай, остывший на столе. Она села
у окна и стала привычно наблюдать за тем,
как мимо проезжают, беспорядочно сигналя,
машины. Одна, вторая, третья...
2015 г.
194
Книги и их герои
Я научился читать еще до школы, в 5 лет, и
с тех пор книги вошли в мою жизнь так
существования. Домашняя библиотека стала
предметом моей гордости, несмотря на то, что
сами книги обесценились.
В Баку у многих мужчин чтение книг
считалось уделом слабаков-ботаников, но
никак не мужским занятием. Я подобные
жизненные установки не понимал и не
принимал – читал запоем, пропадал в
библиотеках, во время прогулок не пропускал
ни одного книжного магазина. Любил читать
по ночам, чтобы никто из домашних не мешал.
Листая страницу за страницей, я погружался в
мир сладостный и вымышленный, который
несравненно интереснее привычной
обыденности.
В своих литературных пристрастиях я не
был оригинальным – обожал приключенческую
литературу, детективы, Ильфа и Петрова знал
местами наизусть, выписывал журнал
«Юность»… Не обходил стороной и местных
авторов.
Я вырос на городской прозе и не раз
перечитывал своих любимых бакинских
писателей – Анара и братьев Рустама и
Максуда Ибрагимбековых. Привлекало, что
они «свои», пишут на современную тему. Их
герои обитали, казалось, среди нас, они были
195
похожи на многих соседей и знакомых. Все
трое писали на русском, что тоже радовало.
Правда, Анар сам себя переводил с
азербайджанского. Как-то раз в Пассаже я
купил его повесть «Шестой этаж пятиэтажного
дома». Главный герой, «юноша из приличной
семьи», влюбился в разведенную женщину, что
для бакинских реалий считалось невероятным
событием. Против их отношений настроены
родные юноши, его друзья, соседи, все
вокруг…Но влюбленный парень в чрезвычайно
сложных обстоятельствах вел себя по-мужски.
Такие цельные натуры не могли не вызывать
уважение.
Однако удивляло, что в их повестях и
рассказах персонажей с армянскими именами
практически не наблюдалось. У рупоров и идеологов новой власти, избирался
Ибрагимбековых и Анара существовал как
бы свой мир, состоящий исключительно из
представителей титульной нации. И казалось,
армяне в Баку никогда и не проживали. Их
герои обитали не на Завокзальной или в
Арменикенде, а на Советских, Хребтовых,
Параллельных и прочих диковинных улицах, а
также в Крепости, где чужаки не жили и куда
вообще заглядывали редко. Во избежание
эксцессов. Даже покинувший родной город
Рустам Ибрагимбеков (он уже был москвичом
со стажем и автором сценария знаменитого
советского боевика «Белое солнце пустыни»),
изредка населяя свои книги, скажем, именами
русских или евреев, армян почему-то обходил
стороной. Лишь однажды я наткнулся на
196
жалкого сапожника по фамилии Зарафян,
персонажа одного из рассказов Максуда
Ибрагимбекова.
Конечно, прежде я над этим как-то не
задумывался. Приезжая в Баку, с завидной
регулярностью перечитывал любимые книги,
словно стараясь вернуться в детство.
Национальный вопрос меня мало волновал. В
«бакинских книгах» находил узнаваемые
сюжеты и характеры, словно описываемые
события происходили совсем рядом, на
соседней улице…
Но наступил закат СССР, и я своих
кумиров разлюбил. Азербайджанские писатели
и вся интеллигенция не осудили погромы в
Сумгаите и Баку. Анар вообще стал одним из
в парламент. О трагедии бакинского
армянства предпочитали умалчивать – ну,
было - так было. Один Акрам Айлисли набрался
мужества и сказал правду о массовой резне
армян в Азербайджане, за что и подвергся
травле.
Позже я стал читать и других авторов,
уроженцев Баку.
В нашем городе родились такие
знаменитые писатели, как Леонид Зорин,
Эдуард Тополь, кузены-фантасты Войскунский
и Лукодьянов, известный сценарист Эдуард
Акопов. На русском языке творила еще одна
уроженка Баку – старая писательница Нора
Адамян.
Армянская литература существовала в
197
городе лишь в далекие пред- и послевоенные В 60-70-х годах в бакинской средней
годы. Она связана с именами поэтов Татула школе N207 пользовался популярностью Клуб
Гуряна, Ашота Граши, Самвела Григоряна, любителей поэзии «Лира». В честь 50-летия
прозаиков Гарегина Севунца, Маркара Советской Армении педагоги и учащиеся
Давтяна, баснописца и драматурга Аршавира провели научно-художественную
Дарбни. В столице республики издавались конференцию. Ребята подготовили доклады о
журнал «Хорурдаин грох» и газета жизни и творчестве классиков литературы
«Коммунист», где на армянском печатались соседней братской республики – Исаакяна,
произведения этих литераторов. После войны Туманяна, Чаренца, Эмина и др. Читали их
почти все они, а также С. Айвазян, Ш. Сафян, стихи на русском и армянском. К
М. Акопян переехали в Армению. конференции была выпущена стенгазета
Понять их было можно. В Баку становилось «Литературная Армения» и фотостенд
все меньше людей, умевших читать по- «Армения». В своей школе «лировцы» задумали
армянски. В один прекрасный день они бы даже открыть музей поэтов Закавказья. Вот и
обнаружили, что знают в лицо всех своих собирали понемногу материалы о них.
читателей. Школьники переписывались с армянскими и
В 30-х годах в Баку жил, пожалуй, один из грузинскими поэтами и просили переслать для
самых ярких и самобытных армянских поэтов их музея книги, фотоснимки, рукописи...
Вруйр Баласан. Писал он и на русском. Часто Ну а вскоре наступило то, что наступило.
печатался в Москве. Много лет Баласан Культурные связи между двумя республиками
проработал в бакинских периодических были прерваны. Массовые армянские
изданиях. В «Литературном Азербайджане» был погромы прошли в Сумгаите, Баку,
ответственным секретарем. Много переводил. Кировабаде… Началась война за Карабах.
Но после войны и он уехал из Баку. Сначала в Сегодня в Баку вы нигде не прочитаете о том,
Тбилиси, а оттуда – в Ереван. что когда-то там жили и творили писатели-
Однако в родном городе оставались жить и армяне, выходили книги на их родном языке.
творить литераторы М. Давтян, С. Григорян, А.
Сегал, Г. Антонян, Д. Геворкян, А. Амирханян.
Продолжал выходить на армянском языке 1997 г.
литературный журнал «Гракан Адрбеджан»
(вместо «Хорурдаин грох»). Правда, издавался
он мизерным тиражом и находил своего
читателя в основном в Нагорном Карабахе.

198 199
Бакинский газировщик
Его знала вся изнывающая от летней жары
Завокзальная. И не только она. Это была
легендарная личность, а может, и совсем не
легендарная. Смотря что понимать под этим
словом. Просто весь город о нем говорил: он
был предан своему делу, выполнял его
хорошо, добросовестно. Он был полезен людям
- люди отвечали ему своей привязанностью и
уважением…
Как странно: человек просто торговал
газировкой, а сегодня на всех континентах,
куда занесла судьба бывших бакинцев,
вспоминают о нем. Почти мифом стал.
Акоп Мелкумов со своей женой Варей и
детьми жил в неприметном доме на улице
Чапаева, 56, прямо напротив своей старой,
такой же неприметной водяной будки. Потом
ее снесли, а новый киоск построили у входа в
парк им. Дзержинского.
Акоп любил свою работу, но еще больше
обожал свою черноокую Вареньку. Да и как
не обожать такую, с такими дивными
покорными глазами газели! Да, красавиц
немало повидал на своем веку Акоп, но Варя,
Варя… Влюбился с первого взгляда. К тому же
она обладала невероятно добрым нравом.
Слова грубого никто от нее не слышал! Мягкая
и покладистая, она как бы сдерживала
нервные срывы мужа. Ревнивец, каких свет
не видывал, он не мог себе представить, чтобы
200
с Варей кто-то из незнакомых мужчин
заговорил наедине.
- Полный! – с заливистым смехом объявляла
Варя, когда бокал наполнялся до самых краев.
При этом ни капли не проливалось. Варя
протягивала бокал с вожделенным напитком,
а взамен получала монетку:
- Теть Варь, сдачи не надо.
Одни по-кавказски мелочную сдачу
игнорировали, а с других Акоп с Варей денег и
вовсе никогда не брали. Участковый
милиционер, хнами (сват – прим. автора),
сосед по площадке, учитель математики сына
Робика… Как же с них деньги брать?!
Акоп всегда переживал, когда возле будки
выстраивалась длинная очередь и не успевали
всех быстро обслужить. А Варя его
успокаивала. Еще энергичней подносила
прополощенные стаканы, подливала в
пустеющие сосуды сироп. Ловко все у нее
получалось, быстро.
Когда Варя тяжело заболела, Акоп ходил
мрачнее тучи. В работе ему теперь помогал
Робик. Тоже родная кровь, но с женушкой как-
то привычнее было находиться в этом
бессменном киоске с надписью «Сулар. Воды»,
в этом «вожделенном оазисе прохлады», как
красиво сказал про торговую точку Акопа его
постоянный клиент, поэт Садыхов.
Сначала в киоске были сплошь граненые
стаканы. Но затем Акоп, чуя конкуренцию,
стал повышать культурный уровень
обслуживания. В ход пошли тонкие стаканы –
201
узкие, с тяжелым днищем, они расширялись придираться, а все потому, что злосчастный
кверху. Такие держать в руках приятно было… «Арарат» у них выиграл.
Граненые – то для алкашей, которые свой - Иди к «Шафагу», если моя вода не
портвейн «Далляр» из горла пить так и не нравится! – посылал Акоп недовольных в
привыкли. обычные дни. А когда происходило
После футбола толпы народа выходили со историческое противостояние команд двух
стадиона и через парк Дзержинского шли на соседних республик… Ну да, Акоп
трамвайную остановку. И никто, разумеется, благоразумно сворачивал работу раньше
не проходил мимо ларька Акопа. Духота на обычного. Береженого бог бережет.
улице, хоть и вечер наступил, надо Возле кинотеатра «Шафаг» тоже была
освежиться! Да еще на стадионе накричались, палатка, да и не палатка – целый павильон с
совсем взмокли. А Акоп, дай Бог ему здоровья, не менее вкусной газированной водой. У
напоит. Хочешь с двойным сиропом за 10 Сабунчинского вокзала тоже была, и на
копеек, хочешь «чистый» сделает. А уже дома Азнефти, и возле Молоканского садика… Но
перед сном достанешь из морозилки завокзальные считали себя патриотами,
холодильника спасительную бутылочку предпочитали только Акопа. Да что местные
«Бадамлы» или «Истису»… завокзальные – к нему специально приезжали
Акоп футбольными днями дорожил – попить газировки и с Арменикенда, и
выручка была отменная. Да и что вы хотите, монтинские, и микрорайонские. Бывало, даже
если с Республиканского стадиона, на котором с Ахмедлов и 8 километра!
собиралось не меньше 20-30 тысяч Все в Баку знали: без холодной шолларской
болельщиков, половина проходила мимо будки воды газировка получится не та. А Акоп строго
Акопа, на трамвайную остановку (другая соблюдал технологические требования. И
половина выходила с северных трибун в вообще Акоп Мелкумов слыл на редкость
сторону площади Инглаб). Акоп рано правильным человеком. Во-первых, он никогда
закрывался только тогда, когда в Баку не обсчитывал покупателей. Во-вторых, всегда
приезжал ереванский «Арарат». Армяне воду наливал от души, до самых краев. С
победят, а потом кто-то из районских чушек походом, как русские обычно говорят. Ну а
(а они составляли костяк болельщиков главным фактором коммерческого успеха
«Нефтчи») начнет оскорблять и унижать его. Акопа Мелкумова было использование той
Зачем это нужно… Его, Акопа Мелкумова, самой дивной, полной жизни, неизменно
лицо не нравится чушкам, понимаешь! Всем холодной – даже в зной! – родниковой
нравится, а этим нет. К вкусу воды начинают шолларской воды.

202 203
 Дядя Акоп относился к своим постоянным
клиентам с почтением. Люди понимали толк в
газировке. Никакой вечно прокисший квас
они не признавали. Входившие в моду
молочные коктейли - для пижонов. Ну и
автоматы обходили знающие люди стороной.
Тетя Варя моет стакан – все на твоих глазах
происходит: тщательно полощет, как своему
Робику. Струйка брызжет что надо! А в
автоматах, хоть и сам стакан ополаскиваешь,
не то. Еще заразу подхватишь! И автоматы
бездушны, ни тебе «Пей на здоровье!», ни
поблагодаришь его. И с сиропом всегда
мухлюют – недолив. И почему-то вечно в
автоматах один неизменный сироп был –
грушевый. А у дяди Акопа выбор просто на
загляденье: тонкие стеклянные
конусообразные сосуды были наполнены
сиропом вишневым, абрикосовым, сливовым,
кизиловым, мандариновым, персиковым… А
можно смешать еще…
- Бир дяна «чистый», от души, вер мяна,
Акоп-даи, - это сосед Адиль, постоянный
партнер по нардам. Он пил только «чистый», не
признавая никаких сладких сиропов.
- На здоровье, дорогой!
- А мне один «двойной» дай, дядь Акоп, как
всегда, - а это Арменчик, одноклассник
Робика.
- Пей, цавыт танем! Папе привет.
Рядом с Акоповым киоском была
трамвайная остановка. Водители трамваев
204
неизменно в жаркий день выходили из своих
кабин, перебегали дорогу – и к Акопу.
Пропускали их без очереди. И пассажиры
трамвая не возмущались, с пониманием
относились: духота страшная, да и как мимо
Акопа просто так проехать!
Завокзальная жила по своим законам, не
предусмотренным ни в каких регламентах
советской торговли. Режим работы с 10 до 20
часов, включая перерыв на обед, - не для
предприимчивых местных трудоголиков,
которые могли пахать круглосуточно. У них с
государством были как бы свои особые
отношения.
Казалось, летом пивные и киоски с
газировкой и мороженым работали на
Завокзальной практически всю ночь. Как за
границей. Вечерний моцион начинался ближе
к 10 вечера, когда местные жители выходили
пообщаться, погулять, подышать свежим,
дующим с моря ветерком. Посещение будки
Акопа входило в обязательную программу.
Часто прибывали с трехлитровыми баллонами
в сетках-авоськах. Люди постарше чинно
раскланивались с супругами Мелкумовыми,
жалуясь на дикую жару и подпрыгнувшее
давление. Перебрасывались фразой-другой. А
молодежь, стоявшая в очереди,
приветствовала друг друга, как обычно:
- Ара, керя, здорово!
- Привет, матах!
- Ара, Яша, житуха как себе?
- Брательник, кайф!
205
 Хорошей становилась «житуха»
Завокзальной и во всем городе Баку после
на
Яша
того, как у дяди Акопа выпивался стаканчик-
другой газировки из настоящей шолларской В наш беззаботный и веселый 4в класс
родниковой воды, «чистой» или с двойным внезапно пришла беда: умер Яша Гамазов. Вот
сиропом. Ухай! так, жил себе мальчишка, бегал, прыгал,
озорничал, дурака валял, за партой сидел,
1998 г. списывал на уроках... И вдруг его не стало. От
перитонита скончался, объяснила Тамара
Михайловна, воспаления брюшной полости.
Инфекцию занес... А он даже не жаловался на
боли в животе. Живчик такой был, вечный
непоседа, шустрый и вертлявый... А с
операцией запоздали.
Я никак не мог понять, почему такое
произошло с одноклассником. Умирают ведь
по старости. Когда мой дедушка умер, все
родные и соседи плакали, переживали, но
дедушка был стареньким, долго болел,
последние полгода вообще не вставал с
постели. А тут совсем ребенок.
Может, боженька наказал Яшу за все его
проделки и далеко не примерное поведение?
Такую версию выдвинул Коля-молокан, как его
звали в классе. Он был из набожной семьи. Но
разве может «боженька» так жестоко
наказывать? Ну, наслал бы на Яшу чесотку,
чтобы он вечно чесался и перестал хулиганить.
Ну, превратил бы его в хромоножку, как
нашего школьного сторожа, чтобы Яша не
мешал нам играть в футбол. Ну, сделал бы
Яшу второгодником, наконец... Но лишать
мальчишку жизни...

206 207
 - На кладбище мы не пойдем, - сказала Дом Яши меня поразил своей
наша учительница. – Но вот навестить Яшину беспросветной бедностью. В нашем классе все
семью надо, чтобы поддержать морально. жили скромно – ни завмагов, ни партийных
Семьи как таковой и не было. Яша не имел работников, ни директоров среди наших
ни сестер, ни братьев, ни бабушек-дедушек, родителей не водилось. Но вся скудная
как все в классе. А главное - отца не имел. О обстановка жилища Гамазовых просто
своем отце он никогда никому не рассказывал. ошарашила. Мама Яши, поговаривали,
Его растила и воспитывала одна мама – рано «крутилась сутками», на трех работах работала.
постаревшая женщина с изможденным лицом, Да что толку – уборщицам везде мало платят.
впалыми глазами и скулами. Вот и жили они вечно в нужде. Как же Яша
Она сама открыла нам дверь и тихо себе готовил после школы, что он ел вообще? У
запричитала: Гамазовых была очень бедная обстановка,
- Во-от, ребята, нету больше Яшеньки... Во- стоял всего один стол – кухонный. Это на нем
от, нету его... Яша делал уроки? Печать обездоленности
От этих слов мне стало не по себе. лежала на двух металлических кроватях,
Нестерпимая жалость к этой несчастной взрослой и детской, стареньких табуретках,
женщине, которую прежде никогда не видел, шифоньере с занавешенным байковым
овладела мною. Даже слезы навернулись. халатом зеркалом, и видавшем виды
Я никогда не был плаксой. Стерпел даже, телевизоре на колченогой тумбе.
когда однажды меня, вратаря, взрослый Гроб стоял на двух табуретках. Яшу одели
парень мячом сбил с ног во время игры в в школьную форму, отглаженную, с
футбол. А удар в голову был – ой-ой-ой! Нет, ни повязанным пионерским галстуком. В другой
слезинки не проронил тогда. И до Яши плакал одежде я его никогда не видел, только прежде
только однажды, дочитав до конца повесть он ходил вечно помятым. Казалось, Яша решил
«Дети подземелья», когда умерла сыграть «Замри, отомри!» Вот он затаил
четырехлетняя девочка Маруся. Бедная, дыхание, прикинулся умершим, чтобы всех
совсем маленькая, без дома и нормального напугать. Но в любой момент вскочит из гроба
жилья... и ушла. В тот день я никому из на ноги и возьмется за привычное дело –
домашних не показывал своих переживаний. беситься...
Всплакнул в ванной, вытер полотенцем лицо и Никто из одноклассников не плакал. Мы
незаметно отправился спать. Раньше смотрели на Яшу и молчали. И он, с
обычного. задранным острым подбородком, молчал.
Яшину маму было очень жалко. Похоже, все происходящее не было

208 209
чудовищным розыгрышем проказника. Яша
совсем умер.
Нас пришло так много, что в маленькой
комнатке коммуналки не все поместились.
Стояли и в коридоре, и на площадке, перед
дверью в квартиру. Соседи, видно, свое уже по
Яше отплакали, они нам не мешали, разошлись
по своим комнатам. Лишь две женщины
оставались сидеть рядом с Яшиной мамой у
гроба. В руках они теребили влажные от слез
платочки и успокаивали несчастную.
- Слезами горю не поможешь, Амаля.
Видно, так Богу было угодно, - говорила одна.
А вторая молча поглаживала руку Яшиной
мамы.
Тамара Михайловна сказала слова
соболезнования. Нескладно как-то, волнуясь, и
замолчала, опустив голову.
- Вчера так хорошо покушал. Я ему гречку
отварила, на молоке. Он любил на молоке... Так
с аппетитом поел Яшенька!
- Да, Амаля, ты хорошо за ним следила, -
успокаивала соседка.
- Все-все поел, кизиловым компотом
запил. Добавку, правда, не захотел. А ночью
его «скорая» увезла... А гречку я на молоке
варю. Только на молоке. Как Яшенька любит...
Я старался не смотреть на несчастную. И
зачем про эту гречку с молоком она заладила?!
Словно оправдывалась перед всем классом.
Между двумя никелированными кроватями
на стене висело еще одно занавешенное
зеркало. Над ним – репродукция картины
210
«Незнакомка» художника Крамского (мы по
ней не так давно изложение писали). На
стареньком телевизоре стоял в рамке
траурный портрет Яши с черной ленточкой.
Озорной взгляд, нос с горбинкой, стрижка
полубокс...
Он не был моим другом, и вообще не
дружил ни с кем. Учился – с двойки на тройку.
И вечно устраивал в классе разные выходки,
которые приводили порой в ярость даже
всегда выдержанную и чересчур добрую
Тамару Михайловну.
Мы все были подавлены и не совсем
понимали, что происходит. Все-все-все готовы
были Яше простить. И таскание девчонок за
косы, и вечные его обманы, и сорванные им
уроки... Все это мелочи, такая ерунда по
сравнению с тем, что произошло! Смерть 10-
летнего одноклассника, похоже, всех
опечалила.
Нет, не всех. Был в нашем 4в мальчик,
который один не пошел попрощаться с
умершим. Он поразил меня на следующий день
в школе своим откровением:
- Ну и ладно, умер и умер. Он плохой был,
двоечник и хулиган, - не моргнув глазом,
произнес Витя, мой друг, как мне тогда
казалось, и постоянный шахматный партнер.
Я промолчал. Мало приятного такое
слышать. Я еще не знал, что о покойниках
плохо не говорят, но понимал, что так нельзя.
Мне было просто жалко Яшу Гамазова. Больно
было смотреть на одетую во все черное его
211
маму – невероятной худобы женщину с
растерянным и отсутствующим взглядом.
«Во-от, ребята, во-от… Нету больше Яши…
Нету Яши».
... А с Витей мне расхотелось дружить. И в
шахматы перестал с ним играть.
2012 г.
212
Мальчик из Карабаха
Предки подавляющего большинства
бакинских армян были родом из Нагорного
Карабаха. В свое время приехали в Баку на
заработки, в основном на нефтяные
промыслы, так и остались.
Многие семьи посылали туда на лето к
бабушкам-дедушкам своих детей. Свежий
горный воздух, изобилие дешевых фруктов и
овощей... Да и просто навестить родню
считалось святым делом.
Сам я ни разу в Карабахе не был. Наша
родня со стороны отца проживала в
армянонаселенном районе Кировабада с
необычным названием Красное село. Отец их
время от времени навещал. Но почему-то в
одиночку.
Мои знания об НКАО ограничивались
школьной программой истории Азербайджана,
где говорилось, что на этой территории
некогда существовало Карабахское ханство.
Там родился знаменитый азербайджанский
композитор Узеир Гаджибеков. Край этот
славится тутовыми деревьями, коврами,
отличным вином. И еще на тамошних зеленых
холмах мирно пасутся стада баранов и коров...
Осведомленные соседи Овакимяны
213
поведали мне, что живут там в основном
армяне. Впрочем, этот этнографический факт
меня тогда мало интересовал.
Столица автономной области носила имя
Степана Шаумяна, лидера 26 бакинских
комиссаров, а самый старый город там
назывался Шуша. Еще знал, что карабахские
армяне очень упрямы (ишак карабахский –
распространенное в Баку ругательство), по-
русски говорят плохо. И вообще неотесанный
народ. Как и все сельчане.
Впервые судьба свела меня с карабахцем в
11-летнем возрасте. Айказ появился в нашем
дворе летом. Всех в деревню отправляли, а
этот коренастый мальчик, наоборот, решил
провести каникулы у родни в городе.
Айказ, родственник наших соседей
Гарамовых, оказался моим сверстником. У
него была редкая фамилия – Галдунц. Потом я
узнал, что окончание –унц характерно именно
для карабахцев. И вообще там армяне не
маскировались, не было среди них, как в Баку,
Погосовых, Петросовых, Арутюновых,
Оганесовых и т.д., но были Погосяны,
Петросяны, Арутюняны, Оганесяны... Галдунц,
Уснунц, Севунц звучало, на мой взгляд, просто
замечательно. А то все на –ян и на –ов – тоска
от однообразия! Своими «неиспорченными»
фамилиями карабахцы как бы бросали вызов
214
окружающим: мы вот такие, особенные, с
характером, ни под кого подстраиваться не
будем.
Во дворе к Айказу стали проявлять интерес.
Кучерявый крепыш невысокого роста,
угольные глаза, широкие скулы, неожиданно
аккуратный нос. Он выглядел старше своих
лет. На русском изъяснялся вполне грамотно,
но медленно, тщательно подбирая нужные
слова. Мне порой казалось, что он, как
иностранец, переводит в голове каждую
фразу, а потом ее озвучивает.
Дворовые мальчишки почему-то сразу
вынесли вердикт: чужак. Парень вроде бы
ничего, не задается. Но не наш, городской, да
и имя чересчур деревенское. Армянин должен
быть Армен-Карен, а тут какой-то Айказ.
А меня привлекла в карабахском мальчике
какая-то ранняя основательность, зрелость,
которой не хватало нам, порой инфантильным
и изнеженным городским подросткам.
- Смотри, приехал в гости, а сам за хлебом
ходит, в огороде копается. Ему что, делать
больше нечего? – недоумевали дворовые
пацаны.
Но Айказ не только занимался
хозяйственными делами. Хотя Гарамовы не
позволяли ему, а он, упрямый, стоял на своем:
пусть сестрички поспят утром, сам схожу за
215
продуктами. Ему было привычно вставать с медленно ответил:
петухами. - Нет, не смогу. Там мой дом, могилы
А еще Айказу нравилось поливать из предков. Там наша земля.
шланга в самый зной раскаленный от жары В конце летних каникул Айказ уехал.
асфальт, чтобы во дворе прохладней было. У Больше я его не видел.
себя в Карабахе огороды орошал живительной Ни о каких конфликтах армян с
влагой, а тут тротуары. азербайджанцами в НКАО мы не знали. В
Мальчик оказался неплохим футболистом. газетах об этом не писали, по телевизору не
Шустрый, короткие крепкие ноги с ранним сообщали. Только вот дядя Завен как-то раз
волосяным покровом, он пришелся нашей неожиданно произнес:
команде ко двору. Скромно согласился играть - Скоро в Нагорном Карабахе не останется
в обороне, в то время когда все рвались армян. Шушу они активно заселяют, потом за
вперед, к воротам соперника. А он надежно Степанакерт возьмутся. Плохи дела, эх, плохи.
играл сзади, отбивая контратаки противников. На эти слова тетя Эмма, его жена,
Не боялся бросаться им под ноги. И за мячом отреагировала:
ему было не зазорно бегать. Мальчишки - Э-э, Зармик, о чем ты говоришь! Какая
Айказа наконец-то зауважали. разница, чей Карабах, в одной советской
И еще одним качеством, редким для многих стране живем.
из нас, он меня удивил. Айказ мог и умел - Вот увидите, добром это не закончится.
слушать. Ему нравилось сидеть со мной Никто тогда и не предполагал, что слова
вечерами на лавочке, где я пересказывал дяди Завена окажутся пророческими. И
очередную прочитанную книжку, любимый свобода Нагорного Карабаха обернется
фильм, веселил забавными школьными трагедией и исходом почти 300-тысячного
историями или делился своими мыслями о армянского населения из Баку.
городских мальчишках и девчонках. Где ты, Айказ?
- Послушай, - как-то раз спросил я своего
нового друга, - а ты не хотел бы переехать в 1992 г.
город? Здесь жить интересней…
Он привычно задумался. Опустил голову и
216 217
 У нас на Завокзальной
(фрагменты из книги «Дети спюрка»)
Я родился в армяно-русской семье и, как
многие в Баку, не очень-то задумывался над
своим происхождением. Национальность –
бакинец, как принято было тогда говорить.
Даже болеть за «Арарат», что было
естественным для соплеменников, казалось
мне странным. Причем тут «Арарат», если в
твоем городе есть вполне интернациональная
по составу футбольная команда «Нефтяник»
(слово «Нефтчи», как позже переименовали
клуб, все говорящие по-русски
игнорировали)… Из армянских слов я знал
десятка два. Когда родителям надо было
посекретничать, они переходили на
карабахско-армянский язык.
Историческая родина оставалась для меня
неким абстрактным понятием.
Географическим названием, не более. Видимо,
потому, что отец сам редко навещал родню в
Ереване, а меня ни разу с собой не взял. И
только повзрослев, впервые увидев двуглавый
седой Арарат, залитый солнцем город из
розового туфа, старинные храмы Эчмиадзина,
пожив немного в Армении, только после этого
я почувствовал себя полноценным армянином.
218
Ну и стал наверстывать упущенное в детстве…
Какие-то смутные сомнения о
территориальной принадлежности армянской
святыни – горы Арарат витали над нами,
мальчишками из Завокзального района. Мы
как бы не хотели поверить в эту страшную
правду: Арарат-то принадлежит… туркам!
Такого быть не могло! По определению. После
долгой дискуссии нашли компромиссный
вариант, предложенный моим другом Вовой
Оганесяном: Большой Арарат у них, а Малый –
наш, советский. Причем сведущий во всем,
наш дворовый спец по Армении Лева Пальянц
добавил, что мы гору вернем. Возможно даже
силовое решение вопроса, СССР стоит только
пальцем щелкнуть. Никакое НАТО турок не
спасет. Но более реален мирный вариант:
- Короче, армяне со всего мира должны
скинуться и выкупить у Турции Большой
Арарат, - авторитетно заявил Лева.
Особый прилив гордости я испытал, когда
получил в подарок от дяди Завена
пожелтевший от времени еженедельный
журнал «Армянский вестникъ» за 1916 год. Там
среди награжденных в боях с турками был
упомянут и брат дедушки Аршака –
прапорщик (в царской армии офицерское
219
звание) Вагаршак Геронян (в тогдашнем
написании – Геронянцъ). Этот журнал стал для
нашей семьи фамильной реликвией.
Я с детства был книгочеем. Читал много и
бессистемно. Был записан одновременно в
двух-трех библиотеках. Но с армянской
литературой как-то не сталкивался. В
школьной программе она отсутствовала. Знал
только о классике Ованесе Туманяне. О нем и
его «Гикоре» мне не раз рассказывал папу.
Этот полный драматизма рассказ потряс отца
в школьные годы, он так был взволнован
трагической судьбой мальчика из бедной
семьи, что пронес любовь к прозе Туманяна
через всю жизнь. И меня эта история с
Гикором задела за живое.
Так уж получилось, что у нас на
Завокзальной, где подавляющее большинство
составляли армяне, многие носили
русифицированные фамилии. В нашем классе
учились Абалов, Соилов, Петросов, Погосов,
Гаямов, Осипов, Навасартов, Хачатурова,
Гукасова и др. Причем все они были
чистокровными армянами.
У меня же была настоящая армянская (к
тому же редкая и – по семейной легенде –
дворянская) фамилия. Я гордился своими
220
предками. Они не прогнулись, не подстроились
под всех, не стали Героновыми, с подобающим
подданному Российской империи русским
окончанием –ов. Молодцы, чего тут!
Лето. Жара. Из распахнутых окон домов
Завокзальной доносятся душераздирающие
звуки:
А теперь пишу тебе, родная,
Вай, мама-джан,
Вот какая доля воровская.
Это Бока, кумир приблатненной публики.
Сейчас его назвали бы классиком шансона 60-
80-х. Боку охотно слушала и большая часть
впечатлительных бакинок и бакинцев. Без
него не обходилась ни одна крупная
армянская свадьба. Боку больше любили
армяне и считали его своим певцом, хотя пел
он на русском. Правда, его песни были
сдобрены такими обращениями и
идеоматическими выражениями, как «джан»,
«ара», «цавэт танем», «матах эм кес»,
придававшими творчеству Боки местный
колорит. Мой одноклассник Саша Гаямов
слушал «Долю» каждый божий день: «Бока
душу мне выворачивает». А я просто
недоумевал – вот какой кумир у наших армян!
Плебс! Дожили…
Разбирать музыку или тексты песен Боки –
221
занятие бессмысленное. Пишу и пою, как
умею. Примерно так может сформулировать
свое творческое кредо певец «одноэтажного
Баку» Борис Давидян, вошедший в историю
городского фольклора и бардовской песни под
псевдонимом Бока.
Сейчас он живет в Лос-Анджелесе. Говорят,
преуспевает. Но и дома певца не забывают.
Выпускают его новые диски, вспоминают
старую «классику». С компакт-дисков на вас
смотрит холеный мужчина плотного
телосложения, с проседью в волосах, в
смокинге, с галстуком-бабочкой. Он хитро
улыбается, словно высмеивает свой прикид:
«Брат, сейчас в Америке это у меня типа
пижамы». Бока все так же слагает под
незамысловатую музыку бесхитростные стихи
про нелегкую свою долю. Слово «доля» стало
для него ключевым, кодовым. Брендом, если
угодно. Говорим «доля» - подразумеваем Бока,
и наоборот. И последний свой DVD он назвал -
ну, конечно же! - «Моя доля».
На кладбище мы ходили всей семьей 2 мая.
Мама говорила, что это «праздничный день».
Папу нагружали сумками с провизией,
оставшейся после первомайского застолья. Мы
с сестрами несли цветы и саженцы. Старое
армянское кладбище, засаженное высокими
222
деревьями, напоминало парк. У каждой семьи
была своя ограда с могилами родных,
кусочком земли, столиком и лавочками.
Проходя мимо памятников, я всматривался
в фотографии на надгробьях, вычитывал
имена и фамилии усопших. Большинство из
них оканчивалось на – ян. Меня поражали
старинные памятники с ангелочками. И
удивляло, что надписи были сделаны
незнакомыми мне буквами.
- Здесь есть захоронения с начала 19-го
века, - рассказал мне однажды дядя Завен. –
Армяне давно в Баку. Много строили здесь,
добывали нефть, учительствовали, врачевали…
И умирали. Мы много дали этому городу. Было
время, даже руководили им. Возьми Шаумяна
и его комиссаров. И первым секретарем
азербайджанского ЦК одно время был
армянин. Но все это теперь уходит в прошлое.
Наши церкви снесли, театр закрыли, школы
тоже…
Дядя Завен как-то невесело вздохнул. В
последние годы он, словно что-то
предчувствуя, все чаще вспоминал о
кавказских татарах (так раньше называли
азербайджанцев), которые нападали на армян
в 1905 году. Вспоминал о том, как турки,
вошедшие в город, устроили резню армян в
1918-ом. Он всегда говорил, что таким, как в
223
50-60-е годы, Баку уже больше никогда не
будет. И армян здесь скоро совсем не
останется.
Его слова оказались пророческими.
Наступил страшный январь 1990-го, и
вандалы, изгнав армян из города, взялись
воевать с могильными плитами. Многие
надгробья Армянского кладбища, которое в
народе называли Монтинским, были
разрушены. Спустя годы, дело изуверов
продолжили городские власти – кладбище в
поселке Монтина решили совсем снести.
Армянский Баку, город моего беззаботного
и счастливого детства, перестал существовать
окончательно…
Как все дети, я обожал праздники. Но
майские и ноябрьские, долгожданный Новый
год и дни рождения давно стали привычными.
А вот азербайджанский новруз-байрам –
праздник прихода весны – был настоящей
экзотикой. Чужим праздником.
Однажды меня пригласили к Сделав такое неожиданное открытие, я
однокласснику Надиру Гусейнову. Как и
большинство коренных бакинцев, он ходил в
русскую школу, мало чем отличаясь от всех
остальных. Приветливая мама Надира усадила
нас за красиво накрытый стол. Я уже знал, что
это «сладкий» праздник, и стол был сервирован
224
соответствующе.
Шакер-бура – пирог из тонко раскатанного
теста с орехами и сахаром – соседствовала с
пахлавой, ромбовидным печеным из песочного
теста с орехами и медом. Здесь же
завлекательно красовались конфеты «Мишка
на Севере», вафли и дошаб – густой сироп из
винограда и тута… А все это кондитерское
изобилие предстояло запивать душистым чаем
из стаканов-армудов.
Вместе со мной в этот гостеприимный дом
были приглашены два других ученика 4в
класса из нашего двора – Лева Мордухаев и
Витя Бузаев. Такой вот бакинский
интернационал получился – азербайджанец,
армянин, еврей и русский отмечали новруз-
байрам. Получалось, что я в этом доме не
просто сосед-одноклассник Саша Геронян,
который всегда давал списывать и играл в
нападении за дворовую команду в футбол. За
этим столом я как бы представлял свою
нацию, как Надир, Лева и Витя – свои.
старался вести себя культурней, особо не
налегал на угощения, чтобы всем хватило,
аккуратно пользовался салфеткой. И первым
поблагодарил маму Надира за приготовленные
ею чудесные сладости. Короче, всячески
демонстрировал хорошие манеры. Мне
225
казалось, что от моего поведения за столом
Гасановы будут судить обо всех армянах
двора, Завокзального района и всего города
Баку. А подводить своих совсем не хотелось.
Именно в тот далекий день я впервые понял,
что такое чувство ответственности.
2007 г.
226
А помнишь…
Леве, Норе и Сереже
Мои родные живут далеко, в разных
странах, даже за океаном. Общаемся по
скайпу, все чаще сбиваясь на ностальгические
нотки. Все вспоминаем, вспоминаем…
- А помнишь, как летом любили играть во
дворах лото?
Еще бы не помнить! Летними вечерами наш
двор превращался в филиал Монте-Карло. На
деньги играли в лото, «на интерес» - в домино,
нарды и шахматы. Картежники особо не
светились, во дворе их не жаловали. Им
приходилось резаться в очко или буру далеко
за полночь, когда все покидали просторную
беседку-«казино».
В лото дядя Рубен чаще всех «кричал». У
него это красиво получалось. Артистично
доставал из холщового мешочка один за
другим маленькие деревянные бочонки,
отполированные сотней рук, загадочно
улыбаясь всем. Некоторые бочонки были с
написанными от руки чернилами цифрами.
- Ара, Рубо, мешай хорошо-да! Как ты
умеешь. А то даже «квартиры» нет, обидно-
да…
Дядя Рубен не только мешал оригинально,
но и «кричал»:
227
 - Барабанные палочки. Армянский нос.
Бабушка. Дедушка. Туда-сюда…
Все игроки прекрасно разбирались в
жаргоне – 11, 7, 89, 90, 69… Цифры, которые
выпали, заполнялись на карточках монетками
или пуговицами.
- Я кончила, - вдруг радостно восклицала
тетя Дуся.
- Ала, Дуся, не говори так, культуру имей, -
выражал недовольство дядя Керим. – Надо
говорить: «Довольно!»
- Раз кончила, значит, довольна, - под
всеобщий смех подводил итог «кону» дядя
Рубен. - Молодец Дуся!
Победительница словно ничего не слышала.
Она сгребала весь выигрыш со стола в карман
своего халата. С почином!
- А помнишь, какие ароматные запахи в
нашем дворе стояли?
Конечно, помню! Женщины проводили
много времени на кухне, со своими плитами,
тазиками, кастрюлями.
Бакинки были отменными поварихами. Но
и мужчины не отставали. Мясо – их удел.
Однажды наш сосед Октай готовил к приходу
гостей шашлык. Но вот незадача – подул
сильный ветер, просто шквальный. Октаю
пришлось занести мангал с горящими углями и
нанизанными на шампура кусками мяса
прямо в подъезд.
Казалось бы, неудобство соседям создал,
задымил весь блок. Но никто даже слова не
сказал, никто Октая не упрекнул! Шашлык –
228
дело святое, особенно для званых гостей.
Ничего страшного, не угорим от дыма,
потерпим…
- А помнишь парней, которые стояли «на
углу», при входе во двор, каждый день, в
любую погоду, словно на посту?
Еще бы, таких не забудешь! Вежливо
здоровались со всеми проходящими. Курили,
анекдоты травили.
- К отцу сегодня в поликлинику двое
районских маленького пацана привели, -
рассказывал Иоська. - Дохтур, говорят, хотим-
да вставить Самедику передний золотой зуб.
Мол, чтобы пацан с фиксой ходил. Пахан мой
удивляется: а зачем, зубы-то целые у ребенка?!
Ала, дохтур, чушки отвечают, у Самедика день
рождений сегодня, подарок сделать хотим-да…
- А тетю Арфеню, которая фирменными
сигаретами торговала, помнишь?
Если парням хотелось курить фирмУ, то
они направлялись к Арменикендскому рынку,
где всегда, как постовой у Мавзолея, несла
трудовую вахту тетя Арфеня. Она торговала
исключительно американскими сигаретами.
- Тетя Арфеня, "Camel" есть? - Это с
верблюдом такой пачка? - Да. - Есть, джана,
есть. Кури на здоровье!
Если на месте торговки не оказывалось,
парни шли к ней домой. Все в округе знали,
где живет тетя Арфеня.
Она выходила из дома, слегка обиженно
229
ворчала себе под нос: «Даже чай попить не
дадут».
Американские сигареты уходили за
полтора рубля. Дороговато, конечно, но даже
тогда рынок диктовал цены. Есть спрос - есть
и соответствующее предложение. Все же
Часть II
"Мальборо" курить было приятно и престижно.
Это тебе не ядреные папиросы «Казбек».
- А помнишь Абдула, в гастрономе рядом с
Вот и всё…
вашим домом торговал?
Помню Абдула, конечно. В долг отпускал
продукты своим постоянным покупателям.
Всегда входил в положение. Но вот сдачу
давать не любил. Медяки вообще в магазинах
не водились, словно в Баку в приказном
порядке их изъяли из обращения. Бутылка
"Тархуна", к примеру, стоила 21 копейку, но
Абдул продавал за 30 копеек - по закону
кавказского округления цен. Ну а холодная
бутылка того же лимонада продавалась за 35
копеек.
- Дядя Абдул, зачем так дорого? - Видишь,
этот бутылка теплый, не очень вкусный. А я
тебе в холодильник держал, свет тратил,
деньги за свет тратил. – А-а-а, теперь понял.
Все логично…

2001 г.

230
 Серож
1 покупательница.
В будние дни весь двор окончательно
просыпался от зычного голоса молочника
Арменака:
- Мааацони, мааалоко! Самый свежий…
Мааацони, мааалоко!
По Арменаку время можно было проверять.
Неизменно в 7.30 он появлялся со своей
тележкой во дворе. Зазывал покупателей. На
заводе давали гудок, означавший начало
смены. А через полчаса в школе, что стояла
еще ближе к жилым домам - прямо через
дорогу, раздавался звонок на урок. Взрослые
уходили на свой завод, а дети в школу. Все как
всегда.
На зов молочника откликались только
старушки и домохозяйки. Они выходили из
квартир в байковых халатах и чувяках на босу
ногу, с трехлитровыми баллонами в авоськах
и алюминиевыми бидонами.
Арменак свое дело знал хорошо –
обслуживал быстро и с улыбкой:
- Пусть сегодня твой внук, Зулейха-ханум,
получит пятерку по природоведению.
- Эээ, Арменак, что ты такое говоришь!
Гасанчик только в первый класс пошел. Какой
природоведение!
Подходила следующая покупательница.
- Софа, вы сегодня такая красавица!
Вашему мужу крупно повезло.
232
- Ну вы прямо скажете, Арменак… Но все
равно спасибо за комплимент.
Появлялась еще одна постоянная
- Кнарик, матах (ласковое обращение –
прим. автора), пусть у твоих дочек кожа будет
белая и нежная, как это молоко.
- Лучше скажи, где хлорофос купить.
Подсыплю его в молоко и отравлю своего гада.
- Вай, зачем отравить, Серож хороший.
Ну, шумный немножко, правду скажу. Но
хороший.
Молочник знал постоянных покупателей
по именам и даже слегка был посвящен в их
семейные дела.
По выходным Арменак не приходил.
Поговаривали, что он уезжал в село под
Хырдаланом, где держал целую подпольную
ферму. И еще говорили, что его вот-вот ОБХСС
посадит. Хотя зачем сажать человека, если его
жена горбатится на этой ферме, ухаживает за
коровами, доит их, а Арменак тоже горбатится
и еще сам развозит молоко по городским
дворам. И всегда свежее. Это у Абдула в
продмаге на углу все быстро скисает,
особенно в жару. И вечно мухи зеленые сидят
на вонючем сыре.
Да, пунктуальный старый молочник служил
вроде ходячего будильника. Воскресным же
утром двор просыпался, как обычно, от
хриплого крика Серожа:
- Где Серож не пройдет – его автоген
пройдет!
233
 Наверное, в этой странной формулировке
таилась вся жизненная философия Серожа.
Мол, преодолею любое препятствие, на моем
пути не должен стоять никто и ничто.
Бесполезно.
Про автоген он не зря упоминал. Серожа на
заводе называли сварщиком от Бога. Он не
боялся струи огня, накаливания высокой
температуры - с металлом вообще был «на ты».
Как писала заводская многотиражка, Серож
обладал «привычкой к металлу». Сколько труб
на заводе он сварил, сколько планов и
соцобязательств выполнил и перевыполнил!
Слов нет, работу свою он знал и любил. С вздремнуть. А вечером он извещал весь двор,
газосварочным агрегатом и с небрежной
улыбкой на лице проходил он по заводским
цехам, тянул за собой на тележке два баллона
- синий и белый, с кислородом и ацетиленом.
Сварщик направлялся туда, где срочно
требовался его огненный талант.
За золотые руки на заводе терпели этого
невыносимого сквернослова и пьяницу.
Впрочем, пил Серож только по выходным.
Суббота начиналась у него, как подобает
настоящему мужчине Арменикенда, с хаша
(наваристое блюдо – прим. автора).
Хаш готовил Серож самолично. И на базаре
сам выбирал говяжьи ножки. Он давно
страдал от бессонницы, поэтому в ночь с
пятницы на субботу сидел на кухне у плиты,
помешивал половником булькающее на малом
огне жирное варево в большой эмалированной
кастрюле и курил. Думал о чем-то своем.
234
Компания собиралась постоянная,
соседская: заводской бухгалтер Мартиросов,
братья Робик и Эдик, дядя Армаис. Иногда с
Завокзальной приезжал свояк Славик.
Жена Кнарик накрывала на стол –
помидоры, огурцы, зелень, сыр брынза,
чурек…
Хашная компания ограничивалась, как
правило, двумя бутылками водки. Пили не
спеша, культурно, нахваливая Серожа за его
кулинарные способности. Ближе к полудню все
расходились по домам. Серож ложился перед
телевизором на диван, чтобы немного
что бодр и дееспособен:
- Где Серож не пройдет – его автоген
пройдет!
2
Похмелиться надо было позарез. Но вот где
достать деньги? Кнарик молчала, как
партизанка на допросе в гестапо. Дочки спали.
Да они вообще не знали про семейный
загашник. Нужно было срочно у кого-то
занять.
Однако в такую рань к соседям идти не
хотелось. И вообще двор был пуст. Серож в
нерешительности стоял возле подъезда. Побрел
к беседке – никого. Почесал затылок и
обреченно вздохнул. Но вот из его парадного
вышел лысый мужчина в очках.
- Ты кто? - остановил его сварщик.
235
 - Доброе утро! Я тут живу, Сергей, сосед
ваш. Шпигельман Борис Соломонович.
- Слушай, Шпильман, дай пятерку до
получки… Как брата прошу!
- Вы же знаете, Сергей, как я вас уважаю.
Но не могу…
Борис Соломонович и по выходным вставал
рано, чтобы успеть купить в киоске «За
рубежом»» и журнал «Здоровье», которые
регулярно читал много лет.
- Ладно, гони трояк – и свободен. На
следующей неделе верну… Где Серож не
пройдет – его автоген пройдет!
Последний аргумент для Бориса
Соломоновича показался угрожающе
убедительным. Да и от пьющего соседа иначе
не отделаешься.
В гастрономе на углу Абдул, продавец и
завмаг в одном лице, отпускал товар в долг. И
все заводские аккуратно расплачивались после
получки или аванса. Серож в том числе.
- Сергей, дорогой, не обижайся, да. Ты
только вчера взял два бутылка «Столичный» в
долг. Вот, смотри, да…
Абдул протянул общую тетрадку.
- Ну и что! Имею права еще выпить!
- Серож-джан, два бутылка по 4, 12.
Сколько будет? 8 рублей 24 копейка будет, да,
- пухлые пальцы продавца прошлись по
костяшкам счет.
- На, на, подавись. Долг тебе принес, -
Серож выложил на прилавок давешний
шпигельмановский трояк. – А теперь один
236
«агдамицин» дай. Срочно! И запиши в свой
бухучет-тетрадь…
В молодости Серож отсидел за хулиганку.
Напоминанием о тех бурно-романтичных
годах его жизни была наколка на впалой
волосатой груди – белокурая красотка
ослепительно улыбалась, кокетливо прикрыв
левый глаз. «Со своей мандавошкой в гробу
лежать будет», - сурово оценила Кнарик
картину на теле мужа. Но это еще не все. На
одной руке, выше локтя, была
растиражированная наколка блатных
пессимистов: «Нет в жизни счастья», а на
другой – «Не забуду Майкоп лета 1970». К
первой наколке, учитывая непростую судьбу
Серожа, вопросов не было. А вот чем
ознаменовался в его биографии летний город
Майкоп, так и оставалось загадкой. Сначала
ревнивая Кнарик ругала его за любовницу,
которая там, в Адыгее, ждет Серожа. Потом
он поклялся, что в Майкопе никогда не бывал.
Он вообще дальше Шиховского пляжа из Баку
никуда не выезжал. И срок мотал почти дома,
в Баиловской тюрьме. А почему такую наколку
сделали на правой руке, он вообще не помнил.
Пьян был, когда в камере «один фуцин»
наколку делал. Когда про текст спросили,
Серож неожиданно выдал про лето в Майкопе.
Вот такое в голову взбрело.
Когда настроение становилось особенно
паршивым, Серож затягивал блатную песню,
под которую в Арменикенде женились,
отмечали дни рождения, а одного вора в
237
законе то ли отпевали под нее, то ли на
поминках пели под аккордеон и кларнет:
«Ночью я родился под забором,
Черти окрестили меня вором,
Мать родная назвала Романом,
И с тех пор я шарю по карманам.
Когда меня матушка рожала,
Вся кругом милиция дрожала,
А врачи ей говорили хором:
«Этот парень точно будет вором».
Я в Батуми воровал немало,
А в Тбилиси посадили гады,
И теперь пишу тебе, родная,
Вай, мама-джан!
Вот какая доля воровская».
Бутылку дешевого портвейна «Агдам»
Серож приговорил из горла прямо на ходу, по
дороге от магазина до дома.
После выпитого на душе газосварщика
стало легче. И новая песня полилась сама
собой…
3 премия! – Серож поворачивался в сторону
Кнарик во дворе все жалели. Но соседи,
будучи трезвыми реалистами, понимали:
тесную «двушку» Серожа и Кнарик не
разменяешь. А выставлять на улицу пьяницу,
хоть порой и убить его не мешало, нельзя. Кто
238
будет Кнарик и троих детей кормить, Стеллу,
Венеру и Анжелу, кто?
- Ой, Кнарка, замучаешься ты со своим
баламутом, - по-бабьи сочувственно вздыхала
соседка Варвара Петровна. – Я их, алкашей,
хорошо знаю…
Варвара Петровна работала на заводе
кадровиком. Не одного пришлось за пьянку
уволить. А этот Серож, паразит, в ударниках
социалистического труда, прости Господи,
ходил. Русский Иван уйдет в запой – не
остановишь. А этот сварщик на работе – ни-
ни, ни грамма. Зато на выходные вдоволь
напивался и измывался над своей семьей.
Хоть на 15 суток гада сажай. По-другому он не
понимал.
Кнарик оставалось только проклинать
мужа, провоцируя его, и терпеть. А он, когда
выпивал, то скандал устраивал. И все посреди
двора, ему публика нужна была. Выходил из
парадного и начинал выдавать. Про Кнарик,
севшую ему на шею, про ненасытность
женщин вообще.
- Это не жена – хаясыстка (скандалистка –
прим. автора). Только орать умеет. Зырт (шиш
– прим. автора) тебе, а не квартальная
своего окна и показывал кукиш. - Жировку
(квитанция из домоуправления – прим.
автора) принесли – Серож за квартиру плати.
Дочкам кримплен нужно – Серож, деньги
давай. А я что, печатный станок Госбанка?! У
меня дашбаш (халтура – прим. автора) нет, я
239
не взяточник какой-нибудь. Серож - рабочий
человек!
Сварщик делал паузу. Потом вновь
поворачивался к своему окну.
- Я тебе не фармазон какой-то! Сама такая
пинтишка (грязнуля – прим. автора), дома
бардак, про веник вообще забыла… Готовить
не умеет… Зачем я вообще женился на этой
дуре?! Ничего, ничего… Сейчас чарыхи (обувь
– прим. автора) надену, «Макнамара» надену и
пойду на Торговую чувих клеить. Это
голодушникам районским и чушкам девушки
не дают. Серожу дадут, - ухмыльнулся оратор,
явно довольный собой.
- Серож, дети кругом, как тебе не стыдно!
- Пусть будет стыдно их педагогам, что
таких дебилов учат.
Дети во дворе смеялись от души. Особенно
мальчишки. Дочки Стелла, Венера и Анжела
стыдливо опускали головы…
К слову сказать, никаких стильных чарых у
Серожа не было, как и фирменных очков
«Макнамара». Одевался Серож своеобразно.
Можно сказать, что гардероб у него
отсутствовал. На наряды для дочек и даже для
жены он денег не жалел. Кнарик вечно у
спекулянтов модные вещи доставала. То
кримпленовую кофточку, то духи польские, то
югославские туфли на каблуках… Мужа лишь
однажды попыталась приодеть, но он такой
скандал устроил:
- Ай, ахчи (обращение к женщине – прим.
автора), Серож, что тебе, стиляга?!
240
Никакой мужской одежды, кроме
заводской спецовки, в доме не водилось. На
работу он в ней ходил. В холодную погоду
сверху ватник надевал, в котором из
Баиловской тюрьмы вернулся. Ватник берег,
как семейную реликвию, в память о своей
драматической судьбе. А дома газосварщик
ходил в пижамных штанах в голубую полоску и
застиранной белой майке без рукавов. В этом
одеянии (плюс ватник осенью и зимой) он
появлялся на людях. И лишь однажды, на
собственной свадьбе, Серож облачился, по
настоянию Кнарик, в костюм, который
одолжил ему сосед Мартиросов.
Серож выходил из дома и направлялся к
беседке, где по вечерам собирались мастера и
любители настольных игр - нардисты,
шахматисты и доминошники. Играли там
только «на интерес». Серож предпочитал
нарды. Когда выигрывал, что случалось крайне
редко, возвращался домой и пил за победу
водку. Когда проигрывал – тоже пил. Теперь
уже дешевый портвейн «Далляр».
В беседке Серожа недолюбливали. Играл он
неважно, а шуму от него было много. Особенно
задумчивым шахматистам он мешал.
- Еще тот фраер не родился, который у
Серожа марс выиграет! – приговаривал он,
бросая зары.
Что правда, то правда. Марс взять у
Серожа никому не удавалось. Даже в
безвыходной ситуации он бросал нужные зары
и чудом спасался. Везунчик…
241
 Во дворе Серожа не любили еще по одной уходил к себе. Скучно ему становилось на
причине. Летом Пал Палыч, работавший до людях…
пенсии киномехаником в заводском клубе, Единственным взрослым человеком во
устраивал для всего двора бесплатный сеанс. дворе, который не имел к Серожу никаких
Списанным кинопроектором он обзавелся претензий, считался Фаик из третьего
перед самой пенсией. Бобины с кинолентами подъезда.
доставал по знакомству. Вот и начал крутить Наверное, потому, что редко они
фильмы. На глухую стену дома Пал Палыч сталкивались. Фаик слыл известным всему
вывешивал белую простыню. А напротив, Арменикенду наркоманом. За анашу его
метрах в тридцати, устанавливал на тумбочке сажали, потом выпускали, потом опять
аппаратуру. Народ выходил из своих квартир сажали. На свободе Фаик имел интерес к
с табуретами, стульями и семечками. Кубинке, где можно было купить все на свете.
К кино Серож относился с безразличием. Там он и ошивался круглыми сутками. Домой
Ему нравился только один фильм – про возвращался за полночь и крайне редко
восстание Спартака. Он вообще уважал появлялся во дворе. Когда выходил, шел к
мужчин за храбрость, дерзость и гаражам, садился на корточки и молча смотрел
свободолюбие. Раб, который не хотел в одну точку.
оставаться рабом, превратился в его кумира. А Пацаны подходили близко-близко,
Кирк Дуглас там играл – ну просто красавчик! наклонялись над застывшим в оцепенении
Серож три раза смотрел «Спартака» и еще бы Фаиком и смотрели в его красные зрачки.
столько раз посмотрел. Спорили – моргнет или не моргнет?
Как правило, он появлялся, когда фильм Серож уважал Фаика за судимость
уже шел. Пристраивался на корточках в («Настоящий мужик должен тюрьму пройти и
первых рядах, где сидели дети на автоген в руках держать!») и где-то даже
пластмассовых стульчиках. Закуривал свой жалел. Он подходил с бутылкой «Бадамлы» к
«Беломор». А потом начинал комментировать соседу, находившемуся в прострации,
происходящее на экране: присаживался рядом на корточки…
- Ара, Яша, такой телке надо сразу пистон - Сколько раз говорил ему, чтобы бросил
вставить куда надо, а не цветы ей дарить… курить анашу. Лучше пить, чем эту гадость
Ну и фраер! курить, - доставая из кармана «Беломор»,
Мужчины снисходительно посмеивались, вздыхал Серож.
женщины, напротив, возмущались. Серож Покурив, оставлял возле Фаика бутылку
докуривал сигарету, сплевывал сквозь зубы и минералки и уходил.

242 243
 Вартановы… Русские с евреями тоже
4 покидали город. Молочник Арменак куда-то
пропал, не появлялся вторую неделю.
Тревожные времена настали в Наверное, на своей ферме под Хырдаланом
Арменикенде. Как-то невесело стало его отсиживался. Что за время наступило
обитателям, не по кайфу. страшное, что за время!
Хмурым январским утром позвонила - Кто, кто звонил? – Серож почувствовал
Марго, жена Славика, свояка. Она что-то что-то неладное. Три дня он не выходил на
кричала в трубку и без конца плакала. Из ее работу. Газосварочный агрегат так и стоял в
слов Кнарик поняла только одно: Славика коридоре, загромождая проход на кухню.
убили прямо возле подъезда. По всей Сказали, когда все успокоится, тогда с завода
Завокзальной шныряют погромщики. Уже на позвонят, вызовут. – Ты что молчишь, ай ахчи?
8-ом километре их видели, на Монтино, Теперь уже запричитала Кнарик:
Хуторе… Говорят, завтра появятся в - Вай, мама-джан, убили сволочи, нашего
Арменикенде. А милиция в происходящее не Славика убили!
вмешивается. Что в мире творится! - Какого Славика?
Стеллу, Венеру и Анжелу еще неделю назад - Твоего свояка! - еще сильней заголосила
послали к родне. От греха подальше. А все из- женщина.
за Фаика. Прежде молча курил свой план, Серожа словно током ударило. Жена
никого не замечая, а тут вернулся в реальность отправилась в ванную, намочила полотенце и
– интерес к противоположному полу обвязала им лоб. Потом склонилась над
пробудился вдруг. Фаик стал к девушкам раковиной, всхлипывая и поминая убитого
приставать. Все цокал языком и странно Славика. А Серож застыл у окна. Во двор
гримасничал. Особенно когда сталкивался во стекались какие-то чужие люди, сплошь
дворе с дочками Кнарик и Серожа. хмурые молодые мужчины. Стояли возле
Кнарик все продумала. Отправила неделю беседки, курили, искоса поглядывая на окна
назад девочек поездом до Ростова, оттуда они домов.
добрались до Сальска, где их ждал Рачик, Серож подошел к ванной комнате и тихо
двоюродный брат. Он и их семье присмотрел закрыл дверь на защелку.
недорогое жилье. Знакомый маклер обещал - Открой, открой! – только и успела
как можно скорее продать квартиру Кнарик и крикнуть Кнарик.
Серожа. Уже Севияны уехали, Гарамовы, Серож никого не слышал, ничего не видел
Петросовы, Тер-Тумасовы, Оганесяны, перед собой. Он подошел к тележке со своим

244 245
неразлучным газовым агрегатом, погладил оба травматологии, в восьмой палате, во что
баллона. Потом вернулся к окну: во дворе, как превратили мою Софочку.
и в предыдущие дни, никто из своих не Борис Соломонович заплакал так громко и
показывался. Слетелись, словно воронье, по-детски, что Серожу стало не по себе.
только чужаки. И как много стало их… - Я их душу мотал! – попытался успокоить
- Ну что, лопасы (ругательство – прим. он соседа. - Сейчас и за твою Софу им отомщу,
автора), сейчас мы поминки сделаем по и за Славика.
Славику. Серож вам слово дает. Серож вышел из подъезда на мороз в
Кнарик, почувствовав что-то неладное, ватнике и без шапки. Левая рука в кармане
продолжала кричать из ванной комнаты. пижамных штанов, правая волокла тележку с
Серож переступил порог квартиры и потянул баллонами. Толпа угрюмых чужаков,
за собой тележку. В подъезде царила сбившись в круг, о чем-то спорила. В центре
непривычная, тревожная тишина. Словно все стоял с бумагой в руках тощий парень в
жильцы покинули дом, который должен идти широкой кепке-аэродром. Серож услышал, как
под снос. Даже Кнарик в ванной комнате погромщики называли его соседей с
прекратила свои причитания. армянскими фамилиями и номера квартир.
Но вот открылась дверь соседа, осторожно, Незваные гости пришли не просто так. Все
опасливо. были как на одно лицо – небритые диковатые
- Ты кто? - закричал Серож на мужчину, физиономии, в темных и серых пальто,
смотревшему на него испуганными и пыжиковых и кроличьих шапках. И взгляды…
воспаленными глазами. Какие-то зверские взгляды. Так на него никто
- Это я, Сергей, Шпигельман… Борис никогда не смотрел. Даже в Баиловской
Соломонович. тюрьме.
- Ну… Серож заметил, что у некоторых в руках
- Сергей, прошу вас, не выходите из дома. были куски арматуры, заточки, а один,
Вы видели этих людей? Это страшные люди. золотозубый, вертел в руках финский нож.
- Не бзди, Шпильман. Я этим фуцинам Толпа разомкнулась, дали пройти. Серож
(ругательство – прим. автора) покажу… Где прошествовал, словно на арене, среди
Серож не пройдет – его автоген пройдет! затаившихся хищников, готовых в любой
- Сергей, не говорите чушь! Вчера мою момент разорвать его в клочья. Он
Софочку на Телефонной избили до полусмерти. почувствовал себя гладиатором перед
За армянку приняли. Садитесь на трамвай, смертным боем. Как его любимый Спартак в
поезжайте в Семашко и посмотрите в исполнении Кирка Дугласа.

246 247
 - Ну что, чушкарье, очко не железное? Я
всех вас, все ваши домовые книжки душу
мотал, - Серож достал из кармана пачку
«Беломора», прикурил. Погромщики ждали, что
будет дальше. – Серож сейчас вам, дешевым
фуцинам, за Славика с Завокзальной устроит
первомайский салют. А за соседку Софу салют
– как на 7 ноября.
Он взял в правую руку горелку, левой стал
крутить вентиль, регулируя пламя, сначала
один, потом другой. Из ствола вырвался
голубой огонь.
Серож сильно прокашлялся, а затем
внезапно запел:
«Вечер наступил в Баку,
Я сидеть дома не могу.
Спину ломит, сердце жмёт,
Вот братва во двор зовёт...»
- Что вы слушаете этого придурка?! – с
раздражением в голосе обратился на
азербайджанском к погромщикам парень с
«черным списком» в руках. Серож узнал его:
это был сосед-анашист Фаик. Тот самый,
которому он сочувствовал и приносил на
похмелку «Бадамлы». – Мочить его надо,
чатлаха (ругательство – прим. автора). И всех
их мочить. Тут куда ни плюнь – в армянина
попадешь. Смерть армянам!
- Смерть армянам! – эхом, но как-то вяло
подхватила приутихшая было толпа
азербайджанцев.
248
Золотозубый с финкой подошел поближе к
Серожу:
- Тебе что, дистрофик, жить надоело, да? – с
брезгливой гримасой на лице спросил он по-
русски.
Серож выплюнул изо рта папироску. Слегка
посвистывая, он стал поглаживать газовый
баллон, словно не зная, что с ним делать. Вдруг
сзади кто-то его стукнул арматурой по спине.
Серож повалился навзничь.
- Добей его, Мамед, - Фаик кивнул на
упавшего соседа.
- Зачем же так варварски, зачем добивать?
- опять оскалился золотозубый. – Мы из него
сейчас шашлык сделаем. Умеешь, Мамед, этой
штукой пользоваться?
Мамед умел пользоваться газосварочным
агрегатом…
Борис Соломонович перестал звонить в
милицию – трубку никто не брал. Он с ужасом
смотрел в окно, как к его непутевому и
скандальному соседу поднесли автоген, как
загорелся ватник, как вмиг запалились редкие
волосы, как напор огня изувечил лицо
несчастного… Страшный крик вырвался из
груди Серожа.
- Звери, хуже фашистов, звери…
Борис Соломонович медленно опустился в
кресло, в котором он любил сидеть у окна и
читать свежие номера «Здоровья» и «За
рубежом», пока Софочка готовила чай с
лимоном. Он почувствовал, что задыхается,
воздуха не хватало. Хотел крикнуть, позвать
249
на помощь, но голос куда-то пропал. А сердце
все сжималось и сжималось… Шуртвац
- Сооофа…
За стеной исступленно кричала Кнарик, А еще говорят, что Ереван южный город.
запертая в ванной. Вытирая слезы с лица, она Летом – да, спору нет, но вот зимой морозы
не прекращала проклинать своего мужа: трещат под стать сибирским. Январь 92-го
- Открой дверь, я кому говорю?! Чтоб ты был просто лютым. Природа решила на
сдох! Чтоб ты сгорел вместе со своим прочность проверить силу духа армян....
автогеном! Спать ложились одетыми. Ирина уже
Над опустевшим двором и бездыханным привыкла к такой «ночнушке» - стеганый
обгоревшим телом Серожа медленно китайский халат, а под ним вязаный свитер и
кружились снежинки. Рядом c трупом спортивные брюки. Все чаще она вспоминала
валялись два баллона с газом – белый и синий. слова мужа, сказанные на прощание в
Тревожный и холодный январский день аэропорту с нескрываемой горечью: «Здесь
подходил к концу. оставаться нельзя. Дальше будет только хуже».
Альберт звонил из Москвы чуть ли не каждый
день. Вот-вот должен решиться вопрос с его
2016 г. трудоустройством. Потом съемную квартиру
подберет, тогда и переедут они все к нему. Но
перезимовать вновь придется здесь, в этом
пансионате. Лишь бы выдержать, лишь бы
выдержать все, повторяла Ирина про себя.
Привычный хлебовоз утром в Норке (район
Еревана – прим. автора) так и не появился.
Зато после обеда у их пансионата, который
носил романтическое название «Цицернак»
(«Ласточка»), притормозил грузовик с красным
крестом на белом фоне на борту. Гуманитарку
привезли.
- Там сахар, печенье и сухое молоко, -
проинформировала соседей вездесущая
Римма Сергеевна. Она всегда обо всем
узнавала первой. Не зря в этом временном

250 251
пристанище бакинских беженцев ее прозвали
Би-Би-Си. Впрочем, кто-то уверял, что это
прозвище у нее сохранилось еще с давних
времен. Она и в Баку старалась обо всем
узнавать первой.
Вместе с вышеназванными продуктами в
посылках почему-то лежало мыло. Из-за
совместного хранения печенье пахло душистой
лавандой. На всех пачках красовалась почти
издевательская для армян надпись: «Made in
Turkey». По-соседски... Все сначала
недоумевали: почему Турция, зачем Турция?!
Что, одной рукой душит блокадой, другой
рукой благотворительностью занимается?..
Странно все это! А может, продукты
отравлены?! Ясность внес доктор Амбарцумов:
помощь идет по линии ООН, а у турок
закупать продукты выгоднее всего. И рядом, и
дешево... И турки не против, оказывают
продовольственное содействие
недружественной стране, которая воюет с их
«младшим братом» – Азербайджаном. Но тут,
как говорится, ничего личного – бизнес.
К гуманитарной помощи беженцы
привыкли. И всегда ей были рады, как дети
новогодней елке. Даже доктор Амбарцумов,
который с негодованием поначалу отвергал
«подачки» (гордый человек, главврачом работал
в одной из поликлиник Баку), потом смирился.
А увидев в посылке пакетики яичного желтка,
удивленно поднял густые брови: «А я-то думал,
что их после войны перестали выпускать». В
его разговорах стали все чаще всплывать
забытые и непонятные многим слова – «ленд-
лиз», «продуктовые карточки», «керосинка»,
«студебеккер»... Ирина удивлялась памяти
доктора. Откуда он все это помнит, ведь в
годы войны был совсем ребенком? Вот как
врезалось в память человеку.
Ирине почему-то сразу понравилось
диковинное лакомство - шоколадки из сои. С
роду их не ела, как и все бакинцы,
предпочитая натуральные плитки. А тут...
Дареный сахар слаще, объяснила сама себе
новое пристрастие.
Но потом по пансионату поползли слухи,
что на Западе, откуда поставляли соевые
сладости вкупе с турецкими продуктами,
ими… скармливают скот. Или просто
добавляют эту сою в корм буренкам.
Возможно, сплетни, инспирированные все той
же Би-Би-Си. Кто-то из самых мнительных
откажется, а она и возьмет себе их долю,
«сверх нормы». Римма Сергеевна быстро
завела в Ереване, где отродясь не была, родни
и друзей не имела никаких, полезные
знакомства. И прознала, как можно лишнюю
буханку хлеба раздобыть. Оказывается, за
многих уехавших горожан продуктовые
карточки получали их соседи. Хлебный
излишек отправлялся прямиком на базар, где
втридорога можно было продать буханку. Но
сама Би-Би-Си, в силу полного отсутствия
предпринимательской жилки, даже не
пыталась торговать провиантом. Ее
деловитость носила чисто теоретический

252 253
характер. Поговорить с кем надо, все Гуляйполе! Нет, лапшу вешают народу на уши.
разузнать, передать полученную информацию И соседей-грузин почем зря очерняют.
дальше – всегда пожалуйста, а вот хлебом Газ в Армению исправно поступал: ТЭЦ
«мертвых душ» торговать... Нет, не для Би-Би- работала бесперебойно. Но свет, тепло и газ
Си этот стремный промысел. Хотя лишний оставались строго дозированными, как в
матнакаш (сорт хлеба – прим. автора) ох как военное время. Куда же они пропадали?! Кто-
был бы кстати! На иждивении Риммы то хорошо наваривался на этой войне и
Сергеевны трое детей, мал мала меньше – блокаде. Посмотреть бы в глаза таким
Робик, Мишик и Сержик. деятелям, которые нещадно издеваются над
В комнатах пансионата было невыносимо своими же! Где же миацум (воссоединение –
холодно. Впрочем, как и во всем городе: у прим. автора), идея братства всех армян, где
Ирининой подружки тесть-историк сжег всю наша взаимовыручка и взлет национального
домашнюю библиотеку. Трясущимися руками самосознания?! Всего лишь высокопарные
бросал в буржуйку последние книги - тома слова?
Мовсеса Хоренаци, Лео, Всемирной истории и Ирина отстояла положенное время в
не скрывал слез. Впервые заплакал на глазах у вестибюле пансионата, получила
невестки, с которой, к слову сказать, был в полагающийся ей пакет гуманитарки и
натянутых отношениях. поднялась к себе на второй этаж. Мама,
- Есть у них топливо, есть, только людям укутанная в пледы и одеяло, спала. Ирина
ничего не дадут, - авторитетно заявляла тихонько села у подоконника ждать Артура. За
Римма Сергеевна. окном медленно падал январский снег.
По всему городу поползли слухи, что Находиться в промозглой комнате
АОДовские (Армянское общенациональное становилось просто невмоготу. Никогда ей не
движение – прим. автора) власти исправно было так зябко. Что на улице, что в помещении
получают вагоны с мазутом, делают свой – никакой разницы! А керосин все не везут.
преступный гешефт, а народу заявляют, что Когда привозили, ощущался стойкий запах
составы пришли... пустые. Все списывают на солярки, с которым смешивали этот керосин.
грабежи на территории Грузии. Там Так уверял пенсионер Георгий Вартанович,
неразбериха, понятно, покруче, чем в всю жизнь в Азнефти шофером
Армении. Только вот в систематический проработавший. Не жилое помещение, а гараж
грузинский грабеж мало кто верил. автобазы какой-то.
Махновщина какая-то получается, не братская Ирина научилась умело справляться со
когда-то соседняя республика, а сплошное всеми этими «алладинами» и «фуджиками».

254 255
Впрочем, за обслуживание данных цивильных
буржуек отвечал сын Артур. «Ты наш
хранитель тепла, наш единственный
мужчина», - ласково гладила Ирина по голове
юношу.
Мама, Анна Ервандовна, болела бронхитом,
лежала на кровати и вставала редко, только по
необходимости.
- Ирочка, сегодня свет дадут вечером или
нет? – подала она голос из-под одеяла.
- Наверное, мама, как всегда.
Свет давали один час в сутки. Но когда кто-
то в соседних с пансионатом норкских домах
умирал, то пустой еще гроб выставляли у
подъезда. Это означало, что в доме будут
лишние два часа света, «гробовые» два часа.
Какой-то остряк прозвал покойников
«движками», так как они, словно
электрогенераторы, давали дополнительное
время для подачи электричества. Такой вот
черный юмор. Люди приходили проститься с
усопшим, разные хлопоты по организации
похорон начинались...
- Знаете, Ирина, мы как бы превращаемся
в собак Павлова, - говорил ей доктор
Амбарцумов, – реагируем на рефлексы. Свет
дали – вскакиваем с кроватей и начинаем
всякими хозяйскими делами заниматься.
Глажка, стирка, варка…Кто-то сидит у
рубильника и дрессирует нас: включил свет –
Ереван вспрыгнул, жизнь закипела. Выключил
свет – город принял исходное сидяче-лежачее
положение. Рефлексы, однако!
256
К доктору вчера приходил коллега из
местной больницы. Он тоже из Баку, давно
сюда переехал, еще до событий в Карабахе.
Когда-то начинал врачебную деятельность у
Амбарцумова. Так вот он рассказал, что из-за
перебоев в снабжении светом в операционных
погибают пациенты. И даже в роддоме вчера
скончалась одна новорожденная девочка.
Ирину от этих слов всю передернуло. Боже, за
что?!
Георгий – так звали коллегу Амбарцумова –
недавно продал свои «Жигули» шестой модели.
Вернее, обменял на три кубометра дров.
- Дочка музыке обучается. И вот села за
пианино... в вязаных перчатках,
представляете... Не можем мы без тепла,
мерзнем, - как бы оправдывался он с глупой
улыбкой на лице. - И спать одетым надоело –
никакой гигиены! А машину... Ерунда это...
Еще успею купить, когда весь этот кошмар
закончится.
Конечно, предприимчивые армянские
мужчины не сидели сложа руки. Они не могли
согласиться с заведенными порядками
военного времени. Милости от правителей из
АОДа не ждали. Кто-то договаривался с
нужными людьми, и ему проводили «левый»
свет. За 30 долларов в месяц. При
непременном условии – включать только одну
лампочку и телевизор. У такого счастливца
собирались все соседи посмотреть на
сердечные страдания рабыни Изауры или
«просто Марии». Но только так – одну лампочку
257
включать и один телевизор! Иначе все полетит
в тартарары, весь дом без света останется.
Артур отправился за хлебом в центр.
Транспорта из Норка никакого, вот и пошел
пешком. Как все. Наступила армянская «эпоха
пешеходов». Бывало, аж в Абовян, неблизкий
от Еревана город, люди порой пешком шли,
рассчитывая на попутки. Непонятно, чем там
на своих закрытых предприятиях-«ящиках»
занимались, но на работе отмечались. А потом
обратно пешком, на трассе их кто-то
подбирал. Так и день проходил...
Говорят, хлеб привезли к кинотеатру
«Москва». 200 граммов на человека. Дневная
норма. Там милиция и приставленные к ним
фидаины (добровольцы – прим. автора) следят
за порядком. Чтобы ненароком потасовок не
было.
В очередях люди стараются держаться
безучастно или дружелюбно и достойно, все-
таки один народ, товарищи по несчастью, имя
которой – война. А вот как хлеб привозят…
такое начинается!
Да, хлебная очередь проверяла людей на
порядочность, осталось ли в них чувство чести
и достоинства.
Подумав об этом, Ирина снова
заволновалась: давно сына нет. Хотя пошел он
за хлебом не один, вместе с пансионатскими
ребятами, Стасиком Погосовым и Сашей
Газаряном. Прошлый раз они подавленные
вернулись, оскорбленные. В очереди их стали
упрекать: почему по-русски говорите? Надо
258
только по-армянски говорить, в независимом
государстве живете.
Но бабки-тетки только попеняли, уму-
разуму поучили юных беженцев: тема
патриотического воспитания в озабоченной
ожиданием хлеба очереди развития не
получила. Но вот какой-то носатый и
небритый тип в синей спортивной шапочке с
надписью «Adidas» неожиданно на ребят
попер:
- Этих бакинцев гнать надо из города!
Какие они армяне - шуртвац-хай!
(«перевернутый», ненастоящий армянин –
прим. автора)
И даже пнул слегка Стасика Погосова.
Стасик мальчик тихий, домашний. А вот Саше
Газаряну палец в рот не клади. Он по-
армянски хорошо все понимал, но ответил на
русском:
- Это я шуртвац-хай?! Моя семья все
потеряла из-за таких крикунов, как ты!
«Миацум, миацум!»... Нас чуть не зарезали там,
пока ты митинговал здесь. Квартиру, машину,
мебель, все потеряли! И если бы не были
патриотами, в Москву бы полетели. А мы здесь
живем. И вместе со всеми в очередях за хлебом
стоим, мерзнем...
При слове «Москва» стоявший рядом с
Сашей Артур опустил голову. Он каждый день
ждал звонка отца. Ждал, когда он их заберет.
В очереди молчали, понурив головы. Какой-
то старик в драповом пальто и очках, с
небритыми щеками, спокойно сказал:
259
 - Правильно, сынок, говоришь. Мы все
армяне, нет ереванских, карабахских,
бакинских, тифлисских... Мы один народ. А на
таких провокаторов, - последовал
выразительный взгляд в сторону типа в
спортивной шапочке, - внимания не обращай.
Они только орать умеют. Чистокровные тут
нашлись.
И сплюнул себе под ноги.
Женщины одобрительно закивали головами:
правильно, балик-джан (ласковое обращение к
детям – прим. автора), не обращай на
дураков внимания. Какой же ты шуртвац, ты
настоящий армянин! А язык выучишь. Это же
язык твоих предков...
Ребята вернулись в пансионат поздно
вечером. Но с хлебом. Не зря ходили. И вообще
им повезло: всех троих подвез сосед по
пансионату Карен Месропов, который на своей
«Волге» возвращался с работы домой, в
«Ласточку».
- Ара-э, садитесь скорей, чуваки, а то
совсем замерзните, - весело крикнул он из
машины, увидев Артура, Сашу и Стасика,
идущих по заснеженному тротуару улицы
Терьяна.
30-летний Карен никогда на жизнь не
жаловался. В Баку потерял квартиру, гараж,
дачу. Но руки имел золотые и был уверен, что в
Ереване не пропадет. Родителей и молодую
жену Эрну содержал в достатке. Римма
Сергеевна уверяла, что денег у Месроповых
полным полно, копят на Америку. Вот-вот им
260
из Лос-Анджелеса приглашение придет от
родни, которая там давно обосновалась.
Карена называли по-смешному – «луйси
мард», то есть человек света. Почти как
святого Григория Просветителя. На месяц
вперед у него был расписан график заказов.
Кто хотел провести себе «левый свет»,
обращались к «баквиц Карен». Электрик
протягивал по деревьям и столбам кабель от
квартиры в соседнем доме к заказчику.
«Левый свет» он умудрялся проводить и от
близлежащих предприятий, и от станций
метро, и даже от… светофоров. Занимался
Карен Месропов, по сути, уголовно
наказуемыми делами, за которые ему
прилично платили. А что его электромухлевки
приводили к авариям, несчастным случаям и
даже пожарам, Карена мало волновало. Он
делал свое дело, а во время проверок мастера
из «Электросети» упорно срезали самовольные
провода. Карен вновь приезжал на «место
обрыва», все восстанавливал — и так до
следующего обхода.
Соседям по пансионату Карен помогал
безвозмездно.
- Как там наш светильник? – с улыбкой
спросил он у Артура.
- Спасибо, светит, - так же попытался
улыбнуться юноша.
Электрик придумал керосиновую лучину.
Взял стеклянную баночку из-под оливок, залил
туда немного солярки, сквозь отверстие в
крышке просунул крохотный фитиль.
261
Торчащий конец фитиля прикрыл стеклянной
трубкой, для чего использовал перегоревшие
электролампы. Горела такая «лучина» долго,
позволяя спокойно передвигаться по комнате.
Солярку Карен приносил регулярно. Анна
Ервандовна и Ирина отблагодарили умельца –
испекли для его семьи слоеный «Наполеон».
Артур вошел в комнату, когда диктор
программы «Время» передавал прогноз погоды.
Бабушка уже спала, а мама сидела у
телевизора с усталым лицом. Увидев сына в
дверях, поднялась и улыбнулась:
- Пришел… Садись ужинать. Я котлеты
пожарила с картошкой.
Артур подошел, обнял мать.
- А папа не звонил?
- Нет. Дежурная тетя Айкуш позвала бы.
Она знает, что мы ждем важного звонка из
Москвы.
Артур снял пальто, разулся. Он в Ирина не могла понять, что происходит с
нерешительности подошел к умывальнику,
чтобы помыть руки. Повернулся к матери:
- Мама, а если мы… уедем, нас будут…
считать предателями?
Ирина не сразу ответила, пыталась найти
нужные слова. Она знала, что рано или поздно
сын спросит ее об этом.
- Понимаешь ли…Мы не будем
предателями. Мы навсегда останемся с нашим
народом. Но у нас здесь нет своего жилья. И
жить без света, с этой лучиной от Карена…
Вечно ждать эти подачки… Бабушка почти не
встает, ей все хуже. Нужно в Москве показать
262
ее врачам. Ты не ходишь в школу… Это же
ненормально. Я не могу найти работу по
профессии… А я, между прочим, неплохой
архитектор. И без папы мы долго не сможем
прожить. Он уже начал в Москве работать,
подыскивает для нас жилье. Семья – это когда
все живут вместе. Разве я не права?
- Права, мама… Но мы же будем
возвращаться сюда?
- Ну, конечно же. Здесь наши корни, наш
народ…
…Альберт Мнацаканов по весне забрал
семью в Москву, где он снял скромную, но
уютную квартиру в Сокольниках. Артур
наотрез отказался идти в школу или работать к
отцу в автосервис, где дела пошли в гору.
Юноша в последнее время вообще стал каким-
то задумчивым и скрытным. Из дома
практически не выходил и мало с кем общался.
сыном, но на откровенный разговор так и не
удалось его вызвать.
А потом случилось то, что повергло всю
семью в шок.
Артур тайно от родных улетел в Ереван, а
оттуда отправился в Нагорный Карабах, где
записался добровольцем. Родители подняли на
ноги всю милицию, всех знакомых сына.
Бабушка требовала одного: «Верните мне
внука!» Два дня они не смыкали глаз. И только
на третий день получили телеграмму от
Артура. Просил простить его и не
волноваться…
263
 С неделю обучали новобранца владению
оружием, нехитрому солдатскому ремеслу –
вместе с такими же, как и он, безусыми
азатамартиками (боец за свободу – прим.
автора) с горящими глазами. Артур научился
стрелять из автомата, бросать гранаты, делать
перевязку раненым. Он рвался в бой. Но
толком так и не успел повоевать.
Боевое крещение Артура Мнацаканова в
составе добровольческого отряда «Арабо»
прошло 8 мая 1992 года при освобождении
армянами города Шуши. Автоматная очередь
подкосила юношу, когда отряд пробирался к
стенам старой крепости. Артур упал на
каменистую землю и последнее, что он увидел,
было весеннее небо, синее-пресинее. Оно
словно опускалось над ним все ниже и ниже.
Вот, совсем рядом, можно рукой достать. Или
это душа юноши в тот момент возносилась к
самым небесам? Кто знает…
2000 г.
264
Рельсы-рельсы,
шпалы-шпалы…
Рубену Саакяну
Выросший без отца Альберт Каспаров
очень любил свою семью – бабушку, маму и
младшую сестру Каринку. Он вообще был весь
такой правильный, положительный. Ну, прямо
эталон порядочного молодого человека с
повышенным чувством ответственности - для
кавказских парней качества редкостного.
Альберт с детства приучил себя: дал слово –
держи. Всегда правду отстаивал,
справедливость. А в личный дневник фразу из
«Маленького принца» записал: «Мы в ответе за
тех, кого приручили». Уж очень она ему
понравилась.
Обычно из таких, воспитанных женщинами
и живущих в их окружении, получаются
маменькины сынки, мямли, женоподобные и
ленивые, неудачники по жизни. На них,
безвольных, вечно воду возят. Но вот из
Альберта получился настоящий мужчина. Со
стержнем. Бывают же приятные исключения
из правил.
Каспаров, закончивший с отличием школу
и престижный московский вуз, получил
направление в город Ереван. Через пять лет
265
ему, молодому специалисту, дали от завода бы поутихли страсти. Но вот по Баку
однокомнатную квартиру в новостройке. Но прокатилась волна антиармянских массовых
холостяцкая берлога не грела душу. Сердце его выступлений. Он сам видел своими глазами,
осталось там, в уютном и теплом доме когда в очередной раз прилетел на выходные
бакинского 6-го микрорайона, где его всегда домой и случайно набрел на митинг. Такое
ждали три любимые и родные женщины. За парню приходилось видеть впервые:
эти годы Альберт налетал-наездил сотни бескрайнее клокочущее людское море перед
километров домой, сначала из столицы Домом правительства на Приморском
страны, потом из столицы соседней бульваре. Когда-то он шел в колонне
республики. По межгороду постоянно звонил одноклассников на демонстрациях 1 мая и 7
родным. И непременно посылал им ноября. Весело кричали «ура!», запускали в
поздравительные открытки – к Новому году, к небо цветные шарики, несли транспаранты,
8 марта и в дни рождения. славящие КПСС, и портреты орденоносных
Он скучал по своим женщинам, к каждой старцев, руководящих этой самой КПСС. А
из которых берег особые чувства: к бабушке тут…
Арусяк – заботу и почтительность, к маме – В толпе мелькали совсем иные портреты,
уважение и любовь, а смешливую и добрую странные, неожиданные, в основном сурового
Каринку просто обожал. Они даже похожи иранского аятоллы Хомейни. Альберт видел и
были: оба кучерявые, с миндалевидными зеленые флаги, такие же непривычные для
глазами, ямочками на подбородках. Все этого нерелигиозного и бесшабашного города.
лучшее Альберт берег для нее. Все самое Ораторы на трибуне (их было плохо видно
модное привозил сестренке из Москвы. издалека) говорили только на
Однажды пришлось неделю разгружать по азербайджанском. Точнее, с микрофонов
ночам товарные вагоны в Подольске, чуть сыпались проклятья в адрес армян, призывы
сессию не завалил. Но деньги раздобыл и покарать коварную нацию. Каждое
привез своей красавице югославские выступление завершалось «эхом»
замшевые сапоги. Весь 10а класс Каринке митингующих: «Смерть армянам! Карабах
завидовал, а она была на седьмом небе от наш!»
счастья. Альберт был не из робкого десятка. Однако
Когда случился Сумгаит, Альберт места себе агрессивная стадность всегда вызывала в нем
не находил, переживая за своих. Потом вроде тревогу. И даже страх. Он и в Москве, когда в
266 267
последнее время приезжал туда
командировку, обходил стороной
азербайджанцев. Стыдился из-за
бескультурья, побаивался – из-за
агрессивности, которая могла вспыхнуть в
любой момент. В одиночку люди как люди, но
когда их много…
В азербайджанских парнях из глубинки
было что-то такое, что не поддавалось
цивилизованности. На пути из родного села в
город они еще не «эволюционировали», не
избавились от диких повадок, не обтесались. А
их самоутверждение происходило за счет
слегка напуганных ими горожан.
«Понаехавшие» смотрели на них дерзко, с
вызовом, сверкая своими золотыми фиксами…
Чушками нас называете, районскими,
издеваетесь налд нами? Ну-ну, скоро со всеми
разберемся…
- Сынок, дай мне слово, что больше не
будешь даже близко подходить к этим, на
митингах, - не скрывая волнения попросила
мама, когда Альберт поделился с ней
увиденным. – И вообще, пора тебе уезжать. На
работе, наверное, заждались.
- Лучше ты, мама, дай мне слово, что
покинете город навсегда. Ты что, ждешь, пока
повторится сумгаитский кошмар?! – вскричал
Альберт. – Здесь оставаться опасно.
в Тогда он на семейном совете и изложил
свой план…
их План был прост: ереванскую квартиру
Альберт меняет на мамину «трешку». Женщины
перебираются в Армению, поначалу поживут в
тесных условиях, ну а потом, когда Альберт
получит хоть какие деньги за их бакинскую
квартиру, можно будет расшириться с
доплатой. Все проблемы, как обычно, он брал
на себя. В противном случае за их дом,
который мама, заслуженный педагог
Азербайджанской ССР, получила от школы, в
котором родились и выросли дети, откуда
выносили гроб с умершим от инфаркта отцом
и где собиралась доживать свой век
бабушка, не получили бы и гроша ломаного.
Соседи-азербайджанцы, некогда такие
приветливые, превратились в неузнаваемых.
Так и грозились: «Скоро задаром все отберем.
Армянам у нас делать нечего!»
Женщины не смогут заниматься
квартирным вопросом. А вот у Альберта
получится, на то он и мужчина. И вообще он
поклялся вывезти родню из ставшего чужим
города как можно скорее.
17 августа 1989 года Каспаровы прибыли
на Сабунчинский железнодорожный вокзал и
заняли четыре места на нижней полке в
плацкартном вагоне пассажирского поезда
Баку – Ереван. Авиасообщение между двумя
городами уже было прервано. Но поезда еще

268 269
ходили. Правда, все купейные билеты аж до 1
сентября раскупили армяне, массово
покидающие родной город.
В плацкарте Каспаровых ожидало
соседство с исключительно азербайджанцами
сельского вида. Ни одного городского лица.
Женщины, закутанные в пестрые платки,
гомонящие чумазые дети, хмурого вида
мужчины в кепках и даже папахах, несмотря
на страшную жару. Поездка обещала быть
нескучной, сразу определил для себя Альберт.
Но виду не показывал, стараясь всячески
поддержать духом своих встревоженных
женщин. Он для них теперь опора и надежда.
Азербайджанцы тоже сразу поняли, с кем
отправляются в путь, но виду не подавали.
Никакой враждебности, разве что
настороженность в глазах. Попутчики-армяне
в явном меньшинстве, не представляли для
них опасности. К тому же только один парень
на трех женщин. Скатертью дорога, пусть
убираются из нашей республики,
неблагодарные!
Поезд тронулся. Альберт разложил багаж,
усадил своих. Стал присматриваться к
окружающим. Напротив расположились
женщина с младенцем и трое мужчин в
возрасте. На боковых местах – еще двое
парней, таких же небритых и неопрятных.
В соседнем отделении сидела старушка в
старинных цветастых юбках и налобных
270
украшениях начала века. Она словно на
фольклорный праздник нарядилась. Так
ходили мусульманки еще при царе. При других
обстоятельствах Альберт бы улыбнулся, как-то
пошутил, ну уж очень нелепо смотрелась ханум
(женщина – прим. автора). Цирк-шапито,
восточный вариант. Но тут не до смеха.
Национальные чувства – вообще материя
тонкая, смеяться над ними и плохо, и подло, а
в данной ситуации улыбка на лице
проклятого «ермяни» (армянина – прим.
автора) воспринялась бы азербайджанцами
как издевательство над их древней и
уникальной культурой. Ну да ладно, бог с ней,
с этой клоунессой, подумал Каспаров. Он не
мог и представить себе, что спустя несколько
часов старуха может сыграть в его жизни
роковую роль.
Под стук вагонных колес Альберт начал
повторять про себя старую считалочку, чтобы
успокоиться: «Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы,
ехал поезд запоздалый…» Ее любила повторять
мама, когда делала маленькому Альбертику
массаж животика и спинки.
Железнодорожный маршрут из Баку в
Ереван пролегал сначала по территории
Азербайджана вдоль государственной границы
с Ираном, затем проходил по территории
Армении, после рельсы тянулись по
Нахичеванской АССР и далее опять по
Армении. Свое-чужое, свое-чужое…
271
 В поезде было очень жарко, грязно и
душно. Вся обстановка еще больше
нервировала пассажиров плацкарта. Альберт
достаточно бегло говорил на азербайджанском
языке, что позволяло сглаживать иногда
возникавшие моменты неприязни со стороны
попутчиков. Все народы мира уважают
инородцев, владеющих их родным языком.
Бабушка, которая тоже свободно говорила
по-азербайджански, зачем-то взяла в дорогу
томик стихов поэта XVIII века Вагифа,
который не только стихи слагал, но и служил
визирем в Карабахском ханстве. Дома она его
никогда прежде не открывала и вообще
книгам предпочитала телевизор.
Азербайджанцы считают Вагифа своим
классиком, памятники ему ставят, хотя он не
написал ни одного слова на тюркском языке -
только на родном персидском. И черт дернул
бабушку начать читать вслух одно из его
творений, где поэт проповедует равенство всех
наций перед аллахом. Одним словом, Вагиф из
Шуши ратовал за сомнительную по
нынешним дням дружбу между народами.
Начитанная бабушка Арусяк, сыграв на
опережении, взвалила на свои немощные
плечи миротворческую миссию. И добилась
своего: поэтическая дискуссия вылилась
бурная…
- Это вы, армяне, виноваты в пролитой
крови, а не мы, - наезжали азербайджанцы,
272
находившиеся в явном большинстве, к тому
же на своей территории.
- Нет, это кто-то нас очень-очень хочет
поссорить, - загадочно парировала бабушка, -
скорее всего, Кремль.
- Ай, ханум, мы вас приютили, кусок хлеба
дали вам, крышу над головой дали вам и в
Баку, и в Карабахе. А что получили? А
получили нож в спину, - не успокаивались
азербайджанцы.
- Я вам дело говорю, наши народы хочет
поссорить Кремль, - бабушка упорно гнула
свою линию и искала виновника раздора двух
соседних народов на стороне. – Вы только на
этого Горбачева с его перестройкой и
гласностью посмотрите… Чтоб он сдох!
- Карабах наш! – категорично заявляли
азербайджанцы, не желая даже обсуждать
советского генсека, которого презирали не
меньше армян.
- Вы как хотите, но Вагиф – великий поэт! –
дипломатично намеревалась на позитиве
завершить спор бабушка.
- Какой Вагиф, - вдруг подключилась к
обсуждению женщина с золотыми зубами,
сидевшая у окна с грудным ребенком в руках,
- с Куткашена?
- Нет, сестра, из Шуши, - бабушка одарила
азербайджанку полным нежности взглядом. –
Мамой клянусь, такие вкусные яблоки, как в
Шуше, нигде в мире не растут.
273
 - Шуша наш, Карабах наш! – в ответ народа помирятся. Только когда этого
выразила солидарность с мужчинами Горбатого в Москве не будет.
свободная женщина Востока. Мама на самую старшую из Каспаровых
- Ах, как поссорили двух братьев, два наши смотрела с тихим ужасом в глазах, а Каринка –
народа, - запричитала бабушка, прижав к с удивлением, граничащим с затаенной
груди книжку. - Что натворили паразиты! гордостью.
Чтоб у них у всех руки отсохли! Я всегда так - Вот вы как говорите, когда хотите помочь?
нервничаю… Правильно: «Да перейдут на меня твои
Про персидского поэта Вагифа, из которого болячки», - все никак не могла угомониться
сделали когда-то, как и из Низами, бабушка. – А мы говорим, «Цавыт танем»,
азербайджанского классика, вскоре все «Возьму твою боль». А ведь это одно и то же.
позабыли. Обсуждали (если можно отдельные - Ай, ханум, хватит-да тут дружба народов
крики сельчан назвать «обсуждением») устраивать, - махнул рукой, но совсем не зло
извечный вопрос: кто виноват? (мол, отстань, наконец!) один из мужчин.
Альберт объяснил бабушке по-русски Бабушка сделала вид, что слегка обиделась.
(переходить на армянский он счел наглым Опять раскрыла Вагифа и углубилась в чтение.
вызовом), что не время и не место проводить Мусульмане вроде бы успокоились. А Альберт,
такие опасные дебаты. Бабушка не обращала перестав вмешиваться в это ток-шоу на
на внука никакого внимания, продолжая колесах, занялся сеансом психотерапии:
ругать русских и хвалить армян с «Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы…»
азербайджанцами: Поезд шел все дальше. За окном мелькала
- Они всегда нас не любили, как на выжженная солнцем земля. Проехали крупную
туземцев свысока смотрели. И при царе так узловую станцию Минджеван, а дальше
было, и при коммунистах. А мы братья, у нас начиналась Армения. И вдруг состав внезапно
кухня и музыка одинаковая, традиции затормозил прямо в чистом поле, так сказать.
похожи, характеры. Великий ашуг Саят-Нова Ладно, остановились, так остановились,
на каком языке свои бессмертные песни ничего страшного, на железной дороге
сочинял? Правильно, на трех языках, на подобное случается. Полчаса стоят, час.
армянском, грузинском и азербайджанском… Проводники открыли двери вагонов в
Нас даже не отличишь – где армянин, а где тамбурах, потому что жара невыносимая и
азербайджанец… Хлебом клянусь, наши два нечем дышать.

274 275
 Наконец, появились первые сведения от устроить самосуд над Каспаровыми все та же
машиниста, в чем причина остановки. клоунесса. Чтобы не пугать бабушку, маму и
Оказывается, армяне вывалили на рельсы сестру, Альберт предложил пятерке
целый «Камаз» щебня, чтобы через азербайджанцев выйти в тамбур и там
территорию их республики не проходили поговорить по-мужски, а не при женщинах и
азербайджанские поезда. То есть люди детях. Они согласились. Из вагона спустились
перекрыли движение, выразили свой протест. на насыпь. Убеждать азербайджанцев в том,
О том, что подавляющее большинство в что это не он вывалил щебень на рельсы, что
пассажирском поезде Баку – Ереван он также страдает от этого, было бесполезно.
составляли бегущие из Азербайджана их Азербайджанцами руководил животный страх
соплеменники, армянам было наплевать. Они перед возможным появлением вооруженных
фактически закрыли без пяти минут беженцам «фидаинов». Как и Альберт, они боялись не за
путь на родину и поставили их в очень себя, а за своих женщин и детей. Нужен был
затруднительное положение. очень нестандартный ход, чтобы загасить их
В вагоне среди азербайджанцев началась агрессию.
паника. Любительница старинных нарядов и Альберт еще раз мысленно поблагодарил
украшений, наша клоунесса, стала визгливо господа и родную школу в 6-м микрорайоне за
кричать, что сейчас придут «фидаины» то, что так хорошо говорит на
(армянские добровольцы, партизаны времен азербайджанском, а то все переговоры на
Первой мировой войны – прим. автора) и железнодорожной насыпи были бы
начнут мусульман резать. Поезд они бесполезными.
специально остановили! Из окон купейных вагонов на них смотрели
Пятеро молодых мужчин подошли к армяне. Они видели, что Альберт один в
Альберту и популярно объяснили, что если им окружении разъяренных азербайджанцев, но
будет угрожать опасность, то они прирежут никто не решился выйти на подмогу. Альберт
всю семью армян. Альберту стало по- их не осуждал. Они много пережили в Баку,
настоящему страшно. Его женщины еще свежа была в памяти сумгаитская
притихли, а с миндалевидных глаз Каринки трагедия. Страх сковывал переселенцев, а еще
потекли слезы. ответственность за семьи, детей.
Вагон гудел, как растревоженный улей. И тут в голову Альберту пришла гениальная
Больше всех проклинала армян и предлагала идея. Он предложил всем пойти к машинисту

276 277
поезда и потребовать, чтобы тот задним ходом На станции азербайджанцы, вооружившись
подал состав обратно, на территорию бутылками и прочими емкостями, пошли за
Азербайджана, где фидаины вред ли посмеют питьевой водой. Альберт взял четыре пустые
появиться. Благо состав проехал не более 20 бутылки из-под минералки и тоже пошел к
километров по Армении. Идея всем крану. А «цыганская почта» уже разнесла по
понравилось. Альберт возглавил всему маршруту, что «в Армении на поезд
«инициативную группу» и услышал за спиной напали, кучу мусульман зарезали, а женщин
одобрительные возгласы: «Смотрите, кто изнасиловали». Когда поезд пришел на
впереди идет. Настоящий мужчина! Жалко, станцию, местные «мстители» собрались на
что армянин…» Слышать подобную похвалу от платформе. Они увидели, что слухи
людей, которые только что грозились тебя и преувеличены, но злобу свою не скрывали. И
твою родню зарезать, было странным. Что когда Альберт подошел к крану, его окружили
делать – превратности судьбы… и собирались с ним разобраться. Но мужчины
Добрались до тепловоза, высказали свое из поезда остановили агрессивных парней и
предложение машинисту. Сначала он сказали, чтобы Альберта не трогали, именно
категорически отказался: не положено по благодаря ему все в целости и сохранности.
инструкции. Альберту пришлось употребить Поезд тронулся часов через пять. Но еще
все свое красноречие, чтобы машинист часа три он простоял на каком-то полустанке,
связался по рации со своим железнодорожным пока не пришла информация, что завал на
начальством и получил добро. рельсах устранен, путь свободен. «Баку –
Эти проклятые 20 километров до Ереван» опять въехал на территорию Армении.
административной границы двух советских Было любопытно наблюдать, как при
республик и еще 15 километров до ближайшей пересечении границы отчаянные «петухи»
азербайджанской станции они ползли задним превращались в кротких «овец». Все
ходом, как черепахи, но в результате мусульмане в вагоне опять напряглись и
добрались до места. насторожились.
Азербайджанцы вздохнули свободно, Добрались до города Мегри. Теперь уже из
успокоились. Но Альберт заметил, что старуха- купейных вагонов повалили армяне за водой и
клоунесса почему-то погрустнела, хотя к торговкам фруктами. Двери плацкартного
фидаины, которыми она пугала всех, сюда проводник открывать опасался. Жарко, дети
попасть вряд ли могли. плачут, всех мучает жажда. Альберт подошел к

278 279
проводнику и сказал, чтобы он собрал всякие
посудины:
- Принесу для всех воды.
Каспаров натаскал, наверное, литров сто
воды. Соплеменники из купейных вагонов,
встречаясь у фонтанчика с родниковой водой
с Альбертом глазами, стыдливо их отводили.
На станцию нагнали много милиции для
предотвращения эксцессов. Альберт подошел к
одному из офицеров милиции и спросил:
- А дальше ехать не опасно? Может, здесь
выйти и добраться до Еревана на машине?
- Не бойся, парень, ситуация под
контролем, не надо ничего опасаться.
Поезд тронулся. Впереди опять территория
Азербайджана. Пошли вторые сутки
путешествия. Все пассажиры очень устали,
поэтому вплоть до следующей остановки в
Нахичевани в вагоне было тихо.
И вот поздним вечером многострадальный
состав прибыл в столицу Нахичеванской
АССР...
Перрон был полон шумящих людей,
настроенных весьма агрессивно. Похоже, что и
сюда «цыганская почта» донесла бредни о
зверствах над мусульманами при следовании
поезда по территории Армении. Мальчишки
начали бросать камни в окна вагонов, стучать
по ним арматурой. Парни постарше пытались
взломать двери купейных вагонов, зная, что
армяне едут именно там.
280
Пассажиры плацкарта стали выходить со
своей поклажей. Понимая, что с минуты на
минуту в вагон могут вломиться
азербайджанцы, Альберт вооружился
единственно доступным ему оружием -
бутылочными горлышками и встал в проходе.
В вагоне остались, не считая проводника,
только пять человек: Каспаровы… и та самая
клоунесса.
Похоже, кто-то из сошедших сказал толпе,
что в вагоне едут армяне. «Зверьки» рванулись
к вагону.
Проводник оказался очень смелым парнем.
Выпустив всех, он бросился закрывать двери,
чтобы не допустить вовнутрь толпу. Альберт
побежал ему на помощь. Вдвоем им удалось
справиться с ситуацией. Правда, в последний
момент какой-то изворотливый детина с
перрона все-таки ударил палкой проводника
прямо по лицу.
Поезд тронулся. Альберт зашел в
служебное купе к проводнику, где помог ему
остановить кровь, умыться и перевязать
пораненное ухо.
Следующая станция была уже на
территории Армении. Каспаров облегченно
вздохнул. Когда он вернулся к своим, то
обомлел. На месте клоунессы сидела цивильно
одетая, «по-городскому», старушка.
- Балик-джан, какой ты смелый, какой ты
молодец, что помог проводнику! – заговорила
281
она по-армянски. – Если бы не ты, эти чушки
убили бы нас. Я их знаю.
Альберт оторопел.
- А вы… вы армянка, получается?
- Ну да, а что в этом такого?
Седа Акоповна – так представилась
клоунесса - ехала в этом «турчанском» наряде в
целях конспирации. Маскарад иногда делать
надо. В Ереване у нее живут сын и дочь.
Альберт всегда уважительно относился к
старшим по возрасту, но тут его прорвало. Он
высказал все, что думал об этой старой
конспираторщице, будь она неладна! Он готов
был задушить на месте эту предательницу и
провокаторшу. Мать и сестра повисли у него
на руках, моля, чтобы все успокоились.
«Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы…»
Сразу после полуночи поезд прибыл в
Ереван. На перроне никого не было. Даже
милиции. Бакинских армян никто не встречал.
Город жил своей обычной жизнью, видел
первые сны, не думая ни о каких пассажирах,
ни о каких вынужденных переселенцах.
Общее время в пути заняло рекордные
сорок часов вместо положенных двенадцати.
Альберт поблагодарил проводника за его
отчаянную смелость, и Каспаровы вышли из
вагона.
Как потом они узнали, этот поезд был
последним из Баку в Ереван. Вслед за
авиасообщением было прервано и 1997 г.
282
железнодорожное сообщение между двумя
«братскими» республиками.
Через неделю Альберт возвращался в Баку
на машине знакомого курда. Бабушка, мама и
Каринка со слезами провожали его, как на
войну. Просили одуматься, черт с ней, с этой
квартирой, жизнь дороже. Но Альберт стоял на
своем. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
А потом были пять дней, все на нервах.
Русские женщины в военкомате, куда он
пришел становиться на воинский учет,
отговаривали «офицера запаса Каспарова» от
опрометчивого шага.
- Вы что, не видите, что здесь происходит?!
Сумасшедший какой-то!
Потом были омерзительные сцены в
паспортном столе, где на него чуть не напали
«еразы». Потом был филигранный
профессионализм старого маклера Давида
Исааковича, которому удалось выгодно
продать квартиру Каспаровых.
- Альберт, я сейчас скажу вам, как родному,
- говорил на прощание маклер. – Я сделал все,
что мог, в память о вашем отце, с которым
долго дружил. Уезжайте отсюда, уезжайте
скорее. И мы скоро уедем. С вами покончат,
потом за нас возьмутся…
283
 Обед на две персоны
От деликатного и гостеприимного Гиви
они такого не могли ожидать! Закрыл дверь на
ключ и ушел. Оставил их вдвоем в своем доме.
На обильном грузинском столе, заставленном
бутылками марочных вин и блюдами с
гастрономическими изысками местной кухни,
на самом краю лежала записка: «Извините
меня, друзья. Но не могу смотреть, как вы
враждуете между собой. Надеюсь, бутылка
чачи или «Оджалеши» вас примирит. В 7
вечера приеду за вами – поедем на закрытие
конференции. Не сердитесь на меня,
пожалуйста. Приятного аппетита! Да будет
мир на Кавказе! Всегда ваш, Гиви».
Вот так номер! Незаметно запер их и отбыл
в неизвестном направлении до самого вечера,
на целых три часа. И мобильный телефон
отключил.
Благие помыслы старого друга и
однокурсника им были понятны. Но вот как-то
не по-кавказски получалось. Этикета не
придерживался их дорогой Гиви. Ну ладно, ну
оставил их обоих, своих друзей и коллег Айка
Авдаляна и Самира Гасанова один на один,
чтобы по душам поговорили. Но что толку от
таких разговоров! Каждый останется при
своем. И на этой конференции оба политолога
четко и определенно высказали свою позицию.
На конференцию по региональному
сотрудничеству на Южном Кавказе Авдалян и
284
Гасанов приехали во главе своих делегаций.
Обстановка была, как обычно, довольно
доброжелательная, хотя споры вокруг
будущего Нагорного Карабаха шли
нешуточные. Но вот что удивительно:
политологи двух стран продолжали
дружелюбно беседовать друг с другом и в
кулуарах конференции. А вот Авдалян и
Гасанов, проучившиеся вместе в МГУ и в один
год окончившие вуз, держались как-то
отчужденно.
Это и не понравилось их другу Гиви
Майсурадзе, который решил выступить в роли
миротворца. Пригласил азербайджанца с
армянином к себе на обед. А сам – умыкнул. «Я
за «Боржоми» пошел, ребята, на минуту вниз
спущусь…».
- Да, глупо как-то получилось, - прервал
молчание Авдалян.
- Да, на Гиви не похоже. Распустились эти
грузины, - пытался пошутить Гасанов.
- Давай все же подождем его. Может, он
разыгрывает нас.
- Давай.
Вышли на балкон. Закурили.
Тбилиси жил своей обычной жизнью.
Только здесь умеют так артистично и
непринужденно гулять по центру города.
Нарядные и улыбчивые девушки, мало
похожие на кавказок, гордо проходили мимо
парней. Нет, шествовали. А те бросали вслед
восхищенные взгляды и отпускали какие-то,
судя по всему, комплименты вдогонку. Под
285
платанами на лавочках уютно пристроились
тбилисские бабушки, в шляпках и во всем
черном. Черный цвет здесь всегда был в моде.
Со времен старого доброго Тифлиса. И это не
«вечный траур грузинских женщин», как с
иронией выразился Авдалян.
Через час они поняли, что дорогой батоно
(вежливое обращение к мужчине – прим.
автора) Гиви совсем не шутил. Скорее всего,
до вечера его не будет. А кушать хотелось…
- Ну что, товарищ Гасанов, к столу?
- Да, пожалуй…
Они сели напротив друг друга.
- Ты чачу будешь?
- Упаси Бог! 70-градусный божественный
напиток не для моего здоровья. К тому же в
такую жару.
- Я тоже не буду. Тогда вина?
- Давай…
Авдалян разлил по бокалам красное
«Оджалеши» урожая 2009 года:
- Ну, за встречу!
- За встречу!
Так непривычно было слышать от них
такие короткие тосты. А ведь оба еще во
времена МГУ непременно выступали в роли
тамады в студенческих застольях. Так красиво
и витиевато тосты произносили! Да и сейчас
не разучились. Но вот возникшая ситуация
оказалась щекотливой…
- Расслабься, Самир, - изобразил гримасу на
лице Авдалян, - никто нас не записывает.
Предадимся гастрономическим утехам и
286
восславим хозяина этого прекрасного дома,
нашего замечательного товарища и
однокурсника.
Выпили еще по бокалу.
- А я что? Я спокоен. Мы же не на
переговорах с тобой, - сказал Гасанов. – И
вообще, если хочешь знать, я не всегда… Не
всегда говорю то, что думаю. И к вам,
армянам, отношусь не так плохо, как тебе
кажется.
- Я это знаю, Самир-джан.
- Откуда знаешь?
- Спинным мозгом чую…
Посмеялись. Еще выпили. Кажется, лед
отчуждения тронулся.
- Как дома, как семья, дети? – спросил
Авдалян.
- Все нормально, дорогой. У меня, к
сожалению, только один сын. Он после
института в одной солидной нефтяной
компании… «Мерседес», кредитки, пентхаус,
все дела… Молодой, но важности на себя
напустил…
- О-о-о!
- Из своих дубаев и лондонов не вылезает.
Мечтаю женить его на хорошей девушке. А
твои как?
- У меня двойняшки. И обе в медицинский
пошли. Одна будет педиатром, а вторая
стоматологом.
- Сейчас молодежь меняется, более
самостоятельной становится. В наше время по-
другому было, - усмехнулся Гасанов.
287
 - В наше время дети надолго и прочно
были прикованы к родителям. Ему далеко за
тридцать, уже своя семья, а экономически и
социально он все зависит от папы с мамой. А
те считали, что сын все еще ребенок,
нуждающийся в уходе и заботе. От армии
отмазывали. Получался типичный
инфантильный эгоцентрик, анфан террибль
(ужасный ребенок – прим. автора) кавказского
розлива.
- А тут еще ранний брак - и двойное ярмо
на плечи родителей, - кивнул Гасанов. – Как у
нашего общего знакомого Намика Махмудова.
Ты помнишь его? Теперь содержит и семью
сына.
- Да, так есть… Это его крест, - развел
руками Авдалян. - Любимыми игрушками
перезрелой кавказской молодежи считались
оружие и автомобиль. Они символизировали
силу, безопасность, комфорт, богатство... Что
интересно, но мотоцикл - любимая игрушка
западной молодежи - не прижился на Кавказе.
Видимо, мотоцикл не давал чувства
безопасности и комфорта.
- Машина тоже не уберегает, - вставил
Гасанов. – Ты помнишь Витю Макарова?
- Да, конечно.
- Разбился насмерть где-то в Подмосковье,
попал в аварию…
- О, Боже!
- Давай выпьем, помянем его, всех наших
близких, которые ушли из жизни, - Гасанов
встал из-за стола.
288
- Да, давай стоя, - Авдалян тоже поднялся с
бокалом в руке.
Затренькал мобильник Гасанова. Тот взял
трубку, посмотрел на дисплей сотового и,
махнув рукой, отключил телефон.
- Самир, ты городской парень, коренной
бакинец. Не скучаешь по тому городу,
которого больше нет? – поменял тему
разговора Авдалян.
- Скучаю, конечно. Но былого больше не
вернуть. Понимаешь, у нас получился
культурный и образовательный дисбаланс.
Напряженность в обществе с конца 80-х
объяснялась тем, что между азербайджанцами
– городскими и районскими – возникло
непонимание. Карьеру делали те, кто
заканчивал русские школы. Такие, как я.
Потом в Москве заканчивали престижный вуз.
Возвращались домой на хлебное место… А
свои, из провинции, так и оставались на
задворках жизни. В одной нации
существовали как бы две нации. А некоторые
даже гордились тем, что не знают родного
языка.
- Да, слышал такое. И у бакинских армян
такие настроения превалировали. «Я по нации
бакинец». Знакомая формулировка…
- Лично у меня неоднозначное отношение к
такому понятию. Вот все твердили, что есть
такая нация – бакинец. Так говорили
космополиты разных национальностей,
проживавшие в Баку. Но ведь это ужасно,
когда люди отказывались от своих корней.
289
Они открыто насмехались над
патриархальными привычками своих бабушек
и дедушек, над своими традициями и
обычаями.
- Но они, Самир, не виноваты в этом.
Так их воспитала советская власть. Этому
были подвержены не только ваши, но и наши.
Они не признавали родиной Азербайджан
(только Баку!), но и к Армении были
равнодушны. А те, кого в Азербайджане
презрительно называли чушками, в январе 90-
го взяли реванш за все унижения, копившиеся
десятилетиями обиды, за несправедливость.
Армян когда-то проживало в Баку до 300
тысяч, сам знаешь. А к 1990 году оставалось
не более 60 тысяч. Вот они и пострадали
больше всех, лишившись всего. Бежали из
родного города, спасая свою жизнь, - вздохнул
Авдалян.
Гасанов промолчал. Закурил сигарету.
- Видишь ли, Айк, при создании нового
государства не обойтись без мифов. Это даже
не ложь. Разница между мифом и историей не
в том, что первый лжив, а второй – правдив.
Миф – смесь правды и вымысла, главное –
отобраны «правильные» факты, а все прочие,
несущественные, отбрасываются. У нас пошли
по такому пути. А армяне всегда верно
служили власти, начиная с царя. Среди 26
бакинских комиссаров сколько их было! Все
несли свою химеру большевизма. В СССР
многие из ваших добились высот на Олимпе
власти. Азербайджанцы с завистью
290
поглядывали на них. А система умело
использовала национальные и религиозные
различия, манипулировала нашими народами.
Разговор все меньше напоминал застольную
беседу. Скорее – диалог двух ученых мужей в
неформальной обстановке.
Авдалян встал из-за стола. Прошелся по
гостиной. Потом снова сел на свое место.
- Ну да, система манипулировала… Мы,
армяне, любим гордиться нашим древним и
уникальным алфавитом, письменами
Маштоца. А между тем после революции,
знаешь ли ты, у нас стали проводить реформу
языка.
- Зачем?
- А чтобы отделить советскую Армению от
диаспоры. Письменность Армянской ССР
отдалилась от языка Маштоца, на смену
грабару, древнеармянскому языку, пришел
ашхарабар, язык современный. Так захотела
Москва. Принцип простой – разделяй, даже
один и тот же народ, и властвуй над ним.
Гасанов наполнил бокалы. Выпили.
Закусили.
- Сациви просто прелесть! Лучше грузин
никто не может готовить сациви, - Самир
переложил из блюда к себе в тарелку кусочек
курицы и полил ее соусом. - После войны все
были бедными, все были равны. Но потом
общество стало расслаиваться. Номенклатура,
цеховики (подпольные предприниматели –
прим. автора) и завмаги обогащались, а
простой народ жил все хуже и хуже. И
291
никакая пропаганда про дружбу народов не
могла помочь.
- Ты прав. О каком взаимном уважении
между народами могла идти речь в условиях
тотального дефицита в СССР?! Карточную
систему ввели – масло, мясо, сахар… Даже
титульная нация чувствовала себя в
республике обделенной. И всегда находятся
виновные – инородцы. Это они «объедают и
обирают». Не просто так эти армяне
действуют. Это они по своей природной
подлости и злобе, а еще их Эриван
науськивает… Идея стара, как мир. А при
полной культурной разрухе она дает страшные
плоды. Вот мы и получили Сумгаит, Баку, -
Авдалян вздохнул и отложил в сторону вилку.
За столом возникла пауза. Айк снова встал,
подошел к распахнутому настежь окну. По
улице проносились сигналящие автомобили.
Солнце слепило глаза.
Теперь уже Гасанов встал из-за стола, снял
пиджак и повесил его на спинку стула.
- Жарко стало... – налил в бокал минералки.
- У нас, азербайджанцев, больше терпимости
к другим. Баку был одной из мировых столиц
нефти, специалисты и рабочие съезжались
разных национальностей. Так Баку стал
многонациональным городом. К нам бежали из
России сектанты, которых преследовали на
родине, молокане, баптисты, хлысты,
адвентисты. А Армения оставалась
мононациональной. Тифлис тоже был
интернациональным. Здесь великий певец
292
Кавказа Саят-Нова творил на трех языках. Из
105 своих бессмертных газелей, Айк-джан,
больше половины он создал, между прочим, на
азербайджанском.
- Самир, дорогой, но в интернациональном
Баку азербайджанец должен был
начальствовать. Русский, армянин или еврей
работали, а какой-нибудь Ахундов
начальствовал. В больнице инородец
оперировал, а Мамедов – возился с бумагами и
принимал подношения. В институте инородец
преподавал, а Сеидов принимал взятки. На
заводе инородец ходил в передовиках, а
путевки за границу давали Ахмедову. Все мы,
инородцы, находились на вторых ролях…
Гасанов вернулся к столу. Налил в бокал
еще минералки и выпил залпом.
- Так было везде, во всех союзных
республиках… Нацкадры… Скажи, Айк, ты же
в Баку вырос. А когда впервые почувствовал
себя армянином?
- Да я всегда знал, кто я по
происхождению. Меня с детства в
Арменикенде окружали такие же армяне.
Привычная аура вокруг меня и моей семьи.
Моя жизнь протекала безмятежно среди
армянских лиц, имен, жестов, обычаев, блюд,
манеры речи, акцентов, шуток… Эта аура
позволяла испытывать положительные чувства
– быть своим среди своих. Но в один
прекрасный день, уже в 10 классе, я понял,
что вечно находиться в таком добровольном
«гетто» невыгодно. К русским, евреям,
293
грузинам, лезгинам, татам, осетинам и другим
азербайджанцы относились гораздо лучше.
Больше всех ваших исторически раздражали
именно мы, армяне. Я твердо знал, что после
школы уеду из любимого города и не вернусь
туда. Буду приезжать наездами, чтобы
навестить родных. Не более.
- Твоя семья была обеспеченной? Помню,
ты модником был в студенческие годы…
- Да какой там модник… Экономил на всем,
в нормальной еде себе отказывал. А вообще
семья среднего достатка была, как у всех. Миф
такой существовал, что все армяне в Баку –
богачи. Да, были среди наших цеховики,
крупные специалисты, знаменитости… Все они
жили припеваючи в хороших квартирах,
имели машины, дачи на Апшероне. Но хватало
и бедноты! Жили в сырых подвалах,
коммуналках, темных каморках, разных
«нахалстроях»… Ветхие дома на Завокзальной
или в Арменикенде, грязные дворы… Помню,
как скрипели деревянные лестницы, ведущие
на террасы-галереи, которые опоясывали весь
двор. Казалось, вот-вот они рухнут… А в нас рассорил… Так вот, в войне за Карабах
центре, на Низами, Коммунистической,
Кирова или 28 апреля, жизнь была гораздо
комфортней.
- Сейчас город изменился сильно. Приедешь
– не узнаешь. Те же улицы, дома, только
гораздо нарядней. Новые суперские здания
появились, дизайнерские небоскребы. Но лица
другие, дух иной, - вздохнул Гасанов. – Да,
удивительно, родились в одном городе, ходили
294
в детстве по одним и тем же улицам, а
познакомились уже в студенческие годы…
- Первое время я очень скучал по родному
городу. А потом… все как-то рассосалось…
Армяне покинули Баку не сразу, не в
одночасье. Первый отток – молодые люди
бросились покорять Москву, сам знаешь.
- Да-да, следуя старому правилу: гении
рождаются в провинции, а умирают в столице,
- засмеялся Гасанов.
- Москва была нашим как бы общим
городом. Вторая волна – уже при Алиеве. А
третья – после Сумгаита. Почти столетие
армяне прожили в Баку. Пропели там свои
песни, прокричали свои хохмы, заполнили свое
кладбище – и рассеялись по свету.
Гасанов разлил по бокалам красного вина.
- Ладно, пора выпить… Как говаривал
уроженец этого благословенного края, где мы
пируем с тобой, «моя совесть подсказывает
мне, что истина выше родины».
- Мераб Мамардашвили, - кивнул Авдалян.
- Он самый… Грустно все это… Карабах
многие были заинтересованы. Много подлецов
нагрело руки. Именно во время войны, когда
наши исступленно кричали «Гарабах
бизимдир!», в Баку создавалась новая военно-
политическая элита. Как и у вас в Ереване.
Столько ловких парней ушли в бизнес, сделав
деньги на тотальном дефиците, поставках
продуктов питания, вооружения и топлива.
Вмиг разбогатели.
295
 - У нас, Самир, примерно та же картина
наблюдалась.
Гасанов отпил глоток вина.
- А беженцы… Эти несчастные еразы
(ереванские азербайджанцы – прим. автора)
превратились из жертв, которых надо бы
пожалеть, в спираль насилия. Вокруг них
образовались группы людей,
заинтересованных в закреплении результатов
войны. Они захватили дома и имущество
изгнанных. Нажитое поколениями досталось
соседям. А сами беженцы оказались никому не
нужны. Они годами живут в общежитиях,
палаточных лагерях, куда привозят для показа
представителей международных организаций,
живут в трущобах…
- Да, еразы стали ударной силой тех, кто
громил дома армян в Сумгаите, Баку,
Кировабаде. А те, в свою очередь, пошли
мстить – стали ударной силой отрядов
самообороны Нагорного Карабаха. Знаешь, что
меня беспокоит больше всего? Выросло целое
поколение молодых парней, вступившее во
взрослую жизнь с оружием в руках. К
созидательному труду это поколение не
приучено, не приспособлено. Пресная мирная
жизнь кажется этим парням скучной и серой,
нежели военная.
У Авдаляна зазвонил мобильник.
- Я в гостях, Рубен. Да, у Гиви Майсурадзе.
Вечером буду на закрытии. Увидимся…
Положил трубку в карман и спросил
собеседника:
296
- Самир, как ты смотришь на то, чтобы
сделать паузу и выпить по чашке кофе?
- С удовольствием. Пошли на кухню.
На просторной кухне, обставленной по
последнему слову бытовой техники, Авдалян
распахнул шкафчик, нашел там джезве
(кофеварка – прим. автора) и распечатанную
пачку кофе «Merrild». Тарелка с портретом
«вождя народов», висевшая над столом, не
очень вписывалась в модерновый интерьер.
- Айк, а как ты думаешь, почему братья-
грузины до сих пор любят дорогого товарища
Сталина? – попытался скопировать грузинский
акцент Гасанов.
- Любили его когда-то, - Авдалян поставил
кофеварку на огонь. – Приятно, конечно,
когда появляется свой человек в роли
властителя. Это оказало мощное влияние на
грузинское самосознание. Логика проста:
«отец народов» грузин, мы с тобой тоже
грузины, то есть и мы отражаем его блеск.
Даже советский флаг над Рейхстагом дали
водрузить русскому вместе с грузином
Кантария. Если помнишь, то почти во всех
советских фильмах грузины симпатичны и
положительны...
- Это точно.
- В Грузии, как и во всем Закавказье,
своеволие стало одним из главных качеств
национального характера. Своевольные
личности в народных массах популярны, даже
если они принесли горе тысячам и миллионам.
И вождя любили не за репрессии в СССР, а
297
потому, что он олицетворял свободное от Оба не заметили, как на пороге показался
ограничений своеволие. В Грузии любили сияющий Гиви. В руках он держал две
советский режим, поскольку он был связан с бутылки «Боржоми». Ласково глянул на друзей.
именем их великого земляка. А когда культ Разве на такого симпатичного и добродушного
личности развенчали, в Грузии стали толстяка можно обижаться…
отворачиваться от коммунистической - Друзья мои, еще раз приношу свои
идеологии и ее ценностей. извинения. Надеюсь, вы все свои проблемы
Авдалян снял с конфорки джезве, разлил разрешили, а теперь к столу. Там что-то
горячий ароматный напиток по чашкам, одну осталось? Я так проголодался.
на блюдце протянул Гасанову. Авдалян с Гасановым, обрадованные
- Как и у наших народов, здесь всегда была появлению хозяина квартиры, вышли из-за
страсть к наживе, - продолжил Авдалян, стола. Оба слегка покачивались и не очень
отхлебнув из чашки кофе. - Грузинский князь твердо стояли на ногах. Глянули друг другу в
бьется за презренный металл, который сразу глаза.
же тратит на кутежи и дам. Копить богатство - Хорошо посидели.
бессмысленно - его убьют в любой момент. Он - Да, по душам поговорили.
жаждет роскоши. Критерием роскоши Майсурадзе смотрел на друзей с некоторым
считается обильное питание. Когда Грузия изумлением, словно видел их впервые.
вошла в состав Российской империи, жизнь Кажется, не зря он их оставил.
значительно изменилась, сюда стали У Гиви созрел тост...
проникать элементы европейской
цивилизации. Но они сохранили свои
традиции и символы культуры - застолье, 2015 г.
многоголосие, "Витязь в тигровой шкуре»,
царица Тамар, Давид Горгасал...
- И такая же, привычная кавказцам,
клановость... Кто не наш родственник, того за
человека не считаем. Это чужак, а любить
чужака нам необязательно, - закивал головой
Гасанов. Сделал еще глоток из чашки и
поставил ее на стол. – Отличный кофе
получился! Спасибо!
- На здоровье!

298 299
 Муслим-муаллим
Акраму Айлисли посвящается
1 республики.
- Папа, а армяне все плохие?
- Конечно, что за вопрос!
- Все-все?
- Практически. Нация у них такая,
подлая…
- А композитор Арам Хачатурян? Он тоже
плохой?
- Причем тут Хачатурян?
- Мы его сюиту из балета «Спартак»
проходим…
- Безобразие! Куда министр образования
смотрит?! В центральной музыкальной школе
Баку проходят вражеского композитора!
Неслыханно! Я этого так не оставлю…
Муслим-муаллим во время этой
воспитательной беседы не проронил ни слова.
Только с недоумением посмотрел на сына.
Вздохнул. Вот, мало тебе телевизор круглыми
сутками говорит про подлых и коварных
армян, а тут еще родной сын родному внуку
мозги промывает. Удивительно, откуда это у
Энвера? Банкир, то есть в меру циничный и
прагматичный, финансы интернациональны,
деньги и бизнес вообще не имеют
национальности… А тут рассуждает, как
активист Народного фронта из провинции.
300
Муслим-муаллим вспомнил о тех парнях,
которые приезжали в Баку с потрепанными
чемоданчиками – из Кюрдамира, Мингечаура,
Шемахи, Физули, Евлаха, Шуши, Дашкесана,
Агдама, Нахичевани…Со всех уголков
Приезжали в поисках своего счастья.
Муслим-муаллим порой их встречал в парках и
садах, заплеванных шелухой от семечек.
Приезжие находили себе приятелей среди
городских бездельников, так вместе бестолково
и проводили время. Учиться районские не
особо желали. Как и работать. А денег и
высоких должностей очень хотелось. Все
ждали, когда наступит срок и они пригодятся
родной столице, где давно всем заправляют
разные неблагодарные инородцы – русские,
евреи и особенно ненавистные армяне…
Конечно, все это было враньем,
ухмыльнулся в свои пышные усы Муслим-
муаллим. В республике всегда у власти были
свои, «титульные». Сначала коммунистов из
себя изображали, потом превратились в
патриотов-демократов. А что же эти,
провинциальные бедолаги? А ничего. Как
имели койку в общежитии, так и живут там по
сей день. Их использовали те, кто сегодня «на
коне».
Но вот Энвер, его единственный сын,
мальчик из приличной интеллигентной семьи
учителя и врача-педиатра, образование
получил, мыслить умеет… Но туда же… Эх, что
тут скажешь!
301
 А 10-летний Анар, внук, все не переставал с сыну и потрепал его правой рукой по
расспросами про армян. И с чего это он их вихрастой голове.
вспомнил? - Мужчина растет! Будущий освободитель
- Папа, а когда мы Карабах вернем? оккупированной врагами земли
- Скоро, сынок, скоро. Азербайджан азербайджанской.
динамично развивается. Наша молодежь - Нет уж, пусть лучше радует
успешно осваивает военное ремесло. Наша азербайджанский народ своими
армия получает самое лучшее в мире выступлениями на сцене, - парировал
вооружение. С нами Турция. А Армения… Там дедушка.
скоро народу не останется. Все армяне по Муслим-муаллим славился своим
России разъехались или в свой любимый Лос- миролюбием и спокойным нравом. Он никогда
Анджелес подались. не повышал голос на учеников. С коллегами
Энвер включил кондиционер, и салон был предельно вежлив, в душу ни к кому не
«Мерседеса» наполнился живительной лез. И всегда с настороженностью относился к
прохладой. Путь на дачу в Бильгя предстоял тем, кто подливал масло в огонь в непростых
неблизкий. Женщины еще накануне поехали отношениях Азербайджана с соседней
туда на служебной машине Энвера. А страной.
мужская половина Агамалиевых должна А еще он отличался повышенной
прибыть на дачу за час до гостей. Юбилей совестливостью. Не мог пройти мимо
Энвера обещал быть запоминающимся. несправедливости. Уличных хулиганов не
Сначала хотели отпраздновать в пафосном боялся, даже обкуренных. Прогонял их, когда
ресторане на Приморском бульваре. Потом невзначай они оказывались возле школы… А
решили, что дача больше располагает к вот тогда, в январе 90-го, струсил… И
задушевному общению в кругу родных и несчастных соседей Мелкумовых, с которыми
близких друзей. его семья делила хлеб-соль столько лет, не
- Анар, внучек, а что ты про армян пошел провожать на морвокзал. Жена
вспомнил вдруг? отговорила: «Куда ты пойдешь, там солдаты,
- А что тебе не нравится, - ответил за там толпа беженцев-еразов. Покалечат».
мальчика отец, – ребенок растет патриотом. Да, смелым он был прежде, а сейчас… И
Или ты думаешь, что он должен только на еще никак не может забыть ту мерзкую сцену
скрипке пиликать? в кассах Аэрофлота на Телефонной, куда он
Энвер, управлявший машиной, с улыбкой пришел за билетами на самолет в Минводы.
повернулся в полуоборота к сидящему сзади Сгорбленный старик-армянин с маленькой

302 303
девочкой пристроился за Муслим-муаллимом в
очереди. Все стояли тихо-мирно, кроме двух
небритых парней. Они «врага» быстро
вычислили. Сначала последними словами
беднягу оскорбляли. А потом старика с
испуганной внучкой вытолкнули на улицу,
плюнув им вслед. И никто в очереди не
возмутился, никто не защитил старого
армянина. И он, Муслим-муаллим, промолчал,
опустив глаза. Потому что смотреть на
заплакавшего ребенка он не мог. Страх был в
глазах девочки лет восьми, когда на ее дедо
напали двое, когда сгорбленного старика
вытолкнули на улицу, а он только крепче
сжимал ручонку внучки.
Муслим-муаллим вдруг стал бояться родного
города. Промозглый норд дует с моря,
поднимая с земли обрывки газет, всякую
ветошь, опавшие листья… Баку и прежде не
считался самым чистым городом на планете, а
тут мусор совсем перестали вывозить. Старый
учитель устало брел по родной улице, и всякие
дурные мысли не выходили из головы. Он так
любил свою улицу, где все было таким близким
– каждая дверь во двор, каждая щербинка в
стене, каждый столб… А тут все стало чужим и
опасным. Ему казалось, что знакомые с
детства дома теперь таят какую-то угрозу.
Вот-вот из дверей выскочит какой-то безумец
с окровавленным ножом…
На железных дверях гаража кто-то
нацарапал мелом по-русски: «Смерть
армянам!» В школе рассказывали, что на
Монтино двери армянских квартир стали
помечать меловыми кружками. Совсем
обезумили люди, совсем! Варфоломеевские
ночи в нашем городе начали устраивать.
Вчера племянник Айдын, старший сын
Гюли, сестры Муслим-муаллима, из Москвы
прилетел. Посидел один вечер у телевизора и
стал смеяться. Оставьте, говорит, этих армян в
покое. Пусть себе живут в Карабахе, как
хотят… У Айдына в Москве армяне в друзьях.
И не только бакинские, что было как-то
простительно, но и хайастанские (из Армении –
прим. автора). Хлеб-соль делят, на хаш друг
друга приглашают. Было дело, вместе с
армянами Айдын даже ходил с бритоголовыми
скинхедами разбираться. Все же земляки как-
никак. «Толковые они ребята, деловые. И ни
разу меня не подвели», - говорит Айдын.
Надо и Анарчика, когда выучится, в
Москву послать, в консерваторию, подумал
Муслим-муаллим. Чтобы вся эта
националистическая дурь выветрилась из его
головы. Детей нельзя воспитывать в
ненависти.
2
Стол накрыли прямо в саду. Жена Муслим-
муаллима вместе с невесткой Наргиз
постарались. Много овощей и зелени
приготовили. Из холодной закуски – балык и
севрюгу. Стол украшали блюда с маслинами,

304 305
финским сервилатом, бастурмой… На горячее
подавали плов из ханского риса с урюком и
кишмишем, долму. А к десерту Наргиз,
хлопотливая жена юбиляра, испекла
домашнюю пахлаву. Энвер позаботился о
напитках: шампанское брют, сухое чилийское
вино, французский коньяк Remi Martine…
Первый тост был за юбиляра, потом, как
полагается, выпили за его родителей, семью.
Гости хвалили хозяйку за вкусные блюда. А
мужчины тем временем перешли на политику.
- Это все Россия виновата, - рассуждал
Джавад, двоюродный брат юбиляра, - - Не думал, что будем на такие темы
разделяй и властвуй, старый, как мир,
принцип. Москва будет держать на поводке и
нас, и армян. Политика.
- Не соглашусь с тобой. Армяне всегда были
против нас – в 1905 году резню учинили. В 18-
ом со своими комиссарами и дашнаками
хотели всех азербайджанцев уничтожить или
амбалами (грузчиками – прим. автора)
оставить при себе. И карабахскую войну
армяне развязали. И все им мало, все про свою
«Великую Армению» мечтают. Мы их когда-то
приютили, крышу над головой дали. А им,
неблагодарным, все мало, - Энвер почему-то
решил наполнить свой юбилей патриотическим
содержанием. С пафосом говорил.
- Да, они всегда себя самыми умными
считали, - подыграл юбиляру его коллега Орхан
Самедов. - А на самом деле весь их «ум»
состоял в хитрости. Наш азербайджанец
всегда простодушен, наивен, открыт, чист
306
душой. А эти… Все в себе, закрытые. Хуже
евреев.
- Это точно! Евреи, на самом деле, умная
нация. А армяне только воображали себя
умными, - кивнул Энвер и засмеялся.
- Зачем так, Энвер, говоришь! Бакинские
армяне веселиться умели. Хохмы разные
любили, юмор понимали. Это наши всегда
серьезные и с важным видом ходили, -
заулыбалась Наргиз, пытаясь как-то перевести
застолье в веселое русло.
Слово взял Муслим-муаллим:
говорить за праздничным столом. Но если
так… Я вот что думаю, сынок. Наши два
народа, если говорить про внешность, очень
похожи. Грузины от нас сильно отличаются. И
вот выходит, что чем меньше внешних
отличий, тем больше вражды между народами.
И не только на Кавказе. Китайцы, корейцы,
японцы, вьетнамцы… Их друг от друга не
отличишь, а сколько горя друг другу принесли,
всю историю воевали между собой. Ну и у
нас…
- Удивительно странные вещи вы говорите,
уважаемый Муслим-муаллим, - раздался чей-то
голос.
В конце стола скромно устроился
одноклассник Энвера – Вадим Сергеев. Это он
решился на неслыханную дерзость - возразить
старшему по возрасту, к тому же отцу
юбиляра.
- В чем же странность?
307
 - Нельзя благородных азербайджанцев Так белокурый парень с Молоканки
сравнивать с этими армянами. Много чести превратился в национал-радикала, похлеще
для них! еразов. Кому из русских бакинцев до Карабаха
В школьные годы Вадим был тихим и и независимого Азербайджана дела не было,
неприметным мальчиком. Учился средне, те уже давно предательски бежали, по России
ничем особым не выделялся. Неожиданно и Европе разбрелись. А те, кто остался,
(поговаривали, что без взятки не обошлось) считались своими в доску. Вадим с гордостью
поступил в университет и стал журналистом. стал говорить: «Мы – азербайджанцы. Как в
Писал про передовиков производства, Турции, все – турки, а там уже разного
нефтяников и хлопководов. В один происхождения – курдского, лезгинского,
прекрасный день Вадиму все это порядком черкесского, греческого и даже армянского.
надоело – в Москву, как и многие другие Так ведь правильно. Как в Америке – тоже все
бакинцы, собрался. американцы, а потом уже про свои корни
Но тут нежданно-негаданно настал вспоминают, откуда чей дед добрался до
звездный час Вадима Сергеева в родном благословенных берегов».
городе Баку. Но не все так просто было с местными
Поразмыслив, он решил не упускать свой русскими. Это у Вадима Сергеева карьера
шанс и превратился в заштатного патриота сложилась фантастически. Живет в свое
Азербайджана. Вадим начал с пеной у рта удовольствие. Рупором правительства стал.
убеждать всех (словно кто-то из собеседников Говорят, в меджлис собрался, к выборам
был против), что Карабах испокон веков готовится. Остальные его соплеменники либо
принадлежал азербайджанскому народу. Он сидели на чемоданах, либо скромно доживали
вступил в Народный фронт, где числился, свой век. Они, словно заложники, страдают
наверное, единственным русским. Статьи злые стокгольмским синдромом и оттого
писал об армянах – прямо-таки политические сочувствуют азербайджанцам. В 90-х
памфлеты, приправленные местным тревожились за свою жизнь, а сегодня боятся
колоритом. И в отличие от коллег- работу потерять. Вот и выслуживаются. Вот и
азербайджанцев, делал это талантливо. За вся правда про русоволосых ура-патриотов.
острое перо его ценил сам президент Эльчибей, Везунчик этот Вадим. А остальные?
который лично подписал приказ о назначении Муслим-муаллим вспомнил про Татьяну
Вадима Сергеева главным редактором Ивановну, которая работала с ним в школе и
старейшей газеты Азербайджана на русском вела математику. Она ушла на покой, жила
языке. тихо-мирно на свою мизерную пенсию. Но вот

308 309
однажды он увидел математичку у ограды
православной церкви… с протянутой рукой.
Муслим-муаллим прошел мимо, как будто не
узнал ее. Не хотел ставить Татьяну Ивановну в
неловкое положение. Он был просто потрясен!
Педагог, Учитель, Воспитатель стоял на
паперти рядом с профессиональными
нищенками, которые только и знают, что
попрошайничать возле церкви, а на службах
вряд ли бывают. Для Муслим-муаллима это был
настоящий шок.
Уже дома он подумал, что надо было бы
подойти к Татьяне Ивановне, поговорить с ней
по душам, предложить помощь… Но
неловкость не позволила ему. Да и ей было бы
стыдно.
- Я только за одно армянам благодарен –
они разбудили нас. Мы окончательно
сформировались как нация, - вновь заговорил
юбиляр.
- Ладно-да, Энвер, хватит про армян, - мать
ласково погладила сына по голове. - У нас же
не политинформация, а большой семейный
праздник. Ну что, мужчины, кто тост скажет?
Вадим Сергеев медленно поднялся из-за
стола с рюмкой коньяка.
- Вадим, дорогой, для меня большая честь
видеть тебя на этом торжестве. Мы все рады,
- Энвер обвел взглядом всю компанию.
- Я вот что хотел сказать, - Сергеев
кашлянул, – я хочу поднять бокал за
азербайджанский народ. Вы приютили нас,
русских. Мы обрели здесь второй дом, вторую
310
родину. Это истинное счастье – жить в такой
стране.
- Спасибо, Вадим, ты прав, это истинное
счастье, - поднял свой бокал юбиляр. – И пусть
армяне завидуют нам. Пусть завидуют и те,
кто уехал из нашего города. Будем пускать,
даже если туристами захотят приехать, только
тех, кто докажет лояльность к нашей стране.
Остальным тут делать нечего!
3
Муслим-муаллим хорошо помнит тот день.
Сидели у приятеля Гасана Исмайлова, в нарды
играли, чай пили с пахлавой. Вдруг раздался
звонок в дверь.
- Я открою, - торопливо встала из кресла
Фатима-ханум, жена Гасана.
На пороге стоял незнакомый элегантный
мужчина средних лет.
- Вы позволите?
- Да-да, проходите, пожалуйста. Вы,
наверное, к мужу... Гасан, к тебе пришли.
Незнакомец вошел в квартиру. Он явно был
не из местных. Одет в неброский, но дорогой
костюм. Белая сорочка без галстука. Туфли
изысканной модели.
- Здравствуйте, - поклонился мужчинам,
прекратившим играть в нарды, - вы меня
простите, ради бога... Простите за внезапное
вторжение.
У него был слишком тихий и
взволнованный голос.
311
 - Что вы, что вы! В этом доме гостям всегда
рады, - Гасан Исмайлов встал из-за стола и с
улыбкой протянул руку нежданному гостю.
Мужчина без особого энтузиазма пожал
руку и стал озираться по сторонам. Комната и
ее обстановка интересовали его, казалось,
больше, чем люди.
- Это, видите ли…это… мой дом. Был когда-
то. Я родился здесь...
Муслим-муаллим отчетливо видел, как слеза
навернулась на глаза незнакомца.
Преодолев волнение, он все так же тихо
заговорил. Говорил сбивчиво, рассказывая о
своей семье. Вон там, в углу, у них стоял
телевизор на тумбе, за тумбой, прямо на полу,
он любил сидеть в уединении с книжкой... А в
самой тумбе хранилось приданое – сначала
родители собирали для старшей сестры, а
потом для младшей. Постельное белье,
занавеси, подарочные скатерти… А вот паркет
сохранился до сих пор, его в доме мастикой
натирали...
Прошли на кухню («Вы позволите?» - «Да,
конечно») – там под тахтой в семье гостя
хранились эмалированные тазики, в которых
делали праздничные салат оливье и винегрет
на Новый год, 7 ноября и 1 мая, а также на
дни рождения всех домочадцев...
У них была большая семья. Теперь он
остался один. О судьбе своих родных
Александр (так он представился) не
рассказывал, а спрашивать было как-то
неудобно.
312
- Да-да, мама говорила, что перед отъездом
продала квартиру очень хорошим людям...
Гасан и Фатима, как бы придя в себя,
слегка заулыбались, глядя друг на друга.
- Помним, помним мы вашу матушку.
Очень красивая и представительная женщина
была. Эх, что наделали эти политики! Жили
себе дружно два народа, а их поссорили.
Александр молчал. К чаю с пахлавой так и
не притронулся.
- Извините за любопытство, - обратился к
гостю Муслим-муаллим, - а как вас в
аэропорту пропустили? Я слышал, что армян
возвращают обратно. Не пускают в Баку.
- Да, я знаю про это. Но у меня проблем не
было. Я гражданин США, прилетел сюда на
международный симпозиум архитекторов.
Потом, вновь окинув взором гостиную,
посмотрел на часы:
- Мне, пожалуй, пора. Спасибо вам за
гостеприимство.
- Да что вы, мы же ничем вас даже не
угостили, - встала из-за стола Фатима-ханум. -
Приходите еще.
Он ничего не ответил. Как-то устало
посмотрел на женщину и направился к двери.
- Всего доброго!
4
Муслим-муаллим хорошо помнит, как в
конце 80-х армян стали увольнять с работы.
Тогда они начали уезжать. Но некоторые
оставались, еще на что-то надеясь. Все
держались за свои дома, мебель, хрусталь и
313
книги. Никому не мешали эти люди. Но
однажды они оказались в родном городе
чужими. Город, казалось, разлюбил их. Он стал
каким-то злым. Все, кричал им, не хочу вас
больше здесь видеть. Я уже другой, не такой,
как прежде, вы здесь лишние. И не просите…
Муслим-муаллим всегда гордился тем, что
в этом городе жил особый народ,
дружелюбный. Одна нация была у них –
бакинцы. И вдруг одни стали чужаками… А
каково было смешанным семьям! У его друга,
Фарида Зейналова, жена армянка. Отвез ее,
когда начались «события», к ее сестре в
Краснодар. Переждала пару лет там, а потом
тихо вернулась. Правда, квартиру Зейналов
сменил, чтобы кто-то из соседей не выдал.
Люди из таких смешанных семей разводились
или срочно, используя связи, переправляли
свои документы, переделывая национальность
супруги на какую угодно, только не
армянскую.
Муслим-муаллим не мог представить себе
этот город без армян. Сам он родился в
деревне под Шемахой, родители поселились в
Баку, когда ему в школу надо было идти, в
первый класс. Но армяне-то жили испокон
веков здесь! Да и по характеру отличались от
ереванских. Своей национальностью
гордились, хотя все больше говорили по-
русски. И азербайджанский многие из них
прекрасно знали.
Он помнит те страшные дни, когда после
митингов у Дома правительства толпы
314
мужчин, среди которых тон задавали беженцы
из Армении, направлялись в армянские
кварталы города. Избивали людей, грабили их
квартиры, требовали, чтобы убирались вон из
города, а не то… А многим и не угрожали – их
просто убивали. И никакая милиция
несчастным не помогала.
И у азербайджанцев в январе 90-го,
когда в город вошли войска, были жертвы. Их
объявили шахидами, мучениками. Похоронили
со всеми почестями на Аллее шахидов. Но
никто никогда не вспоминал, что чуть раньше
погибли и другие бакинцы – армяне.
Сам Муслим-муаллим винил себя за
трусость и малодушие. Но другие
азербайджанцы, рискуя жизнью, спасали
друзей, одноклассников или родственников-
армян. Тогда перемешались благородство и
предательство, любовь и ненависть.
Исчез тот город, который старый учитель
знал и любил. Хрупкая и уникальная
бакинская культура изменилась непоправимо,
исчезла навсегда. Вслед за армянами город
стали покидать евреи, русские… Доску с
фамилиями золотых медалистов школы, в
которой долгие годы учительствовал Муслим-
муаллим, демонтировали. Какой-то активист
Народного фронта пришел и потребовал. Вы
что, кричал он, брызгая слюной, в своем уме –
столько армянских фамилий!
Аргумент был убедительный.
1999 г.
315
 Попутчик случайно оказавшийся
оставшийся здесь навсегда.
в этих краях и

- Пить будешь? – он протянул мне банку

Наш видавший виды микроавтобус «Форд»
напоминал маршрутку, арендованную
переселенцами. На крыше громоздились
перевязанные чемоданы, сумки, тюки
постельного белья и обмотанные скотчем
баулы, а салон был заполнен женщинами и
детьми. В горах детишек стало подташнивать,
и водителю время от времени приходилось
останавливать автобус.
Я в одиночестве расположился на заднем
сиденье и с любопытством наблюдал за
меняющимся пейзажем за окном.
Проехали Ехегнадзор. Встречный
транспорт состоял из местных легковушек-
иномарок и редких фур с иранскими
номерами. Дорога извилистым серпантином
поползла вверх.
В Горисе в салон вошел новый пассажир,
который устроился рядом со мной.
- Русский? – кивнул он мне.
- Наполовину. А что?
- Нет, ничего. На местного просто не похож.
Метис, значит.
Надо сказать, сам он тоже на здешнего
жителя мало смахивал. Худой, с ввалившимися
щеками, небритый, слегка за 60, а может, и
больше. На его голове была забавная
бейсболка, из-под которой торчали редкие
длинные волосы. Клетчатая рубашка была
заправлена в джинсы. Этакий вечный хиппи,
пива, единственный предмет, который был
при нем.
Отказываться как-то неудобно, к тому же в
автобусе стало душно. Он потянул за кольцо
«Туборга». Банка с шипением открылась.
- На, пей.
- Спасибо.
Я сделал пару глотков и спросил:
- А почему ты налегке, без вещей?
- А зачем мне вещи? Я тут рядом живу, в
Лачине. Сейчас по-нашему Бердзор
называется.
Узнав, что мы земляки («Ара, я так сразу
понял, что бакинец! Мамой клянусь!»), не
скрывая своего возникшего сразу
расположения ко мне, Сашик - так звали
моего нового знакомца - принялся
обстоятельно излагать свою биографию.
У него оказалось пять официальных жен. Я
хотел спросить, зачем он каждый раз
расписывался, но передумал. Сашик, видно,
серьезно относился к институту семьи и
никаких «гражданских браков» не признавал.
Встретил, полюбил – повел в ЗАГС. Ну а не
везло, разводился – так с кем не бывает…
Три жены разных национальностей –
русская, горская еврейка и лезгинка – остались
после «событий» в Баку. Четвертый брак он
зарегистрировал в Ереване, уже после того,
как вынужден был бежать из родного города.

316 317
На новом месте снова что-то не заладилось с
семейной жизнью. И вот судьба забросила
Сашика после двух столиц некогда братских, а
ныне враждующих республик, в маленький
городишко, в котором прежде обитали в
основном курды.
Лачинский перевал был узким коридором,
еще не так давно – «дорогой жизни»,
соединявшей Армению с Нагорным
Карабахом. Во время войны здесь шли
упорные бои. Курды покинули свои дома,
потом, впрочем, стали туда возвращаться,
зная, что армяне к ним относятся терпимо.
Особенно к езидам, их христианским
соплеменникам.
Из рассказа Сашика я понял, что жизнь в
Бердзоре тихая и провинциальная. К восьми
вечера городок засыпает, одни собаки лают на
улицах. Не разрушенные войной дома
заселили сразу. Потом появились хозяева и у
пострадавших от артобстрелов жилищ. Армяне
народ мастеровой, быстро восстановили город,
благо совсем небольшой. Почти каждый
бердзорец обзавелся спутниковой тарелкой.
- Этот Иран… Ты не представляешь, что за
чушь они показывают! Целый день мулла
лекции читает по телику. Кому это надо!
Помнишь, как раньше было? Персы при шахе
с Америкой дружили, с Европой дружили...
Весь Баку слушал по радио Тегеран, рок-
музыку крутили. А сейчас один аман-аман
(восточная музыка – прим. автора) крутят, -
Сашик улыбнулся своим беззубым ртом.
318
- А ты, тезка, где в Баку жил?
Сашик начал рассказывать про свой двор
на Монтино, как он на гитаре играл и даже
рок-группу создал, как они, монтинские
парни, за чувихами ухаживали и чушек
гоняли.
- А теперь, видишь, что случилось. Чушки
нам пинок под зад дали. Это, мамой клянусь,
они нам так отомстили. Ведь ты сам знаешь,
как мы над чушками издевались. В Баку на их
языке вообще никто не хотел говорить, все по-
русски. Даже городские ребята-
азербайджанцы своих чушек не любили. А
сейчас там одно чушкарье живет. Засрали наш
Баку!
- А что ты в Горисе сейчас делал?
- К теще ездил. Ей 92 года, Анушик, жена
моя, просит, езжай к маме, посмотри, как она.
Как будто я сам не знаю, что надо к маме
поехать. Старая совсем теща.
Мужчина ответственный и серьезный,
Сашик совершал эти поездки из Бердзора в
Горис и обратно с завидной регулярностью,
буквально через день. Долгожительница-теща
находилась под присмотром внуков, с
которыми жила. Но разве на эту молодежь
можно положиться! В любой момент она могла
отдать богу душу. И надо застать момент, пока
труп не остыл. Иначе сгорбленную от тяжелой
жизни и прожитых лет старушку невозможно
будет в гроб положить.
- Нет, я тебе дело говорю, не смейся! У
моего кавора (крестный – прим. автора)
319
сестра так умерла. Скрючилась, в гроб ее не
могли уложить. Пришлось кости бедной
мертвой женщины ломать… Я тогда слово дал
Ануш, что буду ездить туда постоянно, пока не
похороним ее мать. Труп не должен остыть,
запомни!
Мой попутчик умолк, задумавшись о чем-то
своем.
2008 г
. бесконечной
320
Последний паром
Карине Лазаревой
Наш круизный лайнер приближался к
Копенгагену, и вдали уже появились очертания
его величественных средневековых башен.
Жена с детьми спустилась в каюту, чтобы
переодеться для выхода в город. Утро
выдалось не по-летнему прохладным, и я
практически в одиночестве прогуливался по
палубе, любуясь морским
пейзажем. Пассажиры лайнера предпочитали
наслаждаться открывающейся панорамой
датской столицы со смотровых площадок
ресторанов, а самые закаленные, укутавшись в
пледы, - с верхней палубы судна. В запасе
оставалось около часа, и я решил заглянуть в
бар, чтобы согреться чашкой чая.
Там было тепло и многолюдно. Пассажиры
оживленно беседовали за столиками,
предвкушая увлекательную экскурсию по
городу, где творил великий сказочник
Андерсен. У стойки бара я отыскал одно
свободное место между пожилой японской
туристкой с фотокамерой и миловидной дамой
средних лет в элегантной шляпке. Заказал
чаю и устроился на высоком сиденье.
- Не люблю корабли и все эти морские
путешествия, - произнесла по-русски, не
поворачивая головы, дама в шляпке.
321
 Решив, что фраза предназначена именно
мне, я повернулся к ней вполоборота.
- Зачем же вы тогда здесь? Круиз – дело
добровольное и развлечение не из дешевых, -
слегка улыбнулся в ответ.
- Сын уговорил, решил сделать мне подарок
на юбилей.
Мы познакомились. Слово за слово, и
оказалось, что мир, в самом деле, очень тесен.
Карина когда-то жила в том же городе и на
той же улице, что и я в далеком детстве. Нам
было о чем поговорить, что вспомнить.
- Вы тоже застали те страшные дни в Баку?
- Нет, я уехал сразу после школы. А вы?
Она замолчала, достала из сумочки пачку
сигарет и зажигалку, закурила. Потом бросила
взгляд на часы.
- Я была там до самого конца… Испила
чашу до самого дна, так сказать. Хотите,
расскажу, как мы покидали родной город?
Я молча кивнул головой, предчувствуя
полный драматизма рассказ моей новой
знакомой. Подобных историй я знал немало…
- Весь этот кошмар начался 30 ноября 1989
года. Обычный серый день в Баку поздней
осени. На деревьях голо, ни листочка. Во дворе
нашего трехэтажного дома на одной из
старых улочек Завокзальной (район Баку –
прим. автора) ни души, даже белья на
веревках нет. Непривычная тишина, немного
пугающая.
Но вот звонит телефон… Надо сказать, что
дом у нас хоть и современный, с отдельными
322
квартирами, со всеми удобствами и прочими
коммунальными радостями, но телефоны
провели далеко не у всех. Я уже привыкла
звать к трубке соседей. И не только из нашего
блока. Мне совсем нетрудно. Люди же не
виноваты, что у них нет телефона. А вдруг что-
то срочное случилось?
Так вот, звонит телефон, на том конце
провода теща соседа Левы, с семьей которого
наша семья дружит с момента заселения в
этот дом в 1932 году… Бабушка с дедушкой
познакомились и сошлись с Левиными
предками, потом наши родители тесно
общались, хлебом-солью делились. Теперь
наши семьи дружат. Традиции надо уважать.
Да и люди они приветливые, Лева и его жена
Гюля. Он армянин, она азербайджанка.
Обычное для Баку дело.
Впрочем, так раньше считалось. Но
наступили времена, когда «местные» стали
предъявлять свои права на этот
многонациональный город, все больше и
больше. И все чаще звучали экстремистские
призывы «разобраться» с армянами – выгнать
их с работы, не принимать в вузы, и вообще,
пусть уезжают из НАШЕГО города. А ведь
когда-то Баку считался в стране самым
теплым и дружелюбным городом.
Национальностью соседа мало кто
интересовался. А тут вдруг вспомнили…
Народный фронт их научил…
Голос у Левиной тещи взволнованный, она у
себя на Баилово (район Баку – прим. автора)
323
услыхала, что у нас, на Завокзальной, «резня
началась». Срочно требует позвать свою дочь
Гюлю, которую полтора года назад выдала
замуж за Леву. Женщина не скрывает своего
волнения. Сама она наполовину армянка,
наполовину еврейка, муж азербайджанец. Вот
такой бакинский аджабсандал. И все так
запуталось-переплелось...
Левина теща срочно должна услышать голос
дочери и убедиться, что та жива и здорова…
«Скорей, Кариночка, скорей!» Кричит мне в
трубку на одном дыхании. Воспользовавшись
паузой, пока она набирает воздух в легкие для
нового потока стенаний, я успеваю ей сказать,
чтобы успокоилась, сейчас позову Гюлю к
телефону…
И вот передо мной непростой выбор –
оставить 7-месячного ребенка одного и быстро
сбегать в другой конец двора за соседкой или
закутать его в одеяло и взять с собой. Уже
смеркается, во двор заглядывают какие-то
темные личности, неспокойно на душе. Но
Максимка сам решает дилемму, попросившись
на горшок. Посадив его, я бегом устремляюсь к
соседям.
Живут они на первом этаже: перед окнами
палисадник с тутовым деревом, ухоженные
клумбочки, в которых летом цветут пахучие
чайные розы. В общем, маленький садик,
радующий глаз жильцов всего дома… Забегая
в подъезд, боковым зрением я замечаю
беспорядок: растоптанные кустики,
перевернутый столик, где вечерами мужчины
324
играют в домино и нарды, и разбросанные по
всему садику чьи-то семейные фотографии.
Детишки, свадебные фото, школьные,
армейские…
А вот и дверь квартиры Левы и Гюли. Я
стараюсь войти спокойно, не напугав их
малышку Кристинку. Вдруг вижу, что дверной
косяк словно порублен топором, и сама дверь
кажется помятой, как после осады… Войдя в
их прихожую, сталкиваюсь с Гюлей, которая
носится по квартире и орет не своим голосом.
- Ты просто не представляешь! К нам
ворвались… нас всех убьют… надо срочно
убегать… Почему это я, азербайджанка,
должна страдать из-за армян! Я этого не
вынесу…
А вот и Лёва выходит из гостиной.
Растерянный, даже испуганный. Пытаясь
перекричать Гюлю, говорю Леве, что у
телефона ждет теща. Быстрей, быстрей… У
меня ребенок дома остался один…
Лёва, на ходу надев пальто, выбегает во
двор. Я еле успеваю за ним. В нашей
парадной сталкиваюсь с Ольгой, соседкой с
первого этажа. Глаза у нее заплаканные,
говорит заикаясь… У нее муж армянин, за
годовалую дочку, которую прижала к груди,
беспокоится. Одной ей дома страшно. Все
вместе поднимаемся ко мне.
Из разговора Лёвы с тещей узнаем, что к
нему в квартиру, в самом деле, ворвалась
толпа еразов («ереванские азербайджанцы» -
прим. автора). Лёва где-то раздобыл липовые
325
документы на еврейскую фамилию. Был Левон
Погосов – стал Лев Бронштейн. Показал
паспорт погромщикам. Правда, уже после
того, как они изуродовали дверь. Главарь
повертел «документ» в руках и вернул
испуганному Леве с угрозой:
- Ну, смотри, если обманываешь… Мы все
равно вернемся.
Вику, младшую сестру Лёвы, родные
вообще спрятали в подвале дома, и теперь
страшно ее оттуда выпускать. А она и сама
боится выходить, девочке 16 лет, а еразы не
особо церемонятся даже со старушками и
женщинами, не говоря уже о девушках…
Выложив всю информацию и получив от
тещи ц.у., Лёва уходит, а мы с соседкой Олей и
с детьми остаемся одни в тревожном
ожидании… И вот тут до меня вдруг доходит
весь ужас ситуации: я оставила ребенка одного
в незапертой квартире – это раз, мало ли что
могло случиться со мной во дворе, когда я
ринулась к соседям – это два, да и что теперь
дальше будет – это три… Как говорится,
испугалась задним числом…
Часы показывают около шести вечера, вот-
вот вернется с работы мой муж. Я никогда так
сильно его не ждала. Оля тоже ждет своего.
Ждем наших спасителей и защитников. За
окнами совсем стемнело, но свет в квартире
зажигать мы не стали. Из окон, которые
выходят на улицу Спандаряна, я вижу, как с
четырех сторон стекается толпа мужчин,
вооруженных палками, арматурой, цепями.
326
Вся эта темная масса воинственно настроена.
Глаза погромщиков шарят по окнам всех
домов, расположенных вокруг них, и
непонятно, каким будет их следующий шаг…
Как назло, моему мужу именно в этот день
приспичило заехать к своим родителям в
военный городок, так как он случайно
оказался в том районе. Он мне оттуда
позвонил узнать, как дела дома…
Захлебываясь от эмоций, я прокричала в
трубку о том ужасе, который творится у нас,
на Завокзальной, потребовала, чтоб он срочно
ехал домой.
Соседка Оля уже собирается к себе, и мне
становится жутко оттого, что я останусь одна с
грудным ребенком. Проходит еще не менее
часа, пока муж возвращается домой,
прихватив с собой свою маму…
О моей свекрови нужно рассказать
отдельно.
Это женская копия, если можно так
сказать, внешности Ельцина. Позже, когда мы
обнаружили это сходство, то стали называть ее
«Ельцин в юбке». Во всем остальном свекровь
была обычной деревенской женщиной из
саратовской глубинки. Она спаслась от
послевоенного голода переездом в Баку, где
вышла замуж за такого же деревенского
паренька из Горьковской области, родила ему
четырех сыновей. Мой муж был в семье самым
младшим и любимым. Видимо, этим и
объяснялось ее постоянное присутствие в
нашей семейной жизни, несмотря на то, что
327
жили мы отдельно, в моей родительской
квартире…
Моя мама к тому времени с братом
переехали в Калужскую область, а мне надо
было институт заканчивать. Да и не
собиралась я никуда из Баку уезжать, все
надеялась, что «рассосется»…
Язык у моей свекрови - острее бритвы, и
резала она этой бритвой налево и направо, не
стесняясь в выражениях. Ее языка боялись все
– муж, сыновья, соседи, даже офицеры
военного училища, где она работала
кочегаром… Чего уж говорить обо мне, девочке
из семьи потомственных врачей, внучке
доктора медицинских наук.
На тот момент, когда муж со своей мамой
приехал, толпа на улице уже рассеялась, и
свекровь прокурорским тоном объявила меня
паникершей. Даже не пытаясь спорить с ее
авторитетным мнением, я молча начинаю
накрывать на стол. Захожу на кухню за
посудой и непроизвольно смотрю в окно. И
оцепенела…
В сторону нашего блока направляется толпа
парней с железными прутьями и цепями, а с
ними вместе наша соседка с третьего этажа,
которая жила прямо над нами, старая дева. Ее
племянница когда-то была моей
одноклассницей, да и по-соседски мы жили
нормально, не конфликтовали… И вдруг я
вижу, как эта мымра показывает рукой на
наши окна. Погромщики задирают свои
головы и смотрят прямо на меня…
328
Сказать, что я испугалась – это ничего не
сказать. Я забыла, как дышать. Бросаюсь в
комнату к сыну, хватаю его на руки и кричу
мужу:
- Они к нам идут!
Пока до него доходит, пока он смотрит в
окно, к нам уже колотятся в дверь. Муж
крепкого телосложения, не из трусливых. Он
выходит навстречу визитерам, закрыв за
собой дверь. А я трясусь от страха, стою за
дверью, прижав к груди ребенка и моля Бога о
том, чтобы малыш не заплакал и никак не
выдал нашего присутствия…
Разговор, который произошел между ними,
я запомнила на всю жизнь:
- Что вам тут нужно? – спрашивает муж.
- Нам сказали, тут армяне живут, - отвечает
кто-то из еразов.
- Тут я живу, я разве похож на армянина?
- Но нам сказали. Пусти в дом, мы
посмотрим сами.
- Кто вам сказал, идите тому в рожу
плюньте! Тут живу я и моя мать.
- А если тут живут армяне? Нам соседка
сказала!
- А если окажется, что тут живут армяне,
то придёте завтра и мне в рожу плюнете.
И вот вроде слышу, как эта толпа
разворачивается. Но в этот момент свекровь
выходит из кухни с пачкой соли и пытается
открыть дверь и выйти наружу. Я хватаю ее за
руку, чтоб остановить. Шепотом говорю, что
они уже спускаются. А она мне в ответ:
329
 - Ты своего на руках держишь, а мой там за
тебя морду подставляет!
Откинув прочь мою руку, она выходит из
квартиры, рвет на ходу упаковку этой
задубевшей «каменной» соли (видимо, хотела ее
бросить погромщикам в глаза). Я слышу ее
мат-перемат, жуткие проклятия.
- Чтоб вы все ослепли!
Еразы кубарем скатываются с лестницы. С
агрессивной русской мамашей никто
связываться не хочет.
Муж и свекровь возвращаются в дом и
требуют, чтобы я в течение пяти минут
собралась и поехала с ребенком к ним в
военный городок. Там спокойней будет.
Но я почему-то решила, что самое
страшное позади. Вот и уперлась:
– Никуда из своего дома не пойду. Тут всё –
мебель, посуда, книги! Тут мой дом, я тут
родилась, тут Максимка родился…Надо
военному коменданту позвонить, чтоб нам
охрану дали…
Бред несу несусветный, аж самой теперь
смешно, какой я была наивной дурочкой. Но
меня быстро в чувство приводят - свекровь
произносит всего несколько слов:
- Не едешь - и не надо. Сиди тут со своими
мебелями, хрусталями и макулатурой. А мы
ребенка забираем и уезжаем!
Мне действительно хватило пяти минут,
чтоб расстелить на кровати скатерть, свалить
в нее все детские вещи, документы и
драгоценности, завязать узлом, одеть ребенка.
330
Наутро выяснилось, что у меня от волнения
пропало молоко и мне нечем кормить
ребенка…
Началась сумасшедшая жизнь у свекрови,
свекра и двух братьев-алкоголиков, которые
постоянно подначивали моего мужа, что он
подкаблучник, раз с ними пить не садится…
Мне оставалось только молча все это терпеть,
так как началась сессия, а после нее уже
дипломный проект.
Но сессию мне сдать так и не удалось.
На одном из экзаменов в аудиторию
вваливаются еразы и прочие активисты НФА
(Народный фронт Азербайджана – прим.
автора), в руках списки какие-то… Педагог
возмущается, пытается их выставить. А они
ему говорят: «В твоей группе сидят Григорян,
Тонян и Лазарева. Пусть встанут и выйдут с
экзамена, они тут больше не учатся!»
Мы психанули с девчонками, идем к
проректору жаловаться. Тот вместе с нами
возвращается в аудиторию, спрашивает, кто
приходил и что за безобразие творится в
стенах этого вуза. А педагог прикидывается
ягненком, мол, никто не приходил, ничего не
было, пусть спокойно садятся и сдают.
Проректор за дверь, а экзаменатор начинает
нас валить по-черному. В итоге мы втроем,
естественно, экзамен не сдали. Но жаловаться
уже смысла не было…
1990 год мы встретили в ужасном
настроении. Тут не до новогодних праздников.
Тревога росла с каждым днем. Ситуация в
331
Баку просто вышла из-под контроля. Начиная
с 13 января, по городу прокатилась волна
погромов. На улицу армянам страшно было
выходить. Все отсиживались по домам, а при
первой возможности уезжали. Но как выехать
из города? Поезда, отправляющиеся из Баку,
мальчишки забрасывали камнями, в аэропорт
не доехать, по дороге останавливали, грабили.
Творился полный беспредел.
Свекровь предупредили, что все вокруг
знают, что у нее невестка армянка, и это ей
даром не пройдет. Отыграются на ней с
превеликим удовольствием за ее несносный
характер и острый язык.
Выхода нет, нужно срочно уезжать. К 16
января остается единственный способ бежать
из Баку – паром. Но и на него невозможно
попасть. И все-таки нам с мужем и ребенком
чудом удается добраться до морвокзала. Мы
надеялись, что сможем хоть на чем-то
перебраться на тот берег Каспия и попасть в
Туркмению, где в Ашхабаде жила мамина
родная сестра.
На пристани яблоку негде упасть, народу
больше, чем на первомайской демонстрации в
старые добрые времена. Все орут, дети плачут.
Царит полный хаос. Бедные солдатики,
присланные в Баку для «сдерживания
конфликта», выстроились в длинную шеренгу
без конца и края, спиной к морю, сплошной
стеной, выставив перед собой щиты.
К пирсу причаливает какое-то суденышко,
как я потом узнала, на нем обычно перевозили
332
рабочих на вахту на Нефтяные Камни. И тут
началась страшная давка…
В толпе мы сталкиваемся с одним из своих
друзей-коллег по Военпроекту, где мы с мужем
вместе работали. Саша с женой Лилей когда-то
были свидетелями на нашей свадьбе. У него
мама была русская, отец – армянин. Жена у
светловолосого Саши такая же белокурая
молоканка. Несмотря на это, их дерматиновую
дверь в Арменикенде (район Баку – прим.
автора) порезали на куски, а на стене в блоке
написали углем: «Убирайся, ермяни!»
Саша предлагает мне помощь, так как в
одной руке у меня Максимка (в неполные 9
месяцев он уже был тяжеленным для меня,
дюймовочки), а в другой - сумка-термос с
кашей для ребенка, пакет с документами и
бутылка марочного коньяка (до сих пор гадаю,
зачем свекровь ее туда засунула). У мужа в
каждой руке по сумке с детскими вещами.
Больше ничего мы взять не успели, да и не
унесли бы на себе…
Я отдаю Саше сумку, и в этот момент мы
видим, как щиты солдатиков передо мной
расходятся в разные стороны и один из них
кричит мне: «Быстро проходи, быстро!!!» Я
проскакиваю в эту щель, щиты
захлопываются, и вновь открываются уже в
другом месте этой длинной цепочки из
железных касок… Муж остается по ту сторону
оцепления… У Саши моя сумка с документами,
но его я в толпе уже не вижу. У меня паника,
подбегаю к «своему» солдатику и умоляю его
333
пропустить мужа. Хватаю его за плечо, чтобы
он увидел ребенка. Объясняю, что я одна
никак не справлюсь. Солдат отодвигается на
несколько сантиметров в сторону, муж
успевает буквально просочиться в эту щель,
которая вновь замуровывается телами
военных.
Теперь можно подниматься на судно.
Надеюсь, что Саша с Лилей и с нашими
документами тоже пройдут сквозь кордон.
Узенький деревянный трап, длинный и без
поручней… С него можно свалиться в море от
любого толчка беженцев, которые видят в этом
суденышке свое единственное спасение и
берут его приступом. Трап качается под
ногами и скрипит, словно жалуясь, что вот-вот
не выдержит и просто переломится пополам…
Не знаю, каким чудом мы успели подняться
наверх, но через какое-то время случилось
страшное. Трап все-таки переломился, и люди
стали падать в воду – старики, дети,
взрослые… Все кричат, плачут… Началась
жуткая паника. А команда смуглолицых
матросов пальцем не пошевелила, чтоб спасти
несчастных. Они стояли на палубе и
посмеивались, потом просто растворились. А
люди барахтались в холодной воде, с пирса им
протягивали руки, канаты, веревки,
старались, в первую очередь, спасти детей. В
тот день утонуло трое – два старика и одна
девочка…
Меня оттеснили от борта вглубь судна, и я
еще долго прижимала к себе ребенка,
334
облокотившись на какую-то стенку и
уставившись в одну точку… Не знаю, сколько
времени прошло, но постепенно народ стал
заполнять помещение, как в кинотеатре
«Шафаг», последнем временном пристанище
бакинских армян. В просторном салоне стояли
пластиковые кресла в несколько рядов,
посередине проход. Все эти кресла были
привинчены к полу, половина из них была
сломана - торчали острые обломки жесткого
пластика, о которые сразу же порезались два
мальчика. Взрослые растеряны, дети плачут…
Но потом, когда судно уже отошло от берега на
приличное расстояние, как-то все стало
успокаиваться. Стихли громкие крики. Народ
начал устраиваться на своих местах.
Укутывали пледами и какими-то тряпками
детей, укладывали их спать.
Мужчины собираются «на перекур»:
знакомятся, откуда-то появляются бутылки со
спиртным. И вот уже вокруг одноногих
железных столиков, привинченных к полу,
начинается оживленная беседа…
- Нас сейчас вывезут в открытое море и
утопят! – мрачно пророчествует старик в
фетровой шляпе.
- Да нет, не может такого быть! –
категорически не соглашается бородатый
мужчина.
- Я тоже так думаю. Подсудное все-таки
дело, - поддерживает его толстяк в очках.
- Подсудное? Какой суд в этой стране!
Здесь полное беззаконие. Сегодня армян
335
выгнали, завтра русских погонят, послезавтра
евреев… - не успокаивается старик в шляпе.
После очередной бутылки компания все же
приходит к единому мнению: нет, нас не
утопят, потому что команда состоит из
азербайджанцев, а слинять с корабля на
резиновых лодках армяне им не позволят, и
не таких ломали!
Я наблюдаю за этой фантасмагорической
мужской дискуссией со своего места. Малыш
мирно спит рядом. Укачало его, моего
сынулю… Муж тем временем помогает
пожилой женщине с ребенком-инвалидом. Ее
пропустили, а супруг, как наши Саша и Лиля,
не смог пройти через оцепление.
Наступает время ночного кормления, а у
меня ни каши, ни соски, ни бутылочки. Но,
видимо, в тот день мой ангел-хранитель не
оставлял меня ни на минуту. Я просто пошла…
«по рядам». У одной мамочки разжилась сухой
смесью, другая дала соску, порожнюю бутылку
водки подобрала под одноногим столиком.
Оставалось найти кипяток… Тут уж
подключился муж, пошел к команде,
вспомнив, что знает азербайджанский язык
почти в совершенстве. Но кипятка так не
получил. Потому что жена армянка. Вот если
бы он отрекся и пообещал бросить меня и
вернуться в Баку, жениться на
азербайджанке, тогда моряки дали бы ему
кипятка... А так – извини.
Вынуждена набирать теплую воду из
какого-то ржавого крана, расположенного так
336
низко над раковиной, что ладонь еле влезет,
куда там порожней бутылке. Вот так ладонью
я и «нацедила» воду, насыпала смесь – все на
глаз, взболтала, надела соску и… У соски
дырка оказалась, как для рисовой каши. Как
же ребенка молоком кормить? Он же
захлебнется! У меня от отчаяния просто
опускаются руки… В ту ночь мой сынок
научился пить из бутылки без соски. Прошел
боевое крещение, так сказать. Это его новое
умение впоследствии не раз выручало во
время нашей кочевой жизни еще несколько
месяцев.
Наконец, кошмарная январская ночь
подошла к концу, а с ней закончился этот
жуткий рейс по зимнему Каспию. Под утро
началась болтанка, а с ней и паника, обмороки
- морская болезнь массово поразила
большинство пассажиров…
Но вот и Красноводск. Мы выходим на
пристань. Я поражаюсь огромному количеству
встречающих – милиция, «скорая помощь»,
представители горисполкома, местное
телевидение… И все спрашивают: ну как вы
добрались? вам что-то нужно? вас не обижали
в дороге?
Ясное дело, никто из беженцев не ожидал
такого теплого приема. По всей пристани и в
здании местного морвокзала организованы
места для отдыха, бесплатное питание,
комнаты матери и ребенка. Тут же стали
составлять какие-то списки. Почти всех сразу
разместили, накормили, детям организовали
337
игровую комнату. Сердобольные местные
жители приносили продукты, вещи.
Все проявляют такое сочувствие и заботу,
что нам становится неловко. Благодарим
жителей этого славного туркменского города. Я
впервые сталкиваюсь с таким участием
посторонних людей в моей судьбе, приятно
удивлена. Впервые появляется чувство
защищенности, которое исчезло за последние
два месяца в Баку. Молодые милиционеры
говорят нам, что недавно они вот так же
провожали - в обратную сторону - турок-
месхетинцев, которых изгнали из
Узбекистана…
Приходят какие-то люди и предлагают
бесплатно перелет в Армению или поездку на
поезде до Москвы. Многие тут же
воспользовались этими предложениями. А мы
не можем никуда двинуться, так как наши
документы остались в Баку у Саши, и где он,
что с ним - мы не знаем…
Через «сарафанное радио» приходит
информация, что кроме как морем из Баку
никто никак не выберется. И нам остается
только ждать у моря погоды в прямом и
переносном смысле, надеясь, что Саша
приедет сам и привезет нашу сумку.
Мы дождались его на четвертый день, 20
января, последним паромом. И был он не
только с женой Лилей, но и со своим отцом. За
эти дни перед моими глазами прошло почти
все армянское население Баку, остававшееся в
городе… На берег сходили мои соседи, учителя,
338
одноклассники, просто знакомые и
незнакомые люди, которые разделили нашу
скорбную судьбу. С каждым следующим
рейсом внешний вид изгнанных из Баку был
все плачевней… Создавалось впечатление
(которое потом подтвердилось), что людей
просто вытаскивали из дома в чем были и
грузили на паром. Некоторым повезло, и они
сами добирались до морвокзала. Других
сначала грузили в автобусы, привозили в
кинотеатр «Шафаг», где обирали до нитки. У
несчастных отнимали деньги и драгоценности,
а потом запихивали обратно в автобусы,
которые потом загоняли на паром… На этих
людей нельзя было смотреть без слез!
Среди прибывших одним из рейсов
паромной переправы я узнала дядю Акопа,
бессменного хозяина знаменитой будки, где
продавалась вкусная газированная вода и
куда захаживали люди с разных уголков
города, и его жену, тетю Варю.
Они оба были в домашних тапочках, на нем
- домашние брюки, рубашка и жакет, а на ней
- байковый халат, который был покрыт серым
пуховым платком. И все. Ни теплой одежды,
ни вещей. Они шли, прижавшись друг к
дружке, шаркающей походкой, медленно
переставляя ноги, опустив глаза в землю. А я
смотрела на них и плакала. Они должны были
пройти мимо оцепления из милиционеров, и
только после этого я смогла кинуться к ним
навстречу, взять под руку тетю Варю и
отвести их в сторону комнаты матери и
339
ребенка. Так как я там находилась уже пару
дней и успела познакомиться со всеми
служащими, то проблем с их размещением
именно в этой комнате, самой удобной и
теплой, не возникло.
Стариков согрели, накормили, напоили
чаем. Но сами они вели себя отрешенно, не
ориентируясь в окружающей
действительности. Куда их привезли, зачем
привезли? Они так и смотрели отстраненно, не
замечая никого. Даже не разговаривали друг с
другом, но и не расцепляли рук. С трудом мне
удалось их разговорить, когда они немного
отошли от шока. Выяснилось, что у них есть
родственники в Армении, что документы у них
с собой – дядя Акоп трясущимися руками
долго пытался достать их паспорта из
нагрудного кармана рубашки. Я нашла тех,
кто занимался отправкой людей в Ереван, и
проводила их до автобуса. Они поднимались
по ступенькам, все так же не расцепляя рук, и
мне показалось, что они до конца так и не
осознавали, что произошло и что с ними будет
дальше. Они просто смирились с чем-то
неизбежным.
К сожалению, больше о судьбе дяди Акопа и
тети Вари я ничего не слышала. Знаю только,
что они благополучно добрались до Армении,
их там видели наши бакинцы. А у меня перед
глазами так и стоит картина, как эти пожилые
люди идут от трапа ко мне навстречу, ничего
не видя вокруг, с опущенными головами и под
ручку…
340
Наконец, все то же «сарафанное радио»
разнесло весть, что должен подойти последний
паром из Баку. Мы все столпились у пирса,
пока нас не вывели за ограждения. Порядок
там соблюдался железный. Нам хоть и
вежливо, но твердо указывали, куда идти
нельзя ни при каких обстоятельствах.
Саша, весельчак и балагур в обычной
жизни, не изменил себе и при этих
трагических обстоятельствах. Увидев меня, он
заорал прямо с трапа на всю округу:
- Ахчи, Карина, хорошо, что ты здесь! Я что,
с твоим термосом всю жизнь на пароходе
кататься должен?!
О том, что там были еще и документы, он,
по его словам, узнал случайно, когда полез за
коньяком:
- За коньяк не беспокойся, мы с отцом его с
удовольствием выпили, очень вкусный был. За
это получи обратно свою сумку. Кстати, ты в
курсе, что там ваши документы?
Объяснять Саше, что только ради этих
документов мы его тут дожидаемся уже
четвертый день, я попросила мужа. А сама
первым делом пошла отмывать термос от
прокисшей каши. Пора было Максимку
кормить…
В тот же день мы все вместе приняли
решение ехать поездом до Москвы, а там
видно будет. Но так как поезд шел через
Ашхабад, мы с мужем решили выйти, чтобы
заехать к моей тете, привести себя и ребенка в
порядок, передохнуть недельку, связаться с
341
моей мамой и решить, что нам дальше делать.
Так и поступили. Прямая речь
Через много лет я нашла Сашу. Они с
Лилей и родителями благополучно живут в Я много читал о тех страшных событиях
Великом Новгороде. Мы до сих пор общаемся и «черного января» 1990 года в Баку. Переживал
вспоминаем, как Саша продешевил, вернув за своих родных, друзей, одноклассников,
мне документы всего лишь за бутылку соседей. Долго не находил себе места. На
коньяка. сердце как никогда было тревожно.
Свидетельства очевидцев погромов казались
2016 г. ужасающими.
Пресса тоже сообщала чудовищные
подробности:
«Беснующиеся толпы убили, по
меньшей мере, 25 человек в ночь на
воскресенье в армянском квартале Баку –
столицы советской республики Азербайджан.
Группы хулиганов совершали преступления», -
передавало информагентство ТАСС.
«Улица Ленина – одна из центральных в
Баку, была залита кровью. Проживавшие в
азербайджанской столице русские с ужасом
вспоминали сцены расправы с их соседями-
армянами, которые были расстреляны в упор,
сброшены с балконов, сожжены заживо и
даже расчленены беснующимися толпами
азербайджанцев», - писал московский
репортер.
“Мы с ужасом видели
здесь самых настоящих беспощадных убийц, –
рассказывал ветеран-журналист из Баку по
телефону. – Нападали и на мужчин, и на
женщин, на молодых и старых только потому,
что они были армянами. Быть армянином в

342 343
Азербайджане означало быть заранее «Год назад, в декабре 1988-го, я слышал
приговоренным к смерти». такие же требования, видел «подкрепляющие»
А вот высказывания других авторитетных их лозунги: «Смерть армянам!», «Слава героям
людей… Сумгаита!». Сейчас они сработали. Число
убитых на прошлой неделе в Баку армян уже
Томас де Ваал, политолог: превысило список сумгаитских жертв. Эта
«Алиев оставался важной фигурой в новая трагедия – прямое следствие того, что
закулисной политической игре в попытались, по сути дела, замолчать первую».
Азербайджане. Его связь – или отсутствие («Московские новости», 21 января 1990 года)
таковой – с январскими событиями является
интересной побочной сюжетной линией Кирилл Столяров, писатель:
официальной истории, которую никто так и не «Особая роль в организации и
истолковал. Сам Алиев говорит, что во время осуществлении бакинских погромов
демонстраций Горбачев позвонил ему и принадлежит Гейдару Алиеву, бывшему в то
попросил “убрать этих людей с улиц” Баку и время уже живущим в Москве почетным
сделать публичное заявление. советским пенсионером. Несмотря на возраст
В ответ Алиев сказал, что во время – 66 лет и отставку, он оставался фигурой,
бакинских событий находился в Москве и весьма сильно влияющей на
никак не связан с происходящим в умы азербайджанцев. Общеизвестно,
Азербайджане. Звонок Горбачева что именно с ним советовался в те январские
свидетельствует о его уверенности в том, что дни Горбачев, которого беспокоила отнюдь не
Алиев все еще имеет тайные рычаги власти в льющаяся в Баку потоками армянская кровь, а
Баку. Какова бы ни была роль Алиева в то, что к власти в Азербайджане достаточно
событиях до кровопролития, он использовал успешно рвался Народный фронт».
последствия “черного января”, чтобы после В своей книге “Распад” в разделе “За
долгого перерыва начать скорое восхождение кулисами трагедии” Столяров приводит
во власть. После 20 января он созвал пресс- разговор, который произошел у Алиева с
конференцию в азербайджанском одним из наиболее одиозных лидеров
представительстве в Москве и осудил погромщиков из НФА небезызвестным
вторжение войск в Баку». Нейматом Панаховым после того, как Москва
(Из книги «Черный сад») решила ввести в Баку войска. В книге
приводится следующее свидетельство
Андрей Пральников, писатель: Панахова об этом разговоре: в ответ на вопрос

344 345
– не слишком ли дорогую цену придется
заплатить за попытку НФА захватить власть,
Алиев говорит: “Чему быть – того не миновать”.
А затем осведомился: “Трупов испугались?”. И
добавил со светлой печалью: “Кровь невинных
жертв пойдет на пользу азербайджанскому
народу”.
(Из романа «Распад», М., 2001 г.)
Зардушт Ализаде, политолог,
правозащитник:
«После Джалилабадского погрома и отмены
Верховным Советом Азербайджана
обсуждения проекта избирательного закона
прозвучал еще один аккорд близящейся
трагедии: фронтисты Нахичеванского
отделения НФА разрушили государственную
границу СССР. На конференции 6-7 января
1990 года член правления Неймат Панахов
раздавал отдельным делегатам, как сувенир,
пятнадцатисантиметровые куски колючей
проволоки, срезанные на государственной
границе СССР, как символ конца режима
«русской империи», разъединявшей две части
одного народа. Он старался приписать себе
всю заслугу этого героического деяния, но я
знал, что если все эти процессы идут под
руководством ЦК КПСС, то координацию и
непосредственное руководство, через свою
агентуру, осуществляет Гейдар Алиев. Знал, и
кто был его главным человеком в НФА –
Абульфаз Алиев (впоследствии – Абульфаз
Эльчибей). Знал, что роль Неймата Панахова –
346
мальчик на побегушках. Не мог Неймат быть
главным исполнителем в серьезной операции,
имевшей ключевое значение в реализации
«тбилисской модели» в Азербайджане».
А. Султанов, главный психиатр Баку:
«Неужели те, кто бил, сжигал и хулиганил,
не думали о том, что придется за все ответить?
Неужели им кажется, что со слезами
оставленное добро принесет кому-то счастье?
Никогда!»
(Газета «Бакинский рабочий», 1990, 24
марта)
Этибар Мамедов, один из лидеров НФА:
«Я лично был свидетелем того, как недалеко
от железнодорожного вокзала убили двух
армян, собралась толпа, их облили бензином и
сожгли, а в двухстах метрах от этого
находилось районное отделение милиции
Насиминского района, и там было где-то около
400-500 солдат внутренних войск, которые на
машине проезжали в 20 метрах от горевших
трупов, и никто не предпринял попытки по
оцеплению района и разгону толпы».
(Газета «Новая жизнь», 1990, N 5)
Александр Лебедь, генерал:
«Ловили и смертным боем били армян,
заодно евреев, осетин, грузин и всех, кто в той
или иной степени был на армян похож. Били,
что называется, по лицу, а не по паспорту».
(Из книги “За державу обидно”, стр. 252)
347
 Евгений Примаков, председатель республики корчат из себя невинных, мол, не
Верховного Совета СССР: знали, не ведали, что войска войдут в Баку.
«Мы были свидетелями, как при При этом они в разгар погромов без конца
создавшейся ситуации, когда начавшиеся обращались в Верховный Совет с просьбой о
дикие антиармянские погромы привели к введении чрезвычайного положения на
многочисленным человеческим жертвам, в местах, в районах, но только не в Баку. Не
считанные дни десятки тысяч армян лишились потому ли они так поступали, что хорошо
крова, были депортированы из республики». знали: «Народный фронт» фактически ввел
(Из выступления на сессии Верховного «свой» комендантский час и «свое»
Совета СССР 5 марта 1990 года) чрезвычайное положение в Баку?!»
(Из выступления на сессии ВС СССР 5
Лейла Юнусова, в 1990 году член марта 1990 года)
правления НФА:
«Акции эти были поддержаны Вадим Бакатин, министр внутренних дел
официальным руководством, которое еще СССР:
прошлой осенью называло «Народный фронт» «Руководство Азербайджанской ССР и, в
экстремистами, преступниками, а сейчас частности, соответствующие органы не могли
прекратило нападки, поскольку идеи правого не знать, что на специально организованном
крыла Фронта ему близки. Руководство митинге была заведомо организована
республики закрывает глаза и на стремление провокация: мол, армяне убивают
правого крыла продолжить конфронтацию с азербайджанцев. И тотчас же пять тысяч
Арменией. За примерами далеко ходить не митингующих разбрелись по городу, имея на
надо: в Баку сожгли армянскую церковь, руках адреса армянских квартир. В этой
причем милиция не реагировала на этот акт ситуации трудно было что-либо
вандализма…» предпринимать, особенно если учесть, что
(Из интервью агентству CIA, январь 1990) действия внутренних войск всячески
блокировались тем, что бандиты прикрывались
Николай Петрушенко, народный депутат женщинами и детьми как живым щитом».
СССР, полковник: (Из выступления на сессии ВС СССР 5
«Как очевидец тех событий, я скажу, что марта 1990 года)
весь Баку прекрасно знал, что в городе будет
введен комендантский час и что введут Роберт Кушен, докладчик правозащитной
войска. А тут, в этом зале, руководители организации Human Rights Watch:

348 349
 «Погромы не были полностью (или,
возможно, не полностью) стихийными, так как
погромщики имели списки армян и их
адресов».
(Conflict in the Soviet Union: Black January for
Azerbaidzhan, Human Rights Watch, May 1991)
Гарри Каспаров, экс-чемпион мира по
шахматам:
«Армянские погромы в Баку никем не
пресекались, хотя в городе было 11 тысяч
солдат внутренних войск. Там находился
первый заместитель министра внутренних дел
СССР Лисаускас, а потом, чтобы курировать
ситуацию от ЦК КПСС, прибыл и Примаков.
Но никто не вмешивался до тех пор, пока
зачистка не была произведена. Причем это не
в местечке были погромы, а в огромном
столичном городе, где стоят многоквартирные
дома. В таком мегаполисе, как Баку, вести
точечные операции толпа просто так не может.
Когда погромщики целенаправленно идут из
района в район и из квартиры в квартиру, это
означает, что им дали списки, что есть
ведущий. Заходили в армянские квартиры,
грабили, убивали, насиловали. Кого-то из окон
выбрасывали… Точного количества жертв я не
знаю, но, по имеющейся информации, около
120 человек погибло».
(Газета “Бульвар Гордона”, 2 декабря 2008)
Дмитрий Язов, министр обороны
СССР:
350
«На 49 трупов специально вырыли 150
могил. И все это делалось, чтобы снять с себя
ответственность. Придуманные в
пропагандистских целях слухи тотчас же
попадали в эфир и на страницы печати. Их
слова громко повторяла товарищ Кафарова,
обвиняя нас в введении чрезвычайного
положения. Уважаемый шейх выразил
возмущение, якобы в тело одной старухи
солдаты выпустили 73 пули. Я говорю
уважаемому шейху, что этого не может быть,
давайте организуем официальное вскрытие,
как это положено по закону. А уважаемый
шейх мне отвечает, что у них свой
мусульманский закон, который запрещает
вскрытие».
(Из выступления на сессии ВС СССР 5
марта 1990 года)
Алексей Васильев, офицер Советской
армии:
«Еще не введен комендантский час, еще не
введены войска, а армяне толпами ломятся на
КПП с просьбой защитить, пропускаем по
паспортам, где, как известно, указана
национальность. Куда их девать? Где селить?
Чем кормить? Командир группы, Ромка,
азербайджанец по национальности, выходит
по заданию «Особняка» в город, в гражданке.
По возвращении сразу просит водки. Психует.
Видел, как с балкона многоэтажки
выбрасывали женщину. Голую. В костер из
мебели. Мебель, понятно, из ее же квартиры. А
351
потом… Потом боевик из Народного фронта
размахивал с балкона ушами этой женщины.
Если кто не понял, повторяю: это
свидетельство азербайджанца, офицера,
участника афганской войны, он был в шоке».
(«Бакинские зарисовки», 1990 г.)
Андрей Кубрик, публицист:
«У меня вызывает очень большие сомнения
еще один пункт в концепции многих
российских интеллигентов-демократов — захватывать власть столь недемократическими
пункт, связанный с оценкой Народного
фронта Азербайджана. Утверждается, что эта
организация (по крайней мере, ее либеральное
крыло) непричастна к погромам. Оба крыла
НФА якобы защищают демократические
ценности — либо в исламском, либо в
европейском варианте. Дай Бог, чтобы это
было так. Но у меня возникают следующие
вопросы.
1. Если НФА — демократическая
организация и притом настолько сильная, что
к 19 января чуть ли не захватила власть в
Баку, почему она 13 января и в последующие
дни допустила массовые погромы? Неужели
она так усилилась именно за последние шесть
дней?
2. Нет ли подозрительного единства целей в
действиях погромщиков и НФА (даже если это
не одно и то же)? Одни армян убивают, а
другие «эвакуируют», или, лучше сказать,
депортируют? Не лучше ли было бы такой
могущественной организации, которая может
352
контролировать весь Баку, обратить усилия на
защиту своих сограждан без их депортации?
3. Почему НФА в течение двух лет
громогласно не отмежевался от «Сумгаита»?
4. Почему нынешние беженцы из Баку в
один голос называют именно НФА как
организатора погромов и утверждают, что они
были спокойны за свою жизнь, только когда в
Баку существовало особое положение?
5. Почему демократический НФА стал
средствами?
6. Известен ли хоть один случай в мировой
практике, когда бы страна, лишенная даже
намеков на демократические традиции, в
результате переворота перешла бы к хоть
сколько-нибудь цивилизованной форме
управления? Не чаще ли бывает, что
революция в демократической стране
приводит к состоянию, намного худшему по
сравнению с исходным?»
(«Страна и мир», № 1 (55), 1990 г.)
Ирина Мосесова, журналист:
«…Не в глухом, горном селе, на узких
тропинках, под прикрытием ночи, не в лесной
чащобе, а днем, на широких проспектах в
центре и просторных улицах среди новостроек
в столичном городе «широко шагающей» в
период застоя, по мнению высоких экспертов,
республики, руководители которой
десятилетиями возвещали миру о своем
глубоком интернационализме. При свете
353
неморозного январского дня начались
погромы. Начались словно по команде во всех
его частях – на юге и севере, востоке и западе.
Здесь не было никакой войны, еще не
выехавшие из «интернационального» города
люди, в основном старики и дети, испуганно-
неслышно прятались в самых темных углах
своих квартир, которые уже казались чужими.
Это были мирные люди. И даже самое богатое
воображение не могло им подсказать всего
ужаса дальнейших событий».
(Из книги «Армяне Баку: бытие и исход»)
Владислав Швед, публицист:
«Действия погромщиков отличались
изощренной жестокостью. Однако
расквартированные в городе войска МВД
СССР и части Советской Армии получили
указание из Москвы не вмешиваться в
происходящее, ограничиваясь только охраной
правительственных объектов».
(Из статьи «Тлеющий огонь сепаратизма»)
А в заключение я приведу отрывок из эссе
ныне проживающей в США Лианы
Алавердовой, опубликованного в журнале
«Знамя» (2016, N1). Поэтический отрывок. О
Баку без армян. Стихотворение в память о том
прошлом, которое навсегда останется с нами,
которое многим не дает покоя…
***
Он изменился, этот город:
он весь утратами прополот,
354
он перестроен, перекроен,
он чинен и благопристоен.
Глазеют вставленные стекла
уже на вывески иные,
и выглядят свежо и мокро
залатанные мостовые.
Подчищен, вымыт, принаряжен
невестой во вторичном браке,
он далеко не так отважен,
как Пенелопа на Итаке.
Вся в озабоченности новой,
а в глубине запрятан ужас,
чтоб кто-то не сказал ни слова
о прежнем и несчастном муже.
Как будто не было здесь битвы
и не лились потоки крови,
а раздавались лишь молитвы
о благоденствии и воле.
Метались крики, словно птицы,
а птицы — как и не бывали,
и лозунги, устав браниться,
потом на стенах оседали.
А вот и битая посуда.
Здесь кто-то уезжал навеки.
Скажи мне, Господи, откуда
такая злоба в человеке?
355
 Ну а потом — иные речи,
иные вывески и нравы.
Мир прошлый далеко-далече.
Мир нынешний — в своем он праве.
Скажите мне, как называлась
та улица, что я любила?
Куда тот памятник девался?
Чья разворочена могила?
Но что пристала я к прохожим,
всегда спешащим оголтело?
Ты только подскажи мне, Боже,
что с памятью моей поделать?
356
Библиография
Для тех, кто интересуется вековой историей
бакинских армян и трагическими событиями
начала 1990 года в столице Азербайджана, я
подготовил ссылки на книги, журнальные и
газетные публикации, а также поэтические
подборки, которые рекомендую…
«Культурная жизнь армян в Баку»
http://www.baku.am/culture
«Впервые в Баку…»
http://www.baku.am/First-in-Baku
«Армянский бизнес в Баку»
http://www.baku.am/Armenian-business
«Армянская пресса в Баку»
http://www.baku.am/media
«Издательское дело в Баку»
http://www.baku.am/publishing
«Погромы армян в 1905 году»
http://www.baku.am/top-content-1
«Погромы армян в 1918 году»
http://www.baku.am/top-content-2
«Погромы армян в 1990 году»
http://www.baku.am/top-content-3
Светлана Алексиевич, «Любовь на минном
поле»
https://rg.ru/2007/05/24/lubov.html
Евгений Войскунский, «Девичьи сны»
357
http://loveread.ec/view_global.php?id=36245 Хачатур Дадаян, «Армянская нефть Баку»
Карен Агекян, «Какими мы были» http://miasin.ru/files/miasin/DADAYAN.pdf
http://www.aniv.ru/archive/5/kakimi-my-byli- Татьяна Мартиросян, «Запах насилия»
karen-agekjan/ https://www.proza.ru/2005/06/23-263
Ирина Мосесова, «Армяне Баку: бытие и Виталий Айриян, «Баку – Ереван – Москва –
исход» транзит»
http://armenianbook.tripod.com/baku/ https://www.stihi.ru/avtor/airvit
Елена Асланян, «Заколоченная дверь» Павел Шехтман, «Пламя давних пожаров»
http://www.litsovet.ru/index.php/material.read? http://www.armenianhouse.org/shekhtman/doc
material_id=170393 s-ru/contents.html
Вениамин Арустамян, «Город утраченный, Левон Адян, «Удаляющийся берег»
город утративший» https://www.proza.ru/2014/07/06/1338
http://armenianhouse.org/arustamyan/town- Григорий Заречный, «Баку»
ru.html http://babon.sitecity.ru/ltext_1707115355.phtm
Артем Меликян, «К 90-летию геноцида l?p_ident=ltext_1707115355.p_2211031240
армян в Баку» Валерий Асриян, «Бакинские короли
http://noev-kovcheg.ru/mag/200809/1295.html театра, эстрады, цирка»
Зорий Балаян, «Неизжитая трагедия» http://noev-kovcheg.ru/mag/2010-
http://sumgait.info/baku/zoriy/tragedy- 02/1955.html
zoriy.htm Валерий Асриян, «Армянские звезды
Кирилл Столяров, «Распад» бакинского спорта»
http://x-lit.ru/kirill-stolyarov-raspad http://noevkovcheg.ru/issue.php?id=1279&sear
Анатолий Головков, «Проникающее ch_str
ранение» Юрий Багдасарян, «Баку и армяне,
http://sumgait.info/press/ogoniok/ogoniok- армянская политика и этническая чистка в
199006.htm Азербайджане»
Георгий Ленжетов (Цатрян), стихи Анна Аствацатурян-Теркотт, «Изгнание в
http://www.bakupages.com/pubs/azpoetry/132 никуда»
74_ru.php Александр Геронян, «Последний паром»
358 359
 Послесловие
В июне 2007 года в московской газете
«Ноев ковчег», с которой я тогда активно
сотрудничал, опубликовали мою статью о
знаменитых армянах Баку – «Приморский
бульвар, или «Армянский след» в Баку».
Написал ее в память о старом добром городе,
который я так любил и которого больше нет.
А еще хотелось выразить возмущение дикой
политикой Азербайджана относительно
армян, чьи корни из этой республики. Им
туда попасть крайне проблематично –
докажи свою лояльность, потом власти
решат, пускать тебя «на праздник жизни» или
нет. Хотя, собственно говоря, лично мне
посещать там уже некого и нечего: из родных,
соседей, друзей, одноклассников почти никого
не осталось, а могилы предков сравняли с
землей бульдозеры и асфальтоукладчики… Но
обидно другое: азербайджанский агитпроп,
фальсифицируя историю, всячески
принижает или вовсе умалчивает роль армян
в становлении республики. Вот им в
отместку я решил написать о моих
соплеменниках, которые там родились или
жили какое-то время, прославившихся далеко
за пределами Апшерона. Про тех, которые в
нынешней Азербайджанской Республике как
бы «вне закона» - о них не принято
вспоминать.
360
Реакция большинства читателей
оказалась, мягко говоря, неадекватной. Я
писал из лучших и добрых побуждений,
отдавая дань памяти моим знаменитым
землякам. Но оказалось, что дал лишний
повод для ведения активных информационно-
боевых сражений в Сети. Короче,
комментарии – а их писали целых два года
после выхода статьи! – превратились в
обычную склоку между армянскими и
азербайджанскими юзерами. Всю ругань я
убрал, а некоторые посты все же решил
опубликовать, как и саму статью
«Приморский бульвар, или Армянский след в
Баку». Надеюсь, что получился логичный
финал этой книги.
В январе 1990 года завершилась почти
столетняя история некогда одной из самых
крупных в мире армянских общин –
бакинской. О ее знаменитостях и пойдет
речь…
Город на Каспии подарил человечеству
немало прославленных имен – взять хотя бы
Льва Ландау или Мстислава Ростроповича.
Интернациональный Баку, этот закавказский
Вавилон, стал родиной многих известных
представителей нетитульной нации -
разведчика Рихарда Зорге, артистов Серго
Закариадзе, Эммануила Виторгана, певицы
Ларисы Долиной, киноведа Виталия Вульфа,
писателей Леонида Зорина и Эдуарда Тополя,
режиссеров Владимира Меньшова и Юлия
361
Гусмана и других. Разумеется, здесь родились провел здесь профессор русской словесности
и крупные азербайджанские деятели науки и Степан Бархударов. Под сенью ветвистых
культуры. деревьев он думал свои думы о лингвистике. В
Баку был родиной и многих знаменитых нефтяной столице мира, куда приезжали
армян. В разные годы они прогуливались по отовсюду, вроде бы все говорили по-русски: и
живописной набережной, ставшей визитной миллионщики разных вероисповеданий, и
карточкой столицы Азербайджана... губернские чиновники, и простолюдины. Но
Эта дугообразная и нарядная полоса суши коверкали, ох как коверкали язык великого
омывается водами Бакинской бухты. Прежде Пушкина! И этот акцент, этот неистребимый
она официально именовалась Приморским кавказский акцент! Впрочем, вся эта
парком культуры и отдыха, сейчас - «неправильность» вскормившей его языковой
Национальным парком. Бакинцы же всегда среды не помешала Бархударову стать
называли набережную просто – бульвар. крупным ученым-лигвистом, педагогом, член-
Любимое место проведения досуга и массовых корреспондентом АН СССР, редактором
гуляний. Здесь можно было укрыться от многотомного «Словаря русского литературного
летнего зноя. В тени пальм и платанов, языка» и автором первого учебника по
рододендронов и акаций, каштанов и грамматике русского языка для средней
кипарисов назначали свидания и встречи. школы.
Сюда приходили встречать рассвет В дореволюционные годы здесь частенько
выпускники школ. Бульвар украшали прогуливался архитектор Габриэл Тер-
многочисленные кафе и фонтаны, спортивные Микелов. Он уже успел прославиться в
и культурные заведения. А любимым уголком Тифлисе. Превратился в востребованного и
горожан была живописная цепь прудов и даже модного зодчего. Бакинские нефтяные
каналов, которую с чьей-то легкой руки магнаты, словно соревнуясь друг с другом,
окрестили «бакинской Венецией». По этим стали строить пышные особняки, дворцы,
каналам местные гондольеры в кепках театры. И тут талант Тер-Микелова пришелся
«аэропорт» катали на моторных лодках детей и ко двору. После ночных бдений над чертежами
взрослых. Каждое уважающее себя семейство он любил спускаться рано утром к
считало своим долгом раз в месяц прогуляться просыпающейся каспийской набережной,
по этой чудесной набережной. раздумывая над своими новыми проектами.
На бульваре, где всегда пахло акациями и В этом городе прошло детство одного из
мазутом, устраивали променады еще до самых ярких художников пред- и
революции. Детские годы, с самого рождения, послереволюционных лет Георгия Якулова.

362 363
Он родился в благополучной семье адвоката.
Нянечка выводила маленького Георгия гулять
на бульвар. Однако после смерти Якулова-
старшего мать увезла 9-летнего сына в Москву.
Он стал выпускником знаменитого
Лазаревского института. Начал делать первые
шаги в живописи. И вскоре превратился в
крупнейшего художника, скульптора и любил приезжать в родной город, где знал
сценографа. Про родной город Якулов не
забывал: он стал одним из авторов памятника
26 бакинским комиссарам. В советские годы
этот мемориал считался одним из символов
города.
На бульваре предпочитал пристраиваться с
блокнотом, полным непонятных записей,
формул и чертежей, юноша в гимназической
форме. Звали его Ованес Адамян. Один из
будущих основоположников цветного
телевидения родился в зажиточной семье
купца первой гильдии. Но коммерция его не
привлекала. Ованес рано покинул родной
город, обучался в Швейцарии, Германии и во
Франции, превратился в знаменитого ученого-
изобретателя, инженера-электрика с мировым
именем. Но те прогулки по бакинскому
бульвару вспоминал довольно часто.
В начале ХХ века в этом городе появился на
свет и Артемий Айвазян, один из
основателей советского джаза, композитор,
дирижёр, виолончелист. Создатель и был всего лишь двойник «вождя народов» –
руководитель Государственного эстрадного
оркестра Армении. Он жил неподалеку от
набережной, на улице Меркурьевской. Его
364
отец - юрист, музыкальный критик и филолог-
переводчик, мать – пианистка. Артемий рос в
атмосфере достатка и высокого искусства. В
их доме музицировал Рахманинов и пел
Шаляпин. Мама научила сына играть чуть ли
не на всех музыкальных инструментах.
Айвазян тоже рано покинул отчий дом. Но
каждую улочку, каждую скамейку на любимом
Приморском бульваре.
Через руки художника и педагога Арсена
Аванесяна прошли почти все крупные
живописцы Азербайджанской ССР. Член
Союза художников СССР, он стоял у истоков
республиканской школы сценографии.
Оформил в Баку около 200 театральных
постановок. Вместо пленэра где-нибудь на
природе Аванесян предпочитал приходить с
этюдником на любимый бульвар, к самому
морю, где даже гомонящие мальчишки не
отвлекали его от работы...
Величавой походкой, словно никак не
может выйти из «вечной» роли, ступал на
набережную Бакинской бухты до боли
знакомый всем мужчина. Пышные усы,
проницательный взгляд, густая прядь волос,
зачесанных назад. Прохожие открывали рты
от изумления и чуть не вытягивались по стойке
смирно: «Смотри, смотри, Сталин идет!» Но это
Георгий Саакян. Он начал свою актёрскую
карьеру в довольно позднем возрасте. Его
поразительное сходство со Сталиным и прежде
365
привлекало внимание окружающих, когда он туристов, и приезжих торговцев из
учился в институте. Но долгое время Саакян провинции.
работал инженером-проектировщиком. И В Приморском парке проводили часы не
только в зрелом возрасте стал «актером одной только за шахматной доской. «Традиционные»
роли» - 36 раз (!) сыграл в кино товарища кавказские мужчины всех национальностей,
Сталина. пристроившись на лавочках, играли в нарды.
Как всегда, неспешно двигался в сторону Склонные к азарту и легкой наживе блатные
городского шахматного клуба, расположенного резались в «очко» или «буру». А Виталий
здесь же, на бульваре, Сурен Абрамян. Габриэлян заглядывал «на огонек» к
Сухопарый седовласый красавец, совсем не любителям шашек. Многократный и
здешний типаж. Он тоже был инженером и непобедимый чемпион СССР по шашкам, он
тоже прославился на всю страну в иной сфере так и не стал широко известен в мире по
– шахматах. 30 лет во Дворце пионеров учил одной простой причине: играл в «обычные»
мальчишек и девчонок этой мудрой игре. шашки, то есть в русские, в то время как
Одним из первых среди шахматных педагогов международное сообщество признавало
Абрамян получил звание «Заслуженный тренер стоклеточный вариант этой игры.
СССР». Его учеником был лучший шахматист Пацаны гоняли на бульваре мяч. И были
республики Владимир Багиров, а в последние просто в восторге, когда в компании друзей
годы жизни – внучатый племянник Володя или со своими родными здесь появлялись их
Акопян, ставший вице-чемпионом мира кумиры из «Нефтяника» - Эдуард
ФИДЕ. Маркаров, Александр Мирзоян или Аркадий
Занимался Сурен Теодорович и с Андреасян. Бесподобные технари и виртуозы
удивительным мальчиком, о котором сказал: «Я мяча! В нашей 202-й школе, где учился
уверен, что Гарик станет чемпионом Маркаров, все мальчишки были его фанатами.
мира». Гарри Каспаров оправдал ожидания Хотя и слова такого тогда не знали. «Ара,
наставника. Семья шахматного гения, 13-го какой он гол «Зениту» вчера забил –
чемпиона мира жила неподалеку от красавчик!» Все трое закончили свою
Приморского бульвара. Мама, Клара футбольную карьеру в ереванском «Арарате».
Шагеновна, выводила на прогулки своего Их давно туда звали. Но покидать родной клуб
горячо любимого сына. Гарик приходил сюда и как-то не хотелось. И только когда «Нефтяник»
после школы, и с однокурсниками по превратился в «Нефтчи» и в команду стали
институту иностранных языков. Всех манил брать преимущественно представителей
бульвар – и коренных бакинцев, и гостей- титульной нации... Вот тогда-то они втроем

366 367
окончательно перебрались в соседний Ереван.
На Приморский бульвар приходили в
основном нарядно одетые бакинцы. Это было
место массовых гуляний после праздничных
демонстраций 1 мая и 7 ноября. Однако
многие появлялись здесь целыми семьями и в
обычные дни. Как Экимяны, например,
которые жили неподалеку и в хорошую погоду
часто прогуливались по набережной с сыном.
Тем самым мальчиком, который позже стал
известным музыкантом. Но в историю, что
интересно, Алексей Экимян вошел
единственным в мире эстрадным
композитором, лиричным и душевным, с
погонами генерала милиции.
А маленького Вову Татосова, который бегал
здесь и катался на деревянном самокате,
родители увезли с Апшерона на брега Невы,
где он вырос в блестящего актера театра и
кино.
Неподалеку от набережной располагалась
знаменитая музыкальная школа при
Бакинской консерватории. Старая
большевичка Софья Михайловна Атарбекова
водила сюда своего кудрявого ангелочка
Котика. За ним присматривал и старший брат
Гарик. Мальчик мог сутками сидеть за роялем
и получал от игры истинное наслаждение. Он
был талантливым и упрямым. Поставил цель
создать свой оркестр – и добился ее. Пришли
слава, головокружительный успех. И закадычными друзьями. Разумеется, и с
расставание с родиной. Сегодня Константин
Орбелян живет в Лос-Анджелесе, а брат Гарри
368
с послевоенных лет до самой кончины обитал
неподалеку, в Сан-Франциско.
В эту же музыкальную школу бегала
неугомонная и одаренная девочка по имени
Ира. Ей, видимо, было предначертано самой
судьбой стать певицей: в такой семье родилась
– мама солистка оперы, папа – режиссер. У
него, Александра Григорьевича Саркисова,
дочь позаимствовала «по наследству»
творческий псевдоним и стала Ириной
Аллегровой. Она даже дочку Лалу не успела
поводить по всем любимым местам на
бульваре, потому что, оставив малышку на
попечение родителей, поехала, как многие
земляки, покорять Москву. И покорила, став
звездой эстрады.
Так же рано оставил родной город
и Евгений Петросян. Он с 1961 года в
российской столице, может считать себя
стопроцентным москвичом. А вот тяга к сцене
и публичным выступлениям зародилась у него
еще в школьные годы. Часто выступал в домах
культуры. Впервые появился перед зрителями
в ДК им. Шаумяна. А первым учителем Жени
была известная в те годы комическая актриса
Маргарита Шамкорян.
На бакинскую набережную любил приходить
и известный режиссер и актер Сергей
Газаров. Здесь прошли его детство и юность.
Забредал на бульвар с братом Володей и
девчонками, которые обожали артистичного,
остроумного и веселого Сергея. Говорил он
369
«чисто по-бакински». Закончив школу,
отправился поступать не куда-нибудь, а сразу
в ГИТИС, так как не сомневался, что сцена –
его призвание. Но на экзамене... «Только
приехал из Баку, и у меня был ярко
выраженный базарный акцент, - вспоминает
С. Газаров. – Педагоги попадали с кресел.
Умоляли Табакова меня не брать, а он
поступил иначе».
Может, именно здесь, на одной из скамеек
под пальмами, писал свои первые рассказы
студент института нефти и химии, он же
молодой начинающий прозаик Эдуард
Акопов? А может, раздумывал над своими
будущими киносценариями – «Шелковицей»
или «Человеком с бульвара Капуцинов»? Вся
атмосфера тут располагала к творчеству.
Особенно в вечерние часы, когда жара
спадала, а легкий ветерок с моря ласкал лицо.
Только надо было найти тихое, укромное
место…
Не исключено, что на бульвар залетали
голуби будущего известного
дрессировщика Михаила Багдасарова. Он с
детства обожал возиться с разной пернатой и
хвостатой живностью. Устраивал с ними целые
спектакли, на которые созывался весь двор. И
так здорово у него все получалось! В большой
семье Багдасаровых были уверены, что место
Миши в зоопарке или на арене цирка. И не
ошиблись. М. Багдасаров стал дрессировать
тигров и львов. Добился славы. Воспитал
достойную смену: его дети Карина и Артур
370
тоже стали знаменитыми дрессировщиками из
славной династии Багдасаровых.
... Мы отдали все этому городу – свою
нерастраченную любовь, свой труд и талант,
свое безудержное веселье и свои
незаживающие раны. Да не оскудеет рука
дающего... Хорошо, что мы, армяне, оставили
в этом городе добрый след. Только больно от
мысли, что оставили там еще и могилы своих
родных – двух, трех, а то и четырех поколений.
И брошенная, одиноко стоит в центре города,
на Парапете, армянская церковь. Без креста
на куполе. Прости нас, Господи!
А вот какие появились отклики на эту
статью (их много было, публикую выборочно).
Почти все посты откорректированы мною.
Samvel:
- История бакинских армян далеко на
этом не закончилась ... Мы живём, у нас
растут дети, которые - по иронии судьбы! -
где бы они ни рождались, будут, как и их
родители, «бакинскими армянами». И, дай
Бог, кто-то из них станет выдающимся
учёным, врачом или писателем. Может,
кто-то из них даже и фильм снимет обо всех
нас ... Это очень интересный сюжет.
Саркис:
- Автор статьи Геронян в глубине души
надеется на то, что он когда-либо сможет
приехать в Баку и посетить могилы предков.
371
Неужели азеры не доказали Вам, что все увидеть дядю Седрака, тетю Зинаиду и свою
человеческое обошло их стороной? первую любовь - Джульетту. Все они были
Harib: армянами!
- Пустующее здание Армянской церкви в Антидашнак:
центре Баку является убедительным - Слушайте, хачики гребаные, сами
доказательством того, что власти заварили кашу - сами и расхлебывайте. Мы
Азербайджана потеряли всякое моральное показали вам свое гостеприимство и
право представлять интересы армян толерантность. Вы жили у нас нормально и
Нагорного Карабаха. Что мешает нынешним без проблем. Но, видно, этого вам было мало,
властям Баку открыть Армянскую церковь? зажрались... У нас был сосед Самвел Бабаян...
Только ненависть ко всему тому, что несет Все время вместе, в компании, и в счастье, и
армянское имя. Сегодня в Турции, а точнее в в горе… Мы приглашали эту семью к себе и
Стамбуле, продолжает существовать проводили все хорошее время. Потом
армянская община, насчитывающая около 60 выяснилось, что этот самый Самвел Бабаян
тысяч человек. Не будем приукрашивать деньги отчисляет какому-то "Крунку"...
условия, в которых живет эта община, но Оказывается, работая на заводе, он с
она существует: есть Армянская церковь, другими-армянами финансировал
есть армянские школы, есть армянские подозрительные организации непонятной
газеты, т.е. есть все то, чего нет в направленности. Мы потом догадались и
Азербайджане. выяснили, что эти самые люди, живя бок о
alik: бок с нами, замышляли заваруху и саботаж,
- Уважаемый Александр! Я азербайджанец, действовали против азербайджанцев... Так
бакинец. Мне очень больно, что наши армяне вот чем вы занимались у нас в Баку!
покинули наш город. Это были Оказывается, вы давно планировали
замечательные люди. Я родился в доме, где отделить Карабах от Азербайджана... Вы
половина соседей были армяне... Дай Бог, уже столько лет строите из себя ангелов-
договорятся наши лидеры, и армяне недотрог, аж плакать хочется... Но мы-то
вернутся обратно. Мы вас, бакинских армян, знаем ваше нутро... Правильно говорят:
помним, любим и ждем! Жаль, забыли имя "Сколько не грей змею на груди, все равно
легендарного Боки упомянуть. Спасибо еще укусит"... Так вот зря мы вас грели у себя,
раз за статью... Жаль, очень хочется какой вы змеей были - такими же и

372 373
остались... Спустя много лет мы помним всю
продажность вашей нации и воспитываем
детей в том же духе с патологической
неприязнью к армянам... Разницы нет -
армянин всегда был и останется подонком...
Наблюдатель:
- Статья, кстати сказать, моментами
радует. Радуешься при мысли, что Баку
очищен от армянской чумы! Баку стал,
наконец-то, городом с большой буквы -
современным мегаполисом. И как же хорошо,
что нет больше никакого Арменикенда и
прочих ублюдочных названий. Нет им места
у нас!
Harib:
- Однажды Гарри Каспарова спросили,
вспоминает ли он Баку? Гарри ответил,
что вспоминать нечего, так как город, в
котором он родился и вырос, больше не
существует… Реакция азтюрков и прочих
«умников» азербайджанского разлива
убедительно доказывает правоту слов
Каспарова: город Баку, крупный культурный
центр Закавказья, превратился в огромную
деревню. Обращает внимание и тот факт,
что как только бакинец alik сказал несколько
теплых слов автору статьи, то тот час же
подвергся анафеме со стороны «истинных»
азербайджанцев: alik имеет реальные шансы
быть зачисленным в дашнаки. Если в
исламском Иране дашнаки – это члены
политической партии, то в «светском и
374
демократическом» Азербайджане дашнак –
это что-то вроде черта с рогами.
Илья:
- По-моему, пора прекратить реагировать
на их посты, пусть спорят сами с собой. Что
можно доказать людям, которые не знают
не только армянской, но и своей истории?
Какой тут может быть разговор по
существу? Для них ведь не только Баку, но и
Ереван "древний азербайджанский город". Ну,
если им так легче переживать позор 1994
года, пусть так думают. Эта статья
достойна того, чтобы ее обсудить и оценить
в отрыве от мнения азеров. Она, пожалуй,
лучшая из тех, что Александр Геронян уже
опубликовал в "НК". Думаю, почти все
читатели почерпнули в ней что-то новое для
себя о наших соотечественниках -
знаменитых и менее известных, но не менее
достойных. При этом она написана без
излишней агрессии и без предательских
призывов мириться с погромщиками и
убийцами на их условиях, чтобы воссоздать
то, что воссоздать невозможно. Жаль, что
высокую оценку статьи дал только один
здравомыслящий азербайджанец (бывают,
оказывается, и такие). Статья-то для
армян написана, чтобы мы знали, кто
изобрел цветное телевидение, и кто написал
сценарий фильма "Человек с бульвара
Капуцинов"… Раз уж не смогли сохранить
375
армянский Баку и отдали его на поругание Человек:
азерам, надо помнить о нем и писать. - Хорошо, что ведется диалог (если его
Коренной бакинец: Можно так назвать). В споре, даже таком
- Баку был и будет армянским! ненавистническом друг к другу, рождается
Серго: истина. Хотелось бы сказать несколько слов
- В первую очередь, Баку покинули армяне о статье. Статья замечательная. Человек,
- ученые и преподаватели НИИ и ВУЗов, который написал эту статью, горд, что он
инженеры промышленных предприятия и Бакинец (несмотря на национальное
КБ, врачи поликлиник и больниц, учителя происхождение), горд, что армяне, в меру
школ и техникумов. Уехало огромное своих возможностей, прославляли Баку. Горд,
количество тех, кого называют что армяне ушли из Баку, не оставив
интеллигенцией. А если прибавить и плохого воспоминания о себе. Кстати, ни
массовый отток русских и евреев, то станет
один озверевший от ненависти к армянам
ясно, что ни в науке, ни в промышленности,
азербайджанец не предъявил ни одного
ни в медицине мало-мальски
квалифицированных кадров почти не факта, порочащего армян Баку. Вся статья
осталось. пронизана ностальгической болью по Родине и
Бей: пониманием того, что её не вернуть и что у
- В Баку основная интеллигенция, подрастающего поколения Бакинских армян
разумеется, состояла из азербайджанцев. Родина - не Баку, а другие города и страны.
Уже не говоря об элите - все ключевые кадры Кто-то лишил людей Родины, и в статье нет
были азербайджанцы. О чем тут вообще речь ни одного слова о том, что это были
- очередной армянский вариант истории? азербайджанцы. Очень мирная и душевная
Когда остаток армян выгнали, в Баку статья, призванная попытаться примирить
ощутилась тотальная нехватка только в непримиримое. Спасибо за статью.
одном «секторе» - вдруг сразу перестали N:
работать парки развлечений. Дело в том, - С гибелью армян во время переселения,
что там поголовно работали армяне - человечество лишилось многих паразитов. Не
нажимали кнопочки, подкручивали гайки и секрет, что армяне славятся мошенниками
т.д. И вдруг их разом не стало, и несколько и террористами, уже не говоря об агрессии,
недель парки не работали. Вот и все. А так оккупации, бандитизме на уровне всей
воздух стал чище. страны и нации. Так что, если какой-то

376 377
физик с армянской фамилией, но являющийся
«продуктом» России, способствовал созданию
цветного ТВ, это не повод для истерического
восторга и веры в то, что среди тех пары
тысяч погибших армян во время
перемещения были заложены какие-то
суперкадры. Не смешите, там погибли
ублюдки и подонки, мусор!
Человек:
- Почему в азербайджанских СМИ
постоянно культивируется образ врага?
Даже при соцопросах выделяется «армянский
вопрос» отдельной строкой. Например, вопрос
одной бакинской газеты: «С какими из
соседних стран вы бы хотели поддерживать
контакты (кроме Армении)»? В Армении,
например, никогда я не читал в соцопросах
такое выделение по отношению ни к Турции,
ни к Азербайджану. Почему вы до сих пор не
пускаете армян в свою страну, хотя бы для
того, чтобы они могли посетить могилы
родных? Турция, например, на нас деньги
зарабатывает и обеспечивает безопасность
прибывающих туда армян со всего мира.
Армения пускает к себе из Баку и пока вы будете вот так ругаться и
журналистов, и туристов...
Sergey333:
- Азербайджан - это страна мифов, лжи
и обмана. Здесь нацгероями становятся
убийцы стариков, женщин и детей. А также
офицер с топором, который убивает
378
спящего. По поводу многонациональности
Баку - тоже миф. Нет там уже такого
количества представителей разных народов,
как было раньше. Большая часть русских
давно уже выехала. Остались старики, кому
ехать некуда. Армяне, евреи и немцы уехали
давно. Лезгины и талыши давно записаны в
азербайджанцы. Армяно-русское кладбище
находится в плачевном состоянии и
доживает свои последние дни.
Нурани:
- Честно говоря, события на форуме
развиваются очень уж логично. Сначала
Самвел вздохнул по Баку, потом Друг
протянул руку дружбы - и тут повылезали
разные Ованесы и все остальные, которые
стали демонстрировать «высокую культуру»
и «миролюбие». Вы что, думаете, из вашего
пещерного национализма никто не делает
выводов? Или же этим пещерным лаем вы
способны хоть кого-то убедить в древности
своего народа?
Эйваз Абушов, Иркутск
- Уважаемые Азербайджанцы и Армяне,
материться, никто друг друга не услышит.
Я уверен, что Вас всех воспитывали, как и
подобает кавказской традиции, в духе
уважения старших, матерей и отцов. Лучше
плохой мир, чем хорошая война. Уйдут все
люди, которые пережили войну двух народов,
379
придут молодые, неозлобленные, и мир
наступит, и будут опять друзьями все…
Elena:
- Действительно, интересно написана
статья. Можно сказать, за душу цепляет,
заставляет поразмышлять над собственным
блогом. С уважением, Елена.
380
Содержание:
Предисловие,
или Город, которого больше нет стр.3
От автора стр.7
Часть I
…И СОЛНЦЕ СВЕТИТ ВСЕМ
Пасхальные яйца стр.10
Рапик, Сумбат Амбарцумович и др.,
или «За упоковка его души!» стр.23
Арменикенд и его обитатели стр.43
Питательно и полезно стр.65
Причуды Петроса стр.77
«Пляжная» семья стр.86
В лабиринтах Кубинки стр.93
Похлударья стр.103
Упущенный шанс стр.112
Концерт под небом в клеточку стр.118
Пальчики оближешь! стр.136
Завокзальный цирюльник стр.143
Блистательная Жасмен стр.152
Брак не по расчету стр.157
Премьерный показ стр.162
381
 Подарок стр.168
Крестины стр.176
Три окна старого двора стр.183
Редактор Левон Осепян
Книги и их герои стр.195
Бакинский газировщик стр.200 Технический редактор Сергей Васьков
Яша стр.207 Макет Янис Блумс
Мальчик из Карабаха стр.213
Художник Рубен Арутчьян
У нас на Завокзальной стр.218
А помнишь… стр.227 Корректор Юлия Рублевская
Часть II
ВОТ И ВСЕ…
Отпечатано в типографии
Серож стр.232
Шуртвац стр.251
Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы… стр.265
Обед на две персоны стр.284
Муслим-муаллим стр.300
Попутчик стр.316
Последний паром стр.321
Прямая речь стр.343
Библиография стр.357
Послесловие стр.360

382