Проф. н .

У С Т РЯ Л O B

РОБЛЕМА ПАН-ЕВРОПЬ
R. N. Coudenhove-Kalergl. „Kampf um Paneuropa". Bd. I. 1925; Bd. П,
1926. „Krise der Weltanschauung". 1924. „Held Oder Heiliger". 1927.
Paneuropa Verlag, Wien-Paris-Leipzig.

ХАРБИН
ОТДЕЛЕНИЕ ТИПОГРАФИИ КВЖД
19 2 9

НАУЧНАЯ
БИБГіИОТЕі-І/Х
ЦГА ^ g C j
І.
Отдельный оттиск из <Иавестий Юридического Факультета
в г. Харбине» том ѴІІ. , j
 Молодой австрийский философ, публицист, политик, граф Кудеп-
хов-Калерги известен, как неутомимый проповедник, так-называемого,
«пан-европейского» движения. Его книги посвяшены всестороннему
обоснованию этого движения, его политической, экономической и куль-
турно-философской апологии.
Как симптом, они заслуживают внимания', и, как размышления,—
интереса. «Проблема Европы» продолжает остію волновать сознание
наиболее зрячих европейцев. Мировая война была не только предо-
стережением,—она создала непосредственную угрозу своеобразного
«заката Европы», экономического и политического. Что делать для
предотвращения беды? Как спасти Европу?
Вот основная тема пан-европейской идоолопін п основная задача
пан-европейского союза, основанного в 1923 году. В 1926 году в Вене
состоялся первый пан-европейский конгресс, на котором присутство-
вали представитшги 24 европейских наций и почетный президиум кот'о-
рого включал в себя Бенеша, Кайо, Лебе, Политиса, Зейпеля и Офорца.
Почетным президентом союза ныне состоит Бриан. Союз издает журнал
и довольно обширную пропагандистскую литературу. Его ближайпіая
задача—«создание нового обществе^нного мнения».
Переходим к изложению пан-^вропейской идеологии, іѵак она вы-
ражается в поименованных выше книгах гр. Куденхов-Калерги.

Новая европейская война была бы самой реальной и уікасной ги-

белью Европы, гибелью и побежденных, и победителей. Это ясно. Зна-
чит, новую европейскую войну необходимо предотвратить.
Каким образом? Есть лишь одно радикальное средство; объеди-
рние европейских государств, создание Соединенных Штатов Европы.
Необходим, пацифизм, политичный и реалистический, мужествен-
ный, героический пацифизм! Общеевропейский гарантийный пакт, обо-
'І^нительный союз, таможенный союз—таковы три условия действи-
тельного замирения и подлинной безопасности Европы.
рі Европейские нации ненавидят друг-друга! Пусть дая^е так, но не
ІІВбовь объединит Европу, а суровая «еобходимость, альтернатива:
І^динбние или гибель! «Любовь» придет потом; нужно сперва убе-
диться, что ненависть лишена корней и смысла. Олова?—'Но большие
дела в истории часто начинались словами: «в начале было слово».
Утопия?—Но всякое великое историческое явление начиналось с уто-
пии и завершалось реальным воплош;ением в жизнь.
Нынешняя политика европейских государств — политика своей
І;ОЛОКОЛЬНИ. Между тем, человечество вступает в новую всемирно-исто-
рическую эру. Еще Науманн говорил, что наступающая эпоха будет
эпохою мировых народов н групп народов. И в самом деле. На про-
странстве, в 8 раз превышающем площадь континентальной Западной
Европы расположились 180 миллионов англосаксов; 150 миллионов
русских занимают площадь в четыре раза более обширную, чем Пан-
Европа; 400 миллионов китайцев — пространство превосходящее ее
вдвое; 300 миллионов индусов—площадь, ей равную. На<;еление самой
континентальной Европы (без России и Англии)—300 миллионов че-
ловек. Вне Европы творятся процессы объединения гигантских чело-
веческих масс. А на маленьком европейском полуострове 25 государств
погружены в неустанные заботы о своем суверенитете и своей защите
от соседей!..
Налицо—угроза хозяйственного распада Европы. Ее раздроблен-
!і(.и :^коио.мііК(' ириходптся коіікурнровать с монолитным хозяйством
('••••ліпіепных Амерпкапсіпіх Штатов. Евроітейскпе таможни мешают
производстпу. Экономические возможности отдельных европейских го-
сударств по сравнению с хозяйстЕеннымп силами внеевропейсішх
империй—Америки, Велиісобритании, России и Восточной Азии—ми-
:)ерны: словно разносчики рядом с трестами. Опасение—одно: созда-
пне пан-европейского хозяйства, замена национальных конкурснций
конт инентальным сотруд ниче ством.
ТТап-Европа, по автору, ѵрографтескп обни^гает собою полуостров
между ОООР, Атлантическим Океаном и Ореднземным морем; затем
Исландию и колонии соответствующих европейских государств. Ра-
цпопаяьное использование колоний и спраЕедлнвое их распределение-
залог благополучия всей системы.
Англия и GOOP-—соседті Пан-Бвропы. Оба эти государства жизне-
способны п без нее. И Англия, и ОООР—мировые державы, интересы
коих самодовлегощп. Опи могут быть в основном—самодостаточны.
Правда, вовлечение Англии в пан-европейский союз по многим
основаниям желательно. Англичане—чистокровные европейцы и на-
дежные джентльмены. Препятствие не в Европе, а в самой Империи.
Британия не страна, а континент. Англии неудобно состоять одновре-
ігенно в двух федерациях—пан-европейской и пан-британской. Замор-
ские части Империи заинтересованы ѵ, том, чтобы Англия' принадле-
жала к их системе и никакой другой. Войди Англия в пан-европейское
объединение,—Великобританское Общество Народов распадется.
Вместе с тем, автор многократно и старательно подчеркивает, что
Пан-Европа ни в каком случае и ни в каком смысле не направлена
п р о т и в Англии. Оп лаже демонстративно называет себя англо-
филолі. Дружественное сотрудничество между Пан-Европой и ' пан-бри-
танским союзом государств—^возможно и ншбходимо в интересах мира
н прогресса.
Другой сосед—Россия. К ней отношения всеевропейского идеолога
о п а с л и в о е по преимуществу. ОССР добровольно отстраняется от
Европы, обращается лицом к Азии. СССР—евразийское союз-
ное государство: сам Раковский признал это в личной беседе •б автором,
Если Петр Великий пытался присоединить Россию к Европе, то
октябрьская революция показала, что эта попытка не удалась. Россия
стремится построить свою самостоятельную систему политики, хозяй-
ства и культуры, независимую от европейских традиций.
Страх перед р у с с к и м н а т и с к о м—характерная черта
пан-европейской психологии и идеологии. Не раз выступа/ет она в из-
лагаемых книгах. Россия для Европы может стать тем же, чем Маке-
дония стала для Греции. При Филиппе ни один грек не верил в маке-
донскую опасность; ибо Македония переживала тогда смутное время,
аніархию. Однако, гений Филиппа привел в порядок страну, и через
20 лет этот единственный тогда крестьянский народ оказался доста-
точно силен, чтобы, покорить культурные народы Греции, пребывавшие
в состоянии раздроблонпогти. Шн'^ і інксі;ое движение—опоздало. Под
водительством красного или полого диктатора, при хороших урожаях,
быть-может, при содействии американского ікапитала и помощи немец-
кой организационной выучки, окрепнув, Россия предстанет страшной
угрозой Запасцу. Рисуется жуткая картина; Европа—западная провин-
ция Великой России или Великого COOP...
«Никто не может предсказать, — пишет автор, мобилизуя свой
дипломатический такт,—будет ли Россия коммунистической или де-
мократической, абсолютистской или республиканской, очагом прогресса
или реакции. Но мы знаем одно: этот великий народ преодолеет свой
кризис, и тогда ни одно европейское государство, изолированное, не
сможет противостоять его наступлению. При всем удивлении перед ве-
личием души русского народа, ищущего новых форм жизни на непро-
торенных путях, мы долясны ясно осознать, что никто еще не знает
исхода русской революции. Ни один пан-европеец не думает мешать
жизни новой России, которая, бьггь-может, прольет и Европе новый
свет. Но каждый европеец должен четко уяснить р у с с к у ю о п а с -
н о с т ь и уразуметь единственный путь, обеопечивающий европей-
скую независимость: Соединенные Штаты Европы» (т. 1. стр. 49).
Многое в мировой истории будет зависеть от того, какой процесс
здвершится раньше: объединение Европы или восстановление России-
Восстановится раньше Россия—^Европа подпадет под ее гегемонию.
Урпеет раньше объединиться Европа—русская опасность устранена,
будь это даже соединенная угроза большевизма, гіан-ислама и Пан-
кин.
Пан-Европа отнюдь не станет задаваться наступательными це-
Поэтому, и по отношению к России она меньше всего настроена
враждебно; решение вопроса о включ-ении России в общеевропейскую
систему зависит от самой России. Объединенная Европа будет жить в
мире со всеми и даже лелеять мечту далекого будущего: Ск)единенные
Штаты Европы—преддверие Соединенных Штатов Мира.
Отсюда ясно, что пан-европейское объединение совсем не (конкури-
рует с Лигой Наций. Вопрос не ставится так: Лига Наций и л и Пан-
Евр(ша. Но иначе, дилеммой: Лига Наций с Пан-Европой, либо Лига
Наций б е з Пан-Ввропы. В первом случае Лига станет трибуналом
для разрешения интерконтинентальных вопросов.
В наше время национальная политика уступает место континен-
тальной политике. Остаінется национальная и д е я (культура), но не
политика. Это неизбежно. Этого хочет география, к тому ведет и тех-
ника, «мировая техническая революция». Именно континентами при-
выкают ліыслить теперь великие пароды: Великобритания, САОШ,
ССОР. Неужели Европе суждено от них отстать?!.
Итак, вывод ясен. Опасность внутриевропейской войны предот-
вращается общеевропейским гарантийным договором. Опасность внеш-
него (конкретно: русского) нападения парализуется созданием обще-
европейского оборонительного союза. Опасность хозяйственного рас-
пада устраняется общееврогіей^^килг т я м п ж р н н ы м объединением. Гаран-
тиііный догоЕор обеспечивает мн]і. 0('ю])иліітсльиый союз—свободу, та-
моя;снпос единсіпіс—хозяіістбспныо yi.;;-'Xii. PZr.pona, становится союзом
госудаоств (Staatenbund). Такова пан-евролейская программа.

Б книге «Held ocler Heiliger» гр. Куденхов-Калерги решил вскрыть

более глубокое, философско-историческое и культурно-философское
обоснование всеевропейского идеала. Чтобы оказаться прочным,
объединение должно быть оправданпіітм не только экономически п
политически, но и культурно-исторически. Нужно доказать, что Европа
представляет собою некое идейное, духовное единство.
Автор усваивает релятивистическую точку зрения в области
нравственной философии. Вместе с тем, он отрицает за ѳтикой само-
стоятельную значимость: для него «этика—глава эстетики». Та ее глава,
которая трактует о красоте души.
Нравственность конкретна и относительна. Кагкдой культуре при-
сущи своя мораль и свой эстетический стиль. Возможно, что когда-
нибудь человечество достигнет единой общечеловеческой культуры.
Тогда будет и общечеловеческая этика... и, очевидно, -^аже единый
мировой климат, ибо климат—предпосылка культуры.
Но до этой новой Вавилонской башни—далеко. Единая; культура
встречает неизменно протесты в мире. Так, реформаци5і была проте-
стом северной Европы против римского единства. Индийский гандизм,
русский большевизм, италИанский фашизм — протесты индийского,
русского, романского миров против единства англосаксонского. И т. д.
Европе нечего гнаться за абсолютной нравственностью—пусть
лучше творит она свою собственную, европейскую жизненную форму.
Ее конкретная задача—^не вечная мораль, а иное: е в р о п е й с к а я
мораль д в а д ц а т о г о века.
Тип культуры создается исторически. Большое значение имеет
климат. Чем труднее борьба с природой, тем героичнее мораль. Чем
природа щедрее, тем мораль—созерцательней. Богатые народы играют,
мечтают; бедные—борются, работают. Отсюда — постоянное покорение
Севером Юга, культурных стран народами пустынь, степей, гор
и лесов,
О этой точки зрения правильнее противополагать ОеЕер и Юг,
нежели Восток и Запад. Для культуры, для истории—широта су-
щественнее долготы.
Борьба и труд—вот нравственные ценности Севера. Их источник—
не законы и пророки, а сама природа. В тропиках вечное лето, вечная
жизнь, а не борьба, смерть и возрожденпе. Год па юге течет эпически,
на севере драматически.
На Юге нравствепный идеал—не сила, а гармония; безволие, а не
воля; иеиротиБление, а не борьба; неделание, а не труд; девственность,
а не плодоносность; небытие, а не ягизнь.
Север и Юг наглядно воплощаются в Европе и Индии. Родствен-
цоаі. i.ji- iai )!'• iio.\!ema:)a процессу создания радикально различных
форм ?<тиі:іі (і;лнмат!): Европа—Гсроиз.м; Индия—Святость. Европа
большую часть мира покорила, Индия огролшую часть мира обратила,
наставила.
Путь духа—с юга на север, путь силы—с севера на юг. В Азии
Япония—север, Индия—юг. Японцы скорее поддаются европеизации,
нежели Индия, несмотря на колонизацию последней англичанами и
на иядо-германскую ее кровь. Это потому, что Индия—^не Восток, а Юг,
так же, как Япония—не Восток, а Север.
Нравственный идеал Севера—Герой. Борец с драконами и титанами,
львами и людьми. Геракл, Зигфрид, Ахилл. Символические звери пра-
религЕи Севера: лев и орел, хищники (не случайно противоположны
им христианские символы: агнец и голубь, невинность и кротость).
Мораль Юга, тропическая—созерцательна, отрицательна и пассивна^
а не героична, положительна и активна. Ее идеал—не воинствующий
герой, а умиренный святой, монах. Не Геракл, а Будда. Покой, мир,
самоуглубление, отрешенность.
Нравственные полюсы. Но есть, однако, и общее: отношение к
наслаждению. И для героя и для святого наслаждение—не самоцель,
не цель жизни. Идеал обоих: к р а с о т а д у ш и . Герой укрепляет
и развивает душу, святой ее очищает и спасает.
Между этими двумя идеальными нравственными полюсами рас-
полагается многообразие смешанных нраЕственных форм. Почти все
религии—омешалные формы. Лишь южная религия—буддизм—^цельна:
Что касается северной религии, то она еще себя не нашла. Доистори-
ческое ее выражение намечено в пред-исторической индо-герма<нской
религии Солнца, которой мы знаем лишь обрывки. Великим пророком
этой европейской северной религии был Ницше. Но его творчество—
фрагмент...
Затем, покончив с антитезой Севера и Юга, установив, что Европа
принадлежит по сущности своей к типу северной культуры, автор
подробнее останавливается на характеристике «европейской души»,
в ее основных элементах, географических и исторических.
Остальные части света созданы природой,—Европу создали люди.
Географически европейского континента не существует, как не суще-
ствует, например, индийского. Европейские границы порождены исто-
рией, а не географией: на севере—средневековые границы западного
христианства, на юге—античные границы Римской Империи. По ту
сторону этих границ—лве чуждые культуры: большевизм и ислам.
Европа—культурное единство, при своей географической расчле-
ненности, при всей множественности своих ландшафтов. Ей 2000 лет:
первый раздел Рима меягду Оіставианом и Антонием. Северная гра-
щща 2000-летней Европы—^Д5'най и Рейн. «Второй» Европе, рыцар-
ской—1000 лет; она охватывает, за исключением Балкан, всю терри-
торию Пап-Европы, включая Англию.
2000 лет—GO поколений. Они создали европейскую расу. Римские
и мопгольскнс паиіс»';г.і!я. і«мііі;ие ие^кгсслсини народов—германцев
п славян. Еоснныо смг>шеппя, і;олояизации, перемещения: основа
европейской расы. Вся Европа восприняла элементы северной крови,
крови завоевателей. В се временной Европе нет чистой расы; е с т ь
с м е ш а н н а я е в р о п е й с к а я р а с а , с несколькими яѳыковыми
разветвлениями. Все европейцы друг-другу кровные родственники.
Процесс формирования европейской расы автор относит к периоду
между переселением народов и реформацией. Географически Европа
оставалась полуостровом, северо-западным полуостровом Азии, по
культурно, религиозно, политически—оставалась островом.
Однако, в настоящее время перед нею угроза распада. Европу
можно изобразить в виде треугольника, которого одна сторона-
атлантический берег, вторая—средиземноморский берег и третья—
русско-европейская граница. Атлантический берег смотрит на Америку,
средиземноморский—на Африку, восточная граница—на Азию. От-
сюда—атлантический, среднеевропейский и сарматский типы. В язы-
ковом отношении—германские, романские и славянские языки.
Эта раздробленность шжет повести к разрыву. Европейские госу-
дарства охватываются внеевропейскими политическими ориентациями.
Англия, благодаря своим заморским интересам и. северо-американским
связям, уже наполовину потеряна для Европы. Если своевременно
Европа не объединится, та же судьба ждет Испанию и Португалию,
тяготеющих к южно-американским государствам. Если Франция уви-
дит себя изолированной, она также разочаруется в Европе, и, объеди-
нившись с Италией и Бельгией, попытается стать во главе романо-
африканского мирового государства. Тогда и Германия, похоронив
надежды на Европу, будет вынуждена примкнз'^ть к англо-американ-
скому, либо, наоборот, к русско-азиатскому блоку. Этот расдад Европы
был бы, конечно, вместе с тем, и концом европейской культуры: Запад-
ная Европа окажется поглощенной американизмом, Восточная—боль-
шевизмом и Южная—африканизмом.
Но эти силы не страшны Европе объединенной, велшсой в своем
многообразии. Не подчиняясь американизму, она попрежнему верна
героической традиции борьбы с природой. Не растворяясь в Африке,
она блюдет античные традиции -личности, индивидуализма. Не теряясь
в России, она обновляется новым евангелием братства, христианством,
которое не поняли ни Запад, ни Север, ни Юг Европы. Эту славянскую
миссию Толстой воспринимает христиански, Ленин—язычески. Запад-
ные славяне и евреи призваны эти идеи перевести на европейский
язык, примирить в Европе индивидуализм и героизм.
Современное экономическое состояние Ев^юпы внушает самые
серьезные опасения. Основные факторы: перенаселенность и природ-
ная ее бедность. Двумя путями преодолевали европейцы свои недуги:
завоеваниями и из^ретениями. В четыре столетия бедная Европа
частью завоевала, частью заселила богатейшие и плодопоснойшие
страны. Вместе с тол, она научилась выделывать хлеб из чсловсчсского
духа: индустрия!
Нет благородных .металлов, но есть ягелезо и уголь. ]] оосдпнелип
С человеческим духом они дали европейцам золото и серебри: совре-
менная алхимия! Обмен: продукты солнца на продукты духа. Злаки
юга произрастают под лучами солнца, машины севера—под лучами
духа человеческого.
Но перед Европой «осая трудность: индустриализация внеевро-
пейского мира. Ей приходится думать о саімодостаточности, о незави-
симости. Она батьше зависит от мира, чем мир от нее: эксплоататор
всегда больше зависит от эксплоатируемого, чем наоборот.
Где же выход? Во-лервых, дальнейшие усилия изобретательского
гения; .'Каждое новое изобретение^—палладиум европейской независи-
мости. Во-вторых—организация обт^единения. Объединения труда,
калитала, знания. Объединения политического. «Эти великие задачи,—
пишет автор,—Европа должна осуп];бствить в этом еще столетии; иначе
после крушения своего мирового владычества, она будет, как ненужный
паразит, .отброшена освободившимся миром, и одинокая, задавленная
перенаселенностью, безработицей, голодом и анархией, погибнет»
(стр. 40).
Но чтобы достичь действительного объеденения и осуществить
подлинное всеевропейское возрождение, европейцам необходимо куль-
турно-исторически осознать себя. Автор стремится помочь им в этом.
В главе «Исторические элементы европейской души» он изло-
гает свою философию еЕропейской истории. Заслуживает особого вни-
мания его трактовка христианства.
Эллинизм—великий учитель Европы. Но воспитывалась душа
европейская—христиапстком. В этой сложной религиозной системе
Север сочетается с Югом, Индия—с Европой. По отношению к север-
ной и античной религиям оно—юг; по отношению к буддизму—север.
Поэтому оно и смогло своеобразно приспособиться к северным цен-
ностям. Однако, приспособление это—^порочно, уш;ербно: слишком в
христианстве все-таки силен юг.
Естественно, что оно не смогло подчинить с-ебе ер-ропейскую се-
верную культуру. Если Европа покорилась христианской в е р е , то хри-
стианская м о р а л ь оказалась бессильной ею овладеть. Европа и
Америка ныне не христианские, а наиболее нехристианские части
культурного человечества. Если бы Европа была христианской, она
не только не завоевала бы мира, но сама была бы давно завоевана—
гуннами, татарами, турками, арабами. «Вся политическая история
Европы есть история поругания христианского идеала. Е в р о п а -
наследница не Христа, а тех римских солдат, которые его распяли»
(стр. 60).
От войн и схваток хрнстиансісих сект, от костров для невинных
девушек и возвышенно настроенных людей, желавших сделать Европу
более христианской, чем она была,—до мировой войны христианских
народов в XX веке: что за панорама европейской христиаискоіі
истории!
А в это время язычник индус Ганди—единственный мпровоіі дол-
тель, чья жизнь и политика покоится па христианских основах. «Uc^
это свидетельствует, что история европейского христианства была не-
доразумением» (стр. сі). Европейская история существенно не изме-
нилась бы, победи в Европе культ Митры, а не Христа. Во имя; Митры
возносились бы к небу готические соборы, во сла'р-у Митры совершались
бы крестовые -походы и сжигались бы еретики.
Северу свойственна с в о я трактовка Христа: царь, борец, побе-
дитель. Солнечный герой, полный радости жизни: такова стариііней-
шая германская легенда о Христе. Однако, ученому, но упадочному,
гностическому Югу удалось в какой-то степени привить варварскому
и здоровому Северу с в о е христианство.
Но природа все-таки сильнее рассудка. Европа, теоретически вос-
принявшая христианство, осталась языческой. Наглядный документ
этого гвизненного компромисса—рыцарство. Рыцарство—северная ге-
роическая традиция. Цель каждого рыцаря—быть героем, отнюдь не
святым; уподобиться Зигфриду или Георгию Победоносцу, но не
Христу. Рыцарская мораль противоположна морали непротивления:
зло—за зло. Верховная ценность—честь. Бесчестие хуже любого греха.
Верность священнее любви к ближнему. Так получилось, что непи-
санная рыцарская мораль крепче писанной христианской. Живет она
не только в рьщарях, но и в душе каждого европейца. Рыцарская
поэзия — северного происхождения: Нибелунгова песнь, сага о Ро-
ланде и проч. На почве языческо-рыцарской морали и независимо
от христианства возник также нравственный образ: джентльмен, чело-
век чести, кавалер.
 Идеал джентльмена жывех в Европе доселе. В истоках своих со-
вершенно чуждый христианству, он коренится в нравах, в инстинкте.
Этический кругозор дягентльмена—не ад и небо, а честь и бесчестие.
Его г о р д о с т ь — p l a y .
Джентльменство—идеал не массовый, а общеевропейский. Исто-
рически возникший в кругу рыцарства, он ®ообщ;е созвучен европей-
ской душе. Его восирииимает дворянство, затем и буржуазия, в пер-
вую очередь, английская. Он неразрывен с миром северной культуры-
Три измерения характеризуют, по автору, европейскую душу:
индцвидуализм, социализм и героизм.
Индивидуализм—истинная черта европейского сознания и евро-
пейской истории. Его источники одинаково—классическая традиция,
северная кровь, христианская религия. Первоевропеец—вооруженный
охотник, а не земледелец іг пастух. История Европы—непрерывная
борьба за свободу; «любоовь к свободе в Европе крепче, нежели лю-
бовь к миру, к порядку, к силе, в справедливости, государству, к
жизни» (стр. 78). Возвращение Европы к республике—Еосстановление
европейской первоначальной традиции; Греция и Рим явили характер-
ное выражение республиканской идеи. Христианство укрепило инди-
видуалпстпчссііуі" -.] Х])іігтііансі;ая этика утверждена на
идеях бессмертия дупіи. ' г.ободы іюли, связи каждого человека с Богом.
Не даром христианская эротика постулирует лишь индивидуальн}то
любовь. Политический идеал европейской души—^не социализм, а
анархизм. Европеец—природный бунтовщик: против общества, семьи,
церкви, государства. Но, в то ясе время, индивидуалистическая этика
знает положительные заповеди: самопознание, самообладание, само-
контроль, самоусовершенствование. Индивидуализм и свободолюбие
Европы—ручательство, что ее объединение мыслимо только на основе
федерации.
Сіоциализм уживается в современной европейской культуре с ин-
дивидуализмом. Его эмпирические корни—^перенаселенность и бед-
ность. Идеальные его корни тянутся к христианству. Однако, христи-
анская доктрина личного самоусовершенствования бессильна решить
социальный вопрос. Политический социализм—^плод эгоизма масс, со-
циальной зависти, бушующей в Европе сильнее, чем где-либо. Остра-
кизм, тарпейская скала—типично европейские явления; Сократ, Це-
зарь, Наполеон, Бисмарк были в разной мере жертвами зависти. Де-
мократия способствует развитию зависти. Демократия и пацифизм—
формы; ооциалистическото духа: демократия—форма внутригосудар-
ственной организации, пацифизм — международной. Оба пропитаны
христианской традицией. Однако, христианский социализм столь
же не удался, как и христианский пацифизм. Но вот сейчас
в Европе словно пробуждается политическая совесть, растет
протест против колониального угнетения, в самой , буржуазии
крепнет сознание недопустимости эксплоатации рабочих: дух
дарящего, борющегося, освобождающего социализма. «Социалистиче-
 10

ские компоненты европейской души дают надежду, что могуществен-

нейшая' раса земли не доведет себя до упадка, но в один прекрасный
день напряжет -свою объединенную мощь, дабы угнетенным принести
справедливость, несвободным—свободу, лишенным мира—мир» (стр. 92).
Наконец, третья мера европейской души—^героизм. Если индиви-
дуализм—по преимуществу к л а с с и ч е с к а я , а социализм по •пре-
имуществу х р и с т и а н с к а я струя европейской культуры, то ге-
роизм есть с е в е р н ы й ее элемент. Германский героизм вст^чается
с римской героической традицией. Героизм в н у і ^ н н о связан с иде-
ализмом: борьба за идеал. Содержание идеала меняется: он <5ыл рели-
гиозным, потом стал национальным. Дл» героизма существенно не
содержание идеала, а характер отношения к нему: идеал выше, сча-
стья и жизни. Герой победил святого в Европе и культ героев стал ее
второй религией, знающей своих пророков, своих мучеников, свои
храмы. Ницше, Карлейль, Д'Аннунцио—глашатаи этой героической
религии.
Завершив свой анализ европейской души, автор красочно живо-
писует современное ее состояние (подробной разработке этой темы по-
священа его книге «Kri. se der Weltanscliauung»): состояние упадка и
колебаний.
Сложные и глубокие причнны обус^юнили многосторонний кризис
нашей эпохи. Болезнь евроясиокии культуры есть в основе своей кри-
зис христианства, который, в свою очередь, представляется естествен-
ным результатом столкновения южных и северных ценностей яа евро-
пейской арене. Христианский идеал святости, не будучи в силах ни-
спровергнуть европейский героический инстинкт, все же внес разлад
в жизнь и сознание европейца. Компромисс не мог продолжаться без
конца. Началось падение христианской веры в Европе: от Ренессанса
до новейшего материализма. Крушение веры повлекло за собой и со-
трясение морали, з а т ш и упадок нравов. «Нравственные идеалы
Европы погребены материализмом, нравственные инстинкты—христи-
анством» (стр. 109). Перед европейцем зловещая перспектива: без свя-
зей, без веры, без, любви, без семьи, •без родины—^хищный зверь на-
шего времени в девственном лесу мирового города...
Современная эпоха—под знаком имморализма. Благодаря ему,
жизнь европейского общества стала печальной и безобразной. Город-
ской яд проникает глубоко, поражает жестоко: больные нервы, больной
ум, больные чувства, больной вкус, больная душа. Повсюду—лицеме-
рие, маски. Растет влияние денег: где гибнут духовные ценности, там
становятся всемогущи материальные. Демократизация) Ввротіы содей-
ствовала этоііу процессу; прежде плутократия умерялась снобизмом.
Мировая война—политическое проявление морального банкрот-
ства. После войны та же картина: капиталисты, парламентарии, шби-
ратели. Демагоги против капиталистов: слово против денег. Политика
наших дней мелко плавает; иначе и быть не может: современное го-
сударство лишено какого бы то ни было этического стиля, миросозер-
 11

цания, лишено морали—христианской, как и рыцарской. Эгоизм—

единственная основа его политики. И средневековое государство было
разбойничьим; но, в то же время, оно было и рыцарским. В новой исто-
рии только война Габсбургов с Бурбонами велась достойно. В совре-
менной войне государства лротввостоят друг-другу не как рыцарй на
турнире, а каж, бандиты, коим все средства позволены.
При таком состоянии духовном может ли Европа преодолеть
опасности, перед ней стоящие?..
Внутреннее политическое состояние европейских, государств вну-
шает автору пессимистические прогнозы. Есть русский путь, но он—
не для Европы. Европа как-будто надеялась притти к социализму че-
рез парламентарную демократию. Д о фашизма этот мирный путь мог
епі;е казаться целесообразным. Но теперь ясно: буржуазия не уйдех
добровольно. Гражданская война будет ужасной: кровавая баня, ко-
торой русская! революция—лишь предвестие! К этой войне ныне гото-
вятся обе стороны: коммунисты открыто, социалисты завуалированно;
фашисты открыто, пационалнсхы завуалированно. Каягдый европеец
должен пытаться сделать все для предотвращения катастрофы.
Россия идет своим пуісм. Большевизм творит совсрітпію нову*»
жвзиевиую форму, сочетающую социалистические элементы с герои-
ческо-аристократическиып. В то же время, он отметает индивидуали-
стический элемент европейской культуры. От отметает также и евро-
пейский идеал джентльменства, рыцарства, стремясь заменить его
идеалом коммуниста. Рыцарство—величайший враг учения, что цель
оправдывает средства: оно требует благородных средств дл» достиже-
ния благородных целей. Европейский и советский идеалы^ столь раз-
личны, что каждому западному социалисту приходится выбирать: про-
должение или уничтожение европейской традиции? России, Азии,
Африке и Америке—^каждой свойственны свои формы социализма.
Европейской социал-демократии подобает отстаивать европейскую
форму, а не универсальную. Европейский социализм оправится от
удара, нанесенного ему коммунистами, только тогда, когда он порвет
с материализмом и станет носителем нового идеализма, религиозным
движением с политическими целями, наподобие индийского освобо-
дительного движения. Тогда современную плутократическую демокра-
тию Сескровно сменит социализм.
В интересах буржуазии—не противодействовать новому социа-
йюму и объединиться в общей родине, Европе, во имя общей куль-
туры. Иначе—^пибель в братоубийственной войне. Современные паци-
фисты это понимают. Но они апеллируют лишь к страху, к человеч-
ЯЬсти, к любви, т.-е. началам, мало созвучным г е р о и ч е с к о м у
шкггинкту европейцев. Только г е р о и ч е с к и й п а ц и ф и з м может
Фт> актуальным: крестовый поход европейской молодежи против ста-
циников и материалистов, против политики дипломатических ин-
іов и военных спекулянтов.
 12

Всем трем элементам европейской души грозит опасность: инди-

видуализму—со стороны России, социализму—со стороны Америки и
героизму—^Азии. Европе надлежит опасаться н большевизма, и аме-
риканизма, и буддизма. Ее положение—посредствующее между бес-
традиционными, в будущее устремленными, культурами России в Аме-
рики и перегруженной традицижт азиатской культуры, между аме-
риканской действенностью и техникой, аристократическим русским
социализмом и религиозным идеализмом Азии.
Так становится Европа наставницей и духовной водительницей
мира, средоточием практического идеализма и социального индиви-
дуализма, мостом от прошлого к будущему. Европа должна стать
с е р д ц е м м и р а , должна его предохранить от войны и революции,
сохранить ему и душу его, и его технику. Утратив мировое господство,
она еще раз возглавит мир, если только найдет свою собственную душу,
собственную мораль, собственную миссию.
Но чтобы найти себя, ей нужно нравственно обновиться. И автор
бегло набрасывает программу этого обновления. Он говорит о «сверх-
этике», об эстетическом инстинкте, как источнике подлинной нрав-
ственности, о религии красоты, о возрождении хорошего вкуса. Он
воспевает хіуяіество и гармоніш, жизненный расцвет, телесныіі: п ду-
ховный. Свой героігческий идеал он связывает с философией тсра-
соты: ибо каждый геройский подвиг прекрасен и каждая жертва во
имя красоты—героична.
Гете и Ницше рисуются ему пророками новой религии красоты,
призванной сплотить и спасти Европу, религии, внутренне верной
европейскому духу. Только новый духовный импульс способен прео-
долеть современный кризис авторитета, воспитать характер, укрепить
дух. Если Европа спасет идею авторитета и традиции, можно наде-
яться, что ее культура удержится еще на тысячелетие. Консерватизм,
либерализм и социализм объединятся в общей плодотворной цели.
Смысл Европы—европеец, наследник античности и средневековья.
В каждом европейце живет вое прошлое Европы. Вечный идеал евро-
пейца—герой: от Илиады до мировой войны.
И автор патетически возвещает пан-европейское единение под
знаком нового рыцарства.

Таков в основных чертах и в самом беглом изложении новый

рецепт спасения Европы—один из многих. Гр. Куденхов-^Калерги—
более публицист нежели ученый. Вернее, он совсем не ученый в ка-
федра;іьном смысле этого слова. Он философствующий публицист,
«свободный культур-философ»—тип писателей, в наши годы встре-
чающийся все чаще и чаще.
Конечно, он жиже Шпенглера, но—в той же манере. Нам, русским,
манера эта хорошо знакома: в ее духе, скажем, Чаадаев, многие сла-
вянофилы и некоторые западники, также писатели «нового религиоз-
ного сознания» начала нынешнего века. «Это нашего стиля книга»—
 13

откликнулся в овое время Бердяев на шпенглеровский «Закат Запада».

Наша публицистика часто уходит в философию и наша философия
часто кончается публицистикой. Может-быть, это и не так неуместно-,
публицистика без философии слепа, философия <5ез публицистики—
мертвенна. От этики до политики, от нравственного уразумения до
публицистической проповеди'—^прямой путь.
Рецензируемый автор оперирует большими проблемами филосо-
фии культуры и философии истории. Подчас он раздражает какою-то
легкостью в обраш;ении с ними: а они, прежде всего, требуют строгости
и целомудрия, В его пристрастии к симметричным категориям, схемам
и Антитезам чудится порою нечто от нашего Мережковского. Не трудно
было бы вскрыть в его рассуждениях достаточное количество проти-
воречий; однако, эта задача выходит за пределы настоящей рецензии,
да и вообще она не слишком благодарна.
Интерес его книг в их тематике. Возможно, что он даже созна-
тельно заостряет свои утверждения, словно желая «шатировать» чи-
тателя парадоксами. Ему нужно заинтересовать общественное мнение
своей «Пан-Бвропой».
Нельзя отрицать блеска в его афоризмах, культуры в его мыслях,
м-[П.! Рісуга в ого эпатажо. Разумеется, очень ощутительно в нем вли-
яние Ницше.
Его противопоставление Севера и Юга и построенные на нем ха-
рактеристики северной и южной культур — оспоримы, как всякая
схема; так, сам он, например, чувствует правомерность вопроса—^по-
чему—«южные» римляне побеждали «северных» галлов, и ответ его
явно неу'бедителен («Held oder Heiliger», стр. 17). Но, пожалуй, он прав,
когда говорит, что старое противопоставление Востока и Западаг—оспо-
римо еще в большей степени. «География истории»—^удобное поле сме-
лых полетов мысли, эффектных теорий, соблазнительных схем. И в
то же время, она—богатейший материал плодотворнейших исследо-
ваний, ценных гипотез.
Заслуживает живого внимания основная этическая антитеза—ге-
роизма и святости. Невольно вспоминается аналогично звучащая ан-
титеза в русской литературе—статья О. Н. Булгакова в памятных
«Вехах»: «Героизм и подвижничество». Характерно, что русский автор
всецело отстаивает подвижничество и обличает антихристианский, лю-
циферианский «героизм». Правда, содержание контроверзы у Бул-
гакова существенно иное, ибо его «подвижничество» не тождественно
буддийской «святости». • Во всяком случае бессопрно, что рыцарский
героизм, выдвигаемый пан-европейским философом в качестве идеала
европейской культлфы, менее всего соответствует русскому и право-
славному жизнепониманию С. Н. Булгакова.
Чрезвычайно резко псставлена рецензируемыми книглми проблема
исторического западно-европейского христианства. Автор во многом
«извнутри»—подтверждает классические тезисы старого русского сла-
вянофильства. Одной из любимых мыслей А. О. Хомякова была мысль
 14

об искажении христианства историей западно-европейских народов,

наследников Рима. Обстоятельно доказывал он, что народы эти, на-
сильники и завоеватели по природе, внутренно чужды подлинному
христианству, а также и то, что оба западно-христианские исповеда-
ния в корне извратили, затемнили чистую христианскую идею при-
внесением |іаіщоналистичеоких римско-языческих моментов.
Но и безотносительно к славянофильству, постановка проблемы
исторического христианства—симптоматична. Едва ли есть действи-
тельные, объективные основания клеймить «южныші» знаками без-
волия и небытия религию, в источнике своем знаменующую бесконеч-
ную жизнь и универсальную, несравненную активность. Вряд ли пра-
вильно усматривать в ней элементы какого-либо «декадентства». Но
такая характеристика характеризует, прежде всего, самого ее автора.
Пусть он далеко не прав, напрямик объявляя всю историю европей-
ского христианства—«недоразумением». Но уже значительно более
зловеще и веско звучит другая его фраза, относящаяся к европейской
современности и потому не лишенная показательной «автобиографи-
ческой» подлинности: «в конечном счете, христианство, умершее в
Европе, превратилось в предмет вывоза для цветных народов, в ору-
дие аятихріістцятггкого пітериалйв.\га». («Krwse der Weltanschauung»).
Иначе rar.o]w. вопрос—в европейском человечестве, в - человечеокоіі
нсторпп, а но в христианстве, как истине и религии. Пессимизм пра-
вомерен в свете проблемы и с т о р и ч е с к о г о христианства. Вла-
ди.мир Соловьев в «Трех Разговорам», как известно, пытался этот ре-
лигиозно-исторический пессимизм примирить с правоверно-христиан-
ской философией истории (так-наз. «катастрофическая теория про-
гресса»). Меньше всего становится уместным в этой области некри-
тический, самоуверенный оптимизм.
Поскольку можно говорить о нравственно-философском миросо-
зерцании гр. Куденхов-Калерги, следует в нем отметить концепцию
г и п е р э т и к и . Эстетическое обоснование нравственности—одна из
счастливых и глубоко жизненных идей. Опять-тажи вспоминаются рус-
ские авторы. Знаменательно общеизвестное пророчество Достоевского
о Красоте, которая «спасет мир». Вл. Соловьев отводил «теургаи» главу
угла положите^шьного миросозерпания. Н. Ф. Федоров обосновывал
идею «супра-морализма», как действенной системы воскрешающего
долга.
Предмет активной нравственной воли—^преображение мира. Мир
должен стать п р е к р а с н ы м , живою «рдаою Божества». Эстети-
ческая этика преодолевает, «снимает» кантовскую; в сущности, прео-
доление последней начинается уже в самом немецком идеализме, и у
Шеллинга явственно выступают отдельные черта «эстетического» по-
нимания нравственного долга. Конечно, многое здесь предвосхища-
лось также Гете и, по-своему, Ницше. Наш автор не открывает и в
этой сфере каких-либо новых горизонтов: но у него с выразительной
четкостью обнажаются уже открытые и многообещающие. Однако,
 15

нельзя при этом не заметить, что его эстетическая этика, 'будучи ли-
шена глу-боко разработанных религиозно-философских обоснований,
остается болср. удачной интуицией, нежели продуманной системой
миропонимания.
Немало сомнений вызывают мысли автора о трех «измерениях»
европейской души. Слишком уж очевидно в них стремление в по-
рядке «мирного обновления», эклектически сочетать разнородные
вещи: индивидуализм, социализм, героизм. Пан-европейский союз ста-
рается быть всем приемлем, и потому готов чрезвычайно расширить
ассортимент своих идеологичесішх предложений. Не даром даже самая
эмблема его (красный крест на золотом фоне солнца) хочет изобразить
собою единство язт.гческо-пантеистических и христианских <!) мотивов.
Особенно трудно его идеологу переварить социализм, к двойственное
свое отношение к этому явлению он невольно обнаруягивает на каждом
іпагу. Нечто подобное чувствуется и в его отношении к демократия:
аристократическую по существу концепцию приходится по обстоятель-
ствам времени и места преподносить под густым демократическим
гримом.
Рельефно обрисован у автора современный кризис европейской
жизни и мысли. Но гораздо менее убедлп-.п и t-ro ілцепт «новой рели-
гии», призванной заменить собою умпраютее христианство: претензия,
сама по себе столь же дерзновенная, сколь мало реальная. «Героизм»
не может довлеть себе; он всегда опирается на некие объективные,
верховные ценности. Героический, рыцарский, джентльменский дух
европейской культуры очень метко подмечен в изложенных книгах;
но недостаточно выявлены его истоки и предпосылки, вне которых
он--парадокс и уродство. Абсолютизируя идеал «джентльмена», пусть
почтенный, но пустой и формальный,—автор, сам того не замечая,
убийственным образом подтверждает своим примером собственную
характеристику нынешнего распада европейского культурного созна-
ния. Остается лишь вступиться за последнее и признать, что религия
гр. Кудѳнхов-Калѳрги все же не лучший его продукт...
Переходим непосредственно к пан-европейской идее. Она, конечно,
не случайна. Она—рефлекс наличной обстановки, экономических и
политических трудностей, переживаемых как-раз теми государствами
западной и пептральной Ввропы, которые пан-европейцы надеются
объединить в союз. По своим тенденциям, она вовсе не отвлеченная
фантазия, а плод реальных бед и насущных нужд.
Центр тяжеста вопроса—практическая осуществимость всеевро-
пейского единения. Автор сам не склонен- переоценивать ее шансов
и предпочитает ставить прогноз—дилеммой: либо объединение, либо
гибель.
Читая его книги, нельзя отделаться от впечатления, что в них
ослабевший европеец мечтает взять реванш в масштабе мирового со-
отношения сил и побежденный немец—в масштабе европейского.
 16

в какой-то новой перспективе, на каких-то новых путяа мерещится

ему награда за страдания и победный ®енец.
Автор нарочито лацифичен в своих политических высказыва-
ниях: Соединенные Штаты Европы готовы всецело заняться лишь спе-
циально европейской «жизненной формой» и преследуют самые мир-
ные и только оборонительные цели. Но этот горячий пацифизм плохо
мирится с его собственной философией пан-европейской культуры:
с апологией героя, культом северной воинственности, гимном новому
рыцарству. Рискованно полагаться на пацифизм Зигфрида, на миро-
любие крестоносцев. Трудно поверить в оборонительный стиль объеди-
ненной Европы, в ®онце-концов отнюдь не отказывающейся от мысли
быть «духовной водительницей и сердцем мира». Очевидно, н а д е л е
Европейские Штаты менее всего захотят сложить с себя пресловутое
«бремя белого человека». Да они и не в состоянии этого сделать—
прежде всего по основа-ниям экономическим.
Но тем утопичнее становится надежда на их воплощение в жизнь.
Автор прав, утверждая, что Англия лишена ЕОЗМОЖНОСТП войти в со-
став объединенной Европы. Но он совсем неправ, рассчитывая, что обра-
зование единой европейской системы без Англии будет беспречіят-
ственно допущено последней. Если британская дипломатия п<"егда
опасалась усиления .;іі()бого из европейских государств, то может ли она
потерпеть организацию могущестьенного всеевропейского союза с
огромиы'ми внеевропейскими интересами? И в то же время бесспорно,
что в распоряжении Доунинг-Отрит достаточно средств и сил для
.предотвращения подобной опасности: слишком глубоки и тесны ан-
глийские связи на европейском континенте.
Очень интересен и сложен вопрос о европейско-русских отноше-
ниях. Точка зрения гр. Куденхов-Калерги, конечно, ни с какой сто-
роны не мояіет быть разделена «западническим» лагерем русской
общественной мысли. Но она любопытным образом (на этот раз
«извне») подтверждает основные славянофильские и еБразийские ин-.
туиции: Россия—^^особый культурно-исторический мир.
Однако, п о л и т и ч е с к и Пан-Европа так или иначе заостряется
против России (СССР). Это не может не предрешить отношелия к ней
русской политики, безразлично — советской, или любой другой.
Советскому государству, буржуазно-аристократичесішй интернациона-
лизм пан-европейской идео.іюгии враждебен вдвойне: и в плане госу-
дарстЕенной политики, и в плоскости интернационально-классовых
устремлений. Е^стѳственно, что на венском конгрессе 1926 года, при-
глашенные советские делегаты отсутствовали.
В конечном счете, пан-европейская концепция должна быть вос-
принята в качестве одного из характерных прояшений бьющейся в
тупиках, противоречиях и трудностях современной западно-европей-
ской политической мысли. В ней самой бродят яды, разъедающие
Европу. В то же время, не может не быть подчеркнуто ее немецкое
происхождение. Далеко не случайно центром ее пропагалды является
 17

венский Hofbш'g. Она представляет собою своеобразную подытку раз-

битых в войне немецких держав івоостановить положение путем по-
следовательного осуществления, так-называемой, «западной ориента-
ции». Бруно Бауэр в своем ответе на пан-европейскун> анкету резонно
заметил, что узел вопроса—в установлении германо-французского со-
гласия. Нелишне прибавить, что пан-европейское движение, имеет по-
видимому некоторые шансы рассчитывать на поддержку европейских
банковых и промышленных чкругов, а также на известное сочувствие
европейского масонства.
Что касается философско-исторических и культурно-философских
теорий гр. Куденхов-Калерги, то независимо от пан-европейского дви-
жения, они в праве претендовать на интерес и внимание. Главное их
достоинстЕо в том, что они способны возбуждать мысль. Своими жгу-
чими формз'лііровт;ами они волнуют и мозг, и сердце.