Переводчик: Inna Kobylnik

Редактор: Anna Pecot

В разговоре с вами
я буду использовать язык —

потому что я могу.

Это одна из потрясающих способностей,

которыми обладает человек.

Мы можем обмениваться друг с другом

довольно сложными сообщениями.

И вот сейчас я разговариваю с вами

и на выдохе через рот

произношу звуки.

Я издаю шумы и тоны

и выпускаю воздушную струю,

создавая тем самым колебания воздуха.

Вы улавливаете эти колебания —

они воздействуют
на ваши барабанные перепонки.

Далее информация о звуковых колебаниях

передаётся в головной мозг,

который преобразовывает
эту информацию в мысли.

Я надеюсь.

(Смех)

Надеюсь, что так всё и происходит.

Благодаря этой способности

мы, люди, можем передавать информацию

на огромные расстояния
в пространстве и времени

и делиться знаниями.

Прямо сейчас я могу посеять в вашей голове

совершенно нелепую мысль.

Например, я скажу:

«Представьте себе, что в библиотеке

медуза танцует вальс

и думает при этом о квантовой механике».

(Смех)

Если в вашей жизни до сих пор всё

складывалось нормально,

скорее всего, такая мысль

вам в голову ещё не приходила.

(Смех)

Но только что я заставила вас

подумать об этом

и сделала это с помощью языка.

Конечно, в мире сегодня

существует не один,

а примерно 7 000 языков.

И все эти языки отличаются друг от друга.

Они могут отличаться набором звуков,

лексическим составом,

а также иметь разную структуру,

что очень важно.

Тут напрашивается вопрос:

влияет ли язык, на котором мы говорим,

на наше мышление?

Этот вопрос вставал ещё в древности —

и ответ на него люди ищут уже давно.

Карл Великий, император

Римской империи, сказал:

«Владеть другим языком —

это как иметь вторую душу».

Это довольно сильное заявление о том,

что язык определяет реальность.

Но, с другой стороны, Джульетта

в трагедии Шекспира говорит:

«Что в имени?

Как розу ни зови —

В ней аромат останется всё тот же».

Из этого следует, что, возможно, язык

вовсе и не определяет действительность.
Споры об этом ведутся уже тысячелетия.

Но до недавнего времени
у нас не было достаточно данных,

чтобы их разрешить.

Не так давно на эту тему начали

проводиться исследования —

в нашей и других лабораториях

по всему миру —

и теперь у нас есть научные данные,

чтобы обосновать гипотезу.

Позвольте мне привести несколько

любимых примеров.

Начну я с племени
австралийских аборигенов,

с которыми мне посчастливилось работать.

Это народ куук-таайорре.

Они живут в Пормперао,

на самом западе Кейп-Йорка.

Что интересно, куук-таайорре

не используют слова «левый» и «правый»,

а вместо этого, о чём бы они ни говорили,

они называют стороны света:

север, юг, восток и запад.

И на самом деле, стороны света

у них присутствуют в любых разговорах.

К примеру, они могут сказать:

«Ой, по твоей юго-западной ноге

ползёт муравей».

Или: «Передвинь чашку немного

на северо-северо-восток».

Если вы захотите сказать «привет» на языке

куук-таайорре, это будет звучать так:

«Куда вы направляетесь?»

И ответ мог бы быть таким:

«Далеко на северо-северо-восток.

А вы?»
И вот представьте себе,
что на каждое приветствие

в течение дня

вы должны сообщить собеседнику о том,

куда направляетесь.

(Смех)

Но зато вы довольно быстро научились бы

определять стороны света, не так ли?

Потому что если бы вы не знали,

в какую сторону направляетесь,

то не смогли бы продвинуться в разговоре

дальше приветствия.

Люди, которые говорят на таких языках,

отлично ориентируются в пространстве —

гораздо лучше, чем мы

когда-то предполагали.

Мы думали, что нам это не дано

из-за биологических
особенностей человека:

«Но ведь в наших клювах

и чешуе нет магнитов».

Но нет, если это заложено

в вашем языке и культуре,

то и вам это будет под силу.

В мире есть люди, которые способны отлично

ориентироваться в пространстве.

Чтобы вы осознали,

как по-разному мы определяем

стороны света,

я хочу, чтобы вы на секунду

закрыли глаза

и указали на юго-восток.

(Смех)

Не открывайте глаза.
Покажите, где юго-восток.

Хорошо, откройте глаза.

Я вижу, вы указываете туда,
туда, туда, туда, туда.

Я вообще-то и сама не знаю,

где юго-восток.

(Смех)

Но вы не очень-то мне помогли.

(Смех)

Давайте просто согласимся,

что вы не слишком точны в своих оценках.

Когнитивные способности у носителей разных

языков могут сильно различаться. Правда?

Представители одной уважаемой

группы, вроде вас,

не знают, где какая сторона света.

Но в другой группе я могла бы

спросить пятилетнего ребёнка

и получила бы точный ответ.

(Смех)

О времени люди также могут мыслить

совершенно по-разному.

У меня есть фотографии моего деда,

сделанные в разном возрасте.

Если я попрошу носителей английского языка

разложить их в хронологическом порядке,

они сделают это вот так —

слева направо,

в соответствии с направлением письма.

Если вы говорите
на иврите или арабском языке,

вы разложите фотографии
в обратном порядке —

справа налево.

А как бы подошли к этому вопросу

аборигены куук-тайорре,
о которых я вам уже говорила?

Они не используют слова

«левый» и «правый».

Я вам подскажу.

Когда мы усадили их лицом к югу,

оказалось, что время у них

движется слева направо.

Когда мы посадили их лицом на север,

направление времени изменилось:

справа налево.

Когда мы посадили их лицом к востоку,

время начало течь по направлению

к опрашиваемому.

Где здесь логика?

С востока на запад, верно?

Время для них не определяется

положением человека,

оно зависит от сторон света.

Если я встану таким образом,

время потечёт в эту сторону.

Если я встану так, время пойдёт иначе.

Если я повернусь в эту сторону,

направление снова изменится.

Очень эгоцентрично с моей стороны

заставлять время менять направление

каждый раз, когда я

изменяю положение тела.

Для куук-таайорре время

определяется сторонами света.

Это совершенно новый способ

восприятия времени.

Вот ещё один интересный пример.

Я попрошу вас сказать мне,

сколько здесь пингвинов.

Уверена, что знаю, как вы решите

эту задачу, если решите вообще.

Вот так: «Один, два, три, четыре,

пять, шесть, семь, восемь».
Вы посчитали.

Каждому пингвину вы присвоили число,

и последнее число определило

количество пингвинов.

Этому трюку вы научились ещё в детстве.

Вы выучили порядок чисел

и научились его применять —

такая маленькая лингвистическая хитрость.

В некоторых языках такое невозможно,

потому что в них нет слов,

обозначающих число.

Например, в этих языках нет слова «семь»

или «восемь».

Носители этих языков не умеют считать,

им трудно назвать опредёленное количество.

Например, если я попрошу вас

сравнить число пингвинов

с таким же числом уток,

вы сможете сделать это, посчитав их.

Но если человек не знает этого языкового

трюка, то не сможет сравнить число птиц.

Языки также по-разному

делят цветовой спектр

окружающего мира.

В некоторых есть множество названий

для обозначения цвета,

в других — лишь пара слов:

«светлый» и «тёмный».

Также языки по-разному

определяют границы цветов.

Например, в английском языке

есть слово «синий» —

оно обозначает все цвета,

которые вы видите на экране.

А вот в русском языке нет единого слова.

Русские различают

светло-синий, то есть голубой цвет,

и тёмно-синий, то есть собственно синий.

Со временем русскоговорящий человек

начинает с лёгкостью
различать эти два оттенка.

И если мы проверим способность

людей воспринимать эти цвета,

то обнаружим, что носители русского языка

быстрее пересекают
лингвистическую границу.

Они быстрее отличат

светло-синий от тёмно-синего.

Исследование мозга людей, когда те

смотрят на разные оттенки цветов, —

например, когда цвета медленно меняются

от светло-синего к тёмно-синему, —

показывает, что испытуемые, говорящие

на языках, различающих оттенки синего,

реагируют на смену цветов от светлого

к тёмному с удивлением, как бы думая:

«Что-то кардинально изменилось».

Зато те, для кого английский

является родным,

не замечают большой разницы,

реагируют без удивления,

потому что для них ничего

особо не меняется.

Языки могут иметь

и структурные особенности.

Вот один из моих любимых примеров.

Во многих языках есть

грамматическая категория рода,

и все существительные делятся по родам —

бывает, например, мужской или женский род.
Но родовые группы в языках различаются.

Например, в немецком языке cолнце —

женского рода, а в испанском — мужского.

Луна же — наоборот.

Может ли это влиять на образ мышления

носителей разных языков?

Возможно ли, что немцы

приписывают cолнцу женские черты,

а луне мужские?

Оказывается, что так оно и есть.

А если мы попросим носителей

немецкого или испанского языков

описать мост, например вот этот?

Мост в немецком языке женского рода,

а в испанском — мужского.

Немцы с большой вероятностью скажут,

что мост красивый, элегантный, опишут его

прилагательными, которые
ассоциируются с женщиной.

Зато те, для кого родным

является испанский, скорее всего,

охарактеризуют его
как сильный или длинный —

это типично мужские слова.

(Смех)

Языки также по-разному

описывают события. Согласны?

Например, произошёл вот такой случай.

В английском языке считается

нормальным сказать: «Он разбил вазу».

Для испаноговорящих

более приемлемый вариант

будет звучать так:

«Ваза разбилась».

Если это произошло ненамеренно,

вы никого не будете винить в случившемся.
Немного странно, но в английском
можно даже сказать:

«Я сломал свою руку».

Во многих других языках вы не сможете

использовать эту конструкцию,

если только не лишились ума,

а потому нарочно попытались

сломать себе руку,

(Смех)

и это вам удалось.

Если это была случайность,

вы используете другую конструкцию.

Всё это может иметь последствия.

Люди, говорящие на разных языках,

будут обращать внимание на разные вещи

в зависимости от того,
что от них требует язык.

Если мы покажем одну и ту же сцену

носителям английского и испанского языков,

те, кто говорят по-английски, запомнят

виновника, потому что английский язык

требует конструкции:
«Он это сделал, он разбил вазу».

В то же время носители испанского языка

вряд ли вспомнят, кто это сделал,

если это произошло ненамеренно, —

они скорее припомнят,

что это была случайность.

Намерение будет играть

для них большу́ю роль.

Итак, два человека наблюдают

одно и то же событие,

становятся свидетелями
одного и того же преступления,

но в итоге запоминают об этом событии

совершенно разные вещи.

Конечно, это будет иметь последствия

при даче свидетельских показаний,

а также при установлении

виновников и определении наказания.

Поэтому если мы покажем

носителю английского языка

инцидент с вазой

и скажем: «Он разбил вазу»,

а не «Ваза разбилась»,

даже если он видел всё своими глазами,

посмотрел видео,

наблюдал преступление,
совершённое в отношении вазы,

он будет склонен кого-то наказать,

обвинить, если мы скажем:

«Он разбил вазу»,

а не: «Ваза разбилась».

Язык направляет ход наших суждений

о произошедшем.

Я привела несколько примеров того,

что язык может оказывать существенное

влияние на мышление человека,

и происходит это по-разному.

Результаты такого влияния

могут быть значительными.

Мы с вами наблюдали,

как люди соотносили пространство и время

в радикально отличающихся
системах координат.

Язык также оказывает глубокое воздействие

при определении количества.

Если в языке есть

числительные,

это открывает целый мир математики.

Конечно, если вы не умеете считать,

не разбираетесь в алгебре,
вам не под силу

построить такое помещение,

в котором мы с вами находимся,

или организовать трансляцию, не так ли?

Этот маленький трюк

с числительными открывает дверь

в целый мир знаний.

Язык может проявить себя

в раннем возрасте,

например при определении оттенков цветов.

Это простые, базовые решения,

связанные с восприятием человека.

За свою жизнь мы принимаем

тысячи таких решений,

и язык играет при этом существенную роль —

он влияет на наше восприятие, когда мы

принимаем даже пустяковые решения.

Язык может оказывать широкое влияние.

Пример с грамматическим родом несерьёзный.

Но поскольку грамматический род

присваивается всем существительным,

язык определяет наши мысли

обо всём, что является

именем существительным.

Это немаловажно.

И наконец я привела пример,

как язык может определять вещи,

которые имеют значение для нас лично,

включая понятия вины, наказания

или память очевидцев.

Всё это играет важную роль

в нашей повседневной жизни.

Прелесть языкового многообразия

заключается в том, что благодаря ему

мы понимаем, насколько изобретательным

и гибким является человеческий ум.
Ведь человек создал даже не одну,
а 7 000 когнитивных вселенных —

7 000 языков, на которых

говорят народы мира.

И мы способны придумать
гораздо больше языков.

Языки, безусловно,
являются живыми организмами.

Мы можем их улучшить или изменить

в соответствии с нашими потребностями.

Печально то, что мы всё время

теряем значительную часть

этого языкового многообразия.

Каждую неделю исчезает хотя бы один язык,

и, по некоторым оценкам,

в ближайшие сто лет половина

мировых языков исчезнет навсегда.

Хуже того, сегодня почти всё,

что мы знаем о человеческом разуме

и мозге человека,

основано на исследованиях, проведённых

англоязычными студентами

американских университетов,

что исключает бо́льшую часть

человечества. Так ведь?

Таким образом наши знания о человеческом

разуме оказываются весьма ограничены

и лишены объективности,
и наука обязана заполнить эту пропасть.

Закончить своё выступление

я бы хотела вот чем.

Я рассказала вам, что люди, говорящие

на разных языках, и мыслят по-разному.

Но важно, конечно, не то,

как мыслят другие люди.

Важно то, как мыслите вы,

как язык, на котором вы говорите,

формирует ваше мышление.

И вы можете поинтересоваться:

«Почему я думаю именно так?»,

«Как я могу мыслить иначе?»,

а также:

«Творцом каких мыслей я хотел бы стать?».

Большое спасибо.

(Аплодисменты)