Петръ Ильичъ Чайковекій.

КраткіЯ біографи^ёскій очѳркъ.

(Соетавленъ для прочтенія в ъ концертѣ Музыкального

Отдѣла Рязанскаго Литературно - Художеетвеннаго
Кружка в ъ память 15-ти лѣтія со дня кончины
композитора.)

По даннымъ трехъ-томной біографіи

П. И. Чайковскаго онъ происходилъ изъ
скромной и безукоризненно-честной дво-
рянской семьи; родился онъ 25 апрѣля
1840 года въ Камско-Воткинскомъ за-
водѣ, начальникомъ котораго былъ его
отецъ. Раннее дѣтство онъ провелъ въ
семьѣ на томъ же заводѣ. Его чару-
ющая привлекательность сдѣлала его
всеобщимъ любимцемъ, «жемчужиной
семьи», какъ называлъ его отецъ. Благо-
даря своей незаурядной понятливости,
онъ самъ пожелалъ учиться грамотѣ въ
5 лѣтнемъ возрастѣ. Столь же рано
обнаружилась и музыкальность его на-
туры : получивъ отъ матери въ томъ же
5 лѣтнемъ возрастѣ первоначальный по-

нятія въ музыкѣ, онъ, при необыкно-
венно тонкомъ слухѣ и музыкальной па-
мяти, совершенно вѣрно, по словамъ его
біографа, подбиралъ на фортепіаыо то,
что запоминалъ и съ такой охотой пре-
давался этому занятію, что, когда ему
запрещали быть около инструмента, онъ
продолжалъ перебирать пальцами по
чемъ попало и однажды такъ увлекся
этимъ дѣломъ на оконномъ стеклѣ, что
раздавилъ его и сильно поранилъ себѣ
руку. Это обстоятельство внушило роди-
телямъ мысль серьезно отнестись къ
этому, повидимому, непреодолимому вле-
ченію къ музыкѣ, послѣдствіемъ чего
было приглашеніе учительницы. Пер-
вый музыкальный впечатлѣнія получе-
ны были имъ отъ «оркестрины» (неболь-
шого органа съ валами, имѣвшагося въ
семьѣ), игравшей отрывки изъ разныхъ
оперъ, при чемъ наиболѣе сильное впе-
чатлѣніе произвела на него музыка изъ
«Донъ-Жуана» Моцарта, который на всю
жизнь былъ для Чайковскаго полу-бо-
гомъ. (Приведу здѣсь, кстати, выдержку
изъ одного письма Чайковскаго, гдѣ онъ
пишетъ, что знаменитая Віардо-Гарсіа,
показала ему подлинную рукописную
— з -
партитуру Моцартовскаго «Донъ-Жу-
ана», которую мужъ Віардо случайно
купилъ гдѣ-то очень дешево : «Не могу
выразить, пишетъ Чайковскій, чувства,
которое охватило меня при просмотрѣ
этой музыкальной святыни. Точно я по-
жалъ руку самого Моцарта и бесѣдовалъ
съ нимъ»).
Въ 1848 году Чайковскій былъ огіре-
дѣленъ въ приготовительный классъ
Училища Правовѣдѣнія, a впослѣдствіи
поступилъ и въ самое Училище, гдѣ и
окончилъ курсъ въ 1859 году по первому
разряду, т.-е. съ чиномъ титулярнаго со-
вѣтника. По окончаніи курса онъ посту-
пилъ на службу въ департаментъ Мини-
стерства Юстиціи, но службы не любилъ,
мало къ ней былъ способенъ и относился
къ ней, повидимому, необыкновенно
легкомысленно, если вѣрить тому анек-
доту, что онъ, неся куда-то важную бу-
магу, только что подписанную директо-
ромъ департамента, и встрѣтившись на
пути съ однимъ изъ сослуживцевъ, за-
говорился съ нимъ и во время бесѣды
совершенно безсознателыіо сталъ отры-
вать отъ бумаги кусочки и жевать ихъ
(какъ онъ это дѣлалъ обыкновенно съ
афишами, вслѣ дствіе «своей нервности)
и;- такими « образомъ, пришлось, бумагу
снова-переписывать ги добывать новую
подпись/ директора.-: 1 ,! : •'• :
ьп іПризваше къ музыкѣ, такъ ярко обна-
ружившееся вы раннемъ нозрастѣ, дол-
гое время не давало о себѣ знать и заго-
ворило ясно только въ 1862 году, когда
открылась Петербургская Конеерваторія,
въ которую онъ и посту пи лъ одними изъ
первыхъ учениковъ, бросивъ службу.
Этотъ крупный шагъ не нашелъ сочув-
ствія : среди его родныхъ, исключая
развѣ отца ; дядя его, напримѣръ, ска-
зали по этому поводу : «а Петя-то, Петя !
какой ерамъ ! юриспруденцию на гудокъ
промѣнялъ» ! ! точно также и старшій
братъ его, Николай Ильичи, мало вѣря
въ его талантъ, усиленно убѣждали его
не дѣлать такой -рѣзкой перемѣны. въ
жизниу говоря, что ему далеко до Глинки
и предрекая -ему жалкое существованіе
музыканта средней руки, на что Дотри
Ильичи ему и сказали, послѣ долгой
паузы: «си Глинкойімиѣ,. можети быть,
не сравняться; по увидишь,, что ты «бу-
дешь гордиться родствомъ со мной». ;
. о ' л и ; п о ц ом? \ <•
;. • j ;1 : j t о . •. •• 'к г >j Д>
11Въ Консерваторію они •поступили, бу-
дучи уже настолько сильными; • піанит
Стоми, что они вполнѣ безукоризненно
моги исполнять пьесы самой большой
трудности (напримѣръ, транекрипціи
Тальберга и даже Листа) ; по, однако,
при всей виртуозности его игры, въ ней
не было той чарующей красоты звука, той
поэзіи, которая отличаетъ игру перво-
клаеснаго піаниста ; они г играли - даже
нѣсколько грубовато, но оркестровыя ве^-
іци онъ исполняли превосходно,: дѣлая
необыкновенно ясною «архитектоничес-
кую», такъ сказать, сторону композиціи.
Добавлю къ этому, что они охотно: усту-
пали просьбами играть, въ особенности
свои собственный сочиненія и я кеумѣ-
ренно пользовался этой его- уступчиво-
стью, благодаря чему и они столь же
неумѣренно услаждали , меня гдивнымъ
исполненіемъ наиболѣе любимыхъ мною
въ то время трехи его композицій : . вто-
рой части 1-й сймфоніи, «танцевъ сѣы-
ныхъ дѣвушекъ» изъ on. «Воевода» и
увертюры- «Ромео и Джульетта». :
Поступивъ въ Консерваторію, они тре-
вожился мыслію о томи ; не поз дно-ли
онъ вступаетъ на новое поприще, ус-
пѣетъ-ли онъ развить въ себѣ нолнаго
художника и, чтобы наверстать потерян-
ное время, онъ съ такимъ рвеніемъ при-
нялся за работу и такъ всецѣло отдался
ей, что черезъ три-четыре года изъ по-
средственнаго дилеттаыта сталъ совер-
шенно зрѣлымъ музыкантомъ, во все-
оружіи огромной композиторской тех-
ники, усвоенной имъ въ совершенствѣ.
Рвеніе его получитъ въ нашихъ глазахъ
особенную цѣну, если принять во вни-
маыіе, что ради музыки онъ въ 24 лѣт-
немъ возрастѣ отказался отъ утѣхъ и
удовольствій свѣтской жизни, которымъ
отдавался всей душой и, бросивъ службу,
не убоялся неизбѣжной при такихъ усло-
віяхъ матеріалыюй нужды, которую пе-
ренесъ съ истиннымъ геройствомъ.
По окончаніи курса въ Консерваторіи
онъ былъ приглашенъ Н. Г. Рубиыштей-
номъ въ Московскую Консерваторію на
каѳедру профессора теоріи гармоніи и
занималъ эту каѳедру въ теченіи 12
лѣтъ, исполняя свои обязанности съ
образцовой добросовѣстностыо, не смотря
на всю антипатію свою къ преподаватель-
ской дѣятелыюсти ; онъ даже написалъ
руководство къ изученію теоріи гармо-
ніи, отличающееся ясностью изложенія
и превосходными примѣрами.
Композиторская его дѣятельность вы-
разилась въ огромной массѣ произведе-
ній высокой художественной цѣнности и,
притомъ, во всѣхъ родахъ музыки, а
именно: 63 фортепіаыныхъ пьесы, 19
увертюръ, фантазій и сюитъ для оркес-
тра, 4 марша для оркестра, 11 оперъ,
1 тріо, 3 квартета, 1 секстетъ, 6-ть сим-
фоыій и 1 неоконченная, 2 кантаты съ
хорами, соло и оркестромъ, 4 концерта
для фортепіано съ оркестромъ, 3 балета,
2 пьесы для скрипки съ оркестромъ, 2
пьесы для віолончели съ оркестромъ, 1
пьеса для скрипки съ фортепіано, 7 хо-
ровъ, 1 концертъ для скрипки съ ор-
кестромъ, 1 обѣдыя (15 номеровъ), 1 все-
нощная (17 номеровъ), 11 духовныхъ
пѣснопѣній и 89 ромаысовъ—и все это
создано имъ за 28 лѣтыій періодъ ; если
прибавить къ этому, что за тотъ же пе-
ріодъ онъ написалъ массу музыкалыю-
критическихъ статей, состав ляющихъ
книгу большого формата почти въ 400
страпицъ, велъ дневникъ и обширную
корреспонденцію со множествомъ лицъ,
тратилъ ежедневно два часа на прогулку
и массу времени на поѣздки въ разные
пункты: Россіи и на продолжительный
путешествия въ Европу и Америку, и,
вдобавокъ ко всему, отдавали много вре-
мени на чтеніе газетъ и книги, то нельзя
не прійти въ ъизумленіе передъ его
умѣньемъ распоряжаться свбимъ време-
немъ ; это умѣнье было доведено у него
до виртуозности^ при чемъ достойно было
удивленія то, что онъ, по свидѣте листву
его близкаго друга Лароніа, послѣ самой
трудной и волнующей работы «имѣлъ
видъ досужаго человѣка». О степени
обширности его переписки можно за-
ключить уже изъ одного того, что въ
распоряжении его біографа имѣлась кол-
лекція въ 4112 его писемъ, изъ коихъ
многія въ три-четыре и болѣе листовъ
почтовой бумаги ; а между тѣмъ эта кол-
лекція представляетъ собою далеко не
все количество писемъ, вышедшихъ изъ
поди его пера.
Никому J изъ русскихъ композиторовъ
не выпало на долю достигнуть такой ши-
рокой всемірной славы, какъ Чайков-
скому. Нельзя, однако, сказать, чтобы
онъ этимъ юбязанъ былъ только своему
музыкальному генію и той неотразимой
личной обаятельности, которая создала
ему множество друзей и поклонниковъ.
Истинными творцами тѣхъ у с ловій, ко-
торый уготовали ему путь къ славѣ, бы-
ли три лица, посланныхъ ему судьбой :
на первомъ планѣ, конечно, слѣдуетъ
поставить Николая Григорьевича Рубин-
штейна, который, высоко цѣня компо-
зиціи Чайковскаго, усердно пропаган-
дировали ихъ въ концертахъ Музы-
ка льнаго Общества, будучи въ то же
время, по признанію самого Чайков-
скаго, геніальнымъ истолкователемъ
его сочиненій : второе лицо, сыгра-
вшее тоже огромную роль въ дѣлѣ
созданія славы Чайковскаго, былъ Петръ
Ивановичи Юргенсонъ, издатель его
произведений и распространитель ихъ по
всему музыкальному міру ; третье лицо,
оказавшее на судьбу Петра Ильича, влія-
ніе и, притоми, исключительно благо-
творное, была вдова извѣстнаго желѣзно-
дорожнаго дѣятеля, нажившаго много-
милліонное состояніе, Надежда Филаре-
товна фонъ-Меккъ. Значеніе этой жен-
щины въ жизни Чайковскаго безмѣрно
велико. Она оказала ему широкую де-
нежную поддержку (6 тыс. руб. въ годъ),
освободивъ-его, такимъ образомъ, отъ не-
обходимости добывать себѣ средства къ
суіцествованію ненавистиымъ ему пре-
по даваніемъ, писаніемъ музыка льно-
критическихъ статей и т. п. и создавъ
ему условія, при которыхъ онъ могъ все-
я л о "отдаться любимому композиторству
и дать максимумъ того, что было въ его
силахъ. Эта денежная поддержка полу-
чаетъ еще большую цѣну, если принять
во вниманіе что она пришла въ тотъ мо-
ментъ, когда Петръ Ильичъ только что
началъ оправляться отъ тяжкаго душев-
наго потрясенія, грозившаго ему пол-
нымъ сумасшествіемъ. Потрясеніе это
было вызвано несчастной его женитьбой.
О его матримоыіальномъ настроеніи въ
ту эпоху его жизни можно заключить
изъ слѣдующихъ словъ его письма ко
мыѣ отъ 8-го мая 1877 года (почти за
мѣсяцъ до его свадьбы) : «я очень измѣ-
нился за это время и физически и, въ
особенности, морально. Веселости и охо-
ты дурачиться не оказывается вовсе. Мо-
лодости не осталось ни на грошъ. Жизнь
страшно пуста, скучна и пошла. Силь-
но подумываю о женгтьбѣ
Женитьба состоялась, по свидѣтель-
ству одного изъ самыхъ близкихъ дру-
зей его, при слѣдуюіцихъ (неупоминае-
мыхъ, однако, почему-то біографомъ)
обстоятельствахъ : работая надъ музыкой
къ «Евгенію Онѣгину», онъ получаетъ
неожиданно отъ едва знакомой ему дѣ-
вушки, Антонины Ивановны Милюко-
вой, письмо, преисполненное признаній
въ горячей любви ; усмотрѣвъ въ данной
ситуаціи сходство съ той ситуаціей, въ
которой находилась Татьяна по отноше-
нію къ Онѣгину, Чайковскій задался
вопросомъ : неужели онъ поступитъ съ
своей корреспонденткой такъ жестоко,
какъ поступилъ Оиѣгинъ съ Татьяной?
и вотъ, онъ легкомысленно у ступи лъ
ея желаніямъ связать свою судьбу съ ея
судьбой; но вскорѣ послѣ свадьбы онъ
разглядѣлъ и понялъ духовную сущ-
_ ность той, съ которою онъ связалъ себя
на всю жизнь, и увидѣвъ въ ней нѣчто
совершенно безсодержателыіое и корен-
нымъ образомъ чуждое ему, его иде-
аламъ, его интересамъ, онъ ощути лъ
такой смертельный ужасъ, что былъ бли-
зокъ къ полному безудлю. Чтобы судить
о характерѣ дѣхъ чувствъ, которыя онъ
тогда * переживалъ, достаточно указать
на то, что свадьба состоялась 6 іюня 187:7
года, а ! 15 іюня онъ пишетъ къ г-жѣ
фонъ-Меккъ : «Завтра или послѣ завтра
Я ѣду съ женой къ ея матери, живущей
въ деревнѣ. Мы пробудемъ тамъ дней
пять, потомъ опять пріѣдемъ въ Москву
й за симъ я не знаю, что будетъ. Я не
Могу еще рѣшить, счастливъ я или-іна-
оборотъ. Я знаю одно только: я совер-
шенно не въ состояніи теперь работать :
это признаки тревожнаго, ненормальнаго
душевнаго настроенія.. . Что бы со мной
ни случилось—мысль о васъ меня под-
держиваетъ и успокаиваетъ».
По возвращеніи отъ Милюковыхъ бы-
ло рѣшено, что Петръ Ильичи одииъ,
безъ жены, поѣдетъ къ своей сестрѣ въ
Каменку (Кіевской губ.) и затѣмъ на
Кавказъ лѣчиться; а 26 іюня онъ пи-
шетъ той же г-жѣ фонъ-Меккъ : «Я ѣду
черезъ часъ. Еще нѣсколько дней и,
клянусь'вами, я бы съ ума сошелъ».
Такими образомъ всего лишь черезъ 20
дней послѣ свадьбы совмѣстная жизнь
съ женой была уже ему не по силами.
Тѣмъ не менѣе, однако, 12 сентября
1877 года онъ возвратился въ Москву,
о чемъ извѣщаетъ своего брата Анатолія
Ильича слѣдующими письмомъ.: «Жена
меня встрѣтила. Она, бѣдная, много
перенесла тяжелыхъ минутъ при устрой-
ствѣ квартиры ; въ ожиданіи меня, пере-
мѣнила двухъ кухарокъ, изъ нихъ съ
одной судилась у мирового судьи ; была
два раза обокрадена и послѣдніе дни
безвыходно сидѣла дома, не довѣряя
квартиру кухаркѣ. За то устройствомъ
квартиры я вполыѣ доволенъ с очень
изящно, мило и даж,е не безъ роскоши».
Казалось бы, судя по общему тону этого
письма и по явной ласковости нѣкото-
рыхъ выраженій по адресу жены, можно
было бы ожидать, что дѣло между супру-
гами наладится и жизнь потечетъ мир-
ными путемъ ; но увы. ! «Въ 20-хъ чис-
лахъ того же сентября, какъ повѣствуетъ
біографъ, Петръ Ильичи заболѣлъ, а 24
сентября, поди нредлогомъ вызова по
телеграммѣ изъ Петербурга, они поки-
нули Москву въ состояніи, близкомъ къ
безумію». По пріѣздѣ въ Петербургъ его,
по свидѣтельетву біографа, «прямо изъ
вагона провели въ ближайшую гостин-
ницу «Дагмара», гдѣ, послѣ сильнѣй-
шаго нервнаго припадка, онъ впали въ
безсознате льное состояніе, длившееся
около двухъ часовъ». По рѣшенію докто-
ровъ выздоровленіе Петра Ильича могло
поелѣдовать только при условіи полной
перемѣны обстановки жизни. Вслѣдствіе
такого рѣшенія Анатолій Ильичи воз-
вратился въ Москву и, наскоро устроивъ
всѣ дѣла Петра Ильича и поручивъ за-
боты о его женѣ своей семьѣ, увезъ боль-
ного брата заграницу. Къ этому печаль-
ному повѣствоваыію біографъ добавля-
е т е что жена Петра Ильича, по собствен-
ному его сознанію, поступала честно и
искренно и если она стала причиной
самаго глубокаго и силыіаго иесчастія
мужа, то стала, несомнѣнио, противъ же-
ланія и безсознательно. Далѣе біографъ
говоритъ, что и сами Петръ Ильичи, въ
свою очередь, поступали все время чест-
но, открыто, ни въ чемъ не обманывая
жены, что оба они вѣрили, что «они, по
выраженію біографа, связываютъ бра-
комъ двѣ судьбы, предназначенный для
этого, и оба съ ужасомъ увидѣли, когда
близко сошлись, что между ними ле-
житъ пропасть взаимнаго непониманія,
ничѣмъ никогда непополиимая». При та-
кихъ обстоятельствахъ полный разрывъ
былъ необходимъ не только для общаго
благополучія ихъ, но и для спасенія
жизни Петра Ильича. Въ сопровождены
брата, Анатолія Ильича, онъ 30 октября
пріѣхалъ въ Берлинъ и стали медленно
поправляться. Съ 24 сентября Петръ
Ильичи съ женой никогда больше не
видѣлся.
Чтобы покончить съ эпизодомъ же-
нитьбы Петра Ильича, добавлю, что жена
его, вотъ уже нѣсколько лѣтъ, какъ впа-
ла въ состояніе неизлѣчимаго номѣша-
тельства и содержится въ психіатри-
ческой больницѣ на ст. «Удѣльной» фин-
ляндской желѣзной дороги.
Возвращаюсь къ дальнѣйшему описа-
иію отношеній Петра Ильича и г-жи
фонъ-Меккъ. Отношенія сложились въ
такую оригинальную форму, подобіе ко-
торой едвали встрѣчалось когда иибудь
и гдѣ нибудь между людьми. Эти два
лица, по свидѣтельству біографа, «сооб-
щались только письменно и оба умерли,
не слыхавъ голоса другъ друга». Отно-
шенія начались съ того, что Надежда
Филаретовна, страстная поклонница му-
зыки Чайковскаго, заказала ему, черезъ
посредство друга его, скрипача Котека,

переложеніе для скрипки съ фортегііано
одного изъ мелкихъ его сочиненій, послѣ
чего они обмѣнялиеь коротенькими пись-
мами, послужившими началомъ даль-
нѣйшей, колоссальной по своимъ размѣ-
рамъ, переписки между ними, привед-
шей ихъ къ тѣсной дружбѣ. Вотъ эти
письма :
18 декабря 1876 г. «М. Г. Петръ Иль-
ичи. Позвольте принести Вамъ мою ис-
креннѣйшую благодарность за такое ско-
рое исполненіе моей просьбы. Говорить
вамъ, въ какой восторги меня приводятъ
ваши сочиненія, я считаю неумѣстнымъ,
потому что вы привыкли и не къ такими
похвалами, и поклоненіе такого ничтож-
наго существа въ музыкѣ, какъ я, мо-
жетъ показаться вамъ только смѣшнымъ,
a. мнѣ такъ дорого наслажденіе мое, что я
не хочу, чтобы надъ ними смѣялись ; по-
этому скажу только и прошу вѣрить это-
му буквально, что съ вашей музыкой жи-
вется легче и пріятнѣй».
19 декабря 1876 г. «Милостивая Госу-
дарыня Надежда Филаретовна. Иск-
ренно вамъ благодаренъ за все любезное
и лестное, что вы изволите мнѣ писать.
Съ своей стороны я скажу, что для музы-
канта, среди неудачи и всякаго рода пре-
пятствій утѣшительно думать, что есть
небольшое меньшинство людей, къ ко-
торому принадлежите и Вы, такъ искрен-
но и тепло любящее искусство».
Для характеристики взаимныхъ отно-
шеній между ними буду дѣлать выписки
изъ ихъ писемъ, въ твердой увѣренностй
что сущность этихъ отношеній и чару-
ющая особенность колорита ихъ ярче вы-
ступитъ изъ подлинныхъ выраженій са-
михъ корреспондентовъ, чѣмъ изъ моего
пересказа «своими словами».
Вотъ что пишетъ, между прочими
И. Ф. 7 марта 1877 г. П. И — ч у : . . . . «Я
до такой степени интересуюсь о васъ
знать все, что почти въ каждое время
могу сказать, гдѣ вы находитесь и, до
нѣкоторой степени, что дѣлаете.... Я
счастлива, что въ васъ музыкантъ и че-
ловѣкъ соединились такъ прекрасно,
такъ гармонично. Было время, что я
очень хотѣла познакомиться съ вами ; те-
перь же, чѣмъ' больше очаровываюсь ва-
ми, тѣмъ больше я боюсь знакомства....
я предпочитаю вдали думать о васъ,
слышать васъ въ вашей музыкѣ и въ ней
чувствовать съ вами заодно».
 Отвѣчая на это письмо 16 марта 1877 г.
П. И. между прочимъ писалъ :
.... «Подобно тому, какъ вы старались
прислушиваться къ отзывамъ обгцест-
веннаго мнѣнія обо мнѣ^,—и я, съ своей
стороны, не пропускалъ случая узнать
подробности о васъ и о строѣ вашей жиз-
ни. Я всегда интересовался вами, какъ
человѣкомъ, въ нравственномъ обликѣ
котораго есть много чертъ общихъ и съ
моей натурой. Ужъ одно то, что мы стра-
даемъ съ вами одною и тою же болѣз-
нью—сближаетъ насъ. Болѣзнь эта—
мизантропія, но мизантронія особаго ро-
да, въ основѣ которой вовсе нѣтъ нена-
висти и презрѣнія къ людямъ. Люди,
страдающіе этой болѣзнью, боятся не то-
го вреда, который можетъ воспослѣдо-
вать отъ козней ближняго, а того разоча-
рованія, той тоски по идеалу, которая
слѣдуетъ за всякимъ сближеніемъ....
Изъ сказаннаго выше вы легко поймете,
что меня нисколько не удивляетъ, что,
полюбивъ мою музыку, вы не стремитесь
къ знакомству съ авторомъ ея. Вы стра-
шитесь не найти во мнѣ тѣхъ качертвъ,
которыми надѣлило меня Ваше, склон-
ное къ идеализаціи, воображеніе. И вы
совершенно правы. Я чувствую, что при
болѣе близкомъ ознакомленіи со мной,
вы бы не нашли того соотвѣтствія, той
полной гармоніи музыканта съ человѣ-
комъ, о которой мечтаете».
Исполнивъ нѣсколько заказовъ г-жи
фонъ-Меккъ и получивъ за нихъ чрез-
мѣрно высокую плату, Петръ Ильичъ въ
концѣ апрѣля 1877 г . , чувствуя особен-
ную нужду въ деньгахъ, неожиданно по-
лу чилъ отъ нея новый заказъ и, при-
томъ, съ предложеніемъ очень щедраго
гонорара.
По поводу этого заказа онъ 1 мая 1877
года писалъ г-жѣ фонъ-Меккъ :
«Не смотря на самыя рѣшительныя от-
нѣкиванія моего друга, Котека, я имѣю
основаніе предположить, что его милому
коварству я обязанъ тѣмъ письмомъ, ко-
торое получйлъ отъ васъ сегодня утромъ.
Уже при прежнихъ вашихъ музыкаль-
ныхъ заказахъ мнѣ приходило въ голову,
что вы руководились при этомъ двумя
побужденіями : съ одной стороны вамъ
дѣйствительно хотѣлось имѣть въ той
или другой формѣ то или другое мое
сочиненіе, съ другой стороны, прослы-
шавъ о моихъ вѣчныхъ финансовыхъ за-
трудненіяхъ, вы приходили ко мнѣ на
помощь. Такъ заставляетъ меня думать
слишкомъ щедрая плата, которой вы
вознаграждаете мой ничтожный трудъ.
На этотъ разъ я почему то убѣжденъ, что
вы исключительно или почти исключи-
тельно руководились вторыми побужде-
ніемъ. Вотъ почему, прочтя ваше пись-
мо, въ которомъ между строками я про-
челъ вашу деликатность и доброту, ваше
трогающее меня расположеніе ко мнѣ,
я, вмѣстѣ съ тѣмъ, почувствовали въ
глубинѣ души непреодолимое нежеланіе
приступить тотчасъ къ работѣ и поспѣ-
шилъ въ моей отвѣтной запискѣ отда-
лить исполненіе моего обѣщанія. Мнѣ
очень бы не хотѣлось, чтобы въ нашихъ
отношеніяхъ съ вами была та фальшь,
та ложь, которая неминуемо проявилась
бы, еслибъ, не внявши внутреннему го-
лосу, не проникнувшись тѣмъ настрое-
ніемъ, котораго вы требуете,—я бы по-
спѣшилъ смастерить что-нибудь, по-
слать это «что нибудь» вами и получить
съ васъ неподобающее вознагражденіе.
Не промелькнула-ли бы у васъ невольно
мысль, что я слишкомъ податливъ на
всякаго рода музыкальную работу, ре-
зультатомъ которой является сторубле-
вая бумажка? Не пришла-ли бы вами
неожиданно въ голову мысль, что будь
вы бѣдны, я бы отказался отъ исполненія
вашей просьбы? Вообще въ моихъ отно-
шеніяхъ съ вами есть то щекотливое об-
стоятельство, что каждый разъ какъ мы
съ вами переписываемся,—на сцену яв-
ляются деньги. Положимъ, артисту ни-
когда не унизительно получать возна-
гражденіе за свой трудъ,—но, вѣдь, кро-
мѣ труда въ сочиненіе, подобное тому,
і какого вы теперь желаете, я долженъ
вложить извѣстнаго рода настроеніе,
т.-е. то, что называется вдохновеніемъ,
а это послѣднее не всегда же къ моимъ
услугамъ. И я поступилъ бы артисти-
чески безчестно, если бы, радиулучшенія
обстоятельствъ и злоупотребивъ своей
технической умѣлостыо,—выдалъ вамъ
фальшивый металлъ за ыастоящій».
Надежда Филаретовна правильно оцѣ-
нила мотивы отказа Петра Ильича въ
немедленномъ исполненіи ея желанія и
выразила ему благодарность за его иск-
ренность и прямоту. Съ этого момента
дружба ихъ окрѣпла. Тотъ элементъ от-
кровенности, который вошелъ въ ихъ
отношенія, настолько сблнзнлъ ихъ, что
H. Ф. сочла себя въ правѣ прислать П.
И—чу 3000 руб. на уплату всѣхъ его
долговъ и стать въ роль его покровителя
и хранителя его покоя. Вотъ какъ она
сама характеризуем то чувство, которое
ею руководило въ принятіи на себя но-
вой роли : «Я забочусь о васъ для самой
себя, въ васъ я берегу свои лучшія вѣро-
ванія, симпатіи, убѣжденіе, что ваше
существованіе приноситъ мнѣ безконеч-
но много добра, что мнѣ жизнь пріятнѣе,
когда я думаю о вашихъ свойствахъ,
читаю ваши письма или слушаю вашу
музыку, что, наконецъ, я берегу васъ
для того искусства, которое боготворю,
выше и лучше котораго для меня нѣтъ
ничего въ мірѣ,—также, какъ изъ слу-
жителей его нѣтъ никого, столь симпа-
тичнаго, столь милаго и добраго, какъ
вы, мой добрый другъ. Слѣдовательно,
мои заботы о васъ есть чисто эгоистич-
ныя и насколько я имѣю правъ и воз-
можности удовлетворить имъ, настолько
они мнѣ доставляютъ удовольствіе и на-
столько я благодарна вамъ, если вы при-
нимаете ихъ отъ меня».
Г-жа фонъ-Меккъ дѣйствительно сбе-
регла Чайковскаго для искусства, и не
будь его больная душа во-время согрѣта
такой теплой дружбой и поддержана та-
кой матеріальной помощью, многаго му-
зыка не досчиталась бы изъ его произ-
веденій.
Эта трогательная дружба продолжа-
лась 14 лѣтъ, но кончилась она очень
печально: со стороны Надежды Филаре-
товны послѣдовало полное охлажденіе
къ Чайковскому, что его до такой сте-
пени, повидилому, глубоко уязвило и
нанесло такую тяжелую рану его гордо-
сти, что онъ не могъ забыть этого до
самой смерти. Петръ Ильичъ, умирая,
часто поминалъ имя Надежды Филаре-
товны и, по свидѣтельству біографа,
«среди безсвязныхъ словъ предсмертнаго
бреда это имя было единствениымъ, ко-
торое можно было разобрать». Г-жа фонъ-
Меккъ умерла, спустя два мѣсяца послѣ
него и тайну своего охлажденія унесла
съ собой въ могилу.
Онъ умеръ въ Петербургѣ 25 октября
1893 года отъ холеры. Его лебединой
пѣснью была 6-я симфонія, которою онъ
дирижировалъ 16 октября.
—
 Вскорѣ послѣ кончины Петра Ильича
создалась и упорно держалась нѣкото-
рое время легенда о томъ, что онъ умеръ
не отъ холеры, а отъ добровольная
самоотравлеиія. Я лично легко увѣро-
валъ въ эту легенду, послѣ того какъ
познакомился съ 6-й симфоніей, которая
своимъ содержаніемъ давала къ тому не
мало поводовъ. Въ самомъ дѣлѣ: общее
мрачное настроеніе, проникающее всѣ
части симфоніи, такъ сказать, «пахнетъ
смертью», а въ 1-й части присутствіе ду-
ха смерти самимъ авторомъ сильно под-
черкнуто фразой «Со святыми упокой»,
красной нитью вырѣзывающеюся на фо-
нѣ оркестра, послѣ чего подымается въ
оркестрѣ цѣлая буря воплей отчаянія и
борьбы : чувствуется, какъ душа потря-
сена и неистово мечется ; слышится, точ-
но всѣ внутренніе голоса души подняли
безумный крикъ; a ранѣе>того эпизода
въ той же первой части появляется не-
обыкновенно грустная тема, напомина-
ющая по своему музыкальному матері-
алу «Татьяну» и «Франческу», который,
какъ бы, проносятся легкими тѣнями въ
воображены автора ; къ этой темѣ онъ
возвращается нѣсколько разъ и такое
возвращеніе невольно наводитъ на мысль
о томъ, что авторъ умышленно вызы-
ваете передъ собою эти дорогіе образы*
прежде чѣмъ проститься съ ними на вѣг
ки. Вторая часть симфоніи, построенная
въ первой своей половинѣ на удивитель-
но интересной въ музыкальномъ отноше-
н ы темѣ въ 5/4, имѣющей явный харак-
теръ вальса, какъ-бы, указываете на то,
что авторъ, въ стремленіи убѣжать куда
нибудь отъ того мрака, которыми полна
его душа, пытается развлечься свѣтской
жизнью ; но напрасная попытка ! во вто-
рой половинѣ этой части симфоніи (при
сохранены того же размѣра въ 5/4) раз-
даются страшные вопли отчаянія и
тоски.- Третья часть симфоніи полна тор-
жественнаго настроенія и блеска; ав-
торъ, очевидно, пробуетъ упиться тор-
жествомъ славы и этимъ средстврмъ
разогнать душевный мракъ, но и послѣ
этого мракъ не покидаетъ его. Въ пос-
лѣдней части симфоніи (Adagio Iamen-
toso) съ первыхъ же звуковъ вѣетъ пол-
ной безнадежностью и безысходной тос-
кой; эти тяжелые вздохи, раздающіеся
въ оркестрѣ, такъ ярко изображаюсь ду-
шевный страданія, мрачное настроеніе
доходить до такой невыносимой степени
напряженности, что становится очевид-
ными, что только смерть-избавительни-
ца можетъ прекратить всю эту муку.
Кстати скажу, что сами авторъ довольно
ясно указываетъ на этотъ именно смысли
послѣдней части симфоніи въ письмѣ
своемъ къ Великому Князю Константину
Константиновичу отъ 26 сентября 1893 г.
по поводу сдѣланнаго ему Великими
Княземъ предложенія написать музыку
на «Реквіемъ» Апухтина ; авторъ пи-
шетъ : «Общее настроеніе этой пьесы, ко-
нечно, подлежитъ музыкальному вос-
произведенію и настроеніемъ этими въ
значительной степени проникнута моя
послѣдняц симфонія (особенно фцналъ)».
Вышеприведенное мое толкованіе смысла
6-й симфоніи и было причиной того, что
легенда о самоотравленіи Чайковскаго
показалась мнѣ весьма правдоподобной ;
но я перестали вѣрить въ нее, послѣ то-
го, какъ выслушали отъ Модеста Иль-
ича Чайковскаго, Н. Д. Кашкина и по-
койнаго П. И. Юргенсона настойчивое
увѣреніе въ томи, что Петръ Ильичи въ
послѣдній періодъ своей жизни, при со-
вершенномъ матеріальномъ обезпеченіи,
былъ преисполненъ исключительной
жизнерадостности, бодрости духа и не-
удержимаго влеченія къ творчеству и
что, стало быть, о его расположеніи къ
самоубійству не могло быть и рѣчи.
Настоящій мой очерки приходить къ
концу, можетъ быть, давно желаемому
моими благосклонными слушателями,
но, прежде, чѣмъ поставить послѣднюю
точку, я не могу удержаться отъ со-
блазна дополнить очерки двумя-тремя
штрихами. Я хочу коснуться отношеній
Петра Ильича къ покойному И м п е р а -
т о р у А л е к с а н д р у ІІІ-му, къ Велико-
му Князю Константину Константиновичу
и къ JI. Н. Толстому.
Петръ Ильичи, благодаря своей щед-
рости и сердобольности съ одной стороны
и чисто-дѣтской житейской непрактич-
ности съ другой стороны, ухитрялся впа-
дать въ денежную нужду даже въ тотъ
періодъ, когда онъ пользовался отъ г-жи
фонъ-Меккъ ежегодной 6-ти тысячной
пенсіей ; въ такую именно нужду онъ
впали въ 1881 году и, желая избавиться
отъ нея, написали Г о с у д а р ю письмо
съ просьбой «повелѣть выдать ему 3000
рублей изъ казны, съ тѣмъ, чтобы долги
погашался изъ носпектакльной платы»,
какъ онъ пишетъ изъ Парижа 19 марта
1883 г. П. И. Юргенсону. «Когда на дру-
гой день я проснулся», пишетъ рнъ да-
лѣе, «то, .равумѣется, хотѣлъ разорвать
письмо,, но оно уже лакеемъ было сдано
на почту. Я ужасно стыдился и мучился,
а дней черезъ десять получилъ отъ одно-
го министра (Побѣдоносцева) конвертъ
съ 3000 руб. и съ письмомъ, въ коемъ
онъ передаетъ желаніе Г о с у д а р я , что-
бы деньги эти я не выплачивали, а при-
няли бы, какъ подарокъ. Я были ради
деньгами, но воспоминаніе объ этой исто-
ріи дѣйствуетъ на меня, какъ воспомина-
ніе о какой-то подлости, мною совершен-
ной. Вмѣстѣ съ тѣмъ я были тронутъ
необыкновенной благосклонностью Г о-
с у д а р я къ наглой просьбѣ». Благо-
склонность эта станетъ понятною, если
взять во вниманіе ту особенную любовь,
которую питали Г о с у д а р ь къ музыкѣ
П. И. и къ его личности. (Кстати : Чай-
ковскій по волѣ того же Г о с у д а р я по-
лучали съ 24 декабря 1887 года еже-
годную пенсію въ 3000 рублей).
Отношенія Чайковскаго къ Великому
Князю были истинно дружескія, какъ
это видно изъ довольно обширной ихъ
взаимной переписки. Нѣкоторыя мѣста
этой переписки буквально трогательны,
а чтобы судить о томъ, какъ высоко сто-
яли П. И. въ глазахъ В. Князя, доста-
точно указать на то уваженіе, съ какими
онъ относился къ совѣтамъ или, напри-
мѣръ, къ почти отеческими упреками,
которые Петръ Ильичи дѣлалъ ему,
поэту, за его пренебрежете къ теоріи
стихосложенія.
Перехожу къ отношеніямъ Чайков-
скаго къ JI. Н. Толстому. Знакомство
между ними состоялось зимою 1876 г.
Вотъ что пишетъ Петръ Ильичи объ
этомъ знакомствѣ въ своемъ дневникѣ
1886 г. (т.-е. спустя 10 лѣтъ): «Когда
я познакомился съ Толстыми, меня охва-
тили страхи и чувство неловкости пе-
редъ ними. Мыѣ казалось, что этотъ ве-
личайшій сердцевѣдъ одними взгля-
домъ проникнетъ во всѣ тайники моей
души. Передъ ними, казалось мнѣ, уже
нельзя скрывать всю дрянь, имѣющуюся
на днѣ души и выставлять лишь казовую
сторону. Если онъ добръ (а такими онъ
должеиъ быть, конечно), думали я, то
онъ деликатно, нѣжно, какъ врачи, изу-
чающій рану и знающій всѣ наболѣвшія
мѣста, будетъ избѣгать задгьвангй и раз-
дражать ихъ, но тѣмъ самымъ и дастъ
мнѣ почувствовать, что ничего для него
не скрыто. Если онъ не особенно жало-
стливъ, онъ прямо пальцемъ ткнетъ въ
центръ боли. И того, и другого я страш-
но боялся. Но ни того, ни другого не
было. Глубочайшій сердцевѣдъ въ пи-
саніи оказался въ своемъ обращеніи съ
людьми простой, цѣльной, искренней
натурой, весьма мало обнаруживающей
то всевѣдѣніе, котораго я боялся; онъ
не избѣгалъ задѣваній, но и не причи-
нялъ намѣренной боли. Видно было,
что онъ совсѣмъ не видѣлъ во мнѣ
объекта для своихъ наблюденій ; просто
ему хотѣлось поболтать о музыкѣ ко-
торой онъ въ то время интересовался.
Между прочимъ онъ любилъ отрицать
Бетховена и прямо выражалъ сомнѣніе
въ его геніалЫіости. Это уже черта
несвойственная великимъ людямъ. Низ-
водить до своего непонгшанія всѣми
признаннаго генія—свойство ограничен-
ныхъ людей». Изъ того же дневника
узнаемъ, что на музыкальномъ вечерѣ,
устроенномъ Н. Г. Рубинштейномъ по
просьбѣ Петра Ильича для Толстого, ис-
полнялось между прочимъ, анданте изъ
1-го квартета его. «Можем быть никогда
въ жизни я не былъ такъ полыценъ и
тронутъ въ моемъ авторскомъ самолюбіи,
пишетъ Чайковскій, какъ когда Левъ
Толстой, слушая анданте моего квартета
и сидя рядомъ со мной,—залился сле-
зами». Вскорѣ послѣ этого Толстой на-
писалъ Чайковскому письмо, въ кото-
ромъ, между прочимъ, говорим : «Я ни-
когда не получалъ такой дорогой для
меня награды за мои литературные тру-
ды, какъ этом чудный вечеръ». Каза-
лось бы, что, послѣ такихъ взаимныхъ
изліяній, должно было бы естественно
послѣдовать тѣсное сближеніе между
ними; но Чайковскій, по собственному
почину и, притомъ, безъ всякаго внѣш-
няго повода, навсегда прекрати лъ свои
личныя отношенія съ Толстымъ ; здѣсь,
очевидно, сказалась та особеннаго вида
его мизантропія, о которой онъ говорилъ
въ одномъ изъ приведенныхъ мною пи-
семъ его къ г-жѣ фонъ-Меккъ. Въ коыцѣ
вышеприведенной выписки изъ дневни-
ка Петра Ильича ясно выражено нѣкото-
рое разочарованіе его въ Толстомъ. «Ему
было непріятно, по словамъ его біографа,
что властитель его думъ, существо*
умѣвшее поднимать изъ глубочайшихъ
нѣдръ его души самые чистые и пламен-
ные восторги, говорите иногда обыкно-
венный вещи и, притомъ, недостойный
генія. Не знать, не видѣть этихъ буднич-
ныхъ и мелкихъ черте въ образѣ, кото-
рый онъ въ воображеніи своемъ укра-
шал ъ всѣми добродѣтелями и достоин-
ствами, было отраднѣе. Петръ Ильичъ
слишкомъ привыкъ поклоняться своему
кумиру издали, для того, чтобы сохра-
нить нетронутыми свой культе, держа
своего божка въ рукахъ и разсматривая
какъ и изъ чего онъ сдѣлаыъ, какіе имѣ-
етъ недостатки. По словамъ біографа,
Петръ Ильичъ, кромѣ вышеупомянутая
разючарованія, тяготился еще и тѣмъ,
что, «не смотря на простоту, ласковость и
прелесть обращенія Льва Николаевича,
онъ смущайъ его. Изъ желанія понра-
виться, угодить, изъ жажды и, вмѣстѣ
-съ тѣмъ,. изъ страха выразить чувства
локлопенія и восторга, Петръ Ильичъ,
сознавая, что становится «сами не собою»
въ присутствіи своего собесѣдника,- не-
вольно то рисовался, то, наоборотъ, та-
или очень искренніе порывы, боясь по-
коробить «сердцевѣда», показаться ему
искусственными. Словомъ IL И. чувство-
валъ, что все время играете какую-то
роль, а это всегда было источникомъ
самыхъ тяжелыхъ ощущеыій для его
правдивой натуры. Результатомъ всего
этого :было, что П. И. стали «бояться»
встрѣчъ съ Л. Н. и, вернувъ свое бо-
жество на подобающее ему мѣсто священ-
ной таинственности и неприступности,
остался поклонникомъ его до смерти».
Въ заключеніе мнѣ остается коснуться
еще одной существенной черты Петра
Ильича,—это его доброты. Одинъ изъ
самыхъ близкихъ друзей его, ранѣе по-
мянутый уже мною, знаменитый (и, ска-
жу, лучшій) нашъ музыкальный кри-
тики покойный Германъ Августовичъ
Ларошъ въ концѣ своей брошюры оза-
главленной «На память о II. И. Чайков-
скомъ» и выпущенной вскорѣ послѣ кон-
чины послѣдняго, говорите : «мы охотно
прощаемъ геніальнымъ людямъ нѣкото-
рый эгоизмъ, нѣкоторую сухость сердца:.
У нихъ есть своя забота, и ради этой
ихъ заботы установился обычай—быть
можете даже въ преувеличенной и при-
s — 35 —
Ф ^
^Ьтрастной мѣрѣ—находить законными,
У * '

о н и н е помнили ближняго. Нѣтъ

присутствіемъ своими смягчали к р а й - ^
ности, примиряли поссорившихся, вно-
\^"п|ичего распространеннее той біографи- сили тепло, свѣтъ и радость. Потеря ег
ческой фикціи, въ силу которой великій для искусства—тяжкая и, быть можетіі,
геній непремѣнн-о является также и нами, современниками, недостаточно со-
прекрасными человѣкомъ, и добрейшею знаваемая ; но даже и эта потеря блѣд-
душой. Фикція эта имѣетъ источникомъ нѣетъ передъ той, которую понесли мы
ту же нашу нетребовательность. Буду- въ лицѣ этого удивительнаго воплоще-
щая біографія Петра Ильича не нуждает- нія свѣтлыхъ сторонъ человѣчества».
ся вообще- въ исканіи фактовъ ради Заканчиваю свой иастоящій очерки
условной и слащавой идеализаціи. этими превосходными чужими словами,
Петръ Ильичи были добръ чрезвычайно. за неимѣніемъ собственныхъ лучшихъ.
Въ немъ была и та доброта, которая
всѣмъ кидается въ глаза, и та, о которой
никто не догадывается. Они были добръ
на всѣ манеры и по всѣмъ направле- ÛLAUMQHKO.
ніямъ. Стоявшіе далеко отъ него могли
судить только по его денежной щедрости,
которая составляла лишь самую внеш-
нюю и несущественную сторону его
доброты. При живости темперамента, от-
нюдь не лишеннаго способности къ
• вспышками досады или гнѣва, онъ были
какъ-то предрасположеиъ ко всѣмъ доб-
рыми движеніямъ, любили искать и
умѣлъ отыскивать хорошее и въ сочине-
ніи музыканта, и въ душѣ человѣка. Не Москва.
хлопоча и не дѣлая усилій, онъ однимъ Т — в о „Печатня С. П. Я к о в л е в а " , Петровка, Салтыковскій пер., д. Т — в а , № 9 .
19 0 9.