Историки о Екатерине Великой.

Объемную характеристику Екатерине и ее политике в 1811 г. дал Н.М. Карамзин в "Записке о древней и
новой России". Он считал Екатерину "истинною преемницею величия Петрова и второю
образовательницею новой России", а ее время оценивал как "счастливейшее для гражданина
российского". Говоря о екатерининском Учреждении о губерниях 1775 г. Карамзин отмечал, что оно
вводилось "по частям с великой осторожностью" и "если правосудие и государственное хозяйство при
Екатерине не удовлетворяло всем желаниям доброго гражданина, то никто не мыслил жаловаться на
формы, или на образование: жаловались только на людей". Вместе с тем историк отмечал и недостатки
екатерининского правления, связанные, по его мнению, с личными слабостями императрицы и
общественными пороками.

Однако если Карамзин в своей "Записке" озвучил мнение той части русского общества, для которой
царствование Екатерины было во многом идеалом и которое опасалось негативных последствий
казавшихся слишком радикальными замыслов М.М. Сперанского, то существовала и иная точка зрения. Ее
выразил А.С. Пушкин, чьи довольно резкие афористичные высказывания в адрес Екатерины в "Заметках
по русской истории XVIII века" нещадно (и подчас бездумно) эксплуатировались затем многими
поколениями историков. Это явилось следствием не только высочайшего авторитета Пушкина в русской
культуре и общественной мысли, но и того, что со свойственной ему проницательностью он обозначил в
сущности одну из важнейших проблем екатерининской историографии - проблему соответствия
политических деклараций императрицы ее реальной политике, выраженную им краткой, но емкой
формулой "Тартюф в юбке и короне". Следует сразу же заметить, что, как и многие после него, Пушкин не
разделял собственно политику Екатерины и ее последствия, хотя и отмечал искусство; императрицы
"царствовать". По-видимому, именно к Пушкину восходит и широко распространенное в литературе
представление о том, что Екатерина "раздарила около миллиона государственных крестьян", которое, хотя
и было опровергнуто рядом исследователей, до сих пор кочует по страницам исторической публицистики.
В "Заметках" молодого поэта, написанных в 1822 г., несомненно отразились настроения его поколения,
испытывавшего разочарование в связи с несбывшимися надеждами, которые связывали с реформами
императрицы.

А.А. Бестужев считал, что "заслуги Екатерины для просвещения отечества неисчислимы". Славянофил
А.С. Хомяков, сравнивая екатерининскую и александровскую эпохи, делал вывод о том, что при Екатерине
Россия существовала только то время как "при Александре на делается какою-то служебною силою для
Европы", а западник П.Я. Чаадаев полагал, что "излишне говорить о царствовании Екатерины II, носившем
столь национальный характер, что, может быть, еще никогда ни один народ не отождествлялся до такой
степени со своим правительством, как русский народ в эти годы побед и благоденствия". Немало строк и в
стихах, и в разного рода статьях и заметках посвятил Екатерине П.А. Вяземский. Он, в частности,
заметил, что "она любила реформы, но постепенные, преобразования, но не крутые".

Весь этот богатейший документальный материал стал основой для значительного числа как общих, так и
специальных исследований, в которых фактически были поставлены все важнейшие проблемы и вопросы
историографии екатерининской эпохи, и поныне сохраняющие свою научную актуальность. В целом в
русской дореволюционной историографии можно выделить два основных направления. Одно из них
представлено главным образом историками так называемой "государственной школы" (А.Д. Градовский,
И.И. Дитятин, С.М. Соловьев и др.) и некоторыми иными близкими к ним учеными, как, например, B.C.
Иконников, А.С., Н.Д. Чечулин, Лаппо-Данилевский и др. Их интересы были связаны в первую очередь с
социально-политическими аспектами истории царствования Екатерины, эволюцией институтов
государственной власти и системы управления, статусом отдельных социальных групп и т. д. Вне
зависимости от оценки некоторых конкретных мероприятий, историки этого направления оценивали
реформы Екатерины довольно высоко, рассматривали их как важный этап развития российской
государственности, европеизации страны, становления элементов гражданского общества.

Второе, сложившееся в то время направление можно условно назвать "либерально-демократическим"

(А.А. Кизеветтер, В.О. Ключевский, В.И. Семевский и др.). Их отношение к реформам Екатерины и к ее
внутренней политике было значительно более критичным. Именно для них в первую очередь характерны
поиски различий между декларациями и реальными поступками Екатерины, особое внимание, уделяемое
крестьянскому вопросу.

Некоторые итоги дореволюционной отечественной историографии изучения Екатерины II были подведены

в очерках К.В. Сивкова, В.В. Каллаша, В.Я. Уланова, М.М. Богословского, А.А. Кизеветтера и И.М.
Соловьева в IV томе сборника "Три века" (М., 1913).
В отличие от Иконникова, Лаппо-Данилевский дал краткую характеристику экономике екатерининской
эпохи, в частности развитию земледелия, предпринимательства, внутренней и внешней торговли,
банковского дела. Историк отмечал, что "государственная деятельность Екатерины оставила глубокий и во
многих отношениях плодотворный след в русской жизни".

В дореволюционной историографии царствования императрицы Екатерины II особняком стоят

многочисленные работы К. Валишевского. В этих трудах ("Вокруг трона", "Роман одной императрицы",
"Царство женщин" и др.) автор делает упор на интимную сторону жизни Екатерины II и иных
представителей ее эпохи.

Общие выводы, которые делает последний видный предреволюционный историк С. Платонов, подводя
итоги царствования Екатерины II, так же противоречивы, как и сделанные им оценки итогов
государственной деятельности отца Петра и самого Петра. В "Учебнике русской истории" эти выводы
представляют лукавую систему недоговоренностей и легко разоблачаемых натяжек. Изложение
царствования Екатерины II он начинает фразой: "Царствование Императрицы Екатерины II было одним из
самых замечательных в русской истории". Появление ряда талантливых деятелей в эпоху Екатерины
Платонов объясняет не тем, что это есть результат того, что русская нация духовно начала
выздоравливать после сокрушительной революции, совершенной Петром и последствий "правления" его
преемников, а только тем, что Екатерина умела выбирать себе сотрудников.

Таким образом, в трудах крупнейших дореволюционных исследователей времени Екатерины II был

фундаментально разработан вопрос о приходе императрицы к власти, подробно проанализирована
история ее царствования, причем пристальное внимание историков было обращено на социально-
политическое законодательство и идейные веяния 1760-1790-х годов, но специального исследования
государственной деятельности Екатерины II предпринято не было.

Отдельно отметим наличие целого пласта дореволюционной историографии посвященной личной жизни (в
том числе интимной) императрицы.

Деятельность и личность Екатерины II в трудах историков советского периода

В советской историографии постепенно сложилась и утвердилась в ходе дискуссии начала 1960-х годов
четкая оценка просвещенного абсолютизма как либеральной маски самодержавия, что в большой мере
предопределило отношение ученых к исследованию обстоятельств жизни и деятельности представителей
эпохи абсолютизма - акцент надолго был сделан на изучении социально-экономических вопросов,
классовой борьбы различных слоев общества - личность Екатерины II, политическая жизнь эпохи отошли
на второй план. Но нельзя игнорировать тот факт, что советскими историками был открыт,
проанализирован огромный пласт источников, созданы капитальные монографии по социально-
экономической истории России.

Если исходить из парадигмы, что оценка эффективности управления государством должна даваться в
первую очередь по результатам оценки социально-политического, экономического, демографического
развития страны и их динамике, то исследования советских историков екатерининской эпохи представляют
нам колоссальный объем информации. Если считать за аксиому, что в условиях абсолютизма
проецирование личности правителя идет во всех направлениях жизнедеятельности страны, то именно
изучение экономических и политических процессов позволяет нам оценить не только деятельность
Екатерины Великой, но и понять ее как личность и государственного деятеля.

Капитальным трудом, освещающим жизнь русской деревни в указанный период, является монография Н.Л.
Рубинштейна "Сельское хозяйство России во 2-й половине XVIII века". Автор выявил основные тенденции
развития помещичьего и крестьянского хозяйства, влияние на них расширяющейся сферы товарно-
денежных отношений, отследил динамику и факторы изменения посевных площадей, размеров и форм
эксплуатации крестьян; проанализировал данные о доходности помещичьих и крестьянских хозяйств,
основных сельскохозяйственных культурах и уровне агротехники в целом.
Все указанные аспекты были рассмотрены Э.С. Коган на материалах Шереметевских вотчин. Ее
монография "Очерки истории крепостного хозяйства" дает представление о том, как конкретное
помещичье хозяйство перестраивалось в духе времени, вливалось в рыночную систему, расширяющуюся
сферу товарно-денежных отношений, как меняются приоритеты развития, формы, методы и степень
эксплуатации земли и крестьян в помещичьем хозяйстве.

Колоссальный объем данных по истории земледельческих и неземледельческих промыслов крестьян

Центрально-Промышленного района России был систематизирован и обобщен в трудах В.А. Федорова.
Автор доказывает, что последние десятилетия XVIII века были временем интенсивного роста разного рода
промыслов крестьян, повлекшего за собой постепенное оттеснение в 1-й половине XIX века земледелия на
второй план в хозяйстве крестьян этого района; результатом роста экономики страны и последовательно
проводимой политики правительства Екатерины II по поддержанию и углублению этих процессов стало
постепенное разрушение натурального характера крестьянского хозяйства, втягивание его в рыночную
структуру, расслоение крестьянства - имел место интенсивный рост крестьянской промышленности и
становление в ней капиталистических отношений, углубление специализации отдельных губерний, уездов,
селений в конкретных видах промыслов, существенно увеличивался промысловый отход крестьянства.
Кроме того, к концу XVIII века сложилась промышленная география Центрально-Промышленного района,
выделились крупные промысловые села - Иваново, Тейково, Вичуга, Вознесенское, Павлово и другие.

Любопытно также исследование истории торгового огородничества в селах Сулость и Поречье

Ростовского уезда Ярославской губернии, снабжавших к началу XIX века Европу зеленым горошком и
цикорием .

Проблему ткацких промыслов крестьян рассмотрел на материалах Московской губернии И.В.Мешалин. В

контексте представленного диссертационного исследования весьма ценны приводимые Мешалиным
данные о билетных предприятиях Московской губернии - они показывают, насколько полезной и
своевременной была данная правительственная мера, каким был процент крестьян среди хозяев
билетных предприятий, а также соотношение мелких, основанных на простой семейной кооперации, и
крупных капиталистических предприятий.

Труды С.Г. Струмилина и Н.И. Павленко освещают развитие металлургии в России во второй половине
XVIII века: динамику развития отрасли на протяжении всего XVIII века, объемы производства в
соотношении с аналогичными показателями крупнейших европейских стран, рассматривают проблему
соотношения крепостного и наемного труда и характера.

Весьма значимы и актуальны труды Б.Н. Миронова по исследованию внутреннего рынка России в XVIII -
XIX веках: автор выявляет основные тенденции развития отечественного внутреннего рынка, приводит
обширный статистический материал, касается политики правительства по расширению внутреннего рынка,
проделывает расчеты того, кто и что покупал в России во второй половине XVIII века. Автор также
проанализировал тенденции развития русского города в середине XVIII - XIX веках.

Над проблемой финансов в царствование Екатерины II трудились С.Я. Боровой и С.М. Троицкий. С.Я.
Боровой рассматривал историю возникновения и механизм деятельности, результаты и эффективность
работы российских банков XVIII века. С.М. Троицкий исследовал проблему управления российскими
финансами в XVIII веке: отследил приоритеты государства в финансовой сфере на протяжении всего
столетия, обстоятельства и мотивацию их смены. Механизм управления финансами в его развитии,
проанализировал эффективность правительственных усилий в финансовой сфере.

Таковы наиболее значимые, труды по экономической истории России 2-й половины XVIII века.
Представляется, в историографии были фундаментально разработаны вопросы экономического развития
России во 2-й половине XVIII века, созданы капитальные монографии, освещающие состояние сельского
хозяйства, промышленности. Внутренней и внешней торговли, финансовой системы страны в указанный
период, но такой немаловажный аспект, как политика правительства Екатерины II в экономической сфере
остался слабо исследованным.

Важнейшей проблемой, рассматриваемой применительно к российской истории XVII - XVIII веков, является
генезис абсолютизма. Не вдаваясь в детальный анализ историографии вопроса, заметим, что важнейший
этап исследования был открыт в 1960-е годы выпуском сборника "Абсолютизм в России" (1964),
посвященного Б.Б. Кафенгаузу, содержащего работы С.М. Троицкого, С.О. Шмидта, Н.Б. Голиковой, Н.Ф.
Демидовой, Н.И. Павленко, Н.М. Дружинина и других авторов; продолжен дискуссией о российском
абсолютизме в журнале "История СССР" в 1968-1971 годах. Наиболее острыми в ней стали вопросы о
социально-экономических предпосылках российского абсолютизма, времени и этапах его формирования,
социальной природе и идеологии, взаимодействии культур России и Европы. В ходе дискуссии была
поставлена под сомнение синонимичность понятий "абсолютизм", "самодержавие", "неограниченная
монархия"; обсуждался вопрос о "равновесии" между феодальными классами и буржуазией как основном
признаке социальной природы абсолютизма, о его, безусловно, прогрессивной исторической роли (А.Я.
Аврех), высказан широчайший спектр суждений о социальной базе абсолютизма в России - от полностью
феодальной (причем в качестве социальной опоры называлось и дворянство, и крепостное крестьянство)
до классической "уравновешивающей" друг друга феодальной и буржуазной. Разработанная в ходе
дискуссии типология абсолютизма включала в себя следующие черты:

. Сосредоточение исполнительной, законодательной и судебной власти в руках наследственного монарха;

. Право монарха распоряжаться налоговой системой и государственными финансами;

. Наличие обширного, разветвленного чиновничье-бюрократического аппарата, осуществляющего именем

монарха административные, финансовые, судебные и другие функции;

. Централизация, унификация и регламентация государственного и местного управления,

территориального деления страны;

. Наличие регулярной армии и полиции;

. Регламентация всех видов службы и состояния сословий.

В трудах отечественных историков разрабатывалась также проблема "просвещенного абсолютизма".

Уникальное в своем роде исследование было проведено С.М. Троицким - автор рассмотрел в общем
плане проблему отношений "просвещенного абсолютизма" и дворянства (именно в общем, а не на
примере конкретных фигур, в т.ч. представителей придворной верхушки). Он полагал, что "просвещенный
абсолютизм" в принципе есть либеральная иллюзия, но интересы монарха и дворянства в целом
совпадали, что обеспечивало Екатерине II поддержку этого сословия. Кроме того, императрица вела
гибкую, осторожную политику: не отталкивая сложившуюся дворянскую элиту предыдущих царствований
(не будем забывать о возвращении из ссылки ряда весьма влиятельных некогда лиц), она неуклонно
формировала собственную элиту, решительно пресекая всякие попытки складывания олигархии.

Специальные исследования были посвящены отдельным мероприятиям Екатерины II в политической

сфере.

Весьма обширна историография деятельности Уложенной комиссии (отметим особо труды М.Т.
Белявского) и "Наказа" Екатерины II Уложенной комиссии. Был предпринят целый ряд исследований,
посвященных источниковедческому анализу наказов отдельных социальных групп депутатам Уложенной
комиссии. Специальное исследование Е.В. Тарле было посвящено анализу дипломатических
способностей императрицы Екатерины II. Императрица представляется автору умной, хитрой интриганкой,
в наибольшей мере использовавшей дипломатические способности и неустанные труды талантливых
представителей русского и украинского народов Н.И. Панина и А.А. Безбородко (соответственно).

В конце 1980-1990-х годах в связи с оживлением интереса к отечественной истории началось переиздание
трудов XIX века и очерков, имеющих в своей основе те же труды авторов прошлого века, рассчитанных на
широкий круг заинтересованной аудитории. Исследователи вновь обратились к рассмотрению личности и
различных аспектов государственной деятельности Екатерины II, обстоятельств политической и
придворной жизни эпохи, стремясь переосмыслить известные факты и освободиться от сложившихся
идеологических штампов и догм, осветить ряд слабо изученных в историографии проблем. Были изданы
биографические очерки о Екатерине II, а также монографии, освещающие эпоху в целом и
законодательную деятельность императрицы. В указанном труде О.А. Омельченко, в частности, впервые с
точки зрения концепции "просвещенного абсолютизма" анализируется массив нереализованных
законодательных инициатив Екатерины II, приводится обширная отечественная и зарубежная
библиография проблемы. В работе А.Д. Сухова анализируется содержание понятия "просвещенный
абсолютизм" и выявляется его российская специфика.
Большую информационную ценность в рамках данного исследования имеет работа Л.Г. Кислягиной о
канцелярии статс-секретарей императрицы Екатерины II, позволяющая составить представление о
технике работы императрицы по управлению государством.

Литература, посвященная анализу деятельности Уложенной комиссии и собственно "Наказа" Екатерины II

весьма обширна, но заметим, что исследование "Наказа" сводится зачастую к простому перечислению
источников его написания и подробному рассмотрению правовых проблем.

В советской историографии капитально разработаны и проблемы российского судопроизводства

екатерининской эпохи.

В одной из своих статей Н.Я. Эйдельман попытался в иной, нетрадиционной плоскости рассмотреть
проблему фаворитизма екатерининского времени, поставив его в плане формирования политической
элиты 2-й половины XVIII века. Фаворитизм, по Н.Я. Эйдельману, есть поиск новых форм взаимодействия
дворянства, высшей бюрократии и самодержицы, направленный на усиление политической роли,
значимости царствующей персоны.

В советской историографии по проблеме внешней политики Екатерины II отдельных самостоятельных

трудов нет. Особо нужно подчеркнуть, что в предшествующее время при изучении истории XVIII в.
предпочтение отдавалось Петру I и его преобразованиям. До начала 40-х гг. XX в. в иерархии научных
ценностей получили приоритет новые ориентиры. В итоге в широком объеме создавалась историография
персоналий исторических личностей революционного и коммунистического движения, прославившихся в
годы гражданской войны, коллективизации, индустриализации. Эта линия продолжалась и в дальнейшем.

Как уже отмечалось выше, одни дореволюционные историки именовали Екатерину Великой, другие
скромно называли Екатериной II, но никто из них не давал ей столь суровой оценки, которая была
распространена в советской историографии. В адрес императрицы, кажется, не раздалось ни одного
похвального слова, и ее величали то беспардонной лицемеркой, умело скрывавшей свои подлинные
чувства и мысли, пытаясь прослыть просвещенной монархиней, то ловкой дамой, втершейся в доверие к
французским просветителям, то консерватором, стремившимся подавить Французскую революцию.

Истоки негативной оценки Екатерины следует искать в трудах основоположника советской историографии
М.Н. Покровского. В середине 30-х гг. советские историки отказались от его исторической концепции, но
предшествующее десятилетие Покровский был общепризнанным законодателем мод в исторической
науке. Историк Н.Я. Эйдельман приводит слова известного архивиста Я.Л. Барскова, обнаруженные им в
архиве последнего. Он так характеризовал Екатерину: "Ложь была главным орудием царицы, всю жизнь, с
раннего детства до глубокой старости, она пользовалась этим орудием, владея им как виртуоз, и
обманывала родителей, любовников, подданных, иностранцев, современников и потомков". Хотя эти
строки и не были опубликованы, они синтезируют существовавшую в литературе оценку Екатерины, в
смягченном виде сохранившуюся до самого последнего времени.

В советской историографии внешняя политика Екатерины рассматривалась в общих чертах. В 1920 г.

появилась книга историка М.Н. Коваленского "Путешествие Екатерины II в Крым". Особенность этой книги
состоит в том, что ее основу составляют исключительно свидетельства и впечатления самих участников
знаменитого путешествия: графа Сегюра, принца де Линя, австрийского посланника Кобенцеля, Иосифа II
и С. Понятовского - австрийского и польского монархов - и самой российской императрицы.

Вопросам внешней политики России во второй половине XVIII в. посвящено исследование Е. В. Тарле
"Екатерина II и ее дипломатия", изданное в 1945 г. Расценивая правление Екатерины II в области внешней
политики как период, полный блестящих успехов и громкой русской славы, Тарле считает, что "внешняя
политика Екатерины II привела к огромным результатам, колоссально увеличила размеры России,
материально ее обогатила и в большой степени повысила военный потенциал русского народа и его
обороноспособность". Тарле называет Екатерину первоклассным дипломатом, умеющим отличать
возможное и исполнимое от невозможного и фантастического.

События первой екатерининской войны с турками рассматривают Е. В. Тарле в работе "Чесменский бой и
первая русская экспедиция в Архипелаг" и В.И. Синица в своих статьях. Итогам этой войны посвящена
монография Е.И. Дружининой о Кючук-Кайнарджийском мире, в которой наряду с предпосылками,
обстоятельствами заключения и ратификации, а также текстом самого Кючук-Кайнарджийского договора
анализируются и предшествовавшие ему проекты, выдвинутые, например, во время Бухарестского
конгресса, и Айналы-Кавакская конвенция 1779 г. Большое внимание автор уделяет ситуации,
сложившейся на рубеже 70-80-х гг. XVIII в. вокруг Крыма и приведшей в конечном итоге ко второй
екатерининской войне с Турцией.

Необходимо указать на целый ряд появившихся в советский период исследований и архивных публикаций
по истории международных отношений и внешней политики России, посвященных функционированию
механизма принятия внешнеполитических решений в екатерининскую эпоху. Среди них хотелось бы особо
выделить вышедшую в 1988 г. монографию Г. А. Нерсесова "Политика России на Тешенском конгрессе
(1778-1779)". Данная монография посвящена анализу политики России в Европе в 70-х гг. XVIII в. и
заключенного в 1779 г. Тешенского мирного договора. Признавая Восточный вопрос главным во внешней
политике России в 70-80-х гг. XVIII в., автор прослеживает конкретные связи между германской политикой
русской дипломатии и политикой России по отношению к Османской империи в этот период. Тешенский
мир, завершивший войну за баварское наследство, положил начало важнейшему этапу в возвышении
России как великой европейской державы. На Тешенском конгрессе русская дипломатия выступила в
качестве арбитра в урегулировании европейского конфликта.

Также изучая внешнюю политику Екатерины II стоит обратить внимание на фундаментальные

исследования А.М. Станиславской, О.П. Марковой, М. М. Сафонова, Н. Я. Эйдельмана, осуществленные в
советское время публикации переписки Екатерины с П.В. Завадовским, депеш Н.М. Симолина из Парижа
периода Великой французской революции, документов и переписки П.А. Румянцева и А.В. Суворова.
Определенный интерес представляет и фактический материал, собранный А. В. Гаврюшкиным в
монографии "Граф Никита Панин".

Существенно, что эти публикации в определенной степени отражают и некую полемику, подспудно
продолжавшуюся относительно узловых моментов внешней политики Екатерины II.

В 50-х гг. XX в. в СССР появился фундаментальный труд Е.И. Дружининой о внешней политике России
екатерининского царствования и развитии экономики на присоединенных землях. В монографии "Северное
Причерноморье в 1775 - 1800 годах" автор исследует борьбу России с Турцией за Крым после Кючук-
Кайнарджи, условия, в которых Крым был присоединен к России, и энергичные меры, предпринятые
правительством Екатерины II для освоения присоединенных территорий.

В 1950-60-е гг. вышли в свет работы обобщающего характера, посвященные внешней политике России
XVIII в. Среди них "Очерки истории СССР" (тома, охватывающие XVIII в., вышли в 1954-1957 гг.) и "История
СССР с древнейших времен до наших дней" (тома III и IV, посвященные XVIII в., изданы в 1967 г.).
Коллективная работа историков МГУ "Восточный вопрос во внешней политике России", вышедшая в 1978
г., также носит обобщающий характер. Авторы книги в своем анализе русско-турецких отношений в
царствование Екатерины II исходят из экономических мотиваций.

В целом, же в исследованиях советских историков основное внимание уделялось продворянскому

характеру политики правительства Екатерины II, усилению крепостного права и полицейских функций
государства, сопротивлению крестьянства крепостнической политике самодержавия. Просвещенный
абсолютизм Екатерины рассматривался как демагогия и лавирование в условиях разложения феодально-
крепостнического строя.

Мы можем сказать, что в советский период, в условиях тотального господства формационного подхода в
исторической науке, освещение екатерининского периода имеет ярко выраженный крен в сторону его
анализа в рамках классовой борьбы. При этом внешнеполитическая деятельность Екатерины Великой, в
целом, в советской историографии оценивается положительно, в то время как внутренняя политика
оценивается как реакционная.

Екатерина II в современной отечественной историографии

В течение 70 лет советской власти Екатерина II была практически вычеркнута из отечественной истории.
Россия того времени изучалась так, как будто императрицы не существовало. К её личности обращались
для того, что бы метнуть очередную критическую стрелу. Она превратилась в своего рода символ
крепостничества и с позиций классового подхода подлежала за то беспощадному порицанию. Для
большинства работ советского времени характерен, во-первых, классовый подход и, во-вторых,
рассмотрение екатерининских преобразований в рамках концепции "просвещенного абсолютизма". При
этом превалирует достаточно негативная оценка. Со страниц многих работ императрица предстаёт как
убеждённая крепостница, проводящая сугубо продворянскую политику, и если и заигрывающая с
либеральными идеями, то лишь в первые годы царствования. Особое внимание советские историки
уделяли крестьянству и его классовой борьбе, истории пугачёвщины, которая рассматривалась в свете
концепции крестьянских войн, городским восстаниям, развитию торговли, мануфактуры, русского города,
землевладению. В значительной мере именно с оценкой екатерининского периода русской истории
непосредственно связаны прошедшие в советской историографии 1960-1980-х годов дискуссии о генезисе
капитализма, абсолютизме, крестьянских войнах и городских восстаниях. Однако сосредоточенность на
концепции "просвещенного абсолютизма", сугубо социологический подход с позиций классовой борьбы,
появление устойчивых историографических штампов типа "дворянская империя" практически исключили из
научной тематики личность Екатерины II, её творчество, многие факты политической истории. Истоки
негативной оценки Екатерины следует искать в трудах основоположника советской историографии М.Н.
Покровского. В середине 30-х годов советские историки отказались от его исторической концепции, но
предшествующее десятилетие Покровский был общепризнанным законодателем мод в исторической
науке. Покойный историк и писатель Н.Я. Эйдельман приводит слова одного из последователей
Покровского Я.Л. Барскова, обнаруженные им в архиве последнего. Барсков так характеризовал
Екатерину: "Ложь была главным оружием царицы, всю жизнь, с раннего детства до глубокой старости, она
пользовалась этим орудием, владея им, как виртуоз, и обманывала родителей, любовников, подданных,
иностранцев, современников и потомков". Хотя эти строки и не были опубликованы, они синтезируют
существовавшую в литературе оценку Екатерины, в смягчённом виде сохранившуюся до самого
последнего времени. Хотя на данный момент учёными доказано, что инициатива о разделе Польши
исходила от Фридриха.

В постсоветский период продолжает возрастать интерес к царствованию Екатерины II, о чём

свидетельствует факт проведения в 1996 году в ряде стран мира несколько крупных международных
конференций, приуроченных к 200-летию со дня смерти императрицы. Среди историков уделявших
интерес к императрице стоит отметить таких, которые уделяли внимание как внешней, так и внутренней
политики царицы и таких, которые акцентировали своё внимание на отдельных вопросах правления.
Среди исследователей эпохи Екатерины II следует выделить О.Г. Чайковскую, А.В. Каменского, Н.И.
Павленко, Н. Васнецкого, М.Ш. Фанштейна, В.К. Калугина, И.А. Заичкина, В.Н. Виноградова, С.В. Королёва,
И.И. Лешиловскую, П.П. Черкасова.

С 1991 года меняются взгляды на политику Екатерины II . В советский период в массовом сознании
складывался образ об императрице, как о властолюбивой и деспотической развратнице. Многие историки,
рассматриваемого нами периода, пытаются опровергнуть это мнение. Они пытаются преподнести нам
новую Екатерину - просветительницу и законодательницу, блестящего политика и дипломата.

Обратим свой взор вначале к взглядам О.Г. Чайковской на политику Екатерины II, которые она изложила в
своей монографии "Императрица. Царствование Екатерины II". Внешней политике Екатерины Алексеевны
автор уделяет лишь незначительное внимание. И это не случайно. Да, Чайковская соглашается с тем, что
Екатерина была сильным дипломатом, и войны её были победоносны. Но, описывая внешнюю политику
императрицы, учёная соглашается с мнениями мемуаристов XVIII века о дегероизации войны. На наш
взгляд, именно поэтому она мало внимания уделила этому вопросу, ссылаясь на то, что екатерининские
войны не были честными и героическими.

Далее обратимся к взглядам учёной на внутреннюю политику императрицы. Исследовательница, как и

многие историки, пишет о том, что, придя к власти, Екатерина застала государственную систему в полном
развале. Так же Чайковская О.Г. рассматривает и вопрос о крепостном праве, ссылаясь на то, что
правителя XVIII века нельзя оценить, не поняв, как он решал эту проблему. Как только Екатерина II взошла
на престол, пишет историк, в стране повсюду шли волнения заводских крестьян. Решение Екатерины было
следующее: "Заводских крестьян непослушание, - вспоминает она, - унимали генерал майоры А.А.
Вяземский и А.А. Бибиков, рассмотря на месте жалобы на заводосодержателей. Но не единожды
принуждены были употребить против них оружие и даже до пушек".

Чайковская замечает, что для историков, враждебных Екатерине, эти её слова были находкой и главным
доказательством её крепостнической сущности, скрываемой за либеральными разговорами. Автор по
этому поводу высказывается очень жёстко: "Кровь невинных никак нельзя возместить и ничем невозможно
компенсировать. И если так поступила она, просвещённая, то этого нельзя оправдать даже во имя самой
прогрессивной деятельности".
Далее в своей работе Чайковская отмечает, что Екатерина, великий рационалист, как и все деятели
Просвещения, была убеждена: если разумно, то получится. Всё дело в законе - счастливо то общество,
где правит закон, обладавший в глазах Екатерины II, необыкновенным могуществом. Вот откуда её
законодательная одержимость.

Так же Чайковская не обошла в своем исследовании судебную реформу Екатерины II. Она поражалась, как
точно Екатерина понимала проблемы правосудия. Особенно, Чайковская восхваляет Екатерину, когда
затрагивает проблему пыток. Ей симпатизирует позиция Екатерины, которая была изложена в Наказе. Вот,
что пишет Чайковская: "Ну, разве не умница? Не только умница, но ещё и прирождённый просветитель,
она вызывает не только к разуму, но и к сердцу читателя, к его воображению, ей надо, чтобы он
представил себе реального, каково приходится пытаемому и чего можно ждать от него, когда он в тяжких
муках, в полусознании, в бреду".

Интересен и тот факт, что Чайковская опровергает тот постулат, что в екатерининском Наказе
отсутствовала глава о крестьянстве. Она пишет: " в екатерининском наказе ставился вопрос об
уничтожении крепостного права. А значит, в нём всё-таки была глава о крестьянстве. Но дело в том, что
Наказ редактировали, и редактировали варварски". Таким образом, Чайковская выдвигает серьезную
догадку, которая в будущем должна подвергнуться проверке.

Стоит отметить, что Чайковская также оправдала Екатерину за указ 1767 года о запрете крепостным
крестьянам жаловаться на своих помещиков. Она аргументировала это тем, что царица была в
смертельной опасности. И далее она пишет: "самодержавная правительница России, она совершенно не
принимала её социально-политического строя, крепостной своей основы; может быть, и старалась это
скрыть, но всё время себя выдавала - то выходкой в Вольном экономическом обществе, то Наказом в его
первой редакции".

Обращаясь к указу о вольности дворянства. Чайковская констатировала, что он имел двойственный

общественный эффект. С одной стороны, он ужасным образом воздействовал на общество в целом и
особенно пагубно именно на дворянство. Но далее О.Чайковская пишет, что не может быть сомнений в
том, что этот указ - был одновременно благодатен для дворянства и для страны: он давал дворянину
независимость. В условиях этой независимости в среде дворян пошёл сильнее процесс своеобразной
дифференциации - совсем не по линии землевладения и чинов. Водоразделом служило мировоззрение,
понимание своих общественных обязанностей.

Далее мы обратимся к взглядам Н.И. Павленко, изложенные в его работе "Екатерина Великая". В своей
работе Павленко указывает, что Екатерине Алексеевне явно не везло с оценкой её царствования, ни тем
более в советской историографии, но эта оценка, по его мнению, была не точна. Исследователь замечает,
что ещё в годы её правления современники отмечали немало тёмных пятен, затмевавших в их глазах то
положительное, что было связано с её именем. Во-первых, она была чистокровной немкой, и, видимо,
национальная гордость не позволяла дать её царствованию объективную оценку. Во-вторых, и это,
пожалуй, ещё важнее, она не имела никаких прав на престол и узурпировала корону у собственного
супруга. В-третьих, на её совести, если не прямо, то косвенно, лежит печать ответственности за смерть не
только супруга, императора Петра III, но и законного претендента на престол Иоанна Антоновича. Наконец,
нравственность императрицы не вызвала восторгов ни у современников, ни у историков. И всё же,
отмечает историк, правление Екатерины, прежде всего, сопряжено с достоинствами и достижениями,
позволяющими возвести её на ранг выдающихся государственных деятелей дореволюционной России, и
поставить её имя рядом с именем Петра Великого.

Исходя из этого ясно, что Н.И. Павленко считает императрицу выдающимся государственным деятелем. В
своей монографии Н.И. Павленко сравнивает Екатерину II с Петром I. Далее он проводит следующие
параллели. Пётр I стоял у истоков превращения России в великую державу, Екатерина II утвердила за
Россией репутацию великой державы. Пётр Великий "прорубил окно в Европу" и создал Балтийский флот,
Екатерина утвердилась на берегах Чёрного моря, создала мощный черноморский флот, присоединила
Крым. По мнению Н.И. Павленко, без труда можно обнаружить то главное, что было присуще в одинаковой
мере Петру и Екатерине: оба они являлись "государственниками", то есть монархами, признававшими
огромную роль государства в жизни общества. Поскольку они жили в разные эпохи, существенно
отличавшиеся укладом экономической, политической и культурной жизни, то и усилия управляемого ими
государства были нацелены на выполнение разноплановых задач. По мнению Н.И. Павленко, Екатерине
Великой принадлежит выдающееся место в истории России второй половины XVIII века. Эта немка
оказалась более русской, чем, например, русские императрицы Анна Иоанновна и Елизавета Петровна.
Именно её рассудительности, осторожности и отваге страна обязана как внешнеполитическими успехами,
так и реализацией идей Просвещения.

Обратимся к взглядам Н.И. Павленко на внешнюю политику Екатерины II. По его мнению, за
продолжительное царствование Екатерина II вела три войны, причём во всех трёх случаях Россия
выступала не агрессором, а жертвой агрессии со стороны её главных, традиционных недугов. Все три
войны заканчивались победоносно для Росси. Н.И. Павленко упоминает, что Екатерину часто сравнивают
с Петром I по достигнутым успехам. При Петре наметилась чёткая тенденция превращения России в
великую державу, которая могла составить компанию крупнейшим государствам Западной Европы. При
Екатерине статус России укрепился настолько, что ни одна коалиция держав не могла игнорировать её
влияние и могущество. Успех сопутствовал в обеих сферах внешнеполитической деятельности - военной и
дипломатической.

Характеристику внутренней политики Екатерины II исследователь начинает с характеристики сельского

хозяйства. Успехи в развитии сельского хозяйства Н.И. Павленко называет весьма скромными и всё же
сдвиги имелись. К новшествам в сельском хозяйстве екатерининского царствования учёный относит
возделывание подсолнечника и картофеля. На полях появилась также и кукуруза. Новым в укладе
деревенской жизни являлось широкое распространение отходничества, повышение товарности сельского
хозяйства. Новшества негативного плана состояло в малоземелье, появившемся в отдельных районах в
связи с приростом населения. Н.И. Павленко замечает, что во время царствования Екатерины происходит
развитие крепостничества вширь и в глубь. Как отмечает учёный, особенно выразительно бесправие
крепостных крестьян, низведённых до положения рабов, обнаруживает распространившиеся при
Екатерине практика их купли-продажи в одиночку и семьями. Газеты того времени пестрят о продаже
крестьян, об обмене их на породистых псов и лошадей.

Н.И. Павленко пишет, что Екатерина последовательно проводила чётко выраженную продворянскую
политику. В истории России, по его мнению, дворянство никогда не было облагодетельствовано в такой
мере разнообразными привилегиями, как при Екатерине Великой. Именно в её царствование тенденция
освобождения дворян от обязательной службы получила завершение.

Историк отмечает, что направленность проводимой Екатериной политики очевидна: уберечь дворян от
тлетворного влияния проникновения рыночных отношений в помещичью усадьбу, создать дворянам
тепличные условия для приспособления этого хозяйства к нейтральным формам его ведения. Объективно
эта политика консервировала старую модель хозяйственной деятельности помещика.

В этой связи, у историка, возникают вопросы как в деятельности императрицы, совмещалась

просветительская идеология не только с сохранением крепостнического режима, но и его ужесточением?
Почему Екатерина не предприняла попытки хотя бы ослабить влияние крепостного права на личную жизнь
и хозяйственную деятельность селянина, не говоря уже об отмене крепостного права? Ключом к разгадке
этого противоречия является, на взгляд исследователя, довлевший над императрицей страх за судьбу
своей короны, её опасение сменить покои роскошного дворца на келью какого-нибудь отдалённого
монастыря. Свободнее императрица чувствовала себя, когда речь заходила о промышленной политике и
промышленности. Но и здесь некоторые меры правительства имели в виду интересы не промышленников
из купцов, в руках которых находилось подавляющее большинство крупных предприятий, а интересы
дворян, занимавшихся промышленным предпринимательством.

Принципиально новым явлением, по мнению Н.И. Павленко, в промышленной политике екатерининского

времени были отмена монополий и привилегий, которые в петровское время относились к основным
средствам поощрения развития промышленности. Некоторые историки полагают, что искать буржуазные
явления в экономике России екатерининского времени - дело бесперспективное. Буржуазные элементы в
политике и экономике настолько очевидны, что их можно обнаружить, не прибегая к оптическим приборам.

По мнению историка по сравнению с сельским хозяйством успехи в развитии промышленности были более
ощутимы. Он отмечает, что промышленная статистика того времени позволяет установить
количественные и качественные сдвиги, происходящие в мануфактурном производстве в годы
царствования Екатерины II. Заслуживает внимание, по мнению Н.И. Павленко, социальный аспект
промышленного развития, имеющий прямое отношение к генезису капитализма. Почти вся металлургия,
как он отмечает, работала на принудительном труде. Таким образом, по его мнению, промышленность в
целом представляла капиталистический островок в море феодального хозяйства России.
Далее познакомимся с мнением историка В.К. Калугина о внутренней политике Екатерины II, которое он
изложил, в своей работе "Романовы. Триста лет на российском престоле". Автор отмечает, что как
правительница государства Екатерина II была во многом полной противоположностью своим
предшественницам Анне Иоанновны и Елизавете Петровны. Он аргументирует своё мнение тем, что
Екатерина всерьёз была убеждена в том, что все несчастья России, куда Бог привёл её царствовать,
происходили оттого, что страна пребывала в совершеннейшем беспорядке. И так же всерьёз верила, что
эта ситуация исправима вполне: русские в поддающемся большинстве сообразительны и обучаемы, и
просто не знают, что и как надо делать. А она, Екатерина, знает это прекрасно. Калугин В.К. отмечает, что
одной из сложнейших проблем для императрицы был крестьянский вопрос. Вот его мнение данной
проблеме: "Начитавшись книг деятелей Просвещения, Екатерина поставила перед собой задачу облегчить
участь тех, кто жил на земле - пахал, сеял и кормил страну. И здесь императрица выступила в роли
первопроходца - она стала ездить по стране, приговаривая: "Глаз хозяина коня кормит". Она хотела знать,
как и чем живёт её страна. Так она совершила своё знаменитое путешествие по Волге, а её поездка в
Крым и вовсе вошла в анналы русской истории как событие не просто значительное, а крайне полезное".
Историк замечает, что началось всё в инспекции в Прибалтику в 1764 году. Екатерина ездила по всей
Лифляндии и принимала жалобы от населения. В.К. Калугин замечает, что не просто так императрица
начала свои эксперименты именно в Прибалтике. Он объясняет это тем, что только в Прибалтике она
могла проявить свою решительность и жестокость, не опасаясь, что в ответ подымится один из
гвардейских полков, чтобы заменить её на ещё жившего в то время Ивана Антоновича, либо на её
собственного сына Павла. У "остзейских баронов" не было социальной опоры в массе российского
дворянства, и они были более зависимы от императорской власти. Здесь Екатерина вполне могла
вступиться за крестьян, поставить вопросы об их собственности, их повинностях и о жёстком с ними
обращении.

Историк не оставил так же без своего внимания и "Наказ" императрицы. Каждое слово "Наказа"
свидетельствует не только о знание Екатериной предмета разговора, но и о любви к людям, о стремлении
осчастливить подданных разумным и справедливым законом. К примеру, императрица требовала отмены
наказаний, уродующих человеческое тело, а так же выступала за отмену пыток. Она говорила, что слабым
телом и духом человек не вынесет пытки и, примет на себя, какую угодно вину, лишь бы избавиться от
мучений. А крепкий и здоровый - перенесёт пытку и всё равно не сознается в преступлении, а
следовательно, не понесёт заслуженного наказания". Учёный отмечает, что на первый взгляд
екатерининский "Наказ", состоящий из пронумерованных статей, трактующих правовую теорию и практику,
не очень привлекателен. Прежде всего, как отмечает В.К. Калугин, из-за корявости изложения -
императрица писала по-французски, ибо чаще всего тесты были списаны с французских оригиналов, а
переводчики переводили, как умели, подчас совсем не заботясь о красоте и даже ясности слога. И всё же
именно в этот труд Екатерина вложила всю свою убеждённость, образованность и ум, горячность и
практическую хватку. В своей монографии исследователь немного затронул историографический вопрос
"Наказа". Он отмечает, что в советской историографии "Наказ" определяется как чистая компиляция.
Однако, как замечает В.К. Калугин, сама Екатерина, со свойственной ей самоиронией, не раз признавалась
в этом грехе, называя себя "вороной, вырядившейся в павлиньи перья". Так как действительно многое
просто-напросто списала у знаменитых европейских юристов, особенно у Монтескье, которого нещадно
"обобрала". Другие автор, как замечает историк, напротив, полагали, что "Наказ" - творение замечательное
и даже выдающееся, но практически не сыгравшее той судьбоносной роли в жизни страны, на которую
рассчитывала императрица. В итоге В.К. Калугин, приходит к выводу, что вероятно, истина, как всегда,
лежит посередине - "Наказ" был важен для страны и определённую роль всё же сыграл. Исследователь,
так же указывает, что собственно "Наказ" являл собой не свод новых российских законов, а лишь
наставление о том, какими, по мнению императрицы, они должны быть. По сути дела Екатерина задумала
и осуществила совершенно невероятную для самодержавной России идею - стране предлагалось
свободно выбрать депутатов, которым предстояло выработать проекты новых законов. Другими словами, в
России осуществлялась попытка возрождения элементов сословного представительства, существовавших
в период Земских соборов XVI - XVII веков.

Характеристике внутренней политики Екатерины Великой, так же уделил внимание и И.А. Заичкин, в своём
труде "Русская история от Екатерины II до Александра II". Учёный отмечает, что, придя к власти,
Екатерина для начала решила освободиться от вельмож, занимавших высокие должности при дворах
Елизаветы и Петра III. Отставку получили генерал-фельдмаршал А. Шувалов, генерал-фельдмаршал Н.
Трубецкой и генерал-адмирал М. Голицын. Историк в своём труде, указывает на то, что внутреннее
положение страны к началу царствования Екатерины II было далеко не блестящим. Государственная казна
практически опустела, а кредит России настолько пал на европейской бирже, что голландские банкиры не
хотели больше давать ссуду. Участились выступления крестьян. Особое внимание автор уделяет
крестьянскому вопросу. Вот, что он отмечает: "Главная черта Екатерины II как государственного деятеля
выражалась в полной и откровенной поддержке правящего класса дворян. Она, как никто другой из
правителей, укрепила крепостное право в России". Указы 60-х годов венчают крепостническое
законодательство, превратившее крепостных крестьян в людей, совершенно беззащитных от произвола
помещиков. Заичкин отмечает, что законодательным актом Екатерины II, вызванным стремлением
увеличить государственный земельный фонд, который затем можно будет раздавать в качестве
пожалований дворянству, была секуляризация населённых церковных земель. Облегчением императрице
в решение данной задачи, по мнению учёного, явились волнения монастырских крестьян. Важным
результатом данного проекта явилось улучшение положения бывших монастырских крестьян. Последние
получили в своё пользование и часть монастырских земель. Учёный полностью согласен с мнением
историка В. О. Ключевского по поводу того, что: "При Екатерине II когти правительства остались те же
волчьи когти, но они стали гладить по народной коже тыльной стороной, и добродушный народ подумал,
что его гладить чадолюбивая мать". К несомненной заслуге императрицы, учёный относит её борьбу
против применения в русском судопроизводстве пыток. Он отмечает, что здесь кроме влияния
французских просветителей на неё сильное впечатление произвело знакомство с делом Артемия
Волынского. Наиболее ярким проявлением политики просвещения абсолютизма И.А. Заичкин называет
Комиссию по составлению проекта нового Уложения и "Наказ", написанный Екатериной II специально для
депутатов этой Комиссии. Материалом для "Наказа" послужили "Дух законов" Монтескье и "О
преступлениях и наказаниях" Беккария. Но историк отмечает о том, что, черпая у Монтескье и Беккария
материал для своей работы, Екатерина заимствовала у них, скорее отдельные мысли и статьи, нежели
общий дух их учения. Историк замечает, что она смотрела на них с точки зрения философии Вольтера в то
же время сквозь призму практических соображений старых русских консерваторов. Этим историк и
объясняет разнохарактерность её работы, хотя мысль её почти везде выражена достаточно ясно.
Анализирую работу Комиссии, историк отмечает, что Комиссия не выполнила своей прямой и
непосредственной задачи - она не только не выработала новый кодекс законов устаревшего Уложения
1649 года, но даже не закончила рассмотрения всех вопросов, подлежавших её обсуждению. Стоит
отметить, что И.А. Заичкин в своей работе, отмечает ещё одну причину, мешавшую Комиссии выполнить
своё назначение: большинство её членов не имели никакого представления о том, для чего они созваны, и
так не поняли этого до конца. Историк также отмечает, что Екатерина постепенно разочаровалась в
созыве Комиссии и, в конце концов, начала открыто ею тяготиться.

Далее обратим своё внимание на взгляды учёного М.Ш. Фанштейна Учёный в своей монографии
"Вознесены на пьедестал" пишет следующее: "Императрица понимала - необходимо упорядочить старые
законы и принять новые. С этой целью в 1763 году была учреждена особая комиссия из представителей
всех сословий и государственный учреждений. Они должны были решить, какие законы устарели, какие
требовали уточнений и "новой редакции". При составлении свода законов выборные должны были
руководствоваться так называемым "Наказом", составленным императрицей". Так же М.Ш. Фанштейн, в
своей работе затрагивает и губернскую реформу Екатерины II, причём с положительной стороны. По этому
поводу он пишет следующее: "Учреждение для управления губернией" имело существенное значение для
России. Оно значительно увеличило состав и силы местного управления, прежде крайне слабого, и более
или менее надлежащим образом распределило ведомства между органами управления". Без внимания
ученого не остался и крестьянский вопрос времён царствования Екатерины II. По этому поводу он
отмечает тот факт, что в начале своего царствования императрица стремилась улучшить положение
крестьян. Она предполагала даже освободить их от крепостной зависимости, причём это освобождение по
её плану должно было совершиться не сразу, а постепенно. Однако, Фанштейн М.Ш. отмечает о том, что
императрица встретилась с сильным противодействием её придворного окружения и всего дворянства,
благосостояние которых было построено на даровом труде, и была вынуждена уступить. Освобождены
были только крестьяне, принадлежавшие духовенству, составившие особый разряд государственных
крестьян, находившихся под управлением особой "Коллегии экономии". Далее М.Ш. Фанштейн, пишет о
том, что при Екатерине II крепостное право усилилось. Но, так же он отмечает тот факт, что именно в её
царствование высшая власть впервые была вынуждена задуматься о состоянии крестьян. Екатерина
прекрасно понимала разницу между трудом крепостного крестьянина и трудом свободного землепашца и
как это сказывается на экономическом состоянии страны. Поэтому, отмечает историк, желая обустроить
многочисленные земли Российской империи, доселе пустовавшие, а также обучить "российских своих
верно подданных" методами европейского земледелия, 4 декабря 1762 года Екатерина издала манифест,
призывавший желающих из Европы селиться в степных владениях России. Однако, манифест этот, кроме
призыва к поселению, не содержал никаких гарантий в пользу гражданского положения будущих
поселенцев. Но в итоге историк отмечает, что при всех- недостатках колонизационной политики немцы-
переселенцы принесли в Россию достаточно передовые по тем временам методы ведения хозяйства.
Однако главного достигнуть не удалось: на русское население, которому ещё целый век оставалось жить
на условиях крепостного строя, колонисты никакого влияния оказать не смогли.

Далее мы рассмотрим взгляды на внутреннюю политику Екатерины II такого современного историка, как
А.Б. Каменского. Каменский изложил свои мнения по поводу внутренней политики Екатерины II в своём
труде "От Петра I до Павла I". Политика Екатерины II, по мнению Каменского, имеет ряд важнейших
свойств, отличающих их от преобразований её предшественников. Прежде всего, это системность,
продуманность и основанность на определённых принципах и определённой программе, последовательно
реализовавшейся в течение длительного исторического периода. Оценивая реформу 1763 года,
Каменский указывает, на то, что в то время реформа рассматривалась Екатериной, прежде всего, как
средство создания более эффективной системы управления и такая цель реформы была достигнута. Но
одновременно императрица смотрела на реформу лишь как на первый этап, часть масштабной
реорганизации высших органов управления. В целом, историк подчёркивает, что сенатская реформа 1763
года, введение новых штатов, издание "наставления" губернаторам и ряда указов, направленных на
упорядочение организации государственной службы, в совокупности была весьма серьезной реформой,
коснувшейся разных сфер управления. Причём это было лишь первый этап более масштабной реформы,
продолжённой Екатериной в последующие годы. Ещё одна важная реформа, о которой упоминает историк,
судебная реформа. По его мнению, императрица отлично понимала необходимость преобразований всей
судебной реформы и одновременно невозможность его осуществления без тщательной предварительной
подготовки. Причём речь шла не только об изменении системы судебных органов, но и в самих принципов
судопроизводства, начиная с начальных этапов следствия. Уложенная комиссия 1767-1768 годов, как
пишет А.Б. Каменский, один из наиболее ярких эпизодов истории России XVIII столетия. По его мнению,
идеи кодификации существующего законодательства и выработки нового свода законов отнюдь не были
изобретением Екатерины, но, напротив, практически все её предшественники осознавали их как
наиважнейшую проблему. Не была нова и форма её мышления - путём создания специальной комиссии.
Однако, как утверждает историк, её замысел был качественно иным.

Доктор исторических наук, Н. Васнецкий, в своей статье "Я хотела быть русской", отмечает следующее:
"Екатерине II были свойственны прагматизм и стремление действовать не в соответствии с догмой или
схемой, а исключительно сообразуясь с обстоятельствами. В практической программе она решила троякую
задачу. Проводила строго национальную, смело патриотическую внешнюю политику; следовала
благодушно-либиральным приёмам правления с опорой на местное управление и три главных сословия
страны; занималась салонной, литературно-педагогической пропагандой просветительных идей и
осторожно, но последовательно воплощала консервативное законодательство, охраняющее интересы
дворянства".

Историк также отмечает о том факте, что Екатерина ставила перед русским народом ровно столько и такие
задачи, сколько и какие они были в состоянии переварить и претворить их на практике. Требовала от них
только то, что было им близко, а значит, понятно. В этом, по мнению историка, секрет её небывалой
популярности. Н. Васнецкий отмечает, что императрица достигла больших высот во внешней политики: " К
1975 году Екатерина покончила три тяжёлые войны: с Польшей, Турцией и с Пугачёвым. Россия
окончательно утвердила право на Крым. К России добровольно присоединилась Грузия". О внутренней
политики Екатерины Алексеевны учёный также отзывается положительно. Он выделяет в ней
положительные и отрицательные моменты. Начнём с положительных: "Верхом дворянской апологетики
Екатерины явилось обнародование в 1785 году Жалованная грамота дворянству. Указом 1775 года
купечеству разрешили заводить станки и производить на них всевозможные изделия. Так был открыт путь
стремительному росту промышленности. К концу царствования Екатерины II произошло значительное
увеличение материальных средств империи. Она достигла своих естественных границ на юге и западе. На
три четверти возросло население страны. Усилились государственные финансы. Если в 1762 году
государственные доходы исчислялись 16 миллионов рублей, то в 1796 году - 68,5 миллионов рублей". К
отрицательным моментам внутренней политики императрицы историк относит следующее:

крепостной вопрос: "…Екатерина раздала примерно 850 тысяч душ крепостных. По её инициативе
крепостное право ввели на Украине. Ликвидировали монастырское землевладение".

социальный вопрос: "…в просвещение царствование особыми успехами похвастаться не могло. Страсть
Екатерины к законодательству, превратилась в болезнь".

Обратимся к взглядам профессора, доктора исторических наук В.Н. Виноградова. Он посвятил целую
монографию балканскому вопросу во внешней политике "Век Екатерины II. Дела Балканские". Профессор
отмечает, что во многих работах, посвящённых политике Екатерины II, она выступает как
продолжательница агрессивно-наступательного имперского курса Петра I, душеприказчица, приступившая
к осуществлению, в частности, на Балканах, его мифического "Завещания". Далее он отмечает:
"Екатерина, действительно, осуществила многое, не довершенное Петром". Сказанное выше, по мнению
В.Н. Виноградова, определяло задачи, ставшиеся перед русской армией и дипломатией в начале русско-
турецкой войны 1768-1774 года. Так же исследователь пишет, что "политических задач в отношении
Балкан не ставилось - это означало бы сооружать воздушные замки, чем екатерининская дипломатия не
занималась. Они возникли в ходе войны под влиянием громких успехов российского оружия и под
воздействием настойчивых просьб представителей балканских народов о покровительстве, иногда - о
вхождении в состав Российского государства". Как отмечает историк, в балканском курсе российской
внешней политике: упор делался не на прямое завоевание, а на образование самостоятельных государств
населявших полуостров народов с явной надеждой на преобладания там российского влияния. Виноградов
пишет, что: "явственно такой стратегический курс обрисовался в самом знаменитом в истории частном
письме Екатерины II австрийскому императору Иосифу II, от 10 (22) сентября 1782 года, известном под
названием "Греческого проекта", в котором предполагалось образовать в Юго-Восточной Европе два
государства - Греческое и Дакийское". Итак, по мнению профессора, при всей нереальности замысла
"проект" важен как проявление тенденции к отказу от прямых завоеваний на Балканах и стремления
способствовать образованию здесь христианских государств.

Интерес к внешней политике императрицы заметен и в трудах других российских исследователей. Среди
них работа профессора Санкт-петербургского Университета - С.В. Королёва, которая носит название
"Екатерина II и образование независимого крымского ханства". По мнению Королёва, разрешение
крымского вопроса составляет важную часть восточной политики российской империи во второй половине
XVIII века вообще, и её восточного направления - в частности. Историк, отмечает, что с середины XVIII
века, российская администрация стремилась установить непосредственные отношения с крымским ханом.
Однако эти попытки не могли быть успешными, без выработки концепции. В годы, предшествовавшие
русско-турецкой войне 1769-1774 годов, Россия смогла заинтересовать в тесном сотрудничестве не только
видных представителей крымско-татарской аристократии, но и сераскеров (предводителей) большинства
ногайских орд, кочевавших в те годы в Северном Причерноморье. Опираясь на сепаратные соглашения с
ногайцами (последние формально находились в подчинении Крымского ханства), представители
Екатерины сумели заложить основу для аналогичных соглашений с ханством. Но, как дальше отмечает
С.В. Королёв, в годы войны главная цель русской политики состояла в скорейшем подписании выгодного
мира с Портой, и крымский вопрос был отнесён на второй план. Тем не менее, Карасу-Базарское 1772 года
сыграло немаловажную роль в утверждении России в Тавриде. В конце того же года Петербург посетила
представительная делегация татарских мирз, и встреча Екатерины с одним из них - Шахин-Гиреем -
инициировала создание "буферного государства в Крыму". С.В. Королёв отмечает, что судьбу этого
странного государственного образования следует рассматривать в контексте русско-крымских крымско-
оттоманских отношений в целом.

Далее обратимся к взглядам московского историка И.И. Лешиловской, которые она обозначила в своей
статье "Екатерина II и Балканский вопрос". Историк отмечает, что формирование Балканского вопроса
связало с зарождением перемен в социально-экономическом и духовном развитии балканских народов,
возвышением России как главного внешнеполитического фактора на Балканах, складыванием новой
системы международных отношений в Европе под влиянием развития рыночного хозяйства и её
проецированием на Балканах.

Со времени Петра I, пишет историк, Россия в силу своего геополитического положения и экономических
интересов упорно пробивалась к Чёрному морю. Тогда же в поле зрения российского правительства
оказались балканские народы как возможные союзники в войне против Турции. Во второй половине
столетия освоение южных территорий страны и потребность безопасности южных границ сделали
закрепление России на Черноморском побережье её главной внешнеполитической задачей. Находившаяся
на подъёме, она обрела важный международный вес в Европе. Складывалась общность её
государственных интересов подвластных Порте народов в ослаблении Турции и в конечном итоге
вытеснении её из Европы. По мнению И.И. Лешиловской, всё это позволило российскому правительству
перейти к наступательной политике в отношении османской империи и её новому идеологическому
обоснованию. Общность интересов угнетённых балканских народов и России получала реальный выход в
расширении и углублении всевозможных связей. Из общности интересов, по мнению И.И. Лешиловской,
рождалась потребность взаимного познания и общение, помощи и поддержки. Они облегчались благодаря
традициям православных контактов. Историк замечает, что: "русско-турецкая война 1768-1774 годов
вывела Россию на решение широких международных задач". Оценивая балканское направление внешней
политики Екатерины II, историк отказывается от традиционной, в советской историографии формулы о
преследовании царизмом корыстных целей на Балканах и объективно прогрессивном значении внешней
политики России для положения балканских народов. Таким образом, историк отмечает, что при Екатерине
II политика России на Балканах получила идеологическое оформление. Был сформулирован постулат
защиты христианских народов екатерининской дипломатии.

Далее обратимся к взглядам историка П.П. Черкасова, которые он изложил в монографии "История
имперской России. От Петра Великого до Николая II". Вот, что он пишет: "С первых дней воцарения
Екатерина II взяла в свои руки всё управление внешней политикой, поручив текущее ведение дел Никите
Ивановичу Панин…однако все основные вопросы внешней политики императрица решала сама". Далее он
отмечает: "иностранка по происхождению, Екатерина постоянно подчёркивала, что намерена проводить
традиционную национальную политику в духе Петра Великого и Елизаветы Петровны. У неё были
несомненные дипломатические способности, сочетавшиеся с природным женским притворством, в
котором Екатерина достигла совершенства. Дипломатия была её любимым занятием" Черкасов, отмечает,
что: "…дипломатия, и войны Екатерины II значительно повысили удельный вес и значение России в
европейской политике, расширили её территорию и обеспечили осуществление извечной мечты русских
государей о Чёрном море". Нельзя не согласиться с мнением историка, что внешняя политика Екатерины II
имела и ряд отрицательных сторон. Так как внешнеполитический курс, проводимый императрицей, давал
основания для обвинения России в агрессивности и аннексионистских притязаниях. Говоря о дипломатии
Екатерины II, следует учитывать высокую степень заинтересованности императрицы, узурпировавшей
престол, во внешнеполитических успехах, которые должны были укрепить и легитимизировать её власть.

Следует отметить ряд работ по истории внешнеполитической деятельности Екатерины II таких авторов,
как Р.Т. Дейников, Н.Ф. Шахмагонов, А.В. Шишов. Авторы рассказывают о тернистом пути Екатерины к
трону, об укреплении власти "просвещенной самодержицы", о намеченных и реально проведенных ею
внешнеполитических акциях. Значительное место в книгах уделено войнам, которые вела Россия в
Екатерининскую эпоху, рассмотрены такие страницы военно-политической и военно-дипломатической
истории, как присоединение Крыма, разделы Польши, Архипелагские экспедиции, Персидский поход.
Отмечается удивительная способность Екатерины находить себе надежных и талантливых помощников из
плеяды великих государственников, таких как Г.А. Потемкин и Н.И. Панин, А.В. Суворов-Рымникский и П.А.
Румянцев-Задунайский, братья Г. и А. Орловы.

В 2005-2006 гг. вышли в свет три книги из серии "Военные тайны России" военного историка полковника А.
Б. Широкорада: "Тысячелетняя битва за Царьград", "Адмиралы и корсары Екатерины Великой: Звездный
час русского флота" и "Четыре трагедии Крыма", в которых автор рассматривает борьбу за
Константинополь и за контроль над Черноморскими проливами не как амбициозные политические
действия российских политиков, а как неизбежные события этой тяжелой тысячелетней войны.

Вопросы внешней политики правительства Екатерины II и ее ближайших последствий нашли отражение в

работе И.А. Заичкина и И.Н. Почкаева, П.В. Стегния, А.Б. Каменского. По мнению авторов, Екатерина II,
расширяя границы, проводя многовекторную территориальную экспансию, строила империю,
руководствуясь политическими и нравственными понятиями своего времени.

Среди работ постсоветского периода, посвященных дипломатической деятельности Екатерины Великой и

ее сподвижников, видное место занимают работы Г. Л. Кессельбреннера, А. П. Боковой, А. М. Панченко, Л.
А. Ефанова и др. Авторы отмечают, что Екатерина II обладала дипломатическим талантом, который
позволял ей с успехом противостоять опытным противникам, а иногда, в случае необходимости, и умело
расставлять им хитроумные сети. Екатерина II умело создавала выгодные империи системы союзов и
энергично вмешивалась во все важнейшие события международной политики.

Среди работ, раскрывающих внешнеполитическую историю рассматриваемой эпохи, научными

достоинствами выделяются труды Н. И. Павленко, А. Б. Каменского, П. П. Черкасова, М. А. Рахматуллина
и др.

В последние годы появился еще целый ряд серьезных исследований. В первую очередь стоит назвать по-
своему уникальное издание "Дипломатия Екатерины II и разделы Польши. 1772. 1793. 1795" П.В. Стегния,
монографии О.А. Омельченко "Законная монархия" Екатерины Второй" и Н.В. Бессарабовой "Путешествия
Екатерины II по России". Следует назвать и работы о Екатерине II О.Г. Чайковской "Императрица.
Царствование Екатерины II" и О.И. Елисеевой "Екатерина II".

В 2010 году вышли в свет две книги о Екатерине II из серии "Россия - путь сквозь века". Первая книга,
"Матушка Екатерина", посвящена началу правления Екатерины II и внешней политике, проводимой ею.
Автор считает, что Екатерина оказалась деятельной правительницей. Она успешно решала
государственные задачи, прежде всего, внешнеполитические: расширение и укрепление южных границ
государства и воссоединение украинских и белорусских земель в результате разделов Польши. Книга
"Екатерина Великая" является ее продолжением и посвящена деятельности императрицы по укреплению
абсолютизма в России.

Книга известного историка и писателя О.И. Елисеевой "Молодая Екатерина" рассказывает о молодых
годах Екатерины - будущей "владычицы полумира". В книге "Тайна смерти Петра III" О.И. Елисеева
показала, что короткое царствование внука Петра Великого - вовсе не досадное недоразумение в русской
истории.

Таким образом, мы можем отметить тот факт, что в постсоветский период меняется взгляд историков на
внешнюю политику Екатерины II, как и на многие другие сферы общественной жизни. В первую очередь
это связано с освобождением исторической науки, а следовательно, и историографии от идеологических
рамок социалистической парадигмы. Учёные достаточно полноценно оценивают деятельность
императрицы, руководствуясь в своих исследованиях рациональными суждениями, а также комплексным и
всесторонним подходам и источниковой базе.

В целом, современный российский период изучения деятельности Екатерины Великой отличается

относительной противоречивостью взглядов историков. Связано это в первую очередь с различиями в
освещении ее деятельности и ее эпохи в цивилизационной и формационной школах. Значительную роль в
изучении как политического наследия так и личности самой Екатерины сыграл отход историков от изучения
исключительно экономических и политических аспектов ее правления в сторону исследования социо-
культурных. Большую группу источников, позволяющих осмыслить личность Екатерины, на текущий
момент составляют современные исследования по ее национальной политике (здесь отметим, что
Екатерина не будучи этнической русской именно в национальной политике проявила себя наиболее ярко, с
нашей точки зрения).

Историки о Екатерине Великой.

Первые опыты описания екатерининского периода русской истории и биографии императрицы и в России, и за
рубежом появились уже в начале – первой половине XIX в. Сочинения российских авторов носили
преимущественно апологетический характер, а иностранные и вовсе были скорее политическими памфлетами,
чем научными трудами. Объемную характеристику Екатерине и ее политике в 1811 г. дал Н.М. Карамзин в
«Записке о древней и новой России». Он считал Екатерину «истинною преемницею величия Петрова и второю
образовательницею новой России», а ее время оценивал как «счастливейшее для гражданина
российского». Говоря о екатерининском Учреждении о губерниях 1775 г. Карамзин отмечал, что оно вводилось
«по частям с великой осторожностью» и «если правосудие и государственное хозяйство при Екатерине не
удовлетворяло всем желаниям доброго гражданина, то никто не мыслил жаловаться на формы, или на
образование: жаловались только на людей». Вместе с тем историк отмечал и недостатки екатерининского
правления, связанные, по его мнению, с личными слабостями императрицы и общественными пороками.

Однако если Карамзин в своей «Записке» озвучил мнение той части русского общества, для которой
царствование Екатерины было во многом идеалом и которое опасалось негативных последствий казавшихся
слишком радикальными замыслов М.М. Сперанского, то существовала и иная точка зрения. Ее выразил А.С.
Пушкин, чьи довольно резкие афористичные высказывания в адрес Екатерины в «Заметках по русской истории
XVIII века» нещадно (и подчас бездумно) эксплуатировались затем многими поколениями историков. Это
явилось следствием не только высочайшего авторитета Пушкина в русской культуре и общественной мысли, но
и того, что со свойственной ему проницательностью он обозначил в сущности одну из важнейших проблем
екатерининской историографии – проблему соответствия политических деклараций императрицы ее реальной
политике, выраженную им краткой, но емкой формулой «Тартюф в юбке и короне». Следует сразу же заметить,
что, как и многие после него, Пушкин не разделял собственно политику Екатерины и ее последствия, хотя и
отмечал искусство; императрицы «царствовать». По-видимому, именно к Пушкину восходит и широко
распространенное в литературе представление о том, что Екатерина «раздарила около миллиона
государственных крестьян», которое, хотя и было опровергнуто рядом исследователей, до сих пор кочует по
страницам исторической публицистики. В «Заметках» молодого поэта, написанных в 1822 г., несомненно
отразились настроения его поколения, испытывавшего разочарование в связи с несбывшимися надеждами,
которые связывали с реформами императрицы.

В 20-40-е гг. XIX в., когда неосуществившиеся либеральные взгляды александровского времени сменились
разочарованием николаевской поры, в весьма высокой деятельности Екатерины сводились самые разные по
своим взглядам мыслители и общественные деятели. А.А. Бестужев считал, что «заслуги Екатерины для
просвещения отечества неисчислимы». Славянофил А.С. Хомяков, сравнивая екатерининскую и
александровскую эпохи, делал вывод о том, что при Екатерине Россия существовала только то время как «при
Александре на делается какою-то служебною силою для Европы», а западник П.Я. Чаадаев полагал, что
«излишне говорить о царствовании Екатерины II, носившем столь национальный характер, что, может быть,
еще никогда ни один народ не отождествлялся до такой степени со своим правительством, как русский народ в
эти годы побед и благоденствия». Немало строк и в стихах, и в разного рода статьях и заметках посвятил
Екатерине П.А. Вяземский. Он, в частности, заметил, что «она любила реформы, но постепенные,
преобразования, но не крутые».

Первая половина XIX в. отмечена и первыми документальными публикациями, как, например, изданием
переписки Екатерины II с Вольтером. Однако подлинно научное изучение истории царствования Екатерины
началось примерно с середины века, а точнее с 1860-х гг. по мере публикации (прежде всего в «Сборниках
Императорского Русского исторического общества», сборках «Осьмнадцатый век», журнале «Русский архив» и
др.) документов этого времени. Тогда же было начато научное изучение и постепенное введение в научный
оборот письменного наследия самой императрицы. Помимо комплексов ее переписки с разными (в том числе с
Ю.Ю. Броуном, М.Н. Волконским, Ф.М. Гриммом, М.-Р. Жоффрен, П.В. Завадовским, А.В. Ольсуфьевым, А.Г.
Орловым, Н.И. Паниным, Г.А. Потемкиным, Храповицким, И.Г. Чернышовым и другими русскими и
иностранными корреспондентами), извлеченных из фондов Государственного архива Российской империи,
отдельным изданием выщли, например, екатериненские документы, которые хранились в Императорской
Публичной библиотеке. В 1907 г. Н.Д. Чечулиным было осуществлено научное издание текста Наказа
Екатерины, в которое вошли подготовительные материалы к нему, а также их текстологическое исследование.
Своего рода итогом письменного наследия императрицы в дореволюционное время стало издание ее
«Сочинений» в 12 томах, куда были включены почти все литературные и научные произведения императрицы.
Тогда же было опубликовано большое количество относящихся к екатерининскому времени мемуарных
источников.

Весь этот богатейший документальный материал стал основой для значительного числа как общих, так и
специальных исследований, в которых фактически были поставлены все важнейшие проблемы и вопросы
историографии екатерининской эпохи, и поныне сохраняющие свою научную актуальность. В целом в русской
дореволюционной историографии можно выделить два основных направления. Одно из них представлено
главным образом историками так называемой «государственной школы» (А.Д. Градовский, И.И. Дитятин, С.М.
Соловьев и др.) и некоторыми иными близкими к ним учеными, как, например, B.C. Иконников, А.С., Н.Д.
Чечулин, Лаппо-Данилевский и др. Их интересы были связаны в первую очередь с социально-политическими
аспектами истории царствования Екатерины, эволюцией институтов государственной власти и системы
управления, статусом отдельных социальных групп и т. Д. Вне зависимости от оценки некоторых конкретных
мероприятий, историки этого направления оценивали реформы Екатерины довольно высоко, рассматривали их
как важный этап развития российской государственности, европеизации страны, становления элементов
гражданского общества.

Второе, сложившееся в то время направление можно условно назвать «либерально-демократическим» (А.А.

Кизеветтер, В.О. Ключевский, В.И. Семевский и др.). Их отношение к реформам Екатерины и к ее внутренней
политике было значительно более критичным. Именно для них в первую очередь характерны поиски различий
между декларациями и реальными поступками Екатерины, особое внимание, уделяемое крестьянскому
вопросу.

Некоторые итоги дореволюционной отечественной историографии изучения Екатерины II были подведены в

очерках К.В. Сивкова, В.В. Каллаша, В.Я. Уланова, М.М. Богословского, А.А. Кизеветтера и И.М. Соловьева в IV
томе сборника «Три века» (М., 1913). В очерке В.В. Каллаша, в частности, наиболее ярко отразилось
утвердившееся к этому времени в историографии представление о разительном контрасте между
декларациями, замыслами и представлениями императрицы и реальностью России второй половины XVIII в.
Подобное же видение эпохи характерно для лекций и очерка о Екатерине II В.О. Ключевского.

Общие характеристики екатерининского царствования в дореволюционное время были даны также B.C.
Иконниковым (конвективно в 1881 г. и развернуто в 1897 г.) и А.С. Лаппо-Данилевским. В центре второй из
работ Иконникова в основном процессы, связанные с духовно-нравственным подъемом общества, в чем он,
прежде всего, и видел значение екатерининского времени, и в связи с этим он рассматривает изменения в
воспитании, образовании, культуре, уголовном законодательстве. Небольшая по объему работа Иконникова
насыщена многочисленными фактами, нередко опускавшимися историками последующего времени. Автор
также придерживался мнения о наступлении реакции после Французской революции 1789 г., хотя и отмечал,
ссылаясь на пример Австрии, Пруссии и Англии, что это было всеобщим явлением. Хотя развитию русской
культуры при Екатерине (как в целом, так и в отдельных ее аспектах), а также изменениям в духовной жизни и
общественном сознании посвящено немало работ, то, что Иконников связал значение екатерининского
царствования именно с этими явлениями, надолго осталось незамеченным исследователями.

В отличие от Иконникова, Лаппо-Данилевский дал краткую характеристику экономике екатерининской эпохи, в

частности развитию земледелия, предпринимательства, внутренней и внешней торговли, банковского дела.
Историк отмечал, что «государственная деятельность Екатерины оставила глубокий и во многих отношениях
плодотворный след в русской жизни».

В дореволюционной историографии царствования императрицы Екатерины II особняком стоят многочисленные

работы К. Валишевского. В этих трудах («Вокруг трона», «Роман одной императрицы», «Царство женщин» и др.)
автор делает упор на интимную сторону жизни Екатерины II и иных представителей ее эпохи.

Общие выводы, которые делает последний видный предреволюционный историк С. Платонов, подводя итоги
царствования Екатерины II, так же противоречивы, как и сделанные им оценки итогов государственной
деятельности отца Петра и самого Петра. В «Учебнике русской истории» эти выводы представляют лукавую
систему недоговоренностей и легко разоблачаемых натяжек. Изложение царствования Екатерины II он
начинает фразой: «Царствование Императрицы Екатерины II было одним из самых замечательных в русской
истории». Появление ряда талантливых деятелей в эпоху Екатерины Платонов объясняет не тем, что это есть
результат того, что русская нация духовно начала выздоравливать после сокрушительной революции,
совершенной Петром и последствий «правления» его преемников, а только тем, что Екатерина умела выбирать
себе сотрудников.

Таким образом, в трудах крупнейших дореволюционных исследователей времени Екатерины II был

фундаментально разработан вопрос о приходе императрицы к власти, подробно проанализирована история ее
царствования, причем пристальное внимание историков было обращено на социально-политическое
законодательство и идейные веяния 1760-1790-х годов, но специального исследования государственной
деятельности Екатерины II предпринято не было.

Отдельно отметим наличие целого пласта дореволюционной историографии посвященной личной жизни (в том
числе интимной) императрицы.

1.3 Деятельность и личность Екатерины II в трудах историков советского периода

В советской историографии постепенно сложилась и утвердилась в ходе дискуссии начала 1960-х годов четкая
оценка просвещенного абсолютизма как либеральной маски самодержавия, что в большой мере
предопределило отношение ученых к исследованию обстоятельств жизни и деятельности представителей
эпохи абсолютизма – акцент надолго был сделан на изучении социально-экономических вопросов, классовой
борьбы различных слоев общества – личность Екатерины II, политическая жизнь эпохи отошли на второй план.
Но нельзя игнорировать тот факт, что советскими историками был открыт, проанализирован огромный пласт
источников, созданы капитальные монографии по социально-экономической истории России.

Если исходить из парадигмы, что оценка эффективности управления государством должна даваться в первую
очередь по результатам оценки социально-политического, экономического, демографического развития страны
и их динамике, то исследования советских историков екатерининской эпохи представляют нам колоссальный
объем информации. Если считать за аксиому, что в условиях абсолютизма проецирование личности правителя
идет во всех направлениях жизнедеятельности страны, то именно изучение экономических и политических
процессов позволяет нам оценить не только деятельность Екатерины Великой, но и понять ее как личность и
государственного деятеля.

Капитальным трудом, освещающим жизнь русской деревни в указанный период, является монография Н.Л.
Рубинштейна «Сельское хозяйство России во 2-й половине XVIII века». Автор выявил основные тенденции
развития помещичьего и крестьянского хозяйства, влияние на них расширяющейся сферы товарно-денежных
отношений, отследил динамику и факторы изменения посевных площадей, размеров и форм эксплуатации
крестьян; проанализировал данные о доходности помещичьих и крестьянских хозяйств, основных
сельскохозяйственных культурах и уровне агротехники в целом.

Все указанные аспекты были рассмотрены Э.С. Коган на материалах Шереметевских вотчин. Ее монография
«Очерки истории крепостного хозяйства» дает представление о том, как конкретное помещичье хозяйство
перестраивалось в духе времени, вливалось в рыночную систему, расширяющуюся сферу товарно-денежных
отношений, как меняются приоритеты развития, формы, методы и степень эксплуатации земли и крестьян в
помещичьем хозяйстве.

Колоссальный объем данных по истории земледельческих и неземледельческих промыслов крестьян

Центрально-Промышленного района России был систематизирован и обобщен в трудах В.А. Федорова. Автор
доказывает, что последние десятилетия XVIII века были временем интенсивного роста разного рода промыслов
крестьян, повлекшего за собой постепенное оттеснение в 1-й половине XIX века земледелия на второй план в
хозяйстве крестьян этого района; результатом роста экономики страны и последовательно проводимой
политики правительства Екатерины II по поддержанию и углублению этих процессов стало постепенное
разрушение натурального характера крестьянского хозяйства, втягивание его в рыночную структуру, расслоение
крестьянства – имел место интенсивный рост крестьянской промышленности и становление в ней
капиталистических отношений, углубление специализации отдельных губерний, уездов, селений в конкретных
видах промыслов, существенно увеличивался промысловый отход крестьянства. Кроме того, к концу XVIII века
сложилась промышленная география Центрально-Промышленного района, выделились крупные промысловые
села – Иваново, Тейково, Вичуга, Вознесенское, Павлово и другие.

Любопытно также исследование истории торгового огородничества в селах Сулость и Поречье Ростовского
уезда Ярославской губернии, снабжавших к началу XIX века Европу зеленым горошком и цикорием .

Проблему ткацких промыслов крестьян рассмотрел на материалах Московской губернии И.В.Мешалин. В

контексте представленного диссертационного исследования весьма ценны приводимые Мешалиным данные о
билетных предприятиях Московской губернии – они показывают, насколько полезной и своевременной была
данная правительственная мера, каким был процент крестьян среди хозяев билетных предприятий, а также
соотношение мелких, основанных на простой семейной кооперации, и крупных капиталистических
предприятий.

Труды С.Г. Струмилина и Н.И. Павленко освещают развитие металлургии в России во второй половине XVIII
века: динамику развития отрасли на протяжении всего XVIII века, объемы производства в соотношении с
аналогичными показателями крупнейших европейских стран, рассматривают проблему соотношения
крепостного и наемного труда и характера.

Весьма значимы и актуальны труды Б.Н. Миронова по исследованию внутреннего рынка России в XVIII – XIX
веках: автор выявляет основные тенденции развития отечественного внутреннего рынка, приводит обширный
статистический материал, касается политики правительства по расширению внутреннего рынка, проделывает
расчеты того, кто и что покупал в России во второй половине XVIII века. Автор также проанализировал
тенденции развития русского города в середине XVIII – XIX веках.

Над проблемой финансов в царствование Екатерины II трудились С.Я. Боровой и С.М. Троицкий. С.Я. Боровой
рассматривал историю возникновения и механизм деятельности, результаты и эффективность работы
российских банков XVIII века. С.М. Троицкий исследовал проблему управления российскими финансами в XVIII
веке: отследил приоритеты государства в финансовой сфере на протяжении всего столетия, обстоятельства и
мотивацию их смены. Механизм управления финансами в его развитии, проанализировал эффективность
правительственных усилий в финансовой сфере.
Таковы наиболее значимые, труды по экономической истории России 2-й половины XVIII века. Представляется,
в историографии были фундаментально разработаны вопросы экономического развития России во 2-й
половине XVIII века, созданы капитальные монографии, освещающие состояние сельского хозяйства,
промышленности. Внутренней и внешней торговли, финансовой системы страны в указанный период, но такой
немаловажный аспект, как политика правительства Екатерины II в экономической сфере остался слабо
исследованным.

Важнейшей проблемой, рассматриваемой применительно к российской истории XVII – XVIII веков, является
генезис абсолютизма. Не вдаваясь в детальный анализ историографии вопроса, заметим, что важнейший этап
исследования был открыт в 1960-е годы выпуском сборника «Абсолютизм в России» (1964), посвященного Б.Б.
Кафенгаузу, содержащего работы С.М. Троицкого, С.О. Шмидта, Н.Б. Голиковой, Н.Ф. Демидовой, Н.И.
Павленко, Н.М. Дружинина и других авторов; продолжен дискуссией о российском абсолютизме в журнале
«История СССР» в 1968-1971 годах. Наиболее острыми в ней стали вопросы о социально-экономических
предпосылках российского абсолютизма, времени и этапах его формирования, социальной природе и
идеологии, взаимодействии культур России и Европы. В ходе дискуссии была поставлена под сомнение
синонимичность понятий «абсолютизм», «самодержавие», «неограниченная монархия»; обсуждался вопрос о
«равновесии» между феодальными классами и буржуазией как основном признаке социальной природы
абсолютизма, о его, безусловно, прогрессивной исторической роли (А.Я. Аврех), высказан широчайший спектр
суждений о социальной базе абсолютизма в России – от полностью феодальной (причем в качестве социальной
опоры называлось и дворянство, и крепостное крестьянство) до классической «уравновешивающей» друг друга
феодальной и буржуазной. Разработанная в ходе дискуссии типология абсолютизма включала в себя
следующие черты:

. Сосредоточение исполнительной, законодательной и судебной власти в руках наследственного монарха;

. Право монарха распоряжаться налоговой системой и государственными финансами;

. Наличие обширного, разветвленного чиновничье-бюрократического аппарата, осуществляющего именем

монарха административные, финансовые, судебные и другие функции;

. Централизация, унификация и регламентация государственного и местного управления, территориального

деления страны;

. Наличие регулярной армии и полиции;

. Регламентация всех видов службы и состояния сословий.

В трудах отечественных историков разрабатывалась также проблема «просвещенного абсолютизма».

Уникальное в своем роде исследование было проведено С.М. Троицким – автор рассмотрел в общем плане
проблему отношений «просвещенного абсолютизма» и дворянства (именно в общем, а не на примере
конкретных фигур, в т.ч. представителей придворной верхушки). Он полагал, что «просвещенный абсолютизм»
в принципе есть либеральная иллюзия, но интересы монарха и дворянства в целом совпадали, что
обеспечивало Екатерине II поддержку этого сословия. Кроме того, императрица вела гибкую, осторожную
политику: не отталкивая сложившуюся дворянскую элиту предыдущих царствований (не будем забывать о
возвращении из ссылки ряда весьма влиятельных некогда лиц), она неуклонно формировала собственную
элиту, решительно пресекая всякие попытки складывания олигархии.

Специальные исследования были посвящены отдельным мероприятиям Екатерины II в политической сфере.

Весьма обширна историография деятельности Уложенной комиссии (отметим особо труды М.Т. Белявского) и
«Наказа» Екатерины II Уложенной комиссии. Был предпринят целый ряд исследований, посвященных
источниковедческому анализу наказов отдельных социальных групп депутатам Уложенной комиссии.
Специальное исследование Е.В. Тарле было посвящено анализу дипломатических способностей императрицы
Екатерины II. Императрица представляется автору умной, хитрой интриганкой, в наибольшей мере
использовавшей дипломатические способности и неустанные труды талантливых представителей русского и
украинского народов Н.И. Панина и А.А. Безбородко (соответственно).
В конце 1980-1990-х годах в связи с оживлением интереса к отечественной истории началось переиздание
трудов XIX века и очерков, имеющих в своей основе те же труды авторов прошлого века, рассчитанных на
широкий круг заинтересованной аудитории. Исследователи вновь обратились к рассмотрению личности и
различных аспектов государственной деятельности Екатерины II, обстоятельств политической и придворной
жизни эпохи, стремясь переосмыслить известные факты и освободиться от сложившихся идеологических
штампов и догм, осветить ряд слабо изученных в историографии проблем. Были изданы биографические
очерки о Екатерине II, а также монографии, освещающие эпоху в целом и законодательную деятельность
императрицы. В указанном труде О.А. Омельченко, в частности, впервые с точки зрения концепции
«просвещенного абсолютизма» анализируется массив нереализованных законодательных инициатив
Екатерины II, приводится обширная отечественная и зарубежная библиография проблемы. В работе А.Д. Сухова
анализируется содержание понятия «просвещенный абсолютизм» и выявляется его российская специфика.

Большую информационную ценность в рамках данного исследования имеет работа Л.Г. Кислягиной о
канцелярии статс-секретарей императрицы Екатерины II, позволяющая составить представление о технике
работы императрицы по управлению государством.

Литература, посвященная анализу деятельности Уложенной комиссии и собственно «Наказа» Екатерины II

весьма обширна, но заметим, что исследование «Наказа» сводится зачастую к простому перечислению
источников его написания и подробному рассмотрению правовых проблем.

В советской историографии капитально разработаны и проблемы российского судопроизводства

екатерининской эпохи.

В одной из своих статей Н.Я. Эйдельман попытался в иной, нетрадиционной плоскости рассмотреть проблему
фаворитизма екатерининского времени, поставив его в плане формирования политической элиты 2-й половины
XVIII века. Фаворитизм, по Н.Я. Эйдельману, есть поиск новых форм взаимодействия дворянства, высшей
бюрократии и самодержицы, направленный на усиление политической роли, значимости царствующей
персоны.

В советской историографии по проблеме внешней политики Екатерины II отдельных самостоятельных трудов

нет. Особо нужно подчеркнуть, что в предшествующее время при изучении истории XVIII в. предпочтение
отдавалось Петру I и его преобразованиям. До начала 40-х гг. XX в. в иерархии научных ценностей получили
приоритет новые ориентиры. В итоге в широком объеме создавалась историография персоналий исторических
личностей революционного и коммунистического движения, прославившихся в годы гражданской войны,
коллективизации, индустриализации. Эта линия продолжалась и в дальнейшем.

Как уже отмечалось выше, одни дореволюционные историки именовали Екатерину Великой, другие скромно
называли Екатериной II, но никто из них не давал ей столь суровой оценки, которая была распространена в
советской историографии. В адрес императрицы, кажется, не раздалось ни одного похвального слова, и ее
величали то беспардонной лицемеркой, умело скрывавшей свои подлинные чувства и мысли, пытаясь
прослыть просвещенной монархиней, то ловкой дамой, втершейся в доверие к французским просветителям, то
консерватором, стремившимся подавить Французскую революцию.

Истоки негативной оценки Екатерины следует искать в трудах основоположника советской историографии М.Н.
Покровского. В середине 30-х гг. советские историки отказались от его исторической концепции, но
предшествующее десятилетие Покровский был общепризнанным законодателем мод в исторической науке.
Историк Н.Я. Эйдельман приводит слова известного архивиста Я.Л. Барскова, обнаруженные им в архиве
последнего. Он так характеризовал Екатерину: «Ложь была главным орудием царицы, всю жизнь, с раннего
детства до глубокой старости, она пользовалась этим орудием, владея им как виртуоз, и обманывала
родителей, любовников, подданных, иностранцев, современников и потомков». Хотя эти строки и не были
опубликованы, они синтезируют существовавшую в литературе оценку Екатерины, в смягченном виде
сохранившуюся до самого последнего времени.

В советской историографии внешняя политика Екатерины рассматривалась в общих чертах. В 1920 г. появилась
книга историка М.Н. Коваленского «Путешествие Екатерины II в Крым». Особенность этой книги состоит в том,
что ее основу составляют исключительно свидетельства и впечатления самих участников знаменитого
путешествия: графа Сегюра, принца де Линя, австрийского посланника Кобенцеля, Иосифа II и С. Понятовского –
австрийского и польского монархов – и самой российской императрицы.

Вопросам внешней политики России во второй половине XVIII в. посвящено исследование Е. В. Тарле
«Екатерина II и ее дипломатия», изданное в 1945 г. Расценивая правление Екатерины II в области внешней
политики как период, полный блестящих успехов и громкой русской славы, Тарле считает, что «внешняя
политика Екатерины II привела к огромным результатам, колоссально увеличила размеры России, материально
ее обогатила и в большой степени повысила военный потенциал русского народа и его обороноспособность».
Тарле называет Екатерину первоклассным дипломатом, умеющим отличать возможное и исполнимое от
невозможного и фантастического.

События первой екатерининской войны с турками рассматривают Е. В. Тарле в работе «Чесменский бой и
первая русская экспедиция в Архипелаг» и В.И. Синица в своих статьях. Итогам этой войны посвящена
монография Е.И. Дружининой о Кючук-Кайнарджийском мире, в которой наряду с предпосылками,
обстоятельствами заключения и ратификации, а также текстом самого Кючук-Кайнарджийского договора
анализируются и предшествовавшие ему проекты, выдвинутые, например, во время Бухарестского конгресса, и
Айналы-Кавакская конвенция 1779 г. Большое внимание автор уделяет ситуации, сложившейся на рубеже 70-
80-х гг. XVIII в. вокруг Крыма и приведшей в конечном итоге ко второй екатерининской войне с Турцией.

Необходимо указать на целый ряд появившихся в советский период исследований и архивных публикаций по
истории международных отношений и внешней политики России, посвященных функционированию механизма
принятия внешнеполитических решений в екатерининскую эпоху. Среди них хотелось бы особо выделить
вышедшую в 1988 г. монографию Г. А. Нерсесова «Политика России на Тешенском конгрессе (1778-1779)».
Данная монография посвящена анализу политики России в Европе в 70-х гг. XVIII в. и заключенного в 1779 г.
Тешенского мирного договора. Признавая Восточный вопрос главным во внешней политике России в 70-80-х гг.
XVIII в., автор прослеживает конкретные связи между германской политикой русской дипломатии и политикой
России по отношению к Османской империи в этот период. Тешенский мир, завершивший войну за баварское
наследство, положил начало важнейшему этапу в возвышении России как великой европейской державы. На
Тешенском конгрессе русская дипломатия выступила в качестве арбитра в урегулировании европейского
конфликта.

Также изучая внешнюю политику Екатерины II стоит обратить внимание на фундаментальные исследования
А.М. Станиславской, О.П. Марковой, М. М. Сафонова, Н. Я. Эйдельмана, осуществленные в советское время
публикации переписки Екатерины с П.В. Завадовским, депеш Н.М. Симолина из Парижа периода Великой
французской революции, документов и переписки П.А. Румянцева и А.В. Суворова. Определенный интерес
представляет и фактический материал, собранный А. В. Гаврюшкиным в монографии «Граф Никита Панин».

Существенно, что эти публикации в определенной степени отражают и некую полемику, подспудно
продолжавшуюся относительно узловых моментов внешней политики Екатерины II.

В 50-х гг. XX в. в СССР появился фундаментальный труд Е.И. Дружининой о внешней политике России
екатерининского царствования и развитии экономики на присоединенных землях. В монографии «Северное
Причерноморье в 1775 – 1800 годах» автор исследует борьбу России с Турцией за Крым после Кючук-
Кайнарджи, условия, в которых Крым был присоединен к России, и энергичные меры, предпринятые
правительством Екатерины II для освоения присоединенных территорий.

В 1950-60-е гг. вышли в свет работы обобщающего характера, посвященные внешней политике России XVIII в.
Среди них «Очерки истории СССР» (тома, охватывающие XVIII в., вышли в 1954-1957 гг.) и «История СССР с
древнейших времен до наших дней» (тома III и IV, посвященные XVIII в., изданы в 1967 г.). Коллективная работа
историков МГУ «Восточный вопрос во внешней политике России», вышедшая в 1978 г., также носит
обобщающий характер. Авторы книги в своем анализе русско-турецких отношений в царствование Екатерины II
исходят из экономических мотиваций.

В целом, же в исследованиях советских историков основное внимание уделялось продворянскому характеру

политики правительства Екатерины II, усилению крепостного права и полицейских функций государства,
сопротивлению крестьянства крепостнической политике самодержавия. Просвещенный абсолютизм Екатерины
рассматривался как демагогия и лавирование в условиях разложения феодально-крепостнического строя.

Мы можем сказать, что в советский период, в условиях тотального господства формационного подхода в
исторической науке, освещение екатерининского периода имеет ярко выраженный крен в сторону его анализа
в рамках классовой борьбы. При этом внешнеполитическая деятельность Екатерины Великой, в целом, в
советской историографии оценивается положительно, в то время как внутренняя политика оценивается как
реакционная.

1.4 Екатерина II в современной отечественной историографии

В течение 70 лет советской власти Екатерина II была практически вычеркнута из отечественной истории. Россия
того времени изучалась так, как будто императрицы не существовало. К её личности обращались для того, что
бы метнуть очередную критическую стрелу. Она превратилась в своего рода символ крепостничества и с
позиций классового подхода подлежала за то беспощадному порицанию. Для большинства работ советского
времени характерен, во-первых, классовый подход и, во-вторых, рассмотрение екатерининских
преобразований в рамках концепции «просвещенного абсолютизма». При этом превалирует достаточно
негативная оценка. Со страниц многих работ императрица предстаёт как убеждённая крепостница, проводящая
сугубо продворянскую политику, и если и заигрывающая с либеральными идеями, то лишь в первые годы
царствования. Особое внимание советские историки уделяли крестьянству и его классовой борьбе, истории
пугачёвщины, которая рассматривалась в свете концепции крестьянских войн, городским восстаниям, развитию
торговли, мануфактуры, русского города, землевладению. В значительной мере именно с оценкой
екатерининского периода русской истории непосредственно связаны прошедшие в советской историографии
1960-1980-х годов дискуссии о генезисе капитализма, абсолютизме, крестьянских войнах и городских
восстаниях. Однако сосредоточенность на концепции «просвещенного абсолютизма», сугубо социологический
подход с позиций классовой борьбы, появление устойчивых историографических штампов типа «дворянская
империя» практически исключили из научной тематики личность Екатерины II, её творчество, многие факты
политической истории. Истоки негативной оценки Екатерины следует искать в трудах основоположника
советской историографии М.Н. Покровского. В середине 30-х годов советские историки отказались от его
исторической концепции, но предшествующее десятилетие Покровский был общепризнанным законодателем
мод в исторической науке. Покойный историк и писатель Н.Я. Эйдельман приводит слова одного из
последователей Покровского Я.Л. Барскова, обнаруженные им в архиве последнего. Барсков так
характеризовал Екатерину: «Ложь была главным оружием царицы, всю жизнь, с раннего детства до глубокой
старости, она пользовалась этим орудием, владея им, как виртуоз, и обманывала родителей, любовников,
подданных, иностранцев, современников и потомков». Хотя эти строки и не были опубликованы, они
синтезируют существовавшую в литературе оценку Екатерины, в смягчённом виде сохранившуюся до самого
последнего времени. Хотя на данный момент учёными доказано, что инициатива о разделе Польши исходила
от Фридриха.

В постсоветский период продолжает возрастать интерес к царствованию Екатерины II, о чём свидетельствует
факт проведения в 1996 году в ряде стран мира несколько крупных международных конференций,
приуроченных к 200-летию со дня смерти императрицы. Среди историков уделявших интерес к императрице
стоит отметить таких, которые уделяли внимание как внешней, так и внутренней политики царицы и таких,
которые акцентировали своё внимание на отдельных вопросах правления. Среди исследователей эпохи
Екатерины II следует выделить О.Г. Чайковскую, А.В. Каменского, Н.И. Павленко, Н. Васнецкого, М.Ш.
Фанштейна, В.К. Калугина, И.А. Заичкина, В.Н. Виноградова, С.В. Королёва, И.И. Лешиловскую, П.П. Черкасова.

С 1991 года меняются взгляды на политику Екатерины II . В советский период в массовом сознании складывался
образ об императрице, как о властолюбивой и деспотической развратнице. Многие историки,
рассматриваемого нами периода, пытаются опровергнуть это мнение. Они пытаются преподнести нам новую
Екатерину – просветительницу и законодательницу, блестящего политика и дипломата.

Обратим свой взор вначале к взглядам О.Г. Чайковской на политику Екатерины II, которые она изложила в
своей монографии «Императрица. Царствование Екатерины II». Внешней политике Екатерины Алексеевны
автор уделяет лишь незначительное внимание. И это не случайно. Да, Чайковская соглашается с тем, что
Екатерина была сильным дипломатом, и войны её были победоносны. Но, описывая внешнюю политику
императрицы, учёная соглашается с мнениями мемуаристов XVIII века о дегероизации войны. На наш взгляд,
именно поэтому она мало внимания уделила этому вопросу, ссылаясь на то, что екатерининские войны не
были честными и героическими.

Далее обратимся к взглядам учёной на внутреннюю политику императрицы. Исследовательница, как и многие
историки, пишет о том, что, придя к власти, Екатерина застала государственную систему в полном развале. Так
же Чайковская О.Г. рассматривает и вопрос о крепостном праве, ссылаясь на то, что правителя XVIII века нельзя
оценить, не поняв, как он решал эту проблему. Как только Екатерина II взошла на престол, пишет историк, в
стране повсюду шли волнения заводских крестьян. Решение Екатерины было следующее: «Заводских крестьян
непослушание, - вспоминает она, - унимали генерал майоры А.А. Вяземский и А.А. Бибиков, рассмотря на месте
жалобы на заводосодержателей. Но не единожды принуждены были употребить против них оружие и даже до
пушек».

Чайковская замечает, что для историков, враждебных Екатерине, эти её слова были находкой и главным
доказательством её крепостнической сущности, скрываемой за либеральными разговорами. Автор по этому
поводу высказывается очень жёстко: «Кровь невинных никак нельзя возместить и ничем невозможно
компенсировать. И если так поступила она, просвещённая, то этого нельзя оправдать даже во имя самой
прогрессивной деятельности».

Далее в своей работе Чайковская отмечает, что Екатерина, великий рационалист, как и все деятели
Просвещения, была убеждена: если разумно, то получится. Всё дело в законе – счастливо то общество, где
правит закон, обладавший в глазах Екатерины II, необыкновенным могуществом. Вот откуда её
законодательная одержимость.

Так же Чайковская не обошла в своем исследовании судебную реформу Екатерины II. Она поражалась, как
точно Екатерина понимала проблемы правосудия. Особенно, Чайковская восхваляет Екатерину, когда
затрагивает проблему пыток. Ей симпатизирует позиция Екатерины, которая была изложена в Наказе. Вот, что
пишет Чайковская: «Ну, разве не умница? Не только умница, но ещё и прирождённый просветитель, она
вызывает не только к разуму, но и к сердцу читателя, к его воображению, ей надо, чтобы он представил себе
реального, каково приходится пытаемому и чего можно ждать от него, когда он в тяжких муках, в
полусознании, в бреду».

Интересен и тот факт, что Чайковская опровергает тот постулат, что в екатерининском Наказе отсутствовала
глава о крестьянстве. Она пишет: « в екатерининском наказе ставился вопрос об уничтожении крепостного
права. А значит, в нём всё-таки была глава о крестьянстве. Но дело в том, что Наказ редактировали, и
редактировали варварски». Таким образом, Чайковская выдвигает серьезную догадку, которая в будущем
должна подвергнуться проверке.

Стоит отметить, что Чайковская также оправдала Екатерину за указ 1767 года о запрете крепостным крестьянам
жаловаться на своих помещиков. Она аргументировала это тем, что царица была в смертельной опасности. И
далее она пишет: «самодержавная правительница России, она совершенно не принимала её социально-
политического строя, крепостной своей основы; может быть, и старалась это скрыть, но всё время себя
выдавала – то выходкой в Вольном экономическом обществе, то Наказом в его первой редакции».

Обращаясь к указу о вольности дворянства. Чайковская констатировала, что он имел двойственный

общественный эффект. С одной стороны, он ужасным образом воздействовал на общество в целом и особенно
пагубно именно на дворянство. Но далее О.Чайковская пишет, что не может быть сомнений в том, что этот указ
– был одновременно благодатен для дворянства и для страны: он давал дворянину независимость. В условиях
этой независимости в среде дворян пошёл сильнее процесс своеобразной дифференциации – совсем не по
линии землевладения и чинов. Водоразделом служило мировоззрение, понимание своих общественных
обязанностей.

Далее мы обратимся к взглядам Н.И. Павленко, изложенные в его работе «Екатерина Великая». В своей работе
Павленко указывает, что Екатерине Алексеевне явно не везло с оценкой её царствования, ни тем более в
советской историографии, но эта оценка, по его мнению, была не точна. Исследователь замечает, что ещё в
годы её правления современники отмечали немало тёмных пятен, затмевавших в их глазах то положительное,
что было связано с её именем. Во-первых, она была чистокровной немкой, и, видимо, национальная гордость
не позволяла дать её царствованию объективную оценку. Во-вторых, и это, пожалуй, ещё важнее, она не имела
никаких прав на престол и узурпировала корону у собственного супруга. В-третьих, на её совести, если не
прямо, то косвенно, лежит печать ответственности за смерть не только супруга, императора Петра III, но и
законного претендента на престол Иоанна Антоновича. Наконец, нравственность императрицы не вызвала
восторгов ни у современников, ни у историков. И всё же, отмечает историк, правление Екатерины, прежде
всего, сопряжено с достоинствами и достижениями, позволяющими возвести её на ранг выдающихся
государственных деятелей дореволюционной России, и поставить её имя рядом с именем Петра Великого.

Исходя из этого ясно, что Н.И. Павленко считает императрицу выдающимся государственным деятелем. В своей
монографии Н.И. Павленко сравнивает Екатерину II с Петром I. Далее он проводит следующие параллели. Пётр I
стоял у истоков превращения России в великую державу, Екатерина II утвердила за Россией репутацию великой
державы. Пётр Великий «прорубил окно в Европу» и создал Балтийский флот, Екатерина утвердилась на
берегах Чёрного моря, создала мощный черноморский флот, присоединила Крым. По мнению Н.И. Павленко,
без труда можно обнаружить то главное, что было присуще в одинаковой мере Петру и Екатерине: оба они
являлись «государственниками», то есть монархами, признававшими огромную роль государства в жизни
общества. Поскольку они жили в разные эпохи, существенно отличавшиеся укладом экономической,
политической и культурной жизни, то и усилия управляемого ими государства были нацелены на выполнение
разноплановых задач. По мнению Н.И. Павленко, Екатерине Великой принадлежит выдающееся место в
истории России второй половины XVIII века. Эта немка оказалась более русской, чем, например, русские
императрицы Анна Иоанновна и Елизавета Петровна. Именно её рассудительности, осторожности и отваге
страна обязана как внешнеполитическими успехами, так и реализацией идей Просвещения.

Обратимся к взглядам Н.И. Павленко на внешнюю политику Екатерины II. По его мнению, за продолжительное
царствование Екатерина II вела три войны, причём во всех трёх случаях Россия выступала не агрессором, а
жертвой агрессии со стороны её главных, традиционных недугов. Все три войны заканчивались победоносно
для Росси. Н.И. Павленко упоминает, что Екатерину часто сравнивают с Петром I по достигнутым успехам. При
Петре наметилась чёткая тенденция превращения России в великую державу, которая могла составить
компанию крупнейшим государствам Западной Европы. При Екатерине статус России укрепился настолько, что
ни одна коалиция держав не могла игнорировать её влияние и могущество. Успех сопутствовал в обеих сферах
внешнеполитической деятельности – военной и дипломатической.

Характеристику внутренней политики Екатерины II исследователь начинает с характеристики сельского

хозяйства. Успехи в развитии сельского хозяйства Н.И. Павленко называет весьма скромными и всё же сдвиги
имелись. К новшествам в сельском хозяйстве екатерининского царствования учёный относит возделывание
подсолнечника и картофеля. На полях появилась также и кукуруза. Новым в укладе деревенской жизни
являлось широкое распространение отходничества, повышение товарности сельского хозяйства. Новшества
негативного плана состояло в малоземелье, появившемся в отдельных районах в связи с приростом населения.
Н.И. Павленко замечает, что во время царствования Екатерины происходит развитие крепостничества вширь и в
глубь. Как отмечает учёный, особенно выразительно бесправие крепостных крестьян, низведённых до
положения рабов, обнаруживает распространившиеся при Екатерине практика их купли-продажи в одиночку и
семьями. Газеты того времени пестрят о продаже крестьян, об обмене их на породистых псов и лошадей.

Н.И. Павленко пишет, что Екатерина последовательно проводила чётко выраженную продворянскую политику.
В истории России, по его мнению, дворянство никогда не было облагодетельствовано в такой мере
разнообразными привилегиями, как при Екатерине Великой. Именно в её царствование тенденция
освобождения дворян от обязательной службы получила завершение.
Историк отмечает, что направленность проводимой Екатериной политики очевидна: уберечь дворян от
тлетворного влияния проникновения рыночных отношений в помещичью усадьбу, создать дворянам
тепличные условия для приспособления этого хозяйства к нейтральным формам его ведения. Объективно эта
политика консервировала старую модель хозяйственной деятельности помещика.

В этой связи, у историка, возникают вопросы как в деятельности императрицы, совмещалась просветительская
идеология не только с сохранением крепостнического режима, но и его ужесточением? Почему Екатерина не
предприняла попытки хотя бы ослабить влияние крепостного права на личную жизнь и хозяйственную
деятельность селянина, не говоря уже об отмене крепостного права? Ключом к разгадке этого противоречия
является, на взгляд исследователя, довлевший над императрицей страх за судьбу своей короны, её опасение
сменить покои роскошного дворца на келью какого-нибудь отдалённого монастыря. Свободнее императрица
чувствовала себя, когда речь заходила о промышленной политике и промышленности. Но и здесь некоторые
меры правительства имели в виду интересы не промышленников из купцов, в руках которых находилось
подавляющее большинство крупных предприятий, а интересы дворян, занимавшихся промышленным
предпринимательством.

Принципиально новым явлением, по мнению Н.И. Павленко, в промышленной политике екатерининского

времени были отмена монополий и привилегий, которые в петровское время относились к основным
средствам поощрения развития промышленности. Некоторые историки полагают, что искать буржуазные
явления в экономике России екатерининского времени – дело бесперспективное. Буржуазные элементы в
политике и экономике настолько очевидны, что их можно обнаружить, не прибегая к оптическим приборам.

По мнению историка по сравнению с сельским хозяйством успехи в развитии промышленности были более
ощутимы. Он отмечает, что промышленная статистика того времени позволяет установить количественные и
качественные сдвиги, происходящие в мануфактурном производстве в годы царствования Екатерины II.
Заслуживает внимание, по мнению Н.И. Павленко, социальный аспект промышленного развития, имеющий
прямое отношение к генезису капитализма. Почти вся металлургия, как он отмечает, работала на
принудительном труде. Таким образом, по его мнению, промышленность в целом представляла
капиталистический островок в море феодального хозяйства России.

Далее познакомимся с мнением историка В.К. Калугина о внутренней политике Екатерины II, которое он
изложил, в своей работе «Романовы. Триста лет на российском престоле». Автор отмечает, что как
правительница государства Екатерина II была во многом полной противоположностью своим
предшественницам Анне Иоанновны и Елизавете Петровны. Он аргументирует своё мнение тем, что Екатерина
всерьёз была убеждена в том, что все несчастья России, куда Бог привёл её царствовать, происходили оттого,
что страна пребывала в совершеннейшем беспорядке. И так же всерьёз верила, что эта ситуация исправима
вполне: русские в поддающемся большинстве сообразительны и обучаемы, и просто не знают, что и как надо
делать. А она, Екатерина, знает это прекрасно. Калугин В.К. отмечает, что одной из сложнейших проблем для
императрицы был крестьянский вопрос. Вот его мнение данной проблеме: «Начитавшись книг деятелей
Просвещения, Екатерина поставила перед собой задачу облегчить участь тех, кто жил на земле – пахал, сеял и
кормил страну. И здесь императрица выступила в роли первопроходца – она стала ездить по стране,
приговаривая: «Глаз хозяина коня кормит». Она хотела знать, как и чем живёт её страна. Так она совершила
своё знаменитое путешествие по Волге, а её поездка в Крым и вовсе вошла в анналы русской истории как
событие не просто значительное, а крайне полезное». Историк замечает, что началось всё в инспекции в
Прибалтику в 1764 году. Екатерина ездила по всей Лифляндии и принимала жалобы от населения. В.К. Калугин
замечает, что не просто так императрица начала свои эксперименты именно в Прибалтике. Он объясняет это
тем, что только в Прибалтике она могла проявить свою решительность и жестокость, не опасаясь, что в ответ
подымится один из гвардейских полков, чтобы заменить её на ещё жившего в то время Ивана Антоновича, либо
на её собственного сына Павла. У «остзейских баронов» не было социальной опоры в массе российского
дворянства, и они были более зависимы от императорской власти. Здесь Екатерина вполне могла вступиться за
крестьян, поставить вопросы об их собственности, их повинностях и о жёстком с ними обращении.

Историк не оставил так же без своего внимания и «Наказ» императрицы. Каждое слово «Наказа»
свидетельствует не только о знание Екатериной предмета разговора, но и о любви к людям, о стремлении
осчастливить подданных разумным и справедливым законом. К примеру, императрица требовала отмены
наказаний, уродующих человеческое тело, а так же выступала за отмену пыток. Она говорила, что слабым
телом и духом человек не вынесет пытки и, примет на себя, какую угодно вину, лишь бы избавиться от
мучений. А крепкий и здоровый – перенесёт пытку и всё равно не сознается в преступлении, а следовательно,
не понесёт заслуженного наказания». Учёный отмечает, что на первый взгляд екатерининский «Наказ»,
состоящий из пронумерованных статей, трактующих правовую теорию и практику, не очень привлекателен.
Прежде всего, как отмечает В.К. Калугин, из-за корявости изложения – императрица писала по-французски, ибо
чаще всего тесты были списаны с французских оригиналов, а переводчики переводили, как умели, подчас
совсем не заботясь о красоте и даже ясности слога. И всё же именно в этот труд Екатерина вложила всю свою
убеждённость, образованность и ум, горячность и практическую хватку. В своей монографии исследователь
немного затронул историографический вопрос «Наказа». Он отмечает, что в советской историографии «Наказ»
определяется как чистая компиляция. Однако, как замечает В.К. Калугин, сама Екатерина, со свойственной ей
самоиронией, не раз признавалась в этом грехе, называя себя «вороной, вырядившейся в павлиньи перья». Так
как действительно многое просто-напросто списала у знаменитых европейских юристов, особенно у Монтескье,
которого нещадно «обобрала». Другие автор, как замечает историк, напротив, полагали, что «Наказ» –
творение замечательное и даже выдающееся, но практически не сыгравшее той судьбоносной роли в жизни
страны, на которую рассчитывала императрица. В итоге В.К. Калугин, приходит к выводу, что вероятно, истина,
как всегда, лежит посередине – «Наказ» был важен для страны и определённую роль всё же сыграл.
Исследователь, так же указывает, что собственно «Наказ» являл собой не свод новых российских законов, а
лишь наставление о том, какими, по мнению императрицы, они должны быть. По сути дела Екатерина
задумала и осуществила совершенно невероятную для самодержавной России идею – стране предлагалось
свободно выбрать депутатов, которым предстояло выработать проекты новых законов. Другими словами, в
России осуществлялась попытка возрождения элементов сословного представительства, существовавших в
период Земских соборов XVI – XVII веков.

Характеристике внутренней политики Екатерины Великой, так же уделил внимание и И.А. Заичкин, в своём
труде «Русская история от Екатерины II до Александра II». Учёный отмечает, что, придя к власти, Екатерина для
начала решила освободиться от вельмож, занимавших высокие должности при дворах Елизаветы и Петра III.
Отставку получили генерал-фельдмаршал А. Шувалов, генерал-фельдмаршал Н. Трубецкой и генерал-адмирал
М. Голицын. Историк в своём труде, указывает на то, что внутреннее положение страны к началу царствования
Екатерины II было далеко не блестящим. Государственная казна практически опустела, а кредит России
настолько пал на европейской бирже, что голландские банкиры не хотели больше давать ссуду. Участились
выступления крестьян. Особое внимание автор уделяет крестьянскому вопросу. Вот, что он отмечает: «Главная
черта Екатерины II как государственного деятеля выражалась в полной и откровенной поддержке правящего
класса дворян. Она, как никто другой из правителей, укрепила крепостное право в России». Указы 60-х годов
венчают крепостническое законодательство, превратившее крепостных крестьян в людей, совершенно
беззащитных от произвола помещиков. Заичкин отмечает, что законодательным актом Екатерины II,
вызванным стремлением увеличить государственный земельный фонд, который затем можно будет раздавать
в качестве пожалований дворянству, была секуляризация населённых церковных земель. Облегчением
императрице в решение данной задачи, по мнению учёного, явились волнения монастырских крестьян.
Важным результатом данного проекта явилось улучшение положения бывших монастырских крестьян.
Последние получили в своё пользование и часть монастырских земель. Учёный полностью согласен с мнением
историка В. О. Ключевского по поводу того, что: «При Екатерине II когти правительства остались те же волчьи
когти, но они стали гладить по народной коже тыльной стороной, и добродушный народ подумал, что его
гладить чадолюбивая мать». К несомненной заслуге императрицы, учёный относит её борьбу против
применения в русском судопроизводстве пыток. Он отмечает, что здесь кроме влияния французских
просветителей на неё сильное впечатление произвело знакомство с делом Артемия Волынского. Наиболее
ярким проявлением политики просвещения абсолютизма И.А. Заичкин называет Комиссию по составлению
проекта нового Уложения и «Наказ», написанный Екатериной II специально для депутатов этой Комиссии.
Материалом для «Наказа» послужили «Дух законов» Монтескье и «О преступлениях и наказаниях» Беккария.
Но историк отмечает о том, что, черпая у Монтескье и Беккария материал для своей работы, Екатерина
заимствовала у них, скорее отдельные мысли и статьи, нежели общий дух их учения. Историк замечает, что она
смотрела на них с точки зрения философии Вольтера в то же время сквозь призму практических соображений
старых русских консерваторов. Этим историк и объясняет разнохарактерность её работы, хотя мысль её почти
везде выражена достаточно ясно. Анализирую работу Комиссии, историк отмечает, что Комиссия не выполнила
своей прямой и непосредственной задачи – она не только не выработала новый кодекс законов устаревшего
Уложения 1649 года, но даже не закончила рассмотрения всех вопросов, подлежавших её обсуждению. Стоит
отметить, что И.А. Заичкин в своей работе, отмечает ещё одну причину, мешавшую Комиссии выполнить своё
назначение: большинство её членов не имели никакого представления о том, для чего они созваны, и так не
поняли этого до конца. Историк также отмечает, что Екатерина постепенно разочаровалась в созыве Комиссии
и, в конце концов, начала открыто ею тяготиться.

Далее обратим своё внимание на взгляды учёного М.Ш. Фанштейна Учёный в своей монографии «Вознесены на
пьедестал» пишет следующее: «Императрица понимала – необходимо упорядочить старые законы и принять
новые. С этой целью в 1763 году была учреждена особая комиссия из представителей всех сословий и
государственный учреждений. Они должны были решить, какие законы устарели, какие требовали уточнений и
«новой редакции». При составлении свода законов выборные должны были руководствоваться так
называемым «Наказом», составленным императрицей». Так же М.Ш. Фанштейн, в своей работе затрагивает и
губернскую реформу Екатерины II, причём с положительной стороны. По этому поводу он пишет следующее:
«Учреждение для управления губернией» имело существенное значение для России. Оно значительно
увеличило состав и силы местного управления, прежде крайне слабого, и более или менее надлежащим
образом распределило ведомства между органами управления». Без внимания ученого не остался и
крестьянский вопрос времён царствования Екатерины II. По этому поводу он отмечает тот факт, что в начале
своего царствования императрица стремилась улучшить положение крестьян. Она предполагала даже
освободить их от крепостной зависимости, причём это освобождение по её плану должно было совершиться не
сразу, а постепенно. Однако, Фанштейн М.Ш. отмечает о том, что императрица встретилась с сильным
противодействием её придворного окружения и всего дворянства, благосостояние которых было построено на
даровом труде, и была вынуждена уступить. Освобождены были только крестьяне, принадлежавшие
духовенству, составившие особый разряд государственных крестьян, находившихся под управлением особой
«Коллегии экономии». Далее М.Ш. Фанштейн, пишет о том, что при Екатерине II крепостное право усилилось.
Но, так же он отмечает тот факт, что именно в её царствование высшая власть впервые была вынуждена
задуматься о состоянии крестьян. Екатерина прекрасно понимала разницу между трудом крепостного
крестьянина и трудом свободного землепашца и как это сказывается на экономическом состоянии страны.
Поэтому, отмечает историк, желая обустроить многочисленные земли Российской империи, доселе
пустовавшие, а также обучить «российских своих верно подданных» методами европейского земледелия, 4
декабря 1762 года Екатерина издала манифест, призывавший желающих из Европы селиться в степных
владениях России. Однако, манифест этот, кроме призыва к поселению, не содержал никаких гарантий в пользу
гражданского положения будущих поселенцев. Но в итоге историк отмечает, что при всех- недостатках
колонизационной политики немцы-переселенцы принесли в Россию достаточно передовые по тем временам
методы ведения хозяйства. Однако главного достигнуть не удалось: на русское население, которому ещё целый
век оставалось жить на условиях крепостного строя, колонисты никакого влияния оказать не смогли.

Далее мы рассмотрим взгляды на внутреннюю политику Екатерины II такого современного историка, как А.Б.
Каменского. Каменский изложил свои мнения по поводу внутренней политики Екатерины II в своём труде «От
Петра I до Павла I». Политика Екатерины II, по мнению Каменского, имеет ряд важнейших свойств, отличающих
их от преобразований её предшественников. Прежде всего, это системность, продуманность и основанность на
определённых принципах и определённой программе, последовательно реализовавшейся в течение
длительного исторического периода. Оценивая реформу 1763 года, Каменский указывает, на то, что в то время
реформа рассматривалась Екатериной, прежде всего, как средство создания более эффективной системы
управления и такая цель реформы была достигнута. Но одновременно императрица смотрела на реформу лишь
как на первый этап, часть масштабной реорганизации высших органов управления. В целом, историк
подчёркивает, что сенатская реформа 1763 года, введение новых штатов, издание «наставления» губернаторам
и ряда указов, направленных на упорядочение организации государственной службы, в совокупности была
весьма серьезной реформой, коснувшейся разных сфер управления. Причём это было лишь первый этап более
масштабной реформы, продолжённой Екатериной в последующие годы. Ещё одна важная реформа, о которой
упоминает историк, судебная реформа. По его мнению, императрица отлично понимала необходимость
преобразований всей судебной реформы и одновременно невозможность его осуществления без тщательной
предварительной подготовки. Причём речь шла не только об изменении системы судебных органов, но и в
самих принципов судопроизводства, начиная с начальных этапов следствия. Уложенная комиссия 1767-1768
годов, как пишет А.Б. Каменский, один из наиболее ярких эпизодов истории России XVIII столетия. По его
мнению, идеи кодификации существующего законодательства и выработки нового свода законов отнюдь не
были изобретением Екатерины, но, напротив, практически все её предшественники осознавали их как
наиважнейшую проблему. Не была нова и форма её мышления – путём создания специальной комиссии.
Однако, как утверждает историк, её замысел был качественно иным.

Доктор исторических наук, Н. Васнецкий, в своей статье «Я хотела быть русской», отмечает следующее:
«Екатерине II были свойственны прагматизм и стремление действовать не в соответствии с догмой или схемой,
а исключительно сообразуясь с обстоятельствами. В практической программе она решила троякую задачу.
Проводила строго национальную, смело патриотическую внешнюю политику; следовала благодушно-
либиральным приёмам правления с опорой на местное управление и три главных сословия страны; занималась
салонной, литературно-педагогической пропагандой просветительных идей и осторожно, но последовательно
воплощала консервативное законодательство, охраняющее интересы дворянства».

Историк также отмечает о том факте, что Екатерина ставила перед русским народом ровно столько и такие
задачи, сколько и какие они были в состоянии переварить и претворить их на практике. Требовала от них
только то, что было им близко, а значит, понятно. В этом, по мнению историка, секрет её небывалой
популярности. Н. Васнецкий отмечает, что императрица достигла больших высот во внешней политики: « К 1975
году Екатерина покончила три тяжёлые войны: с Польшей, Турцией и с Пугачёвым. Россия окончательно
утвердила право на Крым. К России добровольно присоединилась Грузия». О внутренней политики Екатерины
Алексеевны учёный также отзывается положительно. Он выделяет в ней положительные и отрицательные
моменты. Начнём с положительных: «Верхом дворянской апологетики Екатерины явилось обнародование в
1785 году Жалованная грамота дворянству. Указом 1775 года купечеству разрешили заводить станки и
производить на них всевозможные изделия. Так был открыт путь стремительному росту промышленности. К
концу царствования Екатерины II произошло значительное увеличение материальных средств империи. Она
достигла своих естественных границ на юге и западе. На три четверти возросло население страны. Усилились
государственные финансы. Если в 1762 году государственные доходы исчислялись 16 миллионов рублей, то в
1796 году – 68,5 миллионов рублей». К отрицательным моментам внутренней политики императрицы историк
относит следующее:

крепостной вопрос: «…Екатерина раздала примерно 850 тысяч душ крепостных. По её инициативе крепостное
право ввели на Украине. Ликвидировали монастырское землевладение».

Социальный вопрос: «…в просвещение царствование особыми успехами похвастаться не могло. Страсть
Екатерины к законодательству, превратилась в болезнь».

Обратимся к взглядам профессора, доктора исторических наук В.Н. Виноградова. Он посвятил целую
монографию балканскому вопросу во внешней политике «Век Екатерины II. Дела Балканские». Профессор
отмечает, что во многих работах, посвящённых политике Екатерины II, она выступает как продолжательница
агрессивно-наступательного имперского курса Петра I, душеприказчица, приступившая к осуществлению, в
частности, на Балканах, его мифического «Завещания». Далее он отмечает: «Екатерина, действительно,
осуществила многое, не довершенное Петром». Сказанное выше, по мнению В.Н. Виноградова, определяло
задачи, ставшиеся перед русской армией и дипломатией в начале русско-турецкой войны 1768-1774 года. Так
же исследователь пишет, что «политических задач в отношении Балкан не ставилось – это означало бы
сооружать воздушные замки, чем екатерининская дипломатия не занималась. Они возникли в ходе войны под
влиянием громких успехов российского оружия и под воздействием настойчивых просьб представителей
балканских народов о покровительстве, иногда – о вхождении в состав Российского государства». Как отмечает
историк, в балканском курсе российской внешней политике: упор делался не на прямое завоевание, а на
образование самостоятельных государств населявших полуостров народов с явной надеждой на преобладания
там российского влияния. Виноградов пишет, что: «явственно такой стратегический курс обрисовался в самом
знаменитом в истории частном письме Екатерины II австрийскому императору Иосифу II, от 10 (22) сентября
1782 года, известном под названием «Греческого проекта», в котором предполагалось образовать в Юго-
Восточной Европе два государства – Греческое и Дакийское». Итак, по мнению профессора, при всей
нереальности замысла «проект» важен как проявление тенденции к отказу от прямых завоеваний на Балканах
и стремления способствовать образованию здесь христианских государств.

Интерес к внешней политике императрицы заметен и в трудах других российских исследователей. Среди них
работа профессора Санкт-петербургского Университета – С.В. Королёва, которая носит название «Екатерина II и
образование независимого крымского ханства». По мнению Королёва, разрешение крымского вопроса
составляет важную часть восточной политики российской империи во второй половине XVIII века вообще, и её
восточного направления – в частности. Историк, отмечает, что с середины XVIII века, российская администрация
стремилась установить непосредственные отношения с крымским ханом. Однако эти попытки не могли быть
успешными, без выработки концепции. В годы, предшествовавшие русско-турецкой войне 1769-1774 годов,
Россия смогла заинтересовать в тесном сотрудничестве не только видных представителей крымско-татарской
аристократии, но и сераскеров (предводителей) большинства ногайских орд, кочевавших в те годы в Северном
Причерноморье. Опираясь на сепаратные соглашения с ногайцами (последние формально находились в
подчинении Крымского ханства), представители Екатерины сумели заложить основу для аналогичных
соглашений с ханством. Но, как дальше отмечает С.В. Королёв, в годы войны главная цель русской политики
состояла в скорейшем подписании выгодного мира с Портой, и крымский вопрос был отнесён на второй план.
Тем не менее, Карасу-Базарское 1772 года сыграло немаловажную роль в утверждении России в Тавриде. В
конце того же года Петербург посетила представительная делегация татарских мирз, и встреча Екатерины с
одним из них – Шахин-Гиреем – инициировала создание «буферного государства в Крыму». С.В. Королёв
отмечает, что судьбу этого странного государственного образования следует рассматривать в контексте русско-
крымских крымско-оттоманских отношений в целом.

Далее обратимся к взглядам московского историка И.И. Лешиловской, которые она обозначила в своей статье
«Екатерина II и Балканский вопрос». Историк отмечает, что формирование Балканского вопроса связало с
зарождением перемен в социально-экономическом и духовном развитии балканских народов, возвышением
России как главного внешнеполитического фактора на Балканах, складыванием новой системы международных
отношений в Европе под влиянием развития рыночного хозяйства и её проецированием на Балканах.

Со времени Петра I, пишет историк, Россия в силу своего геополитического положения и экономических
интересов упорно пробивалась к Чёрному морю. Тогда же в поле зрения российского правительства оказались
балканские народы как возможные союзники в войне против Турции. Во второй половине столетия освоение
южных территорий страны и потребность безопасности южных границ сделали закрепление России на
Черноморском побережье её главной внешнеполитической задачей. Находившаяся на подъёме, она обрела
важный международный вес в Европе. Складывалась общность её государственных интересов подвластных
Порте народов в ослаблении Турции и в конечном итоге вытеснении её из Европы. По мнению И.И.
Лешиловской, всё это позволило российскому правительству перейти к наступательной политике в отношении
османской империи и её новому идеологическому обоснованию. Общность интересов угнетённых балканских
народов и России получала реальный выход в расширении и углублении всевозможных связей. Из общности
интересов, по мнению И.И. Лешиловской, рождалась потребность взаимного познания и общение, помощи и
поддержки. Они облегчались благодаря традициям православных контактов. Историк замечает, что: «русско-
турецкая война 1768-1774 годов вывела Россию на решение широких международных задач». Оценивая
балканское направление внешней политики Екатерины II, историк отказывается от традиционной, в советской
историографии формулы о преследовании царизмом корыстных целей на Балканах и объективно
прогрессивном значении внешней политики России для положения балканских народов. Таким образом,
историк отмечает, что при Екатерине II политика России на Балканах получила идеологическое оформление.
Был сформулирован постулат защиты христианских народов екатерининской дипломатии.

Далее обратимся к взглядам историка П.П. Черкасова, которые он изложил в монографии «История имперской
России. От Петра Великого до Николая II». Вот, что он пишет: «С первых дней воцарения Екатерина II взяла в
свои руки всё управление внешней политикой, поручив текущее ведение дел Никите Ивановичу Панин…однако
все основные вопросы внешней политики императрица решала сама». Далее он отмечает: «иностранка по
происхождению, Екатерина постоянно подчёркивала, что намерена проводить традиционную национальную
политику в духе Петра Великого и Елизаветы Петровны. У неё были несомненные дипломатические
способности, сочетавшиеся с природным женским притворством, в котором Екатерина достигла совершенства.
Дипломатия была её любимым занятием» Черкасов, отмечает, что: «…дипломатия, и войны Екатерины II
значительно повысили удельный вес и значение России в европейской политике, расширили её территорию и
обеспечили осуществление извечной мечты русских государей о Чёрном море». Нельзя не согласиться с
мнением историка, что внешняя политика Екатерины II имела и ряд отрицательных сторон. Так как
внешнеполитический курс, проводимый императрицей, давал основания для обвинения России в
агрессивности и аннексионистских притязаниях. Говоря о дипломатии Екатерины II, следует учитывать высокую
степень заинтересованности императрицы, узурпировавшей престол, во внешнеполитических успехах, которые
должны были укрепить и легитимизировать её власть.

Следует отметить ряд работ по истории внешнеполитической деятельности Екатерины II таких авторов, как Р.Т.
Дейников, Н.Ф. Шахмагонов, А.В. Шишов. Авторы рассказывают о тернистом пути Екатерины к трону, об
укреплении власти «просвещенной самодержицы», о намеченных и реально проведенных ею
внешнеполитических акциях. Значительное место в книгах уделено войнам, которые вела Россия в
Екатерининскую эпоху, рассмотрены такие страницы военно-политической и военно-дипломатической истории,
как присоединение Крыма, разделы Польши, Архипелагские экспедиции, Персидский поход. Отмечается
удивительная способность Екатерины находить себе надежных и талантливых помощников из плеяды великих
государственников, таких как Г.А. Потемкин и Н.И. Панин, А.В. Суворов-Рымникский и П.А. Румянцев-
Задунайский, братья Г. и А. Орловы.

В 2005-2006 гг. вышли в свет три книги из серии «Военные тайны России» военного историка полковника А. Б.
Широкорада: «Тысячелетняя битва за Царьград», «Адмиралы и корсары Екатерины Великой: Звездный час
русского флота» и «Четыре трагедии Крыма», в которых автор рассматривает борьбу за Константинополь и за
контроль над Черноморскими проливами не как амбициозные политические действия российских политиков, а
как неизбежные события этой тяжелой тысячелетней войны.

Вопросы внешней политики правительства Екатерины II и ее ближайших последствий нашли отражение в

работе И.А. Заичкина и И.Н. Почкаева, П.В. Стегния, А.Б. Каменского. По мнению авторов, Екатерина II,
расширяя границы, проводя многовекторную территориальную экспансию, строила империю, руководствуясь
политическими и нравственными понятиями своего времени.

Среди работ постсоветского периода, посвященных дипломатической деятельности Екатерины Великой и ее

сподвижников, видное место занимают работы Г. Л. Кессельбреннера, А. П. Боковой, А. М. Панченко, Л. А.
Ефанова и др. Авторы отмечают, что Екатерина II обладала дипломатическим талантом, который позволял ей с
успехом противостоять опытным противникам, а иногда, в случае необходимости, и умело расставлять им
хитроумные сети. Екатерина II умело создавала выгодные империи системы союзов и энергично вмешивалась
во все важнейшие события международной политики.

Среди работ, раскрывающих внешнеполитическую историю рассматриваемой эпохи, научными достоинствами

выделяются труды Н. И. Павленко, А. Б. Каменского, П. П. Черкасова, М. А. Рахматуллина и др.

В последние годы появился еще целый ряд серьезных исследований. В первую очередь стоит назвать по-
своему уникальное издание «Дипломатия Екатерины II и разделы Польши. 1772. 1793. 1795» П.В. Стегния,
монографии О.А. Омельченко «Законная монархия» Екатерины Второй» и Н.В. Бессарабовой «Путешествия
Екатерины II по России». Следует назвать и работы о Екатерине II О.Г. Чайковской «Императрица. Царствование
Екатерины II» и О.И. Елисеевой «Екатерина II».

В 2010 году вышли в свет две книги о Екатерине II из серии «Россия – путь сквозь века». Первая книга,
«Матушка Екатерина», посвящена началу правления Екатерины II и внешней политике, проводимой ею. Автор
считает, что Екатерина оказалась деятельной правительницей. Она успешно решала государственные задачи,
прежде всего, внешнеполитические: расширение и укрепление южных границ государства и воссоединение
украинских и белорусских земель в результате разделов Польши. Книга «Екатерина Великая» является ее
продолжением и посвящена деятельности императрицы по укреплению абсолютизма в России.

Книга известного историка и писателя О.И. Елисеевой «Молодая Екатерина» рассказывает о молодых годах
Екатерины – будущей «владычицы полумира». В книге «Тайна смерти Петра III» О.И. Елисеева показала, что
короткое царствование внука Петра Великого – вовсе не досадное недоразумение в русской истории.
Таким образом, мы можем отметить тот факт, что в постсоветский период меняется взгляд историков на
внешнюю политику Екатерины II, как и на многие другие сферы общественной жизни. В первую очередь это
связано с освобождением исторической науки, а следовательно, и историографии от идеологических рамок
социалистической парадигмы. Учёные достаточно полноценно оценивают деятельность императрицы,
руководствуясь в своих исследованиях рациональными суждениями, а также комплексным и всесторонним
подходам и источниковой базе.

В целом, современный российский период изучения деятельности Екатерины Великой отличается

относительной противоречивостью взглядов историков. Связано это в первую очередь с различиями в
освещении ее деятельности и ее эпохи в цивилизационной и формационной школах. Значительную роль в
изучении как политического наследия так и личности самой Екатерины сыграл отход историков от изучения
исключительно экономических и политических аспектов ее правления в сторону исследования социо-
культурных. Большую группу источников, позволяющих осмыслить личность Екатерины, на текущий момент
составляют современные исследования по ее национальной политике (здесь отметим, что Екатерина не будучи
этнической русской именно в национальной политике проявила себя наиболее ярко, с нашей точки зрения).

Историки о Павле Первом.

Большинство дореволюционных историков определяли этот период как «царство страха», когда борьба с
сословными привилегиями привела к резкому ограничению элементарных человеческих прав, а порядок и
дисциплина зависели от каприза самодержца. Политику Павла характеризовали как желание все делать
наперекор Екатерине. Ряд историков даже считали Павла Петровича сумасшедшим (С.Ф. Платонов, М.К.
Любавский и др.). Хотя высказывался и прямо противоположный взгляд. Д.А. Милютин отмечал значение
военных реформ Павла в наведении порядка в управлении армией.

М.В. Клочков рисовал облик Павла как благородного рыцаря, защитника простого народа, которого
невзлюбило дворянство. Некоторый романтический флер личности Павла придавало его увлечение
средневековым рыцарством, а также прямые аналогии между ним и шекспировским Гамлетом («русский
Гамлет» – это о нем).

Советская историография, отмечая эксцентричность в поведении Павла, отвергая дореволюционную точку

зрения на широкий характер репрессий в отношении дворянства, в целом считала правительственную политику
того времени продолжением прежней, продворянской и крепостнической, хотя и несколько иными средствами
(С.Б. Окунь). Н.Я. Эйдельман называл политику Павла «непросвещенным абсолютизмом».

Ряд современных историков (Е.В. Анисимов, Е.В. Каменский) политику Павла рассматривают как
противоречивую, а самого императора – как одну из самых загадочных фигур русской истории. Появились и
явно апологические работы, например, Г.Л. Оболенского.

Отечественная историография о правлении Александра I

Уже в дореволюционное время эпоха Александра I, как и личность самого императора, привлекала внимание
отечественных учёных. Многотомные труды об Александре I и его преобразованиях принадлежат перу М. И.
Богдановича и Н. К. Шильдера, считавшихся официальными историографами.

Н. К. Шильдер (1842—1902) наиболее последовательно проводил мысль о том, что царствование Александра I
можно разделить на два этапа — реформаторский (1801—1810 гг.) и реакционный (1816—1825 гг. —
«последнее десятилетие»), а между ними (1810—1815 гг.) — «борьба с Наполеоном». До 1812 г., считал
историк, Александру удалось провести преобразования, совокупность которых позволя-50 ст оценить его
деятельность в то время как либеральную. Позднее в Александре I произошел перелом, и последнее
десятилетие, с 1816 по 1825 г., следует называть «периодом реакции». Одним из первых в историографии он
написал об убийстве Павла I и причастности к этому его сына Александра: «В общей сложности все эти
печальные явления привели к 14-му декабря, а в далеком будущем — к крымскому погрому». Шильдер
говорил о неприспособленности Александра I к нуждам России и задачам, которые должен был решать
император. Отсюда вытекали и отрицательные результаты его царствования. Шильдер считал политику
Александра I и его лично не только виновником восстания декабристов, но и исходной причиной поражения в
Крымской войне.

Принадлежавший к числу дворянских историков И. М. Богданович был сторонником субъективно-

идеалистического подхода. Для него личность Александра I была главным двигателем истории, а внутренняя
политика России рассматривалась через призму биографии императора. В представлении М. И. Богдановича
Александр I хотел водворить в стране господство справедливости и общего спокойствия. По словам историка,
царь, будучи свидетелем «злоупотреблений администрации» своей бабки, а потом и отца, проникся идеалами
законности; ненавидя деспотизм, он стремился «навсегда охранить от произвола права всех и каждого». М. И.
Богданович считал, что Александр I задумал провести не только частичные реформы, но и осуществить
коренную перестройку государственного здания. Однако противоречивые результаты деятельности Негласного
комитета, по мнению историка, открыли простор еще большему произволу. Члены Негласного комитета, не
видя пользы от своих нововведений, пали духом, их реформаторский пыл остыл, а царь был отвлечен от
внутренних проблем внешнеполитическими событиями.

Среди крупнейших русских историков второй половины XIX — начала XX века в той или иной степени
занимались анализом личности и государственной деятельности Александра I В. О. Ключевский, Н. Ф Дубровин,
А. А. Кизеветтер, А. А. Корнилов и др.

B. О. Ключевский указывал на два основных стремления, которые составляли содержание внутренней политики
Александра I: 1) «уравнение сословий перед законом» и 2) «введение их в совместную дружную
государственную деятельность». Однако Ключевский видел Александра I «роскошным цветком, который завял
перед трудностями». Он выявил скрытный, двуличный характер воспитания императора. А реформаторская
деятельность Александра, по его мнению, ничего не дала ни стране, ни се народу: напротив, в итоге
«правительство и общество разошлись, как никогда не расходились прежде».

C. М. Соловьев, напротив, доказывал, что Александр I имел свой собственный отчетливо выраженный принцип
во внутренней политике: избегать крайностей. По мнению историка, в характере Александра не было ничего
загадочного — он был убежденным сторонником модернизации России. Благодаря этому Россия избежала
революционного взрыва.

Среди либеральных историков, посвятивших свои работы изучению проблем александровской эпохи, следует
назвать имена А. А. Кизсвсттера, А. А. Корнилова, А. Н. Пыпина и многих других. А. А. Кизеветтср писал о
неспособности императора к целенаправленной систематической практической работе и стремлении
переложить ее тяжесть На плечи других. А. А. Корнилов в своем «Курсе истории России XIX в.» подчеркивал,
насколько сложным и даже загадочным был характер Александра I, который, в свою очередь, определялся его
воспитанием. А. Н. Пыпин пришел к заключению, что Александр I был проникнут «идеалистическими мечтами о
свободе и счастии людей», но ему не хватало реальною знакомства с жизнью народа. Как считал историк, в
личности императора «было много искреннего энтузиазма и благородных влечений», но они не развились 52 в
прочные логически усвоенные принципы». А. Н. Пыпин был уверен, что Александр «чувствовал отвращение к
деспотизму», стремился «подчинить деспотизм законности, неопределенность абсолютной монархии привести
в известные твердые нормы». Неудачи же преобразовательных опытов царя А. Н. Пыпин видел в
двойственности и незаконченности действий Александра I. По мнению М. Н. Покровского, внутренняя политика
Александра I была обусловлена экономическими факторами; все реформаторские начинания императора —
лишь внешнее прикрытие, игра в либерализм, от которой он вскоре отказался, обнаружив свои истинные
намерения. А. Е. Пресняков, издавший в 1924 г. книгу «Александр I», считал реформы начала XIX в. продуктом
социально-экономического развития страны. Вместе с тем, замечает Пресняков, внутриполитический курс
Александра I — это продолжение курса его отца. Реформаторские планы вынашивал Павел I, а реализовал их
Александр I.

С. Б. Окунь и А. В. Предтеченский главную цель внутренней политики Александра I видели в спасении

феодально-крепостнической системы от гибели. С. Б. Окунь полагал, что царь-консерватор использовал
либеральные 54 идеи для того, чтобы оставить все по-старому. А. В. Предтеченский же признавал, что
Александр I сознательно шел на уступки. При этом историк стремился объяснить каждое из рассматриваемых
явлений в духе традиционной концепции: то приуменьшая их прогрессивный характер, то сводя объективное
значение происходящих процессов к неустойчивости характера Александра I и т. п. (так, все, связанное с
подготовкой конституции для России, и заявления царя о намерении ввести представительное правление он
считал «минутным отклонением в настроении Александра»).

Б. Г. Литвак считал, что темпы развития экономики были низкие и не могли обеспечить решение стоящих перед
страной внешнеполитических задач. Историк образно говорил, что Русь-тройка «не мчалась, а еле-еле тащилась
по ухабистой дороге истории».

Н. В. Минаева в своей работе «Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение

России в начале XIX века» признаёт объективную закономерность действий верховной власти. Она не отвергает
серьёзности правительственных конституционных планов, но доказывает принципиальную разницу между
конституционными намерениями верховной власти и стремление к переустройству политической системы
передовой и особенно радикально настроенной части общества.

Интерес к русскому либерализму в правление Александра I обострился в начале 1990-х гг. в связи с поиском
новых путей в государственной политике страны. За это время было написано много статей, посвященных
русскому либерализму. Современных историков интересуют вопросы о причинах и сущности
преобразовательной деятельности Александра I. На эти вопросы они отвечают по-разному.

Личность и правление Николая I в оценке отечественных историков

Официальная дворянская историография положительно отзывалась о правлении Николая I. В работах М. А.

Корфа, Н. К. Шильдера, И. Ильина, К. Леонтьева, И. Солоневича идеализировалась как личность Николая, так и
его внутренняя политика. Апологетом его правления считается Н. К. Шильдер (1842—1902), который высоко
оценивал государственную деятельность Николая I. Он противопоставил космополитическому характеру
политики Александра I национальную политику Николая I. Русский философ К. Н. Леонтьев называл Николая I
«истинным и великим легитимистом», который «был призван задержать на время . всеобщее разложение», то
есть революцию.

Либеральная историография (В. О. Ключевский, А. А. Кизеветтер, А. А. Корнилов, С. Ф. Платонов) говорила о

«разрыве власти с обществом» при Николае I. В то же время А. А. Корнилов считал, что «правительственная
система Николая I была одной из самых последовательных попыток осуществления идей просвещенного
абсолютизма».

А. Е. Пресняков стал одним из первых историков называть этот период «апогеем самодержавия». Историк
писал: «Время Николая I — эпоха крайнего самоутверждения русской самодержавной власти в ту самую пору,
как во всех государствах Западной Европы монархический абсолютизм, разбитый рядом революционных
потрясений, переживал свои последние кризисы». А. Е. Пресняков подчеркивал цельность фигуры Николая I:
«Нет сложности в этом мировоззрении, нет колебаний в этой прямолинейности».

Советская историография (Б. Г. Литвак, Н. М. Дружинин, Н. П. Ерошкин) критически относилась к правлению

Николая, подчеркивалось возросшее значение Третьего Отделения и чиновничьей бюрократии в годы его
царствования. Вся его деятельность представлялась как подготовительный этап Крымской катастрофы, а все
попытки николаевского правительства решить крестьянский вопрос назывались «пустыми хлопотами». Так, Б. Г.
Литвак многолетнее обсуждение вопроса об освобождении крепостных крестьян в «секретных» комитетах
Николая I сравнивает с «танцем кота вокруг котла с горячей кашей». Главную причину этого советские историки
видели в боязни правительства недовольства со стороны дворянства и в надежде Николая I, что русские
помещики сами «созреют» и предложат провести реформу.

В современной историографии произошло определенное переосмысление эпохи правления Николая I:

историческая наука отошла от однозначно негативной оценки его царствования, эпоха Николая I
рассматривается как этап общего поступательного движения России, этап тем более важный, что он предварял
реформы 1860-х гг. В 1997 г. редакция журнала «Родина» провела специальный круглый 72 стол об эпохе
правления Николая. В нем приняли участие ведущие специалисты по истории России первой половины XIX в. С.
В. Мироненко, В. А. Федоров, А. В. Левандовский, Д. И. Олейников, С. С. Секиринский, Ю. А. Борисенок.
Современные историки по-разному оценивают результаты деятельности Николая I.
Имеется немало исследователей, придерживающихся традиционных взглядов на Николая I и эпоху его
правления. Т. А. Капустина пишет: «Вряд ли найдется в российской истории более одиозная фигура, чем
Николай I. Историки единодушно считают его царствование периодом самой мрачной реакции». В. Я. Гросул
правление Николая I по-прежнему называет «апогеем самодержавия»: император, по его словам, «выжал из
феодализма практически все, что мог». Согласно этому взгляду на эпоху правления Николая I, для нее было
характерно отрицательное отношение к демократии, всемерное укрепление основ самодержавного строя. По
словам Н. А. Троицкого, «выражая интересы господствующего класса дворян-крепостников, Николай I вместе с
тем сводил государственную власть к личному произволу на манер военного командования. Россия
представлялась ему воинским соединением, в котором царит воля его командира, то бишь государя».

В современной литературе присутствует и другая точка зрения на время правления Николая I. Она отрицает
многое из того, что писала о Николае I советская историография. Ряд современных историков полагает, что к
началу правления Николая I Россия вновь нуждалась в реформах. По мнению либеральных исследователей,
после того как Александр I не решился, а декабристы не сумели провести преобразования в стране, Николай I
некоторое время пытался взять на себя роль «революционера сверху». Н. Я. Эйдельман, Ю. А. Борисенок
подчеркивают, что Николай I являлся прямым преемником Петра I.

А. Б. Каменский указывает, что было бы неверным «представлять Николая как тупого солдафона,
бесчувственного и жестокого гонителя и реакционера». Историк проводит параллели в судьбах Николая I и его
старшего брата императора Александра I: и тот и другой пытались провести необходимые обществу реформы,
но натолкнулись на непреодолимые трудности, связанные с консервативным общественным мнением,
отсутствием в обществе тех политических сил, которые могли бы поддержать реформаторские усилия
императоров. Поэтому, по словам Каменского, главным вопросом в правление Николая I стал вопрос «о
сохранении политического режима и государственной безопасности». Профессор В. А. Федоров полагает, что
Николай I «отчетливо осознавал необходимость преобразований»: уже Комитет 6 декабря 1826 года поставил
задачу не только охранять порядок, но именно ради его сохранения провести преобразования. В первую
очередь преобразования, доказывает Федоров, коснулись экономики (значительный импульс получили
промышленность и торговля, было положено начало техническому и сельскохозяйственному образованию). По
мнению Федорова, Николай I принимал в преобразованиях живейшее участие и искренне хотел отменить
крепостное право, однако ему мешали обстоятельства, преодолеть которые в то время было не под силу даже
самодержавному монарху.

С.С. Секиринский обращает внимание на тот факт, что вопреки распространенному мнению «раскол» между
властью и обществом в России произошел не в эпоху Николая I, а при его преемниках. Несмотря на
дискредитацию личности императора и его системы управления страной, репутация самодержавной власти не
пострадала. Более того, «школа» бюрократической выучки Николая I дала его преемнику государственных
деятелей со своей программой (типа братьев Милютиных), а также беспрекословных исполнителей царской
воли (типа Виктора Панина).

По оценке некоторых современных исследователей, правление Николая I сопровождалось прямым

продолжением консервативного курса конца александровского царствования. С. В. Мироненко пишет:
«Именно Александр I начал реакционный курс, а Николай I лишь продолжил начатое старшим братом». С. В.
Мироненко подчеркивает, что Николай твердо верил во всесилие государства, и что все проблемы можно
решить при помощи одного лишь государства, увеличением числа чиновников, созданием новых министерств,
ведомств, секретных комитетов. «Пытаясь во всем подражать Петру, он смотрел на государство как на
инструмент, который способен изменять мир. Однако в отличие от своего великого предка Николай на самом
деле вовсе не стремился к изменению окружающего мира. Ему было достаточно того, что бюрократический
аппарат позволяет регулировать и держать под контролем жизнь общества». По мнению историка, Николай I
верил, что государство само, без участия общества, способно организовать жизнь страны.

По словам Д. И. Олейникова, «трагедия императора Николая I в том, что на его царствование пришелся
крупнейший разлом новой истории, как бы его ни называли: сменой феодально-крепостнического строя
капиталистическим или традиционного общества индустриальным. Или промышленной революцией, или
эпохой раскрепощения сословий».
По мнению же Б. Н. Миронова, государственный строй продолжал эволюционировать в сторону «правомерной
монархии» благодаря тому, что самодержавие самоограничивалось законом и делало все возможное для
развития правомерного бюрократического управления, действующего на основании закона. При Николае I
сложилась правомерная бюрократическая монархия. Миронов подчеркивает и тот важный новый момент в
политической жизни России первой половины XIX в., который состоял в ослаблении зависимости государя от
дворянства. Этому способствовало восстание декабристов в 1825 г. Эта попытка переворота хотя и провалилась,
но глубоко уязвила императора и способствовала тому, что он утратил к дворянству доверие и в своей политике
старался опираться преимущественно на бюрократию. Понижение политического статуса дворянства, как
считает Миронов, проявилось в том, что при Николае I были приняты меры по ограничению власти помещиков
над крепостными, государство стало вмешиваться в отношения между ними в невиданном прежде масштабе.
Вследствие освобождения императора от дворянской опеки и зависимости дворянство перестало быть
правящим сословием, хотя осталось привилегированным сословием. В итоге Миронов делает вывод о
трансформации сословной монархии в бюрократическую монархию.

Историки об Александре Втором.

В исторической литературе реформы получили неоднозначную оценку.

В дворянской историографии (С. Татищев, А. Шумахер) личность самого Александра II и в целом вся его
реформаторская деятельность идеализировались, оценивались исключительно с положительной стороны.

Историки-либералы, современники событий В. О. Ключевский, С. Ф. Платонов, А. А. Корнилов и другие

приветствовали как отмену крепостного права, так и последующие реформы. Поражение в Крымской войне,
считали они, выявило техническое отставание России от Запада и вынудило правительство провести реформы.
Но они отмечали и противоречивый характер преобразовательной деятельности Александра II.

А. Е. Пресняков (1870—1929) свои наблюдения о магистральных линиях развития XVII—XIX вв. изложил в
первом томе исторического сборника «Три века. Россия от Смуты до нашего времени», который был
опубликован И. Д. Сытиным в 1912—1913 гг. к 300-летнему юбилею Дома Романовых. Преобразования 1860-х
годов, по мнению Преснякова, только пошатнули основы русского государственного права и социально-
политического строя, выработанного в царствование царя Алексея Михайловича, но они положили начало
новому, «переходному», «критическому» периоду, который затянулся на полстолетия. Этот период (1861—
1905—1907) историк определил как «жгучую современность», итоги борьбы в котором нового и старого — не
очевидны.

Народники (М. Бакунин, Н. Михайловский и др.) отмену крепостного права приветствовали, но направленность
реформ на развитие предпринимательства полагали ошибочным. Они считали возможным в России
некапиталистический путь развития через крестьянскую общину.

Советская историография базируется на концепции В. Ленина о реформах как о первом шаге на пути
превращения абсолютной монархии в монархию конституционную. Если народники считали, что освобождение
крестьян двинуло Россию по некапиталистическому пути развития, то Ленин подчеркивал его влияние на
формирование в стране буржуазного уклада. Ленинские определения и оценки утвердились в советской
историографии в 30-е годы. Это, в первую очередь, ограниченность крестьянской реформы и ее
феодальнокрепостнические черты; определение борьбы вокруг подготовки реформы как борьбы внутри
дворянства за «меру и форму уступок»; представление о кризисе феодальной формации как главной причине
реформ и о значении крестьянского движения, вынудившего «верхи» начать преобразования. Историки-
материалисты (И. А. Федосов, Л. Бескровный и др.) определяют период отмены крепостного права и реформ
как резкий переход от феодальной общественно-экономической формации к капиталистической. Для
большинства советских историков реформы — это водораздел, отделяющий период феодализма от периода
капитализма. В советской историографии преобладало объяснение отмены крепостного права и реформ
ростом крестьянских волнений. М. В. Нечкина изображает Россию конца 50-х — начала 60-х годов XIX века как
некий кипящий котел: «Правительство уже не управляет, а стреляет . Уж лучше пойти на реформы, открыть
клапан». Советские историки полагали, что отмена крепостного права в России запоздала, а реформы,
следовавшие за ней, проводились медленно и неполно. Половинчатость в проведении реформ вызвала
возмущение передовой части общества — интеллигенции, вылившееся затем в террор против царя.
Марксисты-революционеры считали, что страну «повели» по неверному пути развития — «медленного
отсекания гниющих частей», а надо было «вести» по пути радикального решения проблем — проведения
конфискации и национализации помещичьих земель, уничтожения самодержавия и др.

В современной историографии имеется немало защитников традиционных воззрений на правление

Александра. По словам Н. А. Троицкого, «как личность Александр II был, конечно, привлекательнее отца, умнее,
образованнее, мягче и сдержаннее характером, однако и он тоже сочетал в себе — не столь кричаще, как
Николай, — пороки самодура и ретрограда, да и чрезмерно полагался на бывших служак Николая .». Более
того, Троицкий характеризует Александра II как «самого кровавого самодержца» за всю историю России. Он
пишет, что его деятельность нельзя рассматривать односторонне и замалчивать «бесспорный факт: к концу 70-х
гг. царь, в свое время освободивший от крепостной неволи крестьян, снискал себе уже новое титло: Вешатель».
По словам Троицкого, реформы 1861—1874 гг. преобразовали экономический, социальный и политический
уклад Российского государства так, что началось его превращение из феодальной в буржуазную монархию.
Крестьянская реформа 1861 г. изменила экономический базис страны (Россия твердо стала на путь
капиталистического развития), а реформы 60—70-х гг. XIX в. привели в соответствие с новым базисом старую
политическую надстройку. В то же время автор считает, что ни одна из реформ 1861—1874 гг. не стала в полной
мере последовательной. Каждая из них «сохранила в себе остатки феодальной старины, что ограничивало ее
прогрессивность». Объясняя причины этого явления, Троицкий замечает, «что все реформы 60—70-х гг. были
навязаны снизу «верхам», вырваны у них, но осуществлялись, хотя и против их воли, их же собственными
руками. Царь и его окружение уступали объективной необходимости и давлению оппозиции, но, уступая
новому, хотели все же сохранить как можно больше из старого и многое сохранили. Уже во второй половине
1980-х гг. часть авторов выступила с критикой советской историографии, которая причины реформаторской
деятельности Александра II выводила напрямую из статистики народных бунтов. По замечанию Н. Я.
Эйдельмана, крестьяне, хотя и ожидали реформ, в ту пору волновались не больше, чем прежде. Ожидания,
царившие в народе, как считает историк, были понятны многим из окружения нового императора, и они сумели
убедить Александра II, что угроза слева была в тот момент опаснее, чем ворчание справа. Н. Я. Эйдельман
говорит, что Александр начал свою «революцию сверху» не только когда стало нужно, но когда стало возможно
довести ее до конца.

Б. Г. Литвак в монографии «Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская

альтернатива» оспорил правомерность отождествления реформы с «революцией сверху». Б. Г. Литвак говорит,
что Александр II при желании мог бы сыграть роль «революционера на троне», радикализовать свои реформы
и увенчать их дарованием стране хотя бы самой умеренной конституции, т. с. превратить цикл реформ в
«революцию сверху», но «голос крови» его отца оказался в нем сильнее: победило «николаевское наследие».

В современной историографии большая литература посвящена жизни и деятельности Александра II.

Современных авторов М. Д. Долбилова, А. А. Левандовского, В. Г. Чернуху, А. П. Яковлева, Н. Я. Эйдельмана и
других в эпохе Александра II интересует прежде всего реформаторская сущность его правления. Если советские
историки главное внимание уделяли крестьянской реформе, то основное внимание современных
исследователей привлечено к тем из реформ, которые модернизировали политическую структуру Российского
государства.

Современные либеральные историки относят Александра II к плеяде крупнейших российских реформаторов.

Большинство современных исследователей утверждают, что либеральные идеи стали практикой в
деятельности Александра II, проводившего модернизацию «сверху» — путем правительственных реформ.
Некоторые авторы полагают, что именно Александр II начал российскую модернизацию. А. Левандовский
считает, что все, что сделал Александр II, «позволяет говорить о жизненном подвиге этого человека. Одно
только освобождение крестьян, не говоря уже о последующих реформах, заслуживает подобного определения.
Ведь речь шла о том, чтобы в корне изменить русскую жизнь, как, наверное, не менял ее еще никто .».

По словам Л. Г. Захаровой, «Александр II считал необходимым проведение либеральных преобразований,

использовал программу «либеральных бюрократов» с целью изменения существующей государственной
системы, несостоятельность которой обнаружилась во время Крымской 86 войны». Л. Г. Захарова
рассматривает реформы 60—70-х гг. как шаг от регулярного полицейского к правовому государству. При этом
она подчеркивает, что реформы носили незавершенный характер, а приобщение «основной массы населения,
миллионов крестьянства к гражданской жизни» происходило в условиях усиления контроля государственной
власти над экономикой и обществом. Причины же незавершенности реформ объясняются ею тем, что «по
своему мировоззрению, характеру, темпераменту Александр II не был реформатором. Он стал им в силу
обстоятельств, не обладая способностями и достоинствами крупного государственного деятеля . Он
вынужденно, оказавшись перед фактом жестокого поражения в войне и всеобщего недовольства в стране, взял
за основу либеральную программу, либеральную концепцию крупномасштабного реформирования страны, ее
общей перестройки, но, не будучи сам либералом по убеждениям, в конечном счете подчинил проведенные
преобразования интересам сохранения самодержавия». По мнению Захаровой, Великие реформы, тем не
менее, открывали путь к созданию гражданского общества, были нацелены на развитие национального
самосознания народа, воспитание в нем чувства достоинства, преодоление рабства.

Вопросы реформ и реформаторства в России, как наиболее приемлемого варианта развития общества
рассмотрены также в работе В. В. Зверева «Революция и реформы: исторический контекст и современное
понимание» (1999). А в вышедшей в 1996 г. коллективной монографии «Власть и реформы. От самодержавной
к советской России» реформы оцениваются как структурные преобразования, ломка внутренней
инфраструктуры с целью выдержать конкуренцию на национальную и военно-экономическую
самостоятельность в мировом масштабе.

Историки об Александре Третьем.

Дореволюционные историки Г. П. Анненков, К. Н. Корольков, В. В. Назаровский — представители официальной

дворянской историографии — оценивали правление Александра III с субъективно-идеалистических,
апологетических позиций.

Характерной особенностью историографической ситуации начала XX в. являлось то, что для контрреформ 80-х
еще не наступила, по выражению Ключевского, «историческая давность», в силу чего этот сюжет оказался в
высокой степени политизированным. Он привлекал внимание не только историков, но в первую очередь
публицистов всех направлений, и в оценке сущности реформ, их ближайших и отдаленных результатов
особенно рельефно проступило противостояние либеральных, консервативных и леворадикальных сил в
обществе. Серьезным фактором в последующем развитии историографии реформ явилось то, что наиболее
глубоко и профессионально в дореволюционной науке были изучены 1860—1870-е годы, в то время как
политика 1880—1890-х годов составляла предмет главным образом политического и публицистического
анализа.

Либеральная традиция, представленная в первую очередь А. А. Корниловым, А. А. Кизеветтером, П. Н.

Милюковым, признавала огромную важность великих реформ, и в особенности крестьянской, которая явилась
«поворотным пунктом» в русской истории. Либеральные историки единодушно констатировали, что в
результате реформ 1860-х годов страна шагнула далеко вперед, общественные отношения в ней значительно
усложнились, возникали новые слои и классы, обострялось социальное неравенство. В этих условиях
«самодержавная бюрократическая монархия» оказалась непригодной к решению все новых и новых
жизненных задач. Когда на первый план выдвинулся вопрос о реформе политической, правительство перешло
к затяжному курсу реакции. Согласно либеральной концепции, именно это послужило причиной роста
оппозиционного освободительного и революционного движения и привело страну к глубокому политическому
кризису начала XX в.

Н. М. Коркунов, анализируя «Положение о губернских и уездных земских учреждениях» 1890 г., пришел к
выводу о том, что составители его превратили вопрос о преобразовании земского самоуправления в вопрос об
его уничтожении. Основной вывод, сделанный ученым, состоял в том, что в деле построения системы
самоуправления должны учитываться интересы и государства, и общества.

Этот период пытается осветить и А. А. Корнилов в своем курсе «История России в XIX в.». Автор подразделяет
царствование Александра III на три этапа: вступительный 98
(с 1 марта по 29 апреля 1881 г.); переходный (до конца мая 1882 г.); реакционный (до смерти императора в
октябре 1894 г.). С переходом власти в руки Д. А. Толстого в мае 1882 г., считает А. А. Корнилов, начинается
окончательный поворот к реакции.

Избегая термина «контрреформы», либеральные историки говорили о последующих «искажениях» и

«пересмотре» реформ 60-х годов в духе реакционном. Они указывали, что наступление реакции в 1866 г. не
прервало реформаторского процесса, но придало ему «болезненный ход и ненормальные формы», а в 1880-е
годы, несмотря на реакционный курс в делах внутренней администрации и просвещения, правительству
пришлось идти по пути прогрессивной финансовой и экономической политики.

С. Ф. Платонов главную цель политики Александра III видел в укреплении авторитета верховной власти и
государственного порядка, усилении надзора и влияния правительства, в связи с чем «пересматривались и
улучшались» законы и учреждения, созданные в эпоху Великих реформ. Введенные ограничения в сфере суда и
общественного самоуправления сообщили политике Александра III «строго охранительный и реакционный
характер», однако эта отрицательная сторона правительственного курса уравновешивается у С. Ф. Платонова
серьезными мерами по улучшению положения сословий — дворянства, крестьянства и рабочих, а также
хорошими результатами в области упорядочения финансов и развития государственного хозяйства. ,. ,-

Дореволюционная леворадикальная историография — марксистская и народническая, представленная

работами В. И. Ленина, М. Н. Покровского, В. И. Семевского и др., крайне критически оценивала политику
самодержавия второй половины XIX в.

Признавая решающую роль классовой борьбы в истории, М. Н. Покровский именно с этих позиций
рассматривал правительственную политику реформ и реакции, не употребляя, однако, термин
«контррсформы». По его мнению, реформаторский процесс в России второй половины XIX в. представлял собой
«частичную ликвидацию феодального порядка», проводимую «в том направлении и в тех размерах, в каких это
было выгодно дворянству». Покровский не склонен противопоставлять политику 60-х и 80-х годов XIX в.,
подчеркивая преемственность реакционного по своей природе «дворянского» политического курса.

Оценка эпохе Александра III была дана также Г. В. Плехановым в статье «Царствование Александра III». Данный
период характеризовался автором как время дворянской реакции. Кроме того, Плеханов доказывал наличие
непосредственного влияния буржуазии на правительственную политику самодержавия, якобы буржуазия
диктовала министру финансов свои пожелания.

Особое значение для формирования советской историографии имели работы В. И. Ленина, например работа
«Гонители земства и Аннибалы либерализма». Ленин определил, причины, вызвавшие возможность
утверждения реакционного правительственного курса, дал характеристику отдельных этапов внутренней
политики самодержавия. Важную роль в формировании исторических представлений об эпохе 1880-х годов
сыграла ленинская характеристика правительственной политики Александра III как «разнузданной, невероятно
бессмысленной и оголтелой реакции».

Советской исторической наукой был усвоен термин «контрреформы», который включал в себя в начале
представление о реакционных мерах царского правительства на рубеже 1880—1890-х годов, принимавшихся в
интересах отжившего класса — поместного дворянства. В этой интерпретации контрреформы — введение
института земских начальников (1889), земская (1890), городская (1892) и отчасти судебная — ликвидировали и
без того скромные достижения 1860-х годов путем восстановления сословной государственности и усиления
административного контроля. В советской исторической литературе к началу 1960-х 100 годов содержание
термина значительно расширилось. В понятие «контрреформы», означавшее реакционные преобразования в
России, проведенные в царствование Александра III, были включены также «Временные правила» о печати
1882 г., восстановление сословных принципов в начальной и средней школе, Университетский устав 1884 г.

Г. И. Чулков, П. А. Зайончковский, В. А. Твардовская негативно характеризовали как личность Александра III, так
и его внутриполитический курс. Наиболее обстоятельно — с привлечением множества неизданных материалов
— внутренняя политика Александра III исследована в книге П. А. Зайончковского «Российское самодержавие в
конце XIX столетия». В эти годы вышли также работы Л. Г. Захаровой «Земская контрреформа 1890 года», Е. М.
Брусникина «Политика царизма по крестьянскому вопросу в период политической реакции 80-х — начала 90-х
гг. XIX в.». Ю. Б. Соловьев в работе «Самодержавие и дворянство в конце XIX в.» досконально исследовал
дворянский вопрос во внутренней политике царизма при Александре III, доказывая, что «за фасадом внешнего
могущества скрывалась возрастающая слабость режима». В. А. Твардовская пишет, что с воцарением
Александра III «уходила надежда на преобразования, а вместе с ней — блестящая плеяда государственных
деятелей, призванных к перестройке старой России на новый лад. Людей широко образованных, талантливых,
мыслящих погосударственному сменили твердые сторонники самодержавной власти значительно меньших
способностей и дарований, готовые не столько служить, сколько прислуживаться, озабоченные больше
собственной карьерой, чем судьбами страны».

Обобщающий характер по проблеме реформ 1880-х — начала 1890-х гг. носит книга Н. А. Троицкого «Россия в
XIX веке», а вопросу о судоустройстве России конца XIX в. посвящена отдельная книга этого автора — «Царизм
под судом прогрессивной общественности (1866—1895)». В ней Троицкий пришел к выводу о том, что
«разнузданность «белого террора» 80-х гг. свидетельствовала не столько о силе царского режима, сколько о его
слабости, неуверенности в себе». Н. А. Троицкий полагает, что идеалом правителя Александр III считал «не отца
своего, Александра II, а деда — Николая I. Как и Николай, Александр III полагался на палаческий способ
правления и ознаменовал свое воцарение точно по примеру деда — пятью виселицами». По мнению
исследователя, «с июня 1882 г. в России воцарилась реакция, которая заняла собою все время правления
Александра III». Характеризуя суть контрреформ, Н. А. Троицкий замечает: «Царизм шел навстречу
крепостникам в их стремлении пересмотреть законодательные акты 60—70-х гг.». По его словам, «все
контрреформы 1889—1892 гг. носили ярко выражений, насколько это было возможно в условиях развития
капитализма, дворянско-крепостнический характер и сопровождались гонениями на всякое инакомыслие с тех
же дворянско-крепостнических позиций».

В постсоветский период с реорганизацией старых и формированием новых институтов власти возрос интерес к
проблеме реформ конца XIX века. Журнал «Родина» в 1994 году провел круглый стол об эпохе Александра III. В
1996 году вышла книга «Власть и реформы. От самодержавной к советской России». Современные историки
констатируют сочетание консервативных и позитивных тенденций в деятельности Александра III. Академик Б. В.
Ананьич употребляет термин «контрреформы» только однажды, и то в историографическом плане. Б. В.
Ананьич считает, что в окружении Александра III развернулась борьба между противниками и сторонниками
реформ: «С одной стороны, шел процесс ограничения и консервативной корректировки реформ, который
современники часто называли «попятным движением», а с другой — либеральные реформаторы из
Министерства финансов в 1880-х гг. провели отмену подушной подати и подготовили ряд экономических
реформ, реализованных уже в 1890-х гг. С. Витте». В связи с этим автор ставит вопрос: «...насколько приемлемо
распространенное 102 в отечественной историографии понятие «эпоха контрреформ» и отражает ли оно
реальное положение вещей. Когда началась и завершилась эта эпоха?». Он говорит не об «эпохе
контрреформ», а о «периоде консервативной стабилизации», акцентируя свое внимание на том, что
корректировка великих реформ сопровождалась целым рядом важных социально-экономических
преобразований.

Это вызвало возражения на обсуждении монографии (круглый стол в журнале «Отечественная история» в 2000
году) и обнаружило некое скрытое противостояние историков по вопросу о самом существовании контрреформ
в России и о содержании этого понятия. К сожалению, нынешнее противостояние имеет идеологический
подтекст: в либеральном прочтении контрреформы интерпретируются как меры, которые помешали
продвижению России по пути к превращению в правовое государство, в то время как консервативный взгляд
концентрируется на неограниченной самодержавной форме правления и «самобытности», подчеркивая
мудрость «стабилизирующих» правительственных мер. Промежуточная позиция, выраженная на обсуждении
А. Медушевским, заключается в трезвом учете жизненных реалий, в том числе готовности общества к
восприятию реформ. В историческом контексте пореформенной России консервативный взгляд на стратегию
преобразований оказывается в конечном счете более логичным, считает ученый, хотя общую динамику реформ
в России он склонен представить «скорее динамической спиралью», на каждом новом витке которой
происходит продвижение страны к гражданскому обществу и правовому государству.

Роль Александра III в проведении преобразований получила отражение в работах Б. В. Ананьича, А. Н.

Боханова, А. Коськина, Ю. А. Полунова, В. Г. Чернухи и др. Многие историки считают, что к реформам,
проводимым в эпоху Александра III, нужно подходить дифференцированно. Говоря о результатах
преобразований Александра III, все современные исследователи подчеркивают их противоречивый характер.
А. Ю. Полунов выделяет два этапа в деятельности Александра III. По его словам, в «первое время (при министре
внутренних дел Н. П. Игнатьеве) правительство продолжало курс Лорис-Меликова» и лишь «с назначением на
пост министра внутренних дел Д. А. Толстого (1882) началась эпоха контрреформ, составившая основное
содержание внутренней политики Александра III». В то же время А. Ю. Полунов считает, что и реформы,
проводимые Александром III, носили различную направленность. Им была принята серия законодательных
актов, направленных на пересмотр основных положений либеральных реформ 1860—1870-х гг. Но, пишет
историк, «следуя в целом охранительному курсу в социально-политической сфере, правительство в то же время
приняло ряд актов, фактически являвшихся продолжением «великих реформ» 1860—70-х гг.». По мнению А. Ю.
Полунова, «некоторые меры стимулировали развитие промышленности и железнодорожного строительства,
что влекло за собой интенсивное распространение капиталистических отношений в экономике». В то же время
автор заключает, что именно противоречивый курс проводимой Александром III политики стал «одним из
факторов, обусловивших крайнюю остроту социальных, политических и национальных конфликтов в России
начала XX века».

Л. И. Семенникова попыталась распространить на эпоху Александра III современные оценки: «Выражаясь

современным языком, реформирование России при Александре III шло по «китайскому варианту»:
неприкосновенность политического самодержавного строя, но активное расширение рыночных отношений в
экономике. Меры, осуществленные в его царствование, подготовили мощный промышленный подъем в 90-е гг.
XIX в., они обусловили по завершении промышленного переворота переход к индустриализации, которая
развернулась в 90-е гг.».

А. В. Седунов обращает внимание на попытку возврата к уваровской идее при Александре III. Седунов выделяет
по-104 зитивные моменты консервативных методов: «революционное и либеральное движение затихло,
российская промышленность переживала время подъема, крупных социальных конфликтов, исключая
отдельные стычки, не было».

В современной науке есть и работы, апологетически оценивающие деятельность Александра III. Так, А. Н. Бо-
ханов считает, что император не затевал «никакого курса контрреформ», само это понятие «изобрели»
«хулители» царя и оно «просто лишено исторического смысла».