«Естественная история» Плиния Старшего Книга II

Старостин Б. А. Послесловие ко II книге «Естественной истории» Плиния Старшего.

Текст по изданию: Архив истории науки и техники. Вып. 3. Сборник статей. Наука,
Москва, 2007. С. 366—374.

с. 366 В течение последних десятилетий литература и ученость периода Римской империи

(имею в виду прежде всего естественнонаучную литературу) все больше привлекают к себе
внимание историков — не просто как один из курьезов, которыми богата литература древнего
мира, или как собрание суеверных измышлений со всех уголков ойкумены, от Китая до Африки
и от Индии до северных морей. Дело скорее в том, что в истории западного естествознания
период с I в. до н. э. по V в. н. э. ознаменовался первой попыткой придать регулярность и
полицентричность многим подходам, связанным с астрономией и некоторыми другими
областями природоведения; с анализом топографических сетей, агрономии, медицины; со
строительством дорог и транспортных средств. В римской науке, начиная приблизительно с I в.
до н. э. — I в. н. э., сформировались исследовательские центры, в том числе и на периферии
империи, хотя и не самой отдаленной.
Римская республика и затем империя, хотя подчас грубо и неуклюже, восприняла успехи
многих отраслей эллинской науки. Современные историки науки усматривают в римских
достижениях все более заметное влияние ценных и самобытных естественнонаучных
компонентов, не тождественных ни эллинским, ни«варварским» знаниям о природе, но
представляющих собой самостоятельную попытку осмыслить природу и ее явления. Наиболее
характерна в с. 367 этом отношении «Естественная история» (ЕИ), римского энциклопедиста
Плиния Старшего (23 или 24 гг. н. э. — 79 г. н. э.). Это — подробное, насколько тогда было
возможно, описание всего доступного римлянам мира, всей их ойкумены. Описание идет не так,
как стали по большей части делать в аналогичных случаях позднее (даже и сейчас), т. е. не по, а
против часовой стрелки.
ЕИ — самый большой, самый поздний биографически и по-видимому, самый ценный труд
Плиния из десятка или двух его произведений. Остальные известны по одним заглавиям и
мелким отрывкам. Благодаря пересказам, содержание ЕИ, точнее, 36 ее разделов или книг
можно считать достаточно известным и современному читателю. Однако для настоящего
ознакомления надо прочесть их все. Будучи написаны в 50-х гг. н. э., они впитали практически
весь корпус естественнонаучных сведений древнего Рима. Вместе с тем нельзя забывать, что
книга эта первоначально имела в виду определенный, ограниченный в сословном плане
контингент читателей. Плиний, сам солдат, участник многих войн Рима, от Германии до
Палестины, видел главного своего читателя в лице военачальников. В центре его внимания
стояли вопросы прокорма и вообще жизнеобеспечения войск. Но рассмотрение этих вопросов у
него ведется на предельно широком фоне. ЕИ не погибла вместе с Римской империей,
напротив, она стала одной из наиболее читаемых в Средние века книг. Число сохранившихся
экземпляров увеличивается вплоть до появления в 1469 году первого ее печатного издания. В
дальнейшем ЕИ неоднократно подвергалась ожесточенной критике, связанной в сущности не с
отдельными ошибками автора, но с его языческим мировоззрением. Эта критика должна быть
предметом самостоятельного разбора. Здесь для нас существенно, что несмотря на нее,
известность и использование ЕИ в течение всего периода Возрождения возрастали.
Платона и Аристотеля почитали не меньше, но несколько иначе. Их языческие воззрения
подверглись тщательной переработке в трудах Фомы Аквинского и других средневековых
авторитетов, в итоге чего политеистический «осадок» был сведен до минимума. Применительно
к Плинию такая процедура дала бы немного, потому что его язычество, его суеверия и мистика
относились к более глубоким уровням воззрений на природу: в основном к таким, которые не
были преодолены даже и средневековым мировоззрением. Так или иначе, авторитет Плиния
стоял высоко по крайней мере до XVIII в., иначе, например, Ж. Бюффона не прозвали
бы«французским Плинием». Не подражал ли Бюффон Плинию и самой 36-томнойструктурой
своего основного труда? У Плиния 36 книг, если не считать добавленной не сразу первой —
оглавления, и название труда Бюффона «Естественная история»тоже восходит к ЕИ. Отметим,
однако, что в противоположность Бюффонову труду, в ЕИ с. 368 Плиния содержится немало
моментов, понимание которых невозможно на одной лишь естественнонаучной основе. Сюда
относится, например, обличительный мотив по отношению к императору Нерону.
Этот «антигерой» ЕИ впервые появляется в § 92 (здесь и далее при отсутствии оговорок
имеются в виду параграфы второй книги): «…цезарь Клавдий оставил власть над империей
Домицию Нерону и [тот взошел на престол] после отравления». Нерон появляется в ЕИ сразу
же на фоне преступления: в 55 г. н. э. он отравил потенциального претендента на престол,
четырнадцатилетнего Британика, сына императора Клавдия и Мессалины. Обратим внимание
также на титулатуру: Плиний не признаёт за Нероном
титулов «цезаря», «императора» и «Августа», тем более «божественного» и«отца
отечества» (разве что с иронией: «вот сколько император, отец отечества расходовал на свои
попойки!» — XXXVII. 20). В нейтральных случаях он предпочитает сдержанное «принцепс
Нерон» (напр.: Nero princeps gladiatorum pugnas spectabat smaragdo — XXXVII. 64); иногда,
особенно при укоризне или обличении, обходится без титула, как в XI. 144 и в XXXVII.19, 29,
118 — просто «Нерон», или«Домиций Нерон». Полезно иметь в виду, что Нерон действительно
звался первоначально Домицием (полностью: Люций Домиций Агенобарб), но после
усыновления его императором Клавдием исключил эти три компонента и принял имя Нерона
Клавдия Цезаря Друза Германика. В целом все эти моменты ЕИ заслуживают отдельного
рассмотрения; мы же сосредоточимся на тех, в которых заметна связь с естествознанием.
Во второй книге ЕИ таких моментов немало, поскольку в ней Плиний излагает основы
своего мировоззрения, свои взгляды на устройство Вселенной, и прежде всего как раз в
физическом и натурфилософском плане. Исходит он при этом прежде всего из гомеровских и
вообще древнейших воззрений. Так, в § 119 он, по-видимому, вспоминает
Гомеровскую «анемологию», а именно текст из «Одиссеи»:«Разом и Эвр, и полуденный Нот, и
Зефир, и могучий… Борей взволновали пучину»1. Слова из § 119 звучат как комментарий к
этому тексту: «Древние насчитывали только четыре ветра, по четырем же сторонам света, и
Гомер — руководствуясь шаткими основаниями — тоже не упоминает их больше четырех».
Осмысливая строение этого «четырехстороннего» мира, Плиний хотя бы уже как военачальник
не мог не поддержать митраизма — солнцепоклонничества, исключительно популярного тогда
среди римских легионеров. Видимо, Плиний не очень восторгался этой популярностью.
Имени «Митра» он не употреблял, а Солнце для него не Deus, а numen, т. е. как это определено
в § 208, «божественное начало, разлитое по всей природе и прорывающееся вновь и вновь». В
§ 13—14 он в неявной форме обращается именно к противопоставлению Deus и numen. Если в
§ 13 он дает Солнцу имя не Бога, а «верховного с. 369 повелителя природы, божества» —
principale naturae regimen ac numen — то в следующем же параграфе он как бы не делая
перерыва, но в скрытой полемике с предыдущим возвышается до идеи Бога как внеприродного
и даже внесимволического (в то время как numen, несомненно, еще содержит в себе
символический момент): «Полагаю, что отыскивать, каковы облик и форма Бога, это просто
проявление присущей человеку слабости. Кем бы ни был Бог, если он есть (si modo est aliquis,
иначе: «если он — Некто»), где бы он ни обитал, он весь представляет собой ум, весь — зрение,
весь — душу, весь — дух, весь — то, что он есть» (totus sui — это труднопереводимое
определение приближается к библейскому «Сущий»). Бог — это numen, до такой степени, что
эти понятия могут быть отождествлены (II. 28). «Если Бог есть», — это сомнение в том Боге, в
которого верили классики стоицизма — в огне, эфире или воздухе; и упор на момент
непостижимости.
Впоследствии в рукописях и первопечатных изданиях вместо si modo est aliquis встречается
si modo est alius, т. е. «если он есть нечто иное» — и тогда открывается поле для догадок: напр.,
у А. дю Пине, переводчика Плиния на французский язык, жившего в конце XVI в.: «если есть
какой-либо иной [Бог], кроме Солнца» (si toutefois il-y en a un autre que le Soleil»), в английских
изданиях — «если он есть нечто иное, чем мир» и т. д. Пине, возможно, уже находился под
влиянием Коперника, который считал, что «…Солнце, как бы восседая на царском троне,
правит обходящей вокруг него семьей светил». Коперник, правда, остерегся открыто назвать в
числе своих предшественников слишком «языческого» Плиния,
предпочитая«почти» христианского Трисмегиста или безобидную «даму» Электру, но за основу
все же, не упоминая Плиния по имени, берет именно его ви́ дение: «Ведь не напрасно некоторые
называют Солнце светильником мира, другие — умом его, а третьи — правителем. Гермес
Трисмегист называет его видимым Богом, а Софоклова Электра — всевидящим»2.
Различные суеверия в отношении солнечных затмений и других небесных явлений часто
охватывали моряков. В § 54 рассказано, как тревога афинского полководца Никия (470—413)
настолько охватила из-за лунного затмения, что он запретил выводить флот из гавани и тем
нанес ущерб морской мощи государства. Это случилось в 414 г. до н. э., когда афинский флот,
которым командовал Никий, попал в опасное положение на южном берегу Сицилии и должен
был срочно отплыть. «Однако когда все было уже готово к отплытию, произошло лунное
затмение… и Никий, который вообще придавал слишком много значения предзнаменованиям…
заявил, что не может быть и речи о том, чтобы двинуться с места, пока не пройдут указанные
прорицателями трижды девять дней»3. В итоге афиняне потеряли свой лучший флот. Никий,
попав в плен, был казнен. Вся сицилийская экспедиция, а вслед за ней и Пелопоннесская
война, с. 370 таким образом, кончились поражением афинян. Для Плиния оно подтвердило
пагубность суеверий при военных решениях.
Недоверие ко многим общепринятым, но безосновательным догмам отделяет Плиния от
господствовавшей римской школы того времени, от стоицизма, по крайней мере от многих его
представителей. Так, ему чуждо убеждение стоиков, что все в мире управляется провидением
таким образом, что «в некое назначенное судьбой время весь мир воспламеняется, а затем вновь
упорядочивается» и т. п. Впрочем, у Зенона и других отцов-основателей стоицизма тоже
проскальзывает иногда ирония по поводу чрезмерной веры в Судьбу. Другими отличиями
Плиния от стоицизма являются: отсутствие веры в мировой огонь как основу вещей, интерес к
естествознанию. Но в естественнонаучных вопросах он принимает основные положения
стоицизма, например, убеждение в шарообразности Земли и космоса — этого «шара», который
стоики мыслили как ограниченный по размеру (см. § 8). В XI. 8 Плиний подчеркивает
тождество греческого «космос» и латинского mundus в смысле «совершенного и безусловного
изящества». Вместе с этим не делалось отчетливого различия между представлениями о
космосе как круге и как о шаре. Приписывая мнение о шаровидности космоса «всем», Плиний
имел в виду два народа, греческий и латинский. Притом и их «согласие» (на которое Плиний
вновь ссылается в § 160) возникло не ранее VI—V вв. до н. э., когда пифагорейцы или
Парменид впервые заговорили о космосе как о Вселенной. Римское сближение mundus и orbis
относится к еще более позднему времени, хотя у пифагорейцев римляне могли его заимствовать
и в VI в. Во всяком случае Плиний уверен в consensus gentium по этому вопросу. Но нет ли в
этой уверенности скорее чего-то от широко бытовавшей мифологемы мирового яйца, из
которого (в том числе и в доступных Плинию традициях: орфической, египетской) возникает
Солнце или солнцеподобное божество (ср. § 13) и весь мир? Если же речь идет не
об«именовании шаром», а о признании факта шарообразности, то по крайней мере эпикурейцы
были решительно против.
В историко-географическом плане важно, что ни Плиний, ни Помпоний Мела (его
географические сведения восходят к какому-то общему с Плинием источнику) не используют
понятий «параллель», «меридиан», «климат» и соответственно не указывают ни широт, ни
долгот определяемых ими областей и пунктов4. Столь же или даже более важно, что
приводимый Плинием в § 217 (см. также § 187) рассказ грека Питеаса из Массилии (Пифея из
Марселя, середина IV в. до н. э.), открывшегоБритан(н)ию, Ирландию, Скандинавию и ряд
других земель, включает сообщение о том, что «к югу от Британнии прилив поднимается на 80
локтей. Внутренние же моря закрыты там со всех сторон землями, как замкнутые бухты». В
отличие от Полибия и Страбона, Плиний с доверием (вслед за с. 371 Гиппархом) относится к
сообщениям Пифея и в этом в основном прав. Пифей допускал ошибки, например, преувеличил
высоту приливов: у него получается больше 35 м; но возможно, что в передаче Плиния имеется
в виду не вертикальный подъем воды, а длина ее наступления на сушу в каком-либо из
посещенных Пифеем мест. Он (точнее, его латинский переводчик) употребляет выражение
supra Britanniam, букв. «выше Британии», здесь же в смысле «дальше Британии», по отношению
к наблюдателю«центральному», со Средиземного моря. Притом центр чаще всего мыслится как
расположенный несколько ниже периферии, для которой движение к центру как
бы«естественно». Между Римом и периферией лежит море, как бы вогнутое,
приподнимающееся вдаль (late supinum, IX. 2). Ту же картину Плиний приспосабливает и к
случаям, когда это промежуточное место занимает суша: gens haec optinet aversa montis
Paropanisi exadversus fontes Indi «Это племя занимает восточные склоны хребта Паропанис,
напротив истоков Инда» (VI. 49). Aversum,«противоположная сторона» означает
здесь «противоположная от Рима». Этот образ«подъема от центра» противоположен, например,
новозаветному, для которого центр всегда «на горе» (non potest civitas abscondi supra montem
posita — Matth. V. 14). Противоречит он и шарообразности Земли (и возможно, был одной из
причин, по которым эта шарообразность вскоре была на несколько столетий поставлена под
сомнение). В биноме supra Britanniam первый член (supra) означает «к северу или западу от
Британнии» [совр. Англии] — ср. IV. 103 «Ирландия расположена за Британнией» (super eam
haec sita) — именно к западу. В V. 145 Phrygia Troadi superiecta по тем же соображениям
означает, что Фригия к востоку от Троады. Когда Плиний хочет сказать «дальше (кого-
л. или чего-л.)» безотносительно к«центральному» наблюдателю, он употребляет post или
ultra: «Post Nasamones Asbytae et Macae vivunt; ultra eos Amantes… ad occidentem et ipsi versus
harenis circumdati…» (V. 34).
Стремление определить место не ограничено у Плиния земной поверхностью, он упоминает
и небесные расстояния, конечно, очень неточно. Например, согласно § 83«от Солнца до Луны в
19 раз дальше, чем от Луны до Земли» — осторожный Плиний не хочет упоминать имя того,
кто это «установил»: это не «многие», а Аристарх Самосский (первая пол. III в. до н. э., см.
также примеч. 6), создатель первой гелиоцентрической системы, «Коперник древности», еретик
по отношению к перипатетической школе и вообще к античной мысли. Приведенное
соотношение получено рациональным методом, который сведен на нет ошибками измерения. В
самом деле, прямые, соединяющие Луну с Землей и Солнцем, образуют прямой угол, когда мы
видим освещенной половину Луны. При этом угол, образованный этими прямыми,
соединяющими Землю с Луной и Солнцем, доступен непосредственному измерению (но из-
за с. 372 отсутствия приборов Аристарх определил его неправильно). Дальнейшее вычисление
приводимого Плинием соотношения двух космических расстояний производилось Аристархом
обычными приемами решения треугольников, но из-за упомянутой ошибки в определении угла
результат оказался в 20 раз меньше действительного значения5.
К астрономической проблематике Плиний обращается и в связи с мнениями Тимея, хотя
остается не вполне ясным, имел ли он в виду пифагорейца начала IV в. до н. э., друга Платона,
или же другого, позднейшего Тимея, неопифагорейца I в. до н. э., автора сочинения «О душе
космоса и природы». Второй вариант вероятнее хотя бы потому, что от первого Тимея не
осталось сочинений, возможно, их и не было. Следуя Тимею (второму?), Плиний в § 38
правильно определяет максимальное удаление Венеры от Солнца (в градусах), однако
приведенный здесь же, в § 38, для Венеры синодический период 348 дней далек от подлинного
значения — 584 дней, которое мы находим, например, у Клеомеда и Халкидия и даже в
некоторых древнеиндийских источниках6. Мнение, что «все, что порождается на Земле, обязано
этим силе этой звезды», т. е. Венеры, возникло задолго до обоих Тимеев: в древней
Месопотамии ясное ви́ дение ее на небе предвещало богатый урожай, она держала нечто
наподобие рога изобилия, в фигуре которого видят намек на наблюдения (еще во II тыс. до
н. э.!) ее фаз7. Плиний немало пишет об изменчивости Венеры, делающей ее как бы подобием
Луны: она «непостоянна, ибо меняет направление своего хода» (§ 36), блуждает за пределами
Зодиака (§ 66), меняет скорость хода и«стоянки» и т. д.; но о фазах и серповидности ее у него
ничего нет. Эти знания, видимо, были утрачены и отсутствовали до их повторного обретения
Галилеем.
С большей достоверностью можно говорить об использовании Плинием трудов Евдокса
Книдского, математика и астронома IV в. до н. э. Его взгляды Плиний излагает в § 67,
присоединяясь, правда, и к его ошибкам. Он принимает, в частности, мнение Евдокса, что
Солнце должно отклоняться от эклиптики, раз это показано для Луны и планет. Во всяком
случае такой вывод относительно позиции Плиния вытекает из анализа, проведенного
отечественным историком античной науки И. Д.Рожанским8. Далее, астрономов вплоть до
Кеплера весьма затрудняло объяснение движения Марса. Они интерпретировали его в
основном с помощью гомоцентрических сфер Евдокса и его же «гиппопеды» («лошадиных
пут» — кривой наподобие восьмерки). Применительно к Юпитеру и Сатурну движение
планеты взад и вперед по гиппопеде в сочетании со скольжением всей гиппопеды вдоль
эклиптики более или менее отражало видимое годовое движение планет. Для Марса же нечто
похожее на реальность получалось (у Евдокса) только при абсолютно неверных значениях
синодического года (240 дней) и наклонения (34°)9.
с. 373 С описанием физических явлений у Плиния соседствует отыскивание в них некоего
высшего смысла. В § 107 Плиний обращается к «собачьим дням» (caniculares) второй половины
июля. Как раз в эти дни на небе был Сириус, причастный, видимо, и культу Солнца из-за этой
своей связи со зноем и из-за своей наибольшей яркости среди звезд. О поклонении антилопы
орикса Солнцу говорит через 150 лет после ЕИ Элиан в трактате «О природе животных» (VII.
8), а еще через три века — Тимофей Газский10. Чихание еще Аристотель в сильно повлиявшей
на Плиния «Истории животных» (I, XI, 48) назвал «предвещательным и священным
признаком». Чихание, по Плинию, Элиану и Тимофею Газскому — «предвещательный и
священный признак» также и по отношению к предстоящему возрождению природы. К
приведенным в примечании 57 на с. 427 «Истории животных» Аристотеля (М., 1996) примерам
о связи чихания с идеей воскресения (из Библии, «1001 ночи» и африканских мифов) можно
добавить финал рассказа Ф. М. Достоевского «Бобок» и«14 красных избушек» Андрея
Платонова, а также наблюдение врачей-реаниматологов, «что в момент возвращения к жизни
человек часто чихает»11.
Еще одно приводимое Плинием наблюдение — различие между течениями из Черного моря
в Мраморное и в обратном направлении. В § 219 говорится, что «Понт всегда течет в
Пропонтиду, обратно же в Понт нет никакого течения». Здесь, очевидно, не учтено, что при
таком соотношении вся вода из Понта (Черного моря) должна была бы перетечь в Пропонтиду
(Мраморное море) и далее в Средиземное море. Но этого явно не происходит. Между тем
существует течение не только из Черного моря в Мраморное, но и обратно, причем в глубине,
что было открыто только через 1800 лет адмиралом С. О. Макаровым в работе «Об обмене воды
Черного и Средиземного морей» (1883). Ср. также V. 141, о местах за Тенедосом и Сигейским
берегом: «Здесь течение [из] Геллеспонта усиливается и напирает на море. Образующиеся при
этом водовороты подрывают границу [между морями], пока Азия не оказывается резко
отделенной от Европы. [Так образовался] мыс… Трапедза…» и т. д. Все это по сути не
относится к приливо-отливному комплексу явлений, но Плиний склонен рассматривать под
рубрикой «приливы — отливы»любой гидрологический феномен с определенным ритмом или
направленностью12.

Pliny the Elder

NATURAL HISTORY
BOOK II
(Translation, commentary and concluding remarks by B. A. Starostin)
The Russian translation of the second book of Pliny the Elder’s «Natural History» is published for the first
time. The book deals with the general laws and regularities of the Universe, with the movements and the form
of the Earth and the order of the celestial and terrestrial movements. In the concluding remarks, the
connection of Pliny’s biological worldview with his natural-philosophic ideas is reviewed. His general
worldview is akin to the Stoik one, and at the same time, Pliny never rejects the search for the human sense in
every phenomenon.

T3 T4 T5
ПРИМЕЧАНИЯ
 1
Буквально этих слов в тексте нет. Цитирую по переводу В. А. Жуковского: Гомер. Одиссея.
М., 2000, с. 61.
2
Коперник Н. О вращениях небесных сфер. М., 1964. С. 35.
3
Фукидид. История. М., 1999. С. 447.
4
Щеглов Д. А. Развитие античной научной географии от Гиппарха до Птолемея:
Автореф. дисс. … канд. геогр. наук. М., 2006. С. 19. См. также: Klotz A. Quaestiones Plinianae
geographiae. Berlin — Leipzig, 1906.
с. 374
5
Соответствующие вычисления Аристарха содержатся в единственном сохранившемся его
трактате, «О размерах и расстояниях Солнца и Луны», опубликованном в кн.: Heath Th.
Aristarchus of Samos. Oxford, 1913. P. 352—411 (см. также: Neugebauer O. A History of Ancient
Mathematical Astronomy. Berlin, 1975. Part II. P. 660). От внимания Плиния, по-видимому,
ускользнули вдвое уменьшившие ошибку результаты вычислений на ту же тему Гиппарха
(часто и с пиететом им упоминаемого) и Архимеда — ему малоизвестного, хотя он и упоминает
его в списке источников к кн. II. Зато в § 85 Плиний, как бы забыв и во всяком случае
игнорируя приведенные в § 83 цифры, одобрительно цитирует совершенно неправдоподобную
догадку Посидония о том, что Солнце всего лишь в 2½ раза дальше от Земли, чем Луна.
6
Neugebauer O. Op. cit. Part II. P. 784.
7
Паннекук А. История астрономии. М., 1966. С. 33.
8
Рожанский И. Д. История естествознания в эпоху эллинизма и Римской империи. М., 1988.
С. 234—235.
9
«При правильном значении синодического периода [Марса] (780 дней) модель Евдокса
вообще не работает, так как ни при каком наклонении большем 90° гиппопеда не может
образоваться» (Рожанский И. Д. Указ. соч. С. 238).
10
«Египетские жрецы чтут ориксов, так как те предвещают появление Сириуса
замечательным фырканьем». (Тигрица и грифон. Сакральные символы животного мира / Пер. и
иссл. А. Г. Юрченко. СПб., 2002. С. 127).
11
Форд А. и др. Жизнь после смерти. СПб., 1994. С. 285.
12
Обратим внимание также на § 220, где Плиний приводит неизвестно откуда взятое им
«мнение Аристотеля», что «живые существа умирают только во время отлива» — Aristoteles
nullum animal nisi aestu recedente expirare (см.: Aristotelis qui ferebantur librorum fragmenta,
collegit Valentinus Rose // Aristoteles. Opera omnia. Berolini, 1870. Vol. V. P. 1526. Роуз цитирует
это мнение по Плинию, а в дошедших до нас трактатах Аристотеля оно не встречается).