Японский писатель Ода Сакуноскэ (1913-1947)

входил в литературную группу «Бурайха», к

которой причисляли также Осаму Дадзая, Сакагути
Анго, Исикаву Дзюна и некоторых других молодых
писателей военного и послевоенного времени.
«Бурайха» не являлась литературной школой или
авторским коллективом — авторов, каждый из
которых творил независимо друг от друга,
объединяли в группу прежде всего за счет
литературных особенностей их произведениях и
тем, которые в них затрагивались. Впервые термин
«бурайха» был предложен Сакагути Анго в одном из его литературоведческих эссе.
Он противопоставлял литературу «бурайхи» новым литературным течениям,
основанным на западных ценностях, и призывал к возрождению японской
традиции литературы «гэсаку», расцвет которой приходился на эпоху Эдо. Для
произведений членов Бурайхи, литературы декаданса, характерно обращение к
проблемам кризиса личности, связанного с тяжелым положением Японии военного
и послевоенного времени, самоанализ и самокритика героев, общее ощущение
отчужденность от общества, противопоставление ему героев.
Творчество Одаы, или Одасаку, как ласково называли его друзья, охватывает как
довоенную, так и послевоенную эпоху. Писал он прежде всего о жизни и нравах
простых людей – представителей среднего и низшего класса, которым жилось в
военные и послевоенные годы особенно тяжело. Писатель родился и прожил
большую часть жизни в Осаке, здесь же разворачивается действие большинства его
произведений, а их герои говорят на так называемом «осака-бэн» — осакском
диалекте. В 1931 году Ода поступил в Третью высшую школу в Киото (ныне —
Киотский университет) на гуманитарный факультет. Однако на выпускном
экзамене, в 1934 году, у него открылось кровохарканье, вызванное туберкулезом, и
он был вынужден прервать учебу для поправки здоровья. Позже, в 1935, он
восстановился в университете, но к тому времени уже утратил интерес к учебе, и в
конце концов отчислился, так его и не закончив.
В 1935 Ода женился, тогда же взялся и за сочинительство. Поначалу он
намеревался писать драматургические произведения и сценарии, но после,
вдохновившись произведениями Стендаля, сосредоточился на прозе. Дебютный
рассказ Оды Сакуноскэ, «Дождь», был опубликован в 1938 году, а уже в 1939 году
один из его рассказов, «Вульгарность» был номинирован на престижную японскую
литературную премию Акутагавы, благодаря чему на него обратили внимание в
литературных кругах того времени. В тот же год писатель вместе с женой вернулся
в Осаку. Во время войны Ода продолжал карьеру писателя, хотя несколько его
произведений были запрещены к публикации. Именно в те годы Одасаку стали
ассоциировать с группой «Бурайха», а в послевоенные годы, незадолго до смерти
Оды, Сакагути Анго, Осаму Дадзай и Ода Сакуноскэ познакомились лично и после
поддерживали дружеские отношения.
 В 1944 году умерла нежно любимая жена Одасаку, Кадзуэ. До самой смерти
писатель носил с собой ее фотографию, хотя и женился повторно в 1946. В декабре
1946 года обострился туберкулез Оды, он был госпитализирован, однако состояние
его так и не улучшилось, и 10 января 1947, в возрасте 33 лет, писатель скончался.

Памятник Оде Сакуноскэ в Осака (13 Ikutamacho, Tennoji Ward, Osaka)

Ода Сакуноскэ, «Безупречный (Без изъяна)», сборник рассказов.

Коллаборация издательства Kadokawa с Bungou Stray Dogs
 Ода Сакуноскэ

Девушка из торгового квартала

«…Winter is gone, spring has come…»

До ушей Хидэѐси, уткнувшегося в учебник, вдруг откуда-то донеслись отзвуки
губной гармошки. Он сразу узнал в этой печальной, меланхоличной мелодии
популярную в то время песню «Увядающий мискантус»1.
«…Зима подошла к концу, наступила весна…»
…А затем подошла к концу и весна, наступило лето, на дворе стояло 25 июня,
день Тэндзин Мацури 2 , когда в квартале Сэтомоно все торговые лавочки,
теснящиеся рядами вдоль улицы, стоят с занавешенным входом и погасшими
окнами, закрытые на праздник. В квартале Сэтомоно раз в год летом проводилась
ярмарка фарфора Токимацури, а после, в то пограничное время, когда спрос на лед
в Осаке то возрастал, то снижался, праздновался Тэндзин Мацури. Все
подмастерья 3 в предвкушении праздника развязывали темно-синие шнурки на
фартуках (которые носили все подмастерья в Сэтомоно) и, не дожидаясь
наступления вечера, спешили полюбоваться праздничным шествием. После того,
как все они уходили, в округе неожиданно повисала такая тишина, что сложно
было даже предположить, что это праздничный день.
В тишине сейчас слышалась лишь печальная мелодия «Увядающего
мискантуса» — скорее всего, кто-то из подмастерьев не пошел смотреть парадное
шествие, а тихонько закрылся в комнатке для прислуги и проводил праздничную
ночь в одиночестве, лишь одним звукам гармони доверяя лелеемые в душе тайны.
Стоило только подумать об этом, как мотив начинал казаться еще печальнее.
Хидэѐси, который сейчас слушал его, тоже заперся втихомолку и в одиночестве
читал учебник. Нет, можно даже сказать, что он был вынужден запереться в
одиночестве. Так или иначе, он хорошо понимал чувства этого незнакомца,
играющего на губной гармони.

1
Популярная в 20-е и 30-е годы японская песня, написанная в 1921 году. Послушать ее можно здесь:
https://www.youtube.com/watch?v=EvZqii75W0E
2
Самый масштабный летний фестиваль, проходящий в Осаке. Основное его действо приходится на 24-
25 июля. Главное событие фестиваля — праздничное шествие днем, а затем ночной лодочный парад.
3
В Японии XVIII-XX века сохранялся обычай отдавать мальчиков 10-13 лет, которых семья не может
прокормить (часто — нежеланных младших сыновей) в город в подмастерья торговцам,
ремесленникам, актерам и т.п. Таким подмастерьям не платили — только предоставляли жилье, еду и
минимальные суммы по праздникам на мелкие расходы, уйти они до срока расторжения контракта
также не могли. Ниже достоверно описан быт такого работника, типичный для того времени. У таких
людей был небольшой шанс на карьерный рост — к 30-40 годам бывший подмастерье мог получить
возможность открыть свою лавку, но достигали этого очень немногие. Девочек аналогичным образом
отдавали в развлекательные кварталы в качестве служанок и учениц, там их готовили к становлению
гейшами или юдзе (проститутками). После они могли быть выкуплены кем-нибудь из заведения (в
качестве содержанки или жены), скопить деньги и уплатить за свою свободу хозяевам самостоятельно,
либо «сделать карьеру» и открыть свое заведение.
 Хидэѐси был одним из множества нищих подмастерьев Сэтомоно. В тринадцать
лет, сразу после того, как окончил начальную школу в Такэфути префектуры
Фукуи4, он переехал в Осаку, где стал работником закусочной, и с того дня, как
ему пришлось повязать поверх хлопчатого синего фартука темно-синий шнурок
подмастерья, по сегодняшний день, все десять лет, не было утра, чтобы он вставал
позже пяти, и вечера, чтобы он ложился раньше одиннадцати. Каждый день он был
вынужден работать до изнеможения, уставал, как собака, к тому же на пропитание
с утра к рису у него были лишь соленья, на обед — сушеные сливы, а на ужин —
одни вареные овощи, и вдобавок, словно специально для того, чтобы он не ел
слишком много, все ужасно на вкус, поэтому он круглый год ходил голодный. И
даже съесть иногда в ночной лавке более питательную порцию овощной тэмпуры 5
за 5 рин6 или шпажек якитори7 по 1 сэн 5 рин было для него затруднительно, так
как, кроме карманных денег, выдаваемых дважды в год — по 40 сэн в Обон8 и на
Новый год, — больше ему за работу не платили ни копейки. Все, на что мог
надеяться такой, как он — если он проработает здесь еще десяток лет, однажды
хозяева позволят ему открыть свою лавку.
Единственными утешениями Хидэѐси были мечта уехать в Токио и стать
адвокатом, а также влюбленность в старшую дочь хозяина, Юкико. Однако ходили
слухи, что Юкико, этой весной окончившую женский колледж Байка9, следующей
весной отдадут замуж за биржевого маклера из Китахама10.
Отчасти именно из-за дошедших до ушей Хидэѐси слухов о будущем браке
Юкико, хотя этой ночью у них была договоренность пойти любоваться на
праздничное шествие вместе, в итоге он никуда не пошел и в одиночестве закрылся
в комнате для прислуги. К тому же он боялся попасться на глаза приказчику
Фудзиѐси, который, кажется, начал замечать их с Юкико сближение. Поэтому
Хидэѐси опасался так открыто выходить с ней на прогулку. И потому, что на душе
у него было неспокойно, он сейчас и вцепился в учебник так отчаянно, не желая
терять ни секунды драгоценного времени.
Так или иначе, когда мелодия «Увядающего мискантуса» достигла ушей
безутешного Хидэѐси, на душе у него невольно потеплело, и, подумав о том, что
если уж ему придется отказаться от госпожи, то уехать в Токио и выучиться на
адвоката — единственный оставшийся путь, он взял себя в руки.
«…Winter is gone, spring has…»
— Хидэѐси! Хидэѐси!
4
Фукуи — префектура, расположенная в регионе Тюбу на острове Хонсю.
5
Тэмпура — блюда японской кухни из рыбы, морепродуктов и овощей, приготовленных в кляре и
обжаренных во фритюре, которые подаются с различными соусами.
6
«Сэн» и «рин» — денежные единицы, использовавшиеся в Японии в 1873-1892 году.
сэн = 1⁄100 иены и рин = 1⁄1000. Если примерно перевести суммы на нынешние деньги, то йена в то
время равнялась примерно 20 000 йен (около 10 000 рублей) сейчас. Годовая зарплата же в среднем
составляла 150-200 йен.
7
Якитори — японское блюдо из кусочков курицы, поджаренных на бамбуковых шампурах.
8
Обон — японский трѐхдневный праздник поминовения усопших, проводится 13-15 августа.
9
Престижный женский колледж в городе Ибараки префектуры Осака, основан в 1864 году. В
настоящее время функционирует как частный женский университет Байка.
10
Район Осаки.
 Настанет весна, и госпожу выдадут замуж, — когда он вновь невольно
задумался об этом, откуда-то неожиданно послышался девичий голос. Госпожа!
Хидэѐси еще находился в смятении, узнав хорошо знакомый звонкий голос, а
Юкико уже с шумом ворвалась в комнату вместе с легким ароматом духов.
— Хидэѐси, ты идиот! Лжец!
Она запыхалась, и мягкие холмики ее грудей часто вздымались от быстрого
дыхания. Хидэѐси застыл, не в силах произнести ни слова, едва взглянув на нее.
— Я прождала целый час! — Яростный взгляд ясных, отливающих зеленью глаз
Юкико остановился на Хидэѐси. — …Так как мы собирались пойти вместе
посмотреть на праздничное шествие, я улизнула под каким-то дурацким предлогом
и ждала тебя на мосту, а ты, ты что в это время делал? Даже и не думаешь
выдвигаться! Я же целую вечность стояла там в одиночестве, люди начали
коситься на меня — уже небось думали, что я утопиться собираюсь. Это до того
глупо выглядело, что в конце концов я сдалась и пришла сюда, и что же — ты все
еще валяешься тут. Жестокий! Знать тебя не хочу.
— Прости…
— Чем ты тут занимаешься!?
— Учу английский.
— …А, ты у нас умница и отличник, да? Подмастерье в закусочной в Сэтомоно,
и учит английский — да тебе памятник надо поставить. Не иначе как однажды
профессором или министром станешь.
Стоило Юкико нарочито небрежно и легкомысленно произнести эти слова, как
Хидэѐси тут же вспыхнул и поджал губы.
— Госпожа, это ведь сарказм, да? А я учусь не для того, чтобы стать
профессором или министром!
По характеру он был вспыльчив и легко обижался, если с ним обращались
холодно или с насмешкой. Хотя Хидэѐси и проработал подмастерьем уже десять
лет, но почти не перенял нравы этого круга и в глубине души так и остался
упорным, серьезным по натуре уроженцем Хокурику 11 , стоящим на своем до
последнего. Это Юкико любила в нем даже больше пригожей внешности.
— Да знаю я. Ты учишься, чтобы стать адвокатом.
— Верно. Я хочу стать адвокатом, — проворчал Хидэѐси. — …Нет, я
непременно им стану. Моего отца обманул ростовщик, и из-за этого он попал в
тюрьму. Если бы на суде у него был адвокат, все обошлось бы без заключения, но
адвокаты не защищают тех, у кого нет денег. Богачи обращаются к адвокатам,
подкупают прокуроров, и в итоге их либо оправдывают, либо все обходится
штрафами, а бедняков, таких, как мой отец, чуть что — сразу отправляют на
каторгу. Когда я стану адвокатом, я буду бесплатно защищать бедняков и помогать
им.

11
Хокурику — регион Японии, расположенный в северо-западной части Хонсю, крупнейшего из
островов Японии.
 Хидэѐси произнес это на одном дыхании, и в его глазах ярко засверкало желание
стать адвокатом. Неожиданно он показал пальцем на страницу учебника, лежащего
перед ним.
— Юкико-сан, что это значит? Many stars is bright on the…
— …bright on the sky… Сверкают на небе. Many stars. Множество звезд… Это
значит: «Множество звезд сверкает на небе», — заглядывая в учебник и радуясь
возможности прильнуть к Хидэѐси, объяснила Юкико, но тут же вновь
встрепенулась: — Здорово, что ты хочешь стать адвокатом, но вот заставлять меня
ждать одну — это совсем нехорошо, даже если из-за учебы. Почему ты не пошел со
мной на праздник?
— Потому что, если я приду туда с вами, кто-нибудь нас обязательно заметит.
— Ну и что? Это ведь совсем не то же самое, как будь я с чужим мужчиной. Ты
же из нашего дома!
— Но…
Юкико неожиданно сжала его руку.
— Хочу пойти с тобой, держась за руку.
— Госпожа, если нас увидят…
— Почему нет? Когда я была маленькой, ты всегда водил меня в школу, держа за
руку, верно?
Юкико потянула Хидэѐси за собой, к окну, откуда было видно праздничное
шествие, все еще сжимая его руку.
— Иди сюда, поближе, ну же. Отсюда все видно!
— Ага…
Однако он все же держался на расстоянии.
— Почему ты стоишь так далеко? Ты больше не любишь меня?
— Госпожа, я — простой подмастерье. Я не…
Не успел он договорить, как Юкико сама прильнула к нему.
— И что, если ты ниже по положению, чем я, мы не можем ни любить друг
друга, ни пожениться? Я не придерживаюсь таких старомодных взглядов.
— Госпожа, следующей весной вы ведь поедете в Китахаму…
— Не поеду. И замуж не выйду. Не хочу, чтобы меня приносили в жертву ради
семьи. Конечно, родной дом — это важно, но ведь собственное счастье важнее.
Хидэѐси, ты так не думаешь? Давай станем мужем и женой?
— Госпожа, что вы такое говорите. Я — сын осужденного!
— А я — дочь содержанки.
— Э…
— Я — дочь гейши12, — неожиданно словно ни в чем не бывало сказала Юкико.
Хидэѐси подумал было, что она лжет, и хотел уже рассердиться, когда она
продолжила:

12
Со времени своего появления и примерно до конца эпохи Эдо (1868) гейши, обитавшие в основном в
тех же развлекательных кварталах, что и проститутки, к ним никогда не относились, и продавали
прежде всего свое общество — обслуживали приемы и банкеты, где демонстрировали искусство
исполнения традиционных танцев и песен. При этом у гейши мог быть любовник или покровитель —
 — До сегодняшнего дня я никому об этом не рассказывала, но на самом деле моя
нынешняя мать — ненастоящая. Моя родная мать работала гейшей в южном
квартале Соэмон 13 , а после стала содержанкой отца. Так я и родилась. Едва я
появилась на свет, как меня привезли сюда, обходились со мной как с госпожой и
растили соответственно, но на самом деле ведь я человек, которому достаточно и
малого… Хидэѐси, ты говоришь, что сын преступника, ну так и я — дочь падшей
женщины. Если мы поженимся — здесь не будет ничего такого.
Слезы навернулись на глаза Хидэѐси, когда он услышал это.
— Хидэѐси, почему ты молчишь? Ответь же что-нибудь! Почему ты плачешь?
— Госпожа!
— Хидэѐси!
Они бросились друг другу в объятия.
— Давай сбежим вместе!
— Э? — Хидэѐси отнял губы от лица Юкико.
— Я не хочу выходить замуж в Китахаме. Не будет мне счастья, если я буду не с
тобой.
— Госпожа, так нельзя. — Хидэѐси отстранился. — Поезжайте в Китахаму. А я
уеду учиться в Токио.
— Нет, нет, давай сбежим вместе!
В этой девушке восемнадцати лет решимости было больше, чем у него,
двадцатичетырехлетнего.
— Но… — Хидэѐси застыл в нерешительности, когда с первого этажа
неожиданно раздался голос:
— Юкико! Юкико!
— А, хозяйка зовет вас.
— Сбежим, Хидэѐси! Давай сбежим!
— Юкико! Юкико!
— Хозяйка…
— Сбежим!
Праздничное шествие уже закончилось, а мелодия гармоники сменилась на
«Птичку в клетке»14.

это не возбранялось, но речь о продаже тела не шла. Нужно заметить, что при этом общественный
статус гейш, как и большинства городских работников сферы искусства и развлечений, все равно был
достаточно низким. Однако в начале XX века, вместе со стремительной индустриализацией Японии,
границы между услугами гейш и проституцией начали стираться, и появилось изрядное количество
публичных домов, прикрывающихся этим термином, так что профессия гейш начала терять свой
престиж. В 50-х годах положение дел изменилось благодаря ужесточению законов, касающихся
проституции, и ситуация с четким разграничением гейш и проституток вернулась к традиционному
порядку, какой сохраняется и поныне. Однако в 20-е годы, когда происходит действие рассказа,
социальное положение гейш оставляло желать лучшего.
13
Старый развлекательный квартал Осаки. Здесь и в настоящее время располагается множество
ресторанов, баров, клубов и других увеселительных заведений.
14
Чрезвычайно популярная в 20-е и 30-е годы японская песня, написанная в 1922 году, послушать
можно здесь: https://www.youtube.com/watch?v=CsrnJYj-cKE
 Спустя пять дней после того разговора, ночью, Хидэѐси одиноко ждал
последний поезд на станции Уэда. Хотя, казалось бы, он должен был быть в
радостном предвкушении от надежды, что дарила поездка для учебы в Токио, но
стоило ему вспомнить, что он уехал, не сказав Юкико ни слова, словно сбежав
тайком, как на душе ставилось тяжело. Он все думал о том, почему ему не хватило
упорства, чтобы отстоять свою любовь с Юкико, — все же в нем присутствовала
слабость подневольного подмастерья.
Прибыл поезд.
Хидэѐси обернулся, чтобы в последний раз окинуть Осаку прощальным
взглядом, как вдруг…
— А! — невольно воскликнул он в голос, увидев девушку, бегущую по лестнице
к платформе. — Госпожа!
Это была Юкико.
— А, слава богу, я успела! — счастливо воскликнула она, однако тут же впилась
в Хидэѐси яростным взглядом сияющих глаз, отливающих зеленью.
— Хидэѐси! Почему ты не сказал мне ни слова и один поехал в Токио?
Повторяя, что тоже поедет с ним, Юкико запрыгнула в поезд.
— Госпожа! Так нельзя! — в панике бросился к ней Хидэѐси. — Как же я могу
поступить так с хозяином и его супругой!
— А что, мое счастье тебя нисколечко не волнует? Ты больше не любишь меня?
— Люблю, конечно…
— Ну же, поехали вместе. Я все хорошо обдумала, прежде чем прийти сюда.
Она попыталась забросить дорожную сумку на полку, когда Хидэѐси схватил ее
за руку.
— Госпожа! Не говорите так, позвольте мне одному ехать в Токио.
— Нет.
— Пожалуйста, возвращайтесь домой.
— Нет.
Юкико решительно повернулась к нему спиной. Ее мягкие волосы, выбившиеся
из прически, покатая линия спины — все это сводило его с ума. «Делать нечего.
Значит, поедем вместе…» — едва он подумал так, как услышал позади строгий
возглас:
— Хидэѐси!
— Приказчик!
Приказчик Фудзиѐси торопливо приближался к ним.
— Хидэѐси! Ты что творить удумал?
— Нет, я не…
Однако Фудзиѐси уже не обращал на него никакого внимания.
— Ну же, госпожа, спускайтесь. Хорошо, что я успел вовремя. Уедь вы с
подобным типом — не миновать бы беды.
— Нет. Я поеду вместе с Хидэѐси, — холодно произнесла Юкико. Глядя на нее в
этот момент, Хидэѐси невольно подумал: «До чего же я люблю ее».
 — Госпожа, пожалуйста, не говорите такое, соизвольте сегодня прислушаться ко
мне и возвращайтесь домой. Ну же, — произнеся это с наивысшей
почтительностью, Хидэѐси неожиданно схватил Юкико за руку и сдернул с поезда.
В тот же момент состав пришел в движение.
— Хидэѐси!
— Госпожа!
Два голоса громко раздались в поезде и на платформе, но почти сразу же стихли
вдали.

Прошел месяц.
Хотя уже наступила осень, стояла страшная жара. На улице пекло, словно в
самый разгар лета. Даже если сидеть, не двигаясь, пот все равно стекал по телу.
Это была тяжелая, гнетущая духота, сводящая с ума.
Пришла горничная, чтобы сообщить, что обед готов, но Юкико не хотелось есть.
Однако отсутствие аппетита объяснялось не только жарой.
— Если вы и дальше совсем не будете кушать, это плохо кончится. Госпожа, вы
ведь уже так похудели! — произнесла горничная.
— Ну и что, что похудела. Если я стану худой, как щепка, наверное, мне ведь
можно будет не выходить замуж?
Все же в глубине души Юкико еще думала о Хидэѐси.
— Ступай уже отсюда. — Ей хотелось поразмышлять о нем в одиночестве.
— Да.
Горничная вышла из комнаты, напевая под нос:

«Хотя птичка и в клетке, она не глупа,

И тайком ускользнет, чтобы увидеться с тобой».

— Прекрати петь!
Однако служанка быстро вернулась вновь.
— Госпожа, вам звонок из Токио, — сообщила она.
— Из Токио?..
Сердце в груди Юкико застучало быстрее.
— Из редакции какой-то токийской газеты.
Уже не слушая, Юкико бросилась к телефону.
— Алло! Это Юкико.
— А, госпожа, это вы?
Голос в телефоне звучал словно откуда-то издалека, но Юкико сразу узнала
Хидэѐси и, взволнованная едва ли не до потери сознания, нежно воскликнула:
— Хидэѐси!
— У вас все хорошо?
 — Нет, — Юкико прижала к себе телефонную трубку, словно обнимая ее, —
…мне так грустно, так одиноко, кусок в горло не лезет. А у тебя как все
сложилось?
— Прибыв в Токио, я поступил на работу курьером в газету, а параллельно
посещаю вечернюю школу.
Оказывается, он одолжил телефон редакции, чтобы позвонить.
— Значит, учишься в вечерней школе…
В момент, когда она еще не договорила фразу, в дверном проеме показалась
голова Фудзиѐси, и Юкико торопливо сменила тон:
— А, вот как? Значит, Акико-сан тоже будет? Хм, может, и мне тогда сходить на
встречу выпускников…
— Алло? О чем речь? — недоуменно переспросил Хидэѐси.
Фудзиѐси тут же исчез с поля зрения.
— Только что приходил Фудзиѐси подслушивать, о чем я тут говорю, и я его
обманула. Значит, ты теперь учишь английский в вечерней школе, да? Winter is
gone…
— Да. Все уже в порядке? Приказчик ушел?
— Ага.
Юкико улыбнулась было, но тут же вновь погрустнела.
— Больше мне уже не нужно помогать тебе с английским…
По щеке ее скатилась слеза.
— Что вы, госпожа, если вы не против, я бы хотел, чтобы вы и дальше меня
учили! В любое время...
— Хоть ты и говоришь так, но ведь…
— Госпожа, приезжайте в Токио, чтобы учить меня английскому, — голос в
телефоне неожиданно окреп и изменился.
— Э? — Юкико изумленно замерла. — Мне можно приехать к тебе?
— Обязательно! Я уже многому научился с тех пор, как приехал сюда, но все же
никак не смог вас забыть. Я понял, что настоящим счастьем для меня будет жизнь с
вами, и ничего другого.
— И поэтому ты позвонил?
— Да.
— Я выеду сегодня вечером! И перед поездом вышлю тебе телеграмму, так что
приходи встретить меня!
— Конечно, приду!
— На какой адрес мне выслать телеграмму?
— Токио…
Фраза замерла на середине, и телефонная связь неожиданно оборвалась.
— А, алле…
Не успела Юкико ничего сказать, как откуда-то раздался утробный глухой звук,
и земля под ногами задрожала.
— Землетрясение!
 Юкико выронила телефонную трубку и вцепилась в опорный столб, чтобы не
упасть. Со стола с грохотом упали часы. Их стрелки замерли, показывая 11:53
утра15.

…Прошло пять лет.

На улице стоял чудесный ранний вечер, и берег реки на улице Дотонбори 16
овевал теплый в преддверии весны ветер. Однако лицо мужчины, что давно уже
одиноко стоял на мосту Дадзаэмон и рассеянно глядел на воду, в которой
отражались яркие огоньки кафе и публичных домов, с первого взгляда выглядело
потрепанным и пустым. Мужчина стоял неподвижно, и только ветер слегка
шевелил края его одежды. Когда же он наконец поднял невидящий взгляд и
обернулся, то встретился глазами с идущей навстречу женщиной.
— А!
— А… — Та тоже заметила его и переспросила слегка охрипшим от волнения
голосом: — Хи… дэѐси?.. Это ведь ты?
— Да! И правда… Госпожа…
Пусть она и изменилась, он сразу узнал отливающие зеленью ясные глаза Юкико,
которые так и не смог забыть. Юкико на мгновение застыла, не в силах вымолвить
ни слова, а затем подошла ближе.
— Так значит, ты был жив? — В голосе ее смешались радость и грусть.
— Э?
— Я думала, что тебя уже нет в живых… Это ведь случилось пять лет назад.
Когда ты позвонил из редакции газеты в Токио.
— Да. И в момент разговора случилось то землетрясение, и звонок оборвался…
— Потом я узнала, что в Токио было страшное землетрясение, и не могла просто
так поехать туда, хотела сначала выяснить, где ты. Но пока я пыталась хоть что-то
узнать, до меня дошли слухи, что ты погиб в том землетрясении, в конце концов я
решила, что они правдивы, и сдалась…
— Китахама?.. — тут же спросил он.
Юкико кивнула.
— Мне пришлось выйти замуж. Землетрясение разрушило много лавок в Токио
и Йокогаме, из-за этого и наши дела оказались на грани краха, не пойди я,

15
Речь идет о т.н. «Великом землетрясении Канто» — сильном землетрясении (магнитуда 8,3),
произошедшем 1 сентября 1923 года в Японии. Название получило по региону Канто, которому был
нанесѐн наибольший ущерб. На Западе его именуют также Токийским или Йокогамским, поскольку
оно практически полностью разрушило Токио и Йокогаму. Землетрясение стало причиной гибели
нескольких сотен тысяч человек и причинило значительный материальный ущерб. По масштабу
разрушений и количеству пострадавших это землетрясение является самым разрушительным за всю
историю Японии (но не самым сильным — так, землетрясение 2011 года более мощное, но вызвало
менее масштабные последствия).
16
Дотонбори — крупный развлекательный район Осаки, расположенный вдоль южного берега
канала Дотонбори-гава.
пришлось бы отдавать и моих младших сестер... — Юкико потупилась, и до
Хидэѐси донесся сладкий аромат ее волос.
— Я слышал об этом. Слышал. До меня дошли слухи, что госпожа отправилась в
Китахаму в качестве невесты.
Услышав это, Юкико грустно и тихо засмеялась.
— Госпожа, да? Я уже больше не госпожа и не хозяйка… Хидэѐси, ты ведь
видишь, кем я теперь стала?
Он уже понял, но не смог заставить себя ответить.
— Ты ведь сразу понял, увидев эту одежду. Я гейша… Все же дочь гейши в
итоге сама стала гейшей.
— Как же… — едва слышно произнес Хидэѐси, желая узнать, что произошло.
— После того, как я вышла замуж, семья узнала, что я на самом деле дочь
бывшей гейши, еще и содержанки, и они решили, что девушка с таким
происхождением им ни к чему… После того, как меня выгнали, я добралась сюда,
в квартал Соэмон, и вот что со мной в итоге стало…
Хидэѐси слушал ее, не проронив ни слова.
— Вот и сегодня я была с друзьями на спектакле Кабуки и как раз иду обратно.
Они звали меня зайти с ними в ресторанчик у храма Мэото, но так как у меня
банкет, я сказала, что пойду вперед одна, вот и встретилась с тобой на этом мосту,
а если бы все же пошла с ними, наверное, мы бы и не увиделись даже… Хидэѐси, а
ты стал адвокатом, как хотел?
— Нет, — Хидэѐси грустно опустил голову. — Все же сын осужденного, как ни
крути… Мне удалось как-то выжить в этом землетрясении, но после мне пришлось
пережить столько трудностей, что, как видишь, я стал обычным нищим и
вынужден был вернуться в Осаку. Вот и сегодня я бродил весь день в поисках хоть
какой-то подработки и, дойдя до Дотонбори, остановился на этом мосту и
размышлял о куске хлеба на завтра.
— Хидэѐси, не дело разговаривать, стоя тут. Не хочешь ли заглянуть куда-
нибудь вместе со мной?
Типичные для гейши фразы и интонации проскользнули в ее голосе, и Хидэѐси
сразу погрустнел.
— Куда?
— Куда, говоришь… Туда, куда тебе хочется! — с этими словами Юкико
подняла голову, заглядывая ему в лицо. Глаза ее горели ярким огнем. Они были
такими же, как в тот день, когда она призывала его сбежать вместе.
— Нет, я… Может, в другой раз… — робко ответил Хидэѐси. Он ненавидел в
этот момент себя и то, как жалко выглядит. Но сейчас у него не было денег даже на
то, чтобы зайти с Юкико в закусочную.
— Ясно…
Юкико задумалась о чем-то и, словно ее осенило, торопливо поинтересовалась:
— Хидэѐси, а ты все еще один?..
Хидэѐси молча опустил голову.
 — Ах, вот как. Все же… — Она невольно потупилась. Ее длинные ресницы,
казалось, чуть увлажнились.
— …и как поживает твоя жена?
— Спасибо, хорошо.
Какое-то время оба молчали.
— Как тепло стало на дворе. Вот-вот наступит весна.
— Winter is gone… — негромко, серьезно пробормотал Хидэѐси, словно говоря
сам с собой.
— …Spring has come.
Они обменялись теплыми улыбками.
— …Мне уже надо бежать. Если будет случай, увидимся еще… До свидания.
— До свидания.
Юкико уже собралась уходить, когда вдруг обернулась:
— Доброго здравия тебе и жене.
— Спасибо. И вам хорошего дня, госпожа.
— Непременно.
Юкико пересекла мост Дадзаэмон. Впереди показался квартал Соэмон.
Проходящая мимо гейша поздоровалась с ней:
— Добрый вечер, сестрица Юкико…
— Добрый вечер, Кохана.
И снова.
— Добрый вечер, сестрица Юкико…
— Добрый вечер, Тамако.
— Добрый вечер, сестрица Юкико…
— Добрый вечер, Комомо.
Из кафе на Дотонбори раздавалась развлекательная уличная песенка.
Юкико, с лицом, словно ничего и не случилось, вошла в ресторан на первом
этаже отеля «Яматоя».

Перевод: Lina Lantos

(https://vk.com/japaniselife)
Редактура: maybe illusion
Специально для группы 日本の生活
(https://vk.com/japaniselife)
Предыдущие переводы для группы:
Куникида Доппо, «Весенняя птица»:
https://vk.com/japaniselife?w=wall-129855260_2298
Эдогава Рампо, «Два калеки»:
https://vk.com/japaniselife?w=wall-129855260_4618