2015.02.

002
20

менные авторы, критики и литературоведы в большинстве своем

остаются литературоцентричными, воспитанными на классической
литературе и ориентированными на эти образцы. Несмотря на
коммерциализацию творчества, на вторжение массмедиа в сферу
художественного, «серьезная» литература продолжает создаваться,
осознавая себя преемницей классики. При этом, однако, дефицитом
становится глубокий читатель, способный воспринимать сложные
тексты и адекватно откликаться на них. И все же русская литерату-
ра остается способом идентификации человеком себя как участни-
ка социальной, культурной и национальной общности.
Е.И. Шевчугова

2015.02.002. ИСТОРИИ И СОЗНАНИЯ: КОГНИТИВНЫЕ ПОД-

ХОДЫ К ЛИТЕРАТУРНЫМ НАРРАТИВАМ.
Stories and minds: Cognitive approaches to literary narrative / Ed. by
Bernaerts L., Herman L., Vervaeck B., and de Geest D. – Lincoln: Univ.
of Nebraska press: Nebraska paperback, 2013. – 236 p.
Ключевые слова: нарратология; повествование; сознание;
когнитивизм; эмпирические исследования литературы и чтения;
конкретизация.
Взаимосвязь человеческого сознания и нарратива – одна из
наиболее актуальных тем в современных когнитивистике и нарра-
тологии. Реферируемый сборник собрал в себе работы как извест-
ных ученых, специализирующихся на этой тематике, так и моло-
дых исследователей, принимавших участие в конференции в
г. Лёвен (Бельгия) в июне 2009 г. Во вступительной статье редак-
торы издания – Ларс Бернартс, Дирк де Геест, Люк Херман и Барт
Вервэк (Бельгия) – рассмотрели историю изучения одного частного
вопроса, интересовавшего литературоведов с 1960-х годов: идею
принципиальной фрагментарности литературного текста, требую-
щей конкретизации со стороны читателя. Выдвинутая польским
эстетиком Р. Ингарденом и разработанная представителем немец-
кой рецептивной эстетики В. Изером, эта концепция получила но-
вое освещение в работах литературоведов-когнитивистов, в том
числе в некоторых статьях реферируемого издания. Авторы вступ-
ления выделили также ключевые моменты в изучении сознания и
нарратива, представленные работами М. Тёрнера, Ю. Марголина,
2015.02.002
21

Д. Хермана, М.-Л. Райан, П. Стоквелла и др., а также возможности,

открываемые когнитивным подходом в нарратологии, и опасности,
возникающие при его абсолютизации.
Использование памяти – одна из наиболее важных состав-
ляющих чтения как когнитивного процесса, влияющая на все сто-
роны восприятия художественного текста – от оценки стиля до
умозаключений относительно персонажей и сюжета. Вместе с тем,
как указывают Питер Диксон и Мариза Бортолусси (университет
провинции Альберта), этот предмет изучен недостаточно. В лите-
ратуроведческом анализе мы имплицитно исходим из того, что чи-
татели безупречно запоминают все аспекты произведения, но оче-
видно, что это не совсем так. В эмпирической психологии
неоднократно исследовалась способность человека к запоминанию
дискурса, в результате чего в структуре текста были выявлены три
слоя: поверхностная структура (конкретное словесное выражение),
текстовая база (уровень конкретных пропозиций) и ситуационная
модель (комплекс отношений между актантами, объектами и т.п.).
Способность человека к запоминанию возрастает при переходе от
первого слоя к третьему, впрочем, и для последнего она не идеаль-
на. Можно сказать, что воспроизведение текста по памяти является,
скорее, реконструкцией его ситуационных моделей, при этом не
только на основе прочитанных слов, но и на основе общей базы
знаний читателя.
Методы эмпирического литературоведения позволяют иссле-
довать несколько связанных с этим важных проблем. В научной
литературе нет полного согласия относительно того, насколько хо-
рошо запоминается поверхностная структура именно литературно-
го текста. В статье Р. Зваана было показано, что информирован-
ность читателя о принадлежности произведения к художественной
литературе способствует лучшему запоминанию его словесного
оформления1. Вместе с тем другие эксперименты, включая работы
авторов статьи, свидетельствуют о чрезвычайно плохом запомина-
нии поверхностных структур художественного текста и довольно
плохом – текстовой базы и ситуационных моделей. Однако эмпи-

1
Zwaan R. Effect of genre expectations on text comprehension // Journal of ex-
perimental psychology: Learning, memory and cognition. – Washington, 1994. –
Vol. 20, N 4. – P. 920–933.
 2015.02.002
22

рических данных в этой области недостаточно для решения данно-

го вопроса.
Необходимо также прояснить, как согласуется недостаточно
хорошая память даже на ситуационные модели с необходимостью
для адекватного истолкования текста согласовывать сведения, по-
черпнутые в разных частях произведения. Возможно, существуют
особые механизмы, позволяющие читателям интерпретировать
пространные тексты. Так, А. Грэссер с соавторами высказывал
предположение, что интерпретация литературного текста строится
на особых – «тематических» – умозаключениях, которые запоми-
наются лучше других элементов произведения1.
Романы и другие крупные нарративы редко читаются за один
присест. Каким образом удается согласовать реконструкции ранее
прочитанных частей с читаемым в настоящий момент отрывком?
Некоторые исследователи считают, что читатели удовлетворяются
низким уровнем согласованности, и более того, художественная
литература не предполагает высокого уровня2. Но возможно, что
дело обстоит прямо противоположным образом, считают
П. Диксон и М. Бортолусси: читатели могут использовать особые
процедуры, позволяющие корректировать реконструкции при не-
обходимости такого согласования. Тогда возникает вопрос: в какой
степени наличие таких процедур зависит от читательского опыта и
образования? Наконец, и сам литературный текст может быть уст-
роен таким образом, что читатель получает все необходимые под-
сказки, чтобы вспомнить прочитанное ранее. По мнению исследо-
вателей, эти вопросы заслуживают тщательного эмпирического
изучения, а их решение может оказать влияние на практику препо-
давания литературы в школах и университетах, которая до сих пор
основана на неверном предположении, что мы способны воспроиз-
водить текст в мельчайших деталях после его внимательного про-
чтения.

1
Graesser A.C., Singer M., Trabasso T. Constructing inferences during narrative
text comprehension // Psychological review. – Washington, 1994. – Vol. 101, N 3. –
P. 371–395.
2
Van den Broek P., Risden K., Husebye-Hartmann E. The role of readers’ stan-
dards of coherence in the generation of inferences during reading // Sources of coher-
ence in reading / Ed. by Lorch R.F., O’Brien E.J. – Hillsdale: Erlbaum, 1995. – P. 353–
373.
2015.02.002
23

Кэтрин Эммотт и ее коллеги из университета Глазго иссле-

дуют риторические средства контроля читательского внимания в
детективных и приключенческих нарративах. Распространенные
ранее в психологии мнения1, что по мере чтения произведения сте-
пень внимания читателя к тексту сохраняется на максимальном
уровне, не подтверждаются эмпирическими исследованиями. Пси-
хологи чтения используют специальный термин «глубина обработ-
ки текста» (depth of processing), обозначающий количество деталей,
замечаемых читателями. Существуют данные, что «глубина обра-
ботки» может контролироваться автором языковыми средствами2.
В известной степени это соответствует классической концепции
эпохи формализма, известной под названием «актуализация»
(foregrounding). Психология чтения предоставляет богатый арсенал
методик для эмпирического изучения этого явления. Так, было ус-
тановлено, что размещение информации в придаточном предложе-
нии позволяет ее замаскировать. Напротив, неполные или недоста-
точно распространенные предложения делают ее более заметной.
Вопреки общепринятому мнению, «анонсирование» семантическо-
го элемента не повышает заметность соответствующей детали.
Авторы статьи показывают, как эти и другие риторические
приемы могут использоваться автором детективного повествования
для «обмана» читателя или направления его внимания в ложную
сторону. Например, в романе «Сверкающий цианид» Агата Кристи
впервые упоминает персонажа-убийцу и мотив его преступления
внутри многослойной структуры придаточных предложений. На-
против, незначимую информацию можно подчеркнуть посредством
укороченного предложения и выдать за имеющую значение, когда
фокальным персонажем является один из детективов: «Девушка не
понимала важности того, что сказала. Но это было важно», – пишет

1
Just M.A., Carpenter P.A. A theory of reading: From eye fixations to compre-
hension // Psychological review. – Washington, 1980. – Vol. 87, N 4. – P. 329–354.
2
Sanford A.I. Context, attention and depth of processing during interpretation //
Mind and language. – Malden, 2002. – Vol. 17, N 1–2. – P. 188–206. Sanford A.I.,
Sturt P. Depth of processing in language comprehension: Not noticing the evidence //
Trends in cognitive sciences. – Kidlington; Oxford, 2002. – Vol. 6, N 9. – P. 382–386.
Ferreira F., Ferraro V., Bailey K.G.D. Good enough representations in language com-
prehension // Current directions in psychological science. – Malden, 2002. – Vol. 11. –
P. 11–15.
 2015.02.002
24

в том же романе А. Кристи, риторическими средствами «обманы-

вая» читателя относительно важности сообщенных сведений.
Автор может также использовать тот факт, что читатель к
моменту развязки не помнит начало повествования, а лишь рекон-
струирует его, и при этом весьма неточно. В романе «Печальный
кипарис» идентификация медсестры как убийцы основана на том,
что одна из свидетельниц якобы рассказала о ее болезненном виде
и зеленом цвете лица в день после убийства. В действительности
она сообщает лишь о том, что сиделка отерла с лица пот, находясь
в довольно жарком помещении, но читатель этого, скорее всего, не
помнит.
Таким образом, психологические исследования позволяют
обнаружить когнитивный фундамент многих риторических прие-
мов, используемых авторами для манипуляции читательским соз-
нанием, и вывести литературоведческий анализ текстов за границы
умозрительных рассуждений, основанных на интроспекции.
Элейн Оянг (университет шт. Миннесота) пересматривает
классическую идею о конкретизации «пробелов» при чтении худо-
жественного произведения, восходящую к теории Р. Ингардена.
Как показывают эмпирические эксперименты, в реальности мы не
останавливаемся во время чтения, чтобы достроить неполные опи-
сания персонажей и предметов во всей полноте их детализации.
Это укладывается в современные представления об особенностях
человеческой перцепции, согласно которым текст функционирует
как своего рода инструкция по созданию ментальной модели опи-
сываемого предмета. Эта модель является не воспроизведением
конкретного объекта, а лишь общей идеей подобных объектов в
целом. В таком случае достаточно весьма неполного набора инст-
рукций. Так, например, человек легко достраивает схематические
рисунки, в которых не хватает существенного количества линий, и
следовательно, распознавание объекта происходит до его конкре-
тизации. Автор статьи считает, что в литературе аналогичным об-
разом функционирует так называемая «говорящая деталь».
Вместе с тем наша способность видеть, что за ограниченным
количеством опорных моментов скрывается нечто большее, подво-
дит когнитивный фундамент и под то явление, которое Р. Барт на-
зывал «эффектом реальности», когда отдельная деталь не имеет
2015.02.002
25

конкретного «значения» и не важна для развития сюжета, но созда-

ет ощущение «реалистичности» повествования.
Э. Оянг анализирует некоторые эпизоды романа Л.Н. Толсто-
го «Анна Каренина», показывая, каким образом писателю при по-
мощи повторяющихся упоминаний улыбки и взгляда героини уда-
ется создать намек на опыт восприятия Вронским ее внешности и
одновременно ощущение невозможности передать этот опыт в его
полноте. Текстуальные подсказки (cues) позволяют идентифициро-
вать объект с помощью отдельных метонимических деталей, но
переводят его в «сокращенную форму репрезентации». Это явление
тематизируется писателем в эпизоде чтения Анной английского
романа, когда она испытывает потребность испытать наяву то, о
чем читает. Другой пример идеализированной тематизации «пони-
мания» на основе минимальной информации – это сцена признания
Левина и Кити, когда герои понимают, что говорят друг другу, на-
зывая лишь начальные буквы слов.
Марко Караччоло (университет Гронингена, Нидерланды)
предлагает модель восприятия нарративных текстов, основанную
на последовательной репрезентации в воображении описываемого
мира, во многом подобной восприятию окружающей действитель-
ности слепыми людьми. Он называет ее «enactivist model», подра-
зумевая, что читатель воспринимает художественный мир через его
отдельные элементы, постепенно складывающиеся в единую кар-
тину, в которой, однако, остается множество незаполненных лакун,
деталей, не имеющих значения для общего смысла произведения.
Эта модель корреспондирует с получившей в последнее вре-
мя широкое распространение теорией перцепции. Перцептивный
опыт не представляет собой создание некоторой целостной картин-
ки, перцепция – это в первую очередь взаимодействие с окружаю-
щим миром – взаимодействие, имеющее смысл для воспринимаю-
щего субъекта. В этой модели легко объясняются многие реальные
аспекты перцепции: например, почему мы не видим те объекты,
которые находятся в нашем поле зрения, но не имеют значения для
целей восприятия. Перцепция, кроме того, всегда интенциональна,
т.е. направлена на определенный объект. Понимаемое в этом духе
воображение также интенционально, будучи направленным на
элементы не существующего мира. Неизобразительные и фрагмен-
тарные компоненты воображаемой репрезентации возникают в ре-
 2015.02.002
26

зультате процесса, симулирующего перцепцию, будучи при этом

не только когнитивными, но и экспериенциальными. Хотя в лите-
ратуре этот процесс основан на языковом субстрате, он моделирует
реальный телесный опыт восприятия.
Исследователь анализирует отрывок из романа Ж. Сарамаго
«Слепота» (1995), в котором описывается палата в больнице, куда
были интернированы заболевшие герои. Он интересен тем, что хо-
тя это описание не медиируется сознанием какого-либо персонажа
(они все слепы и к тому же спят), оно обладает отчетливым экспе-
риенциальным аспектом, которое нельзя свести к особенностям
языкового выражения. Сознание читателя движется от одного объ-
екта к другому (пациенты, одеяла, лампочки, свет на одеялах), а
соотношение предметов показано так, как будто бы читатель их
ощущает в действительности, оценивает расстояние между ними,
соизмеряя его со своим телом. Но эта «модель» палаты остается
принципиальным образом лакунарной (мы не знаем, сколько паци-
ентов в палате и т.п.), пробелы в ней не подлежат заполнению, не
будучи значимыми для повествования.
Другой вариант нарратива – такой, где имеется явный фо-
кальный персонаж, в перспективе которого подаются события.
М. Каррачоло утверждает, что в этом случае чтение предполагает
симуляцию сознания этого персонажа. Его нельзя назвать элемен-
том изображаемого мира или текста, напротив, текст представляет
собой инструкцию для читателя, чтобы его собственное сознание
«приняло форму» сознания этого действующего лица.
Еще одна проблема, решение которой предлагает М. Карра-
чоло: каким образом повествовательному тексту удается передать
такой аспект экспериенциальности, как qualia (абсолютно субъек-
тивные, но неотъемлемые ее формы – например, боль, или зеленый
цвет, или запах лимона). Исследователь считает, что это происхо-
дит с помощью метафорического описания, которое «инструктиру-
ет» читателя вообразить тот или иной опыт (например, эпитет
«hammering» – это указание вообразить боль как ощущение, возни-
кающее при ударе молотком).
Анежка Кузмичёва (Стокгольмский университет) дискутиру-
ет с «представлением, характерным для большой части нарратив-
ной теории, что чтение литературного повествования в функцио-
нальном плане аналогично акту коммуникации, понимаемому как
2015.02.002
27

передача мыслей и концептуальной информации» (с. 107). Иссле-

довательница указывает на существование сенсомоторных эффек-
тов чтения, выходящих за рамки коммуникативной модели, и пред-
лагает их базовую типологию, различая в этом плане два
взаимоисключающих феномена: вербальное присутствие (verbal
presence) – перцепцию «голосов» повествователя и персонажей – и
непосредственное присутствие (direct presence) – эмуляцию сенсо-
моторных аспектов восприятия воображаемого мира. Ориентация
на аудиальное восприятие нарратива предрасполагает к активации
вербального, а чтение «про себя» – непосредственного присутствия.
Автор статьи разбирает, какие аспекты нарративного содер-
жания и структуры ведут к активизации непосредственного при-
сутствия, на примере отрывков из двух французских романов, для
которых характерно «пространственно-временное погружение» в
изображаемый мир (термин М.-Л. Райан) – «Мадам Бовари»
Г. Флобера и «Ревность» А. Роб-Грийе. Речь идет об одном из про-
явлений подобного «погружения» – феномене моторного резонан-
са, когда при прочтении неметафорического описания движения у
читателя активизируются моторные и премоторные зоны коры го-
ловного мозга, соответствующие описываемым движениям, хотя
само движение в явном виде читатель не производит. Этот эффект
обеспечивается за счет присутствия детального описания движе-
ний, направленных на вещный объект (не на самого себя, не на жи-
вотное и не на другого человека). Есть несколько факторов, увели-
чивающих интенсивность такого погружения, хотя одновременное
их присутствие в тексте не обязательно. Движение и объект его
приложения должны быть обыденными и логически обоснованны-
ми ситуацией. Оно должно быть динамически достоверным, т.е.
время, требующееся на прочтение его описания, должно быть со-
поставимо с длительностью его осуществления. Движение должно
быть осознанным. Текст не должен чрезмерно его концептуализи-
ровать или остранять. Упоминание объекта должно предшество-
вать описанию движения. Оно должно быть маркировано на фоне
предшествующего нарратива (т.е. он не может целиком состоять из
описания подобных движений).
Стабильный уровень непосредственного присутствия под-
держивается равномерным, но не избыточным распределением
таких деталей. Примером такого текста является роман Ж.-Ф. Тус-
 2015.02.002
28

сена «Фотоаппарат», а в романах Флобера и Роб-Грийе для этого

слишком много визуальных описаний, усиливающих концептуаль-
ный аспект восприятия.
Феномен непосредственного присутствия является историче-
ски обусловленным. Хотя есть определенный соблазн связать его с
античными риторическими концепциями enargeia и pro ommaton
poiein, судя по всему, это все же различные явления. «Непосредст-
венное присутствие» получило распространение с устранением из
текста следов устного исполнения (в частности, вездесущего нар-
ратора, напрямую обращающегося к «любезному читателю») и с
окончательным утверждением практик молчаливого чтения нарра-
тивов на протяжении XIX в.
Мария Мякела (университет Тампере) обращает внимание на
то, что после «когнитивного поворота» в изучении повествователь-
ных текстов «литературные сознания Клариссы Ричардсона, осте-
новской Эммы или набоковского Гумберта Гумберта стали не
только объектами когнитивно-психологического препарирования,
но и иллюстрациями реальной человеческой когнитивной деятель-
ности, а также инструментом понимания ментальных процессов в
реальном сознании» (с. 129). В этом нет ничего плохого, поскольку
с самого начала литература Нового времени ставила перед собой
задачу показать сознание «как оно есть» в его различных аспектах.
Романный нарратив отличается от всех прочих именно тем, что да-
ет нам единственную возможность напрямую «заглянуть» в созна-
ние других людей.
Однако сведение функции вымышленных сознаний к приме-
рам человеческой когнитивной деятельности в некоторых когнити-
вистских работах приводит к затушевыванию динамических отно-
шений между вербальными искусствами и опытом реальной
перцепции, а также к игнорированию того, что литературная экс-
периенциальность имеет лингвистическую и сконструированную
природу.
На примере двух рассказов Ричарда Форда, основанных на
вполне традиционной повествовательной технике – «исповеди»
главного героя, автор статьи показывает, что вымышленное созна-
ние, в отличие от реального, определяется процессом вербализации
и коммуникативной структурой нарративного текста. В своей речи
нарраторы не проживают жизненные моменты, а конструируют их
2015.02.002
29

и придают им определенную форму. Вымышленные повествовате-

ли всегда смешивают репрезентацию с репрезентируемым, созда-
вая тем самым в некотором роде «шизоидную» текстуальность.
Рой Зоммер (Вуппертальский университет) связывает между
собой мультикультуральный и когнитивный подходы к литературе.
В первом разделе статьи, опираясь на концепцию нарративной эм-
патии, он изучает драматургические стратегии, позволяющие ауди-
тории лучше понять мышление одного из героев пьесы А. Хан-
Дина «Восток есть восток» (1997). Во второй части эмпирическое
исследование методов категоризации и построения умозаключений
становится фундаментом для анализа читательских реакций в ев-
ропейской студенческой аудитории на роман африканского писате-
ля Б. Окри «Голодная дорога» (1992).
Барт Кеунен (Гентский университет) вносит в когнитивный
литературоведческий анализ морально-этическую направленность.
С точки зрения здравого смысла литература представляет собой
«культурный артефакт, в котором обсуждаются нормативные ди-
леммы и конфликты ценностей» (с. 192), а когнитивная нарратоло-
гия признает справедливость бытовой психологии, согласно кото-
рой литература позволяет «заглянуть» в человеческое сознание и
выявить в нем причины тех или иных поступков. Между тем в нар-
ратологии эти причины ищутся, как правило, за границами добра и
зла, как будто бы любое повествование основано на постницшеан-
ской философии. Исследователь демонстрирует возможности ког-
нитивного анализа моральных оснований поступков, следуя совре-
менным тенденциям, которые Томас Павел назвал «этическим»
поворотом в литературоведении.
Заключение к сборнику статей принадлежит одному из лиде-
ров когнитивной нарратологии Дэвиду Херману (университет шт.
Огайо). Он выдвигает для обсуждения пять общетеоретических во-
просов, которые, не будучи темами опубликованных работ, возни-
кают при их прочтении. Во-первых, каковы возможности интегра-
ции «количественного» эмпирического подхода с «качественным»
анализом конкретных повествовательных текстов при изучении соз-
нания и нарратива? Во-вторых, каким образом следует наладить на-
учный взаимообмен между нарратологами и исследователями соз-
нания, который должен сменить одностороннее заимствование
литературоведами концепций когнитивной науки? В-третьих, ка-
 2015.02.003
30

ким образом идеи, выработанные в процессе такого взаимообмена,

будут сочетаться с нарратологическими традициями? В-четвертых,
каким образом соотносятся в этой научной области теория и кор-
пус исследуемых текстов? Не влияет ли на содержание выдвигае-
мых теорий специфика выбираемых для анализа произведений?
И в-пятых, в какой степени изучение отношений между сознанием
и нарративом может быть переведено (и вообще, должно ли оно
быть переведено) в конкретные интерпретативные стратегии?
Е.В. Лозинская

2015.02.003. БОЖАНКОВА Р. ДИАПАЗОНЫ ВОЗМОЖНОСТЕЙ

ЦИФРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
БОЖАНКОВА Р. Хоризонти на дигиталната литература. – София:
Унив. изд-во «Св. Климент Охридски», 2013. – 317 с.
Ключевые слова: цифровая литература; сетевая литерату-
ра; электронная литература; сетевой литературный проект; ли-
тературная интерактивная карта; блог; киберпоэзия.
Исследование профессора университета Св. Климента Ох-
ридского (София, Болгария) Ренеты Божанковой представляет со-
бой один из «побочных продуктов» ее труда в области изучения
русского постмодернизма. Поскольку возникновение и повсемест-
ное проникновение Интернета, став одним из самым значительных
культурных феноменов конца ХХ в., оказало существенное влия-
ние на все области человеческой культуры последних лет, то и при
изучении текущего состояния литературы России и других славян-
ских стран исследовательница столкнулась с необходимостью в
большом объеме работать с цифровыми литературными источни-
ками. Практика поставила перед ней вопросы о том месте, которое
занимают славяноязычные литературные тексты в пространстве
Всемирной сети, и одновременно о роли цифровых сегментов
внутри славянских национальных литератур. Интерес исследова-
тельницы вызывают способы функционирования письменного тек-
ста в цифровой среде, его стилистические и жанровые особенности,
взаимодействие цифровой литературы с «традиционной» (книжной).
Реферируемая монография основана на результатах наблю-
дения за развитием литературы (конец XX – начало XXI в.) в той
части сети Интернет, где обмен информацией, включая публика-