Любые надежды или переживания насчет того, что экспериментальные рома-

ны — пережиток XX века, в одночасье разрушены с появлением первого круп-

ного экспериментального романа нового тысячелетия «Дом листьев» Марка
Данилевского. И это монстр. Ослепительно.
The Washington Post Book World

Замысловатая, умная и очень страшная книга.

The Wall Street Journal

Сногсшибательно… То, что могло бы стать замечательным примером увлека-

тельного литературного хоррора, вместо этого бросило вызов самой природе
литературы.
Spin

Эту демонически блестящую книгу невозможно игнорировать, отложить или

перестать читать. Собственно говоря, купив свой собственный экземпляр, вы
можете найти на одной из ее страниц меня — уменьшенного в размерах, как
Винсента Прайса в «Мухе», пойманного в паутину этих хитрых, прекрасных
страниц.
Джонатан Литем, автор «Сиротского Бруклина»

Шедевр. Из-за него вы лишитесь сна и начнете видеть бездну в собственном

чулане… Ошеломляющее веселье.
Chicago Sun-Times

Беллетристическая мозаика, которая одновременно читается как триллер и как

странное фантастическое путешествие по подсознательному.
The New York Times

Цепляет, держит и не отпускает… Читатель пронесется по страницам, не по-

спевая за собственным желанием узнать, что же случится дальше.
The Village Voice

Как и «Моби Дик» Мелвилла, «Улисс» Джойса и «Бледный огонь» Набокова,

«Дом листьев» Данилевского — это многослойная амбициозная работа, сби-
вающая с толку своей обширной вселенной, энциклопедичностью, изобрета-
тельностью, да и ловкостью изложения в конце концов.
San Diego Union-Tribune

Любовная история в семиотическом ракурсе. Данилевский обладает душой

поэта, настроенной на восприятие душевной боли в той же мере, в какой сам
он настроен на теорию знака Деррида.
Time Out New York

Забавная, волнующая, вкусная, прекрасно рассказанная, детально продуман-

ная головоломка, представленная в форме нарратива.
The New York Times Book Review
Марк Z. Данилевский
Дом листьев

за авторством
Дзампанó
с введением и примечаниями
Джонни Труэнта

Екатеринбург
ГОНЗО
2016
УДК 821.111(73)
ББК 84(7Сое)
Д18

© 2000 by Mark Z. Danielewski

All rights reserved under International and Pan-American Copyright Conventions.
Pantheon Books and colophon are registered trademarks of Random House, Inc.

Перевод с английского:
Дмитрий Быков (с. xiii–xxix, 1–41)
Анна Логинова (с. 41–376, 439–522, 598–599 — стихотворение La Feuille)
Максим Леонович (с. 377–438, 523–597, 599–696, 749)

Предисловие к русскому изданию Д. Быкова

Все права защищены.

Данилевский, М. Z.
Д18 Дом листьев : [роман] / Марк Z. Данилевский ; [пер. с англ. Д. Быкова,
А. Логиновой, М. Леоновича ; предисл. Д. Быкова]. — Екатеринбург : Гонзо,
2016. — xxxiv, 750 с.
ISBN 978-5-904-577-38-4
Роман ужасов о стремительно расширяющемся доме; история о силе любви;
сатира на псевдонаучные спекуляции; фундаментальное исследование о фильме,
которого не существует, сделанное слепым стариком; записки из лабиринтов под-
сознания; сентиментальное блуждание по инфернальным кругам жизни — все это
в бесконечном переплетении создает единый сюжет «Дома листьев».

18+
Запрещено для детей.

О данном издании
Полноцветное Двухцветное Черно-белое Неполное
• Слово дом выделено • Либо слово дом выделя- • Ни для слова дом, ни • Не используется цвет.
голубым; минотавр и все ется голубым, либо зачер- для минотавра, ни для за- • Не используется шрифт
зачеркнутые фрагменты  — кнутые фрагменты и мино- черкнутых фрагментов не Брайля.
красным. тавр — красным. используется цвет.
• Вставки, приложения и
• В единственном случае • Не используется шрифт • Не используется шрифт указатель могут быть ча-
в  главе XXI зачеркнутая Брайля. Брайля. стично опущены.
строка выделена пурпур- • Иллюстрации цветные • Иллюстрации черно-бе-
ным. или черно-белые. лые.
• Шрифт Брайля и цветные
иллюстрации.

© Mark Z. Danielewski, 2000

ISBN 978-5-904-577-38-4 © Издательство «Гонзо», перевод на рус. яз., 2016
 ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

1
В 2010 году я гостил в одном калифорнийском доме. За ужином (если б хоть
за обедом! а то прямо на ночь) зашел разговор о новой американской прозе.
Младшая дочь хозяев, студентка, притащила мне из своей мансарды тяжелый
черный том необычного формата: «В универе это очень любят. Некоторые счи-
тают, что автор рехнулся, но, по-моему, это лучший здешний роман вообще. Чи-
тайте внимательно, ничего не пропускайте».
Я ушел в гостевую комнату, улегся в кровать, открыл роман, и моя спо-
койная жизнь на этом закончилась. Днем я выступал, ездил в гости и боролся
со сном, а ночью лез в книгу за очередной порцией бессонницы. Я с ума схо-
дил в этой гостевой комнате, в чужом доме, среди непонятной чужой жизни.
О том, чтобы погасить свет, не могло быть и речи. О том, чтобы бросить роман
недочитанным, — тем более. Если бы мне предложили миллион за то, чтобы
выйти на улицу и в темноте дойти до калитки, я бы очень крепко задумался.
В последний раз я испытывал нечто подобное — тоже в Штатах, — живя один
в совершенно пустом доме на окраине и читая по ночам «Самодельные гроби-
ки» Трумена Капоте.
Вообще, в этих американских одиноких домах есть что-то жуткое, автор тут
угадал. Насколько спокойнее в квартире, в блочной ячейке спального района!
А в коммуналке, наверное, совсем не страшно. Или там другие страхи. В этом
романе — как и в «Шоссе в никуда» Дэвида Линча и в «Незнакомцах» Брайана
Бертино — отлично угадан ужас отдельного жилья — и житья.
Так что хотя я по возвращении изо всех сил пропагандировал этот роман,
склонил издательство к его публикации и взялся переводить, — сейчас, пока
еще не поздно, я хочу предупредить читателя. Автор не просто так написал на
титульной странице «Это не для тебя». Гессе предварял «Степного волка» ука-
занием: «Только для сумасшедших». Шестов на титуле «Апофеоза беспочвен-
ности» поставил «Только для не боящихся головокружения», как на альпийских
тропинках. Наш автор поступает радикальней — и правильно делает. Если у вас
плохие нервы — вам действительно лучше не читать эту книгу. Если вы под-
вержены влияниям и чересчур впечатлительны — вам лучше не открывать ее.

vii
 Содержание

Предисловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . xv
Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . xix

Пленка Нэвидсона . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1

Вставки 1–6 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 563

Приложения: Дзампано . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 571
A — Содержание и названия глав . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 572
B — Всякая... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 575
C — ...Всячина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 582
D — Письмо редактору . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 587
E — «Песнь Кесады и Молино» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 589
F — Стихи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 591
Приложение II: Джонни Труэнт . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 601
A — Наброски и полароидные снимки . . . . . . . . . . . . . . . . . 602
B — Стихи Пеликана . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 607
C — Коллажи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 615
D — Некролог . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 618
E — Письма из психиатрического института
«Три Аттик Уэйлстоу» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 620
F — Цитаты . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 677
Приложение III: Противоречивые свидетельства . . . . . . . . . . . . . . . 691
Указатель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 697
Благодарности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 747
Иггдрасиль . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 749
 Окна были наглухо забиты гвоздями и заткнуты
поролоном. Обе двери — входная и выходящая во внутренний
двор — укреплены против бури. Даже вентиляция была
заклеена скотчем. Странно, что это отчаянное усилие
перекрыть доступ воздуха в крошечную квартирку не
увенчалось решетками на окнах или множеством замков
на двери: Дзампано не боялся внешнего мира. Он, как
я уже упомянул, выходил прогуляться на пустырь и
выбирался даже на городской пляж (я побоялся бы такого
приключения). Теперь я догадываюсь, что он запечатал
жилище в попытке удержать эманации своих вещей — и свои
собственные.
Когда эти вещи были собраны и переписаны,
в наличии оказались: исцарапанная мебель, ни разу
не зажигавшиеся свечи, древняя обувь (имевшая вид
особенно потрепанный и жалкий), глиняные горшки и
маленькие деревянные шкатулки, набитые монетами,
резинками, морскими раковинами, спичками, скорлупками,
невероятным количеством разнообразнейших пуговиц. Одна
огромная, старинная пивная кружка была полна пустыми
флакончиками из-под духов. Холодильник, как я обнаружил,
не пустовал, но еды в нем не было. Дзампано держал здесь
странные, блеклые книжки.
Сейчас, конечно, все это пропало. Давно пропало.
Как и запах. Осталось несколько воспоминаний, похожих
на моментальные фотографии: зажигалка «Зиппо» на
батарейках с фирменным знаком на крышке. Перекрученный
металлический уголок, похожий на маленькую спиральную
лестницу. И запомнившийся лучше всего очень
старый тюбик гигиенической помады, затвердевший,
потрескавшийся, пахнущий канифолью. Но и это неточно;
не думайте, я в самом деле пытаюсь быть точным,
я много еще чего запомнил в этой квартире — просто
сейчас это кажется неважным. Все это выглядело
рухлядью, сором, которому время не придало никакой
антикварной ценности, — и не стал бы Люд среди
ночи дергать меня, чтобы рыться вместе в мелочах
стариковского быта, чужой жизни, вырванной с корнем
(«искорененный» — одно из тяжелых, длинных слов,
которые мне пришлось затвердить в скором времени).
На полу, в точности по словам Люда, прямо в центре
комнаты, были видны четыре отметины, каждая длиннее
человеческой руки — чей коготь их процарапал, мы и
представить не могли. Но Люд хотел показать мне другое —
то, что с первого взгляда не произвело на меня почти
никакого впечатления. Мне все еще трудно было отвести

xxiv
взгляд от изувеченного пола, я даже потрогал эти
зазубренные шрамы.
Что я знал в тот момент? Что знаю сейчас? По крайней
мере вас ожидает тот же ужас, который я испытал тогда
в четыре утра, — с той лишь разве разницей, что мне он
достался без предисловий.
Это были вороха бумажных листов, бесконечный хаос
слов, иногда складывавшихся в осмысленные фрагменты,
иногда — в ничто, переползающих со страницы на страницу,
с салфетки на кусок старых обоев, на открытки, рваные
конверты, а то и почтовые марки. В доме не было клочка
бумаги, не покрытого густой чернильной вязью; все было
исчиркано, исчеркано вдоль и поперек; написано от руки и
набрано на машинке; читаемо и вовсе неразборчиво; коряво
и отчетливо; страницы были порваны, склеены, сложены
и расправлены, обожжены, истерзаны — чем? истиной,
ложью, пророчеством, безумием, и в конце концов все это
достигало, называло, обозначало, восстанавливало...
продолжите ряд сами, у меня больше нет слов. А если бы
и были — что, собственно, мне ими сказать?
Люд не знал и думал, что я разберусь. Может, потому,
что мы были друзьями, а может, он просто хотел найти
ответ и видел, что это не в его силах. Одно точно: даже
не прикоснувшись еще к этому вороху, мы чувствовали его
тяжесть, что-то пугающее в его размерах, в тишине и
неподвижности, хотя перед нами была просто куча бумаги,
небрежно сваленная в углу. Думаю, если бы тогда кто-
то сказал: «Берегитесь», — мы бы послушались. Был миг,
когда я вдруг почувствовал: заключенная в этой груде
абсолютная тьма способна вырваться наружу, пробить пол,
убить Дзампано, нас, а может быть, и вас. Но эта минута
прошла. Мысль о возможном чуде поблекла. Неодушевленное
осталось неодушевленным.
И я взял его с собой.

Какое-то время спустя вы застали бы меня поглощающим

виски в «Ля Пубэль», заглушающим внутренний голос
в баре «Роскошь» или «У Джонса» в обществе рыжеволосой
грудастой девки, которую я подцепил только что в «Хауз
ов Блюз», и теперь мы оживленно обсуждали клубы,
в которых уже побывали, и те, куда только собирались.
Черт меня побери, я ни секунды не думал о стариковской
рукописи. Все, о чем я вам только что рассказал,
побледнело при дневном свете и едва помнилось.
Поначалу переползать с фразы на фразу меня заставляло
исключительно любопытство. Прошло несколько дней —

xxv
неделя, может быть, — когда я вернулся к истерзанным
листам и вдруг поймал себя на том, что десяти-
двадцатиминутные обращения к эпизодам, именам, главам
постепенно сливаются в долгие часы.
Я никогда прежде не читал дольше часа подряд.
Конечно, любопытство убило кошку, зато, надо думать,
было удовлетворено. Оставалась еще незначительная
проблема с мужским голосом по радио, который выдавал мне
кучу бесполезной информации, но я просто выключил радио.
А потом однажды вечером, посмотрев на часы, я понял,
что провел над рукописью полдня. Люд звонил, а я не
услышал звонка, и не узнал бы о нем, если бы не запись
на автоответчике. Вскоре я начал терять чувство времени.
Это случалось теперь чаще и чаще — целые дни стали
пропадать в дебрях этих завораживающих букв.
Медленно, но верно я все больше терялся, путался,
отпадал от мира — это отчуждение горькими складками
обозначилось у рта, застыло в глазах. Я перестал
выходить из дому после наступления темноты. Вообще
перестал выходить. Ничто не могло меня развлечь.
Я чувствовал, что себе не принадлежу. Намечалось что-то
жуткое. Так и вышло.
Никто не мог до меня достучаться. Ни Тампер,
ни даже Люд. Я наглухо заколотил окна, снял и выбросил
дверь ванной, укрепил входную и, конечно, накупил
множество замков. Да, замков и цепочек, а стены оклеил
изолентой. Особенно подозрительными казались мне
углы — словно хрупкие ребра инопланетного корабля.
Нет, в отличие от Дзампано, я заботился не о том,
чтобы сохранить в комнате настоянный запах. Я заботился
о неприкосновенности ее пространства. Мне нужно
было закрытое, безопасное и прежде всего неизменное
пространство.
Изолента должна была спасти.
Но не спасла.
Ничто не спасло.

Вскипятил вот себе чаю на плите. Желудок ни к черту.

В нем едва удерживается молочный коктейль. А я нуждаюсь
в тепле. Я сейчас в отеле. Студия давно в прошлом,
да много чего в прошлом.
Я и кровь еще толком не смыл. А ведь она не только
моя. Так и запеклась на пальцах. И на рубашке следы.
«Что произошло?» Это я у себя спрашиваю. «Что я
наделал?» А вы бы что сделали? Я сходил за ружьями,
зарядил их, а потом попытался решить, что с ними

xxvi
делать. Ясно же, что надо стрелять. Оружие для этого
предназначено. Но в кого? Или во что? Не знал.
Из окна отеля видны были люди и машины. Я никого не
знал из этих ночных людей. Не видел прежде ни одной
из этих ночных машин. Можно было стрелять в них.
В них во всех.
А меня вместо этого вырвало в уборной.
Конечно, мне следует винить во всем лишь мою
безмерную глупость. Старик оставил множество ключей
и предупреждений. Дурак я был, что прошел мимо них.
А может, все наоборот — я этим втайне наслаждался?
Почувствовал же я какой-то намек, наткнувшись
на записку, сочиненную им за день до смерти:

5 января 1997
Любой, кто найдет и опубликует это, может выставить свое
имя. Я прошу только, чтобы и мое имя заняло свое место. Может,
вам даже повезет, и вы разбогатеете. Но если обнаружится, что чи-
тателю неинтересно и он захлопнет книгу, осмелюсь предложить
вам как следует напиться и повеселиться напропалую, как на свадь-
бе, ибо это как раз и будет истинный успех. Говорят, правда прове-
ряется временем. Для меня нет большего утешения, чем знать, что
написанное здесь не прошло этого испытания.

Для меня тогда это был пустой набор слов. Черта

с два я мог предположить, что они приведут меня
в дрянную гостиничную конуру, где я задыхаюсь от запаха
собственной рвоты.
В общем, я довольно быстро понял: книга Дзампано
написана о фильме, которого никогда не было. Можете
попробовать, но уверяю вас — вам никогда не найти
Пленку Нэвидсона ни в кинотеатрах, ни в видеотеках.
Соответственно и большая часть цитат упомянутых здесь
знаменитостей — чистый вымысел. Я попытался связаться
со всеми. Никто и слыхом не слыхал о Уилле Нэвидсоне,
не говоря уж про Дзампано.
Большинство примечаний, которыми в изобилии снабжена
книга, — тоже подделка. Скажем, никаких Выстрелов
во тьме Гэвина Янга не существует в природе, равно как и
двадцать восьмого тома трудов Хьюберта Хоуи Бэнкрофта.
С другой стороны, любой дурак легко найдет в библиотеке
труд Линдсея и Томсона Латынь в средневековых словарях.
Инцидент 1973 года на американской космической станции
«Скайлэб» действительно имел место, а фильм Красавица
из Ниццы и красавец пес выдуман, как, думаю, и кровавая
история Кесады и Молино.

xxvii
 I

О боже, я тут видел фильм...

Битлз

Пока поклонники и очернители истощают словари в поисках подходя-

щего термина, больше всего копий ломается вокруг слова «аутентичность».
По сути, главная трудность при обсуждении (или осуждении) аудио- или
видеозаписи восходит к более общей проблеме: не цифровые ли техноло-
гии придают этой записи будоражащую и тревожную достоверность?1
Большинство скептиков считают всю историю фальшивкой, но призна-
ют, что «Пленка Нэвидсона» все же фальшивка исключительно качествен-
ная. Увы, многие из тех, кто ратует за ее подлинность, верят также и в НЛО.
В самом деле, не так-то просто поверить в подлинность фильма, дискуссия
о котором вскоре переключается на Элвиса, все еще, разумеется, живого
и зимующего на островах Флорида-Кис2. Несомненно одно: споры о лета-
ющих блюдцах, заснятых Билли Майером3, совершенно вытеснены тайной
дома на Ясеневой улице.
Многие продолжают тратить время и силы на выяснение главного
противоречия: факт или вымысел? Репортаж или перформанс? Доку-
мент или подделка? — но куда интересней интерпретировать события,
происходящие в фильме. Это направление выглядит плодотворнее, даже
если сам дом, как Мелвиллово чудище, остается за гранью человеческого
разумения.

1
Подробнее об этом см. главу IX.
2
См. статью Дэниела Баулера «Воскрешение на Ясеневой улице: Элвис, Святочный Дух и про-
чие выдумки» (Bowler, Daniel. Resurrection on Ash Tree Lane: Elvis, Christmas Past, and Other
Non-Entities // The House. New York: Little Brown, 1995. P. 167–244), где разбирается неустра-
нимое противоречие в утверждении как о возрождении, так и о самом существовании этого
здания.
3
Или, если угодно, феи из Коттингли, кирлиановы фотографии ауры, мыслеобразы Теда Сери-
оса или «Мертвые Антьетама» Александра Гарднераθ.
θ
Ни здесь, ни далее не хотелось бы лишать читателя радости самостоятельных разысканий,
поскольку большинство упомянутых в книге имен реальны и с каждым связана таинственная
история. Скажем лишь, что выше в ряду разоблаченных мистификаций назван и вполне до-
кументальный цикл американского военного фотографа Александра Гарднера (1821–1882),
первым в истории (1862) начавшего снимать поля сражений до того, как похоронены убитые.

3
 Как и ее тема, «Пленка Нэвидсона» с трудом поддается интерпрета-
ции — и даже классификации. В конце концов она получила жанровое
обозначение современной готической сказки, городского мифа, истории
с привидениями — но документалистика вторгается и в эти жанры. Слиш-
ком многое в «Пленке Нэвидсона» выпадает из традиционных рамок.
И там, где зритель ожидает ужасов, вторжения сверхъестественных сил
или судорог паники, — на деле обнаруживается всего лишь саднящая пе-
чаль, последствие радиоактивного облучения или даже хохот над очеред-
ной серией «Симпсонов».
В семнадцатом веке величайший британский картограф божественных
и дьявольских миров предупреждал, что ад — не более чем «Юдоль печа-
ли, царство горя, край, / Где мира и покоя нет, куда / Надежде, близкой всем,
заказан путь», — что перекликается со словами знаменитейшего из тури-
стов, спускавшихся в ад: “Dinanzi a me non fuor cose create / Se non etterne,
e io etterna duro. / Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate” 4. Даже сейчас мно-
гие полагают, что «Пленка Нэвидсона», при всех своих современных ал-
люзиях, живописует именно эти места и чувства. Особо рьяные умники
уже трактуют фильм как предупреждение, повешенное над вратами глав-
ных философских школ, от семиотики до марксизма, не говоря уж о пси-
хологии, медицине, нью-эйдже, современном искусстве и даже неомини-
мализме. Уилл Нэвидсон настаивает на буквальном восприятии своего
творения. Как говорит он сам: «Не выдумывайте ничего, кроме того, что
видите. И если однажды почувствуете, что сами проходите сквозь этот дом,
не останавливайтесь, не замедляйте шаг, просто идите. Там ничего нет.
Берегитесь».
Если учесть, чем фильм заканчивается, — неудивительно, что сотни
людей последовали его совету.

«Пленка Нэвидсона» не сразу приобрела свой нынешний вид. Лет око-

ло семи назад появился «Коридор длиной в пять с половиной минут» —
в самом деле пятиминутная оптическая иллюзия, вполне по силам средне-
му выпускнику Нью-Йоркской киношколы. Проблема заключалась в со-
провождавшем ролик заявлении о том, что все это правда.

4
Первая цитата — из Потерянного рая Мильтона (книга 1, строки
65–67, вторая — из Ада Данте (песнь 3, строки 7–9)θ. В 1939 году
парень по имени Джон Д. Синклер из «Оксфорд Юниверсити Пресс»
перевел итальянские строчки следующим образом: “Before me nothing
was created but eternal things and I endure eternally. Abandon
every hope, ye that enter”5.
θ
Мильтон здесь и далее цит. в пер. А. Штейнберга; строки из Данте: «Древней меня лишь
вечные созданья, и с вечностью пребуду наравне. Входящие, оставьте упованья» — здесь
и далее «Божественная комедия» цит. в пер. М. Лозинского.
5
Дабы избежать лишней путаницы, сноски, сделанные г-ном Труэнтом, будут
набраны шрифтом «Курьер», а принадлежащие Дзампано — «Таймсом». Заме-
тим здесь, что мы никогда лично не встречались с г-ном Труэнтом. Все вопросы
касательно публикации обсуждались в письмах или, в редких случаях, по теле-
фону. — Издатель.

4
 Одним длинным планом Нэвидсон, так и не появляющийся в кадре,
фокусируется на двери, что на северной стене его спальни, затем вылезает
через окно с восточной стороны, задевает клумбу, направляет камеру сна-
чала на землю, потом на белый сайдинг, движется направо, возвращается
в дом через другое окно (на этот раз западное), причем мы слышим, как он
ворчит, споткнувшись о порог, и в ответ ему раздается смех находящихся
в комнате — предположительно Карен, его брата Тома и общего приятеля
Билли Рестона, хотя их, как и Нэвидсона, мы ни разу не видим, — после
чего возвращается к начальной точке, обойдя таким образом дверь и дока-
зывая со всей определенностью, что, кроме сайдинга, за дверью нет ниче-
го, но тут смех обрывается, поскольку в кадре появляется рука Нэвидсона,
открывающая дверь на себя, причем открывается узкий темный коридор
длиной никак не менее трех метров, что заставляет Нэвидсона вновь про-
делать кружной путь из окна в окно, направить камеру на точку, откуда
должен бы выходить коридор, и не обнаружить ничего, кроме собственно-
го заднего двора — никакой трехметровой выпуклости на стене, только ро-
зовые кусты, грязные дротики для дартса да прозрачный летний воздух —
однако недоверие заставляет Нэвидсона вернуться к этому невозможному
коридору, чуть не сунуться в него с камерой, пока Карен не вскрикивает:
«Не вздумай лезть туда снова, Нэви!», а Том добавляет: «Это плохая идея»,
заставляя Нэвидсона застыть на пороге, хотя рука его с камерой все-таки
тянется в коридор, словно засасывающий ее, и Рестон спрашивает, чув-
ствует ли его друг что-нибудь особенное, и скупой ответ Нэвидсона неожи-
данно обрывает эту странный фильм: «Холодно там».
Распространение «Коридора длиной в пять с половиной минут» при-
писывалось чистому любопытству: никто официально не предлагал ролик,
не представлял его на фестивалях или кинорынках. Кассеты передавались
из рук в руки, переписывались, копии неуклонно ухудшались — и ни о вла-
дельцах странного дома, ни об авторе фильма никто ничего не знал.

Прошло меньше года, и появился следующий фрагмент. Он стал даже

популярней «Коридора» и вызвал первые толки о Нэвидсоне и доме, но
никакой ясности не внес. В отличие от первого, этот кусок уже не был снят
одним планом и заставлял предполагать, что восемь минут, называвшие-
ся «Экспедиция № 4», являют собой смонтированный фрагмент большой
ленты.
Композиция «Экспедиции № 4» — рваная, прерывистая; судя по гру-
бости склеек, автор спешил. Первый кадр начинается с обрывка реплики
Нэвидсона — он выглядит усталым, бледным и отчаявшимся: «...дней,
я думаю. И я... нет, не знаю! [Судя по звуку, что-то пьет.] Я бы лучше его
сжег. Решимости не хватает. [Смешок.] А теперь... это».
В следующем кадре Карен и Том спорят, «идти за ним» или нет. О ком
речь — все еще не ясно.
Еще несколько кадров.
Зимние деревья.
Кровь на кухонном полу.

5
 Аутрэм, Заха Хадид,
168
Помимо кинематографических, литературных и архи- и Мойган Харири, Джон
тектурных, а также философских призраков история чело- ки, Кисё Курокава, Гизу
вечества предлагает энное количество своих собственных.
Давайте вспомним две знаменитые экспедиции, участники
Уиллервол, Арат Исоза-
которых бросили вызов неизведанному, терпя лишения и
Фрэнк Гери, Джин
находясь в постоянном страхе, и которые закончились же- Б. Дрю, Робин Сайферт,
стокой трагедией. Аллан Гринберг, Джейн
Куинлен Терри,
I. Либескинд,
ни многоскатную, ни шатровую конус-
20 сентября 1519 года Фердинанд ную, ни пирамидальную, ни ротонду, Даниель
Магеллан отплыл из Санлукар-де- ни империал, ни мансардную; это не Форте,
Баррамеда с намерением совершить вестверк, ни зиккурат, тут нет солнце- Зиберк, Рамон
кругосветное путешествие. Которое защитных козырьков, и даже не пахнет
оптической иллюзией; тут нет деко-
бет Платер-
поставило точку в вопросе, круглая ли ративных окон: ни готических тьерсе-
Дуани, Элиза-
Земля, и ознаменовало прорыв в море- ронов, ни кессонных потолков, это не тра, Андрес
плавании и торговле, но одновременно похоже на толос, тут нет орнамента из
переплетений полосок, нет портика, нет
Ричард Ной-
стало тяжелым испытанием для Магел- ионик, нет беседок, апсидиол, ротонд,
лана и в итоге стоило ему жизни.
Леон Криер,
нет никаких подпорок, запрестольных
К тому времени, как в марте перегородок, подпорных арок, ретаб-
Стивен Холл,
1520 года ведомый им караван из пяти ло, четырехгранных столбов-герм, Симпсон,
судов достиг Патагонии и вошел в бух- бельведеров, павильонов, пастасов,
Бофилл, Джон
притворов, арочных проемов-люне-
ту Святого Юлиана, обстановка скла- тов, мансардных окон, ни мещанских Рикардо
дывалась не лучшим образом. Суровые Холл Биби,
зимние условия, скудеющие запасы, не такие имена, как: Томас
говоря уже о тревожных мыслях о дальнейшей судьбе, обо- — нельзя не учитывать
стрили отношения на кораблях, и в День дурака, который крупные сооружения,
совпал с пасхальным воскресеньем, капитан шхуны «Кон- города, и просто
сепсьон» Гаспар Кесада и его слуга Луис де Молино осу- кие города, и большие
ществили запланированный мятеж, в результате которого ки, парки, даже малень-
по меньшей мере один офицер был убит, многие ранены169.
К несчастью для себя, Кесада не учел, что человек, которому
парламенты, памятни-
достало твердости духа возглавить кругосветную экспеди-
общественные здания,
цию, будет способен жестко усмирить недовольных. Он не- стерства и прочие
дооценил противника и поплатился за это головой. ратуши, суды, мини-
Магеллан действовал как генерал: собрал верные ему мосты, аэропорты,
силы и назначил капитанами кораблей своих людей. Сила теки, театры, церкви,
воли в сочетании с талантом тактика обеспечили успех, больницы, музеи, библио-
с позиций сегодняшнего времени кажущийся неизбеж- гостиницы, тюрьмы,
ным. Мятежнику с «Виктории» Мендозе перерезали горло. здания, банки и биржи,
«Сан-Антонио» был взят штурмом, а к утру капитулировал помещения или офисные
ные вокзалы, складские
“Чушь!”»168
тщательно продуманный ответ:
все это у меня есть лишь один,
ным из всех измерений”). На
глубину “самым экзистенциаль-
1962, в которой он провозгласил
(“Феноменология восприятия”,
1963) и Морис Мерло-Понти
(“Человек и пространство”,
вилл, Отто Фридрих Больнов
Паоло Портогези, Герман Мел-
Альдо ван Эйк, Джеймс Джойс,
чие работы Роберта Вентури,
для Иоанна Крестителя” и про-
ница” Чарльза Рэя, “Комната
дом Рейчел Уайтред, “Черниль-
пейзаж” Диего Риберы (1947),
ды Кало в Койоакане, “Ночной
и Уткин”, “Синий дом» Фри-
И уж, безусловно, “Бродский
ма и платяной шкаф” Льюиса.
таниэля Готорна, “Лев, ведь-
“Дом о семи фронтонах» На-
Джеймса, “Молодой Браун” и
Рэнд, “Поворот винта” Генри
Жюля Верна, “Источник” Айн

центры, железнодорож-
рии, выставочные
павильоны, консервато-
универмаги, рыночные
большие магазины,
помещения, маленькие и
то жилые, заводские
форме — не важно, будь
иной архитектурной
рассуждая о той или
147
Разумеется,

153
и «Консепсьон». За сорок восемь часов Магеллан вернул себе единоличное
командование. Он приговорил всех бунтовщиков к смертной казни, а затем
продуманным «актом милосердия» отменил приговор, применив морское
право и утолив свой гнев лишь в отношении организаторов мятежа: труп
Мендозы был четвертован, Хуана де Картахену высадили на необитаемом
пустынном побережье и бросили там, а Кесаду казнили.
Однако же он не был ни вздернут
-сунок юуворташ ин ,юунтаксогонм ин на рее, ни расстрелян, ни даже отправ-
,уднотор ин ,юуньладимарип ин ,юун лен прогуляться с завязанными глазами
ен отэ ;юундраснам ин ,лаирепми ин
-ецнлос тен тут ,таруккиз ин ,кревтсев по доске. Магеллан придумал кое-что
тенхап ен ежад и ,вокьрызок хынтищаз получше. Молино, его верному слуге,
-окед тен тут ;йеизюлли йоксечитпо посулили смягчить приговор, если он
-есреьт хиксечитог ин :ноко хынвитар согласится казнить своего господи-
ен отэ ,воклотоп хынноссек ин ,вонор
зи атнеманро тен тут ,солот ан ежохоп на. Тот принял это, как свой долг, и их
тен ,акитроп тен ,косолоп йинетелпереп вдвоем на шлюпке отправили на «Три-
,днотор ,лоидиспа ,кодесеб тен ,кинои нидад», навстречу своей участи171.
хыньлотсерпаз ,коропдоп хикакин тен Точно Магеллан, Холлоуэй тоже
-батер ,кора хынропдоп ,кодорогереп
,мрег-воблотс хыннаргхерытеч ,ол ведет свою экспедицию в неизвестное.
,восатсап ,воноьливап ,воредевьлеб Как и Магеллану, Холлоуэю пришлось
-енюл-вомеорп хынчора ,воровтирп столкнуться с бунтом. И подобно ка-
хикснащем ин ,ноко хындраснам ,вот питану, которому приходится вынести
смертный приговор, Холлоуэй наводит
прицел на тех, кто покусился на его лидерство. Однако, в отличие от Магел-
лана, экспедиция Холлоуэя была обречена, в связи с чем вспомним об участи
Генри Гудзона.

II.
В апреле 1610 года Гудзон четвертый раз покинул Англию, чтобы най-
ти северо-западный путь. Направляясь на запад через арктические воды, он
оказался в месте, которое сейчас зовется Гудзонов залив. Несмотря на столь
безобидное название, тогда, в 1610-м, он показался морякам сущим ледя-
ным адом. Вот что пишет Эдгар М. Бэкон в книге «Генри Гудзон» (Bacon,
Edgar M. Henry Hudson. New York: G.P. Putnam’s Sons, 1907):
Первого ноября корабль попал в бухту или узкий залив да-
леко на юго-западе и налетел на мель у берега, а к десятому
числу намертво вмерз. Недовольство на борту высказыва-
лось уже не шепотом. Все знали, что количество припасов,
не рассчитанное на долгое время, стремительно уменьша-
ется, и вслух роптали, что надо было вернуться и перези-
мовать на островах Диггса, где в изобилии водилась дикая
птица, а не блуждать месяцами по «бесконечному лабирин-
ту» [курсив мой].
Лабиринт из синего льда, перетекающий в ледяную воду, в которой чело-
век погибает за две минуты, стало серьезным психологичиеским испытани-
ем для экипажа Гудзона, и в конце концов люди не выдержали. Если моряки
Магеллана могли ловить рыбу или укрыться на вполне приспособленном для
обитания берегу, то люди Гудзона видели только льды и льды180.
Как бы то ни было, ропот скоро сменился криками, и Гудзона, его сына
и еще семерых человек посадили в шлюпку без еды и воды и отправили
скитаться в ледяной воде. Больше их никто не видел, они сгинули без следа
в бесконечном лабиринте170.

154
 Подобно Гудзону, Холлоуэй осознал, что его команда, у которой закон-
чились припасы и почти не осталось веры, хочет вернуться обратно. Как и
Гудзон, Холлоуэй настаивал на своем. Но, в отличие от Гудзона, Холлоуэй
ступил в лабиринт по собственной воле.
К счастью для всего мира, последние минуты Гудзона, в отличие от Хол-
лоуэя, остаются тайной и по сей день.
169
Хотя сегодня бунт не частое явление, представьте, что во время экспе-
диции на «Скайлэб» в 1973 году астро-
навты открыто высказались против псевдорустикальных мотивов, ни пан-
командира, сочтя его методы слишком дантивов, ни боковин, ни вогнутых об-
авторитарными. Инцидент не перерос ломов-выкружек, ни опор, ни кресто-
вых палат: ни прямоугольных сводов,
в насилие, но еще раз наглядно про- ни веерных, ни стрельчатых арок-мих-
иллюстрировал, что даже при наличии рабов, ни башенок, ни минаретов, ни
постоянной связи с семьей, достатке кафедры-минбара, ни галереи, ни пе-
еды, воды и тепла и минимальном ри- ристиля, ни таблинума, ни комплювия,
ни имплювия, ни атриума, ни флигеля,
ске заблудиться, напряжение между ни экседры, ни апсиды, ни андрона, ни
членами команды может возникнуть и кранов, ни постикумов, ни перистилей,
усилиться. ни вестибюля, ни аркады, ни апсиды,
Экспедиция Холлоуэя, в отличие ни притвора, ни святилища-целлы, ни
пронаоса, ни опистодома, ни нимфея,
от космической одиссеи, протекала ни внутренней крепиды, ни внутрен-
в гораздо менее благоприятных ус- него двора, ни маршировочного пла-
ловиях: 1) полностью отсутствова- ца, ни замкового двора, ни равелина,
ла радиосвязь, 2) они имели смутное
представление, где находятся, 3) ни еды, ни воды почти не осталось, 4) им
приходилось действовать в условиях холода, 5) их преследовала скрытая
угроза в виде «рычания»155.
170
Также см.: Bancroft, Hubert Howe The Works [Труды]. Vol. 28. San Francisco:
The History Company, Publishers, 1886.
171
Взято из журнала Дзампано: «Как бы часто я ни размышлял о Гуд-
зоне и его шлюпе, глубокой ночью мои мысли обратились к путешествию
Кесады и Молино по этим мелким водам. Я вслух рассуждал о том, что они
говорили и думали, какие боги хранили или оставили их и как они видели
себя посреди этих темных волн. Возможно, поскольку история мало инте-
ресуется такими мелочами, эта сцена сохранилась лишь в стихах — в «Пес-
ни Кесады и Молино», написанной [XXXX]172. Я прилагаю ее целиком175.
И потом:
«Прошу меня простить за включение этого текста. Мысли старика
склонны блуждать не меньше, чем мысли юноши, но тогда как юноша про-
щает отступления177, старик вырезает их. Юноша всегда старается заполнить
пустоту, а старик учится жить с ней. Мне понадобилось двадцать лет, что-
бы забыть о случайных удачах, на которые можно наткнуться, сойдя с пути.
Быть может, для вас это не новость, но я убил многих мужчин, и обе мои
ноги на месте, и сомневаюсь, что я когда-то сильно походил на лысого гнома
Ошибку, который выходит из своей пещеры с голыми лодыжками, чтобы от-
ведать великих мертвецов»173.
172
Неразборчиво.
173
Без понятия176. Не то что про гнома, я не представляю,
что значит «убил множество людей». Ирония? Признание?
Говорю же, без понятия174.
174
Из собственных соображений г-н Труэнт восстановил зачер-
кнутые последние строчки в примечании 171. — Изд.
175
См. приложение E.
176
См. приложение B.

155
Стэнли Кубрик, режиссер

Где: (Онлайн.)

Кубрик: Вы спрашиваете: «Что это?» Отвечаю: «Это

фильм. Это фильм, потому что он снят на киноплен-
ку (и видеокассету)». Важно то, как этот фильм воз-
действует на нас или, в этом конкретном случае, как
он воздействует на меня. Качество изображения ча-
сто ужасное, кроме тех моментов, когда камеру бе-
рет Уилл Нэвидсон, а это происходит не часто. Звук
никуда не годится. Пропуск многих подробностей
приводит к тому, что характеры недостаточно про-
работаны. И наконец, вся структура трещит по швам,
рискуя развалиться в любой момент. Впрочем, надо
сказать (точнее, напечатать), что я все же искрен-
не впечатлен и встревожен. Мне даже приснился сон
про ваш дом. Если бы я не знал, то сказал бы, что вы
вообще не режиссер. Я бы сказал, что все это про-
изошло на самом деле.

Дэвид Копперфильд, иллюзионист

Где: У статуи Свободы.

Копперфильд: Похоже на фокус, но это фокус, постоян-

но убеждающий вас в том, что он не фокус. Левита-
ция без тросов. Зеркальный зал без зеркал. Завора-
живающая реальность.

Карен: И как бы вы описали дом?

Копперфильд: Головоломка.

[За его спиной исчезает статуя Свободы.]

Камилла Палья

Палья: Как бы я его описала? Это женская бездна.

Дуглас Хофштадтер

Хофштадтер: Горизонтальная восьмерка.

391
Стивен Кинг

Кинг: Чертовски страшный.

Кики Смит

Кики: Текстура.

Гарольд Блум

Блум: Unheimlich, разумеется.

Байрон Бэйлуорт

Бэйлуорт: Не хочу.

Энрю Росс

Росс: Огромная цепь, в которой люди играют роль элек-

тронов, создавая своими движениями биты информа-
ции, которую мы в итоге не способны прочесть. Про-
сто предположение.

Энни Райс

Райс: Темный.

Жак Деррида

Деррида: Другой. [Пауза.] Или какое иное, то есть, тог-

да, это то же самое. Иное, никакое. Понимаете?

Стив Возняк

Воз: Мне нравится идея Росса. Огромный чип. Или даже

целый ряд чипов. И все они взаимосвязаны. Если бы
я мог увидеть план здания, тогда я бы сказал, секси
ли эта штука или просто кусок железа, вроде косми-
ческого тостера или блендера.

392
 Стэнли Кубрик

Кубрик: Извините. Я все сказал.

Лесли Штерн, доктор медицины

Штерн: Важнее то, Карен, что он означает для вас?

[Конец стенограммы]331

331
Так много голосов. Не то чтобы я не привык к голосам. Трескотня
мнений, потребностей и влечений, но скрывающих что? //

Тампер только что звонила (поэтому и заминка; «//»).

Долгожданный голос.
Странно, как это выходит. Я уже не рядом, и вдруг ни с того ни
с сего она звонит, да к тому же впервые, наверное, чтобы ответить
на мои старые сообщения, желая знать, где я был, почему не заходил
в тату-салон, и наполняя мои уши всякой всячиной. Похоже, даже мой
босс спрашивал про меня, притворяясь обиженным на то, что я не
заскочил к нему пообщаться или хотя бы поздороваться.
«Эй, Джонни, — наконец промурлыкала Тампер в трубку. — Может,
зайдешь ко мне? Я для тебя даже ужин приготовлю. У меня тут остался
классный тыквенный пирог со Дня благодарения».
Но я уже слышу свои слова: «Нет, эээ, не стоит. Но все равно,
спасибо», — одновременно думая, что я вряд ли снова окажусь так
близко к приглашению в Лучшее Место На Свете.
Слишком поздно. Или нет, может быть, не так. Может быть, не
слишком поздно, а просто неправильно. Хотя ее голос очень красив,
он недостаточно силен, чтобы я отклонился от курса. Восемь месяцев
назад я бы уже стоял у ее двери. Сегодня почему-то, как это
ни печально, Тампер больше не может повлиять на меня.
На секунду ее тело всплывает у меня перед глазами: эти
прелестные круглые груди с кремовыми ореолами, внутри которых
соски — как святые, ее мягкие полные губы, не совсем прикрывающие
зубы, а в глубине ее глаз ирландская и испанская кровь,
переливающиеся гремучей смесью, как кислород с водородом, которая
будет гореть, наверное, до ее последнего дня. И все же при всей ее
ошеломительной притягательности то влечение, что я должен был бы
испытывать, улетучилось, когда я понял и признал, как мало знаю
о ней. Картина, вырисовывавшаяся в моей голове, пусть и эротичная,
казалась неполной. Словно незаконченный портрет. Портрет, который
даже не начали писать. Даже ее солнцезащитные очки в виде
маргариток, ее татуировки, доллары и пятерки, что она собирает,
опираясь на серебристый шест где-то в темной комнате в тени
аэропорта. Место, которое я так и не осмелился посетить. Я даже
не спросил, как зовут ее трехлетнего ребенка. Я даже не спросил ее
настоящего имени — ведь это не Тампер, вовсе не Тампер, а что-то
совершенно иное — то, что я вдруг решил выяснить, задав оба вопроса

393
 □□□□
Забавно, что из всей этой впечатляющей компании современных тео-
ретиков, ученых, писателей и прочих именно психотерапевт Карен задает,
а точнее, навязывает самые важные вопросы. Благодаря ей Карен приду-
мывает еще один короткий фильм, в котором она, как это ни странно, ни
разу не упоминает дом, не говоря уже о комментариях знаменитостей.
Это неожиданный поворот. Ни один из этих множащихся коридоров
не всплывает ни разу. Ни разу Карен не касается темы их темноты и хо-
лода. Она создает шесть минут видео, не имеющих ничего общего с этим
местом. Вместо этого она обращает свой взор (и сердце) на самое для нее
главное на Ясеневой улице; на то, что, как она сама говорит (одетая все
в тот же свитер горчичного цвета, так же сидящая в Центральном парке,
только меньше кашляющая), «это злое место украло у меня».

Итак, на первом черном кадре нас встречает нечто не зловещее, а пе-

чальное: мелодии Чарли «Ярдберда» Паркера, вылепляющие из темноты
не по годам взрослое лицо семнадцатилетнего Уилла Нэвидсона.
Один за другим кадры, снятые на старую пленку Кодак — трясущие-
ся, переэкспонированные, недоэкспонированные, как правило зернистые,
желтоватые или слишком красные — срастаются, предлагая нам редкий
взгляд на детство Нэвидсона — nicht allzu glatt und gekünstelt332. Вот его
отец — пьет чай. Его мать — черно-белый портрет на каминной полке.
Том — поливающий лужайку. Их золотистый ретривер, архетип всех собак
из домашних фильмов, резвящийся в струях разбрызгивателей, нападаю-
щий на бледно-зеленый шланг, словно это питон, гавкающий на Тома, а за-
тем на их отца, хотя, когда его пасть открывается, лая не слышно — лишь
музыка Чарли Паркера, наслаждающегося собственной самозабвенной
игрой.
Как едко заметил профессор Эрик фон Ярнлоу:

Думаю, что не только я один чувствую эту незаглушимую

грусть, содержащуюся в этих фрагментах. Быть может, это цена
памяти, цена точного восприятия. По крайней мере, с такой пе-
чалью должно приходить знание333.

прямо здесь и сейчас, чтобы начать узнавать, кто же она на самом

деле, чтобы понять, могу ли я стать для нее важным, может ли она
стать важной для меня. Я уже приготовился броситься в целую пучину
вопросительных знаков, когда телефон замолчал.
Ни она, ни я не повесили трубку. Просто телефонная компания
заметила свою оплошность и все-таки отключила линию.
Больше никакой Тампер. Никаких гудков. Нет даже купольного
потолка, чтобы донести ее слово.
Лишь тишина и все ее последствия.
332
«Не слишком глянцевый или искусственный». — Изд.
333
См.: Jarnlow, Erik Von. Summer’s Salt [Летняя соль]. New York: Siman and Schuster, 1996. P. 593.

394
 В первый день апреля Нэвидсон отправился в последнюю экспеди-
цию в недра странных коридоров и комнат. Титр определяет ее просто:
«Экспедиция № 5».
Для записи своего приключения он взял ручную камеру «Болекс»
1962 года выпуска, несколько объективов «Керн-Пейяр» с 12-, 25- и
75-миллиметровым углом фокуса и треногой-штативом «Боген». А также
микрокассетный магнитофон «Сони», камеру «Панасоник», портативные
батареи и приличный запас видеокассет, фотоаппарат «Никон», вспышки
и ремешок «Бобби Ли», чтобы носить аппаратуру на шее. Кроме того, при-
хватил три тысячи метров 16-миллиметровой пленки «Кодак 7298» упаков-
ками по сто метров, 20 катушек пленки «Коника» на 36 кадров, еще десять
катушек черно-белой пленки разных марок. К сожалению, аренда видеока-
меры с тепловым сенсором сорвалась в последний момент.
Для обеспечения нормальной жизнедеятельности Нэвидсон взял с со-
бой утепленный спальник, одноместную палатку, двухнедельный запас
еды, две двадцатилитровые канистры воды, химические грелки, сигналь-
ные ракеты, неоновые палочки нормальной и высокой интенсивности
свечения, неоновые маркеры, леску, три фонаря, один маленький газовый
фонарик, запас батарей, спички, зубную щетку, плитку, теплую одежду, за-
пасные носки и свитер, туалетную бумагу, аптечку и даже книгу. Все это он
аккуратно уложил в двухколесный прицеп, который пристегивался к горно-
му велосипеду с алюминиевой рамой.
Для освещения пришлось прикрутить на руль лампочку, работавшую
от проводка, который шел от специального маленького генератора, при-
винченного к заднему колесу. Также он установил на велосипед счетчик
километража.

Как мы можем видеть, когда Нэвидсон спускается в коридор, он не идет

прямиком к Спиральной Лестнице. На сей раз он решает начать с коридоров.
Поскольку велосипед тяжело нагружен, продвижение дается медленно,
но на микрокассету он наговаривает: «Я не спешу».
Он часто останавливается, чтобы щелкнуть фотоаппаратом.
За два часа он проезжает не более одиннадцати километров. Оста-
новившись глотнуть воды, он оставляет маркер и, посмотрев на часы,
снова принимается крутить педали. Он и не понимает, насколько
прав, когда вскользь бросает на микрокассету: «Стало легче!»
Вскоре, однако, обнаруживается, что сопротивление стало
значительно меньше. Еще час спустя он понимает, что уже
и педали крутить не нужно. «Кажется, этот коридор —
спуск, — заключает он. — Все, что мне надо делать, —
жать на тормоз». Когда он наконец останавливается на
ночлег, приборы показывают невероятную цифру —
почти триста километров.

Делая привал в маленькой комнате, он

осознаёт, что путешествие окончено:

456
«Если я ехал под гору со скоростью тридцать два километра в час,
то мне поднадобится дней шесть, а то и больше недели,
чтобы вернуться к точке, откуда я начал».

Проснувшись утром, Нэвидсон быстро завтракает, разворачивает

велосипед в сторону дома и начинает обратный путь, думая,
что он будет стоить жутких, почти невероятных трудов.
Однако спустя несколько минут он снова понимает,
что педали крутить незачем. Он снова
катится под гору.

Решив, что повернул не туда, он разворачивается

и принимается крутить педали в противоположном направлении,
в гору. Но секунд через пятнадцать снова видит,
что катится вниз.

В замешательстве он заезжает в большую комнату и лихорадочно

размышляет. «Такое чувство, что я еду по поверхности,
которая всегда наклоняется вниз, в каком бы
направлении я ни двигался».

Покорившись судьбе, Нэвидсон садится на велосипед

и вскоре обнаруживает, что велосипед развил скорость
почти до пятидесяти километров в час.

Следующие пять дней

Нэвидсон накручи-
вает от четырехсот
до почти пятисот ки-
лометров за раз, а на
пятый день, в финале
нелепого четырнадца-
тичасового марафона,
он фиксирует прой-
денные почти семьсот
километров.

457
 Иногда проход

становится шире,

и в один прекрасный момент

Нэвидсон готов поклясться,

что катится вниз

по огромному плато:

«Бесконечно широкий бильярдный стол или глад-

кий склон невероятно высокой горы, — расскажет
он нам несколькими часами позднее, устроившись
за скромным ужином. — Я попытался свернуть на-
право, надеясь отыскать там проход, но спустя счи-
танные секунды снова несся с горы».

463
 И тут стены возвращаются, а с ними — потолок и
множество дверных проемов; всякое изменение со-
провождается таким знакомым теперь неподражае-
мым воем.
День за днем Нэвидсон отмечает, как тают запасы
еды и воды. Хуже того — чувство неизбежной обре-
ченности, которое охватывает его при этих мыслях,
многократно усиливается ощущением сиюминут-
ным — опасности, которая подстерегает, как только
он садится на велосипед. «Я не мог отделаться от
мысли, что скоро доеду до края. Ведь на такой ско-
рости я попросту сорвусь в бездну».

Что в итоге и происход

ит. Ну, почти.
чно),
трин адца ты й день (трудно установить то
На двенадцатый ил и снова
м по дсче там, во семн адцать часов, Нэвидсон
проспав, по собственны ается в путь.
ск
выезжает в коридор и пу
Вскоре стены и проходы отступают и

и с ч е з а ю т;

а виду
из
потом
вовсе
потолок
не исчезает

вовсе
поднимается

тоже
не исчезает
наконец
из
тоже

пока
виду

464
Пленка Нэвидсона

Вступление
0,5 см
Том
Коридор длиной в пять с половиной минут
Экспедиция A (Экспедиция Нэвидсона)

Экспедиция № 1 (Через Прихожую)

Экспедиция № 2 (К Большому Залу)
Экспедиция № 3 (Семь часов вниз по Спиральной Лестнице)
Экспедиция № 4
SOS
В лабиринт
Спасение
(История Тома)
Падающий четвертак
Запись Холлоуэя
Эвакуация

«Что подумали некоторые»*

«Краткая история того, как [sic] я люблю»
Интервью с Рестоном
Последнее интервью
Экспедиция № 5
Конец

*Не вошло в финальный релиз

История релиза

1990 — «Коридор длиной в пять с половиной минут»

(VHS Short)
1991 — «Экспедиция № 4»
(VHS Short)
1993 — «Пленка Нэвидсона»

573
Возможные названия глав

Глава I .................………………………………………………...……..Пленка
Глава II ….....…………………………………………………….……... 0,5 см
Глава III ....……………………………………………………….….....Застава
Глава IV ....…………………………………………………………..Нэвидсон
Глава V .....………………………………………………………….………Эхо
Глава VI .....………………………………………………………....Животные
Глава VII ....……………………………………………………….....Холлоуэй
Глава VIII ....……………………………………………………….………SOS
Глава IX ....……………………………………………………….….Лабиринт
Глава X .....…………………………………………..Спасение (Часть первая)
Глава XI ....……………………………………………………...История Тома
Глава XII ....…………………………………………Спасение (Часть вторая)
Глава XIII ...…………………………………………………………Минотавр
Глава XIV ...……………………………………………………….Неверность
Глава XV....…………………………………………………………...….Карен
Глава XVI .................................................................................................... Наука
Глава XVII ..………………………………………………….……...Причины
Глава XVIII ....… Фтупеньки! или Де ла Варр или История Ясеневой улицы
Глава XIX .……………………………………………………………..Делила
Глава XX ..……………………………………………………....Возвращение
Глава XXI ..………………………………………………...Ночные кошмары
Глава XXII ..……………………………………………………………....Вера
Глава XXIII ......……………………………………………………......Страсть

574
 № 1θ

θ
Коды сигналов тревоги для связи «земля — воздух»: I — нужен врач, серьезные поврежде-
ния; II — нужны медикаменты; X — действовать далее невозможно; F — нужны еда и вода;
K— укажите курс следования; — нужны оружие и боеприпасы; — продолжаю в этом на-
правлении; — попытаюсь взлететь; — летательный аппарат серьезно поврежден; Δ — здесь
возможна безопасная посадка; — все в порядке; — требуются топливо и масло; N — нет —
отрицательно; Y — да — положительно; — непонятно; W — нужен механик; — необходи-
мы компас и карта; — необходим сигнальный прожектор.

616
№2

617