Дэвид Хелд

Изд а т е л ьс к и й дом
ГЛАВА 2

Республиканизм:свобода,самоуправление
и активный гражданин

В древних Афинах гражданин был участвующим в «вынесении

суждений и занятии официальной должности» (Аристотель.
Политика). Гражданство для свободных взрослых мужчин под­
разумевало участие в государственных делах. Это классическое
определение примечательно в двух отношениях. Во-первых, оно
предполагает, что для древних греков было бы затруднительно
охарактеризовать граждан в странах современной демократии,
разве что, возможно, как представителей и должностных лиц.
Ограниченная для активного вмешательства сфера современ­
ной политики была бы воспринята как самая недемократиче­
ская (Finley, 1973 b). Во-вторых, классическое представление
греков о гражданстве нашло бы отклик в немногих сообществах
во время или после своего начального варианта (Bernal, 1987).
Древние демократии — весьма нетипичные режимы в извест­
ной нам политической истории. Идея о том, что люди могли
быть активными гражданами политического порядка —гражда­
нами своего государства — а не просто покорными подданны­
ми правителя, имела небольшое число сторонников со времени
самых ранних обществ до начала Возрождения и падения абсо­
лютизма. Эта глава сосредоточена на возрождении идеала ак­
тивного гражданского участия, начиная с дискурса и практики
республиканской традиции Возрождения. Но до того, как иссле­
довать эту выдающуюся политическую идею, полезно остано­
виться на некоторых факторах, которые помогают проанализи­
ровать то, почему идеал «активных граждан в республике» столь
надолго выпал из внимания политической теории и практики.

Упадок и возвращение homo politicus

На Западе угасание идеала активного гражданина, само суще­

ствование которого подтверждается в (и посредством) поли­
тической активности, трудно объяснимо. Очевидно, впрочем,
Часть I. Классические модели

что антитезисом homo politicus является homo credens (человек

верующий —прим, пер.) христианской веры; гражданин, чье ак­
тивное суждение крайне важно, заменяется правоверным хри­
стианином (Рососк, 1975. Р. 550). И хотя будет неверно предпо­
ложить, что подъем христианства, по сути, изгнал секулярные
соображения из жизни правителей и управляемых, несомненно
то, что он сдвинул источник авторитета и мудрости от граждан
(или «короля-философа») к представителям мира духовного.
Христианское мировоззрение трансформировало основы по­
литического действия, заменив традиции полиса теологической
системой. Эллинский взгляд на человека как предопределенно­
го к жизни в городе был заменен озабоченностью тем, как люди
могут жить в общении с Богом (Рососк, 1975. Р. 84). В резком
контрасте с греческими представлениями о том, что полис яв­
ляется воплощением политического блага, христианское ми­
ровоззрение настаивало на том, что благо лежит в подчинении
божественной воле. Как именно следует интерпретировать волю
Бога, а также соотносить ее с системами светской власти, зани­
мало христианскую Европу на протяжении веков, до тех пор,
пока само понятие сингулярной религиозной истины не было
разрушено Реформацией.
Христианство, конечно же, не игнорировало вопросы о пра­
вилах и целях, в соответствии с которыми люди должны жить,
чтобы жизнь их была продуктивна. Хотя христианство было
внедрено во многие сообщества, оно вряд ли стало бы мировой
религией, если бы не несло в себе те ценности и не отвечало бы
тем чаяниям, которые в определенной мере были привлека­
тельны в силу их роли в мирских делах (MacIntyre, 1966. Ch. 9,
особенно Р. 114-120). Кроме того, было бы неверно рассматри­
вать христианство как полный отход от различных идеалов, ко­
торые были столь важны для многих частей древнего мира. На­
пример, идеал политического равенства был, до определенной
степени, сохранен христианством, несмотря на его воплощение
в совершенно ином контексте. Предполагалось, что христиан­
ское утверждение «равенства людей перед Богом», с его указа­
нием на возможность сообщества, в котором никто не обладает
верховными моральными или политическими правами, было
единственной основой, на которой ценности политического
равенства могли быть сохранены для общества в целом в мире
минимальной экономической прибыли, в котором большинство

60
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

людей жило на уровне прожиточного минимума или ниже его

(Macintyre, 1966. Р. 114-115). При таких условиях религиозное
видение равенства было, по крайней мере, способом сохране­
ния образа лучшей жизни. Без сомнений, христианство исполь­
зовалось для оправдания целого ряда различных институтов,
включая рабство и крепостную зависимость. Но в нем также со­
держались противоречивые элементы, некоторые из которых
впоследствии стали семенами его собственных проблем.
Трактат «О граде Божием» Св. Августина, написанный между
410 и 423 годами, часто рассматривается как наиболее автори­
тетное утверждение верховенства церковной власти над свет­
ской. Утверждение Августина о том, что история Церкви «была
шествием Господа в мире» и что истинный христианин не дол­
жен уделять значительного внимания на проблемы «этой вре­
менной жизни», обладало огромным авторитетом в средневе­
ковой Европе. Написанный в начале упадка Римской империи,
«О граде Божием» неизменно предписывал подчинить «желание
к земным вещам» «стремлению к небесному граду». Просветле­
ние, даруемое Господом, могло направить истинно верующего
на «бесконечные благословения, обещанные в будущем».
Средние века не породили ни далеко идущих размышлений
о природе демократического полиса, ни всестороннего свода
текстов и трудов, которые бы обогатили философию демокра­
тии. Более того, хотя в Европе имели место некоторые важные
политические инновации, они не вылились в полноценную но­
вую форму демократической системы (Poggi, 1978. Ch. 2). Несо­
мненно, евроцентричная природа большей части современной
политической теории не способствовала адекватному пони­
манию важных событий вне Европы во времена Средневеко­
вья; и, несомненно, большинство было утрачено для истории.
Но до работ св. Фомы Аквинского в XIII веке влияние на поли­
тическую мысль отцов церкви и Августина было особенно глу­
боким, а также являлось важным фактором в объяснении ее от­
носительного застоя (Coleman, 2000).
Различие между сферами светской и духовной юрисдикции
было пересмотрено Фомой Аквинским (1225-1274), попытав­
шимся объединить вновь открытые труды Аристотеля (кото­
рые были утрачены для Запада на многие столетия и переве­
дены с арабского на латынь к середине XIII века) с основной
доктриной христианской церкви. Среди многих противоречи-

• 61

I
Часть I. Классические модели

вых аспектов трудов Аквината мы находим утверждение о том,

что хотя монархия и является наилучшей формой правления,
она не должна обладать неограниченной властью. По его мне­
нию, правление монарха было легитимным лишь до тех пор,
пока оно следует естественному закону — части «вечного зако­
на», открытой человеческому разуму. А поскольку государство
не обладало авторитетом в истолковании религиозной доктри­
ны, Церковь могла «судить» правителей. Более того, восстание
против правителя оправдывалось, если естественное право не­
однократно нарушалось. Таким образом, идея ограниченного
правления, основного для развития либерально-демократиче­
ской традиции, было предвосхищено Фомой Аквинским, несмо­
тря на доминирующую в его идеях озабоченность развитием
христианского сообщества.
Столь всеобъемлющей была средневековая точка зрения
на общество как на божественно устроенную иерархию в «ве­
ликой цепи бытия», что идея светской политической власти,
напоминавшая бы ее современную форму, не обнаруживалась.
Теоретической альтернативы —какой-либо «политической тео­
рии» — теократическому положению папы и императора Свя­
щенной Римской империи1 просто не существовало. Интегра­
ция христианской Европы оказалась зависимой прежде всего
от этих авторитетов. Эта система была метко охарактеризована
как система «международного христианского общества» (Bull,
1977. Р. 27). Международное христианское общество понималось
как созданное и образованное прежде всего христианством; оно

1 Священная Римская империя существовала в определенной форме с VIII

до начала XIX века. И хотя сам римский императорский титул утратил
силу в V веке, он был восстановлен в 800 году папой Львом III и даро­
ван Карлу Великому, королю франков. Позднее титул императора Свя­
щенной Римской империи носили династии германских королей, хотя
ее подлинная значимость как империи в целом со временем сильно и з­
менилась. Во времена своего расцвета Священная Римская империя
представляла собой попытку объединить и централизовать под патро­
нажем католической церкви разрозненные центры западного христиан­
ства в политически объединенную христианскую империю. В империю
входили территории, протянувшиеся от Германии до Испании, а также
от северной Франции до Италии. Однако действительная светская власть
империи была всегда ограничена сложными структурами власти фео­
дальной Европы, с одной стороны, и католической церковью —с другой
(Андерсон, 2007; Held, 1992).

62
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

обращалось к Богу как авторитету для решения споров и кон­

фликтов; его исходной политической точкой была религиозная
доктрина; и оно было наполнено предположениями о вселен­
ской природе человеческого сообщества. И лишь когда западное
христианство столкнулось с вызовом, в особенности с конфлик­
тами, порожденными возникновением национальных госу­
дарств и Реформацией, родилась идея современного государ­
ства и была создана основа для общего развития новой формы
политического порядка.
В экономике средневековой Европы господствовало сель­
ское хозяйство, так что любая прибыль оказывалась предме­
том споров. Успешные притязания становились основой созда­
ния и удержания определенной степени политической власти.
На фоне христианства развивалась сложная сеть королевств,
княжеств и герцогств наряду с возникновением новых центров
власти в больших и малых городах. Города и городские ассоци­
ации зависели от торговли, производства и относительно вы­
соких накоплений капитала. Они сформировали самобытные
социальные и политические структуры и часто использовали
независимые системы управления, устанавливаемые хартиями.
Среди наиболее известных — итальянские города-государства
Флоренция, Венеция и Сиена, но и по всей Европе также раз­
вивались сотни городских центров. И хотя одни лишь данные
центры не могли определить модель правления или политиче­
ской идентичности, они явились основой совершенно новой
траектории гражданской жизни и политических идей, особенно
в Италии.

Перековка республиканизма

Республиканизм начал переживать определенный подъем

к концу XI века. В то время ряд североитальянских сообществ
учредили институт своих собственных «консулов» или «попе­
чителей» для ведения судебных дел, выступая против папских
и имперских притязаний на правовое регулирование (Skinner,
1992. Р. 57-69). К концу XII века консульская система была за­
менена государственным строем, основанным на правящих
советах, возглавляемых так называемыми подестами, обладав­
шими верховной властью в исполнительных, а также судебных

65
 Часть I. Классические модели

делах. Такие советы появились, среди прочих, во Флоренции,

Падуе, Пизе, Милане и Сиене к концу века и в итоге преврати­
ли их в независимые города-государства, или города-республи­
ки, как предпочитают из именовать отдельные авторы1. Кроме
того, подесты были выборными должностями, занимаемыми
на строго ограниченные периоды времени, подотчетными со­
ветам и в итоге гражданам города — мужчинам, главам семьи
с облагаемой налогом собственностью, родившимся либо по­
стоянно проживающим в данном месте. Характерная для того
времени структура институтов отображена на рис. 2.1.
По сравнению с размахом и глубиной политического участия,
порожденного классической афинской демократией, итальян­
ские города-государства могут показаться не столь необыч­
ными или инновационными. Однако на фоне структур власти
* феодальной Европы — с ее сложной сетью переплетенных при­
тязаний и сил — эти достижения были значительными. Так
сильно они выделялись потому, что, как пишет историк Квентин
Скиннер, «представляли явный вызов господствовавшему пред­
положению о том, что правительство должно рассматриваться
как богоданная форма власти» (Skinner, 1992. Р. 57). Следователь­
но, неудивительно, что они вдохновили и продолжали вдохнов­
лять в течение множества периодов современной европейской
и американской истории тех, кто ставил под сомнение позиции
тиранических и абсолютистских правителей, утверждавших,
что лишь они обладали законным правом вершить государ­
ственные дела. Однако следует привести замечания о рамках,
в которых республики могут рассматриваться как демократии
(Skinner, 1992. Р. 58-60).
Как и в Афинах, граждане представляли собой чрезвычайно
обособленную группу мужчин, в которой подесты, во многих
случаях, первоначально назначались из рядов знати. Это ча­
сто приводило к гражданской нестабильности, когда группы
не допущенных к управлению граждан организовывали свои
собственные советы и институты; что, в свою очередь, обостря­
ло политический конфликт, нередко приводивший к насилию

1 Если идею государства относить к понятию объективной или юридически

определенной системы власти, отделенной и от правителя, и от управ­
ляемых, с верховной властью над ограниченной территорией, то вернее
всего будет считать ее изобретением конца XVI века (см. главу 3).

64
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

ГРАЖДАНЕ
мужчины, главы семьи с облагаемым налогами имуществом,
рожденные или постоянно проживающие в своем городе

Разделялись на избирательные округа или контрады

I
(А)
1
БОЛЬШОЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ СОВЕТ
ключевой верховный орган численностью до 600 членов
I
(Б)

i
ГЛАВА БОЛЬШОГО СОВЕТА
должностные лица, известные как подесты, обладающие верховной
властью действовать в исполнительных и судебных делах,
назначаемые и подотчетные Совету
М ет оды в ы б о р о в или о т б о р а

А) Граждане, обладающие правом голоса, как правило, тянули жребий

для определения тех, кто будет выступать в качестве выборщиков в Совет.
Б) Советы часто устраивали жеребьевку, чтобы учредить избирательный ко­
митет (численностью до двадцати человек) для рассмотрения подходящих
кандидатур на должность главы Совета; имена трех возможных кандидатов
представлялись в Совет, принимающий окончательное решение. Избранное
должностное лицо, получающее заработную плату от города, назначалось
на период до одного года и не могло в дальнейшем непосредственно служить
в Совете в течение как минимум трех лет.

Рис. 2.1. Города-республики: нововведения в управлении

И ст очник:Skinner, 1992

и хаосу. (Самое знаменитое описание подобного случая пред­

ставлено в «Ромео и Джульетте» Шекспира, повествующем
о борьбе между Монтекки и Капулетти.) По иронии, многие по­
литические теоретики размышляли об этих событиях, но прихо­
дили к выводу лишь о том, что, несмотря на свою изначальную

* 65
1
Часть I. Классические модели

направленность на античную демократию, в реальности эти

республики оказывались источником беспорядков и неустой­
чивости и, таким образом, аргументом за скорейшее возвра­
щение к сильному монархическому правлению. Венеция была
единственным городом-республикой, выжившим в качестве
самоуправлявшегося режима до конца XVIII века, в то время
как остальные были вытеснены новыми системами наслед­
ственной власти гораздо раньше.
Второе замечание напрямую касается использования слова
«демократия» применительно к городам-государствам. В пер­
вый век развития республик сам термин был неизвестен их сто­
ронникам; он стал частью европейского политического языка
лишь при повторном появлении «Политика» Аристотеля (в се­
редине XIII века). Впоследствии, следуя терминологии Аристо­
теля, оно приобрело уничижительную коннотацию и стало ассо­
циироваться с политикой толпы; правление, осуществлявшееся
скорее в интересах бедных, чем общественного блага; а так­
же форма власти (предвосхищение тех, кто в конце XIX века
скептически относился к демократической форме правления),
при которой «простой народ» мог становиться тираном, угрожая
нивелировать все социальные различия и добытые привилегии
(Aquinas. De regimine principum. P. 2-82). Фактически некоторые
черты республиканизма Возрождения следовало бы восприни­
мать как форму аристократического или благородного респу­
бликанизма, чем вариант, собственно, демократической поли­
тики. Конечно, немногие из защитников этих черт назвали бы
себя «демократами», и они отвергли бы идею о том, что их пра­
вительства могли быть «демократическими». К тому же важно
отметить, что итальянские города-республики мало походили
на современные демократические государства с их акцентом
на всеобщем избирательном праве, праве всех совершеннолет­
них выступать против своего правительства и баллотироваться
на государственный пост и т. д. (см. главу 3).
Тем не менее вклад городов-республик в демократическую
теорию и практику был значительным и с точки зрения их ин­
ституциональных инноваций, которые, в контексте домини­
рования христианского монархизма, представляли важный
пример возможности самоуправления, а также с точки зрения
всеобъемлющих политических трактатов и текстов, обсуждав­
ших и формировавших новую политику. Города-республики

66
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

ознаменовали первый случай в постклассической политической

мысли, когда аргументы разрабатывались ради и от имени са­
моопределения и народного суверенитета; и их влияние было
широко не только в Италии, но и, на заре Реформации и возоб­
новления политического дискурса в XVII и XVIII веках, по всей
Европе, а также и Америке.
Сутью республиканизма Возрождения было то, что свобода
политического сообщества покоилась на его подотчетности ни­
кому иному, кроме самого сообщества. Самоуправление — ос­
нова свободы, вместе с правом граждан участвовать — в кон­
ституционном контексте, создающем определенные роли
для лидирующих социальных сил — в управлении своими соб­
ственными общественными делами. Согласно данной позиции,
свобода граждан заключается в том, что они беспрепятственно
преследуют свои собственные цели; и высочайшим политиче­
ским идеалом является гражданская свобода независимого, са­
моуправляющегося народа. Сообщество в его целости «должно
сохранить за собой верховную власть», отводя своим различным
правителям либо высшим городским советам «статус не более
чем избранных должностных лиц» (Скиннер, 2002. С. 35). По­
добные «правители» должны обеспечивать эффективное при­
менение законов, созданных сообществом для укрепления его
благосостояния, поскольку они не являются правителями в тра­
диционном понимании, но «агентами» или «управляющими»
правосудием.
Самобытное развитие итальянской городской жизни в эпоху
Возрождения стимулировало появление новых идей относи­
тельно политической власти, народного суверенитета и граж­
данских дел. Хотя многие республиканцы вели историю возник­
новения своих вновь обретенных воззрений от Древней Греции
и Рима, прежде всего их вдохновляла Римская республика. В от­
личие от демократий Древней Греции, которые, по их пред­
ставлениям, были склонны к нестабильности, гражданской
междоусобице и внутренней слабости, Рим представал моделью
управления, которая связывала свободу не только с добродете­
лью, но и с гражданской славой и военной мощью. Рим предла­
гал концепцию политики, объединявшую политическое участие,
почести и завоевания, которая, следовательно, могла низвер­
гнуть притязания, свойственные монархическим государствам,
согласно которым лишь король, пользуясь личной властью над

67
Часть I. Классические модели

своими подданными, мог обеспечить функционирование за­

кона, безопасность и эффективную проекцию власти. В дан­
ном контексте для многих республиканцев «свобода означала
свободу от произвола тиранов, вместе с правом граждан вести
свои общественные дела, участвуя в управлении. «Добродетель»
означала патриотизм и гражданственность, героическую готов­
ность поставить общее благо выше своих собственных или се­
мейных интересов» (Canovan, 1987. Р. 434).
В подтверждение своих аргументов республиканцы чрез­
вычайно часто ссылались на классические труды таких деяте­
лей, как Цицерон (106-43 годы до н. э.), Саллюстий (86-35 годы
до н. э.) и Ливий (59 год до н. э. — 17 год н. э.), и в особенности
на их истории и торжества древнеримской республики. Видение
того, как правительство может быть организовано, чтобы слу­
жить общему делу граждан, представлено Цицероном в труде
«О государстве»:
«Итак, государство есть достояние народа, а народ не любое
соединение людей, собранных вместе каким бы то ни было об­
разом, а соединение многих людей, связанных между собою со­
гласием в вопросах права и общностью интересов» (Цицерон.
О государстве. 1994.1, XXV, 39).
Саллюстий связывал подъем Рима с его достижением сво­
боды и утверждал, что именно при доминирующем принципе
гражданской добродетели гражданам легче всего добиться по­
честей. Действительно, он красноречиво описывал, что «почти
превышает понимание то, насколько быстрым был прогресс
во всем государстве (Рим), как только он добился свободы; та­
ким было желание славы, что владело сердцами людей» («За­
говор Каталины»). А Ливий в своей «Истории Рима» утверждал,
что расширение республиканской власти могло быть непо­
средственно связано с уважением церковных и светских авто­
ритетов и со «скромностью, честностью и благородством духа»,
принадлежавшими всему народу. Подобное расположение духа
могло сохраняться, покуда гражданская добродетель имела пре­
имущество над партийной раздробленностью; то есть когда
коллективное дело граждан, осуществляемое ими ради обще­
ственного блага, доминировало над тенденцией, разлагающей
политическую практику — преследование частных интересов
в общественных делах. Но хотя величие Рима покоилось на до­
блести его граждан, оно связывалось некоторыми авторами

68
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

также со сбалансированным характером его институтов, в осо­

бенности, как отметим позднее, с его смешанной конституци­
ей, которая должна была предотвращать фракционность, отводя
роль, пусть и ограниченную, всем основным силам, действовав­
шим в рамках общественной сферы.
Однако республиканская традиция Возрождения, как прак­
тически все традиции политической мысли, не была единой.
На деле два течения республиканизма отчетливо различались
по аналитическим целям — они воспринимались как «граж­
данский гуманистический республиканизм» и «гражданский»
или «классический республиканизм» (Skinner, 1986), но я оха­
рактеризую их как республиканизм «развития» и «протекци­
онный» республиканизм. Я буду использовать эти термины, по­
скольку они являются достаточно обобщающими и удобными
для того, чтобы охватить различные способы формулировки
политической свободы и участия как в республиканизм, так
и в либерализме. Термины помогают уловить, как будет пока­
зано, важные различия внутри и во взаимодействии этих тра­
диций. В самом широком смысле теоретики республиканизма
развития подчеркивают внутреннюю ценность политическо­
го участия для развития гражданина как человека, в то вре­
мя как теоретики протекционизма выделяют ее инструмен­
тальную важность для защиты целей и задач граждан, то есть
их личной свободы. Республиканская теория развития основы­
вается на элементах классического демократического наследия
и на вопросах, волновавших философов греческого полиса, наи­
более ярко представленных в их исследовании неотъемлемой о
ценности политического участия и полиса как средства само­
реализации. В данном анализе политическое участие предстает
обязательным аспектом полноценной жизни. Протекционная
республиканская теория, возникновение которой можно про­
следить во влиянии республиканского Рима и его историков,
напротив, подчеркивает крайне хрупкую природу гражданской
добродетели и ее уязвимость перед коррупцией, если она зави­
сит лишь от политического участия какой-либо из крупнейших
социальных групп, будь то народ, аристократия или монархия.
Соответственно, теоретики протекционного республиканизма
выделяют первостепенную важность гражданского вмешатель­
ства в коллективное принятие решений для всех граждан ради
спасения их личной свободы.

69
t
Часть I. Классические модели

Республиканизм развития получил поразительные и глубо­

кие трактовки в трудах Марсилия Падуанского, хотя, вероятно,
лишь начиная с трудов Руссо в XVIII веке он обрел наиболее де­
тальное изложение. В то же время Уолстонкрафт добавила свои,
крайне значимые, критические наблюдения. Протекционний
республиканизм, возможно, наиболее тесно связан с Макиавел­
ли, хотя он также разрабатывался позднее такими фигурами,
как Монтескье и Мэдисон. Рис. 2.2. резюмирует эти два респу­
бликанских направления. Рассматривая их развитие в хроно­
логическом порядке, мы сосредоточимся в первую очередь
на Марсилии Падуанском.

Республиканизм, выборное правительство

и народный суверенитет

Формирование республиканской мысли Возрождения можно

проследить по трудам различных мыслителей, таких, как Бру-
нетто Латини (ум. 1294), Птолемей Луккский (ум. 1327) и Ремид-
жиоде Джиролами (ум. 1319) (Rubinstein, 1982), но именно в тру­
дах Марсилия Падуанского (1275/80-1342), в особенности в его
«Defensor pads»1, вышедшем в 1324 г. можно обнаружить один
из самых замечательных ранних анализов значимости выбор­
ного правительства и народного суверенитета. Стремясь опро­
вергнуть папские притязания на «полноту власти» и установить
власть светских правителей над церковью, Марсилий утверж­
дал, что законы должны приниматься «всем народом или наи­
более весомой его частью» посредством формулирования его
воли в общем собрании (Defensor pads. Р. 29-49)12. Преподава­
ние божественного закона и отправление религиозной цере­
монии —вот пределы власти священства. Выступая за светское

1 «Защитнике мира». —Прим. ред.

2 Доктрина папской «полноты власти» была разработана в XIII и XIV столе­
тиях. Чаще всего она означала, что папа, как наместник Христа, обладал
властью, которая была выше любых светских притязаний; и что папа
был верховным правителем как в мирских, так и в духовных делах. Хотя
эта интерпретация может быть оспорена, дебаты по поводу точного зна­
чения доктрины в данном случае не первостепенны. Речь идет о стрем­
лении Марсилия ограничить сферу папской власти во всех аспектах
правления.

70
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

государство, под контролем выборного правительства, Марси-

лий ставил себя в абсолютную оппозицию традиционной вла­
сти церкви и господствующим концепциям правления короля.
«Defensor pads», как удачно отметил один из комментаторов его
трудов, «был книгой, от которой серьезные люди его времени
содрогнулись. Когда папы, кардиналы и писатели, обеспокоен­
ные просто сохранением общественного порядка, хотели осу­
дить еретиков... они обвиняли тех в том, что они заимствовали
свои идеи у “Проклятого Марсилия”. Быть марсилианцем озна­
чало представлять собой подрывной элемент, аналогично тому,
что веками позже означало быть марксистом» (Gewirth, 1980.
Р. xix). Марсилий, кстати, был заклеймен как еретик папой Ио­
анном XXII и вынужден был бежать в Нюрнберг.
В размышлениях Марсилия можно выделить три основных
темы (Gewirth, 1951, 1980). Первая посвящена гражданским со­
обществам как, по сути, продуктам разума и базису для получе­
ния того, чего люди более всего желают — «жизни в достатке».
В соответствии с данной доктриной, каждую часть сообщества
можно определить с точки зрения ее вклада в достижение дан­
ной цели, в то время как управление является всего лишь сред­
ством гарантировать ее достижение. Управление должно за­
ключаться в регулятивной функции, которая при ее адекватном
осуществлении означает, что все граждане могут жить благо­
получно и реализовывать представляющиеся им возможности.
Адекватное осуществление этой функции происходит, когда
правительство действует ради общего блага —а не частных инте­
ресов какой-либо отдельной группы или партии, в особенности
«широких масс» (то есть, по словам Марсилия, земледельцев, ре­
месленников и финансистов). Марсилий различал «умеренную»
и «больную» формы правления, среди прочего, по тому прин­
ципу, действуют ли они или нет во имя общего блага (Defensor
pads. Р. 32)
Вторая важнейшая тема исходит из рассуждения Марсилия
о том, что работа правительства бесконечна ввиду ^п р екр а­
щающейся междоусобицы в людских делах, способной подо­
рвать политические объединения. Конфликты между людьми
неизбежны, и поэтому эффективное применение принуждения
со стороны власти необходимо для сохранения мира и процве­
тания сообщества. Соперничающие институты власти (прежде
всего церковь и государство), по сути, представляют собой угрозу

71

*
Часть I. Классические модели

Древнегреческий полис Рим

(и его философы) (и его историки)

Республиканизм развития Протекционный республиканизм

с акцентом на внутренней ценности с его акцентрированием
политического участия ради инструментальной ценности
содействия принятию решений политического участия для защиты
и развития граждан целей и интересов граждан

I
Марсилий Падуанский

Макиавелли

Руссо

Уолстонкрафт
т
Монтескье

т т
Маркс и Энгельс*4 Мэдисон*

----------------* Политические мыслители в рамках каждой „

республиканской ветви, обсуждаемой в данной главе.
.....................► Модели влияния между двумя формами
республиканизма.
= = 5 : ” ► Модели влияния, сочетающиеся с более поздними
течениями мысли.
" Обсуждается в главе 3
** Обсуждается в главе 4
Примечание. Этот рисунок —первоначальное средство ознакомления с двумя
ведущими формами республиканизма и ключевыми фигурами, с ними связан­
ными. Конечно, между двумя ветвями существует интенсивное «перекрестное
оплодотворение», как и значительные различия между политическими теоре­
тиками в рамках каждого направления. И теоретики нередко перемещались
между двумя данными аналитическими типами.
Рис. 2.2. Формы республиканизма

72
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

подрыва законности и порядка. Унитарная принудительная

власть есть условие выживания гражданских ассоциаций. Эф­
фективное правление зависит от эффективного применения
принуждения со стороны власти. Хорошее правительство —
продукт не столько общества, преданного добродетели, сколько
правителей, руководящих в интересах общества при поддержке
власти принуждения.
Данные аргументы могут показаться далеко отстоящими
от понятия республиканского сообщества, но их значение не­
возможно раскрыть полностью без рассмотрения третьей темы,
продолжающей главное произведение Марсилия; о том, что вы­
сочайшим «законодателем» или источником легитимной поли­
тической власти в сообществе является «народ» (Defensor pads.
Р. 32, 45). Воля народа является ключевой в проверке правиль­
ности истолкования целей, на которые нацелено сообщество,
и единственным базисом, на котором сила принуждения может
легитимно применяться. Власть законотворчества принадлежит
«всей совокупности граждан»; лишь они обладают властью опре­
делять закон (Defensor pads. Р. 47). В упорядоченном граждан­
ском сообществе источником и закона, и правопорядка являет­
ся «народ либо вся совокупность граждан или их подавляющая
часть, посредством избрания или воли, выраженной в словах
на всеобщем собрании граждан, предписывающем либо уста­
навливающем, что нечто может быть предпринято или не пред­
принято в отношении поступков гражданина —временная боль
или наказание» (Defensor pads. Р. 45). Власть и сила применя­
ются законно, если они применяются справедливо, то есть с со­
гласия граждан.
Для Марсилия воля народа — более эффективная гарантия
правления ради общего блага, чем правления одного (короля
или князя) или нескольких (аристократия). Законы, установлен­
ные многими, превосходят и, вероятнее всего, легче поддержи­
ваются, чем те, что принимаются при иных формах правления.
Они более совершенны, поскольку когда индивиды публично
проверяют свои взгляды и цели, противопоставляя их взглядам
и целям других, они вынуждены изменять их и приспосабливать
под других (Defensor pads. Р. 46-47). Как объясняет Марсилий:
«общая полезность закона лучше заметна всей народной массе,
поскольку никто сознательно не вредит себе самому. Каждый
может проверить, выгоднее ли предложенный закон одному

73
Часть I. Классические модели

или нескольким лицам более, чем другим или чем сообществу,

и может выступить против него» (Р. 47).
Таким образом, «Право создавать законы... не может принад­
лежать одному лишь человеку... поскольку посредством невеже­
ства либо хитрости, либо обоих, этот человек создал бы дурной
закон, стремясь к своей частной выгоде, нежели к общественной,
так что закон был бы тираническим. По той же причине право
законотворчества не может принадлежать немногим; поскольку
и они могут согрешить, как уже упомянуто, создавая закон ради
выгоды немногих, а не общего блага, как это делается при оли­
гархиях. Полномочие создавать законы принадлежит, поэтому,
всей совокупности граждан или их большей части по совершен­
но противоположной причине. Ведь поскольку все граждане
должны оцениваться по закону согласно должной пропорции
и никто сознательно не вредит и не желает несправедливости
себе, из этого следует, что все или большинство стремятся к соз­
данию закона, способствующего общему благу всех граждан
(Defensor pads. Р. 48-49).
Законы, созданные гражданами и для граждан, устанавлива­
ют правовую структуру, способную поддерживать упорядочен­
ное, то есть справедливое общество. В данных обстоятельствах
сообщество также скорее всего будет мирным, поскольку законы,
принятые с одобрения граждан, суть законы, которые граждане
чувствуют обязанными поддержать. Закон «лучше соблюдается...
каждым гражданином», если каждый участвует в «применении
его к себе самому» (Defensor pads. Р. 47).
С помошью данных аргументов Марсилий не подразумевал,
что все граждане одновременно должны заниматься управлени­
ем. Скорее, он выступал за концепцию правительства, сходную
с той, что представлена на рисунке 2.1, — оно укрепляет народ­
ный суверенитет, создает самоуправляющиеся советы и посред­
ством выборов устанавливает «правителей» или «управляющих»
жизнью города —тех, чья обязанность заключается в поддержке
закона во благо всех граждан (Defensor pads. Р. 22-33). Все граж­
дане, в принципе, могут занимать государственные должности
и, в свою очередь, пользоваться возможностью участия в обще­
ственной жизни. Марсилий заключает, что «избранные короли»
правят «более сознательными подданными» и что метод вы­
боров сам по себе может обеспечить «наилучшего правителя»
и, как следствие, должный стандарт правосудия (Defensor pads.

74
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

Р. 32-33). Наконец, покуда «правители» необходимы для под­

держания этого «надлежащего стандарта», они, как настаивал
Марсилий, занимают должность в качестве делегатов. Следова­
тельно, те избранные «не являются и не могут являться законо­
дателем в абсолютном смысле, но лишь в относительном смысле
и на определенное время в соответствии с властью изначально­
го законодателя», то есть «всей совокупности граждан» (Defensor
pads. Р. 45). Исполнительные и судебные должностные лица за­
нимают свои посты по воле народа и могут быть отстранены
от власти, если не будут действовать в общественных интересах.
Марсилий, в согласии с классической афинской демократией
и аристотелевской концепцией политики, представлял гражда­
нина «как того, кто участвует в гражданском сообществе», либо
' в правительстве, либо в «совещательной или судебной функции»
государства (Defensor pads. Р. 49). Гражданство есть средство
для вмешательства в общее предприятие, направленное на ре­
ализацию коллективного блага; и политическое участие есть
необходимое средство для достижения этого блага. При этом,
следуя прецеденту, Марсилий резко оговаривал, что «данное
определение отделяет детей, рабов, чужестранцев и женщин
от граждан, пусть и по-разному» (Defensor pads. Р. 46). В данном
случае можно было бы ожидать подробного анализа того, поче­
му эти группы исключены «по-разному»; но единственная уточ­
няющая ремарка Марсилия касалась мальчиков, являющихся
детьми граждан, чтобы никто не подумал, что они исключаются
на постоянной основе. Марсилий утверждал, что «сыновья граж­
дан являются гражданами в непосредственной возможности,
не обладая лишь достаточным возрастом» (Defensor pads. Р. 46).
Гражданство распространяется на мужчин, владеющих облага­
емой налогом собственностью, рожденных либо проживающих
длительное время в своем городе, но исключает всех остальных,
что, по-видимому, не требовало объяснений.
Более того, концепция Марсилия о гражданстве, как и почти
все идеи того времени, влекла за собой концепцию политиче­
ского участия, уникальным образом приспособленного к малым
сообществам — к самоуправляющимся городам-республикам.
Некоторые республиканцы размышляли об адекватности ре­
спубликанского правления на больших территориях, что стало
вопросом значительной важности для более поздних республи­
канских мыслителей, таких как Монтескье (см. главу 3). И ни­

75
Часть I. Классические модели

кто не выступал в поддержку институтов и процедур, имевших

какое-либо непосредственное сходство с демократией в ее со­
временной и наиболее распространенной форме: с либераль­
ной демократией, которой свойственно включение в политиче­
ский процесс всех взрослых (Skinner, 1992. Р. 63; также глава 3).
Республиканцы Возрождения воспринимали как должное то,
что народное правление являлось формой самоуправления
для обладавших устойчивыми (основанными на собственности)
интересами в своем местном сообществе; и лишь представите­
ли данной категории воспринимались как способные развивать
сеть общественных отношений и обязанностей, которые возни­
кали на основе сообщества, и пользоваться ими.
Неограниченная власть, введенная предшествующими форма­
ми правления —церковь и королевская власть —также обнаружи­
ваются в доктрине Марсилия о народном суверенитете, посколь­
ку «он приводит к абсолютизму, посредством которого любая
ценность, группа или институт могут быть подчинены народной
воле» (Gewirth, 1980. Р. xli). Власть «народа» является, в принципе,
монистической, неконтролируемой и в итоге несбалансирован­
ной. Иными словами, не обнаруживается никаких аргументов —
о чем настойчиво заявляли более поздние либеральные консти­
туционалисты и сторонники современного государства, по сути,
отделенного от правителя и управляемого — в поддержку точки
зрения о том, что для эффективности политическая власть долж­
на быть беспристрастной и ограниченной, так что власть госу­
дарства может быть четко отделена от власти тех, кому вверены
государственные должности, и власти тех, кто осуществляет ру­
ководство. Жители городов-республик и их сторонники доверяли
суждению людей гражданской добродетели — как в теории, так
и на практике древнего самоуправления. Для них самоуправле­
ние было формой прямой демократии среди проверенных «чле­
нов клуба» — но еще не видением природы народного правле­
ния более скептической эпохи, подвергающей сомнению пользу
и практичность всех —и правителей, и управляемых.

От гражданской жизни к гражданской славе

К тому времени, когда Марсилий опубликовал «Защитника

мира», институты выборного правительства пришли в Падуе

76
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

в упадок и заменялись наследственным правлением. Междоу­

собные и внутрипартийные споры, характерные для падуанской
политики, во многом повторялись в других городах. Попытка
защитить республиканские идеалы в условиях нестабильности
итальянской общественной жизни требовала особенно убеди­
тельных аргументов.
Учитывая, что древние республики страдали от кризиса и не­
удач, вопрос о том, как и каким образом ценности классического
полиса могли быть приспособлены и поддержаны в радикально
изменившихся обстоятельствах, был крайне острым. Немногие
понимали этот вопрос лучше Никколо Макиавелли (1469-1527),
который связывал вопрос о формах выборного правительства
и основанную на участии политику с перспективами граждан­
ского благосостояния и гражданской славы —связь, которая, воз­
можно, гораздо легче, чем где-либо в ином месте, образовалась
в его родной Флоренции, ввиду ее особого прогресса во времена
Возрождения. Макиавелли, прекрасно разбиравшийся в поли­
тической теории как древнего мира, так и нового политического
порядка, возникавшего в Европе, мог предложить анализ респу­
бликанской традиции — то есть протекционного республика­
низма —который должен был привнести в гражданское участие
независимость, самоуправление и стремление к славе. Флорен­
тийская политическая культура сформулировала многие из дан­
ных понятий и обеспечила политические взгляды Макиавелли
богатым контекстом.
Часто рассматриваемый как первый теоретик современной
государственной политики, Макиавелли стремился исследовать
то, каким образом может быть найден надлежащий баланс меж­
ду властями государства и граждан, в двух своих главных про­
изведениях —«Государь» и «Рассуждения о первой декаде Тита
Ливия». Слишком долго «Государь» воспринимался как основ­
ной вклад Макиавелли, что привело к достаточно искаженному
пониманию его трудов. Если акцентировать внимание на «Рас­
суждениях...» — как, по мнению современных исследователей,
мы и должны поступать (Gilbert, 1965; Pocock, 1975; Скиннер,
2009), — то вырисовывается четкая и во многих отношениях
привлекательная позиция. Изучение классической истории по­
казывает, по мнению Макиавелли, что трем основным формам
правления —монархии, аристократии и демократии —присуща
нестабильность, и они склонны к созданию целого цикла упадка

77
Часть I. Классические модели

и коррупции. В пассажах, которые перекликаются с отрывками

из Платона и Аристотеля, Макиавелли утверждает, что после
начального периода позитивного развития монархия склонна
вырождаться в тиранию, аристократия — в олигархию, а демо­
кратия —в анархию, чтобы затем вновь обратиться в монархию.
Когда поколение, создавшее древние демократии, исчезло, воз­
никла следующая ситуация: «где ни частные, ни общественные
люди не внушали никому никакого почтения, так что всякий
жил по-своему и все наносили друг другу тысячи обид. Тогда,
побуждаемые необходимостью или советом какого-нибудь ум­
ного человека, люди во избежание такого беспорядка опять об­
ращались к монархии и от нее снова постепенно возвращались
к распущенности тем же путем и по тем же причинам... Таков
круг, в котором вращались и вращаются правления всех респу­
блик» (Макиавелли, 1998. С. 157).
Макиавелли прямо указывал на Афины как на пример де­
мократии, пришедшей в упадок из-за неспособности защитить
себя от «надменности высших классов» и «всеобщей распущен­
ности». Политический мир, по его утверждению, всегда состоял
из потока и потенциального хаоса.
В отличие от Марсилия до, а Гоббса и Локка —после него, Маки­
авелли не считал, что существует какой-либо заданный принцип
организации (например, точка зрения на государство как на со­
действующее благополучной жизни или естественным правам
индивидов), сформулировать и сохранять который было бы за­
дачей правительства. Не существовало естественных либо бо­
годанных границ для обустройства политической жизни. Ско­
рее, задачей политики являлось установление порядка в мире.
Макиавелли воспринимал политику как борьбу за власть, за ее
использование и удержание. Политике, таким образом, припи­
сывалось исключительное место в социальной жизни как глав­
ному конструктивному элементу общества. Как и многие дру­
гие политические мыслители, начиная с Платона, Макиавелли
представлял «большинство людей» своекорыстными, ленивыми,
подозрительными и неспособными на что-либо хорошее, если
только не под давлением необходимости. Вопрос состоял в сле­
дующем: при каких обстоятельствах народ может поддержать
политический строй и вверить себя государству? Или же, если
задавать вопрос, используя язык Макиавелли, как могла бы до­

78
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

бродетель (virtu) —«готовность сделать все необходимое для до­

стижения гражданской славы» —быть привита людям1?
Макиавелли выделял два ключевых институциональных ме­
ханизма для насаждения гражданской добродетели: правопри­
менение и поддержание религиозного культа. Первое, в осо­
бенности, дает основу для помещения гражданами интересов
сообщества выше их собственных интересов: закон «может
улучшать граждан». Но как различать плохие и хорошие законы?
Ответ заключается в историческом расследовании того, как за­
кон использовался для стимулирования развития гражданской
культуры и поддержки стремления к величию. Неустойчивость
всех нестандартных форм правления предполагает, что лишь та
система, которая сочетает элементы монархии, аристократии
и демократии, может развивать тип культуры, от которой зави­
сит virtu. Лучшим примером подобного правления был, по мне­
нию Макиавелли, Рим: «смешанное правление Рима» (с его си­
стемой консулов, Сенатом и трибунами) было непосредственно
связано с традицией достижения славы.
Важен далеко не один лишь исторический маршрут к этому
заключению: само по себе рассуждение Макиавелли было тео­
ретически новаторским. Наиболее вероятно, что именно «сме­
шанное правление», выстроенное для компенсации дефектов
отдельных форм правления, сможет уравновесить интересы со­
перничающих социальных группировок, в особенности бедных
и богатых. Аргумент Макиавелли не следует смешивать с более
поздними аргументами в пользу разделения властей в рамках
государства и в пользу представительного правления, основан­
ного на конкуренции партий. Тем не менее его аргумент предше­
ствует им, предвосхищая важные аспекты их обоснования. Если
бедные и богатые могут быть вовлечены в процесс управления,
а их интересы найти легитимные пути выражения посредством
разделения между ними обязанностей, тогда они будут вовле­
чены в некую форму взаимного приспособления. Неизменно
наблюдая за своими позициями, они будут прилагать огромные
усилия для обеспечения того, чтобы не был принят ни один за­
кон, наносящий вред их интересам. Итогом подобных усилий,

1 Задавая вопрос подобным образом и изучая ответ, я следую великолеп­

ному анализу трудов Макиавелли, предложенному Скиннером (Скиннер,
2009. С. 85-131).

79
Часть I. Классические модели

вероятно, станет свод законов, с которым могут в конце концов

согласиться все партии. Вопреки господствующим традици­
ям своего времени, Макиавелли утверждал, что существование
противоборствующих социальных сил и разногласий, отнюдь
не разрушая возможности хороших и эффективных законов,
могло быть их условием (Скиннер, 2009. С. 114-117). Он при­
ходит к нетривиальному заключению: основой свободы может
быть не только режим самоуправления и готовность участвовать
в политике, но также конфликт и разногласия, посредством ко­
торых граждане могут отстаивать свои интересы.
Взгляды Макиавелли, творившего на фоне соперничества
и войн между городами-государствами Италии XVI века, крайне
важны — ибо его аргументом было то, что города-государства
никогда не прибавляли «во власти и богатстве», за исключением
того времени, когда они могли пользоваться свободой, (ссылка)
При тирании, навязанной либо внешней силой, либо «местным»
тираном, города или государства в конце концов вырождались.
И напротив, если государство обладало свободой —что, как на­
деялся Макиавелли, будет неизменным в его родном городе,
а в будущем и станет таковым и для объединенной Италии —
то весьма вероятно, что оно будет процветать. Макиавелли стре­
мился обосновать эту мысль, ссылаясь (не всегда последователь­
но) на классические Афины (с их партийными диспутами) и Рим
(с его конфликтами между сенатом и комициями) как примеры
городов, которые пользовались свободой и «безмерно выросли»
в относительно короткие периоды времени.
Сохранение свободы, однако, зависело от чего-то большего,
чем просто смешанного правления: от «постоянной бдитель­
ности». Всегда существуют угрозы свободе, с одной стороны,
возникающие из специфических интересов различных груп­
пировок, а с другой — соперничающих государств. В то вре­
мя как смешанное правлениие необходимо для сдерживания
первого, наилучший способ ответить на вызов со стороны го-
сударств-соперников — это подавить их раньше, чем это сдела­
ют они. Стратегия экспансии поэтому является необходимой
предпосылкой охраны независимости государства, а приме­
нение силы — неотъемлемой частью сохранения свободы. Рас­
суждая подобным образом, Макиавелли твердо ставил цели
государства либо общества выше прав индивидов, и на родине,
и за границей; «государственные соображения» обладали при­

80
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

оритетом над правами индивидов. Обязанности человека в пер­

вую очередь были обязанностями гражданина. Однако Макиа­
велли связывал это классическое утверждение о первичности
гражданской жизни непосредственно с требованиями «силовой
политики». Таким образом в своем наиболее «популярном» со­
временном смысле возникало «макиавеллианство»: полити­
ка искусного управления государством и неуклонной погони
за властью обладала приоритетом над интересами индивидов
и частной моралью. Таким образом, Макиавелли предвосхищал
некоторые из дилемм либерализма, но разрешал их впослед­
ствии глубоко в антилиберальном ключе, отдавая приоритет ох­
ране общества —всеми доступными средствами.
Политическая жизнь двусмысленна. Для обретения свободы
и политической стабильности, вероятно, не всегда возможно
прибегать к закону и минимальному применению силы. Маки­
авелли, несомненно, предпочитал свободу тирании, но считал,
что последняя могла бы зачастую быть необходимой для под­
держания первой. Его суждения метались от восхищения сво­
бодным, самоуправляющимся народом к восхищению силь­
ным лидером, способным создавать и охранять законы. Он
осторожно стремился примирить эти предпочтения, проводя
различие, с одной стороны, между типом политики, необходи­
мым для продвижения государства или для освобождения го­
сударства от коррупции и, с другой стороны, типом политики,
необходимым для поддержания государства после того, как оно
уже стало должным образом обустроенным. Элемент демокра­
тии был существенным для последнего, но совсем неуместным
для первого.
Однако в целом Макиавелли полагал, что «свободное правле­
ние» было затруднительным или вовсе невозможным в сложив­
шихся в Европе политических обстоятельствах. Таким образом,
существовала явная необходимость в изобретательном деспо­
те, способном навязать свое видение государства и общества
и создать возможность реализации порядка и гармонии. Свобо­
да будет зависеть от сильного экспансионистского государства,
способного сохранять условия своего существования. Хорошее
государство означало в первую очередь безопасное и стабиль­
ное государство. Поэтому, хотя мы и обнаруживаем у Макиа­
велли зачатки теории демократии, — элементы демократии
необходимы для защиты управляемых от правителей, а также

81
Часть I. Классические модели

для защиты управляемых друг от друга, — они все же еще шат­

ки и случайны, по сравнению с иными аспектами его мысли.
Далее, когда считают, что Макиавелли защищает элементы де­
мократического правления, крайне важно четко представлять,
о чем идет речь (Plamenatz, 1963. Р. 36-40). Следует подчеркнуть,
что, согласно стандартам своего времени, Макиавелли был де­
мократом; то есть он понимал политическое участие шире,
чем просто вовлеченность богатых/знатных в общественные
дела. Вместе с древнегреческими демократами и многими ре­
спубликанскими мыслителями вроде Марсилия Падуанского он
хотел, чтобы процесс правления включал ремесленников и мел­
ких торговцев. «Народ» или граждане должны были быть теми,
кто обладает «независимыми» средствами и у кого могла по­
явиться серьезная заинтересованность в государственных делах.
Что до иностранцев, рабочих, слуг и «зависимых», а также ка­
тегории, включавшей всех женщин и детей, считалось, что они
подобным интересом не обладали (Pitkin, 1984). Гражданами яв­
лялись мужчины, «кровно связанные со страной» и однозначно
местного происхождения. Государственные дела были их делом.
Кроме того, данная концепция самоуправляющегося сообще­
ства все же ни в коем случае не является концепцией демокра­
тии, воплощающей многие элементы (такие как индивидуаль­
ные демократические права, гарантируемые вне зависимости
от класса, расы и пола, а также правление большинства), став­
шие неотъемлемыми для современного либерализма и демо­
кратического мышления. Тем не менее его особое понимание
политики, тесно связывающее самоопределение и самозащиту,
явилось фундаментальным моментом в истории политической
мысли. Оно схематически отображено на графике На, составля­
ющем полезный контраст с тем, что здесь представлено как ос­
новной анализ республиканизма развития — с трудами Жан-
Жака Руссо (1712 -17 78).

Республика и общая воля

Как мы уже видели, сторонники протекционного республика­

низма утверждают, что политическое участие есть необходи­
мое условие свободы; самоуправляющаяся республика требует
вовлеченности в политический процесс. Более того, свободе

82
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

сопутствует способность участвовать в общественных делах пу­

тем подчинения эгоистических стремлений общественному
благу, а также последующая возможность, которую это создает
для распространения благосостояния, индивидуального и кол­
лективного. Данный акцент на значимости участия в качестве
полноправного члена полиса получил еще одну замечательную
трактовку Руссо, который, как и многие из его республиканских
предшественников Возрождения, стояли между древней и со­
временной мыслью о демократии, но который, мысля в совер­
шенно ином контексте XVIII века, стремился переформулиро­
вать данное положение одновременно ввиду абсолютистских
притязаний королей и либеральных нападок на них. Родивший­
ся в небольшом городе-республике, Женеве, Руссо надеялся за­
щитить идею «политики собраний», при которой люди могут
свободно собираться и при которой каждый гражданин может
«с легкостью» узнать остальных. Руссо понимал, что это была мо­
дель демократии для небольших государств и что многие из его
идеальных положений не соответствовали бы современному
ему миру, с распространением коммерческих сетей, развитием
промышленности, крупными государствами и сложными проб­
лемами, возникавшими из-за их размеров. Тем не менее его
анализ коренных республиканских идей стоит в ряду наиболее
радикальных, если не самых радикальных, когда-либо разраба­
тывавшихся, и это связано с новым представлением о правах
и обязанностях граждан. Изучить позицию Руссо важно не толь­
ко из-за значимости его взглядов, но и потому, что он обладал
сильным (пусть и противоречивым) влиянием на идеи, бывшие
в ходу во времена французской революции, так же как и, соглас­
но некоторым писателям, на развитие ключевого контрапункта
либеральной демократии: марксисткой традиции, рассматрива­
емой в главе 4 (например: Colletti, 1972).
Руссо называли «Макиавелли восемнадцатого века» (Рососк,
1975. Р. 504). Предпочтительной политической системой он счи­
тал «республиканскую», подчеркивая приоритет обязательств
и долга перед общественностью. И действительно, проведен­
ным им анализом адекватной формы «республики» Руссо явно
обязан своему республиканскому предшественнику. Как и Ма­
киавелли, Руссо критически относился к понятию «демократия»,
которое он связывал с классическими Афинами. По его мнению,
одни Афины не могли быть выдвинуты в качестве политическо-

83
Часть I. Классические модели

го идеала, поскольку их система не могла провести четкое раз­

деление между законодательными и исполнительными функ­
циями и, следовательно, они стали склонны к нестабильности,
междоусобице и нерешительности во времена кризиса. Кроме
того, как и его предшественник, Руссо выделял преемствен­
ность между своей представлением о достойной формой прав­
ления и наследием республиканского Рима (хотя, в сущности,
нетрудно проследить преемственность с афинским наследием).
Несмотря на то, что Руссо, казалось бы, выступает как поклон­
ник Макиавелли, отзываясь о нем как о «джентльмене и насто­
ящем гражданине», он также относился к его трудам отчасти
как к компромиссу с силовыми структурами действующих рес­
публик. По крайней мере, в своих теоретических трудах об иде­
альном правительстве Руссо был не готов пойти на подобный
компромисс, разрабатывая интерпретацию надлежащей фор­
мы «республики», которая являлась и стала рассматриваться
во многих отношениях как уникальная.

Модель Па
Протекционный республиканизм

Принцип(ы) обоснования
Политическое участие является основным условием лич­
ной свободы; если граждане не будут управлять собой, ими
будут управлять другие
«я

Ключевые особенности
Баланс власти между «народом», аристократией и монар­
хией связан со смешанной конституцией формой прав­
ления либо смешанным правительством, при условии,
что все лидирующие политические силы играют активную
роль в общественной жизни
Участие граждан, достигнутое посредством различных
возможных механизмов, включая выборы консулов, либо
представителей, служащих в правлениях
Конкурирующие социальные группы, продвигающие и от­
стаивающие свои интересы
-------------------------------------------------- V
84
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

Свобода слова, высказываний и объединений

Господство права

Общие условия
Сообщество небольших городов
Отправление религиозного культа
Общество независимых ремесленников и торговцев
Исключение женщин, рабочих и «зависимых» из политики
(расширенные возможности для участия в общественных
делах для граждан мужского пола)
Интенсивный конфликт между соперничающими полити­
ческими объединениямии

В своем классическом труде «Об общественном договоре»,

вышедшем в 1762 году, Руссо исследовал то, как люди соперни­
чали друг с другом в своем первоначальном «естественном со­
стоянии», в период до развития гражданской формы правления.
В это время люди были совершенно равны, живя во многом изо­
лированно, но свободно, в полном разнообразии естественных
обстоятельств. Однако из своего изначального состояния люди
были выведены с целью развития новых институтов при помо­
щи самых разнообразных препятствий их выживанию: инди­
видуальные слабости и эгоистичные желания, всем присущие
несчастья и природные бедствия. Люди «погибли» бы, если бы
они не «изменили свой способ существования». Они осознали,
что их выживание, развитие их природы, реализация их способ­
ности к рассуждению и полному осуществлению свободы могли
быть достигнуты лишь посредством установления системы со­
трудничества с опорой на законотворчество и правопримени­
тельные органы. Таким образом, люди объединились для соз­
дания посредством «общественного договора» —новой основы
взаимопонимания и соглашения, которая «пожалуй, и не была
никогда точно сформулирована... повсюду молчаливо прини­
мается и признается» — возможности жить вместе по законам,
которые равно применимы ко всем индивидам и предоставля­
ют все возможности для безопасного развития их способностей.
Сформированное таким образом общественное объединение,

85
Часть I. Классические модели

которое «некогда именовалось Гражданскою общиной, ныне...

именуется Республикою, или Политическим организмом».
Для Руссо главной задачей было «найти такую форму ассоциа­
ции, которая защищает и ограждает всею общею силою личность
и имущество каждого из членов ассоциации, и благодаря кото­
рой каждый, соединяясь со всеми, подчиняется, однако, только
самому себе и остается столь же свободным, как и прежде».
В идеале Руссо представлял индивидов участвующими в непо­
средственном создании законов, которыми их жизни регулиру­
ются, и стремился утвердить понятие активного, участвующего
гражданства: все граждане должны собираться вместе для поис­
ка наилучшего решения для общества и вырабатывать соответ­
ствующие законы. Управляемые должны быть также и правите­
лями. По мнению Руссо, идея самоуправления позиционируется
как самоцель; политический строй, предлагающий возможно­
сти участия в урегулировании общественных дел, должен быть
не только государством, но образованием наподобие общества:
общества, в котором дела государства интегрированы в дела
обычных граждан. Руссо активно выступал против постмакиа-
веллианских различений между государством и гражданским
обществом, правительством и «народом» (хотя он соглашался —
и мы еще вернемся к этому позже — с важностью разделения
и ограничения доступа к «правительственной власти» и самой
правительственной власти). Для него источник суверенитета —
народ, и он должен таковым оставаться (Cranston, 1968. Р. 30).
Согласно его заслуженно знаменитому отрывку, «суверенитет
не может быть представляем по той же причине, по которой он
не может быть отчуждаем... Депутаты народа, следовательно,
не являются и не могут являться его представителями, они лишь
его уполномоченные, они ничего не могут постановлять окон­
чательно. Всякий закон, если народ не утвердил его непосред­
ственно сам, недействителен: это вообще не закон. Английский
народ считает себя свободным: он жестоко ошибается. Он сво­
боден только во время выборов членов Парламента: как только
они избраны —он раб, он ничто» (Руссо, 1998. С. 281).
Роль гражданина — высочайшее, к чему может стремиться
индивид. Рассматриваемое правоприменение гражданами —
единственный легитимный способ сохранения свободы. Граж­
дане должны и создавать, и подчиняться «высшему руководству
общей волей», коллективно сформулированной концепцией

86
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

общественного блага. Руссо признавал, что мнения в отноше­

нии «общего блага» могут расходиться и соглашался с условием
правления большинства: «голоса большинства всегда являют­
ся обязательными для остальных». Но люди независимы лишь
в той мере, в какой они активно участвуют в формулировании
«общей воли».
Чтобы понять позицию Руссо, необходимо различать «общую
волю» и «волю всех»: в этом, согласно ему, заключается разница
между суждением об общем благе и простой совокупностью лич­
ных прихотей и желаний. Граждане обязаны лишь подчиняться
системе законов и правил, основанных на коллективно достиг­
нутой договоренности, поскольку они могут соблюдать лишь тот
закон, который они сами предписали себе в исполнение, имея
в виду общее благо. Это добровольное обязательство, прини­
маемое всей совокупностью граждан, действующих как единое
целое и стремящихся к благополучию сообщества, составля­
ющее основу «политического права» (Manin, 1987. Р. 338-368;
см. также спор о справедливости на с. 239-241, чтобы увидеть
некторые интересные параллели с элементами современной со­
вещательной демократии).
Руссо проводил глубокое различие между независимостью
и свободой: «Попытки смешать независимость и свободу много­
численны: но эти две вещи столь сильно различаются, что вза­
имоисключают друг друга. Когда каждый делает, что ему взду­
мается, он, конечно, будет часто совершать вещи, неприятные
для других; и это ошибочно называют состоянием свободы.
Свобода заключается не столько в действии в угоду своему удо­
вольствию, сколько в том, чтобы не быть подчиненным воле
и удовольствию других. Она также заключается в том, что мы
не подчиняем себе волю других людей. Кто бы ни был господи­
ном других, сам не является свободным, и даже править означа­
ет подчиняться» (цит. по: Keane, 1984а. Р. 255).
Независимость подразумевает преследование корыстных
интересов без внимания к положению и воле остальных. Сво­
бода, напротив, достигается посредством участия в формирова­
нии и принятии общей воли, устанавливающей равенство среди
граждан в том, что они могут все пользоваться «равными пра­
вами».
Под «равными правами» Руссо понимал не просто равные по­
литические права и равноправное применение всех политиче­

* 87

<
Часть I. Классические модели

ских норм к каждому гражданину. Каковы бы ни были равные

политические права по закону, их нельзя защитить, по его мне­
нию, ввиду огромного неравенства в богатстве и власти. Руссо
рассматривал право собственности как священное, но пони­
мал его как ограниченное право лишь на тот объем собствен­
ности, который был бы соизмерим с потребностью индивида
в материальной безопасности и независимости мышления.
Освободившись от экономической зависимости, граждане уже
не будут бояться формировать независимые суждения; далее,
граждане могут развивать и выражать взгляды без риска угроз
их жизни. Руссо стремился к такому положению вещей, при ко­
тором «ни один гражданин не должен обладать столь значи­
тельным достатком, чтобы иметь возможность купить другого,
и ни один —быть настолько бедным, чтобы быть вынужденным
себя продавать» (Руссо, 1998. С. 241). Лишь близкое сходство эко­
номических условий может предотвратить большие различия
в интересах, развивающиеся в организованные партийные раз­
ногласия, безнадежно подрывающие установление общей воли.
Но Руссо не был сторонником, как часто считается, абсолютно­
го равенства; «что касается до равенства, то под этим словом
не следует понимать, что все должны обладать властью и богат­
ством в совершенно одинаковой мере; но, что касается до вла­
сти, —она должна быть такой, чтобы она не могла превратиться
ни в какое насилие и всегда должна осуществляться по праву по­
ложения в обществе и в силу законов».
Руссо выступал за политическую систему, в которой законода­
тельные и исполнительные функции были бы четко разграниче­
ны. Первая принадлежит народу, а последняя —«правительству»
или «государю». Люди формируют законодательное собрание
и представляют власть государства; «правительство» или «госу­
дарь» (состоящие из одного или более управителей или маги­
стратов) претворяют законы народа1(Руссо, 1998. Главы 1,11-14,
18). Подобное «правление» необходимо из сображений целесо­
образности: народ требует от правительства регулирования об­
щественных собраний, оно служит как средство коммуникации,
составления законов и применения и защиты правовой систе-

Руссо приводит и другие институциональные позиции, например, пози­

цию «законодателя», которая здесь не будет здесь подробно рассматри­
ваться. Критический анализ см. в: Harrison, 1993. Р. 59-60).

88
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

мы. Правительство есть результат соглашения между граждана­

ми и является легитимным только в той степени, в которой оно
выполняет «предписания всеобщей воли». Если же оно не спра­
вится с этим, оно может быть распущено и сменено; посколь­
ку его состав выбирается либо непосредственно путем выборов
либо жеребьевкой.
Концепция республиканского правительства Руссо, подыто­
женная в модели Пб, представляет во многих отношениях апо­
феоз попыток всей республиканской традиции напрямую увя­
зать свободу и участие. Кроме того, связь, которую он установил
между принципом легитимного правительства и принципом
самоуправления ради общего блага, бросала вызов не только по­
литическим принципам порядка его дней — прежде всего ста­
рого порядка — но также принципам более поздних либераль­
но-демократических государств. Поскольку его представление
о самоуправлении — одно из наиболее радикальных, оспари­
вающих в самой сути некоторые из ключевых предположений
либеральной демократии, в особенности представление о том,
что демократия есть название для особого типа государства, ко­
торое может быть подотчетно гражданам лишь на время.
Но идеи Руссо не представляют упорядоченной системы
или руководства к конкретным действиям. Он сознавал неко­
торые проблемы, создаваемые крупномасштабными, комплекс­
ными, густонаселенными обществами, но не исследовал их на­
столько глубоко, как следовало. Кроме того, Руссо сам никоим
образом не считал, что история должна завершиться реализаци­
ей его модели демократического устройства. Он также не счи­
тал, что история постепенно развивается в сторону лучшей
жизни; напротив, по отношению к представлениям Просвеще­
ния о прогрессе он был настроен скептически, поскольку выйдя
из естественного состояния, люди высвободили политические
и экономические силы и формы конкурентного и эгоистично­
го поведения, породившие «цивилизацию» слишком дорогой
ценой (Masters, 1986; J. Miller, 1984). Коррупция и социальная
несправедливость обычно возникали из-за неравенства, твори­
мого «прогрессом». По-видимому, Руссо считал, что в области
этики демократическому политическому сообществу придется
преодолевать данные неравенства, если у него появится шанс
укрепиться, что, в свою очередь, представлялось весьма сомни­
тельной перспективой.

89
г
Часть I. Классические модели

Руссо настаивал на демократической природе правления со­

общества, однако, по его мнению, это плохо сочетается с рядом
ограничений, которые он сам же налагал на данную форму прав­
ления. Вначале он также исключал женщин из «народа», то есть
граждан, как и, по-видимому, бедных. Женщины исключались,
поскольку, как считалось, в отличие от мужчин, их способность
к ясному суждению затуманена «неумеренными страстями»,
и отсюда им «требуется» защита и руководство мужчин ввиду
вызовов политики (Руссо. Эмиль; в особенности кн. V; Pateman,
1985. Р. 157-158). Бедные, по всей видимости, считались изгоями,
поскольку гражданство имеет силу при условии владения мел­
кой собственностью (землей) и /или от отсутствия зависимости
от других (Connolly, 1981. Ch. 7).
Существуют и другие значительные трудности. Руссо изобра­
жался как сторонник в конечном счете модели демократии с ти­
раническими коннотациями (например, Berlin, 1969. Р. 162-164).
В корне данного обвинения, однако, лежит озабоченность тем,
что, поскольку большинство всемогуще по сравнению с целями
и желаниями индивидов, «суверенитет народа» может с легко­
стью уничтожить «суверенитет индивидов» (Berlin, 1969. Р. 163).
Проблема в том, что Руссо не только предполагал, что меньшин­
ства должны соглашаться с решениями большинства, но также
не обозначал пределы распространения действия решений де­
мократического большинства. По существу, он считал, что граж­
данское образование должно заполнить пробел между волей
индивида и общественным благом, в то время как обществен­
ные взгляды должны насаждаться посредством «гражданской
религии» (Руссо, 1998. Кн. 4. Гл. 8). В то время как вопросы, воз­
никающие вследствие подобных положений, не порождают фа­
тальных препятствий всем аспектам воззрений Руссо (Pateman,
1985. Р. 159-162), трудно не придти к заключению о том, что ему
не удалось адекватно отобразить угрозы, которые «обществен­
ная власть» ставит перед всеми аспектами «частной жизни»
(Harrison, 1993. Ch. 4). К данному вопросу мы вернемся в следу­
ющем разделе данной главы и в последующих главах).

90
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

Модель Нб
Республиканизм развития

Принцип(ы) обоснования
Граждане должны обладать политическим и экономиче­
ским равенством, чтобы никто не мог быть хозяином дру­
гого, и все могли обладать равной свободой и развитием
в процессе самоопределения ради общего блага.

Ключевые особенности
Разделение законодательной и исполнительной функций
Прямое участие граждан в общественных собраниях
для формирования законодательной власти
Единодушие в общественных вопросах желательно,
но в случае разногласий проводятся голосования по мажо­
ритарному принципу
Руководящие должности в руках «магистратов» или «управ­
ляющих»
Исполнительная власть назначается путем прямых выбо­
ров либо жребия

Общие условия
Небольшое, неиндустриальное сообщество
Разделение владения собственностью среди многих; граж­
данство зависит от владения имуществом, то есть общество
независимых производителей
Бытовое обслуживание женщинами для освобождения
мужчин для (небытовой) работы и политики

Главной заботой Руссо было то, что можно назвать будущим

демократии в неиндустриальном сообществе, то есть в таком
сообществе, как его родная «женевская республика», которой он
неподдельно восхищался. Его видение демократии было про­
вокационным и вызывающим; однако оно не было системати­
чески связано с анализом мировой политики, столкнувшейся
с быстро крепнущими национальными государствами и с изме­
нением совершенно другого типа, —с индустриальной револю­
цией, которая набирала обороты с конца XVIII века и начинала
подрывать традиционный уклад. В связи с этими событиями

91
Часть I. Классические модели

о природе демократии было предоставлено размышлять дру­

гим. В ходе чего многие пришли к выводу о том, что идеи Рус­
со были утопичными и/или же неадекватными «современным
условиям». Но это не в коем случае не было — и не является —
мнением всех теоретиков демократии. Как мы увидим в после­
дующих главах, были и такие политические мыслители, которые
обратились к основной «морали» республиканской традиции,
следуя которой граждане «никогда не должны доверяться госу­
дарям» и что «если мы хотим гарантировать, чтобы правитель­
ства действовали в интересах народа, нам следует постараться
гарантировать, чтобы мы сами, народ, действовали как свое
собственное правительство» (Skinner, 1992. Р. 69). То, насколько
актуальной оставалась эта мораль, может быть раскрыто по­
средством оценки доминирующей модели демократии в совре­
менной политике: либеральной демократии. Однако перед тем,
как к ней обратиться, необходимо детальнее раскрыть значение
республиканской мысли в связи с фундаментальным элементом
ее концептуальной основы, все еще в достаточной мере не ис­
следованной: ее гендерной концепцией гражданства.

Общественное и частное

История республиканской мысли, как верно отметил один ав­

тор, «угрожающе пренебрегала женственностью и женщинами»
(Phillips, 1991. Р. 46). Но на фоне «мужского потока» выделяется
одна фигура — Мэри Уолстонкрафт (1759-1797), чьи новатор­
ские исследования природы взаимосвязей между сферами об­
щественного и частного мы обсудим ниже. Работа Уолстонкрафт
не сформировала новую модель самоуправляющегося общества
или демократического правления, но ее следует воспринимать
как важнейший вклад в анализ условий возможности суще­
ствования демократии. Как таковая она проливает новый свет
на сильные стороны и ограниченности обсуждаемых традиций
политической мысли.
Размышляя о значимости французской революции и распро­
странения в Европе радикализма в конце XVIII века, Уолстон­
крафт находила много достойного восхищения в трудах Руссо.
Отчасти под вдохновением от тогдашних событий и вопросов,
поднятых Руссо, Уолстонкрафт написала одни из самых замеча­

92
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

тельных трактатов по социальной и политической теории «За­

щита прав женщины» (написанный в 1791 и опубликованный
в 1792 году). И хотя текст был встречен с большим энтузиазмом,
в радикальных кругах, в которых она вращалась (включавшие
также Уильяма Годвина и Томаса Пейна), она была воспринята
с крайним презрением и насмешками (Kramnick, 1982; Taylor,
1983; Tomalin, 1985). По сути, последнее и представляло собой
изначальную реакцию на «Защиту прав женщины». Причины
этого заключаются в самой сути поднятой автором пробле­
мы, которая почти не рассматривалась в политической теории
до появления трудов Джона Стюарта Милля (1806-1873) и кото­
рая в дальнейшем —в связи с его трудами о зависимом положе­
нии женщин —также упоминалась крайне редко. Мэри Уолстон-
крафт незаслуженно редко воспринимают в качестве одного
из ключевых теоретиков демократии.
Уолстонкрафт принимала утверждение о взаимосвязи сво­
боды и равенства. Как и Руссо, она придерживалась того взгля­
да, что все те, кто «обязан взвешивать последствия каждого
потраченного фартинга», не могут обладать свободой «сердца
и ума» (Wollstonecraft, 1982. Р. 255). Как и Руссо, она утвержда­
ла, что от излишнего почтения к имуществу и имущим проис­
текали многие «беды и пороки этого мира». Активное, просве­
щенное гражданство подразумевает свободу от бедности, так же
как и свободу от система наследования, которая прививает в пра­
вящих классах ощущение власти, независимой от какого-либо
требования разума или заслуг. Уолстонкрафт твердо придержи­
валась того взгляда, что в то время как бедность огрубляет ум,
жизнь в достатке, созданном другими, вызывает надменность
и привычку к безделью. Способности человека могут разви­
ваться лишь если они используются, а использоваться они будут
редко, «покуда необходимость какого-либо рода не приведет
колеса в движение» (Wollstonecraft, 1982. Р. 252). Уолстонкрафт,
как и Руссо, считала, что в обществе должно быть создано больше
равенства, чтобы граждане приобрели более просвещенное ми­
ропонимание и чтобы политический порядок управлялся раз­
умом и здравым суждением. В присущем ей энергичном стиле
она заявляла: «Нелепые различия ранга, превращающие циви­
лизацию в проклятие, делящие мир на сладострастных тиранов
и лукавых и завистливых подданных, разлагают почти в равной
степени каждый класс, поскольку респектабельность не входит

93
Часть I. Классические модели

в разряд относительных жизненных обязанностей, а связывает­

ся с социальным статусом, а когда обязанности не выполняются,
чувства не могут набрать достаточно силы для укрепления до­
бродетели, естественной наградой которой они являются» (ibid.
Р. 256-257).
Однако в отличие от Руссо и республиканской традиции в це­
лом, Уолстонкрафт не могла принять господствующей линии
в политическом мышлении, которое относило интересы жен­
щин и детей к интересам «индивидуальным», то есть граждан-
мужчин. Уолстонкрафт выступала против любого предположе­
ния об индивидуальности интересов мужчин, женщин и детей,
а также критично подходила к изображению Руссо должных от­
ношений между мужчинами и женщинами, которые запрещали
женщине играть роль в общественной жизни (ibid. Ch. 5). Хотя
она не первая задалась вопросом, почему это доктрина лич­
ной свободы и равенства не распространяется на женщин, она
предложила гораздо более глубокий анализ данного вопроса,
чем кто-либо до нее, а также, в сущности, и после нее на про­
тяжении несколько поколений (Mary Astell. Some Reflections
Upon Marriage. 1700). Для Уолстонкрафт сама недостаточность
исследований вопроса о политической эмансипации женщин
была вредоносной не только для равенства жизней тех или иных
женщин и мужчин, но и для самой природы разума и нравствен­
ности. На ее взгляд, отношения между мужчинами и женщина­
ми основывались в целом на необоснованных предположениях
(о естественных различиях между мужчинами и женщинами)
и несправедливыми институтами (от свадебного контракта
до непосредственного отсутствия женского представительства
в государственном аппарате). По словам Уолстонкрафт, подоб­
ное положение дел «подрывало» усилия человека по достиже­
нию совершенства и сохранения счастья (ibid. Р. 87, 91). Если
современный мир хочет освободиться от тирании, следует оспо­
рить не только «богоданное право королей», но и «богоданное
право мужей» (ibid. Р. 127). Учитывая подобную точку зрения,
едва ли удивительно, что «Защита прав женщины» была воспри­
нята с такой тревогой столь многими.
Вразрез с общепринятым изображением женщин как слабых,
непостоянных, «неспособных быть самостоятельными» и пас­
сивных, как «малозначительный объект желания», Уолстонкрафт
утверждала, что женщины оставались жалкими созданиями

94
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

лишь из-за своего воспитания (ibid. Р. 81-83). Вопрос заключал­

ся не в природных способностях женщин, а в явных неадекват­
ностях в их образовании и жизненных условиях. При изоляции
в домашнем быту и зависимости от ограниченных возможно­
стей способности женщин стать полноценными гражданами
постоянно атаковались и подрывались. Женщин учили «идеалу
женственности», поддерживать который их заставляли со всех
сторон; их учили быть изысканными, обладать хорошим мане­
рам и быть незаинтересованными мирскими делами. Положе­
ние женщины в жизни не позволяло им выполнять обязанности
гражданина и, как следствие, приводило к их глубокой дегра­
дации (ibid. Р. 257-258). Положение и образование «леди», на­
пример, предназначалось для развития необходимых качеств
для «содержания в клетках»: «как пернатым, им не оставалось
ничего, кроме как жить в свое удовольствие и перешагивать
с поддельным величием с жердочки на жердочку. Действитель­
но, их обеспечивают едой и нарядами, ради которых они не тру­
дятся и не прядут; но взамен они отдают свое здоровье, свободу
и достоинство» (ibid. Р. 146). Вкратце, то, чем женщины являются
и могут стать, есть продукт человеческих и исторических услов­
ностей, а не вопрос естественных различий.
Поэтому необходимо, как настаивала Уолстонкрафт, пере­
осмыслить политические отношения в связи с «несколькими
простыми принципами», которые принимались большин­
ством мыслителей, стремившихся бросить вызов произволь­
ным и деспотическим силам (ibid. Р. 90). Превосходство людей
над «животными» заключается в их способности рассуждать,
накапливать знание через опыт и жить добродетельно. Люди
могут — и имеют на то право — организовать свое существова­
ние согласно диктату разума и морали. Люди способны понять
мир и стремиться к усовершенствованию своей природы (ibid.
Р. 91). Что, однако, отличает ссылку Уолстонкрафт на эти клас­
сические принципы Просвещения от практически всех ее пред­
шественников —это то, что она направила их против «маскули-
нистских» предположений как радикальных, так и либеральных
мыслителей. И мужчины и женщины рождаются с богоданным
способностями к рассуждению, способностью, которая слиш­
ком часто отрицалась «словами либо поведением мужчин» (ibid.
Р. 91). «Если абстрактные права мужчин выдержат обсуждение
и объяснение», заявляла Уолстонкрафт, «то и аналогичные пра­

95
 Часть I. Классические модели

ва женщин не дрогнут перед тем же испытанием» (ibid. Р. 7).

И, как она заключает, если женщины планируют быть эффек­
тивными и в общественной, и в частной жизни (как граждане,
жены и матери), они должны в первую очередь осуществить
свою обязанность по отношению к себе как рациональным су­
ществам (ibid. Р. 259).
А для того, чтобы женщины были в состоянии выполнять свои
обязанности как можно лучше, недостаточно просто реформи­
ровать их положение, например, посредством изменения при­
роды их образования, как полагали некоторые мыслители XVII
и XVIII веков. Ведь главенство разума удушено разнообразными
произвольными авторитетами. Это, в частности, — «заразная
порфира», согласно ее памятной фразе, «превращающая про­
гресс цивилизации в проклятие и искажающая понимание» (ibid.
' Р. 99). Уолстонкрафт направляет большую часть своей критики
на всех тех, чья власть и авторитет проистекают из унаследо­
ванного имущества и/или сословной системы. Три институци­
ональные группировки подвергнуты особо жестким коммента­
риям: аристократия, церковь и армия. Их привилегии, праздная
жизнь и/или злонамеренные проекты — коррумпированные
связи с «богатством, бездельем и прихотями» — подавляют
не только женщин, но и «многочисленный класс» чернорабочих,
(ibid. Р. 260, 317). Следовательно, вся система политики —«если
это вообще уместно называть системой, которая состоит в ум­
ножении зависимых и выдумывании поборов, заставляющих
бедных потакать богатым» —должна быть изменена, если прав­
ление разума будет строиться должным образом (ibid. Р. 256).
Лишь когда не будет «принуждения, укоренившегося в обществе»,
заявляла Уолстонкрафт, «представители обоих полов... займут
присущие им места».
А для того, чтобы мужчины и женщины обрели свободу, тре­
буется, чтобы они получили условия и возможности для пресле­
дования самостоятельно избранных целей, как и социальные,
политические и религиозные обязанности. Особенно важным
в заявлении Уолстонкрафт является то, что она устанавливает
глубоко укоренившиеся связи между сферами «общественно­
го» и «частного»: между возможностью гражданства и участия
в управлении, с одой стороны, и препятствиями к подобной
возможности, глубоко укорененной в неравных гендерных от­
ношениях — с другой. Ее аргумент состоит в том, что без ре­

96
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

структурирования сферы частных взаимоотношений могут

реализоваться лишь небольшие прогрессивные политические
изменения, и что не может быть никакого удовлетворительного
реструктурирования «частного» без всеобщих изменений в при­
роде правящих институтов. Кроме того, она старалась показать,
что частные обязанности (по отношению к самым близким, будь
то взрослые или дети) «никогда должным образом не будут вы­
полняться, если только понимание [разум] не расширит сердце»,
а общественная добродетель не может должным образом разви­
ваться, пока «тирании мужчины» не положен конец; поскольку
«общественная добродетель есть лишь совокупность частной
[добродетели]» (ibid. Р. 316, 318). Эмансипация женщин является,
следовательно, ключевым условием свободы в рациональном
и нравственном строе.
Среди практических изменений, к которым стремилась Уол-
стонкрафт, были национальная система образования, новые ка­
рьерные возможности для женщин («женщины могли бы... быть
врачами и медицинскими сестрами...») и, хотя «этим я могу вы­
звать смех», необходимо «непосредственное участие» женщин
в «совещаниях правительства» (ibid. Р. 252ff). При подобных из­
менениях женщина могла бы получить возможность внести зна­
чимый вклад в общество: «она не должна, будучи совобожден-
ной от своих гражданских обязанностей, индивидуально желать
защиты гражданских законов; она не должна быть зависимой
от щедрот своего мужа для получения средств к существованию
в течение своей жизни, либо поддержки после его смерти: ведь
как может человек быть щедрым, когда у него нет ничего своего?
либо добродетельным —тот, кто не свободен?» (ibid. Р. 259). Учи­
тывая финансовые средства для материального самообеспече­
ния, а также для содействия благосостоянию других, женщины
наконец-то будут в состоянии стать полноправными членами
сообщества. Социальный и политический порядок трансфоми-
ровался бы к обоюдной выгоде и женщин, и мужчин: порядок
мог бы затем быть основан ни на каком ином авторитете, кроме
самого разума.
Работа Уолстонкрафт представляет собой значительный вклад
в прояснение взаимосвязи между социальными и политически­
ми процессами и, таким образом, в новую оценку условий уста­
новления демократии. До XX века практически не было авторов,
которые прослеживали бы столь проницательно, как она, связь

I
Часть I. Классические модели

между общественной и частной сферами и пути, которыми не­

равные гендерные отношения перерезали их в ущерб качеству
жизни в обеих сферах. Решительная атака ее доводов поставила
новые вопросы о сложных условиях, при которых демократия,
открытая для участия и мужчин и женщин, может развиваться.
После Уолстонкрафт сложно представить, как политические тео­
ретики могли бы пренебречь исследованием различных условий
возможности мужского и женского участия в демократической
политике. Однако относительно немногие следовали данному
направлению (Pateman, 1988). Причины этого, несомненно, ко­
ренятся отчасти в доминировании, как прекрасно поняла бы это
Мэри Уолстонкрафт, мужчин в политических и академических
институтах; однако тому же способствовала неоднозначность ее
собственной мысли.
Для начала труды Уолстонкрафт не привели к формирова­
нию ясной альтернативной модели демократии, как, напри­
мер, Руссо до нее и Джона Стюарта Милля —после. Аргументы
Уолстонкрафт метались между либеральными принципами, хо­
рошо известными со времени «Второго трактата о правлении»
Локка (В «Двух трактатах о правлении», которые мы обсудим
в следующей главе), и более радикальными принципами де­
мократии прямого участия. В очерке «Защита прав женщины»
она указала на то, что дополнительный том будет скоро напи­
сан и продолжится рассуждениями на тему политики, но, к не­
счастью, он так и не вышел (Wollstonecraft, 1982. Р. 90). К со­
жалению, точные взгляды Уолстонкрафт о надлежащей роли
правительства и государства неясны. Хотя она часто говорит
о необходимости расширить участие женщин (и рабочих-муж-
чин) в правлении и явно выступает за расширение избиратель­
ного права, очертания правительства в этих взглядах четко
не вырисовываются. В той мере, в какой они выведены, они
указывают в различных и иногда противоречащих направле­
ниях: на модель либеральной демократии, с одной стороны,
и совершенно революционные демократические идеи —с дру­
гой (Taylor, 1983. Р. 1-7).
Трудности в осмыслении позиции Уолстонкрафт особенно
ярко проявляются ввиду неожиданных границ, которые она
сама очертила вокруг целевой аудитории своей работы: «об­
ращаясь к моему полу... я уделяю особое внимание представи­
тельницам среднего класса, поскольку, по-видимому, они нахо-

98
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

дятся в наиболее естественном состоянии» (Wollstonecraft, 1982.

Р. 81). Оставляя в стороне вопросы о том, что она подразумевала
под женщинами, живущими в «самом естественном состоянии»
(фраза, в чем-то противоречащая ее акцентированию истори­
ческой природы социальных отношений в других местах), за­
дадимся вопросом о том, отстаивала ли она права лишь жен­
щин среднего класса? Хотя подобная позиция уже сама по себе
была бы в то время радикальна (ее предтечи, которых занимало
положение женщин, как указывала сама Уолстонкрафт, обыч­
но обращались к «леди» высших классов), любопытно, что она
собиралась ограничить применение своей доктрины средним
классом. То, что она действительно собиралась это сделать, ста­
ло ясно, когда она написала, что у эмансипированной женщины
будет «служанка, чтобы сбросить с себя рабскую часть домохо­
зяйства» (ibid. Р. 254). Несмотря на то, что многие ее утверждения
были крайне актуальны применительно к условиям жизни всех
женщин, Уолстонкрафт, по-видимому, не относила их ко всем
женщинам: на деле эмансипированная женщина, как оказыва­
ется, нуждается в служанках. Еще одно свидетельство данного
взгляда встречается при обсуждении Уолстонкрафт женщин
(и мужчин) из «беднейших сословий», которые —предназначен­
ные для домашней работы либо ремесла —будут, даже в рефор­
мированном обществе, все еще нуждаться в филантропическом
внимании и специальном образовании, если они хотят получить
толику просвещения (Kramnick, 1982. Р. 40-44; Wollstonecraft,
1982. Р. 273ff).
Тем не менее Уолстонкрафт привлекла внимание к настоль­
ко ключевым проблемам, что любое исследование демократии,
для которого «индивид» не тождественен мужчине, непременно
будет обращаться к ним и в будущем. Один из немногих, кто дей­
ствительно обращался к ним, был, как уже было упомянуто,
Джон Стюарт Милль, пытавшийся ввести гендерные вопросы
в новую версию либерально-демократической полемики. Поли­
тическая мысль Милля, безусловно, крайне важна. Но не следует
забывать, что даже Миль не исследовал влияния на демократию
гендерных вопросов в должной мере: лишь с пришествием со­
временного феминизма релевантность и влияние множества
идей Уолстонкрафт начали оцениваться в полной мере (см. гла­
вы 7 и 10).
Часть I. Классические модели

Республиканизм: заключительные размышления

Возобновление интереса к различным аспектам «самоуправле­

ния» в Италии эпохи Возрождения имело значительное влияние
на Англию, Америку и Францию в XVII и XVIII столетиях. Про­
блема построения гражданской жизни и поддержания жизни
общественной исследовалась самыми разными мыслителями
и практиками от политики (Рососк, 1975; Ball, 1988. Ch. 3; Rahe,
1994). Однако различные политические условия обусловили со­
вершенно разные результаты. В Британии традиции республи­
канской мысли продолжали оказывать сильное влияние, хотя
чаще всего они переплетались с мощными местными идейными
течениями, в которых доминировали монархические и религи­
озные представления. Главной заботой были взаимоотношения
между монархом и подданными (Рососк, 1975. Part III; Wootton,
1992). В Америке республиканские идеи по-прежнему вызыва­
ли оживленные дискуссии, однако их подтекст резко изменил­
ся, так что значение идеала активного гражданина было транс­
формировано. В полемике вокруг американской конституции
некоторые из «отцов-основателей» Америки отказались от ре­
спубликанизма античности и Возрождения и стремились сфор­
мировать новый республиканский строй для страны с большим
населением, протяженной территорией и сложными коммерче­
скими сетями (Ball, 1978; Rahe, 1994. Р. 3-18). В революционной
Франции республиканские идеи оставались господствующими
и являлись важнейшей частью вызова старому монархическо­
му порядку; однако даже во Франции республиканские идеи
множество раз преобразовывались, в особенности после того,
как траектория революции —от народного восстания до терро­
ра —стала для всех очевидной.
В самых различных условиях мышление развивалось, ос­
новываясь на добродетельных гражданах и гражданской вы­
держке как на базисе политического сообщества, и двигалось
в сторону осознания необходимости выделить и четко опреде­
лить границы сферы политики, освободить энергию индивидов
в гражданском обществе и создать новый тип равновесия меж­
ду гражданином и правительством, гарантируемый законами
и институтами. Со временем фундаментальное значение сво­
боды, в трактовке республиканской традиции, изменилось; сво­
бода все меньше стала ассоциироваться с общественной либо

100
 Глава 2. Республиканизм: свобода, самоуправление и активный гражданин

политической свободой, «правом народа участвовать в прав­

лении», и все больше — с чувством личной или частной свобо­
ды, «защиты прав от любых правительственных посягательств,
в особенности посредством законодательства» (Wood, 1969; Ball,
1988). Старые слова обрели новое значение и были переосмыс­
лены согласно новым течениям политического языка и тради­
ции. Слабые и сильные стороны этих политических течений бу­
дут рассмотрены в следующей главе.
ГЛАВА 3

Развитие либеральной демократии:

за и против государства

Исторические изменения, способствовавшие возникновению

современной либеральной и либерально-демократической
мысли, были чрезвычайно сложными. Борьба между монарха­
ми и сословиями за обладание законной властью; крестьянские
восстания против невыносимых поборов и повинностей; рас­
пространение торговли, коммерции и рыночных отношений;
изменения в технологии, в особенности в военной области;
укрепление национальных монархий (в особенности в Англии,
Франции и Испании); растущее влияние культуры Возрожде­
ния; религиозная рознь и вызов универсалистским притязани­
ям католицизма; борьба между церковью и государством —все
играло свою роль. На примере материала данной главы мы под­
робно рассмотрим ряд изложенных феноменов, для начала же
уместно прояснить понятие «абсолютистского» государства.
С XV по XVIII век в Европе доминировали две различных
формы политического строя: «абсолютные» монархии Франции,
Пруссии, Австрии, Испании и России, а также «конституционная»
монархия Англии и республика Голландии (Mann, 1986. Ch. 14).
Между данными типами правления существуют значительные
концептуальные и институциональные различия, хотя с точки
зрения истории взаимоотношений государства и общества не­
которые из различий были скорее кажущимися, чем реальными.
О конституционных государствах мы поговорим вкратце, так
как в первую очередь сосредоточимся на абсолютизме.
Абсолютизм ознаменовал возникновение формы государства,
основанного на поглощении меньших и более слабых полити­
ческих элементов более крупными и сильными политическими
структурами (в Европе в начале XVI века было около 500 более
или менее независимых политических единиц); окрепшая спо­
собность править объединенной территорией; преобразование
и расширение налогового управления; более жесткая система
правопорядка, применяемая равно на всей территории (свя­

102
 Глава 3. Развитие либеральной демократии: за и против государства

занная с растущей централизацией вооруженных сил); а также

применение более «постоянного, рассчитанного и эффективно­
го» правления единой, суверенной главой (Poggi, 1978. Р. 60-61).
Хотя реальная власть абсолютистских правителей часто перео­
ценивалась, данные изменения символизировали значительное
усиление «общественного авторитета» сверху (Андерсон, 2010).
Несомненно, абсолютистские правители заявляли, что они одни
имели легитимное право вершить государственные дела. Од­
ним из наиболее примечательных заявлений данного характе­
ра приписывается Людовику XV: «Лишь в моем лице пребывает
верховная власть, и лишь благодаря мне одному суды... суще­
ствуют и получают власть. Эта... власть может осуществляться
лишь от моего имени... Ибо лишь мне одному принадлежит за­
конодательная власть... Весь общественный порядок исходит
от меня, поскольку я являюсь его верховным хранителем... Права
и интересы нации... безусловно объединены с моими собствен­
ными и могут пребывать лишь в моих руках» (цит. по: Schama,
1989. Р. 104). Абсолютный монарх претендовал на то, чтобы быть
верховным авторитетом во всех вопросах права, хотя важно от­
метить, что подобная всеобъемлющая претензия считалась ис­
ходящей от божественного закона. Легитимность короля осно­
вывалась на «божественном праве».
Абсолютный монарх стоял на вершине системы правления,
которая становилась все более централизованной и зиждилась
на претензиях на верховную и неделимую власть: суверенную
власть или суверенитет. Данная система проявлялась в распо­
рядке и ритуалах придворной жизни. Однако вследствие связи
со двором возник новый административный аппарат, вклю­
чавший начала регулярной бюрократии и армии (Mann, 1986.
Р. 476). Если французская монархия XVII века —лучший пример
абсолютистского двора, Пруссия при династии Гогенцоллернов
представляет лучший пример «прототипов министерств» (Poggi,
1990. Р. 48). Эти «прототипы» увеличивали участие государства
в продвижении и регулировании до тех пор беспрецедентного
разнообразия сфер жизни. Абсолютизм помогал запустить про­
цесс государственного строительства, которое начало снижать
социальную, экономическую, культурную и правовую вариа­
тивность в рамках государств и расширять ее между ними (Tilly,
1975. Р. 19).

103
Часть I. Классические модели

Согласно одной из трактовок данных изменений, экспансия

административной власти государства в значительной степе­
ни стала возможной благодаря увеличению способности госу­
дарства к сбору и хранению информации о членах общества
и связанной с этим способности осуществлять надзор за свои­
ми подданными (Giddens, 1985. Р. 14-15, 198ff; Андерсон, 2010.
С. 44-67). Однако по мере того, как власть монарха расширялась,
а административные центры становились сильнее, простой
концентрации власти не происходило. Дело в том, что усиление
административной власти усиливало и зависимость государства
от кооперативных форм социальных отношений; для государ­
ства стало невозможным управлять своими делами и осущест­
влять свои функции и деятельность лишь путем принуждения.
В результате укреплялось взаимодействие между правителями
и управляемыми, а чем больше оно укреплялось, тем больше
возможностей возникало и для подчиненных групп для воздей­
ствия на своих правителей. Говоря вкратце, абсолютизм поро­
дил импульс к развитию новых форм и границ государственной
власти —конституционализм и (в конечном итоге) участие вли­
ятельных групп в процессе самого правления.
Непосредственными истоками современного государства
явились абсолютизм и межгосударственная система, им порож­
денная. Собирая и сосредотачивая политическую власть в сво­
их руках, а также стремясь создать централизованную систему
правления, абсолютизм проторил дорогу национальной и свет­
ской системе власти. Но среди всех событий, способствовавших
новому типу мышления об идеальной форме государства, воз­
можно, наиболее значительной была протестантская Реформа­
ция. Ведь именно Реформация означала не просто вызов пап­
ской сфере полномочий и власти по всей Европе; она в самой
резкой форме подняла вопросы о политических обязательствах
и повиновении. Но то, по отношению к кому следовало про­
являть лояльность — католической церкви, протестантскому
правителю, различным религиозным сектам — было вопросом,
который решался непросто. Ожесточенная борьба между рели­
гиозными группировками, развернувшаяся по всей Европе в те­
чение второй половины XVI века и достигшая наиболее яркого
выражения во время Тридцатилетней войны в Германии, по­
казала, что религия становилась фактором разногласия (Sigler,
1983). Мало-помалу стало понятно, что силы государства долж-

104
 Глава 3. Развитие либеральной демократии: за и против государства

ны быть отделены от обязанности правителей поддерживать

то или иное вероисповедание (Skinner, 1978. Р. 352). Уже один
данный вывод многое прояснил на пути решения дилемм прав­
ления, созданных соперничающими религиями, стремящимися
обеспечить себе своего рода привилегии, на которые ранее по­
сягала средневековая церковь.
Однако не только раздоры, порожденные Реформацией, име­
ли продолжительное влияние на политическую мысль. Дело
в том, что в самих учениях Лютера и Кальвина содержалось
новое, волнующее представление о человеке как о «личности».
В новых доктринах личность воспринималась одинокой перед
лицом Бога, верховным судьей поведения всех, и непосред­
ственно ответственной за истолкование и осуществление воли
Бога. Это понятие имело глубокие и динамичные последствия.
В первую очередь оно освобождало индивида от непосредствен­
ной «институциональной поддержки» церкви и, таким образом,
развивало понятие индивидуально действующего лица как «хо­
зяина своей судьбы», то есть основы большей части последую­
щей политической мысли. Кроме того, оно непосредственно
санкционировало независимость секулярной деятельности
во всех сферах, не вступавших в прямое противоречие с мораль­
ной и религиозной практикой (см. главу 5 и Вебер. Протестант­
ская этика и дух капитализма. 1990). Подобное событие, вкупе
с импульсом к политическим изменениям, возникшим благо­
даря борьбе между религиями, а также между религиозными
и светскими властями, представляло собой мощнейшую дви­
жущую силу, основанную на пересмотре природы государства
и общества.
Этот импульс получил дополнительный стимул благодаря
растущему в Европе интересу к новым социальным и полити­
ческим соглашениям, возникавшим вслед за открытием неевро­
пейского мира (Sigler, 1983. Р. 53-62). Взаимоотношения между
Европой и «новым светом», а также природа прав (если таковые
были) неевропейцев стали средоточием полемики. Это обостри­
ло ощущение многочисленности возможных интерпретаций
сущности политики (S. Hall and В. Gieben, 1992. Ch. 6). Направ­
ление, в котором стали развиваться подобные интерпретации,
конечно, было непосредственно связано с условиями и тради­
циями конкретных европейских стран. Меняющаяся природа
политики осмыслялась по всей Европе разным образом. Однако

105
Часть I. Классические модели

трудно переоценить значительность процессов и событий, воз­

вестивших начало новой эпохи политической рефлексии.

В современной западной политической мысли идею государ­

ства часто связывают с понятием безличного и привилегирован­
ного правового или конституционного порядка со способностью
управления и контроля над той или иной территорией. При том,
что данное представление нашло свое самое раннее выражение
в древнем мире (в особенности в Риме), основным объектом ин­
тереса оно стало лишь в конце XVI века. Оно не являлось элемен­
том средневековой политической мысли. Идея об объективном
и суверенном политическом строе, то есть нормативно описан­
ной структуре власти, отделенной от правителя и управляемых
С. верховными полномочиями над территорией, не могла го­
сподствовать, покуда политические права и обязанности были
тесно связаны с религиозной традицией, монархической вла­
стью и феодальной системой прав на собственность. Сходным
образом идея о том, что люди являются «индивидами» или «на­
родом» с правом быть гражданами своего государства не могла
получить повсеместного распространения, пока не было осла­
блено ограничивающее влияние подобных институтов.
Среди традиций политической мысли, возникших в течение
этих времен, две должны были стать главными: республикан­
ская традиция, обсуждавшаяся в предыдущей главе, и либераль­
ная традиция, среди первых представителей которой были То­
мас Гоббс (1588-1679) и Джон Локк (1632-1704). Фигура Гоббса
символизирует интересный момент перехода от приверженно­
сти абсолютизму и борьбы либерализма против тирании. Локк,
напротив, демонстрирует четкие начала либеральной консти­
туционалистской традиции, ставшей доминирующим мотивом
в изменчивой структуре европейской и американской политики
начиная с XVIII века.
Важно ясно представлять себе значение понятия «либера­
лизма». Хотя оно и противоречиво и преобразовывалось в ходе
истории, в данной книге оно используется для обозначения
попытки поддержать ценность свободы выбора, разума и то­
лерантности перед лицом тирании, абсолютистской системы
и религиозной нетерпимости (Macpherson, 1966; Dunn, 1979;
Pateman, 1985; Rahe, 1994 — в особенности эпилог). Бросая вы­
зов власти духовенства и церкви, с одной стороны, и властям

106
 Глава 3. Развитие либеральной демократии: за и против государства

«деспотических монархий» — с другой, либерализм стремился

ограничить власть обоих и определить уникальную —частную —
сферу, независимую от церкви и государства. В центре данного
проекта —цель освобождения государства от религиозного кон­
троля и освобождение гражданского общества (личной, семей­
ной и деловой жизни) от политического вмешательства. Посте­
пенно либерализм стал тождественен доктрине, утверждающей,
что люди должны свободно следовать собственным предпо­
чтениям в религиозных, экономических и политических де­
лах —по сути, в большинстве вопросов, воздействующих на по­
вседневную жизнь. И хотя различные «варианты» либерализма
толковали данную задачу по-разному, все они объединялись
вокруг защиты конституционного государства, частной соб­
ственности и рыночной конкурентной экономики как главных
механизмов координации интересов человека. В самых ранних
(и влиятельных) либеральных доктринах, следует подчеркнуть,
индивиды понимались как «свободные и равные», обладающие
«естественными правами», то есть неотчуждаемыми права­
ми, которыми они были наделены с рождения. Однако следует
также отметить, что с самого начала под этими «индивидами»
подразумевались опять-таки мужчины (Pateman, 1988). Обычно
именно мужчина, владелец имущества, был в центре всего вни­
мания; а новые свободы в первую очередь относились к мужчи­
нам новых средних классов или буржуазии (непосредственно
пользующейся благами растущей рыночной экономики). Го­
сподство мужчин в общественной и частной жизни по большей
части не оспаривалось и выдающимися мыслителями.
Основной проблемой, с которой столкнулась политическая
теория, было примирение понятия государства как объек­
тивной, нормативно ограниченной структуры власти с новы­
ми взглядами на права и обязанности подданных. Вопрос за­
ключался в следующем: как «суверенное государство» связано
с «суверенным народом», признававшимся легитимным источ­
ником власти правительства? Большая часть либеральной и ли­
берально-демократической теории столкнулась с дилеммой
поисков равновесия между силой и правом, властью и законом,
обязанностями и правами. Ведь хотя государство обязано обла­
дать монополией на власть принуждения в целях обеспечения
безопасной основы, на которой «свободная торговля», бизнес
и семейная жизнь могут процветать, его принудительная и ре­

107
Часть I. Классические модели

гулятивная способности должны быть ограничены, чтобы власть

придержащие не вмешивались в политические и социальные
свободы отдельных граждан и не преследовали собственные ин­
тересы в конкурентных отношениях друг с другом.
Чтобы понять природу либерализма более полно, важно под­
робно изучить его развитие. Лишь исследовав возникновение
либеральной традиции —а также вопросы, которые она подни­
мала в отношении природы суверенности, власти государства,
индивидуальных прав и механизмов представительства — мож­
но постичь основы новых либерально-демократических мо­
делей, начавших возникать в XVIII и XIX веках. Две подобные
модели будут рассмотрены в данной главе: «протекционная»
демократия и демократия развития (модели Ша и Шб соответ­
ственно). В них прослеживаются очевидные параллели с опре­
деленными аспектами республиканских моделей, рассмотрен­
ных в предыдущей главе. Протекционная демократия полагает,
что, учитывая преследование собственных интересов и инди­
видуально мотивированный выбор в делах, единственный спо­
соб предотвратить господство других заключается в создании
подотчетных институтов; демократия развития утверждает,
что политическое участие —желанная цель сама по себе и явля­
ется одним (если не основным) из главных механизмов разви­
тия энергичного, образованного и активно участвующего граж­
данства. В обоих течениях мышления можно выявить элементы
республиканского влияния, но ни одно из них не будет понято
должным образом без осознания их связи с ранней либеральной
мыслью. А потому эта глава обращается именно к последнему
и, в особенности, к началам современной полемики о приро­
де и пределах власти монархов и духовенства. Ключевое (пусть
и неоднозначное) место в данной полемике принадлежит Гоббсу.

Власть и суверенность

В своем знаменитом «Левиафане» (1651) Гоббс изобразил людей

как глубоко корыстных, вечно стремящихся к «еще более силь­
ному удовольствию» и все более прочной позиции, с которой,
как считал Макиавелли, можно обеспечить достижение своих
целей. Конфликты интересов и борьба за власть определяют
естественное состояние человека. Гоббс подчеркивал «общую

108
 Глава 3. Развитие либеральной демократии: за и против государства

склонность всего человеческого рода —вечное и беспрестанное

желание все большей и большей власти, желание, прекраща­
ющееся лишь со смертью» (Гоббс, 1991. С. 74). С данной точки
зрения идея о том, что люди могут начать уважать и доверять
друг другу, соблюдать договоры и чтить политическое сотрудни­
чество, представляется действительно маловероятной. Однако,
создавая свое произведение на фоне английской гражданской
войны, Гоббс желал показать, что озабоченность собственны­
ми интересами не обязательно приводит, и не должна приво­
дить, к бесконечным конфликтам и войнам. Чтобы доказать это
и тем самым установить надлежащий государственный строй,
он ввел «мысленный эксперимент». Его следует кратко рассмо­
треть, поскольку он в самой убедительной форме раскрывает
некоторые из вопросов, возникающие при рассмотрении взаи­
моотношений между индивидом и государством.
Гоббс представил ситуацию, в которой люди находятся
в естественном состоянии —то есть ситуацию без «общей вла­
сти» или государства для правоприменения и ограничения
действий — и обладают «естественными правами» применять
любые средства для защиты своей жизни и вольны делать все,
что угодно, против кого угодно и «владеть, использовать и об­
ладать всем, что они раздобудут или смогут раздобыть». Резуль­
татом является постоянная борьба за выживание: знаменитая
Гоббсова «война всех против всех». В данном, естественном, со­
стоянии люди обнаруживают, что жизнь «одинока, бедна, грязна,
груба и коротка» и, следовательно, во избежание вреда или ри­
ска ранней смерти, не говоря уже об обеспечении условий по­
вышенного комфорта, требуются определения некоторых есте­
ственных законов или правил (Гоббс, 1991. Часть I. Глава 13).
Естественные законы суть вещи, которых человек должен был
придерживаться при общении с другими, если есть достаточное
основание полагать, что другие поступят так же (Plamenatz, 1963.
Р. 122-132). Об этих законах Гоббс говорит, что «они были ре­
зюмированы в одном легком правиле, доступном пониманию
и самого неспособного человека. И это правило гласит: не делай
другому того, чего ты не желал бы, чтобы было сделано по от­
ношению к тебе» (Гоббс, 1991. С. 122). В его высказываниях
о естественных законах наблюдается много противоречий (пре­
жде всего связь таких законов с «волей Бога»); но эти сложности
не должны волновать нас в данном случае, поскольку ключевая

* 109

4
Часть I. Классические модели

проблема, по мнению Гоббса, состоит в следующем: при каких

условиях люди будут доверять друг другу в достаточной мере
для того, чтобы «отречься от своего права на любую вещь», так
что их долгосрочная заинтересованность в безопасности и мире
может сохраняться? Как могут люди пойти на сделку друг с дру­
гом, когда, при определенных обстоятельствах, в чьих-либо ин­
тересах —как раз разрыв подобной сделки? Соглашение между
людьми по обеспечению упорядочивания их жизней необходи­
мо, однако представляется невыполнимым.
Вкратце, идея Гоббса такова: люди должны с готовностью
отступаться от своих прав на самоуправление в пользу силь­
ной единоличной власти — с этого момента уполномоченной
действовать от их имени — поскольку если все индивиды сде­
лают это одновременно, возникнет условие для эффективного
политического строя и для долгосрочной безопасности и мира.
Появится уникальная взаимосвязь власти — суверена с поддан­
ным — и установится уникальная политическая власть: власть
суверена или суверенитет — санкционированное, следователь­
но, законное использование власти государства лицом или со­
бранием, признанными в качестве суверена. Подданные сувере­
на будут обязаны повиноваться ему, поскольку пост «суверена»
является продуктом их соглашения, а «суверенность» — скорее
свойством данной оговоренной должности, нежели человека, ее
занимающего (Вепп, 1955; Peters, 1956; Skinner, 1989. Р. 112ff).
Важно подчеркнуть, что, по мнению Гоббса, хотя пост суве­
рена должен быть единоличным и, по сути, самодержавным, он
устанавливается властью, даруемой народом. Право государства
командовать и долг подданных повиноваться являются резуль­
татом «согласия», обстоятельством, с которым люди были бы
согласны, если бы и в самом деле существовал общественный
договор. И хотя в концепции государства Гоббса мы скорее всего
и не нашли бы того, что сегодня могли бы отнести к предста­
вительному правлению, в сущности, он утверждает, что люди
управляют посредством суверена. Суверен и является их пред­
ставителем: «Множество людей становится одним лицом, когда
оно представлено одним человеком или одной личностью, если
на это представительство имеется согласие каждого из пред­
ставляемых в отдельности» (Гоббс, 1991. С. 127). При помощи су­
верена множественность голосов и интересов может стать «еди­
ной волей», и как полагал Гоббс, для суверенного государства

110
 Глава 3. Развитие либеральной демократии: за и против государства

требуется подобное единство. Поэтому его позиция солидарна

с теми, кто заявляет о важности правления по согласию и отвер­
гает притязания «божественного права королей» и авторитета
традиции в целом. Однако его выводы идут вразрез с умозаклю­
чениями тех, кто часто использует этот аргумент, подразумевая
необходимость той или иной формы народного суверенитета
или демократического представительного правления (подроб­
нее об этом см.: Held, 1995. Ch. 2).
Гоббс стоит у истоков современной либеральной озабоченно­
сти достижением как свободы индивида, так и степенью власти
государства, достаточной для обеспечения социального и поли­
тического порядка. Его решающий вклад в формирование ли­
беральной мысли неоспорим, но в нем, как и в представлениях
Макиавелли, сочетаются глубоко либеральные и нелиберальные
элементы. Либеральные — поскольку Гоббс стремился обнару­
жить наилучшие условия для самовыражения человеческой
природы; а также объяснить или установить наиболее подхо­
дящую форму общества и государства, апеллируя к миру «сво­
бодных и равных» индивидов; и подчеркнуть, в новаторском
ключе, важность согласия при осуществлении сделки или до­
говора — не только в урегулировании дел и обеспечении меры
независимости и выбора в обществе, но также для того, чтобы
легитимировать, то есть оправдать, подобное регулирование.
Однако позиция Гоббса также и нелиберальна: его политиче­
ские заключения подчеркивают необходимость существова­
ния практически всевластного суверена, создающего законы
и обеспечивающего условия социальной и политической жиз­
ни. Гоббс, в сущности, не просил у своих соотечественников
заключать договор; он просил их признать разумную природу
обязательств, возникающих вследствие допущения того, что та­
кой договор уже был заключен (Гоббс, 1991; Macpherson, 1968.
Р. 45). Его представления об этих обязанностях склонили чашу
весов, находящуюся между притязаниями индивида и властью
государства, в сторону последнего. Суверенная власть совре­
менного государства была установлена, однако способность
граждан к независимым действиям —пусть лишь, снова подчер­
кнем, граждан-мужчин, обладающих «высоким положением»
и значительной собственностью —была радикально подорвана.
Гоббс стремился защитить сферу, свободную от вмешательства
государства, в которой смогли бы процветать торговля, ремес-

111
Часть I. Классические модели

ла и патриархальная семья: гражданское общество. Но ему так

и не удалось четко сформулировать понятия и определить ин­
ституты, необходимые для ограничения действий государства.

Гражданство и конституционное государство

Знаменитое возражение Джона Локка на аргумент Гоббса о том,

что индивиды могут обрести «мирную и удобную» жизнь друг
с другом при условии следования диктату самодержавного авто­
ритета, предвосхитило развитие всей традиции протекционной
демократии. Такова его реакция на подобный аргумент: «Это
все равно что думать, будто люди настолько глупы, что они ста­
раются избежать вреда от хорьков или лис, но довольны и даже
Считают себя в безопасности, когда их пожирают львы» (Локк,
1988. С. 315). Иными словами, едва ли люди, полностью не до­
веряющие друг другу, доверят всемогущему правителю заботу
о своих интересах. Локк поддержал революцию и соглашение
1688 года в Англии, установившее конституционные пределы
власти короны. Он отверг представление о власти как о доми­
нирующей во всех сферах жизни. Для него институт «правитель­
ства» мог и должен был пониматься как «инструмент» защиты
«жизни, свободы и имущества» его граждан; то есть смысл пра­
вительства заключается в защите прав индивидов, как предна­
чертано божественной волей и закреплено в законе (Dunn, 1969.
Part 3).
Локк, как и Гоббс, считал, что установлению политического
мира предшествовало существование индивидов, наделенных
естественными правами. Как и Гоббса, его волновало то, какую
форму должно принять легитимное правительство, а также ус­
ловия безопасности, мира и свободы, но то, как он представ­
лял себе подобные вещи, фундаментально отличалось от кон­
цепции Гоббса. В важнейшем, втором из его «Двух трактатов
о правлении» (впервые опубликованном в 1690 году), Локк на­
чинает с предположения о том, что индивиды изначально на­
ходились в естественном состоянии: «Состояние совершенной
свободы...» (Локк, 1988. С. 74)1. Данное естественное состояние,

1 Утверждая это, Локк, несомненно, прокладывал важнейшие пути, по ко­

торым затем следовали остальные.

112
 Глава 3. Развитие либеральной демократии: за и против государства

основная форма объединения людей, является состоянием сво­

боды, но не «состоянием вседозволенности». Индивиды связа­
ны долгом перед Богом и управляются естественным законом.
Естественный закон (точное значение которого установить
в «Двух трактатах» нелегко) определяет основные принципы
морали: индивиды не должны лишать себя жизни, они должны
пытаться защитить друг друга и не покушаться на свободу друг
друга. Закон можно усвоить посредством разума, но он является
созданием Бога, «бесконечно мудрого Творца» (ссылка).
В рамках естественного состояния люди свободны, посколь­
ку разум делает их способными к рациональности, соблюдению
естественного закона. Кроме того, они обладают естественными
правами. Право управлять своими делами и применять есте­
ственный закон против нарушителей предполагается в каче­
стве обязанности уважать права других. У индивидов есть право
распоряжаться своей рабочей силой и собственностью. Право
на собственность есть и право на «жизнь, свободу и имущество»
(Локк, 1988, хотя Локк использует «имущество» и в более узком
смысле для обозначения специфического использования вещей
(Macpherson, 1962; Plamenatz, 1963; Dunn, 1969).
Соблюдение естественного закона, согласно Локку, гаранти­
рует то, что естественное состояние не является состоянием вой­
ны. Однако в естественном состоянии права индивидов не всег­
да в безопасности ввиду наличия определенных «недостатков»:
не все индивиды в полной мере уважают права других; когда
от каждого индивида зависит применение естественного зако­
на, существует слишком много судей, а потому и противоречий
в истолковании значения данного закона; и когда в организа­
ции людей слишком много свободы, они оказываются уязвимы
перед лицом внешней агрессии. Основным «недостатком» мож­
но назвать неадекватное регулирование вопросов, связанных
с собственностью в широком смысле: право на «жизнь, свободу
и имущество». Собственность предшествует и обществу и управ­
лению, а трудность урегулирования касающихся ее вопросов яв­
ляется ключевой причиной, заставляющей «равно свободных
людей» создать их. Таким образом, средством для исправле­
ния недостатков естественного состояния является соглашение
или договор, создающее, во-первых, независимое общество, и,
во-вторых, «гражданское объединение» или правление (Laslett,
1963). Различие между этими двумя соглашениями крайне важ-
*
113
tС
Часть I. Классические модели

но, поскольку оно показывает, что власть предоставляется пра­

вительству индивидами ради достижения их целей; и если этих
целей не удается достичь адекватно, верховными судьями яв­
ляются люди — граждане — которые могут обойтись без своих
представителей, а при необходимости и без существующей фор­
мы правления.
Следует подчеркнуть, что, по мнению Локка, формирование
правительственного аппарата не означает перехода всех прав
подданных в сферу политики. Права законотворчества и право­
вого принуждения (законодательное и исполнительное право)
передаются, однако процесс в целом зависит от правительства,
следующего своей основной цели: защите «жизни, свободы
и имущества». Суверенная власть, то есть способность опреде­
лять надлежащее использование политической власти, остается
в конечном счете за народом. Законодательный орган утверж­
дает правила в качестве представителя народа в соответствии
с естественным законом, а исполнительный (к которому Локк
также присоединял судебный) следит за осуществлением пра­
вовой системы. Подобное разделение властей было важно, по­
скольку «искушение может быть слишком велико при слабости
человеческой природы, склонной цепляться за власть, то те же
лица, которые обладают властью создавать законы, могут так­
же захотеть сосредоточить в своих руках и право на их испол­
нение, чтобы, таким образом, сделать для себя исключение
и не подчиняться созданным ими законам и использовать за­
кон как при его создании, так и при его исполнении для своей
личной выгоды; тем самым их интересы становятся отличными
от интересов всего сообщества, противоречащими целям обще­
ства и правления (Локк, 1988. С. 347).
Таким образом, целостность и главные цели общества требу­
ют конституционного правления, при котором «общественная
власть» очерчена правовыми нормами и разделена. Локк пола-
гад желательными конституционную монархию, обладающую
исполнительной властью, и парламентское собрание, обладаю­
щее правами законотворчества, хотя он не считал, что это была
единственная форма, которую может принять правление, а его
взгляды совместимы с рядом иных концепций политических
институтов.
Правительство правит, а его легитимность поддерживает­
ся благодаря «согласию» индивидов. «Согласие» — ключевое

114
 Глава 3. Развитие либеральной демократии: за и против государства

и сложное понятие у Локка. Его можно истолковать в том ключе,

что лишь непрерывно действующее персональное соглашение
индивидов будет достаточным для гарантии требования пови­
новения, то есть для обеспечения власти и легитимности пра­
вительства (Plamenatz, 1963. Р. 228). Однако Локк, по-видимому,
думал об активном согласии индивидов как о ключевом лишь
для установления легитимного гражданского правления. Затем
согласие должно исходить от большинства решений «предста­
вителей народа», пока они, доверенные лица управляемых, со­
блюдают изначальное соглашение и его обязательства гаранти­
ровать «жизнь, свободу и имущество» (подробнее об этом см.:
Lukes, 1973. Р. 80-81 и Dunn, 1980. Р. 36-37). Если они справляют­
ся с этим, тогда появляется и обязательство подчиняться закону.
Однако если те, кто управляют, попирают условия соглашения
рядом тиранических политических действий, восстание с целью
образования нового правительства, утверждал Локк, может быть
не только неизбежным, но и оправданным.
Политическая деятельность для Локка носит инструменталь­
ный характер, то есть она обеспечивает границы или условия
для свободы, так что частные цели индивидов могут реализо­
ваться в гражданском обществе. Создание политического сооб­
щества либо правительства является бременем, которое индиви­
ды должны нести для обеспечения своих целей. Таким образом,
членство в политическом сообществе, то есть гражданство, нала­
гает на индивида как ответственность, так и права, обязанности
и полномочия, ограничения и свободы (Laslett, 1963. Р. 134-135).
По сравнению с Гоббсом эти идеи были более значимыми и ра­
дикальными, поскольку они помогли ввести один из ключевых
принципов современного европейского либерализма, заключа­
ющийся в том, что правительство существует для защиты прав
и свобод граждан, которые, в сущности, являются лучшими су­
дьями своих собственных интересов; и что, следовательно, сфе­
ра действия и практическая деятельность правительства долж­
ны быть ограничены для обеспечения максимума возможной
свободы каждого гражданина. По большей части именно взгля­
ды Локка, а не Гоббса, помогли заложить основы развития ли­
берализма и подготовили путь традиции народного представи­
тельного правления. По сравнению с влиянием Гоббса, именно
влияние Локка на мир практической политики можно назвать
наиболее значительным (Rahe, 1994. Р. 291-311).
%
115
 Часть I. Классические модели

Труды Локка, по сути, задают целый ряд направлений. Они

указывают на важность обеспечения прав индивидов, народно­
го суверенитета, правления большинства, разделения властей
в государстве, конституционной монархии и представительной
системы парламентского правления — тем самым непосред­
ственно предвосхищая ключевые аспекты демократического
правления в той форме, в какой оно развивалось в XIX и начале
XX веках, а также основные принципы современного государ­
ства с представительной системой правления. Однако в лучшем
случае большинство этих идей находятся лишь в зачаточной
форме; ясно также, что Локк не предвидел множества жизнен­
но важных компонентов демократического представительного
правления — в частности, конкурирующие партии, партийное
правление и защиту политических свобод вне зависимости
* от класса, пола, цвета кожи и вероисповедания (Laslett, 1963.
Р. 123). По мысли Локка, регулярные выборы в законодатель­
ное собрание, не говоря уже о всеобщем избирательном праве,
не являлись условием легитимного правления или правления
по общенародному согласию. (Локк почти наверняка не отказал­
ся бы от избирательного права, основывающегося строго на вла­
дении имуществом совершеннолетними мужчинами (Plamenatz,
1963. Р. 231,251-252; Dunn, 1969. Ch. 10). Более того, он не провел
подробного анализа возможных границ политического вмеша­
тельства в жизни людей и того, при каких условиях гражданское
неповиновение является оправданным. Он полагал, что по­
литическая власть основана «на доверии» народа и для народа,
но не смог уточнить, кого же считать «народом» и при каких
обстоятельствах «доверие» может оказываться. И хотя Локк, не­
сомненно, является одним из великих защитников либерализ­
ма — и хотя его труды безусловно стимулировали развитие ли­
берального и либерально-демократического правления — его,
как и многих его предшественников, нельзя рассматривать
как демократа без определенных оговорок (Dunn, 1980. Р. 53-77).

Разделение властей

Иногда считается, что хотя Локк и содействовал развитию

принципов представительного правления, именно француз­
ский философ и политический теоретик Шарль Луи де Секонда,

116
 Глава 3. Развитие либеральной демократии: за и против государства

барон де Монтескье (1689-1755), лучше представлял себе не­

обходимые институционные инновации для реформирования
представительного правления. И отчасти это верно. Монтескье
никогда подробно не обосновывал свое предпочтение огра­
ниченного правления. В целом, он был последователем Локка
и сторонником того, что он считал «английскими» представле­
ниями о свободе, толерантности и умеренности, которые, по его
утверждению, были превосходно выражены (после 1688 года)
в самой английской политической системе: «зеркало свободы».
На фоне ярко выраженной неудовлетворенности абсолютист­
ским правлением (в особенности правлением Людовика XIV),
он стал интересоваться тем, как обеспечить представительный
режим, приверженный свободе и способный минимизировать
коррупцию и монополию привилегий. Локк мало писал о жела­
емых свойствах государственной власти или о том, каким обра­
зом эта власть должна быть организована, тогда как Монтескье
уделял этому вопросу много внимания. Он проанализировал
различные условия обретения свободы, самое примечательное
из которых касалось того, как конституции могут ставить непре­
одолимые ограничения действиям государства (Bellamy, 1996).
Монтескье выступал за конституционное правительство
как основной механизм, гарантирующий права индивида
(взрослого, мужчины, собственника). Хотя он верил в исход­
ный, неизменный естественный закон, его труды также, если
не больше, указывают на озабоченность развитием системы
позитивного права: официальной, ярко выраженной правовой
структуры для регулирования общественной и частной жизни.
Он упорно отстаивал идею общества, в котором способности
и энергия «индивидов» свободно раскрывались при осозна­
нии того, что частные интересы будут защищены. Монтескье
воспринимал как должное, что «во всяком государстве всегда
есть люди, отличающиеся преимуществами рождения, богат­
ства или почестей», обладающие «правом удерживать народ
от распущенности» (Монтескье, 1999. С. 142); и также принимал
как должное, что существует множество людей (среди них рабо­
чие и малоимущие), «положение которых так низко, что на них
смотрят как на людей, неспособных иметь свою собственную
волю». Тем не менее его труды решительно содействовали рас­
пространению идеи конституционного государства, охраняю­
щего правопорядок внутри страны и защищающего от агрессии

117
Часть I. Классические модели

извне. Он напрямую не использовал термин «конституционное

государство», но аргументы, которые он выдвигал, были нацеле­
ны отчасти на «деперсонализацию» структуры государственной
власти, так чтобы она могла стать менее уязвимой к злоупотре­
блениям со стороны индивидов и групп.
Монтескье не переставал восхищаться классическим поли­
сом (N. О. Keohane, 1972). Он высоко оценивал идеал активного
участия, преданности жизни политического сообщества и глу­
бокого чувства гражданского долга, вдохновлявшего древний
мир. Но общие условия, которые привели к расцвету городов-
государств в эпохи Античности и Возрождения, по его мнению,
исчезли навсегда. «Ввиду того что в свободном государстве вся­
кий человек, который считается свободным, должен управлять
собою сам, законодательная власть должна бы принадлежать
там всему народу. Но так как в крупных государствах это невоз­
можно, а в малых связано с большими неудобствами, то необхо­
димо, чтобы народ делал посредством своих представителей все,
чего он не может делать сам» (Монтескье, 1999. С. 141).
Возникновение государств, контролирующих значительные
территории, и распространение свободной торговли и рыноч­
ной экономики создало необратимое движение в сторону обще­
ственной и политической гетерогенности. Сравним древнюю
и современную Грецию: «Политические деятели Греции, жив­
шие во времена народного правления, не признавали для него
никакой другой опоры, кроме добродетели. Нынешние же толь­
ко и говорят, что о мануфактурах, торговле, финансах, богатстве
и даже о роскоши» (там же. С. 28). Контраст между древностью
и современностью, согласно Монтескье, есть контраст между са­
мобытными тесно связанными сообществами, бережливостью,
вниманием к добродетели и гражданской дисциплине, воспи­
тывающей активного гражданина, с одной стороны, и крупны­
ми городами-государствами, централизованными бюрокра­
тическими иерархиями, слабо связанными коммерческими
обществами, неравным достатком и свободным преследовани­
ем частных интересов —с другой (Krouse, 1983. Р. 59-60; Pangle,
1973). В условиях современной жизни предпочтительной фор­
мой правления для Монтескье была система, смоделированная
по подобию конституционной монархии Англии. Рассуждая по­
добным образом, он желал соединить понятия монархического
правления, основанного на стремлениях к обретению стабиль­

118
 Глава 3. Развитие либеральной демократии: за и против государства

ности, к чести и славе с более широкой системой сдержек и про­

тивовесов. По-новому формулируя и республиканскую, и ли­
беральную озабоченность соединением частного интереса
и общественного блага, он искал в институционных средствах
способ учесть интересы различных групп в общественной жиз­
ни, не жертвуя при этом свободой сообщества в целом.
Интерпретация Монтескье английской конституции под­
вергается серьезной критике; ее часто оценивают как ни до­
статочно точную, ни оригинальную. Однако то, что он говорил
о ней, в частности, его высказывания относительно основателей
новых политических сообществ, в особенности Северной Аме­
рики (Ball, 1988. Р. 52-54; Мапгп, 1994), пользовалось большим
влиянием1. Хотя классические греческие философы, а также Ма­
киавелли и Локк, осознавали значимость «смешанного государ­
ства» или «разделения властей» для защиты свободы, именно
Монтескье сделал их стержнем всего своего учения. Государство
должно организовывать представительство интересов различ­
ных «групп» власти; то есть оно должно представлять собой
«смешанный строй», уравновешивающий позиции монархии,
аристократии и «народа». Без подобной репрезентации закон,
как он утверждал, всегда будет искажаться в сторону частных
интересов, правительства будут пребывать в застое, а поли­
тической строй в итоге будет крайне уязвимым. На его взгляд,
аристократия была необходимой для эффективного поддержа­
ния баланса между монархией и «народом», каждый из которых,
при представившейся возможности, были склонны к деспотиз­
му. Но свобода индивида и умеренного правительства зависе­
ли, прежде всего, от особых гарантий против угнетения: «Но из­
вестно уже по опыту веков, что всякий человек, обладающий
властью, склонен злоупотреблять ею, и он идет в этом направле­
нии, пока не достигнет положенного ему предела. А в пределе —
кто бы это мог подумать! нуждается и сама добродетель. Что­
бы не было возможности злоупотреблять властью, необходим
такой порядок вещей, при котором различные власти могли бы

1 Очевидно, едва ли будет преувеличением сказать, что «американские ре­

спубликанцы ценили избранные доктрины Монтескье наравне со Свя-
щенным писанием»: их основные положения они пересказывали «точно
катехизис» (McDonald, 1986. Р. 80-81; см. также обсуждение идей Мэди-
t; сона ниже).

* 119
Часть I. Классические модели

взаимно сдерживать друг друга. Возможен такой государствен­

ный строй, при котором никого не будут понуждать делать то,
к чему его не обязывает закон, и не делать того, что закон ему
дозволяет» (Монтескье, 1999. С. 137).
Монтескье проводил более тонкое, чем Локк, различие между
исполнительной, законодательной и судебной властями. И он
твердо придерживался мнения, что подлинная свобода невоз­
можна, «если бы в одном и том же лице или учреждении, со­
ставленном из сановников, из дворян или простых людей, были
соединены эти три власти: власть создавать законы, власть при­
водить в исполнение постановления общегосударственного ха­
рактера и власть судить преступления или тяжбы частных лиц»
(Монтескье, 1999. С. 139). В знаменитой главе «Духа законов»
(книга XI, глава 6) Монтескье утверждал, что при современных
„условиях свобода может основываться лишь на осторожном
создании институционального разделения и балансе ветвей
власти в государстве. Ранее идея смешанной формы правления
обычно означала ограниченное «участие» различных сословий
в государственной жизни. Выступая за государственный строй,
основанный на трех различных учреждениях с различающими­
ся правовыми полномочиями, Монтескье переработал эту идею
и провел альтернативный анализ, ставший решающим для по­
пыток ограничить чрезмерно централизованную власть, с одной
стороны, и с другой —гарантировать то, чтобы «добродетельное
правление» зависело в меньшей степени от героических инди­
видов или гражданской дисциплины и в большей —от системы
сдержек и противовесов.
Исполнительная власть должна находиться в руках монар­
ха; эта «сторона правления, почти всегда требующая действия
быстрого, лучше выполняется одним, чем многими» (там же.
С. 143). Решительное руководство, создание стратегии, эффек­
тивного правоприменения и способность сохранять ясный
набор политических приоритетов являются признаками «до­
стойного правителя». Следовательно, правитель должен об­
ладать правом вето на случай неприемлемого законопроекта
(предположительно узурпирующего его власть), регулировать
собрания законодательного органа (их созыв и продолжитель­
ность) и контролировать армию, поскольку «это вполне согла­
суется с природой вещей, ибо армии надлежит более действо­
вать, чем рассуждать» (там же. С. 147). С другой стороны, власть

120
 Глава 3. Развитие либеральной демократии: за и против государства

монарха должна быть ограничена законом. Для этого крайне

важно, чтобы законодательная власть заключалась не только
в праве разрабатывать стратегию и вносить поправки и изме­
нения в законы, но также в праве призвать к ответу правите­
ля за неправомерные действия, ограничивать свободу его дей­
ствий, сохраняя контроль над налогообложением государства
и, если потребуется, распускать армию или контролировать ее
путем ее ежегодного финансирования. Все это, как утверждал
Монтескье, он почерпнул из английской конституции того вре­
мени. Там же он нашел основания для одобрения разделения за­
конодательной власти на две палаты: одна для наследственной
знати, а другая —для представителей «народа», то есть перио­
дически избираемых уважаемых членов общества, служащих
в качестве доверенных лиц, отстаивающих интересы электората
(ответственные перед последним, однако непосредственно ему
не подотчетные). В двух палатах взгляды и интересы всех «до­
стойных внимания» должны соблюдаться. Знать сохранит за со­
бой право отвергать законопроект, тогда как «палата общин»
будет обладать правом законодательной инициативы. Судебная
власть должна быть отделена от обоих органов. Локк представ­
лял судебную власть как подразделение исполнительной власти,
однако Монтескье считал ее независимость в деле защиты прав
индивидов решающей. Без независимой судебной власти люди
могли бы столкнуться с ужасной силой в лице одновременно па­
лача, судьи и присяжных —и кроме того, их права, несомненно,
не могли бы быть гарантированными.
Анализ идей Монтескье о разделении властей не был ни си­
стематическим, ни в полной мере последовательным (Pangle,
1973; Ball, 1988. Р. 52-53; Bellamy, 1996). Так, полномочия ис­
полнительных и законодательных органов не уточнялись
и оставались двусмысленными. Однако объяснение Монтескье
данных вопросов было гораздо более глубоким, чем попытки
любого из его предшественников. Более того, его проницатель­
ность позволила ему представить ясные основания того, поче­
му риск, связанный с правлением на протяженных территори­
ях (а именно —уступки деспотизму либо влиятельным кругам)
мог быть ликвидирован. Монтескье осознавал, что в «в большой
республике будут и большие богатства, а следовательно, и не­
умеренные желания» и что «общественное благо» могло быть
принесено в жертву тысяче частных взглядов (Монтескье, 1999.
Часть I. Классические модели

С. 111). Но он считал, что разделение властей может стать фун­

даментальным препятствием на пути к «неумеренному благосо­
стоянию», и что, укоренившись в «конфедеративной республи­
ке» —республике, состоящей из небольших правительственных
объединений, —будет возможно существование некоторых сво­
бод, связанных с правлением городов-государств, сохраняющих
достаточную правовую и политическую компетенцию для про­
тиводействия и «внутреннему разложению», и «внешним вра­
гам».
Выдающееся значение политических трудов Монтескье за­
ключается в его тезисе о том, что в мире, в котором индивиды
амбициозны и ставят свои собственные интересы выше всех
остальных, необходимо создать институты, которые смогут
обратить подобную амбицию в качественное и эффективное
правление (Krouse, 1983. Р. 61-62). Институционализируя раз­
деление властей и обеспечивая открытое собрание для про­
ведения прений соперничающих групп и фракций, Монтескье
полагал, что открыл наиболее практичное и ценное политиче­
ское устройство для современного мира: мира, надлежащим
образом разделенного на «общественную сферу» государ­
ственной политики, управляемой мужчинами, с одной сторо­
ны, и «частную сферу» экономики, семейной жизни, женщин
и детей — с другой. Для него свобода, как было верно подме­
чено, «процветает не потому, что у людей есть естественные
права или потому, что они восстают, если их правители дово­
дят их до этого; она процветает потому, что власть настолько
распределена и организована, что кто бы ни пытался злоупо­
требить ею, встречает на своем пути правовые ограничения»
(Plamenatz, 1963. Р. 292-293).
Однако исследуя взаимоотношения между государством
и гражданским обществом, Монтескье в конечном счете не смог
подобрать необходимые аргументы и определить механизмы
для защиты сферы частной инициативы. Он затратил огром­
ное количество сил, пытаясь объяснить изменения в политиче­
ских структурах, ссылаясь на географические, климатические
и исторические условия. Согласно его оценке, они определили
специфическую природу законов, обычаев и практик наций
и государств. Политические возможности обусловливались гео-
климатическими факторами и организацией власти. Это ут­
верждение, несомненно, правдоподобно, но оно породило ряд

122
 Глава 3. Развитие либеральной демократии: за и против государства

трудностей относительно примирения, с одной стороны, взгляда

на то, что существует значительный простор для конституцион­
ных изменений и, с другой стороны, взгляда на то, что полити­
ческая жизнь обусловлена естественными и историческими об­
стоятельствами, независимыми от непосредственного контроля
тех или иных политических сил. Во-вторых, фундаментальная
сложность лежит в самом сердце концепции свободы Монтескье.
Свобода, как он пишет, —это «право делать все то, что разреша­
ет закон». Люди могут свободно заниматься своей деятельно­
стью в рамках закона. Но если свобода определяется в непосред­
ственной связи с законом, то нельзя обоснованно утверждать,
что свобода может зависеть от изменения закона или что сам за­
кон при определенных обстоятельствах может приводить к ти­
рании. Несмотря на защиту Монтескье важных институционных
инноваций, формально он разрешал дилемму уравновешива­
ния связи между государством и обществом в пользу первого,
то есть в пользу законодателей. С точки зрения демократии это
положение было бы более приемлемым, если бы законодате­
ли были подотчетны народу. Но Монтескье думал совсем о не­
многих в качестве потенциальных избирателей; он не считал,
что законодатели или представители подотчетны электорату,
и приписывал монарху огромную власть, включая способность
распустить законодательный орган. Кроме того, он игнорировал
важные вопросы, которые были ключевыми для Локка; право
граждан обходиться без своих «доверенных лиц» либо изменять
форму правления в случае необходимости. По мысли Монтескье,
в конце концов именно управляемые оставались подотчетными
правителям.

Идея протекционной демократии: резюме и дополнения

Начиная с Гоббса одним из (если не самым) главных вопро­

сов либеральной политической теории было то, как в мире ле­
гитимного и разумного преследования собственной выгоды
можно сохранять правление, а также какую форму правления
следует избрать. Гоббс был теоретиком в полном смысле слова,
который систематически отступал от основ классического по­
лиса; только сильное протекционное государство могло на деле
защитить от опасностей граждан, с которыми те сталкиваются,

123
<
Часть I. Классические модели

будучи предоставленными самим себе. Модификация данного

утверждения, проведенная Локком, была весьма убедительной:
не было основательных причин предположить, что правители
по своей собственной инициативе создадут адекватную систе­
му для того, чтобы граждане свободно преследовали свои ин­
тересы. По-разному, но дополняя друг друга, Локк и Монтескье
утверждали, что для законной политической власти должны
устанавливаться границы. Однако никто из данных мыслите­
лей не довел свою аргументацию до того, что сегодня представ­
ляется ее логическим завершением. Защита свободы требует
политического равенства для всех взрослых индивидов: фор­
мально равной способности защищать их интересы от про­
извола либо со стороны государства, либо сограждан. И лишь
когда данная идея была детально проработана, протекционная
теория демократии получила свое полнейшее выражение, хотя
здесь мы утверждаем, что многие из основополагающих эле­
ментов данной теории берут свое начало и получают наиболее
концентрированный анализ в политологических трудах XVII
и XVIII веков.
Сосредоточимся на двух классических формулировках про­
текционной теории демократии: политической философии
одного из главных архитекторов американской конституции,
Джеймса Мэдисона (1751-1836); и взглядах двух ключевых
представителей «английского либерализма» XIX века — Иере­
мии Бентама (1748-1832) и Джеймса Милля (1773-1836). Благо­
даря им протекционная теория либеральной демократии, воз­
можно, обрела наиболее полную разработку: правители должны
быть подотчетны управляемым посредством политических
механизмов (тайное голосование, регулярное голосование и со­
ревнование между потенциальными представителями —среди
прочего), дающим гражданам адекватные средства для выбора,
санкционирования и контролирования политических решений.
Как утверждалось, посредством данных механизмов мог до­
стигаться баланс между силой и правом, властью и свободой.
Однако несмотря на данный решительный шаг, вопрос о том,
кого именно следует считать «индивидами» и какова именно
была природа их предположительного политического участия,
в англоамериканском мире оставался неясным или неопреде­
ленным.

124
 Глава 3. Развитие либеральной демократии: за и против государства

Проблема партий

В ряде выдающихся работ, опубликованных в «Федералисте»

(в 1788 году), Мэдисон преобразовал некоторые из самых зна­
чительных идей Гоббса, Локка и Монтескье в связную полити­
ческую теорию и стратегию. Он согласился, вслед за Гоббсом,
с тем, что политика основывается на личной выгоде. Как и Локк,
он признавал первостепенную важность защиты индивидуаль­
ной свободы посредством учреждения государственной власти,
ограниченной законом и в конечном итоге подотчетной управ­
ляемым. А вслед за Монтескье он рассматривал принцип раз­
деления властей как основополагающий для формирования
легитимного государства. Однако его собственная позиция, воз­
можно, лучше всего раскрывается в связи с его оценкой класси­
ческой демократии. В его трудах классическая демократия если
и не полностью отрицается, то подвергается основательной
критике, и то, что остается от всей республиканской традиции —
в особенности ее внимание к разложению общественной жизни
частными интересами, ее антимонархический уклон и защита
смешанного правления — переосмысляется и приобретает ли­
беральные акценты.
В отличие от Монтескье, восхищавшегося древними респу­
бликами, но считавшего их «дух» подорванным силами «модер­
низации», Мэдисон был чрезвычайно критично настроен по от­
ношению и к республикам, и к их духу. Его суждение сходно
с платоновским, а иногда кажется еще более радикальным, под­
крепляемым гоббсовскими предположениями о человеческой
природе. По мысли Мэдисона, «чистые демократии» (под кото­
рыми он понимал общество, «состоящее из небольшого числа
граждан, собирающихся купно и осуществляющих правление
лично») всегда были нетерпимыми, несправедливыми и не­
устойчивыми. В политике данных государств общая страсть
или интерес, разделяемые большинством граждан, обычно фор­
мируют политические суждения, стратегию и действия. Кроме
того, непосредственная природа любой «коммуникации и вза­
имодействия» неизбежно означает, что «нет ничего, что поме­
шало бы расправиться со слабой стороной или каким-нибудь
неугодным лицом» (Федералист. №10). Как следствие, чистые
демократии «всегда являли собой зрелище смут и раздоров»
и «всегда оказывались неспособными обеспечить личную безо-

* 125
1
Часть I. Классические модели

пасность или права собственности». И неудивительно, что «они

существовали очень недолго и кончали насильственной смер­
тью». Мэдисон язвителен по отношению к «политикам от тео­
рии», которые «ратовали за этот образ правления и ошибочно
полагали, что, осчастливив человечество равенством в полити­
ческих правах, они тем самым полностью уравняют и сгладят все
различия в отношении владения собственностью, как и в мыс­
лях и увлечениях» (Федералист. №10). История, со времен Ан­
тичности до Возрождения, свидетельствует, что подобные пред­
положения далеки от истины.
Инакомыслие, споры, разногласия, конфликты интересов<